В.С.Антонов
М.Б Огнянов
Н.ИПирумова
Книга для чтения
по ИСТОРИИ
СССР
XIX век
ПОСОБИЕ
ДЛЯ УЧАЩИХСЯ
Под редакцией
профессора
П. А. ЗАИОНЧКОВСКОГО
/
Москва
Просвещение »
1978

9(С)1(075)
А72
Рекомендовано
Главным управлением школ
Министерства просвещения СССР
«
Антонов В. С. и др.
А72 Книга для чтения по истории СССР. XIX в. Пособие для
учащихся. Под ред. проф. П. А. Зайончковского. М.,
«Просвещение», 1978.
223 с. с ил.
Перед загл. авт.: В. С. Антонов, М. Б. Огнянов, Н. И. Пирумова.
Пособие представляет собой книгу очерков по отечественной истории XIX века.
XIX век в истории России — это время перехода от феодализма к капитализму, дальнейшего
развития культуры, формирования рабочего класса, начала революционной деятельности
В. И. Ленина.
Книга адресована учащимся VIII класса. Ее очерки посвящены наиболее ярким
и значимым страницам истории нашей Родины.
А Ш?03)-78Инф- письм0 78	9(С)1(075)
(§) Издательство «Просвещение», 1978 г.

К ЮНЫМ ЧИТАТЕЛЯМ
В школе в строгой научной последовательности
вы изучаете историю древнего мира, средних веков,
новую и новейшую историю зарубежных стран, осо¬
бое внимание уделяя истории родной страны.
Весь многовековой путь человечества во всей
остроте классовых конфликтов, борьбы правды и
лжи, добра и зла как бы проходит перед вами,
заставляя о многом задуматься, многое узнать и
понять.
История — память человечества, научный фунда¬
мент его деятельности и культуры. Ничто не возни¬
кает на пустом месте. Все достижения современно¬
сти и прогресс человечества в целом опираются на
уроки прошлого. История всюду, где речь идет о
завтрашнем дне, о наших планах на будущее.
Возможно, кто-то из вас считает историю всего
лишь сухим перечнем фактов и дат, которые надо
твердо запомнить. Такое представление неправиль¬
но. Конечно, история опирается на факты, иначе она
перестала бы быть наукой. Но можно держать в
памяти тысячи фактов и не знать истории, не раз¬
бираться в ней. Как математика — не просто набор
чисел, так и история — не набор фактов, а выра¬
жение закономерности развития человечества. За
сухими фактами надо видеть взаимоотношения со¬
бытий и явлений, живые, реальные образы людей, их
борьбу и мечты, поражения и победы. И тогда перед
вами возникнет яркая картина жизни прошлых по¬
колений, тружеников и творцов, которая будет куда
более волнующа, нежели многие научно-фантасти¬
ческие романы.
Конечно, далеко не каждый из вас станет исто¬
риком, но интерес к опыту прошлого должен быть
присущ всем, ибо «не любить историю,— как писал
3

Н. Г. Чернышевский,— может только человек совер¬
шенно неразвитый умственно».
Курс отечественной истории в VIII классе хро¬
нологически ограничен XIX столетием. XIX век в
истории России является во многом определяющим
для ее будущего развития. Это время перехода
от феодализма к капитализму, дальнейшего разви¬
тия культуры, формирования рабочего класса, на¬
чала революционной деятельности В. И. Ленина.
Без знания истории этого столетия нельзя понять
экономические и социальные противоречия начала
XX века, причины первой русской революции
1905—1907 годов и предпосылки Великой Ок¬
тябрьской социалистической революции.
Цель «Книги для чтения» — помочь вам несколь¬
ко раздвинуть рамки учебника. Прочитав ее, вы
узнаете много нового из истории России прошлого
века, о войнах и важнейших реформах, революци¬
онной борьбе и культуре.
Работая над книгой, авторы использовали исто¬
рические документы, воспоминания. Они стремились
не просто сообщить некую сумму знаний, а показать
людей, их быт — словом, сделать историю ощути¬
мой.

НА СТАРЫХ УРАЛЬСКИХ ЗАВОДАХ
Среди экспонатов Нижнетагильского краеведческого музея
есть чугунная плита с текстом. Слова немного стерлись от вре¬
мени, но читаются еще хорошо «В 1702 году по имянному его
царского величества указу пожалован тулянину комиссару1 Ни¬
ките Демидову в Сибири в Верхотурском уезде на реке Нейве
железный завод да место пустое при реке Тагиле и Маниной горе
и на оном месте другие заводы повелено ему строить размножая.
В 1720 году начался строиться Тагильский завод без данных
дворцовых крестьян собственным его Демидовым коштом2 и
построилась плотина совсем, да две домны после смерти помя¬
нутого комиссара Демидова достроил сын его дворянин Акинфий
Демидов в 1726, а к действу изготовлены к 1727 году».
Прошло двести пятьдесят лет с тех пор, как безвестный
мастер отлил эту памятную плиту из первого чугуна Тагильского
завода. Плита была отлита с единственной целью — прославить
род Демидовых. Но мы видим в ней большее — свидетельство
начала уральской металлургии.
...То было время великого преображения России. Энергичны¬
ми, решительными мерами Петр I стремился пробудить дремлю¬
щие в ней силы. Он создает флот, перевооружает армию, осно¬
вывает мануфактуры. Для пушек и якорей, ружей и сабель нужен
был металл — много металла.
Но где взять его? На Олонецкие заводы надежда плохая —
слишком мало давали они железа. Покупать у шведов? Но ведь
именно с ними Петр I готовился воевать за выход для России
к Балтийскому морю. И тогда царь обращает свой взор на
Урал — огромный и в то время мало исследованный край.
О богатствах его ходили легенды. Рассказывали, что, когда
Ермак с казаками проезжали через Урал, их кони прилипали
подковами к «магниту». Петр I предписал верхотурскому воеводе
1 Комиссар — должность, звание заведовавшего припасами.
2 Собственным коштом — на свои деньги.
5

Дмитрию Протасьеву осмотреть-места, где есть «камень-магнит».
Воевода не задержался с ответом и вскоре сообщил о место¬
рождениях железной руды, разведанных по рекам Нейве и Тагилу.
15 октября 1701 года на Урале вступил в строй петровский
первенец — Каменский завод, а через два месяца чугун дал
Невьянский завод. В истории Урала открылась новая глава.
Теперь на Урале почти каждый год подымались заводы.
Стучали топоры. Крестьяне валили лес, расчищая место для
строительства, делали срубы для плотин, ставили избы.
К горнозаводскому делу Петр I привлекает частных предпри¬
нимателей. 4 марта 1702 года он подписал указ о передаче
«тулянину» Никите Демидову Невьянского завода. Вскоре к
Демидову перешли и некоторые другие казенные заводы. На тех
заводах он должен был «лить пушки, гранаты и всякое ружье»
и по условленным ценам продавать их казне. Указом 1702 года
Демидову предоставлялось также право строить новые заводы.
Но строить в диком, необжитом еще краю было нелегко. Не
хватало «работных людей» — строителей, мастеровых. Будучи не-
дворянином, Никита Демидов (дворянское звание получил его
сын — Акинфий) не имел собственных крестьян, которых можно
было бы использовать на заводах, и он нижайше просит царя
дать ему государственных крестьян. Петр I внял настойчивым
просьбам Демидова и в начале 1703 года передал ему «для
умножения железа и иных заводов» 15 слобод и деревень вместе
со всеми крестьянами.
Горнозаводчиков, которые на определенных условиях получа¬
ли от казны заводы, земли, крестьян, стали называть посессио-
нерами1. Количество их особенно возросло при преемниках Пет¬
ра I. Среди посессионеров были и люди «купецкого звания»
(Яковлев, Турчанинов, Походяшин) и титулованные дворяне (ба¬
рон Шемберг, граф Воронцов, граф Шувалов). Обильные льготы
и привилегии, которые правительство щедро раздавало горноза¬
водчикам, привлекли на Урал людей ловких, пронырливых. Ду¬
мая только о наживе, они безжалостно расхищали богатства
края, без всякого стеснения захватывали казенные земли и го¬
сударственных крестьян, закабаляли всякого рода «пришлых лю¬
дей» — беглых помещичьих крестьян, старообрядцев, спасающих¬
ся от преследований официальной церкви. Никакие даже самые
грозные указы правительства о наказании за сокрытие беглых их
не пугали.
Что же представляли собой уральские заводы?
Заводы, строившиеся при Петре I и позднее, были «вододей-
ствуемые», то есть все механизмы их приводились в действие
силой воды. Поэтому строились они по берегам рек и от них, как
1 Посессионеры (от лат. слова possessio — владение) — промышленники, по¬
лучавшие во владение от государства земли, крестьян с целью развития произ¬
водства при условии, что эти земли и крестьяне будут постоянно находиться при
заводах.
6

Внутренний вид кричного и листобойного цеха Нижнетагильского завода.
Художник В. Е. Раев.
правило, получали свое название — Тагильский, Верх-Исетский,
Белорецкий, Ревдинский, Суксунский. Уральские реки, быстрые
и своенравные, но не полноводные, летом сильно мелели. Чтобы
в летний «водопуст» заводы не испытывали недостатка в воде,
возводили плотины, копали пруды. Нередко металлургические
заводы строились за несколько десятков верст от мест добычи
руды только потому, что поблизости от рудников не было до¬
статочно крупных рек.
Все металлургические заводы в XVIII веке делились на до¬
менные, занимающиеся выплавкой чугуна из руды, и молотовые,
которые переделывали этот чугун в железо. По сути дела и
доменный завод, и молотовый были лишь цехами одного боль¬
шого металлургического производства. Иногда молотовый завод
находился рядом с домнами, порой отстоял от них на десятки,
а то и сотни верст.
Уральские домны выглядели весьма внушительно. Равных им
в то время не было нигде в мире. В высоту они достигали
13 метров, а в поперечнике — 4 метров. Работали домны на дре¬
весном угле. Для заготовки дров и угля заводам отводились
огромные лесные участки — дачи.
Выплавленный чугун переделывался в железо на молотовых
заводах так называемым кричным способом. Этот способ издавна
был известен русским мастерам. В горны (на крупных молотовых
заводах их было десятка два) засыпались чугун и древесный

уголь. Чугун плавился и оседал на дне горна. Мастера ждали,
когда металл загустеет, а затем, пустив мехи на полный ход,
ломами поднимали образовавшееся огненное тесто выше фурмы
(так называлась чугунная труба, по которой в горн нагнетался
воздух). Металл снова плавился и каплями падал на дно горна.
Из этих-то капель и собирали крицу — раскаленный добела кусок
железа весом в несколько пудов.
Уральские заводы поставляли чугун и чугунное литье —
пушки, ядра, якоря, железо всевозможных сортов, клинки для
сабель и шпаг, гвозди. Все это — летом подводами, а зимой на
санях — отправлялось на Чусовую, где грузилось на сплавные
плоскодонные суда, которые в народе называли «коломенками».
По Чусовой «коломенки» шли на Каму и дальше, по Волге, до
столицы и ярмарок.
Уральское железо вывозилось и за границу. Ежегодно ино¬
земные купцы в Архангельске и Петербурге нагружали свои
корабли тысячами пудов уральского железа с маркой «старый
соболь». Особенно большим спросом русское железо пользова¬
лось в Англии.
17СИБИР39Г
Заводское клеймо «старый соболь»
Мировая слава Урала и сказочные богатства русских пред¬
принимателей создавались почти даровым трудом подневольных
крепостных людей. Именно крепостное право, по словам
В.	И. Ленина, «служило основой высшего процветания Урала
и господства его не только в России, но отчасти и .в Европе».
Те 15 слобод и деревень, которые Никита Демидов получил
когда-то «ддя умножения железа и иных заводов», были всего
лишь первой страницей в мрачной истории закабаления кре¬
постных крестьян заводами.
К середине XVIII века почти все казенные крестьяне, жившие
поблизости от заводов, оказались к ним приписанными. Чтобы
дать рабочую силу новым заводам, которые усиленно строятся
в это время, правительство стало приписывать крестьян отда¬
ленных деревень, находившихся от заводов за 100, 200 и даже
600 верст.
Юридически приписные крестьяне оставались государствен¬
ными, хотя теперь они отрабатывали свою подушную подать
и оброк на заводах, причем отрабатывали не только за себя, но
8

и за стариков, малолетних, беглых, даже за умерших, если смерть
произошла после ревизии1.
На заводах приписные крестьяне выполняли главным образом
вспомогательные работы: рубили лес, выжигали уголь, работали
на рудниках. В дождь и слякоть, в зной и стужу брели крестьяне
на заводы и обратно. Мучительными были эти переходы. Нахо¬
дясь по нескольку месяцев в отлучке, люди болели, а порой
и гибли. Надолго покидая семьи, не имея возможности исполь¬
зовать для полевых работ наиболее благоприятное время, кре¬
стьяне расстраивали свои хозяйства и попадали в бедствен¬
ное положение, разорялись, а ведь занятие сельским хозяй¬
ством по-прежнему оставалось для них основным средством
существования.
В уральских архивах сохранилось немало документов, свиде¬
тельствующих об острой классовой борьбе приписных крестьян
с горнозаводчиками. Волнения их нередко охватывали целые
заводские округа и носили упорный характер.
В 1773 году началась крестьянская война под предводитель¬
ством Емельяна Пугачева. Приписные крестьяне и мастеровые
многих уральских заводов примкнули к пугачевцам. Они снаб¬
жали восставших оружием — пушками, пиками, саблями.
Непрестанные волнения приписных крестьян заставили Ека¬
терину II обратить на них серьезное внимание. В 1779 году был
издан указ, который четко определял круг обязанностей припис¬
ных крестьян на заводах, устанавливал более высокие расценки
за выполняемые ими работы. Но указ не намного облегчал участь
приписных крестьян. По-прежнему они должны были нести в
пользу государства целый ряд повинностей — чинить дороги, мо¬
сты, сопровождать колодников. К тому же горнозаводчики, при¬
выкшие безраздельно господствовать на своих заводах, этот
новый указ Екатерины II просто не выполняли.
Если приписные крестьяне были заняты на заводах несколько
месяцев в году, то мастеровые жили и работали там постоянно.
Они выплавляли чугун, ковали железо. Первыми мастеровыми на
Урале были рружейники с Олонецких, Тульских и иных старых
заводов России. Положение и быт мастеровых определялись
указами правительства. В одном из них говорилось: «Каждому
мастеру с подмастерьем и работником сделать в неделю шесть
криц, из коих выковать 60 пудов железа по адмиралтейским
моделям. А ежели мастера дадут меньше, то это от лености. За
то их штрафовать уменьшением чина, денежным вычетом с воз¬
вращением с происшедшего убытка и телесно, а сверх всего
принуждать таких ленивцев отрабатывать недоимку в воскресные
1 Имеется в виду перепись податного населения (крестьян, мещан, купцов),
которая в XVIII — XIX веках проводилась в России периодически по указанию
правительства. Во время ревизии (переписи) учитывалось только мужское на¬
селение. Единицей учета была «ревизская душа». Каждая «ревизская душа»
считалась наличной до следующей переписи даже в случае смерти человека.
9

дни' и ночное время». Указы в основном относились к казенным
заводам в надежде, что заводовладельцы будут следовать их
примеру. Однако на частных заводах в определении условий
труда мастерового царил полный произвол.
Еще затемно заунывный звон заводского колокола подымал
людей и вел их к домнам, горнам, на рудники. За свой труд —
от зари до зари — мастеровые получали с каждого выделанного
пуда железа по копейке. Из своего заработка рабочие должны
были платить на содержание лазарета и магазина, из которого
они обязывались покупать продукты. К этому прибавлялись вы¬
четы за недоработки, лишний угар чугуна, поломку инструментов.
Чтобы выкарабкаться из ^долгов, мастеровые работали сверх¬
урочно, посылали на завод жен и детей.
Детский труд широко применялся на уральских заводах. Две¬
надцати—четырнадцатилетние подростки работали наравне со
взрослыми: выбирали из шлака мелкий чугун, дробили руду.
Мастера использовали их на побегушках. Детям платили треть
заработка взрослого рабочего, зато обид и затрещин доставалось
им в избытке.
Немало несчастных случаев было в те годы на заводах.
Однако исправники, производившие дознание по ним, выгоражи¬
вали заводчиков, а судебные приговоры обычно заканчивались
словами: «За неимением виновных дело сие оставить без всякого
заключения и почесть его решенным».
В архивах сохранились записи о жестоких телесных наказа¬
ниях мастеровых людей. Так, управляющий Рудянского завода
Савва Зотов, «собрав со всего завода более 360 женщин и
76 мастеров в дощатой фабрике, бил их палками без всякой
вины». Вообще наказания во многом зависели от «изобретатель¬
ности» и разнузданности воображения управляющих, приказчи¬
ков—одним словом, лиц, власть на то имеющих. И не случайно
начало XIX века было отмечено на Урале новыми крупными
волнениями; в 1800 году сильное брожение приписных крестьян
было на Ревдинском заводе, в 1803 году — на Нижнетагильском,
в 1807 году серьезные волнения мастеровых произошли на Ижев¬
ском казенном железоделательном заводе.
В первой половине XIX века правительство усердно насаж¬
дало на Урале военно-крепостнические порядки. На это были
направлены и новые законы, определявшие положение заводских
рабочих на производстве. Главным из них был так называемый
Горный устав.
Управление казенными горными заводами строилось теперь по
типу, близкому к будущим военным поселениям. Заводы объеди¬
нялись в округа, во главе которых стояли горные начальники.
Важнейшие заводские центры Урала предполагалось превратить
в своеобразные военно-заводские поселения — «горные города»,
с особым войском, специальными полицейскими и судебными уч¬
реждениями.
10

Под влиянием массовых выступлений правительство решило
отказаться от приписки крестьян к заводам. К тому же началь¬
ники горнозаводских округов докладывали Горному правлению,
что приписка крестьян затрудняет руководство заводами, что
приписные крестьяне стали обузой для заводов и, наконец, самое
главное, труд их малопроизводителен.
15 марта 1807 года был издан указ, который отменял приписку
крестьян к заводам. Теперь для заводских работ из числа при¬
писных крестьян выделялись так называемые непременные ра¬
ботники. По указу заводы должны были быть укомплектованы
непременными работниками «единожды и навсегда». От каждой
тысячи приписных крестьян выделялось 58 человек не старше
40 лет вместе с детьми. Заводы обязаны были выдавать им
бесплатно хлеб по определенным нормам и небольшую денежную
плату: пешему работнику — 20 рублей, конному — 45 рублей в
год. После укомплектования заводов непременными работниками
«все прочие приписные крестьяне» навсегда освобождались
от заводских работ и становились государственными крестьянами.
По своему положению непременные работники приравнива¬
лись к мастеровым. Они постоянно жили в заводских поселках
и обязаны были работать на заводах в течение всего года.
Непременные работники имели особую организацию труда. Из
них формировались десятки и сотни, во главе которых стояли
десятник и сотник. Каждая категория непременных работников
(пешие, конные) имела своего старшину. Широко была распро¬
странена круговая порука.
Реформа 1807 года носила крепостнический характер и
не меняла существа производственных отношений. Непременные
работники, становясь постоянной рабочей силой на заводах,
превращались в подневольных рабочих, отданных заводам
навечно.
К началу XIX века на Урале находилось 2/3 всех металлур¬
гических заводов России. И трудно было среди них найти пред¬
приятие, имевшее меньше сотни мастеровых. Обычно их было две,
три, четыре сотни, не считая приписных крестьян.
Вольнонаемных рабочих на уральских заводах было немного.
Значительную долю их составляли помещичьи крестьяне, пере¬
веденные на оброк. И все-таки, хотя и медленно, вольнонаемный
труд прокладывал себе дорогу в цитадель крепостного труда —
металлургию. Это было одним из важнейших признаков проник¬
новения в горнозаводскую промышленность капиталистических
отношений.
Еще в XVIII веке в Англии были сделаны важные изобрете¬
ния, которые значительно совершенствовали технологию произ¬
водства черных металлов. Чугун стали выплавлять не на дре¬
весном угле, а на каменноугольном коксе. Англичанин Корт
усовершенствовал пудлингование — способ передела чугуна в же¬
лезо на поду пламенной печи, в топке которой сжигался камен-
11

Уральские заводы в первой половине XIX века
ный уголь. Пудлингование позволило получать большое количес¬
тво дешевого металла, нужда в котором ежегодно росла. В
металлургии стали широко применяться паровые машины, внед¬
ряется горячее дутье, что значительно экономило топливо при
выплавке чугуна. Для проката железа использовались различные
станы и валки. Внедрение этих изобретений резко повысило
производительность металлургических заводов на Западе.
На Урале же в первой половине XIX века все оставалось без
изменений. Уральские заводы как будто застыли в своем разви-
12

тии. Как и сто лет назад, чугун здесь плавили в малоемких
горнах, на древесном угле. Горячее дутье почти не применялось.
В то время как на Западе в промышленный обиход прочно вошел
паровой двигатель, на Урале, как правило, действовали дере¬
вянные водяные колеса. В 1864 году только 7% двигателей,
применявшихся на Урале, были паровыми.
Между тем в России было немало одаренных техников, та¬
лантливых изобретателей-самоучек. Имена их сейчас широко из¬
вестны. Это и изобретатель первой в мире паровой машины
И. И. Ползунов, отец и сын Черепановы, построившие в России
первый паровоз, изобретатель велосипеда E. М. Артамонов, ме¬
ханик Е. Г. Кузнецов и другие. Уральскими мастерами были
созданы многие механизмы и приспособления, которые нередко
опережали техническую мысль за рубежом. Однако заводчики
с подозрением относились к их проектам, большинство из которых
так и оставалось пылиться в архивах заводских канцелярий.
Ничто не торопило заводовладельцев с применением машин.
Даже самая рутинная техника находила оправдание в почти
даровом труде крепостных рабочих, в обилии сырья, лесов.
К тому же применение машин высвобЪдило бы на заводах тысячи
рабочих, которых, по указу 1807 года, заводовладелец все равно
должен был кормить. Вот почему масса людей на уральских
заводах была занята непроизводительным трудом, что не мешало,
однако, промышленникам получать огромные прибыли.
В первой половине XIX века строительство новых заводов на
Урале резко сократилось. Если во второй половине XVIII века их
было построено 109, то теперь только 25. Причем эти новые
заводы, как правило, строились по старым техническим образцам.
Представление о техническом оснащении уральских заводов
того времени, пожалуй, наиболее полно дает нам книга с длин¬
ным и скучным названием — «Описание заводов, под ведомством
Екатеринбургского горного начальства стоящих». Ее автор —
Иван Герман, ученый, член Петербургской Академии наук, пре¬
красный знаток горнозаводского дела — одно время был началь¬
ником Екатеринбургского горного округа. И уж кому, как
не ему, было знать, что представляли собой уральские заводы.
Вот как выглядит в описании Ивана Германа Нижне-
Исетский железоделательный завод, построенный около 1807 го¬
да. Переделка чугуна здесь велась старым, кричным способом.
На кричной фабрике было восемь горнов и четыре чугунных
ручных молота. Дутье осуществлялось деревянными цилиндри¬
ческими мехами (тогда это было техническим новшеством), к
которым были подведены деревянные «духовые трубы». Для ков¬
ки железа имелся колотушечный корпус, где находилось два горна,
«а против оных построено колотушечных железных со стальною
наваркою два молота» мощностью до двух пудов. Молоты «на¬
девались на березовые молотовища» и поднимались «посредством
водяного колеса, укрепленного на деревянном валу».
13

Из этого описания нетрудно представить общую картину со¬
стояния уральских заводов, большинство из которых было по¬
строено еще в 60-е годы XVIII века. Отдельные паровые машины,
эпизодически появлявшиеся на некоторых предприятиях, и такие
технические новшества, как цилиндрические воздуходувные мехи,
разумеется, не могли существенно повлиять на условия труда.
В XIX веке Россия уже не занимает первого места в мире по
производству чугуна и железа. Одна за другой ее обходят
Англия, Франция, Соединенные Штаты Америки, Бельгия. «...То
же самое крепостное право,— писал В. И. Ленин,— которое по¬
могло Уралу подняться так высоко в эпоху зачаточного развития
европейского капитализма, послужило причиной упадка Урала в
эпоху расцвета капитализма».
Простая чугунная плита. Полустершиеся слова — «по имян-
ному его царского величества указу...»
БОРОДИНО
6 августа 1812 года русская армия оставила горящий Смо¬
ленск. Шел второй месяц с начала Отечественной войны. Под
натиском превосходящих сил противника русские войска были
вынуждены отступать.
В стране все острее нарастало недовольство командованием
Барклая-де-Толли, русское общество требовало поставить во гла¬
ве армии более опытного и авторитетного полководца. Грозная
опасность заставила императора Александра I пойти навстречу
этому единодушному желанию.
Созванный 5 августа 1812 года Чрезвычайный комитет
из виднейших русских сановников обратился к царю с просьбой
назначить главнокомандующим Михаила Илларионовича Куту¬
зова, основываясь на его «известных опытах в военном искусстве,
отличных талантах, на доверии общем, а равно и на самом
старшинстве». Царь согласился, и 8 августа М. И. Кутузов стал
во главе русских сил.
«Дух армии сразу поднялся,— писал наблюдательный очеви¬
дец событий,— и там, где Барклай не мог рассчитывать на свои
войска, Кутузов с уверенностью полагался на храбрость солдат».
Стратегический план Кутузова предусматривал усиление глав¬
ных сил русской армии за счет привлечения резервов и нанесения
последовательных ударов противнику как действиями регулярной
армии, так и отрядов партизан и ополчения. Важное место
в этом плане отводилось крупному сражению, которое Кутузов
решил дать французам под Москвой.
«Позиция, в которой я остановился при деревне Бородино
в 12-ти верстах вперед Можайска,— доносил Кутузов Алексан¬
дру I,— одна из наилучших, которую только на плоских местах
14

найти можно. Слабое место сей позиции, которое находится
с левого фланга, постараюсь я исправить искусством». 1-я За¬
падная армия под командованием Михаила Богдановича Бар-
клая-де-Толли расположилась на правом фланге по высокому
берегу над рекой Колочей. 2-я Западная армия под командо¬
ванием Петра Ивановича Багратиона должна была оборонять
левое крыло русских. Для усиления левого фланга были возве¬
дены полевые укрепления.
Весь день 24 августа войска Наполеона атаковали передовой
русский редут около деревни Шевардино. После полуночи защи¬
щавшие его части по приказу Кутузова отошли на основную
линию обороны. 25 августа прошло в ожидании наступления
неприятеля. Ополченцы-ратники спешно делали заграждения,
устанавливались на позиции пушки, солдаты чистили портупеи,
острили штыки.
Ночью энергично укреплялась важная Курганная высота, рас¬
положенная в центре русской дислокации. Перед рассветом,
осмотрев подступы к высоте, командовавший здесь генерал
H. Н. Раевский сказал окружавшим его офицерам: «Теперь, гос¬
пода, мы будем спокойны; император Наполеон видел днем про¬
стую, открытую батарею, а войска его найдут крепость».
Русские воины сражались за свою родину. Справедливый,
освободительный характер борьбы поднимал их дух, придавал им
новые силы.
Командование русской армией умело использовало этот вы¬
сокий патриотический подъем. Перед сражением Кутузов и ге¬
нералы призывали солдат к стойкости, самоотверженному испол¬
нению своего воинского долга. Так, начальник артиллерии 1-й
Западной армии генерал А. И. Кутайсов писал в своем приказе:
«Подтвердить от меня во всех ротах, чтоб они с позиций
не снимались, пока неприятель не сядет верхом на пушки...
Артиллерия должна жертвовать собою; пусть возьмут вас с
орудиями, но последний картечный выстрел выпустите в ynoj),
и батарея, которая таким образом будет взята, нанесет непри¬
ятелю вред, вполне искупающий потерю орудий».
Выполняя этот приказ и героически сражаясь на Бородинском
поле, русские артиллеристы нанесли громадные потери француз¬
ской армии.
26 августа в 4 часа утра раздались первые пушечные вы¬
стрелы, которые скоро слились в сплошной грохот. Французские
войска перешли в наступление, и вскоре жестокий бой разгорелся
по всему фронту. Несмотря на большие потери, французская
пехота упорно атаковала русские позиции. Многие укрепления
неоднократно переходили из рук в руки. «На всей нашей линии,—
вспоминал один из русских офицеров,— кипело ужасное побоище.
Бой пехотный, ручной, на штыках, кавалерийские атаки, артил¬
лерийский непрерывный огонь... не прекращались во весь день ни
на минуту».
15

Главный удар французских войск был направлен против рус¬
ского левого фланга. Семь упорных атак неприятеля последовали
одна за другой, но успеха не имели, хотя Багратионовы флеши1
по нескольку раз переходили из рук в руки. Отборные француз¬
ские части прославленных в наполеоновской армии корпусов
Даву и Нея несли громадные потери, но никак не могли выпол¬
нить приказ своего императора — разгромить левое крыло рус¬
ских войск.	^
Около полудня французы начали особенно сильную, восьмую
атаку флешей. Корпуса Нея и Даву атаковали укрепления с
фронта, корпус Жюно — с флангов. 400 французских пушек от¬
крыли по русским войскам ураганный огонь. Багратион повел
своих солдат в контратаку. И в этот момент осколок гранаты
тяжело ранил его. Оставшись без своего полководца, русские
части отошли от Багратионовых флешей и заняли позицию
за оврагом. «Сей несчастный случай,— писал потом Кутузов
в своем донесении Александру I,— весьма расстроил удачное
действие левого нашего крыла, доселе имевшего поверхность2
над неприятелем».
Опасность была большая. Французские маршалы Даву, Ней
и Мюрат, надеясь нанести окончательный удар, решили атако¬
вать новое расположение русских. Впереди двинулись части
французской кавалерии Мюрата. Командование 2-й армией,
отошедшей за семеновский овраг (поблизости от деревни Семе¬
новское), в это время принял генерал П. П. Коновницын. «...Ви¬
дя стремление всей неприятельской кавалерии, от коей тучи пыли
от земли до небес столбом показывали мне ее ко мне прибли¬
жение,— вспоминал он,— я с Измайловским полком, устроя его
в шахматные карей, решился выждать всю неприятельскую ка¬
валерию, которая в виде вихря на меня налетела... Перекрестные
огни боковых фасов произвели тысячи смертей... Такого рода
были три неприятельские атаки, и все безуспешные».
Сбить русские войска с новой позиции французам не удалось.
Левый фланг русских прорыва своего фронта не допустил.
Ожесточенный бой кипел и в центре русского расположения,
там, где находилась Курганная высота и стояла батарея Раев¬
ского.
Первая атака двух пехотных дивизий французов захлебну¬
лась. Враг понес большие потери. Во время второй атаки не¬
приятельским частям под командованием генерала Бонами уда¬
лось ворваться на батарею. Однако солдаты Томского и
Уфимского полков и егеря не дали французам закрепить успех
и после ожесточенной схватки безраздельно господствовали
на высоте. Французский генерал Бонами при этом был взят
в плен.
1 Флешь — по-французски означает «стрела». В данном случае — земляные
укрепления в форме тупого угла.
2 Здесь: перевес.
16

о Бой за Шевардинский редут 24.VIII
Положение войск перед сражением
русских	французских
кавалерия
артиллерия -=-
Ставка Кутузова
1—| Ставка Наполеона
Действия войск
французских
русских
Положение войск к концу сражения
ООО ООО русских
• ••••• французских
Буквами обозначены:
Д Доронино С Семеновское
Ш Шевардино
Бородинское сражение
Новый страшный удар обрушил противник на батарею Раев¬
ского. Защитники батареи проявили исключительное мужество,
особенно отличился полковник Манохтин.
«Ребята,— сказал он, обращаясь к солдатам,— эта батарея —
Россия! Отстоим ее грудью богатырскою».
С этими словами герой пал на землю, сраженный вражеской
картечью. Но солдаты, воодушевленные его призывом, отбили
атаку врага.
Кутузов внимательно следил за ходом сражения. Он свое¬
временно направлял резервы в самые горячие точки боя и пред¬
принимал необходимые контрмеры.
17

Так, когда к полудню французы предприняли сильный натиск
на Курганную высоту, Кутузов приказал русской кавалерии ата¬
ковать врага на другом фланге. Появление конных полков ге¬
нерала Ф. П. Уварова и казаков М. И. Платова в тылу фран¬
цузской армии было для Наполеона полной неожиданностью
и на целых два часа отвлекло его внимание от направления, где
французы сосредоточили основные силы. Новая атака неприятеля
была отсрочена, русское командование получило возможность
перестроить свои боевые порядки и организовать оборону.
И вот враг в очередной раз идет на приступ Курганной высоты.
Артиллерийский офицер И. Т. Родожицкий оставил нам описа¬
ние этой страшной атаки: «Пехота неприятельская лезла... со
всех сторон и была опрокидываема штыками русских в ров, ко¬
торый наполнялся трупами убитых; но свежие колонны засту¬
пали места разбитых и с новою яростию лезли умирать; наши
с равным ожесточением встречали их и сами падали вместе
с врагами... Груды тел лежали внутри и вне окопа; почти все
храбрые защитники его пали».
Оставив Курганную высоту, русская пехота и артиллерия
прочно утвердились на новой позиции. Стратегического преиму¬
щества Наполеон не получил — фронт русской армии нигде
не был прорван, и солдаты продолжали сражаться с прежним
мужеством. Стойкое сопротивление русских войск вызывало удив¬
ление и ярость Наполеона. «Эти русские,— говорил он,—
дают убивать себя, как автоматы; взять их нельзя. Этим наши
дела не подвигаются. Это цитадели, которые надо разрушать
пушками».
После взятия Курганной высоты французское командование
задумало нанести русским мощный удар кавалерией, в атаку
было брошено 15 полков. Навстречу им выступили кавалерийские
корпуса и отборные полки русской гвардии — кавалергардский
и лейб-гвардии конный.
С криками «ура!» русская конная гвардия помчалась на
врага. Начался ожесточенный рукопашный бой. Схватка полков
тяжелой кавалерии, по словам очевидцев, представляла собой
необыкновенное зрелище и напоминала битву средневековых ры¬
царей. Верх одержала русская конница. Французская кавалерия
была вынуждена отступить за линию своей пехоты.
В рядах русских кавалеристов, отважно сражавшихся с фран¬
цузами в день Бородинской битвы, находилась и знаменитая
Надежда Дурова — девушка, покинувшая родной дом и под муж¬
ским именем вступившая в армию. Под Бородином она была уже
ротмистром и со своим эскадроном несколько раз ходила в
отчаянные атаки. Контуженная в ногу, Надежда Дурова, му¬
жественно превозмогая боль, не покинула боевого строя до конца
сражения.
Поражение французской кавалерии было полным. Трое луч¬
ших французских кавалерийских генералов были убиты, двое —
18

ранены. Французы потеряли больше половины всех своих кава¬
леристов. Не случайно современники называли потом Бородин¬
ское сражение «могилой французской кавалерии».
Русские войска сумели перегруппироваться и прочно держали
фронт Горки — Старая Смоленская дорога. Попытки противника
овладеть этими позициями успеха не имели.
Французские маршалы настаивали на необходимости бросить
в бой последний резерв — старую гвардию. Но Наполеон видел
безрезультатность дальнейшей борьбы: введя в сражение свои
отборные части, он может, так и не сломив русских и не добив¬
шись победы, потерять гвардию.
Дождавшись темноты, Наполеон приказал своим военачаль¬
никам отвести войска за реку Колочу и оставить занятую с таким
трудом батарею Раевского и деревни Семеновскую и Утицу.
«Канонада с обеих сторон,— отмечал русский участник бит¬
вы,— продолжалась до самого вечера; с наступлением мрака она
стала ослабевать, прежде у неприятелей. Это было против обык¬
новения, ибо французы имели обычай к вечеру всегда усиливать
огонь и натиск во всех местах в знак своей победы; теперь же
они признавались в бессилии. Наконец их артиллерия замолчала,
наша также утихла, и мало-помалу ужасная битва прекратилась».
Обе стороны понесли большие потери, особенно велики они
были у французов, являвшихся наступающей стороной. Фран¬
цузский генерал Арман де Коленкур вспоминал, как, объезжая
поле битвы, Наполеон возле взятых его войском укреплений
русских — редута на Курганной высоте — увидел около 80 пехо¬
тинцев с офицером и приказал им присоединиться к своему полку.
— Он здесь,— ответил офицер,— указывая на валы и рвы
редутов.
Император, не понимая, что он хочет сказать, повторил:
— Я спрашиваю: где ваш полк? Присоединитесь к нему.
— Он здесь,— ответил офицер, указывая туда же. Из даль¬
нейшего разговора выяснилось, что весь этот полк французов
был встречен таким картечным и ружейным огнем, что в живых
осталась лишь горстка людей, которая и стояла перед императо¬
ром.
Когда с наступлением темноты французские войска отошли на
исходные позиции, в русской армии все надеялись возобновить
сражение на следующий день. Однако это оказалось невозможно:
силы были на исходе, а прибытие подкреплений не предвиделось.
Кутузов отдал приказ об отступлении. Как он писал в рапорте
Александру I, «чрезвычайная потеря, и с нашей стороны сде¬
ланная, особливо тем, что переранены самые нужные генералы,
принудила меня отступить по Московской дороге».
В ночь на 27 августа, выполняя приказ Кутузова, русская
армия под прикрытием арьергарда — казачьих частей Платова —
незаметно снялась с позиций и двинулась к Можайску.
Утром Наполеон объехал поле сражения. Он был мрачен —
19

потери французских войск были очень велики, численность их
корпусов резко сократилась. «Большая армия» недосчиталась
58 тыс. солдат и 47 генералов. Удручало Наполеона и отсутствие
пленных и трофеев. Во время предшествующих походу в Россию
европейских баталий то и другое было в избытке.
Стойкость русских войск, тяжелые, ничем не восполнимые
потери, которые нанесли они армии Наполеона под Бородином,
сыграли исключительно важную роль в исходе всей Отечествен¬
ной войны 1812 года. В Бородинской битве Наполеон не смог
решить свою главную задачу — разгромить и уничтожить рус¬
скую армию. Он не сумел достичь победы в генеральном сра¬
жении и одним ударом (как собирался) решить судьбу кампании
в свою пользу. Бородинское сражение явилось одним из важ¬
нейших этапов подготовки контрнаступления русской армии, оно
имело крупнейшее значение как для России, так и для всей Европы.
И вполне закономерно М. И. Кутузов, подводя итог славному
дню Бородинского сражения, писал:
«Сей день пребудет вечным памятником мужества и отличной
храбрости российских воинов, где вся пехота, кавалерия и ар¬
тиллерия дрались отчаянно. Желание всякого было умереть на
месте и не уступить неприятелю. Французская армия под пред¬
водительством самого Наполеона, будучи в превосходнейших
силах, не превозмогла твердость духа российского солдата,
жертвовавшего с бодростию жизнию за свое отечество».
КОНТРНАСТУПЛЕНИЕ РУССКОЙ АРМИИ В 1812 ГОДУ
Вскоре после получения известия о Бородинском сражении
в Москве распространились слухи об отступлении русской армии.
Толпы москвичей спешили покинуть город, в который должны
были войти наполеоновские войска. 1 сентября на военном совете
в Филях было решено оставить Москву.
«С потерею Москвы,— сказал М. И. Кутузов,— еще не поте¬
ряна Россия; поставляю первою обязанностью сберечь армию,
сблизиться с подкреплениями и самим уступлением Москвы при¬
готовить неприятелю неизбежную гибель. Поэтому,— продолжал
полководец,— я намерен, пройдя Москву, отступить по Рязанской
дороге».
И вот 2 сентября 1812 года длинные колонны ^русской армии,
сопровождаемые многочисленными жителями, покинули город.
Ехавший в дрожках Кутузов остановился у Яузского моста
и долго глядел на отступавших. Никто в русской армии, кроме
него, в тот тяжелый день не знал, что именно сейчас начинается
маневр, который в конечном итоге изменит ход кампании и
ознаменует переход к решительному контрнаступлению.
Пройдя по Рязанской дороге более двадцати верст, русская
армия по Боровскому перевозу переправилась через Москву-
20

реку. 6 сентября после непродолжительной стоянки совершенно
неожиданно для всех генералов Кутузов отдал приказ главным
силам армии повернуть на юго-запад и форсированным маршем
двинуться к Подольску. Чтобы ввести врага в заблуждение, на
Рязанской дороге осталось несколько казачьих полков.
Этим знаменитым фланговым маневром Кутузов сразу же
поставил войска Наполеона в невыгодное положение — они по¬
теряли из вида русскую армию и долго не могли предпринять
против нее каких-либо действий. Русские же войска выходили на
уязвимые фланги противника, угрожая перерезать его линии ком¬
муникаций.
Многие в России не смогли правильно оценить смысл действий
Кутузова. Царь Александр I со злобой писал полководцу: «Вы...
обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы».
В ответ на упреки и сетования Кутузов говорил: «Кампания
в настоящее время еще только начинается... Мы переносим театр
войны, прикрывая Тулу и Калугу»,
Двигаясь проселочными дорогами вдоль реки Пахры к По¬
дольску, колонны русских войск по ночам видели с правой
стороны огромное зарево — Москва была объята огнем ги¬
гантского пожара.
Пожары начались в Москве 2 сентября, сразу же за всту¬
плением в город неприятеля. Патриоты-москвичи подожгли скла¬
ды с военными припасами, чтобы они не достались врагу. Мно¬
гочисленные очаги огня возникли в тех местах, где французские
солдаты начали грабить покинутые жителями дома. Сильно помог
распространению огня ветер. Вскоре огонь охватил всю Москву.
За несколько дней огромный город выгорел почти полностью (из
9 тыс. 257 зданий сгорело 6 тыс. 496).
Между тем русские войска после непродолжительной оста¬
новки у Подольска и Красной Пахры вышли на Калужскую
дорогу и сосредоточились в районе села Тарутина. Здесь Кутузов
собирался встретить неприятеля и не допустить дальнейшего его
продвижения в глубь русской территории. В Тарутинском укреп¬
ленном лагере русское командование начало энергично пополнять
свои части и обучать молодых рекрутов. Одной из самых важных
задач борьбы с наполеоновскими войсками на этом этапе Кутузов
считал организацию «малой войны» — действий против врага
силами партизанских отрядов и ополчения, не вступая в большие
бои.
«Поелику ныне осеннее время наступает,— писал Кутузов,—
через то движения большою армией делаются совершенно за¬
труднительными, наиболее с многочисленною артиллериею при
ней находящейся, то и решился я, избегая генерального боя,
вести малую войну, ибо раздельные силы неприятеля и оплош¬
ность его подают мне более способов истреблять его».
Еще до Бородинского сражения подполковник Ахтырского
гусарского полка Денис Давыдов, бывший адъютант Багратиона,
21

обратился к командованию с просьбой направить его с отрядом
для действий в тылу врага. Первый армейский партизанский
отряд Д. Давыдова был сначала небольшим — всего 50^, гусар
и 80 казаков. Но и этими силами отряд нанес врагу немалый
урон. От истребления мелких шаек вражеских мародеров он
перешел к нападениям на крупные обозы французов. Узнав,
например, что в Царево-Займище находится транспорт с припа¬
сами под прикрытием 250 кавалеристов, Давыдов смело атаковал
неприятеля.
«У страха глаза велики, а страх неразлучен с беспорядком,—
вспоминал впоследствии герой-партизан.— Все рассыпались при
нашем появлении: иных мы захватывали в плен не только без
оружия, но даже без одежды, иных вытащили из сараев; одна
только толпа в тридцать человек вздумала было защищаться, но
была рассеяна... Сей наезд доставил нам сто девятнадцать ря¬
довых, двух офицеров, десять провиантских фур и одну фуру
с патронами. Остаток прикрытия спасся бегством».
Так же отважно воевали и другие армейские партизанские
отряды: И. С. Дорохова — на Смоленской дороге, А. С. Фигне¬
ра — в окрестностях Москвы, Н. Д. Кудашева — на Серпухов¬
ской дороге, А. Н. Сеславина — на Калужской дороге и много
других. Громкую известность получил штурм города Вереи от¬
рядом Дорохова, предпринятый им по приказу Кутузова. Четверо
жителей Вереи—Гречишкин, Прокудин, Жуков и Шушукин —
добровольно вызвались провести русский отряд. Неожиданная
атака на рассвете 28 сентября увенчалась полным успехом —
враг был частично истреблен; полковник, 14 офицеров, 350 солдат
были взяты в плен.
Действия этих отрядов помогали сплотиться всему населению
захваченных французами губерний и поддерживались многочис¬
ленными партизанами из крестьян. Вот как характеризует со¬
временник дерзкие вылазки последних: «В перелесках, за буе¬
раками, везде сии осторожные воины-земледельцы расставляли
недремлющую стражу. Сверх того, установили, чтобы по звону
колокольному собираться им немедленно верхами и пешком, где
услышат первый звон. На сию повестку сбегалось множество сих
осторожных воинов-земледельцев: иные были вооружены ружь¬
ями, другие копьями, топорами, вилами и косами».
На всю Россию прославился партизанский отряд во главе
с крестьянином села Павлово Богородского уезда Московской
губернии Герасимом Куриным. Отряд насчитывал свыше 5 тыс.
человек и наводил ужас на неприятеля.
Крупный партизанский отряд (300 человек) организовал в
Гжатском уезде бежавший из французского плена солдат Ермо-
лай Четвертаков. При поддержке окрестных крестьян отряд Чет-
вертакова громил вражеских мародеров, захватывал их оружие.
Целая округа в 35 верст была очищена от врага, деревни
и села там не были разорены.
22

i
тх&шА
ÜZiecmeuv .tofciil|S.yJN
ifG4 ny&Hlu уюлЯ СямаЩщ?Л	I
щтг.ж
&йцнйц&
,*r* %
illliMtiääJLäL. Jn •
ЩЩ
jf-
#£Äi
Щт$!!Щ
•*»»/*/<
■	r*t	ih
*?!*№&&!: “.'*' «*****•
s«**:
французы Голодныя крысы, Въ КомаядЪу старостихи Василием
Карикатура на французов, захваченных в плен старостихой Василисой.
Художник И. Теребенев
При подготовке русской армии к контрнаступлению Кутузов
дальновидно учел действия партизанских отрядов, самоотвержен¬
но ведших «малую войну» и изматывавших наполеоновскую ар¬
мию. Недаром в своих приказах Наполеон с тревогой обращал
внимание генералов на то, что они «ежедневно теряют больше
людей, чем в одно сражение».
Между тем русская армия в Тарутинском лагере пополнилась
пехотными и кавалерийскими подкреплениями (только с Дона
за это время пришло 26 новых казачьих полков), отдохнула,
усилила свою артиллерию. Тарутино, напишет позже Кутузов,
«где был мой укрепленный лагерь, наделало неприятелю все
беды». Не случайно в Тарутине на народные средства был воз¬
двигнут памятник, на котором высечены слова: «На сем месте
российское воинство, предводительствуемое фельдмаршалом Ку¬
тузовым, укрепясь, спасло Россию и Европу».
Разработанный Кутузовым стратегический план решительно¬
го контрнаступления предусматривал нанесение поражения про¬
тивнику путем серии последовательных ударов. Получив под¬
крепление, Кутузов приказал прежде всего атаковать непри¬
ятельский авангард (им командовал прославленный наполеонов¬
ский маршал Мюрат), стоявший недалеко от Тарутина.
23

Вечером 5 октября части русской армии, построившись в
отдельные колонны, покинули Тарутинский лагерь и на рассвете
следующего дня неожиданно вклинились в расположение Мюра-
та. Враг был застигнут врасплох. С большим трудом французские
офицеры остановили свои отступающие войска. Начался бой,
который продолжался четыре часа.
С исключительным мужеством сражались русские солдаты.
Особенно отличился 20-й егерский полк, с песней двинувшийся на
неприятельскую батарею и овладевший ею.
Враг был разбит и отброшен за 28 верст от прежней позиции,
к селу Вороново. При отступлении французы лишились 38 орудий
и почти всего своего обоза. Оценивая эту победу, Кутузов от¬
мечал: «Первый раз французы потеряли столько пушек и первый
раз бежали, как зайцы».
Поражение Мюрата вынудило Наполеона ускорить отступле¬
ние. 7 октября главные силы наполеоновской армии покинули
Москву и двинулись в юго-западном направлении по Боровской
дороге, стараясь идти еще не разоренными войной районами.
Наполеон имел сведения, что в Калуге сосредоточены большие
запасы провианта, фуража и теплого обмундирования для рус¬
ской армии. Не случайно, как вспоминал его адъютант Сегюр,
император, выступая из Москвы, воскликнул: «Идемте к Калуге,
горе тем, кто попадется нам на пути!»
Наполеон рассчитывал незаметно обойти Тарутинскую укреп¬
ленную позицию, но этот замысел французского полководца был
сорван. Партизанский отряд Сеславина обнаружил передвижение
армии противника.
Донесение Сеславина, подкрепленное показаниями захвачен¬
ного в плен французского унтер-офицера, помогло понять план
Наполеона. Поднятые по тревоге передовые части русской армии
выступили наперерез движению французов к небольшому городку
Малоярославцу, который на своем пути к Калуге французы
миновать не могли. И действительно, вечером 10 октября к
Малоярославцу подошли гренадеры французской дивизии гене¬
рала Дельзона. Им противостояли всего три сотни донских ка¬
заков. Уверенные в успехе, французы в спешном порядке дви¬
нулись к городу, но тут увидели пламя: это жители и казаки
подожгли мост через реку Лужу — единственный путь в Мало¬
ярославец. Командир французского авангарда, не считая уничто¬
жение моста за непреодолимое препятствие, приказал наводить
понтонные мосты, и саперы быстро приступили к работе.
Через несколько часов в двух местах понтонные переправы
были почти готовы. В это время группа жителей Малоярославца
спустилась к мельничной запруде. Эти отважные люди открыли
засовы, и вода, прежде удерживаемая плотиной в мельничном
пруду, потоком хлынула вниз и смела уже построенные понтонные
мосты. Переправа французов была задержана на несколько ча¬
сов. В результате дивизия Дельзона только поздно вечером
24

перебралась через обмелевшую речку и заняла город, а главные
силы французской армии заночевали на другой стороне реки.
Геройский поступок жителей Малоярославца позволил русскому
командованию выиграть время и подтянуть к городу войска.
12 октября в густом предрассветном тумане, выполняя приказ
Кутузова, егеря передовых частей генерала Д. С. Дохтурова
незаметно подошли к Малоярославцу, предприняли успешную
штыковую атаку и сумели укрепиться в городе. Русские батареи
открыли огонь через речку, обстреливая врага беглым огнем.
Колонны французских войск одна за другой переправлялись
через Лужу и наступали на русских. В течение дня Малоярос¬
лавец несколько раз переходил из рук в руки, в городе шли
упорные уличные бои.
Когда во время одной из атак французы прорвались к го¬
родской заставе, генерал Дохтуров со шпагой в руке выбежал
вперед строя своих солдат. ^
— Друзья,— крикнул Дохтуров,— Наполеон силится про¬
рваться, но он не прежде перейдет заставу, как по моему трупу!
Сам фельдмаршал Кутузов долгое время находился на пере¬
довой линии, следя за передвижениями противника. Окружающие
призывали Михаила Илларионовича не устраивать наблюдатель¬
ного пункта там, где свистят пули и проносятся вражеские
ядра, но главнокомандующий был непреклонен: «Я хочу, я дол¬
жен удостовериться, чего желает Наполеон»,— отвечал он, пре¬
небрегая опасностью.
Сражение под Малоярославцем затихло только поздно
ночью — часть города осталась в руках французов, часть —
в руках русских. Главные силы русской армии расположились
в 16 верстах от города, у села Гончарове. Выехав утром сле¬
дующего дня для осмотра позиций, Наполеон лишь случайно
спасся от казаков генерала Платова, предпринявших смелый
рейд по тылам противника. Не узнав французского императора,
казаки стали захватывать вражеские пушки и обоз, а Наполеон
тем временем скрылся.
Вечером 13 октября Наполеон отдал приказ отступать по уже
разоренной Смоленской дороге: от попытки прорваться на юго-
запад французский полководец отказался.
Победа под Малоярославцем имела громадное значение. «Сей
день,— писал Кутузов,— есть день из знаменитейших в сию кро¬
вопролитную войну, ибо потерянное сражение при Малоярослав¬
це повлекло бы за собою погубнейшее следствие и открыло бы
путь неприятелю через хлебороднейшие наши провинции».
С момента сражения под Малоярославцем стратегическая
инициатива окончательно перешла к русской армии.
Ее главные силы двигались в обход левого фланга наполео¬
новского войска. Кутузов, таким образом, постоянно угрожал
отрезать вражеские части от тыловых баз, вынуждая противника
поспешно отступать.
25

Изгнание наполеоновской армии из России
22 октября соединения генерала М. А. Милорадовича и ата¬
мана М. И. Платова неподалеку от Вязьмы завязали жестокий
бой с корпусом маршала Даву и нанесли французам большие
потери. После упорного 8-часового сражения неприятель отсту¬
пил к самой Вязьме и попытался удержаться там. Тогда Мило-
радович приказал частям 11-й пехотной дивизии штурмовать
город. Поставив во главе колонны Перновский полк, командир
дивизии генерал П. Н. Чоглоков под музыку и дробь барабанов
лично повел своих солдат в бой. «Неприятель,— вспоминали
очевидцы,— стрелял из развалин и садов, пули свистели по
улицам... но, видя необоримую решимость войск наших и гибель
свою, оставил город и бежал...», предав огню многие городские
строения.
Шедший во главе батальона майор Трешатний первым бро¬
сился через объятый пламенем мост, за ним, устремились его
солдаты. Благодаря этой атаке были спасены русские пленные,
находившиеся в подожженном французами при отступлении мо¬
настыре. Под натиском русских войск французы были вынуждены
оставить город и продолжить поспешное отступление на запад.
Атаки регулярных частей русской армии и партизанских от¬
рядов наводили панику на наполеоновскую армию. Утром 28
октября объединенные силы партизан (Д. Давыдова, А. Сесла¬
вина, А. Фигнера и В. Орлова-Денисова) напали на располо¬
жившуюся на отдых в селе Ляхово бригаду французского гене¬
рала Ожеро. Бой продолжался весь день. «Вечерело,— вспо¬
26

минает Д. Давыдов. — Ляхово в разных местах загорелось;
стрельба продолжалась, мы услышали барабанный бой впереди
стрелковой линии и увидели продвигавшегося к нам парламен¬
тера». Французы прекратили сопротивление и сдались на милость
победителей.
«Победа сия тем более знаменита, что в первый раз в про¬
должение нынешней кампании неприятельский корпус положил
перед нами оружие»,— докладывал Кутузов царю.
Надежда Наполеона на отдых его армии в Смоленске не
оправдалась. После кратковременной остановки французские
войска продолжали откатываться на запад. Силы противника
были рассредоточены. Исходя из этого, Кутузов приказал ата¬
ковать его в районе города Красный, по дороге Смоленск —
Орша. Три дня продолжались бои под Красным, и в результате
отборные корпуса прославленных французских полководцев Да¬
ву, Нея и Евгения Богарнэ были разбиты и рассеяны. Французы
потеряли почти всю артиллерию и конницу.
Русские солдаты сражались с обычными для них стойкостью
и мужеством. Известен такой эпизод. Когда французы отступали
к Красному, русские кирасиры несколько раз безуспешно ходили
в атаку на каре французской пехоты — отборные части молодой
гвардии. И вот один старый вахмистр русской кавалерии со
словами «Когда же нибудь надо кончить!» кинулся прямо на
вражеские штыки.
Ценою своей гибели отважный воин, имя которого история
не сохранила, проложил путь своим товарищам. Русские кава¬
леристы врубились во французские боевые порядки. Из всего
вражеского полка спаслось лишь несколько офицеров: они пред¬
почли сдаться в плен.
Остатки неприятельской армии продолжали отступление, од¬
нако Наполеон все еще цеплялся за мысль о возможности со¬
противляться натиску русских. Окончательный удар планам
французского полководца нанесло поражение наполеоновских
войск на реке Березине.
Бои на Березине стали заключительным этапом Отечественной
войны 1812 года.
Окруженная со всех сторон русскими войсками, «Великая
армия» в панике и беспорядке начала переправу через Березину.
В июне 1812 года в пределы России вторглось более 500 тыс.
наполеоновских солдат. В ноябре 1812 года Березину удалось
перейти приблизительно 9 тыс. человек.
Видя полный крах своих замыслов, Наполеон бросил остатки
своих частей на произвол судьбы и тайно бежал во Францию.
«Великой армии» Наполеона — грозной силы, перед которой
трепетала вся Европа, больше не существовало. Отечественная
война 1812 года завершилась полной победой русского оружия.
Огромное значение этой победы очень точно охарактеризовал
Виссарион Григорьевич Белинский: «Двенадцатый год был ве¬
27

ликою эпохою в жизни России... Напряженная борьба насмерть
с Наполеоном пробудила дремавшие силы России и заставила
ее увидеть в себе силы и средства, которых она дотоле сама
в себе не подозревала».
14 ДЕКАБРЯ 1825 ГОДА
В этот день на престол Российской империи вступал Николай I.
Событие это, само по себе весьма важное, не изменило,
однако, жизнь делового Петербурга. Утро начиналось как обыч¬
но: спешили пешеходы, по Невскому проспекту тянулась вереница
экипажей.
Не было видимой тревоги и в Зимнем дворце. Генерал-
губернатор Петербурга граф М. А. Милорадович, около 10 часов
выходя от царя, которому он докладывал о благополучном со¬
стоянии столицы, сообщил встретившемуся ему правителю дел
Комитета министров: «Все места1 присягнули уже, да и весь
город, можно сказать, потому что с утра пробиться нельзя
в церквах». На вопрос же собеседника о войске, граф отвечал,
что и «оно присягнуло, только в конной артиллерии под Смоль¬
ным что-то случилось, но это вздор».
В то время когда происходил этот разговор, с Гороховой
улицы к Сенату шел отказавшийся от присяги лейб-гвардии
Московский полк. Немногим более десяти лет, в 1812 году, под
Бородином полк защищал Москву, теперь же под предводитель¬
ством трех офицеров (братьев Александра и Михаила) Бесту¬
жевых и Дмитрия Щепина-Ростовского полк с развернутыми
георгиевскими знаменами двигался к Сенатской площади.
Здесь у памятника Петру московцы остановились. «Мы
со Щепиным,— вспоминает М. Бестужев,— поспешили рассчи¬
тать солдат и построить их в каре. Моя рота с рядовыми
из прочих заняла два фаса: один — обращенный к Сенату, дру¬
гой — к монументу Петра I. Рота Щепина с рядовыми других рот
заняла фасы, обращенные к Исаакию и к Адмиралтейству».
Восстание началось.
Было около 11 часов утра. Начальник штаба гвардейского
корпуса генерал Нейдгардт только что успел сообщить о собы¬
тиях царю. Николай вышел из дворца, и тут Милорадович
подтвердил ему эту казавшуюся невероятной новость.
Не более как за час центральные площади Петербурга пре¬
образились. От недавней будничности не осталось и следа. «Кон¬
ная гвардия,— вспоминает свидетель событий,— с командиром
своим Орловым Алексеем Федоровичем на рысях скакала из
казарм своих к штабу». С появлением ее царь перешел на
1 Имеются в виду Сенат, Государственный совет и другие правительственные
учреждения.
28

■/•■•Mi;
mm
«Так будет же республика!» Художник К■ Гольдштейн
середину Исаакиевской площади, сопровождаемый дворцовым
караулом и Преображенским батальоном. Из-под арки бежали
и примыкали к ним саперы. Затем показались Семеновский
и Егерский полки, а саперы, заняв внутренний двор дворца,
обеспечили его охрану.
Николай приказал Милорадовичу скакать за уже присягнув¬
шей конной гвардией. С трудом достигнув конногвардейских
казарм и передав приказ нового императора, Милорадович около
получаса прождал выхода и построения полка. Его адъютант
рассказывал, как тот или иной «усатый кирасир, выведя лошадь,
ставил ее в принадлежащий ряд и... уходил. «Куда ты?» —
«Забыл рукавицы, ваше благородие»,— отвечал он или что-
нибудь подобное. Время бежало. Не было и 30—40 лошадей,
выведенных таким образом».
Вспыльчивый по характеру и чрезвычайно рассерженный не¬
повиновением, генерал вскочил на коня и поскакал на Сенатскую
площадь.
Восстание тем временем развивалось не так, как было заду¬
мано накануне его организаторами. Рано утром 14 декабря, еще
до присяги, которую должен был принести Сенат новому царю,
восставшие полки должны были собраться на площади и здесь
принудить Сенат принять «Манифест к русскому народу», объ¬
являющий о низложении правительства, освобождении крестьян,
29

введении гражданских свобод. Моряки Гвардейского экипажа
и измайловцы должны были в это время арестовать царскую
семью, Финляндский полк и лейб-гренадеры — занять Петропав¬
ловскую крепость. Диктатором восстания был избран князь
С. П. Трубецкой, начальником штаба — князь Е. П. Оболен¬
ский. Обязанности каждого из руководителей были определены,
согласно показаниям Александра Бестужева, следующим обра¬
зом. Якубович с Арбузовым, выведя экипаж, должны были идти
поднимать Измайловский полк и потом спуститься по Вознесен¬
ской на площадь. Пущину предписывалось вести с ними эскад¬
рон. Задача самого А. Бестужева была поднять Московский полк
и идти по Гороховой. Сутгоф должен был вывести свою роту,
а если можно, и другие по льду на мост и на площадь. Фин¬
ляндскому полку было приказано следовать через замерзшую
Неву. Полковник Булатов должен был ждать лейб-гренадеров,
а князь Трубецкой — все войска, чтобы ими командовать и там
сделать дальнейшие распоряжения.
План выступления был продуман и принят, но трещина в нем
обнаружилась уже в ночь на 14 декабря. Первым изменил
данному ранее слову А. И. Якубович. Явившись к А. Бестужеву,
он заявил, что отказывается выводить Гвардейский морской эки¬
паж. (Сам он позднее примкнул к шедшему на площадь Мо¬
сковскому полку.) В 8 часов утра в штабе восстания —
на квартире К. Рылеева и А. Бестужева — стало известно, что
Михаил Пущин отказался вести к Сенату конно-пионерный
эскадрон1. Когда же Московский полк пришел на площадь, вы¬
яснилось, что нет и диктатора князя Трубецкого. Еще в 7 часов
утра, когда Рылеев и Пущин зашли к нему, он держался как
участник и глава предстоящих событий, но уже тогда знал, что
не выйдет на площадь. На следствии Трубецкой признался в
этом: «Я не имел довольно твердости, чтобы просто сказать им,
что я от них отказываюсь».
Многие декабристы видели одну из главных причин их не¬
удачи в отсутствии диктатора. «Это имело решительное влияние
на нас и солдат,— говорил А. Бестужев,— ибо с маленькими
эполетами без имени принять команду никто не решался».
И вот, в то время когда восставшие, лишенные руководства,
стояли на площади, к каре подъехал генерал-губернатор Мило-
радович. Остановив лошадь шагах в десяти от шеренги солдат,
он обратился к ним с речью, призывая прекратить сопротивление
«законному» монарху и немедля просить его о прощении. Видя,
что губернатор говорит довольно долго и опасаясь, что речь его
может подействовать на солдат, Е. П. Оболенский потребовал,
чтобы Милорадович удалился, а когда тот отказался, попытался
силой повернуть его лошадь. В это время раздался выстрел.
Стрелял П. Г. Каховский. Тяжело раненный Милорадович упал.
1 Конно-пионерные части — саперы-кавалеристы.
30

Узнав о случившемся, Николай стал требовать, чтобы как
можно быстрее против мятежников была двинута конная гвар¬
дия. Генерал-адъютанту А. Ф. Орлову удалось поднять полк.
Стремясь окружить восставших, царь приказал построить кон¬
ногвардейцев так, чтобы отрезать им возможность сообщения
через Неву. В то же время часть верных Николаю войск заня¬
ла позицию у забора, отгораживающего строящееся здание
Исаакиевского собора. Полки Семеновский, Павловский и Пре¬
ображенский заняли прилегающие к Сенатской площади
улицы.
Число правительственных войск достигало почти 10 тыс.
У памятника Петру I стояло^коло 600 солдат Московского
полка. Но на площади был еще и народ — толпы, начавшие
собираться часов с 11, росли. «Время уже было к полудню, когда
Петровская площадь1 от тысячей посторонних людей, заваленная
еще гранитным камнем, сделалась почти невместимой»,— вспо¬
минал один из свидетелей.
Толпа не была беспристрастной. В конногвардейцев летели
камни, поленья, комъя снега. Не подействовало на народ и
появление царя с его свитой. Находившийся при императоре
принц Вюртембергский так описал свои впечатления: «Началь¬
ника гвардейского корпуса генерала Воинова чуть было не ста¬
щили с лошади, мимо адъютантов императора летели камни,
в меня попало несколько комков снега. Наскочив на виновного
и опрокинув его конем, я закричал:—Ты что делаешь? —
Сами не знаем. Шутим-с мы, барин,— отвечал опрокинутый, еще
не поднявшись с земли».
По словам самого Николая I, то, что рабочие Исаакиевского
собора «начали кидаться поленьями», привело его к решению
«положить сему скорый конец, иначе бунт мог сообщиться черни,
и тогда окруженные ею войска были б в самом трудном положе¬
нии».
В третьем часу дня последовал приказ Николая — атаковать
восставших. Однако атаки конногвардейцев были тут же отбиты
ружейным огнем. Тогда царь попытался обратиться к авторитету
церкви. К Московскому полку был направлен петербургский
митрополит Серафим. По воспоминаниям Каховского, митропо¬
лит стал уговаривать «не лить кровь одноземцев, на что я от¬
вечал: мы сами сего страшимся, но можем быть к тому вынуж¬
дены...».
Речь митрополита не подействовала на восставших, сам же он
спешно покинул поле боя, поскольку как раз в это время на
площадь вступали новые части, шедшие на помощь восставшим.
С Галерной выходил Гвардейский морской экипаж. Его позднее
прибытие объяснялось прежде всего переменой позиции Якубо¬
вича, а затем арестом бригадным командиром Шиповым всех
1 Сенатская площадь.
31

офицеров, отказавшихся принять присягу Николаю I. Однако
Николай Бестужев смог исправить положение. По его приказу
арестованные были освобождены. После же того как со стороны
Сенатской площади послышалась стрельба, Бестужев отдал ко¬
манду: «За мной! На площадь! Выручать своих!» Моряки в
полном порядке со знаменами впереди проследовали по Галерной
и, выйдя на площадь, выстроились колонной между каре и
Исаакиевским собором.
В то же самое время по льду через Неву к площади подошла
рота лейб-гвардии гренадерского полка во главе с А. Н. Сутго-
фом, а затем к восставшим примкнула и остальная часть этого
полка, приведенная Н. А. Пановым.
Итак, около трех часов дня на площади наконец собрались
все силы восставших. Но не было диктатора. «Было в полном
смысле безначалие,— писал член «Северного общества» декаб¬
ристов барон А. Е. Розен,— без всяких распоряжений, все ко¬
мандовали, все чего-то ожидали и в ожидании дружно отбивали
атаки, упорно отказывались сдаться и дружно отвергли обещан¬
ное помилование». Предложения эти отвергались, но положение
продолжало оставаться неопределенным. Наконец, диктатором
был избран Оболенский, однако время было упущено. Инициа¬
тива ушла из рук восставших.
Ранние зимние сумерки спускались на площадь. «Мы были
окружены со всех сторон, — пишет Николай Бестужев, — без¬
действие поразило оцепенением умы, дух упал, ибо тот, кто
в начатом поприще раз остановился, уже побежден вполовину.
Сверх того, пронзительный ветер ледянил кровь в жилах солдат
и офицеров, стоявших так долго на открытом месте. Атаки на
нас и стрельба наша прекратились; ура солдат становилось реже
и слабее... Вдруг мы увидели, что полки, стоявшие против нас,
расступились на две стороны и батарея артиллерии стала между
ними с разверстыми зевами, тускло освещаемая серым мерца¬
нием сумерек».
По приказу Николая артиллерия прибыла на площадь. «Пер¬
вая пушка грянула, картечь рассыпалась, — рассказывает далее
Николай Бестужев, — одни пули ударили в мостовую и подняли
рикошетом снег и пыль столбами, другие вырвали несколько
рядов из фрунта, третьи с визгом пронеслись над головами
и нашли своих жертв в народе, лепившемся между колонн сенат¬
ского дома и на крышах соседних домов. Разбитые оконницы
зазвенели, падая на землю, но люди, слетавшие вслед за ними,
растянулись безмолвно и недвижимо».
Однако от первого залпа каре не дрогнуло. «Мятежники», как
свидетельствует царь, ответили на него «неистовыми криками
и беглым огнем». Второй залп, значительно увеличивший число
жертв, вынудил восставших начать отступление. Солдаты, а
за ними толпа ринулись по Галерной улице, Английской набе¬
режной, по льду Невы. Залпы картечью не прекращались. Ми-
32

Схема расположения войск на Сенатской площади 14 декабря 1825 года

хайл Бестужев под огнем артиллерии попытался остановить сол¬
дат на середине реки, с тем чтобы, построив их, вести на
Петропавловскую крепость. «Я уже успел выстроить три взво¬
да,— свидетельствует Бестужев,— как завизжало ядро, ударив¬
шись в лед... Я оборотился назад, чтобы посмотреть, откуда
палят, и по дыму из орудий увидел батарею, поставленную около
середины Исаакиевского моста. Я продолжал строить колонну,
хотя ядра вырывали из нее то ряд справа, то слева». Вдруг
раздались крики «Тонем!» Разбитый ядрами лед треснул, обра¬
зовалась полынья. Два взвода рухнули в воду.
Общее число жертв среди восставших и народа, присутство¬
вавшего на площади, составляло более тысячи убитых и ра¬
неных.
К 6 часам вечера восстание было подавлено. Наступил сле¬
дующий акт трагедии, разыгрывавшийся на улицах и площадях
Петербурга. Шесть эскадронов конной гвардии под командой
генерал-адъютанта A. X. Бенкендорфа на Петербургской сторо¬
не и конно-пионерный эскадрон под командой А. Ф. Орлова на
Васильевском острове преследовали, ловили и сгоняли обратно
на Сенатскую площадь колонны арестованных. Около 700 человек
были препровождены в Петропавловскую крепость.
Столь спокойный и будничный в ранние утренние часы город
напоминал теперь осажденный врагом военный лагерь. Вот что
пишет один из современников: «В 7 часов вечера я отправился
домой, и вот необычайное в С.-Петербурге зрелище: у всех
выходов дворца стоят пикеты, у всякого пикета ходит двое
часовых, ружья в пирамидах, солдаты греются вокруг горящих
костров, ночь, огни, дым, говор проходящих, оклики часовых,
пушки, обращенные жерлами во все выходящие от дворца улицы,
кордонные цепи, патрули, ряды копий казацких, отражения огней
в обнаженных мечах кавалергардов и треск горящих дров —
все это было наяву в столице».
А во дворце тем временем царь уже допрашивал арестован¬
ных. После того как восставшие были разбиты и за трон и жизнь
можно было больше не бояться, Николай сел писать письмо в
Варшаву брату Константину. Но рядом в большую залу начали
вводить арестованных офицеров, и, хотя первые допросы снимал с
них генерал В. В. Левашов, Николай не смог выдержать. Сооб¬
щив Константину, что задержано «трое главных вожаков», и при¬
бавив тут же, что «в настоящую минуту... привели еще четырех из
этих господ», он прервал письмо и принялся за дело сам.
Первым во дворец привели князя Щепина-Ростовского, схва¬
ченного прямо на поле боя с саблей в руках; вторым был
А. Шторх, третьим — А. Сутгоф. Никто из них не был «главным
вожаком», но Николай еще этого не знал. Однако неведение его
продолжалось недолго. Арестованные шли один за другим, по¬
казания их росли, и к полуночи царь уже был достаточно
осведомлен, чтобы вписать еще фразу в письмо к брату: «В это
34

мгновение ко мне привели Рылеева. Это — поимка из наиболее
важных».
День 14 декабря завершился допросами, завершился победой
Николая I и поражением тех, кто впервые попытался открыто
восстать против царизма.
Но было ли это первое революционное выступление заранее
обречено на неудачу? Напротив, «успех не был невозможен,—
справедливо замечает А. И. Герцен.— Что было бы, если б за¬
говорщики собрали солдат не утром четырнадцатого, а в полночь
и если бы всеми силами, которыми они располагали, они обло¬
жили Зимний дворец, где ни о чем не подозревали? Что было бы,
если б, не строясь в каре, восставшие напали на дворцовый
караул, еще шаткий и неуверенный?» рполне возможному успеху
восстания помешало отсутствие твердого руководства, несвое¬
временный вывод полков, а главное — пассивная выжидательная
тактика и отсутствие связи с широкими массами.
Но сам факт открытого вооруженного восстания против са¬
модержавия имел крайне важное значение в освободительной
борьбе.
Пушки Сенатской площади разбудили новое поколение рево¬
люционеров.
«ВО ГЛУБИНЕ СИБИРСКИХ РУД...»
Зимним вечером 1826 года в салоне Зинаиды Александровны
Волконской собрались родственники, друзья, известные поэты,
музыканты, певцы. Они пришли, чтобы проводить Марию Нико¬
лаевну Волконскую, родственницу хозяйки салона, которая ехала
в Сибирь к своему мужу декабристу Сергею Григорьевичу Вол¬
конскому.
Марии Николаевне было двадцать лет. Она была хороша
собой, любила светские развлечения, балы, музыку. Политические
взгляды мужа были ей неизвестны. Но когда случилась беда
и князь Волконский был приговорен к двадцати годам каторжных
работ, Мария Николаевна отказалась от всего, что было ей
дорого,— титулов, богатства, оставила на попечение свекрови
и невесток маленького сына и поехала в Сибирь. И вот теперь
проездом она остановилась в Москве, в доме Зинаиды Алексан¬
дровны Волконской.
Зинаида Волконская, вспоминала потом Мария Николаевна,
«приняла меня с нежностью и добротой, которые остались мне
памятны навсегда... Зная мою страсть к музыке, она пригласила
всех итальянских певцов, бывших тогда в Москве, и несколько
талантливых девиц московского общества. Я была в восторге
от чудного итальянского пения, а мысль, что я слышу его
в последний раз, еще усиливала мой восторг... Я говорила им:
«Еще, еще, подумайте, ведь я никогда больше не услышу му¬
35

зыки». Тут был и Пушкин, наш великий поэт; я его давно знала...
он был связан дружбою с моими братьями и ко всем нам питал
чувство глубокой преданности... он хотел мне поручить свое
«Послание к узникам»1 для передачи сосланным, но я уехала
в ту же ночь, и он его передал Александре Муравьевой».
В Сибири в то время уже находилось большинство тех, кто
был осужден на каторгу. В первой группе, отправленной из
Петербурга в конце июля .1826 года, были С. Г. Волконский,
С.	Г1. Трубецкой, В. Л. Давыдов, А. И. Якубович, Е. П. Обо¬
ленский, А. 3. Муравьев, П. И. и А. И. Борисовы.
Они первыми прибыли на Нерчинские заводы и были опре¬
делены на Благодатский рудник. Здесь их заключили в тюрьму,
помещавшуюся в старой казарме. Всех восьмерых заперли в тем¬
ную, грязную камеру, где они разместились на трехъярусных
нарах, лишенные возможности двигаться за недостатком места.
Сама тюрьма находилась у подножия горы, недра которой со¬
держали серебряную и свинцовую руду. Там-то и работали
каторжане.
Каждый должен был добыть по три пуда руды в день. Тя¬
желая работа, не менее тяжелые условия заключения, плохая
пища, грубость тюремщиков — все это превращало жизнь узни¬
ков в настоящий ад. И вот в этот первый и самый трудный год
каторги на Благодатский рудник приехали М. Н. Волконская
и E. Н. Трубецкая.
Вот что рассказывает М. Н. Волконская о своей встрече
с мужем: «Сергей бросился ко мне; бряцание его цепей поразило
меня: я не знала, что он был в кандалах. Суровость этого
заточения дала мне понятие о степени его страданий... Я бро¬
силась перед ним на колени и поцеловала его кандалы, а потом
сто самого. Бурнашев (начальник рудника.— Н. П.)... был по¬
ражен изъявлением моего уважения и восторга к мужу, которому
он говорил «ты» и с которым обходился, как с каторжником».
Через год с Нерчинских заводов заключенные были переве¬
дены в Читу, где собрались все 82 декабриста, осужденные на
каторжные работы. Чита в те годы была маленьким заводским
поселком, состоявшим из нескольких бедных домов. Небольшое
деревянное здание тюрьмы с трудом вмещало заключенных.
«Наше отделение,— пишет М. А. Бестужев,— было самое ма¬
ленькое, а в нем все-таки затискивались 8 человек... Я теперь
припоминаю, что это был какой-то бестолковый сон, кошмар...
Читать или чем бы то ни было заниматься не было никакой
возможности. ...Постоянный грохот цепей, топот снующих взад
и вперед существ, споры, прения, рассказы о заключении... одним
словом, кипучий водоворот, клокочущий неумолимо и мечущий
брызгами жизни».
1 Имеется в виду известное стихотворение А. С. Пушкина «Во глубине
сибирских руд».
36

Если условия заключения были здесь не легче нерчинских,
то работа была менее тяжелой. Декабристы строили фундамент
нового здания острога, рыли ров для частокола, подымали дорогу
по главной улице, заваливали глубокий овраг. Когда же начи¬
нались сильные морозы, каторжане должны были молоть ржаную
муку на ручных мельничных жерновах по норме, или, как тогда
говорили, «на урок», по два пуда в день.
С постройкой нового здания тюрьмы жить стало несколько
просторней. Появилась возможность читать. Жены декабристов
(всего за мужьями последовало одиннадцать женщин) обеспе¬
чивали их литературой, выписывая из России и из-за границы
книжные новинки, журналы, газеты. Совместная жизнь, общее
артельное хозяйство при большой внутренней культуре и высоком
уровне умственных интересов заключенных создали в Читинском
остроге прекрасное человеческое содружество. «Каземат,—
пишет М. А. Бестужев,— нас соединил вместе, дал нам опору
друг в друге и, наконец, через наших ангелов-спасителей, дам,
соединил нас с тем миром, от которого навсегда мы были отор¬
ваны политической смертью, соединил нас с родными, дал нам
охоту жить...»
Работая или выходя на прогулку, читая, споря или просто
беседуя, заключенные в течение трех лет постоянно носили на
себе кандалы. Наконец, 1 августа 1829 года из Петербурга
поступил приказ снять оковы.
А через год, в августе 1830 года, декабристы по указанию
царя были переведены в еще более пустынную местность, нахо¬
дящуюся в шестистах верстах от Читы. Разделенные на два
отряда, окруженные многочисленной стражей, они выступили
из Читы и, делая по 30—40 верст в день, через 46 суток прибыли
в Петровск. Здесь их ждала новая тюрьма, построенная по
указанию царя без окон. Все помещение было разделено на
небольшие комнаты, свет и воздух в которые мог проникать лишь
из общего коридора. «В Чите нам было жутко,— пишет
М. А. Бестужев,— мы жили там, как селедки в бочонке, но все-
таки по-человечески; здесь нас обрекали, как скотов, жить в
мрачных стойлах».
Хлопоты родных в Петербурге привели к тому, что в каждой
комнате было прорублено некое подобие окна, в которое прони¬
кало света ровно столько, чтобы можно было различить пред¬
меты. В этих полутемных казематах многие осужденные пробыли
еще 10 лет. Жили они, как и в Чите, общим, артельным хозяй¬
ством. Интересы каждого учитывались и решались сообща с
большим взаимным уважением и тактом.
В 1840 году декабристов стали переводить на поселение.
В разных небольших городах и поселках Сибири прожили они
еще 16 лет, до смерти Николая I и последовавшей за ней
амнистии. Далеко не все, однако, дождались возможности воз¬
вращения на родину. Многие погибли в тюрьмах, умерли на
37

поселении. Николай I сделал все для того, чтобы сократить их
жизнь, сломить волю к борьбе, уничтожить их «дум высокое
стремленье». Первое ему удалось, последнее было не в его власти.
Вспомним ответ Пушкину, посланный из «глубины сибирских
руд» А. Одоевским:
Но будь спокоен, бард: цепями,
Своей судьбой гордимся мы
И за затворами тюрьмы
В душе смеемся над царями.
Поэт сумел выразить веру, надежду, волю к борьбе, сохра¬
нившуюся в сердцах декабристов.
Наш скорбный труд не пропадет:
Из искры возгорится пламя,
И просвещенный наш народ
Сберется под святое знамя.
Мечи скуем мы из цепей
И вновь зажжем огонь свободы
И с нею грянем на царей,
И радостно вздохнут народы.
И на каторге Одоевский оставался певцом свободы. Его стихи
прославляли политические и нравственные идеалы декабризма.
В 1837 году по личному приказу царя Александр Одоевский был
переведен из Сибири на Кавказ, где должен был служить ря¬
довым в действующей армии. Здесь произошла памятная встреча
Одоевского с М. Ю. Лермонтовым. Михаил Юрьевич, всегда
горячо сочувствовавший декабристам, разделявший многие их
взгляды, проникся глубокой симпатией к Одоевскому, с большим
участием отнесся к его судьбе. Об этом свидетельствуют и строки
лермонтовского стихотворения, посвященного Одоевскому:
Но до конца среди волнений трудных
В толпе людской и средь пустынь безлюдных
В нем тихий пламень чувства не угас:
Он сохранил и блеск лазурных глаз,
И звонкий детский смех,	и речь живую,
И веру гордую в людей,	и жизнь иную.
«Холодной молнией» называли другого декабриста — Михаи¬
ла Сергеевича Лунина. В самых тяжелых условиях каторги,
ссылки и тюремного заключения он не прекратил политической
борьбы. Другие сохраняли убеждения,. Лунин пропагандировал
их. Он	написал ряд политических	сочинений, и	в	том	числе
«Письма из Сибири» — блестящее публицистическое произведе¬
ние. В	списках «Письма» широко	расходились	по	Сибири	и
благодаря сестре Лунина, Екатерине Сергеевне Уваровой, были
известны и в Европейской России. Сам автор расценивал их как
«возобновление действий наступательных».
Распространяя свои произведения, Лунин хотел «пробить все¬
общую апатию», царившую не только в местах заключения, но
38

и на свободе. В конце 30-х годов, когда русская общественная
мысль была задавлена	гнетом николаевского самовластия,	голос
Лунина был одним из	немногих, звавших к протесту.
С 1840 года Лунин находился на поселении в селе Урик.
Оттуда и рассылал он свои сочинения, прекрасно зная, как это
опасно для него. В ожидании ареста он разделил между това¬
рищами все свое имущество. Ждать ему долго не пришлось.
В феврале 1841 года Николай I «высочайше» повелел сделать
внезапный и самый строгий осмотр в квартире Лунина, отобрать
у него все без исключения письма и бумаги, запечатать и до¬
ставить во дворец, самого же Лунина немедленно отправить
в Нерчинск и строго позаботиться о т^ом, чтобы он не	мог	ни
с кем иметь сношений	ни' личных, ни письменных.
«Я не жалею ни об одной из потерь..,— писал М. С. Лунин,—
я одинаково готов к медленной смерти в тюрьме и моментальной
на эшафоте». Однако на эшафот его отправить не решились. Зато
режим строгого заключения с каждым годом становился все
жестче. Здоровье Лунина, и без того подорванное невыносимыми
условиями каторги, окончательно расшаталось. Лунин умер в
Акатуйском тюремном замке. Он не был сломлен. Он боролся
и обличал крепостничество и произвол царизма до последнего
своего дня.
Декабрист Иван Иванович Сухинов за активное участие в
восстании Черниговского полка был осужден на вечную каторгу.
Сосланный в Зерентуйский рудник, он в первый же год пребы¬
вания там организовал заговор с целью освобождения всех
декабристов, находящихся в Чите и Благодатске, а затем побега
вниз по Амуру. Из-за предательства одного из участников го¬
товившийся заговор был раскрыт. Приговоренный к смертной
казни Сухинов опередил палачей и сам повесился в тюремной
камере.
На активную борьбу с самовластием в условиях каторги
способны были немногие, но долгие годы переносить унижения,
тяжелые лишения, сохраняя убеждения, честь и достоинство, —
в этом тоже был немалый подвиг.
По-разному складывались судьбы сосланных. Натуры более
одаренные и активные ярче проявляли себя, другие — «хранили
гордое терпенье».
Многогранностью талантов, большой творческой активностью
в годы каторги и поселения выделялся Николай Александрович
Бестужев.
Моряк по профессии (капитан-лейтенант 8-го флотского эки¬
пажа) , Николай обладал редкими способностями как в техниче¬
ской, так и в гуманитарной области. К тому же он был пре¬
красным художником. Именно ему мы обязаны тем, что можем
теперь видеть портреты почти всех сосланных в Сибирь декаб¬
ристов, рисунки и акварели, где изображены тюрьмы, в которых
они были заключены, убогую обстановку их камер.
39

Петровский завод. Акварель Н. А. Бестужева
«В Читинском остроге,— рассказывает М. А. Бестужев,—
брата Николая занимала задушевная его мысль... упрощение
хронометров... Времени было вдоволь, но недоставало средств».
С трудом раздобыл он нож и маленький подпилок и принялся
изготовлять токарный станок, необходимый для устройства часов.
С такими ничтожными средствами, несмотря на бесчисленные
лишения и препятствия, он сделал часы, о которых декабрист
А. П. Беляев отзывался в таких выражениях: «Это было истин¬
ное, великое художественное произведение, принимая в сообра¬
жение то, что изобретатель не имел нужных инструментов. Как
он устроил эти часы,— поистине загадка».
В тесноте тюремных камер в Чите и на Петровском заводе
Николай Бестужев установил антресоли, где постоянно работал:
тачал сапоги, шил крепкие башмаки, учил желающих сапожному
ремеслу, чинил часы, писал литературные статьи. Из кандалов
(когда они, наконец, были сняты) он стал делать браслеты
и кольца своим товарищам, хранившим их как реликвию. Живя
на поселении в Селенгинске, Бестужев упорно работал над усо¬
вершенствованием печей. Он сделал массу расчетов и чертежей
и в результате вскоре демонстрировал свое изобретение —
«бестужевскую» печь, быстро начинавшую давать тепло.
40

Смерть (1855) помешала декабристу завершить работу над
двумя большими исследованиями: «Система мира» (из области
философии) и «Упрощенное устройство хронометров» (из области
механики). Его брат Михаил, последний оставшийся в живых
из пяти братьев Бестужевых, жил в Сибири до 1867 г. В области
изобретательства он также оставил свой след, сконструировав
«бестужевскую» повозку, называемую иногда «сидейкой». Эта
легкая повозка распространилась сначала по всей Забайкальской
области, а потом проникла и в другие районы Сибири.
Сергей Григорьевич Волконский был из числа тех немногих
декабристов, кто дожил до амнистии. Выйдя на поселение в 1835
году, Волконский с семьей поселился в местечке Урик и занялся
хлебопашеством. С жаром принялся он за расчистку и обработку
полученных 15 десятин целины. Труды его не оказались напрас¬
ными. Урожаи были хорошими и вскоре позволили ему отка¬
заться от материальной помощи родных. «Труд есть доброе
дело,— отмечал Волконский в одном из писем,— в особенности
когда дает способ обеспечить свой быт и способствует быть
полезным и другим». Отзывчивый и чуткий, С. Г. Волконский
всегда находил время и средства помогать как товарищам по
ссылке, так и местным жителям. По свидетельству его сына, он
был «ближе к рабочему люду, это была, можно сказать, его
слабость; он входил в подробности занятий крестьян, их хозяй¬
ства и даже семейной жизни; они обращались к нему за советом,
за медицинскими пособиями, за содействием».
По истечении тридцатилетнего срока ссылки Сергей Григорь¬
евич оставался верен себе, своим идеям, приведшим его в руд¬
ники, а затем на поселение. «Мне... Сибирь не в тягость,—
писал он в 1856 году,— знаю, за что я здесь, и совесть спокойна...
Что я патриот, я доказал тем, что я в Сибири».
После освобождения Сергей Григорьевич побывал в Лондоне,
встретился с А. И. Герценом. «Старик, величавый старик, лет
восьмидесяти, с длинной серебряной бородой и белыми волосами,
падавшими до плеч, рассказывал мне о тех временах, о своих,
о Пестеле, о казематах, о каторге, куда он пошел молодым,
блестящим и откуда только что воротился седой, старый, еще
более блестящий, но уже иным светом». Так писал о Волконском
Герцен.
«Декабристы, — отмечал В. И. Ленин, — разбудили Герцена».
Издававшиеся Герценом «Полярная звезда», а затем «Колокол»,
продолжавшие традиции декабризма, дошли до оставшихся
в живых героев 14 декабря. С глубоким волнением читали их
ссыльные или вернувшиеся из Сибири декабристы. Между ними
и издателями «Колокола» протягивалась живая нить, свидетель¬
ствующая о преемственности идей и связи поколений.
41

НИКОЛАЕВСКИЙ РЕЖИМ
Царствование Николая I — один из самых реакционных пе¬
риодов в истории России. Ознаменовав вступление на престол
расправой над декабристами, он главной своей задачей считал
борьбу со всеми проявлениями освободительного движения.
Для борьбы с «крамолой» летом 1826 года было создано
Третье отделение Собственной его величества канцелярии. Ни¬
колай I решил не только централизовать деятельность полити¬
ческой полиции, но и поставить ее под свое личное руководство.
Третье отделение обладало огромной властью и, облеченное до¬
верием императора, поднималось над всеми государственными
учреждениями как высшая контролирующая и карающая сила.
Оно обязано было преследовать государственных преступников,
заведовать местами их заключения, следить за подозрительными,
раскольниками, иностранцами.
В распоряжении Третьего отделения находился жандармский
корпус. Вся страна была разделена на пять жандармских округов
во главе с генералами. Начальник Третьего отделения генерал
Бенкендорф являлся шефом жандармов и был подчинен лично
царю. Третьему отделению вменялось в обязанность иметь осве¬
домителей во всех государственных учреждениях и во всех слоях
общества. Через тайную агентуру жандармы должны были «вни¬
кать в направление умов», выслеживать тех, кто вольно и не¬
почтительно высказывался против властей и религии, разведы¬
вать, не возникают ли тайные общества, не выпускаются лй
политические «пасквили», не продаются ли запрещенные книги.
Отказаться сотрудничать с жандармами означало нанести
оскорбление его величеству, потому как Третье отделение было не
просто полицией, а личным учреждением императора.
Жандармы носили особую форму — голубой мундир. Генерал
А.	П. Ермолов, отличавшийся независимостью суждений, гово¬
рил: «Теперь у каждого или голубой мундир, или голубая под¬
кладка, или хоть голубая заплатка».
Пресекая распространение «крамольных мнений», правитель¬
ство чрезвычайно усилило цензуру. «Если сосчитать всех лиц,
заведующих цензурою, их окажется больше, чем книг, печатае¬
мых в течение года» — так характеризовал создавшееся положе¬
ние цензор А. В. Никитенко. После революционной волны, про¬
катившейся по странам Западной Европы в 1848 году, страх
самодержавия перед свободным словом дошел до того, что,был
создан специальный комитет, цель которого была контролировать
уже саму цензуру и привлекать к ответственности цензоров,
пропустивших неугодную правительству книгу или статью.
Но и эти меры казались недостаточными. Мало было не
пропустить в печать «крамольную» статью или книгу, арестовать
ее автора, надо было позаботиться и о том, чтобы вольнодумство
вообще не зарождалось в умах.
42

Поэтому особенно зорко Третье отделение следило за школой.
Главной добродетелью учащихся было признано беспрекословное
повиновение. Один из «теоретиков» николаевской школы писал,
что способность к подчинению есть основное достоинство чело¬
века, образование же и воспитание «по форме и содержанию
ничто другое, как одно повиновение».
Развитие самостоятельного мышления у учеников признава¬
лось большой опасностью, а потому на первый план выдвигалось
одно требование: «Не рассуждай, а исполняй!» «Науки полезны
только тогда,— заявил министр народного просвещения,— когда,
как соль, употребляются и преподаются в меру». А управляющий
Третьим отделением высказался еще откровеннее: «В нашей Рос¬
сии должны ученые поступать, как аптекари, владеющие и бла¬
готворными, целительными средствами, и ядами,— отпускать уче¬
ность только по рецепту правительства».
«Рецепт» этот составил министр просвещения граф Уваров,
создавший «теорию официальной народности». Согласно этой
«теории», русский народ по своей природе глубоко религиозен
и непоколебимо предан царям. Народ якобы всегда стоит
за самодержавную форму правления и незыблемость крепостного
строя. Отсюда и лаконичная формула этой теории: «православие,
самодержавие и народность» — так называемая уваровская
троица.
«Теория официальной народности» противопоставляла «спо¬
койную» и «устойчивую» крепостную Россию мятущемуся и раз¬
лагающемуся Западу. Если в Западной Европе общество разди¬
рает классовая вражда, там постоянно вспыхивают революции,
то в России — тишь и гладь да божья благодать. С самого
начала русской истории, утверждали приверженцы этой «теории»,
великие князья, а потом и цари жили в полном согласии с
народом и отечески заботились о нем, а народ только и делал,
что с сыновней преданностью любил своих государей и помещиков.
«Теория официальной народности» легла в основу препода¬
вания в школах, гимназиях, университетах. Профессорам было
предписано внушать студентам на лекциях, что правление мо¬
нархическое есть древнейшее и установлено оно самим богом.
Пропагандировать «теорию официальной народности» были
призваны также литература и театр. Так, драматург Нестор
Кукольник написал трагедию «Рука всевышнего отечество спас¬
ла», посвященную борьбе с польско-шведской интервенцией. Ку¬
кольник пытался убедить зрителей, что не народ освободил Рос¬
сию, а божественный промысел. Один из героев пьесы воскли¬
цает: «Вам кажется, моя рука спасла вас? Иль доблесть воев1?
Бог спас святое государство!»
Правительственная печать всячески превозносила достоинства
трагедии, а когда один из московских журналов довольно робко
1 Вой (устар.) — воины или вообще войско.
43

усомнился в ее художественных качествах, то был немедленно
закрыт.
Жандармским надзором и контролем, внедрением в сознание
людей официальной идеологии, пропагандой ее в литературе
и на театральных подмостках правительство пыталось сохранить
крепостнический строй и самодержавную форму правления.
Попытки эти были тщетны. «Удивительное время наружного
рабства и внутреннего освобождения» — так называл время цар¬
ствования Николая I Герцен. «Внутри государства,— писал он
о тогдашней России,— совершалась великая работа, работа глу¬
хая и безмолвная, но деятельная и непрерывная; всюду росло
недовольство, революционные идеи за эти двадцать пять
лет распространились шире, чем за все предшествовавшее
столетие».
Внутреннему освобождению способствовали литература и ис¬
кусство. «Люди той эпохи, — отмечал литератор П. В. Аннен¬
ков,— видели в занятии искусством единственную оставленную
им тропинку к некоторого рода общественному делу: искусство
составляло почти спасение людей, так 'как позволяло им думать
о себе как о свободно мыслящих людях».
В художественных произведениях было легче донести до чи¬
тателей идеи протеста, призывы к борьбе, обличения николаев¬
ской России. Не случайно именно в это время появились «Ре¬
визор» и «Мертвые души» Н. В. Гоголя — обвинительные акты
против крепостнической действительности, заставлявшие заду¬
маться над историческими судьбами России каждого мыслящего
читателя.
Глубокие противоречия между прогрессивной общественной
мыслью и самовластием царизма, между потребностями эконо¬
мического развития страны и крепостным правом составляли
характернейшие черты николаевского режима.
Охрану интересов помещиков правительство считало своей
естественной обязанностью. В одной из речей, обращаясь к
депутатам Петербургского дворянского собрания, царь подтвер¬
дил, что «вся без исключения земля принадлежит дворянину-
помещику. Это вещь святая, и никто к ней прикасаться не
может». И это было сказано тогда, когда многие представители
русского общества хорошо понимали, что крепостное право за¬
вело в тупик экономику страны.
Свободный труд был остро необходим в промышленности
и сельском хозяйстве. Однако возможность появления вольно¬
наемных рабочих, не связанных крепостническими отношениями,
вызывала беспокойство в правящих кругах. Так, в 1848 году
в докладной записке царю московский генерал-губернатор пред¬
лагал запретить открывать в Москве новые промышленные пред¬
приятия. «Кроме 36 тысяч фабричных,— сообщал он,— в Москве
считается временных цеховых, вольноотпущенников и дворовых
еще 37 тысяч человек. Все эти люди состоят в знакомстве,
44

приязни и даже родстве с фабричными людьми. Для охранения
и благоденствия, коими в настоящее время наслаждается одна
Россия, правительство не должно допустить скопления бездомных
и безнравственных людей, которые легко пристают к каждому
движению, нарушающему общественное или частное спокой¬
ствие».
Несмотря на подобные мнения, остановить промышленное
развитие страны царские сановники были не в силах. Появление
машинной техники, переход от мануфактуры к фабрике двинул
вперед сначала хлопчатобумажную, кожевенную, льнообрабаты¬
вающую, а затем и другие отрасли промышленности.
Рост производства, увеличивающиеся потребности сельского
хозяйства обусловили появление парового транспорта. Первый
пароход, построенный еще в 1816 году, совершал рейсы между
Петербургом и Кронштадтом. В 20-х годах появились пароходы
на Черном, Каспийском и Белом морях.
С большими трудностями строились в России железные до¬
роги. Лишь после долгих колебаний правительство решило по¬
строить первую железную дорогу между Петербургом, Царским
Селом и Павловском. Дорога была открыта в 1837 году. Она
понравилась столичным жителям. В газетах появились востор¬
женные отзывы о паровозах, которые «ходили при восемнадцати
градусах мороза, в бурю, дождь и в ужасную метель», отмеча¬
лось, что, кроме пассажиров, «перевозимы были лошади, овцы,
свиньи, строевой, дровяной лес и разные экипажи». Все это
подтверждало коммерческую выгодность нового быстроходного
вида транспорта.
Инженер Сафонов разработал проект строительства трех же¬
лезнодорожных магистралей: первую магистраль он предложил
проложить от Петербурга до Саратова, вторую — от Москвы до
Одессы и третью — от Курска до Риги.
Однако против строительства железных дорог выступил глав¬
ноуправляющий путями сообщения П. А. Клейнмихель. Он счи¬
тал, что в России строительство железных дорог вызовет уско¬
ренное развитие промышленности, а это «скорее зло, нежели
благодеяние». И зло прежде всего политическое, поскольку же¬
лезные дороги сделают «еще более подвижным и без того недо¬
вольное оседлое население». Клейнмихель даже утверждал, что
железные дороги не что иное, как прямой путь к революции.
«Перевозка пассажиров по железной дороге,— говорил он,—
есть самое демократическое учреждение, какое только можно
было придумать для преобразования государства».
Однако царь из-за того же страха перед революцией приказал
дорогу между Петербургом и Москвой построить. Подвижность
населения в случае надобности можно будет пресечь, считал он,
а подвижность верной правительству гвардии возрастет настоль¬
ко, что «через железную дорогу Петербург будет в Москве,
а Москва в Петербурге».
45

Но опасность революции существовала не только внутри Рос¬
сии. В июле 1830 года французский народ сверг с престола
династию Бурбонов. Николай I готовился к интервенции, чтобы
предотвратить распространение революции в Европе. В ноябре
того же года восстала Польша. Восстание удалось подавить.
Однако сочувствие полякам в передовых кругах русского обще¬
ства было явным. В самой России вспыхивали то холерные бунты,
то восстания военных поселян. За время царствования Нико¬
лая I, с 1825 по 1855 год, произошло 674 крестьянских выступ¬
ления. Причем количество волнений росло из года в год, и
никакие репрессии правительства не могли остановить их.
Самодержавный режим и в политическом, и в экономическом
смысле изживал себя. Буржуазные реформы, и прежде всего
освобождение крестьян от крепостной зависимости, вопреки воле
и желанию Николая I становились неизбежными.
ГУБЕРНСКАЯ АДМИНИСТРАЦИЯ ДОРЕФОРМЕННОЙ
РОССИИ
Известную историю о покупке Павлом Ивановичем Чичико¬
вым мертвых душ Гоголь начинает с приезда своего героя в
губернский город N. Мы узнаем, что первым делом Чичиков
сделал визиты к «сильным мира сего». «С почтением» побывал он
у губернатора. «...Потом отправился к вице-губернатору, потом
был у прокурора, у председателя палаты, у полицмейстера, у
откупщика, у начальника над казенными фабриками... явился
даже засвидетельствовать почтение инспектору врачебной управы
и городскому архитектору. И потом еще долго сидел в бричке,
придумывая, кому бы еще отдать визит, да уж больше в городе
не нашлось чиновников».
Этих же лиц позднее встретил Чичиков на балу у губернатора.
И не удивительно — ведь тут перечислен почти весь губернский
«высший свет». Подобное общество было в каждой губернии
страны, и везде лицом высшего порядка, представителем вер¬
ховной власти был губернатор.
В наказе губернаторам 1837 года указывалось, что они, «как
непосредственные начальники вверенных им высочайшею волею
губерний, суть первые в оных блюстители неприкосновенности
верховных прав самодержавия, польз государства и повсемест¬
ного точного исполнения законов, уставов, высочайших повеле¬
ний, указов Правительствующего Сената и предписаний на¬
чальства».
Губернатор назначался непосредственно царем, а подчинялся,
помимо верховной власти, министру внутренних дел. На месте же
он был фактически полновластным правителем.
В Петербург, в Москву и на окраины назначались генерал-
губернаторы, подчиненные только царю. Всего в середине XIX
46

века в России было 10 генерал-губернаторов и 58 губернаторов.
Что же представляли собой эти люди, наделенные самодер¬
жавием большой властью и полномочиями?
«У всех у них была одна объединяющая черта: это забота
о том, чтобы люди и жизнь слепо подчинялись высшей команде:
С-мир-р-но!, чтобы каким-нибудь недозволенным проявлением
самодеятельности не потревожить гордого покоя и самодоволь¬
ства, не разрушить водворенной в стране поэтической иллюзии
благоговейного преклонения перед политическим божеством, не
нарушить поэзии равнения, массового шествия в ногу и устрем¬
ления всех глаз и голов в одну точку...» — так писал о губер¬
наторах калужский чиновник и литератор Н. В. Сахаров. В по¬
давляющем большинстве своем как губернаторы, так и генерал-
губернаторы не имели никаких представлений о том, как на
основании существующих законов следует управлять вверенными
им губерниями.
Так, один из губернаторов — граф Е. П. Толстой, в прошлом
военный, прямо заявил, что в гражданской службе нет нужных
и спешных дел. Подобные обстоятельства могут возникать только
в армии, особенно в военное время, когда от промедления зависит
ход сражения. «А в гражданской бумажной службе,— удивлялся
Толстой,— какие-такие могут быть экстренности? Не все ли равно
бумаге лежать в том или другом месте?»
О другом губернаторе, князе М. А. Урусове, жандармский
офицер писал, что делами он занимается, «но все не впрок: ибо
сам оных не понимает, а подписывает то, что советники его
скажут».
В 50-х годах XIX века только 9 человек из их числа имели
высшее и 9 среднее образование. Остальные в свое время зани¬
мались с домашними учителями, что иногда приводило к бле¬
стящим результатам, но чаще превращалось в учение «чему-
нибудь и как-нибудь». О киевском генерал-губернаторе Бибикове,
обладавшем лишь домашним образованием, правитель его кан¬
целярии сообщал: «Наук он не знал никаких, говорил по навыку
по-французски и немецки, но писать не умел ни на каком языке.
По-русски до того плохо знал грамоту, что не умел и строки
написать без руководства. Арифметику Бибиков вовсе не знал...
Я готов держать пари... что он до смерти не верил, что можно
сложить 1 / 2 с 1 / з. Историю, географию не знал совершенно».
Итак, чаще всего посты губернаторов и генерал-губернаторов
занимали малообразованные и не сведущие в делах управления
люди. Почему же именно их назначал царь на эти высокие
и крайне ответственные должности? Да потому, что не по зна¬
ниям, образованности, компетенции ценили людей в дореформен¬
ной России.
Все эти генералы или крупные чиновники были в то же время
богатейшими помещиками, владельцами тысяч крепостных: они
являлись наиболее видными представителями господствующего
47

класса, на который и опиралось самодержавие. Для них су¬
ществующие в России порядки были верхом государственного
устройства, и они делали все от них зависящее, чтобы эти
порядки оставались незыблемыми, что, впрочем, не мешало им
не забывать о личной наживе.
Казнокрадство и взяточничество были обычным явлением для
всех ступеней губернской администрации. Например, взятки с
откупщиков питейных сборов были столь распространены, что
считались вполне в порядке вещей. «Взяточником он не был,
а получал с откупщика ежегодный подарок (тысячи три или
четыре серебром),— пишет об архангельском губернаторе один
из современников.— Тогда,— добавляет он,— большая часть гу¬
бернаторов России брала с откупщиков деньги». Однако эта
форма взятки была далеко не единственной. Так, в Псковской гу¬
бернии в 40-х годах губернатор Бартоломей требовал от полиц¬
мейстера, чтобы тот платил ему ежегодно пять тысяч рублей.
Однажды Николай I заинтересовался, кто из его губернато¬
ров вовсе не берет взяток. Оказалорь, только двое: киевский —
И. И. Фундуклей и ковенский — А. А. Радищев (сын А. Н. Ра¬
дищева). «Что не берет взяток Фундуклей — это понятно,—
потому, что он очень богат,— заметил царь,— ну а если не берет
их Радищев, значит, он чересчур... честен».
Характеризуя состояние губернской администрации, уже упо¬
минавшийся здесь Н. В. Сахаров писал: «Деловой застой, взя¬
точничество, казнокрадство, произвол во всех видах разрослись
до колоссальных, легендарных размеров. Закон был в полнейшем
попрании. Им пользовались лишь как средством для вящего
взяточничества и произвола. Взяточничество было сплошное,
повальное». Красноречивый факт: чиновник особых поручений
при киевском генерал-губернаторе H. Е. Писарев в 1840 году
получил от польских дворян 46 тысяч рублей, а в 1847 году
от волынских помещиков — 35 тысяч.
Взяточничество и произвол были свойственны и вице-
губернаторам, являвшимся «непосредственными помощниками
и сотрудниками начальника губернии по всем частям управления
оною», и председателям казенной палаты, и управляющим па¬
латой государственных имуществ.
По своему положению казенная палата, ведающая сбором
различных налогов, была учреждением особенно важным, и пред¬
седатель ее считался третьим лицом в губернии. О председателе
Нижегородской казенной палаты сенатор М. Б. Веселовский рас¬
сказывал, что тот ежегодно отправлял в Петербург чиновника
«с надлежащим приношением начальству и, само собой разуме¬
ется, что за такое приношение он получал право сводить очень
прибыльно для себя счета с винным откупщиком и другими
лицами, пробавлявшимися около казенного сундука».
Губернский прокурор, по должности своей призванный вести
борьбу с хищениями, чаще всего «не замечал» злоупотреблений,
48

творимых местными чиновниками, и уже тем более губернатором.
Само положение прокурора зависело от высшей губернской вла¬
сти. Обо всех злоупотреблениях и беспорядках он должен был
прежде всего доносить губернатору. Мало того, губернатор
утверждал и приговоры палат уголовного и гражданского суда
губерний.
В судах царил тот же (если не больший) произвол и взя¬
точничество, что и во всей административной системе, вплоть до
Сената, куда поступало на обжалование то или иное дело. Так,
сенатский чиновник говорил одному из просителей: «Дело ваше
и тот и другой конец иметь может... Нынче Фемида1 не смотрит
на стрелки на весах...» Короче говоря, чиновник потребовал
взятку 2 тысячи рублей. Часть этой суммы шла непосредственно
ему, часть — на подкуп «сенатской челяди». «Из сих 2 тысяч,—
деловито объяснял вымогатель,— надобно хотя половину теперь,
чтобы отдать обер-секретарю^ иначе... если допустим его взять
с противников, то после он поневоле откажет нам».
Должность председателя уголовной или гражданской палаты
в губернии, так же как должность уездного исправника, была
выборной, но занимать ее могли лишь дворяне. Н. Ф. Дубровин
в книге «Русская жизнь в начале XIX века» с горечью признавал:
«Честные дворяне всеми средствами уклонялись от выборов в
судьи и исправники, зная, что они должны платить ежегодно
подати губернаторам, их секретарям, председателям и советникам
правлений и для этого обирать народ, где можно и где случай
доставит». Люди, падкие до наживы, напротив, стремились за¬
владеть судебной должностью и, достигнув цели, не смущались
обогащаться: реже правдами, а чаще неправдами. «В судах
черно неправдой черной...», — писал поэт Хомяков в 1854 году.
Такова в основных чертах была российская губернская ад¬
министрация, таково было высшее общество губернских городов,
где, как рыбы в воде, чувствовали себя прототипы персонажей
Николая Васильевича Гоголя.
КРУЖОК СТАНКЕВИЧА
Николай Владимирович Станкевич был сыном богатого воро¬
нежского помещика. С детства мальчик увлекался литературой.
Рано начал писать стихи и уже в 1829 году, шестнадцати лет
от роду, стал печататься в литературных журналах. В 1830 году
он поступил на словесное отделение Московского университета.
Здесь Станкевича окружили молодые люди, серьезно размыш¬
лявшие о смысле жизни, увлекавшиеся философией, литературой,
историей. Глубокая поэтическая натура молодого поэта привле¬
кала к нему внимание и любовь окружающих.
1 Фемида — богиня правосудия в Древней Греции.
49

Впоследствии И. С. Турге¬
нев, изображая Станкевича в
образе Покорского в романе
«Рудин», писал:	«Поэзия и
правда — вот. что влекло всех
к нему». В молодые годы Тур¬
генев был близок к Станкевичу
и испытал на себе его влияние.
«Станкевич оттого так дей¬
ствовал на других,— вспоми¬
нал Тургенев,— что сам о себе
не думал, истинно интересовал¬
ся каждым человеком и, как бы
сам того не замечая, увлекал
его вслед за собой в область
идеала». По мнению В. Г. Бе¬
линского, Станкевич «никогда
и ни на кого не налагал авто¬
ритета, а всегда и для всех был
авторитетом, потому что все
добровольно и невольно созна-
Н. В. Станкевич	вали превосходство его натуры
над своею».
«Станкевич,— отмечал его биограф П. В. Анненков,— дей¬
ствовал обаятельно всем своим существом на сверстников: это
был живой идеал правды и чести».
В окружении Станкевича было необычайно много ярких, уди¬
вительных людей. Глубокий интерес к человеческой личности,
умение понять, войти в положение другого человека позволяли
Николаю Владимировичу очень быстро сходиться с людьми.
Друзья Станкевича разделяли его духовные интересы, были его
единомышленниками. Станкевич, в свою очередь, был очень чуток
и внимателен к друзьям, всегда старался прийти им на помощь.
Живое участие принимал он и в судьбе начинающих писателей,
поэтов, ученых.
Бывая часто в Воронеже и посещая там единственную в
городе библиотеку, Станкевич однажды увидел в читальном зале
застенчивого молодого человека простого звания. Они разгово¬
рились о книгах, потом юноша признался, что сам пробовал
писать стихи, и не без долгих уговоров решился их показать.
Станкевич был поражен самобытностью таланта своего собесед¬
ника. Им оказался Алексей Васильевич Кольцов, которому вскоре
суждено было стать выдающимся русским поэтом. Благодаря
Станкевичу Кольцов заводит полезные литературные знакомства.
Спустя три года стихи безвестного молодого поэта читает и
перечитывает вся Россия.
Большую поддержку оказал Станкевич и историку Гранов¬
скому. «Никому на свете не был я так обязан,— писал впослед-
50

ствии Грановский о Станкевиче.— Его влияние на нас было
бесконечно и благотворно».
В Москве в середине 30-х годов Станкевич знакомится с
только что вышедшим в отставку молодым артиллерийским офи¬
цером Михаилом Бакуниным. Заметив, что Бакунин наделен
острым аналитическим умом и огромной энергией, Станкевич
приобщает его к занятиям философией. Бакунин горячо увлека¬
ется учением Гегеля и пропагандирует его идеи в России.
В 1833 году Станкевич познакомился с Виссарионом Гри¬
горьевичем Белинским. Будущий великий критик жил в ту пору
случайным литературным заработком. За драму «Дмитрий Ка¬
линин», имевшую антикрепостническую направленность, Белин¬
ский был исключен из университета. Он уже имел твердые убеж¬
дения и принципы, однако дружба со Станкевичем помогла
Белинскому окончательно сформировать свое мировоззрение.
«Неистовый Виссарион» — так называли Белинского друзья.
В 1834 году в еженедельнике «Молва» появилась его статья
«Литературные мечтания», принесшая славу ее двадцатитрехлет¬
нему автору. «Все тут было молодо, смело, горячо... все обличало
возникновение каких-то новых требований мысли от русской
литературы и русской жизни вообще»,— характеризовал статью
писатель и критик П. В. Анненков.
Белинский был очень привязан к Станкевичу, считал его
человеком гениальным, говорил, что он всегда будет показывать
дорогу своим друзьям и единомышленникам. Дружба двух мо¬
лодых людей была плодотворной. «Станкевич,— замечал писа¬
тель И. И. Панаев,— своей кроткой примиряющей натурой не¬
сколько смягчал и сдерживал кипучую натуру Белинского...» Но
дело было не только в этом. По характеру своего дарования, по
своему темпераменту Станкевич не мог быть бойцом, критиком,
публицистом, и здесь Белинский дополнял своего друга.
Постепенно вокруг Николая Владимировича Станкевича сло¬
жился своего рода кружок. У Станкевича можно было встретить
В.	Г. Белинского и М. А. Бакунина, историка С. М. Строева,
востоковеда П. Я. Петрова, словесника А. П. Ефремова (наибо¬
лее близкого друга хозяина дома), поэтов В. И. Красова,
И. П. Клюшникова, К. С. Аксакова.
Наряду с этим кружком существовало в то же время и другое
содружество молодых людей — кружок А. И. Герцена и
Н. П. Огарева, члены которого мечтали о том, как создать в
России новый союз по образцу декабристов. Друзья Станкевича
шли другим путем: они больше занимались философией, серьезно
размышляли об истории России, о судьбах народа, о литературе
и искусстве. Самого Станкевича угнетала мысль об униженности,
забитости, темноте крестьян, скованных крепостным правом.
«Прежде всего,— говорил он,— надлежит желать избавления на¬
рода от крепостной зависимости». По словам К. С. Аксакова,
Станкевич и его друзья вырабатывали «общее воззрение на
51

Россию, на жизнь, на литературу, на мир... Этот кружок желал
правды, серьезного дела, искренности и истины». Яркое описание
вечеров у Станкевича оставил И. С. Тургенев, близкий к его
кружку. «В глазах у каждого,— вспоминает Тургенев,— восторг,
и щеки пылают, и сердце бьется, и говорим мы о боге, о правде,
о будущности человечества, о поэзии».
Местом встреч, помимо дома Станкевича, была усадьба Ба¬
куниных Премухино (Тверской губ.). Отец и мать Михаила
Бакунина были образованны и начитанны, братья и сестры от¬
личались разносторонними духовными интересами.
Гармоничный мир Премухина — неповторимая русская при¬
рода, непринужденная обстановка, домашний уют — благотворно
влиял на участников кружка Станкевича.
Здесь во время бесед и споров возникали интересные идеи,
замыслы новых статей, очерков, стихов.
Деятельность Н. В. Станкевича и его друзей фказала замет¬
ное прогрессивное влияние на русскую общественную мысль, на
историю русской культуры.
В 1837 году Н. В. Станкевич, больной туберкулезом, вынуж¬
ден был уехать за границу. Его единомышленники какое-то время
еще собирались, но отсутствие идейного вдохновителя и основате¬
ля кружка остро сказывалось: не было главного связующего зве¬
на. Вскоре кружок распался.
В ЛИТЕРАТУРНЫХ САЛОНАХ МОСКВЫ
В 30—40-е годы в литературных салонах и гостиных Москвы
собирались писатели, журналисты, ученые и люди без опреде¬
ленных занятий, но интересовавшиеся историей, литературой,
искусством, политикой.
В особняках Елагиных, Свербеевых, Павловых, в квартире
Чаадаева велись жаркие и долгие споры о путях дальнейшего
развития России. Представителей двух различных направлений,
полемизирующих в обществе, литературе и публицистике, назы¬
вали славянофилами и западниками.
И те и другие выступали за отмену крепостного права,
за смягчение форм самодержавия, однако между представите¬
лями этих двух направлений были и расхождения.
Славянофилы обосновывали особый, самобытный характер
исторического развития России, противопоставляя его развитию
стран Западной Европы. Они превозносили допетровскую Русь,
русскую общину, восхваляли глубокую религиозность и привер¬
женность к власти царя, будто бы присущую русскому народу.
Один из оппонентов1 славянофилов — Т. Н. Грановский пи¬
сал Н. В. Станкевичу: «Ты не можешь себе вообразить, какая
1 Оппонент — противник в споре, тот, кто возражает кому-либо.
52

у них философия. Главные их
положения:	Запад	сгнил,	и
от него уже не может быть ни¬
чего; русская история испорче¬
на Петром; мы оторваны от
родного российского основания
и живем наудачу».
Славянофилы называли за¬
падниками всех тех, кто не раз¬
делял их самобытных взглядов,
признавал общие черты разви¬
тия России и Западной Европы,
ставил в пример политическое
устройство и культуру Англии
или Франции, видел в них об¬
разец для своей страны.
Но западники не были еди¬
ны. А. И. Герцен и В. Г. Бе¬
линский занимали среди них
особую позицию. Они были да¬
леки от господствующего в
этом направлении стремления
к либеральным реформам, не идеализировали, подобно своим
друзьям, буржуазный путь развития. В их сознании уже в эти
годы складывались основы их будущих революционно-демокра¬
тических воззрений.
Отстаивая различные пути развития страны, славянофилы
и западники сохраняли дружеские отношения, а их теорети¬
ческие разногласия выливались чаще всего в длительные дис¬
куссии. Белинский и Герцен стояли в авангарде споров со
славянофилами. Непримиримость, убежденность, страстность пер¬
вого, блестящее остроумие и тонкая ирония второго привлекали
к ним слушателей.
Герцен оставил нам картину литературной и общественной
жизни Москвы.
«Говоря о московских гостиных и столовых,— писал он,—
я говорю о тех, в которых некогда царил А. С. Пушкин; где до
нас декабристы давали тон; где смеялся Грибоедов; где
М. Ф. Орлов и А. П. Ермолов встречали дружеский привет, по¬
тому что они были в опале; где, наконец, А. С. Хомяков спорил
до четырех часов утра, начавши в десять... где Грановский
являлся со своей тихой, но твердой речью; где все помнили
Бакунина и Станкевича; где Чаадаев, тщательно одетый, с неж¬
ным, как из воску лицом, сердил оторопевших аристократов
и православных славян колкими замечаниями, всегда отлитыми
в оригинальную форму; где молодой старик А. И. Тургенев мило
сплетничал обо всех знаменитостях Европы... где Боткин и
Крюков... наслаждались рассказами М. С. Щепкина и куда
53

иногда падал, как Конгривова ракета1, Белинский, выжигая
кругом все, что попадало».
Особенно часто литературная и ученая Москва собиралась
в домах А. П. Елагиной, Д. Н. Свербеева, П. Я. Чаадаева.
Авдотья Петровна Елагина была прекрасно образованна, об¬
ладала живым умом и редким обаянием.
Будучи близкой родственницей В. А. Жуковского, Авдотья
Петровна с юных лет испытывала влияние поэта, став же взро¬
слой, помогала ему перепиской его сочинений. Самостоятельно
она занималась переводом пьес, мемуаров, исторических
сочинений.
От первого брака — с Василием Ивановичем Киреевским —
Авдотья Петровна имела двух сыновей — Петра и Ивана. Серь¬
езно изучавшие философию, воспитанные широко и свободно,
молодые люди стали одними из первых проповедников славяно¬
фильства.
С 30-х годов дом и салон Авдотьи Петровны, по словам часто
бывавшего там историка К. Д. Кавелина, «был одним из наибо¬
лее любимых и посещаемых средоточий русских литературных
и научных деятелей. Все, что было в Москве интеллигентного,
просвещенного и талантливого, съезжалось сюда по воскресень¬
ям. Приезжавшие в Москву знаменитости, русские и иностранцы,
являлись в салон Елагиных. В нем преобладало славянофильское
направление, но это не мешало постоянно посещать вечера Ела¬
гиных людям самых разных” верований».
Другим «оазисом», где свободно велись споры о судьбах
России, был салон Дмитрия Николаевича Свербеева. По своему
происхождению, богатству и положению в свете он принадлежал
к высшим кругам дворянской Москвы. Смолоду служил он в
Министерстве иностранных дел, жил за границей, но после суда
над декабристами, которым Свербеев глубоко сочувствовал, он
вышел в отставку и поселился в имении под Москвой. Поддер¬
живая дружеские отношения с литературными и профессорскими
кругами, Свербеев сделал свой московский дом местом встреч
западников и славянофилов. Если у Елагиных собирались в
воскресенья, то у Свербеева были пятницы, понедельники же
принадлежали Чаадаеву.
Ни фамильного особняка, ни аристократической го'стиной у
Петра Яковлевича Чаадаева не было. Был скромный кабинет
во флигеле дома, расположенного между Новой и Старой Бас¬
манной. Чаадаев не был ни богат, ни знатен, но это был человек
блестящего ума, необычайно одаренный и талантливый. Он был
и писатель, и философ, и общественный деятель, и историк.
А. С. Пушкин писал о Чаадаеве, что он:
1 Конгривова ракета — боевая ракета, впервые введенная в английской армии
в начале 1800-х годов генералом В. Конгривом.
54

В Риме был бы Брут, в Афинах — Периклес,
Но здесь, под гнетом власти царской,
Он только офицер гусарский...
Знаменитое «Философическое письмо» ТТ. Я. Чаадаева, опуб¬
ликованное в журнале «Телескоп», прозвучало «выстрелом в
темную ночь» николаевского царствования. За смелые мысли,
высказанные в этом письме, которое, по словам Герцена, явилось
уничтожающим приговором самодержавию, Чаадаев по указанию
Николая I был официально объявлен сумасшедшим и навсегда
лишен права печататься.
Царь хотел морально уничтожить П. Я. Чаадаева, сломить
его волю. Но вышло по-иному. «Насколько власть «безумного»
ротмистра Чаадаева была признана, — писал А. И. Герцен, —
настолько «безумная власть Николая Павловича была умень¬
шена».
История других народов — повесть их освобождения, утвер¬
ждал Чаадаев, русская история — развитие крепостного состо¬
яния и самодержавия. «Прошедшее России пусто, настоящее
невыносимо, а будущего для нее вовсе нет» — эти слова Чаа¬
даева, несмотря на глубокий пессимизм, прозвучали как реши¬
тельный протест против существующего порядка. Они никого
не оставили равнодушным. Формирующееся течение славянофи¬
лов обрушилось на Чаадаева за отказ от прошлого, столь иде¬
ализируемого поклонниками допетровской Руси. Односторонность
и пессимизм чаадаевской оценки не были приняты и западниками,
одним из представителей которых был и сам Петр Яковлевич. Его
друзья, обычно уважавшие и ценившие мнение Чаадаева, на сей
раз не могли согласиться с ним. «Клянусь честью, — писал
Пушкин,— что ни за что ка свете я не хотел бы переменить
отечество или иметь другую историю, кроме истории наших
предков».
Резко отрицательные отзывы ряда передовых русских мысли¬
телей о суждениях Чаадаева о России заставили его пересмотреть
свои взгляды. В рукописи «Апология сумасшедшего» (1837)
Чаадаев пришел к выводу, что, не будучи вовлечена в европей¬
ские распри, Россия, осмыслившая опыт западных стран, будет
призвана сказать миру новое слово.
Высказывания Чаадаева о высоком предназначении России
в будущем человечества оказали немалое влияние и на славяно¬
филов, и на западников.
Среди славянофилов особенно примечательны были фигуры
Хомякова, братьев Киреевских и Аксаковых. В 1839 году поэт
Алексей Степанович Хомяков написал статью «О старом и но¬
вом», где впервые были отчетливо изложены взгляды славяно¬
филов. Вскоре складывается кружок славянофилов, а ряд перио¬
дических изданий («Москвитянин», «Русская беседа», «Москва»,
«Парус») постоянно публикует их сочинения различного
жанра.
55

Славянофилы были само¬
забвенно преданы своим идеям
и отстаивали их в острой обще¬
ственно-идейной борьбе с за¬
падниками. Это были люди глу¬
бокой убежденности, огромной
веры в правоту дела, за кото¬
рое они ратовали. Привержен¬
ность славянофильству у Петра
Васильевича Киреевского, из¬
вестного русского собирателя
фольклора, граничила с фана¬
тизмом, а историк и писатель
Константин Сергеевич Аксаков,
наглядно проповедуя русскую
старину, являлся в великосвет¬
ские салоны и гостиные в на¬
циональной одежде XVII века.
Группа западников, помимо
Белинского, Герцена и Чаадае¬
ва, была представлена истори¬
ками Т. Н. Грановским и
К. Д. Кавелиным, литераторами и публицистами В. П. Бот¬
киным, П. В. Анненковым, А. Д. Галаховым и многими дру¬
гими.
Со своими произведениями западники, как правило, высту¬
пали со страниц журналов «Отечественные записки» и «Совре¬
менник», а позже — «Русский вестник» и «Атеней».
Большое внимание русской общественности привлекали лек¬
ции по истории средневековой Западной Европы профессора
Московского университета Тимофея Николаевича Грановского.
В завуалированной форме Грановский в своих лекциях осуждал
крепостничество и деспотизм самодержавной России.
Среди западников было немало выдающихся и интересных
людей. Это литературный критик, писатель и в будущем один
из русских корреспондентов К. Маркса П. В. Анненков, кри¬
тик и публицист И. И. Панаев, журналист и переводчик
Е. Ф. Корш, врач и литератор H. X. Кетчер, художник
К- А. Горбунов, замечательный артист М. С. Щепкин.
Взгляды славянофилов и западников были разновидностью
идеологии имущих классов, желавших частичных перемен в рус¬
ской действительности путем проведения буржуазных реформ.
Однако спор этих двух направлений — западников и славяно¬
филов — плодотворно сказался на развитии русской обществен¬
ной мысли, русской культуры.
56

«карманный словарь иностранных слов...»
В апреле 1845 года в Петербурге была издана небольшая
книга — «Карманный словарь иностранных слов, вошедших в
состав русского языка». Это был первый выпуск «Словаря»,
охватывающий термины от А до М. Белинский приветствовал
появление книжной новинки. В своей рецензии он дал «Словарю»
очень высокую оценку: «словарь превосходен», «составлен умно,
со знанием дела».
Составителем этого издания был Михаил Васильевич Петра¬
шевский. Сын врача, окончивший юридический факультет Петер¬
бургского университета, он служил с начала 40-х годов в Ми¬
нистерстве иностранных дел.
Друзья и близкие отзывались о Петрашевском как о человеке
большой души, сильной воли, необычайно образованном и эру¬
дированном.
«Познания его были разнообразны, выражения остроумны,—
писал товарищ Петрашевского В. А. Энгельсон.— Занят он был
исключительно изысканием возможных средств для низвержения
современного управления в России».
Будучи человеком чрезвычайно энергичным, Петрашевский
изыскивал эти средства главным образом в сфере «умственной
деятельности», которую считал «поприщем, указанным ему при¬
родою». Но под умственной деятельностью он не подразумевал
занятий кабинетного ученого. Лишь в гуще жизни, «в обществе
и обществом» должен действовать мыслящий человек, говорил
Петрашевский. Именно так поступал он сам, к тому же призывал
других. В статье «Словаря» Ораторство Михаил Васильевич
писал, что «высоким и великим» человек становится только тогда,
когда является «глашатаем истин и нужд общественных».
Петрашевский имел многочисленные связи в разных кругах
русского общества и организовал умелую пропаганду передовых
идей.
Одной из форм этой пропаганды было издание «Словаря
иностранных слов...».
Идея создания такой книги возникла случайно. Михаил Ва¬
сильевич услышал как-то, что отставной артиллерийский офицер
Н. С. Кириллов с чисто коммерческими целями хочет организо¬
вать подобное издание. Явившись к нему, Петрашевский пред¬
ложил себя в сотрудники. Вознаграждение он попросил неболь¬
шое, и предприниматель тут же согласился, предоставив соста¬
вителю свободу действий.
«Петрашевский,— пишет Энгельсон,— с жадностью схватился
за случай распространить свои идеи при помощи книги, на вид
совершенно незначительной. Он расширил весь ее план, прибавил
к обычным существительным имена собственные, ввел своей
властью в русский язык такие иностранные слова, которых до сих
пор никто не употреблял,— все это для того, чтобы под
57

разными заголовками изложить основания социалистических уче¬
ний, перечислить главные статьи конституции, предложенной пер¬
вым французским Учредительным собранием, сделать ядовитую
критику современного состояния России».
Второй выпуск «Словаря» — от М до О, подготовленный к
печати М. В. Петрашевским и его товарищем В. Н. Майковым,
отличался еще большей остротой содержания. Здесь излагались
прогрессивные идеи, революционные теории, материалистические
учения, затрагивались животрепещущие для тогдашней России
общественно-политические вопросы и проблемы. Настойчиво и
последовательно проводилась мысль о необходимости демокра¬
тизации России, уничтожения крепостничества и самодержавия
и скорейшего освобождения крестьян с землей. Составители убе¬
дительно доказывали преимущества республиканского строя.
Книга была небольшой по формату, текст был набран в два
столбца, убористым шрифтом. Чтобы избежать запрета на из¬
дание и вымарки со стороны цензуры, Петрашевский предложил
посвятить выпуск брату царя, великому князю Михаилу. Но
и высокое посвящение не спасло «Словарь», после того как
выпущенный в апреле 1846 года тираж стал распродаваться
и попал в руки «бдительных читателей». В мае месяце по рас¬
поряжению правительства дальнейшее издание было прекращено.
Разойтись успело только 400 экземпляров.
Событие это не обескуражило Петрашевского. Он продолжает
активную пропагандистскую деятельность.
Вокруг Михаила Васильевича группируются демократически
и социалистически настроенная молодежь, литераторы, учителя,
офицеры. Здесь были, по словам современников, «люди не только
разных ведомств и званий по службе, но и неслужащие из всех
сословий — дворяне, купцы и даже мещане».
Широкую известность в Петербурге получили «пятницы» Пет¬
рашевского, которые собирались в доме Михаила Васильевича
с 1845 по 1849 год. Здесь постоянно бывали братья Федор
и Михаил Достоевские, М. Е. Салтыков, ученый-географ
А.	В. Ханыков, естествоиспытатель Н. Я. Данилевский, поэт
А.	Н. Плещеев, географ П. П. Семенов (в будущем известный
путешественник и исследователь Средней и Центральной Азии),
учитель словесности Ф. Г. Толь, чиновник Министерства иност¬
ранных дел Д. Д. Ахшарумов, гвардейские офицеры Н. А. Мом-
белли, Н. П. Григорьев, Ф. Н. Львов и многие другие. Они во¬
шли в историю под именем петрашевцев.
Ни организационных форм, ни полного единства взглядов
петращевцы не имели. «У нас...— пишет Ахшарумов,— был ин¬
тересный калейдоскоп разнообразнейших мнений о современных
событиях, распоряжениях правительства, о произведениях лите¬
ратуры по различным отраслям знания... Иногда кем-либо
из специалистов делалось сообщение вроде лекции: о политиче¬
ской экономии... о системе Фурье».
58

Н. Я. Данилевский выступил перед товарищами с рядом до¬
кладов о социализме. Горячо осуждал крепостное право, поме¬
щичий произвол Ф. М. Достоевский. Он читал собравшимся от¬
рывки из своих повестей «Бедные люди» и «Неточна Незванова».
«Как теперь, вижу я перед собой Федора Михайловича на
одном из вечеров у Петрашевского,— вспоминал один из членов
кружка,— вижу и слышу его рассказывающим о том, как был
прогнан сквозь строй фельдфебель Финляндского полка, ото¬
мстивший ротному командиру за варварское обращение с его
товарищами. Или же о том, как поступают помещики со своими
крепостными».
На «пятницах» все более открыто выражалось недовольство
общественным строем крепостной России и укреплялось, особенно
после революций 1848 года в Европе, стремление к активным
действиям. Поэт Плещеев в одном из стихотворений призывал:
Вперед! без страха и сомненья
На подвиг доблестный, друзья!
Зарю святого искупленья
Уж в небесах завидел я.
Смелей! Дадим друг другу руки
И вместе двинемся вперед,
И пусть под знаменем науки
Союз наш крепнет и растет!
Казалось бы, литературные, общественные и политические
вопросы, обсуждавшиеся на «пятницах», не были непосредствен¬
но связаны с освободительным движением, но это было не так.
Человеку, впервые попавшему в дом Петрашевского и спраши¬
вающему о задачах подобных собраний, отвечали, что цель их —
осуществление социальных реформ, важнейшим средством дости¬
жения которых является пропаганда.
Выдвигалась петрашевцами и конкретная ближайшая зада¬
ча— «приготовить способных людей на случай... революции...
приготовить массы к восприятию таких перемен».
Наиболее радикально настроенная группа петрашевцев
(М. В. Петрашевский, Н. А. Спешнев, Н. А. Момбелли,
К. М. Дебу и Ф. Н. Львов) попыталась создать тайное общес¬
тво. Оно должно было взять на себя организацию крестьянского
восстания. Наиболее решительным сторонником действий «откры¬
тою силою» был Спешнев, он же составил и проект записки
о тайном обществе.
Однако замыслам петрашевцев не суждено было осуществить¬
ся. «Пятницы» не могли долго оставаться незамеченными. На¬
блюдение за Петрашевским и его единомышленниками было
поручено опытному чиновнику Министерства внутренних дел
Липранди. Тот нашел провокатора студента П. Антонелли. По
поручению Липранди он поступил в тот же департамент, где
служил Петрашевский. Вскоре Антонелли сблизился с ним. Про¬
вокатору удалось проникнуть и на одну из «пятниц». Это было
59

заседание, на котором читался доклад «о ненадобности религии
в социальном смысле». Петрашевский высказал свои взгляды
о судебной реформе и освобождении крестьян.
Спустя десять дней, 22 апреля 1849 года, начались аресты.
В 4 часа утра на квартиру к Петрашевскому в сопровождении
жандармов явился сам управляющий Третьим отделением гене¬
рал Л. В. Дубельт. Михаил Васильевич встретил «гостей» в
халате.
— Будьте любезны,— сказал генерал,— одеться и ехать со
мной в Третье отделение Собственной его императорского вели¬
чества канцелярии.
— Я готов,— ответил Петрашевский.
— Однако неужели вы думаете ехать в таком костюме?
— Сейчас ночь,— сказал Петрашевский,— а я в это время
не привык одеваться иначе.
— Так как вы не знаете,— возразил Дубельт,— с кем вам
придется говорить, то я советую вам надеть более приличное
платье.
— Ладно,— ответил Петрашевский и стал одеваться. Дубельт
же тем временем принялся рассматривать книги.
— Генерал, ради бога, не смотрите эти книги! — воскликнул
Петрашевский.
— Почему же?
— Потому что у меня, видите ли, есть только запрещенные
сочинения; при одном взгляде на них вам станет дурно.
— Почему же вы бережете такие книги?
— Это дело вкуса,— отвечал Петрашевский.
Вслед за Петрашевским было арестовано еще 63 человека.
Следствие длилось восемь месяцев. Напуганное событиями на
Западе, правительство решило жестоко расправиться с проявле¬
нием революционной мысли в России. Двадцать один человек был
приговорен к расстрелу.
Ранним утром 22 декабря 1849 года жители Петербурга стали
свидетелями мрачного зрелища. Из ворот Петропавловской кре¬
пости одна за другой выезжали тюремные кареты, окруженные
с двух сторон жандармами с саблями наголо. Кортеж направ¬
лялся на Семеновский плац, где приготовлен был эшафот, обитый
черным крепом, а сзади него врыты столбы. Вся площадь была
окружена войсками. Осужденные выстроились на эшафоте, после
чего был зачитан приговор, кончавшийся словами: «Полевой
уголовный суд приговорил всех к смертной казни расстрелянием,
и 19-го сего декабря государь император собственноручно напи¬
сал: «Быть по сему».
«Мы,— напишет впоследствии Достоевский,— стояли на эша¬
фоте и выслушивали наш приговор без малейшего раскаяния...
в ту минуту, если не всякий, то по крайней мере чрезвычайное
большинство из нас почли бы за бесчестие отречься от своих
убеждений... То дело, за которое нас осудили, те мысли, те
60

понятия, которые владели нашим духом, представлялись нам
не только не требующими раскаяния, но даже чем-то нас очи¬
щающим, мученичеством, за которое многое нам простится!»
После прочтения приговора на осужденных были надеты бе¬
лые балахоны, колпаки и саваны. Солдаты подошли к Петра-
шевскому, Спешневу и Момбелли, взяли их за руки и стали
привязывать к столбам. Потом был отдан приказ «Колпаки
надвинуть на глаза». Раздалась команда «На прицел!», и группа
солдат направила ружья на приговоренных.
Прошло с полминуты, и тут подскакал флигель-адъютант
со срочным пакетом, в котором был приказ о помиловании:
смертная казнь заменялась «особым наказанием». Так закончил¬
ся этот мрачный фарс — инсценировка расстрела.
Прямо на площади Михаил Васильевич Петрашевский, по¬
лучивший бессрочную каторгу, был закован в кандалы, и кибит¬
ка, запряженная курьерской тройкой, вскоре исчезла в направ¬
лении Московской дороги. Было ему тогда 27 лет. Умер он
в ссылке в 1866 году. Герценовский «Колокол» писал о нем как
о «человеке, погибшем ради русской свободы», как о жертве
правительственных гонений.
Социалистическая пропаганда, которой служила вся деятель¬
ность петрашевцев, и в том числе «Карманный словарь ино¬
странных слов...», сыграла свою значительную роль в истории
русской революционной мысли, а сами петрашевцы, по словам
В. И. Ленина, положили начало созданию социалистической ин¬
теллигенции в России.
ШЕВЧЕНКО В КИРИЛЛО-МЕФОДИЕВСКОМ
ОБЩЕСТВЕ
21 апреля 1847 года в Третьем отделении Собственной его
императорского величества канцелярии шел очередной допрос.
— Какими случаями доведены вы были до такой наглости,
что писали самые дерзкие стихи против государя императора?
На вопрос этот, поставленный следователем, обвиняемый
отвечал:
— Будучи еще в Петербурге, я слышал везде дерзости и
порицания на государя и правительство. Возвратись в Мало¬
россию1 я услышал еще более и хуже между молодыми и между
степенными людьми; я увидел нищету и ужасное угнетение кре¬
стьян помещиками... и все это делалось и делается именем
государя и правительства.
Обвиняемым был великий украинский поэт, страстный борец
против самодержавия и крепостного права Тарас Григорьевич
Шевченко.
1 Малороссия — Украина.
61

Поводом к аресту стало его участие в Кирилло-Мефодиевском
обществе. Названо оно было в честь первых славянских просве¬
тителей Кирилла и Мефодия. Однако задачи общества выходили
за рамки просветительства и носили национально-освободитель¬
ный и демократический характер.
Царизм не признавал национальные права украинского на¬
рода. В годы правления Николая I национальное угнетение при¬
няло особенно жестокие формы. Даже само слово «Украина»
правительство пыталось уничтожить, переименовав Слободско¬
украинскую губернию в Харьковскую. Но усилия царизма
не могли остановить развития украинской нации. В этот период
для Украины, как и для других национальных районов России,
переживающих период становления капиталистических отноше¬
ний, характерны были, как писал В. И. Ленин, «пробуждение
национальной жизни и национальных движений, борьба против
всякого национального гнета...».
Стремление к национальному освобождению стало причиной
возникновения Кирилло-Мефодиевского общества. В числе
его организаторов были профессор Киевского университета
Н. И. Костомаров, учитель В. М. Белозерский и чиновник
Н. И. Гулак. В своей «Автобиографии» Костомаров писал, что
в конце 1845—начале 1846 года у них троих впервые явилась
мысль о создании общества, которое бы имело целью распро¬
странение идеи славянской взаимности и создания будущей фе¬
дерации славянских народов на основании полной свободы и
автономии народностей. За 14 месяцев существования общества
в него вступили несколько десятков человек. В их числе были
писатели, помещики, чиновники, студенты — словом, люди раз¬
личных занятий и социального положения.
Законченной организации общество не имело. Связано оно
было и держалось доброю волею каждого, однако у кирилло-
мефодиевцев имелся Устав с рядом конкретных положений, по¬
зволяющих составить представление о целях общества.
«Принимаем,— говорилось в этом документе,— что духовное
и политическое соединение славян есть истинное их назначение,
к которому они должны стремиться.
...Принимаем, что при соединении каждое славянское племя
должно иметь свою самостоятельность...
...Принимаем, что каждое племя должно иметь правление
народное и соблюдать совершенное равенство сограждан по их
рождению, христианским вероисповеданиям и состоянию.
...Принимаем, что при таком равенстве образованность и чи¬
стая нравственность должна служить условием участия в
правлении.
...Принимаем, что должен существовать общий славянский
собор из представителей всех племен».
Далее приводилось 11 пунктов Устава, определяющих прави¬
ла участия в обществе, его организационную структуру, а также
62

тактику, в основе которой лежала мирная пропаганда. Одна
из основных задач — ликвидация крепостного права — формули¬
ровалась следующим образом: «Общество будет стараться за¬
ранее об искоренении рабства и всякого унижения низших клас¬
сов, равным образом и о повсеместном распространении
грамотности».
В состав славянской федерации общество предполагало вклю¬
чить Россию, Украину, Польшу, Чехию, Сербию, Болгарию. Сто¬
лицей федерации должен был стать Киев.
О том, что, строя планы объединения славянских стран, члены
общества имели в виду прежде всего освобождение от всех форм
угнетения, свидетельствует другой документ общества, имевший
пропагандистские цели и носящий название «Закон божий».
Кирилло-мефодиевцы не были едины в своих взглядах. На¬
иболее умеренную линию представляли Н. И. Костомаров и
В.	М. Белозерский. Последний писал, что общество основано «на
христианской любви и свободе» и «нужно стараться, чтобы и
самое достижение равенства и достоинства прав человеческих
совершалось в духе кротости и миролюбия. Посему главною
целью поставить себе должно распространение образования и
идей христовых».
Иную позицию занимал Н. И. Гулак. Судя по доносу члена
общества, провокатора Петрова, он «обнаруживал прямо рево¬
люционные намерения... Предполагая соединить славянские пле¬
мена и ввести в них народное правление, он надеялся достигнуть
этого возбуждением славян к восстанию против верховных вла¬
стей их, говорил, что... если переворот будет произведен, а
государь не пожелает сложить с себя верховной власти, то
необходимость заставит пожертвовать царской фамилией».
Тот же Петров характеризовал Н. И. Савича как сторонника
необходимости уничтожения в России монархического образа
правления и учреждения «правления народного с представитель¬
ною формою».
Особую роль в Кирилло-Мефодиевском обществе играл
Т. Г. Шевченко. К моменту его вступления в общество поэзия
Шевченко, проникнутая идеями революционного демократизма,
уже оказывала огромное влияние на национально-освободитель¬
ное движение украинского народа.
Творчество Тараса Григорьевича было подлинно народ¬
ным. Эту его особенность сразу же отметил В. Г. Белинский.
В 1840 году, откликаясь на первое издание «Кобзаря», он писал:
«Стихотворения г-на Шевченко ближе всего подходят к так
называемым песнопениям: они так безыскусственны, что вы их
легко примете за народные песни и легенды малороссиян: это
одно уж много говорит в их пользу. Автор не облекает своих
чувств и поэтических мыслей в форму ямбов, хореев и проч...
а при всем том его стихи оригинальны. В «Кобзаре»,— продол¬
жал Белинский,— есть и поэтические думы, и исторические
63

легенды, и чары оставленной любви, и простодушная история
любви Катерины — словом, все элементы народной поэзии юга
нашего отечества».
А.	И. Герцен назвал Шевченко «чуть не единственным на¬
родным поэтом». Стихотворения Шевченко, писал «Колокол»,
«знают наизусть не только почти все читающие малороссы, но
и многие великоруссы и славяне».
Шевченко глубоко ненавидел крепостное право. Он сам ис¬
пытал на себе всю его тяжесть, будучи крепостным помещика
П. В. Энгельгардта. Как казачок, находившийся в услужении
у молодого барина, Тарас 14-летним подростком попадает в
Петербург. Уже тогда у него обнаружилось непреодолимое вле¬
чение к рисованию, и, словно в насмешку, ему приходится ра¬
ботать маляром... Надежда серьезно заняться живописью не
оставляет Шевченко.
Ранним утром, когда Летний сад был еще пуст, он ходил
писать статуи. Там Тарас познакомился с молодым художником
И. М. Сошенко, принявшим большое участие в его судьбе.
В 1835 году комитет Общества поощрения художеств уже
рассматривал рисунки «постороннего ученика Шевченко», «нашел
оные заслуживающими похвалы» и решил «иметь его в виду на
будущее время».
По воскресеньям или в будние зимние дни, когда не было
малярной работы, Шевченко с упоением рисовал, много писал
красками. Вскоре Сошенко ввел его в круг известных петер¬
бургских художников; работы юноши понравились А. Г. Вене¬
цианову и К. П. Брюллову, о них высоко отозвался поэт
В.	А. Жуковский. Но каждый раз, бросая кисти, краски и книги,
Тарас должен был возвращаться в малярную артель, в которой
определил ему быть помещик. Двойственность подобной жизни,
полная зависимость от произвола хозяина, всепоглощающее стре¬
мление к творческой деятельности — все это вконец измучило
молодого человека, подорвало его силы, привело к тяжелой
болезни.
Переговоры о выкупе Шевченко из неволи, начатые тем вре¬
менем К. П. Брюлловым, подвигались медленно и трудно. Эн-
гельгардт требовал огромную сумму — две с половиной тысячи
рублей. Тогда Брюллов написал портрет В. А. Жуковского, ко¬
торый был разыгран в лотерее на общую сумму выкупа Шев¬
ченко. Портрет приобрела царская семья.
22 апреля 1838 года 24-летний художник получил отпускную.
Вот текст этого документа: «Я, нижеподписавшийся, уволенный
от службы гвардии полковник Павел Васильев, сын Энгель-
гардт, отпускаю вечно на волю крепостного моего человека, Та¬
раса Григорьева, сына Шевченко... до которого человека мне,
Энгельгардту, и наследникам моим впредь дела нет и ни во что
не вступаться, а волен он, Шевченко, избрать себе род жизни,
какой пожелает».
64

Следующие девять лет были благоприятны для Шевченко. Он
с увлечением учился в Академии художеств и блестяще овладел
мастерством рисунка и живописи. И вместе с тем Шевченко
посвящает много времени литературным занятиям — поэтическо¬
му творчеству. В 1840 году вышел его первый сборник «Кобзарь»,
за ним последовала поэма «Гайдамаки», воспевающая героику
крестьянской войны.
В 1845 году, уже широко известным поэтом и живописцем,
Шевченко едет в Киев. Здесь он вскоре становится членом
Кирилло-Мефодиевского общества, причем выделяется среди про¬
чих наиболее демократическими взглядами. Точка зрения Шев¬
ченко на крестьянский вопрос, на пути освобождения Украины
вполне отчетливо была выражена в его стихах. Вспомним хотя бы
известные строки его «Завещания»:
Поховайте да вставайте,
Кандалы порвите,
Злою вражескою кровью
Волю окропите...
3 марта 1847 года недавно принятый в общество студент
Петров представил попечителю Киевского учебного округа свой
первый донос. В ответ он получил указание продолжать наблю¬
дение и самому «действовать в духе общества». 17 марта све¬
дения об обществе были уже известны шефу жандармов графу
А.	Ф. Орлову, который, в свою очередь, доложил о событии
наследнику престола Александру Николаевичу. На следующий
день был арестован находившийся в Петербурге Гулак. В конце
марта — начале апреля та же участь постигла других членов
общества, в том числе Шевченко.
Следственная машина пришла в движение, но дальнейший ход
дела привел к неожиданным результатам. Правительству оказа¬
лось невыгодно устраивать политический процесс и тем более
делать достоянием общественности программные положения об
объединении славян и об освобождении Украины. В специальной
«Записке», составленной по этому поводу Третьим отделением,
прямо было сказано, что нельзя допускать распространения идеи
«о восстановлении народности и их родины, ибо это поведет
малороссиян, а за ними и другие подвластные народы к желанию
существовать самобытно».
Стремясь замять вопрос об обществе и его подлинных планах,
правительство решило без суда определить подследственным сро¬
ки и формы наказания. В докладе графа Орлова царю умыш¬
ленно была изложена версия, извращавшая действительное по¬
ложение дел и сводившая на нет «состав преступления»
обвиняемых.
«Цель их общества,— писал граф Орлов,— состояла в соеди¬
нении славянских племен, но они полагали соединить племена под
скипетром вашего императорского величества. Не касаясь насто¬
ящего образа правления в России, они желали только, чтобы
65

имеющие присоединиться к ним иноземные славянские племена
устроены были по примеру Царства Польского. Им казалось, что
ваше величество, по силе духа вашего, одни можете совершить
это великое дело, но сомневались, чтобы ваше величество, за¬
нятые внутренним благоустройством государства, соизволили
принять участие в этом предприятии, они надеялись достигнуть
соединения славян своими средствами». Стараясь далее предста¬
вить незначительность планов и малочисленность состава общес¬
тва, граф Орлов назвал их идеи «ученым бредом трех молодых
людей». Ряд участников он квалифицировал как категорию «лиц,
виновных в преступлениях, отдельных от общества». В итоге мера
наказания для членов общества, всем, кроме Гулака и Шевченко,
была определена одна: высылка. Гулак, как человек, «способный
на всякое вредное для правительства предприятие», был заклю¬
чен в Шлиссельбургскую крепость на три года с последующей
высылкой в отдаленную губернию. Шевченко же, которого для
удобства следствия членом общества решено было не считать,
приговор обрекал на солдатчину.
Граф Орлов характеризовал подследственного Т. Г. Шев¬
ченко следующим образом:
«Судя по... чрезмерному уважению, которое питали и лично
к Шевченко и к его стихотворениям все украино-славянисты,
сначала казалось, что он мог быть если не действующим лицом
между ними, то орудием, которым они хотели воспользоваться
в своих замыслах; но, с одной стороны, эти замыслы были
не столь важны, как представлялось при первом взгляде, а
с другой, и Шевченко начал писать свои возмутительные сочи¬
нения еще с 1837 года, когда славянские идеи еще не занимали
киевских ученых; равно и все дело доказывает, что Шевченко не
принадлежал к украино-славянскому обществу и действовал от¬
дельно, увлекаясь собственной испорченностью. Тем не менее, по
возмутительному духу и дерзости, выходящей из всяких пределов,
он должен быть признаваем одним из важных преступников».
Далее шеф жандармов прямо указывал причину осуждения:
«Художника Шевченко за сочинение возмутительных и в высшей
степени дерзких стихотворений... определить рядовым в Орен¬
бургский отдельный корпус... поручив начальству иметь строжай¬
шее за ним наблюдение, дабы от него ни под каким видом
не могло выходить возмутительных и пасквильных сочинений».
«Под строжайший надзор с запрещением писать и рисо¬
вать»— такова была приписка Николая I на этом листе докла¬
да графа Орлова.
Но Шевченко продолжал писать. Писал он в тюремной ка¬
мере, писал в казарме, пряча маленькие книжечки с записанными
стихами в голенище сапога.
В 1848 году сочувствовавший Т. Г. Шевченко капитан
А.	И. Бутаков включил его в качестве художника в экспе¬
дицию по обследованию Аральского моря. В пути Тарасу Гри-
66

горьевичу удалось создать бо¬
лее 350 акварельных пейзажей
и портретов.
В 1850 году в Оренбурге
Шевченко по доносу снова был
арестован и на сей раз отправ¬
лен в Новопетровское укрепле¬
ние на полуострове Мангыш¬
лак (ныне город Форт-Шевчен-
ко). Расположение некоторых
офицеров и здесь помогло ему.
Он попал в геологическую эк¬
спедицию в горы Каратау, по¬
лучил возможность почти бес¬
препятственно рисовать, писать
стихи и повести.
После смерти Николая I и
длительных хлопот друзей
Шевченко о его амнистии поэт
был, наконец, освобожден и в
1858 году поселился В Петер- т р Шевченко. Автопортрет
бурге. Он много и плодотворно
работает, тесно, сближается с
Чернышевским, Добролюбовым, Некрасовым, знакомится с Тур¬
геневым, Толстым, Островским.
У Шевченко была масса творческих планов, он принимал
активнейшее участие в общественно-политической жизни России,
обличая, как и раньше, но только еще резче, еще беспощаднее,
крепостничество и самодержавие. Его последние произведения
приобрели особенную политическую остроту, непримиримость к
российской действительности, пламенную революционную
страстность.
Трудно сказать, сколько удивительных стихотворений, поэм,
рассказов, повестей создал бы Тарас Григорьевич Шевченко, если
бы смерть не остановила его горячее сердце. Он умер 47 лет —
в пору наивысшего расцвета человеческой личности, в пору
творческой зрелости.
Десятилетняя ссылка, лишения, преследования властей по¬
дорвали и без того слабое здоровье поэта и преждевременно
свели его в могилу.
ВЕЛИКИЙ МАТЕМАТИК РОССИИ
14 февраля 1805 года на торжественном собрании совета
Казанской гимназии было объявлено об открытии в городе уни¬
верситета. Ни профессоров, ни помещения, ни студентов еще не
было, но устав, называемый «утвердительной грамотой Казан-
67

ского университета», был принят, и в Казань уже выехал извест¬
ный ученый-астроном С. Я. Румовский, назначенный попечителем
Казанского учебного округа, с тем чтобы создать новое высшее
учебное заведение.
На первых порах университет существовал при гимназии
и управлялся ее советом. Студенты (35 человек) были выбраны
из числа лучших учеников, преподавать пригласили наиболее
подготовленных учителей гимназии.
Скромные возможности нового учебного заведения компенси¬
ровались энтузиазмом молодежи. Вот как описывает один из
первых студентов — писатель С. Т. Аксаков впечатление, произ¬
веденное известием о создании университета: «Шумная радость
одушевляла всех. Все обнимались, поздравляли друг друга и
давали обещания с неутомимым рвением заняться тем, чего нам
не доставало так, чтобы через несколько месяцев нам не стыд¬
но было называться настоящими студентами... Занимались не
только днем, но и по ночам. Все похудели, все переменились в
лице...
Учителя были также подвигнуты таким горячим рвением уче¬
ников и занимались с ними не только в классах, но и во всякое
свободное время, по всем праздничным дням...»
Во второй год существования университета в числе его сту¬
дентов оказался гимназист Николай Лобачевский, которому
не исполнилось еще и 15 лет. В математике он не имел равных
в гимназии, да и в университете его знания превосходили ма¬
тематический уровень адъюнктов1.
Постепенно новый университет стал приобретать черты
высшего учебного заведения. Через год после поступления Лоба¬
чевского в Казань прибыл знаменитый немецкий ученый-
математик Бартельс, а еще через несколько месяцев — менее
известный, но чрезвычайно талантливый математик профессор
Реннер.
Знание последних математических теорий, умение прекрасно
изъясняться по-немецки сразу же поразили Бартельса в юном
студенте Лобачевском.
Вообще немецкий ученый был доволен своей аудиторией.
«К моей великой радости, — писал он впоследствии, — нашел
в Казани, несмотря на небольшое число студентов, необыкновен¬
ный интерес к математическим наукам... Здесь у меня образо¬
валась небольшая математическая школа, из которой вышло
много хороших преподавателей для русских гимназий и универ¬
ситетов».
Лобачевский был лучшим из лучших в математической школе
Бартельса. За четыре года обучения в университете он постиг не
только высшую математику, но также физику и астрономию.
1 Адъюнкт — лицо, занимающее младшую ученую должность, прикомандиро¬
ванное в помощь профессору.
68

Объем и глубина его знаний
позволили ему впоследствии
самому читать курсы по всем
этим трем предметам.
В августе 1811 года двад¬
цатилетний Николай Иванович
Лобачевский получил звание
магистра1, стал помощником
профессора, параллельно про¬
должая заниматься наукой под
руководством Бартельса. Через
два года уже в качестве адъ¬
юнкта он начал читать студен¬
там самостоятельные курсы
лекций.
Шло время. Менялся Лоба¬
чевский, все глубже и шире
уходя в сферу научной и педа¬
гогической деятельности, ме¬
нялся и университет.
В 1820 году Николай Ива¬
нович уже СОЛИДНЫЙ ученый И	Н. И. Лобачевский
педагог. Его избирают деканом
физико-математического отделения, а спустя семь лет он стано¬
вится ректором университета. Наступают годы творческого рас¬
цвета Лобачевского, расцвета руководимого им универси¬
тета.
Николай Иванович был человеком энергичным, разносторонне
одаренным. Высокий, худощавый, с удлиненным лицом, густыми
русыми волосами и глубоким взором темно-серых глаз, он про¬
изводил на окружающих крайне приятное впечатление.
Энциклопедическое образование, безграничные творческие ин¬
тересы, подлинная гениальность мыслителя сочетались в нем
с прекрасными педагогическими данными.
В июле 1828 года на торжественном собрании университета он
произносит программную речь «О важнейших предметах воспи¬
тания». Культура человека, говорил Лобачевский, определяется
не только образованием, но и свободным, творческим воспита¬
нием. Воспитание должно не подавлять личность, а, напротив,
раскрывать «все способности ума, все дарования, все страсти».
Ведь жить — «значит чувствовать, наслаждаться жизнью, чув¬
ствовать непрестанно новое, которое бы напоминало, что мы
живем». Те, у кого «ум отупел и чувства заглохли», лишены
возможности наслаждаться жизнью, ибо для них «мертва при¬
рода, чужда красота поэзии, лишена прелести и великолепия
1 Магистр — в дореволюционной России ученая степень, предшествующая
степени доктора наук.
69

архитектура, незанимательна история веков. Я утешаюсь мыс¬
лью,— продолжал Николай Иванович,— что из нашего универ¬
ситета не выйдут произведения растительной природы, даже
не войдут сюда, если, к несчастью, родились с таким назначе¬
нием. Не войдут, повторяю, потому что здесь продолжается
любовь славы, чувство чести и внутреннего достоинства».
И действительно, если не все, то многие из числа казанских
студентов не стали «произведениями растительной природы»,
причем огромную роль в формировании взглядов молодых людей
сыграл сам Николай Иванович. По свидетельству одного из
современников, «все студенты без исключения его уважали, а
студенты-математики просто благоговели перед ним. Глубокий
ум, обширные познания, широкое понимание жизни, несокруши¬
мая логика и необыкновенная способность говорить просто, ясно
и увлекательно, благородство характера, деликатное и внима¬
тельное отношение к молодежи, преданность науке и универси¬
тету— все это давало ему возможность господствовать над...
окружающими».
К моменту вступления Лобачевского в должность ректора
перед университетом стояли две важнейшие задачи — привлече¬
ние в Казань ученых, строительство и оборудование удобных для
занятий помещений. Строительные работы были начаты в 30-х
годах. Строительную комиссию возглавил Лобачевский.* Предва¬
рительно он настолько изучил архитектуру, что смог принять
личное участие в проектировании зданий. О том, какое значение
придавал он строительному искусству, свидетельствуют сказан¬
ные им слова: «Великолепие архитектуры стоит наравне с кра¬
сотами поэзии и жизни природы».
«Все университетские здания,— писал один из студентов, ког¬
да работы по реконструкции были завершены,— носят характер
простоты и величия». Университет был расположен на возвы¬
шенности и издали привлекал к себе внимание. А университет¬
ский двор со своей оригинальной обстановкой — ротондой ана¬
томического театра, башней обсерватории, флюгерами над фи¬
зическим кабинетом, с памятником Державину1 и величественной
лестницей, ведущей со двора в главное здание,— походил на
форум.
Библиотека, занимавшая отдельное строение, лаборатории,
клиники, анатомический театр — все было оборудовано по по¬
следнему слову тогдашней науки. Особенным изяществом, по
словам современников, отличались химическая лаборатория, хи¬
мический и физический кабинеты. Полы всюду были паркетные,
шкафы и витрины — из красного дерева. «Все блестело све¬
жестью, глянцем, лоском, чистотой».
Удалось Лобачевскому решить и вторую задачу — привлечь
для чтения лекций крупных профессоров.
1 Г. Р. Державин в 1759--1762 годах учился в Казанской гимназии.
70

Казанский университет при¬
нимал облик перворазрядного
высшего учебного заведения.
Здесь стал издаваться и соб¬
ственный научный журнал —
«Ученые записки». В 1835 году
в первом выпуске «Записок»
была помещена работа Лоба¬
чевского «Воображаемая гео¬
метрия», сыгравшая важней¬
шую роль в науке.
В этой и других работах
(«О началах геометрии», «Гео¬
метрическое исследование по
теории параллельных линий»)
Лобачевский выдвинул идеи,
ставшие основополагающими
для ряда наук.
Классическая геометрия Ев¬
клида перестала удовлетворять
требованиям развивающихся
точных и естественных дисцип¬
лин. Первым сформулировав
начала неевклидовой геомет¬
рии, Лобачевский открыл поло¬
су широкого развития науки,
считавшейся до этого совер¬
шенно законченной. На основе
его идей геометрия стала ог¬
ромным зданием, в котором Евклидово учение составляет лишь
фундамент или основной камень фундамента. Труды Лобачев¬
ского сыграли определяющую роль во всех важнейших отраслях
естествознания. Но значение гениальных открытий ученого не
было ясно его современникам.
«При жизни он не был понят,— пишет один из учеников
Лобачевского,— его участь напоминает участь Галилея. Тот и
другой одинаково претерпели незаслуженные нравственные стра¬
дания, но Галилей был все-таки счастливее. Его открытия ученый
мир сразу оценил. Сочинения Галилея снискали ему всеобщее
уважение... Суд изуверов не умалил его славы.
С Лобачевским было иное. Не невежды, а первоклассные
отечественные математики, пользовавшиеся ученой известностью
за границей, не признавали его заслуг... За пределами Казан¬
ского учебного округа его имени никто почти не знал. Бывало,
спросишь математика, окончившего курс в Петербургском или
Московском университете, не знает ли он казанского математика
Лобачевского? Оказывалось, что он вовсе о нем и не слыхал».
Так было вплоть до второй половины XIX века. В 50-е годы
«7«
О НАЧАЛАХЪ ГЕОМЕТР1ИО
(Г. Лоб ач о о с tat о.)
Кажете* , трудность повал!« увела«!*
ааетса по м*р* их* приближенia к* начальник*
истинам* в* природ«; также как* она воэра-
тает* в* другом* ваправлев!в, в* той гра¬
ниц« , куда стремите■ ум* за вовымв поэна-
шлма. Вот* почему трудности в* Геомешр!а
должни принадлежать, вовервых*, оамому пред¬
мету, ДалВе, оредства, к* которым* вадобво
прибегнуть» чтобы достигнуть адВсь последней
строгости | едва ли могут* отвечать ц«ли и
п рое тот* сего у«еи!в. T« » которые хот* ли
удовлетворить сим* требовании*, авклвчили
себа в* такой шВовой круг*, что во« усили
вх* ве ыдглн быть вознаграждены успехом*.
Наконец* скамей* и то f «то со времени
Нютона в Декарта» во а Машем атака»
сделавшись Дяалятнкой , пошла столь бнош-
рымв шагами вперед*» что оотавпла далеко ва
собой оо учете, бев* кошораго могла ухе об-
(•) Навлечено самим* Сочинителем* ва* рааеуаг»
дени » под* маваан!ем* г Exposition sutti■«*«
ist prinelpes Ло Io QiomttrU *tc, , читаннаго
им* в* аасьдан1и Отд«лен1я фмаико-Маше*
матических* наук*» >а феврали i8a6 годи.
Первая страница работы Н. И. Лоба¬
чевского «О началах геометрии»
71

происходит заметное оживление культурной и научной жизни
России. Идеи Лобачевского становятся подлинным достоянием
русской и мировой науки. В настоящее время их непреходящее
значение нашло окончательное научное подтверждение.
Ныне перед зданием Казанского университета стоит бронзо¬
вый памятник великому ученому. Выразительно и лаконично
написал о нем поэт В. Фирсов:
Высокий лоб,
Нахмуренные брови,
В холодной бронзе — отраженный луч.
Но даже неподвижный и суровый,
Он, как живой,—
Спокоен и могуч.
Когда-то здесь, на площади широкой,
На этой вот казанской мостовой,
Задумчивый,
Неторопливый,
Строгий
Он шел на лекцию — великий и живой.
Пусть новых линий не начертят руки —
Он здесь стоит, взнесенный высоко,
Как утверждение бессмертья своего,
Как вечный символ торжества науки.
ПУТЕШЕСТВИЕ КАПИТАНА БЕЛЛИНСГАУЗЕНА
В мае 1819 года капитан фрегата «Флора» Фаддей Фаддеевич
Беллинсгаузен был спешно вызван к морскому министру маркизу
де Траверсе. Прибыв в Петербург, Беллинсгаузен узнал, что речь
идет о его назначении командиром экспедиции, которая должна
была отправиться в плавание в высокие южные широты.
Возможно, предложение возглавить экспедицию и показалось
Фаддею Фаддеевичу неожиданным, однако случайным назвать
его было нельзя. Беллинсгаузен был одним из образованнейших
офицеров русского флота. Окончив Морской кадетский корпус,
он, еще будучи мичманом, совершил кругосветное плавание под
командованием И. Ф. Крузенштерна1, который считал его пре¬
восходным моряком, имеющим «редкие познания в астрономии,
гидрографии и физике». Именно по рекомендации Крузенштерна,
ставшего к тому времени контр-адмиралом, и состоялось назна¬
чение Беллинсгаузена.
В состав экспедиции, которая получила название «Первой
Дивизии»2, входили два шлюпа3 —«Восток» и «Мирный». Шлю-
1 Крузенштерн Иван Федорович (1770—1846) — русский мореплаватель, ад¬
мирал, почетный член Петербургской Академии наук. В 1803—1806 годах воз¬
главлял первую русскую кругосветную экспедицию, в состав которой входили
корабли «Надежда» и «Нева».
2 «Вторая Дивизия» — экспедиция в составе судов «Открытие» и «Благона¬
меренный» — была в то же время отправлена к Берингову проливу с целью найти
выход из Ледовитого океана в Атлантику вокруг северного побережья Америки.
3 Шлюп — военное судно.
72

пом «Восток» командовал сам
начальник экспедиции, капитан
2-го ранга Фаддей Фаддеевич
Беллинсгаузен, а шлюпом
«Мирный»—лейтенант Миха¬
ил Петрович Лазарев, впослед¬
ствии знаменитый адмирал, с
именем которого связано нема¬
ло славных страниц в истории
Черноморского флота.
Для окончательной подго¬
товки к походу оставалось не¬
многим более месяца. Нужно
было торопиться. И Оба капи¬
тана энергично взялись за де¬
ло. Благодаря их стараниям эк¬
спедиция в основном была
снабжена хорошо. На шлюпах,
имелись лучшие по тому вре¬
мени мореходные и астрономи¬
ческие приборы (хронометры,
зрительные трубы, секстанты),
обширные библиотеки, содержащие все вышедшие в свет описа¬
ния морских путешествий на русском, английском и французском
языках, небесные атласы, лоции. Для предупреждения цинги,
или, как ее называли тогда, скорбутной болезни, на кораблях
имелись запасы лимонов, кислой капусты, различных сушеных
и консервированных овощей.
Но особое внимание капитаны уделили комплектованию ко¬
манд шлюпов. Отбирали только самых крепких и опытных мо¬
ряков, которых они знали лично или которые имели надежные ре¬
комендации.
В состав экспедиции вошли также астроном, профессор Ка¬
занского университета Иван Симанов, и художник, член импе¬
раторской Академии художеств Павел Михайлов.
Наконец, все приготовления были закончены. В простран¬
ной инструкции Российского Адмиралтейства говорилось, что
после исследования острова Георгия и района Земли Сандвиче¬
вой Беллинсгаузен должен «пуститься к югу» и.продолжать «свои
изыскания до отдаленнейшей широты, какой он только может
достигнуть», употребить «все возможное старание и величайшее
усердие для достижения сколь можно ближе к полюсу, оты¬
скивая неизвестные земли», и не оставлять «сего предприятия
иначе, как при непреодолимых препятствиях».
Вручая эту инструкцию, И. Ф. Крузенштерн сказал: «Помимо
того, что указано в инструкции, вам надлежит стараться собирать
любопытные произведения натуры для привезения в Россию...
равно собирать оружие диких народов, их платья, украшения...
73
Ф. Ф. Беллинсгаузен

Не оставляйте без замечания ничего, что случится вам уви¬
деть, не только относящегося к морскому искусству, но и вообще
служащего к распространению познаний человеческих...»
Если бы вас спросили: «Сколько материков на Земле?» —
вы не задумываясь бы ответили: шесть. И перечислили их один
за другим... А каких-нибудь 150 лет назад люди были уверены,
что их пять, шестой — Антарктида — был им неизвестен.
Между тем еще древние греки на своих картах изображали
контуры этого материка. Разумеется, их суда не плавали около
его берегов. Но считая Землю шаром, греческие ученые полагали,
что на юге ее находится материк, который своей массой урав¬
новешивает «северные земли». Этот материк они называли Ан¬
тарктидой1 .
В период Великих географических открытий и вплоть до конца
XVIII века на поиск южного континента отправляются много¬
численные морские экспедиции. Однако с самого начала плава¬
ния европейцев в Тихом океане их экспедиции носили не столько
научный, сколько захватнический характер. Их вела вперед жаж¬
да наживы, стремление отыскать новые, богатые золотом земли.
Свои надежды на это они связывали и с «Terra Australis
Incognita»2, как стали называть в это время Антарктиду.
В ходе более чем двухсотлетних поисков Антарктиды было сде¬
лано немало географических открытий, но обнаружить южный
материк так и не удалось.
В 1772 году известный английский мореплаватель Джеймс
Кук на корабле «Решение» предпринял еще одну попытку найти
южный континент. За время кругосветного плавания
(1772—1775) Кук открыл несколько островов, впервые в истории
пересек Южный полярный круг, но отыскать таинственную «Тегга
Australis Incognita» он также не смог. В своей книге «Путе¬
шествие к Южному полюсу и вокруг света» Кук писал: «Я
обошел южный океан на высоких широтах и совершил это таким
образом, что неоспоримо отверг возможность существования
здесь материка, который если и может быть обнаружен, то лишь
вблизи полюса, в местах, недоступных для плавания...»
Результаты путешествия Джеймса Кука разочаровали ученых.
Авторитет его был настолько велик, что они впали в другую
крайность, создав теорию об отсутствии вообще южного мате¬
рика.
Истина открывалась людям не сразу. Знания, которые до¬
ступны сейчас каждому школьнику, доставались человечеству
ценой мучительного поиска и тяжелого труда поколений.
И вот теперь, через сорок с лишним лет после плавания Кука,
в высокие южные широты направлялась новая экспедиция, на
этот раз из России.
1 Слово «Антарктида» происходит от сочетания двух греческих слов: anti —
«против» и arktikos — «северный».
2 «Неизвестная южная земля».
74

4 июля 1819 года два не¬
больших трехмачтовых судна
«Восток» и «Мирный» снялись
с Кронштадтского рейда и уш¬
ли в просторы далеких морей и
океанов.
Погода в Северной Атлан¬
тике благоприятствовала пла¬
ванию. Дули умеренные попут¬
ные ветры. Однако по мере
приближения к тропикам ста¬
новилось все жарче, а паруса
все чаще и чаще бессильно по¬
висали на реях.
На заре первого дня ноября
показались бразильские берега.
Стоянка в Рио-де-Жанейро
была последней перед уходом
экспедиции в высокие южные
широты.
22 ноября, после того как
на кораблях были устранены
даже самые незначительные
неполадки и пополнены запасы провизии и питьевой воды, «Во¬
сток» и «Мирный» снялись с якорей и взяли курс на юг.
Времена года в южном полушарии не соответствуют вре¬
менам года в северном полушарии. Россию суда покинули летом,
а в Бразилию они пришли в разгар весны. Теперь шлюпы уходили
навстречу лету, которое в южном полушарии приходится на де¬
кабрь, январь и февраль. Однако по мере продвижения в высокие
южные широты тропический зной сменялся прохладой умеренной
полосы, а затем наступили весенние холода антарктического
приполярья, сходные с дождливыми ненастьями глубокой осе¬
ни в северном полушарии.
Согласно инструкции экспедиция должна была начать свои
исследования с острова Георгия и Земли Сандвичевой.
Остров Георгия, или, как он позже стал называться, Южная
Георгия, официально был открыт Куком в 1775 году. Во время
своих поисков южного материка Кук встретил этот остров, описал
его восточную часть и, проследовав дальше, заметил во льдах
несколько участков суши. Он назвал их Землею Сандвичевой.
Экспедиции Беллинсгаузена предстояло описать западный бе¬
рег Южной Георгии и Землю Сандвичеву, которую Кук видел
почти при сплошном тумане.
Остров Южная Георгия предстал перед путешественниками
в виде колоссального нагромождения скал, круто обрывающихся
в море. Дикостью и запустением веяло от этого мрачного острова,
находящегося в самом преддверии Антарктиды.
75
М. П. Лазарев

В течение двух дней производились исследования и опись
Южной Георгии. Единственными обитателями этого уединенного
острова оказались пингвины, морские слоны1 и котики. Никакой
растительности встретить не удалось. Одни только черные скалы,
выступающие из-под снега.
Погода резко испортилась. Подули сильные ветры, появились
густые туманы, начали попадаться айсберги.
На пути к Земле Сандвичевой экспедиция обнаружила неиз¬
вестный остров, почти сплошь покрытый снегом и льдом. Остров
назвали именем лейтенанта шлюпа «Восток» Аркадия Лескова.
Описав побережье острова, шлюпы взяли курс на юго-восток.
Вскоре показался другой остров. В центре его находилась
высокая, покрытая снегом гора. Острову дали имя лейтенанта
Константина Торсона. (Позже, когда выяснилась причастность
К. П. Торсона к восстанию декабристов, острову было дано
другое название — Высокий.)
К северу от Высокого горизонт был закрыт густыми черными
тучами. Предполагая наличие там суши, Беллинсгаузен направил
суда на север. И действительно, путешественники встретили
здесь остров. В юго-западной части его из жерла действующего
вулкана поднимались, по выражению Беллинсгаузена, «густые
смрадные пары». Они-то и застилали горизонт. За островом было
закреплено имя капитан-лейтенанта шлюпа «Восток» Ивана За-
вадовского. А все три открытых острова получили название
островов Траверсе, в честь морского министра.
Экспедиция установила, что Земля Сандвичева, которую Кук
ошибочно принимал за берег материка, представляет собой груп¬
пу скалистых островов. На этом основании Беллинсгаузен пере¬
именовал Землю Сандвичеву в Южные Сандвичевы острова и
высказал мнение, что они являются вершинами подводного гор¬
ного хребта. Более поздние исследования подтвердили это пред¬
положение.
После трехнедельного плавания у Южных Сандвичевых ос¬
тровов экспедиция взяла курс на юго-восток.
Плавание проходило в очень тяжелых условиях — непрерыв¬
ные штормы, ледяные поля, мокрый снег. Все это требовало
от обоих капитанов величайшего искусства вождения судов.
Вахтенные матросы поддерживали на кораблях образцовый по¬
рядок, хотя порой они буквально выбивались из сил, очищая
палубы от огромных масс снега, то и дело сыпавшегося из низких
туч. Однако, несмотря на все трудности, шлюпы успешно про¬
двигались вперед.
16 января 1820 года на горизонте показалась широкая свет¬
лая полоса, и через некоторое время суда вошли в просторную
бухту обширного, простирающегося с востока на запад ледяного
1 Ластоногие животные — одна из разновидностей тихоокеанских тюленей.
Другие названия: морской лев, гривастый тюлень.
76

поля, усеянного пригорками. Эти «бугристые льды», как назвал
их Беллинсгаузен, занимали все видимое пространство.
В этот день, 16 января, русские моряки впервые в истории
мореплавания подошли к легендарному южному континенту, и
эта дата (28 января 1820 года по новому стилю) является датой
его открытия.
Берег, к которому они приблизились, оказался наиболее труд¬
нодоступным участком Антарктиды. Прошло более ста лет, преж¬
де чем норвежцы снова увидели его и назвали Землею Крон¬
принцессы Марты (на современных картах — Берег Принцессы
Марты).
Капризное антарктическое лето подходило к концу. Все чаще
портилась погода. Иногда штормы продолжались несколько дней
подряд. «В такие дни,— писал Беллинсгаузен,— мы подвергались
очень серьезной опасности: сильнейшие порывы ветра, полное
неведение о льдах, море, изрытое глубокими ямами, величайшие,
то и дело вздымающиеся волны, густая мрачность и такой же
снег скрывали все от глаз наших».
5 февраля 1820 года крупные разводья вновь позволили
шлюпам спуститься «до нельзя». И опять на горизонте показа¬
лась широкая светлая полоса, предвещавшая встречу с ледяным
барьером. По мере продвижения судов полоса бледнела. Пока¬
залось несколько айсбергов и между ними отвесные ледяные стены.
На море стояла необыкновенная тишина. Ярко светило солнце,
и под его лучами открывшийся морякам берег искрился, пере¬
ливаясь разноцветными огнями1. Впоследствии эта часть конти¬
нента получила название Берег Принцессы Рагнхилль.
В первых числах марта в связи с наступлением в южном
полушарии осени Беллинсгаузен решил не спускаться больше
в высокие широты. Шлюпы должны были разойтись и парал¬
лельным курсом плыть, как предписывала инструкция, в Новую
Голландию2, «стараясь следовать путями, не посещенными еще
другими мореходцами».
29 марта 1820 года, на сто тридцать первый день беспрерыв¬
ного плавания, «Восток» бросил якорь в Порт-Джексоне3, а через
несколько дней туда же пришел и шлюп «Мирный».
По прибытии в Австралию на судах сразу же начались ре¬
монтные работы — нужно было исправить все повреждения,
устранить неполадки.
К началу мая работы были закончены, команды отдохнули
и можно было продолжать путешествие.
На этот раз шлюпам предстояло плыть к островам Общества
и, обогнув их с востока, исследовать ту часть океана, которую
голландцы из-за сильных ветров и плохой погоды называли
1 Всего за время плавания в высоких южных широтах экспедиция девять раз
приближалась к берегам Антарктиды.
2 Так до середины XIX века называлась Австралия.
3 В то время так назывался город Сидней.
77

чтФ+'чут/1
' ; • г. 4«	"	с //■'. '///•*• Цhßjh-:'}'!% ’ /Д . ' /*'/ /‘о
■	.:	; ,; /4 "
■ : - ■>■ i'Vi'b	‘й	>	V''t/ЬйШ
-V л - ,. -г. ■ т.;; w
ШФШ:!:Р,'1!:^ ,• , •
■	'■ij	Hi!;!!'!!;	'■'	'	i	t'ri".	'i!i''' ''Ч!;1*;	'	"**' ///'	•'//Л*'	■	'./	'•	’•'	■
ШЩ
тящш!ж
Я
mmmt
Ьл*»
Южное сияние. Акварель П. п. Михайлова
Сердитым морем, а французы, из-за множества коралловых от¬
мелей,— Опасным Архипелагом1.
Затем «Восток» и «Мирный» должны были посетить остров
Таити и вернуться в Порт-Джексон для подготовки к новому
плаванию в высокие южные широты.
Порт-Джексон суда покинули 8 мая 1820 года. Дул свежий
попутный ветер, и дни путешествия проходили в спокойном од¬
нообразии. Непрерывно велись наблюдения за особенностями
океанических вод, пополнялись коллекции рыб и морской травы.
В первой половине июля шлюпы подошли к архипелагу Пау-
моту. На пути все чаще стали попадаться небольшие коралловые
острова — узкие подковообразные полоски суши, отгораживаю¬
щие от моря лагуну. В один из дней на рассвете с кораблей уви¬
дели большой коралловый остров, четко обозначавшийся на гори¬
зонте темными контурами стройных кокосовых пальм. Остров был
назван именем Моллера, в честь контр-адмирала, под началь¬
ством которого Беллинсгаузен служил на Черном море.
Всего в этом районе русскими моряками было открыто
14 крупных островов, не считая множества мелких островков,
коралловых отмелей и подводных рифов. На карту были нанесены
острова Кутузова, Барклая-де-Толли, Раевского, Милорадовича,
Ермолова и другие, а все вместе они получили название островов
Россиян.
1 Позже этот архипелаг стали называть Паумоту, а в настоящее время
Туамоту, что означает «низменные острова».
78

Закончив обследование островов Россиян, шлюпы взяли курс
на Таити.
Остров Таити быЛ1 открыт в 1767 году. Моряки называли его
жемчужиной Полинезии. Он предстал перед путешественниками
ранним утром 21 июля. Взошло солнце, и их глазам открылась
удивительная картина. Высокие, поросшие лесами горы посте¬
пенно сменялись прибрежной низменностью, на которой живо¬
писно расположились рощи кокосовых пальм, апельсиновых и
хлебных деревьев. Под их густыми кронами прятались маленькие
белые домики жителей.
Правитель острова прислал на шлюп «Восток» лоцмана, ко¬
торый провел суда на рейд, где их давно уже поджидали лодки
таитян, наполненные бананами, кокосовыми орехами, лимонами.
На другой день Беллинсгаузен и Лазарев нанесли визит
правителю острова, познакомились с достопримечательностями.
За время стоянки на Таити экспедиция не только пополнила
запасы продовольствия и воды, но и приобрела много интересных
предметов, характеризующих быт островитян. Перед отплытием
судов подружившиеся с русскими моряками таитяне устроили им
горячие проводы.
Чтобы сократить время пребывания в Австралии, Беллинсга¬
узен приказал уже в пути начать подготовку к антарктическому
рейсу. С утра до позднего вечера свободные от вахты матросы
конопатили палубу, чинили паруса. Эти работы были продолжены
в Порт-Джексоне, куда шлюпы пришли 9 сентября.
Почти два месяца «Восток» и «Мирный» находились в Австра¬
лии. Лишь в конце октября они покинули ее берега. На этот раз
маршрут экспедиции к исходной точке — Рио-де-Жанейро —
проходил через пустынный остров Мак-Куари (Маккуори) и
архипелаг Новой Шетландии1. Только эти два участка суши
находились на ее пути, а между ними — огромный и никем еще
не исследованный океан.
На семнадцатые сутки плавания показались черные скалы
Мак-Куари. К удивлению путешественников, здесь совсем не
было льда, хотя Мак-Куари находится на одной широте с Южной
Георгией. За несколько дней пребывания на острове экспеди¬
ция собрала образцы флоры и фауны, составила коллекцию
камней.
Чем дальше уходили корабли на юг, тем чаще портилась
погода. В начале декабря разыгрался жестокий шторм. Мощные
порывы ветра обрушили на суда громадные, наполненные ледя¬
ной кашей волны; все вокруг скрылось в сплошной пелене во¬
дяных брызг, пены, хлопьях мокрого снега. Сильная качка
не позволяла развести огонь, чтобы приготовить пищу. Трое
суток, пока бушевал океан, команды вынуждены были обходиться
без горячей еды.
1 Современное название — Южные Шетландские острова.
79

Когда шторм затих, шлюпы соединились и продолжали свой
путь.
Между тем трудности плавания все увеличивались. На «Во¬
стоке» во многих местах оторвалась медная обшивка, в трюме
открылась течь, и нужно было беспрерывно откачивать воду. На
«Мирном» тоже появились неполадки. Но моряки не унывали.
6 января 1821 года экспедиция впервые достигла самой боль¬
шой южной широты — 69°48\ И снова (в который уже раз!)
сплошные ледяные поля преградили кораблям путь. Взяв курс на
северо-восток, суда стали медленно лавировать среди плавающих
льдин, стараясь выбраться на чистую воду.
9 января в 3 часа дня со шлюпов заметили какое-то чер¬
неющее пятно.
— Земля! Земля! — вдруг закричали все, кто находился на
палубе. Однако день был пасмурный, и некоторые засомневались,
действительно ли это земля. Неожиданно на мгновение выглянуло
солнце, и путешественники убедились, что видят берег.
«Даже прелестные картины островов Россиян,— писал один
из спутников Беллинсгаузена,— не возбудили столь великой ра¬
дости, какой наполнены все мы при виде крутых безжизненных
скал неведомой суши. Она возникла изо льдов цепью черных
каменистых гор, которые исчезают из глаз за горизонтом. От¬
крытие ее завершает наши искания. Обретя ее, мы можем,
наконец, направить свой путь к родным берегам, зная, что
исполнили наш долг перед отечеством и просвещением: флаг
русский развевается там, куда не проник до нас ни один мо¬
реплаватель».
На другой день шлюп «Мирный» подошел к флагманскому
кораблю. Построенные в парадные шеренги матросы троекратно
прокричали «ура!», и в наступившей затем торжественной тишине
прогремели залпы орудийного салюта.
Открытая земля оказалась островом. Обрывистые берега его
окаймляли широкие поля неподвижного льда, преодолеть которые
было невозможно. Остров назвали именем Петра I, в честь
основателя русского военного флота.
После открытия острова Петра I Беллинсгаузен записал в
дневнике: «Огромные льды, которые по мере близости к Южному
полюсу поднимаются в отлогие горы, я называю матерыми, пред¬
полагая, что сей лед идет через полюс и должен быть неподви¬
жен, касаясь местами мелководий и островов, подобных острову
Петра Первого, который находится в больших южных широтах
и принадлежит’ также берегу, существующему (по мнению на¬
шему) вблизи той широты и долготы, в коей встречали морских
ласточек».
Моряки давно заметили, что морские ласточки никогда
не улетают далеко от земли. А так как эти птицы встречались
путешественникам главным образом вблизи ледяных барьеров,
Беллинсгаузен пришел к мысли, что неподвижные массы льда,
80

Кругосветное плавание Беллинсгаузена и Лазарева

которые не раз преграждали путь кораблям, опираются на берег,
скрывая его от глаз исследователей. Но не только на этих
наблюдениях строил свои выводы командир «Первой Дивизии».
Учитывал он и данные опытов, которые проводила экспедиция, по
определению характера льда, его плотности и солености, а также
свойств воды на различных глубинах и широтах.
В те времена люди еще не знали о существовании Антаркти¬
ды. Не знали они также, что континент этот закован в мощную
ледяную броню. И смелые, основанные на фактах предположения
Беллинсгаузена о том, что в районе Южного полюса находятся
еще не открытые земли, были первым практическим шагом в
раскрытии тайны южного материка.
Все дальше уходили суда на восток. На пятые сутки плавания
после открытия острова Петра I море вдруг потемнело, утратив
свой обычный синевато-серый оттенок. В воздухе появились мор¬
ские ласточки — вестники близкого берега. И берег показался
в 11 часов дня 16 января. Он выступал на горизонте в виде невы¬
сокой горной гряды, терявшейся на юге среди ледяных торосов.
Открытая земля была названа Берегом Александра I. «Перемена
цвета поверхности моря,— записал Беллинсгаузен в дневнике,—
подает мысль, что сей берег1 обширен или по крайней мере
состоит не из той только части, которая находится перед глазами
нашими». Определив координаты берега, Беллинсгаузен приказал
повернуть на север и плыть к островам Новой Шетландии.
Несколько дней суда шли в густом тумане, давая знать
о себе только пушечными выстрелами.
Первый встреченный путешественниками остров Новой Шет¬
ландии резко выдавался из воды острыми выступами отвесных
черных скал. Произведя необходимые исследования, шлюпы вы¬
шли к его восточной оконечности, откуда виден был другой
остров. Так в северо-восточном направлении потянулась длинная
цепочка узких скалистых островов. Экспедиция подробно описала
их. На карту легли острова Бородино, Малый Ярославец, Смо¬
ленск, Березино, Лейпциг, Ватерлоо и много других более мелких.
Позднее эти острова получили английские названия, но честь их
первого обследования принадлежит русским морякам.
Описав Новую Шетландию, шлюпы взяли курс к берегам
Бразилии, а оттуда — в Россию.
...Ранним утром 24 июля 1821 года «Восток» и «Мирный»
подошли к Кронштадту и встали на рейде. Кругосветное плава¬
ние, продолжавшееся более двух лет, закончилось.
Его результаты имели огромное значение для науки. Был
открыт шестой континент Земли. Впервые в истории русские
моряки увидели ледяные берега таинственной Антарктиды, во¬
прос о существовании которой волновал умы ученых и морепла¬
вателей многих поколений.
1 На современных картах — Земля Александра I.
82

Пройдя на небольших парусных судах сотни миль в высоких
широтах, экспедиция Беллинсгаузена — Лазарева провела важ¬
ные наблюдения за распределением морских льдов и айсбергов,
за течениями, а также другие океанографические исследова¬
ния. Это позволило составить представление о тех районах Юж¬
ного океана, о которых раньше ничего не было известно.
За время плавания экспедицией было открыто 29 островов,
из них два — у берегов Антарктиды, собраны богатые этногра¬
фические, зоологические и ботанические коллекции.
По возвращении в Россию Беллинсгаузен обработал кора¬
бельные журналы, дневники и заметки участников экспедиции
и написал книгу с характерным для начала XIX века названи¬
ем — «Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и
плавание вокруг света в продолжение 1819, 1820 и 1821 гг.,
совершенные на шлюпах «Восток» и «Мирный» под начальством
капитана Беллинсгаузена, командира шлюпа «Восток». Шлюпом
«Мирный» командовал лейтенант Лазарев». Из нее мы и узнали
об этом удивительном путешествии.
ПУТЬ к ОКЕАНУ
«Байкал» обогнул Сигнальный мыс и вошел в гавань. День
был солнечный, и капитан, стоя на мостике, ясно различал на
берегу дома, церковь, длинные бревенчатые пакгаузы в порту...
Вид был унылый.
— Так вот он какой, Петропавловск,— думал капитан,—
город, который по мысли государя должен стать форпостом
России на Тихом океане. Бухта хороша. Но жизнь, судя по всему,
здесь скудна и печальна.
Восемь с половиной месяцев назад, 28 августа 1848 года,
«Байкал», небольшое транспортное судно, под командованием
капитан-лейтенанта Геннадия Ивановича Невельского вышел
из Кронштадта, чтобы доставить в Петропавловск на Камчатке
провиант и другие припасы для местного гарнизона.
Невельской сам попросил назначить его на этот корабль,
который должен был идти к берегам Камчатки. Все, кто знал
Геннадия Ивановича, считали его способным офицером, пред¬
сказывали ему блестящее будущее, и вдруг это назначение...
— Несомненно, Геннадий в чем-то провинился и попал в
опалу,— решили его друзья.
И почти никто не догадывался об истинных причинах, побу¬
дивших Невельского совершить этот поступок.
Геннадий Иванович Невельской родился в семье потомствен¬
ных моряков. Детство он провел в имении Дракино Костромской
губернии. Рано осиротев, Геннадий, будучи предоставленным
самому себе, много читал. Особенно он увлекался книгами о пу¬
тешествиях.
83

Пятнадцати лет Невельской, согласно семейной традиции, был
отдан в Морской кадетский корпус, директором которого в
те годы был известный русский мореплаватель Иван Федорович
Крузенштерн.
Занятия шли успешно, и по окончании корпуса Невельской
в числе лучших учеников был оставлен в высших Офицерских
классах, которые вскоре были преобразованы в Морскую
академию.
В 1836 году Невельской окончил Офицерские классы, получил
чин лейтенанта и был назначен на корабль, на котором десяти¬
летний сын Николая I, великий князь Константин, под руковод¬
ством адмирала Ф. П. Литке знакомился с морским делом. Это
назначение считалось лестным, так как близость к великому
князю обещала быстрое продвижение по службе.
Любовь к чтению, проявившаяся у Геннадия Ивановича еще
в детстве, не прошла с годами. Учась в Офицерских классах,
а затем в редкие месяцы пребывания на суше, Невельской также
много читает, занимается в библиотеке, в морских архивах. Он
знакомится с описаниями путешествий, начиная от первых «ска¬
зок» русских землепроходцев и кончая отчетами современных ему
исследователей. Особенно Невельского интересовали открытия
русских в Сибири и на Дальнем Востоке.
...Со времен Ермака русские люди, одержимые страстью по¬
знания, двигались на восток. По мере их продвижения на берегах
сибирских рек строились укрепления (острожки), росли пашен¬
ные слободы, торговые села. В 1632 году на реке Лене был
основан Якутский острог. И вскоре из Якутска «проведывать»
дальние земли отправились отряды казаков под командою Дмит¬
рия Копылова, Ивана Москвитина, Василия Пояркова, Ерофея
Хабарова, Михаила Стадухина и другие.
Отряды двигались преимущественно водными путями, а су¬
хопутьем «на прииск новых землиц» шли «встреч солнца» тысячи
«охочих людей». Рискуя жизнью, терпя неимоверные лишения,
отважные русские землепроходцы пересекли необозримые про¬
странства Сибири и Дальнего Востока, вышли в Тихий океан
и достигли островов, протянувшихся длинной цепью от Северо-
Восточной Азии до берегов Америки.
К началу XIX века Россия владела побережьем Охотского
моря, Камчаткой, Курильскими, Командорскими и Алеутскими
островами, Аляской.
Русские люди не только открывали новые земли, но и нес¬
ли народам Сибири и Дальнего Востока передовую культуру:
основывали поселения, насаждали земледелие и животновод¬
ство, осваивали недра земли.
Однако отсутствие удобных путей сообщения между тихо¬
океанскими владениями России и ее центральными районами
замедляло развитие этого обширного края, делало его уязвимым
со стороны иностранных держав.
84

Снабжение Камчатки и
Дальнего Востока шло глав¬
ным образом сухопутным путем
по так называемому Охотскому
тракту. Собственно говоря, тут
не было никакой дороги. На
тысячи верст — от Якутска до
Охотска — через тайгу, хребты
и болота тянулась жалкая тро¬
па, по которой каждый пуд гру¬
за приходилось доставлять
вьюком на лошадях с больши¬
ми трудностями. Была, правда,
еще одна дорога на океан —
Аянский тракт, построенный
Российско-американской ком¬
панией1 для снабжения своих
факторий, но он был не лучше.
Что же касается рек Сиби¬
ри, то почти все они, как из¬
вестно, текут на север и впа¬
дают в неудобный для плава¬
ния Ледовитый океан. Только
Амур мог бы служить удобным путем сообщения. Начинаясь
в Забайкалье от слияния двух рек — Шилки и Аргуни, Амур
впадает в Тихий океан в широтах, доступных для море¬
плавания около шести месяцев в году. Но если бы мы взглянули
на географическую карту, составленную в начале прошлого века,
то с удивлением увидели бы, что Сахалин... полуостров, а . река
Амур не имеет открытого выхода в море.
— Невероятно! — воскликнем мы.
И тем не менее мореплаватели, побывавшие в этих краях
примерно через 150 лет после того, как здесь плавали русские
землепроходцы Василий Поярков и Иван Нагиба, утверждали,
что это так.
В 1787 году известный французский мореплаватель Лаперуз
вошел с юга в Татарский пролив и хотел пройти к устью Амура,
но обнаружил, что пролив постепенно сужался, а глубина его
быстро уменьшалась. Вскоре на горизонте показался длинный
песчаный мыс, протянувшийся от сахалинского берега к мате¬
рику. Решив, что это перешеек, а Сахалин полуостров, Лаперуз
повернул назад.
1 Российско-американская компания (1799—1868) сыграла значительную
роль в освоении тихоокеанских владений России. Компания имела монопольное
право пользоваться всеми промыслами, разрабатывать полезные ископаемые,
организовывать экспедиции, строить укрепления и содержать военные силы,
торговать с соседними странами. Акционеры компании, среди которых было
немало видных сановников, получали огромные прибыли.
Г. И. Невельской
85

Несколько лет спустя в Та¬
тарском проливе плавал ан¬
глийский капитан Броутон. Он
прошел на восемь миль север¬
нее Лаперуза. Но большего ему
сделать не удалось,.и он согла¬
сился с мнением Лаперуза о
том, что Сахалин полуостров.
Транспорт «Байкал
В июле 1803 года из Крон¬
штадта вышла в плавание
первая русская кругосветная
экспедиция под командованием
И. Ф. Крузенштерна.
Подойдя к Сахалину, Крузенштерн, учитывая неудачи Лапе¬
руза и Броутона, решил войти в Татарский пролив с севера.
Продвигаясь на юг, он заметил, что пролив сужался. Не рискнув
плыть дальше, Крузенштерн послал вперед шлюпку под коман¬
дованием лейтенанта Ромберга. Лейтенант вернулся назад
с неутешительными вестями:	глубина в проливе все время
уменьшалась. Ромберг доставил Крузенштерну ведро воды, за¬
черпнутой около берега материка. «Сия вода,— пишет Крузен¬
штерн — была совершенно пресною». Это окончательно убедило
его в том, что впереди не пролив, отделяющий Сахалин от
материка, а залив, в который впадает Амур.
После столь единодушных свидетельств таких авторитетов,
как Лаперуз, Броутон и Крузенштерн, о непригодности Амура
для судоходства русское правительство надолго потеряло к нему
всякий интерес. На докладе, посвященном положению дел на
Амуре, Николай I наложил резолюцию: «Весьма сожалею. Во¬
прос об Амуре, как реке бесполезной, оставить...».
Царь повелел обратить особое внимание на Камчатку и ос¬
новать там, в Авачинской бухте, порт, который бы стал центром
русского влияния на Тихом океане.
Занимаясь изучением истории освоения дальневосточных зе¬
мель, Невельской заинтересовался проблемой Амура.
«Не может быть,— думал он,— чтобы такая огромная река
исчезала где-то в песках. Она должна выносить свои обильные
воды в море. Устье Амура должно быть доступно для судоход¬
ства».
Отдавая все свободное время изучению многочисленных про¬
ектов, касающихся Амура, сличая старинные карты, Невельской
пришел к твердому убеждению, что ни Лаперуз, ни Броутон, ни
Крузенштерн в устье Амура не были и что свои предположения
они выдавали за факты.
Выводы свои Невельской основывал главным образом на све¬
дениях, почерпнутых им из записей о путешествиях Пояркова,
Хабарова и других русских землепроходцев, которые еще в сере¬
дине XVII века сообщали о судоходности нижнего течения Амура
86

и о том, что Сахалин отделяет от материка пролив.
Невельской понимал, что хорошо было бы проверить свои
выводы на месте. Но как это сделать?
В 1847 году Геннадий Иванович узнает, что к берегам Кам¬
чатки с грузом «адмиралтейских припасов» должно идти неболь¬
шое парусное судно «Байкал». Невельской счел этот случай
благоприятным для осуществления своих замыслов. Неожиданно
для всех он подал рапорт с ходатайством о назначении его
капитаном транспорта «Байкал».
План Невельского был прост: как можно быстрее доставить
грузы на Камчатку, а оставшееся навигационное время употре¬
бить на исследование устья Амура.
— Если вы непременно хотите погубить свою карьеру, я
подпишу назначение,— с укором сказал Геннадию Ивановичу
начальник Главного морского штаба князь Меншиков.
Приказ был подписан.
Теперь нужно было добиться разрешения на плавание к
Амуру. Однако Меншиков и слышать не хотел об этом. Царе¬
дворец и карьерист, он вовсе не намерен был навлекать на себя
неудовольствие Николая I, уже «решившего» вопрос об Амуре.
— Нечего и думать о том, что невозможно,— говорил Мен¬
шиков Невельскому.— Транспорт еще строится, и дай бог, чтобы
успел прийти в Петропавловск к концу навигации 1849 года.
«Байкал» действительно еще только строился, и Геннадию
Ивановичу стоило немалых трудов убедить финскую фирму ус¬
корить спуск корабля на воду. Но Меншиков продолжал
упорствовать.
Невельской понимал, что за самовольные действия он мог
подвергнуться суровому наказанию. Но не это его смущало. Он
опасался окончательно скомпрометировать все предприятие.
Узнав, что в Петербурге находился генерал-губернатор Во¬
сточной Сибири H. Н. Муравьев, Невельской явился к нему на
прием. Геннадию Ивановичу удалось увлечь генерала своими
планами. Будучи умным и дальновидным государственным дея¬
телем, Муравьев понимал, что без широкого выхода к океану
Сибирь представляет собой «завязанный мешок». По предложе¬
нию Муравьева Геннадий Иванович составил проект инструкции,
которая бы позволила ему совершить задуманное. Эту инструк¬
цию Муравьев должен был показать царю и добиться от него
«высочайшего соизволения».
Дорожа временем, Невельской не стал дожидаться утвержде¬
ния инструкции. Он условился с Муравьевым, что как только
инструкция будет подписана, тот перешлет ее в Петропавловск на
Камчатке.
В августе 1848 года «Байкал» покинул Кронштадт и вышел
в кругосветное плавание, держа курс на Камчатку. А спустя во¬
семь с половиной месяцев, 12 мая 1849 года, «Байкал» вошел
в Авачинскую бухту и встал на рейде Петропавловска.
87

В канцелярии порта Невельского ждал пакет, но в нем
находилась лишь копия инструкции. Сама же инструкция, как
сообщалось в письме, еще не была утверждена царем.
Шло время. Судно давно уже было разгружено, а обещанная
Муравьевым инструкция не приходила. В тягостном ожидании
прошло почти три недели. Больше ждать было нельзя. Одно
из двух: либо немедленно действовать, либо отказаться от своих
замыслов. И Невельской решился. 30 мая «Байкал» поднял
паруса и вышел в море.
Пригласив офицеров в свою каюту, Геннадий Иванович сказал:
— Не скрою от вас, что я самовольно ушел из гавани. Всю
ответственность и грядущую кару за это я беру на себя... На
нашу долю выпала важная миссия, и я надеюсь, что каждый
из нас исполнит свой долг перед отечеством.
Все офицеры поддержали решение капитана.
Миновав Четвертый Курильский пролив, «Байкал» через не¬
сколько дней подошел к восточному побережью Сахалина на
широте 51°37'
Невельской начал свои исследрвания с этой широты не слу¬
чайно. Крузенштерн, который считал Сахалин полуостровом, по¬
лагал, что именно здесь в Охотское море впадает один из рукавов
Амура. Это предположение нужно было проверить.
На рассвете 12 июня Невельской приступил к описи восточ¬
ного побережья Сахалина. Судно идет на север совсем близко
от берегов. Надо уточнить карты, составленные Крузенштерном,
нанести на них все бухты, подводные скалы. Уже первые дни
плавания показали, что карты эти имеют значительные
погрешности.
17 июня «Байкал», пройдя через плавучие льды, обогнул мыс
Елизаветы и пошел к югу вдоль западного берега Сахалина.
Густой туман серой влажной пеленой лег на море. Начиная
с марта и до конца июля туманы здесь бывают почти постоянно.
Недаром в одной старинной рукописной лоции о Татарском
проливе говорилось, что нет на земле места, где туманы были бы
«такими обильными, всегда сопровождающими мореплавателя».
Перед входом в широкий залив судно неожиданно село на
мель, и только на следующий день удалось сдвинуть его с места.
Залив в честь корабля был назван Байкалом.
Но несмотря на все трудности, Невельской продолжал упорно
продвигаться вперед, стараясь отыскать Амурский лиман1. Од¬
нако первые же попытки найти удобный фарватер2 и пройти
через лиман к устью Амура с севера показали, что задача эта
не из легких. «Байкал» несколько раз садился на мель. Все
попытки оканчивались неудачей.
1 Лиман — залив с извилистыми берегами, образовавшийся в результате
затопления морем устьевой части долины. Амурский лиман представляет собой
пролив между материком и северной частью острова Сахалин.
2 Фарватер — водный путь для безопасного плавания судов.

Подробно же изучить ли¬
ман, площадь которого состав¬
ляет около двух тысяч квадрат¬
ных километров, было практи¬
чески невозможно. Это заняло
бы слишком много времени.
Поэтому дальнейшие исследо¬
вания Невельской решил про¬
водить со шлюпок. 27 июня
«Байкал» бросил якорь в се¬
верной части Амурского ли¬
мана.
В поход были отправлены
две шлюпки. Одной из них ко¬
мандовал лейтенант Казакевич,
другой — мичман Гроте.
Казакевич должен был, продвигаясь вдоль берега материка,
отыскать устье Амура и определить фарватеры, пригодные для
морских судов.
Гроте должен был исследовать фарватер у западного берега
Сахалина. Однако, потеряв направление извилистого фарватера,
Гроте пошел напрямик, наткнулся на отмель, которая тянулась
к синевшему вдали азиатскому берегу, и, решив, что он обна¬
ружил пресловутый перешеек между Сахалином и материком,
вернулся назад.
Казакевичу удалось найти устье Амура, которое оказалось
вполне доступным для морских судов. Это было широкое мно¬
говодное устье огромной реки, свободно изливающей в море свои
воды. В лимане Казакевич нашел фарватер с глубинами от
7 до 10 метров. Вход в Амур был найден.
Выслушав донесение Казакевича, Невельской побледнел и,
не находя слов от счастья, горячо пожал ему руку.
Теперь предстояло, так сказать, удостоверить открытия, сде¬
ланные Казакевичем, и определить, остров Сахалин или полуос¬
тров. Решение этих вопросов Геннадий Иванович взял на себя.
10 июля 1849 года три шлюпки под его командованием вышли
в плавание. План Невельского состоял в следующем: по фарва¬
теру, открытому Казакевичем, войти в Амур и, следуя вдоль его
левого берега, подняться по реке настолько, чтобы с несомнен¬
ностью убедиться, что это действительно Амур и вход в него
возможен для морских судов. Затем перейти к правому берегу
и следовать вниз по реке, не теряя «нити глубин», выйти в лиман
и следовать к югу от Амура, либо до тех пор, пока перешеек
не помешает дальнейшему плаванию, либо, если перешейка
не окажется, дойти до той широты, до которой доходил Броутон,
и тем самым доказать, что Сахалин остров, а не полуостров.
На одиннадцатый день плавания Невельской подошел к тому
месту, где все его предшественники «открывали» перешеек, и
Маршрут экспедиции Невельского
89

обнаружил узкий, шириною семь километров, пролив. Глубина
пролива, колебавшаяся от 6 до 14 метров, не оставляла сомнений
в его судоходности. Вековое заблуждение было рассеяно. На
карте появился остров, отделенный от материка проливом, на¬
званным позднее в честь капитана Невельского его именем.
Не для славы, не ради чинов и орденов предпринял Геннадий
Иванович Невельской свой рискованный поход к берегам Амура
и Сахалина — освоить для родины этот далекий и суровый край
было его самой заветной мечтой.
Заслуга Невельского и его соратников состояла не только
в открытии устья Амура и островного положения Сахалина,
главное — они подняли здесь русский флаг, начали изучать при¬
родные богатства и заселять эти земли русскими людьми.
Подвиг Г. И. Невельского — отважного исследователя и го¬
рячего патриота — навсегда останется примером благородного
и бескорыстного служения родине.
ЧОКАН ВАЛИХАНОВ
Чокан Ченгисович Валиханов был сыном, внуком и правнуком
ханов. Дед его хан Вали принял русское подданство. После его
смерти Александр I приказал в помощь вдове хана выстроить
европейский дом — первый в Казахской степи. В этом доме в
1835 году и родился мальчик Чокан. Решив дать сыну русское
воспитание и хорошее образование, родители определили его в
Омский кадетский корпус.
Учебное заведение это во второй половине 40-х годов стало
лучшим в Западной Сибири. Преподавание здесь было проник¬
нуто просветительными и освободительными идеями. Особенно
прогрессивную' роль играл молодой артиллерийский капитан, ин¬
спектор классов, руководивший учебным процессом, И. В. Ждан-
Пушкин, тесно связанный с рядом семей ссыльных декабристов
и с петрашевцами. «Это был прекрасный, благородный педагог.
Ему мы были обязаны своим воспитанием,— писал известный
впоследствии ученый и путешественник, друг Чокана Г. Н. По¬
танин.— Благодаря составу учителей,— продолжал Потанин,—
мы вышли из корпуса с большим интересом к общественным
делам. Еще на школьной скамье мы задумывались, как... будем
служить прогрессу. Любовь к прогрессу у нас включалась в
любовь к родине. Ждан-Пушкин хотел, чтобы любовь к родине
являлась руководящей идеей в будущей нашей жизни, и любовь
к России, действительно, стала религией нашего сердца».
Идейная и культурная обстановка, внимательное отношение
педагогов и товарищей способствовали быстрому развитию ода¬
ренного и чуткого ко всему хорошему мальчика. Чокан прекрасно
рисовал, много и плодотворно читал, часто бывал в домах
90

местной интеллигенции. На воскресенья и праздники, когда ка¬
деты проводили время вне корпуса, его приглашал к себе кто-
либо из преподавателей или местных чиновников. Так, часто
бывал он у историка Гонсевского, гостил в доме начальника
областного управления Казахии Гутковского. Последний позна¬
комил Чокана и с петрашевцем Дуровым.
Политические представления Чокан имел уже тогда, «когда
для его товарищей, и в том числе для меня,— вспоминал Пота¬
нин,— это была замкнутая еще книга. Он уже был взрослым,
тогда как мы, старше его летами, были, сравнительно с ним, еще
мальчишками... Беспрестанно обнаруживалось его превосходство
в знаниях. Как бы невольно он для своих товарищей, в том числе
и для меня, был «окном в Европу».
Его рано сложившиеся представления о нравственности и
чести создали ему непререкаемый авторитет в корпусе. То и дело
раздавался вопрос: «Чокан, как бы в этом случае следовало
поступить благородному человеку?»
В сфере знаний устремления Валиханова также определились
рано. Его интересовало исследование неизвестных земель, изу¬
чение быта и нравов населявших их народов.
Один из товарищей Валиханова по корпусу вспоминал, как
однажды на берегу Иртыша, за которым начинались бескрайние
дали, Чокан говорил друзьям о своей мечте стать путешествен¬
ником, проникнуть в эту степь до ее южных пределов, где
находится «самый дальний восток, где начинается загадочный
Китай», открыть неизвестные земли и рассказать о них миру.
К концу пребывания в корпусе Чокан начал серьезно гото¬
виться к своей будущей миссии. Он читал описания путешествий
по Киргизской степи и Туркестану, изучал историю Востока.
Вместе с Потаниным прочел он описание путешествия Палласа,
исследовавшего в конце XVIII века юго-восточные окраины Рос¬
сии. По словам Потанина, «со страниц этой книги на Чокана
пахнуло ароматом полыни и степных цветов уральских степей;
ему казалось, что он слышит крики летающих над рекой Яиком
чаек, уток, гусей...». Но путь к осуществлению мечты, к реальным
путешествиям был не прост.
В 1853 году выпущенный из корпуса восемнадцатилетний
корнет Чокан Валиханов получил место адъютанта при генерал-
губернаторе Западной Сибири. Чиновничья карьера, провинци¬
альное омское общество были глубоко антипатичны молодому
человеку, стремящемуся к знаниям и путешествиям. Он хотел
ехать в Петербург, чтобы там на восточном факультете продол¬
жить свое образование, а пока читал, читал и читал, все более
углубляясь в историю Востока.
Григорий Николаевич Потанин разделял стремления своего
друга, но не мог приступить к их осуществлению. «Как казак,—
пишет он, — я должен был тянуть двадцать пять лет лямку
казачьего офицера и не смел думать ни об университете, йи
91

о путешествии в Среднюю Азию». Положение Валиханова было
лучше, хотя и он, связанный службой и в известной мере семьей,
не мог свободно распорядиться своей судьбой. Юноша обраща¬
ется за советом к Федору Михайловичу Достоевскому' с которым
у него установились дружеские отношения. «Омск так противен
со своими сплетнями и вечными интригами, что я не на шутку
думаю его оставить. Как вы думаете об этом? Посоветуйте,
Федор Михайлович, как это устроить лучше».
Знакомство Чокана с Достоевским произошло в 1854 году,
сразу после выхода писателя из «Мертвого дома» — Омской
каторжной тюрьмы.
Федор Михайлович был измучен пятилетней каторгой, болен,
за плечами его был путь суровой борьбы за социальную спра,-
ведливость. Чокан в свои 19 лет лишь собирался вступать в
жизнь, но у него было пламенное стремление к намеченной цели.
Это стремление юноши, его чистота и благородство привлекли
Достоевского. Знакомство их быстро переросло в дружбу.
После Омской тюрьмы Достоевский был определен рядовым
в Сибирский линейный батальон в Семипалатинск. Туда-
то и писал Чокан. Отвечая, Федор Михайлович советовал Ва-
лиханову просить у начальства годовой отпуск для поездки
в Россию, а затем добиться у отца разрешения для продолжения
образования. «Не великая ли цель, не святое ли дело быть чуть
ли не первым из своих, который бы растолковал в России, что
такое степь, ее значение и ваш народ относительно России,
и в то же время служить своей родине просвещенным ходатай¬
ством за нее у русских.
...Судьба вас сделала превосходнейшим человеком, дав вам
и душу, и сердце... Я так вас люблю, что мечтал о вас и
о судьбе вашей по целым дням. Конечно, в мечтах я устраивал
и лелеял судьбу вашу. Но среди мечтаний была одна действи¬
тельность: это то, что вы первый из вашего племени, достигший
образования европейского. Уж один этот случай поразителен,
и сознание о нем невольно налагает на вас и обязанности... Вот
еще один совет... менее загадывайте и мечтайте и больше де¬
лайте: хоть с чего-нибудь да начните, хоть что-нибудь да
сделайте».
Возможность «с чего-нибудь начать» вскоре представилась.
В середине 50-х годов семиреченские казаки и тянь-шаньские
киргизы добровольно присоединились к России. В район Семи¬
речья и Иссык-Куля направились первые военно-научные экспе¬
диции. Валиханов был принят в их состав. Ему было поручено
содействовать установлению торговых отношений, сбору топо¬
графических сведений, но личная задача его состояла в изучении
жизни и быта народов Средней Азии и Казахстана. Итогом этих
поездок стали первые серьезные исследования молодого уче¬
ного («Предания и легенды Большой киргиз-кайсацкой орды»,
«Киргизское родословие», «Исторические предания о батырах
92

XVIII в.» и др.)- Особенно же ценными оказались его путевые
дневники, фиксирующие все детали путешествия по Семиречью
и берегам Иссык-Куля.
Осенью 1857 года в Омск из очередной и важной экспедиции
вернулся Петр Петрович Семенов. Это был тридцатилетний, но
уже хорошо известный ученый-географ и путешественник, обсле¬
довавший Тянь-Шань.
За горами Тянь-Шаня была расположена весьма мало из¬
вестная страна — Кашгария (Кашгар). Из европейцев в этом
глухом районе земли побывали лишь двое:	в XIII веке —
Марко Поло и в начале XVII — монах-иезуит Гаес. Правда,
теперь, в 1857 году, туда направился немецкий путешественник
Адольф Шлагинтвейт, однако судьба его была неизвестна.
Не имея возможности проникнуть в эту таинственную страну,
охваченную в то время междоусобной войной, П. П. Семенов
решил предложить провести такую экспедицию Чокану Валиха-
нову, которого знал с первого своего посещения Омска в 1856
году. «Я,— пишет он,— подал мысль о командировке Валиханова
в киргизской одежде с торговым караваном в Кашгар».
Исследование Кашгарии интересовало не только ученые кру¬
ги, но и российское правительство. Предложение П. П. Семенова
было принято. Ввиду сложности предстоящей экспедиции ей
решено было придать вид торгового каравана. Умный и смелый
купец Мусабай стал предводителем каравана — караван-баши.
В Кашгарии, он был известен как честный торговец. Валиханов
под именем Алимбая стал помощником караван-баши, он должен
был выдавать себя за родственника Мусабая. Чокану пришлось
снять офицерский мундир, побрить голову и облачиться в халат
и чалму. Всего в караване было около сорока приказчиков и
слуг. Тайну Алимбая знали немногие, но и это было достаточно
опасно: обнаружение русского офицера грозило ему неминуемой
смертью.
В июне 1858 года караван тронулся в путь. В одном из селе¬
ний, где купцы развернули меновую торговлю, оказался ранее
знакомый Чокану киргиз. Опасаясь разоблачения, Валиханов
должен был, прикинувшись больным, 20 дней не выходить из
юрты. Но главные опасности ждали путников в кашгарских зем¬
лях, где шла постоянная борьба за власть, а на дорогах раз¬
бойничали шайки грабителей. Не одну вооруженную стычку пере¬
нес караван, пока добрался до Кашгарии.
Несколько месяцев шла бойкая торговля с кашгарцами. За
это время Чокан собрал большой материал об этой стране,
ее культуре, жизни и быте ее народа.
По местным мусульманским обычаям, Алимбай должен был
там жениться. Однажды от своей жены он узнал то, что тщетно
пытался выяснить у многих других людей. Это были сведения
о судьбе его предшественника, немецкого ученого Шлагинтвейта.
Оказалось, что жена Чокана была свидетельницей того, как
93

палачи вели на казнь светловолосого и светлолицего чужеземца.
«Он был значительного роста, одет в туземную одежду, но голова
его была не покрыта, и длинные волосы развевались по ветру.
Отрубленная голова А. Шлагинтвейта была поставлена на верху
пирамиды, которую Валихантюре1 приказал соорудить из голов
казненных им людей» — так позднее записал эти сведения,
со слов Чокана Валиханова, Семенов.
Дневники и другие документы немецкого исследователя об¬
наружить не удалось. Сообщение о его гибели, привезенное
в Европу Валихановым, взволновало всю научную обществен¬
ность. Географы того времени хорошо знали, какой ценой при¬
ходится подчас платить за новые открытия. Недаром «Вестник
Географического общества» часто помещал некрологи о погиб¬
ших или безвестно пропавших. Тем важнее становилось открытие
Кашгарии Валихановым, названное в ученом мире «замечатель¬
ным географическим подвигом».
Вернулась экспедиция в июле 1859 года, о чем генерал-
губернатор Гасфорд тотчас отправил депешу в Министерство
иностранных дел. Несколько позднее, пересылая отчет Валиха¬
нова в Петербург, он писал: «...столь многообразные, относя¬
щиеся почти ко всем отраслям науки и государственного устрой¬
ства сведения составлены молодым человеком, недавно еще окон¬
чившим воспитание в Сибирском кадетском корпусе... для со¬
брания этих сведений следовало провести продолжительное вре¬
мя, подвергаясь всем лишениям и даже опасению позорной
смерти... Сведения эти, объявленные печатно, приобрели бы ему
почетную известность, лестную для благородного честолюбия».
Почетную известность Чокан Валиханов тем не менее получил.
Его работа, посвященная Кашгарии, пользовалась успехом
не только у русских ученых. В 1863 году она вышла на англий¬
ском языке. Не меньшей популярностью пользовался и другой его
труд—«Очерки Джунгарии».
В Петербурге, где теперь жил Валиханов, он повсюду, а
особенно в демократических кругах, встречал теплый прием.
Посещение лекций на восточном факультете университета,
занятия в библиотеках, заседания в Географическом обществе,
членом которого он стал, наконец, знакомство и дружба с луч¬
шими людьми своего времени — все это сделало краткий период
петербургской жизни Валиханова (1860—1861) одним из самых
плодотворных.
Неизгладимое впечатление произвело на него знакомство с
Н. Г. Чернышевским. «Какой замечательный человек...— писал
Чокан сразу после встречи с Николаем Гавриловичем,— как
хорошо он знает жизнь не только русских! Я после беседы
с ним окончательно укрепился в том смысле, что мы без России
пропадем, без русских — это без просвещения в деспотии и тем¬
1 Правитель Кашгарии.
94

ноте, без русских — мы только Азия, и ничем другим без них
не можем быть. Чернышевский — это наш друг».
В Петербурге резко ухудшилось состояние здоровья казах¬
ского ученого. Вернувшись в родные степи, он продолжал тяжело
болеть и прожил недолго.
Умер Чокан Валиханов тридцати лет. Жизнь его была корот¬
кой, но необыкновенно насыщенной. Он оставил интересные тру¬
ды по этнографии, истории, литературе.
Прогрессивные идеи Чокана Валиханова получили дальней¬
шее развитие в работах Ибрая Алтынсарина, Абая Кунанбаева
и других казахских просветителей.
ХАЧАТУР АБОВЯН
Жаркий летний день 1843 года. Школа в одном из армянских
сел. Идут обычные занятия. Вдруг вбегает испуганный учитель
с сообщением о том, что из Эривани1 приехал инспектор.
— Сейчас он будет здесь,— кричит учитель,— вас будет рас¬
спрашивать, горе тому, кто хоть одной буквой ошибется!
Быстро приведя помещение в порядок, дети с трепетом ждут
важного гостя. Но вот появился инспектор. Он ласково поздо¬
ровался с учителем и детьми, спокойно стал задавать вопросы.
Приободрившись, ученики отвечали удачно, и инспектор похва¬
лил их прилежание и успехи.
— Только безжалостными наказаниями достиг я желанных
результатов,— сказал учитель.
В ответ на эти слова инспектор обратился к школьникам:
— Дети, если я попрошу у учителя, чтобы с сегодняшнего
дня вас не били, обещаете ли вы всегда прилежно готовить
уроки?
— Обещаем! — раздался дружный ответ ребят.
Три дня провел этот необычный инспектор в селе. Он играл
с ребятами, ходил с ними на речку и заставлял учителя делать
то же.
Перед отъездом он обратился к школьникам:
— Ваш учитель мне обещал в дальнейшем не бить вас,
в летнюю жару заниматься только в утреннюю и вечернюю
прохладу, обещал ежедневно под вечер брать вас купаться,
в два часа играть с вами. Дети, если у вас будут какие просьбы,
пишите мне, я разрешаю письменно обращаться ко мне прямо
в училище. Мое имя — Хачатур Абовян.
Ребятам не пришлось писать своему заступнику: не было
надобности; учитель сдержал слово — он стал иначе относиться
к детям, а дети, в свою очередь, старались учиться как можно
лучше. О порке теперь не было и речи.
1 Современное название — Ереван.
95

Но кто же был человек, вступившийся за ребят? Почему он
это сделал? Ведь наказания были повсеместным и довольно
обычным явлением в дореволюционной школе.
Хачатур Абовян прожил трудную жизнь, жизнь, полную ис¬
пытаний и лишений. Родился он в 1805 году близ Эривани.
В девятилетием возрасте был отдан в Эчмиадзинский мона¬
стырь1, куда брали мальчиков для учения и воспитания. По
словам очевидца, рос он там «в слезах, молитвах и постах,
в дикой, не способной ни к чему благородному, неестественной...
обстановке».
Неоднократные попытки к побегу неизменно кончались неуда¬
чами и лишь усиливали строгость в обращении с мальчиком.
Когда Хачатуру исполнилось пятнадцать лет, монастырь напра¬
вил его для дальнейшего обучения в Тифлис к архимандриту
Погосу, который, как поговаривали, давал своим ученикам боль¬
ше побоев, чем знаний.
В 1823 году в Тифлисе была открыта духовная семинария,
куда и перешел молодой Абовян. Здесь уже не было розог
и, кроме богословских предметов, которыми он занимался ранее,
преподавались русский, персидский и французский языки.
Расширив свои знания, Абовян вернулся в Эчмиадзин, где
вскоре получил звание диакона, а затем переводчика и писца
каталикоса (главы армянской церкви). Перед молодым челове¬
ком открывалась возможность церковной карьеры, но она не
привлекала его.
Наделенный большими способностями, живым воображением,
он стремился к знаниям, выходящим за пределы богословия,
к европейскому образованию, необходимому, как понимал он, для
службы своему народу.
Помог ему случай. В Армению, для того чтобы совершить
восхождение на гору Арарат, приехал профессор Дерптского
университета, путешественник Фридрих Паррот. Хачатур был
приставлен к нему в качестве переводчика. Ученый был доволен
Абовяном. «Благодаря его живой любознательности,— писал он
об Абовяне,— его умеренности и благочестию, как и ясности ума,
духа, выносливости, он заслужил... внимание и благодарность».
Хлопоты Паррота о возможности дальнейшего образования Або-
вяна увенчались успехом. В марте 1830 года российским Мини¬
стерством народного просвещения юноша был на казенный счет
направлен в Дерпт2.
Дерптский университет отличался хорошо поставленным пре¬
подаванием, прекрасной профессурой и считался одним из луч¬
ших в Европе. Получив возможность целиком отдаться наукам,
находясь в обстановке, проникнутой идеями гуманизма и про¬
светительства, Абовян мысленно сопоставлял картину, его окру¬
1 Эчмиадзин — город в Армении, исторический центр армянской церкви.
2 Современное название—Тарту.
96

жавшую, с тем, что было на его родине. «Глядя на все это,—
записывал он в дневнике,— сердце мое охватывает волнение,
и я думаю, в каком невежестве коснеет народ наш и придет ли
время, когда он также просветится?»
Сам Абовян не терял времени даром. Он занимался филосо¬
фией, литературой, иностранными языками, много читал. По
свидетельству одного французского путешественника, встречав¬
шегося с Абовяном, «явления германской философии и литера¬
туры до того были усвоены им, что даже европеец мог бы
пользоваться его советами. Шиллера,— удивлялся француз,—
знает назубок... Вровень с немцем владеет немецким языком,
и нет сомнения, что этот человек сделает честь армянской ли¬
тературе». Прогноз оказался верным. Абовян не только «сделал
честь» литературе своей родины, он создал новый литературный
язык, он провозгласил и стал претворять в жизнь идеи просве¬
щения и демократизма, он основал новую школу.
К 40-м годам прошлого века Армения не знала иного лите¬
ратурного языка, кроме древнеармянского. «Армянская литера¬
тура,— писал академик М. Броссе1,— сплошь библейская, мона¬
шеская и богомольная — не заключает в себе ни одного романа,
ни одной строчки, могущей возбудить воображение. Обильные
богословские сочинения... важны разве только для духовенства».
Такой характер литературы объяснялся тем, что центрами об¬
разования и грамотности в Армении вплоть до середины XIX века
оставались монастыри, тем, что древнеармянский язык, сам по
себе трудный и малодоступный, был к тому же не приспособлен
для светских жанров — романов, повестей, публицистики.
И вот, когда Абовян, закончив образование в Дерпте и
вернувшись в Тифлис, стал учителем (а позже — смотрителем
уездного училища), он прежде всего столкнулся с проблемой
языка. «Сердце разрывалось,— писал он,— какую армянскую
книгу ни вручал им (ученикам.— Я. Я.), не понимали. На рус¬
ском, немецком и французском языках все, что ни читали, нра¬
вилось им, приходилось им по их невинной душе. Иногда хотел
рвать на себе волосы, когда видел, что они чужие языки любят
больше нашего. Но это было совершенно естественно: в тех
книгах они читали вещи, которые могли людей увлечь, ибо
увлекательные вещи кому не будут любы? Кто не захочет знать,
что такое любовь, дружба, патриотизм, родители, дети, смерть,
борьба? Но если вы что-либо такое на нашем языке найдете,
выколите мне глаза... Это не все,— продолжал Абовян,—
в Европе в иных книгах я читал рассуждение о том, что, должно
быть, армянский народ не имеет чувств, если даже после того,
как над его головой пронеслись такие события, не вырастил ни
одного человека, который написал бы какое-нибудь произведение
1 Броссе Марий Иванович (1802—1880) —русский филолог, уроженец Фран¬
ции. Приобрел известность как издатель и комментатор переводов выдающихся
памятников грузинской и армянской письменности.
97

с чувством — все, что есть,— о боге, о церкви, о святых.
Я хорошо знал, что наш народ не был таким, как его изоб¬
ражали они, но что делать?.. Думал все, размышлял — ведь
решительных людей среди нас были тысячи, и теперь они есть,
умных слов наши старики знают тысячи; гостеприимства, любви,
дружбы, доблести... всего у нас вдоволь; задушевными думами
полна мысль крестьян. Басни, поговорки, острые слова —
всякий, даже самый невежественный, расскажет тысячами. Что
же сделать, чтобы наше сердце узнали другие народы?»
За этим вопросом следовал другой, не менее важный: кто
может стать творцом нового, понятного всем литературного ар¬
мянского языка? Творцом языка может быть лишь сам народ,
заявил Абовян.
Придя к этому заключению, он взялся за работу. Первое его
произведение — «Книга для чтения», предназначенная для уча¬
щихся,— было написано языком, на котором говорили армянские
крестьяне.
Встречена она была весьма отрицательно. Никто не хотел
публиковать подобной работы, тогда Абовян напечатал ее
за свой счет и представил на конкурс в Казанский университет,
где открывалась кафедра армянского языка. В заключении на эту
книгу академик М. Броссе писал: «Абовян... смотрит на книжный
язык Армении... как на настоящую помеху для цивилизации
своего народа и рекомендует в первую голову язык народный или
новый». В предисловии и методических указаниях для учителя
автор «Книги для чтения» настойчиво проводил мысль о необ¬
ходимости облегчения положения школьника, о наглядности обу¬
чения, о сочетании учения с трудовым воспитанием.
Все эти принципы, бесспорные в наше время, тогда воспри¬
нимались как нечто невиданное. Абовян же не только провоз¬
глашал их, но и претворял в жизнь. Школа, где он преподавал,
вызывала удивление современников. Посетивший ее немец
М. Вагнер был поражен успехами юношей: «10—14-летние под¬
ростки,— с изумлением констатировал Вагнер,— хорошо читали
и писали по-армянски, грузински, тюркски, русски, немецки и
французски. Очень удивлялся тому, что они говорили по-
немецки с хорошим акцентом, и при мне устроенная учителем
диктовка показала, что они хорошо знакомы со строением не¬
мецкого языка, при мне они читали Гете и Шиллера... Своего
учителя они очень любили, ибо он очень заботился как об успехах
в учении и воспитании, так и об отдыхе их».
Абовян всей душой любил своих учеников и свою работу.
«Моя нынешняя должность смотрителя Тифлисского уездного
училища... доставляет мне безграничное утешение,— писал он
одному из своих друзей в 1838 году,—около 200 учеников еже¬
дневно окружают меня; их любовь, их общение поднимают меня
над всем мирским. Детский мир для меня издавна был превыше
всего мирского желанного счастья...».
98

Но отдавая все силы школе, Абовян не мог осуществить то,
к чему чувствовал особое призвание,— способствовать просвеще¬
нию всего армянского народа. Он долго искал пути к воплощению
своего великого замысла в жизнь.
И вот на народном крестьянском языке он пишет свое главное
произведение. Назвал он его: «Раны Армении — скорбь патрио¬
та.— Исторический роман». Это был особый роман. Здесь были
поэтические и философские размышления, было эпическое повес¬
твование о борьбе народа против завоевателей, был, наконец, тот
простой и понятный всем язык, который и стал основой новой
армянской литературы. Произведение это Абовян закончил в
1841 году, но так и не увидел его опубликованным. Травля,
начатая сразу же после возвращения Абовяна из Дерпта и
организованная духовенством, преследовала его всю жизнь.
— Вероотступник,— обличал Абовяна каталикос Иоан.—
Ты можешь хорошо совращать мысли невинных, но воспитывать
их — не твое дело.
Занимая государственную должность в уездном училище,
Абовян, казалось бы, спокойно мог развивать свою просветитель¬
скую деятельность.
Но так только казалось. Слишком много в тех условиях
зависело от такой могущественной организации, какой была
церковь. Преследования человека, решившегося посягнуть на
язык церкви, на ее традиции в вопросах воспитания и препода¬
вания, все усиливались. В конце концов Абовяну пришлось
оставить Тифлис — наиболее крупный и культурный центр Закав¬
казья — и перебраться в Эривань — в те годы небольшой про¬
винциальный город.
Здесь он занял место смотрителя казенной школы и стал
внедрять свои педагогические принципы и методы. Для помощи
местным крестьянам и воспитания учеников он пытался органи¬
зовать при школе сельскохозяйственную станцию с учебно¬
показательным садом, пытался внедрить гуманное отношение
к детям не только в училище, где работал, но и в сельских
школах, право инспектировать которые он имел.
Однако сеть интриг и преследований оплела Абовяна и здесь,
в Эривани. Каждый шаг на пути нововведений стоил ему ог¬
ромного труда, невероятного мужества и терпения. Признание его
идей, его деятельности, его творчества не приходило.
О нем заговорили как о выдающемся ученом, непревзойден¬
ном знатоке языка, просветителе, педагоге лишь в конце 50-х
годов, спустя десять лет после его смерти. Эти годы знаменовали
собой начало духовного возрождения Армении. Показателем это¬
го возрождения было и то, что новый армянский язык стал
решительно вытеснять, из литературы древнеармянский.
Продолжателем дела и идей Хачатура Абовяна был револю¬
ционный демократ, соратник А. И. Герцена и Н. П. Огарева
Микаэл Налбандян.
99

ГЕРОИ МАЛАХОВА КУРГАНА
Шла Крымская война. Николаевская Россия воевала против
соединенных сил Англии, Франции, Турции и Сардинского коро¬
левства. Большая армия союзников высадилась в Крыму и оса¬
дила Севастополь.
Князь А. С. Меншиков, командовавший русской армией в
Крыму, не использовал всех возможностей для атаки противника
немедленно вслед за его высадкой в сентябре 1854 года. Более
того, фактически бросив Севастополь на произвол судьбы, он
отошел с главными силами далеко на север. Однако эти нере¬
шительные действия генерала, привыкшего только командовать
плац-парадами и оказавшегося бездарным военачальником на
поле боя, не привели к немедленной сдаче Севастополя, на
которую надеялись союзники. «Отсутствие собственной армии,
при появлении неприятеля, не повлекло за собою падения Се¬
вастополя,— с удивлением писал один из английских офицеров.—
Народ твердый и решительный занял пост, оставленный главно¬
командующим и его армией. Блистательный фасад обрушился, но
за ним высились гранитные стены».
Этой «гранитной стеной» стал русский народ — простые мат¬
росы и солдаты во главе с адмиралами В. А. Корниловым,
П. С. Нахимовым, В. И. Истоминым.
Для отпора более чем 60-тысячной армии союзников после
отхода войск Меншикова в Севастополе осталось около 18 тысяч
матросов и солдат (17 батальонов моряков и 10 батальонов
сухопутных войск). На Южной стороне города, обороной которой
командовал Нахимов, было около 4 тысяч человек.
Армии противника не только превосходили русские войска
в численности, но и располагали более совершенным оружием.
Так, например, на вооружении русской пехоты находились глад¬
коствольные ружья, стрелявшие .всего на 300 шагов, а солдаты
союзников были вооружены нарезными винтовками, имевшими
дальность боя 1200 шагов. К тому же русские пушки и стрелковое
оружие были менее скорострельны.
Оставляло желать лучшего и личное оружие офицеров, ко¬
торые были вооружены одной только саблей, да и то плохого
качества, тогда как английские и французские офицеры, кроме
сабли, имели еще и револьверы. Только в ходе войны русское
командование выписало из Тулы несколько десятков револьверов.
Они были розданы... по одному на полк!
«Слава будет,— говорил Корнилов,— если устоим, если же
нет, то князя Меншикова можно назвать изменником и подлецом».
С общего согласия руководителей обороны Севастополя обя¬
занности начальника штаба всех войск, расположенных в городе,
в сентябре 1854 года принял на себя вице-адмирал В. А. Кор¬
нилов, энергичный и опытный командир, ранее много сделавший
для укрепления Черноморского флота. Не зная усталости, он
100

объезжал батальон за баталь¬
оном, призывая храбро сра¬
жаться с врагом. «Ребята,—
говорил Корнилов, обращаясь
к солдатам и матросам,—
некуда отступать нам: позади
нас море, впереди — неприя¬
тель... Помните же — не верьте
отступлению. Тот изменник, кто
протрубит ретираду!..1 И если
я сам прикажу отступать, коли
меня!» Русским командованием
были приняты спешные меры
по укреплению обороны города.
Для защиты подступов с моря
у входа на Севастопольский
рейд было затоплено несколько
старых парусных кораблей.
Снятые с них орудия и коман¬
ды значительно укрепили обо¬
рону Севастополя. Все населе¬
ние города, даже женщины и
дети, приняло участие в оборонительных работах. С 13 по
17 сентября линия обороны, намеченная талантливым русским
военным инженером Тотлебеном, была значительно усилена.
И сделано это было своевременно.
На рассвете 5 октября французские и английские батареи
начали бомбардировку города, русская артиллерия им отвечала.
Густое облако дыма закрыло Севастополь. «Малахов курган
(одна из главных высот, прикрывавших подступы к Севастопо¬
лю.— В. А.) стоит, будто опаленный двумя пламенными лентами;
огненная река льется по всему протяжению оборонительной стен¬
ки; наш ружейный огонь усиливается ежеминутно, не прерываясь
ни на мгновенье».
Руководители севастопольской обороны как бы соревновались
в бесстрашии. Нахимов сам наводил орудие. Корнилов, объезжая
бастионы, не обращал внимания на смертельную опасность. Ког¬
да его просили быть более осторожным, он отвечал: «Что скажут
обо мне солдаты, если сегодня они меня не увидят?»
Около полудня Корнилов поднялся на Малахов курган, по
которому артиллерия противника вела особенно сильный огонь.
Он отдал распоряжения артиллеристам и некоторое время на¬
блюдал за ходом боя. Несмотря на превосходство неприятеля
в количестве орудий, бой проходил успешно, и французские
батареи под метким огнем русской артиллерии замолкали одна
за другой.
1 Ретирада — отступление.
101

Когда Корнилов уже собирался покинуть курган, его смер¬
тельно ранило вражеское ядро. «Отстаивайте же Севасто¬
поль!»— успел сказать адмирал окружавшим его офицерам. Че¬
рез несколько часов он умер.
Не менее мужественно сражались матросы и солдаты. Под
вражеским огнем они непрерывно исправляли повреждения в
укреплениях. Несмотря на жестокий огонь, женщины и дети
приносили на редуты воду, чтобы напоить русских воинов. Убитые
немедленно заменялись матросами и офицерами с кораблей, ору¬
дия приводились в порядок, и стрельба продолжалась.
Успешно была отражена и атака с моря. Хотя вражеские
корабли вели огонь из 1243 орудий одного борта, а им могли
отвечать только 150 русских орудий, большого успеха неприятель
не добился. Русские артиллеристы стреляли метко. Один из
снарядов попал в подводную часть английского судна «Альбион»,
другой вызвал сильный пожар на борту. Англичанам с большим
трудом удалось вытянуть потерявший подвижность корабль из-
под огня русской артиллерии. «Альбион» и стоявшее рядом
с ним судно «Аретуза» получили столь значительные поврежде¬
ния, что их пришлось отправить на ремонт в Константинополь.
Не сумев подавить русскую артиллерию, союзники прекратили
массированный обстрел, который вошел в историю под названием
первой бомбардировки Севастополя, и начали правильную осаду.
Англичане и французы окружали город траншеями, стараясь
создать выгодные исходные рубежи захвата русских укреплений.
Защитники Севастополя им отвечали смелыми ночными вылаз¬
ками. Особые отряды добровольцев (они назывались «охотника¬
ми») нападали на позиции врага, захватывали оружие, пленных,
затрудняли осадные работы. Не случайно Ф. Энгельс, внима¬
тельно следивший за ходом Крымской войны, писал: «Пока
вылазкам не может быть положен конец, всякая мысль о штурме
является абсурдной...»
Во время этих набегов на противника отличились многие
русские солдаты и матросы: Алексей Рыбаков, Афанасий Елисеев,
Федор Заика, Иван Димченко и другие.
Но особенно прославился своей смелостью и отвагой матрос
(потом квартирмейстер) 30-го флотского экипажа Петр Кошка.
Кошка превосходно знал местность и регулярно ходил к враже¬
ским позициям. «Тут,— писал один из очевидцев,— улучив мину¬
ту, высмотрев, что нужно, Кошка вдруг вскочит и бросится на
часового или убьет его, или штуцер (ружье с винтовыми наре¬
зами.— В. Л.) у него выхватит». Петр Кошка был несколько раз
ранен, но каждый раз возвращался в строй.
Громкую известность приобрела вылазка 250 «охотников» под
командованием лейтенанта Бирилева в ночь с 19 на 20 января
1855 года. Они смело ворвались в траншеи врага, разрушили его
укрепления, захватили пленных. Во время этого ночного боя
героический подвиг совершил матрос Игнатий Шевченко. Увидев,
102

что французские солдаты готовятся произвести залп в лейтенанта
Бирилева, Шевченко бросился вперед и грудью закрыл своего
командира. Ценою собственной жизни отважный матрос спас
лейтенанта Бирилева и обеспечил успех всего боя.
В обороне города участвовали и дети. Так, четырнадцатилет¬
ний сын матроса Кузьма Горбаньев упросил офицера на бастионе
поставить его к пушкам. Кузьма был ранен в бою, но вместо того
чтобы остаться в госпитале, он снова вернулся к своим старшим
товарищам. Двенадцатилетний Максим Рыбалченко вместе с дру¬
гими севастопольскими ребятишками собирал по оврагам непри¬
ятельские ядра и приносил их на бастион. Впоследствии он, как
и Кузьма Горбаньев, был зачислен в число воинов, защищавших
Малахов курган. За свою храбрость Рыбалченко и Горбаньев
были награждены медалями.
7 марта защитники города понесли тяжелую потерю —
по дороге на Малахов курган вражеским ядром был убит контр-
адмирал В. И. Истомин. Он до конца выполнил свой долг, безот¬
лучно пробыв на Малаховом кургане под огнем противника 175
дней. Среди солдат и матросов широко были известны его слова:
«Наше общее назначение — умереть, защищая Севастополь».
Усилиями Истомина оборона Малахова кургана была организо¬
вана образцово. «Чистота, порядок, осторожность, дисциплина,—
отмечали современники,— царствуют на кургане, и всюду там
видна готовность к борьбе и смерти. Курган — это корабль
Истомина!»
На бастионах осажденного города быстро установили четкий
военный порядок, который помогал избегать лишних потерь. Из
наиболее зорких солдат или матросов выделялся особый сиг¬
нальщик, обязанностью которого было постоянно наблюдать
за батареями противника и вовремя подавать сигнал об опасности.
Между тем положение осажденных ухудшалось. С самого
начала военных действий защитники Севастополя уступали врагу
в численности. Теперь стал сказываться и недостаток в порохе.
С марта 1855 года из-за малого запаса пороха солдатам было
приказано на два выстрела неприятеля отвечать одним. Масси¬
рованные вражеские обстрелы Севастополя и его укреплений все
более учащались. 13 марта состоялась вторая бомбардировка,
в мае и июне — третья и четвертая. Враг готовился к штурму.
И действительно, в июне 1855 года союзники решились на
общий штурм города. Один из русских офицеров, очевидцев
сражения, записал в своем дневнике: «Весь левый фланг наш
в огне. Тысячи пламенных шаров бороздят небо, бегает баталь¬
ный огонь... перед нами словно какой-то доселе невиданный,
необыкновенный фейерверк!»
Четыре французские дивизии штурмовали Малахов курган
и бастионы Корабельной стороны, четыре английские дивизии
атаковали третий бастион. Русские своевременно обнаружили
приближение атакующих колонн. Враг был встречен ружейным
юз

огнем и картечью, и прорвать позиции обороняющихся не
смог. Лишь одной колонне французских стрелков удалось
скрытно по оврагу обойти курган. Момент был опасный. Отряд
французов появился на самом кургане. Заметив это, генерал
С.	А. Хрулев, назначенный командующим войсками Корабельной
стороны, встал во главе роты Севского пехотного полка и стре¬
мительно атаковал неприятеля. Отважные севцы почти все по¬
гибли в этой отчаянной схватке, но ценой своей гибели они дали
возможность подойти другим русским резервам. Прорвавшийся
враг был уничтожен.
К 7 часам утра обозначился полный провал штурма. Союз¬
ники понесли громадные потери. Этот штурм К. Маркс расценил
как «первое серьезное поражение франко-английской армии».
Мужество простых солдат и матросов, самоотверженность
офицеров, непрерывно находившихся на передовой позиции, уди¬
вили даже главнокомандующего русской армией в Крыму князя
М. Д. Горчакова, который сменил на этом посту Меншикова.
Однако защитников города ожидал новый тяжелый удар.
28 июня пуля французского стрелка сразила на Малаховом
кургане адмирала Нахимова. Нахимов был душой севастополь¬
ской обороны. Победитель турецкого флота при Синопе, он
пользовался громадной популярностью среди моряков и жителей
Севастополя. «По званию главы Черноморского флота,— писали
очевидцы,— он был истинный хозяин Севастополя... Значение
этого лица в севастопольской обороне первостепенное. Нахимов...
был честен, бескорыстен, деятелен и имел самое неограниченное
влияние на матросов». Гибель Нахимова нанесла руководству
обороной Севастополя тяжелую, ничем не восполнимую потерю.
А враг тем временем сумел быстро оправиться от понесенного
поражения. В августе союзники предприняли пятую и шестую
бомбардировки Севастополя. Несколько дней и ночей подряд
вражеские пушки вели непрекращающийся огонь.
Крепостническая Россия не могла обеспечить свою армию
всем необходимым. Защитники города с горечью говорили о
несоразмерности технических возможностей русской армии и со¬
юзников. «На каждый наш выстрел они отвечают десятью: наши
заводы не успевают делать такого количества снарядов, которые
нужно выпустить»,— писал один из участников обороны.
27 августа начался очередной штурм Севастополя. Ровно
в полдень французские и английские дивизии общей числен¬
ностью более 40 тысяч человек неожиданно атаковали позиции
русских, на которых в это время было всего 3—4 тысячи за¬
щитников (остальные по приказу командования из-за сильного
огня противника располагались на второй линии обороны). Не¬
сколько часов кипел жестокий бой—русские резервы энергично
контратаковали врага. К 3 часам дня рукопашные схватки пре¬
кратились почти везде — во всех пунктах обороны русские войска
восстановили положение.
104

Лишь в районе Малахова кургана продолжался упорный бой:
колонны русской пехоты снова и снова безуспешно пытались
ворваться на курган. Узнав о потере кургана, генерал Хрулев
повел Ладожский полк в контратаку. Однако эта атака оказалась
неудачной. Французы встретили наступающих градом пуль. Хру¬
лев был ранен и вынужден был покинуть строй. Последующие
попытки отбить курган также остались безуспешными.
Замечательное мужество проявила группа русских солдат
и офицеров (поручик Юний, подпоручики Данильченко и Бог-
дзевский, 30 солдат Модлинского полка и несколько матросов).
Отрезанные от своих войск, они засели в башне, стоявшей в
центре кургана. Поставив в дверях матросов с абордажными
пиками, офицеры расположили солдат у амбразур и открыли
меткий огонь по неприятелю. Закаленные же в рукопашных
схватках матросы с успехом отражали попытки врага ворваться
в башню. Несколько тысяч французов долгое время ничего
не могли сделать с небольшим русским отрядом. В бессильной
ярости враги пытались выкурить солдат дымом, но из этого
ничего не получилось. И только вечером, когда французы от¬
крыли по башне огонь из пушки, а ее защитники расстреляли все
патроны, французам удалось овладеть башней.
Позже сами французы с уважением вспоминали мужество
защитников Малахова кургана. Особенно их поразил подвиг
генерала Юферова, который был отрезан от своей колонны вместе
с небольшой группой солдат. Встав впереди солдат, он яростно
рубился саблей с неприятелем, неизменно отвечая отказом на
предложения сдаться. И только когда разъяренные враги бук¬
вально изрешетили русских пулями, они смогли одержать верх.
Пытаясь узнать фамилию русского генерала, французский гене¬
рал Мак-Магон говорил: «Непременно надо знать имя этого
героя. Подобная смерть, такие имена — достояние всемирной
истории; не говорю уже, что они должны сродниться с памятью
того народа, которому принадлежали их носившие».
Очевидцы боев на Малаховом кургане единодушно свидетель¬
ствуют о мужестве русских солдат и матросов. «Все стремились
в бой, все бросились, горя желанием выбить врага штыком,
и никто не мог дойти до недруга: батальный огонь... останавливал
всех».
Вечером 27 августа, после потери Малахова кургана, Горча¬
ков отдал приказ об оставлении Южной стороны города. Всю
ночь через бухту по наведенному мосту продолжалась переправа.
Измотанные боем союзники были не в силах ей помешать.
Ночью главные силы гарнизона перешли на Северную сторону.
На рассвете 28 августа был разведен наплавной мост, и специ¬
альные команды «охотников» поджигали пороховые погреба на
Южной стороне. Развалины Севастополя были охвачены пламе¬
нем. Пожар продолжался двое суток, и в течение этого времени
союзники так и не решились занять город.
105

11-месячная оборона Севастополя навсегда останется в ис¬
тории примером замечательной доблести русского народа.
Л. Н. Толстой, участник обороны Севастополя, писал: «Надолго
оставит в России великие следы эта эпопея Севастополя, которой
героем был народ русский».
В.	И. Ленин так оценил результаты Крымской войны:
«Крымская война показала гнилость и бессилие крепостной
России». Показав военную и социально-экономическую отста¬
лость крепостнической России, война способствовала возникно¬
вению в стране революционной ситуации и ускорила падение
крепостного права.
«ЗОВУ ЖИВЫХ!»
Бывают эпохи жестокой политической реакции, когда свобод¬
ное, служащее правде и справедливости слово становится ре¬
альным революционным делом.
Так случилось и тогда, когда пределов России достигли пер¬
вые издания Вольной русской типографии, основанной в Лондоне
Александром Ивановичем Герценом.
В своем обращении к «братьям на Руси» (21 февраля 1853
года) Герцен писал:
«Отчего мы молчим?
Неужели нам нечего сказать?
Или неужели мы молчим оттого, что мы не смеем говорить?
...Открытая вольная речь — великое дело; без вольной речи —
нет вольного человека... Молчание — знак согласия. Оно явно
выражает отречение, безнадежность, склонение головы, сознан¬
ную безвыходность.
Открытое слово — торжественное признание, переход в дей¬
ствие. Время печатать по-русски вне России, кажется нам,
пришло».
К этому времени Герцен прошел большой жизненный путь,
путь борьбы и побед, испытаний и поражений, утрат и разоча¬
рований. Заключение, ссылка, годы московской жизни, полные
дружеского тепла, понимания и вместе с тем острой идейной
полемики. Потом Париж, Италия и снова Париж. Опьянение
воздухом свободы и революции, а затем, после разгрома рево¬
люционного движения в Европе, страшный крах прежних иллю¬
зий и надежд. Эмиграция, одиночество, гибель близких...
К 1853 году Герцен, автор художественных, философских и
публицистических произведений, был широко известен в кругах
европейской и русской демократии, среди литераторов, среди
многих и многих свободомыслящих людей.
Но главное дело его жизни было впереди. Для борьбы с
крепостничеством и царизмом, для пропаганды социалистических
идей Герцен решает наладить печатание для России бесцензур-
106

i*№m
ных изданий. С этой целью и
была основана Вольная рус¬
ская типография. Герцен наме¬
ревался в первую очередь пуб¬
ликовать материалы, присылае¬
мые из России, но они не при¬
ходили: свободное слово было
слишком резко «для уха, при¬
выкшего к шепоту и молча¬
нию». Герцен печатает и через
поляков-эмигрантов переправ¬
ляет в Россию свои проклама¬
ции «Юрьев день! Юрьев
день!», «Поляки прощают нас»,
«Крещеная собственность». В
1855 году появляется альманах
«Полярная звезда». Само на¬
звание, повторявшее название
издания декабристов, силуэты
пяти казненных на обложке и
эпиграф из Пушкина «Да здра¬
вствует разум!» — все говорило
о преемственности идей и тра¬
диций. В обращении «К на¬
шим» Герцен писал: «Мы кла¬
дем у порога России первую
книжку «Полярной звезды» и ждем с доверием и самоотверже¬
нием, усыновите ли вы ее, узнаете ли вы в ней хоть слабый
отблеск «Полярной звезды» Рылеева и Бестужева».
На этот раз призыв Герцена не остался без ответа. Поло¬
жение в России изменилось. Умер Николай I. Тиски деспотизма
ослабли, русское общество вздохнуло свободней, появились на¬
дежды, иллюзии, уменьшился сковывающий мысль страх. В этой
обстановке номера альманаха читали, переписывали и распро¬
страняли по всей России. Уже в том же 1855 году первая книжка
«Полярной звезды» дошла до Селенгинска и Кяхты (Восточная
Сибирь). Декабрист И. Якушкин писал Герцену: «Полярная
звезда» читается даже в Сибири, и ее читают с великим чув¬
ством... Свободная речь для всякого русского человека как будто
летящий от родины глас».
В апреле 1856 года в Лондон к Герцену приехал Николай
Платонович Огарев. Событие это сыграло огромную роль в судь¬
бе вольной русской прессы за границей.
Дружба, основанная на единстве взглядов и стремлений,
с ранних юношеских лет связывала Герцена и Огарева. В 14—15
лет, уже твердо веря в свое призвание, молодые люди дали
клятву «пожертвовать... жизнью на избранную... борьбу». Оба
они всегда были верны клятве, верны дружескому союзу. Десять
А. И. Герцен и Н. П. Огарев
107

лет провели они в разлуке. Огарев жил в России, пытался
противостоять режиму самовластия; теперь же, получив возмож¬
ность выехать за границу, решил отдать все силы вольному
русскому слову.
Поэт, революционер и философ, человек живого конкретного
дела, Огарев хорошо знал обстановку и потребности русского
общества. Именно поэтому он предложил Герцену основать по¬
стоянный периодический печатный орган.
Так возникла мысль о «Колоколе», издании, задуманном как
идейное продолжение «Полярной звезды». Заглавие «Колокол»,
«Прибавочные листы к «Полярной звезде» отражало эту
идею.
Первый номер «Колокола» с эпиграфом «Vivos voco!» (Зову
живых!») вышел из Вольной русской типографии 1 июля 1857 года.
Стихотворное вступление к новому изданию написал Огарев:
В годину мрака и печали,
Как люди русские молчали,
Глас вопиющего в пустыне
Один раздался на чужбине;
Звучал на почве не родной —
Не ради прихоти пустой,
Не потому, что из боязни
Он укрывался бы от казни;
А потому, что здесь язык
К свободомыслию привык
И не касалася окова
До человеческого слова.
Привета с родины далекой
Дождался голос одинокой,
.Теперь юней, сильнее он.
Звучит, раскачиваясь, звон,
И он гудеть не перестанет,
Пока — спугнув ночные сны —
Из колыбельной тишины
Россия бодро не воспрянет...
Дальнейший текст принадлежал перу Герцена:
«Везде! во всем, всегда быть со стороны воли — против на¬
силия, со стороны разума — против предрассудков, со стороны
науки — против изуверства, со стороны развивающихся наро¬
дов — против отстающих правительств» — таковы были принципы
издания.
«Освобождение слова от цензуры, освобождение крестьян
от помещиков, освобождение податного состояния от побоев» —
такова была первоначальная программа «Колокола».
Огарев занимался в «Колоколе» всеми экономическими, юри¬
дическими и финансовыми вопросами, Герцен писал главным
образом общие статьи и вел раздел «Смесь».
Стиль издания определял Герцен. Его своеобразное литера¬
турное дарование, язык острых публицистических статей, юмор
и ирония, наконец, умение организовать и подать материал —
все это создавало лицо «Колокола».
108

No. 98 & 99.	THE	BELL.	MAY	15	1861.
REGISTKRKD ЛТ THE GENERAL POST-OFFICE FOR TRANSMISSION BEYOND THE UNITED KINGDOM,
ПРИБАВОЧНЫЕ ЛИСТЫ КЪ ПОЛЯРНОЙ ЗВИЗДИ
VIVOS VOCO!
ЕгяясйГжч лисп» 9q & во.
№..ош.кц|1.	•	IS	Мл.	Isei.	k"TÄMp*'noÄS'is''“0'
О ГА Л SA В 01 В'—Гпхал* inh juctce—OteteceiI миги-Вгасяжаи! мпгииыа (СНюичд ни)—Пшеном« Аллпст Sr*.—Момммпиг аг Чемшгог»
-taumii 1вв0 rwv Спа : ТапымппцЯ КопаЕвВаивоп-Дмомыв и сввтпмв «нюсы—Говввив* уяяакгсятяш СпгктяиВ я*ня»нстг—
Вааммавовл я ГвЯвгАЧти—«юиадсвАв 1ФЯСТЯТГЯ1Я—Вгваткввг—Агяяяомчг я Бгтвмги— В ион а hotte—Mobbct?* ЛавсвоЯ—Ткта*»г.
РУССКАЯ КРОВЬ ЛЬЕТСЯ!	I	Тамбовской губерти, среда толпы, въ которую стркляла,
Да, русская крова лается рквой !	и	оста npkenau души,'сто<лъ «Рес™н"»'» Держа обкяим рукамн,	ведь головою,
poAsie умы, упрекаюойе васа въ	выстрадаиныхъ вамм' ма,,,,*есть ~ п П»Р°Д* развесся слуха, что	овъ до ковца
слоихъ ороклатаа в негодоваюя !	|осталс>	«>™ подЛ вего валяляса кучи itia.”
Праввтеластво все могло предупредить, я поласкую крова м!	Язь	второю	письмо.
русскую, в тепера за свою шаткоста, за свое аепоянманве, за Почтя поасемкстно крестааие стрвшво оедоволавы вова1мъ
свое иеуикяае вв въ чемъ вдтв до кояца—убяваетъ толпа! i аремевмо-обязателаиымъ воложенюмъ, во мвогихъ мкстао-
вашввъ бралй.	|стяка отказываются вкрата, что объявляемый	ямъ маиноеста
Ужато мъ, слеэаня ваволяаютъ	масъ	во воет и, ядувия со | подлинный; така ва пр. «л в гела- адъютанта	гр. Олсуоьевъ,
вскхъ сторояъ. Бкдяые, бкдные крестаяве ! Вйда въ Европк. посланный въ одяу язь западвыхъ губерм1й, встркченъ быль
ме аодозркааюта, что такое эмачвтъ у васъ уемнревю солда- яодобвымъ воэражеи1емъ, в когда для убкждея1я крестаяаъ
темп, гене рал ъ-адъютаатское, ♦зигели-адъютаятсиое у см я- ссылался ва то, что овъ адъютаяга государя, то въ толп к
peaie. Одна надежда яа солдата я яа молод ыхъ оовцероаа. эл говорил о, что оин не зааютъ настоя ппй-л а омъ адъютамгъ
Тяжело носата opyarie, на юторомъ запевласа крова свонхъ| яда персодкгый. Олсуфьева счелъ лучшомъ аргументомъ
родныхъ, отлова, матерей, братаева.	j	протяги эгого вряказъ солдатамъ бята крестин а нрякладамо,
Мы останавливаемся, темно яередъ глазамо, мы боямся а эаткмъ порота розгами,
дата голоси всему что стояетъ ва васъ, мы боннея ныевазата; Въ Петербургской ryGepeio. въ вмкнм генерала Олахня«,
асе что бродить на сердцк 	I	протявъ крсстмяъ, во общей у отзыву совершен по прааыга,
Передало мъ сначала «акты.	была употреблена вое в нм сала в несчастны мъ жестоко
Вота отрывка нзъ аяеемъ, безъ всякаго измкиешя
“ Вамъ озвкстно.что государь разослала во векмъ губерп1ямъ
саовхъ олигеда а гемералъ-адъютантовъ. Адъютанты пспол-
яяюта нору чем ie. Въ вксмлаквхъ ry6epMiaxa дкйстауюта
розга, дкйствуетъ войско а лаетсв крона. Я яавкряое знаю,
что трети го дня послав ы три новые геперала-адаютамта
(въ добяаока ка дкйствующомъ) въ губерЫн Казаясвую,
Танбоаскую в еще кажется въ Ряэвясную. Эта новые во-
сдаяоы свабжевы нолвомоч1емъ вкоата в розстрклввать, яо
усмотркяш. Вь Комли милел Сомозвопещь, (въ Свассконъ
достал ос а.
Ва Пензенской ry6epaia, Чембарсваго укала, возсталя
крестиме вотчннъ гр. Уварова, въ чаелк мкеколияхъ тысяча
душа; посланная протнаъ ннха рота принуждена была от¬
ступить; въ рукахъ крестмяъ остались невравнякъ, становой,
юякеръ в мкенолако рядовыха; дм ботадломь посламы для
Въ Казанской губеря1в, Спаскаго укала, между раскола-
воками воявнлея пророка, выдамнилй себя за государя;
лклые овругн до 10,000 крсстмяъ, болав!ею частью госудвр-
укздк), ныдаюнйй себя за Александра Николаевича, гонннлго сгвеняыхъ взволновалась^ посланяаа военная сяда „
дворянамя. Семмодщоть деревень окопалнеа а сражаютсяj привела мн ва какому результату, сражсн1я не было. Губер-
са аойскамя пода знаменем а эгого господние. Кто она— наторъ Козляяаяова и генерала святы Апраксина ото ра¬
не язвкст но. Но схватка были увисаыя : 70 чело як съ вре-1 вмлнеа са 12 ротам н. А правея яъ приказала стр/ылть
сгинь уже леглв жертвою, язь войска взяты въ плкмъ батальными огнеяъ : 70* тклъ осталось на мкетк, пророка
крестинам н ротныйi командира, всправяика веще мксволако| остался во удален in крести на, стоя яа колкнахъ я держа
мелкахъ чвнова. Какъ на яохожс все эго яа сказку, во эго нвдъ головою новое положенге. Аораксвнъ дкйсгаонлъ на
исгвиа, кого|мя ие сегодня-завтра появится въ газетахъ. Туда эгомъглучак на освовам1н яолионоч1я дкйствомта при нару-
по какала Ефимовича, спешалмггь по частя усивретя...* | шеи io яорядка ниенемъ государя, я яостуяата са нмиовнымя
Ва одномъ мкетк, не знаю только ва Казанской нлн.во нолевому поемно уголовному уложена на прамхъ
• ЯэгитиыВ'кхй »ммдавмВ випввъ Tuovurt а Квиасусо.-Гвд.	I • Tw Hiiwm тми п пмгртаЬ "ТгЯтш” oru 11 Mu
Гмъ V.
«Колокол». Прибавочные листы к «Полярной звезде»
Его тираж вскоре стал весьма значительным — 2500 экзем¬
пляров. Популярность герценовских листов была необычайной.
Читать «Колокол» считал своим долгом каждый грамотный и
пекущийся о пользе отечества россиянин. Не было теперь недо¬
статка и в русских корреспондентах, посылавших в Лондон
обличительные материалы. «Колокол» стал трибуной правды и
109

справедливости, а его издатели Герцен и Огарев — властителями
дум русского общества. Старый московский приятель Мельгунов
писал Герцену: «Молодежь на тебя молится, добывает твои
портреты, даже не бранит того и тех, кого ты, очевидно, с
умыслом не бранишь... По твоим статьям подымаются уголовные
дела, давно преданные забвению, твоим «Колоколом» грозят
властям. Что скажет «Колокол»?, «Как отзовется «Колокол»?
Вот вопрос, который задают себе все, и этого отзыва страшатся
министры и чиновники всех классов».
Но чиновная и либеральная среда не была той аудиторией,
ради которой Герцен и Огарев подняли знамя свободного слова.
Не обращались они непосредственно и к народу, ибо народ был
в массе своей неграмотен. Учащаяся молодежь и разночинная
демократическая интеллигенция — вот та среда, для которой зву¬
чал набат «Колокола».
Пропаганда «Колокола» способствовала объединению сил
русской демократии, созданию революционной организации «Зем¬
ля и воля». Так слово становилось делом.
19 февраля 1861 г. был опубликован манифест об освобож¬
дении крестьян от крепостной зависимости. Реформа была все¬
цело подчинена интересам помещиков, деревенских кулаков и
городских капиталистов. Она разорила и ограбила миллионы
крестьянских семей. В ряде губерний вспыхнули крестьянские
восстания, правительство направило в эти районы карательные
войска. На всю Россию прогремели зловещие залпы кровавой
расправы над восставшими жителями села Бездна.
«Колокол» начал новый этап борьбы с самодержавием.
«Крестьяне не поняли, что освобождение — обман, они пове¬
рили слову царскому; царь велел их убивать, как собак; дела
кровавые, гнусные совершились»,— писал Герцен о бездненских
событиях. «Прислушайтесь, благо тьма не мешает слушать,—
взывал Герцен в статье «Исполин просыпается!» — Со всех сто¬
рон огромной родины нашей, с Дона и Урала, с Волги и Днепра,
растет стон, поднимается ропот, это — начальный рев морской
волны, которая закипает, чреватая бурями после страшного уто¬
мительного штиля».
Кто же организует этот стихийный порыв? Печатая в Вольной
типографии листовки и прокламации, обращенные к разным сло¬
ям русского общества, и в том числе к народу, Герцен и Огарев
не считали, однако, возможным непосредственное участие в ру¬
ководстве движением из-за границы. Работа в народе была, по
их мнению, делом русской разночинной молодежи. «В народ!
К народу! — вот ваше место»,— наставлял «Колокол» молодое
поколение борцов. Важнейшей задачей издателей «Колокола»
оставалась организация пропаганды, немедленный отклик на
политические события в России и в Европе. Когда в 1863 году
началось восстание в Польше, «Колокол» выступил в защиту
Польши, призывая объединить против царизма польское осво¬
ив

бодительное движение и крестьянскую войну в России.
«Мы хотим независимости Польши потому, что мы хотим
свободы России. Мы с поляками потому, что одна цель сковывает
нас обоих»,— писал Герцен. Поляки были не готовы к выступ¬
лению. Реальных надежд на восстание в России не было. Как
человек высокой гуманности и трезвого ума, Герцен хорошо
понимал, что восстание обречено на поражение.
Однако остановить лавину национального движения было уже
невозможно. И вот в этих условиях, не веря в успех дела
и предвидя все его тяжелые последствия, Герцен и Огарев всем
авторитетом своего вольного слова, всей популярностью своего
дела поддержали восстание. Либеральная читательская аудито¬
рия, настроенная шовинистически в отношении поляков, отхлы¬
нула от «Колокола». В 1864 году Герцен писал И. С. Тургеневу:
«Придет время, и не «отцы», так «дети» оценят и тех трезвых,
и тех честных русских, которые одни протестовали и будут
протестовать против гнусного умиротворения... Мы спасли честь
имени русского и за это пострадали от рабского большинства».
В 1863—1864 годах происходит спад революционного движе¬
ния в России. Тираж «Колокола» сокращается.
Для укрепления связи с русской революционной молодежью,
эмигрировавшей главным образом в Швейцарию, издание «Ко¬
локола» в 1865 году переносится в Женеву. Но это не помогло
восстановить его широкую популярность в России. В 1867 году
издание «Колокола» было прекращено. «Колокол» замолк, но эхо
его долго звучало для тех, кто боролся против самодержавия.
В 1912 году, в столетие со дня рождения Герцена,
В.	И. Ленин писал: «Чествуя Герцена, пролетариат учится на его
примере великому значению революционной теории; учится пони¬
мать, что беззаветная преданность революции и обращение с
революционной проповедью к народу не пропадает даже тогда,
когда целые десятилетия отделяют посев от жатвы;—учится
определению роли разных классов в русской и международной
революции. Обогащенный этими уроками, пролетариат пробьет
себе дорогу к свободному союзу с социалистическими рабочими
всех стран, раздавив ту гадину, царскую монархию, против
которой Герцен первый поднял великое знамя борьбы путем
обращения к массам с вольным русским словом».
«СОВРЕМЕННИК» — ТРИБУНА
РЕВОЛЮЦИОННОЙ ДЕМОКРАТИИ
«Современник» был основан в 1836 году. В конце 30-х —
начале 40-х годов журнал пережил период расцвета. Здесь пе¬
чатались сочинения А. С. Пушкина (основателя журнала),
В.	А. Жуковского, Е. А. Баратынского, А. В. Кольцова,
Ф. И. Тютчева и других крупнейших поэтов и писателей той
111

эпохи. В конце 40-х годов, потеряв многих ведущих авторов,
«Современник» временно лишился популярности, но затем
снова воскрес, когда издателями его стали Н. А. Некрасов и
И. И. Панаев.
В следующее десятилетие с «Современником» сотрудничают
А.	И. Гончаров, Д. В. Григорович, И. С. Тургенев, Л. Н. Толстой.
Издатели не ограничиваются публикацией художественных про¬
изведений. С середины 50-х годов журнал обретает выпуклый
общественно-политический характер, литературная критика и
публицистические статьи занимают все большее место на его
страницах. Тон журналу задавали работы Н. Г. Чернышевского.
Николай Гаврилович помещал в «Современнике» почти все,
что писал. В «Очерках гоголевского периода русской литературы»
Н. Г. Чернышевский вскрыл глубокую органическую связь лите¬
ратуры с жизнью. Состояние литературы, считал он, «определя¬
ется состоянием общества, от которого всегда оно зависит».
Чернышевский убедительно показал, как Гоголь пробудил об¬
щественное самосознание, как традиция эта закреплялась и раз¬
вивалась далее. «Ведь если слово писателя одушевлено идеею
правды, — писал Николай Гаврилович, — стремлением к благо¬
творному действию на умственную жизнь общества, это слово...
никогда не будет мертво».
В годы, когда Чернышевский работал над «Очерками...»,
идеологическая борьба в России разгоралась все шире, стано¬
вилась все острее. Крымская война, смерть Николая I, невидан¬
ный еще в России подъем общественной активности, широкое
распространение рукописной литературы, рост влияния либераль¬
ной и демократической журналистики, наконец, появление нового
читателя, и читателя-разночинца — все это непосредственно вли¬
яло на общественно-политический характер «Современника» и
объясняло успех в нем статей Чернышевского.
Литературная критика была далеко не единственной облас¬
тью, в которой проводил свои идеи Николай Гаврилович. Револю¬
ционер и философ, он использовал трибуну «Современника»
прежде всего для пропаганды именно революционных воззрений.
Но в условиях подцензурной печати дело это было чрезвычайно
трудным. Чаще всего приходилось прибегать к рецензиям на
те или иные политические сочинения западноевропейских авто¬
ров и под видом критики порядков в других странах (например,
Австрии) писать о насущных проблемах российской действи¬
тельности.
Нередко тем материалом, на примере которого можно было
поговорить о революционных преобразованиях вообще, была Ве¬
ликая французская революция. Кроме того, некоторый простор
пропаганде революционно-демократических взглядов давала раз¬
вернувшаяся в конце 50-х годов работа по подготовке проектов
крестьянской реформы. Насколько позволяла цензура, «Совре¬
менник» и прямо и косвенно неустанно разъяснял читателю,
112

что только в самодеятельности
общества может быть насто¬
ящий выход из устарелых форм
и отношений российской жизни.
Соратником и ближайшим
помощником Чернышевского
был Николай Александрович
Добролюбов. Блестяще одарен¬
ный, искренний, прямой, всем
своим существом стремящийся
к справедливости и правде, он,
воспринимая общественно-по¬
литические взгляды своего
старшего друга (Добролюбов
был на восемь лет моложе Чер¬
нышевского), отстаивал их в
журнальных и устных спорах.
Свое собственное понима¬
ние мира Николай Александро¬
вич выразил, в частности, в
дневнике. Вот некоторые ЗЭПИ- Н. Г. Чернышевский
си из него 1855—1857 годов:
«Нужно сломать все гнилое здание нынешней администра¬
ции, и здесь, чтобы уронить верхнюю массу, нужно только рас¬
шатать, растрясти основание. Если основание составляет низ¬
ший класс народа, нужно действовать на него, раскрывать ему
глаза на настоящее положение дел».
«Честный и благородный человек не может и не имеет права
терпеть гадостей и злоупотреблений, а обязан прямо и всеми
своими силами восставать против них».
«Как можно бы и как хорошо бы уничтожить это неравенство
состояний, делающее всех столь несчастными, или, по крайней
мере, повернуть все вверх дном, авось потом как-нибудь получше
уставится все».
С 1858 по 1861 год — год безвременной кончины Н. А. До¬
бролюбова — его гневный голос постоянно звучал на страницах
журнала «Современник», разоблачая самодержавную действи¬
тельность, призывая к правде в литературе и искусстве, к гума¬
низму.
«Его статьи,— вспоминал И. И. Панаев,— были проникнуты
глубокой любовью к человеку, самым горячим участием к нашим
низшим братьям и самым искренним и здравым патриотизмом.
Они, несмотря на срочность и быстроту журнальной работы,
развивались стройно, с изумительной логической последователь¬
ностью, с каким-то внешним спокойствием, под которым, однако,
слышалось биение горячего, любящего сердца и из-под которого
проглядывал горький юмор человека, оскорбляемого всякой
ложью, лицемерием и пошлостью...»
113

На рубеже 50—60-х годов XIX века главным вопросом рос¬
сийской действительности был вопрос об освобождении крестьян
от крепостного права. Естественно, что эта проблема была ос¬
новной и для «Современника».
В годы, предшествовавшие реформе, Н. Г. Чернышевский,
Н. А. Добролюбов, а также разделявшие их взгляды публици¬
сты— М. Л. Михайлов, Н. В. Шелгунов, Н. А. Серно-Соловьевич,
H. Н. и В. А. Обручевы много писали о необходимости осво¬
бождения крестьян с землей без выкупа, о том, что крестьяне
должны наравне с другими сословиями пользоваться всеми граж¬
данскими правами, об организации местного самоуправления.
Это была самая демократическая программа реформ. Защищая
ее, Чернышевский приводил много конкретных примеров, свиде¬
тельствующих о том, как чудовищно несправедливо распределены
богатства общества. «На каждое лицо из класса помещиков
достается средним числом сбор хлеба более, нежели с 230 де¬
сятин; помещичьи крестьяне на каждую душу пользуются менее,
нежели девятью десятых частей десятины»,— приходит к выводу
Н. Г. Чернышевский. То есть помещик получает в 250 раз боль¬
ше крестьянина.
Писал Чернышевский и об острой необходимости просвеще¬
ния. При 60-миллионном населении страны, констатировал он,
в школах учится всего 120 тысяч человек, то есть только каждый
пятисотый. Число же учащихся в высших учебных заведениях
и вовсе ничтожно — лишь немного превышает 4 тысячи человек.
Отстаивая идеи просвещения, гражданских прав и наделения
крестьян землей, «Современник» в то же время показывал не¬
возможность демократического решения этих вопросов сверху —
путем реформ.
Положение 19 февраля 1861 года об освобождении крестьян
от крепостной зависимости показало, сколь правы были револю¬
ционеры-демократы.
После обнародования правительственного манифеста все ли¬
беральные газеты и журналы восхваляли и превозносили рефор¬
му. «Современник» ограничился лишь официальным сообщением
о событии, никак его не комментируя.
Позже в статьях Н. Г. Чернышевского, Г. 3. Елисеева,
В.	А. Обручева читателю в завуалированной форме давалось
понять, что за «свободу» на самом деле получили русские кре¬
стьяне. Максимальный тираж «Современника» в 1861 году достиг
7126 экземпляров; таким образом, широкие слои демократической
интеллигенции России узнали подлинную цену «царской милости»
и, несмотря на восторги и трезвон официальной прессы; могли
иметь представление о подлинном характере крестьянской ре¬
формы. *
Позиция «Современника» во всех политических и обществен¬
ных вопросах постоянно вызывала нападки цензуры. «Предосу¬
дительность общего направления и духа «Современника» не под-
114

лежит сомнению,— писал председатель Петербургского цензур¬
ного комитета в 1861 году.— Сколько бы цензура в подобном
журнале ни старалась в зачеркивании и смягчении предосуди¬
тельных мест,— ей никогда не удастся уничтожить в нем следы
и всякое проявление того духа, который господствовал при вы¬
боре и составлении статей. Неизгладимые эти следы заключаются
во множестве мелких частностей, которые в отдельности кажутся
позволительными и безвредными, но в совокупности статей, целой
книги или нескольких книг явно обнаруживают предосудитель¬
ность общего направления и делаются вредными».
Журнал утверждал принципы материализма, отстаивал кри¬
тический реализм, пропагандировал разночинно-демократическую
литературу. Многие сотрудники журнала — М. Л. Михайлов,
Н. В. Шелгунов, Н. А. Серно-Соловьевич и др. — были связаны
с революционным подпольем.
В июне 1862 года «Современник» за «вредное направление»
быд приостановлен правительством на восемь месяцев. В июле
был арестован Н. Г. Чернышевский. В январе 1863 года Н. А. Не¬
красову удалось возобновить издание и продолжать его в усло¬
виях борьбы с цензурой в течение еще трех лет. В 1866 году после
покушения Д. Каракозова на Александра II «Современник» был
окончательно закрыт.
КРЕПОСТНЫЕ КРЕСТЬЯНЕ И ИХ «ОСВОБОЖДЕНИЕ»
Крепостная Россия, по словам В. Г. Белинского, представля¬
ла собой «ужасное зрелище страны, где люди торгуют людьми,
где люди сами себя называют не именами, а кличками: Ваньками,
Васьками, Стешками, Палашками; страны, где... нет не только
никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет
даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпора¬
ции разных служебных воров и грабителей».
Эти полные горечи слова о своей родине сказал Белинский
в «Письме к Гоголю», названном В. И. Лениным «одним из
лучших произведений бесцензурной демократической печати».
Крепостной крестьянин в России был лишен всех прав чело¬
века, поставлен по существу вне закона и подчинен произволу
помещика. Право суда над крепостными принадлежало барину.
Он мог безнаказанно сечь их розгами (до 40 ударов) и бить пал¬
ками (до 15 ударов), заключать в смирительные и рабочие дома,
отдавать в исправительные и арестантские роты гражданского ве¬
домства (сроком до 6 месяцев), ссылать в Сибирь.
Крестьянин был лишен права жаловаться на господина. За
подобный поступок ему грозило наказание — 50 ударов розог.
Владельцы крепостных, по свидетельству современника, были
«глубоко убеждены в том, что только они одни люди, а крестья¬
не— скоты и что с ними, как со скотами, и поступать надо».

MWI
Шшт
mm
Наказание крепостного. Гравюра Ж■ Б. Лепренса
Лишенные воли, крестьяне были лишены и земли. Та земля,
которую веками обрабатывали крестьянские руки, та земля, на
которой зиждилось богатство и слава государства, принадлежала
дворянам-помещикам. А тот, кто трудился не покладая рук, был
лишь прикреплен к земле, и надел его в любой момент мог быть
отобран помещиком.
Русский крестьянин — основа народа, творец материальных
ценностей, защитник отечества, лишенный прав и достоинства,
был превращен в предмет купли-продажи, в мускульную машину,
работающую на потребу помещичьего хозяйства.
Вспомним, как описал А. Н. Радищев встречу на пути
из Петербурга в Москву с крестьянином, пашущим в воскресенье:
И6

« — Разве тебе во всю неделю нет времени работать, что ты
и в воскресенье не спускаешь, да еще в самый жар? — спросил
путешественник.
— В неделе-то, барин, шесть дней, а мы шесть раз в неделю
ходим на барщину; да под вечером возим оставшее в лесу сено
на господский двор,— отвечал крестьянин.
— Велика ли у тебя семья?
— Три сына и три дочки. Первенькому-то десятый годок.
— Как же ты успеваешь доставать хлеб, коли только
праздник имеешь свободным?
— Не одни праздники, и ночь наша. Не ленись наш брат,
то с голоду не умрет».
Барщина была одной из основных форм эксплуатации кре¬
постного труда. Радищев описал здесь наиболее тяжелый случай,
когда все шесть дней недели крестьянин работал на помещика.
Большей частью барщина занимала три дня в неделю и сопро¬
вождалась рядом других повинностей. Например, в иных имениях
каждая крестьянская семья в зависимости от числа в ней женщин
обязана была доставлять летом своей госпоже определенное
количество яиц, ягод, орехов, грибов, а зимою пряжу и холст.
В черноземных губерниях России, а также в тех местах, где
промышленность еще не начала развиваться, господствовала
барщина. Происходило так потому, что именно эта форма экс¬
плуатации приносила максимальную выгоду помещичьему
хозяйству.
В промышленных же и нечерноземных районах страны на¬
ибольший доход помещик мог получить от оброка. Крестьяне шли
на заработки в город, выплачивая помещику ежегодно опреде¬
ленную сумму денег.
Росла эксплуатация крепостных, а само помещичье хозяйство,
основанное на феодальном способе производства, в то же время
все больше приходило в упадок. Подневольный труд крестьян,
растущее их разорение, отсутствие на помещичьих землях сель¬
скохозяйственной техники, ведение хозяйства по старинке, де¬
довскими методами — все это вело к тяжелому кризису хозяй¬
ства, требовало решения крестьянской проблемы.
Большинство помещиков, малообразованных, не способных
охватить положение вопроса в целом, защищали лишь узкие
интересы своей собственности и продолжали исходить из наличия
дарового крепостного труда, Так, один из тамбовских помещиков
писал по поводу возможного введения молотилок: «Молотильная
машина стоит денег, требует ремонта и содержания лошадей,
а работа крестьян ничего не стоит».
Постепенно, однако, до сознания части дворян-землевладель-
цев стала доходить мысль о невыгодности крепостного труда.
Крупный рязанский помещик А. И. Кошелев писал в «Земле¬
дельческой газете»: «Взглянем на барщинскую работу. Придет
крестьянин сколь возможно позже, осматривается и оглядывается
117

сколько возможно чаще и дольше, а работает сколь возможно
меньше — ему не дело делать, а день убить... С этой работой
сравните теперь работу артельную, даже работу у хорошего
подрядчика. Здесь все горит; материалов не наготовишься, вре¬
мени проработают они менее барщинского крестьянина, отдохнут
они более его, но наделают они вдвое, втрое. Отчего? —
Охота пуще неволи».
Подобные рассуждения о преимуществах вольного труда пе¬
ред крепостным не затрагивали, однако, главного вопроса —
вопроса о наделении крестьян землей. Самим же крестьянам,
движение которых все нарастало, нужна была и земля, и воля.
В неурожайном 1839 году волнения охватили 12 центральных
губерний. Крестьяне расправлялись с помещиками и, по словам
шефа жандармов A. X. Бенкендорфа, «делали заговор бросить
в огонь всех помещиков и земских чиновников».
Не прекращались крестьянские выступления и в последующие
годы. В 1841 году Бенкендорф доносил царю: «Мысль о свободе
крестьян тлеет между ними беспрерывно. Эти темные идеи му¬
жиков все более и более развиваются и сулят нечто нехорошее».
«Пороховым погребом под государством» назвал шеф Треть¬
его отделения крепостное право. Опасность от этого «порохового
погреба» особенно возросла во время Крымской войны.
Оторвав от хозяйства около миллиона человек, вызвав вве¬
дение ряда военных повинностей, война серьезно отразилась на
жизни деревни, еще более понизив и без того нищенский уровень
крестьянского хозяйства.
Протест против крепостного права выразился в этот период
в такой форме: сотни и тысячи крестьян стали покидать свои
деревни, направляясь в Москву, где, по слухам, должно было
формироваться морское ополчение. Народная молва утверждала,
«что государь император призывает всех охотников в военную
службу на время и что за это семейства их освободятся навсегда
не только от крепостного состояния, но и от рекрутства и платежа
казенных повинностей».
На самом деле указ о формировании ополчения разрешал
вступать в него крепостным крестьянам лишь с согласия поме¬
щиков и не обещал им никакой свободы. Первые партии «са¬
мовольно отлучившихся из имений людей» из Тамбовской, Ря¬
занской, Владимирской и других губерний были задержаны вла¬
стями и в кандалах возвращены обратно к месту жительства.
Однако это не остановило движения. Крестьяне стали воору¬
жаться. Согласно жандармским сведениям, люди шли «с пиками,
ножами и прочим крестьянского быта оружием».
В другом донесении говорилось, что крестьяне «под видом
палок имеют колья и рогатины, некоторые из них вооружены
ножами» и что следуют они «густой колонной».
Волнения скоро были пресечены властями, но в 1855—1856
годах в связи с формированием государственного подвижного
118

ополчения крестьянское движение разгорелось с новой силой.
Особенно значительным было оно на Украине, где происходили
вооруженные столкновения крестьян с войсками, посланными на
их усмирение. Вот что рассказывал один из офицеров-карателей:
«К нам приближалась не беспорядочная толпа, а стройная
колонна; она двигалась правильными рядами, локоть об локоть,
как настоящие солдаты. Первый ряд состоял почти сплошь
из стариков и пожилых людей; в руках у них были простые палки.
За ним следовал народ более крупный, молодцеватый на вид,
вероятно отборные храбрецы. Не доходя до нас шагов 15, все
точно по команде остановились. Полковник, командующий сол¬
датами, обратился к крестьянам с речью, призывая их разойтись
по домам.— Вы должны работать,— сказал он,— и повиноваться
поставленным над вами властям, а вольности вам не будет.—
— Нет, будет! — вдруг гаркнули в ответ многочисленные голо¬
са.— Ура! — и в одно мгновенье вся толпа... ринулась на нас».
Эти действия дорого обошлись смельчакам — 11 человек
из них было убито и несколько десятков ранено. Остальные,
схваченные солдатами, подверглись жестокой экзекуции.
Подобные выступления были далеко не единичны и свиде¬
тельствовали о накале борьбы против помещиков, против кре¬
постного права. Феодальная система эксплуатации, феодальный
способ ведения хозяйства давно уже изжили себя. В стране
развивались капиталистические производственные отношения, ко¬
торые требовали избавления от оков крепостничества.
В. И. Ленин, ставя вопрос о той силе, которая заставила
правительство взяться за реформу, разъяснял, что это была
«сила экономического развития, втягивавшего Россию на путь
капитализма. ...Крымская война,— писал он,— показала гнилость
и бессилие крепостной России. Крестьянские «бунты», возрастая
с каждым десятилетием перед освобождением, заставили первого
помещика, Александра II, признать, что лучше освободить свер¬
ху, чем ждать, пока свергнут снизу».
19 февраля 1861 года «Положения о крестьянах, выходящих
из крепостной зависимости» были утверждены императором Алек¬
сандром II. Условия освобождения сводились к тому, что кре¬
стьяне получали личную свободу, помещики сохраняли собствен¬
ность на все земли. Для «обеспечения быта» крестьян и «для
выполнения их обязанностей перед правительством и помещи¬
ком», говорилось в «Положении», бывший владелец крепостных
должен был предоставить им в постоянное пользование усадьбу
и полевой надел. За пользование землей крестьяне должны были,
как и раньше, отбывать барщину или платить оброк. Размер
надела и повинностей должен был определяться в уставных
грамотах в течение двух лет. Составляли эти грамоты помещики,
проверять же их поручалось мировым посредникам. Крестьянин
получал право выкупа своего надела и в этом случае становился
собственником. Крестьянин же, не выкупивший надела, называл¬
119

ся временнообязанным. При выкупе крестьянин мог заплатить
20—25% стоимости земли, остальную сумму помещик получал
от государства, а крестьянин погашал ее в течение 49 лет. Таковы
были главные моменты «Положений», которые, по словам мани¬
феста, крестьяне должны были «понять и с благодарностью
принять» как «важное пожертвование, сделанное благородным
дворянством».
Крестьяне не оправдали этих надежд. Объявление воли без
земли, воли тем более призрачной, что срок даже личного
освобождения наступал лишь через два года, нигде не вызвало
восторга. «Манифесту никто не обрадовался,— писал один из
современников, житель Владимирской губернии,— от крестьян ни
слова, ни звука радости. Народ понял одно: оставаться ему,
дескать, два года крепостным, да и шабаш, а льгот никаких
нет...» Другой свидетель событий писал из Самарской губернии:
«Манифест нигде не произвел сильного впечатления... Больше
всего выдалась тема: в течение двух лет все остается по-
старому. В толпе слышались отзывы: «Ну, не того мы ждали,
не за что и благодарить, нас надули» и т. п.».
По воспоминаниям сельского священника, читавшего крестья¬
нам манифест, слова о двухлетнем сроке вызвали в толпе воз¬
гласы: «Да господа-то в два-то года-то все животы наши
вымотают».
Ответом крестьян на реформу был и ряд серьезных выступ¬
лений. Случаи «неисполнения и сопротивления крестьян закону»
имели место в марте 1861 года в 7 губерниях, в апреле —
в 28, а в мае — в 32. Самое крупное волнение произошло в апреле
в селе Бездна Казанской губернии.
Крестьянин Антон Петров (Антон Петрович Сидоров) стал
объяснять односельчанам «истинный» смысл «Положений», ко¬
торый будто бы состоял в том, что «крестьяне ничего не должны
работать на помещика, что вся земля принадлежит крестьянам».
Слух о подобном толковании «Положений» широко распростра¬
нился по округе, и в Бездну стали стекаться огромные толпы
народа, численность которых дошла до 10 тысяч человек.
1 апреля в Бездну вступил отряд под командованием генерал-
майора Апраксина. После отказа крестьян выдать Петрова по
безоружной толпе было дано шесть залпов. Около ста человек
было убито, более двухсот ранено. Преданный военному суду,
Антон Петров был расстрелян 19 апреля.
В память о жертвах Бездненского выступления казанские
студенты организовали панихиду, на которой с речью выступил
профессор университета историк А. П. Щапов. «Земля, которую
вы возделывали,— сказал он,— плодами которой питали нас, ко¬
торую теперь желали приобрести в собственность и которая
приняла вас мучениками в свои недра,— эта земля и воззовет
народ к восстанию и свободе... Мир праху вашему и вечная
историческая память вашему самоотверженному подвигу».
120

МЫ, АЛЕКСАНДРЪ ВТОРЫЙ,
ИМПЕРАТОРЪ И САМОДЕРЖЕЦЪ
ВСЕРОСС1НСК1Й,
ЦАРЬ ПОЛЬСК1Й, ВЕДШИЙ КНЯЗЬ ФИНЛЯНДСК1Й,
и прочая, и прочая, и прочая.
Объявляемъ вс'Ьмъ НАШИМЪ вЪрнопо ддаялымъ.
Божшмъ Провнд'Ьн1емъ и священнынъ закономъ престолона-
сд*д1я бывъ призваны на прародительский Всеросс!йск!й Пре-
столъ, въ соотв*тств!е сему лрнзвашю МЫ положили въ сердц!
СВОЕМЪ об-Ьтъ обнимать НАШЕЮ Царского любов!ю и по-
печен!емъ вс*хъ НАШИХЪ в'Ьрноподданыыхъ всякаго зван!я л
состояшя, отъ благородно владйющаго мечемъ на защиту Отече¬
ства до скромно работающаго ремесленнымъ оруд!емъ, отъ прохо-
дящаго высшую службу Государствеииую до проводящего на пол*
борозду сохою или плугомъ.
Вникая въ положен!« звашй н состояи!н въ состав* Государ¬
ства, В1Ы усмотрели, что Государственное законодательство,
д*ятельно благоустрояя высшёя н сред hi я с ос лов! я, определяя нхъ
обязанности, права н преимущества, не достигло равномерной дея¬
тельности въ отношен!н къ людямъ кр*постиымъ, такъ назван-
нымъ потому, что они, часткю старыми законами, част!ю обы¬
чае мъ, потомственно укреплены подъ власт!ю помещиковъ, на ко¬
торых ъ съ темъ вместе лежнтъ обязанность устроять нхъ благо-
состоите. Права помещиковъ были доныне обширны и не опреде¬
лены съ точиоспю закономъ, место котораго заступали предаж'е
обычай н добрая воля помещика. Въ лучшнхъ случаяхъ нзъ сего
1
Первая страница царского манифеста об отмене крепостного права
Силой оружия, силой административного воздействия застав¬
ляли власти принимать новые «Положения». На плечи крестья¬
нина, и при крепостном праве с трудом сводившего концы с
концами, легли непомерные платежи. Прежде всего, нужно было
платить деньги за выкуп надела, затем 5% роста по ссуде, данной
на выкуп государством, и еще полпроцента на расходы по вы¬
121

купной операции. Далее следовала подушная подать — налог,
налагаемый на душу еще независимо от состояния хозяйства
крестьянина. Но и это было еще не все. Оставались поземельный
налог, земские и мирские сборы (на потребности местного хо¬
зяйства) и, наконец, ряд натуральных повинностей (дорожная,
подводная и т. д.). Последние были типичными пережитками
крепостнической системы, ее живым наследием. Частью этой
системы была и сохранившаяся собственность дворян на землю.
Выделив для крестьян худшие участки, помещики пользова¬
лись лучшей пахотной землёй, лугами и лесом.
Недостаток сенокосных угодий и леса, чересполосица, а глав¬
ное, малый размер самого надела вынуждали крестьян арендо-
вывать помещичьи земли, а за неимением денег отрабатывать
долг помещику. Так проявлялись остатки крепостничества.
Нищета, невежество, почти полное отсутствие просвещения
и медицинской помощи продолжали господствовать в деревне
и в первые пореформенные десятилетия. Однако реформа внесла
в крестьянскую жизнь и совершенно новые элементы. Человека
теперь нельзя было продать, купить, засечь розгами без суда
и следствия или сослать в Сибирь. Личная свобода, бесспорно,
была огромным, хотя и относительным приобретением.
Малоземелье, а часто полная невозможность оплаты всех
многочисленных земельных платежей заставляли крестьян идти
на заработки в город. Деревня расслаивалась. На одном полюсе
сосредоточивались зажиточные крестьяне, которые скупали зем¬
лю и часто, не будучи в состоянии обработать ее сами, нанимали
батраков, на другом — беднота, довольствующаяся чаще всего
продажей своей рабочей силы.
Старая патриархальная деревня разрушалась, появились но¬
вые типы сельского населения: сельская буржуазия — кулаки
и сельскохозяйственный пролетариат — наемные рабочие. Так
проникновение капитализма в сельское хозяйство создавало иной,
чем при крепостном праве, облик деревни.
«МОЛОДЫЕ ШТУРМАНЫ БУДУЩЕЙ БУРИ»
Ленин писал: «Декабристы разбудили Герцена. Герцен раз¬
вернул революционную агитацию. Ее подхватили, расширили,
укрепили, закалили революционеры-разночинцы».
Кто же такие разночинцы?
В XIX веке разночинцами называли выходцев из разных
сословий, получивших образование. Это дети священников, мел¬
ких чиновников, купцов, приказчиков, ремесленников, иногда кре¬
стьян. Были в числе разночинцев и дети обедневших дворян.
В середине века разночинцы составляли уже целый обществен¬
ный слой. А. И. Герцен говорил о них как о среде, «затерянной
между народом и аристократией».
122

Разночинцы не стыдились своего происхождения. Они прези¬
рали дворян за их неприспособленность к труду и борьбе. Рано
познав нужду, разночинцы, преодолевая огромные трудности,
сами прокладывали себе дорогу в жизни. «Судьба с детства
обрекла нас на тяжкий подвиг жизни,— пишет один из предста¬
вителей этой среды,— мы должны сами путем тяжелых лишений
и испытаний... прежде всего завоевать себе право на труд,
получивши образование. А чего стоит образование при наших
условиях, это может понять только тот, кто прошел этот путь без
всяких посторонних поддержек, не имея ничего дарового, ни на¬
следственного, кроме рук и головы на плечах».
Разночинцы ближе, чем дворянские революционеры, стояли
к народу, лучше понимали его настроения и потребности. Об¬
щественные и политические вопросы занимали их главное вни¬
мание.
Не чужды им были литература, наука, искусство.
Н. П. Огарев говорил, что образованная разночинная моло¬
дежь «из духоты семинарий, из гнета духовных академий,
из бездомного чиновничества, из удрученного мещанства выр¬
валась к жизни и взяла инициативу в литературе».
Именно разночинцы дали крупнейших писателей, публицис¬
тов, вождей революционно-демократического движения — Нико¬
лая Гавриловича Чернышевского и Николая Александровича
Добролюбова. Разночинцы составили главным образом и ту ауди¬
торию, к которой Чернышевский и Добролюбов обращались со
своей революционной пропагандой.
К разночинцам же в 60-х годах обращался и Александр
Иванович Герцен. «Для этой новой среды,— говорил он,—
хотим мы писать и прибавить наше слово... к тому, чему учит их
Чернышевский... Середь ужасов, нас окружающих, середь боли
и унижений нам хочется еще и еще раз повторить им, что мы
с ними».
Как же воспринимали представители нового поколения чело¬
века, поднявшего знамя борьбы с крепостничеством и само¬
державием?
Гражданский подвиг Герцена вызывал у них глубокое ува¬
жение, а его книги, статьи, полные смелых, революционных
мыслей, будили чувство протеста, звали к борьбе, содействовали
воспитанию высоких моральных принципов.
Летом 1850 года Чернышевский записал в своем дневнике:
«Я его (Герцена .— Н. П.) так уважаю, как не уважал никого
из русских, и нет вещи, которую я не был бы готов сделать для
него». Ополчиться «против прежних понятий» и решительно
встать «на путь смелой правды» работы Герцена помогли и До¬
бролюбову.
Один из замечательных революционеров 60-х годов Николай
Александрович Серно-Соловьевич избрал свой трудный жизнен¬
ный путь непосредственно под влиянием Герцена.
123

Однажды Серно-Соловь-
евич пробрался в сад, где гу¬
лял Александр II, и прямо в
руки отдал записку о преобра¬
зовании России. Спустя неко¬
торое время, летом 1861 года,
в Берлине опубликовал он под
своим именем брошюру против
крестьянской реформы. «Я пуб¬
ликую проект под своим име¬
нем, потому что думаю, что
пора нам перестать бояться:
потому что, желая, чтобы с на¬
ми перестали обращаться как
с детьми, мы должны перестать
действовать по-детски, пото¬
му — что тот, кто хочет правды
и справедливости, должен
уметь обязательно постоять за
них».
«Благороднейший, чистей¬
ший, честнейший человек»,—
говорил о нем А. И. Герцен.
Арестованный по делу «О сно¬
шениях с лондонскими пропа¬
гандистами», Серно-Соловь-
евич вел себя так смело и бла¬
городно, что поразил даже судей, которых удивить или тронуть,
казалось, было нельзя. Приговор—12 лет каторжных работ —
был заменен ему вечным поселением в Сибири.
Из Петропавловской крепости Серно-Соловьевич послал Гёр-
цену и Огареву письмо. «Наши дни придут еще...— писал он.—
Вас обнимаю так крепко, как только умею, и возлагаю на вас
крепкие надежды: больше всего на время, потом на вас. Помните
И любите меня, как я вас».
Ссылка не пугала Серно-Соловьевича. Он собирался бежать
из Сибири за границу. Но измученный трехлетним заключением
в крепости, он умер по дороге в Сибирь. «Й его убили...—
написал Герцен,— не стало одного из лучших весенних провоз¬
вестников нового времени в России».
В 1861 году была создана тайная революционная организация
«Земля и воля». Ее участники (H. Н. Обручев, В. С. Курочкин,
А. А. Слепцов, С. С. Рымаренко, братья Николай и Александр
Серно-Соловьевичи и др.) были последователями Чернышевского
и Герцена. Землевольцы развернули нелегальную издательскую
деятельность. Частью в России, частью за границей они опуб¬
ликовали ряд прокламаций, обращенных к народу, войску и
«образованным классам». Выпустили два номера листка «Свобо-
Н. А. Серно-Соловьевич
124

да» и начали печатать журнал «Земля и воля». В то же время
различными группами разночинной интеллигенции были изданы
«Великорус», являвшийся своего рода зародышем подпольной
газеты, прокламации «К молодому поколению» и «Молодая
Россия».
Правительство встревожилось. Началось наступление против
революционного лагеря. Отставной офицер Владимир Обручев,
уличенный в распространении «Великоруса», но никого не вы¬
давший, был сослан в Сибирь. Выданный предателем писатель
Михаил Ларионович Михайлович взял на себя всю вину за
прокламацию «К молодому поколению», которую он привез, от¬
печатанную в 600 экземплярах, из-за границы. Приговоренный
к каторге, он также был отправлен в Сибирь. В стихотворении,
посвященном ему, Огарев писал:
Закован в железо, с тяжелою цепью
Идешь ты, изгнанник, в холодную даль,
Идешь бесконечною снежною степью,
Идешь в рудокопы на труд и печаль.
Иди без унынья, иди без роптанья.
Твой подвиг прекрасен и святы страданья.
Наибольшую тревогу правительства вызвала прокламация
«Молодая Россия». Авторы ее придерживались самых крайних
мнений. Они призывали к республике, истреблению царской фа¬
милии, уничтожению частной собственности, брака и семьи. «Ко¬
локол» казался им слишком умеренным в своих требованиях.
Герцен понимает, что прокламация слишком резка, во многом
ошибочна, но написана «своими». Он писал, что видит в ней
«святое нетерпение... тоску ожидания... Вы нас считаете отста¬
лыми, мы не сердимся на это, и если отстали, то не отстали
сердцем, а сердце дает такт». Но Герцен не может и не поправить
авторов «Молодой России». Ведь они полагают, что инициатива
восстания должна принадлежать не народу, а «войску и нашей
молодежи». «Никакое меньшинство из образованных не может
сделать у нас неодолимого переворота без власти или без на¬
рода,— отвечает Александр Иванович,— пока деревня, село,
степь, Волга, Урал покойны, возможны одни олигархические1
и гвардейские перевороты».
Но кто же автор этой прокламации, вызвавшей полемику
в демократических и испуг в правительственных кругах. Подпись
была значительной: «Центральный революционный комитет». На
самом же деле прокламацию написал студент П. Г. Зайчневский
да притом находясь еще в Тверской полицейской части в Москве.
На волю он сумел ее переправить через часового.
Через несколько дней после появления прокламации в Пе¬
тербурге вспыхнули пожары. Горели густо населенные кварталы
города, горели учреждения. Правительство тут же заявило, что
1 Олигархия — власть немногих.
125

поджигатели связаны с «Молодой Россией» и с Герценом^ Повод
для новых репрессий был найден. «Пожары,— докладывал по¬
зднее царю министр внутренних дел Валуев,— послужили пово¬
дом к принятию новых мер для ограждения общественной без¬
опасности».
Вот тут-то и возникло «дело 32-х», обвиняемых в «сношениях
с лондонскими пропагандистами». В их числе был и Николай
Серно-Соловьевич. Сфабриковано было и дело Чернышевского.
Реакция торжествовала. Не ограничившись осуждением Черны¬
шевского на каторгу, правительство устроило над ним церемонию
гражданской казни. Никто в России не мог открыто сказать хоть
слово протеста. Девушка, бросившая Чернышевскому цветы, ли¬
тератор, крикнувший ему «Прощайте!», были схвачены.
В этих условиях Герцен сказал за всех: «Да падет проклятием
это безмерное злодейство на правительство, на общество, на
подлую подкупную журналистику... Чернышевский был вами вы¬
ставлен к столбу на четверть часа — а вы, а Россия на сколько
лет останутся привязанными к нему?
Проклятие вам, проклятие — и, если возможно, месть!»
Но молодым этих слов было мало. Они хотели знать, как
осуществить эту месть. Какими путями идти, что делать? В
поисках ответа многие из них все чаще обращались к Герцену.
«Что нам делать? — спрашивали они.— Говорите определеннее,
формулируйте».
Герцен же считает себя не вправе давать практические со¬
веты. Россия слишком далека. Времена изменились. «Мы новой
России не знаем»,— с сожалением констатируют издатели «Ко¬
локола». Но даже тогда, когда обстоятельства и жизнь на ро¬
дине, казалось, были хорошо известны, Герцен в своих советах
проявлял максимум осторожности. Он всегда страшился ненуж¬
ных жертв. Так было и во времена «Земли и воли», польского
восстания 1863 года, так было и ранее, ибо Герцен и Огарев
знали, что без прочной организации, без прочных связей в России
неудачным «рецептом» можно обречь на бессмысленную гибель
сотни людей.
Однако молодежь не соглашалась с умудренным жизнью
революционером. Она продолжала требовать создания в Лондоне
практического центра по руководству движением.
«Пропаганда,— писал Александр Иванович Герцен,— явным
образом распадается надвое: с одной стороны, слово, совет,
анализ, обличение, теория, с другой—образование кругов, ус¬
тройство путей, внутренних и внешних сношений. На первое мы
посвящали всю нашу деятельность. Второе не может делаться
за границей».
И тем не менее, несмотря на некоторые расхождения во
взглядах на пути и средства борьбы, Герцен в основном был
согласен с молодыми. Он глубоко ценил людей, которым пере¬
давал эстафету борьбы с царизмом. «Есть молодежь,— писал он
126

Огареву,— так глубоко, так бесповоротно преданная социализму,
столь богатая смелой логикой, столь сильная научным реализ¬
мом... что бояться нечего—идея не погибнет».
Герцен был прав — идея борьбы с самодержавием не погибла.
Ее, как знамя, подхватило новое поколение борцов — револю¬
ционеры-разночинцы. «Молодыми штурманами будущей бури»
называл их Герцен.
СУД ПРИСЯЖНЫХ
«Господа присяжные заседатели! Судебные прения окончены,
и вам предстоит произнести ваш приговор»,— начал свою за¬
ключительную речь председатель суда Анатолий Федорович Кони.
Заседание суда присяжных, происходившее в этот день,
31 марта 1878 года, не было обычным. Об этом свидетельствовали
переполненный зал, преобладание среди присутствующих моло¬
дежи, возбужденная толпа за стенами здания, наконец, скрытое
волнение среди тех, кто осуществлял правосудие.
Обращаясь к присяжным заседателям, Кони продолжал: «Вы
должны убедиться, что перед вами находится человек, сознающий
свои поступки и, следовательно, могущий подлежать за них
ответственности... Картина самого события в приемной градона¬
чальника 24 января должна быть вам ясна. Все свидетельские
показания согласны между собой в описании того, что сделала
Засулич. Револьвер, брошенный ею, перед вами... Показания
Засулич... сводятся к желанию нанесением раны или причинением
смерти отомстить... Трепову за наказание розгами Боголюбова1 и
тем обратить на случившееся в предварительной тюрьме общее
внимание. Этим, по ее словам, она хотела сделать менее возмож¬
ным на будущее время повторение подобных случаев.
Вы слышали прения сторон... Вы слышали доводы защиты...
По предложению защиты подсудимая считает себя поднимающею
вопрос о восстановлении чести Боголюбова и разъяснении дей¬
ствительного характера происшествия... не только перед судом
России, но и перед лицом Европы...
Обсудите дело спокойно и внимательно, и пусть в приговоре
вашем скажется тот дух правды, которым должны быть проник¬
нуты все действия людей, исполняющих священные обязанности
судьи».
Присяжные удалились на совещание... Через некоторое время
раздался звонок, извещающий, что определенное решение при¬
нято. Двенадцать присяжных, бледных и взволнованных, вошли
в зал.
1 Под фамилией Боголюбов в тюрьме содержался революционер, член «Земли
и воли» Андрей Степанович Емельянов, приговоренный к 15 годам каторги.
В июле 1877 года по приказу петербургского градоначальника генерал-адъютанта
Ф. Ф. Трепова он был подвергнут телесному наказанию.
127

Старшина присяжных протянул лист председателю суда.
«Нет, не виновна!» — было написано там крупным твердым по¬
черком. Председатель поставил свою подпись под решением при¬
сяжных, вернул лист старшине, и тот, встав, успел произнести
лишь начало этих коротких слов: «Нет, не вин...!», как гром
аплодисментов, неудержимый прилив радости, возгласов: «Браво!
Ура! Молодцы! Вера! Верочка!» — потряс здание.
Из всех коридоров публика хлынула в зал, туда, где была
подсудимая, а теперь оправданная Вера Дмитриевна Засулич, где
находились защитник и присяжные; поздравлениям, похвалам,
рукопожатиям не было конца. Защитник Александров, напра¬
вившийся к выходу, был подхвачен на руки и пронесен так до
Литейного проспекта.
«Оправдание Засулич,— пишет в своих воспоминаниях
А.	Ф. Кони,— разразилось над петербургским обществом, по¬
добно электрическому удару, радостно возбудив одних, устрашив
других и всех равно взволновав. Повсюду только и было раз¬
говору, что о нем, а газетные отчеты, сообщая в течение не¬
скольких дней все перипетии процесса, держали общественное
любопытство в возбужденном состоянии...
Чувствовалось, что приговор присяжных есть гласное... вы¬
ражение негодования по поводу административных насилий, и
большинство только с этой точки зрения его и рассматривало,
окрашивая деятельность суда в политический колорит».
Присяжные заседатели, призванные быть общественной со¬
вестью, на этот раз действительно оказались на высоте. В своем
решении они отразили тот живой протест против произвола
власти, против поругания достоинства человека, который все
больше нарастал в довольно широких кругах образованного
общества. Но далеко не всегда присяжные были столь справед¬
ливы, как не всегда справедливо было и общественное мнение,
отголоском которого они являлись.
И все же в суде присяжных именно люди, а не мертвая буква
закона, выносили решения по тому или иному делу.
Как же случилось, что в бюрократическом аппарате самодер¬
жавия существовало столь не соответствующее его сущности
учреждение?
Появилось оно в январе 1866 года, когда сначала в Петер¬
бурге, а затем в Москве и других городах начал действовать
новый суд, созданный на основе судебной реформы 1864 года.
Из всех буржуазных реформ 60-х годов, призванных к жизни
капиталистическим развитием страны, судебная была наиболее
последовательной. Сословные суды, действующие ранее, заменя¬
лись судебными учреждениями, общими для всех сословий. Фор¬
мально по одним законам и в одном порядке судопроизводства
должны были судить и рабочего, и купца, и помещика. В каждом
судебном округе устанавливался окружной суд с участием при¬
сяжных заседателей—представителей местного населения.
128

В противоположность дореформенному суду с его закрытым
делопроизводством судебные процессы проходили теперь при от¬
крытых дверях, в присутствии публики. Отчеты о судебных за¬
седаниях печатались в газетах.
Присяжные заседатели, назначаемые на каждое дело по жре¬
бию, в количестве двенадцати человек, должны были иметь опре¬
деленный доход, или недвижимую собственность, или известное
служебное положение. Присяжный должен был прожить в пре¬
делах уезда, где был суд, не менее двух лет. Чаще всего при¬
сяжными заседателями становились чиновники, торговцы, кре¬
стьяне. Люди эти обычно были мало знакомы с уголовным и
гражданским правом. Они принимали решение согласно собствен¬
ному миропониманию и чувству справедливости.
Противоречия жизни, проходящие перед присяжными в тече¬
ние длительных судебных заседаний, когда во время прения
сторон (обвинения и защиты) выявлялась не только сущность
преступления, но порой и вся жизнь преступника, вынужденного
порой решаться на хищение казенных денег или частного иму¬
щества ради того, чтобы прокормить семью, приводили довольно
часто к оправданию подсудимого.
В опросных листах, получаемых присяжными заседателями
перед окончанием судебного разбирательства, стоял вопрос
не о том, совершил ли обвиняемый преступление, а о том, виновен
ли он.
Суды присяжных, особенно в первое время своего существо¬
вания, были учреждениями передовыми. Но естественно, что
в классовом государстве суд отстаивал интересы господству¬
ющих классов. Имущественный ценз присяжного заседателя де¬
лал практически невозможным участие в судопроизводстве пред¬
ставителей трудового народа, и прежде всего рабочих.
Крестьяне, напротив, довольно часто участвовали в судопро¬
изводстве, но присяжные из крестьян в большинстве своем были
сельскими старостами, волостными старшинами или занимали
другие незначительные должности в сельском общественном уп¬
равлении. В. И. Ленин отмечал, что «в буржуазном обществе
устроено так, что присяжными могут быть только люди из иму¬
щего класса (да еще крестьяне, вышколенные «общественной
службой», т. е. на деле службой в низших полицейских должно¬
стях)...». Новый суд, по существу, не касался дел крестьян,
поскольку ими занимался сословный волостной крестьянский суд
(учрежденный Положением 19 февраля 1861 года).
Сохранялись особые суды для духовенства — духовные кон¬
систории— и военные суды для военных.
Наконец, дела политические рассматривало учрежденное в
1872 году Особое присутствие для суждения дел о государствен¬
ных преступлениях и противозаконных сообществах в составе
Сената. Именно здесь прошли прогремевшие на всю Россию
процессы революционеров и «процесс 50-ти», «процесс 193-х»,
129

первомартовцев, «процесс 20-ти». В 1877 году в Особом присут¬
ствии слушался процесс первой рабочей организации в России —
«Южнороссийского союза рабочих».
С нарастанием революционного движения правительство ста¬
ло использовать для политических дел военно-окружные суды
с закрытым и ускоренным судопроизводством, где, как правило,
выносились суровые, а нередко и смертные приговоры.
Как же случилось, что дело революционерки-народницы Веры
Засулич, стрелявшей в Трепова, разбиралось в суде присяжных?
Произошло это потому, что власти не захотели придать по¬
кушению политический характер. Террор народовольцев был еще
впереди. Ни министр юстиции граф Пален, ни прокурор петер¬
бургской судебной палаты Лопухин не могли представить, что эхо
выстрела Веры Засулич отзовется во многих городах страны, что
покушения на царских сановников и самого царя станут тактикой
революционной партии.
С другой стороны, власти были уверены, что присяжные
осудят Засулич. Высшие сановники Российской империи плохо
представляли себе настроение общественности и связь его с
психологией присяжных.
Оправдание Засулич, подняв авторитет суда присяжных среди
передовой общественности, показало правительству опасность
этого учреждения, вызвало против него волну реакции.
В 80-е годы судебная реформа 1864 года была объявлена
«роковой ошибкой». «Правительство Александра III,— писал
В. И. Ленин в 1901 году,— вступив в беспощадную борьбу
со всеми и всяческими стремлениями общества к свободе и
самостоятельности, очень скоро признало опасным суд присяж¬
ных. Реакционная печать объявила суд присяжных «судом ули¬
цы» и открыла против него травлю, которая, к слову сказать,
продолжается и по сю пору».
Постепенно из ведения суда присяжных был изъят ряд дел,
изменен ценз присяжных заседателей. Правительство собиралось
приступить к «полному и систематическому пересмотру» судебных
уставов 1864 года, но рост революционного и общественного
движения, сам ход капиталистического развития страны сделали
это невозможным.
ЗЕМСКАЯ ШКОЛА
Вслед за манифестом 19 февраля 1861 года правительство
было вынуждено пойти на ряд других нововведений, что дикто¬
валось острой необходимостью приспособить громоздкий аппарат
самодержавной власти к растущим экономическим потребностям
страны.
В числе этих реформ было и Положение о земских учреж¬
дениях 1864 года. В большинстве губерний России наряду с
130

органами административной власти вводились органы обществен¬
ного местного управления — губернские и уездные земские со¬
брания и земские управы. Учреждения эти были выборными,
и формально в них могли участвовать представители всех со¬
словий. Но фактически избирательная система обеспечивала
здесь преобладание прежде всего дворян. Земские собрания со¬
зывались раз в году. Исполнительным органом земского собрания
была, земская управа. Она-то и стала заниматься организацией
просвещения, медицинского обслуживания и другими делами,
касающимися потребностей местного населения.
Школы в сельской местности имелись и до реформы. Hö
количество их было столь незначительно, что население остава¬
лось почти поголовно неграмотным. Наиболее распространены
были так называемые школы грамоты, где срок обучения длился
1—2 года. Учительствовали в них священники, а чаще всего
дьячки местной церкви. Ни учебников, ни специальных помеще¬
ний для занятий не было. Подобные школы, которые существо¬
вали к тому же далеко не везде, не могли повысить общую
культуру народа, а необходимость просвещения трудящихся масс
в 60-х годах стала очевидной даже дворянам-землевладельцам.
«Образование масс составляет существеннейшую потребность
всего государства и всего общества, которые потому и обязаны
о нем заботиться, и чем более образованнее и развитее массы,
тем выгоднее для права собственности и общественного порядка,
на которых зиждется государственная жизнь... Мало ли Россия
уже пострадала от невежества масс?» — писал один из деятелей
просвещения того времени. А в одном из решений земских съез¬
дов прямо говорилось, «что успех сельского хозяйства зависит
от степени просвещения народа», а потому «необходимо скорей¬
шее осуществление общедоступности начального образования».
От понимания необходимости образования до создания школ
было, конечно, далеко. Ведь деньги на учебные заведения, так же
как на медицинское обслуживание и • другие нужды сельских
жителей, можно было получить лишь с того же местного населе¬
ния. Земские собрания поначалу выделяли крайне мало средств
на народное просвещение. Первые земские школы приходилось
создавать в тяжелых условиях. До учреждения земства не только
в волости, но даже в уезде не было порой ни одной школы.
Не было и учебных заведений для подготовки преподавателей.
В наиболее передовых земствах начать обучение крестьянских
детей было решено именно с создания учительских кадров. Так,
помещик Кашинского уезда Тверской губернии П. П. Максимо¬
вич в 1867 году предложил земскому собранию открыть училище
для подготовки «первоначальных учительниц» из крестьянских
девушек. Пока земство обсуждало и решало вопрос, он сам на
свои средства организовал в Твери учительскую женскую школу
с трехгодичным курсом. Затем школа стала содержаться на
средства земства.
131

Подобная картина наблюдалась и в других губерниях: появ¬
лялись учительские школы и учительские семинарии, а наряду
с ними в городских и уездных училищах — педагогические клас¬
сы. В итоге к 1880 году число народных учителей, имевших
специальную подготовку, достигло почти 20 тысяч человек.
Сельские школы 60—80-х годов ютились в самых неподходя¬
щих помещениях. Вот выразительное свидетельство одного
из учителей Саратовской губернии: «При училище нет прихожей,
где дети могли бы оставлять свою одежду, поэтому ее склады¬
вают в самом классе. Во время занятий воздух в нем наполняется
испарениями от дыхания и полушубков. За отсутствием венти¬
ляции всем приходится дышать этим убийственным воздухом,
от которого у меня часто делается головокружение».
Тут же находилась и комната, в которой жил учитель. «Жилье
мое,— продолжает тот же рассказчик,— состоит из одной неболь¬
шой комнатки. Рамы на окнах ветхи и без запоров... К стенам
они прилегают неплотно. Пол настлан скверно, потолок еще хуже.
Русская печь занимает четверть комнатки, но закрывается пло¬
хо... Вследствие такого устройства моей пришкольной квартиры
холодный воздух имеет в нее свободный доступ, а теплый
не менее свободно уходит из нее чрез все щели. От этого
в квартире так холодно, что никакая топка не помогает. Из-под
пола несет, как из ледника... Целую зиму приходится трястись
как осиновому листу».
Жалованье учителя не превышало 15 рублей в месяц —
только-только, чтобы кое-как сводить концы с концами, питаясь
овощами и солониной.
Один учитель да иногда сторож составляли обычно весь штат
сельской земской школы. Вторым преподавателем был местный
священник, учивший детей «закону божьему», но он был лицом
привилегированным и к быту школы отношения не имел.
«Нужно быть слишком фанатически преданным святой идее
народного просвещения,— писала одна провинциальная газета,—
нужно обладать громадной стойкостью характера, чрезвычайно
крепкой физической организацией, чтобы не повернуть с полпути,
не бежать вон из деревни и школы, а довести дело до конца».
Стойкостью характера, да и физическим здоровьем обладали
далеко не все молодые люди, а тем более девушки, едущие на
работу в деревню. Помимо всех трудностей быта и работы, их
весьма неприветливо, а порой и прямо враждебно встречали
местные заправилы.
Волостной старшина, урядник, помещик, деревенский кулак,
священник — все считали себя призванными руководить учите¬
лем. В случае же малейших возражений с его стороны возникали
острые конфликты, создавались невыносимые условия для рабо¬
ты. О трудности преподавания в деревенской школе красноречиво
свидетельствует приводимая ниже выдержка из губернской га¬
зеты «Орловский листок»: «В самом деле, что такое учительни¬
132

ца? — писала газета.— Положение ее в обществе похоже на
зайца, которого можно травить, когда, где и как угодно. На¬
чальства у них столько же, сколько и у мужика, и большинство
этого начальства претендует на право задавать распеканции.
Занятия учительниц громадны,— говорим о большинстве; это
мученицы, и если бы они не увлекались ребятишками, которых
учат и любят, то их труд можно было сравнить разве с каторжной
работой».
Автор газетной статьи верно заметил: учителя в большинстве
своем любили ребятишек, любили свой труд, а там, где есть
любовь к своей работе, преданность своему делу, многие труд¬
ности преодолимы.
Именно любовь к избранному пути, преданность делу про¬
свещения народа, честность, добросовестность, трудолюбие —
все эти качества, свойственные многим и многим сеятелям зна¬
ний, помогли земской школе устоять и развиться.
Первоначально земские школы состояли из одного-двух клас¬
сов. Срок обучения в них чаще всего не превышал двух лет.
Школа давала только элементарные основы знаний. Мальчик или
редко девочка примерно до 12 лет проходили весь несложный
курс обучения. Они умели писать, читать, считать, в них про¬
буждался интерес к знанию.
К концу 70-х годов во многих местах стали появляться школы
со сроком обучения от трех до пяти лет. Причем наряду с
грамматикой и арифметикой дети знакомились с азами истории,
географии, естествознания. При некоторых школах создавались
опытные участки, работая на которых дети получали определен¬
ные представления об агрономии.
Окончивший полный курс земской школы мог поступить в
учительскую семинарию, фельдшерскую школу или другое сред¬
нее учебное заведение.
К 90-м годам XIX века в земских школах было обучено
грамоте немало крестьянских детей.
Грамотный крестьянин хотел читать, а книг в деревне не было.
Московская земская управа провела через сельских учителей
исследование, запросив их о потребности народа в книгах.
Полученные 400 ответов почти буквально повторяли одно
и то же: жажда к знаниям, тяга к чтению невероятная. Это
обстоятельство обусловило появление нового для деревни учреж¬
дения — народной библиотеки.
Они стали создаваться при земских школах. Земства отпу¬
скали средства на их организацию.
К середине 80-х годов в Московской губернии было, например,
около 200 таких библиотек. Количество книг в них было неве¬
лико— редко где доходило до 250. Среди этих книг преобладали
сказки или повести назидательного и религиозного содержания,
но встречались здесь и сочинения на исторические темы, произ¬
ведения классической русской литературы. В народных библио¬
133

теках можно было найти популярные очерки о Петре I, киевском
князе Владимире, А. В. Суворове, о русско-турецкой войне
1877—1878 годов, рассказы и повести Н. В. Гоголя, Л. Н. Тол¬
стого, произведения А. С. Пушкина и А. К. Толстого, стихотво¬
рения А. В. Кольцова и Н. А. Некрасова.
Читающих взрослых поначалу было немного, буквально еди¬
ницы. Одна крестьянка, единственная грамотная в селе, расска¬
зывала: «Забьюсь в сарайчик, да и читаю, чтобы никто не видал,
а то ведь из баб у нас грамотных совсем нет, так мне и совестно
читать при других».
Но время шло, и число грамотных заметно увеличивалось.
Особенно это было заметно в Московской, Тверской, Вятской
губерниях, причем в первую очередь в селах, связанных с про¬
мышленным производством или кустарным промыслом. В одном
из таких сел Вятской губернии с большой земской школой, где
учились 300 мальчиков, и отдельной школой для 60 девочек на
каждую семью приходился один грамотный человек. Крестьяне
выписывали десколько журналов и газет, а в 1885 году создали
Мефодиевскую сельскую читальню. Впрочем, в той же губернии
можно было встретить много сел и деревень, где грамотных по¬
прежнему можно было пересчитать по пальцам, а о библиотеке
не было и помину. Слишком неравномерно, неодинаково распро¬
странялось просвещение среди народа, и виной тому было от¬
сутствие общей школьной системы в России.
И все же в целом по стране рост числа школ и библиотек
с 70-х годов и до конца XIX века был явлением повсеместным.
Школы несли в деревню не только практическую грамотность,
не только пробуждали интерес к знаниям — они будили в угне¬
тенном вечным непосильным трудом крестьянине чувство чело¬
веческого достоинства. В это время еще существовали телесные
наказания для крестьян. Земства вели борьбу за отмену этого
позорного пережитка крепостничества. Однако многие гласные1
требовали запретить подобную форму наказания только для лиц,
окончивших школу. Споры вокруг этого вопроса на заседаниях
земских собраний продолжались многие годы.
Среди школ, учрежденных земствами, с 90-х годов стали
появляться и специальные учебные заведения. Для сельского
хозяйства нужны были люди, разбирающиеся в агрономии, нуж¬
ны были и люди для других отраслей местного хозяйства, ус¬
ложняющегося с развитием капитализма. Например, квалифици¬
рованные мастера были нарасхват на многочисленных кустарных
промыслах.
И вот в губерниях и уездных городах появляется все больше
и больше сельскохозяйственных школ, фельдшерских училищ при
земских больницах, ремесленных учебных заведений при том или
ином кустарном промысле.
1 Гласньш — лицо, избранное в земское собрание.
134

Конечно, этих учебных заведений не хватало. В целом по
стране деревенское население оставалось в массе своей негра¬
мотным, но за 30 последних лет XIX века (часто вопреки пра¬
вительству и местной администрации) была создана сеть земских
школ, а также десятки учебных заведений, готовящих народных
учителей, фельдшеров, агрономов.
Так, земская школа и другие земские просветительные уч¬
реждения принесли большую, ощутимую пользу делу народного
образования.
ШИПКА И ПЛЕВНА
В июне 1877 года колонны русской армии, преодолевая грязь
и весенние разливы молдавских и румынских рек, вышли на берег
Дуная. Наступил третий месяц после начала русско-турецкой
войны. Солдаты с опаской поглядывали на высокий противопо¬
ложный берег могучего и широкого Дуная и готовились к опасной
переправе под огнем турецких войск.
15 июня около 2 часов ночи все лодки и саперные понтоны
двинулись к берегу, занимаемому противником,— форсирование
Дуная у села Зимницы началось. «...Когда последние лодки
первого отряда стали прибывать к берегу, берег покрываться стал
прибегавшими турками. Масса выстрелов осветила берег точно
тысячами огней»,— вспоминал русский офицер, участник пере¬
правы.
С 3 часов ночи на правом берегу Дуная вспыхнул ожесто¬
ченный бой. К полудню турки, теснимые частями 14-й пехотной
дивизии под командованием генерала М. И. Драгомирова, на¬
чали отступать. Днем 15 июня русские войска заняли болгарский
городок Систов.
Успешное форсирование Дуная в скором времени привело
к освобождению от противника всей территории северной Бол¬
гарии и занятию важных в стратегическом отношении перевалов
через Балканский хребет (в том числе главного из них —
Шипкинского). Народы Балканского полуострова надежды на
свое освобождение от османского ига связывали с Россией.
Сербы, черногорцы, румыны — все участвовали в общей борьбе.
Казалось, боевые действия разворачивались удачно и война
скоро завершится полной победой.
Однако ближайшие события скоро показали всю необосно¬
ванность подобных настроений. Высшее военное командование
царской армии, главную роль в котором играли бездарные ге¬
нералы во главе с самим царем Александром II, оказалось
неспособным быстро и правильно оценить обстановку. В раз¬
витии наступления не было должной инициативы, время было
упущено, и турки сумели начать обходное движение. На правом
фланге русской армии ими был занят небольшой болгарский
135

городок Плевна. Теперь они угрожали отрезать всю русскую
Дунайскую армию.
Высшее русское командование — главнокомандующий вели¬
кий князь Николай Николаевич и генерал-лейтенант Н. П. Кри-
денер — своевременно получило сведения о движении турок к
Плевне, но не сумело оценить всю важность этого сообщения.
В результате турецкая армия Осман-паши, совершив 200-кило-
метровый марш, заняла Плевну, а русские части по вине без¬
действовавшего Криденера не прошли за два дня и 40 километ¬
ров. Плоды преступного промедления не замедлили сказаться:
когда русский отряд под командованием генерала Шильдер-
Шульднера подошел к Плевне, он был встречен шквальным огнем
турок. Солдаты задыхались от зноя и едкой пыли, жара изма¬
тывала, обессиливала, и все же, не считаясь с состоянием бойцов
и большими потерями, Шильдер-Шульднер, не разведав против¬
ника, приказал 7 июля атаковать врага. Русские солдаты смело
устремились вперед и даже ворвались в Плевну. Однако отсут¬
ствие резервов, недостаток боеприпасов и плохое руководство
не могли привести к успеху. Первый штурм Плевны, или, как
тогда стали говорить, «Первая Плевна», провалился.
Не разобравшись в причинах неудачи, высшее командование
выделило Криденеру некоторые подкрепления и потребовало
от него повторить атаку. Однако все те ошибки, которые допустил
во время предыдущего боя Шильдер-Шульднер, были совершены
и во время нового. Снова позиции противника были разведаны
недостаточно, не было правильно определено направление глав¬
ного удара.
«Вторая Плевна» 19 июля сопровождалась еще большим
провалом. Русская пехота сражалась героически, но несла боль¬
шие потери от ружейного огня турок: царские генералы никак
не хотели учесть уроки Крымской войны. Между тем появление
винтовок требовало наступать цепью, наступление же сомкнутой
массой обрекало войска на лишние потери.
Один из офицеров, участников боя, был очевидцем встречи
Криденера с генералами, командовавшими атакующими частями.
«Да ведь и местность вовсе не расследована; как атаковать
без рекогносцировки? — заметил было один из генералов.—
С богом, ваше превосходительство, идите и атакуйте»,— был
ответ Криденера.
Надежда на бога, естественно, не могла привести к успеху.
Требовалось умелое руководство на поле боя.
Это обстоятельство отметил и русский военный министр
Д. А. Милютин в своей специальной записке царю: «Если будем,
по-прежнему рассчитывать на одно беспредельное самоотверже¬
ние и храбрость русского солдата, то в короткое время истребим
всю нашу великолепную армию».
Бездарность царских генералов особенно ярко проявилась
во время «Третьей Плевны», когда была предпринята новая
136

попытка взять город. Атака была назначена на 30 августа —
генералы хотели овладеть Плевной в день царских именин, сделав
тем самым подарок государю. Однако полевая артиллерия рус¬
ской армии, рассчитанная для действия на открытом про¬
странстве, не смогла разрушить турецкие укрепления.
Русские артиллеристы вели беглый огонь. «Скоро от дыма
ничего не было видно, и приходилось уже стрелять только nö
рассказам раненых, возвращающихся обратно, так как не было
видно, где наши»,— писал офицер-очевидец. Нужный эффект
от артиллерийской подготовки достигнут не был.
Полки опять атаковали укрепления противника сомкнутым
строем и вновь понесли большие потери от огня врага. Мужество
русских воинов повергало в изумление.
Так, первый и второй батальоны Казанского полка, по сви¬
детельству одного из участников боя, получив приказ об атаке,
«бодро и весело двинулись вперед и почти бегом, под градом пуль
и гранат, вбежали в турецкие тращиеи, выбивая штыком и
прикладом засевшего врага». Потом Казанский полк атаковал
второй ряд укреплений, но турки, заметив, что сзади поддержки
нет, вышли из траншей и массою набросились на горсть казан¬
цев, «которые были принуждены отходить, неся большие
потери1».
Вместе с русскими воинами под Плевной храбро сражались
бойцы союзной румынской армии. Во время третьего штурма
Плевны румынские войска при поддержке русских полков отбили
у врага важный Гривицкий редут. Но решительного успеха они
достичь не смогли. Потеряв многих офицеров и солдат и
не добившись результата, русские и румынские части были вы¬
нуждены отойти на прежние позиции и приступить к обороне.
Неудачи царских войск под Плевной позволили турецкому
командованию принять решение о наступлении. Большая отбор¬
ная армия под командованием Сулейман-паши двинулась на
север, рассчитывая отбросить русские войска за Дунай.
Первый удар они нанесли по городу Эски-Загра, который
оборонял небольшой русско-болгарский гарнизон. Ожесточенный
бой продолжался почти весь день 19 июля. Особенно героически
сражалась 3-я дружина болгарского ополчения, над позициями
которого развевалось знамя, врученное болгарам городом Сама¬
рой как «залог любви России». Прикрывая отход других частей
и мирных жителей, болгарские ополченцы вели бой с исключи¬
тельным мужеством. Под градом вражеских пуль знаменосцы
падали один за другим: турки отчаянно пытались овладеть сим¬
волом воинской дружбы двух братских народов. Но ополченцы
дрались, как львы,— сомкнувшись в тесный строй, они штыками
отражали атаки врага, и это дало возможность двум воинам,
1 В память о храбрых русских солдатах-гренадерах, мужественно сражав¬
шихся под Плевной, впоследствии в Москве, у Ильинских ворот, был сооружен
памятник.
137

■ tnrrJ
UMäOii
: ШШ
Шипка. Защита Орлиного гнезда. Художник А. П. Попов
болгарину Николе Корчеву и русскому Фоме Тимофееву, вынести
знамя с поля боя.
Далее путь врага лежал через Шипкинский перевал, который
обороняли малочисленные части: три батальона Орловского пе¬
хотного полка, пять дружин Болгарского ополчения и четыре
казачьи сотни — всего 5 тысяч человек при 27 орудиях. Началь¬
ником обороны был генерал Н. Г. Столетов.
Уже в начале августа гарнизон Шипки начал получать све¬
дения о приближении турок. «Массы болгар,— вспоминал один
138

из участников обороны Шипки,— преимущественно женщины, де¬
ти и старики, убегали из-за Балкан от полчищ Сулеймана,
который на своем пути от Адрианополя до Шипки жег, резал
и уничтожал все попадавшееся под руку».
Движение турецких войск к Шипкинскому перевалу было
раскрыто также казачьими разведывательными пикетами. Так,
находившиеся в дозоре казаки Донского казачьего полка Васи¬
лий Горбунков и Григорий Логачев своевременно обнаружили
подход армии Сулеймана и донесли об этом русскому командо¬
ванию. Скоро турецкие войска показались в поле зрения с Шип-
кинского перевала. «Доношу безошибочно,— сообщал генерал
Столетов генералу Радецкому, который командовал Южным
фронтом Дунайской армии,— что весь корпус Сулеймана, види¬
мый нами как на ладони, в 8 верстах от Шипки. Силы неприятеля
громадны...»
Главные резервы Радецкого находились в районе Тырново,
в 70—80 километрах от Шипки, и могли прибыть к месту боя
лишь через два-три дня. Перед немногочисленными защитниками
Шипки стояла трудная задача — отстоять перевал до прихода
подкреплений. Генерал Н. Г. Столетов призвал всех держаться
стойко, несмотря на превосходство неприятеля. «До последнего
ляжем костьми,— говорил он,— и позиций не отдадим».
9 августа в 7 часов утра войска Сулейман-паши атаковали
русские и болгарские части, находившиеся на Шипкинском пере¬
вале. Болгарские ополченцы поклялись умереть, но не отступить.
Бой был жарким, турецкие атаки следовали одна за другой. Как
вспоминал участник боя, шипение и свист пуль, гудение гранат,
звон разлетающихся осколков, «ура», «алла», звуки турецких
рожков заглушали слабые стоны раненых и, то усиливаясь,
го ослабевая, сливалисц в какой-то странный, неописуемый гул.
Образцы героизма демонстрировали не только ополченцы,
но и местное болгарское население. Так, более тысячи болгар
(в том числе и дети) под градом пуль разносили воду для солдат
и ополченцев (стояла сильная жара) и помогали уносить ране¬
ных. К полудню к защитникам Шипки подошло первое подкреп¬
ление— Брянский полк неполного состава. Болгарские ополченцы
встретили подошедших брянцев рукоплесканиями.
Вскоре последовало десять сильных атак противника, но
солдаты говорили, что фактически «это была одна непрерывная
атака, продолжавшаяся целый день с небольшими перерывами».
Турецкие войска понесли громадные потери. Особенно губительно
для неприятеля действовала русская артиллерия, не умолкавшая
весь день. Во многих случаях артиллеристы своим метким огнем
уничтожали до трети неприятельской колонны, прежде чем она
успевала подойти к русской позиции, и тогда в бой вступала
пехота.
10 августа турки сильных атак не предпринимали, шла ожес¬
точенная перестрелка между русскими и турецкими батареями.
139

В этот день героический подвиг совершил наводчик Пантелей Не-
делько. От разрыва турецкой гранаты загорелся зарядный ящик.
Взрыв угрожал уничтожить всю русскую батарею. Тогда Не-
делько вместе с рядовым Шульгиным бросился к горевшему
ящику, вынес его на руках с огневой позиции и отбросил в
сторону. Опасность была устранена.
Умело стрелял бомбардир-наводчик Степан Петров. Своими
удачными выстрелами он несколько раз заставлял замолчать
неприятельские пушки. Бомбардир Данила Алексеев под пере¬
крестным огнем врага вызвался доставить снаряды на батарею
и отлично выполнил это опасное поручение.
Очень удачно стрелял бомбардир-наводчик Телятников. Хлад¬
нокровие его и полнейшее невнимание к жужжанию пуль и
осколков неприятельских гранат, постоянные шуточки над не¬
удачными действиями противника ободряюще действовали на
солдат, отмечало русское командование, представляя Телятнико-
ва за проявленное мужество к награде.
Под орудийную канонаду прошел день, промелькнула корот¬
кая ночь. Настало утро И августа, когда Сулейман-паша при¬
казал начать решительный штурм. С 3 часов ночи турки открыли
плотный артиллерийский огонь. С 6 часов утра последовали атаки
по всей линии русской обороны. В этот день турки особенно
активно действовали на обоих флангах. «Но каждый, зная, что
отступления нет, решил умереть, но не сдаться живым в руки
неприятеля»,— вспоминали участники боя.
Прицельный огонь по врагу вела русская трехорудийная ба¬
тарея, стоявшая на горе Св. Николая. Стремясь подавить рус¬
скую огневую точку, турецкое командование приказало развер¬
нуть пушки. Тогда два русских орудия продолжили огонь по
атакующим турецким колоннам, а третьему, где наводчиком был
бомбардир Лисенко, было приказано стрелять по артиллерии
противника. Лисенко произвел всего четыре выстрела, после чего
вражеская батарея замолчала на целый день.
К полудню бой достиг апогея. Отбитые вражеские атаки
непрерывно сменялись новыми. Турецкие горнисты непрерывно
трубили сигнал наступления, на смену одной колонне, отбитой
огнем русских войск и болгарских ополченцев, немедленно вы¬
ступала другая. Замечательное мужество проявил рядовой-
ополченец Леон Кудров. Когда турки вплотную подошли к рус¬
ским позициям, Кудров с неразорвавшейся турецкой гранатой
выскочил из укрытия и со словами «Что ж, братцы, умирать, так
умирать!» бросился вниз на врага.
Беззаветная храбрость Кудрова воодушевляюще подейство¬
вала на его товарищей. Более 30 солдат с криком «ура!» по¬
следовали за ним. Внизу раздался взрыв гранаты, начался ру¬
копашный бой, в результате противник был отброшен.
На другом участке турки совершили фланговый обход, и
в тылу Брянского полка неожиданно засвистели тысячи пуль
140

Через Балканы. Художник П. О. Ковалевский
и кустарники и камни покрылись, как маком, красными фесками.
5-я рота брянцев под командованием поручика Шнея штыковой
атакой опрокинула неприятеля, но турки, собравшись с силами,
снова двинулись вперед. Тогда поручик Шней приказал бамбар-
диру Акиму Рычу выкатить орудие и ударить картечью. Рыч,
с помощью солдат, выдвинул свое орудие за бруствер и дал по
наступающим два или три выстрела. Турки бросились врассып¬
ную, немало было убито и ранено.
Положение русских войск осложнялось недостатком боепри¬
пасов, особенно не хватало снарядов. «Около 4 часов пополудни
положение наше становилось отчаянное. Подкрепление до сего
времени не являлось, патроны подходили к концу, артиллерий¬
ских снарядов тоже оставалось немного»,— вспоминали впослед¬
ствии офицеры Брянского полка.
Вдруг раздался крик: «Наши подходят!» Это был авангард
4-й стрелковой бригады во главе с генералом Радецким. Свежие
подразделения немедленно перешли в контратаку, и турецкие
части откатились на свои исходные позиции. В последующие дни
бои в районе перевала продолжались, но было ясно, что крити¬
ческий момент миновал и туркам овладеть Шипкой уже не
удастся. Начальник главной позиции полковник Липинский до¬
носил командованию: «Можно сказать, что всякий офицер и
нижний чин, участвовавшие в бою 11 августа, не думали о себе
и держали себя с полным достоинством».
Натиск турецкой армии разбился о Шипкинский перевал. Этот
успех и подход крупных подкреплений из России создали пред-
141

посылки для перехода всей русской Дунайской армии в решЫ
тельное наступление. Плевна была блокирована после захват^
турецких укреплений, расположенных на Софийском шоссе. !
Армия Осман-паши попыталась вырваться из кольца, но была
отброшена назад. Видя безвыходность положения, Осман-
паша принял решение о капитуляции.
Все это время шипкинский отряд стойко держал оборону на
перевале. Пришла зима, в горах царствовали вьюги и морозы.
Бойцам приходилось тяжко: ни днем, ни ночью не было отдыха.
Солдаты замерзали, но не оставляли своих позиций. Их героизм
был не напрасным. В декабре после взятия Плевны русские
части, тесня неприятеля, перешли Балканский хребет. 28 декабря
1877 года в Шипко-Шейновском сражении турецкая армия была
окружена. Турецкий командующий сообщил русскому генералу
М. Д. Скобелеву о капитуляции турецкого войска. Теперь путь на
Константинополь был открыт. Вскоре турецкое правительство
запросило мира. Война заканчивалась победой русской армии.
Но результаты войны не оправдали надежд ни России, ни
балканских народов. Западноевропейские державы, отнюдь не
заинтересованные в усилении влияния России на Балканах, сде¬
лали все, чтобы помешать ей получить плоды победы. В резуль¬
тате выгодный России и Болгарии Сан-Стефанский мирный до¬
говор был пересмотрен, и Болгария, хотя и добившаяся факти¬
ческой независимости, еще ряд лет находилась в формальной
зависимости от Турции. Однако турецкому господству на Бал¬
канах был нанесен сокрушительный удар.
Победа в русско-турецкой войне имела громадное значение
для балканских народов. В Болгарии были созданы предпосылки
для самостоятельного государственного развития. Получили су¬
веренитет Черногория, Румыния и Сербия.
Война 1877—1878 годов еще раз показала всему миру само¬
отверженность русской армии. Один из русских военных коррес¬
пондентов в статье «Итоги войны» писал тогда: «Армия выручила
Россию, героем оказался все тот же народ, в силах и духё
которого так часто сомневались».
«РУССКИЕ ДРУЗЬЯ» К. МАРКСА
Снежным февральским вечером 1870 года по улицам городка
Кадникова Вологодской губернии мчалась тройка. У деревянного
дома, в котором жил политический ссыльный, бывший артилле¬
рийский полковник и известный литератор Петр Лаврович Лав¬
ров, лошади остановились. Из саней легко выпрыгнул стат¬
ный, красивый молодой человек в черкеске и дворянской фу¬
ражке.
Незнакомец не замедлил представиться, и хозяин тотчас уз¬
нал, что под видом отставного штабс-капитана Скирмута к нему
142

пЬиехал известный революционер Герман Лопатин. Он объяснил
Лаврову, что прибыл с целью увезти его из ссылки. «Согласен
ехать хоть сию минуту»,— заявил в ответ Лавров.
( После короткого совещания побег было решено предпринять
чррез несколько дней. За это время Лавров должен был привести
в порядок свои литературные дела.
В назначенный день, 15 февраля, Лопатин снова приехал
в Кадников. Как только стемнело, он усадил Лаврова в сани,
и вскоре быстролетная троцка умчала беглецов. Жандармы, ко¬
торые были специально приставлены для наблюдения за Лавро¬
вым, проморгали: их еще долго вводил в заблуждение свет
в окнах комнаты ссыльного, который зажигала посвященная
в план побега мать П. Лаврова.
Побег прошел успешно. За Ярославлем беглецы пересели
в поезд и через Москву добрались до Петербурга. Спустя не¬
сколько дней П. Лавров с чужими документами благополучно
отбыл за границу. За ним вскоре последовал и Лопатин.
Таковы были обстоятельства знакомства этих двух замеча¬
тельных людей, оставивших заметный след в истории русского
революционного движения XIX века и входивших в число «рус¬
ских друзей» Маркса1.
Петр Лаврович Лавров родился 2.июня 1823 года в Псковской
губернии, в имении своего отца — богатого помещика. 14-летним
мальчиком он был отдан родителями в артиллерийское училище,
которое успешно закончил, и был произведен в офицеры. В
течение последующих 20 лет Лавров преподавал математику
артиллерийским офицерам, сначала в своем же училище, затем
в Артиллерийской академии.
Жизнь его в эти годы разворачивалась как бы в двух на¬
правлениях: для большинства окружающих это офицер-артилле-
рист, проявлявший большие способности к математике и успешно
делавший военную карьеру (в апреле 1858 года Лавров уже
полковник). Но близкие и друзья знали и другую сторону жизни
Лаврова — его занятия литературой, историей, философией, упор¬
ный поиск пути освобождения народа. Лавров был разносторонне
одаренным человеком. Он обладал глубоким аналитическим
умом, горячо интересовался литературой, писал стихи. Одно
из его стихотворений было напечатано в журнале, когда юноше
было всего 18 лет. Лавров прочитал немало книг по истории.
Особенно занимала его Великая французская революция. Снова
и снова он возвращался к описанию суда и казни восставшим
народом короля Людовика XVI.
Лаврова начинают увлекать идеи социалистов-утопистов, в
нем назревает протест против мертвящего гнета николаевского
режима. Молодой офицер вступает в переписку с изгнанником
1 «Русские друзья» Маркса — почетное прозвище тех русских революционе¬
ров, которые были дружны с К. Марксом и Ф. Энгельсом и способствовали
пропаганде в России их произведений.
143

Александром Герценом. Стихотворения Лаврова распространя¬
ются в рукописях среди русской интеллигенции, некоторые
из них были опубликованы в герценовских изданиях за границей.
Петр Лавров изобличает царское самовластие и гневно заявляет:
Но помни, царь, ты нашей силой крепок,
Величьем нашим ты велик.
Без русской доблести престол твой — груда щепок.
Народов мощь — есть мощь владык!
Рост общественного движения в России в годы революцион¬
ной ситуации оказал сильное влияние на Лаврова. Он активно
сотрудничает в различных журналах, читает публичные лекции
по философии.
В октябре 1861 года Лавров и его друзья — прогрессивно
настроенные офицеры-артиллеристы — дружно поддерживали пе¬
тербургских студентов, протестовавших против введения в уни¬
верситете новых мракобесных правил. Как докладывали царю
Александру II агенты Третьего отделения, Лавров «не только
сочувствовал самовольным действиям студентов, но даже при¬
сутствовал на их сходках в университетском дворе, воодушевляя
их словами и вмешательством в их буйные предприятия. При¬
сутствие Лаврова на тех сходках было замечено местной поли-
циею, и он имел с нею столкновение, за которое, равно как
и за самое присутствие его на сходках, он подвергался замечанию
со стороны своего начальства».
Важной вехой на жизненном пути Петра Лавровича было
знакомство с Н. Г. Чернышевским. В начале 60-х годов Лавров
участвовал в деятельности тайного революционного общества
«Земля и воля», вдохновителем которого был Чернышевский.
«В настоящее время учреждено особенно строгое наблюдение
за полковником П. Л. Лавровым, который сильно подозревается
в революционных происках»,— читаем мы в одном из жан¬
дармских рапортов той поры.
Властям нужен был лишь предлог, чтобы расправиться
с неблагонадежным офицером. Такой предлог представился
в 1866 году после неудачного покушения революционера
Д. В. Каракозова1 на царя Александра II. Лавров был арестован
и предан военному суду. Суд признал его виновным в сочинении
стихотворений, в которых «возбуждалось неуважение» к Нико¬
лаю I и Александру II, в «сочувствии и близости к людям, извест¬
ным правительству своим преступным поведением» (имелся вви¬
ду круг Н. Г. Чернышевского), а также в проведении в печати
«вредных идей». В результате было решено уволить Лаврова
с военной службы и сослать под надзор полиции в Вологодскую
губернию. Во исполнение этого приговора Лавров был выслан
1 4 апреля 1866 года революционер Д. В. Каракозов предпринял неудачное
покушение на Александра II, царское правительство использовало это событие
как повод для жестоких репрессий.
144

сначала в маленький городок Тотьма, а затем переведен в из¬
вестный уже нам Кадников, откуда он бежал в 1870 году с
помощью Германа Лопатина.
Во время пребывания в ссылке Лавров продолжал сотруд¬
ничать в русской прессе, печатая свои статьи под разными
псевдонимами. Так, под псевдонимом П. Миртов в 1868—1869
годах в петербургском журнале «Неделя» были опубликованы
«Исторические письма» Лаврова. В них Лавров развивал идею
долга молодежи перед своим народом. Этот призыв нашел го¬
рячий отклик. «Исторические письма» имели шумный успех. Жур¬
налы со статьями Лаврова читались и перечитывались, моло¬
дежь, как вспоминали современники, проникалась «жаждою жить
для благородных идей и умереть за них».
Приехав после бегства из ссылки в Париж, П. Лавров осенью
1870 года вступает в одну из секций I Интернационала.
В марте — апреле 1871 года он принимает участие в Парижской
коммуне, которую расценивает как «важную эпоху человеческого
движения».
За границей Лавров развернул кипучую революционную дея¬
тельность. Большое влияние на него оказало знакомство с Кар¬
лом Марксом и Фридрихом Энгельсом, изучение их сочинений.
Отмечая величайшие заслуги Маркса и Энгельса, оценивая их
историческую миссию, Лавров подчеркивал огромное значение
созданного ими учения. «В 1848 году раздался клич: «Пролета¬
рии всех стран, соединяйтесь!»,— отмечал Лавров,— и лишь этот
призыв уяснил, в чем сила народов, где их настоящие враги,
за какое знамя им следует сражаться. С тех пор этот призыв
раздается все громче и громче, армия будущего растет и должна
расти».
В свою очередь, основоположники научного социализма от¬
зывались о Лаврове как об энергичном революционере, человеке
широкого кругозора и большой эрудиции. Не случайно после
смерти К. Маркса именно Лаврову, как «признанному предста¬
вителю революционной русской эмиграции и старому другу по¬
койного», передал Энгельс так называемую «русскую библиотеку»
Маркса, содержавшую крайне интересные материалы о социаль¬
ном положении в России.
Несмотря на известную личную близость с Лавровым, Маркс
и Энгельс сурово критиковали теоретические и практические
ошибки, которые нередко допускал Лавров. Особенно резко по¬
рицали они примиренческую позицию, которую занял Лавров
в 1873 году по отношению к М. Бакунину, ведшему тогда идей¬
ную борьбу с Марксом.
Петр Лаврович очень дорожил мнением Маркса и Энгельса,
внимательно прислушивался к их советам, принимал к сведению
многие критические замечания. Однако, хотя он и считал себя
учеником Маркса и Энгельса, стать настоящим марксистом ему
так и не удалось: препятствием служили его народнические
145

субъективно-идеалистические взгляды, его попытка примирить
в I Интернационале бакунистов и марксистов.
Но в отличие от М. А. Бакунина, призывавшего к немедлен¬
ному стихийному выступлению масс, к анархическому бунту,
Лавров и его сторонники (лавристы) считали более правильным
серьезно и всесторонне готовиться к революции. У лавристов
было хорошо хоть то, отмечал Г. В. Плеханов, что они изобра¬
жали не в превратном виде западноевропейское рабочее движе¬
ние, и под влиянием их рассказов русский рабочий мог лучше
выяснить себе собственную задачу.
В 1873—1876 годах П. Л. Лавров издавал за границей ре¬
волюционный орган «Вперед!». В публикуемых в нем статьях он
проводил резкую грань между историческим развитием России
и Западной Европы. Единственным путем к социализму высоко¬
развитых европейских стран Лавров считал социальную револю¬
цию, которую должен совершить «класс рабочих». Применитель¬
но к России такой силой, по его мнению, было крестьянство.
«Для русского социальная почва, на которой может развиться
будущность большинства русского населения... есть крестьянство
с общинным землевладением»,— писал Лавров. Это была типично
народническая посылка.
Лавров видел рост русского пролетариата, но недооценил его
возможности. «...Неодолимая сила растет,— отмечал он в одном
из своих писем.— Завтра она раздавит все — когда будет это
завтра? Да, когда? Увидим ли мы? Не знаю». Лавров не дожил
до торжества революции в России. Он умер в Париже 25 января
1900 года.
В. И. Ленин называл Лаврова «ветераном революционной
теории», высоко оценивал его революционные убеждения, его
борьбу с самодержавием, его пропаганду революционных идей.
С судьбой Лаврова во многом схож революционный путь
Г. А. Лопатина. Как отмечал один из их современников, русская
революция соединила имена этих людей, связала того и другого
узами неизменной дружбы.
Герман Александрович Лопатин родился 13 января 1845 года.
Детство будущего революционера прошло в Ставрополе, где его
отец занимал важный в губернии пост управляющего казенной
палатой. Лопатин успешно учился в местной гимназии, хотя, как
он позднее с юмором вспоминал, «гимназия эта по количеству
и качеству сведений и по нравам походила больше на бурсу
Помяловского, чем на что-либо иное». Недостатки постановки
учебы в гимназии Лопатин вполне компенсировал углубленными
самостоятельными занятиями. Особенно привлекали его естес¬
твенные науки, но уже в это время он начал читать произведе¬
ния А. И. Герцена и западноевропейских социалистов-утопи-
стов.
Окончив с золотой медалью гимназию, Лопатин в 1862 году
поступил в Петербургский университет на естественное отделение
146

физико-математического факультета. Перед способным студентом
открывались заманчивые перспективы научной работы. Однако
юношу властно влекло стремление бороться за изменение не¬
справедливых общественных порядков. В 1865 году по настоянию
Третьего отделения его привлекли к следствию за участие в
университетских волнениях (причем Лопатин уже был одним
из студенческих вожаков), вызванных назначением на кафедру
физики одного из непопулярных преподавателей. В наказание
Лопатин три дня отсидел в карцере.
Хуже обернулось дело после каракозовского выстрела: Ло¬
патин был близко знаком со многими каракозовцами, в частности
с А. И. Худяковым — одним из руководителей этой революцион¬
ной группы. После начавшихся арестов Герман деятельно помогал
оставшимся на свободе каракозовцам уйти от преследования
полиции.
Между тем жандармам удалось установить тесную связь
Лопатина с некоторыми из лиц, «покушавшихся на жизнь цар¬
ствующей особы». Это явилось поводом для его ареста. Два
месяца провел Герман Лопатин в Петропавловской крепости,
но, поскольку получить какие-либо доказательства его вины не
удалось, он был освобожден. Мало того, жандармы пришли
к выводу, что этот «милый юноша» никогда не будет револю¬
ционером.
Однако жандармы заблуждались. Уже в следующем,
1867 году Герман и его друг Ф. Волховский задумали органи¬
зовать новое общество для ознакомления «прогрессивной моло¬
дежи с действительным положением и нуждами народа».
Переходя из деревни в деревню, члены общества должны
были учить крестьянских детей, собирать сведения о жизни
местного населения и выяснять, насколько простой люд воспри¬
имчив к революционной пропаганде. Так как в обществе уста¬
навливался членский взнос в размере 1 рубля, его предполага¬
лось назвать «Рублевым». Письмо, неосторожно посланное Ло¬
патиным Волховскому по почте (все письма неблагонадежных
граждан прочитывались), раскрыло властям весь замысел. Ло¬
патин и Волховский были арестованы. После восьмимесячного
заключения в Петропавловской крепости Лопатин «за его упор¬
ное запирательство» был отправлен в административную ссылку
в Ставрополь под надзор отца.
Спокойная жизнь Лопатина под родительским кровом про¬
должалась ровно год. В сентябре 1869 года жандармы перехва¬
тили новое «опасного содержания» письмо Лопатина. Герман был
снова арестован. В начале января 1870 года Лопатин из Став¬
рополя тайно пробирается в Петербург, где спешно готовит свой
отъезд за границу. В это время до него доходят вести о тяжелом
положении П. Лаврова в ссылке, и он, как мы уже знаем,
помогает. Петру Лавровичу бежать за границу, куда вскоре
отправляется и сам. В Швейцарии и Франции он вращается
147

в среде русской революционной эмиграции, а затем, желая глуб¬
же изучить революционную теорию, едет в Лондон, чтобы,
как вспоминал впоследствии сам Лопатин, «быть поближе
к Марксу».
2 июля 1870 года Лопатин впервые встречается с Марксом.
Между ними довольно быстро устанавливаются дружеские от¬
ношения. Три дня спустя после знакомства К. Маркс пишет
о нем Энгельсу: «Очень ясная, критическая голова, веселый
характер, терпелив и вынослив, как русский крестьянин, который
довольствуется тем, что имеет».
Завязавшиеся между Марксом и Лопатиным дружеские от¬
ношения продолжались до самой смерти Маркса (1883 год).
В Лопатине Маркс видел самоотверженного русского револю¬
ционера, выступавшего против неправильной, ошибочной тактики
Бакунина и Нечаева.
Правда, Маркс отмечал непонимание Лопатиным интернацио¬
налистской обязанности социалиста по отношению к угнетенным
народам, но в то же время выражал надежду, что его русский
друг сможет избавиться от своих заблуждений.
Влияние Маркса на Лопатина было крайне велико. С не¬
обыкновенным энтузиазмом Лопатин пропагандирует идеи Мар¬
кса в России. Он переводит на русский язык I том «Капитала».
По словам П. Л. Лаврова, о немногих людях Карл Маркс го¬
ворил с такою теплою симпатией к человеку и с таким уважением
к силе его ума, как о Германе Александровиче.
В период своего пребывания в Лондоне Лопатин активно
работал в Генеральном совете Интернационала, куда был введен
по личной рекомендации Маркса 20 сентября 1870 года.
Однако эта интенсивная и очень важная деятельность Лопа¬
тина была прервана его отъездом на родину, в Россию, куда он
тайно вернулся, желая освободить Н. Г. Чернышевского из его
сибирского заточения. Попытка эта успехом не увенчалась: Чер¬
нышевского Лопатин увидеть не смог. Ему удалось добраться
только до Иркутска, где он был арестован. Случай благопри¬
ятствует ему. Лопатину удается бежать. Впрочем на свободе он
находится недолго. Его схватывают в Петербурге и отправляют
в ссылку. Через три года Лопатин вновь устраивает побег и
ускользает из рук жандармов.
В 1884 году Лопатин предпринимает отчаянную попытку
объединить революционные силы страны. На первых порах он
добивается ощутимых результатов: восстанавливает многие рево¬
люционные группы, поддерживает с ними постоянную связь, орга¬
низует выпуск номера нелегальной газеты «Народная воля».
Но вскоре жандармы нападают на след Лопатина. 6 октября
1884 года он был схвачен на улице сыщиками. В 1887 году
состоялся групповой процесс над революционерами, на котором
Лопатин был одним из главных обвиняемых. Его приговорили
к смертной казни. Через три недели царь пересмотрел решение
148

суда. Лопатина заключили в Шлиссельбургскую тюрьму, откуда
мало кто выходил живым. В этой страшной тюрьме он пробыл
почти 20 лет.
Революция 1905—1907 годов освободила узника из заточения.
К этому времени он был уже стариком. Его здоровье было
подорвано. Лопатину посчастливилось дожить и до Великой Ок¬
тябрьской социалистической революции. Он умер 26 декабря 1918
года.
П. Л. Лавров и Г. А. Лопатин вошли в историю русского
освободительного движения как активные участники борьбы ре¬
волюционного народничества. Хотя оба они так и ' не стали
марксистами, их деятельность сыграла большую роль в пропа¬
ганде идей основоположников научного социализма в России
70-х годов XIX века.
ХОЖДЕНИЕ В НАРОД
1873 год. На одной из окраинных улиц Киева в небольшом
доме с палисадником кипит деятельная работа. Один за другим
приходят рабочие послушать чтение революционных брошюр,
идет оживленная дискуссия, звучат слова, полные энергии и
веры в революционные силы народа. В другой комнате этого же
дома происходят последние приготовления к отъезду в деревню:
укладывается одежда, обсуждаются маршруты и, наконец, при
помощи обыкновенного шила на простом камне режутся печати
для подложных паспортов.
Это обычный день Киевской коммуны — одного из многих
кружков революционеров-народников, возникших в это время
в разных городах России. Особенно много их в Петербурге. Здесь
среди студенческой молодежи часто возникают кружки-коммуны,
объединяющие молодых людей, приехавших из одного города.
Есть тут кружок самарцев, кружки оренбуржцев. Есть и объ¬
единения, возникшие в каком-то определенном учебном заведе¬
нии, как например в Михайловском артиллерийском училище.
Есть и кружки, созданные из студентов разных учебных заведе¬
ний и разных городов, как кружок С. Ф. Ковалика или
Ф. Н. Лермонтова.
«Я такого движения среди молодежи не припомню в другое
время,— писал студент медико-хирургической академии, в буду¬
щем видный народник О. В. Аптекман.— Новые кружки выра¬
стают в большом числе. Параллельно с этим возникают и раз¬
виваются сходки. Это митинги молодежи того времени. Пора
толкований, прений и самоуяснений уже миновала, теперь на
очереди жгучие проблемы практической деятельности — револю¬
ционной практики».
Аптекман здесь не вполне точен. Пора «прений и самоуясне¬
ний» не миновал. Она никогда и не проходила в живой, ищущей
149

среде молодежи. Но главным и почти единственным действитель¬
но стал вопрос о революционной практике.
Так, в Киевской коммуне, оставив все теоретические споры
в стороне, спрашивали каждого, кто хотел принять в ней участие,
согласен ли он немедленно идти в народ.
Цели, с которыми молодежь шла в народ, были различны.
Одни, следуя заветам П. Л. Лаврова, стремилась искупить «не¬
оплатный долг», отдать народу знания, полученные за счет не¬
исчислимых жертв и лишений трудящихся масс, просвещать
крестьян, готовить их к восприятию освободительных идей. Дру¬
гие возражали против длительной пропаганды в народе. Следуя
учению М. А. Бакунина, они требовали немедленных действий,
организации бунтов, которые, по их мнению, должны были ре¬
волюционизировать народные массы лучше всякой пропаганды.
Были, наконец, и такие, которые шли в народ с тем, чтобы как
можно полнее познакомиться с его жизнью, бытом, настроениями,
мыслями, надеждами.
Весна и лето 1874 года ознаменовали начало массового хож¬
дения в народ.
Сотни молодых людей, чаще всего выходцев из разночинной
среды, наскоро освоив ту или иную полезную для крестьян
профессию и переодевшись в простое платье, пошли в народ.
Вот что рассказывает современник о молодежи, решившей
во что бы то ни стало идти в народ: «Одни мечтали о революции,
другие хотели попросту лишь посмотреть — и разлились по всей
России мастеровыми, коробейниками, нанимались на полевые
работы; предполагалось, что революция произойдет никак не
позже, чем через три года,— таково было мнение многих».
Из Петербурга и Москвы, где было более всего учащейся
молодежи, революционеры двинулись на Волгу. Там, считали они,
живы были еще в народе воспоминания о крестьянских восста¬
ниях под предводительством Степана Разина и Емельяна Пуга¬
чева. Там, оживив в душе народной идеи борьбы за свободу,
думали они поднять знамя революции. Приволжские села дол¬
жны были стать опорными пунктами их пропаганды.
Меньшая часть революционеров отправилась на Украину —
в Киевскую, Подольскую и Екатеринославскую губернии.
Многие студенты поехали к себе на родину или в места, где
у них имелись какие-либо связи.
Одним из сборных пунктов, откуда разъезжались по России
десятки молодых людей, стала в Москве квартира О. Г. Алек¬
сеевой, жены богатого тамбовского помещика. «Нигде не чув¬
ствовалась сильнее, чем в этом пункте, вся сила начинающегося
движения,— писал революционер Николай Морозов.— Один за
другим... являлись все новые и новые посетители, неизвестно
какими путями получавшие всегда один и тот же адрес —
Алексеевой. Пробыв сутки или более, они уезжали далее, про¬
вожаемые поцелуями, объятиями и всякими пожеланиями, как
150

старые друзья и товарищи, идущие на опасный подвиг, и затем
без следа исчезали с горизонта в какой-то беспредельной дали».
Стремясь лучше понять народ, революционеры-народники ста¬
рались жить жизнью простых, бедных крестьян, ни в чем
не давая себе поблажки.
«У нас возникал вопрос,— вспоминал участник хождения в
народ Лукашевич,— позволительно ли нам, взявшим в руки
страннический посох... есть селедки?.. Для спанья,— писал он
далее,— я купил себе на базаре рогожу, бывшую уже в упот¬
реблении, и клал ее на дощатые нары. Ветхая мочалка скоро
протерлась насквозь, и приходилось спать уже на голых досках».
Но помимо копирования внешних форм жизни крестьянина,
нужно было еще научиться его труду. Для этого стали созда¬
ваться мастерские. Так, в Москве первую мастерскую организо¬
вал М. Ф. Фроленко. «Надо только научиться какому-нибудь
ремеслу, одеться попроще, и тогда дело в шляпе»,— поучал он.
Пригласив рабочего-столяра в качестве учителя, приобретя обо¬
рудование, Фроленко смог наладить обучение своих товарищей.
Другой видный участник движения — П. И. Войнаральский,
в прошлом помещик и мировой судья, отдавший все свое состо¬
яние на дело революции, открыл в Саратове сапожную ма¬
стерскую. В ней обучались те, кто хотел идти в деревню, овладев
ремеслом сапожника. В мастерской хранились также запрещен¬
ная литература, печати, паспорта — все атрибуты, необходимые
для нелегальной работы революционеров. Кроме того, Война-
ральскому удалось организовать в Поволжье сеть лавочек' и
постоялых дворов, служащих опорными пунктами революцио¬
неров.
Какова же была литература, обращенная непосредственно
к народу? Это были брошюры, часто сказки, написанные образ¬
ной, как казалось их авторам, понятной крестьянам речью. Вот
пример одной из таких брошюр, называвшейся «Как должно
жить по закону природы и правды». Доказывая, что по закону
природы все люди равны и что закон этот нарушают лишь
богатые и служители церкви, брошюра разоблачала духовенство:
«У нас духовенствующие — это исчадие беззакония, и корыстное,
и подкупное. Для обману народа, поставленные для прикрытия
преступления». Отрицая далее божественное происхождение цар¬
ской власти, брошюра призывала: «Иди, учи народ, не бойся
сильных, не бойся смерти. Встанут на тебя беззаконники, злодеи
и помещики, иди и сразись с ними, они враги и супостаты. Они
убьют тебя, ты умрешь, но дела твои останутся».
Подобные призывы, однако, не имели успеха в крестьянской
среде, да и распространение пропагандистской литературы в
народе было делом нелегким. Прежде всего, потому что боль¬
шинство крестьян было просто неграмотно. Собирая крестьян,
народники пытались сами читать им ту или иную брошюру вслух.
Но и это, несмотря на доступный язык подобных брошюр, редко
151

имело успех. Н. Морозов приводит такой эпизод. Однажды он
что-то читал крестьянам, и те слушали его тихо, но без особого
интереса. Вдруг он заметил оживление среди слушателей и об¬
радованно поднял глаза от книги. Но увы... не содержание книги
взволновало крестьян. «Какие у тебя хорошие сапоги...—
сказал один из них,— чай, дорого дал?» Другой раз Морозов
попробовал без чтения, своими словами объяснить крестьянам
необходимость борьбы за лучшие условия жизни, но и тут
не нашел понимания и поддержки. «Что поделаешь? — отвечали
ему.— У начальства сила, а у нас все врозь. Никто другого
не поддержит, все разбегутся».
Народник Н. К. Бух, ведший пропаганду в Самарской губер¬
нии, рассказывал о своем разговоре с крестьянином-попутчиком
(они вместе шли из одного села в другое), которому он растол¬
ковывал, что царь — против народа. Однако в ответ Бух услышал
категорическое возражение: «А все же он помазанник божий,
хозяин земли. Без хозяина нельзя. Только вот... помещики,
не пойму, на кой черт они ему сдались?»
Беседуя с другими крестьянами, Бух решил не касаться лич¬
ности царя, а обратил негодование против духовенства: «Наду¬
ются, как клопы, вашей крови, а вы еще им кланяетесь... Христос
проповедовал равенство, чтоб не было ни богатых, ни бедных.
А попы, служители бога, сами богатеют и богатым помогают
обирать бедных». Эта речь была встречена крестьянами сочув¬
ственно. Несколько приободрившись, Бух решил прочесть кре¬
стьянам пропагандистскую сказку «О четырех братьях». Но чте¬
ние это уже не принесло ему успеха. «Сказка как сказка,—
сказала одна из слушательниц.— Вы лучше бы что-нибудь бо¬
жественное почитали».
Иной раз крестьяне с большим сочувствием воспринимали
песни. Например, в селе Потапове Ярославской губернии на
гуляньях по воскресеньям с удовольствием распевалась песня,
принесенная народниками-пропагандистами:
Ой, ребята, плохо дело!
Наша барка на мель села.
Царь наш белый — кормщик пьяный,
Он завел нас на мель прямо!
Чтобы барка шла ходчее,
Надо кормщика — в три шеи.
Пора собраться с силами,
Не быть и нам рабом.
А волюшку хоть вилами
Добыть иль топором.
Подбавим барке ходу,
Покидаем господ в воду.
По рассказам народника Дмитрия Рогачева, в Пензенской
губернии крестьяне любили песню «Свободушка». В ней говори¬
лось о страданиях народа, о песне, которая одна осталась его
утешением.
152

Только песню длинную тянет да поет,
Со страды-невзгодушки стонет и ревет...
Стонет в лето жаркое в поле за сохой,
Вдоль по Волге-матушке с длинной бечевой.
Под кнутом, под розгами стонет он в судах,
В горькую рекрутчину в грязных кабаках.
По торной дороженьке, что в Сибирь ведет,
Под конвоем скованный стонет да бредет...
Ой	ты, гой, свободушка,	на наш стон и вой
Ты	лети к нам, вольная,	каленою стрелой.
Весьма плодотворной была деятельность в народе женщин-
революционерок, лечивших крестьян и учивших их детей. Такая
работа иногда сопровождалась и успехом в агитации. Во всяком
случае, постоянно живущая среди крестьян и приносившая им
пользу фельдшерица или учительница скорее входила в их среду,
чем пропагандист, пришедший в село на время под видом плот¬
ника или сапожника.
Одна из самых героических женщин-революционерок —
Софья Перовская, окончив курсы сельских учительниц, в 1872
году направилась в деревню помещиков Тургеневых Самарской
губернии. Здесь	она прежде всего	занялась прививанием	оспы
крестьянам,	что	помогло ей ближе	познакомиться с	их	жизнью.
Переехав затем в Тверскую губернию, Перовская стала работать
помощницей учительницы народной школы; одновременно она
лечила крестьян и пыталась разъяснить им причины бедственного
положения народа.
О работе в деревне мы узнаем из воспоминаний другой
замечательной революционерки — Веры Фигнер. Вместе с сестрой
Евгенией приехали они в село Вязьмино Саратовской губернии.
Сестры начали с организации амбулатории. Крестьяне, никогда
не видавшие не только медицинской помощи, но и человеческого
отношения, буквально осаждали их. За месяц Вера приняла 800
больных. Вскоре сестрам удалось открыть и школу. Евгения
сказала крестьянам, что берется бесплатно обучать их детей.
Скоро у нее собралось около тридцати девочек и мальчиков. Это
была первая школа в окрестности. Некоторых учеников приво¬
зили за 20—30 верст. Кроме детей, приходили учиться грамоте,
и особенно арифметике, взрослые. Евгению Фигнер стали назы¬
вать не иначе как «наша золотая учительша».
Окончив работу в амбулатории и школе, сестры часто брали
книги и шли к кому-либо из крестьян. В доме, где они проводили
вечер, собирались родственники и соседи хозяев и до позднего
вечера слушали чтение. Читали произведения М. Ю. Лермонто¬
ва, Н. А. Некрасова, М. Е. Салтыкова-Щедрина и других рус¬
ских писателей. Часто возникали разговоры о тяжелой кресть¬
янской доле, о земле, об отношении к помещику и властям...
В чем же причина того, что сотни юношей и девушек пошли в
деревню и обратились именно к крестьянству? Ответ прост. Рево¬
люционеры тех лет видели народ лишь в крестьянстве. Для них
153

рабочий был таким же крестьянином, но временно оторванным от
земли. Да и пролетариат в России тогда лишь формировался и не
заявил еще о себе как самостоятельная сила.
Развитие капитализма в стране народники отрицали. Именно
через крестьян, через сельскую общину хотели они прийти к
социализму. «Вера в особый уклад, в общинный строй русской
жизни; отсюда — вера в возможность крестьянской социалисти¬
ческой революции — вот что одушевляло их, поднимало десятки
и сотни людей на геройскую борьбу с правительством», — писал
В. И. Ленин.
Представив себе «идеального мужика», готового по первому
их зову бросить землю, дом, семью и, взяв топор, идти на
помещика и царя, народники столкнулись с отсталым, забитым
и беспредельно угнетенным человеком. Крестьянин считал, что
вся тяжесть его жизни исходит от помещиков, но не от царя.
Царь в воображении мужика все еще был «батюшкой», защит¬
ником, «помазанником божьим». Иной раз крестьянин поддер¬
живал разговор о тяжести податей, о несправедливости поме¬
щиков, но вести при нем речь о свержении самодержавия, о
социальной революции было просто невозможно.
Так отстутствие реальной почвы под народническими теория¬
ми привело к краху попытки сблизиться с массами, за освобож¬
дение которых молодые борцы готовы были отдать свою жизнь.
Народники вели пропаганду в 37 губерниях. Министр юстиции
в конце 1874 года писал, что они успели «покрыть как бы сетью
революционных кружков и отдельных агентов больше половины
России».
В 1873—1874 годах повсеместно начались аресты народников.
Правительству удалось захватить несколько тысяч пропаганди¬
стов. Немало их без суда было выслано в отдаленные губернии
под надзор полиции. Многих заключили в тюрьму. Не все могли
выдержать ужасные условия предварительного заключения, про¬
должавшегося по 3—4 года, одни покончили с собой или сошли
с ума во время следствия, другие умерли от болезней.
18 октября 1877 года в Особом присутствии Сената начало
слушаться «Дело о революционной пропаганде в империи», по¬
лучившее в истории название «процесса 193-х». Долгими годами
тюремного заключения, каторжной работой, ссылкой «наградило»
правительство тех, кто искренне и самоотверженно боролся
за освобождение своей родины, своего народа.
Путь борьбы, избранный народниками, их взгляды были оши¬
бочными, но вместе с тем народничество 70-х годов сыграло
важную роль в развитии русского революционного движения.
Владимир Ильич Ленин называл период хождения в народ «рас¬
цветом действенного народничества». Он высоко ценил револю-
ционеров-народников за то, что они пытались разбудить рево¬
люционное сознание масс, призывали к восстанию, к свержению
самодержавия.
154

«И МЫ НЕ ПРАЗДНО В МИРЕ ЖИЛИ»
30 декабря 1878 года в Петербурге в одном из домов на
углу 13-й линии Васильевского острова проходило нелегальное
собрание рабочих.
Собравшиеся напряженно прислушивались к голосу оратора,
читавшего только что принятый документ — обращение «К рус¬
ским рабочим». «На нас, рабочие, лежит великое дело —
дело освобождения себя и своих братьев, на нас лежит обязан¬
ность обновления мира...
Знайте, что в вас заключается вся сила и значение стра¬
ны, вы — плоть и кровь государства, и без вас не существовало
бы других классов, сосущих теперь вашу кровь. Вы смутно
сознаете это, но у вас нет организации, нет идеи... Но мы,
рабочие — организаторы «Северного союза», даем вам эту руко¬
водящую идею, даем вам нравственную поддержку в сплочении
интересов и, наконец, даем вам ту организацию, в какой нуж¬
даетесь вы».
Взволнованные расходились рабочие с тайной сходки. В их
ушах звучал еще пламенный призыв заключительных строк об¬
ращения: «...за вами, рабочие, последнее слово, от вас зависит
участь великого «Союза» и успех социальной революции в
России!»
Так был создан «Северный союз русских рабочих» — одна
из первых подпольных революционных организаций пролетариата
в России. Его организаторами и руководителями были Степан
Халтурин и Виктор Обнорский, замечательные русские рабочие-
революционеры.
Степан Николаевич Халтурин родился в 1856 году в деревне
Халевинской Вятской губернии в многодетной семье крестьянина.
Окончив трехклассное училище, он в 1874 году поступил в
Вятское земское училище для приобретения сельскохозяйствен¬
ных и технических знаний.
Но знакомство с политическими ссыльными, которых тогда
в Вятке было много, изменило направление его интересов. Степан
с головой ушел в чтение нелегальной литературы, распростра¬
нявшейся народниками. Из земского училища он вынес в основ¬
ном хорошее знание столярного ремесла, пригодившееся ему
впоследствии.
Участие Халтурина в кружках учащейся молодежи не оста¬
лось незамеченным. В мае 1875 года вятский полицмейстер вклю¬
чил его фамилию в список неблагонадежных. Некоторые това¬
рищи Степана были привлечены к полицейскому дознанию и
арестованы.
Чтение нелегальных книг, рассказывающих о будущем социа¬
листическом общественном устройстве, преследования местной
полиции пробудили у юноши и его ближайших друзей желание
уехать из царской России и попытаться организовать коммуну. В
155

июне 1875 года Степан Нико¬
лаевич Халтурин подал вятско¬
му губернатору прошение с
просьбой выдать ему загранич¬
ный паспорт, так как он «взду¬
мал посмотреть германские хо¬
зяйственные фермы».
Получив необходимые доку¬
менты, Халтурин в августе того
же года отправился в Москву.
Здесь Степан стал жертвой од¬
ного авантюриста, который об¬
манным путем похитил у него
заграничный паспорт и выехал
по нему за границу. Однако
Халтурин не вернулся в Вятку,
а решил ехать в Петербург,
чтобы поступить там на завод.
В Петербурге Халтурину
вначале пришлось нелегко. Он
работал чернорабочим на вре¬
менных работах. Помогла ему
случайная встреча с его быв¬
шим вятским учителем В. Котельниковым, который нашел ему
постоянную работу столяром в учебных мастерских. Владельцами
этих мастерских были братья Л. А. и П. А. Топорковы, состо¬
явшие под негласным надзором полиции. С помощью Топорковых
Халтурин быстро установил нужные связи с революционными
народниками.
Но особой популярностью пользовался он у рабочих. «Харак¬
тер у Халтурина — «Степана», как его называли среди рабочих,—
вспоминал один из знавших его интеллигентов,— был до край¬
ности упорный, настойчивый. Раз за что-нибудь взявшись, он
не отступал ни перед какими трудностями... Среди рабочих он
пользовался огромной популярностью. Ему верили, его любили,
его считали признанным вожаком... Широкая популярность по¬
зволила Халтурину пойти в деятельности среди рабрчих так
далеко, как никто до него. Он сделался их организатором и для
первого опыта чрезвычайно удачливым».
Вместе с лучшими представителями революционной интелли¬
генции того времени (Г. В. Плехановым, H. Н. Хазовым) Хал¬
турин участвовал в организации стачек, старался поднять рабо¬
чих на протест против произвола царских властей.
В декабре 1876 года передовые рабочие Петербурга впервые
в России провели открытую политическую демонстрацию против
царизма. На площади у Казанского собора собралась большая
группа революционной молодежи и примерно 300—400 рабочих.
С речью выступил Г. В. Плеханов. Он говорил о грабитель-
С. Н. Халтурин
156

ском характере крестьянской реформы 1861 года, о жестоком
преследовании царизмом лучших борцов за народное дело —
Н. Г. Чернышевского, М. Л. Михайлова, о невыносимо, тяже¬
лом положении русского рабочего, который, «как вол, работает
на хозяина, отдает ему все свои силы, здоровье, свой ум,
свою плоть и кровь, а от него получает сырой и холодный
угол да несколько грошей».
Когда Плеханов начал выступать, жандармы пытались схва¬
тить его, но рабочие их оттеснили. Речь Плеханова произвела на
них сильное впечатление.
После окончания речи молодой рабочий Яков Потапов раз¬
вернул над толпой красное знамя, на котором было написано:
«Земля и воля». «Все, — писал соратник Халтурина рабочий-
революционер П. А. Моисеенко,— с замиранием сердца смотрели
на это знамя. В этот момент со всех окружающих площадь
дворов ринулась на нас свора переодетых жандармов и
дворников».
Царские власти жестоко расправились с участниками де¬
монстрации, однако произведенное ею впечатление было огром¬
ным. Вместе с тем, вспоминал Петр Моисеенко, «демонстрация
показала нам, что мы неорганизованны».
Создание «Северного союза русских рабочих» и отвечало
потребности передовых петербургских рабочих организоваться и
сплотиться для дальнейшей борьбы. «Союз» имел четкую структу¬
ру. Во главе его стоял выборный Центральный комитет. Вся орга¬
низация делилась на группы по рабочим районам, каждая мест¬
ная организация располагала своей кассой, библиотекой, кон¬
спиративной квартирой.
По своему составу «Союз» был организацией рабочей, его
численность росла. «Не было человека,— подчеркивал револю¬
ционер-народник С. Степняк-Кравчинский,— который умел бы
в самое короткое время приобрести столько приверженцев между
рабочими, сколько Халтурин».
Успешные действия членов «Союза», усиление стачечной борь¬
бы петербургских рабочих привели его руководителей к мысли об
основании собственной нелегальной рабочей газеты. Ее редакто¬
ром был единодушно выбран С. Халтурин. «Таким образом, он
стал головою дела, почин которого принадлежал всему «Со¬
юзу»,— писал Г. Плеханов.
Но обширным планам не суждено было сбыться. С. Халтурин
увлекся террористической деятельностью народовольцев. Он го¬
ворил: «Смерть Александра II принесет с собою политическую
свободу, а при политической свободе рабочее движение пойдет
у нас не по-прежнему. Тогда у нас будут не такие союзы,
с рабочими же газетами не нужно будет прятаться». Под именем
Степана Батышкова Халтурин устроился на работу столяром
в Зимний дворец. С большим трудом, проявив исключительное
самообладание, он пронес во дворец, в помещение, где жил,
157

взрывчатое вещество. Однако взрыв, который произошел 5 фев¬
раля 1880 года, не причинил царю вреда. Халтурину пришлось
скрываться.
В начале 1882 года он вместе с бывшим студентом
Н. А. Желваковым принял участие в организации покушения
в Одессе на военного прокурора генерала В. С. Стрельникова,
особенно свирепствовавшего в южных губерниях России. 18 мар¬
та 1882 года революционеры среди бела дня на Приморском
бульваре в Одессе выстрелом из револьвера убили Стрельни¬
кова. Халтурин и Желваков были схвачены и по личному рас¬
поряжению царя преданы военно-полевому суду, который при¬
говорил их к смертной казни. Рано утром 22 марта 1882 года
они были повешены. Так оборвалась жизнь замечательного рус¬
ского рабочего-революционера, которого В. И. Ленин назвал в
числе «корифеев» революционной борьбы.
Другим организатором «Северного союза русских рабочих»
был Виктор Павлович Обнорский. Он родился 11 ноября 1851
года1 в городе Грязовце Вологодской губернии. Отец его служил
унтер-офицером в местной воинской команде. После смерти отца
старшие братья Обнорского уехали в Петербург. Окончив Воло¬
годское уездное училище, семнадцатилетний Виктор поехал к
ним. С их помощью он сначала устроился учеником на завод
Плисса, затем слесарем на Патронный завод, тот самый завод,
про который жандармы сообщали царю: «Нельзя пройти молча¬
нием особенного значения для Петербурга казенного Патронного
завода, рабочие которого наиболее подвергаются гибельному
влиянию агитаторов».
С 1871 года Виктор Обнорский стал активным участником
нелегальных рабочих кружков, которые организовали на Василь¬
евском острове и за Невской заставой революционные народники.
Чтобы завязать связи среди рабочих, Обнорский, так же как
Халтурин, старался чаще менять место работы. После Патрон¬
ного завода он работал на заводах Нобеля, Леснера.
Обнорский принадлежал к тем людям, которые интересо¬
вались жизнью и борьбой своих товарищей по классу в стра¬
нах Западной Европы. Именно этим были вызваны неодно¬
кратные поездки Обнорского за границу: он трижды нелегально
покидал Россию и подолгу жил в странах Западной Европы,
работая слесарем. Я хотел, говорил впоследствии Обнорский на
следствии, «видеть жизнь заграничную, других же причин, по¬
будивших меня уехать из России, я не имел».
Обнорский хорошо познакомился с западноевропейским со¬
циал-демократическим движением и способствовал распростра¬
нению его идей среди рабочих России. Г. В. Плеханов вспоми¬
нал, что «двое из близких товарищей» Степана Халтурина (одним
1 Дата рождения В. П. Обнорского дается здесь на основе последних ра¬
зысканий советских историков, уточнивших ее.
158

из них был Виктор Обнор¬
ский.— В. А.) «долго рабо¬
тали за границей и западное
влияние распространялось че¬
рез них как лично на него, так
и на весь «Союз».
В идейной подготовке про¬
граммных документов «Север¬
ного союза русских рабочих» и
в самом возникновении этой
пролетарской организации роль
Обнорского была очень велика.
Уже в 1873—1877 годах петер¬
бургские рабочие настойчиво
добивались создания своей соб¬
ственной организации — зачат¬
ка будущего «Северного союза
русских рабочих».
Много сил отдал Виктор
Обнорский,чтобы организовать
выпуск рабочей газеты. И пер- В. П. Обнорский
вая его поездка за границу
(1873) и последующая (1878) в немалой степени были связаны
с поисками типографского оборудования для нелегальной типо¬
графии. С помощью революционных народников Обнорскому уда¬
лось приобрести оборудование, необходимое для издания газеты.
Но полиция не дремала. Среди знакомых Обнорского оказался
провокатор, который осведомлял Третье отделение о каждом его
шаге. И когда в январе 1879 года Виктор по революционным
делам поехал из Москвы в Петербург, ему не удалось уйти
от слежки. Жандармы были заранее предупреждены, что Обнор¬
ский «требует особой зоркости и строгого караула, иначе убе¬
жит,— он отличный гимнаст, прыгает из окон, через забор, как
белка». Обнорский был арестован так неожиданно, что не смог
уничтожить свои записи. Однако это мало помогло властям. На
допросах Виктор держался мужественно и почти на все вопросы
следователя отвечал: «Сказать не желаю».
В июне 1880 года Обнорский и его товарищи были преданы
военному суду. Обнорский признавался виновным в том, что «он
вступил в противозаконное общество... с целью ниспровержения
в более или менее отдаленном будущем правительства и уста¬
новленного законом государственного устройства в России». Осо¬
бо подчеркивалось, что Обнорский был «одним из главных дея¬
телей и привлекал в это общество путем устной пропаганды лиц
рабочего сословия».
Не случайно и приговор, вынесенный ему, был очень суров —
суд постановил сослать его «в каторжные работы в крепостях на
10 лет». Вскоре после утверждения приговора Обнорский был
159

отправлен в Восточную Сибирь. Из Сибири он уже не смог
вернуться, каторга подорвала его силы, и, отбыв ее, он поселился
в Кузнецке.
С большой радостью, будучи уже стариком, встретил он
известие о Великой Октябрьской социалистической революции.
Этот закаленный в борьбе человек, вспоминал очевидец, заплакал
слезами счастья. «Хмурость лица исчезла. В глазах сверкали
радостные искры. Он стал жизнерадостным, принимал активное
участие в митингах и собраниях и даже иногда выступал с
речами. В этот период он любил повторять: «И мы не праздно
в мире жили». Однако дни его были уже сочтены. В апреле 1919
года В. П. Обнорский, после тяжелой болезни, скончался в Том¬
ской городской больнице.
В чем же историческая заслуга Степана Халтурина и Виктора
Обнорского?
Созданный ими «Северный союз русских рабочих» имел ог¬
ромное значение. В его программе впервые в истории револю¬
ционного движения в России выдвигалось требование завоевания
политических прав (свободы слова, печати, собраний и др.),
подчеркивалась решающая роль рабочего класса в революцион¬
ной борьбе, указывалось на необходимость братской солидарно¬
сти пролетариата всех стран.
И хотя, как отмечал В. И. Ленин, в период 60—70-х годов в
России «в общем потоке народничества пролетарско-демократи¬
ческая струя не могла выделиться» («масса еще спала»), пере¬
довые рабочие (а в их числе прежде всего С. Халтурин и
В. Обнорский) уже показали себя великими деятелями рабочей
демократии. Рабочее движение становилось в России важным
фактором общественной жизни страны, и ему принадлежало
будущее.
ПРИГОВОР
В полдень 1 марта 1881 года в кондитерской на Невском,
против Гостиного двора, сидели трое: невысокая хрупкая блон¬
динка с сосредоточенным, строгим взглядом больших серых глаз
и двое молодых людей. Это были Софья Перовская, Игнатий
Гриневицкий и Николай Рысаков, выделенные Исполнительным
комитетом «Народной воли» для участия в седьмом по счету
покушении на Александра II.
19-летний Николай Рысаков нервничал. Он совсем недавно
примкнул к партии, не имел ни твердого мировоззрения, ни
стойкого характера. Да и не ожидал он того ответственного
поручения, которое теперь ложилось на него. Один из назначен¬
ных ранее метальщиков, в паре с которым он должен был дей¬
ствовать, оставил свой пост, и вот теперь Рысакову предстояло
стать исполнителем всего, что поручит ему Перовская. Он слушал
160

Блондинку (ибо знал ее только под этим именем), запоминал
свою роль в предстоящем действии, но не мог притронуться
к пирожным, стоящим перед ним на столе.
Совсем иначе вел себя Игнатий Гриневицкий. Он спокойно
съел поданную ему порцию сладостей, спокойно выслушал все
указания Перовской. К своей роли он был готов и знал, на что
идет.
В свои 26 лет Гриневицкий имел опыт революционной борьбы,
был тверд и мужествен. Несколько дней назад он написал за¬
вещание: «Мне не придется участвовать в последней борьбе.
Судьба обрекла меня на раннюю гибель, и я не увижу победы,
не буду жить ни одного дня, ни часа в светлое время торжества,
но считаю, что своей смертью сделаю все, что должен был
сделать, и большего от меня никто, никто на свете требовать
не может. Дело революционной партии — зажечь скопившийся
уже горючий материал, бросить искру в порох и затем принять
все меры к тому, чтобы возникшее движение кончилось победой...»
Фактическим организатором покушения теперь, в последние
часы, стала Софья Перовская. «Самая женственная из женщин
и самая мужественная из мужчин» — так отзывались о ней
друзья. Вся сознательная часть ее недолгой, 27-летней жизни
была отдана революционному делу. Она обладала умом, целе¬
устремленностью, смелостью, огромной силой воли, убежден¬
ностью, твердыми моральными принципами, но если бы не арест
Желябова, не пришлось бы ей сейчас здесь, в кондитерской,
уточнять детали покушения.
Цепь провалов, приведшая к потере лучших сил партии и
заставившая прибегать теперь к помощи таких, не проверенных
еще в деле молодых людей, как Рысаков, невозможность больше
оттягивать срок покушения, арест уже признанного руководителя
Андрея Желябова — все эти обстоятельства привели к тому, что
в полдень 1 марта именно она, Софья Перовская, самый близкий
Желябову человек, давала последние указания Рысакову и Гри-
невицкому.
А тем временем царь прибыл в Михайловский манеж.
С утра его отговаривали от этой поездки жена и министр
внутренних дел граф М. Т. Лорис-Меликов. Александр долго
колебался, но в последний момент решил ехать. Ведь многие
«злоумышленники», как доносил тот же Лорис-Меликов, были
выловлены, а по Малой Садовой, где, по непроверенным сведе¬
ниям, существовала вероятность покушения, можно было и
не ехать.
Получив распоряжение следовать вдоль Екатерининского ка¬
нала, кучер тронул рысаков, и царская карета стремительно
понеслась по набережной.
В Михайловском манеже в этот день были учения лейб-
гвардии Саперного батальона. Зрелище парада всегда успокаи¬
вало царя. И теперь, явившись перед солдатами верхом, в мун-
161

дире гвардейских саперов, он с удовольствием глядел на строй¬
ные ряды, два раза промаршировавшие перед ним. Затем в
карете царь направился в Михайловский дворец (ныне здание
Русского музея). В начале третьего часа он снова сел в карету,
чтобы ехать в Зимний.
Все пути императора по столице давно были изучены Испол¬
нительным комитетом «Народной воли». Для этой цели уже много
месяцев назад был создан наблюдательный отряд. На дежурство
выходили по двое, часто меняли состав наблюдателей, не спу¬
скали глаз с крытого подъезда дворца, откуда выезжала карета
царя. Установили: обыкновенно около половины второго царь
отправляется на прогулку в Летний сад. Едет он в карете,
окруженной шестью всадниками. После прогулки он порой куда-
либо заезжает, но чаще возвращается во дворец. По воскре¬
сеньям маршрут царя иной: на развод в Михайловский манеж,
по Невскому и Малой Садовой. Но всегда в одно и то же время.
Это обстоятельство не могло не привлечь внимания органи¬
заторов покушения. И вот на Малой Садовой открылась сырная,
лавка, хозяевами которой стали супруги Кобозевы. Под этим
именем скрывались члены «Народной воли» Анна Якимова и
Юрий Богданович. Подкоп через улицу для закладки мины рыли
долго: плохо поддавался грунт. Работа была завершена к 1 марта.
Малая Садовая в планах Исполнительного комитета счита¬
лась местом самым надежным. Второй вариант состоял в напа¬
дении на императора одновременно нескольких человек, воору¬
женных метательными снарядами. Эти люди должны были бло¬
кировать опять-таки Малую Садовую, в том случае если почему-
либо не произойдет взрыв мины. Был и третий, последний ва¬
риант— личный поединок Желябова с царем.
Но теперь, в воскресенье 1 марта, после ареста Желябова,
после того как стало известно об изменении маршрута царя,
оставался единственный путь — метальщики.
Перовская была готова и к этому. Если царь не поедет по
Малой Садовой, то нужно действовать одними снарядами —
так решил Исполнительный комитет накануне. Всю ночь под
руководством Николая Кибальчича готовились эти снаряды. Рано
утром 1 марта их забрали метальщики. Тогда они еще не знали,
что именно им придется совершить главный удар, тогда суще¬
ствовала еще возможность успеха на Малой Садовой. Теперь
оставалось одно место—Екатерининский канал.
Еще задолго до решающего дня, записывая и обобщая све¬
дения, поступавшие от наблюдателей, Перовская заметила, что,
возвращаясь из манежа, царь едет мимо Михайловского театра,
и здесь, при выезде на Екатерининский канал, кучер придержи¬
вает лошадей, и какие-то мгновения карета едет почти шагом.
«Вот удобное место!» — воскликнула она тогда. «Для меня,—
вспоминает один из наблюдателей — Тырков,— ее замечание ста¬
ло понятно только в день 1 марта».
162

Договорившись о перестановке метальщиков согласно изме¬
нившейся обстановке и о сигнале к действию, который должна
была подать Перовская взмахом белого платка, трое покинули
кондитерскую.
Набережная канала была пустынна. Из кареты царь мог
видеть лишь три фигуры: какого-то офицера, идущего навстречу,
мальчика с корзиной да молодого человека на тротуаре со
свертком в руке. Это был Рысаков. Он бросил свой сверток-
бомбу в тот момент, когда карета поравнялась с ним. Взрыв
потряс воздух. Поврежденная карета остановилась, и из нее
вышел Александр II. Со всех сторон к месту происшествия
бежали люди. Среди них был Гриневицкий. Царь направился
к схваченному уже Рысакову. «Кто таков?» — спросил он. «Ме¬
щанин Глазов»,— последовал ответ.
Царь повернулся, сделал несколько шагов назад, к карете,
и в тот момент, когда он поравнялся с Гриневицким, тот в свою
очередь бросил снаряд. В результате взрыва оба были смертельно
ранены.
Софья Перовская, оставив свой пост, поспешила к ожидав¬
шим ее членам организации. Встреча эта была назначена ею еще
ранее, в другой кондитерской, на Владимирской улице, близ
Невского.
«Она вошла своими тихими, неслышными шагами,— вспоми¬
нает А. Тырков,— по ее лицу нельзя было заметить волнения,
хотя она пришла прямо с места катастрофы. Как всегда, она
была серьезно-сосредоточенна, с оттенком грусти. Мы сели
за один столик, и хотя были одни в этой полутемной комнате, но
соблюдали осторожность. Первыми ее словами было: «Кажется,
удачно. Если не убит, то тяжело ранен». На мой вопрос: «Как,
кто это сделал?» — она ответила: «Бросили бомбы. Сперва Ни¬
колай, потом Котик (Гриневицкий). Николай арестован; Котик,
кажется, убит».
«Котик» — Игнатий Гриневицкий умер через несколько часов.
Следователь не отходил от него ни на минуту. Незадолго до
смерти раненый пришел в себя. «Как ваше имя?» — тут же
последовал вопрос. «Не знаю»,— ответил Гриневицкий.
В 4 часа дня умер Александр II. Над Зимним дворцом был
поднят траурный флаг. Вечером того же дня собралось заседание
Исполнительного комитета партии «Народная воля».
Здесь были Вера Фигнер, Григорий Исаев, Михаил Грачев-
ский, Лев Тихомиров, Софья Перовская, Анна Корба, Юрий
Богданович, Михаил Фроленко, Татьяна Лебедева, Николай
Суханов.
Для того чтобы известить общество о случившемся, решено
было распространить прокламацию, текст которой был тут же
написан Тихомировым.
«Исполнительный комитет, все время не выпуская оружия
из рук, постановил привести казнь над деспотом в исполнение
163

во что бы то ни стало. 1 марта это было исполнено. Обращаемся
к вновь воцарившемуся Александру III с напоминанием, что
историческая справедливость существует и для него, как для всех.
Только широкая энергичная самодеятельность народа, только
активная борьба всех честных граждан против деспотизма может
вывести Россию на путь свободного и самостоятельного развития».
Отпечатанная за ночь прокламация эта уже 2-го числа ши¬
роко распространилась по городу. А спустя 10 дней появился
новый, невиданный еще документ — обращение революционной
партии к царю Александру III:
«Кровавая трагедия, разыгравшаяся на Екатерининском ка¬
нале, не была случайностью и ни для кого не была неожидан¬
ностью. После всего происшедшего в течение последнего деся¬
тилетия она являлась совершенно неизбежной, и в этом ее
глубокий смысл, который обязан понять человек, поставленный
судьбою во главе правительственной власти». Насильственные
меры борьбы Исполнительный комитет соглашался прекратить на
двух условиях: «1) всеобщая политическая амнистия и 2) созыв
представителей от всего русского народа для пересмотра суще¬
ствующих форм государственной и общественной жизни и пере¬
делки их сообразно с народными желаниями».
Ультиматум, предъявленный новому царю, не имел успеха; но
в тех исторических условиях, при отсутствии массового револю¬
ционного движения, при отсутствии достаточных сил в самой
партии, ослабленной предыдущими репрессиями, смысл и тон
этого документа показал народовольцев как реальных политиков.
Именно так назвал их Карл Маркс, ознакомившись с их письмом
Александру III.
Поединок между мощным аппаратом самодержавия и неболь¬
шой по численности революционной организацией 1 марта 1881
года завершился, казалось бы, победой народовольцев. Приговор,
вынесенный Исполнительным комитетом Александру II 26 августа
1879 года, был приведен в исполнение.
Однако победа эта обернулась поражением. Основной состав
партии уже к моменту последнего покушения был известен поли¬
ции. Арест же Рысакова, с первого допроса начавшего выдавать
всех, ускорил дело. 10 марта была арестована Перовская,
12—Кибальчич. Желябов, еще 1 марта узнавший об успешном
покушении на очной ставке с Рысаковым, счел невозможным
остаться в стороне от политического процесса по делу о царе¬
убийстве. 2 марта он обратился к прокурору судебной палаты
с заявлением: «Если новый государь, получив скипетр из рук
революции, намерен держаться в отношении цареубийц старой
системы, если Рысакова намерены казнить, было бы вопиющею
несправедливостью сохранить жизнь мне, многократно покушав¬
шемуся на жизнь Александра II и не принявшему физического
участия в умерщвлении его лишь по глупой случайности. Я
требую приобщения себя к делу 1 марта и, если нужно, сделаю
164

С. Л. Перовская и А. И. Желябов. Рисунок //. И. Пясецкого, сделанный
во время суда над	первомартовцами.
уличающие меня разоблачения. Прошу дать ход моему
заявлению».
Перовская в тот же день узнала о заявлении Желябова.
«Иначе нельзя было,— сказала она,— процесс против одного Ры-
сакова вышел бы слишком бледным».
Перовская еще не знала, что далеко не один Рысаков пред¬
станет перед судом.
26 марта следствие по делу первомартовцев было законче¬
но, и над А. Желябовым, С. Перовской, Н. Кибальчичем,
Г. Гельфман (хозяйкой конспиративной квартиры), Т. Михай¬
ловым и Н. Рысаковым начался суд.
Прокурор Н. В. Муравьев когда-то был другом детства
Софьи Перовской. Их семьи жили по соседству в Пскове, где
Муравьев-отец был губернатором, а Перовский — вице-губерна¬
тором. Однажды Соня с помощью своего брата и сестры выта¬
щила из глубокого пруда тонувшего сына губернатора. Теперь, на
процессе, именно он требовал для нее виселицы. Он обвинял
ее в безнравственности, негодовал, как могла женщина стать «во
главе заговора» и распоряжаться «злодеянием».
Перовская вела себя мужественно и сдержанно. Она не стала
отвечать на личные выпады прокурора против нее, но оставить
без внимания его слова о безнравственности в отношении
не только ее, но и товарищей по партии она не захотела.
165

«Относительно обвинения меня и других в безнравственности,
жестокости и пренебрежении к общественному мнению...—
сказала она,— я позволю себе возражать и сошлюсь на то, что
тот, кто знает нашу жизнь и условия, при которых нам прихо¬
дится действовать, не бросит нам ни обвинения в безнравствен¬
ности, ни обвинения в жестокости».
Присутствующая на процессе публика, да и сами судьи по¬
ражались спокойствию и достоинству Перовской. «Она должна
владеть замечательной силой воли и влиянием на других»,—
записал секретарь суда.
Не меньшее впечатление произвело выступление Николая Ки¬
бальчича, сообщившего о разработанном им в тюрьме проекте
летательного аппарата с ракетным двигателем. «Находясь в за¬
ключении, за несколько дней до своей смерти,— говорил Кибаль¬
чич,— я пишу этот проект. Я верю в осуществимость моей идеи,
и эта вера поддерживает меня в моем ужасном положении».
Слухи о летательном аппарате Кибальчича из зала суда
проникли даже в иностранную печать, но сам проект так и
пролежал в недрах полицейских архивов вплоть до революции.
Содержание речей подсудимых на процессе распространялось
революционерами в широких демократических кругах. Так, речь
Желябова, по свидетельству одной современницы, многие моло¬
дые люди знали наизусть. «Желябов заполнял все сердца мо¬
лодежи, имя его было полно обаяния и восторга». На суде он
говорил о необходимости борьбы за правду, за права угнетенных
и слабых. На вопрос о роде занятий отвечал: «Служил я делу
освобождения народа. Это мое единственное занятие, которому
я много лет служу всем своим существом».
29 марта суд вынес приговор: смертная казнь всем подсуди¬
мым. (Г. Гельфман казнь была отсрочена ввиду беременности.
В тюрьме она умерла.)
3 апреля утром по направлению к Семеновскому плацу дви¬
гались высокие черные платформы, на которых везли осужден¬
ных. На груди каждого была доска с надписью «цареубийца».
Писательница В. Дмитриева рассказывала: «Я стояла на углу
Невского... я видела их. Это было мгновение, но такое, которое
навсегда запечатлевается в мозгу, точно выжженное каленым.
Они прошли мимо нас не как побежденные, а как триумфаторы,
такой внутренней мощью, такой непоколебимой верой в правоту
своего дела веяло от их спокойствия... Я ушла с ярким сознанием,
что их смерть только великий этап на пути великой русской ре¬
волюции».
Герои «Народной воли» погибли, но подвиг их занял свое
почетное место в истории освободительной борьбы, и день
1 марта 1881 года вошел как важный этап в хронику революци¬
онного движения, в историю страны в целом. Схватка горстки
народовольцев с огромным аппаратом царизма углубила кризис
самодержавия, привела правительство к колебаниям. Однако, как
166

указывал В. И. Ленин, «при таком колебании правительства
только сила, способная на серьезную борьбу, могла бы добиться
конституции, а этой силы не было: революционеры исчерпали
себя 1-м марта, в рабочем классе не было ни широкого движения,
ни твердой организации».
ПЕРВЫЕ РУССКИЕ МАРКСИСТЫ
В июле 1889 года в Париже собрался учредительный конгресс
марксистов, на котором был основан новый, II Интернационал.
Заседания открылись в торжественной обстановке. Стены были
украшены знаменами, портретами Маркса и Энгельса, транспа¬
рантами. Особенно выделялись лозунг «Пролетарии всех стран,
соединяйтесь!» и приветствие французских социалистов: «От име¬
ни Парижа июньских дней 1848 г. Франция Бабефа, Бланки
и Варлена приветствует социалистических рабочих обоих
полушарий!»
В подготовке конгресса деятельное участие принял Ф. Эн¬
гельс. Делясь впечатлениями о конгрессе, он писал своему со¬
ратнику Ф. А. Зорге: «Первое помещение в первый же день
оказалось слишком тесным, другое — на второй день, подыски¬
вают третье... Представлена вся Европа».
Русскую делегацию, прибывшую в Париж, возглавляли ши¬
роко известный тогда революционер-народник Петр Лаврович
Лавров и энергичный и деятельный представитель нового рево¬
люционного поколения Георгий Валентинович Плеханов. Они
и выступили перед делегатами конгресса от имени революционной
России.
В своей речи П. Л. Лавров, ветеран революционной борьбы
в России, продолжал защищать традиции «Народной воли»,
к этому времени уже выполнившей свою историческую миссию
и исчерпавшей себя убийством Александра II.
Но вот 18 июля на трибуну поднялся Г. В. Плеханов, и
пораженные делегаты конгресса услышали о новой общественной
силе в России, которой принадлежит будущее,— о рабочем классе.
Как открытая полемика с выступавшими до него революци¬
онными народниками прозвучали слова Плеханова о том, что до
тех пор, пока освободительное движение в России будет оста¬
ваться «движением идеологов и учащейся молодежи, оно, быть
может, будет опасно лично для царей, но не будет представлять
никакой опасности для царизма как политической системы».
Речь Плеханова была проникнута глубокой верой в силы
молодого российского пролетариата, сознание которого уже на¬
чало пробуждаться и который в .скором будущем, на междуна¬
родном съезде рабочих, станет присылать уже своих представи¬
телей непосредственно из России. Завершая выступление, Пле¬
ханов сказал делегатам конгресса:
167

«Чтобы ниспровергнуть и окончательно сокрушить царизм, мы
должны опираться на более революционный элемент, нежели
учащаяся молодежь, и этот элемент, имеющийся налицо в Рос¬
сии,— это класс пролетариев, класс, революционный по своему
тяжкому экономическому положению, революционный по самой
сущности своей... Революционное движение в России восторжес¬
твует только как рабочее движение или же никогда не востор¬
жествует!»
Выступление Плеханова на Парижском конгрессе II Интер¬
национала произвело сильное впечатление на присутствующих.
О его речи с одобрением отозвался Ф. Энгельс. Однако связи
Плеханова с Россией-в то время были очень слабы. Фактически
он представлял на конгрессе только небольшой кружок своих
единомышленников, составлявших группу «Освобождение тру¬
да»— первую русскую марксистскую организацию, созданную
в Женеве в 1883 году.
Решающая роль в организации этой группы принадлежала
Г. В. Плеханову.
Георгий Валентинович Плеханов родился 29 ноября 1856 года
в семье мелкого помещика. Учась в Воронежской военной гим¬
назии, он читал произведения В. Г. Белинского, А. И. Герцена,
Н. А. Некрасова, познакомился со статьями Д. И. Писарева и
П. Л. Лаврова. Особенно сильное впечатление произвели на него
работы Н. Г. Чернышевского. Недаром сам Плеханов впослед¬
ствии подчеркивал, что все его «собственное умственное развитие
совершилось под огромнейшим влиянием Чернышевского».
Плеханов поступает в петербургский Горный институт. Имен¬
но в эти годы он знакомится со многими народниками и рабо-
чими-революционерами. «Дело сближения с пародом,— пишет
Георгий Валентинович позднее,— прежде пугавшее меня своими
трудностями, показалось мне теперь простым и легким. Не от¬
кладывая в долгий ящик, я решил немедленно же и как можно
ближе сойтись с моими новыми знакомыми».
Вскоре Плеханов окончательно стал на путь революционной
борьбы. Уйдя из Горного института, он начал пропаганду в
рабочих кружках, участвовал в организации поселений в народе.
В декабре 1876 года Плеханов выступил с революционной речью
на знаменитой демонстрации у Казанского собора в Петербурге.
Здесь молодой рабочий Яков Потапов впервые открыто поднял
в императорской столице красное знамя. Несмотря на то что
в этот период Плеханов по своим взглядам был нарбдником, он
уже тогда придавал огромное значение рабочему движению.
Только от рабочих, писал Плеханов, и можно ждать сколько-
нибудь важного и серьезного участия в революционном движении.
После раскола в 1879 году .народнической организации «Зем¬
ля и воля», в которой активно работал Плеханов, он возглавил
выделившуюся из нее революционно-народническую организацию
«Черный передел».
168

Нелегок был путь к марксизму членов этой организации —
Г. В. Плеханова, В. И. Засулич, II. Б. Аксельрода, Л. Г. Дей¬
ча и В. Н. Игнатова. Все они в прошлом были активными
участниками революционного народнического движения, испыта¬
ли полицейские гонения, некоторые побывали в царских тюрьмах.
Сама практика революционной борьбы убедила их в необходи¬
мости искать новые пути, новую революционную теорию. Посте¬
пенно, после многих неудач пропаганды в народе, они стали
убеждаться в неправильности утверждения М. А. Бакунина о
том, что русский крестьянин — революционер от природы и по¬
всеместно в любой момент .готов к бунту против властей. Сама
логика революционной борьбы подводила Плеханова и его еди¬
номышленников к выводу, что дальнейшая борьба в рядах ре¬
волюционных народников бесперспективна и к успеху привести
не может.
Растущее сознание бесплодности борьбы привело к прекра¬
щению деятельности «Черного передела» и эмиграции оставшихся
на свободе членов организации за границу.
Сначала Плеханов жил в Женеве, потом в Париже: Он сильно
нуждался материально, иногда только помощь товарищей давала
ему возможность не умереть с голоду. И вместе с тем он ни
на один день не прерывал напряженную работу, изучал труды ос¬
новоположников научного социализма.
Ивестную поддержку ему оказал П. Л Лавров, дававший
Георгию Валентиновичу книги, помогавший соотечественнику
найти работу. Вместе с Лавровым Плеханов задумал издать для
русских революционеров целую серию книг — «Русскую социаль¬
но-революционную библиотеку».
Плеханов постепенно избавляется от народнических иллюзий
и все ближе подходит к марксизму. Эпохой в своей жизни
называет Георгий Валентинович время, когда он изучает «Ма¬
нифест Коммунистической партии». Плеханов загорается мыслью
сделать «Манифест» доступным для всех русских революционе¬
ров. С этой целью он переводит программный документ научного
коммунизма на русский язык. Со времени работы над переводом
«Манифеста» Плеханов стал считать себя марксистом.
Плеханов убедил Лаврова обратиться к Марксу и Энгельсу
с просьбой написать особое предисловие для русского издания.
В письме Лаврова, посланном Марксу в январе 1882 года,
говорилось: «Вам известно, что мы издаем «Русскую социально¬
революционную библиотеку», первые два тома которой вам уже
посланы... Следующий выпуск должен содержать перевод «Ма¬
нифеста» немецких коммунистов 1848 г. с примечаниями некоего
молодого человека (Плеханова), одного из самых ревностных
ваших учеников... Не будете ли вы так добры написать несколько
строк нового предисловия специально для нашего издания...»
Несмотря на крайнюю занятость, Маркс и Энгельс отклик¬
нулись на эту просьбу.
169

«Манифест Коммунистической партии» в переводе Г. Плеха¬
нова стал одним из наиболее читаемых в России произведений
основоположников научного социализма.
В 1883 году Плеханов окончательно перешел на позиции
марксизма. Созданная им группа «Освобождение труда», в со¬
став которой, кроме него, входили его ближайшие соратники по
«Черному переделу» (В. Засулич, П. Аксельрод, Л. Дейч и
В. Игнатов), объявила о своем разрыве с народническими воз¬
зрениями и о намерении издавать марксистскую «Библиотеку
современного социализма».
Группа Плеханова перевела на русский язык и выпустила
в свет ряд произведений основоположников марксизма: «Наем¬
ный труд и капитал», «Нищета философии», «Людвиг Фейербах
и конец классической немецкой философии», «Восемнадцатое
брюмера Луи Бонапарта» и другие работы.
170

Эти книги Маркса и Энгельса, изданные и распространенные
среди русских революционеров, помогли победе марксистского
мировоззрения в освободительном движении в России и опро¬
вержению господствовавших тогда народнических идей.
Группа Плеханова развернула напряженную борьбу с народ¬
никами, которые приняли марксизм в штыки. Особый гнев на¬
родников вызвали работы Плеханова «Социализм и политическая
борьба», «Наши разногласия», «К вопросу о развитии монисти¬
ческого взгляда на историю», содержавшие вывод о вступлении
России на путь капитализма. Плеханов открыто заявлял о не¬
обходимости создания в России рабочей социалистической пар¬
тии. Главной силой грядущей революции он считал рабочий
класс, а не крестьянские массы.
Труды Плеханова, посвященные критике народничества, сам
факт образования группы «Освобождение труда» обратили на
себя внимание современников. В письме В. Засулич в 1885 году
Ф. Энгельс писал: «...Я горжусь тем, что среди молодежи су¬
ществует партия, которая искренне и без оговорок приняла
великие экономические и исторические теории Маркса и реши¬
тельно порвала со всеми анархистскими и несколько славяно¬
фильскими традициями своих предшественников... Это прогресс,
который будет иметь огромное значение для развития револю¬
ционного движения в России».
Внимательно читал работы Г. В. Плеханова молодой
В. И. Ленин. «Никогда, никогда в моей жизни я не относился
ни к одному человеку с таким искренним уважением и почтени¬
ем...»— признавался Владимир Ильич в 1900 году.
Конец 80-х — начало 90-х годов — время, когда наиболее ин¬
тенсивно и плодотворно действовала группа «Освобождение тру¬
да»,—В. И. Ленин называл «периодом возникновения и упроче¬
ния теории и программы социал-демократии».
Важное историческое значение имели написанные Плехано¬
вым и широко известные в России проекты программы группы
«Освобождение труда». Эти документы впервые формулировали
требования российских социал-демократов.
В.	И. Ленин, отмечая абстрактность плехановской програм¬
мы, отсутствие в ней конкретного взгляда на предметы, в
то же время подчеркивал ее важное значение для своего
времени.
Члены группы «Освобождение труда» поддерживали тесные
контакты с деятелями международного рабочего движения, а вот
с Россией связи были очень ненадежны, слабы, часто наруша¬
лись, а в 1887—1890 годах и вовсе были прерваны.
Как вспоминала Н. К- Крупская, «группа «Освобождение
труда» жила от России оторванно, жила за границей в годы
глухой реакции — заезжий из России студент был уже целым
событием, но заезжать опасались... Слежка была организована
образцово».
171

Новый этап в деятельности группы наступил в 1895 году,
после приезда в Швейцарию В. И. Ленина, который в то время
вынашивал план объединения сил российских социал-демократов
и образования партии. Марксистская группа «Освобождение тру¬
да» могла сыграть здесь не последнюю роль. Поэтому Владимир
Ильич под предлогом лечения и направился в Женеву для встре¬
чи с Г. В. Плехановым. Их переговоры прошли успешно. Зна¬
комство с Лениным, как вспоминала супруга Г. В. Плеханова,
«чрезвычайно ободряюще подействовало на Георгия Валентино¬
вича».
«Должен сказать, что... беседы с Ульяновым,— писал
П. Б. Аксельрод,— были для меня истинным праздником. Я и
теперь вспоминаю о них, как об одном из самых радостных,
самых светлых моментов в жизни группы... С появлением на
нашем горизонте Ульянова у нас завязались, наконец, более или
менее правильные отношения с Россией».
После организации В. И. Лениным газеты «Искра» в состав
ее редакции вошли и некоторые члены группы «Освобождение
труда» — Г. В. Плеханов, П. Б. Аксельрод, В. И. Засулич.
. В 1900—1903 годах Плеханов вместе с В. И. Лениным руко¬
водит изданиями «Искры» и «Зари». Однако уже в этот период
обнаруживаются принципиальные расхождения Плеханова
с В. И. Лениным. Неверно представляя себе расстановку клас¬
совых сил в предстоящей революции, не видя в крестьянстве
революционной силы и основного союзника пролетариата, Пле¬
ханов и плехановцы изменяют марксизму и скатываются на по¬
зиции меньшевиков. Группа «Освобождение труда» прекратила
свое существование в 1903 году. Ее двадцатилетняя деятельность
сыграла большую положительную роль в распространении марк¬
сизма в России, оставила глубокий след в русском и междуна¬
родном рабочем движении.
Говоря об историческом значении группы, В. И. Ленин ука¬
зывал па то, что ее члены основали русскую социал-демократию
и много сделали для теоретического и практического развития
последней. Вместе с тем, отмечал В. И. Ленин, группа «Осво¬
бождение труда» лишь теоретически основала социал-демокра¬
тию и только сделала первый шаг навстречу рабочему движению.
ПРОХОРОВСКАЯ МАНУФАКТУРА
По левому берегу Москвы-реки бегут холмы, издавна извест¬
ные под названием Трех Гор. На них раскинулись грязноватые
корпуса Прохоровской мануфактуры. Закоптелые трубы, точно
корона, венчают их. От Трех Гор пошло и название мануфак¬
туры — Трехгорная.
Еще во времена Павла московский купец Василий Прохоров
и крестьянский сын Федор Резанов построили здесь, на окраине
172

iyiocKBbi, небольшую ситценабивную фабрику на несколько десят-
кбв рабочих. Все работы производились вручную, машин не было
и V помине.
Но шли годы. Дело разрасталось. Богатели Прохоровы.
И когда-то маленькая фабричка па Трех Горах превратилась
в огромное предприятие «Товарищества Трехгорной мануфакту¬
ры». В конце XIX века здесь уже были заняты тысячи рабочих.
На смену ручному труду пришли машины. И сама фабрика стала
похожа па машину, громадную, сложную...
Каждое утро, еще затемно, спешили рабочие и работницы
к фабричным воротам и, пройдя их, растекались по корпусам.
Трепальное, чесальное, прядильное, ткацкое, красильное, су¬
шильное отделения...
Долгий путь проходил хлопок, прежде чем становился мате¬
рией. В трепальном отделении машины разрывали его на мелкие
кусочки, очищали от мусора, ровняли, настилали тонким пуши¬
стым слоем и растягивали в длинные ровные ленты. Отсюда
хлопковые волокна поступали в прядильное отделение, где из¬
готовляли грубую толстую пряжу — ровницу. С одной машины на
другую переходит пряжа, пока нить не станет достаточно крепкой
и тонкой. Тянутся нити, обвиваясь вокруг кружащихся в беско¬
нечном танце шпуль. Пляшут тысячи веретен, перебегают рабо¬
чие от машины к машине — вперед, назад, направо, налево.
Быстро работают машины. Свистят приводные ремни.
— Берегись! Берегись!
От хлопковой пыли в воздухе стоит мгла. Пух везде —
на машинах, стенах, одежде. Частицы хлопка забиваются в нос,
в рот, вызывая мучительный кашель. Вентиляции- никакой.
А проветрить помещение нельзя: при малейшем дуновении тонкие
нити рвутся, не дают работать.
В ткацком отделении нет пыли, как в прядильном. Зато
от сотен станков стоит такой оглушительный грохот, как будто
над самым ухом беспрерывно бьют из орудий.
В ткацком отделении из пряжи ткут материю. Протягиваются
длинные нити основы, чередуясь: одна кверху, другая книзу.
В образуемый этими нитями зев челноком вводится поперечная —
уточная нить. Снует челнок: щелк, щелк!
Каждая ткачиха работает на двух станках. К одному стоит
лицом, другой—за спиной. Только поспевай. Тут нитка оборва¬
лась, там шпуля кончилась. Почти каждые пять минут в челнок
надо вставлять новую шпульку, на которой намотана нитка утка.
Для того чтобы вытянуть нить, работница берет челнок губами
и высасывает ее. Это очень вредно, так как вместе с ниткой
втягивалась и осевшая в челноке пыль. Всхлопнул станок —
ткачиха живо оборачивается и не глядя останавливает его.
Наклонилась, «поцеловала» вынутый челнок, вложила на место
и снова пустила станок в ход. Мечутся ткачихи как угорелые
в адском шуме по 12—14 часов в день. Кружится голова,
подташнивает. Тысячи рабочих у Прохорова, и у всех грудь
173

впалая, взгляд усталый, в лице ни кровинки. Не мудрено, что они
много и часто болели, особенно чахоткой, ставшей для ткачт
обычной болезнью.
Из ткацкого отделения материал поступает, смотря по назна¬
чению, в печатное или красильное отделение. В печатном ситец
разукрашивают цветами и другими узорами, в красильном —
окрашивают в ровный цвет. В красильном отделении свет
от газовых рожков едва пробивается сквозь густой пар. Под
плоским потолком чернеют передаточные ремни. На больших
валах растянуты полотнища ситца. Валы вращаются, и ситец,
падая сверху в огромные бадьи, купается в краске.
Чуть подальше, за двойным рядом железных столбов, под¬
держивающих верхние этажи фабрики, стоят длинные чаны с
кипящей водой, пенящейся от соды. Ситец, пропитавшись кра¬
ской в бадьях, бежит к чанам, погружается в щелочную * воду
и полощется в ней, разбрызгивая вокруг хлопья мыльной пены.
Рабочие с серыми лицами и потухшим взглядом передвигаются
медленно, почти автоматически.
Захватывает дух вонючий, сырой и жаркий воздух, напоенный
испарениями красок. На цементном полу хлюпают лужи. От
вдыхания ядовитых испарений тошнит, болит голова. Краски
разъедают руки, одежду. Это самое вредное отделение фабрики.
Никаких заграждений возле машин на Прохоровке не было.
Под потолками, чтоб не капало масло, висели парусиновые по¬
лотнища, на которых собирались толстые слои пыли. Мрачные
своды, темные узкие переходы как бы заживо хоронили рабочих.
Старый рабочий Прохоровской мануфактуры, проработавший
на ней долгие годы, Ф. Г. Румянцев вспоминает: «Приходилось
наблюдать, как быстро погибали на фабрике недавно пришедшие
молодые здоровые люди. Приточной вентиляции тогда не было.’
В сушилке от анилина и красок такой тяжелый воздух стоял, что
некоторые рабочие теряли сознание. Если , кто засыпал в этом
отделении, то весь становился синим — так быстро проникала
отрава в организм». Не удивительно поэтому, что несчастные
случаи происходили здесь почти ежедневно.
Пострадавший мог, конечно, подать в суд. Но этим он грозил
навлечь на себя гнев хозяина, который иногда прощал за сде¬
ланный по причине несчастного случая прогул. В одной из
фабричных книг есть такая запись: «Уступлено Ивану Василь¬
еву за прогул 21 день, что попал в машину рукой, — 3 рубля
41 копейка». О том, чтобы предупредить несчастные случаи, на
Прохоровке никто и не думал.
Пожалуй, ни в одной отрасли промышленности не было такой
жестокой эксплуатации, как в текстильной. Работали здесь пре¬
имущественно женщины да подростки. «...У Прохорова,— вспо¬
минает Румянцев,— парень 21 года еще считался подростком. У
другого уже свои дети есть, а он все в подростках ходит. Причина
была, конечно, не в том, что рабочий день был меньше,—
*174

и дети, и взрослые работали одинаково. Прохорову выгодно
было задерживать рабочего в подростках, потому что он платил
ему на 10—15 копеек меньше, чем взрослому рабочему».
\Рабочий день начинался в 4 утра и заканчивался в 7 часов
вечера. А перед ярмарками, особенно Нижегородской, когда
спрбс возрастал, и вовсе работали круглые сутки. Бывало, даже
с фа\брики не выпускали. Тут же, у машин, рабочие и закусывали
чем придется — картошкой или мурцовкой (вода с хлебом и
перцем). Усталые до предела, отупевшие выходили рабочие
за фабричные ворота, добирались до своей каморки или казармы
и валились на нары.
Рабочие тогда жили или на «вольных» квартирах, как назы¬
вали углы и каморки, снимаемые самими рабочими у частных
хозяев, или в казармах, принадлежавших фабрике.
Казарма была рассчитана только на сон. Все помещение
ее было обстроено сплошными нарами. На нарах — хозяйский
матрац, мешковина, набитая соломой. Простынь почти ни у кого
не было. Не было в казарме ни лавок, ни табуреток. Пол
асфальтовый. Только после революции 1905 года Прохоров за¬
менил его на деревянный. Теснота была страшная. Грязь, духо¬
та... Практически норма жилой площади на человека в казарме
равнялась площади нар.
Вот как описывает рабочий Давиденков одну из спален Про-
хоровской мануфактуры:
«Огромное здание со множеством железных колонн, со спло¬
шными нарами и тремя проходами вдоль и двумя поперек. Лавок
нет, и люди сидят каждый на своем ящике кровати. У каждого
такого ящика крышка, которая поднимается вместе с постелью,—
это сундучки, устроенные в нарах. На нарах ползает множество
клопов и вшей, в щелях — целые тучи насекомых; столов и
табуреток нет. Когда я вернулся с фабрики в 2 часа ночи
и вошел в свою казарму, я чуть не задохнулся от спертого
воздуха. Глядя на спящих рабочих, мне показалось, что люди
мертвые лежат в гробах и издают запах разлагающегося тела».
Не лучше было и в так называемых «парных» спальнях —
крохотных каморках, разделенных друг от друга дощатыми пере¬
городками, не доходившими до потолка. В каждой из них жило
по четыре бездетные семьи.
Такая же теснота была и в «семейных» комнатах, где на
площади в 8—9 квадратных метров жили по две, а иногда
и больше семьи. Здесь же за ситцевой занавеской, без воздуха
и света находились грудные дети. Прядильщица Прохоровки
М. Т. Качина вспоминает: «На четыре семьи был один большой
стол, две-три табуретки. Газовые рожки тускло освещали всю эту
неприглядную картину. Стены... были тонкие, как в конюшне,
из конца в конец все слышно. А по праздникам, когда на
коридорах гуляли, пьянка, ругань, драки, прямо становилось
невмоготу... Чувствовали, ровно в каменном мешке сидим».
175

Семейные люди, жившие в «парных» или «семейных» спаль¬
нях, часто перебрасывались из комнаты в комнату. Если, напри¬
мер, в семье рождался ребенок, то ее тут же переводили
из «парной» спальни в «семейную», а если ребенок умирал, /ito
в те годы случалось довольно часто, то семью эту снова пере¬
водили в «парную» спальню.
«На работу по утрам,— рассказывает Ф. Г. Румянцев,—
будил хожалый (смотритель казармы.— М. О.). Придет, бывало,
в 3 часа ночи с собакой, раз дернет за ногу — не встанешь, он
плеткой проедется: тут уж хочешь не хочешь,, а вскочишь. Не¬
сешься на фабрику, как угорелый, и долго еще в ушах звенит
хохот хожалого».
Для Прохорова казарменное устройство было очень выгодно.
Угроза выселения ограничивала возможность рабочих вести
борьбу. К тому же в казарме вся жизнь рабочего была на виду.
Без ведома фабричной администрации рабочий не смел привести
к себе знакомого, не имел права прийти домой летом позже
9 часов, а зимой позже 8 часов вечера.
Столовых не было. Питались рабочие в артели, во главе
которой стоял хозяйский ставленник — староста. Обслуживал он
человек двести, конечно, не забывал и себя. Никакого отчета
с него никто не спрашивал.
«О том, что ели тогда,— вспоминает ткачиха Прохоровской
мануфактуры П. Слепцова,— говорить не приходится. Щи да
каша, каша да щи... Даже лапша была роскошью — только по
праздникам ее варили, и за лапшой длиннющая очередь стояла.
Пищу мазали при помощи лопатки льняным маслом. Из дере¬
вянного корытца ели сразу шесть человек. ...Беда, если заметят,
что ты взял два хороших куска хлеба,— сейчас же на твой номер
два обеда запишут. Двойной обед писали и в том случае, когда
из одной чашки не шесть человек, а только пятеро ели, надо было
дожидаться полного комплекта, и тогда уже приступать к еде».
Продукты в артель поставляла фабричная харчевая лавка.
Лавка эта давала Прохорову большие барыши. Так, например,
покупая гречневую крупу по 3 рубля 50 копеек за пуд, он
продавал ее рабочим по 4 рубля 75 копеек, т. е. получал
35 процентов чистой прибыли. Недаром рабочие называли про-
хоровскую потребиловку «теребиловкой».
По субботам ходили в баню. Маленькая скверная баня то¬
пилась два дня в неделю. Народу в нее набивалось видимо-
невидимо. В бане стояли большие кадки с мутной водой, туда
сразу залезали по двое и мылись. Грязь была невероятная.
Жизнь фабричных рабочих от праздника до праздника текла
уныло и однообразно. Ну а в воскресенье или другой какой
праздник, отстояв в церкви обедню, люди шли на Пресненское
гулянье, катались на каруселях, пьянствовали. А нередко парни
и мужики, сойдясь на пустыре, бились «стенка на стенку» —
фабрика против фабрики, деревенские против городских.
176

\ На рабочем поте и крови строил Прохоров свое благопо¬
лучие. Год за годом работали ткачи на чужое счастье, а для
себя ничего	не оставалось,	кроме	тоски и жалости	к самим
сейе.
М когда	бывалые люди, которые	приходили на	фабрику
со стороны, рассказывали, как живут рабочие за границей, Про¬
хоровы только руками махали.
—^ Ну, это не для нас.	Немец	да	англичанин — народ до¬
шлый, а мы	люди темные...
Но были среди рабочих и такие, что жадно ловили каж¬
дое слово агитатора-подполыцика, читали нелегальные листовки,
книжки. В тех книжках говорилось, что фабриканты рабочими
руками жар загребают, их трудом пухнут, что рабочие сами
должны бороться за свою долю. Все громче и громче раздавался
ропот:
— До каких пор, как скоты, жить будем?
— Надо бороться!
Рабочие не раз просили улучшить их положение. А Прохоров
на всех прошениях рабочих размашисто и небрежно писал:
«Отказать! Все, что можно, уже сделано».
А однажды он заявил ткачам, которые пришли к нему просить
прибавки к зарплате:
— Москву-реку деньгами запружу, а вам денег не дам.
И рабочие не выдержали, забастовали.
Случилось это зимой 1898 года. Заметили ткачи: будто бы
и станки те же, и время то же работали, а выработка уменьши¬
лась, уменьшился и заработок. В чем дело? Начали искать, до¬
искиваться.
Ночью, когда на фабрике не было администрации, рабочие
Захар Оралин и Михаил Муравьев измерили куски материи
и обнаружили, что некоторые из них на 5—8 аршин больше
установленной нормы. Возмущенные рабочие тут же остановили
фабрику. Потребовали инспектора. Два дня не работали, но на
своем настояли: сделали им перерасчет за лишние сверх нормы
аршины в кусках товара, расценки повысили, баню топить всю
неделю стали...
За этой забастовкой последовали другие. Рабочие Прохоров-
ской мануфактуры не желали больше мириться со старыми по¬
рядками и поднимались на борьбу.
ТКАЧИ И ПРИСЯЖНЫЕ ЗАСЕДАТЕЛИ
Май 1886 года. Небольшой губернский город Владимир.
Здесь, недалеко от кремля, рядом с древним Успенским собором,
в длинном трехэтажном здании губернских присутственных мест
вот уже несколько дней заседает окружной суд. Судят рабочих
Никольской мануфактуры — ткачей, прядильщиков, плисорезов,
177

судят за то, что осмелились объявить стачку и потребовать о/г
владельца мануфактуры Тимофея Саввича Морозова «возвыше¬
ния заработных платежей и отмены денежных вычетов». j
На скамье подсудимых 32 человека1, и среди них руково¬
дители стачки — Петр Моисеенко и Василий Волков.
Уже четыре дня продолжаются судебные заседания. Добро¬
шены 137 свидетелей, зачитаны многочисленные протоколы и
акты экспертиз.
Первым давал показания следователь Баскарев.
— Мне, как следователю, пришлось первым приехать на фаб¬
рику. Я увидел там картину народного гнева, не поддающе¬
гося описанию. Когда я спросил у рабочих, почему особенно
жестокому разгрому подверглась квартира мастера Шорина,
то услышал, что нигде налагавшиеся на рабочих штрафы
не были так велики, как в новоткацком корпусе, которым заве¬
довал Шорин. К тому же Шорин был груб с рабочими.
Непомерные штрафы и грубость мастера вызвали озлобление
рабочих. И надо удивляться не тому, что произошло, а тому, как
народ мог терпеть все это до сего времени.
Затем начался допрос Морозова. Он говорил, что ему трудно
понять причины стачки. Фабрика существует с 1797 года, и
порядки ее хорошо известны. Рабочие свое неудовольствие штра¬
фами и низкими расценками могли высказать лично ему, так как
на фабрике он бывает каждую неделю. Очевидно, бунт был
вызван посторонним влиянием.
Моисеенко, который вел себя на суде очень активно, задал
Морозову вопрос:
— За что писались штрафы?
— За порчу товара,— ответил тот.
Тогда Моисеенко просит показать адвокатам заработные
книжки рабочих. Приносят книжки.
Просмотрев их, один из адвокатов обращается к Морозову:
— Здесь мы ничего понять не можем. Вот тут стоит буква «К»
и записано: штраф 75 копеек. Что это значит?
Морозов молчит. Он и сам не знает, что это такое.
Вместо него отвечает Моисеенко.
— Если в книжке стоит буква «К», это значит: кромка
нехороша. Когда не к чему было придраться, писали: кромка не¬
хороша.
До чего доходил открытый грабеж, я вам покажу. Призывают
ткача или ткачиху, берут книжки и пишут штраф. Ткач просит:
«Покажите мне товар. Я знаю, что ничего подобного нет. За что
пишете?» — «Ну, не разговаривать! А будешь разговаривать, еще
прибавим». Что тут остается делать рабочему, куда пойдешь,
1 Судебный процесс над рабочими Никольской мануфактуры проходил во
Владимире с 23 по 27 мая 1886 года. На основе предварительного следствия
к делу были привлечены 33 человека. Однако на судебном заседании присут¬
ствовало только 32 человека, один из обвиняемых на суд не явился.
178

цому скажешь? Так вот и тер-
пёли до поры до времени.
\Вы скажете, что по прави¬
лам за хорошо сработанный то-
варУолагается награда. Да, на
бумаге это так, а на деле
другое.
Однажды в браковскую
пришел хозяин. Браковщик по¬
казал ему кусок полубархата,
который только что принесли.
Товар был сработан безукориз¬
ненно, и подмастерье ждал
премии. Но что же оказалось?
Морозов посмотрел на ку¬
сок и говорит: «Хорошо, хоро¬
шо сработано. Запишите ему
50 копеек штрафу, он еще луч¬
ше сработает». Вот вам и пре¬
мия, и награда за труд.
Перед вами 50 книжек, най- п А моисеенко
дите хоть одну, где была бы
премия. Народ был доведен до отчаяния. Вот чем все было
вызвано. Сеяли ветер, а пожали бурю...
Председатель суда несколько раз хватался за колокольчик,
пытаясь остановить Моисеенко, но тот договорил до конца.
Примечательным на суде было показание мастера новоткац¬
кого корпуса Никольской мануфактуры Шорина. Шорин верой
и правдой служил Морозову в течение двадцати лет, но был
уволен им на другой же день после начала стачки. На суде он
решил оправдаться.
Шорин говорил, что причиной стачки было тяжелое положе¬
ние рабочих; по его словам, расценки на работу за два года
сбавлялись 5 раз, а штрафы все повышались и учащались.
Штрафы, признал Шорин, были непомерно высоки, но
уменьшить их было трудно. Браковщики действовали по прямому
указанию самого Морозова, и за слабое штрафование им грозила
потеря места.
Многочисленные свидетели показали, что ни Волков, ни Мои¬
сеенко не призывали рабочих разрушать фабричные здания.
Наоборот, они убеждали их «безобразий не делать, не грабить,
а произвести стачку мирно».
Четыре дня продолжался допрос свидетелей. Не раз в про¬
должение этих дней публика, присутствовавшая в зале, была
удивлена и возмущена порядками, царившими на морозовской
фабрике.
И вот наступил пятый день процесса. Сегодня после прений
сторон присяжные заседатели должны решить вопрос о винов¬
ности подсудимых.
179

...Зал владимирского окружного суда. Люди стоят в прохода^'
толпятся у дверей. Кажется, весь город съехался сюда. Мелькает
вицмундиры чиновников, полотняные пиджаки купцов. Шурфа
юбками, проходят и рассаживаются на свои места дамы. Усев¬
шись, они нетерпеливо подносят к глазам лорнет: скорсУ ль
начнут? И среди этой шумной, нарядной толпы то здесь,
то там виднеются сатиновые косоворотки, яркие косынки.( Это
морозовские ткачи приехали во Владимир, чтобы поддержать
своих товарищей, попавших в беду.
В одном конце зала — возвышение. На нем большой длинный
стол, покрытый зеленым сукном, и три кресла с высокими спин¬
ками— для председателя и членов суда. А за креслами в позо¬
лоченной раме высился во всю стену портрет царя. В генераль¬
ском мундире, с лентой через плечо, он стоял во весь рост
и угрюмо глядел перед собой.
Тут же стол прокурора. За ним уже расположились прокурор
Товарков, владимирский губернатор Судиенко, прокурор мос¬
ковской судебной палаты Муравьев, губернский предводитель
дворянства князь Грузинский, начальник губернского жан¬
дармского управления полковник Фаминцын. У своих мест сгру¬
дились присяжные заседатели.
А в правой стороне зала, между возвышением и местами для
публики, за точеной деревянной решеткой, скамьи для подсудимых.
О чем-то оживленно беседуют московские адвокаты Шубин-
ский и Холщевников. Холщевников молодой, жизнерадостный,
одет по последней моде.
Окна распахнуты. Из них открывается удивительный по кра¬
соте вид на заречные окрестности Владимира. Далеко-далеко
видны частые перелески, деревни с беловатыми церквами. Тихий
ветерок чуть шевелит листья на кустах сирени.
В сопровождении пяти жандармов ввели подсудимых. И как
в предыдущие дни, рабочие, присутствующие в зале, встали
и поклонились им в пояс.
Когда все расселись, на середину возвышения вышел судеб¬
ный пристав и громким голосом прокричал:
— Суд идет! Прошу встать.
Все встали, и в зал вошли судьи.
Открыв заседание суда, председатель предоставил слово про¬
курору. Прокурор Товарков медленно поднялся и подошел к
конторке, откуда ему предстояло говорить.
— Господа присяжные заседатели! — начал он.— Нам надле¬
жит решить вопрос о виновности лиц, преданных суду за пре¬
ступления, совершенные во время беспорядков на Никольской
мануфактуре в январе 1885 года.
Я не защищаю фабриканта Морозова и порядков на его
фабрике. Если бы не было тяжких условий жизни рабочих,
не было бы и стачки. Но чем выражали свое недовольство ткачи
до появления на фабрике Моисеенко?
180

Как показали свидетели, рабочие обращались к директору
фцбрики лишь с отдельными заявлениями. Никаких огульных
выступлений не было. Недовольство, как видно, копилось, и
нужна была сила, которая привела бы в движение массы рабо-
чих.\ Этой силой стал Моисеенко.
Проследим жизнь этого человека. Ему теперь 33 года. Два¬
дцати шести лет он приходит на одну из петербургских фабрик,
на которой вскоре возникают беспорядки. Моисеенко тогда под¬
вергся легкому наказанию — высылке на родину. В 1879 году он
вновь появляется в Петербурге на той же фабрике, и там опять
возникают беспорядки, которые принимают уже иной, более рез¬
кий характер. Следует высочайшее повеление о высылке Моисе¬
енко в Восточную Сибирь. Милость монарха возвратила его
оттуда, но не исправила. /
В 1884 году Моисеенко поступает на фабрику Морозова
и с первых же дней начинает здесь свою вредную деятельность —
хлопочет о стачке.
Зло имущественное, сделанное для Морозова, ничто для такой
большой фабрики. Но сколько вреда рделал Моисеенко, хотя бы
для тех же 600 рабочих, которые Этапом были вывезены на
родину. На них легло клеймо, и едва ли их примут на другую
фабрику.	|	(
Суд обязан охранять общественную безопасность, охранять
от таких людей, как Моисеенко. Он опасен не только для Мо¬
розова, он опасен всюду, так как в натуре его лежит возмущение
против порядка. Я думаю, что, избавив общество строгим обви¬
нительным приговором от этого человека, вьц господа присяж¬
ные заседатели, заступитесь за всех тех Несчастных, которым
Моисеенко может принести много бедствий и вреда.
Речь прокурора продолжалась около получаса. И главное
внимание в ней было уделено Моисеенко и Волкову, как орга¬
низаторам стачки. Но не забыты были и остальные подсудимые.
Их власти обвинили в нападении на помещения фабрики, раз¬
громе квартиры Шорина, участии в беспорядках.
Итак, обвинения были предъявлены. Теперь слово за защитой.
Первым выступил присяжный поверенный, московский адво¬
кат Шубинский.
— Настоящий процесс,— сказал он,— исполнен крупнейшего
общественного значения. Почему? — спросите вы.— Да потому,
что поднимается завеса с фабричного мира в России, с быта
рабочего, положения его труда и отношения к нему фабриканта.
Мир этот в обычную пору жизни представляется герметически
закрытым от нас высокими каменными стенами фабричных кор¬
пусов. Ныне стены эти раздвигаются и дают возможность изучить
порядки фабричной жизни в их действительном виде.
Направить ваш взор в эту сторону защита считает себя
вправе. Ею объясняются причины волнений, за которые вы судите
этих людей.
181

Один из корпусов Морозовской мануфактуры
Какие же чувства волновали их сердца? Быть может, при¬
родная склонность к бунту, насилию, самоуправству? Быть мо¬
жет, разрушительные стремления составляют основу их душ?
Постараемся выяснить это данными настоящего дела.
Как относились обвиняемые к труду? На слова губернатора,
хотят ли они идти на работу, они в один голос ответили:
«Мы, полуголодные, хотим и всегда готовы работать, лишь
бы нам дали возможность кормить наши семьи и содержать
самих себя».
Что явилось источником недовольства рабочих, догадаться
нетрудно. «Нас измучили штрафы, не стало возможности жить,
мы не вырабатываем на харчи» — вот слова, сказанные здесь
и участниками волнений, и призванными свидетельствовать о них.
Да, именно штраф сыграл трагическую роль в жизни рабочих
и явился источником волнений.
Но где данные, говорящие о чрезмерной тяготе налагавшихся
на фабрике Морозова штрафов? Они в прекрасных таблицах,
составленных судебным следователем господином Баскаревым
и приложенных к настоящему делу. Таблицы эти говорят нам, что
штрафы с 1881 года возросли к 1884 году на 155% и простира¬
лись от 5 до 40% с заработка.
Что же ужасного, однако, в размерах этих штрафов? Быть
может, они вполне справедливы? Если бы я сказал, что штрафы
чрезмерно велики, вы потребовали бы доказательств.
Так пусть же говорит за меня седой старик, который свиде¬
тельствовал перед вами в этом зале, сам Морозов. Его нельзя
182

заподозрить в пристрастии к защите. Пусть он собственны¬
ми устами осудит свою собственную систему штрафов.
В своем показании он говорил, что беспорядки бывали и
на других фабриках, что на многих из них порядки хуже, чем на
его фабрике. Он указал на Лепешкинскую мануфактуру, сокра¬
тившую число рабочих дней в неделю до четырех с половиной
и тем вызвавшую волнения среди рабочих.
Посмотрим теперь, чем отличались порядки на морозовской
фабрике от порядков на лепешкинской. Из приведенных цифр
видно, что размер постоянных штрафов на фабрике Морозова
равнялся одной четверти заработка рабочего. Не повторяет ли
это порядков Лепешкинской мануфактуры? Нет, не повторяет.
Там было лучше, там рабочий получал плату за четыре с по¬
ловиной дня и не работал на хозяина остальные полтора дня
недели. На фабрике же Морозова, получив расчет, равный сумме,
следовавшей за четыре с половиной дня, рабочий, как правило,
должен был еще полтора дня, а то и больше, бесплатно работать
на хозяина.
Даже не располагая таким аргументом, защита могла бы
убедить вас в возмутительной несправедливости морозовских
штрафов. Эту несправедливость она видит в том, что штрафы
накладывались самим Морозовым и брались в его собственную
пользу. Нигде нет ни одного указания на тот или иной предел,
их ограничивающий.
Шубинский говорил долго и в заключение речи потребовал
оправдания всех обвиняемых без исключения. «Оправдав всех
подсудимых,— сказал он, обращаясь к присяжным заседате¬
лям,— вы скажете всей России, что истинными виновниками
январских волнений считаться должны не рабочие, а те, кто
забыл, что рабочие такие же люди с правами если не на все блага
жизни, то по крайней мере на одно священное и бесспорное
между нами — это сколько-нибудь сносное человеческое сущест¬
вование».
Вслед за Шубинским выступил Холщевников, который также
потребовал оправдания для всех подсудимых.
— Перед нами,— сказал он,— прошел ряд свидетелей, пока¬
зания которых выяснили, какой кошмар царил на фабрике, где
пришлось работать Моисеенко и Волкову. И могли ли они быть
безучастны к нуждам своих братьев-рабочих?
Я скажу, что нет. Да и никто из нас не вытерпел бы этого.
Если осудить Волкова и Моисеенко, значит, осудить рабо¬
чий класс всей России, а поэтому я настаиваю на полном
оправдании.
Прения закончились, и председатель суда обратился к при¬
сяжным заседателям с речью. Он говорил об их гражданском
долге вершить судебные дела по совести, об их ответственности
перед обществом и о том, что они принимали присягу. Наконец,
он кончил и передал старшине присяжных вопросный лист.
183

Сто один вопрос значился в
том листе — мелкие и крупные
обвинения, и на каждый из них
присяжные заседатели должны
были ответить: «виновен» или
«невиновен». А потом судьи
нашли бы статьи, по которым
можно было осудить обвиняе¬
мых.
Суд удалился. Увели подсу¬
димых. Но публика в зале оста¬
лась. Собирались группами,
спорили...
Прошло довольно много
времени. И вот снова на воз¬
вышение поднялся судебный
пристав и торжественно
объявил:
— Суд идет!
Вошли судьи и присяжные
В. С. Волков	заседатели. Ввели подсудимых.
Старшина присяжных Цветков
стал читать вопросный лист.
— Моисеенко. Невиновен.
— Волков. Невиновен.
— Ни по одному пункту? — раздраженно спросил предсе¬
датель.
— Ни по одному пункту,— ответил старшина.
Чтение продолжалось. На все сто один вопрос присяжные
заседатели ответили отрицательно. Когда старшина кончил чи¬
тать, раздались рукоплескания, некоторые плакали.
Власти не согласились с решением суда об оправдании ор¬
ганизаторов стачки Волкова и Моисеенко. По распоряжению
министра внутренних дел они в административном порядке были
высланы на три года — Моисеенко в Архангельскую губернию,
а Волков в Вологодскую.
Процесс над морозовцами произвел огромное впечатление. Он
наглядно показал, до какой степени может дойти эксплуатация
рабочих. Она была настолько очевидной и настолько варварской,
что даже суд, тот самый суд, который призван был стоять на
страже самодержавия, вынужден был оправдать стачечников.
Оправдательный приговор взбудоражил русское общество.
Одни приветствовали его, других он привел в ярость. Реакци¬
онная печать начала настоящую кампанию против суда присяж¬
ных, который оправдывает «преступников». «Стало быть, и буй¬
ство,— раздраженно писали «Московские ведомости»,— и поло¬
манные станки, и разгромленные лавки, и побитые люди, и
нападение с угрозой убийства на мирных товарищей-рабочих,
184

и сопротивление властям и войскам — все это признано делом
законным и справедливым».
Это была заведомая и злонамеренная ложь. Стачка на Ни¬
кольской мануфактуре возникла не стихийно. Она была подго¬
товлена передовыми рабочими и проходила организованно. На
своих тайных сходках морозовские ткачи выработали письменные
требования, которые затем и предъявили властям.
Иначе расценил приговор владимирского окружного суда
В.	И. Ленин, который писал, что он «явился прямым осуждением
не только Морозова и его администрации, но и всех вообще
старых фабричных порядков».
Было ясно, что Россия вступила в полосу новых классовых
битв. И это-то и пугало «власть предержащих». Те же самые
«Московские ведомости» писали: «Вчера в старом богоспасаемом
граде Владимире раздался сто один салютационный выстрел
в честь показавшегося на Руси рабочего вопроса».
Но «рабочий вопрос» не только показался на Руси. Рабочий
класс заявил о себе громко и решительно. И правительство
не могло не прислушаться к его голосу. Уже через неделю после
окончания процесса был опубликован новый закон о штрафах,
в статьях которого нашли отражение и некоторые требования
морозовцев.
В НАЧАЛЕ ПУТИ
13 августа 1887 года Владимир Ульянов был принят в число
студентов юридического факультета Казанского университета.
К этому времени семья Ульяновых переехала из Симбирска
в Казань. Казанский университет был известен не только высоким
уровнем преподавания, но и общественной активностью своих
студентов. М. Горький писал, что казанские студенты «жили
в настроении забот о русском народе, в непрерывной тревоге
о будущем России. Всегда возбужденные статьями газет, выво¬
дами только что прочитанных книг, событиями в жизни города
и университета, они по вечерам сбегались в лавочку Деренкова
со всех улиц Казани для яростных споров и тихого шепота по
углам».
Эта лавочка была своеобразным клубом, в который приходили
не только студенты, но порой и рабочие. Для обсуждения вол¬
нующих их проблем собирались студенты и в самом университете.
Чаще всего эти собрания происходили в рамках нелегальных зем¬
лячеств.
4 декабря 1887 года в казанских газетах появилось сообщение
о волнениях в Московском университете, которые привели к
прекращению занятий. Сообщение это стало толчком для вы¬
ступления казанского студенчества против полицейского режима
в университетах.
185

Около часу дня возбужденные студенты (около двухсот че¬
ловек) двинулись с юридического факультета к актовому залу.
Инспектор Потапов безуспешно пытался сдержать толпу. Впо¬
следствии университетское начальство говорило Марии Алексан¬
дровне Ульяновой: «Ваш сын был... очень активен: инспектор
Потапов видел его в передовых рядах, очень возбужденного, чуть
ли не с сжатыми кулаками».
Помешать волнениям не удалось. Ректору университета была
вручена петиция, начинавшаяся словами: «Собрало нас сюда
не что иное, как сознание невозможности тех условий, в кото¬
рые поставлена русская жизнь вообще и студенческая в част¬
ности».
Вечером того же дня попечителю Казанского учебного округа
был представлен список студентов, активно участвовавших в
сходке. В списке было 153 фамилии, перед каждой стоял один,
два или три креста, обозначавшие меру предполагаемого нака¬
зания. Два или три креста перед фамилией предусматривали
исключение из университета. Под № 139 значилось: «Ульянов
Владимир Ильич, юридич. + + +, исключен 4 декабря».
Сообщая в Департамент полиции о событиях в университете,
начальник жандармского управления писал, что полагает нуж¬
ным арестовать руководителей. Мера эта была осуществлена.
Один из студенческих вожаков — Владимир Ульянов был арес¬
тован в ночь на 5 декабря и через два дня выслан на жительство
в деревню Кокушкино под негласный надзор полиции. Там же
в это время находилась и его сестра Анна Ильинична, высланная
из Петербурга по делу о покушении на Александра III 1 марта
1887 года, которое столь трагически кончилось для их старшего
брата Александра.
Зиму 1887/88 года Владимир Ильич и Анна Ильинична про¬
вели вдвоем. Владимир Ильич глубоко и серьезно занимался
политическим самообразованием, много читал, изредка ходил на
охоту, постоянно уделял время гимнастике.
Хлопоты Марии Александровны о восстановлении сына в
университете ни к чему не привели. Не разрешили Владимиру
Ильичу продолжать образование и за границей. Однако к ок¬
тябрю 1888 года он и Анна Ильинична получили возможность
вернуться в Казань. Вся семья соединилась снова. Жили в
небольшом двухэтажном доме. Комната Владимира Ильича была
заполнена книгами. Он читал труды Дарвина, Бокля, Рикардо,
но главное его внимание в эту зиму было уделено произведениям
Карла Маркса.
«Помню, как по вечерам, когда я спускалась к нему побол¬
тать,— вспоминала Анна Ильинична,— он с большим жаром и
воодушевлением рассказывал мне об основах теории Маркса
и тех новых горизонтах, которые она открывала... От него так
и веяло бодрой верой, которая передавалась и собеседникам. Он
и тогда уже умел убеждать и увлекать своим словом. И тогда
186

не умел он, изучая что-нибудь, находя новые пути, не делиться
этим с другими, не завербовывать себе сторонников».
Вскоре Владимир Ильич стал посещать один из марксистских
кружков города. Кружки эти создавались Николаем Евграфови¬
чем Федосеевым — страстным пропагандистом учения Маркса.
«Для Поволжья,— писал впоследствии Ленин,— и для некоторых
областей Центральной России роль, сыгранная Федосеевым, была
в то время замечательно высока, и тогдашняя публика в своем
повороте к марксизму, несомненно, испытала на себе в очень
и очень больших размерах влияние этого необыкновенно та¬
лантливого и необыкновенно преданного своему делу рево¬
люционера».
Изучение марксизма в те годы было органично связано с
борьбой против народнической идеологии. Кружок, в котором
занимался Владимир Ильич, изучая работы Маркса, Энгельса,
издания группы «Освобождение труда», вел в то же время
энергичную полемику с народниками. Задача эта была нелегкой.
Говоря о положении революционеров 90-х годов, Ленин отмечал,
что «многие из них начинали революционно мыслить как наро¬
довольцы. Почти все в ранней юности восторженно преклонялись
перед героями террора». Федосеев же в создаваемых им кружках
прежде всего отвергал, как несостоятельные, главные положения
народовольцев и брал за основу программу плехановской группы
«Освобождение труда».
Тем временем полицейская слежка за Владимиром Ильичем
не прекращалась. Мария Александровна, обеспокоенная судьбой
своего сына, уговорила детей перебраться на жительство в Са¬
марскую губернию, где был приобретен небольшой хутор вблизи
деревни Алакаевка, в пятидесяти верстах от губернского
центра.
3 мая 1889 года казанский полицмейстер сообщил самарскому
уездному исправнику, что состоявший под негласным надзором
полиции бывший студент Казанского университета Владимир
Ульянов выехал из Казани в Самарскую губернию. Так из рук
в руки передавалась нить слежки, которая сопровождала теперь
Владимира Ильича всюду вплоть до 1917 года.
Семья Ульяновых поселилась в небольшом деревянном доме,
к которому примыкал густой запущенный сад. «В северо-
западном углу сада,— вспоминает Дмитрий Ильич,— был «Во¬
лодин уголок» — деревянный столик и скамья, укрепленная в
земле; этот уголок был весь в зелени, и солнце почти не загля¬
дывало туда. Около столика Володя очень скоро протоптал
дорожку в 10—15 шагов, по которой часто ходил, обдумывая
прочитанное. Обычно около девяти часов утра он приходил сюда
с книгами и тетрадями и работал до двух часов без перерыва.
В течение пяти лет, с 1889 по 1893 год, это был настоящий
рабочий кабинет Ильича. Занятия были настолько систематичны,
что я с трудом могу вспомнить то утро, когда он не работал там».
187

Но, конечно, своим «зеленым кабинетом» Владимир Ильич
пользовался лишь в летние месяцы. На зиму семья переезжала
в город.
Самара была в те годы крайне неблагоустроенна. М. Горький
так описал одну из ее улиц: «Улица не мощена, изрыта колесами,
дождями и свиньями. Дома серые, сутулые, пропитанные многой
скорбью жителей». Семья Ульяновых и жила на подобной улице
в скромной квартире. Владимир Ильич занимал небольшую ком¬
нату, в которой находились железная кровать, стол, стул, эта¬
жерка с книгами.
Произведения К. Маркса и Ф. Энгельса, экономические сбор¬
ники, материалы статистических земских обследований различ¬
ных губерний России всегда стояли на книжной полке Владимира
Ильича. Книги он брал в Самарской городской библиотеке,
многие материалы, а также журналы выписывал из Петербурга
и Москвы.
Продолжая глубокое изучение теории Карла Маркса, Влади¬
мир Ульянов все больше вникал в исследование экономического
и политического положения России, собирал и анализировал
статистические материалы по крестьянскому хозяйству. Стати¬
стические данные говорили о росте экономического неравенства
в крестьянской среде, о расслоении крестьянства на состоя¬
тельную, экономически крепкую группу и бедноту, на сельскую
буржуазию и пролетарскую или полупролетарскую массу кре¬
стьян. Эти выводы разбивали народническую утопию об одно¬
родности крестьянства, они доказывали с очевидностью факт
развития капитализма в России. Эти выводы подтверждали пра¬
вильность марксистской линии в политике русских револю¬
ционеров.
Вел Ленин в Самаре и большую пропагандистскую работу.
Город был наполнен политически неблагонадежными, ссыльны¬
ми, поднадзорными. Среди революционно настроенной молодежи
преобладало народническое направление. Владимир Ильич раз¬
вернул марксистскую пропаганду, он выступал во многих круж¬
ках и сумел добиться перехода значительной части народниче¬
ской молодежи в лагерь марксизма.
Работу в самарских кружках он сам считал началом своей ре¬
волюционной деятельности. В анкете делегата X съезда партии
Ленин написал: «1892—93. Самара. Нелегальные кружки с.-д.».
Чтение и обсуждение в кружках работ Маркса, Энгельса,
Плеханова чаще всего выливались в горячие прения. Владимир
Ильич, умевший, по словам Анны Ильиничны, «отовсюду брать
все лучшее», не только оспаривал народовольческие воззрения,
но и очень внимательно относился к рассказам революционеров-
народников. Он с интересом выслушивал и запоминал рассказы
о приемах революционной борьбы, о методах конспирации, об
условиях тюремного заключения, слушал рассказы о процессах
народников и народовольцев.
188

Когда же Владимир Ильич сам вел полемику или выступал
с рефератами, слушатели бывали поражены его блестящим зна¬
нием марксизма, умением применять его к русской действитель¬
ности, его логикой, убежденностью.
Революционер И. X. Лалаянц так писал о впечатлении, про¬
изведенном на него Владимиром Ульяновым весной 1893 года:
«В этом 23-летнем человеке удивительнейшим образом сочетались
простота, чуткость, жизнерадостность и задорность — с одной
стороны, и солидность и глубина знаний, беспощадная логи¬
ческая последовательность, ясность и четкость суждений и оп¬
ределений — с другой». Ведя большую пропагандистскую работу,
Владимир Ильич находил время и на занятия университетским
курсом, с тем чтобы сдать экзамены экстерном.
В 1890 году благодаря хлопотам Марии Александровны ми¬
нистр просвещения разрешил Владимиру Ильичу держать экза¬
мены по предметам юридического факультета в испытательной
комиссии одного из университетов. Ленин выбрал университет
в Петербурге.
Весну 1891 года Владимир Ильич провел в столице. Здесь он
стал свидетелем общественно-политического выступления рабо¬
чих. Позднее он записал: «1891-й год—участие петербургских
рабочих в демонстрации на похоронах Шелгунова1, политические
речи на петербургской маевке».
Ольга Ильинична, учившаяся в то время в Петербурге на
Высших женских курсах, сообщала в Самару об успехах брата
в университете. «Мне кажется, дорогая мамочка, что ты напрасно
беспокоишься, что он надорвет здоровье... Он уже сдал 2 пред¬
мета и из обоих получил по 5. В субботу^., он отдыхал: утром
ходил на Невский, а после обеда пришел ко мне, и мы ходи¬
ли с ним гулять по набережной Невы — смотрели на ледо¬
ход...»
Вся сессия была превосходно завершена Владимиром Ильи-
чем, и 14 января 1892 года он получил дйплом первой степени.
Вернувшись в Самару, Владимир Ильич стал помощником
присяжного поверенного Андрея Николаевича Хардина — в
прошлом либерального земского деятеля, помогавшего в устрой¬
стве на земскую службу политическим ссыльным.
Деятельность помощника присяжного поверенного дала Вла¬
димиру Ульянову возможность выступать с защитой по уголов¬
ным и гражданским делам. За 1892 год он выступил 12 раз,
главным образом защищая дела крестьян-бедняков.
Занимая официальное служебное положение, Владимир Ильич
продолжал свою деятельность в социал-демократических круж¬
ках и свои теоретические работы. Итогом изучения крестьянского
хозяйства явился сначала его доклад на кружке, а затем статья
1 Шелгунов Николай Васильевич (1824—1891) — русский публицист и обще¬
ственный деятель, демократ.
189

«Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни», напи¬
санная весной 1893 года. Это была первая из сохранившихся
научных работ Владимира Ильича, в которой он вопреки утвер¬
ждениям народников показал рост капитализма в сельском хо¬
зяйстве.
Ленин не только теоретически изучал крестьянское хозяйство.
Живя в Алакаевке, он знакомился на практике с бытом и
нуждами крестьян, подолгу беседовал с ними. Жизнь летом
в деревне была, конечно, и отдыхом. Но Владимир Ильич и
время, не занятое сосредоточенной работой, наполнял весьма
активной деятельностью. Это были споры с товарищами, чтение,
дальние прогулки, охота, шахматы, гимнастика.
Любил Владимир Ильич и музыку. Нередко слушал он игру
на фортепьяно сестер и порой сам играл и принимал участие
в пении.
Годы, проведенные Владимиром Ильичем в Казани, а затем
в Самаре, составили важный этап в его жизни. Здесь он глубоко
овладел революционным марксизмом, который стал для него
руководством к действию, познакомился с жизнью и бытом кре¬
стьян типичной русской губернии, здесь приобрел первый опыт
борьбы с народнической идеологией.
Но жизнь и борьба звали его дальше. Он должен был быть
в гуще промышленного пролетариата, в гуще классовых битв.
В августе 1893 года Владимир Ильич оставил Самару и
отправился в Петербург — город, которому суждено было стать
колыбелью русской революции.
ОТ ПРОПАГАНДЫ К АГИТАЦИИ
Вечером в канун рождества 1894 года Шлиссельбургский
тракт1 в том месте, где стоит Семянниковский завод, был непри¬
вычно оживлен. Еще издали можно было заметить огромную
толпу, собравшуюся у заводских ворот. Переминаясь на морозе,
люди собирались группами, о чем-то переговаривались. С угрю¬
мыми лицами слонялись рабочие по заводскому двору, через
проходную шли на улицу и, постояв там некоторое время, воз¬
вращались назад. Никто не расходился. Ждали получки.
Ее должны были давать еще вчера, но управляющий, сослав¬
шись на задержку в банке, попросил рабочих подождать до утра.
Но прошло утро, и давно уже угас короткий зимний день,
а конторщики так и не начали выдавать деньги.
Случаи задержки зарплаты на Семянниковском заводе бы¬
вали и раньше, и рабочие мирились с ними. Но сегодня, перед
праздником, деньги были особенно нужны. К тому же и управ¬
1 Шлиссельбургский тракт — большая почтовая дорога на Шлиссельбург. На
многие версты тянулся он вдоль левого берега Невы и был почти сплошь обстроен
фабриками и заводами. В то время — рабочая окраина Петербурга.
190

ляющий заверил, что выдавать получку будут обязательно.
И рабочие ждали. Они терпеливо прождали весь день и, когда
кончилась дневная смена, не разошлись, а остались на заводе
в надежде, что еще смогут получить свои заработанные
гроши.
Вдруг впереди толпы раздался крик:
— Братцы, а ведь управляющий обманул нас!
— Не будут нам денег платить!
Толпа заволновалась, пришла в движение.
— Айда в контору!
— Деньги плати! Плати деньги!
Рабочие кинулись к конторе, но та оказалась закрыта. Ма¬
стера и конторщики куда-то попрятались. Исчезли городовые.
И тогда ничем не сдерживаемая больше людская ярость выплес¬
нулась через край. В окна конторы полетели льдышки, палки.
Зазвенели стекла.
— Управляющего! Давай к управляющему! — кричали в
толпе.
Длинный одноэтажный флигель управляющего находился ря¬
дом с заводскими воротами. И толпа устремилась к нему. Фли¬
гель не подавал никаких признаков жизни: двери заперты, окна
закрыты ставнями. Кто-то разложил костер на крыльце, выплес¬
нул в него остатки керосина из разбитого фонаря, и языки
пламени поползли по двери.
Со стороны города с гиком прискакали казаки. Спешившись,
они оцепили главный корпус завода.
Вслед за казаками на санях примчались пожарные. Оттеснив
народ, они наставили на огонь брезентовые рукава, костер за¬
шипел и потух.
Толпа несколько успокоилась, но не расходилась, несмотря на
попытки казачьих офицеров разогнать ее. Они гарцевали на ло¬
шадях и неистово кричали:
— Расходись!
— Пошли по домам!
Народ продолжал стоять. И тогда пожарные стеганули по
толпе тугой струей ледяной воды. Люди пошатнулись и побе¬
жали...
Но в тот же вечер под прикрытием казаков на завод были
доставлены перетрусившие конторщики и до поздней ночи вы¬
давали рабочим требуемую ими получку.
Бунт семянниковцев закончился победой, и она не осталась
незамеченной.
Девяностые годы были временем бурного промышленного раз¬
вития России. Невиданный размах приобрело железнодорожное
строительство. Стремительно развивались такие индустриальные
центры, как Донбасс, Баку. Промышленный подъем вызвал уси¬
ленный спрос на рабочие руки.
191

В то же время разорение крестьянских хозяйств вело к
пролетаризации крестьян, к образованию в деревне «избыточно¬
го» населения, которое отправлялось в отход на поиски зара¬
ботков. К концу XIX века в России было уже около 10 млн.
наемных рабочих.
Капитализм создает не только новые производственные отно¬
шения, новый класс работников — пролетариат, но и новое мыш¬
ление: чем слабее становилась связь рабочего с деревней, тем
скорее освобождался он от крестьянского мировоззрения, тем
глубже проникался сознанием общности классовых интересов
пролетариата.
Совершенно новые формы и новый размах принимает в эти
годы революционное движение. Стачки становятся обычным яв¬
лением в жизни России. Однако они нередко еще сопровождались
разгромом фабричных лавок, контор, квартир ненавистных ра-"
бочим мастеров. Наивысшего подъема стачечная волна достигла
летом 1896 года в Петербурге.
Петербург не случайно вышел в авангард революционной
борьбы. Большинство рабочих столицы были потомственными
пролетариями. Они отличались особой сплоченностью, сознатель¬
ностью, стремлением к знаниям.
Таков был тот общий фон экономической и социальной жизни
в России, когда двадцатитрехлетний Владимир Ульянов в по¬
следний день лета 1893 года приехал в Петербург. Он оставил
Самару, чтобы здесь, в столице, целиком отдаться революционной
работе.
Приехав в Петербург, Владимир Ильич стал искать связи
со столичными марксистами. Делал он это осторожно,
осмотрительно.
Нижегородские марксисты, которых он повидал по дороге
в Петербург, снабдили его письмом к своему земляку, студенту
университета Михаилу Сильвину. При содействии Сильвина Вла¬
димир Ильич вступил в марксистский кружок, организованный
бывшим членом разгромленной к тому времени Брусневской ор¬
ганизации— Степаном Ивановичем Радченко. Кружок этот со¬
стоял в основном из студентов Технологического института и
слушательниц Высших женских курсов. В него входили:
С.	И. Радченко, Г. М; Кржижановский, В. В. Старков,
Г. Б. Красин, А. А. Ванеев, П. К. Запорожец, М. А. Сильвин,
Н. К. Крупская, М. К. Названов, А. Л. Малченко, А. А. Яку¬
бова, 3. П. Невзорова. Этот кружок, хорошо законспирирован¬
ный, занимался пропагандой марксизма.
В то время когда Владимир Ильич приехал в Петербург, все
сознательное рабочее движение ограничивалось кружками.
В столице насчитывалось несколько десятков рабочих кружков,
занятия в которых велись как социал-демократами, так и наро¬
довольцами. По своему составу кружки эти были немногочис¬
ленные— 6—8 человек. Программа занятий в них была самой
192

разнообразной. Члены кружков пользовались главным образом
легальной литературой. Среди книг, «дозволенных цензурой», бы¬
ли и работы К. Маркса и Ф. Энгельса, и брошюры Лассаля, и
народнические статьи. Занятия проводились или на квартире ко¬
го-нибудь из членов кружка, или на специально снимаемой для
этой цели конспиративной квартире. Внешне занятия выглядели
вполне пристойно. На столе кипел самовар, наготове была и бу¬
тылка вина, закуска, так что, если бы пришел какой-нибудь не¬
прошеный гость, он ничего бы предосудительного не увидел.
Все члены кружков были обложены как минимум двухпро¬
центным сбором с заработка. Деньги тратились на покупку книг,
помощь заключенным, на поддержку безработных товарищей.
Занятия в рабочих кружках вели и члены группы техноло¬
гов— Кржижановский, Старков, Ванеев, Сильвин, Запорожец.
Вел такие занятия и Владимир Ильич.
Н. К. Крупская вспоминает: «Владимир Ильич интересовался
каждой мелочью, рисовавшей быт, жизнь рабочих, по отдельным
черточкам старался охватить жизнь рабочего в целом, найти то,
за что можно ухватиться, чтобы лучше подойти к рабочему
с революционной пропагандой. Большинство интеллигентов того
времени плохо знало рабочих. Приходил интеллигент в кружок
и читал рабочим как бы лекцию. ...Владимир Ильич читал с
рабочими «Капитал» Маркса, объяснял им его, а вторую часть
занятий посвящал расспросам рабочих об их работе, условиях
труда и показывал им связь их жизни со всей структурой
общества, говоря, как, каким путем можно переделать сущест¬
вующий порядок. Увязка теории и практики — вот что было осо¬
бенностью работы Владимира Ильича в кружках».
Тяга к знаниям, к научному социализму среди петербургского
пролетариата была огромна. Сеть кружков разрослась и к началу
1895 года охватывала довольно большое число рабочих. Однако
в целом вся эта пропагандистская работа носила кустарный
характер и была оторвана от массового рабочего движения.
Массовое движение пролетариата еще не вдохновлялось иде¬
ями социализма, а носило главным образом стихийный характер.
Социализм и рабочее движение существовали раздельно.
Между тем сила учения Маркса состоит в его неразрывной
связи с жизнью. Жизненность идей марксизма могла проявиться
лишь в ходе сознательной политической борьбы самого проле¬
тариата. Стало быть, массовому рабочему движению нужно было
придать организованность и политический характер. Добиться
этого с помощью одной только кружковой пропаганды было
невозможно. Необходима была широкая политическая агитация
в массах.
В начале 1895 года среди социал-демократов и передовых
рабочих велись жаркие споры по вопросу о переходе к новой
тактике борьбы путем агитации на почве насущных интересов
и требований рабочих.
193

У новой тактики было много сторонников, но были и против¬
ники, которые считали, что переход к агитации приведет к мас¬
совым репрессиям и ослабит силы революционеров. Владимир
Ильич доказывал, что бояться этого не следует, так как листовки
и прокламации вместо одного арестованного воспитают десятки
новых борцов. Он не только выступал за переход к агитации, но
и ставил вопрос об объединении всех социал-демократических
групп и рабочих кружков в одну организацию.
Владимира Ильича поддержали рабочие. «Агитатор — это
спичка,— говорили они,— которая может взорвать пороховой
погреб, а пропагандист — это рука, производящая спичку. Про¬
пагандист должен иметь целостное мировоззрение, точное пони¬
мание рабочего вопроса — одним словом, энциклопедист, готовый
ответить на всякий вопрос; другой же должен бить на чувства,
быть оратором, призывать толпу к действию и, если нужно, вести
ее». Решено было, не прекращая пропагандистской работы в
кружках, перейти к массовой политической агитации.
При тогдашних условиях русской жизни для того, чтобы
подвести широкие массы рабочих к пониманию своих политиче¬
ских прав, надо было учить их отстаивать свои интересы сообща,
агитировать на почве существовавших недовольств, вызывать
и поддерживать стачки, протесты.
Первая такая попытка была предпринята еще зимой 1894
года. Узнав о «беспорядках» на Семянниковском заводе, Вла¬
димир Ильич при деятельном участии И. В. Бабушкина составил
листок к рабочим завода. «Листок,— вспоминает Н. К. Круп¬
ская,— был переписан от руки печатными буквами, распростра¬
нялся он Бабушкиным. Из четырех экземпляров два подобрали
сторожа, два пошли по рукам».
Этот листок не сохранился, но известен другой, написанный
несколько позже Г. М. Кржижановским и также адресованный
семянниковцам. Листок этот был отпечатан на гектографе1.
В нем говорилось: «Способность... бороться можно выработать
только борьбой. Чем большее число лиц примет участие в каж¬
дом случае ее, чем разумнее и хладнокровнее обсудят они начи¬
наемое дело, тем будет и больший успех всего общего дела рабо¬
чих». Заканчивался листок словами: «Борьбы и знаний!» — вот
чего требует от русского рабочего жизнь».
Весной 1895 года Владимир Ильич уехал за границу. Офи¬
циально он ехал за тем, чтобы отдохнуть и полечиться после
перенесенного воспаления легких, фактически целью поездки бы¬
ло установление связей с группой «Освобождение труда».
В Женеве Владимир Ильич встретился с Г. В. Плехановым,
П. Б. Аксельродом, В. И. Засулич, рассказал им о положении
дел в России, договорился об издании за границей сборника
«Работник» и другой популярной литературы для рабочих.
1 Гсктограф — простейший множительный аппарат.
194

Кроме Швейцарии, Владимир Ильич побывал также во Фран¬
ции, Германии. Здесь он посещал рабочие собрания, много ра¬
ботал в библиотеках, изучал марксистскую литературу.
За границей Владимир Ильич пробыл все лето и в начале
сентября вернулся в Россию, полный новых впечатлений.
Осенью 1895 года среди петербургских социал-демократов
окончательно созрело решение перейти от пропаганды к агитации.
Особенно активно за переход к новой тактике борьбы выступали
члены кружка технологов, возглавляемые Владимиром Ульяно¬
вым, или, как их еще называли, «старые социал-демократы»,
«старики». Всем не терпелось поскорее приступить к делу.
Но с чего начинать? Как вовлечь в движение широкие массы
рабочих?
Владимир Ильич предложил начать с изучения условий труда
и жизни рабочих. С этой целью он разработал подробный во¬
просник, который был размножен и имелся у каждого члена
группы «старых социал-демократов». «Мы так увлеклись соби¬
ранием сведений,— вспоминает М. А. Сильвин,— что на некото¬
рое время забросили всякую пропаганду».
Однако получить точные, обстоятельные ответы на простые,
казалось бы, вопросы, касающиеся жизни рабочих, было не так
легко. Опасаясь преследований со стороны хозяев, рабочие или
уклонялись от ответов, или называли мелкие, незначительные
причины своего недовольства.
Непосредственным поводом применения новой тактики яви¬
лось положение дел на фабрике Торнтон.
Суконная фабрика, принадлежавшая англичанину Торнтону,
одиноко возвышалась среди пустырей и болот на правом берегу
Невы. Пользуясь неграмотностью и забитостью рабочих, ее хо-.
зяин из года в год усиливал их эксплуатацию. Расценки пони¬
жались самым бесцеремонным образом. Например, выпускался
на фабрике драп «бибер» — ткань определенного качества и дли¬
ны. За изготовление куска такой ткани ткачу платили 4 рубля
32 копейки. Через некоторое время администрация заявляла, что
на «бибер» мода прошла и теперь требуется другая ткань —
драп «урал». Плата за кусок «урала» устанавливалась 4 рубля
14 копеек. Однако новая ткань по существу была тем же «би-
бером», только длина куска увеличивалась на несколько аршин.
5 ноября на фабрике было объявлено о новом снижении
расценок. Узнав об этом, торнтоновские ткачи прекратили работу.
Однако 7 ноября, поверив посулам администрации, они снова
стали к станкам.
В связи с этим событием группа «старых социал-демократов»
выпустила две листовки. Одна — «Чего требуют ткачи» —
была написана Г. М. Кржижановским (к сожалению, она не
сохранилась), другая — «К рабочим и работницам фабрики
Торнтона» — Владимиром Ильичем. «Будемте же, товарищи,—
писал Владимир Ильич, обращаясь к торнтоновцам, - стойко
195

и неуклонно вести нашу линию до конца, будем помнить, что
улучшить свое положение мы можем только общими дружными
усилиями».
Не успели улечься впечатления от забастовки на фабрике
Торнтона, как 9 ноября начались волнения на табачной фабрике
Лаферм. Откликом на это событие явился листок «Чего требовать
работницам фабрики Лаферм?».
Листки выпускались или до стачки, или во время нее, или
после, и каждый раз они производили какое-то магическое дей¬
ствие на рабочих: подымалась энергия, появлялась вера в воз¬
можность борьбы, в силу единения. Эти маленькие и невзрачные
на вид листочки несли новые, смелые слова, простые и понятные
каждому.
Листок обычно касался какого-нибудь частного случая зло¬
употреблений. В день его появления на заводе уже с утра
чувствовалось необычное оживление. Рабочие собирались кучка¬
ми и читали вслух только что подобранный листок, прерывая
чтение возбужденными возгласами.
— Ловко!
— Так, так!
— К директору послать, к директору!..
И начинался переполох. Мастера, директор, хозяин — все при¬
ходили в движение. На завод приезжали фабричный инспектор
и жандармский полковник. На глазах у рабочих пробовали
тухлую кипяченую воду в баках, проверяли весы, мерили куски
материи. Все это было событием в однообразной заводской жиз¬
ни, вызывало разговоры, будило интересы.
Листки производили впечатление даже на пожилых и поли¬
тически совершенно неразвитых рабочих.
— Вы подумайте, какие у нас времена-то! — говорил один
из таких рабочих.— Раньше мы работали, работали, свету
не видели. Своими глазами видишь, как надувают, а что
поделаешь?
Теперь не то! Теперь, как приедут на завод инспекция да
полковник да начнут везде нюхать, администрация на цыпочках
заходит. Чудно!
Листовки, выпускаемые группой «старых социал-демократов»,
касались главным образом экономических вопросов. В них речь
шла о самых насущных требованиях рабочих того или иного
завода — о сокращении рабочего дня, отмене несправедливых
штрафов, удалении грубых, зазнавшихся мастеров. Однако это
не означало, что «старые социал-демократы» хотели ограничить
рабочее движение задачами только экономической борьбы. Эко¬
номическую борьбу они рассматривали лишь как средство поли¬
тического воспитания масс. Владимир Ильич не раз подчеркивал,
что экономические вопросы нужно ставить так, чтобы рабочим
ясно было, что без серьезных перемен в политической жизни
России их положение не улучшится.
196

Сестра Владимира Ильича Анна Ильинична в своих воспо¬
минаниях приводит очень интересный и поучительный разговор,
который состоялся у нее с братом осенью 1895 года.
Однажды она спросила Владимира Ильича: «Как подходить
с разговорами о политике к серым рабочим, для которых царь —
второй бог, которые и листки с экономическими требованиями
берут еще со страхом и оглядкой?»
«Конечно,— отвечал Владимир Ильич,— если сразу говорить
против царя и существующего строя, то это только оттолкнет
рабочих. Но ведь «политикой» переплетена вся повседневная
жизнь. Грубость и самодурство урядников, пристава, жандарма
и их вмешательство при всяком несогласии с хозяином обяза¬
тельно в интересах последнего, отношение к стачкам всех власть
имущих — все это быстро показывает, на чьей они стороне. Надо
только всякий раз отмечать это в листках, в статьях, указывать
на роль местного урядника или жандарма, а там уже постепенно
направляемая в эту сторону мысль пойдет дальше. Важно только
с самого начала подчеркивать это, не давать развиваться ил¬
люзии, что одной борьбой с фабрикантами можно добиться чего-
нибудь».
Подъем массового рабочего движения настоятельно требовал
создания в России революционной марксистской партии.
Владимир Ильич давно стремился объединить все социал-
демократические группы, работавшие в Петербурге. Он не раз
высказывал мысль о необходимости создания единой социал-
демократической организации. Еще в начале 1895 года усилиями
Владимира Ильича деятельность «старых социал-демократов»
была преобразована: между членами центральной группы про¬
ведено четкое распределение обязанностей, расширены связи с
рабочими кружками Петербурга и с социал-демократами других
городов. К осени 1895 года революционной агитацией были
охвачены уже все крупнейшие заводы столицы, во всех районах
Петербурга имелись пропагандистские кружки, которые через
районных организаторов — выборных представителей рабочих
кружков по районам — были связаны с группой «старых социал-
демократов». В ноябре к «старикам» присоединилась группа
Мартова, незадолго до этого возникшая в столице. Так, в ре¬
зультате большой организационной и идейно-политической рабо¬
ты Владимира Ильича была создана общегородская организация
петербургских социал-демократов, которая несколько позже по¬
лучила название «Союз борьбы за освобождение рабочего клас¬
са». Первый шаг по пути превращения идейного течения в
партию был сделан.
По инициативе Владимира Ильича члены «Союза борьбы»
были распределены по районам. Одни ведали работой на заводах,
расположенных по Шлиссельбургскому тракту, другие — на Пу-
тиловском заводе и заводах и фабриках, находящихся за Мо¬
сковской заставой, третьи — в Заречной части города.
197

Место, где осенью 1895 г. под руководством В.И. Ленина
[Д1 проводились собрания петербургских марксистов, образо¬
вавших „Союз борьбы за освобождение рабочего класса“
НЕВСНАЯ
Ргрупп!?П Районные группы „Союза борьбы“
ГРУППА
J»b
0
Предприятия, с которыми был связан „Союз борьбы“ в 1895-1896гг.
Предприятия, к рабочим которых были обращены листовки
„Союза борьбы“
Заводы и фабрики, где в 1895-1896 гг. происходили стачки
при участии „Союза борьбы“
Фабрики, охваченные всеобщей стачкой текстильщиков
в мае-июне 1896 г.
Названия частей С.-Петербурга
Предприятия с числом
рабочих:
свыше 500 чел.
J--4 от 100 до 500 чел.
ia до 100 чел.
Петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса»
Вся работа организации направлялась руководящим центром,
состоявшим из пяти человек: Владимира Ульянова, Глеба Кржи¬
жановского, Анатолия Ванеева, Василия Старкова и Юлия Мар¬
това. Владимиру Ильичу было поручено также редактирование
всех изданий «Союза борьбы».
С целью усиления политического воспитания рабочих решено
было начать издавать нелегальную газету под названием «Ра-
198

бочее дело». Печатать ее предполагалось в народовольческой ти¬
пографии.
Между тем тучи над «Союзом борьбы» сгущались. Слежка
усиливалась. Члены «Союза борьбы» были молоды, самозабвенно
преданы делу революции, но мало искушены в тонкостях кон¬
спирации. Вести единоборство на равных с огромным, изощрен¬
ным в методах борьбы с крамолой полицейско-жандармским
аппаратом царской России им было трудно. С помощью прово¬
катора полиции удалось выявить многих членов «Союза» и в ночь
с 8 на 9 декабря арестовать их. Было арестовано свыше 100
человек, в том числе Ульянов, Кржижановский, Старков,
Ванеев.
При обыске у Анатолия Ванеева, в обязанности которого
входила связь с народовольческой типографией, был обнаружен
и конфискован подготовленный к печати первый номер газеты
«Рабочее дело».
Арестованных поместили в дом предварительного заключения,
или, как его называли, «предварилку». Условия для заключенных
здесь были довольно сносные. Разрешались свидания с близкими,
передачи, можно было передавать даже книги, приносимые с
воли. Книги хотя и просматривались чиновниками, но в боль¬
шинстве случаев это было простой формальностью. Кроме того,
и в самой «предварилке» была библиотека, составленная из
различных пожертвований.
Владимир Ильич не преминул воспользоваться этими об¬
стоятельствами, чтобы собрать материал для задуманной им
работы «Развитие капитализма в России». В первом же письме
на волю он сообщил о своем намерении и приложил огром¬
ный список книг, которые просил доставйть. Однако список
этот был не простой, а с «секретом». В него Владимир Иль¬
ич включил не только книги, необходимые ему для работы,
но и некоторые другие, не относящиеся к теме его исследо¬
вания. Зачем? С какой целью он это сделал?
С помощью названий книг Владимир Ильич запросил о судьбе
своих товарищей. Кто арестован, кто остался на свободе? Так,
например, он включил в список книгу историка Костомарова
«Герои смутного времени» и поставил рядом знак вопроса, как
бы сомневаясь в точности ее названия. Друзья прекрасно поняли
эту уловку Владимира Ильича. Он запрашивал их об участи
Ванеева и Сильвина, которые родом были из Нижнего Новгорода
и носили клички: Ванеев — «Минин», а Сильвин — «Пожарский».
Владимиру Ильичу сообщили, что в «библиотеке» (понимать
надо было — «предварилке») имеется только «первый том», вто¬
рой отсутствует. И Владимиру Ильичу этого было достаточно: он
понял, что арестован Ванеев, а Сильвин остался на свободе.
Сестра Владимира Ильича Анна Ильинична вспоминает:
«Обилие передаваемых книг благоприятствовало нашим сноше¬
ниям посредством их. Владимир Ильич обучил меня еще на воле
199

основам шифрованной переписки, и мы переписывались с ним
очень деятельно, ставя малозаметные точки или черточки в бук¬
вах и отмечая условным знаком книгу и страницу письма.
...Я передавала ему известия с воли, то, что неудобно было,
при всей маскировке, сказать на свидании. Он давал поручения
такого же рода, просил передать что-либо товарищам, завязывал
связи с ними, переписку по книгам из тюремной библиотеки;
просил передать, к которой доске в клетке, в которую пускали
гулять, прилеплена черным хлебом записка для того или другого
из них. Он очень заботился о товарищах: писал ободряющие
письма тому, кто, как он слышал, нервничал; просил достать
тех или иных книг; устроить свидание тем, кто не имел его».
В тюрьме Владимир Ильич работал не только над «Развитием
капитализма в России». Здесь он написал и передал на волю
несколько прокламаций, брошюру «О стачках», проект програм¬
мы русских социал-демократов и объяснительную записку к ней.
Писал он эти работы молоком между строк книг, которые до¬
ставляли ему с воли. Для того чтобы проявить написанное, нужно
было прогладить страницы книги горячим утюгом. Чтобы его
не застали во время работы, Владимир Ильич делал «черниль¬
ницы» из хлеба. Стоило послышаться за дверью камеры шагам
жандарма, как Владимир Ильич быстро отправлял в рот эти
импровизированные чернильницы. В одном из писем к родным он
в шутку писал: «Сегодня съел шесть чернильниц».
Даже находясь в одиночной камере дома предварительного
заключения, Владимир Ильич продолжал участвовать в борьбе.
Через друзей он получал сведения о рабочем движении, о дея¬
тельности «Союза борьбы», передавал товарищам, оставшимся
на свободе, свои пожелания и советы.
«Как на воле Владимир Ильич стоял в центре всей работы, —
вспоминает Н. К. Крупская, — так в тюрьме он был центром сно¬
шений с волей».
Прошло полгода с того времени, как Владимир Ильич был
арестован, а дознание по делу «Союза борьбы» не продвинулось
и наполовину.
Наступил май 1896 года. Прошли коронационные торжества,
связанные с вступлением на престол нового царя Николая II.
Торжества эти, проходившие в Москве, ознаменовались невидан¬
ной по числу жертв катастрофой на Ходынском поле.
Не успел слух о кровавых событиях в Москве облететь Рос¬
сию, как в Петербурге началась грандиозная стачка текстиль¬
щиков. Почвой для нее явились невыносимые условия труда,
которые существовали на бумагопрядильных и ткацких фабриках
Петербурга, а поводом стал отказ фабрикантов заплатить рабо¬
чим за коронационные дни.
Торжества в связи с коронацией Николая II продолжались
несколько дней, и владельцы фабрик, следуя примеру казенных
предприятий, предоставили рабочим три свободных дня, но при
200

ншш
wmSfi
Члены петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса»
(слева направо): В. В. Старков, Г. М. Кржижановский. А. Л. Малченко,
В. И. Ленин, П. К- Запорожец, Ю. О. Мартов, А. А. Ванеев. Фото 1897 года
расчете уплатили лишь за один. Рабочие забастовали. Основ¬
ными требованиями их были сокращение рабочего дня с 13 до
10,5 часов и оплата всех коронационных дней.
Забастовка эта стала событием для России. Впервые одно¬
временно бастовало свыше 30 тысяч человек. А в требовании
рабочих уплатить за коронационные дни виделось непочтительное
отношение к особе царя.
Во время стачки «Союз борьбы за освобождение рабочего
класса» развернул широкую агитационную работу. Он откликал¬
ся на все перипетии стачечной борьбы, выпуская одну листовку
за другой. Только за один месяц «Союз борьбы» выпустил 13 ли¬
стовок.
Рабочие стойко держались свыше трех недель, не поддаваясь
ни на какие уговоры. И этому в немалой степени способствовала
деятельность «Союза борьбы».
«Изумленный Петербург,— писал Г. В. Плеханов,— в первый
раз громко заговорил о рабочем движении, стачку обсуждали,
ее защищали, на нее нападали, о ней толковали все, она у всех
была на устах». Замолчать стачку было невозможно, и вскоре
о ней узнала не только вся Россия, но и Европа.
Правительство не на шутку встревожилось. Из-за событий
в столице Николай II вынужден был даже отложить свое воз-
вращение в Петербург. Город был наводнен полицией, агентами
201

охранки. Среди рабочих начались аресты, обыски. Фабриканты
объявили локаут (массовые увольнения).
Но только после того, как некоторые требования ткачей были
выполнены, а вопрос о сокращении рабочего дня правительство
обещало рассмотреть, стачка прекратилась.
2 июня 1897 года был опубликован закон об ограничении
продолжительности рабочего дня на фабриках и заводах России
11,5 часами. Это была первая большая победа, и она явилась
результатом совместной борьбы социал-демократов и петербург¬
ских ткачей.
«С 1895—1896 года, со времени знаменитых петербургских
стачек,-- писал позднее Владимир Ильич,— начинается массовое
рабочее движение с участием социал-демократов».
«Союз борьбы за освобождение рабочего класса», осуществив
переход от кружковой пропаганды к массовой политической аги¬
тации, связал тем самым идеи научного социализма с рабочим
движением. «Ссноз борьбы» был зачатком революционной
марксистской партии в России. По его примеру рабочие кружки
объединялись в такие же союзы и в других городах.
— Вы увидите,— говорил Владимир Ильич своим товари¬
щам,— мы скоро вырастем в настоящую партию. Революция
придет, и мы выйдем на свет как коммунистическая партия,
готовая выполнить свою задачу.
НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ МИКЛУХО-МАКЛАЙ
«Умиляет и приводит в восхищение в вашей деятельности то,
что, насколько мне известно, вы первый несомненным опытом
доказали, что человек везде человек, то есть доброе общительное,
существо, в общение с которым можно и должно входить только
добром и истиной, а не пушками и водкой, и вы доказали это
подвигами истинного мужества». Слова эти, обращенные к заме¬
чательному русскому ученому Николаю Николаевичу Миклухо-
Маклаю, принадлежат Льву Толстому.
Путь доказательств «несомненным опытом» был тяжел, долог,
наполнен опасностями и приключениями. А доказывать было
нужно. Нужно потому, что в 60—70-х годах прошлого века
многие ученые пытались утверждать, что между белой и черной
расой существует полное различие, различие, ведущее к «естес¬
твенному» господству белых над черными.
Противником подобной «теории» в то время выступил русский
академик Бэр. Он заявил, что научный материал о различии
в развитии рас ничем не проверен и что для решения этого
вопроса необходимо изучить как представителей цивилизованных
стран, так и жителей самых отсталых и затерянных уголков мира.
«Является желательным,— писал Бэр,— можно даже сказать, не¬
обходимым для науки изучить обитателей Новой Гвинеи».
202

Узнать о том, что представляют из себя обитатели этой еще
не исследованной земли, взялся молодой ученый-зоолог
H. Н. Миклухо-Маклай.
Миклухо-Маклай окончил йенский (Германия) университет,
где занимался под руководством известного профессора Геккеля.
До того как попасть за границу, Миклухо-Маклай учился в Пе¬
тербурге.
Его студенческие годы в России пришлись на начало 60-х
годов. То была пора широкого демократического и общественного
подъема. Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов, А. И. Гер¬
цен и Н. Г1. Огарев, Н. А. Некрасов и Т. Г. Шевченко были
властителями дум демократической молодежи. Не миновало их
влияние и юного Миклухо-Маклая. Да и могли ли пройти мимо
его сознания слова Н. Г. Чернышевского о том, что «в числе
предубеждений заметное место занимает предрассудок, будто бы
один народ по самой своей прирожденной натуре, по своей расе
не способен к тому, к чему способен другой, также по своей расе».
Человек исключительного трудолюбия и целеустремленности,
мужества и благородства, Миклухо-Маклай в своем стремлении
к изучению первобытных племен мог рассчитывать только на свои
силы, свои возможности.
В 1869 году он обратился в Русское географическое общество
с просьбой обсудить программу его многолетнего путешествия на
берег Новой Гвинеи и выхлопотать разрешение отправиться туда
на одном из военных судов.
Разрешение вскоре было получено. Географическое общество
ассигновало на путешествие триста пятьдесят рублей серебром.
Приобретя на эти деньги лишь самое необходимое оборудование
(сумма была весьма скромной), Миклухо-Маклай переселился
в отведенную ему каюту военного судна.
8 ноября 1870 года корвет «Витязь» вышел с Кронштадтского
рейда. 19 сентября 1871 года, на 346-й день пути, он бросил якорь
в бухте Астролябия, на северо-восточном берегу Новой Гвинеи.
Здесь, в этой неведомой земле, о жителях которой говорили, что
они людоеды, дикари, люди «каменного века», да еще о том, что
волосы у них растут пучками но всему телу, решил поселиться
Маклай. Будучи по специальности зоологом, Николай Николае¬
вич, однако, не собирался в своей исследовательской работе
ограничиваться узкоспециальными целями. «Я считаю,— писал
он позднее,— вопросы зоогеографии этой местности весьма ин¬
тересными. И все-таки я почел за более важное обратить мое
внимание на житие-бытие папуасов, полагая, что эти фазы жизни
этой части человечества при некоторых условиях весьма скоро
преходящи».
В последних словах содержался намек на возможную скорую
колонизацию европейцами Новой Гвинеи, колонизацию, ведущую
за собой уничтожение тех «фаз жизни», которые теперь еще
Маклай мог наблюдать во всей их нетронутости.
203

Каменный век ждал ученого на берегу. Маклай принес в него
высокие принципы человечности и добра. В отличие от многих
путешественников и даже ученых, считавших туземцев лишен¬
ными нравственных понятий, жестокими, трусливыми, жадными,
Маклай отнесся к людям первобытного общества с большим
уважением и деликатностью. Когда, увидев его впервые у своих
хижин, туземцы схватились за копья, он понял, что встревожил
их, нарушил их покой. Чувства страха ученый не испытывал.
«Мне... как-то стало неловко: зачем прихожу я стеснять этих
людей?» — так записал он в дневнике.
Для того чтобы жить среди папуасов и вести наблюдения
за ними и их бытом, надо было прежде всего завоевать их
доверие. Задача оказалась нелегкой.
После того как дом ученого и двух его слуг был выстроен,
запасы перенесены на берег, корвет ушел, Маклай по существу
остался наедине с туземцами, встретившими вторжение в свои
владения весьма неприветливо.
В первый же вечер, вооруженные копьями и топорами, они
окружили дом, с пронзительным свистом появившись сразу же
из-за деревьев и кустов. Маклай, не взяв никакого оружия,
широко улыбаясь, пошел к ним навстречу, знаками зовя их
приблизиться. Помедлив, несколько человек отделились от толпы,
оставили оружие и подошли, неся в руках кокосовые орехи.
Взамен Маклай дал им свои подарки и предложил всем уйти,
объяснив, что хочет спать. Пораженные туземцы присели на
корточки, поговорили тихо и постепенно один за другим удали¬
лись. На другой день к дому Маклая потянулась процессия уже
не с копьями, а с дарами, в обмен на которые они уносили первые
в их жизни железные предметы: гвозди, ножи, топоры.
Сделав этот первый шаг, Маклай решил сам теперь отпра¬
виться к туземцам. Оружия и на этот раз он не взял. «Моя
сила,— решил он,— должна заключаться в спокойствии и терпе¬
нии». Подходя к селению, он встретил мальчика, и тот бросился
с криком вперед, предупреждая о непрошеном госте. Из-за кустов
раздались крики, визг женщин и детей, затем все стихло. Выйдя
на поляну перед хижинами, Маклай увидел толпу мужчин с
поднятыми копьями. Разглядывая лица и позы туземцев, Маклай
неторопливо прошел сквозь толпу и сел на помост под деревом.
Две стрелы тут же пропели над его головой, затем пущенное
чьей-то рукой копье ударило в дерево, у которого он сидел.
Папуасы, переговариваясь и жестикулируя, по-видимому, решали
судьбу пришельца.
«Не выспаться ли пока, вот кстати и циновка. ...Не все ли
равно — быть убитым стоя, сидя или лежа? А если бы перед
смертью я убил двух-трех человек, это было бы слабым удов¬
летворением»— так расскажет Николай Николаевич о своих мыс¬
лях в этот опасный момент в дневнике. Маклай лег и, что еще
более удивительно, уснул. Проспав два часа, он открыл глаза
204

Деревня Горенду. С рисунка H. Н. Миклухо-Маклая
и увидел сидящих около себя невооруженных туземцев. Он встал,
попрощался с ними кивком головы и беспрепятственно пошел
домой.
Так мужеством, спокойствием и терпением постепенно побеж¬
дал он недоверчивость местного населения. Вскоре туземцы сов¬
сем перестали бояться этого белого человека, а их женщины
и дети не прятались более при его появлении. Маклай получил
возможность заняться научными наблюдениями. Он смог кон¬
кретно и наглядно доказать теперь, что физическому типу па¬
пуасов не присущи никакие особые свойства, что их волосы
и кожа ничем, кроме цвета, не отличаются от кожи европейцев,
что их душевные качества такие же, как у всех прочих людей,
что никаких специфических черт коварства и кровожадности
у них нет.
Туземцы, которым он дарил семена полезных растений, учил
пользоваться орудиями из металла, лечил, все более привязы¬
вались к Маклаю. Но вот в декабре 1872 года к берегам Новой
Гвинеи подошел русский клипер «Изумруд». На борту этого
судна Маклай, тяжело заболевший тропической лихорадкой, по¬
кинул северо-восточный берег Новой Гвинеи. Но у ученого были
обширные планы. «Мне представлялось необходимым,— писал
он,— во-первых, познакомиться с папуасами других частей Новой
Гвинеи для сравнения их с изученными жителями Берега Маклая
(так теперь, стало называться побережье бухты Астролябия), во-
вторых, сравнить папуасов Новой Гвинеи с обитателями других
островов Меланезии, в-третьих, выяснить отношения папуасов
к негритосам Филиппинских островов».
205

Три года ушло у- Маклая на осуществление этих задач. За это
время он хорошо изучил другие племена как Новой Гвинеи, так
и полуострова Малакка. Он знал теперь вполне отчетливо, что
несет туземцам колонизация европейцев. Голод, разорение, вы¬
мирание целых племен да еще «возмутительная торговля людь¬
ми» - таковы были первые плоды «цивилизации».
Летом 1874 года ученый-гуманист вперые выступил с проте¬
стом против работорговли, официально запрещенной голландски¬
ми властями, но практически процветающей в нидерландских ко¬
лониях.
В июне 1876 года Маклай вернулся к своим друзьям в бухту
Астролябия. «Туземцы очень обрадовались, но нисколько не изу¬
мились моему приезду. Они были уверены, что я сдержу свое
слово»,- записал он в дневнике. Период второго пребывания
в этих местах длился более года. Маклай успел основательно
изучить ряд сложных и интересных обычаев туземцев, собрал
много сведений о горах, заливах, растительном и животном мире
Новой Гвинеи. Научные занятия он сочетал, как всегда, с ак¬
тивной деятельностью среди папуасов. На этот раз ученый по¬
пытался повести борьбу против обычных межплеменных войн,
вызванных суевериями и местью. Оба враждующих племени
уважали Маклая. «Войне не быть»,— объявил он папуасам.
И действительно, военные приготовления прекратились, разгово¬
ры о войне смолкли. Туземцы поверили Маклаю.
Поздней осенью 1878 года Николай Николаевич на время, как
он думал, покинул берега Новой Гвинеи. Однако, находясь в
Сингапуре, он тяжело заболел. Сказались крайнее переутом¬
ление последних лет, перенесенные тропические болезни, недое¬
дание, недосыпание, вызванные боязнью не успеть все увидеть,
обследовать, описать. Врачи настояли на отдыхе и серьезном
лечении. Поселившись в Сиднее, Маклай не прервал своих на¬
учных занятий, лишь временно прекратя практическое собирание
материала.
В это время стало известно о военных приготовлениях Авс¬
тралийского Союза, собиравшегося захватить восточный берег
Новой Гвинеи. Маклай тут же направил протест английскому
представителю. «Я решил возвысить свой голос во имя прав
человека и привлечь ваше внимание к опасности, которая угро¬
жает уничтожить навсегда благополучие тысяч людей, не совер¬
шивших иного преступления, кроме принадлежности к другой
расе, чем наша».
Возможно, что Николай Николаевич и не верил в успех своего
выступления, но он не мог молчать. Еще ранее, в 1877 году, он
писал, что «истребление темных рас есть не что иное, как при¬
менение грубой силы, и каждый человек должен осудить ее или,
если может, восстать против злоупотребления ею».
В 1879 году Маклай снова путешествует. Впоследствии он
запишет: «Из Сиднея я отправился на острова Меланезии».
206

Маршруты путешествий Миклухо-Маклая
Путешествие продолжалось больше года и было в высшей сте¬
пени интересным. Шхуна отправилась сначала в Нумею, а потом
в Южную бухту Новой Каледонии.
Новая Каледония была интересна для Миклухо-Маклая
не только ее туземными жителями, фауной и флорой. Этот боль¬
шой остров, принадлежавший Франции, был местом каторги
уголовных и политических преступников. В 1879 году здесь еще
томились парижские коммунары. Один из них, наборщик Алле-
ман, писал о режиме для каторжан: «Колодки, плеть-семихвостка
и пытки булавками — не правда ли, нам есть чем гордиться.
И это допускается в самой блестящей стране земного шара,
которую мы с дурацкой гордостью именуем цивилизованной,
передовой!»
Среди заключенных находилась и знаменитая коммунарка,
поэтесса, историк и этнограф Луиза Мишель. Встретился ли
Николай Николаевич с ней и другими участниками Коммуны,
неизвестно. Но спустя три года после амнистии коммунаров он
просил И. С. Тургенева достать через П. Л. Лаврова статьи или
207

брошюры, «написанные бывшими сосланными в Новую Каледо¬
нию коммунарами о жизни их там и перенесенных ими там^стра-
даниях».
В 1882 году после 12-летних путешествий ученый вернулся на
родину. 29 октября был назначен его доклад в Географическом
обществе. Зал был переполнен. Газета «Петербургский листок»
так описывала это заседание: «Ровно в 8 часов вечера вице-
председатель Общества П. П. Семенов ввел под руку нашего
путешественника. При его появлении раздался оглушительный,
долго не смолкавший гром аплодисментов. За стол президиума
быстро вошел уже украшенный сединой H. Н. Миклухо-Маклай.
— Милостивые государыни и милостивые государи! — обра¬
тился он к собравшимся.— Через восемь дней исполнится 12 лет,
как в этой же зале я сообщил господам, членам Географического
общества, программу предполагаемых исследований на островах
Тихого океана. Теперь, вернувшись, я могу сказать, что исполнил
обещание, данное мной Географическому обществу: сделать все,
что будет в моих силах, чтобы предприятие не осталось без
пользы для науки...»
Так начал он свой доклад, лишенный внешних эффектов,
сдержанный, скромный. Ученые, журналисты и просто петер¬
бургская публика в глубоком молчании слушали рассказ о не¬
виданных странах, их жителях, их природе. Каждый понимал, что
он говорит только правду, что он рассказывает только то, что сам
видел, ничего не передавая с чужих слов и постоянно проверяя
на месте известное ему чужое наблюдение.
Успех у ученого Петербурга не привел ни к печатанию его
работ, ни к поддержке дальнейших исследований, требующих
ассигнования определенных средств. Тем не менее в конце 1882
года Миклухо-Маклай снова в пути. Корвет «Скобелев», на
котором он плыл, доставил ученого в бухту Астролябия. Маклай
привез своим друзьям-туземцам несколько коз, корову, бычка.
Пробыл он в этот третий раз здесь недолго. Расстроенное здо¬
ровье требовало оседлой жизни, иного климата. Миклухо-
Маклай решил обосноваться в Сиднее.
В 1884 году Германия оккупировала восточную часть Новой
Гвинеи, объявив ее «Землей императора Вильгельма». В ответ на
это очередное беззаконие Миклухо-Маклай отправил протест
Бисмарку.
И еще одну, последнюю попытку активного служения людям
совершил Николай Николаевич. В 1886 году он отправился в
Россию, с тем чтобы поставить вопрос о создании на одном
из островов Тихого океана русской «свободной колонии». Это
должна была быть территория, где люди разных рас трудились
бы без понукания и принуждения и жили плодами рук своих.
«Колония, — писал Миклухо-Маклай,— составляет общину и
управляется старшиной, советом и общим собранием поселен¬
цев... Ежегодно вся чистая прибыль от обработки земли будет
208

делиться между всеми участниками предприятия соразмерно их
положению и труду». Внутренним взором Маклай видел свобод¬
ное и I справедливое сообщество русских, живущих в добром
согласии с туземцами, помогающих и защищающих их. Но эта
утопическая в условиях капитализма мечта, мечта, пронесенная
им через всю жизнь, не могла осуществиться.
Царское правительство отвергло проект ученого.
В 1888 году, тяжело переживая крушение своих заветных
надежд, так и не успев опубликовать главных научных работ,
Николай Николаевич умер. Жил он всего 42 .года. Но 22
из них, посвященные страстной борьбе за возможность объек¬
тивных научных исследований, за справедливость и гуманное
отношение к человеку независимо от его расовой и социальной
принадлежности, сделали его имя бессмертным.
ПЕРЕДВИЖНИКИ
На Университетской набережной в Ленинграде, против гра¬
нитных сфинксов, расположено одно из красивейших зданий
XVIII века — Академия художеств. Более ста лет назад, как
и ныне, в стенах ее обучались молодые люди, решившие посвя¬
тить себя искусству.
Академия находилась в ведении Министерства императорско¬
го двора. Президентами ее являлись члены императорской фа¬
милии. Преподавание велось в рамках классицизма с его отвле¬
ченным идеальным характером образов, подражанием позам и
жестам античных статуй, условным колоритом, лишенным оттен¬
ков и переходов. А время требовало новых форм, новых тем,
нового содержания. Демократические тенденции, проявившиеся
в пореформенные годы во всех видах общественной и культурной
жизни, не могли не проникнуть и в академию. Сюжеты, посвя¬
щенные богам и героям, давно уже перестали удовлетворять
молодых художников. В конце 50-х — начале 60-х годов под
напором общественного мнения профессура академии была вы¬
нуждена признать право на существование и жанровой живо¬
писи, т. е. картин, на которых изображались те или иные сцены
народной жизни.
Однако, несмотря на это, академический классицизм со сво¬
ими мертвыми канонами продолжает оставаться официальным
направлением в художественной культуре России. -
В октябре 1863 года четырнадцать живописцев из числа
оканчивающих академию обратились с просьбой в Совет акаде¬
мии о свободном выборе темы для конкурсной картины. Сам факт
такого обращения был беспрецедентен. Никогда еще никто
из выпускников не решался на такую «дерзость», а тут сразу
четырнадцать, да притом самых одаренных живописцев. В прось¬
бе было отказано.
209

9 ноября 1863 года все «протестанты» предстали перед Со¬
ветом академии. Здесь им был предложен один-единственный
сюжет из скандинавской мифологии. Назывался он «Пир в Вал-
гале». Конференц-секретарь зачитал им и содержание предла¬
гаемой работы. На картине должен был быть изображен ок¬
руженный рыцарями бог Один, на плечах у него два ворона,
у ног два волка и, но словам одного из четырнадцати —
И. Н. Крамского, «много другой галиматьи». В ответ на это
«протестанты» попросили Совет освободить их от участия в
конкурсе и выдать им дипломы на звание художников.
После некоторого молчания кто-то из членов Совета произнес:
«Все?» — «Все»,— ответили «протестанты» и вышли из зала, где
заседал Совет.
Событие это получило название «бунт четырнадцати».
Отказываясь от участия в конкурсе, молодые художники те¬
ряли возможность получения золотой медали и всех благ, с ней
связанных, лишались бесплатных мастерских, участия в акаде¬
мических выставках и всех других форм поддержки академии.
Чтобы заниматься живописью и иметь какие-либо средства к
существованию, они решили поселиться все вместе и работать
сообща.
Иван Николаевич Крамской, самый старший из четырнадцати
и самый активный, снял большую квартиру, хозяйкой которой
стала его жена Софья Николаевна. Днем художники работали:
писали по заказам портреты, картины, делали рисунки для
изданий, а по вечерам в их комнатах и мастерских собира¬
лись гости:	начиналось	чтение вслух статей об искусстве
Н. Г. Чернышевского, Д. И. Писарева, В. Г. Белинского, спо¬
ры, разговоры.
«После серьезных чтений и разнообразных рисований,—
вспоминает И. Е. Репин,— следовал очень скромный, но зато
очень веселый ужин. После ужина иногда даже танцевали, если
бывали дамы... Когда случались за ужином Трутовский и Якоби,
они садились визави и весь ужин превращался в турнир остро¬
умия... Стены узкой столовой дрожали от смеха... Громче всех
раздавался голос богатыря Шишкина, как зеленый могучий лес,
он заражал всех своим здоровым весельем, хорошим аппетитом
и правдивою русской речью. Немало нарисовал он пером на этих
вечерах своих превосходных рисунков».
Уходя из академии, молодые художники отстаивали права
свободного демократического искусства. Теперь, не будучи свя¬
заны академической рутиной, они порой создавали жанровые
сцены из народной жизни, но в целом их поглощала работа по
заказам. Постепенно это содружество теряло идейный смысл,
становясь просто производственной артелью. Через несколько
лет, убедившись в отсутствии принципиальных оснований для
такого объединения, Крамской вышел из сообщества, и само оно
вскоре распалось.
210

Однако полезную и важную роль артель сыграла. Художники
убедились в возможности создания объединения и успешной
работы вне зависимости от Академии художеств, и когда
в 1869 году художник Г. Г. Мясоедов предложил создать То¬
варищество передвижных выставок, то многие поддержали
его.
Сама идея передвижной выставки возникла еще в 1865 году,
когда И. Н. Крамской	повез в Нижний Новгород в	сезон	яр¬
марки известную картину	H. Н. Ге	«Тайная вечеря»	и еще	не¬
сколько работ членов артели. Успех этого небывалого доселе
предприятия был большой, но начинание Крамского тогда
не было поддержано. Теперь же проект устава товарищества
поддержали крупные художники. Под ним подписались Г. Г. Мя¬
соедов, В. Г. Петров, А. К- Саврасов, И. М. Прянишников,
И. Н. Крамской, К.	В.	Лемох,	H. Н. Ге, В.	И. Якоби,
М. К. Клодт, позднее	И.	Е. Репин,	И. И. Шишкин,	Ф. А.	Ва¬
сильев и другие.
«Товарищество имеет целью устройство во всех городах им¬
перии передвижных художественных выставок»,— гласил текст
устава. Цель выставок состояла: «а) в доставлении жителям
провинции возможности знакомиться с русским искусством и
следить за его успехами; б) в развитии любви к искусству
в обществе; в) в облегчении для художников сбыта их
произведений».
Итак, для передвижников просвещение и любовь к искусству
стояли на первом месте. Сбыт картин, игравший основную роль
в артели четырнадцати, не имел теперь решающего значения:
хотя главными покупателями произведений живописи, как вскоре
обнаружилось, были жители Петербурга и Москвы, передвижные
выставки продолжали свои путешествия, охватывая все большее
число городов. Если первая выставка побывала в четырех горо¬
дах, то тринадцатая — уже в четырнадцати. Всего с 1871 по 1917
год было устроено 45 выставок, и каждая из них становилась
событием в культурной жизни страны.
«К передвижникам,— писал живописец М. В. Нестеров,—
шли все. Тут были и профессора высших учебных заведений,
и писатели, была и петербургская «знать», были разночинцы...
Все чувствовали себя как дома. Передвижники были тогда
одновременно и идейными вождями, и членами огромной культур¬
ной семьи 80—90-х годов прошлого века».
Идейными вождями передвижников можно называть потому,
что их превосходная реалистическая живопись, проникнутая де¬
мократизмом, была глубоко содержательной, идейной.
Иван Николаевич Крамской часто говорил, что без идеи нет
искусства, как нет картины без подлинной живописи. Сам Крам¬
ской был великолепным живописцем. Особенно хороши, живы и
выразительны его портреты. Художник справедливо считал, что
никто не может так цельно рассказать о лице человека, как его
211

художественное изображение. Написать же это лицо надо так,
чтобы казалось, будто оно живет, дышит!
Среди портретов, созданных Крамским, выделяется галерея
образов крестьян. При большом разнообразии характеров, изоб¬
раженных художником, преобладают люди сильные, непокорен¬
ные, «у которых,— по словам автора,— крепко засело неудоволь¬
ствие, граничащее с ненавистью. Из таких людей набирают свои
шайки Стенька Разин, Пугачев, а в обыкновенное время они
действуют в одиночку... но никогда не мирятся».
Учеником Крамского был Илья Ефимович Репин. Ученик и
учитель впервые встретились в 1863 году в школе при Обществе
поощрения художеств, где Крамской преподавал рисунок. Репину
было тогда 19 лет. До этого ему пришлось много странствовать
с иконописцами, выполняя заказы по росписи церквей. Иных
средств к существованию у него не было. Крамской принял
участие в талантливом юноше, и вскоре тому удалось стать
студентом Академии художеств. Окончание Репиным академиче¬
ского курса совпало с созданием Товарищества передвиж¬
ных выставок, но он начинает в нем деятельно участвовать
позднее.
Первой крупной работой Репина стал холст «Бурлаки на
Волге». Затем последовали один за другим шедевры, давшие
основание критику-демократу В. В. Стасову назвать молодого
художника «Самсоном русской живописи».
«Крестный ход в Курской губернии», «Иван Грозный и сын его
Иван», «Не ждали», «Отказ от исповеди», «Арест пропаганди¬
ста», «Запорожцы» — каждая из этих картин становилась собы¬
тием, приковывала к себе всеобщее внимание.
«Всероссийской сенсацией» назвал Нестеров «Ивана Грозно¬
го». «Петербург взволнован,— писал он,— все разговоры около
Грозного, около Репина, «дерзнувшего» и проч. Восторги, него¬
дования, лекции, доклады. Тысячи посетителей, попавших и
не могущих попасть на выставку. Конный наряд жандармов
у дома Юсупова на Невском, где первые дни открытия Пере¬
движной стоял «Грозный».
Картина, развенчивающая фигуру самодержца, была призна¬
на опасной и вскоре снята с выставки.
Исторической теме была посвящена другая картина Ильи
Ефимовича — «Запорожцы». Могущество народного духа, широ¬
та характера, независимость, юмор — все эти черты, воссоздан¬
ные Репиным, восхищали зрителей.
Тяга к свободе русских крестьян, которые бежали от крепост¬
ной неволи в низовья Днепра и основали там Запорожскую
вольницу, противостоявшую Турецкой империи, вызвала глубокое
уважение художника. «До учреждения этого рыцарского народ¬
ного ордена,— писал он Стасову,— наших братьев угоняли в
рабство и продавали, как скот на рынках Трапезунда, Стамбула
и других городов. «Довольно,— сказали они туркам,— мы посе¬
212

лимся на порогах Днепра, и отныне разве через наши трупы
вы доберетесь до наших братьев и сестер». Объясняя в этом
же письме Стасову эпизод, изображенный на картине,— сочине¬
ние ответа турецкому султану на его предложение перейти к нему
в подданство,— Репин, по его словам, стремился передать «гор¬
дость удальцов», которая «не только защищает всю Европу
от восточных хищников, но грозит их сильной тогда цивилизации
и от души хохочет над их восточным высокомерием». Это-
то прежде всего и привлекает Репина в запорожцах.
Репин создал яркие и запоминающиеся образы простых лю¬
дей. «Я знаю многих художников, изображающих мужиков, и
хорошо даже, но ни один из них не мог никогда сделать даже
приблизительно так, как Репин» — таково свидетельство мастера
крестьянского портрета — Крамского.
Если И. Е. Репин отдавал исторической живописи часть сво¬
его могучего дарования, то Василий Иванович Суриков посвятил
славным традициям прошлого России весь свой необъятный
талант.
Выходец из бедной семьи, Суриков, как и Репин, начал
свои художественные занятия с писания икон. Он жил в далеком
Красноярске. Одержимый страстью живописи, юноша отправился
в столицу, воспользовавшись попутным обозом с рыбой. Ехал
Василий, по его словам, в худом тулупчике, в санях, сидя на
огромном осетре, и в сильные морозы страшно мерз. Через два
месяца обоз достиг Москвы. Красота города зачаровала юношу,
возбудила в нем горячий интерес к старой Руси. «Я на памят¬
ники, как на живых людей, смотрел, расспрашивал их: «Вы
видели, вы слышали, вы — свидетели!»
Последовавшее затем обучение в петербургской Академии
художеств не поколебало пристрастия В. И. Сурикова к сю¬
жетам историческим, и дебютировал он работой «Утро стре¬
лецкой казни».
Выставленная на передвижной выставке 1881 года картина
имела огромный успех. «Картины Сурикова,— писал Репин Треть¬
якову,— наша гордость на этой выставке... решено Сурикову
предложить сразу члена нашего товарищества1».
Подлинная правда истории отличала полотна Сурикова, и
в то же время, изображая сцены из прошлого своего народа,
художник не опускал ни одной живописной внешней детали.
Расцветка одежды, узорчатые платки женщин, расписные дуги
телег, грязь на колесах — все это было зримо, любовно выписано.
«Москва тогда (в XVII столетии, наиболее привлекавшем ху¬
дожника своими бурными событиями.— Н. П.) немощеная была,
грязь была черная. Кое-где прилипает, а рядом блестит серебром
чистое железо. И вот среди всех драм, что я написал, я эти
детали любил»,— отмечал Суриков.
1 Предложить вступить в члены Товарищества передвижников.
213

Пристрастие к цвету, к колориту, свойственное Сурикову,
было органически связано о содержанием его живописи. Роль
колорита прекрасно объяснил сам живописец:	«Краски у
нас — орудие, они должны выражать наши мысли. Колорит наш—
не изящные пятна, он должен выражать настроение картины,
ее душу, он должен расположить и захватить всего зрителя, как
аккорд в музыке».
Другое большое полотно Сурикова — «Боярыня Морозова» —
в гармоничном единстве представляло свет и краски зимнего дня,
пестроту толпы с трагической фигурой обреченной, но непоко¬
ренной женщины.
Работу над этой картиной Суриков начал в 1881 году —
в том году, когда были казнены народовольцы. Вера Фигнер
восприняла картину «Боярыня Морозова» как вполне определен¬
ную аллегорию. Находясь в архангельской ссылке, она впервые
увидела гравюру с этой картины и так прокомментировала ее:
«В розвальнях, спиной к лошадям, в ручных кандалах Мо¬
розову увозят в ссылку, в тюрьму, где она умрёт. На исху¬
далом, красивом, но жестком лице — решимость идти до конца...
Гравюра говорит живыми чертами: говорит о борьбе за убеж¬
дения, гонении и гибели стойких, верных себе. Она воскрешает
страницу жизни... 3 апреля 1881 г. ... Колесница цареубийц...
Софья Перовская».
Большую роль в русской исторической живописи сыграл Вик¬
тор Михайлович Васнецов. На выставку 1880 года он представил
картину на сюжет из древней истории — «После побоища».
«Для меня это необыкновенно новая и глубоко поэтическая
пещь, таких еще не бывало в русской школе» — так выразил свое
впечатление И. Е. Репин. Подход Васнецова к историческим те¬
мам действительно был поэтичным. В основе его сюжетов лежали
не реальные факты, а их сказочное преломление. Его влекли
былины, песни, сказки. «Я всегда был убежден,— говорил он,—
что в жанровых и исторических картинах, в каких бы то ни было
произведениях искусства, в сказке, песне, былине, драме сказы¬
вается весь цельный облик народа».
Народность, демократизм, идейность были присущи всей шко¬
ле передвижников, к которой принадлежали еще многие и многие
русские живописцы.
Провозглашенные и обоснованные революционно-демократи¬
ческой критикой 60-х годов, черты эти стали органической частью
реалистического искусства. Недаром И. Е. Репин называл себя
«человеком шестидесятых годов», который не может «со спокой¬
ной совестью вышивать узоры в искусстве». «Окружающая
жизнь,— писал он,— меня слишком волнует, сама просится на
холст... я стремлюсь олицетворить мои идеи в правде».
Картины, созданные в 70—80-х годах передвижниками, могли
рассеяться по разным городам и владельцам. В этих условиях
необходимой стала национальная галерея реалистической живо¬

писи. Эту задачу, казалось бы непосильную для одного чело¬
века, взял на себя Павел Михайлович Третьяков.
Московский купец и промышленник П. М. Третьяков с
1856 года собирал картины русских художников. Когда его кол¬
лекция стала подлинной сокровищницей, представлявшей всю
историю русской живописи, Третьяков, в 1892 году, передал
ее в дар Москве.
Лучшие полотна передвижников навсегда заняли свое ме¬
сто в залах Третьяковской галереи.
ИЛЬЯ ЧАВЧАВАДЗЕ
Семья князей Чавчавадзе славилась своими культурными и
просветительскими традициями.
Из нее вышли такие видные поэты и общественные деятели
XIX века, как Александр Герсеванович Чавчавадзе и Илья Гри¬
горьевич Чавчавадзе.
Дочь генерал-лейтенанта русской армии Александра Герсева-
новича Чавчавадзе Нина, женщина необычайно высокой духов¬
ной культуры, была женой А. С. Грибоедова.
Особенно заметный след в истории развития грузинской обще¬
ственной мысли, культуры и в национальной литературе оставил
Илья Григорьевич Чавчавадзе (1837—1907).
Писать стихи Илья Чавчавадзе начал еще в ранней юности.
Тогда же, проводя каждое лето в Кахетии, он начал собирать
народные песни, сказания, пословицы, легенды.
Однажды летом на лесной дороге встретил он вооруженного
человека в крестьянской одежде. Это был знаменитый в тех
местах «благородный разбойник» Гаухарашвили. Не выдержав
дикого произвола своего помещика, он застрелил его и теперь
вынужден был скрываться. Чавчавадзе подружился с ним,
а позднее изобразил его главным героем одной из своих поэм.
После окончания гимназии молодой поэт продолжал свое
образование на юридическом факультете Петербургского универ¬
ситета. Годы студенчества он впоследствии считал лучшей порой
своей жизни. «Четыре года провел я в России... эти четыре года
были фундаментом жизни, первоисточником жизни, волоском,
который судьба, точно мост, перекинула между светом и тьмой.
Но не для всякого! Только для тех, кто поехал ö Россию, чтобы
образовать свой ум, привести в движение мозг и сердце, дать им
толчок». 50-е — начало 60-х годов — время первой революцион¬
ной ситуации в России, крестьянского движения, блестящей про¬
пагандистской деятельности русских революционных демократов,
бурного студенческого движения. Такое время не могло не «дать
толчок» уму и сердцу Ильи Чавчавадзе. Сам он писал, что
характернейшей чертой этого времени было отрицание самодер¬
жавного режима.
215

Трибуной и идейным цен¬
тром революционной демокра¬
тии в эти годы был журнал
«Современник», возглавляемый
Н. Г. Чернышевским. Илья
Чавчавадзе был среди той
передовой студенческой моло¬
дежи, которая группировалась
вокруг «Современника».
Известный публицист и ли¬
тератор Н. Николадзе, учив¬
шийся в университете одновре¬
менно с Чавчавадзе, писал об
образе жизни наиболее способ¬
ной и свободомыслящей части
студентов-грузин: «Те, которые
обладали большим талантом
и могучим умом, сами проби¬
вали себе дорогу... Они не
удовлетворялись устарелыми
лекциями допотопных профес¬
соров. Их волновали жгучие
вопросы, возникавшие в умах передовой молодежи и настоятель¬
но требовавшие ответа. Молодые люди такого рода сами, собст¬
венным трудом и сознанием, самостоятельными наблюдениями
над жизнью, изучением литературы, чтением, раздумьем, бесе¬
дами, попытками действовать и писать, старались стать по¬
лезными для нашего народа деятелями, и они стали таковыми,
поскольку им это позволяли условия и собственные способности.
Таковыми были, например, Илья Чавчавадзе и некоторые другие
молодые люди тех времен».
Грузинские студенты организовали кружок, регулярно соби¬
равшийся и обсуждавший вопросы как грузинской действитель¬
ности, так и вообще проблемы общественной и политической
жизни России. Члены кружка находились под влиянием револю¬
ционно-демократических идей. Цель этих молодых людей —
всецело служить народу, посвятить всю жизнь исполнению этого
долга.
Лидером кружка был Илья Чавчавадзе, он же написал и
программную «Песню грузинских студентов».
...Не игрушка мы вельможам,
Г нет студенту нетерпим.
В горе слабому поможем,
Справедливого почтим.
...Нет у нас иных стремлений,
Лишь бы вечно нам идти,
Чтоб для новых поколений
Стать тропинкой на пути.
Илья Чавчавадзе
216

Дети юные отчизны,
Мы мечтаем день и ночь,
Чтоб когда-нибудь при жизни
Нашей родине помочь.
Но и ныне братство паше
Держит первенство свое.
В день, когда страна прикажет,—
Встанем грудью за нее.
Вернувшись на Кавказ после исключения из университета
за участие в студенческом движении, Илья Григорьевич отдал все
свои силы грузинской литературе, публицистике, издательскому
делу, просвещению народа. Значение литературы и печатного
слова вообще в стране, народ которой лишен элементарных
политических, а порой и человеческих прав, огромно. С одной
стороны, литература в этих условиях становится, по словам
А. И. Герцена, «единственной политической трибуной», с дру¬
гой,— по словам И. Г. Чавчавадзе, она «ум народа, его разум,
чувство, думы, обычаи и степень образованности».
Литература и искусство, утверждал Чавчавадзе, «рождаются
из жизни и существуют для жизни». Так впервые в грузинской
культуре провозглашались принципы реализма, принципы, вос¬
принятые из русской демократической критики.
«Пусть некоторые бесплодные поэты, выступая от имени ис¬
кусства, уходят в сторону от жизни своего народа, обращают...
к небу свои тупые взоры и, подобно дикой птице, свистят бес¬
смысленно и бесконечно. Нам с ними не по пути» — так писал
Илья Григорьевич о тех поэтах и писателях, которые не прини¬
мали знамени реализма, лира которых не служила интересам
народа. Эти литераторы группировались вокруг журнала
«Цискари».
Для утверждения своей гражданской и эстетической позиции
Чавчавадзе создал в начале 1868 года свой журнал — «Сакар-
твелос моамбе» («Вестник Грузии»). «Все, что было у нас мо¬
лодого и бодрого,— отмечал Н. Николадзе,— все любящее новые
порядки и новую жизнь, все они признали благородное знамя
будущего, которое твердо держал Илья Чавчавадзе. Старые
порядки, старые люди приютились в «Цискари», и, таким обра¬
зом, в полемике, разгоревшейся между «Сакартвелос моамбе»
и «Цискари», отражалась та подлинная и жестокая борьба,
которая кипела тогда между старым и новым в нашей жизни».
Однако журнал, полный новых и свежих мыслей, журнал,
отстаивающий новое, вопреки старому, не мог долго существо¬
вать в условиях царской цензуры. Не прошло и года, как его
издатель должен был признаться читателям: «Мы часто замал¬
чивали вопрос, но собственной совести не изменили. В пределах
возможности мы говорили то, что подсказывали наши ум и
сердце. Так будем поступать и впредь, если даже из-за этого
будет положен конец существованию нашего журнала». Именно
так и случилось вскоре. В конце 1863 года журнал был закрыт.
217

Илья Григорьевич нашел приложение своим силам на другом
поприще. Он работал в комиссии по крестьянской реформе, был
мировым посредником, мировым судьей, возглавлял Общество по
распространению грамотности. В то же время он не прекращал
своей постоянной творческой деятельности. Его стихотворные
и прозаические произведения были проникнуты верой в силу
и окончательное торжество освободительной борьбы народов. Вот
как звучали эти идеи в одной из его поэм:
Освобожденье честного труда —
Вот в чем задача нынешнего века.
Недаром бурь народных череда
Встает во имя братства человека.
Не устоит отживший старый мир
Перед могучим вихрем обновленья,
Не выдержит грабитель и вампир
За правду справедливого сраженья.
Падут оковы, рушится оплот
Проклятого насилья мирового,
И из побегов новых расцветет
Страна моя, родившаяся снова.
В 1877 году Илье Григорьевичу удалось вновь организовать
периодическое издание. Новая литературно-политическая газета
называлась «Иверия»1.
В условиях, когда царские власти противостояли развитию
национальной грузинской культуры, запрещали преподавание
грузинского языка в школе и употребление его в гражданских
учреждениях, Чавчавадзе в своей газете систематически и целе¬
устремленно отстаивал право родного народа на свою нацио¬
нальную культуру.
Но в то же время он всегда подчеркивал огромное прогрес¬
сивное значение присоединения Грузии к России.
«С этого памятного дня Грузия обрела покой,— так писал он
в одной из своих статей о значении этого события.— Покрови¬
тельство единоверного великого народа рассеяло вечный страх
перед неумолимыми врагами. Успокоилась давно уже не ведав¬
шая покоя усталая страна, отдохнула от разорений и опустоше¬
ний от вечных войн и борьбы. Исчез грозный блеск занесенного
над нами меча, исчезли полыхавшие пожары... канули в вечность
грабительские набеги, оставившие лишь страшные воспоминания.
Наступило новое время, время покоя и безопасной жизни...»
«Одним уж тем, что мы любим нашу страну,— говорил Илья
Григорьевич,— мы любим и Россию... Россия спасла нашу родину
от разорения и уничтожения, она и ныне ограждает ее от по¬
вторения былых невзгод и страданий, она залечила ее раны.
...Эта именно любовь является прочным посредствующим зве¬
ном, соединяющим наши помыслы и упования с помыслами
и упованиями лучших русских людей».
1 Иверия — древнее название Грузии.
218

С начала 80-х годов за Чавчавадзе был установлен негласный
полицейский надзор. В одном из донесений Тифлисское жан¬
дармское управление сообщало в Министерство внутренних дел:
«Уверенно можно утверждать, что главным руководителем на¬
правления, ставящего своей целью углубление национального
движения, является князь Илья Чавчавадзе... он обладает за¬
мечательным умом и положением, пользуется большим автори¬
тетом среди грузин вообще и среди свободомыслящих в особен¬
ности. Ходят слухи, что у нею время от времени устраиваются
тайные собрания, на которых обсуждаются различные общес¬
твенные и социальные вопросы».
Жандармское управление было осведомлено верно. Дом Чав¬
чавадзе всегда был открыт для тех, кому были ненавистны
тирания и произвол. Здесь велись оживленные беседы, подчас
острые споры на всевозможные социальные и политические темы.
Активная творческая и общественная деятельность Ильи Гри¬
горьевича Чавчавадзе трагически оборвалась 30 августа 1907
года: при потворстве царской охранки семидесятилетний писатель
был убит вооруженными грабителями близ Тифлиса.

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
Итак, книга прочитана, и ваше путешествие по
страницам истории России закончилось. Перед
мысленным взором вашим прошли десятки самых
разнообразных событий. Много интересного узнали
вы об Отечественной войне 1812 года, о декабристах,
государственных учреждениях дореформенной и
пореформенной России, революционерах-разночин-
цах, деятелях науки и культуры, о жизни и борьбе
рабочего класса, о первых русских марксистах и
начале революционной деятельности В. И. Ленина.
Много важных событий произошло в истории
нашей Родины в XIX веке. И конечно, не о всех
из них удалось рассказать. Да авторы и не ставили
себе такой цели. Важнее было другое — дополнить
рассказ о том или ином историческом событии или
явлении, о котором идет речь в учебнике, живыми
подробностями.
Мы говорим: историю делает народ. Но народ не
безликая масса. Он состоит из конкретных людей.
Именно они и творят историю. Вот почему не менее
важно было показать, что история — это не только
события и даты, но и люди со всеми их достоин¬
ствами и недостатками, с их повседневными делами
и героическими поступками, радостями и печалями.
Наша современность—это результат совокупного
труда и борьбы предшествующих поколений. Изучая
историю, вы обогащаетесь их опытом, ибо конечная
цель истории не «коллекционирование фактов», а

анализ развития человеческого общества, с тем что¬
бы, познав на материале прошлого законы этого
развития, лучше понять настоящее и увидеть бу¬
дущее.
К событиям прошлого мы не можем относиться
бесстрастно. В истории у нас есть друзья и враги,
и об этом нужно помнить. Однако историческая па¬
мять сама по себе не должна быть избирательной.
Избирательным должно быть отношение к тому, что
мы помним. Так, мы преклоняемся перед мужеством
декабристов, героев «Народной воли», первых рабо¬
чих революционеров и ненавидим царизм.
Историзм взгляда на окружающее не отдаляет
нас от современности, а, наоборот, дает возможность
лучше понять ее. Но чтобы историзм взгляда выра¬
ботался, необходимо обладать живым чувством
истории. За сухими сведениями о восстаниях и сра¬
жениях учитесь видеть судьбы людей, вовлеченных
в водоворот событий, проявлять живое сочувствие
к тем, кто сражался на Бородинском поле, чтобы
затем, спустя немногим более десятилетия, выйти
на Сенатскую площадь и бросить открытый вызов
русскому самодержавию.
И если после прочтения этой книги у вас, как
писал поэт, «острее стало ощущенье шагов Истории
самой» авторы будут считать свою задачу выпол¬
ненной.

СОДЕРЖАНИЕ
К юным читателям . .	....	3
На старых уральских заводах (М. Б. Огнянов)	5
Бородино (В. С. Антонов)	14
Контрнаступление русской армии в 1812 году
(В. С. Антонов) ...	20
14 декабря 1825 года (Н. И. Пирумова)	28
«Во глубине сибирских руд...» (Н. И. Пирумова)	35
Николаевский режим (Н. И. Пирумова)	42
Губернская администрация дореформенной России
(Н. И. Пирумова) ...	46
Кружок Станкевича (Н. И. Пирумова)	49
В литературных салонах Москвы (Я. И. Пирумова)	52
«Карманный словарь иностранных слов...» (Н. И. Пи¬
румова) ...	57
Шевченко в Кирилло-Мефодиевском обществе
(Н. И. Пирумова)	...	61
Великий математик России (Н. И. Пирумова)	67
Путешествие капитана Беллинсгаузена (М. Б. Огнянов)	72
Путь к океану (М. Б. Огнянов) ...	83
Чокан Валиханов (Н. И. Пирумова)	90
Хачатур Абовян (Н. И. Пирумова)	95
Герои Малахова кургана (В. С. Антонов)	100
«Зову живых!» (Н. И. Пирумова)	106
«Современник» — трибуна революционной демокра¬
тии (Н. И. Пирумова)	Г11
Крепостные крестьяне и их «освобождение»
(Н. И. Пирумова)	115
«Молодые штурманы будущей бури» (Н. И. Пирумова)	122

Суд присяжных (Н. И. Пирумова)	127
Земская шкода (Н. И. Пирумова)	130
Шипка и Плевна (В. С. Антонов)	135
«Русские друзья» К. Маркса (В. С. Антонов)	142
Хождение в народ (7/. //. Пирумова)	149
«И мы не праздно и мире жили» (В. С. Антонов)	155
Приговор (7/. И. Пирумова)	160
Первые русские марксисты (В. С. Антонов)	167
Прохоровская мануфактура (М. Б. Огнянов)	172
Ткачи и присяжные	заседатели (М. Б. Огнянов)	177
В начале пути (Н. И. Пирумова)	185
От пропаганды к агитации (A4. Б. Огнянов) .	.	.	190
Николай Николаевич Миклухо-Маклай (Н. И. Пи¬
румова) 	 202
Передвижники (Н. И. Пирумова) . .	209
Илья Чавчавадзе (Н. И. Пирумова)	215
Вместо заключения .	220

ИБ № 3098
Вадим Степанович Антонов
Михаил Борисович Огнянов
Наталья Иосифовна Пирумова
КНИГА ДЛЯ ЧТЕНИЯ
ПО ИСТОРИИ СССР
XIX ВЕК
Редактор В. М. Соловьев
Редактор карт Е. В. Смирнова
Форзацы художника И. И. Пчелко
Художественный редактор А. С. Вершинкин
Технический редактор H. Н. Махова
Корректоры В. И. Громова, Т. Ф. Алексина
Сдано в набор 24.03.78. Подписано к печа¬
ти 27.11.78. А10037	60x90/16.	Бумага
офс. № 1. Литературная гарн. Печать
офсетная. Условн. л. 14+вкл. 0,5 + форзац
0,25. Уч.-изд. л. 15,04+вкл. 0,45 + форзац
0,38. Тираж 300 000 экз. Заказ № 269. Це¬
на 65 коп.
Ордена Трудового Красного Знамени из¬
дательство «Просвещение» Государственно¬
го комитета РСФСР по делам издательств,
полиграфии и книжной торговли. Москва,
3-й проезд Марьиной рощи, 41.
Калининский ордена Трудового Красного
Знамени полиграфкомбинат детской литера¬
туры им. 50-летия СССР Росглавполиграф-
прома Госкомиздата РСФСР. Калинин,
проспект 50-летия Октября, 46.