л. А. Золотаревский
Афганский
репортаж
@
Москва
«Искусство»
1983

ББК 66.3(Аф)

3-81
Фотографии

Вяткина В. Ю.,

Колыбельникова Е. В.
0803000000-104
3	16-83
025(01)-83
€ Издательство <^Искусство», 1983 г.

Эта книга — итог трех репортерских поез¬

док в Демократическую Республику Афга-

нистан. Вместе с моими товарищами —

кинооператором Валентином Лебедевым и

звукооператором Владимиром Авдеевым —

мне довелось побывать там в сложное и

беспокойное время. Мы пережили вместе

немало радостных и горьких^ счастливых и

наполненных драматическими событиями

дней. Мы чувствовали локоть друг друга и

постоянное внимание к нам тех, кто оста¬

вался дома.
По ходу рассказа вы неоднократно встре¬

титесь с моими спутниками и товарища¬

ми, с которыми познакомился на афганской

земле. Я буду вспоминать о них долго.

Наверное, всегда. Потому что были они

опорой и поддержкой, когда я отсчитывал

самые ответственные и счастливые мину¬

ты своей профессиональной жизни.
Им посвящается эта книга.

Оглавление
ЗАПИСНЫГ. КНИЖКИ
Запись первая: «Кабул. Аэропорт. 8.15 утра» 5

Запись вторая: «По радио пела Мирен Матье» 15

Запись ]ретья: «В Новый год паломники ьл Ирана идут

ь 1'сраг» 17
!^апись четвертая: <<В Парке Чаир распускаются розы» 23

Запись пятая: «Знаете ли вы, что вас ожидает?» 29

Запись шестая: «Здесь учились члены королевской семьи» 3(з

Запись седьмая: «Мулла дает интервью» 48

Запись восьмая: «Дуканы и базар» 60

Запись девятая: «Кармаль—человек, которому трудно» 69

СНОВА В ПУТЬ 75
ДВА ПУТЕШЕСТВИЯ МЕКСИКАНСКИХ РЕПОРТЕРОВ 112

АСЕМА 125

У ПЕРЕПРАВЫ 147

Записные книжки
Я всегда надеялся на память и редко вел записные

книжки—раза два всего, и то когда был в коротких

заграничных поездках. И хватало меня, как правило, лишь

на несколько дней. Перед отъездом в Афганистан Сергей

Ерофеев, мой коллега* и товарищ, принес мне несколько

маленьких простых блокнотов.
—	Возьмите и постарайтесь побольше записать!
Спасибо Сергею, я бы сам просто не подумал о

записях, когда собирался в путешествие. Теперь передо

мной — записные книжки. Они напоминают о многом...
Запись первая:
«Кабул. Аэропорт. 8.15 утра»
<л..Кабул появился в 8.15 — через час после вылета из

Ташкента. Коричневое плато среди снежных гор. Серые

низкие здания и заборы. Пятьдесят минут самолет ходил

по кругу — ввинчивался в Кабульскую впадину...».
Ночь была бессонной. Несмотря на усталость, я

испытывал странное состояние внутренней готовности к

чему-то неожиданному, необычному. Посмотрел на Вален¬

тина—и у него сна как не бывало,—то же состояние. И у

Владимира. И у соседей, сидящих рядом. Мне показалось,

что самолет слишком долго кружится над аэродромом —

шасси выпустил давно, а на посадку идти вроде бы и не

собирается...
Состояние беспокойства, напряженности я испытывал

с самого начала полета. Все, казалось, подтверждало

беспокойные слухи последних дней, когда на тревожные

сообщения газет «накладывалась» информация зарубеж¬

ных радиостанций и сочувствующие взгляды сотрудников.

Ночной полет сам по себе удовольствие небольшое. В

салоне приглушенный свет: слишком слабый, чтобы чи¬

тать, и слишком сильный, чтобы уснуть. Во всем самолете

всего одна женщина. Стюардесс нет — их обязанности

безмолвно выполняли здоровенные парни. Все зто никак

не напоминало вальяжную атмосферу обы^шых междуна¬

родных авиарейсов. Кстати, это был первый рейс Аэро¬

флота после перерыва, вызванного кровавым мятежом в

Кабуле в конце февраля 1980 года.
И теперь этот затянувшийся полет по кругу. И

навевающие тоску серые гона внизу. Привычной картины

города нет—правильные квадраты саманных построек—и

все. Но вот самолет произвел посадку, и краски резко

обновились: вышло солнце, заблестел выпавший накануне

снег, разноцветные сари запестрели на галерее здания

аэропорта. Мы остановились рядом с двумя небольшими

«Боингами» афганской авиакомпании «Ариана». Сари на

галерее свидетельствовали о том, что один из них готовит¬

ся отправиться в Индию.
Было тепло. У самолета сразу появилось много людей,

в том числе солдаты и мужчины в штатском с автоматами.

Снова обострилось тревожное чувство. Оно почти полно¬

стью исчезло, когда в зале встречающих я увидел

широкую улыбку старого товарища по работе Эдуарда

Муртазина, он работал советником на афганском телеви¬

дении.
По меньшей мере десять носильпщков—в основном

пожилых людей,— с бородами, в грязных серых мешкова¬

тых робах и ботинках на босу ногу, набросились, не

спросясь, на наши ягцики и чемоданы и куда-то помча¬

лись. Мы за ними. На небольпюй площади перед аэровок¬

залом наши в беспорядке разбросанные чемоданы, окру¬

женные носильщиками, i оговились влететь в только что

подкативший «РАФ». Я с усмешкой подумсШ, что придется

оставить все деньги, ассигнованные на оплату носильщи¬

ков,—у нас было двадцать семь мест. Эдуард выдал

одному из бородачей мелкую бумажку. Я вспомнил, что

мы прибыли в одну из самых экономически отсталых

стран мира...
В гостинице свободных номеров не было. Один для

двоих все же напгелся, и мы даже обрадовались, что

будем все вместе. Принесли третью кровать. Переоделись,

побрились и вышли осмотреться. Слева близко здание

почтамта. Перед гостиницей—сад. За ним неизвестность.

Все тихо, мирно. На заборе, ограждающем сад, какой-то

продавец мужских рубашек развесил свой товар и зазыва¬

ет покупателей. Но вот в одном из маленьких окошек

верхнего этажа почтамта Валентин заметил лицо при¬

стально смотрящего на нас человека и дернул меня за

рукав:
—	Старик, ну его к дьяволу,—пошли отсюда —

стрелять могут откуда угодно...

Заснули мы как убитые. А потом снова появился Эдик

и заявил, что плов готов. И мы поехали на рыжем «РАФе»

к нему в микрорайон.
Микрорайон—это несколько десятков четырехэтаж¬

ных панельных домов, построенных на хорошо спланиро¬

ванной территории. Дома мрачноватые. Но зато в них есть

все удобства. В микрорайоне живут и афганцы и наши

соотечественники—в основном специалисты, работающие

в строительных организациях и учебных заведениях.
Уютная, обставленная на московский лад скромная

квартира, дымящийся плов на столе, знакомьте лица за

столом, пшрокая улыбка Камола (пюфера-переводчика и

автора плова), хорошие музыкальные записи—мы начали

оттаивать. Внутренняя напряженность куда-то ушла.
А потом начались рассказы —об обстановке в городе,

о политических трудностях, о трагических случаях... Мы

остались ночевать у Эдика—комендантский час начинался

в восемь.
Первые темы я записывал в самолете, когда не

спалось. Вот они—в том виде, как сохранились в запис¬

ной книжке.
1.	Международные связи: а) авиалинии; б) иностран¬

ные фирмы; в) послы —прием у Кармаля.
2.	Олимпийская команда.
3.	ТВ и радио.
4.	Обычный день воинской части.
5.	Весна в Кабуле — звуки и краски.
6.	Помощь советских сггециалистов Афганистану.
Первый же день показал, насколько все это наивно и
несерьезно. Какие международные связи? Какие авиали¬

нии? Какие иностранные фирмы? Разве об этом надо

говорить, когда страна переживает критический период

своей национальной истории, когда миллионы моих сооте¬

чественников ждут сообщений о том, что же в действи¬

тельности происходит в Афганистане, когда миллионы

телезрителей в большинстве стран мира могут' рассчиты¬

вать только на информацию, которую будем направлять

мы,—ведь сегодня Валентин, Владимир и я—единствен¬

ные иностранные телекорреспондснты, находящиеся на

территории Демократической Республики Афганистан!
Надо было, вероятно, 1юдождать, осмотреться, сооб¬

разить, что к чему, прежде чем хвататься за камеру и

микрофон. Но нам не терпелось. В памяти бьиг пример

Фарида Сейфуль-Мулюкова и Аркадия Громова, прилетев¬

ших в Кабул на тридцать семь дней раньше, вскоре после

27 декабря семьдесят девятого,— они начали работать

прямо <^с колес», сейчас же. Потом, когда они вернулись в

Москву, наступил перерыв в поступлении информации.

Образовался вакуум. Мы должны его заполнить. Немед¬

ленно!
На следующий день после прибытия мы приехали на

радио—в этом здании находилась комната, где работали

наши советники. Комната большая, светлая. В оконном

стекле здоровенная круглая дырка с расходящимися, как

лучи, трещинами—от крупнокалиберной пулеметной

пули.
—	Кстати, за столом, за которым ты сейчас сидишь, в

течение двух дней, 27 и 28 декабря, сидел Кармаль и вел

заседания Революционного Совета,—усмехнулся Эдик.—

А это—президент «Радио Афганистана», товарищ Мад-

жид Зода.— И он указал на маленького человека с

пышными усами, который сидел за соседним столом. Мы

познакомились. Я удивился громкому титулу—почему

«президент»? Пришлось привыкнуть—руководители всех

ведомств в этой стране называются «президентами». «Пре¬

зидент департамента продовольствия»... «президент скла¬

дов государственной монополии»... «президент телевиде¬

ния»...
Я изложил Маджиду Зода свою просьбу об интер¬

вью— хотелось услышать, как афганское радио оценивает

события в Кабуле в конце февраля, когда был спровоци¬

рован контрреволюционный мятеж, и какая поступает

почта от слушателей. Президент согласился, но сказал,

что ему надо подготовиться. Я решил, что речь идет о

десятиминутной подготовке. И ошибся—президент назна¬

чил съемку на завтра. Я спросил, можно ли познакомить¬

ся с письмами слушателей? Президент ответил, что писем

афганских слушателей практически нет. Во-первых, при

Амине по радио нередко звучали безответственные слова,

и сейчас приходится думать о том, как восстановить

доверие слушателей к передачам правительственного ра¬

дио. А во-вторых... девяносто пять процентов населения

не умеют писать. Какая уж тут почта! И я вспомнил, что

приехал в одну из стран самых отсталых по уровню

грамотности, где народная революция свершилась имен¬

но потому, что дальше так жить было уже просто невоз¬

можно.
—	Может бьш>, тебе интересно будет познакомиться с

письмами зарубежных радиослушателей?—Эдик старался

мне чем-то помочь.—Из-за границы почта все же прихо¬

дит.
Я снова изумился: не подозревал, что здесь существу¬

ет сколько-нибудь серьезное вещание на зарубежные

страны. А оно существовало—передачи велись на не¬

скольких языках, в том числе на английском, немецком,

русском, хинди, урду...
Мне представили немолодого интеллигентного челове¬

ка среднего роста — главного редактора иновещания Сай-

еда Якуба Вассика. Он отправился за письмами, а я сел

записывать вопросы к президенту для завтрашнего интер¬

вью. Вот они.
1.	Видите ли вы какую-нибудь связь между имевшей

место в конце февраля попыткой нарупшгь нормальную

жизнь столицы и радиопередачами, которые ведутся на

Афганистан с сопредельных территорий?
2.	Как вы оцениваете интерпретацию этих событий

радиостанциями западных стран?
3.	Как рассказывает о событиях конца февраля радио

Афганистана?
Сейчас, много месяцев спустя, я смотрю на эти

вопросы и думаю — как же быстро течет и изменяется

жизнь! Если бы пришлось начинать работу в Афганистане

сначала, разве пришли бы в голову такие вопросы?.. Но

тогда... тогда весь мир был взбудоражен драматическими

событиями на кабульских улицах. И я жил в том же

взбудораженном мире. И подсознательно связывал свое

ближайшее будущее, свою работу, наконец жизнь с

последствиями этих событий. В интервью с президентом

радио я искал для себя и, следовательно, для миллионов

моих соотечественников и многих миллионов людей во

всем мире подтверждения невозможности повторения дра¬

мы, подтверждения того, что подобное развитие ситуации

было делом случайным, единичным, временным. Мне

хотелось услышать, что все сильно преувеличено, искаже¬

но, что диких слухов куда больше, чем реальной,неопровер¬

жимой правды.
И в ожидании первой своей съемки на афганской земле я

пытался нарисовать картину того, что произошло,— по

кратким сообщениям прессы, радио, рассказам очевид¬

цев.
21 февраля на улицах Кабула появились группы возбуж¬

денных людей (в основном мелких лавочников), которые

скандировали «Аллах ахбар!» («Аллах велик!») и прегражда¬

ли дорогу идущим автомашинам. Группы быстро обрастали

любопытными, которые, поддаваясь общему возбуждению,

вливались в шумную толпу. Во всем была видна рука

опытных, холодных провокаторов. Слепые инстинкты

толпы искусно использовались. Начались акты насилия.

Хулиганы разбивали стекла машин, вытаскивали пассажи¬

ров, громили магазины. Раздавались призывы к расправе с

иностранцами, проживающими в гостиницах.

в толпе были тысячи детей и подростков, которые,

ничего не понимая, поддавпшсь общему возбуждению^

громили и уничтожали все, что попадалось под руку. На

Майванде, длинной и широкой торговой улице, вспыхнули

лавки. Запылали подожженные автомашины. Раздался

взрыв—и верхние этажи большого углового дома, в

котором размещались частные меблированные комнаты и

торговые конторы, поползли вниз, на тротуар...
«Аллах ахбар!»—ревела толпа, и людской сель катил¬

ся, не ведая куда, сметая все на своем пути. Над головами

в нескольких местах появились большие фотографии..,

аятоллы Хомейни. Граничап^ее с уголовщиной массовое

хулиганство превращалось в беспримерную политическую

провокацию.
У небольшой круглой площади в конце Майванда путь

толпе преградили наряды народной милиции, поддержан¬

ные армейскими подразделениями...
Очевидцем подобных событий, но, конечно, меньших

масштабов, приходилось быть и мне. Почему же здесь

фигурировали портреты Хомейни? — спрашивал я себя.

Дело в том, что афганское население делится на ортодок¬

сальных мусульман—суннитов и неортодоксальных—

шиитов. Шиитов меньшинство. В Кабуле к шиитам при¬

надлежат хазарейцы—одно из национальных меньшинств.

Хазарейцы до революции были дискриминированы и под¬

вергались всякого рода унижениям и преследованиям.

После апреля семьдесят восьмого года было прокламиро¬

вано равенство всех народов и народностей, населяющих

Афганистан. Но аминовский режим, безответственно дис¬

кредитировавший многие революционные лозунги, пожа¬

луй, наиболее круто обошелся именно с хазарейцами.

Возник тайный (скоро ставший известным многим) план

физического уничтожения хазарейцев. План начали вопло¬

щать в жизнь — разными способами, но неизменно варвар¬

скими, дикими, подлыми. Хазарейцы, всегда находивши¬

еся в оппозиции к правительству, быстро превращсшись в

социальную группу, которую легко было использовать в

провокационных целях. Люди, как правило, неграмотные,

в массе своей они были к тому же бедными людьми.

Испытывая сильнейшее давление режима, хазарейцы,

подчиняясь воле мулл, стали обращать свои взоры на

запад — там, в Иране, единоверцы-шииты торжествовали

победу над деспотизмом. Правые экстремисты в иранской

клерикальной верхушке тоже не дремали, строя планы

использовать афганских шиитов для реализации своих

реакционных панмусульманских амбиций. Так сошлись две

реакционнейшие контрреволюционные линии—Амина и
ш

иранской правоэкстреш^стской группировки, возглавляв¬

шейся печально известным Готб-заде. Последняя исполь¬

зовала в качестве прикрытия Хомейни и хомейнистские

лозунги. Сомкнулись, как это нередко бывало в истории,

силы, которые формально находились в противоборстве,

фактически же били в одну цель. При Амине человека, у

которого находили фотографию Хомейни, моментально

расстреливали. Готб-заде и компания на все лады поноси¬

ли Амина.
Правительство Кармаля предприняло энергичные меры

к восстановлению революционной законности и порядка.

Делалось все для очищения от политической грязи лозун¬

гов Апрельской революции. (Кстати, именно потому, что

лозунги апреля семьдесят восьмого были правильными,

ликвидация аминовского режима явилась началом нового

этапа революции, а не новой революцией.) Однако прошло

слишком ммо времени, чтобы результаты новой полити¬

ки могли эффективно сказаться в повседневной жизни лю¬

дей.
Слишком глубоки были обиды и недоверие. И эта

ситуация была использована.
Сам факт, что беспорядки возникли в определенный

день, говорил о многом — и в первую очередь о том,что

спецслужбы США приложили руку к событиям в Кабуле.

Даже поверхностное знакомство с методами ЦРУ давало

возможность невооруженным глазом увидеть примитив¬

ную (но эффективную!) схему, неоднократно использовав¬

шуюся специалистами по борьбе с национально-

освободительными движениями и прогрессивными режи¬

мами в развивающихся странах: спецы из внешнеполити¬

ческой разведки без труда обнаружили ту социальную

группу, которую можно было легко спровоцировать на

мятеж против правительства. Для этой цели хазарейцы

были идеальной группой — казалось, что просто будет

спрятать концы в воду, свалив ответственность за органи¬

зацию беспорядков на иранское руководство. Рассчитыва¬

ли таким образом убить трех зайцев — дестабилизировать

кабульский режим, направить слепой гнев толпы по

антисоветскому руслу и дискредитировать иранскую рево¬

люцию.
Но именно это и выдало длинные уши организаторов

кабульского мятежа.
...У площади толпа остановилась. А сзади продолжали

напирать. В наряды, милиции и солдат полетели камни.

Над головами прогремели предупреждающие выстрелы. В

следующее мгновение пули, посланные из окон прилега¬

ющих к площади домов, сразили около десятка солдат и
11

милиционеров. И все-таки они не стали стрелять в толпу,

а снова дали предупредительный залп вверх. Тогда загово¬

рили пулеметы и автоматы—заранее расставленные на

точки вооруженные люди начали массированный обстрел

армейских подразделений и милицейских нарядов.
Около пяти тысяч человек—участников провокации—

было арестовано. На следующий день попытка продол¬

жить трагический эксперимент повторилась. Но армия и

милиция уже были начеку, и скоро толпа была рассеяна

без кровопролития. И лишь вечером в темноте то тут, то

там возникали короткие перестрелки...
...Пришел главный редактор Вассик и принес пачку

писем. Я снова удивился: из Шотландии, ФРГ, ЮАР! — гак

далеко достают радиоволны Кабула. Я переписал в

блокнот для сюжета об афганском радио выдержки из

грех писем. Вот они...
Из ЮАР: «Нет ли у вас возможности хотя бы раз в

неделю передавать специальную программу для Африки, с

тем чтобы мы знали вапш аргументы против атак извне,

которым подвергается ваша страна?., Чарльз Ходжсон из

Оукдэйла».
Из ФРГ: «Я интересуюсь политическими новостями и

хотел бы больше знать о вашей революции, помощи,

которую вам оказывает Советский Союз в борьбе с

иностранной интервенцией и контрреволюцией. Желаю

вам успехов в строительстве новой жизни!.. Вильгельм

Гесснер из Оффенбаха».
Из Великобритании: «Ваши передачи были мне интерес¬

ны, потому что дали возможность узнать вашу точку

зрения на недавние события в вашей стране. Саймон Нотт

из Эдинбурга».
Все это было очень интересно, но все же... из чего

делать репортаж? Первьш репортаж! Изобразительного

материала явно не хватало. Интервью с президентом —

раз. Письма из-за рубежа —два. (Первое, однако, никак

не связано пока со вторым — вопросы-то никакого отно¬

шения к иновещанию не имеют!) Радиомачта... Здание

радио... и все! Ни до этого, ни после я не стал бы делать

материал при фактическом отсутствии материала. Но

тогда настроение превалировало над всем, даже опытом.

И я успокоил себя тем, что в аналогичном эмоциональном

состоянии находятся те, кто ждет телевизионных передач.

На следующий день интервью было снято: вступительные

слова на фоне радиомачты, письма. Первый, професси¬

онально слабый, но эмоционально насыщенный репортаж

был отправлен в Москву...
Потом мы неоднократно ругали себя за поспешность,
12

удивлялись отсутствию элементарной сообразительно-

с'ги — можно было по меньшей мере включить в первый

репортаж эпизод, связанный с телевидением! Это дало бы

возможность разнообразить изобразительный ряд, при-

влеч!» к участию в регюртаже интересных людей. Такой

магериал moi быть более интересным и с познавательной

точки зрения: афганское телевидение—чрезвычайно свое¬

образное, воисе не похожее на наше—само по себе

ломога;ю ощутигь специфику страны, столицы, пережива¬

емого Афганистаном периода.
Каждый вечер мы спускались на первый этаж гостини¬

цы, где в большом холле возле ресторана был установлен

телевизор. Аудитория была постоянная: официанты, убор¬

щики, портье, немногочисленные постояльцы. Располага¬

лись в глубоких креслах и на удобных диванах. Располага¬

лись надолго, ибо у большинства не было иной возможно-

сги убить вечер. Комендантский час начинался рано,

выходить из гостиницы все равно нельзя, а прогулки в

гостиничном саду никого не могли прельстить в это

холодное и неприветливое время.
Телецентр был построен несколько лет назад японца¬

ми, и программные его возможности определялись той

жалкой суммой, которую наскребло тогдашнее правитель¬

ство для оплаты строительства, технического оборудова¬

ния и подготовки персонала. Короче говоря, Кабул

получил маленький телецентр — один из тех, которые

используют для учебных целей японские университеты.

Цветное изображение передавалось в системе «ПАЛ»,

кинокомплекса, даже самого миниатюрного, не было

вовсе. Одна небольшая студия, другая—совсем малень¬

кая, несколько стационарных видеомагнитофонов и три

портативных репортерских видеокомплекта—вот и все,

чем располагало афганское телевидение. Не было даже

телекинопроектора, и для показа кинофильмов и про¬

грамм, снятых на кинопленку, поставили обычный тридца¬

типятимиллиметровый кинопроектор, который проециро¬

вал изображение на белую стену. Студийная передающая

телекамера считывала изображение со стены. Такой спо¬

соб показа фильмов сохранялся вплоть до окончания

нашей последней командировки летом восемьдесят перво¬

го года.
До Апрельской революции телевидение вьпюлняло

приблизительно ту же функцию, что заклинатели змей и

глотатели шпаг,— это было просто чудо, и не имело ни

малейшего значения, что оно показывало. Если прибавить

к этому, что устойчивый прием передач Кабульского

телецентра обеспечивался лишь в зоне прямой видимости
13

передающей антенны, то есть на территории самого

города (да и то не везде—горы!), а число телевизоров

едва приближалось к двум тысячам, то говорить о

телевидении как о средстве массовой информации и

пропаганды было просто смешно.
После революции были предприняты определенные

усилия, чтобы обеспечить развитие афганского телевиде¬

ния: выделили дополнительные средства на производство

своих и закупку зарубежных программ, направили в

социалистические страны Европы и в Индию молодых

людей для изучения телевизионных профессий, договори¬

лись с телеорганизациями ряда государств о получении от

них в порядке дружественной помощи фильмов, хроники,

концертных программ. Были приглашены специалисты из

Советского Союза для помощи работникам телевидения на

месте.
Эти меры не замедлили сказаться на объеме и каче¬

стве вещания. И если два года назад «волшебный ящик»

показывал .лишь наивно-сентиментальные, зачастую

низкопробные программы, импортированные, как правило,

из Пакистана, Ирана, Турции и некоторых других мусуль¬

манских стран, да изредка «своих» — афганских певцов и

музыкантов,—то в восьмидесятом году свое место в

эфире прочно завоевали новости, проблемнее передачи,

репортажи о важнейших государственных событиях, худо¬

жественные и документальные фильмы из социалистиче¬

ских стран.
Многое, конечно, было для нас непривычным и каза¬

лось наивным. Телевизионные новости шли главным обра¬

зом в дикторском исполнении, и лишь один, а иногда два

сюжета разбивали получасовое монотонное чтение текстов.
Многочисленные концертные номера удивительно одно¬

образны по манере исполнения и изобразительному ре¬

шению. В последнем сказывалось отсутствие в стране

профессиональной художественной школы. Тематические

передачи были очень затянутыми и ходульными. Но все

это на наш взгляд. Мы неоднократно обращали внимание

на то, что афганцы смотрят эти программы с напряжен-

ным, неослабевающим интересом.
А может быть, мы не включили в наш первый

репортаж из Кабула кадры, рассказывающие об афган¬

ском телевидении, именно потому, что не понимали тогда,

насколько точно отражает оно специфику сложившейся в

то время информационной картины?..
14

Запись вторая:
«По радио пела Мирей Матъе»
«В 22.40 за окном началось движение — во дворе забегали

солдаты из взвода охраны почтамта. Прошли на скорости

две машины. Задвигались солдаты в левой стороне площа¬

ди. Залаяли, как в деревне, собаки. В это время по радио

пела Мирей Матье. «Лав стори>ч Потом на улице все

стихло, и только был слышен голос певицы».
Спать не хотелось, и мы с оператором обсуждали план

завтрашней съемки. Предстояло освобождение большой

группы людей, задержанных 21—22 февраля во время

беспорядков,— выяснилось, что они н# совершили серьез¬

ных правонарушений и были вовлечены в события не по

своей воле.
Официальную процедуру предстояло проводить во

дворе особняка, где размещалось следственное управление

госбезопасности. Раньше особняк принадлежал одному из

братьев короля. Арестованных планировали привезти на

автобусах из тюрьмы Пули-Чархи. Председатель специ¬

альной следственной комиссии Ашмат Ауранг сообщил

собравшимся журналистам, что пятьсот семьдесят чело¬

век уже освобождены, в основном — несовершен¬

нолетние...
Автобусы остановились у ворот, и несколько сот

мужчин гурьбой вошли во двор. Расселись на поставлен¬

ные рядами скамейки. Я скосил глаза налево — Валентин

снимал... Потом началась длинная процедура переклички.

Потом стали раздавать тексты заявления, который каж¬

дый желающий мог подписать. Я подумал: а как же они

прочтут документ, который должны подписать, ведь среди

них наверняка много неграмотных? Сомнения мои рассе¬

ялись очень быстро: вперед вышел небольшого роста

человек в ладно скроенном костюме и громко прочитал

текст заявления. В нем говорилось, что нижеподписав¬

шийся осознал свои ошибки, сожалеет о том, что был

втянут в антиправительственный мятеж, заявляет о своей

лояльности правительству и признании правильности его

политики и обязуется никогда больше не дать себя

спровоцировать на участие в каких бы то ни было

нарушениях общественного порядка. Когда чтение закон¬

чилось, раздались аплодисменты. Потом каждый поставил

свою подпись (если умел) или приложил большой палец—

отпечатки получились отличные.
Я думал, что все окончилось и можно снимать интер¬

вью с Аурангом. Ничего подобного — мы еще не знали о

необыкновенной любви афганцев к речам и митингам!
15

Итак, первым на появившуюся невесть откуда портатив¬

ную трибуну взошел председатель специальной следствен¬

ной комиссии и обратился к присутствующим с речью.

Говорил темпераментно, убежденно и... очень долго.

Потом слово было предоставлено одному из тех, кого

освобождали. Он говорил ничуть не менее темпераментно

и убежденно. И не менее долго. Потом с речью выступил

второй освобождающийся. Солнце зашло, а нам еще

предстояло снимать интервью—о нем мы договорились

заранее. Я подошел к Ашмату Аурангу и шепотом

спросил, когда можно рассчитывать снять интервью.

Скоро, однако, церемония завершилась, и Ауранг объявил
о	решении правительства освободить задержанных. Все

встали со своих мест и, аплодируя поднятыми над головой

руками, направились к воротам — оттуда уже с нетерпени¬

ем выглядывали женские и детские лица.
—	В работе нашей комиссии,— сказал Ауранг,—мы

исходили из принципа, сформулированного Феликсом

Дзержинским: лучше освободить десять виновных, чем

держать в заключении хотя бы одного невиновного...
..Почти три месяца спустя мы снимали другой репор¬

таж. Он начинался с посещения городского управления

царандоя (народной милиции), где начальник его майор

Найеб Хейль показал мне листовку. В ней жителям

Кабула сообщалась дата нового «всеобщего» мятежа

против правительства. Помимо сообщения даты всем

владельцам дуканов и магазинов — больших и малых —

предписывалось не открывать свои заведения в «день

икс» — 6 июня. Дети и подростки не должны были идти в

школы. Студенты и профессора—в университет и инсти¬

туты. В конце содержалась стандартная (но от этого не

менее убедительная) угроза: за непослушание будут выре¬

заны семьи ослушников. И, конечно же,— «Аллах ахбар!»

Мы сняли рассказ майора о листовке и саму листовку. И

отправились на следующий день, 6 июня, на «Зеленый

базар» — так называется весьма бойкое место, где сгруди¬

лись десятки больших и малых дуканов. «Зеленый» весьма

чувствителен к политической конъюнктуре, и, если что...

там все сразу же прояснится.
Во всех случаях, когда «пахло жареным», власти

старались либо предотвратить наше появление в опасных

местах, либо обеспечить достаточную охрану. Тут я

удивился —в ответ на мое заявление, что завтра мы с утра

отправимся на «Зеленый», майор ухмыльнулся: «Я предуп¬

режу регулировщика, чтобы он попридержал любопыт¬

ных, когда вы будете снимать». И все!
Утром, как всегда, пришел наш переводчик и гид
16

Кабир. Являясь в гостиницу по утрам, он всегда выклады¬

вал последние городские новости. Мы поинтересовались,

спокойно ли в городе. «Вполне»,— ответил Кабир. И,

загрузив аппаратуру в «Тойоту», мы отправились на

«Зеленый».
По дороге все дуканы были открыты. Бойко игла

торговля и на «Зеленом». Мы зашли в первый попавшийся

большой дукан, и Кабир обратился к хозяину, не согла¬

сится ли он дать короткое интервью. Высокий седоборо¬

дый благообразный человек с готовностью вышел из

лавки на свет божий и, прип^урившись, выслуш^ит мой

вопрос.
—	Знакомы ли вы с этой листовкой?—Я показал ему

образец, взятый «напрокат» в городском управлении

милиции.
Быстрый взгляд на бумажку.
—	Знаком. Ночью мне в дом подбросили чакой же.
—	И что вы на это скажете?
Старик вдруг отбросил величавость и с яростью начал

частить в микрофон:
—	Надоели, как черти. Хватит нас пугать! Уже был

опыт. Мы хотим жить нормально. И, кроме того, я

уверен, что правительство нас способно защитить.
Это было уже нечто новое, непохожее на то, что

говорили почтенные торговцы полтора-два месяца назад.
Мы шли от дукана к дукану, задавали короткие

вопросы аналогичного плана и получали практически

идентичные ответы: лавочники взбунтовались против.,

бандитов! Это была победа—большая победа правитель¬

ства Кармаля. Это было поражение—большое поражение

тех, кто хотел повторить драматические события конца

февраля. Ашмат Ауранг оказался прав. Как выяснилось,

подавляющее большинство освобожденных в марте не

поддались на новый шантаж и сразу же отмежева;шсь от

провокаторов.
Прав был не только Ашмат Ауранг — прав был прежде

всего Дзержинский.
Запись третья:
«В Новый год паломники

из Ирана идут в Герат»
«...В Новый год (21 марта) паломники из Ирана идут в

Герат...
...По легенде, в Герате похоронен Ходжа Насред-

дин...».
17

Утром позвонили из штаба армии; под Гератом раз¬

громлена банда, которая шла из Ирана. Среди захвачен¬

ных трофеев—американские химические гранаты. Приез¬

жайте немедленно!
Мы поехали. Вот точный перевод того, что было

напечатано голубым на поверхности гранаты:
Первая секция: «Граната невоспламеняющаяся. Хими¬

ческий раздражающий агент (Си-Эс). Выделяется в виде

дыма. Предупреждение об опасности: предназначена для

применения только подготовленным персоналом. Действие

на ограниченной площади. Сделано в США. МФГ 1978».
Следующая секщ1я: <<Эс 17. Си-Эс. Федеральные лабо¬

ратории инк. Сэлсбург. Пенсильвания. 15681. США».
И еще одна—ниже по поверхности: -«Содержимое

может причинить серьезнейшие повреждения, если ис¬

пользовать гранату без учета предупреждения об опасно¬

сти».
Вот и все—просто и ясно. У некоторых возникли

мрачные мысли: уж не начался ли новый, более опасный

этап необъявленной войны проти» Афганистана? Так это

или не так, но сам факт наличия химических гранат у

бандитов, направлявшихся из-за границы в Афганистан,

дело серьезное. Тем более серьезное, что гранаты сдела¬

ны в Соединенных Штатах Америки.
Как попали они в руки контрреволюционеров? Могли

быть использованы десятки всевозможных путей. Не в

них суть. Главное заключалось в том, что существова¬

ли возможности попадания американского хи¬

мического оружия в руки наемников, ведущих

войну против ДРА. Афганское правительство решило

придать делу широкую огласку. Должна была состояться

пресс-конференция для местных и иностранных журнали¬

стов. Пресс-конференцию следовало хорошо подготовить.
На следующее утро в восемь часов, как было условле¬

но накануне, мы выгрузили свои пожитки из машины под

крылом АН-26, принадлежащего афганской армии. Вскоре

подъехали коллеги из Кабульского телевидения с порта¬

тивным комплектом видеоаппаратуры. Подошли еще ка¬

кие-то люди, и через некоторое время мы стартовали на

Шинданд—город на западе Афганистана в ста километрах

от Герата.
Можно ли описать картины, разворачивающиеся под

крылом самолета, когда пересекаешь Афганистан с восто¬

ка на запад? Наверно, можно. Я не берусь. Фантастиче¬

ские панорамы Гиндукуша, миллионнолетние снега на

могучих хребтах—доселе я не видел такого. Два часа

полета прошли как одна минута,—невозможно было
18

оторваться от иллюминатора. И вот уже самолет бежит по

бетонной полосе. Вокруг—пустыня. И только на горизон¬

те—мягкие линии невысоких предгорий. Как не бывало

величественных чарующих картин...
Открылась дверца, и в лицо пахнуло сухим жаром. В

Кабуле перед вылетом было прохладно.
Мы пообедали у летчиков и поехали в штаб воинской

части, где на гауптвахте содержался в заключении шофер

автобуса, на котором наемники ехали из Ирана в Герат.

Его привели и посадили у выбеленного домика, где

размещался штаб. Мы с Валентином условились—пленки

не жалеть!
Гулям Сахи—так звали шофера—рассказывал, как и

большинство афганцев, темпераментно, убежденно и вы¬

разительно жестикулировал.
■— Я служу у хозяина, который владеет четырьмя

автобусами. Совершал рейсы по маршруту Герат—

Мустафа-бей—это небольшой городок на иранской грани¬

це. Обычно я приезжал в Мустафа-бей к вечеру, ночевал

там, а утром отправлялся обратно в Герат. Но на этот раз

все было иначе. Ночью меня разбудили какие-то люди и

приказали, угрожая оружием, немедленно отправляться в

путь. Ночь была дождливая. До Герата хорошей дороги

нет. И я сказал им, что ехать сейчас бессмысленно—все

равно где-нибудь застрянем. Тогда один из них ударил

меня прикладом автомата и заставил выйти и сесть за

руль. Мы поехали. Это было ужасно: хлестал дождь,

автобус поминутно увязал в мокрой глине, а мои пассажи¬

ры все думали, что я нарочно задерживаю их в пути, В

конце концов автобус увяз по-настоящему, и мы не могли

сдвинуться с места. Тогда человек, который был у них

•начальником, вытащил меня из машины и ударил несколь¬

ко раз так,, что—он с готовностью поднял рубаху и

показал на большой кусок пластыря на правом боку—до

сих пор у меня все болит. Потом вылезли все—их было

двадцать пять человек—и подналегли: автобус удалось

вытолкнуть на относительно твердое место, и мы снова

поехали. На рассвете, когда до Герата оставалось кило¬

метров тридцать, нам повстречался патрульный отряд.

Ехавшие в моем автобусе люди схватили оружие, приказа¬

ли остановиться, выскочили из дверей, залегли и открыли

огонь по отряду. Тут началось что-то ужасное: стрельба,

крики, взрывы. Я лег на землю за автобусом и закрыл

голову руками. Сколько это продолжалось—не знаю.

Может быть, минут пятнадцать. А может быть, и час.

Когда все затихло, я увидел, что все <шассажиры», кроме

одного, неподвижно лежат на земле. А единственный
19

оставшийся в живых,— как выяснилось потом, шестнадца¬

тилетний Али Маджона — дрожит в истерике, сжавшись в

комок в углу ра и ромленно! о боем автобуса. Оказалось,

что еще один <^пассажир» был в ют момент жив, но вскоре

умер от тяжелых ран. Нас взяли в плен.
Шоферу невозможно было не верить—настолько ис¬

кренним и убедительным выглядел его рассказ. И все

же... За несколько недель жизни в этой стране я

убедился, что далеко не всегда могу распознать, хде

искрсннос гь, а где притворство. И не в том дело, что это

Восток, что преслов>гая восточная сдержанность всегда

дсзориенчируег европейца и nyraei его,—просто я нахо¬

дился в совершенно новой для меня этнической среде, где
1	осподствовали свои специфические законы общения, спо¬

собы выражения и сокрытия мыслей. Да и сами мыс;ш,

даже понятные, бьиш понятными не сразу. Кстати, с этим

связан интересный и очень практически важный профес¬

сиональный вопрос: как быть с чтением закадрового

перевода речи человека, который говорит, допустим, на

фарси, если для выражения одной и той же мысли и даже

понятия на фарси нужно значительно больше элементов

речи (и, следовательно, времени), чем в русском? Ведь это

означает, что при сохранении подлинника в неприкосно¬

венности он будет звучать значительно дольше перевода.

Но тогда это невыносимо слушать! И просто-напросто

невозможно терять зря драгоценное экранное время. Если

же, с другой стороны, сократить оригинал до времени

звучания перевода, неизбежна своего рода подтасовка—

ибо в оригинале останется лишь часть того, что прозвучит

в переводе. Практика мирового телевидения уже дала

ответ на этот вопрос, используя исключительно второй

вариант: исходным является время звучания перевода.

Оригинал «подгоняется» под перевод.
Но когда слушаешь собеседника, говорящего на фар¬

си или пушту, и не понимаешь ни слова, а потом

переводчик произносит вместо прозвучавших только что

ста слов всего десять, начинаешь нервничать и думать—

или переводчик неспособен все перевести, или предпочита¬

ет часть высказывания почему-то скрыть. Выходов в

таких случаях два: либо постараться выучить несколько

десятков «коренных» по значению слов и выражений,

чтобы хоть приблизительно ориентироваться в незнакомой

речи, либо заставить себя привыкнуть к этому, как к

неизбежному, и перестать нервничать. Оба выхода одина¬

ково трудные. Я предпочитаю первый.
...Рассказ Гуляма Сахи расположил меня в его пользу.

Али Маджона мы снять не смогли, потому что он
20

находился на допросе в Хаде (афганской контрразведке).

Ночь мы, журналисты, Генрих Боровик лз АПН и

Василий Изгаршев из «Красной звезды», провели на полке

в строительном вагончике. Утром на аэродроме в Шиндан^

де к нам присоединилась группа, только что прилетевшая

из Кабула, и мы все вмесзе двумя вертолетами двинулись

к Герату. Там предстояло взять на борт лейтенанта,

который командовал паj рулем, уничтоживпшм бандит¬

скую группу. Совершив короткую посадку н Герате,

полетели к отметке «1065» — в 1пестидеся1и километрах

западнее города в направлении иранской границы.
Район отметки был основательно прикрыт — на окру¬

жавших его невысоких холмах виднелись бронемашины.

Расхаживали хорошо воо{зуженные солдач ы. Никто не мог

поручиться, что не вынырнет из дорожной пыли еще

какой-нибудь «внерейсовый» автобус.
А тот, что вез бандитов в Герат, замер там, где его

остановил разразившийся бой. Пленный парень уже стоял

под присмотром конвоира в сторонке, с интересом ожи¬

дая, что же будет.
Схема была разработана такая... Мохаммад Хомед

Сиддики, репортер афганского телевидения, проведет

интервью с лейтенантом Саидом Юсуфом—командиром

патруля, шофером и пленным бандитом. В процессе этих

интервью будут выяснены все обстоятельства, связанные

с химическим оружием, которое было захвачено в резуль¬

тате разгрома банды. Я начну свой репортаж с того, мто

скажу, где нахожусь, почему здесь нахожусь и что

происходит в данный момент на отметке «1065». Мы

покажем афганского репортера, берущего интервью, лю¬

дей, которых он интервьюирует, Я расскажу за кадром

содержание этих интервью. А далее — эпизод, который

мы снимем во время пресс-конференции. В тот момент я

не знал, что в моем репортаже появится еще один, весьма

важный и интересный компонент.
Обратно летели усталые безумно. Полдня без еды, на

палящем солнце с непокрытой головой. И работа шла

медленно, тяжело. Сиддики несколько раз от волнения

ошибался, и приходилось все повторять сначала. Впрочем,

я ничуть не злился на него—молодой репортер, он

впервые в жизни выступал в столь ответственной и

необычной роли.
Опять приземлились, не глуша моторов, на минуту, в

Герате—на этот раз для того, чтобы взять привезенный

на аэродром для Юсуфа изящный штатский костюм.

Лейтенант давно не был в столице и хотел явиться туда не

в запыленной полевой форме, а во всем блеске стопроцент»
21

ного денди. Именно таким он и предстал перед нашими

глазами, когда в самолете, летящем уже из Шинданда в

Кабул, переоделся и стал эдаким афганским Джеймсом

Бондом.
Утром того же дня постоянного кинокорреспондента

советского телевидения в Афганистане Альберта Ерютина

пригласили в Министерство обороны ДРА. В саду была

устроена импровизированная лаборатория для испытания

действия химического агента Си-Эс, содержащегося в

захваченных гранатах. Отравляющее вещество вводили

подопытному животному в виде раствора. В следующем

эксперименте Си-Эс испарялось в замкнутой прозрачной

камере. В обоих случаях очень быстро животное погиба¬

ло. Два специалиста комментировали происходящее —

военный врач и офицер-химик, В заключение офицер

продемонстрировал изданный в Соединенных Штатах

сборник «Применение отравляющих веществ в военных

целях», вышедший во время войны во Вьетнаме. В нем

содержалось подробное описание химических гранат, за¬

хваченных на отметке «1065». Эпизод должен был войти в

качестве важного составного элемента в наш репортаж.
Пресс-конференцию вел министр информации и куль¬

туры ДРА Маджид Сарболянд, стройный, исполненный

чувства своей значительности человек с тонкими чертами

лица и скупыми жестами. Собралось довольно большое

число людей, среди них—все находившиеся в го время в

Афганистане иностранные корреспонденты. Пришли на

пресс-конференцию и державпдиеся всегда особняком

представители международного Красного Креста. Исполь¬

зовали приглашение и аккредитованные в Кабуле дипло¬

маты. Все понимали важность и международное значение

происходившего.
На хорошо освещенной площадке у подножия сценЫ/—

пресс-конференция происходила в больтиом зале Мини¬

стерства иностранных дел—сидели «герои» события—

шофер и пленный парень. На противоположной от них

стороне зала расположились военные эксперты. Сарбо¬

лянд выступил G заявлением от имени правительства.

Потом давали показания Гулям Сахи и Али Маджона.

Затем выступали эксперты. Далее —вопросы и ответы.

Материал получился большой—минут на двадцать. Мы не

могли себе представить, где, в какой программе он может

быть использован при таком хронометраже.
В Москве решили вопрос просто—репортаж о химиче¬

ском оружии был передан в эфир в качестве отдельной

программы—специального выпуска.
На следующий день западные радиостанции передава¬
22

ли заявление Картера: президент утверждал, что грайаты

попали к афганским контрреволюционерам случайно,—

очевидно, были похищены на складах иранской полиции,

куда их в свое время направили для разгона демонстра¬

ций... Картер оказался в положении, когда надо было

оправдываться... Я вспомнил надпись над лобовым стек¬

лом автобуса, оставшегося сиротливо стоять западнее

Герата на отметке «1065»: «Когда вы отправляетесь в

путь, о вас будут думать. Во имя аллаха—победа близ¬

ка!» Почти на всех автобусах в этой стране какие-нибудь

надписи...
Запись четвертая:
«В парке Чаир распускаются розы»
«...Старинный вальс десантных войск «В парке Чаир

распускаются розы»!»—провозгласил капельмейстер. Де¬

тишки поплотнее уселись на скамьи возле музыкантов.

Афганцы и наши—смешанными парами—стали танце¬

вать...».
День вьщался прекрасный—солнечный и не очень

жаркий. Должен был состояться первый в истории Афга¬

нистана городской субботник—он посвящался 110-й го-

довпщне со дня рождения В. И. Ленина. Я сказал «суб¬

ботник» и вынужден сейчас же поправить себя. Дело в

том, что слова «субботник» или «воскресник» непримени¬

мы в условиях этой страны, где один выходной день—

пятница. «Пятничник»... Совсем не то, звучит дико. И

все-таки в условиях революционной страны, которая живет

по мусульманскому календарю, субботники происходят в

пятницу.
Предстояло убрать строительный мусор и посадить

цветы на территории нового микрорайона. Афганские

власти обратились к командованию советского воинского

контингента с просьбой, чтобы наши военнослужащие

приняли участие в первом афганском субботнике. Реше¬

ние, естественно, было немедленным и положительным.

На территорию микрорайона приехали наши солдаты и

офицеры, прибыл и духовой оркестр десантников. Афган¬

цев, на удивление самих афганцев, явилось видимо-

невидимо, и вначале даже возникла неразбериха—где

кому что делать? Тем временем музыкальная часть полу¬

чила существенное подкрепление: увидев военный ор¬

кестр, жители окружающих домов решили не ударить

лицом в грязь и быстро набрали собственный националь¬

ный оркестр. Таким образом, было несколько тысяч пар
23

рабочих рук, огромное количество лопат и носилок (заслу¬

га городских партийных руководителей) и два оркестра—

все необходимое для успешного субботника.
Все принялись за дело одновременно, в том числе

музыканты: замелькали лопаты, засуетились пары с но¬

силками, заиграли оркестры. Один оркестр не мешал

другому—они расположились на достаточном расстоянии.

Закипела работа—трудились не вразвалочку, а быстро,

споро, красиво. Убирали мусор, готовили землю под

клумбы и цветники, сажали молодые деревца. Через два

часа после начала подъехала колонна грузовиков, кото¬

рые казались пустыми. Но когда опустили борта, откры¬

лась живописнейшая картина—в кузовах стояли ящики с

изумительными цветами —их предстояло высадить в

микрорайоне.
Валентин Лебедев летал как метеор — это означало,

что снимать ему нравится. Я хорошо знаю «своего»

оператора: если он снимает не то, что ему нравится, у

него вид немолодого брюзги и обязательно потный лоб.

Если само событие, люди, материал ему импонируют, он

преображается и становится молодым.
«Старинный вальс десантных войск «В парке Чаир

распускаются розы»!»—провозгласил капельмейстер, и я

понял, что эта съемка будет, что называется, на закуску.

Оркестр заиграл сентиментальную мелодию. Кабир подо¬

шел к стоящей поблизости русоволосой женщине и

пригласил ее танцевать. За ним осмелились и другие.

Возникла беспрецедентная для этих мест ситуация—

афганцы и советские мужчины и женщины танцевали в

смешанных парах европейский танец —дело совершенно

невозможное, ставшее возможным в атмосфере большого

праздника. Отовсюду, из всех окружающих домов к

площадке, на которой играл оркестр, бежали люди.

Больше всего детей. Но были и взрослые, даже немоло¬

дые. «В парке Чаир распускаются розы» — не очень

стройно, но очень трогательно выпевал оркестр, и какая-

то бескрайняя грусть слышалась в этих звуках, и из

глубин памяти выплывали нечеткие образы жизни давно

ушедшей, далекой, недостижимой. Вокруг царило оживле¬

ние, подъем, слышался смех, танцевали пары. Детишки—

по одному или по двое, как воробушки на ветке, втискива¬

лись между оркестрантами, надевали форменные военные

фуражки, прижавшись к игравшим, млели от гордости, от

необычности происходящего. Подошла девчушка лет

восьми — ей места на лавке подле оркестрантов уже не

хватило. В руке — букетик — маленькие голубые цветочки.

Девчушка, робея, подошла к пожилому кларнетисту.
24

вдела букетик в мушку автомата. Кларнетист, не переста^

вая играть, подвинулся, и девочка села рядом.
Валентин продолжал самозабвенно снимать —ничто не

ускользало от его объектива—девочка с букетиком,

мальчишки в форменных фуражках, усталое лицо пожило¬

го кларнетиста, танцующие пары. Вот он направил объек¬

тив вверх: на балконах окружающих домов темнели

накидки афганских женщин. Это оказалось уже чрезмер¬

ной дерзостью, и накидки вместе со своими обладательни¬

цами немедленно исчезли.
Я не думал в тот момент, для чего, для какого сюжета

или эпизода снимается оркестр. Но не было ни малейшего

сомнения в том, что его надо снимать. Как можно

подробнее. Как можно лучше. Думал я лишь о том, как

странно подчас сочетается в жизни несочетаемое. Орке¬

странты, среди которых было большинство молодых

ребят, играли мелодии разные, в том числе и грустные,

сентиментальные, архинесовременные. Играли, надо пола¬

гать, то, что хотелось играть. Я чувствовал, что на глаза

набегают слезы. Наверное, слишком устал и слишком

долго не был дома... Щемящее чувство удаленности от

Родины еще более подчеркивалось почти забытой мело¬

дией. Но грусть эта была частью праздника, да и возникла

как часть праздника. К тому же афганцы вовсе не

воспринимали эту мелодию так, как мы. Для них эта

незнакомая музыка—лишь что-то необычное, невиданное,

а потому, естественно,—праздничное. Это был их

праздник. И это было правильно! Это было то, что нужно!
И для наших, советских участников субботника это

тоже был праздник. Потому что для них это был

праздник. Разве не для того, чтобы помочь афганцам в

трудные минуты, находились все мы, и военные, и

гражданские специалисты, и журналисты, здесь, под

раскаленным небом чужой страны, где всех нас на

каждом шагу ожидали немалые трудности, а подчас и

опасности!. И нельзя было не радоваться, потому что

частицей Родины была не только старинная мелодия, но и

сам субботник. И, поняв это, я понял, почему не уходили

слезы, и почему так важно снять оркестр и все происходя¬

щее, и почему не жалеет пленку и вдохновенно работает

Валентин Лебедев.
Ко дню, когда был устроен субботник, мы прожшш в

Афганистане уже больше полутора месяцев. Первая рас¬

терянность от обшшя материала и впечатлений прошла, и

мы помимо очередных репортажей для информационных

программ планомерно работали «на фильм». Точного

сценария не было. Но были оговорены основные компо¬
25

ненты, которые, нам казалось, должны быть обязательно

сняты, чтобы фильм получился. Суббо'Т'ник с самого

начала «предназначался^ и для программы «Время» и в

качестве эпизода фильма. Но вот оркестр мы «запланиро¬

вать», естественно, не могли. Это был материал неожидан¬

ный, но очень нужный.
Пожалуй, одна из наиболее привлекательных сторон

работы над документальным фильмом заключается в том,

что даже самый лучший сценарий не может всего преду¬

смотреть и остается возможность импровизации, возмож¬

ность снять неожиданный, сценарием не предусмотрен¬

ный, чисто событийный интересный материал. И нередко

именно такой неожиданный, подаренный случаем эпизод

становится центральным в картине. Или занимает в ней

особое, очень заметное место. Оркестр был таким подар¬

ком. И на этот раз — не единственным...
Когда оркестр сделал перерыв, мы услышали доносив¬

шиеся издалека иные звуки—в соседнем квартале играли

афганцы. И мы поспешили туда. Володя вовремя зарядил

в камеру свежий большой рулон пленки. Потому что здесь

происходило примерно то же, что мы только что снимали,

но как бы в обратном порядке: оркестр играл быстрые

непривычные для нашего уха мелодии и, подчиняясь лишь

ритму, лихо плясали среди построившейся кругом толпы

небритые афганские рабочие с лопатами и наши военные

парни.
Солнце приближалось к зениту, и начинало припекать

по-настоящему. «По-настоящему» — это применительно к

Афганистану. А для нас ужасная жара ощущалась уже

около восьми. Наступало время окончания субботника,

который начался в семь. (Летом большинство учреждений

и предприятий в стране начинает .работать очень рано. В

одиннадцать или одиннадцать тридцать делается перерыв.

Возобновляется работа в три или четыре пополудни.)*
Уже изрядно устав, мы вовремя вспомнили, что

наступает время праздничного намаза —в главной мечети

нам наконец разрешили снимать молебен. С трудом

продравшись сквозь бесконечные вереницы уличных тор¬

говцев, разложивпшх свои товары прямо на тротуарах и

даже на проезжей части «Грязного базара», мы подъехали

к мечети Афшор, когда служба уже началась.
«1рязный базар»—интереснейший район, своего рода

чрево Кабула. Бесчисленные лавки и магазины укрывают¬

ся под большими широкими крышами—этакий восточный

ГУМ. Никакой правильной планировки нет, и в хаосе

бесконечных дуканов темпераментная торговая жизнь

течет по многочисленным лабиринтам, в которых ориенти-
26

руюгся лишь завсегдатаи. Торгуют не только в лавках и

магазинах. Торгуют на улицах, площадях, в переулках и

закоулках «Грязного базара». Продаются товары из раз¬

ных стран—в том числе и те, что попали в страну не

совсем законным способом. Впрочем, о законных спосо¬

бах вообще говорить не приходится, потому что способов

доставить гот или иной товар из-зд рубежа существует

множество. Так что правильнее говорить не о незаконных

способах доставки товара, а о незаконных товарах. Гово¬

рят, что на «Грязном» таких товаров немало. У чрева

Кабула устойчивая репутация: считается, что здесь все

можно купить несколько дешевле, чем на «Зеленом» или

аристократическом Шар-и-нау \ но зато нет никакой гаран¬

тии, что удастся вернуться с покупкой домой, В недрах

«Грязного базара» неоднократно исчезали люди. Просто

исчезали. И пытаться кого-то найти там бессмысленно.

Иностранцам не рекомендуют посещать этот район. И

большинство следуют такой рекомендации. Сейчас, когда

все уже позади, должен признаться, что мы оказались

недисциплинированными: часами бродшш по этому городу

в городе, запомина;ш повороты и изгибы проулков,

чтобы выбраться без посторонней помощи, подолгу сто¬

яли в укромных местечках, чтобы беспрепятственно на¬

блюдать неведомую, живописную, непонятную жизнь.
Через «Грязный базар» проходит одна относительно

напоминающая обычную улица. Посредине находится та

самая главная мечеть, где нам предстояло снимать.
Мы давно ждали этой возможности—будущий фильм

не смог бы быть полноценным без эпизода, показывающе¬

го мечеть, молящихся верующих, священнослужителей.

Слишком большую роль играет по сей день в жизни

Афганистана ислам, чтобы можно было рдссказать об

этой стране, забыв про господствующую религию. Моля-

пщхся мы видели и раньше, даже снимали однажды

полуденный намаз на строительной площадке. Но этого

было недостаточно. Мечеть, массовое действо, образ

ислама—вот что нам было нужно.
Нас предупреждали, что такая съемка может быть

связана с трудностями—верующие не любят вторжения в

мечеть иноверцев, а тем более съемок, которые могут

нарушить строгий ритуал намаза. Однако, в данном случае

мы рассчитывали на уверенное обещание имама обеспе¬

чить .все необходимое для выполнения нашей задачи. Со

своей стороны мы гарантировали, что ничем не помешаем
^ Улица, на которой расположены дорогие магазины, торгующие в

основном товарами, импортированными с Запада.
27

нормальному ходу событий и не будем близко подходить

со своей аппаратурой к верующим (благо оптика кинока¬

меры и чувствительные микрофоны позволяли снимать

крупные планы и записывать звук с достаточно большого

расстояния).
Держа в руках обувь, мы вошли во двор. Многие сотни

людей, повинуясь единому привычному ритуалу, как по

команде, упали на колени и, согнувшись, коснулись лбами

земли. Сверху, с высоты улетевшего в небо минарета, из

мощных динамиков неслось пение муллы. Внутри, в самой

мечети, находились лишь избранные. Основная масса

молящихся всегда совершает намаз во дворе — не только в

этой мечети, повсюду. Мы опоздали к началу, а потому не

могли получить указаний муллы, где встать, что снимать.

Пришлось рассчитывать на знание Кабиром местных

условий. Сам Кабир причислял себя к атеистам. И не

только причислял, но и зачастую чрезмерно фривольно

высказывался о Коране и священнослужителях, наивно

считая, что этим самым демонстрирует свою революцион¬

ность. Детская болезнь—кому она незнакома! Но все

правила поведения в мечети Кабир, конечно, знал.
Ботинки мы оставили у входа, а сами под предводи¬

тельством переводчика направились в противоположный

конец двора, чтобы оказаться перед молящимися. Вален¬

тин начал снимать. Володя Вяткин—фотокорреспондент

агентства печати «Новости» — защелкал своим фотоаппа¬

ратом. На нас никто не обращал внимания, и служба шла

своим чередом.
Я видел, что Валентин снял минарет, динамики на его

вершине, общие планы молящихся. Володя записывал

несущиеся сверху хрипловатые торжественные звуки. Они

падали в совершеннейшей тишине — будто и не существо¬

вало за невысоким забором шумной торговой улицы.

Подчиняясь единому ритуалу, тысячи верующих прикла¬

дывали руки ко лбу, к груди, склонялись в земных

поклонах, падали на колени, ложились на землю и долго

лежали, не поднимая головы. Впечатление было такое,

что люди, заполнившие двор мечети, много раз репетиро¬

вали сложную последовательность ритуальных действий.

Никто не ошибался, не раздумывал, каким должно быть

следующее движение, не смотрел на соседа, чтобы прове¬

рить правильность своего поведения. Лица были исполне¬

ны значительности и сосредоточенности. Я подумал о том,

какими впечатляющими должны быть крупные планы...
С первых дней пребывания в этой стране мы неодно¬

кратно отмечали красоту индивидуальность и значитель¬

ность в лицах афганцев. Быть может, причина этого
28

кроется в том, что их почти вовсе не коснулась современ¬

ная западная мода и массовая культура. Во время молебна

значительность становилась еще более впечатляющей.
Когда первое упоение необычным материалом несколь¬

ко ослабло, я подумал, что следует забрать ботинки и

выйти до окончания молебна, ибо потом толпы верующих

устремятся к выходу, и судьба нашей обуви может

оказаться весьма жалкой (при этом я не предполагал, что

ботинки кто-то может украсть,—просто они стояли на

пути сотен людей). Я высказсШ тихонько свои опасения

товарищам. Валентин, Володя и Кабир поддержали идею

эвакуации. Володя Вяткин продолжал взахлеб снимать, не

реагируя на повторные приглашения ретироваться. Остав¬

лять Вяткина одного нельзя было, и мы приняли компро¬

миссное решение — ждапь* его у выхода до окончания

намаза. В момент, когда мы дошли до цели, молебен

неожиданно (для нас) закончился, и вся масса верующих

повернулась в нашу сторону с каким-то единым угрожа¬

ющим вздохом. Мы решили, что нарушили, очевидно,

какие-то правила поведения, и поняли, что дело может

кончиться плохо. Надо было немедленно ретироваться. Я

бросил взгляд в сторону Вяткина—он бежал к выходу со

всех ног. Мы успели схватить ботинки и босиком помча¬

лись к стоявшей у ворот машине. Вяткин тоже мчался

босиком, но ботинок в руках у него не было — не успел.

Вылетев за ворота, мы увидели, что машины нет на том

мес ге, где ее оставили: позаботившись о нас, пюфер отвел

ее в тень. До машины было метров тридцать. Весь этот

недлинный путь был занят тротуарными продавцами,

предлагавшими один и тот же товар бесчисленных моди¬

фикаций—ножи, среди которых были и пиратские финки,

лезвия которых выбрасывались из рукоятки нажатием

кнопки. Нам казалось, что все окружающие смотрят на

нас осуждающе. Из ворот уже начала выплескиваться

разгоряченная намазом толпа. Мы добежали до мапшны
и,	с трудом протискиваясь через массы людей, направи¬

лись к выезду из «Грязного базара». Эпизод был снят. У

Вяткина нашлись запасные ботинки.
Запись пятая:
«Знаете ли вы, что вас ожидает?»
«Знаете ли вы, что вас ожидает, если не найдется

никаких смягчающих обстоятельств?» — «Да, мой друг,—

повешение!»—И Эль-Джобри улыбнулся, показав белые

сверкающие зубы...^>.
29

Пресс-служба как таковая в начале восьмидесятого

года не существовала, и журналистам приходилось узна¬

вать обо всех предстоящих событиях самим—у кого как

получится. Сначала я не мог себе представить, что

Министерство информации и культуры и не думает о том,

чтобы нас—единственную иностранную телевизионную

группу—предупреждать хотя бы о таких важных событи¬

ях, как пресс-конференция Бабрака Кармаля. Поэтому,

узнавая постфактум о чем-либо важном, что мы опоздали

снять, я отправлялся к доктору Массуду и горячась

говорил о том, что не заслужил такого отношения со

стороны афганских властей. Доктор улыбался, искренне

сожалел, но ничего на будущее не обещал. В Конце

концов во время моей очередной истерики сказал: «Помо¬

ги нам создать соответствующую службу оповещения,

ведь все наши работники никогда этим не занимались и не

знают, как должна функционировать такая служба». Мне

стало стыдно—вспомнил факты из истории своей страны:

разве не былр у нас так же, когда после революции

старые спецы либо сбежали, либо отказывались работать

с новой властью? Разве не приходилось не имевшим

никакого опыта парням и девчатам начинать все заново,

на ходу хватая обрывки знаний? Три дня спустя я

закончил эссе на четырех машинописных страницах, в

котором была воспроизведена схема функционирования

пресс-службы для иностранных корреспондентов, приня¬

тая в нашей стране.
На этот раз меня все-таки предупредили заблаговре¬

менно— за четыре часа!—о том, что вечероМ' состоится

пресс-конференция, на которой журналистам будет пред¬

ставлен египетский шпион.
Я смотрю на него и никак не могу отделаться от

мысли, что мне знакомо его лицо. Напрягаю память—да

нет же, я нигде не мог его видеть или встречать!

Очевидно, он просто на кого-то похож. На кого же?..

Вероятно, у каждого бывало такое состояние—

пытаешься что-то вспомнить, не можешь, и вовсе это. не

нужно вспоминать, но голову сверлит навязчивая мысль, и

никуда от нее не денешься. И приходится вспоминать!..
Господи, да ведь он похож на иконописного Иисуса

Христа!—вдруг соображаю я. Он невероятно красив,

констатирую мысленно и тут же соображаю, что никогда

не думал о Христе как о красивом мужчине. Однако, надо

полагать, Иисус был очень красив, если... Эль-Джобри

похож да него.
Комнатка маленькая—метров пятнадцать, не больше.

За столом —сотрудник управления госбезопасности и кра¬
30

савец Эль-Джобри. Журналисты расположились на двух

небольших диванах—сбоку от стола, перед ним и даже за

спинами сидящих за столом. Журналистов немного — все,

кто в данный момент работает в Афганистане. Помимо

нашей группы корреспондент агентства АДН из Герман¬

ской Демократической Республики с постоянным местом

пребывания в Дели, корреспондентка «Юманите», предста¬

вители ТАСС, <Правды», ^<Известий», три-четыре аф¬

ганских журналиста, группа афганского телевидения с

портативной видеоаппаратурой. В комнатке жуткая жара

из-за осветительных приборов. Я понимаю, что в готовом

виде материал не должен превышать три минуты—иначе

он не сможет быть использован в программе «Время». Но

как его сделать таким—пока непонятно. Впрочем, никог¬

да и никому не было понятно, как сделать телеинформаци-

онный сюжет о пресс-конференции.
Стандарт существовал и существует: несколько планов

президиума, одна синхронно снятая фраза главного высту¬

пающего, «перебивки» длд монтажа—крутящаяся катуш¬

ка магнитофона, крупно пишущая рука, общие и средние

планы внимательно слушающих. За кадром диктор излага¬

ет основные сведения о пресс-конференции. Именно о

пресс-конференции. Потому что дух самой пресс-

конференции в информационном сюжете передать, как

правило, не удается. И все же здесь должно быть нечто

другое. Во-первых, потому, что сидящий передо мной

красавец ^первый во плоти пример, доказывающий ино¬

странное вмешательство во внутренние дела Афганиста¬

на,— а это сейчас тема номер один. Во-вторых, потому,

что интересна сама человеческая фактура, живая, психоло¬

гическая суть материала,—часто ли приходится нам ви¬

деть на экране реальных шпионов, реальное воплощение

того, о чем много пишут и говорят, но почти никогда не

показывают? И я продолжаю думать и нервничаю, когда

Валентин в третий раз сквозь зубы цедит мне прямо в ухо:

«Что конкретно снимать? Я уже прогнал целую кассету!»

А я по-прежнему не знаю, что конкретно снимать,

вернее, знаю меньше, чем полчаса назад. Потому что все,

что я вижу и слышу, никак, никоим образом не укладыва¬

ется в сложившийся под влиянием детективных фильмов и

романов стереотип шпиона. А шпион—это средних лет

человек с массивным подбородком, в темных очках,

отличный костюм—пиджак из серого твида в елочку,

обязательно большой перстень, а в перстне, скорее всего,

яд!..
Но передо мной сидит молодой человек с черной

бородкой! На грязных ногах—дешевые сандалии, на
31

плечах — что-то вроде грубой шинели, поминутно улыба¬

ется и курит «Пэл Мэл». И рассказывает нечто, совершен¬

но не вяжущееся с его обликом...
—	Мое имя Зияутдин Махмуд Эль-Джобри. Мне два¬

дцать четыре года, я окончил факультет архитектуры в

исламском университете Джомиазар в Египте. По оконча¬

нии уехал в Кувейт, где жил и работал четыре года...
У меня зап1еве;шлась мысль: окончил университет в

двадцать лет? Или даже в девятнадцать?..
Эль-Джобри улыбнулся очаровательной открытой

улыбкой и продолжал:
—	Я прошел спехщальную подготовку в Западной

Германии...
—	Подождите, что же было между вашей работой в

качестве архитектора в Кувейте и специальной подготов¬

кой в Западной Германии? —не выдержал я.
—	Мой друг— мягко произнес красавец— в Кувейте я

познакомился с человеком, которого звали Абдулла аль-

Акиль,— он был лидером Исламской партии. Он убедил

меня в том, что афганские лидеры вместе с советскими

войсками занимаются уничтожением ислама, преследуют

верующих мусульман. Абдулла аль-Акиль сказал, что во

всех исламских странах объявлена «священная война» —

«джихад» против афганских коммунистов и советских

войск и долг каждого честного мусульманина сделать

что-нибудь для освобождения Афганистана.
Египтянин, говоря все это, не переставал как-то еле

заметно, мягко улыбаться, и меня не покидало ощущение,

что он просто издевается над всеми присутствующими.
—	Когда я согласился, Абдулла аль-Акиль свел меня с

гражданином ФРГ, который сказал, что направит меня

для обучения в Европу. Вместе с другими добровольцами

в сопровождении немца мы вылетели в Бонн. Там нас

усадили в машину с темными стеклами и довольно долго

куда-то везли. Выйти и передохнуть мы смогли только в

Ганновере... (Зачем темные стекла?—мелькнула у меня

мысль.) Потом опять дорога, и наконец я очутился в

шикарном особняке, где мне предстояло, как выяснилось,

жить и проходить обучение. Позже я узнал, что имя

сопровождавшего нас господина—он же руководил на¬

шим обучением—было Нойман...
—	В чем заключалось обучение?
—	Мы учились распознавать типы советского воору¬

жения, марки танков, самолетов, виды стрелкового ору¬

жия. Обучались пользованию очками ночного видения. Ну
и,	разумеется, владению разными видами оружия и

использованию ядов.
32

—	Так как было имя западногерманского господи¬

на?— неожиданно перебил корреспондент АДН.
—	Хаббих.,. То есть так он называл себя, когда мы

познакомились в Кувейте. А настоящее имя его, как я

уже говорил,— Нойман.
«Хаббих... Нойман...» —опять начиналась какая-то

чертовщина.
—	Что было потом?
—	Потом меня нелегально перебросили в Пакистан...

(Почему «нелегально», разве из ФРГ в Пакистан нельзя

попасть вполне легально?) Там я обучал афганских эмиг¬

рантов владению оружием и технике сбора разведсведений

о Советской Армии.
—	Позвольте, но какова была основная задача, кото¬

рую ставили перед вами? И кто ставил перед вами эту

задачу? Какую организацию представлял тот, кто ставил

перед вами задачу?—Я хотел разобраться в этом стран¬

ном детективном деле, совершенно позабыв, что в конце

этого диалога должен появиться информационный сюжет.
Валентин стоял, опустив камеру, и, как мне показа¬

лось, злобно смотрел в мою сторону. Володя, увлекшись

фабулой, писал на магнитофон все подряд.
—	Я уже говорил, мой друг, что действовал по

указанию Исламской партии. Задание мне давал Абдулла

аль-Акиль... (Господи, где он взял этого Абдуллу, нахо,-

дясь в шикарном особняке под Ганновером?) Суть задания

заключалась в следующем: я должен был подготовить

группу афганцев, находящихся в Пакистане, с тем чтобы

потом вместе с ними тайно проникнуть на территорию

Афганистана и собирать там разведывательные сведения

об Афганской и Советской армиях.
—	Предположим,—подумал я и дал знак Валентину,

чтобь! он снимал.
—	Так вот, мой друг, наконец пришел день, когда мы

отправились в Афганистан.
—	Кто помог вам перейти границу и из кого состояла

ваша группа?—В конце концов материал должен был

хотя бы казаться достоверным. Я считал, что для этого

надо вытянуть из египтянина побольше реальной факту¬

ры, связанной с его деятельностью в Афганистане, ведь

это было главное, а не сомнительная детективная пре¬

дыстория его афганского анабасиса.
—	С нами были и помогали переходить границу два

египтянина^, два анг;шчанина и еще один иностранец.
—	Куда они делись потом?—Я вдруг понял, что

играю роль следователя, а не журналиста.
—	После перехода границы они ушли выполнять свои
2-330	33

задания! — От рассказа чернобородого красавца снова

густо запахло цветущей липой.— В Афганистане мне

ничего не удалось сделать, потому что уже на четвертый

день я был арестован, когда мы остановились на ночле! в

деревне Шигаль. Десять членов моей группы успели

убежать.
—	Кто финансировал вашу деятельность? — бросил

один из афганских журналистов.
—	Центральное разведывательное управление Соеди¬

ненных Штатов! — с готовностью произнес Эль-Джобри,

снова закуривая ^<Пэл Мэл». И, не дожидаясь дальнейших

вопросов, сказал: — Мне говорили, что афганских мусуль¬

ман убивают напалмом и травят нервно-паралитическим

газом. Здесь я убедился в том, что это пропагандистская

ложь.
—	Сколько вам плагили за вашу деятельность? —

спросила представительница «Юманите».
—	За фотографии советских танков и самолетов мне

обепдиш пять тысяч кувейтских динаров. Это всего за

один месяц не очень-то трудной работы! Для тех, кто жил

в Кувейте и пользовался всеми благами цивилизации, пять

тысяч динаров таили в себе много приятных возможно¬

стей!
Я посмотрел на часы—пресс-конференция, если мож¬

но было назвать пресс-конференцией этот нелепый

рассказ, продолжалась уже два часа. Непонятым остава¬

лось главное — реальная суть дела, правдивая фабула

детективной истории Эль-Джобри. Ощущение одураченно-

сти было, очевидно, не только у меня — коллеги-

журналисты посматривали друг на друга с выражением

недоумения. Наконец корреспондент АДН попросил офи¬

циального афганского представителя прокомментировать

слова египтянина и кратко изложить суть его дела. Весь

разговор шел по-английски, и Эль-Джобри говорил на

этом языке. Говорил очень чисто, демонстрируя прекрас¬

ное знание языка. Услышав просьбу журналиста из ГДР,

он снова мягко улыбнулся и стряхнул пепел с сигареты. Я

обратил внимание на его длинные холеные пальцы.
В чем же было дело? Что за странную роль играл этот

сфинкс? Постепенно складывалась версия, которая по сей

день кажется мне наиболее вероятной. Эль-Джобри прак¬

тически ничего не успел сделать, и от этого с7радало его

самолюбие. Так примитивно попасться уже на четвертый

день после переброски! И он начал импровизировать

версию, которая могла бы помочь созданию «имиджа»

человека с интересным детективным прошлым. Реальная

фабула сводилась, скорее всего, к тому, что его завербо¬
34

вала одна из экстремистских исламских группировок и

направила вместе с другими боевиками на территорию

ДРА. При этом не исключено, что ему как человеку

образованному и умеющему воспринимать и анализиро¬

вать информацию поручили сбор разведданных об Афган¬

ской и Советской армиях. Очки ночного видения, шикар¬

ные особняки, хаббихи и нойманы, два е!иптянина. два

англичанина, неизвестный и лимузин с темными стеклами

призваны были дорисовать его образ—гот, который

cлeдoвaJЮ продемонстрировать прессе. Зачем? Представ

перед международной прессой в образе разведчика-

профессионала, он мог, как, вероятно, считал сам Эль-

Джобри, сойти за своего рода личность, ничего общего не

имеющую с примитивными бандитами, занимавшимися на

территории Афшнистана убийствами и грабежами. Если

отбросить очки, темные стекла в машине западногерман¬

ских господ и особняк, египтянин представал тем, кем он

был на самом деле. А при таком варианте к нему могли

быть с полным основанием применены самые жесткие

законы военного времени.
Официальный представитель коротко изложил суть

,дела — она была именно такой.
—	Знаете ли вы, что вас ожидасг, если не найдется

смягчающих обстоятельств? — спросил я.
—	Да, мой друг,— повешение! — И Эль-Джобри улыб¬

нулся, сверкнув белыми зубами.
—	Как вы сами оцениваете сейчас свою деятель¬

ность?— Этот вопрос задал представитель, который вел

пресс-конференцию.
—	Сейчас я прекрасно понимаю, что был орудием

грубого вмешательства во внутренние дела независимой

страны.— На этот раз египтянин был серьезен.
Мы уезжали с ощущением, что пшион был уверен в

милосердии афганцев. Иначе он бы не фиглярничал перед

камерами. В кофре лежали три снятые кассеты по 120

метров — уйма материала, значительно больше, чем нужно

даже для большого информационного сюжета. Не в

первый раз я испытывал гнетущее ощущение от сознания

того, что на третьем десятке лет работы на телевидении

демонстрирую элементарное отсутствие профессионализ¬

ма— нельзя снимать вообще, неизвестно для чего, для

какой программы. А ведь в данном случае мы работали

именно так. И виноват в этом был я и только я. Ничего не

оставалось, кроме как пустигься в поиски оправдания.

Оправдание виделось в том, что в данном случае, как и в

ряде других, нам приходилось бьпь свидетелями таких

событий и фактов, с которыми раньше сталкиваться не

приходилось, в той прежней, доафганской жизни, когда

еще в чести был на телевидении репортаж, мы спорили до

хрипоты, что считать событием, которое может быть

объектом репортажа. И ошибались и были правы, но при

этом всегда и во всех случаях говорили о событиях

понятных, событиях нормальных, событиях, связанных с

жизнью своей страны, событиях мирной жизни. Здесь же,

как при полном затмении солнца, все представало в ином

свете—незнакомая жизнь, напряженная обстановка, не¬

знакомая психология, неожиданные повороты событий,

новое во всем и всюду. И трудно было, сталкиваясь с

новым и незнакомым, быстро и точно решать, что и как

следует снимать, какое решение избрать. Вероятно, мы

имеем все же право иногда просто фиксировать, не думая

о хронометраже, о том, для какой программы нужен этот

материал и нужен ли такой материал в данный момент

вообще. Мы вспоминали слова, сказанные нам в напут¬

ствие на заседании коллегии Гостелерадио СССР: «Сни¬

майте больше, снимайте все интересное, что видите. То,

что не может быть использовано сейчас, может оказаться

бесценным материалом позднее!»
В случае с пресс-конференцией египетского шпиона

нам повезло—решили дать большой материал в «Между¬

народной панораме»—целых десять минут. Поиски само¬

оправдания были прерваны на оптимистической ноте...
Запись шестая:
«Здесь учились члены

королевской семьи»
«...Коран изучается со второго по девятый класс. Здесь

учились все члены королевской семьи...».
«Эстекляль» на дари значит «независимость». Лицей

«Эстекляль» назван так в честь окончательного освобож¬

дения страны от английских колониальных вторжений.

«Монархия—это единственное, что по-настоящему ста¬

бильно в осином гнезде Азии»,— говорили англичане об

Афганистане и, как известно, попали пальцем в небо.

«Единственное, что по-настоящему стабильно», рухнуло в

один прекрасный день навсегда, а вот действительно

стабильным оказалось извечное стремление афганцев к

подлинной независимости. Отсюда и название лицея.
«Эстекляль» строили французы. Преподавали в лицее

либо учителя из Франции, либо афганцы, получившие во

Франции образование. Это был своего рода пажеский

корпус, где учились дети всех членов королевской семьи,
36

сыновья аристократов и богатых торговцев. Я не ошибся,

сказав «сыновья», потому что ни раньше, ни сейчас в

Дфга(нистане не могло быть и речи о совместном обучении

мальчиков и девочек. Кстати говоря, относительно обуче¬

ния девочек вообще мало кто помышлял, и лишь в годы

буржуазных реформ (1923) Аммануллы-хана была создана

первая женская школа. И хотя впоследствии, в тридца¬

тых-шестидесятых годах нашего столетия, было открыто

несколько женских лицеев и девушки появились даже

среди студентов столичного университета, образование

оставалось делом чисто мужским, да и то для ничтожного

меньшинства.
...До деревни Самархель от Джелалабадского аэродро¬

ма всего несколько километров. Ехать туда минут пять—

семь. Но в апреле восьмидесятого там было очень

неспокойно, и нас повезли в Самархель с солидным

конвоем. Школа находилась на некотором удалении от

деревни—метрах в четырехстах,—вернее, не школа, а то,

что осталось от школы.
Обгорелые балки кое-где обрушились, на полу валя¬

лись куски железа, которым была покрыта крыша.

Горячий влажный ветер гулял в классах, пюлестя обрыв¬

ками бумаги,, полусгоревишми тетрадками. В двух комна¬

тах сохранились грифельные доски. На одной из них

нарисовано .яблоко. На другой—расписание уроков на

неделю. Чья-то рука оставила надпись мелом на черной

обгоревшей стене: «Вандалы». На подоконнике —

несколько свертков. На самом деле это не свертки—

просто маленькие книжечки (отдельнт.те суры из Корана)

завернуты, каждая в отдельности, в вышитые тряпочки.

Такова традиция—помните, как мы в пжоле заворачивали

учебники в цветную бумагу?.. Вышивка сделана детскими

руками. Школа построена в виде русской буквы «П». Две

большие стороны и верхняя перекладина—классы. Входы

в них с внутреннего дворика. А при входе во дворик стоит

известный всем водителям на свете дорожный знак—круг

с красной каемкой, а внутри круга—два бегущих ребенка:

«Осторожно, дети!»
Школу взорвали «защитники ислама» несколько дней

назад. Взорвали потому, что... В самом деле, почему? Это

не так-то легко понять, не зная особенностей афганской

действительности. Казалось бы, зачем взрывать школу,

если Коран гюощряет Стремление мусульман к знаниям —

школы строились и функционировали и при старых

режимах — при короле и Дауде? Дело, оказывается^ в том,

что контрреволюция исходиг в войне против школ из

следующих соображений. В школах преподают люди.
а7

оставшиеся верными правительству, поскольку в против¬

ном случае они ушли бы в стан противников режима или

старались внушать своим ученикам мысли и понятия,

враждебные нынешней власти. В последнем случае учйте-

ля, разумеется, из школы попросили бы. 2. Школы

являются рассадником идей, проповедуемых революцион¬

ной властью. 3. Разрушение любого общественного здания

наносит ущерб государству. 4. Если речь идет о женской

школе, то само ее существование противоречит консерва¬

тивным исламским традициям. Ну а дальше уж многое

зависит от того, кто именно осуществляет общие указания

кон1рреволюции по борьбе со школами и учителями. В

зависимости от индивидуальных взглядов и качеств испол¬

нителей можно либо «просто» взорвать школу, либо убить

учителей, либо взорвать школу вместе с учителями.

Допускаются и варианты—так, например, в городе Хост

были обезглавлены все девочки, которых бандиты застали

в школе. И, разумеется, учительница...
Детишкам из Самархеля и их учителям повезло —

школой занимались «либералы», они просто взорвали

здание.
Я иду по разрушенным классам, поднимаю обрывки

тетрадей, разворачиваю вышитые платочки... Валентин

идет за мной и снимает этот грустный, трагический

репортаж. И, кажется, шепчет какие-то выразительные и

тихие, но гневные слова крадущийся под ногами горячий и

влажный ветер...
А потом из облака пыли появился «джип» и привез

свидетелей преступления—офицера афганской армии и

двух стариков. Офицер сказал коротко, ясно — возложил

вину на зарубежную агентуру и контрреволюцию. Стари¬

ки частили взахлеб, говорили, что сделавшие это не

мусульмане, а враги мусульман. Впрочем, даже неважно

было, что они говорили. Главное — как они это говори-*

ли!..
Спустя девять месяцев мы снова оказались вблизи

деревни Самархель. Стоял тихий теплый январь. Заканчи¬

вался сбор урожая апельсинов и мандаринов. В провинции

Нангархар было в целом спокойно. Честно говоря, мы не

ожидали, что в этих краях, примыкающих к пакистанской

границе, будет так спокойно. На этот раз с нами даже не

было охраны.
По знакомой тропинке мы прошли вправо от шоссе,

чтобы подойти к восстановленной школе. Но увидели то,

чего вовсе не ожидали: школа была восстановлена и...

взорвана опять. Правда, на этог раз взорвали не все

здание, а лишь одно крыло. Прямо на земле, у сохранив¬
38

шейся стены шли занятия. Малыши сидели на корточках в

пыли и тщательно выводили в своих тетрадках буквы

алфавита. Учитель писал их на доске, которая стояла

прислоненной все к той же уцелевшей стене. Ребятишки

скосили на нас глаза, но не двинулись с места и

продолжали слушать учителя. Они не вскочили даже

тогда, когда Валентин вынул камеру. Это было уже

слишком—ведь в таких ситуациях и взрослые вели себя

как дети! А вот дети повели себя как взрослые!..
...Директор лицея «Эстекляль» Мохаммад Амдард не

понял моего следующего вопроса, когда я поинтересовал¬

ся дисциплиной.
—	Простите, что вы имеете в виду? —Он искренне не

понимал, о чем идет речь.
Теперь была моя очередь удивиться.
—	Я имею в виду именно дисциплину. Как ведут себя

ваши ученики, много ли учителю приходится уделять

времени наведению порядка, всякого рода замечаниям,

сразу ли после звонка удается начать урок?
Амдард был очень серьезен.
—	Знаете, об этом как-то нам думать не приходилось.

Если урок, то дети занимаются...
Видите, как просто: «Если урок, то дети занимаются!»

Мне пришлось задать еще несколько вопросов, чтобы мы

окончательно поняли друг друга.
Так вот, в лицее «Эстекляль» нет проблемы дисципли¬

ны. Нет ее и в других школах. Но каким образом,

спросите вы, как это может быть? Ведь дет-и есть дети!

Да, дети везде остаются детьми, а вот проблемы дисцип¬

лины нет. Потому что сама возможность учиться воспри¬

нимается детьми, их родителями, всем обществом как

великое счастье, несравненная привилегия. Авторитет

учителя воспитывается в ребенке с первых сознатель¬

ных дней его жизни и утверждается навсегда как нечто

незыблемое, не могуп^ее подвергнуться сомнению, освя¬

щенное вековыми традициями и этическими законами

общества.
Но все это остается истиной лишь для мужских школ.

В женских положение иное — там дисциплиной заниматься

приходится. Это на первый взгляд кажется и вовсе не

понятным. Но только на первый взгляд. Всему есть

объяснение — есть оно и в данном случае. Вековые тради¬

ции и даже установления Корана утверждали авторитет

учителя только для тех, кто в соответствии с Кораном мог

воспринимать науку, знания, сведения и пользоваться ими,

го есть исключительно для мужчин. Женщине не нужен

был учитель, потому что. учителя у нее просто не могло
39

быть, в сознание женщины внедрялся авторитет мужчи¬

ны, мужа. О возможности учиться, получать образова¬

ние вообще не могло быть и речи. И когда такая

возможность появилась—пока для очень ограниченного

числа девочек,— она психологически была воспринята

совершенно иначе, чем возможность обучения мальчиков.

Для родителей отправить девочку в школу является

акцией политической, демонстрацией приверженности к

революционным лозунгам и принципам. Для самой же

девочки школа представляется своего рода клубом, где

разрешается то, что веками находилось под запретом.

Это, конечно, интересно, увлекательно, но... нет тут

моральной, этической основы, которая руководит поведе¬

нием мальчиков. Положение усугубляется и тем, что

преподают в женских школах женщины (и это определяет¬

ся традицией, вернее, традиция исключает возможность

появления преподавателей-мужчин). Женщине иметь авто¬

ритет у девочек очень ^трудно, потому что женщина—в

силу все тех же вековечных понятий—не может быть

учителем. Короче говоря, если у мальчиков учитель—

это учитель, то у девочек—что-то вроде учителки.

Отсюда и проблема дисциплины.
Директор снова оживился, когда мы перешли к более

близким ему предметам.
—	Сейчас созданы условия для того, чтобы у^шлся

практически каждый ребенок, проживающий в городе. Не

в одну смену, конечно.' И дело не только в нехватке

школьных зданий и учителей. Есть куда более серьезная и

сложная причина: большинство детей в возрасте от

шести-семи лет и старше работают, работают и учатся.

Потому что иначе семья не сможет свести концы с

концами. Если я правильно информирован, в вашей стране

тоже есть школы, в которых можно учиться по вечерам и

не бросать работу...
—	Вы правы, но это школы для взрослых, для тех,

кто основное образование получил и хочет закончить

полное среднее.
—	Я знаю, но у нас ситуация, к сожалению, иная, ведь

мы живем в одной из самых бедных стран мира! Для нас

великим достижением является уже то, что на первом

этапе революции мы сделали образование бесплатным на

всех ступенях. Потребуется революция в экономике,

чтобы создать условия, прц которых детский труд будет

исключен из жизни общества.
—	Вы сказали, что практически каждый городской

ребенок имеет возможность посещать школу. Но пользу¬

ется ли он этой возможностью?
40

—	Разумеется. Необходимость сочетать работу с уче¬

бой не пугает никого. Подавляющее большинство детей,

которые раньше работали,, продолжают работать. И все

они учатся. Мы считаем, что, если намеченная программа

будет реализована, через десять лет нам удастся поднять

уровень грамотности в стране с шести до сорока процен¬

тов. Это будет подлинной революцией в просвещении!
В Афганистане два основных центра высшего образо¬

вания— Кабульский государственный университет и Ка¬

бульский политехнический институт—чаще его называют

сокращенно КПИ. Университет старше, чем КПИ, и

создавался он главным образом специалистами, пригла¬

шенными королевским правительством из западных стран.

Учились там (да и сейчас продолжают учиться) лишь дети

состоятельных родителей. Ядром университета до револю¬

ции был богословский факультет—в определенном смыс¬

ле слова единственный полноценный факультет, ибо в

силу своей специфики он был полностью в руках афган¬

ских преподавателей и профессоров. На остальных же

преподавали главным образом иностранцы, причем про¬

фессора не «первого сорта». И если многие выпускники

уезжали на Запад для продолжения или завершения

образования, то богословы либо удовлетворялись полу¬

ченными знаниями, либо отправлялись совершенствовать¬

ся в исламские университеты Египта, Ирака, Саудовской

Аравии. Таким образом, университет был, пожалуй, глав¬

ным центром культурного (и, разумеется, политического)

влияния Запада в Афганистане.
КПИ—другое дело. Созданный в начале шестидеся¬

тых годов с помощью Советского Союза, он был уком¬

плектован лишь афганскими и советскими преподавателя¬

ми. В КПИ, выпускникам которого предстояло занимать¬

ся делами заурядными—инженерить на отсталых пред¬

приятиях, скитаться в геологических партиях, заниматься

ремонтом машин,— аристократия не шла. КПИ всегда

ориентировался на Советский Союз. Там было хорошо

налажено изучение русского языка. На русском языке

читались многие лекции. Почти все преподаватели-

афганцы учились в Советском Союзе. И сам комплекс

зданий КПИ—учебные корпуса, общежития, дома для

профессоров, спортивный городок—были построены со¬

ветскими cпeциaJшcтaми и переданы Советским правитель¬

ством в дар афганцам. В КПИ сильны организации НДПА

и Демократической организации молодежи Афганиста¬

на— ДОМА. В университете же время от времени продол¬

жаются. антиправительственные, контрреволюционные по

своей направленности выступления части студентов. В
41

университете случаются террористические акты. Органи¬

зация съемок в университете оказалась делом очень

трудным.
Мы приехали на территорию университетского город¬

ка, поставили машину в тени и стали ждать—Кабир

пошел договариваться о вторжении камеры. Вокруг было

много новеньких машин—японских, западногерманских,

итальянских. Проходили изящно, по последнему слову

западной моды одетые молодые люди. Это был город в

городе, и все здесь было особенное, непохожее на то, что

мы изо дня в день наблюдали в Кабуле. Нашего гида не

было больше часа. Наконец он вернулся, изрыгая кош¬

марные ругательства: съемку не разрешили. Мы перееха¬

ли к зданию другого факультета. И там стояли <^датсуны»,

«альфа-Ромео», солидные «мерседесы». Из дверей выхо¬

дили изящные девушки и сильно европеизированные

молодые люди. Мы провели еще час, созерцая красоты

университетского кампуса. В итоге — тот же результат.

Мы приезжали в университет еще два раза—ничего,

кроме съемок на натуре, сделать не удалось. Правда, это

было летом восьмидесятого года. Позднее ветры демокра¬

тических перемен коснулись и этой цитадели западного

влияния.
Я перечитываю последние строчки и спотыкаюсь на

словах «это было лето...». Потому что летом, как изве¬

стно, никто не учится. Но это у нас летом никто не

учится. В Афганистане учатся именно летом. Потому что

зимой учебные заведения не работают—холодно, а топить

здания нечем. Учебный год начинается здесь в Новый

год — 21 марта — и продолжается до декабря. А вместо

летних каникул—зимние (проблема отопления зимой—

одна из самых сложных. Лесов в стране практически нет.

Угля нет. Газ, имеющийся в достатке на севере, в Кабул

попасть не может—газопровода нет. Нефти недостаточ¬

но, да и транспортировка—дело дорогостоящее и слож¬

ное. Жилье, в том числе и гостиницы, отапливаются

только дровами—кусками твердых корявых деревьев,

растущих на склонах гор. Для того чтобы спилить,

доставить, разрубить такие деревья, требуются огромные

усилия. И стоят дрова очень дорого. Продают их на вес.

Цена сопоставима с ценой муки).
Территория КПИ ограждена забором. У ворот —

студенты с автоматами, бойцы институтского Отряда

защиты революции. Мы снимали здесь неоднократно:

курсы русского языка для тех, кто готовится ехать

учиться в Советский Союз, викторину геодезистов и

геологов, спортивные соревнования и тренировки олим-
42

лийской сборной. Мы близко познакомились с КПИ. Одна

вещь поразила нас, пожалуй, больше всего—это система

набора студентов.
Система эта касается не только КПИ, но, как говорят,

идея ее родилась именно здесь.
Итак, через что надо пройти, чтобы стать студентом

афганского высшего учебного заведения?
Каждый абитуриент должен письменно ответить на

четыреста—да-да, четыреста вопросов, одинаковых

для каждого. По итогам этого уникального экзамена

проводится компетентная экспертиза, и каждый получает

определенное количество очков. Далее начинает действо¬

вать трех ступенчатая схема: набравшие наибольшее коли¬

чество очков имеют пр^во выбрать будущую специаль¬

ность. факультет и учебное заведение, в котором хотят

учиться. Следующие за ними по очкам могут выбирать

лишь среди оставшихся мест. Те, кто на третьем месте,

распределяются Министерством просвещения—до стопро¬

центного заполнения всех вакансий. Если не хочешь быть

распределенным, пожалуйста, пробуй на следующий год

сначала. Перед вступлением в соревнование з^ право быть

студентом каждый в письменном виде излагает три жела¬

ния—три возможных варианта специальности, которую он

хотел бы получить.
...Георгий Евграфович Лазарев, или доктор Лазарев,

как его зовут студенты и коллеги,— старожил КПИ,

преподает здесь уже много лет. Невысокого роста, под¬

вижный, живой, непосредственный, какой-то очень не¬

обычный, если иметь в виду сложившийся стереотип

человека, преподающего точные науки в высшем учебном

заведении. Георгий Евграфович — автор идеи викторины.

Что, собственно говоря, нового в идее викторины? На

первый взгляд ничего! Но только на первый взгляд.

Потому что викторина, которую придумал доктор Лаза¬

рев, не похожа ни на какие другие викторины, в данном

конкретном случае она проводилась по двум дисципли¬

нам— математике и геодезии. Она не является ни строго

научной, ни учебной—скорее, ее можно назвать развлека¬

тельной. В основе викторины—теория игр. Цель —

способствовать популяризации и закреплению знаний,

полученных в ходе обучения в институте и самостоятель¬

но. Одновременно производится проверка знаний, что дает

возможность преподавателям в дальнейшем уделить боль¬

ше времени телт аспектам обучения, тем разделам курса,

которые усвоены недостаточно глубоко. Вместо экзаме¬

на— соревнование. Победителей ожидают призы. Первый

приз — поездка в Советский Союз. Вместо экзаменацион¬
43

ной КОМИССИЙ—жюри, в его составе ректор КПИ доктор

Мамунд, доктор Александров, доктор Лазарев и другие

профессора и преподаватели института. Викторина прови¬

дится в комнате афгано-советской дружбы. «Комната» —

название условное, скорее, это помещение можно назвать

залом. На стенах—стенды с фотографиями, отражающи¬

ми успехи советской науки, жизнь советских студентов,

научные, творческие, дружеские контакты КПИ с род¬

ственными высшими учебными заведениями Советского

Союза.
Валентин и Володя суетятся, пытаясь сделать невоз¬

можное—осветить тремя имеющимися в нашем распоря¬

жении приборами все помещение. Народу в зале тьма-

тьмущая. Непонятно, как оператор будет двигаться с

камерой во время съемки. О штативе не может быть и

речи —ограничить материал планами того, что будет

происходить перед столом жюри, невозможно. И вооб¬

ще—в который раз! — придется решать вопрос о том, как

втиснуть в короткий информационный сюжет викторину с

ее сложными условиями, многоступенчатостью, большим

числом основных действующих лиц. План мы определили

заранее — после беседы с доктором Лазаревым. Решили,

что на общих планах зала расскажем об условиях викто¬

рины, потом снимем один из наиболее занятных и вместе

с тем понятных рядовому зрителю вопросов, два-три

ответа на него (один ответ девушки—их в КПИ сравни¬

тельно много), членов жюри и наконец награждение

призеров. О, как мы были наивны!..
—	...Следующий вопрос,— громко, поставленным голо¬

сом произнес Георгий Евграфович.— Геолог идет сто

километров на север, потом сто километров на восток,

затем сто километров на юг и наконец сто километров на

запад. Придет ли он в ту же точку, из которой вышел? Н^

решение дается две минуты!
Я смотрю на Валентина, который, как нож через

масло., проходит через плотные ряды присутствующих,

порхает как ласточка, оказывается то сидящим на полу,

то стоящим на подоконнике, и с' удовольствием констати¬

рую, что оператор—в порядке! Одновременно погляды¬

ваю на часы: десять секунд, пятнадцать, двадцать... как

по команде поднимается лес рук. Каждый старается

поднять руку повыше, чтобы увидел ведущий викторину

доктор Лазарев. Среди готовых отвечать—все присут¬

ствующие девушки.
Шел уже пятый час этого увлекательного соревнова¬

ния, когда мы поняли, что сюжет не закончится вручени¬

ем призов. Потому что конца не было видно, а нам надо
44

было уезжать на другую съемку. И, как всегда в таких

случаях, мы сравнительно легко нашли себе оправдание. В

самом деле, разве вручение призов —это именно та

процедура, которая помогает понять смысл события?

Конечно, нет! Наоборот, любая официальная процедура (а

вручение призов с пожиманием рук—дело сугубо офици¬

альное, по крайней мере по форме) может свести на нет

всю прелесть материала, все ощущение импровизационно-

сти, непосредственности происходящего. Поэтому хоро¬

шо, что мы не дождались финала, репортаж должен

закончиться очередным вопросом—в этом случае будет

передан дух события.
Надо было каким-то образом попрощаться с Георгием

Евграфовичем, поблагодарить ректора. Но как?.. И мы

тихо вышли, собрав аппаратуру, и уехали из КИИ. Ни

члены жюри, ни участники викторины не заметили нашего

исчезновения—ситуация беспрецедентная для Афганиста¬

на: как правило, на всех событиях, во всех местах и при

любых ситуациях кинокамера неизменно оказывалась в

центре внимания, а само событие отходило на второй

план; А здесь... не заметили. Как же они были увлече¬

ны!..
Майор Талеб — начальник академии царандоя—вполне

сносно говорит по-русски и выражает готовность проде¬

монстрировать любые элементы учебного процесса акаде¬

мии народной милиции. Но нас не интересует учебный

процесс как таковой. Нас интересует только один аспект

жизни академии—обучение девушек. Сам факт наличия в

академии царандоя девушек совершенно сенсационен. Од¬

но из высших проявлений эмансипации в исламской стране

всего через два года после победы революции!
Начальник академии с удовольствием дает интервью...
—	Чем объясняется необходимость привлечения к

работе в народной милиции девушек?
—	Дело в том, что в нашей деятельности есть немало

разделов, где девушки могут работать и уже работают

лучше, чем мужчины. Во многих случаях они оказывают¬

ся более внимательными, быстро воспринимающими ин¬

формацию. У них лучше развиты такие природные каче¬

ства, как интуиция и даже осязание,— а это для нашего

дела чрезвычайно важно. Есть и очень простые и ясные

причины, в силу которых нам нужны девушки,—

возьмите, например, элементарный случай, когда необхо¬

димо произвести личный обыск женщины.
—	И все же, в каких службах вы планируете использо¬

вать девушек?
—	Прежде всего в таможенной. Я знаю, у вас в
45

таможенной службе работают сотрудники Министерства

внешней торговли. У нас ситуация другая, мы живем пока

что в условиях чрезвычайного положения, и таможенная

служба занимается не столько вопросами провоза потре¬

бительских товаров, сколько проблемами, связанными с

компетенцией органов внутренних дел. Далее—девушки

будут работать в уголовном розыске. Здесь их качества

чрезвычайно важны. Часть будет трудиться в аппарате,

выполнять канцелярскую работу.
Позднее, когда мы уже закончили съемки в аудитории,

где шла очередная лекция по медицине (все студенты в

обязательном порядке изучают основы медицины, овладе¬

вают навыками оказания скорой помощи), майор Талеб

рассказал любопытный эпизод. Двумя месяцами раньше в

провинцию Нангархар вторглась из Пакистана крупная

банда — в ней было несколько тысяч вооруженных наем¬

ников. Под Джелалабадом создалась кризисная ситу¬

ация— войск в этом районе не хватало, а противник

стремился захватить город хотя бы на сутки, чтобы

провести там крупную акцию: заседание «правительства»,

сформированного главарем антиафганской Исламской пар¬

тии Гульбуддином Хекматиаром. Это должно было, по

замыслу руководителей контрреволюционной эмиграции,

«вдохновить» рядовых граждан республики на борьбу

против правительства Кармаля. Удалось бы «вдохновить»

или не удалось, но ясно было одно —допускать противни¬

ка в этот крупный, второй университетский город страны

нельзя ни на час. Необходимы были срочные меры. Тогда

руководство Министерства внутренних дел обратилось к

личному составу народной милиции с призывом немедлен¬

но сформировать добровольческий отряд из трехсот чело¬

век для поддержки сражающихся под Джелалабадом

армейских подразделений. Добровольцами оказались все,

в том числе все девушки, обучающиеся в академии й

проходящие службу в царандое. Времени на дискуссии не

было — пришлось быстро, волевым порядком, отобрать

триста человек и перебросить отряд в район боевых

действий. В числе трехсот оказались пятьдесят девушек, в

том числе двадцать студенток академии. Эффект был

поразительный: женское подразделение атаковало против¬

ника с такой яросгью и стремительностью, что тот в

панике бежал, понеся большие потери. Девчата продолжа¬

ли преследовать бандитов, пока они, побросав оружие, не

скрылись за пределами афганской территории.
Услышав эту историю, мы попросили показать нам тех

девушек, что участвовали в акции под Джелалабадом.

Вернулись с камерой в аудиторию и стали снимать их
46

крупные планы. И только теперь, когда начальник акаде¬

мии обратил наше внимание, заметили, что у некоторых

на погонах—дополнительные полоски, а на поясе —

кобура с пистолетом. И первое и второе было символиче¬

ским признанием их заслуг в боях с врагами республики.

Попытки увидеть в их облике нечто отличающее от

других—тех, кто не участвовал в знаменитом сражении,

ни к чему не привели: они ничем не отличались от

остальных. И мы вспомнили: заявления с просьбой напра¬

вить в добровольческий отряд подали все!
Я снова подивился про себя взрывной силе афганской

эмансипации. Ведь всего четыре года назад мужчины из

племен, появлявшиеся на улицах Кабула, стреляли по

ногам женщин, осмелившихся сменить паранджу на евро¬

пейский костюм!..
И все же пришлось удивиться еще раз...
...Над широкой пыльной долиной повисло белесое,

расплывающееся по бледному небу солнце. Стоит жара —

даже не жара, а нечто не поддающееся определению. При

этой погоде даже нельзя сказать, что тебе жарко, потому

что человеку, рожденному в умеренном климате, после

32—34 градусов уже все равно. Переходишь в какое-то

непонятное состояние, когда тело твое живет как бы по

инерции, а мозги бесстрастно регистрируют состояние

тела. В тени, как выяснилось потом, было 48 градусов по

Цельсию. Пришлось столкнуться с явлением непостижи¬

мым, когда в тени жарче, чем на солнце. А дело в том,

что предмет, в тени которого я находился, был раскален

солнцем до такой степени, что испускал собственное

очень интенсивное тепловое излучение — оно и обусловли¬

вало столь непостижимый на первый взгляд эффект.
Ожидание длилось недолго—да мы бы и не выдержа¬

ли, если бы пришлось ждать еще. Из бесцветного марева

вынырнули транспортные самолеты, и в следующее мгно¬

вение из них, как горох, посыпались темные точки. Еще

через несколько секунд они сильно увеличились, приобре¬

тя контуры человеческих фигурок. А вскоре после этого

над ними вспыхнули парашютные купола: мы наблюдали

десантирование крупного подразделения. Воздушно-

десантные войска афганской армии получали свежее

пополнение — сквозь раскаленный воздух к земле плыли

выпускники специальных учебных курсов. Мы снимали

эпизод, который должен был войти в качестве составной

части в репортаж о маневрах правительственных войск.
Заместитель министра обороны генерал Бабаджон ока¬

зался талантливым мистификатором и предоставил нам

возможность изумиться. Когда десантники начали призем¬
47

ляться, Валентин чуть не выронил из рук камеру—это

были девушки!..
...В лицее «Эстекляль» учились все члены королевской

семьи... Через десять лет сорок процентов населения

страны будет грамотным... В Хосте девушки-ученицы и их

учительница были обезглавлены бандитами... В Самархеле

школу взорвали дважды... Главный приз викторины в

КПИ—поездка в Советский Союз... В университете

прошла антиправительственная демонстрация... Женский

отряд добровольцев царандоя решил исход сражения под

Джелалабадом... Учатся все дети, в том числе и те, кто

работает, работает с малых лет...
Запись седьмая:
«Мулла дает интервью»
«Мулла выпил чай, взял сто афгани и, так ничего и не

сказав^ ушел...».
Его привел Кабир. Мы постарались подготовиться к

встрече по возможности тщательно: зашторили окна

тяжелыми портьерами, чтобы гость не опасался быть

замеченным из окна соседнего здания, поставили кресла к

столу—чтобы удобнее было пить чай, приготовили

сувенир.
Стоптанные ботинки на босу ногу. Старый мятый

пиджак, поверх которого накинуто такое же старое мятое

пальто. Грязная чалма, которая когда-то была белой.

Давно небритое лицо. Любезная, почти заискивающая

улыбка. Мою протянутую руку, склонившись, взял двумя

руками, потом приложил правую руку к сердцу и с

выражением величайшего почтения, граничащего с вели¬

кой любовью, склонился в приветственном поклоне. Сел в

кресло.
—	Я хотел бы прежде всего поблагодарить вас за то,

что вы нашли время прийти к нам. Большое вам спаси¬

бо!— Кабир перевел, а гость снова склонился, прижав

правую руку к сердцу.—Я попросил о встрече потому, что

впервые приехал в вашу страну и хотел бы ближе

познакомиться с ее жизнью и проблемами. Я—не полити¬

ческий деятель, а журналист, поэтому предпочитаю знако¬

миться со страной без помощи политических деятелей.

Зная, насколько велик авторитет священнослужителей, я

и попросил о встрече с вами!—Я чувствовал, что исся¬

каю, а мулла и не собирался ничего говорить. Он

по-прежнему выражал великое почтение и готовность

услужить, но молчал, как немой. Как же заставить его
48

заговорить, чтобы можно было хотя бы завязать разго¬

вор? Становилось очевидным, что делу могут помочь

только прямые однозначные вопросы. Вместе с тем

совершенно ясно было, что те прямые однозначные

вопросы, ответы на которые меня интересовали, не могли

быть заданы без предварительной подготовки. И я решил

сделать шаг в сторону.
—	Скажите, пожалуйста, давно ли вы стали муллой?
—	Нет, всего два года назад...—Я изумился: на вид

гостю было никак не меньше семидесяти.
—	Кабир, я правильно понял — он стал муллой всего

Два года назад?
—	Да, два года назад.
—	А нельзя ли спросить уважаемого гостя, • каким

образом это произошло а что он делал до этого?
—	Я работал на Кабульском домостроительном комби¬

нате. В шестьдесят пять лет ушел в отставку. Пенсии не

было—перед отставкой у нас дают только небольшое

пособие. И я стал муллой...— Мне пришлось снова изу¬

миться. И я снова обратился за помощью к Кабиру:

«Объясни мне, пожалуйста, что значит «стал муллой»?

Как это делается? Как он стал муллой?»—Лицо Кабира в

свою очередь, приняло выражение крайнего удивления —

он явно не мог представить себе, что я не понимаю таких

элементарных вещей. Тем не менее он перевел мой

вопрос.
—	Видите ли,—начал гость,—последние годы я часто

ходил в мечеть и обучал там детей Корану. Поэтому,

когда я ушел в отставку, жители решили, что я буду

муллой.
—	Какие жители?
—	Жители квартала, в котором я живу. Теперь они

дают мне немного денег, и я на них живу. Скромно, но

мне хватает. И продолжаю обучать детей Корану.
А на каком языке вы читаете Коран—на дари или

арабском? — Я слышал, что священнослужители читают

Коран на арабском, в подлиннике.
—	А я не читаю Коран, я не умею читать.—Я

подумал, что со мной происходит что-то неладное: «Обу¬

чаю детей Корану» и «Не читаю Коран, потому что не

умею читать»! — Это было уже слишком. И я взмолился,

обращаясь к Кабиру:
—	Объясни мне, что все это значит?—По выражению

лица Кабира я понял, что в данный момент он считает

меня просто слабоумным.
—	Очень немногие муллы умеют читать и писать. А

Коран они изучают по рассказам своего муллы. Вернее,
49

изучали, когда еще не были священнослужителями. Ины¬

ми словами, система действует так: один человек обучает¬

ся грамоте и попадает затем в медресе—или в Афганиста¬

не, или в Египте, или в Ираке, или в Саудовской Аравии.

Там он изучает арабский язык и Коран. Потом этот

знающий человек растолковывает основные мысли и

содержание Корана своим коллегам — муллам, не уме¬

ющим ни читать, ни писать и не получившим никакого

специального образования. Потом эти муллы растолковы¬

вают Коран своим прихожанам. И так далее.— Я понял, что

передо мной открывается совершенно новая страница в

сложной книге афганской реальности.
Мулла молчал и только внимательно прислушивался к

незнакомой речи.
—	Но при такОхМ положении, при такой системе Коран

можно интерпретировать как угодно! — воскликнул я, и

Кабир спокойно подтвердил:
—	Конечно, вот они и толкуют его как угодно!
—	Ну хорошо,—я вспомнил, что любое собрание,

съезд, митинг в этой стране после ликвидации Амина и его

группировки начинается (как это было и раньше) с того,

что на трибуну поднимается мулла и поет надрывным

голосом несколько строк одной из сур Корана,— а на

каком языке поются строки из Корана перед началом

общественных мероприятий?
—	На арабском, естественно,—невозмутимо ответил

Кабир. Он говорил все это так, как будто все само собою

разумеется, все очень логично и должно быть всем

понятно. А я — в который уже раз! — подумал, что здесь

своя логика, ликак не совмещающаяся с нашей.
—	Но ведь того, что поет мулла, почти никто не

понимает,—так получается?
—	Конечно!.. То есть нет, это не совсем так, ведь

многие слышали фразы из Корана на арабском языке*

когда учились в школе. Правда, в школе учились немно¬

гие...—Теперь я четко понимал, что ничего понять не

могу... А мулла по-прежнему сидел, участливо улыбаясь и

выражая всем своим видом готовность к душевному

разговору. Разговор, однако, снова зашел в тупик, и я не

знал, как из него выбраться. Вместе с тем я начал

осознавать, что, не отбросив все привычные представле¬

ния, не смогу вникнуть в смысл происходящего.
Говоря о религии, священнослужителях, церковной

иерархии, мы привыкли оперировать категориями христи¬

анства. И это понятно, ибо европейская культура сложи¬

лась под решающим влиянием христианства.
Мы привыкли считать, что обычно священнослужите¬
50

лем может стать лишь тот, кто получит хотя бы мини¬

мальное специальное образование — в старой России, на¬

пример, нелегко было стать священником, не окончив

семинарию. Следующий этап — посвящение в сан. Кто

обладает правом посвятить в сан? Как правило, вышесто¬

ящий иерарх. Таким образом, для того чтобы стать

священнослужителем, необходим не только образователь¬

ный ценз, но и решение вышестоящих инстанций. Здесь

же все, кажется, делается наоборот. Хорошо, если канди¬

дат в муллы получил образование, но это совсем не

обязательно.
Хорошо, если он умеет читать и писать, но и это

необязательно. И посвящения как такового, как формаль¬

ной официальной процедуры тоже не бывает. Муллой

становится тот, кого окружающие его граждане призна¬

ют, считают муллой. Ничего себе — ведь это серьезно

изменяет все привычные представления о функционирова¬

нии религии как социального института! Наместник бога

на земле не тот, кого, так сказать, «назначили» на эту

должность сверху, а тот, кто признан таковым снизу. Это

означает в свою очередь, что мулла—не только пастырь,

но и лидер, вождь, авторитет которого подтвержден

дважды — его паствой и... вслед за этим самим всевыш¬

ним! Дальше — больше: мулла никому не подчинен, ибо

нет привычной для нашего сознания церковной иерархиче¬

ской лестницы. Как все привычно и ясно в христианской

системе — священник, протоирей, архиерей, епископ, архи¬

епископ, митрополит, патриарх! Все ясно. Идеальная

соподчиненность, предельно ясная система ответственно¬

сти. А здесь ничего этого нет. Мулла не подчиняется

никому! Никому! Кроме аллаха. А жаловаться аллаху на

его уполномоченного в равной степени неприлично и

бессмысленно.
Я вспомнил интервью Фарида Сейфуль-Мулюкова с

солидным священнослужителем—председателем совета

улемов, который авторитетно высказывался по поводу

каких-то важных событий. Мне, да и всем окружающим

казалось, что председатель совета улемов — самый глав¬

ный начальник в афганской исламской иерархии. И никто

не подозревал, tito никакой он не начальник для сотен

тысяч мулл, цепко держащих в своих руках жизнь,

сознание и совесть населяющих Афганистан народов.

Улемы — богословы. Не практики, а своего рода научные

работники от ислама. Улемов — единицы, быть может,

десятки человек. И никакого отношения к практакам-

священнослужителям они не имеют. Поэтому председа¬

тель совета улемов может влиять лишь на своих «научных
51

работников», а практики находятся совершенно вне его

компетенции.
Говорят, что в Афганистане четыреста тысяч мулл.

Нередко мулла совмещает свои обязанности с ролью

вождя племени, и в этом случае его власть над людьми

практически неограниченна. В ряде случаев муллы состо¬

ят на государственной службе — например, в Министерстве

юстиции, где есть специальный отдел (или управление)

шариата (шариат—свод исламских законов, регулиру¬

ющих судопроизводство). В Демократической Республике

Афганистан министром юстиции является член ЦК

НДПА, а в министерстве работают муллы, осуществля¬

ющие судопроизводство на основе шариата. Я задал

как-то вопрос товарищу Ариану, который был министром

юстиции до середины восемьдесят первого года, а потом

был назначен на более высокий государственный пост:
—	Как сочетаются шариат и светское судопроизвод¬

ство? (Я узнал до встречи с министром, что в студенче¬

ские годы он изучал шариат в Кандагарском университе¬

те.)
—	Светский суд занимается у нас пока лишь делами,

связанными с государственными проблемами. Он рассмат¬

ривает нарушения законов, касающихся взаимоотношений

личности и государства, личности и учреждения, учрежде¬

ния и государства. Светский суд также занимается регули¬

рованием взаимоотношений государства с частными ком¬

паниями, следит за соблюдением налоговой дисциплины.

Преступления против личности и достоинства граждан,

если они не вызваны политическими причинами, рассмат¬

ривает шариат. Однако государство корректирует дей¬

ствия шариата в сторону их соответствия современным

законодательным нормам и правам, принятым в развитых

странах.
Я вспомнил статью в прошлогоднем номере еженедель¬

ника «За рубежом», леденящее душу описание приведения

в исполнение приговора исламского суда в Саудовской

Аравии, когда в присутствии многотысячной толпы палач

отрубал, вернее, отпиливал руку человеку, уличенному в

воровстве, и опускал обрубок в чан с кипящим маслом,

чтобы предотвратить сепсис... Вспомнил приговоры паки¬

станских исламских судов. Афганистан сделал гигантский

шаг вперед, если государству удается корректировать

действия шариата, ведь это была, пожалуй, одна из самых

отсталых во многих отношениях исламская страна!
—	Расскажите, пожалуйста, что делает государство

для шиитов?—я перешел к вопросам по существу.
—	О, по этому поводу я ничего не могу сказать, ведь я
52

просто обучаю детей Корану. А в политике я ничего не

понимаю!
Я слышал о разделении всех мусульман на суннитов и

шиитов и раньше. Но, не занимаясь специально вопроса¬

ми, связанными с исламом и исламскими странами, не

вникал в суть этих различий. Между тем при первом же

знакомстве с афганской действительностью я понял, какое

это имеет огромное значение. Большинство афганцев —

ортодоксальные мусульмане — сунниты. Шиитов в стране

меньшинство. Но,., и вот здесь начинаются очень важные

«но».
Во-первых, шиитами являются граждане Афганистана,

населяющие его западные провинции. И в первую очередь

район Герата. Ни одно иранское* правительство не призна¬

вало Герат афганским .городом. В пограничных с Афгани¬

станом районах контрреволюционная эмиграция, поддер¬

живаемая правоэкстремистскими иранскими лидерами,

свила многочисленные осиные гнезда. Из этих гнезд

осуш;ествляются вторжения вооруженных банд на афган¬

скую территорию. На афганских шиитов обрушивается

массированная пропаганда, их. натравливают на правитель»

ство, Советский Союз, на соотечественников-суннитов.
Во-вторых, в Западном Афганистане находятся многие

шиитские святыни—в первую очередь в самом Герате. А

потому туда постоянно направляются паломники из Ирана

(и вместе с ними те, кто мало дорожит исламскими

святынями). Более того, главная шиитская святыня—

могила Али, с именем которого связано возникновение

шиитской ветви в мусульманстве, находится в городе

Мазари-Шариф в Северном Афганистане. И туда идут

толпы паломников (и вместе с ними все остальные).
В-третьих, к шиитам принадлежат хазарейцы—в

прошлом дискриминированное национальное меньшинство.

Хазарейцы живут в Центральном Афганистане в районе

города Бамиана, их очень много в Кабуле, Кандагаре^ в

других городах. Чтобы противостоять давлению, они

вынуждены были организовываться, и эта организация

сохранилась с дореволюционного времени. Да и после

революции политика Амина способствовала дальнейшему

сплочению хазарейцев на антиправительственной платфор¬

ме. Все эти факторы были в полной мере использованы

врагами революции, которые рассматривали и продолжа¬

ют рассматривать афганских шиитов, и в особенности

хазарейцев, в качестве пятой колонйы для борьбы с

законным правительством и дестабилизации внутриполити¬

ческой обстановки. Таким образом, из богословского

вопроса проблема шиитов, превратилась в острую полити¬
53

ческую проблему. Сидевший передо мной мулла был

не шиит.
Тут только я заметил, что на нем не черная чалма.

Вернее, заметил я зто в момент его появления, но не

придал этому факту никакою значения. А это важно:

муллы-шииты носят черную чалму. Мой гость был в

грязно-белой. Следовательно, он вообще не был шиитом!

Все мои любезности, попытки завести серьезный разго¬

вор, сервированный чай были ни к чему. Я не жалел бы о

потерянном времени, если бы получился интересный

разговор. Пусть на другую тему, но интересный. Впрочем,

благодаря этому визиту удалось узнагь кое-что касающе¬

еся афганских священнослужителей вообще. Так что

время не было потеряно зря. Взяв сто афгани (такова

традиция: нельзя не дать денег мулле, если ты отнял у

него время), мулла с поклонами ушел...
...Моулави Тавакули был в черной чалме и великолеп¬

ной темно-синей мантии. Поблескивал браслет дорогих

японских часов. Черные ботинки «саламандра» уничтожа¬

ли последние сомнения относительно его имущественного и

общественного положения. Тавакули был тем человеком,

который был мне нужен.
Следуя традиции, с которой я уже успел познакомить¬

ся, я начал с обмена любезностями. Моулави охотно

пустился по той же стезе. Потом, опять-таки следуя

традиции, я поговорил о том о сем, но только не о том, о

чем хотел говорить. И эта подача была с готовностью

принята, и Тавакули отпасовал мяч. Тогда я решил, что

пора переходить к делу. И... ошибся, потому что, как

выяснилось потом, моулави готов был к разговору по

существу с самого начала. («Моулави»—нечто вроде

«преподобного», слово это предшествует собственному

имени священнослужителя. Некоторые афганцы считают,

что «моулави» не следует относить к любому мулле, что

это—признак определенного, довольно высокого по;юже-

ния в афганской исламской иерархии. Но как можно иметь

какое-то высокое или низкое положение, если не суп^е-

ствует самой иерархии!)
—	Чем недовольны ваши единоверцы-шииты? Почему

они принимают участие в спровоцированных извне вы¬

ступлениях против правительства?—Я понимал, что пере¬

до мной опытный образованный человек, прекрасно разби¬

рающийся в вопросах политики.
—	Шииты не верят правительству, потому что прежнее

правительство тоже провозглаишло хорошие лозунги, а

потом повело дело на уничтожение многих священнослу¬

жителей и ущемление прав шиитов. Необходимо время. И
54

если Кармаль действительно покончил с политикой Ами¬

на, а не только с самим Амином, об этом скажут его

конкретные дела. Шииты верят только делам! — Что ж,

это был деловой разговор.
—	Но вы прекрасно понимаете, что можно ускорить

или замедлить естественный процесс перестройки взгля¬

дов шиитов на политику правительства. Если его уско¬

рить, положение нормализуется быстрее, от этого ваши

единоверцы только выиграют. Так вот меня интересует,

какие пути видите вы лично и те священнослужители,

которые прислушиваются к вашему мнению, для ускоре¬

ния этого процесса? Учтите при этом, что я говорю с вами

как человек, который стремится понять смысл происходя¬

щих в незнакомой стране событий. Ваши ответы нужны

мне не для интервью.
—	Словами ничего ускорить нельзя,— спокойно отве¬

чал Тавакули.
—	Тем не менее ведь вы действуете словом, не так

ли? — Мне показалось, что собеседник хочет уйти от

прямого ответа на поставленный вопрос.
—	Мы действуем словом, но напш слова должны

опираться на конкретные дела. Иначе ничего не получит¬

ся. Шииты должны убедиться на фактах, что пора

дискриминации миновала.
—	Разве не убедительным для ваших единоверцев

является тот факт, что член Политбюро и глава прави¬

тельства Султан Али Кештманд — хазареец?
—	Это очень хорошо, но еще ничего не доказывает! —

Я понял, что нужны и с моей стороны более конкретные

вопросы.
—	Быть может, пшиты нуждаются в льготных услови¬

ях для получения образования, в том числе высшего

образования?
—	Да, это было бы хорошо. Но это не главное. Не

забудьте, что многие просто-напросто лшпены куска

хлеба!
—	Не находите ли вы, что создание профсоюза,

объединяющего представителей профессий, которыми за¬

нимаются преимущественно хазарейцы,— один из таких

путей? — Я думал в этот момент о тысячах грузовых кули,

которые перевозили большую часть бытовых и торговых

грузов...
—	Возможно... Даже наверняка это было бы хорошо,

потому что дало бы какую-то гарантию материальных

прав самых бедных людей.— Моулави выступал в той

роли, которую он фактически играл, роли лидера, вождя

большой группы людей, волею судеб оказавшихся в рядах
55

противников той власти, которая делала все возможное

для улучшения- их жизни.
—	Как вы думаете, интересно было бы для священ-

нослужителей-шиитов совершить поездку в Советский

Союз, ведь у нас много мусульман, и среди них есть

шииты. В Азербайджане живут шииты,— сказал я и

подумал: боже, как же далеко ушли мы вперёд! Разве

придет сегодня кому-нибудь в голову говорить об азербай¬

джанцах как о шиитах, хотя верующие в этой республике

и принадлежат к этой ветви ислама? Разве может при¬

сниться даже в страшном снс^что существуют проблемы,

порождающие антагонизм между, скажем, узбеками и

азербайджанцами потому лишь, что первые (верующие)—

сунниты, а вторые—шииты? А здесь... здесь на этом

замыкаются сегодня важнейшие факторы, от которых

зависит внутренняя стабильность и спокойствие целого

государства.
Тавакули на момент задумался. Потом ответил—

медленно и основательно:
Да, конечно, это было бы интересно. Но у нас

сейчас для этого нет средств.—Ясно было, что моулави

рассчитывает на то, что я доведу его слова до тех людей,

от которых может зависеть финансирование такой поезд¬

ки.—Такую поездку могло бы оплатить наше прави¬

тельство, ведь уже создан правительственный орган,

который должен регулировать отношения между властями

и служителями ислама.—Моулави намекал на принятое

только что решение об образовании Главного управления

по делам ислама при премьер-министре ДРА, которое

возглавил известный в мусульманском мире теолог Афга¬

ни. Идея правительства заключалась в том, чтобы создать

орган, способный организационно объединить как улемов,

так и священнослужителей—суннитов и шиитов,—и ис¬

пользовать его для налаживания связей между руково;^-

ством страны и муллами.—Есть, конечно, и другой

путь—нашу поездку (я отметил про себя слово «нашу»!)

могли бы оплатить и братья из духовного управления

мусульман Средней Азии и Казахстана, если бы это

соответствовало их планам и пожеланиям.— Это был уже

не намек, а прямая просьба,—во всяком случае, я

расценил это именно так.
Я никогда не занимался изучением ислама. Не прочи¬

тал с начала до конца Коран. Я не хочу утверждать, что

хорошо знаком с историей и догмами этой религии. Но

мне пришлось столкнуться с исламом, увидеть, что он

представляет собой на практике. И у меня сложилось свое

представление о том, что это такое.
56

я уже говорил, что пытаться применять христианские

концепции для понимания ислама бессмысленно, но срав¬

нивать ислам с христианством, мне кажется, возможно. И

особенно в историческом плане. Общеизвестно, что ислам

многое заимствовал от христианства ’ и Христианские свя¬

тые поныне занимают свое место в ряду мусульманских

святых. Христианство сугцествует две тысячи лет. Ис¬

лам—немногим более тысячи. Очевидно, каждая религия

должна просуществовать определенный период времени,

находящийся в прямой зависимости от исторических судеб

тех народов, которые являются носителями той или иной

религии, чтобы такое сопоставление обрело смысл и

обнаружило свою роль в судьбе христианских и исламских

стран.
Когда появился ислам, христианство уже было не

просто сводом .моральных и этических законов, каким оно

является сегодня.
Христианство было образом мьппления, образом жиз¬

ни, господствующей идеологией. Религиозные войны были

привычным делом и вплоть до периода агонии феодально¬

го общества играли важнейшую—иногда самую главную,

решающую роль—в жизни целых государств. Но уже

Возрождение означало крушение христианства как иде¬

ологии. Развитие капитализма завершило этот

процесс, и от великой религии, регламентировавшей все,

что относилось не только к духовной области, но и к об¬

разу жизни, осталась лишь морально-этическая концеп¬

ция.
Как показывает действительность, эта концепция мно¬

гих привлекает и сегодня, но мало кого к чему-нибудь

обязывает.
В западных обществах цепляются за христианство,

пытаясь сохранить основные моральные нормы, повседнев¬

но разрушаемые практикой капиталистического бытия. И

только...
Исламу повезло. И не только потому, что.он сравнитель¬

но молод.
Ислам утвердился в регионе, который до последнего

времени не мог похвастаться ни богатством, ни просвещен¬

ностью, ни благами современной цивилизации. Ислам

утвердился в тех человеческих общностях, которые яви¬

лись жертвой алчного империализма и одной из крайних его

форм—колониализма.
Таким образом, внутренние пружины исламского реги¬

она закручивались двумя страшными историческими сила¬

ми—объективными законами феодальной отсталости и

колониальным гнетом. Государства этого региона остава¬
57

лись разрозненными и раздробленными (как это было в

европейских странах почти до конца эпохи феодализма), и

единственное, что объединяло их,—ислам. Колониализм

препятствовал развитию государственности в странах

Ближнего и Среднего Востока. И это объективно укрепляло

и стимулировало ислам, который был и во многих случаях

остается организующей силой, господствующей идеоло¬

гией, объединяющей мусульман многих арабских госу¬

дарств.
Крушение колониальной системы освободило закру¬

ченные пружины. Непредвиденные, казалось, факторы—

превращение нефти в стратегический фактор номер один,

создание в сердце исламского региона Израиля—

государства-фермента, государства — форпоста империали¬

стического мира, который потерял военно-политический и

экономический контроль над регионом,— явились причи¬

ной резкой активизации, ускорения общественных про¬

цессов.
Реальной силой, способной объединить мусульман,

направить зародившиеся стихийные процессы, был ислам.

Оставалась важнейшая альтернатива: кто, в чьих интере¬

сах, каким образом будет использовать ислам? Об этом

убедительно и точно было сказано в Отчетном докладе

ЦК КПСС XXVI съезду партии, когда товарищ

Л. И. Брежнев указал, что все зависит от конкретного

реального содержания тех движений, которые выступают

под знаменами ислама. Под этими знаменами могут

свершаться антифеодальные, антиимпериалистические ре¬

волюции. Но под этими же знаменами может выступать и

выступает реакция.
Панмусульманская идея противоречит марксистскому

пониманию исторических процессов. Она враждебна под¬

линно революционным целям и задачам. Но панмусуль¬

манская идея живуча, и сегодня она широко эксплуатиргу-

ется в исламском регионе. Она приводит, в частности, к

созданию клерикальных государств, в которых интересы

широких масс сошательно приносятся в жертву узкогруп¬

повым интересам.
Одним из наиболее ярких примеров в этом отношении

является Пакистан. Не менее характерен пример и Саудов¬

ской Аравии.
Афганистан избежал участи многих колоний. Страна не

обладала природными богатствами, в которых могли бы

быть заинтересованы крупные промышленно развитые

страны.
Афганистан оставался одной из самых бедных стран

мира, отрезанных от соседних государств высочайши¬
58

ми горами. Он был и остается страной с разнородными

социально-историческими укладами, многонациональной

страной, народы которой говорят на разных языках. И

если исламские лозунги могли быть с успехом использова¬

ны в национально и социально однородных странах, то в

Афганистане — при всей силе ислама — они играли второ¬

степенную роль: он не был колонией, не испытывал

прямого давления империалистических государств, высту¬

пающего во многих случаях внешним стимулятором

национально-освободительного движения. Быть может,

именно поэтому в Афганистане развились до уровня

материальной силы не панмусульманские идеи или ислам¬

ские лозунги, а идеи национально-демократические, кото¬

рые и привели к Апрельской революции. Она явилась

реакцией на отсталость/ а не на угрозу национальной

независимости.
Однако в последние годы появился новый фактор,

который привлек к Афганистану серьезное внимание —

соображения глоб^шьной ядерной стратегии. Афганистан,

граничащий с Ираном (нефтяные богатства Персидского

залива) и Пакистаном (выход в Индию и Индийский

океан), стал важнейшим стратегическим районом. Актив¬

ная международная реакция на Апрельскую революцию,

стремительное вовлечение в проблемы Афганистана и

вокруг него империалистических государств определяются

именно этим фактором.
Его значение резко усилилось в результате потери

американцами военных баз и пунктов электронного шпиона¬

жа в Иране.
59

Зашсь восьмая:
«Дуканы и базар»
...Стояли жаркие дни конца июня. В зале кабульского

аэропорта, предназначенном для встреч и проводов очень

важных персон, работал кондиционер, который, однако,

не мог справиться с потоком раскаленных лучей, залива¬

ющих большое белое здание. Единственным местом в

городе, где было легче, оставалось летное поле—здесь

гулял свежий ветерок, которому удалось улизнуть из

какого-то прохладного ущелья. Мы решили ждать, прибы¬

тия самолета на поле.
Впрочем, решение это еще предстояло осуществить: с

прошлого года многое изменилось, больше стало порядка,

и все это отразилось на охране аэропорта. Раньше можно

было свободно пройти на поле, просто предъявив журна¬

листскую карточку. Теперь боковой выход (он же—въезд

для автомапшн) бдительно охраняли автоматчики,, кото¬

рые не обращали внимания ни на кого и выполняли

указания только своего офицера. А тот в свою очередь

реагировал лишь на приказы высшего начальства. Пытать¬

ся действовать в Афганистане привычными для жypнaJШ-

стов европейских стран методами—уговаривав i,, грозить,

потрясать документами или просто игнорировагь стражей

и протискиваться в нужном направлении—в равной степе¬

ни бессмысленно и опасно. Бессмысленно потому, что все

равно ничего не получится. Опасно, ибо часовой в любой

момент без всякого дополни гельного предупреждения

может применить оружие. Ничего не поделаеп1Ь — законы

военного времени плюс хорошая дисциплина!
На выездах из Кабула — танковые заставы. Ничего

не поделаешь — душманы^ всевозможными способами пы¬

таются использовать единственный путь доставки агенту¬

ры и оружия в столицу—пюссейные дороги. Случаются

не только попытки нелегально провезти запрещенный

груз, спрятав его в укромных уголках пассажирских

автобусов или под кузовами грязных грузовиков. Бывает

и так, что пассажирами автобуса оказываются хорошо

вооруженные и организованные бандиты, которые, подъ¬

ехав к пограничной заставе в темноте, нападают на

армейские патрули.
Исход боя бывает разным... Вернее, бывал, потому что к
’ На языке фарси Авраги». Этим словом в Афганистнс называют

контрреволюционеров и наемников.
60

концу восьмидесятого уже был учтен опыт предыдущих

месяцев, и заставы стали практически «непробиваемыми».

Но попытки случаются...
У выезда на Джелалабад расположены—прямо по обе

стороны заставы—два крупных объекта: склады государ¬

ственной монополии и... рынок животных. Однажды

побывав на нем, мы возвращались туда несколько раз. А

впервые увидели просто потому, что были на съемке в

складах госмонополии, когда туда поступила помощь

социалистических стран — сахар из Советского Союза,

обувь из Польши, медикаменты и хирургический инстру¬

ментарий из ГДР.
В процессе съемки интервью с президентом монополии

я поинтересовался тогда, .как, каким образом дойдут эти

вещи до потребителя, ведь в стране нет государственной

торговли. А товары находились в распоряжении государ¬

ства на государственных складах. Мой собеседник объяс¬

нил, что государство продаст их по льготным ценам

торговцам—владельцам магазинов (дуканов), а те в свою

очередь ведут розничную торговлю. В результате удается

сохранить устойчивую розничную цену на некоторые

основные товары (сахар наряду с хлебом и чаем является

действительно основным товаром в афганской рознице) и

насытить ими рынок.
Афганская торговля—вообще явление во многом зага¬

дочное. Государство, как уже говорилось, никакого отно¬

шения к рознице не имеет. Исключение составляет лишь

один случай—в Кабуле есть единственный в стране

пятиэтажный универмаг, который был построен еще при

короле, и король купил немногим более половины акций

этого универмага. Остальные находились в частных руках.

Короля не стало, и акции перешли в руки Дауда. После

революции универмаг стал заниматься государственной

торговлей. Универмаг—заведение респектабельное и

единственное место во всей стране, где покупатели не

торгуются насчет цены. Ну а в остальном—все продается

только в дуканах. Или на тротуаре. Или на лотке. Или на

тележке. На тележке можно купить не только огурцы или

арбузы, но и костюмы. И даже магнитофон. Правда, не

самого лучшего качества.
Товары продаются самые разнообразные, в том числе

и хорошие, современные, сделанные в промышленно

развитых странах. Но много вещей особого, таинственно¬

го, а то и фантастического происхождения. Повсюду, к

примеру^ много дуканов, торгующих антикварными изде¬

лиями — старинными кумганами (медными, латунными,

бронзовыми чайниками с вытянутым носиком), ведрами и
61

кастрюлями с хорошей чеканкой, индийскими пепельница¬

ми, монетами всех стран и народов (главным образом,

потертыми—так что чеканка на них плохо видна), бронзо¬

выми фигурками слонов, верблюдов, статуэтками Будды,

Шивы и других индийских богов, самоварами — от малю¬

ток до десягиведерных с клеймом Баташевских заводов и

многочисленными медалями международных выставок.

Просто диву даешься—откуда такое количество старин¬

ных вещей? И относительно недорогих — для иностранцев,

конечно! Более пристальное знакомство с этой сферой

открывает неожиданные источники антиквариата: боль¬

шинство «старинных вещей» делается в задней комнате

дукана или поблизости — в закрытой для посторонних глаз

мастерской. Искусство подделки настолько велико и

настолько широко развито, что солидная экспортно¬

импортная компания «Акмурад и К°», президент которой

живет в ФРГ и лишь изредка удостаивает посещением

главную штаб-квартиру своей компании в Кабуле, занима¬

ется массовым экспортом на Запад «антикварных изде¬

лий»—самоваров, кумганов, персидских сабель и пщтов

ХТП века и так далее. Большой популярностью у ино¬

странцев пользуются инкрустированные пищали, сделан¬

ные, по заверениям хозяев дуканов, в XV или XVT веке.
Еще одна «таинственность» афганской розницы—на¬

личие большого количества товаров, попавпшх в страну

непонятным для постороннего наблюдателя образом. Идет

война, на дорогах часты нападения бандитов, которые

грабят и сжигают транспорт, а в магазинах — новейшая

электроника из Японии, текстиль из Индии и даже

ювелирные украшения из Таиланда! Дорого, безумно

дорого для рядового афганца. Но есть! «Тайна» исчезает,

когда вдруг встречаешь на улице Кабула караван ослов и

верблюдов, нагруженных экспортным товаром. Война —

войной, а торговля—торговлей! — незыблемый закок

Востока.
Торговля — главный барометр социального здоровья.

Если дуканы открыты и в них есть товар — значит, жизнь

в общем протекает нормально. При этом может возник¬

нуть стрельба или раздастся взрыв — ну и что ж, это,

конечно, плохо, неудобно, опасно, но в целом-то все в

порядке. А вот если закрыты дуканы — значит, происхо¬

дит что-то по-настоящему важное и опасное. Все серьез¬

ные вылазки контрреволюции начинались с того, что

лавочников заставляли закрывать дуканы. Еще хуже, если

дуканы подвергаются разграблению или уничтожению. Не

случайно во время вооруженного мятежа в Кабуле в

феврале восьмидесятого года первой жертвой стали дука-
62

ны — на площади Пуштунистана в центре города, около

универмага, сожгли целый торговый городок. (Прошло

несколько месяцев, и на их месте появились новые —

более основательно скроенные, чем прежние.)
Народная власть стимулирует новую форму распреде¬

ления— потребительские кооперативы—и оказывает та¬

ким кооперативам всяческое содействие: от доставки

товаров из-за рубежа до предоставления помещений.

Существует, например, кооператив для рабочих и слу¬

жащих государственных учреждений. Специально для

него одна из индийских фирм выпускает расфасованный

чай. Полкило такого чая (очень высокого качества) стоит

семьдесят афгани. Полкило чая аналогичного качества в

обычном дукане стоит сто двадцать. Кооперативы органи¬

зуют предприятия и некоторые сельскохозяйственные

объединения. В условиях крайне низкого уровня потреб¬

ления кооперативное движение очень облегчает жизнь

трудящихся и быстро приобретает популярность.
Очень интересна и показательна история, связанная с

торговлей хлебом. Хлеб — основная пища афганца. Может

не быть даже риса, но хлеб должен быть! Он должен быть

общедоступен. И хорошего качества.
До последнего времени торговля хлебом, как и всеми

остальными товарами, была в руках исключительно ча¬

стников. Союзы булочников скупали муку. Из нее в

тысячах кустарных пекарен выпекали и тут же продавали

хлеб. Каждая такая пекарня—захватывающее, колорит¬

ное зрелище. Это открытое помещение, у которого отсут¬

ствует фасад. Так что покупатель наблюдает процесс

творения хлеба. На саманной возвышенности сидят нес¬

колько человек. Каждый выполняет свою, строго опреде¬

ленную вековой технологией операцию: один отмеривает

муку и воду; другой — замешивает тесто; третий—

формует длинные лепехи — будущие лаваши; четвертый—

у него вся голова замотана до глаз белой тряпкой,—ловко

нырнув в раскаленную глиняную яму-тандур, на дне

которой пыхтят угли, приклеивает заготовки к стенкам

ямы и через несколько минут достает готовые изделия;

пятый складывает расксшенные лавапш в стопку, режет их

надвое или складывает в три-четыре раза (чтобы не

остыли) и продает их. Взять в руки такой лаваш невоз¬

можно, поэтому любители горячего хлеба сваливают его с

прилавка в сумку или берут свернутой в несколько раз

газетой. Такой способ производства и продажи хлеба

существовал веками и сегодня является основным.
Но вот лет десять назад в Кабуле с помощью

Советского Союза был построен элеватор и рядом с ним
63

хлебозавод. Изделия хлебозавода—привычной для нас

формы булки—продавались владельцам магазинов и ре¬

сторанов, а те в свою очередь продавали их потребителям.

Вкусовые качества такого хлеба были не то что хуже, чем

того, что делался вручную,—просто они казались понача¬

лу непривычными. Зато сделанный на заводе хлеб стоит

значительно дешевле. Нельзя сказать, чтобы он завоевал

большую популярность, но тем не менее вся произведен¬

ная продукция продавалась.
В феврале—марте восьмидесятого контрреволюция ре¬

шила, как это нередко бывало в истории, превратить хлеб

в главный фактор политического давления на правитель¬

ство Кармаля. Все силы были брошены на то, чтобы

перекрыть пути снабжения столицы мукой. Бандиты

добились в этом определенного успеха. Запасы уменьши¬

лись, и цена на рынке поползла вверх. Правительство

прекрасно понимало, что это означает. Если бы процесс

повышения цены на муку не прекратился, можно было

ожидать самых серьезных последствий—вплоть до воору¬

женных выступлений. И тогда важной политической

фигурой стал плотный лысоватый человек лет пятидесяти,

которого звали товарищ Азиз. Он окончил в Советском

Союзе Институт пищевой промышленности и был назначен

после освобождения из аминовских застенков президен¬

том департамента продовольствия.
Азиз, человек уникальной работоспособности и стра¬

стный оратор, собрал всех инженеров и рабочих элеватора

и хлебозавода на митинг.
—	Сегодня от вас практически зависит судьба револю¬

ции,— сказал товарищ Азиз.—Если вы сможете сделать

так, чтобы цена на хлеб в кабульских дуканах перестала

расти и вернулась к прежнему стабильному уровню, то

это будет означать, что вы смогли защитить революцию.

Если это вам не удастся, революция окажется под

угрозой. Потому что народ поддерживает только ту

революцию, которая способна дать ему хлеб!
Валентин взахлеб снимал эту потрясающую речь. Он

снял ее целиком—от первого слова до последнего,—Азиз

говорил очень коротко, отступив от принятой традиции

говорить на всех общественных собраниях долго и под¬

робно.
Сейчас для разговоров времени не было.
—	Нужно ли предоставлять слово кому-нибудь?—

Вопрос Азиза был встречен молчанием. И лишь через

несколько мгновений раздались голоса: «Нет необходимо¬

сти! Нечего выступать! Надо работать!..»
И люди буквально бросились к рабочим местам.
64

Работали no две, по три смены—запасы, собранные по

чреве элеватора, позволяли значительно увеличить выпуск

хлеба.
Одновременно решалась и вторая важнейшая пробле¬

ма: произведенный хлеб надо было продать. Но не так,

как обычно,—дукандорам. Потому что торговцы неизбеж¬

но стали бы продавать его по завышенной цене —такова-

была уже конъюнктура рынка. И Азиз с помощью

городской партийной организации в течение одного дня

организовал в городе несколько десятков государственных

лавок, в которых продавался хлеб по старой, привычной,

нормальной цене. Это было невероятно — никогда раньше

государство не предпринимало такого! Цены в частных

пекарнях задержались на день-два на высоком уровне и

поползли вниз.
Контрреволюция не успокоилась. Буквально через два

дня после того, как начали функционировать государ¬

ственные лавки, крупный отряд вооруженных бандитов

напал на... хлебозавод. На территории завода завязался

жестокий бой с применением современного оружия. Рабо¬

чие вооружились автоматами и организовали круговую

оборону. Бандитам удалось ее прорвать. Два цеха прекра¬

тили работу. Женщинам приказали укрыться в помещении

элеватора среди мешков с мукой. Обороной завода руко¬

водил президент департамента продовольствия. Вскоре

Азиз понял, что своими силами удержать завод не

удастся. И он послал двух надежных рабочих, чтобы те

сообщили о вооруженном нападении командиру советской

воинской части.
Майор Назаров понял все с полуслова. Двумя месяца¬

ми раньше по воле случая ему уже пришлось принять

участие в решении судьбы Азиза; в то трудное время, когда

освобождали узников тюрьмы Пули-Чархи. Тогда он и

познакомился с бывшим выпускником советского институ¬

та Азизом, который сказал, что Назаров может рассчиты¬

вать на него до конца его жизни—что бы ни случилось. Они

подружились и часто встречались на протяжении прошед¬

ших двух месяцев.
И вот снова Азиз оказался в опасности. В опасности

оказался завод, рабочие. В опасности оказа;юсь важней¬

шее дело—дело снабжения населения хлебом. И подраз¬

деление майора Назарова быстро пришло на помощь. В

этот момент Азиз с товарищами отстреливались в здании

заводоуправления от наседавших бандитов. Во второй раз

Назаров помог сохранить жизнь замечательного афган¬

ца... Рассказом Азиза об этих событиях закончился наш

репортаж.
3-330	65

Отправленная в Москву кинопленка запечатлела разби¬

тые окна в цехах и здании заводоуправления, покорежен¬

ные транспортеры, рабочих, восстанавливающих произ¬

водство. Через четыре часа после изгнания бандитов с

территории предприятия завод снова работал и давал

Кабулу дешевый хлеб.
С тех пор положение нормализовалось, цены на хлеб

не меняются, хлеба достаточно. А завод продолжает

работать в полную силу. И по-прежнему продаются в

государственных лавках относительно дешевые батоны,

которые раскупают кабульцы, привыкшие к вкусу нового

хлеба. И что самое главное — выпекаемый заводом хлеб

поступает на предприятия и в государственные учрежде¬

ния, где все получают бесплатный обед. В том числе и

бесплатный хлеб. А товарищ Азиз работает на прежнем

месте. Недавно он ездил в Советский Союз, знакомился с

новой техникой и технологией промышленного хлебопече¬

ния. И был дома у майора Назарова, который живет в

Таджикистане...
...Торговля в Афганистане — не только надежный по¬

литический барометр и способ удовлетворения потреби¬

тельского спроса. Торговля — это особое социальное явле¬

ние, роль которого определяется тем, что страна почти не

имеет обрабатывающей промышленности. Торговцы —

жизненно необходимая на данном этапе для страны

социальная прослойка. Торговля — занятие, уважаемая

профессия. Недавно я узнал удивительную на первый

взгляд вещь: Афганистан — слаборазвитая страна, страна,

в которой идет война, страна, которая мало что произво¬

дит,— имеет активный платежный баланс в торговле с

Западом! И не просто активный баланс — валютный запас

в афганском банке превышает полмиллиарда долларов!

Откуда? Каким образом? Ответ один: торговля. Огромное

число людей в стране занято торговлей. Если не прямо, т*о

косвенно. Что значит косвенно? А вот что...
Я уже говорил, что есть кочевые пуштунские племена,

которые заняты транспортировкой в Афганистан из Паки¬

стана и других стран различных товаров. Сами они не

торгуют. Но доставляют товары. Те же племена, как

правило, имеют излишки скота и продают животных,

шкуры, мясо, шерсть. Происходит постоянный процесс

перепродажи, который неизменно дает «навар». Прави¬

тельство взимает с торговцев налог, а с перевозчиков —

пошлину. Налог невелик — теперь он намного ниже, чем

был при Дауде. И существенно ниже, чем при Амине,—

претендент в диктаторы охотно применял левацкие

методы, кивая при этом на марксизм. Одна из его
66

катастрофических акций заключалась в том, что с по¬

мощью непомерно высокого налога с оборота он стремил¬

ся быстро удушить частную торговлю и тем самым

«приблизиться к социализму». Это «приближение» стоило

разорения и тюремного заключения тысячам торговцев.

Было нарушено снабжение населения продуктами первой

необходимости. Внутриполитическая деятельность Амина

и его группы во многом напоминает преступную деятель¬

ность полпотовской клики в Кампучии.
Существенный фактор, влияющий на состояние афган¬

ского рынка,—сезонная миграция кочевников. Обеспечен¬

ность населения и кустарной промышленности зависит от

положения скотоводов. Летом, когда кочевники приходят

из Пакистана, количество продаваемого мяса и других

продуктов скотоводства, равно как и самих животных,

резко возрастает. Поздней осенью мясной бум кончается,

и страна живет летними запасами до следующей весны.

Цикл этот повторяется на протяжении столетий, и афган¬

ское население и вся экономика в целом приспособились к

эгой миграции скотоводческих пуштунских племен.
С обострением пакистано-афганских отношений паки¬

станские власти начали проводить политику искусственной

задержки кочевников на своей территории. Этим пресле¬

довались две цели: нарушить нормальное обеспечение

Афганистана мясом, шкурами, шерстью и увеличить число

людей, среди которых при соответствующей обработке

можно было бы вербовать наемников для участия в

необъявленной войне. Кое-что пакистанцам в этом отно¬

шении удалось сделать. Но лишь кое-что. Потому что

подавляющее большинство пуштунов, не верящих никому,

кроме своих вождей и мулл, продолжало следовать

традициям предков и исправно мигрировать в Афганистан

с наступлением весны. Пытаться задержать кочевников

силой — затея негодная, потому что они редко пользуются

официальными контрольно-пропускными пунктами, кото¬

рых вообще-то раз-два и обчелся.
...Мы приехали на рынок животных с хорошим запа¬

сом пленки. Был апрель, и на рынке царило оживление,

вызванное прибытием больпюго числа продавцов —

кочевников-пуштунов. Огромный пустырь заполнен живо¬

писными группами: недвижно стоят связанные по шесть-

десять 1птук овцы и бараны, лежат на теплой земле

буйволы, высокомерно оглядывают окружающих верблю¬

ды, понуря головы, ожидают своей судьбы топще коровы.

Оживление лишь в одном месте — там, где сделан коло¬

дец. Колодец — просто дырка в земле. Сруба никакого

нет. Над дыркой — лебедка с ведром. С их помощью из
V	67

земной глуби достают воду и наливают ее в огромный чан.

Из чана пьют животные. К колодцу всегда большая

очередь. Животные, даже если очень хотят пить, без

очереди не лезут, а послушно дожидаются, когда хозяин

пригласит их попить. И хозяин без очереди не лезет—

бесполезно. Во-первых, неприлично—и этого одного до¬

статочно. Во-вторых, если все же найдется нахал, разго¬

вор с ним будет коротким—или пуля, или кинжал.
Оживление возникает также во временно образующих¬

ся человеческих оазисах—там, где совершается сделка.

Вначале мы считали, что все это очень интересно, но не

может служить темой информационного сюжета. Потом,

побывав на рынке еще раз, изменили свое мнение—в

самом деле, разве не интересно на материале рынка

рассказать о специфической стороне афганской экономи¬

ки, связанной с кочевниками?..
Процесс совершения сделки—строго регламентирован¬

ный процесс со многими ритуалами. Все начинается с

того, что продавец заламывает фантастическую, совер¬

шенно нереальную цену. Это—нормально. Если бы он

этого не сделал, покупатель бы тут же ушел. Назвать

реальную цену—такое не может быть просто так, что-то

за этим должно скрываться! Поэтому непомерная цена

вовсе не отпугивает покупателя, а, наоборот, как бы

приглашает его начать дискуссию. Дискуссия продолжает¬

ся долго и сопровождается клятвами, убеждениями, обе¬

щаниями, похлопываниями по плечам, громкими восклица¬

ниями, но... ни в коем случае не оскорблениями. Где-то в

середине торга объявляется перерыв, и продавец угощает

покупателя чаем. Потом все возобновляется и завершает¬

ся наконец сделкой. Окончательная цена бывает в нес¬

колько раз ниже первоначально названной.
А потом начинается самое интересное—и мы сняли»

это в полном объеме,— доставка купленного товара к

месту назначения. Вначале мы не верили своим глазам:

семь крупных баранов покупатель затолкал в багажник

«Волги ГАЗ-21» и повез домой. Три буйвола уехали в ма¬

леньком японском автобусе, напоминающем наш «РАФ».

К виду коров и буйволов, разъезжающих в автобусах, мы

к тому времени уже привыкли. Их много на шоссейных

дорогах. Встречаются такие автобусы и в Кабуле: из всех

окон высовываются коровьи или буйволиные головы. Но

вот процедура «загрузки» в транспорт—это зрелище

необыкновенное. В особенности если габариты автомаши¬

ны не позволяют животному более или менее свободно

там расположиться.
Валентин снял с начала до конца процесс вталкивания
68

коровы в... «Москвич». Имеется в виду, конечно, «Мос¬

квич»— фургон. Двое дюжих парней взяли корову за

передние ноги и лоставили их на пол фургона. Потом

стали подталкивать животное вперед, чтобы оно вошло

•110лн0С1ью. Скоро выяснилось, что корова уже уперлась

рогами в переднюю стенку и дальше двигаться не может.

Задняя ее половина по-прежнему стояла ногами на земле.

Обладатели удачной покупки навалились на коровий зад,

пытаясь протолкнуть животное Дсшьше. Эффект был

настолько комичным, что захохотали все наблюдавшие

эту сцену: машина медленно покатилась вперед, а корова

зап1агала задними ногами, чтобы не отстать от своей

передней половины. Убедившись, что таким образом

затолкать покупку в автомобиль не удастся, парни выта¬

щили переднюю половину обратно, отвели корову на

небольшое земляное возвышение и затем подогнали задом

к этому возвышению машину. Корова оказалась на одном

уровне с полом фургона. Решить проблему стало уже

значительно проще: корове пришлось сократиться в дли¬

не, задние створки удалось захлопнуть, и сдавленное

животное отправилось на новое место жительства.
Когда время торгов подходило к концу, нам удалось

снять впечатляющее зрелище — с рынка уводили верблю¬

дов, которых не удалось продать. Величавые животные,

казалось, хотели всем своим видом показать, что их

ничуть не оскорбил и не тронул отказ потенциальных

покупателей заплатить за них деньги—они шли как бы

подчеркнуто важно и медленно с независимым и недоступ¬

ным видом...
Приехав в гостиницу, мы поняли, что информационный

сюжет все-таки не получился: жанровая сторона полно¬

стью затмевала собою информационную, и сколько бы ни

звучало в тексте цифр, характеризующих удельный вес

пуштунского скоговодства в афганской экономике, внима¬

ние зрителя было бы, разумеется, безраздельно занято

одним — удастся или не удастся затолкать корову в

«Москвич». Зато гюлучился прекрасный эпизод для

фильма!
Запись девятая:
«Кармаль — человек, которому трудно»
«Кармаль — человек, коюрому в этой ситуации очень

трудно...».
Под вечер, когда мы с Володей заним1шись текстом к

очередному репортажу, раздался звонок. Звонил доктор

Массуд.
69

—	Как дела? Нормально? Ну значит все хорошо!

Какие у тебя планы на завтра? Нет, не днем —в пять

часов вечера. Свободен? —Прекрасно! В семнадцать ров¬

но тебя ждет Кармаль.
Для меня это было полной неожиданностью.
—	Что, опять пресс-конференция?
—	Нет, не пресс-конференция.
—	Что же?
—	Узнаешь, когда встретишься с ним.
—	Нам быть с аппаратурой?
—	Нет, без нее.
Огромный прямоугольник территории Дома Народа

видел многое. Построили находящиеся на ней здания

сравнительно недавно. Захир-шах не успел доцарствовать

в своем роскошном дворце и вынужден был уступить его

решительному и настырному родственнику —Мохаммаду

Дауду. Дауд наслаждался прохладой его мраморных залов

совсем недолго и был убит в комнате секретаря ворвав¬

шимся в здание революционным офицером. После победы

Апрельской революции королевская резиденция была пе¬

редана высшему органу государственной власти—

Революционному Совету,—она получила новое название —

«Дом Народа».
Спланирована территория Дома Народа примерно так:

въезд закрывают массивные железные ворота. Метров

через пятьдесят—вторая стена. В ней — башня с ворота¬

ми. За ней —дворцовые здания. Весь этот комплекс

находится в центральной части прямоугольника. В правой

его части—различные служебные постройки и длинное

здание большого зала, где проходят важнейшие государ¬

ственные собрания и совещания. Зал этот вмещает свыше

тысячи человек. В левой части—казармы охраны Дома

Народа, а вся тыльная часть прямоугольника—велико¬

лепный тенистый сад.
Территория Дома Народа видна из окон гостиницы, так

что путь до проходной занял не более пяти минут.

Дежурный козырнул, солдаты сделали винтовки на караул

и щелкнули коваными башмаками — путь к резиденции

председателя Революционного Совета был открыт.
Охрана резиденции знала меня в лицо — до этого

визита неоднократно приходилось бывать здесь, когда

Кармаль проводил пресс-конференции. В вестибюле мне

предложили подождать. Минут через десять вышел на¬

чальник личной охраны и пригласил пройти в кабинет.
Бабрак встал из-за стола, за которым работал, вышел

навстречу и по обычаю мы трижды обнялись и поцелова¬

лись. Хозяин кабинета жестом пригласил сесть за неболь¬
70

шой стол, стоящий в левом ближнем углу кабинета,—по

обе стороны стояло по четыре стула. Я отодвинул стул и

стал ждать, когда сядет Кармаль. Но он еще раз —уже

настойчивее — предложил и сам сел после меня. Перево¬

дил его личный переводчик—маленький изящный Рафат.

Переводил с дари на английский. Кармаль знает англий¬

ский язык, вполне понятно объясняется, но чувствуется,

что говорить ему все же трудно. Немецким он владеет

значительно лучше. Русского языка не знает. Но, как мне

кажется, занимается им, потому что несколько раз произ¬

носил отдельные фразы по-русски.
—	Мне передали вашу просьбу о выступлении перед

советскими телезрителями в связи со второй годовщиной

Апрельской революции... •
—	Да,—подтвердил я,—мое руководство в Москве

просило об этом. Афганистан —в центре внимания всего

мира, и в связи со второй годовщиной революции очень

хотелось бы узнать об изменениях в стране за первые

четыре месяца нового этапа революции...
—	Так вот, я попросил вас прийти, чтобы поговорить о

том, каким должно быть мое выступление. Как вы его

себе представляете? Какова должна быть его продолжи¬

тельность?
—	Мне раньше не приходилось выступать по телевиде¬

нию,— продолжал Кармаль,— а я понимаю, что телевиде¬

ние предъявляет к выступающему особые требования.— И

добавил: —Мне нужен совет специалиста, знающего теле¬

видение, и—что не менее важно —человека, знающего и

понимающего советскую телевизионную аудиторию...
—	Простите, но сколько в моем распоряжении време¬

ни?— Я должен был знать это, чтобы экспромтом опреде¬

лить круг вопросов, подлежащих обсуждению во время

этого, прямо скажем, необычного приема у главы партии

и государства.
—	Столько, сколько понадобится. Я рассматриваю

предоставленную мне возможность как событие, требу¬

ющее от меня особой ответственности.—И, мягко улыб¬

нувшись, как бы подбадривая меня, сказал:—Итак, я жду

ваших рекомендаций...
—	Начнем тогда с продолжительности.— Я уже немно¬

го освоился и в то же время понял, что нечего терять

время.—В Москве считают, что ваше выступление долж¬

но занять двадцать минут.
Я почувствовал, что испытываю необходимость как бы

извиниться, ведь публичные выступления в этой стране не

ограничиваются во времени, и ораторы чаще всего гово¬

рят очень долго. Я быстро перебрал в памяти выступле¬
71

ния крупных руководителей, которые мне удалось наблю¬

дать... Министр труда на митинге по случаю субботника

на домостроительном комбинате выступал более часа.

Министр информации и культуры в беседе за «круглым

столом» на встрече с интеллигенцией выступал более

полутора часов. Да и речь Бабрака на открытии последней

пресс-конференции в Доме Народа была довольно продол¬

жительной. Я уже понимал к тому времени причины столь

длительных выступлений. Их было несколько: во-первых,

для выражения одной и той же мысли на дари нужно

много больше слов, чем на русском,— ситуация лингвисти¬

ческого несоответствия языков, принадлежащих к разньм

группам. Во-вторых, существует определенная традиция, в

силу которой каждый оратор значительную часть своего

выступления отводит на перечисление тех фактов и

положений, которые кажутся общеизвестными. Но имен¬

но кажутся. Кажутся мне — человеку, профессионально

занимаюп^емуся информацией и изучением внутренней

ситуации в JToй стране. Рядовой слушатель лишен, как

иравило, возможности получить информацию из источни¬

ков. привычных для граждан развитых стран,— он не

может прочесгь газету, потому что неграмотен; он не

всегда может усльииать радиопередачу, потому что не у

каждого есть приемник, а горный рельеф этой слраны

создает ситуацию, при которой радио Кабула сльпнно на

одной улице и не слышно на десяти других—и такая же

ситуация по с гране в целом; он далеко не постоянно

следит за телепередачами, потому что телевизоров очень

мало, стоят они баснословно дорого и передачи принима¬

ются только на части территории Кабула и Кабульской

провинции. Поэтому каждый оратор, выступая на митинге

или совещании, использует любую возможность, чтобы

сообщить аудитории основополагающую информацию о

стране, положении внутреннем и международном. Остает¬

ся третья причина—и она заключается в том, что сама

аудитория любит длинные выступления ораторов. Пос¬

кольку существует традиция, повелевающая слушать ора¬

торов. Поскольку жизнь чрезвычайно редко балует воз¬

можностями для отвлечения от повседневной рутины.

Поскольку коллективное соперёживание —в характере аф¬

ганцев.
—	Я понимаю, что двадцать минут—это большое

время для телевидения,— как бы снимая мои сомнения,

заметил Кармаль.— Считаете ли вы, что мне следует

использовать какие-нибудь материалы, которые можно

было бы показать?—Я понял, что он подготовился к

моему приходу.
72

• — Конечно, эго было бы очень хорошо. Но что вы

хотели бы показать? — Кармаль bctiui, подошел к своему

рабочему столу, cтoяп^eмy в правом jiajn^neM yi лу кабине¬

та, и вернулся с папкой, которая лежала сверху на стопке

бумаг. Я снова подумал, что Кармаль готов к разговору о

выступлении лучше, чем я.
—	Послезавтра будет официальная церемония подня-

зия новою I осударственного флага Демократической Рес¬

публики Афганистан и флага Народно-демократической

партии. Я хотел бы показать рисунки этих флагов и

объяснить заключенные в них символы. Как вы думаете,

стоит это сделагь? Я мог бы также показать фотографии

ОТОЙ церемонии...— Тут я понял, что пришло время

возразить.
—	Думаю, что мы могли бы заменить фотографии

киносъемкой. Это даст возможность советским телезрите¬

лям увидеть обе церемонии уже на следующий день, то

есть за два дня до вашего выступления.
—	Какую форму стоит предпочесть — интервью, или

выступление, так сказать, соло?
—	Уверен, что нужно именно ваше выступление. Я бы

даже назвал его не выступлением, а обращением,— ведь

это первый случай, когда руководитель Афганистана

будет говорить перед всеми советскими людьми, перед

всем народом. Советские люди видели вас на пресс-

конференииях, слышали вас, но там вы обращались к

журналистам из разных стран. Теперь же следует исхо¬

дить, на мой взгляд, из того факта, что вы впервые будете

разговаривать с советским народом. Отсюда и второй

важный момент—от вас многого будут ждать советские

люди, которые будут следить за вашим выступлением,—

они знают, что, оказывая помощь Афганистану, идут на

трудности и даже жертвы ради благополучия друзей. Они

хотят узнать, что делают их друзья для улучшения

ситуации, как используют помощь и поддержку Советской

страны.
Кармаль глубоко задумался, и я чувствовал, что

задумался он не потому, что узнал от меня что-то новое, а

именно потому, что думал об этом постоянно и, конечно

же, в связи со своим выступлением. Встал, подошел к

рабочему столу,, взял пачку сигарет, зажйгсшку и пепель¬

ницу.
—	Курите... хотя, извините, вы же не курите! — Я

снова изумился: был всего лишь один случай, когда

примерно три недели назад в ответ на предложение

сигареты я сказал ему, что не курю. Кармсшь нажал

кнопку. В комнату заглянул секретарь.— Пожалуйста,

попросите принести нам чай и кофе...—И заходил по

кабинету, глубоко затягиваясь сигаретным дымом.
—	Вы правы, я не должен читать по тексту. Это

можно было бы сделать, если бы речь шла об очередном

выступлении, выступлении деловом, требующем сообще¬

ния точной информации, может быть, цифр, имен, фактов.

По тексту можно было бы и даже нужно было бы читать,

если бы речь шла о международном совещании или

встрече, где с юридической точки зрения важна каждая

формулировка, каждое слово. Но здесь — поверьте, я

чувствую это всем сердцем,— от меня ждут не формули¬

ровок, не цифр, а искренности, искренности и фактов. И

вообще хотят знать, что я из себя представляю, что я за

человек... Да, мне предстоит трудная премьера!..
В этот момент я вдруг подумал, как ему вообще

трудно. Невероятно трудно. И потому, что в чрезвычайно

трудном положении находится страна. И потому, что

внутренние проблемы чрезвычайно остры. И потому, что

ни на минуту не исчезает опасность. И потому, что

ежечасно обрушивается на Афганистан пропагандистская

лавина капиталистического мира. На Афганистан и лично

на него...
...Мы беседовали больше полутора часов. Обсудили

все, кажется, что можно было обсудить в связи с его

предстоящим выступлением. Когда на следующий день

приехали с камерой, Кармаль был во всеоружии.
Он говорил необычно тихо и очень убежденно. Он

смотрел прямо в камеру, ибо понимал, что смотрит в глаза

советским людям. Он говорил только об очень важном.

Он не видел ни нас, ни камеры. Он говорил с ними...

Снова в путь
Огромное большинство людей, не связанных по роду

работы с поездками, открыто или тайно завидуют тем,

кого полюбила муза дальних странствий. Ко мне она

относилась по-разному, но были периоды, когда я чув¬

ствовал ее благосклонность. Во всяком случае, мне

кажется, я успел узнать и почувствовать как преимуще¬

ства, так и минусы частых поездок.
О преимуществах говорить нечего — они известны и

понятны каждому, А вот о недостатках знают далеко не

все. Конечно, речь идет не о бытовых неудобствах или

физических нагрузках, которые нередки в дороге. И не о

тех проблемах, с которыми сталкиваются близкие путеше¬

ственника и его товарищи по работе. Кстати, именно эти

проблемы вырастают иногда до размеров, когда становят¬

ся неразрешимыми...
Я давно познакомился с щемящим чувством, которое

возникает при мысли, что, скорее всего, никогда в жизни

уже не сможешь вернуться туда, где побывал. Никогда!..

Страшное это слово — «никогда». И думаешь, что лучше

бы никогда сюда не приезжал. Возникает такое чувство

не только в тех случаях, когда с городом или страной

связано что-то очень приятное, интересное, значительное.

Возникает всегда—просто как проявление извечной чело¬

веческой слабости, ибо невозможно вместить все в рамки

одной короткой жизни.
Или так... Попадаешь куда-то на один день. Сам город

или повстречавшиеся в нем люди поражают воображение,

навсегда оставляют зарубку на сердце. А наутро надо

уезжать. С тем чтобы никогда, никогда не вернуться,

не увидеть ни города, ни этих людей. И если связано это

именно с человеком, состояние уезжающего можно срав¬

нить лишь с потерей того, кто стал тебе близок.
«Расставанье — та же смерть».
Я улетал из Афганистана с ощущением наступившего

предела моих возможностей. Я готов был лететь, ехать на

чем угодно, идти пешком или ползти. Разлука с близкими,

друзьями, родиной, Москвой, помноженная на раскален¬
75

ный ад кабульского лета, разлука длительная, отягощен¬

ная постоянным ощущением опасности и натянутыми, как

гитарные струны, усталыми нервами, стала под конец

невыносимой. И казалось тогда, что уехать надо как

можно быстрее, и только навсегда!
Потом были встречи, работа, отдых, быстрое возвра¬

щение к привычному и родному. И от Афганистана

остались воспоминания...
И, как всегда бывает в таких случаях, тягостное и

трудное забылось. Или помнилось как что-то виденное, но

не пережитое. А в памяти осталась радуга над Кабулом

после бурного весеннего дождя, величавые белоснежные

горы, наступающие на город, красивые и значительные

лица афганцев, разноцветье торговых улиц и утренние

крики продавцов овощей. Осталось тепло вечеров в кругу

старых знакомых и новых друзей, неповторимая радость

необычной напряженной работы, слова одобрения, под¬

держки и любви, летевшие из Москвы...
—	Мы хотели тебя попросить снова съездить ненадол¬

го в Афганистан.— В этот момент я подумал, что шеф

обладает умением читать мысли своих сотрудников.—

Туда едут корреспонденты Второго телевидения ФРГ, и

они обратились к нам с просьбой, чтобы там, на месте,

кто-нибудьоиз наших сотрудников, хорошо знающих стра¬

ну, помог им в организации съемок. Собкор, как ты

знаешь, занят повседневными делами. Так как?..
—	Когда ехать? — спросил я.
—	Когда соберетесь. Разумеется, помимо оказания

содействия западногерманской группе вы и сами порабо¬

таете. Кстати, есть интересная и нужная тема для

фильма — о деятельности антиафганских контрреволюци¬

онных партий и организаций. И в программу «Время» надо

сделать несколько материалов в связи с предстоящей в

феврале шестидесятой годовщиной первого договора, о

дружбе с Афганистаном.
Валентин и Володя восприняли мое сообщение внешне

чисто по-деловому, но я видел, что они были рады. Мы

сели составлять список—что нужно взять с собой с

учетом нашего прошлого опыта.
С Дирком Загером и Йоханом Рихтером—►

московскими корреспондентами Второго телевидения

ФРГ — я познакомился незадолго до поездки. Дирк—-

журналист, репортер. Йохан — кинооператор. Внешне оба

выглядят лет на сорок — сорок пять. Оказалось, что

Дирку только что исполнилось сорок, а Йохану уже под

пятьдесят. Встреча наша была короткой: я дал им советы

по части одежды и профессионального оснащения, сооб¬
76

щил, мто мы вылетаем в Кабул тринадцатого января.

Условились, что они прибудут туда сразу по получении

афганских въездных виз, и мы их там встретим.
Путь в Кабул утомителен. Самолет вылетает из

Москвы в два часа ночи и после часовой остановки в

Ташкенте полет продолжается. Прибывает около десяти

утра по местному времени. Ночи как не бывало, а весь

день — впереди. Однако на этот раз судьба уготовила нам

иной вариант.
Вылетели вовремя. Усталые, с больной головой прибы¬

ли в Ташкент—тоже вовремя. Быстро прошли таможен¬

ные формальности и направились в верхний зал для

выхода на посадку. Но не тут-то было!
Сначала была просто задержка. Потом диктор объ¬

явил, что вылет в Кабул откладывается до двенадцати

часов. Потом до пятнадцати. И так далее. Короче говоря,

мы просидели в Ташкенте почти четыре дня. И лишь

семнадцатого января вылетели в Кабул.
Удивительный климат в этой стране! В январе—

феврале природа без устали повторяет один и тот же

цикл: три-четыре дня ярко светит солнце. В ясные

звездные ночи температурный столбик падает до минус

двадцати градусов. Днем на освещенной солнцем стороне

улицы можно ходить без пальто, а в тени—минус

восемь — десять. Потом все резко меняется: горы исчеза¬

ют в низких облаках, теплеет, и на землю мягко опуска¬

ются бесконечные снеговые покрывала. О посадке на

аэродроме в такие дни не может быть и речи. Просветов

не бывает. Просто надо терпеливо ждать окончания

цикла. Три-четыре дня в снеговой колыбели, и снова все

повторяется сначала. Мы приземлились в Ташкенте, когда

в Кабуле сильно потеплело...
Бывают, конечно, самые невероятные совпадения. И

почище того, что произошло в Ташкенте на второй день

нашего бдения в международном аэропорту. И тем не

менее... За стеклянной стеной я увидел Дирка и Йохана!

Оказалось, что четырьмя днями раньше они выехали по

приглашению отдела печати Министерства иностранных

дел в Узбекистан и теперь ожидали рейса на Москву,

чтобы поспеть туда для получения афганских виз.
...День прилета был ярким и радостным. Не только

потому, что ярко светило солнце и ослепительно блестел

почти не тронутый цивилизацией снег,— прямо в аэропорту

мы увидели многих своих знакомых, ставших близкими за

сто дней нашей первой поездки.
Прибытие московского самолета — он летает в Кабул

раз в неделю — всегда событие. Он доставляет письма.
77

посылки, приветы с родины. Увозит знакомых, и с ними

можно передать привет родным и друзьям. Да и просто

потому, что самолет — кусочек далекого дома, территория

страны, по которой скучают здесь все. К прилету москов¬

ского самолета приезжают в аэропорт иногда даже те, кто

не ждет письма или посылки и не собирается ничего

отправлять. Просто так — поприсутствовать, увидеть тех,

кто еще час назад был дома.
И тот, кто прилетел, ощущает особую обстановку

Кабульского аэропорта. Даже если прилетел впервые.

Даже если не встречает никто из знакомых. Даже если не

встречает тот, кто по работе, должен встретить. Всегда

найдутся десятки добровольцев, которые покажут, объяс¬

нят, отвезут, накормят...
Советский человек за границей — людям Запада это

трудно понять. Гражданин Англии, или Бельгии, или

Франции, не увидев в аэропорту далекой, незнакомой

страны встречающего, никогда не попытается искать

здесь соотечественников, чтобы они помогли ему на

первых порах освоиться в незнакомой обстановке. Ему на

помощь придут справочные бюро, туристские агентства,

конторы проката автомашин. Если же не окажется ни

первого, ни второго, ни третьего, он попадает в положение

путника в пустыне.
Мы, не задумываясь, рассчитываем прежде всего на

своих, естественно и законно ощущая себя членами

единого коллектива, имя которому Родина. И это не

подводит никогда.
...Мы ехали по знакомому прямому, как стрела,

проспекту, соединяющему аэропорт с центром города. У

входа в гостиницу сидели все те же продавцы сигарет —

ребятишки нас сразу узнали и радостно приветствовали.

Было такое ощущение, что мы из Кабула не уезжали. За

стойкой портье стоял все тот же щеголеватый улыбчивый

Мамун, который протянул мне ключ — от вашей комна¬

ты, сэр! Я взглянул на бирку — действительно, Мамун не

ошибся: ключ был от комнаты номер сто шестнадцать.
—	К сожалению, номер сто одиннадцатый занят гостя¬

ми из ГДР (в этом номере жили в прошлом году Валентин

и Володя). Но я могу вам предложить люкс. Правда, он

намного дальше от сто шестнадцатого.
Из-за стола нам улыбалась симпатичная Гольбашра, а

из дверей кафе бежал навстречу Мохаммад с неизменной

черной бабочкой.
Мы были дома!
...В Кабуле было в целом спокойно. Случались,

правда, отдельные террористические акты, но в каком
78

большом современном городе даже в мирной обстановке

не бывает такого! Просто называют их не звучным

словосочетанием с привкусом чего-то международно¬

политического «террористический акт», а примитивными

бытовыми «ограбление» или «убийство». В целом, повто¬

ряю, в Кабуле было спокойно, и жил город своей

привычной размеренной жизнью. За двадцать пять дней

нам предстояло: снять несколько репортажей о нормали¬

зации обстановки в стране, оказать содействие западно-

германским коллегам, подготовить материалы для фильма

об анчиафганских организациях. С первым и вторым все

было просто,— если и не просто, то, во всяком случае,

ясно. Что же касается фильма, то вначале мы пребывали

в полном неведении-г-как решать эту тему ? В самом

деле — как?
Если бы можно было, следуя примеру некоторых

западных журналистов, побывать на той стороне... Но

это начисто иcключaJЮcь. Снять последствия преступле¬

ний «исламских борцов», конечно, можно было, но ведь

мы делали это и в прошлом году. В наших репортажах и

фильме были и взорванная школа, и раненый врач, и

арестованные наемники, и обстрел у разрушенного моста.

Повторять пройденное, идти по пути количественного

накопления свидетельств преступной деятельности «ислам¬

ских партий» — нет, такой путь был неприемлем.
Долгими вечерами — темнело уже в пять часов — мы

думали, фантазировали, обсуждали возможные и невоз¬

можные варианты сценария фильма. И наконец пришли,

как нам тогда показалось, к правильному выводу: надо

пытаться идти вглубь — от констатации событий и фактов

к объяснению их природы и породивших их причин.

Вспоминали всем известные, ставшие классическими об¬

разцы, в первую очередь Вертова и знаменитых немцев —

Шоймана и Хайновского. «Пилоты в пижамах» натолкнули

нас на мысль: а если попробовать снять «скрытой каме¬

рой» разговоры с теми, кто уже совершил преступление и

либо отбывает наказание, либо ждет результатов след¬

ствия и суда? Что если попробовать вскрыть их подногот¬

ную, их взгляды, почувствовать их психологию, выяснить

объективные причины их прихода в преступный лагерь?

Что если попытаться узнать, о чем мечтают, чего хотят

эти люди? Как представляют себе свое прошлое и

будущее?
Иного реального пути не было. Осуществить свой

замысел мы могли только с помощью доктора Наджиба...
...В приемной горел жаркий электрический камин.

Секретарь извинился и сказал, что доктор примет меня
79

через три минуты. Я посмотрел на часы—было без трех

минут четыре. Мы условились о свидании ровно в четыре,

Наджиб был верен себе. Впрочем, как иначе мог строить

свою работу президент управления государственной без¬

опасности, бывший посол в Иране, тридцатисемилетний

красавец доктор Наджиб? В особенности в тех реальных

условиях, в которых он работал?
Когда стенные часы в приемной били четыре, раскры¬

лась дверь, из нее вышел посетитель—военный, лицо

которого мне показалось знакомым. За ним вышел Над¬

жиб, и мы обнялись.
Я старался быть кратким. Хозяин кабинета вниматель¬

но слушал меня, не перебивая. Потом сказал, что постара¬

ется нам помочь. Позвонил по телефону, что-то сказал.

И, повернувшись ко мне:
—	Завтра с вами свяжется наш товарищ, которому я

поручил вам помогать. К тому времени он уже подберет

для вас нужных людей. Очень рад, что вы снова приеха¬

ли, и уверен, что новая ваша работа будет успешной.
Аудиенция была окончена. Я поблагодарил Наджиба и

вышел.
Утром позвонил Башир. Его мы знали по первой

поездке. В течение первых двух недель нашего пребыва¬

ния в Кабуле Башир был нашим переводчиком и телохра¬

нителем одновременно. Попробую в нескольких словах

нарисовать портрет этого незаурядного молодого челове¬

ка.
Ему двадцать пять лет. Пишет дипломную работу в Ка¬

бульском политехническом институте. Будущая специаль¬

ность — электротехника. Нынешняя специальность—

профессиональный революционер. Вступил в партию в

семнадцать лет, когда она была еще в подполье. Он

невысокого роста, среднего телосложения. Белолицый с

черными волосами. Яркие светлые глаза. Прекрасно гово*-

рит по-английски. После победы революции начал само¬

стоятельно изучать русский язык. Башир работает—

руководит отделом, который проводит аккредитацию ино¬

странных корреспондентов и оказывает им содействие,—

по функции отдел этот напоминает наш отдел печати

Министерства иностранных дел. В Афганистане аналогич¬

ная служба находится в ведении Министерства информа¬

ции и культуры.
Башир всегда вооружен и, судя по тому, что я о нем

слышал, прекрасно владеет пистолетом. Нередко он вмес¬

те с другими партийцами участвует в рейдах по про¬

чесыванию «загрязненных» душманами районов и не¬

однократно бывал в сложных переделках.
80

в общем судьба Башира довольно типична для многих

молодых людей, которые в силу своих убеждений стали

активными бойцами революции. Одного невозможно по¬

нять, если речь идет о Башире,— когда он спит?..
—	...Вас ждут в управлении безопасности, я провожу

вас,— сказал Башир после обмена восклицаниями по поводу

того, что мы снова встречаемся в Кабуле.
—	Кто ждет? —Я не мог представить себе, что Над¬

жиб уже ^<сработал».
—	Вы разве не обращались с просьбой к доктору? —

Все знающие президента управления государственной

безопасности называли его просто «доктором» и никог¬

да—по имени.
—	Да, конечно. Неужели уже...—Это было слишком

быстро для афганских темпов.
—	Я зайду за вами через десять минут!
Мы заставили Башира выпить чай и немного поесть.

Он заметно похудел и осунулся. Бессонные ночи, помно¬

женные на более чем скромное питание, дают себя знать.
...В кабинете заместителя начальника следственного

управления холодно. Есть камин, но топить его нечем.

Один-единственный электрокамин положение не спасает, в

лучшем случае с его помощью можно согреть руки или

ноги. Поминутно открывается дверь на веранду — а там

минус десять. Я записываю в маленькую тетрадочку,

которую всегда ношу с собой, имена — имена тех, кто

может представлять для нас интерес. Точнее, не имена, а

краткие характеристики:
—	Помощник шофера. Завербован в Пешаваре. Распро¬

странял листовки, участвовал в поджоге школы. Пришел с

повинной.
—	Два бандита из Лагмана. Отбирали у крестьян

продовольствие.
—	Три душмана из Пактии. Попались при разгроме

дома следователя...
—	Девица, отравившая сотни своих соучениц по

лицею...
—	Убийца восьми активистов. Убил рабочего-партийца

в Кабуле. Можно разыскать родителей и родственников.
—	Врач. Держал дома килограмм цианистого калия...
—	Студент-химик. Составлял яды. Колол отравленной

иглой...
Два следователя наперебой предлагают новые и новые

кандидатуры. Просматриваем фотографии, документы.

Неминуемо встает вопрос о том, как это все снимать.

Среди будущих «героев» немало людей тертых, которые,

скорее всего, не пожелают сниматься, будут отворачи¬
81

ваться, отказываться говорить. Остается — старо, как

мир! — скрытая камера.
Кабинет оказался местом, идеальным для такого реше¬

ния проблемы. Напротив окна, на противоположной сто¬

роне кабинета,— дверь, ведущая в примыкающую к нему

ванную и туалетную комнаты. Раньше здесь была вилла

какого-то аристократа. Голубая ванная, электронагрева¬

тель, голубой умывальник и все прочие аксессуары —

тоже голубые. В связи с новым применением всего здания

и отсутствием топлива «ванная» функция исчезла, вто¬

рая— осгсшась.
С согласия хозяина кабинета дверь сняли с петель,

повесили два одеяла (он пользуется ими, когда ночами

урывает короткие часы для отдыха на стоящей тут же

раскладушке). В туалете-ванной поставили штатив с каме¬

рой и расположили всю остальную аппаратуру: магнито¬

фон, аккумуляторы, запасные кассеты и рулоны с плен¬

кой. Объектив «просунулся» между двух одеял. В самом

кабинете поставили три осветительных прибора: основной

световой поток, направленный на лица сидящих в зафик¬

сированном положении «героев», делал практически невоз¬

можным заметить объектив. К микрофонам они привык¬

ли— допросы часто записывались на магнитофон.
Разгорелась дискуссия — как вести разговор? Участво¬

вать в нем должны были неизбежно минимум три челове¬

ка— арестованный, переводчик и я. Валентин настаивал

сначала, чтобы я был в кадре — для большей достоверно¬

сти всего происходящего. Я был против по нескольким

причинам. Во-первых, это, как мне казалось, противоречи¬

ло поставленной задаче: попытаться раскрыть психологию

преступников, проникнуть в их «я». Для этого они должны

быть в поле зрения камеры все время, пока идет съемка.

Внимание зрителя не должно отвлекаться ни на какие

второстепенные в этой ситуации лица. Во-вторых, присут¬

ствие двух или грех человек в кадре неизменно измельчит

каждого и не позволит зафиксировать внимание на важ¬

ных деталях —глазах, руках, пальцах главных действу¬

ющих лиц. В-третьих, присутствие в кадре исключило бы

практически возможность снова приехать в страну после

демонстрации фильма.
На этот раз оператор сопротивлялся недолго. Истра¬

тив два-три метра пленки на мой затылок, он сделал

решительный «наезд» трансфокатором на главное действу¬

ющее лицо и дальше снимал только его. Удивительные

это люди—кинооператоры! Я имею в виду только хоро¬

ших кинооператоров. Они могут говорить все, что угодно,

но, посмотрев один раз в окуляр кинокамеры, принимают
82

решение единственно правильное. Яростные аргументы

либо обретают при этом последнюю решающую непоколе¬

бимость, либо испаряются, как будто их и не было вовсе.

На этот раз они испарились... Все кинооператоры немного

презирают «пишущих» — сценаристов, репортеров. Хоро¬

шие кинооператоры, как капризные невесты, выбирают

себе пишущих и говорящих соавторов сами. Как, впрочем,

и пишущие — они поступают так же. И если складывается

творческий тандем, то это вовсе не означает, что оба его

участника отныне не вступают в конфликтные периоды.

Однако в тандеме они, как правило, быстро сменяются

согласием.
Мы с Лебедевым присматривались друг к другу нес¬

колько лет. Бывали в командировках. Тандем в общем-то

у нас получался. Первая’ поездка в Афганистан оконча¬

тельно доказала закономерность его существования. И не

только реальность, но и плодотворность. Когда эта

поездка только планировалась, я имел возможность выбо¬

ра. И сразу остановился на Валентине. Бывший военный

летчик, умный и образованный человек, профессионал с

большим вкусом, кинооператор, в котором основательно и

навсегда поселился уверенный режиссер, он казался мне

лучшей из возможных кандидатур на сложную и ответ¬

ственную работу. И если случались у нас конфликты —и

бытовые и профессиональные — и если выходили мы из

них без чувства неприязни друг к другу, то было это

вовсе не потому, что каждый мог похвастаться идеальным

характером. Но оба в конце концов отступали перед

сознанием необходимости делать дело и безусловным

уважением друг к другу.
Очень существенным компонентом успеха должен был

быть и всегда был третий—Володя. Вот о нем можно

сказать, что это человек с идеальным (во всяком случае, в

коллективе) характером. Добрый и мягкий, большой и

сильный, он искренне уважал своих старших товарищей и

всегда проявлял такт в сложных ситуациях. Володя умел

все: содержать в полном порядке аппаратуру, выполнять,

если потребуется, роль кинооператора, ремонтировать

опять-таки все — от обуви до магнитофона. Он же успеш¬

но работал в качестве повара, завхоза и кассира.
Думая о нашем маленьком коллективе, я вспоминаю

интереснейший эксперимент, который был проведен уче¬

ными лет двенадцать назад,— я собрался тогда делать о

его участниках документальный фильм и даже написал

сценарий. Суть эксперимента заключалась в том, что в

течение года три молодых человека—врач, биолог и

техник — жили в специально созданной камере, в которой
83

имитйровались условия будущего длительного космиче¬

ского полета. Психологи, специалисты по малым группам,

тщательно подбирали экипаж земного звездолета. И в

целом их выбор оказался правильным. Однако было на

протяжении года два срыва, когда возникший конфликт

грозил перерасти в выяснение правоты его участников с

применением силы. Один погасили с помощью указаний,

переданных по радио. Второй пришлось гасить, открыв

камеру и нарушив, таким образом, чистоту эксперимента.
Наша поездка в Афганистан в какой-то, пусть малой,

степени напоминала этот эксперимент. Все было у нас на

троих, в том числе и неудачи, и усталость, и жара, и

опасность. И было это серьезным испытанием для нашей

«малой группы». И если вернулись мы оттуда, испытывая

друг к другу уважение и благодарность, то не потому, что

не было срывов, а потому, что нашли в себе душевные

силы подчинить индивидуальные эмоции и устойчивые

привычки главному — необходимости жить и работать

вместе. Поэтому при планировании второй поездки ни у

кого не возникал вопрос, кто на этот раз поедет со мной.

Все решилось автоматически — с Золотаревским должны

были ехать Лебедев и Авдеев. (Забегая вперед, скажу, что

автоматически решился этот вопрос и в третий раз.)
...На рейс Аэро^|)лота Москва — Кабул билетов не

было, и Дирку с Йоханом пришлось проделать стран¬

ный маршрут. Из Москвы они вылетели во Франкфурт-

на-Майне, там купили билет на самолет афганской авиа¬

компании «Ариана», который вылетал в Кабул через...

Москву.
Ярким морозным утром неделю спустя после нашего

приезда мы встретили их в Кабульском аэропорту. Устро¬

или в отеле «Интерконтиненталь» —таком же, как в

большинстве столиц и крупных городов мира. Роскошный,

фантастически дорогой, с отличным обслуживанием. Од¬

ним из решающих соображений в пользу «Интерконта»

было то, что постояльцы его имеют возможность пользо¬

ваться телексной связью. Да и вообще условия в нем

привычные для жителей Запада. В большом пятиэтажном

отеле не было больше ни одного гостя, и весь огромный

штат обрушился всем своим уменьем и любезностью на

головы и карманы наших коллег.
Через два часа нас и западногерманских журналистов

принял министр иностранных дел Афганистана Шах Мо¬

хаммад Дост. Он ответил на все наши вопросы без

предварительной подготовки. Дирку пришлось удивиться

еще раз — министр был чрезвычайно приветлив, свободно

и изящно ответил на все наши вопросы по-английски.
84

Мои коллеги в Москве, знавшие Дирка, говорили, что

он выгодно отличается от многих своих западных коллег

непредвзятостью суждений, честным подходом к теме. У

афганцев был большой и печальный опыт в отношениях с

западной журналистикой—с момента начала революции и

в особенности в период второго ее этапа на республику

было вылито столько грязи, что правительству пришлось

выдворить из страны значительное число постоянно ак¬

кредитованных корреспондентов капиталистических стран.

Это не означало, однако, что Афганистан был наглухо

закрыт для западной прессы, телевидения и радио. Про¬

сто стали подходить к этому делу индивидуально. Обра¬

тится западный корреспондент за въездной визой —

афганцы сначала выяснят, что он из себя представляет, и

в зависимости от собранных сведений решают, пускать

или нет.
Дирк и Йохан не были первыми после декабря семьде¬

сят девятого года—на протяжении предшествовавших их

поездке одиннадцати месяцев в ДРА побывали десятки

корреспондентов коммунистических газет западных стран,

отдельные корреспонденты телевидения (в том числе

западногерманского), представители телеграфных

агентств. Однако не было до них (за исключением

мексиканцев) ни одной съемочной группы, которая при¬

ехала бы на относительно долгий срок и ставила своей

целью всесторонний показ жизни страны. В этом плане

они были первыми. Необычным было и то, что они

обратшшсь с просьбой о содействии к советским колле¬

гам.
Все вместе взятое ставило их в сложное положение:

как честные и добросовестные журналисты, они были с

самого начала заинтересованы в объективном, непредвзя¬

том освещении положения в ДРА, как граждане своей

страны, и в особенности сотрудники одной из типичных

для Запада телесетей, они неизбежно должны были

оказаться в незавидной ситуации по возвращении домой.

Но они пошли на это, и афганцы оценили их професси¬

ональную и гражданскую позицию.
Она проявилась в полной мере уже во время первого

интервью: Дирк задавал Досту вопросы, свидетельствовав¬

шие о его искреннем сгремлении понять позицию

правительства Демократической Республики Афганистан и

таким образом составить себе объективное представление

о перспективах урегулирования положения вокруг Афга¬

нистана. И он неукоснительно придерживался этой пози¬

ции в течение всего времени пребывания в стране.
На Западе в это время усиленно распространялись
85

многочисленные мифы, «героями» которых были руково¬

дящие деятели правительства Бабрака Кармаля. Сообща¬

лось, например, о том, что заместитель главы правитель¬

ства и министр юстиции Ариан исчез из Кабула и вскоре

объявился в Пакистане. Газеты писали и о том, что

министр обороны генерал Рафи тяжело ранен адъютантом

в собственном кабинете. Мы были знакомы и с Рафи и с

Арианом по предыдущей поездке. Интервью с ними

значились и в нашем рабочем плане —так же, впрочем,

как и беседа с Достом. Нам удалось довольно быстро

договориться с ними о встрече, и, когда приехали немцы,

мы предложили им, если это совпадает с их желаниями,

присоединяться к нам и работать вместе. Дирк сразу же

охотно согласился, что было вполне естественно, ибо

понимал, что возможностей у нас было, конечно, в плане

организации материала больше.
Поэтому были интервью и с Арианом и с Рафи,

которые почти дублировались двумя группами. Только

интервьюеры работали разные —один на советское, дру¬

гой на западногерманское телевидение.
Ариан зло посмеялся над мифом, «героем» которого он

был, и рассказал по просьбе Дирка свою политическую

биографию. Мой коллега был поражен, когда узнал, что

молодой министр юстиции ДРА, член ЦК НДПА и

Революционного Совета получил образование в Кандагаре,

окончив высшую школу шариата.
Специалист в области шариата—министр юстиции

«марксистского» правительства! — этого не ожидали ни

Дирк, ни тем более его телезрители. И уж вовсе не

ожидали этого (и многого другого, что развеивало в прах

мифы западной пропаганды, с помощью которых пыта¬

лись дискредитировать новое руководство ДРА) боссы

Второго телевидения ФРГ, субсидировавшие поездку своих

корреспондентов.
—	Как же сочетается в практике афганского правосу¬

дия шариат и современное светское законодательство? —

воскликнул Дирк, и ответ Ариана (о нем я писал,

рассказывая о беседе с муллой) достойно увенчал это

интереснейшее интервью.
Что касается мифа о ранении Рафи, то здесь было еще

проще: с самого начала в кадре появился цветущий

здоровяк, пышущий молодостью, и все стало ясно. Оче¬

редная «утка» исчезла, как будто ее и вовсе никогда не

существовало. Когда же Рафи, подробно иллюстрируя

свои слова движением карандаша по карте, сообщил, что

крупные формирования наемников разгромлены, у Дирка

остался лишь один вопрос: как он стал министром?
86

Правда, потом он спросил Рафи и о том, есть ли у него

семья, и довольный министр сообщил, что у него две

дочери и один сын, и сейчас они с женой ждут четвертого

ребенка.
После интервью с Рафи у Дирка остался все же

вопрос, который он не задал министру, но ответ на него

был принципиально важен,—если крупные формирования

разгромлены, почему же не прекращаются разговоры об

эскалации необъявленной войны? Почему не уходят совет¬

ские войска? Он не задал ему этот вопрос потому, что

опасался, что он может быть воспринят как провокацион¬

ный. В этом снова проявился своеобразный «комплекс»

Дирка: он боялся заставить афганские власти разочаро¬

ваться в том, что ему оказали доверие. Боялся потому,

что знал, какие горы лжи наворотили многочисленные его

западные коллеги и особую чувствительность афганцев.

Боялся потому, что не знал генерала Рафи...
А между тем вопрос этот действительно был суще¬

ственным, и министр обороны мог легко на него ответить.

Дело в том, что организаторы необъявленной войны

решили изменить тактику: оказалось, что крупные воен¬

ные формирования бесперспективны, ибо не выдерживали

фронтальных столкновений с регулярной афганской ар¬

мией. Рафи был прав и вполне объективен, когда говорил,

что крупные формирования разгромлены. Теперь начинал¬

ся новый этап этой войны, и характеризовался он несколь¬

кими важными признаками. Противник отказался от преж¬

ней тактики и перешел к засылке малых групп. Они не

вызывали огонь на себя, как крупные отряды, а действо¬

вали по принципу террористических банд: одетые, как все,

они неожиданно нападали на отдельные посты, патрули,

группы военнослужащих. По ночам врывались в дома,

убивали партийцев, учителей, государственных служащих,

крестьян, получивших в результате аграрной реформы

землю. Они терроризировали торговцев, угрожая распра¬

вой, если те не закроют свои лавки, землепашцев, если

засеют свои поля, молодых парней, если согласятся быть

призванными в Народную армию. Изменилась не только

тактика. Если в прошлом действия бандитских групп,

принадлежащих к различным «партиям» и группировкам,

не координировались, а главари были з^яты в основном

междоусобицей, то теперь некоторым из них удалось

договориться по ряду вопросов и объединить свои усилия

в военной деятельности против ДРА. Если в прошлом

поставки современного оружия наемникам носили спора¬

дический характер, то в последнее время маски были

сброшены и регулярные западные поставки современного
87

оружия стали обычньш делом. Все это вместе взятое

создало новую ситуацию, когда война против республики

стала еще более опасной, а ее эск^шация вполне очевид¬

ной. Сильно усложнилась ситуация и для афганской

Народной армии. Во-первых, потому, чго армия как

таковая не очень-то приспособлена для борьбы с террори¬

змом. Во-вторых, потому, что для противника всс средства

хороши, а JTO затрудняет пополнение армейских рядов —

можег ли быть полноценным рекрутом молодой человек,

которого предупредили, что^ если он пойдет в армию,

будет вырезана ею семья?
В ближай1пие дни нам предстояла поездка в пригранич¬

ные провинций. Покуда же Ka6yjr с каждым часом все

глубже [югружался в снежную колыбель, и ничего не

оставалось делать, кроме как снимать в городе и вокруг’

него. Напги пути на этом разошлись. Мы занялись

съемками фильма, а немцы «строгали» информационные

сюжеты: интервью с руководителями министерств, работу

ткацкой фабрики в Пули-Чархи, где из-за отказа ФРГ от

поставок запасных частей то и дело нарушается нормаль¬

ный производственный ритм, снимали базар, мастерские

ремесленников.
На седьмой день пребывания западногерманской

съемочной группы в Кабуле произошел настороживпшй

афганских товарищей случай. Ночью в гостиницу ООН

ворвались семь вооруженных людей в масках, согнали

всех постояльцев в одну комнату и, угрожая автоматами,

вьгясняли кто есть кто, Потом ушли, никого не тронув.

Следовательно, кого-то искали. Кого?.. Дело в том, что в

Кабуле есть всего две гостиницы, где останавливаются

граждане западных стран,—«Интерконтиненталь» и гости¬

ница ООН. За несколько часов до нападения Дирк и

Йохан вместе с нами вылетели в Джелалабад. Об этом

бандиты вряд ли могли быть информированы. Зато они,'

по всей вероятности, были информированы, что немцы

покинули «Интерконт». Предположить, что они отправи¬

лись за пределы Кабула, было трудно, потому что ни

один западный журналист из тех, что посетил за истек¬

ший год Афганистан, по тем или иным причинам в

провинции не выезжал. Зато можно было предположить,

что немцев из соображений безопасности временно пере¬

вели из «Интерконта» в гостиницу ООН. Во всяком

случае, несомненно было одно: помимо тех, что прожива¬

ли в гостинице ООН, и «наших» немцев, других граждан

западных стран в Афганистане в этот момент не

было.
Контрразведка обязана была выдвинуть рабочую вер¬
88

сию, согласно которой бандиты искали корреспондентов

телевидения ФРГ.
Но зачем? Ответить на этот вопрос было несложно.

Дело в том, что против граждан капиталистических стран,

посещавших Афганистан за последнее время, неоднократ¬

но готовились и в ряде случаев осуществлялись террори¬

стические акты. Таким образом вдохновители и руководи¬

тели необъявленной войны пытались предупредить кон¬

такты международных организаций и западных фирм,

которые проявляли заинтересованность в деловых связях

с новым афганским правительством. Понятно, что убий¬

ство приехавшего специалиста заставит крепко задуматься

его соотечественника, прежде чем он примет приглашение

отправиться в эту страну с аналогичным заданием. Не¬

обычность миссии Дирка и Йохана стала очевидной после

первых же дней пребывания их в Кабуле. Были данные,

что распространяется версия о подкупе этих двух запад¬

ных журналистов Советским Союзом и правительством

Кармаля. Органы безопасности приняли дополнительные

меры по охране Дирка и Йохана.
...На аэродроме, когда мы улетали из Кабула, было

лшнус семнадцать. Ослепительно било высокогорное зим¬

нее со;шце. Когда через двадцать минут мы вышли из

самолета в Джелалабаде, оно показалось каким-то размы¬

тым, желтоватого оттенка. Было плюс двадцать! У здания

аэровокзала нас встречали — впереди шел человек огром¬

ного роста с изяпщыми усиками над верхней губой.

Предсгавился: секрсгарь городского комитета Народно-

демократической партии. В следующий момент подошел

сопровождаемый двумя автоматчиками пожилой человек с

небольпюй бородкой и гладко зачесанными седеющими

волосами — начальник района, президент Академии наук

Афганистана Лаек. Извинился, что не сможет с нами

побеседовать — через несколько минут вылетает на сове¬

щание в Кабул.
Начальник района — должность новая. В конце 1980

года вся страна, которая состоит из 26 административных

провинций, была разделена на восемь укрупненных рай¬

онов в интересах централизации руководства, для более

эффективного решения местных проблем и лучшей орга¬

низации отпора наемникам. Вызвано это было, в частно¬

сти, изменением тактики противника, о которой шла речь.

Во главе каждого района ЦК и правительство поставили

известных народу авторитетных и опытных руководите¬

лей, сосредоточив в их руках большую власть. Так,

руководитель отдела пропаганды и просвещения ЦК

НДПА Дехнишин стал руководителем северного района с
89

центром в Мазари-Шарифе, министр информации и кулБ-

туры Сарболянд возглавил юго-восточный район и пере¬

ехал в Кандагар. Начальником восточного района

стал Лаек. Он быстро проявил себя талантливым полити¬

ческим и военным руководителем. Особенно ярко про¬

явился его талант во взаимоотношениях с вождями пуш¬

тунских племен, от позиции которых в значительной

степени зависела нормальная жизнь и спокойствие в

районе. Никогда, ни в какие времена общение с вождями

пуштунов не было легким делом. Свое несогласие они

выражают просто — убивают тех, с кем не соглашаются.

Так, несколько месяцев назад был зверски убит во время

переговоров с вождями племен министр по делам племен и

приграничных провинций Фаиз Мохаммад.
Лаек отправлялся на переговоры без охраны. Прекрас¬

ный знаток местных наречий и традиций, смелый человек

и прирожденный дипломат, он за несколько месяцев

добился решительного перелома в этом очень сложном и

потенциально опасном районе, ибо граничит он с Пакиста¬

ном. В прошлом году, прилетев в Джелалабад, мы так и

не смогли въехать в город — там было много бандитов и

даже днем шла стрельба. На этот раз мы спокойно гуляли

по улицам удивительного Джелалабад а, снимали торговые

ряды, уличную жизнь и в центре и на окраинах, и ничто

не нарушало мирную жизнь этого яркого, разноплеменно¬

го, шумного торгового города.
В Джелалабаде убеждаешься в том, что сто километ¬

ров резко меняют не только климат, но и многие внешние

проявления жизненного уклада. Если Кабул — в целом

однотонный город, с редкими оазисами радужного много¬

цветья, то Джелалабад — полная противоположность. И

дело не только в том, что на его улицах растут пальмы и

эвкалипты, круглый год цветут цветы и не бывает

снега,— здесь особенно заметна мешанина племен и народ--

ностей, повсюду бросаются в глаза яркие краски разноха¬

рактерных одежд, в оформлении лавок превалируют

броские цвета, да и сами товары отличаются от тех, что

продаются в столице.
Здесь реже мелькают лица хазарейцев — народности

монголо-тюркского происхождения, гораздо больше сте¬

пенных чернобородых пуштунов и очень много индусов.

Среди последних преобладают сикхи с подвязанными

бородами и яркими аккуратными чалмами. Стоит подчер¬

кнуть, что речь идет именно об индусах, а не индийцах.

У нас нередко путают эти понятия, которые, однако,

различаются весьма просто: индийцы — граждане Индии.

Сре^1и индийцев—люди десятков национальностей, пред-
90

ставители разных непохожих культур и языков, различ¬

ных вероисповеданий. Индиец может быть христианином,

мусульманином, буддистом, наконец, индусом. Быть инду¬

сом—значит исповедовать индуизм. Ну а индус по своей

национальной принадлежности может быть кем угодно,

хотя подавляющее большинство индусов — либо граждане

Индии, либо выходцы из этой страны.
В Джелалабаде на каждом шагу заметно влияние

индийской культуры. Немало надписей на языке хинди, в

лавках продаются поделки на индийские сюжеты, много

традиционно индийских украшений, картинок, повсюду

фотографии индийских кинозвезд, иллюстрированные ин¬

дийские журнапы.
Не зная историю этого региона, трудно понять, почему

вдруг в Афганистане, отделенном от Индии Пакистаном,

столько индусов. Дело в том, что до окончания второй

мировой войны Пакистана не существовало. Было единое

колониальное государство — Индия, где хозяйничали ан¬

гличане. На северо-западе Индии на общирной территории

жили кочевники пуштуны — племена дравидского проис¬

хождения. С незапамятных времен они мигрировали в

пределах этой территории, называвшейся Пуштунистаном.

Название это — чисто географическое или историко-

этнографическое, потому что собственной государственно¬

сти у пуштунов никогда не было. На зиму они шли со

своими стадами в юго-восточные области Пуштунистана, а

весной перекочевывсши туда, где прохладней,— на северо-

запад.
В конце прошлого столетия англичане решили обозна¬

чить северо-западную границу своих колониальных владе¬

ний на Индостанском полуострове и провели произволь¬

ную линию, получившую название «линии Дюранда» — по

имени ловкого политика, автора всей затеи. «Линия

Дюранда», таким образом, одновременно обозначила де-

факто восточную границу Афганистана,— до этого строго

обозначенной границы на востоке страны не было.
Проведя эту «линию», aHrjm4aHe заложили грандиоз¬

ную мину замедленного действия на десятки, а быть

может, и сотни лет вперед. Великие мастера международ¬

ных политических интриг, авторы и искусные реализато¬

ры бессовестного принципа «разделяй и властвуй», они

разделили «линией Дюранда» Пуштунистан на две части.

Таким образом, неизбежная сезонная миграция пуштунов

сделала афгано-индийскую границу фикцией с самого

начала. Ни одно афганское правительство не признавало

«линию Дюранда».
Дальше — больше. Почувствовав скорый крах колони-
91

ального режима в Индии, англичане решили напоследок

заложить еще одну мину, еще более опасную и мощную.

Используя религиозные и межобщинные противоречия,

которые искусно разжигались колонизаторами на протя¬

жении почти трех столетий, они создали условия для того,

чтобы на карте Индостана появилось не одно единое

индийское государство, а два государства — Индия и

Пакистан. Но и этого бьию мало: Пакистан должен был

состоять из двух, не соприкасающихся друг с другом

частей — Западного и Восточного. Чем кончилось суще¬

ствование двух частей Пакистана, хорошо известно —

остался лишь Западный (за которым сохранилось назва¬

ние «Пакистан»), а Восточный стал самостоятельным

государством—Бангладеш. Что же касается нынешнего

Пакистана, то он оказался между двух государств —

Индией и Афганистаном. Пакистано-афганской границей

стала «линия Дюранда». Пакистанское правительство приз¬

нает эту «линию» границей де-юре, но, как мы уже

говорили, граница эта в высшей степени условная, ибо

дважды в год миллионы пуштунов переходят ее им одним

известными горными тропами, по которым сотни лет

ходили их прапрадеды.
Пакистан—исламское государство, в котором принад¬

лежность к исламу возведена в степень гражданской

полноценности. Клерикальные элементы чрезвычайно

сильны, а военный режим поминутно козыряет своей

«мусульманской полноценностью». Индусы, проживавшие

на территории нынешнего Пакистана до разделения полу¬

острова на два государства, OKa3ajmcb вынужденными

искать пристанища либо в Индии, либо в Афганистане,

который издавна отличался веротерпимостью. Существо¬

вавшая всегда в этой стране значительная индусская

колония значительно увеличилась после образования Па-,

кисгана. Индусы поселились главным образом в больших

торговых городах, географически наиболее близких к

Индостану — Джелалабаде и Кабуле. Но если в Кабуле

они растворяются среди таджиков, пуштунов и хазарей¬

цев, то в Джелалабаде их очень много, и они доминируют

в городской торговле и некоторых ремеслах.
Индусы сохранили традиционные деловые и торговые

связи со своей родиной, и никакие исторические катаклиз¬

мы не смогли разрушить эти связи.
Афгано-пакистанская граница—удивительное полити¬

ческое явление, которое имеет определяющее значение

для понимания нынешней ситуации в Афганистане.
Весьма своеобразна ситуация и на афгано-иранской

границе. Она имеет огромную протяженность, и ее тоже
92

трудно считать вполне надежной и определенной. Доста¬

точно сказать, что крупнейший город на западе Афгани¬

стана— Герат — ни одним иранским правительством не

лризнавался афганским городом. Но дело не только в

этом. Иран — шиитская страна. И на западе Афганистана

проживают шииты. Этнографически они близки иранцам

(персам) и говорят на языке дари, весьма близком к

фарси—языку иранцев. Более половины населения Афга¬

нистана говорит на дари и этнографически близко персам,

но шииты проживают главным образом в районах, грани¬

чащих с Ираном, Это дает основание некоторым безответ¬

ственным иранским политикам заявлять свои претензии на

западные области Афганистана. Религиозные фанатики и

экстремисты в некоторых странах Востока пытаются

также использовать афганских шиитов в качестве пятой

колонны в борьбе против демократической республики.
Можно было бы еще много говорить о чрезвычай¬

но необычной, ни на что не похожей историко¬

географической ситуации, определяющей сложные и боль¬

ные проблемы афганского государства, и, вероятно, по

ходу рассказа о нашей работе в этой стране я буду еще о

них говорить. Но сейчас вернемся на яркие теплые

джелалабадские улицы, по которым, окруженные любо¬

пытными, пятятся прилипшие к окулярам кинокамер

Валентин Лебедев и Йохан Рихтер.
Новое, необычное снимать проще всего и труднее всего

одновременно. В особенности, когда делаешь это без

всякой подготовки, без предварительного изучения мате¬

риала. Репортаж о событии—дело непростое, но само

событие определяет материал, который должен остаться

на пленке. А вот репортаж-впечатление, репортаж, непод¬

готовленный и ничем не обусловленный, кроме новизны

материала,— дело чрезвычайно трудное. Именно таким

трудным делом и занялись одновременно Йохан и Вален¬

тин. Они снимали и снимали — поток жизни, короткие

планы, планы-заметки, чтобы затем, быть может, эти

кадры выстроились в стройный, продуманный сюжет.
Потом был обед с витиеватыми восточными тостами,

восточной обходительностью и разговорами, професси¬

онально любопытными, неожиданными. И все мы, и

советские и западногерманские «телевизионщики», почув¬

ствовали, что среди присутствующих есть человек, с

которым просто невозможно не побеседовать перед каме¬

рой. Это был тот самый, высокий с гонкими усиками

человек, который встретил нас на аэродроме и скромно и

тихо сопровождал в первой прогулке по городу,—

секретарь городского комитета партии товарищ 1 ариалай.
93

Он окончил медицинский факультет Калифорнийского

университета в Соединенных Штатах и начал свою само¬

стоятельную практику в Афганистане — своем родном

Афганистане, где врачей было меньше, чем в большинстве

стран. Чувство гражданской ответственности за положе¬

ние в стране, сопричастности к трудной судьбе народа,

стремление активно способствовать обновлению Афгани¬

стана привело его и его брата в ряды Народно-

демократической партии. Он молод, ему не больше трид¬

цати пяти. Но за плечами —годы подпольной работы,

холодные тюремные полы, свист пролетающих бандит¬

ских пуль. И тысячи пациентов. Даже сейчас, ведя

ответственную и огромную по объему работу первого

секретаря городского комитета партии, он не прекращает

врачебной практики. Не только потому, что медицина—

любимая профессия, просто не имеет права человек,

имеющий диплом врача, не использовать свои знания и

опыт в современном Афганистане.
—	Спасибо за подробный и искренний рассказ о

себе,— сказал Дирк.— Но могу ли я задать вам, быть

может, не очень дипломатичный вопрос?
—	Пожалуйста! — Разговор шел на английском языке

(Дирк несколько лет работал в США в качестве коррес¬

пондента телевидения).
—	Вы — активный и высокопоставленный функционер

Народно-демократической партии, которая ставит перед

собой национально-демократические задачи. Но каковы

ваши политические убеждения? Ограничиваются ли они

перечнем задач, поставленных Апрельской революцией?
Гариалай улыбнулся. И ответил без колебаний:
—	По убеждениям я — коммунист, марксист. И это

ничуть не противоречит ни моей партийной принадлежно¬

сти, ни работе, которую я веду. Именно будучи марк,си-

стом, я отчетливо понимаю, что на нынешнем уровне

социально-экономического развития наша страна не может

и помышлять о достижении более высоких формаций—

социализма или тем более коммунизма. Но в то же время

я убежден, что за социализмом и коммунизмом будущее и

когда-нибудь Афганистан построит такое общество. Как и

все другие страны и народы. Но я врач и не надеюсь на

бессмертие. Поэтому проверигь справедливость моих

убеждений смогут лишь мои дети или внуки...
И лишь в эгот момент, когда интервью уже было

заверп1ено, я обратил внимание на внешнюю необычность

пройсходивп1его — Дирк был на две головы ниже своего

собеседника, смотрел на него снизу вверх и держал

микрофон, высоко подняв правую руку. Я представил
94

себе, как комично это должно выглядеть в кадре: Загер

где-то внизу в левом углу, а Гариалай —большой, краси¬

вый, чуть сутуловатый — во весь экран, и голова его

упирается в верхнюю рамку кадра...
Когда выбирали точку съемки в саду перед гостини¬

цей, решили снять интервью на фоне пальмы и цветущих

роз. Красиво, конечно. Розы, быть может, в кадр попа¬

ли— где-то на уровне носа Дирка, а вот пальме не

повезло — и пальма и интервьюируемый не могли-уме¬

ститься на экране, и последний справедливо и неизбежно

заслонил собой все...
...Газиабад — название большой образцовой фермы в

тридцати километрах к востоку от Джелалабада. Создава¬

лась она с помощью Советского Союза, оборудована

советской техникой. В течение ряда лет в работе здесь

помогали советские специалисты. Основное направление

газиабадского хозяйства — цитрусовые. Здесь выращива¬

ются апельсины, мандарины и грейпфруты. Ферма принад¬

лежит государству, и урожай поэтому продает государ¬

ство— выращенные здесь плоды продаются за границу,

главным образом в Советский Союз. Помимо цитрусовых

на ферме есть большое стадо коров. Сеют и немного

пшеницы — в основном для удовлетворения потребностей

в хлебе самих рабочих фермы и их семей. Отсюда до

Пакистана — рукой подать: каких-нибудь пятнадцать кило¬

метров. В течение последних двух лет сюда неоднократно

наведывались непрошеные гости, и тогда ферма превра¬

щалась в поле боя. Бандиты неизменно отступали с

большими потерями — отряд самообороны здесь один из

самых дисциплинированных, хоропю обученных и реши¬

тельных. Последнее время стало тише, и в прогулке по

Газиабаду нас сопровождали всего двое рабочих с автома¬

тами.
Бывают, правда, в этих краях и недоразумения, ника¬

кого отношения к политической обстановке не имеющие.

Так, недавно явилось кочевое пуштунское племя и пусти¬

ло своих овец пастись на газиабадских посевах. Рабочие

потребовсши, чтобы пришельцы немедленно убрали с поля

своих овец. Те не пожелали. Дискуссия завершилась

применением автоматов, при этом инициатива принадлежа¬

ла неуступчивым пуштунам.
Я вспомнил статью в журнале «Нейшнл Джиогрэфик»

за 1952 год, написанную американцем, который в группе

из нескольких человек прошел по пути Марко Поло из

Средней Азии в Индию через Вакханский коридор —

старинный торговый путь, пролегающий вдоль северной

границы Афганистана. Автор писал, что уже по прибытии
95

в Кабул тогдашний королевский министр информации

предупредил, что для подобного путешествия надо брать с

собой по крайней мере взвод солдат. Легкомысленные

американцы решили, что такого рода предосторожность

против возможных дорожных неожиданностей чрезмерна,

и отказались от предложенного вооруженного отряда.

Ограничились несколькими солдатами.
Дело в том, что в северо-восточных, восточных и

некоторых юго-восточных районах Афганистана всегда

существовали кочевые племена, которые из поколения в

поколение передавали какую-то одну, традиционную для

данного племени профессию. Так, были племена, специ¬

ализировавшиеся в выращивании овец и производстве

шерсти, были такие, что занимались транспортировкой

товаров из Индии в Афганистан и далее в Иран, но были

племена, которые не занимались ничем, кроме... разбоя.

Каждый живет, как умеет!—такая уж была у них

профессия. Были племена, любезно предоставлявшие за¬

интересованным лицам наемных убийц—и такая профес¬

сия существовала среди кочевников. Короче говоря, от¬

важные путешественники лишь чудом избежали гибели.
С тех пор прошло тридцать лет, но кто знает—всем ли

удалось переквалифицироваться за это время?
Гордость Газиабада—Сад дружбы. Здесь побывали

многие знаменитые люди—главы государств и прави¬

тельств, ученые, кинозвезды. И стоит широко разветвив¬

шееся апельсиновое дерево, посаженное в саду Юрием

Гагариным. Его с гордостью показывают в первую оче¬

редь. Как же много воды утекло с того дня, когда

двадцатисемилетний .улыбающийся космонавт, первым в

мире разорвавший оковы земного притяжения, добротно

полил водой посаженное деревце и, сопровождаемый вос¬

хищенными толпами темпераментных афганцев, пошел к

ожидавшей его машине!..
Дирк и Йохан работали в Газиабаде не покладая

рук — сняли сад, молочную ферму, парники, в которых

выращивают саженцы цитрусовых, уборку урожая, интер¬

вью с директором фермы, бойцом отряда самообороны.

Валентин снимал мало—незадолго до нас здесь побывали

наши товарищи из местного корпункта и сняли хороший

сюжет о ферме и работающих на ней людях. Так что нам

нужны были лишь отдельные планы, которые могли бы

быть использованы в будущем фильме.
Предстояла съемка эпизода, которого немецкие колле¬

ги ждали с особым нетерпением и волнением. Командова¬

ние советского воинского контингента в Афганистане дало

согласие на съемку интервью с советскими солдатами и
96

офицерами. В качестве возможного варианта предложили

сделать это в одном из подразделений, работавшем вблизи

от Джелалабада,— раз уж мы все равно ехали в те края.
Подразделение это было саперным. Солдаты во главе

со старшим лейтенантом работали на прокладке временно¬

го русла канала. Месяц назад бандиты взорвали мост

через магистральный оросительный канал, нарушив тем

самым автомобильное сообщение между Джелалабадом и

контрольно-пропускным пунктом на афгано-пакистанской

границе. Выход из- создавшегося положения нашли бы¬

стро—пустили транспорт в объезд к следующему мосту,

но решение это было, конечно, временным. Восстановить

взорванный мост не представлялось возможным без пе¬

рекрытия русла канала. А для этого нужно было создать

для воды временный обходной путь. Сделать это не так-то

просто. Тонкий слой прчвы опирается на могучую скаль¬

ную подкладку, и никакие машины сделать здесь ничего

не могут. Вырыть новое русло невозможно. Выдолбить

тоже—даже отбойные молотки оказываются бессильны¬

ми перед гранитом. Остается одно—взрыв. Так, вот, для

производства взрывных работ и пригласили сюда совет¬

ских саперов.
Афганцы в это время вели подготовительные операции к

перекрытию основного русла.
Еще в Кабуле Дирк сказал мне:
—	Военные люди повсюду одинаковые — они не любят

давать интервью и терпеть не могут неожиданных вопро¬

сов. Я не хочу поставить ваших соотечественников в

трудное или двусмысленное положение. Поэтому вот,— он

протянул мне рукописный листок,—возьми мои вопросы и

дай их военным заранее.
Я снова отметил про себя такт и дипломатичность

своего коллеги. Впрочем, особых качеств для того, чтобы

принять такое решение, здесь не требовалось. Западногер¬

манский журналист понимал, что, во-первых, любое

интервью с советскими солдатами и офицерами в Афгани¬

стане будет сенсацией, ибо ни один журналист из капита¬

листической страны до сих пор не получал такой возмож¬

ности. Во-вторых, любая попытка устроить какую бы то

ни/было провокацию перед камерой неизбежно окончи¬

лась бы неприятностями, из которых самым неприятным

было бы отсутствие интервью. В-третьих, бестактност}.

и;ш попытка «достать» сенсацию привела бы к потере

доверия, и уникальная миссия в Афганистан провалилась

бы.
Так что Дирк поступил просто разумно. Листок с

вопросами сохранился. Вот он.
4-330	97

Вопросы офицеру,
1.	Какова военная цель вашего пребывания в

этой стране?
2.	Участвовали ли вы в боевых действиях?
3.	Были ли у вас потери?
Вопросы солдатам.
1.	Нравится ли вам здесь?
2.	Откуда вы родом (где живете на родине)?
3.	Каково отношение к вам местного населения

и есть ли у вас о ним какие-нибудь контакты?
Сначала отвечали солдаты. Командир выстроил одно

отделение прямо на дне нового русла возле шурфов,

готовых для закладывания туда взрывчатки. Ребята нем¬

ного смущались, но отвечали в общем-то довольно свобод¬

но и бойко. Позднее выяснилось, что ни одному из них

никогда в жизни не приходилось иметь дело с журналиста¬

ми, а тем более иностранными. Ответы сыпались один за

другим.
—	Мы пришли сюда по приглашению афганского

правительства, чтобы помочь афганцам гарантировать

неприкосновенность своей страны от вмешательства из¬

вне. Если говорить о более частной задаче, которую мы

выполняем, то нас попросили принять участие в восста¬

новлении важной переправы. Среди местного населения

здесь не нашлось специалистов-взрывников.
—	Нет, в военных действиях мне участвовать не

пришлось.
—	Потерь в моем саперном подразделении нет...
—	Нравится ли мне здесь? — Климат, конечно, хоро¬

ший—тепло, но дома, конечно, лучше...
—	Да ничего, служить можно...
—	Я — из Симферополя. У нас там тоже климат

теплый. Так что я чувствую себя здесь прекрасно!
—	Я живу в Вологодской области. Дома все же

лучше...
—	Отношение населения к нам нормальное, хорошее

даже, можно сказать.
—	Контакты у нас, конечно, есть. Ну вот здесь хотя

бы — ведь мы работаем вместе с афганскими рабочими,

делаем одно дело, только на разных участках.
Дирк остался очень доволен интервью. Мы интервью

тоже сделали, но, честно говоря, оно не получилось.

Интересных вопросов, которые не повторяли бы те, что

уже задавались солдатам раньше, у нас не нашлось.
Мы сняли работу афганцев, восстанавливающих пере¬

праву. разрушенный мост—все то, что нам было нужно по

намеченному сценарию будущего фильма. Очень нужны
98

были нам и кадры, которые мы рассчитывали снять в

дальнейп1ей поездке после посеп^ения Газиабада...
Обнаруженный в 1962 году замечательный буддийский

храм эпохи Кушанской империи Хадда считался крупней¬

шим археологическим открытием XX столетия. Сотни

тысяч туристов стремились увидеть этот уникальный

памятник. Более трехсот пятидесяти золоченых статуй

воспроизводили житие Будды столь полно и многосторон¬

не, что скульптурный эпос Хадда не имел себе подобных

на всей территории распространения буддизма. Уникаль¬

ные фрески в боковых залах поражали воображение своей

красотой. И не только красотой: некоторые в графической

форме рассказывали о выдающихся достижениях науки

того времени. Были и такие, которые символизировали

фантастические представления о природе. Одним словом,

ценност], храма не могла быть определена ни по одной

шкале ценностей и укладывалась лишь в одно емкое

понятие «бесценный».
19 апреля 19S0 года мощный взрыв потряс окрестно¬

сти— «защитники ислама» уничтожили уникальный памят¬

ник. Уцелели, однако, некоторые статуи. Были и такие,

чго пострадали, но незначи1ельно. Здания были разруше¬

ны, и о восстановлении храма не могло быть и речи.
Спустя HecK0JH,K0 дней на черных рынках Исламабада

и Карачи появились статуи из Хадда. Предприимчивые

спекулянты выкладывали за них огромные деньги, спра¬

ведливо рассчигывая, что в дальнейшем сорвут во много

раз бол»лпс с заезжих миллионеров и богатых коллекци¬

онеров. Так ре;п1гиозная фанатичносгь (буддийский храм

на мусульманской земле? — уничтожить!) немедля побра¬

талась с торгашеской жаждой наживы. Когда все, что

можно было продать, было украдено, под развалины

Хадда заложили еп^е один заряд, и от развалин остались

развалины. И больше ничего, кроме одной фрески в

боковом зале.
Примерно в четырехстах метрах от развалин располо¬

жена довольно больпшя деревня, в которой есть школа,

I дс обучают будущих священнослужителей. До i раницы с

Пакистаном — километров двадцать. Место это неспокой¬

ное, и неоднократно случалось, что из здания школы

открывали стрельбу по тем, кто появлялся на развалинах

Хадда. Поэтому афкшские товарищи решили перестрахо¬

ваться и за четверть часа до нашего прибытия туда

направили взвод автоматчиков, специалиста с миноискате¬

лем и радиста. Заюрелые темноволосые ребята обшарили

все yi лы и закоулки и расставили посты на всех возвышен¬

ных местах и вокруг холма.
4*	99

Мы считали, что в контексте будущего фильма исто¬

рия Хадда должна прозвучать очень убедительно, и упро¬

сили местных руководителей разрешить эту поездку. Дирк

и Йохан тоже были рады уЁидеть то, о чем слышали и

читали.
Настроение по дороге к развалинам было немного

напряженное —это и понятно, ведь нас предупредили, что

нет полной гарантии безопасности нашего предприятия.

Может быть, поэтому показалось, что стало значительно

жарче—мы сняли пиджаки и куртки и закатили рукава

рубашек. Но все вокруг было спокойно, не было никакой

видимой опасности. Стаи ребятишек вокруг изожженных

солнцем глинобитных домов, лежащие в тени чинар

нагруженные поклажей верблюды, плантации оливковых

деревьев, сгибающиеся в вежливых приветствиях кресть¬

яне, которые то и дело попадались навстречу,—миром и

спокойствием веяло от этих библейских картин.
Но когда мы наконец подъехали к Хадда, показалось,

что потянуло холодным ветром и давно растворившийся

во вселенной грохот прошлогоднего взрыва напомнил о

себе сухим клекотом повисшего наД развалинами берку¬

та...
Прошло немало минут, прежде чем Валентин и Йохан

взялись за кинокамеры;—все, словно оглушенные, в

безмолвии стояли перед убитым, но непогребенным сокро¬

вищем.
На обратном пути в Кабул все молчали—безумно

устали и были переполнены впечатлениями. У меня

неприятно сосало под ложечкой—я понимал, что в своем

сердце и мыслях мы с Валентином увозили значительно

больше, чем в снятых кассетах.
...У меня сохранился еще один рукописный листок—

список тем, которые коллеги из ФРГ хотели осветить за

время пребывания в Афганистане. В списке двадцать

пунктов. Среди них: номер 7—земельная реформа и

положение в сельском хозяйстве; номер 11—положение в

приграничных с Пакистаном провинциях. Это совпадало и

с нашими планами.
И вот наш вертолет, покачиваясь среди поросших

зелеными лесами высоченных гор, медленно плывет к

Асадабаду—административному центру провинции Кунар

на северо-востоке Афганистана. Далеко внизу, в долине,

завершается уборка очередного (третьего или четвертого

за год) урожая, и на отдельных квадратиках уже жгут

остатки соломы, чтобы снова распахать землю под следу¬

ющий посев. Все ждут встречи с Кунаром—мы потому,

что хорошо помним прошлогодний Асадабад, через кото¬
гоо

рый проходила тогда линия фронта; немцы—потому, что

были наслышаны об этих местах и событиях. Всего

полгода назад Кунар был среди самых беспокойных мест

в стране, что объяснялось его непосредственной близо¬

стью к основным базам наемников. Сам Асадабад, напри¬

мер, находится в нескольких сотнях метров от границы с

•Пакистаном, а по ту сторону границы, на расстоянии еще

нескольких сотен метров, отравляет атмосферу округи

один из военно-тренировочных лагерей наемников. Кроме

того, ущелье Дари-Печ, ведущее в Нуристан, начинается

под самым городом, а Нуристан испокон веков считался

самым беспокойным местом в Афганистане. Нуристан—

это не провинция,. а географический район в труднодо¬

ступном высокогорье, где живут воинственные свободо¬

любивые племена, не. признающие над собой никакой

власти. По преданию, нуристанцы—потомки воинов Алек¬

сандра Македонского, который действительно проходил

со своим войском через эти места. Как знать, быть

может, это действительно так? Во всяком случае, нури¬

станцы внешне мало похожи на остальных жителей

страны и среди них много светлоглазых блондинов. Сами

они предпочитают говорить, что являются потомками не

воинов великого полководца древности, а самого Алексан¬

дра Македонского. В Афганистане считают, что в Нури¬

стане самые красивые женпцшы. Богатые феодалы и

торговцы нередко отправлялись еще в недалеком прошлом

в эти края, отваживаясь на весьма рискованное предпри¬

ятие: попытка «добыть» нуристанскую невесту нередко

оканчивалась гибелью сватов или самого жениха.
Мы знали, что в Кунаре теперь обстановка нормализо¬

валась,—дипломатический гений Лаека помог утихоми¬

рить страсти, и многие вожди пуштунских племен сами

возглавили борьбу с бандами и практически преградили им

доступ на территорию провинции. Так что, несмотря на

прошлогодний опыт, мы НС испытывали ни малейшего

беспокойства (гем более что не собирались за невестами в

Нуристан!).
На месче посадки нас встретил новый губернатор

Салахутдин Хотак—коренастый, средних лет коротко

остриженный брюнет, нагруженные руки с короткими

силг,ньши пальцами которою ясно говорили о его рабочем

происхождении. В тюходной сумке я вез ему своего рода

«подарок» —газетку, пропагандистский листок, отпечатан¬

ный в прошлом году в Пакистане по заказу «Исламской

партии». Одна сторона листка была отведена под фотогра¬

фии, показывающие победы воинства аллаха в провинции

Кунар. Среди фотографий была и такая—лежащий нич-
1.01

ком убитый человек. Подпись гласила, что убитый—

губернатор провинции Низамуддин. Я решил не показы¬

вать эту грустную реликвию новому губернатору до того

самого момента, когда во время съемки он будет расска¬

зывать мне о нынешнем положении в провинции.
Съемка эта состоялась очень скоро. Мы сидели в

плетеных соломенных креслах на крыльце дома, в кото¬

ром размещалась резиденция губернатора. Товарищ Хотак

отвечал на мои вопросы—спокойно и размеренно, охотно

и обстоятельно. Рядом с камерой Валентина застыла

камера Йохана — Дирк решил, что интервью с губернато¬

ром, о плане которого я ему рассказал заранее, будет

интересно и для него.
В какой-то момент, когда Салахутдин, окончив мысль,

замолчал, я извинился и сказал:
—	Товарищ губернатор, я привез вам из Кабула своего

рода реликвию — она относится к тем дням, когда вы eп^e

не занимали этот пост а в провинции было очень

неспокойно. Посмотрите, пожалуйста, на эти снимки и,

если можете, прокомментируйте их!..
Мой собеседник бросил быстрый, не очень вниматель¬

ный взгляд на фотографии и с презрением сказал:
—	Это—один из вариантов пропаганды, которую ве¬

дут против нас враги!
—	Не спорю—вы правы. Но все же посмотрите

внимательно на то, что запечатлено на этих снимках, и

выскажите свое мнение о тех, о которых вам покажется

интересным поговорить...
Губернатор посмотрел на этот раз внимательно. Потом

пристально. Потом снова взгляд его, 1ЮДобно электронно¬

му лучу, просканировал по очереди все снимки и остано¬

вился в конце концов именно на том. на котором, как я и

предполагал, должен был задержаться надолго.
—	Ему позвонили из небольнюго городка к северу от*

Асадабада и попросили срочно приехать, чтобы помочь

разобраться в каких-то важных делах. Говорил человек,

который некоторое время работал вместе с Низамудди-

ном. а потому мой предшественник никак не мог заподоз¬

рить, что готовится засада. Но знакомый голос принадле¬

жал негодяю, который стал предателем и перешел на

службу к бандитам. Низамуддин поехал, конечно. Он

немедленно мчался в любое время дня и ночи в любое

место, где нужна была его помощь... И вот...— Хотак

отвернулся и замолчал. Потом протянул мне листок.—

Возьмите, мне не хочется этого видеть. Он все равно

останется в моей памяти живым... А что касается всего

остального, то, к счастью, это уже история. Недавняя, но
102

история. Сейчас у нас вполне спокойно, и, если хотите, вы

можете ехать обратно в. Джелалабад на машинах. У нас

регулярно ходят рейсовые автобусы, и никаких неприят¬

ностей в пути не бывает.
У дома губернатора уже стояла вереница машин—мы

должны были ехать в одну из деревень, где в прошлом

году образовался кооператив—после того, как крестьяне

в соответствии с земельной реформой получили землю.
Не все крестьяне в стране получают одинаковое

количество земли. Правительство разработало точную и

умную систему, в соответствии с которой размеры полу¬

чаемого крестьянином надела обратно пропорциональны

качеству земли. Учитывается при этом не только соб¬

ственно качество почвы, но и степень обеспеченности ее

влагой и климатические условия. Самый маленький на¬

дел— 6 джерибов (один джериб равен пятой части гектара)

дается на землях высшей категории—на тех, Где можно

вырастить четыре-пять урожаев пшеницы или три урожая

риса в год. Где земля похуже—наделы побольше. Так что

в общем и целом никто не оказывается в худшем

положении, чем. остальные. При этом, понятно, имеются в

виду лишь объективные агротехнические условия. Ну а

уж дальше вступают в силу такие факторы, как количе¬

ство детей, работоспособных членов семьи, трудолюбие,

умение и гак далее. Впрочем, о трудолюбии можно

говорить лишь в чисто теоретическом плане, потому что

трудная история сделала афганского крестьянина исклю¬

чительно трудолюбивым.
Мы ехали в деревню Тиша по пыльной дороге,

относительно прямой для горной местности. Зимнее

солнце висело довольно низко над горизонтом (если

можно назвать горизонтом гору высотой за три тысячи

метров). Это означало, что времени в нашем распоряже¬

нии совсем немного, тем более что в деревне нас никто не

ждал—телефонной связи с Асадабадом не было.
Когда подъехали, я снова с завистью подумал о

коллегах пишущих, а не снимающих. Деревня, казалось,

вымерла: никакие работы на полях не велись, и лишь стая

невесть откуда появившихся ребятишек свидетельствовала

о том, что жизнь здесь все-таки есть. Сопровождавший

нашу Группу губернатор зашел в первый, попавшийся дом.

Через минуту фигура человека, одетого в белое, неслыш¬

но выплыла из дома и исчезла в другом доме. Еще

через несколько мгновений из того дома, где скрылась

фигура в белом, бодрым шагом вышел опирающийся

на посох старик. Губернатор представил его—староста.

Слово < староста» не совсем точно отражает в данном
103

случае функции человека, которого мне представили. Это,

скорее, не староста, а старейшина, ибо в деревне он и бог,

и царь, и воинский начальник. Я поинтересовался—в

каких взаимоотношениях он находится с председателем

кооператива?
—	Председатель кооператива—очень уважаемый че¬

ловек,— ответил губернатор,—но он занимается вопросами

чисто производственными, практическими. Старейшина—

признанный глава деревни, ее вождь, мненйе которого не

обсуждается. Кроме того, он одновременно является

муллой, поэтому может говорить от имени аллаха.
—	Каким образом он стал муллой—получил какое-

нибудь специальное образование?
—	Нет. Просто много лет назад жители деревни

пришли к выводу, что он лучше всех остальных знает

Коран и умеет его толковать. Вот гак он и стал выборным

муллой.
Европейцы, да и вообще все, кто привык жшь в

обществе, веками формировавшемся в условиях христиан¬

ских ценностей, не могут сразу понять многие внутренние

закономерности исламского мира; в особенности это труд¬

но в Афганистане—стране в целом отсталой и разнород¬

ной по своему этническому составу и жизненным укладам.

В стране, где сосуществуют кочевые племена, земледе;п>-

цы, живущие в условиях феодальных отношений, совре¬

менные предприятия, кустарные мастерские, несколько

тысяч, пpя^шlx потомков пророка Магомета, юрода без

кансшизации и водопровода,—в этой стране не так просто

понять истоки и причины многих социальнь1Х явлений.

Происхождение и в особенности положение священнослу¬

жителя— об этом, вероятно, можно было бы написать

немало научных трудов.
Итак, Валентин и Володя уже давно готовы к съемке,

а я тщетно пытаюсь вырваться из группы ребятишек,*

которые раскрыв рты слушают мой разговор (через

переводчика) с Мохаммадом Насером—старейшиной де¬

ревни. Поддерживая под руку седобородого Насера, я

приглашаю его перейти от дерева к большому камню, от

камня—в тень, где не так слепит солнце, из тени на

солнце, ибо на солнце лучше снимать^и так далее. Ничего

не помогает—ребятишки, как марионетки на веревочках,

толпой передвигаются вместе с нами, и тогда мы решаем

снимать интервью как получится. Увидев нацеленный

объектив и направленный на нас микрофон, они выстра¬

иваются в шеренгу перед нами и застывают, глядя на

камеру. Ситуация упрощается—мы со старостой уже не в

улье, а за низеньким плотным частоколом.
104

—	у нас земля очень хорошая, и каждая семья имеет

по шесть джерибов. Всего в деревне девяносто семей.
—	Давно ли вьт создали кооператив?
—	В прошлом году, когда правительство дало нам

землю.
—	Что вы выращиваете на вашей земле?
—	Пшеницу, кукурузу, мандарины, апельсины и туто¬

вые деревья.
—	Хватает ли вам того, что удается собрать?
—	Вполне —ведь шпеницу мы собираем четыре раза в

год. Так что пшеницу мы продаем. И довольно много.
—	Должен вам сказать,—в разговор вступил Салахут-

дин, и в голосе его зазвучала гордость,—что в нашей

провинции мука продается по цене более низкой, чем в

Джелалабаде и Кабуле. Мы поставляем муку во многие

провинции.
Далее из беседы выяснилось, что в. Кунаре безотказно

действует весьма эффективная и рациональная система.

Если в деревне есть кооператив, то каждый крестьянин

волен решать, будет ли он продавать излишки сам или

сдаст их кооперативу, а уж кооператив будет заниматься

реализацией. Выгоднее бывает продать самому, но раз на

раз не приходится, да и не всегда удается сразу все

продать. А время дорого, хозяйство не ждет. Так что

многие провинции предпочитают второй путь. Кооператив

же заключает договор либо с государственными организа¬

циями, либо с потребительскими обп^ествами и быстро без

проблем продает все излишки.
—	Спокойно ли вам живется в деревне, не беспокоят

незваные гости?
—	Сейчас почти нет. А в прошлом году бьию плохо—

приходили вооруженные люди, отбирали хлеб, говорили,

что если мы будем возить хлеб в город, то убьют тех, кто

этим будет заниматься.
—	Есть ли у вас в деревне люди, имеющие оружие,

которые могут в случае чего защитить жителей?
—	Да, молодые люди у нас создали отряд самооборо¬

ны, и в Асадабаде им выдали оружие.—Мохаммад Насер

кивнул в сторону дороги, где стояли кругом, охраняя

съемочную площадку, парни с автоматами.
—	Но ведь сейчас все С1юкойно, зачем же они

охраняют нас?
—	Там Пакистан,— протянул руку с посохом старей¬

шина, и я вспомнил, что мы. находимся недалеко

от территории, откуда можно ожидать чего угодно.
А потом мы пытались организовать хоть какое-нибудь

движение, какое-нибудь действие, напоминающее полевые
105

работы или какие-нибудь работы вообще. Насер распоря¬

дился, чтобы запрягли волов и продемонстрировали пахо¬

ту. Но врлов запрягали очень долго, два вола с одной

сохой все равно не решили бы проблему, и мы поняли, что

никакой организованный сюжет здесь невозможен, да и не

нужен. Не слишком ли привыкли мы к тому, что разговор

о сельских делах должен обязательно идти в поле на фоне

работающих комбайнов и тракторов? Старейшина—его

внешний вид, манера держаться и говорить, его спокой¬

ные, даже величавые жесты, окружившие съемочную

площадку вооруженные молодые люди, сам факт съемки

интервью на открытом месте в шестистах метрах от гра¬

ницы—этого было вполне достаточно и, на мой взгляд,

вполне убедительно. Может возникнуть закономерный

вопрос — зачем же тогда пытались организовать пахоту?

Наверное, просто по инерции. И потому, что (как это ни

смешно!) Дирк и Йохан очень на этом настаивали. Им

хотелось снять «экзотику», а у нас этой экзотики было

уже снято предостаточно во время первой поездки в

Афганистан.
На каждом шагу в Кунаре мы убеждались в том, что

много, очень много воды утекло со времени нашей первой

поездки в этот удивительный край. В прошлом году были

лишь единичные случаи репатриации афганцев из Паки¬

стана и Ирана — аминовский режим сделал свое страшное

дело, и невероятно трудно было преодолевать его далеко

идущие последствия. Одна из самых сложных проблем —

именно проблема репатриации, потому что люди, покинув¬

шие родину, должны убедиться в возможности и необхо¬

димости, а главное — в безопасности возвращения. С

конца восьмидесятого года началась волна возвращений.

Возвращались отдельные семьи, группы людей, целые

деревни и даже племена. К январю восемьдесят первого

вернулись уже более двухсот тысяч человек. Ожили и

многие деревни Кунара. Нам предстояла встреча с боль¬

шой группой пуштунов, только что вернувшихся из

Пакистана.
Снимали в две камеры. В роли интервьюера выступал

я. На небольшом естественном возвышении расположи¬

лись двести мужчин—темнокожих, бородатых, с суровы¬

ми и гордыми лицами. Одеты они были в пуштунские

национальные костюмы. Все, кроме одного. Этот был в

традиционной пуштунской круглой войлочной шапочке, но

вместо национальной накидки на нем было европейское

демисезонное пальто, а под ним—вязаный шарф. Я

решил, что это или старейшина, или вождь племени. Но я

ошибся. Переводчик подвел человека в демисезонном
106

пальто ко мне и сказал: «Это—пастух. Его зовут Шер-

Авзал. Он готов дать интервью и рассказать свою исто¬

рию и историю своей деревни».
—	Люди Амина по любому поводу преследовали нас,

ввели непосильные налоги—так что никто не мог прокор¬

мить свою семью,—начал Шер-Авзал.—Если кто-нибудь

осмеливался не повиноваться, его расстреливали. И од¬

нажды ночью мы всей деревней ушли вот за эту гору, в

Пакистан. Там нам сказали, что скоро дадут землю, но за

это требуется выделить пятьдесят мужчин для обучения в

военном лагере. Сначала мы решили, что сперва надо

получить землю, а уж потом посылать мужчин. Но

проходили дни, никто нам землю не давал. Жили мы в

палатках йз овечьих и'верблюжьих шкур. Все меньше

становилось скота. Денег и вовсе не было. Пришлось

посылать мужчин. Но и после этого землю нам не дали.

Сказали: нужно больше мужчин для борьбы с неверными.

В лагере с нами занимались американские и пакистанские

инструкторы, учили стрелять, маскироваться. А семьи

жили в очень тяжелых условиях, которые ухудшались с

каждым днем. Начались болезни, голод. А землю нам так

и не давали. Тогда несколько человек решили тайком

пойти назад в Афганистан и посмотреть, правда ли, что

там запрещен ислам и преследуют* всех, кто ходит в

мечеть? Через несколько дней лазутчики вернулись и ска¬

зали, что на родине нам ничто не угрожает, в Кабуле—

правительство, которое уважает ислам, й лучше всего—

идти домой и как можно быстрей, пока нас не заставили

воевать против правительства. Мы посовещались и решили

возвращаться. Ночью все, кто был в тренировочном

лагере, обманув часовых, бежали. Остальные—с женщи¬

нами и детьми—уже находились в укромном месте неда¬

леко от границы. И вот мы пришли домой. Правительство

уже дало нам землю...
—	Кто говорил с вами в Пакистане? Что рассказывали

о положении на родине?
—	Раньше мы этих людей не встречали. Они предста¬

вились как борцы за ислам и говорили от имени «Исламской

партии».
—	Знакомы ли вам имена Гульбуддщ1а Хекматиара,

Бурхануддина Раббани, Сабгатуллы Моджаддеди, Халеса,

Наби?—Я перечислил имена всех главарей зарубежных

антиправительственных организаций, которые помнил.
—	Как, как?—переспросил Шер-Авзал. По его реак¬

ции было видно, что имена эти ему не знакомы.
Я снова перечислил всех. Пастух задумался.
—	О Гульбуддине я слышал. Слышал, что он будет
107

королем в Афганистане, когда победоносно закончится

война с неверными. Но ни я, ни д]ругие жители деревни

его никогда не видели.
Эти суровые, сосредоточенные, с гордой осанкой

люди, конечно, были страшно далеки от политики. Ветры

прогрессивных перемен неизменно обходили стороной их

патриархальную деревню, зато злые силы их не обошли.

И они воспринимали их с первобытным простодушием, с

истинно мусульманским комплексом покорности судьбе,

не будучи в состоянии разобраться в сложной расстановке

политических сил. Никто из них. не умел ни читать, ни

писать. Никто никогда раньше не покидал родные преде¬

лы— с тех пор как осели они на земле и забыли кочевые

тропы своих предков. Произвол аминовских подручных

они воспринимали как стихийное бедствие и ушли, собрав

пожитки, в Пакистан, как ушли бы, спасаясь от наводне¬

ния. Первым актом их приобщения к реальной политике в

повседневной жизни было принятое, к счастью, на веру

сообщение соплеменников, побывавших на родине! Они

поняли, что связанные с уходом тяжелые испытания могут

скоро окончиться и что где*-то там, на родине, есть люди,

которые могут им реально помочь.
Я дум^ш обо всем этом, слушая неторопливую речь

пастуха^ и одним глазом следил за тем, что делает

Валентин. Было ясно, что рассказ моего собеседника не

мог быть использован в полном объеме ни в одной

информационной передаче.
Понимая зто, Валентин больше не снимал синхронно

рассказ Шср-Авзала, а старался запечатлеть атмосферу

встречи—крупные и средние планы слушающих беседу

жителей деревни, столпившихся вокруг, быстро темне¬

ющие горы—солнце уже зашло, и темнота стремительно

сгущалась Ha^j Асадабадом.
Дирк и Иохдн были очень довольны материалами*

снятыми в Кунаре. Назавтра они должны были вылетать

во Франкфурт. День накануне вылета был очень напря¬

женный. В три часа дня снимали интервью с товарищем*

Кармалем. Думали, что он уделит нам не более пятнадца¬

ти минут. Но уже после первого обмена любезностями

стало ясно, что афганский руководитель не хочет сводить

все дело к протокольному интервью. Мы пробыли у него

больше полутора часов. Разговор был живым и интерес¬

ным. До революции экономическое и культурное сотруд¬

ничество Афганистана с ФРГ было весьма оживленным.

После апреля семьдесят восьмого года ситуация резко

изменилась: многие фирмы и организации Западной Гер¬

мании отказались сотрудничать с молодой республикой.
108

Дальнейшее развитие событий привело к фактическому

бойкоту со стороны ФРГ. В результате ряд предприятий,

оборудованных западногерманской техникой, лишился за¬

пасных частей. Уехали специалисты.
Несколькими днями раньше Дирк и Йохан побывали на

ткацкой фабрике в Пули-Чархи, оснащенной западногер¬

манским оборудованием. Фабрика работает, но работает

вопреки, казалось бы, даже здравому смыслу: только

афганские умельцы оказываются способными поддержи¬

вать в рабочем состоянии станки, которые давно требова¬

ли капитального ремонта с использованием запасных

частей либо переплавки как металлолом.
Западногерманские журналисты обсуждали с товари¬

щем Кармалем перспективы налаживания торгово-

экономических отношений, проблемы, с которыми сталки¬

вается правительство Афганистана, делились впечатлени¬

ями об увиденном, благодарили за возможность побьшать

в стране.
Предстояло перед отъездом сделать подробный и

точный перевод на немецкий язык интервью с Бабраком.

С нехмецкими журналистами работал прекрасный перевод¬

чик из «Афгантура» Омар, но даже при блестящем знании

языка Омару надо было немало времени, чтобы перевести

ответы и высказывания товарища Кармаля. Мы услови¬

лись, что сейчас же по завершении работы они приедут

прямо на прощальный ужин.
Пробило семь, а Дирка и Йохана все не было. Я

позвонил в отель—они все еще работали над переводом.

Откладывать было нельзя—завтра утром в восемь часов

вылет во Франкфурт. Мы ждали и с беспокойством

думали о том, что близится комендантский час—он

начинался тогда в десять часов вечера. Стало ясным, что

прощальный ужин не состоится. Не дожидаясь комендант¬

ского часа, мы решили ехать к себе в отель. Метров через

триста нас остановил патруль и, проверив документы,

пожелал доброго пути.
Вскоре мы подъехали к небольшой площади, на

которой был расположен кинотеатр. Только что окончил¬

ся последний сеанс, и зрители густо заполнили площадь.

Мы медленно проехали, продираясь через потрк идущих

людей. Миновали площадь.
И вдруг раздался какой-то короткий удар, за ним

сухой шелест посыпавшихся осколков заднего стекла. В

следующий момент перед глазами у меня вспыхнул

оранжевый шарик величиной с большую вишню. Вспышка

эта сопровождалась звуком, напоминающим звук рвущей¬

ся струны.
109

Короткие удары посыпались один за другим. Оранже¬

вые шарики запрыгали под потолком кабины.
—	Володя, гони вперед,—попытаемся уйти! — И Воло¬

дя нажал. В следующий момент что-то горячее полилось

мне на лицо. Я пригнулся и взглянул на Валентина,

который сидел рядом со мной: на его лице была кровь.

Авдеев низко пригнулся на переднем сиденье, и мне не

видно было его лица. Двухметровый Володя, сидевший за

рулем, пригибаться не мог—он. вел машину. Буквально

через секунду он вскрикнул, и я увидел, как густой

черный поток полился ему на воротник... Ясно было, что

прицельный огонь ведется по машине — в темноте на фоне

снега она была хорошо видна.
Мы обменялись с Володей короткими репликами и

решили остановиться и выбраться из машины: мы уже

отъехали от площади метров на триста-четыреста, и

каждого в отдельности с такого расстояния рассмотреть

было трудно.
Вментин был в шоке, мы быстро открыли дверцу с

его стороны и помогли ему выбраться из машины. Я

увидел, как белый снег вокруг меня быстро чернеет...
Думаю, что мы пролежали не больше минуты. Обстрел

прекратился, и мы с Володей решили ехать, чтобы до

комендантского часа попытаться успеть в больницу при

Советском посольстве. Преследования можно было не

опасаться: стрелявпше понимали, что, выйдя из укрытия и

приблизившись к нам, они рискуют нарваться на огонь в

упор — нетрудно было предположить, что мы тоже воору¬

жены.
Боли не было, сознание было ясное, и только мешала

заливающая глаза кровь. Наступала слабость. Мы ехали

очень быстро по пустынным улицам—-раненый Володя

вел машину блестяще. За пять минут до комендантского

часа подъехали к воротам Объединенной больницы при

Советском посольстве.
Володя Авдеев, единственный оставшийся невреди¬

мым, стал настойчиво звонить. Вскоре из динамика

раздался голос дежурной: что случилось?
—	Скорее, у нас трое раненых,— выпалил Володя, и

через несколько секунд ворота открылись и к машине

подбежали несколько человек в белом.
Мы вышли сами и, поддерживаемые под руки, подня¬

лись на второй этаж. Хирург вместе с сестрой быстро

осмотрел каждого.
—	Таня, скорее — зажимы, щипцы, все, чтобы шить!..

Анна Петровна, вызовите рентгенолога! —Александр Сер¬

геевич действовал как настоящий фронтовой врач — до сих
по

пор о таких я только читал в книжках, посвященных

Отечественной войне.
Я удостоился быть первым в очереди на операционный

стол — оказалось, что у меня на голове довольно большая

рана. И Таня принялась изничтожать мою прическу. Я

попытался слабо протестовать, потом клянчил, чтобы

выстригали поменьше, Александр Сергеевич мягко и

вместе с тем коротко возразил: сделаем ровно столько,

сколько необходимо!
Я лежал на операционном столе, и мне было почему-то

ужасно холодно. Била дрожь, и все, что проделывали

сильные и репштельные руки Александра Сергеевича и

Танк, было куда менее неприятно, чем эта дрожь. Потом

мне показалось, что я засыпаю.
—	Скоро? —спросил я, и хирург ответил: —Сделаю

последнюю скобку—и можете слезать!
Примчался заспанный рентгенолог. Глаза его округли¬

лись при виде двоих ожидавших своей очереди. Мне

помогли спуститься со стола, бДели в новую красивую

пижаму и повели к лифту—надо было подняться в

рентгеновский кабинет. Снимок был готов уже минут

через пятнадцать: белые точки указывали на оставшиеся в

мягких тканях головы осколки.
Нам дали отдельную палату, принесли чай с молоком и

сахар и велели сейчас же выпить минимум по четыре-пять

стаканов — чтобы компенсировать потерю крови. Вот те¬

перь стало больно. Последний пришел гигант Володя: у

него, помимо ранения головы, был осколок в лопатке. Он

принес его с собой. Счастливчик Володя Авдеев лег на

принесенную ему раскладушку в нашей палате. Вскоре все

начали посапывать. Я ночью не спал.
В половине седьмого решили позвонить Дирку в

гостиницу и мягко сообщить о том, что случилось,— наше

отсутствие в аэропорту могло породить у немецких коллег

любые мысли.
Боже мой, это все из-за нас! — в ужасе вскричал

Дирк, услышав, что нас «немножко задели».
А потом мы с наслаждением ели гречневую кашу с

молоком; все было позади...

Два путешествия

мексиканских репортеров
Точку съемки нашли быстро — поближе к отелю «Интер-

континенталь», где жили мексиканцы. Отель стоит на

вершине одного из высоких холмов, которые делят Кабул

на несколько крупных районов. От него вниз идет крутая

асфальтированная дорога, вливающаяся в шумную улицу.

Правая сторона этой улицы, если ехать от центра к

Политехническому институту, расположенная в низине,

сплошь застроена домами состоятельных индусов. Ле¬

вая—пекарнями, мастерскими, мелкими дуканами, в кото¬

рых торгуют галантереей, овощами, фруктами. Бесконеч¬

ным потоком тянется вверх к Политехническому разнока¬

либерный транспорт, сбегают вниз к центру разукрашен¬

ные грузовики и автобусы, пестрые и разномастные

легковые машины, величаво шествуют между ними вер¬

блюды, семенят овцы.
Штатив поставили у места впадения асфальтовой поло¬

сы в улицу—так, чтобы не мешать движению. Как всегда

бывает при съемках в людных местах, камеру тут же

обступили десятки мальчишек и стали бороться друг с

другом за место напротив объектива. И, как всегда,

возник спор —пытаться «отодвинуть» любопытных зрите¬

лей за пределы съемочной площадки или махнуть рукой и

отнести их к категории характерных деталей городского

пейзажа. Впрочем, пытаться «отодвинуть» не имело смы(!-

ла: улица людная и на месте отодвинутых немедленно

возникли бы два десятка новых.
Афганцы вообще чрезвычайно любопытны —

появление чего-то необычного или редкого вызывает

немедленную реакцию: возникает группа, потом толпа.

Поводом для возникновения такой ситуации всегда с

неизбежностью объективного закона служит появление на

улице киносъемочной камеры или даже фотоаппарата.

При этом каждый стремится обязательно попасть в кадр.

Главное — участвовать, именно участвовать в таинстве

съемки. Поэтому, если хочешь снять что бы то ни было

«в чистом виде», надо либо прятать камеру, либо прибе¬

гать к помощи оцепления.
112

в данном случае сил для создания .оцепления не было,

спрятать камеру было негде, и мы решили, что'любопыт¬

ные в кадре лишь помогут воспроизвести атмосферу

кабульской улицы.
Предстояло работать в две камеры: ближе к точке, где

стояли мы с Педро, расположились его коллеги с порта¬

тивным видеокомплектом, а немного поодаль поставил

штатив Валентин. Таким образом, у мексиканцев в кадре

было два беседующих репортера'—мексиканский и совет¬

ский, а Лебедев видел в окошке своего визира как двух

репортеров, так и снимающих их мексиканцев.
Я задал Педро первый вопрос...
...Все, что вы прочтете ниже о необычном путеше¬

ствии мексиканских телерепортеров, записано с их слов.

Судьба едва не сыграЯа с нами злую .шутку: мы могли

встретиться Со своими коллегами в чреватой огромной

опасностью боевой обстановке, когда они находились «по

ту сторону линии фронта». К счастью, этого не произо¬

шло. Мы встретились в мирной обстановке весеннего

Кабула, когда завершилась наша поездка в объятую

пламенем приграничную провинцию Кунар, а мексиканцы

приступили к осуществлению второго,, легального этапа

своего путешествия. Рассказ о том, что этому предше¬

ствовало, будет состоять, таким образом, из двух парал¬

лельных историй—описания поездки советской съемоч¬

ной группы и почти авантюрного предприятия мексикан¬

цев...
...Их было всего четверо—журналист-репортер, ре¬

жиссер-звукооператор и два видеотехника. При всей порта¬

тивности их аппаратуры они все же были обременены

немалым грузом. В середине февраля подготовка к даль¬

нему и необычному путешествию была завершена, и они

сели в самолет, вылетавший из Мехико в Дели.
В Дели поселились в гостинице и разыскали пакистан¬

ское консульство. Отрекомендовались: репортеры инфор¬

мационной программы одиннадцатого канала ' государ¬

ственного телевидения Мексики. Попросили визы на

въезд в Пакистан. Визы вскоре были получены, и они

вылетели в Исламабад.
Появление мексиканских телерепортеров в Исламабаде

поначалу ни у кого не вызвало ни удивления, ни интере¬

са—мало ли для чего появляются в столице иностранные

журналисты?..
В этом городе пришлось прожить около недели—

собирали сведения, которые должны были помочь в

достижении главной цели первой части путешествия.

Знакомились с местными работниками телевидения, кол¬
113

легами из газет, расспрашивали торговцев, бизнесменов,

чиновников. Кое-что удалось узнать, но выйти на людей,

которые были бы непосредственно знакомы с руководите¬

лями эмигрантских организаций, так и не смогли.
Долго оставаться в Исламабаде, ничего не снимая,

становилось небезопасным: военно-террористический ре¬

жим зорко следил за всеми, кто мог показаться подозри¬

тельным. А мексиканцы становились подозрительными,

потому что не обращались с просьбой об интервью ни к

одному высокопоставленному лицу, неизменно уходили от

расспросов коллег о характере и целях их миссии.
Решили ехать в Пешавар. Там внутреняя напряжен¬

ность ощущалась особенно остро. Повсюду сновали во¬

оруженные люди, на улицах часто проверяли документы,

стены домов были заклеены портретами каких-то деяте¬

лей в чалмах с бородами и испещрены многочисленными

лозунгами, написанными на пушту и дари. Большой

пакистанский город превращен в штаб-квартиру контрре¬

волюционной афганской эмиграции и западных развед¬

служб.
Здесь все знали, что они где-то рядом, где-то непода¬

леку-. Но никто не говорил, где именно. То ли действи¬

тельно не знали, то ли обязаны были тщательно скрывать.

Скорее, второе.
В Пешаваре оставаться в роли бесцельно слоняющихся

журналистов было невозможно. Здесь слежка за любым

вновь прибывпшм иностранцем устанавливалась момен¬

тально. Надо было прямо заявить о цели своего приезда и

добиваться достижения этой цели. Но кому заявлять?

Представителям местных пакистанских властей? Начи¬

нать, по всей вероятности, надо бьию именно с этого. И

Педро отправился к губернатору. Как и следовало ожи¬

дать, губернатор не сказал практически ничего.
—	Могли бы вы представить меня руководителям

афганских организаций на территории Пакистана?
—	Увы, я с ними не знаком!
—	Быть может, вы сможете порекомендовать мне

кого-нибудь из ваших сотрудников, кто был бы знаком с

ними или их сотрудниками?
—	Боюсь, что и это невозможно, так как пакистанские

власти не поддерживают никаких отношений с афганскими

организациями в Пешаваре.
—	Знаете ли вы, по крайней мере, что такие организа¬

ции в вашем городе существуют и каков характер их

деятельности?
—	Я слышал, что такие организации существуют.

Знаю, что цель их—освобождение Афганистана от ком¬
114

мунистов. Но, повторяю, я лишь слышал об этом, но

никакого контакта с этимй организациями у меня нет.
Все было ясно: официальный путь ни к чему не мог

привести. И тем не менее визит к губернатору был

необходим. Теперь можно было быть уверенным, что они

узнают о цели приезда мексиканской группы. И либо сами

пойдут на контакт, либо тюстараются заставить группу

покинуть Пешавар.
На следующий день на базаре к Педро подошел

невысокого роста человек в чалме, одетый в потертый

костюм европейского покроя. Обратился по-английски:
—	Вы, судя по всему, иностранец. Быть может, я могу

вам быть полезен? Я и сам не из здешних мест, но живу в

Пешаваре довольно давно и неплохо знаю город...
Сомнения не было: с* ними решили установить контакт.

И Педро без обиняков, безо всякой дипломатии прямо

заявил любезному рыночному знакомому, что хочет пови¬

даться либо с Гульбуддином Хекматиаром^ либо с Бурха-

нуддином Раббани\
—	Что же, я, очевидно, смогу вам в этом помочь. Но,

простите, с какой целью вы хотите познакомиться с ними?
—	Мы хотели бы взять интервью о целях и задачах

возглавляемых ими партий и снять действия одной из

боевых групп против коммунистов на территории Афгани¬

стана^—выпалил Педро.
—	Где вы живете? — спросил незнакомец, и было

совершенно очевидно, что вопрос этот—всего лишь свое¬

образный «политес», ибо отель, в котором остановились

мексиканцы, был ему известен.—Я найду вас завтра или

послезавтра и полагаю, что сообщу положительные сведе¬

ния.—И человек в потертом костюме растворился в чреве

базара так же неожиданно, как появился,
...Вертолет, натужно тарахтя, покачиваясь и взметая

коричневые пылевые облака, уселся на потрескавшуюся

от ужасающей жары и безводья глиняную площадку.

Площадка эта носила название «асадабадского аэродро¬

ма». Даже при развитом воображении трудно было пред¬

ставить себе, что это — аэродром. Но факт оставался

фактом —вертолет приземлился и, по всей вероятности,

мог и взлететь именно с этого «аэродрома». Вокруг

площадки расположены были предметы, ясно свидетель-
^ Руководитель ^<Исламской партии>^ — военно-террористической ор¬

ганизации, ставящей своей целью осуществление контрреволюционного

переворота в Афганистане.
^ Руководитель так называемого ^<Исламского общества за освобож¬

дение Афганистана».
115

ствующие о том, что мы оказались в районе военных

действий: несколько БМД—небольших танкеток, пуш¬

ки, ящики с патронами и снарядами, здесь же находились

солдаты в пыльных серых комбинезонах Афганской на¬

родной армии. Административный центр провинции Кунар,

расположенной на северо-востоке Афганистана. Асадабад

был местом дислокации Центрального армейского корпу¬

са, который вел. операции против военных формирований,

вторгшихся на территорию ДРА из Пакистана.
Мы вытащшш свой громоздкий багаж из вертолета—

тяжелый обитый металлом кофр с кинокамерой, магнито¬

фон в запыленном чехле, аккумулятор для осветительных

приборов^ чемодан с лампами и шнурами, зарядный

мешок, кофр с кассетами и кинопленкой. Личный наш

багаж—зубные щетки, паста и одна электробритва, блок¬

нот и два пистолета умещались в одной небольшой

кожаной сумке. Одеты мы были незатейливо—

полотняные брюки и хлопчатобумажные рубашки с корот¬

кими рукавами—вот-и все.
Командир вертолета передал нас из рук в руки

ожидавшему афганскому офицеру. Все вместе мы втисну¬

лись в насквозь пропыленный «УАЗ» и двинулись к

штабу. За горой время от времени натужно разрывался

раскаленный воздух и слышны были автоматные очереди.

Там, в ущелье Дари-Печ, ведущем от пакистанской грани¬

цы к горным поселениям Нуристана, шел бой.
В штабе мы познакомились с командиром Центрально¬

го армейского корпуса и без лишних слов вместе с ним

поехали к тому месту; откуда начиналось ущелье.
«УАЗ» остановился в небольшом каньоне, который,

подобно боковому коридору, уходил метров на сорок в

сторону от главного ущелья. За поворотом уже было

небезопасно—крупнокалиберные пулеметы легко «доста¬

вали» до этого места. Валентин взял камеру, подошел

скале и выглянул. Я подошел к нему и тоже выглянул:

примерно в километре мы увидели прижавшихся к деревь¬

ям солдат, которые вели огонь из автоматов в сторону

небольшого саманного строения^ Поблизости от этого

строения выросла вертикально расширяющаяся воронка—

взрыв снаряда поднял ввысь метров на пятнадцать пыль и

скальную породу. Приглушенный расстоянием звук доле¬

тел нескоро. Было ясно—камера не увидит практически

ничего, магнитофон услышит неясные шумы, по которым

непосвященному очень трудно будет догадаться, к чему

относятся эти шумы. На экране бой, снятый с такого

расстояния, никакого впечатления не мог произвести.
Командир хотел, чтобы мы сняли действия его бойцов,
116

но в то же время категорически не желал подвергать нас

опасности.- В такой ситуации совместить первое со вторым

было решительно невозможно, и командир в конце концов

выбрал второе: запретил приближаться к передовой.
Мы провели в каньоне около трех часов. Каждые

двадцать-тридцать минут являлись связные и докладывали

об обстановке в разных секторах. Радист поддерживал

связь с вертолетами, которые корректировали огонь ар¬

тиллерии, действия мотострелков и вывозили раненых.

Завершалась ликвидация формирования, срстоявшего из

двух тысяч бандитов, хорошо обученных и вооруженных

наемников, которые прошли серьезную военную школу

вблизи. Пешавара. Им даже выдали форму—черные ком¬

бинезоны без всяких опознавательных знаков или знаков

различия,—просто так, для устрашения.
...Их принял сам Раббани. Величественный, спокой¬

ный, холеный. Гостей приветствовал едва заметным кив¬

ком. Из кресла не поднялся. Руки не подал. Высокопарно

высказался относительно их «благородной миссии» и

выразил удовлетворение по поводу того, что все больше

становится людей, поддерживающих мусульман в их

борьбе с осквернителями ислама. Высокий штиль завер¬

шился вполне торгашеским предложением: покажете во¬

инов аллаха с положительной стороны, разоблачите «по¬

собников коммунистов»—всяческое содействие будет ока¬

зано. Никакие другие варианты не могут быть приемлемы¬

ми.
—	Запад должен знать, что передовая шния борьбы

против коммунизма проходит теперь через Афганистан, и

Пешавар—надежный тыл и штаб этой борьбы!-—

завершил свою орацию Раббани.—Итак, что вы хогите?
Все настоящие репортеры на свете—прежде всего

деловые люди, и терпеть не могут нотаций. Поэтому

последняя фраза Раббани была поводом для Педро коротко

и без дипломатии выложить свои просьбы.
—	Мы хотим посетить один или несколько лагерей, в

которых обучают воинов аллаха. Мы хотим—далее—

получить у вас интервью относительно целей вашей

организации и методов достижения поставленных целей.

Мы хотим, наконец, пройти с одним из ваших отрядов на

территорию Афганистана й снять действия этого отряда

по борьбе с теми, кого вы называете «пособниками

коммунистов».
—	Возможно, я выразился не совсем точно—в первую

очередь мы боремся против самих коммунистов, а потом

уже против их пособников,—вставил Раббани.
—	Пусть так. Будут ли вьшолнены наши просьбы?—
117

Педро никак не хотел следовать восточным традициям,

требующим поговорить какое-то время =^<вокруг да около^>,

а уж потом незаметно, постепенно перейти к делу.
Холеный бай задумался.
—	Лагеря посетить вряд ли вам удастся—они нахо¬

дятся в ведении военных, а мы, люди духовные и

светские, не умеем давить на военных. Сами же они

предпочитают жить скромно.- Что касается интервью,

пожалуйста. Хоть сейчас. Думаю, что удастся помочь вам

присоединиться к одному из наших отрядов, выходящих

на задание. Если вы дадите мне время до завтра, я смогу

вам дать окончательный ответ.
—	Прекрасно,— отпарировал Педро,—вот завтра мы и

снимем интервью, когда придем за ответом!—Умный

“мексиканец прекрасно понимал, что Раббани весьма заин¬

тересован в том, чтобы его персона появилась на милли¬

онах телеэкранов. Эта зайнтересованность могла подтол^

кнуть и решение о походе с отрядом его боевиков.
Педро не ошибся: на следующий день утром в гостини¬

цу пришли двое и предложили взять минимум необходи¬

мой поклажи—через два часа намечался выход на опера¬

цию группы из пятнадцати человек. На территории Афга¬

нистана они должны были соединиться с основным отря¬

дом, который в свою очередь получил задание участво¬

вать в боях за ущелье Дари-Печ.
Мексиканцы взяли минимум—необходимые в походе

личные вещи, видеокамеру, магнитофон, аккумуляторы.

Им выделили одного верблюда для багажа и одного—для

пассажиров. Ехать на верблюде могли только два человека.

Оставшимся двоим предстояло идти пешком—вернее,

время от времени меняться со своими товарищами, ехавши¬

ми верхом.
Вышли, конечно, не через два часа, а под вечер^.

Грайи11(у переходили, когда стемнело, по горной тропе на

высоте около трех тысяч метров. С сухим шорохом

разлетались из-под копыт верблюдов мелкие камни, и

тихо было настолько, что становилось слышно дыхание

мерно идущих могучих животных. Впереди шли два

проводника—в недалеком прошлом жители небольшой

кунарской приграничной деревни.
На ночлег остановились километрах в десяти от

границы. Утром предстояло выйти к месту встречи с

основным отрядом у восточного входа в ущелье...
Ночью было тихо, лишь изредка раздавался выстрел—

своеобразная азбука Морзе, широко практикуемая в Аф¬

ганистане при отсутствии современных средств связи в

боевых условиях. А с рассветом снова начал натужно
118

рваться воздух, зачастили автоматные очереди и затихли

ранние горластые птицы.
Группа, с которой шли мексиканцы, так и не смогла

соединиться с основным отрядом, потому что к условлен¬

ному моменту встречи отряд этот был фактически раз¬

громлен, и остатки его поспешно уходили обратно. Коман¬

дир группы бандитов решил осуществлять запасной

план—пройти к югу от Дари-Печ в район города Осмара,

в окрестностях которого шла охота на тех, кто участвовал

в проведении аграрной реформы...
...События, которые никак не зависели от нас, привели

к тому, что намеченная, казалось, самой судьбой встреча

нашей съемочной группы с мексиканскими журналистами

в ущелье Дари-Печ не Состоялась. К счастью, не состо¬

ялась, ибо—кто знает,, как выглядела бы эт^ встреча в

условиях смертельного столкновения, когда мы были на

одной стороне, а Педро с его ребятами—на другой! Но,

как выяснилось потом, находились мы совсем близко друг

от друга—на расстоянии каких-нибудь трех километров.
...Освадьдо взялся за камеру лишь на пятый день

после начала экспедиции. Неожиданно проводники остано¬

вились, сказали что-то командиру, и вслед за этим

бандиты стали поспешно укладывать на землю верблюдов.

Все схватились за автоматы и, не обращая внимания на

журналистов, бросились к обрыву, прячась за крупными

камнями. Послышались короткие очереди, и Освальдо

понял, что надо снимать. Поблизости молниеносный ряд

пуль, летящих откуда-то снизу, выбил из скалы полосу

гранитных брызг. Оператор подполз к обрыву и взглянул

вниз через окуляр камеры: там, быстро перебегая от

укрытия к укрытию, стреляли на ходу афганские солда¬

ты. Один из них упал. К нему бросились сразу два

товарища. Ясно видимое перекрестье очередей сместилось

в направлении того места, где эти двое склонились над

упавшим солдатом. Но в следующий момент они успели

быстро перенести его в укрытие. Освальдо снимал—

впервые в жизни снимал молниеносную череду непредска¬

зуемых событий, которые ежесекундно могли захватить и

его самого и выбросить за тот предел, за которым не

было уже ничего... Потом на монтажном столе вместе с

товарищами он будет рассудительно и спокойно сопостав¬

лять крупность планов, определять их последователь¬

ность, «совмес1имость^> в экранном потоке. Но сейчас он

думал только об одном — снять как можно больше, снять

все, что происходит, снять и сохранить уникальный

материал.
Он оглянулся—Педро лежал рядом с ним и помогал
119

Еухенио в управлении видеомагнитофоном: портативный-

то он портативный, но в условиях реального боя хотелось

иметь что-нибудь поменьте да полегче.
Бой продолжался минут десять и окончился так же

неожиданно, как и начался. Солдаты исчезли из поля

•зрения, и стрельба прекратилась как бы сама собой.
Мексиканцы собрались в кучку и стали обмениваться

впечатлениями. Бандиты в это время поднимали верблю¬

дов, осматривали оружие. Через несколько минут снова

двинулись в путь. Командир не посвящал журналистов в

свои планы. По-английски говорил еле-еле, так что даже

если бы хотел, не смог вразумительно объяснить что к

чему.
Скитания продолжались восемь дней. На третий кончи¬

лись продукты, и боевики Раббани проделали привычную

для них и их собратьев процедуру—ограбили крестьян

первой попавшейся деревни. На пятый в поисках ночлега

забрели еще в одну деревню, предварительно выслав

разведчика, чтобы убедиться, что там нет правительствен¬

ных войск. Вернувшись, он доложил, что в деревне все

спокойно, но есть двое вооруженных людей—по всей

вероятности, это члены Народно-демократической партии.
Мексиканцы не знали, что сказал лазутчик. Не знали

они и о том, что решили сделать бандиты. На этот раз

командир не выдержал—он решил, что настал решающий

момент, чтобы показать иностранным журналистам, на

что способны его ребята. Путая слова и. безжалостно

коверкая произношение, он все же объяснил мексиканцам,

что предстоит нападение на дома «неверных» и расправа с

ними,—таким образом, они смогут получить материал,

из-за которого двинулись в рискованное путешествие.
Педро и его товарищи поняли, что попали в очень

сложное положение. Они понимали, что неизбежно поста¬

вят себя в положение соучастников преступления, если

пойдут вместе с бандитами и никак не попытаются

воспрепятствовать убийству. Что было делать? Помешать

бандитам они не могли—их было всего четверо и у них не

было оружия. И они приняли решение...
...Бандиты построились в одну неровную шеренгу,

подстелили коврики для моления и приступили к соверше¬

нию вечернего намаза. В роли муллы выступал командир.

Когда обряд был окончен, он поднял вверх руку, в

которой.держал автомат, и дико закричал: «Аллах ахбар!»

Его воинство многократно повторило этот лозунг. И все

разом бегом двинулись к деревне, прячась за выступами

скал. ОсвальдЬ снимал, снимал до тех пор, пока отряд не

скрылся из глаз и не раздались первые выстрелы. И тогда
120

все четверо, погрузив аппаратуру на верблюда, сами

уселись на верблюдов и, оставив отряд без средств

передвижения, быстро нахфавились в сторону, прямо

противоположную той, где недавно провалилось в преис¬

поднюю раскаленное-добела солнце. У них был компас, у

них была карта. У ^их была их аппаратура и пленка,

запечатлевшая действия бандитов на территории Афгани¬

стана. Мексиканцы решили добираться до Пешавара сами.

Решение было смелое, но, увы, трудноосуществимое.

Они не учли, что, во-первых, без проводника не смогут

найти тропы, по которой можно было бы покинуть

территорию Афганистана, и, во-вторых, у них не было

продовольствия, а путь мог продлиться не одиц день. И

мало ли что могло случиться в пути—в этих MecTcix

человек без оружия не. Человек. И, наконец, последнее—

то скажут они, вернувшись в Пешавар? Вернуться

незамеченными и так же незамеченными покинуть Пепга-

вар —^ это было Hepeajn,Ho.
И они поняли, 4JO Яадо возврапцмься—возвращаться

туда, откуда они' бежали •—благо, удалиться успели не¬

намного. Быстро придумали объяснение: когда началась

стрельба, penmjm, что надо спрятать верблюдов и покла¬

жу подальше от места схватки, чтобы в случае необходи-

люсти обеспечить отступление отряда.
Вернулись, когда уже совсем стемнело. Выстрелов не

было слышно, но внизу под горой, 1’де лепилась к скалам

деревня, пылал огромный костер — горел дом. Уложили

верблюдов и решили провести ночь около них, как и

предыдущие две ночи.
Как только рассвело, вернулись бандиты. Но было их

не пятнадцать, а девять. Не было среди них и командира.

Таким образом, исчезла последняя возможность объяс¬

ниться.
—	Пешавар? — сказал Педрр и сделал жест рукой, как

бы приглашавший в обратное путешествие.
—	Пешавар! — закивал тот, кто остался старшим.
Обратная дорога заняла почти три дня. Дважды они
попадали под обстрел, причем было непонятно, кто

стрелял и зачем. Афганских солдат они больше не

встречахш.
Границу переходили днем вместе с небольшой группой

кочевников, которые возвращались после продажи в Аф¬

ганистане партии овец. В Пешавар пришли под вечер. На

третий, день после возвращения мексиканцы вновь вышли

из самолета на делийском аэродроме Палам...
...— Наверное, тебе будет интересно узнать, что в

Кабуле находятся ваши коллеги из мексиканского телеви¬
121

дения,— сказал мне Кабир.— Они приехали позавчера из

Индии, а до этого, .как я слышал, совершили нелегальное

путешествие в восточные провинции вместе с группой

мятежников.
—	И что же, их собираются арестовать?
—	Да нет, насколько я себе представляю, они настро¬

ены дружественно по отношению к республике и хотят

сделать большой репортаж о новом этапе нашей револю¬

ции.
Вечером мы приехали в отель «Интерконтиненталь».

Мексиканцы занимали два двухместных номера на втором

этаже. В одном из них была установлена аппаратура для

просмотра и монтажа материала. Мы не скрывали своего

желания как можно быстрее увидеть, что удалось им

снять на «той стороне». Оказалось, что получасовой

репортаж о походе с бандитами й интервью с Раббани уже

были смонтированы в Дели, покуда ждали афганских виз.

Оттуда же отправили репортаж в Мехико, и он уже был

передан в эфир.
Дело в том, что в начале восьмидесятого года мировое

телевидение почти не имело материалов, рассказыва¬

ющих о событиях в Афганистане. Интерес же к этим

событиям был огромный. Единственным источником видео¬

информации были советские корреспонденты телевиде¬

ния. Любой материал воспринимался как сенсация и шел в

десятки стран. Наши репортажи, например, направлялись

в Лондон в адрес Двух основных международных телеин-

формационных агентств Висньюз и ЮПИТН, которые

моментально распространяли их более чем в ста странах,

где у них были постоянные подписчики. Большинство

сюжетов включалось в обмен новостями Евровидения и

Интервидения. Липтенный «своих» источников информа¬

ции,. Запад вынужден был пользоваться нашей.
В такой ситуации появление мексиканских материа^гтов

было действительно сенсацией. Руководители американ¬

ских и западноевропейских телесетей ожидали, что вот

теперь-то получат в руки «более подходящий» материал.

Им пришлось разочароваться: Педро и его товарищи,

познакомивпшсь с делами на месте, сравнив взгляды и

действия двух сторон конфликта, сделсши свои выводы

отнюдь не в пользу афганской контрреволюции.
В тот вечер мы увидели как готовую передачу,

которая уже была передана в мексиканский эфир, так и

исходные материалы, на базе которых она была сделана.

Снято было много: большое интервью с Раббани, в п]роцес-

се которого он излагал цели и задачи возглавляемого им

«Исламского общества за освобождение Афганистана»
122

(раньше телевидение не располагало кадрами, показыва¬

ющими этого заклятого врага афганского народа), неле¬

гальный- переход границы, крупные, средние, общие пла¬

ны бандитов, намаз в «полевых условиях», бой, пыла¬

ющий дом в деревне, верблюды, несущие поклажу бандит¬

ского отряда, улицы Пепшвара, заклеенные портретами

руководителей антиафганских контрреволюционных груп¬

пировок, оружейные мастерские. Да, таким материалом «с

той сторонгл» мы до сих пор не располагали. И я решил

предложить Педро джентльменское соглашение—

обменяться материалами. Он сейчас же согласился. Оста¬

валось реи1ить техническую проблему, каким образом

реализовать это г обмен.
Hanie положение быЛо проще — можно было снять

кинокамерой интересующие нас планы прямо с контроль¬

ного видеоустройства. Валентин, естественно, немедленно

полез в бутылку:
—	Снимать не буду — бессмысленная трата пленки!
—	Другие предложения есгь?
—	Нет!
—	Значит, будешь снимать с монитора?
—	Не буду,— это не качество, а черт знает что!
—	Пожалуйсга, сделай иначе, чгобы обеспечитг» нор¬

мальное качество.
—	Не могу! — Так иногда бывало, когда професси¬

ональная закалка кипооперачора побеждала в нем репор¬

тера. И я применил силовой прием.
—	Хорошо, я сам сниму! — Мексиканцы с интересом

наблюдали за иап1ей перепалкой, ничего, разумеется, не

понимая.
Последнее мое заявление показалось Валентину смеш¬

ным, поэтому он пожал плечами:
—	Пожалуйста, бери камеру и снимай! — Это уже

было отсгупление, и я воспользовался им:
—	Сгавь пггатив! — Через две минуты оператор уже

занимался своим делом, а я подумсШ о том, что вторая

часть джентльменского соглашения практически не мо¬

жет быть реализована: наша пленка проявлялась в

Москве, и Л1Ы сами не видели результатов своих трудов.
Впрочем, Педро сам понимал преимущество своего

положения. Напш паспорта, понятно, позволяли нам

находиться лишь там, где осуществлялась юрисдикция

правите;п:*ства Демократической Республики Афганистан.
Мы захотели рассказать советским зрителям о двух

путешествиях мексиканских телерепортеров. История эта

была слишком громоздкой для информационного сюжета,

и мы решили поведать ее в «Международной панораме» —
123

семь-десять минут в этой популярной воскресной передаче

были вполне нормальным хронометражем. Страничка

должна была начинаться с планов мексиканцев, работа¬

ющих на улицах Кабула. Через них мы сняли то, что

видели они сами. Потом продемонстрируем кадры, снятые

в Пешаваре и во время похода, и наконец заключительное

интервью, где становилось ясным все...

Асема
Она вошла в комнату следователя в сопровождении

конвоира. Вчера ее привезли по нашей просьбе из тюрьмы

Пули-Чархи, где полгод'а назад она начала отбывать свой

срок—шестнадцать лет лишения свободы. На ней—

хорошее платье, дорогие японские часы с браслетом,

золотые кольца, зеленая шифоновая накидка на голове.

Ей немного мешает яркий свет. Быстрый взгляд в мою

сторону.
—	Это—журналисты.— Следователь указал на меня и

переводчика Гишталая.— Они зададут вам несколько воп¬

росов...
Асема прищурилась и прикрыла краем платка рот и

нос. Остались видимыми только глаза—спокойные, хо¬

лодные, ничего не выражающие. Я всматривался в нее и

старался построить в своем воображении какую-нибудь

модель ее внутреннего мира. Что же это за существо? Как

шестнадцатилетняя девушка, воспитанная в исламской

среде, могла пойти на такое?..
...Мы улетали из Кабула 12 июня. В течение уже двух

недель стояла ужасная жара, ни дуновения ветерка. Даже

ночью нельзя было отдохнуть—ртутный столбик нехотя

сползал на несколько делений, а с рассветом снова

начиналось пекло. В тот день мы должны были вылететь

на транспортном самолете в семь часов утра. Мы не

вылетели ни в семь, ни в восемь, ни в двенадцать, ни в

три—самолет мог стартовать лишь при температуре, не

превышающей тридцать девять градусов. А было все

время больше. Негде было отдохнуть или даже просто

посидеть—разве что на одном из чемоданов, которые

были беспорядочно разбросаны под крылом огромного

самолета. Около одиннадцати приехал гигант Володя по

прозвищу Малыш и привез новость—вчера в кабульских

лицеях были отравлены более пятисот девушек.
Это звучало настолько дико и неправдоподобно, что

мы не поверили—в то время в Кабуле распространялось
125

немало слухов, в том числе и самых невероятных.

Приехав в Москву, однако, прочитали аналогичное сооб¬

щение в газете, и в «Международной панораме» Генрих

Боровик упоминал этот факт. Я по-прежнему считал, что

это один из тех случаев, когда слух обретает статус факта

и быстро распространяется в силу своей необычности

средствами массовой информации. Впрочем, от фанатиков

можно было ожидать все, что угодно...
...И вот она сидит передо мной — Асема Ашеми,

бросившая таблетки, которые при соприкосновении с

жидкостью выделяют нервно-паралитический газ, в бачки

с питьевой водой, установленные в жаркую погоду в

коридорах лицея. Это ^йло 11 июня восьмидесятого го¬

да— последний день нашей первой командировки в Афга¬

нистан. За месяц до этого, правда, уже был случай, кото¬

рый тоже с трудом умещался в голове: неизвестные лю¬

ди, одетые так же, как все^открыли стрельбу по учащимся—

в основном девушкам,— когда они расходились после

окончания занятий. То1да пять девушек погибли и трид¬

цать пять учащихся бьиш ранены. Я вспомнил интервью,

которое мы снимали в центральном военном госпитале.
—	Вы видели, кто в вас стрелял?
—	Нет, стреляли сзади, прямо из толпы. Я увидела,

как упала одна из наших девушек, потом ранили меня...
Я сидел на краю постели раненой девушки и удивлял¬

ся, как просто и спокойно она рассказывает о том, что с

ней произошло. Потом так же спокойно рассказывали о

страшном событии ее подруги и юнопш в соседней палате.

И я снова с ужасом подумал: они привыкли к тому, что

стреляют, к тому, что могут убить.
...— Хотите ли вы выйти замуж, родить и воспитывать

детей? — Гишталай перевел мой вопрос Асеме. Ответ был

коротким: — Нет.
—	Почему?
—	Я в тюрьме, осуждена на шестнадцать лет!..—Я

невольно оглянулся назад, чтобы убедиться, что камера

включена. И в тот же момент подумал—бессмысленно,

все равно ничего не увижу—гак же, как не видит камеру

Асема. Девушка изящным жестом оперлась щекой на

левую руку—сверкнули золотом кольца и дорогие часы.
—	Думали ли вы о том, что будете делать, когда

закончится срок наказания?
—	Нет, у меня нет будущего! — И снова изящный

жест и ничего не выражающие глаза,
—	Согласны ли вы с приговором суда?
—	Да, согласна!
—	Вы действовали по указанию «Исламской партии»? —
126

я напряженно думаю о том, как бы сделать, чтобы весь

этот разговор не был похож на допрос, чтобы хоть

как-нибудь раскрыть ее мир, взгляды, психологию. И мне

кажется, что все ^ти попытки разбиваются о неприступ¬

ную стену безразличия, которую воздвигла вокруг себя

Асема. Я смотрю на нее и пытаюсь представить, как все

это было — ведь среди учащихся были, вероятно, и ее

близкие подруги. Может быть, они были с’ней заодно?

Или она предупредила их о грозящей смертельной опасно¬

сти и таким образом спасла? А что если у нее вообще не

было подруг? Но как это может быть? У шестнадцатилет¬

ней девушки, когда потребность поделиться, поверить

свои тайны особенно велика?
—	Я не знаю точно,- как это назвать—«Исламская

партия» или «Молодежная организация исламской партии»,

но я действовала по указанию этой организации.
—	Когда вы вступили в нее? — Я с отчаянием

подумал, что играю все-таки роль следователя. Татьяна

Тэсс из меня явно не получилась.
—	В конце тысяча девятьсот семьдесят девятого го¬

да.— По-прежнему ни один нерв в ее лице не выдавал ни

волнения, ни хотя бы заинтересованности в происходя¬

щем.
—	Что вы делали по указанию «Исламской партии»?
—	Я занималась отравлением учащихся и убила акти¬

виста Рахматуллу...
«Занималась отравлением учащихся»!.. И снова я не

поверил, на этот раз уже той, что сама осуществила

непонятный, варварский акт. Но не верить нельзя было —

передо мной сидело существо в привлекательном обличье,

которое само спокойно и уверенно констатировало истин¬

ность того, о чем говорилось!
—	То есть я не своими руками убила Рахматуллу, но

принимала непосредственное участие в его убийстве. Если

бы меня не арестовали, я бы еще многих, наверное,

убила! — Когда Гишталай перевел эти слова, я невольно

оглянулся на камеру — успел ли снять Валентин послед¬

нюю реплику?
Все подавленно замолчали. Молчал и я, вспомнив

кадры кинохроники, которые видел на студии «Афган-

фильм»,— агонизирующие девушки на больничных кой¬

ках, ученица с закатившимися глазами, безвольно повис¬

шая на руках подруг, которые несут ее куда-то, ряды тех^

кого не удалось спасти. И зал суда. И Асема, спокойно

выслушивающая приговор.
...Ее увели. Валентин вышел из-за занавески, вытирая

пот, хотя в комнате было по-прежнему очень Холодно.
127

я вдруг вспомнил—она ничем не показала, что ей

холодно, а одета была куда легче, чем остальные. Что же,

она не чувствует холода? Или вообще ничего не чувству¬

ет?
...В течение нескольких дней нам не удавалось собрать

девушек, которые были отравлены Асемой, но остались

живы. Замысел был такой; выстроить их в ряд во дворе

управления госбезопасности с тем, чтобы она просто

прошла мимо них. Просто прошла, глядя им в лица.

Или не глядя на них. Мы хотели запечатлеть на киноплен¬

ке ее глаза и глаза бывших соучениц.
Это будет, конечно, чисто постановочный эпизод—то,

против чего я энергично сражался всю свою жизнь на

телевидении. Однако соблазн был слишком велик, и я

решил, что на этот раз мне удастся договориться со своей

профессиональной совестью. Для самооправдания вспом¬

нил фильм «Чайки рождаются у моря», который сделал

пятнадцать лет назад. В основе удачи этой работы была

постановка,—точнее, не постановка, а преднамеренное

создание обстоятельств, в которых органично и естествен¬

но раскрывается человеческий, вполне реально существу¬

ющий, «документальный» характер. В данном случае мы с

Валентином рассчитывали именно на это—в обстоятель¬

ствах искусственно созданных (проход Асемы перед стро¬

ем отравленных подруг) должен был наконец как-то

проявиться характер Асемы и, разумеется, отношение ко

всему случившемуся ее соучениц..
Валентин внес свое предложение в разработку этого

эпизода. Он решил поставить девушек так, чтобы после

каждых троих или четверых был интервал. В каждый

такой интервал при монтаже в естественно идущую

панораму девушек будут вставлены фотографии умерших.

Асема должна будет (в глазах зрителя) пройти перед

строем не только оставшихся в живых, но и погибших

соучениц.
Наконец пришел день, когда нашему энергичному

помощнику в этой работе Баширу удалось собрать около

двадцати девушек. Асема была по-прежнему в следствен¬

ном изоляторе. Девушкам не сказали, что они увидят

Ас ему,—речь шла лишь о возможности синхронно снять

их рассказы о том, что произошло в июне восьмидесято¬

го. Три таких коротких рассказа было снято. Девушки

волновались, говорили горячо и выразительно. Я попросил

их высказать свое отношение к личности Асемы. Одна за

другой они говорили о том, что она всегда любила только

себя, была скрытной, плохо относилась к подругам по

лицею.
128

Эти отрицательные характеристики пост-фактум пока¬

зались мне не очень убедительными—легко ховорить о

человеке плохо, когда он осужден за преступление, И

вместе с тем нельзя было не согласиться, что, очевидно,

именно невероятный эгоизм, самовлюбленность породили

в ней безразличие к судьбам и жизням других людей.

Именно холодное безразличие часто оказывается причи¬

ной преступления и преступности,—во всяком случае, тех

преступлений, что направлены против жизни или здоровья

человеческой личности. Надо было отдать должное идей¬

ным руководителям Асемы, которые смогли найти такое

исчадие ада среди десятков тысяч кабульских учащихся

девушек.
Во дворе управления * безопасности лежал глубокий

снег. Ночью снегопад окончился, и сейчас ярко сияло

ослепительное солнце. Длинные голубые тени лежали на

снегу, и белая стена следственного изолятора тоже

отсвечивала голубизной. Девушек поставили в ряд в

соответствии с замыслом Валентина на фоне этой стены

(белый фон позволил бы в дальнейшем органично, с

изобразительной точки зрения вставить фотографии умер-

дшх).
—	Можно привести Асему,—попросил оператор и до¬

бавил:—Объясните ей. что она должна медленно лройтц

перед строем своих бывпшх соучениц.
Она вышла в сопровождении конвоира—все в той же

зеленой шифоновой накидке, в сандалиях без каблуков,

надетых на босу ногу. И быстро пошла по снегу. Мимо

бывших подруг. Не глядя на них. Просто вьшолняла

команду,
Валентин снял, но остался недоволен—проход быд

слишком быстрым. Попросил повторить. Она не возража¬

ла и вообш,е не выказывала никаких эмоций. Снойа

прошла. Медленнее. Валентин захотел снять еще раз —

теперь не со штатива, а с рук. Снова проход. Теперь он:

остался недоволен тем, как шел с камерой за Асемой.
Она прошла еш,е раз и, не оглядьшаясь, направилась

обратно к двери своей камеры. Больше мы ее не видели.

До следующей встречи—на монтажном столе.
...Живые узкие глаза смотрят прямо на собеседника.

Аккуратная короткая стрижка. Дешевый, но аккуратный

костюм. Выразительная жестикуляция. Он рассказывает

свою историю,
—	Мне не удалось закончить лицей, потому что отец

уже не мог один содержать нашу большую семью. И я

пошел работать помощником водителя грузовика на линии

Кабуд—Пешавар. Мы деревозили дьши, арбузы, различ¬
5-330	129

ные овощи. Однажды в Пешаваре ко мне подошел человек

и сказал, что может предложить работу, которая оплачи¬

вается значительно выше, чем моя. Я поинтересовался,

что же это за работа? Он таинственно улыбнулся и...

промолчал. Условились встретиться во время моего следу¬

ющего приезда в Пакистан.
Я снова оказался в Пешаваре через неделю. На

площади, где останавливались обычно на ночлег афган¬

ские грузовики, ко мне снова подошел тот незнакомец и

сообщил, что по поводу новой работы меня хочет видеть

некий важный человек. На следующий день он повел меня

к этому человеку. Мы пришли в прекрасный сад, в

середине которого стоял большой красивый дом. Мой

новый знакомый доложил о себе привратнику, и вскоре

нас провели в зал, гда на диване сидел холеный человек

лет пятидесяти с черной бородой и в коричневой караку¬

левой мусульманской шапочке. Как выяснилось потом,

это был Бурхануддин Раббани.
Холеный человек объяснил, что моя работа будет

служить защите ислама от неверных и для этого придется

заняться делами, направленными против нынешнего пра¬

вительства Афганистана. И предложил зарплату, о кото¬

рой я не мог даже мечтать,— 30 тысяч афгани в месяц.

Однако я отказался от его предложения. Он попросил

меня не спешить с ответом и подумать. Я снова отказался,

объяснив, что такая работа мне не подходит.
Раббани замолчал, потом сделал какой-то жест, понят¬

ный, очевидно, лишь его привратнику, и через минуту

появился человек в форме пакистанского полицейского.

Он грубо схватил меня за руку, выволок из дома,

втолкнул в легковую машину. Угрожая пистолетом, при¬

казал молчать. Через минут пятнадцать я оказался в

совершенно темной комнате, где не было ничего, кроме

кувшина с водой и отхожего места. По моим подсчетам,

меня продержали в этой комнате по меньшей мере

неделю. И потом снова привезли в дом Раббани.
—	Ты подумал? — спросил он как ни в чем не бывало.
—	Да,— ответил я.
—	И что же ты решил — думаю, что теперь ты

согласен на новую, прекрасно оплачиваемую работу?
—	Нет, я не могу принять ваше предложение.—Лицо

его помрачнело. Через четверть часа я вновь оказался в

той же смрадной темной комнате. На этот раз меня

продержали в ней почти месяц. Физические и нравствен¬

ные силы мои были сломлены, и я согласился...
Мне было приказано вернуться в Кабул и ждать

указаний. Вскоре ко мне подошел незнакомый человек,
130

вручил пачку листовок и приказал распространить их в

районе университета. Напомнил, что закон «Исламского

общества за освобождение Афганистана» прост: неповино¬

вение и измена — одно и то же. И за то и за другое —

смерть! Я выполнил приказ. После этого меня оставили на

некоторое время в покое. Потом—снова тот же человек:

на этот раз я должен был сжечь школу на окраине города.

Понимая преступность своих действий, я выполнил и этот

приказ. Через некоторое время пришло новое распоряже¬

ние— поступить на работу в царандой, народную мили¬

цию, и составить список работников этой организации с

указанием их домашних адресов. Я пришел в царандой и...

сдался властям.
Он замолчал, устала посмотрел на меня и вдруг, как

будто взорвавшись:
—	Они говорили мне, что все это делается во имя

защиты ислама! Это ложь! Они сами ничего общего с

настоящими мусульманами не имеют!
Когда Гуляма увели, следователь сказал:
—	Проверим еще кое-какие детали и, если все сойдет¬

ся, отпустим. Он — искренний парень.
Эпизод был снят. Тремя месяцами позже, когда скла¬

дывался наш фильм, рассказ Гуляма занял первое по

порядку место — очень точно и лаконично изложил он

типичную схему, которая лежит в основе практически

всех историй вовлечения случайных людей в «исламские

партии». Именно случайных, а не убежденных. Случай¬

ных— большинство. Таких, как Асема,— меньшинство. Но

кто страшнее?..
«Исламскими» называют себя все партии, группировки,

общества—все организации, ведущие борьбу против ны¬

нешнего афганского революционного режима, против ло¬

зунгов и завоеваний Апрельской революции. Некоторые

люди думают, что эти организации появились после того,

как в конце семьдесят девятого года в Афганистан вошел

контингент наших войск. Такую версию усиленно раздува¬

ли и сейчас поддерживают на Западе. Это совершенно

неправильно. Для наиболее сильной и в то же время

экстремистской по своим взглядам «Исламской партии», во

главе которой стоит бывший студент инженерного фа¬

культета Кабульского университета Гульбуддин Хекмати-

ар, даже даудовский режим был слишком «левым». Эта

партия начала вооруженную борьбу против афганского

правительства за три года до Апрельской революции 1978

года., Хекматиар опирается на две основные категории

людей — фанатиков исламского движения и людей мало¬

грамотных, обманутых, не умеющих разобраться в сути
5*	131

происходящих событий. Он умело использует также из¬

вечную ро }нь среди вождей пуштунских племен, мигриру¬

ющих дваждьг в год из Пакистана в Афганистан и

обратно. Любопытная деталь—женщины более склонны к

фанатизму, чем мужчины, и в особенности недоучившиеся

молодые девушки. Едва вырвавшись из тесных оков

феодальных ограничений, еще не достигнув социальной

зрелости, они очертя голову бросаются в политические

крайности: девушки—самые активные деятельницы

Демократической организации молодежи и женской орга¬

низации, активно участвующих под руководством НДПА в

строительстве нового Афганистана. Но отдельные девуш¬

ки— наиболее фанатичные агенты, деятельность которых

направляется хульбуддйновскими ставленниками. Как по¬

казывает практика, в созданную «Исламской партией»

организацию исламской молодежи чаще вовлекаются уча¬

щиеся девуп1ки.
Раббани — бывший профессор теологии Кабульского

университета, о котором рассказывал Гулям,—

возглавляет «Исламское общество за освобождение Афга¬

нистана». Претендует на роль просвещенного диктатора в

условиях «исламской революции». На словах Раббани —

сторонник более умеренных методов борьбы против рево¬

люционного режима. На деле же его боевики мало чем

отличаются от коллег из бандитских формирований Гуль-

буддина. У меня сохранился рукописный рапорт команди¬

ра одного из отрядов, бесчинствовавших на территории

Афганистана. Написан на бланке, в левом верхнем углу —

штамп: «Исламское общество Афганистана» (на англий¬

ском языке). Адресован рапорт самому Бурхануддину

Раббани:
«9.06.1359. Мы, 20 защитников Чирикара, члены «Ис¬

ламского общества Афганистана», 10-й район Кабула,

пришли в Шеваки, в тот же день сожгли лицей. Нл

следующий день.в деревне Ниази напали на дома членов

Народно-демократической партии Афганистана. Они обо¬

ронялись. Мы применили автоматы. Сожгли их дома. Бой

продолжался целый час. Истратили восемь магазинов

патронов и одну гранату. Мы их ранили. Внезапно на нас

напали танки неверных, и мы убежали. На третий день

напали на автобус текстильной фабрики «Баграми» и

сожгли его. Таковы наши действия. Да сохранит нас

аллах!» Перевод точный, слово в слово.
Еще одна, весьма одиозная фигура, Сабгатулла Мод-

жаддеди. Бывший крупный землевладелец, миллионер.

Один из руководителей реакционнейшей террористической

организации «Братья-мусульмане» Ярый монархист. Но
132

монархистские взгляды нынче не в моде, поэтому и

Моджаддеди выступает за «исламскую революцию». Что

такое «исламская революция», пожалуй, никто определен¬

но сказать не может.
Что же касается исламских лозунгов, то под ними

выступают самые разнообразные, часто противоположные

по своим политическим целям силы. Во всяком случае, в

интерпретации антиафганских организаций «исламская ре-

волюция^> выглядит как чистейшая контрреволюция, при¬

крытая расплывчатыми толкованиями исламских догм. Ха¬

рактерно, что многие священнослужители решительно

отвергают как это толкование, так и в особенности

практические действия «исламских организаций». Среди

принципиальных противников Гульбуддина, Раббани, Мод¬

жаддеди и иже с ними—теолог с мировым именем,

профессор Афгани, чей авторитет незыблем даже в среде

иранских правоверных.
Каждая «исламская организация» имеет военный отдел

И занимается делами, весьма далекими от защиты ислама.

Сами руководители и их многочисленные помощники и

эксперты поддерживают постоянные отношения с круп¬

нейшими спецслужбами ряда западных стран и аналогич¬

ными организациями в Пакистане, Египте, Саудов¬

ской Аравии. Они сотрудничают с правоэкстремистскими

группировками в ряде арабских стран и их покровителями

среди реакционных лидеров. Они поддерживают, наконец,

Прямые контакты с государственными руководителями

самых высоких рангов, когда те соглашаются пойти на

такие контакты.
До середины восьмидесятого года поставки оружия

военным формированиям «исламских организаций» носили

нерегулярный характер. С начала восемьдесят первого

года снабжение «исламских организаций» оружием было

Переведено на новые рельсы—это стали делать открыто,

и в арсеналах «защитников ислама» появились образцы

вполне современного американского, английского, па¬

кистанского оружия. Помогли и предатели—египетские

лидеры передали им ручные зенитные ракеты советского

Производства, которые в свое время им были предоставле¬

ны для борьбы против израильской агрессии.
Мне часто приходилось слышать, что доступ оружия и

бандитских формирований в Афганистан можно было

прекратить раз и навсегда, закрыв накрепко границы с

Пакистаном и Ираном. Действительно, это было бы

самым эффективным средством. Но дело в том, что

накрепко закрыть эти границы, и в особенности с

Пакистаном, практически невозможно. Они имеют огром¬
133

ную протяженность и проходят в основном по высочай¬

шим горам мира. Ни автомашина, ни даже вездеход не

могут взобраться по крутым скалам — в местах, где нет

никаких дорог. Более того, даже вертолет не всегда

может достичь района границы. Но существуют тысячи

троп, по которым испокон веков ходят кочевники, ходят

неизбежно и регулярно с неизбежностью и регулярностью

рыбы, идущей на нерест. Только политическое решение,

только прекращение военного вмешательства в дела Афга¬

нистана со стороны экстремистски настроенных противни¬

ков революции обеспечит спокойствие на i раницах респуб¬

лики.
Есть даже в самом Афганистане люди, которые счита¬

ют, что «исламские партии» скоро выдохнутся, что они

уже слишком дискредитировали себя в глазах населения,

а потому размах их деятельности внутри страны будет

сокращаться. Однако они действуют методами, которым

может противостоять только длительная и нелегкая борь¬

ба. Простой пример: юношу должны призвать в Народную

армию. Когда подходит срок призыва, к нему домой

ночью являются вооруженные люди и заявляют: пойдешь

служить — вырежем всю семью! И держат слово — есть

тому немало примеров. Правительство республики, есте¬

ственно, не может действовать аналогичными террористи¬

ческими методами.
Нельзя недооценивать и то, что ^<исламские партии»

апеллируют часто к неграмотным, забитым людям, кото¬

рые не могут разобраться, на чьей стороне правда. В то

же время они используют глубоко скрытые национальные

чувства, которые при умелой манипуляции ими быстро

превращаются в националистические стереотипы. Когда

же такого рода стереотипы накладываются на ущемлен¬

ные имущественные интересы, возникает «образованная»

оппозиция, ибо до недавнего прошлого образованнымй

были в основном немногочисленные представители иму¬

щих классов. Наконец, лидеры контрреволюции искусно

используют демагогию, пущенную в ход аминовским

режимом. Нужно время, нужны огромные усилия, чтобы

в сознании каждого рядового афганца высокие и

благородные '^лозунги Апрельской революции очистились

от дискредитирующей практики аминовских времен. В

семьдесят восьмом — семьдесят девятом годах возник тра¬

гический парадокс, когда высокая революционная волна

была использована для дискредитации революции. Партия

провозгласила важнейшими национальными задачами

демократическую земельную реформу, равноправие жен¬

щин, всеобщую грамотность, отмену феодальных долгов и
134

обязательств, независимую внешнюю политику неприсо¬

единения. Национально-демократическая программа соот¬

ветствовала конкретно-историческим условиям, в которых

жило афганское общество.
Пересмотр партийной программы, выдвинутой в дни

революции, в сторону ее левацкого улучшения, авантюри¬

стически предпринятый Амином, который провозгласил

лозунг «Социализм за восемнадцать месяцев!», имел контр¬

революционный характер, был направлен на дискредита¬

цию и удушение революции.
«Марксизм считает религию опиумом для народа»,—

разглагольствовал новоявленный «вождь», давая приказ

силам безопасности расстрелять перед народом сто мулл.

Амин считал, что все -следует сделать немедленно и

единообразно — чтобы через восемнадцать месяцев был

построен социализм!
Авантюризм в проведении аграрной реформы вел не

только к сохранению статус-кво, но и к дискредитации

революционных лозунгов, дискредитации партии и искус¬

ственному созданию контрреволюции, которая усиливала

позиции крупных феодалов, спекулянтов, бывших высоко¬

поставленных монархистов, правоэкстремистских клери¬

калов, активно противодействующих революционным пре¬

образованиям. Действия аминовской верхушки лили воду

на мельницу контрреволюции, усиливая антиафганскую

контрреволюционную эмиграцию, способствовали ее кон¬

солидации и установлению контактов с империалистиче¬

скими спецслужбами и реакционными арабскими режима¬

ми.
Вторжения вооруженных банд из-за рубежа начались

уже в семьдесят восьмом году, и вся политика Амина

способствовала превращению этих отдельных вторжений в

настоящую необъявленную войну.
Оказывая помощь афганским патриотам. Советский

Союз руководствовался не только своими обязательства¬

ми, установленными афгано-советским договором, не

только политическими соображениями, но и такими забы¬

тыми многими политиками понятиями, как совесть, мо¬

раль, гуманизм. Надо было видеть душераздирающие

сцены, когда распахнулись ворота зловещих казематов

Пули-Чархи, чтобы почувствовать, а не только понять все

это! Я ПС помню более волнующего репортажа на телеви¬

зионном экране, чем репортаж Фарида Сейфуль-Мулюкова

и Аркадия Громова об освобождении узников Пули-Чархи

в декабре 1979 года.
...Их привезли из Пули-Чархи около полудня и ввели в

комнату, где мы вели съемки заключенных. «Н-да, меня¬
135

ются времена!»—подумал я, глядя на людей, которые

сидели передо мной. Теперь там сидят такие... А ведь

совсем недавно узником Пули-Чархи был доктор Мае-

суд —всегда жизнерадостный, умный, энергичный доктор

Массуд, который защитил диссертацию на факультете

журналистики МГУ, вернулся на родину, стал активным

членом НДПА, был брошен Амином в тюрьму, подвергнут

пыткам. Тот самый доктор Массуд, который стал теперь

заместителем министра информации и культуры, которого

все, кто его давно и хорошо знает, зовут просто

«доктор»,.. Доктор часто болеет после страшных месяцев,

проведенных в тюрьме. Но мало кто об этом подозревает.

Я узнал о его болезни лишь тогда, когда советник

Советского посольства попросил меня привезти из Москвы

лекарство, без которого Массуду бывает совсем плохо.
...Их трое: лицо одного из них—у того, что от меня

справа,—ничего не выражает, кроме страдания. Страда^

ния от холода. Действительно, в комнате очень холодно.

Он натянул на тюбетейку какой-то белый шарф и закутал¬

ся в 1юдобие плаща. Тот, что посредине, тоже в тюбетей¬

ке. И в пиджаке. Лицо не выражает ничего, кроме злобы

и страха. Как удивительно органично сочетаются эти два

едва ли не самых омерзительных чувства! Третий—тот,

что слева,—пожалуй, самый колоритный. Одного глаза

нет. Огромный, тяжелый подбородок. На голове—какая-

то немыслихмая вязаная шапочка, по-моему, женская.

Закутан в подобие одеяла. Временами тоже дрожит. Но

только от холода, страха в его облике нет.
Потом вошел следователь—тихий, скромный, очень

молодой. И начал рассказывать. За занавесом камера

бесшумно делала свое дело. Следователь сидел спиной к

бандитам, выдвинувшись на два метра вперед. Света на

его лице почти не было — сделали так сознательно, чтобы

не видно было лица рассказчика.
—	Я не был дома несколько дней — уезжал в команди

ровку. Возвращаюсь—в доме полный разгром: телевизор

мебель, посуда—все переломано, перебито. Я к соседям

спрашиваю, что случилось? Где отец и младший брат?.

Они мне рассказывают, что ночью на дом напали банди

ты, все поломали, увели отца и брата, пытались дознать

ся, где я. Убедившись, что никаких сведений не получить

они заявили отцу, что отпустят брата лишь в том случае

если он принесет выкуп—десять тысяч афгани. Отец

среди ночи пошел по домам, собрал деньги. Перед тем как

уЙ1и, бандиты избили старика и брата,— сейчас они в

больнице... А потом совершенно случайно получилось так,

что следствие до их делу доручили именно мне. При этом
136

руководство тт не Подозревало, что ре^п, идет о моем доме

и моих близких! Не знал и я, что подследственные

окажутся участниками нападения на мой дом.
—	Следователь сказал истинную правду,— охотно под¬

твердил одноглазый.—Я даже удивился: когда и ему и

нам ст^шо ясно, что мы напали на его дом и должны были

убить именно его, он остался таким же вежливым и

обходительным, как и был до этого. Он даже еду давал

нам такую же, как сам ел...
В первый момент я подумал, что бандит хочет этой

подхалимской речью в адрес следователя как-то повлиять

на свою судьбу. Но в следующий момент понял, что

ошибся. Передо мной сидел искренний человек. Ис¬

кренний в своей жестокости. Искренний в своей дикости.

Искренний в своем изумлении.
«Давал ту же пищу, что ел сам...». Я уже знал, что

ничего удивительного для граждан новой республики в

этом нет; Во всех учреждениях, министерствах, ведом¬

ствах, конторах все получают бесплатный обед. Один и

тот же для всех, работающих в данном учреждении или на

предприятии. В Министерстве иностранных дел, например,

одинаковый обед имеют министр Дост и уборщик помеще¬

ний- В управлении госбезопасности одинаковый обед,

сваренный в одном котле, едят шеф управления, член

Политбюро ЦК НДПА доктор Наджиб, и подследствен¬

ные бандиты. На первый взгляд это может показаться

наивной уравниловкой. Но это не совсем так. В конкрет¬

ных условиях Афганистана—это не уравниловка, а свое¬

образный демократизм. Суть его в том, что в стенах

учреждения, на государственной службе все равны. Свои

индивидуальные возможности каждый может использо¬

вать дома, в кругу семьи. А перед лицом государства,

власти условия удовлетворения насущных потребностей

для всех одинаковы.
Что же это за обед? Могу точно воспроизвести меню:

это всегда один из вариантов плова. В основе —хорошо

приготовленный рис. Много риса—большая тарелка с

горкой. Один или два раза в неделю — плов с мясом. Мяса

немного. В особенности зимой, когда кочевники уводят

свои отары в Пакистан и количество мясных продуктов

уменьшается. Если нет мяса — к рису добавляются специ¬

ально приготовленные овощи с соусом. Иногда вместо

соуса дается половинка апельсина специального сорта или

банан. И, разумеется, чай — с сахаром или без сахара —

кто как хочет. И кусок хлеба. Я не знаком с научным

объяснением пользы риса, но, исходя из своего опыта,

могу утверждать, что описанный выше обед очень сыт¬
137

ный. легкий, не способствует увеличению веса и, как это

ни странно, никогда не надоедает.
Плов подается везде — во всех учреждениях, на всех

предприятиях, обязательно в одно и то же время. Если ко

времени обеда там окажется посетитель, он автоматически

получает право пообедать вместе со всеми. Отказ может

вызвать недоумение или обиду.
...Мы съели свои бананы, похлебали чай и вернулись в

комнату, где велись съемки.
—	Можно продолжать? — спросил я следователя.
—	Простите, придется немного подождать—

заключенные еще не закончили обед.—Валентин пожал

плечами и закурил.
Когда бандитов привели и съемка началась, мы с

Гишталаем взяли стоящие в углу английские винтовки с

тем, чтобы положить их на стол перед «клиентами». Те,

как по команде, сделали движение, изобличающее страх.

Как выяснилось потом, они решили, что их сейчас здесь

же расстреляют. Это было смешно, если бы не было

столь трагично—дисциплина смерти давала себя знать.
—	Вам знакомо это оружие?—перевел Гишталай.
Одноглазый внимательно посмотрел на винтовки, ува¬

жительно потрогал затвор одной из них и убежденно

ответил:
—	Нет, у нас были автоматы другого производ¬

ства!— И он быстро залопотал что-то на пушту своему

соседу.
—	О чем он говорит? — поинтересовался я.
—	Он просит, чтобы тот рассказал о событиях, после¬

довавших после разгрома дома следователя.
—	А почему он не хочет рассказать об этом сам?
—	Дело в том, что он был ранен и боится, что может

всего не припомнить.— Было совершенно очевидно, что

роль интервьюируемых бандитам нравится и они готовы*

рассказывать сколько угодно.
—	Так вот,— начал Гишталай,— разгромив дом и отоб¬

рав у старика деньги, они решили, что пора уходить.

Спросив у встретившихся жителей поселка, нет ли побли¬

зости патруля, бандиты направились в противоположную

от указанной сторону. И тут же нарвались на патруль —

их примитивно обвели вокруг пальца. Стали отстреливать¬

ся. Тот, что сидит сейчас слева, получил ранение в голову

навылет и потерял глаз. Двое других сдались. Ранение

было очень тяжелое. И все же удалось довезти его до

госпиталя, где бандита вылечили. А потом, естественно,

передали следственным органам.
Я вспомнил короткий эпизод на Кабульском аэродроме
138

летом восьмидесятого i ода. Мы ждали посадки в самолет,

чтобы лететь в Герат. Накануне в штабе афганской армии

нам рассказали невероятный случай. В течение несколь¬

ких дней под Джелалабадом шла операция по ликвидации

крупных формирований наемников. Противник понес боль¬

шие потери, немало было и раненых. Всех раненых

пленных поместили в госпиталь, находящийся вблизи от

города. На следующий день на госпиталь напала банда,

чтобы... прикончить своих же. Снова—дисциплина смер¬

ти: живым попасть в плен не имеешь права. Нарушил

правило — смерть! Нападавшие, естественно, ничего не

знали о каких-то странных бумажках, именуемых Гаагски¬

ми конвенциями о правилах обращения с пленными и

ранеными во время войны. А если бы и знали, ничего бы

не изменилось. Завязался бой, в котором взявшие в руки

оружие врачи и медицинские сестры, вьшолняя клятву

Гиппократа, защищали бандитов от бандитов!
Подоспевшее воинское подразделение решило исход

боя в пользу персонала госпиталя. Однако были и потери.

Серьезное ранение в ногу получил хирург Амдард. Его

вынесли на носилках из только что приземлившегося

самолета и поставили на бетон в ожидании санитарной

машины. Через минуту мы увидели, как к стоянке несутся

двое мальчиков лет по десять-одиннадцать, держа в руках

какие-то свертки. Они подбежали к носилкам и бросились

целовать раненого — это были внуки хирурга. Один стал

предлагать деду лаваш с завернутыми в него кусочками

мяса. Другой осторожно вьшул из тряпочки банку с

цветами и поставил ее около носилок. У доктора, который

до этого спокойно и сдержанно рассказывал нам о

случившемся, на глаза набежали слезы.
...День за днем мы проводили долгие часы в холодном

кабинете следователя, где за висящим на двери одеялом

проглатывала сотни и сотни метров пленки ненасытная

камера. Мы снимали и снимали, «раскручивая» одного за

другим профессиональных убийц и заблудших неграмот¬

ных крестьян, обезумевших фанатиков й уступивших

нажиму и шантажу все понимающих, но слабых или

корыстных людей. Перед стеклянным глазом камеры

разворачивалась поистине трагическая панорама характе¬

ров и судеб. Мы не знали, много мы сняли или мало,

достаточно ли того, что уже снято, для фильма, и если

недостаточно, то сколько нужно еще. К счастью (или,

быть может, к сожалению), объектов для съемки хвата¬

ло,—следователи наперебой предлагали нам «свои» канди¬

датуры, из которых каждая казалась интересной для

нашего фильма. И вот однажды нам показали фотогра¬
139

фию очень симпатичного молодого человека. Это был

рабочий кабульской обувной фабрики, член партии. Нес¬

колько дней назад он был убит, и убийца арестован. Мы

могли снять очную ставку отца погибшего рабочего и

убийцы.
Он вошел в комнату следователя на следующий день в

сопровождении одного из сыновей — это был старший

брат погибшего. Крупный, немного грузный, в белок

чалме и длинном демисезонном пальто. Вошел, опираясь

па длинную суковатую п^тку. Я вдруг подумал, что он

может наброситься на убийцу, ударить его палкой...

Вообще может произойти непредвиденное.
Старик сдержанно поздоровался и сел на предложен-

ный стул. Убийца уже был здесь—сидел справа от

старика примерно на расстоянии одного метра. Брат

убитого рабочего сел слева от отца. Им пока не раскрыва¬

ли сути. Сначала задали убийце несколько вопросов.
—	Ваше имя?
—	Меня зовут Джафар,— сказал он тихо, глядя испод¬

лобья на Гишталая. Я присмотрелся к лицу Джафара: на

вид ему лет двадцать восемь, голова острижена наголо,

взгляд тяжелый, глаза, да и все лицо неподвижные. «Вот

так выглядит типичный убийца»,— подумал я, но в следу¬

ющий момент спросил себя — а пришла бы мне в голову

такая мысль, если б я его встретил на улице? В роли

продавца овощей? Уборщика в гостинице? Разумеется, не

подумал бы. Некоторые криминалисты утверждают, что в

облике преступника, особенно убийцы, всегда есть что-то,

выдающее его потенциальную склонность к преступле¬

нию. Вернее, способность совершить преступление. Быть

может, зто и так. Раньше дше не приходилось встречаться

лицом к лицу с убийцами. Так что опыта не было

никакого. А вот здесь, где бушует война, где противники

нового Афганистана используют в качестве главного*

своего оружия терроризм,— здесь убийства совершаются

ежедневно. И вот теперь убийца—человек, убивший

своими руками другого человека,— сидит передо мной.
—	Этот человек убил вашего сьша! — сказал Гишта-

лай.
Старик повернул голову вправо и медленным взглядом

посмотрел на Джафара. У меня замерло сердце.
—	Я не знаю его, вижу его впервые,—устало сказал

отец. Потом снова повернулся в сторону убийцы и сделал

жест рукой, который очень трудно описать—плавный,

округлый, как-то вверх, выражающий, как мне показа¬

лось, недоумение. Жест скупой, не сопровождающийся

никакими словами. Но очень выразительный жест.
140

—	Нет, НС знаю, не знаю его! — и снова взгляд-^

долгий-долгий с. какой-то безысходностью и тоской.
Все это осталось на пленке. И это все, что осталось на

лленке. Нам с Валентином казалось, что эпизод не

удался. Впоследствии, когда фильм был готов, мы неод¬

нократно «проверяли» на разных людях этот эпизод.

Мнения были неодинаковыми: для одних он был впечатля¬

ющим и ярким, для других—заметным. Были и такие

зрители, которые отмечали его не более, чем удачным в

ряду других эпизодов. Правда, все видели его именно в

ряду других эпизодов. При этом неизменно наибо¬

лее сильное впечатление оставляла Асема...
В процессе работы над фильмом я неоднократно думал

о том, в какой взаимозависимости находятся два фактора,

которые постоянно сопровождают репортера, документа-

листа на протяжении всей его профессиональной жизни;

чувства и мысли его, репортера, рожденные жизненным

материалом, и чувства и мысли зрителя, возникающие в

результате просмотра «готовой продукции» — фильма, пе¬

редачи. Как часто—увы! — бывает, что впечатляющий,

зажный жизненный материал не. вызывает адекватной

реакции зрителей. Многие коллеги в таких случаях ссыла¬

ются на то, что материал этот рассчитан на узкую,

специально заинтересованную в нем часть аудитории и что

многим это, мол, неинтересно и непонятно. В качестве

доказательства ссылаются на важность темы, ее актуаль¬

ность для страны, отрасли, города, экономики. Думаю,

что за всем этим стоят два основных недостатка —

отсутствие личной заинтересованности журналиста в мате¬

риале и недостаточный профессионализм. Впрочем, лю¬

бые изъяны репортерской работы можно определить как

недостаточный профессионализм.
Мне представляется, что подлинный профессионализм

начинается с умения искренне заинтересоваться мате-

риа;юм, найти в нем что-то очень интересное, новое,

волнующее. Только в этом случае передачей о цементном

заводе может заинтересоваться крестьянин, электрик,

писатель. Поручить подготовку такой передачи специали¬

сту по цементной промышленности—даже самому лучше¬

му— значит, заведомо обречь ее на провал. Потому что

специалист будет смотреть на проблему глазами специали¬

ста и, следовательно, будет интересен в передаче только

специалистам. Но ведь такого рода передачи не имеют

права на экранное время. Для обмена опытом существуют

иные формы профессионального общения—совещания,

специальные издания, экспресс-информация научных ин¬

ститутов. Следовательно, отправляясь на цементный за¬
141

вод, профессионал журналист должен найти там что-то

интересное именно для тех, кто ничего общего с цементом

не имеет! Более того, это «что-то», очевидно, будет не

очень интересно, а быть может, и вовсе не интересно для

специалистов. Часто повторяют, что телевидение должно

служить делу пропаганды передового опыта. В принципе

никто не станет этого оспаривать. Но все дело в том, как

это сделать. Что именно и как пропагандировать? Очевид¬

но, речь идет не о том, чтобы пропагандировать новую

технологию, ибо опять-таки это сугубо частная, техниче¬

ская задача, которую должно решать не с помощью

средств массовой информации. Экранной публицистике

доступны другие, более тонкие и всеохватывающие по

своему влиянию вещи — а именно, возможность расска¬

зать о психологических и социальных условиях рождения

нового. Как и почему в данном коллективе могла родиться

новая технология, а не сама технология! Вероятно,

в этом ключ к решению задачи пропаганды передового

опыта. Говоря об этой проблеме, я, разумеется, оставляю

в стороне научную популяризацию — это уже другое дело.
Итак, способность самому заинтересоваться, удивить¬

ся—да-да, именно удивиться чему-то,—без этого

трудно рассчитывать на искренний интерес зрителя к

тому, о чем рассказываешь. Кстати, международники в

этом отношении находятся в куда более легком положе¬

нии, потому что для всех интересна сама фактура их

передач и проблемы мировой политики интересуют всех.

Но эта же естественная ^<привилегированность» междуна¬

родников таит в себе большую опасность: если рассчиты¬

вать лишь на естественный интерес материала, очень

скоро окажется, что зритель теряет интерес к тому, кто

безразлично, с холодным сердцем и без выдумки подает

этот материал. Проще говоря, эксплуатируя лишь есте¬

ственный интерес к материалу, журналист-международник

рискует очень быстро стать неинтересным зрителю, поте¬

рять его доверие. Внешняя многозначительность, «прича¬

стность» к глобальным проблемам, ссылки на личные

встречи со знаменитостями не спасут. Популярность

останется в силу самого факта частого появления на

экране, а вот интерес к тому, о чем говорится, пропадает.

Несколько раз мы с товарищами проделывали экспери¬

мент: спрашивали знакомых, видели ли они такую-то

передачу с участием известного комментатора, и если да,

то о чем он рассказывал. На этот вопрос всегда можно

было получить более или менее четкий ответ. А вот на

следующий вопрос: что именно он говорил или что нового

было сказано? — ответ получить было трудно, а чаще и
142

невозможно. Безличность есть не что иное, как отсут¬

ствие отношения. Оценка без отношения воспринимается

как пустая формальность. Оценка «вообще правильная» не

воспринимается вообще.
Работая в Афганистане, мы старались учитывать эти,

на мой взгляд, очевидные правила. Не нам судить,

насколько это удалось. Наверное, все-таки в чем-то

удалось. Во всяком случае, хочется думать именно так...
...О нем мы знали лишь го, что при аресте оказал

сопротивление—взорвал ручную гранату. При этом сам

был ранен. Доучился до четвертого курса геологического

факультета университета.
—	Вам знаком этот предмет? — Гишталай положил на

стол перед бывшим сту/^ентом английский набор «Юный

химик».
—	Нет!
—	Посмотрите внимательнее, ведь этот набор был у

вас изъят при аресте!
—	Откуда мне знать, что это такое, ведь это, очевид¬

но, набор для лабораторных опытов по химии. Я не

химик, а геолог! — Последняя реплика была столь наивна,

что походила на прямое издевательство. В глазах «геоло¬

га» запрыгали черти.
—	Так что же, на геологическом факультете до

четвертого курса не проходили курс химии?.. Ну хорошо,

а что это такое? —И Гишталай вынул из набора предмет,

никакого отношения к лабораторным опытам по химии не

имевший,— короткую острую иглу, вставленную в рукоят¬

ку, похожую на карандаш. «Геолог» встрепенулся, глаза

его забегали, и вместо чертей в них появился страх.
—	Не знаю!..
Дальнейший разговор утерял всякий смысл, было

очевидно, что «не знаю» будет продолжаться. Но и того,

что уже прозвучало, оказалось достаточно, чтобы возник

образ трусливого и подлого человека. Сам «геолог» уже

не был нужен. Остальное должны были сделать камера и

текст.
Суть дела заключалась в том, что в бутылочках для

учебных реактивов находились компоненты для составле¬

ния ядов. Игла с рукояткой являлась орудием убийства:

на кончик наносился яд, и едва заметного укола было

достаточно, чтобы человек вскоре погиб.
Я подумал о том, что в длинной, изобилующей

трагедиями средневековой истории Востока яд часто

применялся для решения споров, которые не могли быть

решены иным путем. Как живучи традиции отравителей!

Асема... «геолог»... а теперь еще и этот...
143

...Сундай Хафизи преподавал ь столичном лщее Хаби-

бия. Высокий, нескладный, с квадратным лицом и водяни¬

стыми немигающими глазами. Приговорен революцион¬

ным трибуналом к двадцати годам лишения свободы! С

ним рядом сидит его дальний родственник хирург Абдель

Хамид. До ареста был главным хирургом госпитсшя,

прекрасно работал — оперировал раненых. Он—в нацио¬

нальной одежде, кутается в теплую накидку. Я никогда,

пожалуй, не встречал мужчину с таким красивым, значи¬

тельным, мудрым лицом. Высоченный сократовский лоб,

правильные черты лица, гордая осанка —законченный

облик античного героя.
Хирург осужден на два года.
Сундай Хафизи получил из Ирана пакет — небольшой

пакет весом в полтора килограмма.
—	Не больше? — спрашивает Гишталай.
—	Нет, не больше,— подтверждает Хафизи.
Учитель предполагал (и не без основания), что за ним
могут следить, ведь он был связным «Исламской партии» и

поддерживал контакты с зарубежной агентурой. Держать

пакет дома было поэтому небезопасно. И он решил

спрятать его у дальнего родственника—хирурга. Так и

сделал — зашел к нему как бы невзначай и сказал, что ему

достали какое-то новое очень эффективное лекарство.

Достали по просьбе их общего знакомого. Тот говорил,

что собирается на днях зайти к Хамиду. Так нельзя ли

оставить пакет, чтобы не носить его туда и обратно

(общий знакомый был очередным связным). Доктор не

придал этой просьбе никакого значения, и пакет остался в

его кабинете. Как только учитель покинул дом, вошли

сотрудники госбезопасности, спросили, где пакет. Забрали

его и арестовали хирурга. В тюрьме он встрет?шся с

учителем.
—	Вы знали, что было в этом пакете?
—	Если бы я знал! —сокрушенно покачал головой

Хамид.
В злосчастном пакете было полтора килограмма

цианистого калия—одного из сильнейших из всех

известных ядов.
—	Вы врач и должны знать—достаточно ли одного

миллиграмма, чтобы убить человека?
—	Да, одного миллиграмма достаточно...
—	И вы сознаете, что держали в своем доме оружие,

эквталентное по убойной силе ядерной бомбе? — Я даже

пожалел, что задал этот вопрос, видно было, что хирург

невероятно страдает от всего происшеднтего и этот разго¬

вор усугубляет его страдания.
144

—	Да, ььт trpaBtr, это можно сравтппъ с ядерной

бомбой! — сказал он и поник, опустил голову и больше не

поднимал ее до момента, когда конвоир пригласил следо¬

вать за ним.
Я был потрясен. Трудно было смириться с мыслью,

■что этот красивый, мудрый человек, столь нужный своей

стране (я уж не говорю о его близких), находится в

заключении—вместе с настоящими убийцами и негодя¬

ями. За что?!
Следователь был спокоен и доброжелателен, когда

отвечал на этот вопрос.
—	Видите ли, в мирное время доктора, конечно же, не

стали бы арестовывать. И, уж во всяком случае, вскоре

отпустили, выяснив, что он непричастен к делу с щани-

стым калием, Но в нынешних конкретных условиях, в

которых мы живем, бдительность необходима, он обязан

был поинтересоваться содержанием пакета. Тем более

что, как выяснилось, он знал об отношении своего

родственника к революции и народной власти. Поставим

вопрос иначе—во что могло бы обойтись отсутствие

бдительности, если бы пакет проследовал по назначению

дальше? —ведь вы же сами сравнили его с ядерной

бомбой! В условиях войны — а мы живем в условиях

войны! — отсутствие бдительности, которое могло бы сто¬

ить жизни сотням тысяч людей,— преступление. Два года

заключения—сравнительно легкая расплата.
Я не мог не согласиться со следователем. И все же

что-то внутри во мне восставало против того, что этот

человек в тюрьме. Я вспомнил, как выносили раненых из

приземлившегося самолета—он прилетел из Кандагара.

Кровавые маски вместо лиц, перебинтованные ноги, руки.

Глаза, исполненные страдания,— как нужен им хирург

Абдель Хамид!
Когда шла съемка, мне казалось, что это будет

потрясающий эпизод. Когда съемка окончилась, я стал

сомневаться. Когда мы сели за монтажный стол, стало

ясно, что эпизод не получится вообще. Он. просто не мог

получиться, потому что ни у меня, ни у Валентина не

было в данном случае той внутренней уверенности, той

четкой позиции, которая позволила бы заклеймить докто¬

ра. Или оправдать его. В основе любого решения эпизода

должно было быть либо одно, либо другое. Середины

быть не могло. Мы признались друг другу, что находимся

посредине...
Мы сняли много материала для фильма. И все же

казалось, что чего-то еще недостает. Вероятно, аналоги^г-

ное ощущение лежит в основе жадности—все вроде бы
145

есть, а хочется еще! Нужна или не нужна «жадность» в

таком деле? И можно ли вообще, создавая документаль¬

ную ленту, вдруг четко осознать, что материала для

воплощения замысла уже достаточно? Очевидно, истин¬

ный профессионализм обязательно предполагает такую

способность. И все же... и начинаешь равняться на

классические образцы — сколько Тиссэ и Эйзенштейн сня¬

ли метров в Мексике?.. То-то! Так что будем снимать еще!
...В Кабульском аэропорту есть столб, на котором

закреплены белые стрелы, указывающие направления. На

каждой стреле —название города и расстояние до него в

километрах. Лондон — столько-то километров. Тегеран—

столько-то. Москва... Оттава... Дели... Герат... Эр-Рияд...

Издавна экономическое и культурное развитие Афганиста¬

на было связано с народами других государств. Располо¬

женная на древнем торговом перепутье, страна эта была

открыта как европейцами, так и азиатами более двух

тысяч лет назад. В конце XX столетия Афганистан

пытаются «закрыть», окружить вакуумом, воздвигнуть

вокруг него стену, которая осталась бы проницаемой лишь

для врагов. Своим фильмом мы попытались доказать, что

это невозможно...

у переправы
ВечерОхМ 18 марта к нам зашел комендант. Как всегда, с

воспаленными от бессонницы глазами—прошлой ночью

(опять-таки, как всегда!) спал четыре часа.
—	Я продумал ваш завтрашний вояж. На обычной

машине ехать решительно нельзя — на перевале и дальше

в районе Сароби на машины, идущие по шоссе, системати-

чески нападают.
—	Но в штабе же знают...
—	Знают. Но в том же штабе мне поручили организо¬

вать доставку вашей группы на место съемки. У меня есть

видавший виды, но вполне надежный БРДМ.
—	Что, что?..
—	Ах, да, простите,— профессиональная терминология.

БРДМ —это бронированная разведывательно-дозорная ма¬

шина. Напоминает БТР...
Что такое зги БТР, мы уже хорошо знали —

бронетранспортеры Афганской армии круглосуточно охра¬

няли мосты через реку Кабул и стратегически важные

перекрестки улиц в городе.
—	Так вот, БРДМ будет ждать вас в восемь ноль-ноль.

Приходите пораньше: мой помощник расскажет вам об

обстановке в районе. В машине с вами поедут три солдата.

Помимо автоматов есть крупнокалиберный пулемет и

достаточный запас боеприпасов. Будет тесновато, но зато

относительно безопасно.
Комендант попил с нами чай, рассказал еще один

эпизод из своей многоцветной биографии и попрощался —

наступал комендантский час и надо было ехать проверять

патрули.
Утро было прохладным и пасмурным. Вершины окру¬

жающих гор проглотили дымные слезливые облака. Гли¬

няная пудра носилась по прямым улицам, металась от

тротуара к тротуару, бросалась на идущие машины.
У входа на территорию комендатуры доживала свой

век бездонная лужа, на берегу которой стояли на часах

афганский и советский солдаты. Получив необходимое

снаряжение и документы, мы вышли из здания комендату¬
147

ры, форсировали лужу в обратном направлении и приступи¬

ли к посадке в БРДМ. «Посадку производили» по очереди.

Я сел на маленький, покрытый дерматином квадратик рядом

с водителем, и машина с неожиданной бойкостью побежала

по городским улицам к северо-восточному выезду из

Кабула.
Миновали склады государственной монополии, рынок

животных, вооруженные заставы и двинулись вперед и

вверх по горной дороге, соединяющей Кабул с

Джелалабадом. Предстояло проелать приблизительно во¬

семьдесят километров.
Вскоре ландшафт резко изменился: высоченные горы

со снеговыми вершинами быстро придвинулись к шоссе,

обступили его со всех сторон, и начало казаться, что

голые ;jTH громад1д пытаются перегородить дорогу, оста¬

новить нашу бронемашину, а заодно и все остальные,

бе1ущие по извилистому пюссе. Потом начались совсем

.крупле подъемы. Прямо перед нами мы увидели другую

дорогу, которая пересекала нашу на невероятной высоте в

поднебесье. Оказалось, что это—не другая доро1а, а

наша—та самая, но которой мы едем,— просто подъемы в

згом месте столь крутые, что в поднебесье повис всего

лишь следуюп^ий виток.
Еще несколько минут, и мы миновали перевал. В

мапшне сиало жарко, что я объяснил себе просто:

закрыли люк, и прекратился приток свежею воздуха. Но

вскоре люк открыли, а температура в чреве бронемаши¬

ны продолжала расти. Я с беспокойством подумал, что,

очевидно, что-то разладилось в системе вентиляции, а

дальнейшее даже незначительное повышение температуры

сделает путешествие просто физически невозможным.
В узкую смотровую щель заметил, как резко переме¬

нился пейзаж: вместо голых скад и вековечной пыли

появились склоны, на которых примостились веселые

зеленые деревца. В долине по берегам реки Кабул

зазеленели рисовые поля. Наконец поняли—за перевалом

климат действительно резко изменился, и после холодного

высокогорья мы оказались в преддверии субтропиков.

Удивительно, конечно, но факт—в тридцати километрах

от сурового кабульского плато температура вьппе граду¬

сов на двадцать, все зелено и крестьяне готовятся

собирать очередной урожай.
Никто не стрелял, люки вновь открыли, теплый

ласковый воздух прозрачно намекнул, что пришло время

снимать куртки й пиджаки.
Слева от дороги впереди по ходу машины показалось

крупное селение—Сароби. Вдоль шоссе, прямо по обочи¬
148

не, расположились лродавцы. На циновках и тряпках;

разложены товары—крупные мандарины, овощи, хлеб¬

ные лепешки, старые и новые гвозди, бумажные змеИ;,

бутылки с фантой и кока-колой, поношенные рубашки и

брюки, овцы и бараньи туши—очень обычный и очень

типичный афганский базар. В отличие от Кабула продав¬

цы здесь не зазывают и не преследуют покупателей, а с

достоинством и даже видимым безразличием поджидают

охотника купить товар.
Я ожидал, что вид бронемапшны вызовет повышенный

ингерес у жителей Саробп. Ничего подобною—боль¬

шинство ее просто не замечали, относясь так же, как

к любой друюй идущей по шоссе машине. Лишь некото¬

рые мальчишки живо реагировали, указывая на торчащий

иулемет.
Истекал второй час нашего путешествия. До цели

остава;юсь еще совсем немного. Там несколько дней назад

вооруженные бандиты взорвали мост через бурную реку. В

нескольких километрах от границы—Пешавар, снискавший

себе недобрую славу многочисленными военно¬

тренировочными лагерями, шпионскими 1нсздами н рези¬

денциями контрреволюционных эмигрантских организаций.
Взрыв моста остановил идущие с обеих сторон автомо¬

бильные потоки, и десятки тысяч людей, тысячи тонн

грузов замерли по. обеим сторонам обрушившихся в

бездну стропил.
Не прошло и часа, как к месту происшествия прибыли

афганские и советские военнослужащие. Саперы приня¬

лись за наведение временной переправы, в то время как

взвод десантников принял на себя охрану района, чтобы

предотвратить новые возможные рейды бандитских фор¬

мирований.
Через пять часов временный мост был готов. Закипела

работа по строительству нового капитального моста. В обе

стороны поочередно, пропуская друг друга, двинулись

длиннющие караваны—легковые машины, автобусы, гру¬

зовики.
Афганские автомобили—удивительное зрелище. Боль¬

шинство очень старые, хорошо послужившие, и европейцу

трудно понять, как движутся эти ископаемые куски

железа. Но внешний вид определяется не только дочтен¬

ным возрастом. Почти все грузовики и автобусы украше¬

ны пейзажами, жанровыми картинами, намалеванными

масляной краской прямо на кабинах и бортах, орнамента¬

ми, цепочками, брелоками, погремушками, кистями. Пе¬

стро, ярко, диковинно. На легковых—светящиеся в тем¬

ноте квадраты, прямоугольники, кружки ц, так же как на
1А9

грузовиках, кисти, цепочки, рисунки. Нередко автобус

загружается в три этажа: внизу — чемоданы, свертки,

мешки. В кабине — пассажиры. На крыше, огороженной

самодельными перилами,—крупные мешки, домашние жи¬

вотные и их хозяева. Есть и такие автобусы, где из

пассажирского салона в окна, лишенные стекол, выгляды¬

вают коровы и волы.
В целях безопасности транспорт собирается у перепра¬

вы в большие колонны—по пятьдесят—сто машин. Впе¬

реди и в хвост колонны становятся бронетранспортеры

Народной армии. И растянувшиеся на километры автопо¬

езда движутся к местам назначения.
Мы подъехали к мосту около двенадцати. Нашли

командиров афганской саперной части и взвода наших

десантников. Познакомились: старшего лейтенанта звали

Сергеем Евтеховым. Он с Украины. В Афганистане—три

месяца. Сергей и его солдаты работали над восстановлени¬

ем временной переправы.
На пути к мосту Валентин снял несколько планов

горной дороги, которые могли дать возможность «подой¬

ти» к главному эпизоду репортажа, объяснить зрителю,

где мы находимся и по какому поводу.
Предварительный разговор с Сергеем был коротким.
Я представился. Лейтенант вежливо поздоровался и

сказал:
—	Извините, но хотелось бы видеть ваши документы.

Все же, понимаете, в настоящее время мы находимся в

необычной обстановке.
Требование командира взвода было вполне логичным,

хотя в первый момент я заподозрил в нем формалиста: в

самом деле, сам факт присутствия здесь советского

человека уже должен был быть сам по себе достаточным

«удостоверением личности». В следующее мгновение я

подумал—а ведь у меня в кармане вместе со служебный

удостоверением, афганской аккредитационной карточкой и

документом, выданным кабульской комендатурой, лежит

корреспондентский билет американо-английского теле¬

агентства ЮПИТН! Черт его знает, кто может появиться

на этом контрольно-пропускном пункте. Так что правильно

поступает лейтенант Евтехов...
—	ПожалуйстаJ—И я предъявил Сергею служебное

удостоверение Гостелерадио СССР. Валентин и Володя

протянули красные книжечки «Экрана».
—	Спасибо, этого вполне достаточно. Меня предупре¬

дили о вашем приезде. Чем я могу быть вам полезен?
—	Во-первых, расскажите, что здесь произошло, по

возможности подробнее...
150

—	Мост взорвали пять дней назад ночью. Факт этот

сам по себе показывает, что душманы прекрасно понима¬

ли ею стратегическое значение. Наши военнослужащие

вместе с афганскими товарищами немедленно приступили

к его восстановлению.
Ежедневно в среднем по два раза в день бандиты

пытаются помешать восстановительным работам, дезорга¬

низовать движение транспорта...
—	Что значит «пытаются помешать»?
—	Обстреливают временный мост и стройплощадку,

запугивают пассажиров проходящего транспорта. Подо¬

жгли несколько машин. Вчера погиб водитель грузовика.
—	Каким оружием пользуются бандиты?
—	Пакистанскими авгоматами, сделанными по лицен¬

зии, и английскими винтовками. Кстати, могу вам показать

патроны, найденные на месте взрыва...
—	Есть ли какие-нибудь данные о том, каким образом

был взорван мост?
—	Сохранилась оболочка взрывпакета, который слу¬

жил детонатором для динамита. Вот он... Сделан в

Великобритании. Вещь известная. Довольно широко рас¬

пространена в этих краях...
—	Итак, по два раза в день вас обстреливают. Что вы

делаете в этих случаях —скрываетесь в укрытии? Или

отвечаете практически невидимому противнику—ведь бан¬

диты открывают огонь сверху, со склонов гор, а вы и

ваши товарищи внизу, как на ладони...
—	У нас уже есть отработанная совместная методика, и

взаимодействие осуществляется почти автоматически—

каждый солдат —и афганский и советский —знает, что ему

в такой ситуации делать.
—	Можно ли то, что вы мне сейчас рассказали,—не

буквально, конечно, а самое основное ^снять в виде

интервью для программы «Время»?
—	Пожалуйста...
Валентин занял позицию. Володя приготовил магнито¬

фон для записи, и я начал задавать вопросы. Примерно те,

что вы только что прочли. И ответы были такими

же...
Сережа говорил мягко, спокойно, никак внешне не

проявляя своего волнения. Речь его была стройной,

интеллигентной.
Глядя на высокого молодого офицера-десантника в

делавшем его очень мужественным маскировочном комби¬

незоне, я невольно думал, как выгляжу сам... На две головы

ниже... Обтягивающая кожаная куртка, которую и застег-

нуть-то невозможно...
151

—	Какого черта?—напал было 5Г. но в следующий

момент осекся—шеф-оператор очень не любил; когда я

пытался вмешиваться в его прерогативы.—Жара немысли¬

мая^ кругом полно народа, и мы являемся посмешищем для

всех этих женщин и детей. В это время по обе стороны

одноколейного временного моста уже собрались сотни

машин, и'пассажиры и водители вышли размяться на дорогу

в ожидании конвоя.
Я сбросил куртку.
—	Я бы вам рекомендовал пока не снимать,—

послышался спокойный голос лейтенанта.—Не исключе¬

но, что за всем происходящим наблюдают с горы. К нам

они уже привыкли и понимают, что сейчас сделать ничего

не могут. Но ваши действия и аппаратура могли их

заинтересовать. Если начнут стрелять, то, скорсе всего,

мишенями будете вы...
Так бывает только в плохих кинофильмах. Не успел

лейтенант произнести последние слова, как раздались

автоматные очереди.
Отвесные скалы превратили сухой треск в адский

грохот. Еще через несколько секунд стиснутую скалами

атмосферу долины разорвал первый залп гранатомета.

Потом еще один. II еще.
—	Снимай!—дико заорал я. обращаясь к Валентину,

заорал так, что он услышал мой голос на расстоянии

метров пятидесяти, несмотря на адовый грохот.— Давай

^Шагру»!—крикнул я Володе, стоявшему, как заворожей-

ный, рядом. Володя встрепенулся, протянул магнитофон,

включил его и надел мне на голову контрольные наушни¬

ки. Мы оба спрятались за стоящую рядом машину. Я

посмотрел в. сторону Лебедева.— оператор делал свое дело

уверенно и спокойно. Вскоре обстрел прекратился. Сразу

стало тихо и буднично. Солдаты невозмутимо занялись

прерванными делами. Засуетились строители. Стали расса¬

живаться по автобусам пассажиры. Бронетранспортер

занял свое место во главе колонны, направлявшейся в

столицу, и первые автобусы, переваливаясь, начали осто¬

рожно переправляться на левый берег бушующего внизу

потока по одноколейному мосту.
Я восстановил в памяти отдельные эпизоды только что

происшедшего...
Сколько это продолжалось—минуту, десять минут,

полчаса? Я посмотрел на часы—было пять минут первого,

следовательно, минут пятнадцать.
Бьиго ли чувство страха, ощущение реальной опасно¬

сти? Пожалуй, нет. Очевидно, чувство это появляется

лишь тогда, когда есть опыт, или... на твоих глазах
152

происходит что-нибудь страшное с человеком, который

рядом. Кроме того, сразу сработал профессиональный

инстинкт—надо было что-то делать...
Правильно ли мы вели себя—ведь глупо было бы

просто стоять и глазеть на происходящее, не пытаясь

найти хоть какое-нибудь завалящее укрытие? Вместе с

тем о каком укрытии могла идти речь, когда нападавшие

были невидимками и прятались наверху, высоко над нами,

а мы были как на ладони? И все же... Мы с Володей

вначале спрятались за легковой машиной—это было,

конечно, наивно: автоматная или пулеметная пуля лег¬

ко проходит кузов машины насквозь, как через сли¬

вочное масло. Валентин поступил правильнее: он спря¬

тался за бронетранспортером и оттуда снимал поле дей¬

ствия.
Как вели себя путники, собравшиеся возле моста?

Именно это поразило нас больше всего. Мало кто пытался

спрятаться за огромными телами автобусов. Отдельные

люди легли под грузовики. Но большинство вообще не

предприняли даже попытки найти укрытие, не попытались

«стать меньше», съежиться, присесть за камень... Самое

невероятное заключалось в том, что сотни женщин стояли

открыто на дороге и не прятали своих детей!
Почему? Какими же были те фантастические, недо¬

ступные нашей психике и миропониманию причины, кото¬

рые предопределили поведение женщин? Неужели они

лишены извечного, всеобщего, примитивного и вместе с

тем великого инстинкта самосохранения?
Надо было прожить в Афганистане немало дней,

чтобы найти ответы на эти вопросы. Мне кажется,

впоследствии мы нашли их... И ответы эти помогли

открыть трагический аспект бурной истории з>того не¬

обычного и многострадального народа.
Женщины не прятали своих детей потому, что, во-

первых, такая «мелочь», как беспорядочная стрельба,

стала—увы! —заурядным делом. Ситуация, казавшаяся

нам, привыкшим к спокойной безопасной жизни, из ряда

вон выходящей, чрезвычайно опасной, вовсе не представ¬

лялась таковой местным жителям.
Во-вторых,—и это не менее ужасно—всесильный ислам

внушает верующим, что смерть по воле, аллаха—великое

счастье и пытаться предотвратить ее в равной степени

бессмысленно и непристойно, ибо попытка избежать то, что

предопределено всевышним, может его сильно разгневать.

В тех же случаях, когда наступление смерти может быть

интерпретировано как непременное следствие подвига во

имя веры, во имя борьбы с безбожниками—«неверными»,
153

то кончина мусульманина не воспринимается как трагедия

его близкими—друзьями и родственниками.
Четырнадцатый век по мусульманскому календарю,

через который проходит сейчас ускоренными темпами

Афганистан—реальность. Реальность, которая вполне ук¬

ладывается и в рамки христианского летосчисления.

Страна, веками дрейфовавшая в арьергарде мировой исто¬

рии под водительством средневековых ханов и цивилизо¬

ванных королей, внезапно оказалась вовлеченной в катак¬

лизмы, опередившие естественный ход событий сразу на

несколько столетий...
...Потом мы снимали переход каравана через времен¬

ный мост, работу афганских военных регулировщиков,

крупные, средние и общие планы машин, пассажиров,

солдат. И когда караван прошел, попросили Евтехова

показать другие участки охраняемого его подразделением

района. Старший лейтенант, десяток его автоматчиков и мы

расселись в четырех бронемашинах и двинулись дальше по

дороге.
В четырех километрах от моста мы внезапно увидели

огромный трейлер «Мерседес», который пылал, как хоро¬

шо разложенный костер. Передней осью тяжелая машина

опиралась на каменный бордюр шоссе. Капал расплавлен¬

ный алюминий, догоравшие синтетические обшивки рас¬

пространяли зловоние. По всему было видно, что трейлер

подожгли недавно. Не те ли негодяи, которые обстреляли

переправу?
Кто-то из ребят вскочил на подножку и заглянул в

кабину, спрыгнул, покачал головой — оказывать помощь

было некому...
В узком ущелье висела какая-то зловещая, тяжелая

тишина.
Не было слышно моторов приближающихся машин,

молчали птицы. Впрочем, какие тут птицы —орлы да

грифы, которые всем довольны в эти трудные времена.
—	Ну что, поедем обратно? — спросил Сережа.— Или

еще немного вперед? Лучше обратно, потому что никто не

знает, что будет в следующий момент. Нас могут попы¬

таться задержать здесь и таким образом ослабить за¬

щиту моста.
И мы поехали обратно. Но не сразу, а минут через

двадцать, потому что вновь загрохотали многократным

эхом сухие автоматные очеред.и, вновь разорвали тяже¬

лую ущельную атмосферу тугие залпы гранатометов.
Я ощутил себя участником какой-то странной недоброй

игры, в которой было все, что угодно, кроме опасности.

Перед глазами разворачивался снятый в цвете и постав¬
154

ленный малоизобретательным режиссером эпизод филь¬

ма, в котором играли актеры-дилетанты. И это ощущение

пропало лишь тогда, когда на обратном пути, подъезжая к

мосту, мы увидели столпившихся людей — они окружили

площадку, на которой лежали убитые во время обстрела

пассажиры автобуса. Рядом молились старики...
Как все ужасно просто —большинство из тех, что

собрались часом раньше у переправы, просто не заметили,

что пули с той стороны все-таки настигли людей. И

оборвали шесть жизней... Почему? Во имя чего? Чего

достигли те, что стреляли по мирным людям, притаившись

на склоне скалистой горы? Казалось, нет и не может быть

разумного ответа на этот вопрос. Нет и не может быть

разумного объяснения этой дикости, этого невероятного

надругательства над главными императивами человеческой

природы.
Мне много раз пришлось впоследствии задавать себе и

другим этот вопрос. И, к счастью, во многих случаях

ответ, который давала сама жизнь, успокаивм душу и

совесть. Суровые, привыкшие к испытаниям афганцы все

чаще оказывались способными справедливо и трезво

оценить события, точно и бескомпромиссно распознать

друга и врага.
...Семь месяцев спустя я приехал в Киев. После одной

из лекций ко мне подошла немолодая женщина и спро¬

сила:
—	Вы помните старшего лейтенанта Сергея Евтехова?
У меня 1юхолодела спина. Я стал судорожно вспоми¬

нать все, что слышал о Сергее. Промчалась в сознании

последняя, случайная встреча. Я выходил из кабульской

студии телевидения ночью, после начала комендантского

часа. Офицер —командир патруля—сказал, что до гости¬

ницы нас проводит старший лейтенант с двумя автоматчи¬

ками, и сказал — познакомьтесь! Я поднял глаза—передо

мной стоял Евтехов.
Потом в Москве все говорили, что наиболее запомнил¬

ся репортаж со взорванного моста. Потому, что очаровал

высокий интеллигентный лейтенант, мягко грассирующий

^<эр».
Да, в Кабуле кто-то из военных говорил, что Сергей

представлен к ордену за мужество и героизм, проявленные

при оказании интернационалистской помощи.
И вдруг—как удар по голове: заместитель главного

редактора программы «Время» Виталий Ильяшенко рас¬

сказывал, что он посылал на Киевскую студию телевиде¬

ния копию репортажа по просьбе отца Евтехова...
...А в тот день—19 марта—после съемки Сергей
155

ттросия, если можно, известить его родителей, живущих в

Киеве, о дне показа но телевидению репортажа. Мы

передали в Москву номер киевского телефона родителей

Сергея...
—	Конечно, помню! Мне говорили, что он был пред¬

ставлен к ордену...
—	Вчера его привезли раненого. Он в госпитале.
. — Можете ли вы дать мне телефон родителей Сере¬

жи? Удобно ли мне будет им позвонить и навестить его?
—	Конечно. Они будут вам очень рады. И в особенно-

стй сам Сергей. Он вспоминал о вас...
На следующий день утром за мной заехал Вениамин

Константинович Евтехов. Энергичный, подтянутый, очень

молодо выглядевший...
Я с трудом узнал Сергея. Но в следующий момент он

улыбнулся, сказал «здравствуйте» — со своим очаровавшим

миллионы зрителей «эр» — и сразу стал прежним старшим

лейтенантом Евтеховым.
Спрашивать, как себя чувствует, было бы глупо. Как

все произошло?—наверно, надоело рассказывать. И я

ляпнул:
—	Ну как орден—получил?
—	Он представлен к ордену Красной Звезды и орде¬

ну Красного Знамени за мужество и героизм, проявленные

при оказании интернационалистской помощи Афганской

республике,— ответил за сына Вениамин Константинович.

Законная гордость отца и кадрового офицера прозвучала в

его словах...
Чего в Сереже было больше—ухарства, молодости,

четкого сознания долга, своеобразного понимания своего

предназначения или какого-то протеста против спокойной

размеренности мирной жизни, где не было для его

неуемного характера достаточно драматических перспек¬

тив?
—	Вы понимаете, я хочу жить в палатке, дышать

свежим воздухом, чувствовать, что от меня зависит что-то

очень серьезное, что просчет—даже самый незначитель¬

ный— опасен, что я кому-то нужен и что-то зависит от

меня. Дело не в том, что я военный и воспитан в строгости.

Но именно в армии я впервые ощутил себя по-настоящему

нужным человеком, человеком, который может многое. В

других условиях я такой перспективы для себя не вижу.
—	Но ведь те же условия определяют жизнь не только

твоих собратьев. Геологи, например? Разве нельзя все

сказанные гобою только что слова отнести к ним? Или ты

полагаешь, что в их профессии недостаточно риска?
...Я часто думаю о документальном телеочерке, героем

которого мог бы быть Сергей Евтехов. Геолог Сергей

Евтехов. Или преподаватель военного училища Сергей

Евтехов. Или строитель сибирского города Сергей Евтехов.

Конечно, в этот очерк войдут бесценные планы, снятые в

бурном и трагическом восьмидесятом у взорванного моста

на горной дороге.
Я мечтаю о том, чтобы поехать вместе с Сергеем:

Евтеховым в мирный, спокойный Афганистан, где будут

ждать его неисследованные богатства древней земли или

непостроенные заводы и города. В легких безрукавках, не

думая ни о какой опасности, будем снимать мы новый

афганский эпизод в жизни офицера Сергея Евтехова. А

Антонина Александровна и Вениамин Константинович не

будут волноваться... /
За день до окончания первой командировки мы были

дома у Кабира. Его жена Аделе подарила мне свою

акварель. Аделе нигде не училась рисованию, ло была

очень одаренным от природы человеком. Позднее она

поступила на художественный факультет Института кине¬

матографии в Москве.
Свою небольшую картину* она назвала «Мечта о

России». Темные ели стояли на страже тихого спокой¬

ствия таинственного северного озера. Холодное вечернее

небо теряло последние розовые краски, готовясь рассы¬

пать в вышине далекие звезды. И с неба на землю — с

удивлением, восхищением, ожиданием—смотрели боль-

П1ие миндалевидные черные глаза. С персидским разре¬

зом. Глаза Аделе. Афганские глаза.
Она никогда раньше не бывала в России. Она никогда

не видела прозрачных голубоглазых озер, обрамленных

остроконечными, ресницами елей. Но она мечтала о них.

Страстно и постоянно. Как мечтаем о них мы, когда

находимся далеко...

Иллюстрации

^оры u поля Афганистана

.л
' ^ S ^
■>*#'.'
Кабил с высоты птичьего полета

Общий вид города и улицы Кабула

На улицах старого города

Обычный способ обработки земли

в Афганистане

Кочевники и муллы

Намаа

Кочевник-пуштун

Новое и старое тесно переплетены

в окизни республики

у HitJl и

Товарищ Бабрак

Кармаль на военном

параде в честь

второй годовщины

Апрельской

революции

Парад и демонстра-

ция в честь второй

годовщины Апрель-

осой революции

Демонстрацш в честь второй го¬

довщины Апрельской революции

на улицах Кабула,

iimii ш^яшЩипт
Ш%%'^’" ” '-==“S=====*S
Подъем нового

национального флага

Демократической Республики

Афганистан

£ f !
Студентки университета

Занятия в Кабульском

политехническом институте.
Девушки из царандоя

На первых афганских субботниках

вместе трудятся советские воины

и трудящиеся Кабула

i,
В жаркий полдень. Купание

в арыке

приметы нового времени

Играет военный оркестр

Рабочий Домостроительного

комбината

Да здравствует Апрельская

революция!

Сельская школа, пострадавшая

от налета бандитов

Бандиты tt их вооружение

На международной пресс-конфе-

эенции представлены доказа¬

тельства необъявленной войны

'ipoTue Афганистана

На страже революционных за¬

воеваний.

Зояотаревский Л. А.
3-81 Афганский репортаж. — М.: Искусство, 1983.—

160 с, 16 л. ил.
Специальный корреспондент советского телевидения расска¬

зывает о своей работе в Афганистане в дни стремительно раз¬

вивающихся послереволюционных событий. Автор-жзфналист

ярко освещает факты новой жизни республики: субботники,

первые государственные предприятия, хозяйства, магазины, но¬

вые школы, где могут згчиться девушки.
„ 0803000000-104	ВВК «вЛ<5Аф>
^ 0»(01)-<И
Леонид Абрамович Золотаревский

Афганский репортаж
Редактор Л. П. Орлова, Художник Г. И. Сауков. Художественный

редактор И. Г. Румянцева. Технический редактор Е, 3. Плот-

кина. Корректор Н. Л. Медведева.
И. Б. № 1749
Сдано в набор 01.06.82. Подл, к печ. 05.03.83. А08100. Формат из¬

дания 84X108/32. Бумага типографская М 1 и тифдручная. Гар¬

нитура тайме. Высокая печать. Уел. п. л. 10,08. Уч.-изд. л. 10,943.

Изд. № 6328. Тираж 46 ООО. Заказ 330. Цена 75 коп. Издателыггво

«Искусство», 103009. Москва, Собиновский пер., 3. Ордена Ок¬

тябрьской Революции и ордена 1^>удового Красного Знамени

Первая Образцовая типография имени А. А. Жданова Союзпо-

лиграфпрома при Государственном комитете СССР по делам

издательств, полихрафии и книжной торговли. Москва М-54,

Валовая, 28. Иллюстрации отпечатаны в Московской типогра¬

фии № 2.