ЖОРЖ
Б0РДОНОВ
Избранные
произведения

ЖОРЖ
БОРДОНОВ
том
1Атланты
Золотые
кони
Вильгельм
Завоеватель
Москва — Санкт-Петербург
Акционерное общество «Прибой»

ББК 84.4
Б27
George Bordonove
Les Atlantes
Deux cents chevaux dore’s
Guillaume le Conquerant
Переводы с французского
^ 4703010100—011 -	-
Б	без ооъявл.
Д93(03)—93
ISBN 5-7041-0081-3
© АО «Прибой» — составл.,
1993 г.
© И. Алчеев, Н. Непомня¬
щий, П. Траннуа — пе¬
реводы с французского,
1993 г.
© Н. Малиновская — худо¬
жественное оформление
серии

К ЧИТАТЕЛЮ
Лет десять назад в потоке новых изданий промелькнула практически
не замеченная критикой книга Ж. Бордонова «Мольер», сочетавшая
увлекательность хорошего исторического романа и научную глубину
монографии. Но издательство, выпустившее книгу, ни словом не об¬
молвилось, кто ее автор — писатель, ученый, из какой страны родом?
И вот лишь теперь российский читатель получает возможность узнать,
что книга о Мольере — не одинокий «остров в океане», а всего лишь
часть целого творческого материка Жоржа Бордонова, причем мате¬
рика, давно открытого всему читающему миру, но почти неизвестного
нашим любителям историко-приключенческой литературы.
Жорж Шарль Альфонс Бруно Бордонов (G. Bordonove) родился во
Франции 25 мая 1920 года; закончил факультеты филологии и права
университета в г. Пуатье. Он — глубокий знаток истории, живописи,
музыки. Первые исторические романы написал в начале пятидесятых
годов и с тех пор выпустил их более десятка. Кроме того, его перу
принадлежит ряд исторических исследований — таких, например, как
двухтомная история Парижа, книга о франко-английском соперни¬
честве, начиная со средних веков и до второй мировой войны.
Перед Вами, уважаемый читатель, первые переводы на русский язык
исторических романов французского писателя и ученого. В много¬
вековых пластах истории Ж. Бордонов чувствует себя удивительно сво¬
бодно. Памятники культуры служат для него источником, из которого
он черпает сюжеты для своих произведений, точные и яркие детали
быта, помогающие угадывать правду характеров, поступков, страстей
человеческих. Почти два с половиной тысячелетия не дает покоя
людям свидетельство великого философа Древней Греции Платона о
могущественном государстве атлантов, погрязшем во грехе и разврате
и за это наказанном богами. Атлантиду поглотил океан. Несчетное
число литературных произведений, исследований, гипотез посвящено
этой теме.
Жорж Бордонов, не отступая от «Диалогов» Платона, следует за
Геркулесовы. Столбы (Гибралтар) и там, где ныне Канарские острова,
помещает Атлантиду. Там он разворачивает увлекательное и драмати¬
ческое повествование о последних месяцах царства и его гибели.
У романа «Кони золотые» тоже есть классический первоисточник —
«Записки Гая Юлия Цезаря о Галльской войне». Цезарь рассказывает
о победах своих легионов над варварами, населившими современную
Францию. А писатель как бы становится на сторону галлов, которые
вели долгую, кровавую борьбу с завоевателями, но не оставили
письменных свидетельств о варварстве римлян.
В центре третьего романа — «Вильгельм Завоеватель» — знаменитая
битва при Гастингсе, происшедшая 14 октября 1066 года и оказавшая
огромное влияние на судьбы Франции и Англии, хотя сражалось на
поле брани с обеих сторон всего-то (по нынешним понятиям)
12—14 тысяч человек. Вскоре после этой битвы безвестными масте¬
рами было создано единственное в своем роде произведение искус¬
ства — знаменитый ковер из Байе. Это льняное полотно длиною в
70 метров, на котором цветными шерстяными нитками, не поблекшими
до сих пор, вышиты эпизоды подготовки похода и самой битвы.
Писатель метр за метром как бы прокручивает перед читателем эту
удивительную киноэпопею тысячелетней давности. Впервые издавая на
русском языке избранные историко-приключенческие произведения
Ж. Бордонова, акционерное издательство «Прибой» открывает для рос¬
сийского читателя одного из интереснейших писателей Франции.
5

Атланты

ля начала вообразите
себе ветреную но¬
ябрьскую ночь, деревенский дом и ребенка, лежащего на
своей железной кровати. Дом так стар, так затерян в про¬
странстве и во времени, что освещение здесь составляют
лишь керосиновые лампы, и их оранжевые язычки покры¬
вают сажей стеклянные трубки. Этот свет, колеблющийся
на скатерти с бахромой, на краешке кровати, выхваты¬
вает из мрака несколько лиц, явившихся «по случаю»,
падает на их короткие прически и поблескивает стекла¬
ми очков одного из тех лекарей минувшей эпохи, кото¬
рые соглашались в любое время года, днем или ночью,
отправиться в сельскую местность на невообразимо
старых авто, стреляющих искрами, или даже в двуколках.
Доктор закрывал свою огромную дорожную сумку из
кожи, бормоча себе в бороду какие-то слова вежливости
и сочувствия. По той натянутости, которая слышалась в
его голосе, по суетливости, с которой он прощался, чув¬
ствовалось, как тяжело ему было произнести приговор и
как его изводило собственное бессилие, невозможность
хоть чем-то помочь. Ребенок «отходил», выражаясь ме¬
ланхолическим языком провинции, это был только во¬
прос времени — часов, а может, даже и минут. Он дышал
прерывисто, и зеркало, которое подносили к его рту, за¬
потевало едва заметно. Это все из-за проклятой привив¬
ки и грязной иглы! Словом, ребенок умирал, лежа в
темной комнате, мучимый лихорадкой и какой-то, тогда
еще неизлечимой, неизвестной болезнью. Вокруг него
эти. лица, лица старательно вздыхавших соседей и сосе-
8

док, теперь уже позабытые, а снаружи, над ветхой кров¬
лей, за растрепанными бурной ночью стропилами, буше¬
вали великие хоры природы, грохот которых утихал лишь
с зарей. Он больше не чувствовал боли. Он не слышал
теперь ничего, кроме этого воя и свиста, доносящихся
с небес. Его детская душа уже начала блуждать по окру¬
ге, среди прозрачных и колючих кустов.
Потом ребенок закрыл глаза. Соседи решили, что он
перестал дышать, и один из них сказал:
—	Все!
Но какая-то полная женщина закричала, словно
разъяренный или раненый зверь, вытащила его из влаж¬
ных простынок, взяла на руки, прижала к груди, словно
хотела укрыть своим огромным телом, сообщить ему
тепло своей крови, биение собственных артерий. Это было
безумие! Но никто не смел помешать ей: все было кон¬
чено, и этот ребенок был ее сыном. От каких варварских
верований, от какой неукротимой и нежной магии про¬
шедших веков родился этот отчаянный жест? Женщина
и сама этого не знала, но ее тепло согрело остывающее
тело, ее воля оживила обессилевшее сердце, грудь ре¬
бенка вдруг поднялась, и его огромные, неподвижные
глаза снова открылись...
Он не увидел ни черной шерстяной ткани, в которую
упирался лбом, ни лампы, ни круга удивленных лиц. Он
увидел море, оно поднималось из самой дали неведомого
горизонта. Он увидел бегущие валы, гонимые ветром,
обрушивающиеся и рассыпающиеся водопады, бесконеч¬
ную равнину, словно белую пену, оттененную распахан¬
ными движущимися бороздами. Какой-то корабль несся
под одним-единственным парусом, клонясь к воде. За
кормой оставались дышащие огнем горы, город, погру¬
жающийся в бездну. Корабль приближался с головокру¬
жительной быстротой, уже были видны конская голова,
украшающая нос, и металлические пластины, которыми
были обшиты его борта. На корме в одиночестве стоял
человек в шлеме и латах, неподвижный, словно статуя.
Он, видно, был неподвластен силе страха. Наконец он
прошелся по корме этого безумного судна, совсем близ¬
ко, и ребенка потряс его пылающий взгляд.
...Таково мое первое воспоминание.
Как бы глубоко я ни погружался в ту темную про¬
пасть, которая есть в душе всякого человека, я встречаю
там этого неизвестного странника в шлеме и латах.
Много лет спустя, впервые оказавшись у моря, я уви¬
9

дел ту же странную картину. Из-за какой-то неисправ¬
ности в машине мы приехали в гостиницу только под
вечер. Тотчас же я побежал к берегу. Море оказалось
огромным и темно-зеленым существом, оно лизало песок,
оно пребывало в постоянном движении, простиралось до
бесконечности, до самого края заходящего солнца. Опус¬
кающаяся ночь перекрашивала облака. Птицы, названий
которых я не знал, проносились над гребнями волн,
почти касаясь их, и кричали скрипучими голосами. Ве¬
черний бриз шуршал в ветвях кустарника, который по¬
крывал дюну, словно взъерошенная шевелюра. По какой-
то причуде этого умирающего света горы, охваченные
огнем, качнулись на краю горизонта. Кровли, крепост¬
ные стены и купола городских храмов сверкнули перед
тем, как их затопила кипящая вода. Корабли с высокими
форштевнями, украшенными лошадиными мордами, с
корпусами, обшитыми красноватыми пластинами, расте¬
рянно метались, пытаясь спастись. Но и они исчезали
один за другим, пропадали, как пропал город и огненные
вершины. Мгновение спустя на поверхности моря остал¬
ся лишь один корабль, спешивший к берегу и приближаю¬
щийся очень быстро. На корме его стоял воин в латах
и шлеме. Взгляд его был решителен и одновременно
печален, непреклонен и, однако ж, исполнен мрачной
необъяснимой тоски.
Потом, уже в лицее, раскрыв перевод Платона и
впервые узнав это чудесное название «Атлантида», про¬
читав описание ее столицы и страшный рассказ о ее па¬
дении, в какой-то миг я ощутил, что забытое видение
снова захлестнуло меня. Я увидел вместо черных букв,
испестривших страницу, знаменитый город с Золотыми
воротами, зажатый грохочущими и испускающими дым
вершинами, тройное кольцо крепостных стен, каналы,
порт, утыканный мачтами и изогнутыми форштевнями,
набережные, застроенные складами и богатыми дворца¬
ми, заполненные грузчиками, моряками, солдатами, тор¬
говцами... Затем все это поглотила бездна, оставив на по¬
верхности только бегущую флотилию, из которой спас¬
лось лишь одно судно, уносящее единственного путника,
облаченного в доспехи.
С тех пор всем стало понятно, что Атлантида почти
никогда не ослабляла надо мной своих чар, занимая
полностью мои мысли.
Мое стремление оживить незавершенную и смутную
картину знанием истины было призвано поддержать
10

вдохновение, всякий раз охватывавшее меня при этом ви¬
дении, вновь и вновь возрождавшееся при виде моря.
То, что было с самого начала лишь зыбким и неясным,
стало для меня после прилежных штудий и вниматель¬
ного изучения всего, что уже было написано об Атлан¬
тиде, достоверным. Не важно, что некоторые сочтут не¬
обходимым улыбнуться этому безапелляционному заяв¬
лению и недоуменно пожать плечами в ответ на столь
решительно высказанное убеждение. Они принадлежат
к той скудоумной породе людей, которая отказывалась
поверить в существование Трои, «мифического» города,
выдуманного слепым стариком Гомером, до тех пор, пока
она не была открыта в точности такой, как он ее описы¬
вал. И зачем отрицать заранее существование Атлантиды,
приписывая Платону заблуждения? В своем «Тимее» и
«Критии» он ссылается на вполне серьезные источники:
сохраненные саисскими жрецами архивы. Исчезновение
документов ничего не опровергает.
Кроме того, множество соображений подтверждает
его рассказ об Атлантиде, владычице мира, некогда
погребенной волнами. У всех народов, во все века, в каж¬
дой священной книге ясно выражается тоска по утерян¬
ному раю, блаженной земле — большом острове, овевае¬
мом теплыми ветрами Атлантики. Эти поэмы, сказания
и описания, лиричные и печальные, суть ветви одного
дерева, сплетенные, вьющиеся, повторяющиеся бесконеч¬
но и колеблемые все тем же дыханием вечности. И везде,
в каждой душе, открытой впечатлениям, идея эта жила,
становясь понемногу — ибо остров не был никем най¬
ден — Обителью Блаженных. В египетской Книге Мерт¬
вых она названа страной Нод. В античной мифологии —
Эллизием, Огигией, Островами Удачи, Садом Гесперид
(дочерей Ночи), где зреют золотые яблоки. Для кельтов
она стала Островом Героев, Землей Юности, Страной
Живых, Долиной Наслаждений, «самой красивой, как го¬
ворят, и самой плодородной» (Платон, рассказ Крития).
Для валлийцев это остров Авалон, место, где растут все
те же заколдованные яблоки и живет великий король
Артур, получивший бессмертие. Для первых христиан это
была Земля Обетованная, для ирландцев — Туле, Зеле¬
ные Острова Течений (Гольфстрим?), для ацтеков —
Тула. Когда конкистадоры захватили императорский
дворец инков, они увидели фруктовые деревья, выкован¬
ные из металла; на ветвях их висели яблоки из чистого
золота — отголосок какой традиции?
И

Кроме того, всюду повествуется и о Потопе, о его
причинах и последствиях. «И вот Зевс, бог богов, соблю¬
дающий законы, хорошо умея усматривать то, о чем мы
говорили, помыслил о славном роде (атлантах), впавшем
в столь жалкую развращенность, и решил наложить на
него кару, дабы он, отрезвев от беды, научился благо¬
образию...» (Платон, рассказ Крития). Будь это Африка,
Америка, Европа или Азия — память об ужасном ката¬
клизме оставила свой отпечаток. И везде, после того как
божественный гнев утихал, появление радуги и птицы, а
иногда белого древа знаменовало искупление грехов.
Еще более странным представляется необъяснимое,
но явное родство, существующее между ремеслами, обы¬
чаями, политическими системами, конфессиями, симво¬
ликой и письменными свидетельствами доколумбовой
Америки и жителей Евроафриканского континента. Пи¬
рамиды сооружались не только в Египте, Эфиопии и
Армении, но и в Мексике, на Юкатане, в Сан-Сальвадоре
и Гватемале. Ложный свод можно встретить и у этрусков,
и в Мексике. Скарабей египетских фараонов исполь¬
зуется и в мексиканских магических обрядах, причем в
одной и той же манере. Египтяне, верившие в воскре¬
шение плоти, мумифицировали умерших, чтобы их души,
завершив свои блуждания в царстве теней, возвраща¬
лись в свои земные обиталища. Народы доколумбовой
Америки делали совершенно то же, с такой же целью,
как, кстати, и гуанчи, последние потомки легендарных
атлантов, в те времена, когда нормандец Жан Бетанкур
бросил якорь у Канарских островов. Устройство почти
всех государств древней Америки было теократическим,
подобно тому, как власть египетских жрецов концентри¬
ровалась в фараоне, верховном жреце. И хорошо извест¬
на жестокость, с которой римляне истребляли друидов
в Галльской войне; друиды были единственной сплочен¬
ной и грозной силой. Свастика, которая, развернув на¬
оборот свои ветви, сделалась мрачным символом нациз¬
ма, встречается по обе стороны Атлантики, означая
постепенное приобщение души к совершенству. Точно так
же распространены и изображения солнца, словно отсвет
Верховного Существа, дающего жизнь всему на земле, и
змея, образ Земли, и голова Горгоны, олицетворяющие
божественное всеведение.
В конце концов, логично предположить в определен¬
ный момент истории человечества существование некоего
материка между Америкой и Евроафрикой или, по край¬
12

ней мере, большого архипелага, который бы сделал воз¬
можными путешествия по безбрежному Океану, допус¬
тить возможность общего источника этого пучка цивили¬
заций. Быть может, в течение вот уже двадцати столе¬
тий наша интеллектуальная жизнь строится на фунда¬
ментальной ошибке, которую выражает поговорка «Ех
Oriente lux» *. Факты говорят обратное — свет для нас
исходит не с Востока. Ацтеки провозгласили учителем
и искупителем Кецалькоатля (Дракона), явившегося из
своего царства на острове Тула, к северо-востоку от Мек¬
сики. Современные гуарани почитают национальным ге¬
роем и своим прародителем Тамандуара, единственного
из «Города Искрящихся Крыш» оставшегося в живых.
Вавилонский Ноэ тоже происходит с какого-то большого
острова на Западе. Пеласги (первобытные греки) назы¬
вали себя сыновьями морского бога Посейдона, основав¬
шего государство атлантов. Что касается финикийцев,
то они производят свое имя от «феникс» (красный),
ибо в незапамятные времена кожа их, как и у индейцев,
имела красноватый оттенок. В Бразилии были найдены
надписи, напоминающие иероглифы египтян, письмена
шумеров и финикийцев. Иероглифы канарских гуанчей
невероятно похожи на значки этрусского, древнеэгейско-
го и рунического письмен. Ифе в Нигерии, священный
город йоруба, свидетельствует о необычно высоком уров¬
не цивилизации, просуществовавшей до XVII века, когда
началась работорговля. Развалины, найденные в Родезии,
отмечены той же необъяснимой законченностью и совер¬
шенством. Большинство обрядов йоруба восходят к ри¬
туалам, совершавшимся прежде обитателями доколумбо¬
вой Америки. В Западной Африке некий британский
майор был однажды свидетелем того, как целое племя,
собравшись на берегу моря, встречало с почестями пиро¬
гу, в которой сидели двое туземцев, тела которых были
выкрашены белой краской. Он поинтересовался, что озна¬
чает эта странная церемония, и ему сообщили, что
обряд этот установлен очень давно, в память явления бе¬
лых вождей, давших племени законы и вершивших пра¬
восудие.
Примеры такого рода столь многочисленны, что могли
бы занять целый том. Это воспоминания о высоких бе¬
лых людях, которые являются со своего неведомого
*	С Востока свет! {лат.).
13

острова, чтобы учить народы искусствам и ремеслам, и
исчезают, гонимые духами зла, как Дракон ацтеков.
Что же следует из всего сказанного, и прежде все¬
го — из рассказа Платона, краеугольного камня веры в
подлинность Атлантиды, и тысяч томов книг, которые он
породил? То, что за 9600 лет до нашей эры существовал
континент или, вернее, огромный архипелаг, грандиозная
империя, столицей которой был Посейдонис. Она вклю¬
чала в себя нынешнюю Северную Африку (Ливия),
простираясь до Египта, Европу до Тирренского моря
(Этрурия), занимая западное побережье Англии, Фран¬
ции и Испании (Пиренейский полуостров), часть Аме¬
риканского континента, главным образом, центральную
и южную. Зона влияния империи, расширяемая торго¬
выми колониями, как, например, впоследствии у фини¬
кийцев и карфагенян, распространялась и на Грецию
(пеласги), и на западную, и, может быть, южную часть
Африки. Географические очертания планеты были совер¬
шенно иными: Ла-Манша не существовало, Европу про¬
длевала на запад та часть материка, которая теперь
покрыта водой, Сахара была морем, а устья рек представ¬
ляли из себя широкие лиманы.
В считанные дни Атлантида исчезла, погребенная
страшным вулканическим взрывом и смытая огромной
волной, вызванной, возможно, приближением к Земле
кометы. Ее погружение в пучину — это была цепная
реакция — повлекло за собой затопление части Европей¬
ского (вспомнить хотя бы бретонский город Ис!) и
Африканского побережий, отделив Англию от Франции,
сильно увеличив Средиземное море, превратив Сахару
в пустыню и изменив очертания берегов Америки: мерт¬
вый город Тиауанако в Боливии, находящийся сейчас на
высоте 3500 метров над уровнем моря, был когда-то
портом. Несомненно, именно этот катаклизм получил в
Библии наименование Всемирного Потопа.
Мог ли остаться в живых кто-нибудь из атлантов?
Разве только те, кто успел добраться до своих кораблей,
да и то, учитывая состояние моря после катастрофы,
вряд ли многие из них смогли спастись. Могли выжить
и те, что находились вдали от родных берегов, в колониях,
которые пощадили стремительные воды, если только по¬
том их не истребили восставшие аборигены. Вполне
вероятно, что уцелели и небольшие племена, поселившие¬
ся отдельно, как, например, баски, тоже пришедшие,
если верить их легендам, с огромного острова в океане,
14

или гуанчи, сохранившиеся каким-то чудом. И несмотря
на тысячелетние миграции и смешанные браки, в чьих-
нибудь жилах, может быть, бродят еще остатки крови
атлантов!
От гордой же империи остались лишь вершины древ¬
них гор, разбросанные по бесконечным просторам океа¬
на: Азоры на севере, в центре — Мадейра и Канарские
острова на юге, да нескончаемая тоска по утраченному
Эдему в человеческих сердцах.
Долгое время рассказ Платона вызывал только скеп¬
тические усмешки. Но в 1858 году в сотне километров
к северу от Азор якорь судна, прокладывавшего под¬
водный кабель между Англией и Соединенными Штата¬
ми, поднял на поверхность с глубины 3000 метров окаме¬
невшие обломки базальта. Анализ этой породы свиде¬
тельствует о совсем недавнем (конечно, в сравнении с
возрастом нашей планеты) континентальном разломе.
Эти обломки составляют пока единственное «веществен¬
ное» доказательство истинности слов Платона. Но при¬
ближаются времена, когда акванавты, рыцари подвод¬
ных ущелий, смогут опускаться и на такие глубины. Они
отыщут наконец то, что осталось от города с Золотыми
воротами,— руины, облепленные водорослями и населен¬
ные лишь обитателями морей. Они заставят человече¬
ство переосмыслить Историю. И тогда оно обретет вто¬
рую молодость, более того, веру в волю судеб.
Таково изложенное вкратце «атлантическое дело».
Но обилие фактов, параллелей, выводов, оценок вряд ли
позволило бы мне написать эту книгу, если бы однажды
на одном из островов Канарского архипелага...
Это был один из тех дней, которые наверняка слу¬
чались в жизни каждого человека, когда все надежды
рушатся, когда мучит тайная печаль или старая обида,
считавшаяся забытой, один из тех мрачных моментов,
когда никчемность собственного существования и тщет¬
ность любых стараний предстают во всей горькой и от¬
нимающей силы очевидности, когда приходится повто¬
рить вслед за принцем Гамлетом его известную альтер¬
нативу.
Мудрствуя подобным образом, я пробирался по изви¬
листой горной тропе и скоро сбился с дороги. Сквозь
клубы дыма, выходившего из скалы, среди буйной листвы
я разглядел одинокий дом. Он возвышался на краю ста¬
15

рого кратера, посреди террасы, засаженной лимонными и
апельсиновыми деревьями.
«Последний сад Гесперид»,— подумал я, окидывая
взглядом окрестности. Солнце, нависающее над морем
между рваными краями вершин, казалось мне каким-то
металлическим морским ежом, осыпающим свои иголки
в воды, похожие больше на жидкую ртуть. Этот белый
свет придавал скалам, растениям и камням под ногами
безжизненный и суровый вид. Собиралась гроза. Я вошел
в дом, когда первые капли застучали по крыше. Старуха
месила тесто для пирогов. У нее была светлая кожа,
глаза зеленые и изменчивые, как море, и незабываемое
юное лицо. Она жила одна среди этой вечной природы.
Хозяйка сказала мне, что спускаться в город слиш¬
ком поздно, хотя гроза не будет продолжительной:
ночь застигнет меня в дороге. Я вынужден был остаться.
Она принесла ужин, а потом долго расспрашивала о
том, о сем. Узнав, что привело меня на остров, она за¬
молчала и, несколько поколебавшись, с видимым усилием
начала свой рассказ. Это была изложенная со многими
подробностями чудесная история атланта Гальдара.
Незначительное это происшествие позволило мне на¬
конец-то узнать имя таинственного человека в шлеме и
доспехах, столь занимавшего мое воображение.
Она показала мне свои немногие богатства, скром¬
ное наследство стольких поколений, вынесенное в наш
век, словно обломки великого кораблекрушения. Обож¬
женная глиняная плитка, испещренная иероглифами,
треугольные и квадратные печати, которые испанцы и
завоеватели окрестили «пинтадерами» (они служили
древним гуанчам для татуирования родовых знаков), и,
наконец, кусочек блестящего металла^ столь истертый,
хрупкий и истонченный временем, что невозможно было
определить, медь это или золото... с едва различимым
изображением солнца в виде человеческой головы и туло¬
вища морского конька. Женщина сказала мне, что она
происходит из племени гуанчей, далеких потомков Галь¬
дара...
Вот и все. Быть может — хотелось бы надеяться,—
пересказ этого дневника, в котором действительность
и самые здравые рассуждения идут рука об руку с меч¬
тами, с разрозненными мифами, где прошлое и будущее
часто связаны неразрывно и где рассудок не всегда стре¬
мится опровергнуть доводы сердца,— может, этот пере¬
сказ окажется небесполезным.
16

Часть первая
1
Был конец летнего дня. Нод любил это время, когда
город вспыхивает последним сиянием, неожиданным и
мучительным блеском, перед тем как погрузиться в си¬
нюю тень, подобно сновидению.
Под вечер дня, целиком заполненного заботами, он
никогда не забывал предоставить себе это мгновение
отдыха и успокоения. Он не чувствовал себя уставшим
от нескончаемых дел, часть из которых оказывалась бес¬
плодной, или бремени своего высокого положения, кото¬
рого он так страстно добивался; он приходил сюда
поразмыслить. Его разум здесь черпал новую силу, здесь
пробуждалась к жизни его гордость.
С этой террасы, самой высокой в императорском
дворце, с мраморными плитами и стойками балюстрады,
его взгляду открывалась вся столица, мозаика кровель,
храмов, статуй и пирамид, концентрические каналы, за¬
полненные кораблями, прибывавшими изо всех частей
света, известных и неведомых, чтобы доставить запасы
слоновой кости и амбры, золото и медь, дичь, рабов и
велеречивых князьков, а за зубчатыми крепостными сте¬
нами — бескрайнее море. Когда он поворачивал голову,
то видел широкую долину, усеянную деревенскими доми¬
ками и разбитую на квадраты нитями водопровода,
простирающуюся до самых гор, над вершинами которых
уже загорались первые ночные огни.
Но он, властитель этого огромного города, Атланти¬
ды, соседних островов и бесчисленных земель, разбро¬
санных по всему миру, приходил сюда не для того, чтобы
упиваться своим могуществом. То, что его столица По-
сейдонис стала красивейшим из городов, не удивля¬
ло. Разве и сам он не величайший из императоров? Не
ему ли усердно шлют ежегодную дань, не ему ли пред¬
назначены все эти дары и подношения, не перед ним ли
заискивают люди, умоляя о заступничестве и под¬
держке?
Это был полный, широкоплечий мужчина пятидесяти
лет, с огромными темными глазами, наполовину прикры¬
тыми веками, и с локонами, закрывавшими его чело и
опускавшимися назад, к украшенному ветвями затылку.
Плотно сжатые влажные губы были почти не видны из-
17

под черных, как и волосы, завитых кверху усов. Чрезмер¬
но длинные брови доходили до узких висков. Неесте¬
ственно матовой была кожа лица и рук, странно утончен¬
ных, маленьких, почти женских, точно их изваяли из мра¬
мора. Он сидел на скамье со спинкой. Золото поблески¬
вало на поясе, темно-синей тунике и туфлях с загнуты¬
ми носками. Он играл своими перстнями, разглядывая
тысячи домов, окружавших его дворец и разделяемых
каналами, заполненными теснящимися судами.
Город был погружен в теплый вечерний свет. Заходя¬
щее солнце осыпало золотой пылью фасады его домов и
корпуса кораблей. Нод всегда ожидал этого короткого
мига, когда крепость и дворцы наконец вспыхивали,
мерцая в косых лучах, словно охваченные гигантским
пожаром, за минуту до того, как ночь начинала расцвечи¬
вать своими звездами небесную твердь, светильниками —
фасады домов, факелами — пути дозоров. Лишь в эти
мгновения озарялись светом самые потаенные глубины
его души, ибо разум его всегда был насторожен и гнал
от себя эту бессмысленную радость, недостойную его
положения. Но рассудок его — а вернее, тот политиче¬
ский демон, которого он носил внутри,— не позволял
ему терять время, откликаясь игрой света и меланхоли¬
ей сумерек. Он с точностью до каждого слова припоми¬
нал фразы, которыми обменялся или услышал в течение
дня: слова послов и секретных агентов, уполномоченных
от обществ, губернаторов провинций и иностранных кня¬
зей. Из этих льстивых и угодливых речей он пытался
извлечь неопределенную и сомнительную истину. Только
иногда Нод позволял себе вздохнуть, ибо сдерживаемая
злоба, презрение, укрываемое тщательной улыбкой, пла¬
ны завоеваний и неутоленное желание мести бурлили в
нем, словно низвергающийся в пучину водопад, и лишали
душу покоя. Эти движения души, которые он ощущал
столь остро, одновременно мучили и увлекали его. Таким
был его способ, говорил он сам, сохранять то, что оста¬
валось ему от молодости.
Он снова перевел свой тяжелый взгляд на улицы, оди¬
наковые при свете огромного диска, и этот мирный вечер¬
ний свет наполнил его. В какой-то момент, то ли из жела¬
ния позабавиться, то ли играя с самим собой, он позво¬
лил этому изнеможению, этой неге, к<?торая была его сла¬
бостью или, может, его истинной человеческой сутью,
обогнать свои мысли... Он жестко расхохотался над са¬
мим собой, приоткрыв безупречные зубы, матово светив¬
18

шиеся в наступавших сумерках. Осознание своего господ¬
ства над собственными чувствами и мыслями наполнило
его радостью. Его было достаточно, чтобы избавиться
от тех немногих сомнений, которые он еще был способен
испытывать: «Вот поэтому-то я и торжествую! Я был
сильнее других, я предназначен для власти. Они должны
были погибнуть или покориться; это закон природы».
Эта мысль вдруг пронзила его и освободила от тех коле¬
баний, которым он все-таки был подвержен.
Сзади послышались шаги. Появился чернокожий слу¬
га, обнаженный до пояса и с бичом в руках, за ним сле¬
довал старик в митре, надвинутой на лоб. Нод даже
не пошевелился. Его черты не выражали ни малейшего
интереса к тому, что происходило рядом с ним. Он пол¬
ностью доверял своему телохранителю.
—	Оставь нас!
Нод соизволил наконец обратить внимание на того,
кто склонился перед ним в почтительном поклоне:
—	Подобает ли великому жрецу так благоговеть пе¬
ред земным творением? Встань.
Его низкий голос был почти задушевен и не лишен
очарования.
—	Видимо, справедливо,— продолжил он, не меняя
тона,— что земного в тебе столько же, а то и более, чем
небесного. Но усаживайся, друг мой.
Пришедший поспешил повиноваться. Он единствен¬
ный обладал правом, которое не мог бы и вообразить
себе простой смертный: беспокоить императора, если это
представлялось необходимым, в любое время дня или
ночи, и неплохо использовал свое положение. Между
тем то, что он должен был сообщить императору сегод¬
ня, беспокоило его; он склонился так, что его лицо, цве¬
том напоминающее пергамент и усыпанное веснушками,
едва не касалось узловатых коленей. Лысый, безбровый,
он был похож на хищную птицу со своим крючковатым
носом, бледными тонкими губами и тусклыми глазами,
от которых, словно ручейки застывшей лавы от кратера,
разбегались тонкие морщины.
—	Говори, ты ведь за этим явился. Что случилось?
Это был лучший и искуснейший из тайных осведоми¬
телей императора, обязанный ему всем и доставлявший
всегда самые верные сведения. Он не требовал для себя
ничего, лишь наслаждался самой неуловимой для не¬
опытного глаза ролью секретного агента. Нод выбрал че¬
ловека, достойного той вершины пирамиды священнослу¬
19

жителей, на которую он его возвел в награду за таланты
и старания. Это положило конец бесконечной, изнуряю¬
щей вражде между верховными жрецами и императором.
Жрецы в Посейдонисе еще внушали суеверный трепет,
к их мнению прислушивались, и император мог спокой¬
но править, удерживая в руках все нити.
—	Ну так что, мой любезный Энох? — спросил он,
стараясь ободрить собеседника, но его темные глаза,
глядевшие неприветливо, задержались на запыленном
лице визитера.
—	...Девы из храма Посейдона предвещают странные
вещи. Они говорят, что разгневанные боги готовят нам
кару.
—	Они сошли с ума! Если они не перестанут, я най¬
ду способ их унять.
—	Увы, великий, это не в твоей власти, ибо они по¬
святили себя Посейдону, нашему божественному отцу.
Наши грехи искупаются их постами, умерщвлением
плоти и молитвами.
—	А твоими, старый плут? Это все?
—	Нет, господин...
—	Говори, не бойся. Какой-нибудь мятеж, тлеющий
под пеплом? Или заговор против меня?
—	Нет, господин. Еще одно пророчество, косвенно
оно касается и тебя.
Нод расхохотался раскатисто и громко. Это был не
тот радостный смех, которым смеются довольные жизнью
люди, и даже не вызывающе презрительный хохот, это
был скорее невыносимо тягостный крик, крик веселой
ярости, обнаживший ряд жестоких волчьих зубов. Он
резко выпрямился и с силой встряхнул костлявое плечо
старика:
—	Только не меня! Не твоего императора! Прибере¬
ги свои глупые шутки для кого-нибудь другого!
—	Умоляю, господин, выслушай меня!
—	Я ненавижу пророчества, этот темный язык прори¬
цательниц из гротов и сумасшедших астрологов. Сле¬
дить за судьбой не в нашей власти, старый дурак, к сча¬
стью, не в нашей! Звезды молчат. Мы стоим на Земле.
Почему же, спросишь ты, я не знаю, а смеюсь. Я люб¬
лю реальное, прочное, осязаемое, настоящее и живое.
Непонятное, то, что страшит меня* я сокрушаю или,
если не в силах побороть, избегаю — ты прекрасно это
знаешь!
20

—	Да, господин. Речь идет о твоем сыне, достопочти-
мом принце Доримасе, во всем достойном твоего ве¬
личия.
—	О Доримасе?
—	Дело весьма серьезное.
—	Я отправил его с миссией за ливийские земли к
пеласгам... С особым поручением, во главе разведыватель¬
ной флотилии... Кто мог, кто посмел помешать мне, я те¬
бя спрашиваю? Правда, я отправил его с мирными наме¬
рениями, я бы даже сказал, отдохнуть и развлечься.
Но это поручение дает ему возможность повидать мир,
поучиться искусству править — будущему ремеслу импе¬
ратора — и пополнить свои познания в науках. Я вы¬
рвал его из лап наших риторов, пока они не сделали из
него болвана, а стараться им оставалось недолго.
—	Самая почитаемая из Священных Дев, та, на ко¬
торую Верховное Божество нисходит прежде всего, та,
что пользуется Его возвышенной любовью, утверждает,
что принц Доримас на пути в Посейдонис... Ей было
открыто, что он сейчас в море, в одиночестве и печали,
пронзающей всю его душу.
—	Это что еще за нелепые россказни?
—	Еще она говорит, что принц идет к Атлантиде
на всех веслах и что это непредвиденное возвращение
принесет большие перемены.
—	Никогда мой сын не посмеет нарушить данного
мне слова и никогда не решит вернуться раньше назна¬
ченного мною срока, а только выполнив возложенную на
него миссию.
—	Кто, кроме Вседержителя, знает это, господин?
—	Довольно! Если Он и существует, думаю, что у не¬
го найдутся более серьезные заботы. Ведь, согласись,
Он просто забавляется, нашептывая всякие сказки на
ушко нашим Девам, которые, кстати, сгорают от нетерпе¬
ния распроститься со своей девственностью. Ну, согла¬
сись же.
—	Ваше величество, вы меня недооцениваете. Небеса
столь же близки мне, сколько и грешная земля, а может
быть, и более.
—	О, лжец! Ты как птица, скачущая по ветвям дере¬
ва и собирающая там себе корм, а потом поднимающаяся
к заоблачным высотам, но с набитым внизу брюхом.
—	Ты, господин, стало быть, не веришь в Верховное
Божество, подателя всякой жизни? Стало быть, мой вла¬
дыка не верит ни во что?
21

—	В себя верю! Да, да, в себя! Судьбы не существу¬
ет на самом деле, ибо я ее создаю и леплю. Все эти дома,
корабли я могу уничтожить одним кивком головы. Moiy
вычеркнуть из книги живых этих матросов, которые
швартуются там и бегут по девкам. Могу разрушить этот
дворец и снова возвести его в другом месте, даже на
вершине наших гор, если мне придет это в голову. Могу
покорить всю землю и подчинить себе все народы. Могу
венчать рабов на царство и превращать королей в рабов.
Я здесь господин. Где же твое Верховное Божество?
Что оно делает? Отвечай! Мои руки покрыты кровью
моих менее удачливых соперников, и тем не менее они
чисты и незапятнанны! Их орошают слезы вдов и сирот,
но они, однако, совершенно сухи! Меня не мучит ни
совесть, говорю я тебе, ни страх, ни возвышенные мечта¬
ния. Я мог бы даже, если бы меня посетила такая фанта¬
зия, разогнать всю эту свору, которая убаюкивает людей
несбыточными надеждами, своими маскарадами лишает
мужчин мужества, искажает истину и .иногда заставляет
отступать даже меня, императора!
Энох подавйл на своем лице гримасу, которую не¬
посвященный вряд ли мог бы истолковать как улыбку.
Он привык к этим всплескам красноречия, когда Нод,
влекомый своим гением (которого в нем нельзя было не
признать), ослаблял поводья, сдерживающие обычно его
мрачное воображение, и давал ему волю. Он знал, какие
чувства на самом деле питает к нему великий жрец, и был
уверен в его умении молчать. Между нйми иногда случа¬
лись подобные сцены. Они были единственными знаками
дружбы, которые Нод мог себе позволить выказать про¬
стому смертному.
—	Не бойся,— добавил Нод, приходя в себя.—
Я слишком тебя люблю, чтобы причинить тебе хотя бы
малейшую неприятность.
—	Тем более, что «эта свора» готова признать тебя
божеством.
—	Ты о чем?
—	Это окажет — решение уже почти принято, и за¬
труднений не предвидится — прекрасное воздействие на
людей. Твоя личность будет священна. Раз уж ты ни во
что не веришь, согласись, по крайней мере, признать,
что Вседержитель воплотился в тебе и глаголет твоими
устами. Делегация наших сановников будет просить у те¬
бя аудиенции для этого. Ты ведь их примешь? Согла¬
сишься постичь наши таинства?
22

—	Чтобы сделаться вашим должником или даже по¬
корным исполнителем вашей воли?
—	Чтобы сделаться нашим высшим и неоспоримым
владыкой. Твои слова, не забывай этого, будут исходить
от бога...
Воцарилось молчание.
—	Быть божеством на земле,— сказал наконец
Нод,— вот что лучше всего выразило бы то, что я сам
ощущаю. Ты понимаешь, что я говорю? Божеством, не
знающим сожалений, руки которого не обагрены кровью,
не вытирали слез. Божеством жестокой и слепой судьбы
хотел бы я стать на Земле. Я хочу этого, Энох.
Снова повисло молчание, полное недосказанности.
Нод переменил тему:
—	Так ты мне рассказывал о Доримасе.
—	Экипаж одного корабля, пришедшего с севера,
который причалил сегодня днем, заметил его, обгоняя...
—	Быть не может, чтобы какое-то торговое судно
могло «обгонять» мои боевые галеры!
—	Если верить рассказам матросов, на корабле не
было и половины его весел. Он казался почти безлюд¬
ным и шел под малыми парусами.
—	Я повторяю тебе: это невозможно!
—	Они узнали флаг твоего сына: два трезубца со
скрещенными древками и корона. Других судов они не
видели. По их словам, было похоже, что корабль горел.
Носовая часть его повреждена.
—	Наверное, буря разбросала флотилию! Один из
тех ураганов, которые так часты летом. А Доримас, вла¬
деющий судном лучше, чем остальные его капитаны,
вырвался вперед. Да и галера его — самая быстрая в
моем флоте... Как бы там ни было, распорядись, чтобы
эти болтуны были сейчас же арестованы и надежно при¬
прятаны, а с ними и начальник полиции, который ни¬
чего не доложил мне: если дело подтвердится, он будет
казнен... вместе со своими изощренными оправдания¬
ми... Я не перестаю вопрошать себя, что же могло слу¬
читься с Доримасом...
—	Думаю, что ничего, способного бросить тень на
твое славное имя. Добрая кровь должна хорошо про¬
явить себя.
—	Не сомневаюсь.
—	Завтра мы будем знать точно.
—	Да, завтра...
23

Неожиданно император разразился смехом и, когда
успокоился, произнес:
—	Если бы я поверил хоть в одно слово из твоей
нелепой истории, дозорная флотилия уже снялась бы
с якоря. Впрочем, не следует этим северным пропойцам
позволять слишком много болтать.
—	Не следует, мой господин. Твоя мудрость всегда
превыше обстоятельств.
2
Небо было совершенно красным, словно выкрашен¬
ное пурпуром солнца, похожим на разметавшуюся на
ветру жаровню, подвешенную над горизонтом в самом
его центре, над длинной цепью гор с тремя возвышаю¬
щимися заснеженными вершинами, острыми, точно
стрелы, и напоминавшими герб Атлантиды — требузец.
Казалось, языки пламени лизали их отвесные склоны,
но постепенно они теряли свою яркость: голубоватый
туман, поднимавшийся из расщелин и долин, скрадывал
и заглушал их блеск. Облака были обрамлены снизу
алой бахромой. Но, приближаясь к зениту, это отсветы
бледнели, становились оранжевыми, затем их оттенок
делался зеленоватым, меняя цвет, как гигантская радуга,
и, наконец, исчезал на другой стороне небес, там, где
начиналась ночь. А снизу, под этим цветным небом,
слабо колыхалось море. Его бледное покрывало, усы¬
панное пурпурными блестками, местами поднималось,
скользя с задумчивой медлительностью, чтобы раство¬
риться и появиться вновь, перед тем как еще раз исчез¬
нуть. Красная дорожка, идущая от солнца, менялась с
каждым мгновением, то победно трепетала, выпрямив¬
шись среди плавных водных холмов, то скрывалась,
рассыпаясь, но тотчас же вновь соединяла свои осколки
и опять выкладывала сверкающую мостовую. Над морем
золотым медальоном простиралась тонко высеченная
резная гряда: крепостные стены и крыши Посейдониса.
Чайки носились в вышине, бросались вниз, к галере, в
надежде получить подачку, или охотились, стремглав
падая в воду и взбивая на поверхности пену, а затем,
выныривая, поднимались, освещаемые уходящим солн¬
цем, рассекая воздух сильными крыльями и держа в
клювах свешивающуюся рыбу.
24

—	Раз, два, три... четыре!.. Раз, два, три... четыре!..
Раз, два...
Надсмотрщик за каторжниками задавал ритм гребле,
равномерно выкрикивая счет в рупор. Это был негр с
отвислой, как у старой женщины, грудью и совершенно
лысым черепом. Вся его одежда состояла только из ко¬
жаной набедренной повязки с ярким узором. По его
команде шестьдесят обнаженных спин наклонялись
вперед, выпрямлялись и опрокидывались назад: шесть¬
десят спин, исполосованных рубцами, носящих еще све¬
жие раны, шестьдесят спин, некоторые из них были
частью мощных тел атлетов, большинство же скорее
напоминало решетки, обтянутые кожей.
—	Раз, два, три... четыре!
Шестьдесят голов одновременно наклонялись и под¬
нимались, хватая мычащими ртами воздух, иссохшие
языки слизывали пот, выступавший каплями, скатывав¬
шимися по лбу и щекам. Надсмотрщик поднял указа¬
тельный палец. По его знаку стражники, тоже прикрытые
лишь кожаными повязками, бросились вперед. Резкое
хлопанье бичей смешалось с проклятиями и с криками
боли. Но размеренное кряхтенье шестидесяти глоток
перекрыло стоны, вопли и свист плеток.
—	Раз, два, три... четыре!
Шестьдесят весел разом опускались, входили в воду
и поднимались рывком. Хлопья пены слетали с концов
их лопастей, и солнце золотило эту прозрачную падаю¬
щую вату.
Бичи проходились по спинам и поясницам с дьяволь¬
ской точностью. Отскакивая, они оставляли красные
следы. Щадились только головы — слишком чувстви¬
тельны и руки — слишком необходимы! Но при их
прикосновении люди падали с хрипом. Стражники ока¬
тывали их ведром воды и поднимали пинками.
—	Ударяйте сильнее!
Мышцы вздымали черную или красноватую кожу,
покрытую грязью или запекшейся кровью. Кого только
не было на этих скамьях: краснокожие с Большого Ма¬
терика *, черные, купленные в Ливии, и белые с севера,
из страны кельтов и из Иберии, воины, взятые в плен
атлантами в завоевательных походах или при подав¬
лении мятежей, уголовники и те, что родились рабами
и были проданы торговцами.
♦	Большой Материк — первобытная Америка.
25

—	Быстрее, негодяи!
Стоны соединялись в какое-то душераздирающее
протяжное пение. Страшно вздутые вены змеились по
судорожно сгибающимся рукам и ногам. Но, несмотря
на все эти усилия, галера еле двигалась. Ее бронзовый
таран почти не вспенивал разрезаемые волны. Крики
надсмотрщика и бичи стражников не могли заменить
недостающих двух третей гребцов, как не могли заста¬
вить встречный бриз дуть в благоприятном направлении.
—	Быстрее, мерзавцы! Ударяйте, эй, вы! Сильнее!
Раз, два, три... четыре! Раз, два...
Пронзительный свисток, донесшийся с кормы, пре¬
рвал эту брань. Солнце только что скрылось за верши¬
нами. Золотые и пурпурные краски небес померкли в
одно мгновение, отблески их замерцали на берегах, и
океан вдруг превратился в необъятную живую жемчу¬
жину. Весла замерли. Галера замедлила ход, влекомая
вперед только небольшим парусом. Гребцы повалились
на свои скамьи, корчась, словно пауки, прячущие от
прикосновений свои лапы, поджав под себя руки и ноги,
сведенные судорогой. Они умирали от жажды и голода:
они гребли столько часов, с самой зари! Некоторые
всхлипывали, как дети.
—	Те, кто без цепей,— к якорю! Живо!
Это были наемные гребцы и те, которым была даро¬
вана эта льгота, равная разве что помилованию,— не
быть прикованными к своим сиденьям. Они собрались
вокруг надсмотрщика с большой поспешностью, не¬
смотря на неимоверную усталость, и вслед за ним от¬
правились к носу судна. Было видно, как они карабка¬
лись по трапу, ведущему на верхнюю палубу. Их това¬
рищи поджидали их, склонив головы к рукоятям весел,
хранившим еще тепло жаркого дня и прикосновений
рук. Где-то сверху, в такт гортанному покрикиванию
негра, скрипел вращающийся ворот. Снова щелкнули
бичи. Два фонтана воды брызнули с той и с другой сто¬
роны тарана. Галера медленно повернулась вокруг своей
оси и начала раскачиваться, проходя поперек волн, по¬
том качка ослабла и сделалась мягкой. Вернулись
те, что занимались якорем. Когда они расселись по мес¬
там, поднялся легкий ропот: каторжники требовали
еды и питья, многие, впрочем, могли только тихо
стонать.
Надсмотрщик возвратился, на сей раз в сопровожде¬
нии рабов, готовящих пищу.
26

—	Сегодня у вас будет вино, канальи! Подарок на¬
шего славного принца Доримаса. Вы, правда, этого не
заслужили!
Одобрительный шум и жалкие смешки раздались
повсюду.
—	Готовьте свои котелки! Живо!
Они засуетились, уселись на корточки в тень, кото¬
рая спустилась на нижнюю палубу, повытаскивали свои
кружки и деревянные ложки. Они хранили свой не¬
хитрый скарб в маленьких рундучках под скамьями
вместе с одеждой на случай непогоды — туникой с ка¬
пюшоном и покрывалом для сна. Рабы, пришедшие с
кухни, начали раздавать еду под присмотром негра.
—	Двойную* порцию тем, кто без цепей! Это приказ.
Он зажег фонарь, привешенный к основанию мачты.
Чадящий масляный светильник едва позволял разгля¬
деть изможденные лица, протянутые руки и красные
доски палубного настила. За ним начиналось посте¬
пенно темнеющее море и тысячи огней далекого города.
Вода плескалась, волны бились о корпус с каким-то со¬
сущим звуком, похожим на звук поцелуев, и, казалось,
сосновые волокна оживали и подрагивали так же, как
дрожали они недавно под ночными ласками теплых
ветров. Дерево что-то припоминало!
—	Гальдар, ты спишь или мечтаешь? — спросил Ош.
—	Нет, не сплю.
—	Объясни мне, пожалуйста, почему они остановили
галеру в такой близости от берега?
—	Это распоряжение Посейдониса. Ни один корабль
не должен входить в порт после захода солнца. Они пере¬
крывают внешний канал железной решеткой. Корабли
ждут восхода на рейде. Мы тут, не одни: видишь, вон сиг¬
нальные огни.
Они сидели в свете фонаря друг против друга неда¬
леко от мачты. Ош выглядел очень старым, вернее, просто
невозможно было определить его возраст. Его зрачки
светились, как стеклянные бусины, среди морщин и
волос, покрывавших его лицо. Веки его слезились. Белый
пух на щеках несколько округлял продолговатый, вытя¬
нутый череп. Огромный нос с узкими ноздрями опус¬
кался к густым свисающим усам и беззубому рту. Галь¬
дар был еще молод, высок и силен, его торс был обтянут
мышцами, тонкие правильные черты лица носили следы
27

пережитых несчастий, но не ожесточения до горечи.
Русая борода окаймляла его широкий подбородок, во¬
лосы опускались на затылок, густая поросль покрывала
и сильную грудь. Взгляд его глаз был живым, и цвет их,
казалось, менялся так же, как море, на которое опуска¬
лась ночь.
—	У тебя идет кровь,— прервал молчание старик.—
Он и тебя не пропустил.
Гальдар пожал плечами.
—	...Я знаю, этот удар предназначался мне. Ты за¬
крыл меня своим телом.
Гальдар не отвечал.
—	...Что ты там рассматриваешь, в конце концов?
—	Огни Посейдониса.
—	И что?
—	Ты не можешь себе представить, что они значат
для меня. Люди веселятся там, вдали, они поют, хме¬
леют. Это время отдыха!
—	И тебя снедает зависть!
—	Раззолоченный сброд покидает свои берлоги, за¬
полняет улицы, площади, подножия памятников. Ты ни¬
когда не видел этого!
—	И слава богу!
—	Моряки, работники, трудяги засыпают спокойным
сном. Но бездельники, а им несть числа — сердца их
продаются,— они прогуливаются в своих красивых ту¬
никах. Несут свои тела, освеженные вечерним омове¬
нием и надушенные ароматами. Их волосы завиты щип¬
цами и умащены дорогими благовониями...
—	Не переживай так сильно.
—	Девчонки из таверн обнажаются перед ними. Те,
что гуляют по улицам, ведут их в свои комнаты, а другие
танцуют перед ними под музыку в своих прозрачных
покрывалах. Их губы ищут друг друга, их руки перепле¬
таются...
—	Ты никогда этого не знал и не мог узнать. Оставь
же свои мечтания, они только попусту терзают тебя!
—	Ты прав. Но ты, мой друг, ты-то ведь успел узнать
что-то подобное?
—	Нет. В моей стране ночи были долгие и холодные.
Мы прижимались друг к другу возле огня, слушая, как
ветер свистит над морем и волны разбиваются о рифы.
Наши дома были построены из дерева и защищены от
земной сырости сваями, сложенными из гальки. У нас
не бывало праздников, кроме тех пиршеств, когда наши
28

корабли возвращались из богатых земель... Но ты, Галь¬
дар, совсем не рассказываешь о своей стране. Почему?
—	Моя страна — эта галера и скамья, на которой
мы сидим с тобой бок о бок.
—	Ты атлант. Я должен был бы тебя ненавидеть,
ибо твой народ поработил нас. Но стал мне дороже ро¬
дителей, которых я потерял, друзей, перебитых или от¬
правленных на другие галеры.
—	Я не атлант. Я всего лишь гребец этого корабля.
—	Ты хоть знаешь, кто ты на самом деле? В тебе
есть какая-то тайна благородства, нетронутой чистоты
и покорности судьбе.
—	Я просто-напросто хороший гребец, вот и все.
—	Ты похож на тех, кого мы называли «вождями
людей», пока нас не разбили и не растерзали нашу сво¬
боду. В тот день, когда они получали наши воинские
знаки, жрецы говорили им: «Ты познаешь день погибели
и день бессильной ярости и тоски, но запомни навек, о
вождь людей, что жизнь героя сама по себе таит счастье!»
Это счастье героев, которое выше невзгод и лишений, ты
хранишь в своем сердце.
—	За что ты меня так сильно любишь? Я этого не
заслуживаю. У меня никогда не было времени мечтать
о подвигах. Я только гребу, ем, сплю...
—	Нет, это не так. До того, как я узнал тебя, я пре¬
бывал в совершенном отчаянии. Хуже. Я соскребал крас¬
ную краску и глотал ее, чтобы отравиться. Твое появле¬
ние придало мне мужества, чтобы жить. Атланты, даже
каторжники, обращались со мной, как с варваром. Но
ты, ты единственный меня выслушал, расспросил...
—	Я очень уважаю тебя.
—	Скажи мне, твои грубые атланты, они не знают
разве, что нации — словно люди? Они рождаются,
растут, расцветают и уходят... Но чему ты улыбаешься?
—	Однажды, когда мы возили гранитные блоки на
телеге возле реки Нил... Ты знаешь?
—	Да.
—	...я заметил разбитую временем голову статуи,
торчавшую из песка. Лицо ее было высокомерно и испол¬
нено презрения. Ящерица, гревшаяся на солнце, заме¬
няла ей брови. Позже пастухи объяснили нам, что это
изображение царя.
—	Наши жрецы говорили, что Отец Всего Живущего
так карает надменность земных владык. Что ему дана
власть упразднять ложное величие, затоплять горы водой
29

и засыпать пирамиды песком. Они утверждали, что
здесь, в этом мире, все обманчиво, все подобно сновиде¬
нию и летучим фантазиям.
—	Не говори мне больше о твоем боге, он слишком
печален.
—	Он всего лишь смертен. Вышедший из хаоса, он
вернется в хаос, и из того же небытия родятся другие
боги для счастья и горестей людских. Но однажды тот,
чье имя никто не смеет произнести, явит себя воочию.
Это он, Отец всех прошлых мимолетных богов. Тебе
скучно, Гальдар? Я испортил твое хорошее настроение?
Но как ты можешь быть счастливым в нашем поло¬
жении?
—	Ведь я живу, а пока живу, надеюсь, и, раз на¬
дежда меня не покидает, моя участь не тяготит меня.
—	Но на что ты можешь надеяться?
—	Я еще не знаю.
—	Мы все, сидящие на этих скамьях, гнем спины
и оплакиваем наш жребий. Если бы даже нам дали сво¬
боду, мы бы не знали, что с ней делать. Но ты...
—	Главное — жить. Даже в нашей нищете, в глубине
ее таится радость, доступная всякому: слышать биение
своего сердца, дышать, видеть. Любить то, что видишь,
значит, обладать им, значит, быть тем, что видишь, и,
стало быть, перестать быть собой. Забвение себя —
источник великой радости!
—	Если рассуждать так, то кем ты только не бывал:
дворцами и даже странами!..
—	И морем, которое всегда неповторимо...
Каждый или почти каждый вечер они так беседовали
вполголоса, черпая для себя в этих разговорах ничем
не заменимую поддержку и гордость, необходимую для
того, чтобы снова стать людьми, достойными этого име¬
ни, то есть способными помнить и мыслить. Вокруг не¬
ровный храп прерывался глухими стенаниями, недоска¬
занными словами, приоткрывавшими тайны сновидений.
Но ближе к корме, где сгущалась тьма, хохотали чьи-то
тени, разгоряченные вином, или тяжело дышали, томи¬
мые жалкими желаниями, как звери во время течки. На
верхней палубе напевали солдаты. Кованые каблуки
часовых, древки пик стучали по настилу с равными про¬
межутками. Звезды лепились над морем одна к другой,
они были еще только робкими серебряными точками,
но все время вспыхивали новые и новые боязливые до¬
чери тьмы и туманных небесных бездн.
зо

Доски возле мачты скрипнули. Это был надсмотрщик
за каторжниками, сопровождаемый стражей. Рукоят¬
кой плети он коснулся плеча Гальдара:
—	Господин Доримас зовет тебя. Идем же.
3
Доримас лежал на роскошном ложе из черного дере¬
ва с резными завитушками в виде дельфинов. Расшитые
подушки приподнимали его истощенную грудь, пере¬
тянутую повязкой. У него были огромные, как и у его
отца, Нода, глаза, обведенные темными полукружиями,
те же густые, поблескивающие черные, но не скрываю¬
щие высокого лба локоны, тонкая шея, унаследованная
им от матери, так же завитые, но более изящные усы,
та же хищная челюсть и рот, может быть, только менее
чувственный, с бледными губами, и, наконец, та же ма¬
товая кожа, цвет которой казался болезненным. Пот
выступал каплями на его маленьких, хрупких, почти
прозрачных ладонях. Он тоже играл своими перстнями
с изумрудами.
Воздух был влажен. Тяжелые занавески с вышитыми
золотом солнцами и трезубцами были опущены: боя¬
лись, что болезнь принца возобновится до окончания
пути и кровь снова хлынет горлом. Его рана, совершенно
не опасная вначале, заживала очень медленно, вздув¬
шиеся губы были искусаны по краям и время от времени
кровоточили.
Два светильника, подвешенные к толстой балке, по¬
качивались в такт кораблю. Весь поя был устлан тол¬
стым шерстяным ковром с вытканными на нем лодками
и плавающими рыбами. В полутьме можно было еще раз¬
личить столик, уставленный кувшинами с питьем и че¬
канными кубками, а между ними богатый шлем и два
меча, скрестившие обнаженные лезвия.
—	Завтра, после всего, что нам пришлось пережить,
мы наконец будем в Посейдонисе.
Принц старался говорить медленно, чтобы не зады¬
хаться. У него был низкий, как у отца, голос, но более
мягкий, почти нежный.
—	...Ярость императора будет ужасна, но не следует
ее бояться... Ты будешь возле меня... Я поведу тебя с
собой во дворец. Я так решил.
31

Гальдар чуть заметно покачивал головой. Он слушал
напряженно — скованный, сжатый, словно сплошной
комок нервов, с мускулами, позолоченными загаром.
—	...Я очень хочуг чтобы император узнал тебя...
Ты понимаешь почему?
—	Нет, господин.
—	Как же так? Подумай! Дважды ты спасал мне
жизнь... В первый раз я приказал разбить твои цепи.
Во второй я верну тебе полную свободу, и если смогу,
и если ты не откажешься, то потом... Ты совсем не удив¬
лен? Ты ничего не понял? Ты будешь свободен, Гальдар.
Ты уже свободный человек. Мой отец не сможет отказать
мне в этой милости... Однако мне интересно знать, что
побудило тебя рисковать жизнью ради твоего принца?
Какое чувство, какая тайная, врожденная сила руково¬
дила тобой?
—	Я помогал не принцу, а просто человеку, которому
угрожала опасность, такому же существу, как и я; вот
и все, господин.
—	Существу, как и ты?.. Человеческому существу...
да, увы, кто же я еще?! Твой ответ должен бы разгне¬
вать меня, но я принимаю его... Так ты не чувствовал
любви ни на горчичное зернышко?
—	Разве рабу позволено питать какие-нибудь чув¬
ства?
—	Я отметил тебя с самого первого дня. Я даже
расспрашивал о тебе надсмотрщика. Он, конечно, ни¬
чего не смог сообщить мне. Кто ты?
—	Один из гребцов. Мое правое плечо, как и у всех
каторжников, отмечено трезубцем, выжженным каленым
железом, точно у быка или лошади с императорской
фермы. Взгляни. Если ты вернешь мне свободу, ни одна
женщина не осмелится полюбить меня.
—	Ты весь в крови. Ты получил удар хлыстом! Я же
запретил надсмотрщику! Он будет наказан.
—	Нет, господин. Я получил его за другого, по своей
воле. Он уже стар и едва мог поднимать свое весло.
Принц затрясся в кашле и, когда приступ прошел,
вытер губы тонким платком.
—	Налей мне попить и напейся сам, если хочешь.
Гальдар наполнил кубок и протянул Доримасу.
—	Садись, я хочу еще поговорить с тобой... Кто от¬
правил тебя на галеры? За какое преступление?
—	Я не был осужден.
—	Стало быть, тебя продали вместе с партией рабов?
32

—	Я родился свободным.
—	Император спросит меня, кто ты, откуда и почему
оказался среди каторжников, с цепями на ногах... Галь¬
дар, я.готов поклясться, что тебе вернут все, чем ты обла¬
дал. Если ты знатного рода, тебе воздадут все почести.
Но расскажи мне, я должен это знать!
—	Вот уже двадцать лет я держу в руках весло. Срок
достаточный для того, чтобы все забыть.
—	Для других, но только не для тебя... Слушай,
Гальдар... У тебя есть товарищ, которого зовут Ош, вар¬
вар с севера, правда, говорят, весьма ученый... Мне пере¬
давали ваши ночные беседы... Вас занимают странные
темы: развращенность правителей Атлантиды, безза¬
кония...
—	Что поделаешь?.. Для каторжников не существует
морали. Все можно купить за ничтожную плату, за гло¬
ток вина, например...
—	Разве это что-нибудь доказывает?
—	Хотя бы то, что ты не тот, за кого себя выдаешь.
Император распорядится расследовать твое прошлое.
Не в твоих ли интересах избежать этого?
—	Если император откажет мне в милости, я вернусь
на свою скамью.
—	Нет, Гальдар, ни в коем случае!
—	Если же он освободит меня, пусть вернет он сво¬
боду и Ошу, моему брату по несчастьям: ведь я спас тебя
дважды.
—	Хорошо, пусть будет так. Но я хочу знать, какое
преступление ты совершил.
—	Мне было шестнадцать лет, когда началось вос¬
стание Верхних Земель *. Я сражался вместе со всеми.
У наших войск не было ни пищи, ни оружия; мы потер¬
пели поражение, но я остался в живых. Нас отправили
на галеры.
—	А кто были эти «ваши»?
—	Пастухи, работяги с Верхних Земель, давно уже
доведенные до нищеты.
—	Где ты вырос?
—	В хижине.
—	Ты не похож на крестьянина! В тебе есть что-то-
что-то, что смущает и одновременно успокаивает, вну¬
шает уважение... Я смог убедиться в твоем влиянии на
*	Верхние Земли — север Атлантиды.
2 Ж. Бордонов
33

людей во время того рокового сражения... Вождями не
становятся, Гальдар...
—	Разве не бывает вождей из крестьян?
—	Кем был твой отец?
—	Он умер очень молодым, когда я был совсем еще
ребенком. Я забыл его лицо, не помню лиц никого иа
моих близких. Если бы я увидел свою мать, то не уверен,
что смог бы узнать ее...
—	Допустим.
—	Великий принц, почему тебя заботит прошлое
простого раба?
—	Я в долгу перед тобой, и этот долг тяготит ме¬
ня... А с тех пор, как смерть коснулась меня своим
крылом, странные мысли приходят мне в голову... Но
довольно. Я уже устал... Завтра перед императором
постарайся вспомнить побольше... Он не будет столь
терпелив.
—	Я постараюсь, господин.
—	Налей мне еще кубок. Выпей сам, если хочешь.
Гальдар поспешил повиноваться, но Доримас заме¬
тил едва уловимую, загадочную и странную улыбку,
промелькнувшую на его губах.
—	Ступай... Подумай о том, что это твоя последняя
ночь на корабле.
Надсмотрщик поджидал его. Задернув портьеру из
плотной ткани, Гальдар заметил его огромные, округ¬
лившиеся глаза.
—	Ты спас меня от наказания, хотя мог бы и не де¬
лать этого!
—	Я просто сказал правду.
—	Кто ты, наконец?
—	Свободный человек.
—	Это я знаю. Я слышал все.
Внизу, примостившись на своих скамьях, спали ка¬
торжники. Гальдар старался ступать осторожно, ибо
прекрасно знал цену этому сну. Он подошел к Ошу, ко¬
торый все еще сидел, опершись на свое весло.
—	Ты беспокоился?
—	Да... Я размышлял.
Гальдар не знал, должен ли он сказать другу эту ве¬
ликую новость. А вдруг принц передумает? А вдруг им¬
ператор не позволит?
—	Завтра,— начал он наконец несколько неуверен¬
но,— будет необычный день для нас обоих, ибо и ты не
будешь забыт.
34

—	Берегись этой змеи! Дважды ты вырывал его из
лап смерти, но он вспомнил об этом только тогда, когда
отпала необходимость в твоей силе. Впрочем, ты риско¬
вал жизнью впустую, Гальдар. Да, впустую! Доримас
не избежит своей судьбы. Он меченый. Меченый, как и
ты! Но на кем стоит печать тьмы, твой же знак — знак
света. Запомни хорошенько эти слова, но не пытайся их
понять.
Он не смотрел на Гальдара, взгляд его был устремлен
к звездам, загоравшимся на совершенно чистом, безоб¬
лачном небе, к этим цветкам, похожим на бриллианто¬
вые сердца, которые трепетали, бились и несли через
немую пустоту свое непереводимое послание. На берегу,
совсем на уровне воды, двигались огни. Губы старика
медленно шевелились.
—	Друг мой, ты не хочешь слушать то, что я соби¬
рался сказать тебе?
—	Оставь обещания принца. Садись рядом и смотри
вместе со мной. Глядя на эти звезды, я вдруг вспомнил
одну из песен моей дикой родины. Жрицы обучали ей
отроков, и это был первый урок, которому они внимали:
«Вначале был только хаос, бескрайняя бездна, нескон¬
чаемая, свирепая и неистовая, словно море. Ни пески
побережья, ни Океан, ни холодные волны, ни луна, ни
солнце еще не обрели своего места. Не было ничего,
кроме этой зияющей бездны! И все было тихо, но тишина
была исполнена стенаний безликих существ, призраков
без прошлого — всего, что должно было обрести жизнь.
И явилась ночь на черных крыльях и низвергла клубок
ветра в чрево этой бездны. Так родилась любовь, осенен¬
ная крыльями света...»
—	Брат мой, я должен предупредить тебя. Завтра...
—	Завтрашний день не принесет любви! А когда лю¬
бовь покинет землю, солнце снова станет черным и звез¬
ды посыплются с небесного свода. Но люди всегда уве¬
рены, что их мир незыблем...
—	Уже поздно, а завтра...
—	Это будет не завтра, это будет этой ночью, ночью,
полной чудес! Но тебе не расслышать меня: ты взвеши¬
ваешь на ладони обещания Доримаса...
С появлением луны поднялся западный ветер. Волны
ударялись в борта. Каблуки часовых и древки их копий
мерно постукивали о палубу. Дерево шпангоутов лелеяло
свои воспоминания.
2*
35

4
С восходом солнца — новорожденного, сияюще¬
го, появившегося на свет откуда-то из глубин океана
и засверкавшего, разбросавшего по всему небу и беско¬
нечной водной равнине свои дрожащие лучи, словно
гонимые божественным дыханием,— едва галера была
замечена и распознан штандарт принца, резко пропели
трубы.
Было видно, как поблескивают в шахматных клетках
бойниц шлемы воинов, наконечники копий и наклонен¬
ные рамы баллист. Две огромные приземистые башни,
соединенные зубчатой аркой, охраняли вход во внешний
канал. В обе стороны от них расходились стены, уси¬
ленные через равные промежутки бастионами, возвы¬
шавшимися над городскими крышами и розоватыми
террасами, перекрашенными утренним светом. За ними
высилось второе кольцо стен, уставленных орудиями,
затем еще одно, и, наконец, в центре огромного города-
крепости располагались площадь, окруженная кубиче¬
скими и трехгранными строениями, отделанными метал¬
лом и украшенными колоннами, загоравшимися у под¬
ножия в лучах восходящего солнца.
Наверху, на башнях, то здесь, то там сверкало ору¬
жие воинов. Бежал их капитан, спешно поднятый с по¬
стели, застегивая на ходу свой пояс. За ним, едва поспе¬
вая, следовали лейтенанты. Он ответил на приветствие
солдат, рассеянно проверил готовность и обернулся к
морю. Галера плавно приближалась, медленно взмахивая
шестью десятками весел. Уже можно было различить
повреждения, полученные в бою. Обшивка из оришаль-
ка * была оторвана во многих местах. Нос украшала
обезглавленная фигура, от которой остался только торс,
носивший следы осыпавшейся позолоты, верхняя палуба,
где почти не было видно людей, была повреждена пожа¬
ром. Бронзовый таран был погнут.
—	Невозможно! — пробурчал капитан.— Невозмож¬
но! Не хватает двух третей гребцов... Как они сумели
преодолеть столь долгий путь в таком состоянии?..
И одни! Где же эскадра?
—	Теперь, однако, нет сомнений,— заметил молодой
офицер,— это флаг принца.
*	Оришальк — сплав меди и цинка, использовавшийся в
древности.
36

—	Флаг-то его. Но где сам принц? Я его не вижу.
Его отсутствие чрезвычайно подозрительно. Я поднимусь
на борт.
—	А если принц заподозрит что-то?
—	Я явлюсь как будто бы для того, чтобы его при¬
ветствовать. Если это действительно он, я сделаю услов¬
ный знак, и ты отправишь кого-нибудь к императору.
Нет, ты отправишься сам и приложишь все усилия к тому,
чтобы быть принятым немедленно.
—	Капитан, я могу заменить тебя.
—	Нет, на мне лежит ответственность за безопас¬
ность канала. Слишком много слухов бродит нынче в
городе, везде рыщут шпионы!
Тем временем галера приблизилась и стала замед¬
лять ход, но пурпурная занавеска оставалась неподвиж¬
ной. Два человека показались на верхней палубе. Один
из них был молод и высок, другой — старик с при¬
храмывающей походкой. Они отодвинули тяжелую пор¬
тьеру.
— Интересно! — воскликнул капитан.—Этим ка¬
торжникам, стало быть, разрешено ходить куда угодно?!
А если взбунтовалась команда, если принц захвачен в
плен или даже мертв...
—	То они не вернулись бы в Посейдонис.
—	Как знать... Не нравится мне все это. По местам!
Он поправил ремень у подбородка, застегнул нагруд¬
ник из толстой кожи, прошитой медными заклепками,
и сжал свой меч. Густые, сросшиеся у переносицы брови
не были видны из-под шлема, украшенного трезубцем.
—	Решетки! Стража!
В сопровождении десятка воинов с дротиками в ру¬
ках он исчез в проеме лестницы. Решетки с толстыми,
блестящими от влаги поперечинами повернулись на
огромных петлях со скрипом, который сливался со сто¬
нами невольников и щелканьем бича. Галера медленно
вступила под высокий свод, позеленевший от сырости,
сдавленный гигантскими стенами, черными от бесконеч¬
ных приливов, облепленных прядями водорослей и ко¬
лониями ракушек. Бронзовый таран уперся в цепь, про¬
тянутую на уровне воды, и остановился; из галереи
протянулись мостки, скользившие по наклоненной балке
и несущие капитана и его конвой.
—	Где великий принц? — спросил он, не отвечая
на приветствия встречавшего его офицера.— Где он?
Я хочу засвидетельствовать ему свое почтение.
37

—	Славный принц Доримас ранен. Не следует его
беспокоить.
—	Ты знаешь закон Посейдониса? Я имею право
быть принятым.
—	Следуй за мной.
Доримас лежал на своей кровати черного дерева. Ему
сменили повязку и укрыли плечи темно-синим плащом,
какие носят принцы Атлантиды. Капитан упал перед ним
ниц, протянув руки вперед.
—	Великий принц, умоляю простить меня. Но твой
одинокий корабль, почти пустынный... вместо эскадры,
которую мы ожидали увидеть...
—	Я тебя ни в чем не упрекаю...
—	Ты ранен, великий принц!
—	Да, мы дали жестокое сражение... Гальдар, налей
ему кубок.
Капитан хмуро разглядывал двух каторжников, ста¬
рого и молодого, стоявших у изголовья принца. Он сго¬
рал желанием обыскать трюм и нижнюю палубу, но
тяжелый взгляд Доримаса удерживал его.
—	Позволь твоему усердному слуге,— проговорил
он, как бы прощаясь,— поздравить тебя с этой побе¬
дой.,. несомненно, блестящей...
—	Блестящей, но слишком дорогой. Довольно, ка¬
питан. Оставь нас.
Цепь перед тараном опустилась, нырнув в пучину,
словно огромная змея с коричневой чешуей. Галера вы¬
шла наконец на свежий воздух и двинулась вдоль канала.
Это был глубокий и широкий путь, окруженный
складами, увеселительными заведениями, тавернами,
величественными дворцами и тысячами домов с самыми
разными фасадами, чаще всего раскрашенными в чер¬
но-белую шахматную клетку, иногда разделенную крас¬
но-охряной полосой. Повсюду бросались в глаза разно¬
цветные пятна вывесок. Жужжащая, спешащая, почти
лихорадочно суетливая толпа двигалась между палат¬
ками торговцев, тюками тканей, грудами дорогого де¬
рева, горами руды, экзотическими растениями в неболь¬
ших ящичках, пирамидами из фруктов и рядами амфор.
Этот людской улей был разнообразен и многоцветен:
продавцы в пурпурных или фиолетовых одеждах, в со¬
ответствии с мерой своей скупости, тщеславия и сте¬
пени удачливости, моряки в коричневой форме, с бо¬
сыми ногами и с прическами, похожими на фригийские
колпаки, туземцы с Большого Материка с перьями в
38

волосах, ливийцы с севера с пепельно-серыми лицами,
в полосатых покрывалах, пеласги в коротких туниках,
кельты в длинных плащах и шлемах, украшенных ро¬
гами, вереницы невольников всех цветов и националь¬
ностей, сгибающихся под тяжестью товаров, в набед¬
ренных повязках, со спинами, исполосованными плет¬
ками. Корабли выстраивались в несколько рядов один
к другому, вскидывали к светящимся небесам свои пу¬
тающиеся мачты, длинные косые реи, сплетение сна¬
стей и кривляющиеся, добродушные или смешные фи¬
гуры со своих форштевней. На носах одних судов был
нарисован широко раскрытый глаз, к другим прикреп¬
лены глиняные кувшины с маслом, помогавшие, как
считалось, усмирять ярость волн во время бури. В ос¬
новном это были высокие и пузатые суда — торговый
флот, но иногда мелькали и острые, как у галер, силуэ¬
ты быстроходных и прогулочных кораблей. Лодки и
шлюпки пересекали канал в обоих направлениях, мед¬
ленно переваливались с борта на борт Две триеры им¬
ператорской флотилии с черными корпусами, с борти¬
ками, отделанными оришальком, стояли, готовые вы¬
ступить в любое мгновение. Как только галера принца
была замечена наблюдателями, тройные ряды их весел
опустились в зеленую воду, команды выстроились на
палубах и на вершинах длинных рей развернулись их
пышные флаги. Искалеченный корабль медленно про¬
плыл между ними. Звук труб в какой-то момент пере¬
крыл крик, смех, звяканье механизмов, тысячи голосов,
пение матросов и терзающее слух мычание нескончае¬
мой вереницы рабов. Бесчисленные суденышки вздер¬
нули свои флаги вслед за императорскими триерами.
Команды, высыпав тут и там на палубы, встречали прин¬
ца. На один миг все работы были прерваны. Толпа сгру¬
дилась на набережных. Тысячи глаз рассматривали
пробоины, сотни рук указывали на обезглавленную фи¬
гуру на носу. Принц так и не появился, и это удивляло
всех.
Галера достигла первой, самой широкой стены этого
странного города. Вся эта стена была обшита листами
меди, отлитыми и заделанными столь искусно, что не¬
возможно было обнаружить ни малейшей щели между
ними. Укрепляющие стену башни, треугольные зубцы,
венчающие ее, отражая солнечные лучи, оставляли впе¬
чатление какой-то наивной мощи и пренебрежительной
изысканности. Как же сказочно должны быть богаты
39

атланты, спрашивали себя те, кто впервые видел это
великолепие, если они покрывают стены таким дорогим
металлом? Канал постепенно сужался, оставляя проход
только для одного корабля. Гигантская арка соединяла
две башни, охраняемые баллистами и усеянные воинами
в шлемах, вооруженными копьями. Еще одна железная
решетка раздвинула свои створки перед погнутым та¬
раном галеры. За стеной открылось широкое кольце¬
образное пространство, ограниченное следующим кана¬
лом, тоже заполненным кораблями, но более массив¬
ными и роскошными, с позолоченными балюстрадами,
носовыми фигурами и драпировками. Здесь разгружали
дорогие товары: слоновую кость, жемчуг, золото, дра¬
гоценные камни, привезенные с Востока,— все то, чем
было предпочтительно не искушать вожделение пле¬
беев. Здесь сходили на берег те, кто пользовался особым
почетом. Здесь, в своих роскошных дворцах с удиви¬
тельными арками, крышами с позолоченными гребня¬
ми, изумительными террасами, засаженными пальма¬
ми и апельсиновыми деревьями, жили крупные судо¬
владельцы. Бесчисленные лавочки и скромные дома
располагались уступами, словно ступени в цирке или
соты в улье, неустанно возводимые искусным терпением
пчел. Эти аркады, окна с уже опущенными шторами,
это чудесное переплетение фронтонов, украшенных рез¬
ными фигурками, эти колоннады, поручни, поддержи¬
ваемые прозрачными шарами, красные или черные обе¬
лиски — все отражалось в зеленом зеркале спокойной
воды, усеянной апельсиновыми и лимонными корками.
Через канал были перекинуты два моста, и по ним сно¬
вали туда-сюда носильщики портшезов, коляски, за¬
крытые двуколки, а вдоль перил толпились вечные зе¬
ваки.
Было почти невозможно хоть ненадолго задержать
взгляд на второй, внутренней, стене, окованной листа¬
ми олова. Она была выше первой, со множеством башен
и гораздо лучше вооружена метательными машинами
и утыкана лучниками в прорезях бойниц. То ли покры¬
тие ее время от времени подновлялось или наклепыва¬
лось поверх прежнего, то ли инженеры знали забытые
ныне секреты, но олово не тускнело на воздухе и не¬
стерпимо слепило глаза. Эта стена была похожа на
огромный золотой браслет, затейливую причуду какого-
то безумного бога. Арка, ведущая в нее, была закрыта
не одной, а двумя решетками, утыканными острыми
40

косыми шипами. Приезжие недоумевали, вопрошая
себя, чье волшебство заставляло эти башни «пожирать
собственную тень», какой бы ни был час дня, и чьи чары
воздействовали на камни так, что они рождали это не¬
переносимое свечение. На острове, окруженном этой
стеной, высились огромные здания казарм император¬
ской гвардии, школ, учреждений, храмов и пирамид.
Вокруг набережных располагались стадионы, обсажен¬
ные пальмами и украшенные скульптурами, и ипподром,
где упражнялись в своем умении возницы многочис¬
ленных колесниц. На плацу маршировал батальон; каре
из пик опускалось, поднималось и наклонялось вперед
с механической точностью.
Военные корабли скользили по кольцу канала, более
широкого, чем предыдущие; в центре его возвышалось
странного вида каменистое и массивное плато темно¬
серого базальта с прожилками порфира цвета запек¬
шейся крови, похожими на вздутые вены. Длинная
стена, венчавшая его, была отделана оришальком с
красноватым медно-золотым отблеском. За ней выси¬
лись храмы и теснились дворцы столь многочисленные
и богато украшенные, что нельзя было наверное ска¬
зать, сказка это или действительность, хотя и совер¬
шенно необычная. Портики, колонны, арки, шахматная
клетка цветных камней, статуи, острия пирамид были
обрамлены зелеными локонами удивительных деревьев.
И посреди этого буйного великолепия выделялся один
из храмов, превосходящий прочие строения своими ве¬
личавыми формами и затмевающий их пышностью сво¬
его убранства. Трезубец Посейдона горел огнем на вер¬
шине его крыши, сверкающие гребни которой тоже
были покрыты золотом.
Этот центральный остров был сердцем Атлантиды,
ее легендарной колыбелью. Поэты в своих стихах, жре¬
цы в своих песнопениях во время Великого солнцестоя¬
ния и Великого равноденствия прославляли этот свя¬
щенный источник. Здесь жили когда-то их прародители,
Эвенор и Левкипп, подарившие миру всего одну дочь —
Клито. Когда она подросла и сделалась цветущей де¬
вушкой, ее увидел морской бог Посейдон. Пленившись
красотой Клито, он добился ее любви и поселился на
этом райском острове, где, по его мановению, забили
источники горячей воды и фонтаны воды холодной. От
бога морей и земной женщины произошла эта раса, эти
полубоги, населившие землю, названную именем стар¬
41

шего из них, Атласа. Их благодарные потомки не пере¬
ставали украшать эти священные места, соперничая
между собой в изобретательности и щедрости, эти не¬
повторимые, сказочные красоты были созданы их ста¬
раниями. Камень для строительства Посейдониса до¬
бывали, высекая глыбы из плато. Остававшиеся пещеры
невероятных размеров были превращены потом в арсе¬
налы и сухие доки для ремонта судов — первые воен¬
ные базы древнейшей эпохи!
Галера Доримаса держала путь к одному из этих
страшных гнезд, загороженных несколькими рядами
решеток и цепей, натянутых над водой. Весла были
сложены: ее вели на буксире две военные шлюпки; скоро
процессия, войдя в одну из расщелин, открывавшуюся
в скале, исчезла из вида, словно проглоченная гигант¬
скими челюстями...
Будь мачта даже втрое длиннее, она и то вряд ли
коснулась бы свода. Четыре корабля, размером с галеру
принца, могли бы свободно развернуться в этой галерее,
от которой расходились во все стороны поперечные
каналы, окаймленные небольшими проходами и осве¬
щаемые факелами, отбрасывавшими в черную воду свои
блики. Вокруг в доках возились работники, ремонти¬
рующие днища судов. Звенели пилы, стучали молотки,
и откуда-то доносилась веселая песня. В самой глубине
можно было различить огромную лестницу, высеченную
в скале, охраняемую воинами в шлемах.
В последнем пролете, возле носилок, которые дер¬
жали четыре негра, стоял Энох, великий жрец.
—	Эй, вы, спускайтесь на борт! Да осторожно же! —
сказал он, когда галера причалила.
Сам он легко спрыгнул на палубу, дрожа от волнения.
—	Великий принц, поспеши, умоляю тебя! Импе¬
ратор сгорает от желания видеть тебя. Он обеспокоен.
С прибытием! ...Вы же,-—добавил он, обращаясь к ко¬
манде,— не покидайте галеру ни под каким предлогом!
Послышался недовольный ропот.
—	...Все без исключения, даже офицеры. Приказ
будет отдан... Пусть за ними присмотрят,—сказал он
начальнику стражи.
—	Пожалуй, вот этих, — возразил принц,— я возь¬
му с собой. Это мои друзья.
—	Каторжники, великий принц?
—	Я намерен представить их императору.
—	Да хранят тебя боги.
42

5
Узнав о возвращении сына, Нод почувствовал при¬
ближение опасности. Он отменил все аудиенции, изви¬
нился перед иностранными послами и заезжими князья¬
ми, распустил, не объясняя причин, министров и санов¬
ников и отправил Эноха, единственного, кому он дей¬
ствительно доверял, в свой подземный порт.
«Итак,— говорил он себе,— Девы из Большого Хра¬
ма опять, уже в который раз, угадали правильно! Я по¬
сылаю им самые дорогие фрукты, сладости с моего соб¬
ственного стола, самые изысканные вина, а они только
ищут случая, чтобы разозлить меня! Я уничтожу их, но
уничтожу тайно, не рискуя своим благополучием, ибо
грубый народ готов петь осанну, слушая их бесстыдные
бредни! Доримас, стало быть, возвращается! Кому, чему
я обязан этим кровавым исходом? Его неоперившемуся
скудоумию, его трусости! Вода, а не древняя кровь им¬
ператоров течет в его жилах, что бы ни утверждал этот
старый дурак, который защищает его, будто речь идет
о его собственном сыне. Он просто готовит свое буду¬
щее. Энох, добрая душа, это напрасный труд! Ты не
знаешь еще, что после смерти Нода для тебя не будет
никакого будущего; распоряжения на сей счет уже от¬
даны, они запечатаны в приписке к моему завещанию...
А этот злосчастный Доримас! Горе, если отец не узнает
себя в том, кого произвел на свет, воспитал и кого учил,
не зная отдыха...»
С легким сердцем отправился Доримас в эту мор¬
скую экспедицию, и ничто, казалось, не предвещало
столь рокового ее завершения. Правда, в последние ме¬
сяцы поведение пеласгов было странным: несколько
кораблей не вернулись из их краев, но их исчезновение
с излишней, может быть, легкостью было списано на
счет коварства океана. Из всех народов, присоединен¬
ных к империи относительно недавно, одни пеласги и
египтяне имели сколько-нибудь развитую цивилизацию.
Они охотно брали в жены дочерей Атлантиды, и их жен¬
щины, светлокожие, смешливые, с милыми манерами,
тоже нравились атлантам. Благодаря смешанным бра¬
кам и своей природной сметливости они уже готовы
были посоперничать со своей метрополией и в послед¬
ние десятилетия все более ощущали ее иго. Трудно было
понять, какие козни зрели в их двуличных душах; не¬
возможно было точно установить масштабы и степень
43

опасности, слушая многоречивые приветствия их пос¬
лов. Но тайные агенты исчезали с подозрительной час¬
тотой, заставляющей поверить, что их выслеживали,
раскрывали и предавали еще здесь, в Посейдонисе.
Нода беспокоило пока смутное предчувствие: ему ка¬
залось, что пеласги объединились с остальными среди¬
земноморскими народами и ищут лишь casus belli *. Ок
счел необходимым разрушить этот тайный союз, разда¬
вить мятеж в зародыше, отдав в жены королю пеласгов
Фореносу свою собственную дочь, принцессу Дору. Ее
брат и был отправлен вести переговоры об этой свадьбе,
и в помощь ему были приданы сорок боевых галер. Од¬
нако теперь он возвращался один, израненный...
Его черные глаза, в которых вспыхивали огоньки
злобы, остановились на носилках Доримаса, которые
держали четыре темнокожих невольника. За ними сле¬
довал Энох в митре из дорогого войлока и два каторж¬
ника с галеры с обнаженными загорелыми телами. Нод
сделался еще бледнее. Его полные губы скривились в
горькой усмешке. В ярости он так сильно сжал подло¬
котники, вырезанные в форме львиных голов, что на его
запястьях проступили вены и толстые кольца перстней
впились в пальцы. Носильщики раздвинули занавески
носилок. Молодой гребец склонился над принцем, по¬
могая ему подняться.
—	Оставайся там, где стоял! — прорычал импе¬
ратор.
Он спрыгнул с трена и приблизился, стараясь, од¬
нако, сдержать свой шаг Ош и носильщики боязливо
попятились. Гальдар не пошевелился. В своей излюб¬
ленной позе, скрестив руки на груди, без излишнего
высокомерия, но и без раболепия, он внимательно раз¬
глядывал императора. Энох покачивал головой в над¬
винутой до бровей митре: этим жестом он обычно выра¬
жал удивление или неодобрение. Все время, пока длился
разговор, Гальдар стоял неподвижно и, казалось, с ин¬
тересом рассматривал трон, на спинке которого была
высечена фигура Посейдона, стоящего в своей колес¬
нице, запряженной восемью морскими коньками, эти
мраморные плиты, инкрустированные оришальком, с
*	Casus belli — формальный повод к объявлению войны и к на¬
чалу военных действий (лат.). (Прим. пер.)
44

изображением атрибутов божественной власти: трезуб¬
ца, коней и солнца с человеческим ликом. Но от его
внимательного слуха не ускользала ни одна деталь бе¬
седы.
Император присел возле сына, с деланной неж¬
ностью взяв его за руку. Близость этих двух лиц, почти
похожих и в то же время столь разных, порождала мыс¬
ли о будущем грандиозного государства. Император¬
ский род вырождался. Чувствовалось, что, даже если
принц когда-нибудь выздоровеет, его слабеющие руки
не удержат тугие бразды правления и бешено несущая¬
ся колесница разрушит то, что так долго создавал его
отец. Эта мысль мучила и жгла Нода более, чем неожи¬
данное поражение и перенесенный позор! Он пытался
обуздать свою ярость, но ее выдавали несколько хрип¬
лый голос, невольная дрожь пальцев и эта бледность,
все увеличивавшаяся, в то время как на его руках, шее
и висках набухали синие вены, учащенно вздымался
и опускался нагрудник с бирюзовым кулоном.
—	Зачем, несчастное дитя, ты вернулся с поднятым
флагом? С твоим флагом, который знает вся армия,
весь город и даже путники из других стран! Разве ты
не понимал, что этим ты признаешь наше поражение?
В положении, в котором мы находимся, это признание
хуже, чем просто ошибка... Неужели ты забыл о том
духе неповиновения, который носится над всем миром?
Здесь, там, повсюду вспыхивают очаги более или менее
страшные, пока еще отдельные, но слишком много зна¬
чащие. Почти все наши губернаторы просят о поддерж¬
ке; они сидят в столицах, но не рискуют выбираться
даже в ближайшие селения, а в горных районах им во¬
обще лучше не появляться. В Посейдонисе повсюду
снуют шпионы. Здесь говорят на слишком многих язы¬
ках, чтобы наша полиция, которой явно недостает про¬
ницательности, могла что-нибудь сделать...
А это еще что за каторжники? — сменил он тему,
бросив жесткий взгляд на Оша и Гальдара.
—	Я обязан им жизнью. Я объясню тебе, великий,
как это произошло.
—	Это не к спеху. Ты понял наконец, почему тебе
следовало вернуться тайком, не привлекая к своему
прибытию излишнего внимания? Теперь, если мы не
приложим должных усилий, новость распространится,
обрастет клеветой и слухами и, главное, оживит опас¬
ные надежды...
45

—	У меня были другие планы, сын мой! — вскричал
он вдруг.— Нам осталось подчинить себе половину
Азии, центр государства кельтов и острова, разбросан¬
ные в другом океане, за Ливийским континентом! Гран¬
диозные планы!
—	Во всем достойные твоего величия! — вставил
Энох.
—	И вот когда пришел час расширить империю,
она трещит по швам, дрожит в своем основании и при¬
ходится думать, как бы упрочить ее.
—	Увы,— вздохнул Доримас,— это моя ошибка!
Император смягчился.
—	Нет, мое милое дитя. Конечно же, нет. Ответст¬
венность лежит и на мне... Но я прервал тебя. Начни
сначала свой рассказ, не упуская ни единой детали: в
политике все может быть важно... Так что, король пе¬
ласгов отверг дочь своего императора? И что же он ска¬
зал? Какую причину он смог придумать?
—	Никакой. Переговоров не было.
—	Как?
—	Дословно следуя твоим инструкциям, я, как
только показалась столица пеласгов, отправил вперед
одну галеру с дарами и двух сановников из моей свиты.
Им было поручено приветствовать Фореноса и испро¬
сить разрешения бросить якорь на рейде.., Форенос
почтил моих послов, хотя и с некоторым запозданием...
Он прислал мне свежих припасов, вина из своего погре¬
ба, если верить словам моих людей... Он очень любезно
согласился, чтобы моя флотилия вошла в гавань, и...
передал мне приглашение на празднества, которые на¬
чинались на следующий день...
Принц поднес к губам свои тонкие пальцы и отки¬
нул голову. На лбу его выступили капли пота. Он снова
закашлялся, его пробитая грудь резко дергалась. Галь¬
дар протянул ему полотенце, чтобы вытереть подборо¬
док. Глаза его холодно встретили взгляд императора
Нода, и император вздрогнул.
—	Успокойся, бедное дитя. Я ни в чем не упрекаю
тебя... Может, тебе стоит отдохнуть? Мы можем вер¬
нуться к этому разговору потом, тем более что сейчас
следует действовать, и незамедлительно!
—	Нет, давай закончим сейчас!
—	Что ж, согласен.
—	Мы приняли обычные меры предосторожности.
Скоростные галеры курсировали, испытывая их на бди¬
46

тельность... Ближе к полуночи почти все мои офицеры
скончались в ужасных страданиях... те, что ели фрукты,
присланные Фореносом... Старый адмирал тоже успел
отведать угощения... Те, что только пили вино... скоро
уснули безмятежным сном... Можно было подумать,
что они пьяны... Только некоторые, самые крепкие, не
почувствовали ничего.
—	А ты?
—	Я не участвовал в общем пиршестве... Мое серд¬
це словно предчувствовало что-то... чему я не мог найти
объяснения... Я удалился в свою комнату, сославшись
на то, что мне нужно приготовить мою завтрашнюю
речь... Но когда адмирал и остальные мои спутники
начали стонать, держась за животы... я понял, что нас
предали.
—	И что ты решил?
—	Я приказал сниматься с якоря.
—	Ты отдал приказ с помощью огней? Пеласги их
непременно заметили!
—	У меня не было выбора!.. Впрочем, почти все мои
люди были отравлены... Приказы выполнялись не все¬
ми... и с медлительностью, приводившей меня в отчая¬
ние... Повсюду слышались вопли... У входа в гавань раз¬
растались языки пламени: горели наши сторожевые
галеры. В одно мгновение все море заполнилось кораб¬
лями... Они атаковали нас одновременно с обеих сто¬
рон — с суши и с моря... Форенос бросил в бой не толь¬
ко свои триеры, почти не уступающие нашим... но даже
рыбацкие лодки, которые осыпали нас градом камней
из пращей, и шлюпки, поджигавшие наши суда... Сра¬
жение продолжалось до утра...
—	Сколько кораблей у тебя оставалось?
—	Десяток.
—	Из сорока! Бедное дитя!
—	Но он вышел победителем,— вставил Энох.—
Страшная победа, но тем более она достойна похвал!
—	Замолчи, старый козел.
—	В море,— продолжал рассказывать Доримас,—
нас поджидала еще одна флотилия. Их адмиральская
галера подняла флаг Фореноса.
—	Он подписал себе смертный приговор! Я схвачу
его живым, он увидит, как будут гибнуть его воины, как
солдатня будет бесчестить его дочерей и продавать в
рабство его сыновей. И перед тем, как топор отделит
его голову от тела, он поседеет от перенесенных пыток.
4?

Я угоню в плен весь этот народ, раздарю его нашим
работорговцам... Что же было дальше, Доримас? За¬
кончи свой рассказ.
—	Мы стали биться каждый против четырех.
—	За честь Атлантиды! — воскликнул великий
жрец.
—	Замолчи же, старый дурак! Замолчи, наконец.
—	В самый разгар сражения они пробили борт
моей галеры. Нас оттеснили к корме... Он спас меня,—
сказал принц, указывая на Гальдара.
—	У него, значит, было оружие?
—	Положение было столь отчаянным, что я при¬
казал расковать самых крепких гребцов, тех, что согла¬
сились биться... Я пообещал им свободу...
Новый приступ кашля потряс его, и Гальдар снова
заботливо подал принцу полотенце.
—	...Когда меня ранили, он смог пробудить силы
в оставшихся и отбить атаку... Он принял командова¬
ние кораблем на себя...
—	Как его имя?
—	Гальдар.
—	Он свободен!
—	Неожиданный шквал разметал флотилию Фо-
реноса. Нам удалось уйти всего с тремя галерами... Но
и они не избежали гибели: мы видели, как их поглотили
волны, и были бессильны чем-нибудь помочь. Их по¬
врежденные борта не выдержали ярости разбушевав¬
шихся валов... Мы, спасшиеся, остались в одиночестве:
двое офицеров, горстка воинов и треть гребцов...
—	И милостью богов,— сказал Энох,— наш воз¬
любленный принц.
—	Я был ранен неопасно, но тяжелый путь, скорбь
о моих спутниках и горечь моего поражения...
—	Любой другой не выдержал бы на твоем месте
или сдался бы неприятелю,— заметил Энох.— Наши
придворные поэты прославят эту блестящую битву в
назидание грядущим поколениям.
—	Ты будешь отмщен, сын мой; я буду мстить бес¬
пощадно и жестоко, обещаю тебе. Я смою оскорбление,
излечу тебя от этой ненужной печали. Думай о моей
мести и забудь об остальном. То, что случилось,— прос¬
то сон. Проснись, открой глаза, забудь твои дурные сно¬
видения... Слушай... Сегодня же я предам смерти пелас¬
гов, живущих — на свою беду! — в Посейдонисе; я со¬
жгу их корабли и дома, невзирая на их богатства и вер¬
48

ноподданнические чувства. Я верну все эскадры, отправ¬
ленные в чужие края или на учения, соберу самую гроз¬
ную флотилию из всех, какие когда-либо бороздили
моря, и без всяких предварительных переговоров, не
объявляя войны, брошу ее на эту падаль, на этих «союз¬
ников», которые при первой же опасности выпустят из
лап свою добычу! Проклятый заговор рухнет под пер¬
вым же ударом. Я рассею твою грусть; подумай только,
сын мой: через несколько месяцев этот народ прекратит
свое существование. Доволен ли ты теперь? Разве мог
бы я сделать больше, чтобы вернуть тебя к жизни?
—	Отец, я еще не закончил... В двух днях пути от
Иберийского пролива мы попали в такой ужасный
шторм, что на носу открылась течь. Галера накренилась,
и все наши усилия остановить прибывавшую воду были
тщетными... Мы попали в мертвую зыбь, и огромная
волна смела шатер, подхватила меня и вынесла в море...
Гальдар помогал кормчему. Он увидел меня и бросился
в воду. У него хватило ловкости, чтобы обхватить меня,
и сил, чтобы выплыть с такой ношей среди высоких
гребней... Я очнулся уже на борту, в своей постели. Над
кроватью повесили новый полог Светило солнце... Я
услышал, как выкрикивает счет надсмотрщик, коман¬
дующий гребцами... Гальдар вернулся на свою скамью,
к веслам... Я не решился отпустить его оттуда до самого
Посейдониса: у нас было слишком мало гребцов.
—	А это кто?
—	Это Ош, его товарищ и спутник. Это он вытащил
нас из воды. Он опытный моряк.
—	Пусть они оба будут освобождены. Но пусть не
покидают дворца без особого приказа! Они могут со¬
провождать тебя, если ты захочешь. Сестра уже знает
о твоем прибытии и ожидает тебя с нетерпением. Отды¬
хай, мое милое дитя, и постарайся позабыть все, что
тебе пришлось перенести.
И добавил:
—	Подумай о том, что невзгоды слишком мимолет¬
ны. А испытания, пройденные в молодости, готовят тебе
великое поприще.
—	Ты все еще считаешь меня виновным?
—	Выбрось из головы эту глупую мысль. Сын импе¬
ратора не может быть виновен ни в чем! Если он и мо¬
жет упрекнуть себя в неосторожности, в недостаточной
рассудительности или излишней доверчивости, то ни¬
кому не дано порицать его за это, пусть даже эти упре¬
49

ки будут услащены лестью. Правда ведь, любезный мой
Энох?.. Обними свою сестру с чистым сердцем. Импе¬
ратор и впредь сохранит уважение к тебе, а отец — ты
прекрасно это знаешь — по-прежнему будет нежно лю¬
бить тебя. Может быть, даже слишком нежно...
А ты, старый козел,— сказал Нод, обращаясь к Эно-
ху,— останься, мне нужно посоветоваться с тобой. Ну,
что ты думаешь обо всем этом?
Старик теребил свою митру. Он ожидал этого вопро¬
са, но вздрогнул, услышав голос императора. Он решил¬
ся отвечать, придав своему голосу несколько льстивую
интонацию:
—	Я восхищаюсь смелостью принца и его добро¬
той... Эти каторжники, которых он привел к тебе...
—	Оставь этих каторжников, мы поговорим о них
после.
—	Я преклоняюсь перед его решительностью:
сняться с якоря в кромешной тьме, в чужих водах...
Точность его приказов... Божественная проницатель¬
ность, которую он обнаружил, повелев снять цепи с
гребцов...
—	Брось ты своих богов! Они спали вместо того,
чтобы охранять моего сына.
—	Я полностью согласен с твоим светлейшим суж¬
дением об испытаниях, которые должен был пройти
молодой принц. Твоего сына ожидает поистине вели¬
кое будущее!
—	Так ли? Я опасаюсь худшего!
—	Великий!
—	Этот дурак позволил обвести себя вокруг паль¬
ца, словно ребенок! Я столько раз предупреждал его!
Если бы все было в порядке, Форенос должен был бы
поспешить явиться на адмиральскую галеру, чтобы вы¬
казать почтение моему сыну. Но этот глупец нашел
вполне естественными все увертки хитрого варвара! Он
удовольствовался отравленными фруктами и вином,
к которому подмешали снотворное.
—	Разве он мог предвидеть это, великий?.. Он рас¬
считывал на ужас, который внушает твое имя...— Энох
пожевал кончики своих усов: — ...а не на коварство
грубых варваров, признающих только безжалостную
и действующую незамедлительно силу, путающих сла¬
бость со сдержанностью, мирные намерения с робостью.
—	Нет, этот вьючный осел знал все, но он мерит
всех своим аршином, называя это «доблестью души,
50

неотделимой от императорского величия». Он боится
меня, осуждая и презирая в глубине души. Я знаю, чув¬
ствую это.
—	Для него нет ничего дороже твоего одобрения.
Ничего, господин мой! С каким беспокойством спра¬
шивал он тебя, сохранит ли он твое уважение!
—	Нет, великий жрец. Он спросил, считаю ли я его
виновным, и этот вопрос выдал его с головой. Так мо¬
жет спрашивать только слуга.
—	Или любящий и почтительный сын.
—	Нет, скорее принц, который сломлен своим пер¬
вым поражением, вместо того, чтобы готовить отмще¬
ние... Но довольно, нас ждут дела. Мы потратили слиш¬
ком много времени на пустую болтовню. Первое, что
необходимо сделать,— это внушить людям правильные
мысли. Мы должны издать победный вердикт!
—	Я объявлю богослужение во всех храмах, чтобы
народ возносил благодарственные молитвы.
—	Вот это разумно!
6
Гальдар и Ош следовали за носилками принца по
лабиринту коридоров, ведущих в покои Доры. Ош время
от времени покачивал своей лысой головой. Роскошь
мраморных стен, бесконечный ряд колонн из оришаль-
ка, бассейны, украшенные цветами, бронзовые светиль¬
ники, плиты пола, отполированные так, что в них можно
было видеть свое отражение, высокие двери черного
дерева с тяжелыми дверными молотками из золота —
все это великолепие поражало и смутно беспокоило
его. Вспомршая свою родину, вечно окутанную туманом,
деревянные домики, разбросанные по берегам фьордов,
рифы и стонущее море, он чувствовал себя подавлен¬
ным этой роскошью и одновременно упрекал себя в том,
что он, сын морских воителей, не мог презирать ее.
Гальдар же, напротив, словно пересчитывал эти богат¬
ства с видимым удовольствием, хотя и не изменяя сво¬
его привычного выражения и не опуская скрещенных,
по обыкновению, рук. Он шел, выпрямившись, словно
воин, который не может отвыкнуть от выправки и сол¬
датского шага.
—	В этом крыле дворца располагаются мои по¬
кои,— объяснил Доримас, и покои моей возлюблен¬
51

ной сестры, принцессы Доры. В Атлантиде нет никого
красивее ее. Впрочем, вы и сами увидите.
Ни Гальдар, ни Ош не отвечали ему.
—	Бедные мои друзья, я прекрасно понимав ваше
изумление! Вчера еще вы сидели на скамьях с другими
гребцами, а сегодня вдруг оказываетесь в величайшем
из дворцов, какие есть на свете... Чтобы это превраще¬
ние не слишком пугало вас, я помещу вас на время в
небольшой домик. Он находится в глубине моего соб¬
ственного сада... А потом уже решим...
—	Слепота, все та же слепота! — рычал Нод, все
еще охваченный яростью/— Что еще за бездельников
он взял себе в товарищи?! Каторжники! Ты это слышал,
Энох? Как рьяно он оправдывал этого бандита! Можно
подумать, что они взяли его в долю!
—	Но господин, этот Гальдар спасал ему жизнь,
и не один раз.
—	Охотно верю, но главное не в этом. Я более чем
уверен, что он ничего о нем не знает, что ему даже
не пришло в голову расспросить его. Недоверие недо¬
стойно его царственной персоны. Ох! Как бы он не
обжегся. Такие глупости плохо заканчиваются, очень
плохо!
—	Господин, стоит ли опасаться этого несчастно¬
го? Он слишком безвреден. А о старике вообще гово¬
рить нечего. Их теперь не беспокоят ни кандалы, ни
плети; один кошелек золота — и у них не хватит слов,
чтобы отблагодарить тебя! А потом они опять начнут
грабить или убивать и снова отправятся на галеры.
—	Если только не воспользуются этой навязанной
им свободой. А представь себе, что кто-нибудь из них
некогда был наделен властью — конечно, в пределах
своего народа — или только и мечтал об этом и жил
этой надеждой. Каторга или ломает людей, или зака¬
ляет, и тогда появляется на свет сущий демон. Подумай
только, Энох, что такое годы, проведенные в цепях, под
ударами бича, с сердцем, опьяненным желанием вы¬
жить и отомстить!
—	Господин желает, чтобы я их расспросил? О,
конечно, осторожно!
—	Я займусь этим сам как-нибудь на досуге.
—	Не слишком ли это презренная работа для им¬
ператора?
52

—	Я почувствовал в душе этого Гальдара под бес¬
страстными чертами какой-то коварный умысел, какую-
то давно обдуманную и затаенную мысль: это одна из
тех натур, которые только смерть способна подчинить
своей воле.
Он углубился в свои мысли.
—	Он мне не нравится,— вскричал Нод мгновение
спустя/— И этот простак хорош тоже: всюду таскает
его за собой и всхлипывает, как девка: «У него достало
ловкости схватить меня и выплыть...»
—	Я проведу расследование, если ты считаешь, что
это необходимо. Пороюсь в архивах: если Гальдар дей¬
ствительно атлант, что-нибудь да найдем.
—	Да, наверняка. Тот второй интереса не представ¬
ляет. Он, должно быть, какой-нибудь варвар с севера,
один из морских разбойников, которым мы поприту-
пили клыки. Что же касается этого Гальдара..
—	Можешь положиться на мое усердие. Завтра,
если будет возможно — а я в этом не сомневаюсь, ибо
твой инстинкт никогда тебя не подводил, мы будем
знать о нем все. Господин, а остальные?.. Я имею в виду
тех, кто остался в живых из команды.
—	Сколько их?
—	Около шестидесяти гребцов, порядка тридцати
моряков и солдат и, кажется, два офицера.
—	Это явно лишние свидетели.
—	Господин, твоя суровость ужасает меня!
—	Галера должна быть затоплена этой ночью. Мо¬
жешь устроить каторжникам последнее пиршество, на¬
говори им всяких любезностей... Что же касается ос¬
тальных...
—	Должен заметить, что офицеры не слишком вы¬
соких званий...
—	Если только Доримас не сделал еще их адмира¬
лами с его манией оказывать милость всем, кто удосто¬
ится чести быть приближенным к его персоне!..
Император сжал побелевшие губы. Когда лицо Нода
искажала эта хищная гримаса, Энох всегда ощущал
холод, пробиравший его до костей.
—	Ты взволнован, мой любезный друг? Возьми
себя в руки, прошу тебя, и постарайся усвоить то, что
я скажу. Сегодня вечером — я уже отдал приказ —
народ, опьяненный яростью, вырежет всех, кто имеет
хоть какое-то отношение к пеласгам, всех, живущих
в этом городе. Разве не справедливо будет нашим слав¬
53

ным побежденным переселиться в мир иной — если
он существует! — вместе со своими победителями?
Тридцать солдат да два офицера — это же пустяк. Но
только действуй осторожно и аккуратно. Устрой пир
для них — у себя, например.
—	В моих покоях?
—	Да, никто не должен их видеть... Кстати, есть
такие сорта мяса, которые оч-чень трудно переварить.
Особенно после столь долгих странствий.
—	Ты хочешь, стало быть, чтобы и я участвовал в
этом преступлении?
—	Ты ведь не противишься, когда делишь со мной
мою славу, любезный друг!
—	Значит, судьба уготовила этим несчастным толь¬
ко краткую отсрочку?
—	Мертвые молчат. От этого постыдного пораже¬
ния не останется никаких следов, вот в чем суть.
—	И на скрижалях истории будет начертан лишь
твой грядущий триумф!
—	Энох, прошу тебя, избавь нас от этих навязчи¬
вых свидетелей. Они беспокоят меня. Мне хочется дей¬
ствовать, слышать стоны, видеть кровь, да, кровь! Но
кто я такой, чтобы наказывать своего сына? Да и в чем
он повинен? В том, что его ранили, унизили, оскорбили,
оставили в дураках какие-то подлецы?!
—	Неужели ты предпочел бы, чтобы он побеждал
всегда, жадно добивался власти, но вглядывался в твой
божественный лик, стараясь уловить, не изменилось
ли что, выжидая лишь случая, чтобы ускорить твой ко¬
нец и самому усесться на трон?
—	Тебе ведомы целебные слова, которые успокаи¬
вают душу... Но я не знаю, быть может, таким я любил
бы его больше. Друг мой, отправляйся творить зло во
славу своего императора и постарайся поскорее вер¬
нуться.
Дора высвободилась из объятий своего сегодняш¬
него любовника. Неожиданное возвращение брата на¬
рушало все ее планы, но она была слишком искусной
в дипломатии, чтобы позволить себе выказать хоть тень
неудовольствия. Напротив, она встретила Доримаса
изъявлениями талантливо сыгранной радости, с неж¬
ностью и восхищением. Она очаровательно вздыхала,
54

целуя его ввалившиеся и поросшие щетиной щеки, сжи¬
мала в своих руках влажные ладони брата, трогатель¬
но поглаживала его исхудалые плечи и расспрашивала,
ворковала, вскрикивая по временам и утирая весьма
кстати выступившую слезу Но когда Доримас начал
рассказывать — она так жаждала услышать его печаль¬
ную повесть,-— ее огромные зрачки то и дело останавли¬
вались на Гальдаре.
У нее были бледно-зеленые, с рыжеватыми крапин¬
ками зрачки, изобличавшие ненасытную и жадную до
впечатлений душу, и длинные густые ресницы, каза¬
лось, не могли совладать с их дьявольским блеском.
В этих очах, холодных и великолепных, которым тени
бурно проведенной ночи и зари, отданной любовным
утехам, придавали неизъяснимую прелесть, мелькало
иногда что-то человеческое, что-то похожее на чувства,
доступные простым смертным. Под ее легким, почти
прозрачным платьем угадывались очертания еще не
оформившегося юного тела. Совершенно черные воло¬
сы, словно облитые лаком, обрамляли тонкое лицо. Нит¬
ка жемчуга, украшавшая ее лоб, вздрагивала при каж¬
дом движении. Легкие, изящные руки Доры самой при¬
родой были созданы для плавных, женственных дви¬
жений, для медленных, изысканных ласк. Все ее суще¬
ство, казалось, было пронизано губительной слабостью
и чувственностью. Оно возбуждало какой-то бессозна¬
тельный страх, и которому примешивалось судорож¬
ное желание. Ее губы, так похожие на губы отца, со¬
вершенно не портили девушку, а лишь усиливали ее
привлекательность, это был призыв, против которого
невозможно было устоять. Они смыкались и размыка¬
лись, следуя за течением ее мыслей и волновавших ее
впечатлений, напоминая чудесные цветы медуз, эти
живые венчики из переливающейся плоти, которые
остаются в пору отлива в небольших прибрежных ла¬
гунах.
Когда Гальдар наклонился, чтобы налить принцу
воды, Дора заметила шрамы на его спине, жуткую сеть
лиловатых рубцов под трезубцем, выжженным раска¬
ленным железом. В ее глазах вспыхнула какая-то мысль,
щеки цвета белоснежной амбры слегка порозовели, а
нижняя губка трогательно вздрогнула. Дора до боли сжа¬
ла свои хрупкие руки. Долго и с излишней откровен¬
ностью она рассматривала, словно изучая, красивый
мужской торс, удивленная его гибкой мощью и даже
55

как будто слегка напуганная ею. А главное, этим зага¬
дочным взглядом, оживленным спокойной мягкостью,
участливым и в то же время каким-то отстраненным,
как у зрителя, не слишком заинтересованного спектак¬
лем, который разыгрывают перед ним актеры. Она по¬
пробовала улыбнуться, хотя принц в это время повест¬
вовал о самых драматических событиях своего путе¬
шествия.
Он думал о том, как она напоминает прирученную
волчицу. Больше всего ему хотелось бы сбежать отсюда,
утащив с собой Гальдара. В самых глубинах своей души,
в тех тайниках, где рассудок и память уже лишены зыб¬
кой власти, он вдруг ощутил с необыкновенной остро¬
той, что именно в это мгновение судьба плетет свои
бесчисленные нити, которые, одну за другой, тянут или
слепой рок, или — это уже вопрос веры — безжалост¬
ные боги. Дальнейшие события, мгновенным озарени¬
ем открывшиеся ему, их необратимое течение до са¬
мой развязки в мрачной пропасти грота, заполненного
лохматыми, всклокоченными существами, ужасну¬
ли его. Его поразили причудливые изгибы судьбы и
то, как тесно они переплетались теперь уже с жизнью
Доры.
Гальдар не смотрел на принцессу. Там, между ко¬
лоннами, над шелестящими листьями пальм, над кров¬
лями и крепостными стенами Посейдониса, надо всем
этим открывалось его взору море, испещренное све¬
тящимися бликами и россыпью разноцветных пару¬
сов.
Он делал вид, что внимательно слушает рассказ прин¬
ца, а на самом деле поминутно спрашивал себя, чем
занята душа того и не терзает ли ее страх, снедавший
его самого. Как часто совсем еще недавно их мысли,
согласные во всем, летели сообща, встречаясь и схо¬
дясь, словно близнецы. И вот это время миновало! Горь¬
кая, но неумолимая уверенность камнем легла на серд¬
це. Да, начиналось что-то новое, он только не знал еще
что...
Потом это молниеносное видение померкло, рассы¬
палось пылью, исчезло, чтобы уступить место реаль¬
ности: принцу, чело которого носило явные знаки при¬
ближающейся смерти, этой молодой женщине, алчу¬
щей плоти, и его товарищу, вдруг сделавшемуся недо¬
ступным и как бы чужим самому себе.
56

7
Город отдавался солнцу. На улицах не было видно
ни души; только несколько бесноватых бесцельно бро¬
дили среди нищих, сидящих на корточках. Жара, не¬
смотря на близость моря, была непереносимой. Стены,
соборы, балюстрады выделялись на лазоревом фоне
абсолютно безоблачного неба; даже птицы укрылись
от палящего зноя. Пальмы склоняли свои чешуйчатые
стволы. Ни одно движение не нарушало картины, слов¬
но все вдруг окаменело, намертво застыло в этой не¬
умолимой, полыхающей духоте. За опущенными штора¬
ми лежали обнаженные люди; одни — будто бы воз¬
вратив себе ненадолго невинность прежнего детского
облика, другие дышали неровно, ибо полуденный сон
всегда бывает немного беспокойным и взволнованным.
Тишину иногда нарушал лишь гортанный смех.
Однако именно в это время, в самый томительный
час дня, чиновники из императорского дворца решили
огласить императорский указ, старательно начертанный
на хорошем папирусе:
«Божественный император приветствует свой народ!
Достославный принц Доримас, наш сын, посланный
с мирной миссией в королевство вероломного Форено-
са, короля пеласгов, стал жертвой коварного нападения
без всякого предварительного разрыва дипломатиче¬
ских отношений. Наш отважный посланник не усом¬
нился принять вызов, хотя в его распоряжении нахо¬
дилась лишь одна эскадра, рассеял флотилию против¬
ника и уничтожил огнем и мечом большую часть вра¬
жеского войска, получив на нашей службе серьезное
ранение!
Однако эта новая победа нашего оружия не может
утолить праведного гнева вашего императора. Им при¬
нято решение отправить к пеласгам карательную экс¬
педициюу чтобы связать руки презренному Фореносу и
его сеидам и превратить ненавистный нам народ в ра¬
бов,. Это произойдет в ближайшее время!
Но отзвук кары, которую условия стратегии призы¬
вают отсрочить, должен послышаться уже сегодня. Пе¬
ласгиу живущие в Посейдонисе, да испытают вашу
ярость! Император хочет этого! Император приказы¬
вает! Пусть без промедления соберутся законопослуш¬
ные граждане и схватят этих негодяев! Пусть те умрут
самой ужасной смертью! Никому не будет пощады! Раз-
51

делите между собой их богатые одежды, утварь — все,
что стяжали они своим гнусным ремеслом, золото,
которое они украли у вас! К концу этого дня никто из
них не должен остаться живым! Император запрещает
только разрушать их дома и склады, затапливать ко¬
рабли и растаскивать грузы: все это будет собрано и
продано с аукциона; вырученное золото будет роздано
нуждающимся.
Кроме того, капитанам и судовладельцам категори¬
чески запрещается торговать с кем бы то ни было из
пеласгов под страхом смертной казни и конфискации
всего имущества.
Славные атланты, ваш император ожидает резуль¬
татов вашего усердия и преданности его божественной
личности.
НОД».
—	«Божественный император!» «Его божественной
личности!» Э, да это что-то новенькое! Ему мало быть
императором, он еще себя богом провозгласил. А даль¬
ше что?
—	Замолчи ты, наконец.
Оборванцы переговаривались вполголоса. Привле¬
ченные объявлением, они поднялись на ноги, впрочем,
не без некоторого колебания. Один из них, старый
школьный учитель, прочитал им указ Нода.
—	Я же говорил вам, что он спятил! Вот доказа¬
тельство!
—	Нас могут услышать!
—	Мозги отказали. Он решил, что он теперь По¬
сейдон!
—	Сумасшедших надо связывать и сажать под за¬
мок. Это серьезно.
Одна за другой двери стали приоткрываться. В окнах
уже показывались люди. Толпа нищих росла: подхо¬
дили мужчины, женщины, они читали вслух и обмени¬
вались фразами.
—	Невозможно!
—	Пеласги вне закона?
—	Стало быть, можно поживиться за и»х счет?
—	Не можно, а нужно!
—	Под страхом неудовольствия божественного
императора!
—	Великолепно, а главное —неожиданно!
—	Так он теперь бог?
58

—	Что ты сказал?
—	Я говорю «божественный император»...
Этот эпитет придумал Энох. Он два раза вставил
его в текст, чтобы подготовить почву: народ должен
привыкнуть к величию своего властителя.
—	Хватит терять время, друзья! В нашем квартале
десять семей пеласгов — надо поделить их для напа¬
дения.
—	Пойдем возьмем оружие!
—	Ты прав. Они же могут сопротивляться.
—	Да ну! Единственное, чему они обучены, так это
обворовывать нас. Перечитай указ любезного импе¬
ратора...
—	Все добро теперь наше!
—	Император отдает нам все, что они отняли у нас.
Это ведь по справедливости, правда?
—	Еще бы, приятель!
—	Да здравствует наш император!
—	Да здравствует наш божественный император! —
прокричал какой-то человек из вновь пришедших, оде¬
тый слишком хорошо, для того чтобы жить где-нибудь
поблизости. Это был, вероятно, секретный агент, страж¬
ник, переодетый добродушным гулякой, каких в Посей-
донисе было много.
—	И впрямь! Да здравствует божественный импе¬
ратор! — вскричала толпа, может быть, из осторож¬
ности.
Босяки начали потихоньку расходиться.
—	Эй, вы там! — окликнул их незнакомец. — А вы,
случаем, не пеласги? Все верные слуги нашего импера¬
тора уже приглашены на нынешний ‘праздник. Милости
просим!
—	Бежим!
—	В такую жару только бегать!
—	А если они попрячутся?
—	Неужели ты откажешься от своей доли?
—	Ты возьмешь мне тот столик, который у них
стоит внизу! — раздался женский голос.— И не забудь
ту красивую серебряную вазу, которая на нем!
—	Если, конечно, смогу!
—	Сказал бы уж: «Если захочу»! Не забудь, столик
и вазу.
—	Как я потащу твой столик?
—	Он же крошечный, а ты... ты такой сильный...
59

—	А их девочки, приятели? Их очаровательные
маленькие черноглазые девочки с торчащими сосцами
и темными прядями, а?
—	Да уж будьте покойны!
—	Я могу вам обещать. Сначала попользуемся: я,
ты, да и все мы, а потом — фьють! — и пусть плывут
на тот свет! Что упало, то пропало: указ его император¬
ского величества!
Толпа все росла, колыхаясь, толкая друг друга лок¬
тями. Мужчины криво ухмылялись, женщины возбуж¬
денно посмеивались. Приманка легкой наживы, зависть,
похоть и ненависть — весь этот душевный осадок, ко¬
торый носит в себе каждый, искажал черты людей,
обезображивал их лица. Только бесстрастное солнце,
казалось, разглядывало все это с высоты абсолютно
безоблачного неба. Даже птицы укрылись от палящего
зноя...
Из ближайшего квартала донеслись крики, и вслед
за тем одинокий душераздирающий протяжный вопль.
Чье-то тело, сброшенное с одной из террас, взмахнув
в последний раз руками и ногами, с глухим стуком уда¬
рилось о мостовую. Звук тупого удара словно развязал
инстинкты.
Нод давал аудиенцию во дворце. Спокойный и улы¬
бающийся, он разговаривал с двумя заморскими гостя¬
ми, головы которых украшали уборы из перьев. Он даже
спустился с трона, чтобы усесться рядом с ними. Ни¬
когда еще его порочная натура не проявлялась с таким
блеском, как в эти мгновения, когда он, стараясь пус¬
тить пыль в глаза, разыгрывал перед собеседниками
роль воплощенной любезности и умиротворения. Даже
самые осторожные теряли всякую бдительность, забы¬
вая данное себе обещание и простодушно включаясь
в игру От этих двух князьков Нод хотел заполучить
самых жестоких, сильных и прекрасно вымуштрован¬
ных во всей империи солдат: ему нужно было пополнить
воинами свою флотилию. Гордые атланты, испорченные
роскошью, предпочитали использовать наемников, не¬
жели подставлять стрелам свои изнеженные тела!
Разговор прервался появлением седовласого Аркоса.
Старый Аркос был постоянным обитателем дворца.
Стражники не осмелились задерживать его, несмотря
на указ, а может быть, как раз вследствие указа. Он ше¬
60

ствовал в сопровождении воина, горделиво выпрямив¬
шись. Борода и волосы его были совершенно седыми;
он был одет в белоснежную, без единого узора широ¬
кую тунику. Аркос никогда не носил украшений, но
осанка и весь его облик были исполнены такого вели¬
чия и достоинства, что воины невольно расступались
перед ним, словно были его свитой.
—	Чего тебе надо? Эй вы, кто велел его впустить?
—	Прости меня, господин мой, если я воспользо¬
вался той милостью, которой ты почтил меня только
вчера...
—	Я отменяю ее!
—	Но господин...
—	Ты разбогател благодаря своей хитрости, ты сде¬
лался самым крупным судовладельцем и самым состоя¬
тельным банкиром Посейдониса. Ну что же! С сегод¬
няшнего дня ты больше не богач! Теперь у тебя нет ни
золота, ни кораблей! Теперь ты никто!
—	Господин, я пришел просить защиты не для
своих богатств.
—	В самом деле?
—	Я давал золото на твои походы, и оно редко воз¬
вращалось ко мне. Я оснащал твои флотилии и воору¬
жал твоих воинов. Ты пользовался моим кошельком,
и я не жалею об этом. Я скорблю не о себе. В моем воз¬
расте думают разве что о покое, о том, чтобы отойти от
дел и достойно проститься с людьми. Нет, не за себя
я пришел просить.
—	Так за кого же? За кого-то из твоих родствен¬
ников?
—	За моих братьев, пеласгов, живущих в Посейдо-
нисе, твоих верных слуг. Как только я узнал о твоем
указе от одного из моих людей, который, к счастью,
прочел его одним из первых...
—	Уж не купил ли ты какого-нибудь из моих писцов?
—	Моя вера в императора была безгранична!
—	Если бы не подкупил какого-нибудь дворцового
чинушу, тебя бы вытащили из твоей норы. Я дал приказ
арестовать тебя, старая лиса! Твое добро слишком рос¬
кошно для этого сброда.
—	Я опередил твое приказание.
—	Я не пойму, чего тебе надо?
—	Мне — ничего, повторяю тебе. Если тебе нужна
жертва во искупление, я могу ею стать...
—	Нет, старик!
61

—	Умоляю тебя, господин мой, останови эту резню!
Это непростительное и бессмысленное преступление.
Его будут помнить века. Оно покроет мраком твое цар¬
ствование, слава о котором идет повсюду, и чего ради?
—	Твой король не менее коварно напал на нас.
—	Форенос — не наш король. Мы живем в ГТосей-
донисе, и тебя, славный император, тебя единственного
признаем мы нашим властителем, тебе единственному
спешим мы подчиниться, что бы ни случилось.
—	Мне единственному спешите вы разве что из¬
менить!
—	Неужели мы должны отвечать за двоедушие
Фореноса?
—	Каждый народ имеет правителей, которых он
заслуживает. И значит, он должен искупать их деяния
и караться за их ошибки.
—	Я не тешу себя надеждой, что сумею переубе¬
дить тебя, но, может, мне удастся пробудить в тебе со¬
страдание? Сколько нас, пеласгов, в Посейдонисе —
горстка.
—	Пятнадцать тысяч.
—	Это против трехсот тысяч с лишним! Скажи,
разве мы можем что-нибудь? У тебя вполне хватает
агентов, чтобы следить за нами, и они достаточно ис¬
кусны. Доводилось ли им когда-нибудь доносить тебе
о каком-либо нашем заговоре или о подозрительном
сборище, известна ли тебе хоть одна улика против нас?
—	Форенос оскорбил меня в лице моего сына; этого
достаточно.
—	Подумай о наших детях, о женщинах, о тех, кого
время сделало, как меня, беззащитными! Мы отдадим
все наше добро. Дай нам корабль, чтобы мы могли вер¬
нуться на родину, и мы покинем Атлантиду, если уж
здесь нас считают врагами.
—	Чтобы вы пополнили ряды Фореноса?! Седовла¬
сый червяк! Прекрати молоть вздор! Вернись на землю!
Скоро у тебя не будет родины: останется только выж¬
женная земля, мертвые дома да пустынные набереж¬
ные, у которых будут догнивать останки вашей флоти¬
лии. Ты понимаешь меня? Никто больше не увидит на
просторах океана ни единого корабля, идущего под
флагом пеласгов. Богатства, которые вы стяжали бес¬
честьем и хитростью, разделят между собой... ну, хотя
бы вот эти два князя, что слушают нас сейчас, наши
верные союзники. На то золото, которое останется пос¬
62

ле смерти ваших богов, они построят храмы во славу
наших. Год спустя уже и думать забудут о твоем жал¬
ком народишке! Никто не осмелится произнести даже
его название!
—	Что ж, позволь мне только вернуться к моим
людям. С ними я прожил свою жизнь, с ними должен
и умереть. Мне не хотелось бы, чтобы они подумали,
что мне уготован другой жребий, что мое золото и те
милости, которыми ты отличал меня, повлияли на мою
судьбу...
Леденящий душу хохот был ему ответом:
—	Старый осел! Кто сказал тебе, что ты не встре¬
тишься со своими? Следуй за мной, живо! Идемте, мои
доблестные князья. Я приглашаю вас на спектакль, ко¬
торый вы не скоро забудете. А после мы вернемся к
нашей беседе.
—	Куда отвести его, господин?
—	Наверх. Предупредите слуг и позовите принца
Доримаса. Пойдемте. Не расстраивайся, Аркос, тебя я
тоже пригласил.
—	Великий, еще есть время, заклинаю тебя, оста¬
нови это избиение безвинных. Все наше добро за наши
жизни!
—	Я не люблю заставлять себя ждать даже тех,
кто мне прислуживает. Идем.
Те, кто ждал, были странными слугами: почти об¬
наженные (всю одежду их составляли кожаные набед¬
ренные повязки), мускулистые, они стояли возле не¬
высокого круглого бортика, напоминавшего колодец.
Когда Нод вошел, они молниеносно склонились в поч¬
тительном приветствии и тут же выпрямились, словно
для того, чтобы увидеть тех, кто сопровождал импера¬
тора. Их лица, похожие скорее на физиономии висель¬
ников, чем слуг, остались совершенно безучастными.
—	Сюда, любезный старик, и успокойся. Впрочем,
разве что-нибудь может взволновать твою возвышенную
душу?
—	Дрожит только моя плоть, душа же спокойна.
—	Достойный ответ. Я буду с удовольствием вспо¬
минать о нем.
Нод подтолкнул его к огромному окну, освещавше¬
му залу. Оно выходило в сад: были видны клумбы, на
которых искусно выращенные цветы образовывали изо¬
63

бражения трезубцев, дельфинов и солнца, аллеи, окайм¬
ляемые апельсиновыми деревьями и статуями, расстав¬
ленными по краям, бассейны, вода в которых принимала
лиловый или лазоревый оттенок мозаичной плитки, шу¬
мящие фонтаны, пронизанные солнечными лучами и
распространявшие повсюду восхитительную свежесть,
соцветия экзотических деревьев и в промежутках меж¬
ду их кронами — смеющееся полуденное море.
—	Подумай только, мой дорогой Аркос, как мило
было бы прогуливаться под этими тенистыми деревья¬
ми, какое счастье вдыхать аромат этих цветов, как по¬
буждают эти красоты к возвышенным размышлениям!
И как несчастлив должен быть тот, кто не может вос¬
пользоваться всем этим!.. Ибо этот несчастный — твой
император, у которого даже нет времени отдохнуть в
своем собственном саду. Время призывает его к делам.
Лишь время властно над ним. За неимением лучшего
он посылает туда своих гостей. Досадно, не правда ли?
—	Прошу тебя, не затягивай мою казнь.
—	Мне кажется, мой сын изволил почтить нас
своим приходом...
Как только чернокожие носильщики опустили порт¬
шез принца возле колодца и император едва уловимым
кивком головы отпустил их, палачи схватили старика
и сбросили в яму. При виде его убеленной сединами
головы, едва возвышающейся над краем колодца, Нод
расхохотался демоническим смехом:
—	Я же обещал тебе, что ты присоединишься к
своему народу! Он там, в яме!
Через отверстие, сделанное на уровне земли, изви¬
ваясь, скользили растревоженные змеи: чтобы вспуг¬
нуть и выгнать их из нор, слуги развели под клетками
огонь. Так казнили только знатных преступников.
—	Твои,— рокотал Нод,— они там, вон они изви¬
ваются!
—	Да падет на тебя проклятие за твою ложь и жес¬
токость! — вскричал Аркос.— Атланты заплатят спол¬
на, будь уверен, ибо они заслужили тебя, презренный
император! Да покарают вас справедливые боги! Они
собьют с тебя твою безумную спесь! Ты еще поплачешь
кровавыми слезами, ибо в конце концов всему есть
предел!
—	Смотри, сын мой,— прорычал Нод,— вот тот
человек, которому удалось убедить меня, что король
Форенос жаждет взять в жены твою сестру; это его ве¬
64

роломство причина тому, что я отправил тебя к пелас¬
гам добиваться этого союза с целью установить, на¬
конец, нерушимый мир между нашими народами.
Змеи уже поднимали свои головы, было видно, как
открываются их пасти и смертоносные зубы ищут до¬
бычу. Они оплели тонкие икры старика; лицо его иска¬
зилось и глаза наполнились слезящейся влагой, но губы
продолжали выкрикивать проклятия:
—	Тебе никогда не победить пеласгов! Твой раз¬
вращенный народ, преданный сластолюбию, дрогнет в
час сражения. Вот тогда-то, презренный тиран, пошат¬
нется твое ложное величие и просияет свет истины!
Ведь возвращение твоего сына — а Девы из Большого
Храма предсказывали тебе это! — было только первым
уроком твоей сумасшедшей надменности. Пеласги ос¬
танутся, твой же народ истребят до последнего человека
праведные боги, уничтожат -его водой морской и огнем
небесным! И ты, и ты погибнешь наконец, ненавистный
владыка презренного народа, вождь, ведущий его к ги¬
бели, чудовище с лицом человека...
Нод хохотал. Его безумный, презрительный смех
раздавался все громче. Голос Аркоса слабел, колени
его подкосились, тело рухнуло в глубину колодца. Вмиг
вся его белая туника покрылась змеями, сплетающими
свои зеленоватые кольца и сталкивающимися голов¬
ками с яростно пылающими глазами.
—	Вот, мои дорогие князья,— объявил наконец
император,— как кончают жизнь предатели. Прошу
вас снисходительно извинить меня за этот перерыв в
нашей беседе.
Доримас закашлялся, лежа в носилках. Гальдар
поднес к его губам платок и, убирая его потом в карман,
заметил, что он окровавлен. Нод подошел к сыну в не¬
котором смущении и беспокойстве. Он заметил, что по
лицу его катились слезы. Сквозь новый приступ кашля,
сотрясавшего его слабое тело, император сумел раз¬
личить слова:
—	Довольно, отец!.. Довольно!.. Не надо этой рез¬
ни!.. Они уже заплатили сполна!.. Прошу тебя, не надо!..
На лице Нода отразилось некоторое колебание. За¬
тем, положив руку, украшенную множеством браслетов,
на плечо одного из своих собеседников, он сказал, ши¬
роко улыбнувшись и обнажив белоснежные зубы:
—	Итак, мои дорогие друзья, на чем мы с вами ос¬
тановились?..
3 Ж. Бордонов
65

8
Когда друзья наконец остались одни, на Посейдо-
нис уже опускалась ночь.
—	Врачи напоили его травами,— сказал Гальдар.—
Они смазали его рубцы целебным бальзамом.
—	Напрасный труд. Он обречен, говорю тебе.
—	Откуда ты это знаешь? Ты говоришь, словно
кудесник.
—	На своей скамье, там, на галере, я научился ви¬
деть то, что скрыто от глаз.
—	Принц уснул. Боли перестали его мучить. С ним
осталась сестра.
—	Какой пример самопожертвования!
Ош отвернулся, может быть, для того, чтобы Галь¬
дар не заметил тени, промелькнувшей в его глазах: его
снова охватила недавняя тоска.
—	Ты поел? — спросил Гальдар.
—	Я приказал накрыть на террасе. Я никак не могу
привыкнуть есть под крышей. Мне все время не хватает
воздуха, ветра.
—	Ты, наверное, и по качке скучаешь?
—	У меня раскалывается голова от этой тишины:
ни криков, ни свиста плеток, ни шумящего моря...
—	Это же только твой первый день на свободе.
Во время ужина, который, не сговариваясь, Ош и
Гальдар постарались поскорее закончить, они не проро¬
нили ни слова, время от времени поглядывая друг на
друга. Двое невольников безмолвно прислуживали им.
Это были краснокожие с Большого Материка. Их чер¬
ные как смоль волосы были стянуты лентами с воткну¬
тыми перьями попугая. Гальдар не мог оторвать взгляд
от трезубцев, выжженных на их плечах. Ему было стыд¬
но. Глядя на него, Ош старался повторять его жесты:
то, как он резал мясо или отпивал из кубка. Ему не нра¬
вилось это густое, сладкое вино, туманящее разум и в
то же время согревающее изнутри. Его стесняла эта
туника с пурпурной каймой, которую ему принесли пос¬
ле обеда, он все время боролся с желанием закатать
рукава.
Наконец Гальдар поднялся. Он облокотился на пе¬
рила, и Ош поспешил последовать его примеру. Позади
них слуги все так же бесшумно убирали посуду. Вин¬
товая лестница в два оборота вела в сад, где возвыша¬
лись темные пирамиды кипарисов и самшитовые де-
66

ревья, которым искусные ножницы садовников придали
коническую форму. Пламя светильников отражалось
в воде бассейнов, бледные очертания статуй, не то ка¬
менных, не то из металла, просвечивали сквозь спле¬
тение ветвей. Вдоль балюстрады медленно прохажива¬
лись часовые: острия их пик и шлемы то здесь, то там
выступали из тьмы. Над ними бесчисленные, словно
звезды, вспыхивали во мраке огни великого города, вы¬
черчивая расплывчатые кольца островов, окружавших
дворец, и потом опускаясь к морю беспрерывными со¬
единяющимися линиями. Самые яркие огни светились
вдоль дозорного пути, на вершинах башен и при входе
в гавань. Блестящие точки играли в водах канала, рас¬
сыпались тысячами искр и снова выкладывали свою
пеструю мозаику. Лунная дорожка на море вздрагивала
и разбрасывала свои матовые блики, а вдалеке блуж¬
дали едва различимые сигнальные огни кораблей,
пришедших в Посейдонис к вечеру и ожидающих вос¬
хода.
—	Если бы я не знал тебя,— промолвил Ош,— я
мог бы подумать, что ты вернулся наконец после долгих
странствий к родному очагу, к своим близким. Глядя
на тебя, я сказал бы, что ты предался воспоминаниям,
прежде чем возвращаться к привычным занятиям. По¬
чему ты молчишь?
—	Если у человека есть душа, он везде дома.
—	Странный ответ. Впрочем, со вчерашнего дня
произошло слишком много странного...
Он обернулся, как оборачивался обычно, чтобы
взглянуть, не подслушивает ли их укрывшийся в кори¬
доре надсмотрщик или кто-нибудь еще из команды.
—	Кто ты, Гальдар? — спросил он, понижая го¬
лос.— Кто ты на самом деле? Не царственная ли кровь
течет в твоих жилах? Скажи, ты сын его брата? Или
плод тайной любви какой-нибудь принцессы, ушедшей
в мир иной? Незаконнорожденное дитя?
—	Дружба не требует равенства. Или она есть, или
ее нет. Она не выбирает между добром и злом, между
прошлым и будущим.
—	Но она не может и без доверия, без взаимного
доверия.
—	Хорошо, я скажу тебе, кто я действительно, но
потом, когда Нод решит нашу участь. Оставайся моим
другом, ибо только это имеет значение.
Заметив, как Ош вздохнул, он добавил более резко:
з*
67

—	Ах, успокойся! Я ничего общего с ними не имею.
Никакие родственные узы, ни одна-единственная капля
крови нас не соединяет. Неужели ты обратил внимание
на их смугловатую кожу и вьющиеся волосы?
—	Кто заставил тебя после того, как умер Аркос,
оставаться еще возле Доримаса, когда он корчился на
своих носилках?
—	Жалость.
—	А куда девалась твоя ненависть?
—	Перестань допрашивать меня!
—	Ладно, ладно. Но советую тебе отдохнуть. Не¬
известно, что может случиться завтра...
—	Да, я знаю...
—	Только день назад мы держали в руках весла.
Ты устал?
—	Нет, совершенно не устал.
—	Ты все так же силен даже здесь, в этом осином
гнезде, где любой неверный шаг означает смерть...
—	Ложись спать.
—	Я ни разу еще не спал на кровати.
—	Попробуешь этому научиться.
Камешки опять скрипнули под сандалиями старика.
Он вернулся:
—	Интересно, что сталось с нашими товарищами?
Что они делают сейчас?
—	Спят, может быть.
—	Я вспоминал о них. Я подумал... наверное, им
приготовили угощение прямо на борту галеры... С изы¬
сканными блюдами из мяса, и вино, наверное, льется
рекой... Как ты думаешь?
—	Мне кажется, они все это заслужили.
—	А солдаты отпущены на берег и теперь пируют
вместе с офицерами у великого жреца. Тебя это не на¬
стораживает?
—	Постарайся только не расспрашивать о них слуг
и стражу! Пойми же, в конце концов, за нами наблю¬
дают! И будут наблюдать до тех пор, пока Ноду не
придет в голову отдать какое-нибудь новое прика¬
зание.
—	Я сбегу отсюда... Бежим вместе. Заклинаю, умо¬
ляю тебя, бежим... Пока еще есть время...
—	Что означают твои слова?
—	Ты напоминаешь мне море. Твоя сила, твоя не¬
запятнанная гордость, твоя безмятежность, которую
ничто не в силах омрачить, даже эта головокружитель¬
68

ная перемена в твоей судьбе... Ах! Милый Гальдар, ты
и впрямь похож на море, ты как седой океан!
—	Мне на хватает только его шквалов.
—	Пока он спит, но как знать, не покажет ли вскоре
это спокойствие, какие бури скрываются в его недрах?
—	Ош, спокойной ночи.
Гальдар подождал, пока Ош скроется, и не спеша,
в рассеянности спустился в сад. Ему хотелось, чтобы
эта вечерняя свежесть обняла его. Ему тоже не хватало
живительного дыхания моря, он просто не желал со¬
знаться в этом. Он припомнил, что говорил ему его друг,
и упрекнул себя за излишнюю резкость. Противоречи¬
вые чувства обуревали его. Он искал одиночества, но к
его желанию примешивалось какое-то смутное беспокой¬
ство, которое, впрочем, вряд ли можно было объяснить.
Еще недавно столь необходимое ему внимание Оша
теперь тяготило его. И эти новые ощущения, взволно¬
вавшие его душу, походили, быть может, на первый по¬
рыв ветра перед грозой, когда небеса вдруг темнеют и
странный запах горячего металла наполняет легкие. Все
еще, кажется, спокойно, но листья деревьев и травы,
растущие возле их корней, птицы небесные и животные,
обитающие на земле или в ее глубинах, пресмыкаю¬
щиеся, рыбы, выскакивающие из воды, распрямляя вдруг
свои гибкие хребты, и насекомые с дрожащими крылыш¬
ками — все они ЗНАЮТ уже о том, что будет, и то¬
мятся каким-то неясным предчувствием. Это ощущение
не покидало его, каждую клеточку его тела. Это был не
страх, а, скорее, жгучее любопытство, хотя он сразу
заметил в лице Нода инстинктивную ненависть к себе,
и к этой враждебности примешивалось еще что-то не¬
человеческое, какое-то болезненное пристрастие к крови,
к виду мучений и смерти. Но Гальдар не испытывал
страха. Он не думал о непрочности своего положения,
странная радость, которую не смогла омрачить даже
страшная гибель старого Аркоса, заглушила, вытеснила
чувство опасности. Эта радость казалась ему ненужной,
почти чудовищной, но у него не было сил раскаяться в
этом, как, впрочем, и гордиться ею.
Размышляя в одиночестве, наслаждаясь нежным ды¬
ханием ночи, он снял тунику, чтобы всем телом впиты¬
вать ее прохладу: ему все еще было жарко. Облоко¬
тившись о балюстраду, он рассматривал затейливую
69

бязь улочек и каналов, где двигались играющие тени,
сливающиеся вдали в единый узор. Он удивлялся, что не
чувствует отвращения к этой возбужденно гудящей тол¬
пе, скорее, просто добродушное безразличие, словно
сам он сделался вдруг соучастником этого веселого
заговора или его снисходительным судьей и будто не¬
доумевал, можно ли посвящать ночь чему-то, кроме
попоек и сладострастия. Он даже рассмеялся легким
смехом, заметив четырех типов, схвативших отчаянно
размахивающую руками и ногами девушку посреди ули¬
цы, полной прохожих, слишком занятых собой, чтобы
вмешиваться. Он не узнавал себя; исследуя свою душу,
он увидел вместо всего, к чему он привык, какого-то
незнакомца, которым он, быть может, всегда и был или
хотел стать. «Какой яд вдыхают здесь люди вместе с
воздухом?» — подумал Гальдар.
Снова хрустнули мелкие белые камешки, которыми
была усыпана дорога. Он подумал, что старик Ош, на¬
верное, так и не смог заснуть, обуреваемый мыслями.
Но его обостренная интуиция, свойственная, видимо,
не одним только надсмотрщикам, говорила ему о при¬
сутствии кого-то другого. Шаги были легкие. Он узнал,
понял, кому принадлежит этот запах, доносившийся
из-за олеандровых деревьев! Сердце его забилось так
сильно, будто он долго бежал или орудовал тяжелым
веслом. Эта тайная радость, что уже горела в нем,
вдруг вспыхнула, словно пламя, которое раздувает ве¬
тер, и оно потрескивает, становится голубоватым, кру¬
жится в вихре и жадно лижет головешки, то взметая
языки ввысь, то завивая их в причудливые спирали.
Он увидел, как одинокая тень мелькнула на черной
глади бассейна. Она была похожа на те мимолетные,
неуловимые призраки, напоминающие человеческие сны
и исчезающие бесследно, не оставляя воспоминаний,
призраки, которые можно назвать разве что мечтой —
слишком они скоротечны и недосягаемы. За этой зыбкой
тенью летел полупрозрачный шлейф легкой ткани, и
его струящиеся очертания только усиливали волшеб¬
ную картину. Он не мог еще различить лица, но это
было и не нужно! Он знал, кто была его ночная гостья,
он ждал ее, без нетерпения, но и без недовольства,
просто и спокойно принимая ее явление, впрочем,
как и все остальное. Она вступила в полосу света, и он
увидел тонкий овал лица, пышные волосы, маленький
лоб, на котором матово переливался жемчуг, огромные
70

глаза и приподнятые к вискам брови, стройное, гибкое
тело, светившееся сквозь легкую ткань, которая, каза¬
лось, не подчинялась земному тяготению, висела в воз¬
духе, словно утренняя дымка, которую уносит весенний
бриз... Платье удерживала только застежка на левом
плече и пояс с узорчатой пряжкой. Чувствуя, что он
смотрит на нее, оценивает ее своим взглядом, она двига¬
лась с изысканной медлительностью, сладострастно по¬
качивая бедрами. И вот наконец остановилась возле
него, любуясь, запрокинув голову, его мощным телом.
Теплая волна желания охватила ее лоно, бесшумно и
мягко коснулась груди, разожгла щеки и стеснила ды¬
хание. Она дарила свои ночи многим, кое-кого она даже
любила, но никогда не помнила их лиц; эти люди были
всего лишь средством ее наслаждения. Ни разу еще
она не испытывала такого мучительного влечения, ни¬
когда ее щеки не горели таким огнем и неведомая
сила никогда так не сдавливала грудь. Она едва стояла
на ногах.
—	Обычно принято кланяться, когда я появляюсь,—
сказала она, чтобы хоть немного прийти в себя.— Но ты,
конечно, еще не знаешь здешних порядков.
Он пожал плечами и отвернулся от Доры — ибо это
была она! — привлеченный каким-то неясным шумом,
доносившимся с городских улиц; облокотившись о пе¬
рила, он внимательно вглядывался в темноту Дора про¬
тянула дрожащую руку к рубцам на его спине, потом
осторожно коснулась их. Гальдар даже не пошевелился,
словно не почувствовал прикосновения. Она уже не вла¬
дела собой; губы ее жадно прильнули к трезубцу на
его плече, позорному знаку каторжников. Он вздрогнул,
почувствовав этот влажный, страстный, наполненный
преступным желанием, проникающий и в него поцелуй.
Он резко высвободился, и, хотя движение было легким,
она упала. Он поднял ее на руки. Раскрытые, жажду¬
щие губы тянулись к его губам. Но он отстранился
и, откинув с ее лица густые пряди волос, медленно и
едва уловимо провел рукой по ее гибкой, податливой шее
с пульсирующей жилкой, до самого томительного неж¬
ного, округлого плеча. Она судорожно застонала, словно
собиралась разрыдаться, но оттолкнула его.
—	Всему этому ты научился, сидя за веслом? —
спросила она.
—	Иногда, чтобы нам не было так тоскливо, а мо¬
жет быть, наоборот, на борт приводили женщин.
71

—	Ты хочешь сказать, портовых девок?
—	Для нас это были женщины, о которых можно
было только мечтать.
—	Подойди ко мне.
—	Сейчас.
—	Неужели ты не хочешь? Но я должна предупре¬
дить тебя: утром тебе придется забыть обо мне, как я
сама забуду тебя. Ты слышишь меня, Гальдар? Я не
люблю ни тебя, ни кого-нибудь другого. Я еще не встре¬
тила человека, который бы меня покорил, который при¬
ручил бы меня. Мне кажется, что он вообще еще не
родился на свет.
—	Разве я могу на что-нибудь рассчитывать с этой
отметиной на плече, с этими шрамами? Не говоря уже о
мозолях на руках...
Она прижалась к нему, уткнувшись щекой в его
грудь, дышавшую той силой, которую она так хотела
испытать.
—	Обними меня,— прошептала она слабеющим го¬
лосом.— Ласкай же меня... Давай помолчим... Всю ночь
дочь твоего императора будет принадлежать тебе.
—	Нет, не дочь Нода! Просто женщина по имени
Дора отдается мне, ибо завтра мы снова будем отдалены
друг от друга.
—	Ты заранее думаешь о грустном! Разве это ра¬
зумно?
—	Это не грусть, поверь мне.
И он рассмеялся тем загадочным смехом, который
иногда вырывался у него.
9
Пыльное морщинистое лицо старика склонилось над
императором.
—	Ты будешь доволен, великий! Твое повеление
выполнено с невероятным усердием, а в некоторых
кварталах, особенно там, где живут ростовщики, едва
ли не с исступлением! Любовь к тебе твоих поддан¬
ных проявилась во всем своем блеске. Еще до захода
солнца в живых не осталось ни одного пеласга, и дома
этих негодяев опустели; в них не осталось никаких ве¬
щей, даже мебели. Портовые моряки, несмотря на то,
что они всегда готовы покрывать своих, тех, кто, как
и они, бороздят моря, с честью послужили тебе. Все
72

приказы были выполнены точно и молниеносно. Ко¬
рабли пеласгов были разграблены с редкой тщатель¬
ностью, команды их вырезаны без жалости и этой
дурацкой снисходительности, которая попахивает из¬
меной. Не было замечено ни одного пожара. Словом,
твоя месть была повсеместной, мгновенной, разумной
и совершенной, как и всегда. Я рад за тебя.
Нод развалился на огромной постели, обнимая свою
фаворитку, невольницу, подаренную ему недавно одним
восточным владыкой. Бесцветные глаза Эноха маши¬
нально следили за рукой императора, блуждавшей по
этой темной коже, говорившей о безмятежной юности,
прошедшей под ласковыми лучами вечного светила, и о
безупречном здоровье. Непристойно ловкие пальцы
Нода проворно скользили по всем впадинам этого рос¬
кошного тела.
—	Ты и впрямь рад за меня? — переспросил Нод,
глотая сочные ягоды винограда.— Я просто восхищен
тобой, Энох! Невозможно представить, кем бы я мог
тебя заменить!.. Однако я не уверен, что ты угождаешь
твоей радостью Верховному Божеству! Оно, если мне
не изменяет память, предписывает прощение, а не от¬
мщение, так ведь?
—	Я угождаю тебе.
—	Ах, да, если тебе верить, во мне тоже есть нечто
богоподобное...
—	Не только мне, но и собранию жрецов, решения
которого неразумно было бы ставить под сомнение.
Мнение совета, безоговорочное единодушие, искренний
и бузыскусный энтузиазм, неслыханное усердие — все
это тоже свидетельствует о невероятной любви к тебе.
—	Хватит льстить! Я предпочитаю, чтобы ты за¬
нимался своими секретными делами...
Услышав смех императора, старик вздрогнул, как от
удара:
—	...Тебе, кстати, не кажется странным, чтобы один
человек нес на себе, причем с неизменным удовольст¬
вием, бремя обязанностей великого жреца и начальни¬
ка тайной полиции, да еще в том возрасте, когда обычно
принято думать о душе?
—	Когда я служу тебе, я служу Верховному Бо¬
жеству, и труды мои не пропадают даром.
—	Неплохо сказано!
Энох закашлялся. Рука, украшенная перстнями, по¬
глаживала округлые бедра.
73

—	Неужели это все, что ты собирался сообщить мне?
Энох сделался серьезным.
—	Великий, я разослал гонцов к губернаторам про¬
винций и начальникам портов, короче, всюду, где живут
пеласги. Их должна постигнуть та же участь, что и их
соотечественников в столице. Я правильно поступил?
—	Конечно же, мой почтенный друг.
—	Кроме того, должен сообщить тебе, что около
полуночи галера твоего сына дала течь и затонула так
быстро, что не удалось спасти ни одного человека, все
каторжники погибли. Плотники из арсенала пришли к
выводу, что, видимо, во время боев и странствий ко¬
рабль был поврежден куда сильнее, чем казалось сна¬
чала.
—	Что ж, их мнение не лишено смысла.
—	И еще один случай, но уже совершенно необъ¬
яснимый. Те из команды, что остались в живых —
офицеры и воины,—больше не увидят земного света.
Ни один из них не проснулся. Виной то ли не совсем
свежее мясо, то ли какие-то подозрительные напитки
словом, кто теперь разберет? Трупы были спущены в
склеп, специально выстроенный для подобных случаев.
Я лично проследил за всем.
—	Так вот почему у тебя так покраснели веки.
Твое участливое сердце опечалилось при виде стольких
несчастий!
—	Мои радости и огорчения зависят от тебя.
—	Что еще, мой милый палач?
Старик наклонился ниже и прошептал:
—	Осмелюсь просить тебя: отошли ее на время.
—	Отойди подальше! Ты дышишь мне прямо в лицо.
Да не бойся же! Ты же знаешь, что меня раздражают
некоторые запахи... Ну так что?.. Успокойся, она не
знает нашего языка. Это просто изысканное, очарова¬
тельное тело с совершенно пустой головой. И тем лучше.
Я ненавижу, когда меня донимают бурными тирадами,
всякими нежностями или страстным бредом. Мне вполне
достаточно стонов и сладостных вздохов моей женщины.
Да здравствуют удовольствия и да исчезнет ненавистная
любовь, ведущая род людской к вырождению!
—	Великий!
—	Садись сюда, возле своего императора. Неужели
ты боишься этой невольницы? Неужели в твои лета ты
ни разу не прикасался к женским ляжкам? Еще не позд¬
но, моя доблестная душа.
74

Энох наконец осмелился открыть рот:
—	Великий, имперские архивы прекрасно сохрани¬
лись.
—	У меня везде все замечательно, я это и так знаю.
Будь менее многословным.
—	Я нашел следы тех двоих, которым покровитель¬
ствует твой сын... Старику Ошу на самом-то деле еще
нет и пятидесяти. Его взяли в плен во время великого
восстания Северных колоний. В своей варварской стране
он был довольно заметной фигурой, что-то вроде капи¬
тана крупного корабля, или деревенского старосты, или,
может быть, командира какой-нибудь пиратской фло¬
тилии, которые тревожат иногда судовладельцев, но,
конечно, ни в какое сравнение не идут с твоей эскадрой.
Короче говоря, он не слишком опасен, мы волновались
впустую. О нем хорошо отзывался надсмотрщик, но на
корабле от него уже не будет никакого проку: прежде¬
временная старость дает о себе знать.
—	Ну, что ж, прекрасно, мое решение остается в
силе. А второй?
—	Гальдар тоже из бунтовщиков. На галеры попал в
шестнадцать лет, после того, как горцы с севера от¬
казались платить дань.
—	И признать мое величие!
—	Вне всякого сомнения, это движение...
—	Какое это движение — война по всем правилам!
Губернаторы перерезаны, наши войска дважды разбиты,
четверть Атлантиды охвачена брожением и мое едва
установившееся правление всякий раз колеблется от их
ударов!
—	Но ты возглавил армию и твой военный гений
сумел повернуть события вспять!
—	Если бы ты знал, чего мне это стоило! Они по¬
являлись, словно из тумана, внезапно нападали на ла¬
геря, захватывали врасплох мои конвои... Они были и
везде и нигде. Мрачные времена!..
—	Гальдар был тогда еще мальчишкой... Да и на га¬
лерах он вел себя вполне разумно, кстати говоря, спас
твоего сына.
—	Кто был его отец? Это, пожалуй, все решает.
Неважно, забыл ли он все, что было, переменил ли
свои взгляды и даже спас ли принца. Мне нужно
знать, что за наклонности таятся в его душе, что за
мысли прячутся в его стриженой голове.
—	Его отца звали Тэд.
75

—	Тэд?
—	Он был правителем Верхних Земель. Лишенный
власти твоим предшественником, он скрылся с горсткой
верных друзей в какой-то горной деревушке и там погиб
странным образом в одной из стычек, защищая своих
людей. Гальдару было тогда всего несколько лет от роду.
Несчастный ребенок вырос на руках у матери.
—	Среди воспоминаний об отце и мыслей о былом
величии?!
—	Среди пастухов и крестьян этой скудной земли.
—	Благоговевших перед сыном Тэда, прежнего их
владельца, за смерть которого кому-то, видимо, неплохо
заплатили. Да, видимо, неплохо! Что еще?
—	Тэд утверждал, что среди его предков был кто-то
из десяти королей, правивших первыми людьми.
—	Сыновей Посейдона и Клито?
—	Да, господин. Он настаивал на своем неправдо¬
подобном происхождении не столько для себя, сколько
для своего народа, чтобы провозгласить его независи¬
мость. Я захватил с собой один из его манифестов:
«... новые короли Посейдониса вливают в наши жилы
свою ядовитую кровь; под их игом принципы, умножив¬
шие нашу славу и подарившие нам не военное, а мир¬
ное преимущество над прочими народами, сменили вкус
к господству и беззаконию, возведенному в систему
Они украли корону. Они не имеют никаких прав на наш
народ, на нас, чьи отцы создали Атлантиду и распро¬
странили по всему миру свет истины. Их власть незакон¬
на. Мы не хотим больше иметь с ними дела...» Извини
мне эту цитату, господин. Из дальнейшего текста ты
не узнал бы ничего нового: эти слова продиктованы
отчаянием. Несчастный Тэд говорил просто для того,
чтобы хоть что-нибудь сказать, больше ему нечем было
подкрепить свои притязания. Этот род, скажу я в за¬
ключение, с его безмерной гордыней, множащимися
неудачами, щедростью, граничащей с безумием, низо¬
шел постепенно до уровня заурядностей, до рабов и
каторжников,— взгляни хотя бы на этого Гальдара.
—	Ты уверен, что он действительно сын Тэда?
—	Да, не сомневайся. Но ты сам видел, как он ути¬
рал окровавленные губы твоего сына.
—	И что отсюда следует?
—	Разве это похоже на человека, охваченного не¬
навистью?
—	Я всегда опасаюсь спокойной воды.
76

—	Осмелюсь доложить, господин. В шестнадцать лет
он попал в плен и был пощажен, чинов и званий не
имел, да и вообще был просто воином, как и все прочие,
да еще безусым. Он никогда не выпрашивал поблажек,
хотя мог бы сослаться на свое происхождение. Он ни
разу не заговорил ни с кем о своем отце или хоть о
чем-то, имеющем отношение к его детству, даже из же¬
лания пробудить жалость. Вряд ли это можно отнести на
счет нерасторопности осведомителей, их хватает и на
галерах. Но рапорты молчат на сей счет, разве только
уменьшаясь от корабля к кораблю, и не слишком изоби¬
луют подробностями, как иногда бывает...
Нод выплюнул косточки и нахмурил густые брови.
Его тяжелый змеиный взгляд, казалось, сочился сквозь
опущенные веки.
—	...Каково будет твое решение, господин?
—	Я не знаю. Есть во всей этой истории что-то та¬
кое, что ускользает от меня! Какая-то опасность, кото¬
рую невозможно объяснить и даже понять... Ну почему
я не отправил его на тот свет? Со вчерашнего дня он
занимает все мои мысли.
—	Дай ему немного золота и какое-нибудь по¬
местьице на Юге, подальше на всякий случай от его
родных мест. Смею уверить тебя, большего ему и не
нужно.
—	Я хотел бы сам в этом убедиться. Где он? У прин¬
ца?
—	Именно сейчас?
—	А что тебя смущает?
—	Он в постели принцессы Доры. Ночью твоя дочь
встретила его в роще и провела к себе потайным ходом.
—	Почему ты не сказал этого сразу?
—	Но, господин...
Его прервал циничный и презрительный смех:
—	У моей дочери всегда был экстравагантный вкус.
И ты, старый мошенник, разумеется, всегда рад угостить
меня таким лакомым блюдом! Ну, что ж, тем лучше!
Тем лучше, уверяю тебя! Предупреди-ка Дору, что
я хочу ее видеть, все равно когда, в течение дня. Она
уже мне оказывала подобного рода услуги... Ну и глу¬
пец же этот Форенос! Он не знает, что он потерял.
И почему я сам не взял в жены такую же умную жен¬
щину?!
Он легонько пошлепал невольницу по крутым бедрам,
и она не замедлила безмятежно улыбнуться в ответ.
77

—	Прекрасно сработано, дорогой Энох. Увидимся
попозже.
Энох щелкнул в последний раз суставами и поспе¬
шил удалиться на цыпочках. Митра, сползавшая ему на
нос, делала его смешным и уродливым.
Пальмы мягко раскачивались под утренним бризом.
Солнце играло в листве. Море переливалось, уже усеян¬
ное черными точками судов, похожих на странных на¬
секомых. Чайки, пролетая, отбрасывали тень своих
крыльев на белые стены. Внизу, в рощах и душистых
зарослях, заливались птицы.
Убранство комнаты Доры дышало забавной дев¬
ственностью: стены были обиты гладкой блестящей
тканью с рисунками в виде белоснежных лепестков
лилии, той же материей была отделана мебель, инкру¬
стированная черепаховыми панцирями, из нее же был
сделан невероятно тонкий и мягкий полог, и наконец,
узор из белых цветов украшал толстый, ворсистый ко¬
вер. Все здесь было чистым и светлым. Все здесь напо¬
минало о блаженстве невинного сердца...
Дора взяла очаровательное зеркальце из темно-зеле¬
ного отшлифованного обсидиана. Она внимательно раз¬
глядывала свое лицо, немного бледное после прошед¬
шей ночи, и вспоминала ее пьянящие подробности.
Ночь эта, и впрямь столь непохожая на все предыду¬
щие, наполнила ее душу блаженством и стыдом. Ради
этого раба, каторжника, который спал сейчас рядом с
ней, ей пришлось переломить себя, переступить через
свою гордость, сделаться самой смиренной куртизан¬
кой! Ей, принцессе, дочери Нода, сильнейшего из зем¬
ных владык! И в то же время какой-то адский восторг
разливался по ее телу и захватывал ее своими дикими
вихрями, восторг, которого она никогда еще не испыты¬
вала, пожиная прежде только первые, почти безвкус¬
ные его плоды, несмотря на неутомимое любопытство
и свои ранние опыты. Это пламя, едва коснувшееся ее
своими языками в саду, возле балюстрады, охватило ее
с первого мгновения их встречи ночью и превратило
в какое-то новое, пылающее, стонущее и исступленно
счастливое существо. И всякий раз, когда ее нежные
ладони, ее длинные гибкие пальцы касались кромки
рубцов на его спине, недавних, едва затвердевших сса¬
дин или трех параллельных полосок каторжного клей¬
78

ма, она чувствовала, что не может удержать этих жгучих
и обильных слез, и тогда ее крики переходили в рыда¬
ния. Гальдар, однако, был самым неискусным и неизо¬
бретательным любовником. Но в любовных утехах
он сохранял какое-то необычное чистосердечие, воз¬
буждающее куда больше, чем откровенный порок.
В его огромных распахнутых глазах словно застыло
удивление ее неистовством и какая-то необъяснимая
печаль.
Дора отложила зеркало и повернулась к нему. Галь¬
дар спал, закинув руки под голову. На этой роскошной
кровати он казался еще огромнее. Выражение его лица
поразило ее. Она подумала, что так, наверное, выглядел
первый человек, когда он только вышел из слепивших
его рук Творца и застыл в счастливой безмятежности,
не решаясь начать свою собственную жизнь. И в это
время звери, побеги трав, деревья, вся удивленная при¬
рода вдыхали новый запах его плоти, хранивший еще
аромат вечности. И она, Дора, тоже изумлялась, слов¬
но сама земля в то первое человеческое утро. Они при¬
жалась к нему, чтобы прочувствовать свежесть его тела,
чтобы понять, почему, каким чудом это лицо не сохра¬
нило никаких следов греха, ни даже усталости, а за¬
мерло в нескончаемой юности. На самом деле, думала
Дора об этом или нет, она была скорее взволнована
и растревожена, чем удивлена. Пение птиц и шорох
листьев раздражали, а не успокаивали ее. И это мощное
тело, казалось ей сейчас, как ни странно, хрупким,
нежная кожа, мерно вздымающаяся под левой грудью,
одновременно притягивала ее и отбрасывала в непро¬
глядную темень. В душе ее раскрывался незнакомый
цветок любви, но вместе с ним рождалась и неясная
ненависть. Ненависть, которую Дора испытывала не к
Гальдару, а к себе. Печальная дочь императора упрекала
себя в том, что не может больше презирать спящего
рядом раба. Столько раз рассвет возвращал ее на зем¬
лю, когда наконец выступали из темноты сытые лица
любовников, их пошлые и немощные тела. Но Гальдар
оставался таким же, каким был ночью!
Осторожным, робким движением — движением ра¬
быни! — она откинула с его спокойного лба прядку
волос и заметила чуть более светлую отметину, спус¬
кающуюся к виску, быть может, след от давнего удара
хлыстом. Он открыл глаза. Она вздрогнула, встретив
его цепостюкимый взгляд, сумрачный, как море, когда
79

опускается вечер или когда светлыми летними ночами
оно словно сохраняет еще толику дневного света.
—	Я заставил тебя ждать,— сказал он.— Прости
меня.
Она снова взяла зеркало, но, скорее, чтобы скрыть
охватившее ее волнение. Она не могла унять дрожь в за¬
пястьях, ноздри ее трепетали, дурацкие слезы наполнили
глаза, заволакивая их туманом. Она хотела вскочить,
бежать, вырваться из-под его чар, приковавших ее к
нему, но не смогла и пошевелиться. С каким-то слад¬
ким отчаянием она чувствовала этот невыносимый
взгляд, блуждавший по ее телу, по спине, по талии,
груди и затылку, спрятанному в пышных волосах.
—	Мы договорились с тобою,— снова заговорил
он,— я должен идти. Я больше не буду беспокоить
тебя, даже если останусь во дворце.
Стон, который был ему ответом, походил не то на
вой, не то на воркование какой-то причудливой птицы,
это был вечный крик плоти, странное обязательство
любви. Она бросилась к нему, плача и омывая слезами
его широкую грудь, словно орошая ждущую дождя
долину.
—	Не теперь!.. Не сейчас!.. Останься!.. Умоляю тебя,
Гальдар...
Она в первый раз назвала его по имени...
10
Дора предстала перед отцом снова в облике прин¬
цессы; то ли нарочно, то ли по привычке, а может, от¬
того, что чувствовала, что за ней следят, она снова об¬
рела свой высокомерный вид. Но притирания не смогли
совсем скрыть теней, легших возле глаз, как не сумела
она, несмотря на все заботы, спрятать выражение неж¬
ной беспомощности, мелькавшее в ее глазах. Нод смутно
волновался: он слишком хорошо знал людей, слишком
был опытен и сведущ в науке удовольствий, чтобы
попасться на такую наживку. Дора вызывала в нем ин¬
стинктивное, хотя и не вполне ясное ему самому чувство,
в котором он, впрочем, давно себе сознался. Он любовал¬
ся как ее способностями на поприще политики, так и
тайными ее пристрастиями. Она напоминала ему его
собственную юность, волнуемую тем же вкусом к жизни,
желанием познать и вкусить все, и немедленно. В глу¬
80

бине души он даже сожалел, что интересы империи
вынуждают отдать этому варвару Фореносу все самое
дорогое, не считая собственной жизни, чем он обладал.
Но если теперь император не находил себе места, вспо¬
миная коварство пеласгов, то отец тайно радовался
тому, что его дочь счастливо избежала ужасной участи.
Со времени злосчастного возвращения Доримаса, он, ка¬
жется, еще больше полюбил ее. Она могла (он прекрасно
знал это) в случае необходимости выказать почти муж¬
скую решительность и проницательность, расстроить за¬
мыслы врагов и проникнуть в самые коварные их за¬
говоры. Она была совершенно лишена болезненной сен¬
тиментальности ее брата и его пагубной страсти к вы¬
сокому. Она редко обольщалась на чей-либо счет, а по¬
сему умела обманывать простофиль и быть со всеми в
ладу. Ему нравилось, что это изящное тело скрывало
в себе столько упорства и неукротимого мужества, кото¬
рые она не раз имела случай продемонстрировать. Увы!
Доримас был старшим и, стало быть, наследником тро¬
на. Империя атлантов в этих немощных руках! И коло¬
нии сразу же обретут независимость, повздыхав о сво¬
боде и подпустив слезы в голосе! Разрази гром эту ви¬
димость душевного покоя, к которому он так стремится,
ибо, вне всяких сомнений, куда легче слушать пение
сирен, чем спесивые речи послов, и устраивать изыскан¬
ные ужины, нежели готовить войска! Но оправится ли
он от ран, вот в чем вопрос. Врачи уверяют, что да. Чего,
интересно, стоят их предсказания?
—	Как он сегодня себя чувствует? — спросил он.
—	Он отдохнул. Кашель прекратился.
—	Странный приступ при виде казни, да еще пеласга,
его личного врага!
—	Это из-за слабости и из-за всего, что ему при¬
шлось пережить. Но я уверена, что он скоро поправится..
—	Будем надеяться. Как бы там ни было, сообщи
на всякий случай врачам, что за выздоровление твоего
брата они будут отвечать головами. Хороший способ:
меньше болтовни и больше дела. В противном случае...
Необходимо, чтобы уже через месяц принц был на ногах
и в силах командовать флотилией, которую я соберу.
—	Это вполне возможно, отец, но только при усло¬
вии, что он уедет из Посейдониса.
—	Это еще почему?
—	Я поговорила с врачами, с каждым отдельно. Все
они утверждают, что здешние испарения крайне вред¬
81

ны, они только задерживают выздоровление, в исходе
которого, впрочем, никто не сомневается.
—	Это что-то новенькое!
—	Мне кажется, что несколько недель, проведенных
на нашей вилле среди сосен, благотворно скажутся на
его здоровье. Брат тоже с этим согласен. Но это еще
не все. Он хотел бы взять с собой этого Гальдара и его
товарища... Оша, так ведь его зовут? Он говорит, что
присутствие Гальдара и того, второго, укрепляет его
силы.
—	Опять этот Гальдар!
—	Это же просто каприз больного, было бы неразум¬
но его не выполнить. Ну и потом, это’"все еще только
планы...
—	Ты, вероятно, отправишься с братом?
—	Если великий мне позволит.
Император усмехнулся. Он нервно поигрывал своими
перстнями.
—	...Если только мое присутствие у его изголовья
не покажется тебе излишним.
—	Напротив, милая Дора! Ты поддержишь его сла¬
беющее мужество и сумеешь вдохнуть в него жажду
справедливой мести. Ему придется трудно. Первый
адмирал будет действительно командиром флотилии,
ему будут даны исключительные полномочия, в том
числе даже отмены в случае необходимости приказа¬
ния принца. Досадно, что приходится идти на такую
предосторожность.
—	Я почти по-матерински привязана к Доримасу.
Но, принимая во внимание недавние печальные события,
я вынуждена согласиться с тобой. Что ж, вылечим его,
а там уж будет видно. Смогу ли я быть чем-нибудь
полезна тебе за это время?
—	Я сообщу, если что-нибудь понадобится. Но от¬
дохни и ты. Война с пеласгами отнимет много сил.
Быть может, мне придется возложить кое-какие обя¬
занности и на тебя. А пока следовало бы развеяться.
Когда вы едете?
—	Как только позволят доктора. Завтра или после¬
завтра. Они говорят еще, что из-за высоты и располо¬
жения в некоторые часы во дворец проникает слишком
сильный, слишком насыщенный запахами и солями мор¬
ской ветер, это тоже вредно для раны в легком.
—	Да, да, я совершенно согласен с тобой. Кроме
того, твои желания — закон для твоего отца.
82

—	Пусть не отец, а император примет мою призна¬
тельность.
—	Что ж, пусть будет так. Возвращаясь к Гальдару:
мне бы хотелось, чтобы ты воспользовалась обстоя¬
тельствами и разузнала его намерения,, мне кажется, он
скрывает что-то серьезное и важное. Надеюсь, я могу
на тебя положиться в этом?
—	Что ты решил на его счет?
—	Это не срочно. Когда твой брат поправится, я
надеюсь, он выбросит из головы этого своего спасителя.
—	Как это так?
—	Незачем совершенно — это было бы непрости¬
тельной глупостью! — возвращать ему все его добро и
воздавать лишние почести; довольно будет того, чтобы
дать ему какое-нибудь небольшое подразделение, ну, к
примеру, галеру...
Дора не могла скрыть своей растерянности.
—	Что ты об этом думаешь? — спросил ее отец ме¬
довым голосом.
—	Мне кажется, у него куда более скромные при¬
тязания. А кроме того, хватит ли ему его знаний?
—	Хватит. У него есть друг Ош, вполне сведущий
во всем этом, а может даже, и слишком! Да и сам он
избороздил едва ли не все моря.
—	Да, но только на скамье для гребцов!
—	Ну, что ж, мы можем дать ему в помощь какого-
нибудь искусного наставника вроде Доримаса. Но, ка¬
жется, мой план тебя не вдохновляет? Похоже, и ты
теперь разделила странную привязанность твоего брата.
Это меня удивляет.
—	Я и сама удивлена.
—	Так почему же ты его так горячо защищаешь?
—	Кстати, мне не очень понятно, что заставляет
тебя самого среди бесконечных трудов и забот занимать¬
ся этой незначительной фигурой и до того серьезно, что
приходится вызывать и меня...
—	Изучи его получше, и ты переменишь мнение
о	нем.
—	Но в чем ты его подозреваешь, в конце концов?
—	Те, кто выходит живым из испытаний, меня все¬
гда занимали. Поразмысли сама, Дора: в шестнадцать
лет в плену, потом двадцать лет на галерах, а там
шквалы, льды, болезни и сражения,— словом, судьба не
оставляла ему никаких шансов выбраться оттуда. Но ка-
кая-то чудная сила оберегала его. Он попадает на ко¬
83

рабль Доримаса, и потом происходят события, о кото¬
рых ты уже знаешь. Более того: я сам сгорал от
соблазна убить его и не осмелился приказать... Тот же
рок, что охраняет его, лишил меня воли.
Дора слушала, затаив дыхание. Она вспомнила, как
хотела бежать от этого Гальдара и не могла ступить и
шагу, как плоть перестала повиноваться ей и ярость
охватила ее при виде собственного малодушия.
— Еще позавчера,— продолжал император,— он
был на галере и слышал разве что щелканье бича, вчера
он попал во дворец и жизнь его висела на волоске, а
сегодня он один занимает наши мысли...
Перстни резко звякнули о крошечный столик на
одной ножке. Жестокие, пылающие гневом глаза на¬
лились кровью:
—	Довольно! Еще немного, и я перестану быть им¬
ператором! Он должен умереть!
—	Боюсь, что силы, о которых ты говорил, не до¬
пустят этого.
Нод издал жалобный стон.
—	Видишь, дитя мое, ни одно существо земное не
совершенно... Запомни этот печальный красноречивый
пример... Я, который дорожил всегда только землями,
реальным, как последний глупец, склоняюсь перед суе¬
вериями. Песнопения хитрых жрецов, пророчества веч¬
ной казни всегда вызывали во мне только безверие.
Даже хуже, я смеялся над ними! Но какого-нибудь пу¬
стяка: пролетевшей птицы, увиденного лица, пророчества
Дев из Большого Храма, амулетов, магических кам¬
ней — всей этой чепухи достаточно, чтобы я потерял
рассудок!
—	Но, господин мой, при чем здесь Гальдар? Не¬
ужели Девы говорили что-нибудь о нем?
—	Я уже встречал столько людей на своем веку,
что иногда, прежде чем явится гонец, прежде чем он
успеет раскрыть рот, я уже могу сказать, счастливую
или горестную весть он несет.
—	А Гальдар?
—	И то, и другое. Не знаю! Это меня тревожит!
—	Дай его мне и не думай больше о нем. Я сумею
приковать его лучше, чем твои надсмотрщики, я собью
его с толку, заставлю пресмыкаться, льстить и вилять
хвостом... как всех предыдущих. Вспомни только, сколь¬
ко их было.
84

—	Ну что же, действуй. Да не покинет тебя вдохно¬
вение! Но не забывай, что это всего лишь раб.
—	Человек!
—	Нет, раб, но раб, который мог бы быть правителем
Верхних Земель.
—	Он будет тем, чем я захочу его сделать.
—	Говорю тебе, ты изменишь мнение... когда твоя
разгоряченная кровь поостынет немного!.. А вот и наш
старый плут. И вид у него вполне довольный.
11
Толпа составляла свой всегдашний ночной хоровод,
заполнявший набережные. Люди выходили из освещен¬
ных домов, толкались и окликали друг друга. Взрывы
музыки перекрывали смех. Глаза блестели радостью и
вожделением, и все лица казались прекрасными и юны¬
ми. Любовники сплетали объятия в потаенных уголках,
губы искали губ, тела прижимались к телам. Фокусники
в островерхих колпаках и пестрых туниках лицедей¬
ствовали на помостах, освещенных бесчисленными фа¬
келами. Торговцы сладостями и напитками зазывали
покупателей к своим лоткам. Силачи поднимали не¬
вероятно тяжелые свинцовые гири или боролись друг
с другом, перекатываясь прямо на пыльной мостовой.
Тяжелый запах горящего жира перемешивался с арома¬
том духов. Юнцы восхищенно свистели, завидев какую-
нибудь красотку, выделявшуюся смазливым личиком
или экзотическим нарядом.
—	Пойдем,— говорила Дора,— пойдем, милый Галь¬
дар. Не надо задерживаться. Я хотела только, чтобы ты
увидел этот квартал.
Три стражника, переодетые в обычные туники, сле¬
довали за ними почти вплотную. Род их занятий вы¬
давали только мощные, выдающиеся вперед челюсти
да недюжинных размеров мускулатура, проступающая
под одеждой. Выстроенные в ряд фигуры на форштев¬
нях судов выступали из тьмы красными и золотыми
пятнами, снасти, вздымающиеся к небу, усыпанному
звездами, напоминали, скорее, тончайшее кружево вол¬
шебной паутины. Свет сигнальных огней змеился по воде
канала. Шлемы часовых мелькали среди зубцов город¬
ских стен. Искорки вспыхивали на влажных камнях,
увешанных гниющими сетями. Гальдара оглушал этот
85

гул, ему хотелось спрятаться, уйти куда-нибудь на берег,
к скалам, чтобы видеть только далекое и печальное
свечение звезд, а не огни этого города, слишком искус¬
ственные и ничтожные, чтобы слышать только шум при¬
боя, рассыпающегося жемчугом о камни, а не этот тя¬
желый смех и пронзительный визг музыки, чтобы под¬
ставить легкой водяной пыли свое разгоряченное лицо.
Среди этой тщетной людской суеты его охватывала
скука. Его раздражали все эти запахи вина и духов,
сладострастного и жадного дыхания толпы; ему хоте¬
лось вдохнуть соленый воздух великого Океана, при¬
носящий ароматы неведомых краев, холодных, укутан¬
ных туманом стран, где солнце не восходит и не за¬
ходит, а парит над хрустальной твердью, словно мерт¬
вый корабль.
—	Пойдем,— повторила Дора.— Ты должен узнать
Посейдонис.
Маленькая властная рука тянула его за собой.
—	...Я обожаю такие прогулки вдали от дворца, от
этих церемоний, среди людей. А потом снова вернуть¬
ся наверх, когда устанешь от красочных и впечатляю¬
щих картин.
Улочка, на которую они свернули, была столь узкой,
что балконы домов едва не соприкасались над их голо¬
вами. Люди перекрикивались прямо из окон; бранились
либо шутили. В подворотнях женщины с обнаженными
грудями предлагали себя прохожим, и те без стеснения
рассматривали их, посвистывая и ухмыляясь, а сует¬
ливые сутенеры нахваливали свой товар. Дора забавля¬
лась, наблюдая за манерами свободных тружениц любви,
за тем, как они обнимали мужчин и исчезали вместе
с ними за маленькими дверками. Вокруг бродячих му¬
зыкантов пели и притоптывали праздные гуляки. Ка¬
кой-то пропойца протянул руки к Доре:
—	Э-э, да ты новенькая! Сколько?
Улочка неожиданно окончилась тупиком. Ставни
длинного фасада были прикрыты, но сквозь щели про¬
бивался веселый свет.
—	Это самая известная таверна в Атлантиде! —
сказала Гальдару его спутница и вдруг, словно вспомнив
голоса комедиантов с набережных и уличных сутене¬
ров, игриво добавила: — Мой милый! Здесь принято
вкушать самые изысканные и запретные наслаждения!
Тут дают самые редкие представления, и здесь можно
увидеть самые чудесные вещи: ручную рысь, ливийского
86

горного льва, змей, живущих в пустыне и способных
заглотить живого человека, ученого слона, воительниц-
амазонок, кулачных бойцов из Этрурии, глотателей шпаг
и пожирателей огня, быка о двух головах и телку с
пятью ногами!..
Она прислонилась к стене, не в силах больше разы¬
грывать зазывалу, и залилась тем же безудержным
смехом, который охватывал иногда ее отца. Трое тело¬
хранителей стояли рядом, немые, словно набравшие
в рот воды, и настороженные, словно проглотили по
пике. Когда Дора подняла дверной молоток, они быстро
подошли к двери и ворвались вслед за нею в темный
коридор, украшенный голубой мозаикой, ведущий в
длинный сводчатый зал с перегородками, украшенными
золотом, и колоннами, увитыми цветущими растениями.
В центре его находилась площадка, усыпанная песком,
а вокруг, по стенам, стояли столы, за которыми сидели
разгоряченные вином завсегдатаи. Одни в изнеможении
растягивались на скамьях, другие постукивали по сто¬
лам в такт музыке, третьи пили, четвертые ласкали полу
обнаженных, доступных женщин. Под небольшим на¬
весом играли музыканты в тюрбанах и шитых золотом
одеждах. Танцовщицы кружились то стремительно, то
с томной медлительностью. Их легкие ножки поднимали
небольшие облачка розоватой душистой пыли. Танцуя,
они сбрасывали одна за другой свои легкие одежды.
Наконец на них остались только тяжелые ожерелья из
раковин, которые вскоре тоже упали им под ноги. Музы¬
ка сделалась тихой, словно вкрадчивая ласка или вечер¬
ний бриз, напоенный благоуханием цветов и еле слыш¬
ным лепетом волны.
Хозяин этой фантастической таверны почтительно
склонился, приветствуя Дору и Гальдара, и провел их
к заставленному старинными винами цвета кровавого
рубина укромному столику, за которым прислуживал он
сам. Обнаженные танцовщицы теперь разыгрывали сце¬
ны любви, то неразделенной, то взаимной и страстной.
Ярко накрашенные губы округлялись в немом крике.
Трепещущие пальцы скользили вверх по бедрам, ума¬
щенным маслами и блестящим от пота, к подрагиваю¬
щим грудям, сложенные в беззвучной мольбе ладони
вздымались ввысь, падали бессильно, парили в воздухе
и снова поднимались, старались удержать невидимого
соблазнителя. Музыка снова сменила темп, хрипло за¬
пели трубы, дрожащий звук гонга и мрачные всплески
87

барабанной дроби отсчитывали интервалы, а пронзитель¬
ная флейта возобновила прежнюю мелодию. Танцовщи¬
цы теперь отдавались воображаемому любовнику, разы¬
грывая страстные ласки, сладостное изнеможение, со¬
блазнительно раскрывая жадные губы.
Дора обвила руку Гальдара вокруг своей талии и
нежно поглаживала ее. За перегородкой из листвы по¬
тягивали вино молчаливые телохранители. Повсюду в
полумраке ниш, убранных цветами, целовались парочки;
некоторые, не разнимая сплетенных рук, исчезали за
маленькими, бесшумно открывавшимися в стене зала
дверцами, перед которыми стояли слуги в тюрбанах и
раззолоченных одеждах. Объявили выступление бойцов,
и зрители оживились. Молоденькие служанки с глазами,
подведенными лиловыми тенями, в коротких полупро¬
зрачных туниках легко сновали от столика к столику,
и посетители, ухмыляясь, шлепали их по обнаженным
бедрам.
Сегодня состязались два варвара: ливиец, черный,
приземистый, с приплюснутым носом и глазами, налиты¬
ми кровью, и долговязый кельт с бледной, как молоко,
кожей. Пальцы их защищали какие-то подобия кастетов
с тяжелыми свинцовыми перчатками, на поясе у каж¬
дого болтался кинжал. По сигналу гонга они бросились
друг на друга, стараясь прижаться ближе к противни¬
ку, чтобы избежать страшных ударов свинцовых нала¬
донников. Оглушительный свист толпы перекрыл звуки
их прерывистого дыхания. Хозяин таверны с хлыстом в
руке выбежал на помост, чтобы разнять их. Висок кель¬
та обагрился кровью. Ливиец, оскалив зубы и пронзи¬
тельно крича, бросился на хозяина и вдруг остановил¬
ся, шатаясь, с рассеченным подбородком. Кельт врезал
ему по бокам свинцовыми кулаками. Женщины пронзи¬
тельно закричали, словно рассерженные ласточки. Муж¬
чины сыпали проклятьями. Дора прижалась к Гальдару,
и он почувствовал, как она сладко вздрагивает при
каждом новом ударе. Мотая головой из стороны в сторо¬
ну, чернокожий боец сумел высвободиться; он бегал по
краю помоста, уклоняясь от преследовавшего его огром¬
ного кельта, лицо его изображало ужас. Вдруг он резко
остановился, и его кулак обрушился на голову преследо¬
вателя с тупым звуком, который расслышали все. Ру¬
чеек крови залил нос и густые усы бледнокожего воина.
Гальдар взглянул на Дору, на ее страстно трепещущие
губы и глаза, прикрытые веками. А свинцовые кулаки
88

продолжали месить мясо и кости. Когда ливиец вы¬
плюнул выбитые зубы, раздался смех. Потом еще, ко¬
гда кельт, ослепленный кровью, сочащейся из ран, не¬
сколько раз ударял воздух. Послышался страшный
звук еще более ужасного удара. Хрустнули кости. Схват¬
ка была до того быстрой, что невозможно было сказать,
кто из двоих ранен. Зрители вытягивали шеи, чтобы
лучше рассмотреть происходящее, переругиваясь и за¬
ключая пари. Кельт больше не атаковал, стараясь только
уберечь от ударов лицо, изуродованное до неузнаваемо¬
сти. Чернокожий лупил его по бокам на уровне сердца
и старался попасть в печень. Белый упал наконец на
колени, и два свинцовых кулака обрушились на его
затылок с силой, достойной лесоруба. Он растянулся
на помосте, уткнувшись головой в пыль и вздрагивая
руками и ногами. С первым ударом гонга негр наступил
своей огромной ногой на спину поверженного кельта,
который едва шевелился внизу, то ли совершенно обес¬
силев, то ли безропотно смирившись с ожидавшей его
участью. После второго удара резко затрещала барабан¬
ная дробь. Чернокожий медленно вынул из ножен свой
кинжал, показав лезвие публике, и вонзил его по самую
рукоятку в спину кельта, пронзительно жуткий крик
которого заглушил на мгновение ропот зрителей.
—	Какой ужас! — вскричал Гальдар.— Пойдем от¬
сюда!
—	До чего же ты чувствителен!
—	Какой ужас это убийство-спектакль! И то удо¬
вольствие, которое ты получаешь от его созерцания...
Идем же!
Она повиновалась смущенно и покорно. Телохрани¬
тели тенью последовали за ними. Прибежал растерян¬
ный хозяин. Гальдар смерил его ледяным взглядом, и
он так и остался стоять с раскрытым ртом и своим
расшитым колпаком в руках.
—	Ты ведь видел на галерах, как умирают люди,—
решилась наконец прервать молчание Дора.
—	Да, и очень часто, но хоть с какой-то види¬
мостью пользы. Однако я не переношу, когда живое
существо убивает ради развлечения. Такие люди не¬
достойны называться людьми.
—	Это самое обычное зрелище.
—	Ты не видела, что у них были за лица!
—	Самые обыкновенные лица, лица знатных юно¬
шей, и почти все были красивы.
89

—	Красивы, как демоны, закосневшие в пороке и
разврате, безобразные, как те создания, что наполняют
ночные кошмары и скитаются над некрополями среди
колдунов и вампиров. Что же стряслось с доблестным
народом Атлантиды?
—	Ты тоже болен. Тебе надо отдохнуть. Запах сосен
успокоит твои нервы, которым, конечно, многое при¬
шлось пережить... Интересно, мне всегда придется нахо¬
дить тебе оправдания?
Уже потом под кронами олеандров в беззвучии звезд¬
ной ночи она вернулась к этому разговору:
—	Ты, наверное, забыл, что говорил с дочерью импе¬
ратора, и стражи слышали все это, сгорая от нетерпе¬
ния представить очередной доклад?
—	Этот спектакль смотрела не дочь императора.
—	А кто же?
—	Женщина по имени Дора, обожающая вид смерти
и крови!
—	А ты влюблен в дочь императора? И впрямь
странно было бы, если бы она оказалась здесь ночью
рядом с тобой. Да еще если бы ты осмелился говорить
с ней, как господин с наложницей... Как забавно за¬
вершаются все наши встречи...
Над их головами прошелестели крылья. Птица села
на спинку скамьи, застыла на мгновение и слетела
вниз, к бассейнам.
—	Не встречи, ответил Гальдар, скорее, сама
жизнь — забавная вещь.
Часть вторая
1
Утром, через несколько дней после их приезда на
Сосновую виллу Гальдар услышал пение девушки. Он
сначала- не понял, кто это пел. Но песня доносилась
со стороны кухни, и он подумал, что это, верно, одна из
пятидесяти рабынь, которые следили за поместьем и
поддерживали порядок в доме. Ее голос, взлетающий
ввысь, печальный и мягкий, словно бархатные свечки
кипарисов, волновал и завораживал его. Он всколыхнул
в нем самые давние воспоминания, лежавшие осадком
на дне души и только теперь поднявшиеся и замутившие
90

ее призрачное спокойствие и иллюзорную безмятеж¬
ность. Чтобы его невзначай не заметила Дора, он усел¬
ся на землю под искусно подстриженным самшитом.
Что за осадок минувших лет, дат, событий, имен! Она
напевала вполголоса, то ли разрезая мясо, то ли орудуя
ступкой; стоя или сидя в тени, Гальдар не мог ее видеть,
он только слышал голос, певший:
Ночь возвращается к ночи,
Остров — к морю,
Ничто не рождается,
Ничто не умирает.
Откуда ты?
Куда идешь?
— Я прохожу.
Город с Золотыми воротами,
Дворцы, любовь,
Слава, гордость,
Невзгоды, сердца,
Радости, печали,
Тела
Будут погребены.
Ночь возвращается к ночи,
А остров — к морю.
Дворцы, любовь,
Слава, гордость,
Невзгоды, сердца,
Радости, печали,
Надежда,
Да, надежда!
Уйдут под холодные волны
И под просоленную пыль песков,
Средь медуз,
Морских трав
И пустых раковин...
Но в холодном чреве вод
Раздастся музыка,
Из нескончаемой пены поднимутся вздохи,
И чистый лик проглянет в молчании.
Когда солнце станет черным
И звезды посыплются с небес,
Песок станет морем,
И седой Океан раскинется до горизонта.
И ночь возвращается к ночи,
А остров — к морю.
Но однажды
Пропоет птица!
Однажды город с Золотыми воротами
Вновь появится из вод.
Солнце займет свое место
Среди прочих светил.
91

Зерно пустит ростки там, где дремали рыбы.
Плоды созреют там, где лежали раковины.
И бриз снова зашумит
Листьями пальм.
Ибо ночь возвращается к ночи,
И так — день за днем...
Это его печаль! Эта карусель воспоминаний, боль,
которая перехватывает дыхание, душит его! Минувшее,
которое он считал безвозвратно прошедшим, утерян¬
ным, минувшее, полное опасностей, нищенское, но ис¬
полненное вечной надежды, охватившее его мгновенно,
воскресившее в нем свои ожидания, страхи, упования,
свою бесконечную скорбь! Этот ядовитый цветок, рас¬
цветший в его душе под звуки печального голоса, пев¬
шего свою печальную песнь, расправляя свои терни¬
стые стебли, наполнял его плоть соком горечи и нена¬
висти, прорастая сквозь сердце и оставляя на губах
терпкий привкус крови! Его беспокойная юность, шест¬
надцать лет, наполненных приключениями — да еще
какими! — его свежие силы, умноженные надеждой на
лучшее, какой-то военный гений, руководивший тогда
каждым его решением — увы, напрасно! — все вдруг
прошло перед его взором. И эти крылатые существа,
невидимые создания, чье присутствие он всегда ощущал
рядом, которые следили за каждым его шагом и обере¬
гали в часы неудач,— они возвращаются к нему, но не
просто по велению времени, а гонимые, спешащие,
ропщущие и стенающие! Но воспоминания, эти красоч¬
ные полотна, омрачали стыд и сожаление; наступил
черед горечи и прозрения: «Кем я был, кем я хотел
стать и кем сделался? Я отрекаюсь от самого себя!
Мне нравится, что Дора осыпает меня милостями, и я
хитрю в надежде их сохранить, теряю свою волю и
изменяю своим чувствам. Мне приятно отдыхать после
усталости и стольких несчастий! Ты спишь, Гальдар!
Лицемер, ты прячешь свое бессилие под маской досто¬
инства или, быть может, безразличия, ты не снимаешь
их, ты пользуешься ими всегда, ибо это твое единствен¬
ное оружие и единственное оправдание перед совестью...
Тот, кто держал весло, тот, кто бороздил моря, это был
не ты! Дора изменила тебя... Но нет же, нет! Я увидел
могущество Посейдониса и воочию убедился в нелепо¬
сти моих планов. Нод — узурпатор, но что может сло¬
мить его? Мой отец предпочел смерть в безвестности,
но он остался верен себе. Я выбрал жизнь! Впрочем,
это, может быть, всего лишь передышка. Мореход
92

укрывает иногда свой корабль в красивом заливе, отды¬
хая и набираясь новых сил. Мне приходится действо¬
вать так же. Судьба не балует меня возможностью
выбора. Моя свобода — не более чем обман, непроч¬
ный и недолгий перерыв. Я не просто игрушка в руках
богов, Дора ощущает это и опасается чего-то. Это так,
иначе разве остался бы я в живых?.. Она говорила
мне, что император в отчаянии, он чувствует присут¬
ствие какой-то мистической силы и тщетно пытается
постичь ее разумом. Как мне знакомо это чувство,
стесняющее дыхание, еще с тех пор, как принц вызвал
меня к себе, чтобы объявить, что я свободен... О судьба
несчастных людей! Кому из них дано всегда идти с то¬
бой рука об руку, быть твоим другом и товарищем?
Кто из них молитвами или обманом может изменить
твои помыслы, сбить тебя с пути, вступить с тобой
в сговор?.. Мои несчастья прекратились, но разве я
счастлив? На мне нет больше цепей, но меня стесняют
невидимые путы. В самых мрачных пропастях земли я
был бы себе большим хозяином, чем теперь. Сейчас
я не понимаю причины того, что делаю. Мои поступки
кажутся мне ужасными, но что-то внутри говорит, что
так нужно. Меня словно несет течением. Неужели это
называют ЖИЗНЬЮ?.. Достаточно было одной песни,
чтобы все опять перевернулось во мне, стало под сомне¬
ние. Эта возобновившаяся тоска не пугает меня; она —
просто еще одна тень, упавшая на все вокруг. Я живу,
размышляю, но я словно осиротел, потеряв самого
себя».
Вечером ему захотелось побыть одному, он бродил
во время отлива среди скал и снова услышал знакомый
голос, а потом и увидел певунью. Она ловила рыбу,
собрав складки туники между ног, и пела:
Откуда ты?
Куда идешь?
Я прохожу...
Убедившись, что Дора, чьи поступки невозможно
было предугадать, не следит за ним и не разглядывает
его с мола, он осторожно подошел.
...Ибо ночь возвращается к ночи,
Остров — к морю...
Это была бледная длинноногая девушка с уже по¬
блекшим лицом и волосами цвета отмокающего льна.
93

Руки, посиневшие от прохладной воды, были привычны
к нелегкой работе. Она была совсем еще молоденькая,
об этом говорила изящная линия изгиба плеч, округ¬
лявшихся под одеждой. Робкие глаза напоминали ее
печальную песню. Увидев Гальдара, она вскинула руки,
словно хотела защититься.
—	Не бойся, не бойся,— проговорил он.—Я просто
слушал, как ты поешь. Ты откуда?
—	Я рабыня здесь, в поместье.
—	А что ты делаешь?
—	Собираю раковины, которые любит госпожа. Моя
работа сегодня уже закончена, и мне позволили пойти
на побережье.
—	Ты знаешь еще какие-нибудь песни?
—	Я их все у^ке позабыла, помню только эту, ее
пели у нас.
—	Ты давно здесь?
—	Уже десять лет. Я была совсем маленькой, когда
продали все наше добро. И родителей тоже. А потом
мы потеряли друг друга.
—	Где твоя родня?
—	Я с Верхних Земель. Жители Посейдониса не
любят наших. Мы слишком бедны. Я, наверное, больше
никогда не увижу снега, если только издали, в ясную
погоду. И своего дома тоже...
—	Зимой, когда опускалась ночь, вы все собирались
перед огнем, и кто-нибудь один обязательно рассказы¬
вал истории, так ведь?
—	Откуда ты знаешь?
—	И ты засыпала, довольная, под звуки ветра, сви¬
стевшего возле дома и над крышей?
—	Да, правда. Но кто ты, почему ты говоришь со
мной так ласково?
—	Просто путник.
—	Нет, ты важная персона. Тебя все время видят
с госпожой. Когда тебя нет, она беспокоится и посы¬
лает за тобой.
—	Не следует придавать значение тому, что видишь.
—	Но откуда ты знаешь мою родину?
—	Когда-то, давным-давно я тоже покинул Верхние
Земли...
Он часто встречал ее потом среди скал или в роще.
Едва он слышал чистый голос, похожий на шум моря,
бьющегося о камни, сердце его наполнялось чистой,
94

тихой радостью. Он хотел просить за нее Дору, когда
девушка с Верхних Земель исчезла. Ее обнаружили
только на исходе второго дня, тело ее было распростер¬
то в маленькой бухточке, среди водорослей, лицо обле¬
пили креветки. Как это случилось, был ли это несчаст¬
ный случай или убийство? Гальдар не посмел задавать
вопросов. Но с этого дня мысль, которую заронила
в его душе грустная песня, только окрепла. Ош, про¬
водивший все свои дни в лодке и нашедший тело, по¬
вторял:
—	Свободны?! A-а, да, мы и впрямь свободны, пока
ты ей нравишься, пока этот демон в женском обличье
занят тобой! А потом она отдаст тебя императору, и
ты увидишь, что станется с нами обоими!
—	Но ведь есть еще и Доримас.
—	Не обольщайся слишком на этот счет. Я дога¬
дываюсь, что нас ожидало, если бы Дора не воспылала
к тебе этой болезненной страстью.
—	И что ты предлагаешь?
—	Нам надо бежать, раз уж она была столь неразум¬
на, что дала мне эту лодку. Надо только дождаться
попутного ветра и отправляться. Прямо на юг!
—	Да, чтобы нас догнали на следующий же день!
—	Ну, так уйдем в горы, благо они недалеко, и ты
их знаешь, и, может быть, у тебя еще есть там друзья.
Пора бежать, если только ты не склонен отведать како¬
го-нибудь неудачно приготовленного блюда или отпра¬
виться кормить креветок.
—	И это говоришь ты? Как же ты изменился с тех
пор, как стал свободным!
—	Ты тоже! Ты ведь ни слова не понял из той песни,
которую пела несчастная девочка.
—	Правда?
—	Ты уже мертв. Дора отравила тебя своим богат¬
ством, сладострастием и кокетством!
—	Прекрати!
—	Этот город с Золотыми воротами, скрывающий¬
ся в холодных волнах и снова воскресающий с пением
птиц, забытая слава и посрамление гордости, песок,
становящийся морем, отступающий океан,— неужели
все это ничего не говорит твоему сердцу, неужели ты
ничего не понимаешь?
—	А что я должен понять?
—	Как, ты не чувствуешь страшной опасности, кото¬
рая витает над нами с тех пор, как мы оказались здесь?
95

Убийства и власть золота здесь идут рука об руку,
повсюду царит ложь и бесправие, несправедливость и
лицемерие, презрение к богам и их творениям; пеласги
перерезаны, наши товарищи принесены в жертву, наши
надсмотрщики отравлены вместе со своими начальни¬
ками, Аркос растерзан змеями, эта девочка убита толь¬
ко потому, что заинтересовала тебя, а что еще будет
завтра? Повсюду порабощенные племена, невольников
бьют хлыстами и мучают только затем, чтобы един¬
ственный народ мог погрязнуть в пьянстве и разврате!
Ах, где же гнев небес! Гнев богов!
—	Говори тише.
—	Это все, что ты можешь мне ответить?
—	Да, все. Я молчу. Я терплю. Я подчиняюсь. Это
называется осторожностью.
—	Когда ты стал таким ОСТОРОЖНЫМ?
Но в этот же вечер Гальдар «забылся», напевая:
Откуда ты?
Куда идешь?
Я прохожу...
Он пел слишком громко, так что Дора расслышала
слова.
—	Что это? — спросила она.
—	Ничего, что могло бы тебя побеспокоить, так,
просто воспоминания...
—	О чем?
—	О моей родине и... об одной рабыне, что погибла
позавчера... Ее страшное, изъеденное креветками лицо
до сих пор стоит у меня перед глазами. Но такова,
видно, была ее судьба.
И он продолжил спокойно:
Ибо ночь возвращается к ночи,
И так — день за днем...
Дора прервала его пение долгим поцелуем.
2
—	Ну почему ты такой далекий? — упрекала его
Дора.— Когда ты любишь, такое впечатление, что ты
выполняешь какой-то обряд. И потом, это молчание!
Эта отчужденность! Ты — как корабль, который поки¬
дает пристань. Тебе не терпится остаться одному. По¬
чему?
96

—	Это моя единственная отрада. Ош говорит: ро¬
диться в скорбный день, уйти в день скорби, нет в чело¬
веке ничего, кроме скорби.
—	Он с севера. Мне кажется, климат влияет на
характер.
—	Может быть. Там, среди льдов, он мечтал о паль¬
мах. Здесь он вспоминает о своих льдах.
—	А ты?
—	У меня нет ни прошлого, ни будущего.
—	Ты говоришь это из страха?
—	Чего мне бояться?
—	Потерять жизнь.
—	Пожалуй, но только разве что в тот миг, когда
я счастлив.
—	Как сейчас? Ответь!.. Ведь правда, мы счастливы
вместе?
—	Да, наверное.
—	Но ты в этом не уверен?.. О, Гальдар, чего же
тебе еще нужно?
—	Я не знаю.
—	Ты сомневаешься в моей любви?
—	Она едва только родилась.
—	Уже две недели!
—	Верно.
—	Подумать только, две недели — и я еще не пре¬
сытилась тобой, нами! Это словно чудесное путешест¬
вие, правда?
—	Славный принц встанет на ноги, и мы вернемся
в Посейдонис, царство реальности.
—	Но ты ведь и там будешь со мной?
—	Если на время войны император передаст тебе
власть, у тебя появятся заботы, обязанности...
—	Мои ночи все равно будут принадлежать тебе...
Знаешь, иногда я себя спрашиваю, как я могла так
полюбить тебя... Я словно больна тобою, я боюсь всего,
я плачу...
—	Ты плачешь о себе, ибо понимаешь, что эта лю¬
бовь обречена.
—	Почему ты так думаешь?
—	Потому что однажды после старательных торгов
ты ртанешь женой какого-нибудь короля: Дора стоит
целого королевства. Вот это плечо — столицы. Эти во¬
лосы — реки. Эти груди — цепи гор с водопадами и
пластами драгоценных камней. Ноги — мощеные доро¬
4 Ж. Бордонов
97

ги, окаймленные домами и деревьями, А у меня есть
только одежда да сандалии.
—	Давай забудем, что этот день когда-нибудь при¬
дет.
Безмолвная ночь висела над ними. Листва, плоды и
цветы благоухали; на них проступали капельки сока,
разогретого дневной жарой. Между морским горизон¬
том и аркадами дворца тянулись бесконечные сады,
сменившие огни великого города, сторожевые фонари
мерцали в гудящей толпе, которая затихала только
с рассветом, чтобы вскоре оживиться вновь... Во время
прилива волны разбивались о ступени террасы, и пена
укрывала землю возле корней апельсиновых деревьев.
Эти нескончаемые жалобы рассыпающихся валов, этот
стеклянный звон или, когда море отступало, эти на¬
шептывания, прерываемые серебристой дрожью уходя¬
щей воды, составляли здесь единственный аккомпане¬
мент. Но, казалось, сюда сходились, играя свои пар¬
тии, все оркестры земли. А при северо-восточном ветре
сюда долетал и зловещий рокот соседнего пролива,
узкого и скалистого.
Как и в императорском дворце, комната Доры пора¬
жала белизной, блеском и сиянием перламутра на ме¬
бели, стенах и коврах. Свечи белого воска оживляли
эти причудливые узоры. Все здесь дышало безмятеж¬
ностью и утонченностью, даже изгиб постели, устроен¬
ной в виде корабля, круто вздымающего свой позоло¬
ченный нос, на котором две резные фигуры безмолвно
беседовали о чем-то. Одна из них держала на плече
лопату и протягивала другой яблоко; туника ее была
украшена расходящимися полосами. У второй были
крылья, и одежда ее была испещрена, словно затей¬
ливая чешуя, мелкими узорами; в руках она держала
трезубец и протягивала своему вечному собеседнику
рыбу. Земля и Море! Земля, рождающая в муках труд¬
ный хлеб, и море, свободное и безжалостное; но, каза¬
лось, одинаковая улыбка блуждает по их устам.
После того случая с юной рабыней Дора часто
сопровождала Гальдара в его прогулках. Было ли это
ей и впрямь приятно, или она просто разыгрывала
из себя возлюбленную, смеясь, когда ветер растрепы¬
вал ее волосы или задирал легкие одежды, а губы ее
спутника становились солоноватыми от свежего бриза?
98

Гальдар предпочитал не думать об этом. Он делал вид,
что принимает участие в игре, а может быть, верил в это
на самом деле. По пути, пробираясь между истерзан¬
ных скал, он показывал ей разных животных, о сущест¬
вовании которых она и не подозревала: креветки, сную¬
щие в зарослях водорослей, мгновенно разбегались в
испуге, когда он топал ногой; рак-отшельник тащил
свою раковину, к которой прилепилась лиловая акти¬
ния: быстрые щупальцы выходили из тонких лепест¬
ков, открывающихся и закрывающихся с неповторимой
грацией; морской гребешок забавно прыгал, хлопая
створками, и исчезал в облаке ила...
Однажды они обнаружили торчащую из песка но¬
совую фигуру. Кривляющаяся, увешанная, словно
бородой, ракушками голова напоминала сказочного
дракона. Такие изображения украшали корабли север¬
ных колоний. Гальдар помрачнел, окунувшись в воспо¬
минания о своих ушедших товарищах, и Дора, чтобы
как-то развеять его грусть, осторожно и мягко нача¬
ла его расспрашивать о странах, в которых он по¬
бывал.
Это была неисчерпаемая тема, ибо за двадцать лет
Гальдар избороздил столько морей, бросая якоря во
всех известных портах, и слышал едва ли не все языки
мира! А кроме того, в этих беседах они лучше узнавали
друг друга, учились понемногу заглядывать в свои души,
открывая для себя новые чувства и окрыляясь новыми
надеждами. Она, почти не покидавшая прежде импера¬
торского дворца, постигала природу, узнавала ее не¬
скончаемые богатства, рассматривала ее на расстоянии
вытянутой руки,— этот мир, куда более земной, чем мир
придворных сановников. И он, удивляясь тому, как
покорно она слушает, вдруг увидел в ней совсем другую
женщину, которой она сама в себе еще не ощутила.
Вспоминая тот ад, который он прошел, Дора спраши¬
вала себя, как, каким чудесным усилием разума и воли
сумел он удержать в памяти столько знаний, постичь
так много и забыть свои бесконечные несчастья и кем
он мог бы стать, если бы не эти невзгоды, выпавшие
на его долю! Приливы нежности захлестывали ее, когда
в его рассуждениях просвечивал вдруг лик прежнего
ребенка, которым он когда-то был. День за днем, шаг
за шагом она узнавала с трепетом его жизнь, испол¬
ненную скорби, не слишком богатую радостными собы¬
тиями и насыщенную размышлениями!
4*
99

Гальдар вел ее по просторам своей памяти и вообра¬
жения в те далекие страны, где ему довелось побывать
и которые она знала лишь по сводкам высокопостав¬
ленных чиновников своего отца и описаниям геогра¬
фов. Он рассказывал о Ниле так, как мог бы расска¬
зать гребец с галеры, идущей на веслах вверх по тече¬
нию, исходивший его берега и перенесший удушающий
зной африканского солнца.
—	Вода в нем желтого цвета, но берега очень пло¬
дородны, ибо он столь же богат жизненными элемен¬
тами, как и кровь человека. Это артерия страны. Ни¬
кто, кроме жрецов, не знает, где он берет свое начало.
Он побывал у трех великих пирамид — тех, что мы
называем пирамидами Хеопса, Хефрена и Микерино-
са,— и осмотрел их, изучил, коснулся руками, пока
его товарищи валялись в тени, умирая от усталости
и жажды. Он запомнил, что каменные блоки пригнаны
столь тщательно, что в щель невозможно было вставить
ногтя. Он говорил, что египетские мудрецы предска¬
зали конец света, и кто-то из просвещенных фараонов
повелел возвести эти сооружения, форма и мощь кото¬
рых могла бы поспорить с огнем и водой, чтобы сохра¬
нить для грядущих поколений накопленные знания.
—	Но нынешние люди утратили то, чем обладали
древние. Они утеряли тайну Чисел. Умеют только
покупать и продавать. Думают, что пирамиды скрывают
сокровища.
—	Они сбились с пути?
—	Да. Вера умерла. Египетские властители возво¬
дят мавзолеи, чтобы увековечить свою ничтожную
славу. Они пытаются подражать предкам, не зная, что
такое святость.
—	А атланты?
—	Они подали дурной пример: первыми забыли
свое великое предназначение.
—	Но в чем оно состоит?
—	Ты ведешь за собой этот народ, и никто, никто
не объяснил тебе, кем были наши отцы и что они сде¬
лали?! В те давние времена они очистили землю от
мерзких чудовищ — нынче их не встретить,— населяв¬
ших болота, пещеры и лесные ущелья. Наши отцы
встречались и воевали со всеми теми существами, кото¬
рыми теперь украшают корабли. И это еще не все! Не
было на земле никого искуснее их в судостроении,
никого неустрашимее и сплоченнее их; и они несли
100

с собой повсюду свет веры, искусств и ремесла. Тогда
нас любили. Наших отцов ожидали, а не отвергали, как
теперь.
—	Но ведь это они создали империю?
—	Потом, Дора! Много времени спустя! Империя —
это болезнь, вывих, эпидемия, охватывающая народы.
Просвещение не означает захвата. Но когда кто-то
достигает могущества, способного соперничать с нами,
мы чувствуем себя отвратительно! Новые люди пришли
к власти, они перевернули с ног на голову, уничто¬
жили все, что было накоплено таким трудом,— даже
уважение, которое к нам питали!
—	Ты говоришь об отце?
Он помедлил с ответом. В первый раз он так явно
изменял своим мыслям. Он почувствовал не страх да¬
же, а скорее, досаду на самого себя.
—	Ты, наверное, не винишь Фореноса в агрессии? —
продолжала спрашивать Дора.
—	Ни император, ни король пеласгов не повинны
в том, что произошло. Народ не развращается в один
день, как не могут все однажды сойти с ума.
—	Так, по-твоему, атланты развращены?
—	Они стали совершенно безрассудны, их снедает
желание немедленной наживы, страсть к праздности,
к роскоши, к бесконечному числу рабов. Они торгуют
всем, и в первую очередь своей безопасностью. Пред¬
ставь, что будет, если взбунтуются рабы?
—	Отец прав. Ты действительно опасный человек.
—	Нет, Дора. Увы, нет! Я просто наблюдаю, я раз¬
мышляю и даже посвящаю тебя в свои мысли и опасе¬
ния, но я не предпринимаю ничего. Да и как я смог
бы? Кто меня стал бы слушать? Народ, ослепленный
богатством, выкалывает глаза пророкам, смущающим
его безмятежность.
—	Но ведь я тебя слушаю!
—	Мне хотелось бы, чтобы ты поняла, что ничего
еще не потеряно, что никогда не бывает слишком позд¬
но. Достаточно одного движения, чтобы все измени¬
лось... Я хотел бы, чтобы ты, в чьих руках будет когда-
нибудь высшая власть, поняла, что боги благословили
бы тебя, если бы ты не искореняла мятежи огнем и
мечом, а действовала, подобно нашим предкам, при¬
звав в советники любовь и сострадание...
—	Ты знаешь, что теперь тебя ждет?
—	Я знаю только, что доверяю тебе во всем.
101

—	А что, интересно, ты сделал бы, если бы сам
стал императором?
—	Постарался бы восстановить мир повсюду, мир,
основанный на уважении к людям.
—	А ты покарал бы Фореноса, виновника наших
несчастий?
—	Я говорю тебе, твой отец и Форенос здесь ни
при чем. То, что грядет, будет следствием многих веков
беззакония и несправедливостей! Император пойдет до
конца, и не исключено, что он еще одержит верх. Но,
когда на трон взойдет Доримас, снова найдется кто-ни¬
будь, кто соберет под свои знамена недовольных, и все
повторится.
—	Империя в итоге рухнет под ударами тех, кого
атланты вывели на свет из невежества?
—	Я не пророк. Мне хотелось бы верить, что я
ошибаюсь. Мне кажется, я сделал бы невозможное,
чтобы избежать этого, если бы только это было в
моих силах! Я чувствую, что мы невозвратно теряем
что-то важное, необходимое!
—	И причина этой катастрофы таится исключи¬
тельно в наших отношениях с меньшими народами?
Мы захватываем слишком много золота и невольни¬
ков? Поэтому?.. Ты уж договаривай!
—	Люди, среди которых я жил, рассказывали, что
до нашего появления земля была населена дикими
народами, дрожавшими, едва заходило солнце, и закли¬
навшими его вернуться, как только появлялся сумрак.
Они не знали ничего: ни веры, ни пения; они не умели
обрабатывать землю, могли разве что охотиться на
зверей своими примитивными орудиями. Им казалось,
что мы явились с другой планеты: нам было открыто
тогда бесконечное знание — всемирный Разум и боже¬
ственная Любовь, то, что сейчас мы окончательно уте¬
ряли. Его хранят только отдельные люди. Их слишком
мало, это скорее исключения. Нас погубило золото
и могущество, которое оно дает. Путешественники ди¬
вились нашим памятникам и богатству. Мы стяжали
всю мыслимую земную славу. Нас считают прекрас¬
ными, глядя на наши великолепные одежды и бессмыс¬
ленную роскошь наших жилищ; и мы сделались
мерзостью и гнилью людской. Миф о Посейдонисе
для нас — всего лишь сказка! Мы забыли, кто мы и
откуда. Сыны неба топчут теперь землю, подобно
свиньям!
102

—	Так говорили те бунтовщики из Верхних Земель?
Но скажи, Гальдар, если бы твой отец и те, что были
с ним, одержали верх, что сделали бы они, получив
власть в свои руки?
—	То же, что и Нод.
—	А ты, если бы тебя не отправили на галеры?
—	То же самое... Ну, разве что несколько помягче...
—	Я перестаю тебя понимать.
—	Властитель — не что иное, как воплощение на¬
рода, над которым он поставлен, народ внушает ему
поступки и сам же иногда мешает ему действовать,
как бы покорен он ни был. Куда исчезнут вдруг, в один
день — да и чем заменяться? — золото, привозимое
из колоний, вереницы невольников, все, к чему мы при¬
выкли? Если бы я был королем, меня убили бы мои
сановники. Или мне пришлось бы уступить, покривив
душой, измениться самому из необходимости, и я бы
вяло утешал себя, делая вид, что правитель подвластен
общему мнению. Я предпочел бы быть тем, что я есть,
то есть ничем...
Они шли вдоль берега по плотному песку, обходя
гирлянды водорослей, выброшенных прибоем. Хруп¬
кие ракушки, переливающиеся, словно ноготки ребенка,
хрустели под ногами. Вдали у скал белел наклоненный
ветром парус: Ош опять отправился в море. Дора неж¬
но взяла Гальдара за руку.
—	...Люди с Большого Материка,— снова загово¬
рил он,— возводят храмы, такие же красивые, как и
наши. Они умеют строить дома прямо на склонах гор.
У их короля, верного слуги твоего отца и талантливого
его последователя, есть сад из золота и серебра, создан¬
ный ювелирами. Когда-то мы учили их всему, они не
знали даже о существовании Верховного Божества.
Они зовут этого доброго Бога «пернатым змеем», по¬
тому что он пришел на землю, но пришел с неба. Но
родился другой Бог, говорят они, жестокий и алчный,
и они приносят ему в жертву людей, вырывая еще
бьющиеся сердца. Вот что сделали эти люди из простой
религии! Они, правда, утверждают, что Пернатый Змей
вернется однажды. Но вообрази, что будет, если их
король пожелает вдруг прекратить все эти жертвы,
восстановить царство Змея... Да его убьют! Его затравят!
—	Ты тоскуешь из-за этого? И поэтому ты так
любишь зверей?
—	Они не знают, что такое грех.
103

—	Но ведь они пожирают друг друга.
—	Только для того, чтобы жить!
—	И люди тоже!
—	Нет, они наслаждаются убийством.
Наступило молчание, нарушаемое разве что криками
чаек, дерущихся из-за мертвой рыбы.
Дора первая прервала паузу:
—	Мне следовало бы тебя ненавидеть, но я не могу.
—	Я тоже.
—	Я даже восхищаюсь тем, что ты позволяешь се¬
бе высказывать такие мысли, да еще в твоем положе¬
нии.
—	А мне нравится, что ты пытаешься меня понять.
—	А где ты хотел бы жить?
Тот властный, повелительный голос, который иногда
замолкал в нем, но время от времени руководил его
поступками, подсказал ему:
—	Здесь, возле тебя. Ты — женщина по имени До¬
ра, я — мужчина по имени Гальдар. Мир достаточно
широк.
—	А скажи мне, ты впервые размышляешь подоб¬
ным образом?
—	Нет. Судьба забросила меня однажды на север
страны кельтов, в прибрежную деревушку. Это было не¬
богатое поселение, затерянное в краю зелени и черных
скал. Море там обманчиво и коварно. И круглый год —
низкое, дождливое небо. Люди там живут бедно, они
ловят рыбу и разводят скот. Но, увидев, что мы попали
в беду, он бросили свои дела и помогали нам чинить
галеру. Даже женщины! Они дали нам еды и питья —
просто так, без всякой команды,— они отдали нам все,
что у них было, даже лекарство для больных. У них
нет рабов. Их вождь сам правит своей лодкой, но он
окружен таким уважением...
Когда Гальдар пересказал тот разговор своему дру¬
гу, Ош перепугался не на шутку и стал умолять его
бежать немедленно.
—	Дора ведь опомнится и напишет императору. Те¬
перь она знает о тебе все, не говоря уже о том, что он
поручил ей разузнать хорошенько о тебе, почуяв, вер¬
но, какая опасность от тебя исходит.
Но Гальдар не соглашался. Это было не просто
упрямство. После этой памятной прогулки Дора запре¬
104

тила надсмотрщикам пользоваться плетьми и при¬
казала улучшить кормежку слуг. И что, пожалуй,
самое удивительное, на следующий день она разрешила
Гальдару отправиться в Верхние Земли, чтобы обнять
мать:
—	Но только не бери туда своего друга. Вас невоз¬
можно разлучить; пусть он останется здесь до твоего
возвращения. И приезжай быстрее!
Она дала ему пропуск, уставленный печатями, и
набитый монетами пояс.
—	Я бы поостерегся на твоем месте. Мне кажется,
это ловушка,— говорил Ош.— За тобой будут шпио¬
нить, тебя наверняка выследят, схватят и отправят
в цепях в Посейдонис. И я не смогу даже разделить
твою участь!
—	До чего же ты мрачно на все смотришь!
—	Я не могу поверить в ее искренность.
Когда он прощался с Доримасом, медленно обре¬
тавшим прежние силы, принц не мог скрыть огорче¬
ния:
—	Я так надеялся убедить тебя в моей дружбе!..
—	Но, господин...
—	Моя сестра совершенно тобой завладела. Теперь
она отпускает тебя. Может, это и к лучшему... Но ты
еще недостаточно ее изучил. Она любит тебя, как собач¬
ку, но иногда ей становится стыдно, вот и все.
—	Как собачку? Ты преувеличиваешь, господин
мой.
—	С самого нашего приезда сюда она не подпус¬
кает тебя ко мне. Твое внимание к моей персоне раз¬
дражает ее.
—	Теперь мое присутствие возле тебя почти не
имеет смысла: ты совсем здоров.
—	За жизнь цепляется мое тело, душа же моя изра¬
нена слишком сильно. Все тяготит ее. Слишком много
зла и яда разлито в мире. Мне надо бы жить в уедине¬
нии. Мой отец это знает. Он презирает меня, иначе бы
не отправил сюда. Даже хуже: ему все равно! Хочешь,
я скажу тебе, о чем я думаю? Я чувствую уже, что
императорскую корону унаследует Дора. Ах, видел бы
ты, как она высматривала знаки смерти на моем лице,
как искала она их появления!.. Но я как назло поправ¬
ляюсь... «Бедняжка Доримас», «глупенький принц» —
все эти эпитеты моего отца доходили до моих ушей;
а потом еще появился «несчастный Доримас»! Но те¬
105

перь меня все это не интересует. Меня преследует
какое-то новое чувство. Оно занимает все мои мысли.
—	Успокойся, господин. Это просто последние
всплески твоей болезни. Демоны всегда отступают пе¬
ред величием и добротой.
—	Нет, Гальдар, я гибну. И Дора поняла это одна¬
жды... Именно поэтому ей пришло в голову побороть
собственную страсть. Понимаешь? Дора должна власт¬
вовать над своими чувствами. Женская слабость не
годится для будущей императрицы; вот почему она
отпустила тебя. Это просто проба, она хочет испы¬
тать свои силы. Если за то время, пока тебя не будет
(согласись, ловко устроено), она сможет забыть о тебе,
то выиграет партию. Ничто больше не омрачит ее воз¬
вышенного чела. Я не советую тебе возвращаться...
Однако накануне отъезда она попросила Гальдара
рассказать, какими дорогами он будет ехать и какие
города и деревни минует. Дора даже собственноручно
записывала их названия. Он не знал, кому из них
верить.
3
Гальдар не был уверен, доберется ли до цели своего
путешествия.
«Не ловушка ли это?» — думал он, садясь ка белую
горячую лошадку с длинной челкой и изящными но¬
гами, подаренную ему Дорой. Он ни разу не обернулся
на виллу и едва кивнул часовым, охранявшим
тройной ров, окружающий поместье. Дора пора¬
зилась бы, узнав, что чувствовал он в эти мгновения.
В его душе не было ни нетерпения поскорее увидеть
своих, если только кто-нибудь еще остался в живых,
ни облегчения от того, что он оставляет наконец эту
сладкую тюрьму и жизнь, переполненную — видят бо¬
ги, не по его воле! — ложью, ни даже радости путника,
не знакомого еще с усталостью, а одно лишь удоволь¬
ствие человека, открывающего для себя после столь¬
ких лет, что навыки езды им еще не вполне забыты.
Ему было приятно чувствовать под собой теплые бока
лошадки, постоянная игра разгоряченных мышц и су¬
хожилий будто бы подгоняла его собственные мысли.
Не прошло и часа, как они сделались уже друзьями.
Долина, расчерченная каналами на квадраты, усеянные
106

угловатыми виллами и зеленеющими деревьями — вид,
напоминающий ему Посейдонис,— поднималась усту¬
пами к отдаленному взгорью. Пологие холмы, где добы¬
вали мел, были исполосованы красными и черными
слоями, словно искусным узором из цветных лент, они
словно олицетворяли собой опрятную стройность, каза¬
лось, их сотворила щедрая человеческая рука. Деревен¬
ские домики теснились на их изумрудных гребнях:
одни — просто побеленные известью, другие — выкра¬
шенные в излюбленную атлантами клетку. Террасы и
балкончики, украшенные статуями из металла, каза¬
лось, просто висели в пустоте. Рабы таскали на спине
камни для строящегося дома. Несколько человек тол¬
кали изо всех сил телегу, на которую водружена была
огромная плита; свистели бичи, переругивались над¬
смотрщики, в тени зонтика важно восседал архитек¬
тор, опорожняя один за другим стаканы ледяной воды.
Эта картина дала толчок его размышлениям. «Рань¬
ше, когда люди еще не были превращены во вьючных
животных, камни передвигались сами. Так говорили
старики. Работники только удерживали их на необхо¬
димой высоте звуковыми вибрациями, откуда бы иначе
взяться безразмерным храмам и пирамидам Посейдо-
ниса и Большого Материка?.. Да, если бы можно было
снова открыть утраченные секреты! Но кто хранит их?
Какая-нибудь горстка людей, ревниво оберегающая эти
сокровища, боясь, как бы кто не употребил их во вред?
В каких-то катакомбах, известных лишь посвященным?
В древних манускриптах? А разве кто-нибудь сможет
их прочесть? Жрецы слишком заняты своими почестя¬
ми и барышами, подобно старому Эноху. Может, там,
в горах, есть еще люди, которые что-то помнят... Галь¬
дар, бедняга, положим, ты и разыскал бы ключи к
старым тайнам, но что бы стал ты с ними делать?
Ленивое племя архитекторов потребовало бы твоей
смерти, и они добились бы своего...»
Он долго скакал верхом, беседуя с самим собой, не
задерживаясь ни в городах, ни в деревушках и только
покупая нехитрую еду у крестьян. Он ночевал под
открытым небом вместе со своей лошадкой, и иногда,
засыпая, чувствовал, как шершавый язык, убаюкивая,
лижет ему лицо. Когда он не знал, какую из двух дорог
выбрать, и спешивался, чтобы спросить у кого-нибудь
107

о пути, лошадиная морда аккуратно укладывалась ему
на плечо. То, что кто-то любит его, пусть даже это толь¬
ко животное, удивляло Гальдара.
Чем дальше он двигался, тем реже и беднее стано¬
вились селения и уже дороги. Дома были крыты грубой
черепицей. Все чаще проступали голые скалы, земля
здесь была суровая и скудная. Почти пустынный пей¬
заж оживляли только гигантские кроны кедров, среди
которых клубился туман, и проносились размытые го¬
лубоватые силуэты, нездешние печальные призраки.
Здесь начинались горы, их крутые, неприветливые от¬
роги, в которых словно бы скапливались тени, где гасли
последние дневные огни, а затем вспыхивали розовые
точки, предвещающие наступление зари. Это был гор¬
ный край, прибежище бесчисленных стад и приют
птичьих стай. Птиц здесь было и впрямь много. Они
распевали в кронах кедров, в ветвях железного дерева
и на скалах, сидя на головокружительной высоте. Раз¬
ноцветные их стайки вспархивали среди листвы и уно¬
сились в небо, внимательные грифы описывали круги,
будто рассматривали Гальдара и его лошадь.
Табуны лошадей, стада быков с изогнутыми рогами
паслись в долинах. В болотистой низине, поросшей
густым лесом, бродили слоны, словно последние свиде¬
тели минувших эпох, населенных когда-то зверьми, ны¬
не незнакомыми человеку.
Гальдар миновал последний гарнизон, отказавшись
от любезного гостеприимства его начальника. Перед
ним лежала теперь страна облаков и вечного снега,
зловещие задворки великой империи. Солнце было здесь
ближе и злее, чем внизу, воздух — более терпким и
сухим. Ночь наступала мгновенно (здешние жители не
знали, что такое сумерки), и невыносимая жара сменя¬
лась вдруг леденящим холодом. Чахлые деревья, каза¬
лось, не росли, а умирали, и трава, пожелтевшая от
ночного холода и солнечных лучей, напоминала поре¬
девшую до времени шевелюру. Дорога постепенно пре¬
вратилась в едва заметную тропинку, забытую, навер¬
ное, уже несколько столетий. Истощенные быки с бурой
шерстью, овцы и полоумные козы составляли жалкие
стада. Люди здесь не отвечали на вопросы. Они удив¬
ленно рассматривали Гальдара, затем невнятно бормо¬
тали что-то в ответ на его вопросы и уходили. Какая-то
недетская грусть была заметна на лицах малышей. Со¬
баки бросались на чужого без лая, даже они казались
108

молчаливыми и печальными. Гальдару едва удалось
выяснить правильную дорогу.
Деревня, где он родился, являла собой безрадост¬
ное зрелище: он увидел только площадь, окруженную
черными осыпающимися стенами, поросшими кое-где
ежевикой. Гальдар нашел место, где стоял прежде его
дом.
Он улегся, завернувшись в покрывало, возле очага,
о котором теперь напоминало разве что потемневшее
пятно на земле. Лошадь расположилась рядом, он чув¬
ствовал на лице ее теплое дыхание — единственное
живое существо в этой пустыне. Звезд не было видно.
Слышался только жалобный вой ветра, все небо затянуло
темными низкими тучами, контуры которых очерчи¬
вала бледная луна.
Они опускались с вершин, и здесь, над этим разо¬
ренным заповедником прошлого счастья и потерянных
надежд, замедляли на мгновение свой бег. А земля
была такой же неподвижной, холодной, такой же
вымершей и потухшей, как и эти очаги.
Утром он увидел стало овец и пастуха с собакой
и окликнул его.
—	Скажи, те люди, что жили здесь, уже умерли?
—	Почти все, чужеземец.
—	Из-за чего?
—	Во время восстания тут шли жестокие сражения
с императорскими войсками. Они перебили наших вои¬
нов, сожгли дома, разграбили добро и продали наших
детей.
—	Ты случайно не помнишь Гальдара?
—	Нет, чужеземец.
—	Сына Тэда?
—	Я на самом деле не помню. Не обессудь. Люди
ведь как время, они уходят.
—	И возвращаются.
—	Ты думаешь? Если ты хочешь найти людей из
этой деревни, поднимись выше. Видишь вон ту тропку
над обрывом?
—	Да.
—	А вон тот навесной мост? Каждый вечер мы под¬
нимаем его из осторожности. Но я не советую тебе
ходить туда. А кстати, что тебе нужно?
—	Я хочу повидать свою мать. Я — Гальдар.
—	Лучше не ходи туда...
109

Деревушка представляла собой несколько хижин из
глины и дерева, прижавшихся к скале, оканчивающей¬
ся ущельем. Жителей в ней было не больше сотни. Они
кормились тем, что пасли коз, ловили рыбу в окрест¬
ных озерцах, охотились и промышляли изредка на
большой дороге. Запахнутые в лохмотья, грубые, нена¬
видящие всех и вся, они влачили свое существование,
не имея ни веры, ни закона, ни надежды на что-то
лучшее.
Он встретил какую-то старуху, пасшую свою един¬
ственную козу, сидя на камне.
—	Мать Гальдара? Ты спрашиваешь, где она жи¬
вет? А что тебе от нее надо? Ты ведь из Посейдониса,
дитя мое? Ты слишком хорошо одет и не голоден, что¬
бы явиться откуда-то еще. Ба, какой у тебя пояс!
—	Я — Гальдар, сын Тэда.
—	Сын Тэда спит вместе со своим отцом. Три
стрелы пронзили его, и он лег в холодную землю среди
лучших людей Верхних Земель.
—	Ты ничего не знаешь!
—	Глупые овцы щиплют теперь траву, проросшую
над его телом, там, на холмах, где растут лилии и марга¬
ритки. Всего шестнадцать лет! Бедняжка, ведь он шел
по стопам своего отца.
—	Мне и впрямь было тогда шестнадцать лет!
—	Отец с сыном и все лучшие люди из живших
прежде спят внизу... Но, знаешь, их души не нашли
приюта, они приходят сюда, невесомые, словно облака.
А зачем! Им теперь не на что надеяться.
—	Говорю тебе — я сын Тэда. Я не был убит, воины
императора схватили меня. Двадцать лет я ворочал вес¬
лом на галерах Нода и вот — вернулся!
—	Спасите, привидение! — закричала вдруг стару¬
ха.— Помогите! Скелет на лошади! Средь бела дня!
Он явился мучить нас!
Женщины с закрытыми лицами и мужчины высы¬
пали из хижин и окружили Гальдара. Некоторые были
вооружены. Один из них, видимо, главный, подошел
к нему.
—	Да, ты Гальдар, я узнаю тебя,— сказал нако¬
нец он.
—	Где моя мать?
—	Иди за мной.
Она спала на узкой лежанке, высеченной в скале,
в глубокой нише самой большой из пещер, освещенной
110

дрожащим пламенем двух ламп. Он не сразу понял,
в чем дело. Ему казалось или, может быть, хотелось,
чтобы она и в самом деле спала, но, когда глаза его
привыкли к сумраку, он увидел, что ее грудь не подни¬
мается, он заметил впавшие глаза, утончившиеся ноздри
и восковой оттенок кожи. Все его существо, все, что
сохранил он в себе от нежного детства, еще продол¬
жало надеяться. Он молча склонился над этими губами,
замершими теперь в вечной улыбке. Дрожащими рука¬
ми он коснулся ее сложенных ладоней, маленьких,
словно у ребенка. Он поцеловал ее лоб, обрамленный
седоватыми прядями, застывший и холодный, словно
гладкий камень. Глаза ее были приоткрыты, и он заме¬
тил в бахроме ресниц тонкий серпик зрачка, серо-зеле¬
ного с пятнышками цвета лесного ореха... Он не мог
удержать слез. Они подступали откуда-то из глубины
души, где рождались рыдания и стоны.
—	Вчера еще,— говорил вожак,— она вспоминала о
тебе, знала, что ты жив, и никогда не могла поверить
в весть о твоей смерти. Она чувствовала, что ты жив...
Умерла твоя мать на рассвете. Она долго болела, и мы
ухаживали за ней. Ты приехал слишком поздно. Но —
кто знает? — может, она и сейчас тебя видит, тогда
она счастлива.
Гальдар присел возле постели на огромный камень,
вытесанный в форме сиденья. Он не мог отпустить эти
маленькие неподвижные ладони, отвести глаз от этого
лица, почти не изменившегося, от этой улыбки, зага¬
дочной, как сама смерть. Его сердце готово было вы¬
рваться из груди, словно раненый зверь.
—	Могила уже готова,— сказал его собеседник.—
Мы не можем больше держать ее здесь.
—	Почему?
—	Просто она занимает место, и к тому же лучшее.
Когда они перенесли тело к яме, начался снег. Опу¬
стили тело, укрыли лицо полой туники покойницы и
засыпали могилу землей и камнями. Вожак взял Галь¬
дара за руку.
—	Послушай,— сказал он,— ночь уже совсем близ¬
ко. Мы не можем отвести тебя назад. Ты погибнешь.
Горы безжалостны к чужим.
—	А почему ты решил, что я собираюсь ехать?
in

—	На эту ночь, в память о Тэде и о той, которую
мы так любили, мы дадим тебе кров, но завтра, слы¬
шишь, завтра же, с первыми лучами солнца ты уйдешь
и не вернешься сюда больше никогда.
—	И ты говоришь, что любишь своих людей?!
—	Да, я люблю их и готов служить им. Я был с
твоим отцом, когда его убили, я был начальником одно¬
го из отрядов. Я и привез его тело. Твоя семья бредила
одной мыслью: отомстить, отвоевать Верхние Земли,
прошлые почести и былое поклонение. Они втягивали
нас в вечную войну. Мы потому и оказались здесь.
Хотя и в нищете, зато живы! Так что лучше тебе
уехать.
—	С того самого дня, как я попал в плен, я ждал
момента, когда вернусь домой. С цепями на ногах, под
плетьми каждый день я мечтал об этом миге. Эти мысли
согревали меня. Тогда я был счастливее, чем теперь.
Он поел с ними: крупяная похлебка, приправлен¬
ная травами и забеленная козьим молоком, остатки
жаркого из мяса косули, плохо приготовленный сыр да
вода, отдающая железом.
—	Раз уж мы — причина ваших бед, почему вы уха¬
живали за моей матерью? — спросил он вдруг.— По¬
чему вы и ее не отправили вниз по тропе?
—	Неужели ты думаешь, что мы могли бы сделать
это! Ведь она отдала все вещи, золото, права на наслед¬
ство, чтобы спасти нас!
—	Да, да,— закивали остальные.
—	Ведь другие деревни были полностью вырезаны
или угнаны.
—	Всякий раз,— сказала старуха, которую Гальдар
встретил первой,— как гудит ветер, слышно, как все
эти мертвецы, бродящие без приюта, хохочут и поют
военные марши или колыбельные песни. А кое-кто видел
даже, как блестит их оружие... А ты вернулся! — за¬
кричала вдруг она.
—	Нет,— отрезал главный,— просто он пришел на
ночь глядя, и потом он плакал. Тени не плачут. Это уж
точно.
—	Не плачут,— пробормотала старуха, посверкивая
глазами.
—	Если я вас стесняю, я могу переночевать и на
дворе.
Он вышел, не в силах больше сдерживать досаду
и тоску.
112

—	Твоей матери нет больше,— проворчал вожак.—
У тебя нет прав на нас. Твоя мать отдала их импера¬
тору. С тех пор Нод настоящий хозяин Верхних Зе¬
мель. Ты теперь никто и не можешь ничего требовать.
Твоя мать освободила нас от наших обязательств пе¬
ред тобой.
—	Чтобы вас же спасти!
—	Мы не хотим, чтобы все началось снова!
Луна освещала пейзаж, достойный кошмарного сна.
Над заостренными зубцами вершин, над всеми этими
клыками и зловещими ущельями, над беспросветно чер¬
ными прогалинами, над каменными глыбами, разъеден¬
ными яростными ветрами, над беспорядочным нагро¬
мождением причудливых каменных рептилий, безобраз¬
ных зверей, увешанных страшными шипами,— надо
всем этим медленно поднимались тяжелые испарейия.
Они вздымали свои бесплотные щупальца, стягивали
их в кольца, закручивали в свитки, тревожа, словно
призраки, воспаленный мозг и больное воображение
человека своими зыбкими и летучими картинами. Галь¬
дар думал:
«О ты, не имеющий имени, но если верить Ошу, пра¬
вящий всеми богами и всякой земной тварью, что я
сделал тебе? Зачем ты привел меня сюда после столь¬
ких скитаний? Чтобы я почувствовал, что побежден?
Испил тоски с самого дна этой чаши? Зачем ты, знаю¬
щий все на свете, заставлял мою взбалмошную голову
мечтать об этом возвращении и лететь сюда, словно
на крыльях? И зачем не дал всего одного дня моей ма¬
тери, чтобы она обняла меня? Ответь — видишь, на¬
дежда оставила меня! — что делать мне теперь и для
чего жить?»
Вожак вышел к нему:
—	Не ложись здесь, Гальдар. Ночи уже слишком
холодные, а сегодня, похоже, будет снег. Идем.
Когда они вошли в пещеру, Гальдар спросил его:
—	Почему вы не строите нормальных домов? Не¬
ужели лучше жить в таких норах?
—	Солдаты жгут.
—	Солдаты? А что им здесь делать?
—	Они собирают дань.
—	Да ведь у вас же ничего нет!
—	Нет. Они отправляют наших юношей работать
или грести на галеры, а девушек, когда они... ну, в об¬
щем, они оставляют только дурнушек или совсем уж
113

хилых. Когда они возвращаются с пустыми руками,
они сжигают все, что горит. А хижины строить легко,
и они не так бросаются в глаза.
—	И вы соглашаетесь терпеть?
—	A-а, задело тебя! Ну, еще бы! Ты, сын прежнего
хозяина, двадцать лет греб на галерах и был небось еще
счастлив, получая на ужин котелок баланды. Что, хо¬
рошо там готовят?
Повисшее молчание было даже не угрожающим, а
зловещим. Наконец Гальдар произнес:
—	Вы можете опустить сейчас мост ненадолго, что¬
бы мне переправиться только с моей лошадью?
—	Ты себе шею свернешь! Эта река, что течет вни¬
зу, в ущелье,— ее едва слышно — уже многих успокои¬
ла в своих волнах.
—	Пусть это будет моим первым и последним при¬
казанием!
—	Что ж, будь по-твоему.
Гальдар ушел, не прощаясь, пересек поток по дрожа¬
щему под каждым шагом настилу и, правя, насколько
это было возможно, лошадью, а скорее, просто дове¬
ряясь ее чутью, наугад, с бешено колотящимся сердцем,
с глазами, покрасневшими от еле сдерживаемых слез,
начал свой путь в ночь, наполненную колеблющимися
призраками, которые скользили вслед за ним безли¬
ким полчищем, словно отряд странных всадников, блед¬
ных, как сны. Давящая на уши тишина только усили¬
вала это ощущение.
Чтобы прокормиться, ему пришлось продать плащ,
потом пояс и наконец прекрасный кинжал, отделан¬
ный камнями. Но едва он спустился в долину, на пово¬
роте дороги встретил Дору, летевшую ему навстречу
во весь опор в облаке золотистой пыли. Ее сопро¬
вождали двенадцать всадников в шлемах, украшенных
перьями, и нагрудниках из черной кожи. Это были
отборные воины императорской гвардии, уроженцы
Большого Материка; их называли «рыцарями-орлами»
из-за уборов в виде хищных птичьих голов; об их
отваге ходили легенды. Они осадили лошадей и остано¬
вились на почтительном расстоянии. Дора спрыгнула на
землю и подошла к Гальдару:
—	Так ты возвращался! Ты не забыл меня! А я
сошла с ума от тоски, я решила найти тебя сама, вер¬
114

нуть тебя. Наконец-то ты со мной... Ну, теперь ты
веришь, что я люблю тебя?
—	Да.
—	Ты опять здесь... Ты повидался с матерью и
родными?
—	Мать умерла накануне моего приезда. Они укра¬
ли у меня золото, которое ты мне дала с собой. Даже
хуже: они выгнали меня, боясь, как бы не случилось
беды.
—	Так ты вернулся только из-за этого?..
—	Когда я был гребцом и мои товарищи упрекали
меня в том, что я атлант, я отвечал, что моя родина
здесь, на галере. А теперь, когда больше уже не сижу
на проклятой скамье и мой народ отрекся от меня,
мне осталось только одно. Скажи, может ли женщина
быть родиной для мужчины?
—	Я никогда не отрекусь от тебя!
Эта минута решила многое. В их сердцах родилось
настоящее чувство, они отбросили наконец все уловки,
как бросают наземь оружие, и почувствовали в себе
возрожденную детскую чистоту. Их разговоры сдела¬
лись еще откровеннее и неподдельная нежность появи1
лась в отношениях.
4
Тем временем в Посейдонисе собиралась флотилия.
День и ночь в арсеналах стоял гвалт, резко звенели
пилы, стучали молотки, визжали струги, раздавался
скрип зубчатых колес, песни подмастерьев, щелканье
бичей и окрики стражников. Когда новая галера схо¬
дила на воду, император отменял аудиенции и появ¬
лялся на стапелях со свитой. Он сам давал сигнал
к спуску корабля и произносил краткую речь, прежде
чем раздать золото и вино рабочим. Все славили его,
даже невольники. Когда он благодарил начальников
столярных мастерских, те целовали бахрому его туни¬
ки. В черной, вязкой воде, никогда не знавшей днев¬
ного света, дрожали перевернутые огни факелов и мета¬
лись мерцающие тени. Играл оркестр. О каторжниках,
навсегда прикованных к своим скамьям, вытесанным
руками висельников и убийц, в темной яме нижней
палубы, никто и не думал. Эти несчастные отдыхали,
сплетая посиневшие руки, искусанные жадными зу¬
115

бами мурен, но участь тех, кто находился на верху
этой жизненной пирамиды, была не менее жестока и
непредсказуема. Но разве в нашей власти заглянуть
в будущее?.. Искусно срубленные корпуса кораблей
с узкими бортами и изящными конструкциями мачт
скрывались в нагромождении лесов. Смолильщики с
котлами, из которых валил едкий дым, носились туда-
сюда. Один из них неловко споткнулся, и горячий вар
окатил нескольких сановников из свиты, едва не попав
на императорские сандалии. Нод благосклонно простил
виновника, но тут же приказал казнить одного из пис¬
цов, который излишне громко проговорил:
—	Плохой знак! Боги против нас!
Лысая голова императора затряслась в хохоте, и
этот дьявольский смех, возвестивший о смерти безвин¬
ного предсказателя, подхватила угодливая свита.
Когда флотилия была наконец готова и один из
принцев-союзников возглавил войска, Нод взошел на
борт своей парадной галеры, на которой он всегда
устраивал смотры своим армиям. Явились адмиралы
и князья дружественных колоний. Он принимал их,
сидя на тяжелом золотом троне, со скипетром в руках,
напоминавшим скипетр божества: земной шар, увенчан¬
ный трезубцем. Корона с зубцами из наконечников
копий тоже копировала убор Посейдона. Доспехи бли¬
стали золотыми звездами и изображениями солнца.
Те, кто не потерял еще остатки стыда, скрепя сердце
воздавали почести человеку, который осмелился совер¬
шить такое кощунство — пусть это был даже импера¬
тор! — присвоить себе атрибуты хозяина мира, владыки
седого Океана! Другие незаметно обменивались улыб¬
ками. Один из жрецов пробормотал:
—	Как он может присваивать себе титул бога? Ведь
Святейший Совет не вручал ему награды! И торжест¬
венной церемонии я что-то не помню!
Эти дерзкие речи тотчас же были переданы Ноду.
Нечестивца поставили на колени.
—	Кому нужны твои дурацкие церемонии, раз Свя¬
тейший Совет и так признал меня божеством,— про¬
хрипел император.— Полсотни удавов плетьми, быть
может, научат тебя, мерзавец, думать, прежде чем разе¬
вать рот
116

Обычно умирали на тридцатом. Нод с интересом
смотрел на казнь, причмокивая губами, до тех пор,
пока окровавленное тело не было выброшено на съеде¬
ние рыбам. И снова его зловещий смех возбудил общее
веселье.
В тот день он принимал ливийского короля, при¬
везшего ему в дар двух леопардов. Один из них, раз¬
драженный, видимо, резким запахом ладана, исходив¬
шим из огромных изрешеченных отверстиями серебря¬
ных сосудов, которые стояли возле трона, сорвался
с поводка. Он опрокинул наземь стражника, прокусив
ему плечо, ранил одного из советников, который бро¬
сился защитить императора, и вдруг, совершенно не¬
ожиданно, улегся у ног Нода. Замершая в ужасе свита
наблюдала несколько мгновений, как он облизывает
позолоченные туфли.
—	Это Бог! Наш император действительно божест¬
вен! — вскричали все.
Ливиец медленно приближался, занеся короткий
клинок над головой леопарда. Нод остановил его же¬
стом: разумное животное, куда более сообразительное,
чем этот тупой сброд, польстило ему...
Советник и черный воин катались по ковру, крича
от боли.
—	Убрать их! Эти стоны мне мешают! — приказал
он.
С этого дня его высокомерие перешло все разумные
пределы. Он пожаловал титул какому-то безвестному
комедианту, сложившему «Песнь о Ноде и леопарде».
Заказал придворным скульпторам несколько статуй,
изображавших свирепого зверя, лижущего ноги импе¬
ратора. Приказал лучшим дворцовым медикам мумифи¬
цировать леопарда, когда он умрет, словно речь шла
о скончавшемся наследнике.
По его повелению были отлиты золотые носилки,
в которых в праздники Равноденствия и Солнцестоя¬
ния рабы выносили его, одетого в наряд Посейдона.
В этих носилках он отправлялся в казармы привет¬
ствовать войска, собранные со всего света, чтобы уничто¬
жить вероломного Фореноса и его союзников. Сорок
невольников медленно несли его перед строем, и, когда
он проплывал над ними, тысячи голов в шлемах, укра¬
шенных перьями, цоворачивались к нему, тысячи гор¬
танных криков вырывались из глоток, тысячи штандар¬
тов и копий склонялись перед ним. Нод любил эти
117

спектакли. Он принимал причудливые позы, стараясь
не выдавать своих чувств. Но его широкие ноздри с
наслаждением втягивали этот запах кожи, лошадей,
пота и грязи, самый дух его могущества, равного кото¬
рому не было нигде. Он представлял себя в сражении,
и его изобретательный ум выдумывал очередной изящ¬
ный маневр. Крики, сигнал труб и резкий грохот вы¬
стрелов раздавались по одному движению его скипетра.
Не хватало только криков ненависти, ужаса или отчая¬
ния, звона оружия и сталкивающихся щитов, трупов
и луж крови, чтобы сходство было полным.
Вечером он, как всегда, отправился на верхнюю
террасу дворца. Он не позволял себе соблазна пере¬
считывать боевые корабли, пришвартованные вокруг
дворцового острова, или разглядывать освещенные окна
казарм, где пьянствовала солдатня, оружейные скла¬
ды, заваленные тюками и ящиками. Счастливый свет
городских огней не проникал больше в его сердце.
Этот свет был слишком жалок в сравнении с его ве¬
личием.
Как всегда, в это время появлялся великий жрец,
более других посвященный в тайны, порожденные трез¬
вой головой императора. Он входил крадучись, в митре,
надвинутой на нос.
—	Ты запоздал, мой милый старый демон.
—	Твои приказания тому причина и извинение, ве¬
ликий. Я продиктовал три послания, которые будут
представлены тебе на подпись с рассветом.
—	Прекрасно. Как идут другие дела?
—	Уже есть триста пятьдесят галер, и все они
укомплектованы войсками.
—	Мне нужно четыреста.
—	Ты получишь их менее чем через неделю.
—	А сколько у тебя солдат?
—	Около шестидесяти тысяч, но еще будут грузо¬
вые корабли, а кроме того, колесницы и кавалерия.
Уже готов указ о воинской повинности.
—	Внеси туда слова о том, что тот, кто будет про¬
тивиться или скрывать положенное, горько пожалеет
об этом. В этой затее, равной которой еще не было,—
тот, кто мне не друг, тот враг.
—	Я предвидел этот пункт, господин.
—	Поторопись с церемонией обожествления. Она
118

должна совпасть с отплытием. Это приободрит войска
и заставит замолчать недоброжелателей.
—	Я это тоже предусмотрел и завтра рассчиты¬
ваю сообщить тебе время, программу и список пригла¬
шенных.
—	Ты просто образец советчика! Есть еще какие-
нибудь новости?
—	Врачи прислали свое заключение. Великий принц
почти совершенно здоров. Он уже хорошо ест и даже
немного поправился. Они утверждают, что через две
недели, не позже, принц будет в силах отплыть. Мне
очень приятно, что именно я сообщаю тебе это.
—	Ты уверен в правильности их заключения?
—	Да, конечно. Они очень подробно пишут о его
здоровье, и все их прогнозы более чем утешительны. Не
могу отказать себе в удовольствии заметить, что именно
тебе, великий, пришла в голову счастливая мысль раз¬
решить принцу отправиться на Сосновую виллу. На¬
добно сказать, что этот край чрезвычайно...
—	Болтун! Меня интересует не его здоровье, а что
он думает, хочет ли он возглавить флотилию, знает
ли он что-нибудь о числе кораблей, баллист и воинов,
вверенных ему?
—	Медики об этом не пишут, господин, но это
ведь не входит в их полномочия, это не их обязанность.
—	Ну, может быть, тем не менее это главное. Ах,
любезный Энох, как же можно доверить такую силу
этому слабому созданию! Добро бы еще он был просто
хилым, и трезвая голова компенсировала бы телесную
немощь, но у бедняжки Доримаса есть только трусли¬
вая, впечатлительная, населенная призраками и кошма¬
рами душонка! Принц, зараженный манией прощения,
никогда не сможет совершить ничего великого.
—	Но, господин мой, ты ведь предусмотрел и это.
Принц не в силах помешать твоим делам.
—	Конечно, но для того, чтобы вести за собой эту
армаду, нужна одна неутомимая и пламенная воля,
как среди звезд только единственная указывает путь
кораблю... Ты не согласен со мною, милый Энох?
—	Нет, господин.
—	Подумай хорошенько! Скажи, неужели я уже
настолько стар и .допущу, чтобы кто-нибудь пожинал
лавры, предназначенные для меня?
—	Этот кто-нибудь — Доримас?
—	Или адмирал, который поведет войска и одержит
119

за него победу. Он сочтет себя — и не без основания —
опорой трона и спасителем империи. Тогда он возгор¬
дится и начнет требовать невозможного.
—	Но ведь ты будешь этой путеводной звездой.
—	Тут нужен личный пример. Присутствие импера¬
тора во главе армии удесятерит ее силы. Сомнения
будут отброшены, и даже трусы станут соперничать
со смельчаками. Все, что мне довелось совершить вели¬
кого, я сделал сам.
—	Но можешь ли ты рисковать своей драгоценной
жизнью, оставив дворец и столицу? Вправе ли ты сде¬
лать это?
—	Я еще не решил окончательно, но эта мысль —
отправиться с войском и вести походную жизнь и по¬
беждать для своей собственной славы — не дает мне
покоя. Я никак не могу побороть в себе это искушение.
Когда я вижу корабли, выкрашенные свежей краской,
моих солдат, я говорю себе, что было бы непроститель¬
ной глупостью отдать все это просто так Доримасу
или адмиралу, который может изменить мне, выкроить
без всякого риска себе новое царство, а потом напасть
на Атлантиду и свергнуть меня... Но я все время пре¬
рываю тебя. Есть еще что-нибудь новенькое?
Энох поколебался мгновение. Он спрашивал себя в
последний раз, можно ли было не говорить императору
о том, что сам уже знал о Доре, и не обернется ли этот
избыток верноподданности против него самого. Кто зна¬
ет, что будет потом и какие распоряжения на сей счет
уже отдал император?
—	Твоя дочь, великая принцесса, позволила Гальда-
ру отправиться на его родину, в Верхние Земли.
Он ждал, что скажет Нод, но император даже не
пошевелился.
—	...Она дала ему лошадь и бумагу с собствен¬
ной печатью...
Нод метнул на него быстрый иронический взгляд.
—	...То, что Гальдар увидел в своей провинции,
настолько обмануло его ожидания, что он тут же воз¬
вратился самой короткой дорогой на Сосновую виллу.
Мне кажется, он больше не опасен.
—	А мне кажется, что Дора — самая умная женщина
в моей империи.
—	Эта уловка способна сделать честь дальновид¬
нейшему из политиков.
120

—	Однако ты забыл сказать, что моя дочь отпра¬
вилась ему навстречу, до того она влюблена!
—	Она боялась вызвать твое неудовольствие.
—	Нет. Если уж она способна потерять голову с
этим незнакомцем, да еще понимая, что никогда ему
не достичь высот ее положения, тот тут можно только
развести руками.
—	Гальдар для принцессы всего лишь интересный
собеседник. Она нашла в нем человека не такого, как
все остальные.
—	Вот уж это точно!
—	Теперь, когда Гальдар оставил свои бредовые за¬
теи, эта связь не представляет интереса, она забудется,
как и все прошлые. В принцессе очень развито чув¬
ство долга, но возраст, обстоятельства, этот нежный
приморский климат...
—	Этот Гальдар — единственное, что мешает мне
отправиться с легким сердцем с кораблями, оставив
Дору регентшей.
—	Так в чем же дело, господин? Уничтожь его!
—	Я же говорил тебе, что это невозможно.
—	Ну так назначь его капитаном на одну из галер.
—	Она не захочет этого. Я ей его «отдал». Глупо,
конечно.
—	Ну что ж, господин, тогда оставайся с нами,
будь хранителем нашего счастья и спокойствия.
—	Я еще не слишком пресытился славой, старый
козел. Но довольно об этом. Ночь — мой лучший совет¬
чик и друг. Я и впрямь человек сумерек... У тебя все?
—	Твои астрономы заметили новую звезду.
—	Тоже мне подарок!
—	Они утверждают, что она выглядит очень стран¬
но. Ее голубоватый хвост необычайно ярок.
—	Обычная комета.
—	Они говорят, что она движется к Земле. Они
погрузились в сложнейшие расчеты, чтобы определить
ее траекторию, но результаты получились слишком
разные. Один утверждает, что она исчезнет в глубинах
Вселенной, а другие — что она заденет Луну, и это
будет причиной великих катаклизмов.
—	Забавный способ тратить собственное время. Но
бог с ними, пускай уж они это обсуждают, раз такое
у них ремесло. Мне же приходится мучиться настоя¬
щими проблемами: должен ли я покинуть Посейдонис?
Назначить ли Дору регентшей?
121

5
Эту дилемму разрешила судьба. Но все началось,
конечно, с императора. Его не интересовало спокой¬
ствие других, их ничтожное мимолетное благополучие.
Ради собственной потехи он рушил будущее своих
близких, но и сам, подписывая этот приказ о возвра¬
щении, не знал, что решает и свою судьбу. Он вдруг
вынужден был прервать свои морские прогулки. Галь¬
дар — свои беседы с Дорой и философствования, До¬
ра — свою игру в простую влюбленную девушку, а ее
брат — свое выздоровление. В течение часа им следо¬
вало покинуть белую Сосновую виллу, забыть этот мир
свежего бриза, апельсиновых деревьев, тихих рассветов,
дней, полных неги, и звездных ночей. Император при¬
казал им возвращаться. Пятьдесят последних кораблей
наконец прибыли, и нельзя было больше задерживать
отправку великой флотилии. Он не мог больше ждать.
Медики робко возражали, что Доримас не совсем еще
здоров, что нужно еще хотя бы две недели до полного
выздоровления и что в пути болезнь может возобно¬
виться. «Рыцари-орлы» разогнали бормочущих врачей
и сами уложили принца на носилки. Когда появилась
Дора, они удалились по ее знаку.
—	Ты дрожишь, милый брат. Тебе холодно?
—	Нет, я дрожу от страха,
—	От страха?
—	Да, я боюсь его.
—	Император очень тебя любит, а кроме того, поду¬
май о том, что, может быть, мы ему нужны.
—	Но меня-то он ненавидит, ибо я — причина этой
войны. И одновременно презирает, потому что Форенос
разбил наших воинов, и я был ранен.
—	Совсем наоборот. Он только и думает о том,
как отомстить.
—	Чтобы утолить свою жажду убийства и господ¬
ства. Уже много дней я думаю о нем и о его намере¬
ниях. Если он не считает меня сыном, то и я не счи¬
таю его отцом. Это зверь, злой и жестокий.
—	Как ты можешь так говорить?! Ведь тебе коман¬
довать экспедицией. Разве можно представить себе боль¬
шее доверие?
—	А если я считаю, что переговоры лучше этих
бесконечных сражений? Если откажусь командовать?
Я бы предпочел плохой мир, чем даже поражение вра¬
122

гов, поскольку кровь взывает к крови, а всякая новая
победа разожжет новую ненависть. Когда, наконец, эти
народы, которые мы завоевали, смогут вздохнуть сво¬
бодно? Неужели мы не можем жить с ними в мире?
Что касается меня, то я уже забыл оскорбления, кото¬
рые нанесли мне пеласги. Более того, я благодарен
тому воину, который проткнул меня, потому что эта
рана дала мне время и повод к размышлению. Война
из всех видов человеческой деятельности, наверное,
самое бессмысленное и пустое дело.
—	Только прошу тебя, не высказывай этого импе¬
ратору. Если ты откажешься от командования, сошлись
хотя бы... на свое здоровье.
—	Нет, я скажу ему все, что думаю. Впервые у меня
достанет мужества ему перечить. Я его сын, и, стало
быть, я — единственный, кто может безнаказанно гово¬
рить ему правду, кто может просить его отказаться от
готовящегося преступления.
—	Ты только разозлишь его.
—	Я все предвидел, Дора. И то, что он может ли¬
шить меня жизни, несмотря на то, что я — его сын.
Но, во-первых, жизнь мне в тягость, и, кроме того,
я хочу, чтобы хоть раз Нод почувствовал, что я не
трус, что во всей империи есть лишь один человек, спо¬
собный не склонить перед ним головы, и этот человек —
я, «бедняжка Доримас». Если он меня убьет...
—	Ты сам не знаешь, что ты говоришь: император
не может убить своего сына.
—	Если он меня убьет в приступе злобы, угрызе¬
ния совести отравят ему всю оставшуюся жизнь. Он
не сможет даже презирать меня.
—	Ты говорил об этом с Гальдаром?
—	Он считает, что мое намерение созрело слишком
поздно и что напоминает скорее самоубийство от безыс¬
ходности. Он сказал еще, что героизм оправдывается
разве что примером, который он подает остальным.
Однако, если ему верить, о моем поступке не узнает
никто. Разговор будет идти при закрытых дверях, и ни
один посторонний не услышит моих слов.
—	Он прав.
—	Но мне кажется, что разгневанным богам нужна
жертва. И не белый телец, а королевский сын.
—	Откуда у тебя такие мысли?
—	Когда борешься с болезнью, а жизнь и смерть
соперничают во власти над твоим телом, ум становится
123

более острым, более чувствительным. И небеса, и весь
мир, клянусь тебе, Дора, исполнены зловещих знаков!
—	Ум становится более острым или погружается
в отчаяние, лихорадка порождает мнительность.
—	Выслушай меня. С некоторых пор в поведении
отца заметны стали несомненные признаки бешенства.
Последствия будут ужасны. Если он убьет меня...
—	Ну вот, опять! У тебя это навязчивая идея?
—	Может быть, эта смерть откроет ему глаза. Мо¬
жет быть, она наставит его на истинный путь?
—	Короче, тебе хочется быть жертвой. Я восхища¬
юсь тобой. Однако я поговорю с императором прежде,
чем ты его увидишь. Я считаю необходимым предупре¬
дить его.
—	Я запрещаю тебе это!.. Дора, сестра моя, если
ты любишь меня, не лишай меня единственной воз¬
можности оправдаться перед моей совестью. Уже столь¬
ко дней во мне тайно зреет это намерение. Не мешай
мне, прошу тебя.
—	Ты все еще дрожишь!
—	Мне очень страшно, признаюсь тебе. Я боюсь
прежде всего собственной слабости. Но душа моя не
нарушит своего долга.
Дора на эти слова ответила лишь улыбкой. Она
опустила занавески носилок и подозвала стражников.
Процессия тронулась, сопровождаемая безмолвными
черными воинами. Они пересекали холмы и долины,
засаженные рядами апельсиновых деревьев. Чайки
сновали туда-сюда в ясном утреннем небе. Наконец
показались внешние рвы Посейдониса и засверкало
оружие часовых.
Дора не смогла выполнить своего намерения. Как
только они вступили под своды дворца, Нод появился
со своей свитой на вершине лестницы. Он схватил сына
за руку и ввел его в покои. Все заметили удовольствие
и радость, написанные на его лице при виде выздо¬
ровевшего принца.
—	Наконец-то,— повторял он,— наконец-то ты
здесь! Милое дитя, как мне тебя не хватало, как я за тебя
беспокоился!
И пока за ними не закрылась тяжелая дверь, был
слышен его смех, смех счастливого человека, а не де¬
мона, увенчанного короной. Энох, раздосадованный тем,
124

что ему не пришлось присутствовать цри этой «знаме¬
нательной беседе», любезно расспрашивал Дору о путе¬
шествии. Его серые глаза то и дело с интересом ос¬
танавливались на Гальдаре. «Как мне вести себя с то¬
бой, вчерашний раб? Благосклонно? Ты слишком ро¬
довит, этим тебя не купишь. Держаться с тобой на
равных? Или искать твоей дружбы? Но кто знает,
будет ли твое влияние длительным и неизменным?
К счастью, любезность не стоит ничего и ни к чему не
обязывает... Но боги, как бледна Дора! Вот ведь еще
новость!»
—	Да, принцесса,— говорил он тем временем,— за¬
боты тяготят нас. Нам некогда отдыхать. У нас даже
нет времени вздохнуть. Однако я благодарю богов
за то, что они сохранили мне достаточно сил и что
я в моем возрасте могу принять посильное участие в
этом великом, божественном начинании нашего импе¬
ратора.
Шепот раздавался вокруг них. Главной темой было
здоровье принца. Придворные льстецы удивлялись его
«свежему виду», «цветущему румянцу», «твердой по¬
ходке».
—	Разве можно было предположить такое быстрое
излечение?
—	Абсолютное излечение!
—	Воскресение!
—	А ведь еще и месяца не прошло!
—	Наши медики превзошли самих себя.
—	Друзья, не забывайте, что в его жилах течет
кровь императора. У простого смертного не хватило бы
на это сил.
Их внимательные глаза следили за дверью в глубине
коридора. Минуты тянулись невероятно медленно. То,
что они наконец увидели, поразило их: император, зо¬
вущий стражу, и его туника и нагрудник, залитые
кровью. Они бросились к нему, но Нод жестом остано¬
вил их. Через минуту четверо «рыцарей-орлов» пронес¬
ли Доримаса. Лицо его изменилось до неузнаваемости.
На полу за ним оставались красноватые пятна.
Энох похолодевшими пальцами тронул Гальдара за
плечо.
—	Господин,-— прошептал он,— я лично распоря¬
жусь, чтобы тебя разместили со всеми удобствами.
Твои желания — закон для меня.
125

6
Для торжеств в честь Посейдона Дора заняла место
на золотых носилках брата, украшенных плюмажем,
с золотым куполом над балдахином. Накануне на всех
улицах и перекрестках Посейдониса были расклеены
объявления, гласившие:
«...Прославленный и благородный принц Доримас
не сможет присутствовать на торжествах из-за ране¬
ния. Божественные знаки будут ему вручены позднее.
Его сестра, прославленная и благородная принцесса
Дора, примет их вместо него, на нее будут возложены
также обязанности временной правительницы страны
и вручена большая государственная печать, поскольку
наш божественный император, отец народов, взял на
себя руководство экспедицией. Прославленная и благо¬
родная принцесса примет, кроме того, присягу высших
офицеров и сановников империи, как светских, так и
духовных...»
Энох подписал документ, не забыв ни одного из
своих титулов: «Великий Жрец Посейдона, владыка
храмов в Атлантиде и заморских территориях, благо¬
детель бедных, защитник рабов и изгнанников, предан¬
нейший слуга божественного императора и т. п.». Не¬
давно Нод одарил его высочайшей милостью: быть по¬
хороненным в императорском некрополе, расположен¬
ном в том самом месте, где Посейдон положил начало
своему городу. Поэтому переполненный благодар¬
ностью старец постарался организовать торжественную
церемонию так, чтобы она оставила незабываемые вос¬
поминания. Он расписал ее до мельчайших деталей
и разослал приглашения вместе с точными и подроб¬
ными инструкциями...
До сих пор невиданная процессия — переливающий¬
ся всеми цветами радуги поток перьев и золота —
текла из ворот дворца, спускалась по монументальной
лестнице и направлялась к садам храма Посейдона. Впе¬
реди шли сто лучников атлантов и сто копьеносцев в
остроконечных шлемах. На их медных кованых латах
и щитах сиял трезубец — символ императорского дома.
За ним шли отряды ливийских воинов с перекинутыми
через плечо шкурами львов и леопардов: светловоло-
126

сые, с заплетенными в косички волосами гипербореи,
в темно-синих туниках и с длинными мечами на боку;
грозные всадники кельты в рогатых шлемах, с длин¬
ными обвислыми усами. Затем Энох вел за собой воспе¬
вающих императора жрецов,..
На черных, лоснящихся плечах сорока рабов плыли
золотые носилки Нода, одетого в шитую золотом туни¬
ку с золотыми украшениями на голове и ногах. Он
скрестил руки на коленях, а взгляд его затерялся где-то
вдали. За ним следовали носилки принцессы, хрупкая
фигура которой была тоже увешана несравненными по
красоте золотыми украшениями. Гальдар командовал
эскортом из «всадников-орлов». Накануне его вызвал
Нод:
—	Все прощено и забыто. Я назначаю тебя управ¬
ляющим Верхними Землями.
Гальдар почувствовал западню...
—	Это невозможно, повелитель.
—	Ты отказываешься? Боишься скомпрометировать
себя в глазах своих единомышленников?
—	У меня нет больше единомышленников.
—	Тогда ты не хочешь ничего принимать от меня?
—	Когда кого-нибудь долго унижают, он перестает
ощущать себя годным выполнить нечто важное.
—	Я назначу тебя командовать галерой.
—	И здесь я не смогу быть полезным.
—	Почему?
—	Каторжники узнают о том, кем я был, и откажутся
мне повиноваться.
Император нахмурился:
—	Ты тоже считаешь эту войну ненужной и ведущей
нас к гибели?
—	Наоборот, я считаю ее неизбежной.
—	Тогда я назначаю тебя капитаном черной гвар¬
дии... охраняющей мою дочь, как я слышал, ты к ней силь¬
но привязан...
За императором и принцессой шли девять с помпез¬
ной пышностью разодетых фигур. Это были остальные
цари Атлантиды. Марионетки, которых уже никто не вос¬
принимал всерьез, они не обладали практически никакой
властью. Им были оставлены только безбедное существо¬
вание и внешние атрибуты уважения. Но приличия были
127

соблюдены, и они шли впереди военачальников, санов¬
ников и старших офицеров в парадной форме. Затем дви¬
гались делегации иностранных принцев со свитами и под
своими флагами. Замыкала процессию толпа лучников,
копьеносцев, рабочих из мастерских арсенала, строите¬
лей, архитекторов и инженеров в окружении «всадников-
орлов».
Барабаны ливийцев задавали шествию медленный и
торжественный темп. Их густой рокот оттенял пронзи¬
тельные выкрики жрецов. Пестрая и торжественная река
пересекла золотые ворота парка и начала медленно втя¬
гиваться на территорию храма, ведомая жрецами-распо-
рядителями в алых туниках, с палками из слоновой кости.
В этом святилище, куда не допускается никто, кроме
жрецов, императорской семьи и царей, деревья были
изваяны из золота и серебра. Плоды, висевшие на вет¬
ках,— из золотых самородков. Повсюду стояли статуи
покойных царей и принцев, выполненные из драгоцен¬
ных металлов, губы и ногти у них были из рубинов,
глаза — из топазов или изумрудов. Колонны, боковые
стены и фасад храма были покрыты благородными
металлами, гребень пирамидальной крыши — из чистого
золота. Потолок был из слоновой кости, покрытой золо¬
том, на полу — серебряные плиты. Хотя двери были малы
по сравнению с огромным внутренним пространством
храма, внутри было почти так же светло, как и днем.
Металлические поверхности отражали и усиливали
малейший луч света. В глубине храма, почти касаясь
потолка, возвышалась статуя Посейдона, стоявшего на
своей морской колеснице, запряженной шестеркой
могучих коней и потрясавшего трезубцем. Его окружали
сто нереид верхом на дельфинах.
Хор детей в белоснежных туниках, с волосами, укра¬
шенными лилиями и розами, запел величественный
триумфальный гимн.
Император, принцесса, девять царей и старый Энох в
белоснежной митре шли через простершуюся ниц толпу.
Даже жрецы, настолько уверовавшие в свое величие, что
никого не приветствовали первыми, склонили головы и
преклонили колени. Нод не спешил. Он наслаждался
зрелищем, открывавшимся перед ним. Ему доставлял
огромное удовлетворение вид согнутых спин, склоненных
128

голов, разноцветное море дорогих, искусно сшитых мун¬
диров и одежд, многие из которых стоили целые состоя¬
ния. Звуки молодых голосов, лившихся от подножия ста¬
туи Посейдона, ласкали ему слух. Он чувствовал себя
переполненным нежностью и добродушием. Он подумал
вдруг, что церемония окажется довольно длинной и по¬
зволит ему выбрать из этих девственниц самых привле¬
кательных: «И под предлогом занятий музыкой я их
возьму в услужение во дворец!» Он также решил под¬
ложить свинью этим надутым индюкам, картонным ца¬
рям, удостоенным чести стоять у его трона. «Из девяти
пятерых возьму с собой в поход! Сегодня вечером, после
пира, на десерт, жребий решит их судьбу». Мысль по¬
казалась ему настолько забавной, что он едва сохранил
серьезный вид. Из глубины храма бог морей пронзал его
взглядом и угрожал трезубцем. Но что для Нода боже¬
ство, отлитое из металла? Цена ему — стоимость золота,
из которого он сделан: «Мои предшественники не знали,
куда , девать деньги, хотя и не были лишены амбиций.
А мне надо оснастить и содержать в течение шести ме¬
сяцев стотысячную армию».
С этими мыслями Нод подошел к трону, возвышав¬
шемуся на пьедестале перед колесницей Посейдона.
И как только он занял на нем место, душа его наполни¬
лась необыкновенным ощущением величия. Ему казалось,
что она росла, переполняла его, действительно станови¬
лась душой самого бога: надменной, неумолимой, необуз¬
данной и чистой. Дым благовоний поднимался из сере¬
бряных чаш. С этого момента Нод воспринимал проис¬
ходящее сквозь пелену тумана. Толпа, казалось, расте¬
клась, превратилась в магму, неясную, колышущуюся
и бормочущую массу. Он различал только старца в
митре, который приближался, неся в руках на полотне
голубого велюра скипетр и остроконечную корону Посей¬
дона. «Так, должно быть, видят мир боги»,— поду¬
мал он. Стало тихо. Затем он услышал: «Человек, на¬
столько великий, чтобы достичь бессмертия в этом
мире,— а такова воля богов — сам становится одним
из них: император — бог Атлантиды, старший сын По¬
сейдона и наш заступник перед ним! Да пусть произно¬
сится имя твое наравне с именем его! Пусть твой народ
так же молится тебе и приносит дары свои, как и ему.
Скоро статуя твоя встанет рядом со статуей Отца Океа¬
нов, владыки островов и подземных вод! Живой бог, наш
господин, я вручаю тебе знаки твоей власти».
5 Ж. Бордонов
129

—	Не бери их! — вдруг раздался вопль женщины.
Нод схватил корону и надел ее, затем три раза поднял
над головой, увенчанной сферой и трезубцем.
—	Несчастье! Несчастье! — вопила женщина, кото¬
рую пытались усмирить.— Ты проклят! Мы все прокляты!
Атлантида проклята!
Наконец ее заставили замолчать и вывели из храма.
Но праздничная, торжественная атмосфера была нару¬
шена. По залу прокатился шепот, когда Дора склони¬
лась перед новым богом, своим отцом, чтобы принять из
его рук скипетр и корону — почти такие же, как и у него,
но меньше* размерами и скромнее украшенные.
—	Благородная Дора, ты будешь править империей,
пока длится война и покуда меня не б\7дет, Поскольку
в тебе течет моя кровь, ты обладаешь частью моей бо¬
жественной силы и моей воли!
Старый Энох воздел к небу костлявые руки и согнул
колени. Хор взорвался триумфальной песней. На присут¬
ствующих полился дождь цветов и перьев. Солнце засия¬
ло на коронах Посейдона и Нода. Простаки увидели
в этом предзнаменование. Скептики усмехнулись, но про
себя: слишком много тайных агентов растворилось
в толпе, переодетых солдатами, «всадниками-орлами»
и даже иностранными вельможами. Они выслеживали
недовольных, и те вряд ли могли надеяться на снисхож¬
дение новоявленного бога. Затем Энох пригласил царей
Атлантиды и заморских принцев одного за другим по¬
дойти к принцессе и принести ей присягу. И когда пер¬
вые из них смиренно приблизились к ней, она привет¬
ствовала их легким кивком головы. Ее взгляд был устрем¬
лен на Гальдара. Он неподвижно стоял в шлеме с перья¬
ми, возвышаясь над рядами чернокожих воинов. Ее гла¬
за пытались пойма гь сумрачный взгляд любимого. Но она
не могла понять, скучает ли он, забавляет ли его этот
спектакль или он его осуждает? «Будет ли он любить меня
как прежде, просто как женщину? Хватит ли у него сме¬
лости? Любимый мой, я тебя знаю. Ты умный. Я увере¬
на, ты сейчас улыбаешься. Это твое лицо всех обманы¬
вает. Я хотела бы быть птицей, запертой в клетке сердца,
чтобы знать, о чем ты сейчас думаешь?»
Ош стоял у постели принца Доримаса и держал его
за руку:
—	Ничего не бойся. Тебе здесь будет лучше, чем в
130

храме. На твоем ложе покоится истинное благородство
Атлантиды, а не на троне, стоящем на предательстве
и святотатстве. Если есть в этой стране герой, то это ты.
—	Все напрасно, все пройдет без следа.
—	Ничто никогда не бывает напрасным. Я, который
тебя ненавидел, я тебя простил, теперь я даже прекло¬
няюсь перед тобой. В северных, суровых краях женщины
поют, когда умирают герои. Они воспевают их возрожде¬
ние в лучшей жизни, в мире без ран и бесчестья. Но
тебя провожает только одинокий старик.
—	Я больше не боюсь.
—	Знай же, что тебя ждет: мир истинной справедли¬
вости. Ты будешь навсегда избавлен от страданий и
тяжкого труда. Вечная весна будет окружать тебя. Тебе
будут принадлежать земля и море, и никому не надо будет
работать, чтобы они давали самые изысканные плоды
и самую редкую рыбу. Там ты забудешь вкус слез...
Влажные пальцы разжались. Старику послышалось:
—	Вкус слез... Гальдар... остров... Гальдар... если
есть герой... он...
И принц погрузился в те темные воды, что отделяют
жизнь от смерти.
7
Пир был в разгаре. Император был пьян. Чернокожие
слуги непрерывно наполняли кубок нового бога, и он
осушал его, не переводя дыхания. Его унизанные перст¬
нями пальцы бродили среди подносов с блюдами, отры¬
вали куски мяса, залезали в тарелку соседа, великого
жреца, вытаскивали оттуда аппетитные куски. Соус сте¬
кал на его шитые золотом одежды, застывал на жемчуге
подвесок. Время от времени он поправлял корону, спол¬
завшую то на лоб, то на уши. В конце концов он ее сбро¬
сил совсем. Рядом, не переставая, дребезжал смех Эноха.
Император заставил старца выпить изрядное количество
приправленного пряностями вина и с удовольствием на¬
блюдал, как соловеют глаза святого отца. Одна Дора
еще сохраняла достойный вид, хотя хмельной напиток и у
нее зажег румянец на щеках и оттянул нижнюю губу.
—	Хватит негритянок,— пробормотал пьяно импера¬
тор,— Я хочу белых служанок... Обнаженных... Я ска¬
зал — обнаженных!
5*
131

Он опрокинул кубок, и его содержимое вылилось на
расшитую скатерть большим красным пятном, похожим
на кровь.
—	И танцовщиц с... Тоже обнаженных!.. Я сказал —
танцовщиц... обнаженных...
Гости аплодировали, ерзали. Многие места были уже
пусты. Те, кто еще недавно на них сидел, спали под сто¬
лами: их храп вливался в какофонию восклицаний,
пьяных разговоров и отрыгиваний. Нод сунул под нос
верховному жрецу кость:
—	Попробуй, старый козел... Здесь еще есть немного
мяса: попробуй... Это вкусно! Можешь доесть.
Даже отупевший от выпитого, Энох оставался при¬
дворным. Он поспешил подчиниться. Его лысый череп,
свободный от митры, закачался, выражая благодарность.
Какой-то человек в медном треугольном колпаке
сказал, что у него для императора очень важное и крайне
срочное сообщение. Его пропустили. Хромая и опираясь
на кривую палку, он направился к столу императора. Со
всех сторон неслись насмешки и пьяный гогот пирующих.
Стараясь не наступить на оружие и одежду, валявшиеся
на полу, он приблизился к императору.
—	Что это за старая обезьяна?
—	Это наш главный ученый,— сказала Дора.
—	Подойди.
Человек стянул с головы колпак, но остался стоять на
месте, открыв рот. Он смотрел, оглушенный шумом и га¬
мом, на пьяного императора, развалившегося среди кус¬
ков мяса, подбородок и грудь его были залиты застывшим
соусом.
—	Я ничего не слышу! Говори громче! И оставь в по¬
кое свою палку... Тихо, вы все. Бог ничего из-за вас не
слышит... Сам бог...
—	Ваша милость, да простит ваше божество своего
слугу и его учеников.
—	Охотно... Хотя, я ничего не понимаю. О чем идет
речь?
—	Наши астрономические расчеты были близки к за¬
вершению, и мы посчитали, что преступлением было бы
их прервать даже на несколько часов. По общему согла¬
сию, мы решили довести их до конца.
—	С чем вас и поздравляю.
—	По этой причине императорские ученые не смогли
присутствовать сегодня на торжествах. И это усугубляет
наше огорчение.
132

—	С этим я вас не поздравляю.
—	Не ищи здесь непослушания, но, наоборот, жела¬
ние служить тебе верой и правдой. Соблаговоли принять
наши величайшие извинения.
Многоголосый, неразборчивый шум заполнял зал. На
галерее рассаживались музыканты. Один из них уронил
свой инструмент.
—	Тихо! — проворчал император.
Его унизанные перстнями пальцы рассеянно оторвали
перья от только что поданного фазана. Изумленно
смотрел ученый на изображения солнечных дисков и тре¬
зубцев на темно-голубом балдахине, на кисти его бахро¬
мы, величиной с кулак.
—	Ну и,— снова заговорил император заплетающим¬
ся языком,— что ваши вычисления?
—	Они закончены, господин, проверены от начала и
до конца. Мы сравнили их со звездными таблицами,
оставленными нам нашими предшественниками, добрая
им память, точность этих таблиц, насколько я помню,
никогда не была поставлена под сомнение...
—	Короче!
—	Благородный господин наш, та звезда, которая не¬
давно родилась на небесном своде и о которой по моей
настойчивой просьбе тебе уже докладывали (голова Эно-
ха качнулась в подтверждение), эта новая звезда оказа¬
лась кометой первой величины. Нам удалось ценой
огромных усилий определить ее траекторию.
—	Это занятие похвальное... безобидное... достойное
ученых, которыми ты руководишь... Куда летит эта пре¬
красная комета? Держу пари — на Луну?
—	Не совсем, господин. По нашим прогнозам —
а я молюсь, чтобы мы ошиблись,— комета пройдет между
нашей планетой и ее спутником.
—	Прекрасно! Но что вы хотите от меня?
—	Ваша милость, я боюсь, что она вызовет значитель¬
ные потрясения.
—	И какие же, мой добрый друг?
—	Гигантские приливы, наводнения и повышение
вулканической активности.
—	Как интересно!
—	Наши архивы хранят упоминание о подобном слу¬
чае. В результате этого катаклизма изменилась карта
Атлантиды. Одни острова исчезли, появились другие.
Но то была совсем маленькая комета...
133

—	И она тебе об этом рассказала? Тебе мало твоих
непонятных колдовских книг, теперь ты еще разговари¬
ваешь со звездами? И они тебе раскрывают свои наме¬
рения? Старый шут! И когда все это случится? Отвечай!
—	Через месяц и пять дней, если что-нибудь не изме¬
нит ее траекторию. Иногда звезды становятся каприз¬
ными, как человек.
—	Они возвращаются назад, потому что забыли свой
кошелек? Иди проспись, лунатик. Возвращайся к своим
подзорным трубам. Отойди, ты мне мешаешь смотреть!
Если сегодня день или, вернее, ночь не будет достаточно
приятной, я тебя уволю и отправлю в шахты. Там ты
будешь изучать подземные звезды, если такие есть!
Зал разразился хохотом. И вино полилось рекой в
кубки и глотки. Когда подали новые блюда из дичи,
пьяные гости устроили свалку, отнимая друг у друга луч¬
шие куски. Почти никто не обратил внимания на тан¬
цовщиц, двигавшихся между столами. Зато появление
обнаженных служанок вызвало гул одобрения. К ним
бросились со всех концов зала. Похотливые руки хватали
их, срывали с них украшавшие волосы гирлянды цве¬
тов, усаживали на свободные места.
Из-под тяжелых век император наблюдал за этой ор¬
гией. Он был счастлив. Любое проявление человеческого
порока всегда переполняло его радостью. У него само¬
го на коленях сидела обнаженная девица, рука его лас¬
кала ее грудь. Не смолкал его громкий, демонический
смех.
Солдаты охраны в шлемах с перьями и черных латах
неподвижно стояли около колонн и были похожи на боль¬
ших птиц с человеческими глазами, сидящих вокруг этого
зала. Они охраняли также черную, обитую металлом
дверь и возвышение, на котором стоял стол импера¬
тора. Офицеры отличались от солдат изображенным
на их одежде солнцем с человеческим лицом, стоящим
на двух морских коньках, нарисованных на кирасах.
Один из них подошел к принцессе и поклонился. Рес¬
ницы ее затрепетали. Это был Гальдар. Дора поверну¬
лась к отцу, целовавшему плечо наложницы.
—	Отец!
—	Оставь меня!
—	Отец...
—	Ну что тебе? Я слушаю.
—	Доримас умер.
—	Что ты сказала? Ты пьяна!
134

—	Доримас умер.
Черные зрачки императора расширились. Щеки и лоб
побледнели. Рот скривила гримаса боли. Нод зашатался,
как от удара.
—	Доримас умер!.. Значит, он не ломал комедию...
Когда?
—	Мне только что сообщили.
—	Никому ни слова. Иди за мной.
Он оттолкнул наложницу, поднялся, вмиг протрезвев,
и потребовал тишины:
—	Дорогие гости и друзья... продолжайте веселиться
без вашего императора... Срочные... государственные
дела.». Ничего серьезного, не беспокойтесь... (голос его
окреп, зазвенел). Во всяком случае, никаких изменений
на завтра! Будьте вовремя на своих кораблях!
Он удалился, покачиваясь и опираясь на плечо Доры.
По дороге споткнулся о канделябр и выругался. Охран¬
ники следовали, как истуканы, на почтительном расстоя¬
нии. Впереди солдат шел Гальдар.
—	Этот коридор,— бормотал Нод...— Бесконечный
коридор!.. Сними этот жемчуг! Он дрожит... У меня уста¬
ли глаза... Эй, вы! Потушите факелы на улицах! Это от
воды... Водный путь...
Хмель то покидал его, то опять возвращался, как
волны прибоя. Дора устала. Этот грузный, тяжело дышав¬
ший и потеющий человек, навалившийся на ее плечо, вы¬
зывал у нее отвращение. Страх заползал в ее душу,
а кроме того, она не выносила вида мертвых.
—	Жребий брошен,— продолжал бормотать Нод.—
Да! Моя дорогая, игра сделана! Сама судьба выбрала
из вас двоих. Его смерть прояснила многое.
—	Отец!
—	Отныне ты единственная наследница.
—	Пожалей меня!
—	Когда говорят правду, это всегда больно.
Он остановился, покачиваясь и вцепившись в тунику
Доры.
—	Ты мне делаешь больно!
Из-под перьев на шлемах за ними наблюдали трид¬
цать пар глаз.
—	Посмотри на этих ворон! Цапли на службе!
—	Поспешим.
—	Но ведь это... Гальдар... Это он стоит впереди.
—	Гальдар!
135

—	Ты знаешь его имя лучше, чем я... А! Ну конечно,
это бывший каторжник, галерник, назначенный капита¬
ном... Где была моя голова?
—	Отец!
—	Он не останется здесь! Нет! Он поступит на разве¬
дывательную галеру... Эта роль ему подойдет... Говорят,
он смельчак... Сердце мое, я тебя огорчил?
—	Вы отдали его мне.
—	Я передумал! Это тебя удивляет?
—	Я доверяю только ему!
—	Это правда, моя хорошая? Ты неосторожна. Впро¬
чем, как хочешь. Но знай — если он предаст, то далеко
не уйдет! Я принял меры!
—	Как всегда!
—	Да, как всегда! Особые и мгновенно действующие
меры предосторожности.
—	Говори потише.
—	Нет! Я хочу, чтобы он меня слышал... и очень
хорошо!
Они вошли в комнату Доримаса. Принц лежал на сво¬
ей любимой узкой солдатской кровати. Казалось, он
глубоко уснул.
—	Он умер, покинутый всеми! — простонал Нод.
Ош вышел из тени:
—	Нет, господин, я был с ним. Он меня позвал по¬
тому, что не было Гальдара. Я был с ним до конца, пока
он не ушел в свой последний поход.
—	Император тебя отблагодарит. А где врачи?
—	Они ушли еще утром.
—	Пусть их найдут! И бросят к гадюкам!
—	Господин, они ничего не могли сделать. Принц
был безнадежен.
—	К змеям! А теперь оставь нас и закрой дверь.
Он опустился на скамью, долго смотрел на лицо сына,
высушенное болезнью, на тщедушное тело и тонкие, без
мускулов, руки. И он повторял, как будто хотел себя убе¬
дить: «Это мертвое тело — мой сын... Это мертвое тело —
Доримас... Доримас, мое несчастное дитя...» Капли дро¬
жали в углах его глаз: может, пот стекавший со лба,
может, алкоголь, проступивший сквозь поры, а, может,
действительно слеза. Из груди вырывалось тяжелое,
хриплое дыхание. Вдруг он резко поднялся и сказал Доре,
рыдавшей на коленях перед кроватью:
—	Прекрати! Этот горький конец лучше той судьбы,
которую он себе готовил.
136

—	Отец!
—	Если бы он не умер, он бы предал нас. Оставил бы
я его в Посейдонисе или отправил бы во главе флота
к пеласгам, он бы все равно стал предателем... Мы рас¬
стались со словами, которые не прощают»..
—	Вы его убили.
—	Только ударил! За то, что он мне сказал!
—	Вы его убили.
—	Он меня довел до этого. Прекрати плакать, говорю
я тебе! И слушай! Было бы неразумно откладывать начало
похода из-за его похорон. Оставь его смерть в тайне.
Ты объявишь о ней через несколько недель, когда по¬
ступят сообщения о наших первых победах. Похороны
должны быть пристойными, но не более того. Пусть поко¬
ится в императорском некрополе, хотя он нас и отверг. Но
мир праху его, да и народ не надо волновать. Главное,
чтобы твой Гальдар и его приятель не проболтались.
После моего отъезда можешь огласить все сообщения
о состоянии его здоровья, одно другого тревожнее,
чтобы не вызвать подозрения. Детали я полностью
доверяю тебе.
Т^т Нод решил сделать отеческий жест и поцеловал
сына в лоб, но могильный холод, исходящий от кожи
юноши, заставил его отшатнуться. Этот человек любил
только жизнь.
—	Бедный ребенок,— сказал он,— там ты будешь
счастливее, чем на этой земле.
И добавил:
—	Если вообще где-нибудь есть счастье...
В Посейдонисе пропели петухи. С восходом солнца
со скрипом открылись ворота всех трех поясов крепост¬
ных стен. С поднятыми флагами боевые корабли начали
движение по внутренним каналам. Один за одним они
выходили из гавани и выстраивались на рейде. На на¬
бережных уже собралась возбужденная, праздничная
толпа. Сидя на плечах отцов, дети хлопали в ладоши
от восторга, глядя на золоченые носовые скульптуры,
блестящие щиты, синхронно поднимающиеся и опускаю¬
щиеся ряды весел военных галер. В толпе спорили о
национальной принадлежности кораблей. Сравнивали их
конструкции, маневренность, боевые возможности. Но
когда появились эскадры атлантов, возбуждение достиг¬
ло предела.
137

—	Друзья, какая мощь! Какая сила!
—	А какая легкость! Морская гончая!
—	И с крепкими зубами!
—	Фореносу с его плавающими корытами хватит од¬
ного укуса!
—	Они плавают и ждут, когда их потопят!
—	Смотрите! Вот они! Это элитная эскадра! Самого
бога-императора!..
—	Чудо из чудес!
—	Она охраняет его галеру во время боя.
Толпа рукоплескала экипажам, солдатам, выстроив¬
шимся на палубе, офицерам, собравшимся около мачт,
рулевым на корме. Никто не выразил сочувствия
гребцам, головы которых, едва видные из-за кромки бор¬
та, равномерно поднимались и опускались в такт движе¬
ниям весел. Они были только частью боевой мощи флота
Атлантиды, преступники, каторжники, дешевый товар,
ничто!
Поднимающееся солнце освещало великолепные ко¬
рабли, готовые к походу.
—	Какая слава их ждет!
—	А какие богатства! Флот вернется с грузом сокро¬
вищ. Все, что проклятые пеласги украли у нас за не¬
сколько веков.
—	К счастью, у нас есть Нод!
Бродячие артисты разыгрывали сцены отчаяния царя
Фореноса при виде своего разбитого флота, поверженных
армий, солдат, захваченных авангардом атлантов. Тор¬
говцы продавали булочки с копченостями, хрустящее
печенье и охлажденные напитки. Они прервали свою
торговлю, только когда за кораблями адмиралов пока¬
залась галера императора, статуи, защитные щиты и пе¬
рила которой были сделаны из чистого золота. На кор¬
мовой надстройке, под парчовым навесом сидел сам
бог-император в короне и с трезубцем Посейдона в руке.
Первые ряды зрителей, возможно, по приказу полицей¬
ских агентов, бросились на колени с криками: «Слава
тебе, всемогущий повелитель островов, владыка мира!»
За ними все остальные, включая торговцев и карманных
воришек.
Корабль императора под гром приветствий прошел по
каналам и спустился к морю. Рейд, обычно казавшийся
огромным, словно сжался, заполненный кораблями, соб¬
ранными в эскадры и флотилии. Когда флагманский
корабль достиг открытого моря, на его мачте блеснул
138

три раза голубой огонь. Свидетели этого незабываемого
зрелища увидели, как четыреста парусов одновременно
взмыли на мачтах, наполнились ветром, и эскадры
легко легли на свой курс. За боевыми кораблями по¬
тянулись и вспомогательные суда, на которых размести¬
лись войска резерва, лошади, колесницы и осадные ма¬
шины.
—	Теперь,— сказал кто-то,— в Посейдонисе не оста¬
лось ни одного корабля.
И это были единственные разумные слова за все утро.
В полдень, как и было намечено, рейд оказался совер¬
шенно пустым. Набережные обезлюдели. Толпа исчезла.
Только рабы продолжали носить ящики с фруктами,
брусья или тюки с тканями в портовые склады. Злове¬
щая тишина опустилась на город.
8
—	Именно с этого момента события приняли стран¬
ный поворот,— сказал Ош,— вынужден признаться, я пе¬
рестал что-либо понимать, хотя до сих пор все мне было
ясно.
—	Тебе так казалось!
—	Все становится противоречивым, нелогичным. Им¬
ператор тебя опасается, но позволяет стать любовником
своей дочери. Более того, он назначает тебя капитаном
дворцовой стражи. Допустим, это могло быть мимолет¬
ной милостью в момент эйфории, но ведь он слишком
осмотрителен для того, чтобы не взять тебя в поход, а он
оставляет тебя в Посейдонисе, во дворце!
—	Если бы он был такой осмотрительный, то не по¬
кидал бы Посейдонис в погоне за военной удачей. Если
империя шатается, не время гоняться за славой, оставляя
править страной женщину, к тому же влюбленную в быв¬
шего врага. Но именно потому, что все это расходится
со здравым смыслом, мне это кажется логичным и
очень ясным.
—	Почему?
—	Совершенно очевидно, что в последние недели им¬
ператор охвачен каким-то безумием, правда, временами
сознание его проясняется. И не удивительно, что эта
политика без веры и совести принесла столько бед его
народу, его семье и ему самому.
—	То же самое говорил и принц Доримас.
139

—	Он убил принца в приступе ярости. Подчас эта
ярость превращается в кровожадность. Она пожирает его
мозг. Она растет в нем, как опухоль, пока не становится
невыносимой. Тогда она взрывается преступлениями:
подземельями, ядами, змеями, всеми пытками и му¬
чениями, которые может выдумать его больное вообра¬
жение. Как будто разгневанные боги нарочно позволя¬
ют ему совершать все эти преступления, пресыщаться
ими, чтобы тем справедливее было последующее нака¬
зание.
—	Какое наказание, Гальдар? Чего ему бояться?
—	И это говоришь ты?
—	Да, я. Выслушай меня и не сердись. Хотя мы едва
не погибли, я приветствовал это восстание, во мне жила
надежда. Когда я увидел, как разлагается Атлантида,
узнал этот город, где кумовство, мздоимство, беззако¬
ние, крайняя жестокость стали обычными явлениями,
я подумал, что возмездие не заставит себя ждать. Эта
бесстыдная роскошь, эта военная мощь не уменьшили
мою надежду, напротив, они питали ее. Я говорил себе,
что в этом горьком мире существует некая высшая
справедливость, что это буйство богатства и удоволь¬
ствий обернется упадком. Но после того, как увидел
с этой террасы отправку флота, я, к своему прискорбию,
понял, что ошибся.
—	Почему?
—	Дорогой Гальдар, я был военачальником и моря¬
ком. Уверяю тебя: никто не сможет победить подобную
силу. Нод непобедим. Его победа не вызывает у меня
ни малейшего сомнения.
—	Мне кажется, тот чудесный дар, которым ты
раньше владел, уменьшился.
—	Он появился у меня, когда я страдал! Не смей¬
ся, прошу Здесь, друг мой, комфорт и сама атмосфера
развращают меня. Я запутался в своих собственных
мыслях. Не знаю, за какую ухватиться... Но ты, Галь¬
дар, что с тобой стало? Где наши планы?
—	Они дремлют, я тебе уже об этом говорил.
—	Ты удовлетворился ролью второстепенного офице¬
ра, слуги в перьях! Ходить за принцессой! Показывать
ей оружие! Вот твоя судьба! Мне горько видеть тебя так
низко павшим.
—	Но ведь ничего нельзя предпринять!
—	Иногда я утешаю себя, думая, что ты ведешь свою
игру, что втайне от всех следуешь великой идее, пре¬
140

одолеваешь одно за другим препятствия на пути к конеч¬
ному триумфу.
—	Мне не надо утешать себя ничем и никем, даже
недостижимой идеей.
—	Неужели ты счастлив? Ты купаешься в удоволь¬
ствиях? Каждую ночь ты теряешь частицу себя. Скоро
ты станешь только телом, распираемым желаниями.
—	Нод не единственный, кто сходит с ума.
—	Пойми же, я страдаю!.. Оттого, что не могу восхи¬
щаться тобой, как прежде! После того, как я увидел
смерть несчастного принца, я спрашиваю себя: а не был
ли он более велик, чем ты? Не его ли я хотел бы видеть
своим сыном? Ты этого от меня хотел?
—	Нет, конечно. Я иногда сам себя не узнаю. Я чув¬
ствую, что моя душа отделяется от меня. Я делаю какие-
то жесты, произношу какие-то слова, но без усилий, как
в пустоте. И эта пустота меня не пугает. Может, это
воля богов? Может, они хотят, чтобы я стал совершенно
безвольным? Я не знаю. Я — как водоросль, которую
волна оторвала от скалы и тащит по течению.
—	Ия, Гальдар, я тоже сейчас не знаю, есть ли на
тебе печать божья, как я раньше считал, или ты принад¬
лежишь безликой толпе? Но я не могу уйти от тебя,
отказаться от твоей дружбы. Эта иссушающая атмосфе¬
ра губит нас! Наши глаза слепнут и уши глохнут...
Ты что, жалеешь о галерной скамье?
Там мы хотя бы были самими собой.
В конце каждого дня Гальдар приходил к Доре. Он
приходил секретным коридором, специально построен¬
ным по приказу верховного жреца. Дора его ждала
в белой комнате, сбросив свои пышные царские одежды.
Днем она неукоснительно выполняла свои обязанности:
давала аудиенции и обеды союзным государям или их
послам, подписывала послания и императорские указы.
Вечером вела себя, как счастливая жена, нежная и
радостно возбужденная, встречающая своего мужа и хо¬
зяина. Она говорила и говорила без умолку обо всех
мельчайших событиях. О беседах, которые она вела, о ре¬
шениях, которые приняла, о сомнениях, которые испы¬
тывала, о нерешенных проблемах, словом, обо всех ве¬
селых или печальных происшествиях, случившихся за
день. Гальдар слушал ее рассеянно.
—	Тебе скучно? — говорила она.— Странно, что
141

такой человек, как ты. не интересуется государственными
делами! Может быть, ты не хочешь себя скомпромети¬
ровать? Но дел так много, и они так велики—дела ми¬
ровой империи! Любимый мой, где ты? Я хотела бы
знать твое мнение...
Но он только обнимал ее, носил на руках, укачивал,
нашептывал слова, которым любовь учит своих избран¬
ников. И каждый раз суровая, гордая коронованная
правительница, словно воск на солнце, отдавалась ему
душой и телом с пылом, который он умело и тонко в ней
пробуждал.
Часто по ночам она внезапно просыпалась. Ее об¬
ступали беспокойные, тревожные мысли: о флоте, от
которого не было вестей, о войне, исход которой был
неясен, о комете, о которой астрономы докладывали,
что она неудержимо приближается. У нее перед гла¬
зами вновь появлялось мертвое тело принца Доримаса,
о смерти которого еще не было объявлено. Она размыш¬
ляла и о мерах предосторожности, предпринятых импе¬
ратором против Гальдара.
И тогда она брала Гальдара за руку. Гладила его
грудь и говорила про себя: «Нет, нет, отец, ты не отни¬
мешь его у меня. Ты его не убьешь! Я сумею избежать
твоих ловушек. Ты считаешь, что и издалека сможешь
достать его. Но я около Гальдара, берегу его. Зверь!
Коварный и жестокий зверь! Ты убил своего больного
сына, а меня ты любишь потому, что считаешь такой же
испорченной, как и ты сам. Ошибаешься! У меня есть
этот человек. Он — моя чистота, мое прощение... Доро¬
гой мне человек, я не хочу, чтобы он умирал. Не хочу!»
Когда Дора открыла свои опасения Эноху, тот сказал:
—	Император принял меры предосторожности не
только против Гальдара, благородная принцесса. По
моим сведениям, накануне отъезда он передал началь¬
нику стражи подробные инструкции в нескольких за¬
печатанных пакетах. К сожалению, несмотря на щедрые
подношения, писари его личной канцелярии отказались
сообщить мне их содержание. Можно предположить,
^то документы способны помешать нам осуществлять
наши планы и даже быть опасными в сложившихся об¬
стоятельствах.
—	Что же ты предлагаешь?
—	Как правительница ты могла бы, наверное, за¬
ставить генерала — а он из молодых, да ранних, я знал
142

его еще простым солдатом! — отдать их тебе. Но, воз¬
можно, император предусмотрел и этот случай. Мое мне¬
ние — мы должны действовать осторожно.
—	Я тоже так думаю.
—	Даешь ли ты мне разрешение осуществить каш
план?
На следующий день произошел «несчастный» случай.
Когда генерал, который был фанатиком порядка, прове¬
рял посты, один молодой стражник в служебном рвении
проткнул его копьем якобы потому, что не услышал
пароль достаточно быстро. Этим «новобранцем» был
один из людей Эноха. Комната генерала немедленно
была обыскана, и в ней найдены три пакета, скреплен¬
ные печатью Нода.
На первом было написано: «Открыть, если исчезнет
принцесса». Он содержал приказ: «Предать Гальдара
смерти тайно и как можно быстрее. Передать правление
страной верховному жрецу».
Второй, с надписью «Открыть, если будет объявлено
о моей смерти», предписывал: «Предать Гальдара смер¬
ти, прежде чем принцесса предпримет что-нибудь для
его спасения, чтобы он не разделил с ней власть».
И третий, на котором было написано «Открыть, если
моя смерть будет несомненной», содержал приказ:
«Кроме Гальдара, предать смерти старого Эноха, чтобы
он меня не пережил. Но с ним не спешите, пусть пому¬
чается!»
Все три пакета были сожжены, а чтобы объяснить
их исчезновение, была инсценирована обычная кража,
за что были жестоко наказаны многие рабы.
У старого Эноха имелись и другие причины для бес¬
покойства. Он получал каждый день сообщения от астро¬
номов. Их донесения и предположения становились все
более тревожными. Страшные предсказания начали
сбываться. Комета явно направлялась к Земле. По са¬
мым оптимистическим прогнозам, она могла бы задеть
Луну. Но и тогда природные катаклизмы были бы столь
велики, что невозможно предугадать их последствия.
Ученые предлагали собрать флот, способный эвакуиро¬
вать всех жителей Посейдониса. Кроме того, они на¬
стаивали на проведении всенародных молебнов, чтобы
смягчить гнев богов.
Энох посчитал своим долгом предупредить принцес¬
су, но смягчил сообщение доброй порцией иронии. Он,
великий жрец империи, не мог всерьез принимать такие
143

умопомрачительные прогнозы! Из-за чего боги могли бы
так разгневаться? Разве что из-за загадочной смерти
принца, но и та отвечала интересам государства. А По-
сейдонис за своими тремя поясами металлических
укреплений разве не способен выдержать удары моря?
Мало того, нет никаких доказательств, что эти так
называемые ученые не были подкуплены врагами импе¬
ратора. Чувствуя свой конец, они не остановятся ни
перед какими жертвами, чтобы устроить диверсию, под¬
нять волнения в народе. Коварство пеласгов давало свои
ядовитые плоды в былые времена. Следовательно, не
следует ли запретить этим ученым ослам орать во всю
глотку? Одно из двух: или эта комета существует, тогда
нет никакого смысла раньше времени тревожить народ,
или это политические происки, военная хитрость врагов,
и ее надо задавить в зародыше.
—	Можно верить в эту комету? — спросила Дора
Гальдара.— Что ты об этом думаешь?
Гальдар постарался ее успокоить. Он сделал это спо¬
койно и даже с напускным равнодушием, хотя в дей¬
ствительности холодный страх просочился и в его душу.
В ту же ночь он, который всегда спал безмятежно,
как дерево зимой, увидел сон. Девушка, появившаяся
из прибоя, пела песню, смысл которой медленно дохо¬
дил до него:
«Наступает ночь, и остров в море, его дворцы, влюб¬
ленные, герои и гордецы, радости и печали — надежда!
Сама надежда! — скроются под холодной водой, ока¬
жутся в царстве медуз и водорослей, среди пустых ра¬
ковин...»
Он вновь увидел красные холодные руки, впалые
щеки, взгляд печальных глаз! Эта песня, возникшая во
сне, вызвала видение, которое внезапно появилось в
темной части его сознания и там закрепилось. Он прос¬
нулся в холодном поту, ища Дору. Она, так же как и он,
несмотря на расстояние, разделявшее их, испытала то же
чувство: ей страстно хотелось убедиться, что ее люби¬
мый жив. Так два противника при кораблекрушении
хватаются вместе за одну доску, помогая друг другу.
И, быть может, этим спасением для них была безнадеж¬
ная любовь, которой угрожала опасность. Рано или позд¬
но император вернется в Посейдонис. Тогда для про¬
должения династии Доре будет найден супруг, а если
она будет еще любить Гальдара, от него просто изба¬
вятся...
144

Вокруг дворца жизнь продолжала свой неизменный
круговорот. В один и тот же час разноплеменная толпа
заполняла улицы и набережные. Всюду гремела музыка
и звенел смех. Мальчики-разносчики сновали со своими
лотками. Бродячие артисты показывали сцены о стра¬
даниях поверженных врагов. У торговцев появился но¬
вый прибыльный товар: они продавали подзорные трубы
для наблюдения за кометой. Некоторые замечали у нее
хвост, как у скачущего галопом коня. Другим она пред¬
ставлялась змеей. Повсюду возникали жаркие споры.
Никто, несмотря на пессимистические прогнозы, не
верил в серьезность угрозы. Все заранее предчувство¬
вали, какое получат удовольствие от небывалого зрели¬
ща, когда комета столкнется с Луной, и желали только
одного: чтобы в тот момент небо было чистое, а Луна
ясная и полная.
Поэты и сочинители песен использовали сюжеты с
кометой в своих произведениях. Они приветствовали
гостью из космоса, несущую с неба дружеское посла¬
ние жителям Атлантиды. Они вспоминали миф, по ко¬
торому их предки сами прибыли на Землю на летающих
кораблях, изображения которых сохранились на фрон¬
тонах самых древних зданий. Ювелиры изготавливали
украшения в виде маленьких комет из бирюзы и брил¬
лиантов. Среди модниц туника в виде кометы произвела
фурор! Парикмахеры тоже не отставали. Короче, комета
была в моде. Сумасшедшие утверждали, что она была
населена людьми с двумя головами, прозрачными те¬
лами и руками, похожими на клещи. Приверженцев
мистики, правда, было немного, но почти все старики
замечали над морем какие-то странные шары. Они гово¬
рили: «История повторяется! Новая раса появится среди
нас. Время пришло! Молодежь уже никого и ничто не
уважает». Кое-кто принялся молиться, но подальше от
людских глаз. Энох решил не начинать публичных иску¬
пительных молебнов, о которых просили ученые. Их
настойчивость казалась ему то нелепой, то наводила на
мысль о предательстве. Увеселительные дома, таверны
были, как обычно, переполнены. Девицы там по-преж¬
нему исполняли свои эротические танцы, а на аренах,
усыпанных цветами, бойцы лишали жизни друг друга.
Население Посейдониса в основном оставалось на
месте. Армия состояла почти полностью из наемников,
искателей приключений из колоний, с соседних остро¬
вов или из самых бедных кварталов города. Старинный
145

закон Атлантиды, по которому каждый квартал должен
был поставить в армию отряд кавалерии, колесницы и
пехотинцев, давно устарел. Горожане оплачивали золо¬
том стоимость солдат и необходимого снаряжения.
Только самые бедные районы не могли откупиться. За
золото в Атлантиде можно было купить все: доблесть
и благородство, опасности и саму смерть. Были и доб¬
ровольцы, те, кого капризы закона о наследовании сде¬
лали солдатами, или те, кто решил на военном поприще
разбогатеть. Были и профессиональные солдаты, кожа
которых задубела на всех ветрах, обгорела на солнце
и покоылась боевыми шрамами, которыми они горди¬
лись. Для них война казалась единственным стоящим
занятием. С первыми звуками трубы они взяли оружие
и собрали ранцы. Что касается офицеров, сопровождав¬
ших Нода в походе, это была их служба, им не на что
было жаловаться.
В редком доме сожалели об отсутствующих. Не¬
многие женщины испытывали чувство беспокойства и
тоску ожидания. Молодежь продолжала бродить плот¬
ными толпами по улицам и площадям. И каждый вечер
Желание — тайный бог Посейдона — овладевало огром¬
ным городом.
Текли беззаботные дни. О войне говорили намного
меньше, чем о «космической страннице», настолько
неизбежной казалась беда. Только судовладельцы жа¬
лели о своих кораблях, реквизированных императором
и отправившихся с ним в поход.
—	Но,— рассуждали они цинично,— некоторая за¬
держка в делах будет компенсирована в результате
новых завоеваний. Мы получим прибыль от продажи
награбленного добра, не говоря уж о дани и контрибу¬
циях, наложенных на побежденные народы.
Однако ветер по вечерам стал свежеть. Лето конча¬
лось. Приближалось время Равноденствия с его тучами,
дождями и штормами.
9
Три дня и три ночи, не переставая ни на час, свиреп¬
ствовал ураган необыкновенной силы. Волны были столь
высоки и имели такой напор, что сломали решетку ворот
146

порта и так повредили одну из сторожевых башен, что
ее обитателей пришлось спешно эвакуировать. За этот
отрезок времени ни солнце, ни звезды, ни таинствен¬
ная комета не были видны. Ученые, тревога которых
достигла крайней степени, начали в последний раз свои
вычисления. Они отправили делегацию к Эноху, а затем
к принцессе, взывая с дрожью в голосе о необходимости
начать немедленно всенародные молебны и церемонии,
проводимые обычно перед лицом больших несчастий.
Черные тучи, похожие на панически бегущую армию
или на потерявшие мачты корабли, проносились над
городом, гонимые ледяным воющим ветром. Они разби¬
вались, наткнувшись на вершины гор, и их осколки раз¬
летались по всему горизонту. Внезапные ливни сменя¬
лись градом, более твердым, чем зерна пшеницы. Пра¬
витель Верхних Земель сообщал, что из кратеров тысячи
лет спавших вулканов вырываются столбы дыма, что
вокруг столицы забили гейзеры кипящей воды.
Правитель Южных Земель докладывал, что в море
появился новый остров, рифы скрылись под водой и в
прибрежных скалах возникли медленно увеличиваю¬
щиеся трещины. Посол Атлантиды при дворе царя Ма¬
терика сообщал, что уровень моря понемногу опускается,
новый строящийся порт оказался без воды, а дома и
монументы качаются от подземных толчков. Он отмечал
также, что вулканы извергаются, непрерывно выбрасы¬
вая столбы дыма, раскаленные камни и фонтаны кипя¬
щей воды.
На четвертый день беспокойное море, хотя ветер и
стих, начало выбрасывать на берег обломки кораблей.
Жители побережья вытаскивали их на песок и сооб¬
щали об этом береговой службе, командир которой со¬
ставлял рапорт. То были куски мачт, обшивки, фрагмен¬
ты скульптур и носовых фигур свежепозолоченных и
хорошо знакомых. Так стало известно, что галера пер¬
вого адмирала, самая лучшая на флоте после галеры
Нода, потерпела крушение. Затем часовыми были заме¬
чены корабли, получившие тяжелые разрушения, не¬
которые шли, накренившись. Дора, применяя правило
своего отца, приказала быстро их вытащить, чтобы
спрятать от любопытных глаз. Экипажи доставили во
дворец, им было запрещено его покидать. Дора сама
осмотрела корабли и расспросила моряков. Волны раз¬
били палубы, снесли кормовые надстройки, сломали и
147

унесли весла, многие гребцы утонули или были смыты
за борт.
—	Но основная часть флота не пострадала? Импе¬
ратор продолжает свой путь? — допытывалась Дора.
—	Мы не знаем, благородная принцесса. Мы видели,
как погибали многие из наших. Инргда волны бросали
наши корабли один на другой, и разбитые корпуса ухо¬
дили на дно. Многие накренялись под напором ветра,
зачерпывали воду бортами и шли на дно раньше, чем
успевали начать ее откачивать. Что же до грузовых ко¬
раблей, то их крутило с порванными парусами, и, ли¬
шенные управления, они пропадали десятками!
—	За сорок лет в море я видел штормы,— сказал
капитан,— но никогда не встречал урагана такой силы!
Обычно, по знакам на небе или когда чайки начинают
низко летать и испускать протяжные крики, мы узнавали
о приближении урагана и успевали приготовиться. Но
в этот раз он на нас свалился внезапно, посредине ночи.
Море дымилось. Молнии сверкали везде. Вот так все и
произошло, благородная принцесса...;
Прошло еще два дня. Посты наблюдателей были
удвоены. На восток отправили несколько кораблей на
разведку и, если удастся, для оказания помощи терпя¬
щим бедствие. Волны продолжали выбрасывать на берег
обломки. Встревоженные судовладельцы направили к
принцессе делегацию, чтобы узнать о положении дел.
Дора попыталась их успокоить, но им не нужно было
быть слишком проницательными, чтобы в кажущемся
оптимизме принцессы не разглядеть ее крайнюю обес¬
покоенность.
Наконец появилась одна неповрежденная галера. Ее
спешно отвели к подземному арсеналу. Дора прервала
прием, чтобы встретить капитана. Он передал письмо
от Нода:
«Боги, которые были до сих пор к нам благосклонны,
навлекли на нас тяжелейший ураган, который застал
врасплох наши эскадры в момент, когда они перестраи¬
вались в ночной порядок. Шквальный ветер, огромные
волны и пожары от ударов молний причинили нам урон,
сравнимый с потерями в крупном сражении: пятьдесят
боевых галер можно считать погибшими или негодными
к дальнейшему походу, исчезли сто грузовых кораблей.
Но это не помешает мне продолжить выполнение наме¬
ченных планов! Как только погода улучшится, после
необходимого ремонта эскадры снова лягут на курс к
148

Ливийскому проливу. Пусть боги, удовлетворив свою
жажду крови, избавят нас в дальнейшем от своего не¬
своевременного гнева! Я прошу тебя обратить особое
внимание на то, чтобы работы на строящихся галерах
были ускорены. Пообещай двойное вознаграждение
корабелам и не скупись на вино. Напиши правителям,
чтобы они поторопились с набором рекрутов и успокой
народ. Сообщи всем,1 что ураган не причинил нам серьез¬
ных потерь благодаря мастерству наших капитанов и
кормчих».
И своей рукой он приписал:
«Наши старые капитаны приписывают комете вину
за ураган. Они предполагают, что это предвестник более
серьезных катастроф, и говорят чуть ли не о конце света.
Самые невероятные слухи переходят с одного борта на
другой. Надо немедленно их пресечь! В своем ответном
послании, которое ты передашь с капитаном, отправлен¬
ном мною, проясни это. Наши ученые должны объяс¬
нить тебе все очень подробно и обстоятельно, но по¬
старайся отделить истину от их фантазий. Говорят, что
накануне этой несчастной ночи видели огненные кораб¬
ли, рассыпающие искры. Подобные вымыслы вместе со
слухами о конце света деморализуют боевой дух армии.
Твой ответ должен позволить мне восстановить поло¬
жение. Дело крайней срочности. Однако не волнуйся
о своем императоре и его спутниках. Большие дела
встречают на своем пути непредвиденные препятствия,
как если бы сама природа пыталась помешать великим
людям в их деяниях. Но она, природа, забывает, что
испытания только закаляют их и придают им силы. Не
беспокойся: Форенос может считать дни до своей
смерти».
Дора вызвала Гальдара и показала ему послание,
сказав:
—	Ты один можешь дать мне совет.
—	А великий жрец?
—	Если бы на моем месте был отец, он бы обошелся
без него.
—	Не у меня ли он попросил бы совету?
—	Сейчас не до шуток.
Гальдар медленно дважды перечитал письмо. Затем
сказал:
—	Зачем ему мешать? Если ты напишешь, что земля
повсюду покрывается трещинами и из нее бьют фонтаны
149

кипящей воды, что просыпаются вулканы, он вернется
в Посейдонис. Но сможет ли он что-нибудь изменить?..
Его устами говорил тот, другой, незнакомец, сидев¬
ший внутри него, вдохновляя его или помыкая им, кото¬
рый, как думал Гальдар, покинул его уже несколько не¬
дель назад:
—	...Пусть занимается своими делами. Напиши ему
только, что происходят не совсем обычные вещи, но не
выходящие за рамки природных явлений.
—	Но это неправда!
—	Из-за того, что из моря появился новый остров
или из какого-то порта ушла вода, ты помешаешь ему
исполнить его мечту?
—	Я боюсь тебя, его, всего!
—	Чему быть, того не миновать! Эта надпись была
выбита над моей дверью еще тогда, когда у меня был
свой дом.
—	Оставь свои обиды!
—	Я тебе сказал, что думал. Тебе решать.
—	Увы!
—	Правитель не имеет права на, жалобы и колеба¬
ния. Сегодня вечером ты сможешь поплакаться.
—	Почему сегодня вечером?
—	Потому что опять станешь женщиной.
Наступило затишье, временная передышка. Деревья
потеряли свои листья, а умные люди — последние ил¬
люзии. Но сколько их было? Можно пересчитать на
пальцах одной руки! Ясной ночью комета стала видна
невооруженным глазом. Хотя она мало выросла в разме¬
рах. Казалось, она неподвижно висит на небе. Ученые
молчали. Может быть, они отказались от попыток убе¬
дить власти, а скорее, посчитали невозможным пред¬
принять какие-нибудь меры. Торговля подзорными тру¬
бами пошла на убыль. Толпа увлеклась гладиатором,
который каждый вечер в рекордное время расправлялся
со своими противниками, будь то ливийский каннибал
или хищный зверь. Сообщение о смерти принца Дорима-
са, задержанное по распоряжению императора, вызвало
незначительные пересуды. Церемония погребения прош¬
ла почти незамеченной, правда, и провели ее почти тайно.
Присутствовавший на ней Ош заявил:
—	Это неважно! Он только теперь начнет действо¬
вать. Герои продолжают свою службу в другом мире. Они
становятся грозными, только перешагнув порог своей
земной славы.
150

Никто не принял эти слова всерьез. Кто-то даже хи¬
хикнул. Только Дора не смогла сдержаться и разрыда¬
лась. Энох и придворные отнесли это проявление сла¬
бости на счет усталости и скорбной церемонии. Жрецы,
бормоча молитвы, погасили одну за другой высокие вос¬
ковые свечи, и рабы замуровали склеп.
В последующие дни Дора получала от правителей
земель и колоний все более тревожные сообщения. Уро¬
вень моря в одних местах опускался, в других — под¬
нимался, просыпались новые вулканы, в небе появлялись
необъяснимые знаки, поднимая панику среди населения.
Только недоверчивый Посейдонис не поддавался
тревоге. Он горел всеми своими огнями, вибрировал от
музыки, купался в роскоши, устраивал оргии и полноч¬
ные празднества. Но и по этому городу ползли слухи,
что весталки Великого Храма предсказали смерть бога-
императора в наказание за его преступления и его свято¬
татство, а также приближение страшной катастрофы.
Потом они отказались от своих пророчеств, публично
признались в их лживости и опасном характере. Лишь
самые проницательные наблюдатели заметили здесь
следы вмешательства Эноха. Однако под покровом тай¬
ны, насколько это было возможно, самые богатые горо¬
жане покупали корабли и готовились к бегству.
Вторая быстроходная галера пришла с посланием
от императора:
«Нод своей дочери, с приветом и любовью!
Едва мы прошли пролив, отделяющий Иберию от
Ливии, как встретили вражеский флот, вероятно, вышед¬
ший нам навстречу. Мы легко его разбили. Мы потеряли
в бою лишь тридцать боевых единиц, но их тендеры со¬
жгли около ста найих грузовых кораблей.
Продолжая путь, мы подвергались атакам, в основ¬
ном по ночам, небольших пиратских групп. Дойдя до
вражеского берега, мы начали высадку десанта, воен¬
ные корабли охраняли с моря гражданские суда. Как
мы ни торопились, ночь опустилась еще до окончания
операции. И тогда противник снова применил тактику,
использованную им против несчастного Доримаса. Фо¬
ренос и его союзники во главе огромного флота окру¬
жили нас со всех сторон. Мы мужественно сражались,
и твой отец сам подвергался огромной опасности. На¬
конец благодаря нашей храбрости нам удалось прорвать
151

в одном месте кольцо огня и металла и вырваться на
простор. Дочь моя, к рассвету у меня осталось только
около сотни галер, из которых четверть была повреж¬
дена. Я оказался отрезанным от моей наземной армии,
которая, я надеюсь, успела закончить высадку. Не будем
отчаиваться! Скоро мы будем готовы начать контрата¬
ку, чтобы соединиться с нашей кавалерией и пехотой.
Форенос будет есть песок уже сегодня вечером или в
ближайшие дни.
Сообщи народу, что в результате большого сражения,
где мы еще раз доказали свое господство на море, наши
войска вторглись на территорию врага и приступили к
ее захвату. А это так и есть! Но позаботься о том, чтобы
эскадра с подкреплениями не задержалась. Я посылаю
тебе подробную карту для ее командира. Ты должна
понять, моя благородная дочь, что эти корабли нам нуж¬
ны для того, чтобы отправить в Посейдонис рабов и
сокровища, которые попадут к нам в руки».
Это была последняя весточка, которую Дора полу¬
чила от него. Никто никогда не узнает, что с ним случи¬
лось, где и когда он умер. Дрожащей рукой она протя¬
нула Гальдару это свидетельство гордыни и безумия
своего отца. Прочитав, он сказал:
—	Не посылай корабли, они нам теперь нужнее,
чем ему.
10
Только когда Луна внезапно потеряла свой блеск и,
потускнев, превратилась в грязно-серый диск, ужас за¬
полнил души и сердца жителей Посейдониса.
Ночное небо было усыпано звездами. На нем не
было ни малейшего облачка, которым можно было бы
объяснить перемену, происшедшую со спутницей Земли.
Мирная картина звездного, чистого неба странно кон¬
трастировала с разбушевавшимся морем. Хотя время
штормов периода Равноденствия уже прошло, приливы
сохранили свою максимальную амплитуду и даже, каза¬
лось, увеличили ее. Временами — иногда около берегов,
иногда в открытом море — внезапно вставала стена
воды. Она обрушивалась на береговые укрепления По¬
сейдониса, сторожевые башни, заливала рейд. Хотя и
152

потускневшая, Луна была видна. Бледное сияние отде¬
ляло ее от мрака ночи. Маленькая, мертвая планета,
она летела в пространстве среди звезд, ставших, каза¬
лось, ближе, и самые крупные из них украсились огнен¬
ным венчиком. «Гостья из космоса» медленно и неумо¬
лимо чертила свой след. Сначала это был раскаленный
уголек. Теперь она была похожа на пылающее яйцо и
тащила за собой длинный хвост оранжевого цвета с го¬
лубой оболочкой. От ночи к ночи ее скорость все уве¬
личивалась, а ее все более сияющая голова как бы иска¬
ла в темноте Землю. Некоторые говорили, что Высшее
Существо направляет ее движение. Страх, который она
вызывала, еще не охватил всех. Многие ее бранили, одна¬
ко речь людей была неуверенной и голоса заметно дро¬
жали. Только сильные духом и те, кого порок поразил
уже глубоко, осмеливались шутить. Но глупости, кото¬
рыми они обменивались, и бездумный смех обнаружи¬
вали, что и в них сидел страх:
—	С концом света вас, друзья! Если ты встретишь
комету, поцелуй ее за меня!
Много было таких, кто, чтобы забыть о страхе, на¬
полнявшем каждую пору их тела, бросался в безудерж¬
ные удовольствия. Пьяницы напивались до того, что
переставали отличать день от ночи. Игральные дома и
таверны не пустели. Люди надевали самые дорогие на¬
ряды и самые лучшие драгоценности, чтобы успеть ими
попользоваться, боясь «проснуться мертвыми», если
комета упадет на город. Воры собирали богатый уро¬
жай и мечтали купить себе какой-нибудь почтенный
пост, чтобы войти в число уважаемых горожан. Страсти
человеческие перешли все границы, особенно любовь.
Когда на площадях некоторые предсказатели-люби¬
тели, взобравшись на ящики или камни, попытались
обратиться к прохожим, они были немедленно аресто¬
ваны и брошены в имперскую тюрьму. Во дворце про¬
должали распространять оптимистические сообщения,
подписанные принцессой, великим жрецом и главным
ученым: о наземных и морских победах Нода, о комете,
состоянии моря и тому подобное. Богачи и сановники
тайком покидали город и переезжали на загородные
виллы, готовясь к худшему.
Стало известно, что самая почитаемая из Дев храма
Посейдона покончила жизнь самоубийством. Она броси¬
лась в канал с террасы храма, чтобы своей жертвой
усмирить гнев богов.
153

Солдаты, стоявшие в карауле на сторожевых баш¬
нях внешнего пояса укреплений, рассказывали, что слы¬
шали горестные человеческие голоса, прорывавшиеся
сквозь рев моря.
Один офицер, обходя посты, встретил будто бы
призрак принца Доримаса, уже тронутый разложением,
и клубки червей свешивались через дыры его голубой
туники. Призрак загробным голосом повторял:
—	Молитесь! Молитесь! Иначе погибнете! Еще есть
время. Молитесь! Молитесь...
Офицер был арестован. Солдаты отправлены на даль¬
ние посты в горы. Что касается самой почитаемой из
Дев Посейдониса, то она была проклята и ее труп выбро¬
шен на дорогу. Энох объявил публично о ее предатель¬
стве истинной веры и той божественной миссии, для
которой она была предназначена. Остальные Девы были
обманом выманены из храма и препровождены в тюрь¬
му. Повсюду была усилена полиция, и власти на местах
получили строгий приказ обезвреживать «паникеров и
вражеских агентов». Но эти меры были бесполезны.
Они не мешали ни комете, ни росту паники в городе.
Главный ученый попросил аудиенции у принцессы,
хотя ему было предложено вести себя спокойнее и не
надоедать своей бесполезной настойчивостью. Гальдар
по собственной инициативе провел его в покои принцес¬
сы. Как только он появился, Дора мгновенно стала по¬
хожа на своего отца, когда его охватывал гнев.
—	Ты что, хочешь умереть? — сказала она, глядя
с презрением на старого, сгорбленного человека.
—	Выслушай его,— сказал Гальдар,— я тебя прошу.
У него сообщение чрезвычайной важности.
—	Пусть его арестуют!
—	Тогда пусть арестуют и меня!
Ее руки сжались на подлокотниках трона. Глаза
сверкали из-под поднятых бровей.
—	Я не хочу его слушать!
—	Говори! — приказал Гальдар.
—	Я скажу,— заговорил старик,— я уже не боюсь
смерти. Пусть только мне позволят выбрать яд.
— Нет,— простонала	Дора,— довольно смертей,
довольно крови!
—	Благородная принцесса, траектория кометы ока¬
залась отличной от той, что мы предполагали. Она из¬
менилась. Теперь ясно, что комета заденет нашу пла¬
нету или даже столкнется с ней...
154

Глаза Доры наполнились ужасом.
—	...Она достигнет Земли через три дня, в первые
часы ночи. Я не могу сказать точнее, поскольку ее ско¬
рость также изменяется. В звездном пространстве есть
силы, о которых мы не знаем, и, кроме того, действует
воля богов.
—	Воля богов?
—	То, что они совершили, они могут и изменить.
Мир — это постоянно строящееся здание, и если насе¬
ляющие его существа противятся божественной воле...
—	Замолчи.
—	Я не знаю, что станет с нами. Но наши архивы
говорят о том, что море и суша периодически меняются
местами.
—	Что это значит?
—	...что земля,— ответил Гальдар,— может скрыть¬
ся под водой, а на месте морей и океанов будут расти де¬
ревья, что горы станут безднами, а пропасти коснутся
облаков... как в известной тебе песне.
—	Я не могу дать тебе совет вывозить людей. Я не
знаю, в каком именно месте разразится катастрофа и в
какой форме, какая часть Земли останется нетронутой.
Но, я тебя уверяю, мы должны рассчитывать на худшее.
—	Вывезти всех невозможно. Кроме того, у нас нет
для этого достаточного количества кораблей.
—	Я тоже так думаю. Однако, благородная прин¬
цесса, ты могла бы попробовать спасти лучших. Я хочу
сказать, небольшую группу людей — каждый из них
блестящий специалист,— способную возродить новое
государство, с новой столицей, и обучить тех, кто вы¬
живет, наукам и искусствам. Это должны быть жрецы,
юристы, военные, но прежде всего инженеры и архитек¬
торы.
—	И не забыть твоих ученых?
—	Самые молодые и самые способные из нас уже
в безопасности. Я сам сообщил им о приближении ко¬
меты и отправил из предосторожности в разные концы
Земли. Все, что наш народ накопил за много веков, не
погибнет, если, конечно, повсюду жизнь на Земле не
исчезнет в один момент!
Голос Доры зазвенел:
—	Ты сделал это без предварительного разрешения!
—	Кто бы мне поверил? Те, кто уехал, отбыли на
торговых судах с обычными научными заданиями.
—	А почему ты остался?
155

—	Я слишком стар, мой мозг не сможет быть поле¬
зен, как раньше. Но ты, благородная принцесса, поду¬
май о своем спасении. Это также цель моего визита.
—	Что бы ни случилось, я останусь в Посейдонисе.
Мое место здесь и нигде больше. А теперь уходи.
И когда он, хромая, направился к выходу, добавила:
—	Я тебя предупреждаю, ты и твои ученые будут
находиться под наблюдением.
—	Это излишняя предосторожность. Мои ученые
говорят только с моего разрешения, кроме того, уже
слишком поздно бить тревогу. У нас есть занятие. Мы
проводим дни и ночи в обсерватории. Солнце тоже имеет
необычный вид.
—	Солнце?
—	Оно становится красным к полудню, и сумерки
длятся слишком долго.
—	Не собирается ли и оно изменить свой путь?
Ирония и отчаяние смешивались в этом вопросе.
—	Нет, принцесса, этого не может быть. Солнце
очень большая звезда. Это пыль и испарения окуты¬
вают Землю и придают Солнцу необычный цвет
—	Я думаю, это дельные предложения, сказал
Гальдар,— но, к сожалению, ты не сможешь ими вос¬
пользоваться.
—	Почему?
—	Я не знаю откуда, но придворные все знают. Ты
можешь быть уверена — они потребуют быть первыми
из спасающихся. Но что они будут делать на новом ме¬
сте? Без придворных церемоний и интриг на что они
способны? От инженеров и архитекторов было бы боль¬
ше пользы. Отправь их на одном или двух кораблях.
—	Ты веришь в катастрофу?
—	Да. Ты останешься в Посейдонисе?
—	Разве у меня есть выбор? Я должна быть до по¬
следнего момента во главе моего народа. Что бы сделал
отец на моем месте?
—	Он бы приготовил свой самый крепкий корабль.
—	Я понимаю! Ты боишься, ты тоже... Ты свободен,
Гальдар. Я разрешаю тебе сесть на корабль вместе с
беглецами, независимо от твоей пользы, ты спасаешь
свое бесконечно дорогое существо. У них не хватает
гребцов: тебе место обеспечено.
—	Ты напрасно себя мучаешь.
—	Что же мне делать с трусом, если есть реальная
опасность? А если ее нет, почему я должна поддаваться
156

общей панике? Это не для меня. В любом случае, я не
могу держать возле себя человека, низость которого
очевидна... Ты сможешь так жить?
—	Может быть.
—	Ты такой же, как и другие, даже хуже, чем другие.
Они не претендуют на величие, согласны быть теми, кто
они на самом деле есть: безвольными, честолюбивыми,
слабыми и ищущими наслаждений. А ты, ты скрывал
свою низость под личиной героя. Ты прятал пустоту
своих мыслей под таинственностью. Ты ничтожество.
Убирайся! Оставь меня! Мой отец в критические момен¬
ты своего правления всегда оставался один. Он говорил:
«Моя сила — в одиночестве». Его слова казались мне
непонятными. Сегодня я поняла их горький смысл.
—	И где твой отец теперь?
—	Его призрака еще никто не видел.
—	Ты в это веришь?
—	Один Доримас явился в своем рубище... «Моли¬
тесь, молитесь!» — а что еще мы можем делать? По
приказу Эноха количество религиозных церемоний было
удвоено. Публичные моления проходят почти во всех
кварталах. Я лично заказала монументальную статую
Посейдона, которая будет установлена при входе на
рейд. Рука бога будет держать факел, который послужит
маяком кораблям. Этого недостаточно? Тогда где наши
непростительные прегрешения, в чем они? Ты улы¬
баешься. Ты даешь пройти грозе. Это похоже на тебя.
Пусть тигрица истратит свою ярость, а затем она снова
станет нежной и податливой. Но на этот раз ты оши¬
баешься! Между нами все кончено. Я освободилась от
мифа о твоем величии. Я не хочу больше твоих ласк.
Ты просто слабый человек, которого несла волна неве¬
роятной удачи. И вот ее нет. Остался только ты сам:
а это очень мало, меньше, чем ничего.
Она закрыла лицо руками. Гальдар почти грубо схва¬
тил ее за руки:
—	В тебе гуляет волнение. Ты только женщина,
как и твой сиятельный отец, могильщик империи,—
только человек. Плачь же. Освободи себя от слез. Они
тебя душат. Вернись же к себе! Империя, тонкости
дипломатии не играют больше никакой роли. Родилась
другая правда. Пойми, если можешь. Ваши молитвы,
покаяния, статуи богов — все бесполезно! Они не смяг¬
чат гнева богов. Преступление атлантов не имеет про¬
щения.
157

—	Ты безумен!
—	Непростительно получить великий дар знаний и
не использовать его по назначению. Иметь возмож¬
ность обеспечить счастье народов и превратить мир в
муравейник! Таков Посейдонис, что бы ты ни говорила.
Единственная ваша забота — удовлетворять свои мате¬
риальные потребности. Иметь возможность освободить
человечество от нищеты, болезней, обучить и поднять
отстающие народы до высот развитых цивилизаций —
и вместо этого насыщать тело, что гораздо легче, чем
давать пищу разуму и сердцу. Это преступление, до¬
стойное всех кар небесных. Мир — вечная заря. Погру¬
зить человека во мрак вечных сумерек, держать его там
в эгоизме, презрении, лености души — это преступление.
Горе тому, кто не дает подняться человеку! Горе тому,
кто убивает братскую любовь, двигатель всей жизни,
секрет всяческого сколько-нибудь длительного движе¬
ния. Ты богатый и могущественный человек, вокруг
тебя бесконечный и живой мир. Ты прислушиваешься
к звукам собственного желудка, а вне тебя звучит песня
будущего...
Кто-то другой говорил голосом Гальдара с силой и
убежденностью, нашедший убежище в его теле.
—	...отказаться от своего предназначения, когда ты
выбран для его выполнения, значит, приговорить себя.
А что делали атланты? Они отказывались в течение не¬
скольких поколений. Теперь чаша переполнилась. По¬
грязшие в удовольствиях, пресытившиеся золотом и
изысканными блюдами, видевшие в своем существовании
предел желаний, они зачерствели, они смешали планы
Создателя. И не важно, примешь ты или нет подсказан¬
ные тебе решения. Знай, что история будет начинаться
вновь в другом месте, в другое время, пока человек не
найдет любовь, которая царила при рождении звезд,
поскольку он и сам есть звезда, хотя и не ведает об^ этом.
Ты только мгновение, Дора, мельчайшее звено в этой
бесконечной цепи, но и своя собственная тюрьма. Если
Атлантида исчезнет, что останется с точки зрения веч¬
ности от принцессы этой погибшей империи? Но в мире
останется женщина по имени Дора.
—	Твой гуманизм более жесток, чем мой деспотизм.
—	Сбрось старую кожу с души, как ты это делаешь
с изношенной туникой...
Никогда Дора не любила его так, как в эту ночь. Не¬
задолго до рассвета их разбудил грохот разбушевав¬
158

шегося моря. Дора прижалась к своему возлюбленному.
—	Чего ты боишься? — говорил он, целуя волосы
любимой.— Разве мы не вместе?
Она обняла его еще крепче:
—	Да, мы вместе! Не покидай меня никогда! Ты мне
обещаешь?
Они верили, что их судьбы нерасторжимо связаны.
И Дора осмелилась произнести слова, немыслимые в
устах дочери императора:
—	Катастрофа нарушила все наши дела. В случае,
если мой отец не вернется, мы с тобой будем править
вместе. Если он вернется, я убегу с тобой, куда захо¬
чешь, даже если мы станем самыми бедными среди
нищих.
Гальдар поцеловал ее ресницы.
—	Оставь богам право принимать решения.
Под сокрушительными ударами ветра стены дворца
временами гудели, как гонг.
11
Целый день без отдыха пронзительно завывал ветер.
Вздыбив на своем пути море, положив на землю деревья
и пронесясь над полями, он разбивался о горную цепь
и издавал дикий вопль, усиленный и размноженный
эхом, которому вторили душераздирающие стоны
океана.
Это не был ни один из тех сильных осенних ветров
периода Равноденствия, ни ледяной бриз, налетавший
с севера, ни несущий тучи песка и насекомых, напол¬
ненный миазмами ураган с ливийской стороны, обжи¬
гающее дыхание которого высушивало листья, застав¬
ляло сморщиваться плоды и засыпало источники. Это
было все вместе взятое и ни на что не похожее. Он по¬
стоянно менял направление, то обрушивался с гор на
равнины, то, врываясь со стороны моря, бросался на
штурм горных вершин, то закручивался в гигантское,
чудовищное колесо, в центре которого светила бледная,
тусклая звезда.
Так же непоследовательны были и морские волны.
Они не перекатывались, а вздыбливались одна против
другой, сталкивались и разбивались с грохотом прорван¬
ной плотины или горного водопада. Пена покрывала
море. Множество птиц разбилось о стены крепостных
укреплений, о купола храмов и крыши домов. Совы
159

нашли укрытие на постах, разбросанных по горным доро¬
гам, переваливаясь, они бродили среди сидевших на
земле солдат — на этой высоте никто не мог устоять
на ногах.
Сообщения из провинций, привезенные посыльными,
использующими систему почтовых станций или передан¬
ные с помощью оптических сигналов, собирались на
столе у Эноха. Они были почти похожи друг на друга в
том, что касалось серьезности положения:
«Правитель южных областей приветствует сиятель¬
ную принцессу!
Высокоблагородная мать народов, пусть благословит
тебя Посейдон!
Докладываю тебе, что подземные боги зажгли три
новых вулкана, извержение которых выгнало из горных
деревень их обитателей. Множество островов появ¬
ляется из океана, чтобы почти тотчас же скрыться под
водой. Шторм разрушил портовые сооружения и разбил
много кораблей, стоявших у причалов. До сих пор я не
могу приступить к восстановлению разрушенного и мо¬
люсь только о том, чтобы разбушевавшаяся стихия по¬
щадила наших братьев в других провинциях и тебя, чье
благополучие есть самое ценное для всех нас».
От правителя центральных областей:
«Да помогут тебе боги, успокоят и укажут правиль¬
ный путь твоему праведному сердцу! Все вулканы моей
страны, спавшие тысячи лет, проснулись и начали из¬
вергаться, заливая лавой горные поселения, покрывая
города, в том числе и город твоего покорного слуги, тол¬
стым слоем черного отвратительного пепла. В дополне¬
ние ко всем нашим несчастьям начались землетрясения.
Земля покрывается трещинами под ногами к ужасу спа¬
сающихся жителей. В некоторых местах трещины так
велики, что в них может провалиться повозка вместе с
упряжкой. Потоки ледяной, кипящей или соленой воды
заливают поля, парки и сады, бегут прямо по улицам и
площадям городов. Добровольцы с высокогорных постов
сообщают, что земля повсюду вздувается и, не выдержи¬
вая давления подземного огня, прорывается, выбрасывая
столбы пламени и дыма. Горные озера, лишенные своих
скалистых берегов, обрушиваются в долину, унося дома,
людей и животных. Несмотря на эти бедствия и панику
населения, в провинции царит порядок благодаря уси¬
160

лиям гарнизона. Позже тебе будут предстааяены пред¬
ложения о необходимой помощи для восстановления
порушенного хозяйства. А поха подождем, пусть боги
освободятся от гнева, направленного на нас. Разум мо¬
жет только надеяться на скорый конец наших несчастий.
Однако я должен доложить тебе о бегстве многих прин¬
цев царского дома, тем более прискорбном, что в народе
говорят, будто они сбежали в Посейдонис, нетронутый
разбушевавшейся стихией. Я надеюсь, что ты, мудрая
принцесса, сделаешь выводы из недостойного поведения
этих людей...»
«Правитель западных островов кланяется в ноги
августейшей и божественной принцессе, повелительнице
империи. Довожу до твоего сведения, что вулканиче¬
ские острова, количество которых сосчитать невозмож¬
но, появляются и исчезают непрестанно в океане, выбра¬
сывая в воздух столбы дыма, огня и пепла, вызывая в
окрестностях появление жутких разрушительных волн.
Ураганы, обрушившиеся на склоны холмов, вызывают
потоки воды, которые смывают дома, уносят стада и
пастухов. Местные жители ищут спасения в городах.
Твой покорный слуга использует все возможности для
оказания необходимой помощи. Кроме того, я тебе
сообщаю о затоплении семи островов и многих портов.
Невозможно оценить величину наших потерь. Но раз¬
рушения, которые мы претерпели, позволяют предполо¬
жить, что нас ждет полный упадок и голод в ближайшем
будущем. Мы нуждаемся в денежной и материальной
помощи, а также в строительных рабочих и военных
подкреплениях. По мере того, как уровень океана под¬
нимается, мне становится все труднее сдерживать па¬
нику. Пожары от ударов молний или от поджогов пре¬
ступников бушуют в моем городе, угрожая правитель¬
ственному дворцу. Уже, кажется, невозможно противо¬
действовать бандам грабителей, действующим в провин¬
ции. Они грабят одинокие усадьбы и их обитателей,
дерзают нападать на небольшие города, пользуясь по¬
собничеством низших сословий, в том числе и рабов.
Да услышат твои благословенные уши мольбы самых
преданных из твоих слуг...»
Многие из гонцов прибывали в Посейдонис ране¬
ными, с большим опозданием из-за невероятных при¬
6 Ж. Бордонов
161

ключений в пути. Информация, которую они привозили,
уже устаревала. Не было вестей из самых отдаленных
провинций или тех, что подверглись наибольшим раз¬
рушениям. Со времени Равноденствия не поступали
сообщения от вице-короля Большой Земли и других
заморских колоний. Опасность была повсюду, угроза —
постоянной. Империя атлантов распадалась, соскальзы¬
вая час за часом во мрак небытия. Однако ее народ, ее
приближенные, сам Энох, великий жрец, несмотря на
всю свою проницательность, имели весьма слабое пред¬
ставление о действительности. Ужасная перспектива,
которая открывалась перед ними, не погасила еще тем
не менее ни их слепую надежду, ни порочные страсти.
Хотя Энох предписал наконец проведение публичных
молебнов, храмы едва были заполнены наполовину. Но
дворец, где собирались судовладельцы и торговцы для
обсуждения своих дел и заключения сделок, й нота¬
риальные конторы никогда до этого не видели подобного
ажиотажа. Распродавались запасы товаров, покупались
мифические грузы, обменивалось имущество, все дей¬
ствовали без тени сомнения: одни, поверив в катастрофу,
старались превратить все в золото, другие, пользуясь
всеобщей неразберихой, радовались внезапному пово¬
роту фортуны. Мелкие коммерсанты подражали круп¬
ным дельцам. Сыновья использовали все свое лицемер¬
ное красноречие, добиваясь от умирающих стариков
завещаний в свою пользу Любовник, ради обладания
предметом своей страсти, не отказывался ни от какого
вероломства и коварства. Толпа, всегда неуверенная и
пассивная, испытывала сильнейшие колебания: от без¬
надежного отчаяния до глупого оптимизма, от смирения
до бунта. Ее настроение могло изменить одно слово,
ложный слух, пущенный в таверне, но выданный за офи¬
циальное сообщение.
Лучше информированные, чем простой народ, при¬
дворные, вельможи и цари, оставшиеся волей судьбы в
Посейдонисе, осаждали принцессу. Каждый старался
доказать свои несуществующие права, напомнить о своих
иллюзорных заслугах, о не подтвержденной ни словами,
ни делами преданности, древности рода и всевозможных
талантах. Чтобы занять место на одном из кораблей,
стоящих в подземном арсенале, они легко жертвовали
своим прошлым, именем, титулами и родственниками.
Их бесстыдные предложения и очевидная трусость вы¬
зывали отвращение Гальдара. У него появилось желание
162

отрезать эти лживые языки* выколоть эти змеиные глаза,
отделить от тела эти головы с искаженными от ужаса
чертами.
Он стоял перед ними огромный и черный, в своем
увенчанном плюмажем шлеме и кричал:
—	Ничтожества! Вы утверждаете, что преданны
принцессе, а выставляете напоказ свою низость. На ко¬
раблях нет ни одного места, кроме как на скамье для
гребцов.
Почти все согласны были грести. Некоторые упали
на колени и били себя в грудь, умоляя:
—	Надень на нас цепи. Мы будем неутомимы!
Никто из них не осмелился сказать: «Ты сам ничто¬
жество! Ты мстишь за свои двадцать лет галер! Это день
твоего триумфа! Пользуйся им пока, но не забывай, что
ты несешь на плече трезубец позора и завтра можешь
вернуться к своей профессии. Принцесса, разве твой
отец позволил бы, чтобы этот раб командовал, стоя
перед троном? Очнись от своего болезненного сна, в
который тебя поверг этот недостойный человек. В тебе
течет кровь божественного повелителя империи. А он
только сын мятежника, выросший в хлеву, и ничего бо¬
лее. Сними с него эту униформу, которой он из-за твоей
снисходительности прикрывает свою гнусность. Сейчас
не время для капризов. Будущее Атлантиды находится
в твоих руках».
Но среди них не было людей с мужественным серд¬
цем. То, что билось под их красивыми одеждами и укра¬
шениями из бирюзы и золота, было лишь комком мяг¬
ких и дрожащих мускулов. Слова лести и признатель¬
ности, которые еще недавно произносили их губы, точно
отражали состояние душ, выхолощенных роскошью,
грязных от порока людей, ничтожных и бесполезных, но
еще опасных и готовых, если угроза жизни отдалится,
ужалить, как змея.
Старый Энох был человеком другой закалки, не¬
смотря на свою любезность и угодливость. Если он
среди всеобщей паники сохранял странное спокойствие,
то не своему духовному состоянию был этим обязан.
Его вера происходила от страха, даже от суеверий. Ре¬
лигиозное чувство, освещавшее его бедную юность,
ослаблялось по мере того, как его разум привыкал к не¬
обходимости служить и властям и богам. Поэтому он
це мог поверить в гибель Посейдониса. Сообщения, ко¬
торые он получал, не смогли подорвать его скептицизм.
6*
163

Да, извергаются вулканы, хлещут фонтаны ледяной и
кипящей воды, по земле ползут трещины, уровень океана
поднимается, гигантские волны разрушают плотины,
крепости, дома, потоки лавы заливают плодородные
долины и продолжаются землетрясения. Все это —
эффекты, вызванные Кометой. Но рассерженная природа
не тронет Посейдонис, царь-город Атлантиды и всего
мира!
Посейдонис был защищен тремя линиями крепост¬
ных укреплений, упроченных оловом и медью. Даже
допуская худшее, а худшее уже наступило, вне всякого
сомнения, дворец и храмы, расположенные на высоком
центральном холме, должны были остаться нетронутыми
и в том случае, если окажутся затопленными каналы
и улицы столицы. Суета придворных, их мольбы, страх,
унижения, которым их подвергал Гальдар, вызывали в
жреце не возмущение, а некий дребезжащий смех, кото¬
рый можно было приписать старческому маразму. В дей¬
ствительности любезный старец, почтенный глава жре¬
цов Атлантиды, лелеял удивительную идею. Его сердце
свободно от беспокойства, наоборот, он благодарил
бога Посейдона за счастье, которое наконец ему выпало.
Император был далеко, и положение его было безна¬
дежно. Об этом жрец узнал от своих шпионов, они про¬
читывали раньше принцессы послания, ей предназначен¬
ные. Возможно, Нод был уже мертв и его распухшее тело
покоилось под толщей воды или его уже съели подвод¬
ные хищники. Придворные пребывали в растерянности.
Принцесса — только женщина, к тому же слушающая
советы бывшего раба. Пока что она играла в императри¬
цу, возглавляющую свой народ в час испытаний. Но
Энох знал, что Гальдар, которого торопил его друг Ош,
не имел ни малейшего желания оставаться в Посейдо¬
нисе. Достаточно было одного решающего события,
чтобы этот прекрасный героизм превратился в паниче¬
ский страх.
Это событие произошло в тот же вечер. Едва насту¬
пили сумерки и еще не успели зажечься звезды, появи¬
лась комета. Размеры ее потрясали. За ней тащился
огромный хвост, усеянный голубыми искрами. Казалось,
что ее голова, окруженная пылающей короной, искала
среди чудовищных волн и липкой пены, покрывавших
пространство океана, темный континент Атлантиды и
спрятавшийся за тройным кольцом укреплений еще
вчера сказочный город. Она двигалась в космической
164

тишине, равнодушная к волнениям, которые были вдзвзг
ны ее приближением, эта сияющая змея, дракон с огнен¬
ными челюстями! Она падала на эти огни, упрямо свер¬
кавшие внизу, хотя и дрожавшие под ударами волн, под¬
нимавшихся выше крепостных стен.
Чуть позднее наблюдатели, находившиеся на самой
высокой террасе дворца, там, где Нод строил когда-то
свои порочные планы, выполняя приказ великого жреца,
отправили к нему гонца. Когда Энох узнал, о чем идет
речь, на его бледном, напудренном лице появился румя¬
нец. Слезящиеся глаза заблестели. Тонкие, бледные
губы собрались в улыбку, высокочтимый старый демон
не смог сдержать охватившего его чувства удовлетворе¬
ния. Он хлопнул в ладони, выпрямил спину, поправил
митру на голове и направился за молодым офицером,
который задавал себе вопрос: не повредился ли умом
этот старец? Он не понимал, что Энох хотел сам убе¬
диться во всем, он не доверял сообщениям. Его мутные,
казавшиеся почти мертвыми глаза никогда его не обма¬
нывали. Волнение, которое он испытывал, и нетерпение
проверить слова часовых были так велики, что он равнял
свои шаги по шагам молодого человека. Немного запы¬
хавшись, он забрасывал его вопросами. Несколько раз
слышался его дребезжащий смех. Они остановились.
—	Молодой человек,— сказал Энох,— за свою служ¬
бу ты будешь вознагражден. Я обещаю тебе блестящее
будущее. Знай, что существует счастливый случай. Се¬
годня ты встретил свой под видом великого жреца.
Заметь, что ты будешь не одинок. Под давлением об¬
стоятельств малодушные теряют все, что у них было, а
отважные приобретают все. Я всегда любил потрясения:
они придают действительности необычайный вкус и не
дают уснуть чувствам. Мои слова тебя удивляют? Но
это потому, что у тебя еще не столько опыта, чтобы по¬
чувствовать их соль.
Они продолжили подъем. Едва они появились на
террасе, как молодой человек вынужден был схватить
старика, иначе ветер унес бы его, как пушинку. Он дул
с такой силой, так напирал на здание, что, казалось, оно
дрожало. Можно было подумать, что тысячи его тща¬
тельно подогнанных блоков сталкивались и терлись друг
о друга под своим металлическим покрытием. Но не это
занимало Эноха. Не очевидная опасность, не особен¬
ность этого урагана, мощное дыхание которого, как ни
странно, не гнало по небу ни единого облака, а, похоже,
165

только увеличивало яркость звезд. Не это сверкающее
чудовище, хвост которого закрывал многие созвездия.
Нет! То, на что он смотрел с непонятным восхищением,
было огненной короной, венчавшей вершины гор, окру¬
жающих Посейдонис и тремя потоками ярко-красной
лавы спускавшихся в «самую богатую долину мира» и к
столице Атлантиды. Он смотрел на огненную сеть, покры¬
вавшую склоны трех вершин, на раскаленные камни,
вылетающие из кратеров и падающие в каналы, на сель¬
ские дома, плодородные поля и вековые деревья. Его
лисьи уши с наслаждением прислушивались к подзем¬
ному гулу, который вторил вою ветра, этому глубинному
голосу, взывающему к неисчислимой мощи неба и моря.
Порыв ветра отбросил' его к стене. Поддерживаемый
молодым офицером, он медленно двинулся к черной
дыре в начале лестницы. Когда они были в безопасности,
офицер спросил:
—	Великий жрец, ты ранен?
—	Немного ушибся.
—	Тебе больно?
—	Разве у меня есть на это время? Возвращайся к
своим людям и немедленно докладывай мне обо всех
изменениях обстановки. От этого зависит твое будущее.
Но, когда он пришел к принцессе и попросил не¬
медленной аудиенции, черная стража молча преградила
ему дорогу.
12
На рассвете подстрекаемые Энохом придворные
бросились в покои принцессы. Охрана была смята, мно¬
гие солдаты убиты или ранены. С грохотом распахну¬
лась дверь. Мгновенно ярость и ужас нападавших сме¬
нились отупением. Их испуганные глаза перебегали
с молчащей женщины в белом на мужчину, стоявшего
рядом с ней, в латах и шлеме с перьями; с мечом в руке.
—	Говорите,— сказала она,—хотя ваше поведение
неслыханно...
Толпа попятилась, жалкая, притихшая.
—	...Ну, что? Ты, которого мой отец считал красно¬
речивым... или ты, придворный летописец...
—	Великая принцесса, толпы собрались у восточных
ворот, требуя убежища. Извержения вулканов выгнали
их из своих домов. Потоки лавы опустошили долину
166

Посейдониса... Посмотри, благородная принцесса, горы
раскалились.
—	Они красные,— закивали другие.
—	Катастрофа неминуема. Позволь нам покинуть
дворец.
—	Поспешим, принцесса!
—	Надо спасать твою бесценную жизнь!
—	И особенно ваши,— заметила Дора.
—	Подумай, еще несколько часов — и твоя полиция
не сможет удержать порядок. Бунтовщики окружат дво¬
рец и не дадут нам уйти...
—	Это может произойти, принцесса!
—	Канал суживается у ворот. Мятежники могут
сговориться с солдатами, овладеть сторожевыми баш¬
нями и захватить корабли...
—	Понятно,— сказала принцесса,— значит, я долж¬
на отдать приказ о немедленном бегстве?
—	Твои покорные слуги умоляют тебя уйти вместе
с ними!
—	В море, конечно, опасно, но не так, как на суше.
Прислушайся! Удар грома кажется шепотом по сравне¬
нию с этим.
—	Принцесса, никто не упрекнет тебя, что ты по¬
кинула столицу. Ты укроешься только на несколько дней.
—	Под крылом у урагана?
—	Наши корабли лучшие в мире. Конечно, риск
огромен, но он меньше, чем среди разъяренного народа
около извергающегося вулкана. Прислушайся!
—	Да, прислушайся!
—	Замолчите!
—	Земля дрожит. Скала, на которой мы находимся,
может обрушиться в канал, увлекая с собой дворец и
Храмы. Пришло время действовать.
Гальдар вложил меч в ножны. Он скрестил по своему
обыкновению руки на груди и сказал Доре:
—	Пусть корабли уходят! Дай приказ. Они освободят
нас от своего присутствия...
Дора молчала.
Он сделал шаг вперед.
—	Вы слышали? Приказ отдан. Уходите.
Он снова был повелителем. Снова стал самим собой,
царем. Все послушно, с низко опущенными головами
молча вышли. Дора ничего не сказала. Она чувствовала
себя побежденной, подчиненной, как и другие. И так же,
не выдержав этого взгляда, она отвернулась.
167

—* Почему? -—Спросила она.— Ты действительно хо¬
чешь, чтобы они ушли? Зачем такое великодушие?
—	Ош — непревзойденный мореход. Он не забыл
своего искусства* Для империи полезней поставить его
во главе эскадры, чем снова посадить на гребную скамью
галеры.
—	Я его знаю, он твой друг. Однако ты меня отго¬
ворил посылать эскадру на помощь отцу!
—	Да, хотя тогда ураган еще не достиг такой силы.
Корабли могли бы еще с ним справиться, но не теперь.
Они слишком хрупки и тяжелы в управлении.
—	Получается, что, отдавая приказ, ты отправил
этих бедных людей на смерть?
—	Это не бедные люди. Всем своим благополучием
они обязаны рабам.
Наступила тишина. Дора дрожала.
—	А мы? — простонала она.— Что мы будем делать?
Ты и я. Мы пропали. Мы теперь пленники этого дворца.
—	У нас есть шанс. На деньги, которые ты мне дала,
Ош подготовил корабль, способный, по его словам, вы¬
держать борьбу с бушующим морем. Он нашел уединен¬
ную бухту, где корабль с экипажем и запасом продуктов
ждет твоего решения.
—	Я повторяю — мое место здесь. Но ты свободен
и можешь отправляться на свой корабль.
—	Хочешь меня оскорбить? Ты мстишь мне за то,
что уступила мне? Я буду там, где ты. Я подчиняюсь
любому твоему решению.
Он открыл окно. Комнату наполнили шум разъярен¬
ного океана и красный отблеск раскаленной земли. Галь¬
дар обнял Дору. Они долго смотрели на открывшуюся
перед ними апокалиптическую картину дорог, забитых
повозками, всадниками и пешими людьми, спасающи¬
мися от огненных языков лавы. Комета продолжала
увеличиваться в размерах.
—	Ты думаешь, что нам уже не на что надеяться? —
спросила Дора.
—	Я думаю, что завтра мы уже не сможем контро¬
лировать положение в городе.
Как он и предполагал, корабли были захвачены мат¬
росами, рабами и обитателями домов, стоявших по бе¬
регам центрального канала. Как только суда были заме¬
чены, возбужденные люди бросились в башни, охраняю¬
щие ворота канала, и к лодкам у берега. Огромные
корабли, набитые пассажирами, медленно двигались
168

один за другим по узкому каналу. Они были мгновенно
взяты на абордаж и переполнены обезумевшей толпой.
Некоторые суда загорелись, другие уткнулись в берег
в боковых каналах. Те, что дошли до открытого моря,
были разбиты о крепостные стены волнами. Не прошло
и часа, как «цвет империи» был вычеркнут из числа жи¬
вых. Солдаты оказывали лишь слабое сопротивление.
Полицейские не вмешивались и даже, возможно, помо¬
гали мятежникам.
Энох немедленно получил сведения об этом «при¬
скорбном» инциденте. От него не укрылась ни одна
малейшая* подробность. Казалось, наоборот, он получал
удовольствие, настаивая на самых ужасающих деталях
смерти того или иного вчера еще благородного гражда¬
нина, а сегодня — трупа, плавающего среди обломков
и апельсиновых корок.
—	Благородная принцесса, ты должна понять, что
мы не можем больше сдерживать толпы, пришедшие в
город с равнины. Их бедственное положение и страш¬
ные рассказы скоро окончательно сведут всех с ума.
Тогда все бросятся ко дворцу. Перед нами встанут две
угрозы: одна со стороны стихии, другая — от распоя¬
савшейся черни. Подумай о своей собственной жизни,
вот теперь главная забота!
—	Не осталось ни одного корабля! Арсенал пуст!
—	Я хорошо осведомлен об инициативе Оша, гипер¬
борея. Более того, предвидя худшее и считая себя ответ¬
ственным за твою жизнь перед божественным импера¬
тором, твоим отцом, я ему облегчил работу. Речь не идет
о бегстве от ответственности, но о том, чтобы исклю¬
чить напрасный риск. Твой долг сейчас — подумать о
будущем. Стихии — как люди, они перебесятся, выплес¬
нут свой гнев и снова заснут на века.
—	Если я уеду, все пропадет. Кто будет править
вместо меня?
—	Верховный жрец,— сказал Энох,— и никто не
скажет ни слова против этого.
И осторожно добавил:
—	Старик, стоящий на краю могилы, не может быть
серьезным соперником. Его жизнь — бремя, которое
он поспешит сбросить. От чистою сердца, прослужив
столько лет верой и правдой твоему отцу, он предлагает
тебе остатки своих сил. Власть, которую ты мне могла
бы передать, была бы временной и недолгой. Я подго¬
товил указ. Когда опасность минует, ты тайно возвра¬
169

тишься в Посейдонис, и старый Энох уступит тебе ме¬
сто, которое он имел бы честь занимать несколько дней.
Дора прочитала указ, обмакнула перо в чернила и...
бросила его на землю. Эноха это мало расстроило, он
привык сносить гнев своих хозяев.
—	Ты не веришь предсказаниям! — сказала она.—
Ты не веришь в гибель Атлантиды и Посейдониса!
—	Нет, принцесса. Конечно, нет!
—	Тогда почему ты хочешь, чтобы я оставила тебе
свое место?
—	Только потому, что я могу ошибаться. Может,
мною владеет чрезмерный оптимизм. Если мне позволе¬
но рисковать своей жизнью, то ты не имеешь права под¬
вергать...
—	Подпиши! — сказал вдруг Гальдар.— Это не так
важно. Если дворец развалится, он погребет великого
жреца, если нет, ты легко вернешь себе власть.
—	Вот,— воскликнул Энох.— Единственно разум¬
ные слова! Кроме того, господин, я полностью согласен
с тобой. Я доверяю мастерству твоего друга, и мне ни¬
сколько не жаль, что этот придворный сброд нашел свой
конец. Подумайте! В настоящий момент нет больше ни
одного царя, ни министра* ни генерала! Мы можем на¬
чать все сначала. Их некомпетентность ослабляла им¬
перию, их претензии мешали императору, даже сам Нод
обязан был уважать их права.
Пока Дора перечитывала и подписывала указ, он го¬
ворил:
—	Однажды — я надеюсь, что этот день близок,—
мы вместе посмеемся над этими событиями. Они позво¬
лят нам провести реформы, о которых никто не осмели¬
вался даже подумать, но которые были необходимы.
Предначертания богов закрыты для простых смертных.
Может, это благо?
—	Может быть,— сказал Гальдар.— Только я тебя
предупреждаю, что принцесса выйдет из дворца ночью,
в час, ею самой выбранный, и с надежной охраной.
В Посейдонисе еще можно было найти людей, кото¬
рые мало встревожились происходящим в природе. Они
выходили на порог дома, нюхали воздух того раннего
утра, пахнущий дымом и раскаленным железом, рас¬
сматривали комету, шли к ближайшей крепостной стене
и выглядывали из бойницы на море, кипящая поверх¬
ность которого была покрыта пеной, затем возвращались
к своим домашним. Не изменяя привычкам, они откры¬
ло

вали лавки или мастерские, удивляясь, что их рабочие
или служащие не пришли на работу и посетители были
редки.
—	R конце концов,— рассуждали они,— это не пер¬
вый ураган над Атлантидой.
—	Когда я был молодым, однажды ночью в августе,
гроза так разволновала море, что утонуло пятьдесят
человек.
—	А я, сосед, сам читал в истории Атлантиды об
извержениях вулканов. Автор писал, что наша земля
частью состоит из застывшей лавы и пепла, откуда и ее
плодородие. Если вулканы начали извержение, то, зна¬
чит, рано или поздно они прекратят его, такова природа
вещей.
—	Я с тобой согласен. Конечно, будут разруше¬
ния. Говорят, что в провинциях землетрясения такие
сильные, что опрокидывают храмы и самые высокие
дома.
—	Вот новость! Мой отец пережил три землетрясе¬
ния с интервалом в два года, последнее такое сильное,
что наша улица превратилась в развалины. Однако это
не помешало ему дожить до ста лет.
—	И ты идешь по его следам!
—	Я стараюсь. Очень приятно жить в Посейдонисе.
—	С ума сошли те, кто сеет панику, начиная с самого
верха. Принцессе надо было открутить головы этим пред¬
сказателям несчастий. Что они знают наверняка, эти
жрецы и ученые, я тебя спрашиваю?
—	Ученые оправдывают свое содержание. Они нам
стоят довольно дорого. А жрецы вообще хорошо устрои¬
лись. Подумай, страх смерти увеличивает подношения.
Кто ими пользуется? В храмы приходят даже неверую¬
щие и слабые умом. Кому это нужно? Нашим дорогим
заступникам в митрах.
—	Ты богохульствуешь, сосед. К счастью, мы с
тобой не конкуренты...
—	Я богохульствую, я, который точнее всех выпол¬
няет все церемонии?
—	Потому, что поставщик двора.
—	А ты — Великого Храма.
—	Дорогой мой, это торговля.
—	Поэтому глупо восставать против власти.
—	А также против природы.
—	Надо уметь переждать, приспособиться.
—	Выигрывают всегда выжившие.
171

<— Их защищает Посейдон. Потому что он любит
послушных.
—	Вот это мудрые слова! Выжить легко, это дело
скромности. Герои всегда умирают преждевременно.
Ты заметил?
—	Да будет земля им пухом. Мы, остальные, если
ситуация обостряется, запираем двери и окна и спус¬
каемся в погреб. Он у нас крепкий, вырубленный в цель¬
ной скале.
—	И там, кум, мы ждем конца заварухи.
—	У нас там продуктов, вина, свечей в изобилии.
Чего еще надо?
—	Мы там отдыхаем.
—	А разве мы не заслужили? Я, например, сорок
семь лет, три месяца и двадцать один день непрерывно
работал, за исключением праздников!
—	Мы и сейчас работаем по полдня!
—	Это у нас такая привычка.
—	Совесть наша чиста. Вот главное для счастья!
В другом месте люди собирались вокруг крестьян,
согнанных со своих мест извержениями вулканов. Они
толкали перед собой тележки с вещами; постельными
принадлежностями, амфорами, корзинами с провизией,
кухонной утварью, инструментом, а также с больными
и детьми. Они со слезами рассказывали историю своего
бегства. Многие спрашивали дорогу к храму, чтобы там
укрыться под защитой богов. В толпе плакали, смея¬
лись, тряслись от страха, слушая эти рассказы. Постоян¬
но повторяли:
—	Это конец света! На этот раз это конец! Мы все
погибнем!
—	Это конец света! — возвещали импровизирован¬
ные ораторы, предсказатели всех мастей, часто пособ¬
ники карманных воров и других жуликов.— Жители
Посейдониса, пора уже платить долги за свое беззаконие
и грехи своих предков, за умерших или еще живущих.
Вы насмехались над богом, не посещали храмы. Дела
и удовольствия отнимали все ваши силы и таланты. Мо¬
лодежь спешила потерять свою чистоту. Старики цепля¬
лись за почести, вместо того, чтобы с ними расстаться
и приготовиться к смерти. Не осталось девственниц,
кроме как в Великом Храме или в раннем детстве. Вы
считаете добродетель постыдной болезнью, а роскошь
принимаете за добродетель. Главная профессия в Посей¬
донисе не кузнец, не плотник, а сводник и сутенер. При¬
172

дворные сами, не колеблясь, отдают своих дочерей и жен
за еще одну привилегию, или какую-нибудь глупую ме¬
даль. Нод хотел продать свою дочь царю пеласгов! Раз¬
врат стал в ваших глазах лишь мелкой шалостью, он
наказывается только вашими улыбками. Вы отливаете
в золоте своих богов, и это свидетельство вашего бес¬
крайнего тщеславия. Но зло, как и добро, имеет свои
пределы. Разгневанные боги отвернулись от этого наро¬
да. Они позволили силам неба и моря, демонам, которые
были до сих пор пленниками подземелий, явиться на
землю. Вы погибнете в огне и воде, нечестивые атланты!
Огонь сожжет вас вместе с вашими богатствами, а вода
смоет ваш пепел!..
Полиция уже не вмешивалась.
После полудня один из языков лавы достиг восточ¬
ной стены крепости. Фанатики с воздетыми к небу рука¬
ми, взывая к милосердию богов, бросались в пекло. Их
почерневшие и скорченные тела исчезали в огне. Другие
осыпали богов проклятиями:
—	Будь ты проклят, Посейдон! Ты ничто, мнимый
бог! Старый позолоченный негодяй! Гори ты вместе с
нами!
Они вырывались из рук державших их людей:
—	Пустите меня, глупцы! Сегодня или завтра, все
равно все погибнет! По крайней мере, я сам выберу свою
смерть.
Но это были исключения. Большинство, собравшееся
в общественном парке, на ипподроме, стоявшее тесной
толпой на террасах, смотрело с ужасом на появляю¬
щуюся комету, красные столбы дыма, вырывающиеся
из кратеров, раскаленную сеть трещин на земле, которая
приближалась к Посейдонису и берегу моря. Взгляды
в отчаянии перебегали с неба на море, с моря на горы,
всюду встречая устрашающую картину разрушения.
А некоторые люди воспользовались всеобщим оцепене¬
нием и стали грабить и убивать, не встречая сопротив¬
ления, с неистовством, удвоенным страхом. Другие со¬
бирались в увеселительных домах и растрачивали свои
силы, чтобы «умереть в удовольствии». Вино лилось
рекой. Женщины не успевали одеваться и переходили
от одного к другому. Злоба, накопленная старыми оби¬
дами и ссорами, выплеснулась наружу: убивали, наси¬
ловали прямо на улицах. Пытали богатых, чтобы до¬
браться до их сокровищ. Любовники вскрывали вены
или делили кубок с ядом и соединяли губы в последнем
173

поцелуе* Музыканты играли на эстраде для самих себя,
чтобы оглохнуть от шума, поскольку их никто не слушал.
Кто среди этих смятенных душ обратился бы к филосо¬
фии или поэзии за напрасным, но возвышающим уте¬
шением?
Огромное солнце, ярко-красная поверхность которо¬
го была покрыта темными пятнами, появилось над океа¬
ном. Но вместо того, чтобы погаснуть и скрыться за
горизонтом, оно окуталось вдруг дымкой, светящейся
и искрящейся всеми цветами радуги. Это было северное
сияние, вызванное близостью кометы. Этот феномен
поразил оцепеневшие толпы. Ужас победил все другие
чувства: страх, ярость, ненависть, жадность, похоть и
скептицизм. Безумие охватило город. Одновременно в
нескольких кварталах начались пожары. Раздуваемый
ураганом, огонь принял катастрофические размеры.
Фасады горящих домов целиком падали на толпу, метав¬
шуюся по улицам.
Никто не заметил, как небольшой корабль вышел из
арсенала, прошел канал и растворился в темноте. Как
немного позднее повозка, запряженная тройкой лоша¬
дей, пересекла мост, миновала крепостные укрепления
и понеслась из города по единственной еще уцелевшей
дороге. Но скоро единственный мост, соединявший дво¬
рец с городом, обрушился в канал, и ворота арсенала
закрылись.
Никто не заметил, как принцесса в сопровождении
Гальдара и нескольких солдат охраны покинула свою
столицу.
Горы раскалывались, как спелые гранаты, и раска¬
ленные внутренности земли выбрасывались через сотни
жерл ослепляющим каскадом кипящего золота и свер¬
кающих рубинов. А над ними стояла туча рыжеватого
пепла. Земля ходила ходуном. Тщательно подогнанные
каменные блоки набережной отваливались и исчезали в
черной воде. Трещины пересекали улицы. Дома руши¬
лись в одно мгновение. Казалось, чудовищный кулак
молотил по созданиям рук человеческих, превращая в
пыль непробиваемые стены.
А во дворце старый Энох, облеченный всей полнотой
власти временный правитель империи, не обращая вни¬
174

мания на катастрофу, поспешил занять место на троне.
С этого ничтожного возвышения он смотрел в зал, где
только три солдата охраны упрямо несли караул. Но его
это не беспокоило. Он достиг своей мечты. Он был воз¬
награжден за свои муки. Настал день его славы, такой
долгожданной, ночь его триумфа. Ураган вознес его на
трон владыки Атлантиды и империи!
13
Он мечтал не служить боту, представителем кото¬
рого он себя именовал, а взгромоздить свои старые кости
на место Нода, опереть свой ревматический позвоночник
на спинку трона, изображавшего солнце с человеческим
лицом, сжать своими узловатыми пальцами оскаленные
морды львов его подлокотников! Сколько раз, беседуя
с императором, выслушивая разглагольствования этого
коронованного дикаря, он, терпеливый, мудрый, внима¬
тельный, мечтал, как сам займет этот трон и станет пра¬
вить империей! Все его детство и нищую юность его по¬
сещал один странный сон: он был в конце своей жизни
увенчан знаками императорской власти. И вот сон стал
реальностью!
Послы и придворные не появятся в этом зале. Нод
забрал с собой корону и скипетр, они уже, наверное,
лежат на морском дне. Взрывы вулканов и вой океана
заменяли шум двора и изысканную музыку. И все же
Энох реализовал свою невероятную мечту. Он заново
переживал свой путь наверх, вспоминал победы, вырван¬
ные у фортуны, которая долго была против него, свои
интриги, которые заставали противников врасплох, на¬
столько они были быстры и неожиданны. Вспоминал,
как завоевывал расположение Нода. Какую сеть он сплел
вокруг этого опасного насекомого! Как умел он его свя¬
зать, свести на нет его намерения, испытывая крово¬
жадную радость паука, наблюдавшего за своей запу¬
тавшейся жертвой! Его острый, проницательный ум го¬
ворил ему о неотвратимости падения Нода. Император
упустил все свои шансы. Шаг за шагом в него вселялся
демон, разрушая его способность рассуждать и прини¬
мать разумные решения. Великий жрец научился защи¬
щаться от этого демона, от его злобы, лицемерных улы¬
бок и приветливых речей, в которых ядовитое жало было
облито медом. Из двух зол Нод всегда выбирал худшее,
175

тем самым приближая свой конец, делая его неизбеж¬
ным. Однако несколько раз в нем просыпалось интуи¬
тивное знание, разумное ядро, с которым рождается
каждое существо. Тогда он видел пропасть, которую
вырыла его собственная непоследовательность, и страх
сжимал его горло. Но эти прояснения длились недолго.
Зловещий и изобретательный демон быстро подбрасывал
ему утешающие мысли. И путь к пропасти продолжался
после короткой остановки.
У Доры не было сил что-нибудь изменить. Ее влия¬
ние было иллюзорным. Кроме того, у нее был свой де¬
мон — этот Гальдар, которого надо было поддержи¬
вать, ласкать, этот малозначительный персонаж, слиш¬
ком долго занимавший место на дне общества, чтобы
претендовать на важную роль, за исключением комедии,
да и то второразрядной.
Так недавний бедняк, начавший свой жизненный
путь последним жрецом в маленьком провинциальном
храме, поднялся на императорский трон владыки Атлан¬
тиды! Шаг за шагом, со стонами, принимая оскорбле¬
ния, выслушивая насмешки, раздавая поклоны, он
преодолел ступени к вершине власти.
«Да, ты теперь властелин,— произносил его внутрен¬
ний голос,— но что ты получил реального, безумный
старик, и сколько времени это продлится?
Не сегодня — завтра принцесса Дора и ее глупый
Гальдар покинут мир живых. Ни один корабль не устоит
против этой стихии. И этот будет перемолот челюстями
океана и превратится в бесформенные обломки. Она
тоже, тоже идет к своему концу! Как Доримас! Как Нод!
Как генералы, придворные, цари, вся эта дворцовая
свора...
Ты свое собственное безумие приписал Ноду. Тебя
считали мудрым, а ты оказался сумасшедшим. „Старый
козел, старый шут!“ — говорил тебе Нод! Так вот, старый
козел, комедия кончилась!»
Она продолжается.
А если действительно, как предсказывали ученые,
Атлантида погибнет?
Энох умрет смертью, которую выбрал. Неважно, что
жизнь будет укорочена, если она была наполнена до
краев!
«А если придется давать отчет о своих интригах,
вероломстве, каждодневном предательстве?»
«Это было необходимо, я ни о чем не жалею,— от¬
176

ветил внутреннему голосу Энох.— Когда воцарится спо¬
койствие, прекратятся извержения и утихнет море, у
Атлантиды не будет другого правителя, кроме меня.
Я построю храм в честь Посейдона, еще выше, еще бога¬
че, чем строили мои предшественники! Для этого я введу
специальный налог».
«А если бог ждет от тебя другого, не этой груды кам¬
ней и металла?»
«Он нуждается в храме для выполнения своих замыс¬
лов. Властелин не подчиняется общим законам. Посту¬
пая так с Нодом, в конце концов, я служил Посейдону».
«Ты служил сам себе! Несчастный, пойми наконец,
что твои интриги обратились против тебя! Отравляя
Нода, ты сам заразился своим собственным ядом. Нод
ушел на безумную войну с верой в сердце. Он и остался
с этой верой в великую Атлантиду. В твоем же высушен¬
ном сердце нет и намека на величие».
«Но я надеюсь, не имея никаких надежд!»
«Источник твоей храбрости — суетность и жад¬
ность».
«Что, если я попробовал бы убежать, как Дора? Где
бы я был? В еще более опасном месте».
«Тогда сиди на куче золота, прижавшись напудрен¬
ной щекой к изумрудам! Отправляйся в покои Нода.
Там осталась его расшитая золотом одежда. Надень ее.
Укрась себя драгоценностями, которые носили первые
цари Атлантиды. Иди до конца в своем безумии! Ты
не можешь оставаться в этом рубище верховного жре¬
ца и в своем колпаке! Покажись во всем своем велико¬
лепии, фальшивый император, маска царя, божья
обезьяна...»
«Я достаточно тебя наслушался»
«Ты не можешь отречься от своего детства!»
«Я предпочитаю свою старость».
«Рабочие в порту, последний раб стоят больше,
чем ты».
«Я повелеваю всеми».
«Твоего царства больше не существует».
Корабль был захвачен водоворотом. Тот нес его пря¬
мо на риф и выпустил перед самым столкновением.
Только форштевень задел за скалу, и оторвало носовую
фигуру. У входа на рейд, где встречаются внутреннее
море и открытый океан, поднялась стена воды. Когда
177

они увидели эту темную, блестящую массу воды, под¬
нимающуюся из пены, изгибающуюся над мачтами,
падающую на корабль, то закрыли лицо руками. И тот¬
час мощный поток подхватил корабль, как щепку, и по¬
нес в океан. Ветер засвистел в обрывках, что остались
от парусов, и линия рифов стала удаляться. Они были
спасены!
Промокшие до костей, ослепленные потоками дождя
и града, в темноте наступающих сумерек, они прижались
друг к другу и не видели вокруг больше ничего, кроме
волн. Они не могли даже сосчитать, сколько их осталось.
Они знали только, что море забрало многих. Они не
испытывали никаких чувств. Удары волн, дрожание па¬
лубы, потоки ледяной воды, струящейся по их спинам
и лицам, не оставляли места для мыслей. Ош, который
привязал себя у руля и пытался управлять кораблем,
действовал автоматически, в полу сознании. Но его изра¬
ненные, помертвевшие руки передавали веслу необхо¬
димые движения. Его глаза, обожженные пеной, разли¬
чали иногда фигуры Гальдара и Доры, прильнувшие
друг к другу Эта картина согревала его онемевшую ду¬
шу, придавала ему силы. Его рассеченные губы повто¬
ряли:
—	Не идти поперек волны... Не поперек...
Ветер дул в нужном направлении. Упираясь в лох¬
мотья парусов и полуразрушенный корпус, он тащил
корабль в сторону от опасной зоны, в бурные и неспо¬
койные воды, но подальше от рифов.
Вдали продолжал подниматься к небу столб красного
дыма. Вверху он медленно расширялся и придавал не¬
сущим тучам, похожим на стадо диких быков, ужасаю¬
щий вид. Местами, когда они проходили мимо кометы,
их пронизывал рыжий проблеск.
Позднее небо стало еще темнее. Звезды, появляв¬
шиеся в разрывах туч, исчезли. Даже море не было боль¬
ше видно. Это мрачное, черное, непрозрачное состояние
атмосферы продолжалось несколько часов. Но вдруг
заблестели первые лучи света. В зените открылась сияю¬
щая бездна. Розовые молнии падали в океан, а по мачте
и бортам корабля побежали искры. Матросы и пасса¬
жиры, Ош, несмотря на весь свой опыт морехода, Галь¬
дар, невзирая на свой неистребимый оптимизм, приго¬
товились умереть. Мокрые пальцы Доры сплелись с паль¬
цами ее любимого. Он почувствовал дрожащие губы на
своей щеке. Прямо над ними, на головокружительной
178

высоте, пылал огненный глаз, вокруг которого закручи¬
вались обтрепанные тучи.
Потом глаз закрылся. Неистовый ветер понес бурю
в сторону Атлантиды. На борту все, кто еще был в силах
думать, вспоминали о своих грехах, и их слезы смеши¬
вались с потоками дождя. Другие испытывали покор¬
ность быков, привязанных у ворот бойни. Время от вре¬
мени с их губ срывался неясный стон, похожий на мы¬
чание, в котором выражался весь ужас происходящего,
вся боль бессилия. Они также почувствовали, что жизнь
возвращается в свои права. И корабль свистом такелажа
и скрипом бортов и палубы* казалось, рассказывал по-
своему об ужасной судьбе быть перевернутым волной
и отправиться в темноту морских глубин.
Наступил рассвет или то, что было вместо него. Лучи
солнца едва пробивали плотное покрывало из пепла, ко¬
торое стояло в воздухе и постоянно увеличивалось из-
за продолжающихся извержений. Сквозь эту сумрачную
пелену проступала огненная линия. Огонь был . над гора¬
ми, огонь стоял над городом. Всюду, куда ни посмотри,
бушевал огонь. Временами земля начинала дрожать,
дрожь переходила в судороги и судороги заканчивались
припадком, потрясением.
Свет факелов колебался, занавески поднимались, как.
будто их дергала невидимая рука. Плитки отлетали на
крышах, балюстрадах, террасах, слетало и металличе¬
ское покрытие с куполов храмов. Последние деревья
падали, вырванные с корнем. Рушились стены. Потоки
дождя не могли потушить пожары, казалось, наоборот,
только увеличивали ярость огня.
Произошел такой сильный толчок, что Энох наконец
забеспокоился. Он спал в постели императора. Жрец
вскочил и торопливо оделся. Перед дверью не было
никого из солдат охраны. Коридор простирался нескон¬
чаемый и пустой, заполненный только разбитыми ста¬
туями.
—	Как же я не услышал? Уснул как дурак. А что
лучше я мог придумать? Выспаться, набраться сил...
Сон — лекарство в старости, секрет моего долголетия,
моей работоспособности и моих успехов... Но где же
охрана? Ветер, что ли, их унес?
Раздался было неуверенный дребезжащий смех. За¬
трещали цлиты, Резко, сама по себе, распахнулась дверь.
179

«Нет, нет, этот дворец не так просто построен. Толщина
его стен не имеет себе равных, разве только у египетских
пирамид... А! Ты пытаешься шутить! Пытаешься обма¬
нуть себя, чтобы отогнать страх, который проник в тебя!
Прислушайся к своему сердцу! Слушай! Оно дрожит,
оно тоже...»
—	Стража, где вы? Ко мне, собаки!
Одного солдата он нашел в тронном зале, растерян¬
ного, испуганного.
—	Где остальные?.. Остальные?;.
Солдат показал пальцем вниз, в сторону подземных
апартаментов. Ветер развевал перья в его шлеме. Но сам
он остался безучастным. Энох, согнувшись и защищая
от ветра лицо, подполз к окну и посмотрел вниз. Он по¬
чувствовал дыхание одновременно ледяного и обжигаю¬
щего воздуха. Перед ним лежал в руинах и огне город.
Над растерзанным дворцовым парком проносились рва¬
ные тучи. Красная полоса прорезала темное небо. Он
почувствовал тяжелый, острый запах кузницы. Его серд¬
це забилось, ему стало тесно в груди. В любой момент
шквал мог размазать по плитам его хрупкие кости, раз¬
давить, как насекомое. Но любопытство, более сильное,
чем страх, заставило его остаться на месте. Он не мог
оторвать свои слезящиеся глаза от картины агонизирую¬
щего города, от толп людей, скучившихся на крепостных
стенах и берегах каналов...
Ему показалось, что среди рева урагана он слышит
крик. Он удвоил внимание. Тучи птиц поднялись над
Посейдонисом и закружили над домами. В бойницах
внешней крепостной стены показалась фосфоресцирую¬
щая тонкая линия. И вдруг из каждой бойницы ударил
фонтан зеленой воды. Они соединились в широкий водо¬
пад и обрушились со стены вниз, смывая людей и дома.
Море вторгалось в Посейдонис! Оно затопляло «вечный»
город, столицу мира, шедевр зодчих Атлантиды! Пенные
потоки закипели у крепостной стены второго кольца
укреплений.
Энох колебался, но недолго. Какое средство спасе¬
ния, какую лазейку мог подсказать ему его изобретатель¬
ный мозг? Согнувшись и прихрамывая, он направился
к трону Нода. На нем он решил дождаться смерти, если
ему суждено было умереть!
Единственный солдат отдал ему честь, как будто все
было в порядке.
180

14
Море поглотило Посейдонис! Его поля и холмы, даже
дворец Нода, находившийся на высокой скале, скрылись
под водой. Под низким, темно-рыжего цвета, беспрестан¬
но рассекаемым молниями небом продолжали подни¬
маться зеленые воды океана. Волны несли трупы людей,
животных и всевозможные обломки. Вулканы продол¬
жали извергать из земных недр огнедышащие реки лавы.
Быстро тающий на вершинах гор снег грязными пото¬
ками обрушивался вниз. Из низко летящих туч в море
обрушивались тонны воды и града. Спасаясь от огня и
ярости волн, маленькие группы людей брели по горным
тропинкам, карабкались по обрывистым скалам.
Они были полураздеты, имели жалкий и несчастный
вид. Кто-то нес на спине свою жену, кто — больного
старика или раненого друга. Другие тащили в руках
узлы, кухонную утварь, соломенный тюфяк или корзину
с едой. Прошла, волоча ногу, старуха со скамейкой на
голове и хлебом, завернутым в полотенце. У всех был
один и тот же отсутствующий взгляд и посеревшая
кожа мертвецов. Их рты были открыты в крике, кото¬
рый не мог вырваться или терялся в хаосе звуков. Мо¬
жет быть, достигнув дна человеческого отчаяния, они
не чувствовали больше ни жара подземной печи, открыв¬
шейся у них под ногами, ни ледяного дыхания ветра,
ни голода, истощавшего их силы. Они брели наугад,
молчаливые, подавленные ужасом, локоть к локтю, плечо
к плечу. Иногда, все вместе, одновременно, они повора¬
чивали головы, чтобы оценить уровень воды, расстояние
до пенной полосы прибоя, который их преследовал. Лю¬
дей сопровождали собаки, и, когда очередная скала сры¬
валась с основания и обрушивалась вниз по склону, те
выли от смертельного страха.
Звери, спасшиеся от потопа, тоже искали спасения
в горах. Стада быков и коз, вырвавшиеся из долины,
превратившейся в озеро, спешили подняться по тропам,
тропинкам и разбитым дорогам, влекомые инстинктом.
Все это кусалось, бодалось, яростно било копытами, но
матери вели за собой своих малышей, защищая их, не¬
смотря на опасность.
Дикие животные смешались с домашними. Волчица
с острыми клыками шла рядом с круторогой и легкой
ланью, олень с развесистыми рогами — с бараном, мус¬
кусная крыса и барсук — рядом с лисицей, а длинно¬
181

ухий заяц со своим врагом — змеей. И вся эта живая
масса в исступлении шла, прыгала, ползла, качая тела¬
ми, мокрыми от пота и воды. Невероятный шум стоял
над ними: ржание, блеянье, тявканье, душераздираю¬
щий визг и стук копыт. Когда какое-нибудь стадо ока¬
зывалось на краю обрыва, животные не могли остано¬
виться, и тогда воющая масса рогатых голов, цепляю¬
щихся за воздух лап и вставшей дыбом шерсти падала
в океан, пенная граница которого продолжала неумоли¬
мо подниматься.
Львы, леопарды и горные пантеры из император¬
ского парка бежали среди слонов с задранными хобо¬
тами. Возбужденные ударами молний, вырвавшись из
своих клеток, они опустошали стада животных и группы
людей. Обезумевшие лошади носились кругами по лугам
и бросались в воду, ища спасения. Они плыли с разве¬
вающимися гривами, высоко подняв морды с раздуваю¬
щимися ноздрями, похожие на скакунов, несущих ко¬
лесницу Посейдона, и погибали в многочисленных водо¬
воротах. Тучи птиц летали над этим адом из кипящей
воды, огнедышащей лавы и раскалывающихся камней.
Каждый шквал их разбивал, рассыпал, но они снова
возобновляли свой полет. Многие сталкивались со ска¬
лами, красными от крови, другие, сложив крылья, па¬
дали на голые ветки последних деревьев. Они валялись,
умирающие, под ногами у людей. В пещерах собира¬
лись покинутые и отчаявшиеся. Они сидели без сил и
надежды в сумрачной тени и безразличным взглядом
наблюдали, как подбирается к их ногам мутная вода.
А рядом львица с львенком в зубах легла, обессиленная,
на скалу, и из ее разорванного бока стекала на камни
алая кровь. Почти везде смелость и самоотверженность
зверей могли бы вызвать стыд у людей, если бы они испы¬
тывали еще какие-нибудь чувства. А впрочем, это было
уже не важно. Ничто не было важно для людей и живот¬
ных, ожидали ли они покорно смерти или продолжали
бороться за свою жизнь. Горы взорвались всеми своими
кратерами, они осели и рассыпались, земля раскололась,
и в эти бреши ринулись воды океана!
о
На уносимом волнами и ветром корабле Гальдара,
несмотря на расстояние и смертельную усталость, слы¬
шали крик раненой природы. Люди ясно увидели* как
182

столб огня взметнулся к пепельному своду неба, горы
взорвались одна за другой, над горизонтом повисла
красная завеса, осветила зубья волн, медленно потускне¬
ла и погасла.
Затем вокруг них осталась только гудящая темнота,
прорезаемая вспышками молний. Бурный поток понес
утлое суденышко — волна, разбегавшаяся с огромной
скоростью от места катастрофы. Ее гигантские челюсти
схватили хрупкое создание рук человека. Корабль бро¬
сился в пропасть, полностью скрылся под водой, чудом
вынырнул и, полузатопленный, остался на плаву. Едва
не задохнувшиеся, они снова продолжали свое безумное
плавание. Они плыли сквозь пену на восток. Навстречу
какой судьбе?
Бесконечная ночь! Она была страшнее, чем смерть!
Продрогшие, голодные, полуживые от пережитого ужа¬
са, они не были способны ни на какое действие, ни на
малейшее движение даже для спасения своей жизни!
Вода плескалась у их ног, а они даже не думали ее вы¬
черпывать. Никто не отдал команду вычерпать воду. Они
забыли, что такое черпак, для чего он служит, как им
пользоваться. Они больше не понимали, зачем они нахо¬
дятся на этом корабле, они потеряли всякую надежду,
были только сваленными в кучу полумертвыми телами.
Но кто может представить картины, проносящиеся в
мозгу человека в момент крайней опасности? В выжив¬
ших забвение стирает их, оставляя только воспомина¬
ние о воспоминании, иначе у кого бы хватило мужества
снова и снова отправляться в опасные путешествия?
Боги наделили человека этой счастливой способностью
отключать сознание, в то время как чувства и тело ду¬
мают, принимают решение и борются по-своему, отдель¬
но от разума.
Какой смутный инстинкт толкнул Гальдара заменить
своего товарища у руля? Оша — привести в порядок
снасти, чтобы ветер наполнил парус? Что привело Дору
туда, что когда-то именовалось каютой?
Нескончаемая ночь! Без Луны, звезд, она, казалось,
никогда не кончится, как если бы Земля сошла со своего
пути вокруг Солнца и была приговорена к вечному пу¬
тешествию в темноте Вселенной!
183

Однако прошло время и наступил рассвет. Над про¬
сторами бесконечного океана царил мертвенно-бледный
и колеблющийся свет. Высокие горы Атлантиды больше
не заслоняли горизонт. Еще недавно мощные эскадры
атлантов исчезли, как сон. И не было в этом бескрай¬
нем, волнующемся пространстве ничего, кроме облаков,
которые летели низко и быстро, почти касаясь пенных
гребней. И черного, на три четверти затопленного ко¬
рабля.
Часть третья
1
На борту их оставалось всего трое. Искалеченный
бурей, почерневший корабль едва держался на плаву, но
все еще сопротивлялся натиску волн...
В свое время это судно было предназначено для
увеселительных прогулок, а потому для его сооружения
были использованы лучшие сорта дерева, а количество
шпангоутов было удвоено. Он был прочен, строен, а сво¬
ей устойчивостью и легкостью напоминал Ошу корабли,
которые строили в его суровой северной стране; за это
он и выбрал его когда-то. Ош переделал корабль цели¬
ком, снизу доверху. Балясины вдоль бортовой обшивки
были укреплены толстыми досками. Кормовая надстрой¬
ка была уменьшена в размерах и освобождена от тяже¬
лых замысловатых скульптур. Палубу укрепили и надеж¬
но законопатили. Трюм заполнили запасными частями
и пробковыми кубами. Сундуки, служившие сиденьями,
прикрепили особенно прочно, и Ош лично проследил за
тем, чтобы они были заполнены лишь наполовину: он
безжалостно выбросил все, что, с его точки зрения, было
лишним, даже вещи, принадлежавшие Доре. Посреди па¬
лубы было сооружено нечто вроде кабины с треугольной
крышей, там можно было укрыться и отдохнуть.
Итак, их оставалось только двенадцать: Гальдар, Ош,
Дора, шесть чернокожих охранников и три матроса.
Остальные погибли под острыми, как нож, деревянны¬
ми обломками или были смыты за борт разбушевавши¬
мися волнами. Иногда даже те, кто мог бы спастись,
отчаивались и позволяли пучине поглотить себя.
Несмотря на все предосторожности, красавец корабль
184

был похож на израненного в страшной битве воина.
Крыша каюты была распорота по всей длине. Кормовой
щит и ббльшая часть сундуков были унесены волнами.
Обшивка треснула. Носовая скульптура была рассечена
наискось. Повсюду валялись деревянные брусья. Проби¬
тая во многих местах палуба была усеяна обломками
весел. Через многочисленные трещины и пробоины в
трюм подтекала вода и бурлила в нем черноватой жижей.
А ветер все не утихал, без устали вспахивая море
вдоль и поперек. Молнии то и дело перечеркивали тяже¬
лые облака. Ливень хлестал с прежней силой и яростью.
И все же по каким-то неуловимым признакам чувство¬
валось, что самое страшное уже миновало. До конца
бури было еще очень далеко, она могла продлиться не
один день, то ослабевая, то усиливаясь вновь. Но все
чаще и чаще наступали затишья — ураган, казалось,
переводил дыхание.
Продержаться. Мало кто из них осмелился бы произ¬
нести вслух это слово, тонким лучиком надежды проник¬
шее в их души. Они лишь следили за тем, что делали
Гальдар и его напарник, и взгляды их из-под изъеден¬
ных солью век были лишены всякой выразительности.
К полудню начали переходить от одного к другому
остатки провизии, хотя и пропитанные морской водой,
но сдобренные очень крепким вином из бурдюка козли¬
ной кожи. И тогда сквозь яростный свист ветра людям
послышалось:
—	Подкрепимся! А потом за починку!
Они ошеломленно переглянулись, прислушиваясь к
этим словам с недоверием, а голос, наконец-то нормаль¬
ный человеческий голос, срывавшийся на крик, продол¬
жал призывать их:
—	Чинить! Подкрепляться!
Эти слова принесли им какое-то странное облегчение.
Они возвращали им разум, жизнь с ее нуждами, забо¬
тами, целями.
—	Вычерпывай воду! — надрывался голос.
И они ценой неимоверных усилий расправили скован¬
ные страхом, холодом и страданиями члены, поднялись,
неверными шагами направились к щитам, закрывавшим
проход в трюм, и начали отодвигать их.
Общее оживление не коснулось лишь Доры. Она не¬
подвижно лежала в каюте на наваленных в беспорядке
досках, голова ее покоилась на обломке мачты. Глаза
походили на два темных провала. Тяжелые пряди волос
185

беспомощно ниспадали на плечи. Лицо было мертвенно
бледным. Напрасно Ощ и вслед за ним Гальдар пыта¬
лись заставить ее хоть что-нибудь съесть. Она отказы¬
валась от всего, только чуть пригубила вино.
—	Жить! — кричал Гальдар.— Жить!
Она только покачивала головой в знак покорности
судьбе. Ведь Атлантида исчезла, и жизнь была ей теперь
ни к чему, да и как можно было в этом аду жить? Огнен¬
ная пелена вставала перед ее затравленным взглядом.
Нестерпимая боль впивалась в хрупкое тело и заставля¬
ла его корчиться в конвульсиях. Ее разум помутился.
Все мысли, все утраченные надежды растворялись в
прекрасном небытии, заслонявшем от нее страшную дей¬
ствительность. А потом она возвращалась в реальный
мир и видела склоненные над ней лица Оша и Гальдара.
Кто они? Что им нужно от нее? Зачем они держат в руках
эти молотки и черпаки? Что они говорят?.. Был когда-то
город с Золотыми воротами, с дворцом, хранившим со¬
кровища, накопленные пятьюдесятью поколениями коро¬
лей, с белоснежной комнатой с белыми коврами и зана¬
весями, в которой стояло ложе, инкрустированное пер¬
ламутром и украшенное изображениями сирены и... кого-
то еще... Беседующей с ней богини, с руками, полными
разных плодов... А еще там был козел, увенчанный чем-
то белым, у него были полусгнившие редкие зубы. Где
он теперь? Прах его растворился в океане, смешался с
грязью. Его скелет белеет среди разрушенных колонн,
а вокруг лишь рыбы да моллюски. Да и все, жившие
в том дворце, нынче своею умащенной благовониями
плотью кормят обитателей морских глубин... Креветки,
наверное, предпочитают глаза! А потом они обглодают
губы, они ведь такие нежные и удивительно сладкие...
Интересно, сохраняют ли губы вкус поцелуев?.. Раньше
были наслаждения, любовь, неизъяснимый и такой же¬
ланный трепет, ко всему этому стремились, этого жаж¬
дали ... Так много любовников было у принцессы, столь
еще юной, что порой ее принимали за девочку-подрост-
ка... Что это была за принцесса?.. Был еще император
с курчавыми волосами, толстогубый, громогласный... Чув¬
ственный и жестокий деспот... В нем сильно ощущалось
мужское начало. Он любил забираться на самую высо¬
кую террасу и брал с собой того самого козла. Там, на¬
верху, император мог побыть простым смертным... Что
сталось с ним?.. Корабли на море, синий длащ, выши¬
тый трезубцами, венец Посейдона... Потом произошло
186

что-то роковое и отвратительное... Но все еще было на
месте, и на смену ночному кошмару должен был прийти
день! И вновь из темноты вставала огненная завеса, она
заслоняла горизонт, потом гасла и исчезала. И все сно¬
ва погружалось во мрак... И мрак этот был бесконечен...
А корабль продолжал свой путь, скользя по темно-зе-
леной воде, словно под каменным сводом плотно пригнан¬
ных друг к другу облаков; точь-в-точь Дантова лодка с
картины Делакруа. Его парус был залатан Ошем, обшив¬
ка и каюта кое-как починена, носовая фигура потеряла
челюсть и гриву, и все же ее золотистый контур, выбе¬
ленный морской солью, рассекал волны.
На борту налаживалось некое подобие жизни. День и
ночь надо было вычерпывать воду, готовить горячую
пищу, следить за обстановкой. Ош и Гальдар сменяли
друг друга у штурвала, по очереди управляли командой.
Те, кто в данный момент не дежурил, спали на полу каю¬
ты. Ош предусмотрел все: еды было вдоволь, хотя мор¬
ская вода слегка подпортила ее. Один день сменял дру¬
гой, и скитальцы вновь обретали какую-то уверенность,
скорбь уступала место радости, но люди не спешили вы¬
давать ее, словно боясь прогневить богов излишним опти¬
мизмом, звучавшим, как вызов судьбе, только-только на¬
чавшей разжимать свои цепкие объятья.
Дора все еще пребывала в забытьи, погруженная
в молчание. А если она все же соглашалась подняться,
сделать несколько шагов по палубе и присесть на лавку,
то Гальдар сразу же посылал кого-нибудь проследить,
чтобы отчаяние не толкнуло ее на безрассудный посту¬
пок. Она отвергала все его попытки развеселить ее или
поговорить с ней. Даже приблизиться к ней он не мог.
Еще недавно она с нетерпением ждала ласки его рук, а
потом благодарно целовала их, теперь же эти руки внуша¬
ли ей ужас. И он сказал сам себе, что, наверное, лишь
тело ее продолжало жить, а душа погибла вместе с Ат¬
лантидой, ушла вместе с ней под воду, была унесена в
океанские глубины....
Однажды один из охранников спросил его: «Госпо¬
дин, ты действительно думаешь, что мы последние из
атлантов?» При этих словах она залилась слезами, рот
ее искривился, придав ее личику выражение несказан¬
ного страдания, а тело, бьющееся в судорогах, опрокину¬
лось на свернутые в моток тросы.
—	Господин, мы действительно последние оставшие¬
ся в живых после гибели великой империи? Если это так,
Ш

то куда мы держим путь? Ведь если Океан покрыл всю
сушу, то куда, же причалить?
Против этих настойчивых вопросов тоже надо было
бороться! Ведь ответить на них можно было только сме¬
хотворными обещаниями и безрадостной ложью, их при¬
зрачная сладость исчезала при соприкосновении с горь¬
кой правдой. Общее наваждение овладело всеми, и часто
дозорным чудились вдали то несуществующий остров, то
приближающаяся призрачная эскадра.
А суши все не было, и непогода продолжалась, хотя
случались иногда и просветы. Дни и ночи монотонно
сменяли друг друга под непрестанные ливни и грозы.
Тщетно пытался Ош понять по звездам, куда и как они
плывут; комета исчезла, удалилась от планеты, но при¬
вела звезды в полный беспорядок; во всяком случае,
видны они были под непривычным углом. Да и проясне¬
ния были так коротки! Луна, показавшись на миг, мо¬
ментально затягивалась темным покрывалом туч; мер¬
цающие звезды скрывались из вида.
Часто Гальдар спрашивал сам себя, откуда у них взя¬
лись силы для столь яростного сопротивления стихии?
Он почти завидовал Доре и ее покорности судьбе. Когда
его спрашивали: «Господин, скоро ли мы приплывем?» —
он не пытался никого обнадеживать, предпочитая горь¬
кую правду сладкой лжи. Бывали моменты, когда он
чувствовал в себе удивительную силу воли, но измучен¬
ное тело уже не повиновалось разуму, и этот разлад
огорчал его, прежде незнакомого с печалью, несмотря на
перенесенные лишения и годы каторги. Теперь ему хоте¬
лось только уснуть и больше не просыпаться. Он смотрел
на Дору, распростертую на корабельных снастях, и удив¬
лялся тому, как глубоко она волновала его когда-то и
как долго удерживала его возле себя. Он был почти
рад тому, что, помутившись рассудком, она перестала
проявлять к нему навязчивую нежность, так тяготившую
его. Это освобождение сделало его счастливым. Он говорил
себе: «Только в этом заключается любовь!», не понимая,
что этим облегчением он обязан не самому себе, а обыч¬
ной физической усталости. Она же была причиной того
сарказма, с которым он отныне восстанавливал в памя¬
ти цепь событий, приведших его на борт этого корабля,
и все усилия, затраченные на то, чтобы остаться 9 живых.
Однажды вечером он отказался сменить Оша у штур¬
вала, оттолкнул протянутую ему дежурным кашеваром
плошку с едой и растянулся тут же на палубе под пролив¬
188

ным дождем. Ош приказал перенести его в каюту. Его
хотели напоить вином. Когда его приподняли, то при све¬
те сигнальных огней стало видно, что его туника залита
кровью. Его поспешно раздели, и кто-то сказал:
—	Он покончил с собой!
На самом деле лишь открылись от воздействия соле¬
ной морской воды старые раны. Кровоточащие рубцы по¬
крывали всю его спину, приобретшую мраморную рас¬
цветку от бесчисленных синяков и шелушащейся кожи.
Сколько часов провел он на веслах, грудью встречая
кинжальные удары ветра! Ош был не в лучшем состоянии,
но, считая себя более крепким и выносливым, не позво¬
лял себе расслабляться.
Тем временем поднялась Дора. Бросив взгляд на ис
полосованные плечи Гальдара, она заметила лиловое
клеймо в форме трезубца и указала на него пальцем. Она
узнала и этот знак, и нанесенные ударами плашмя
перекрещивающиеся раны... Каторжник!.. Доримас!..
Дважды Доримаса спасал каторжник... Его освободили
от цепей... Против воли императора... Раб-любовник!
—	Гальдар! — вскрикнула она.— О! Ты ли это?
Ты ли?
Она касалась пальцами с грязными и обломанными
ногтями этой влажной кожи, сморщенной в местах ра¬
нений, а ее побледневшие губы невнятно шептали что-то,
похожее на жалобы, грустные и сладостные одновре¬
менно.
—	Гальдар, не спи так... Я не хочу, чтобы ты спал!
Мы же вместе...
Он пришел в себя лишь на следующий день; его раз¬
будили радостные крики, несшиеся снаружи. Вставая,
он поморщился от боли: туника присохла к его спине.
Дора взяла его за руку. Он в растерянности смотрел
на нее: она улыбалась!
—	Иди! — сказала она.
Он вышел на палубу, прислонился к треугольному
фронтону каюты. У него дрожали колени. Вокруг него
люди в остроконечных капюшонах безудержно хохотали,
двое из них даже приплясывали, взявшись за руки, толь¬
ко его напарник стоял у штурвала.
—	Смотри! — крикнул Ош.— На востоке!
Древний Океан дремал, как в старые добрые време¬
на. Он выглядел умиротворенным. Лишь белые барашки
189

волк пенились на его необъятной поверхности. В проре¬
хи между облаками то там, то тут проглядывало солнце.
И тогда он увидел. Он увидел! Охваченный волнением,
он вцепился изъязвленными и гноящимися руками в
борт. Огромная мерцающая радуга охватывала Океан
от края до края.
—	Дора! — позвал он.— Дора! Наконец-то! Мы спа¬
сены!
Выглянуло солнце. Оно медленно распускалось, как
огромный, покачивающийся цбеток кувшинки. Его лучи
заплясали по зеленой воде, по потускневшему золоту
скульптуры на носу корабля, осветили крышу каюты,
разлохмаченные обломки палубы и двенадцать поднятых
к светилу лиц.
—	О Солнце,-^- говорил Ош,— прекрасное Солнце,
владыка мира, наконец-то ты снова явило нам свой лик,
божественное Солнце!
Но радость их была недолгой. Тревога вновь охва¬
тила их души:
—	К чему это все, если нет суши!
—	Смелее, друзья!
—	Ты с самого начала повторяешь это. А что на са¬
мом деле? Кругом все море и море, ни островка, ни рифа,
пристать некуда...
—	Солнце вышло. Оно простило нас. Оно наш друг
—	Но где же земля?
—	Чем ныть, лучше посмотри. Наклонись. Что ты
видишь?
—	Плавающие бревна, сгнившие ветки...
Человек расхохотался пронзительным истерическим
смехом:
—	И утопленники, совершенно зеленые... Утоплен¬
ники... утопленники... Все мертво!
Вчетвером они помешали безумцу прыгнуть в воду,
быстро связав его. Потом столпились вокруг неподвиж¬
ного Гальдара. Ноздри его раздувались, как у скаковой
лошади, а взгляд был неподвижно устремлен в какую-то
точку на небе.
—	Она приближается, приближается к нам!
Тесно прижавшись к нему, Дора спросила:
—	Что ты видишь?.. Гальдар, я с тобой, отвечай!
С серых облаков слетела к ним птица. У нее были
изогнутые и остроконечные крылья. Она порхнула над
кораблем; затем спустилась прямо к нему, села на кры¬
190

шу каюты. Птица была белой. Она несла в клюве веточ¬
ку с зеленым листком.
—	Откуда ей взяться, как не с суши? — произнес
Гальдар.— С суши, сохранившей зелень, а значит, не тро¬
нутой Океаном; суши, находящейся неподалеку, иначе
у птицы не хватило бы сил.
Ош оставил штурвал, приблизился к птице и сказал:
—	Это голубка, вернее, горлица, если я правильно
помню; во всяком случае, она несет с собой мир и про¬
щение. Завтра наша нога ступит на твердую землю. Я про¬
сто уверен в этом.
2
Берег состоял из острых, пестрых скал. Они, каза¬
лось, были искромсаны сабельными ударами. Приливы
еще не укрыли их ковром водорослей, прибой не обка¬
тал в гальку отбитые от них камни, не прогрыз в их теле
полости, не создал в них свои архитектурные формы. Но
на прямоугольные лбы прибрежных скал уже ниспадали
пряди травы.
Ош повел корабль вдоль незнакомого берега в поис¬
ках подходящего для пристани места. Он знал, что малей¬
ший удар о подводный камень, простое соприкоснове¬
ние киля с отмелью будет стоить жизни этой изранен¬
ной скорлупке.
Он чувствовал, как дышит под его ногами его герои¬
ческий корабль, который он сам выбрал, обустроил,
провел сквозь такой ураган, какого еще никогда не под¬
нимал древний Океан. Ош физически ощущал трепет его
живых тканей, игру его мышц, его жгучее желание
удержаться на плаву!
Его натренированный слух улавливал самый тихий
треск, распознавал его причину, значение, серьезность
предполагаемой поломки. Он и сам во время этого памят¬
ного плавания превратился в корабль, обретя вновь свое
чувство моря* былую ловкость, дерзость, обуздываемую
осмотрительностью,— то самое качество, которое созда¬
вало ему репутацию отличного капитана, пока его не за¬
хватили в плен атланты. Даже во время своей молодости
и славы он не мечтал о подобном подвиге: ему и в самом
удивительном сне не могла присниться победа над та¬
кими трудностями!
Но в его простодушном сердце жила уверенность,
191

что удачу принес не его опыт мореплавателя, а присут¬
ствие Гальдара. Он смиренно убеждал себя, что если бы
Гальдар погиб в море, то утонул бы и корабль. Он верил
в это всей душой. Несмотря ни на что, он считал Гальдара
не лишенным титула наследником Верхних Земель, не
наделенным необузданной смелостью гребцом, тем более
не рабом, сбросившим ярмо неволи, но неспособным
освободиться от чар Доры; он был о нем иного мнения.
Иного! Для него он был необходимым звеном цепи, ко¬
торая не должна была разорваться, потому что так ре¬
шили боги. Он считал, что даже самый ничтожный чело¬
век несет в себе частицу божественного огня. В Гальдаре
же, по его мнению, эта искра полыхала особенно ярко.
Он мог притворяться простым смертным, придавать свое¬
му телу большее значение, чем своей душе, поддавать¬
ся обычным искушениям, но пасть он не мог. В любой
ситуации он продолжал быть тем, чем он был по велению
богов. Ни продажность придворных, ни наслаждения, ко¬
торые дарила ему Дора, ни этот период беспамятства,
когда он, казалось, был подвластен только чувствам, не
смогли заставить его опуститься, и сердце его было чуж¬
до разврата. Кроме того, небесный владыка сделал его
сильным, ниспослав на него такие испытания. Всем этим
и объяснялась твердая уверенность Оша в удачном исхо¬
де их путешествия.
Кроны деревьев бросали круглые тени на травы. Из-за
скал появились чайки. Они окружили корабль, крича и
хлопая крыльями. Они оценили его, обмерили со всех
сторон и, наконец, удовлетворив свое любопытство, всей
стаей опустились на него. Присутствие людей нисколько
не пугало их, некоторые из них даже садились путеше¬
ственникам на плечи. Всё: носовая скульптура, крыша
каюты, корма, сундуки, якорная цепь, мачта, рея — бы¬
ло покрыто белой шевелящейся массой, среди которой
мелькали черные капюшоны. Корабль превратился в бе¬
лое соцветие. Таким, празднично украшенным, его и уви¬
дело выбравшееся из-за туч солнце...
Так он плыл до бухты, указанной ему богами; эта
бухта образовалась из недавно затопленной, тихой, изви¬
листой долины. Те, кто заметил корабль с высоты гор¬
ных пастбищ, решили, что плывет он из дальних север¬
ных стран и потому покрыт льдом. На всякий случай
они протрубили в бычьи рога сигнал тревоги. Мужчины
192

и женщины из прибрежной деревни собрались вокруг бо¬
родатого человека. Но Гальдар и его товарищи смотрели
не на них, а на густые ветви деревьев, сливающиеся в
темную плотную массу, из которой, прорезая небо, торча¬
ли во все стороны верхние побеги.
—	Какое сейчас время года? — недоумевали путеше¬
ственники.— Сколько недель мы плавали?
—	Когда мы покинули Посейдонис, было самое на¬
чало осени.
—	А здесь зима.
—	На деревьях ни листика!
—	А ведь птица несла в клюве зеленый листок.
—	Это был листок самшита.
—	Или он был из небесных садов! Там ведь не бы¬
вает ни зимы, ни осени!
—	Я не вижу здесь ни одного апельсинового дерева.
—	И кедров нет.
—	Ни единого драконова дерева *. Как же они баль¬
замируют своих мертвецов?
—	А кто забальзамирует наших? Океан уничтожил
их дважды; они уже никогда не оживут.
—	Хорошо, что у них есть лошади и коровы,— ска¬
зал повар,— В мясе нехватки у нас не будет.
—	Я еще вижу стадо розовых свиней. Уж не надеял¬
ся вновь увидеть что-нибудь подобное...
—	А в этом лесу должно водиться много дичи, лову¬
шек наставим. Я всегда любил охоту.
Лишь потом они обратили внимание на бревенчатые
фасады, на соломенные крыши, из-под которых курился
желтоватый дымок. Население деревни сгрудилось вокруг
бородатого вождя и воинов. Наступила многозначитель¬
ная тишина. Был слышен лишь плеск воды о борта. От¬
крывшаяся их взорам картина внушала одновременно и
опасения, и радость. Жители деревни совсем не походи¬
ли на атлантов; они были всего лишь варварами. Какой-
то прием они им окажут?
—	Спустить паруса! — скомандовал Ош.
Он подумал: «Это не мореплаватели, это обитатели
суши; у них и пристани-то приличной нет».
—	Застегни доспехи,— посоветовала Дора,— я по¬
могу тебе. И пусть телохранители не забудут взять ору¬
жие и окружат нас. Нужно сразу показать им свою силу!
* Dracena draco, эндемик Канарских островов, смолой этого де¬
рева бальзамировали умерших.
7 Ж. Бордонов
193

—	Но ведь у нас мирные намерения!
—	Ты хочешь вновь стать рабом и чтобы я стала ра¬
быней?
Он понял, что королевский нрав вернулся к ней, что
она выздоровела. И, надевая кольчугу из порыжевшего
металла, он любовался этим хрупким существом, которое
через все испытания пронесло такую волю к власти.
—	Надень шлем,— сказала она.— Он принадлежал
моему отцу. Это все, что мне от него осталось. Я дарю
его тебе... Ах, Гальдар! Так ты мне гораздо больше нра¬
вишься. Ты стал самим собой. Будь уверенней, пожа¬
луйста.
—	Я никогда не отчаивался, кроме одного дня.
—	Перед нами открывается новая жизнь, она будет
лучше прежней, ведь ничто не будет разделять нас.
Он спрашивал сам себя, говорит ли она искренно или
только притворяется; действительно ли из этой очарова¬
тельной, непостижимой головки уже выветрились все вос¬
поминания о катастрофе; сможет ли она на самом деле
приспособиться к этой «новой жизни», о которой она меч¬
тала, к жизни, сулящей, скорее всего, бедность и про¬
заические, унизительные для нее домашние хлопоты?
Варвары без тени удивления наблюдали за тем, как
высадился на берег чужеземец в золотом шлеме и чер¬
ных доспехах, украшенных на груди изображением солн¬
ца с человеческим лицом и двух морских коньков по бо¬
кам; за сопровождавшей его женщиной в голубой тунике,
расшитой трезубцами, за людьми с забралами из перьев.
Ош и три матроса остались на корабле. Вождь сделал шаг
по направлению к ним. Его рогатый шлем был отде¬
лан мехом, скрывающим лицо. Резким голосом он произ¬
нес:
—	Добро пожаловать. Кто вы? Откуда вы плывете?
Он говорил на смеси языка атлантов и еще какого-то
диалекта.
—	Вы плывете из утонувшего города? — снова спро¬
сил он.
—	Да, после нескольких недель шторма.
—	На этом большом судне? Оно смогло пересечь
разгневанный Океан?
—	Да, господин.
—	Почему ты называешь его господином? — про¬
шептала Дора, но Гальдар не ответил ей.
194

—	А большой город действительно затонул?
—	Боюсь, что да.
Дора ущипнула его за руку.
—	А это кто такая?
—	Наследная принцесса Атлантиды,— выпрямив¬
шись, ответила она.
—	Наследная?
—	Если хочешь, царица Атлантиды.
—	А что, атланты повиновались женщине?
—	А перед этим — моему отцу, императору,— ска¬
зала Дора.
—	Ноду?
—	Да.
—	Говорят, что он погиб в одном из южных морей,
куда повел свой флот.
—	Кто говорит это?
—	Путешественники, бывающие в наших местах,
купцы и другие, знающие это с чужих слов. Все это бы¬
ло до шторма. Входите же в мой дом. Вы мои гости.
Деревня состояла из сотни круглых хижин с кониче¬
скими крышами.
—	Нам очень повезло,— объяснял вождь,— На этом
холме мы находим множество деревьев, когда-то обуг¬
ленных огнем из земных глубин. Поэтому холод нам
не страшен.
Его жилище почти не отличалось от других, разве
что оно было чуть просторнее, а вход в него украшен пли¬
тами, отделанными грубой резьбой. К дверному косяку
были прибиты три черепа.
—	Те, кого я победил в бою один на один. Достойные
люди. Я еще расскажу тебе о них, времени у нас много.
Внутри было темно, как в пещере, хотя горели смоля¬
ные свечи и горел очаг, освещавший помещение невер¬
ными бликами. Пол был вымощен плоскими камнями.
Из мебели были только сундуки, стол, окруженный де¬
ревянными чурбаками, и нечто вроде трона с украшенной
ракушками спинкой: бородатый властелин уселся на него
с важностью, которая при других обстоятельствах пока¬
залась бы комичной.
—	Садитесь! — сказал он, сопровождая свои слова
жестом монарха, приглашающего приближенных на пир
для избранных.
—	...Итак, ты сопровождаешь царицу своей страны,
и твоя смелость спасла ее от морских волн?
—	Не только моя.
7*
195

—	И вы потерпели кораблекрушение, ведь море все¬
гда сильнее человека. Знаешь, я тоже был царем, но
теперь мое царство уменьшилось до размеров этой де¬
ревни.
—	Твой город поглотило море?
—	Нет, царица, раз уж я должен так тебя величать.
Люди из твоего народа сначала забрали его у меня и по¬
селились там сами. Давно это было.
—	Что это был за город? — спросила Дора.
—	Здесь женщины уступают слово мужчинам. Они
прислуживают им. Мои дочери моют посуду и пекут хлеб;
а в ваших краях они могли бы быть царицами. Ты при¬
выкнешь. Не надейся снова найти свою Атлантиду, она
на дне морском. В эту ночь вода поглотила и другие зем¬
ли и города. Послушай-ка ты, молчун,— за это ты мне
и нравишься! — послушай-ка: за одну ночь море сожрало
сто селений в этой местности. Все, что оставалось мне
от моего бывшего царства. Все исчезло под зелеными по¬
токами: дома, люди, леса, порты, крепости. Все! Такова
была воля богов. Периодически они отмывают землю от
скопившегося на ней человеческого жира.
—	Но они сохраняют жизнь избранным.
—	Возможно. Некоторые цари выжили, как и я. Их
кони оказались резвее морской пены. Со мной по сосед¬
ству живет один из них: он был в милости у атлантов,
бывал на большом острове, подписывал договор о взаимо¬
помощи, его зовут Граллон. А я — Орик. Граллон жи¬
вет в лесу, который никому не принадлежит: считается,
что в нем водятся белые духи и демоны, но днем там
безопасно, и, если захочешь, я отведу тебя к нему. Если
только ты не решишь остаться в моей деревне. Я возьму
тебя в солдаты, если ты умеешь сражаться, а она станет
твоей женой.
Дора попыталась возразить, но он прервал ее:
—	Молчи! У тебя нет ни пяди земли, которая при¬
надлежала бы тебе, значит, ты больше не царица, а
обыкновенная женщина! А тебе,— обратился он к Галь-
дару,— если примешь мое предложение, я позволю со¬
хранить оружие в память о твоей стране. Я дам вам соло¬
мы и леса для строительства домов. Вы получите топли¬
во и съестные припасы на зиму. Что скажешь?
—	Благодарю тебя за гостеприимство. Но, господин
Орик, со мной мои товарищи.
—	Мне подходят и солдаты в перьях. Раньше у меня
была армия. Твои соотечественники лишили меня ее.
196

Моих солдат продали, заковали в цепи... Как ты по¬
бледнел!
—	Устал с дороги!
—	Подкрепимся-ка как следует!
Он хлопнул в ладоши. Появились его дочери со свет¬
лыми косами, одетые в скромные туники землистого дзе¬
та. Они принесли кувшины, корзины. Одна из них разду¬
ла огонь. Поцеловав отцовскую руку, они выскользнули
из комнаты.
—	Я и твоих моряков возьму. Они смогут вести нас
к берегу напрямик, это позволит нам не тратить время на
дорогу в обход. Они будут ловить рыбу Я уже так давно
не ел рыбы! Мои земледельцы и пастухи простого крюч¬
ка не могут соорудить. До урагана здесь в долине тек
ручеек, в котором жили змеи и лягушки. Теперь на его
месте — озеро, соединенное с морем! Видишь, достой¬
ный чужестранец, все налаживается. Но я слишком мно¬
го говорю. Твоя очередь! Расскажи по порядку, что с
вами случилось, и попробуй этого напитка: он прочистит
тебе горло. Ну, не чудесен ли он?
Гальдару больше хотелось бы напиться обычной воды.
Когда они с Дорой остались одни в хижине, пред¬
назначенной Ориком для них, то задули свечи и улеглись
на нары, устланные папоротником; они не осмеливались
ни поговорить, ни обнять друг друга. Сначала Гальдар
предложил ей устроиться на ночь вместе с остальными
в соседней хижине или с теми, кто стерег корабль. Дора
прильнула к его груди, как тогда, в Посейдонисе, когда
они встретились в их белой комнате. Но этот порыв не
имел продолжения. И теперь Гальдар безотчетно боялся
дотронуться до нее, и, чтобы отстраниться от нее как
можно дальше, он совсем прижался к перегородке. Пло¬
хо пригнанные бревна усугубляли боль от ран. Эта жгу¬
чая боль в то же время приносила ему какое-то облегче¬
ние: она была ему послана в наказание неизвестно за
что, скорее всего, за то, что он оказался здесь. Но он все
же надеялся, что Дора, пролившая столько слез, скоро
утешится. Он думал, что немного взаимной ласки помо¬
жет ей совсем успокоиться, и с нетерпением ждал ее
первого вздоха. Тогда он с любовью положит руку ей под
голову, спрячет это вымокшее от слез личико у себя на
плече. Он найдет для нее слова утешения, отыщет повод
к радости: еще вчера, на борту корабля, они и не надея¬
лись, что встретят бухту, а сего,дня они отдыхали в этой
хижине. Все еще могло измениться за один день, удача,
197

так долго скрывавшая от них свой лик, еще может повер¬
нуться к ним лицом. Можно быть уверенным лишь в
одном: на этих жалких холмах уже не восстановить
дворец императоров страны атлантов. Значит, придется
приспособить для жилья эти деревянные дома, и чем бы¬
стрее, тем лучше. Вот, что он собирался сказать. Он на¬
клонился над маленьким личиком, казавшимся в черной
массе папоротников серым пятном с двумя темными про¬
валами глаз.
—	Дора,— прошептал он.
Он уже не мог больше ждать. Но вместо вздоха из
плотно сжатых губ вырвался и хлестнул его резкий во¬
прос:
—	Ты доволен собой?
—	Что ты имеешь в виду?
—	Ты славно потрудился! Поздравляю. Подумать
только, я имела глупость подарить тебе этот шлем.
—	Возьми его назад.
—	Этот варвар предлагает тебе место, и ты с ра¬
достью соглашаешься.
—	У меня не было выбора.
—	Ты должен был слушать меня и с самого начала
разговора поставить этого человека на колени, чтобы он
тебе руки целовал.
—	Нас убили бы!
—	Откуда ты знаешь? Вместо этого ты снисходи¬
тельно все это выслушиваешь, принимаешь всерьез это¬
го царька, выгнанного со своих земель, какого-то глава¬
ря банды, жалкого, нелепого...
—	Но щедрого и человечного!
—	Это все твоя рабская сущность, ухватки каторж¬
ника, охочего до подачек, зарабатывающего двойную
порцию похлебки.
—	Потише.
—	С каких это пор ты командуешь?
—	С тех пор, как мы уплыли из Посейдониса, или
ты забыла? И не кричи так.
—	Почему?
—	Нас могут подслушивать.
—	Ты еще и трус, ты же трус, иначе ты бы поставил
этого дикаря на место; так нет же, ты спокойно слуша¬
ешь, как он меня оскорбляет' тебя это забавляет!.. Ты
что, мечтаешь о нужде и рабстве? Так знай же, что из
меня ты никогда не сделаешь служанку! Я не буду жарить
тебе мясо. Я не стану разжигать твой очаг. Я не хочу
198

йодавать тебе кувшины и блюда, как дочери Орика!
—	Я и не прошу тебя об этом.
—	Я Дора, дочь Нода, наследная принцесса Атлан¬
тиды, империи...
—	Которой, увы, больше не существует...
—	Не все наши колонии поглотило море. В путь, не¬
медленно!
—	Корабль не в состоянии держаться на воде. Что¬
бы восстановить его, понадобится не один месяц. А в им¬
перии повсюду готовились мятежи, ты разве не знаешь?
Колонии больше не хотят вам повиноваться. Даже если
они существуют, там уже давно перебиты губернаторы,
начальники гарнизонов, богатые купцы, восставшие не
упустили бы такую возможность.
Молчание. И затем:
—	Ты действительно хочешь, чтобы я была с тобой?
Хочешь? Тогда не дай случившемуся зайти слишком да¬
леко. Воспользуйся тем, что этот дурак доверяет тебе.
Незадолго до восхода солнца собери своих людей, за¬
хвати стражу врасплох и перережь этому старому дурню
горло.
—	Нет! Ты уже будешь вождем. Им придется поко¬
риться. Да и потом,, кто знает, хороший ли Орик хозяин
и любят ли его.
—	Я не хочу злоупотреблять его доверием. Я не пе¬
реступлю через предложенную мне дружбу.
—	И ты еще воображаешь себя военачальником, хо¬
зяином Верхних Земель! Тебе надо было стать священ¬
ником, жить в воздержании, умерщвлять свою плоть,
помогать твоим любимым беднякам. Тебя бы считали
святым. Но ты здесь, Гальдар. Мы лежим кога к ноге, и
ты ждешь, что я доставлю тебе удовольствие, а я тебе в
нем отказываю! И запомни: пока ты не станешь хозяином
этой деревни, я твоей не буду.
Он был оглушен. У него шумело в голове. Он уже не
различал бледного пятна на ложе из папоротника.
—	После этой деревни тебе захочется получить еще
одну, а потом и всю страну.
—	Возможно.
—	Но, Дора, разве не может быть другой жизни?
Жизни, состоящей из маленьких, но ежедневных ра¬
достей? Ты ведь так хотела этого там, в Посейдонисе,
когда на тебя давили царские почести.
—	А теперь я здесь, и всё, чего мне хочется, это что¬
бы у меня были внимательные и расторопные слуги, двор,
199

пусть состоящий из варваров, кровать, а не собачья под¬
стилка, и дворец, пусть хоть из бревен! Молчишь?
—	Благодарю тебя. Ты мне раскрыла свою истинную
сущность, все остальное — ложь, даже этот детский го¬
лосок, которым ты иногда говоришь со мной.
—	Замолчи!
—	Эти ужасные лишения, эта кара богов, смерть, хо¬
дившая под боком,— все это тебя ничему не научило, не
затронуло твоей сути. Ты пугаешь меня своей жест¬
костью... Не волнуйся, завтра я попрошу Орика отвести
нас к этому королю Граллону, любезному атлантам, и
пусть будет что будет.
Он долго лежал в темноте с открытыми глазами, слу¬
шал крики птиц, снова и снова переживая свалившееся
на него горе. Он думал, что Дора уже уснула, но вдруг он
почувствовал ее губы на своих губах и прикосновение
ее рук, робко ласкавших его.
—	Прости,— всхлипнула она.— Я прошу тебя. Я бы¬
ла жестока и несправедлива. Но я знала, что ты все пой¬
мешь... Если хочешь... я буду твоей.
—	Нет.
И он повернулся лицом к перегородке.
3
На фоне розового неба переплетающиеся колючие
ветви казались черными. Скопление острых, как копья,
веток. Как наконечники стрел, выстроившиеся в ряд.
Солнце с трудом пробивалось сквозь эту толщу, в кото¬
рой выделялась лишь дерзкая кучка дубов. Дубы уходи¬
ли корнями величиной с человека глубоко в мшистую,
губчатую почву. Их ветви, обсыпанные вороньими гнез¬
дами и пучками омелы, сердито топорщились над изги¬
бами и дуплами стволов и над их складчатой корой. Их
узловатая кора, ветви, похожие на скрюченные конеч¬
ности, открытые раны, в которых копошились рыжие му¬
равьи, дупла, населенные осами или белками,— все это
таило некую напряженность; эта ложная неподвижность,
обманчивый покой, казалось, были ощетинены тысячами
трепещущих усиков и скрывали необъяснимую угрозу.
Эти деревья были не просто скоплением увлажненных
смолой клеток, пучком волокон, объединенных многове¬
ковым сосуществованием и молчаливыми тайными пое¬
динками; они жили своей жизнью. Осень оголила их,
200

превратила в скелеты, ни одно дуновение ветерка не шеве¬
лило их ветви, но в них ощущалось чье-то назойливое
присутствие. Как будто некое враждебное волшебное
существо скрывалось в их кронах. Люди, жившие на
опушке этого леса, уверяли, что в безлунные ночи деревья
ходят и разговаривают. Еще они рассказывали, что над
кронами деревьев часто можно было видеть оскаленную
морду гигантского зверя, а в некоторых местах водились
летучие мыши с загнутыми клювами и крыльями длин¬
нее, чем у орла, птицы-вампиры, ящерица, которая, стоя
на задних лапах, была выше дома, морской змей, таскав¬
ший баранов с пастбищ и не боявшийся нападать даже
на быков, отбившихся от стада. Никто не осмеливался
зайти в этот лес слишком далеко, а те, кто все же рискнул
сделать это, не вернулись назад.
Здесь царь Граллон и нашел себе убежище. В самых
дебрях «леса на ходулях» он построил крепость для себя
и тех своих придворных, кому удалось спастись. Ему
повезло больше, чем Орику, в его владения входила про¬
сторная, плодородная равнина и несколько деревень,
плативших дань.
Зал, в котором он принял Дору и Гальдара, можно
было бы даже назвать изысканным, во всяком случае,
он был не такого плебейского вида, как логово борода¬
того вождя, а обставлен с оттенком воинственности.
Его украшали связанные в пучки пики и щиты, расписан¬
ные яркими красками. Кружки были отлиты из олова, а
не вылеплены из грубой глины. В деревянных подсвеч¬
никах горело шесть больших свечей. К столу подавали
не мерзкое пойло из меда, разбавленного водой, как у
Орика, а настоящее вино. Граллон носил тунику из шел¬
ковистой материи, а не из потертой шерсти. Его пояс
был сделан из золота, а не из облупившейся кожи, кое-
как залатанной пенькой. Его широкий лоб был охвачен
обручем из эмалированного металла. Редкая бородка бы¬
ла тщательно расчесана. Цвет его глаз напоминал лесные
незабудки.
—	Ну нет,— рычал он,— не верю и не желаю верить.
Ненавижу вранье. А ваш рассказ так и сочится ложью.
Вы нагло обманываете меня.
—	К чему нам тебя обманывать, Граллон?
Волосы обрамляли его лицо, как светлая львиная
грива, а приятного тембра голос звучал весомо и значи¬
тельно.
—	Откуда мне знать? Мой вам совет, чужестранцы:
201

пока вы у меня в гостях, ничего плохого с вами случиться
не может, но не слишком задерживайтесь, уходите ско¬
рей из моих владений, иначе вас ждут здесь большие
неприятности.
—	Царь Граллон, в нашем рассказе все чистая
правда.
—	Океан никого не щадит, и для принцев он тоже не
делает исключений. Как же выстояло ваше несчастное
суденышко? Стихия должна была сожрать, разломать
его, как щепку. Или вы тени из царства мертвых? Ну, от¬
вечайте, может, вы действительно тени?
—	Я повторяю тебе, что я Дора, дочь божественного
императора Нода и волей отца наследная принцесса
Атлантиды.
—	Ни один император не может быть божественным,
девочка. И ни один царь! Я знаю, что ты лжешь, ведь я
знал твоего отца; он был слишком умен, чтобы лишать
богов их собственных титулов.
—	Если ты знал моего отца, неужели ты не помнишь
Дору? Когда ты был в Посейдонисе?
—	Десять лет тому назад. Во время роскошных
празднеств, после которых мы возобновили наш союзный
договор.
—	Ну, спроси меня что-нибудь о Посейдонисе, о
дворце! Можешь спросить об особенностях той или иной
залы...
—	Ты могла быть прислужницей или даже налож¬
ницей.
От нанесенного оскорбления она поледенела, но со¬
владала с собой:
—	Тогда спроси меня, о чем говорилось в договоре,
который ты подписал. Я могу по памяти перечислить вы¬
годы, которые он тебе сулил и уступки, на которые ты по¬
шел; сказать, сколько кораблей, людей и повозок ты обя¬
зывался поставлять нам ежегодно, какую дань ты должен
был платить и в какие сроки.
—	Ну, хорошо! Говори...
Но, выслушав ее, он пришел в необъяснимую ярость
и вскричал:
—	Пускай ты Дора, наследная принцесса погибшей
Атлантиды, но это ничего не меняет: убирайся отсюда
сейчас .же, или я позову стражу! И не возражай, ты
оскорбляешь меня одним сбоим присутствием.
—	Но ведь ты сам говорил, что был другом моего
отца!
202

—	Я им и остаюсь, а ты поди прочь. Тебе этого не
понять.
—	Извинись по крайней мере.
—	Извиняться? Ты такая же, как она! Клубок змей,
супруга дьявола! Закрой рот, твое дыхание зловонно!
Ты несешь несчастье! Новые несчастья! А я уже начал
забывать. Вон!
—	Забывать?
—	Не тебя! Другую! Но, увы! Вы все одинаковы!
Неожиданно он успокоился, несколько раз вздохнул
и закрыл глаза, как будто ему было нестерпимо трудно
видеть перед собой Дору. Его веки были коричневатыми
и морщинистыми, как у льва. По его лицу текли крупные
слезы.
—	Я обретал покой! После стольких неудачных лет
я наслаждался долгожданным спокойствием! Я жил в
дружбе со зверями и не боялся сумерек. И вот появля¬
ешься ты, демон в женском обличье. Чего ты хочешь?
—	Убежища.
—	Клянусь тебе, я не имею права предоставить тебе
его. Не гневайся. Я еще не оправился от своего горя. Оно
терзает меня, как вороны падаль... Да будет тебе извест¬
но, что царь Граллон не всегда был таким, как сейчас!
Он правил городом Ис, давным-давно построенным ат¬
лантами. И еще у него была дочь по имени Дайю. Но ни
город, ни Дайю не повиновались Граллону, поскольку у
них был иной повелитель...
Так вот, что погружало его в думы, заставляя разго¬
варивать с самим с собой даже в присутствии гостей,
самому бередить и без того мучившую его рану:
—	Дайю была дочерью порока, но я обожал ее. Было
что-то ненормальное в том, как я любил эту свою ошибку!
Она была мне живым упреком. Ходили слухи, что она
была плодом моей любви к дочери морского царя и роди¬
лась во время моего путешествия в Южные моря. На са¬
мом деле ее мать была из народа атлантов. Я думал, что
я по своей воле похитил ее из Посейдониса, на самом же
деле она чем-то приворожила меня. Бесово отродье с
глазами спрута. Есть ли где-нибудь еще такие же глаза,
одновременно нежные и жестокие? Она была настолько
развратна от природы, что одно лишь воспоминание о
ней до сих пор приводит меня в содрогание... Будучи
королевой Иса, она переодевалась служанкой, выходила
по ночам из дворца и шаталась по тавернам. Я так любил
ее, что прощал ей эту недостойную слабость. Страшно
203

даже вспоминать это время!.. Однажды утром она не вер¬
нулась. Я узнал, что она сбежала с матросами. Она оста¬
вила мне Дайю. Но и Дайю недолго хранила прелесть
девичьей чистоты: да что там, она была лишена ее уже
с детства. И она тоже стала менять любовников, тоже
таскалась по тавернам и отдавалась матросам. И она,
бесово отродье, тоже умела вымаливать у меня проще¬
ние...
Неожиданно Гальдар бросил на Дору взгляд, полный
мучительной боли, а Граллон тем временем продолжал
разматывать нить своего повествования, и глаза его были
полузакрыты:
—	Трудно описать словами мое отчание, когда я осо¬
знал, что она, как и ее мать, была одержима силами
тьмы и что ее власть была больше моей! Постепенно
город Ис стал меняться и вскоре превратился в средото¬
чие праздности и сладострастия, трудолюбие уступило
место поиску наслаждений. Даже стража забросила свою
службу, часовые сбегали со своих постов в таверны.
А тем временем увеличилось число дурных предзнамено¬
ваний. И чем больше наши души увязали в пороке, тем
выше поднималось море за защитными плотинами...
Страшно было предвидеть это и не иметь возможности
предупредить об опасности!..
И наступила та страшная ночь, когда Океан разру¬
шил заграждения и смысл богатые дома, а у меня хвати¬
ло времени лишь на то, чтобы вскочить на коня, за мной
следовали мои придворные, мудрецы, немногие из остав¬
шихся верных мне людей. Позади себя на круп своего
коня я посадил Дайю. Ее руки обхватили меня за пояс!
Ее белоснежные руки! Вода доходила нам до ступней.
Пена захлестывала наших скакунов. И вдруг сквозь шум
грозы я услышал голос: «Царь Граллон, избавься от
своего греха, или ты умрешь!» Я не мог этого сделать.
Меня хлестали по щекам ее волосы, еще надушенные и
теплые, несмотря на ледяной ветер! Когда-то, зарывшись
в такие же волосы ее матери, я засыпал, как волк в своей
норе, прячась от собственного лицемерия и трусости!
Это были волшебные волосы, я уверен! Женские волосы
опасны! Они таят в себе неведомые чары... Кое-кто кри¬
чал мне: «Брось ее! Сжалься, Граллон!» Пена уже дохо¬
дила нам до коленей. Волны уносили наших лошадей, ко¬
торые ржали и бились от страха. «Избавься! — все гром¬
че и громче повторял голос.— Избавься от своего гре¬
ха!» Но белые руки крепко держались за меня. «Брось!
204

Брось!» — кричали все. Вода окружала нас со всех сто¬
рон. «Брось! Брось ее, безумец, у тебя за спиной сидит
твоя погибель!» Я обернз'лся и увидел, что на нас надви¬
гается огромный вал. Только тогда разомкнул я живой
пояс, охватывавший меня... Вот этими руками, которые
вы видите перед собой, я сорвал Дайю с лошади и столк¬
нул ее в холодную воду. Потом нас подхвс.тила волна,
но тут мы почувствовал?! ногами сушу. Волосы Дайю
все еще развевались вдалеке. Я видел их сквозь пену.
И я видел, как ее рот кривился в крике! А потом мы попа¬
ли в эти края, и с тех пор я поселился в этом лесу,.. Г о род
И с покоится на дне моря со всеми своими дворцами и
башнями. Говорят, что по ночам над морем слышатся
разудалая музыка и хохот, в котором слышится боль...
Это Дайю отплясывает со своими любовниками... А шум,
звучащий над морем,— это стоны их сладострастных
душ: им жаль утраченных наслаждений!.. Но о чем жалею
я в этом дремучем лесу? Что оплакиваю? Часто и с моих
губ срывается шепот; это память о моей молодости, не
желающая умирать...
Вдруг его глаза налились кровью:
—	Дайю, ее мать и ты — это все одна и та же жен¬
щина, одна и та же безжалостная порода! Вы пожираете
людей, города, царства! Добродетель вам ненавистна!
Вы живете, задыхаясь от хохота! Хозяин ждет вас! Царь
тьмы, повелитель змей, чудищ и гадов... Я видел его в на¬
шем лесу... У него голова величиной с гору, и гадюки вы¬
ползают у него изо рта; они падают на деревья и обви¬
вают их ветви... Вот твой хозяин, наследная принцесса!
Его и проси о помощи, ведь это его рук дело. Он тебе не
откажет. Ты усердно любила его. Пусть тебе посочувству¬
ет он, а не несчастный Граллон, его жертва...
Он угрожающе сжал кулаки:
—	У бедного царя Граллона нет другого оружия про¬
тив порока... Видишь эти пальцы? Они схватили бесовку
за горло и за руки. Она канула в море, но она смеялась
над смертью... смеялась!..
Дора не выдержала, она встала и воскликнула:
—	Старый шут! Неверный союзник! Я освобождаю
тебя от своего присутствия.
—	Да воздастся тебе за это. Пойми, это сходство
невыносимо!
—	Фигляр! Скряга! Уж я тебе это попомню, не сомне¬
вайся!..
Но, выйдя из деревянного дворца и оказавшись в тем¬
205

ном лесу, наполненном фырканьем зверей, треском коры
и хлопаньем невидимых крыльев, она сказала:
—	Ко всем прочим несчастьям, боги поразили прави¬
телей безумием. Граллон — сумасшедший. Да и Орик со
своими патриархальными устоями не лучше. А я еще без¬
умней остальных, потому что верю в невозможное...
Как Граллон не забыл о водяной стене, так и я не забыла
об огненной. А ты, Гальдар?
—	Мне нечего было терять, кроме собственной жиз¬
ни, а она, как я заметил, немногого стоит.
—	Не говори так. Разве тебе не жаль нашей белой
комнаты, ночных садов? О, Гальдар, как близки тогда бы¬
ли звезды! Как мирно плескалась морская вода!.. Ты ду¬
маешь, Атлантида погибла безвозвратно?
—	Так же безвозвратно, как человек, унесенный
смертью.
—	Граллон был нашей последней надеждой.
—	Может, и не последней.
—	Что с нами станет?
—	Ты же знаешь, ты сама это сказала: судьба может
когда-нибудь стать к нам благосклонней. Надо лишь по¬
кориться, приспособиться...
В ответ он услышал лишь рыдания и несколько раз
повторенное:
—	Не смогу... Не смогу...
И снова ее затрясло, как тогда, на корабле. Но она
смогла взять себя в руки, ведь за ней пристально следили
дикари в рогатых шлемах.
4
Размалывать пшеничные зерна двумя тяжелыми круг¬
лыми жерновами, месить тесто, печь хлеб, разжигать
огонь, стирать, мыть посуду, чинить изношенную одежду,
прясть шерсть, рожать детей, воспитывать их, обслужи¬
вать и чтить-деспота-мужа, терпеть его грубость, изобра¬
жать радость по случаю его возвращения — такова была
доля деревенских женщин. А жены пастухов и земледель¬
цев должны были еще и помогать в сельскохозяйствен¬
ных работах. Большинство из них, родившихся в убогих
хижинах, понятия не имели о том, что творится за пре¬
делами леса. Они знали лишь эту долину, недавно превра¬
щенную в озеро, да эти соломенные крыши. Мыло, кото¬
рое они сами делали, омолаживало волосы, и даже древ¬
206

ние старухи щеголяли роскошными шевелюрами. Одеж¬
ды и украшения Доры вызывали у них детский восторг.
Они, никогда не видевшие ничего подобного, осторожно
дотрагивались до этих драгоценностей, не веря своим гла¬
зам. В результате произошло несколько семейных сцен.
Мужчины пожаловались Орику. Тот потребовал, чтобы
«жена» Гальдара одевалась отныне, «как все остальные»,
и прислал ей тканую тунику, крашенную и сшитую его
дочерьми, с приказом надеть ее немедленно.
И снова Дора начала упрашивать Гальдара уехать. Но
куда? Зима обещала быть суровой. Корабль протекал:
Ош вытащил его на берег и пытался починить, но работа
совсем не продвигалась.
—	Можно было бы купить лошадей и двинуться в
глубь страны, рассуждал Гальдар.— Но что мы там
найдем? Тех же варваров, даже еще хуже, они ведь язы-
ка-то нашего знать не будут.
За неимением лучшего решения, они решили дожи¬
даться весны.
Сперва Дора была покладистой; она согласилась гото¬
вить пищу. Гальдар был этому так счастлив, что с трудом
скрывал свою радость. Но вскоре ей наскучило это заня¬
тие, и она вновь стала молчаливой, отказывалась вставать
с постели или часами сидела, скорчившись у очага, не¬
подвижно и затравленно глядя на горящие угли. Тогда
Гальдар стал тайком сам подметать хижину, жарить за¬
работанные куски мяса и рыбу, выловленную в озере
Ошем и его матросами. Но Дора часто отказывалась
даже пробовать эту вульгарную пищу, и Гальдар снова
уходил нести службу при Орике, который сохранил к не¬
му дружеское отношение, хотя к нему примешивалась
доля язвительности.
—	Если твоя жена в печали, есть одно лекарство.
Сделай ей ребенка. Начнет с ним нянчиться, и хорошее
настроение вернется к ней. Заметь, в деревне две трети
женщин круглы, что твои кобылки. Или, может, странник,
ты плохой жеребец?
Очень мягко и осторожно Гальдар передал эти слова
Доре.
—	Ребенок от тебя?! — вскричала она.
—	Он, конечно же, будет похож на тебя.
—	Ребенок от тебя?!
Она расхохоталась, и смех ее походил на смех ее
отца.
—	Ну, конечно, наследница империи атлантов не мо¬
207

жет родить от раба, от каторжника! Я ведь гожусь лишь
для удовольствий, не так ли?
—	Ты подумал о том, что ждет этого несчастного?
Если будет девочка, то она станет служанкой одного из
этих дикарей! Мальчик — одним из охранников Орика
или свинопасом... Нет, Гальдар. Раз уж все потеряно без¬
возвратно, то пусть мой род на мне и закончится. Уже не¬
долго осталось. Меня убивает этот климат... И тогда ты
освободишься и женишься на одной из этих рыжух и бу¬
дешь плодить детей, сколько угодно.
—	Дора! Я здесь лишь затем, чтобы защищать тебя.
—	Потому что ты приспосабливаешься к этому су¬
ществованию, к этой норе! Но вдохни этот запах земли,
жнивья, запущенных животных! Мужчины и женщины
паршивеют в этой грязи. А этот диалект! Через год и
мы на нем заговорим, забыв прекрасный язык Посей-
дониса.
—	Может, это к лучшему.
—	Нет, это будет означать наше бесповоротное па¬
дение, а я не признаю этого. Лучше умереть!
Внезапно голос ее смягчился, зазвучал тише.
—	Возможно, скоро я отдам тебе приказ. Обещай ис¬
полнить его во что бы то ни стало.
—	Я догадываюсь, что это за приказ.
—	Исполни его, я прошу тебя об этом, как о милости,
в память о нашей любви.
—	Поскольку она для тебя тоже уже ничего не зна¬
чит?
—	Поскольку ты последний, кто признает меня прин¬
цессой, прислушивается к моим словам и повинуется
мне... Когда я прикажу вонзить мне нож вот сюда, одним
ударом, во время сна, чтобы я не мучилась...
—	Тебя признают и другие: Ош, охранники. Если б
ты имела хоть каплю терпения и веры в судьбу!
—	Тогда не удивляйся, если я сделаю это сама.
Я знаю, куда нужно ударить: сюда, между ребер, под
грудь, и я умру с ненавистью к тебе.
—	У тебя не хватит ни сил, ни смелости это сделать.
—	Так ты меня еще и презираешь? Считаешь сла¬
бой женщиной?
—	Я видел, как кончали с собой каторжники, но они
не выдерживали лишений, они уже испили до дна чашу
страданий: нам же до этого далеко!
—	Тебе — может быть! По сравнению с твоей
скамьей гребца эта хижина просто дворец. Но в Атлан-
208

тиде даже у самого бедного рыбака был свой каменный
дом.
—	Только не у моих людей из Верхних Земель! Они-
то жили в пещерах. И, кроме солдат твоего отца, сбор¬
щиков налогов и работорговцев, к ним никто не приез¬
жал. И они возблагодарили бы небо, окажись здесь.
Так шли месяцы. Дождь, снег, гололед, пустые споры,
обманчивые примирения, недоброе молчание! Гальдар
продолжал жарить мясо и рыбу, тайком ходил к колод¬
цу, просил какую-нибудь сговорчивую соседку постирать
белье, стараясь не потерять при этом своего лица. Но
Орика трудно было провести. Он говорил:
—	Ты не умеешь взяться за дело. Если ты хочешь
вправить ей мозги, если только на самом деле хочешь, на¬
ломай ей разочек бока и увидишь, как быстро она вернет¬
ся в свою бабью шкуру! Ты ее слишком много слушаешь:
женщина всегда ошибается, запомни это, сынок!
Когда он смеялся, его кустистая борода топорщи¬
лась, как свиная щетина. Казалось, дыхание, вырываю¬
щееся из его клокочущей глотки, способно было сорвать
с деревьев редкие, трепещущие зеленые листики. Гальдар
скромно вторил ему. Ничто не выводило его из мелан¬
холии, этого омута, в котором смешивались потерянные
надежды, едкая горечь и тревога о завтрашнем дне. Он
чувствовал презрительное к себе отношение, которое
тщетно пытались скрыть его новые товарищи, и не только
воины, но и земледельцы и скотоводы. Что же до черных
охранников, то кто мог догадаться, о чем они думали?
Только рядом с Ошем, верным другом, чувствовал он
облегчение. Он никогда ему не жаловался, но тот догады¬
вался, как мучил его эгоизм Доры, понимал, что их союз
распадается, если он вообще когда-нибудь существовал.
Однажды Гальдар спросил:
—	Ош, как ты думаешь, что такое любовь?
—	Это самое прекрасное и самое ужасное одновре¬
менно, это самый надежный способ стать и счастливым,
и несчастным. Она, как море, приветлива и коварна, спа¬
сительна и губительна. Я знал людей, умерших от нее.
—	Ты любил когда-нибудь?
—	Я все еще влюблен. Взгляни на мою возлюблен¬
ную. (Он показал на серую воду.) Все остальное меня
мало волнует. Один месяц стоянки на берегу, и я начинаю
тосковать и в конце концов снова ухожу в море. Море!
209

Я знаю, что однажды я стану его жертвой, но какое это
имеет значение? Лучшей судьбы нечего и желать.
—	Что ты имеешь в виду?
—	Бывает любовь, способная исковеркать любую ве¬
ликую судьбу, Иногда герой перестает быть героем толь¬
ко потому, что, рискуя жизнью, рискует потерять и ласки
любимой женщины.
—	Ты намекаешь на меня?
—	Не сердись, Гальдар. Ты другое дело. С тех пор,
как мы вернулись в Посейдонис, ты уже исторг из себя
любовный яд, эту сукровицу, которая чуть не отравила
тебя.
—	Чуть не отравила меня?
—	Да, но будь уверен, этому временному затишью
скоро придет конец. Что-то должно произойти. Не веч¬
но же тебе нести вахту у дверей Орика.
—	Ты говоришь то же самое, что и Дора.
—	Но цель у меня другая.
—	Неужели мое нынешнее положение хуже, чем
тогда в Посейдонисе или на нашей скамье гребцов?
—	Дверь Орика — это такая же неволя, как и покои
Доры. А вот на борту галеры твоя душа жила по-настоя¬
щему. У тебя были другие масштабы...
Он положил ему руку на плечо, как он делал это в
прежние времена.
—	Успокойся, нет ничего постыдного в том, что тебя
унижает тот, кто мельче тебя, от этого даже можно
получить настоящее удовольствие.
—	Я не считаю, что Дора мельче меня!
—	По-моему, она и сандалии тебе завязывать недо¬
стойна! Пройдет время, и ты еще будешь смеяться над
тем, как по доброте душевной возился с ней.
—	Как бы мне не пожалеть об £той деревне, где нас
ничто больше не разделяло.
—	Где вас все разделяло.
—	Ты несправедлив.
—	Может быть. Но ничто не может избавить тебя
от твоего жребия, даже постоянство твоего к ней чувства.
—	Прекрати свои проповеди.
—	Ну, иди, беги к ней! Не оставляй ее одну, она ведь
так тебе дорога... Но не забывай о том, кто все видит!
О том, чье имя никто не осмеливается произнести вслух.
Он не чета кельтским или атлантским божкам. Они
требуют крови, значит, они не боги, а демоны. Религия,
не проповедующая братскую любовь, есть обман и мрак.
210

А Он придет, как радость и свет, в момент тяжкого испы¬
тания. Он — истинная любовь. Это Он спас корабль, за¬
жег радугу, прислал птицу мира. Ты думаешь, все это
произошло ради Доры? Ради любовных утех с нею? Ради
прозябания в этой деревне?
—	Я стараюсь не задавать себе этих вопросов. По-
моему, все было бы прекрасно, если бы...
—	Если бы Дора была способна на нежность?
—	Она не может так быстро забыть о своем прошлом.
Берега вокруг корабля побелели от снега, вода обка¬
тывала льдинки. Белыми были холмы и соломенные кры¬
ши. Все укрыл чистый, мерцающий снег, искрящийся
под бледными солнечными лучами. Только деревья и
кустарники сгустками яркой рыжины расцвечивали это
белое царство. По низкому небу тяжело летали вороны.
Да и сам корабль, стоящий посреди этих молчаливых
холмов, окруженный бело-рыжей тишиной, был похож
на большую птицу, черную с золотом, окоченевшую от
холода, с круто загнутой шеей и сложенными крыльями.
5
Наконец наступила весна, пригрело солнышко, появи¬
лась зеленоватая листва, пробилась нежная травка, дни
понемногу, несмело становились яснее, хотя иногда и
клубились еще туманы. Начали ворковать и петь птицы.
Наступала весна, в чьи обещания мы разучились верить,
чьим чарам мы больше не поддаемся, чья нежность уже
не врачует мятущиеся сердца. После долгих месяцев
серости голова идет кругом от этого внезапного возрож¬
дения, от этой жизни, кипящей, трепещущей на суше и на
воде! Природа пробуждается от долгого зимнего сна, от
своего длительного молчания! Можно замереть, расстег¬
нув наконец ворот, и вдохнуть это счастье! Птицы начи¬
нают летать резвее, а рыбы быстрее плавать... Что же
принесла весна беженцам из Посейдониса? Двоякое
было у них ощущение: к Орику прибыли два всадника.
Их прислал Граллон своему вассалу. Им было пору¬
чено как можно быстрее встретиться с принцессой Дорой,
дочерью Нода, наследницей Атлантиды. Это были богато
одетые чужеземцы, надменные обитатели Юга.
—	...Досточтимая принцесса, чародеи Тартесса, на¬
шей столицы, провозгласили, что ты жива и невредима,
нашла убежище на кельтских берегах. Десятерым вель¬
211

можам было поручено незамедлительно отыскать тебя,
мы одни из них. Вчера нас принимал наш давний союзник
царь Граллон. Хвала Посейдону, величайшему из богов,
это действительно ты!
Они опустились на колени. Дора поднялась со своего
папоротникового ложа, поправила волосы. Ее черты пре¬
образились. Она достала из шкатулки свой нагрудник из
бирюзы и золота, надела его и в один момент вновь
стала царственно-безразличной и значительной.
Гальдар почувствовал, как его веки обожгло огнем.
Каждая частичка его существа пришла в волнение, ощу¬
щая приближение решающего момента.
—	Досточтимая принцесса,— продолжал один из ат¬
лантов,— император Нод мертв, и флот его погиб. Но в
тот же день стихия уничтожила и флот Фореноса-пелас-
га. Тартесс, твой город в Иберии, не пострадал. Его мощь
не была поколеблена, и отныне у него нет соперников.
Мы сохранили верность тебе. Наш губернатор послал
гонцов во все сохранившиеся земли: в Ливию, страну
кельтов и гипербореев, чтобы отыскать Доримаса или его
славную сестру Дору.
—	Доримас умер еще до катастрофы.
—	Какая удача, что мы видим тебя, и нашей радо¬
сти нет предела! Согласна ли ты последовать за нами?
В нашем распоряжении великолепные лошади, постели,
повозки, золото, многочисленные сопровождающие, ко¬
торых временно разместил у себя этот царь-дикарь,
по нашему мнению, явно теряющий разум: он называл
тебя то Дайю, то Дорой.
—	Я никогда не была в Тартессе.
—	Он был построен по схеме Посейдониса с круго¬
выми укреплениями. Расположен на берегу широкой и
глубокой реки. Ее долина плодородна, она окружена вы¬
сокими горами. Город процветает благодаря торговле
золотом, оловом, пряностями и жемчугом с Востока...
—	Его губернатор, наш господин,— продолжал вто¬
рой атлант,— враждует с некоторыми местными богаты¬
ми семействами, желающими завладеть властью. Твой
приезд положит конец этим распрям и предотвратит
распад Иберии.
—	Ему тридцать лет,..
—	Тридцать лет,— повторила она с улыбкой, впер¬
вые осветившей ее лицо с тех пор, как она прибыла, в эту
деревню.
—	Его дворец станет твоим дворцом. Ты будешь же¬
212

ланной и почетной гостьей. Нет никакого сомнения в том,
что Тартесс и подчиненные ему земли сразу же признают
тебя императрицей. Власть нашего губернатора померк¬
нет перед твоим могуществом; он мечтает лишь о чести
облобызать твои ноги.
—	Как и мы все!
—	В свободное время он музицирует и пишет фрески.
—	Ему нет равных,— добавил второй,— в управле¬
нии на арене колесницей, запряженной восьмеркой ло¬
шадей! Никто, даже самые известные колесничие Ибе¬
рии, не могут тягаться с ним на скачках.
—	Но только ты, свет очей наших, только присут¬
ствие твоей августейшей персоны может укрепить его
власть. Он говорил: «Гром небесный, морские силы могут
уничтожить целые народы и царства, но не августейшее
семейство. Если вы найдете принца Доримаса, подарите
ему этих коней...»
—	Я ведь уже сказала, что принц умер.
—	...А если это будет славная принцесса Дора, пусть
она соблаговолит цринять от моего имени несколько
ничтожных шкатулок с драгоценностями, благовониями
и тканями, недостойными ее. И да заступятся за меня
ваши языки перед ее великолепием!..
—	Известно ли ему, что случилось с Атлантидой?
—	Наши разведывательные суда — в твоей власти,
досточтимая принцесса, Тартесс станет повелителем мо¬
рей, и перед его могуществом померкнет даже воспоми¬
нание о Посейдонисе! Итак, наши суда, как я говорил,
исследовали место, где раньше находилась Атлантида.
Там из воды выступают лишь вершины самых высоких
гор, они пусты. Все остальное затоплено водой. Но, по¬
вторяю еще раз, сохранился Тартесс и вся Иберия с
частью Этрурии.
У того, который говорил больше, были толстые губы,
большие глаза и курчавые волосы, как у Нода.
—	Каково твое решение, принцесса?
—	Да будет Тартесс новой столицей империи атлан¬
тов, и да затмит его красота красоту Посейдониса!
—	Принцесса, наша царица и повелительница с се¬
годняшнего прекрасного дня, дары, о которых я говорил
тебе,— знак нашей преданности,— находятся во владе¬
ниях царя Граллона, там же и наши товарищи. Я надеюсь,
что при помощи этого властителя-дикаря мы восстано¬
вим наши морские пути в края, богатые металлами.
Когда ты пожелаешь отправиться в путь?
213

—	Немедленно.
Гальдар слушал, скрестив руки на груди, по своей
странной привычке, но не мог унять дрожь.
—	Собери чернокожих охранников,— сказала она
ему.
—	Это не составит труда.
—	Что же касается корабля, спасенного по воле По¬
сейдона,— вновь заговорил курчавый,— то я советую
тебе уничтожить его, чтобы эти варвары не завладели
им и не построили себе такой же.
—	Нет! — ответил Гальдар.
—	Ну, ладно, пусть он идет к Тартессу морем,—
примирительно усмехнувшись, молвил тот.
—	Принцесса, твои стражи последуют за тобой, по¬
скольку они принадлежат тебе. Но твой покорный слуга,
Ош и трое матросов — свободные люди.
—	Ты потерял разум?
—	Они просят тебя в награду за добрую и верную
службу отдать им этот корабль. Он не имеет никакой цен¬
ности, он, как и мы, утомлен странствием.
—	Но зачем он вам? Он ведь не на ходу.
—	Мы поищем другого пристанища.
—	Гальдар!
—	Зачем лгать друг другу?
Один из послов прервал его:
—	Досточтимая царица, не только этот корабль вы¬
стоял во время того ужасного урагана. Многие из твоих
сановников и судовладельцев из Посейдониса нашли при¬
станище в Тартессе со своими семьями и богатствами.
Они не перепутали Иберию с этими дикими кельтскими
берегами. Правда, у них был отборный экипаж и опыт¬
ные капитаны.
Гальдар не принял вызова. Он чувствовал себя слиш¬
ком уставшим. Им овладела безысходная печаль. Ми¬
нуту спустя — слишком поздно! — Дора прошеп¬
тала:
—	Почему у тебя такое лицо? Ты же знаешь, что ни¬
чего не изменилось.
И тут же вслух она сказала:
—	Хорошо еще, что нам удалось спасти царские
регалии!
Он пожал плечами. И тогда она вспыхнула:
—	Тебя оскорбляет, что я счастлива? Счастье так
близко, а ты бежишь от него. Тебе хорошо, лишь когда
всем плохо?
214

—	Мне хорошо, лишь когда торжествует правда. Вы¬
бирай между золотом и мной.
—	Поторопись-ка уложить эти сундуки!
—	Выбирай!
—	Не сходи с ума. Жить с Ориком и этими рогаты¬
ми идиотами?!
—	Мы отправимся в путь... но в разные стороны.
Ты — к славе и любимому образу жизни. Я — в море.
—	Как хочешь.
—	Дора, если бы ты захотела, если ты захочешь...
Но есть этот губернатор, который щиплет лютню, правит
скаковыми лошадьми и торгует всем, даже собственной
душой,— как истинный атлант! Идеальный супруг для ко¬
ролевы! К тому же ему тридцать лет. Возраст — боль¬
шая сила!
—	Довольно!
Он повернулся к ней спиной и пошел прочь.
—	Гальдар! Прими хотя бы немного золота... в знак
памяти.
Он не ответил. Он уходил в своих черных доспехах,
со склоненной головой. Никто не видел, как катились
по его лицу горячие слезы. Сторожам он просто сказал:
—	Собирайте свое обмундирование и пожитки. Ва¬
ша повелительница вновь обрела царство. Вы поедете
с ней.
Они безмолвно повиновались.
Когда Дора со своим эскортом и двумя посланника¬
ми покидала деревню, все ее жители вышли посмотреть
на это зрелище. Орик протянул Гальдару лук.
—	Убей ее. Так велит закон. Иначе ты потеряешь
право носить оружие.
Гальдар указал на корабль:
—	Я действительно недостоин жить среди вас: я тоже
ухожу.
—	За ней? Ты пес или мужчина? Куда ты пойдешь?
—	Не ведаю.
6
Оша, предпочитавшего море всем земным возлюблен¬
ным, охватила странная дрожь, когда корабль, выйдя из
затопленной долины, заскользил грудью по лезвиям волн.
Ему не помогало даже то, что он столько лет провел греб¬
цом, «пропахивая» море, и столько пережил за эти годы.
215

Он не мог унять беспричинный озноб. А ведь эти волны
были лишь мирным дыханием старого Океана! Его хва¬
леная страсть к морю не способствовала душевному рав¬
новесию. Вместо радостного ощущения, на которое он
настроился («Друзья, наконец-то мы вышли в открытое
море; жизнь прекрасна, когда под ногами чувствуешь
отличное судно!»), его охватило смутное предчувствие,
сковавшее все тело цепями суеверного страха. Странное
дело: три его товарища по плаванию ощущали то же са¬
мое; тяжелое путешествие не укрепило их; напротив,
оно пробило в их душах бреши, через которые в них
вошли непреодолимые страхи и подозрения, осмеянные
ими самими еще час назад. Они уже спаслись один раз,
но у них внезапно возникло такое чувство, будто они
снова кидаются в эту пропасть, но теперь уже безвоз¬
вратно.
Лишь Гальдар был уверен в себе, во всяком случае,
избавлен от этих страхов. Он держал кормовой руль и
всматривался в пустые дали.
Ни паруса, ни клочка земли, только морская гладь,
поднимающаяся и опускающаяся в бесконечном ритме,
оживляемая легким кружевом пены и желто-мраморны¬
ми вкраплениями ракушек, силой вырванных из густых
зарослей себе подобных, тянущихся в самых глубинах
Океана. Небо было окрашено цветными полинявшими
пятнами, налезающими друг на друга, а сквозь них про¬
свечивал бледный диск истощенного солнца.
Чайки долго и беспорядочно летели за кораблем,
провожая его криками. Но теперь он продолжал свой
путь по водной пустыне в гордом одиночестве, плыл
черным пятном по этому колышущемуся покрывалу,
собирающемуся в складки, и вплоть до ажурной линии
горизонта бежали по нему неверные тени. Цветные пят¬
на облаков плыли над ними. Корабль рассекал их свет¬
лым отсветом своего паруса. Посреди этой бесконеч¬
ности он был похож на что-то неуместное и смеш¬
ное, как какая-то жалкая, никому не интересная, за¬
бытая вещь! Тишина, нависшая кругом, была ни с чем
не сравнима по своей весомости и угрозе, скрытой в
гудящих порывах ветра и шуме разрываемых форштев¬
нем волн.
Гальдар казался счастливым, но он не был счастлив.
Слишком сильное унижение пережил он перед отплыти¬
216

ем, чтобы так быстро оправиться от него, и без конца
вспоминал подробности всего пережитого.
Несмотря на оказанные им услуги и сделанные по¬
дарки, он отправился в путь под улюлюканье Орика и
его тупых воинов. Улюлюканье перешло в вой, издавая
который многие из жителей деревни извивались в на¬
смешливом танце, что вызывало общий хохот, А ветер
уже надул паруса, и корабль заскользил по озеру.
Хижина, удалявшаяся от него,— только над ее кры¬
шей сейчас не курился дымок,— могла бы стать приютом
огромного счастья. В ее бревенчатом полумраке, у сло¬
женного из плоских камней очага, на скромном папорот¬
никовом ложе могла бы свить гнездо «светлокрылая
любовь»!..
Каждый глухой удар сердца возвращал Гальдара ко
времени, прожитому в деревне: приезд, перь-ая беседа
с Ориком, первая ночь в хижине, разочарование Доры,
безнадежность, горечь, ненависть, превращенная бед¬
ностью в видимость взаимной нежности, богатой расто¬
чаемыми и полученными утехами, безудержной тягой к
любовным удовольствиям — признакам притворной люб¬
ви! Дни, отягощенные враждебными поступками, непро¬
стительными словами, язвительной иронией! Каким тем¬
ным и уродливым становилось любимое лицо тогда!
Почему не последовал он за Дорой! Ведь не все еще
было потеряно. Во дворце Тартесса их любовь могла бы
возродиться, хотя бы ценой каких-то компромиссов!
Разве нельзя идти на компромиссы из-за слабости или
жалости к любимому человеку? Нет, этому счастью не
суждено было сбыться! Слишком много было губитель¬
ных, искажающих его воспоминаний! Кроме того, суще¬
ствовал еще этот губернатор, которого Дора собиралась
обольстить, принцы и богатые люди Иберии, новый двор
с его иерархией и невыносимыми условностями! Снова
все ради власти: уловки, уступки. Невозможно было после
всех перенесенных лишений, после того, как божествен¬
ное провидение спасло их от урагана, опять погружать¬
ся в эту суету, и, как тогда, в Посейдонисе, украдкой
пробираться ночью в покои царицы, вновь утвердившейся
в своей власти...
Он вспоминал рассказ царя Граллона, которого До¬
ра высокомерно назвала сумасшедшим, потому как была
не в состоянии понять, что воспоминания и угрызения
совести рождают потребность в чистоте бытия, ибо бед¬
ный человек не всегда утончен в своих чувствах. Все
217

звучали в его ушах страшные слова: «Брось ее! Брось ее!
Ты несешь за спиной живое воплощение своего поро¬
ка!» — так кричали остальные. И он понимал, что и он с
момента своего приезда в Посейдонис с принцем Дори-
масом, в роскоши императорского дворца, в наслаждени¬
ях в белой комнате, на корабле, измученном грозой и
штормом, и даже когда блеснула радуга и прилетела
птица мира, и в отчаянии дней, проведенных в хижине,—
повсюду он нес за собой «живое воплощение своего по¬
рока». Только имя ему было не Дайю, а Дора. И он
тоже избавился от греха, отверг его, как дерево избавля¬
ется от сгнившей ветки, и таким образом возрождается
к жизни. Но кто знает, не больно ли дереву в этот момент?
Он вцепился в весла руками, покрытыми вздувшими¬
ся венами. Корабль^, подгоняемый бризом, плыл по без¬
граничному морю.
«Владыка мира, ты, стоящий над остальными богами
и чье имя никому не известно, ты, истинный господин,
куда ты ведешь меня? Я прошу тебя, избавь мое сердце
от впившихся в него шипов. Пойми, я всего лишь чело¬
век, не ведающий, куда ведет его Господь, ко приемлю¬
щий его волю без возмущения...»
И все же понемногу живое пространство Океана
привело его в состояние необъяснимой радости. К нему
пришла уверенность, что он возвращается на свой путь,
но не через тесную калитку, а через победные врата, увен¬
чанные молочно-белыми облаками, а под ногами у него
волнующее, таинственное мерцание волн. Радость, охва¬
тившая его, граничила с грустью, так велика была ее
значительность. Это была радость человека, нашедшего
свой путь и не пытающегося уклониться от него,
—	Куда ты плывешь, Гальдар? — спрашивали его
встревоженные и обеспокоенные матросы.
—	Наберитесь терпения.
—	Запасы кончаются, а на горизомте ничего ке вид¬
но, мы устали, у нас нет сил! Что ты ищешь? Атлантида
погибла. Признай свою ошибку, и поплыли в другую
сторону.
—	Посланцы Тартесса утверждали, что горы Атлан¬
тиды затоплены и стали островами. Туда мы и плыве?/-.
—	Посмотри, небо темнеет, ветер крепчает. Наш ко¬
рабль не сможет выстоять в бурю. Он, как и мы, устал
и износился изнутри и снаружи.
218

—	Это просто наступает вечер. Небо надолго осво¬
бодилось от гроз. Море тоже благосклонно к нам.
—	А наша усталость не в счет? Мы несем службу
втроем, а вы с Ошем меняетесь у руля.
—	Трех матросов достаточно для одного паруса в
такую погоду. Идите есть, я разрешаю вам взять двой¬
ную порцию.
Так они плыли двадцать дней под одним парусом,
а Гальдар с Ошем сменяли друг друга у руля. Они плы¬
ли по солнцу и звездам. Невидимый страх стал их посто¬
янным спутником. Носовой фигурой был крылатый ге¬
ний смерти. У них оставалось всего два бочонка с про¬
визией: один с тухлой водой, другой — с прогорклым
салом. Поэтому, когда они заметили вдали стаю птиц, а
затем и темные очертания скал, на корабле началось все¬
общее ликование. Но по мере приближения к незнако¬
мой земле их воодушевление уступило место отчаянию.
Перед ними уходили в недосягаемую высь острые
горные уступы, образованные огромными разломами, в
которых клокотала и бурлила вода. Не было ни одного
места, куда можно было бы пристать без риска сразу
же потерпеть крушение. Белые пенистые буруны вскипа¬
ли там, где таились под водой рифы. Пришлось лавиро¬
вать, подыскивая в открытом море удобное для стоянки
место, иначе течение сносило корабль к берегу.
Два дня блуждали они вокруг острова, пытаясь при¬
чалить. Когда же они наконец высадились, надежда
окончательно покинула их. Его населяли лишь птицы:
множество птиц, спасшихся от бури, пернатые различных
видов, всевозможных размеров, разнообразных расцве¬
ток. Появление людей не взволновало их. Разве не они
хозяева этой опустошенной земли? Они покрывали плот¬
ным слоем все пики. Их клекот заглушал шум волн и
далекий, нестройный шум прибоя. Стайка птиц облач¬
ком поднялась с мыса, острием вонзившегося в океан¬
ский простор. Она опустилась на корабль, стоящий
на рейде. Сотни клювов принялись ожесточенно долбить
палубу, трепать мотки пеньки.
—	Назад, на корабль,— сказал Гальдар.— Этот ост¬
ров проклят.
—	Он прав,— подтвердил Ош,— эти прожорливые
твари все порушат. Как мы потом все починим, чем?
Скорей!
219

Но трое матросов отказались следовать за ним:
—	Плевать нам на твой корабль, старый морской
конек. Он нам осточертел, и ты вместе с ним!
—	И Гальдар тоже!
Они смеялись над двумя друзьями, бросившимися в
воду и поплывшими к кораблю. Они вопили:
—	А у нас будут фрукты и свежее мясо. Жрите са¬
ми свое сало и подохните от него. Прощайте и попутного
ветра!
Один из них поймал пролетавшую рядом птицу и с
яростным криком свернул ей шею. Остальные последо¬
вали его примеру, повторяя со смехом:
—	Кому надо вкусного свежего мяса?
Ош и Гальдар поднялись на борт. Схватив весла, они
начали отгонять птиц, клевавших палубу и цеплявших¬
ся за тросы. Внезапно они услышали душераздирающие
вопли, и увидели, что их товарищи отбиваются от сотен
хлопающих крыльев и жадных клювов. С вершины горы
начали слетаться стервятники.
—	Они погибли, — сказал Ош, — нет! Оставайся
здесь!
Он вцепился Гальдару в запястье. Трудно было пове¬
рить, что после многих лет испытаний в этом старом те¬
ле было еще столько сил, что в этих глазах все еще го¬
рел огонь, в усталом сердце жила скупой мужская неж¬
ность!
—	Мы ничего не можем для них сделать. О, боже!
Взгляни на это!
Стервятники нападали на более слабых птиц, вре¬
заясь в их массу. Многие птицы поднимались в небо с
клочьями окровавленного мяса. Один из матросов, вы¬
рвавшись из этого облака перьев, подбежал к обрыву,
прыгнул в пустоту, разбился об острые скалы, и его иска¬
леченное тело так и осталось висеть над бегущими вол¬
нами. Ош и Гальдар видели, как черные птицы опусти¬
лись на его труп и разодрали его, оспаривая друг у друга
останки несчастного. На скале белели дочиста обглодан¬
ные кости двух других матросов и два выдолбленных
черепа. И все это время стервятники пикировали из об¬
лаков, с высоты на галдящую тучу мелких птиц. Трое
матросов были разорваны в один момент. А в небе уже
снова хлопали крылья, и клювы щелкали в поисках новой
добычи.
—	Подними парус,— сказал Ош.— Уже пора! Если
220

они на нас нападут, спрячемся в трюме. Давай скорей.
Я возьму шест...
Хлопанье парусины испугало птиц, но ненадолго.
Тщетно отбивался от них Гальдар, они все равно атако¬
вали корабль, и количество их росло вместе с их агрес¬
сивностью.
—	Береги глаза! — кричал Ош.
Но когда корабль прошел через узкий пролив и лег
на правый борт, птицы успокоились и по одной остави¬
ли корабль. Они не были морскими птицами, терялись
от близости воды. Их крылья не находили привычной
воздушной поддержки. Наступление ночи, скорость, с ко¬
торой двигалась эта деревянная штука, пенистые брызги,
приводившие в беспорядок их оперение, — все это пугало
птиц. Их заостренные силуэты растворились в сумраке,
покрывшем море. Единственным источником света в этом
царстве ужаса были фосфоресцирующие существа, на¬
селявшие глубины моря.
—	Сядь на весла,— сказал Ош. — Я больше не могу...
Кажется, я ранен.
Он улегся на палубе. Гальдар бросился к нему.
—	Это нестрашно. Возвращайся к веслам. Правь
в открытое море. Эта земля проклята... А потом
на юг.
Когда взошла полная луна и осветила черную полос¬
ку берега на горизонте, Гальдар поправил весла, зажег
фонарь и поспешил в каюту. Ош тихо стонал. У него
было множество запекшихся от крови ран на голове и
одна открытая на шее.
Он умер на следующий день. Но прежде, чем началась
агония, он нашел в себе смелость сказать:
—	Плыви все время на юг, собрат мой по несчастью...
На юге горы тоже были очень высокие, может, даже
выше этих.
—	Эти горы были остатками моей родины.
—	На юге, на той же высоте, находились плоско¬
горья, но климат там мягче. Ты найдешь там деревья,
траву...
—	Я поплыву на юг.
—	Не теряй надежды... Ты близок к цели.
—	Я верю тебе.
—	Раньше я думал, что ты будешь править каким-
нибудь царством, я был наивен, а разум мой несоверше¬
221

нен... А ты все повторял: «А если я хочу просто быть
человеком?» Но ведь такой, как ты, человек и есть на¬
стоящий царь?
—	Возможно.
—	Потому что он сам себе хозяин?
—	Да, брат. Не волнуйся так, а то у тебя откроется
кровотечение.
—	Так все и будет... Ты завоюешь право на покой!..
Его глаза горели нестерпимо ярким блеском.
—	О чем ты, брат?
—	Вдали от поселений, в первозданной бедности, ты
обретешь этот покой...
—	Что ты еще видишь?
—	Люди... Ты будешь царствовать... О, да, ты будешь
царствовать!.. Из твоей груди вырастет белое дерево...
На нем — множество голубок с переливающимся раз¬
ными цветами оперением... ни одной хищной птицы...
ни одной! Только голубки...
Он с трудом повернул голову и добавил:
—	Я ухожу из жизни счастливым, потому что все
так и будет, и я шел рядом с тобой верным путем... Брат,
ты бросишь мое тело в море.
—	Нет!
—	Тебя все равно принудит к этому зловоние от
моего трупа... Не грусти. Мы еще увидимся... Плыви на
юг... все время... на юг!
А затем свершилось то, что неотвратимо для всего
живого: смерть начала свою работу, сжала холодной ру¬
кой непокорное сердце, и существо, только что трепетав¬
шее и мыслившее, превратилось в прах, подхваченный
ветром вечности. Он достойно завершил этот поединок,
и, когда жизнь в нем наконец угасла, Гальдару показа¬
лось, что и он сам измучен нестерпимой болью. Столько
раз этот старый человек не только возвращал ему на¬
дежду, но и помогал разобраться в себе самом. Этот
голос, так часто упрекавший его, был ему настолько
знаком, что стал как бы голосом его собственной требо¬
вательной совести. Его глаза наполнились слезами, но
кто их мог сейчас увидеть: разве что море да Бог, у кото¬
рого пока еще не было имени...
Океан не стал могилой старого моряка, как он. того
пожелал перед смертью. Гальдар не мог расстаться со
своим товарищем. Он медленно и старательно зашил его
222

в парусину, оставив открытым лишь лицо. Так ему каза¬
лось, что Ош все еще жив и рядом.
Начиналось последнее испытание. Сначала одиноче¬
ство показалось ему таким невыносимым, давяшим и
мучительным, что захотелось сдаться и лечь на палубу ря¬
дом со своим другом и заснуть таким же непробудным
сном. Но, склонившись над его застывшим лицом,
Гальдар ощутил сначала жгучий стыд за свое малодушие,
а потом — прилив жизненных сил. Он подсчитал, что
если он поймает несколько рыб, то их вместе с имею¬
щимся запасом сала и воды должно хватить дней на
десять...
Он продержался гораздо дольше. Ему пришла в голову
счастливая мысль выставить на палубе бочонок и другие
емкости на случай маловероятного ливня. Вечером про¬
шел слабый дождь, и это спасло его от жажды. Он нашел
в трюме сеть, и море не поскупилось на улов. Он пытался
устроиться, насколько мог. Но силы были на исходе.
Он чувствовал, как нарастает слабость, как вялость стя¬
гивает его жилы, и ничего не мог с этим поделать. Это
свое состояние он воспринимал не как освобождение, но
как неизбежную милость: оно облегчало его душу и ох¬
лаждало жар его сердца.
Целые дни, час за часом, он наблюдал за облаками,
плывущими над обтрепанным и разорванным птичьими
клювами парусом, несмотря ни на что, все еще выполняв¬
шим свою функцию: облака становились легче и светлей.
Порой он смотрел на монотонно бегущие вдоль форш¬
тевня волны. Или пристально всматривался в лицо умер¬
шего друга. Но настал час, когда ему пришлось накрыть
его, чтобы не было видно его разлагающейся, покрываю¬
щейся мраморными прожилками кожи, вид которой при¬
водил Гальдара в отчаяние.
«Плыви на юг... все время... на юг»,— приказы¬
вал ему голос умершего, все еще звучавший в его
ушах.
Он тщательнейшим образом выверил курс корабля.
Потом вдруг перестал следить за курсом и предоставил
кораблю плыть по воле волн. Жизнь его становилась
все короче, а душа — все темнее. Он воспринимал это
свое состояние без протеста или отчаяния, даже старые
печали покинули его. Отныне он ощущал себя пустым,
как эта скорлупка, на которой он плыл. Зрение тоже
тяготило его; перед его глазами возникали видения:
стервятники, от которых он отбивается ударами весла,
223

берега, созданные силой его воображения и населенные
несуществующими созданиями, башни и обелиски Посей-
дониса, скрытые под толщей прозрачной воды. Ему мере¬
щилось среди раковин золотое сверкание Великого Храма
и металлический блеск укреплений. Потрескавшимися
губами он бормотал:
...Так однажды будет:
Защебечет птица
Златовратый город
Из воды восстанет...
Обретет пристанище
Солнце меж светилами...
Там, где рыба дремлет, вырастет пшеница.
Вместо блеска раковин запестреют фрукты,
Бриз вздохнет вечерний,
Заколышет пальмы;
Значит, к ночи ночь и день ко дню вернулись...
Он не улавливал больше смысл этих слов; он просто
вспомнил их звучание. Для его сердца и разума они
значили не больше, чем ветер или плещущаяся о борт
вода. Они даже не будили больше воспоминаний о ма¬
ленькой рабыне из Сосновой виллы. Ее нежное лицо
стерлось из его памяти.
8
Как всегда на заре, дурачок заворочался на охапке
листьев, служивших ему постелью. Он с серьезным видом
всмотрелся в небо, а затем одним прыжком перепрыгнул
через спящих в гроте людей, некоторые из которых
лежали, обнявшись, и вышел наружу.
Вприпрыжку, как коза, он помчался к морю. Чтобы
добраться до него, надо было пройти по круто идущей
вниз тропинке, чуть не падая в пропасть и цепляясь за не¬
ровности. Но он уверенно преодолел опасный спуск и по¬
вернул к пляжу. Пляж представлял собой застывший
поток лавы: при соприкосновении с водой он раскололся
и поднялся широкими глыбами, которые качались под
ногами сумасшедшего. Точным прыжком он приземлился
на утес, наполовину скрытый водой, и, скорчившись,
сел там, подтянув колени к подбородку. Ветер трепал его
спутанные волосы, а он любовался Океаном.
Старое чудище дремало под своей зеленоватой обо¬
лочкой, вздыхая и постанывая, как человек. Вода тихо
плескалась между камнями, и казалось, будто во сне оно
224

украдкой целовало этот остров, сжатый в цепких объя¬
тьях его огромных шевелящихся рук. Легкая рябь от
дуновений ветра морщила переливчатую гладь моря. Над
проливом нависало серо-зеленое марево со следами ноч¬
ной темноты. Густая чернота прибрежной скалы пере¬
межалась с бледными наплывами лавы. Каменистый бе¬
рег, более светлого оттенка, уходил в море вытянутыми
полосами, напоминающими по форме органные трубы...
На самой линии горизонта, ниже облачной завесы,
начинало разгораться зарево. Грива безумца поднима¬
лась, как от электрического заряда. Казалось, его и без
того выпуклые глаза с красными прожилками сейчас вы¬
скочат из орбит. Он вытянул тощую шею. На его жалком
лице отражалось напряженное внимание. Каждое утро
вот так же он ожидал восхода! Первый красный лучик
робкой кистью окрасил море, дотянулся до утесов,
и на них тоже заиграли отсветы зари. А затем из моря
поднялся пылающий шар и зажег все кругом. Загорелись
облака; окрасились черные скалы и вулканические
глыбы. Дурачок вздрагивал, хлопал в ладоши, издавал
радостные восклицания. Трижды он простирался ниц,
окуная в морскую пену свою бесформенную гриву.
Вдруг он выпрямился, встал, задрожал, искривил жа¬
лобно рот, указывая пальцем в сторону солнца. На фоне
раскаленного диска четко вырисовывался дерзкий силуэт.
Что-то двигалось по Океану в сторону берега!
Он вскарабкался вверх по скале, подбежал ко входу
в пещеру, постоянно оборачиваясь назад и показывая на
черное пятно на морской глади. Спящие с трудом про¬
буждались. Возвращения сумасшедшего служили им сиг¬
налом к пробуждению; а еще они странным образом пе¬
редавали им ощущение уверенности в завтрашнем дне.
Этот день еще ненадолго продлял им жизнь. Они пере¬
несли столько лишений и несчастий, их преследовало чув¬
ство опасности и собственной вины, поэтому блаженный
был их единственной надеждой! Они считали, что Высшее
Божество сохранило им жизнь в награду за его чистоту,
что его ежедневные любования морем на скале спасут их
от божественного гнева, потому что его душа чиста от
скверны. Но, услышав его странные выкрики, увидев
бурную жестикуляцию и испуганный взгляд сквозь гу¬
стые пряди волос, все вскочили и со страхом окружили
его.
—	О, горе нам! — вскричала жрица Фаина/— Сжаль¬
ся, о великий Посейдон!
8 Ж. Бордонов
225

Безумец не мог изъясняться членораздельно, он толь¬
ко высовывал длинный, дрожащий язык между мокрыми
толстыми губами и качал головой, как старичок. Осталь¬
ные столпились вокруг него, их было около тридцати,
одетых в козлиные шкуры и лохмотья. Длинные, спутав¬
шиеся волосы, морщинистые веки, впалые, бледные
щеки, затравленный вид этих людей красноречивее
любых слов говорили об их жизни. Одна из женщин,
единственная сохранившая красоту, взяла дурачка за
запястье.
—	Не дрожи так,— сказала она.— Не кричи... Ты
что, не узнаешь Ико? Посмотри на меня. Я — Ико,
твой друг...
Он заскрежетал зубами. Струйка слюны стекала по
его подбородку с торчащим кустиком волос. Он поднял
свое уродливое лицо к солнцу. Ико гладила его по руке
без отвращения, даже с какой-то нежностью и заботой.
—	У! У! — загудел он.
От этого жалобного звука становилось не по себе.
—	Несчастье! Несчастье! — пронзительно кричала
Фаина, протягивая к дневному светилу костлявые руки
со скрюченными пальцами, похожими на когти.
Дурачок тащил Ико к скале, то вцепляясь ей в рукав,
то приплясывая вокруг нее, постоянно указывая на море
и испуская крики. Один из мужчин, широкоплечий, на¬
клонился и поднял камень.
Показался треугольный контур скалы. Золотистые во¬
лосы Ико и темная копна волос сумасшедшего выде¬
лялись на светлом фоне воды. Между очертаниями их
голов виднелся покачивающийся корабль.
—	Это один из наших,— заметил широкоплечий,—
на борту никого нет! Корабль мертв!
Восходящее солнце превратило волосы Ико в сеть из
чистого золота. Казалось, что светится не горизонт,
а ее нежное лицо.
—	Я вижу человека в шлеме и доспехах. Он полу¬
лежит на палубе.
—	У! У! — стонал безумец.
Он спрятал лохматую голову у девушки на груди.
Шкура, служившая ей одеждой, не могла скрыть строй¬
ность ее фигуры.
—	Я тоже его вижу,— сказал крупный мужчина.
—	Я тоже!
—	Смотрите!
Корабль круто развернулся. На один миг стал виден
226

его единственный пассажир. Блеснул остроконечный
шлем. Стоявшим на берегу показалось, что человек поше¬
велился, пытаясь дотянуться до кормовых весел. Корабль
снова вильнул бортом, словно стараясь избежать встречи
с этим негостеприимным берегом. У людей в шкурах выр¬
вались крики. И, будто повинуясь тайному зову их сердец,
нос корабля повернулся к ним. Потом корабль снова
отнесло от берега, но он вернулся, и так происходило не¬
сколько раз. Наконец судно решительно поплыло к бе¬
регу. Уже видны были реи и обшивка, настолько раз¬
рушенные, что корабль можно было принять за обломки,
принесенные течением или пригнанные ветром.
Фаина качала своей кукушечьей головой:
—	Это еще в тысячу раз хуже! Корабль-призрак!
Несчастные, то, что вы видите на борту, не человек: это
заблудшая душа. Она блуждает повсюду и находится во
власти сил тьмы. Но почему она пришла к нам? Почему?
О! Горе нам...
Ико прервала ее:
—	Нет, это живой человек. Ом ищет, где причалить.
Вставало солнце. Оно осветило фигуру коня на носу
корабля, металлические части его обшивки, с которых
гроздьями свисали ракушки, и мачту в форме трезубца.
Без сомнения, это был корабль из Посейдониса, и новость
вызвала всеобщий восторг! Значит, обитатели острова
не были единственными, кто пережил катастрофу? Позо¬
лоченный конь на носу корабля потерял челюсть и
часть гривы. Замысловатое украшение на корме было
полностью разрушено. Непонятно, каким чудом это судно
еще куда-то плыло под обрывками паруса! Кроме того,
на палубе виднелось что-то, завернутое в коричневую ма¬
терию.
Человек поднял увенчанную шлемом голову. Люди на
берегу испугались. Их затравленные взгляды беспрестан¬
но переходили со сверкающего шлема на рассекаемую
форштевнем воду. Тем временем корабль подходил все
ближе и ближе, как будто извергаемый чревом Океана и
всасываемый скалистой сушей. Никто не решался поше¬
велиться. А сделать что-то надо было, хотя бы попытать¬
ся, без посторонней помощи корабль мог сесть на ри¬
фы...
Поздно! Тишину разорвал страшный треск, его под¬
хватило горное эхо. Форштевень вздернулся вверх и за¬
скрежетал о вулканический берег. Корабль почти пол¬
ностью поднялся из воды и замер под грохот, похожий на
8*
227

орудийные залпы. Упала начисто сметенная с палубы
мачта. Трещала обшивка. Человек на корабле закрыл
руками лицо, пытаясь защититься, и больше не двигался.
Ико решительно кинулась к вившейся вокруг скалы
тропинке.
—	Ну, вы идете за мной?
Они еще колебались. Она крикнула им:
—	Он же терпит бедствие! Мы должны ему помочь!
Они наконец решились и начали карабкаться на опас¬
ной тропе. Только Фаина оставалась на месте и, скло¬
нившись над пропастью, без устали что-то бормотала,
беспокоясь за жизнь своих соплеменников. Медлитель¬
ность, с которой Ико в сопровождении сумасшедшего
передвигалась к обломкам корабля, приводила старуху
в нетерпение, и она начала подгонять ее жалобными
криками. Человек в шлеме убрал от лица руки.
Человек смотрел на кучку столпившихся вокруг его
судна дикарей. С трудом он признавал в них представи¬
телей своей расы, соотечественников. Так вот во что
превратил божественный гнев могущественных атлантов,
повелителей морей, хозяев мира: он низвел их до прими¬
тивного уровня тех народов, которым атланты раньше
сами несли цивилизованность, обнаруживая их поселе¬
ния. Они были еще более жалкими, чем обитатели кельт¬
ской деревни, чем простодушные воины Орика! Он
вглядывался в каждое из этих кошмарных лиц, выра¬
жавших лишь стыд и страх. Он хотел что-то сказать им,
но был слишком слаб, сердце его билось слишком быстро,
кровь слишком сильно стучала в одетые золотом шлема
виски. Ему было трудно даже чуть-чуть пошевелить вес¬
лами. И все же, дрожа от напряжения каждым муску¬
лом, он встал на ноги. Люди, увидев, что он высок
ростом, инстинктивно отодвинулись подальше от него, на
месте осталась лишь Ико. Дурачок с криком отбежал в
сторону. Человек посмотрел на мрачные, облитые лавой
утесы, на возвышающиеся кругом остроконечные горы,
лишенные какой бы то ни было растительности, хотя бы
одного пятнышка зелени, указывавшего на то, что эта
земля живая. Затем с трудом, мучительно медленно
он двинулся вдоль палубы, пытаясь удержаться на ногах.
Кожаные ремни свисали вдоль его худых, покрытых со¬
ляной коркой ног. Его доспехи были украшены изобра¬
жениями двух морских коньков, между которыми сияло
солнце с человеческим лицом. Его плащ, застегнутый на
пряжку в форме трезубца, был порван, золотой шлем
228

помят. У него были седые волосы и длинная борода.
—	Кто ты? — спросила Ико.
Он хотел ответить. Но утесы заплясали у него перед
глазами. Взгляд застилал туман, в котором сливались
очертания Ико и ее соплеменников и кружились в не¬
истовом хороводе море и солнце. Ноги его подкосились, и
он рухнул, как срубленное дерево. Через секунду все,
крича и толкая друг друга, бросились на корабль, но
тут же с не меньшей поспешностью повернули назад и
окружили Ико, пытавшуюся расшнуровать доспехи не¬
знакомца. Он плавал с трупом! В старый парус был
завернут труп!
—	Но он-то жив! Давайте унесем его.
Они унесли его вчетвером. Ико поддерживала отяго¬
щенную шлемом голову. Когда они с огромными предо¬
сторожностями добрались до площадки, старуха приня¬
лась ощупывать безжизненное тело, не переставая при
этом причитать:
—	Я же вам говорила! Вы принесли нам несчастье!
Это демон, исторгнутый Океаном! Это тень человека, по¬
сланная, чтобы уничтожить нас, всех до единого...
—	Замолчи! Это человек из плоти и крови, как и мы.
Он истощен долгим плаванием и потерял сознание. Его
плавание было страшным и одиноким!
Старуха не соглашалась:
—	Откуда ты это знаешь, бедная дурочка?
—	Его корабль износился.
—	Ты слишком много возишься с дурачком, вот
и набралась от него глупостей. Теперь уже корабли разго¬
варивают?
Ико улыбнулась светло и нежно. Остальные голосили,
кричали или беспричинно хохотали во все горло, а она
все еще сохраняла способность улыбаться, может, по¬
тому, что была молода, а может, и потому, что не поте¬
ряла твердости духа.
Широкоплечий мужчина нетерпеливо спросил:
—	Ну, так что мы решаем?
—	Мы будем его лечить и выхаживать.
—	А когда он выздоровеет,— просипела старуха,—
что он будет делать?
—	Кто знает?..— мечтательно ответила Ико.
Дурачок вновь появился перед входом в пещеру:
вход в нее был украшен огромным камнем с гранатовыми
229

.прожилками, стоявшим на двух естественных опорах. Он
легко вспрыгнул на площадку, пробился сквозь толпу
и тоже дотронулся до человека в шлеме. Прекратил
завывать. Брови его сошлись на переносице, глаза сощу¬
рились, губы растянулись, обнажив неровные зубы: он
вторил улыбке Ико. Это всех приободрило. Люди напра¬
вились ко входу в пещеру, сопровождая четверых но¬
сильщиков. За ними, бормоча, следовала Фаина. Дура¬
чок подпрыгивал от радости, как собака, возвращавшаяся
в свою конуру. Слышались разговоры:
—	Это точно один из наших.
—	Он из Посейдониса.
—	Судя по пряжке и поясу — важный человек.
—	Вельможа из дворца?
—	Может, принц из дома Нода. Посмотри на изобра¬
жение у него на доспехах: солнце, два морских конька.
Он, наверное, из царской семьи!
—	Будь он царем или царским сыном, у него была бы
свита и руки не были бы такими грубыми. Ты не на до¬
спехи смотри, а на его пальцы.
—	Это капитан, потерявший экипаж, может, даже
адмирал!
—	С такими мозолями?
—	Во всяком случае,— сказала старуха,— пока это
еще один лишний рот, а у нас и так еды еле хватает. Знать
бы, выживет он или нет?
Ико молчала. Она смотрела, не отрывая взгляда, на
это лицо с опущенными веками и чувствовала себя удиви¬
тельно и необъяснимо счастливой.
9
Они ухаживали за ним как нельзя лучше, сперва
сдержанно, прячась от самих себя, затем с азартом, со¬
перничая друг с другом в усердии. Присутствие не¬
знакомца пробуждало в них качества, которые они уже
давно в себе похоронили: любознательность, изобрета¬
тельность, инициативность, сострадание и уважение друг
к другу. Теперь им хотелось действовать, и будущее ви¬
делось им совсем в ином свете. У них появилась цель
жизни и темы для разговора. Отныне они принадлежали
не окружающей их серости, а самим себе.
Широкоплечий набрался смелости и исследовал ту
часть острова, куда еще никто не осмеливался про¬
230

никнуть после стихийного бедствия: он обнаружил там
зеленую, укрытую от ветра долину, где росли молодые
деревья и бродило огромное стадо коз. Опьяненный
собственным успехом, он принес с собой соты и козленка.
Другой привел с собой послушных овец с выменем, пол¬
ным молока. Еще один, большой любитель собирать
ракушки, соорудил вилы и загарпунил ими крупную
рыбу. Так продолжилось чудо возрождения этих исстра¬
давшихся душ. Им казалось, что какой-то невидимый
доброжелатель поселился на их острове, направляя каж¬
дое их движение, поступок или мысль. Теперь уже не
дурачок будил их, а плодотворные идеи: «Сегодня пойду
по такой-то тропе... Вернусь в такую-то долину... А по¬
чему бы не сделать рыболовный крючок из кости: не¬
много терпения, и все получится!.. А не проверить ли
расставленные капканы? Пожалуй...» Дурачок, как ни
странно, больше не ходил на утес любоваться морем и
солнцем; он тоже бродил по горам. Однажды он нашел
цветы. С тех пор, как затонула Атлантида, это были
первые цветы, которые они видели: нежные белые вен¬
чики на длинных гибких стеблях. Ико с почти религиоз¬
ным восторгом собрала их в букет и поставила в кув¬
шин у изголовья больного. Все это, вместе взятое, та¬
инственным образом рождало в людях надежду. В то
время, как немногие выжившие все с большим и боль¬
шим трудом цеплялись за жизнь, у них неожиданно
появился источник существования — огромные неме-
ренные богатства: ведь еще не все долины были иссле¬
дованы, и теперь было совершенно ясно, что они вы¬
живут. Фаина больше не толковала о «демоне, исторг¬
нутом Океаном». Она, напротив, утверждала, что со¬
здания, «появившиеся с восходом солнца», безуслов¬
но, являются «Его посланниками». Она желала как-то
оправдаться за свои мрачные предсказания, поэтому,
склоняясь над телом незнакомца, бормотала:
—	Ты действительно сын божественного Солнца, не
будь я Фаина.
Потом она клала свои когтистые руки Ико на плечи
и провозглашала:
—	Да хранит тебя Бог, маленькая служительница
Солнца! Не теряй надежды, дитя мое, тебе воздастся за
страдания.
Благодаря незнакомцу, они вновь обрели прежние
привычки. Похоронили мертвеца с корабля согласно об¬
ряду, а не бросили в море, как делали это раньше со
231

своими умершими. Кроме того, они обнаружили на борту
множество сундуков с инструментами, ножницами, обси¬
диановыми зеркалами и бритвами. Женщины вновь смог¬
ли причесываться, а мужчины — подстригать бороду.
Беспамятство незнакомца сменилось комой, а за¬
тем — лихорадкой, хорошо еще, что он получал достаточ¬
ное для поддержания жизни количество пищи. Порой
его мучила нестерпимая боль, но ни одного стона не вы¬
рывалось из его уст. Тогда Ико вытирала струившийся
по изрезанному морщинами лбу и седеющим вискам пот.
Она следила, чтобы он не сбрасывал с себя покрывало.
Она без конца натягивала на него шкуры, самые лучшие,
какие смогла найти. Она готовила ему пищу, спала
подле него. Часто можно было видеть, как при свете
масляной лампы, подвешенной на изогнутый выступ ска¬
лы, она, облокотившись на край кровати, внимательно
смотрит на это резкое, властное лицо воителя, доброе
и мужественное одновременно; изможденность его лица
лишь подчеркивала его суровое благородство, чуть вели¬
коватые уши указывали на принадлежность к «высшей
расе» атлантов, цвет глаз напоминал своей изменчиво¬
стью и неуловимостью море, а иногда его взгляд горел
отсветом какого-то внутреннего пламени и тогда стано¬
вился устрашающе неподвижным.
Незнакомец не разговаривал и не отвечал ни на один
вопрос. Его молчание обескураживало. Люди начинали
сомневаться, понимает ли он их язык и настоящий ли
он атлант, У Ико не было сомнений на этот счет, В мо¬
менты, когда сознание возвращалось к нему, она ловила
в его взгляде настойчивость и слишком красноречивую,
хотя и мимолетную выразительность. Однажды, когда
в пещере, кроме них, никого больше не было, она риск¬
нула спросить:
—	Господин, скажи мне, кто ты?
Он вновь опустил веки, и на лице его отобразилась
такая грусть, что она забеспокоилась, сожалея о допу¬
щенной ею неловкости. Он почувствовал ее волнение
сквозь тьму, в которую было погружено его сознание,
и взял Ико за руку мягким и одновременно властным
движением.
В тот же вечер она доверительно сообщила остальным:
—	Трудно вообразить, что ему довелось перенести.
—	А мы?
232

—	Ему было гораздо хуже, чем нам. Он плавал долгие
месяцы. Я это точно знаю. Прежде, чем пристать к на¬
шему острову, он потерял товарища. Вряд ли кому-
нибудь удастся вынести то же, что и он.
—	Что он искал?
—	Остатки Атлантиды.
—	Это он тебе сам сказал?
—	Он еще скажет. Когда он окрепнет, к нему вер¬
нутся память и дар речи. Но уже сейчас я могу ручаться,
что он необычный человек.
—	Он сын Солнца, светлый умом,— заклинала Фаи¬
на,— я сразу это поняла. Ах, хорошо бы знать, откуда
он прибыл!
—	Его спина исполосована шрамами. В какой битве
получил он эти страшные раны? Или его пытали? В нем
чувствуется неодолимая смелость. Он выживет. Он все
вспомнит. Я обещаю вам это...
Казалось, дела идут на поправку, но ему еще не хва¬
тало сил, чтобы встать на ноги, кроме того, он все время
молчал, и это все больше и больше беспокоило Ико.
Однажды, когда забили одну из коз, ей пришла в голову
мысль напоить его теплой кровью. На следующий день
он смог подняться и, опираясь на плечо Ико, с трудом
поплелся к прибрежным скалам. Никто не проронил ни
слова. Даже дурачок вел себя спокойно. Когда незнако¬
мец увидел, что осталось от его корабля, из его груди
вырвался глухой стон. Все решили, что он сейчас поте¬
ряет сознание. Но он овладел собой и приказал:
—	Спускаемся.
—	Это слишком опасно. Может, позже?
—	Сегодня! Помогите мне!
Это было непросто. То он шел сам, то его несли Ико и
самый сильный из мужчин; в конце концов, они все же
добрались до корабля, обошли его и поднялись на борт.
После короткого осмотра он сказал:
—	Увы! Шпангоуты не выдержали. Корабль не по¬
чинить.
—	Ты что, хотел снова уплыть? Тебе плохо с нами?
—	Корабль мог бы нам пригодиться.
Он помрачнел и добавил:
—	Что стало с моим товарищем?
—	Мы похоронили его на восходе солнца, согласно
ритуалу. Место мы тебе покажем.
233

—	Да воздастся вам! Это был мой самый близкий
друг.
При звуках его громкого и четкого голоса у всех
родилась одна и та же мысль: «Голос вождя!»
—	Так кто же ты?
—	Меня звали Гальдар.
Они не знали, кем он был, какой титул носил в те
счастливые времена, чем занимался. Они были совершен¬
но уверены, что он был важной персоной.
—	Откуда ты?
—	Издалека, собратья по несчастью, очень издалека!..
Дайте время, я разберусь в своих воспоминаниях. У
меня все перепуталось.
И он дотронулся до лба. Никого не удивляло, что он
вдруг так сразу начал говорить. Они со жгучим нетерпе¬
нием задавали вопросы:
—	Господин, ты плыл из Посейдониса?
Его лицо потемнело:
—	Почему «господин»?
—	А твой ремень, знаки на твоих доспехах, пряжка
твоего плаща?
—	Ну и что это доказывает?
—	Ты был хозяином этого судна?
—	Да... Но раньше... раньше я греб... Я был гребцом.
—	Гребцом?
—	Если хочешь, каторжником.
—	В твои годы?
—	Я не стар. Это море выбелило мои волосы,
—	Господин, как ты нашел наш остров?
—	Я же тебе уже говорил, что не следует так назы¬
вать меня.
—	Почему?
—	Потому что, когда я был гребцом и надсмотрщик
хлестал меня плетью, я очень хорошо усвоил, как
много значит прекрасное право называться человеком, и
с тех пор мне не нужно другого имени! Не понимаете?
Я хочу быть человеком среди себе подобных, среди рав¬
ных, я хочу стать вашим братом.
Ико смотрела на рубцы, исполосовавшие его широ¬
кую спину, и рыдания подкатывали к ее горлу.
—	Ты долго нас искал?
—	Да. Как же вы спаслись?
Ико ответила:
—	Мы, бедные, всеми забытые горцы, жили на самом
юге архипелага империи атлантов. В ту великую, ужас¬
234

ную ночь, когда разъяренное море затопило внизу города
и долины, мы собрали наших коз и ушли в горы по
только нам известным тропам. Мы забирались все выше
и выше!
На самом верху наши козы сгрудились вокруг нас. и
так мы простояли до самого утра под стон земли и небес.
А когда наступил день, то осталась только эта скала, а по¬
зади нее шумел Океан. Все исчезло: и города, и деревни,
и порты, и корабли.
—	К счастью для нас,— сказала Фаина,— мы обна¬
ружили пастбища и эту пещеру, служившую убежищем
древним людям. Но многие из нас умерли, и, самое глав¬
ное, все дети. С тех пор здесь никто не рождался. Жи¬
вотные размножаются, а женщины и мужчины бес¬
плодны. Так мы и угаснем один за другим, и на острове
останутся только козы.
Ико спросила:
—	Неужели и вправду спаслись лишь мы и ты?
Гальдар ответил ей неопределенным жестом.
—...А кто спас тебя?
—	Об этом я расскажу сегодня вечером.
—	В наших краях,— заметила старуха,— обычай
велит рассказывать о своих приключениях тому, кто
дал тебе приют. Так повелось еще с тех времен, когда
у нас были дома, чердаки и погреба, постель для устало¬
го путника и доброе вино, чтобы у него развязался
язык!
—	Мои соотечественники были горцами с Севера.
Они так же, как вы, любили принимать странников и слу¬
шать их, а пламя очага и кувшины с вином согревали
их. Так они, жившие в глухих местах, по-своему откры¬
вали мир. Расскажите мне еще о той страшной ночи,
о том, как вы жили потом. Сегодня вечером, братья мои...
В тот вечер у бедных изгнанников впервые за все
время после катастрофы был праздник. Они, по своему
простодушному разумению, приготовили праздничную
еду, удвоили количество светильников и затянули вход
в пещеру звериными шкурами, чтобы укрыться от под¬
нимающегося ветра. За едой они перешептывались:
—	Сейчас он заговорит! Сейчас...
—	Братья,— начал он,— сейчас, находясь среди вас,
я чувствую себя почти счастливым.
Но, говоря это, он смотрел на Ико.
235

Когда он закончил свой рассказ, она взяла его за
руку и со слезами поцеловала ее.
—	Я,— сказала она,— я буду той женщиной, которая
не разочарует тебя, которая видит свое счастье в том,
что она может помочь тому, кого любит, что она ждет его,
что страдает за него...
Всем, даже Фаине, пришлись по душе эти слова.
—	Конечно, если ты захочешь,— добавила Ико с пре¬
лестной застенчивостью, и глаза ее засияли, как два
солнца!
—	Так будьте же вместе! — заключила Фаина под
всеобщий гул одобрения.
В ту же ночь Ико обнажила свое тело для Гальдара.
Она дала ему то, что он считал невозможным, ведь до
сих пор он знал лишь тело Доры. Любовь Ико совсем
не была утонченным наслаждением! Она была всеми на¬
слаждениями сразу, и пахла вечностью.
И все же до рассвета его требовательная душа так и
не нашла ответа на свой вопрос:
«О Ты! Чье имя никто не смеет и не умеет назвать,
ответь: неужели предметом моих исканий суждено стать
обычной женщине? Ответь мне, о, Господи...»
—	А на следующий год,-— рассказывала пожилая да¬
ма с Канарских островов,— день в день, перед неболь¬
шой группкой людей жрица Фаина совершала обряд
посвящения Восходящему Солнцу новорожденного. Это
был первенец Ико и Гальдара.
Она замолчала, неподвижно глядя на известковую
стену.
—	От них,— продолжала она, — и пошел народ
древних гуанчей. Высшее Божество наконец постигло
их и сняло свое проклятие. Вскоре появились и дру¬
гие дети. Мужчинам и женщинам, считавшим себя бес¬
плодными, был возвращен дар продолжения рода. Ост¬
ров стал многолюдным. И все считали, что этой небесной
милостью они обязаны Гальдару, «сыну божественного
Солнца». У нас ходит предание, что по окончании этого
обряда, предвосхищавшего современное крещение, широ¬
коплечий почтительно обратился к Гальдару: «О, любез¬
ный господин, позволь в этот прекрасный день назвать
тебя так, ибо мы признаем тебя таковым и выбираем
тебя своим главой! Ты первый отец Новой Атлантиды,
будь нашим глубокочтимым господином, ибо боги вер¬
236

нули тебе мужскую силу. Мы будем твоими братьями,
но ты, который перенес столько, дай нам законы, про¬
диктованные твоим сердцем и опытом».
Я спросил у нее, что же сделал Гальдар.
—	Он согласился. Затем он построил наши первые
города, этот — один из них и носит его имя. Он открыл
и другие Канарские острова и умер в глубокой старости.
Когда французы и испанцы высадились здесь много веков
спустя, они были восхищены порядками, принятыми
здесь еще с тех давних пор.
—	Он ведь хотел быть простым смертным, а ему
пришлось стать царем?
—	Царем без короны и дворца и без всяких рега¬
лий. Вместо скипетра у него была палка. Земля в его
царстве принадлежала всем, и все обрабатывали ее на
общее благо... И тогда он наконец понял, почему Господь
Бог спас его от гибели и привел на этот остров, какую
цель он поставил перед ним: восстановить корни общест¬
венного уклада, возродить души атлантов, чтобы сбылось
древнее предсказание. Помните? «Но однажды город
златоглавый из воды восстанет...»
—	Да, он знал это, но был ли он счастлив?
—	Нашедший свою стезю всегда счастлив. Взявший
свою судьбу в собственные руки становится таким, каким
он мечтал стать.
Ее шелестящий голос вдруг обрел неожиданную
силу:
—	Ибо неоспоримо то, что есть неистребимый чело¬
веческий тип, которому не страшны ни ураганы, ни
наводнения: эти люди несут миру отвагу и нежность,
науки минувших и грядущих дней и, самое главное,
способность к братской любви, без которой любое
существование становится недолговечным. Этих людей
можно сделать рабами, предать позору, но уничтожить
невозможно. Ни они, ни их мысли не пропадают бес¬
следно. Они несут человечеству свет.
Произнеся эти слова, она погрузилась в размышления
о минувших тысячелетиях, за этим занятием и настиг
ее сон. Благоухали цветы на террасе, и казалось, что
из-под мерцающего покрывала ночи доносится пение
моря.

Золотые
кони

Вместо предисловия
Чтобы избавить читателя от необходимости поминутно
заглядывать в справочники, перед началом повествования
уточним: действие романа начинается в пятьдесят седьмом
году до Рождества Христова, во второй год Галльской войны,
и развивается, главным образом, в период начала и продолже¬
ния знаменитой кампании против венетов.
Цезарь считал Галлию покоренной, завоевав множество
народов, населявших этот обширный край, и добившись
повиновения от остальных. Но в течение зимы, предшеству¬
ющей кампании, венеты объединились с западными племенами
(Ареморик, Нормадия и северная часть Пуату). Этот союз
доставил Цезарю хлопот*
И еще о политической ситуации и событиях, происходивших
в то время в Римской империи.
Римская республика была подорвана изнутри интригами ко¬
рыстных политиков, погрязла в безнравственности и кумовстве.
В вечном городе покупалось и продавалось все, вплоть до чести.
Стремительное восхождение Цезаря на императорский трон
положило конец хаосу.
Завершив покорение Галлии, Цезарь перешел Рубикон, чем
развязал гражданскую войну (49 год). Сторонники Республики
под руководством Помпея бежали в Грецию. Цезарь одер¬
жал над ними победу при Фарсале (8 августа 48 года). Помпей
укрылся в Египте, где был убит молодым царем Птолемеем.
За два года, с 48-го по 47-й год, Цезарь завоевал Египет
и возвел на трон государства Клеопатру. Затем он повернул
свои легионы на восток и сражался под Зелой с сыном велико¬
го Митридата (47 год). После чего состоялся новый поход
в Африку, где он добил сторонников Республики. В мартов¬
240

ские иды Цезарь был убит. Власть унаследовал Триумвират
(приемный сын Цезаря Октавиан, Марк Антоний и Лепид),
но из-за разногласий между ними и алчности всех троих
разразилась новая гражданская война, из которой Октавиан
вышел победителем и императором.
Рим превратился в столицу всего мира. Опорой его величия
стала армия, состоявшая из нескольких легионов.
Для большей ясности напомним, что в легион входило
около шести тысяч человек, командовал ими легат (звание,
аналогичное современному генеральскому). Легион подразде¬
лялся на десять когорт под командованием военных трибунов
(высших офицерских чинов). Каждая когорта состояла из де¬
сяти центурий, находящихся под началом центурионов (капи¬
танов), которым помогали субцентурионы (лейтенанты). Ве¬
дущий центурион носил звание примипила.
Дорогая Ливия,
Вот уже давно я собираюсь описать тебе события, без
которых твое нынешнее счастье было бы невозможно. Да и моя
жизнь была бы другой, даже если она состояла бы из тех
же военных маршей и построений легионов.
Когда я привез тебя из галльского леса, ты была совсем
несмышленой. Но скоро ты забыла язык своих предков, во¬
споминания не тревожили тебя вплоть до приезда в Эпониак,
где неожиданно проснулась эта неудержимая страсть... Взрос¬
лела ты в Риме и стала настоящей римлянкой. Твои ум
и красота пленяли молодых людей из лучших семей. Ты
вышла замуж за Гая Семпрония, наделенного достоинствами
Минервы и Аполлона. Вы были прекрасной парой и казались
созданными друг для друга! Вот почему я так легко согла¬
сился на этот брак и завещал тебе все свое имущество, за
исключением нарбонского имения, где сейчас и нахожусь.
К сожалению, мне так редко приходилось видеть тебя, Ливия!
Только теперь я понимаю, что твое милое лицо дороже пустой
славы и всех завоеванных ценой крови богатств.
Когда завоевание Галлии подошло к концу, я надеялся,
что меня отпустят в имение и дадут пожить в свое удовольст¬
вие. Но Цезарь перешел Рубикон и начал гражданскую войну.
Затем был Фарсал... Накануне сражения передавали из уст
в уста призыв, брошенный, кажется, одним из тех бывалых цен¬
турионов, которые составляли костяк армии:
—	Докажите Цезарю, что он не напрасно положился на
241

вас. Осталось выиграть последнее сражение. Выстояв, вы
завоюете ему власть, а себе — свободу.
Но сражения продолжались. Помпей бежал, и Цезарь ре¬
шил преследовать его. Я оказался в той горстке легионеров,
которая ворвалась с ним в Египет. Чтобы вернуть Клеопатре
трон, нам пришлось завоевать целую страну! Затем состоялся
поход на Восток, грандиозная победа на Зеле. Цезарь на¬
писал: <<Veni, vidi, vici!». А шагали, потели, стонали, крово¬
точили мы.
Потом снова была Африка, где погибли сторонники Рес¬
публики и умертвил себя Катон. И наконец, а это было спустя
несколько дней после твоей свадьбы, в эти проклятые мар¬
товские иды Цезарь захлебнулся в собственной крови. К власти
пришел Триумвират, и началась повальная, без разбора, резня:
гибли родственники, друзья, враги. Как Цицерон и многие
другие — родня Цезаря, знать, сенаторы,— я должен был бе¬
жать и искать убежшца. Более удачливый, чем великий бол¬
тун, я оставил далеко позади своих преследователей, уплыв
в Нарбонию. Здесь, в глуши, я и живу с тех пор... Итак,
из четырнадцати лет, что я знал тебя, мы провели вместе
всего одиннадцать месяцев.
Я писал тебе длинные послания, стараясь не исчезать из
твоей памяти надолго. Тебя навещал, кроме того, Коту с. Он
появился неожиданно и всегда привозил либо золото, либо
украшения, иногда статуи. Это было что-то вроде выражения
верности, знаков нерасторжимости нашего союза (скоро ты
пошлешь почему). Вот так же Рим богател, поглощая дань
от покоренных народов. Роскошь быстро наполняла дом быв¬
шего придворного, который я купил специально для того,
чтобы поселить тебя под защитой своих постаревших двою¬
родных братьев. Но хочу еще раз сказать тебе: ничего не стоят
письма. золото, предметы искусства, если я не слышу дорогой
мне голос. Он продолжает звучать в моей памяти, чистый и
нежный, как журчание ручья, текущего среди камней.
Когда мне приходилось бывать в Риме, я несколько раз
ловил на себе твой пристальный взгляд. Удивление, смешан¬
ное со страхом, читалось в нем. Ты спрашивала себя —
не так ли? — кто же я на самом деле, зачем я увез тебя из род¬
ных мест, кто были твои близкие? Наверное, тебя охватывали
смутные, тревожные воспоминания. Меня же в эти моменты
охватывала глубокая грусть. Мне было стыдно и больно. Я
старался отвлечь тебя, увлекая играми или прогулкой. Я
боялся вопросов, которые ты задала бы мне рано- или поздно.
Позже я солгал тебе, побоявшись, что ты неправильно пой¬
мешь меня или разлюбишь. Как я боялся! Я, избежавший
242

стольких опасностей, мучился страхом потерять в глазах моло¬
дой женщины, пугался ее презрения. Не осмеливаясь касаться
горькой правды, я уклонялся от разговора наедине с тобой.
Я устраивал празднества, подолгу не отпуская от себя друзей:
иной раз мне бывало так тяжело, что хотелось кричать, но я
заставлял себя казаться веселым и даже смешным. Ты смеялась
над веселыми историями, которые рождались в моем отягощен¬
ном угрызениями совести воображении. Не забыла ли ты
басни о Криспе? Знай, что я выдумал ее с единственной
целью — позабавить тебя, отвлечь от потайных мыслей. Сколь¬
ко раз во время обедов я рассказывал тебе о его подвигах,
подражая его жестам и гримасам... Так я отравлял фальшью
наши отношения. Я предпочитал играть роль веселого сотра¬
пезника. Меня душило раскаяние, но, следуя приличиям, я при¬
кидывался шутом. Удалось ли мне обмануть тебя? Сомневаюсь.
Всякий раз перед отходом моих войск ты поднималась на
рассвете. Ты появлялась — о тайна провидения! — в белой ту¬
нике, которая будила во мне вихрь беспощадных воспоми¬
наний. Твои распущенные волосы лежали на обнаженных пле¬
чах. Широко раскрытыми глазами ты ловила мой взгляд, точно
хотела меня удержать; казалось, они упрекали:
«Снова ты уходишь и оставляешь меня в неведении. Когда
же ты перестанешь обращаться со мной, как с маленькой?
Когда освободишь свое сердце от бремени сомнений? Неужли
ты думаешь, что я еще слишком юна, чтобы понять тебя? На¬
столько горда, что не стану любить тебя так, как прежде?»
Но трусость заставляла меня молчать. Твои руки обви¬
вали мою шею, волосы касались поблескивающей кирасы. Холод
металла охлаждал твой пыл, и ты дрожала, как промокшая
птица. Я больше не в силах был сдерживаться — тяжелая
мужская слеза, посланная, казалось, из самого сердца, па¬
дала на твой затылок и пропадала в прядях золотистых волос.
Я через силу улыбался и говорил:
—	Возвращайся, моя дорогая Ливия. Боюсь, сейчас на¬
чнется дождь.
И уходил, не оборачиваясь. Я шел долго, стараясь быст¬
рой ходьбой сбить волны тоски и тяжелых угрызений со¬
вести.
Однако мне не на что было жаловаться. Ведь я знал, что,
вернувшись, увижу тебя повзрослевшей, ставшей еще прекрас¬
нее. Во время походов моя душа жила воспоминаниями о тебе.
Как тебе известно, вечному легионеру приходится довольство¬
ваться крохами счастья. Мы — сдержанные, ожесточенные
люди, которые изливают свое скупое чувство привязанности на
бессловесных тварей, встреченных на пути. Только представь
243

себе неотесанного легионера, на привале подносящего к глазам
ладони, в которых сидит ручной мышонок или хамелеон! Л за
другим трусит старый пес, собравший шерстью пыль с дорог
всего мира... Я же носил с собою образ моей милой Ливии.
Но хватит об этом.
Позавчера Коту с вернулся из Рима. Он появился раньше,
чем я ожидал. И рассказал мне, что застал тебя преисполнен-
ной радости. Я сразу понял, почему он так рано вернулся:
бедняга боялся помешать вашему блаженству своим присут¬
ствием. И он был прав! Вы с Гаем поженились так недавно!
И я не хотел бы, чтобы присутствие Котуса напоминало вам
обо мне, не будило страхи, о которых вам, возможно, удалось
позабыть. Мой храбрый воин вышел на цыпочках, чтобы не
мешать влюбленным. Я одобряю его скромность, Ливия. Вы
должны забыть обо всем на свете, кроме своей любви, ты и
Гай. Я так рад, что среди всеобщего падения нравов вам уда¬
лось испытать истинное чувство, что тебе посчастливилось
обрести мужа, не потеряв целомудрия. Римлянки прежних
времен поступали только так. Впрочем, как и женщины Галлии.
На том и зиждется мощь сильной расы.
В своей обычной многословной манере, которая тебе хо¬
рошо известна и которая не исключает тем не менее точности
и проницательности рассказа, Коту с описал мне вас такими,
какими оставил: вы сидели плечом к плечу на мраморной скамье
в глубине сада.
—	И волосы Ливии,— сказал он,— точно искрились.
Слава небесам за то, что они даровали вам любовь, в то
время как Рим в очередной раз истекал кровью. Она воспламе¬
нит твой угасший дух. Она удержит Гая от безрассудных по¬
ступков и тем устроит его счастливое будущее. Не говоря о
том, что она подарит вам блаженство, о котором можно только
мечтать...
Я послал к вам Котуса, чтобы малейшее беспокойство не
мешало вашему счастью. Я был слишком самонадеян. Увы,
Триумвират злопамятен. Коту с был замечен, вслед ему послали
шпионов, они следили за ним вплоть до моего укрытия. Теперь
мои враги знают, что я прячусь на Черной горе Во время
вчерашней прогулки я заметил двух незнакомцев, притаивших¬
ся среди камней. Не требовалось большой работы ума, чтобы
узнать в них римлян, переодетых крестьянами. Сегодня в пол¬
день меня навестил нарбонский центурион, мой старый товарищ
по оружию, и сказал:
—	Ты разоблачен, Тит. Наместнику известно твое место¬
244

нахождение. Тебе нельзя больше оставаться здесь. По приказу
Триумвирата уже казнили двух сенаторов, скрывающихся в
этих краях... Я пришел к тебе не для того, чтобы завоевать
твое покровительство, только из дружбы.
Еще не так давно я посмеивался над холодностью Окта-
виана и грубостью Марка Антония. Но после убийства Цезаря
они стали хозяевами Рима, и тут же подняли свои головы те,
кто с нетерпением ждал чинов, наград, одним словом, реваниш.
Их так много, и они так алчны, что л не сомневаюсь в исходе
собственной судьбы. Я был легатом при Цезаре, префектом
Рима, сенатором—вог в чем я виноват! Это слишком высоко,
чтобы довольствоваться меньшим., слишком почетно, чтобы по¬
коряться... И я слишком стар, чтобы начинать все сызнова.
Никаких надежд .Я внесен в черный список. Это вполне в духе
эпохи! Теперь уже ничто меня не удивит. Братоубийственные
войны, перевороты, череда свержений и восхождений —
все эго случалось и в прежние времена, не только в наше.
«Что есть наше прошлое? — говорится в одной восточной
притче:—Это то, что должно повториться в будущем. Что
происходит теперь? То, что и завтра будет происходить.
Все повторяется. Никто не вправе сказать, вот нечто
совершенно новое — ибо все это уже появлялось в ушедшие
века» .
Я могу прибавить к этим словам:
«Где же вчерашняя боль? И что останется к завтрашнему
дню от сегодняшнего блаженства?»
Я не знаю, что будет со мной завтра, под чьим кровом я
найду приют, сколько вечеров доведется мне еще провести в
мирной тишине. Стоит ли бежать? Во всяком случае, я хочу
успеть рассказать тебе о том, что не должно вместе со мною
уйти в небытие.

Книга первая
Глава I
от мне и сорок девять
лет. Как относиться
к этому? В эти трудные времена я мог бы вступить в борь¬
бу наравне с молодыми. В моих жилах течет горячая
кровь, временами меня охватывают юношеские порывы
удальства... Но прежде всего, что же такое рождение че¬
ловека? Простая случайность. И между первым взглядом,
которым младенец окидывает пространство вокруг себя,
и настоящим умением видеть мир лежит пропасть. Как
между прозябанием и полноценной жизнью. Многие
согласны довольствоваться небольшим: они кормят себя,
развлекаются, работают и размножаются. Их тело быс¬
тро дряхлеет и в конце концов превращается в пыль.
Круг замыкается, от них не остается ни малейшего
следа, как от облаков. Возможно, это один из самых
мудрых способов существования. В конце концов, к чему
искать смысл своего появления на свет, изучать механиз¬
мы души, спускаться в ее кладовые, точно в шахту?
Живое создание — это вечные сумерки, загадки, требо¬
вания, слабости, порывы и неуемные запросы. Человека,
любого из нас, можно сравнить с посаженной в клетку
дикой птицей, у которой подрезаны крылья, мы так
же беспомощны, жалки и смешны. Познать себя —
означает, по сути, не что иное, как погрузиться в ковар¬
ные иллюзии, это означает радоваться или печалиться.
Мы принимаем самих себя за некий идеальный образ,
исказить который может только наше настроение.
То явление, которое мои учителя — греки называли
«вторым рождением», не что иное, как торжество истины.
Тот, кто мнит о себе невероятно много, на деле чаще
246

всего оказывается ничтожеством. Чудеса храбрости вдруг
показывает тот, кто считал себя трусом, непревзойден¬
ную ловкость — робкий и застенчивый человек. Иной сам
себя называет мягкосердечным, но на поверку способен
убить родного брата из корыстного расчета. Один счи¬
тает, что заслужил высшей награды, совершив в действи¬
тельности низость, другой претендует на фанфары сла¬
вы, тогда тсак самой природой ему назначено быть
тюремщиком. А кто-то, всю жизнь воспитывая в себе пре¬
зрение к смерти, воинскую суровость, вдруг в час испы¬
таний проявлял высокий гуманизм. Есть люди, которые
не в силах смотреть в глаза правде. Но, как они ни избе¬
гают этого, она давит на них всю жизнь, делает их жи¬
выми мертвецами, путающимися в собственных мыслях,
опустошенными мечтами о своей молодости, зря потра¬
ченной в череде похожих друг на друга дней. Их души
можно сравнить разве что с изношенной одеждой... Но
есть и такие, у кого хватает силы духа встать на путь,
уготованный им судьбой.
Земные блага, которых я так страстно жаждал в мо¬
лодости, свалились на меня после того, как я перестал
бредить ими. Только забыв о своих юношеских притяза¬
ниях, я сделался хозяином самого себя. Я призвал свое
крепкое тело быть верным исполнителем воли рассудка.
Сделав это раз и навсегда, я оказался неуязвимым
для страстей и пороков. Черные демоны потеряли инте¬
рес ко мне. Боги, всяческие суеверия лишились власти
надо мной... В конце концов, мои желания начали сбы¬
ваться. О! Конечно, только на уровне внешнего преуспе¬
вания. Судьба благоволила ко мне за то, я убежден в этом,
что я ничего не просил у нее. У меня было все, что
я хотел иметь — и сколько лет! — потому что я готов был
обойтись минимумом, не придавая значения тому, что
обычно понимается под благом. То умиротворение,
в которое я погрузился, было на самом деле, скорее,
безразличием. Впрочем, умиротворения нельзя найти ни
в уединении, ни в веселье, ни в бедности, ни в обеспечен¬
ности. Его можно испытать, пожалуй, на поле сражения,
ибо оно есть свойство нашего сознания, а не внешних
причин.
Нечто похожее я испытал в Риме, когда сумерки уже
становятся морозными, но еще отсвечивают розовым теп¬
лом ушедшего лета. Это необыкновенная история, доро¬
гая Ливия, и я должен поведать тебе ее, несмотря на
то, что времени у меня осталось не так много.
247

Как ты знаешь, я принадлежу к клану Юлиев, иначе
говоря, я был близким родственником Цезаря. Но наша
семья относилась к младшей ветви клана, мы пребывали
в статусе бедных родственников, тех, кого приглашают
на семейные празднества, но с кем не выходят на люди,
кого не назначают на высшие посты.
Мой отец, Квинт Юлий, находясь с гарнизоном в Нар-
бонии, взял себе в жены вольку, другими словами, девуш¬
ку варварского народа. Других ошибок в жизни он не со¬
вершал, но и одной этой было достаточно. Будь она его
любовницей, на это закрыли бы глаза. Но женитьба на
вольке затворила перед ним двери влиятельных домов.
Отец был прост и прям, он бросил вызов обществу, по¬
селившись с женой в самом городе. Какова дерзость!
От одного из дядей он унаследовал виллу Марция, кото¬
рая прежде служила резиденцией Анку Марцию, одному
из семи царей Рима *, в этом же доме родился Кориолан.
Об отце я никогда тебе не рассказывал. Он не был
обычным человеком, точнее, пожалуй, его следует назвать
противоречивым. Он нежно любил свою семью, но всю
жизнь посвятил военной службе. Думаю, в глубине души
он тяготился отчуждением от семьи, на которое он сам
себя обрек. Возможно, с годами угасла страсть, которую
он питал к моей матери, не знаю. Во всяком случае,
едва Рим затевал какую-нибудь военную кампанию —
дальнюю или близкую, легкую или опасную, прибыльную
или нет,— отец всегда в числе первых вызывался при¬
нять в ней участие. Друзья считали его честолюбцем.
За честолюбие они принимали стремление убежать от
обыкновенной скуки. Если бы они знали, сколько усилий
он прилагал, чтобы скрывать радость, охватывающую его
в момент расставания с семьей! Несмотря на свою доб¬
лесть, он не продвинулся по служебной лестнице выше
трибуна. Во время войны рабов лучник Спартака при¬
гвоздил его к частоколу ограды. Насмешка судьбы! По его
завещанию мы отпустили всех рабов виллы и нашего
имения в Кампании.
Что касается моей матери, то она так и не смогла при¬
способиться к новой жизни: ни к суете, ни к сложной
*	Семь царей — Ромул, Нума Помпилий, Тулл Гостилий, Анк Мар-
ций, Тарквиний Древний, Сервий Туллий и Тарквиний Гордый. Пра¬
вили Древним Римом в 8—6 вв. до н. э. При семи царях Рим достиг
главенствующего положения в Лации, появились господствующие
классы, возникло рабство.
248

атмосфере римского общества. Она была создана для
созерцательности, свободной от бытовой суеты, сущест¬
вования среди торжественной тишины лесов. Пока мы
жили на ее родине, в Нарбонии, она казалась веселой,
нежной, в чем-то загадочной. Но в Риме она становилась
похожей на тех совят, вынутых из дупла, что сжимаются
в комок от яркого света и дрожат крыльями. Беззащит¬
ная, она смирилась с исчезновениями моего отца, никому
не рассказывала о своей тоске по родине.
Недолгая любовь этих столь непохожих друг на друга
существ и послужила причиной моего появления на свет.
Когда мы переехали в Рим из нарбонской Галлии,
мне было семь лет. В Риме среди наших рабов было трое
галлов. Они помогли освоить их диалект. И я не только
выучил их варварский язык, но и постиг свойственный
только им особый образ мышления, для которого были
характерны мечтательность, поэтическое восприятие
действительности, тогда как на внутренний мир типич¬
ного римлянина наложило отпечаток всевластие торгов¬
цев и судей. Мы излишне трезвы...
В остальном же мое детство мало чем отличалось
от детства моих сверстников.
Мальчишки нашего квартала, особенно дети лавочни¬
ков — а я всегда оставался чужд этому миру,— прозва¬
ли меня Браккатом за то, что я носил широкие штаны
бракка, в каких щеголяют молодые галлы. Тогда я впер¬
вые почувствовал себя оскорбленным.
Как и другие, я играл в мяч в саду нашего дома
на Палатине *, писал палочкой на восковых дощечках,
бывал бит хлыстом строгого школьного наставника. Как
и другие мальчишки, я вырезал свое имя на цоколе Эми-
лийского храма. Думаю, что его еще можно прочесть
на третьем камне западного фасада с левой стороны:
«Тит Юлий Браккат». Последняя буква не ясна, она при¬
шлась на особо твердое место, и я сломал резец.
Однажды я упал в Ютурнов пруд, в котором, по ле¬
генде, Диоскуры поили своих лошадей. Прорицатель¬
ница, жившая по соседству, увидела в этом некое пред¬
знаменование. Я о нем не узнал, но отец, помню, весело
рассмеялся, а мать во время молитвы благодарила богов.
*	Палатин. Палатинский холм — один из семи хол¬
мов, на которых стоит Рим.
249

Была в моем детстве еще одна особенность, сказавшаяся
на моем воспитании, правда, совсем незначительная:
родители поклонялись разным богам. Что же оставалось
мне? Мой детский рассудок принял среднее: я шептал
молитву на странном языке — в нем перемешались рим¬
ские и галльские названия. Минерву я называл иногда
Беллизамой, Геракла — Кернунном, Диану — Эпоной.
Когда мне исполнилось пятнадцать лет, меня отпра¬
вили в Грецию. Там я продолжал учение и, вернувшись,
понял, что остался вне какой-либо религии. Стоит ли
удивляться этому?
Не думай, что я пытаюсь оправдать некоторые свои
промахи и беды ограниченностью собственных родителей.
Многие считают юность безопасной гаванью, где человек
отсиживается до тех пор, пока не повзрослеет, и где ему
прощаются все ошибки. Нет, я никого не виню, кроме
себя самого. Даже в сегодняшнем катастрофическом
положении вещей я не ищу виноватых.
Никто не заставлял меня прервать обучение и обла¬
читься в доспехи легионера, а затем уйти внезапно с
военной службы и устроиться на службу к банкиру Крас-
су. Никто не виноват в этом, кроме моего тогдашнего
поразительного тщеславия и непонимания собственных
возможностей.
Красс знал моего отца со времен гражданской войны.
Он ценил его мужество и потому принял меня с распро¬
стертыми объятиями, заставил изучать право, приобщил
к делам. Для него это было, впрочем, нечто вроде
выгодного помещения капитала. Ведь я стал начальство¬
вать над писцами и при этом получал скромное жало¬
ванье. Но мне казалось выгодным держаться в окружении
столь важной фигуры. В те годы я приглядывался к по¬
литическим играм и даже надеялся преуспеть на этом
поприще. Моя наивность и самоуверенность не знали гра¬
ниц! Красс ловко играл на этом. На словах он сильнее,
чем кто бы то ни было, желал моего избрания в Сенат,
а сам использовал меня в своих интересах, поручал обре¬
ченные на провал дела. Использовать себе на пользу дру¬
зей было его правилом. Я надеялся, что мое усердие
и терпение будут вознаграждены. Я сносил обиды, но при
этом терял нечто важное в глазах окружающих, пят¬
нал свою честь. Красс без всяких угрызений совести по¬
ручал мне самые грязные делишки, запутанные и опас¬
ные, шла ли речь о сделках со скупщиками краде¬
ного, или о сговоре с пиратами, которые в те годы вовсю
250

бесчинствовали на море. И в конце концов, когда уже
достаточно долго проработал у Красса, я сам стал отно¬
ситься к себе как к настоящему пройдохе. Язык торга¬
шей сделался мне привычным, я забыл про собственное
достоинство, потерял щепетильность. И к тому же так и
не разбогател. Обкрадывая для моего хозяина простаков
и беззащитных, я в силу врожденной честности не мог
обмануть его самого.
Незадолго до отбытия Цезаря в Галлию, я решил по¬
пытать счастья на выборах, следуя своим прежним меч¬
там о карьере политика. Я потерпел поражение на пер¬
вой же квестуре, такое беспощадное, что Теренция, моя
жена, уставшая от моих неудач и, без сомнения, от
меня самого, решительно настояла, чтобы я снова попро¬
бовал себя в военном деле. Она сказала:
—	Если ты собираешься продолжать карьеру поли¬
тика, то должен сделать так, чтобы твои избиратели
забыли о сотрудничестве с Крассом. Ты должен добить¬
ся славы оружием. Без воинской доблести сегодня ни¬
чего не достичь.
Ей без труда удалось убедить меня. Я уже созрел для
того, чтобы трезво оценить свое положение в хозяйстве
Красса. Я чувствовал себя породистым скакуном, кото¬
рого держат в грязном хлеву под надзором неумелых
конюхов, а он не может даже выразить протест! Поисти-
не это равносильно страданиям Прометея, испытавшего
муки неподвижности.
Когда же я получил жезл центуриона, меня отпра¬
вили не в Галлию с Цезарем, как я рассчитывал, а в Аф¬
рику. В течение двадцати месяцев я сидел в укреплении
в округе Ламбезия, на севере пустыни.
Как мне не хочется вспоминать те дни! Я испытываю
чуть ли не стыд... Тебе трудно понять мое тогдашнее
положение, ведь за четырнадцать лет мир неузнаваемо
изменился. Тот, кто сегодня наделен богатством и вла¬
стью, в те времена подвергался бы насмешкам, на него
показывали бы пальцем. Я помню те добрые времена,
когда бесчестных торговцев не допускали в Консулат,
бедность тогда приравнивалась к чести и достоинству.
Впрочем, уже и в то время можно было ощутить призна¬
ки близкого разложения общества. Вот почему один из
друзей отца так пошутил над ним.
—	Как поживает твой Тит? — спросил он.
—	Он служит под орлами,— ответил отец.
Друг насмешливо заметил:
251

—	Это самое плохое, что вы могли придумать! Игра
на дудочке или цитре — более полезное занятие. Посту¬
пи вот как: если у твоего парня есть голова на плечах,
купи ему лавку!
Как я завидую нынешней молодежи! Они не знают,
что такое врожденная честность. Они не были свидете¬
лями того, как уходила с арены старая доблестная
гвардия, а на ее месте множилось племя бессовестных
торгашей. Они не успели осознать смысл истинных цен¬
ностей, как эти ценности уже были потеряны. Рим напа¬
дал на всех подряд, все заглатывал, всех переваривал.
Старого мира больше не осталось. Он перемолот челюс¬
тями молодых римлян.
Что же стало с моим несчастным поколением?
Лучшие люди его, такие, как Брут, убивший Цезаря,
или как Катон, его дядя, задавались вопросом, не ока¬
жется ли прошлое зародышем для недалекого будущего,
не вернет ли это будущее страну к мрачным временам,
через которые когда-то пришлось пройти. Они не могли
найти ответа, ибо не знали, в чем искать опору: в касте ли,
в семье ли, в нации...Но их нетерпеливые натуры жажда¬
ли свершений, они метались от одной идеи к другой.
И вот однажды им пришло в голову, что страну их, огра¬
ниченную морем и горными хребтами, унижает столь мел¬
кий масштаб. «Наша родина — это всего лишь малень¬
кий городок на извилине реки, как это несправедливо! —
решили они.— Нас ждут неосвоенные земли...» Кто смо¬
жет овладеть ими? Они бредили именем Кориолана,
искали того, за кем можно было пойти, поверив. И не
видели никого, кроме самих себя.
Нас нельзя винить за путь, которым мы, в конце кон¬
цов, пошли, хотя, конечно, он во многом определялся
честолюбием. Я встал на него с открытым сердцем, с ре¬
шимостью обреченного.
Знай же, что я не сожалею о своем выборе. Все, что
есть во мне лучшего, я привез с собой из галльского
леса. Перед лицом высшего судьи, если такой есть, при¬
знаюсь, что самые достойные дела были совершены мною
там. Как вольно дышалось в тех краях, это была настоя¬
щая жизнь! Но сколько мы изведали лжи, сколько
предательства омрачало те чудесные дни...
Не сомневаюсь, что Кориолан испытал то же самое.
Историки не до конца понимают его. Они исказили, при¬
низили его образ. Каждый поворот истории рождает
своего Кориолана. Такие люди заявляют о себе обычно
252

накануне великих потрясений, на следующий же день
после падения режима. Их зловещая тень появляется,
когда рушатся старые устои, и мир в очередной раз
оказывается под угрозой. Кориолан — это болезнь души
в больном мире.
Глава II
Итак, в один из осенних вечеров моя жизнь измени¬
лась столь круто, что это было похоже на столкновение
ветерка со шквалом.
Мне было тогда тридцать пять лет. После довольно
серьезного ранения меня перевели из ламбезийского ук¬
репления и разрешили побывать на родине. Через не¬
сколько часов плавания на военной триреме я сошел
в порту Остия, но не стал дожидаться своего багажа,
который должен был прибыть днем позже. Мне не терпе¬
лось вернуться домой, увидеть мою Теренцию. Не по¬
тому, что она давала повод сомневаться в ее верности,
нет, это было нетерпение солдата, истосковавшегося по
дому.
Я поднимался к городу по Священному Пути. Я был
необычайно весел, пребывая в счастливом неведении, ни¬
какие предчувствия не томили меня. Во время плавания
я не заметил каких-либо знаков, с помощью которых
всемогущие боги имеют обыкновение предвещать судьбу
простым смертным, меня не мучили приступы безотчет¬
ной тоски, какая часто навещает нас в минуту беспечно¬
сти перед черными днями. Наоборот, всю дорогу я был
по-детски оживлен в предвкушении радостного возвра¬
щения к родному очагу. Я верил, что желанен, мечтал
о долгих поцелуях Теренции, ее опьяняющих духах,
нежном теле, воспоминания о котором превращали в
муки долгие африканские ночи. Месяцы, проведенные
под жарким солнцем, разгорячили мою кровь. Я почти
бежал, стуча тяжелыми каблуками по стертым дорожным
плитам, мне уже мерещились гладкие плечи Теренции,
ее изящная, прохладная шея, стройные ноги, мягкий за¬
тылок, тот особый наклон головы, который придавал ей
чарующую прелесть.
Дорогая Ливия, еще год назад я не осмелился бы
писать тебе о таких вещах. Но теперь ты знаешь, какую
власть имеет плоть над молодым мужчиной, и сможешь
понять меня.
253

Дойдя до Капитолия, я невольно остановился, испы¬
тывая радостный трепет. Такое бывало со мной после
каждой длительной отлучки из города. Меня восхищало
это великолепное нагромождение дворцов, россыпи ко¬
лонн и статуй, особенно череда террас и фасадов патри¬
цианского Палатина, оживленных пышными кронами
деревьев.
В тот вечер лучи заката словно подожгли город
отблесками серебряных и золотых украшений храмов и
других строений. Казалось, сама Венера осветила мерца¬
нием, исходящим из ее раковины, бессчетные крыши
города. Из ротонды храма Весты курился янтарный ды¬
мок, и статуи богинь казались ожившими. И все
это великолепие обтекали толпы людей, стекающихся
к Священному Пути из окрестных улочек. Люди толпи¬
лись перед лотками торговцев, возле поэтов и заклинате¬
лей змей. Над этим многоцветным столпотворением
плыли, точно корабль по волнам, носилки какого-то
патриция.
Душа моя замирала от восторга. Я вернулся в свой
родной город, город своей юности, своего детства! В моих
воспоминаниях он занимал самое важное место. Его
гул сравним с шумом моря, он состоит из тысяч различ¬
ных звуков, тысяч голосов, тысяч столкновений. Его
воздух замешан на запахах прибитой пыли, ладана и
чеснока. Его бурление поражает своей мощью, но оно
странным образом не тревожит ночного безмолвия. От
него исходит радость, его мостовые, дома, деревья, само
низкое небо излучает уверенность в приходе скорой сла¬
вы... Вот каков был мой город — Рим, властелин мира.
И я чувствовал себя его частицей. Его огонь зажигал
и меня, заражал своей страстью и гордыней... И снова
я думал о Теренции.
Продолжая идти по Священному Пути, я слился с тол¬
пой. Про эти места очень точно сказал Цицерон: «Куда ни
ступи, каждый камень отмечен печатью истории». Я оста¬
новился возле фонтана Кастора и Поллукса, чтобы взгля¬
нуть, как раньше, на свое отражение рядом с отражением
каменных Диоскуров и их коней. Почему-то у меня оста¬
лось в памяти то последнее мое отражение: представь
себе молодого центуриона, щеголявшего начищенной
кольчугой и алыми кожаными перевязями, бляхой с гер¬
бом республики и черным походным плащом, привезен¬
ным из Африки. Волосы мои были аккуратно уложены
мелкими волнами, прикрывающими лоб, лицо уже при¬
254

обрело угловатость и холодность, которые тебе знакомы.
Конечно, меня нельзя было назвать красавцем, но я
остался доволен своей мужественной внешностью, гордой
осанкой, крепким и ловким телом.
У фонтана я встретил Фабия, самого молодого сена¬
тора Республики. Он показался мне в первый момент
смущенным, но быстро совладал с собой и с явно преуве¬
личенным выражением дружелюбия на лице подошел ко
мне. Разумеется, на самом деле он высокомерно пре¬
зирал офицеров младшего уровня, каким я и предстал
перед ним, но нас связывала детская дружба, и Фабию
было приятно предаться воспоминаниям. Кроме того,
тогда было модно восторгаться военными подвигами,
и этот богатый, надменный, рафинированный сенатор,
отдавая дань моде, любезничал с молчаливым легионе¬
ром, но в этой веселой снисходительности как раз и про¬
являлось самое утонченное презрение. Я сообщил ему,
что меня отпустили на три месяца, а вскоре я отправлюсь
скорее всего в Галлию для нового набора легионеров.
Фабий пожелал мне «заслуженной» карьреры военного
и поспешил пригласить меня на один из обедов. Но я
понял, что он сделал это только из вежливости. Мне пока¬
залось странным, что он избегал касаться в разговоре
Теренции, хотя раньше не упускал случая послать ей
через меня льстивый привет Ведь я увел ее у него из-под
носа, когда они уже были помолвлены. Тщетно я пы¬
тался разгадать значение неопределенной улыбки, кото¬
рая блуждала на его губах. Он сказал, что торопится по
делу, и мы расстались. Я вернулся к своим мечтам.
До виллы Марция, расположенной в центре Пала¬
тинского холма, нужно было подниматься по длинной
широкой лестнице, выбитой в скале. Я встретил на ней
несколько слуг из соседних домов, они приветство¬
вали меня, но тут же ускоряли свой шаг, точно опаса¬
лись, что я обращусь к ним с расспросами. Внезапно
я почувствовал беспокойство. На углу улицы, у фонтана,
беседовали две женщины. Заметив меня, они замолчали
и неотрывно смотрели на меня, пока я не прошел мимо.
На одной из стен я увидел взъерошенную кошку, это была
кошка Теренции, и, когда я позвал ее, она жалобно
мяукнула в ответ Что бы ни означало появление этой
кошки, она навсегда запечатлелась в моей памяти.
Наконец я увидел свой дом, вернее, то, что от него
осталось: почерневший, растрескавшийся фасад, пустые
окна, на которых болтались жалкие остатки ставен.
255

В домике слуг горел свет, я вошел в него. Мне на¬
встречу устремилась Мара, получившая волю, бывшая
рабыня моего отца, привезенная из Нарбонии. Сначала
она молча стояла в темной прихожей, осклабившись
беззубым ртом, вздрагивая седыми прядями, свисавшими
из-под капюшона. Потом ухватилась своими иссохшими
руками за мою кирасу и пробормотала:
—	Это ты, хозяин? О, хозяин! Вот ты и пришел!.. Ты
здесь...
Слезы навернулись на ее красные глаза и стекли по
дряблым щекам.
—	Посмотри, что с твоим домом, хозяин... Все про¬
пало!.. Твой дом сгорел в одну из ночей сентябрьских
календ. Пожарники появились слишком поздно... К сча¬
стью, хозяйки не было дома, она была на обеде...
—	Где она? Говори! Где она?
—	Хозяин... Я... О! Хозяин, беда никогда не приходит
одна...
—	Отвечай же!
Я с силой тряхнул ее, забыв о ее почтенных летах.
И тогда она призналась мне, что спустя три дня после
пожара Теренция покинула дом, забрав ту немногую ме¬
бель, которую удалось спасти, и устроилась в Квиринале
у моего бывшего хозяина Красса, который тогда еще не
имел дома на Палатине, что приводило его в ярость.
Но почему именно у Красса, не мог понять я, ведь
Теренция знала из моих рассказов о его коварстве, о том,
что я презирал его в глубине души. О его алчности по
Риму ходили легенды. Если только... Да, ответ напраши¬
вался только один: она изменила мне!
—	Это еще не все,— пролепетала Мара.— Все рабы
заточены в эргастуле Красса. Мне передали, что их уже
перепродали. Только меня они не посмели увести, ведь
я вольная...
—	А Котус?
—	Его увели вместе со всеми. Его хлестали кнутом,
но он продолжал выкрикивать твое имя. Если бы ты
оказался рядом, хозяин...
Сердце мое сжалось, затылок, который был недавно
ранен, точно налился свинцом. Я оперся рукой о стену.
Мара подняла с пола мой шлем и осторожно взяла за
РУКУ-
—	Как ты побледнел, хозяин! Я принесу тебе воды.
Вот каким было мое возвращение к родному очагу,
вернее, к тому, что от него осталось.
256

Посреди атриума лежали обломки мраморного стола,
подаренные старому Анку Марцию горожанами. Обшивка
перегородок растрескалась и покоробилась, в том же
состоянии находились все шестнадцать колонн перисти-
лия. Вокруг бассейна, где застыла черноватая вода, валя¬
лись опрокинутые статуи, обугленные ветви пальм.
У жертвенника Ларам я очистил от мусора уцелевшую
фигурку Минервы, к которой так благоговейно относился
мой отец.
Когда я вернулся в домик прислуги, на улице была
ночь. Мара раздула угли и поставила на стол помятый
кувшин, две глиняные тарелки и блюда с кусками варе¬
ной рыбы. Я сидел неподвижно, не притрагиваясь к еде.
Я лишился недавней радости, недавнего прилива сил.
За что зло так упорно преследовало меня? Или с рожде¬
ния я был обречен на жестокие лишения? Мара со сле¬
зами на глазах уговаривала меня хоть немного поесть.
Под конец трапезы вино ударило ей в голову, глаза ее
загорелись.
—	Это все она! — воскликнула старуха.— Знал бы
ты, как она себя вела. Она ходила на праздники к сена¬
торам.
—	Замолчи! — велел я.
—	Мне было больно видеть это, и не мне одной. Мы
так любили тебя... О, хозяин!..
Наконец я нашел в себе силы подняться со стула.
Теплые слова Мары дали мне заряд силы. Моя моло¬
дость, моя поруганная любовь взывали к мщению. Стис¬
нув кулаки, я побежал в ту часть города, где жил
Красс. Была глубокая ночь. Помню, меня поразило одно
символическое совпадение: пожар полыхал на улице, ко¬
торая вела к его дворцу. Я долго пробирался через
толпу растерянно мечущихся погорельцев, спасающих
свое имущество, и рабов, вытаскивающих тяжелую ме¬
бель. Среди них я узнавал ночных сторожей самого
Красса в защитных шлемах на головах. Они подтаски¬
вали чаны с водой и тяжелые крючья. Из опыта я знал,
что хозяин наказывал им в таких случаях путаться под
ногами и мешать тушить пожар, чтобы он мог потом
за бесценок выкупать руины сгоревших зданий.
Ворота, ведущие ко дворцу верховного банкира,
оказались запертыми, их охраняли вооруженные рабы.
Они не пропустили меня, несмотря на мои доспехи и
9 Ж. Бордонов
257

клятвенные заверения в знакомстве с Крассом, потря¬
сая в ответ дубинками и твердя:
—	Хозяин опасается воров!
Что мне оставалось делать? Впустую созерцать све¬
тящиеся окна, за которыми, возможно, находилась моя
жена? Продолжать перебранку со стражей? Взбешенный,
с колотящимся сердцем, бродил я по соседним улочкам,
проклиная свою судьбу. Но мой бессильный гнев мало-
помалу улегся. Я успокоился, словно со дня нашей
свадьбы знал о том, что должно произойти.
Мне ничего не оставалось, как вернуться в Палатин.
Мара ждала меня; она расстелила постель и дала мне
одеяло, пропахшее дымом и прелью кладовки. Вместо
душистого тела Теренции, ее ласк меня ждало зловоние
и холод каменных плит. На уровне моих глаз по обшар¬
панной штукатурке шла цепочка черных муравьев, тя¬
нувшаяся к самому потолку. Отбрасываемые ими тени
укрупняли насекомых. Точно такие же муравьиные пути
попадались мне в Ламбезии, они огибали песчаные дюны
или стену нашей крепости, иногда сокращая себе путь,
проходя через бойницу.
Наконец Мара загасила свою мерцающую лампу, и
в темноте мое отчаяние достигло своего высшего пре¬
дела.
Только камни разделили со мной муки той злосчаст¬
ной ночи, добавив к ним свое трагическое молчание.
Наступил рассвет, но новый день не принес мне об¬
легчения...
Глава III
Теренция действительно находилась в доме Красса.
Должно быть, Фабий еще с вечера успел предупредить
ее о моем появлении: несмотря на ранний час, в доме
уже собрались ее отец, дяди, возле нее был и сам
молодой сенатор. Меня отвел к ним красивый раб-грек,
точно сошедший со старинных изображений. В покоях
дома била в глаза роскошь, которой я не встречал здесь
прежде: дорогая мебель, фрески, картины... Теренция
встретила меня, сидя в кресле, инкрустированном пер¬
ламутром, такие только начали появляться тогда в самых
богатых домах. Ее волосы были завиты и уложены в
пышную прическу, голова, со свойственной ей одной
грацией, наклонена к плечу, как бы подставляя гибкую
258

шею для поцелуев, воспоминания о которых на миг
захлестнули меня. Куда мне было деваться от этих
жгучих, точно черные алмазы, глаз, от этой неподражае¬
мо мягкой, зачаровывающей улыбки!.. Ноздри ее немного
подрагивали, выдавая скрываемое беспокойство. Руки
были по-прежнему нежными, такими хрупкими и покор¬
ными на вид! Но я знаю, какими жаркими они бывают
в момент любовных ласк, как умеют унимать лихорадку
во время болезни. На Теренции сверкали драгоценности,
подаренные мной: тяжелый браслет, украшенный руби¬
нами и изумрудами, жемчужные серьги и колье. Она
была облачена в также незнакомую мне фиолетовую
тунику, расшитую узором из птиц и листьев. Но что
особенно бросалось в глаза — так это ее изменившееся
тело: оно словно расцвело, девичьи формы обрели плав¬
ные линии спелого женского тела.
Сомнений быть не могло, я теперь стал чужим для нее.
Человеку, случайно наблюдавшему бы сейчас нашу
встречу, ни за что не пришло бы в голову, что когда-то
мы были мужем и женой. У меня не было сил выразить
свою боль, но внешне, как уже потом осознал, я вел
себя холодно. Так бывает* доведенный до отчаяния чело¬
век выглядит равнодушным, а глубоко оскорбленный
бравирует, надев маску победителя.
Фабий стоял позади Теренции между ее отцом и
дядями. Он опирался о спинку ее кресла, как бы давая
понять, что передо мной — его собственность, на которую
он имеет все права. Отец ее старательно задирал под¬
бородок, желая казаться надменным, но его лицо выда¬
вало напряжение. А дяди расположились рядком, точно
грифы на ветке. Все это достойное общество состояло
сплошь из судей и банкиров, тем или иным связанных
с Крассом.
Снова мой затылок налился свинцом, я пошатнулся,
как будто земля задрожала у меня под ногами. Я стоял
перед этими богачами, как пойманный вор перед трибу¬
налом. В тот момент я подвел черту под годами своей
беспутной молодости, полной честолюбивой глупости,
презренных расчетов, бросивших меня в среду, для ко¬
торой я не был создан.
Отец заговорил первым. Я до сих пор помню его
тяжелый, несколько свистящий голос.
—	Сразу после пожара мы пытались связаться с то¬
бой,— сказал он.— Сообщить об этом тяжелом известии
был наш долг...
9*
259

Они не предлагали мне сесть. Ресницы Теренции были
опущены, она перебирала пальцами бахрому на поясе.
—	Моя дочь,-—продолжал он,— не могла после по¬
жара оставаться в твоем доме. Это вполне естественно.
Место жены — у домашнего очага, но где бы она взяла
денег, чтобы поддерживать жизнь в нем после такой
разрухи... Твоего жалованья ей едва хватало. Я уже не
говорю о том, что с самого дня вашей свадьбы Теренция
влачила существование, не достойное ее. С детства она
привыкла к достатку, к комфорту и страдала без них
в твоем доме, хотя и выносила лишения без жалоб и
упреков. Она верила твоим обещаниям, из которых ни
одно не было выполнено!
—	Когда-то тебе льстило, что твоя дочь породни¬
лась с моей семьей.
—	Потому что я тоже поверил в твое большое
будущее. Но, увы! Ты продолжал беднеть, тогда как дру¬
гие упрочивали свое состояние и положение в обществе.
В конце концов, ты бросил и дом, и жену, чтобы искать
счастья в чужих краях. Разве так поступают достойные
мужья? Отвечай!
—	Так советовала мне Теренция.
—	Ты не можешь понять, что она просто устала
выслушивать твои жалобы на невезение, злобные выпады
в адрес тех, кто преуспевал. Я нахожу, что она проявила
достаточно терпения, прежде чем решилась посоветовать
тебе изменить жизнь.
—	Терпения, достойного служить примером,-— под¬
держал его другой родственник.
—	На ее долю выпало новое испытание: пожар. Ей
некому было помочь, я находился в этот момент в Гре¬
ции. Естественно, Теренция обратилась за помощью и
советом к Крассу.
—	Я попросила его,— глухо произнесла она,— одол¬
жить мне двести тысяч сестерциев, чтобы привести в
порядок наш дом.
—	Но как мог Красс дать ей такую большую сумму
после того, как ты уже занял у него триста тысяч сестер¬
циев? — воскликнул ее отец.
—	Эту сумму я потратил на участие в выборах.
—	Твои выборы были обречены на неудачу. Ты
был по горло в долгах, но с легким сердцем отправился в
Ламбезию, не рассказав всего честно ни жене, ни ее
семье.
—	Это была одна из главных причин, которые по¬
260

будили меня покинуть дом и жену. Я надеялся по¬
пасть с армией в Галлию и разбогатеть там.
—	Красс не мог бросить Теренцию в таком плачев¬
ном состоянии. Как порядочный человек, он предоставил
ей место в собственном доме. Я никогда не забуду того,
что он для нее сделал..
—	Почему же после вашего возвращения из Гре¬
ции,— спросил я,— Теренция не перебралась к вам?
—	Я остановился в Остии. А Теренции больше нра¬
вится на Квиринале, чем в моих пропыленных скла¬
дах. Разве она не имеет право выбирать, где ей жить?
—	У нее есть, кроме того, право посещать пир¬
шества, украшать своим присутствием дома сенаторов...
—	Но кто из вас первым вступил на путь измены —
не ты ли? Разве это не измена, когда муж бросает любя¬
щую жену вместе со своей огромной задолженностью
и на годы покидает домашний очаг? Уж не думаешь ли
ты, что моя дочь сделалась твоей рабыней после вашей
свадьбы? Что вообще между вами общего? Ничего,
мой дорогой центурион. И Теренция имеет право в
любой момент порвать узы своего неудачного заму¬
жества.
—	Теренция, я хочу слышать, что скажешь ты. Так
ли я должен понять происходящее, как объяснил его
твой отец?
—	Прислушайся к тому, что говорит твой разум, моя
дочь. Не позволяй себя обманывать снова лживыми
обещаниями. Я знаю, как он коварен.
Сенатор Фабий до сих пор не проронил ни слова. Он
держался так, будто его совсем не волновало то, что
происходило на его глазах.
Отец Теренции снова заговорил, слегка понизив тон
голоса:
—	Кроме той суммы, что ты взял у Красса, то есть
трехсот тысяч сестерциев, ты пустил на ветер и приданое
Теренции, но избиратели все равно не поддержали тебя,
как и следовало ожидать. Не забывай, что по закону мы
вправе потребовать, чтобы ты возместил эту сумму пол¬
ностью, а это еще двести пятьдесят тысяч сестерциев,
если мне не изменяет память. Где ты их возьмешь?
—	Продам свое имение в Кампании.
Он фыркнул, как делают все дельцы, когда отвер¬
гают низкую цену:
—	Оно не стоит того. Здания ну ж даются в ремонте,
каналы — в прочистке. Благодари своего отца, который
261

оставил имение без рабочей силы, предоставив свободу
рабам. При вашем более чем скромном достатке это
было просто безумием.
—	Скажи, Теренция, неужели и ты считаешь, что я
должен вернуть твое приданое? Ведь ты была согласна,
чтобы я пожертвовал его на выборы.
—	Скажи спасибо, что она отказывается привлечь
тебя к суду,— продолжал отец,— несмотря на то, что
должна бы это сделать. Но вот на каких условиях: ты
должен в течение трех дней покинуть город, не устраивая
скандала. Уезжай куда хочешь, но так, чтобы о тебе
забыли через три дня. Иначе я обещаю, что ты будешь
взят под стражу и посажен в тюрьму вместе с бандитами
и беглыми рабами. Тебя будут судить вместе со всей
нечистью Мамертина!
Я снова спросил Теренцию:
—	Это действительно твое решение? Или тебя заста¬
вляют выполнять чужую волю?
Она еще ниже склонила свою голову и сказала чу¬
десным певучим голосом:
—	Условия помолвки уже обсуждены. Через месяц
я стану женой Фабия.
—	Я поздравляю вас!
—	Он обещает мне то, чего я никогда не имела в тво¬
ем доме: безопасность, уверенность в завтрашнем дне.
—	А кроме того, комфорт и роскошь! О, Теренция,
я любил тебя всем сердцем!
—	Я хотела бы, чтобы ты забыл обо мне.
—	Но я не виню тебя.
—	Даже если ты и не будешь винить меня, все же
не сможешь полюбить моего ребенка.
—	Какого ребенка?
—	Который родится через шесть месяцев. У меня
будет ребенок от Фабия.
Я вышел от них, покачиваясь, точно пьяный. Отец
Теренции прокричал мне вслед:
—	Не забудь зайти к банкиру, он ждет тебя. Ты
должен ему три сотни сестерциев.
Фабий догнал меня на лестнице. Он не сразу решился
заговорить, *но, переведя дыхание, произнес:
—	Прости меня, если сможешь. Попробуй встать на
мое место. Я постарался все устроить так, чтобы ты
пострадал как можно меньше.
—	Я уже был на твоем месте, Фабий,— сказал я.—
Мне остается только пожелать тебе счастья.
262

—	Не считай себя слишком несчастным. В Риме раз¬
воды — дело обычное. Женщины из высших сословий
взяли моду отвергать надоевших мужей.
—	Может ли центурион тягаться с сенатором?
—	Не говори так, Тит!
—	Будь счастлив!
Оплывшее лицо Красса, пристально смотревшего на
меня, казалось бледным пятном на фоне бедер священ¬
ной Афродиты, скопированной с греческой статуи, а мо¬
жет быть, вывезенной с какого-нибудь пожарища.
По обе стороны ее сияли медные футляры учетных книг
верховного банкира. Вся комната производила впечатле¬
ние склада, где хранились дорогая мебель, изделия из
ценных металлов, восточные ковры. На стенах — ряд
картин, повествующих о плаваниях Одиссея, царя Итаки.
Среди этой роскоши громоздилась фигура, завернутая
в консульскую тогу, красная кайма которой, свидетель¬
ствовавшая о высоком звании, была предельно тонкой:
Красс старался показать всем, насколько он чужд тще¬
славия.
—	Племя женщин делится на несколько родов. На
одних женятся, когда желают поправить свои дела. Дру¬
гих завоевывают, чтобы насладиться чем-то нежным и
утонченным после многих лет распутства. Третьих де¬
лают женами, чтобы скрасить старость...
Произнося эту сентенцию, Красс по-кошачьи сладко
щурил глаза, будто ему мешало солнце, хотя на самом
деле это было не так. Просто это была его обычная
манера смотреть на собеседника.
—	Красота,-—продолжал он изрекать банальности
с той самой загадочной улыбкой, которая прежде так
восхищала меня,— плохо уживается с бедностью. Рос¬
кошь так же необходима всему изящному, как вода
растению. Таким образом, Тит, все складывается как
нельзя лучше. Да-да! Случившееся, этот пожар, поможет
тебе заново осмыслить свою жизнь. Ты должен ре¬
шиться забыть, начиная с этого момента, свой прежний
семейный опыт, по крайней мере, не вспоминать о нем.
Рим уже не таков, каким был еще недавно. Наши совре¬
менники признают только власть денег. Они живут не
только прошлым, но и настоящим и будущим. Прошлое
можно использовать, если есть чем платить сегодня.
Настоящее принадлежит богатым. Их сегодняшняя сла¬
263

ва — залог преуспевания завтра. Как видишь, иметь
своими предками Анка Марция и Кориолана в наши дни
явно недостаточно. Заметь, что я искренне сожалею о
таком положении вещей, но что делать! Посмотри:
сам Цезарь принял власть над Римом у представителей
древних родов, к которым относится и сам, но народу
он обещает свободу, пиршества и зрелища, разбогатев¬
шим купцам — выгодные назначения и только в кругу
сенаторов вспоминает о благородном происхождении
своего семейства. А если бы я сам не позабыл своего
прошлого, кем бы я сейчас был? Не прерывай меня.
Лучше прислушайся к тому, что я говорю. Пришел час
военных. Стань солдатом, но не таким, как прежде, по
необходимости, а по призванию, солдатом с головы до
пято Иди впереди всех, бросайся в самые опасные пере¬
делки. В наше время нужно действовать быстро и крепко
держать завоеванное. Если будешь медлительным, взве¬
шивающим, сомневающимся, ничего не добьешься. Самое
главное — действовать.
—	Зачем ты говоришь мне все это? Я знаю, что ты
никогда не согласился бы ни бескорыстно держать Те¬
ренцию в своем доме, ни давать мне отеческие настав¬
ления, в которые сам едва ли веришь.
—	Ты не стал вежливее! Подумать только, что ты не¬
сколько лет учился у меня! Я бездарный учитель.
—	Ты уклонился от моего вопроса. Или тебе не¬
приятно отвечать на него?
—	Нисколько. Я любил твоего отца. Он верно слу¬
жил мне во время войны со Спартаком. И я был глубоко
опечален его смертью. Но отец Теренции — мой старин¬
ный друг. Хотя я и тебе знаю настоящую цену. Почему же
мне было не приютить Теренцию? Между прочим, при¬
знаюсь тебе, что я тогда понятия не имел ни о вашем
разводе, ни о ее втором замужестве. Поверь мне.
—	Разумеется, верю. Я же не могу залезть к тебе
в душу, чтобы проверить, правду ты говоришь или нет.
Я знаю только, что, обзаведясь женой, Фабий должен
был оплатить долги ее мужа.
—	Уж не сам ли ты собирался заплатить мне долг?
Наверное, из своего центурионского жалованья? Это
при условии, что тебя не убьют на службе.
—	Я думаю, такой крупный банкир, как ты, может
позволить себе пойти на риск ради крупной поживы.
—	Мои расходы весьма велики, не думай, что я могу
разбрасываться деньгами.
264

—	Говори, что ты предлагаешь.
—	Очень выгодное для тебя дельце. Мне кажется,
ты еще долго не сможешь найти достаточно средств,
чтобы заново отстроить виллу Марция. Продай ее мне
и спокойно отправляйся в поход.
Он откинул крышку с сундучка и вынул лист с над¬
писью. Все было разыграно, как в театре. Мы играли
трагикомедию. Наверное, и следующая моя реплика была
предугадана Крассом:
—	Ты выручишь от перепродажи твоего дома вчет¬
веро больше. Дом находится на самом Палатине, это ро¬
довое жилище Анка Марция, одного из семи царей Рима.
Какой-нибудь новоявленный богач дорого заплатит, что¬
бы занять его.
—	Я полностью согласен с тобой, но что тебе оста¬
ется? У тебя нет денег, чтобы привести дом в порядок,
достроить его, навести лоск. Или ты хочешь, чтобы я все
это сделал для тебя бесплатно? Для меня достаточно
того, что ты провалился на выборах. Я не виноват, что
смог потратить на них лишь полмиллиона сестерциев,
тогда как твой противник выложил миллион, я и так силь¬
но помог тебе. Я не могу больше рисковать такими день¬
гами. Что ты сказал? Послушай, Тит! Тебе нужно было
продать этот дом, когда он был цел и невредим, да
еще и виллу в Кампании впридачу, все отдать, чтобы
истратить на избирателей полтора миллиона и победить,
а не надеяться на свой мнимый авторитет и славу своих
предков. Ты был слишком осторожен, а тебе нужно было
прыгать с разбега, чтобы либо преодолеть пропасть,
либо свалиться в нее.
—	Мне остается сожалеть, что твои советы даны мне
слишком поздно. Впрочем, я согласен с тобой и в другом:
в том, что я оказался бестолков как в делах, так и в поли¬
тике. Я везде потерпел поражение. Поэтому давай свой
вексель, на нем не хватает только моей подписи. Ты
хочешь знать, какую цену я назначаю?
—	Да, говори.
—	Продай мне по сходной цене рабов, которых ты
забрал у Теренции.
—	Да ты с ума сошел! Ты потеряешь по крайней
мере пятьдесят тысяч сестерциев. Зачем тебе теперь эти
рабы?
—	Без них я не подпишу купчую...
Я нашел своих домашних в подземной тюрьме. Не
стесняясь присутствия Красса, я расцеловал их изумлен¬
265

ные лица. Губы их шептали слова благодарности, руки
дрожали от волнения. Это была радость людей, убедив¬
шихся, что дружба и верность еще живы в этом мире,
каким бы жестоким он ни был, что сын может остаться
преданным отцовскому завету.
На плечах Котуса горели красные полосы — следы
от ударов бича, запястья и щиколотки кровоточили —
с них только что сняли оковы. Красс сказал извиняю¬
щимся тоном:
—	Мы никак не могли его утихомирить. Настоящий
дикарь. Ни хлыст, ни убеждения не могли его успокоить.
Я отдаю его тебе бесплатно.
—	Хозяин,— подал голос надсмотрщик,— ты же
хотел сделать из него гладиатора.
—	Это было всего лишь предположение. Выводи их.
Красс был тонким знатоком человеческой души. Он
всегда заботился о том, чтобы тот, кому он заговорил
зубы, то есть обманутый человек, выходил от него без
гнева. Он знал, что стоит лишь бросить кость, как разъя¬
ренная собака утихнет. На пороге дома он сочувственно
положил руку мне на плечо:
—	Я знаю, ты плохо обо мне думаешь. Не отрицай,
это слишком очевидно. Но поверь, что через несколько
дней ты будешь благодарен мне за то, что вскрыл этот
нарыв.
—	У меня не будет возможности отблагодарить тебя.
—	Почему?
—	Мне незачем больше жить. В один день я потерял
все: жену, дом, человеческое достоинство. Все, что имел!
—	Твое достоинство не умерло, ведь ты спас своих
рабов. Да, я жестокий человек, но я умею ценить бла¬
городство.
—	Совсем недавно ты говорил другое.
—	Тогда мы рассуждали о делах. Но, повторяю, этот
жест свидетельствует в твою пользу. В любом случае, он
доказывает, что ты не сдался побитым, сделал шаг в бу¬
дущее.
—	Ты смеешься надо мной?
—	Просто я хочу убедить тебя, что не все потеряно.
Послушай! Цезарь сейчас в Риме и пробудет здесь сов¬
сем недолго. Повидайся с ним. Попроси его взять тебя
с собой.
—	Зачем?
266

—	Прошу тебя, поменьше задавай вопросов. Дей¬
ствуй вместо того, чтобы рассуждать. Попроси его о
встрече. Можешь сказать ему, что я послал тебя.
—	Я родственник Цезаря, он и без того меня примет.
—	Тогда я сам постараюсь напомнить ему о тебе.
На ступеньках его дворца нищие ждали раздачи хле¬
ба. Одни из них полулежали на ступеньках и почесы¬
вались, другие стояли, прислонившись к колоннам пор¬
тика. У одного из них язык вывалился наружу, глаза
потеряли всякое выражение. Я позавидовал его участи.
Я остановился и взглянул на окна дворца, скрывающего
Теренцию. На память мне пришли вдруг строчки:
«Мы расстаемся друг с другом, как два корабля, кото¬
рые плавали бок о бок, но теперь должны идти каждый
в свой порт, скрывшись в ночных просторах...»
Мои рабы ждали меня на площади. Они неуверенно
приблизились, и Котус обратился ко мне:
—	Пойдем, хозяин?
—	Скрывшись в ночных просторах,— повторил я,—
скрывшись в ночных просторах...
Они увели меня. Я с трудом пережил последующие
часы. Но Котус не отходил от меня. Возможно, он
удержал меня тогда от самоубийства тем, что твердил
мне:
—	Хозяин, если ты умрешь, они будут радоваться.
Впрочем, страдания и боль, какими бы глубокими они
ни были, никогда не бывают сильнее, чем мы их вообра¬
жаем. И когда боги посылают человеку наказание, они
попутно заботятся о том, чтобы он в момент мук не
лишился бы ни рассудка, ни жизни.
К вечеру мне стало легче. Может быть, это Котус под¬
мешал мне в пищу усыпляющих порошков. Я спал, как
истощенное животное. Но во время этого сна мозг мой
продолжал размышлять, только истомившееся сердце
получило передышку. Проснувшись, я осознал, что при¬
нял два решения: забыть все старое и навестить
Цезаря.
Глава IV
Цезарь принял меня в саду после полудня. Он под¬
резал розовые кусты. В отличие от новых богачей, кото¬
рые в таких случаях водили за собой свиту рабов, не¬
сущих инструменты, он занимался садом совершенно
267

один и наслаждался одиночеством. И если Кальпурния,
его жена, согласилась проводить меня, то только потому,
что была моей кузиной.
Он не был еще тем Цезарем, которого ты видела за
своим свадебным столом: тем хладнокровным постарев¬
шим орлом, истощенным болезнью и предчувствовавшим
близкий конец. Он был молод, полон сил и энергии. Его
лицо уже было покрыто морщинами, но тело оставалось
мощным, а глаза горели. Широкий лоб, жесткие челюсти,
острый нос — все черты его лица выдавали глубокий ум,
подпитывающийся необыкновенной волей. Коротко ост¬
риженные волосы его уже тронула седина, губы, уголки
губ, опущенные книзу, выражали скорее горечь, чем
презрение.
—	Тит, я не знал, что ты в Риме! Сами боги послали
мне тебя! Прошу, пока мы одни, не нужно никаких цере¬
моний... Но от кого ты узнал, что я в Риме?
—	От Красса.
Лицо его вмиг посуровело.
—	О чем ты хочешь просить?
—	В Риме земля обжигает мне подошвы... Мне нужно
уехать отсюда подальше и как можно быстрее. В Галлию!
—	Что случилось? Расскажи.
Я рассказал ему о СБоем возвращении из Ламбезии,
о несчастье, свалившемся на меня, так коротко и точно,
как ^только мог. Затем он задал мне несколько вопросов
и посоветовал не отчаиваться.
—	Но что удерживало тебя столько времени в Аф¬
рике? Почему ты до сих пор не просил о другом на¬
значении?
—	Твоя родня не слишком жалует нас.
Он будто не слышал этих слов:
—	Только Цезарь может помочь человеку, жажду¬
щему славы.
—	Дай мне возможность покинуть Рим!
—	На этой неделе я отправляюсь в Равенну. Мо¬
жешь поехать со мной.
—	Равенна находится слишком близко. Нет ли у тебя
свободной должности в Галлии, пусть в самом опасном
месте1
Он стал покусывать ноготь большого пальца.
—	Возможно.
—	Я согласен!
—	Сначала подумай хорошенько.
—	Все, о чем можно было, я уже передумал.
268

—	Что ж, Тит! Возможно, удача еще вернется к тебе.
В наши дни множество римлян быстро делают карьеру.
Что касается женщин...
—	Что это будет за должность?
—	Я не хочу сразу рассказывать тебе о ней.
—	Из-за того, что она слишком опасна?
—	Да.
—	Мне все равно.
—	Ну что ж, я помню, ты прекрасно владел кельт¬
ским наречием?
—	Моя мать родилась в Нарбонии. Оттуда же родом
были многие наши рабы и моя кормилица.
—	Значит, ты говоришь на языке кельтов без помех?
—	Без всяких, поверь мне на слово.
Он все не решался посвятить меня в суть миссии,
лишь посматривал искоса и грыз свой ноготь.
—	Если ты выполнишь мое поручение,— продолжил
он,— я назначу тебя военным трибуном. Кроме того, ты
получишь приличную сумму, ее величина будет зависеть
от успеха ближайшего похода.
—	Если его возглавишь ты, он сможет быть не¬
удачным.
—	Многие так думают. Но последние сообщения до¬
вольно тревожны. Боюсь, что у Сената в ближайшее вре¬
мя появится возможность посмеяться *.
—	Возможно ли такое?
—	Пойдем в дом, ветер усиливается. Если не воз¬
ражаешь, продолжим разговор за обедом.
Он провел меня в свой скромно обставленный рабо¬
чий кабинет, столь отличный от кабинета Красса. Здесь
стояло множество книг в красивых переплетах, а на
столе лежал развернутый свиток.
—	Это произведение поэта Катулла. Ах, если бы я
мог заниматься одной поэзией!
Кальпурния бесшумно появилась и поставила на столе
поднос с миндальным печеньем и вином. После того
как она вышла, Цезарь сказал:
—	Ты готов меня выслушать?
Я утвердительно кивнул головой, и он начал коротко
излагать мне военную обстановку в Галлии. Голос его
*	В это высказывание вложен двойной смысл: Сенат должен
был посмеяться и над Цезарем, и над самим собой, так как после
завоевания Галлии по приказу Сената были устроены торжественные
моления в течение двух недель, тогда как в честь победы Помпея
над Митридатом молебны продолжались двенадцать дней.
269

зазвучал жестче, каждое слово взвешивалось, наделялось
значительностью:
—	У меня были все основания думать, что в Галлии
наступила тишина. Германские племена были отброшены
за Рейн, мы разгромили белгов. Я решил, что можно
вернуться в Рим. Мне не терпелось пожать лавры победи¬
теля и повидать Кальпурнию. Перед самым отбытием
я разделил свои легионы на две группы. Одна осталась
у подножия Альп под началом Гальбы, бывалого воина
с холодной головой, но решительного. Другая — на бе¬
регу Луары, реки, которая делит Галлию пополам. Седь¬
мой легион, который входит в эту часть армии и коман¬
дует которым Публий Красс, стоит на самой отдаленной
позиции.
—	Это сын банкира-консула?
—	Успокойся, ты не окажешься под его началом.
Тебя посылаю лично я. Ты исполняешь только мои при¬
казы. Итак, Публий Красс...
Ситуация складывалась действительно далеко не бле¬
стящая, даже, откровенно говоря, катастрофическая.
Легат седьмого легиона, полагая, что западные племена
окончательно покорены, устроил зимний лагерь прямо на
границе, у андов. Из-за неурожая пшеницы анды не
в состоянии были обеспечить легионеров продовольст¬
вием, и легат послал гонцов к соседним племенам: к ве¬
недам, хубиям, куриосолитам, которые населяют Аремо-
рик. Перед самой зимой эти племена неожиданно от¬
пустили заложников и пообещали больше не бунтовать.
—	...Все началось с венедов. Они захватили послан¬
цев Красса и потребовали в обмен на них пленных,
которые находятся у нас. Тому же примеру последо¬
вали остальные племена. Никто из наших солдат не
вернулся, за них требуют пленных.
Свернув листок со стихами (снова дела помешали ему
насладиться изящным слогом), Цезарь разложил на сто¬
ле карту.
—	Мне обязательно нужно знать, охватило ли вос¬
стание племена, живущие на юг от Луары, в какой форме
оно будет протекать? А также идет ли речь об органи¬
зованном отпоре или вспышке недовольства? Можно ли
отрезать венедов, которые явились, если это верно,
зачинщиками сопротивления, и как это сделать?.. Я
отправил к легату седьмого легиона одного за другим
троих связных с точными указаниями, что ему делать.
Но скорее всего их перехватили по дороге.
270

—	Я буду четвертым?
—	Сначала еще раз взвесь, стоит ли тебе браться за
это. Все население знает о бунте и постарается навре¬
дить римлянам. Люди почуяли возможность поквитаться
с ними, да и разбогатеть на грабеже, они оставляют
свои деревни и стягиваются к западной части Галлии.
Дурной признак, не так ли?
—	Что я должен буду передать легату?
—	Он должен как можно быстрее отправить в станы
колеблющихся племен людей, но не посланцев с боль¬
шой свитой, а секретных агентов, лучше нестроевых, без
выправки, которые будут льстить вожакам и раздавать
щедрые обещания всем подряд. Они должны будут
проникнуть в варварские города и крепости, чтобы
собирать сведения и слать их в Равенну. Сам же легат
должен в это время, опираясь на подчиненные ему силы,
постараться преподать мятежникам суровый урок.
—	И готовиться к возможному нападению? На мой
взгляд, твои легионы на Луаре очень легко окружить.
—	Я знаю об этом. Все, что я сейчас тебе расска¬
зал, должно быть донесено до молодого Красса в стро¬
жайшем секрете. Ты должен будешь в случае необхо¬
димости разъяснить ему, что я имел в виду.
—	А если у него в лагере не найдется достаточно
подходящих для секретного поручения людей, можно
мне отправиться к мятежникам?
—	Ты решишь это на месте. Но помни, что, продол¬
жая служить, ты принесешь больше пользы, чем герой¬
ски погибнув.
Он снова вернулся к карте и продолжил. Он держал
за правило не упускать ни малейшей детали в своих объ¬
яснениях. Несколько раз мне пришлось возразить, и он
с предельным терпением добивался того, чтобы у меня не
осталось сомнений в его правоте. После чего он вручил
мне составленное письмо к легату и сказал:
—	Желаю тебе удачного путешествия, Тит. Послед¬
ний совет: отпусти бороду, иначе не будешь похож на
галла.
В его приемной было полно посетителей, среди ко¬
торых я узнал несколько высоких лиц Республики и
знаменитого Цицерона. Он поднялся при виде меня, что¬
бы выразить почтение «родственнику императора».
Старый лис!
У меня хватило времени только для того, чтобы под¬
готовиться к отъезду. Я освободил рабов, отобранных
271

у Красеа, из боязни, как бы их не прибрали снова к рукам
мои враги, если мне суждено будет погибнуть. Я дал им
денег и нанял повозку, чтобы отправить их на виллу в
Кампанию. Когда мы расставались, Котус взял меня
за руку и стал упрашивать:
—	Возьми меня с собой, хозяин... Куда бы ты ни
отправился...
—	Ты свободный человек, Котус. Выбирай сам свою
судьбу.
—	Что мне делать со своей свободой? Возьми меня
с собой!
—	Мы можем погибнуть.
—	Меня хотели сделать гладиатором...
Когда дом совсем опустел, я не мог удержаться от
того, чтобы еще раз не обойти опустевшие комнаты. На
одной из стен я прочел надпись, которую еще не смыли
осенние дожди:
Ничто не вечно,
И солнце, которое так ярко светит,
Должно неизбежно упасть в море.
И луна вдруг исчезнет,
Только что разливавшая сияние по небосводу.
Горький итог моих дней...

Книга вторая
Я сижу у огня, зябко поеживаясь, и чувствую себя
уютно, точно совенок в глубоком дупле. Люди незаслу¬
женно ругают зиму. А ведь это блаженная пора, когда
можно в полной мере насладиться покоем, дать душе от¬
дохнуть после метаний. Вечера тянутся медленно. Дож¬
дик мелко бьет по черепицам и напоминает легкие пере¬
ливы арфы. В эти часы старый Цирций срывается с Чер¬
ной горы. Цирцием зовут ветер, прилетающий из Нар-
бонии. Старики-вольки называют его Кирком и обо¬
жествляют его. Когда он несется по равнине, земля
дрожит, как от топота. Брусья домов стонут под его
ударами, ставни трепещут. Еолее слабые порывы можно
заметить по вздрагиванию огня в очаге. Вольки устраи¬
вают в главной комнате своего жилища большой очаг.
Наблюдать за огнем в таком очаге удобнее, чем в наших
римских жаровнях. Языки пламени бегают по поленьям,
лижут их, заставляют трескаться, потом угли рассы¬
паются, пуская снопы искр. Умирающее дерево отдает
все запахи, которые когда-то впитало в себя: запах земли,
соседних деревьев, папоротников, утренней сырости. По¬
степенно ствол делается странным образом похожим на
казненное человеческое тело, глядя на огонь, кажется,
что слышишь его непрерывные жалобы.
Я пишу эти строки при свете масляного светиль¬
ника. Слова ложатся на листы египетского папируса,
желтоватого, цвета песка или львиной шкуры... Строчки
снова вызывают во мне образ муравьиной цепочки,
струящейся между дюнами, ее движение неуловимо
для глаза, но каждый муравей, составляющий ее, покорно
несет свое бремя, живет, следуя общему направлению.
273

Так и слова, ложась в строку каждое на свое место,
остаются усердными слугами моей мысли.
Непоседливый промокший Котус принес мне пучок
тонких тростинок. Он сам старательно точит их и следит,
чтобы запас палочек для письма не истощался, ведь
я пишу так много. Как заботливая нянька, он не знает,
что бы еще такое придумать, чтобы услужить мне.
Таким же он оставался на протяжении всех наших
странствий по Галлии. Его природная веселость, меткие
шутки часто заставляли меня забывать об опасностях,
которые подстерегали нас. Ничто не могло привести его
в уныние, а кроме того, он обладал наблюдательно¬
стью и тонкой проницательностью. Мы не раз оказыва¬
лись обязаны своими жизнями его изобретательности.
Его умение ориентироваться спасало нас от ловушек,
выводило из самых гиблых мест. Пожалуй, эти опас¬
ности были для него равноценны риску, которому он
подвергся бы, став гладиатором-мирмийоном * на потеху
плебсу и банкиру Крассу. Его детские голубые глаза
утешали меня, они словно говорили, что мне не за что
корить себя, а сам Котус неизменно повторял:
—	Я всегда буду там, где ты, хозяин.
Во время переходов он подыскивал для меня самое
защищенное место, пока я спал, не смыкал глаз, по¬
ражая всех своей выносливостью.
...И вот к ноябрьским идам мы прошли через всю
Нарбонию и Аквитанию и вышли к лагерю на земле
андов.
Глава I
В этой стране, которую пересекает река Луара,
ни один каменный фронтон, ни один мраморный силуэт,
ни одна мощеная дорога не укажут на присутствие чело¬
века. До самого горизонта не увидишь ничего, кроме
безбрежного моря деревьев, большая часть которых уже
сбросила листья. Земля укрыта толстым ковром из листь¬
ев. Вечерний туман делает неразличимыми контуры ле¬
сов. Только широкая гладь Луары, покрытая мелкими
мерцающими бликами, оживляет серость пейзажа. После
трехнедельного ливня она вышла из берегов и залила
равнину, на которой стоял седьмой легион, подошла к са¬
мому лагерю. Мы издалека увидели частокол ограды и
*	Гладиатор, вооруженный сетью и трезубцем.
274

желтоватые зубцы палаток, а на возвышении — золо¬
того орла палатки легата.
Мы шли по глинистой колее, испещренной следами
воинских каблуков, грязь прилипала к подошвам. Я взо¬
брался на плоский камень и осмотрелся. Грязь и сля¬
коть были повсюду. Центурия, ведомая мной, двигалась
в беспечности, открытая любой напасти, включая луч¬
ников, скрывающихся в лесу. Легионеры едва походили
на солдат. Если бы не шлемы, их можно было бы при¬
нять за лесорубов, только что выбравшихся из чащи
и побросавших вязанки с хворостом.
В этом болоте лагерь стоял с октября, позабыв о
строевой подготовке, возведении укреплений, дисцип¬
лине. Боевой дух легиона растворился в тумане, они
утратили счет времени, коротая дни бесполезно, кто как
умел. Грустная пора, ее даже нельзя назвать временем
отдыха. Но я не сомневался, что под внешней распу¬
щенностью эти люди сохраняли мужество и беззавет¬
ную преданность Цезарю. Но если анды имели злые
намерения или хотя бы собирались выказать непокор¬
ность, их ждал суровый урок. Но пока все было спокойно:
они приходили в лагерь с кувшинами меда и колбасами,
а возвращались в свои лесные жилища с тугими
кошельками. Лишь изредка дозорные сообщали о мимо¬
летном появлении конных воинов или о ладье, пере¬
секшей реку. Да время от времени в лагере возникали
ссоры между легионерами разных кровей.
Стоя на своей шаткой опоре, я наблюдал за проходом
солдат, которых поручил мне легат для препровождения
в лагерь. Среди легионеров этой центурии была половина
бывалых солдат, и легат надеялся, что они произведут
на меня впечатление. Я вглядывался в их обветренные,
изможденные лица, в их усталые глаза, которые лишь
на мгновение, пока шеренга шла мимо, останавливались
на мне, пытался понять выражение этих непроницае¬
мых и одновременно утомленных взглядов, прочесть
что-то по их плотно сжатым или же по-детски пухлым гу¬
бам, изучал их впалые щеки, низкие лбы со вздувшимися
венами, но они по-прежнему оставались для меня непо¬
нятными. Больные или здоровые, солдаты упорно преодо¬
левали последние этапы пути.
—	Еще недолго, ветераны! Постыдитесь юнцов! —
подбадривали они друг друга, вытирая на ходу грязные
брызги с лиц...
Ни один из них не подошел бы для секретного пору¬
275

чения Цезаря. Никто не годился для вылазки во вра¬
жеский город.
—	Шевелись, стадо баб, вас ждет миска супа!
Набежал ветер, забрался мне под плащ. Я сошел со
своего камня. Этот ветер не был ни широк, ни порывист,
как нарбонский кирк. Происходило всего-навсего быст¬
рое передвижение ледяного воздуха, вызванное тече¬
нием реки с востока на запад. Этому ветру по силам
было лишь разметать тростник на берегу и поднять в
воздух груды сухих листьев, потом он пропадал между
холмов, среди бессчетных деревьев. Тем не менее у андов
и он был предметом культа. Что касается легионеров,
то они относились к этому ветру с презрением, он мешал
им дышать при быстрой ходьбе, покрывал кирасы и шле¬
мы капельками брызг
—	Это снова ты, старина? — ворчал кто-нибудь из
солдат.— Пришел поздороваться?
На этот раз никто даже не улыбнулся шутке. Спины
согнуты, не стало сил поднимать высоко ноги, мешали
тяжелые мечи. Все же я строго отругал отставших, но
без злобы, как учил меня отец.
Шаг за шагом мы приближались к лагерю. Уже
отчетливо были видны бойницы на башнях, зубья часто¬
кола, верхи плоских палаток, крыши маркитантских по¬
возок. Эти маркитанты со своими фургонами, набитыми
продажными девками, всегда были язвой нашей армии.
Они забирали у легионеров часть их военных трофеев
и привозили в обмен полные амфоры вина, а с ними и
свой живой товар. Я видел однажды в обитом железом
сундуке у одного из них, отобранном примипилом за
серьезное правонарушение, галльские браслеты и оже¬
релья, массивные серебряные рукоятки мечей, украшен¬
ные эмалью шишки со щитов. В армии, как и в Риме,
царил торгашеский дух; кровь, проливаемая воинами,
превращалась проходимцами в сверкающее золото.
Небо тускнело. Лучи перламутрового сумеречного
света еще скользили по наконечникам копий дозорных,
по красному султану над палаткой центуриона. Из
разных мест, где готовилась пища, поднимались струй¬
ки дымков. Они дружно клонились в одном направ¬
лении и сливались с облаками. На короткое время над
самым лесом показалось солнце, похожее на потертый
статер *. Я крикнул:
*	Серебряная монета в Древнем Риме.
276

Песню! Все вместе!
Это была старая уловка — входить в ворота с песней,
чтобы не слышать шуточек сытых лагерников.
Пятьдесят тысяч шагов в день за стакан уксуса.
Пятьдесят тысяч шагов в день за котелок супа,
Кираса трет плечо,
Сумка давит спину
Лопатка, меч, кирка, копье...
Отстающие не успевали, первые ряды уже заканчи¬
вали куплет, а они еще пели:
Лопатка, меч, кирка, копье
Завоюют весь мир, сказал Цезарь.
Лопатка, меч, кирка, копье —
Это невероятная тяжесть...
У преторианских ворот центурион приветствовал
меня:
Салют, Браккат *. Легат ждет тебя. Кажется, у
него гадкое настроение.
Я доверил центурию своему помощнику, молодому
офицеру, который щелкал каблуками так истово, что
на этот раз обдал меня грязью. Я не выразил недоволь¬
ства. не стоит пресекать служебное рвение молодых —
гордиться собственной выправкой не так плохо.
Меня провели в палатку легата, я застал его за
чтением. Он сказал мне, не отрывая глаз от страниц:
—	Готов выслушать тебя, Браккат.
И указал мне на скамью жестом, в котором чувство¬
валась хорошо отрепетированная непринужденность.
Красс был похож на своего отца. У него было такое же
бледное, одутловатое лицо, такие же бесцветные, но
острые глазки. Он не носил униформы и был одет в тогу,
украшенную пряжками с гранатами. В подражание
Цезарю он так же коротко стриг волосы (над Цезарем
посмеивались, он делает это, чтобы скрыть облысение)
и брился каждый день, тогда как большинство офице¬
ров отпускали бороды. Чтобы совсем быть похожим на
Цезаря, легат окружил себя грудой скарба: разномастной
мебелью, сундуками с бельем, посудой, умывальными
принадлежностями. За манипулой ** неизменно следовал
отряд его рабов: парикмахеры, массажисты, стряпчие.
Ни при каких обстоятельствах он не изменял привыч¬
кам богатого патриция.
*	Легионеры чаще всего называли друг друга по прозвищам.
** Войсковое подразделение римлян.
277

Вот и тогда он сидел на великолепном бронзовом
табурете, украшенном слоновой костью, ножки которого
оканчивались копытцами лани. К шестам палатки были
подвешены лампы тонкой чеканки, к одному шесту на
фоне пурпурного полотна был прикреплен серебряный
орел седьмого легиона. Я подумал: «Не иначе, как эти
вещицы были выделаны ювелирами твоего отца, упрятан¬
ными в эргастул. Наверное, добра не с одного пожарища
запасено в его подземных кладовых!»
—	Что же ты молчишь, центурион?
При всем желании он не мог абсолютно точно вос¬
произвести интонации Цезаря, а уж тем более имитиро¬
вать его обходительность. И разумеется, он ликовал
внутренне, что получил под свое начало близкого род¬
ственника императора, настолько, видимо, ничтожную
личность, что его нашли возможным отправить в мятеж¬
ный край обычным письмоносцем.
—	Я провел людей через лес,— ответил я.
На миг на его губах появилась нагловатая ухмылка
банкира. Но тут же спохватился и сказал:
—	Мой дорогой, ситуация ухудшается с каждым
днем. Сегодня после полудня я получил два послания.
Теперь можно не сомневаться: восстание охватило весь
Ареморик. Вергобрет * ратианов также поделился со
мной тревожными сведениями. «Злоумышленники», о ко¬
торых упоминает в письме Цезарь, становятся все
смелее, число их растет. Они перерезали лесную дорогу
на юге от Ратиака, наладили связь с венедами через
Луару. Вергобрет боится, что заговор зреет в его собст¬
венных владениях. Что ты скажешь на это?
—	Следует занять Ратиак, вергобрет сам сдаст его
нам, пока это в его власти.
—	Я предпочитаю взнуздать его, не становясь его
союзником. Кроме того, наше вторжение может плохо
повлиять на колеблющихся. Оно послужит весомым пред¬
логом для начала боевых действий, и мы лишь разбро¬
саем свои силы.
—	Допустим.
—	Мне нужно срочно еще раз связаться с перевоз¬
чиками на Луаре и вергобретом. Возможно, их тревож¬
ные донесения — военная хитрость, и в этом густом
лесу незаметно скапливается большая сила. Предполо¬
*	Правитель в некоторых галльских племенах.
278

жим, лесные племена объединятся с ареморийцами,
увлекут за собой ратиатов и пиктонов, своих ближайших
соседей...
—	Это то, чего боится Цезарь.
—	Я знаю галлов, они отличаются непостоянством.
Вот почему я смотрю на вещи спокойнее. Но я не собира¬
юсь медлить. Поэтому и ждал встречи с тобой.
—	Я всего неделю в этих краях!
—	Но ты вполне способен дать совет. Ведь пони¬
маешь же ты, что нужно незамедлительно действовать?
Я предполагал сделать вот что...
Он продолжил, взвешивая каждое слово.
—	...Пока от Цезаря не пришло точных распоря¬
жений, я должен собрать как можно больше сведений,
подробных и точных. Есть у тебя на примете человек,
который мог бы заняться этим?
—	Я сам.
—	Ты в своем уме?
—	Ни один из твоих офицеров или простых легионе¬
ров не справится с поручением.
—	А среди наемников?
—	Пошли грека шпионом в Афины и потом удив¬
ляйся, что он тебя предал...
—	Но я заплачу этому человеку десять тысяч сестер¬
циев.
—	Ты очень щедр, но любовь к родине не всегда
продается.
—	Галлия — не родина для этого сборища полуди¬
ких племен, без общих традиций, без законов, без еди¬
ной власти.
—	События последних месяцев доказывают обрат¬
ное.
—	Знаешь ли ты, какому риску собираешься под¬
вергнуть себя? Вчера с первыми лучами солнца в лагерь
забросили голову Руфия. Я решил, что воинам не стоит
знать об этом происшествии.
—	Кто был этот Руфий?
—	Тайный посланец. Он говорил на четырех языках.
До войны он занимался торговлей в Галлии. Знай, что,
если тебя поймают, ты будешь умерщвлен на камне для
жертвоприношений, в лучшем случае тебя посадят в иво¬
вую клетку. А Цезарь затаит на меня злобу за твою
смерть.
Произнося это, он принял добродушное выражение
лица, вновь сделавшее его похожим на отца, когда тот
279

взывал к чувствам собеседника. Он даже положил, по¬
добно Крассу, руку на сердце. Я ответил:
—	Боюсь, что умру от скуки в этом лагере, если
не возьмусь за настоящее дело. Не беспокойся, даже
если Цезарь появится здесь, он ни в чем не обвинит тебя.
Он сам послал меня сюда, и я завишу от него одного.
Теперь нам оставалось лишь обсудить детали и согла¬
совать свои дальнейшие действия. Мы оба решили, что
мне лучше всего будет выступить прямо на другой
день в полдень, а сопровождать меня будет лишь
«оруженосец» Котус.
Когда я вышел из палатки Красса-младшего, стояла
непроглядная ночь. Я был приглашен центурионами
своей когорты на празднество, которое устраивал некий
Апроний в честь своего произведения в трибуны. Я на¬
правился к кухням, где накрыли столы, но, услышав
издали чей-то хохот во все горло, пьяные голоса, решил
не торопиться к застолью. После долгой беседы с лега¬
том мне нужно было побыть какое-то время одному,
подышать свежим ночным воздухом.
Я шел вдоль палаток кавалерии. У костров звучали
варварские песни, ржание коней временами заглушало
их. Я сразу узнал по мелодии песни, которые распевали
галлы-наемники: в них была надрывающая душу тоска.
Песни же солдат-римлян звучали бодро и зычно. А ну-
мидийские лучники распевали крикливо, даже неистово.
На фоне отсветов костров, ложащихся на палатки,
мелькали тени. Отсюда, с окраины лагеря, они казались
безмолвными. Из кустов доносился шепот, там кто-то
забавлялся с маркитантской девкой.
Каждый лагерь охватывала эта исступленная лихо¬
радка: темнота пробуждала страсть и ненависть, заранее
отпуская грехи.
Среди веревок, натягивающих края палаток, бродили
собаки, ищущие ласку либо брошенный кусок. Одна
из них, крупная борзая, увязалась за мной до самого
частокола. Она стояла рядом все время, пока я наблюдал
через бойницу за рекой. Берега были окутаны туманом,
воды, белесые в свете луны, медленно уходили к своей
далекой цели, редкие всплески серебрились и исчезали,
придавая ночному пейзажу сказочное очарование. Мне
показалось, что чья-то тень мелькнула в тумане, как
будто делая пробежку. Часовые ничего не заметили:
они продолжали монотонно расхаживать взад-вперед, по¬
ложив копья на плечи. Заинтересовавшись моим присут¬
280

ствием, они стали подходить ближе. Услышав скрип
гравия под их подошвами, я оставил свой наблюдатель¬
ный пост и вернулся в лагерь.
Глава II
В зависимости от природы человека голова его во
время пьяного веселья либо тяжелеет, либо воспламе¬
няется. Так было с нами к концу празднества.
Столы были составлены калонами * в форме полуме¬
сяца. Мы сидели тесно на скамьях, на централь¬
ном месте — Апроний, герой праздника. По правую
свою руку он посадил меня, по левую — старшину наших
центурионов, почти старика. На дальних концах тесни¬
лись субцентурионы, они ссорились и бранились, точно
детвора. Многим из них едва перевалило за двадцать.
Но у одного лицо было обветрено, не по годам мор¬
щинисто. Это был младший офицер, недавно получив¬
ший офицерский чин после пятнадцатилетней службы,
он держался с большим достоинством, чем его сверст¬
ники.
Несмотря на то что полог палатки регулярно отки¬
дывался, пропуская сновавших туда-сюда калонов, мы
задыхались от жары. Кто-то уже распустил пояс своей
туники, кто-то зевал во все горло, кто-то отрешенно смот¬
рел перед собой. Девицы переходили из рук в руки. Их
лица обезображивали безумные улыбки, они отпускали
сальные шуточки. Одна из них, очень красивая и строй¬
ная, отпивала от каждого кубка и всякий раз громко
взвизгивала, когда ее хватал какой-нибудь центурион.
Почти все они отчаянно отбивались и бранились на все
голоса, но их жалобы только разжигали страсти: воины
еще не пресытились ими; это был последний набор
девиц, обеспеченный маркитантами. Среди них, однако,
были гордячки, с вызовом смотревшие в раскрасневшиеся
физиономии легионеров. Пожалуй, они видели в этом
грязном застолье, в этом разврате символ римской вла¬
сти. По столу были разбросаны куски мяса и хлеба,
опрокинутые кубки, скатерть пестрела от винных и жир¬
ных пятен. Безмолвные, но расторопные калоны бегали
между нами с амфорами в обнимку, поднимая с земли
упавшие кубки. Одна девка, которую слишком грубо
*	Слуги, в армии — ©нестроевые, обозные служители.
281

сдавил легионер, попробовала сбежать. Калоны вернули
ее, таща за густую светлую косу. Тот же легионер
снова схватил ее волосатыми руками и прижался своими
толстыми губами к ее трепетному рту, затем одним рыв¬
ком разорвал ее тунику, обнажив нежное тело. Это выз¬
вало сумасшедший смех за столами, молодых чрезвычай¬
но забавляла эта сцена.
Описывая все это, моя дорогая Ливия, я далек от
восхищения; наоборот, еще раз скажу, что мне подобное
веселье всегда было малоприятно. Я хотел, чтобы ты
знала обо мне правду, так же как и о том, насколько непо¬
хож легендарный образ легионера на его настоящее
лицо.
Апроний, разгоряченный вином, стукнул по столу ку¬
лаком. Старшина крикнул:
—	Он будет говорить!
Опершись о его плечо, трибун с трудом привстал
и поднял кубок, облив меня при этом его содержимым,
и сказал торжественным голосом:
—	Я пью за Цезаря!
—	За Цезаря! — подхватили сидящие.— И за твое
здоровье, трибун! За успех нашей кампании!
—	Она будет победоносной, друзья... Еще один год
и... мы вернемся на родину. У нас будут другие женщи¬
ны... А эти варварки... У них красивые ляжки, белая
кожа, мы, конечно, любим их, друзья... мы...
—	Да здравствует Апроний!
—	Через год... не более... мы выйдем на Священный
Путь... мы пойдем по нему с триумфом!..
—	Это при условии,— выкрикнул вдруг старшина,-—
что Галлия встанет на колени.
—	Замолчи!
Но вино развязало язык старику
—	Вы не представляете, как обширна эта Галлия,
друзья! Их здесь тысячи, и тысячи, и еще много тысяч...
—	Тем лучше,— проворчал воин с жестким ежиком
на голове,— долгие походы омолаживают кровь.
—	Они укрепят твои старые кости,— прибавил дру¬
гой, скулы которого стали от выпитого фиолетовыми.
Апроний покачивался, стоя рядом со мной, точно де¬
рево под порывами ветра. Он покусывал бороду и яростно
округлил глаза. Я помог ему сесть. Старый кривляка
же продолжал говорить, яростно жестикулируя:
—	В первый год мы надрали зады гельветам и гер¬
манцам. Хорошо! Нам говорили, что это необходимо
282

сделать для защиты наших союзников. На следующий
год мы гоняли белгов. Хорошо! Согласен, они нам долго
докучали. Но потом? Великий Цезарь уехал, а мы? Для
чего мы здесь, мои юные друзья?
—	Что ты хочешь этим сказать?
—	Что я хочу сказать? У Цезаря в голове полно
всяких планов, это бесспорно. Но вот что ясно даже
такому старому чурбану, как я: защищая Галлию от ее
врагов, он всю ее прибрал к рукам.
И он по-старчески взвизгнул:
—	Клянусь Юпитером! Это слова пораженца!
—	Сожри тебя адский змей, старик!
—	Тебе того же желаю, малыш! Чтоб твои кости сгни¬
ли в грязи земли андов!
Он смотрел на меня враждебно, будто видел во мне
прямого продолжателя деяний Цезаря.
—	Безумцы! — снова выкрикнул он.— Сосчитайте,
сколько нас здесь? Меньше пятидесяти тысяч. А гал¬
лов — миллион! Жалкие пятьдесят тысяч, разбросанные
по этой загадочной стране, будут охотиться по лесам
и ложбинам за миллионом истинных хозяев! Немыслимо!
А что же Цезарь? Он в Равенне...
—	Ты не веришь в его гений?..
—	Верю, конечно, но все же...
—	Выпей, старик. Тебя всего лишь замучила жажда.
Выпей, говорю тебе!
—	Дайте мне сказать! — не умолкал старшина.—
Вы забыли о венедах, друзья. Об этих ужасных вене¬
дах, властителях моря...
—	Мы заставим их выпить это море.
—	Хватит! — приказал трибун.— Хватит разговоров
о политике... Споем!
И мы запели гимн Седьмого легиона:
Пятьдесят тысяч шагов в день за стакан уксуса.
Пятьдесят тысяч шагов в день за котелок супа,
Кираса трет плечо,
Сумка давит спину.
Лопатка, меч, кирка, копье
Завоюют весь мир, сказал Цезарь...
Тусклые голоса подцентурионов кое-как дополняли
басы ветеранов. Калоны, доливая нам вино, лукаво под¬
талкивали друг друга локтями.
—	Этих венедов можно считать разбитыми только
тогда, когда мы одолеем их на море,— не унимался
старшина.
283

Опьянев, я не мог удержаться от соблазна вступить
в спор, я сказал:
—	Мы не долго будем ими заниматься. Завтра я от¬
правляюсь в Ратиак без легионерской формы, но в галль¬
ском плаще и шлеме с рогами.
—	Неужели ты вызвался на такое дело доброволь¬
но? — спросил воин с фиолетовыми скулами.
—	Да здравствует Браккат! — завопил трибун.—
Выпьем за его смелость, за счастливое окончание дела,
за его быстрое возвращение.
—	За его рогатый шлем! — выкрикнул какой-то
молодой недоумок.
Девица с очень светлой кожей — ее звали Гиптис —
залилась пьяным смехом. Потом она высвободилась из
рук, удерживающих ее, подошла ко мне и одарила поце¬
луем в щеку.
— Дайте мне место,потеснила она моих соседей.-—
Дайте мне место возле центуриона моего сердца.
Она оперлась о мое плечо и подставила свои губы.
—	В галльском плаще? — взвизгнул старик.-— Триж¬
ды безумец! Решил распрощаться с жизнью? Твою голову
насадят на шест
Я заметил, что один из калонов прислушивается
к нашему разговору, сохраняя безмятежную улыбку и
прижимая к себе амфору, точно мать младенца. Борода
и спадающие до глаз космы скрывали его лицо.
—	Наливай же, пес! —- вывел его из мечтательности
наш трибун.
Повернувшись ко мне, он сказал:
—	Этот калон принадлежал когда-то к знати белгов,
был у них то ли вождем, то ли сенатором, если у них
такие есть, не помню. В Самаробриве этот негодяй чуть
было не подобрался к самому Цезарю, к счастью, я
оказался рядом. Цезарь отдал его мне из благодарности.
А я продал его слугой на кухню.
—	Вот за что ты получил звание трибуна?
—	Не только за это. Но я рад, что послужил импе¬
ратору.
—	В Самаробриве мы одержали великую победу,—
бурчал старик.'— Эти белги долго водили нас за нос...
А мы только и мечтали о том, чтобы вернуться в Рим...
—	За гений Цезаря! — поднял кубок кто-то из моло¬
дых.
—	И за его родственника, нашего боевого товарища
Тита Юлия Бракката.
284

У меня было отчетливое ощущение, что этот бывший
вождь, нынешний калон на кухне, понимает наш язык
и запоминает каждое слово. Но отяжеленная вином голо¬
ва, ласки Гиптис и та покорность року, которая сковала
меня со дня отъезда из Рима, 3/держали меня от того,
чтобы допросить его.
...В своей палатке, обитой пурпуром,— я предпола
гаю, что это происходило именно в ту ночь — Публий
Красс сделал такую запись. «Сегодня центурион Тит
Юлий Браккат, бывший законник, бывший служащий
моего отца, прибыл из Рима с письмом от Цезаря с ука¬
заниями о дальнейших действиях второй когорты. По
его поручению Браккат отправится добровольцем с се¬
кретным заданием на западную территорию. Он будет
скрываться под именем Бойорикса, довольно распро¬
страненном в Нарбонии, и выдавать себя за беженца
из этих мест. В случае особых обстоятельств он имеет
разрешение продлить время своего пребывания на тер¬
ритории врага, но должен отправить ко мне в этом случае
Котуса, своего слугу, с первыми важными сообщениями.
Отвага этого Тита произвела на меня впечатление.
Но я вспомнил при этом наставления своего учителя-
грека. Он говорил: «На свете существует несколько форм
безысходности. Самая тяжелая охватывает человека,
когда его самолюбие уязвляется несколькими, следую¬
щими подряд неудачами. Покорившись этой силе,
человек оказывается способен на поступки, на какие
не отважились бы самые отчаянные смельчаки».
Таким же отчаявшимся представляется мне и Тит
Юлий Браккат. Рожденный посредственным человеком
(правда, от знатных корней), предназначенный для
скромной судьбы, он продолжал упорствовать, метаясь от
армии к коммерции и снова — от коммерции к политике.
Может быть, на этот раз ему повезет».
Таблички, исписанные старательнейшим почерком
Публия Красса, претенциозно озаглавленные «Мои ан¬
налы», были найдены в армейских архивах после его
гибели. Когда Цезарь сделал меня префектом Рима, я
имел возможность ознакомиться с ними...
Гиптис положила голову мне на локоть и обняла меня
за шею. Мы были накрыты шкурой и никак не могли
уснуть. Она сказала:
—	Ты похож на вождя города Нема, где я родилась.
Это был человек такой же древний, как Нил, но при этом
выглядел молодым! Девушки нашей деревни поджидали
285

его в пальмовой роще со словами: «О, хозяин, обопрись
о мою талию, дай я послушаю, как бьется твое вечное
сердце».
—	Ты родом из Египта?
—	Один работорговец продал меня римским матро¬
сам. Они отвезли меня в Остию и там снова продали.
А уже оттуда я попала в лагерь андов и стала армейской
девкой... Скажи, я увижу когда-нибудь Египет?
—	В твоих мечтах он всегда будет прекраснее, чем
наяву.
—	Центурион, ты не должен завтра уходить из
лагеря!
—	Почему?
—	Я немножко умею колдовать... Я вижу огонь, кровь
и еще... Скажи, в твоей ли воле остаться здесь?
—	Я должен отправиться туда.
—	Тебя зовет туда любовь. Ты мне не веришь?
Ты ни во что не веришь? Любовь такая же высокая,
как солнце?..
—	Продолжай.
—	Нет! Твоя душа легко воспламеняется. Как и моя...
Лучше будет, если ты ни о чем не узнаешь. Пусть мои
губы утолят твою жажду, забудем о завтрашнем дне.
На рассвете нас разбудил примипил. За ним по пя¬
там шел Котус, неся галльское оружие и одежду.
Гиптис ничего не приняла от меня, боясь быть поко¬
лоченной своим хозяином. Зато сама наградила меня:
подарила свои слезы.
Глава III
—	Да помогут тебе боги, благородный Юлий Брак¬
кат,— сказал примипил, дотрагиваясь рукой до своего
шлема.
—	Да помогут они нам вернуться в седьмой легион,—
ответил я, машинально повторяя его жест.
—	Постарайся забыть это движение, друг...
Он остановил своего коня. За ним остановился и не¬
большой отряд всадников, сопровождающих нас. Сердце
мое учащенно стучало.
—	Пора, хозяин...— осмелился позвать меня Котус.
Глаза мои не могли оторваться от серебряных кирас
всадников, спускающихся к реке ровной рысью, от ча¬
стокола, окружавшего наш лагерь, который все еще вид¬
нелся между ветками. Его аккуратные строения, без¬
286

укоризненно ровные ряды палаток, прямые углы улиц,
дозорные отряды, виднеющиеся на другом берегу, были
для меня символом римского порядка, последним облом¬
ком моей родины, моего прошлого... Пронзительный при¬
зыв труб прорезал тишину, солдаты показались перед
преторианскими воротами.
—	Смена часовых,— сказал Котус.
В его голосе мне почудилась грусть.
—	Да,— отозвался я.— Для них это по-прежнему
смена часовых. А перед нами — свобода! Вперед!
И я пришпорил свою лошадь, черную, как борода Вул¬
кана. Она заржала от боли, но пошла вверх по склону,
вытянув шею, распушив гриву и хвост. С этого момента
я уже не принадлежал орлам, перестал быть центурионом
Браккатом. Безумное предприятие началось.
...Сразу за лесом тянулась скалистая равнина, покры¬
тая щебнем, безжизненное плато. Лишь кое-где попадал¬
ся кустарник, пригибаемый ветерком, или островки жух¬
лой травы. Эту каменистую пустыню пересекла тропинка,
прибитая в жесткой почве конскими копытами. Еще
не спала роса, она делала тень на камнях и ветвях кустар¬
ников густо-черной. К реке сползали последние остатки
тумана, над нами плыли свинцовые облака, но со стороны
лагеря сквозь их завесу уже пробился огромный белый
шар солнца.
Сначала нам попадались навстречу одни сороки. При¬
ближение людей ничуть не беспокоило их. Они лишь
спрыгивали с тропинки, приподняв клюв. Когда день был
уже в разгаре, мы заметили стаю ворон, опустившихся
возле ущелья. Подъехав ближе, увидели, что птицы об¬
лепили какое-то животное, которое еще шевелилось.
—	Они расклевывают падаль,— сказал Котус.
Это была еще живая лошадь. От острой боли, причи¬
няемой воронами, или оттого, что кобыла почувствовала
наше приближение, она приподняла голову и злобно
оскалилась. Она тяжело дышала. Птицы не стали ждать,
ее смерти, расселись на теле лошади и, казалось, об¬
суждали его достоинства, изредка взмахивая крыльями
и поклевывая шкуру. Почему при виде этого начинаю¬
щегося отвратительного пиршества я подумал о судьбе
Республики? Не потому ли, что представлял ее себе такой
же смертельно раненной, поверженной на пути к далекой
цели, но еще живой; над ней с фальшивой почтительно¬
стью склонились великие мужи, готовые вонзить в ее
тело в любой момент свои острые когти?
287

—	Прибей ее!
Котус вынул стрелу и послал ее в животное. Тело
лошади пронзила конвульсия, и оно застыло навсег¬
да. И тотчас самая жирная ворона, должно быть во¬
жак, с раздутым зобом, проворно расклевала глаза ло¬
шади.
—	Не смотри на это, хозяин! Поедем дальше, прошу
тебя, нам нельзя медлить.
Не в первый раз он выводил меня из мрачного со¬
стояния. У него был особый дар воспринимать и брать
на себя метания, сомнения, страхи, поселившиеся в моей
душе. Я часто говорил себе, что ему дано понимать мое
сознание лучше, чем мне самому. Мои поступки он осуж¬
дал иной раз беспощадно. Наши отношения можно было
назвать суровой, настоящей мужской дружбой, но в то
же время и трогательной привязанностью друг к другу,
какой не встретишь в Риме, где льстивый ловкач
становился желанным сотрапезником богача, а желторо¬
тый офицеришка в оплату за сомнительное пособниче¬
ство награждался званием трибуна. Котус был, к счастью,
человеком иной, благородной, породы. Если бы он служил
моделью для Фидия, тот изваял бы с него Геракла,
но никак не Аполлона.
Вот каким Котус вспоминается мне в ту пору, моя
Ливия: присев на колено среди уже тронутых ржав¬
чиной осени папоротников, он осматривается по сто¬
ронам; на нем широкий плащ, стальной шлем; живые
голубые глаза его сверкают умом, он возбужденно вды¬
хает влажный воздух, насыщенный запахами замше¬
лых скал, близкого леса.
—	Знаешь, ты действительно похож на галла,— ска¬
зал он мне в тот день.
—	Но я не ощущаю себя им.
—	К вечеру это может пригодиться.
Мы сделали большой крюк, чтобы избежать, как нам
указали в лагере, небольших поселений, близких от
лагеря. Затем сделали привал, разложив еду под вы¬
сохшим дубом.
—	Лет двадцать прошло с тех пор, как он умер,—
сказал Котус.— Посмотри, как растрескалась кора.
Но голые ветви дерева продолжали колыхаться на
ветру, и казалось, что оно еще способно возродиться
к жизни.
Немного позже, за полдень, мы наконец достигли
леса. На опушках нам попадалась свежая пашня, и все
288

же этот край казался безлюдным. Лишь беззаботное ще¬
бетание птиц нарушало тишину. Чем дальше мы про¬
двигались, тем сильнее крепло ощущение, что время здесь
остановилось. Это было владение сил природы, плодо¬
родия, которое не в силах задушить ни ветер, ни мороз.
Кочки, выступающие из земли, корни наступали на тро¬
пинку, по которой мы пробирались. Стволы деревьев,
растущих прямо из болота, порой казались живыми
существами с широченными плечами, массивными голо¬
вами, крючковатыми ручищами — чем-то похожими на
моего Котуса, под полосатым плащом и бурой туникой
которого скрывалось мускулистое тело. Мы вспугивали
каких-то мохнатых зверей, удирающих от нас в кусты. Их
блестящие глаза успевали мелькнуть между ветвей. На
верхушках деревьев вороны, точно дозорные, предупреж¬
дали всю округу о нашем приближении унылым кар¬
каньем.
След тропинки завел нас в самую чащу, иногда
он вился между крупными валунами. Приближался ве¬
чер, лес погружался в туман. Уже в темноте мы вышли
к развилке. Это была поляна, посреди которой стояло
каменное подобие стола на четырех валунах. Мы решили
заночевать возле него.
Столешница была такая широкая и толстая, что я
невольно задал себе вопрос, что за мощный механизм
смог водрузить ее на «ножки». Один из камней, служив¬
ших ножками, был просверлен насквозь.
—	Через эту дыру,— просветил меня Котус,— душа
усопшего может вылетать из могилы.
Он явно испытывал робость и потому не подходил к
камню.
—	Что с тобой, Котус?
—	Кто посягает на дом усопшего, сам умрет пре¬
ждевременно. В этом камне живет демон. Он покарает
нас,
Я засмеялся:
—	Мертвые благосклонны к людям вроде нас, воен¬
ных. Впрочем, не мы первые ночуем здесь, мне кажется.
Сейчас разведем огонь.
Я заглянул в таинственное отверстие.
—	Хозяин,— взмолился Котус,— не шути с ним.
—	Неси сюда наши сумки. Я бы сейчас лошадь съел!
Он нехотя повиновался, принес сумки и встал рядом
со мной. Ветер шелестел еловыми ветвями. Вдалеке два
раза заржала лошадь.
10 Ж. Бордонов
289

—	За нами не могли следить?
Я почувствовал, как дрогнуло его плечо.
—	Нет, не должны.
Появилась крохотная птичка и вспорхнула на край
камня. Она недолго изучала нас блестящим глаз¬
ком, затем решила склевать оброненные крошки.
Я почувствовал, как снова вздрогнуло плечо моего
компаньона.
—	Ешь, Котус. День будет нелегким.
—	Эта птица...
—	Что же она?
—	Это чья-то растревоженная душа... душа, кото¬
рая ищет...
Я снова усмехнулся. Котус спросил:
—	Какой ты веры?
—	Веры? Я верю в некую силу, которая движет
звезды, людей... вот и все.
Он вздохнул.
—	Перед пожаром, который разрушил твой дом, к
нам заходил один человек. Это был торговец из Иеру¬
салима. Он сказал нам, что скоро родится ребенок, ко¬
торый воцарится во всем мире, установит справедли¬
вость и равенство.
—	Ты считаешь, что это необходимо?
—	Да, нам справедливость и равенство очень нужны.
—	Но почему же ты боишься мертвых?
—	Он еще не родился, этот ребенок...
—	Подумай, что плохого могут сделать тебе не¬
счастные покойники? Они спят вечным сном, им ниче¬
го от нас больше не нужно. Ответь мне, что за зло
они должны тебе причинить? Чем мы их обидели? Мы
такие же, как они, по сути: вся разница между нами
в том, что они скелеты без плоти, а мы — скелеты во
плоти...
Я не убедил его. Он боялся шевельнуться и все шеп¬
тал неразборчиво свои молитвы, которым его, как и
меня, научила в детстве мать. Несколько раз он вска¬
кивал будто бы для того, чтобы проверить лошадей, да
так возле них и остался ночевать, завернувшись в одея¬
ло.
У меня же было легко на сердце, Я вдыхал аромат
сосновой хвои, которой была устлана поляна, терпкий
запах перегноя, под которым покоились останки не¬
известного человека. В отверстии, которого испугался
Котус, что-то поблескивало.
290

Глава IV
До прибытия в Ратиак мы пересекли значительную
часть земли пиктонов. Из этого путешествия мало что
осталось у меня в памяти. Это был край, поросший ле¬
сом, рассеченный оврагами. Встречались крупные озера,
соединенные между собой болотами, на них жили озер¬
ные люди. Эти серые безмолвные пространства водной
глади необъяснимо притягивали меня. Обитатели их
жили в плавучих деревушках и питались в основном
рыбой, которую ловили громоздкими садками из иво¬
вых прутьев или на костяные крючки. Они были одеты
в шкуры, волосы и бороды их достигали устрашающей
длины. Их убогие хижины сообщались с берегом при
помощи хлипких мостков, которые убирались на ночь.
Однажды мы попытались ступить на одну из этих до¬
рожек, и сразу же со всех сторон из камышей к нам
устремились лодчонки; гребцы в них угрожали нам, раз¬
махивая луками, и яростно вопили. Это были дикие
люди, напоминавшие наших предков в дни основания
мира.
К счастью, в деревнях нам оказывали более радуш¬
ный прием, хотя до самого Ратиака мы ели только соб¬
ственный хлеб и ночевали под открытым небом. В дерев¬
нях люди жили в достатке, который сказывался благо¬
даря занятию земледелием. Земля здесь была настолько
плодородной, давала такие обильные урожаи пшеницы,
что люди довольствовались небольшими клочками, рас¬
чищенными от леса. Каждый окружал свою пашню гус¬
тым кустарником и кольями. Крестьяне-пиктоны похо¬
дили на наших крестьян, правда, они носили штаны и
гетры, а короткие туники иногда оторачивали мехом.
Эти лесные землепашцы не испытывали еще нужды
объединяться в тесные деревни, но селились как можно
ближе к укрепленным строениям знати, разбросанным
по всему краю.
У одного из таких землевладельцев мы останови¬
лись однажды на ночлег. Впервые я попал в дом к знат¬
ному галлу. В окружение этого господина — его звали
Карвилием — входило несколько воинов. Все они были
одеты очень ярко. На самом Карвилии была рубаха в
красно-черную клетку, золотое ожерелье на груди. Об¬
становка в доме, словно для контраста, была более чем
скромной. Никакой мебели, кроме окованных железом
сундуков, в зале не было, мы сидели на вязанках хво-
ю*
291

роста. На волчью шкуру, которая служила кому-то
постелью, то и дело вспрыгивали куры, а из соседней
комнаты вышла свинья и устроилась прямо возле Ко¬
туса. По кельтскому обычаю, каждый из присутствую¬
щих мог задать нам любой вопрос. Они все хотели знать
о нас сию же минуту: кто мы, откуда, куда едем, с какой
целью? Но когда они узнали, что мы спасались бегством
от римских солдат, то стали переглядываться, и наконец
старший из них сказал:
—	С тех пор как легионы Рима встали лагерем не¬
подалеку отсюда, люди перестали опасаться, что сосед
нападет на тебя, клянусь Кернунном!
Он откусил кусок от своего ломтя мяса, долго же¬
вал его, потом запил медовым вином и продолжил:
—	Мне жаль, незнакомцы, но вам нужно поискать
поддержки в другом месте. У нас с Римом мир.
В других селениях нас встречала та же доброжела¬
тельность, но и те же нескромные вопросы, то же изум¬
ление при упоминании о бесчинствах римских солдат.
—	Здесь,— отвечали нам,— они никого не трогают.
Их даже не видно. А знать перестала грызться между
собой, как только они появились.
Один гончар рассказал нам, вытирая измазанные
глиной руки о бедра:
—	Я видел их здесь. Дней десять назад приезжал
офицер с перьями на шлеме и три других солдата без
перьев, с ними были купцы, торгующие в лагере. Они
осмотрели мои печи, сарай, я подписал большой заказ.
Если так пойдет и дальше, мы разбогатеем.
—	А если они хитрят? Если они всего-навсего что-
то разведывали, а потом заберут твоих парней и сделают
их гладиаторами? Если они силой заставят вас служить
в их легионах, как это было у нас в Нарбонии? Или за¬
ставят вас воевать с вашими собратьями?
—	Им не нужно было ничего, кроме моих кувши¬
нов и мисок.
—	Возможно, ты скоро будешь говорить о них по-
другому.
—	Не убеждай меня, чужеземец, я верю своим
глазам.
—	Так говорят все до поры до времени...
После того разговора с гончаром Котус сказал мне
с укором:
—	Тебе нравится новое занятие?
Я был задет:
292

—	Если оно тебе не по душе, возвращайся в ла¬
герь.
—	Я не могу оставить тебя одного.
—	Тогда зачем задавать такие вопросы?
—	Ты злоупотребляешь гостеприимством этих доб¬
рых и мужественных людей. Иногда я уже не могу по¬
нять, на чьей ты стороне: мне начинает казаться, что
ты по-настоящему ненавидишь римлян.
—	Меня заставляет их ненавидеть моя роль. Иначе
мне не будут верить.
—	Мне неприятно смотреть на это.
—	Повторяю: ты волен вернуться. Я даже прика¬
зываю тебе вернуться, если поход тебе в тягость. Тем
более, что недовольство написано у тебя на лице, оно
погубит нас.
—	Ты несправедлив, хозяин. Постарайся понять,
я боюсь только за того, что ты перестанешь быть таким,
каков ты есть сейчас.
—	Мне нельзя быть другим?
—	Это просто невозможно. Собаки тебя любят...
—	Но для них не существует различий между
людьми.
—	Не только собаки. Где бы мы ни появились, тебя
сразу окружают дети.
—	Мой шлем забавляет их, вот и все.
—	Дети открывали перед тобой свое сердце, как и
мы когда-то, твои слуги. Люди тянутся к тебе, а ты за¬
маниваешь их в ловушку.
—	Пока что в нее попало немного дичи. Подождем
более крупной добычи.
На пятый день мы увидели вдали башни укрепле¬
ний Ратиака. Наши кони шли нетерпеливым шагом по
дороге к воротам, обнюхиваясь с лошадьми пиктонов.
Мы обгоняли тяжелые повозки, груженные брусьями
и мешками, возничие бодро приветствовали нас, взма¬
хивая кнутами. На одной из телег ехало целое семей¬
ство, все как один весело кивали нам, махали руками —
непривычно много внимания! Попался военный, кото¬
рый вел под уздцы великолепного, белого, как пена,
скакуна, он что-то прокричал нам.
—	Скорее всего свое имя,-— шепнул Котус.
Мы въехали в город вместе с вереницей повозок,
думая, что остались незамеченными. Но стража слиш¬
ком долго смотрела нам вслед. Я задавал себе вопрос:
что могло столь привлечь их внимание в нашем облике?
293

Надо сказать, что в последние дни у Котуса не раз воз¬
никало подозрение, что кто-то следит за нами. Он спры¬
гивал с коня и прикладывал ухо к земле, но ни разу не
уловил чего-либо подозрительного. Лишь однажды ка¬
кой-то всадник встал на ночлег в ельнике неподалеку
от нас. Но это мог быть любопытный крестьянин или
слуга помещика, по чьей территории мы проезжали,
или же просто опасливый путешественник. Одним сло¬
вом, когда мы проезжали по главной улице городка, с
интересом разглядывая строения, десяток воинов, още¬
тинившись копьями, окружил нас и заставил вернуться
к бревенчатому срубу, зубчатые башни которого воз¬
вышались над воротами и над всем городом. Мы про¬
шли под портиком, напоминающим наши триумфаль¬
ные арки, но в отличие от них он имел в окошке брусья,
скрепленные крест-накрест, позже я узнал об их пред¬
назначении. Посреди широкого двора, вымощенного
булыжником, нас заставили встать на колени и обезо¬
ружили. Бесполезно было сопротивляться, с нами даже
не разговаривали, только угрожающе усмехались...
Старший среди воинов вошел в дом и доложил о поим¬
ке, но после этого ничего не изменилось. В полдень нам
вынесли кувшин с водой, по миске похлебки и ломтю
хлеба. Котус ел с жадностью подростка. Признаюсь,
у меня не было такого хорошего аппетита. Чтобы не
терять даром времени, я запоминал частоту и время
смены караула у ворот, отмечал расположение построек
и высоту стен, изучал запоры на воротах. Наконец воин
доложил о нас, вышел из дома и подошел к нам. Его
начальник, сам вергобрет Ратиака, соизволял повидать
пленных.
Трон правителя напоминал курульные кресла * на¬
ших сенаторов. Позади него висела пурпурная ткань,
на которой сверкали точно такие же, как у нас, симво¬
лы, только вместо орла — морской конек. Магистра
окружали солдаты в медных шлемах, желтых и зеле¬
ных туниках. Рядом с ним стоял гигант, опирающийся
о рукоять топора (фасцию ** этого странного ликто¬
ра ***). Вся свита сидела полукругом на скамьях. Один
* Именное, личное кресло сенатора.
** Пучок прутьев с топориком — знак должностной и караю¬
щей власти римских магистратов. Ликторы с фасциями шли впереди
должностных лиц.
*** Страж, охраняющий магистраты.
294

вергобрет — его звали Вертиск — был гладко выбрит
и коротко острижен, так он по-своему выражал свою
преданность римлянам. Даже накидка его драпирова¬
лась таким образом, что напоминала тогу, а в руке он
держал жезл, похожий на центурионский. Его воспа¬
ленные глаза беспрерывно мигали, рот представлял со¬
бой щель, которая приоткрывалась в одну сторону, на¬
поминая при этом вымученную гримасу.
—	Кто вы такие, откуда пришли?
Его голос, манера говорить напоминали свиное хрю¬
канье. Я замешкался на мгновенье. Один из людей сви¬
ты повел своей черной бородой, и я решил, что он хочет
подбодрить меня, но тот рявкнул:
—	Язык отрезали?
По ряду солдат прошел короткий смех, точнее, то,
что у них вместо него получилось.
—	Меня зовут Бойорикс. А его — Котус, он мой
оруженосец.
Вертиск одобрительно хрюкнул.
—	Меня изгнали отовсюду, я беженец. Ты тоже от¬
кажешься выслушать меня?
—	Говори.
—	Мой отец был одним из магистров народа воль-
ков, который занимал земли между Тулузой и роман¬
ской Нарбонией. До того как там появились римские
легионы, мы были свободны и могущественны. Нам по¬
обещали, что пребывание солдат будет кратковремен¬
ным, но на самом деле они вели себя как настоящие
завоеватели, пока мы не потеряли окончательно свою
независимость и единство. Нас подстрекали воевать
друг с другом, чтобы таким образом легко истребить
нас нашими же руками и завладеть нашим богатством.
Наконец мы были изгнаны со своей земли, рассеяны по
лесам, нас как народа не стало. Не так давно я встретил
на одной из улиц Нарбонии старого магистра. Больной,
никому не нужный, он ходил от двери к двери и торго¬
вал яблоками, крича: «Купите яблоки! Купите яблоки,
которые растут на Черной горе...» Когда-то он был так
же знатен, как и ты, вергобрет! Но претерпел позор и
лишения. Римляне отобрали у нас все: скот, зерно, вина,
обычаи...
Вертиск судорожно сглотнул слюну.
—	Моего отца хлыстом забили до смерти, а тело
обезглавили. Ты, наверное, знаешь, что этой казни они
подвергают всех, кто неугоден Риму...
295

—	И предателей тоже,— уточнил вергобрет.
—	Я вынужден был бежать с единственным това¬
рищем. Скрывался под шлемом и кирасой легионера,
прятался в помойных ямах...
—	Какова твоя цель?
—	Вернуть свободу, все то, что мы потеряли. Мне
рассказали о пророчестве, согласно которому победы
Цезаря не будут продолжаться вечно, а кроме того,
у его завоеваний нет будущего. Галлия, согласно это¬
му же предсказанию, отвоюет независимость, народы
Запада уже объединяются для отпора. По слухам,
твои соседи, венеды, сплотились именно для этой
цели.
—	Цезарь велик...
—	Но он далек. Знаешь ли ты, сколько его легионе¬
ров стоит на Луаре?
—	Я знаю, что венеды находятся на другом берегу,
а не на этом, и что их союз, если только он на самом
деле существует, не сможет взять даже мою крепость.
Скажи, что говорят обо мне на вашем юге?
—	Там говорят, что ты ловкий малый.
—	Правда?
—	Вот почему я сужу о тебе не по тому, как ты меня
принимаешь.
—	Посмотри, кто кого в конце концов будет судить...
А что скажешь ты, Котус?
—	Слова моего господина — мои слова.
—	В этом лесу,— снова взял я слово,— все нахо¬
дится в твоей власти. Мне посоветовали здесь искать
убежища и поддержки. Меня убеждали, что беглецы
скрываются в полной безопасности под твоей надеж¬
ной защитой...
—	Ты хочешь, чтобы я проводил тебя к ним? — Он
встал с трона, глаза его горели недобрым огнем.— Ты
этого хочешь? Ну что ж, проводите его туда, где он
будет в полной безопасности! — приказал он своим лю¬
дям.
Нас крепко схватили за руки, но один из прибли¬
женных вергобрета попробовал вразумить его:
—	Вертиск, ты уверен, что римляне победят? Ес¬
ли тебе не хочется оставлять этих двоих у себя, от¬
правь их на другой берег, там они найдут единомышлен¬
ников.
Вергобрет в ярости отшвырнул свой жезл на землю.
—	Замолчи! Других учи, а не меня!..
296

Глава V
В тюрьме уже находились четверо пленников. Они
усадили нас на каменную скамью, стоящую у стены, и
засыпали вопросами. Это были беженцы с территорий,
захваченных римлянами. Злая судьба привела их в Ра-
тиак в лапы к вергобрету. Их ввели в заблуждение рас¬
сказами о радушии хозяина здешних лесов. Как и мы,
они были схвачены на улице и обезоружены во дворе
тюрьмы.
Самый старший из них был из племени арвернов.
Он постоянно сутулился, и потому, наверное, голова
его казалась тяжелой, как у всех горцев. Этот человек
сказал нам:
—	Люди моей земли ничего не хотят слушать. Вот
уже год они не занимаются ничем другим, кроме бол¬
товни. У нас всегда были враждующие между собой
группы, а внутри каждой группы — еще по две группы.
Это расчленение — как чума, от нее и шла наша поги¬
бель. Враждовали племена, семьи, члены одной семьи.
Мы пытались объединиться, но никак не могли решить,
кто будет командовать. В результате выдвигали какое-
нибудь ничтожество, и каждая сторона пыталась под¬
мять его под себя, или хитреца, который пытался быть
полезным и вашим и нашим, но ничего существенного
не совершал. В конце концов, мы вынуждены были за¬
ключить кабальный мир с Римом. А ведь Цезаря так
легко было разбить: достаточно было бы только двух
одновременных, с севера и юга, ударов. Мы взяли бы
его в клещи, а альпийцы накинули бы петлю ему на шею,
ни один из воинов Цезаря не ушел бы живым... Но ни¬
кто не хочет этого понимать... Я покинул их, разочаро¬
вавшись, устав от бесконечных собраний и выборов.
Второй из пленников происходил из парисиев, на¬
рода, живущего по берегам Сены. Он поведал нам сле¬
дующее:
—	Даже если свобода будет завоевана ценой жиз¬
ни, за нее нужно бороться, потому что жить просто не¬
зачем, если взгляды, обычаи, свадьбы, то есть все, что
составляет радость жизни, диктуются захватчиками.
Для нас, парисиев, свобода — это возможность иметь
свой кусок хлеба и возлюбленную!
Третий был аквитан, братьев которого перебили ле¬
гионеры, а сестер продали армейским маркитантам.
Мщение он сделал единственным смыслом своей жизни.
297

Наконец, среди них оказался один из тех нервиев,
которых Цезарь разбил на Самаробриве.
—	Нас как будто не существовало на земле,— ска¬
зал он.— Из шестисот землевладельцев в живых оста¬
лось трое. Из шестидесяти тысяч воинов уцелело лишь
пятьсот. Мне нечего отвоевывать, но я не сложу оружия,
потому что согласен с арверном: Цезаря можно разбить,
если помогать друг другу. Если удастся выбраться от¬
сюда, я присоединюсь к венедам.
Вот каковы были на самом деле, моя Ливия, те про¬
тивники Цезаря, про которых он написал: «Слепота,
злоба и жажда наживы сделали их непримиримыми
врагами культуры».
Как-то раз, когда я стоял у решетки и наблюдал за
сменой караула, Котус подошел ко мне и прошептал:
—	Хозяин, что ты решил предпринять? Ты откро¬
ешься Вертиску или будешь играть роль галла?
—	Тебе страшно?
—	Вертиск способен на все.
Я хлопнул его по плечу:
—	Я читаю твои мысли так же хорошо, как и ты
мои!
Тем временем за нашими спинами состоялся воен¬
ный совет.
Я сказал:
—	Чем мы рискуем? Тем, что он вернет нас Крассу?
Котус не успел ответить. К нам подошел арверн и
взглянул через решетку на корабли, стоящие у плаву¬
чего причала, связанные друг с другом канатами, на
противоположный берег, усыпанный жухлыми листья¬
ми, на крыши и башни домов острова Намнета.
—	Я знаю,— сказал он с такой интонацией, как
будто угрожал кому-то,— там есть наши, и они не си¬
дят, как мы, в заточении. Иди-ка сюда, парисий. Ты
видишь эту пристань?
—	Вижу.
—	С нее начинается для нас свобода. Иди к нам,
аквитан.
Тот не шелохнулся, недоверчиво улыбаясь. Арверн
не унимался:
—	Когда рыбу море выбрасывает на берег, она на¬
чинает задыхаться и уже не верит, что спасется. Но с
наступлением прилива вода находит ее, и рыба снова
298

плавает и резвится. Часто, когда все кажется уже на¬
всегда потерянным, избавление оказывается где-то со¬
всем близко.
Мне показалось, что ему о чем-то известно, и даль¬
нейшие события подтвердили эту догадку.
А нервий воскликнул из своего угла:
—	Они не возьмут меня живьем! Скорее я пере¬
грызу себе вены на руках!..
Мои несчастные случайные товарищи, знали бы вы,
какая тяжесть лежала на мне в дни нашего плена и бег¬
ства, как я жалел, что не могу, как вы, горячо мечтать
о свободе, об отмщении! Несколько месяцев вам оста¬
валось быть в живых. Смерть настигла вас в бою, и я
верю, что в этот момент вы были счастливы, ибо тот не¬
счастлив, кто не верит в свою цель. Пусть бескрайнее
море будет вашей надежной могилой, а души ваши по¬
селятся на божественных Пурийских островах...
Всю ночь и весь следующий день я размышлял над
дилеммой, с которой столкнулся. На одну чашу весов я
помещал агрессивное римское могущество, свой пе¬
чальный личный опыт, лицемерие высокопоставленных
особ, а на другую — храбрость, бескорыстие этих лю¬
дей, которые предпочитают смерть любому виду пора¬
бощения. Во мне точно сошлись для единоборства ма¬
теринские галльские черты и дух отца-римлянина. Ко¬
тус словно знал об этой внутренней борьбе: улучив мо¬
мент, тронул меня за руку:
—	Что бы ты ни выбрал, я останусь с тобой.
Судьба сама разрешила мои колебания. Когда луна
взошла над островом, виднеющимся из окошка, за
дверью послышались чьи-то осторожные голоса, засов
отодвинули, и мы узнали бородатое лицо одного из при¬
ближенных вергобрета, который пытался уговорить
его помиловать нас.
—	Выходите быстрее. И без шума.
Мы шли по коридору, который заканчивался лест¬
ницей, выведшей нас прямо к причалу.
—	На этот раз все обошлось,— сказал арверн.
И вполголоса он зашептал молитву в честь Тетата,
верховного бога своего горного народа. Аквитан на¬
смешливо хмыкнул.
—	Хозяин, решайся,— прошептал Котус.
Все вместе мы взошли на корабль. На корме сидел
уже знакомый нам гигант с топором. Нервий плюнул
в его направлении.
299

—	Тише, я же сказал! — сердито прошептал наш
освободитель.
Часовые приподняли головы над частоколом и по¬
махивали нам:
—	Счастливого плавания, Гобаннито!
—	Спасибо, друзья! — ответил освободитель.
Весла уже погрузились в серебрящуюся воду. На
безопасном расстоянии от берега матросы натянули
квадратный парус. Над чернеющими таинственными
берегами непривычно быстро неслись тяжелые тучи.
—	Хозяин,— взмолился Котус,— будет поздно!
—	Посмотрим, что будет дальше...
Куда вы нас везете? — крикнул нервий.
Вскоре мы причалили в тихой бухточке, по берегу
которой громоздились крупные валуны. Когда мы про¬
ходили мимо гиганта, он показал нам на охапку вере¬
вок, к которым были привязаны камни:
—	Это было приготовлено для таких, как вы, друзья.
Вергобрет обычно топил беженцев, чтобы они не давали
римлянам повода сомневаться в его преданности.
—	Но мы оказались рядом,— сказал Гобаннито.
Нас отвели в дом, спрятанный в глуши леса, и на¬
кормили колбасами, хлебом и пивом.
—	Мне сообщили, что вергобрет собирался отослать
вас в лагерь андов к легионерам,— сообщил Гобаннито.
На рассвете мы сели в повозку и отправились по
направлению к Мэр-Форе *, конечной точке, до кото¬
рой нас провожали освободители.
Вдали показались башни Эпониака, Над верхуш¬
ками деревьев пронеслась стая перелетных птиц,
—	Мороз близко,— сказал возничий.
*	Отец-Лес (буквально: мать-лес)
300

Книга третья
Не думай, милая Ливия, что я хочу преподнести тебе
рассказ о своей жизни в преувеличенно героическом
свете, наподобие тех старых солдат, которые, собрав
в круг своих близких, хвастаются своими подвигами и
не забывают живописать опасности, пережитые на вой¬
не, тогда как на деле их жизнь состояла из обыденных
переходов и скучных стоянок. И если я несколько раз
обратил твое внимание на ряд странностей, происшед¬
ших с нами во время путешествия в Эпониак, то вскоре
ты убедишься, сколь верными предвестниками моей
судьбы они оказались. Тем не менее именно здесь на¬
чались настоящие приключения. И я еще раз убедился:
все то значимое и глубокое, что пускает мощные корни
в наше существование, что является, как я полагаю,
сутью души, вся эта волшебная оболочка всегда оста¬
ется невидимой. Так из незаметного ручейка, который
пробивается из-под мха, скоро получается более круп¬
ный ручей, затем речушка и наконец мощная река, кото¬
рая растворяется в бескрайнем море. Так и с нами: путе¬
шествие по пиктонской долине, встречи с крестьянами,
прием вергобрета, заточение и бегство на корабле под
луной — все эти незначительные сами по себе проис¬
шествия оказались для нас тем ручейком, который те¬
чет под густой травой.
Сегодня меня снова навестил мой старый товарищ
по службе. Его преданность в нынешних условиях дает
мне нравственную поддержку, даже если она и не спа¬
сет мою жизнь. Навещая меня в моей удаленной усадь¬
бе, он подвергает себя прямой опасности. Первое, что
он сделал, так это в который раз посоветовал убрать
с глаз неразлучную со мной бронзовую Палладу, стоя¬
301

щую на столике возле изголовья кровати. Эта семейная
реликвия перенесла со мной весь путь через Галлию.
—	У меня есть,— сказал преданный мне прими¬
пил,— надежное убежище. Дорогу туда знают только
дикие звери, это место скрыто в непроходимом буре¬
ломе, я обнаружил его случайно, преследуя кабана. Там
есть и путь для отступления. С твоей закалкой ты легко
проведешь там зиму. Котус будет доставлять тебе еду.
Подумай, Браккат. Римская политика изменчива, ино¬
гда достаточно исчезнуть на несколько месяцев, чтобы
выиграть в единоборстве с Римом. Или ты совсем по¬
терял вкус к жизни?
Я ответил ему жестом рассеянности, каким обычно
отмахиваются от надоед старики. Тогда он почти рас¬
сердился.
—	Прочти! Это перепись письма, которое прокон¬
сул отправил Триумвирату. Его секретарь приберег его
для меня. Читай! Он спрашивает, как с тобой посту¬
пить: тихо уничтожить или отправить в Рим?
—	Я так привычен к этому...
—	Вспомни о тех, кого уже принесли в жертву: о
Цицероне, сенаторах, молодых и старых легатах!
—	История упрямо идет своим путем, и от нее не
укроешься...
Я вышел в оливковую рощу. Мне нравится бывать
здесь. Скалистый гребень стоит на пути бушующего
Кирка и делает это место самым спокойным в округе.
Вот уже несколько дней у меня держится горечь
во рту, мне гадко собственное дыхание. Должно быть,
сохнут мои внутренности. Напрасно я на предыдущих
страницах хвастался крепким здоровьем. Моя плоть,
видимо, тайно копила в себе тяжесть и уныние послед¬
него времени. Так мозг, истощенный переживаниями
и страхами, начинает создавать кошмары. Но признак
ли это старости?
Вот почему вместо безопасной пещеры в лесных
зарослях я предпочитаю остаться в моей оливковой
роще. Я люблю эти деревья, их тугие от прилива соков
стволы, похожие на человеческие тела. Каменистая
почва придала им твердость, и все же они сохранили
чуткость и трепещут при малейшем дуновении ветра.
Пусть последнее, что я увижу, будут эти стволы, ибо
между деревьями и людьми я уже давно сделал выбор:
302

это было на твоей родине, моя Ливия, в Эпониаке, под
зеленым сводом, среди зверей и деревьев...
И сейчас легкие облака плывут над моей головой,
как в то зимнее утро. Но напрасно я жду, не пронесется
ли мимо стая перелетных птиц. Они уже улетели в край
своей юности.
Глава I
Из всех лесов западной части Галлии тот, что на
этом берегу Луары, в краю, где живут арбатилы, ока¬
зался самым древним, самым величественным. Его оби¬
татели дали ему имя Мэ{5-Форе.
Конечно же, ты не забыла эту зеленую страну, ко¬
торая обыкновенно пребывает в таинственном затишье,
но временами наполняется необъяснимыми, стихийны¬
ми звуками. Помнишь ли ту бесконечную череду ство¬
лов, то гладких, точно человеческие тела, то одетых в
чешуйчатую кольчугу, как солдаты, то облаченных в
волокнистые шубы, в которых обитают тысячи крохот¬
ных существ? Это сплошное царство папоротников,
стебли которых колышутся на верхушках холмов. А в
расселинах — настоящее кладбище деревьев, они ва¬
лятся друг на друга и год за годом превращаются в пере¬
гной. Попадаются группы могучих дубов, важных, точ¬
но крестьяне на сходке, их корявые ветви на фоне бе¬
лесого неба напоминают оленьи рога. Неподалеку —
хороводы сосенок, тонкие стволы которых жадно тя¬
нутся к солнцу или гнутся от ветра, точно восточные
мечи. А помнишь ли тихие пруды, спящие под ряской?
Особенно тот, ближайший к Верховному Дому, окайм¬
ленный тростником, который заставляют непрерывно
шуршать волны? С наступлением сумерек слышны гру¬
стные подвывания выпи. А цепь водопадов, их каскады
на ручье, стекающем со скалистого берега? Божествен¬
но чистая вода рассыпается на сверкающие брызги и
окропляет ближние ветви, капает с них; сюда приводят
на водопой коней, и они подолгу стоят, шея к шее, под
ивовым шатром. Этот ручей питает влага, стекающая
из всех окрестных ложбин...
Запомнила ли ты особенный лесной рокот, состав¬
ленный из несметного числа негромких звуков? Он не¬
повторим! Шуршание белки, удобно устроившейся на
развилке; стук красногрудого дятла, переговоры ворон,
зоз

рассевшихся на голом дубе; повизгивание лисицы из
норы под корнями, ворчание еще не уснувшего медведя
из его берлоги; уханье совы и терпкий крик сипухи;
фырканье оленя и прерывистое дыхание хищника.
Днем все эти звуки затихают, гасятся. Но, едва солн¬
це скроется за верхушками деревьев, лес снова оживает.
Он тянется к Эпониаку тысячами рук. Дневной свет
гаснет, звуки усиливаются. Жалобы ветра, крики тор¬
жества и ненависти, треск ветвей, вздохи невидимого
зверя — вот основные мелодии лесной музыки. Луна
струит свой свет на ленты тумана в низинах, угнетая
наше и без того пугливое воображение. В человеке ожи¬
вают все его суеверия, он забывает о своих ничтожных
ссорах, ощущает необходимость собраться в кругу
своих перед очагом, послушать их теплые голоса. При¬
рода возвращает человеку самого себя. У кого были
неотложные дела снаружи, тот бросает их и прячется
в хижине, ведь в темноте в любую минуту могут за¬
жечься глаза чудовища. Собаки внезапно насторажи¬
вают уши: то стадо оленей промчится через поляну, то
когти волка лязгнут по ледяной земле. А иногда смер¬
тельно раненный хищник приползет к самым Дверям
в последней отчаянной попытке выжить, надеясь обре¬
сти у человека заступничество. Жутко кричат ночные
птицы, заставляя нас содрогаться при каждом этом
протяжном призыве. Старики начинают шептать слова
заклинаний.
—	Не к добру это,— говорят они.-—Они зовут че¬
ловеческие души.
В безветренную ночь через щели в дома просачи¬
ваются волнующие, ядовитые ночные запахи, поро¬
ждаемые гниющими корнями и торфом, они стекают¬
ся с холмов; гниение и жизнь есть одно следствие дру¬
гого.
Я сознательно не тороплюсь с описанием первых
дней здесь...
Так вот: передо мной дорога к лесному городу, ко¬
торая пробивается через заросли елей. Дорога, хорошо
накатанная, но местами разбитая, нигде не придержи¬
вается прямой линии; она подстраивается под контур
пейзажа: идет у подножья холмов, избегает болотистых
понижений, но очень охотно приближается к озерам,
тянется вдоль ручьев. Странным образом все же при¬
тягивает человека вода...
Вчерашние узники, мы едем сквозь ветви елей в по¬
304

возке, запряженной бодрой лошадью. Над головами —
голубой просвет. Повозка кренится, и мы толкаем друг
друга. Арверн всю дорогу поет. Аквитен о чем-то разду¬
мывает, закрыв глаза, обхватив колени руками. Парисий
спорит с возничим. Нервий закусывает сыром и куском
хлеба, в задумчивости медленно жует, отчего похож
на бычка. Котус грызет по привычке ногти. Я же на
время отбросил тяжелые думы, смотрю по сторонам,
и мне кажется, что я уже когда-то проходил по этим
местам. Я чувствую себя, точно рыба, вернувшаяся к
родному берегу из далекого плавания, Морозный воз¬
дух пощипывает мои щеки и кончик носа. Я с наслаж¬
дением вдыхаю его, как когда-то, в разгар пира у бан¬
кира Красса, я оставлял обжирающихся гостей и вы¬
ходил в перистилий, чтобы вдохнуть свежего воздуха,
ощутить прохладу ясной ночи.
—	Эпониак! — кричит возничий.
Рукоятью хлыста он указывает на город, который
появляется внезапно в просвете между зарослями. Его
возносят над всем лесом холмы, расположенные посре¬
ди равнины, Множество хижин разбросаны вперемешку
с пашней и пастбищами. У хижин конические крыши
с отверстиями на самом верху для выхода дыма. С каж¬
дым поворотом дороги картина делается все более от¬
четливой. Желтизна соломенной кровли выделяется на
фоне бурых стен. Двери низкие, маленькие оконца.
Улицы, заполненные детворой и домашней живностью,
сходятся на главной площади, где стоят добротные до¬
ма, по-видимому, принадлежащие знати. В северной
части светятся два огня — это кузницы, даже отсюда
слышны удары молота по наковальне. Город защищает
земляной вал с частоколом — не слишком надежное
укрепление. Повсюду на полях работают крестьяне,
чуть поодаль пасутся стада. Два быка скрестили ро¬
га у родника, пастух пытается разнять их, стегая хлы¬
стом. В дубовой роще свиньи выискивают зрелые же¬
луди.
—	Верховный Дом! — кричит опять возничий.
И указывает на каменное укрепление на сваях, ко¬
торое стоит на возвышении. Теперь я понимаю, почему
ограждение Эпониака столь незначительно. Под при¬
крытием Верховного Дома люди могут заниматься по¬
вседневными заботами в полной безопасности: женщи¬
ны могут, лихо подбоченясь, обмениваться шуточками,
старики — делиться воспоминаниями, мужчины — ра¬
305

ботать по хозяйству. Верховный Дом охраняет их, они
укроются в нем по первому сигналу тревоги.
Дорога подводит нас к городу, возничий ставит по¬
возку у стен и направляется к караулу. Нам велят по¬
дождать. Я пользуюсь возможностью сделать обзор
местности. Еще раз убеждаюсь, насколько удачно рас¬
положено укрепление: отсюда хорошо просматривается
вся долина, значительная часть дороги и несколько
ближних деревушек. С запада долину окаймляют скалы.
В лучах заката река кажется расплавленной вулкани¬
ческой лавой. Ветерок легко касается наших лиц. Котус
толкает меня локтем — предупреждает на тот случай,
чтобы я не сказал чего-нибудь лишнего: из бойниц за
нами зорко наблюдают и, конечно, стараются уловить
каждое слово.
Наконец ворота раскрываются, чтобы впустить нас.
Цепочкой, с возничим во главе, мы проходим на сто¬
рожевой двор. Он отличается от вотчины вергобрета
лишь размерами, да еще стены здесь выше. Вокруг дво¬
ра ютится множество лавок и сараев. Все постройки,
как всегда у галлов, из глины и дерева.
...Вспомнишь ли ты Оскро, начальника гарнизона,
тайного советника королевы, другими словами, префек¬
та Эпониака? Он встретил нас в главном зале Верхов¬
ного Дома, стоя у пустого кресла королевы. С первой
встречи с ним я понял, что это мой потенциальный враг.
Он был преувеличенно приветлив с нами: приказал при¬
нести вина, терпеливо выслушал рассказ каждого о
перенесенных невзгодах. Покровительственно кивал го¬
ловой, слушая нас — давал понять, что в нем мы обрели
своего верного защитника. Но при этом его колючие
стальные глаза пытливо исследовали нас, следили за
каждым нашим жестом. Мне всегда не нравились бо¬
лезненно-бледные типы с горящим взором.
—	Будьте уверены,— заключил он,— арбатилы вас
не выдадут. Мы постараемся найти вам применение...
После чего нас разместили в городке, отправив по
разным адресам. Мы с Котусом поселились у кузнеца
по имени Петруллос.
Глава II
Арбатилы воплощали в себе все лучшие черты галль¬
ского племени. Они производили все необходимое для
жизни сами. На своих полях выращивали известные
306

им виды растений, разводили крупный рогатый скот,
а также баранов, лошадей, свиней. Город снабжали про¬
питанием многочисленные деревушки, разбросанные в
лесах. Крестьяне обменивали продукты на изделия ре¬
месленников.
Жилища этих лесных жителей были весьма скром¬
ными, как и у наших далеких предков — этрусков. Как
я уже сказал, это были большей частью круглые хижи¬
ны с соломенными крышами, имеющими отверстия —
дымоход. Их строили из деревянных перекладин и гли¬
ны и погружали примерно на длину ступни в землю,
так что, входя в такую хижину, приходилось быть вни¬
мательным, чтобы не упасть. Но в остальном галлы были
равны нам, а часто даже превосходили в своем владе¬
нии ремеслами. У них имелось множество совершен¬
ных инструментов, свидетельствующих об изобрета¬
тельности и ловкости рук их создателей. Нам давно
твердят о превосходстве римского уклада жизни, изо¬
бражая при этом варваров полудикими людьми, гото¬
выми с радостью перенять достижения римского об¬
щества. Да, этот народ сильно отличался от нашего, но
он был по-своему высоко развит и, безусловно, имел
будущее. Железо, бруски которого привозили из лес¬
ных печей, было превосходного качества. Бронза со¬
стояла из правильных долей меди и олова. Самые не¬
значительные предметы — рукоятки клещей, бляшки
конской сбруи — были отделаны с изяществом и фан¬
тазией. Ювелиры чеканили великолепные кубки, оже¬
релья, браслеты, застежки, кольца, которые украшались
вставками из цветной эмали. Шорники изготовляли
множество видов повозок. Гончары наваливали перед
своими мастерскими горы глины, из которой их умелые
пальцы потом создавали амфоры, чашки и блюда самых
изысканных форм. Что касается красильщиков, то они
использовали в своем ремесле множество растений,
приготовляя из них необыкновенные краски. На жи¬
телях Эпониака пестрели яркие туники всех цветов,
город всегда имел праздничный вид.
По вечерам у очага собиралась семья Петруллоса,
наполнялись кувшины, жарилось на углях мясо. Мы
сидели плечом к плечу. Рядом с хозяином садилась
Матуа, его жена, с косами цвета соломы и голосом, на¬
поминающим журчание ручья. Под ногами у нас снова¬
ли их дети, среди которых была девчушка с такими же,
как у матери, пшеничными волосами, которые мне так
307

нравилось перебирать. Тут был весь клан: пожилые ро¬
дители, подмастерья — двоюродные братья, которые
жили в соседних деревнях и возвращались сюда но¬
чевать. Петруллос разрезал мясо и клал по куску каж¬
дому на дощечку. Вкус эпониакского хлеба я никогда
не забуду...
После еды члены семейства обменивались новостя¬
ми, шутили, играли в игру, напоминающую шахматы.
Или же кто-то из гостей рассказывал длинную сказку.
Огонь дрожал за черными камнями очага, кошки урча¬
ли в тепле. В такие часы, Ливия, мне случалось низко
опускать голову: тяжело становилось у меня на сердце
при виде этого счастливого семейства, живущего друж¬
но, в довольстве и доверии. Еще более глубоко, чем в
клетке вергобрета, пожалел я о том, что не являюсь сы¬
ном этого народа, ведущего жизнь более простую, чем
наша, но столь богатую истинными чувствами. Я меч¬
тал о том, чтобы стать таким же замечательным куз¬
нецом, как Петруллос, иметь такую жену с пшенич¬
ными косами, жизнерадостных детей. У меня была бы
волосатая грудь и мозолистые руки, но и такая же сча¬
стливая, простодушная улыбка. Вместо этого я вынуж¬
ден был прикидываться каким-то Бойориксом, воином
из враждебного стана, погрязшим во лжи, возвращения
которого никто не ждал и который имел единственного
друга — бывшего раба Котуса.
Иногда упоминания о королеве Шиомарре выводили
меня из горьких дум о своем одиночестве.
—	Наша королева могла бы выйти замуж за брен-
на, короля морей, или за бретонского принца, такая она
красавица. Я клянусь тебе, Бойорикс! Второй такой не
сыщешь во всей Галлии. Когда она появляется, всем
кажется, что это солнце восходит... Нет, ты не можешь
этого представить...
—	Кроме того,— продолжал расхваливать ее один
из стариков,— у нее светлая голова, она — настоящая
мудрая правительница. И если она нам что-то обещает,
мы всегда это получаем!
—	Да, да,— подхватывали другие,— так и есть,
она всего добивается, чего хочет. Мы никому не платим
дань — ни Вертиску, ни римлянам, только одному пле¬
мени. Мы свободны!
—	Какому племени вы платите, друг?
—	Вот уже скоро десять лет, как наш старый ко¬
роль Эзугенос был разбит ратиатами. С тех пор мы жи¬
308

вем под ними. Каждое лето мы должны отвезти им сто
возов кожи и пшеницы.
—	И пятьдесят брусков железа,— добавил один
из подмастерьев.
—	Да, Комгаллос, пятьдесят брусков нашего луч¬
шего железа!
—	Наш король умер от горя, а его жена — о, чуже¬
земец, есть ли такой обычай у вашего народа? — реши¬
ла разделить его участь. Мы похоронили их обоих —
и их любимую собаку — в пещере на Праведной горе,
дав им в последний путь и лучшее оружие короля.
Я удивился, глядя на погрустневшие лица присут¬
ствующих. Старик даже прижал руку к сердцу.
—	К счастью, Шиомарра уже могла заменить их,—
продолжал рассказчик.— Мы ее выбрали правительни¬
цей, несмотря на притязания другой родни и знати, нас
поддержали друиды.
—	Она так любит нас всех,— пролепетал старик,—
что отказалась отдать себя в подчинение мужчине, что¬
бы заботиться о нас.
—	Как бы ни вздыхал Оскро, она уже не будет при¬
надлежать ему!
—	Нет, ее мужем не может быть обыкновенный
мужчина, она принадлежит всему народу.
—	Мы все ее мужья!
—	Вы так ее любите?
—	Ты увидишь ее, Бойорикс, она — как заря...
Потом мы убирали скамьи, женщины расстилали
на соломе шкуры. Только Петруллос и его жена устра¬
ивались отдельно, за натянутым холстом. В темноте
продолжал раздаваться чей-то шепот, снаружи изредка
доносились приглушенные звуки леса, я представлял
себе распростертое над домом звездное небо... К нашим
ногам жались кошки и собаки, они норовили лизнуть
в открытую щеку. Снова я пытался заглушить в себе
стыд, позабыть о притворстве, мне хотелось думать о
вольном ветре, о прекрасном лице незнакомой мне
Шиомарры.
Глава Ш
В последнюю нашу ночь, проведенную у кузнеца,
выпал густой, глубокий снег, На рассвете, выйдя из хи¬
жины, мы были ослеплены белизной, покрывавшей все
309

вокруг. Как дети, мы бросились к этому покрывалу,
черпали его пригоршнями, сыпали себе на лица и смея¬
лись от всего сердца. Собаки носились вокруг нас кру¬
гами и лаяли от восторга, подпрыгивали, хватали нас
за одежду, гонялись друг за другом. Дети не отставали
от них, некоторые прямо катались в этом обжигающем
холодном пухе. Хижины стали похожи на грибы. Окру¬
жающие холмы, на которых теперь отчетливо выделя¬
лась щетина черных стволов, казались еще ближе. Фа¬
сад Верховного Дома возвышался над домами на фоне
неба цвета олова.
В этот день в Эпониаке никто не работал. Женщины
пекли пироги, которые они щедро пропитывали медом,
дети устраивали снежные сражения. Мужчины, воору¬
жившись рогатинами й луками, ушли в лес, взяв нас с
собой. Я должен уточнить, что, едва мы проснулись, из
лесу раздались сигналы карниксов *, и у главных ворот
собрался отряд всадников, которые пустили вперед сво¬
ру бешено лающих собак. Во главе этого отряда я еще
издали заметил молодую женщину с золотым обручем
на голове и спросил о ней у кузнеца.
— Заметил! — обрадованно сказал Петруллос.—
Ты еще увидишь ее. Когда охота закончится, всех по¬
зовут к ней.
Но и он не собирался сидеть сложа руки в тот день.
Достав из сундука луки с колчанами, он осмотрел ро¬
гатины и дал мне самую легкую. Я не обратил внима¬
ния на то, что острые ее части следовало бы подтесать,
за что и поплатился потом сломанными костями.
—	Неплохо было бы, если бы нам попался кабан¬
чик пожирнее и не слишком злобный! — шутил кузнец.
Он повел нас с Котусом в лес, в одно из самых не¬
проходимых мест, куда, по его словам, прибегают пря¬
таться все раненые звери.
В лесу дубы красовались во всем своем величии. Над
ровными, как копья, стволами во все стороны раски¬
дывались крепкие ветви, похожие на руки с бессчетным
количеством пальцев, когти которых, казалось, цепляют
ползущие облака. Самые мощные дубы походили на
молящегося человека: он точно поднял покрытую мшис¬
той короной голову и схватил широкими ручищами
солнечный диск. Желтые лучи падают на его изборож¬
*	Галльский бронзовый рог.
310

денный морщинами торс, узловатые плечи. Птицы, зяб¬
ко нахохлившись, рассыпались по сучьям. Это видение
поглотило все мое внимание, я не чувствовал холода,
слышал лишь далекие призывы карниксов. Я был оча¬
рован сделанным открытием: мне показалось, что я на¬
шел существо, связующее человека и дерево. Не смей¬
ся, Ливия, это были мои первые впечатления от вхожде¬
ния в мир природы, на которую раньше я не обращал
никакого внимания. Теперь она стала для меня олице¬
творением жизни, расшевелила мое сердце, очерствев¬
шее в результате однобокого образования и пресного
существования.
— Они возвращаются! — закричал Петруллос.—
Едут прямо на нас!
Из-под плотного капюшона были видны его горя¬
щие щеки. Карниксы протрубили уже совсем рядом.
Мы расслышали человеческие голоса, пробивающиеся
через ржание лошадей и собачий лай. Немного погодя
к нам подбежал охотничий пес, отбившийся от стаи.
Глаза его налились кровью, язык судорожно метался
между клыками. Петруллос подозвал его особым по¬
свистом. Пес перестал рычать и подошел к нему, при¬
жав уши и припадая на передние лапы.
—	Мой хороший... Молодец, молодец...
Обернувшись к нам, кузнец сказал:
—	Смотрите, у него ошейник с тремя рядами ме¬
таллических бляшек, он из Верховного Дома... Мой
хороший, иди с Бойориксом, иди к нему... Он отведет
тебя к королеве.
Тут мы снова услышали голоса, ржание, протяж¬
ные звуки труб и конский топот, на этот раз быстро уда¬
ляющийся.
—	Охота перемещается,— сказал кузнец.— Тем
лучше для тебя. Вечером ты отведешь пса в Верховный
Дом.
Но пес вдруг насторожил уши и опять зарычал. До
нас вновь донесся топот копыт, сопровождаемый трес¬
ком сучьев и животным ревом. Из густого кустарника
вынырнула взмыленная голова кабана и уставилась на
нас горящими глазами. Два пса висели на загривке жи¬
вотного. Третий, с распоротым брюхом, кусал вепря за
ляжку, пытаясь удержать разъяренного кабана. За ними
показались два всадника: женщина в золотом головном
уборе и Оскро.
Все, кто сопровождал нас, упали на колени, прижав
311

кулак к сердцу. Петруллос скинул капюшон. Он не об¬
манывал нас! Она действительно была как заря... Боль¬
ше того, в ее лице чудесным образом соединились кро¬
тость и властность. Это было лицо повелительницы,
излучавшее нежность... Своим копьем она ткнула зверя
в спину. Кабан обернулся и со скоростью снаряда, вы¬
пущенного из баллисты, бросился на белую лошадь,
всадив ей в брюхо свои изогнутые клыки. Обезумевшая
от боли лошадь поднялась на дыбы, потом резко осела
и повалилась на бок, брыкая по воздуху ногами. Още¬
тинившись, кабан застыл на месте, готовый к защите.
Шиомарра успела соскочить с лошади. Она неторопливо
вынула из ножен кинжал и пошла прямо на зверя. Оскро
не пытался остановить ее, он разрешил лошади отсту¬
пить на несколько шагов, и на лице его застыла стран¬
ная улыбка. Все присутствующие, включая кузнеца,
казались окаменевшими. Дальнейшее произошло с бы¬
стротой молнии, и сложилось так, чтобы привести нас,
ее и меня, к счастью и горю. Я нацелил свою рогатину
и сделал выпад. Кабан кинулся на меня и напоролся
горлом на острие рогатины. От сильного толчка обрат¬
ный конец рогатины ударил меня в бедро и распорол
кожу. Кровь хлынула из раны. В таком виде я и пред¬
стал перед Шиомаррой.
—	Кто ты? — спросила она.— Я знаю всех в горо¬
де, а тебя никогда не видела»
Котус подбежал ко мне.
—	Его зовут Бойорикс, мы пришли с юга, чтобы
снова бороться с римлянами.
Как он угадал, что сам я, лежа раненый на поляне,
не посмел бы солгать ей в тот миг? Он ответил ей за
меня — и это была та самая роковая случайность, из
которых и складывается наша судьба.
—	Давно ли вы у нас?
—	Неделю.
Она взглянула на Оскро.
—	Ты ничего не сказала мне,— стал оправдываться
он.— Я ждал твоих приказаний.
—	А он бросился мне на помощь, не дожидаясь
приказаний. Скачи назад, позови людей.
—	Тебе больно? Прошу тебя, не храбрись... По¬
могите ему подняться.
Своим охотничьим ножом она приподняла оборван¬
ные края моих гетр и воскликнула:
—	Отличная ссадина! Не шевелись!.. Но мы тебя
312

выходим, нога будет, как новая...— И обернувшись,
спросила: — Чего же ты ждешь, Оскро?
С преувеличенным рвением он поднес ко рту кар-
никс и протрубил. Никто не ответил. Он дернул узду и
скрылся. Шиомарра мягко поторопила своих людей:
—	Отнесем обоих.
Петруллос и его подмастерья обрезали ветви кустов
и соорудили двое носилок: для меня и для убитого зве¬
ря. На них меня несли до самого Верховного Дома.
Шиомарра шла рядом и вела раненую лошадь, казав¬
шись задумчивой. Несмотря на необходимость сдер¬
живаться, я мог вдоволь насмотреться на нее. На пол-
пути вновь появился Оскро вместе со своей свитой. Это
был цвет Эпониака — благородные люди, носящие зо¬
лотые украшения, вооруженные превосходными копья¬
ми и мечами.
—	Вот тот, кто спас меня,— сказала королева.
—	Он опередил меня,— попытался возразить ей
Оскро.— Ты знаешь, что я с радостью отдам за тебя
жизнь.
—	Да, я знаю это. Но ведь это он убил кабана. Он
оказался проворнее тебя. К тому же он не знаком со
мной.
Если бы не рана на бедре, которая не давала мне
пошевелиться, я, наверное, засмеялся бы, такую грима¬
су скорчил бедный Оскро, но вместо этого лишь стиснул
от боли челюсти.
Наш въезд в город сопровождался звуками труб.
Со всех сторон бежали люди, и скоро тушу кабана окру¬
жила радостная толпа, в центре которой Шиомарра от¬
давала распоряжения. Псы слизывали кровь со снега.
Глава IV
Слуги проводили меня в Верховный Дом, уложили,
укрыли шкурами. Лекарь-друид пришел врачевать мою
рану. Котус сидел возле, не смыкая глаз, он опасался,
что в бреду я скажу что-нибудь лишнее. Только однаж¬
ды ему пришлось отойти от моего ложа — когда сама
королева пришла проведать меня. Негромко произнеся
несколько слов, она отпустила своих людей и, стараясь
не потревожить меня, села у изголовья. Шелковистые
волосы коснулись моего лба...
Милая Ливия, в силах ли ты вспомнить это милое
313

лицо? А струящиеся пряди волос по обе его стороны?
Ноздри ее подрагивали, точно повторяли удары сердца.
Рот был похож на лесной цветок. Шея напоминала ле¬
бединую. Кожа заставляла вспомнить о бархатной све¬
жести лилий.. Лебедем или цветком, вот кем она была...
Ее тело вызывало одновременно благоговение и жела¬
ние обладать им. Это была красота юности, в ореоле
этой красоты она запомнилась мне навсегда. Но иногда
ее взгляд мрачнел, причиняя мне боль, делался острым
и безжалостным, как лезвие, вскрывающее плоть.
А я не мог открыться ей... Меня остро мучил стыд.
Сколько я лгал, полный отвращения к самому себе и
ненависти к Цезарю, который втянул меня в это болото
двуличия!
Я чувствовал себя обязанным сделать наконец вы¬
бор. Мысли мои приняли определенное направление.
Я уже попал под воздействие чар Шиомарры. Когда
она расспрашивала меня о прошлом, о моей стране, я
обманывал ее только наполовину. Порой мне начинало
казаться, что я на самом деле был когда-то Бойориксом.
«Только внешне я римлянин,— убеждал я себя.—
Называясь Бойориксом, я не кривлю душой. Под ликом
центуриона Тита Юлия Бракката всегда существовал
Бойорикс, он ждал своего часа... Что я теряю? Меня
выставили на посмешище, одурачили. Цезарь просто
отделался от меня под благовидным предлогом. В Риме
у меня не осталось ни жены, ни дома, ни семьи, никого,
кроме родственников, которые только рады будут, если
я не вернусь, и моя усадьба достанется им... Что меня
удерживает в их стане? Теренция? Так она сейчас на¬
верняка в спальне у сенатора Фабия! Кладет на подуш¬
ку голову и призывно шевелит губами, но никогда они
не будут звать тебя, центурион. Ее никогда не заставят
трепетать твои руки... А кто сейчас живет в твоем па¬
латинском доме? Красс или один из его должников,
выскочка, которому нужно убедить общество в своем
„благородстве", или какой-нибудь авантюрист, мечтаю¬
щий о Форуме... Здесь нет ни Форума с его грязными
законами, предоставляющими любому негодяю право
„честно41 избавляться от соперника, ни алчных рук, ни
лицемерных улыбок. Зато есть открытые сердца, иск¬
ренняя поддержка и надежда обрести любовь, кото¬
рую...»
Котус не давал мне покоя:
—	Что нас ожидает, хозяин?
314

Его вопрос означал: «Кого ты предашь, если не вер¬
нешься к Цезарю?»
И еще: «Я понимаю твои колебания. Но подумай:
не здесь ли твое настоящее место? Забудь свое старое
имя Юлий, будь настоящим Бойориксом».
Не считая лекаря-друида, служанок и их повели¬
тельницы, я никого больше не знал в Верховном Доме.
С утра до вечера прислушивался к шагам за стеной,
к ночному пению — обрядовому или обыденному, этого
я не мог понять, но мелодия была всегда торжествен¬
ной. Я слышал иногда резкий, тяжелый топот солдат
и лающие приказания военачальников. Желтый свет с
трудом пробивался через слюдяные чешуйки единст¬
венного оконца. В комнате постоянно горел светильник,
подвешенный к потолку на трех цепочках. Деревянные
стены были украшены изображением скрещенных ко¬
пий на фоне щитов, а на одной из них был рисунок ро¬
гатого божества, которое в правой руке держало ветвь
омелы, а в левой — змею.
Мне не было скучно. На меня снизошла терпели¬
вость прорастающего растения. Верховный Дом окру¬
жал меня, словно толща черной, теплой земли вокруг
семени.
Как-то вечером Шиомарра пришла не одна. Вместе
с ней из темноты появилось очаровательное крохотное
личико, с глазами синими, как вечернее небо, и волоса¬
ми медового цвета. Шиомарра мягко улыбнулась и
сказала:
—	Нет, эта девочка не дочь мне, она — моя сестра
Ало да. Ей четыре года.
Этой светловолосой девочкой из Верховного Дома,
дочерью покойного короля арбатилоб и была ты, Ливия.
Ты жила там до тех пор, пока я не увез тебя. Как мело¬
дично созвучие трех слогов — Алода... лесной жаво¬
ронок...
Я попытался завоевать твое расположение, пере¬
дразнивая твои гримаски, твой лепет, но это не подей¬
ствовало. Твои глаза пытливо изучали меня, лобик мор¬
щился. Тогда я пробовал покорить тебя улыбкой, и
снова безуспешно. Но вдруг в комнату важно вошла
кошка, и, увидев ее, ты повеселела. Ты протянула к ней
ручонки, она запрыгнула к тебе на колени и, мурлыча,
прижала голову к твоим локонам...
Мне не хотелось бы описывать нашу встречу слиш¬
ком торжественным слогом по примеру поэтов или пу¬
315

тешественников с манерным пером, но не могу не при¬
знаться в том, что твое появление оказало магическое
действие на меня. Знаешь, между просто обаянием и
настоящей предрасположенностью к счастью лежит
пропасть. Я часто замечал, что обыкновенные люди,
хотя и милые, и приятные, легко сдаются неудачам, бо¬
лезням, неизвестности. Вот почему они остаются без
друзей, без любви. В каких-то определенных обстоя¬
тельствах им могут льстить, их могут бояться или на¬
стойчиво добиваться, но в душе никто не питает к ним
настоящей привязанности, а животные, которые сво¬
бодны от власти условностей, держатся от них подаль¬
ше. Тебе же стоило только появиться, чтобы покорить
и зверя, и человека. Такой же притягательностью обла¬
дала Шиомарра, лишь чуть иной: от нее веяло опьяняю¬
щей нежностью, тем сочетанием грусти и пыла, подат¬
ливости и душевной стойкости, против которых невоз¬
можно устоять.
В тот вечер она спросила:
—	Каким ты был в детстве, Бойорикс?
Это был странный вопрос, по крайней мере по фор¬
ме. И очень трудный для ответа. Не мог же я, в самом
деле, поведать ей об отце-римлянине и матери-галлий-
ке, об их разных взглядах на мир, верованиях, духов¬
ных источниках? Рассказать о своем образовании или
о том, как я терзался оттого, что меня оттесняет стар¬
шая ветвь рода? Я молчал, раздумывая над ответом.
Она настаивала:
—	Ты не хочешь рассказать о родителях? Почему?
—	Они умерли много лет назад.
—	У тебя были братья или сестры?
—	Я остался один,
—	Как тебе, должно быть, грустно!
—	Теперь нет.
—	Теперь?
В голосе ее промелькнуло едва заметное волнение.
—	Да, теперь, когда я на свободе, вдали от этих
римских псов.
После недолгого молчания разговор продолжался:
—	Расскажи мне, каким был твой отец, На кого из
мужчин он был похож?
В этом я мог почти не утаивать правды. Я обрисовал
ей облик мужественного человека с орлиным носом и
седой шевелюрой под стальным шлемом.
Она задумчиво улыбалась:
316

—	Мой был таким же. Он поседел после нашего
разгрома. Если бы он прожил еще три года, то успо¬
коился бы: наш народ возрождается.
—	Но чего стоит ваша сила, если римляне стоят в
нескольких дневных переходах отсюда?
Она внимательно посмотрела на меня и заговорила
о чем-то другом. Затем возвратилась к тому, что ее ин¬
тересовало: к моей матери, нашему дому. Свою мать я
описывал без утайки, это было легко, но что касается
дома... Я выдумал другой дом, старался побольше рас¬
сказывать о бедствиях вольков, об их горной стране,
оливковых рощах, виноградниках, быстрых речках...
Выслушав все это внимательно, она сказала:
—	Боюсь, что утомила тебя.
Котус наблюдал за мной из своего угла, подперев
голову кулаком.
—	Чего молчишь, дружище? — говорил я ему.—
О чем ты задумался?
Наконец, ко мне пожаловал Оскро. Он зашел после
обхода постов. На его поножиях еще не растаял снег.
—	В такую погоду собаку из дома не выгонишь! —
воскликнул он.
Сняв шлем, он сел возле меня.
—	На твоем лице румянец, как на розе, мой доро¬
гой Бойорикс. Смотри-ка, да ты располнел! Это опасно
для солдата.
—	Мне разрешено завтра подняться.
—	Королева сообщила мне об этом. Как она печет¬
ся о тебе! Поздравляю. Что может быстрее заживить
рану, чем прикосновение женских пальцев.
—	И мазей ваших друидов.
—	Не скромничай. Но я рад, что ты выздоровел.
Он усмехнулся, немного беспокойно. Его пальцы
постукивали по каске.
—	Куда ты собираешься податься, когда встанешь
на ноги? Вернешься к своему другу-кузнецу?
—	Королева велела спросить меня об этом?
Его пальцы замерли.
—	Я тоже забочусь о твоем благе, но мне хотелось
бы, кроме того, скажу откровенно, использовать такого
храброго воина. Я убедился в твоей силе и сообрази¬
тельности. Нам нужны такие люди.
—	Что ты мне предлагаешь?
—	Войти в состав гарнизона города. Я понимаю,
что каждодневная служба, может быть, не по душе
317

тебе, привыкшему к свободному действию. Ведь так?
И я предлагаю тебе возглавить отряд на границе. Если
полученные мной сведения верны, у тебя будет случай
развлечься.
—	Что за сведения?
—	В Ратиаке видели римлян. Возможно, это выдум¬
ка, но если ты не боишься снова попасть к вергобрету,
я готов послать тебя проверить слухи. Мне кажется,
что ты здорово умеешь узнавать римлян, даже если они
прячутся под галльскими плащами.
—	Ты льстишь мне.
—	Разве в нарбонских горах тебе не приходилось
сталкиваться с переодетыми лазутчиками?
—	В Ратиаке у тебя есть Гобаннито. Ему хватает и
отваги, и наблюдательности.
—	Согласен. Тогда возьми отряд и тех, что на бе¬
регу.
—	Позволь мне подумать до завтра.
—	Как хочешь. Но не тяни с выбором. Мы с коро¬
левой меняем порядок в войсках, предчувствуя близкую
войну. Тебе нужно успеть.
Он взглянул на рогатое божество на стене.
—	Как вы в Нарбонии называете этого бога?
Секунду я пребывал в замешательстве, потом сказал:
—	Он неизвестен нам.
Когда мы остались одни, Котус сказал:
—	Ты забыл, что это Кернуннос, которому покло¬
няются по всей Галлии? В этот вечер, хозяин, ты до¬
пустил две ошибки. Впредь опасайся Оскро.
...Хитрости Оскро ни к чему не привели. На следую¬
щий день меня, опирающегося на палку, привели к Шио-
марре, и я рассказал ей о предложениях ее тайного со¬
ветника.
—	Нет,— сказала она,— ты останешься здесь. Я
дам тебе под начало кавалерию. Ее нужно как следует
вышколить. Люди одурели от склок и пустого соперни¬
чества. Тебе, иноземцу, они будут повиноваться.
Рядом с ней находился Дивиак, друид, обучающий
молодежь Эпониака.
—	Отец,— сказал я ему,— позволь обратиться к
тебе с просьбой.
—	Я слушаю тебя.
—	Ты знаешь, откуда я родом...
—	Конечно.
—	Но тебе, должно быть, не известно, что в нашей
318

стране, которая уже давно находится под Римом, боль¬
ше нет друидов. Их преследовали, угнетали, убивали.
—	Что за преступления они совершили?
Они были слишком влиятельны, несмотря на
поражение нашего народа. Они мешали захватчикам
усмирять протестующий дух людей, насаждать веру в
богов, которым поклоняются в Риме. И друидов не ста¬
ло. Моему поколению, отец, не у кого было учиться!
—	Я благодарен тебе за искренность.
—	Не поздно ли мне начинать свое просвещение?
—	У тебя будет не так много времени для этого,
если ты будешь командовать нашей конницей. Но я не
могу оставить тебя в невежестве... В мирное время обу¬
чение длится годами, ученики подолгу живут в наших
лесных святилищах. Но ты можешь начать прямо здесь.
Приходи ко мне вместе с молодыми воинами. Огонь
твоего сердца восполнит неподготовленность духа.
Глава V
Что толкнуло меня тогда изучать премудрости этих
варварских идолов? Было ли это простым любопытст¬
вом? Или порывом души? А может, просто способом
почаще видеть королеву и заодно исправить ошибку,
допущенную в разговоре с Оскро? Или доблестным
стремлением выполнить до конца свою разведыватель¬
ную миссию? И зачем сегодня я воскрешаю имена всех
этих людей в своей памяти? Возможно, оттого, что име¬
на эти бросают отсвет очарования на чудесный лес, ко¬
торый я так люблю вспоминать. Я пытаюсь, честно го¬
воря, заставить и твою память вернуться к тем образам,
которые ты не могла до конца забыть. Впрочем, это на¬
прасное занятие Я могу лишь перечислить ни о чем не
говорящие имена лесных божеств, которых такое мно¬
жество, как деревьев на прогалине или деревушек во¬
круг Эпониака. Они такие же многоликие и изменчивые,
как и кельтская душа... Кернуннос, бог-олень, со змеей
и пучком омелы в руках, символ лесного плодородия;
Таранис, повелитель молнии, носитель солнечного дис¬
ка; Эзус, которого скрывает жреческая туника, срезаю¬
щий серпом священные омеловые ветви, покровитель
столяров и лесорубов; Эпона, защищающая лошадей
и всадников, именем которой назван Эпониак; Белен,
брат нашего Аполлона; Тетат, отец твоего народа, ле¬
319

гендарный герой; Росмерта, богиня провидения; Рудноб,
бог-конь; Дамона, богиня-телка; Борво, бог источни¬
ков... И это, не считая множества второстепенных бо¬
жеств и сказочных животных: трехрогого быка, чело¬
века с оленьими ушами, змея с бараньей головой.
Трепетные души лесного народа преклоняются пе¬
ред духами чащи. Самое незначительное явление в жиз¬
ни природы наделено сверхъестественным смыслом,
включается в сложную систему примет и суеверий. Бла¬
годаря этому и повседневные заботы и развлечения лю¬
дей насыщались любовью. Боги сопровождали каждый
миг их существования. Они присутствовали на свадь¬
бах, во время трапез, во сне, при рождении, в путешест¬
вии, на войне, в радости, в горе... Каждый день и месяц
года играли свою роль. Цезарь был прав, считая, что
вся жизнь галлов пропитана божественным. По этой
причине среди них почти не встречалось трусов, ибо
каждый был уверен, что им руководит рука провидения.
Смерть не была для них чем-то ужасным, трагичным,
она считалась всего лишь началом вознесения души
на небо и перехода к другой жизни. Они верили, что
спустя какое-то время человек вернется к жизни на
Земле в новом обличье.
—	Тени,— поучал нас жрец Дивиак,— не могут
добраться ни до небесных просторов, ни до земных глу¬
бин. Те же силы, что вырывают теней из небытия, на¬
правляют их к дальним Великим островам в соленых
просторах моря. Оттуда они прилетают, точно птицы,
в наш южный мир. Смерть — это один из этапов жизни...
Его глухой голос не стирается из моей памяти и се¬
годня звучит для меня так, как будто он раздается из
гробницы. Я снова вижу длинный зал с низким потол¬
ком, себя и других учеников, собравшихся вокруг стар¬
ца, внимающих каждому его слову Его туника — такая
же белая, как борода и длинные пряди волос. Молитвы
и бдения в пещерах и лесах иссушили его впалые щеки,
но не лишили живого блеска глаза, мерцавшие под бе¬
лесыми космами бровей.
—	Люди напрасно возводят гробницы, строят укры¬
тия для душ умерших. Их мертвая плоть вернется к
жизни только через корни растений, а душам ни к чему
ни боевые шлемы, ни мечи, ни кувшины с медом, пред¬
назначенные «в дорогу». Но люди верны своим обычаям,
они нуждаются в месте, к которому можно приходить,
чтобы обращать свои мысли к умершим. Не отвращайте
320

их от этого. Чествуя героя, они поднимаются до его вы¬
соты, делаются чище. Не смейтесь над их усердием.
Люди воздают каждому по его заслугам. Пусть они мо¬
лятся всему семейству богов и полубогов. Воздавая по¬
чести Эзусу, Эпоне, Белену или Таранису, они покло¬
няются природе, а через нее и тому единственному бо¬
жеству, которое управляет звездами. Пусть они дают
ему различные имена, приписывают оленьи рога или
баранью голову. Бог — один, и он всемогущ...
Среди слушателей были дети знати, которых можно
было узнать по поясам из хорошо выделанной кожи,
по ярким одеждам, а также более скромные жители
городка и окрестных деревень, несомненно, набранные
самими друидами. Лучшие ученики получат потом до¬
ступ к более сложным этапам посвящения, примут уча¬
стие в ночных молитвах. Четырех таких учеников мне
показала Шиомарра, которая иногда посещала наши
занятия. Они стояли ближе всех к Дивиаку, лица их
были столь же одухотворенными, но на губах их я ни
разу не заметил и подобия улыбки.
—	Другое заблуждение людей в том, что они верят
в немедленный отлет души из тела после гибели чело¬
века. Часто злые силы не дают расправиться их крыльям.
Они бьются беспомощно годами, целыми веками. Так
наказывают людей за совершенные ошибки, за непо¬
мерные желания. Чем мы можем помочь им? Люди при¬
носят в жертву животных и других людей, чтобы те при¬
няли на себя чужие грехи, чужое наказание. Но при
этом подвергается насилию великий закон, согласно
которому все находится в равновесии в этом мире, и
благо дает начало злу. Жертва есть искупление. Мо¬
литва — другой вид искупления. Силам зла противо¬
стоит войско посвященных, священная школа друидов...
Снаружи доносились разные шумы: грохот сапог
стражи Оскро, вой цепных псов; дети играли на снегу,
их пронзительные крики проникали даже в наш зал.
Тогда Дивиак прерывался и терпеливо ждал, пока не
воцарится тишина.
Люди не могут отказаться от удовольствий. Им не¬
обходимо иметь семью. От большинства из них не тре¬
буется большего, чем почитание богов и воздержание
от злых дел. Воины стоят на следующей ступени. От
них требуется верность военачальнику, великодушие
к противнику. Благие дела для них — верный путь до¬
стижения лучшего мира в случае смерти в бою. Но, no¬
il Ж. Бордонов
321

пав туда, они обязаны позвать за собой души сомневаю¬
щихся; так вожак птичьего косяка, рассекая грудью
воздух, увлекает за собой более слабых собратьев.
Мы постигали и более сложные знания. Друид на¬
учил нас лечить лесными травами: шалфей помогал
против кашля, вереск заставлял отступить болезни глаз,
сантонин снимал воспаление кишок, примула успокаи¬
вала припадки. Омела являлась универсальным лекар¬
ством. В другой раз он рассказал нам о прошлом Эпо-
ниака, о постройке Верховного Дома, о сражениях древ¬
них времен. Мы узнали о ежегодных собраниях друи¬
дов, на которых оттачивалась обрядовая техника, раз¬
решались споры между племенами, вершился суд.
Друиды, как носители веры, знаний и власти, были
настоящими хозяевами Галлии. Короли и вергобреты,
наследные или избираемые принцы существовали по
устанавливаемым ими законам, подчинялись им добро¬
вольно или по принуждению. Отлучение от круга друи¬
дов, провозглашенное хотя бы одним из них, означало
конец власти. Я понял тогда, почему так мешали они
Цезарю в Нарбонии.
...Между тем мы с Котусом продолжали жить за¬
ботами Верховного Дома. Нога моя понемногу восста¬
навливала свою подвижность. Утром я учил верховой
езде сотню молодых кавалеристов из знати, заставляя
этих бездельников совершать самые простые маневры,
как в Риме делали это в легионе с иноземными ново¬
бранцами. Кроме этого, по просьбе королевы я обучал
и пехотинцев, как располагать защитные рвы, строить
укрепления, возводить частоколы.
Оскро держался со мной благосклонно, он даже
однажды поблагодарил меня за то, что я так охотно
делюсь своими знаниями.
—	А вот у меня,— сказал он,— не было случая по¬
учиться методам противника.
Он продолжал тайно плести сеть, предназначенную
для меня, решил действовать через Котуса, подсунув
ему девушку по имени Фара, которая должна была
обольстить его. Но мой оруженосец был начеку. Он не
оставался безразличным к прелестям девушки, но сразу
после объятий предпочитал засыпать. Она пыталась
выторговать у него хоть какие-то сведения, как-то раз
отказав в ласках, но Котус со смехом отослал ее. Тогда
Оскро решил сам «подружиться» с ним. Он поставил под
322

начало Котуса небольшой отряд и как-то раз позвал
его к себе на пирушку. Напившись допьяна, он выспра¬
шивал:
—	Давай поговорим, Котус... Не бойся, ты среди
друзей... Хорошо, пусть Бойорикс твой хозяин... Это не
самое важное... Прежде всего, ты сам себе хозяин...
благодаря мне... Ты давно его знаешь?.. Скажи... Ты
уверен, что это его настоящее имя?.. Откуда вы при¬
шли?.. Ты будешь говорить или нет?.. Ты от этого вы¬
играешь...
А Котус все подливал ему вина и жевал свой свет¬
лый ус, делая вид, что прислушивается к урчанию в
животе.
—	Не будь дураком... Скажи правду... Чего... ты
боишься?
Передавая потом мне слова Оскро, Котус сказал:
—	Будь осторожен, хозяин. Он желает твоей смерти.
Не только моей смерти желал он. Каждый вечер
королева звала меня к себе или просила остаться, от¬
пустив других гостей. Дом погружался в тишину. По¬
просив меня сесть рядом, она рассеянно ворошила угли.
Мы говорили обо всем: о политике, о новых обычаях,
о любви.
—	Знаешь ли ты, что в былые времена,— говорила
она,— жен умерших или просто любимых отправляли
вместе с ними в гробницу. Тех, кто не хотел следовать
этому правилу, считали преступниками и казнили. Тебе
кажется это жестоким? Римляне отменили у тебя на
родине этот обычай? Говорят, что некоторые из них
могут жить под пятой у жены... Моя мать была из по¬
следних, кто последовал за мужем. Сейчас ее тело на
Праведной горе. Люди, которые последними заходили
в пещеру, видели, как оттуда выпорхнули два лесных
голубя и полетели на запад, туда, где находятся Остро¬
ва Спящих. Ты веришь, что это была настоящая лю¬
бовь?
—	Я хочу в это верить.
—	Если я когда-нибудь выйду замуж, это произой¬
дет на Праведной горе, возле моих родителей.
Пряди ее волос казались языками обжигающего
пламени, хотя снаружи завывал ледяной ветер. Слушая
Шиомарру, глядя на нее, я снова начинал мечтать о
счастье.
Однажды она позвала юную дочь одного из своих
придворных и попросила ее спеть. Мне так врезались
323

в память загадочные слова и мотив песни, что до сих
пор иногда напеваю ее:
Лебедь, мой любимый, гость моих снов,
Ветер уносит тебя к Островам,
Побудь еще немного со мной на берегу,
Среди звезд, нежних, как моя любовь.
Лебедь, мой любимый, ты белее лилии,
Светлое солнце, подожди, не пой,
Побудь на берегу — только мой голос
Может развеять холодный мрак.
Лебедь, о любимый, неужели солнце
Больше не откроет глаз? Подожди,
Я провожу тебя на дальний берег,
Полный цветов — это робкие звезды.
Тебе быть лебедем, им стала и я,
Мы оба теперь белее лилии,
Светлее солнца, мы полетим
Вместе с ветром навстречу Островам.
Глава VI
Луна напоминала удивленный глаз, раскрывшийся
на небосводе. Она освещала двор крепости холодным,
но торжественным светом, заставляла отливать сере¬
бром каждую соломинку, превращала снежные комочки
в блестящие динары *.
—	Мы пойдем пешком,— сказала Шиомарра.—
Так у нас будет больше времени для разговора.
Талия ее была перехвачена поясом с золотой пряж¬
кой, одежда оторочена мехом горностая. Лицо ее пока¬
залось мне веселее обычного, очерченное белоснежным
меховым овалом капюшона, оно светилось улыбкой.
На груди у нее сверкал знак верховной власти.
Когда стражники начали открывать ворота, на
крыльце появился Оскро и подбежал к нам.
—	Королева, позволь мне сопровождать тебя!
Он придержал створки ворот и преградил нам до¬
рогу.
—	Королева, не будь столь неосмотрительной.
Она лишь усмехнулась.
—	Ты не думаешь об осторожности даже после
того, что я открыл тебе?
*	Древнеримская монета.
324

—	Твои доводы не убедили меня, Оскро. Ты не
всегда делаешь правильные выводы.
—	Возьми с собой хотя бы Дивиака и других друи¬
дов. Не ходи одна.
—	Друиды уже ушли. Я иду не одна, Бойорикс меня
сопровождает.
Но он чужеземец.
Благодарю тебя за предупреждение. Но прошу
больше не беспокоиться за меня.
Когда мы отошли подальше от Верховного Дома,
я осмелился спросить:
—	Мне кажется, Оскро влюблен в тебя?
—	Он привязан ко мне.
—	Почему ты пренебрегаешь им? Представь, как
ему тяжело это переносить. Наверняка сейчас он тер¬
зается горечью и гневом.
—	Гневом—это правда, Горечью? Не знаю. Кто
может знать точно, что на душе у такого, как он, чело ¬
века?
—	В любом случае, у меня стало на одного врага
больше.
—	Он сорвет злобу на провинившемся солдате или
служанке. Или будет ходить кругами по комнате, как
зверь в клетке. Но не думай больше о нем. Смотри!
Мы смотрели с поля на Эпониак.* свет луны сливал¬
ся с огоньками окон, рождая причудливые красноватые
отсветы, которые достигали черных холмов, высвечи¬
вали ряды стволов. Благодаря этому единению небес
но го и человеческого света город делался сказочно кра¬
сивым: в ясной ночи был различим каждый его уголок,
от верхушки крыш до укромных местечек палисадни¬
ков. Светились поля и овраги, одинокие деревья, они
были точно закованы в серебряные латы.
—	Я обыкновенная женщина, Бойорикс, не столь
умна, как мужчина, не столь сильна. Но мой долг состо¬
ит в том, чтобы побороть эти слабости. Я родилась за¬
тем, чтобы стать хозяйкой Эпониака, а не для того, что¬
бы потакать женскому тщеславию. Я должна не на¬
слаждаться жизнью, а служить своему народу. Этот
лес, эти дома, деревни, стада, ручьи нуждаются в за¬
щите... Понимаешь ли ты меня? Я должна помнить о
каждом рыбаке, сажающем наживку на крючок, о каж¬
дом плотнике, затачивающем рубанок, о твоем друге
кузнеце Петруллосе, о крестьянине, ведущем коня к
пашне,— обо всех, кто работает и создает нечто цен¬
325

ное. Это тяжелое бремя, Бойорикс. Я не имею права
совершать ошибки. Иначе наше процветание, завоеван¬
ное такой дорогой ценой, сменится дикостью и разоре¬
нием. Мой отец принял решение воевать с ратиатами,
когда голова его была затуманена болезнью. Какие
ужасные последствия имело это решение... Как часто я
вспоминаю опустошенные поля, сгоревшие дома, обез¬
людевшую равнину, когда все оставшиеся в живых за¬
бились глубоко в леса, теснясь вокруг своей беспомощ¬
ной королевы. Истощенные, растерянные, они подав¬
ляли волю друг друга жалобами и болезненным ды¬
ханием. Какое-то время я чувствовала себя обречен¬
ной, точно подвешенной над пропастью...
Нас окружали ряды стволов, наши следы искажали
их длинные тени. Звезд на небе высыпало так много,
что они представляли собой сплошной золотящийся
покров. Шиомарра шла передо мной и была похожа
на ловкого горностая. Ее меховой рукав иногда невзна¬
чай касался моей руки, от этого прикосновения сердце
мое наполнялось радостью и теплом.
—	Теперь у меня большая семья, Бойорикс,— про¬
должала она.— Я как бы жена всех мужчин, сестра
всех женщин, мать всех детей.— И она грустно усмех¬
нулась.— Но, несмотря на это, я так одинока... Мне не¬
кому передать свои обязанности. Хотя бы на время,
чтобы немного отдохнуть, не у кого спросить совета.
—	У тебя есть Дивиак.
—	Он друид. Он привык сводить все к мудрости бо¬
гов и обрядам. У него нет других забот, кроме как о
своих привилегиях.
—	А Оскро?
—	Это хищник. Он слушается только своих ин¬
стинктов. Для него править — значит, подвергать на¬
казаниям.
—	Что же означает это для тебя?
—	Править — значит, добиваться счастливой судь¬
бы для своего народа, а добившись, защищать ее всеми
силами.
Где-то перед нами шла небольшая группа людей,
они оживленно разговаривали. Другая шла за нами на
некотором отдалении. Конечно, люди узнавали свою
королеву и не решались приблизиться к нам. Со всех
сторон, откуда лесные тропинки стекались на открытое
место, раздавались голоса, повсюду мелькали огни фа¬
келов. Цепью они медленно двигались в одном направ¬
326

лении: к Праведной горе. Это была отвесная скала, за¬
литая лунным светом.
—	...Мне сообщили, что скоро в город прибудут
послы венедов. Они хотят объявить беспощадную войну
римлянам. Половина нашей знати проголосует за мир,
если и я поддержу его. Что ты мне посоветуешь?
—	Что сказал на это Оскро?
—	Он советует выжидать.
—	Это значит все потерять!
—	Говорят, римляне непобедимы и что для нас при¬
шло время покориться.
—	Римляне выигрывают, потому что сражаются
со слабыми или неуверенными. Или с теми, у кого нет
союзников, так было до сегодняшнего дня.
—	Ты самоуверен. Должно быть, ты хорошо их
знаешь.
Я осекся. Теперь я понял, о чем сообщил ей Оскро.
—	Еще бы! — отозвался я язвительно.— Мне по¬
счастливилось видеть их совсем близко. И я сыт ими
по горло! Их лагерь находился около нашего дома!
Решив, что мне еще трудно переносить тяжелые
воспоминания, она придала нашему разговору другое
направление.
—	Что ты думаешь о Цезаре?
—	Я видел лишь его статуи, в Нарбонии они стоят
повсюду.
—	Какой странный обычай: делать из себя божест¬
во при жизни, заставлять других поклоняться своему
образу!
—	Он делает это для того, чтобы внушать страх по¬
бежденным и уважение своим солдатам.
Я почувствовал прикосновение ее холодных паль¬
цев на своем запястье.
—	Извини меня, Бойорикс. Забудь о своем тяже¬
лом прошлом, подави свою ненависть. Будь таким, ка¬
ким я хотела бы видеть тебя, хотя бы один вечер...
Снова я был очарован тем необыкновенным соче¬
танием твердости духа и нежности, строгого достоин¬
ства и ребячьей игривости, которые уживались в ней.
Но вскоре я убедился, что Шиомарра способна также
на героизм и даже жестокость.
...Праведная гора была окружена жителями Эпо-
ниака и его деревень. Люди толпились вокруг Дивиака,
который восседал на неком подобии трона, вырублен¬
ного в скале, здесь же находились и другие друиды. Он
327

держал посох с изображением месяца на конце. Голов>
его украшал венок, напоминающий лавровый. Над тро¬
ном возвышалась статуя богини Эпоны. Факельщики
выстроились в ряд перед скалой, у самого подножия
которой можно было различить вход в пещеру. Из глу¬
бин ее пробивался мерцающий свет. Один за другим
посвященные отделялись от толпы, падали на колени
перед молящимися друидами, после чего проходили в
пещеру. В основном это были плотники, кузнецы, лица
которых заросли волосами, а руки до запястья были
черны от несмываемой сажи.
Одна из старух приблизилась к Шиомарре. Она от¬
кинула капюшон со смеющегося лица.
—	Смотрите, королева! — крикнула она.— Добрые
люди, здесь королева!
Толпа пришла в движение и тотчас расступилась
перед нами. Шиомарра вошла в коридор из застывших
фигур. Она молчала, но распустила шнур на капюшоне,
чтобы люди лучше видели ее лицо, струящиеся волосы.
Толпа загудела, со всех сторон к королеве потянулись
руки, стараясь дотронуться до ее меха, до рукоятки ее
кинжала. Кто-то в порыве восторга бросился на колени
и стал целовать подол ее накидки. Она коснулась паль¬
цами его вьющихся волос.
Рядом со мной оказался Петруллос. Он потянул
меня за рукав:
—	Благодари кабана, Бойорикс! Скажи, когда ты
зайдешь попробовать пироги Матуа? Дети все время
спрашивают о тебе...
Мы поклонились Дивиаку. Вход в пещеру нам осве¬
щали факельщики. Стены ее были украшены сверкаю¬
щей мозаикой, изображающей волшебных существ.
В конце входного коридора открывался просторный
зал с огромными колоннами. Посвященные склонились
перед высеченным в камне изображением Эпоны и шеп¬
тали слова молитв. Остальные стояли с непокрытыми
головами. Перед изображением, на песке, лежали в
большом количестве подношения: монеты, украшения.
Шиомарра приблизилась к жертвеннику и опустила на
песок два браслета, потом увлекла меня к одной из ниш,
выдолбленных в стене.
—	Посмотри, Бойорикс. Вон мои отец и мать, а под
ними лежат останки других королей Эпониака.
Я наклонился и увидел два скелета, наполовину
погруженные в песок, они касались друг друга, точ¬
328

но обнялись. Рядом лежал боевой шлем, меч и кол¬
чан со стрелами. Возле останков королевы — пряжки,
ножницы, кухонная утварь. Из песка торчали два ко¬
леса.
—	Моих родителей похоронили по обрядовым зако¬
нам,— голос ее прерывался от волнения.— Как я хотела
бы, чтобы и со мной обошлись так же... Смотри, там
есть место и для меня. Оно уже готово.
...Мы возвращались к Верховному Дому. И я спро¬
сил:
—	Почему я удостоен чести посетить Праведную
гору? Я же чужой человек в Эпониаке.
—	Кто же ты на самом деле?
Она схватила меня за руку и жестко посмотрела
прямо в глаза:
—	Ты скрываешь правду? Я не могу понять при¬
чину твоей непроходящей грусти, представить, что оста¬
лось у тебя там... Ты только слушаешь, сам ничего не
рассказываешь. Ты все время напряжен. Твои ответы
можно толковать и так и этак. Иногда ты как будто
пытаешься что-то скрыть, а иногда неожиданно точен.
Ты всегда держишь себя в руках, не живешь сегодняш¬
ним днем...
—	Если ты не доверяешь мне, зачем тогда показа¬
ла могилу своих родителей?
—	Предвидеть свою судьбу — еще не значит боять¬
ся ее.
—	Что ты хочешь этим сказать? Ты бросаешь мне
вызов?
—	Допустим.
—	Говори уж все до конца. Я знаю, что Оскро был
бы очень рад связать меня и разрезать на кусочки, что¬
бы заставить говорить.
—	Замолчи!
—	И ты вышла бы тогда за него замуж, ведь жен¬
щины охотнее берут в мужья своих освободителей,
чем тех, кто живет их милостью.
—	Тебе будет стыдно за эти слова!
—	Мне нечего терять, если и ты мне не доверяешь.
—	О, смотри!..— вдруг вскрикнула она.
Из зарослей, окаймляющих тропинку, вышел круп¬
ный белый олень, стряхнув с ветвей хлопья снега. Он
остановился прямо перед нами. Его рога напоминали
заснеженный кустарник. Олень, не моргая, смотрел на
нас.
329

—	О,— пробормотала Шиомарра, я знаю, кто
это...
Ее холодные пальцы стиснули мои, трепещущие
ноздри ткнулись в мою щеку. Под гладкими лепестка¬
ми ресниц горели глаза тем же огнем, что у Дивиака
и других друидов. Неожиданно, точно сломленная ка-
кой-то невидимой силой, она упала мне на грудь.
Когда мы опомнились, белого оленя на тропе уже
не было. Вместо него мы увидели четырех всадников.
Это Оскро не выдержал и поскакал за нами вдогонку
Глава VII
Шли последние дни мира. Еще не решилась судьба
маленького народа арбатилов. Молодежь развлекалась,
беспечно меряясь силами в поединках на мечах. Никто
не подозревал, насколько тогда их будущее зависело
от одного моего слова. Будущее тысяч лесных обита¬
телей. Я обладал невидимой, подпольной властью.
С каждым днем росло мое влияние на Шиомарру.
Она была так захвачена страстью, что не могла больше
скрывать ее. Когда я входил, она бледнела. Теперь
ей требовался мой совет по любым мелочам. Когда
мы оставались одни, она припадала к моим губам с
пылкостью юной, впервые полюбившей девушки. И в то
же время сохраняла целомудрие. Меня поражало то,
как быстро она забыла о своих подозрениях. Я был
так удивлен, что не удержался и спросил ее об этом.
Ее ответ раскрыл мне еще одну тайну кельтской души.
—	Тебя выбрал для меня белый олень. Дивиак ви¬
дел во сне его в тот день, когда тебя привезли в наш
город. Он уже знал, что это будешь ты.
На подобное проявление легковерия римская поло¬
вина моего существа молча усмехнулась бы. Но нар-
бонская половина относилась к нему всерьез.
—	Вот уже у четырех поколений нашей семьи,—
продолжала Шиомарра,— появляются на свет одни де¬
вочки. Они наследуют жезл власти с согласия народа
и при поддержке друидов. Каждой из них белый олень
помогал выбрать мужа. Он появлялся обязательно
ночью и указывал на лучшего среди окружающих ее
мужчин. Так моя мать вышла за моего отца, Эзугена.
Так было и с моими прабабушками.
Я осмелился спросить:
ззо

—	Но если бы я оказался врагом арбатилов?
—	Священное животное не может ошибаться.
Олень — посланник Кернунна и Эпоны. А они умеют
читать мысли, которые живут в сердце мужчины. Они
выбрали тебя за то, что ты самый храбрый, самый
великодушный и более других способен полюбить меня.
Как мой отец любил мою мать. Он принял власть над
королевством арбатилов.
—	Выходит, выбор богов мог бы не совпадать с
твоим собственным выбором?
Вместо ответа она бросилась мне на грудь. Я ощу¬
тил свежий аромат ее духов из морских растений, при¬
косновение чистого лба, мягких волос. Этот порыв за¬
ставил меня упрекнуть себя за глупые вопросы.
Острая жалость стиснула мне сердце, я поспешил
успокоить ее:
—	Я спросил об этом только потому, что понимаю,
в каком угрожающем положении оказался твой народ.
Но ты сама говорила, что он — твоя единственная
семья, что каждый мужчина — твой муж, каждая жен¬
щина — сестра, каждому ребенку ты мать...
—	Теперь их место занял ты. И я мечтаю, чтобы ты
стал для моего тела тем же, чем уже стал для души.
И она прикрыла руками свою грудь, как бы защищая
меня от очевидного искушения. Восхитительная стыд¬
ливость этого жеста лишь раззадорила меня. На мгно¬
вение я потерял голову и протянул к ней руки для
первой нескромной ласки. Шиомарра побледнела, дрожь
пробежала по ее телу, она воскликнула:
—	Нет, прошу тебя! Ты должен получить меня дев¬
ственной в вечер нашей свадьбы... Не сердись, Бойо¬
рикс... Почему у тебя такое лицо? Извини меня. Пойми...
Мне так же тяжело, как и тебе. Мне невыносимо,
клянусь тебе. Назначь сам дату нашей свадьбы.
Но в ту минуту, раздосадованный ее отпором, я
произнес слова, мстившие не то ей, не то мне самому:
—	Мы выберем неподходящее время, если объявим
о свадьбе в дни подготовки к войне. Скоро должны
прибыть послы венедов, представь, если они появятся
в разгар свадебных торжеств. Они посланцы людей,
которым угрожает смертельная опасность!
Она ответила с обезоруживающей покорностью:
—	Наверное, ты прав. Первые минуты нашей близо¬
сти должны быть неповторимыми, незачем примеши¬
вать к ним политику.
331

...Как я ошибался! Всего один час утраченно¬
го счастья стоит больше всех других радостей жиз¬
ни, и его не вернешь никакими запоздалыми сожале¬
ниями.
В следующие дни я уже не целовал ее с прежним
пылом, а когда она шептала мне на ухо страстные
слова, призывал к благоразумию. Ко мне вернулись
недавние сомнения. Оказалось, что я еще не сделал
выбор. Снова меня стали одолевать противоречивые
мысли, снова я оказался в огне раздора между Римом
и Галлией. Я не знал, что это был последний всплеск
сожаления, тоски по родине, последнее дуновение после
отбушевавшего шторма. Я этого не знал и втайне мучил¬
ся, заново взвешивая все обстоятельства своего поло¬
жения. В последний раз дилемма, вставшая передо
мной с самого начала поездки в Галлию, терзала меня,
но со всей мощью.
То мне казалось безумием выпускать эту непослуш¬
ную кавалерию против римской конницы, то я восхи¬
щался усердием своих воинов, их быстрыми успехами.
То сравнивал каменные римские города с жалкими
лачугами Эпониака, то мне казалось, что варварские
умельцы превзошли римлян во всех ремеслах. Должен
признаться, что преимущества галлов в моем сознании
укрепило то уважение, которым окружили неискушен¬
ные жители Эпониака меня после ночного появления
белого оленя. Для них я стал неким священным су¬
ществом, почитаемым почти наравне с Дивиаком. По¬
следний, кстати, относился ко мне достаточно безраз¬
лично, не отказывая мне, однако, в дружелюбии, впро¬
чем, так же он держал себя и с Шиомаррой. Но
можно ли сравнить положение арбатильского принца
с тем, которое мне обещано в Риме? Разумно ли жерт¬
вовать этим положением ради пожизненного заключе¬
ния в бревенчатом дворце, менять блестящее будущее
на неловкие ласки женщины, выросшей в лесу? Чего
ждать впереди: места в семейном мавзолее у Священ¬
ного Пути или в пещере на Праведной горе? Да, я
обрел здесь ту истинную любовь, о которой столько
мечтал. Вот она совсем рядом, стоит лишь освободить¬
ся от последних пут... Но если я успешно выполню
задание Цезаря, он сдержит свое обещание. Я сде¬
лаюсь военным трибуном, смогу выкупить свой палатин¬
ский дом, заново начать жизнь. В Риме много женщин
помимо Теренции. Но, думая об этих женщинах, я
332

представлял губы Шиомарры, ее прекрасные плечи, гиб¬
кое тело и снова страстно желал ее.
В этом состоянии и застал меня гул труб, возвещаю¬
щий о прибытии послов.
...Они сразу произвели на меня самое приятное впе¬
чатление. На первый взгляд, послы почти не отличались
от своих собратьев-арбатилов. В их языке присутство¬
вали те же сравнения и образы, они тоже любили выра¬
жаться иносказательно. Но в чем они явно превосхо¬
дили жителей Эпониака — так это в живости ума и на¬
ходчивости, их также отличала суровая прямота. Ко¬
роткий разговор не оставил у меня сомнений в их
способности к крупным начинаниям, умении организо¬
вать людей и руководить ими. Арбатилам не пошло
на пользу изолированное от всего мира существование.
Веками они жили в своих лесах в полной безопасно¬
сти и утратили боевой дух. Венеды непрерывно расши¬
ряли свое влияние. Их корабли по коварному, мгли¬
стому морю привозили олово из далеких Касситерид *.
Они завоевали себе единоличное право на этот способ
перевозки и держали в подчинении все прибрежные
народы.
Они объявили, что их военный флот состоит из
двухсот пятидесяти кораблей. Флот Республики не
имел и половины этого количества, его составляли в
основном легкие галеры, непригодные для плавания
в бушующем океане. Послы описали гавань Дариорига,
где стоит их эскадра, крепости, которые защищают
ее со стороны скал, а также лагуну, которая отсекает
эти скалы от берега.
—	Цезарь не решится атаковать нас с моря,— утвер¬
ждали они.— Таким образом, с моря нам не угрожает
никто. С берега мы также хорошо прикрыты. Мета¬
тельные машины и повозки римлян не смогут подойти
близко из-за болот. Мы умеем драться только на ко¬
раблях. Вот почему мы просим у союзников отряды
пехотинцев и кавалерию. Но более всего нам не хва¬
тает военачальника, умеющего драться на суше и зна¬
комого с тактикой римлян.
Я вызвался исполнить эту роль, и они согласились.
Было решено, что я появлюсь на их земле с войском в
тысячу воинов весной, в то же время, когда к Дариори-
гу подтянутся отряды других союзных народов. До
*	Оловянные острова, Британия.
333'

появления Цезаря у меня будет достаточно времени,
чтобы устроить наземные укрепления.
Итак, выбор был сделан! Наконец-то! Возможность
противостоять великому Цезарю, свести счеты с Римом
рассеяла внезапно все мои сомнения. Я поквитаюсь
с ними в полной мере. Я заставлю глотать пыль этих
мерзавцев в шлемах с султанами. Я отплачу за все
мои перенесенные унижения, за измену Теренции, за ко¬
варство Красса, за годы унижений. Пятидесяти тысячам
легионеров я противопоставлю троекратно превосходя¬
щее количество воинов. На море у него нет никакой
возможности победить. Даже если Сенат, уставший от
требований Цезаря, уступит ему и выделит весь флот.
Это легкие галеры, которые будут раздавлены мощными
парусниками венедов. И, когда от агрессии Рима оста¬
нутся одни воспоминания, кто помешает мне стать во
главе королевства? Одним словом, мое воодушевление
имело привкус отмщения, но меня подстегивали также
честолюбие и разыгравшееся воображение. Когда один
из послов усомнился было в моих знаниях, я до того
распалился, что чуть было не признался в своем рим¬
ском происхождении. Я был опьянен появившимся
вдруг шансом.
Шиомарра лишь мягко улыбалась, следя за мной.
У нее хватило здравого смысла воспользоваться ситуа¬
цией и вытребовать от послов венедов обещания вос¬
становить прежние границы и отменить надзор со сто¬
роны вергобрета. Она была мудрым правителем.
Глава VIII
«Этена, птица-душа, жила в другом мире, и в нее
там влюбился дух той же породы. Но злые силы пре¬
вратили ее в муху. Сверкающая муха упала на землю
и была проглочена одной королевой. От этого королева
забеременела и родила девочку по имени Этена. Так
душа первой Этены обрела тело. Девочка выросла, и
в нее влюбился король Тара. Но тот, первый, возлюб¬
ленный прилетел в этот мир. Его страсть была так
сильна, что он отказался из-за нее от вечного бла¬
женства. Он встретил короля Тара и увидел свою Этену,
стал играть с ней в шахматы, выиграл и унес с собой
в другой мир».
—	Понял ли ты значение этой сказки? — спросил
334

меня Дивиак.— Сначала кажется, что это история о
несчастной любви. На самом деле она рассказывает
о полетах души, которая терпит неудачу, затем снова
обретает свободу. Она выражает в простой форме наше
представление о переселении духов...
Народ в своих песнях и преданиях придает таким
историям бытовой оттенок, в его памяти хранятся все
их подробности. Я уверен, что твоя кормилица или
слуги рассказывали тебе историю о блестящей мухе,
которая была когда-то женщиной и вновь ею стала.
Для меня эта сказка имеет особенный смысл. Этена
в чем-то напоминает мне Шиомарру, мою лесную прин¬
цессу, такую же изменчивую и доверчивую, которая
под воздействием страсти прошла через ступени превра¬
щений. А я был, несмотря ни на что, тем мужчиной,
который смог пожертвовать ради любви своими често¬
любивыми замыслами. Я оторвал Шиомарру от Оскро,
себя от своего прошлого, от Цезаря, от чести воина.
Однако любил ли я Шиомарру так же сильно, как
возлюбленный Этены свою принцессу? Наша любовь
была не только печальной, но прежде всего неравной.
С моей стороны, конечно. Все было решено, я сделал
выбор. Но то полное согласие, которое вызывает на
губах любящих мужчины и женщины добрые улыбки,
заставляет их раскрыть друг перед другом доверчивые
сердца, между нами не могло установиться. Мы оба
задыхались от волнения, тела наши тянулись друг к
другу, но между нами лежала пропасть лжи. Чем силь¬
нее я погружался в волны страсти, тем все более невоз¬
можно мне было во всем признаться. Центурион Тит
Юлиус Браккат камнем лежал на судьбе Бойорикса,
не давал ему воспользоваться неожиданным счастьем.
Как только мне удавалось забыться на короткое время,
какое-нибудь слово или событие безжалостно возвра¬
щало меня к воспоминаниям. Наконец меня охватила
ярость. Чтобы зачеркнуть свое презренное прошлое,
я был готов даже совершить убийство. Это доказал
случай с лже-Комиосом. В последний раз представился
мне случай сделать выбор в пользу Рима.
Меня не было в Верховном Доме, когда туда при¬
вели Комиоса. Он выдавал себя за уроженца Нарбонии,
моего друга, сотоварища по оружию. По этой причине
Гобаннито после того, как помог ему бежать из тюрьмы
вергобрета, направил его в Эпониак. Гобаннито ничего
не знал ни о белом олене, ни о моей роли в жизни го¬
335

рода. Шиомарра, узнав о появлении моего друга, при¬
казала немедленно принять его. Я не знаю, каковы
были расхождения между его рассказом и моими из¬
мышлениями о детстве. Когда я вернулся, она сама
сообщила мне о прибытии «нарбонца». Сказала, что
из уважения ко мне велела поселить чужеземца в Вер¬
ховном Доме, поручив его размещение Оскро.
—	Ты погрустнел? Ты не рад видеть своего старого
друга?
—	У меня много друзей, ты же знаешь.
—	Он рассказал мне о твоих родителях, вашем
доме на Черной горе. Почему ты не сказал мне, что
так знатен? Твой друг признался, что стены в твоем
доме были вытесаны из камня, который называется
мрамор.
Она старалась говорить с улыбкой, но в глазах ее
светилась тревога, почти гнев, они были прикованы
к моему лицу, пронзительные и безжалостные.
После полудня я смог остаться с Комиосом один
на один. Кивнув на мои длинные усы и отросшие
волосы, он ухмыльнулся:
—	Ты и впрям похож на галла, Браккат!
Увидев удивление на моем лице, он поспешил рас¬
сказать о себе:
—	Не пытайся меня вспомнить, старина. Мое имя
Фурний, меня многие не любят за пронырливость, но
зато я на хорошем счету у Цезаря, твоего кузена, как
шпион, вот уж десять лет как я мотаюсь из Рима в
Галлию и обратно. Я говорю на их языке лучше, чем
на родном. И все же мне пришлось потрудиться, прежде
чем я разыскал тебя. Без этого подлеца Гобаннито я
кончил бы жизнь на дне Луары с камнем на шее. Ска¬
жи, это правда, что вергобрет не поддерживает врагов
Рима? Он хочет понравиться императору, не так ли?
Но этот Гобаннито все ему портит, как я убедился.
Но хватит о нем, ему недолго осталось гадить, клянусь
богами!.. Ты не слишком разговорчив... Советую про¬
должать в том же духе. Нельзя доверять никому...
Я слышал о тебе, и довольно часто, когда вел свои
делишки в Риме. Ты помогал Крассу, защищал его
клиентов... Кстати, их дружба с Цезарем кончилась.
Точно говорю. Старый Красс в последнее время уже
не раз получал приглашения на ужин к императору.
Ему стало этого мало, и он решил добиваться военной
славы. Представляешь! Никого нет в Риме богаче его,
336

но ему все мало! Он собрался на войну, а сам не может
и часа продержаться в седле. Сенат его не поддержал...
—	Зачем ты послан в Галлию? Кто тебя отправил,
Цезарь?
—	Он. Подумай только, великий Цезарь беспокоил¬
ся о тебе, о своем дорогом родственнике и друге: он
сказал мне, что центурион Тит Юлиус Браккат послан
в Галлию с целью как можно скорее доставить ему
сведения. Он боится, не случилось ли с тобой несчастье.
Он недоумевал по поводу твоего молчания и послал
меня тебе на подмогу. Я повторил весь твой путь, до¬
брался до андского лагеря, где имел удовольствие по¬
знакомиться с легатом седьмого легиона. Кстати, он
очень сокрушался, когда ты пропал, и уже мысленно
похоронил тебя. Но, слава богам, я нашел тебя целым
и невредимым и надеюсь, тебе есть, что передать Це¬
зарю. Но скажи, почему ты не отослал своего верного
Котуса обратно в лагерь? Разве это не было предусмот¬
рено?
—	Я счел, что для лучшего исполнения моей мис¬
сии полезно остаться здесь еще на один срок. Я имею
на это право по договоренности с Цезарем.
—	Я не собираюсь мешать этому. Но почему все
же ты не отправил Котуса?
—	Ты не знаешь, как трудно нам здесь приходится.
Мы только на вид свободны. За нами наблюдают.
—	Ты собираешься и меня задержать здесь из
осторожности? Но мне необходимо возвращаться.
—	Сегодня?
—	У меня есть приказ вернуться в Равенну к Це¬
зарю как можно скорее.
—	А у меня есть приказ выполнить свою миссию.
Цезарь дал мне полную свободу действий. И я запре¬
щаю тебе мешать мне.
Я не спорю с тобой, центурион. Если ты настаи¬
ваешь, я останусь здесь еще на пару дней. Но потом
ты должен придумать для меня способ сбежать отсюда,
чтобы на тебя не легло подозрение. Клянусь Мерку¬
рием! Ты не довольствуешься малым!.. Но воспользу¬
емся нашим уединением и поговорим о деле. Скажи,
эти арбатилы представляют какую-нибудь силу?..
Я не мог не передать хотя бы незначительные све¬
дения. И я стал выдавать их, но не полностью и иска¬
женными. Попутно я думал о том, что у Цезаря будет
возможность угадать, кто скрывается за ударом, кото¬
337

рый его ожидает. Наша беседа была такой продолжи¬
тельной, что королева послала за нами, чтобы пригла¬
сить на ужин.
—	Я вижу,— сказала она мне,— что вы восстано¬
вили добрые отношения.
Я видел, как хитрые глаза Оскро скользили по краю
его миски. Наконец он не выдержал.
—	Это правда,— спросил он,— что ваш нарбонский
народ настолько мал, что каждый соплеменник там
близко знает другого? Сколько же вас, если не считать
ваших римлян?
В течение всего ужина он вставлял подобные заме¬
чания и беспрерывно подливал вина в чашу Комиоса-
Фурния Потом увел к себе. Методы его не отличались
фантазией.
На другой день Комиос сказал мне:
—	Этот болван хотел поймать меня. Он отвел меня
в свою комнату. Кстати, могу порекомендовать его слу¬
жанку она красива... У него припасена в тайнике амфо¬
ра с вином доброй выдержки! Мы выпили его столько,
что я уже долго вообще не испытаю жажды. Но не
тревожься, из меня таким способом ничего не выжмешь.
В тавернах мне частенько приходится... Я нес всякую
чепуху.
—	Прими мои похвалы.
—	Но ты не рассказал мне ничего о том, что венеды
присылали послов в Эпониак. Они назначили тебя вое¬
начальником? Неплохо. Но почему ты скрыл это?..
В тот день была облава на волков в лесу около
Праведной горы, и я пригласил его. Он занял позицию
поблизости от меня. Когда волки выскочили из леса,
преследуемые сворой гончих, их встретил дождь стрел.
В запале охоты никто не заметил, как мой друг Комиос
упал на снег среди кустов со стрелой в спине. Когда
один из рогатчиков наткнулся на него, разведчик уже
испустил свой черный дух. Никто не мог заподозрить
меня в убийстве, несчастье приписали несчастному
случаю. Мне же выражали сочувствие, ведь я потерял
доброго друга.
Глава IX
Да, никто не мог заподозрить меня. Никто, кроме
Шиомарры. Она сказала мне прямо:
—	Ты говоришь на языке римлян. Не пытайся отри¬
338

цать это, вас подслушивал тот, кто умеет отличать этот
язык от всех других. Разве могут два друга, встретив¬
шись после долгой разлуки, разговаривать на чужом
языке? Или вы хотели что-то скрыть? Но потом ты
убил его! Не лги мне, я видела твое лицо перед охотой,
видела, как ты выбирал стрелы: ты искал самую острую,
проверяя пальцем ее наконечник. Зачем ты это сделал,
Бойорикс?.. Прошу тебя, откройся мне, рассей мои
ужасные подозрения. Скажи мне, что я ошибаюсь!
—	Нет. Комиос был посланником Цезаря.
—	Но тогда...
И тут моя душа, отягощенная смрадной тиной лжи,
не выдержала, я выдал себя:
—	Все то, в чем ты подозреваешь меня по под¬
сказке Оскро, все это — правда. И даже хуже, чем ты
предполагала. Перед тобой лазутчик римской армии,
Тит Юлий Браккат, двоюродный брат Цезаря, центу¬
рион, засланный им сначала в андский лагерь на Луаре,
потом в Ратиак и, наконец, в твой город. Зачем? Вели¬
кий Цезарь хотел знать о ваших намерениях, силах,
связях с венедами. Без этих сведений ему не одолеть
вас. Если он потерпит неудачу, его осудит римский
Сенат. В Риме не терпят неудач, даже если они оправ¬
данны.
Обескровившиеся вмиг губы Шиомарры судорожно
вздрагивали, глаза расширились от ужаса. Я схватил ее
за поледеневшие руки и заставил сесть.
—	Тит Юлий Браккат... Римлянин...— бормотала
она.
—	Будь мужественной.
—	Как мне плохо!
—	Попытайся понять меня, моя несчастная, моя
любовь... Я ненавижу Рим. Из-за него я чуть не убил
себя. Возле тебя я обрел смысл жизни. Ради тебя я
пожертвовал всем: честью солдата, родством, семейны¬
ми традициями... Послушай! Моя мать не была рим¬
лянкой, она родилась в Нарбонии. Я называю себя
сейчас именем ее отца, моего деда, он был одним из
принцев вольков, его звали Бойорикс...
Я был в исступлении и уже не мог остановиться.
Все, что душило меня столько дней, выплеснулось в
одном порыве наружу. Единым потоком слов вышел
из меня рассказ о бестолковой юности, неоконченном
обучении, противоречивых начинаниях, женитьбе на Те¬
ренции; о годах, проведенных в услужении у банкира,
339

обо всех моих неудачах в политике, долгах, прозябании
в ламбезийском укреплений, о возвращении в Рим, о
полном крушении и последовавшем предложении Це¬
заря, секретной миссии...
Когда я умолк, совершенно опустошенный, зады¬
хающийся, в комнате восстановилась грозная тишина.
Мне показалось, что сама злая колдунья-ненависть все¬
лилась в Шиомарру, заставила ее стиснуть одной рукой
совок для золы очага, другой — рукоять кинжала, иска¬
зила гримасой гнева ее нежное лицо, напрягла все ее
тело, закричала ее голосом:
—	Грязная тварь! Выродок! Римская собака! Уби¬
райся!
В ее занесенной высоко руке блеснуло лезвие.
—	Убирайся, или я отправлю тебя к предкам!
В ярости я рванулся к ней и схватил ее за тонкое
запястье. Я хотел отвести угрожающе длинное лезвие,
но Шиомарра неожиданно резко взмахнула им и задела
мою шею. В следующее мгновение я почувствовал ее
губы, прильнувшие к ране, но в гневе оттолкнул ее.
—	Оставь меня!.. Не стоит жалеть того, кого пре¬
зираешь. Все кончено. Оставь меня...
—	Нет, ничего не кончено. Наоборот!
—	Не обманывай себя. Королева арбатилов, самой
благородной крови, не осквернит себя связью с гряз¬
ным выродком, римской собакой!
—	Замолчи!
—	Любишь ты меня или презираешь, я перечеркнул
свое прошлое, стал одним из вас и буду сражаться
за ваши интересы. Мои знания римского офицера по¬
служат твоему народу. Как было обещано, я отправ¬
люсь весной к венедам, твой город вернет себе прежние
владения, я сумею защитить вас от вергобрета...
—	Прошу тебя, замолчи!
—	...А ты сохранишь свою армию, знать, своего
Оскро, на них ты еще не раз обопрешься. Только
позволь мне набрать отряд из простых людей, лишь им
я доверяю: из лесорубов и лесных кузнецов.
—	Я приказываю тебе остаться.
—	Я буду жить в твоем лесу, только там я почув¬
ствую себя свободным. Одиночество меня не страшит.
Наоборот, оно излечит меня от тоски. У меня нет права
ни на женские ласки, ни на какие-нибудь другие радо¬
сти. Я знаю это слишком твердо.
—	Останься в Эпониаке!
340

—	Не могу.
—	Но ведь ты во всем сознался, тебя больше ничто
не тяготит. Скажи, это любовь ко мне заставила тебя
рассказать обо всем?
—	Ты заставила меня признаться.
—	Нет! Ты просто не мог больше носить это в себе.
Вот это — правда!
—	Я буду служить тебе всем, чем смогу. Ты ста¬
нешь великой королевой.
	Бойорикс\
—	Мне нельзя любить. Меня все обжигает, ранит.
Или заражает холодом...
—	Ты моя любовь... Я вылечу тебя. Я стану твоей
женой. Я буду веселиться, тогда и ты будешь весел,
твое горе мы разделим надвое. Навсегда...
—	У тебя есть твой народ.
—	Если тебе нужно мое тело, возьми его!
—	Я слишком люблю тебя, чтобы стерпеть жалость,
снисходительность. Я должен страдать. Таков мой рок.
Но она не смогла сдержать себя. О, безжалостная
гордость, чудовищная спесь королевского достоинства!
...Я жил среди лесистых холмов в поселении кузне¬
цов. Место было глухое, оно называлось Красный Осел.
Я нашел там пристанище у друзей Петруллоса. Это
были простые, непритязательные люди. Их хижины
сидели в земле еще глубже, чем дома Эпониака, и были
заметно меньше.
Оказавшись среди этих людей, я быстро успокоился.
Привыкнув к их простой жизни, я невольно осознал,
что одна лишь бедность позволяет человеку понять
суть мира. В этом примитивном существовании не оста¬
ется места для мелких обид, честолюбивых притязаний.
Чтобы стать полностью таким же, как эти стойкие
люди, я часто надевал такой же, как у них, кожаный
нательник и спускался вместе с ними в шахту. Или
брал в руки топор и уходил в дебри с лесорубами.
С какой радостью я делил с ними многочасовой труд
и пресный хлеб! Конечно, время от времени мне прихо¬
дилось вспоминать о своих обязанностях будущего
полководца: бывая в соседних деревеньках, я выбирал
тех, на кого указывала мне интуиция, и не стремился
набрать солдат как можно больше любой ценой.
Быть может, тебя удивит мое быстрое перевопло¬
341

щение? Но в этом на самом деле нет ничего странного.
Каждый человек — всего лишь звено в бесконечной
цепи своих предшественников и потомков. Кто был
передо мной? Кто придет после меня? Возможно, в меня
влил свою жизнь некий недавний обитатель лесов,
какой-нибудь камнерез. Или мне всего-навсего было
необходимо поверить в это, чтобы спрятаться от самого
себя, сделаться тем, кем мне предначертано стать
свыше. Впрочем, это не имеет большого значения. Как
сказал твой любимый Пиндар:
«Ни одна из вещей, которая имела случай явиться
миру, справедливая ли, несправедливая ли, уже никогда
не может быть перечеркнута. Само время — единствен¬
ный хозяин мира — не помешало ей произойти. Но
счастлив тот, кто умеет забывать».
Многое в собственной судьбе мне суждено было на¬
всегда забыть: события, людей, места. Но стоит мне
теперь закрыть глаза, и передо мной, как наяву, встают
те лесные кузнецы, раскрасневшиеся от жара печей; или
рудокопы, осторожно спускающиеся в шахту со светиль¬
никами в руках... Над шахтой была вырубка, ее пере¬
секал ручей с водопадом. Извлеченные из глубины
земли железистые глыбы крошили и промывали в по¬
токе, перевозили в тачках и на носилках к печам. Из
огня раскаленные слитки поступали к кузнецам, и те
немедленно отправляли их на наковальню. Глухая лес¬
ная чаща поглощала слепящие отсветы, грохот железа...
Немного дальше под густыми кронами трудились лесо¬
рубы. Они валили топорами огромные дубы, потом
обтесывали стволы и превращали их в прямоугольные
бруски. На вырубку приходили и другие обитатели
леса: охотники за диким медом искали в упавших де¬
ревьях дупла; приходили также те, кто изготовлял из
щепы ульи для пчел; наведывались собиратели хворо¬
ста, варщики мыла, делавшие его из золы бука в смеси
с козьим жиром. В самом поселении сапожники выта¬
чивали из ясеня башмаки, точильщики изготовляли из
самшита блюда и чаши. Ближе к Праведной горе жил
старик, который вырезал из камня фигуры божеств.
Два раза в неделю из Эпониака приезжали повозки
и увозили железные слитки и дубовые брусья. Пере¬
езжая из деревни в деревню, веселые торговцы раз¬
носили последние новости. От них мы узнали о вне¬
запной болезни, приковавшей к ложу королеву Шио¬
марру. О том, что Дивиак после продолжительных
342

поисков нашел священную омелу на дубе самой крепо¬
сти. Он объявил, что это бесспорное знамение с неба.
Оно не только избавит королеву от болезни, но ока¬
жется предвестником необычных событий.
Мои друзья — кузнецы связали находку с недавним
появлением белого оленя. Они стали уговаривать меня
вернуться в Верховный Дом.
—	Зачем тебе сидеть в этом лесу, Бойорикс? Мы
хорошо узнали тебя, мы пойдем за тобой, когда придет
время. Наше слово не ржавеет, дай только сигнал...
Ни доводы, ни суеверия не повлияли на мое созна¬
ние. Я продолжал сидеть в Красном Осле, есть окорока,
сушеные яблоки и пить желудевый отвар. Становилось
заметно теплее; склоны холмов с освещенной стороны
освобождались от снега, кое-где мох уже пронизала
первая травка, сами мхи тоже наливались зеленью;
на ветках припухли почки; с моря нахлынули целые
стада облаков, они окончательно согнали снег с земли
теплыми дождями. Но ночи все еще оставались холод¬
ными.
В одну из таких ледяных ночей, в час, когда смол¬
кает лай собак, но еще не доносится волчье завыва¬
ние, на вырубке появился отряд римлян из десяти
солдат и одного офицера. Они заметили свет от печей
и спешились. Офицер, субцентурион, вступил в пере¬
говоры с разбуженными лесорубами. Он едва знал
несколько слов по-галльски. Лесорубы, перебивая друг
друга и жестикулируя, обступили римлян, затем увлек¬
ли их группу к хижинам кузнецов. Мы уже были наго¬
тове, сжимая в руках копья и раскаленные докрасна
железные стержни. Эту схватку нельзя было даже на¬
звать боем. Кованые наконечники с хрустом пробивали
латы, стержни расплющивали шлемы. Только субценту¬
рион пытался оказать сопротивление. Но нас было
слишком много. Когда он единственный остался в жи¬
вых, его связали, и я допросил его. Он был так напуган,
что едва я пригрозил ему, как узнал, что отряд при¬
надлежал седьмому легиону и направлялся в Ратиак
по вызову вергобрета.
—	Но мы сбились с пути,— жалобно проговорил
он,— потому что выбрали не ту дорогу.
Связанным по рукам и ногам, я отправил его в со¬
провождении Котуса к Дивиаку, который должен был
решить его судьбу.
343

Глава X
Мать-Ночь, облаченная в наряд из звезд,
Ты спустись на дуб, рожденный тобой,
Который несет на себе куст омелы.
Мать-Ночь, ты разрешаешь прорастать зернам,
Ты заполняешь силой наших детей,
Населяешь рыбой ручьи,
Мать-Ночь, ты держишь в своих звездных руках
Свою дочь, серебристую Луну?
Пошли нам добрый урожай, сделай год сытым...
У подножия священного дуба распевали слова мо¬
литвы друиды во главе с Дивиаком. Мм подыгрывали
на лирах оваты *, одетые в зеленое. Это происходило
на седьмой день лены, в весеннее равноденствие. Вокруг
хора собралась толпа, более многочисленная, чем в тот
памятный для меня день у Праведной горы, на молит¬
вах в честь богини Эпоны.
Друиды отвечали Дивиаку троестишием:
Заботься о нас, Мать-Ночь,
Жителях леса, людях подземных шахт,
Сделай наше пробуждение легким, бодрым...
С тысячу смолистых факелов пробивали мрак ночи.
Они вычертили три круга вокруг дуба, «каменной» раз¬
новидности деревьев-гигантов. Казалось, корявый торс
дуба оживает от тепла тысяч людей, хочет обнять их
своими мускулистыми ветвями и при этом обращается
к небу венцом величественной кроны. Прямо над ним
сквозь кружево сучьев сияла яркая голубая звезда.
Виден был также желтоватый в свете огня пучок оме¬
лы, ее глянцевые маленькие листочки. Это растение
никогда не сбрасывает листьев, оно сидит на голом
дубе так же, как крепятся к песку и камням стойкие
пустынные колючки. Оно как символ бессмертия, на¬
дежды, которую ничто не способно сломить. Только та
омела считалась священной, которая поселялась на дубе:
пробивая его жесткую плоть, она впитывала соки де¬
рева, рожденного богами; только такое растение при¬
знавалось наделенным высшей добродетелью, волшеб¬
ной целительной силой. Его союз с королем всех де¬
ревьев символизировал вечность Земли...
Друиды были облачены в белые туники, головы
*	Послушники, помогающие организовать обрядные торжества
галлов.
344

их украшали венки из плюща. У каждого на шее висело
«яйцо змеи», покрытое золотом,— другой символ бес¬
смертия. Такое яйцо бывает величиной с яблоко. С ни¬
ми связана необычная легенда. По легенде друидов
летом в определенных местах собирается множество
змей, которые приготовляют из своего целебного яда
такие яйца. Когда яйцо достигает определенной вели¬
чины, змеи поднимают его, поддерживая жалами, и в
этот момент нужно успеть схватить его и бежать из
этого места что есть силы, иначе разъяренные змеи
отомстят похитителю. Мне довелось однажды держать
в руках одну такую реликвию. Она была похожа на
окаменелого морского ежа.
Мать-Ночь, ты вкладываешь дитя в чрево матери,
Ты велишь колосьям наливаться зерном,
Сделай так, чтобы в наших душах распустились цветы.
Толпа отвечала:
Она охраняет наш покой и наше дерево жизни,
Сторожит поля, недра, леса,
Птиц и зверей...
Два овата принесли лестницу и приставили ее к
стволу. Третий протянул Дивиаку золотой серп. Дру¬
иды воздели руки к небу, к верхушке дуба и с новой
силой запели молитвы в честь его могущества. Дивиак
медленно взбирался по лестнице. Толпа благоговейно
притихла перед таинством, которое должно было свер¬
шиться на ее глазах. Голоса жрецов звучали едва слыш¬
но, они напоминали легкий плеск волн, стелящихся
по песку. Четверо их стояли под лестницей и держали
за углы белое полотно. Дивиак, достигший ветвей, при¬
коснулся губами к омеле. Его волосы падали волнами
на плечи, в свете факелов он напоминал изваяние из
льда. Внезапно наступила полная тишина. Стало слыш¬
но, как серп царапает кору и срезает священный куст.
Дивиак, закончив дело, пошатнулся и упал на под¬
ставленное полотно. В следующий миг в толпе родился
крик торжества:
—	Счастливого года! Счастливого года!
Оваты подвели к дереву двух белых быков, соеди¬
ненных одним ярмом, увенчанных венками из плюща.
По указаниям Дивиака два его помощника перерезали
им горла. Он внимательно следил за тем, как легли
на землю струи крови. Один из быков замычал из
345

последних сил, его собрат ответил ему, Дивиак подо¬
шел к безмолвной толпе:
—	Арбатилы! Вам угрожает смертельная опасность!
Но мужество одного из наших воинов вернет народу
свободу Не забывайте, что бесчестье и трусость могут
прогневить богов и заставить их отказаться от покро¬
вительства. Будьте хозяевами своей судьбы... Теперь
пусть те, кто принес дары, возложат их.
Шиомарра подошла первой, ее поддерживали две
служанки. Завернутая в тончайшую тунику, она напо¬
минала волшебный голубой призрак. Шиомарра припала
к земле, а Дивиак склонился над ней и коснулся своим
лунным жезлом. Королева сняла со своих рук браслеты
и положила их к основанию дуба, затем медленно
поднялась и вернулась на прежнее место.
Я стоял в тени, довольно далеко от дуба. Когда
богатые жители поселения сделали подношения, настала
наша очередь приблизиться к дубу. Нашими подноше¬
ниями стали доспехи и оружие римлян, убитых кузне¬
цами. Я держал в руках шлем с султаном подценту-
риона. Окровавленное железо легло поверх украшений
и золотых монет.
—	Мужество одного из воинов вернет народу сво¬
боду...— повторил, глядя мне в лицо, Дивиак, затем
сказал: — Взгляни же на нее, Бойорикс, взгляни...
Она стояла возле Оскро, облаченного в чешуйчатые
доспехи, и улыбалась мне. Необычайное очарование
исходило от этой улыбки. Грусть и вместе с ней тайная
надежда угадывались в ней, скрытая сила натуры, де¬
лающей бесповоротный выбор, юная энергия любящей
души! Отсветы ближайших факелов скрасили болез¬
ненную бледность изможденного лица, наделили воло¬
сы золотым сиянием. Ее упругое тело, какое бывает
у молодых ланей, по-прежнему влекло меня.
—	Подойди к ней,— сказал друид.
—	Иди, Бойорикс, иди,— подталкивали меня лесо¬
рубы.— Мы желаем тебе счастья.
Звуки лир перекрыли их дружелюбные голоса.
...Знала бы ты, дорогая Ливия, как я понимаю тебя,
одиночество не мешает мне разделять твою радость,
я счастлив тем, что вижу тебя безмятежной возле
избранника, отвечающего твоим чувствам! Мне выпало
счастье побывать на тех же вершинах блаженства.
Я эдыхал его воздух так жадно, что ноздри не могли
поспевать за потребностями тела. С каким трепетом
346

я притягивал к себе хрупкую фигурку, почти призрач¬
ную в своей необыкновенной красоте! Не правда ли,
в такие мгновения чувствуешь себя богом, хозяином
земли и небес, веришь, что счастью уже не будет кон¬
ца? Невероятным образом роднятся при этом скром¬
ность и величие, робость и отвага. Ведь любовь — это,
по сути, сочетание простоты и предельного совершен¬
ства. При воспоминании о той ночи, той самой Матери-
Ночи, руки перестают меня слушаться и буквы пляшут,
словно птицы на ветках. Однако сердце мое бьется,
точно в терновом обруче...
Какими чудными запахами благоухал тот вечер! Нас
обжигало дыхание близкой весны! Мне стало вдруг жар¬
ко, как будто меня касались потрескивающие факелы
в руках у собравшихся. Шиомарра казалась восхити¬
тельной... Снова я был рядом с ней. Ее глаза читали
мои сокровенные мысли, сама ночь наделила их неж¬
ной, теплой ясностью. Она молчала, оставаясь непо¬
движной, и только губы выдавали ее чувства легким
подрагиванием, так хорошо знакомым мне. Было вид¬
но, как она пытается остановить слезы, и все же они
сломили все преграды и потекли по ее щекам — сереб¬
ряные жемчужины нашей надрывной нежности.
—	Моя любимая королева... Шиомарра...
Под дубом продолжали пение друиды и их ученики.
Держась за руки, плясали девушки. Вокруг нас разно¬
сился разноголосый гул, мелькали огни, плащи, кирасы,
белые туники жрецов. Но я почти не видел окружав¬
шего нас мира, все не мог наглядеться на прекрасное
лицо, обращенное ко мне с той же нежностью, с какой
цветок тянется к солнцу. В отблесках факелов, играв¬
ших на ее волосах, я различал огни Верховного Дома.
До самого рассвета сидели мы на скамье, покрытой
шкурами, возле горящих поленьев. То, как они медлен¬
но сгорали, распадались, исчезали в пламени, напоми¬
нает мне сегодня историю нашей любви. Но тогда мы
не ведали о недалеком ее конце. Об этом невозможно
знать заранее. Шиомарра дремала у меня на руках,
я тоже лишь наполовину погружался в сон, иногда
гладил ее, изредка в наваждениях сна наши губы соеди¬
нялись.
Мы слышали, как по камням дороги, опоясываю¬
щей город, стучали каблуки стражи. Из домов доно¬
сился женский смех, солдатский хохот: всю ночь люди
бодрствовали в честь начала нового года.
347

Это был наш последний целомудренный вечер.
Утром мы пришли в твою комнату, чтобы показать
тебе омелу. Ты казалась беззащитной, как все спящие
дети. Радостное опьянение ночи не отпускало меня,
я поцеловал твои головку и ручку, высовывающуюся
из-под волчьей шкуры.
Глава XI
—	Все что есть у меня самого дорогого,— провоз¬
гласил безбородый, но с пышной гривой охотник, —
я отдам своей жене в день нашей свадьбы. Конечно,
помимо моего хозяйства.
—	Что же ты ей отдашь, Виндулос?—полушутя-
полусерьезно спросили его окружающие.—Что у тебя
есть самого ценного?
—	Мой пес, друзья, мой бесподобный зайчатник!
Его шкура такая же пятнистая, как лужайка в цвету.
Глаза серые... Зовут его Орме. Если бы он умел говорить,
вы не отличили бы его по уму от человека. Когда я
ем, он подходит ко мне, трогает лапой и начинает что-то
бормотать на своем языке. На охоте по проворству и
остроте нюха ему нет равных среди псов Эпониака и
лесных деревень, за один день он может загнать четы¬
рех зайцев. И к тому же он лаем предупреждает меня
об опасности, открывает мне ловушки...
Со всех сторон донеслись одобрительные возгласы.
Почти все мужчины были страстными охотниками.
Каждый дорого отдал бы за хорошего зайчатника.
В разговор вмешался старик с вытянутым черепом,
похожим на веретено.
—	Надо думать,— пробурчал он через усы,—- ты
должным образом заботишься о своем псе?
—	Я никому не позволяю даже дотрагиваться до
него. Сам расчесываю шерсть, осматриваю лапы.
—	Как же ты его держишь при этом? В мое время
собак чистили так: расчесывали гребнем спину и ляжки
правой рукой, а левой придерживали живот, не давая
ему прогибаться, чтобы не возникла грыжа. Потом так
же расчесывали шею и плечи. Собаки чистой крови
нежные существа, что ни говори...
—	А у меня,— басом сказал мой ближайший сосед,
тройной подбородок которого был закрыт позолочен¬
ным нагрудником,— тоже есть замечательная собака.
348

У пса, правда, угрюмый вид, но он никогда не сби¬
вается со следа, поразительная ищейка! А какой заме¬
чательный сторож! Кусает всякого, даже моих слуг.
Но со мной, хозяином, ведет себя кротко, как ребенок.
После охоты я вливаю ему в горло сырое яйцо, чтобы
восстановить силы.
—	Полезный прием,— одобрил старик.
Беседа продолжала бродить вокруг охоты, оживлен¬
ная, веселая; каждый старался удивить общество, пере¬
спорить собеседника, доказать ему свое необыкновен¬
ное мастерство. Преувеличения рождались не от неиск¬
ренности, а вследствие игры воображения. Начав рас¬
хваливать вожаков своих охотничьих свор, они неволь¬
но переключались на свои собственные подвиги.
—	Я убил десять оленей в последнюю луну,— утвер¬
ждал один юнец.— Всех из лука и на бегу.
— Это правда,— подтвердил его отец.— Десять
взрослых оленей. Так, как стреляет из лука мой сын,
не стреляет никто.
—	Прости, что не поверю тебе, Виридорикс, но
твой сын ни за что не подстрелит двух ворон одной
стрелой, как это удалось мне.
—	Как же это тебе удалось?
—	Друзья, он убил сразу двух ворон, сидящих ря¬
дом на одной ветке!
—	А я считаю,— сказал воин с золотыми цепями
на груди,— что олень — слишком благородное живот¬
ное. Это не волк, чтобы его просто отстреливать из
лука. Я охочусь на него так, чтобы оставить ему воз¬
можность спастись. Привязываю на поляне молодую
олениху, которая кричит и вызывает в нем ответную
страсть. Если он поддастся, то погибнет. Но даже в та¬
ком случае я разрешаю ему перед гибелью испытать
наслаждение... Друзья, скажите, с чем мы останемся,
когда в лесах совсем не будет безлюдных уголков?
—	Мне,— сказал лысый человек, известный своей
скупостью,— давно уже не до ухищрений с оленихами.
В моем краю жизнь сурова. На охоте я применяю
петли с перьями. Когда олень дергает петлю, перья
начинают прыгать и пугают его. Он ложится в траву
вместо того, чтобы рвать силки.
—	Тебе должно быть стыдно! Это недостойный
метод!
—	Друзья, если вы такие честные, попробуйте по¬
охотиться на моих осторожных оленей с луком или
349

с вашей приманкой. Я их не жалею: они портят мои
посадки.
—	Берегись! Олень — посланник Кернунноса.
Нас собралось около пятидесяти человек под сво¬
дами высокого зала; По традиции королева пригласила
лесных охотников. Знатные люди посетили их затеряв¬
шиеся в дебрях лачуги и пригласили на пиршество.
Охотники облачились в свои лучшие одежды, выбрили
щеки, промыли спутанные космы зольным мылом. Мо¬
лодые срезали усы почти полностью, но старшие мочили
их в кубках с вином. Их одежды составляли живопис¬
ную смесь клеток, ромбов, крестов и изображений жи¬
вотных, разбавленную одноцветными туниками дру¬
идов, у которых не было иных украшений, кроме венков
из плюща и змеиных яиц. Каждое движение охотников
сопровождалось клацаньем браслетов, цепей, нагрудни¬
ков. У многих на пальцах красовались массивные перст¬
ни с синими камнями, которые покупают в Арвернах,
или со стеклянными вставками, которые изготовляют
в Эдуэнах. Так же вычурно было украшено их оружие:
чеканные ножны украшены вставками из цветной эма¬
ли, у некоторых обиты медными пластинками, мечи —
с массивными рукоятками. Пожилые охотники, невзи¬
рая на жару в зале, оставили на плечах полосатые
плащи с воротниками из меха куницы или выдры.
Первый круг сидящих в зале составляли крупные
землевладельцы и самые важные друиды. Дивиак сидел
в середине. Справа от него — Шиомарра в лиловой ту¬
нике, расшитой лунами и золотыми лошадьми. Волосы
ее были разделены на прямой пробор, лоб украшен
ярким рубином. Слева сидел я, рядом — Оскро, с чер¬
ной туники которого смотрела змея с бараньей головой.
Далее — старейший из друидов, седой, но еще крепкий.
Потом — знать по старшинству званий, возрастов, бо¬
гатства. И, наконец, молодежь, старающаяся выгля¬
деть сурово.
—	А я отдам своей невесте,— воскликнул один из
молодых,— всю свою землю на солнечных холмах, ты¬
сячу арпанов * пахоты, где пшеница вырастает по плечо!
—	Неплохой дар, согласен. Но чего он стоит рядом
с моим правом взимать подорожную пошлину! А мои
жемчуговые промыслы? В сундуки моей жены потечет
серебряный ручей, вот что я знаю наверняка!
*	Старинная земельная мера.
350

—	Раньше торгашей, вроде тебя, не допустили бы
к такому столу!
—	Да, это было доброе время,— проворчал старик
с узким черепом.— Время, когда правил дед Шиомарры.
—	Что бы ты делал без торговцев, пчелиный ко¬
роль? А ты, стригаль?
—	Тот, кто ссорится, отправится вон отсюда,— при¬
грозил Дивиак.— Рядом с вами сама королева!
Появились слуги. Они внесли длинные серебряные
блюда, на которых лежали запеченные ляжки косуль.
Раздались радостные выкрики. Люди уже захмелели,
но еще не насытились: шел всего лишь третий этап
пира. Ему предшествовали дары моря рыба и устрицы,
привезенные от рыбаков, вываренные в соленой воде
с тмином и грушами; после них подали мясо, зажарен¬
ное на углях особым способом. Уже опустели четыре
амфоры вина, купленного когда-то у римских торгов¬
цев, проникавших в Галлию. Вино легко вливалось
в глотки и наполняло тело неожиданным, вероломным
теплом, вызывало несколько разнузданную веселость,
опасные приступы красноречия. Слуги стояли позади
сотрапезников, внимательно следя за возникающими у
них желаниями, как тогда в римском лагере в палатке
Апрония.
Оруженосцы, воины-копьеносцы, стрелки, занимали
ряды внешнего круга. Им подносили не вино, а настоен-
ное на меду пиво. Сидели они на скамьях, тогда как
более знатные их соплеменники восседали на плетеных
креслах. В соседнем зале простые охотники и ремес¬
ленники сидели на тростниковых вязанках, обычных
галльских сиденьях, и пили корму. Но все помнили,
что королева обещала в конце пиршества каждому на¬
лить самого ценного вина.
Похожие на львов, выстроившихся в ряд, они подно¬
сили к бородатым лицам огромные куски мяса, держа
их двумя руками, откусывали, отдирая волокна, помо¬
гая себе кинжалами, ножны которых были приторочены
к ножнам их мечей. Возле каждого стоял ковш с водой,
на коленях лежал кусок холста. Они часто ополаски¬
вали пальцы и обтирали их. Обглодав кость, кидали
ее в корзины, подставляемые слугами.
Разговор возобновился, сопровождаемый сытыми
вздохами, довольным кряхтеньем.
—	Ну а ты,— спросил Оскро у юноши, сидевшего
напротив него,— что ты подаришь невесте?
351

—	Сотню коней и еще сотню кобыл впридачу. Я мо¬
гу обеспечить лошадьми целый народ. Наши пастбища
кормят несметные стада. И еще я дам ей воз сбруи.
—	Да, у нее будет, на чем удрать от тебя!
—	Оскро! — одернул его один из друидов.— Разве
не достойное занятие — растить лошадей? А сам ты что
пожалуешь своей будущей жене?
—	Свою силу. Это самое ценное, что у меня есть.
Я могу ударом кулака свалить быка.
—	Это правда,— сказал кто-то.— Я видел своими
глазами.
—	Я могу биться один на один с кабаном,— про¬
должал Оскро.— Я уже пробовал, и люди могут это
подтвердить.
—	Это тоже правда,-—раздался другой голос,-—
Кабан был почти не тронут псами.
—	Нет, неправда! — воскликнул толстяк.— Никто
не сможет задушить кабана. Это всегда кончается
смертью.
—	А он сделал это!
Причиной этой шутливой перебранки служил кубок,
стоящий посреди круглого стола. Это был древний
иноземный кубок, украшенный колесницами и бегу¬
щими гоплитами. Тот, кто осушит его вместе с Шио-
маррой, станет королем Эпониака.
После пирогов и орехов королева поднялась, взяла
кубок и наполнила его. Общество притихло, все взгля¬
ды были прикованы к кубку. Каждый с волнением и
потаенной надеждой ждал продолжения. Свершится ли
предсказание, последует ли королева совету белого
оленя, встреченного у Праведной горы? Или она сде¬
лает другой выбор? Несколько юношей, не следя за
общим разговором, продолжали болтать. Дивиак хмуро
посмотрел на них:
—	Замолчите же! Королева хочет указать своего
избранника.
Медленно она выпила половину кубка, затем повер¬
нулась ко мне.
Оскро воскликнул:
—	Чужеземец! Никогда! Это против наших обычаев!
—	Ты лжешь,— сказала Шиомарра.— Бойорикс —
один из нас.
—	Один из нас? Откуда он взялся?
—	Он происходит из знаменитого народа вольков.
—	Кто это сможет подтвердить? Друзья, неужели
352

вы допустите, чтобы наша королева породнилась с без¬
родным беженцем?
Ему удалось задеть меня» Я вытащил меч:
—	Защищайся, безродный!
Но нас остановил оклик Дивиака.
—	Разойдитесь! Тот, кто станет драться этой ночью,
будет навсегда проклят. Сегодня необыкновенная ночь.
Это свадебная ночь вашей королевы. Остановитесь!..
Мечи лязгнули друг о друга.
—	Считайте его мертвым,— услышал я за своей
спиной.— Оскро непобедим.
Дивиак приподнял свой скипетр.
—	Уберите оружие, или вы будете изгнаны всем
народом! — повторил он.
Оскро бросил свой меч, тяжело звякнувший о плиты,
я тоже убрал меч.
—	Бойорикса нельзя упрекать за то, что он родился
на земле, захваченной римлянами. Сердцем он наш,
Шиомарра протянула мне кубок, и я медленно
осушил его под одобрительные выкрики:
—	Долгой жизни, Бойорикс! Ты — наш король!
Счастья и долгой жизни!
Первым, кто поклонился мне, был Оскро. Запи¬
наясь от неловкости, он произнес:
—	Ты победил, Бойорикс. Я беру назад слова обиды.
Прошу короля простить меня... Долгой жизни!
В который раз меня удивила непредсказуемость,
порывистость галльской души.
Луна уже почти опустилась за лес, когда праздник
подошел к концу. Повсюду пели, танцевали; со всех
сторон доносился смех, огоньки факелов мелькали тут
и там. Ты же, моя Ливия, спала крепким сном, наев¬
шись пирогов.,.
Я верил, что мое счастье надежно покоится в моих
объятиях, что Шиомарра — нежный цветок, который
только я могу беречь и поддерживать. Ее волосы рас¬
кинулись по моим плечам. Мне не выразить словами,
как она была прекрасна!
Я смотрел на ее лицо, едва различимое в предутрен¬
нем полумраке, и мне казалось, что я узнаю умиро¬
творенную улыбку Теренции, ее сверкающие глаза.
Точно стараясь рассеять это наваждение, Шиомарра
шептала:
—	Да, это я, Бойорикс, дорогой мой муж, это я.,.
Твоя Шиомарра.
12 Ж. Бордонов
353

Когда оба мы проснулись, она сказала:
—	Ты вправе сослать или по-другому наказать Оск¬
ро. Он вел себя ужасно. Но, может быть, стоит позабыть
о ссоре? Подумай, что ему пришлось пережить этой
ночью...
Сразу после ночной трапезы Оскро удалился. Празд¬
ничная обстановка была невыносима для него. Всю
ночь он провел в седле, заставляя коня скакать во
весь опор. Его видели в Красном Осле, за Праведной
горой и в других местах. Утром он вернулся в Эпониак
на загнанной лошади.
Глава XII
Время потекло... И так стремительно! Всего несколь¬
ко недель было отпущено нам судьбой. Дни уходили,
как песок между пальцев. Ночи казались всего лишь
часами. Страсть, которая бросила нас в объятия друг
к другу в первые дни после свадьбы, понемногу усту¬
пала место спокойной нежности. Теперь мы упивались
словами любви, лежа по целым дням на жарком ложе
из звериных шкур в восхитительной праздности. Нам
не было дела до смены дней и ночей, никого и ничего,
кроме друг друга, мы не замечали, и каждое свое про¬
буждение начинали так, словно встретились после дол¬
гой разлуки. Я был на пятнадцать лет старше Шио-
марры. В этом возрасте любовь превращается для чело¬
века в разновидность искусства, разум вмешивается
в жизнь чувства, эгоизм забирает у страсти прелесть
самоотверженности. Но, отвечая на вспышки страсти
моей возлюбленной, я забывал о рассудке, благодаря
чему я испытывал поистине юношеский пыл. Если по¬
мнишь, Шиомарра пообещала излечить меня от тоски.
Точнее, она надеялась вернуть мне душу моих предков.
Уже зеленели деревья. Птицы надрывно чирикали,
прыгая по наливающимся почками ветвям. Появились
первые цветы. Люди сняли меховые одежды. Солнце
поддерживало земной праздник теплыми лучами. Вод¬
ные, земные, небесные животные делились на пары.
Голуби ворковали на чердаках Верховного Дома. Пря¬
мо на дороге попадались неосторожные лисицы, погло¬
щенные друг другом. На выгонах бодрым ржанием
перекликались лошади. Отец-Лес изменил свои ночные
голоса. Тревожные крики ненависти или страха смени¬
354

лись нежным урчанием. Корни растений, миллионы
наливающихся соком стволов, слили свои слабые голоса
в единый, идущий откуда-то из самой чащи шепот.
Кроны запели свою веселую весеннюю песенку. Ветер
ускорял волшебные превращения, подгоняя отставших,
разнося дурманящие запахи. В один из вечеров, насы¬
щенных ароматом цветущего боярышника, мы встре¬
тили у болота несколько олених. Лихорадочно сделав
по нескольку глотков, они пугливо поворачивали голову
в сторону чащи, откуда доносились крики дерущихся.
Там мы увидели двух самцов-оленей, яростно бьющихся
рогами. Победителя ждало стадо олених.
Мы возвращались в Верховный Дом, в свою ком¬
нату, устланную шкурахми, и вымаливали по дороге,
подобно этим оленям, у бога любви новых даров. Солн¬
це садилось в нарождающуюся листву и было похоже
на раскаленный кратер вулкана. Тропу быстро поглощал
полумрак. Расторопный слуга зажигал факел и освещал
нам путь. Позади шли наши помощники по охоте и
несли добычу: привязанного к шесту крупного кабана
со связанными ногами. Последними шли псари со сво¬
рой охотничьих собак.
Эта картина стоит у меня перед глазами как символ
тех скоротечных дней. Счастье — как ночь, когда не
видишь вокруг ничего, кроме любимого.
12*

Книга четвертая
Мой старый друг — центурион больше не навещал ме¬
ня, поэтому я отправил в город Котуса. Он узнал, что
центурион переведен по неизвестным причинам в одно
из удаленных горных укреплений. По названию крепо¬
сти Котус припомнил ее местонахождение, но я отго¬
ворил его искать ее. Его легко могли схватить, даже
если бы он отправился туда под видом торговца. Я не
верил в случайности, повлиявшие на исчезновение мое¬
го друга. Так или иначе, но отныне я не мог знать
о приказах из Рима, касающихся моей участи. Я пола¬
гал, кары долго ждать не придется.
Как-то прогуливаясь по холмам, я набрел недавно
на руины древнего волькского городка. Он расположил¬
ся на месте слияния двух потоков, перед тем, как они
побегут в долину. Напрасно искал я в ближних селе¬
ниях следы своих предков по линии матери. Новое
разочарование. Имя предка навсегда забыто. Никто
никогда не слышал ни о каком Бойориксе. Люди уез¬
жают из этих мест, их изгоняют легионеры.
Деревья сейчас покрываются молодой зеленью, как
в те дни перед нашим расставанием, а ветер наполнен
весенними мягкими запахами. На рассвете наш сад
сверкает капельками росы. Сегодня утром появились
первые ласточки, они садились к нам на крышу. Ночью
было так тепло, что в полную луну заголосили петухи.
Кажется, это зловещее предзнаменование. В полдень
я съел двух голубей, кусок козьего сыра с хлебом и
чашку орехов. Чем еще заниматься старой развалине
вроде меня! Я требую от себя одного: сохранять спо¬
койствие.
В Верховном Доме весной тоже поселялись ласточ¬
356

ки. Они лепили гнезда под козырьком крыши. Их гли¬
няные шары висели рядом с черепами убитых воинов.
Иногда какая-нибудь ласточка ныряла, сложив крылья,
в пустую глазницу черепа, чтобы схватить укрывшегося
там жучка. По словам Дивиака, это было необыкно¬
венно благоприятное предсказание.
Глава I
Неожиданно события втянули нас в водоворот воен¬
ных действий. Вот что написал о тех днях Цезарь в
IX главе своих «Комментариев»: «Находясь вдали от
Галлии, я отдал распоряжение начать постройку воен¬
ных кораблей на Луаре, реке, которая впадает в океан.
Гребцов для них следовало набрать из местного насе¬
ления, как и матросов и кормчих. Все это необходимо
было организовать заранее, до первого моего появле¬
ния в Галлии. Венеды, а с ними и некоторые другие
народы, предчувствуя скорую расправу за свои пре¬
ступления — не они ли захватывали моих послов и за¬
ковывали их в железо, тогда как другие народы с почте¬
нием принимали римлян? — стали спешно готовиться
к обороне своих земель. Надежда их на успех была,
пожалуй, оправдана: они надеялись, что родная при¬
рода поможет им. Действительно, грунтовые дороги
весной оказывались размытыми паводком и высоким
приливом, незнание местности и мелких портов ста¬
вило в трудное положение военачальников и моряков.
Венеды рассчитывали вести затяжную войну на исто¬
щение, они знали, что римская армия испытывает недо¬
статок кораблей, что плавание, стоянка в открытом
море непривычны для моряков, привыкших к замкну¬
той воде. Приняв окончательное решение противо¬
стоять Риму, они принялись укреплять города, запасать
пропитание, собирать вблизи своего побережья весь
свой флот».
Цезарь воспроизводит события довольно точно,
хотя хронология их немного нарушена. Ясно то, что
его гений и здесь блестяще проявил себя: Цезарь ре¬
шил разбить венедов не на суше, а на море, где они
чувствовали себя неуязвимыми. Находясь в Эпониаке,
мы узнали о его маневрах с большим опозданием.
Центурии, управляемые легатом седьмого легиона, не
стали углубляться в арбатильский лес, они пошли пря¬
357

мо на юг, выбирая открытые дороги и равнины. Гобан-
нито сообщил нам также о том, что в Ратиаке, на
берегу, собрались корабли, отобранные римлянами у
пиктонов и аквитенов и приобщенные к городскому
флоту, который держит в своих руках вергобрет. Каж¬
дое судно имело на борту несколько легионеров для
охраны. Кроме того, в городе разместились две центу¬
рии под началом трибуна для защиты флота и крепости.
Конопатчики, плотники и канатчики города были сог¬
наны на строительство новых кораблей и боевых ма¬
шин.
Мы собрали военный совет. На нем было решено —
благоразумно, как мне кажется,— не трогать римский
гарнизон, не пытаться отбить многочисленные корабли,
громоздившиеся у пристани города, другими словами,
создавать видимость нейтралитета. Вряд ли нам оказа¬
лась бы под силу такая операция. Не говоря о том,
что венеды вскоре напомнили нам об обещании оказать
им поддержку, и нам бы пришлось увести лучшую
часть своего войска, оставив город незащищенным пе¬
ред лицом мстительных легионеров. Не знаю, каким
образом венеды узнавали о перемещениях Цезаря из
Равенны, но они торопили нас. Нам не оставалось ни¬
чего другого, как погрузиться на ладьи и плыть к морю,
на запад.
Шиомарра настояла на том, что будет сопровождать
меня. Друиды, все ее окружение напрасно уговаривали
ее остаться. Но она упрямо повторяла:
—	Я имею право на свою долю славы, друзья, и на
свою долю опасностей...
Бедная моя, она их получила, и сполна!,.
Оскро постепенно завоевал наше доверие безупреч¬
ным поведением. Они с Дивиаком оставались в городе,
чтобы представлять власть.* один — для защиты владе¬
ний, другой — для руководства магистратом.
Мы выступили из города без промедления. В наш
отряд входили сотня Есадников и девятьсот пехотинцев,
большая часть которых состояла из лесорубов, шахте¬
ров и кузнецов, завербованных мною во время добро¬
вольного затворничества в поселении Красный Осел.
Мы с Котусом встретили товарищей по заточе¬
нию и бегству из Ратиака: старого арверна, веселого
парисия, бойкого аквитана и всегда грустного нервия.
Я не упоминал о них больше, хотя не раз встречал
в Эпониаке то одного, то другого. Кроме них, с нами
358

были и другие беженцы, мечтающие свести счеты с Це¬
зарем, и сам Гобаннито, бежавший из Ратиака, и Пет¬
руллос с тремя самыми крепкими подмастерьями, и тот
молодой сеньор, хваставшийся за ночной трапезой
своим непревзойденным псом-зайчатником (собака и
в походе была, разумеется, при нем, во время раздачи
еды она каждый раз жалобно поскуливала), и тот туч¬
ный господин, что любил вкусно поесть,— он пристро¬
ился к съестному обозу и отвечал на шутки так:
—	С этими венедами, рыбными душами, нужно
быть готовыми ко всему.
За войсками тащился обоз с запасным оружием и
разным скарбом. Почти все население Эпониака пусти¬
лось провожать нас и брело по лесной дороге добрых
четыре лье. Потом люди устали и стали мало-помалу
отставать, пока самые обессилевшие не остановились
и не повернули за Дивиаком и Оскро.
В Порт-Сикоре мы разместились на судах вспомо¬
гательной флотилии. Пристань располагалась в песча¬
ной бухте, с моря ее прикрывал остров. Войско умести¬
лось на всех судах, пригнанных к городку: от легких
однопарусных челноков до ладей-уток и баркасов.
Круглый борт нашего баркаса высоко возвышался
над водой, никакая волна не могла захлестнуть его
нос. Две мачты держали три квадратных паруса. Коман¬
да время от времени убирала самый крупный из них,
чтобы дать возможность более мелким кораблям на¬
гнать караван. Первые же часы плавания вывели из
строя моих пехотинцев: свесившись через борта, они
дружно кормили рыб съеденным перед отплытием зав¬
траком. Моряки осыпали их насмешками, но бравые
солдаты не имели сил отвечать им. В отличие от них
Шиомарра держалась стойко: ее так воодушевило пред¬
стоящее путешествие, что даже морская качка не могла
погасить прилива радости, которой светились ее глаза,
не отрывающиеся от полукруга горизонта. Меня тоже
захватили ощущение новизны открывающихся просто¬
ров, свист ветра, огибающего парус, суета, плеск волн,
скрип мачт, щелчки канатов...
Это был океан! Не стоило даже сравнивать его с
замкнутым римским морем, с его теплыми лазурными
водами. Это была грозная стихия, серая, как застывшая
лава. Гребни ее волн, длинных и высоких, заставляли
раскачиваться наш тяжелый корабль, точно легкую
скорлупку, сопровождая его продвижение зловещим
359

ревом и хлесткими пощечинами брызг. Это была необъ¬
ятная серая ширь, чарующая своим таинственным вол¬
нением, своей беспрестанной изменчивостью. Небо тя¬
жело нависало над морским горизонтом и лесистым
берегом. Кое-где из глубин океана выступали черные
скалистые острова, облепленные малыми собратьями,
точно развалившиеся каменные изваяния обломками.
Облака проносились так низко, что грозили зацепить
мачты. Солнце поминутно прорывалось сквозь них зо¬
лотым светом, от которого на бегущих волнах зажи¬
гались искрящиеся россыпи огней.
На носу баркаса устроился певец, затянувший песнь
о перелетных душах, мчащихся к Островам Спящих.
Ветер трепал длинные пряди его волос и полы туники
и уносил вдаль слова песни, то усиливая, то заглушая
голос поющего.
Мы сидели на корме под ярко-красным пологом —
легким подобием навеса — и играли в шахматы или же
рассеянно болтали. Помню, меня удивляло то, насколь¬
ко Шиомарра была уверена в благополучном исходе
войны, в моем военном гении. Я сумел прочесть за ее
веселой приподнятостью скрытую грусть предчув¬
ствие близкого конца. Она распустила волосы и под¬
ставила соленому ветру свое прекрасное лицо. Ноздри
ее трепетали, жадно вдыхая густой запах моря, рожден¬
ный, казалось, из противоборства воды и молний. Рот
ее был приоткрыт, тонкий ряд зубов поблескивал при
появлении солнца. Время от времени она подходила
ко мне и, не стесняясь присутствия соплеменников,
страстно целовала, забыв о своем королевском достоин¬
стве и женской застенчивости.
На горизонте показалась гряда островов. Они вышли
из тумана, как неведомая скалистая земля. Поблизо¬
сти от островов мы разглядели несколько парусов: это
были массивные, высокие корабли венедов. Они плыли
прямо к нам. Нос каждого украшала вырезанная из
дерева позолоченная голова лошади. Казалось, это жи¬
вые золотые кони мчались к нам, рассекая грудью
пену волн.
—	Венеды!—воскликнула Шиомарра.
Наши моряки уже поднимали над мачтами флаги
арбатилов, на которых было вышито изображение бо¬
гини Эпоны.
360

Глава II
Двойственное впечатление оставляла островная стра¬
на венедов: с одной стороны, она отпугивала своей
суровостью и замкнутостью, с другой — подкупала доб¬
родушием и надежностью. Даже внутреннее водное
пространство, ограниченное цепочками крупных и мел¬
ких островков, вело двоякое существование: в часы
полной воды это была приветливая, спокойная лагуна,
где могли неторопливо пастись грузные суда, точно
золотые кобылицы Посейдона. Океан бушевал снару¬
жи, тщетно пытаясь проникнуть в тихую заводь. Но
во время отлива он напоминал о своем могуществе:
мощное течение несло замешкавшийся корабль прямо
на скалы. Но было в этой стране и совершенно безопас¬
ное пристанище для кораблей: залив, который образо¬
вывали у берега расположенные полукругом острова.
Поверхность моря напоминала здесь гладкую серую
скатерть, иногда серебрящуюся под дуновением ветра.
Старожилы рассказывали нам, что море только в по¬
следнее время захватило эти места, а раньше здесь
была суша, и острова венедов были ее холмами и гора¬
ми. В доказательство своих слов старики показывали
черные, окаменевшие стволы деревьев, торчащие из
песка на пляжах. «Море продолжает наступать»,— го¬
ворили они.
То безмолвное множество островов, покрытых, точ¬
но шапками, буковыми и сосновыми лесами, являло
самый любопытный пейзаж, какой мне довелось пови¬
дать. Цепочки мелких островов убегали в стороны от
крупных, наподобие щупальцев спрутов, которых венеды
так любили высекать на плитах гробниц. Эти гробницы,
упрятанные в пещере на вершине горы Чумиака,—
в день, когда мне разрешили посетить их,— произвели
на меня неизгладимое впечатление своей безысходной
потерянностью в бушующем океане. Возвращаясь, я
подумал, что именно в этом месте, должно быть,'угото-
вано мне найти свое последнее пристанище. Признать¬
ся, я надолго свыкся с мыслью об этом, и она напол¬
нила меня чувством, похожим на скрытое торжество.
Когда я поделился своим впечатлением с Шиомаррой,
она сказала:
—	Да, это колыбель... исходная гавань...
Мне понравилось ее сравнение, я воскликнул:
361

—	Колыбель? Исходная гавань? О, дорогая Шио¬
марра, как прекрасны твои слова!
Я подумал о святом месте, откуда вышел весь наш
великий народ, о ребенке, который должен родиться
у нас с Шиомаррой... Ее пальцы стиснули мои. Ветер
шелестел в сухой тразе, трепал желтые соцветия дрока.
Вокруг острова сновали корабли. Солнце размытым
красным пятном просвечивало через пелену облаков.
—	Под нашими ногами,— сказал сопровождавший
нас венед,— спит Гимилькон, карфагенский флотово¬
дец. Это был большой друг нашего народа. После того,
как римляне разрушили его могущественный и богатый
город, он приплыл сюда, чтобы умереть среди нас.
А теперь они хотят захватить наши богатства, наше
олоео. Собаки!
На островах были возведены города-крепости вене¬
дов, деревянные, очень напоминающие поселки на воде,
которые мы встречали в Пиктонии, только несравненно
мощнее и благоустроеннее, с прямыми и широкими
улицами, домами, крытыми соломой, мостовыми из
расколотых надвое стволов. Укрепления состояли из
двойных бревенчатых стен, между которых засыпалась
галька, и башен с бойницами. Острова сообщались
между собой песчаными насыпями, которые исчезали
во время прилива, делая крепости совершенно непри¬
ступными для сухопутных войск, что значительно
облегчало задачу обороны. Ровно половину суток я
мог быть уверенным, что враг не начнет штурм.
Каждый из островных городов управлялся изби¬
раемым старейшиной. Совет старейшин, который Це¬
зарь в своих «Комментариях» назвал «векедским сена¬
том», выбирал затем бренна всех морей, резиденция
которого располагалась в Дариариге, столице Венедии.
Здесь не было ни одной семьи, не имевшей какого-
нибудь суденышка, каждый остров был облеплен сцеп¬
ленными друг с другом кораблями. Крупные корабли
были построены так, что могли подходить к острову
почти по мели. Вот как описал их Цезарь:
«Дно такого корабля было плоским, нос и корма
высокие, никакая волна не могла захлестнуть их. Ко¬
рабль строился целиком из дуба и обладал необыкно¬
венной прочностью. Поперечные брусья имели толщину
ступни и крепились железными зубьями толщиной в
палец. Якори опускались не на веревке, а на железкой
цепи; паруса сшивались из мягкой и тонкой кожи, они
362

были намного прочнее полотняных, не рвались даже
в самый страшный шторм. Но тащить эти тяжелые
суда мог только сильный океанский ветер. И тут наши
галеры получали свое единственное преимущество, они
были быстроходнее, весла давали им возможность пла¬
вать и в безветренную погоду».
На военном совете, где председательствовал сам
бренн, я в первую очередь обратил внимание членов
совета на быстроходность римских галер.
—	Во время плавания,— возразил мне бренн,— нам
попадались римские корабли с круглыми носами, плыв¬
шие очень медленно. Такими кораблями трудно управ¬
лять.
—	Это были грузовые корабли, они не могут раз¬
вить скорость из-за тяжести грузов. Но военные ко¬
рабли римлян — совсем другие, они узкие и быстрые
и могут плыть без парусов.
Люди недоуменно, но не без любопытства перегля¬
дывались по манере всех моряков, когда речь заходит
о судовождении. Кончиком кинжала я нарисовал на
слое пепла римскую галеру: три ряда весел, мачты и
таран. Они стали переговариваться:
—	Это гребцы? Прикованные, как звери?
—	Должно быть, Цезарь сажает на цепь трусов,—
проворчал бренн.
—	Это низко — поступать так с людьми!
—	Это рабы,— сказал я.
—	У нас людей не сажают на цепь. Гребцы могут
работать за деньги или по собственной воле. Продол¬
жай, Бойорикс...
Я объяснил, что хорошую скорость галера разви¬
вает благодаря вытянутой форме своего корпуса.
—	Длина ее в семь раз превосходит ширину, а у
грузового корабля только вчетверо.
Кроме того, венецы не имели представления о бал¬
листах и «воронах». Мне пришлось нарисовать эти при¬
способления:
—	«Ворона» вцепляется железными крючьями в
борт неприятельского корабля и лишает его подвиж¬
ности.
Бренн усмехнулся, и все старейшины последовали
его примеру. Он сказал:
—	Наши борта слишком высоки для этих твоих
«ворон». А горящие ядра могут испугать только рыб.
Ведь их так легко сбросить за борт баграми.
363

—	Сколько кораблей у римлян? — спросил низко¬
рослый моряк с рябым лицом, изборожденным к тому
же шрамами.
—	Пятьдесят,
Присутствующие снова дружно усмехнулись. Бренн
поднял руку, заставив их замолчать, и снова заговорил:
—	Я сомневаюсь, что этот флот достигнет наших
берегов. Слишком далек путь, а я знаю этих хлипких
южан...
—	Вспомни Питеаса,— подал голос присутствующий
ДРУВД.
—	Питеаса? Что же он?
—	Он приплыл из Массилии, достиг Дариорига,
страну касситеридов и поплыл дальше на север, к вели¬
кому туманному острову,
—	Но он был единственным, кому удалось это.
И ему помогали наши мореходы. Их люди не способны
на такое! Вспомни тех недоносков, которых мы спасли
недалеко от Массилии.
—	Да,— усмехнулся его сосед,— вместо того чтобы
чинить парус, они молились,
—	Предположим,— продолжил бренн,— что эти теп¬
ловодные моряки все же доплывут до Луары, и у них
будет пятьдесят корыт* Прибавим к ним баркасы, ото¬
бранные у аквитенов и ратианов. Всего будет сто, из
которых половину нельзя даже назвать кораблями.
Один наш корабль только своим веслом раздавит десять
римских. А у нас их больше двухсот! На море пока
еще мы хозяева!
—	Это верно!
Из окон дворца короля венедов бренна Хириуса
можно было видеть почти весь флот, стоящий у острова,
мощные борта кораблей, фигуры лошадей на носах.
Точно такие же изображения имелись на венедских
монетах, как когда-то на карфагенских. На палубах
были аккуратно сложены паруса из кожи.
Бренн сидел на троне, который украшали резные
изображения китов. Вокруг него полукругом размести¬
лись сорок старейшин островных и прибрежных город¬
ков. Все, как один, были светловолосы, сероглазы, с об¬
ветренными лицами. Голоса их звучали торжественно
и немного грустно, с поморским акцентом. В отличие
от арбатилов они предпочитали одежду темных цветов.
Как и раньше, во время переговоров с ними я заметил,
364

как умеют они избегать пустых споров, как быстро
ухватывают суть дела.
—	Мы слабее со стороны берега, вот что меня забо¬
тит,— говорил бренн.— Не сомневаюсь, что Цезарь ста¬
нет наступать оттуда.
—	Он будет наступать и с берега, и с моря,— ска¬
зал я.— Но	проиграет. Каждый ваш остров сам по
себе можно	взять лишь	ценой	больших	потерь. Они
не смогут подвести к ним боевые машины, а без этих
машин римская армия вдвое слабее. На берегу Цезарю
придется заходить в лес. Если вы дадите мне доста¬
точно работников, я подготовлю ловушки для его сол¬
дат. Самые	близкие от	берега	острова	мы отрежем
каналами. Им придется	брать	крепости	с кораблей.
Мы с вашими союзниками будем мешать им, заходя
с флангов и с тыла. Слишком много сложностей для
маленькой армии — Цезарь проиграет.
Я дорисовал свой план в более мелких деталях,
сильно воодушевив вождей.
После военного совета мне выделили отряд, с кото¬
рым я приступил к рытью каналов и укреплению лес¬
ной зоны. Среди густого кустарника мы копали узкие
ямы, где легионеров подстерегали острые колья и
крючья, прикрытые ветвями.
По вечерам ладейка с тремя гребцами увозила меня
на Козий остров, который Хуриус отвел нашему войску.
Глава III
Погода в том краю была под стать переменчивому
венедскому характеру: она так же зависела от сил
стихии. Бывало, ливень обрушивался на архипелаг,
делая неразличимыми в трех шагах силуэты людей;
порывы ветра, шквал ледяных струй уносили слова
стоящего рядом спутника. Но вдруг облака расступа¬
лись, лазурные отблески упавших на море солнечных
лучей ложились на скалы, высвечивали кроны деревьев,
островки среди сплошного ковра травы. Свирепые вол¬
ны, мешающие своим стонущим гулом уснуть по ночам,
делались неожиданно ласковыми, кроткими. Небо свет¬
лело, и у меня появлялось ощущение, что я нахожусь
на безмятежных греческих островах в вечерние часы,
365

так располагающие к молчаливому созерцанию. Воздух
делался настолько прозрачным, что можно было разли¬
чить каждую иголку окрестных сосен. Наступали пре¬
красные лиловые сумерки, сулящие блаженную ночь.
Воцарялась тишина, позволяющая слышать дыхание
земли; сосны, влажные от дождя, расправляли ветви,
папоротники и кусты дрока серебрились каждой своей
каплей. Появлялись пчелы, разнося по холмам слабое
жужжание. Корабли напоминали уснувших чаек; ветра
не было вовсе, и цепи якорей висели свободно... Помню,
в какой-то из таких вечеров с одного из островов донес¬
лось пение девочки. Ее голос звучал настолько отчет¬
ливо, словно она пела где-то рядом. Не знаю, оказало
ли ее пение какое-нибудь воздействие на океан, ко он
внезапно напустил на острова воющий ветер, испещрил
зеркальную поверхность залива узкими гребнями, стер
лазурные краски с небосвода, заменив их бурыми. Сос¬
ны посерели. Воздух наполнился соленым запахом
водорослей. Издалека доносились раскаты грома, уда¬
рили дождевые	капли. С кораблей доносился	скрип
снастей. Все спешили в укрытие.
Мы жили в обыкновенной хижине, как и все наши
соплеменники: круглой, обмазанной глиной и крытой
ржаной соломой. Бренн уготовил для нас комнату в
своем дворце, но Шиомарра отказалась туда идти:
—	Неужели	ты оставил бы своих	воинов	во	время
похода, Хириус,	и не разделил бы их участь?
—	Будь по-твоему, королева.
—	Мы устроимся вместе с жителями Эпониака на
Козьем острове.
Но это был	лишь предлог. Мы	хотели	остаться
среди своих, чтобы ничто не мешало нам быть как
можно дольше наедине друг с другом. Мы еще не пре¬
сытились своей страстью. Каждое наше движение, каж¬
дое слово, каждый порыв были пронизаны какой-то
экзальтированной радостью и непонятной тоской, слов¬
но мы уже знали о том, что принесет нам завтрашний
день. Эти дни на одиноком острове, эта безграничная
нежность в преддверии неизбежного, запомнились мне
как самое глубокое погружение в тайны человеческой
души.
Неподалеку от деревни находилось некое подобие
храма: строение представляло собой уложенные на ка¬
менные блоки плиты, за века они обветрились и порос¬
ли травой. Внутрь храма вела узкая галерея, стены
366

которой покрывали резные изображения ритуальных
сцен и змей, пол был выложен из плоских камней.
Галерея оканчивалась нишей, из которой на пришед¬
шего смотрела золотая статуя человека с изумрудными
глазами. По сравнению со статуями римских храмов
этот золотой человек казался грубой поделкой. Но он
олицетворял собой величие, мощь, сравнимую лишь
с силой нашего Юпитера.
—	Здесь лежат останки бога Ззуса,— сказал сопро¬
вождавший нас друид,— принца кельтов, покорителей
Галлии. Их исторгло из своих недр ледяное северное
море, Эзус и его воины прошли через бесконечные
сосновые леса, переплыли широкие реки, прежде чем
добрались до этих земель. Так говорят легенды.
Тебя, несомненно, удивляет, что я могу спустя
столько лет восстановить до мелочей события почти
каждого дня, проведенного у венедов, вспомнить их
лица, слова, заново увидеть все, что меня окружало.
Но, помимо того, что я обладаю очень ясной памятью,
мне легко заглянуть в те дни благодаря тому, что они
были насыщены удивительной новизной. Я чувствовал
себя ребенком, впервые открывающим мир. Впечатле¬
ния от жизни на удаленном острове, от близости свя¬
щенной гробницы, от трепета перед непокорной сти¬
хией были так сильны, что их трудно передать словами.
Я могу написать о них лишь одно: нигде в другом
месте — ни в лесу, окружающем Эпониак, ни в укром¬
ной комнате Верховного Дома, ни под открытым небом
во время переходов — наша любовь не находилась в
таком дурманящем согласии с природой и не была
так отстранена от реальности.
О, Ливия, как ничтожны слова, которыми мы пы¬
таемся передать чувства! Они не красноречивее шеле¬
ста листьев, скрипа гальки под ногами. Они способны
передать легкие волнения души и плоти, но им не под
силу озвучить внутренний диалог, который постоянно
ведут любящие друг друга мужчина и женщина. Так
же как осторожные муравьи песков Ламбезии не ре¬
шаются подняться на верхушки дюн, обычные слова
избегают сильных чувств. Бесполезно сожалеть об их
бессилии. Кто мы такие, как не механизм? Хотя и ду¬
мающий! Я могу лишь вспомнить, как выглядели наши
следы ка песчаном пляже Козьего острова. Но мне не
донести до тебя волшебного очарования наших прогу-
ЛОКооо
367

По этому пляжу, затерявшемуся среди скал, мы
гуляли каждый вечер, когда могли позволить себе оста¬
вить работников, прокладывающих каналы. Мы приплы¬
вали туда на лодке и привязывали ее у подножья об¬
ступавших бухту скал».. Не так уж много выпало на
нашу долю этих вечеров. Слишком часто мы были вы¬
нуждены, взяв в руки лопату или кирку, собственным
примером воодушевлять уставших людей. Шиомарра
всегда была рядом. Незабываемое счастье — целовать
ее заледеневшие на ветру скулы, слезящиеся от ветра
глаза. Да, это настоящее счастье — любить женщину,
которая не боится ни страданий, ни боли, ни труда и
взгляд которой может быть столь светел, Счастье, ко¬
торого я уже никогда не узнаю...
И все же, поручив работников верному Котусу, мы
иногда прятались от посторонних взоров и наслажда¬
лись кратковременной свободой. Взявшись за руки,
медленно шли по кромке воды, оставляя на влажном
песке глубокие следы.
—	Счастлив ли ты наконец? — спрашивала меня
Шиомарра.
—	Я боюсь потерять тебя. Любовь мучительна, если
такое может случиться.
Ее прохладные, тонкие пальцы держали мой сол¬
датский кулак. Так выброшенная морем водоросль
облепляет камень.
—	Ты никогда не перестанешь любить меня, я знаю
это.
Ее губы были солеными.
Остров выступал из почти белой водной глади, точно
верблюжий горб. У скал тихо плескалась вода, при¬
бивая к береговой кромке длинные плети водорослей.
Чайки, поджимая свои красные лапки, носились с кри¬
ками у нас над головами. Одна из них села на воду и
медленно перемещалась вместе с течением. Во время
отлива мы собирали устриц, которых ели потом с хру¬
стящими хлебцами, выпекаемыми островными жите¬
лями. Бывало, купались. Шиомарра выходила из воды
такой свежей, такой ошеломляюще прекрасной, что я
терял рассудок и увлекал ее в какой-нибудь укромный
грот. Не забуду привкус ее губ. Я точно околдован
самой искусной, самой искушенной в любви феей,
А чайки все летали над нами с жалобными криками...
На нашем острове нас ждали друзья: Петруллос, Го¬
баннито, Котус, лесорубы, кузнецы. За общим ужином
368

мы обменивались новостями, обсуждали предстоящие
испытания. Иногда к нам приезжал сам Хуриус, он
стоял на носу лодки, и его длинные волосы развева¬
лись по ветру. Он привозил к столу то корзину с рыбой,
то вязку дичи. Иногда местный бард соперничал с на¬
шим лесным певцом. Нас навещал местный друид и
заговаривал от вражьей руки, воодушевлял на подвиги.
С наступлением вечера на всех островах зажига¬
лись предупреждающие огни. Такие же огни горели на
баркасах, развозящих по островам других союзников
венедов, отряды, которые поступали затем в мое рас¬
поряжение.
Шиомарра была со мной веселой, когда и мне было
весело, заботливой, когда я падал от усталости, бод¬
рой, когда мне необходимо было побороть вялость.
Ее слова всегда были нежными, а тело доступно, точно
берег, отдающий себя океану. С материнской заботли¬
востью она прижимала к своей груди мою склоненную
в задумчивости голову; она была единственным маяком,
который видело мое сознание. И никогда ни на что
не жаловалась, накапливая для меня по крупицам ра¬
дость, как пчела собирает цветочный нектар. Я же,
недоверчивый, помнящий о коварстве римских женщин,
не мог поверить в то, что подобная любовь может
длиться долго. Утешая меня, она простодушно улыба¬
лась:
—	Во мне нет ничего необычного, Бойорикс. У нас
все женщины такие. Ферлина могла бы быть даже луч¬
шей женой, чем я.
Ферлина была дочерью короля Хуриуса, она была
чем-то похожа на Шиомарру, такая же светловолосая
и стройная.
Иногда мы разговаривали с ней о детях, которые
когда-нибудь родятся от нашей нежности. Шиомарра
подставляла для поцелуев свое тело и говорила:
—	Там твоя страсть пустит корни...
Это были чудесные слова! Дорогая Ливия, когда ты
снова окажешься в объятиях своего молодого мужа,
когда вы вознесетесь на вершины человеческого счастья,
отбрось ложную стыдливость, произнеси их, и ты
узнаешь, что нет на свете ничего более важного и зна¬
чительного.
Всего однажды она все же позволила себе признать¬
ся в терзающей ее тревоге, сказав:
—	Любимый, пообещай, что, если я умру, ты от¬
369.

везешь меня в наш лес, в Эпониак. А если умрешь ты,
то я отвезу тебя к нашим, ты будешь спать в пещере
Праведной горы. И вновь буду с тобой, когда маленькая
Ало да повзрослеет...
Ее руки обхватили мою голову, привлекли к себе на
грудь. Поцеловав меня нежно, она прошептала:
—	Но мы не умрем... мы будем жить... ты будешь
любить меня...
Вскоре к берегам Дариорига подошел быстрый ялик.
Это вождь намнетов прислал гонца для сообщения о
том, что Цезарь прибыл в андский лагерь.
Глава IV
Бесконечная цепочка людей тянулась под затяну¬
тым тучами небом мимо ряда поставленных стоймя
каменных глыб. Женщины и мужчины перемешались в
этой толпе. Воины несли копья и щиты, низко над¬
винув свои шлемы, моряки сжимали абордажные топо¬
ры, их тела были скрыты под кожаными панцирями в
медных бляшках. Во главе шествия шел совет друидов,
одетых во все белое, как жрецы Эпониака, но их ученики
носили зеленые и голубые туники. Разве что выражение
их лиц было более суровым, чем у лесных собратьев,
а верховный друид нес в руке не жезл с перевернутым
месяцем, а посох с позолоченным торсом лошади. Сле¬
дом шли вожди, владельцы судов, свита каждого из
старейшин во главе с бренном Хуриусом. Его позоло¬
ченный шлем с подбородочным ремнем сливался, каза¬
лось, с космами его рыжей гривы.
Это по его велению почти все население великой
морской державы, включая прибывших союзников, со¬
бралось сейчас, чтобы присутствовать при священном
жертвоприношении в честь доблестного народа венедов.
Мы двигались вслед за ними: арбатилы, унелвы, лексо-
вы, береговые венеды — вдоль странной каменной ал¬
леи. Тяжелые каменные силуэты глыб чернели на фоне
белого неба. Они напоминали мне легионеров андского
лагеря, как будто мое бывшее войско по мановению
волшебной силы окаменело. Казалось, что некоторые
окаменевшие воины клонили свои головы в сторону
шествуюших врагов, прислушиваясь к протяжным .сло¬
вам молитвы, другие точно пытались сделать шаг, сойти
со своего заросшего мохом основания. Другие выглядели
370

так, словно не замечали торжественной процессии, ее
заунывного пения; их головы были обращены к зеленому
морю, которое они так мечтали покорить. А были и та¬
кие, кто весело расправил плечи, набрав полную грудь
морского воздуха. У сосняка стоял королевский обелиск
из золотистого гранита, который окружало подобие
ограждения из отесанных плит. Неподалеку стояла
огромная клетка, сплетенная из ивовых ветвей,
Я навсегда сохранил в душе то гнетущее впечатление
от вечера, когда весь галльский народ собрался у сбо-
его святилища, чтобы умолять богов помочь в борьбе с
гением войны, самым грозным своим противником. Гра¬
нитные изваяния, обветрившиеся на морозе и дождях,
придавали обстановке особенную трагичность.
Мы собрались перед ивовой клетью. Стражи втолк¬
нули в нее приговоренных: преступников, совершивших
тяжкие деяния, легионеров, пойманных на Лауре и в
венедских лесах. Их заперли в клети, друиды обратились
с восклицаниями к богу Ззусу, родоначальнику народа.
Им вторили их помощники, испрашивая благословения
у бога-победителя. Один из оватов вручил верховному
друиду зажж.еиный факел. Тот бросил его на сухое сено,
которое было свалено под клетью. В считанные секунды
пламя охватило клеть, и она скрылась в клубах дыма.
Воздух сотрясали пронзительные вопли заключенных,
проклятья, угрозы. Их заглушило подхваченное толпой
пение друидов. Сквозь огонь можно было видеть, как
мечутся пленники, как затихают их конвульсии, как
чернеют тела...
Мы не двинулись с места, пока все это зловещее со¬
оружение не обрушилось, не превратилось, догорев, в
бесформенную груду головешек.
Я впервые присутствовал на таком жертвоприноше¬
нии. И был так поражен увиденным, что с трудом удер¬
живался, чтобы не сбежать. Шиомарра лежала на земле,
поддавшись религиозному экстазу, как и многие из
присутствующих. Они верили, что в эту минуту проис¬
ходит встреча с богами, что боги забирают души жертв
в уплату за вину всего народа, что сам Эзус со своего
небесного трона взирает на собравшихся и милостиво
посылает благословение военачальникам. Кровавый за¬
кат, пробивающийся на горизонте через слой облаков,
придавал сцене зловещий оттенок.
Еще десять мирных дней были подарены нам судь¬
бой. Хотя их нельзя назвать слишком радостными:
371

изо дня в день мы вглядывались в океанскую даль,
вслушивались в вечернюю тишину.
Римляне появились в полдень на холмах, тянувших¬
ся вдоль леса, в котором укрылись мои стрелки. Пер¬
вой показалась кавалерия: выставив вперед пики, всад¬
ники медленно надвигались прямо на нас. За ними шли
когорты, уверенно, в образцовом порядке. Когда я уви¬
дел эти безупречные, поблескивающие на солнце по¬
бедоносные строи легионеров, их красные полотнища
под орлами, сердце мое сжалось, язык сделался не¬
подвижным. Шиомарра коснулась моего плеча и про¬
говорила:
—	Одолей свою печаль, любимый! Одолей ради меня
и нашего народа.
Я поднял руку. Стая стрел настигла первые ряды
римлян, выкосив часть всадников. Продвижение войск
остановилось, передовые части отступили. Небольшая
группа воинов отделилась от строя и, казалось, на¬
блюдала за отводом легионов. Я узнал позолоченные
доспехи и красный плащ Цезаря. Жаль, что наши
стрелы не летели так далеко...
Я не буду подробно описывать тебе события первой
части знаменитой второй кампании Цезаря против гал¬
лов. Тебя быстро утомили бы рассказы о той изнури¬
тельной борьбе, которую мы вели в течение нескольких
недель на прибрежных топях. Мы преследовали римлян
шаг за шагом, прятались в зарослях, избегая прямого
столкновения. Они бросали нам вдогонку дротики, но
они могли попортить лишь кору на деревьях. Если же
солдаты пускались вдогонку своим орудиям, их под¬
жидали наши укромные ловушки с остро заточенными
кольями и крючьями, спрятанными во мху. Если им
все же удавалось добраться до наших лесных укрепле¬
ний, они захватывали их брошенными. Лучники рим¬
лян пускали стрелы в диких зверей, принимая их за
воинов, мелькающих среди ветвей. Едва они начинали
торжествовать победу, как натыкались на новые укреп¬
ления. Две недели ушли у них на то, чтобы попытаться
сломить нашу лесную оборону. Мы оставляли им при¬
брежные луга, где они разбивали на ночь лагеря. Разъ¬
езды всадников, посланные для изучения местности, не
встречали никого, кроме испуганных птиц. Однажды
лагерь был разбит недалеко от подготовленных мною
каналов. Мы пустили в них воду, которая бесшумно
затопила спящий лагерь, пропитала землю, превратив
372

стоянку в вязкую топь, Даже часовые не сразу поняли,
в чем дело. Повозки и боевые машины увязли в грязи.
Когда наступил рассвет, они обнаружили наши укреп¬
ления, которые вы возвели за ночь рядом с их лагерем,
Надо отдать римским солдатам должное: они бросились
на штурм с храбростью, подтверждающей славу рим¬
ских войск. Но дождь наших стрел заставил их отсту¬
пить, Еще неделя ушла у них на то, чтобы справиться
с этой потешной крепостью, но все усилия пропали
даром: когда положение стало для нас угрожающим, я
подвел к крепости плоскодонные баркасы и забрал всех
защитников. Римляне снова захватили пустые позиции.
Следующие, близкие от берега, острова доставались
легионерам той же ценой. Всякий раз мы, к великой
досаде Цезаря, успевали спасти защитников и их иму¬
щество. Тогда как его силы после штурма таяли. Он при¬
знается в этом в отрывке из своих «Описаний»: «Каж¬
дый раз, когда ценой огромных усилий нам удавалось
соорудить насыпи и добраться по ним до укреплений,
они подводили с другой стороны острова свои много¬
численные корабли и перевозили на соседние острова
всех осажденных, их семьи и имущество. Подобные
никчемные осады заняли у меня большую часть лета..,»
Он забыл сказать о том, что, чем глубже он проникал
в заболоченную часть архипелага, тем меньше у него
оставалось надежд на победу.
Однако он упорствовал, надеясь завоевать весь берег
до прибытия флота, укрепляющегося на Лауре, чтобы
затем с его помощью занимать острова. Сколько раз
мои лучшие лучники били по нему вблизи! Тщетно.
Я не испытывал к нему ненависти как к человеку —
ведь это он все же способствовал повороту в моей
судьбе,— но угрозу для нас олицетворял именно он,
поэтому мой долг был уничтожить его.
Мне даже удалось, собрав все силы, запереть его на
краю болота. Если бы удалось удержать его там, мы
скоро торжествовали бы победу: весь римский обоз не¬
задолго до того попал к нам в руки, и легионерам
среди топей негде было взять пропитание. Но, дождав¬
шись ночи, отчаянным рывком благодаря беспечности
часовых ему удалось вырваться. В том сражении по¬
гибли Гобаннито, Петруллос и его подмастерья. Го¬
баннито не соглашался носить шлем, твердя, что на¬
ходится под покровительством богини Эпоны. Меч ле¬
гионера раскроил ему череп. Петруллосу и его помощ¬
373

никам не посчастливилось: идя цепочкой, они попались
под стрелу, она пронзила всех сразу, но сам Петрул¬
лос умер только на рассвете. Его принесли в нашу па¬
латку, и Шиомарра надела ему на шею свое янтарное
ожерелье. Он бормотал, заикаясь:
—	Моя королева.,, ты ранена... Бойорикс... прошу об
одном... Расскажи обо мне... Матуа...
Шиомарра была моим самым надежным помощни¬
ком. Во время битв ее охватывало совсем мужское во¬
одушевление. Глаза темнели, губы сжимались. Бывало,
она не отставала от меня, не обращая внимания на
град стрел. Но по вечерам, на стоянках, в палатке или
под открытым небом, обретала прежнюю нежность.
Цезарь, запертый на полуострове, попал в ловушку и
хорошо знал об этом. С трех сторон ему угрожал наш
флот. С южной стороны я отрезал ему путь к от¬
ступлению, применив испытанную тактику: приказал
вырыть каналы, превратив низину в болото. Скалы слу¬
жили надежным укрытием моим воинам. Атаковать же
его я не решался, имея в своем распоряжении раз¬
розненные и совершенно необученные отряды. Он тоже
был мало на что способен, несмотря на талант полко¬
водца, в западне из океана и болот. И все же в своих
«Комментариях» он не согласился с тем, что его тогдаш¬
нее положение было безвыходным: «Захватив значитель¬
ную часть территории врага, убедившись в бесполезно¬
сти захвата его городов, в то время как основные силы
венедов сохранялись, я решил ожидать подхода своего
флота».
А что ему оставалось делать? Те пятьдесят галер Де¬
цима Брута, его адмирала, да горстка пиктонских и
аквитенских кораблей составляли его последнюю на¬
дежду. Седьмой легион не мог прийти на помощь, так
как был послан еще раньше на усмирение Аквитена
и Лабьена и на север Арморика, чтобы не дать им
влиться в содружество союзников венедов. Эти когорты
были слишком далеко, чтобы выручить Цезаря в корот¬
кий срок.
В сБоем голодном лагере, под промокшей палаткой,
он наблюдал, как с каждым днем слабеет дух его сол¬
дат, Он был слишком умен, чтобы не сознавать, что
если Брут задержится или ему не удастся провести
галеры, то с мечтой о завоевании Галлии придется
расстаться. Его легионеры уже истребили скудный за¬
пас провизии, награбленной в редких деревушках полу¬
374

острова, съели весь отобранный скот. Теперь им при¬
ходилось варить коренья и драться из-за ракушек, ра¬
стущих под водой на скалах, откуда они добывали
устриц. Иногда лодки, которым удавалось по ночам
пробраться незамеченными между нашими баркасами,
подвозили ему запасы, но это удавалось лишь от случая
к случаю.
Всем было ясно, что решающая схватка должна
произойти на море. Венеды заранее торжествовали по¬
беду и поздравляли Хуриуса. Бренн пообещал, что,
если Цезарь попадет в его руки живым, он отдаст его
друидам. Его должны задушить на холме Праха в
честь Эзуса. Все центурионы будут сожжены в ивовой
клети. А Брута, моряка, отправят к сенам, суровым
монахиням, которые живут на далеком острове и о
которых говорили почему-то только шепотом. Мне едва
удалось уговорить бренна не распускать союзников и
доукомплектовать команды баркасов.
—	Я понимаю, Бойорикс! Ты хочешь заслужить
свою долю добычи, Выбирай себе три корабля, какие
захочешь. Надеюсь, ты и на воде пригодишься нам.
Шиомарра поспешила принять его дар. Она была не¬
обычайно возбуждена. Но, когда мы вступили на ко¬
рабль, лицо ее приняло точно такое же серьезное выра¬
жение, какое было на лицах резных фигур, изображаю¬
щих богиню Эпону.
Глава V
Цезарь писал: «Как только флот Децима Брута по¬
казался на горизонте, от города навстречу ему поплыли
двести полностью оснащенных, готовых к бою кораблей.
Они выстроились в боевом порядке против нас».
Он, видимо, не знал, что мы за день до того были
предупреждены о приближении галер через дозорных,
разбросанных в прибрежных скалах. Дальше он описы¬
вает события с сознательной недосказанностью. Толь¬
ко концовка этого сражения, печальная для нас, отраже¬
на верно. В действительности же оно сложилось из
двух этапов: началось утром и закончилось на заходе
солнца.
Дозорные сообщили о появлении галер вечером, но
еще раньше к нам поступили сигналы от союзников-
намнетов, заметивших оживление у пристаней Ратиака,
375

а потом и отплытие кораблей. Таким образом, мы были
предупреждены заранее, и у бренна было достаточно
времени, чтобы решить, как ему встретить римлян. Он
мог выбрать одно из двух решений: либо напасть на
Брута неожиданно, либо дать ему подойти к островам
и уже там дать сражение по всем правилам. Он созвал
военный совет. Я присутствовал на нем, но не высказы¬
вался, поскольку ничего не смыслил в морской тактике.
Я удивился, до чего легкомысленно были настроены со¬
бравшиеся, как много они чесали языками, боясь в то
же время сказать что-то определенное, взять на себя
ответственность. Казалось, этих людей, привыкших к
опасности, в тот вечер сковало какое-то злое наважде¬
ние. Даже Хуриус не проявил решительности. Он ска¬
зал, что нуждается в совете богов.
Друиды привели из хижины, стоящей где-то на от¬
шибе, старуху-колдунью, всю в рубцах, вонючую и гряз¬
ную, и с великими почестями подвели ее к священно¬
му камню. Это был каменный столб, который служил
береговым ориентиром: держа курс на него, корабль
неизбежно попадал в бухту Дариорига. Друиды вручили
ей золотой кинжал. Лицо старухи, заросшее седыми
волосами, было так бледно, что напоминало саму смерть.
К ней подвели пленного римлянина, голого, как червяк,
и связанного по рукам и ногам. Люди, присутствую¬
щие при священнодействии, грубо толкали и осыпали
бранью несчастного. Старуха тоже исходила воплями
и крутилась на месте, превратясь в безумную ведьму.
Неожиданно она подскочила к пленному и всадила кин¬
жал ему в живот. Он скорчился от боли и повалился
набок. Некоторое время, которое мне показалось веч¬
ностью, он бился в агонии, стуча пятками по камням,
а старуха, раскинув руки, внимательно следила за его
судорогами, отвечая злобными ухмылками на пред¬
смертный хрип. Глаза ее вылезли из орбит; когда рим¬
лянин испустил дух, она сама рухнула на землю за¬
мертво, издав отвратительный треск костями.
Вот каким образом решилась наша судьба. Пере¬
давая волю богов, эта ведьма не разрешила бренну
нападать на галеры внезапно. И старый король, который
повидал в жизни столько опасностей, посетил столько
неведомых земель, подчинился, точно ребенок, воле без¬
умной старухи.
Последний день накануне сражения.
Верхом на кобыле я объезжаю нашу линию обороны,
376

которая держит Цезаря на полуострове. Слабые костры
легионеров поблескивают в сумерках там, где камни сли¬
ваются с небом. Я замечаю отсветы огней на шлемах
перемещающихся солдат. Порыв ветра доносит обрывки
латинских фраз. Перед моими глазами встают Форум,
вилла Марция, сад Цезаря, где он подстригает кусты
роз. Слишком отчетливое видение. Толпа, колышущаяся
морем у Священного Пути, разноголосые торговцы,
группы зевак вокруг ораторов и заклинателей змей,
носилки вельможи, плывущие над головами. Дымок,
поднимающийся из храма Весты в перламутрово-розо¬
вых сумерках. Мой город! Моя родина! Где поселились
тяжесть разочарований, боль сомнений. Отвергнувший
меня город... Пусть воспоминания о нем сгорят, подобно
праху в священных урнах. Завтра Цезарь распластается
перед нами в топи болота. Злого гения предадут очи¬
щающему огню друидов. Я же буду причиной и свидете¬
лем кончины великого Цезаря...
Из сумерек доносились слова песни:
Пятьдесят тысяч шагов в день
За стакан уксуса.
Пятьдесят тысяч шагов в день
За котелок супа.
Кираса трет плечо,
Сумка давит спину
Лопатка, меч, кирка, копье...
Должно быть, это пел ветеран седьмого легиона,
захваченный Цезарем с Луары. Я мог бы узнать его по
голосу, но предпочел уйти. Отдав распоряжения часо¬
вым, я пришпорил лошадь и поскакал к берегу, где меня
ждали лодки.
Ту ночь мы провели в Дариориге вместе с другими
арбатилами, которые по приказанию бренна покинули
Козий остров. Шиомарра ждала меня в хижине, по¬
игрывая камнями своего ожерелья. Она напевала нра¬
вившуюся ей песню:
Лебедь мой любимый, гость моих снов,
Ветер уносит тебя к островам,
Побудь еще немного со мной на берегу.
Среди звезд нежных, как моя любовь...
Ее глаза наполнились слезами, но она попыталась
улыбнуться мне. Дрожащие руки обняли мою голову.
—	Ты любил меня, или это был только сон? — шеп¬
тала она голосом робкого ребенка.
Бронзовые карниксы будили город, скалы, извили¬
377

стый берег, Им отвечали с кораблей трубным воем
крупные завитые раковины, с помощью которых моря¬
ки переговариваются в тумаке. Спящие жители бодро
выходили из хижин, срубов, палаток, собирались в весе¬
лые компании, Дул свежий ветер, благоприятный для
быстрого хода парусных баркасов. Корабли покачива¬
лись на волнах, точно нетерпеливые кони. А рассвет был
так же нежен, как розовые римские сумерки... Лесистые
холмы так отчетливо вырисовывались на фоне светлею¬
щего неба, точно были выгравированы ка нем. На при¬
станях царила сутолока. Мужчины прощались с женами,
прыгали на шхуны. Утихали последние отголоски труб.
К большим кораблям спешили лодки, полные воинов.
Хуриус стоял возле священного высокого камня в пол¬
ном воинском снаряжении, надвинув шлем на брови.
Он взмахнул позолоченным щитом и поднес ко рту
рупор:
—	Смелее, венеды! Мы победим! Слава ждет каж¬
дого! По кораблям!
Дубовые доски отзывались под ударами бегущих
ног гулкими ударами. Одна из ладей не выдержала тя¬
жести людских тел и накренилась. Воин вместе со своей
женой выпали в воду, их стали вытаскивать дети и ста¬
рики, хватая за одежду, доспехи, оружие. Старая мать
протянула сыну новый бронзовый шлем вместо утонув¬
шего. Ладья поплыла дальше к баркасу, ощетинившись
копьями и луками. По щекам оставшихся на мостках
людей текли слезы... Друиды, устроившись у священ¬
ного камня, затянули прощальный гимн.
Когда вся армия разместилась на кораблях, бренн
торжественно поплыл к своему кораблю на черной ла¬
дье, которой управляли шестеро гребцов. Он стоял на
носу, опираясь о копье, плечи его прикрывала полоса¬
тая красно-черная накидка. Он плыл мимо всей флоти¬
лии, от корабля к кораблю, и приветствовал каждую
команду. Как только он коснулся веревочной лестницы
своего судна, паруса устремились вверх по мачтам.
Ветер наполнил их, и позолоченные кони дружно вспо¬
роли волны. Флотилия одновременно в безукоризненном
порядке поплыла из залива в открытый океан, следуя
за кораблем бренна. Ветер усилился, и линия кораблей
нарушилась. Те из них, что имели двойные паруса, вы¬
рывались вперед.
На нашем баркасе заканчивались последние при¬
готовления: воины подгоняли по фигуре свои кожаные,
378

прошитые медными бляшками панцири, пришнуровы-
вали чеканные латы, купленные в старину у карфагенян.
Возле двух баллист возилась прислуга: подтаскивали
поближе ядра. Каждый еще раз проверил остроту меча
или топора. Кормчий неотрывно смотрел на юг. Шио¬
марра обходила корабль, обращаясь к воинам с дру¬
жеским напутствием. Особенно ей хотелось поддержать
непривычных к морю лесорубов и кузнецов — их было
человек тридцать с нами. Когда раздались крики: «По¬
казались! Вон они! По местам!» — она подошла ко мне
и прижалась к моему плечу, не говоря ни слова. Над
парусами с криками носились чайки. Мы плыли в гуще
флотилии, точно в табуне из двухсот золотых коней.
Тучи на сером небе нависали низко, и мы ничего не
могли разглядеть на горизонте, но внезапно солнце
вырвалось в просвет туч и осветило пространство перед
нами. И тогда мы увидели ряд белых точек — это были
паруса римских галер — и даже поднимающиеся и опу¬
скающиеся весла их. С левого борта стало видно, как на
высоком берегу полуострова, где отсиживался Цезарь,
выстроились его легионы, точно готовые вступить в бой.
Ощетинившись пиками, легионеры наблюдали за сбли¬
жением флотилий. Наш ряд кораблей был вчетверо
длиннее, постепенно он перестроился в полукруг, сжи¬
мающийся вокруг скопления хрупких галер. Они вы¬
глядели обреченными, но продолжали нестись навстречу
нам.
—	Наконец-то мы встретились нос к носу! — раз¬
дался чей-то выкрик, и весь корабль разразился друж¬
ным хохотом.
Непостижимым образом этот хохот заразил всю
нашу флотилию.
—	Слишком уж их мало! — кричали воины.— На
всех не хватит! Разве это война!..
Прямо на нас шла галера. Я положил руку на
плечо Шиомарре, заставив ее пригнуться. Стрелы сы¬
пались дождем. Команда убирала паруса.
—	Держись!
Раздался жуткий треск. Наш корабль вздрогнул,
слегка мотнув носом, и мы чуть не попадали. Баркас
быстро вновь обрел устойчивость. Галеры как не бы¬
вало, она развалилась. Как и предвидел бренн, сосно¬
вые переборки не выдержали столкновения с нашими
тяжелыми дубовыми брусьями. Их бронзовый таран
379

только поцарапал нашу обшивку, не пробив ее. Нам не
принесли вреда и их ядра, успевшие вылететь из баллист,
крючья «скорпионов» не преодолели высоких бортов.
Только лучники нанесли нам некоторый урон. Они стре¬
ляли с кормовой башни, но и та на целых шесть
ступеней была ниже наших бортов, открытая камням и
стрелам.
Когда утро было уже в разгаре, галеры от нападения
перешли к бегству, призвав на помощь всю мощь своих
гребцов. Римляне недосчитались двадцати галер и боль¬
ше половины своего дополнительного галльского флота.
Адмиральская галера протрубила отход. И бегство со¬
провождали насмешливые выкрики с наших баркасов.
Не часто случалось, чтобы непобедимые римляне бежа¬
ли под ударами бездарных варваров! Им пришлось
искать защиты у легионеров Цезаря, уже спускающих¬
ся с холмов на берег для прикрытия. С наших кораблей
отовсюду был слышен смех, люди обнимались, плясали,
пускали в воздух стрелы.
Внезапно ветер стал утихать. Паруса утратили упру¬
гость, канаты обвисли. Наш кормчий сказал, что при¬
ближается затишье, и нужно быстрее возвращаться.
Но бренн, ослепленный этой легкой победой, хотя и не¬
полной, дал приказ снова построиться в линию, чтобы
атаковать причалившие к берегу галеры.
—	Он прав,— сказал один из солдат команды.—
С отливом ветер вернется, ждать осталось недолго.
Но ветер не вернулся. Облака растаяли, вода успо¬
коилась. Огромные корабли беспомощно застыли на
месте, не способные выполнить ни одного маневра.
Паруса провисли...
Нам оставалось растерянно смотреть, как свежее
подкрепление Цезаря садится на галеры. Когда скрип¬
нула мачта, несущая парус, мы в надежде подняли
головы, но она не оправдалась. Только чайки перелета¬
ли с места на место.
Снова, как и на военном совете, оцепенение напало
на детей моря и их предводителя. Торжество победи¬
телей сменилось упадком обреченных. Даже Шиомарра,
казалось, утратила всю свою волю. Она схватила меня
за руку и с детской верой посмотрела мне в глаза.
Казалось, еще немного, и она разрыдается. Я сам был
необычайно подавлен ледяным, сковывающим страхом.
А к нам уже плыли уцелевшие в сражении галеры.
Перед лицом опасности мы пришли в себя, но сделать
380

уже ничего не могли. По нескольку галер окружали
баркасы, вцеплялись в них крючьями, а потом пере¬
резали снасти осадными косами. Защитники, охвачен¬
ные паникой, гибли от копий или спрыгивали в море.
Никто из нас не мог прийти им на помощь. Мы бес¬
помощно смотрели на эту резню. Римляне напоминали
ворон, стаей набрасывающихся на сокола. На кораб¬
ли, где команда слишком отчаянно защищалась, за¬
брасывали горящие ядра. Уже несколько баркасов ды¬
мились.
Мы находились в самом центре скопления наших
кораблей и слышали, как на головном баркасе друиды
возносили бесполезные молитвы к небу:
—	Эзус, великий Эзус, отец кельтов, пошли нам
ветер... Великий Эзус, сохрани нам жизнь... Не дай по¬
гибнуть твоему народу...
А ветер мог вернуться...
Каждый наш корабль превратился в плавучую гроб¬
ницу. Когда люди поняли окончательно, что они обрече¬
ны, безумная храбрость овладела ими. Воины сбрасы¬
вали доспехи, срывали с себя туники. Они ждали боя
голыми по пояс, как умирали согласно легенде их пред¬
ки. А вокруг раздавались крики дерущихся, треск ло¬
мающегося дерева, лязг железа.
Наш корабль дождался своей участи. За время ожи¬
дания течение отнесло нас в сторону от других кораблей.
Пять галер зацепили нас крючьями, багры, лестницы
тянулись к нам со всех сторон, сопровождаемые воин¬
ственными воплями. Мое копье пронзило грудь центу¬
риона, но было перебито топором, меч сломался о до¬
спехи. Подбежавшая группа лесорубов оттеснила рим¬
лян, размахивая своими длинными топорами. Три раза
мы очищали корабль от легионеров. В последнюю ата¬
ку мне удалось ранить топором руководившего ими
трибуна. Легионеры бросили его и разбежались по своим
галерам.
Обернувшись, я увидел Шиомарру, которую нес на
руках Котус. Он положил ее на палубу, заваленную
трупами и обломками оружия. Окровавленные пальцы
моей жены были прижаты ко лбу. Зловещая рана тяну¬
лась со лба на щеку.
К ней устремился уцелевший друид. Коснувшись
пальцами ее раны, он пробормотал:
—	О, горе...
Римляне стали забрасывать нас горящими ядрами,
381

мы не успевали сбрасывать их в море. Загорелся нос бар¬
каса. Нас окружила растерянная команда.
—	Ведра! — заорал я.— Несите ведра!
Нас было слишком мало, мы ке могли сдержать ра¬
стущее пламя. Уже занялись мачта и корма. Обезумев¬
шие люди носились по горящим доскам, прыгали за
борт, задевая друг друга оружием. Внезапно римские
галеры стали расти у нас на глазах: это наш баркас
уходил под воду.
Глаза VI
Облака сделались свинцовыми, солнце медленно са¬
дилось за острова. Океан холодно плескался вокруг
остатков нашего флота. На обломках все еще держались
те, кому посчастливилось уцелеть, но таких было не¬
много. Последние мачты обламывались, съедаемые
огнем, последние баркасы исчезали под волнами. На по¬
верхности оставались плавать лишь дымящиеся брусья.
Почти все воины флотилии погибли. Продрогшие до
костей пловцы отчаянно цеплялись за шаткую опору,
чтобы перевести дыхание. Я спасся только благодаря
крепкому Котусу. Благодарил ли я судьбу за спасение?
Не лучше ли мне было уйти вместе со всеми в пучину,
раствориться в ней, сделавшись пищей водорослям или
морским зверям? Иногда жизнь является достойней¬
шей наградой, иногда — самым суровым наказанием.
Котус не бросил раненую Шиомарру. Наш обгорелый
корабль готов был уйти под воду, он привязал ее тело
к оторванному куску борта. Когда же баркас исчез под
водой, Котус заметил мою голову среди обломков и в
последний миг успел спасти меня, схватив за волосы,
от гибельной воронки, какие всегда образуются на месте
тонущего судна.
Мы не имели возможности даже взобраться на наш
плот: римляне продолжали бороздить море в поисках
уцелевших венедов, которых они тут же добивали. Нам
пришлось скрываться под водой, спрятавшись за доска¬
ми. Шиомарра не издала ни единого стона, хотя ее рана
продолжала кровоточить. Котус разодрал свою тунику
на полоски и осторожно перевязал ей голову. Когда
совсем стемнело, мы вытащили ее на плот, и я попробо¬
вал согреть ее своим дыханием, хотя сам от холода сту¬
чал зубами. На какое-то мгновение мне показалось, что
382

она умерла, и я издал вопль отчаяния, который рас¬
катился далеко в ночи. Но тотчас ее губы прошептали:
—	Спать!..
Вновь обретя надежду, в порыве нежности я стал
целовать ее холодную, окровавленную щеку, не в со¬
стоянии сдержать слез,,. В кромешной тьме мы стукну¬
лись о прибрежные камни. Котус спрыгнул в воду,
чтобы облегчить плот.
—	Земля,— сказал он.— Это земля, хозяин! Мы спа¬
сены!
На небе не зажглось ни одной звезды.
—	Пойдем в другую сторону от их огней,— сказал
Котус.
Шиомарра не могла идти. Мы несли ее по пляжу,
огибая крупные камни, пока не встретили тропу, вы¬
ведшую нас на вершину скалы. С огромным трудом
взобрались мы наверх, ориентируясь по далеким мер¬
цающим кострам да по шуму волн, бьющихся внизу.
Неосторожный шаг или неверное направление могли
погубить нас, Но Котус в последний раз вывел нас
благодаря своему чутью на верную дорогу. Мы двигались
вперед час за часом, невзирая на слабость, подавлен¬
ность, страдания. Единственной нашей целью было спа¬
сти королеву от преследователей.
На рассвете мы соорудили носилки из двух жердей,
на которые натянули свои туники. Рана Шиомарры
больше не кровоточила, она запеклась кровью. Но лицо
ее было серым, словно покрытым слоем придорожной
пыли.
Мы вышли к болоту, поросшему ивами и трост¬
ником, потом долго плутали по холмам, среди моло¬
дых дубков и наконец в изнеможении остановились.
Шиомарра попросила воды. Я нашел лужицу и при¬
нес ей в сомкнутых пригоршнях мутной воды. Она
простонала:
—	Ты тоже ранен, Бойорикс?..
Йоги не держали меня, мне хотелось лечь возле
умирающей и избавиться от мучений, перерезав себе
вены. Но Котус и на этот раз оказался рядом.
—	Хозяин, пойдем... ради нее... Ты обещал ей.
Говоря это, он приподнял меня за локоть и помог
выпрямиться^. О, Шиомарра, куда подевался твой чи¬
стый голос, каким ты пела накануне свою любимую
песню? А твой беспримерный оптимизм? Где твои обо¬
дряющие слова, веселые восклицания? Сгорели, развея¬
383

лись по ветру, как дым от венедского флота, утонули
в грозном море, которое зовется судьбой.
Чуть позже мы встретили отряд, в котором были де¬
сять наших лесорубов из Эпониака, из тех, кого я оста¬
вил сторожить римский лагерь на полуострове. Они
стали свидетелями нашего поражения. И, побросав в
страхе оружие, растерянные, бежали в беспорядке к югу
и рассеялись по лесам.
—	Трусы! — прикрикнул я на них.— Если бы вы
остались там, где я вас оставил, Цезарю пришлось бы
сойти с галер на берег, вместо того чтобы плыть на
штурм островов. Венедия была бы спасена!
—	Нет,— печально отвечали они,— мы не спасли бы
их! Для них все уже было кончено. Дариориг выкинул
белый флаг. И все другие города на островах тоже.
Еще позже мы наткнулись на чудом спасшегося
капитана одного из баркасов. Он подтвердил слова лесо¬
рубов:
—	Наши города сдались без боя. Женщины встре¬
чали победителей, взойдя на укрепления. Чтобы умило¬
стивить их, они обнажили груди. Всех старейшин и
друидов допрашивал сам Цезарь. Это наш конец.,.
—	Мы сможем отвоевать города, если сохранилась
наземная армия,— воскликнул я.
—	Наш флот сожжен, лучшие воины утонули, что
мы можем теперь сделать?
—	Наземная армия отрежет Цезаря!
—	Ее больше нет, Никого больше не осталось, кро¬
ме женщин и стариков. Хуриус погиб! Все погибли!
Вот как Цезарь опрокинул мои обманчивые на¬
дежды...
«Легко зажигающиеся,— писал он,— галлы не спо¬
собны прилагать длительные усилия, они внезапно пере¬
ходят от приступов наивысшей отваги к бездействию,
предпочитают обвинять богов, злые силы и предателей,
чем признаться в своей недальновидности, непостоян¬
стве, невероятной беспечности».
К вечеру мы вышли к деревеньке на берегу Луары.
Там мы смогли наконец поесть и отдохнуть. К нам
вошел друид и предложил осмотреть Шиомарру, Я бро¬
сился к нему:
—	Это королева арбатилов, спаси ее!
Он покачал головой:
—	Перед лицом страданий и смерти не бывает ни
принцев, ни королев.
384

Осмотрев рану, он сказал:
—	Не надейся понапрасну, чужеземец» Кость ее че¬
репа пробита насквозь, а крови в ней почти не осталось.
Я ,думал, Шиомарра слишком слаба, чтобы услышать
его слова. Но после ухода друида я почувствовал, как ее
пальцы перебирают мех ложа в поисках моей руки. Го¬
лос, еле слышно звучавший, был так слаб, что мне при¬
шлось скорее угадывать, чем слушать то, что она говорит:
—	Отнеси меня... К Праведной горе.,.
—	Я отнесу тебя, чего бы это ни стоило!
Слабое движение губ обозначало ее попытку улыб¬
нуться. Она прошептала:
—	Поцелуй меня...
Подавляя рыдание, я поцеловал ее губы, которые
приоткрылись в ответ и замерли. Моя любимая по¬
кинула этот мир. Из-под ее закрытых ресниц выкатилась
слеза, розовая от крови раненого глаза, и докатилась
до неподвижных ноздрей.
Глава VII
Песчаное ложе для ее тела я готовил собственными
руками. С таким старанием, так заботливо я не делал
до тех пор в жизни ничего. Я хоронил самое дорогое,
что было в моей жизни, и, стоя на коленях и раз¬
гребая песок при свете сотни факелов, бормотал, ста¬
раясь заглушить рыдания, подступившие к горлу
«Это место для спины, здесь — для плеч, здесь вы¬
тянутся ее ноги...»
И так — для каждой части ее тела: для лодыжек,
для маленького затылка, хрупких рук. Ее тело ожидало
погребения под переливающимися сводами грота. Ее
привезли в пещеру на Праведной горе на ритуальной
повозке.
За мной внимательно следили глаза сотен людей.
Тех, в ком проснулось запоздалое сочувствие, а также
тех, для кого мои страдания служили поводом для
злорадства. Но моя Шиомарра, которая перенеслась
на Счастливые Острова, знавшая до самых глубин мое
сердце, понимала и истинную цену моих слез, моего
настойчивого желания умереть. Не из трусости, а из
стремления не видеть той правды, которая открылась
нам по возвращении в Эпониак.
У ворот города мы были схвачены стражей Оскро и
13 Ж. Бордонов
385

отведены в Верховный Дом, несмотря на все мои про¬
тесты. Там нас вместе с телом Шиомарры заперли в
одной из комнат. Никто не вступился за нас. Ни одного
голоса не раздалось в нашу защиту — ни в городе, ни
в крепости. Дивиак был мертв: странным образом он
был задет копытом лошади сразу после нашего отъ¬
езда к морю. Его преемник по приказанию Оскро
сообщил мне, что после того как тело королевы будет
похоронено, жители города призовут меня к ответу за
ее гибель.
На следующий день из амбара вывели ритуальную
повозку, но ни один из молодых военачальников не
согласился впрячься в нее, как предписывала традиция.
Новый верховный друид указал пальцем на меня:
—	Впрягайся, Бойорикс, и ты, Котус. И вы, лесо¬
рубы Красного Осла, их сообщники.
Мы везли нашу королеву, упираясь плечами в цепи
повозки, по полям к Праведной горе. За нами с молит¬
венными песнопениями шли друиды, за ними жители
Эпониака. Перед входом в пещеру выстроился двойной
ряд из солдат и горожан. Теперь их лица искажала
ненависть. Продвигаясь мимо них, согнувшись, шаткими
шагами, я чувствовал на себе взгляды, полные презре¬
ния, жестокости, гнева. Это были те же люди, которые
некогда смотрели на меня с любовью и дружелюбием.
Стража Оскро не спускала с меня глаз, опасаясь, что
я сбегу.
Мы втащили повозку в пещеру и там подтянули ее
к нише, которую когда-то показала мне Шиомарра.
Оскро и его приближенные, друиды и другие важные
горожане могли вполне насладиться зрелищем моего
унижения. Некоторые даже специально проталкивались
поближе для этого.
Когда королева заняла свое место рядом с родите¬
лями, я взял шлем, который она вручила мне, и поло¬
жил у ее ног. Затем вынул свой меч, коснулся его лез¬
вия губами и положил у ее бедра. В последний раз
обхватил дрожащими пальцами ее божественную го¬
ловку. Рыдание чуть было не вырвалось из моей груди.
Мне показалось, что она зовет меня из вечности, что-то
говорит мне, но я не разбирал слов.
—	Хозяин, вставай,— сказал Котус.— Нужно воз¬
вращаться.
—	Нет, сделана только половина дела!
Сказав так, я попробовал броситься на меч, но люди
386

Оскро не спускали с меня глаз и успели удержать.
Я был слишком слаб, чтобы сопротивляться...
Тем временем толпа, ожидающая нашего возвраще¬
ния у выхода из пещеры, начала волноваться. Увидев
меня, люди зашумели, точно охотничьи псы, почуяв
зверя. Стражники подтолкнули меня к ним.
Я уже не был им другом. Я оказался среди побежден¬
ных, и меня нужно было наказать, чтобы умилостивить
богов. Если бы венеды победили, эти же разъяренные
сейчас люди целовали бы мне руки.
—	Смерть предателю! Смерть!
Камни полетели в нас, один из них рассек мне щеку.
Толпа радостно закричала. Оскро стал мягко успокаи¬
вать их:
—	Остановитесь! Бойорикс должен быть наказан¬
ным по всем правилам... Подождите, арбатилы! — вос¬
кликнул он, вскинув руки.— Его будет судить совет
старейшин и друиды. Они проклянут того, кто к нему
притронется!
—	Смерть! — все еще не могла успокоиться толпа.
—	Предать его огню!..
—	Пусть ему вырвут глаза!
—	Пусть ему вырвут сердце!
—	Он разорил нас!
—	Из-за него погибли наши мужья!
—	Мой отец тоже погиб! — выкрикнул какой-то под¬
росток.
—	Наши женихи не вернулись!
—	Из-за него у нас не будут рождаться дети!
—	Из-за него нас ждет голод!
На губах Оскро появилась нервная улыбка.
—	Это правда,— сказал он,— что из-за Бойорикса
наш город постигла такая тяжелая участь. Но вы тоже
виноваты, вы были слишком доверчивы. Как мог этот
чужеземец, этот незнакомый вам человек, выходец не¬
известно откуда, воцариться в Верховном Доме, при¬
сосаться к нам, как клещ к оленю?
Вы восхищались им, ради него забыли своих старых,
преданных друзей. Он покорил вас тем, что пришел из
далеких мест...
—	Предай его смерти, и весь разговор!
—	Королева поплатилась за свое заблуждение.
Но заблуждение было простительным: женщины спо¬
собны терять голову под натиском чувств. Урок дол¬
жен пойти вам на пользу. Послушайте меня! Еще не
13*
387

поздно исправить положение. Королева мертва, но вы
живы, и вы сохранили право решать свою судьбу, вы¬
бирать себе будущее. И если мне- удастся спасти вас,
умоляю: не допустите, чтобы женщина вновь управляла
вами. Пресеките раз и навсегда этот глупый, вредный
обычай древности. С сегодняшнего дня. Уничтожьте по¬
следний стебелек этого семейства, которое служило при¬
чиной ваших несчастий. Не забывайте, что слабый ре¬
бенок очень быстро повзрослеет.
—	Он говорит правду! Да здравствует Оскро!
—	Мой народ, взгляни на свое положение. Его не¬
трудно понять. С одной стороны от нас эти презренные
венеды, они никчемны, хотя считают себя сильными.
С другой — великий Цезарь. Судьба подсказывает вы¬
бор — она освободила нас от морских торгашей. Что
остается? Конечно, принять сторону Цезаря.
—	Конечно!
—	Слава тем, кто перешел на его сторону с самого
начала.
—	Как вертобрет Ратиака!
—	Цезарь не собирается никому причинять зла,—
продолжал Оскро.,— Ему не нужны ни ваши жизни, ни
ваше имущество, ни ваша свобода, ни ваша вера. Ему
нужен лишь мир. Он забудет о ваших ошибках при
условии, что вы докажете ему на деле свою дружбу.
Вы должны выдать ему тех, кто повинен в ваших
заблуждениях. За это он вернет нам полную независи¬
мость, освободит от гнета ратиатов.
—	А он не обманет?
—	Нет. Но сначала вырвите сорняк из своей почвы...
Я хотел крикнуть им, чтобы они не слушали его, но
ближайший воин кулаком сбил меня с ног, и снова камни
полетели в мою сторону под угрожающие крики.
—	Пусть Бойорикс послужит искупительной жерт¬
вой. Как и его сообщники.
—	Да здравствует Оскро!
—	Да здравствует наш освободитель!
Вот как быстро менялось настроение галлов. Вот
каким способом Оскро сделался королем арбатилов.
Друиды поспешили вручить ему королевский скипетр
и золотой круг. Дивиак умер поистине вовремя...
Мы бежали, привязанные к лошадям гвардии Оскро
до самого Верховного Дома. В последний раз оказался
я во главе своего галльского войска, вернее, его жал¬
388

ких остатков, уцелевших в резне, а теперь уклоняющих¬
ся от летевших вдогонку камней.
Нас бросили в зловонную яму, служившую тюрьмой.
Вечером нам спустили по лестнице котелок с варевом
из гнилых овощей, а вслед за ним маленькое плачущее
существо, которое люди передавали друг другу, пока
оно не оказалось около меня. Это была ты, Ливия.
Ты стала маленькой узницей. Я взял тебя на руки,
вытер слезы, отдал свою еду. Ты не понимала, почему
тебя оторвали от заботливых служанок, игрушек, люби¬
мой серой кошки. И все же, когда другие уснули на
сырой соломе, ты крепко обвила ручонками мою шею и
прижалась ко мне шелковистыми светлыми волосами.
Твой серебряный, легкий голос спросил:
—	Где же Шиомарра? Скоро ли она вернется?
—	Она задержится ненадолго.
—	Где она?
—	Она спит.
—	В такой час? Ты знаешь точно? Кормилица ска¬
зала, что она уехала.
—	Куда?
—	На острова, где не бывает холодно.
Я прижал тебя к груди так сильно, что ты восклик¬
нула:
—	Но мне же больно!
В эту минуту я понял, дорогая Ливия, что говорила
мне тогда в пещере Шиомарра. Она сказала мне, что
отныне я больше не одинок, не брошен. Мне выпало
исполнить священный долг. Я понял, что обязан жить,
что, только сохранив тебя, я докажу Шиомарре свою
любовь и преданность. Целуя тебя в шелковый затылок,
я почувствовал, как дыхание мое становилось глуб¬
же. Я снова был готов к битве, в которой ты была выс¬
шей наградой. Отсюда начался новый этап моей
жизни.
Ты уснула у меня на груди. Твои волосы пахли так
же, как и волосы Шиомарры, этот запах я не забуду
до конца жизни. Запах свежего сена, весенних цветов,
леса.
И на другой день, и на следующий ты не отпускала
моей шеи, доверив мне свой сон. Засыпая, ты обращала
ко мне очаровательные, бессвязные слова, какими так
радуют нас дети. Иногда ты спрашивала:
—	Бойорикс, почему ты больше не смеешься? Ты
так сильно устал? Поиграй со мной.
389

Потом был далекий переход. Ты ехала в повозке
с кладью «великого» Оскро, я бежал рядом, привязан¬
ный веревкой.
—	Куда мы едем, Бойорикс? К моей сестре Шио-
марре?..
Но заливные луга сменились болотами Венедии.
Глава VIII
Цезарь еще несколько дней пробыл в Дариориге.
Его ярко-красная палатка стояла на самом высоком
месте столицы. Легионеры растянули ее возле высокого
священного камня. Туда нас и привели. Цезарь сидел
на курульном кресле. Позади него, выстроившись в
линию, стояли два легата и трибуны, сжимая в руках
орлы легионов.
Пока Оскро докладывал, Цезарь рассматривал нашу
группу. Его глаза остановились на мне и больше не
отрывались, Было ясно, что он не слушает ни Оскро, ни
переводчика, несмотря на то, что тот сообщал ценные
сведения, касающиеся заговора венедов, и ловко вы¬
гораживал себя и арбатилов. Цезарь прервал его, сказав,
что выполнит все его просьбы, если арбатилы предо¬
ставят ему когорту воинов. Оскро поспешил согласиться.
—	Теперь уходи... Легионеры, уведите пленников,
кроме вот этого.
—	И этого ребенка,— сказал я.
—	Пусть.
Он отослал военачальников и стражу. Мы остались
лицом к лицу.
—	Ты постарел, Тит Юлий Браккат,— начал он.—
Должно быть, тебе пришлось много страдать?
Но и сам он выглядел смертельно усталым, точно
раздираемый болью и гневом.
—	Все ли верно рассказал нам этот варвар или он
в чем-то лгал?
«Варваром» он назвал Оскро.
—	Правда ли, что ты и есть тот самый «чужезе¬
мец», который был главарем мятежных арбатилов? А кто
этот ребенок?
Мне пришлось рассказать ему всю историю моих
злоключений, ничего не утаивая. Когда рассказ дошел
до событий в Венедии, я ощутил, как голос мой приобрел
оттенок вызова. Закончил я свое повествование возвра¬
390

щением в Эпониак, где был схвачен Оскро. Цезарь
насмешливо проговорил:
—	Измена была совершена на другой день после
вашего отъезда, ты слышишь? На другой день! Оскро
уже тогда предал вас, он связался с нашими людьми.
Но это совсем другая история. Знаешь ли ты, какое на¬
казание ждет предателей?
—	Истязание кнутом до потери сознания, а затем
обезглавливание.
—	Ты можешь сказать что-либо в свое оправдание?
Что тобой двигало?
—	Я признаю себя виновным.
Взгляд Цезаря опустился на тебя. Не понимая важ¬
ности происходящего, ты прижалась ко мне, обхватив
за ногу, и локоны обвили мои колени. Внезапно орли¬
ный взор императора натолкнулся на твои робкие, по¬
темневшие от страха глаза.
—	Тит, почему ты меня предал? Почему ты забыл
о своем происхождении? Из-за неудач, которые пресле¬
довали тебя?
—	В Риме мне не оставалось больше места. Я луч¬
ше других подходил для опасной миссии... Не ты ли
сказал однажды: «Лучше быть первым в своей деревне,
чем вторым в Риме»?
—	Я.
—	В Эпониаке, этой лесной деревне, я был первым.
Если бы ветер поддержал нас, твои корабли были бы
потоплены, а я стал бы здесь королем.
—	Так это ты руководил сухопутными частями
венедов?
—	Я, Цезарь.
Некоторое время он не мог произнести ни слова, его
пальцы сжались в кулак на подлокотниках. Он закрыл
глазас. Так прошла минута, а может, больше. Снаружи
раздавались крики чаек. Они кружили над римскими
галерами, которые заняли место недавнего флота вене¬
дов. Золотые кони больше не теснились на привязи у
пристани. На их месте скалились пасти волчиц. Стран¬
ное спокойствие нашло на меня.
—	Я играл и проиграл,— сказал я.— У тебя есть
полное право разделаться со мной.
—	Нет, твоя воинская доблесть теперь послужит
мне. Я не знал, что ты настолько умен, как воин. Решай
сам свою судьбу, только быстро! Принимаешь или нет?
Подумай", что ты теряешь? Рим тебя отверг? Пусть.
391

Тогда ты перешел на сторону врага. Но и враг тебя
отверг. Твоя судьба напоминает судьбу венедских ко¬
раблей: ветер улегся слишком рано для тебя, Тит! Коро¬
че, предлагаю тебе сделку.
Он усмехнулся.
—	Тебя удивляет мое милосердие? Не считай его
слабостью.
—	Ты устал казнить?
—	Вся моя прежняя жизнь состояла из схваток и
насилий, они ожесточили меня. Признаюсь, на этот раз
я не на шутку испугался. Я почувствовал близость
конца. Одно из самых неприятных ощущений, особенно
когда привыкнешь к славе. Венедская знать заплатила
за эти минуты. И весь народ будет увезен с этой земли
и продан с аукциона.
—	Продай меня вместе с ними.
— Нет Тебе повезло родиться одним из Юлиев.
Я не хочу, чтобы кое-кто из Сената распускал пороча¬
щие меня слухи. Ничто не должно пятнать репутацию
нашей семьи.
—	Но трибуны слышали доклад Оскро.
—	Что значит для них слова варвара? Итак, решай:
или ты будешь незамедлительно казнен, не успев никому
рассказать о своей измене, или ты поступаешь ко мне на
службу в обмен за жизнь. Мне же, надо сказать, стало
легче, когда я узнал, что едва не погиб благодаря уме¬
нию римского офицера, а не предводителя варваров...
Ничто не может остановить моего восхождения к вели¬
чию: ни предательство, ни талант некоего Бойорикса,
беженца из Нарбонии... Итак, ты согласен?
И я согласился. Из-за тебя, Ливия. Я смог также
спасти Котуса, но лесорубы, плененные с нами в Эпо-
ниаке, остались у римлян: их либо казнили, либо про¬
дали в рабство.
Цезарь объявил всем о моем возвращении из сек¬
ретной миссии. Это прошло гладко: я будто бы оставался
долгое время в плену у венедов. Никто не посмел
усомниться в достоверности слов императора. Помимо
всего, этот удивительный человек назначил меня три¬
буном.
Тебя же, моя Ливия, я доверил, ожидая лучших
времен, маркитантам и их шлюхам, которые всюду сле¬
довали за армией. Они заботились о тебе с материн¬
ской нежностью. Почти сразу же мы отправились в
Северную Галлию, где волновались морены и менапы.
392

Затем я с Цезарем отбыл в Рим, ведь отныне я при¬
надлежал к его свите. Я воспользовался случаем, чтобы
устроить тебя на вилле в Кампани. Мои престарелые
кузены приняли тебя, как если бы ты была моей дочерью.
Как моя дочь, ты и была ими воспитана.
Глава IX
Что было потом? Я остался верен слову, данному
Цезарю. Не оттого, что испытывал к нему чувство при¬
знательности, не оттого, что преклонялся перед его ге¬
нием. И не потому, что любовь к родине проснулась во
мне. Эти чувства отслоились от моего сердца, как сухая
змеиная кожа после линьки. Нет, я служил с добросо¬
вестностью наемника. Я выполнял обязанности воина,
помогал Цезарю завоевывать Галлию. У меня не было
привязанностей, чтобы испытывать угрызения совести:
ни Рим, ни Галлию я не считал своей родиной, они не
могли возвратить мне моего быстротечного счастья.
Моим домом стал с тех пор лагерь легионеров. Грубые,
невежественные солдаты стали моей семьей. Они весело
завоевывали остаток мира. Им раздавали яркие плащи,
серебристые чеканные кирасы, награждали почетным
оружием. Так жизнерадостные рыбы шныряют по теп¬
лому мелководью, пока рыболовный крючок не выбра¬
сывает их на сухой песок. Не каждому выпала удача
лечь в отдельную могилу. А их маленькие друзья, ха¬
мелеоны и белые мышки, попадали за пазуху к другому
беспечному служаке.
После Фарсала Цезарь больше не сомневался в моей
верности. По натуре он был великодушен и со временем
решил отблагодарить меня за службу, пожаловав звание
легата и полную суму золота, захваченного в войне с
Помпеем.
Когда жадный Красс и его сын Публий погибли в
Партах, я смог выкупить свою палатинскую усадьбу, где
и устроил тебя. Выкупом дома и его хозяйством за¬
нимался Котус. Я же снова был при Цезаре, сопровож¬
дал его в Египте. Однажды вечером, после сражения на
Ниле, мне посчастливилось найти на берегу увязший
в иле позолоченный щит, под которым был похоронен
молодой царь Птолемей, муж и брат Клеопатры. После
того случая я обрел особое расположение Цезаря.
393

Я стал как бы вице-императором. Мне выделили покои
в знаменитом дворце Птолемеев, наделили привилегией
обедать за королевским столом и пользоваться кораб¬
лем, который был построен по приказанию Клеопатры
специально для Цезаря.
Но дворцы фараонов, их роскошные пирамиды не
имели в моих глазах ни величия, ни значения по сравне¬
нию с Праведной горой и продуваемыми всеми ветрами
островами венедов. И пленительная улыбка Клеопатры
не могла затмить для меня улыбку королевы Шиомарры.
Напрасно на шелковых подушках ее тело подростка при¬
нимало соблазнительные позы, впустую острый взгляд
нацеливался в меня из-за полога ресниц. Ничто в ней не
могло взволновать меня. Иногда Цезарь, устав от ее
ласк, звал меня к себе. Мы беседовали о Риме и Гал¬
лии, о Фарсале. Его мысли быстро уносились от обыден¬
ных тем. Он начинал говорить о будущих завоеваниях,
о своих замыслах. Уже тогда он предвидел победу
в Зеле, разгром сторонников Республики на африкан¬
ском берегу. В одной из таких бесед я заметил ему, что
он подчас действует слишком неосторожно. На его
губах появилась та знаменитая улыбка, о которой лю¬
бят упоминать его приверженцы, но которую еще ни¬
кому не удалось до конца разгадать.
—	Полезнее послушаться совета вчерашнего про¬
тивника, чем сегодняшнего друга.
Потом он прибавил:
—	Мне хорошо в твоей компании, Тит. Ты единст¬
венный человек, который может похвастаться, что ему
удается в чем-то убедить меня. Жаль, что боги мешали
нам сойтись.
После африканской кампании я был сделан сенато¬
ром и префектом Рима.
На одном из званых обедов я встретил Теренцию.
Должно быть, мой успех заинтересовал ее. По воле слу¬
чая, наши места оказались рядом, а муж ее, по-преж-
нему великолепный Фабий, в тот вечер отсутствовал.
Она так привыкла бездумно кокетничать, что вела себя
со мной, как с одним из своих знатных поклонников:
касаясь моей щеки надушенными локонами, ослепляла
жемчугом зубов, клала руку на запястье по любому
поводу. Иногда говорила с прежней интонацией:
—	Послушай, Тит. Ведь ты такой богатый, такой
могущественный, не завести ли тебе подружку? Или
жениться. По-моему, глупо избегать женщин.
394

Я показал ей свои седые виски, она весело засмея¬
лась в ответ:
—	Смешной! Великий Цезарь лыс, как яйцо, но не
забывает про нас!
Ты одна, милая Ливия, помогала мне существовать
в этом мире. Ты всегда жила в нашем палатинском
доме. Из юной арбатилки Алоды выросла красивая
девушка. Никто не знал о твоем истинном происхож¬
дении. Я назвал тебя римским именем только для того,
чтобы узаконить удочерение. Ты взрослела, и черты
Шиомарры все яснее проступали на твоем лице. Все
чаще я вспоминал свою умершую любовь. Норой я боял¬
ся, чтобы ока не перешла на тебя. Вот почему я по¬
чувствовал облегчение, когда приблизился час твоей
свадьбы.
Вот я и рассказал тебе все, что хотел. У меня пред¬
чувствие, что эти слова станут последним прощанием
с тобой. Но, быть может, где-то есть место, где все
умершее вновь возвращается к жизни.
Котус сидит под окном и напевает:
Лопатка, меч, кирка, копье
Завоюют весь мир, сказал Цезарь...
На Аппиевой дороге, среди сосен и кипарисов, мож¬
но встретить могильный камень со словами:
«В честь Тита Юлия Бракката, легата армии Цезаря,
сенатора и префекта Рима, Ливия, его дочь, и Гай Сем-
проний, сенатор, поставили этот монумент».
А на Черной горе, недалеко от знаменитой античной
цитадели Минервы, на мраморной плите, входящей в
состав стены, отгораживающей храм от оливковой рощи,
можно также прочесть надпись крупными латинскими
буквами, которую не смогли изгладить века:
«Титу Юлию Бойориксу от Котуса, его бывшего
раба».
Не так давно рядом с этой рощей открыли останки
древнего имения. В многовековой пыли нашлись ключ,
обрывок тоги, венедская монета и позеленевшая брон¬
зовая Афина-Паллада, которую, возможно, Тит Юлий
Браккат Бойорикс унес из своего сгоревшего дома в
57 году до Рождества Христова и которая сопровождала
его в походах.
Она сейчас стоит на моем столе: высоко держит
голову в шлеме, крепко сжимает копье и щит с изобра¬
жением Медузы. Ее улыбке две тысячи лет.
395

Вильгельм

завоеватель

Заветы прошлого суть всегда изречения
оракула: только в качестве строителей
будущего и знатоков настоящего вы
поймете их.
Ницше
Глава I
Я, ГУГО ПЭН...
ода Господня тысяча
семьдесят седьмого,
когда лето уже клонится к закату, а дожди и ветры го¬
товы с новой силой обрушиться на землю, я, Гуго Пэн,
решаюсь наконец взять в руки перо.
Но не потому, что я стал стар и преклонные годы
торопят меня перенести воспоминания на бумагу,—
ведь мне нет еще и тридцати! А быть может, оттого,
что великие и невероятные, по разумению моему, при¬
ключения, в кои еще недавно бросали меня преврат¬
ности судьбы, до срока состарили и плоть мою, и дух
мой. Но что-то мешает мне принять это как неиз¬
бежность, а посему я ничуть не тревожусь. Мое самолю¬
бие нисколько не ущемляет и мое нынешнее положение:
я не сумел воспользоваться благосклонностью судьбы
и остался всего лишь владетелем скудных фьефов * на
Котантене ** — Реньевиля и Кустэнвиля. Разумеется,
я мог бы обладать и властью и богатством — но толь¬
ко в туманной Англии. Ныне же мне не остается ничего
другого, кроме как довольствоваться почтительностью
моих друзей. Кануло в Лету время мимолетной славы —
и натура моя взяла-таки свое. Именно во имя верности
*	Ф ь е ф, или ф е о д,— в средневековой Западной Европе зем¬
ли, пожалованные в наследственное владение сеньором своему вас¬
салу. (Здесь и далее прим. перев.)
** Котантен — полуостров на северо-западе Франции, в Нор¬
мандии, вдается в пролив Ла-Манш.
396

ей пожертвовал я высоким положением и предпочел
ему ежедневный кувшин вина, ароматный соус, лакомый
кусок дичи с приправами из трав и грибов, душевный
покой подле домашнего очага и радостный смех моих
домочадцев. С моими ленниками * я стараюсь жить в
мире и согласии. Как точно подметил наш герцог, каж¬
дый человек сам себе голова. Стало быть, ежели сбро¬
сить с себя напускную суровость и смирить никчемную
гордыню да жить с людьми в дружбе, питая друг к другу
взаимное уважение, тогда жизнь, скажу я вам, пойдет
своим чередом — безмятежно и ко всеобщей радости.
Дом мой в Реньевиле **, обнесенный высоким часто¬
колом, напоминающим изгородь из длинных острых
пик — в память о былых битвах,— стоит на самой вер¬
шине скалы. Оттзда взору открывается благолепная
картина: широкое устье Сиены, луговые просторы, а
за ними — море и прибрежные острова. На берегах
реки пасутся бараны, чье мясо сродни пище богов,
прочая рогатая скотина и лошади. Неподалеку от по¬
бережья я посадил лес и заселил его самой разнооб¬
разной дичью. На холме я оставил два виноградника
для своих нужд да на утеху гостям. Чего еще остается
мне желать? Мой дом — единственное каменное строе¬
ние в округе, составляющей мое скромное владение.
Над домом, прилепившись к одному из его торцов, вы¬
сится деревянная башня. Будь во мне больше прак¬
тичности, я обнес бы его прочным валом с высокой
сторожевой башней из гранита. Впрочем, какой был бы
в этом толк — ну, потешил бы я собственное тщеславие,
только и всего! В герцогстве нашем царит мир. Даже ко¬
рабли, что проплывают мимо этих берегов, не несут для
нас никакой опасности — слишком велик страх инозем¬
ных мореходов перед герцогом Вильгельмом. Насчет же
пригодности моей к ратным делам я не обманываюсь,
ибо в отличие от моего отца и, наверное, всех моих
предков дух воинственности мне чужд.
Онфруа, отец мой, ощущал себя счастливым на этом
свете лишь в седле, с копьем в руке, ибо тогда ему было
все нипочем — и дождь, и ветер, и снег! Что до меня,
то я, признаться, давно дал себе зарок избегать опасных
приключений, дабы жизнь моя шла по своему обычному
*	Ленник — лицо, находящееся в ленной зависимости, дер¬
жатель лена (феод).
** Р е н ь е в и л ь — небольшой портовый городок на юго-запад¬
ном побережье департамена Ла-Макш, неподалеку от Кутанса.
399

руслу, Я знаю, книги учат гордиться оружием и при¬
носить себя на алтарь славы. Однако читал я мало и так
и не сумел до конца проникнуться наставлениями моего
учителя Ансельма. Впрочем, не все ли равно! Мне куда
больше по душе вести беседы у домашнего очага —
после сытной трапезы, с кубком в руке, чтобы время от
времени промачивать глотку, потому как она у меня
что-то часто пересыхает! Сколько раз, сидя вот так же
у камина, я подробно рассказывал друзьям моим и
близким, стоило им только попросить, и о внезапно
прерванной охоте Вильгельма, и об отступничестве Га¬
рольда, и о ночи, проведенной среди леса корабельных
мачт, и о долгих ожиданиях в то далекое утро в пустын¬
ных водах Англии, и о поражениях и о победах рат¬
ников при Гастингсе, и о том, как славно закончилась
для нас эта великая битва — тогда, на заходе солнца!
Сколько раз, безмолвно внимая мне, Герар потом умо¬
лял меня описать историю дней минувших на бумаге!
Он говорил мне:
—	Друг мой, у слов есть крылья. Мудр тот, кто мо¬
жет хватать их на лету. А мудрейший из мудрых —
тот, кто сумеет заключить их в клетку на веки вечные!
Меня с Гераром связывают узы испытанной друж¬
бы — и мне было бы совестно отказать ему, тут уж не
помогли бы никакие отговорки, даже ссылки на соб¬
ственное невежество. Сказать по правде, главное для
меня — жить и радоваться жизни. Все думают, будто я
во всякое время чем-то занят, непрестанно хожу пешком
либо езжу верхом, припуская моего коня лихой мелкой
рысью. Однако на самом деле это не так! Часто я просто
сижу сложа руки, наслаждаюсь полной праздностью, а
ежели что-то и поделываю, то только от скуки. Я просто
не замечаю, занят я чем-либо или бездельничаю —
ведь жизнь мчит нас галопом. Тем не менее я уступил
настоянию Герара. Но уже на середине первой стра¬
ницы перо выпало у меня из рук. И я тотчас же от¬
правился на охоту — сие занятие показалось мне бо¬
лее достойным и не терпящим отлагательств. Подстере¬
гая зайца в густом кустарнике, я от нечего делать стал
размышлять и пришел к мысли, что царапать пером
по бумаге — удел писца, но никак не сеньора, пусть
даже небогатого.
И все же ответьте, отчего вдруг нынче вечером я,
разбитый усталостью, опять взял в руки чернильницу и
листки пергамента, который даровал мне Герар во ис¬
№

кушение сидящих во мне демонов? Иной, пожалуй, из¬
влек бы из этой сумятицы чувств добрую сотню полез¬
ных выводов, за исключением, быть может, одного —
верного. А что было верным для меня, именно для
меня?
Когда-то отец корил меня за то, что я, словно за¬
чарованный, могу часами безмолвно разглядывать опе¬
рение куропатки или голубки и любоваться лучами
заходящего солнца. В такие минуты я бросал работу,
терял нить разговора и меня вдруг охватывала сладкая
презренная дрожь, недостойная будущего воина. С го¬
дами я почти перестал ощущать подобные переживания,
это чудное смятение души. В самом деле, я страсть как
хотел походить на моего отца и его друзей, а для этого
мне приходилось усиленно трудиться над собою.
И вот нежданно-негаданно то почти совсем забытое
странное волнение опять вернулось ко мне и принялось
будоражить с новой силой, и я с удивлением обнаружил
то, что за долгие годы сна стало только глубже!
Случилось это четырнадцатого дня месяца июля сего
года в Байейском соборе. Не то, чтобы душе моей был
свойствен религиозный экстаз, вовсе нет! Просто епископ
Одон, сводный брат нашего августейшего герцога, по¬
велел вывесить там огромное, чарующей красоты вы¬
шитое полотно, что он привез с собой из Англии. На нем
была изображена история Великого завоевания * — на¬
чиная со злополучного пленения Гарольда Ги Понтьей-
ским и вплоть до полного разгрома англичан при Га¬
стингсе. В тот день в соборе собралось очень много
сеньоров из Англии и Нормандии. Все они в один голос
утверждали, что сие великолепное произведение, вы¬
полненное по заказу епископа, создали вышивальщицы
из графства Кент. Они еще долго восхищались полот¬
ном, но я не запомнил всего, что они говорили, потому
как слушал вполуха. Этих всадников в железных шле¬
мах, копьеносцев, легконогих лучников я видел не толь¬
ко глазами! Но и сердцем. Наверное, со стороны вид у
меня был отрешенный. Но никто даже вообразить не
мог, насколько я действительно стал отрешен от этой
жизни. Дело в том, что для меня эти огромные кони,
*	Речь идет о Байейской вышивке, которую, согласно легенде,
королева Матильда, супруга короля Вильгельма, расшила на отрезе
ткани длиной 70, 34 м и шириной около 50 см; на этом дивном гобелене,
относящемся, вероятно, к 1077 году, в 58 сценах изображена вся
история завоевания Англии нормандцами.
401

багряные и черные, эти несметные полчища всадни¬
ков — не просто искусно вышитые фигурки, предназна¬
ченные для любования ими. Я вдруг увидел среди них
себя таким, как прежде. По левую руку от меня скачет
Герар. А впереди нас с высоко поднятым жезлом мчится
герцог. Рядом с ним — Тустзн, рука его крепко сжи¬
мает штандарт, посланный нам Папой Римским...
Четыре дня кряду ходил я в собор не столько за¬
тем, чтобы еще и еще раз любоваться каждым фрагмен¬
том полотна, каждой сценой на нем, сколько для того,
чтобы вновь пережить прекрасное время своей юности.
Я как бы и вправду вошел в это полотно, напрочь по¬
забыв про тот, едва ли достойный восхищения образ,
какой я являю собой теперь. Ибо, в конце концов, я сам
был одним из тех героев. Я узнавал себя среди этих
всадников, не только мыслями, но и всеми моими чувст¬
вами вернулся в прошлое — я стал остро ощущать даже
запах и вкус воздуха, которым когда-то дышал.
Засим, навестив многих моих друзей, бывших това¬
рищей по оружию, я, по-прежнему пребывая во власти
обуявших меня переживаний, возвратился к себе в де¬
ревню. По пути домой я часто закрывал глаза, чтобы
лучше представить себе полотно. И если б не мой конь,
ловкий и проворный — не чета хозяину, я непременно
угодил бы в какую-нибудь лощину, свернул себе шею
или завяз в болоте.
Однако минуло еще немало дней, прежде чем я от¬
важился открыть крышку чернильницы. До последнего
вечера меня не волновало то, каким будет мой рассказ,
я знал, что он должен быть ровным, гладким и возвы¬
шенным — в точности, как речи наших святых отцов, и
всенепременно изумить Герара. Но нынче, уже в сумер¬
ках вернувшись домой после долгой скачки, я спрыгнул
с коня и вдруг услышал пение птицы. Ее несравненный
голос звучал мягко и проникновенно. Я не видел, что это
была за птица, затаившаяся в густой листве груши.
Но она каким-то чудесным образом напоминала мне
птаху, что я слышал в Сен-Валери в тот вечер, накануне
нашего отплытия к берегам Англии. Помню, я тогда вы¬
шел из шатра, и вдруг откуда-то с дерева мне, подобно
струе воды, направленной неожиданно прямо в лицо,
ударила дивная трель. Конечно, все это как-то чудно,
но я тотчас велел принести мне чернила, бума1у, и
мое перо вдруг само устремилось по пергаменту, как
резвый жеребенок по чистому полю.
402

Глава II
ИСТОРИЯ СТАРОГО ОНФРУА
Конторку мою изготовил плотник из Кустэнвиля —
специально по заказу Онфруа, моего родителя, который
в юные годы, незнамо почему, предался вдруг страсти
к наукам. Конторка эта сработана довольно грубо, а
весит она ничуть не меньше огромного обеденного сто¬
ла или соборной кафедры со скамьями в придачу —
такое впечатление, будто над нею трудилась рука, боль¬
ше привыкшая тесать форштевни стругов. Но мне она
подходит вполне, я по природе своей неприхотлив. Пла¬
мя толстой восковой свечи выхватывает из тьмы ис¬
пещренный прожилками пергамент на шероховатой
доске. А выведенные чернилами буквы посверкивают,
точно спинки насекомых, роящихся над мешками с
мукой в амбаре. Оживут ли буквы? Обретут ли сложен¬
ные из них слова магическую силу? Сумею ли я найти
эти слова? Такие вот мысли кружат сейчас в моей голове!
Надеюсь, мне все же достанет благоразумия не лезть из
кожи вон. Есть у меня и другой повод для изумления:
птица из Сен-Валери вновь явилась мне нынче вечером
и в тот же час. Сказать по правде, я ждал ее; мне очень
нужно было услышать ее голос, ибо он будил во мне
вдохновение. Как утверждают некоторые, труден толь¬
ко первый шаг; но второй тоже не легче! Пичуга со¬
крыта от меня листвой груши, и я пока не знаю, как
она зовется. Быть может, она так и останется для
меня «сен-валерийской птицей».
В ненастную пору, когда день становится короче,
отец мой уходил с головой в чтение. Он устраивался
за неказистой конторкой и ставил свечу в подсвечник
из кованого железа, тот же, что стоит и теперь перед
моими глазами; как сейчас, вижу я старческий лик отца.
О, он не был хорош собою, хотя в округе слыл «дород¬
ным красавцем». Его серые глаза сверкали, словно воды
морские перед бурей. По обеим сторонам тяжелого под¬
бородка свисали одутловатые щеки. Широкие плечи
были как бы продолжением могучей, как у быка, шеи,
волосы по нормандскому обычаю подстрижены в кру¬
жок. С возрастом от чревоугодия живот у него сделался
огромным, точно бугор. Дабы его ненасытная туша
могла разместиться за конторкой, в крышке пришлось
вырезать полукруг. С конем, однако, он управлялся
403

довольно лихо, а плавал он как рыба. Я сам видал, как
однажды, в канун Рождества, он как бы играючи пере¬
плыл Сиену, а вода в ней была холоднющая — паль¬
ца не сунешь; мы тогда здорово испугались за него, а
он только смеялся над нами! Матушка моя, Герар,
старики из Реньевиля и Кустэнвиля, купцы и земле¬
пашцы, мужики и бабы — все в один голос утверждают,
будто мы с отцом похожи как две капли воды! Надо же
какая снисходительность! Если я подстрижен в точно¬
сти, как он, и подбородок мой брит, как у него, это еще
ничего не значит — кому, как не мне, знать, что кровь
древних нортманнов * во мне заметно поостыла. За¬
стольные оргии нисколько не укротили воинственный
дух этого великого народа, никакие пиршества не смогли
утолить в нем жажду наживы, сломить его отвагу. Что
до меня, то неистовству славы и богатству я предпо¬
читаю безмятежное существование. Древним владыкам
морских просторов было чуждо наслаждение красотой
заката, благодатью раннего весеннего утра и неизмен¬
ной чередой времен года. То были воины — они торо¬
пились вершить ратные дела. Они не позволяли себе
подолгу услаждаться благолепием природы и пением
птиц. Единственно, что я унаследовал у них,— это без¬
удержную страсть к мореходству. Тот же плотник из
Кустэнвиля смастерил для меня остроносую лодку и
длинную, точно минога. В ней я легко скольжу меж
бурных прибрежных течений, хотя любой скажет, что
плавать в здешних водах отнюдь не безопасно. Иной
раз, когда на меня находит блажь, я правлю прямиком
в открытое море — к близлежащим .островам. Мне не
раз случалось бороться со штормами, так, забавы ради.
На островах, как нигде, сохранились древние обычаи.
Мне кажется, их жители и посейчас втайне поклоняются
забытым божествам наших предков, пришедших с се¬
вера. Во многих жилищах я видел фигурки Тора ** с
молотом и валькирий ***. Не знаю почему, но языче¬
*	Нортманны, или норманны, то есть «люди с севе¬
ра» — предки нормандцев, они же викинги.
** Тор, или До нар («громовик») —в германо-скандинав¬
ской мифологии бог грома, бури и плодородия; богатырь, защищаю¬
щий богов и людей от великанов и страшных чудовищ.
*** Валькирии (букв, «выбирающие мертвых, убитых») —
в скандинавской мифологии воинственные девы, подчиненные верхов¬
ному богу Одину и участвующие в распределении побед и смертей
в битвах.
404

ские боги дороги моему сердцу, они волнуют мне душу,
как это ни чудно.
Матушка моя набожная женщина, Отец всю свою
жизнь верой и правдой служил и Господу нашему, и
герцогу» В доме у нас есть только одна книга — Еван¬
гелие, взятая давно, как трофей, в каком-то монастыре.
Я знаю его наизусть, и тем не менее преданные забве¬
нию верования предков продолжают будоражить меня.
Однако лучше оставим этот разговор и предоставим
разбираться в таинствах различных вероисповеданий
монахам из Бек-Геллуинской обители, мудрым ревните¬
лям Ланфрана *.
Отец мой как был в молодости, так и остался в ста¬
рости всего лишь бедным рыцарем, хотя на своем веку
послужить ему довелось немало. Однако во главе своего
крохотного отряда он ощущал себя почти что королем,
никак не меньше! В случае чего он мог привести к гер¬
цогу только свою малочисленную свиту, вооруженную
скорее плохо, нежели хорошо. Тем не менее это не ме¬
шало ему тешить свое тщеславие. Он часто говаривал,
что, по его разумению, ученость не есть удел просвещен¬
ных, ибо всякий рыцарь, желающий возвыситься, обя¬
зан учиться грамоте, чтобы уметь составлять любую хар¬
тию собственной рукой. В наших краях было немало
сеньоров, которые вместо подписи ставили на бумагах
крест, нацарапанный неловкой рукой! Сколько сил отдал
мой родитель тому, чтобы приобщить меня к ученью,
воспитать честолюбие, коего у меня не было и, видно,
уже никогда не появится.
Жил в ту пору в наших краях достославный пастырь,
последователь Ланфрана. Звали его мэтр Ансельм
Он был рьяным апологетом христианского вероучения и
за свою науку брал непомерно высокую плату. Но меня
все же отдали к нему в обучение.
Усевшись в кружок прямо на каменном полу в убого
освещенном зале с низким сводчатым потолком и чере¬
дою узких арок, я и другие мальчики внимательно слу¬
*	Л а н ф р а н (1005—1089) — английский прелат, наставник
Бег-Геллуинского аббатства; был советником Вильгельма Завоевателя,
потом, в 1066 г., стал архиепископом Кентерберийским, а в 1072 г.—
примасом Англии.
** Ансельм (святой) (1033—1109) —нормандский теолог и
философ; преподавал в Бек-Геллуинском аббатстве, где прежде учил¬
ся у Ланфрана; в 1093 г. был назначен архиепископом Кентербе¬
рийским.
405

шали мэтра Ансельма и учились выводить, каждый по
очереди, буквы и писать слова. Там-то я и повстречал¬
ся с Гераром, сыном зажиточного скорняка из Сен-JIo.
В первый же вечер нашего знакомства я застал его
за шельмовской забавой: он натягивал поперек дороги
бечевку и ждал, когда какой-нибудь путник споткнет¬
ся о нее и упадет. Скоро он стал мне товарищем —
так началась наша долгая дружба, полная невероятных,
увлекательнейших приключений. Когда нам удавалось
ускользать от всевидящего ока мэтра Ансельма, мы бе¬
жали к морю или пропадали в садах и лесах. Мы спу¬
скали с привязи сторожевых псов, выпускали из загонов
скотину, освобождали от пут стреноженных лошадей в
ночном, выли по-волчьи, дабы нагнать страху на земля¬
ков — короче, озорничали по-всякому pi, как только
могли, разыгрывали простодушных селян, особенно
легковерных чувствительных тетушек. Так мы снискали
себе дурную славу, хотя очень старались никому не по¬
падаться на глаза. Вскоре на нас со всех сторон по¬
сыпались жалобы, и все закончилось тем, что нам задали
нешуточную трепку. Но немного погодя мы вновь при¬
нялись за старое. Безмерно устав от наших проделок,
мэтр Ансельм, невзирая ни на какие посулы, отказался
учить нас дальше и вернул нашим родителям.
Мы с Гераром стали такими близкими друзьями,
что уже не могли жить друг без друга. Мы даже дали
друг другу торжественный обет впредь никогда не рас¬
ставаться или, во всяком случае, видеться как можно
чаще.
Герар и в ту пору был пухл и розовощек — вылитый
купеческий сынок, однако к занятию негоцией не испы¬
тывал никакого желания. С конем он управлялся много
лучше меня, и долгая скачка ничуть его не утомляла;
он вообще был более ловок и боек. Стоило нам завидеть
вдали вооруженных всадников, как он вдруг резко обры¬
вал все шутки, хотя без веселья не мог прожить и часа.
Когда я с разрешения моих родителей приехал в Сен-
Ло, его отец простодушно принялся расхваливать скор-
няжье ремесло, гарантирующее почет, уважение и не¬
малый доход. У него было столько компаньонов, сколько
моему старику Онфруа и не снилось. В доме у него ме¬
бели было куда больше, чем у нас, да и работы она была
такой, какой у нас не видали. Герар, слушая его нраво¬
учения, зевал, а то и вообще пропускал их мимо ушей.
Я же, напротив, грезил о таком, как у его отца, уделе —
406

простом, но благородном труде, приносящем благополу¬
чие. Люди зачастую забывают, что далеко не все команды
«морских колесниц» * состояли из воинов. Многие из
мореходов занимались торговлей, предпочитая звон
монет лязгу мечей, они даже одевались сообразно обы¬
чаям тех государств, кои посещали, дабы удостовериться
в истинных намерениях народов, их населяющих. Пред¬
ки наши стяжали себе славу двуликих, как тот Янус, о
котором нам рассказывал мэтр Ансельм и которого по¬
читали во времена Цезаря.
Когда же Герар приезжал в Реньевиль, отец мой в
противоположность родителю моего друга непременно
поучал его на свой лад, вспоминая о былых подвигах и
битвах и сопровождая свой подробный рассказ живой
мимикой и жестикуляцией. Он доставал из сундука ви¬
давший виды шишак с зазубренным наносником, коль¬
чугу, что была на нем в битве при Валь-эс-Дюне, и по
мере того, как воспоминания его становились все ярче,
он входил в раж и уже не говорил, а кричал. Герар был
прекрасный слушатель, он упивался этими словами. От
перевозбуждения его то и дело бросало в краску; его
круглые, как орехи, глазки вспыхивали, точно уголья
на ветру.
И вот однажды отец мой решил обучить меня рат¬
ному делу — уверенно держаться в седле, ловко обра¬
щаться с копьем, мечом и топором, метко стрелять из
лука, бегать в кольчуге, взбираться по откосу вала, пры¬
гать через ров, отражать и наносить удары — иным сло¬
вом, всему, что должен уметь рыцарь, чтобы сразить
противника, а самому остаться целым и невредимым.
И я, то ли повинуясь некой незримой силе, то ли из
страха или из почтения к отцу, старался что было мочи,
а скорее, по необходимости и потому, что всегда был
прилежен. Так, всецело отдавшись рыцарскому искус¬
ству, я безрассудно сменял кукушку на ястреба. Герару
же, когда он бывал у нас, такие уроки приходились по
нраву, не то что мне. И на его счет отец мой в похвалах
не скупился:
—	Хотя ты и купеческий сын, Герар, но это только
с виду! В тебе живет дух наших предков — людей с се¬
вера. Три раза поразил ты меня, шельмец эдакий, и еже¬
ли б меч у тебя был не из дерева, я, бывалый воин, уже
давно лежал бы у твоих ног и грыз землю!
*	Имеются в виду драккары — корабли викингов.
407

При этом он клал тяжелую руку мне на плечо и в
зависимости от настроения либо говорил со вздохом:
«Надеюсь, сынок, не пройдет и месяца, как ты его дого¬
нишь. Пойми, здесь нет ничего мудреного, надобно
лишь желание, ну и сила воли, конечно», либо ворчал:
«Ты будто только что проснулся, тебе самое место на
мягкой перине, а не на поле брани. Горе ты мое!»
Правда, иной раз в нем начинало говорить отцовское
чувство:
—	С чего это ты так быстро скисаешь? Вон как
взмок, хоть выжимай! Ты ж не из робкого десятка, да
и бьешься вроде бы сносно. Что же тебе тогда мешает?
Но мне было бы лучше, если бы он оставался в не¬
ведении относительно моих способностей...
Так минули годы без всякой пользы и радости для
меня, за исключением наших редких встреч с Гераром,
когда мы бродили вдвоем по окрестным просторам или
проказничали. Герару вс лей-неволей приходилось скор¬
няжничать, а мне — овладевать рыцарским искусством,
как мне представлялось, никчемным и ненужным.
Когда мне исполнилось семнадцать лет, старик Он¬
фруа, решив, что сыну довольно бить баклуши, возна¬
мерился отправить меня ко двору герцога Вильгельма,
дабы тот сделал меня своим оруженосцем. Я страдал:
какая безотрадная участь. А отец только ворчал да при¬
говаривал:
—	Предупреждаю тебя, уж у герцога-то скучать тебе
будет несподручно! Вставать придется с первыми пету¬
хами, а ложиться — затемно, так что считать ворон не
останется времени: будешь холить лошадей, подавать на
стол, повсюду сопровождать своего сеньора — ив мир¬
ное время, и в военное, и на охоте, и на приемах, так
что только успевай! Жизнь наших слуг— чистая малина
по сравнению с тем, что ожидает тебя, но уж герцог-то
сделает из тебя настоящего мужчину.
Отец мой нисколько не боялся, что герцог откажет
ему и не примет меня на службу, хотя род наш был да¬
леко не именитый. Напрасно я тешил себя надеждой,
что герцог откажет отцу. Мне бы следовало помнить,
что однажды в Лилльбоннском лесу отец мой одним
ловким ударом меча поверг разъяренного кабана, бук¬
вально вырвав герцога из его страшной пасти. Такое
настоящие охотники не забывают никогда! Больше, того:
когда мятежные сеньоры замыслили покушение на
жизнь юного герцога, отец мой был одним из первых,

кто примчался тогда в Фалез * и встал на его защиту.
В третий раз он спас ему жизнь в жестокой битве при
Валь-эс-Дюне. И благородный герцог возвысил его не¬
слыханно. Однако Онфруа как был, так и остался дере¬
венщиной: высочайшие почести, к коим он не привык,
оказались ему не по душе, и на сердце у него часто ста¬
новилось муторно. Будучи не в силах вести суетную
жизнь при дворе, он отказался от всех благ, сказался
недужным и отбыл в родной Реньевиль, полагая, однако,
что герцог не преминет со временем призвать его к себе
снова. Но герцог, казалось, забыл своего верного васса¬
ла — ни из Кана, ни из Фалеза, ни из Руана так и не
пришло никаких вестей. И теперь я с ехидством на¬
деялся, что государь наш про него не вспомнит.
Перед тем как отбыть ко двору герцога, отец назна¬
чил мне испытательный срок, хотя к тому времени я уже
изрядно поднаторел в ратном деле, и он подарил мне
за это коня и новенькие доспехи. Грусть моя была без¬
мерна, ибо она усугублялась печалью расставания с дру¬
гом, терзавшей и Герара. Обнявшись, мы плакали на
плече друг друга. Расставание наше было горьким, пото¬
му как нам казалось, что мы больше никогда не сви¬
димся. Но в самый день отъезда, когда я со щемящим
сердцем прощался с матушкой — жалея меня, она си¬
лилась сдержать слезы,— мы вдруг услыхали неистовый
топот конских копыт и пронзительные крики — то был
Герар:
—	Возьмите меня! Христа ради, возьмите меня с
собой, сеньор Онфруа! Я покинул отчий дом, чтобы быть
рядом с Гуго, вашим сыном, я тоже хочу стать воином.
Неужто герцог откажет мне?
Старый Онфруа улыбался беззубым ртом. Но с отве¬
том не спешил. Засим он потрепал слегка Герара латной
руковицей по затылку и промолвил:
—	Ну что ж, скорняжье семя, раз так — в путь!
Глава III
ШАЛЬНАЯ ЛОШАДЬ
Отправляясь в город Кан, где в то время пребывал
герцог, старик Онфруа шел навстречу своей судьбе. Не¬
подалеку от герцогского замка с квадратными башнями
*	Фалез — город в Нормандии, где в 1027 году родился Виль¬
гельм Завоеватель.
409

отец мой знал один постоялый двор под вывеской «Крас¬
ный полумесяц». В былые времена он пировал там на
славу. И вот перед тем, как препроводить нас к Вильгель¬
му, ему захотелось снять там комнатенку, чтобы пере¬
дохнуть и привести себя в порядок.
Служанка принесла нам сала, сыру и кувшин вина,
как вдруг снаружи послышался дикий грохот. Все, кто
был на улице, отчаянно крича и размахивая руками,
бросились врассыпную. Отец кинулся к двери, мы —
следом за ним. По улице мчалась запряженная в телегу
шальная лошадь, угрожая смести все на своем пути.
А прямо посреди дороги, сидя на корточках вокруг лужи,
резвились ребятишки. Старик Онфруа осыпал бранью
разбежавшихся в разные стороны взрослых. Забыв про
свои годы и грузное тело, он устремился прямиком к
лошади, чтобы схватить ее под. уздцы. Но та взметну¬
лась на дыбы и сшибла его с ног. Повозка, проехав одним
колесом по его животу, пронеслась мимо детей. Не дожи¬
даясь помощи, отец поднялся и с искаженным от боли
лицом заковылял к нам.
—	Кажись, меня здорово помяло,— проговорил он
дрожащим голосом.
Мы бережно, как можно осторожнее подняли его
по лестнице и довели до нашей комнатушки, уложили
на убогое ложе.
—	Пойду схожу за лекарем,— бросил Герар.— А ты
уж побудь с ним рядом.
Отец было приподнялся, но тут же повалился навз¬
ничь и простонал:
—	Кет! Священника, да поживей!
Боль его понемногу утихла. Дыхание сделалось ров¬
ным. Я воспрял духом и, отважившись, предложил:
—	Позвольте, я помогу вам раздеться! Вам станет
лучше.
Он отстранил меня, но потом попросил помочь снять
обшитые кожей нагру,цные латы. Он стиснул зубы и смер¬
тельно побледнел, однако страдания не смогли сломить
его волю. Превозмогая боль, отец сказал:
—	Раз уж ты захватил с собой чем писать — благо,
я настоял на том, а то ведь ты из тех скромников, что
предпочитают скрывать свои дарования...— значит,
пиши... Да поспешай... Сие будет моим посланием гер¬
цогу Вильгельму... Готов?.. Так, я диктую: «Сир герцог,
Онфруа Пэн, рыцарь, сеньор Реньевиля и Кустэнвиля,
что стоят на земле Вашей, в Котантене, ссылаясь на
410

услуги, некогда Вам оказанные, и на блага, дарованные
ему от Вашего имени, принял решение направить к Вам в
услужение в качестве оруженосцев сына своего Гуго и его
сотоварища. Ранение, полученное им давеча, и страда¬
ния, причиняемые оным, не позволяют и вряд ли когда-
нибудь позеолят ему препроводить их к Вам лично. А по¬
сему, досточтимый сир герцог, старый Онфруа молит
Вас о прощении и просит принять сих юношей, испол¬
ненных решимостью служить Вам верой и правдой, в
память о Вашем верном и преданном вассале».
Ему едва хватило сил, чтобы подписать послание.
Взяв у него пергамент, я застыл с ним на месте, и от
этого он вновь разволновался:
—	Чего ты дожидаешься? Неси это к герцогу. Да
сам, лично, и не теряй попусту время! А я побуду здесь
один, обожду, пока Герар приведет священника.
Я все еще стоял в нерешительности. Тогда он рас¬
пахнул рубаху и сказал:
—	На вот, гляди — ни единой капельки крови!
Действительно, снаружи — ничего, однако под ко¬
жей, на правом боку, виднелось темно-красное пятно,
оно делалось все шире.
Не обращая внимания на мою тревогу, он рассер¬
дился:
—	Ступай же, говорю тебе. И так нет времени...
Ступай, я хочу дождаться ответа.
Со скорбью в сердце мне пришлось покинуть его.
Тогда я еще не был умудрен подобным горьким опытом
и не знал, выживет он или нет. Беспокойство мое усу¬
гублялось тем, что мне было страсть как боязно являться
к герцогу. Смущение мое оказалось столь велико, что я
даже забыл стряхнуть пыль с одежды и умыть лицо.
Повелитель наш не восседал на высоком троне. Не
было у него в руке и Нормандского меча, символа вер¬
ховной власти, который в дальнейшем мне случалось
так часто видеть.
Опустив глаза, я, точно во сне, прошел через простор¬
ный внутренний двор, вымощенный брусчаткой, где было
полно воинов. Оказавшись на другом конце двора, я
смиренно остановился. Герцог стоял в окружении сеньо¬
ров и весело беседовал с ними. Сейчас я вряд ли смогу
описать, как он был одет. Мои глаза различали лишь
его расшитые золотом кожаные башмаки да оторочен¬
ный мехом подол мантик. Когда герцог заметил меня
и спросил, кто я такой, мне вдруг захотелось прова¬
411

литься сквозь землю. Вместо меня ответил кто-то из
придворных, он же взял из моих рук послание и прочел
его вслух. Герцог подошел ко мне. Мне ничего не оста¬
валось, как поднять глаза, и они на какое-то мгновение
встретились с его мрачным взором. Он степенно и бла¬
госклонно выслушал все, что я мог ему сообщить о со¬
стоянии здоровья отца, и попросил рассказать подробно,
как случилась беда. Он нисколько не сердился, внимая
моим несмелым и путаным, похожим на жалкий лепет,
речам, Герар на моем месте трепетал бы от гордости.
А мне хотелось только одного — скорее бежать куда
глаза глядят. Герцог, видимо, заметил, как у меня дро¬
жат руки. И поспешил прервать мои мучения:
—	Возвращайся же к отцу. Да передай, что проше¬
ние его принято. И пусть ничто его не тревожит,
Перед самой ночью у «Красного полумесяца» оста¬
новились десять всадников. Дверь с шумом распахну¬
лась. С порога послышался громкий повелительный
голос:
—	Отведите меня к Онфруа. Остальные за мной!
По залу прокатился шепот. Бражники повставали
из-за столов. Вперед выскочила одна из служанок:
—	Это ж наш сир герцог! Наш сир Вильгельм...
Герцог ступил в нашу убогую комнатенку. Старик
Онфруа только что исповедовался. Он хотел было под¬
няться из уважения к гостю, но тут же упал на постель:
—=- О, сир герцог, какое... какая высокая честь для
старого пса Онфруа... Какой невиданный почет, мой
досточтимейший сир Вильгельм... Сколько счастья на
мою истерзанную душу! Благословен Господь, послав¬
ший его мне!
Герцог сел на единственный в каморке табурет, взял
руку Онфруа и ласково произнес:
—	Фалез, Валь-зс-Дюн, лилльбоннский кабан —
когда надобно было, ты всегда оказывался рядом.
—	Таков был мой долг.
—	Ты любил меня.
—	Да, мой повелитель.
—	Те, кто любят меня, всегда могут рассчитывать
на мою милость.
Герцог окинул нас беглым взглядом.
—	Узнаю сына твоего — Гуго. А это кто?
—	Герар, его неразлучный товарищ. Примите и его.
—	Превыше всего я ценю дружбу — двое слуг лучше
одного.
412

Герцог спросил Герара, откуда он родом и кто его
отец. Герар выпятил грудь колесом, распрямился, же¬
лая казаться выше ростом, и одним махом выпалил:
—	Родом я из Сен-JIo, сир, а отец мой имеет честь
скорняжничать. Более верного подданного, нежели он,
вам не сыскать.
С умыслом или нет, а словами своими он глубоко тро¬
нул герцога, воздав хвалу своему родителю, за которого
его часто хулили,— однако дальше мы к этому еще вер¬
немся.
—	Да,— поддержал его мой отец,— Герар преиспол¬
нен разных помыслов и выдумок. Кровь в нем так и ки¬
пит... Гуго тоже малый не промах, особливо если его как
следует подстегнуть.
—	Зачем же? Хоть робость и ввергает иных в сму¬
щение, но за нею часто скрываются истинные добро¬
детели, например, преданность и верность слову. Отва¬
га прельщает больше, однако порой она исчезает еще
до того, когда наступает решающий в битве час. Будь
же спокоен за обоих юношей, они будут служить мне
с честью.
Этот разговор, проходивший при тусклом светиль¬
нике, я не забуду никогда. Вены на висках Онфруа часто
пульсировали. В полутемной каморке драгоценные ка¬
менья на пряжке герцогского плаща излучали слабое
мерцание. Я так подробно описываю эту сцену и нашу
беседу вовсе не из тщеславия или пустого самолюбо¬
вания. А лишь для того, чтобы показать, насколько по¬
велитель наш привержен дружбе и как чуждо ему вы¬
сокомерие в общении с друзьями.
Герцог Вильгельм повелел торжественно проводить
тело моего отца до самого Реньевиля, как если бы он
был именитейшим из сеньоров. Церкви нашей он по¬
жаловал немалую сумму, дабы по старику отслужили
пышную заупокойную. Матушка моя, став вдовою, об¬
лачилась в траур — она пребывает в нем и поныне,-—
а мы с Гераром, уже в новом качестве, отправились в
Кан в составе свиты нашего герцога.
Бремя печали я ощутил лишь тогда, когда очутился
вдали от отчего дома. Странно, однако, но безгранич¬
ную любовь и уважение к отцу я почувствовал только
после того, как душа его рассталась с телом. Как часто
долгими ночами с искренними слезами на глазах вспо¬
413

минал я потом его последние слова: «Хвала Господу!
Я ухожу таким же бедным, как и явился на свет».
Пройдет время, и в свой смертный час я, может быть,
произнесу те же слова, правда, их смысл будет уже
совсем иным.
Глава IV
ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ ВИЛЬГЕЛЬМА
Нелегкой была наша жизнь при герцогском дворе,
и все же не такой уж тяжкой, как рисовал ее Онфруа,
мой покойный родитель. При всем том, однако, какими бы
ни были его пророчества относительно нас, о своей юно¬
сти он вспоминал очень тепло. Ему было лет четырна¬
дцать, когда его отдали в оруженосцы к рыцарям Пиру,
достославным котантенским сеньорам, чья воинствен¬
ность, а порой и жестокость стали притчей во языцех.
Но герцог Вильгельм был человеком иного склада. Он
желал, чтобы его оруженосцы не только мастерски вла¬
дели оружием, но и обучались учтивому обхождению и
следили за своим обликом. Время наше распределялось
следующим образом: мы либо совершенствовались в
выездке и ратном искусстве, либо прислуживали сиру
герцогу. Правда и то, что вставать приходилось на заре,
а укладываться, принимая во внимание наш юный воз¬
раст,— с заходом солнца, и то лишь через день. К тому
же наставник наш, сенешал * Фиц-Осберн, коему было
предписано также воспитывать нашего брата, не шел ни
в какое сравнение с Онфруа и тем паче с мэтром Ан¬
сельмом. Он никогда не бранил нас за непослушание,
а всякий раз, когда бывал нами недоволен, взывал к
нашей рыцарской чести, оберегая нас тем самым от
повторения собственных глупостей. По повелению ли
свыше или по убеждению своему он не делал никаких
связанных с сословным происхождением различий
между нами. Человек он был честный и прямой — за
это, видать, герцог и назначил его на такую должность!
Он обладал чудесной способностью облекать в забаву
любое дело, требовавшее от нас больших усилий, и умел
вознаграждать наше усердие, развлекая своими удиви¬
*	Сена шал — в средние века титул, которым награждались
придворные из числа именитых сеньоров, приближенных к королю
или герцогу.
414

тельными историями. Так мы узнали от него все, что
нам должно было знать о сире герцоге, чтобы уважать
его. Сенашал очищал наши головы от скверной лжи,
которую распространяли о повелителе его открытые и
тайные недруги. Он учил нас любить его уже тогда, не
дожидаясь, покуда мы повзрослеем и уже вполне осоз¬
нанно укрепимся в вере и преданности к нему; беседовал
с нами и в учебном зале, примыкавшем к покоям герцога,
и в дортуаре, и в трапезной. Иной раз даже ел с нами
за одним столом и обращался, как к равным.
—	Помните, говаривал он,-— французы будут
клясть вас за то, что вы потомки морских разбойников.
Но вам негоже сего стыдиться! Что правда, то правда,
норманнам, далеким предкам нашим, стало тесно на их
бесплодных землях, и они отправились грабить и опу¬
стошать берега Франции. Империя Карла * продолжала
оскудевать по смерти великого императора. Обессилев
в ходе междоусобиц, наследники его не сумели защитить
свое королевство. Оно было отдано на растерзание «лю¬
дям с севера». Карл Простоватый **, в конце концов,
уступил герцогство Нормандское Роллану *** — во
время их встречи в Сен-Клер-сюр-Эпте. У Роллана,
нашего первого герцога, был сын — Вильгельм Длинный
Меч, который стал отцом Ричарда I ****, по прозвищу
Бесстрашный. Четвертым герцогом был Ричард II *****,
прозванный Добрым, чья сестра Эмма — и это немало¬
важно — была поочередно женою двух английских
королей. Ричард Ш ****** правил не больше года, после
него меч Нормандии перешел к его брату, которого мы
зовем Робертом Великолепным *******_
*	Карл Великий (742—814) — франкский король с
768 г,, с 800 г,— импеоатор; из династии Каролингов.
** Карл Ш Простоватый (879—929) — француз¬
ский король в 898—923 гг. из династии Каролингов.
*** Ролла н, или Роберт (860—933) —скандинавский
вождь, первый герцог Нормандии (911—933)
**** Ричард I Бесстрашный	(942—996) — нор¬
мандский герцог, помогавший в 997 г. Гуго Капету (ок. 940—996),
основателю династии Капетингов, взойти на французский престол.
***** Ричард II Добры w (996—1027) —нормандский
герцог, защитник Церкви.
****** рнчард III, сын Ричарда II,— с 1027 г. нормандский
герцог, был низзержен и, возможно, убит Робертом I Великолепным.
******* Роберт I Великолепный (ум. в 1035 г.) — нор¬
мандский герцог (1027—1035), отец Вильгельма Завоевателя; был
отождествлен с легендарным Робертом Дьяволом.
415

Когда Фиц-Осберн доходил до этого места, глаза
Герара загорались огнём:
—	Больше всех своих городов Роберт любил Фалез.
Он с удовольствием останавливался там и жил. Именно
с этим городом судьба связала его незримыми узами.
Там-то однажды, грезя у окна — скоро, милые мои
друзья, я буду иметь честь показать его вам,— он уви¬
дел дев, они стирали белье на реке, и среди них краса¬
вицу Арлетту. Почем ей было знать, что кто-то наблю¬
дает за нею из замка? Веселая, бойкая, жизнерадостная,
как и все тамошние девицы, она полоскала белье, нагнув¬
шись, и низ ее рубашки малость задрался, как оно часто
случается у прачек. С этого дня Роберт возлюбил ее и
решил взять себе в жены. Эту дочь фалезского скорняка.
Испросив у нее любви, он облачил девицу в богатое
платье и с почетным эскортом препроводил в замок к
своему отцу. От их любви родился наш герцог Виль¬
гельм — во славу жителей Фалеза и во благо всем нам.
Мне рассказывали, и я этому верю, что Арлетта, зачав
нашего герцога, громко вскрикнула посреди ночи.
Роберт, мгновенно пробудившись, спросил, что с
нею. «Сир,— ответила она,— мне вдруг привиделось,
будто из тела моего проросло дерево и устремилось
прямо к небу, и тень от него покрыла всю Нормандию».
Роберт не стал насмехаться над нею, а серьезно
промолвил: «Будет на то воля Господня — так оно и
случится».
Засим Фиц-Осберн умолкал, дабы не злоупотреблять
нашим вниманием, и тогда кто-то из нас непременно
задавал вопрос:
—	А правда, сир сенешал, что с герцогом Виль¬
гельмом, когда он был маленький, случались разные
чудеса?
—	Выражайтесь осторожнее, дружище. С каждым из
нас в детстве случались чудеса — и с вами, и со мной.
Придворные служанки-болтушки иной раз такого наго¬
ворят, чего отродясь не было,— так выражают они свою
любовь к господам. И вот одна из них, та, что когда-
то давно прислуживала Арлетте, в старости рассказы¬
вала всем подряд, будто августейший младенец, когда
однажды его оставили спать на соломе без присмотра,
так ворочался и метался, что весь вывалялся в трухе —
в таком виде его и нашли. Служанка взяла его на руки и
предрекла: «Быть тебе великим воином! И завоюешь ты
416

столько земель, сколько соломы на руках твоих и в кула-
ках твоих!»
—	А как был посрамлен Тальва, сенешал?
—	Может, прервемся?..
—	Верно ли, что, увидев августейшего ребенка, он
предрек падение Беллема?
—	Да, верно. Как-то раз, будучи проездом в Фалезе,
Тальва Беллемский попросил показать ему ребенка —
кто знает, что на него нашло. И троекратно он повторил:
«Быть посрамлению!» А после прибавил: «Ты и племя
твое растопчут семя мое, беда великая падет на род мой».
И в гневе тут же отбыл восвояси — с тех пор о нем долго
не было ни слуху ни духу.
В другой раз он рассказывал нам о паломничестве
Роберта Великолепного:
—	Однажды, Бог весть по какой причине, ему вдруг
взбрело на ум поменять великую славу и безмерное сча¬
стье властителя на посох пилигрима. Перед тем как от¬
быть в Святую землю, он потребовал на Совете баронов,
чтобы те признали своим правителем Вильгельма. Когда
он отправился на юг, герцогство утопало в слезах. Потом
мы получили радостные вести о благополучном продви¬
жении нашего сеньора, они осушили наши слезы и оста¬
новили баронов, замысливших недоброе. Но вдруг, как
тоже нам стало известно, Роберта избил палкой приврат¬
ник какого-то аббатства, однако герцог запретил чинить
расправу над виновным и заявил: «За побои, коими на¬
градил он меня, я отдал бы город мой Руан целиком».
Несмотря на понесенное оскорбление, он остался на¬
стоящим нормандцем — не унывающим и исполненным
великодушия. В Риме он повелел облачить статую им¬
ператора Константина в драгоценную мантию. После
чего верхом на муле со златыми подковами отбыл в Ви¬
зантию, но животина по дороге потеряла подковы —
и нищий люд тут же бросился их подбирать. Свита не
желала выглядеть хуже своего сеньора, однако у не¬
которых спутников Роберта денег хватило лишь на се¬
ребряные подковы.
Император византийский принял гостей без особого
почтения — нормандцам пришлось во время встречи с
ним подстелить под себя собственные мантии. Они так
и оставили их там, где сидели, заявив, что не имеют при¬
вычки возить за собой подстилки. Император пришел
в негодование. Он запретил продавать герцогу дрова для
14 Ж. Бордонов
417

приготовления пищи. И тогда Роберт накупил орехов,
чтобы кидать в огонь их скорлупки. Император, узнав
об этом, рассмеялся и простил его.
Однако климат Востока оказался губительным для
северянина. По пути в Иерусалим он повстречал палом-
ника-земляка, возвращавшегося в Котантен. Этот пи¬
лигрим, возрыдав при виде пораженного недугом гердога
в носилках, которые несли сарацины, спросил его, какие
вести должен он доставить в Нормандию. Герцог нашел
в себе силы шутливо ответить: «Передайте друзьям
моим и народу моему, что черти во всю прыть несут меня
в ад». В Иерусалиме, как и всякий паломник, он отдал
дань христианским святыням, после чего направил свои
стопы в Вифлеем, куда прибыл в день положения во
гроб тела Господа нашего Иисуса Христа, а оттуда —
в Никею, где какой-то презренный негодяй отравил его.
Ему было тогда всего двадцать пять лет, а Вильгельму
только восемь.
Дома изменники воспряли духом. Всех опекунов
мальчика переубивали. В герцогстве началась смута.
К счастью, Роберт Великолепный, перед тем как стать
паломником, повелел, чтобы в случае, если он не вер¬
нется, Арлетта вышла замуж за сира Контевильского.
От этого брака родились наши сеньоры Одон, епископ
Байейский, и Роберт, граф де Мортен. Жители Конте-
виля, равно как и Фалеза, а также простые крестьяне
встали на защиту несчастного наследника герцогского
престола — самого выдающегося из детей, каких когда-
либо рождала земля наша. И вот когда для него настали
самые черные дни, он нашел поддержку и утешение у
простого люда. Он ел, работал, спал в убогих лачугах,
в лесах и полях. Там он набрался невиданной силы и
мудрости. Беда способна закалить даже самое мягкое
и благородное сердце так, что оно становилось крепче
железа.
Здесь сенешал обычно прерывал свой рассказ, во¬
царялась тишина, и от нее нам делалось жутко. Он про¬
должал:
—	Юноши, у некоторых из вас отцы, быть может,
еще недавно колебались, не зная, чью сторону принять,
а то и поддерживали мятежников, однако, прошу вас,
не держите на меня зла за сие обличение. Знайте, когда
герцог победил, он всех простил не только устами, но и
сердцем, а посему помните: отныне и во веки веков участь
418

ваша будет зависеть от верности долгу своему по отно¬
шению к герцогу. Забудьте имена изменников, кои могут
сорваться с языка моего по неосторожности, ведь мно¬
гие из них занимают весьма высокое положение. Сейчас
герцог окружил себя верными товарищами, но скольких
усилий ему это стоило!
Трое юных воспитанников сенешала понурили свои
головы. Однако наш искусный рассказчик еще раз повто¬
рил, что предано забвению все содеянное их отцами, и,
облегченно вздохнув, они дослушали окончание его
истории:
—	Стало быть, против юного герцога сложился
смертельный заговор. Виконт Незль Котантенский, Ре-
нуф Бессенский, Гамон-о-Данский, Гриму дю Плесси,
Рено Бургундский, коему юный герцог пожаловал Брион-
ъкую крепость, и прочие мятежные бароны порешили
его убить. Государь наш в ту пору охотился в Волонь-
ских лесах. Голе, его шут, ныне покойный, прознал про
готовящееся злодеяние и предупредил своего господина,
разбудив его среди ночи. Сначала он стучал палкой в
дверь, что вела в герцогские покои, однако стука никто
не услышал, и тогда он поднял крик: «Отворите! Отво¬
рите! Отворите! Все вставайте, иначе вам смерть! Где
Вильгельм? Почто спит он? Господин мой, еще немно¬
го — и смерть настигнет тебя! Враги твой с оружием
идут сюда. Коли сыщут, не уйти тебе из Котантена».
Вильгельм перепугался не на шутку; в исподнем, лишь
набросив на плечи плащ, он вскочил на коня и помчался
прочь один! Остаток ночи он провел у Ги де Вира. По¬
утру, не смея показаться в Байе, он умчался в Ри, где
его со словами: «Что привело вас сюда, мой славный
повелитель?» — принял старый Губер де Ри. Он повелел
сыновьям своим сопроводить герцога до Фалеза, а сам
остался, дабы направить преследователей по ложному
следу. Вильгельм обратился за помощью к своему сю¬
зерену, французскому королю.
После битвы при Валь-эс-Дюне мятеж был подавлен.
Так-то закончилась юность нашего герцога. Гамон-о-
Данский и другие бунтовщики погибли. Брионн после
долгой осады пал. Поверженные сеньоры, все без исклю¬
чения, преклонили колени перед герцогом и целовали
его десницу, которую прежде хотели отрубить.
Во время битвы, однако, французский король ударом
копья был выбит из седла, сия незадача привела его в
14*
419

ярость, и зависть к юному герцогу-победителю дала
пищу злобе, которую он до поры до времени затаил.
По возвращении в Париж король вдруг испугался своего
нормандского вассала, ему стало страшно за свои зем¬
ли, не столь плодородные, как северные, к тому же мало¬
населенные и плохо защищенные от внешних врагов.
И все же королю еще раз пришлось заключить союз
с нашим повелителем — в борьбе против Жоффруа
Мартеля, герцога Анжуйского. Вильгельм одерживал
победы в Домфроне, Алансоне — повсюду, где сра¬
жался.
Тут уж французский король, видя, как силен и не¬
победим Вильгельм, встревожился не на шутку. И вот,
вообразив себе, будто дело его правое, он нарушил
скрепленные печатями договоры, вторгся в Нормандию
и пошел на Омаль и Нефшато. Однако ночью под Морт-
мером часть его войска была захвачена врасплох и раз¬
бита. Из почтения к своему сюзерену наш герцог не стал
его преследовать. Понимаете, мальчики? Сир герцог, вер¬
ный слову чести, не пожелал добивать армию француз¬
ского короля, хоть тот и отступился от своего сло¬
ва; приняв от побежденного великое покаяние, он отпус¬
тил его восвояси — жестоко униженного и посрамлен¬
ного.
Но не думайте, что наш повелитель сделал это из
малодушия! Во время осады Алансона мятежники кри¬
чали из бойниц на внешней ограде крепости: «Сдерем
со скорняка шкуру!» Таким гнусным образом они наме¬
кали на досточтимого предка Вильгельма, его деда, ко¬
торый, как я уже говорил, скорняжничал в Фалезе. «Бог
свидетель,— грозно изрек тогда герцог,— за такое ко¬
щунство быть им четвертованными!» Вскоре внешняя
ограда была взята штурмом, тридцати двум бунтарям,
что остались в живых, отрубили руки и ноги и пере¬
бросили их через стену замка — для устрашения его
защитников.
—	Сеньор сенешал, а правда, что ночью после по¬
беды под Мортмером герцог послал своего слугу объ¬
явить по всей округе, что французский король разбит?
—	Правда, оруженосец — я его хорошо знаю —
забрался на дерево на подступах к вражескому лагерю
и закричал в освещенную звездами ночь: «Французы,
французы, вставайте, поднимайтесь! Собирайтесь в до¬
рогу, хватит спать! Ступайте хоронить собратьев ваших,
что пали под Мортмером»...

Глава V
ОБРАЗ ВИЛЬГЕЛЬМА
Нынче вечером я перечитал написанное и остался
весьма недоволен своим пером. Нет, пересказ событий,
легенд о сире Вильгельме и о его достославных деяниях,
переложение на пергамент досужих толков, что разно¬
сят придворные служанки, и воспоминаний об осадах
крепостей и битвах вкупе с описанием однообразной
жизни оруженосцев да изложением назидательных ре¬
чей сенешала — еще не передают того, что я на самом
деле чувствую и хочу выразить. Не умею я пока что вы¬
страивать стройную композицию, какие бы похвалы
ни отпускал на сей счет мой друг Герар. Мысли в
голове моей проносятся вихрем, опережая друг друга,
и путаются, подобно ласточкам, что беспорядочно кру¬
жат в летнем небе, да к тому же так громко кричат, что
впору оглохнуть. Все же в юные годы, видимо, мне не
хватало усердия и прилежания, вот почему теперь так
трудно отобрать из переплетающихся между собой
событий и сказанных некогда слов самое главное —
то, что должно навсегда остаться у людей в сердцах и в
памяти. Если кому-то из далеких моих потомков по¬
падется на глаза сия рукопись, дерзость вкупе с бес¬
таланностью вызовут у него улыбку, но, может быть,
напротив, сострадание, коли окажется он человеком с
добрым сердцем. А потому я обращаюсь именно к добро¬
сердечным потомкам и повторяю, что пишу я так, как
говорю со своими друзьями, коих обилие поглощен¬
ных нами совместно блюд и вин делает моими самыми
благосклонными слушателями. С ними я всегда высту¬
паю в роли эдакого мудрого проповедника, и друзьям
ничего не остается, как только внимать мне.
Но как бы там ни было, а образ сира Вильгельма,
как мне видится, я воссоздал пока не полно — лишь в
общих чертах. И раз уж я взял на себя сей нелегкий
труд, то обязан быть правдивым во всем. Может сло¬
житься впечатление, будто герцог Вильгельм вышел
победителем при Валь-эе-Дюне, в Брионне и под Морт¬
мером лишь благодаря своему жестокому нраву, однако
это не так. Он не только воин, вызывающий всеобщее
восхищение. Конечно, когда он предстает перед нами
во всем своем великолепии: верхом на коне, в шлеме,
с мечом у пояса, со сверкающим щитом в одной руке и
421

копьем в другой — он выглядит грозным. Да, ратные
доспехи ему к лицу, однако обычное светское платье он
носит не менее ловко. Он не только великий полководец,
но и величайший из правителей, умеющий повелевать
своим народом в мирное время. Он всегда, и я уже гово¬
рил почему, внимал страданиям простого люда, далекого
от ратных дел, который взывал к нему о помощи, когда
стране угрожала смута или иноземное вторжение. Бла¬
годаря ему священники могли тихо-мирно отправлять
службу, купцы — без опаски разъезжать по дорогам,
крестьяне — возделывать землю и заполнять урожаем
свои риги, не боясь, что вот-вот нагрянут вооруженные
всадники и им придется бросать свои $ома и прятаться
где-то в чаще леса. Мир, восстановленный в Нормандии,
что вызвало зависть в других провинциях, он укрепил
еще и тем, что обязал своих баронов на совете в Кане
принять обет о соблюдении Перемирия Господня *: «Со
среды, с захода солнца, и до понедельника, до восхода
солнца, никто не должен сражаться!» В том месте, где
был дан сей прекрасный обет, он повелел построить
церковь Мира во Христе правильной квадратной формы
из канского камня, легко поддающегося обработке.
О том, что сир Вильгельм был предан своим друзьям,
я уже упоминал, когда рассказывал про старого Онфруа,
и мог бы привести тому еще с десяток или два примеров,
еще более ярких. В отношениях с друзьями герцог всегда
следовал принципу чести, стремясь быть им надежным
оплотом, и благородные друзья чувствовали себя в долгу
перед ним. Он умел держать свое слово и из всех челове¬
ческих качеств больше всего ценил чистосердечие. Ко¬
гда ему приходилось отказывать кому-то в дружбе, он
не порывал с ним в одночасье, по мимолетной прихоти,
а мало-помалу отдалял провинившегося от себя, с пе¬
чалью на сердце, но и с надеждой обрести потерянную
дружбу вновь. Следуя этим принципам, сир Вильгельм
нажил себе немало завистников, но не меньше и почита¬
телей, особенно среди отцов Церкви Христовой. Нет, не
надо думать, что он надевал маску благородства, дабы
пленить свет, как делали многие властители, просто по¬
ступать благородно было правилом его жизни, и он при¬
держивался этого правила в отношениях со всеми: со сво¬
им ближайшим окружением, вассалами, чьи замки раз-
*	Перемирие Господне — прекращение всех боевых
действий между воюющими сеньорами; назначалось Церковью на вре¬
мена Рождества, Поста и Пасхи.
422

бросаны вдоль границ герцогства, с иноземными гостями
и со своею супругой герцогиней Матильдой, дочерью
фландрского графа. Он — как ступица в колесе. К нему
ведут все нити — из заброшенных среди холмов и лесов
деревень, из стоящих ка возвышенностях замков, из
крепостей и торговых городов, из рыцарских фьефов,
протянувшихся от восточных границ до прибрежных
доменов *. Он знает все и всех, и все знают его. При лю¬
бых обстоятельствах, где бы то ни было, на людях или
у себя в покоях, он наш повелитель — все это хорошо
понимают.
Трижды в год герцог устраивает пышные праздне¬
ства — в Лилльбонне на Рождество, в Фекаме на Пасху
и в Кане или Фалезе на Троицын день. Любит он наез¬
жать и в Руан; ему нравится вести беседы с простыми
людьми под сенью деревьев или на паперти. Повелителя
нашего можно часто видеть в окружении свиты, следую¬
щей за ним повсюду,— сенешала, коему надлежит сле¬
дить за порядком и приготовлением блюд, канцлера,
хранителя хартий и герцогской печати, камергера, от¬
вечающего за герцогскую казну, коннетабля, главно¬
командующего герцогскими войсками, главного вино¬
черпия, капелланов и советников. Нас сопровождают
и дамы, соперничающие между собой в великолепии
кружевных блио **, мантилий и изяществе сапожек.
Однако герцог ни в чем не терпит излишеств. Он, как
известно, одержим одной-единственной и всепоглощаю¬
щей страстью — охотой! Теперь-то я знаю: на охоте он
давал волю своей недюжинной силе, накопившейся энер¬
гии и сдерживаемой до тех пор здоровой злости. Оруже¬
носцы сопровождали его в лес по очереди — то была
величайшая из привилегий для нас. В зависимости от
того, тяготило его что-либо или нет, он или хранил мол¬
чание, или балагурил с нами за компанию, однако при
этом все же держал нас на расстоянии. Герару за не¬
вольную насмешку он однажды чуть было не дал отстав¬
ку. Но стоило только пустить в небо соколов, как герцог
тут же забывал о нашем присутствии и превращался в
неистового охотника. Дичь, упущенную ловчими пти¬
цами, он подстреливал из лука — пущенная им стрела
*	Домен — в Западной Европе в средние века часть по¬
местья (вотчины), на которой феодал вел собственное хозяйство.
** Блио — род галльской мужской или женской туники из
шерстяной или шелковой ткани, с поясом и с очень короткими и ши¬
рокими рукавами, распространенной в IX. — XII веках.
423

редко пролетала мимо цели. Потом мы возвращались
в замок, и по дороге он вел с нами задушевный разговор,
как человек, только что оправившийся после изнури¬
тельной лихорадки.
Я, понятное дело, очень боялся оказаться у герцога
в немилости. Сказать по правде, меня он удостаивал
одними лишь похвалами, правда, делал это несколько
высокомерно и как бы невзначай. Со временем я свыкся
со службой, с тем, что мне приходилось регулярно яв¬
ляться к повелителю и вести с ним беседы, и я уже не
робел, ощущая на себе его тяжелый взгляд. Бывало, он
даже снисходил до того, что подтрунивал над нашей не¬
зрелостью или над глупыми прозвищами, коими Герар
наградил каждого из своих товарищей — Коротконогий,
Волчья Задница, Храбробородый, Задавака и множе¬
ством других, сейчас уже и не вспомню, каких! Да, фан¬
тазия и ирония моего друга пределов не знали. Ох и
досталось же нам от него! Но это было неважно — мы
знали, что это только слова, а кроме того, мы были не¬
злобивы, потому что постоянно жили с ощущением сча¬
стья. Герар, так тот ощущал себя просто на седьмом
небе, и как-то раз, когда я пребывал в тоске, он при¬
нялся горячо утешать меня:
—	Полно, дружище! Очнись! Да очнись же! Чего
тебе еще нужно? Охота, странствия, пиры, торжества,
блестящее окружение, жизнь во дворце, скачки по бес¬
крайним просторам — неужто все это тебе не по душе?
Пораскинь-ка мозгами: неужели ты смог бы жить, как
твой отец,— храни Господь его душу! — на просолен¬
ном, то и дело затопляемом морем клочке жалкой земли,
способной прокормить разве только баранов? Неужели
ты смог бы жить в двух своих деревнях — среди кре¬
стьян да куропасов? А я? Или ты думаешь, я смог бы тор¬
говать мехами, что выделывает мой отец, ублажая пере¬
купщиков да тетушек из Сен-JIo? Нет уж, дружище, раз
мы жаждали приключений, значит, так тому и быть! По¬
камест мы только прикоснулись к закускам, а главные
блюда, от которых герцог просто без ума, потому как
они разжигают его аппетит, еще впереди. А он, между
нами говоря, завзятый гурман. От подобных аппетитов
у него скоро вырастет такое брюхо! Он...
Тут Герар вдруг осекся и зарделся, точно девица.
Герцог, оказывается, был в соседней комнате. И все
слышал. Он обвел нас каким-то странным взглядом. Это
был единственный раз, когда я видел, как Герар стуше¬
424

вался и стал тише воде, ниже травы. Герцог подошел к
нам и сказал:
—	Не злоупотребляйте моим терпением, юноши.
Намедни старый сир де Бомон по дороге в капеллу
споткнулся о веревку и вывихнул себе ногу. Так что
придется вам выбирать: либо низкое шутовство мене¬
стрелей, либо достойная доблесть оруженосцев. Сене-
шал уже получил распоряжения касательно вас.
Несколько дней кряду мы ходили словно в воду опу¬
щенные. Однако вскоре случилось столь небывалое собы¬
тие, что нас сразу же оставили печальные раздумья. Мы
грезили о приключениях — и неудержимо стремились
им навстречу: наконец нам предстояло показать, на что
мы действительно были пригодны!
Глава VI
ВАРЕКСКОЕ ПРАВО
В ту пору Англией правил король Эдуард * — да
будет благословенна его память! Народ величал его
Благочестивым, ибо он никому никогда не причинял зла,
презирал тщеславие, ни на что не притязал и хотел,
чтобы все его подданные жили по законам чести и спра¬
ведливости. То был черный монах, увенчанный короной.
Батюшка мой, знававший его еще в те времена, когда
тот жил изгнанником в Нормандии, сказывал, что хоть
с виду Эдуард и был принц, однако ж грезил он только
о мессах, молитвах, постах и прочих воздержаниях. По
матери он был нормандцем, что определило и воспита¬
ние, и образ мыслей, и дух его. Не все, быть может, по¬
нимают, что сие означает, поэтому я попробую объяс¬
нить. Мать его, Эмма Нормандская, была дочерью на¬
шего герцога Ричарда II Доброго и доводилась сестрой
Ричарду III, правившему недолго, и Роберту Великолеп¬
ному, отцу Вильгельма Завоевателя. Сначала она вышла
замуж за английского короля Этерледа ** и родила ему
двух сыновей — Альфреда и Эдуарда. По смерти Этер-
*	Эдуард Благочестивый, святой (1002—1066),—
английский король (1042—1066), больше заботился о спасении соб¬
ственной души, нежели о благе королевства, которым правил; своим
преемником назначил Вильгельма Завоевателя, а потом Гарольда II.
** Этерлед II (965—1016) —английский король (978—
1016), боролся против вторжения датчан в Англию.
425

леда она вышла замуж за Кнута *, скандинавского
вождя, узурпировавшего английский престол. Альфред
с Эдуардом выросли в Нормандии: герцоги наши при¬
няли их и воспитали как родных. Поначалу благие на¬
мерения герцогов вернуть своим подопечным их закон¬
ное право на корону — мирным путем или с помощью
оружия — не увенчались успехом. По смерти Кнута,
за которой последовал распад его империи, Альфред
вновь попытался вернуть себе корону силой — и погиб
в сражении. Ему предпочли Гардкнута, однако вскорости
и тот скончался. И вот наконец, много лет спустя, в
тысяча сорок третьем году, королем Англии стал Эдуард,
последний из претендентов. Взойти на престол ему в
какой-то мере помог граф Годвин **, зять почившего
короля Кнута и отец Гарольда. Эдуард, хоть и выглядел
немощным и был до крайности набожным, оказался все
же достаточно прозорлив и дальновиден — окружил
себя нормандцами и тем самым расстроил коварные
замыслы грезившего о британской короне Годвина и
его сторонников. Засим последовали нескончаемые
распри и заговоры; но вскоре Годвина, кружившегося
над престолом, точно стервятник над голубкой, постиг¬
ла внезапная кончина, и первым человеком в государстве
после старого короля Эдуарда стал считаться Гарольд,
сын Годвина.
Англия, разделенная на две части, жаждала поско¬
рее узнать и наследника на престоле, и Эдуард метался
в поисках решения, подобно птице, захваченной бурей.
Однако в глубине души он уже сделал выбор и назна¬
чил себе преемника. Отныне он был одержим одним-
единственным желанием — совершить смиренное па¬
ломничество в Святую землю. Внезапно недуг помешал
ему исполнить сей обет, но Папа Римский готов был
освободить короля от взятого обета при условии, что
тот поставит храм. Так началось строительство мона¬
стырской церкви Святого Петра в Вестминстере, где
ныне и покоится прах Эдуарда. Чувствуя, что силы его
уже на исходе, король, не дожидаясь смертного часа,
*	Кнут II, по прозвищу Великий (995—1036),— король
Дании (1018—1035); Англии (под именем Кнут I, 1017—1935) и
Норвегии (1030—1035); продолжил завоевание Англии, начатое его
отцом Свеном.
** Годвин (умер в 1053 г.)—английский государственный
деятель, пользовался большим влиянием при Кнуте Великом, Кну¬
те III и Эдуарде Благочестивом.
426

повелел, чтобы корона Англии перешла к самому достой¬
ному — то бишь к нашему герцогу Вильгельму. Думая
о вечном покое и готовя душу свою к праведной жизни
в раю, он хотел, чтобы все подданные его, по крайней
мере, жили в мире, который он оставлял после себя как
доказательство своей любви к народу. Однако, отдав
такое повеление, Эдуард задел честолюбие Гарольда и
посеял зерна сомнения в правильности сделанного им
выбора среди англичан. И дабы быть уверенным, что
корона его действительно перейдет к назначенному им
наследнику, король отправил заложниками ко двору
нашего герцога брата и племянника Гарольда — но и
сия предосторожность оказалась бесполезной.
Таково было положение дел — причем весьма не¬
определенное — и в то утро, когда я стоял на страже в
большом зале дворца и увидел, как туда вошли герцог
Вильгельм и его свита, облаченные в роскошные одежды.
Герцога сопровождали и его сводные братья — епископ
Одон и граф Робер де Мортен. На Вильгельме была ту¬
ника с отороченными золотым шитьем рукавами и рас¬
шитая узорами из драгоценных каменьев мантия. Сир
Вильгельм взошел на трон и взял в руку символ герцог¬
ской власти, Нормандский меч с обнаженным острым
клинком, как он это делал всегда в торжественных слу¬
чаях. (Как сожалел я тогда, что со мною рядом не
было Герара: вконец потеряв терпение из-за наших по¬
стоянных перемигиваний и кривляний, сенешал взял и
разлучил нас.) Меня, признаться, разобрало сильное
любопытство: прежде мне случалось бывать лишь на
обычных приемах и пирах.
Будь у меня хоть мало-мальский дар писать полотна
или миниатюры, я вложил бы все свое искусство в вос¬
создание образа сира Вильгельма таким, каким видел его
в тот день. Я наполнил бы бездонной глубиной его ага¬
товые миндалевидные глаза, постарался бы передать
впечатление сильной воли этого человека, выражаемой
его квадратным подбородком. Я изобразил бы рядом с
ним епископа с тонзурой *, и графа де Мортена, и других
досточтимых сеньоров, собравшихся здесь. И тогда вы
определенно заметили бы, что герцог превосходил их
всех и статью, и изысканностью манер. Я не преминул
бы нарисовать и массивный подиум, на котором возвы¬
шается его трон, зал с чередою арок, завешенных бога¬
*	Тонзура у католических священников выбритая макушка.
427

тыми портьерами от холода и сквозняка. Мы, оруже¬
носцы, неподвижные и безмолвные, стояли тогда за
спиной нашего повелителя, взяв копья на плечо.
Камергер — он был писарем, принявшим постриг,—
впустил какого-то человека. Имя его я запамятовал:
впрочем, во всей этой долгой и трагической истории роль
его была третьестепенной. Мне, по причине нежного воз¬
раста еще плохо разбирающемуся в людях, показалось,
однако, что его приход был сродни появлению легких
туч на ясном, мирном небе, предвещающих близкую
грозу. Хоть волосы доходили ему до плеч, а лицо укра¬
шали усы, столь любезные сердцу каждого англичанина,
можно было сразу догадаться, что он нормандец с головы
до пят. К повелителю нашему он обратился на норманд¬
ском наречии, и герцог воздал ему высокие почести, ибо
к чужеземным посланникам, откуда бы те ни являлись
и какие бы вести ни несли, он всегда относился с боль¬
шим уважением.
—	Сир герцог,— продолжил чужеземец,— великий
и благочестивый Эдуард, король Англии и мой повели¬
тель, послал меня известить вас о скором прибытии того,
кто после него есть первый человек в нашем королевстве.
Я имею в виду Гарольда, сына Годвина, герцога Уэссек¬
ского и родственника короля. Мой повелитель Эдуард
просит и требует, чтобы вы приняли Гарольда как его
родного сына, ибо такой великой милости он был удо¬
стоен за личные заслуги, а также благодаря своему вы¬
сокому положению и родству с королем.
На бледном лице Вильгельма не дрогнул ни один мус¬
кул. Пальцы его, должно быть, еще сильнее сжали руко¬
ять меча. Одон нахмурил брови. Граф де Мортен, похоже,
смутился и встревожился. А герцог промолвил в ответ:
—	Пусть мой дражайший дядя король Эдуард
знает — Гарольд будет принят как друг, со всеми по¬
честями, коих он, без сомнения, заслуживает в соответ¬
ствии с положением своим и как родственник короля.
Однако хотелось бы знать, с каким поручением король
отправляет его в Нормандию?
—	Сеньор, цель его прибытия одна: клятвенно за¬
верить вас, что воля Эдуарда относительно передачи вам
в наследство английского престола будет исполнена во
избежание смут и волнений. Предотвратить их под силу
одному лишь Гарольду, ибо только он один будет стоять
у смертного одра Эдуарда. Силы короля на исходе. По¬
говаривают, ему не дожить до того дня, когда будет за¬
428

кончено строительство Вестминстерского храма — дела
всей его жизни. Удрученный скорбью и тревогами, он
пожелал, чтобы его послание о прибытии Гарольда ис¬
ходило из уст человека верного и преданного, и на эту
роль он выбрал меня. Знайте же, сеньор герцог, он лю¬
бит вас больше, чем Гарольда и других родственников,
и уважает — но не только из любви или по нашему род¬
ству, а потому, что вы единственный, кто способен пра¬
вить в неуправляемом королевстве, тем паче что ему
продолжают угрожать вторжением норманны, датчане
и прочие разбойничьи орды...
После таких слов епископ, видать, успокоился. А Ро¬
бер де Мортен даже возликовал. Однако герцог остался
все таким же бесстрастным. Посланник продолжал:
—	Назначая вас своим преемником, Эдуард прислу¬
шивался не только к зову сердца своего, но и к разуму,
ибо он верит, что лишь вам одному под силу защитить
его народы и положить конец бесконечным войнам, не¬
сущим страшное опустошение...
Я не запомнил, что было сказано вслед за тем, пото¬
му как дальнейший их разговор показался мне малозна¬
чительным. Посланник пробыл при дворе герцога лишь
несколько дней. Король Эдуард велел ему возвращаться
в Лондон как можно скорее — чтобы, как я полагаю,
он случайно не повстречался с Гарольдом. Оказалось,
что он был родом из Сен-JIo и доводился Герару даль¬
ним родственником, поэтому друг мой быстро завоевал
его благорасположение. Как-то раз вечером англичанин
шепнул ему на ухо:
—	Если люди Гарольда станут предлагать тебе и
друзьям твоим деньги или примутся что-либо выведы¬
вать, сей же миг ступай и предупреди своего герцога.
Есть немало людей, души которых исполнены ковар¬
ства — такие люди не считаются ни с чем: могут нару¬
шить данное слово, воспользоваться юношеской доверчи¬
востью.
Призадумавшись над его словами, Герар пришел ко
мне и поведал об этом разговоре.
А тем временем, как это отражено и на Байейском
полотне, Гарольд, прощаясь с королем Эдуардом, вы¬
слушивал его последние напутствия. Каковы были его
истинные помыслы, знал ли он уже заранее, как пове¬
дет себя по прибытии в Номандию? Глядя на полотно,
понять это, увы, нельзя. Эдуард в короне и со скипетром
в руке восседает на троне. Выходит, то была не просто
429

беседа с глазу на глаз, а торжественная аз^диенция.
Гарольд и его оруженосец разводят руками — выражая
скорее изумление, нежели гнев. Доподлинно не известно,
что вышивальщицы хотели изобразить в этом фрагмен¬
те полотна — то ли прощание Гарольда с королем Эдуар¬
дом, то ли сцену аудиенции, когда Эдуард напутствует
своего родственника перед отплытием в Нормандию.
Загадочным и непостижимым мне здесь кажется и удив¬
ление Гарольда. Но в общем-то весь он тут — необуз¬
данный, ретивый, а стало быть, способный на любую
крайность; благородство же, коим он так кичился, было
всего лишь хрупкой скорлупой, прикрывавшей характер
варвара, который он унаследовал от своего отца. Но к
чему теперь порицать его? Следующий фрагмент-сцена
также мало что проясняет в загадочном поведении Га¬
рольда. Из нее явствует, что Гарольд вместе со свитой
трогается в путь. На нем охотничье платье — короткие
туника и плащ, перехваченный пряжкой на груди. Он
весело беседует со своими приближенными. Не забыл он
взять с собой и своего любимца сокола — дабы можно
было охотой скрасить долгое, утомительное путешествие.
Он верхом на коне, рядом свора охотничьих псов, на
ошейниках которых висят звонкие бубенчики. Быть
может, Гарольд уже усмирил гордыню и. сменил гнев на
милость, а возможно, тешил себя надеждой, что ему
удастся выполнить поручение немощного короля по-
своему. Как мне кажется, в его ближайшем окружении
нашлись златоусты, сумевшие внушить ему, что можно
без труда обмануть и Эдуарда, и Вильгельма: надобно
лишь прикинуться, будто он исполняет волю своего по¬
велителя, и, скрыв истинные намерения Эдуарда, окон¬
чательно сбить Вильгельма с толку. Но они не учли, что
герцог Вильгельм — человек весьма проницательный.
Как бы то ни было, а иные и посейчас продолжают
говорить, будто жизнь в теле Эдуарда в то время уже едва
теплилась и старик, лишившись разума, не ведал, что
творил. Некоторые утверждают, что друзья тайком бес¬
совестно и беззастенчиво настраивали против Вильгель¬
ма Гарольда, пользуясь его безволием и болезненным
тщеславием. Они упорно распространяли слухи, будто
король Эдуард, устав от государственных дел и решив
удалиться от них на покой, в конце концов, уступил на¬
стояниям своих приближенных и позволил Гарольду
вести переговоры об унаследовании им английского
престола. Они даже уверяли, что во избежание взаимной
430

ненависти и распрей Гарольд заручился у короля позво¬
лением заключить полюбовное соглашение с Вильгель¬
мом. Да, так говорят люди, которые когда-то потерпели
жестокое поражение и были бесконечно унижены.
Итак, за охотой, беседами и пирами, яцно не поспе¬
шая, Гарольд добрался наконец до Босхэмской бухты.
На полотне хорошо видно, как он вместе со своим не¬
разлучным оруженосцем входит в тамошнюю церквушку,
преклоняет колени и молит Господа благословить его
на плавание. Ах, как жаль, что Небу не было угодно,
чтобы струг его поглотила морская пучина — тогда бы
не остались лежать на поле брани под Гастингсом тела
добрых и верных друзей, вставших друг против друга!
Однако, как уверяют слуги Божьи, Всевышний не может
избавить нас от всех бед. Но он всегда дарует нам воз¬
можность искупить грехи наши. Он дает нам время на
раздумья, дабы мы могли обуздать свои страсти и встать
на праведный путь. Тем не менее срок, отпущенный
свыше, не образумил спесивого Гарольда — он восполь¬
зовался им для того, чтобы еще пуще укрепиться в своих
коварных помыслах.
В ожидании прилива Гарольд устроил трапезу в
замке, стоящем на побережье. На полотне за очертания¬
ми стрельчатых окон можно рассмотреть, как он сидит
в зале на втором этаже замка и бражничает в кругу
своих спутников. Затем спускается по лестнице, что
ведет прямиком к берегу моря, разувается и идет к стоя¬
щему на якоре кораблю. Любимого пса своего он несет,
бережно прижав к себе левой рукой,— жизнь твари,
видать, ему дороже жизни людей. Сокол сидит на за¬
пястье его правой руки. И вот он уже всходит на ко¬
рабль, весьма воодушевленный: ибо англичанам, как и
нам, не страшна морская стихия.
Ветер, поначалу оказавшийся попутным, надул поло¬
сатый парус. Однако в этом мире, как известно, за удачей
непременно следует неудача, а счастье всегда идет рука
об руку с бедою — и вот благой ветерок вдруг сменился
суровым восточным ветром, несущим громы и молнии,
который вскоре превратился в истый ураган. Силы неба
и воды, слившись воедино, понесли струг Гарольда к
пикардийским берегам. Вскоре впередсмотрящий, при¬
вязанный к мачте, воскликнул: «Земля!», и те, кто уже
считал себя погибшими, возликовали. Ко увы! В те вре¬
мена существовал обычай — существует он, насколько
мне известно, и поныне,— многим ненавистный, но лю¬
431

бимый теми, кто следовал ему всегда: он зовется «тро¬
фейным», или «варекским», правом. По этому праву все,
что море прибивает к берегу: людей, живность, корабли
или их обломки, корабельный груз, оружие и прочий
скарб — все это становится собственностью сеньора,
владеющего прибрежной землей.
Так Гарольд сделал первый шаг навстречу своей
сз'дьбе.
Герар стоял на страже во дворце, когда сенешал
провел к сиру Вильгельму незнакомого рыцаря. Вести,
принесенные незнакомцем, были столь серьезны и сек¬
ретны, что он пожелал передать их только лично самому
герцогу. Если б не заступничество сенешала, быть бы
этому бедолаге странствующему рыцарю, косматому и
грязному, битым стражниками.
—	Сир герцог,— молвил сенешал,— я взял на себя
смелость препроводить его прямо к вам. Он не желает
сдавать оружие и не называет ни своего имени, ни имени
сеньора, которому служит,
В ответ несчастный проворчал:
—	Я признаю только одного сеньора — того, что
находится здесь.
—Откуда ты держишь путь?
—	Из Понтье... Я чудом остался жив.
—	Я слушаю тебя.
—	Сеньор герцог, я загнал двух коней. А прибыл я
из Борэнского замка; хозяин его, граф Ги, замыслил
против вас недоброе, он хочет нанести вам оскорбление.
—	Ближе к делу!
—	Граф Гарольд, он же герцог Уэссекский и покро¬
витель англичан, попал на понтьейский берег. Причиной
тому — буря, а может, измена кормчего. Он думал, что
пристал к берегам Нормандии, но, на беду, корабль при¬
било к вражескому берегу Понтьейского графства. Граф
Ги послал к прибывшим своего человека — предупре¬
дить, чтобы Гарольд сдавался добром, но Гарольд и
свита его отказались добровольно сойти на берег, и
тогда граф захватил их силой. Под большой охраной
он доставил пленников в Борэнский замок да там и за¬
точил — явно с недобрым умыслом. За богатый улов-де
и выкуп надобен немалый.
—	Господом всемогущим клянусь — он мне ответит
за это!
Хотя в голосе герцога звучал гнев, а глаза метали
молнии, на лице застыло каменное выражение.
432

—	Ги Понтьейский доволен уловом. Он благодарит
ветер и бурю и считает, что добычей владеет по праву.
—	Было время, когда я велел вешать всякого, кто
был уличен в грабеже кораблей, потерпевших круше¬
ние у моих берегов.
—	Но ведь Гарольд-то в Понтье, сир герцог! Ги тре¬
бует с него огромный выкуп — и Гарольд, несмотря на
фамильные богатства и покровительство своего короля,
пребывает в печали. А оруженосец его плачет.
—	Что ж, так положено: оруженосцам — лить слезы,
а доблестным рыцарям — дела великие вершить! Благо¬
дарю тебя, добрый друг, за то, что ты пустился в столь
опасный путь, чтобы найти меня, хвалю твою отвагу.
Сенешал, воздай ему за заслуги его, и пусть отдыхает,
сколько душе его будет угодно.
Справедливости ради надобно сказать, что герцог
щедро вознаграждал тех, кто хотя и был незаметен, но
оказывал ему добрые услуги: предупреждал о злосло¬
вии, недобрых помыслах, преступных деяниях и тайных
заговорах тех, кого он уже подозревал. Одним ухом
он слышал, о чем говорили в Париже, а другим — о чем
в Лондоне, знал также о том, что замышлялось и в Бре¬
тани, и во Фландрии.
Кентские вышивальщицы, переплетая свои нити, не
забыли изобразить пленение Гарольда. Он не был тру¬
сом, и попытался оказать сопротивление. Воин, пленив¬
ший его, указывает ему на Ги Понтьейского и на со¬
провождающих того вооруженных рыцарей: мол, всякое
сопротивление бесполезно. Но не исключено и то, что
гордый Гарольд поверил в благородство графа-захват¬
чика.
Засим, как показано на полотне, Гарольда препро¬
вождают под конвоем в Борэнский замок; сокол повер¬
нул к хозяину свой крючковатый клюв — в знак бес¬
силия, как видно.
Да, то было безрадостное шествие. Но откуда Га¬
рольд мог тогда знать, что настороженность птицы была
только первым знаком грядущей беды? Не ведал он и
того, что спасительница-судьба пока еще могла вызво¬
лить его из этого злоключения, указав единственный
путь, который ему надобно было выбрать. Однако, усту¬
пив собственной спеси, он увидел лишь то, что оказался
в затруднительном положении, и думал только о том,
что необходимо поскорее из него выбраться, а каким
путем — неважно.
433

Глава VII
ГАРОЛЬД
А сейчас речь пойдет о самом главном в нашей исто¬
рии — о тех знаменательных днях, когда пересеклись
многие пути и судьбы и когда провидение предоставило
каждому шанс сделать свой единственный выбор. Имен¬
но тогда началось жестокое противоборство между Га¬
рольдом и нашим герцогом; тогда-то и обнаружились
впервые противоречия, ставшие камнем преткнове¬
ния между этими двумя принцами крови. В то время я
уже начал понимать что к чему в этой жизни: чем истин¬
ный владыка, наделенный гибким умом, отличался от
бесталанного выскочки. Для себя я решил, что буду рас¬
сказывать только о том, что видел своими глазами и
слышал собственными ушами, и лишь за редким исклю¬
чением, да и то с оглядкой,— о том, что, судя по его уве¬
рению, видел и слышал Герар. А стало быть, я не буду
распространяться о посланиях, коими обменивались
Вильгельм и Ги Понтьейский. Как явствует из сюжета
полотна, их было множество, и все они касались одного
и того же, и всадники вереницей мчались то туда, то об¬
ратно, неся с собой важные вести.
Вильгельм менялся прямо на глазах — куда подева¬
лась его былая веселость и велеречивость? Да, он умел
глубоко прятать сокровенные мысли, чувства и замыслы,
однако на сей раз он даже не пытался скрыть свое дур¬
ное настроение. Улыбался он весьма натужно, отвечал
немногословно, будто беседовать ему теперь было в тя¬
гость; от прежней природной, а потом легкой и приятной
его учтивости не осталось и следа, и он стал даже меньше
показываться на людях. Мы, конечно же, знали причину
переживаний, терзавших нашего повелителя, но никто из
нас и представить себе не мог, сколь были они остры;
не ведали мы и о мучивших его подозрениях, и о клоко¬
тавшей у него в душе ярости, которую он силился не вы¬
плескивать наружу.
Прислуживая однажды за вечерней трапезой, я за¬
метил, что Одон как-то странно смотрит на герцога —
пристально и даже дерзко.
—	Брат мой и повелитель,— наконец промолвил
епископ,— напрасно вы изводите себя. Беда, постигшая
Гарольда, всего лишь досадное недоразумение, и оно
434

никак не может повлечь за собой серьезные последствия.
—	Это вы так полагаете.
—	Старый король Эдуард, без сомнения, принял все
меры предосторожности, когда направил сюда своего
посланника, поручив ему возвестить о прибытии Гароль¬
да в Нормандию и дать нам знать о возложенной на него
миссии.
Вильгельм одним духом осушил свой кубок, чего
прежде за ним никогда не наблюдалось. Пальцы его
собрались в кулак, как бы сжимая рукоять невидимого
кинжала.
—	Сия предосторожность Эдуарда и тревожит меня
больше всего,-— словно с трудом подбирая нужные слова,
задумчиво проговорил сн.— Она-то меня и насторажи¬
вает, ибо поведение его подтверждает полученные мною
горькие вести. Эдуард не верит в благонадежность Га¬
рольда, как, впрочем, и я!
—	Да, Гарольд известен	своей спесью, однако мож¬
но	ли	утверждать наверное,	что он* опасен, что	предал
или хотя бы попытался предать своего короля?
—	Гордыня обуяла его!
—	Ему, должно быть, стало известно, что вы каким-
то	образом прознали, в чем	суть его миссии.
—	Вы уверены в этом?	Откуда вам знать,	что он
искренне предан старому Эдуарду, своему повелителю?
Может, Эдуарду пришлось пойти на хитрость и уловки,
чтобы сбить с толку недремлющих людей Гарольда? Вы
делаете слишком скоропалительные выводы.
—	Эдуард окружен нормандцами: все его советники
и придворные — нашит люди, а их преданность вам
нельзя ставить под сомнение.
—	Да, это так, но нельзя недооценивать Гарольда
и его сторонников.
—	Повторяю вам, у Гарольда вечно семь пятниц на
неделе: сегодня — одно, а завтра — совсем другое, так
говорят многие.
—	То-то и оно! Стало быть, после давешнего злоклю¬
чения от него можно ожидать все, что угодно,— лю¬
бую скверну. Сейчас он — узник Борэнского замка, Ги
Понтьейский способен науськать его на измену, и у Га¬
рольда будет предостаточно времени, чтобы отречь¬
ся от ранее принятого решения и замыслить какую-
либо подлость. Неужели я могу верить Ги Понтьей-
скому?
—	В сравнении с вами он — сущее ничтожество.
435

—	Может, оно и так, однако чует мое сердце — он
затеял недоброе.
—	Пригрозите ему силой!
—	Не чувствуй Ги за своею спиной крепкой под¬
держки, условия его были бы куда скромнее. К тому же
Гарольд наверняка обо всем ему рассказал. Теперь-то
он знает, почему я готов выплатить такой немыслимый
выкуп за англичанина. Хуже того, он, верно, смекнул —
ежели с ним расплатится старик Эдуард, то Гарольду
придется возвращаться в Англию.
—	Тогда отчего вы медлите? Раздавите его, как тварь
ползучую!
—	И это я слышу от отца Церкви Христовой? А мне-
то казалось, что пастырям Божьим больше по душе бес¬
славный мир, чем славная война...
Епископ опустил голову и вновь принялся за ужин.
Герцог умолк. Взор его, казалось, устремился куда-то
далеко в пустоту. При этом на скулах у него заходили
желваки. Герцогиня мягко взяла его руку, но он как буд¬
то не обратил внимания на проявленную ею нежность.
И вдруг ледяным, не свойственным ему обычно резким
тоном изрек такие слова:
—	Нет, сия добыча от меня не ускользнет! Уж я-то
сумею ее удержать. Быть Гарольду в Нормандии, живому
или мертвому... Пускай Ги Понтьейский себе думает,
будто я говорю с ним на равных — он еще падет предо
мной на колени. Гарольд нужен мне во что бы то ни ста¬
ло... Живой или мертвый! А Ги Понтьейский еще по¬
платится за содеянное!
Помимо Вильгельма, за столом были только герцо¬
гиня Матильда и епископ Одон. Прежде чем удалиться
к себе в покои, герцог подошел ко мне и, взяв за плечо,
проговорил:
—	Я полагаю, ты не из болтливых, славный мой
оруженосец. Но предупреждаю тебя раз и навсегда: не
вздумай поделиться услышанным с сотоварищем своим.
Ведь слова мои ничего не значат, ибо я волен думать все,
что мне заблагорассудится, но не обязан следовать
своим мыслям в своих поступках; Гарольд знатен родом,
и я горжусь дружбой с Ги Понтьейским!
Взгляд герцога действовал на меня завораживающе,
особенно когда от пламени гнева, только что полыхав¬
шего в его очах, остался лишь слабый огонек. Я тут же
вспомнил рассказы нашего сенешала и увидел повели¬
теля моего таким, каким он был в отрочестве,— лишен¬
436

ным всех прав, гонимым, оскорбленным, но сохранившим
веру в свое могущество. Я чувствовал — несгибаемая
воля к победе жива в нем. В ту пору, когда он, скрываясь
от убийц, жил среди крестьянских мальчишек и делил с
ними радость, труд, пищу и кров, уже тогда в сердце
его зрело необоримое желание быть первым во всем.
И вот сейчас, по завершении трапезы и горячего спора,
я, как никогда прежде, ощутил силу, могущество и ве¬
личие моего повелителя. По простоте душевной я тоже
проникся ненавистью к Ги Понтьейскому и заподозрил
Гарольда в вероломстве, а посему посчитал уместным
сказать:
—	Они не посмеют, сеньор.
—	Да услышит тебя Господь!
И, словно угадав, о чем я думаю, он прибавил:
—	Однако ненависть свою и подозрения держи при
себе. С годами ты поймешь — молчание дороже самого
прекрасного слова.
Наконец Ги Понтьейский уступил. Он согласился
отдать нам Гарольда — но не за выкуп, а в обмен на
укрепленный замок, окруженный обширными плодород¬
ными землями, что стоял на границе герцогства. Сия
жертва была огромна — щедрость герцога поразила
всех, кроме Герара.
—	Наш повелитель,— воскликнул он,— не вчера ро¬
дился. Он малый не промах — даст фору любому купцу!
Могу поспорить на твои зеленые сапоги с ремнем в при¬
дачу: он облапошил графа Ги, хоть тот и считает себя
в выигрыше... Чего молчишь? Пораскинь малость моз¬
гами: если б герцог отвалил за Гарольда чистым золотом
ровно столько, сколько весит англичанин, это было бы
то же самое, что отдать два замка, а то и больше!
—	Неужто так?
—	Хоть мне и претит негоция, дружище, однако ж
в таких делах я успел собаку съесть: к примеру, я могу
без труда определить, принесет ли сделка выгоду или нет
и где нужно уступить в малом, чтобы выиграть в главном.
Да, герцог принес большую жертву, но за нее он получит
великую плату — или я его плохо знаю! Отныне Га¬
рольд у него в большом долгу. Понял?
Я мог бы в два счета заткнуть ему рот, но смолчал:
пускай себе считает меня недотепой и пребывает в не¬
ведении — зачем ему знать о тревогах и подозрениях,
кои доверил мне мой повелитель? И все же я не мог не
признать — кое в чем Герар был, несомненно, прав.
437

И вот некоторое время спустя нас обоих включили
в число сопровождающих герцога в Понтье. На протя¬
жении всего пути Вильгельм был добр и весел.
—	Он,— заметил Герар,— словно тот кречет, что
кружит над куропаткой.
Ги Понтьейский сам явился в условленное место,
правда, в сопровождении немалого эскорта — то ли от
страха, то ли чтобы засвидетельствовать почтение
нашему герцогу. Нас было человек двадцать, может, чуть
больше, но мы шли на правое дело, и слава герцога была
нам доброй порукой. Я не стану описывать плутоватое
лицо графа Ги, больше похожее на морду хорька, и пере¬
сказывать его лживые заверения в дружбе. Скажу толь¬
ко, что, набравшись нахальства, он заявил:
—	Дражайший сеньор Вильгельм, какими только
благами не пожертвуешь из уважения к вам!
—	В самом деле, досточтимый сир Ги,— сыронизи-
ровал герцог.'— Примите за это мою благодарность.
А земли, что я передаю вам во владение, всего лишь
скромный дар от меня в знак нашей дружбы.
Засим герцог по-братски обнял Гарольда. Мы разгля¬
дывали англичанина с большим любопытством, уже
давно доходившая до нас молва передавала восхищение
людей его внешностью. И слухи эти были нисколько не
преувеличенными. Герцог Уэссекский, которого иногда
величали также герцогом Английским, был высокого
роста. Волосы его, цвета сверкающего золота, пышные,
как у женщины, придавали ему необыкновенно величе¬
ственный вид — таково было наше первое впечатление.
От голубых, на редкость выразительных глаз нельзя
было отвести взор. Каждым своим словом и жестом он
как бы показывал, что привык повелевать и требо¬
вать полного и мгновенного повиновения. На прощанье
он нанес графу Понтьейскому легкий укол:
—	Тысячекратно благодарю вас за гостеприимство,
сир Ги. Я долго буду помнить тяжелые своды Борэн-
ского замка и решетку, которую вы предусмотрительно
поставили на мое окно,— наверное, для того, чтобы я
как-нибудь невзначай не вывалился наружу.
—	Я делал все, чтобы угодить вам,— ответил ни¬
сколько не смутившийся граф Понтьейский.-— Хотя,
согласен, Борэнский замок — не самое гостеприимное
место.
—	И притом настолько, дружище, что сокол мой
438

едва ли мог насытиться падалью, которую вы швырнули
ему своею щедрою рукой.
—	Что поделаешь, сир Гарольд, ведь вы значили для
меня куда больше, нежели ваша прожорливая птица.
Англичанин повернулся к Вильгельму и сказал:
—	Я у вас в неоплатном долгу, благородный герцог.
Что могу я сделать для вас в знак моей признательности?
В этот миг Вильгельм мог бы повернуть ход событий,
принудив Гарольда к немедленному подчинению своей
воле, а в случае неповиновения — вернуть его графу
Понтьейскому.
Однако в ответ он лишь улыбнулся, и после того, как
сделка была заключена, а соответствующая хартия под¬
писана и скреплена печатями, мучитель англичанина
вместе со своей свитой отбыл восвояси. И мы, ликуя,
что все завершилось именно так, тоже отправились до¬
мой. Казалось, Гарольд с Вильгельмом уж такие стали
друзья — водой не разольешь. Герцог наш старался
предупредить малейшее желание гостя, а тот в ответ
осыпал его благодарностями и медоточивыми похвалами.
На каждом привале герцог поил его всласть, хотя сам
ухитрялся едва пригубить из кубка,— таким образом
он думал выведать у Гарольда его истинные намерения.
Гарольд же, хоть и был изрядно пьян, язык держал за
зубами: говорил туманно, давал нелепые обещания, вме¬
сто прямых ответов только отшучивался или божился
в том, чего отродясь не бывало. В один из вечеров, вер¬
нувшись со службы, Герар поведал мне:
—	Плод еще не созрел! По-моему, англичанин тем¬
нит: болтает всякий вздор, говорит — торопиться, мол,
некуда.
—	А герцог?
—	Покамест терпит все его выкрутасы. Делает вид,
будто ничего не понимает и верит в чистосердечие своего
лучшего друга — однако, похоже, терпению его вот-вот
придет конец. Ты ведь знаешь, что означает, когда он
начинает выдергивать бахрому из своего пояса? Ну так
вот, от нее уже ничего почти не осталось. Поговаривают,
его бесит, что гость бахвалится своим пурпурным пла¬
щом, как у истого государя. А еще говорят, сир Виль¬
гельм серчает так потому, что Гарольд превосходит его
красотой, статью, роскошью платья и живостью ума —
одним словом, потому, что тот ведет себя так, будто уже
сидит на королевском престоле. Ну, что скажешь?
—	Я думаю, Гарольд превосходно ощущает себя в
439

роли принца, и уверяю тебя, в изяществе манер наше¬
му герцогу Вильгельму нелегко с ним тягаться. Но за
всем бахвальством англичанина, скорее всего, таятся
его слабость, лживость и вероломство.
—	Скажешь тоже!
—	Я чувствую это, Герар, а вот объяснить не могу.
Гарольд для меня все равно что конь дивной масти и
безупречного экстерьера, которым можно только любо¬
ваться, потому как ни на что больше он не пригоден.
—	И все же он был любезен с тобою!
—	Как и со всеми нами. Он хочет понравиться всем,
ибо таким образом думает усыпить бдительность герцога.
На подходе к Руану Гарольд, сославшись на уста¬
лость — последствие долгих дней, проведенных в зато¬
чении,— выказал желание как можно скорее вернуться
в Англию.
—	Любезный брат,— воскликнул в ответ Виль¬
гельм,— нам с вами грех расставаться так скоро! Каж¬
дый день, проведенный вместе, наполняет и обогащает
сердца наши уважением друг к другу — по крайней
мере, я так полагаю. И ваше спешное отбытие сильно
опечалило бы меня. Потом, это пагубно скажется не
только на нашей личной дружбе, но и нанесет вред союзу
двух наших государств.
—	Согласитесь, однако, сир герцог, мое путешествие
уже с самого его начала было помечено недобрым
знаком!
—	Да, но нам, принцам крови, как мне думается,
надобно быть выше суеверий. Зачастую бывает так, что
путешествие, начавшееся худо, венчает счастливый
конец.
—	Согласен, однако я так устал от всех злоключений
и надменного обращения Ги Понтьейского, что вряд ли
смогу спорить с вами на равных. К тому же я у вас в дол¬
гу, и на моем месте просто неприлично отвечать вам воз¬
ражением.
—	Но разве вы что-то мне должны?
—	Добрый сир, прежде всего я должен восполнить
понесенный вами ущерб — расквитаться за земли, коих
вы лишились из-за меня.
—	Помилуйте, Гарольд, оставим эти глупости. Вы
самый близкий родственник Эдуарда, а его я почитаю
как родного отца — стало быть, обязан считать вас чле¬
ном моей семьи. Кроме того, после старого короля вы
первый среди англичан. Так неужто и теперь вы откажете
440

мне в удовольствии представить вам моих подданных и
показать мои владения?
Покуда Вильгельм и Гарольд вели меж с собой бесе¬
ду, мы с Гераром несли дежурство в герцогском шатре
и наполняли их кубки шампанским вином. Гарольд, ви¬
дать, был малость во хмелю — он вяло теребил свой
длинный ус и солно покачивал головой»
—	Ужель вы полагаете,— продолжал далее Виль¬
гельм,— что нашу совсем еще юную дружбу не надо
подкрепить?
Гарольд избегал его взглядов. Герцог то сжимал
рукоять своего кинжала, то дергал бахрому на ремне,
но голос его звучал ровно, мягко и обворожительно:
—	Будет чудесно* если вы своими собственными
глазами убедитесь в доблести нормандских рыцарей и
богатстве наших краев: ведь это только укрепит узы,
объединяющие наши страны... В конце концов, согла¬
ситесь, сир Гарольд, все мы потомки людей с севера.
Слово за слово, Гарольд настроился благодушно и
сделался более разговорчивым, но так и не смог пере¬
силить свою натуру до конца:
—	Добрый сир, ныне уж вряд ли можно смешать
французов, в том числе и вас, нормандцев, с нами, англи¬
чанами.
Но сразу же поправился, то ли из лукавства, то ли
по слабости души:
—	Однако же правда и то, что все мы одного роду-
племени.
Когда мы с Гераром вышли из шатра, я сказал:
—	Этот Гарольд неблагодарен и дерзок. На месте
Вильгельма я взял бы да и отправил его обратно в
Понтье — пусть бы там и сгинул. Эдуард не смог бы за¬
платить за него выкуп. К тому же не исключено, что
этот отступник ему и вовсе не надобен.
—	Ты трижды, четырежды, нет, пятикратно дурак!
Знать, раньевильская земля и Котантен щедры на ослов
вроде тебя. Да, не видать тебе королевской короны как
своих ушей — это как пить дать! Зато шкура с баранов,
что пасутся на твоих жалких угодьях, придется тебе в
самую пору.
—	Ну и черт с тобой! И все же я не стал бы отпус¬
кать Гарольда в Англию, а оставил бы в заложниках на
веки вечные, чтобы не натворил он чего.
—	Чтобы прогневить англичан, так, что ли? Нет, вы
видали такого простофилю, спасу от него' нет! Да уж,
441

можешь гордиться, ты похож на старика Онфруа как
две капли воды: допотопные мысли, несусветные идеи
и фантазии прут из тебя, как перебродившее вино из
бочки...
Герар разошелся не на шутку, и если бы не своевре¬
менное вмешательство сенешала, быть бы ссоре: я уж
было собрался отвесить своему другу пару оплеух. Но
Герар, увидев, как разволновался старик, спохватился:
—	Прости, мне очень жаль, но я не хотел оскорбить
твоего отца, ведь если бы не он, торчал бы я сейчас в
Сен-Jlo и изнывал, постигая премудрости купеческого
ремесла.
—	Так ты считаешь, мы с ним похожи?
—	Уймись, голубь мой! Успокойся же наконец! По¬
живем — увидим. Хорошо смеется тот, кто смеется по¬
следним. Да, сир Вильгельм действительно цацкается
с англичанином, точно с красной девицей, но неужель
ты и вправду думаешь, будто он позволит себя облапо¬
шить? Он просто оттягивает время. Изматывает его
силы. Гарольд считает себя более ловким и хитрым, и
герцог не разубеждает его в этом. Когда же англичанин
сообразит что к чему, будет слишком поздно! А ты смот¬
ришь на все со своей крохотной колоколенки, рассуж¬
даешь не мудрствуя лукаво, суетишься и беспокоишься
по самым ничтожным поводам, точно стриж перед гро¬
зой. Еще ничего не сделано — но все уже предопреде¬
лено! Гарольд попал из огня да в полымя, уж тут-то
можешь мне поверить!
Герар оказался прав. Как только мы прибыли в Кан,
в большой каменный замок, герцог сбросил с себя личину
наивного простака. Он принял Гарольда с большой пыш¬
ностью в верхнем зале дворца, где собрались все при¬
дворные, духовные сановники и богатые сеньоры герцог¬
ства. Теперь он встречал его уже не просто как дорого¬
го друга, а как именитого гостя и чрезвычайного послан¬
ника короля. Для пущей торжественности он повесил
на пояс Нормандский меч и занял место на высоком
троне с прямыми, как стрелы, ножками. Поначалу Га¬
рольд немного смутился, ибо столь высоких почестей
не ожидал, потом велеречиво поблагодарил герцога за
оказанный прием, и речи его были оценены всеми по
достоинству. Герцог ответил Гарольду с присущей ему
учтивостью, однако весьма коротко, и тотчас же присту¬
пил к сути дела:
—	Сеньор герцог Уэссекский, мой дорожайший дядя
442

Эдуард, король Англии и супруг сестры вашей Эдит, а
стало быть, ваш близкий родственник, заранее уведомил
меня о цели вашего прибытия. Поскольку Небу было
угодно лишить его потомства, о чем я с горечью сожалею,
он счел нужным, чтобы по его смерти английская корона
досталась мне. И он, друг мой сеньор герцог Уэссекский,
послал вас в Нормандию, дабы оповестить меня о своей
воле, а также для того, чтобы мы с вами могли обсудить
все условия моего восшествия на английский престол.
Я восхищаюсь мудростью короля и высоко ценю его
стремление упрочить мир между нашими государствами
и народами. Итак, я торжественно объявляю, что во
исполнение воли Эдуарда я принимаю от него завещан¬
ную мне корону и вместе с тем молю Всевышнего хра¬
нить его для всех нас на долгие лета. Ибо, сеньор Га¬
рольд, принимая сие решение, я действую не из каких-
то там честолюбивых, захватнических или корыстных
побуждений, а только отвечая достойным образом на ока¬
занную мне милость и во имя верности кровным узам.
Думаю, нет надобности говорить, что я намерен уважать
нравы и обычаи англичан и вовсе не желаю лишать баро¬
нов английского королевства почестей, коих они достойны.
Гарольд не смог сдержать смущения и негодования.
Ведь тут-то он и понял, что оказался в ловушке! Он низ¬
ко поклонился герцогу, и многие сочли, что тем самым
он выразил свое согласие с услышанным. Но с того места,
где стоял я, можно было легко заметить волнение, иска¬
зившее его лицо, и огонь, сверкнувший в его глазах.
—	Сир герцог,— ответствовал он.— Я ценю зашу
расторопность в исполнении воли нашего монарха. Но
мне хотелось сообщить вам о цели моего прибытия чуть
позднее, дабы не торопить вас с Ответом. И, должен
признаться, я весьма удивлен, что вас успели посвятить
в это дело задолго до моего появления в Нормандии.
—	Пусть это нисколько вас не тревожит. Ваша мис¬
сия может быть только, полезной и плодотворной. По¬
скольку я согласился исполнить волю Эдуарда и объявил
о моем согласии во всеуслышание — в присутствии
представителей Англии и Нормандии, нам остается толь¬
ко обсудить существо дела и принять по оному, либо
на узком совете, либо в беседе с глазу на глаз, соответ¬
ствующие решения и договоренности на будущее.
—	Должен, однако, объявить, что я представляю
здесь интересы Англии.
—	И волю вашего короля. Такова, как мне думается,
44.3

главная цель вашей миссии. Вас это удивляет? Уж коли
вы рассчитываете на мое доброе обхождение, чистосер¬
дечие и понимание, я, в свою очередь, желал бы услы¬
шать от вас не менее откровенные признания о том, ка¬
кими чаяниями живут народы ваши, дабы, когда придет
мой черед, не причинить им незаслуженного зла. И ваши
суждения на сей счет были бы мне весьма полезны. Та¬
ким образом, наши беседы, ежели вы на них согласны,
положат начало нашему будущему союзу.
Мало кто догадывался тогда, что в действительности
скрывалось за кажущейся непринужденностью и обду¬
манностью его пышных учтивых фраз. Гарольд хотел
было вставить слово, но так и не смог. Герцог встал, да¬
вая понять, что аудиенция закончена. Спустившись по
ступеням с подиума, он взял Гарольда под руку и произ¬
нес, обращаясь к своим придворным и вассалам:
—	Сеньоры, прошу вас покорно любить и жаловать
друга моего Гарольда, герцога Уэссекского, ибо этого
требует и титул его, и возложенная на него миссия. Мне
угодно, чтобы каждый из вас старался, насколько воз¬
можно, сделать его пребывание у нас... приятным. Пой¬
демте, Гарольд, я представлю вам моих придворных и
ваших слуг.
Глава VIII
БАЙЕЙСКАЯ КЛЯТВА
В той части полотна, где отображены события, о кото¬
рых мы ведем наш рассказ, кентские мастерицы вышили
двух павлинов: один умиротворенно и как бы насторо¬
женно, а может, бесстрашно застыл над Вильгельмом;
другой, распустив хвост веером, замер над Гарольдом.
Как считает Герар — для него ведь всегда все ясно как
Божий день,— первый прислушивается, а второй силится
обольстить. Я же склонен думать, что они оба соперни¬
чают в том, кто из них окажется более ловким и умным.
В наших церквах, да и в других тоже, павлин считается
воплощением гордыни. По-моему, тем самым вышиваль¬
щицы дали нам понять, что тут вступили в единоборство
две равные по силе гордыни: одна — потаенная, а дру¬
гая — открытая и безрассудная.
По окончании торжественного приема Гарольд и
Вильгельм уединились в одном из укромных покоев.
444

При их разговоре присутствовали только герцогиня
Матильда, граф де Мортен и епископ Одон, да и они про¬
были там совсем недолго. Сначала все шло гладко, но
никаких решений принято не было. Однако оба сопер¬
ника открыто заявляли о полном взаимопонимании и
осыпали друг друга тонкими, изящными похвалами, слов¬
но соперничая друг с другом в обходительности и добро¬
желательности.
С Гераром мы стали видеться редко. Герцог «отдал»
его на время Гарольду — чтобы тот развлекал англича¬
нина и сопровождал его везде и всюду. Получив это
повеление, Герар вознесся духом на седьмое небо. Потом
он рассказывал мне:
—	Лучшего спутника, чем этот англичанин, не сы¬
скать: приветлив, речист и пьет за троих. От наших кол¬
бас он просто в восторге. Однако что касается дела, то
воз и ныне там.
—	А ты почем знаешь?
—	Волей-неволей мне часто доводилось слышать, как
он толкует со своими соплеменниками, и, в конце концов,
я научился понимать их растреклятое наречие.
—	А нет, так ты обо всем догадался бы сам?..
—	Конечно, ведь мне, дружище, что ни день, при¬
ходится постигать всякие премудрости. Теперь-то я
знаю — великие дела вершатся так же, как и малые, по
тем же хитрым законам. Однако сейчас ты снова станешь
меня упрекать, будто я талдычу одно и то же.
—	У тебя, что ни возьми, все сводится к сделке.
—	Полно тебе! Открой глаза! Дипломатия герцо¬
гов — тот же самый рынок, можешь мне поверить. Не
хочешь упустить покупателя, малость уступи ему, но так,
чтобы и самому не остаться внакладе. Яблоко надобно
делить поровну.
—	Опять ты про своих торговцев лошадьми!
—	Лошадьми или быками — в этом вся премудрость
негоции. Все купцы поначалу наводят тень на плетень,
затем часами заговаривают тебе зубы, отказывают, но
потихоньку немножко уступают, снова начинают торго¬
ваться, сыплют ругательствами, бойко нахваливают то¬
вар, потом пропускают с тобой по кружке-другой —
и вот вы уже бьете по рукам.
—	Но какая связь между быком и королевством,
Герар, между Вильгельмом, Гарольдом и твоими торгов¬
цами?
—	Да не злись ты, а лучше послушай. Помнишь
445

жеребца испанских кровей, на каком разъезжает Га¬
рольд?
—	Черный такой?
—	Да, черный, как дьявол, с заплетенным хвостом
и легкими подпалинами. Это дар Вильгельма. А расши¬
тый золотом и изумрудами плащ? Еще один его подарок,
а он один — целое состояние.
—	А старинная пряжка, что была на нем вчера?
—	Тоже от герцога. Но и это еще не все! Сир Виль¬
гельм преподнес ему резные шахматы слоновой кости и
ткани, что выткали искуснейшие мастерицы герцогства,
а кроме того, перстень, найденный под древними руина¬
ми Лиллебонна, с профилем какого-то римского импе¬
ратора. Все это, как я называю,— наживка.
—	И при этом восхищаешься герцогом!
—	Да, мне по душе его сметка. Он твердо и прямо
стоит на земле — как колонна. А англичанин знай себе
заглатывает наживку, точно глупая рыбешка.
—	Ну а ты, «верный» оруженосец во вражьем ста¬
не, конечно же, сообщаешь герцогу, что делает Гарольд
и что говорит. Да, заставь тебя герцог пролезть в иголь¬
ное ушко, ты бы небось запросто пролез, за соответствую¬
щую мзду-то.
Герар побледнел как полотно, и я уж было пригото¬
вился отражать его ловкие удары, но он в одно мгнове¬
ние овладел собой и сказал:
—	Не будь завистником, Гуго. У тебя не хватило бы
смекалки на такую роль.
—	Да нет, просто у меня не хватило бы духу водить
за нос моего повелителя, хоть бы и служил я ему вре¬
менно — как ты Гарольду.
—	А я думаю так: у нас с тобой есть только один по¬
велитель — сир Вильгельм. Я служу ему по мере сил
моих и ничего не стыжусь.
И немного погодя, как будто потеряв какую-то надеж¬
ду, он прибавил:
—	Видать, и впрямь в роду у меня не было достой¬
ных предков...
Я попросил у него извинения за резкость, и мы тут же
помирились. Впрочем, мне и самому следовало бы дога¬
даться, что это действительно была сделка, с тою лишь
разницей, что вершилась она на вершинах власти и име¬
ла огромное значение для судеб наших двух народов.
В последующие дни мое прежнее представление о непо¬
грешимости принцев крови в делах чести изменилось.
446

Я и сейчас безмерно восхищаюсь Вильгельмом, но лич¬
но мне больше по сердцу жизнь, исполненная смирения,
далекая от той, что ведет он и такие, как он. Что ж,
слава требует великих жертв!..
А сейчас я расскажу вам короткую и печальную ис¬
торию Эшивы, дочери нашего повелителя. В ту пору Эши-
ве исполнилось только тринадцать лет, но уже тогда она
выглядела не по годам женственной и слыла редкою
красавицей. На Байейском полотне она появляется
лишь единожды, и не без основания! На ней празднич¬
ная туника из зеленого шелка, а на голове — капор.
Ее символически бьет по лицу придворный писец —
пощечина знаменует то, что отныне девочка принадле¬
жит сеньору Гарольду. Ибо повелитель наш, стремясь
крепче привязать к себе англичанина, задумал сделать
его своим зятем. Тут он преследовал двойную выгоду:
перво-наперво, Гарольд уже не смог бы учинить против
него измену, а во-вторых, после коронования Вильгель¬
ма за англичанином, как за супругом наследницы трона,
сохранился бы и титул его, и все привилегии.
—	Хоть Гарольд и дал обещание жениться, однако
выполнять его он не собирается, как и другие свои по¬
сулы,— поведал мне Герар.— В тот же вечер он потешал¬
ся над этой затеей в кругу своих приближенных, даже
не стесняясь моего присутствия.
А меж тем доверчивая красавица Эшива полюбила
англичанина всем сердцем. Было нестерпимо горько
смотреть, как она с мольбой в глазах ловит его взгляд,
с замиранием ждет от него нежного слова и спешит вся¬
кий раз поднять то, что он обронил, быть может, даже
с умыслом, или наполнить его кубок — точно какая-
нибудь служанка. А Гарольд лишь трепал снисходитель¬
но ее по щеке да еще посмеивался при этом, словно
перед ним была самая обыкновенная крестьянская дев¬
чушка. Герцог в такие минуты отворачивался, снося все
это молча. В глубине души он, должно быть, здорово
корил себя за эту затею, не сулившую ничего доброго!
После отъезда Гарольда, несмотря на все оскорбления и
обиды, понесенные ею от англичанина, Эшива еще силь¬
нее полюбила его и объявила, что без него ей и жизнь
не мила. Вильгельм надеялся, что время излечит ее ра¬
ненную безответным чувством душу, но он заблуждался.
И герцог отправил тогда дочь в Галисию *, чтобы она
*	Галисия — историческая область на северо-западе Испании.
447

стала там женой короля. Эшива не посмела ослушаться
отца, но по дороге в чужую страну ее настигла смерть,
ставшая для истерзанной девочки избавлением от мук,
ибо она не желала принадлежать никому, кроме Гароль¬
да. Среди множества горестных воспоминаний, отягчаю¬
щих мне душу, эта девочка-принцесса, мелькнувшая пре¬
до мною неуловимой тенью, оставила в сердце моем са¬
мый светлый след. Таким же легким и воздушным и
запечатлен ее образ в одном из уголков полотна.
Герцог наш был славен своей предприимчивостью —
для достижения поставленной цели он не жалел ника¬
ких средств.
Почувствовав однажды, что Гарольд уже не в силах
сдерживать нетерпение и снова заторопился в Англию,
наш сеньор решил отсрочить его отплытие под предло¬
гом якобы разразившейся войны. Бретонский герцог
Конан и его народ, мол, взбунтовались против норманд¬
цев. Дело в том, что бретонцы являлись прямыми вас¬
салами Вильгельма, однако сказать по правде, сия зави¬
симость была спорной и издревле служила поводом для
нескончаемых распрей между Нормандией и Бретанью.
И вот, вконец устав от бесплодных споров с Конаном,
герцог наш вознамерился поставить наконец Бретань
на колени. Он собрал небольшое войско и любезно по¬
просил Гарольда и его спутников присоединиться к нам.
Как-то раз, во время очередного пиршества, он предло¬
жил своему гостю принять участие в военном походе —
так, потехи ради. Гарольд был чересчур честолюбив,
чтобы отказаться: больше всего остального на свете он
страшился прослыть трусом, а кроме того, ему страсть
как хотелось показать нормандцам, каков он в ратном
деле.
Бывалые воины всячески пытались устрашить нас,
зеленых юнцов, своими рассказами о бретонцах:.
—	Что, мальцы,— начинал один из них,— небось
думаете, вас ждет веселая прогулка, да? Знать, вы поня¬
тия не имеете, кто такие бретонцы. А у них, милые ребят-?
ки, один рыцарь способен «отковать» с полсотни себе
подобных. Спросите — почему? Да потому, что у каждого
из них будет по десятку жен, а то и больше,— в точно¬
сти, как у варваров. Они великие ратники и наездники,
не чета многим, и живут лишь грабежами да разбоем.
Высший по их меркам подвиг — повергнуть ниц своего
противника в единоборстве, и в этом они преуспевают,
как никто.
448

—	Ночью, после битвы,— подхватил другой,— они
откапывают убитых и рыщут в поисках трофеев. За лю¬
бой зазубренный меч или хотя бы сломанный лук готовы
перегрызть друг дружке глотки.
—	Хорошенько запомните, мальчики,— нудно затя¬
гивал третий,— из всех французов неистовые бретонцы
были единственными, кто оказал яростное сопротивле¬
ние нашим предкам, людям с севера. Только они одни
сумели отбросить норманнов в море, после чего потре¬
панные струги тех были вынуждены убраться подальше
от бретонского берега.
—	Да-да,— снова вступал в разговор первый воин,
с рябым лицом и со шрамом через весь лоб,— уж в би¬
рюльки с ними играть нам не придется. Видно, герцог
забыл, что у них есть союзники — анжевенцы *. Или
он и впрямь неустрашимый! Но мы и сами парни не про¬
мах!
От таких слов у меня на мгновение аж сердце замер¬
ло, зато Герара они привели в неописуемый восторг,
хотя на самом деле правды в них не было ни на грош.
Но что тогда было правдой? Что в действительности пред¬
ставляли собой бретонские рыцари? Во время этого похо¬
да я видел только их сверкающие пятки. Но потом, в
битве при Гастингсе, они действительно стояли не на
жизнь, а на смерть.
Переправляясь через бухту Мон-Сен-Мишель, мы
остановились на крохотном островке с тем же назва¬
нием. Там герцог наш выполнил святой обряд и снискал
благословение настоятеля тамошнего аббатства. Гарольд
заметил тогда:
—	Ваш герцог — человек осторожный: прежде чем
действовать от имени Господа, он берет его себе в союз¬
ники. Что ж, это мудро, но интересно бы знать, как Гос¬
подь относится к его деяниям.
Герар, помнится, здорово отчитал меня за то, что я
остался равнодушным к лукавым словам Гарольда, но
мне-то какое было дело до того, что имел в виду англи¬
чанин! Я пожирал глазами аббатство, это чудо, застыв¬
шее скалою между небом и морем, устремив к облакам
свои остроконечные башни, у подножия которых кипели
волны. Воистину не видел я зрелища краше и милее серд¬
*	Анжевенцы, или андегавы,— народ древней (римской)
Галлии, населявший историческую область Анжу.
15 Ж. Бордонов
440

цу за исключением, быть может, одного — Байейского
вышитого полотна, зеркала былого!
Когда мы переходили вброд речку Куэнон, наши кони
завязли в зыбучих песках. Многие из нас, шедшие впе¬
реди войска, едва не погибли, в том числе и неудержи¬
мый Герар, бахвалившийся, будто знает безопасный
брод. Он первым угодил в страшную топь — прямо голо¬
вой. Увидев, как он беспомощно размахивает руками,
я тут же кинулся ему на выручку. Но Гарольд оказался
проворнее меня. Он спас «своего» горе-оруженосца, а
заодно и другого нормандца, которого тоже чуть было не
поглотила трясина. Потом с улыбкой на лице англича¬
нин вернулся к нам: одного бедолагу он тащил на спине,
а второго, Герара — под мышкой, потому как он был ма¬
лость полегче. В тот день Гарольд снискал всеобщее
уважение. Мы восхищались и силой его, и отвагой. Виль¬
гельм одним из первых поздравил Гарольда и похвалил
за сноровку. Благородный поступок англичанина также
запечатлен на полотне. Там есть и сцена, в которой еще
несколько рыцарей приводили Герара в чувство; а вот он
уже приходит в себя, на нем дивная красная туника,
подаренная Гарольдом!
Однако и после этого злоключения горячности в
моем друге ничуть не поубавилось. Не прошло и дня,
как он, по всему видать, и думать позабыл про свое рос¬
кошное платье, теперь сплошь испачканное илом так, что
и не отстирать... Но какие демоны принуждают меня
переносить на бумагу все эти подробности с. такой тща¬
тельностью?.. Бог знает... Во время похода, однако, я
никак не мог избавиться от чудных мыслей и странных
озарений, преследовавших меня. Я постоянно размыш¬
лял, был ли Вильгельм чистосердечен в ту минуту, когда
поздравлял Гарольда с избавлением из плена? Мне хоте¬
лось взять в толк, когда им и Гарольдом руководило бес¬
корыстие и взаимное расположение, а когда — корысть
и подозрительность друг к другу. И в конце концов я
пришел к заключению — на беду, довольно скоропали¬
тельному,— что в груди нашего герцога билось как бы
два сердца: одно жило заботами о простом люде, а дру¬
гое — делами сильных мира сего.
Когда мы с поднятыми вверх копьями выехали на
бескрайние пр9сторы, залитые золотистой дымкой, ис¬
ходящей от косых лучей заходящего солнца, я подумал
о тех, кто распахивал эти тучные земли, водил скотину
на водопой и загонял лошадей в конюшни, а быков в
.450

стойла. Что значила для нас жизнь этих мирных труже¬
ников и кем были для них мы, следующие мимо верхом,
в доспехах, на боевых конях? О, я покривил бы душой,
если бы побожился, будто не испытывал ни малейшей
гордости оттого, что имел честь принадлежать к славно¬
му сословию рыцарей. И все же тихое очарование этого
вечера проникло мне в душу и разлилось по всему телу
сладким ядом. Я думал тогда: «Странно, однако, выхо¬
дит — одни трудятся в поте лица и создают всевозмож¬
ные блага, а другие эти самые блага разрушают! Откуда
берет начало это противоречие? Ученые люди разделяют
род человеческий на три части: тех, кто творит молитвы,
тех, кто занят ратными делами, и тех, кто гнет спину,
чтобы всех накормить, одеть, дать все необходимое, ибо
так угодно Всевышнему. Но разве это справедливо?..»
Теперь я уже не спрашиваю себя, справедливо такое
разделение или нет. С годами мне стало ясно, что сомне¬
ния эти — не более чем прекраснодушное заблуждение,
надуманное и противоречащее здравому смыслу, да и
самой жизни.
Наш поход в Бретань был лишь прологом к событи¬
ям, которые ожидали нас впереди. И о нем я расскажу
только самое главное. Герцог Вильгельм желал поразить
Гарольда своим стратегическим искусством, англича¬
нину же хотелось удивить того своей отвагой. И оба они
угодили друг другу, чем каждый по-своему остался
весьма доволен. Жители Доля, едва завидев нас, тут же
пустились наутек: самые торопливые покидали город по
веревкам, переброшенным через крепостные стены, пото¬
му что в городских воротах от потока беглецов образо¬
вались глухие заторы. Та же участь постигла и Ренн.
Этот город мы взяли мощным приступом и без особых
усилий — тамошние жители сопротивлялись только
для видимости. Несчастному герцогу Конану ничего не
оставалось, кроме как укрыться в Динане. Там бретон¬
цы наконец спохватились и решили дать нам отпор. Они
встретили нас дождем стрел, дротиков и копий. Гарольд,
среди достоинств которого благоразумие было не самым
главным, отчаянно, но тщетно бросался из атаки в атаку,
он положил немало своих рыцарей и, в конце концов,
был вынужден отступить. Вильгельм поблагодарил его за
смелость, но попросил впредь не тратить зря силы.
—	Ибо, любезный друг,— пояснил он ему,— ваша
жизнь мне дороже всего на свете.
Бывалые рыцари в ответ на эти слова лишь усмехну¬
15*
451

лись. Все заметили, что Гарольд оказался совершенно
никудышным полководцем. И сделали свои выводы —
к сожалению, слишком поспешные. Динанскую крепость
опоясывала деревянная стена. И Вильгельм, решив, что
довольно проливать почем зря кровь своих воинов, пове¬
лел зажечь факелы. Так когда-то поступали наши пред¬
ки, большие мастера по части применения в военных
целях огня. Герцогу Конану следовало бы держать обо¬
рону в Ренне, где стены замка были сложены из тяжелого
камня, а здесь, за деревянным частоколом, он сам себя
загнал в ловушку. Вскоре над окружавшим город остро¬
конечным частоколом взметнулись клубы черного дыма.
Крепость была охвачена сплошным огненным кольцом.
Лишь одна башня осталась не тронутой пламенем. Вокруг
нас засвистели пущенные оттуда стрелы. Три из них, зве¬
ня, точно струны, вонзились мне в щит. О, что за чудо, я
даже не дрогнул, а рванулся вперед вместе с ветерана¬
ми. Но тут из башни высунулось копье — на нем висели
ключи от города. Вильгельм поймал их — и штурм закон¬
чился.
—	Мы победили! — радостно закричал Герар.— Ты
погляди-ка на рожу Конана — сущий кролик!
Вдруг его бойкий язык словно онемел — герцог мет¬
нул на него суровый взгляд. И вслед за тем мы услышали
слова:
—	Запомните, юноши, первейший долг всякого вои¬
на — уважать своего противника, неважно, победившего
или поверженного.
Однако этот случай имел далеко не главное значение
в битве. Центральным событием дня была не наша
победа и взятие города, а посвящение Гарольда в рыцари.
В порыве восторга, то ли искреннего, то ли имеющего
под собой определенный расчет, герцог наш принес ему
в дар рыцарские доспехи. Согласно нормандскому
обычаю мы встали в строй, и сир Вильгельм на глазах
у всех нас одобрительно потрепал англичанина по за¬
тылку! И вслед за тем произнес:
—	Отныне, Гарольд, я буду вам покровителем и
опорой. И слова своего я не нарушу, уж будьте уверены!
Гарольд, вновь попавший на приманку, точно рыба
на крючок, поднялся с колен и сказал в ответ:
—	Я буду служить вам верой и правдой. Теперь вы
мой повелитель! А я ваш вассал!
Вильгельм постарался закрепить произведенное сво¬
им жестом действие:
452

—	Любезный брат мой, Гарольд, пусть это вас ни¬
сколько не тревожит. Да, отныне мы связаны с вами од¬
ними узами — узами дружбы и благожелательности, как
истинные товарищи по оружию.
И Гарольду волей-неволей пришлось принять его
слова.
—	Ну, хоть теперь-то ты уразумел, реньевильский
простофиля? — спросил меня Герар.— Вильгельм все
крепче и крепче затягивает на шее Гарольда петлю: сна¬
чала принимает его как Бог весть какую важную персону
и осыпает дарами, потом сватает за него собственную
дочь и под конец делает своим вассалом. Лихо стелет!
Надеюсь, теперь-то тебе ясно — распрекрасный Гарольд
надавал уже столько обещаний, что идти на попятную
уже не сможет!
И то правда, отступиться от своих слов Гарольд уже
не мог. Равно как и запросто вернуться в Англию. Прежде
согласно обычаю ему следовало повторить свои заверения
в верности Вильгельму перед Нормандским двором и
для полного взаимопонимания скрепить их необходимы¬
ми договоренностями. Он, очевидно, надеялся обмануть
Вильгельма потом, а пока решил пойти ему на уступки.
Возложив руки на два ларца со священными реликвиями,
он послушно повторил следом за советниками герцога
клятву:
—	Клянусь быть при дворе государя моего, короля
Эдуарда, полновластным представителем интересов гер¬
цога Вильгельма Нормандского. Клянусь с помощью
власти моей и влияния сделать все от меня зависящее,
чтобы по смерти Эдуарда английская корона досталась
ему, как законному наследнику. А пока обязуюсь пере¬
дать под охрану рыцарей Вильгельма замок Дувр, укреп¬
ленный стараниями моими и на мои же средства. Кроме
того, обязуюсь передать в его владения и другие замки,
кои герцог повелит мне построить в разных частях анг¬
лийского королевства и точно в тех местах, какие он ука¬
жет. Обязуюсь также исправно снабжать размещенные
в них герцогские гарнизоны пропитанием и прочими ви¬
дами довольствия.
Когда Гарольд закончил читать эту клятву, епископ
Одон снял богато украшенные покрывала, накрывавшие
ларцы. Внутри них лежали Святые мощи. Гарольд по¬
бледнел, но присутствия духа не потерял. Он даже на¬
шел в себе силы пошутить:
453

—	Не думал я, однако, сеньор епископ, что вы заста¬
вите меня клясться на погосте!
Его слова премного развеселили нас. Не смеялся
один лишь Вильгельм — знать, на то у него были серьез¬
ные причины.
Глава IX
САРАЦИНКА
Мы проводили англичанина и его свиту до самого по¬
бережья, и во главе эскорта был сам Вильгельм. Гарольд
отбывал на нормандском корабле, доверху загружен¬
ном всевозможными дарами. По дороге к морю он еще
раз повторил Байейскую клятву. Однако теперь он мог
присягать без всякого для себя риска в чем угодно: ему
удалось-таки вырваться из цепких рук своего соперника
и благодетеля. Он обрел наконец полную свободу — и
действий и мыслей. Но Гарольд ко всему прочему слыл
искусным притворщиком — и на лике его Вильгельм не
заметил ничего подозрительного, кроме разве что лико¬
вания, вполне, впрочем, естественного, которое англича¬
нин объяснил так:
—	Простите мне мою радость, сир Вильгельм. Но
этого мгновения я ждал так долго!
Однако, едва ветер надул парус его струга и тот вы¬
шел в открытое море, придворный шут вдруг принялся
прыгать и причитать:
—	Недобрый, недобрый, недобрый ветер наполнил
парус Гарольда! Скорбный путь указал он ему! Будь
прокляты волны, унесшие его...
Вильгельм велел ему замолчать. Хотя многие из нас,
и я в первую очередь — дальше я объясню почему,—
считали придворных шутов великими провидцами.
Байейское полотно рассказывает и о прибытии Га¬
рольда на родину. Скоро струг его коснется берега. Из
окон прибрежного замка выглядывают встревоженные
лица, а на пристани стоит наблюдатель и, приложив
ладонь к глазам, напряженно всматривается в морскую
даль. Сваи пристани украшены фигурками чудовищ, рав¬
но как и носы стоящих тут кораблей. Ни одной мелочи
не упустили кентские вышивальщицы, они же выполняли
заказ своего повелителя, епископа Одона, и изображали
все в точности так, как он им велел. И вот Гарольд в со¬

провождении своего оруженосца уже направляется в
Лондон. Его принимает старый Эдуард в короне и со ски¬
петром в руке, а вокруг него стоят стражники с датскими
топорами. Склонив голову, с лицом, отмеченным печатью
тяжкого недуга, похожий, скорее, на бесплотную тень,
нежели на человека, король слушает рассказ Гарольда.
А тот стоит перед ним, выпятив грудь, широко разведя
руки, с гримасой удивления на лице. Сказать по совести,
о беседе Гарольда с Эдуардом мало что доподлинно
известно, кроме того, что изображено на полотне и неко¬
торых подробностей, что поведали малосведущие оче¬
видцы. А знаем мы, в частности, вот что: Гарольд обманул
престарелого короля. Сказав, будто в точности выполнил
возложенное на него поручение, он заверил Эдуарда, что
герцог Вильгельм обещал отдать ему в жены свою дочь
Эшиву, а его самого, как будущего зятя, назначил своим
правопреемником на английский престол.
А меж тем жизнь текла своим, на первый взгляд, при¬
вычным чередом. И все же странно, что старик король,
если он и вправду сомневался в преданности Гарольда,
не предупредил о том, что тот ему поведал, Вильгельма,
направив к нему еще одного верного посланника. Хотя,
быть может, вследствие недуга разум его и впрямь зату¬
манивался с каждым днем, усыпляя бдительность и все
больше отдаляя короля от земных дел. Не менее стран¬
но и то, что люди, тайных агентов коих герцог сумел сде¬
лать своими осведомителями в ближайшем окружении
Эдуарда, так ничего и не узнали о готовящемся злодея¬
нии, не сообщили также Вильгельму и о медленном уга¬
сании короля. Единственное, о чем они уведомили гер¬
цога — так это о том, что строительство собора Свято¬
го Петра в Вестминстере, главного детища Эдуарда,
подходит к завершению и что в скором времени он будет
освящен и в него войдут правоверные англичане. Сир
Вильгельм глубоко верил клятвам. Невзирая на известное
ему коварство Гарольда, он не хотел усомниться в его
чистосердечности и, казалось, пребывал в каком-то само¬
обмане. Как-то раз, по окончании трапезы, за которой
я прислуживал, епископ Одон напомнил ему о нереши¬
тельности Гарольда перед произнесением клятвы и об от¬
пущенной затем насмешке, но Вильгельм резко обор¬
вал его:
—	Любезный брат, а ведь на христианской земле за
навет наказывают смертью — или вы забыли? Разве шут¬
ка Гарольда, пусть даже над Святыми мощами, имеет
455

сколь-нибудь серьезное значение? Главное — клятва
произнесена. Так или иначе, а он все же дал ее!
Вскоре со мной приключилась странная история,
сыгравшая впоследствии роковую роль в моей жизни.
Однажды при герцогском дворе объявилась группа
лицедеев: фокусников, жонглеров и паяцев,— их допус¬
тили, дабы скрасить долгие зимние вечера. То были су¬
щие бродяги, пришедшие Бог весть из какой части све¬
та, обросшие темной кожей. И если сир Вильгельм со¬
благоволил принять их, то лишь по настоятельной прось¬
бе герцогини Матильды. Хотя он и был лишен предрас¬
судков, его, однако, всегда терзали опасения, как бы сии
отродья не причинили нам зла, ибо лицедейская братия
славилась большим умением одурачивать простодушных
людей своими глупыми предсказаниями. Но у наших ак¬
теров имелись самые лестные рекомендательные грамо¬
ты. Они уже успели дать представления в Аквитании,
Пуату и во Фландрии. Все они оказались ловкими фигля¬
рами, борцами, акробатами, а также отменными певца¬
ми и музыкантами. И была среди них девушка с устами
и перстами феи, она пела неизвестные у нас песни и
подыгрывала себе на цитре *. Мы больше привыкли слу¬
шать гимны, прославляющие ратные подвиги, а песни
этой девушки по имени Мирга были сродни печальному
шелесту деревьев, тихому рокоту приливов и отливов,
любовным стенаниям. Она как бы возникла из бездны
времен, воплотив в себе идеальный образ нетленной
красы и грусти. А иной раз она представала перед нами
в зверином обличье и бесподобно исполняла в кругу сво¬
их соплеменников, обряженных в шкуры медведей и
оленей, магический дикий танец. У нее были такие тем¬
ные волосы и кожа, что мы приняли ее за сарацинку.
Дивная стать, легкая и изящная поступь делали ее не¬
отразимо женственной, так что определить хотя бы при¬
мерно ее возраст было невозможно. Частенько герцогиня,
коротавшая время за вышиванием в кругу придворных
дам, звала девушку к себе в покои, дабы усладиться ее
пением. И я полюбил ее. Однако в ту пору я был еще со¬
всем юнцом, не искушенным в делах любовных, и сам
удивлялся, отчего это вдруг при встрече с нею у меня на¬
чинает колотиться сердце, а к лицу подступает кровь.
*	Цитра — небольшой щипковый музыкальный инструмент в
виде фигурного ящичка со струнами.
456.

Чтобы понять свое состояние, я решил поделиться тем,
что чувствовал, с Гераром.
—	Безумец,— вскричал он,— это ж чужеземка без
роду, без племени! Околдовала она тебя, что ли? Поше¬
вели-ка хорошенько мозгами и образумься — разве мо¬
жешь ты взять себе в жены какую-то сарацинку, худо¬
родную, нищую бродяжку, иноверку, чертову дочь, ис¬
чадье самого дьявола?
И все же Мирга была совершенно не похожа на сво¬
их соплеменников. Когда простые воины и даже сеньоры
приставали к ней с шутками и пытались обнять ее за
плечо или талию, она гордо проходила мимо либо ловко
выскальзывала из ручищ бесстыдников, обжигая их него¬
дующим взглядом. Мне это нравилось. Я думал, что чело¬
век, пребывающий во власти особых нежных чувств,
вполне способен понять другого человека, коего косну¬
лись те же самые чувства. И вот как-то раз, набравшись
храбрости, я решил приблизиться к Мирге, когда она си¬
дела в одиночестве у одной из бойниц крепостной стены
и пела, устремив свой взор вдаль и перебирая пальчиками
струны цитры. Я подсел к ней, подождал, пока она закон¬
чит пение, потом взял ее запястье так нежно, что даже
сам поразился этому, и решительно сказал:
—	Мршая девушка, молю вас, будьте моею, ибо серд¬
це подсказывает мне, что вы не та, кем вас считают, вы
не похожи на дочь мавра или лицедея, у вас, верно, были
благородные родители.
Она не удостоила меня ответом, однако в уголках
ее глаз я заметил слезы — они потрясли меня до глуби¬
ны души и наполнили сердце щемящей тоской. В тот же
вечер, во время очередного и Бог весть по какому поводу
устроенного пира, она исполнила свой дикий, полный не¬
истовой страсти танец, вызвавший недоуменные усмеш¬
ки наших гостей. Я стоял неподалеку от сира Вильгель¬
ма и герцогини, его супруги, с копьем наперевес. И вся¬
кий раз, когда Мирга проносилась мимо, едва не касаясь
меня, и глаза мои встречали ее притягивающий взгляд,
земля уплывала у меня из-под ног. На следующий день
я вновь подошел к ней. И на другой тоже! В конце кон¬
цов, уступая моей настойчивости, она смягчилась и ти¬
хим, ровным голосом, словно речь шла о ком-то посто¬
роннем, поведала мне свою историю:
—	Мирга не сарацинка, как вы думаете, мой юный
сеньор Гуго Пэн, а добрая христианка, дочь почтенных
родителей. Но кто посмеет утверждать, будто жизнь
457

сродни прямой дороге, без извилин и лесных чащоб, в
которых шныряют безжалостные разбойники? Вы шли по
этой дороге подобно дню, который возникает из ночи и
уверенной поступью движется навстречу вечерним сумер¬
кам, когда снова свет и тень путаются и смешиваются,
чтобы с приходом новой зари опять уступить дорогу
дню. Вас пестовали все кому не лень, не говоря уже об
отце и матери. Сомневаюсь, что вы сможете понять, нет,
не меня, а ту, другую, Миргу, решись она рассказать вам
свою историю?
Она сжала губы и вскинула голову. Веки ее задро¬
жали.
—	Но,— с досадой прибавила она,— я не из тех, кто
любит жаловаться на свою судьбу. Небесные знамения
подсказывают мне, что время моих мытарств и унижений
подходит к концу.
Я не смел требовать от Мирги признаний и торопить
с ответом, несмотря на то, что любопытство было у меня
в крови, а к ней я испытывал неодолимое влечение. Од¬
нако ж плутовка заставила меня прождать целых два
дня, хотя ей и самой, видать, страсть как хотелось пове¬
дать мне свою историю, а я так просто сгорал от нетер¬
пения ее выслушать. Итак, вот что она мне рассказала:
—	Сеньор Гуго, гордый характер достался мне по
наследству от моих родителей. А фиглярство — всего
лишь маска. Я появилась на свет ровно восемнадцать
лет тому назад в провинции Пуату, что лежит между
рекою Луарой и Аквитанией. У отца моего был замок,
обнесенный острым частоколом, и стоял он на высоком
холме посреди дремучего леса, в местечке под назва¬
нием Шантелу, если память мне не изменяет. Вернее,
это было целое поместье, отец мой владел им и как ры¬
царь, и как землепашец. Теперь все это так далеко, слов¬
но крохотный островок, затерявшийся в бескрайних
морских далях! Деревня наша получила свое название *,
видать, потому, что ночами вокруг нашей церкви и домов
часто кружили волки. Лица родителей моих я уж и не
помню. Однажды вечером, когда я гуляла, меня украли
и увезли с собой какие-то бродячие артисты. Я скита¬
лась с ними, покуда мне не исполнилось восемь, а может,
девять лет, потом они продали меня таким же лицедеям.
Так я и выросла среди комедиантов, выучилась у них
*	Шантелу — в переводе с французского означает «волчья
песня».
458

петь и плясать—надо же было как-то зарабатывать
на хлеб насущный. Вот видите, история моя очень про¬
стая. Свою настоящую фамилию я уже позабыла, как,
впрочем, и имя. А Миргой меня назвали бродячие
актеры.
—	Милая девушка, но ведь вы не их крови! Почему
же вы остаетесь с ними? Или все же кровь у вас общая?
На губах девушки промелькнула чуть заметная улыб¬
ка — похоже, я показался ей смешным и недалеким.
—	Из прежней жизни, полной самых разных собы¬
тий,— сказала она,— я хорошо помню рассказы про кри¬
вые сабли и остроконечные шишаки. Однажды, во вре¬
мя скитаний по городам и весям, я слыхала, будто дав¬
ным-давно мавры, которые пришли из Испании, чтобы
захватить королевство франков, были наголову разбиты
в долине близ Пуатье *. А те из них, кто остался жив,
осели в деревнях неподалеку от Пуату и перешли в веру
Христову. Но, серьор Гуго, разве от этого цвет их волос
и кожи мог сделаться светлее?
Я поспешил пересказать историю Мирги Герару, но
тот воспринял ее с негодованием:
—	Даже дьявол не смог бы тягаться с нею в лукав¬
стве, чтобы околдовать тебя! Ты как та бедная рыбеш¬
ка: клюешь и не подозреваешь, что в червячке-то — крю¬
чок. Главное для тебя — приманка, огромная, как гора,
а за нею ты ничего не видишь — только знай себе клю¬
ешь: еще бы, ведь это так вкусно! Да пойми же наконец,
Гуго, девчонку может перекупить у этих бродяг кто угод¬
но, только цену назови, потому как у них такой обычай,
а ты всего-навсего бедный оруженосец об одном щите **.
А может, ты уже собрался продать Кустэнвиль или
Реньевиль, чтобы заполучить это исчадье ада? Погляди
вокруг — сколько красоток, розовощеких и светлокуд¬
рых, готовых кинуться в твои объятья, только свистни!
И перво-наперво заруби себе на носу: я не позволю тебе
жениться вообще. Знаю я тебя: женишься — и пиши про¬
пало, дружбе нашей конец. Разве сможет Мирга или
какая-нибудь другая девушка заменить тебе такого гово¬
руна да весельчака, как я?
*	Речь идет о Вуйейской битве под Пуатье (732 г.), когда Карл
Мартелл (688—741), майордом из рода Каролингов и фактический
правитель франкского государства, разгромил арабов и остановил их
продвижение в Западную Европу.
** Имеется в виду «однощитный» рыцарь — тот, кто уже не имеет
вассалов и является в ополчение только со «своим щитом».
459

Однако же именно он разболтал всем историю Мир-
ги, так что вскоре она дошла и до ушей герцогини Ма¬
тильды и самого герцога. Миргу выкупили у комедиан¬
тов, поначалу ни за что не желавших расставаться с нею,
но потом, сорвав за нее немалый куш, они в конце концов
собрали свои чудные наряды и музыкальные инструмен¬
ты и убрались туда, откуда пришли.
И вот однажды утром ко мне подошел герцог и сказал:
—	А известно ли тебе, Гуго Пэн, что оруженосец,
несущий бессрочную службу, не может жениться без по¬
зволения своего повелителя? Особенно если у него нет
отца. Ты, как я погляжу, всякий раз бледнеешь и неме¬
ешь при виде этой танцовщицы-сарацинки, за которую я
отдал большой выкуп. Но я слишком многим обязан по¬
койному старику Онфруа, чтобы спокойно смотреть на
твои страдания... Что же ты молчишь?
Собрав все свое мужество, я поступил так, как в по¬
добных случаях поступают обычно робкие люди,— силь¬
ное волнение делает их вдруг дерзкими до неузнавае¬
мости. Я ответил герцогу:
—	Но ведь сами вы, сир Вильгельм, взяли в же¬
ны герцогиню Матильду против воли всех ваших ближ¬
них.
Какое-то мгновение ошеломленный этим заявлением
герцог смотрел на меня, не проронив ни звука, и я почув¬
ствовал совсем близко дыхание судьбы... Я был готов уже
к самому худшему, но герцог уже пришел в себя, безоши¬
бочно оценив мою дурацкую мальчишескую выходку. Он
сказал:
—	Вот слова не отрока, но мужа. Мне и впрямь нече¬
го тебе возразить. Однако не слишком ли ты спешишь?
Я повелеваю тебе отвезти сарацинку к твоей матери, дабы
она научила ее нашим обычаям и обратила в нашу веру.
А женишься ты на ней лишь тогца, когда она станет доб¬
рой христианкой, достойной тебя, и только с моего позво¬
ления. Я желаю, чтобы она была крещена и укрепилась
в вере нашей, а пока, ежели ты не хочешь угодить к дьяво¬
лу в преисподнюю, бери от нее лишь то, что в подобных
случаях дозволено Господом,— только невинный поце¬
луй, и то, если она сама того захочет.
В ответ я невнятно пробормотал слова благодарно¬
сти. Засим герцог удалился.
После того, как меня сменил другой оруженосец, я
тщетно пытался выспросить у Герара, откуда герцог про¬
знал про обуявшую меня страсть. Однако роль, какую
460

Герар сыграл во всей этой истории, равно как и многое
другое, так и осталось для меня непостижимой загад¬
кой. И все же, зная, каким несдержанным на язык бывает
мой товарищ, я готов был биться об заклад, что именно
От него герцогиня Матильда услышала о моих любовных
терзаниях.
Глава X
В КЕВИЛИЙСКОМ ЛЕСУ
Итак, мне предстояло отвезти Миргу в Реньевиль,
а потом вернуться обратно, и на все про все в моем распо¬
ряжении была только одна неделя — так повелел сир
Вильгельм. Мирга отправилась в путь охотно и даже с
радостью. По дороге она бросала на меня кроткие взоры,
забрасывала вопросами о Реньевиле и о моем отчем доме,
однако, когда я пытался что-нибудь узнать у нее, отмал¬
чивалась. Когда я спросил, согласна ли она стать моею
женой после того, когда научится всему, о чем говорил
герцог Вильгельм, в ответ девушка только лукаво усмех¬
нулась, чем вывела меня из себя, правда, не так чтоб уж
очень сильно. Когда же я пожелал узнать, испытывает
ли она ко мне серьезное чувство или влечение, от¬
ветила:
—	Разве у меня есть выбор, сеньор Гуго? Но не
хмурьтесь! Ведь еще недавно вы были таким веселым и
ласковым! Честно говоря, мне по сердцу ваша нежность,
ведь я не встречала ее ни в ком другом.— Вслед за тем,
однако, она мягко прибавила: — Если бы у меня был
брат, я, наверное, полюбила бы его, как вас. И не стала
бы от него ничего скрывать.
Мне мало улыбалось быть ей лишь братом, ведь я хо¬
тел, чтобы она стала мне женой! И все же плутовка одари¬
ла меня — причем от всего сердца — поцелуем, который
мне разрешил принять от нее сир Вильгельм. Она даже
не пыталась ускользнуть от моих губ под каким-нибудь
предлогом.
Реньевиль привел Миргу в восхищение, а наш крохот¬
ный по сравнению с руанским дворцом дом, его незатей¬
ливое убранство и отсутствие вооруженной стражи пре¬
много ее удивили. Матушка моя расплакалась, однако
к спутнице моей отнеслась приветливо и благожелатель¬
но, согрев ее теплыми словами, приличествующими на¬
шим обычаям. После вечерней трапезы Мирге захоте¬
461

лось отблагодарить ее за радушие, она взяла в руки цитру
и запела одну из своих неповторимых песен. Матушка,
которой прежде случалось слышать только божествен¬
ные гимны, смотрела широко раскрытыми глазами то на
меня, то на сарацинку и осеняла себя крестным знаме¬
нием. Перед тем как проводить Миргу в ее комнату, эта
добрая женщина сказала.
—	Дитя мое, Мирга не христианское имя. С вашего
позволения, я стану называть вас Мишелеттой.
Мирга улыбнулась и расцеловала ее в обе щеки.
И вдруг, когда мы стали подниматься по лестнице, из
лесу послышался дикий вой. Мирга крепко ухватилась
за мою руку. Мне бы не хотелось вспоминать взгляд,
какой она бросила на меня поверх огонька свечи.
А в ночь перед моим отъездом моя суженая сбежала
из дому. Я слышал, как под ее ножками заскрипели
ступени. Видел, как в лунном свете она прошла через
двор и отодвинула задвижку на воротах. Я шел следом за
ней, прячась в тени кустарниковых зарослей. Она во¬
шла в лес, и там я потерял ее из виду. Мне ничего не
оставалось, как возвратиться домой, но тут я вдруг вспом¬
нил про исполинский дуб: сказывали, будто давным-давно
вокруг него собирались язычники и справляли свои за¬
претные обряды — пели хором и золотыми серпами сру¬
бали с него омелу *. И вот я, крадучись, точно зверь, на¬
правился прямиком к этому дубу, и там-то я увидел ее,
озаренную лунным сиянием. Она была в одной сорочке,
хотя уже стояли холода, и, зачарованно глядя на чертово
дерево, что-то шептала! Насколько я мог расслышать,
она исступленно повторяла слова неведомой мне молит¬
вы, и голосу ее вторили крики филинов и сов, карканье
воронов и отрывистое тявканье лисиц! Я схватил ее в
охапку и бегом, спотыкаясь, понес прямо домой. Она
обвила руками мою шею и, касаясь губами моей щеки,
просто, как бы извиняясь, промолвила:
—	У меня это издавна, сеньор Гуго! С очень дав¬
них пор! Простите меня. Но я непременно стану такой,
как вы хотите. Только позвольте мне чуть-чуть привык¬
нуть к вашей жизни. Рано или поздно я перестану от¬
кликаться на этот зов.
Мне пришлось во всем признаться матушке, и, пока
я рассказывал, она то и дело крестилась, будто я попро¬
*	Омела — вечнозеленый кустарник с белыми ягодами, парази¬
тирующий на деревьях.
462

сил ее дать приют самому дьяволу. Я уехал из дома с не¬
оборимой тоской в сердце! Но, к счастью, вскоре произо¬
шли события, от которых всю мою любовную тоску-
печаль как рукой сняло.
В Руан, где у Вильгельма неподалеку от Кевилий-
ского леса был загородный домик, я возвратился, как
и обещал, точно день в день. Расспросив, как прошла моя
миссия, герцог пожелал, чтобы я вместе с Гераром со¬
провождал его на охоту. Друг мой очень обрадовался
моему возвращению, тем паче что охота, как всегда, обе¬
щала быть веселой.
Как только выпустили первого сокола, герцог, как
это всегда с ним бывало, тут же загорелся охотой; он
открыл колчан, и началась настоящая бойня — на за¬
висть нам, ибо никто из нас не мог тягаться с ним в мет¬
кости. И вдруг в самый разгар охоты из лесной чащи
показался всадник с развевающимися на ветру волосами;
он приблизился к восседавшему на коне Вильгельму, спе¬
шился и, пав перед ним ниц, выпалил:
—	Остановитесь, сир! Ради Господа, остановитесь!
—	Кто ты?
—	Я старшина, прибыл из Англии на корабле вместе
с другими нормандцами, советниками Эдуарда, коих из¬
гнал Гарольд.
—	Что говоришь ты? Опомнись!
—	Они достали для меня коня и отправили прямо
к вам... Сир Вильгельм, будьте милосердны. Не виноват
я, что принес вам злую весть...
—	Говори яснее!
—	На шпиле нового Вестминстерского собора уже
устанавливали петуха, как вдруг королю Эдуарду стало
плохо, началась агония и он чуть ли не в мгновение скон¬
чался — прими, Господь, его душу! Произошло это пято¬
го января, а шестого Гарольд на Совете витанов * сам
себя возвел на престол. Отныне он король Англии, и
народ признал его своим повелителем.
Сир Вильгельм соскочил с коня и отвел гонца в сторо¬
ну, мы с Гераром последовали за ними. Взглянув на по¬
белевшее от гнева лицо сира Вильгельма,— нам с Гера¬
ром не раз доводилось видеть его таким и прежде —
старшина прямо-таки задрожал от волнения. Герар силь¬
но ущипнул меня, предупреждая, чтобы я не смел более
*	В и т а н ы, или н о т а б л и,— в средние века члены собрания,
созывавшегося королем для обсуждения государственных, главным
образом финансовых и административных вопросов.
463

приближаться к ним ни на шаг, Сам же он стоял чуть
поодаль и, весь обратясь в слух, обрывал ягоды с росше¬
го рядом падуба *.
—	Сеньор,— снова заговорил старшина,— мы зна¬
ли — королевство было завещано вам, и герцог Гарольд,
казалось, с этим смирился. Однако, когда король Эдуард
прощался с жизнью на смертном одре и святые отцы
без устали читали над ним молитвы, а добрая королева
Эдит проливала горькие слезы, Гарольд опять взялся за
старое и принялся увещевать Эдуарда, дабы тот изменил
свое завещание. Эдуард, чувствуя близкий конец, призвал
в свидетели всех, кто был рядом:
«Сеньоры, как вам известно, после смерти я передаю
королевство мое герцогу Нормандскому! — Взглянув на
Гарольда, он вздохнул и проговорил: — И кое-кто из вас
даже поклялся, что так тому и быть!» Сир Вильгельм,
это правда, что Гарольд дал клятву?
—	Да. Продолжай.
—	А Гарольд ему и говорит: «Каково бы ни было ва¬
ше решение, позвольте мне быть полновластным королем,
дабы земля ваша стала моею. Ведь вы вправе сделать
это! Господь свидетель — ничего лучшего для меня и
быть не может!»
—	Ну, и что же король Эдуард?
—	Он уже совсем дышал на ладан. Королева уже
пролила первые вдовьи слезы. А святые отцы...
—	Ну же!
—	И вот, чуть дыша, король и отвечает: «Гарольд,
ты получишь королевство, но на свою погибель — я
это знаю. А еще я знаю — герцог со своими баронами
сумеет собрать сильное войско, и тогда, попомни мое
слово, никто не спасет тебя, кроме Господа». Гарольд
возразил ему, никого, мол, он не боится — ни норманд¬
цев, ни прочих супостатов.
—	Неужели?
—	Истинно так, сеньор Вильгельм.
—	Стало быть, Эдуард отступился?
—	Он сделал это не по своей воле, а по принуж¬
дению.
—	Однако все же сделал?
—	Глаза его были безжизненны, как у затравлен¬
ного оленя, когда тот опускает голову и отдает себя на
*	Падуб, или остролист,— небольшое дерево с колючими
вечнозелеными листьями и темно-красными ягодами.
464

растерзание охотничьим псам. По правде говоря, разум
его уже совсем ослабел и ему, я думаю, в тот миг было
просто-напросто безразлично, кому достанется корона,
Гарольду или кому другому,— это должны были решать
его приближенные.
—	Или кому другому?.. Таковы были его последние
слова?
—	Да, ибо засим он отбыл в мир иной и мы вскоре
его похоронили. Мастеровой как раз прилаживал пету¬
ха к шпилю Вестминстерского собора, когда мы в сопро¬
вождении святых отцов, факельщиков и всех придворных
несли Эдуарда в приготовленный для него склеп. Он так
и не увидел величественного храма — детища всей своей
жизни в законченном виде.
—	И на следующий же день Гарольд получил корону?
—	По единодушному согласию собравшихся сеньо¬
ров. И архиепископ Стигант благословил его.
Наш обратный путь был ужасен: мы мчались, не раз¬
бирая дороги, и бока наших коней, истерзанные шпора¬
ми, покрылись кровавой пеной. За всю дорогу герцог
не проронил ни слова. Лицо его было бледнее савана,
а черты заострились — поглядев на него, любой самый
отчаянный смельчак похолодел бы от ужаса. Вильгельм,
всегда являвший собою образец учтивости, даже забыл
поблагодарить старшину за его усердие. Он летел слов¬
но стрела, не обращая внимания на удары ветра и снега,
бивших прямо в лицо, и мы едва за ним поспевали. Че¬
рез Сиену мы переправились в ладье. Лодочникам Виль¬
гельм также не сказал ни слова. Он стоял на носу ладьи
и, яростно сжимая поводья испанского скакуна, мрачно
взирал на берега реки, несшей в бескрайнюю даль свои
стальные воды.
Войдя во дворец, он не поприветствовал ни стражу,
ни находившихся там сеньоров, ни дам — никого, кто
попадался ему на пути. Пройдя к себе, он упал на скамью
и закрыл лицо плащом.
—	В точности как великий Цезарь, когда был оскорб¬
лен,— проговорил Герар.— Помнишь, про него нам рас¬
сказывал мэтр Ансельм? В знак скорби великие импе¬
раторы древности всегда закрывали лица плащами.
Мы оба застыли, словно стражи, у дверей, готовые к
тому, что нас вот-вот в любой момент прогонят прочь.
Но герцог на нас и не взглянул, просто не заметил. Ему
ни до чего не было дела. Мы услышали, как он зарычал,
подобно кабану, угодившему в ловушку и силящемуся
465

вырваться из нее. Но вот появился сир де Бретэй, наш
сенешал Фиц-Осберн. Приблизившись к герцогу, он мяг¬
ко сказал ему:
—	Сир, сир, зачем скрывать от нас дурные вести?
—	Мне так тяжело вымолвить эти слова, друг мой!
И так тяжело сознавать, что Эдуарда больше нет, не
говоря уже об оскорблении, какое нанес мне Гарольд!
Сенешал был не робкого десятка. И вот что ответил
он герцогу:
—	Негоже великому властелину и победителю, тем
паче уверенному в своей правоте, печалиться, как жен¬
щине. Собирайтесь в поход. Переплывите море, и пусть
Гарольд сам отдаст вам корону!
Епископ Одон, узнавший вскоре о случившемся, дал
герцогу тот же совет и потребовал от него немедленных
действий, призвав ему в защиту само Провидение! Одна¬
ко сир Вильгельм, уважавший установленный порядок и
обычаи, не пожелал ничего предпринимать до полного
выяснения обстоятельств дела и направил в Англию по¬
сланника с требованием, чтобы Гарольд отрекся от коро¬
ны и впредь оставался верным клятве, данной в Байе!
Гарольд же не только дерзко отказался выполнить
сие требование, заявив, что не страшится Вильгельма, но
и прогнал из дворца последних нормандцев из окруже¬
ния усопшего короля Эдуарда, лишив их всех прав и при¬
вилегий. Более того: прилюдно отказавшись от своей не¬
весты, дочери соперника, он взял себе в жены сестру гра¬
фов Эдвина и Моркара, сделав их своими союзниками.
Так, отказавшись повиноваться воле Вильгельма, нанося
ему тем самым жестокое оскорбление, он превратился
в клятвопреступника, не подумав о тбм, что это может
стать его роковой ошибкой!
Сир Вильгельм собрал в Лиллебонне высшее духовен¬
ство и самых знатных сеньоров герцогства. Он объявил
им о своем желании наказать Гарольда за клятвоотступ-
ничество, чего бы ему сие ни стоило, и сказал, что для
этого ему нужны большое войско и добрые корабли,
чтобы доставить его к берегам Англии.
Бароны попросили у Вильгельма позволения обсудить
его просьбу между собой. Обсуждение, во время которо¬
го верховодил сенешал Фиц-Осберн, оказалось весьма
бурным. Одни говорили, что такие расходы им не по си¬
лам, другие — что ежели каждый честно исполнит свой
долг, то награда и приобретенные выгоды превзойдут
все мыслимые расходы. Бароны разбились на противо¬
466

стоящие группы, и каждая из них тщетно старалась
перекричать другую. Но тут их спор прервал громкий
голос сенешала:
—	Что вы подняли гвалт, точно торговки на рын¬
ке? — воскликнул он.— Негоже вам предавать своего по¬
велителя, когда он думает, как вернуть попранную честь и
славу и — больше того — восстановить свое законное
право на английский престол. Ведь унижение, которому
подверг герцога Гарольд, есть оскорбление всех норманд¬
цев.
Спорщики отвечали путано и на разные лады.
—	Сир, мы боимся моря! — говорили одни.
Другие заявляли:
—	Мы не обязаны нести службу за морем.
А третьи — их было большинство — порешили так:
—	Хорошо, говорите вы за нас, сенешал, мы вас
просим.
И тогда сенешал, думая, что выражает общее мне¬
ние, объявил сиру Вильгельму:
—	Вы можете положиться на них. Они уже не раз
доказывали свою преданность вам, всегда шли за вами.
Они готовы служить вам и впредь.
Однако, заслышав сие заверение, бароны вновь за¬
колебались и решили, что их предали. Они принялись
роптать и браниться, а потом чуть ли не в один голос
заявили, что не станут выполнять обещания, данные
сенешалом от их имени. Смятение охватило даже самых
безропотных — и бароны так ни о чем и не договорились.
Сир Вильгельм удалился под их ропот, так и не добив¬
шись своего. Засим, как будто ничего не случилось, каж¬
дый из баронов получил от него приглашение на пир.
Пиршеству этому, казалось, не будет конца, зато уда¬
лось оно на славу, так что скоро все и думать забыли про
давешние обиды и треволнения. Там-то и были скрепле¬
ны печатями все необходимые договоры.
На другой день герцог призвал к себе самых влия¬
тельных баронов, причем разговаривал он с каждым на¬
едине и к каждому обратился с просьбой:
—	От вас я жду помощи больше, нежели от кого бы
то ни было, ибо вы самый храбрый из всех. И я прошу
вас оказать ее из милости и любви ко мне.
После таких речей каждый из приглашенных, не дол¬
го думая, письменно обещал дать герцогу и воинов, и
корабли. А за помощь и поддержку Вильгельм посулил
им, также письменно, земли и замки в Англии — в том
467

случае, разумеется, если он одержит победу. Епископ
Одон, обратившийся к баронам с речью, решил показать
пример и обязался оснастить три десятка кораблей.
Таким образом он уязвил самолюбие самых тщеславных,
и многие пообещали даже больше, чем могли. В то же
время сир Вильгельм уже разослал верных людей по все¬
му Французскому королевству, направил гонцов в Бре¬
тань, Пуату, во Фландрию и Аквитанию, дабы тамошние
сеньоры, соблазнившись его щедрыми посулами, постави¬
ли под его знамена свои отряды, кроме того, он привлек
на свою сторону немало странствующих рыцарей, коих,
как известно, нанять довольно легко.
Из Реньевиля я не получал никаких вестей, но времени
для переживаний у меня не было. Дни напролет мы про¬
водили в седле — сопровождали герцога, сенешала и осо¬
бо важных гостей либо развозили послания, скрепленные
камергерской печатью. Герцог подарил нам с Гераром
кольчуги, обшитые медными пластинами, с капюшоном.
—	Видал? — сказал мне Герар.— Так что не надейся
отсидеться за юбкой герцогини Матильды, пока осталь¬
ные будут в походе,— хвала Небу! При мысли об англи¬
чанах мне просто не терпится схватиться за меч или
копье — руки так и чешутся. А у тебя?
А у меня руки не чесались вовсе. К англичанам я не
питал никакой ненависти. Тяжкое оскорбление, нанесен¬
ное ими герцогу, взволновало меня меньше всего. Однако
нам предстоял поход, и я стал готовиться к нему с вооду¬
шевлением!
Глава XI
СТРОИТЕЛЬСТВО ФЛОТА
К сожалению, многие события так и не нашли своего
отображения на Байейском полотне. Впрочем, это не¬
мудрено: ведь его развесили на колоннах собора, в огра¬
ниченном пространстве, а стало быть, и длину полотна
пришлось ограничить, так что на нем запечатлено далеко
не все, что могло бы там быть. Хотя епископу Одону,
человеку весьма горячего нрава, Роберу де Мортену,
графу д’Э и нашему сенешалу Фиц-Осберну не сиделось
на месте, и они порой корили Вильгельма за медлитель¬
ность, герцог же ни за что не желал торопить события,
несмотря на терзавшие его душу гнев и муку. Он все боль¬
468

ше походил на того шахматиста, который, прежде чем
продвинуть фигуру, долго разглядывает игральную дос¬
ку, протягивает было вперед руку, но тут же отдергивает
ее и, наконец, делает ловкий, основательно продуманный
ход, приводя соперника в полное замешательство. От
гонцов, коих было несметное множество, от челяди на
приемах посланников и из разговоров, там услышанных,
я сам — ибо Герар был в отлучке — узнал главные за¬
мыслы сира Вильгельма. Хотя, отвергнув дочь герцога,
Гарольд нанес ему еще одно жестокое оскорбление, наш
властелин, презрев бурные увещевания и пламенные при¬
зывы епископа Одона, решительно отказался от вторже¬
ния в Англию без заблаговременной подготовки к походу.
У него было немало причин остерегаться дальних и
ближних наших соседей, от которых не раз исходила
угроза его владениям. Он не забыл свои юные годы, когда
после отбытия Роберта Великолепного в Святую землю
и после смерти его Нормандское герцогство охватывали
кровавые смуты. И, дабы подобное не повторилось
впредь, он обратился за поддержкой к французскому
королю — но тот отказался вмешиваться в «чужие дела»,
чем сильно прогневил Вильгельма. Однако ему удалось
заручиться нейтралитетом графа Фландрского, отца гер¬
цогини Матильды, и императора Германского. Засим он
отправил посланника к датчанам, и датский принц Гад-
рада, величайший из воителей, каких только знала земля,
стяжавший себе славу непобедимого, заключил союз с
графом Тостигом, одним из братьев Гарольда-узурпато-
ра, которого тот, на свою беду, изгнал из Англии. Гадра-
да с Тостигом должны были захватить Английское коро¬
левство с севера, а нам предстояло завоевать его с юга.
Но на этом Вильгельм не остановился. Он обратился
за благословением к Папе Римскому, и тот, весьма поль¬
щенный его обращением, безоговорочно признал заве¬
щанное ему право на английский престол, равно как и
действенность клятвы, произнесенной Гарольдом над
Святыми мощами, и охотно благословил нашего герцога.
Он послал ему хоругвь с образом Креста Господня и пер¬
стень с печаткою, внутри которой хранилась прядь во¬
лос первоапостола Петра — первого пастыря Церкви
Христовой. Папа дал знать этим Вильгельму, что он мо¬
жет выступать в поход на Англию от имени Господа
и покровителем ему в этом деле будет сам святой перво¬
апостол Петр. Возрадовавшись папскому благословению,
многие бароны укрепились в вере своей, поскольку преж¬

де некоторые из них все же сомневались в праведности
сего предприятия, думая, будто клятва, данная Гароль¬
дом, была вырвана у него силой и что он, как ближайший
родственник почившего в бозе Эдуарда, имеет больше
прав на английскую корону. Однако же слово Папы враз
разрешило все сомнения и развеяло домыслы.
А меж тем в Лондоне самозваный король издавал
один за другим законы во благо своих народов, дабы
заручиться их любовью и поддержкой. Однако корона
не принесла ему вожделенного умиротворения и удовлет¬
ворения. Горькая, неуемная тоска омрачала его великую
радость. А по весне, с появлением кометы, предвестни¬
цы больших бед, посеявшей ужас в сердцах слабодушных
и поколебавшей даже самых стойких, ему и вовсе стало
невмоготу. Сказывали, будто в небе Англии эту комету *
было видно две недели кряду и будто у людей, глядев¬
ших на ее огненный хвост, тут же немели сердца, мутил¬
ся взор и помрачался разум. И тогда многие близкие
Гарольда поняли свою ошибку и пожалели, что отдали
ему корону. А Гарольду приснился вещий сон: пригре¬
зилось ему, будто на морском горизонте показался ги¬
гантский флот — несметное число кораблей, и форштев¬
ни их смотрели в сторону Англии. Это великолепно
отображено на Байейском полотне: под троном Гароль¬
да — целое скопище стругов, как бы материализующих¬
ся из страхов и тревог монарха-самозванца.
Сон этот и впрямь оказался вещим. По повелению
Вильгельма все Нормандское герцогство принялось стро¬
ить флот. В нормандских гаванях от Авранша до земли
Ко — отовсюду собрали лесорубов, корабельщиков, плот¬
ников и кузнецов. Приближенные Вильгельма, даже са¬
мые знатные сеньоры, такие, как Роде де Бомон, Монт¬
гомери, граф д’Э и сенешал, непрестанно наведывались
на побережье и, не ведая устали, подбадривали, как
могли, мастеровых людей, коих здесь было не счесть.
Наши гавани превратились в сущие муравейники, где
каждый знал свое место и трудился в поте лица, и в этом
скопище людей происходило постоянное движение; сги¬
баясь под тяжестью непосильной ноши, сновали туда-
сюда работники, и дело продвигалось. С каждым днем гу¬
стые леса, примыкавшие к морю, отступали все дальше
и дальше от берега. Вековые деревья с мощными ствола¬
ми и корнями, коим прежде были нипочем ни волны, ни
*	Речь идет о комете Галлея.
470

ураганы, гнулись и ломались под мощными ударами то¬
поров, как хрупкие лучины, и со страшным грохотом
рушились наземь. Поваленные деревья тотчас же облеп¬
ляли помощники лесорубов и принимались очищать их от
ветвей, сучьев и коры. Голые стволы немедленно распи¬
ливали на бревна. Тут вступали в работу плотники;
вооружившись скобелями *, они выстругивали из бревен
доски нужных размеров и формы. Наименее умелые и
самые молодые подносили тес, предназначенный для об¬
шивки и килей будущих стругов, на верфи, выстроенные
тут же, на побережье. Там на него набрасывалась целая
толпа мастеровых, среди них были и горожане, и дере¬
венские жители — глядя, как ладно и сноровисто они
работают, можно было подумать, будто эти люди в по¬
рыве безудержного религиозного фанатизма собрались,
чтобы ставить церковь, и притом не одну. Воины Виль¬
гельма охраняли мастеровых от докучливых ротозеев и
негрубо, но твердо и решительно блюли порядок в этом
человеческом рое, который вобрал в себя самых разных
людей: веселых и добродушных, угрюмых и злобных.
Интендант Вардар следил, чтобы никто из работников
не испытывал нужды ни в чем: ни в пропитании, ни в
одежде, ни в инструментах. Торговцев всех мастей без¬
жалостно гнали прочь. Ибо пищи и питья — всего было
вдосталь. Стояло лето. Подмастерья и мастера спали
прямо на прибрежном песке или в деревянных хибарах,
сколоченных на скорую руку на берегу.
Вскорости побережье было уставлено остовами
стругов с изогнутыми форштевнями, глядевшими в небо,
и белыми досками шпангоутов, напоминавших челове¬
ческие ребра. И вот уже корабельщики приколачивали
заградительные брусья поверх бортов. На смену им
пришли конопатчики — вооружившись ворохами пеньки,
они занялись заделыванием щелей между досками об¬
шивки, после чего красильщики, распевая задорные пес¬
ни, начали раскрашивать борта разноцветными поло¬
сами — красными и черными, зелеными и желтыми.
Из кузниц валил густой дым и слышались звонкие удары
молотов. Потом появились именитые ленники — они по¬
кинули свои фьефы, чтобы помочь корабельщикам в
спуске стругов на воду. Когда корабли наконец были
готовы, их установили на деревянные катки и с помощью
*	Скобель — кривой нож с двумя поперечными ручками для
строгания вчерне, а также прямой нож для снимания коры с бревен.
471

толстых канатов поволокли к морю. И вот они уже стоят
борт о борт на приколе неподалеку от берега, ожидая
своего часа. Иные пришлые люди, жившие вдали от по¬
бережья и редко видевшие море, говорили, будто эти
корабли удивительно похожи на легендарные «морские
колесницы» людей с севера. Как же они заблуждались!
Чтобы в них могли поместиться осадные орудия, подвиж¬
ные разборные башни, придуманные нашим на диво про¬
зорливым герцогом, тяжелые боевые кони и тягловые
лошади, колья, шесты и полотнища для шатров, сундуки
и ящики с провизией, питьем и прочей снедью, корабли
пришлось делать более широкими и глубокими, есте¬
ственно, в ущерб их маневренности. Однако форштевни
у них и правда были острые, из-за чего люди, не иску¬
шенные в мореходстве, принимали их за драккары наших
предков. Как и на норманнских драккарах, на наших
стругах были полосатые паруса, то есть, я хочу сказать,
сшитые из разноцветных полос. Помимо того, в безвет¬
рие наши корабли могли ходить и на веслах.
Однако, поскольку строить суда нужно было очень
быстро, на большинстве из них недоставало носовых
и кормовых фигур с устрашающими клыкастыми пастя¬
ми, остроконечными ушами и пунцовыми глазами —
вместо этих чудищ на носу и корме стругов зияли глу¬
бокие впадины. Зато «Мора», флагманский неф, предна¬
значенный для герцога и его свиты, превосходил все
остальные изяществом формы, яркостью красок и укра¬
шавшей его нос медной скульптурой в виде мальчика.
В правой руке он держал трехзубый штандарт, а в ле¬
вой — рог, поднесенный к устам. Иные.утверждали, буд¬
то мальчик являл собою точную копию старшего сына
Вильгельма и Матильды, будущего герцога Нормандско¬
го. Что до меня, знавшего Роберта *, коему в ту пору
было двенадцать лет и который впоследствии получил
произвище Коротконогий, то я в этом очень сомневаюсь.
Я скорее склонен думать, что мастер, изваявший сию
фигуру, воплотил в ней гений самого Вильгельма в пору
его отрочества.
Но что бы там ни говорили, а корабль действительно
"Роберт II Короткий Сапожок, или К о р о т к о-
ногий (1054—1134) —нормандский герцог (1087—1106), сын
Вильгельма Завоевателя, восстал против него в 1078 г; участвовал в
I Крестовом походе, в 1100 г. был свергнут с английского престола
своим братом Генрихом Боклером, который затем, в 1106 г., одержав
над ним победу, отнял у него и Нормандское герцогство.
472

был чудом, вызвавшим всеобщее восхищение, это был
подарок герцогини Матильды, и построила она его на
деньги из своей личной казны. Ее примеру последовали
и другие знатные дамы Нормандского герцогства. Рав¬
но как и настоятели благоденствовавших аббатств:
Бекского, Жюмьежского и Сент-Эвруского, не желав¬
шие уступать в щедрости епископу Одону. Малоимущие
сеньоры по двое, трое и четверо складывали свои сред¬
ства, чтобы построить и оснастить один корабль. Дере¬
венские жители, преданные сиру Вильгельму, из чисто
нормандской гордости тоже не пожелали остаться в сто¬
роне. Повсюду: и в убогих лачугах, и в роскошных двор¬
цовых покоях — женщины ткали льняные полотна для
парусов. В гаванях мореходы вязали пеньковые канаты.
Кузнецы, покончив с якорями, принялись ковать гвозди
и оружие. Время бездействия, праздности и разцсроз
закончилось: в Нормандии кипела работа, и каждый нор¬
мандец считал своим долгом помочь общему делу либо
трудом своим, либо деньгами. Святые отцы, забыв покой
и отдохновение, дни и ночи напролет творили молитвы
и пели гимны, вымаливая покровительство у Господа и
подмогу у ангелов его. Нормандцы — крестьяне и горо¬
жане, лесорубы и плотники, красильщики и кузнецы,
мастера и подмастерья, стар и млад — все до единого
подчинялись отныне воле лишь одного человека, твер¬
дого и решительного,— нашего герцога. Я видел все это
собственными глазами и могу с уверенностью сказать:
действительно, не было ни одного нормандца, который
так или иначе не оказался бы причастным к нашему
великому и правому делу, и хотя победа наша стала
венцом творенья одного человека, путь к ней проложил
весь народ.
Какое чудо — Нормандское герцогство, забыв про
распри между городами и деревнями, пришло в движе¬
ние, подобно частям человеческого тела, подчиненным
единой воле! Голова давала команды ногам — и ноги
шли туда, куда было нужно; указывала рукам и руки
тоже подчинялись повелению сверху: валили лес, пилили
бревна, брали молотки и сколачивали доски. Сам я почти
все это время провел в седле — развозил послания
герцога, письменные и устные; презрев усталость, забыв
про отдых, торжества и увеселения, я гнал коня так бы¬
стро, как только мог, дабы везде поспеть к сроку, И хоть
мне претило командовать людьми, я сам себе удивлялся:
откуда взялось у меня столько энергии, откуда появи¬
473

лись эти властные ноты в голосе, когда я отдавал при¬
казы направо и налево? Сердце мое наполнялось от¬
радой всякий раз, когда я подмечал, что кораблей у
наших берегов становилось день ото дня все больше и
больше.
Однако ж, на беду, моя наивность подвела меня не¬
щадно! Да, я был счастлив. Потому как поверил Мирге
всей душой и думал, что, пока я нахожусь здесь, она жи¬
вет себе поживает возле моей матушки. Но в один далеко
не прекрасный день всю мою радость как рукой сняло —
она растворилась в мгновенье ока, точно предрассвет¬
ный туман.
Глава XII
НАСТОЯТЕЛЬ ИЗ СЕНТ-ЭВРУ
О, как я страдаю оттого, что истовости и отваги мне
хватает ненадолго! Как жаль, что я не создан для вели¬
ких дел и не всегда способен на самоотверженные по¬
ступки! Какая жалость, что любой пустяк может заста¬
вить меня свернуть со славно начатого пути и отречься
от ранее принятых решений и данных обещаний, хоть бы
и поспешных! Правда, ежели верить монаху, настоятелю
Сент-Эвруской обители, моей вины в том нет совсем:
ибо все это ошибки еще неокрепшей юности, вполне
заслуживающие прощения! Однажды сей благочестивый
черноризец проявил ко мне величайшее сострадание.
Какое счастье, что всего лишь несколькими добрыми
словами ему удалось умиротворить мою смятенную ду¬
шу! Что сталось бы со мною, не приди он вовремя мне
на выручку? Надобно признаться, что в ту пору внезап¬
ный приступ слабодушия вверг меня в безмерную печаль.
Я стал сам не свой — и все из-за собственной мнитель¬
ности, от которой я, как ни старался, так и не смог изба¬
виться. Мои сверстники, бывшие в те далекие годы воина¬
ми, рыцарями и оруженосцами, уже давно обзавелись
в Англии и замками, и землями, все они состоят на
почетной службе у Вильгельма в качестве его наместни¬
ков и посланников и правят тамошними фьефами и го¬
родами. Никто из них ни на мгновение не усомнился
в том, что нормандское войско может дрогнуть под на¬
474

тиском полчищ Гарольда и с позором покинуть берега
Британии. Среди них не было ни одного, кто загодя ви¬
дел бы себя лежащим в траве на поле брани со стрелой
в груди или с раскроенной боевым топором головой.
Их, презревших свои личные переживания, объединили
с герцогом одни чувства, и все они стали ему братьями.
Я же, вкусив мгновенной славы после доблестного похо¬
да в Британию, вскорости после того облачился в свою
нынешнюю жалкую личину — впрочем, вовсе не из стра¬
ха, хотя и не без оснований, притом достаточно серьез¬
ных и вполне заслуживающих сочувствия! Я знаю, меж¬
ду мною и любым честолюбцем лежит огромная про¬
пасть, и посему, если говорить о почестях и славе, я могу
сказать одно: да минует меня чаша сия.
А избавиться от честолюбия мне невольно помог
Герар. Из Фландрии он возвратился, исполненный ра¬
дости и душевных сил,— не то, что был до отъезда, и
заботило его лишь одно: как бы не опоздать к великому
дню отплытия! Однако вернулся он не один. Из северных
краев, где туманов и дождей куда больше, нежели у
нас, он привез девушку по имени Жакетта,— воздушное
созданье, молчаливое, улыбчивое и не сводившее глаз
со своего юного супруга, который, оказывается, нарушил
наш юношеский обет. Во Фландрии, куда его отправили
с поручениями, и с коими он, по обыкновению своему,
справился довольно живо, Герару и приглянулась кра¬
сотка Жакетта — он с первого взгляда полюбил ее, а
следом за тем и женился.
—	Не серчай, дружище,— утешал меня Герар,— она
же дочь досточтимого и благоденствующего письмоводи¬
теля *, вхожего во дворцы фландрских графов! Тамош¬
ние горожане побогаче наших — возьми хоть Руан, хоть
Сен-JIo. Живут они бурной, полнокровной жизнью, да
и прав и свобод у них побольше, нежели у нас, однако
все это досталось им за дорогую цену. В жилах у них те¬
чет благородная кровь, и уж постоять за себя они умеют:
случись какая напасть, тут же закрывают лавки, наде¬
вают кольчуги, мечи наголо и... Такая жизнь как раз по
мне. Я тоже пришелся им по нраву. Едва отец Жакетты
узнал, что родитель мой торгует мехами, он тотчас об¬
стряпал все как надо. Правда, поначалу он было принял
меня за проходимца — рыцаря удачи! Ну а уж потом
*	Письмоводитель — в средние века переписчик, писарь
при нотариусе.
475

отдал за меня свою дочь как миленький, а она, душечка
моя, только этого и ждала!
—	Герар,— вознегодовал я,— но ты же не имел пра¬
ва так поступать! Ведь срок службы у тебя еще не истек.
Герцог за это тебя по головке не погладит. Да и потом
нам скоро в поход. Что станется с Жакеттой? Она же
не поплывет с нами за море!
—	Бедняжка уже побывала в Арденнских лесах и
еще в незнамо каких дебрях, где волков да прочих зве¬
рюг, тех, что о двух ногах, и не счесть. Она молодчина!
Спать ей приходилось то под звездным небом, то на при¬
дорожных постоялых дворах. Так неужто ты думаешь,
что она грезит об одном лишь покое?
Потом он как рявкнул мне в ухо:
—	Но это еще не все! Надеюсь, придет срок, и она
подарит мне сына, такого же розовощекого и светло¬
кудрого, как мы с нею.
—	А сей час-то ты что думаешь делать с Жакеттой?
—	Спроважу ее в Сен-JIo. Пусть отец порадуется.
—	И это я слышу от тебя!
—	Погляди-ка сюда, братишка. Мы приехали не с
пустыми руками — посмотри, какая большая у меня
мошна, и к тому же звенит!
С этими словами он извлек дивный кошель, полный
серебра и злата, и, подмигнув мне, прибавил:
—	Это на домишко с лавчонкой — так что она бу¬
дет хозяйничать в лавчонке, и пусть себе копит день¬
жата, покуда я буду в отъезде. Ну, что скажешь? Как
тебе мои планы?
—	Но разве не ты чуть ли не каждый божий день
твердил мне, что о том, чтобы кому-то из нас жениться,
не может быть и речи, потому как наша дружба превыше
всего?
—	Какой вздор! Я же говорил о сарацинке, а не о
розовощекой, с локонами цвета спелой ржи, доброй и
скромной христианке, выросшей в благоденствующем
доме, а не на дорожном распутье или под сенью лесных
дерев,
Как часто бывает, что по неведению счастливчики
задевают за живое тех, кого счастье обошло стороной!
Какие жестокие раны наносят они другим, пусть даже
невольно, своими пылкими речами, поступками, даже од¬
ним своим видом! О кет, я нисколько не ревновал Герара,
просто своими словами, исполненными счастья и радости,
он, сам того не ведая, ранил меня в самое сердце. В этой
476

жизни ему все удавалось, словно по мановению волшеб¬
ной палочки. Нисколько не тушуясь, Герар представил
свою молодую жену герцогине Матильде, а после и гер¬
цогу. Ему так здорово удалось все изобразить, что вместо
укоров он получил позволение препроводить Жакетту
в Сен-JIo, правда, с одним условием: за любовными уте¬
хами не забыть, что великий день уже не за горами. Свою
победу он закрепил такой вот дерзкой речью:
—	Досточтимый сир, всему виной только вы, и я бла¬
годарен вам за это — за то, что жена моя родом из
Фландрии. Ведь и сами вы в свое время поступили точно
так же. Ваш пример вдохновил меня, к тому же я твердо
знал — что бы ни случилось, вы поймете меня и про¬
стите.
Герцог как ни силился, не смог удержаться от сме¬
ха. И все же, я думаю, слова Герара были исполнены
лукавства. Он произнес их с нарочито покаянным и при¬
стыженным видом, как и подобало в его положении,—
ну и шельмец! Как бы то ни было, а герцог добавил в его
мошну еще добрую пригоршню звонких монет — от
себя лично, после чего наши молодые отбыли восвояси.
По обычаю, я немного проводил их, и, покуда мы ехали,
на душе у меня просто кошки скребли. Потом их резвые
лошадки, звеня колокольчиками, продолжили свой путь
без меня: погруженный в горестные раздумья, я остал¬
ся стоять посреди дороги и долго глядел им вслед. По
возвращении во дворец я принялся нещадно корить себя
за безрассудную робость, нерешительность и застенчи¬
вость, за свой слабый характер: ибо я походил на того
коня, что, завидев препятствие, сначала застыл, как
вкопанный, а потом вдруг начал метаться — всем на
смех. Я решил, что хватит сидеть сиднем и ждать у моря
погоды, и тотчас же направился к сиру Вильгельму. Не
мудрствуя лукаво, я испросил у него разрешение нена¬
долго отлучиться в Реньевиль:
—	Ибо, сеньор, я думаю, невеста моя, сарацин¬
ка, уже успела обратиться в нашу веру и укрепиться в
ней. Позвольте мне лично удостовериться в этом, и тог¬
да я взойду на корабль с великой радостью на сердце,
а не с необоримой тоской, от которой не нахожу себе
места.
Герцог нахмурил брови, но голоса, однако, не по¬
высил:
—	Коли ты уверен в ней, почто так терзаешь себя?
477

В его словах не было ничего утешительного. Но я
твердо решил стоять на своем:
—	И все же, сир герцог, было бы куда лучше, если
бы я увидел все собственными глазами, а не томился бы
в горьких сомнениях, точно в болоте... Позвольте мне
жениться на ней, ибо дольше ждать мне невмочь... Сир,
я не получал вестей из Реньевиля с тех самых пор, как
покинул его. Хотя за это время из Котантена к нам при¬
езжали и тамошние рыцари, и их оруженосцы...
—	Да уж, вы с Гераром и впрямь два сапога пара,
два коня или быка в одной упряжке.
—	А все быки, сир герцог, друг другу братья, и доро¬
га у них одна...
Герцог дал мне разрешение съездить в Реньевиль.
Но его милость едва не погубила меня: из-за нее я чуть
не угодил в пропасть, из которой мне, ослабевшему ду¬
хом, вряд ли суждено было бы выбраться. Но кто в слу¬
чае, подобном моему, может все знать наперед и с точ¬
ностью предречь, что ожидает тебя? Кто может утвер¬
ждать наверное, на что способно сердце, отравленное лю¬
бовным ядом, в какие бездны готово оно низвергнуть то¬
го, кто сражен этой пагубной страстью?
Мой путь в Реньевиль не был добрым: по дороге ме¬
ня подстерегали препятствия, хоть и пустячные, но
слишком частые,— как будто провидение было против
моего возвращения домой и делало все, чтобы остано¬
вить меня на полдороге. Конь мой то и дело терял под¬
ковы. Потом его отнесло водным потоком при переправе,
из-за чего я потерял целый день. Затем меня скрутила
лихоманка, правда, с помощью целебных настоев я до¬
вольно быстро встал на ноги, однако на выздоровление
ушло два бесконечно долгих дня. Когда я наконец до¬
брался до Реньевиля, то буквально валился с ног от уста¬
лости, а душу мою снедала неодолимая тревога! И не
без причины. Я слишком опоздал — по крайней мере,
недели на две! Сарацинка, вконец изнемогшая от нраво¬
учений моей матушки и каждодневных проповедей на¬
шего священника, сбежала из дому. Случилось это, как и
в первый раз, ночью: она отодвинула задвижки на две¬
рях и босая неслышно прошмыгнула наружу, а потом,
таясь в тени кустов, пустилась в лес и затерялась в бес¬
крайних чащобах. И с тех пор ее никто не видел. Наши
478

крестьяне, которых матушка моя, встревожившись не на
шутку, тотчас же подняла на ноги, долго искали беглян¬
ку, но так и не нашли.
—	Я думаю,— сказала мне матушка,— ей стало не¬
вмоготу жить с нами. Рано или поздно она все равно за¬
тосковала бы по своим диким танцам и прочей чертов¬
щине и непременно убежала бы к соплеменникам. Моли
Господа, чтобы он смилостивился над нами, славный
мой Гуго! В таких случаях мы всегда воздавали Ему мо¬
литвы, и Он отводил от нас самые страшные беды. За¬
будь свою тоску! Разве тебе мало скорби, что эта чертов¬
ка посеяла в твоем сердце? Она хотела погубить твою
чистую душу! Она же еретичка, ведьма...
И тут я ощутил вспышку лютой ярости. Девчонка-
дикарка едва не извела мою добрую, ни в чем не повин¬
ную матушку. Однако и подозрение, что именно из-за
поучений и постоянных укоров Мирге пришлось бежать
из Реньевиля, не отпускало меня.
—	А знаешь ли ты,— оправдывалась матушка,—
знаешь, что она хохотала как умалишенная, когда я на¬
зывала ее Мишелеттой? И что иной раз лунными ночами
она выла в своей комнате по-волчьи так, что поднимала
на нога служанок. И все ее боялись...
Я больше не мог этого вынести. Слезы, причитания,
простодушные заверения матушки в ее невиновности и
злых чарах Мирги вывели меня кз себя. Я вскочил на ко¬
ня и как стрела помчался куда глаза глядят! На скаку
я кричал: «Она сбежала от меня, а не от дома моего! Из-
за меня! О Мирга, Мирга, коварная обманщица!» —
чем немало удивил крестьян, трубившихся на полях. Сто¬
ит ли подробно рассказывать об этом позорном дне, да
и о других, последовавших за ним? Зачем? Я летел,
не разбирая дороги, и вскорости незаметно для самого
себя очутился возле Бекского аббатства, основанного в
давние времена рыцарем Геллуином, где в то время, когда
я там очутился, настоятелем был достославный отец
Л а нфран. И мною вдруг овладело искушение попросить
там убежища. Хотя вместе с тем какая-то странная,
едва ощутимая надежда продолжала вести меня вперед:
а что, если мне повезет и в какой-нибудь деревушке
я нападу на след артистов, с которыми когда-то стран¬
ствовала Мирга? И я двинулся дальше по незнакомой,
сплошь усеянной камнями и выщербленной рытвинами
479

дороге, пролегавшей через Экувский лес, чтобы найти там
свою смерть от стрелы, пущенной ловким злодеем, кото¬
рая пронзила бы мне грудь и навсегда избавила от невы¬
носимой муки. Да, я хорошо помню, тогда мне хотелось
лишь одного — скорее умереть! Однако через какое-то
время мрачные тенистые чащи расступились, и я оказал¬
ся у ворот Сент-Эвруской обители. Взмокший от пота,
умирающий от голода, я соскочил со спотыкавшегося
на каждом шагу коня и постучал в огромную кованую
дверь.
Вид у меня был до того изможденный и жалкий, что
меня сразу же без расспросов впустили.
Умывшись, поев и отдохнув, я принял участие в мес¬
се, стоя на коленях вместе с тамошними монахами. Не
знаю, что тогда произошло в моей душе. На меня как
будто снизошло прозрение: я понял, что существует
только одна истина и только один повелитель, достой¬
ный вечного поклонения и почитания. Внутренний голос
сказал, что мои злоключения с сарацинкой, закончив¬
шиеся ее предательством, были ниспосланы свыше,
дабы через испытание указать единственный путь, при¬
ведший меня сюда.
Я тут же излил свою душу старику монаху, коему
было велено ухаживать за мной. Он охотно выслушал
меня, потом обнял и поспешил передать мои откровения
настоятелю.
Настоятель, сухопарый высокий человек, лысый, как
колено, если не сказать больше, с очень бледным, аске¬
тичным лицом и пламенным взором, не заставил себя
долго ждать. Он в учтивых выражениях пригласил ме¬
ня к себе и попросил рассказать все, что со мной приклю¬
чилось, но только без утайки и без всякого стеснения.
Почем мне было знать, что таким образом он хотел
облегчить мне душу, а заодно удостовериться, насколь¬
ко искренним было мое желание облачиться в чер¬
ную ризу.
—	Чтобы служить Господу, брат мой Гуго,— сказал
он, выслушав меня,— надобно прежде иметь чистосер¬
дечную и неугасимую веру в Него, а не просто мимолетное
желание, вызванное утратой земных услад. Перед теми,
кого привели в наши стены любовные муки, поруганная
гордыня, потеря земных утех, столь ими вожделенных,
мы открываем двери не только с любовью, но и с огляд¬
кой. Куда реже привечаем мы юношей, едва вступивших
в пору цветения, Сказать по правде, мы отдаем предпо¬
4 МО

чтение тем, кто глубоко выстрадал свою веру и по соб¬
ственной воле отрекся от мирской жизни, а не тем, кто
поддался мгновенному искушению из-за того, что был
изгнан из мира. Однако я не прогоняю тебя, а хочу под¬
вергнуть испытанию в миру, куда ты возвратишься, дабы
укрепиться в вере своей. Как знать, быть может, семена
благочестия и впрямь произрастут в душе твоей. И тогда
ты вернешься в Сент-Эвру. Но запомни, наша достослав¬
ная обитель, пристанище смиренных, не для тех, кто го¬
ним одним лишь отчаянием.
—	Так что же мне надобно делать?
—	Ты оруженосец герцога Вильгельма. Сей воистину
правоверный повелитель с благословения нашего Папы
собирается в поход в Англию, дабы утвердить нашу веру
на этой земле, населенной варварами, и наказать повин¬
ных в клятвопреступлении. Для выполнения этой бого¬
угодной миссии ему нужны верные сподвижники. Так
что ступай за ним, ибо сие есть долг твой.
—	Сир настоятель, могу ли я еще кое о чем вас про¬
сить? Скажите мне как человек просвещенный, неужто
сарацинка моя и вправду коварная колдунья? Посове¬
туйте, как мне относиться к ней, ежели однажды я ее
повстречаю?
—	Пускай чудесное провидение укажет этой заблуд¬
шей душе праведную стезю, поучая ее с участливостью
и долготерпением, равно как силой примера, так и слова.
И вот, немного успокоив меня и снабдив грамотой,
где опоздание мое оправдывалось обстоятельствами, при¬
нудившими меня задержаться в Сент-Эвру, он отослал
меня назад к Вильгельму. У кромки Экувской чащи я в
последний раз бросил взгляд на благословенную обитель.
Огромная и мрачная, она возвышалась на холме, словно
истинная крепость Господня, и ее суровый вид вновь
вверг мою душу в смятение. Вернуться туда мне так и не
было суждено, хотя позднее я унаследовал неподалеку
от нее крохотный домен под названием Лавиконте.
Я чувствовал себя безмерно виноватым, и мне страсть
как боязно было являться к сиру Вильгельму. Подго¬
товка к походу близилась к завершению. Во внутренних
дворах замка и снаружи, за крепостным валом, собра¬
лось несметное войско.
—	Поторопись же,— сказал мне при встрече Ге-
16 Ж. Бордонов
481

pap,— и выше голову. Герцогу сейчас не до тебя, у него
хватает забот и поважнее. Нет, ты только погляди —
сколько народу, тьма-тьмущая! Даже глазам не верится...
—	Но, Герар, я не решил, как же мне быть... Если я
сейчас надену черную ризу, выходит, я стану изменни¬
ком?
—	Да выкинь ты свою ризу из головы! С ума, что ли,
спятил?..
Г ерцог уделил мне всего лишь несколько мгновений.
Прочитав короткое послание настоятеля, он усмехнулся:
—	Неужель среди черноризников обо мне ходит
настолько дурная слава, что даже сей приор просит, что¬
бы я не наказывал тебя?
—	Сир Вильгельм, я опоздал не из трусости. Мне
не страшны ни морские волны, ни воины Гарольда. Но...
—	Я понимаю, это «но» — твоя тайна, и мне знать
ее не обязательно...
В тот же день сенешал отправил меня в дельту реки
Див, велев поторопить корабельщиков с постройкой по¬
следних стругов.
При виде леса мачт, вздымавшихся ввысь над эстуа¬
рием реки, кораблей, стоявших стройными рядами, борт
к борту, и слегка покачивавшихся на приливной волне,
при встрече с моими товарищами не только по оружию,
но и по судьбе, трудившимися здесь, не жалея сил, мне
вдруг снова захотелось жить прежней жизнью. Некото¬
рые из моих друзей тоже терзались любовной мукой,
однако это нисколько не мешало им работать. Они и
помыслить не могли о том, чтобы искать спасение от лю¬
бовного недуга за монастырскими стенами. Их пример
послужил мне добрым уроком.
Когда Герар был свободен от службы, все свое время
он старался проводить рядом со мной.
—	Помнишь,— говорил он,— латинскую поговорку,
которую любил нам повторять мэтр Ансельм?
—	Какую?
—	От славы до позора один шаг.
—	Да, помню.
—	Так вот, ее можно истолковать и по-другому:
кто сегодня плачет, завтра смеется. Или еще: не бы¬
вать бы счастью, да несчастье помогло.
Я кивнул, тронутый его дружеским вниманием и
братской заботой, однако же горькие сомнения, как
нож, засевший глубоко в сердце, продолжали бередить
мою незажившую рану.
482

Глава XIII
БУХТА СЕН-ВАЛЕРИ
Эстуарий реки Див представлял собой удобное ме¬
сто для стоянки кораблей. Это простое дельтовое озе¬
ро *, затопляемое морскими приливами, где даже во
время отливов сохранялась большая глубина, было на¬
дежно укрыто от любых стихий. На берегах реки вырос
целый лес шатров, роскошных и незатейливых, в зави¬
симости от происхождения и положения рыцарей и
воинов, коих уже собралось огромное войско, продол¬
жавшее, однако, пополняться с каждым днем. Ибо на
клич герцога ответили не только нормандцы, но и волон¬
теры из других провинций, графств и маркграфств **,
прельщенные, как я уже говорил, щедрыми посулами
Вильгельма,— почестями или деньгами. Под наши зна¬
мена встали рыцари из Франса ***, Бретани, Бургундии,
Пуату, Аквитании, а также из горных краев на юге и
востоке. Не было дня, чтобы наши ряды не пополнялись
отрядами странствующих рыцарей-наемников. То было
на редкость разношерстное скопище ратников, говорив¬
ших на разных наречиях Французского королевства,
а к концу лета их численность достигла тысячи ко¬
пий ****, не считая щитоносцев и слуг. Большинство ры¬
царей, даже самые именитые, пошли за Вильгельмом
не столько по убеждению или благодаря благослове¬
нию Папы, о котором, впрочем, они и не ведали, сколь¬
ко из любви к нашему благодетелю-герцогу. Для бога¬
тых сеньоров, грезивших лишь о ратной славе, сей
поход был более чем многообещающим — свои често¬
любивые помыслы они могли бы удовлетворить с лих¬
вой. Для юных однощитных рыцарей то была верная
*	Дельтовые озера — озера, расположенные в дельтах
равнинных рек; часть из них представляют собой отшнурованные
участки моря или озера между сомкнувшимися вокруг них неравно¬
мерно нарастающими лопастями дельты и испытывают воздействие
моря.
** Маркграфства — пограничные округа, «марки», фео¬
дальные княжества во Франкском государстве, правители которых
именовались маркграфами.
*** Имеется в виду Иль-де-Франс — историческая область во
Франции, главным городом которой был Париж.
**** Копье — низшая организационно-тактическая единица
рыцарского войска, в которую входили рыцарь, оруженосец, конные
и пешие лучники и пажи. Высшей организационно-тактической еди¬
ницей рыцарского войска являлось знамя, включавшее 25—80 копий.
16*
483

возможность обзавестись доменами, пусть и заморски¬
ми, в Англии,— им это было безразлично.
Бывалые рыцари сказывали, что в иных местах при
таком скоплении вооруженного люда непременно слу¬
чались беспорядки, влекшие за собой грабежи и разбои:
воинам надо было добывать себе пропитание, и с этой
целью, согласно обычаю, они совершали набеги на
угодья местных крестьян. Однако сир Вильгельм стро¬
го-настрого запретил сей позорный и беззаконный про¬
мысел, обязав интенданта Вадара снабжать войско
всеми видами продовольствия так же непрерывно, как
и корабельщиков. Стада быков и баранов продолжали
мирно пастись на деревенских выгонах, как будто вся
округа разом вымерла. Хлебные поля, коих не косну¬
лись ни конские копыта, ни орудия не знающих сочув¬
ствия к крестьянам фуражиров, спокойно созревали
в ожидании прихода косарей. И даже самый робкий
крестьянин мог спокойно расхаживать или разъезжать
на кобыле повсюду, напевая и посвистывая, сколько
его душе было угодно, и ничуть не опасаясь бродив¬
ших окрест вооруженных людей. Нормандские рыцари
объезжали дозором всю округу, следя, чтобы угодья
местных жителей, как и сами они, не пострадали от
рук каких-нибудь злодеев.
Вскоре началась погрузка на суда оружия, снаря¬
жения и провианта. Это событие красочно отображено
на Байейском полотне. Засучив штаны, а то и сняв их
вовсе, смотря какая была глубина и расстояние до
корабля, люди попарно переносили кольчуги, натяну¬
тые на шесты с перекладиной, остроконечные шишаки
и мечи. Другие закатывали на борт судов повозки,
полные бочек с вином, и загружали пирамиды для
шлемов и копий. Третьи несли на плечах мешки с му¬
кой. Мастеровые, которым предстояло сопровождать
нас в походе, занимались погрузкой кузнечных и плот¬
ницких инструментов, разобранных на части осадных
орудий. Потом за дело взялись кашевары — они гру¬
зили подводы с походными котлами и свежими мяс¬
ными тушами, а также с солониной. Затем по трапам
поплыли цепочки разноцветных штандартов, насажен¬
ных на древки и украшенных золотыми шнурами. За¬
тем оруженосцы вкупе с конюхами стали загонять на
корабли коней своих сеньоров. Неутомимый Вадар указы¬
вал каждому его корабль — согласно предписаниям, ко¬
торые едва успевали строчить писари. Что сталось бы
484

со всеми нами без тщательной, заблаговременной под¬
готовки и строгого порядка? Разве можно было бы
тогда в этой прорве грузов и лошадей узнать свою
кладь, свой шатер, своего коня или свое оружие? Если
бы воцарился хаос, добрая половина войска уже бы
давно голодала и томилась жаждой, уничтожив все
запасы мяса и вина. Но под неослабным, ежечасным
руководством Вильгельма Вадар и его подручные пред¬
усмотрели все. То был огромный труд, зато результаты
его оказались на редкость удачными! Герцог, обладав¬
ший бесспорным организаторским талантом, обрел в
лице Вадара весьма толкового помощника! Однако я,
похоже, слишком уж увлекся описанием подробностей,
а посему позволю себе оставить их и продолжить свой
рассказ...
Вскоре подул западный ветер, не очень сильный,
но и не слабый, а такой, какой был нужен. И вот перед
нами наконец предстал герцог в сопровождении герцо¬
гини Матильды. Он прилюдно нарек ее правительницей
Нормандии, ибо этой чести она заслуживала по своему
положению, а ее первым советником он назначил ста¬
рого Роже де Бомона. Мы приветствовали их обоих,
как и подобало, громкими, восторженными возгла¬
сами, после чего герольд протрубил сигнал к посадке
на корабли.
Здесь я опять-таки позволю себе воздать похвалу
нашему прозорливому герцогу. Эта посадка была всего
лишь генеральной репетицией великого дня отплытия.
Стоя на высоком холме, Вильгельм вместе с Вадаром
следили за ее ходом, делая для себя выводы. Как
только под дуновением ветра водная гладь подернулась
крупной зыбью, кони, испугавшись поднявшейся волны,
встали на дыбы, что раскачало корабли еще пуще.
В возникшей суматохе и толкотне многие воины по¬
падали за борт, Выяснилось, что на одних кораблях
было слишком много грузов, а другие оказались загру¬
женными лишь наполовину. Тогда пришлось пересажи¬
вать людей и переносить поклажи с одних кораблей на
другие, чтобы их загрузка стала равномерной. Потом к
герцогу примчался запыхавшийся гонец и сообщил, что
в образовавшейся давке утонуло много людей. Тогда
герцог, наскоро простившись со всеми, заключил в
короткие объятия герцогиню Матильду и поспешно
отбыл на берег — то ли потому, что он не хотел давать
волю чувствам, то ли, и скорее всего, оттого, что глав¬
485

ное сейчас состояло в том, чтобы остановить безудерж¬
ную панику, охватившую войско. Когда порядок был
восстановлен, мы взошли на борт «Моры», и над нею
тотчас взвился стяг Папы Александра. Затем на всех
кораблях подняли паруса. Ветер нам по-прежнему бла¬
гоприятствовал. Вскоре мы миновали устье Сиены и
вслед за тем благополучно достигли бухты Сен-Валери,
где стояла часть нашего флота.
Но в Сен-Валери удача отвернулась от Вильгельма.
Оттуда до английских берегов было уже рукой подать.
Однако, поскольку нам предстояло плыть на север,
нужно было дождаться попутного южного ветра. Корм¬
чие, собравшиеся на «Море», единодушно заявили,
что в ближайшее время ветер не изменится. К тому же
они опасались, что, когда час отплытия все же настанет,
его порывы будут слишком слабыми, а во время пла¬
вания изменятся снова — тогда корабли разбросает по
морю и собрать их вместе будет уже невозможно, так
что к берегам Англии они подойдут не единой мощной
флотилией, а поодиночке и, следовательно, будут легко
уязвимы. С другой стороны, из-за большой скученности
людей и лошадей на кораблях негде яблоку было упасть,
и управлять ими в открытом море было бы очень не¬
легко. Тогда последовал приказ высаживаться на берег.
Там мы установили походные котлы, разбили шатры
и построили хижины, благо побережье здесь было
сплошь покрыто лесом.
И вот мы опять принялись ждать, и по мере того,
как длилось это томительное ожидание, наш боевой
дух постепенно угасал. На смену ему пришла нереши¬
тельность. Вера слабела с каждым днем. Мы уже всерь¬
ез начали сомневаться в правоте дела Вильгельма,
равно как и в том, что нам удастся одолеть Гарольда.
Мало-помалу радость сменилась тревогой, сначала под¬
спудной, а затем совершенно открытой. Хуже того:
к воинам, прибывшим из земли Ко, зачастили их род¬
ственники, которые только подливали масла в огонь.
Глядя на бессчетное скопище ратников и кораблей,
эти простодушные люди начинали причитать, как вид¬
но, из жалости, что мы, мол, найдем свою погибель
в морской пучине еще раньше, нежели доберемся до
английских берегов, где нас уже будет поджидать
486

грозный неприятель. Наслушавшись этих стенаний,
многие воины и вовсе пали духом.
Напрасно герцог старался, не жалея сил, развеять
их хандру и ободрить. Некоторые отвечали ему:
—	Сеньор, Гарольд наверняка уже прознал обо
всем: и о наших сборах, и о численности войска и ко¬
раблей, У него было предостаточно времени, чтобы
как следует подготовиться к нашему вторжению и пре¬
вратить английские берега в неприступные крепости.
—	Напрасно разбазаривает он казну, накопленную
Эдуардом,— возражал им Вильгельм.— Непомерное рас¬
точительство не только не укрепляет его могущество,
а, напротив, ослабляет и делает все более призрачным.
—	Но неужто не страшитесь вы его отваги, ведь
ее признали все, и в первую голову вы сами — тогда,
после победы над бретонцами?
—	Отвага его сейчас не стоит и ломаного гроша: он
не посмеет покуситься даже на самый захудалый фьеф
в моем герцогстве, зато я хоть сейчас вправе распоря¬
диться его королевством так, как мне будет угодно, ибо
я уже являюсь полноправным владыкой Англии. Разве
я не обещал разделить все, что им унаследовано якобы
по закону, между моими верноподданными?
—	В чистосердечности ваших слов, сеньор, вряд ли
кто может усомниться. Но не спешите ли вы давать
столь смелые обещания?
—	Я повторяю: кто заблаговременно думает о том,
как разделить добычу, отнятую у противника, уже мо¬
жет считать себя победителем.
—	Сеньор Вильгельм, но ведь Гарольд стоит на
своей земле. Он может поднять столько ратников,
сколько ему заблагорассудится, и эти полчища без
особых усилий отбросят нас назад к морю.
—	Судьба любого сражения решается не числом рат¬
ников, а их умением сражаться.
—	А что, если он все-таки оттеснит нас к морю и
потопит наш флот?
—	Вы забываете — он будет защищать то, что ему
не принадлежит, а мы будем отвоевывать то, что нам
даровано за наши благодеяния. Сия уверенность, гово¬
рю вам, удесятерит наши силы, хотя нас впереди, бес¬
спорно, ждет жаркий бой и за победу, почести и богат¬
ства нам придется заплатить с лихвой.
Вильгельм повторял также, что отныне он выступает
уже не просто как претендент на английскую корону,
487

но и как носитель карающего меча Господня и полно¬
мочный посланник Папы. И он указывал всем на хо¬
ругвь с золотым крестом, что была доставлена из Рима
и теперь развевалась над его шатром.
Когда к герцогу приводили пойманных лазутчиков
Гарольда, он изображал показное удивление и гово¬
рил им:
Неужто Гарольду и впрямь не жалко золота и
серебра, чтобы платить тебе и иже с тобой за провор¬
ство да усердие, с каким вы шпионили за мною на
Диве и здесь? Ведь планы свои и приготовления я ни
от кого не держу в тайне. И мое присутствие здесь
есть яркое тому подтверждение. Что же Гарольду еще
надобно знать? Каких вестей он ждет от вас?.. Пере¬
дайте ему, что ежели до истечения года сего он не
узреет меня на земле, которая, как он, очевидно, пола¬
гает, защитит его от моего вторжения, знать, жить ему
в мире и спокойствии до конца дней своих. До исте¬
чения года сего! Хорошенько запомните мои слова!
Да, и еще скажите, пускай не уповает он на то, что
ненастье, бури и коварные течения станут мне помехой.
Покамест стихия против нас, однако Господь придет
нам на помощь и не сегодня-завтра она станет нашей
союзницей.
Приближался конец сентября, когда в один прекрас¬
ный день на подступах к нашему лагерю дозорные схва¬
тили какую-то бродяжку, совсем еще юную. Девушка
так настойчиво повторяла мое имя, что они немедлен¬
но отвели ее прямиком к сиру Вильгельму. Мне тотчас
сообщили, что герцог требует меня к себе. Бродяжкой
оказалась моя сарацинка. При виде ее от неожиданно¬
го потрясения я едва не рухнул наземь. Она сказала:
—	Вот видишь, славный мой сеньор Гуго, несмотря
на все мои клятвы и обещания, я не смогла-таки удер¬
жаться и вновь отправилась бродяжничать. В Рекьевиле
мне стало совсем невмоготу жить, и потом я думала,
что скоро забуду тебя. Но чем дальше уходила я от
твоего дома, тем горше делалось у меня на душе. Одна¬
ко возвращаться назад в твой дом мне совсем не хоте¬
лось — меня оттуда прогнали бы как чумную! Я зна¬
ла — ты единственный, кто сможет меня понять и
простить, оставалось только разыскать тебя. Да-да, во
что бы то ни стало! Я догадывалась, что жестоко
оскорбила тебя — своими выходками и диким нравом,
а вовсе не из злости, потому как ее у меня отродясь
488

не было. Чтобы заработать на кусок хлеба, мне снова
пришлось петь — на рыночных площадях и в замках,
правда, теперь я была уже совсем одна, потому что
своих сотоварищей-лицедеев повстречать мне так и не
удалось... Но все это время, клянусь, я искала тебя
повсюду. Меня отправили на Див, но, когда я туда
добралась, тебя там уже не оказалось. Тогда я верну¬
лась в Кан, к госпоже герцогине, и после того, как я
усладила ее своим пением, она рассказала мне, где
тебя искать. От нее-то я и услышала про бухту Сен-
Валери. Герцогиня дала мне коня — и вот я здесь.
Что мог я ответить Мирге? Ее появление было
мне совсем не в радость. Я уже начал мало-помалу
забывать ее и даже стал гордиться собой.
—	Еще чуть-чуть,— продолжала Мирга,— и я стала
бы такой, как вы хотели, но вот терпение мое лопнуло.
Однако сейчас чувство, которое вы от меня ждали,
окрепло и живет во мне.
Я вспомнил слова настоятеля Сент-Эвруской оби¬
тели о чудесном спасении заблудшей души и ощутил,
как моя злая досада на Миргу начинает таять, словно
воск на огне. Взглянув на тонкую шею девушки, ее
хрупкие плечи, я был больше не в силах гневаться и
все ей простил. В конце концов, герцог, устав слушать
наши речи, сказал:
—	Так женись на ней! А уж потом она отправится
служить герцогине и пусть ждет твоего возвраще¬
ния.-— И, повысив голос, прибавил: — Ибо отныне жен¬
щинам только и остается, что ждать, набравшись бла¬
горазумия и долготерпения! Даю вам два дня сроку,
если только не будет дзетра. Вадар, предоставь им хи¬
жину где-нибудь за лагерем, ежели таковая сыщется.
И запомните, я излишеств не терплю, так что не взду¬
майте ходить на головах от счастья, хоть вы оба его
и заслужили.
Нас обвенчал епископ Одон. А герцог одарил не
менее щедро, чем Герара с Жакеттой. Сенешал осво¬
бодил меня на время от службы. Таким образом, в на¬
шем распоряжении было целых два дня да хижина
старшего кормчего, стоявшая тут же, неподалеку от
бухты Сен-Валери.
Потом пришло время расставаться. Когда мы про¬
щались, Мишелетта — после епископского благослове¬
489

ния у меня больше язык не поворачивался назвать ее
Миргой — проявила завидную твердость духа, чего
нельзя было сказать обо мне.
—	Муж мой любимый,— обратилась она ко мне,—
отныне мы будем вместе и в радости, и в горе. Ты,
наверное, боишься за меня — как-то доберусь я до
Кана? А разве мне не страшно за тебя? Я возвращаюсь
не одна — меня будут сопровождать стражники герцо¬
гини. А тебя ожидает бурное море и поле брани. Думай
обо мне непрестанно, и, если ты и вправду горячо меня
любишь, моя душа будет тебе надежным щитом, а серд¬
це — верным копьем.
Перед тем, как поцеловать меня в последний раз,
она призналась:
—	И еще знай: я с радостью поеду в Реньевиль,
но только с тобой.
Когда она уехала, Герар сказал мне:
—	В конце концов, братишка, я одобряю твой вы¬
бор. Ежели до встречи с тобой она и была ведьмой, то
теперь дьявольские чары оставили ее. Когда отец Одон
венчал вас, я внимательно следил за нею. Она была
сущий ангел во плоти, хотя и с темной кожей! Но почем
мы знаем, может, далеко не все ангелочки такие же
белокурые да розоволицые, как наши нормандские де¬
вушки? Раньше от ее взглядов так с души и воротило —
зыркала глазищами, словно птица ночная. Зато те¬
перь — совсем другое дело. Что же касается всего
остального, ты не отчаивайся.
—	Какого такого остального?
—	То, что ее в детстве похитили бродяги, еще
ничего не значит, может статься, однажды чисто слу¬
чайно, каким-то чудом она разыщет своих родителей и
они окажутся досточтимыми сеньорами, владетелями
богатых угодий и больших стад. Должен тебе заметить,
народ в Пуату горе не мыкает, как в иных краях. Так-то
вот!
Глава XIV
БЕВЕНСИЕЦ
Меж тем дни шли за днями, а ветер по-прежнему
дул с запада. Сказать по правде, положение герцога
было не из завидных: пришла осень, а мы по-прежнему
490

сидели на берегу и маялись от безделья. Настала пора
подумать о роспуске войска. Но согласятся ли воины,
прибывшие из дальних пределов королевства, собраться
под знаменами герцога будущей весной? Надежда на
это, увы, была небольшая. Кроме того, мы хорошо
понимали, что неудача наша будет Гарольду на руку —
она только упрочит его власть, и тогда Вильгельм ли¬
шится верных союзников.
Однако герцог не отчаивался. Он искренне верил
в удачу, хотя иные поговаривали, будто за ее благово¬
ление он, как человек чересчур расчетливый, заплатил
слишком малую цену, а для успеха великого дела тре¬
буется куда больше затрат. Но что бы там ни утверждали
злые языки, вера в победный исход его похода была
непоколебима. И вот, всецело положась на волю про¬
видения, Вильгельм повелел провести в честь Господа
нашего пышные молебны и шествия войск. Во время
торжественных процессий он вместе с другими воена¬
чальниками нес реликвии святого Валерия Люксей-
ского, основателя Леконского аббатства. То было по-
истине восхитительное, волнующее, невиданное зрелище:
почти пятьдесят тысяч воинов шествовали стройными
колоннами вдоль морского берега, распевая молитвы и
гимны во славу Всевышнего.
Наконец большой медный флюгер, венчавший мачту
«Моры», повернулся на север! Ветер подул с юга. Над
лагерем вознесся громогласный ликующий крик, кото¬
рый тут же подхватили трубы — они гремели по всему
побережью. И тут же началась посадка на корабли:
хоть мы и спешили, но порядок старались не нару¬
шать. Это было как нельзя кстати! Ибо многие воины,
причем далеко не робкого десятка, уже были готовы
нарушить клятву, покинуть герцога; их примеру соби¬
рались последовать и другие. Благоприятный ветер,
однако, развеял все сомнения, возродил пошатнувшуюся
было веру и вновь сплотил нас воедино. Разувшись,
мы с радостью двинулись каждый на свой корабль.
Герольд возгласил о том, что всем стругам по выходе
в море надлежит бросить якоря. Тысяча шестьсот ко¬
раблей, ясное дело, не могли одновременно покинуть
бухту, но не могли они и отправиться в плавание само¬
стоятельно. Все должны были снова собраться вместе
на некотором удалении от берега и держаться «Моры»
до тех пор, покуда на мачте флагмана не вспыхнет
491

сигнальный огонь и трубы не возвестят о том, что
пришло время поднимать паруса.
Я взял на себя скромный труд описывать лишь то,
что видел собственными глазами. А посему рассказ
о нашем плавании будет недолгим. В это время года
ночь наступает довольно быстро, и ты не успеешь опо¬
мниться, как окружающие тебя предметы в мгновение
ока растворяются во тьме, превращаясь в едва только
различимые неясные силуэты. Мы с Гераром и другие
оруженосцы плыли на «Море». Я долго всматривался
в морскую даль, силясь объять взглядом бескрайний
горизонт. В памяти моей запечатлелась лишь одна
картина: нескончаемая череда качающихся мачт, устрем¬
ленных ввысь, к тронутому багрянцем небосводу. Вско¬
ре все корабли словно растаяли, превратившись в непо¬
движные тени, и в наступивших сумерках посверкивали
лишь глаза да клыки чудовищ, что украшали их носы.
Уходящий день, однако, все еще играл бликами на
гребнях волн, размеренно катившихся по морю. А стру¬
ги все прибывали и прибывали; убрав паруса, они бро¬
сали якоря рядом с нами. На «Море», да и на других
кораблях царило странное затишье, изредка нарушае¬
мое окриками мореходов, которые делились между
собой предположениями о силе ветра и волн: ведь это
же была их родная стихия!
Когда на мачте «Моры» вспыхнул огонь, стояла
кромешная мгла. Вслед за тем грянули трубы, их при¬
зыв подхватили сигнальные рожки, потом затрубил один
рыцарский рог, а за ним и остальные. Тем самым
корабли давали друг другу знать, что сигнал с флагмана
принят. На «Море» подняли парус, и он мгновенно
наполнился ветром, который заметно посвежел. И флаг¬
манский струг устремился вперед, рассекая носом вол¬
ны, с шипением проносившиеся вдоль бортов под
нашими щитами. На сей раз мы снялись с якорей одно¬
временно! Небо было затянуто облаками, но в просве¬
тах между ними нет-нет да и проглядывали луна и
звезды, и кормчие уже не боялись потерять из виду
сигнальный огонь «Моры», хотя они были уверены, что
рано или поздно это непременно случится, корабли
разбросает по морю и к берегам Англии они будут
подходить поодиночке. Но шум валов, пенившихся
под форштевнями, обнадеживал: каждый знал, что где-
то совсем рядом идут другие корабли.
492

Нам велели ложиться спать, чтобы к завтрашнему
утру мы вновь были бодрыми и полными сил.
Некоторые из наших друзей закутались в плащи и
улеглись там же, где сидели, я не знаю, удобно ли им
было так спать или нет. Мне же не давало уснуть
любопытство, ибо я всегда был одержим страстью к
морским путешествиям; к тому же рядом сидел Герар
и ему была нужна моя помощь. Бедняга всю дорогу
только ел да пил, не зная меры — впрок. Вино вхо¬
дило в него, точно вода в сухой песок или бездонную
бочку; при всем том, однако, он не терял ясности ума,
хотя трепал языком и хохотал без умолку! Герар боял¬
ся, что завтра придется поститься целый день, потому
как мы можем вступить в бой, еще не успев сойти на
берег, а посему он предусмотрительно умял добрую
половину оленьего окорока и влил в себя изрядное
количество крепкого вина — так что суровый морской
ветер стал ему нипочем, и он, как всегда, беспечно при¬
нялся подтрунивать над теми, кто ежился от холода.
Покуда корабль стоял на якоре, покачиваясь на легкой
волне, он все шутил да приговаривал: это, мол, не море,
а всего лишь озеро, каких в Нормандии не счесть, оно
не шире любого канала или устья фландрских рек!
Но едва подняли парус, как он тут же прикусил язык,
что меня несколько удивило, однако я не придал тому
никакого значения. Когда же корабль понесся с быст¬
ротой ветра навстречу огромным валам и брызги, точ¬
но бичи, нещадно захлестали по кожаной обшивке
щитов, закрепленных снаружи, Герар вдруг забеспо¬
коился и, стиснув зубы, принялся проклинать качку, от
которой ему сделалось не по себе. Он вскочил на ноги
и перегнулся через борт, подставив голову под пену и
брызги, так что его лица я не видел, хотя мне очень
хотелось на него взглянуть. Герар всегда бахвалился,
будто ему море по колено и не страшится он ни штор¬
мов, ни ураганов, хорошо знает все ветры, приливы
и течения и ему-де нет равных ни под парусом, ни
на веслах. Да уж, вспомнить его похвальбы, глядя на
него сейчас — смех один, да и только. Потом он сел
рядом со мной, а точнее, плюхнулся, как бесформен¬
ный мешок, и схватил меня за руки мокрыми, холод¬
ными, словно ледышки, пальцами. Встряхнув головой,
он опустил ее мне на плечо. Сквозь рев волн, рассе¬
каемых носом корабля, и завывание ветра в снастях
493

я слышал, как Герар судорожно хватал ртом воздух.
Зная, что должно последовать за этим, я взял его под
мышки, приподнял, развернул лицом к борту и осто¬
рожно поставил меж двух щитов. Он тут же отдал
пучине все, что давеча поглотил с такой жадностью,
а я, как настоящий друг, поддерживал его голову. В это
мгновение я ке испытывал к нему ни отвращения, ни
сострадания — мне даже доставляло радость видеть,
как он расплачивается за свое безудержное бахваль¬
ство! Когда он наконец опорожнил свое содрогающееся
чрево, я бережно, как только мог, уложил его рядом
с собой, и он тотчас забылся безмятежным сном, оста¬
вив и меня в покое.
Когда седое небо осветилось первыми всполохами
утренней зари и ночные светила поблекли, Герар встре¬
пенулся, заморгал глазами, сбросил плащ, которым я
его укутал, и уставился на меня. Я ожидал услышать
от него хоть какие-нибудь слова раскаяния или, по
крайней мере, прочесть смущение во взгляде. Не тут-то
было. Он глубоко вздохнул, озабоченно потер свой
подбородок и произнес:
—	Ну, братишка, чего такой хмурый? Видать, не¬
сладко пришлось тебе в море, да?
С первыми лучами солнца туман рассеялся, Прямо
перед нами возник сравнительно крутой берег. А вокруг
сверкало море — оно было пустынно. Смогу ли я пере¬
дать смесь отчаяния и изумления, охватившего воинов
и мореходов во главе с кормчим? На какой-то миг
все застыли в молчании, потом тишину разорвал чей-т©
пронзительный крик:
—	Мы одни!
Сир Вильгельм вышел из шатра и сказал:
—	Ничего удивительного, друзья мои! Просто наш
корабль самый большой и, стало быть, самый быстро¬
ходный. Вот мы и обогнали всех. Ляжем в дрейф!
По команде кормчего кто-то из мореходов вскараб¬
кался на мачту. И мы услышали:
—	Горизонт чист!
Герцог приказал бросить якорь. В наших глазах
он прочел понятную тревогу. С нами случилось то, от
чего мы с такой настойчивостью предостерегали дру¬
гих. Мы оказались в ловушке: позади — бескрайнее
море, а впереди — враждебный берег, где нас, наверное,
уже поджидали полчища Гарольда. Даже у Герара
все веселье как рукой сняло. Он сказал мне:
494

—	Ежели вон там, за островками, Гарольд спрятал
корабли — нам конец./
Но в той стороне мы не заметили ни одного паруса.
Шло время, а море по-прежнему было пустынно. Корм¬
чий крикнул наблюдателю:
—	Что видишь ты?
—	Только небо и море.
Вильгельм стоял среди нас и улыбался. Он кликнул
Вадара — тот, не зная, куда деваться со стыда, ретиро¬
вался на нос корабля.
—	Вадар, друг любезный, выдай-ка всем сала, сыру
да по кубку вина со свежей лепешкой. Неплохо было
бы подкрепиться. Сейчас самое время.
Усевшись между нами, он жадно набросился на еду.
За трапезой герцог обращался со всеми, как с равными,
называл по прозвищам и то и дело приговаривал:
—	Да, нам и вправду повезло. А вот остальным
придется высаживаться натощак.
Герцог утешал нас по-всякому — что ни говори,
а он умел владеть собой и знал, как научить этому
других. Сначала мы отвечали ему только из вежливости
и уважения, но вскоре его веселое настроение переда¬
лось всем воинам, так что наш необычный пир завер¬
шился под всеобщий радостный смех.
И тут наблюдатель крикнул с мачты:
—	Вижу четыре корабля!
—	Скоро их будет сотня, а потом и вся тысяча,—
заметил герцог.— Сам Господь направляет мои струги.
Я знал — он их не оставит. И незачем было попусту
тревожиться: всякое беспокойство есть не что иное, как
отступническое неверие в могущество Всевышнего.
Впередсмотрящий закричал снова:
—	На горизонте сплошь одни мачты! Их не счесть!
Потом он воскликнул еще раз:
—	Вот он! Вот он! Весь наш флот! Весь!
Мы захлопали в ладоши, а кое-кто даже пустился
в пляс, в том числе и Герар. Но герцог резко оборвал
наше ликование:
—	Возблагодарим лучше Господа за милость Его!
Покуда собиралась наша флотилия, в бухте Певен-
си, по форме напоминающей больше лагуну, сплошь
усеянную крохотными островками, сновали легкие сто¬
рожевые барки. Было ясно: местные жители бежали
кто куда. Таким образом, в бухту мы зашли совершен¬
но беспрепятственно. Первыми на берег высадились
495

лучники в коротких туниках, с колчанами на чреслах.
Им надлежало прикрывать мастеровых, пока те будут
выгружать разобранное на части походное снаряжение.
Мы наблюдали, как плотники, обвешанные длинными
топорами, скобелями и тесаками, бодро прыгали в воду.
С ними был и Вадар — он уже отдавал энергичные
команды, указывая места, где следовало вбивать шесты
и колья для шатров. Затем на берег переправили ло¬
шадей, и вооруженные с головы до пят рыцари, вмиг
их оседлав, спешно разбились на отряды и высоко
подняли свои штандарты. Оруженосцы и слуги не
мешкая присоединились к ним.
Когда большая часть войска уже находилась на
твердой земле, сир Вильгельм приказал подвести «Мо¬
ру» к берегу. Всегда такой бесстрастный, сейчас он
не находил себе места от нетерпения. С корабля он
спрыгнул неудачно — поскользнувшись, упал на руки.
Его падение было встречено громким криком. Все мы
верили в приметы и поняли — впереди нас не ждет ни¬
чего хорошего. Но Вильгельм живо вскочил на ноги
и воскликнул:
—	С Божьей помощью я схватил эту землю обеими
руками!
Тем самым герцог дал всем понять, что он сошел
на этот варварский берег, чтобы повторить достослав¬
ный подвиг Цезаря, о великом походе которого многие
наши воины и не слыхивали. Они приветствовали Виль¬
гельма громкими рукоплесканиями и оглушительными
ликующими возгласами. Сметливый Герар, которому
всегда хотелось быть в центре внимания, подбежал к
хижине, стоявшей рядом, вырвал из нее пучок соломы,
как велит древний нормандский обычай, и крикнул:
—	Сир, ступайте сюда! Примите залог вашей буду¬
щей победы! Я вырвал его из этой земли! Отныне она —
ваша!
Вильгельм, тут же подыграв ему, ответил:
—	Что ж, принимаю! И пусть вместе со мной при¬
мет ее и Господь!
Слова герцога привели нас в безудержный восторг.
Мы обнимались, поздравляли друг друга и хохотали,
как одержимые. Герара подхватили на руки и приня¬
лись качать; его тотчас нарекли Бевенсийцем, и это
дивное прозвище осталось за ним и посейчас. «Бе-
венсье» — так называли бухту Певенси наши ратники,
народ большей частью простой и невежественный.
496

И лишь недремлющий Вадар да несколько лучников
заметили, как откуда-то появились три длинноволосых
всадника — англичане. Лучники тут же уложили двоих.
Третий сумел скрыться.
Глава XV
ГНЕВ ГАРОЛЬДА
Было это 29 сентября года 1066-го, в день праздника
святого архангела Михаила, покровителя Нормандии.
Вечером того же дня вокруг Певенси выросли поход¬
ные укрепления и сторожевые башни, защищавшие
подступы к кораблям. Вместе со свитой из двадцати
пяти всадников, в числе которых был и я, герцог отпра¬
вился на разведку. Он решил сам обследовать окрест¬
ности и выбрать подходящее место для будущего лаге¬
ря. Здешние дороги — а скорее, утопавшие в непро¬
лазной грязи тропы — были до того плохи, что обратно
пришлось возвращаться пешком, путь был неблизкий,
и от усталости мы едва передвигали ноги. Герцог, глядя
на вконец изнемогшего сенешала Фиц-Осберна, хотя
тот и старался не показывать виду, что обессилел, не
смог удержаться от смеха. Он велел ему снять тяже¬
ленную кольчугу и надел ее на себя. К счастью, по
возвращении нас ждал щедрый стол. Вадар и правда
умел творить чудеса. Сир Вильгельм сказал ему:
—	Мы захватили бухту Певенси без боя и успешно
завершили самый трудный этап похода. Я желаю, что¬
бы воины отпраздновали нашу первую победу на славу
и чтобы каждый получил за это вознаграждение прямо
сейчас. Действуй Же! Хоть местные жители и бежали
отсель, зато стада их остались.
Наше торжество доподлинно отображено на Байей-
ском полотне. Вот стоит Вадар, а вокруг него усерд¬
ствуют фуражиры. Один забивает топором быка, зава¬
лившегося на передние ноги. Другой гонит перед собой
барана. Третий тащит на плечах ягненка. Четвертый
тянет под уздцы норовистую кобылу. А вот прислуга
хлопочет возле котла, который со всех сторон лижут
языки пламени; бородач-пекарь достает из походной
печи круглые хлебцы; в жаровнях томится мясо. Щит
на козлах служит нам столом. Строгому Вадару несут
жаркое из дичи на вертелах — для пробы. В центре сто¬
497

лы установлены подковой. Во главе ее сидит епископ
Одон — он освящает трапезу. Его блюдо состоит из
одной только рыбы: ибо был как раз постный день.
Зато сир Вильгельм, граф де Мортен и прочие знатные
сеньоры с видимым наслаждением отдают должное
самым разным кушаньям. Перед ними лежат серповид¬
ные ножи, стоят кубки и чаши. А рядом суетится слуга
с платом через левую руку.
Вышивальщицы не могли изобразить всех воинов
за трапезой, потому как число их было несметно: они
ели и пили, расположась вокруг щитов, установленных,
как я уже говорил, на козлах либо разложенных на
песке, а то и прямо на палубах стругов, которые теперь
стояли без мачт на берегу. Повсюду царило веселое
оживление. То тут, то там затягивали песни. Некоторое
время сира Вильгельма с сотрапезниками услаждал
своим дивным голосом Тайефе. После чего герцог
держал совет, где порешили разбить один большой,
надежно укрепленный лагерь для всего войска. Герар
сказал мне:
—	Герцог действует в точности как Цезарь! Что
перво-наперво делали его легионеры, когда ступали на
чужую землю? Возводили укрепления. Хорошо, что мы
успели подкрепиться.
Друг мой опять ел да пил за четверых, правда, на
сей раз чревоугодие пошло ему явно впрок — оно осве¬
жило его память. И вот, полагая, что его все слышат, он
громко изрек:
—	Воистину наш сир Вильгельм — Великий Цезарь
севера!
Однако его слова остались без ответа — то ли их
никто не понял, то ли они не дошли до ушей герцога,
а может, и дошли, но он их просто не оценил. Во всяком
случае, Герар об этом так и не узнал.
В последующие дни нам пришлось здорово потру¬
диться. С возведением лагеря близ Гастингса надобно
было поспешать, и каждый из нас счел своим долгом
участвовать в сборке и построении сторожевых башен
и в рытье рвов. Граф де Мортен командовал мастеро¬
выми и добровольцами из числа ратников, которых
тщательно подбирал Вадар. И я ничуть не преувеличу,
если скажу, что огромный, укрепленный со всех сторон
лагерь вырос словно из-под земли будто по мановению
волшебного жезла.
Наши дозоры денно и нощно объезжали всю окру¬
498

гу — она, как и прежде, оставалась пустынной и без¬
людной. Но только на первый взгляд. Когда воины,
перед тем, как сжечь лачуги, которые мешали вести
стрельбу из луков, вздумай неприятель застигнуть нас
врасплох, заглядывали внутрь хижин, они непременно
находили там затаившихся женщин и детишек и выво¬
лакивали их на сзет Божий. Одна из таких сцен изобра¬
жена вышивальщицами. Деревья покамест еще не сбро¬
сили с себя листву. Я знал, что из лесных чащ за нами
следят англичане, а когда на землю опускается ночь,
они подбираются к самым рвам, опоясывающим наш
лагерь, и к бухте Певенси, где стоят наши струги. Вид¬
но, они думали их подпалить, хотя это вряд ли бы им
удалось, потому как все корабли надежно охранялись —
там был наш первый форпост. Однажды сиру Виль¬
гельму передали послание от кого-то из местных. Сам
наш добровольный осведомитель не отважился явиться
к нам и послал своего слугу. Вот что тот поведал гер¬
цогу:
—	Сир Вильгельм, мой хозяин из древнего нор¬
мандского рода, он родственник Эдуарда, а по матери —
ваш вассал. Он хочет, чтоб вы знали: недавно король
Гарольд в одном бою разбил и брата своего Тости-
га, и норвежского короля Гадраду, храбрейшего из храб¬
рых воинов, каких когда-либо видел свет. Скоро он будет
здесь. По сравнению с его войском ваше, что свора жал¬
ких псов.
—	Твой хозяин и вправду так считает?
—	Сир, всем известно — ваше око не дремлет и в
мирное время, и в военное. До сей поры вы всегда дей¬
ствовали благоразумно. Будьте же и впредь осторожны,
не спешите, дабы по недомыслию не навлечь на себя
погибель. Мой хозяин, во всяком случае, советует вам
схорониться за стенами укреплений и не ввязываться
в бой с Гарольдом. Ибо воинов у него тьма-тьмущая,
и к тому же они закалены и опьянены своею недавней
победой.
Герцог даже не прогневался. Он удостоил англича¬
нина ответом, но слова его были исполнены иронии:
—	Передай хозяину мою благодарность за совет,
хотя он мог бы избавить нас от выслушивания столь
унизительных для нас, нормандцев, предостережений.
И еще скажи ему: я вовсе не намерен трусливо выжи¬
дать благоприятного момента за частоколом крепости,
я вступлю в битву тотчас же, как только завижу Га¬
499

рольда. Я поступил бы так, даже если бы у меня было
всего лишь тысяч десять воинов! А их у меня гораздо
больше.
Меж тем всадник, которого мы упустили в Певенси,
мчась днем и ночью, добрался до Хамбера, что в граф¬
стве Йорк, и по ту сторону реки разыскал шатер Га¬
рольда. Об их встрече, как и о последующих событиях,
мы узнали лишь много позже. Англичанин поведал
Гарольду:
—	Сир, нормандцы высадились на наш берег! И воз¬
двигли деревянную крепость! Они идут в глубь страны.
Гарольд пришел в ярость:
—	Ах, зачем позволил я Вильгельму с войском бес¬
препятственно ступить на берег Англии! Надобно было
сразу же отбросить его в море, да там и утопить, чтобы
не смел он впредь покушаться на землю мою!
Теперь мне надобно объяснить, отчего Гарольд
задержался на севере английского королевства. Хотя
у Вильгельма в тех краях было немало союзников, мы
не ведали, что там происходило, и я не могу сказать,
в какой степени это было известно самому герцогу.
Правду мы узнали лишь много позднее, о чем я весьма
сожалею, ибо, знай мы все наперед, у нас было бы
гораздо больше преимуществ. Как мы помним, Тостиг,
брат Гарольда, изгнанный из Нортембери, нашел прибе¬
жище во Фландрии, и Вильгельм Нормандский через
своих посланников сумел склонить его на свою сторону,
обещав, что в случае победы Тостиг сможет вернуть
себе в Англии все, чего он лишился. Точно такие же
обещания герцог дал и тщеславному Гадраде, королю
норвежцев, супругу дочери новгородского князя и быв¬
шему предводителю византийских наемников. Гадрада
грезил о великой империи, в которую вошла бы и
Англия. И он без особого труда заключил союз с Тости¬
гом, ненавидевшим Гарольда. И вот в месяце мае года
1066-го шестьдесят стругов Тостига подошли к берегам
графства Кент и острова Уайт. Когда ему стало извест¬
но о приближении Гарольдова войска, Тостиг захватил
устье реки Хамбер. Но Гарольд оттеснил его в море, и
Тостиг поспешно отплыл в Шотландию, где должен был
дожидаться норвежского короля. 20 сентября, объеди¬
нив свои силы, Тостиг с Гадрадой разбили войска гра¬
фов Эдвина и Моркара, военачальников Гарольда, обо¬
500

ронявших Фулфорд. Там разразилось поистине жесто¬
кое побоище! Уже после того, как мы победили, я
собственными глазами видел, что вся земля там была
сплошь усеяна грудами костей — воины сражались за
победу', не щадя себя. О люди, как жалки и страшны
вы в гневе своем! Воистину на земле нашей нет места
раю, ибо разве может быть рай рядом с юдолью слез,
каков весь наш жестокий мир! Норвежский король
с Тостигом с ходу захватили Йорк — казалось, ничто
уже не сможет остановить их победной поступи. Но
тут подоспел Гарольд со своими воинами, коих мест¬
ные жители величали не иначе, как верными псами
короля. Наши святые отцы в угоду Вильгельму выстав¬
ляли Гарольда сластолюбивым нечестивцем, душегубом,
презревшим веру и закон, спесивым захватчиком и
злейшим врагом справедливости. Однако, сказать по
правде, и я уже об этом упоминал, мне он представ¬
лялся совершенно другим. Нет спору, Гарольд и впрямь
был дерзок и своенравен, но и отваги ему было не зани¬
мать. Узнав о жестоком поражении в Фулфорде, он,
как гром среди ясного неба, обрушился на норвежцев
в Стамфорд-Бридже — было это 25 сентября — и раз¬
громил их в пух и прах. Тостиг пал в битве, та же
участь постигла и Гадраду. А те, кто выжил, нашли
погибель на морском берегу, так и не успев ступить на
палубы своих стругов.
Однако насладиться сполна плодами победы "Га¬
рольду не довелось. Только возрадовался он, как при¬
мчался вестник из Певенси и рассказал, что мы уже
на южном берегу его королевства. Следом за ним при¬
бывали и другие гонцы — они сообщали, что мы возво¬
дим укрепления под Гастингсом, что в войсках наших
поддерживается безупречная дисциплина и что мы хоть
сегодня готовы вступить в бой. Гита, мать Гарольда,
вся родня его и друзья принялись уговаривать его,
чтобы не шел он против нас. И они были правы: ибо
армия его после двух страшных битв была измотана
и, прежде чем ввязываться в следующий бой, надо
было восстановить ее силы. Граф Герт, брат Гарольда,
произнес такую речь:
—	Дражайший брат и повелитель, умерьте отвагу,
наберитесь хладнокровия, будьте осторожны! В жесто¬
кой битве с норвежцами вы потратили немало сил,
501

и вам не выстоять против нормандцев. Прошу вас, дайте
себе хоть небольшую передышку. Заклинаю вас, хотя
положение мое и достоинство не позволяют мне уни¬
жаться перед вами, даже если речь идет о вашей жиз¬
ни, но я переступаю через них и прошу вас повреме¬
нить.
—	Я нападу на Вильгельма врасплох,— прогремел
Гарольд,— как на Тостига с Гадрадой!
При этих словах мать его издала стон: ведь Тостиг
был победителю родным братом, а ей — сыном. Ее
материнское сердце не знало жестокости, ненависти,
злобы, оно жило лишь любовью к детям.
—	Вспомните ваши обещания и клятвы,— с укором
произнес Герт.
—	Вильгельм вырвал их у меня хитростью, даже
не посчитавшись с тем, что скажут мои народы, а они
желают остаться англичанами!
—	Пусть так. И все ж не совершайте клятвопре¬
ступления, ибо оно есть злодеяние против религии и
за него понесете жестокую кару не только вы, но и
народы ваши.
—	Стало быть, ты на стороне Вильгельма?
—	Кроме того, вы навлечете позор на весь наш
славный род. А это очень серьезно, потому что касается
всех нас.
—	Отвечай прямо: ты за Вильгельма?
—	Нет, Гарольд.	Нет! Я ничем ему не обязан.	Я	не
давал ему никаких клятв.
—	Тогда к чему	твои нелепые увещевания?
—	Я свободен и	готов без страха встать на	защиту
родной земли. Ясно?
—	Как ночью!
—	Я буду сражаться за вас, как всякий сеньор,
обязанный защищать и народ свой, и земли свои, но
только не от вашего имени.
—	В чем же разница?
—	Я один встану против Вильгельма. А вы, брат
мой, как бы не будете об этом знать. Живите себе спо¬
койно и ждите окончания войны. Тогда никто не посмеет
обвинить вас в том, что вы нарушили клятву. И что
именно по вашей вине над свободой наших народов
нависла смертельная угроза.
От герцогских лазутчиков мы потом узнали, что
Гарольд пришел в бешенство: он осыпал проклятиями
и упреками брата Герта, свою подругу, прекрасную
502

Эдит Лебединую Шею, и опустился даже до того, что
пнул башмаком родную мать, Гиту. При этом он ревел,
точно дикий зверь, и топал ногами:
—	Сие все ложь! Вы желаете моей погибели! Герт
думает одержать победу без меня — и завладеть моей
короной! А вы, бабы, тоже хороши: вами корысть дви¬
жет, и вы помогаете ему слезами и причитаниями! А вы,
сеньоры-предатели, знать, надеетесь, что за трусость
вам щедро воздастся? Да, я клялся на Святых мо¬
щах — этого никто не отрицает, но я король волею
моего народа, а среди него найдется немало безвест¬
ных праведников, коих Церковь, придет время, причис¬
лит к лику святых! Я клялся, как клянется узник —
чтобы выйти из темницы, как поет птица в клетке —
назло птицелову! Интересно, как вы поступили бы на
моем месте — ты, мудрый и благоразумный Герт, и все
вы? Клятва, которую я дал, не имеет силы. И никому
из вас неведомы последние слова короля Эдуарда, ска¬
занные им в смертный час! Он соблаговолил передать
корону мне — вот что. А воля умирающего — закон,
особенно если он — король, и пред ней все прежние
обстоятельства — ничто. Ибо в последний час на чело¬
века нисходит небесное озарение. Он стоит на гра¬
ни между жизнью и смертью. Он уже зрит зарю вечно¬
сти, и ему открывается то, что всем нам знать зака¬
зано.
Однако пламенная речь узурпатора, продиктован¬
ная слепой яростью, полная укорами и злой иронией,
никого не убедила, даже его самого. Ибо Гарольд
лучше, чем кто бы то ни было, понимал, что на душе
у него лежит великий грех: нарушив клятву, он не вы¬
полнил священной миссии к герцогу Вильгельму, а по
возвращении из Нормандии обманул старого Эдуарда.
И вот, укрепившись в своем решении, Гарольд,
ослепленный легкой победой над Тостигом и слывшим
непобедимым Гадрадой, спешно принялся собирать вои¬
нов, дабы восполнить потери, понесенные в первой
битве. Прежде он думал, что Вильгельм не отважится
пуститься в плавание к берегам Англии осенью по
бурному морю, и повелел снять со своих стругов все
вооружение. Теперь же он вынужден был отменить соб¬
ственный приказ и велел спустить ка воду все боевые
корабли, какие у него были. Он рассчитывал оттеснить
нас к берегу и с помощью флота запереть со стороны
моря, отрезав последний путь к отступлению. Таким
503

образом, шансы на победу у него заметно увеличились,
тем более, что на кораблях, вышедших из Лондона,
было столько ратников, что и не счесть.
Однако оставим на время Гарольда. Сейчас мне бы
хотелось сказать еще об одной черте характера Виль¬
гельма, помогающей, как мне кажется, лучше понять
моего повелителя.
Однажды, когда герцог производил осмотр флота
в Певенси, ему сообщили, что к нам в лагерь прибыл
какой-то монах от Гарольда. То был первый официаль¬
ный посланник самозваного короля, и герцог, то ли
потехи ради, то ли желая выиграть время на обдумы¬
вание ответа, мягко и вкрадчиво заговорил с насмерть
перепуганным черноризником, не ведавшим, какая
участь его ждет.
—	Никто,— молвил наш властелин, выдавая себя
за простого придворного,— не стоит ближе к герцогу
Вильгельму, чем я, его верный сенешал. И без моего
согласия вам не удастся поговорить с ним. Итак, какова
суть вашего послания? Герцог охотно познакомится с
ним, но только через меня, потому как нет у него чело¬
века ближе, чем я. А потом сможете говорить с ним,
сколько душе будет угодно.
После этого герцог держал совет с братьями Одо-
ном и Робером, Фиц-Осберном, Вадаром и другими
сеньорами. На другой день он официально, с соблю¬
дением всех церемоний принял бедного монаха.
—	Да, я и есть Вильгельм, повелитель нормандцев
волею Божьей,— сказал ему он.— Теперь повтори то,
что ты говорил мне вчера.
Монах обомлел — ему, видно, не понравилось, что
его провели на мякине, и он взял вызывающий тон:
—	Ладно же. Слушайте, чего требует от вас мой
повелитель король Гарольд. Вы захватили его землю.
Ему неведомо, что двигало вами: отвага или безрас¬
судство. Однако он не забыл, что король Эдуард сна¬
чала назначил вас наследником английского престола,
и в знак того отправил к вам заложников.
—	Я отдаю должное хорошей памяти Гарольда.
Что дальше?
—	Он уверен, королевство принадлежит ему по
праву, ибо такова была последняя воля усопшего Эду¬
арда.
504

—	Но ведь Гарольд дал клятву выполнить его пер¬
вое волеизъявление.
—	С незапамятных времен, когда блаженный Ав-
1устин, основатель Кентерберийского аббатства, пришел
на нашу землю, здесь установился обычай, по которо¬
му воля, изъявленная человеком на смертном одре,
считается законом. Посему Гарольд требует, чтобы
вы покинули землю, принадлежащую ему по закону.
А нет — тогда он порвет узы дружбы, что связывают
вас обоих, отречется от своих обещаний, и в таком
случае, сир Вильгельм, ответственность за разрыв доб¬
рых отношений и последствия этого лягут целиком
и полностью на вас.
—	Это все? — спросил Вильгельм и, после корот¬
кого раздумья, прибавил: — Так в чем же дело? Коли
нормандцы с англичанами порешат, что королевство
принадлежит Гарольду по закону, что ж, пусть правит
он, а я уберусь восвояси. Но коли скажут они, что оно
мое, пусть Гарольд оставит его мне по-доброму.
—	Сир, но как нормандцы смогут договориться с
англичанами?
—	Пускай Гарольд сам решает — как. Однако если
он все же отклонит мое великодушное предложение,
а лично я считаю несправедливым обрекать на гибель
моих воинов и его, ибо они неповинны в нашем споре,
то...— На мгновение Вильгельм умолк, в наступившей
тишине было слышно лишь тревожное биение наших
сердец, а потом продолжил: — То я готов рискнуть
своею собственной головой и оспорить в единоборстве
с ним и с оружием в руках право на английский пре¬
стол, дабы меж нами все было по справедливости!
После этих слов мы на какой-то миг замерли в
изумлении! Герцог спросил монаха, согласен ли тот
беспрепятственно препроводить к Гарольду его соб¬
ственного посланника — Витала, святого отца из Фека-
на. И монах согласился. Тогда герцог даровал ему коня
и богатые ткани.
Виталу, от которого, должен признаться, я многое
узнал про Гарольда и про то, о чем собираюсь дальше
рассказать, был оказан куда менее радушный прием.
И если бы не заступничество графа Герта, оказавше¬
гося во сто крат умнее и учтивее своего коронован¬
ного братца, ему и вовСе пришлось бы туго. Но Витал
был не робкого десятка. Уверенно и спокойно он под¬
твердил слова английского монаха, струхнувшего уже
505

при одном только виде своего повелителя, передал Га¬
рольду вызов Вильгельма и смело спросил, согласится
ли Гарольд на поединок с Вильгельмом, где главным
судьей выступит сам Господь?
Гарольд побледнел и надолго замолчал, словно за¬
коченел.
Витал заговорил снова:
—	Сеньор, так какой ответ я должен передать моему
повелителю? Соблаговолите наконец понять — этим по¬
единком он хочет уберечь англичан и нормандцев от
самых страшных бед.
Гарольд покачал головой, но так ничего и не отве¬
тил.
—	Сеньор, я вас не тороплю. Переговорите с ва¬
шими приближенными и родственниками.
—	Нет!
—	Сие предложение может показаться невероят¬
ным — оно и понятно. И вам надобно хорошенько
взвесить все «за» и «против».
—	Нет! Мы выступаем в поход!
Он опять умолк и принялся кусать себе губы; глаза
его бешено вращались, а пальцы вцепились в изогну¬
тые подлокотники трона из слоновой кости. Потом он
прибавил:
—	Мы идем навстречу верной победе!
Он грезил наяву, стараясь убедить в своей правоте
прежде всего самого себя.
А монах все упорствовал:
—	Сеньор, поймите правильно. Герцог не желает
проливать кровь воинов ни с нашей, ни с вашей стороны.
Он считает, пусть лучше сам Господь рассудит ваш
спор, ибо он знает — вы прекрасно владеете и копьем,
и мечом, и вдобавок вы моложе!
Наконец, Гарольд, выйдя из себя, обратил глаза
к небу и воскликнул:
—	Ладно же! Пускай Всевышний рассудит нас по
справедливости, но только не в поединке, ибо это опять
такая же хитрая ловушка, как тогда в Байе!
Итак, все было сказано и предопределено. Отныне
уже ничто не могло остановить ход судьбы. Летописцы
могут воскликнуть: «Англия, что поведаем мы твоим
потомкам? Что ты потеряла своего короля и оказалась
в руках чужеземца? Что сынам твоим выпала жалкая
деля — они погибли в жестокой битве и лишились
своего наследия?» Нет, не в Байе была решена участь
506

английского народа, а во время беседы Гарольда с мо¬
нахом Виталом из Феканского аббатства. Смущение
и отказ Гарольда ясно говорили: он осознал, что не
прав, но пойти на попятную уже не мог. Это было
выше его сил!
Глава XVI
НАКАНУНЕ БИТВЫ
Итак, никакие уговоры и увещевания не повлияли
на Гарольда. До сей поры герцог Вильгельм уважал
своего соперника. Но после того, как тот отказался
сразиться в открытом состязании, дабы уберечь тысячи
воинов от погибели, а народы от неисчислимых бед,
он стал относиться к своему противнику, как к пре¬
зренному ничтожеству. Тогда-то он и решил прибег¬
нуть к последней уловке, намереваясь посеять раздор
в стане врага. Вильгельм, разумеется, никогда не пошел
бы на крайний шаг, будь Гарольд благоразумнее. Вско¬
ре англичане узнали, что Папа отлучил от церкви узур¬
патора и присных его. Нашлись сеньоры, которые за¬
сомневались:
—	Если мы возьмем в руки оружие, те из нас, кто
погибнет, будут прокляты навеки!
Их трусливые опасения тут же подхватили другие:
—	Указ Папы освобождает нас от обязательств
перед Гарольдом. И ежели мы откажемся сражаться,
значит, мы не только не пойдем против Церкви, а, на¬
оборот, поступим так, как угодно ей.
И вот придворная знать, богатые землевладельцы
и видные военачальники собрались вместе и принялись
спорить.
У Гарольда появились недоброжелатели, о чем его
немедленно оповестили. И тогда он решил действовать
напролом — ему больше ничего не оставалось делать.
Я уже говорил, красноречия Гарольду было не зани¬
мать, и он обратился к придворным с такими словами:
—	Сеньоры,— сказал он,— мне стало известно о ва¬
ших сомнениях и страхах. Вы, очевидно, полагаете,
будто из-за пресловутой папской буллы * битва уже
*	Булла — в средние века круглая металлическая печать,
обычно скреплявшая папский, императорский или королевский акт,
а также название самих актов.
507

проиграна. Но ответьте мне, уверены ли вы в том, что
эта грамота действительно существует?
Ответа не последовало. Спорщики лишь недоуменно
переглянулись. Гарольд, почувствовав их нерешитель¬
ность, тут же воспользовался ею:
—	А не сдается ли вам, что это еще одна коварная
ловушка Вильгельма, к которой он прибег, дабы рас¬
сорить нас? Неужто вам неведомо, что он хитер, как
дьявол, и способен ловко скрывать свои алчные устрем¬
ления под личиной благочестивости и за миролюби¬
выми речами?
Придворные и на сей раз промолчали, и только
едва слышный шепот время от времени нарушал воца¬
рившуюся тишину.
—	Знайте же,— продолжал Гарольд,— он предло¬
жил мне Нортембери в обмен на корону. Но я отказал,
ибо, захватив остальные наши земли, он замахнется
и на Нортембери.
Как потом рассказывал один из участников этого
собрания, сын одного из верноподданных Эдуарда, но
истый нормандец по крови, в зале поднялся ропот.
—	Сеньоры, вы держитесь за ваше наследство, и
это справедливо! Тем из нас, кто унаследовал от пред¬
ков своих даже крохотное поместье, это поместье так
же дорого, как графство тем, кто удостоен графского
титула в силу происхождения. А Вильгельм уже рас¬
порядился вашим наследством — и большим, и малым.
Говорю вам, чтобы знали вы,— он уже загодя раздарил
ваши поместья, земли и замки нормандцам, что пошли
за ним, союзникам и даже продажным рыцарям удачи
да и прочим разбойникам...
Речь его прервали бурные возгласы. Простодушные
придворные не подозревали, что в откровениях Гароль¬
да таилась их близкая беда и погибель. Гарольд же
прекрасно понимал, что ему удалось-таки одержать
верх над ними. Его вероломные на самом деле слова,
точно остро заточенные клинки, глубоко уязвили их
самолюбие и посеяли в их душах тревогу.
—	Друзья,— вновь заговорил узурпатор,— а знаете
ли вы, какое будущее уготовил вам Вильгельм? Места
ваши займут его люди, и не только в Лондоне, но и
в замках, что принадлежат вам по праву. Они изгонят
вас с земель ваших и, дабы укрепиться на них, убьют
и безжалостно уничтожат и сыновей ваших, и дочерей.
Он снова умолк и обвел взглядом присутствующих.
508

Потом тихим, словно приглушенным слезами голосом,
исполненным, казалось, невыразимой печали, которой
он маскировал свой коварный замысел, спросил:
—	Что тогда станется с вами? Что вы будете де¬
лать? Куда подадитесь? Кто даст вам прибежище?
А что будет с женами и сыновьями погибших? Неужели
хотите вы после жизни в роскоши влачить жалкое су¬
ществование и просить подаяние на паперти, вместе со
всякой швалью и убогими, или таиться в лесах и пи¬
таться одними кореньями? Или вы надеетесь обрести
честь, посрамленную здесь, в ином королевстве?
Слова его заглушили громкие гневные возгласы.
Теперь даже те, кто еще совсем недавно корил и пори¬
цал своего властителя, сплотились вокруг него и во
всеуслышание вдохновенно заявили, что пойдут за ним,
куда бы ни направил он свои стопы.
И вот спустя некоторое время наши лазутчики до¬
несли, что Гарольд со своим войском уже на подходе.
Раздались звуки труб, призывавших фуражиров, раз¬
бредшихся по округе, вернуться в лагерь. Герцог не
исключал возможности нападения англичан на нас
с ходу, и повелел всем держать копья и шишаки наго¬
тове, облачиться в кольчуги, проверить седла и стре¬
мена, натянуть потуже тетиву на луках и набить стре¬
лами колчаны. Навстречу врагу были высланы дозоры
во главе с бывалыми рыцарями. Один из отрядов
возглавил сам герцог — не доверяя своим братьям, он
решил собственными глазами взглянуть на неприятель¬
ское войско. Неприятель же остановился на возвышен¬
ности — там, где дорога из Лондона в Гастингс выхо¬
дит из леса. Покамест англичане разбивали шатры,
к ним прибывали все новые разрозненные отряды —
кто пешком, кто верхом.
Немного погодя объявились и мастеровые — они
принялись рыть ров у подножия Тельхэмского холма.
На другой день герцог выехал из лагеря с усиленным
эскортом и с холма внимательно наблюдал за тем, как
движется у них работа.
—	Видно, Гарольд не решается напасть первым,—
сказал он.— Как вы думаете, сенешал?
Фиц-Осберн согласно кивнул:
—	Его люди напрасно стараются. Земля здесь —
сплошь одни камни.
—	Да, мы быстро засыплем ров.
Герцог, однако, не сказал чем. Несносный Герар,
509

как обычно, игриво ущипнул меня за руку, но мне было
совсем не до веселья.
—	Завтра Гарольд встанет на этом холме и будет
поджидать нас.
—	А что ему еще остается делать?
Сир Вильгельм сосредоточенно изучал вид неприя¬
тельского лагеря, а точнее, штандарты и стяги англи¬
чан. Потом произнес, обращаясь как бы к самому себе:
—	Гарольд, на свою беду, слишком спешил и не
дождался подкреплений из Нортембери и Мерси. Что-
то не видать штандартов графов Эдвина и Моркара...
хотя, впрочем, их уж и в живых-то нет... Покамест я
вижу там один только сброд, а не ратников. Знать,
Гарольд собрал всех крестьян, живущих окрест Лон¬
дона. У них нет ни кольчуг, ни шишаков. Вот к чему
приводит неуемная гордыня — к чистому безумию, пол¬
ному безрассудству!..
Герар спросил:
—	Случаем, не Гарольдов ли вот тот весь расшитый
золотом штандарт, что реет поверх остальных?
Вильгельм очнулся от раздумий и, не догадываясь,
кто задал вопрос, ответил:
—	Да, весь расшитый золотом и с фигурой драко¬
на — знаком язычников! Наш же штандарт несет изо¬
бражение креста Господня. Поразительное различие,
не правда ли, сеньоры?
С холма, где стоял неприятель, спустились несколь¬
ко всадников и будто направились в нашу сторону.
Мы повернули назад, потому как герцогу не хотелось
походя ввязываться с ними в схватку, чтобы не пере-
полошить наших и англичан. Всадники не осмелились
пуститься за нами в погоню.
Вскоре на землю спустились сумерки — наступил
вечер накануне битвы. Нормандцы * и англичане про¬
вели его по-разному. Мы плотно поели, но без изли¬
шеств, и запили вином, но употребили его в меру. На
сей счет Вадар получил особые распоряжения. С при¬
сущей ему учтивостью он объяснил нам это так:
—	Сир Вильгельм вовсе не скуп, и вы это знаете.
Он не имеет обыкновения скряжничать, когда устраи¬
вает пиршества, ибо он и сам не прочь поесть и попить
всласть. Просто он не хочет, чтобы последствия чрево¬
угодия: тяжесть и боли в желудке — пагубно сказа¬
лись на вас завтра. Чтобы, как всегда, достойно встре¬
510

тить неприятеля, нам надобно сохранить не только
бодрость духа, но и тела.
По завершении трапезы всех нас учтиво пригла¬
сили в наскоро сколоченные часовни — сначала на бо¬
гослужение, а потом на исповедь. Ибо такова была
воля сира Вильгельма, который пошел на молебен вме¬
сте с нами. Кроме епископов Одона Байейского и Жоф-
фруа Кутансийского, вместе с нами отправилось в море
немало священников и монахов. Они терпеливо прини¬
мали покаяние у всех воинов; иные исповеди были
многословны и горьки, потому как большинство из нас
были далеко не ангелы. Те же, кому не удалось испо¬
ведаться святым отцам, из-за огромного числа желаю¬
щих, каялись в грехах ближнему своему, или самому
дорогому другу, или товарищу по оружию и прощали
друг друга так, как это делают правоверные христиане,
которым предстоит встать перед лицом смерти. Неко¬
торые дали обет, что, ежели победа будет за Вильгель¬
мом, они отправятся в Святую землю или совсем пере¬
станут есть мясо. Над нашим лагерем возносились
молитвы, подобно ветру над бескрайним морем, кото¬
рый то стихает, то поднимается вновь, потом опять
унимается и снова набирает силу. Всю ночь в часовнях
и на поросших травой, холмах, увенчанных крестами,
святые отцы взывали к Божьей милости, пели гимны и
псалмы, читали «Отче наш» и возносили молитвы Бого¬
матери, заступнице и прародительнице рода человече¬
ского.
Англичане же, напротив, гуляли-пировали, не зная
никакого удержу. Они, как велят их обычаи, пили, ели,
пели, плясали и спорили всю ночь напролет, только
попусту растрачивая и время, и силы. Лазутчики, по¬
сланные сиром Вильгельмом разузнать, что творится
в неприятельском стане, слыхали, как оттуда неслись
разудалые крики, нечестивая брань, которой осыпали
друг дружку охмелевшие до безумия воины Гарольда,
непристойные песни, топот и дикий смех, который
врывался в общий гомон, заглушая нестройное бренча¬
ние струн и громкое ржание коней. То тут, то там слы¬
шался шум драк, сопровождавшихся воплями раненых
бражников.
—	Это чистый шабаш,— признался кто-то из ла¬
зутчиков, творя крестное знамение.— Видать, сам дья¬
вол упаивает их до безумия и кружит в шальной пляске,
511

готовя им назавтра верную погибель, чтобы затем
собрать свою черную дань — их потерянные души.
Вокруг Гарольда и его братьев? графов Герта и
Леофвайна, царил тот же содом. Никакого волнения
перед грядущим днем там не ощущалось. И только
одному Гарольду было не до веселья — несмотря на
изрядное количество выпитого вина, вид у короля был
угрюмый, лишь изредка на лице его появлялась натя¬
нутая улыбка.
Кто-то из приближенных сказал ему:
—	Полноте печалиться, сеньор. Я недавно побывал
совсем близко от их лагеря — хотел поглядеть, что тво¬
рится в войске Вильгельма.
—	Неужели?
—	Воины его побрили себе затылки и лица — ни¬
как, решили принять постриг. Они превратились в мо¬
нахов, которым святой обет запрещает проливать кровь.
Ну и войско!
—	Ошибаешься. Они ведут себя так потому, что сле¬
дуют нормандскому обычаю. Так что берегись этих
монахов! С копьем и мечом они управляются похлеще
твоего.
—	Но не с топором же?
—	Верно, топор не их оружие, потому как сражают¬
ся они совсем по-другому, не так, как мы.
Оруженосец наполнил золотой рог повелителя,
Гарольд осушил его одним махом. И заговорил
вновь:
—	Они, ежели говорить начистоту, умеют драться
только верхом... чтобы легче было уносить ноги... бе¬
жать... тоже мне вояки! Какой же они мерзкий народ,
эти нормандцы, просто отвратительный... народ...
Изрядно захмелевшего Гарольда отнесли в шатер,
где он, по словам очевидцев, позже ставших известными
мне, впал в тяжелое забытье. Во сне ему, наверное,
виделись какие-то зловещие образы и слышались бес¬
связные злые речи — плоды его черных дум.
Потом медленно и величаво взошла заря нового
дня — наступило 14 октября 1066 года. Если мне не
изменяет память, то была суббота, тяжкая и знаме¬
нательная для всех нас. Бывалые воины, осмотрев небо
и горизонт, сказали, что во время битвы нам ничто
512

не должно стать помехой — ни ослепительное солнце,
ни ветер, ни дождь.
—	Одним словом,— со смехом заключил Герар,—
это наш день.
Глава XVII
БИТВА ПРИ ГАСТИНГСЕ
Слуги, помогавшие герцогу облачиться в доспехи,
заметили, что мы с Гераром подали кольчугу задом
наперед. Кто-то из этих глупцов вдруг воскликнул:
—	Дурной знак, мой повелитель!
—	Как раз напротив, очень даже добрый! — со
смехом возразил Вильгельм.— Хоть Герар и Гуго ма¬
лость оплошали, ничего страшного не случилось: пере¬
вернутая кольчуга означает, что герцогство мое нынче
же обернется королевством. Понятно?
Он еще раз усмехнулся и велел подать коня — ли
хого скакуна дивной пегой масти и несравненногс
экстерьера, что принес ему в дар галисийский король.
О его крутом норове ходили легенды: сказывали, будто
он до крови кусал других жеребцов и наседал на них
до тех пор, покуда те не валились наземь от изнемо¬
жения. На вышивке конь Вильгельма запечатлен во
всей своей красе: он стоит в роскошной сбруе, седло
на нем с высокими луками. Он опустил светлую гриву
и радостно бьет копытом — приветствует своего хо¬
зяина. Кто-то из оруженосцев держит коня под уздцы.
Увы, благородному и неукротимому галисийскому жереб¬
цу не суждено было дожить до конца этого дня.
Облачаясь в доспехи, сир Вильгельм вышел из дере¬
вянной башни, построенной для него посреди лагеря,
и предстал перед нами во всем своем великолепии:
на нем была кольчуга с позолоченным капюшоном,
поверх капюшона голову венчал сверкающий шлем,
в руке он держал хоругвь, благословленную Папой.
Оседлав коня, он слегка натянул повод и отправился
производить смотр войска, готового хоть сейчас ринуть¬
ся в бой. Смогу ли я описать сплошной лес поднятых
копий, остроконечных шишаков, коих было столько,
сколько спелых колосьев на неоглядном пшеничном
поле в июле месяце, тесно сомкнутые ряды конницы и вы¬
строившихся в каре быстроногих лучников в коротких,
удобных при беге, туниках, маневрирующих между всад¬
17 Ж. Бордонов
513

никами? Хватит ли у меня слов, чтобы живописать вели¬
чественную красоту расшитых золотыми шнурами и
фигурами треугольных стягов, до поры мирно колы¬
хавшихся под слабыми дуновениями ветра? Припомню
ли я имена рыцарей, прославившихся в этой великой
битве,— хотя бы тех, кого я знал лично? Нельзя забыть
никого, особенно павших, чьи имена, отвага и доблесть
постыдно преданы забвению. Но я назову лишь неко¬
торых из героев — тех, что остались живы и чьи имена
первыми пришли мне в голову. Вот они: Эсташ, граф
Булонский; Вильгельм, граф Эврейский; Эмери, виконт
Туарский из Пуату; Готье Жиффар; Гуго Гранмениль-
ский; Вильгельм Вареннский; Жоффруа, сын графа
Мортанского; Рауль Тоснийский; виконт Нэель Котан-
тенский и вассал его, рыцарь Пиру, а также досто¬
славный герцог Бретонский..,
Перо замирает у меня в руке, я силюсь припомнить
все — и не могу. Сказать по чести, если бы не сен-
валерийская птица — о ней я рассказывал вначале,—
что накануне вдохновила меня своим дивным пением,
я точно отложил бы перо в сторону. И все же я надеюсь,
что сумею завершить сей нелегкий труд и обрести нако¬
нец заслуженный покой. Описать великую битву — дело
отнюдь не простое, хоть мне и довелось в ней участво¬
вать! Мог ли я охватить взором все, что происходило
на бескрайнем поле брани? Конечно, нет. Как оруже¬
носец, я должен был поспевать за Вильгельмом везде
и всюду, не отступая ни на шаг, и передавать его при¬
казы другим военачальникам. А еще — сражаться, толь¬
ко успевая уворачиваться от страшных ударов, сыпав¬
шихся на мою голову со всех сторон. Но Герар убедил
меня описать битву подробно, сказав, что в противном
случае мне было бы лучше вообще не браться за перо:
ведь именно она стала венцом наших славных дел и
доказала, к кому Господь благоволил больше — к Виль¬
гельму или Гарольду. Герар помог мне добрыми сове¬
тами, напомнив, ко всему прочему, что, если б не хитрый
замысел Вильгельма, неизвестно, чем бы закончился
для нас тот жаркий, тревожный день. Я согласился
с ним, хотя доселе не перестаю спрашивать себя, когда
успел он все узреть, откуда узнал, как развивалось сра¬
жение — чуть ли не по часам? Но, как бы там ни было,
а в одном я уверен точно: все, что говорит он,— правда.
Мне же удалось разглядеть совсем немного — как буд¬
то все вокруг было окутано кромешной мглой, изредка
514

озаряемой вспышками молнии, когда на короткие мгно¬
вения становится видно лишь то, что происходит рядом.
Сказать по правде, я хорошо запомнил только начало
и конец битвы.
Закончив смотр войска, герцог направил коня на
вершину холма и, остановившись там, воскликнул:
—	Сеньоры, друзья мои верные, помните: дрселе
мы побеждали врагов наших потому, что всегда были
вместе. Но теперь сил, отваги и единения от вас потре¬
буется куда больше, нежели прежде. В этот час надобно
в первую голову думать не о почестях и славе, а о том,
как выстоять в смертельной схватке! Я заклинаю вас
и даю совет: будьте не только храбры, но и благора¬
зумны. Беспрекословно исполняйте любые мои при¬
казы, даже если они покажутся вам безрассудными,
ибо я беру на себя перед Богом ответственность за
жизнь каждого из вас, а лавры славы — дело десятое!
Коли вы согласны выполнить мою волю — победа бу¬
дет за нами! А нет — вас перебьют или возьмут в плен,
и тогда вам придется гнуть спину на безжалостных скудо¬
умных врагов до конца дней, и посрамлению вашему
не будет ни конца, ни прощения. Запомните также,
пути к отступлению нет: впереди — вражеская земля,
а позади — море и Гарольдовы струги! Да не устрашат
вас несметные полчища англичан. С Божьей помощью
у вас хватит сил, чтобы их сокрушить. При виде храб¬
рого, ловкого противника, они, известно, тотчас при¬
ходят в смятение и сдаются без боя. Ратные подвиги
им не по зубам — и так было испокон веку...
Вильгельм как будто намеренно не сказал ни слова
о поражении Тостига и короля Гадрады; но, слава
Богу, большинство из нас об этом и не знали. Потом
герцог прибавил:
—	Друзья мои, я прошу вас об одном: дерзайте
и верьте — победа будет за нами!
Из лагеря мы вышли в боевом порядке, какой всегда
предпочитал Вильгельм. Вскоре подоспели лазутчики —
они подтвердили, что Гарольд стал на Тельхэмском
холме и окружил его неприступным рвом.
—	Слышите,— воскликнул Вильгельм,— он не осме¬
ливается напасть первым — решил, значит, защи¬
щаться...
17*
515

—	Сеньор,— сказал сенешал,— как бы нам не опо¬
здать. Что, если к нему прибудет подкрепление? Надо
бы кончать с ним, и чем скорее, тем лучше.
И вот наше войско, как и было предусмотрено, раз¬
делилось на три колонны: на правом фланге встали
французские, фламандские и пикардийские рыцари во
главе с Роджером Монтгомери и сенешалом Фиц-Осбер-
ном; на левом — бретонцы, монсойцы и пуатвинцы под
предводительством Алена Фергана, герцога Бретон¬
ского, и виконта Эмери Туарского; а в центре — нор¬
мандцы под командованием герцога и его братьев —
епископа Одона и Робера де Мортена. Мы, небольшой
отряд оруженосцев, многим из которых суждено было
скоро найти свою смерть, тоже как бы считались пусть
и невысокого ранга, но военачальниками. Знамена
отрядов несли на копьях рыцари из именитых сеньоров,
у каждой дружины был свой штандарт. Во главе всего
войска стоял сир Вильгельм, за ним неотступно сле¬
довали его знаменосец Тустен и мы, герцогские оруже¬
носцы. Ретивый галисийский жеребец Вильгельма то и
дело норовил встать на дыбы, но всадник живо усмирял
его. Глядя на герцога, многие думали одно и то же:
«Видывал ли кто-нибудь воина прекрасней нашего
повелителя? Как ловко сидит он в седле, как уверенно
держит тяжелое копье! Есть ли человек., которому столь
к лицу сверкающий шлем и позолоченная кольчуга?
Есть ли во всем свете рыцарь более величавый? Быть
ему непременно королем, каких еще не знала зем¬
ля наша!»
Впереди, развернувшись в длинную цепь, шли луч¬
ники. Конные рыцари взирали на них свысока, ибо они
в большинстве набирались из простолюдинов, однако
сир Вильгельм повелел, чтобы сеньоры вооружили их,
одели и обули, как подобает. У каждого лучника был
меч, лук и колчан, полный стрел; на голове — легкий
шлем, на теле, поверх туники,— толстая холщовая
куртка с кожаными нагрудниками, на ногах — мягкие
кожаные латы на шнурах. Кольчуги, да и то укорочен¬
ные, были только у старших, чтобы они, как и их под¬
чиненные, могли двигаться легко и свободно.
Герар ехал рядом со мной. Он жадно вдыхал све¬
жий воздух и ликовал:
—	Ну как, братишка? Это тебе не прогулка, по
Сен-JIo или Реньевилю!
Вскоре вдали показался мрачный Тельхэмский холм
516

с поросшей лесом вершиной, где уже сверкали распис¬
ные щиты воинов Гарольда. По приказу герцога мы
остановились все как один — и пешие, и конные. Оба
войска, прежде чем сойтись, замерли в тревожном ожи¬
дании. Однако, честно признаться, еще никогда в жизни
не ощущал я столь радостного трепета, как в те корот¬
кие мгновения перед битвой.
Англичане то ли не умели, то ли просто не желали
сражаться верхом. Саксонские рыцари, бросив коней,
смешались с пешими воинами — вольноотпущенными
крестьянами, которых, как потом рассказывали те из
них, кто уцелел, Гарольд согнал в ополчение со всех
окрестностей Лондона; их вооружение состояло из вил,
окованных железом рогатин да палиц. Правда, большая
часть англичан, включая военачальников, была воору¬
жена копьями, дротиками и, главным образом, гроз¬
ными датскими боевыми топорами на длинных рукоят¬
ках, или, иначе, гизармами. Я уже говорил, что с одной
стороны к Тельхэмскому холму подступал густой лес,
служивший естественным укреплением позиции Гароль¬
да; с двух других сторон холм обрывался крутыми
спусками. Единственную же нам доступную сторону
Гарольд перегородил частоколом, заслонив бреши между
кольями высокими щитами, вкопанными в землю ост¬
рыми концами. Так образовалась как бы сплошная
подвижная стена, за которой, точно дикий зверь, затаил¬
ся неприятель. Гарольд призывал воинов стоять горой
и всячески обадривал их:
—	Нормандцы — гордые, неустрашимые воины, они
прошли огонь и воду и привыкли побеждать! Помните
это, англичане, братья! Коли сокрушат они стену из
щитов и ворвутся в наш стан — всем вам конец! Тогда
никому не будет пощады! У них копья и мечи, а у нас
острые топоры, против которых их оружие — ничто.
Рубите нормандцев, не жалея сил, не щадите ни людей,
ни лошадей, ни пеших в худых доспехах, ни всадников
в позолоченных кольчугах, ни графов, ни принцев, ни
мужиков, ни сеньоров — никого: ибо все они ваши кров¬
ные враги и жаждут вашей погибели! Пусть каждый
выберет себе жертву и встанет грудью на защиту лагеря,
даже если будет ранен! Пусть живой, презрев страх,
займет место мертвого, дабы стена оставалась непоко¬
лебимой, потому как только за нею наше спасение...
517

Воины из графства Кент попросили Гарольда ока¬
зать им честь первыми принять на себя удар норманд¬
цев, и сия честь, а вернее, привилегия, была им оказана,
тогда как лондонскому ополчению предстояло защищать
королевский штандарт и самого короля.
Я оглянулся назад только из любопытства: на хол¬
мах окрест нашего лагеря собрались челядь и мастеро¬
вые; вместе с ними стояли, преклонив колена, святые
отцы и монахи. Одни расположились так, чтобы можно
было хорошо видеть ход битвы. Другие молились во
славу нормандского оружия и за спасение душ наших.
Епископ Одон был с нами. Он гарцевал на белом коне
рядом с Вильгельмом; на нем была кольчуга, а поверх
нее — белоснежный стихарь*. Духовный сан запрещал
ему проливать кровь, и у него не было ни копья, ни
меча, а одна лишь палица о трех окованных железом
концах.
Вдруг воздух сотрясся: это грянули трубы и рога.
И тут же яростной волной вскинулись щиты и копья,
выгнулись луки. Побледнели и зарделись лица, встре¬
пенулись даже слабые духом и расправили плечи бес¬
страшные. Всколыхнулась конница — вся, до_ единого
всадника. Шишаки, шлемы, щиты, копья и кольчуги
сверкнули, как один мощный ослепительный луч. Кри¬
ки людей смешались с ржанием коней, топотом копыт,
ног и лязгом железа. Земля содрогнулась, словно от
ужаса — прямо перед нами в небо взмыло бесчислен¬
ное воронье. Нормандцы прокричали: «Деке Айе!», бре¬
тонцы воскликнули: «Маслон!» — что на обоих наречиях
означает: «Да поможет нам Бог!» Следом рявкнули
англичане: «Оликросс!», «Годмит!», или по-нашему —
«Святой крест!», «Боже всемогущий!». Внезапно перед¬
ние ряды нашей конницы, нарушив строй, резко отпря¬
нули кто в сторону, кто назад: кони вскидывались на
дыбы и валились наземь, давя друг друга и запутавших¬
ся в стременах всадников,— то были первые жертвы
этого нескончаемого кровавого дня!
Но вот Гарольдов ров уже позади. Стена из щитов
и частокола все ближе и ближе. На нас обрушился
дождь копий, дротиков и стрел: он без разбору косил
*	Стихарь — длиннополая, с широкими рукавами мантия
для богослужений.
518

всех, кто мчался впереди, всадников и лошадей,— под
копытами наседавшей сзади конницы сраженные люди
и животные тут же превращались в сплошное крова¬
вое месиво. Завязался рукопашный бой, лютый, страш¬
ный,—отчаянные вопли раненых заглушали стоны и
мольбы умирающих и сливались в одну жуткую, леде¬
нящую кровь картину ада. Щиты саксонцев при нашем
приближении раздвигались и мгновенно смыкались, и
сквозь бреши на нас обрушивался чудовищный шквал
копий, стрел и топоров. Одним таким топором коню
Герара начисто снесло голову, и он вместе с моим дру¬
гом исчез в клокочущей телами людей и коней давке.
Грозные гизармы кромсали железо, как обыкновенное
полотно — шелковое или льняное,— от них на груди
воинов оставались ужасные раны, из которых кровь
хлестала, точно вода из фонтана. Под их ударами ши¬
шаки и шлемы раскалывались, словно яичная скорлупа;
один взмах гизармы — и человек, не успев и глазом
моргнуть, терял руку или ногу. Одна такая отрубленная
ладонь угодила мне прямо в лицо — кто из убитых
товарищей, сам того не ведая, наградил меня этой
жуткой кровавой пощечиной, я так и не узнал!
Вскоре, однако, пришлось отступить — слишком уж
упорно защищались англичане. Заметив, что мы отхо¬
дим, они подняли ликующий рев. Вильгельм был уже
без коня — как и Тустен, его знаменосец. Галисийский
скакун пал, израненный копьями и топорами. Он был
первой жертвой. Следом за ним та же участь постигла
и двух других коней герцога.
Но вот мы снова ринулись на приступ, англичане
перестали вопить — видать, решили поберечь силы для
боя. После того как мы отступили, они воспряли было
духом — верно, думали, что нам нипочем их не сломить,
не говоря уж о том, чтобы завладеть Гарольдовым
штандартом. Вторая атака тоже разбилась о неприя¬
тельский частокол, и уцелевшие нормандцы, истекая
кровью, в изрубленных в клочья кольчугах, измятых
шишаках и шлемах, с разбитыми, расколотыми щита¬
ми, на изувеченных конях, опять были вынуждены
отойти к подножию холма. Так же закончились третий
и все последующие штурмы. При воспоминании о пер¬
вых трагических неудачах, о гибели сотен и сотен на¬
ших ратников, еще недавно исполненных такой отваги,
решимости и веры, сердце мое сжимается от боли! Они
шли и шли на приступ вершины тесно сомкнутым стро¬
519

ем, подобно неукротимым морским валам, что с гроз¬
ным рокотом, вздымая пену, обрушиваются на твердую
скалу, разбиваются о ее монолит и с гулким шипением
откатываются назад, чтобы потом ринуться на нее с
новой мощью, и так до бесконечности.
И тут ряды наши охватила паника. Левый фланг
дрогнул и подался назад, увлекая за собой все войско.
Одон с герцогом кинулись наперерез бегущим; герцог
воздел руку, копье угрожающе сверкнуло — несчаст¬
ные, поверившие слуху, будто Вильгельма убили, так
и замерли на месте. Герцог сорвал с головы шлем,
чтобы всем было видно его лицо, и воскликнул:
—	Стойте! Глядите! Я жив! С Божьей помощью,
победа будет за мной! Бегство же смерти подобно!
Они перережут вас, как стадо баранов...
В это время самые храбрые из англичан бросились
вдогонку за теми, кто отступал в последних рядах.
Однако эта дерзость ничуть не устрашила нормандцев,
они остановились, сомкнулись плечом к плечу — и пе¬
ребили преследователей всех до одного. Безрассудная
вылазка стоила неприятелю немалых жертв, Вильгель¬
ма же она кое-чему научила. Мы заметили, как он
пристально разглядывал сплошную линию частокола,
который нам не удалось сокрушить ценою даже самых
отчаянных усилий. Затем он сказал главным воена¬
чальникам, что на штурм придется идти еще раз, но,
как только прогремят трубы, они должны будут тотчас
же повернуть дружины назад и сделать вид, будто отсту¬
пают — в панике и беспорядке. И вот пешие и конные
устремились к вершине. Но, не успел завязаться бой,
как они развернулись и помчались вниз — на равнину.
Хитрость превзошла все ожидания! Снизу мы видели,
как разомкнулись щиты и в проходы между ними с ди¬
кими воинственными воплями лавиной хлынул неприя¬
тель. Следом за пешими дружинами ринулась конни¬
ца — английским сеньорам, верно, не терпелось скре¬
стить с нами свои топоры. Трубы и рога проревели
еще раз. Наши тут же развернулись к неприятелю ли¬
цом. Англичане от неожиданности застыли как вкопан¬
ные, не зная, куда податься. Мы окружили их и пере¬
били всех до последнего, хотя защищались они на
редкость умело. Вокруг меня английские и нормандские
воины схлестнулись не на живот, а на смерть, и, если б
520

не Герар, я бы непременно погиб рядом с сиром Виль¬
гельмом. Ловким ударом меча Герар отсек рукоять
топора, занесенного над моей головой. Но, падая, то¬
пор все-таки задел мне руку и бедро. В тот же миг
саксонский рыцарь проглотил острие моего копья, что,
думаю, вряд ли пришлось ему по вкусу. Мы, оруже¬
носцы, не имели права оставить герцога ни при каких
обстоятельствах, разве что когда он сам посылал нас
с поручениями на тот или иной участок битвы. И я сво¬
ими глазами видел и могу подтвердить, что как воину
ему не было равных. На коне и без коня он являл собою
пример небывалой ловкости, силы и доблести, достой¬
ный его высокого титула. Он бросался на выручку
взятым в окружение товарищам, не щадя собственной
жизни, заслонял грудью раненых и при этом еще успе¬
вал командовать всем войском.
Глава XVIII
РОВ ДЬЯВОЛА
По команде Вильгельма мы еще дважды провели
ловкий маневр с будто бы поспешным, беспорядочным
отступлением. Но англичане, однако, по-прежнему удер¬
живали свои позиции, стена из щитов как стояла, так
и осталась стоять, нерушимая. Хоть неприятельское
войско вокруг Гарольдова штандарта и поредело, при¬
том заметно, немало и нормандцев нашли смерть от
сверкавших топоров-молний и теперь лежали впере¬
мешку, кто лицом к земле, кто к небу, раздавленные
копьями нашей же конницы! Какие чудеса храбрости
являли в этой битве нормандские рыцари — я сам это
видел, да не только я один!
Помню, оказался я рядом с Гуго Гранменильским,
коему вскорости суждено было стать виконтом Лестер-
ширским, владетелем доброй сотни замков с поместья¬
ми в Англии. Он из-за своего коня едва не погиб, чуть
было не лишился всего, что обещал ему Вильгельм.
Коня он взял у одного из своих рыцарей, то ли смер¬
тельно раненного, то ли погибшего. Ошалев от грохота
побоища, жеребец осел на задние ноги, потом взмет¬
нулся вверх, перелетел через наши головы, через щиты
англичан и понес всадника прямо в стан неприятеля.
Мы было бросились ему на выручку, но путь нам пре¬
521

градили грозные топоры саксонцев; и тут вдруг шалый
жеребец, раскидав крупом насевших на него англичан,
круто развернулся и лихим прыжком перелетел снова
к нам. Гуго уж, верно, простился с жизнью, ни один
из нас ничем не смог бы ему помочь, даже герцог
Вильгельм.
Племянник Рауля Тессона, Робер Эрнейский, по¬
клялся первым захватить Гарольдов штандарт. Про¬
рвавшись со своими рыцарями через неприятельский
заслон, он с копьем наперевес припустил коня прями¬
ком на Гарольда. Но на него и на коня его градом об¬
рушились топоры. Позже мы нашли изувеченное тело
рыцаря Эрнейского подле английского штандарта, рядом
с телами Гарольда и двух его братьев.
Все восхищались сыном Ру-ле-Блана, нашим Тус-
теном, который нес знамя Нормандии— в него-то в
основном и метили англичане. Бесстрашный Тустен
следовал рядом с сиром Вильгельмом, словно тень,
поспевал за ним повсюду и замирал на месте, когда
герцог останавливался, чтобы перевести дух. Каким-то
чудом за весь день его даже не царапнуло, хотя от
неприятеля он отбивался одним щитом, потому как в
другой руке у него было знамя Нормандии. Правда,
мы прикрывали его, как могли. Нам было велено в
случае гибели Тустена тотчас подхватить штандарт,
чтобы англичане не подумали, будто победа уже за
ними, и чтобы наши, не дай Бог, не впали в отчаяние.
Ужасы битвы! Перо противится описывать их —
с годами, размышляя о скоротечности отпущенного
человеку времени, я понял, что ярость, неистовство
и жестокость есть первейшие его грехи! Сказать по
правде, хотя плоть моя и уцелела в той лютой бойне,
в душе осталась такая страшная рана, которая уж,
видно, никогда не заживет.
Был среди англичан один великан, настоящий одер¬
жимый, он смело врезался в самую гущу наших луч¬
ников и рубил их топором направо и налево. На храб¬
реце не было даже кольчуги — только деревянный шлем,
который он, по всему видать, выдолбил своими руками.
Кто-то из нормандских рыцарей, завидев исполина,
обрушил на его голову меч, да так, что от удара шлем
сполз тому на глаза. Англичанин не успел поднять
руку, чтобы поправить шлем, как нормандец одним
махом отрубил ее выше кисти. Вместе с рукой англи¬
чанин потерял и топор. Кто-то из наших нагнулся за
522

ним. И тут другой англичанин хватил его сверху гизар-
мой, да так, что раскроил спину, точно трухлявый
чурбан.
Еще один англичанин, быстроногий, как олень, при¬
нялся крушить лошадей: те падали прямо на всадников,
не успевавших высвободить ноги из стремян, и давили
их, несчастных, насмерть. Подобравшись к этому англий¬
скому рубаке, Роджер Монтгомери проткнул его копьем
насквозь.
В этом кровавом кошмаре единственным слабым
лучиком человечности была братская взаимовыручка.
Друг, не задумываясь, готов был пожертвовать собой,
только бы спасти товарища по оружию, брата или
родственника, закрыв его грудью от смертоносных дат¬
ских топоров; вассал бесстрашно бросался на врага,
принимая на себя удар, предназначавшийся для сеньора.
И здесь, как я уже говорил, примером всем был наш
неустрашимый герцог: сколько воинов спас он в этой
бойне, хотя спасенные даже не подозревали, что своею
жизнью они обязаны только ему! Я собственными гла¬
зами видал, как Вильгельм де Мале, сир де Гравиль,
случайно попал во вражье кольцо. Он остался без коня,
щит его был разбит вдребезги. Его гибель стала бы
невосполнимой потерей для отряда, которым он коман¬
довал. Но ему на выручку тут же бросился сир де
Монфор — один — и вызволил товарища из окружения.
Меч в его деснице вращался, подобно мельничному
крылу, сокрушая всех, кому хватало безрассудства
встать на пути рыцаря.
—	Гони их к морю! К морю! — ревели англичане.—
Пусть выхлебают его все до последней капли, жалкие
трусы!
Как только англичане чувствовали, что одерживают
верх, они принимались оскорблять нас по-всякому, но
их злобное тявканье тотчас заглушал наш боевой клич.
Вот уже часа три длилось побоище, и удача все
колебалась, не зная, на чью сторону склониться. Стена
из щитов все еще оставалась неприступным заслоном,
Гарольдов штандарт по-прежнему маячил на вершине
холма, колыхался на ветру. Усталость и отчаяние ма¬
ло-помалу овладевали даже самыми стойкими. Надобно
было спешно что-то предпринимать! Нормандские стре¬
лы одна за другой вонзались в щиты англичан, но про¬
523

бить их насквозь не могли. Мгновение-другое — и не¬
приятельские заслоны ощетинились, точно громадные
ежи, но саксонцы, схоронившиеся за ними, оставались
целы и невредимы. Тогда Вильгельм скомандовал луч¬
никам взять малость повыше, дабы увеличить даль¬
ность полета стрел — чтобы они, пролетев поверх щи¬
тов, поражали неприятеля прямо в головы. Подручные
интенданта раздали лучникам полные колчаны. И стре¬
лы шквалом обрушились на англичан, подобно ливню,
гонимому ураганным ветром. Мы слышали только, как
звенели тетивы, свистели стрелы и кричали раненые
англичане. Их была тьма, и скоро на холме даже
мертвому негде было упасть; но те, кто все же устоял,
продолжали отчаянно защищаться. Однако лучники
сделали свое дело — стена, кажется, раздалась и меж
щитов теперь зияли довольно широкие бреши.
Вильгельм, скомандовав лучникам прекратить стрель¬
бу, бросил на штурм холма конницу. Англичане пона¬
чалу с сознанием мрачной обреченности защищались,
потом дрогнули и пустились наутек. Победа была за
нами. Герцог искал глазами Гарольда. Он, как и мы, не
знал, что Гарольд лежал уже бездыханный, с пронзен¬
ной насквозь головой — стрела угодила ему точно в
глаз. Не знал, что вместе с узурпатором погибли и оба
его брата — графы Герт и Леофвайн. И что у англичан
больше не осталось ни одного военачальника,— впро¬
чем, англичане и сами не ведали о том. Сир Вильгельм
хотел поднять низвергнутый вражеский штандарт — и
это едва не стоило ему жизни. На герцога кинулся
саксонский рыцарь и так сильно рубанул его топором,
что непременно убил бы, окажись чуть более ловким.
От удара на шлеме Вильгельма образовалась глубокая
вмятина, но шлем не раскололся — герцога качнуло
в седле. Что сталось бы с ним, упади он наземь? Но
он удержался в стременах и вскинул было меч. Англи¬
чанин пустился наутек. Его тотчас нагнали и проткну¬
ли сразу несколькими копьями.
Однако же, как ни удивительно, битва еще не за¬
кончилась. Поражение Гарольдова войска внезапно
едва не обернулось для нас трагедией. Англичане пре¬
кратили сопротивление и спасались бегством, наши,
воспрянув духом, пустились за ними вслед и без вся¬
кой пощады добивали прямо на бегу. Земля покрылась
сплошным слоем из тел убитых и раненых. Казалось,
уже ничто не спасет беглецов. День мало-помалу кло¬
524

нился к вечеру, на широкий, глубокий, обрамленный
густым кустарником ров, служивший укреплением не¬
приятелю, легли первые сумерки. Нормандские рыцари,
вовремя не разглядев его, не успели осадить лошадей
и кучно, как и скакали, рухнули туда, давя друг друга
насмерть. Завидев, что с нормандцами случилось что-то
неладное, англичане остановились и, тут же оценив
обстановку, вновь ринулись на нас.
Это трагическое происшествие запечатлено во фраг¬
менте Байейского полотна под названием «Синий конь».
Вот он, проклятый ров, куда попадали кони и люди;
они силятся подняться, выбраться наружу — но страш¬
ная давка и сумятица не позволяют им сделать это.
Там, на дне рва, нашли свою смерть многие норманд¬
ские рыцари, храбрейшие из храбрых. Тех, кого не
задавили кони, у кого уцелели руки и ноги,— тех доби¬
ли англичане. Там, на дне рва, оборвалась славная
жизнь Эрнуфля де Лэгля, друга моего отца. Это зло¬
получное место мы потом окрестили Рвом дьявола —
точнее и не скажешь.
В образовавшейся неразберихе наши было подумали,
что из Лондона подоспело подкрепление, и уже повер¬
нули назад. Эсташ Булонский, видать, вконец ополо¬
умев, вдруг велел своим дружинам отступить. И если б
не Вильгельм, своей властью остановивший бегущих,
наша только зарождавшаяся тогда победа непременно
обернулась бы бесславным поражением. У герцога от
копья остался лишь обрубок; он безжалостно колотил
им по спинам трусов, но так, чтобы не ранить. Эсташ,
оголтело ревевший, мгновенно смолк — удар, что полу¬
чил он меж лопаток, был страшен, изо рта у него хлы¬
нула кровь, но он остался жив! Следом за тем герцог
пустил вперед конницу, и та, обогнув ров, рассеяла
вновь сплотившиеся ряды неприятеля. Уцелевшие англи¬
чане побежали в сторону Лондона, однако почти все
они полегли по дороге, не успев добраться даже до
леса.
Трубы протрубили сбор. Надвигалась ночь, и герцог
не хотел, чтобы войско разбрелось по округе. Спешив¬
шись, он взял под уздцы коня, четвертого за этот день,
и отправился взглянуть на поле битвы. Готье Жиффар,
удивившись его беспечности, осторожно заметил:
—	Сир, а что, если меж убитых или умирающих
525

врагов затаился один, целый и невредимый? Вдруг он,
очертя голову, бросится на вас — чтобы поквитаться за
своих? Терять-то ему уже нечего!
— Готье,— ответствовал герцог,— коли Господу
будет угодно, чтобы кто-то из англичан отомстил...
Его странные слова многих ввергли в недоумение,
каждый почувствовал и понял их по-своему.
— Он знает,— шепнул мне Герар,— ни у кого духу
не хватит...
Я же ощутил, как сердце Вильгельма, пытавшегося
объять взглядом страшное зрелище, что открылось пред
нами, сжалось от неутолимой боли. На западе медленно
угасали последние отблески дня. Луна уже озарила хо¬
лодным светом зловещую картину — и тени раствори¬
лись. Неоглядное пространство было сплошь усеяно
истерзанными, окровавленными телами убитых — у кого
не было руки, у кого — ноги, а кто лежал и вовсе обез¬
главленный, изувеченный до неузнаваемости. А ведь то
был цвет нормандского и английского рыцарства! Хотя
верно, что всякий тиран и клятвопреступник достоин
самой жуткой смерти, а присные его — великого по¬
зора, я понимал и глубоко разделял боль, терзавшую
моего повелителя. Погибшие, застигнутые врасплох
ужасной смертью, еще вчера дышали, жили... Но вот
души покинули безжизненную плоть, и лики мертвых
застыли в гримасах ужаса и смятения, бессмысленной
злобы и ярости. Зрелище потрясло меня, я вдруг ощу¬
тил удушье от комка в горле, возникшего вместе со
слезами на глазах.
Герцог спросил:
—	Что с тобой?
—	Я молюсь, мой повелитель. За них... за всех!
Герар ткнул меня в бок. Но герцог ответил как бы
в укор ему:
—	Ия молюсь за них, ибо все они пали в честном
бою. И да помилует Господь тех, кто защищал неправое
дело.
Отовсюду доносились жалобные стоны и хрипы ра¬
неных.
—	Пускай же Вадар,— воскликнул Вильгельм,— по¬
шлет людей подобрать несчастных! И пусть их выхажи¬
вают, коли возможно будет.
—	И англичан, мой повелитель?
—	И англичан, но только отдельно от наших. Во¬
истину нет зрелища ужасней: оно разрывает мне сердце.
526

Время от времени стоны раненых заглушались жут¬
ким ржанием бьющихся в предсмертных судорогах ло¬
шадей; бедные животные, в агонии перебирая в возду¬
хе ногами, вздымали гривастые головы, смотрели на
нас потускневшими, уже незрячими глазами и тут же
валились замертво. Но для них мы сделать ничего не
могли.
Далеко-далеко, там, где стоял наш лагерь, мерцали
огоньки костров — их слабое свечение радовало и успо¬
каивало нас. Из-за лагерного частокола в ночное небо
потянулись струйки дыма — кашевары, видать, уже
старались вовсю. Герар, не удержавшись, сказал:
—	Эх, с какой бы радостью я сейчас что-нибудь по¬
жевал. А пить как хочется — спасу нет! У меня с са¬
мого утра маковой росинки во рту не было — такое
со мной впервые.
—	Погоди, парень, впереди у тебя такого будет
вдосталь,— заметил ему бывалый рыцарь.
При свете факелов, в присутствии всех своих при¬
ближенных герцог принялся снимать с себя доспехи.
Освободив руку из ремней, он бросил наземь щит, и
мы поразились, как он только мог им защищаться:
щит был до того изрублен и исколот, что едва не рас¬
сыпался на куски. Затем он расстегнул пряжку на
поясе и отдал меч кому-то из оруженосцев. Тот извлек
его из ножен: клинок оказался сплошь в зазубринах.
Потом он снял шлем, весь в трещинах и вмятинах, и
кто-то воскликнул:
—	О чудо, как он только не раскололся!
Дошел черед до позолоченной кольчуги. В зыбком
свете факелов было видно, что шейный обод сильно по¬
гнулся, и без помощи герцогу кольчугу было не снять.
Мы помогли ему. И опять кто-то произнес:
—	Неужто она могла его защитить — просто удиви¬
тельно!
Изрубленная кольчуга соскользнула на землю, и от
нее оторвался капюшон.
Те, кто прежде видел герцога лишь издали — во
главе ли войска, или на троне,— теперь могли ближе
разглядеть его могучее тело. И снова кто-то изумился,
высказав вслух, что подумали все:
—	Какая стать! Воистину королевская стать!
Ему вторил другой голос:
527

—	Разве кто-нибудь сравнится с ним? Никто: ни
Роланд *, ни доблестный Оливье **!
И тут вдруг из сотен, нет, тысяч глоток вырвался
слитный громогласный победный клич. Герцог попросил
тишины и объявил:
—	Да, друзья мои, мы победили, и за это в первую
голову я хочу поблагодарить ее величество Доблесть,
ибо с ее помощью победа досталась нам. Я благодарю
всех вас, рыцари, оруженосцы, наемники, доброволь¬
цы. Я говорю спасибо и вам, павшие други. Велико
наше горе, и никакая радость не способна скрасить его,
ибо скорбь по погибшим братьям разрывает сердца
наши — еще долго ничто не сможет их утешить.
Глава XIX
ЭДИТ ЛЕБЕДИНАЯ ШЕЯ
На другой день мы отделили тела наших воинов от
останков англичан, и погребли их с почестями. Какой
тягостный, горький труд выпал на нашу долю! Почти
всех погибших мы захоронили нагими, без кольчуг, по¬
тому как они были в большой цене, а убитым отныне без
надобности. Сняли мы доспехи и с англичан. Наутро к
Вильгельму из Лондона прибыли благородные дамы в со¬
провождении родни и челяди. Они умоляли герцога по¬
зволить им отыскать тела погибших мужей и предать их
земле по-христиански. Но тут вмешался непреклонный
епископ Одон:
—	Сие будет не по справедливости! Они стали за
неправое дело и своею смертью искупили безрассуд¬
ство Гарольда. Они и сами превратились в клятвопре¬
ступников — так пусть же остаются там, где их настигла
смерть, на растерзанье птицам да волкам: ибо недостой¬
ны они быть преданными земле, святыне святынь, и
покойно ждать воскрешения.
Однако Вильгельм, будучи по натуре великодушным
и отнюдь не мстительным, повелел ему молчать и внял
* Роланд — легендарный бретонский маркграф, племянник
Карла Великого; участник похода Карла в Испанию; в 778 г. погиб в
битве с басками в ущелье Ронсеваль. Герой эпоса «Песнь о Роланде».
*	* Оливье — бесстрашный странствующий рыцарь, неразлуч¬
ный спутник и друг Роланда.
528

мольбам вдов павших врагов. Они не без опаски при¬
соединились к нам, охваченные безутешным горем, и
принялись искать — кто горячо любимого отца, кто
брата, кто супруга. Я не мог вынести их слез и отвер¬
нулся, потом мне и вовсе сделалось невмочь, и, выслушав
насмешки Герара, я побрел к лагерю. Но вскорости он
и сам поспешил за мною следом.
—	Мне тоже,— признался он,— что-то тошнехонь-
ко. Сердце просто разрывается!
Но тут Герар снова отпустил какую-то шутку: друг
мой силился не выдать свое состояние. Юности кажутся
противоестественными кровь, боль, смерть, и я понимал,
что он шутил, несмотря на то, что его душу, как и мою,
терзали странные, противоречивые чувства.
О	том, как был погребен Гарольд, ходили разные
кривотолки. Сказывали, к примеру, будто бы герцог
наотрез отказался выдать его останки графине Гите,
матери короля, «даже когда та предложила отдать
столько золота, сколько весит его тело». Еще говари¬
вали, будто злой шутки ради он передал Гарольдовы
останки Вильгельму Мале, чтобы тот закопал их на мор¬
ском берегу, который Гарольд так и не сумел отстоять.
Но сир Вильгельм никогда не пал бы так низко. Ежели
говорить начистоту, он не мог ни возвратить их Гите, ни
закопать на берегу, потому как поутру тела Гарольда
мы не нашли. С убитых уже сняли и доспехи, и регалии.
Вершина холма, где *кедавно полоскался на ветру ко¬
ролевский штандарт, была усеяна голыми телами англи¬
чан, и почти все они оказались изувеченными до не¬
узнаваемости.
Потом к герцогу пожаловали два монаха из Уолт-
хэмского аббатства, что некогда основал Гарольд. Они
были с ним и при Гастингсе — молились за спасение
его души в знак признательности за щедрость к ним
самим и к их обители. В кровавой резне они уцелели
лишь чудом. И вот теперь пришли за телом своего
благодетеля. Вильгельм сказал, что они могут забрать
его, коли отыщут. Монахи, однако, хотя и входили в
ближайшее окружение Гарольда, так и не смогли опо¬
знать его среди скопища убитых. Тогда они отправились
в Лондон и вскоре воротились назад, в Гастингс, с той,
которая больше всех любила Гарольда и которую Га¬
рольд любил как никого другого,— Эдит Лебединой
529

Шеей, писаной красавицей, хрупкой и изящной, с кожей
точно снег. Монахи повели ее на вершину холма. Там,
трепещущую от горя и отчаяния, ее подвели к мертвым,
и она склонялась над каждым, словно в молитве. Но вот
она признала в одном из убитых Гарольда — по каким-
то тайным, только ей одной ведомым признакам, и ве¬
лела переправить его в Уолтхэмский монастырь. Я не
знаю, что сталось с нею потом. Она вошла в мой рас¬
сказ затем, чтобы тут же исчезнуть,— дивный цветок,
нежданно возникший посреди кровавой, смрадной
бойни, на которую у меня больше не было сил глядеть.
Мне и сейчас, спустя годы, претит вспоминать об этом —
и я, ничуть не сожалея, позволю себе опустить здесь
подробности этого кошмарного воспоминания.
Многие из нас считали, что внесли достойную лепту
в победу и теперь с нетерпением ждали, когда корона,
оброненная Гарольдом, украсит чело Вильгельма и когда
Вильгельм, как обещал, начнет распределять имущество
побежденных. Однако герцог, на чью долю в юности
выпало немало лишений, знал, что долготерпение есть
величайшая из добродетелей. Он понимал, что Англия
пока только потерпела поражение, но еще не покорена.
Его весьма беспокоили северные земли и странное мол¬
чание графов Эдвина и Моркара — они как будто в воду
канули. И тогда он решил перво-наперво захватить
Лондон.
Оставив часть войска сторожить корабли, мы двину¬
лись на Кент, а после — на Дувр с его, как считалось,
неприступной крепостью, что стояла прямо над морем
на самой вершине скалы. Ввергнутые в ужас поражением
Гарольда, англичане не оказывали нам почти никакого
сопротивления — они, скорее, предпочитали сдаться в
полон, нежели сражаться. Однако из-за злого умысла
некоторых поселян — не знаю, так это было на самом
деле или нет — наше победоносное шествие едва не
завершилось трагически. Многие нормандцы, вкусив мя¬
са, что дали нам местные жители, и испив воды из их ко¬
лодцев, вдруг почувствовали ужасные боли в животе.
Некоторые даже поумирали; сия горькая участь чуть
было не постигла и Герара, однако молодость взяла-
таки свое, и он выкарабкался. Герцог сам тоже за¬
недужил, но, опасаясь вражьего заговора, он, невзирая
на наши муки, дал нам на поправку всего лишь несколь¬
ко дней.
Кентербери, духовный оплот англичан, сдался без
530

боя. После короткого сопротивления, закончившегося
крайне опрометчивой вылазкой тамошнего ополчения,
был захвачен и Лондон. Между тем архиепископ Сти-
гант, славный хитростью и коварством, повелел вместо
Гарольда избрать нового короля. Им стал малолетний
Эдгар Этелинг из рода усопшего Эдуарда. Но вслед
затем, однако, тот же Стигант первым отрекся от ко-
роля-отрока и подобострастно преклонил колено пред
герцогом Вильгельмом. Наш повелитель принял от архи¬
епископа уверения в дружбе, сделав вид, будто ему не¬
ведомо об избрании Эдгара, и на всякий случай велел
своим людям не спускать глаз с шельмы ни днем, ни
ночью, ибо он знал, что Папа отлучил Стиганта от
церкви, и не без основания, причем весьма серьезного.
Следуя обычаю, Вильгельм собрал на совет вельмож,
баронов и духовенство, изложил свои требования и
просил каждого высказать все, что тот думает. Но тут
поднялся виконт Эмери Туарский и, выражая общее
мнение, произнес:
—	Никогда прежде, сир Вильгельм, рыцарей на столь
высокое собрание не звали, разве что за редкими, ис¬
ключительными случаями. Мы не станем понапрасну
терять время и обсуждать то, чего желаем все — лишь
бы желание наше скорее свершилось! Можем ли мы из¬
брать кого-либо вместо вас? Кто, кроме вас, достоин
быть королем Англии? Если не вы — зачем тогда при¬
шли мы сюда?
—	Вот-вот,— вторило ему собрание,— что мы здесь
забыли?
Сеньоры без долгих размышлений поклялись ему в
верности — и декабря 25-го, в день Рождества Христо¬
ва, в церкви Святош Петра в Вестминстере состоялась
коронация. Но не* Стигант короновал Вильгельма, а
архиепископ Йоркский. Он, как велит обычай этой земли,
спросил англичан, что были там, признают ли они Виль¬
гельма своим королем, а епископ Жоффруа Кутансий-
ский задал тот же вопрос нам. И англичане, и нормандцы
громко прокричали: «Виват!» — и на чело герцога была
возложена заветная трилистная золотая корона с доро¬
гими каменьями, которую он завоевал с мечом в руке.
Конные и пешие нормандцы, стоявшие на страже сна¬
ружи, видно, неправильно поняли причину, вызвавшую
столь оглушительный шум. Они, похоже, подумали, буд¬
то враги покусились на жизнь герцога, и бросились
поджигать постройки вокруг церкви. Через мгновение-
531

другое великое ликование переросло в неописуемое смя¬
тение и ужас. Народ валом повалил из церкви, все тут
же ринулись тушить пожар: нормандцы — в полном не¬
доумении, англичане — с криками об измене. Беда стря¬
слась и впрямь страшная — у алтаря, помимо прелатов
и монахов, остались только оруженосцы и десяток-дру-
гой рыцарей. Коронование было скомкано. Король Виль¬
гельм был взволнован не меньше нашего. Какая, однако
же, странная была у него судьба: его радость всегда и
непременно что-то омрачало; вырос он, почти всеми по¬
кинутый; почти все покинули его и теперь, когда на
голову ему возлагали корону. Царствие его начиналось
тревожно. Хуже того! Пламя вестминстерского пожари¬
ща разожгло в сердцах англичан злобу и ненависть к
нам на долгие времена.
Англичане повиновались нам против воли и все на¬
деялись, что придет день — и судьба избавит их от
нормандского господства. Сеньоры, не участвовавшие в
сражении при Гастингсе или уцелевшие в кровавом по¬
боище, ни за что не пожелали смириться с победой
Вильгельма и уже начали объединяться против нас в
тайные лиги. Народ оплакивал Гарольда и графов Герта
и Леофвайна как великомучеников, отдавших жизни за
родную землю. Простой люд сочувствовал горю Гиты,
которая за одни лишь месяц потеряла сразу четверых
сыновей: Тостига, Гарольда, Герта и Леофвайна. Пошла
молва, будто во всех бедах, обрушившихся на англичан,
повинен только Вильгельм: ибо он сделал так, что брат
пошел на брата, именно он разжег пламя войны, кото¬
рую Гарольд хотел избежать во что бы то ни стало.
Новый же король с присущим ему великодушием предо¬
ставил англичанам выбирать, по какому закону жить —
по нашему ли, нормандскому, либо по тому, что дей¬
ствовал при жизни Эдуарда. Под страхом лютой рас¬
правы он строго-настрого запретил нормандским воинам,
включая рыцарей, бражничать в местных кабаках, равно
как чинить разбои и грабежи.
Вместе с тем, однако,— чего англичане никак не
могли ему простить — Вильгельм раздарил своим верно¬
подданным земли и замки, некогда принадлежавшие
тем саксонцам, кто остался лежать под Гастингсом.
И вдовы и отпрыски павших, как верно предрекал
Гарольд, лишились всех прежних привилегий и благ.
Верно и то, что победители вынесли из английских
церквей и монастырей все золотое и серебряное убран¬
532

ство, украшенные драгоценными каменьями распятия,
изумительной чеканки кубки и отправили богатые тро¬
феи в Нормандию.
Весть о короновании Вильгельма пришла в Норман¬
дию только в январе года 1067-го. Хотя на море в ту
пору бушевали страшные бури, струг, несший ее, благо¬
получно достиг родных берегов. Нормандцы позабыли
про невзгоды, горести, печали, взаимную вражду. Над
землей взошла долгожданная заря мира и счастья. И не¬
виданной чистоты свет осиял замки, аббатства, города
и деревни. Даже самый захудалый пастырь, узнав о не¬
бывалой славе нашего герцога, ошутил свое собственное
величие. Мне не раз приходилось слышать от людей
ученых и просвещенных, что сие событие навеки от¬
метило благим знаком нормандский народ и что именно
оно стало источником нашей гордости и силы. Как ни
удивительно, но даже самые обездоленные почувство¬
вали, что ближе и роднее Вильгельма у них нет никого
на всем свете и что они тоже внесли посильную лепту
в Великую победу. В деревнях гордились, что их мужи¬
ки — даже если таких мужиков было двое или один —
сражались под Гастингсом. Повсюду составлялись гра¬
моты, дабы увековечить имена тех, кто отправился в
поход на Англию, вернувшихся победителями и павших.
Везде готовились к торжественной встрече героев —
непременно с грандиозными пиршествами, на подготовку
которых никто не скупился. Мне же, привыкшему су¬
дить обо всем без предубеждения и по справедливости,
думается, что после победы, вознесшей Вильгельма на
королевский престол, мы наконец смогли сполна удов¬
летворить и нашу природную гордость, и неодолимую
страсть к величию. Мы, нормандцы, любим славу, но
только громкую, лучезарную, достойную восхищения.
Другие народы, говорят, менее взыскательны к самим
себе: сказывают, будто есть даже такие, которым нра¬
вится жить в горестях и страданиях и что самое глав¬
ное для них — самоотречение. Нам же подобное само¬
отречение претит. От кого только унаследовали мы эту
гордыню и страсть к славе? Наверное, от людей с се¬
вера, повелителей морских просторов, которые не при¬
знавали над собой никакой иной власти, кроме как вла¬
сти себе подобных, ибо, считали они, только так мо¬
жет и должен жить человек, коли хочет он существо¬
вать свободно и достойно.
533

Глава XX
ТРИУМФ КОРОЛЯ ВИЛЬГЕЛЬМА
В марте года 1067-го, завершив все свои славные
дела, герцог-король возвратился в Певенси и оттуда
отплыл в Нормандию. Ему, как и нам, был нужен от¬
дых, тем паче, что мы все или пбчти все заслужили
его вполне. Вильгельм не был тщеславным, но мы по¬
нимали: ему не терпелось ступить на родную землю
потому, что только там мог он сполна вкусить радость
победы. Точно так же спешили всегда на родину и древ¬
ние государи, и те, что жили уже в наше время: завер¬
шив однажды ратные дела, они в ореоле славы пред¬
ставали перед своим народом, но не затем, чтобы при¬
низить и без того униженных, ослепив их блеском сво¬
его триумфа, а чтобы осчастливить всех и возрадоваться
вместе со всем своим народом.
Вильгельм повелел поднять на кораблях белые па¬
руса — в знак особой радости. К берегам Нормандии
отплыло десятка два стругов, потому что большая часть
нашего войска и рыцарей остались в Англии; Вильгельм
взял с собой только близких людей, а также, из пред¬
осторожности, как заложников — самых именитых
английских сеньоров и их свиту: архиепископа Стиганта,
Эдвина и Моркара и других баронов. Когда мы достигли
родных берегов, солнце сияло ослепительно, даже ярче,
нежели в самый разгар лета, когда жнецы, истомленные
нестерпимым зноем, ищут спасения в прохладе кровель,
а стада прячутся под сенью дерев или изгородей. То было
самое время великого поста, однако с высочайшего
позволения отцов церкви нас повсюду ожидали пышные
встречи — с музыкой, плясками, цветами и хвалебными
речами. У ворот Руана Вильгельма встречала несметная
ликующая толпа: в исступленном восторге люди со
всех сторон обступили нашего повелителя, пытаясь при¬
коснуться к стременам его коня, поцеловать бахрому
на тунике, золотую оторочку мантии или хотя бы ножны
меча, висевшего у него на поясе. Вскоре в окружении
придворных дам появилась герцогиня Матильда, и гер¬
цог спешился. Герцогиня преклонила пред ним колено —
как и подобает женщине при виде короля. Он живо под¬
нял ее, заключил в объятия, поцеловал в обе щеки и
молвил:
—	Благословен будь Господь! Вот мы и свиделись
534

снова, в добром здравии, увенчанные славой! Вильгельм
приветствует королеву Матильду.
Он учтиво поклонился придворным дамам, в том
числе и моей сарацинке, которая стояла с арфой в руке.
Вильгельм привез превеликое множество богатых
даров, прежде всего для церквей. Все восхищались рос¬
кошью и красотой{ алтарных покрывал, епитрахилей *
и орарей **, вышитых искусными мастерицами из граф¬
ства Кент. Меня и Герара он собственноручно посвятил
в рыцари и щедро отблагодарил. Ведь мы оба еще были
слишком молоды, чтобы притязать на фьефы в Англии,
пускай даже крохотные. И Герар был этим сильно
разочарован.
—	Конечно, недовольно ворчал он,— под Гастинг¬
сом с нашими годами никто не считался и мы дрались
наравне со старшими!
Теперь, когда мы с Миргой снова нашли друг друга,
мне было не до заморских замков и фьефов. Отныне
я владел самым дорогим, что может быть на свете,—
ее глазами, руками, голосом, улыбкой, волосами. Пока
мы не виделись, Мирга изменилась—многому научи¬
лась и любила меня теперь еще больше, чего я, при¬
знаться, и не ожидал,— так сильно, что служба при
дворе сделалась мне в тягость, ибо мешала нашему
счастью. Моя возлюбленная жена недоуменно спраши¬
вала:
—	Любезный мой сеньор, почему ты утром все куда-
то спешишь? Отчего не можем мы подольше побыть
вместе — разве мы не принадлежим друг другу? Зачем
тебе эта рыцарская служба, раз она отнимает у тебя
свободу?
Или вот еще:
—	Милый сеньор, сказывают, будто Вильгельм го¬
товится скоро покинуть Нормандию — дела снова зовут
его в Англию. Говорят, там опять неспокойно, так что
он даже не может взять с собой королеву Матильду.
—	Любимая, ничего такого я не слышал.
—	А следовало бы знать. А если это цравда, не¬
*	Епитрахиль — часть облачения священника, расшитый
узорами передник, надеваемый на шею и носимый под ризой.
** Орарь — расшитый серебром или золотом отрез ткани
(плат), который священники, перебросив через левую руку, исполь¬
зуют как атрибут богослужения.
535

ужто ты отправишься с ним? Обещай мне, господин
мой, муж мой, что ты пойдешь с ним лишь в том
случае, если он возьмет и королеву.
—	Но почему?
—	Да потому, что королеве без свиты не обойтись,
а стало быть, и без меня: она непременно захочет,
чтобы я сопровождала ее, и тогда мы с тобою будем
вместе.
«Вместе» — как сладостно звучало в устах ее это
простое слово! Оно было сродни таинственным, чарую¬
щим и вместе с тем разрывающим сердце песням, что
пела она. Это слово, этот голос, это нежное упорство
лишали меня мужества, но и почему-то делали не¬
обыкновенно счастливым. Однако об отплытии в Англию
герцог-король так ни разу и не обмолвился, и Пасху
мы отпраздновали с беспримерной пышностью в Свято-
Троицыном аббатстве в Фекане. Вильгельм созвал на
торжество и рыцарство, и простолюдинов — никого не
забыл, никого не обидел. Отныне голову его украшала
золотая королевская корона, не то, что прежде, когда
единственными регалиями, достойными его высочайше¬
го титула, были Нормандский меч и украшенные драго¬
ценными каменьями браслеты. Матильда восседала
на почетном месте рядом с мужем, правда, короны на
ней не было. Но, как говорили добрые люди, простые
вассалы, она была ей и не нужна, ибо Матильда от¬
личалась от остальных дам истинно королевским изя¬
ществом и природным благородством черт.
Но вот череда торжеств и пиров наконец заверши¬
лась и наша жизнь, полная неги и блаженства, вступи¬
ла в свою обычную колею — надобно было готовиться к
большому путешествию по городам и замкам Норман¬
дии. Прошли месяцы: весна сменилась летом, лето —
осенью. Потом задули холодные ветры — наступила
зима. У нас было ощущение, что все это время мы про¬
вели впустую — время тянулось медленно и нудно.
Но вскоре из Англии пришли недобрые вести — Виль¬
гельм вмиг оживился: он никогда не мог подолгу вкушать
плоды своих трудов в мире и спокойствии. Ступень за
ступенью восходил он по незримой лестнице к славе,
зачастую срывался и падал, чтобы затем с невероятным
упорством вновь и вновь начать трудное восхождение
к заветной цели. Все это время в Лондоне, разделив
между собою власть, правили епископ Одон и сенешал
Фиц-Осберн. Стало известно, что оба они, нарушив
536

главные запреты Вильгельма, преступили грани до¬
зволенного и покрывали нормандцев, уличенных в гра¬
бежах и убийствах. Эсташ Булонский, оправившись
после ранения при штурме Рва Дьявола, остался в
Англии и попытался захватить Дувр и установить там
свое безграничное господство. Английские бароны один
за другим умирали таинственной смертью, и, как ни
странно, в основном те, кто присягнул в верности новому
королю. Нормандские же бароны, получив уделы в Кенте
и Йорке, злоупотребляли дарованной им властью и же¬
стоко угнетали крестьян. Герцогу надобно было срочно
плыть за море, и чем скорее, тем лучше. Все это слу¬
чилось в канун нового 1068 года. Но я не буду рас¬
сказывать, как Вильгельму удалось восстановить по¬
рядок в Англии, подавить разгоревшуюся было смуту
и в конце концов, после победоносного шествия по
британской земле, упрочить там свою власть на веки
вечные.
Я умолчу об этом потому, что обязался писать только
про то, что видел собственными глазами! Незадолго до
отплытия я вдруг сильно занедужил: рана, полученная
под Гастингсом, хотя была и неглубокая и вроде быстро
затянулась, внезапно открылась, и в нее попала какая-то
зараза. Рука у меня болела нестерпимо: сначала горела
огнем, а потом стала медленно синеть. Лекари считали,
что надобно ее отрезать. Но жена моя, сарацинка, ре¬
шительно воспротивилась этому, заявив, что эти боро¬
дачи во врачевании ничегошеньки не смыслят. Она кри¬
чала им:
—	Вы хотите откромсать часть плоти его, а сами не
знаете, как остановить кровь; если вы сделаете то, что
задумали, она хлынет потоком и унесет его жизнь.
Мирга-Мишелетта прогнала их с глаз долой и, до¬
ждавшись, когда в небе показался месяц, побежала в
лес за травами; из них она сварила целебный настой —
мне пришлось его выпить — и чудодейственный бальзам,
коим смазала мне рану. Герар уж думал, что я совсем
пропал, он не отходил от меня ни днем ни ночью.
Однажды король, случайно или нет, проходя мимо на¬
ших покоев, зашел проведать меня — как некогда моего
отца Онфруа. Он посочувствовал мне, но я был не в силах
даже расслышать, что он сказал мне в утешение, не
говоря уже о том, чтобы ответить. Сквозь пелену ту¬
мана я различал лишь красный камень на пряжке гер¬
цогской мантии. Убедившись, что дела мои совсем плохи,
537

он повелел освободить меня от службы, но не уточнил ^—
видно, из вежливости — насколько: до полного ли моего
выздоровления или навсегда. Но я не сержусь на него за
это! Ибо понимаю — ему нужны здоровые, крепкие вас¬
салы, а не жалкие заморыши, про которых не знаешь,
что и думать: то ли они уже дышат на ладан, то ли еще
протянут немножко. Герар проливал надо мною горькие
слезы. Сказать по правде, я всегда подозревал, что
слезу из него выжать — пара пустяков. Злые языки
утверждают, что чрезмерное питье выходит из человека
и через глаза. Как бы то ни было, а он, явившись как-то
к Вильгельму, попросил и его освободить от службы,
хотя бы на несколько недель.
—	Потому что без Гуго,— честно признался он,—
я буду как без рук.
—	Впрочем, как и без своей женушки, не так ли?
Ладно! Но знай, в королевстве моем разных дел предо¬
статочно. Думаю, не за горами день, когда придется мне
сменить милость на гнев! И земли бунтарей я поделю
между теми, кто верен мне. Тот же, кто не пойдет
за мной и останется в Нормандии или повернет с пол-
пути,. не получит ничего, а то и потеряет все, что Ихмеет,
Неволить я никого не стану. Так что теперь, когда
ты все знаешь, выбирай сам, что тебе больше по
душе.
—	Как только Гуго сможет пойти за вами, мой по¬
велитель, я тотчас присоединюсь к нему, но не из за¬
висти к другим, потому как знаю — земли, о которых
говорите вы, получат знатные бароны, а не бедные
рыцари, как мы.
—	Мудр тот, кто начинает с малого, но это так, к
слову, а ты поступай как знаешь. Отныне в охотниках
до заморских богатств у меня не будет недостатка,
Кто пойдет за мной, внакладе не останется.
Герар колебался, силясь сделать безупречно верный
выбор между мной и собственным тщеславием. Но все
разрешилось само собой — вскоре при дворе появился
вестник из Лондона... И все же король Вильгельм не
оставил друга моего в покое и говорил с ним еще раз,
после чего стало заметно, что тот пришел в полное
замешательство.
—	Как ни жаль мне тебя, отважный Герар,— ска¬
зал Вильгельм,— а придется тебе послужить в Нор¬
мандии...
Надобно сказать, что Герар от этого только выиграл.
538

Его назначили командовать гарнизоном в Сен-JIo, кроме
того, за прошлые заслуги ему пожаловали небольшой
фьеф. И уж, конечно, ни о каком продолжении отцов¬
ского дела — скорняжества да негоции — для него не
могло быть и речи: ведь теперь, после Гастингса, он
был рыцарем. Я же все это время находился между
жизнью и смертью — и деньги, причитавшиеся мне по
заслугам, отдали Мишелетте. И она была вольна рас¬
порядиться ими по своему усмотрению: или заказать
мессу за упокой моей души, или же присовокупить к
тому, что мне удалось скопить за время службы. С той
поры, как это всегда бывает в подобных случаях, про
меня все забыли — и король, и придворные.
Глава XXI
КРЕСЛО РЕЗНОГО ДЕРЕВА
Я пальцем о палец не ударил, чтобы напомнить о
себе, хотя мог бы сделать это. Нет, я не впал в отчаяние
или уныние, просто мне подумалось, что так будет лучше.
Когда я выздоровел, мы с женой-сарацинкой отправи¬
лись в мой родной Реньевиль. Добрую часть пути нас
сопровождал Герар: всю дорогу он рассказывал про то,
как собирается укрепить Сен-Ло — под Гастингсом он
заприметил немало полезного по части возведения
укреплений и теперь вот считал святым долгом по¬
делиться с нами своими мыслями. Он рассуждал точь-
в-точь как старик Онфруа: однажды тот уверовал, что
его сторожевая башня едва ли не самый главный фор¬
пост в Котантене, а то и во всей Нормандии. Мне
вдруг показалось, что Герар, взяв пример с Вильгельма,
уже мнил себя королем Сен-Ло. Когда же мне станови¬
лось невмочь от его безудержных фантазий, Мирга,
точнее теперь уже окончательно Мишелетта, нежно
брала меня за руку, и я успокаивался: ведь, оставшись
рядом со мной, Герар, быть может, пожертвовал своим
будущим ради того, чтобы сдержать слово, что дали мы
друг другу в отрочестве,— всегда и везде быть только
вместе. Нет, мне никогда не забыть его жертвы. И я
думал тогда:
«Иные рыцари, поди, уж стали графами да баронами,
владетелями богатых поместий в Англии и состоят на
539

выгодной службе. Но стоит ли завидовать этому, ведь
теперь им придется отстаивать и титулы, и владения в
жестокой борьбе с такими же, как они. Разве тебе негде
жить? Разве нет у тебя славного друга, каких еще по¬
искать, красавицы жены, которая так горячо тебя лю¬
бит, что пошла за тобой в бухту Сен-Валери, а потом
выходила своими волшебными ручками? Ты плавал за
море, заглядывал в лицо смерти и живой вернулся в
родную землю, полный впечатлений, коим нет цены.
Ты был рядом с великим герцогом, когда его венчали
на королевский престол. Так неужто после всего, что
тебе довелось повидать и пережить, ты смеешь завидо¬
вать чьей-то участи?»
Герар давеча обещал принести еще чернил и перга¬
мента. Но дописать мне осталось уже немногое, и я ду¬
маю обойтись тем, что у меня пока есть,— похоже, не
сегодня-завтра я закончу рассказ... Хотя, впрочем, как
знать: нынче вечером меня здорово отвлекла дивным
пением сен-валерийская птица, что затаилась в листве
груши у меня под окном. Бедная птаха, неужто неведомо
тебе, что история моя близится к концу?.. Я благодарен
тебе за твой волшебный голос.
Король Вильгельм вознесся до невиданных высот
славы. Многие мои товарищи по оружию, с которыми
мы вместе сражались под Гастингсом, стали богатыми
могущественными сеньорами и навсегда поселились в
заморской земле. Герар сделался почти полновластным
правителем Сен-JIo, да что там Сен-Ло — всего Котан-
тена. В дни празднеств его штандарт с изображением
золотого шара был виден отовсюду. Не знаю, чем пре¬
льстил его этот символ — может, тем, что голова у него
была такая же большая и круглая: ведь она-то и не
давала покоя его ногам, и куда только они не носили
его — от Фландрии до Англии.
А я так и живу в Реньевиле, на берегу Сиены, не¬
подалеку от моря, а там, у самого горизонта, виднеют¬
ся острова — они и поныне зовут меня. Есть у меня и
свои владения: лес, где дичи всякой ловить не переловить,
виноградники, о которых я уже рассказывал, две деревни
и дом, что стоит на самой вершине скалы. Я надеюсь,
что со временем забуду все, о чем написал. Да, я ду¬
маю, отныне все это мало-помалу сотрется в памяти
моей, как поблекнут лики и краски на вышивке, что
украшает Байейский собор. Но скоро ли? Когда насту¬
пают вечерние сумерки, я вновь и вновь возвращаюсь
540

в прошлое: вижу себя на морском берегу, тьму кораблей
в море, скопище лошадей и всадников, епископа Одона,
графа де Мортена, интенданта Вадара, сира Вильгель¬
ма, Гарольда и воинов его, нашу конницу, мчавшуюся
на штурм Тельхэмского холма, лучников, павших и жи¬
вых, деревья и кровли — все это мелькает перед глазами,
будто тени, чтобы затем исчезнуть и снова вернуться.
Воистину сила памяти человеческой безмерна: проходят
годы, а она все живет в нас и не дает покоя.
Ко мне вот-вот должен заглянуть Герар. Мы, по обы¬
кновению, разделим с ним веселую обильную трапезу,
сдобренную хорошими винами, потом я прочту ему окон¬
чание моего рассказа, а Герар еще вспомнит какие-то
детали, что я забыл упомянуть, и непременно осыпет
меня упреками.
Толстая свеча стоит на своем обычном месте —
в огромном кованом подсвечнике. Пламя ее выхватывает
из темноты испещренный прожилками пергамент на
шероховатой доске и буквы, выведенные моею рукою.
Сарацинка терпеливо ожидает, пока я отложу перо. Она
сидит в массивном резном кресле, что я подарил ей,
и поглаживает кота, которого подобрала в лесу. Глаза
у него зеленые, точно у бесенка, шкура полосатая, а
брюшко белое, как у лисицы. Мирга приручила его
лаской. Я вижу, как она склоняет над зверьком черно¬
волосую голову и целует в мордочку. Но я не ревную
ее и ничуть не сержусь, хотя матушке моей подобные
ласки явно не по душе. Что мне сказать на это? Сарацин¬
ка свыклась с нашими обычаями. Ей нравится в Реньеви-
ле. А этот кот — единственное существо, напоминающее
ей о прежней дикой жизни.

СОДЕРЖАНИЕ
С. Чумаков. К читателю
5
АТЛАНТЫ
Роман
Перевод Н. Непомнящего
1
ЗОЛОТЫЕ КОНИ
Роман
Перевод П. Траннуа
239
ВИЛЬГЕЛЬМ ЗАВОЕВАТЕЛЬ
Роман
Перевод И. Алчеева
391

Бордонов Жорж
Б27 Атланты. Роман. (Пер. Н. Непомнящего). Золотые кони. Роман.
(Пер. П. Траннуа). Вильгельм Завоеватель. Роман. (Пер. И. Ал¬
чеева). АО «Прибой» — состав. М.'— 1993.— 544 с.
В первый том собрания романов Ж. Бордонова вошли произве¬
дения писателя «Атланты», «Золотые кони» и «Вильгельм Завоева¬
тель». Первый посвящен трагическим событиям, предшествовавшим
гибели легендарного суперконтинента Атлантиды. Второй роман по¬
вествует о походе Цезаря в Галлию и покорении народа венетов.
Действие третьего уносит читателя в Бретань XI века — к знамени¬
тому походу герцога Вильгельма в Англию и битве при Гастингсе
в 1066 году.
Книга адресована поклонникам историко-приключенческой
литературы.
ISBN 5—7041—81—3
ББК 84.4
Б27

Бордонов Жорж
АТЛАНТЫ
ЗОЛОТЫЕ КОНИ
ВИЛЬГЕЛЬМ ЗАВОЕВАТЕЛЬ
Редактор Л. Костюкова
Художники Н. Малиновская, Н. Бальжак
Технический редактор О. Бойко
Корректор В. Авдеева
Сдано в набор 27.05.93. Подписано в печать 08.07.93. Формат 84Х108 1/32.
Бумага офсетная. Гарнитура Таймс. Усл. печ. л. 28,56. Учетно-изд. л. 22,27.
Тираж 100 000 экз. Заказ № 1183.
АО «Прибой». 103001, г. Москва, Трехпрудный пер. 9
Издание осуществлено совместно с ПИО «Петергоф»
Отпечатано с готовых диапозитивов в ордена Трудового Красного Зна¬
мени ГП «Техническая книга» Мининформпечати РФ. 198052, г. Санкт-
Петербург, Измайловский пр., 29.