ПО ТУ СТОРОНУ
Анатолий Красиков
ВАТИКАНСКИЙ РЕПОРТАЖ
Анатолий Красиков
ВАТИКАНСКИЙ РЕПОРТАЖ
МОСКВА «СОВЕТСКАЯ РОССИЯ: 1990
32И
К78
Художник А. Житомирский
ОГЛАВЛЕНИЕ
3 «Крестовый поход» Пия XII
11 Переоценка ценностей
25 Решающий поворот
42 За мир на Земле
58 Новый руководитель Вселенского собора
77	Преемственность и перемены
91	Иоанн Павел II молится за мир
103 На пути диалога
110 Надо все обдумать
119 Встреча на высшем уровне
Красиков ▲. ▲.
К78 Ватиканский репортаж.— М.: Сов. Россия, 1990.— 128 с.— (По ту сторону).
Автор был первым советским журналистом, официально аккредитованным при Ватикане. Он встречался с главами римско-католической церкви, начиная с «папы холодной войны» Пия XII (1957) и кончая нынешним понтификом Иоанном Павлом II.
Книга рассказывает о постепенной эволюции современного католицизма, о том, как новое политическое мышление преодолевает барьеры, мешающие сотрудничеству всех людей доброй воли, верующих и неверующих.
0804000000-146 КБ_34_007_89	32И
М-105(03)90
ISBN 5—268—01158—8
Анатолий Андреевич Красиков
ВАТИКАНСКИЙ РЕПОРТАЖ
Редактор В. К Яцкевич
Художественный редактор Е Н Заломнова
Технические редакторы Г. П. Мартьянова, Е. В Кузьмина
Корректор Э. 3. Сергеева
ИБ № 5911
Сдано в набор 28.08.89. Подп. в печать 01.11.89. А05216. Формат 84ХЮ0*/з2-Бумага офс. № 2. Гарнитура журн. рубл. Печать офсетная. Усл. п. л. 6,24. Усл кр.-отт. 6,63 Уч.-изд. л. 6,20. Тираж 50 000 экз. Заказ № 274. Цена 40 к. Изд инд. ХД—287.
Ордена «Знак Почета» издательство «Советская Россия» Госкомиздате РСФСР. 103012, Москва, проезд Сапунова, 13/15.
Книжная фабрика № 1 Госкомиздата РСФСР. 144003, г Электросталь Московской области, ул. им. Тевосяна, 25.
© Издательство «Советская Россия», 1990 г.
«Крестовый поход» Пия XII
Корреспондентская работа за рубежом началась для меня со стажировки в отделении ТАСС в Италии. Мой непосредственный начальник Константин Алексеевич Новиков, которого я два года спустя заменил, хорошо знал и любил эту страну. Он не раз повторял, что настоящим журналистом-международником может стать лишь тот, кто способен писать об увиденном и услышанном без предвзятости, честно и откровенно. И я глубоко благодарен за эти советы, которым старался следовать всегда.
Вскоре после приезда в Рим, перелистывая местные еженедельники, я наткнулся на материал, показавшийся мне весьма любопытным. Это было интервью, взятое у нескольких иностранных корреспондентов, аккредитованных в Италии. Всем им был задан один вопрос: «Что в нашей стране больше всего интересует вас как журналиста?» Меня поразил самый короткий и в то же время самый емкий ответ, автором которого был корреспондент парижской «Монд» Жан д'Опи-таль: «Не что, а кто. Их двое. Это Тольятти и папа римский».
Мне посчастливилось лично познакомиться с Пальмиро Тольятти — одним из самых выдающихся марксистских мыслителей середины XX столетия, руководителем компартии, которая одна насчитывала в своих рядах больше членов, чем все остальные коммунистические партии развитых капиталистических стран, вместе взятые. Потом, выполняя горестный долг, я стоял у гроба выдающегося сына итальянского народа, а примерно месяц спустя читал в «Правде» его политическое завещание — памятную записку, которую Тольятти написал в Крыму за несколько часов до того, как был сражен роковым недугом. Меня поразила тогда не только глубина анализа обстановки в мире, в международном коммунистическом движении и в социалистических странах, включая Советский Союз, но и четкость вывода:
«Отнюдь не все те, кто в различных областях культуры, в философии, в исторических и со
3
циальных науках сегодня далек от нас, являются нашими врагами или агентами нашего врага. Именно взаимное понимание, достигнутое в результате постоянных дискуссий, дает нам авторитет и престиж и в то же время помогает нам разоблачить подлинных врагов».
Вторым полюсом интереса Жану д'Опиталю представлялся папа римский. Вне всякого сомнения, корреспондент «Монд» имел в виду тот факт, что понтифик (папа) является духовным наставником миллионов католиков, рассеянных по всему свету, а следовательно,— исключительно влиятельным деятелем современного мира.
Впоследствии Жан д'Опиталь подтвердил правильность такой интерпретации его вывода. В наших беседах он не раз возвращался к мысли о необходимости глубже изучать историю и политику Ватикана — одного из реальных центров современной международной жизни. По его словам, в СССР грешили приверженностью стереотипам прошлого, упрощали многоликий образ Ватикана, сводя его лишь к образу врага.
Что в действительности знали тогда о Ватикане мы, советские люди? Во втором издании Большой советской энциклопедии, вышедшем в 1951 году, папское государство характеризовалось как «душитель свободной человеческой мысли, глашатай мракобесия, орудие англо-американского империализма и участник в подготовке и развязывании новой империалистической войны». В таком же духе высказывались наши ведущие ватика-нисты, то же самое писали о Ватикане газеты и журналы, «от Москвы до самых до окраин».
Конечно, сегодня, когда мы научились видеть окружающую нас действительность не в чернобелом изображении, а во всем ее многоцветии и разнообразии, подобные оценки выглядят примитивными и односторонними.
Лично я в тот момент представлял себе реальную роль папского престола в мировых делах лишь в общих чертах. Во время учебы на историко-международном факультете Московского института международных отношений я специализировался по проблемам Франции, моим основным иностранным языком был французский (итальян
4
ский изучался в качестве второго). На Францию меня ориентировали и с первых недель работы в ТАСС.
Оказавшись в Риме, я — что совершенно естественно — сблизился прежде всего с журналистами из Франции. Вслед за Жаном д'Опиталем другие французские коллеги: Робер Манжэн, Жан Невесель и Макс Бержер отнеслись ко мне тепло и по-дружески. Придерживаясь разных политических взглядов, мы не пытались обратить друг друга «в свою веру». Каждый давал происходившим событиям оценку, исходя из собственных убеждений. Но одно дело — оценки, а другое — владение богатым фактическим материалом. И я благодарен этим моим товарищам по профессии за то, что именно они первыми помогли мне разобраться в хитросплетениях ватиканской политики.
Особенно ценным для меня оказалось знакомство с М. Бержером — ветераном международной журналистики, который был первым корреспондентом, получившим официальную аккредитацию в Ватикане еще до войны. Вот что рассказал мне он сам:
— Я приехал в Рим в конце 30-х годов в качестве сотрудника французского информационного агентства. Мой непосредственный руководитель Эжен Гишар поручил мне следить за ватиканской хроникой. Выполнить это поручение было нелегко: в то время журналисты как таковые не допускались в папское государство. Прессе не доверяли, ее побаивались, и контакты журналистов с ответственными сотрудниками Святого престола были очень трудными, чтобы не сказать, невозможными. Не знаю уж, как Эжену Гишару удалось этого добиться, но он сумел завязать дружеские связи с некоторыми прелатами из государственного секретариата (дипломатического ведомства Ватикана), службы которого находились на третьем этаже Апостолического дворца. Он передал эти связи мне, и постепенно я сблизился с такими людьми, как монсиньор Фрэнсис Спеллман, будущий кардинал и архиепископ Нью-Йоркский, монсиньор Альфредо От-тавиани, будущий кардинал и руководитель конг
5
регации Священной канцелярии (экс-инквизиции), и монсиньор Джованни Баттиста Монтини, будущий папа Павел VI...
Будучи убежденным католиком, М. Бержер высказывался о руководстве церкви с большим уважением, старательно обходя все теневые стороны деятельности Ватикана. Между тем мне было известно, что тогдашние советские оценки при всей их упрощенности не родились на пустом месте.
Понтифик, при котором я начинал свою журналистскую работу в Риме, вступил на престол в начале 1939 года, в канун второй мировой войны. Выходец из семьи ватиканского адвоката, став священником, он никогда не возглавлял церковного прихода или епархии, зато сделал быструю, можно сказать головокружительную, карьеру в дипломатическом ведомстве римско-католической церкви и задолго до смерти своего предшественника считался самым вероятным кандидатом на высший пост в Ватикане. Если выборы Пия XI в 1922 году заняли 18 дней, Эудженио Пачелли хватило для того, чтобы перейти в новое качественное состояние, каких-нибудь 20 часов.
Одним из первых официальных жестов папы Пия XII стало приветствие, с которым он обратился к генералу Франко по случаю победы мятежников в гражданской войне в Испании. В марте 1939 года, когда гитлеровские войска вступили в Чехословакию, Ватикан не нашел слов для того, чтобы осудить этот акт агрессии. Через три дня после расчленения Чехословакии официальный орган Святого престола газета «Ос-серваторе романо» писала: «В наши задачи не входит — да и не время — анализировать суть происходящего».
Несколько дней спустя фашистский диктатор Италии Бенито Муссолини в очередной милитаристской речи провозгласил: «Наш лозунг — больше пушек, больше кораблей, больше самолетов! Любой ценой, любыми средствами, даже если бы потребовалось полностью покончить с тем, что называется гражданской жизнью». И снова газета «Оссерваторе романо» ни словом, ни намеком не выразила осуждения. Она воспроиз
6
вела речь Муссолини без каких-либо комментариев. Если не считать комментарием более чем странный заголовок: «Римская речь выглядит в глазах мира как проявление единодушного стремления к миру».
1 сентября 1939 года началась вторая мировая война. На следующий день, сообщая об этом, газета «Оссерваторе романо» ограничилась выражением сожаления в связи с тем, что «цивилизованные народы скрестили оружие и проливают кровь». При этом понтифик не скрывал, на чьей стороне его симпатии. 21 декабря 1939 года, принимая в Ватикане короля Италии Виктора Эммануила III, Пий XII открыто восторгался «прозорливостью руководителей» итальянского государства, которые якобы обеспечили «цивилизованную жизнь, согласие духа, культ литературы, науки и искусства, труд на полях и в промышленности, на морских и небесных просторах».
Ровно через неделю после нападения гитлеровской Германии на Советский Союз в радиообращении к миру Пий XII охарактеризовал войну как одно из испытаний, которое «Господь посылает порой человечеству в своем справедливом промысле, дабы наказать грешников, очистить людей и народы от скверны и вновь привести их таким путем к себе». Намекая на «крестовый поход» Гитлера и Муссолини, он продолжал:
— Во тьме бурь возникают и ободряющие признаки, которые открывают сердце большим и святым ожиданиям. Высокие ценности защиты основ христианской цивилизации и обоснованная надежда на их торжество. Глубокая любовь к родине. Щедрая преданность. Широкое пробуждение веры и милосердия.
Отлученный от церкви за слишком передовые взгляды итальянский священник-антифашист Эрнесто Буонаюти с возмущением писал по поводу этих слов Пия XII: «Какие ценности имел в виду понтифик, о какой преданности рассуждал? И можно ли было вообще говорить о любви к родине, когда эта родина оказалась в рабстве и подчинялась законам, лишенным какой бы то ни
7
было морали и человечности, по крайней мере с точки зрения христианина?»
Не свидетельствовало ли все это о фактической поддержке Ватиканом действий оси Берлин — Рим? Мои французские коллеги единодушно отвергали такой вывод, убеждая меня в том, что Пий XII лишь стремился уберечь церковь от гонений со стороны нацистов и фашистов. Они ссылались при этом на тот факт, что в годы войны многие участники движения Сопротивления находили поддержку у местного католического духовенства.
Не могу сказать, чтобы подобные доводы сколько-нибудь существенно изменили мое представление о роли, сыгранной Ватиканом и католической церковью вообще в годы второй мировой войны, хотя готов признать, что эта роль не всегда была однозначной (достаточно вспомнить о четырех с лишним тысячах польских католических священников, замученных гитлеровскими палачами).
И уж во всяком случае нет ни малейших сомнений в том, что после мирового конфликта, при первых же раскатах грома «холодной войны», официальный Ватикан выступил однозначно с антикоммунистических позиций, активно включившись в подготовку нового «крестового похода». Яркий тому пример — объявленный Пием XII в Риме 1 июля 1949 года декрет об отлучении от церкви коммунистов и всех, кто им сочувствует.
Пий XII неоднократно высказывался в поддержку НАТО, давая понять (как он сделал это в рождественском послании 24 декабря 1948 года), что «христианское миротворчество... не имеет ничего общего с простым чувством человечности, которое слишком часто основывается на одной впечатлительности и отвергает войну только лишь из-за ее ужасов и жестокостей, из-за тех разрушений и тех последствий, к которым она приводит».
Справедливости ради надо, однако, признать, что к концу жизни он стал отходить от подобных легковесных суждений. Во всяком случае последнее рождественское послание этого понтифика, датированное декабрем 1957 года, уже признает, 8
что «эволюция и применение на практике некоторых изобретений в военных целях» наносит «почти повсеместно ущерб, значительно превышающий ту выгоду, которая могла бы быть получена иными путями, с меньшими затратами и при меньшей опасности».
Но вернемся к рассказу о моих личных впечатлениях. Я впервые прибыл в Рим 15 марта 1957 года. Ровно три дня спустя в газетах было опубликовано сообщение о том, что глава римско-католической церкви принял на специальной аудиенции «епископа данцигского» Карла-Марию Сплетта. Этот священнослужитель был известен тем, что, оказавшись за год до начала второй мировой войны церковным руководителем города, который стал камнем преткновения в отношениях между Германией и Польшей, с самого начала занял откровенно прогерманскую позицию, а во время войны сотрудничал с гестапо и принимал участие в преследовании польских патриотов. По окончании войны Сплетта судили, и он был приговорен к пожизненному тюремному заключению, однако осенью 1956 года получил свободу и, перебравшись в Италию, сразу же с головой окунулся в антисоветскую и антипольскую деятельность* Аудиенция, демонстративно предоставленная ему понтификом, сама по себе достаточно красноречиво говорила о привязанностях Пия XII. Во всяком случае, она «вписывалась» в тот образ Ватикана, который создался в моем представлении в результате ознакомления с опубликованными документами, книгами, материалами советской печати.
А летом того же 1957 года отделению ТАСС в Риме было поручено подготовить материал о проходившем там международном слете католической молодежи. По мысли организаторов этого мероприятия, оно должно было отвлечь внимание от проводившегося примерно тогда же Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве. Газеты сообщили, что участников слета собирается приветствовать сам Пий XII. Разумеется, я не мог пропустить такого случая и вместе с тысячами паломников поспешил на площадь Святого Петра, чтобы стать очевидцем предстоявшего зрелища.
9
Ждать пришлось недолго. Объявленная заранее программа выполнялась пунктуально, по минутам, и папа появился на площади точно в намеченное время. Он восседал на кресле, водруженном на специальные носилки, и его несли на плечах слуги. Процессия медленно продвигалась через толпу, которая почтительно расступалась, освобождая дорогу первосвященнику всех католиков Земли.
Когда кресло с папой приблизилось к тому месту, где, сгрудившись, стояли журналисты из разных стран, я вдруг почувствовал взгляд холодных, колючих глаз. Не знаю, что подумал Пий XII о молодом человеке с блокнотом под мышкой и фотоаппаратом «Киев» в руках, но мне стало как-то не по себе. А папа неожиданно наклонился в нашу сторону и изобразил жест, означавший благословение. Если бы он только знал, что благословляет советского человека!
Позднее я узнал некоторые любопытные детали, характеризовавшие Пия XII как человека. Их рассказал мне Жан Невесель:
— Став папой и переселившись в свои новые апартаменты, Пий XII приказал содрать обои с цветочками, которыми были оклеены комнаты этой квартиры, и покрыть стены бежевой, серой и светло-голубой краской. Следуя совету личного врача Джованни Галеацци-Лизи, папа ежедневно делал физические упражнения в ванной, где по его указанию были установлены гимнастические снаряды. Пию XII очень нравилась новая техника, разные сложные аппараты, телефоны (непременно белые), ультрасовременная пишущая машинка (также белого цвета). По утрам он брился электрической бритвой, и жужжание ее мотора пугало двух щеглов, которые жили в клетке в одной из комнат, неподалеку от папской спальни. Распорядок дня понтифика был рассчитан с точностью до одной минуты. Молитва, завтрак, чтение утренних газет, аудиенции, которые давались этажом ниже, обед, послеобеденный отдых, затем прогулка, рабочая встреча с двумя немецкими иезуитами, которые выполняли обязанности его личных секретарей. Как правило, папа завтракал и обедал в одиночестве. Ему прислуживал
ю
официант по фамилии Стефанори. На прогулку в сад понтифик также обычно отправлялся один. За час до его выхода швейцарские гвардейцы очищали сад от всех, кто мог там оказаться по делу или случайно. Охранники следили за папой издали, прячась в кустах, так, чтобы их не было видно. Порой его одиночество скрашивала немецкая монашка мать Паскуалина...
О существовании Паскуалины знали многие. Приведу свидетельство польского дипломата Тадеуша Врезы, работавшего тогда в Риме:
— Паскуалина следила за кухней и гардеробом папы. Особенно заботилась о гардеробе. Прошло время осыпанных табачным пеплом сутан папы Сарто — Пия X и плохо сшитых одежд папы Ратти — Пия XI, не выносившего примерок. Да, теперь наступило время изящества и стычек на публичных аудиенциях с верующими, слишком неосмотрительными в излиянии чувств, после которых на белой сутане нередко оставались пятна от слюны, пота, либо—и того хуже — от губной помады, если уста, целующие папские одежды, были накрашены. Всего этого терпеть не могла Паскуалина. Птицы, которых немало развелось в папских апартаментах, были, безусловно, результатом ее инициативы и пристрастия. Птички носили большей частью немецкие имена.
Переоценка ценностей
Тем временем в мире католицизма происходила настоящая переоценка ценностей, борьба идей, которая, обострившись в последние годы правления Пия XII, не прекратилась и в дальнейшем. Идеологическая нетерпимость, дух «крестовых походов», царившие в Ватикане при папе Пачелли, побудили многих думающих католиков отвернуться не только от Святого престола, но и от религии вообще. Влияние церкви в колыбели католицизма — Италии падало все ниже. В Риме состоялась весьма любопытная пресс-конференция дона Джузеппе дель Поццо — священника из местечка Тальо-Корелли, недалеко от Фаэнцы.
11
Жители этого местечка — а их около семисот — систематически бойкотировали богослужения. На первую мессу собирались не более пяти человек, на вторую — в лучшем случае около десятка, причем иные месяцы в церковь не заглядывала вообще ни одна душа. За последнее десятилетие в Тальо-Корелли умерло около ста человек, но священника пригласили только на пять похорон. Жители почти перестали венчаться и крестить детей.
— В нашем приходе,— признался дон Джузеппе,— можно нередко услышать весьма крепкие выражения в адрес служителей культа. Вот одно из них, довольно типичное: «Лучше я умру с голода, чем пущу к себе на порог священника».
А вот что писала о состоянии церковных дел в Италии туринская газета «Стампа». В 1871 году, когда население страны составляло 21 миллион человек, здесь насчитывалось около 152 тысяч священников. С тех пор население Италии более чем удвоилось и превысило 50 миллионов, а число священников сократилось втрое — до 50 тысяч. Повсеместно распространялись антиклерикальные настроения, особенно среди молодежи. В Туринской провинции за один год число членов организации «Католическое действие» уменьшилось на 18 процентов, а в рабочих пригородах Турина — даже на 23 процента. Католическая молодежь жадно тянулась к коммунистам, искала диалога с ними, не обращая внимания на предостережения священнослужителей.
И этим дело не ограничилось. Достоянием гласности стали случаи перехода видных церковных деятелей в другой лагерь. Так, бывший священник Андреа Гаджеро включился в активную борьбу против военной опасности и стал одним из руководителей итальянского движения сторонников мира. Мы часто встречались с этим выдающимся человеком, членом Всемирного Совета Мира, лауреатом международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами». Результатом этих встреч явились многочисленные публикации в печати.
Но и те, кто не имел намерения порывать с церковью, начали все серьезнее задумываться,
12
правильно ли ставить знак равенства между приверженностью религии и слепым подчинением той линии, которую пытались навязать католикам папа Пий XII и его единомышленники. Об этом нам прямо и откровенно говорил один из видных итальянских теологов, с которым меня познакомил его земляк — сотрудник отделения ТАСС в Риме Пино Вейярелло. Мы побывали в гостях у теолога в его монастырской келье и довольно долго беседовали о моральных принципах христианства и марксизма. Я узнал, что мой новый знакомый был выходцем из бедной крестьянской семьи и что его отец и многочисленные братья состояли членами коммунистической партии. Разумеется, для этого человека не могло быть и речи о том, чтобы отождествлять коммунистов с нечистой силой. Во время беседы теолог открыл тумбочку для книг, и я увидел, что она до отказа заполнена трудами К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина.
— Как же вы рискуете хранить официально запрещенную Ватиканом литературу у себя дома?— спросил я с удивлением.
— Очень просто,— ответил теолог.— У меня есть специальный допуск для чтения марксистских работ.
И он протянул мне листок, где черным по белому было написано, что доктору теологии разрешается использовать издания, включенные в индекс (список запретной литературы), в научных целях.
Беседа с теологом (имя которого я не называю, чтобы не причинить ему неприятностей) была для меня полезной вдвойне. Во-первых, она показала, что даже в такой консервативной организации, как церковь, мысль не стоит на месте, а развивается и видоизменяется под воздействием меняющегося мира. А во-вторых, я должен быть благодарен монаху-ученому за то, что он помог мне вступить в контакт со многими интереснейшими представителями «обновленческого» крыла современного итальянского духовенства.
Может быть, когда-нибудь в будущем я расскажу подробнее о левом католицизме. Сейчас
13
же ограничусь упоминанием нескольких имен, которые обошли всю мировую печать и стали своего рода символом борьбы за приближение католической церкви к нуждам простых людей. Это прежде всего священники дон Борги, дон Милани и Эрнесто Бальдуччи.
Однажды в руки мне попал весьма любопытный документ. Это было письмо двух приходских священников дона Бруно Борги и дона Лоренцо Милани, адресованное всему духовенству Флорентийской епархии. Авторы письма призывали коллективно выразить недовольство действиями архиепископа флорентийского, который без каких-либо объяснений отстранил от работы ректора местной церковной семинарии, человека, известного терпимым отношением к инакомыслящим.
«С нами обращаются,— писали дон Бруно Борги и дон Лоренцо Милани,— как с низшими животными, которым не требуется ничего объяснять и с которыми не нужно советоваться... Мы настаиваем, чтобы архиепископ избавил наше население от скандального абсолютизма, отброшенного теперь даже папой».
Этот призыв не остался гласом вопиющего в пустыне. К письму в первые же дни присоединилось более десятка приходских священников Флорентийской епархии.
Несколько месяцев спустя «мятежные священники» вновь заставили говорить о себе всю итальянскую печать. На этот раз причиной их публичного выступления явилось новое оживление деятельности сторонников «воинствующего» курса Пия XII. Они выступили против промилитаристской позиции военных капелланов, которые, собравшись на свой очередной слет во Флоренции, приняли на нем резолюцию с восхвалением «ратных традиций» и «доблести» итальянского воинства.
Дон Лоренцо Милани обратился с письмом к военным капелланам. Он осудил участие войск Муссолини в гражданской войне в Испании на стороне мятежников Франко: «Если бы в те печальные дни не нашлось итальянцев и по другую сторону линии фронта, мы не могли бы больше
14
смотреть испанцам прямо в глаза». Напомнив затем об отправке итальянских солдат на советско-германский фронт в годы второй мировой войны, автор письма отмечал, что их бросили против страны, в которой предпринята «самая благородная попытка человечества обеспечить бедному люду и здесь, на Земле, справедливость и равенство».
«Не забывайте,— продолжал автор письма,— что общественное мнение является и теперь гораздо более зрелым, чем когда-либо в прошлом. И если вы считаете себя вправе проповедовать взаимное истребление народов Италии и других стран, представляя его как нечто не только похвальное, но даже героическое, то я считаю себя вправе сказать, что бедняки могут и должны сражаться против богатеев».
Кто же они такие, эти «мятежные священники», какой жизненный опыт привел их к столь трезвым суждениям о проблемах современного мира? О доне Борги римский еженедельник «Эспрессо» писал, что он долгое время вращался среди рабочих. Что же касается дона Милани, то его «Эспрессо» назвал «коммунистом без партбилета».
В действительности, конечно, и дон Борги, и дон Милани были очень далеки от коммунизма. Однако сталкиваясь повседневно с реальной действительностью, находясь, так сказать, на нижней ступеньке церковной иерархии, ближе всего к массам верующих католиков, они не могли остаться равнодушными перед лицом тех проблем, которые волновали миллионы людей во всем мире.
«Строптивым» священникам пришлось испытать на себе не только гнев своего духовного начальства. С яростными нападками на них обрушились представители всего правого, ультрареакционного крыла политического фронта страны. Группа неких «ветеранов войны» передала «дело» дона Милани, дона Борги и их единомышленников в суд. В обвинении утверждалось, что они «нанесли преступное оскорбление вооруженным силам Италии».
Чтобы познакомиться с доном Милани, я съездил к нему в деревню Барбиана, неподалеку
15
от Флоренции, куда он был, по существу, сослан за слишком смелое и даже мятежное, на взгляд Пия XII, поведение. После первых же слов, которыми мы обменялись при встрече, я понял, что имею дело с высокообразованным и культурным человеком, который хорошо разбирается и в философии, и в социальных науках, и в литературе, и — особенно — в живописи. Дон Милани рассказал, что родители его были агностиками, то есть отрицали возможность научного доказательства или, наоборот, опровержения факта существования сверхъестественного разума. Сам же он пришел к религии, увлекшись картинами и скульптурами на библейские сюжеты и, как следствие, священным писанием, вдохновившим мастеров прошлого на создание шедевров искусства.
Став священником, дон Милани не перестал интересоваться всем, что его окружало, и быстро увидел, что реальная жизнь далека от идеала, проповедуемого церковью. Обратил он внимание и на то обстоятельство, что церковная верхушка, как правило, встает на защиту богатых и помогает им угнетать обездоленных, в результате чего те, у кого есть много денег, становятся все богаче, а те, у кого их мало, еще беднее.
— По моему убеждению,— сказал дон Милани,— церковь должна считать своей первейшей задачей защиту бедняков и оказание людям помощи в строительстве справедливого общества, где все были бы равны. Мои противники называют меня коммунистом. А я не боюсь этого слова и не считаю его плохим. Если социальная справедливость и коммунизм — одно и то же, я — действительно коммунист.
Левые католики проявляли активность не только во Флоренции. Печать сообщала о деятельности левокатолических кружков в Венеции, в Турине и в ряде других городов Италии. Почти ежедневно на страницы газет проникали сообщения о совместных выступлениях трудящихся-католиков и некатоликов в защиту своих прав. Нередки были случаи, когда к трудящимся присоединялись священники. В городе Терни, например, были арестованы и брошены в тюрьму
16
вместе рабочий-коммунист Марио Туцци и приходский священник дон Витторио Белломи. Их обвинили в «участии в мятежном сборище».
Население двух небольших городков, расположенных близ Терни — Байяно и Джокано,— решило устроить манифестацию протеста против плохой работы железнодорожного транспорта. Вместе со своими прихожанами на станцию пришел и дон Витторио. Вот уже несколько лет жители Байяно все реже и реже заглядывали в церковь. Зато росло число участников митингов и демонстраций, организованных коммунистами. Священник решил доказать своей пастве, что церкви не чужды интересы трудящихся. За что и был наказан.
Для того чтобы послушать падре Бальдуччи, мне не потребовалось уезжать из Рима. Хотя и этот священник в прошлом долгое время жил во Флоренции, волею высших церковных властей он был переведен в столицу, где было легче наблюдать за его деятельностью и при необходимости оказывать сдерживающее воздействие. Ватикан тревожила та линия, которую Бальдуччи проводил в основанном им в конце 1957 года журнале «Тестимоньянце». В короткий срок это издание стало рупором тех католических кругов, которые не могли согласиться с «духом крестовых походов», идеологической и политической нетерпимости папского престола.
Бальдуччи никогда не скрывал своего отвращения к фашистам и не мог одобрить фактического сговора с ними папы Пия XII. Зная об этом, какой-то анонимщик выступил с утверждением, будто он назвал папу Пия «грешником». На священника заводится судебное дело. Бальдуччи обвиняют в... «оскорблении религии». В то же время «Оссерваторе романо» помещает статью, в которой осуждаются «попытки диалога» с инакомыслящими. Это последнее обвинение относится не только к самому Бальдуччи, но и к его другу профессору Марио Гоццини, директору флорентийского издательства «Валекки», выпустившего книгу, основная идея которой заключалась в том, что диалог между коммунистами и католиками в условиях итальянской действи-
17
тельности не только возможен, но и необходим.
Еще раньше Эрнесто Бальдуччи был обвинен в «подстрекательстве к преступным действиям». Поводом для обвинения явилось интервью, которое он дал флорентийской газете «Джорнале дель маттино» в связи с судебным процессом над молодым католиком, отказавшимся идти на военную службу.
Позднее, когда я познакомился с Бальдуччи, он мне сказал:
— Я привык смотреть правде в глаза. А правда эта заключается в том, что на протяжении жизни нескольких поколений нашу молодежь неоднократно втягивали под разными благовидными предлогами в агрессивные военные авантюры. Для меня все то, что помогает борьбе против военного психоза,— святое дело, и служить ему я считаю своим долгом.
После того как суд первой инстанции признал обвинения в адрес священнослужителя необоснованными, прокурор добился нового рассмотрения дела, и Бальдуччи был приговорен к восьми месяцам тюремного заключения (правда, условно) «за прославление преступных действий и подстрекательство к ним». Вместе с Бальдуччи был осужден ответственный директор «Джорнале дель маттино» Леонардо Пиндзаути.
От одного из моих итальянских коллег мне как-то удалось узнать, что священник-диссидент периодически принимает участие в публичных диспутах, организуемых левокатолическими группами в римском районе Монте-Марио. Туда я и поспешил в день, когда, как мне сообщили, падре Бальдуччи в очередной раз готовился отстаивать свои идеи в споре с выразителями официальной линии католической церкви.
В небольшом, слабо освещенном и прокуренном зале, что называется, курочке было негде клюнуть. Все стулья были заняты, люди толпились в проходах и вдоль стен. В глубине зала виднелся небольшой стол, за которым сидел священник.
Когда мы вошли, дискуссия была уже в полном разгаре. Говорил не Бальдуччи, а кто-то из его оппонентов, и мнение его, судя по послед-18
ним услышанным нами словам, сводилось к оправданию неизбежности войн. Мы услышали, в частности, что война — категория столь же божественная, как и мир, а посему человечеству остается лишь склониться перед волей Всевышнего, а не противоречить ей.
— Вы плохо читали Библию,— ответил оппоненту священник.— Вспомните хотя бы христианскую заповедь «Не убивай». А еще лучше — Нагорную проповедь Иисуса, которая приводится в Евангелии от Матфея.
— А я мог бы привести другие цитаты из Библии,— не сдавался оппонент.— И разве наша святая католическая церковь не благословляла воинов тысячи раз?
«Интересно, как наш пастор выйдет из положения,— подумал я.— Ведь и в самом деле в Библии можно найти массу противоречивых высказываний, причем часто одно из них диаметрально противоположно другому».
Но падре Бальдуччи не смутился. Он не дал втянуть себя в теоретический спор о толковании священного писания и повел дискуссию по совершенно неожиданному пути:
— Взгляните в глубь истории, и вы разглядите времена, когда обычным, нормальным делом считалось людоедство. Пожирали друг друга люди, которые верили в Бога. Конечно, это были не христиане, а язычники, но главное в другом — они были верующими. Потом наступили иные эпохи. Людоедство ушло в прошлое, однако если убийство в условиях мира одного человека другим, как правило, влекло за собой наказание, то массовое истребление людей на войне, когда его совершали люди, одетые в особую форму, наоборот, рассматривалось как дело богоугодное и достойное похвалы. Даже если друг друга уничтожали единоверцы, в том числе христиане.
Когда диспут закончился, мы подошли к священнику и представились. «ТАСС?— удивленно переспросил он.— Разве в СССР интересуются проблемами католицизма?» И услышав утвердительный ответ, сказал, что будет рад продолжить наше знакомство.
Мне понравилось посещать лекции на Монте-
19
Марио, потому что я получал на них массу информации, почерпнуть которую из газет было невозможно. Каждая встреча преподносила какой-нибудь сюрприз: Бальдуччи не только выступал сам, но и приглашал на дискуссии видных католических мыслителей из других стран.
Вспоминается, например, выступление одного из лидеров движения священников-рабочих французского аббата Готье. Он говорил о том, что церковь должна стыдиться своего богатства, своей роскоши. «Откуда у нее такое богатство?— спрашивал аббат.— Не от сговора ли с богачами против бедных?» Вывод Готье звучал приблизительно так: социальная доктрина церкви в ее нынешней форме не имеет ничего общего ни со справедливостью, ни с подлинными принципами христианства. Другой оратор — известный испанский теолог Гонсалес Руис призывал покончить с «безразличным отношением церкви к жизни на этом свете». Но, чтобы добиться поворота, заявлял он, потребуется «сломить сопротивление консервативных сил, тех, кто подрывает нашу церковь изнутри».
Тем временем Пия XII на папском престоле сменил патриарх Венецианский Ронкалли, принявший имя Иоанна XXIII. В этот момент меня не было в Риме, и поэтому я не могу подробно рассказать о том, как происходила «смена караула» в Ватикане. Скажу лишь, что даже по внешнему облику новый глава римско-католической церкви ничем не напоминал своего предшественника. Еще больше он отличался как в манере общения с людьми, так и — что особенно важно — в выборе решений, которые, на его взгляд, наилучшим образом соответствовали интересам церкви.
Анджело Джузеппе Ронкалли родился 25 ноября 1881 года в деревне Сотто-иль-Монте, в провинции Бергамо (Северная Италия), в крестьянской семье. Он учился сначала в деревенской школе, потом в семинарии Бергамской епархии. В 1904 году стал священником. Во время первой мировой войны был призван в армию, где сначала использовался как санитар, а позднее как духовник. После войны направляется на церковнодипломатическую работу. С марта 1925 года по
20
ноябрь 1934 года занимает пост апостолического визитатора в Болгарии, а затем представляет папский престол в Турции и Греции.
В канун 1945 года папа Пий XII назначает монсиньора Ронкалли нунцием в Париж. Ему предписывают прибыть в освобожденную незадолго до этого столицу Франции до 1 января, с тем чтобы успеть на новогодний прием, который устраивал для дипломатического корпуса глава временного правительства Французской Республики генерал де Голль. Спешка эта имела свое объяснение: если бы нунций задержался, то от имени иностранных дипломатов де Голля должен был бы приветствовать посол СССР А. Е. Богомолов, старший по пребыванию среди иностранных дипломатов во Франции.
Интересно, что новый нунций начал свое пребывание в Париже со встречи с послом СССР. Выразив надежду, что А. Е. Богомолов уже подготовил текст новогодней речи, монсиньор Ронкалли попросил передать ему ее для возможного использования. Эту речь нунций и произнес перед де Голлем, внеся в нее лишь незначительные исправления.
В конце ноября 1952 года монсиньор Ронкалли был возведен в сан кардинала, а вскоре покинул Францию и вернулся на родину, чтобы занять пост патриарха Венеции. В своем первом же обращении к верующим с амвона кафедрального собора Святого Марка кардинал Ронкалли призвал их «больше заботиться о том, что объединяет, нежели о том, что разделяет и вызывает столкновения».
Избрание патриарха Венецианского на папский престол в октябре 1958 года после смерти Пия XII явилось неожиданностью для большинства католиков. В отличие от других возможных кандидатов, чьи имена обсуждались прессой во всем мире, он был сравнительно мало известен. По словам Макса Бержера, в момент назначения Анджело Джузепп$ Ронкалли нунцием в Париж один высокопоставленный деятель в Ватикане в ответ на просьбу журналиста охарактеризовать его как человека сказал: «Это просто старый служака» («C'est une vieille baderne»). И теперь,
21
как открыто писали газеты, кардиналы просто-напросто решили вручить бразды правления человеку, стоящему на пороге восьмидесятилетия, в расчете, что он заполнит вакуум власти в «переходный период», подготовив почву для будущего «настоящего папы».
Уже после смерти Иоанна XXIII архиепископ Венский кардинал Кёниг говорил:
— Папа «переходного периода»! Должен признаться, что и я полагал возможным такой вариант. Но события приняли иной оборот, и «переходный папа» стал одной из самых крупных фигур в новейшей истории папства.
Сравнивая двух пап — Пия XII и Иоанна XXIII, митрополит Никодим, «министр иностранных дел» русской православной церкви, писал: «Первый был замкнутым и молчаливым, несмотря на очень значительное число оставленных им булл, энциклик и публичных обращений к самым разнообразным группам людей. У папы Пия XII была потребность в истолковывающем и наставляющем общении с паствой. Но это общение всегда шло сверху вниз и оставалось односторонним... Папа Иоанн XXIII сразу же показал, что он будет держать себя гораздо более свободно... Предпосылка папы Пия XII была пессимистической, тогда как предпосылка папы Иоанна XXIII—оптимистическая: первый не доверял никому в мире и боялся его, последний понимает закономерность появления нового и не испытывает страха перед ним... И, может быть, именно благодаря тому, что это стало ясным, он и оказался на папском престоле, так как в католической церкви в целом стало доминирующим убеждение, что пришло время для перемены курса и что направление Пия XII должно быть изменено».
Как рассказывал Жан Невесель, при новом понтифике двери папских апартаментов широко открылись для друзей и родных. В гости к папе довольно часто приезжали его престарелые братья и сестра Ассунта. Нередко бывал у него и племянник, сельский священник. За столом Иоанн XXIII был не прочь распить со своими гостями бутылочку-другую доброго старого
22
вина. Верный помощник и духовный сын папы монсиньор Лорис Каповилла поселился неподалеку и был всегда готов выполнить любое служебное задание главы церкви. За% чистотой и порядком в доме следили две монашки из Бергамо, к которым вскоре присоединилась племянница папы, скромная и трудолюбивая девушка. Обязанности шофера и официанта исполнял молодой венецианец Гуидо Гуссо. В прошлом он делал то же самое в своем родном городе, однако, женившись, был вынужден оставить службу и нашел себе другую работу, так как более чем скромного жалованья, которое платил ему патриарх, не хватало для того, чтобы содержать семью. Анджело Джузеппе Ронкалли не затаил обиды и, став главой церкви, пригласил Гуидо Гуссо обратно к себе на работу. Тот немедленно дал согласие и вскоре вместе с женой и маленьким ребенком уже проживал в Ватикане.
Иоанн XXIII обставил свои апартаменты в соответствии с собственными вкусами и привычками. Он перевез в новую квартиру простую мебель, которая служила ему и раньше, и украсил стены квартиры фотографиями родных и близких, как это принято было делать в его родной деревне. От педантичности и строгого порядка в размещении вещей и предметов не осталось и следа. Стол в рабочем кабинете понтифика был всегда завален бумагами. Куча книг, газет и журналов лежала даже на стуле перед кроватью: Иоанн XXIII любил почитать перед сном. С подчинением заранее разработанному распорядку дня также было покончено. Трудясь в своем кабинете или принимая посетителей, папа мог забыть об обеде и ужине.
В своих первых же публичных заявлениях новый глава церкви и ватиканского государства подчеркнул готовность к диалогу со всеми людьми доброй воли, независимо от их политических и философских взглядов. Он категорически отказался осудить только что совершившуюся революцию на Кубе, хотя поборники курса Пия XII настаивали на разрыве дипломатических отношений с этой страной и отлучении от церкви Фиделя Кастро. И наконец, всего три месяца
23
спустя после восшествия на престол папа объявил о своем намерении созвать в ближайшее время Вселенский собор — двадцать первый раз за всю историю римско-католической церкви.
Очень скоро наметились признаки определенного потепления в отношениях (конечно же, неофициальных) между Ватиканом и Советским Союзом. В конце января 1960 года римская газета «Паэзе» сообщила, что в ватиканских кругах благоприятно встречено сообщение об обязательстве, взятом на себя тридцатью странами, в том числе СССР, Великобританией и Францией, о неприкосновенности государства Ватикан в случае войны ввиду его важности с точки зрения собранных там культурных ценностей. «В кругах Ватикана,— писала газета,— подчеркивали в ожидании, что Соединенные Штаты также присоединятся к этому соглашению, что подписание соглашения Советским Союзом имеет особое значение, ибо является косвенным признанием государственного статуса Ватикана».
В день этой публикации посольство СССР в Риме направило папскому нунцию в Италию вербальную ноту, в которой просило его передать папе Обращение Верховного Совета СССР от 15 января 1960 года к парламентам и правительствам всех государств мира. Как указывала позднее газета «Паэзе», «инициатива Советского Союза, решившего адресовать Обращение Верховного Совета о разоружении также и Ватикану, была там встречена с удовлетворением... Эта инициатива была предпринята всего несколько дней спустя после того, как Советский Союз в числе других стран взял на себя обязательство считать Ватикан одним из неприкосновенных объектов, значащихся в списке ООН, и это обстоятельство придает особое значение советскому шагу».
Когда 25 ноября 1961 года понтифик отмечал свое 80-летие, в его адрес поступили многочисленные поздравительные приветствия из разных уголков земного шара. Как сообщила газета «Оссерваторе романо», в этот день посол СССР в Италии С. П. Козырев вручил папскому нунцию в Италии письмо, в котором во исполнение пору-24
чения Председателя Совета Министров СССР Н. С. Хрущева передал Иоанну XXIII поздравления по случаю юбилея и сердечные пожелания здоровья и успехов в его благородном стремлении содействовать урегулированию международных проблем путем откровенных переговоров.
На следующий день нунцию было поручено передать ответ, в котором говорилось: «Его Святейшество папа Иоанн XXIII благодарит за добрые пожелания и выражает господину премьер-министру и всему русскому народу сердечные пожелания распространения мира путем счастливого соглашения о братстве всех людей, о чем он усердно молится».
Иоанн XXIII приветствовал советскую программу изучения и освоения космического пространства в мирных целях. В августе 1962 года, в день, когда в орбитальный полет вокруг Земли отправился А. Николаев, обращаясь к паломникам в своей летней резиденции Кастель-Гандольфо, он заявил:
— Дорогие дети, люди всех рас, вы собрались здесь как братья во Христе, в то время как космонавт проходит решающее испытание, во время которого проверяются духовные, моральные и физические качества человека... Народы и в особенности молодые поколения следят с энтузиазмом за замечательными космическими полетами и космической навигацией... Эти исторические подвиги, как они будут названы в анналах научных знаний о космосе, могут таким образом стать выражением истинного и мирного прогресса на пути к закладке прочных основ человеческого братства.
Решающий поворот
Встреча за встречей, брифинг за брифингом, статья за статьей — внутренняя жизнь католической церкви постепенно раскрывалась для меня совершенно новыми гранями. Конечно же, я не держал свои открытия при себе, а сообщал о них в ТАСС. И вскоре убедился в том, что корреспонденции и очерки на эту тему отнюдь не
25
выбрасывались в корзину. Их читали. Осязаемо ощутил я это в день, когда в римское отделение ТАСС пришла телеграмма из Москвы: «Аккредитуйтесь при Ватикане. Горюнов».
Смысл телеграммы Генерального директора ТАСС не оставлял сомнений. Впервые советскому журналисту поручалось установить постоянный официальный контакт с властями необычного государства, к голосу которого прислушиваются в различных уголках Земли сотни миллионов людей — единоверцев папы римского. Впервые главный информационный орган Советского Союза проявлял заинтересованность в получении материалов о политике Ватикана из первых рук, а не от других средств массовой информации. И наконец, впервые у самого Ватикана появилась возможность доводить свою точку зрения до советской общественности непосредственно через ТАСС, минуя посредников. Особое значение этому факту придавало приближение двадцать первого Вселенского (второго Ватиканского) собора.
Первый Ватиканский собор заседал с 8 декабря 1869 года по 20 октября 1870 года. Его главным результатом было принятие двух догматов. Один из них — о непорочном зачатии Пресвятой Богородицы — внес дополнительные трудности в отношения между католиками и православными, с одной стороны, и протестантами — с другой, второй — о непогрешимости папы — противопоставил католиков представителям всех остальных течений христианства. Франко-прусская война и вооруженная борьба итальянского государства против светской власти пап привели к тому, что собор так и остался незавершенным. Возникший в тот момент конфликт между церковью и государством в Италии был урегулирован в 1929 году, однако о возобновлении собора больше никто не вспоминал.
Почти сто лет спустя после первого Ватиканского собора ситуация в цитадели мирового католицизма выглядела совершенно иначе. Во всяком случае об этом свидетельствовало каждое новое выступление Верховного понтифика.
В эти месяцы печать в Италии и за ее предела
26
ми оживленно обсуждала перспективы предстоявшего «совещания в верхах» лидеров современного католицизма. Естественно, интересовались ими и мы. Как неверующие, так и верующие в нашей стране выражали готовность выступить вместе с людьми любых политических и религиозных взглядов в защиту мира, за спасение человечества. Были ли готовы к такому совместному выступлению руководители католической церкви и если да, то в какой степени? Предстояло разобраться во всех этих вопросах с максимальной объективностью. А для этого требовалось в самом что ни на есть прямом смысле пройти через «Бронзовые врата» ватиканского Апостолического дворца, найти там знающих людей и установить с ними прямой контакт.
К этому времени у меня уже было немало хороших знакомых среди журналистов-католиков, причем некоторые из них и раньше интересовались, не собирается ли ТАСС оформить аккредитацию при Ватикане. Чаще других задавал этот вопрос Макс Бержер. Я всякий раз уходил от прямого ответа или отшучивался, так как, естественно, не мог сказать «да», не имея на то разрешения руководства ТАСС. И вот теперь, когда такая санкция была дана, увидев Макса, спросил его:
— Так к кому советуешь обратиться, чтобы оформить аккредитацию?
Французский журналист, думая, что его разыгрывают, парировал:
— К своему начальству в Москве.
— А если оно само дает мне такое поручение? Макс все понял и широко улыбнулся:
— Тогда ни к кому. Тебя найдут сами, кому это положено.
И правда, на следующий же день после нашего разговора мне позвонили по телефону.
— Это говорит отец Нуар,— услышал я в телефонной трубке.— Вы, кажется, хотели получить аккредитацию при Ватикане?
— Да.
— Ну, что же, давайте встретимся, я передам вам анкетку, которую необходимо заполнить.
«Анкетка», которую отец Нуар мне вручил, когда мы встретились с ним за столиком кафе в
27
Ассоциации иностранной печати на улице Мерче-де, оказалась довольно короткой. Всего несколько вопросов самого общего характера. Лишь в самом конце фигурировал тот, который поставил меня в тупик: «Кто из епископов дает вам рекомендацию?» Пожалуй, мне тогда не к кому было обратиться за рекомендациями. Но отец Нуар взялся уладить дело. Он сказал, что сам найдет мне рекомендующих, пояснив, что этот вопрос включен в анкету специально для того, чтобы преградить дорогу в Ватикан псевдокорреспондентам, которые стремятся проникнуть туда в целях, не имеющих ничего общего с журналистикой. Несколько месяцев спустя я вспомнил этот наш разговор и спросил отца Нуара, кто же дал мне рекомендации. Оказалось, что «поручились» за корреспондента ТАСС какие-то французские епископы. Но кто именно, я так и не узнал.
Среди журналистов, аккредитовавшихся при Ватикане, были также мои польские друзья — корреспонденты агентства ПАП супруги Леонид Телига и Ядвига Пазенкевич. Люди необычной судьбы, они заслуживают гораздо большего, нежели простого упоминания в материале, посвященном другой теме. Леонид, например, успел за свою, к сожалению, не слишком долгую жизнь сделать столько добрых дел, сколько, может быть, не сумели сделать многие из тех, кому удалось дожить до глубокой старости. Он проявил себя блестяще и как военный летчик, сражавшийся против нацистов, и как дипломат, боровшийся за укрепление мира, и как журналист, который служил правде. При этом в душе всегда оставался поэтом, писал стихи на нескольких языках, переводил иностранных авторов. И с юных лет лелеял мечту — в конце концов осуществившуюся — совершить в одиночку кругосветное плавание (у меня сохранились его письма, опущенные в почтовый ящик в самых отдаленных уголках земного шара). Когда он умер, польский народ прощался с ним как со своим национальным героем.
Но вернемся в Ватикан. Леонид и Ядвига познакомили меня с несколькими епископами из ПНР, и я узнал, какая острая борьба разго
28
релась в высших церковных сферах вокруг вопроса о взаимоотношениях с народной Польшей и о границах по Одеру и Нейсе. Еще с довоенных времен в качестве польского посла при папском престоле подвизался некий профессор Казимеж Папэ. В годы войны о нем просто забыли, а когда гитлеровская Германия была повержена, в отсутствие дипломатических отношений между Ватиканом и Польской Народной Республикой привыкший жить на чужбине профессор объявил себя полномочным представителем польского эмигрантского правительства в Лондоне. Поборники антикоммунистического курса Пия XII во главе с кардиналом Оттавиани демонстративно осыпали господина Папэ милостями. Они не скрывали, что хотят использовать марионеточное «посольство» для разжигания «холодной войны». Кардиналы Монтини, Леркаро, Кёниг и другие сторонники противоположной линии, которых впоследствии стали называть «обновленцами», демонстративно игнорировали лжепосла и требовали привести политику Ватикана в соответствие с реальной действительностью.
Едва вступив на престол, Иоанн XXIII принял решение не признавать более самозванца, представлявшего лишь самого себя да кучку эмигрантов. Правда, польское «посольство» все еще значилось в официальном списке иностранных дипломатических представительств при Ватикане, копию которого я получил в пресс-центре. Однако никто уже не обольщался относительно реального значения этой строки в официальном списке, а позднее, в 1972 году, табличка с надписью «Посольство Польши при Святом престоле» была потихоньку снята с дома по улице Сан-Панкрацио, где проживал 80-летний профессор, причем самому г-ну Папэ пришлось переселиться куда-то на окраину города.
Если вопрос о дипломатическом представительстве Польши при Ватикане имел скорее символическое, чем практическое значение, проблема границ польского государства действительно волновала политиков и дипломатов. Отказавшись признать новые границы, установленные в результате второй мировой войны, папа Пий XII
29
откровенно поддержал западногерманских реваншистов. Теперь же все ждали, какую позицию займет в этом вопросе Иоанн XXIII. Ждали и дождались.
Незадолго до открытия Вселенского собора папа принял группу польских епископов и выступил перед ними с речью. Эта речь не оставляла сомнений относительно нового курса Ватикана. Отныне руководство римско-католической церкви признавало необратимость итогов второй мировой войны, и в частности тот факт, что западная граница Польши проходит по рекам Одер и Нейсе.
— Святой отец,— радостно сообщил мне один знакомый польский епископ,— упомянул о том, что мы, поляки, вернули себе западные территории после того, как на протяжении многих веков ими владели другие люди. Папа назвал «героическими» усилия польского народа, целью которых было возрождение нашей родины. Это ли не демонстрация доброй воли понтифика!
Информация о высказываниях Иоанна XXIII просочилась — видимо, не без помощи тех же польских епископов — на страницы мировой печати и вызвала раздраженную реакцию правительства ФРГ, во главе которого стоял тогда ярый поборник «холодной войны» Конрад Аденауэр. Западногерманский посол при Ватикане посетил государственного секретаря папского государства и вручил ноту протеста, составленную в весьма острых выражениях. В то же время, как мне удалось узнать в Апостолическом дворце, кардиналы из ФРГ и Австрии, примкнувшие к «обновленческому» крылу иерархов католической церкви, солидаризировались с Иоанном XXIII. Они встретились с польским кардиналом Вышиньским и заявили ему, что не одобряют реваншистских настроений в Западной Германии.
Высший форум мирового католицизма открылся 11 октября 1962 года. В тот момент никто не знал, сколько времени он продлится. Никто, естественно, не мог предположить, что Иоанн XXIII умрет, не увидев результатов своей инициативы, и что дело, начатое им, будет продолжено и завершено кардиналом Монтини, ко
зо
торый взойдет на папский престол в июне 1963 года под именем Павла VI.
Куда только не заносит журналиста его беспокойная работа! Мысль эта не покидала меня, пока я устраивался в отведенном для прессы месте в соборе Святого Петра. Мне предстояло стать свидетелем уникального события.
Красные мантии кардиналов, белые накидки остальных епископов, черные, шитые золотом камзолы членов «благородной гвардии», желто-красно-синие кафтаны швейцарских гвардейцев — все цвета радуги смешались в толпе, до отказа запрудившей величественное здание собора. Даже статуя Святого Петра украшена яркими богатыми одеяниями: как-никак, он первый папа римский, если верить церковным летописцам.
Первое впечатление, будто попал на грандиозный спектакль. Это впечатление еще больше усиливается, когда начинается церковная служба: кругом поют, звучит орган, вспыхивают и гаснут огни прожекторов, направленные в одну точку — на трон, гДе восседает сам Верховный понтифик.
Понимание значимости происходящего, острое ощущение сопричастности к истории приходят по мере того, как громкоговорители разносят по всей базилике слова Иоанна XXIII, обращенные не только к соборным отцам, но и ко всему человечеству. Глава церкви напоминает об уроках прошлого и, явно дистанцируясь от своих предшественников, призывает лечить болезни современного мира «скорее милосердием, чем суровостью». Он молит людей возвратиться к единству рода человеческого.
Выступление папы подтверждает, что дух «крестовых походов» отныне изгоняется из католических храмов. Но решится ли глава церкви сделать еще один шаг вперед, пригласит ли епископов всего мира, следуя его собственному примеру, протянуть руку представителям других мировоззрений, чтобы совместными усилиями защитить мир? Эта мысль не покидала меня до конца церемонии.
По каналам ТАСС была передана корреспонденция, которую 12 октября напечатали «Унита»,
31
«Аванти», «Пололо», «Мессаджеро» и другие итальянские газеты (а у нас в Москве опубликовала газета «Известия»). Приведу из нее несколько строк:
«Участникам собора предстоит обсудить большое количество вопросов, касающихся главным образом церковной догмы и ритуалов. Наряду с этим, несомненно, будут затронуты и вопросы, связанные с современной международной обстановкой. Именно эта часть работы собора привлекает наибольшее внимание многочисленных обозревателей, собравшихся сейчас в Риме... Какую позицию займет по всем этим вопросам наиболее авторитетное собрание руководителей католической церкви?»
В день публикации материала ТАСС папа устроил официальный прием в честь руководителей делегаций из-за рубежа, присутствовавших на соборе. Прием проходил во всемирно известной Сикстинской капелле Ватиканского дворца, украшенной фресками великого Микеланджело. Обращаясь к иностранным государственным деятелям, он заявил:
— Ваши превосходительства, перед нами, в этой Сикстинской капелле, шедевр Микеланджело, его грандиозное творение «Страшный суд», вся глубина серьезности которого заставляет задуматься, подумать как следует. Да, мы должны будем отдать отчет Господу, мы и все главы правительств, несущие ответственность за судьбы народов. Пусть же не забывают об этом все, кто должен будет в свое время отчитаться за свои действия перед Творцом, который будет и их верховным судией. Пусть же осенит их сознание, пусть прислушаются к возгласу беспокойства, который поднимается к небу со всех краев Земли как от отдельных людей, так и от целых человеческих сообществ: мира, мира! Пусть мысль об отчете, который им предстоит, заставит их не пренебречь ни одним усилием, чтобы достигнуть этого блага, которое является для всей человеческой семьи самым высшим из всех благ. Пусть они встречаются, дискутируют и придут к лояльным, благородным и справедливым соглашениям. Пусть будут также готовы и к жертвам, необхо
32
димым для того, чтобы спасти мир во всем мире. Народы смогут тогда трудиться в атмосфере спокойствия, все открытия науки будут служить прогрессу и будут способствовать тому, чтобы жизнь на Земле, которая видела столько горести, стала лучше и приятнее.
Речь папы обошла страницы печати во всем мире и вызвала многочисленные комментарии. В качестве курьеза отмечу, что одна из молодежных газет в Москве, не дав себе труда разобраться в тех переменах, которые происходили в Ватикане, поторопилась откликнуться на открытие собора язвительной статьей. В ней утверждалось, что «современный Ватикан напоминает живой труп» и никакой Вселенский собор не сможет его спасти. В полемическом запале автор статьи заявлял, что «нынешний папа такой же ярый антикоммунист, как и его предшественник».
Эта статья была замечена в Италии, и знакомые западные корреспонденты, с которыми я встречался в пресс-центре собора, долго подтрунивали надо мной, вспоминая о «разногласиях» между ТАСС и комсомольской газетой.
После встречи с официальными иностранными делегациями папа дал аудиенцию аккредитованным при соборе журналистам. Местом аудиенции была избрана все та же Сикстинская капелла, и сотни моих собратьев по перу собрались там задолго до намеченного часа. Я пришел позже других и увидел, что всегда казавшееся мне просторным помещение запружено до отказа. А посему решил не пробираться вперед, а остаться в дальнем конце зала, рядом с дверью.
Неожиданно меня окликнули по имени:
— Синьор Красиков?
— Да.
— Пожалуйста, пройдите с нами.
На ковровой дорожке, протянутой через весь зал и огражденной от столпившихся людей специальным канатом, стояли два незнакомых мне человека в форме служащих Ватиканского дворца. Я понял, что советскому журналисту хотят оказать какую-то особую честь, и на секунду-другую заколебался. Потом, обогнув ограждение, вступил на ковер и сопровождаемый служащими
33
дворца двинулся по направлению к алтарю, перед которым на возвышении был установлен папский трон. «Протокольной службе Ватикана,— думал я,— почти столько же лет, сколько христианству, то есть без малого две тысячи. Поэтому можно ей довериться: необдуманного шага она не совершит».
Оказалось, не все собравшиеся в зале придерживались того же мнения. Для подавляющего большинства (а его составляли те, кто приехал специально на собор из-за рубежа) я был «никем». Зато те журналисты, которые постоянно работали в Риме и входили в состав Ассоциации иностранной печати, прекрасно меня знали, и среди них нашлись такие, кому было трудно сдержать недовольство явно дружественным жестом Ватикана по отношению к гражданину СССР.
— Уж не священный ли это союз папы с коммунизмом?— услышал я возглас из толпы, тут же утонувший в шуме других голосов.
Позднее Леонид Телига и Ядвига Пазенкевич, находившиеся там же, в зале, рассказали, что «бунт» подняли стоявшие рядом с ними корреспонденты правоконсервативных органов печати ФРГ.
Приблизившись к трону, я увидел, что слева и справа от него стоят кресла, составляющие своего рода «президиум». На них восседали «пурпу-роносцы» — кардиналы в пурпурных одеждах и с алыми шапочками на головах. Среди членов «президиума» я разглядел лишь трех человек, не принадлежащих к клиру. Это были главный редактор официального органа Ватикана газеты «Оссерваторе романо» Федерико Алессандрини, президент и генеральный директор агентства Франс Пресс Жан Марэн (любивший вспоминать этот эпизод при каждой нашей встрече в Париже, куда меня направили в длительную командировку по окончании работы в Италии) и, конечно же, неизменный Макс Бержер. Они резко выделялись на красном и малиновом фоне одеяний церковных иерархов своими черными костюмами. Все кресла в «президиуме» были заняты, все, за исключением одного-единственного. Его-то мне и предложили занять.
34
Потянулись минуты ожидания. Наконец в зал вошел сам глава церкви. Он был облачен в торжественные белые одежды, и чувствовалось, что находился в приподнятом настроении. Появление папы приветствовали аплодисментами, а в «президиуме» все встали. Аплодисменты длились долго, потом они стихли, и Иоанн XXIII, удобно разместившись на троне, смог начать свою речь. Как я и предвидел, эта речь, обращенная к представителям печати, была в значительной степени посвящена их профессиональному долгу.
— Дорогие господа,— сказал он в частности,— на вас лежит большая ответственность. Вы служите правде, и только в той мере, в какой вы ей верны, вы отвечаете ожиданиям людей, и мы хотим подчеркнуть здесь — всех людей, ибо если был такой период, когда печать достигала лишь небольшой группы лиц, то ныне она, безусловно, направляет в конечном счете мысли, чувства, страсти значительной части человечества. Поэтому искажение правды через органы информации может иметь не поддающиеся предвидению последствия... Может случиться, особенно если честной и объективной информации не удастся пробить себе путь, что кое-где возникнут порой упорные предубеждения, порождающие в душах очаги недоверия, подозрения, непонимания, последствия которых могут помешать дальнейшему прогрессу гармонии между людьми и между народами... Мы горячо желаем, чтобы ваша информация поддержала интерес и сочувствие общественности к Вселенскому собору и способствовала возможному пересмотру ошибочных и неточных мнений.
Помолчав минуту, папа добавил:
— А теперь мы благословляем вас... С исполненным любовью сердцем мы призываем на вас благословение небес и шлем вам, вашим семьям и тем, кто вам дорог, апостольское благословение.
Через мгновение я увидел, как мои соседи по «президиуму» один за другим сползают с кресел и встают на колени. Слушая и записывая в блокнот речь папы, я совсем забыл, что по давней традиции церемония должна была завершиться высочайшим благословением. И не подумал зара
35
нее, как вести себя, чтобы не нарушить этикета. Может быть, мое спокойствие и беззаботность объяснялись отчасти тем, что я уже был — и не раз — благословлен главой церкви. Но это происходило при иных обстоятельствах, и мне не требовалось принимать решения, что делать, ибо рядом со мной в тех случаях были некатолики и вопрос о коленопреклонении не возникал.
Я взглянул в зал. На колени опустились всего несколько человек из тех, кто находился ближе всего к «президиуму». Дальше все — католики, протестанты, мусульмане, агностики, атеисты — стояли, прижавшись друг к другу. Впрочем, даже если бы кто-нибудь захотел опуститься на пол, он физически не смог бы этого сделать из-за тесноты. Здесь же, в «президиуме»... Здесь было просторно, и никто не чувствовал себя стесненным. Все мои соседи без исключения принадлежали к миру католицизма — все, от членов кардинальской коллегии до моих собратьев по профессии. И на нас смотрел весь зал.
Было совершенно ясно, что я не имел права остаться сидящим в кресле в момент, когда папа стоит и благословляет собравшихся. Это было бы воспринято как оскорбление. И у меня возникло невольное желание смешаться с теми двумя или тремя десятками людей, которым, как и мне, было предложено занять место рядом с троном папы. Говорят, что, если кому-то приходится нарушать единогласие и выступать против большинства, в организме вырабатывается адреналин. Наверное, выработался он и у меня. Во всяком случае я почувствовал, как это трудно, идти против течения.
А тем временем мозг мой лихорадочно работал. Он искал решение и нашел его — единственно правильное в создавшихся условиях. Сегодня это решение кажется мне самому простым и естественным. Но тогда оно родилось в муках сомнений. Итак, я решил... встать.
В отличие от меня папа был готов к подобному обороту дела. Он едва покосился на меня добрым, немного лукавым взглядом и вновь обратил все свое внимание на зал. А оттуда в нашу сторону недоуменно глядели сотни людей.
36
Для большинства так и осталось загадкой, почему это в коленопреклоненном «президиуме» рядом стоят два человека: папа римский и какой-то странный субъект, одетый в черное...
Как я уже сказал, для меня это была не первая и далеко не последняя встреча с понтификом. Мне довелось неоднократно слышать Иоанна XXIII, и всякий раз я убеждался в его искреннем желании использовать свое пребывание на папском престоле во имя взаимопонимания между людьми, говорящими на разных языках (и в прямом и в переносном смысле), для торжества нового политического мышления, исключающего войну отныне и навсегда.
К такому же выводу пришли прибывшие в Ватикан в качестве наблюдателей Московского патриархата исполняющий обязанности представителя Русской православной церкви при Всемирном совете церквей профессор Ленинградской духовной академии протоиерей Виталий Боровой и заместитель начальника русской духовной миссии в Иерусалиме архимандрит Владимир (Котляров). Оба они признались мне, что были буквально «покорены» обаянием и искренностью папы.
Участие наблюдателей Московского патриархата во Вселенском соборе явилось для многих сюрпризом. Переговоры об их приезде велись без лишнего шума, и информация о них была известна лишь узкому кругу посвященных. Приведу свидетельство тогдашнего председателя отдела внешних церковных сношений Московского патриархата митрополита Никодима:
— С самого начала папа Иоанн XXIII решил пригласить на второй Ватиканский собор в качестве наблюдателей представителей христианских церквей и деноминаций, не пребывающих в общении и единении с римско-католической церковью. Протестантские церкви в общем очень сочувственно отнеслись к приглашению со стороны Рима. Здесь, несомненно, сказался их длительный экуменический опыт, поскольку экуменическое движение зародилось и развилось в их среде. Русская православная церковь проявила вначале некоторую сдержанность к вопросу посылки
37
наблюдателей на собор. Последующие обстоятельства, то есть действия и намерения папы Иоанна XXIII, все более и более способствовали положительному решению этого вопроса.
— Приглашение поступило прямо в Москву?
— Рим сначала направил общее приглашение всем православным церквам прислать своих наблюдателей на собор. Это приглашение было передано патриарху Константинопольскому Афи-нагору, который, как, очевидно, предполагалось в Риме, должен был поставить в известность об этом каждую поместную православную церковь, что он и сделал своим письмом от 18 апреля 1962 года.
— И какова же была ваша реакция?
— Московский патриархат, как церковь автокефальная, равноправная со всеми поместными православными церквами, в том числе и с церковью Константинопольской, не нашел возможным обсуждать приглашение, поскольку никакого иного примата, кроме первенства в диптихе православных церквей и, следовательно, первенства чести, Константинопольский престол и его предстоятель не имеют. Представителями Московского патриархата неоднократно в различных обстоятельствах заявлялось, что вопрос о направлении своих наблюдателей на второй Ватиканский собор Московский патриархат будет рассматривать лишь при условии получения непосредственного приглашения и прибытия в Москву для разговоров по этому поводу официальных представителей из Рима.
— Так оно и случилось?
— 28 сентября 1962 года из Рима в Москву прибыл ближайший помощник кардинала Беа, секретарь секретариата по содействию христианскому единству монсиньор Иоанн Виллебранде.
Более четверти века спустя, в июне 1988 года, И. Виллебранде, к тому времени уже кардинал и председатель этого секретариата, рассказал мне о некоторых деталях этой поездки. Мы сидели с ним в купе вагона в поезде, который доставлял участников торжеств по случаю 1000-летия крещения Руси из Киева в Москву, и мой собеседник вспоминал:
38
— Папа Иоанн XXIII лично благословил меня на встречу с членами Священного синода и синодальной комиссии по межхристианским связям Русской православной церкви. Я передал им информацию о задачах и целях собора, о намеченных к обсуждению вопросах, о соборной процедуре, о ходе подготовки к собору и ее заключительном этапе. По возвращении в Рим я немедленно доложил своему руководству о результатах своих бесед с руководителями Московского патриархата. Вскоре после этого мы направили патриарху Алексию официальную телеграмму с предложением направить в качестве наблюдателей делегатов на второй Ватиканский собор двух или трех представителей духовенства или богословов. Телеграмма заканчивалась словами: «Мы уповаем и молим Господа о том, чтобы присутствие наблюдателей было эффективным вкладом во все растущее познание и уважение между всеми, носящими имя христиан и духовно объединенными в Евхаристии».
Священный синод Русской православной церкви на заседании 10 октября 1962 года под председательством патриарха Алексия заслушал сообщение о подготовке второго Ватиканского собора римско-католической церкви. Было решено принять приглашение Ватикана. Наблюдателям поручалось:
а)	подробно информировать Московский патриархат о работе второго Ватиканского собора и об откликах на эту работу в церковных и общественных кругах, регулярно, не реже одного раза в неделю, докладывая о текущей работе собора председателя отдела внешних церковных сношений и препровождая с докладами печатные материалы собора, соответствующую периодику и публикации;
б)	в пределах соборного статуса о наблюдателях, в случае необходимости, излагать перед соответствующими инстанциями римско-католической церкви определенную позицию Московского патриархата.
Вечером 10 октября сообщение о решении Священного синода было доведено до сведения Ватикана. А 12 октября, на следующий день по-
39
еле официального открытия собора, наблюдатели от Русской православной церкви прибыли в Рим. В субботу 13 октября 1962 года они присутствовали на первом рабочем заседании собора, и в тот же день Иоанн XXIII принял наблюда-телей-некатоликов и гостей, приглашенных на второй Ватиканский собор. Среди них были и прибывшие накануне наблюдатели из Москвы.
Папа и его гости: представители Русской православной церкви, коптской церкви, англиканской церкви, пасторы, одетые в белые, черные и фиолетовые сутаны, с крестами или с медалями на груди или в гражданских парадных сюртуках — сели друг возле друга в одинаковые кресла.
Монсиньор Арриги в присутствии кардинала Беа — председателя секретариата по содействию христианскому единству — и монсиньора Вил-лебрандса — священнослужителя, установившего от имени католической церкви контакты с православными Москвы, представил наблюдателей папе. Зачитав приветственный адрес на французском языке, этот прелат заявил, что рад представить столь большое число наблюдателей, «наших братьев во Христе, присутствие которых свидетельствует об их желании лучше ознакомиться с католической церковью». Это присутствие, сказал он, является «залогом стремления к единству христиан». Затем слово взял папа, который также говорил по-французски. После его речи все встали, и папа благословил их. Некоторые из присутствующих опустились на колени.
Атмосфера согласия и терпимости, в которой начал работу Вселенский собор, отнюдь не вызывала восторга у правокатолических деятелей, которые не представляли себе мира без конфронтации. Выходящая во Флоренции газета «Нацио-не» опубликовала статью своего директора, известного политического обозревателя Энрико Маттеи с явными нападками на политику папы Иоанна XXIII, обвинив его в «забвении антикоммунизма».
Маттеи не скрывал раздражения: «Скажем правду, даже если все делают вид, будто этого не знают: путь, начертанный папой Иоанном перед католической церковью, чтобы приобщить ее
40
к современному миру, намного отличается от того, который был указан его предшественниками, и коммунисты, пожалуй, имеют кое-какие основания испытывать удовлетворение».
Автор статьи всячески восхвалял политику Пия XII («наследника тех католиков с бесстрашной верой, которые не сочли проповедь евангелия достаточной для защиты от сокрушительного варварства») и противопоставлял ее «евангельской» политике папы Иоанна XXIII: «Со вступлением на престол папы Иоанна все изменилось. Церковь покидает политический фронт, который она поддерживала... и отходит на чисто религиозные позиции... занимая позицию нейтралитета, равноотдаленности, понимания и терпимости».
Выпады «Национе» встретили отпор в самых различных секторах общественного мнения. Буржуазная газета «Воче републикана» первой ответила на критику политики Иоанна XXIII, сообщив о высказываниях Маттеи под заголовком «Папу смехотворно обвиняют в содействии коммунизму». Газета посвятила этому вопросу также и редакционную статью, озаглавленную «Тоска по ведьмам». Газета критиковала сторонников «охоты за ведьмами», отметив, что подобная «форма антикоммунизма, который считается началом, концом и завершением всех вещей, наносит ущерб делу Запада». «Всем известно,— напоминала газета,— сколько контрабандного товара перевезли под маркой антикоммунизма, какие интересы, какие делишки и какие привилегии одержали верх под флагом борьбы с угрозой коммунизма». «Верно и то,— добавляла «Воче републикана»,— что трагедия в конце концов становится фарсом. И «охота за ведьмами» превратилась в балет-буффонаду».
Другая газета («Аванти») озаглавила свой комментарий «Энрико I— антипапа». «Недовольство правых итальянских кругов Ватиканским Вселенским собором и тем направлением, какое ему придают Иоанн XXIII и наиболее передовые круги епископата Европы и «третьего мира»,— констатировала эта газета,— начинает прорываться сквозь осторожное молчание и весьма знаменательные недомолвки, которыми
41
оно ранее характеризовалось. В самом деле, те самые органы печати, которые в другое время всегда были готовы грубо бросить на чашу политических весов любой, хотя бы самый малейший намек папы, епископов или священнослужителей, если его можно было истолковать как препятствие демократическому прогрессу, ныне начинают говорить о различии между церковью и государством, напоминая, что одно дело политика, а другое дело религия, и с забавным противоречием льют слезы по поводу того, что нынешний папа отказался от политического курса, проводившегося его предшественником».
За мир на Земле
Понтифик все решительнее поворачивал штурвал ватиканского корабля к той поистине великой цели, которой является спасение человечества от самоубийства. Новый случай убедиться в этом представился очень скоро, в дни Кариб-ского кризиса в октябре того же 1962 года, когда мир оказался на грани развязывания атомной войны.
Позднее, в декабре 1975 года, присутствуя в качестве специального корреспондента ТАСС на I съезде Коммунистической партии Кубы, я услышал из уст Фиделя Кастро рассказ о том, как возник и развивался этот кризис:
— Твердое убеждение в том, что в подходящий момент американский империализм под любым предлогом совершит прямое вооруженное нападение на Кубу, так же как и наша уверенность в том, что предложенные контрмеры укрепят социалистический лагерь в целом, определили наше решение подписать кубинско-советское соглашение о размещении на нашей территории ядерного оружия. Соединенные Штаты не хотели мириться с суверенным правом нашей страны самой определять характер своих международных связей и принимать соответствующие меры для своей обороны. Мир во всем мире был поставлен под угрозу.
Иоанн XXIII лично обратился к католику Кен
42
неди с призывом отказаться от планов вторжения на Кубу в ответ на согласие СССР не размещать там свои ракеты. Призыв был услышан. Касаясь позиции, которую занял перед лицом возникшей опасности Анджело Джузеппе Рон-калли, Фидель Кастро отмечал: «Он понял, что мир находится на перепутье, и знает, что стоит только начаться войне, как нашей планете придет конец. Мы одобряем позицию папы, а его нунций (посол) на Кубе — человек достойный и умный».
Это было сказано «по горячим следам». А 13 лет спустя, выступая с трибуны съезда своей партии, лидер кубинской революции констатировал:
— Учитывая возможность развязывания страшной войны, сохранение мира в один из моментов наибольшей для него опасности без принесения в жертву основной политической цели было победой... Вышеизложенные факты дают исчерпывающий ответ на вопрос о том, почему Куба, расположенная в 90 милях от Соединенных Штатов, смогла избежать опустошительной войны, подобной той, что обрушилась на Вьетнам, находящийся на расстоянии в 20 тысяч километров от американских берегов.
Через неделю после урегулирования Кариб-ского кризиса папа заявил:
— Мир — это самое ценное, самое великое, самое святое из всех благ... Мир стучится в наши двери, проникает через них то тут, то там; и в то время, как эти двери начинают отворяться, появляется надежда на его полное утверждение. Человечество устало от тревоги, волнений и неуверенности, которые заставляют замирать сердце и останавливают порывы любой простой души, готовой спокойно заниматься выполнением на Земле своего долга, но оказывающейся перед ужасной дилеммой: мир или война. И вот мы видим, что на горизонте появляются и начинают распространяться лучи мира. И мы благодарим за это Господа и славим его.
Тем временем на соборе события развивались далеко не однозначно. Днем подлинной пробы сил стало 14 ноября. По поручению секретаря конгрегации Священной канцелярии (бывшей
43
инквизиции) кардинала Оттавиани монсиньор Сальваторе Гарофале представил на рассмотрение «соборных отцов» проект документа об источниках божественного откровения. По этому проекту высказались 15 епископов. Взявший слово первым кардинал Льенар сразу же заявил: «Эта схема для меня неприемлема». Его поддержали кардиналы Фрингс, Леже, Кёниг, Альфринк, Сюэненс и Беа. В пользу схемы Оттавиани высказались трое: кардиналы Сири и Руффини из Италии, а также испанец монсиньор Морсильо. Еще один церковный деятель из Испании кардинал Кирога-и-Паласиос сказал, что поддерживает схему при условии внесения в нее некоторых изменений. Это было первое четкое размежевание между «обновленцами» и «консерваторами».
20 ноября на голосовании было поставлено предложение прекратить дальнейшее обсуждение схемы. Противники документа, подготовленного экс-инквизиторами, вновь оказались в большинстве. Они не смогли, однако, набрать требуемых двух третей голосов. А это значило, что бесплодные дебаты должны быть продолжены. И снова свое веское слово сказал папа Иоанн XXI11. Он объявил, что единоличным решением прекращает дискуссию по схеме и образует специальную комиссию, которой будет поручено разработать новый проект документа по данному вопросу и представить его на рассмотрение участников следующей, второй сессии Вселенского собора.
8 декабря 1962 года по каналам ТАСС было распространено сообщение из Ватикана, в котором, в частности, говорилось:
«Сегодня торжественной церемонией в ватиканском храме Святого Петра завершилась первая сессия Вселенского собора — высшего собрания руководителей католической церкви, которое происходит в среднем не чаще одного раза в столетие.
Несмотря на строгую секретность, окружавшую работу собора, через «Бронзовые врата» Апостолического дворца в журналистские круги просачивались некоторые сведения, характе
44
ризующие обстановку, которая сложилась в Ватикане. Они свидетельствуют о серьезных разногласиях между двумя большими группировками, образовавшимися на соборе: «традиционалистами», или «консерваторами», духовным лидером которых является секретарь конгрегации Священной канцелярии (инквизиции) кардинал Оттавиани, и «новаторами», или «реформистами», которым, по словам печати, сочувствует и сам папа Иоанн XXIII. Первые, обладая прочным большинством в римской курии (так называется совокупность центральных учреждений Ватикана, руководящих деятельностью католической церкви во всем мире.— ₽ед.), сумели добиться торжества своей точки зрения в отношении всех почти «схем». Сейчас, во время перерыва между первой и второй сессиями собора, все эти «схемы» подвергнутся полному пересмотру.
Подводя итоги первой сессии Вселенского собора, местные политические обозреватели отмечают как новый факт именно это четко определившееся размежевание сил внутри католической церкви. Усиление новых тенденций в пользу более либерального отношения к инакомыслящим позволило Ватикану установить прямой контакт с представителями некатолических христианских церквей, включая Русскую православную церковь и несколько крупных протестантских церквей, которые впервые направили на Вселенский собор своих наблюдателей. Со своей стороны, сам собор проявил весьма корректное отношение к инакомыслящим, что вызвало большое недовольство «твердолобой» печати и особенно тех ее органов, которые мечтали, что собор объявит о «крестовом походе» против коммунизма. К великому огорчению всех тоскующих по оружию на соборе прозвучал другой призыв, призыв к миру между народами.
Конечно, Вселенский собор еще не окончен, и было бы рискованным делом строить прогнозы по поводу позиции, которую он займет по всем поставленным на обсуждение вопросам. Да и продолжительность паузы между первой и второй сессиями так велика, что за это время может, конечно, произойти немало непредвиденных со-
45
бытий. В конечном итоге все будет зависеть от конкретного соотношения сил, которое сложится на соборе на заключительном этапе его работы. Однако уже сейчас можно сказать, что интерес, который вызвал во всем мире созыв этого собрания, более чем оправдан».
Намек на возможность «непредвиденных событий» был включен мною в корреспонденцию неслучайно. Несколькими днями раньше знакомый прелат сказал мне, что папа тяжело заболел (характер болезни был еще неизвестен) и может не увидеть завершения своего самого крупного начинания.
В рождественском послании в декабре 1962 года — последнем в его жизни — Иоанн XXI11 вновь призвал государственных деятелей не пренебречь ни одним усилием, чтобы спасти мир во всем мире.
— Из всех благ жизни и истории,— подчеркнул папа,— мир является воистину самым главным и ценным. И там, где отсутствует добрая воля всех людей и каждого человека в отдельности, напрасны надежды на радость и благословение. Отсюда — необходимость искать мир всегда и во всякое время, стараться созидать его с тем, чтобы он распространялся по всей Земле, оберегать его от любого опасного шага и предпочитать мир всякому испытанию, лишь бы не поставить его под угрозу.
Голос папы выдавал его усталось, но понтифик продолжал:
— Произнося и передавая по радио эти слова, мы думаем, что все, кто слушает нас, искренне и с чистым сердцем смогут услышать в них отзвук нашего последнего призыва к миру для достижения согласия между народами, который прозвучал в октябре. Сегодня мы вновь повторяем этот торжественный призыв. Мы заклинаем всех, кто стоит у руля управления странами, не оставаться глухими к крику человечества. Пусть они сделают все, что в их силах, чтобы спасти мир. Пусть они продолжают переговоры, так как этот образ действий, честный и открытый, имеет большое значение как свидетельство перед совестью каждого и перед историей. Начинать 46
переговоры, способствовать им и соглашаться на их проведение на любом уровне и в любое время — это правило мудрости и предусмотрительности, которое благословляют и небо, и Земля.
В январе 1963 года меня пригласили зайти в секретариат Итальянского общества культурных связей с Советским Союзом. Руководители общества показали мне гравюру советского художника Анатолия Бородина, которая была выставлена вместе с другими произведениями искусства во Флоренции по случаю выставки, организованной там этим обществом.
— Как ты полагаешь, примет папа эту гравюру, если мы ее ему подарим,— спросил один из активистов, мой давний приятель.
— Не знаю,— ответил я.— Но думаю, что подарок, когда он делается от чистого сердца, должен пробуждать добрые чувства.
Картина была отправлена в Ватикан. В телеграмме государственному секретарю Святого престола кардиналу Чиконьяни указывалось, что это произведение искусства направляется в качестве дара папе Иоанну XXIII—борцу за мир между народами. Как сообщили затем местные газеты, глава церкви принял работу советского мастера с благодарностью.
А вскоре, 7 марта, папа получил другой дар, более весомый и престижный. Премиальный фонд Бальцана (который был создан на средства, завещанные состоятельным журналистом — решительным противником милитаризма и реакции) присудил понтифику Международную премию «За мир и гуманизм». В дальнейшем, когда Иоанна XXIII уже не было в живых, фонд Бальцана прекратил существование, однако в тот момент это был серьезный и уважаемый институт. О его серьезности говорил, в частности, тот факт, что почетным председателем фонда согласился стать бывший президент Итальянской Республики сенатор Джованни Гронки, а одним из распорядителей — тогдашний глава итальянского государства Антонио Сеньи.
Вручение премии — событие важное уже само по себе — привлекло особое внимание еще и
47
потому, что дало повод для встречи Иоанна XXIII с главным редактором газеты «Известия» А. И. Аджубеем и его женой Радой Никитичной — дочерью Первого секретаря ЦК КПСС, Председателя Совета Министров СССР Н. С. Хрущева.
Позволю себе привести цитату из книги Макса Бержера «Шесть пап и один журналист», вышедшей в свет в 1979 году: «Визит Аджубея был, вне всякого сомнения, одним из самых примечательных моментов понтификата Иоанна XXIII. В связи с вручением папе бальцановской премии мира прессу пригласили на специальную аудиенцию. Все мы знали, что среди присутствующих будет Алексей Аджубей, главный редактор «Известий». Действительно, Аджубей и его жена заняли места рядом с другими журналистами в тронном зале и слушали речь папы, которую им переводил иезуит — француз русского происхождения. Потом папа ушел. Покинули зал и мы. Остались лишь Аджубей, его жена, да еще несколько человек, которые были вместе с ними. Вскоре все они направились в сторону папских апартаментов. Мы сделали из этого вывод, что с минуты на минуту начнется частная аудиенция, и передали сообщение о ней в наши редакции».
Франспрессовец сделал правильный вывод. Он выполнил свой журналистский долг, как и должен был поступить. Наша небольшая группа, в которую, помимо Алексея Ивановича и Рады Никитичны, входили корреспондент «Известий» Леонид Колосов, мой друг Лев Капалет, два — три дипломата и я, прошла через несколько залов, после чего мы достигли дверей приемной. К папе в этот раз были допущены только А. И. Аджубей и его супруга. Их сопровождал переводчик — священнослужитель из Ватикана.
Позднее Алексей Иванович поделился с нами впечатлениями от этой встречи. Вот запись, которую он сделал в своем блокноте:
«Иоанн XXIII принимал меня там, где он на самом деле работал, читал книги, писал свои энциклики. Жестом он пригласил занять место в кресле чуть в стороне от его рабочего стола.
Хозяин кабинета помолчал, давая возможность оглядеть полукружье стенных книжных шка
48
фов, забранных на старинный манер тонкой золотистой сеткой. Потом, нарушив молчание, сказал, что считает очень важными и интересными многие инициативы нашей страны в защиту мира.
— Я знаю две мировые войны, видел, какие неимоверные несчастья принесли они людям, а третья мировая война была бы для человечества гибелью. И разве затем Господь Бог дал нам эту прекрасную землю?..
В размышлениях главы католической церкви о мире были свои аргументы и своя логика. Он сам подчеркнул, что у Ватикана две руки: одна — государства, другая — церкви.
— Мы вполне можем и должны вести честный диалог с теми, кто принимает для пожатия хотя бы одну из этих рук. Причем мы готовы не путать их. Да иного пути и нет, ибо не в нашей власти остановить мировой процесс, а те, кто хотел это сделать недавно,— он имел в виду германских фашистов,— нанесли миру тяжкие раны...
Коснулся глава Ватикана и тогдашних событий на Кубе, причем дал негативную оценку действиям США, «которые всегда хотят навязывать всем свою волю». А затем он вновь коротко прокомментировал только что состоявшуюся встречу с журналистами.
— Пусть кого-то и сердит то, что я принял премию мира,— сказал Иоанн,— и кто-то считает, что я завоевываю голоса избирателей «не своей партии». Это не изменит моей позиции. Думаю даже, если бы Отец и Учитель наш был поставлен в мои условия, он поступил бы так же...
Прощаясь, Иоанн остановился у небольшого столика из мрамора. На узорчатом его орнаменте стояли фигурки, причем каждая очень искусно была вырезана тоже из мрамора, но отличалась по цвету. Сценка изображала библейскую историю рождения Христа. Подарок из родной Ломбардии был преподнесен каменотесами к дню 80-летия папы.
Иоанн ласково оглядывал, поглаживал фигурки, видимо, ему очень нравилась работа самодеятельных скульпторов из Сотто-иль-Монте.
— Каждая мать,— говорил Иоанн при этом,— в муках рожает дитя свое, и каждая мать хочет
49
ему счастья. Убережем матерей от судьбы той матери, чей сын пострадал за веру свою и завещал нам продлевать род человеческий и благоустраивать землю...»
Рада Никитична, со своей стороны, призналась, что, как ей показалось, ее отец и Иоанн XXIII в чем-то схожи друг с другом.
— Оба они,— сказала дочь Н. С. Хрущева,— вышли из крестьян, оба сохранили связь с землей. Даже в их внешнем облике я увидела что-то общее. И меня тронуло, что руководитель мирового католицизма отнесся к нам просто, я бы даже сказала, по-отечески.
Подумав, она добавила: «Мне кажется, что папа римский, как и мой отец, хочет, чтобы мир изменился в лучшую сторону, чтобы люди, придерживающиеся разных взглядов, научились проявлять взаимную терпимость и стали бы более добрыми».
Но вернемся к книге М. Бержера:
«Вскоре, однако, распространился слух, что на самом деле встреча не состоялась. Я позвонил советскому коллеге, который сопровождал Аджубея и его жену и только что вернулся с этой встречи. Тот заверил меня, что присутствовал при посещении личной библиотеки папы в его апартаментах. А это значит, что частной аудиенции не было. Не удовлетворившись таким ответом, я обратился к сотруднику папы, который в тот день все утро находился на дежурстве в Ватикане. И он успокоил меня, подтвердив, что собственными глазами видел, как папа принял советского журналиста и дочь Хрущева. На следующий день я перезвонил своему коллеге из Советского Союза, чтобы по-дружески пожурить его за неполную информацию, из-за которой я чуть было не совершил ошибку. Он извинился, сказав, что в момент нашего разговора мог дать мне лишь тот ответ, который я от него и услышал. Должен признаться, что до сих пор мне так и не удалось выяснить причину этого загадочного происшествия».
Ну что ж, сегодня я могу дать Максу Бержеру полный ответ на этот вопрос (мысленно поблагодарив его за деликатность, поскольку, бросая
50
упрек своему «советскому коллеге», он не назвал моего имени, тогда как чуть не подвел его именно я). Дело в том, что оба мы оказались невольными жертвами той внутренней борьбы течений, которая тогда подспудно велась в Ватикане. По окончании аудиенции я обратился к А. И. Аджубею за советом, стоит ли готовить корреспонденцию о ней специально для его газеты. Алексей Иванович подумал, а потом сказал:
— Поступай как хочешь. У меня нет ни малейших возражений. Но сначала спроси у представителей Святого престола, а вдруг они захотят соблюсти конфиденциальность?
Так я и сделал. И услышал из уст высокопоставленного ватиканского деятеля, которому задал свой вопрос:
— Никакой аудиенции не было.
Пришлось напомнить, что многие коллеги видели, как мы двинулись в ту же сторону, что и понтифик.
— Ну и что же,— невозмутимо ответил прелат.— Вы получили приглашение ознакомиться с папской библиотекой, и в этом нет ничего необычного. А Святой отец вполне мог на этой экскурсии и не присутствовать.
Узнав о реакции прелата, А. И. Аджубей улыбнулся:
— Видимо, нас здесь еще боятся. Ну что же, библиотека так библиотека. Не будем ставить наших гостеприимных хозяев в щекотливое положение.
Минут сорок спустя мы сидели в квартире Леонида Колосова и говорили о значении беседы А. И. Аджубея с папой. Алексей Иванович показал нам сувениры, врученные ему Иоанном XXIII. Оживленный обмен впечатлениями был прерван телефонным звонком. Звонил корреспондент Франс Пресс:
— Анатолий, в твоей конторе мне сказали, что ты у «известинцев», поэтому набрал их номер. Скажи, что ты написал в Москву об Аджубее?
Я взял в руки блокнот и прочитал французскому коллеге корреспонденцию, только что переданную по телефону в ТАСС:
«В Апостолическом дворце Ватикана состоя
51
лась церемония вручения папе Иоанну XXIII международной премии имени Бальцана «За мир и гуманизм». От имени комитета по премиям папу приветствовал первый председатель комитета, бывший президент Итальянской Республики Джованни Гронки. Затем с краткой речью выступил сам папа, поблагодаривший комитет за высокую оценку его усилий, направленных на сохранение мира между народами. На церемонии в Ватикане присутствовало около 50 итальянских и иностранных журналистов, в том числе вице-президент общества «СССР — Италия», главный редактор газеты «Известия» А. И. Аджубей и его супруга, находящиеся в Италии по приглашению Итальянского общества культурных связей с Советским Союзом («Италия — СССР»)».
— И это все? А как же частная аудиенция?
— Я описал все, что видел собственными глазами.
— Но ведь ты постоянно находился вместе с Аджубеем. Разве вы не ходили с ним к папе?
— Нет.
Большего сказать тогда было нельзя — так (казалось мне) решил Ватикан. К тому же я действительно с Аджубеем к папе не ходил. И их встречи в узком составе не видел.
Макс перезвонил мне не на следующий день, а час спустя. Он был сама ирония:
— Хочешь, я расскажу тебе, о чем шла речь во время беседы в кабинете папы?
Несколькими минутами раньше итальянские сотрудники отделения ТАСС сообщили мне, что коммюнике о приеме папой А. И. Аджубея распространило со ссылками на «официальные источники в Ватикане» местное агентство АНСА. Там были расставлены все (или почти все) точки над «и». И лишь позднее я узнал, что вопрос о разглашении факта встречи стал предметом противоборства в окружении папы между сторонниками и противниками контактов с Советским Союзом.
Корреспонденту ТАСС не оставалось ничего иного, как снова вызвать по телефону Москву и продиктовать еще одну, заключительную фразу к переданному ранее сообщению: «После окончания церемонии А. И. Аджубей был принят
52
Иоанном XXIII на частной аудиенции». Вместе с этим дополнением корреспонденция из Ватикана была опубликована в «Известиях» 8 марта 1963 года.
Встреча папы римского с зятем и дочерью советского руководителя вызвала целый поток комментариев итальянской и иностранной печати. Римская «Мессаджеро» охарактеризовала ее как «восемнадцать исключительно важных минут». Парижская «Монд» пришла к выводу, что «советские руководители пытаются добиться мирного сосуществования с религиозными вождями». А заокеанская «Нью-Йорк тайме» попыталась предсказать «более широкие» последствия: «Потенциальные политические возможности, заложенные на встрече между папой Иоанном XXIII и дочерью и зятем Хрущева, выходят далеко за рамки таких сравнительно узких вопросов, как возможность установления дипломатических отношений между Кремлем и Ватиканом. Папа является одним из самых уважаемых и влиятельных людей на земле. Премьер-министр Хрущев понимает важность этого гораздо лучше, чем Сталин, который как-то спросил насмешливо о числе дивизий, находящихся под командованием папы. Можно ожидать, что улучшение отношений между Ватиканом и Москвой отразится на широком круге давнишних проблем»...
Тем временем состояние здоровья папы не переставало ухудшаться. Как рассказывал секретарь папы монсиньор Каповилла, однажды, когда ему самому вдруг стало плохо, Иоанн XXIII помог ему добраться до кресла, а затем сказал: «Вы что, хотите отправиться «туда» раньше своего начальства?» В другой раз, увидев бледность на лице папы, монсиньор Каповилла поинтересовался, как он себя чувствует, и услышал в ответ: «Как Святой Лаврентий на решетке для пыток».
Иоанн XXIII сознавал, что его понтификат может оборваться скоро, очень скоро, и торопился заложить как можно больше кирпичиков в сооружаемое совместно всеми людьми доброй воли здание мира и дружбы между народами. Помню, как в один из весенних предпасхальных
53
дней 1963 года в моем рабочем кабинете зазвонил телефон. Звонили из Ватикана:
— Синьор Красиков, у нас есть для вас важная новость. Если можете, приезжайте.
Минут сорок спустя я уже входил в Апостолический дворец. Мне передали конверт, содержимое которого я храню до сих пор как ценную реликвию. Это была последняя энциклика папы Ронкалли «Пацем ин террис» («Мир на Земле»). Даже самое беглое ознакомление с текстом энциклики показывало, что речь идет о документе исключительной важности.
Вопреки традиции энциклика была обращена не только к духовенству и верующим, но и «ко всем людям доброй воли». Она начиналась с констатации того факта, что «удивительному порядку Вселенной противостоит беспорядок, царящий в отношениях между людьми и народами, как будто эти отношения могут улаживаться только с помощью силы». Выводы, к которым приходил автор, не оставляли сомнений относительно позиции Иоанна XXIII в вопросах войны и мира: «Споры между народами должны разрешаться не силой оружия, а посредством переговоров». И далее: «Справедливость, мудрость, чувство человечности требуют, чтобы был положен конец гонке вооружений. Они требуют сокращения вооружений, запрещения атомного оружия и, наконец, разоружения, которое должно быть осуществлено в соответствии с общим согласием и под эффективным контролем».
Папа заявлял о своей «озабоченности тем, что страны с наиболее развитой экономикой создали и продолжают создавать страшное оружие, затрачивая на это энергию многих людей и огромные материальные ресурсы». «Стало обычаем,— писал он,— оправдывать гонку вооружений повторением слов о том, что в нынешних условиях мир обеспечивается только равновесием вооруженных сил. Но в этом случае, если кто-то увеличивает свой военный потенциал, другие страны также должны не отставать, а вооружаться. И если одна страна производит атомное оружие, то и другие должны производить атомное оружие такой же разрушительной силы. В резуль-54
тате люди живут под постоянным страхом, ожидая урагана, который может разразиться в любой момент, принеся с собой невообразимые страдания. И не без основания, потому что оружие уже готово».
В последней части энциклики папа излагал свои «авторские указания» для католиков. Особый раздел этой главы был посвящен отношениям между католиками и некатоликами в экономической, социальной и политической областях. «Кто может отрицать,— восклицал папа,— что в деятельности некатоликов, поскольку она согласуется с нормами благоразумия и выражает законные человеческие стремления, могут быть элементы положительные и заслуживающие одобрения!» «По этим причинам,— констатировал Иоанн XXIII,— может случиться, что такое сближение, которое еще вчера было или казалось бесполезным, сегодня уже полезно или может оказаться полезным завтра. Решать, наступил ли уже такой момент, а также устанавливать формы возможного сотрудничества в совместном достижении экономических, социальных, культурных и политических целей, приносящих подлинную пользу,— всему этому может научить только благоразумие».
В поддержку идей «папы мира», как все чаще стали называть Иоанна XXIII, высказались многие видные государственные и общественные деятели стран с различным строем.
В день опубликования «Пацем ин террис» ТАСС распространило сообщение, в котором отмечалось: «Новая энциклика, с которой папа Иоанн XXI11 обратился к клиру, верующим и всем людям доброй воли, вызвала огромный отклик во всем мире, так как она посвящена вопросу, волнующему человечество, а именно сохранению мира на нашей планете».
Увы, дни Анджело Джузеппе Ронкалли были уже сочтены. 17 мая 1963 года папа отслужил последнюю мессу в своей жизни. В дальнейшем он лишь присутствовал на богослужениях, совершавшихся в кабинете неподалеку от его спальни. 20 мая понтифик принял примаса Польши кардинала Вышиньского, которого сопровождали три
55
других польских епископа. Секретарь предложил, чтобы аудиенция проходила прямо в спальне, однако Иоанн XXIII категорически отказался. «Я еще не зашел так далеко»,— заявил он. В итоге встреча состоялась в папской библиотеке. Прощаясь, кардинал Вышиньский сказал: «До сентября, Святейший отец». Грустно улыбнувшись, Иоанн XXIII ответил: «В сентябре вы найдете здесь или меня, или другого. Знаете, за месяц успеют сделать все — похоронить одного папу и избрать другого». На следующий день у папы произошло кровоизлияние в мозг, после чего было официально объявлено, что ввиду болезни он «на время» прекращает приемы.
В канун летального исхода ТАСС передавал из Ватикана: «Прикованный к постели тяжелым недугом — раком желудка — умирает в своей комнате Апостолического дворца в Ватикане папа римский Иоанн XXIII. Вот уже три дня продолжается мучительная агония, температура поднялась до 39—40°, пульс участился, дыхание стало прерывистым, и папа все чаще теряет сознание или засыпает под действием обезболивающих средств. Однако каждый раз, когда сознание возвращается к нему, он вновь и вновь говорит, что посвящает свою жизнь великому делу мира».
О последнем дне рассказывал племянник понтифика монсиньор Ронкалли:
— Мы подавлены горем, конец близок. Врачи бегают между комнатой и аптекой. Непрерывно работает прибор для переливания крови. Папе вводят физиологический раствор, в его правую руку входит игла шприца... Настает час расставания, но он не кажется печальным, так как Святой отец всю жизнь смиренно думал о смерти. Великое спокойствие царит в тихой комнате... С площади слышится пение толпы, которая слушает мессу на паперти собора Святого Петра. 3 июня, 19 часов 49 минут. Мы можем дать волю нашим слезам — папа скончался.
Смерть «папы мира» отозвалась болью в сердцах людей, придерживающихся самых различных политических, философских и религиоз
56
ных воззрений. В Ватикан сплошным потоком стали поступать соболезнования. Н. С. Хрущев телеграфировал из Москвы: «Прошу принять наше глубокое соболезнование по случаю кончины папы Иоанна XXIII. Мы сохраним добрую память об Иоанне XXIII, чья плодотворная деятельность на пользу поддержания и укрепления мира получила широкое признание и снискала ему уважение среди миролюбивых народов».
«Журнал Московской патриархии» откликнулся на смерть папы некрологом, в котором писал: «Современники назвали его «папой мира», так как понтификат Иоанна XXIII ознаменован глубоко христианским и реалистическим подходом главы католической церкви к важнейшим проблемам современного человечества и последовательной борьбой за мир... Смерть его у многих вызвала неподдельное горе. И в Русской православной церкви к личности Иоанна XXIII относились с глубоким уважением. Весть о кончине его православными верующими была воспринята с большой печалью... Миротворческая деятельность папы Иоанна XXIII увековечила его память в сердцах не только католиков, но и всех вообще миролюбивых людей».
17 июня в соборе Святого Петра состоялась заключительная религиозная церемония, посвященная памяти Иоанна XXIII. У меня сохранилось приглашение на эту торжественную понтификаль-ную мессу-реквием. Пригласительный билет был отпечатан типографским способом на бланке, где вместо имени папы значилось: «Вакантный престол».
Богослужение совершал кардинал Тиссеран, старейший член кардинальской коллегии. На церемонии присутствовали делегации, специально прибывшие в Ватикан из 83 стран мира. Среди присутствовавших находились вице-президент США Линдон Джонсон, министры иностранных дел Франции, ФРГ, Голландии, представители правительств многих других стран. Итальянскую делегацию возглавлял исполняющий обязанности премьер-министра А. Фанфани.
В соборе Святого Петра были представители многих конфессий, в том числе делегаты Русской
57
православной церкви: заместитель председателя отдела внешних церковных сношений Московского патриархата протоиерей Виталий Боровой, представитель патриархата при Всемирном совете церквей в Женеве епископ Звенигородский Владимир (Котляров) и секретарь представительства при Всемирном совете церквей Н. П. Анфиногенов.
В тот же день панихида по умершему папе была отслужена в Крестовой церкви в резиденции патриарха в Москве.
Новый руководитель Вселенского собора
Два дня спустя, 19 июня, в Ватикане собрался конклав, участникам которого предстояло избрать нового папу. По словам знатоков, само слово «конклав» происходит от латинского «кон клаве» и означает «комната, запертая на ключ». История конклавов началась много столетий назад. Заседавший с ноября 1268 года по сентябрь 1271 года в итальянском городе Витербо почти три года совет кардиналов никак не мог прийти к согласию о том, кто же станет преемником умершего папы Климента IV. В конце концов терпение верующих лопнуло, и, последовав совету французского короля Филиппа I, они решили замуровать все выходы из дворца, где заседали высшие церковные иерархи. Двери открылись лишь после того, как кардиналы назвали имя своего избранника.
Теперь, впрочем, никто дверей, ведущих в помещение, где происходят конклавы, не замуровывает. Следуя современным инструкциям, князь Киджи лишь чисто символически «замуровал» выборщиков папы. Он запер на ключ и опечатал дверь, через которую перед этим под звуки хора «Приди, Создатель» проследовали кардиналы, направляющиеся в Сикстинскую капеллу. Каждого участника конклава сопровождал прислужник, и это не было просто данью традиции: около трети князей церкви не могли передвигаться без посторонней помощи, а некоторых пришлось даже нести на руках. Нам было позволено наблюдать эту процессию.
58
Выборщики прошли в тот самый зал, где несколькими месяцами раньше, сидя неподалеку от Иоанна XXIII, я слушал его речь, обращенную к журналистам, которые находились здесь по случаю открытия Вселенского собора. Мы, корреспонденты, увидели Сикстинскую капеллу несколькими днями раньше, чем кардиналы. Как же она изменилась! Вдоль стен были расставлены 82 кресла, обитых красным бархатом. Перед каждым — столик с фиолетовым покрывалом. Над креслами — балдахины (после того как выбор будет совершен, все они будут опущены, за исключением одного — укрепленного над креслом нового главы церкви).
По традиции урной для бюллетеней служит золотой кубок, установленный перед алтарем. Неподалеку — чугунная печь, где сжигаются бюллетени. Когда ни один из претендентов не получает большинства в две трети голосов, к бюллетеням добавляют сырую солому, и черный дым, который выводится наружу через специальную трубу, сигнализирует собравшимся на площади перед дворцом людям о том, что папа еще не избран. При положительном же исходе голосования горит лишь сухая солома, и выходящий из трубы в этом случае белый дым возвещает: церковь вновь обрела своего верховного владыку.
Участники конклава лишены телефона, почтовой корреспонденции, возможности узнавать новости по радио или телевидению (приносить с собой радиоаппаратуру категорически запрещается). Все эти меры предосторожности призваны уберечь кардиналов от возможного воздействия извне.
Как подсчитали мои собратья по перу, конклав длился ровно 42 часа и 22 минуты, то есть меньше двух суток. Папа «родился» в шестом туре голосования. Когда из знаменитой трубы показался дым явно белого цвета, собравшиеся на площади верующие громко зааплодировали. Теперь все с нетерпением ждали появления на балконе нового главы церкви. А тем временем избранника кардиналов срочно облачали в белые папские одеяния (которые заранее готовятся в трех различных вариантах: большого, среднего и
59
маленького размера). Наконец, на балкон вышел кардинал-диакон Альфредо Оттавиани. Усиленная многочисленными громкоговорителями над площадью прозвучала ритуальная фраза:
— С большой радостью объявляю вам, что у нас есть папа.
Сразу же вслед за этим он назвал имя Джованни Баттисты Монтини, и толпа облегченно вздохнула. Снова раздались аплодисменты.
21 июня ТАСС передал из Ватикана: «Сегодня конклав (совет кардиналов) избрал новым папой римским архиепископа Миланского кардинала Монтини. Новый папа принял имя Павла VI».
Выбор имени новым главой церкви вызвал немало пересудов в журналистских кругах. Если бы Джованни Баттиста Монтини назвал себя Пием XIII или Иоанном XXIV, все было бы просто и ясно. Вместе с именем он четко выбрал бы и определенную программу. Папы Павла церковь не знала три с половиной столетия.
Последний Павел восседал на ватиканском престоле с 1605-го по 1621 год. Большого следа в жизни католиков он не оставил. Зато другие Павлы, если чем-то и отличались, то скорее консерватизмом и борьбой с инакомыслящими. Так, Павел III, руководивший церковью с 1534-го по 1549 год, был одним из самых решительных гонителей Реформации. В 1542 году он учредил верховный инквизиционный трибунал, руководителем которого стал Джанпьетро Карафа, будущий папа Павел IV. Именно тогда обычным явлением стали костры, на которых сжигали «еретиков». Тех, кто не следовал церковной доктрине слепо и безоговорочно, а задавал «опасные» вопросы, бросали в тюрьмы и подвергали жестоким пыткам. С именем Павла IV связана и другая мрачная страница ватиканской истории — появление «Индекса запрещенных книг». После смерти этого папы в Риме вспыхнуло восстание, статуя понтифика была сброшена в Тибр, а тюрьма инквизиции сожжена.
Разумеется, мало кто видел в Павле VI возможного продолжателя дела этих Павлов — представителей совершенно иной исторической эпохи. А католическая печать изо дня в день
60
напоминала о деяниях апостола Павла, одного из любимых учеников Иисуса Христа, автора 14 посланий, включенных в Новый завет.
Сразу же после избрания кардинала Монтини новым главой римско-католической церкви Н. С. Хрущев направил ему поздравительную телеграмму, на которую последовал ответ: «Выражаем живую и искреннюю благодарность за поздравления и пожелания, полученные от Вашего превосходительства. Ваше послание возбуждает в нашей душе память о русском народе, его гражданской и христианской истории, и мы просим Бога, дабы этот народ в своем процветании и благоустроенной общественной жизни мог принести богатый вклад в действительный прогресс человечества и в дело справедливого мира во всем мире».
ТАСС распространил среди своих подписчиков текст обеих телеграмм, после чего некоторые органы правой печати обвинили нас в «фальсификации». Противники сотрудничества государств с различным строем отвергли саму мысль о том, что руководитель Ватикана способен решиться на столь теплые высказывания о советских людях. Пришлось готовить специальный комментарий и доказывать, что в переданных нами документах не выброшено и не добавлено ни единого слова.
Сомнения правой печати, видимо, в какой-то степени объяснялись тем обстоятельством, что в отличие от своего предшественника, выходца из простых крестьян, Джованни Баттиста Монтини родился и вырос в добропорядочной буржуазной семье (отец его был видным католическим политиком и журналистом, адвокатом по профессии). Монтини получил высшее образование в Римском и Грегорианском (папском) университетах, более 30 лет провел на службе в дипломатическом ведомстве Ватикана.
Один из руководителей Итальянской компартии Марио Аликата откликнулся на его избрание статьей, в которой писал (на страницах газеты «Унита»): «При своей утонченной и непримиримой католической натуре, при своем строгом и холодном характере, при своих аристократичес-
61
ких вкусах и типично буржуазных семейных традициях, при своем частом общении с диплома** теми в пределах органов римской курии, но без непосредственного контакта с самыми различными странами и деятелями (в отличие от Иоанна XXIII), как может Павел VI обещать, что он пойдет по стопам этого папы — крестьянина, папы-бедняка, отвергающего всякое покровительство близким людям, папы-«демократа», обладавшего одной из самых больших духовных ценностей современного мира — терпимостью? В лице Павла VI церковь сможет иметь видного руководителя, но найдет ли она в нем папу, способного продолжать собеседование, начатое Иоанном XXIII с некатолическим, современным миром?» Однако, признавал Аликата, «с самого начала видно, что Павел VI старается сочетать традиции римской церкви с тем элементом обновления, который Иоанн XXIII внес в ее жизнь».
Ни для кого не было секретом, что новый папа пользовался большой дружбой и благосклонностью своего предшественника. Именно Иоанн XXI11 возвел его в сан кардинала на первой же консистории, проведенной после того, как сам он стал главой церкви. Отказавшись ранее, в 1953 году, принять кардинальскую баретту (головной убор) из рук Пия XII, Монтини принял ее от «папы мира». Не остался незамеченным и тот факт, что во время первой сессии Вселенского собора кардинал был личным гостем Иоанна XXIII в Ватикане.
Теперь все ждали, будет ли продолжено это начинание папы Ронкалли. Дело в том, что решения, принятые во время предыдущего понтификата, не связывают нового главу церкви. А это значит, что собор, едва собравшись, мог так и остаться незавершенным. Преемник «папы мира» счел необходимым сразу же рассеять все сомнения на этот счет. Буквально через несколько дней после конклава я узнал, что вторая сессия собора не отменена. А вскоре была официально объявлена и дата ее созыва —29 сентября.
В своем первом же радиопослании Павел VI подтвердил, что будет следовать линии Иоанна XXIII. Упомянув, как того требует традиция, 62
не одного, а нескольких своих предшественников, он подчеркнул:
— Но с особым волнением и благочестием мы вспоминаем образ покойного Иоанна XXIII, который за короткий, но весьма интенсивный период своей пасторской деятельности завоевал любовь людей, в том числе и тех, кто находится очень далеко от нас.
Новый понтифик добавил, что хочет приложить все усилия «для сохранения среди народов великого блага человечества — мира, означающего не только отсутствие воинственного соперничества или вооруженных трений, такого, который был бы отражением порядка, угодного Богу».
24 июня папа Монтини принял в зале консистории дипломатический корпус. Обращаясь к присутствующим по-французски, он сказал:
— Одна из задач папы, которой наш незабвенный предшественник придавал особое значение, заключается в том, чтобы содействовать установлению мира, основанного, как он авторитетно напомнил, на четырех столпах: правде, справедливости, любви и свободе. Следуя по его стопам и руководствуясь его примером, мы намереваемся сделать в этой области все, что от нас зависит.
Не дожидаясь коронации, Павел VI встретился с итальянскими и иностранными журналистами, которые собрались, чтобы приветствовать его в новом высоком качестве. На встречу пришли более тысячи человек, однако, как и в первые дни Вселенского собора, представители Ватикана позаботились о том, чтобы гражданин СССР не затерялся в этой толпе, и предложили мне занять место в непосредственной близости от папы, выразив тем самым особое уважение к нашей стране.
Папа обратился к нам, начав свою речь словами: «Дорогие коллеги и друзья». «Наше семейное воспитание,— добавил он,— позволяет нам сказать, что мы — люди одного круга».
Перед этой встречей, посоветовавшись друг с другом на заседании руководящего комитета Ассоциации иностранной печати, мы поручили
63
Максу Бержеру передать папе в подарок от имени зарубежных корреспондентов портативный магнитофон, и Макс с удовольствием выполнил это наше поручение. Для меня же это был первый случай обменяться несколькими словами с преемником Иоанна XXIII.
Тем временем в Ватикане обновлялись и люди, и порядки. По примеру предыдущих пап, Павел VI привез с собой тех, кого знал и кому доверял до того, как возглавить церковь. Место его личного секретаря занял молодой аббат, студент Миланского католического университета П. Макки. Монашки из Бергамо вернулись в родную обитель, передав свои обязанности послушницам монастыря из Милана. В то же время папа не торопился расставаться со многими сотрудниками своего предшественника. Так, монсиньор Каповилла сменил квартиру, однако остался одним из самых близких помощников нового понтифика. А шофер Иоанна XXIII Гуидо Гуссо даже получил повышение по службе, став заместителем дворецкого.
Если Пий XII обедал, как правило, в гордом одиночестве, а Иоанн XXIII разделял трапезу с родными и близкими, новый руководитель Ватикана стал часто приглашать с собою за стол многочисленных друзей и гостей Святого престола.
Павел VI объявил об отказе от некоторых старых атрибутов папского величия. Он отменил использование «флабелли» — больших опахал из перьев белого страуса, которыми с незапамятных времен пользовались как своеобразными веерами во время торжественных шествий, когда понтифика проносили по площади на кресле, водруженном на специальные носилки. Из личных апартаментов главы Ватикана исчезли красные дамасские ковры, а место трона заняла каменная скамья с тремя ступеньками перед ней, опять-таки из камня.
Торжественная церемония коронации Павла VI состоялась 30 июня в присутствии делегаций, прибывших по этому случаю в Ватикан из 90 стран мира. Впервые почти за тысячу лет эта церемония происходила не внутри храма, а на паперти, перед входом в собор Святого Петра. Ее могли
64
наблюдать десятки тысяч людей, которые собрались на площади, чтобы приветствовать руководителя церкви. После длительного богослужения кардинал Оттавиани возложил на голову папы тиару, украшенную драгоценностями, и огласил декрет об индульгенции (прощении грехов) всем, кто был свидетелем этого события.
В период между коронацией папы и возобновлением Вселенского собора произошло важное событие. Впервые за долгие годы «холодной войны» трем великим державам — СССР, США и Англии — удалось прийти к согласию по вопросу, затрагивавшему жизненные интересы всех народов планеты. На переговорах, которые происходили в Москве, был согласован текст договора о запрещении ядерных испытаний в атмосфере, в космосе и под водой.
А 5 августа, в день подписания Московского договора, папа телеграфировал правительствам США, Англии и СССР: «Заключение договора о запрещении испытаний ядерного оружия тронуло нас до глубины души, так как мы видим в нем проявление доброй воли, обещание согласия и обещание более светлого будущего. Заботясь о благосостоянии человечества, мы приветствуем отклики удовлетворения и надежды, которые слышатся из каждого уголка земного шара. Мы шлем поздравления по поводу завершения столь ободряющего и столь важного акта, и мы молим Бога, чтобы он подготовил путь к новой истинной эпохе во всем мире».
Тем временем приближалось открытие второй сессии Вселенского собора, и мы, журналисты, обсуждали между собой ее перспективы. Среди вновь аккредитованных представителей печати были и специально прибывшие из Москвы известные публицисты и ученые Н. А. Ковальский и М. П. Мчедлов. Большое волнение среди журналистов вызвало известие о том, что Павел VI назначил членом президиума высшего собрания прелатов католической церкви архиепископа Генуэзского кардинала Джузеппе Сири. Даже осторожный Макс Бержер признавал, что Сири принадлежит к крайне правому течению епископов и известен своей враждебностью ко
65
всякому обновлению церкви. Сири приписывали фразу, ставшую знаменитой: «Нам понадобится 40 лет для того, чтобы исправить вред, нанесенный папой Иоанном XXIII».
Практическая работа сессии началась с обсуждения вопроса «о церкви». Это был один из тех вопросов, на которых десятью месяцами раньше споткнулась первая сессия собора, отвергшая проекты «схем» (решений), предложенные «традиционалистами», но не сумевшая предложить ничего иного. Дискуссия велась отныне на основе нового документа, первая часть которого была одобрена еще папой Иоанном XXIII незадолго до его смерти. Всего же на рассмотрение собора было представлено 17 различных «схем», связанных с проблематикой католицизма.
Комментируя вступительную речь папы Павла VI, газета «Унита» писала: «Диалог с современным миром предполагается и поощряется в этой речи в таких словах, которые подтверждают духовное превосходство католичества и подчеркивают скорее призвание католической церкви «объединять» все под своим началом, нежели общие положения, способствующие контакту с другими силами».
В ходе сессии представители консервативного крыла делали все от них зависящее, чтобы закрыть дорогу к диалогу с некатоликами, стремились свести на нет усилия той части церковных лидеров, которые призывали к уважению взглядов инакомыслящих и к отказу от религиозной нетерпимости.
В эти дни о «контрнаступлении» поборников старого курса Пия XII много писала итальянская печать, и общественность живо реагировала на происходящее. Макс Бержер рассказал такую историю:
— Два итальянских кардинала, известные своими «интегристскими» (т. е. реакционными) взглядами, сели однажды в такси, чтобы направиться на собор. К их удивлению водитель повел машину совсем в другом направлении. «Но послушайте,— воскликнул один из пассажиров,— мы же сказали вам, что нужно ехать на
66
собор!» — «Конечно,— ответил тот.— Мы и едем на собор... На Тридентский собор».
Тридентский (XIX Вселенский) собор собрался в 1545 году в разгар Реформации и религиозной войны в Германии. С перерывами он продолжался до 1563 года и вошел в историю тем, что осудил сторонников церковных реформ.
Один из «консерваторов» кардинал Руффини заявил, что в отношениях с христианами-нека-толиками речь не может идти ни о чем ином, кроме как о возвращении «отделившихся братьев» в лоно «подлинной церкви Христа», каковой, по его убеждению, является только римско-католическая. Это заявление произвело удручающее впечатление на приглашенных на собор наблюдателей от других конфессий.
Нескольким журналистам, в том числе и мне, удалось раздобыть текст петиции 200 епископов, предлагавших участникам собора вернуться на скользкий путь «крестовых походов» против коммунизма. Авторы петиции не ограничивались громами и молниями по адресу тех католиков, которые, «уступая большевистской пропаганде и воззрениям французской революции, готовы согласиться с марксистскими теориями и с экономической и социальной структурой коммунизма». Они обрушивались на социалистические государства за то, что там ограничивается право частной собственности, и громко протестовали против «проявления терпимости в отношении этих государств».
Давая общую оценку итогам второй сессии, местные политические обозреватели отмечали, что несомненное влияние на ход ее работы оказали заверения нового папы о том, что он намерен «продолжать большое дело, начатое Иоанном XXIII, и направить «все усилия на сохранение великого блага — мира между народами». Во время сессии Павел VI призвал ученых мира «не превращать науку и ее отдельные отрасли, и в частности ядерные исследования с их широчайшими возможностями применения, в угрозу, кошмар, в орудие уничтожения человеческой жизни».
67
...Поначалу беседа не клеилась. Узнав, что я советский журналист, дон Валерио, приходский священник из городка Дженаццано, километрах в сорока от Рима, сразу же насторожился. А мне давно хотелось с ним познакомиться: приход его был расположен в «красном городе», подавляющее большинство жителей которого неизменно голосовало на выборах за коммунистов.
Что он думает о своем настоящем и о будущем? Как относится к своим прихожанам, которые идут за коммунистами? К чему зовет их?
Дон Валерио, оставаясь подчеркнуто вежливым, говорил о чем угодно, только не об этом. Но когда речь зашла об Иоанне XXIII, он вдруг заговорил горячо, как бы полемизируя с кем-то незримо присутствующим при нашей беседе:
— Это был великий папа. Другого такого не будет. Он был прост и потому велик. А как он любил людей! И сколько сделал для них, чтобы они жили в мире и согласии. Помните его обращение к руководителям государств в дни кубинского кризиса? Поистине папа мира и диалога.
— Да, он был полной противоположностью Пия XII,— неосторожно заметил я. Неосторожно потому, что мой собеседник тут же запнулся на полуслове, вспомнив, что перед ним — гость из другой страны, из другого мира.
— Пий XII тоже был великим папой,— сухо сказал дон Валерио и замолчал.
Наш диалог закончился.
Дома я перечитал слова из Памятной записки Пальмиро Тольятти, ставшей его политическим завещанием: «В католическом мире — как в смысле организационного целого, так и в католических массах — произошел во времена папы Иоанна сдвиг влево. Сейчас в центре католицизма наблюдается контрповорот вправо. Но в низах все еще сохраняются условия, благоприятные для сдвига влево, и мы должны понимать это и помогать этому».
Конечно, задача такого рода далеко не проста. Ведь декрет Пия XII, предавший коммунистов анафеме, официально не отменялся да и отменяться не мог: папа римский «непогрешим», 68
хотя, разумеется, каждый новый папа волен принимать решения, противоречащие прежним.
В середине августа 1964 года папа Павел VI опубликовал свое первое послание к духовенству и верующим — энциклику «Экклезиам суам» («Своей церкви»). Если вспомнить, что такое послание каждого нового главы католической церкви становилось как бы программным документом, определяло направление политики Ватикана, можно было легко понять большой интерес к энциклике во всем мире.
Как и последняя энциклика Иоанна XXIII «Пацем ин террис» («Мир на Земле»), «Экклезиам суам» была обращена не только к католикам, а «ко всем людям доброй воли». Однако, в отличие от своей предшественницы, трактовавшей животрепещущие вопросы спасения человечества от угрозы термоядерной войны, в новой энциклике папа обещал лишь в будущем вернуться к «рассмотрению срочных и важных тем, волнующих не только церковь, но и все человечество, таких, как мир... нищета и голод». Теперь же он хотел «поделиться» некоторыми соображениями методологического характера по поводу жизни самой церкви.
Он изложил «три мысли», каждая из которых составила отдельную главу энциклики. Первая мысль заключалась в том, что для католической церкви «настал час глубже познать самое себя». Из этого изучения и сопоставления «идеального образа церкви» и ее реального лица, по мнению папы, рождалась (и тут мы подходим к его «второй мысли») «необходимость обновления» — реформ, направленных на устранение недостатков и различных консервативных ритуальных форм. «Обновление» это понималось, однако, довольно своеобразно. «Если можно говорить о реформе,— писал Павел VI,— отнюдь не следует подразумевать под ней какие-либо перемены. Речь идет скорее о подтверждении стремления сохранить физиономию церкви, которую ей дал... Иисус Христос». Сделав этот вывод, папа подходил к «третьей мысли» — «об отношениях, которые церковь должна установить с окружающим ее миром».
69
В своем комментарии по случаю опубликования энциклики газета «Унита» писала, что «Павел VI отмежевывается от старых проклятий и от духа крестовых походов, он не закрывает целиком ни одной двери, ведущей к диалогу». Изменения, происшедшие в мире за последнее десятилетие, и настроения широких масс католиков, которые нашли свое выражение в «линии Иоанна XXIII», не прошли бесследно для католической церкви.
Однако, как отмечал на страницах римского еженедельника «Пунто» известный специалист по ватиканским делам Антонио Ерков, «было бы ошибкой называть Павла VI учеником папы Иоанна». Само содержание диалога с «некато-ликами» понималось двумя папами по-разному. Иоанн XXIII писал в энциклике «Пацем ин террис» о возможности сотрудничества всех людей доброй воли для достижения мира на земле. Павел VI подчеркивал, что Ватикан «выступает за свободный и честный мир, против соперничества, обмана и предательства», «провозглашает преступлением агрессивные захватнические войны», но тут же утверждал, что «самой главной опасностью нашего времени является... атеизм». Папа писал, что «чувствует потребность осудить отрицающие Бога идеологические системы и особенно — атеистический коммунизм».
При такой постановке вопроса у католиков не мог не возникнуть недоуменный вопрос: против кого же необходимо в первую очередь предостерегать человечество — против тех, кто игрой с огнем ставит под угрозу судьбы миллионов людей, или же против атеистов-коммунистов?
И все же, как отмечала тогда газета «Унита», самым важным было «то, что папа не собирается с опубликованием своей энциклики совершать в политике Ватикана поворот к худшему».
Третья сессия Вселенского собора была посвящена в основном обсуждению внутрицерковных вопросов, и разобраться в результатах ее работы мне помог известный богослов Русской православной церкви Александр Львович Казем-Бек.
— Эта сессия,— отметил он,— существенно отличалась от первых двух. Поправки к регламен
те
ту свидетельствовали о намерении ускорить темпы собора. Главным из церковных вопросов был вопрос о епископах и епископате. Постановления по этому вопросу вошли в силу с обнародованием папой конституции «Де Экклезиа» («О церкви») в последний день третьей сессии, причем пришлось прибегнуть к тому, что в мирском плане было бы названо компромиссом. Результаты голосований на соборе весьма утешительны с точки зрения православных христиан: в римской церкви обнаруживается стремление к пересмотру некоторых исторически сложившихся положений ее экклезиологии, бывших причиной многих разногласий в христианской среде.
Не ставя под вопрос догму о непогрешимости папы, участники собора установили, что епископы должны управлять церковью вместе с папой, под его верховным руководством, следуя принципу коллегиальности.
Собор не стал рассматривать вопрос о разрешении священникам иметь семью. По этому поводу в Ватикане ходил такой анекдот. Разговаривают два «соборных отца»:
— Говорят, нам теперь разрешат жениться.
— Что ты, дорогой! Нам такого не дождаться. Разрешили бы хоть нашим детям...
В конце 1964 года моя длительная служебная командировка в Италию подошла к концу, и я возвратился в Москву. Однако было бы непростительным легкомыслием упустить редчайшую возможность наблюдать с самого близкого расстояния такое событие, как Ватиканский собор, и к началу очередной его сессии (которая стала завершающей сессией собора) руководство ТАСС вновь командировало меня на берега Тибра.
...Погожий солнечный день теплой римской осени. Мы сидим за столиком кафе на улице Кончильяцьоне, метрах в двухстах от ватиканских стен. Мы — это два советских журналиста и наш коллега из одной латиноамериканской страны.
Разговор идет о папе Павле VI. Не проходит и дня, чтобы он не задал какую-нибудь новую загадку обозревателям, комментирующим хитросплетения политики Святого престола. Давно
71
ли бывший кардинал Монтини считался грозой твердолобых епископов — «консерваторов», давно ли он публично заявил, что ни на йоту не отклонится от пути, намеченного его знаменитым предшественником «папой мира» Иоанном XXIII? Прошло не так уж много времени, а политика Ватикана сделала такой вираж, что, кажется, сам папа сомневается порой в возможности сохранить былой авторитет и влияние на верующих.
Чего же хочет нынешний папа, куда он намеревается вести католическую церковь?
...Внезапно наш латиноамериканский коллега поднимается со своего места:
— Вас интересует позиция папы Павла? Сейчас я вам все объясняю. У нас есть такой народный танец «дженко». Смотрите!..
Шаг вперед, шаг назад, шаг влево, шаг вправо, поворот на 180 градусов, снова шаг вперед, назад в сторону, снова поворот.
— А ведь, пожалуй, похоже,— смеемся мы.— Весь вопрос в том: в какой позиции папа закончит танец — не после того ли как сделает очередное па назад и повернется вправо?
Его публичные выступления накануне открытия четвертой сессии Вселенского собора не внушали больших надежд. За два дня до возобновления работы собора папа посетил римские катакомбы, спустился в расположенную в подземелье церковь и произнес там политическую речь прямо-таки в традициях «холодной войны».
Невольно возникал вопрос, не преследовал ли этот визит папы к мощам первых христиан совершенно определенную политическую цель — призвать к порядку тех католиков, которые начали все смелее проявлять готовность протянуть руку инакомыслящим, в том числе неверующим, чтобы совместно трудиться во имя лучшей жизни на земле и предотвращения военной катастрофы. Если это так, то все слова папы о готовности Ватикана к «честным и достойным переговорам», о согласии «смотреть вперед, на настоящее и будущее, а не назад» повисали в воздухе. Действительно, стремление к диалогу с инакомыслящими, попытки понять их образ мыслей, найти 72
то общее, что объединяет всех людей доброй воли, и сделать упор на нем, а не на том, что их разъединяет,— все это как-то не вязалось с языком «крестовых походов» и с поисками «слишком легких», по словам самого папы, но не слишком убедительных исторических параллелей.
Выступление Павла VI в римских катакомбах вызвало ликование в стане противников диалога между Востоком и Западом, тех, кто делал ставку на «холодную», а возможно, и на «горячую» войну. Вновь подняли голову «твердолобые» представители духовенства, вынужденные было несколько умерить свой пыл. Можно было привести десятки и даже сотни примеров активизации части итальянских церковников, прочно связанной с интересами привилегированных классов и слепо ненавидящей все новое, прогрессивное.
Приходский священник поселка Кастеллачо, в 18 километрах от Рима, дон Альфредо Сибиони демонстративно объявил траур, узнав, что на очередных выборах почти все его прихожане проголосовали за кандидатов коммунистической партии. По приказу дона Альфредо церковь закрыли на несколько дней, и все это время с колокольни по утрам раздавался похоронный звон.
Муниципальный совет городка Санто-Маркони, под Болоньей, утвердил генеральный план реконструкции, за который голосовали члены совета — коммунисты и социалисты, а против — демохристиане и единственный в муниципальном совете социал-демократ. План, предусматривавший строительство ряда общественных сооружений, не понравился местному приходскому священнику дону Дарио Дзанини. Придя на очередное богослужение, он объявил, что все члены муниципального совета, голосовавшие за реконструкцию,— «богоотступники» и даже «убийцы», а посему предаются анафеме и будут гореть в геенне огненной.
Возмущенные прихожане — среди них немало членов левых партий и сочувствующих им — не стали ждать, пока разбушевавшийся священник закончит свою филиппику, и дружно повалили к выходу, оставив его в церкви одного.
73
Престиж католического клира, поднявшийся было при Иоанне XXIII, начал снова падать, и требовалось срочно повернуть эту тенденцию вспять. Церковное руководство решило использовать в этих целях личную популярность папы.
...К этому событию в Риме готовились как к большому празднику. Еще бы! Такого не случалось до сих пор никогда. Папа римский решил отметить свой день рождения (26 сентября) среди... цыганских шатров.
Местные газеты расписывали предстоявшую церемонию до мельчайших подробностей: «Три тысячи цыган, которые несколько лет назад были обращены в христианство католическими ксендзами-миссионерами, собрались теперь из многих стран Европы в окрестностях итальянского городка Помеция, километрах в тридцати от Рима, чтобы национальными песнями и плясками приветствовать своего нового духовного вождя в день его 68-летия».
— Поедем, посмотрим?— предложил я своему другу — итальянскому журналисту Пино Вейярелло.
— Непременно,— ответил он, и вопрос был решен.
Праздника, однако, не получилось. Зарядивший с самого утра сильный дождь изрядно попортил сооруженные заранее стенды и эстрадные площадки. Потоки воды и грязи с соседних гор затопили несколько кибиток, и организаторам торжества пришлось вместо репетиции музыкальных номеров срочно браться за спасательные работы. В довершение всего развалился установленный прямо под открытым небом походный алтарь с большим пластмассовым креслом, и восстановить его удалось только ценой отказа от прямой телевизионной передачи с места события (в качестве «подручных средств» были использованы столы из-под радиотелевизионной аппаратуры).
Папа приехал, произнес скороговоркой подготовленный заранее текст приветствия к цыганам, помолился у походного алтаря, потом сел в свой черный «мерседес» и на большой скорости укатил 74
назад, в Ватикан, где его ждали «соборные отцы», возобновившие свою работу 14 сентября 1965 года.
В момент, когда открывалась четвертая сессия собора, ее участники еще не подошли к обсуждению самых острых вопросов своей повестки дня. Из многочисленных «схем» (проектов постановлений), представленных на рассмотрение «соборных отцов», были окончательно одобрены лишь пять (о богослужении, о средствах социального общения, о церкви, об экуменизме, или «вселенском» характере церкви, и о восточных церквах). Все они касались различных аспектов внутрицерковной жизни и, следовательно, имели ограниченное значение. Самая важная проблема — положение церкви в современном мире — составляла содержание «схемы № 13», которая должна была подвергнуться обсуждению на завершающем этапе работы собора. Это значило, что наиболее острая борьба была еще впереди.
Изо дня в день посещая Ватикан, я мог воочию убедиться в том, что «обновленческое» крыло отнюдь не собиралось отступать. Большинство французских, голландских, западногерманских и африканских епископов во главе с кардиналами Суэненсом, Депфнером, Кёнигом и Альфринком продолжали отстаивать линию Иоанна XXIII. Архиепископ Утрехтский кардинал Альфринк, например, говоря о коммунизме, подчеркивал, что «долг церкви — поощрять диалог со всеми людьми доброй воли, а не высказывать осуждение или выносить приговоры».
«Обновленцы» резко критиковали политику римской курии, которая контролировалась консервативным большинством итальянских церковных бюрократов. «Церковь,— заявил один из епископов Конго,— это не Рим и не аппарат курии, и нельзя допустить, чтобы она была пленницей в цепях Рима». Архиепископ Мюнхенский кардинал Депфнер, отвечая на очередное погромное выступление Оттавиани, сказал, что «кажется, на собор проникла нечистая сила».
Радикальность этих и многих других высказываний «обновленцев» не должна была удивлять. Перемены, происходившие в мире, не могли ос
75
таться незамеченными для руководящих политиков церкви. Одним из характерных явлений в этом отношении стал бурный рост свободомыслия среди католиков Испании, где многие группы верующих стали все активнее противопоставлять себя режиму Франко. Широкий резонанс в католических кругах получила, например, деятельность настоятеля Монсерратского монастыря аббата Эскарре, который в своих проповедях прямо обвинял франкистские власти в ущемлении прав народа. Эскарре избежал ареста только потому, что уехал, почти бежал в Италию.
Другой известный испанский богослов, каноник Гонсалес Руис, с которым меня познакомил редактор отделения ТАСС в Риме Бруно Гриеко, выступил в Мадридском университете с лекцией, призывая к сотрудничеству католиков с марксистами (эта идея активно дебатировалась и на различных международных симпозиумах и конференциях). Студенты, как рассказывала в те дни печать, встретили своего лектора бурей аплодисментов. Вслед за Гонсалесом Руисом большинство университетских священников Испании приняли участие в демонстрациях во время антифранкистских выступлений студентов.
«Молодое духовенство Испании,— писал по этому поводу французский еженедельник «Монд дипломатию»,— вступает в переговоры с социалистами и приемлет понятие классовой борьбы, участвуя в кампаниях помощи забастовщикам. Оно выглядит скандально в стране, где никогда не существовало либерально настроенных католиков».
Такие же настроения широко распространились в странах Латинской Америки, во Франции, Бельгии и, наконец, в самой Италии.
Мог ли Вселенский собор проигнорировать эту реальность? Нет, не мог. И хотя окончательная версия соборных «схем», в том числе и ключевой «схемы № 13», носит на себе явный отпечаток компромисса, было бы грубой ошибкой не заметить явной демократизации как религиозной веры, так и методов деятельности церкви в современном мире.
Вселенский собор дал новое толкование
76
«смирению», «покорности» и «милосердию» католиков. Оно значительно отличается от традиционного, выгодного исключительно богатым, и приближается по духу к раннехристианскому, простонародному. Ни в чем не посягая на веру в потусторонний мир и «царство небесное», отцы церкви на этот раз сделали упор на совершенствование «земного града», обеспечение «полноценной и свободной жизни, достойной человека». Тем самым была признана необходимость коренного, радикального пересмотра социальной доктрины католицизма. Иначе, чем Прежде, расставлены акценты и в определении Бога. Французский исследователь-марксист Антуан Казанова обратил особое внимание на тот факт, что в документах собора Бог определяется прежде всего как существо, олицетворяющее любовь и созидание, как человек с ног до головы.
— Очень трудно, а может быть даже неправомерно, сравнивать две такие организации, как церковь и коммунистическая партия,— сказал мне в откровенной беседе один из руководителей «обновленческого крыла» соборных отцов.— И все же я рискнул бы сделать одно сравнение. По моему убеждению, XXI Вселенский собор имеет для римско-католической церкви такое же значение, какое для Коммунистической партии Советского Союза имел ее XX съезд с решениями о культе личности, о множественности форм перехода к социализму и о возможности исключить войну из жизни людей.
Преемственность и перемены
Пий XII практически не покидал Ватикана. Иоанн XXI11, став папой, совершал поездки только по Италии, Павел VI объездил, по существу, всю планету. При этом он неустанно пропагандировал идеи мира и широкого международного сотрудничества.
Не дожидаясь завершения Вселенского собора, в октябре 1965 года Святой отец нанес визит в Нью-Йорк и выступил там на очередной сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Война,
77
сказал он, не должна повториться. Мир, именно мир должен определять судьбы народов и всего человечества. Павел VI призвал изучить средства, способные «гарантировать безопасность международной жизни, не прибегая к оружию». Он осудил гонку вооружений, особенно в области создания оружия массового уничтожения.
Эти слова были восприняты во всем мире как торжественное обещание использовать моральный авторитет церкви в тех странах, где она пользуется влиянием, для достижения целей мира. Действительно, по возвращении из Нью-Йорка папа заявил на римском аэродроме:
— Ради этих всеобщих целей мира мы будем трудиться и в дальнейшем в пределах наших возможностей. Это коренной пункт нашей программы.
Обращаясь позднее к участникам Вселенского собора, папа счел необходимым привлечь их особое внимание к задачам, встающим перед церковью в свете итогов его визита в ООН.
— Мы,— заявил Павел VI двум тысячам епископов католической церкви,— должны теперь в большей степени, чем доселе, выступать в качестве созидателей мира. Католическая церковь взяла на себя торжественное обязательство служить делу мира.
Во время пребывания в Нью-Йорке Павел VI впервые встретился с министром иностранных дел СССР А. А. Громыко. А несколько месяцев спустя, в апреле 1966 года, А. А. Громыко, находившийся тогда с визитом в Риме, также впервые переступил порог Ватикана.
Обе эти встречи вызвали интерес во всем мире. Лондонская газета «Файнэншл тайме» писала 29 апреля 1966 года: «Трудно даже гадать о том, кого было больше — тех людей и организаций, которые радовались аудиенции, данной Андрею Громыко папой Павлом VI, или тех, у кого она вызвала недовольство. В список приветствовавших ее, помимо итальянской и французской коммунистических партий и Советского правительства, следует включить миллионы людей во всех частях света, которые живут в страхе перед новой войной. Что касается списка
78
недовольных, в нем на первое место, несомненно, следовало бы поставить римскую курию».
Да, в Ватикане далеко не все одобрили готовность понтифика установить и поддерживать личный контакт с руководителем советского внешнеполитического ведомства.
— Наши «консерваторы» рвут и мечут,— признался позднее в беседе со мной один из видных деятелей «обновленческого» крыла отцов церкви.
Вскоре, однако, рыцарей «холодной войны» ждал еще один удар. В ноябре того же 1966 года в Ватикане побывал Председатель Президиума Верховного Совета СССР (этот пост занимал тогда Н. В. Подгорный).
В тот момент я уже работал в Париже в качестве заведующего отделением ТАСС, однако руководство нашего агентства поручило мне выехать в соседнюю Италию для освещения официального визита главы Советского государства в эту страну. Как известно, государство Ватикан территориально является частью Рима, и, прибыв в столицу Италии, гость из СССР оказался в получасе езды на автомобиле от папской резиденции. Было бы странно, если бы в таких условиях мы не стали свидетелями первой в истории советско-ватиканской встречи на высоком государственном уровне.
Прошло еще несколько лет, и в 1970 году А. А. Громыко нанес очередной визит папе, который, в свою очередь, направил с миссией в Москву одного из своих ближайших сотрудников монсиньора Казароли. На этот раз меня не было ни в Ватикане, ни в моем родном городе. Возможность снова увидеть и услышать папу представилась лишь в 1975 году, после очередной встречи, которую имел с ним министр иностранных дел СССР.
Я стоял рядом с папой римским в его рабочем кабинете. Павел VI говорил о высокой миссии печати, о том, что она призвана сближать народы, способствовать взаимопониманию людей, придерживающихся разных взглядов на смысл человеческого существования, гасить очаги вражды и ненависти.
79
Потом понтифик вручил мне памятную медаль и, пожимая руку, сказал несколько теплых слов, которые принято произносить в подобных случаях. Я слушал, а мысли мои переносились в прошлое. Вспомнились первые визиты на землю Ватикана. Вспомнились совершенно иные речи, звучавшие здесь во времена папы Пия XII. Вспомнилась преисполненная человечности фигура Иоанна XXIII. Этот папа пробыл на престоле всего четыре года, но каким богатым оказалось его наследство!
Папа Павел VI установил День мира, который отмечается католиками 1 января начиная с 1968 года. В публичных заявлениях и в ходе встреч с различными собеседниками, в том числе и со мной, он неоднократно подчеркивал недопустимость гонки вооружений, высказывался за сотрудничество стран с различным строем.
По личному указанию понтифика официальные представители Ватикана приняли участие в Совещании по безопасности и сотрудничеству в Европе. Во время подготовки документов этого совещания (она проходила в Женеве) мне довелось беседовать с членами ватиканской делегации и брать у них интервью для печати, причем я всегда встречал с их стороны полное понимание и желание оказать корреспонденту ТАСС помощь в выполнении его журналистской миссии. А в августе 1975 года на мою долю выпала редкая удача оказаться свидетелем подписания Заключительного акта Хельсинки — документа, под которым стоит и подпись полномочного представителя Ватикана.
Активно занимаясь вопросами внешней политики, папа не забывал и о внутренних проблемах руководимой им церкви. Вот как охарактеризовал перемены в Ватикане при Павле VI английский журналист Питер Николс, корреспондент лондонской газеты «Таймс», с которым мы не раз участвовали в телевизионных дискуссиях в Риме:
— Папский двор утратил значительную часть своего традиционного блеска и лишился всех вооруженных сил, за исключением швейцарской гвардии. В письме государственному секретарю, 80
написанном в сентябре 1970 года, папа объяснил, что ему с великим сожалением пришлось распустить вооруженные силы, поскольку они, по его мнению, больше не отвечали потребностям, для которых были первоначально созданы. Еще более смелым его шагом стало ограничение власти коллегии кардиналов — первое с того времени, как в XII веке за ней было признано право избирать папу. С января 1971 года кардиналы, достигшие 80-летнего возраста, не могут голосовать на выборах нового папы и таким образом теряют право присутствовать на конклаве.
Установив порог в 80 лет для участия кардиналов в конклаве, Павел VI указал также, что они должны выходить на пенсию еще раньше, по достижении 75 лет. Это решение вызвало особый интерес, так как приближался момент, когда сам Павел VI должен был отпраздновать свое 75-летие.
«Уйдет ли папа в отставку?» — такой вопрос задавали в те недели многие журналисты. Ни один папа не оставлял свой пост по доброй воле после Целестина V, который занимал трон всего несколько месяцев (с августа по декабрь 1294 года). Посещение Павлом VI замка Фумоне, где в конце XIII века умер Целестин V, вновь породило волну слухов о возможности досрочного отречения папы от престола. Ничего подобного, однако, не произошло. А вскоре подоспело и официальное опровержение. Нет, Павел VI не имеет ни малейшего желания расставаться со своим титулом.
Мог ли кто-нибудь предположить тогда, что в 1978 году на папском престоле перебывают один за другим три понтифика? Такого не случалось с 1605 года, когда вслед за смертью папы-флорен-тийца Клемента VIII главой римско-католической церкви стал его земляк Александр Медичи (он же Лев XI), который не прожил и трех недель и, в свою очередь, освободил престол для следующего понтифика — Камилло Боргезе, вошедшего в историю папства под именем Павла V.
Состояние здоровья Павла VI заметно ухудшилось еще в 1977 году. Покидая летнюю рези
81
денцию Кастель-Гандольфо, он сказал тогда верующим, собравшимся перед балконом папской виллы:
— Как знать, увидимся ли мы снова через год...
Во время религиозной церемонии, посвященной его 80-летию, Павел VI признался находившимся рядом с ним владыкам церкви, что чувствует «приближение суда Божьего». Конец действительно приближался.
В марте 1978 года папа заболел гриппом. Болезнь в конце концов прошла, но организм пожилого человека так и не смог полностью оправиться от ее последствий. Тяжело пережил папа и личную драму своего друга — руководителя христианско-демократической партии Италии Альдо Моро, который в том же марте был похищен, а позднее убит террористами из «красных бригад». Свою последнюю аудиенцию Павел VI дал 4 августа. В этот день он принял нового президента Итальянской Республики социалиста Сандро Пертини. На следующий день его не стало. Как сообщил один из прелатов, находившихся в спальне папы, в момент кончины Павла VI по странной случайности неожиданно зазвонили заведенные кем-то именно на эту минуту часы-будильник.
Вечером 25 августа в Сикстинской капелле собрался конклав кардиналов, причем в соответствии с правилом, которое было установлено Павлом VI, те, кому исполнилось 80 лет, в нем не участвовали. Отсутствовал даже дуайен кардинальской коллегии Карло Каонфалоньери, чей возраст перевалил за 85 лет. В остальном выборы папы ничем не отличались от всех предыдущих.
Конклав продлился недолго. Уже 26 августа толпа, собравшаяся на площади перед собором Святого Петра, смогла приветствовать нового главу римско-католической церкви. Это был патриарх Венецианский кардинал Альбино Лу-чани, избравший имя Иоанна Павла I. Объясняя свой выбор, Альбино Лучани сказал, что решил воздать должное обоим своим непосредственным предшественникам.
Альбино Лучани был, как и Анджело Джузеп
82
пе Ронкалли, выходцем из небогатой крестьянской семьи. Он родился в октябре 1912 года в горной деревушке на севере Италии в 120 км от Венеции. Мать его — скромная, набожная женщина — с раннего утра до поздней ночи трудилась по хозяйству. И каждую свободную минуту проводила в церкви. Отец также был настоящим тружеником. Чтобы прокормить семью, в свободное от полевых работ время уезжал на заработки в города. Работал строителем, механиком, электриком. В отличие от жены Джованни — так звали Лучани-старшего — был атеистом и активным сторонником социалистических идей.
Маленький Альбино редко видел отца и рос в женском окружении (вместе с ним мать воспитывала двух девочек — дочерей Джованни от первого брака). Различия мировоззренческого характера не нарушали общей атмосферы терпимости и взаимного доброжелательства, в которой жила семья Лучани, и отец-атеист не стал мешать сыну, когда тот решил поступить на учебу в духовную семинарию, а затем стал священником.
За сорок с лишним лет пасторского служения Альбино Лучани проделал путь от простого священнослужителя до патриарха Венеции, члена коллегии кардиналов. В сан епископа он был рукоположен в 1958 году папой Иоанном XXIII, кардиналом стал в 1973 году при Павле VI. И на всех постах проявлял себя искренним поборником социальной справедливости, борцом против коррупции и вульгарного материализма церковной бюрократии. Именно это последнее обстоятельство, если верить английскому публицисту Дэвиду Яллопу, стоило ему жизни.
Церемония вступления нового папы на престол состоялась 3 сентября. При этом по желанию понтифика впервые за много веков коронация не проводилась. Последним владельцем тиары — тройной короны, которая должна была символизировать права папы как судьи, законодателя и священнослужителя, был Павел VI, который, как мы уже отмечали, пожертвовал ее в фонд помощи бедным, и Иоанн Павел I решил не возвращаться к старой традиции.
83
Сразу же после избрания на папский престол Иоанн Павел I активно включился в руководство римско-католической церковью. Он начал детально знакомиться с деятельностью различных органов римской курии, пожелал лично изучить обширную документацию государства Ватикан.
5 сентября Иоанн Павел I стал невольным свидетелем горестного события, которое произошло в Апостолическом дворце. Буквально на руках у папы скоропостижно скончался митрополит Ленинградский и Новгородский Никодим, который прибыл, чтобы приветствовать понтифика от имени Русской православной церкви.
А 29 сентября, рано утром, весь мир облетела показавшаяся невероятной весть о том, что скончался и глава римско-католической церкви, который пробыл на папском престоле всего 33 дня.
Неожиданная кончина Иоанна Павла I вызвала массу недоуменных вопросов и кривотолков. В апреле 1984 года вышла книга английского публициста Дэвида Яллопа, который утверждал, что папа Лучани был убит, став жертвой заговора. По словам автора книги, он пришел к этому выводу в результате трехлетнего кропотливого труда и поисков, причем среди тех, кто активно помогал ему и, больше того, подал саму идею провести расследование обстоятельств смерти папы Иоанна Павла I, были лица, непосредственно связанные с Ватиканом. «Целью моей работы,— рассказывал он в предисловии,— не было и не могло быть стремления выступать против католической церкви и тем самым оскорбить убеждения миллионов людей, живущих верой в нее. Мною двигало желание доказать, что идеалы верующих оказались в зависимости от людей, превращающих святыни в расхожий товар по цене черного политического рынка».
В Ватикане утверждения Д. Яллопа были охарактеризованы как «фантастические домыслы, доведенные до полного абсурда», однако автор не прекратил свои поиски и в послесловии к одному из следующих изданий книги писал: «Ни один факт, ни один из моих выводов, ни одно из утверждений относительно того, что
84
папа Иоанн Павел I был убит, не опровергнуты. Напротив, все дополнительные сведения, которые мне удалось собрать, лишь доказали мою правоту».
Среди лиц, которых Д. Яллоп причисляет к возможным участникам заговора,— американский епископ Пол Марцинкус. Другие подозреваемые — международный аферист, один из руководителей масонской ложи «П-2» Личо Джелли, банкир Роберто Кальви и ряд других деятелей. Некоторые из них позднее погибли при не выясненных до конца обстоятельствах, часть находится в тюрьме или под следствием по иным обвинениям, и лишь немногие процветают, как и прежде.
Впрочем, слухи слухами, обвинения обвинениями, а жизнь продолжала идти вперед. Папа умер, требовалось заполнить возникшую пустоту, и в Сикстинской капелле вновь собрался конклав кардиналов. Голосования за закрытыми дверьми продолжались три дня: 14, 15 и 16 октября и привели к результату, изумившему весь католический мир, равно как и многих некатоликов. Впервые за несколько веков папой стал неиталь-янец, впервые за всю историю католической церкви — поляк, и к тому же гражданин социалистического государства. Это был архиепископ Краковский Кароль Войтыла, царствующий и поныне под именем Иоанна Павла II.
Орган Итальянской компартии газета «Унита» назвала избрание Кароля Войтылы «поворотным пунктом в истории церкви». «Оно,— отмечала газета,— не только нарушает традицию, установившуюся после смерти голландца Адриана VI в 1523 году, когда римскими папами стали избирать только итальянцев. Впервые на папский престол восходит поляк. Кроме того, новый папа представляет одну из стран Восточной Европы, которые пережили глубокие преобразования общественного и политического строя под руководством коммунистов».
Многие обозреватели увидели в решении конклава жест признательности высшего церковного руководства по отношению к польской церкви. В момент, когда чуть ли не во всех
85
традиционно католических странах Запада, включая Италию, Испанию и Францию, процент верующих и число священнослужителей уменьшались буквально от года к году, социалистическая Польша оказалась своего рода оазисом современного католицизма.
Кароль Войтыла родился 18 мая 1920 года в семье железнодорожного служителя. Его отец, глубоко верующий человек, оказал огромное воздействие на формирование взглядов будущего папы римского. В школьные годы Кароль живо интересовался философией, поэзией, театром и спортом. Не утратил он этого интереса и в дальнейшем.
За год до войны, окончив гимназию, Кароль поступил на философский факультет Ягеллонско-го университета в Кракове, где сразу же сблизился с организациями католической молодежи, играл в самодеятельном театре-студии, читал стихи в Католическом доме. Когда Польша была оккупирована гитлеровцами, а университет закрыт, стал работать на одном из предприятий химического концерна «Сольвей». Труд в каменоломнях, а затем в качестве истопника стал для него, по его собственным словам, «лучшей школой жизни». Одновременно будущий папа выступал в подпольном поэтическом театре, созданном католиками-интеллигентами.
Война еще продолжалась, когда Кароль начал посещать занятия в подпольной духовной семинарии и даже ездил в резиденцию архиепископа Краковского, чтобы подготовиться к принятию сана священника. Но рукоположен он был уже после войны, 1 ноября 1946 года, в возрасте 26 лет. А вскоре по предписанию кардинала Са-пеги отправился в Рим, чтобы продолжить учебу на философском факультете Доминиканского университета «Ангеликум», который окончил в 1948 году. Войтыла прослушал курс лекций также в католических университетах во Фрибурге (Швейцария) и Лувене (Бельгия).
Вернувшись в Польшу, он получил назначение помощником викария и работал в различных приходах Краковской архиепархии, занимаясь одновременно преподавательской деятельностью
86
в семинарии и на богословском факультете университета. В 1958 году стал епископом и помощником архиепископа Краковского.
Войтыла участвовал во Вселенском соборе и в последующих сессиях Синода епископов. Он стал кардиналом в июне 1967 года, и с тех пор его считали естественным преемником кардинала Вышиньского в качестве примаса польской церкви. Вместо этого он занял престол в Ватикане.
Еще до избрания главой церкви Кароль Войтыла многократно выезжал за рубеж. В Европе, помимо Италии, он дважды, в 1966 и 1978 годах, побывал в ФРГ. Из самых далеких назовем поездки в США в 1969 и 1976 годах и в Австралию — в 1973 году.
Став папой, Иоанн Павел 11 быстро побил рекорд протяженности путешествий, установленный Павлом VI. Если верить подсчетам итальянского еженедельника «Эуропео», он преодолел дистанцию, которая превышает расстояние от Земли до Луны, побывал почти 40 раз на всех континентах, за исключением Антарктиды.
Каждое из заграничных путешествий понтифика вызывает естественный интерес как в странах, куда он направляется, так и за их пределами. И каждое заставляет принимать специальные меры безопасности, учитывая, что сегодняшний мир довольно часто сталкивается с вылазками террористов самых различных мастей, а то и просто психически неуравновешенных личностей. Пример тому — покушение, совершенное на Иоанна Павла II в мае 1982 года в португальском городе Фатима. Покушавшийся испанский монах Хуан Мария Фернандес Крон принадлежал к числу сторонников ультраконсервативного французского епископа Марселя Лефевра, считающего, что Ватикан «продался коммунистам» (30 июня 1988 г. М. Лефевр, самовольно нарушив прямой запрет Святого престола, объявил епископами своих единомышленников, после чего был отлучен от церкви). По утверждениям печати, последний по времени заговор против понтифика был раскрыт в канун его приезда в Австрию в июне 1988 года.
Впрочем, угроза жизни видных деятелей мо
87
жет возникнуть и дома. Вспомним хотя бы убийства Джона Кеннеди, Альдо Моро, Улофа Пальме. В этом же ряду преступлений стоит покушение на папу, совершенное 13 мая 1981 года на площади Святого Петра в Ватикане турецким неофашистом по имени Али Агджа.
Агджа был осужден на пожизненное тюремное заключение, а спустя год с лишним по его оговору итальянские власти арестовали гражданина Болгарии Сергея Антонова. Судебный процесс, который был призван доказать причастность Болгарии (а заодно и СССР) к покушению на папу, закончился оправданием С. Антонова и двух его соотечественников, так как единственными «уликами» против них были утверждения турецкого террориста.
Мне довелось присутствовать на судебном заседании в Риме, когда Агджа, раздраженный тем, что его уличили в противоречиях, и несколько раз менявший свои показания, объявил, что он... Иисус Христос. Я сохранил в своем архиве магнитофонную запись этого удивительного заседания и хорошо помню, как даже те, кому очень хотелось бы найти пресловутый «болгарский след» в деле Агджи, беспомощно развели руками.
К счастью, папа смог довольно быстро оправиться от выпавшего на его долю испытания: помогла физическая закалка. Он гордится своим спортивным прошлым и вспоминает о нем довольно часто, особенно когда встречается на аудиенциях с футболистами, пловцами или лыжниками. А в июле 1984 года вместе с тогдашним президентом Итальянской Республики 88-летним Сандро Пертини посетил станцию горнолыжного спорта на леднике Адамелло, между городами Тренто и Брешиа, и не устоял перед соблазном «тряхнуть стариной». Встав на лыжи, он сказал:
— Может быть, кто-нибудь сочтет скандальной лыжную прогулку папы. Но никакого скандала не может быть там, где торжествуют дружба, простота и подлинные человеческие ценности!
Вскоре в летней резиденции понтифика в Кас-тель-Гандольфо в глубине парка был оборудован бассейн, и, приезжая туда, Иоанн Павел 11
88
дважды в день перед обедом и ближе к вечеру наслаждается плаванием.
По примеру своего непосредственного предшественника Иоанна Павла I, который пробыл на папском престоле всего 33 дня, Кароль Войтыла объединил в собственном имени имена двух видных деятелей церкви, решительно повернувших ее к реальным проблемам современного мира,— Иоанна XXIII и Павла VI. Это было своего рода обязательство сохранить верность их курсу.
Действительно, в программной энциклике «Редемптор Гоминис» («Искупитель человека»), опубликованной в марте 1979 года, он со всей силой подчеркнул, что «нужда и голод на земном шаре могли бы быть в кратчайшие сроки ликвидированы, если бы гигантские милитаристские бюджеты, служащие войне, были направлены на производство необходимых средств существования». В 1980 году в энциклике «Дивес ин мизерикордиа» («Богатый в милосердии») папа высказал опасение, что военный конфликт, развязанный при наличии у противоборствующих сторон нынешних ядерных арсеналов, может привести к «частичному уничтожению человечества».
Вскоре, однако, международные наблюдатели заметили, что, формулируя свои выводы, нынешний понтифик начинает расставлять акценты иначе, чем это делали Иоанн XXIII и Павел VI. Прогрессивная печать во всем мире констатировала, в частности, сделанный официальным Ватиканом крен в сторону укрепления традиционалистских консервативных догматов церкви. Одним из конкретных проявлений этого сползания вправо явились нападки руководства римско-католической церкви на антиимпериалистическую «теологию освобождения», которая получила особенно широкое распространение в церковных кругах Латинской Америки. («Тем не менее мы убеждены в своей правоте»,— сказал мне один из руководителей этого внутрирелигиозного течения, бразильский теолог-францисканец Леонарду Бофф.)
Противоречивый характер носила и энциклика «Славорум апостоли» («Апостолы славянства»). Комментируя этот документ, польский ежене
89
дельник «Аргументы» назвал его «очередным элементом ватиканской программы идеологического экспансионизма, нацеленным на конфронтацию между материализмом и идеализмом». В то же время в этой энциклике содержался призыв к христианам помнить об уроках жизни и деятельности Кирилла и Мефодия, стремившихся к тому, чтобы «культурные традиции Востока и Запада дополняли друг друга», и отмечалась важность деятельности папы Иоанна XXIII, который выступил с призывом к спасению, миру и взаимному согласию между народами и странами.
Некоторое время спустя, 18 мая 1986 года, папа опубликовал энциклику «Доминум эт вивификантам» («Господа и животворящего»), которая была встречена более чем сдержанно не только в светских, но и в религиозных кругах. Так, глава Русской православной церкви патриарх Пимен выразил недоумение в связи с тем, что энциклика «содержит элементы, направленные на разобщение и на противопоставление христиан и марксистов в их отношении к проблемам международного мира и развития».
С серьезными оговорками по поводу позиции, занятой Иоанном Павлом II, выступили многие известные деятели самой римско-католической церкви. Группа видных теологов из ФРГ, Франции, Голландии, Австрии, Швейцарии, США и других стран опубликовала в 1986 году сборник статей, в которых, в частности, говорилось: «Призывы папы отнюдь не служат делу мира и льют воду на мельницу НАТО» (Франц Клюбер), «Ватикан блокирует экуменизм» (Ганс Кюнг), Войтыле вообще «следовало назвать себя Пием XIII» (Георг Ф. Денцлер).
Трудно сказать, в какой степени понтифик учел эти замечания и познакомился ли он с ними вообще. Факт, однако, остается фактом: тон его последних документов утратил откровенно конфронтационный характер, а содержание вновь стало перекликаться с реальными заботами людей, как католиков, так и некатоликов. «Многочисленные энциклики папы Войтылы,— писала римская газета «Унита»,— следуют одна за другой по извилистому пути, на котором
90
можно и заблудиться. Представляется, однако, что в их последовательном появлении можно обнаружить переход от первоначальной широты взглядов, отмеченной духом Вселенского собора, к постепенному повороту вспять, за которым теперь вновь последовала большая умеренность».
Иоанн Павел II молится за мир
В конце 1986 года проходила юбилейная сессия Папской академии наук, и, оказавшись в Риме в эти дни, я счел своим профессиональным долгом поработать в качестве специального корреспондента, вернувшись к теме, которой занимался вплотную много лет назад.
В пресс-центре Ватикана меня ожидал приятный сюрприз — встреча с несколькими старыми друзьями. Особенно рад я был увидеть Макса Бержера, который подарил мне свою последнюю книгу. И на сей раз личное участие Макса позволило быстро решить все вопросы. Сотрудница пресс-центра инокиня Джованна провела меня в кабинет своего директора д-ра Хоакина Наварро-Вальса, оказавшегося исключительно любезным человеком и интересным собеседником. В итоге, выходя на улицу, я уже имел в кармане пропуск на территорию ватиканского государства.
Папская академия наук разместилась в глубине ватиканских садов в небольшой элегантной вилле, именуемой «домиком Пия IV». Сооруженная в 1561 году архитектором Пирро Лигорио в качестве личной резиденции пап, где они могли отдыхать от церковных и государственных дел, вилла несколько раз перестраивалась и свой нынешний вид приобрела уже в XX веке, при Пие XI, который создал в 1936 году на базе бывшей академии «Линчеи» новый научный центр.
Согласно действующему уставу Папской академии наук, который был утвержден в 1976 году, она должна содействовать развитию математических, физических и естественных наук и изучению связанных с этим проблем познания. Члены академии назначаются лично папой, но не
91
подчинены папскому престолу. Ими могут быть известные научные деятели разных стран, независимо от национальности и религиозных взглядов.
Давайте, однако, предоставим слово президенту академии видному бразильскому ученому, профессору биологии и биофизики университета в Рио-де-Жанейро Карлусу Шагасу:
— Несколько дней спустя после сессии, которая была проведена в ноябре 1979 года, посоветовавшись с моими коллегами, я направил папе письмо об угрозе ядерной войны и разрушений, вызываемых атомной бомбардировкой. Его Святейшество пожелал использовать некоторые детали, приведенные в этом письме, в собственном послании за мир в январе 1980 года. В мае 1980 года академия смогла образовать рабочую группу, члены которой были приняты папой для дискуссии по данному вопросу. Его Святейшество несколько раз высказывался по вопросу об атомной войне. Упомяну о двух его выступлениях: во время визита в ЮНЕСКО 2 июня 1980 года и в Хиросиме 25 февраля 1981 года. Вторая рабочая группа, в состав которой вошли 14 ученых из пяти стран (СССР, США, Франции, Италии и Бразилии), планировала собраться в мае 1981 года, но из-за покушения на папу отложила свое заседание на октябрь. Подготовленный ею документ, касавшийся исключительно медицинских аспектов атомных бомбардировок, был представлен Его Святейшеству. По инициативе Святого отца он был вручен членами академии руководителям США, СССР, Франции, Великобритании, а также Генеральному секретарю ООН и председателю Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций.
15 декабря 1981 года представители Папской академии наук были приняты высшими руководителями СССР и США. В Москве ученым было сказано, что во внешней политике Советского Союза доминирующим фактором была и остается забота о том, как сберечь мир, отвратить угрозу ядерной войны, как укрепить безопасность народов. После встречи в Белом доме руководитель группы ученых заявил журналистам, что 92
президент США выслушал их мнение, но «не обещал предпринять конкретных действий». Рейган, подчеркнул представитель академии, отказался признать, что в ядерной войне не может быть победителя.
А теперь вернемся к рассказу Карлуса Шагаса:
— В феврале 1982 года под эгидой кардинала Кёнига в Вене была проведена встреча, цель которой заключалась в том, чтобы скоординировать инициативы Папской академии наук с деятельностью этого видного деятеля церкви. Было решено поручить академии продолжать свои действия в научной области. Следуя этому решению, Папская академия наук организовала в Лондоне в конце марта встречу небольшой группы ученых, не являющихся ее членами, для подготовки нового документа о растущей угрозе войны. Первый проект был рассмотрен более многочисленной группой, которая завершила свою работу в Риме 12 июня. Пересмотренный текст был послан президентам академии наук разных стран вместе с письмом, приглашающим их на совещание, которое должно было состояться в Риме 23—24 сентября для подготовки окончательного текста декларации. Так родился второй антивоенный документ Папской академии наук, озаглавленный «Декларация о предупреждении ядерной войны».
Немногим более года спустя в Ватикане состоялось очередное пленарное заседание Папской академии наук, посвященное теме «Наука на службе мира». Выступившие на ней ученые потребовали прекратить безумную гонку вооружений, которая ведет человечество к катастрофе.
—23—25 января 1984 года,— рассказывает далее Карлус Шагас,— группа в составе 18 ученых собралась на заседание, созванное Папской академией наук в «домике Пия IV» (Ватикан), чтобы направить всему человечеству еще одно предупреждение о последствиях ядерной войны, и в частности о тех глубоких изменениях, которые она вызвала бы в климате всей планеты. Члены рабочей группы и Папская академия наук, которая их собрала, считают, что они выполнили свой долг, проинформировав мир о последствиях
93
ядерного нападения, способного поставить под угрозу будущее человечества.
Наконец, в октябре 1984 года по инициативе Папской академии наук в Ватикане был проведен недельный семинар, посвященный теме: «Результаты исследования космоса для человечества». Обращаясь к участникам семинара, папа Иоанн Павел 11 поблагодарил академию и ее президента за организацию этого мероприятия, которое он охарактеризовал как «интересное».
•— Космическое пространство,— заявил папа,— принадлежит всему человечеству... Запуск в космос спутников и других космических аппаратов должен регулироваться справедливыми международными соглашениями и пактами.
Ученые откликнулись на этот призыв так, как им подсказывала их совесть. Собравшись на организованную Папской академией наук в январе 1985 года международную встречу на тему «Вооружение космического пространства», они единодушно высказались против милитаризации космического пространства.
— Мы хотим дать миру научную информацию об ужасающих последствиях «звездных войн» — так охарактеризовал цели и задачи этой встречи директор канцелярии Папской академии наук Э. ди Ровасенда.
Лишь несколько месяцев спустя из сообщений итальянской и иностранной печати стало известно, что участники встречи, среди которых были американские и советские ученые, единогласно приняли документ, отвергающий идею «звездных войн». По словам римской газеты «Паэзе сера», первоначально планировалось обнародовать этот документ сразу же по окончании встречи в Папской академии наук. Затем было решено передать его главе римско-католической церкви для последующей публикации. Однако в Ватикане верх одержало мнение повременить с распространением текста, который резко контрастировал с линией президента США. Как сообщила 9 июля 1986 года американская газета «Нью-Йорк тайме», официальный Вашингтон настаивал на том, чтобы этот документ был засекречен.
И все же, как говорится, шила в мешке не
94
утаишь. Во время последней сессии Папской академии наук Карлус Шагас открыто заявил по поводу СОИ:
— Могу сказать, что мы категорически против этого проекта по различным мотивам как морального, так и научного свойства.
Сессия, созванная три года спустя после предыдущей, носила юбилейный характер и была посвящена общим вопросам научного прогресса и роли Папской академии наук сегодня и в будущем. Тем не менее и на этот раз большинство ораторов так или иначе возвращались к самой животрепещущей проблеме современности.
Заняв отведенное мне место в зале заседаний «домика Пия IV», я нашел на столе полную подборку материалов академии по вопросам войны и мира. Среди них были аккуратно изданные документы 1981, 1982 и 1984 годов в желтых картонных обложках с номерами 3,4 и 11. Не хватало лишь последнего доклада о «звездных войнах». Однако, перелистав внимательно брошюру № 67, отпечатанную непосредственно в канун сессии и излагающую все основные тексты академии за 50 лет ее существования, я обнаружил на страницах 169 и 170 изложение этого документа, которое, несмотря на купюры, сохранило его главный вывод.
Авторы документа подчеркивали, что в интересах поддержания мира необходимо избежать милитаризации космического пространства, и выражали надежду на возможность достижения соответствующего международного соглашения.
Ученые — представители 13 стран (в том числе СССР и США) и нескольких международных организаций — высказались за использование космоса исключительно в мирных целях, на благо человечества.
На заседании «круглого стола», которым завершилась юбилейная сессия в «домике Пия IV», была еще раз отмечена неразрывная связь между проблемами науки и сохранением мира. Ученые,— сказал, выступая на заседании Карлус Шагас,— должны способствовать решению самых насущных проблем человечества, помогать повышению благосостояния людей.
95
За активизацию усилий ученых в защиту мира высказались почти все участники «круглого стола», в том числе Александер Рич (США), Манфред Айген (ФРГ), Суне Беркстрем (Швеция), М. Г. Кумар Менон (Индия) и другие. Взявший слово одним из последних итальянский физик, лауреат Нобелевской премии Карло Руббиа напомнил, что народы имеют право на правдивую и полную информацию о возможных последствиях принимаемых правительствами решений, чтобы избежать непоправимого.
Признаюсь, я не предполагал, что в те же дни окажусь на встрече религиозных деятелей в итальянском городе Ассизи, посвященной молитве за мир. Но, как говорится, пути господни (и журналистские) неисповедимы...
Инициатива проведения «Всемирного дня молитвы за мир» в Ассизи принадлежала главе римско-католической церкви. Выступив с этой инициативой, он информировал о ней руководителей более чем ста стран, с которыми Ватикан поддерживает дипломатические отношения (среди них — 95 молодых развивающихся государств). На встречу приглашались руководители всех крупнейших современных религий, исключались только секты, проповедующие нетерпимость и фанатизм. Печать указывала, что речь идет о беспрецедентном (для Ватикана) событии, которое было бы немыслимым в прошлом, но стало возможным ввиду серьезности угрозы, нависающей сейчас над человечеством.
Скажу сразу: инициатива папы имела ограниченный успех. Правда, итальянская печать подчеркивала в эти дни, что в Ассизи так или иначе были представлены вероисповедания, объединяющие большинство верующих планеты. И все же это факт, что от поездки в Италию уклонились самые высокие руководители мировых религий (если не считать самого папу, а также духовного вождя буддистов Далай Ламу). В этом смысле гораздо более представительными (и по числу участников, и по уровню руководителей делегаций) были две всемирные конференции религиозных деятелей, состоявшиеся по приглашению Русской православной церкви в Москве в 1977 и в 1982 годах, 96
другие межрелигиозные встречи в защиту мира.
...Протяженность автомагистрали от Рима до Ассизи составляет немногим менее двухсот километров, и если верить справочнику, дорога занимает обычно от двух до двух с половиной часов. Мы выехали с таким расчетом, чтобы не опоздать к началу торжественной церемонии, намеченному на 9 часов утра. Однако движение транспорта оказалось более интенсивным, чем обычно, едва не нарушив наши планы. К счастью, наш водитель Фаусто был опытным автомобилистом и, проявив чудеса изобретательности, доставил нас в Ассизи за несколько минут до приезда туда папы.
Затянутое свинцовыми тучами небо не предвещало, казалось, ничего хорошего, дул холодный ветер, то и дело начинал моросить мелкий осенний дождь. И все же многочисленные жители города, итальянские и иностранные туристы и, конечно же, вездесущие корреспонденты, фото- и кинорепортеры до отказа заполнили площадь перед собором Святой Марии у ангелов, где должна была начаться встреча.
Служба безопасности разрешила заведующему отделением ТАСС в Италии Евгению Бабенко и мне занять место на ступеньках у входа в собор вместе с небольшой группой прелатов католической церкви. Когда большой лимузин с ватиканским флагом показался на площади и, сделав разворот, затормозил у портала, раздались аплодисменты. Папа, ночевавший в соседней Перудже, вышел из машины и быстрым шагом поднялся, почти взбежал вверх по ступенькам. Он остановился буквально в двух шагах от нас и, подняв руку, приветствовал толпу.
А несколько минут спустя мы увидели длинную процессию религиозных вождей, показавшуюся откуда-то из-за собора.
Глава римско-католической церкви держался подчеркнуто сдержанно и скромно, ничем не выделяя себя из других участников обряда, среди которых находились митрополит Киевский и Галицкий Филарет, иерархи грузинской и армянской церкви, архиепископ Кентерберийский Роберт Ранси, а также руководители Всемирного совета
97
церквей. Один за другим представители двенадцати вероисповеданий поднимались к порталу и, обменявшись словами приветствия с папой, входили внутрь храма. Сутаны, рясы, мантии, накидки паломников как бы соперничали по многоцветию с радугой, занявшей добрую четверть небосвода над горой Субазио.
После молчаливой молитвы в соборе Святой Марии у ангелов, расположенном в пяти километрах от центра Ассизи, религиозные деятели, разделившись на несколько групп, по числу представляемых ими вероисповеданий, двинулись к различным точкам города, где провели богослужение по своим обычаям. Все христиане: католики, православные и протестанты, пришли в церковь Святого Руфина. Индуистам и сикхам был предоставлен храм Святого Петра. Зороастристы заняли здание епископата. Иудаисты не стали использовать христианские святилища и избрали для религиозного обряда площадь, где, по преданию, когда-то находилась синагога. Мусульмане разложили ковры метрах в двухстах от иудаистов. Африканские анимисты развели небольшой костер из ароматических трав, а потом забрызгали его водой. Этот ритуал должен был означать торжество мира над войной.
Всеобщее внимание привлек Джон Всегда Первый, жрец индейского племени Вороны (штат Монтана, США). Облаченный в национальные одежды, с головным убором из ярких перьев, он, не обращая внимания на любопытных, невозмутимо курил свою «трубку мира». А потом сказал собравшимся: «Дурные желания рождаются не у Бога, а у человека. Значит, перемениться, научиться мыслить по-новому должен человек. И тогда на Земле воцарится мир». Держа в руках красную «трубку мира», Джон Всегда Первый рассказывал о культе великого духа, матери-Земли и четырех ветров, которые возвещают волю Всевышнего. А в это время «Великий священник леса» из Африки совершал магический обряд с помощью трав и воды, чтобы «смыть грехи и несчастья людей».
Итальянские журналисты окружили архиепископа Пражского кардинала Томашека. Отвечая на 98
их вопросы, он заявил: «Мир заслуживает того, чтобы поступиться ради него чем-то менее важным. Надо научиться уважать не только себя, но и других, стараться понять их, вести с ними диалог».
Было уже довольно поздно, когда паломники, вновь собравшись группами, двинулись на Нижнюю площадь Святого Франциска, где состоялась заключительная церемония дня. Представители всех вероисповеданий опять сотворили молитву о мире, на этот раз по очереди, одни за другими, в присутствии иноверцев. Председатель папской комиссии «Справедливость и мир» кардинал Роже Эчегарэ напомнил, что «наступил момент, когда все люди оказались перед дилеммой: жизнь или смерть». «И каждый из нас,— добавил он,— должен представить Всевышнему и людям свидетельство своей решимости отстаивать мир».
На следующий день печать всех стран откликнулась на это событие корреспонденциями, статьями и комментариями. Влиятельная итальянская газета «Стампа», намекая на сдержанное еще в недавнем прошлом отношение Ватикана к совместным с другими религиями выступлениям в защиту мира, писала: «Мы столкнулись с новым фактом, который является своего рода знамением времени. Отныне служителям церкви будет труднее благословлять оружие».
В то же время газета обратила внимание на то обстоятельство, что «сводить все дело к молитве за мир недостаточно... И верующим, и всем людям вообще никогда не следует забывать о том, что за мир надо бороться ежедневно. От этой борьбы не могут уклоняться ни правительства, ни народы, ни каждый человек в отдельности».
Та же мысль, но в более резкой форме была выражена в надписях, которые появились на стенах домов в Ассизи незадолго до прибытия туда папы: «Войтыла, за мир нужно не молиться, а бороться».
Необходимость дополнить молитву конкретными действиями в защиту мира ощущается и религиозными деятелями.
— Мы положительно отнеслись к инициативе
99
о проведении в Ассизи общерелигиозного дня молитвы о мире,— заявил, в частности, патриарх Московский и всея Руси Пимен.— Мы верим в силу молитвы, являющейся средоточием нашей духовной жизни.
Но тут же добавил:
— Мы глубоко убеждены, что молитва должна быть соединена с обменом мнений о миротворческом служении церквей... Усердная молитва, соединенная с реалистическими предложениями, способными оказать целительное воздействие на современную международную обстановку, может оказать самое благотворное влияние на руководящие круги государств мира.
Увы, такие предложения в Ассизи так и не были сформулированы. И, комментируя результаты паломничества, Эрнесто Бальдуччи отметил, что оно «выявило не только потенциальные возможности крупнейших религиозных течений, но и двусмысленность, в которой эти течения оказались в настоящее время». Возникшее противоречие, добавил Э. Бальдуччи, не было преодолено, поскольку за символическими жестами не последовали шаги в направлении конкретных действий, которые должны быть предприняты в ближайшем будущем.
Президент США Р. Рейган отреагировал на инициативу папы весьма своеобразно. Он направил в Ассизи телеграмму с, выражением «искренней поддержки» молебствия за мир, но даже в этом документе не удержался от восхваления планируемых Вашингтоном «звездных войн». Еще более красноречивыми оказались практические действия правительства США, о которых стало известно в день молитвы. Газета «Вашингтон пост» сообщила, что Белый дом решил организовать подготовку вооруженных банд, засылаемых в Никарагуа для борьбы против правительства этой страны, на территории Соединенных Штатов.
С приветственной телеграммой к папе обратился даже фашистский диктатор Чили А. Пиночет, который не постеснялся похвастаться, что «защищает внутренний мир от серьезной угрозы атеистического марксизма». За несколько юо
дней до этого всю итальянскую печать обошла фотография Родриго Рохаса, девятнадцатилетнего чилийского фотографа, который был сожжен заживо солдатами Пиночета за то, что снимал для газет демонстрацию чилийских демократов. Мать молодого фотожурналиста, итальянка по происхождению, обратилась к руководству римско-католической церкви с просьбой содействовать прекращению кровавых репрессий в Чили.
Почему папа избрал для встречи религиозных деятелей именно Ассизи? На этот вопрос, заданный нескольким видным ватиканистам, я получил далеко не одинаковые ответы.
— Ассизи — подлинный символ мира,— сказал мой давнишний знакомый французский журналист.— Это родина Святого Франциска, основателя ордена францисканцев. Почти восемь веков тому назад, в 1219 году, он организовал первый в истории человечества «Марш мира». Франциск (в миру — Джованни Бернардоне) был объявлен святым посмертно, после того как пытался — правда, бузуспешно — предотвратить очередной крестовый поход, предрекая неминуемую гибель крестоносцам под предводительством папского легата Пеладжо Гальвана. Позднее он направился в качестве добровольного посла к вождю мусульманского воинства и сумел убедить того в своих дружеских чувствах. В итоге при Фридрихе II Гогенштауфене на короткое время между мусульманами и христианами установился мир.
Иного мнения придерживается другой известный ватиканист, итальянец по национальности. По его убеждению, пригласив своих гостей на молитву за мир в Ассизи, папа стремился вырвать инициативу из рук францисканцев, которые в последние годы стали проявлять слишком большую самостоятельность. Основанное Франциском Ассизским в начале XIII века братство миноритов («меньших братьев»), преобразованное впоследствии в монашеский орден, выступает сейчас с активных антимилитаристских позиций. 37 тысяч монахов-францисканцев, рассеянных по всему свету, стали проповедниками идей мира, заходя гораздо дальше официальной политики ватикан
101
ского государства. Именно по их инициативе в Ассизи был создан Международный центр за мир между народами, куда вошли не только религиозные деятели, но и представители политических и деловых кругов, видные деятели культуры и искусства Италии.
В 1985 году Международный центр за мир между народами обратился к М. С. Горбачеву с посланием, в котором выражалась глубокая обеспокоенность за судьбы мира, содержался призыв ко всем государствам немедленно обуздать гонку вооружений, ликвидировать очаги напряженности и вернуться к разрядке. Ранее, в марте— апреле 1984 года, делегация центра посетила Советский Союз.
Отвечая на послание, М. С. Горбачев писал: «Многие выраженные вами мысли созвучны идеям, которые лежат в основе внешнеполитической деятельности СССР. Избавить народы от угрозы ядерной войны — вот главная цель, и этой цели не должны препятствовать различия ни в мировоззрении, ни в политических убеждениях». Советский руководитель пожелал авторам послания «успехов в служении благородным идеалам мира».
Активность францисканцев вызвала настороженность и недоверие в некоторых кругах Ватикана. В августе 1986 года кардинал Йозеф Ратцингер, главный теолог папской курии, направил руководству ордена письмо, в котором на шести страницах изложил критическое мнение о том, чем они занимаются, не спросив высочайшего разрешения, и потребовал искоренить «радикально-диссидентское мышление», которое, по его словам, представляет собой «вызов» церкви. Ранее, в мае 1985 года, францисканцы получили весьма суровое послание от самого папы, который напомнил им о необходимости беспрекословно подчиняться церковным властям.
День молитвы в Ассизи показал, однако, что францисканцы отнюдь не были обескуражены. Перед собором Святой Марии у ангелов мы встретились с одним из членов ордена иноком Козимо (в миру — Джованни Челлезе). Он пришел поприветствовать главу мирового католициз-
102
ма и иностранных церковных деятелей с двумя белыми голубками в руках.
— Я не умею ни читать, ни писать,— сказал инок.— Но вот уже пятьдесят два года я служу господу и верю, что он услышит нашу молитву о мире. Мои братья-францисканцы творят эту молитву уже давно. А сегодня к нам присоединился сам папа. Для нас это воистину счастливый момент.
Спустя 24 часа после встречи, проведенной по инициативе Иоанна Павла II, четыре высших руководителя францисканских «семей» (орденов) собрались в монастыре Святого Франциска, чтобы совместно обсудить дальнейшие шаги в защиту мира. По окончании дискуссии «генерал» ордена капуцинов итальянец Флавио Карраро, беседуя с журналистами, дал свою оценку событий, происходивших накануне.
— Вчерашний день,— сказал он,— принес нам нежданное подтверждение правильности наших инициатив в пользу мира. То, что прежде делалось с большой осторожностью, даже с некоторым страхом, отныне будет происходить при ярком свете солнца.
На пути диалога
Следующая моя поездка в «вечный город» состоялась в конце апреля 1988 года. Еще зимой я получил телеграмму от руководства Общества «Италия — СССР» с приглашением приехать для участия во встречах с представителями итальянской общественности, посвященных проблемам сотрудничества верующих и неверующих в различных областях жизни. Вскоре в ТАСС поступило письмо председателя президиума Союза советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами В. В. Терешковой в поддержку инициативы итальянских друзей. Первая женщина-космонавт уточняла, что эта инициатива вписывается в рамки торжеств по случаю 1000-летия крещения Руси. Генеральный директор нашего агентства С. А. Лосев дал добро. И я стал готовиться в дорогу.
Незадолго до моего приезда в Италию одна
юз
римская газета напечатала подхваченное потом и другими органами печати сообщение о том, будто я собираюсь взять интервью у папы Иоанна Павла II. Это сообщение вызвало удивление местных журналистов, знающих, что по давней традиции глава римско-католической церкви избегает такой формы изложения своих взглядов. Руководитель пресс-центра Ватикана Хоакин Наварро-Вальс, отвечая на недоуменные вопросы аккредитованных там корреспондентов, подтвердил, что «никакой просьбы об интервью ни от самого г-на Красикова, ни от кого-либо, кто выступал бы от его имени, не поступало». Это была сущая правда. Да и просить об интервью не было никакой необходимости: понтифик четко и ясно изложил воззрения его церкви на самые жгучие проблемы современного мира в энциклике «Соллицитудо реи социалис» («Озабоченность социальными вопросами»), текст которой был вручен журналистам 19 февраля 1988 года.
Папа дал мне аудиенцию в канун моего отъезда из Рима, 23 апреля, но она носила частный характер, и поэтому с моей стороны было бы верхом бестактности раскрывать содержание состоявшейся в этот день беседы (ниже я расскажу лишь о том впечатлении, которое произвел на меня духовный вождь 800 миллионов католиков планеты).
И тем не менее я возьму на себя смелость предложить читателю текст, одна часть которого (вопросы) сформулирована мной, а другая (ответы) — папой. Конечно, это не интервью: оно, как я уже сказал, не предусматривалось с самого начала. Но что мешает нам дословно воспроизвести — пусть даже в не совсем обычной форме — соответствующие разделы «Соллицитудо реи социалис»? Надеюсь, что Святой отец простит мне такую вольность: ведь я действую из самых лучших побуждений и не скрываю, что «задал» вопросы, уже имея перед глазами текст ответов, а следовательно, в какой-то мере поставил себя в привилегированное положение. Итак...
Автор: Ваше Святейшество, как бы Вы оценили эволюцию обстановки в мире в последние годы?
104
Папа: Облик мира за последние 20 лет, сохраняя некоторые основные черты, претерпел значительные изменения и приобрел совершенно новые аспекты (п. 4)... Мы оказались перед лицом серьезной проблемы неравенства в распределении средств существования, изначально уготовленных всем людям. Это же касается преимуществ, которые к ним восходят (п. 9).
Автор: Значит ли это, что мир живет сегодня хуже, чем раньше?
Папа: Достаточно посмотреть на реальность. Бесчисленное множество мужчин и женщин, детей, взрослых и стариков — совершенно конкретные и неповторимые человеческие личности — испытывают страдания под нестерпимым бременем нищеты (п. 13). Сохраняется и зачастую даже углубляется пропасть между так называемым развитым Севером и развивающимся Югом. Причем эта географическая терминология относительна, ибо на деле границы, разделяющие богатство и бедность, проходят внутри как развитых, так и развивающихся обществ (п. 14).
Автор: Список трудностей, переживаемых в наши дни человечеством, вероятно, можно было бы продолжить...
Папа: Нарисованная выше картина была бы неполной, если бы к «экономическим и социальным признакам» недоразвитости не добавлялись другие признаки, так же негативные, вызывающие даже еще большее беспокойство в плане культуры. Это неграмотность, трудность или невозможность достигнуть высших уровней образования, неспособность участвовать в строительстве собственной судьбы, различные формы экономического, социального, политического и, наконец, религиозного угнетения и эксплуатации человеческой личности, нарушения ее прав, дискриминация всех типов, в том числе и самая гнусная, связанная с расовыми различиями (п. 15). Нельзя закрыть глаза и на такую болезненную язву сегодняшнего мира, как терроризм (п. 24).
Автор: В чем, по Вашему мнению, причина негативных явлений в жизни человечества?
Папа: Мы должны заклеймить позором
105
существование экономических, финансовых и социальных механизмов, которые, хотя они и управляются людьми, действуют зачастую как бы автоматически, закрепляя богатство одних и бедность других (п. 16).
▲втор: А как Вы оцениваете общее состояние международных отношений?
Папа: На Западе существует система, которая исторически придерживается принципов капитализма, основанного на свободном обмене, в том виде, в каком он сложился в прошлом столетии, как следствие индустриализации. На Востоке сложилась система, основанная на марксистском коллективизме, порожденная толкованием положения пролетарских классов в свете своеобразного понимания истории. Каждая из двух идеологий, исходя из двух столь различных взглядов на человека, на его свободу и на его общественную роль, предложила и старается претворять в жизнь в экономическом плане противоположные друг другу организационные формы труда и структур собственности, особенно в том, что касается так называемых средств производства. Идеологическое противоборство, развивая антагонистические системы и центры власти, каждая со своими пропагандистскими и доктринерскими формами, неизбежно переросло во все более усиливающееся военное противоборство и привело к появлению двух блоков военных держав, причем каждая из них относится с недоверием к преобладанию другого и опасается его (п. 20).
▲втор: Мы — за деидеологизацию межгосударственных отношений и за роспуск существующих военно-политических группировок. Запад еще не готов к этому. А как Вы относитесь к существованию двух блоков?
Папа: Каждый из двух блоков скрывает в себе тенденцию к империализму, как это принято говорить, или к формам неоколониализма (п. 22). Если же учесть ту ужасающую опасность, о которой знают все и которая заключается в бесконечном накоплении запасов атомного оружия, логический вывод таков: панорама сегодняшнего мира, включая и ее экономический аспект, свидетельствует о том, что вместо озабо-
106
ценности подлинным развитием, способным привести всех к «более человечной» жизни, человечество, как кажется, все быстрее устремляется к смерти (п. 24).
Автор: В прошлом, если я не ошибаюсь, католический мир нередко отождествлял себя с миром капитализма со всеми вытекающими отсюда последствиями. Справедливо ли сегодня такое отождествление?
Папа: Социальная доктрина церкви приобретает критический характер как по отношению к капитализму, основанному на свободном обмене, так и по отношению к марксистскому коллективизму. С точки зрения развития невольно возникает вопрос: каким образом или в какой мере эти две системы могут быть преобразованы или обновлены, чтобы способствовать подлинному, всеобъемлющему развитию человека и народов в современном обществе? А ведь эти преобразования и обновления носят безотлагательный характер и необходимы всем для общего развития (п. 21).
Автор: В Вашей энциклике говорится о необходимости искать положительное решение всех наиболее острых проблем — от жилищного кризиса, безработицы, загрязнения окружающей среды до угрозы гибельного военного конфликта. Решение этих задач потребует объединения усилий всех людей доброй воли, католиков и православных, христиан вообще и представителей иных религиозных конфессий, верующих и неверующих. В свое время Владимир Ильич Ленин подчеркивал в статье «Социализм и религия», что единство в борьбе «за создание рая на земле важнее для нас, чем единство мнений пролетариев о рае на небе».
Папа: Церковь считает, что никакое мирское достижение не может считаться идентичным Царству Божию. Все такие достижения лишь отражают и в определенном смысле предвосхищают славу того царства, которое мы ожидаем в конце истории, когда Господь вернется на землю. Однако ожидание не может никогда служить оправданием для отказа от заинтересованности в делах людей, в их конкретном личном положе
107
нии, в общественной, национальной и международной жизни (п. 48). Не имеют оправдания ни отчаяние, ни пессимизм, ни пассивность. Все мы призваны, больше того — обязаны дать ответ на страшный вызов конца второго тысячелетия. Каждый должен занять собственное место в этой мирной кампании, которая должна вестись мирными средствами, чтобы достигнуть развития в условиях мира, чтобы спасти саму природу и мир, который нас окружает. Церковь также чувствует себя обязанной идти по этому пути, надеясь на его счастливый исход (п. 47).
Разумеется, мы, советские марксисты, не можем согласиться с целым рядом положений энциклики. Особенно с теми, где дается характеристика социализма и в этой связи упоминается «тенденция к империализму», которая якобы присуща оборонительному союзу социалистических стран. Далее, по нашему убеждению, режим, основанный на эксплуатации человека человеком, заслуживает гораздо более суровой оценки. Он противоречит не только элементарной справедливости, но и основополагающим принципам морали, в том числе и христианской. И его никак нельзя ставить на одну доску с таким социальным порядком, при котором завет святого Павла «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» как бы эхом отразился в известном принципе социализма «Кто не работает, тот не ест».
При этом мы, конечно, далеки от мысли о том, что социалистическое общество в его нынешних формах — абсолют совершенства. Мы относимся к себе и к своим достижениям весьма критически, видим недостатки и ищем пути их исправления, понимаем, что социализм императивно нуждается в обновлении и объективно уже вступает в процесс такого обновления. Непростые вопросы нашего бытия ждут и получают ответ, который как раз и составляет суть процесса, ставшего известным во всем мире под именем «перестройки».
Мне посчастливилось стать свидетелем встречи М. С. Горбачева с патриархом Пименом и членами синода Русской православной церкви 29 ап
108
реля 1988 года. На ней говорилось, в частности, об исправлении ошибок, допущенных в отношении церкви и верующих в 30-е и последующие годы. Этому периоду была дана однозначная оценка как отступлению от социалистических принципов, восстановленных ныне в своих правах.
К сожалению, далеко не всегда столь же самокритично относятся к себе те, кто живет и действует в иных социальных условиях. Одна из самых влиятельных североамериканских газет «Нью-Йорк тайме» откликнулась (15 марта 1988 г.) на энциклику Иоанна Павла 11 злопыхательской статьей, где, используя язык Эзопа, по существу, осуждает главу римско-католической церкви за «мягкость» по отношению к социализму. Характерен и заголовок, под которым помещена эта статья: «Сын Польши». Дескать, чего можно ждать от человека, который родился и вырос в стране, входящей сегодня в социалистическое содружество? Ведь если серьезные недостатки, как считает глава церкви, имеются не только у марксизма, но и у капитализма, то, восклицает газета, «к чему тогда оружие и сила, к чему борьба за политическую свободу для других?»
В тот же день, когда текст энциклики появился в печати, 20 февраля 1988 года, в личную резиденцию папы впервые в истории вступило... целое подразделение советских солдат в форме. Речь шла о сугубо мирном вторжении одного из армейских ансамблей песни и пляски, который как раз в эти дни давал концерты в Италии. Ансамбль был приглашен в Клементинский зал Апостолического дворца и исполнил для главы римско-католической церкви несколько произведений из своего репертуара. Иоанн Павел 11 аплодировал советским военным артистам (особенно взволновала его «Аве Мария» Шуберта), а затем сердечно поблагодарил своих гостей, обратившись к ним с приветствием на русском языке.
Концерт в Ватикане вызвал огромный интерес в итальянской печати, которая увидела в этом культурном событии одно из проявлений возросшего интереса Святого престола к Советскому Союзу в условиях перестройки.
Справедливость такой оценки подтвердилась,
109
когда месяц спустя, 23 марта, было опубликовано подписанное папой еще в январе апостолическое послание «Эунтес ин Мундум» («Идите в весь мир»), посвященное тысячелетию крещения Руси (до публикации с текстом послания была ознакомлена Русская православная церковь). Новый документ понтифика отличался подчеркнуто спокойным и примирительным тоном высказываний в адрес некатоликов.
В то же время папа счел необходимым подчеркнуть свою духовную близость «со всеми наследниками этого крещения, независимо от религиозного вероисповедания, национальности, места проживания; со всеми братьями и сестрами православными и католическими. Со всеми возлюбленными сынами и дочерьми народов русского, украинского, белорусского и всех других. С теми, кто живет на земле своей отчизны, как и с теми, кто проживает в Америке, в Западной Европе и в других частях мира».
Тем самым он сделал жест (смягченный, правда, ссылкой на «братьев и сестер православных») в сторону своих собственных единоверцев, которые до провозглашения в 1596 году в Бресте унии, или союза с католицизмом, составляли паству православной церкви. Некоторые из них до сих пор пребывают в лоне так называемого униатства, или греко-католицизма, большинство же разорвало церковные связи с Римом и вернулось к православию.
Надо все обдумать
Пока я готовился к встречам с представителями католических кругов, глава церкви совершал поездку по Северной Италии. Направившись в Верону, где проходила международная ярмарка, он за 27 часов произнес там 10 речей, посвященных различным актуальным проблемам. У меня не было возможности последовать за Святым отцом, и я узнал о содержании его выступлений из рассказа римского журналиста Орацио Петросил-ло, который выделил самое важное высказывание Иоанна Павла II:
— Существуют такие виды продукции, кото
110
рые не должны были бы производиться вообще или производство и продажа которых должна была бы находиться под строгим контролем. Первым примером такого рода продукции являются вооружения.
По убеждению О. Петросилло, эти слова понтифика неслучайно были произнесены именно в Вероне — городе, где двумя годами раньше состоялся массовый слет католиков-пацифистов, прошедший под девизом «Блаженны строители мира».
Миротворческие высказывания папы как бы эхом отразились в формулировках документа, одобренного комиссией американского епископата во главе с кардиналом из Чикаго Джозефом Бернардином. Епископы США вновь отвергли подготовку к «звездным войнам», указав, что пресловутый «космический щит» создал бы помеху достижению новых соглашений об атомном разоружении между США и Советским Союзом.
Что касается общих умонастроений в Италии, о них достаточно красноречиво говорит такой факт. В день моего приезда в Рим епископ североитальянского города Имола монсиньор Луиджи Дардани обратился с открытым письмом к членам Итальянской коммунистической партии, проживающим в его епархии. «Коммунисты, друзья мои,— писал он.— Отбросим двусмысленности, отложим в сторону то, что нас разделяет, и попробуем вступить в диалог».
Первая из запланированных публичных дискуссий с моим участием была проведена в одной из древних столиц папства — городе Витербо, недалеко от Рима. Положительное впечатление на участников встречи произвело выступление епископа Витербо монсиньора Фьорино Тальяферри. Он подчеркнул, что в нынешней деликатной обстановке акцент делать следует прежде всего не на том, что нас разделяет, а на тех ценностях, которые все мы рассматриваем как действительно непреходящие. Сенатор (от христианско-демократической партии Италии) Доменико Розати горячо поддержал этот призыв, указав на необходимость сотрудничества католиков, представителей других религиозных конфессий и неверующих в
111
условиях, когда на повестку дня все настоятельнее встает вопрос об утверждении нового политического мышления в мире сложном и взаимозависимом.
Положение католиков в СССР стало предметом публичного обсуждения и на центральной встрече «круглого стола», которая была организована в Ассоциации иностранной печати в Риме 20 апреля в присутствии многочисленных представителей итальянской и иностранной печати (я испытал огромное удовлетворение, вновь увидев многих старых друзей, среди которых был и ветеран корреспондентского корпуса в «вечном городе» Макс Бержер).
И в Риме, и в других городах (в том числе в Неаполе) в ходе встреч с общественностью так или иначе на одно из первых мест выдвигался вопрос о возможном визите в СССР папы Иоанна Павла II. Некоторые участники дискуссии ставили его в нарочито обостренной форме: «Почему Советское государство не позволяет главе римско-католической церкви навестить свою паству в СССР?»
В ответах на подобные вопросы упор делался на то, что в данный конкретный момент, когда приближались торжества по случаю тысячелетия введения христианства на Руси, заинтересованности в таком визите не проявляли ни Русская православная церковь, ни сам Святой престол. Что касается будущего, поездке папы должна предшествовать тщательная подготовительная работа. Советским людям, в частности, непонятна позиция Ватикана относительно западных границ СССР. Подписав Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, Ватикан в то же время продолжал оказывать гостеприимство «послу» несуществующего правительства буржуазной Литвы.
Впрочем, некоторое улучшение климата уже обозначилось. В те же самые дни, когда я находился в Италии, там гостила группа епископов из Литовской ССР. 18 апреля вся группа была принята папой. Это был второй визит наиболее видных представителей католической церкви Литвы к их духовному вождю за последние пять лет.
112
И он, безусловно, позволил понтифику получить из первых рук информацию о процессе перемен, который, охватив все советское общество, затронул также область религии. Внимательно выслушав своих гостей, папа произнес речь, в которой, в частности, заявил:
— Ветры обновления, подувшие, кажется, в вашем обществе, вызывают большие ожидания у миллионов мужчин и женщин.
Известный итальянский ватиканист, обозреватель газеты «Унита» Альчесте Сантини увидел в этих словах Иоанна Павла 11 подвижку в политических позициях Ватикана. «Рассматривать Литву в контексте всей советской действительности, где повеяло ветром обновления,— написал он на страницах своей газеты,— значит признать де-факто ее принадлежность к Союзу Советских Социалистических Республик».
Ждал встречи с папой и я. Прямые контакты с руководящими деятелями Ватикана на достаточно высоком уровне были установлены с первых же дней моего пребывания в Риме, и я имел возможность встретиться с некоторыми сотрудниками понтифика. Вскоре Обществу «Италия — СССР» было сообщено, что Иоанн Павел 11 даст мне частную аудиенцию, однако точная дата аудиенции установлена не была.
Проходил день за днем, а ясности в этом вопросе не прибавлялось. Тем временем я строго выполнял программу визита, намеченную пригласившим меня обществом, и ежедневно участвовал в дискуссиях, ради которых, собственно говоря, и приехал в Италию. А когда официальная программа дискуссий была завершена, условился о встрече с глубоко уважаемым мною человеком — видным католическим деятелем доном Эрнесто Бальдуччи, который пригласил меня к себе во Флоренцию, куда он вновь переселился из Рима несколько лет тому назад.
Решив, что аудиенция в Ватикане уже не состоится, я сообщил дону Бальдуччи, что навещу его в субботу 23 апреля (на воскресенье был намечен мой отлет назад в Москву). Но эти планы пришлось отменить. Рано утром в субботу
113
мне передали письмо префекта папского двора монсиньора Дино Маондуцци, в котором сообщалось, что папа примет меня на частной аудиенции в 11 часов 45 минут. Извинившись перед доном Бальдуччи по телефону, я сел в предоставленную мне любезно итальянскими друзьями машину и направился в Ватикан.
Ожидание в приемной перед входом в зал, где папа встречается со своими гостями, было недолгим, но позволило выяснить много деталей, характеризующих Иоанна Павла II как человека. Мне рассказали о феноменальной работоспособности понтифика, о его набожности, длительных молитвах, приверженности к культуре Богородицы. Папа внимательно следит за событиями в мире. Одни только частные аудиенции исчисляются цифрой в полтысячи ежегодно. Особую требовательность глава римско-католической церкви проявляет по отношению к епископам. Регулярно, раз в пять лет, они должны наносить ему визит «ад лимина», собираясь, как правило, группами по регионам.
Как мне сообщили, в настоящее время Кароль Войтыла еженедельно берет уроки русского языка. Учеба эта не вызывает каких-либо трудностей, учитывая славянское происхождение понтифика. Однако, оставшись с папой наедине, мы использовали для общения итальянский язык, которым он владеет свободно.
Возраст (68 лет) и испытания, выпавшие на долю этого человека (достаточно вспомнить о покушении 1981 года), не помешали ему сохранить хорошую форму, и в нем легко угадывался любитель спорта. Слушая папу, я невольно вспоминал характеристику, данную ему близким к Ватикану французским ученым и публицистом Жаном Шелини, чья объективность была авторитетно подтверждена бывшим префектом папского двора монсиньором Жаком Мартеном (который в июне 1988 года стал кардиналом):
— Этот поляк похож на любого обычного поляка. Глубоко польскими остались его реакции, его интеллектуальное поведение. Сознание этого человека не терзают сомнения, столь типичные для многих верующих на Западе. Ничего общего
114
с преисполненным тревоги темпераментом Павла VI.
Может быть, следует сказать, что далеко не все в Италии поняли и приняли «польского папу». Так, известный католический деятель Джанни Баджет Боццо, который был лишен сана священнослужителя за критические заявления в адрес Иоанна Павла II, не раз говорил, что не верит в искренность главы церкви. По его словам, «Войтыла с его большим актерским талантом выступает в разнообразных и поразительных ролях». Весьма своеобразно выступил в защиту папы знаменитый итальянский артист Дарио Фо.
— Не думайте, что играть легко,— заявил он.— Зачастую иные государственные деятели напоминают деревенских священников, актеров третьеразрядной категории, а вот Войтыла производит впечатление актера, ничем не напоминающего священника.
Возвратившись в Москву, я не ограничился подготовкой журналистского очерка о поездке в Италию и в Ватикан. В своей резиденции в Чистом переулке меня принял патриарх Московский и всея Руси Пимен, в Свято-Даниловом монастыре — митрополит Минский и Белорусский Филарет, председатель отдела внешних церковных сношений Московского патриархата. Беседы состоялись также в Совете по делам религий при Совете Министров СССР. Хочется верить, что объективным рассказом о личных впечатлениях мне удалось хоть немного дополнить информацию, поступающую по дипломатическим и религиозным каналам. И тем самым в какой-то, пусть даже в самой скромной, степени способствовать процессу постепенного налаживания взаимопонимания между Советским Союзом и Ватиканом, между Русской православной церковью и Святым престолом.
Вскоре стал известен состав делегации, которую Святой престол решил направить на торжества по случаю 1000-летия крещения Руси. Представительный характер этой делегации, включение в нее целого ряда видных деятелей, чьи имена хорошо известны в Советском Союзе, были восприняты здесь как свидетельство готовности папы к диалогу с нами.	115
Месяц спустя было объявлено о том, что Иоанн Павел 11 решил назначить 25 новых кардиналов и что среди них —67-летний епископ из Литовской ССР, апостольский администратор Кайшядорской епархии Винцентас Сладкявичюс. Он стал вторым советским кардиналом после возведенного в этот сан несколько лет назад латыша Юлианса Вайводса.
Отмечая с удовлетворением новый жест Святого престола в сторону католиков — граждан СССР, в Москве, однако, обратили внимание и на другое: Ватикан использовал процедуру, которую государственные власти СССР не могли признать нормальной.
Этот факт приобретал особое звучание, учитывая затянувшийся пересмотр границ епархий, расположенных на востоке Европы, в том числе в Литовской ССР. Не способствовали сотрудничеству и некоторые передачи Ватиканского радио.
В июне 1988 года, в дни торжеств по случаю 1000-летия крещения Руси, на меня была возложена ответственность за их освещение в печати по линии ТАСС, и вместе с большой группой журналистов и фоторепортеров нашего агентства с раннего утра до позднего вечера я курсировал между редакцией на Тверском бульваре, аэропортом Шереметьево, Троице-Сергие-вой лаврой в Загорске и наиболее крупными московскими храмами. Особенно часто нам пришлось «докучать» председателю Совета по делам религий при Совете Министров СССР, и однажды он в шутку предложил мне перенести свой рабочий стол из ТАСС в его кабинет.
Уникальное событие—1000-летие крещения Руси — дало мне столь же уникальную возможность неоднократно беседовать не только с государственным секретарем Ватикана, но и с другими видными деятелями римско-католической церкви: председателем Секретариата по объединению христиан кардиналом Йоханнесом Виллеб-рандсом, председателем папской комиссии «Справедливость и мир» кардиналом Роже Эчегарэ, примасом Венгерской церкви кардиналом Ласло Паскаи, архиепископом Нью-Йоркским кардиналом Джоном О'Коннором, а также с от
116
ветственным сотрудником Совета по государственным делам церкви («Министерства иностранных дел» Ватикана) Фаустино Саинсом Муньосом и директором пресс-центра Ватикана д-ром Хоакином Наварро-Вальсом. Когда-нибудь я подробнее расскажу об этих интересных беседах, проходивших в самых разных местах: в гостиницах «Советская» и «Украина», где остановились посланцы папы римского, в Кремле, в фойе Большого театра, в Загорске, где проходил Поместный собор Русской православной церкви, в вагоне поезда Киев — Москва, когда мы возвращались после участия в юбилейных торжествах на берегах Днепра.
11 июня большая группа участников торжеств, посвященных 1000-летию введения христианства на Руси, была принята в Кремле. Взяв слово, кардинал А. Казароли выразил большое удовлетворение в связи с возможностью присутствовать на юбилейных торжествах, проходивших, как он подчеркнул, при участии всех категорий советского общества. Указав, что делегация Святого престола «беспрецедентна по своему характеру, по числу и по сану представителей», государственный секретарь добавил:
— Я уверен, что на русской земле, в вашей столице, которая с честью и славой называет себя «третьим Римом», никогда не было такого количества кардиналов... Это знак особого уважения и любви по отношению к Русской православной церкви. Это уважение и любовь к народам Советского Союза.
Кульминационным моментом визита ватиканской делегации в СССР, по единодушному мнению всей мировой прессы, стал прием кардинала А. Казароли М. С. Горбачевым и Э. А. Шеварднадзе. Эта первая за всю историю встреча советского руководства со столь высоким представителем католической церкви состоялась 13 июня в Кремле.
Государственный секретарь Ватикана передал М. С. Горбачеву личное послание папы Иоанна Павла II, после чего состоялась беседа, которая, как и следовало ожидать, носила преимущественно концептуальный характер. Речь шла об
117
основах взаимодействия всех миролюбивых сил, столь необходимого в наше время, когда человечество столкнулось с небывалыми проблемами: ядерной и экологической угрозой, опасностью разрушения нравственных основ жизни, утраты культурных и духовных ценностей, накопленных за многие столетия.
— У нас с вами,— говорил Генеральный секретарь ЦК КПСС,— разные исходные философские позиции, но у нас имеются немалые возможности для взаимодействия в общих заботах о мире, в частности, с учетом такого огромного достижения, как Заключительный акт Хельсинки, под которым — также и подписи обоих государств.
Кардинал Казароли высоко оценил деятельность советского руководства, проявившего, по его словам, терпение и большой ум в поисках путей к реальному разоружению.
М. С. Горбачев поддержал мысль кардинала о том, что, наряду с разоружением как фактором строительства мира, необходимо духовное взаимопонимание, что общей заботой мирового сообщества является положение в «третьем мире», сотрудничество в защите культурного достояния народов.
Советский руководитель подчеркнул, что взаимодействие может состояться лишь в условиях уважения к социальному выбору каждого. В этой связи он рассказал кардиналу о том, как в ходе дискуссий, которые развернулись в советском обществе по вопросам его обновления и перестройки, сильно звучит вера советских людей в социализм, их приверженность к социалистическому образу жизни. Без уважения к этой реальности не может быть правильных отношений с Советским Союзом. Да и вообще, уважение к воле каждого народа — залог того, что международные отношения в целом будут приобретать цивилизованный характер.
— Послание папы римского,— сказал М. С. Горбачев в заключение,— мы внимательно рассмотрим, включая и вопрос о придании контактам между нашими государствами регулярного характера. Думаю, что после этой встречи — можно
118
согласиться, что она носила дружественный характер,— есть у обеих сторон повод для размышлений. И нам, и вам надо все обдумать, а база для налаживания диалога, как выяснилось, имеется.
Встреча на высшем уровне
И вот, наконец, произошло событие, призванное занять особое место в истории человечества. В Ватикане впервые встретились духовный вождь 800 миллионов католиков папа римский Иоанн Павел II и Генеральный секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, Председатель Верховного Совета СССР М. С. Горбачев. Запомним дату их встречи: 1 декабря 1989 года. И наши современники, и те, кто придет после нас, вне всякого сомнения, будут не раз и не два возвращаться к анализу значения того, что принес миру этот день.
...Кортеж официальных лимузинов, среди которых выделялся большой черный ЗИЛ главы Советского государства, медленно продвигался вперед по улицам итальянской столицы. Спустившись с Квиринальского холма, где во дворце с тем же названием несколькими минутами раньше состоялась церемония прощания М. С. Горбачева с президентом Италии Франческо Косси-гой, машины, сопровождаемые почетным эскортом мотоциклистов, проследовали по улицам 24 Мая и 4 Ноября к площади Венеции. Далее их путь пролегал по проспекту Виктора Эммануила к мосту через Тибр, откуда начинается улица Примирения, ведущая прямо в Ватикан — на площадь перед собором Святого Петра. Прежде чем выехать на мост, вереница машин сделала небольшой поворот около улицы Джулия. По стечению обстоятельств именно там в гостинице «Кардинал» расположилась наша маленькая группа, в состав которой входили митроцолит Волоколамский и Юрьевский Пити-рим, консультант Международного отдела ЦК КПСС профессор Н. А. Ковальский и автор этих строк.
119
Тротуары по маршруту движения авто** колонны были запружены людьми. Многие пришли спозаранку, чтобы занять самое удобное место и собственными глазами увидеть того, кто сумел за какие-нибудь четыре года в корне изменить их представление о Советском Союзе. Некоторые принесли с собой флажки с государственными цветами СССР, Италии и Ватикана. Кое-кто держал в руках плакаты со словами приветствия в адрес советского руководителя. То там, то сям в толпе мелькали черные сутаны священников и коричневые облачения иноков. Около моста собралась целая группа монашек, оживленно переговаривавшихся между собой на польском языке. А чуть поодаль стоял епископ, приехавший, как оказалось, из... Индии.
На следующий день влиятельная итальянская газета «Коррьере делла сера» напомнила старое пророчество о казаках, которые будто бы напоят своих лошадей на площади Святого Петра и разрушат колыбель мирового католицизма. «Пророчество оказалось ошибочным,— писала газета.— Казаки проследовали через врата Ватикана. Они добрались сюда, как и предсказывала легенда. Но не погубили западную цивилизацию. Больше того, для церкви прибытие тех, в ком раньше видели врага, стало настоящим праздником». Корреспондент газеты Джулиано Галло с одобрением отозвался о поступке приходского священника, который вывесил красный флаг с серпом и молотом на своем храме напротив резиденции премьер-министра Италии.
Стрелки часов приближались к одиннадцати, когда машины с почетными гостями, обогнув собор Святого Петра и миновав несколько арок, остановились перед входом в Апостолический дворец. Михаила Сергеевича и Раису Максимовну приветствовал префект папского двора монсиньор Дино Мондуцци. Он тепло поздоровался также с сопровождавшими советского руководителя государственными и партийными деятелями. Гости из СССР с интересом наблюдали церемонию воинских почестей, которые были отданы построенным у входа во дворец отрядом швейцарских гвардейцев в средневековых крас
120
но-сине-желтых костюмах, сшитых по рисунку Микеланджело. Описывая эту церемонию и напоминая, что вся «армия» Ватикана, формируемая по давней традиции из юношей, родившихся в Швейцарии, состоит из двухсот человек, корреспонденты многих органов печати не забыли в очередной раз процитировать иронический вопрос, якобы заданный когда-то Сталиным одному из своих собеседников: «Так сколько же дивизий у папы римского?»
Встреча, которую ждали все, еще не состоялась, а в киосках печати уже появилось еженедельное издание, на обложке которого был помещен фотомонтаж: советский руководитель целует Иоанна Павла II. Речь явно шла о поделке весьма сомнительного вкуса, но, как стало известно позднее, нашлись и такие, кто принял ее за реальность.
На самом деле все было иначе. Когда М. С. Горбачев и его супруга, сопровождаемые монсиньором Д. Мондуцци, достигли тронного зала, папа уже ждал их там и двинулся навстречу советскому руководителю, «проделав путь, необычно длинный, если учитывать строжайше регламентированный ватиканский протокол»,— писала потом «Коррьере делла сера». Последовавшее продолжительное рукопожатие было запечатлено фотокорреспондентами мировой печати, и этот исторический снимок обошел газеты и журналы всех континентов. Затем, пропуская гостя вперед, папа провел М. С. Горбачева в свою личную библиотеку, и два руководителя начали 70-минутную беседу (первые пять минут с глазу на глаз по-русски, потом с помощью переводчиков, советского и ватиканского).
Тем временем Э. А. Шеварднадзе и А. Н. Яковлев, вместе с которыми был посол СССР в Италии Н. М. Луньков, прошли в другой зал, где состоялась их беседа с государственным секретарем (главой правительства) Ватикана кардиналом Агостино Казароли, его заместителем монсиньором Эдвардом Кассиди и секретарем по отношениям с государствами (руководителем внешнеполитического ведомства) монсиньором Анджело Содано. Р. М. Горбачева была приглашена
121
полюбоваться фресками Рафаэля и другими шедеврами искусства, хранящимися в стенах Ватикана.
По окончании беседы с советским руководителем Иоанн Павел II тепло приветствовал всех, кто прибыл в Апостолический дворец вместе с ним.
Выступая с речью, папа приоткрыл завесу над содержанием разговора, состоявшегося несколькими минутами раньше. «Мы,— сказал он,— смогли сегодня обменяться мнениями относительно международной ситуации и некоторых специфических вопросов. Мы также говорили о развитии отношений между нами как в связи с решением вопросов, касающихся католической церкви в Советском Союзе, так и с целью приложить совместные усилия на пользу мира и международного сотрудничества». По мнению понтифика, «такое сотрудничество возможно, ибо и субъектом его, и объектом является человек».
Политических обозревателей заинтересовали также высказывания руководителя ватиканского государства о перестройке. Отметив, что встреча с М. С. Горбачевым «не может не поразить своей новизной и не обратить на себя внимание как встреча исключительного значения, как знак продолжающегося созревания времени, богатого обещаниями», он добавил:
— Святой престол с большим интересом следит за процессом обновления, зачинателем которого в Советском Союзе являетесь вы, желает вам успеха и готов способствовать любому начинанию, могущему послужить защите и гармонизации прав и обязанностей лиц и народов и содействовать миру в Европе и во всем мире.
Михаил Сергеевич, согласившись с тем, что произошло, действительно, событие необычайного значения, сообщил о достижении в принципе договоренности придать официальный характер межгосударственным отношениям между СССР и Ватиканом. Что касается формы, в которую будут облечены эти отношения, ее предстоит определить дипломатическим ведомствам двух государств.
122
Советский руководитель напомнил, что в СССР живут люди многих вероисповеданий, имеющие право на удовлетворение своих духовных потребностей. «В ближайшее время,— продолжал М. С. Горбачев,— у нас будет принят закон о свободе совести. В русле перестройки мы учимся трудному, необходимому делу всеохватывающего сотрудничества, консолидации общества на основе обновления».
В заключение, отложив в сторону, письменный текст выступления, глава нашего государства сказал:
— Хочу сообщить, что в нашей беседе с Его Святейшеством мы говорили о визите в будущем папы римского в Советский Союз.
Эти слова М. С. Горбачева, наряду с известием о придании официального характера отношениям между СССР и Ватиканом, стали сенсацией, обошедшей первые полосы газет всего мира.
Сенсация для широкой общественности, конечно же, не была неожиданностью для тех, кто посвятил немало лет и усилий продвижению от конфронтации к сотрудничеству. Я думал об этом, беседуя с кардиналом Акилле Сильвестри-ни — одной из ключевых фигур нашего сближения, человеком, который, будучи еще архиепископом, с мая 1979 года по июнь 1988 года возглавлял внешнеполитическое ведомство Святого престола. Кардинал принял меня сразу же после нашего приезда в Рим. В предыдущий раз мы встречались с ним в апреле 1988 года, когда Римско-католическая церковь готовила ответ на приглашение Русской православной церкви принять участие в торжествах по случаю 1000-летия крещения Руси. Уже тогда я почувствовал, что передо мной — человек доброй воли, искренне стремящийся к поиску областей согласия.
А. Сильвестрини знает Москву. В 1971 году вместе с Агостино Казароли он приезжал в столицу СССР, чтобы присутствовать при вручении представителям советских властей документа, подтверждающего присоединение Святого престола к договору о нераспространении ядерного оружия. В 1988 году А. Сильвестрини не довелось стать участником юбилейных торжеств:
123
будучи возведен в сан кардинала, он передал пост «министра иностранных дел» Ватикана архиепископу Анджело Содано и возглавил другое ведомство римской курии, заняв кабинет в старинном дворце Канцелярии, в нескольких десятках метров от того места, где в далеком 1600 году был сожжен на костре «еретик» Джордано Бруно. Мой собеседник говорил о необходимости взаимопонимания всех, кому дороги судьбы человечества,— католиков и православных, верующих и неверующих, и я невольно ловил себя на мысли о том, какую эволюцию проделала церковь не только за минувшие четыре столетия, но и за несколько десятилетий после второй мировой войны.
М. С. Горбачев и Иоанн Павел II встретились, как люди, которые заочно уже знают друг друга: летом 1988 года советский руководитель получил послание папы, а в августе 1989 года личный представитель министра иностранных дел СССР Ю. Е. Карлов привез понтифику ответ, в котором затрагивались узловые, кардинальные вопросы современности. Наконец, в октябре прибывший в Москву архиепископ А. Содано вручил М. С. Горбачеву послание папы в связи с ситуацией в Ливане, и советский руководитель просил передать Иоанну Павлу II, что пожелания, высказанные в этом послании, будут учитываться в дальнейших усилиях по оказанию содействия в поисках решения ливанской проблемы. Речь зашла и о предыдущем обмене посланиями концептуального порядка, и с удовлетворением было отмечено растущее взаимопонимание, которое нашло отражение уже и в практическом плане. М. С. Горбачев сказал, что, поскольку предстоит его встреча с папой, он со своей стороны имеет такое желание и надеется побеседовать о мире, об общем доме, в котором все живем, о нашей общей ответственности за его судьбу, а также обсудить наиболее существенные конкретные вопросы.
По словам римской газеты «Репубблика», ссылающейся на данные, полученные от руководства итальянского телевидения, прямую передачу из Ватикана в момент встречи М. С. Горба
124
чева с папой смотрел миллиард телезрителей в более чем 80 странах мира. В самом Апостолическом дворце, где проходила эта встреча, перед голубыми экранами собрались практически все, кто не был сам непосредственно задействован на организацию встречи.
Комментируя рукопожатие, которым обменялись М. С. Горбачев и Иоанн Павел II, ватиканская газета «Оссерваторе романо» писала: «Немыслимое произошло, неуловимое стало явью, неосязаемое приобрело четкие очертания. Таинство истории оказалось сильнее, чем иные планы людей».
Кардинал Агостино Казароли, принявший меня в том же самом зале Апостолического дворца, где мы встречались с ним ровно год назад, широко улыбаясь, сказал:
— Глубокая зима в отношениях между нашими двумя государствами уходит в прошлое, уступая место первым весенним дням. Отныне мы можем вести диалог по самому большому кругу вопросов. Вести его на равных, ни в чем не отказываясь от своего мировоззрения.
По убеждению старейшего из руководителей римской курии, именно с этого момента с «холодной войной» покончено навсегда, и строительство общего европейского дома из области теории может перейти в область конкретных практических дел.
75-летний кардинал не скрывал удовлетворения: еще в годы правления папы Павла VI его по праву считали творцом «восточной политики» Ватикана, сторонником деидеологизации международных отношений. В 1975 году он подписал в Хельсинки Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, а в 1988 году возглавил делегацию римско-католической церкви на торжествах по случаю 1000-летия крещения Руси, был принят М. С. Горбачевым и вручил ему личное послание папы Иоанна Павла II.
А. Казароли был счастлив, потому что, вопреки предсказаниям пессимистов, стал свидетелем торжества усилий людей доброй воли, к числу которых, вне всякого сомнения, принад
125
лежит и он сам. Прощаясь, глава правительства Святого престола подарил мне свою книгу о роли и месте католической церкви в современном мире. В ней излагаются мысли, многие из которых созвучны нашим сегодняшним выводам о приоритете общечеловеческих ценностей во все более целостном и взаимозависимом, хотя и противоречивом мире.
Конечно, было бы странно и неестественно, если бы долгие десятилетия конфронтации не оставили никакого следа «у нас» и «у них». В нашем обществе сохранилось немало тех, кто тоскует по недавнему и более отдаленному прошлому, кто, наподобие пресловутой Нины Андреевой, ставит абстрактные «принципы» выше реальных нужд и чаяний миллионов нормальных людей. На состоявшемся 9 декабря 1989 года Пленуме ЦК КПСС один из ораторов заявил: если нас хвалят капиталисты и папа римский — значит, мы идем не туда. Активизировались «поборники чистоты принципов» и с другой стороны. Так, настоятель братства Пия X дон Франц Шмидбергер, ближайший соратник ультраправого епископа Лефевра, выступая в Турине, запугивал верующих перспективой «союза католической церкви и международного социализма». Встреча в Ватикане, воскликнул он,— это настоящий апокалипсис.
Нам, гостям ассоциации «Италия — СССР», довелось лично познакомиться с некоторыми противниками нового мышления. Знакомство это состоялось в конференц-зале ассоциации, где при участии двух ватиканских учебно-исследовательских центров — Грегорианского университета и Восточного института был организован симпозиум на тему «История и вера — государство и церковь в СССР в эпоху перестройки». К собравшимся обратились митрополит Питирим, профессор Н. А. Ковальский и автор этих строк. Слово взяли также ректор Восточного института член ордена иезуитов отец Джино Пьовезана, видный политический деятель-коммунист Джанкарло Пайетта и известный ватика-нист Альчесте Сантини.
Все мы, не сговариваясь между собой, говори
126
ли о том большом значении, которое имеют для будущего цивилизации совместные действия неверующих и верующих, представителей самых различных конфессий. Но наши выступления, встреченные с одобрением большинством участников симпозиума, вызвали резко отрицательную реакцию со стороны нескольких «непримиримых», пришедших с явным намерением возродить дух идеологической нетерпимости. К счастью, эта попытка вернуть нас из сегодняшнего дня во вчерашний успеха не имела.
Как явную провокацию, направленную на то, чтобы сорвать сближение между Ватиканом и СССР, между католической и православной церквами, расценили многие наши собеседники, в том числе и католики, явно скоординированные действия воинственно настроенной части униатов (потомков православных христиан Западной Украины, перешедших в конце XVI века под духовную власть папы римского). Незадолго до приезда М. С. Горбачева проживающие в Риме униаты, следуя призыву своего духовенства, устроили демонстрацию под резко враждебными Советской Украине и православию лозунгами. И практически одновременно во Львове и других городах, расположенных в западных областях Украины, униаты захватили несколько храмов, которые после второй мировой войны использовались православной церковью.
Можно ли было предотвратить осложнение ситуации? Думаю, да. Во всяком случае, Русская православная церковь не уклонялась от обсуждения с Ватиканом вопроса о межрелигиозных отношениях в Западной Украине. В конце августа 1989 года делегация, в которую входили три члена Священного синода: митрополит Киевский и Галицкий Филарет, митрополит Минский и Белорусский Филарет и митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий, более часа беседовала с Иоанном Павлом II, в том числе и по этому вопросу. За несколько дней до встречи М. С. Горбачева с папой в Ватикане вновь побывал митрополит Ювеналий, прибывший на берега Тибра вместе с другими представителями советской общественности. Он передал главе Римско-
127
католической церкви послание Патриарха Московского и всея Руси Пимена.
Органы власти УССР, со своей стороны, смягчили прежнюю непримиримую позицию в вопросе о регистрации униатских общин. 25 ноября 1989 года Совет по делам религий при Совете Министров Украины официально заявил, что «при условии неукоснительного соблюдения Конституции и законодательства о культах греко-католики могут пользоваться всеми правами, установленными законом для религиозных объединений». При этом острая проблема принадлежности культовых зданий должна решаться «спокойно, взвешенно, с учетом интересов верующих всех вероисповеданий, с участием заинтересованных сторон, на законных началах». Увы, нетерпение и нетерпимость, подогреваемые теми, для кого «чем хуже, тем лучше», не преодолены до сих пор.
И все же факт остается фактом: за годы нашей перестройки новое политическое мышление набирает силу не только у нас, но и в католическом мире. Мы убедились в этом еще раз, когда побывали в Грегорианском университете на лекции католического священнослужителя Джованни Маньяни, посвященной совместным усилиям католиков, православных и протестантов во имя мира и справедливости. Отец Маньяни практически дословно повторил принимаемый и нами тезис, согласно которому то, что объединяет людей доброй воли, неизмеримо важнее того, что их разъединяет.
Выступая в Капитолии (римском муниципалитете), М. С. Горбачев с полным основанием мог подвести итог:
— Церковь у нас отделена от государства. Но сейчас мы исходим не только из того, что вера — дело совести каждого, в которое никто не должен вмешиваться, но и из того, что моральные ценности, которые веками вырабатывала и несла в себе религия, могут служить и уже служат делу обновления также и нашей страны.
40 к.