Текст
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
УТОПИСТЫ
И
РЕФОРМАТОРЫ
Серия основана
академиком
В. П. ВОЛГИНЫМ
в 1947 г.
мсмхст
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»
Москва
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ОТДЕЛЕНИИ ИСТОРИИ
ЭГАЛИТАРИСТСКИЕ
ПАМФЛЕТЫ
В АНГЛИИ СЕРЕДИНЫ XVIII в.
ЭДМУНД БЕРК
ЗАЩИТА
ЕСТЕСТВЕННОГО ОБЩЕСТВА
(1756)
РОБЕРТ УОЛЛЕС
НЕКОТОРЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ
О ЧЕЛОВЕЧЕСТВЕ,
ПРИРОДЕ И ПРОВИДЕНИИ
(1761)
Перевод с английского,
вступительная статья и комментарий
А. В. ЧУДИНОВА
MCMXCI
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»
Москва
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
УТОПИСТЫ
И
РЕФОРМАТОРЫ
Серия основана
академиком
В. П. ВОЛГИНЫМ
в 1947 г.
МСМХСЬ
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА
Москва
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ОТДЕЛЕНИЕ ИСТОРИИ
ЭГАЛИТАРИСТСКИЕ
ПАМФЛЕТЫ
В АНГЛИИ СЕРЕДИНЫ XVIII в.
ЭДМУНД БЕРК
ЗАЩИТА
ЕСТЕСТВЕННОГО ОБЩЕСТВА
(1756)
РОБЕРТ УОЛЛЕС
НЕКОТОРЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ
О ЧЕЛОВЕЧЕСТВЕ,
ПРИРОДЕ И ПРОВИДЕНИИ
(1761)
Перевод с английского,
вступительная статья и комментарий
А. В. ЧУДИНОВА
MCMXCI
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»
Москва
ББК 63.3 (0)
Э17
Редакционная коллегия
серии «Утописты и реформаторы*:
Л. В. АНИКИН, В. If. Г»УГАНОВ, В. Л. ДУНАЕВСКИЙ,
А. Р. ИОЛПННСЯН, М. Т. ИОВЧУК, В. Г. КАРАСЕВ,
Л. И. КЛПБЛНОВ, Л. Д. КОСИЧЕВ, Г. С. КУЧЕРЕНКО.
М. II. МИХАЙЛОВ, Л. Л. НАРОЧНИЦКИЙ (председатель),
И. II. ОСИНОВСКИЙ (ученый секретарь)
Ответственный редактор тома
II. II. ОСИНОВСКИЙ
Рецензенты:
Е. и. ЧЕРНЯК, С. М. НАЗАРОВА
До 1992 года серия издавалась
под названием
«Предшественники научного социализма»
0503010000-372
042(02)-90
71—90-11
ВПК 63.3(0)
ISBN 5-02-009020-4
© Перевод на русский язык
статья, комментарий
А. В. Чудинов, 1992
© Российская
академия наук, 1992
«ПРЕДШЕСТВЕННИКИ СОЦИАЛИЗМА»
ПОНЕВОЛЕ
Период истории Англии-середины XVIII в. можно
сравнить с коротким затишьем между двумя шквала-
ми или с равнинным участком реки между порогами.
Далеко позади остались бурные события революций
1640—1649 и 1688 годов, последним отголоском кото-
рых была неудачная попытка якобитов в 1745 г. вер-
нуть на трон династию Стюартов. Революционный
импульс оказался так силен, что обеспечил ровное
поступательное движение английского общества на
протяжении первой половины XVIII столетия. Тогда
Англия становится крупнейшей морской и колони-
альной державой мира. В ряде успешных войн осла-
блена мощь ее главного соперника — Франции.
Низведена до уровня второстепенной державы Испа-
ния. Надолго попадает в фарватер британской полити-
ки Голландия. Расширены владения в Индии и Север-
ной Америке. Процветает торговля, защищенная
государственной системой меркантилизма. Сама
Англия охвачена лихорадкой предпринимательства:
бурлит биржа, возникают и исчезают компании, фи-
нансовые спекуляции, сказочно обогащая одних, при-
водят к полному разорению других.
Внутриполитическое положение все больше стаби-
лизируется. Парламентская борьба вигов и тори не
имеет даже отдаленного сходства с противоборством
столетием раньше их предшественников — рево-
люционной и роялистской партий. Теперь это —
соперничество политических групп, представляющих
интересы различных слоев господствующей земель-
6
А. В. Чудинов
ной и финансовой олигархии. Победа той или другой
ведет лишь к частичной корректировке курса при
сохранении общего направления. Промышленная
буржуазия еще недостаточно сильна, чтобы претендо-
вать на самостоятельную роль в управлении государ-
ством, и занята пока только укреплением своих
позиций в экономике.
Не отмечена первая половина XVIII в. и значитель-
ными социальными конфликтами. Огораживания,
интенсивность которых снизилась еще в XVII в.,
носят в это время единичный характер. Соответствен-
но нет и заметного роста пауперизма. В промышлен-
ности споры между рабочими и хозяевами мануфак-
тур хотя и случаются, но разрешаются довольно
быстро путем достижения согласия. Ручной труд,
преобладающий на мануфактурах, нуждается в ква-
лифицированных рабочих, что заставляет предпри-
нимателей, как правило, прислушиваться к их
требованиям. К тому же урожаи в основном хорошие,
продукты дешевые. Стоит ли удивляться, что Англия
в первой половине XVIII в. не знает ни крупных
стихийных волнений, ни массовых демократических
движений. '
Впрочем, уже с 1763 г. идиллия будет нарушена.
В Американских колониях начнутся выступления
против меркантилистской системы, которые затем
приведут к Войне за независимость и образованию
США. Сама метрополия будет разбужена грохотом
промышленной революции, которая вместе с аграр-
ным переворотом принесет ей обновление и титул
«мастерской мира» ценой стремительного роста
пауперизма и обострения социальных противоречий.
Одна за другой покатятся по стране волны народных
выступлений. «Низы» вновь окажутся вовлечены
«Предшественники» поневоле
7
в политику. «Верхи» же переживут раскол, ибо
обретающая силу в промышленной революции инду-
стриальная буржуазия потребует у правящей оли-
гархии доступа к власти и возглавит демократиче-
ское движение за парламентскую реформу. Если же
добавить к этому мощное влияние Великой француз-
ской революции, которая на исходе столетия много-
кратно усилит брожение в британском обществе, то
станет ясно: вторая половина XVIII в,— полная
противоположность первой.
Однако все это только предстоит. На дворе же еще
середина столетия, безмятежное время, не омрачен-
ное серьезными общественными и политическими
конфликтами,— время, о котором многие позднее
станут вспоминать с умилением. И все же именно
в эти годы увидели свет два острых социально-
критических сочинения, оказавших значительное
влияние на происходившее в конце века формирова-
ние социалистической традиции английской общест-
венной мысли. Парадокс? Да, если пытаться
выводить ту или иную идею непосредственно из
социально-политической ситуации. Но философская
мысль развивается по своим законам, далеко пе всегда
в прямой связи с материальной действительностью.
Поэтому объяснение здесь надо искать в преобладав-
ших настроениях, в том, чем жила тогда просвещен-
ная Англия, какие идеи волновали ее интеллектуалов.
XVIII век вошел в европейскую историю как век
Просвещения. В разных странах континента филосо-
фы подвергли суду разума идейные устои Старого
порядка в теологической, политической, этической
и других сферах. В Англии этот процесс начался
раньше всего. Обычно его связывают с творчеством
Джона Локка (1632—1704), энциклопедически ши-
8
А. В. Чудинов
рокого мыслителя, создавшего, в частности,
политическую теорию, которая обосновывала Слав-
ную революцию 1688 г. и установленный в результате
ее строй конституционной монархии. Ядро лок-
ковской теории — учение о естественном праве
и общественном договоре. Согласно распространен-
ным в философской мысли того времени представле-
ниям, люди до образования общества и государства
находились в «естественном состоянии», являя собой
массу независимых друг от друга и практически не
связанных между собой индивидов. Философы по-
разному характеризовали естественное состояние.
Сторонник сильной абсолютистской власти Гоббс счи-
тал его «войной всех против всех», которая была
прекращена лишь в результате установления монар-
хического строя. Локк же утверждал, что в естествен-
ном состоянии царила всеобщая доброжелательность,
и только когда оно разложилось вследствие роста
населения, возникла необходимость обеспечить
естественное право людей на собственность, для
чего и было создано общество, а потом и государство
путем заключения общественного договора. Поли-
тическая теория Локка, как и государственный строй,
который она оправдывала, столь полно отвечала инте-
ресам просвещенных слоев Англии, что сохраняла
доминирующее положение в философской мысли этой
страны почти до конца столетия.
В центре внимания английских мыслителей первой
половины XVIII в. находились вопросы религии,
а не политики, как, например, у французов. Быстрое
развитие точных наук (математики, механики, астро-
номии) значительно расширило знания о природе
и способствовало распространению деизма — учения,
признававшего Бога творцом и законодателем мира,
«Предшественники» поневоле
9
но отрицавшего его последующее сверхъестественное
вмешательство в развивающуюся по своим законам
жизнь природы. В качестве критерия истинности тех
или иных положений религии деисты (в Англии
их еще часто называли «вольнодумцами» — freethin-
kers) предлагали считать разумность, отвергая та-
ким образом слепую веру.
Среди английских деиртов было немало выдающих-
ся философов — Д. Толанд, А. Коллинз, Э. Шефтс-
бери, Д. Юм и другие, но особое внимание читающей
публики привлекли к себе незаурядностью личности
и ярким талантом автора произведения лорда Болинг-
брока (1678—1751). Этот потомок старинного дво-
рянского рода, еще в молодые годы преуспевший
в политической карьере (в 1704 — 1708 гг.— военный
министр, в 1711 — 1714 гг.— государственный секре-
тарь, один из лидеров тори), в зрелом возрасте
посвятил себя занятиям историей и философией.
Труды Болингброка, опубликованные через три года
после его смерти, вызвали бурю самых разноречивых
откликов. Оказалось, что почтенный лорд по своим
убеждениям был вольнодумцем. Подходя с критерием
рациональности к религии, Болингброк делил ее на
«естественную» (отвечающую требованиям разума)
и «искусственную» (исходящую из наличия истины
за пределами человеческих знаний) '. Таким образом
он полностью отбрасывал веру в сверхъестественное
божественное откровение, чем подрывал самые осно-
вы христианского вероисповедания.
Противопоставляя «естественное» и «искусствен-
ное» в сфере религии, Болингброк, как и другие
1 Подробнее см.: Барг М. А. Болингброк и английское
Просвещение // Болингброк. Письма об изучении и поль-
зе истории. М., 1978. С. 294 — 296.
10
А. В. Чудинов
английские деисты первой половины XVIII в.,
никогда прямо не говорил о наличии такого же
противоречия в области социальной. Напротив,
Болингброк считал возникновение общества и госу-
дарственной власти отчасти результатом действия
именно естественного закона. В отличие от Локка
он отрицал историчность естественного состояния,
утверждая, что люди всегда жили в обществе, которое,
правда, сначала ограничивалось кругом семьи, и лишь
потом многие семьи сознательно объединились
в рамках государства.
Однако сама постановка вопроса о благе «естест-
венного» и порочности «искусственного», пусть даже
в такой ограниченной форме, представляла потен-
циальную угрозу для существовавших обществен-
ных порядков, ибо такое противопоставление легко
можно было распространить и на другие сферы
жизни. И хотя английские мыслители в первой поло-
вине XVIII в. этого еще не сделали, пример Франции
говорил, что такая возможность вполне реальна.
В 1750 г. там вышла работа Ж. Ж. Руссо «Способство-
вало ли возрождение наук и искусств очищению
нравов?», где доказывалось, что по мере удаления
от естественного состояния человечество морально
деградирует и, преуспевая в науках и искусствах,
все глубже погружается в трясину нравственных
пороков. Уже в следующем своем труде «Рассужде-
ние о происхождении и основаниях неравенства
между людьми» (1755) Руссо от этических аспектов
проблемы перешел к социальным, нарисовав мрачную
картину многочисленных бед, свалившихся на челове-
чество вследствие отхода от естественного состояния
и возникновения общества, частной собственности
и государства. Эти сочинения французского философа
были хорошо известны и на Британских островах.
«Предшественники» поневоле Н
В 1756 г. в Англии анонимно было опубликовано
небольшое по объему произведение «Защита есте-
ственного общества, или Рассмотрение несчастий
и бед, навлекаемых на человечество всеми видами
искусственного общества» 2, во многом сходное
с вышедшим годом раньше «Рассуждением» Руссо.
Хотя автор этой работы не был известен, многие приз-
наки давали основание считать, что она принадлежала
покойному лорду Болингброку. Подзаголовок так
и гласил: «сочинение недавно почившего благородно-
го автора». Памфлет имел форму послания некому
«лорду****», что сразу же заставляло вспомнить
знаменитые «Письма об изучении и пользе истории»
Болингброка, адресованные лорду Корнбери. Да
и текст имел ряд черт, характерных для работ покой-
ного философа. Например, частое цитирование
латинских авторов без ссылок на источник, а также
мелкая неточность в передаче одной из фраз Ювенала
(см. с. 97) наводили на мысль о том, что цитаты
даны по памяти, как это обычно делал Болингброк.
Говоря о себе, автор мимоходом упоминает, что
в молодости играл видную роль в политике, а ныне
готовится уйти в мир иной. Есть в сочинении и другие
детали, казалось бы свидетельствующие, что оно на-
писано лордом-философом. Именно так «Защита»
и была воспринята современниками, живо обсуждав-
шими содержавшиеся в ней идеи. Принадлежность
анонимного памфлета Болингброку считалась на-
столько очевидной, что Мэллет, публикатор подлин-
2 A Vindication of Natural Society or a View of the Miseries
and Evils Arising to Mankind from Every Species of Arti-
ficial Society. L., 1756.
12
А. В. Чудинов
них работ лорда, вынужден был даже выступит!
с публичным опровержением этого 3.
Но уже через год второе издание книги вышлс
с предисловием «издателя», где раскрывалось, чтс
сочинение является лишь пародией на труды Бо-
лингброка, а истинный же автор этот самый «изда-
тель» и есть. И хотя его имя по-прежнему не сообща-
лось, вскоре стало известно, что нашумевшее произ-
ведение написал некий молодой человек по имени
Эдмунд Бёрк. Да, этот памфлет был написан чело-
веком, который позднее будет принадлежать к числу
ведущих деятелей партии вигов, а в историю войдет
как один из наиболее крупных и талантливых идео-
логов консерватизма.
Эдмунд Бёрк родился в 1729 г. в Дублине. Его отец
был юристом и мечтал дать такую же профессию
сыну. Окончив квакерскую школу, а затем — Дуб-
линский Тринити-колледж, Эдмунд в 1750 г? уезжает
в Лондон изучать право. Вскоре, однако, выясняется,
что для его эмоциональной натуры юриспруден-
ция — слишком сухая наука. Свое истинное призва-
ние Бёрк видит в литературе и философии. Сразу
же после публикации первого издания «Защиты
естественного общества» он выпускает в свет трактат
«Философское исследование о происхождении идей
о возвышенном и прекрасном», оказавшийся важной
вехой в развитии европейской эстетической мысли.
Хотя первые работы принесли Бёрку известность,
его финансовое положение оказалось довольно слож-
ным, ибо, забросив юриспруденцию, каких-либо
постоянных источников дохода он не приобрел.
С 1758 г. он начинает заниматься журналистикой,
3 Macknight Т. History of the Life and Times of Edmund
Burke. L„ 1858. Vol. 1. P. 91.
«Предшественники» поневоле
13
но и она не дает ему достаточных средств для содер-
жания появившейся у него семьи. В 1759 г. Бёрк
становится секретарем члена парламента У. Гамиль-
тона. Эта работа позволила. ему приобрести широ-
кие связи в политических и литературных кругах.
В 1765 г. Бёрк меняет патрона и становится
частным секретарем одного из ведущих деятелей
партии вигов — маркиза Рокингема. В том же году
он избирается в парламент, членом которого остает-
ся до 1794 г. Мог ли он, ирландец, не имевший
знатного происхождения, рассчитывать на успешную
политическую карьеру? В условиях Англии XVIII в.
практически нет. Но вопреки всему, Бёрк благодаря
блестящим способностям постепенно выдвигается
в число лучших ораторов и наиболее уважаемых
членов палаты общин. Сопротивление начавшемуся
при Георге III росту влияния королевской власти,
выступления в поддержку требований Американских
колоний и призыв к компромиссному решению кон-
фликта между ними и метрополией, борьба против
английского религиозного и политического гнета
в Ирландии, импичмент губернатора Индии лорда
Гастингса за совершенные злоупотребления — тако-
вы основные вехи политической деятельности Бёрка
в 70—80-е годы. Ряд его речей и памфлетов этого
периода вошел в золотой фонд английской обществен-
ной мысли.
Заключительный этап творчества Бёрка связан
с эпохой Французской революции. Вышедшие в это
время из-под его пера сочинения с критикой револю-
ционной ломки и с обоснованием предпочтительности
постепенных реформ, принесли ему славу крупней-
шего идеолога консерватизма нового времени. Его
знаменитые «Размышления о революции во Фран-
14
А. В. Чудинов
ции» (1790) по праву относятся к классическим
трудам политической философии и выдержали с тех
пор десятки изданий на многих языках. Этой же
книгой было положено начало консервативному нап-
равлению историографии Французской революции.
До самой смерти Бёрк, несмотря на преклонный
возраст и жестокую болезнь (у него был рак), продол-
жал работать над политическими сочинениями,
по-прежнему поражая читателей образностью
языка, тонкой иронией, острым и проницательным
умом. Когда в 1797 г. Эдмунд Бёрк ушел из жизни,
даже его идейные противники не могли не признать,
что мир лишился выдающегося политика и замеча-
тельного мыслителя.
* * *
В 1761 г. в Лондоне вышла вторая из упомянутых
нами работ — «Некоторые размышления о Человече-
стве, Природе и Провидении» 4. По сравнению
с памфлетом Бёрка это было довольно объемистое
сочинение. И если автор «Защиты» еще только
создавал себе репутацию, человек, написавший «Не-
которые размышления», уже имел авторитет в науч-
ных кругах. Звали его Роберт Уоллес.
Уоллес родился в 1697 г. в семье шотландского
приходского священника. Закончив светскую школу,
Роберт в 14 лет поступил в Эдинбургский универси-
тет, где прошел курс обучения и занял должность
ассистента профессора математики. В 1722 г. он
принимает духовное звание и вскоре получает место
священника. Уоллес в 1736 г. совершает, пожалуй,
самый крупный политический акт в своей жизни,
4 Various Prospects of Mankind, Nature and Providence. L.,
Ш.
«Предшественники» поневоле
15
отказавшись зачитать с кафедры правительственную
прокламацию с призывом к поимке «бунтовщиков»,
казнивших капитана Портиеса. (Этот офицер прика-
зал во время народных волнений стрелять в толпу,
за что позднее и поплатился жизнью.) Свой отказ
Уоллес мотивировал тем, что духовно церковь не
зависит от светских властей. Непослушному священ-
нику грозили крупные неприятности, но все обошлось
переводом его из столичного Эдинбурга в один из
северных приходов. После смены правительства
в 1742 г. с него снимают опалу.
В дальнейшем Уоллес приобретает немалый авто-
ритет, организуя благотворительную деятельность
церкви. В 1744 г. он получает звание королевского
капеллана и место настоятеля эдинбургской Королев-
ской часовни, а в 1759 г. становится доктором бого-
словия. Однако известность ему принесли не
теологические трактаты, а труды по экономике и де-
мографии. В 1753 г. Уоллес опубликовал «Диссер-
тацию о численности людей в древние и новые време-
на», которую вскоре перевели и издали во Франции
под редакцией самого Ш. Монтескье. В 1758 г. вышла
«Характеристика нынешнего положения в Велико-
британии», и, наконец, в 1761 г.— «Некоторые
размышления о Человечестве, Природе и Провиде-
нии». В 1771 г. Уоллес скончался.
Трудно найти двух более отличных друг от друга
философов, чем Бёрк и Уоллес, и два более несхожих
по форме произведения, чем «Защита» и «Некоторые
размышления», но все же именно трудам этих авторов
волею судеб довелось сыграть заметную роль в разви-
тии социальной мысли Англии и оказать действенное
влияние на генезис социалистической идеологии
в конце XVIII столетия.
16
А. В. Чудинов
Причем работы молодого литератора и престаре-
лого богослова объединяет истолкование их совре-
менниками в духе совершенно противоположном
тому, в каком они действительно написаны. Чтобы
яснее обрисовать коллизию между замыслом созда-
телей этих произведений и откликами, которые те
вызвали, рассмотрим сочинения Бёрка и Уоллеса
в двух ракурсах. Сначала — так, как их восприняли
современники и соответственно как они вошли
в историю общественной мысли, и лишь затем мы
попытаемся раскрыть смысл, заложенный в них ав-
торами, но оставшийся непонятным большей частью
читающей публики.
В английской политической и философской лите-
ратуре первых шести десятилетий XVIII в. вряд ли
можно обнаружить сочинение, где социальная крити-
ка достигла бы такого накала, как в «Защите естест-
венного общества». Исследователи по праву сравнива-
ют ее со знаменитым «рассуждением о происхожде-
нии и основаниях неравенства» Ж. Ж. Руссо. Оба
сочинения действительно имеют много общего, однако
думается, нет оснований говорить о подражании
Бёрка «гражданину Женевы». Если даже он и успел
ознакомиться с «Рассуждением», опубликованным
всего за год до выхода его памфлета, то и тогда
«Защита естественного общества» имеет достаточно
оригинальных черт, чтобы рассматриваться как
самостоятельное произведение.
Так, весьма своеобразна содержащаяся в «Защите»
трактовка перехода человечества от естественного
состояния к общественному. Как уже отмечалось
выше, Гоббс, Локк и Руссо считали, что в естествен-
ном состоянии люди жили разрозненно; между
обособленными индивидами не существовало никакой
прочной и постоянной связи; появление же такой
«Предшественники» поневоле
17
связи означало конец естественного и начало общест-
венного состояния. Именно с установлением со-
циальных уз, согласно Руссо, и возникли многочис-
ленные пороки, от которых страдает человечество.
Иная точка зрения у автора «Защиты»: люди
и в естественном состоянии были социальны, но круг
этого «естественного общества», основанного на
«естественных потребностях и инстинктах», ограни-
чивался семьей. Здесь, как мы видим, Бёрк еще точно
следует Болингброку, в подражание которому и напи-
сан памфлет, но далее следует резкий отход от
болингброковской концепции. Если лорд-философ
положительно оценивал переход от начальной ступе-
ни общества к более высокой — образованию госу-
дарства. то в «Защите» этот процесс характеризуется
с прямо противоположным знаком. Возникновение
государства или, иными словами, искусственного
«политического общества» — корень всех бед люд-
ских, утверждал автор памфлета.
Доказывая этот тезис, он предпринимает простран-
ный экскурс в историю, что существенно отличает
его произведение от работы Руссо, содержащей в ос-
новном чисто абстрактные рассуждения. Широкие
знания и глубочайшая эрудиция позволили Бёрку
нарисовать впечатляющую картину практически
непрерывного, сотни лет продолжающегося побоища,
в котором участвовали все когда-либо существовав-
шие на Земле государства. Перед читателем про-
ходит вереница прославившихся завоеваниями
монархов и полководцев, начиная с легендарных
Сезостриса и Нина и кончая испанскими конкиста-
дорами. Кровавое зрелище походов и сражений до-
полняется рассказом о разоренных городах, истреб-
ленных мирных жителях, опустошительных
18
А. В. Чудинов
эпидемиях, жестоком голоде, т. е. обо всем, что со-
путствует войнам.
В век Просвещения философская мысль вела
активные поиски путей достижения всеобщего мира
и дала немало прекрасных образцов беспощадного
обличения войн, но и на этом фоне сочинение Бёрка
выделяется своим страстным осуждением милита-
ризма. Впрочем, не только этим. Большинство просве-
тителей видело причину бесконечных военных
конфликтов в глупости,.дурных страстях и нравствен-
ной испорченности людей. Гольбах, например,
писал: «Разум народов, как и разум управляющих
ими государей, часто недостаточно развит; они бес-
рассудно поддаются стремительным порывам своих
желаний, возбуждаемых предполагаемыми выгодами,
честолюбием, а нередко и глупым тщеславием,
которого иногда достаточно, чтобы предать сожжению
весь мир» 5. Однако автор «Защиты естественного
общества» придерживается в этом вопросе несколько
иного мнения. Как и Руссо, он связывает истоки
войн с отходом человечества от природы, с возник-
новением «политического общества» и делением
людей на различные нации. Правда, и тут близость
к Руссо относительна. «Гражданин Женевы», подоб-
но многим другим просветителям, дифференцировал
ответственность государств с различными формами
правления за разжигание войн. Принцип Монте-
скье — «дух монархии — война и расширение
территорий; дух республики — мир и умерен-
ность» 6 — так или иначе разделяло большинство
просветителей. Автор же «Защиты» признавал все
5 Гольбах П. А. Избранные произведения. М., 1963. Т. 2.
С. 451.
6 Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 270.
«Предшественники» поневоле
19
формы государственного устройства равно виновны-
ми в непрекращающемся истреблении человечества
в кровопролитных столкновениях. Что бы ни приду-
мывали для усовершенствования своих государств
легендарные или реальные законодатели — Орфеи,
Моисеи, Миносы, Солоны, Тезеи, Ликурги, Нумы, их
усилия не могли избавить людей от войн, ибо причина
их — само «политическое общество».
Столь же одинаково порочны, по мнению автора
«Защиты», все виды государственного устройства
и с точки зрения их внутренней политики. Здесь его
позиции также заметно отличаются от взглядов
подавляющего большинства современных ему фило-
софов, каждый из которых по-своему представлял
совершенный строй, каковым для Вольтера, напри-
мер, был просвещенный абсолютизм, для Мон-
тескье — «смешанное правление», для Руссо —
республика. Для автора же «Защиты» идеальный
строй в принципе невозможен, ибо любое государ-
ственное устройство неизбежно сопряжено с опреде-
ленным неравенством граждан (подданных) и с наси-
лием по отношению к ним. Надо подчеркнуть, что
тут молодой Бёрк действительно тонко подметил
сущность государства вообще, все виды которого обя-
зательно предполагают ту или иную иерархию
должностных лиц и являются орудием принуждения.
Предпочитая какую-либо из них, философ или поли-
тик выбирает лишь форму такой иерархии, степень
и направленность талого принуждения. Но автор
«Защиты» отвергает и то и другое, вследствие чего
его произведение окажется позднее одним из источ-
ников вдохновения Уильяма Годвина, считающегося
основоположником безгосударственного социализма.
Если со своим неприятием всех без исключения
20
А. В. Чудинов
видов политического строя автор «Защиты естест-
венного общества» стоит несколько особняком среди
философов того времени, то предложенная им
критика конкретных форм правления в общем-то
вполне традиционна для XVIII в. и носит ярко
выраженный этико-рационалистический характер.
Ее лейтмотив — в том, что каждый данный вид го-
сударственного устройства неразумен и, делая лю-
дей нравственно ущербными, способствует проявле-
нию у них дурных наклонностей. Так, деспотизм
«глуп» потому, что подчиняет всех воле одного чело-
века, который часто оказывается самым недостой-
ным из членов общества. Тираническая власть раз-
лагает морально и правителя и подданных. Государь,
находясь в силу своего положения «выше стыда
и страха», может безнаказанно творить тягчайшие
преступления, предаваться «противоестественным
влечениям, распутству, пьянству», совершать убийст-
ва. Подданные же, превратившись в рабов, постепен-
но опускаются до скотского уровня, зная только
одно чувство — страх. Аристократическая форма
правления, обманывая граждан «фальшивой идеей
свободы», по сути своей мало отличается от деспо-
тизма и, подобно ему, ведет к нравственной деграда-
ции народа. Демократию автор «Защиты», как и мно-
гие другие просветители, порицал за непостоянство,
за стремление одуревшей от собственной власти
толпы принизить до своего уровня людей выдающих-
ся способностей, за преобладание эмоций над разу-
мом в решении государственных дел.
Не считал он панацеей от бед и «смешанную»
форму правления. И хотя в памфлете можно обна-
ружить комплимент английскому государству (а оно
признавалось классическим образцом «смешанного
«Предшественники» поневоле 21
правления»), это была просто предосторожность,
дабы избежать обвинения в подрыве существовавшей
власти. Этот обычный для тех лет реверанс не мог
ввести читателей в заблуждение, тем более что далее
памфлетист красноречиво описывал свойственные
такому строю нестабильность, партийные склоки,
нравственную испорченность, продажность, презре-
ние к честности и «самую разнузданную политиче-
скую проституцию». Одним словом, в «Защите
естественного общества» вынесен беспощадный
приговор всем государственным институтам.
Столь же резко порицается там и право, как
бесполезное «искусственное творчество», противо-
речащее «очевидным требованиям природы
и разума». Как для автора памфлета нет хорошего
государства, так для него нет и хороших законов.
Он признает лишь естественные принципы справед-
ливости, основанные на здравом смысле и сводящиеся
к элементарным истинам, вроде «сколько я нарабо-
тал, столько и имею». Впрочем, о естественном праве
он упоминает лишь очень кратко, рассуждая прежде
всего о недостатках «искусственной» юриспруден-
ции. Тут его красноречие разворачивается в полную
мощь, негодование достигает высочайшего накала,
убийственная ирония и желчный сарказм при описа-
нии судейского крючкотворства неподражаемы.
Видимо, здесь сказался и личный опыт Бёрка,
потратившего не по своей воле несколько лет жизни
на постижение тонкостей законодательства, которые
вызывали величайшее раздражение у эмоционального
юноши, наделенного тонкой артистической натурой.
По сравнению с правовым и государственным
аспектами критике социальных отношений уделяется
несколько меньшее внимание. Почти не затронут воп-
22
А. В. Чудинов
рос о собственности вообще и ее неравном распреде-
лении в частности. Объясняется это, на наш взгляд,
тем, что социальная критика была в целом не харак-
терна для английской общественной мысли первой
половины XVIII в., а ее традиции, восходящие
к эпохе буржуазной революции, были в это сравни-
тельно благополучное время уже утрачены. Иначе
Бёрк, стремившийся своим сочинением максимально
шокировать просвещенную публику, о чем мы еще
скажем ниже, не упустил бы, видимо, возможности
включить в памфлет выпады против частной собст-
венности, признававшейся во всех слоях общества
неотъемлемым правом индивида. Характерно, что
Руссо, чья мысль формировалась в русле иной фило-
софской традиции, пошел здесь гораздо дальше
автора «Защиты» и осудил появление частной
собственности как извращение естественного поряд-
ка вещей.
Английский же памфлетист ограничился сето-
ванием на неразумность такого положения, при
котором девять десятых человечества вынуждены
заниматься изнурительным трудом, почти ничего
за него не получая. Причину этого он находил в про-
тивоестественном стремлении к роскоши, от чего
страдают и бедняки, изможденные непосильной
работой ради создания излишеств для других, и бога-
чи, деградирующие из-за этих излишеств физически
и морально. Но и такая постановка вопроса была
тогда для Англии весьма радикальна, а те абзацы,
где дано потрясающее по силе описание нечелове-
ческих условий работы горняков и металлургов,
позволяют отнести это произведение к лучшим образ-
цам социально-критической литературы XVIII в.
Какой-либо позитивной программы «Защита
((Предшественники» поневоле 23
естественного общества» не содержит, да это и не
входило в планы автора. Основная идея книги —
противопоставление природной простоты и естест-
венного эгалитаризма «искусственным» институтам
и неравенству «политического общества». Таково
объективное содержание памфлета, и именно так
восприняли его современники.
А каково было субъективное намерение автора?
О нем он сообщил в предисловии ко второму изданию
(1757). Оказывается, побудительным мотивом к на-
писанию работы послужило отрицательное отноше-
ние Бёрка к рационалистическому методу Болингбро-
ка и к предложенному этим философом делению
религии на «естественную» и «искусственную». Уже
тогда Бёрк испытывал недоверие к характерной
для просветительской литературы идее о неограни-
ченных способностях разума и о возможности путем
абстрактного мышления создавать схемы преобра-
зования реальной действительности. Все его даль-
нейшее творчество будет пронизано идеей о том, что
общество, подобно живому организму, развивается по
объективным законам, изменить которые люди не
способны. Отсюда его отвращение к таким абстрак-
циям, как «естественное состояние» и «естественные
права». Люди, считал он, всегда были социальными
существами, и то, что некоторые философы-рацио-
налисты называют «иск усственным», будь то иерар-
хическая организация общества или религия, было
изначально присуще человечеству и развивалось
исторически вместе с ним. Известен афоризм, выс-
казанный Бёрком в зрелые годы: «Искусственное
естественно для человека». Подобное убеждение за-
ставит его на склоне лет осудить Французскую
революцию, начертавшую на своих знаменах лозунг
естественных прав человека. И эта же причина побу-
24
А. В. Чудинов
дила его в молодые годы выступить против идей
лорда Болингброка 7.
Для достижения данной цели Бёрк избрал острое
оружие сатирической пародии, попытавшись при
помощи рационалистического метода Болингброка,
довести противопоставление естественного и искус-
ственного до логического завершения, до того, что
сам Бёрк считал полным абсурдом, а именно,—
до отрицания разумности не только религии, но и всех
основ существующего общества. Он хотел таким обра-
зом предостеречь читающую публику от восхищения
стройными рационалистическими построениями
и показать поклонникам произведений Болингброка,
а также остальным деистам, на каком опасном пути
они находятся. Но к этому он подошел настолько
серьезно, что по тексту памфлета никак нельзя
сделать вывод о его пародийности. Даже произволь-
ные манипуляции с астрономическими цифрами по-
гибших в войнах не наводят на мысль о пародии,
ибо такой метод доказательств действительно исполь-
зовался тогда в философской литературе. Иными
словами, Бёрк «перестарался», ибо никто так и не по-
нял, что этот острый социально-критический памф-
лет, написанный с такой силой и выразительностью,
7 Подробнее о воззрениях Бёрка см.: Canavan F. Р. The
Political Reason of Edmund Burke. Durham, 1960; Cob-
ban A. Edmund Burke and the Revolt against the XVIIIth
century. 2nd ed. L., 1960; Cone К. B. Burke and the Nature
of Politics. Lexington, 1957 — 1964. Vol. 1, 2; Dreyer F. A.
Burke’s Politics; A Study in Whig Ortodoxy. Waterloo,
1979; Fasel G. W. Edmund Burke. Boston, 1983; Freeman M.
Edmund Burke and the Critique of Political Radicalism.
Oxford, 1980; O’Gorman F. Edmund Burke: His Political
Philosophy. L., 1973; Stanlis P. J. Edmund Burke and the
Natural Law. Ann Arbor, 1965.
«Предшественники» поневоле 25
является сатирой. Даже после публикации преди-
словия многие продолжали воспринимать «Защиту»
как выпад против господствующих порядков.
Весьма характерно отношение к этой работе уже
упомянутого У. Годвина: «Многие из приведенных
нами доводов можно найти в более пространном
изложении в “Защите естественного общества” Бёр-
ка — трактате, в котором пороки существующих
политических институтов выявлены с несравненной
силой ума и блеском красноречия, хотя автор и наме-
ревался показать, что эти пороки должны рассмат-
риваться как вещь обыденная» 8. Действительно,
в ряде мест фундаментального труда Годвина «Ис-
следование о политической справедливости» влияние
первого памфлета Бёрка заметно невооруженным
глазом, особенно во 2-й главе 1-й книги, где дается
исторический очерк войн, которые вело «политиче-
ское общество» на протяжении столетий. Несмотря
на то что Годвин в своем сочинении неоднократно
полемизировал с идеями поздних работ Бёрка, особен-
но «Размышлений о революции во Франции», его
отношение к этому мыслителю, которого он называл
«выдающимся и добродетельным героем прошлых
времен» 9, оставалось в целом весьма доброжелатель-
ным, возможно, в немалой степени благодаря
«Защите естественного общества».
Не только Годвин, но и некоторые другие оппонен-
ты Бёрка в острой полит пческой дискуссии 90-х годов
XVIII в. противопоставляли его первую работу всем
8 Godwin W. Enquiry Concerning Political Justice and Its
Influence on General Virtue and Happiness. L., 1793.
P. 10.
9 Ibid. P. 181.
26
А. В. Чудинов
последующим. Так, анонимный автор памфлета
«Жемчуг, рассыпанный перед свиньями» 10 11 (назва-
ние намекает на то, что Бёрк однажды в пылу поле-
мики назвал «низы» общества «свинской толпой»)
приводил отрывки из «Защиты естественного об-
щества» параллельно с выдержками из «Размышле-
ний о революции во Франции», пытаясь таким
образом при помощи «раннего Бёрка» опровергнуть
Бёрка позднего.
Настойчивое желание современников видеть в ав-
торе «Защиты» искреннего критика существующего
строя наложило некоторый отпечаток на оценку этой
работы рядом историков и, чему, возможно, способ-
ствовала содержащаяся в отдельных исследованиях
ошибочная датировка выхода второго ее издания
с предисловием, раскрывающим истинные замыслы
Бёрка. Их авторы утверждали, что оно появилось
лишь в 1765 г. и было, якобы, связано с желанием
Бёрка отмежеваться перед выборами в парламент
от высказанных в молодости взглядов 12. Создавалось
впечатление, что предисловие — результат довольно
длительной эволюции воззрений и желания приспо-
собиться к политической конъюнктуре, тогда как оно
отражало взгляды Бёрка в момент выхода памфлета.
10 Pearls Cast Before Swine. L., 1793.
11 Бер M. История социализма в Англии. М., 1923. Т. I.
С. 116 — 120; Рамус П. Вильям Годвин как теоретик ком-
мунистического анархизма. М., 1925. С. 23; Wilson W.
Mere Literature. Boston, 1896. Р. 119; Halevy Е. The Growth
of Philosophic Radicalism. N. Y., 1928. P. 215—216; Bu-
ry J. B. The Idea of Progress. N. Y., 1932. P. 181 —182.
12 Бер M. Указ. соч. С. 116; Prior J. Memoir of the Life
and Character of the Rt. Hon. Edmund Burke. L., 1826.
Vol. 1. P. 54; Morley J. Burke.L., 1888. P. 19.
«Предшественники» поневоле
27
Однако возникновение такой ошибки далеко не слу-
чайно. Оно красноречиво свидетельствует, насколько
трудно совместить устоявшийся образ маститого
идеолога консерватизма с написанным им в молодости
острым социальным памфлетом, имевшим свою,
независимую от намерений автора судьбу.
* * *
В отличие от памфлета Бёрка работа Уоллеса
выражала истинные воззрения своего создателя. Од-
нако и она была воспринята публикой и вошла в исто-
рию совсем не так, как хотел ее автор. Из большого и
цельного произведения, содержащего 12 глав, уже
в XVIII в. интерпретаторы Уоллеса будут выделять
лишь первые 4, рассматривая их вне общего контек-
ста. Позднее такой же подход будет наблюдаться в
историографии. Чем же привлекла читателей «Неко-
торых размышлений о Человечестве, Природе и
Провидении» первая треть книги? Дело в том, что
именно там можно обнаружить критику господство-
вавших социальных отношений и изложенный в об-
щих чертах проект идеального общества, то есть уто-
пию.
Осуждение Уоллесом существующих порядков
несколько отличается от того, что писалось по данно-
му поводу в XVIII в. другими социально-критически-
ми мыслителями Европы. У него мы не найдем рас-
суждений о нарушенных естественных правах, слабее
выражен этический момент. Несовершенство общест-
ва, по его мнению, проявляется прежде всего в недо-
статочном развитии научного знания и в малой на-
селенности Земли. Именно эти два аспекта служат в
теории Уоллеса критериями общественного прогрес-
са. Все другие проблемы соответственно имеют под-
28
А. В. Чудинов
чиненное по отношению к этим двум значение и во-
спринимаются через связь с ними. Так Уоллес упоми-
нает о нищете и войнах прежде всего как о
препятствиях для роста населения и развития наук,
признаком материального благополучия считает
способность вступить в брак и оставить потомство,
а частную собственность отвергает из чисто утилитар-
ных соображений: при ней земля недостаточно хоро-
шо обрабатывается и соответственно неспособна про-
кормить большее число жителей, ибо многие ее
участки постоянно попадают в руки «бедных, ле-
нивых, глупых или упрямых собственников». Ра-
зумеется, при таком взгляде на вещи социальная
критика в трактате Уоллеса была довольно умерен-
ной, но на общем фоне философской мысли Англии
XVIII в. и опа обращала на себя внимание.
Причины общественных пороков Уоллес объяс-
няет в первых главах вроде бы вполне традиционно,
предлагая распространенную тогда интерпретацию:
недостаток знаний и разума у людей привел к дефек-
там в устройстве политических институтов, что,
в свою очередь, имело следствием злоупотребления со
стороны властей и т. д. Такое объяснение предполага-
ло вполне определенный путь исправления недостат-
ков общества. Рационалистический подход, широко
применявшийся в век Просвещения, предполагал, что
для решения социальных проблем необходимо лишь
разработать не имеющую логических противоречий
схему совершенного строя и найти способ заменить
ею скомпрометировавшую себя систему. На’этот же
путь, казалось бы, встает и Уоллес, выдвигающий
свою модель идеального общества.
Правда, «своей» она для него была только отчасти,
ибо в основных чертах его проект копировал общест-
«Предшественники» поневоле
венное устройство Утопии Томаса Мора, что призна-
вал и сам Уоллес. Как и в Утопии, в его идеальном
обществе нет частной собственности, введен обяза-
тельный труд для всех граждан, в том числе в сель-
ском хозяйстве, материальные потребности жителей
ограничены, государство организовано в виде полиса,
избираемые должностные лица регулируют все сферы
жизни, обучение детей и содержание больных лежит
на обществе в целом, избыточное население выводит-
ся в колонии и т. д. Стараясь не вдаваться в детали,
Уоллес прямо отсылает желающих знать подробности
к произведению Мора.
Разумеется, в проекте Уоллеса нашли отражение и
некоторые современные ему веяния философской
мысли. Так, по сравнению с сочинением Мора в его
работе гораздо сильнее выражен эгалитарный момент.
Если равенство Утопии было «геометрическим»,
т. е. каждый должен получать «сообразно доброде-
тели своей» 13, то идеал Уоллеса, насколько можно су-
дить по нарисованным им довольно общим контурам,
предполагал «арифметическое» равенство: все равны
абсолютно во всем; даже правители, занимающие у
Мора привилегированное положение, у Уоллеса
выделяются среди остальных граждан в значительной
степени лишь номинально. Здесь мы видим, правда,
еще только в зародыше стремление, может быть даже
13 См.: Штекли А. Э. «Утопия» Томаса Мора: труд и рас-
пределение//Из истории социальных движений и об-
щественной мысли. М., 1981; Кудрявцев О. Ф. Гуманисти-
ческие представления о справедливости и равенстве
в «Утопии» Томаса Мора. I // История социалистиче-
ских учений, 1987. М., 1987; Он же. Гуманистические
представления о справедливости и равенстве в «Утопии»
Томаса Мора. II //Там же, 1982. М., 1988.
30
А. В. Чудинов
не вполне осознанное, перенести распространенную
тогда в философии идею естественного равенства
людей на социальную сферу. В данной работе эта
тенденция не получила развития, ибо проект совер-
шенного общества имел для Уоллеса, как мы ниже
покажем, в конечном счете второстепенное значение
и выполнял лишь служебную функцию в общем ходе
рассуждений. Зато в конце XVIII — первой половине
XIX в. эволюция социальной мысли в данном направ-
лении приведет к появлению ряда грубоуравнитель-
ных теорий.
В целом же надо отметить, что выдвижение в сере-
дине' XVIII столетия идеала, пусть даже являвшегося
двумя веками раньше передовым для гуманистиче-
ской мысли, выглядело весьма архаичным. Если Мор,
признавая необходимость жесткого и всепроникаю-
щего государственного контроля за индивидом, отда-
вал дань еще широко распространенному в его время
средневековому мировоззрению, то считать такую
регламентацию благом после того, как идея ценности
свободы личности была столь тщательно разработа-
на уже целым рядом мыслителей, означало большой
шаг назад. Тем более что моровский план в изложе-
нии Уоллеса содержит определенные нивелирующие
тенденции, способные в перспективе привести к еще
большему подчинению личности государством.
Сам автор «Некоторых размышлений...» считал
единственным отличием своей системы от совершен-
ного государства Мора ее глобальной характер. Но
этим разница между двумя проектами не ограничи-
вается. Помимо уже отмеченных выше моментов,
важной особенностью работы Уоллеса является поста-
новка вопроса об осуществимости идеального уст-
ройства в реальной жизни. Причем сначала автор
«Предшественники» поневоле 3}
дает па него вроде бы положительный ответ. При
определенном благоприятном стечении обстоя-
тельств, признает он, это, видимо, возможно. Так,
при сильных общественных потрясениях, когда
энтузиазм велик, выдающиеся представители пра-
вящей элиты могут своим примером увлечь народ
и убедить его отказаться добровольно от частной соб-
ственности. Подобная идея была не нова, и пред-
шествовавшая история знала даже попытки ее реа-
лизации. Напомним лишь о тщетных попытках диг-
геров в период Английской революции побудить дру-
гих людей перейти к общности имуществ и о без-
успешных усилиях их вождя Дж. Уинстенли скло-
нить лорда-протектора Кромвеля к поддержке этого
плана *4.
Гораздо интереснее, на наш взгляд, второй рас-
смотренный Уоллесом способ создания нового обще-
ства, заключавшийся в организации на необитаемых
землях колоний, где жизнь была бы устроена по иде-
альному образцу. Он четко сформулировал идею,
которая позднее овладеет умами многих реформато-
ров. Освоение Нового Света открывало возможность,
переехав туда, начать жизнь «с чистого листа».
В XVII в. сторонники преследуемых в Англии рели-
гиозных сект так и поступали, эмигрируя в Америку
и строя на новом месте жизнь согласно своим убежде-
ниям. Однако планы преобразования всего общества
через устройство организованных на принципах спра-
ведливости колоний, которые служили бы другим об-
разцом для подражания, получают распространение,
похоже, только в XVIII в., особенно в конце его |5.
н См.: Павлова Т. А. Уинстенли. М., 1987. С. 218—222.
15 См., например: Мортон А. Английская утопия. М., 1956.
С. 149 — 150; Карп С. Я. Проект «Земледельческого об-
32
A. Н. Чудинов
В XIX столетии последователи Оуэна, Фурье и Кабе
предпримут в этом направлении и практические
шаги |6.
Впрочем, вероятность реализации и той, и другой
возможностей представлялась Уоллесу весьма незна-
чительной. Шансы же па сохранение подобного строя,
если бы он все-таки был где-нибудь установлен, автор
«Некоторых размышлений» расценивал как нулевые.
Причины для такого пессимизма он находил в той
сфере, в которой чувствовал себя особенно уверенно,
а именно в демографии. Ничто в человеческой натуре
не противоречит гармонии справедливых социальных
отношений: ни страсти, ни привычки, ни какие-либо
нравственные качества — опасность таится в окру-
жающей людей природе и их биологических свой-
ствах. Идеальный строй создаст оптимальные условия
для прогресса человечества, который, согласно Уолле-
су, заключается прежде всего в росте населения.
Избавившись от нищеты, войн, эпидемий, научив-
шись совместными усилиями противостоять стихий-
ным бедствиям, люди будут размножаться столь ак-
тивно, что через некоторое время на ограниченном
естественными пределами пространств® Земли не
останется свободного места. Начнутся усобицы, голод,
будут приняты изуверские законы для ограничения
роста населения, одним словом, идиллия превратится
в кошмар. А потому, делал вывод автор, не надо и
пытаться воплотить такой план в жизнь. Пусть зако-
щества» Бриссо//История социалистических учений,
1989. М„ 1989. С. 258-262.
Г| См.: Машкин М. Н. Французские социалисты и демокра-
ты и колониальный вопрос, 1830 — 1871. М., 1971; Ан-
дерсон К. М. Оуэнисты в Британии. М., 1989.
«Предшественники» поневоле
33
податели используют по возможности его отдельные
элементы, но будет лучше, если он останется на бума-
ге и в головах мечтателей.
Таково содержание первых четырех глав трактата,
таковы аргументы, привлекшие к себе внимание сов-
ременников, а затем и историков. Вырванные из кон-
текста всего1 2 произведения, они создают представле-
ние об Уоллесе как о горячем стороннике описанных
им порядков, который в принципе не возражал бы
против их осуществления, если бы не призрак воз-
можного перенаселения. Отсюда логически вытекало,
что если опровергнуть демографический аргумент
трактата, то изложенную там систему можно рас-
сматривать в качестве позитивного проекта социаль-
ного переустройства. Так, например, это произведе-
ние оценивал Годвин. Не принимая идею Уоллеса о
преимуществе общественной собственности перед
частной *7, в остальном, однако, он считал его близким
себе по духу социальным реформатором и причислял
к своим предшественникам |0. Опровержению демог-
рафического аргумента Уоллеса Годвин посвятил це-
лую главу своего основного труда, где доказывал,
что в совершенном обществе люди достигнут невидан-
ных интеллектуальных высот и будут пренебрегать
чувственными наслаждениями, в результате чего
рост населения прекратится и численность людей
стабилизируется |9.
Оппонент Годвина и противник его социалисти-
ческих идей, знаменитый Т. Мальтус, напротив, уси-
17 См.: Чудинов А. В. Проблема собственности в учении
Годвина// История социалистических учений, 1989. М.,
1989. С. 111, 116.
18 Godwin W. Op. с it. Р. 805.
19 Ibid. Р. 860-872.
2 Заказ № 533
34
А. В. Чудинов
лил демографический аргумент Уоллеса и построил
на его основе целую теорию народонаселения, до-
казывающую, что число людей растет быстрее, чем
производительность сельского хозяйства, а потому
нищета неизбежна 20. Годвин ответил ему солидным
трудом, целиком посвященным проблеме численности
населения 21 22.
Дискуссия, таким образом, напоминала качаю-
щиеся весы, на одной чаше которых находилась
идея преодоления общественных противоречий, а на
другой — идея демографического предела для со-
циальных преобразований. Творчество же Уоллеса
рассматривалось отныне историками только в свете
данной полемики, причем изображался он человеком,
который в одной руке держит первую чашу, в дру-
гой — вторую, колеблясь, какую выбрать. Представ-
ление о нем как о стороннике «коммунизма» довольно
« 22
прочно укоренилось в специальной литературе .
Так или иначе перекликаются с этой и другие оценки
его воззрений. Дж. Коул, автор известного труда о
социалистической мысли, несколько неожиданно
отнес Уоллеса к числу таких «земельных реформа-
20 Malthus Т. R. An Essay on the Principle of Population
as Its Affects of the Future Improvement of Society.
L„ 1798.
21 Godwin W. Of Population: An Enquiry Concerning the
Power of Increase in the Numbers of Mankind. L., 1820.
22 Волгин В. П. История социалистических идей. Ч. 1. М.,
1928. С. 271—273; Нан С. Б. История социалистических
идей: (До возникновения марксизма). 2-е изд. М., 1967.
С. 80—81; Бер М. Указ. соч. С. 123—127; Beer М. Histoire
generale du socialisme et des luttes sociales. P., 1931.
Vol. 4. P. 22—23; Laidler H. W. A. A History of Socialist
Thought. N. Y., 1927; Sorley W. H. A History of British
Philosophy to 1900. Cambridge, 1965. P. 223.
«Предшественники» поневоле 35
торов», как Т. Пейн и У. Огилви 23 24, хотя изложенная
в «Некоторых размышлениях» абстрактная схема
идеального общества, как небо от земли, далека от
конкретных и в принципе реалистических проектов
названных мыслителей. Изданная во Франции «Все-
общая история социализма» упоминает об Уоллесе
как об идеологе «коллективистского режима» ь испы-
24
тавшем влияние диггеров , что тоже довольно трудно
объяснить, ибо в его строго рационалистической схе-
ме идеального общества нет ничего похожего на
аргументацию «копателей», опиравшуюся в основном
на библейские тексты. Причина столь разноречивых
толкований — во фрагментарном рассмотрении дан-
ного труда, вследствие чего вне поля зрения остаются
две трети его содержания.
Попробуем взглянуть на все произведение в целом.
В предисловии первой же фразой Уоллес раскрывает
главную цель своего труда'— показать истинные
принципы религии и морали. Далее определяется и
основной круг читателей, на которых рассчитана кни-
га. Это — вольнодумцы, «не имеющие прочной веры в
религиозные доктрины», т. е. эта работа, как и
памфлет Бёрка, вызвана к жизни дискуссией по тео-
логическим вопросам, развернувшейся в Англии пер-
вой половины XVIII в. Полемика с вольнодумцами
красной нитью проходит через все сочинение.
Однако стараясь «переубедить, а не рассердить»
оппонентов, Уоллес избегает прямой критики и огра-
ничивается демонстрацией того, что их аргументы
неубедительны.
23 Cole G. D. Н. Socialist Thought: The Forerunners, 1789—
1850. L„ 1953. P. 24.
24 Histoire generale du socialisme. P., 1972. Vol. 1. P. 100.
36
А. В. Чудинов
Проследим общую логику произведения Уоллеса.
Ядро трактата — доказательство мудрости и доброты
Бога. В V Размышлении автор рисует величествен-
ную картину устройства мира. Размеренность движе-
ния небесных тел, закономерность природных явле-
ний на Земле, целесообразность в строении животных
и растений, разносторонние и многочисленные спо-
собности людей, красота и полезность всего сущего
свидетельствуют, по мнению Уоллеса, о силе, искус-
ности и мудрости Создателя. Но ведь нельзя не ви-
деть, сколь велики несчастья, выпадающие в этой
жизни на долю животных и людей. Не заставят ли
они усомниться в доброте Господа? — спрашивает
Уоллес в VI Размышлении, где рассматриваются
всевозможные беды, от коих страдают и зверь и че-
ловек. В VII Размышлении философ частично отве-
чает на данный вопрос, доказывая, что счастья в мире
больше, чем горя. Однако этот ответ не может удов-
летворить до конца, ибо и в таком случае надо приз-
нать, что страданий в жизни все же достаточно много.
Тогда автор приступает к выяснению, можно ли
винить Бога в страданиях людей.
Уоллесу приходится учитывать наличие в филосо-
фии и теологии двух точек зрения: а) люди свободны
в своих поступках и несут за них ответственность;
б) все действия людей определяются жесткой необ-
ходимостью внешних факторов. В VIII Размышлении
Уоллес характеризует обе эти концепции. В IX —
он доказывает мудрость и доброту Бога, исходя из
признания свободы людей. То, что обычно признается
недостатком в природе, отмечает автор, есть необ-
ходимая сторона ее бытия, тесно связанная с той,
что считается благом. Общественные же пороки есть,
как правило, результат злоупотребления людей
«Предшественники» поневоле
37
свободой. В X Размышлении философ исходит из на-
личия в природе и обществе жесткой необходимости.
С этой точки зрения существование в мире зла оправ-
дано, ибо зло тесно соприкасается с добром, обуслов-
ливает его, а нередко и меняется с ним местами. Та-
ким образом, пользуясь как одной, так и другой
концепцией, Уоллес делает вывод, что противоречие
добра и зла свойственно земной жизни и неразрешимо
в ней. Преодолеть его можно только в загробном мире,
где порок и добродетель получат по заслугам. XI Раз-
мышление как раз и посвящено доказательству су-
ществования жизни после смерти; причем доказа-
тельство, рассчитанное на вольнодумцев, не признаю-
щих никаких авторитетов, кроме разума, проведено
чисто рационалисти чески. Таким образом, основные
возражения против мудрости и доброты Бога ока-
зываются, по мнению Уоллеса, несостоятельными.
Но если и это не убеждает вольнодумцев в их не-
правоте, то пусть они хотя бы воздержатся от публич-
ной проповеди своих взглядов, пагубно влияющих
на мораль, советует автор в последнем, XII Размыш-
лении.
Таков общий ход рассуждений Уоллеса. Теперь
постараемся определить, какое место в его теории за-
нимают социальные идеи, изложенные в первых
четырех главах. Картина мира, нарисованная Уолле-
сом, сложна и многоцветна. Несмотря на некоторый
ее антропоцентризм, заключающийся в оценке всех
явлений природы с точки зрения их полезности для
человека, ей в целом присуща определенная диалек-
тичпость. Мир пронизан множеством противоречий.
Противоположные элементы находятся в неразрыв-
ной связи друг с другом, друг друга обусловливают,
друг в друга переходят. «Добро и зло перемешаны
38
А. В. Чудинов
между собой, и в устройстве природы столько же
вещей благотворных, сколько и пагубных» (Размыш-
ление IX). В земной жизни нет абсолютного блага и
абсолютного зла. «Зло в моральной и естественной об-
ластях... служит многим прекрасным целям, откры-
вая возможность для такого разнообразия удовольст-
вий и добродетелей, какое в ином случае никогда не
имело бы места» (Размышление X). Сочетание подоб-
ных противоположностей — необходимое условие
вселенского порядка, ибо «диссонанс нужен так же,
как и гармония, чтобы создать самую восхитительную
мелодию» (Размышление X). Невозможно устранить
из природы какое-либо «зло» (т. е. нечто мешающее
людям), чтобы тут же не нарушился естественный и
благотворный ход вещей. Все имеет свое полезное
предназначение. Шторма не только затрудняют пла-
вание по морям, но и не дают воде застаиваться,
разрушительные ураганы содействуют циркуляции
воздуха, без гор, препятствующих передвижению
по суше, не было бы, однако,-рек и т. д.
Божественному порядку Вселенной подчинена и
жизнь общества. Социальные противоречия тоже до
конца непреодолимы. Конечно, далеко не все они объ-
ективно обусловлены, многие — следствие челове-
ческой глупости и испорченности, а потому могут
быть устранены, но другие все равно останутся. Что-
бы наиболее убедительно доказать это, Уоллес и начи-
нает свой труд с возведения идеальной, утопической
конструкции, построенной по всем требованиям ра-
ционализма, при полном отсутствии логических
противоречий. Это воображаемое общество поистине
идеально, ибо в нем решены все проблемы, волную-
щие человечество. Но подобный образ может сущест-
вовать лишь в сознании. При перенесении на рсаль-
«Предшественники» поневоле 39
ную почву идеальная абстракция рушится как кар-
точный домик. За настойчиво подчеркиваемой авто-
ром несовместимостью утопийского порядка и демог-
рафического фактора скрывается глобальное проти-
воречие умозрительно созданной схемы и объектив-
ной реальности. Последствия произвольного вме-
шательства в естественный ход вещей были бы самы-
ми ужасными, предупреждал Уоллес. «Чем прекрас-
нее были бы законы, тем скорее несчастье постигло
бы людей» (Размышление IV).
Уоллес не был человеком, держащим обе чаши ве-
сов, и тем более он не был сторонником «коммунизма»
или «коллективизма». Он четко сознавал несовмести-
мость нарисованного им и в общем-то привлекатель-
ного, с чем он и сам был согласен, идеального уст-
ройства с реальностью и воспринимал его именно как
сияющий призрак, не имеющий ничего общего с дей-
ствительностью. Хотеть осуществления этой мечты
было равносильно для Уоллеса тому, чтобы хотеть
повернуть солнце вспять или каким-либо иным обра-
зом нарушить естественный порядок в мире. Как
свидетельствует упомянутое выше произведение
философа «Характеристика нынешнего положения
в Великобритании», его вполне устраивала та соци-
ально-политическая система, что была установлена
в Англии после 1688 г. Фантом же утопического иде-
ала был вызван им из заоблачного мира философ-
ской абстракции только для того, чтобы показать:
в обществе устранить все недостатки и достичь абсо-
лютного совершенства так же невозможно, как
и в природе. «Не является чьей-то выдумкой мысль,
что не*г ничего противоестественного в существова-
нии пределов для человеческих знаний, счастья, ве-
личия общества и в органичении того, что хорошо
40
А. В. Чудинов
лишь в определенных количествах»,— писал Уоллес
(Размышление IV). По его глубокому убеждению,
противоречия, не дающие людям покоя, естествен-
ны для этой жизни, а разрешение их возможно лишь
в загробном мире. Иными словами, социальная кон-
цепция Уоллеса, как и его объяснение природы,
полностью подчинена главной цели сочинения —
доказательству мудрости и доброты Бога.
Подведем итог. Бёрк и Уоллес при всем различии
их произведений были едины в своем желании пре-
достеречь современников от преобладавшего тогда
рационалистического подхода к определению путей
преобразования социальной действительности. И если
середина XVIII в. знала лишь философские поиски,
шедшие в этом направлении, то уже конец столетия
ознаменуется попыткой в период якобинской дикта-
туры осуществить одну из абстрактных теоретиче-
ских систем в реальной жизни, что, как известно,
привело к большим человеческим жертвам. Тем более
важно подчеркнуть, что еще в середине века и старею-
щий богослов, и молодой литератор предупреждали о
том, насколько опасна погоня за синей птицей фило-
софской абстракции при решении общественных
проблем. Однако те, к кому они обращались, увидели
в их произведениях лишь то, что сами хотели там
видеть. В результате два убежденных сторонника
буржуазного строя волею судьбы оказались в числе
предшественников того направления общественной
мысли, которое поставит себе целью обосновать необ-
ходимость его ниспровержения.
А. В. Чудинов
Э. БЕРК
ЗАЩИТА
ЕСТЕСТВЕННОГО
ОБЩЕСТВА,
или
Рассмотрение
несчастий и бед,
навлекаемых на человечество
всеми видами
искусственного
общества
В письме недавно умершего
благородного автора
лорду****
1756 год
ПРЕДИСЛОВИЕ
К ИЗДАНИЮ 1757 ГОДА
До того как вышли в свет философские работы
лорда Болингброка ’, многого ждали от человека,
который удалился ради поиска истины с блистатель-
ной сцены общественной деятельности, где талант
позволял играть ему видную роль. Философия уже
поздравляла себя с приобретением подобного привер-
женца, вышедшего из мира реальных дел, и надея-
лась усилить свое могуществу под предводительством
такого вождя. В разгар этих приятных ожиданий
появились наконец с большой помпой и в полном
составе сами работы. Те, кто искал в них новых откры-
тий тайн природы, кто ожидал чего-либо, что могло
бы объяснить и направить деятельность разума, кто
надеялся узреть подкрепленную примерами и став-
шую более прочной мораль, кто искал новых опор
для общества и власти, кто хотел бы видеть изобра-
жение характеров и страстей людей, одним словом,
все те, кто считает данные вещи предметом филосо-
фии и требует от любой философской работы рас-
смотрения хотя бы некоторых из них,— все они, ко-
нечно, были разочарованы, ибо обнаружили, что по-
граничные столбы науки находятся на прежних ме-
стах. Созерцание же того, каким энергичным напад-
кам подвергаются все виды религии, как с большим
искусством и изобретательностью подводится подкоп
под все виды добродетели и формы власти, было для
них слабым утешением в подобном разочаровании.
Предисловие
43
Какое благо мы можем извлечь из таких произведе-
ний? Что за удовольствие применять свои способно-
сти, которые могли бы послужить более благород-
ным целям, в том черном деле, где если и возможен
успех, то лишь такой (и автор обязан это признать),
какой имел бы для человечества ни с чем не сравни-
мые пагубные последствия?
Я не понимаю, каким образом писатели такого
сорта предполагают осуществить выдвигаемые ими
планы при помощи тех средств, что они используют.
Неужели они надеются воодушевить человека, дока-
зывая, что он ничем не лучше скотины? Неужели они
думают поощрить добродетельное поведение, отрицая
то, что порок и добродетель определяют хорошую
или плохую судьбу в этом мире и счастье или стра-
данье в мире загробном? Неужели они воображают
себе, что укрепят наше благочестие и пашу веру в
Бога, разрушая убеждение в его мудрости и настаи-
вая, что он не справедлив, не добр? Подобные идеи,
иногда в завуалированной форме, а иногда совершен-
но открыто провозглашаемые, преобладают во всех со-
чинениях лорда Болингброка. Таковы принципы, кои
сей благородный писатель, а- также и некоторые
другие, изволили величать философией. Конечно,
если все это преподнести соответствующим образом,
да еще талантливо изложить, то не будет недостатка
в поклонниках, готовых к самому полному послуша-
нию, какое только можно ожидать от прилежных
учеников. Им-то и адресует издатель это небольшое
сочинение; теперь уже незачем далее скрывать свой
♦замы'сел.
А состоял этот замысел в том, чтобы показать: не
нужно сколько-нибудь значительных усилий, дабы
средства, применяемые для разрушения религии, ис-
44
Э. Бёрк
пользовать и для ниспровержения властей, те же
внешне убедительные доводы могут быть обращены
против вещей, которые даже сомневающиеся во всем
остальном люди никогда не позволят себе поставить
под вопрос. Я думаю, именно это подметил Исократ 2 в
одной из речей против софистов 3, сказав, что гораздо
проще убедить неискушенную аудиторию, отстаивая
неправое дело и поддерживая парадоксальную точку
зрения, чем подтвердить оспариваемую истину солид-
ными и неопровержимыми доказательствами. Когда
люди обнаруживают нечто, говорящее в пользу того,
что прежде они считали совершенно недоказуемым,
у них усиливаются сомнения в своей правоте. В не-
котором роде они оказываются приятно удивлены.
Следуя за речью оратора, очарованные и захваченные
ею, они пожинают прекрасные плоды размышлений
на почве, которая ранее казалась им неплодородной
и ничего не обещающей. Именно в этом волшебство
философии. И очень часто случается, что созданные
воображением, манящие образы продолжают суще-
ствовать и оказывать свое воздействие даже после
того, как разум убедится в их нереальности. Искус-
ный обман обладает неким блеском, слепящим воо-
бражение, блеском, которого здравый подход к исти-
не не имеет. Мне очень понравилась попавшаяся мне
на глаза в докладе лорда Кока 4 цитата, хотя я и не
знаю, откуда он ее взял: «Interdum fucata falsitas,
(говорит он) in multis est probabilior, et saepe rationi-
busvincit nudam veritatem» 5. В подобных случаях
писатель испытывает особые подъем и вдохновение,
вызванные сознанием того, что как бы далеко он не
зашел в своем предмете, его искусство обеспечит ему
одобрение публики. А уж когда он наступает, это
вдохновение усиливается душевным порывом, неиз-
Предисловие
45
менно сопутствующим атаке, а также достойным со-
жаления стремлением людей находить и преувели-
чивать чужие ошибки.
Издатель убежден, что разум, не сдерживаемый
пониманием собственной слабости, своего подчинен-
ного положения в мироздании, опасности давать
свободу воображению в отношении определенных
предметов, вполне может обрушиться на все самое
прекрасное и святое. Он убежден, что такой человек
способен критиковать даже идею создания мира, ведь
если рассматривать божественные творения исходя из
наших представлений о разумности и искусности,
если использовать для нападения тот же метод, при
помощи коего некоторые люди посягают на богоот-
кровенную религию, то вполне возможно таким же об-
разом и с тем же успехом представить в глазах
толпы мудрость и могущество Бога, проявившиеся в
создании мира, не более как глупостью. Кажущаяся
убедительность, которой обладают вульгарные рас-
суждения и почерпнутые из обыденного опыта
повседневной жизни понятия, — вот что прекрасно
соответствует убогим способностям одних и лености
ума других. Но это преимущество в значительной сте-
пени исчезает, когда надо предпринять обширное, со-
пряженное с немалыми усилиями исследование весь-
ма запутанного вопроса, требующее самых разнооб-
разных изысканий: когда надо углубиться в какой-
либо сложный предмет, дабы не просто подобрать
аргументы, но и найти новый материал для доказа-
тельств, определить объем и порядок их применения;
когда приходится покидать рамки наших обыденных
понятий, ступая туда, куда никогда нельзя идти с
уверенностью, где можно передвигаться, лишь созна-
вая свою слепоту. Мы должны действовать только так
46
Э. Бёрк
или же вообще не браться за дело, если хотим иссле-
довать результат деятельности разума, отличного от
нашего. Это относится даже к тому, что находится в
пределах нашего понимания, ибо что стало бы с
миром, когда выполнение всех моральных обязан-
ностей, все общественные устои зависели бы от того,
насколько их смысл понятен и доступен каждому
индивиду?
Издатель сознает, что предмет в публикуемом
письме исследован, разумеется, не так полно, как это
можно было сделать, но в его планы и не входит ска-
зать все, что только можно сказать. Было бы непро-
стительно посвятить целый том подобному надруга-
тельству над разумом. Оно было бы нетерпимо и на
Нескольких страницах, если бы не служило осуще-
ствлению определенного тайного замысла, с первого
взгляда не заметного и рассчитанного на более отда-
ленные последствия.
Некоторые люди посчитали, что преимущества
естественного состояния должны быть показаны более
полно. Это, несомненно, оказалось весьма благодат-
ной темой для разглагольствований, но никто не ис-
следовал сути вопроса. Авторы, критиковавшие все
существующие системы религии, были предусмотри-
тельно осторожны, не предложив взамен собственной.
Если далее обнаружатся какие-либо неточности в
расчетах, рассуждениях или методе, это, думаю, не
будет рассматриваться поклонниками лорда Болинг-
брока как большой недостаток. Издатель опасается,
что кое-кто именно в таких частностях данного
письма найдет гораздо больше характерных для Его
светлости черт, чем в стремительном потоке бурного,
неудержимого красноречия и в многогранности бога-
того воображения, которые по праву заставляют вос-
хищаться этим автором.
ПИСЬМО ЛОРДУ****
Милорд, могу ли я взять на себя смелость предпо-
ложить, что в нашем последнем разговоре вы придер-
живались точки зрения, соответствовавшей скорее ва-
шим добрым чувствам, чем убеждениям разума? Мы
обнажили основы общества, и вы испугались, что
любознательность, побудившая к такому исследо-
ванию, чревата разрушением всего здания. Вы были
готовы согласиться со мной, но опасались послед-
ствий. Вы считали, что, вступив однажды на путь та-
ких размышлений, мы незаметно и легко углубимся
гораздо дальше, нежели могли вначале предполагать
или желать. Что касается меня, милорд, я и тогда
был убежден и ныне нахожусь при том же мнении,
что опасно заблуждение, а никак не истина любого
рода. Я считаю, что негативные последствия могут
быть результатом только ошибочных суждений, а уз-
нать, является то или иное суждение истинным либо
ложным, можно только обратным путем: исследовав
его очевидные последствия.
Таковы соображения, побудившие меня столь да-
леко зайти в данном исследовании; ими же я руковод-
ствуюсь во всех своих изысканиях. Конечно, я много
размышлял над этим предметом, прежде чем уговорил
себя сообщить кому-либо свои мысли. В целом они
довольно грустны, ибо обычно вызывает грусть все
то, что заставляет нас углубляться в сущность вещей,
48
Э. Бёрк
не ограничиваясь познанием их внешней стороны,
и что, несомненно, сделало бы жизнь всех мысля-
щих людей весьма печальной, если бы философия, так
огорчающая нас, одновременно не приносила бы
утешение.
Рассматривая различные виды политической орга-
низации общества, их происхождение, их устройство,
их действие, я иногда более чем сомневался в том,
что Создатель предназначил человека для счастья.
Бог смешал в его судьбе множество естественных зол
(которые, как бы не доказывал обратное стоицизм 6,
все равно остаются злом) со всеми ухищрениями
искусства и политики, используемыми людьми с
сотворения мира и до наших дней, дабы ослабить или
устранить природные бедствия, но на самом деле
приведшими к появлению новых несчастий или усу-
гублению и возобновлению старых. Кроме того, ум
самого человека слишком активен и неугомонен, что-
бы когда-либо остановиться на истинной точке покоя.
Каждый день он обнаруживает у себя какие-нибудь
жгучие телесные потребности, которые действительно
существуют, но на самом деле весьма малы. Каждый
день человек изобретает новые искусственные пра-
вила, чтобы подчинять им природу, которая, если ей
не мешать, сама является наилучшим и наиболее
надежным наставником. Он создает в своем воображе-
нии некие существа, якобы предписывающие нам
законы, а затем нагромождает выдуманные ужасы,
дабы укрепить веру в эти существа и покорность этим
законам. Несомненно, много очень хороших слов ска-
зано о том, что наши тела обязаны подчиняться вла-
сти разума, но еще явно не достаточно говорилось
о том пределе, которым телесные потребности долж-
ны ограничить чрезмерную высоту и излишнюю за-
Защита естественного общества 49
мысловатость полетов нашего воображения. Тело,
или, как некоторым больше нравится называть его,
наша низменная природа мудрее выбирает самый
простой путь к цели и ведет к ней более прямой доро-
гой, нежели ум со всей его хваленой проницатель-
ностью.
В естественном состоянии человечество, бесспор-
но, испытывало множество больших неудобств. Отсут-
ствие сплоченности, отсутствие взаимной поддержки,
отсутствие общего арбитра для улаживания разно-
гласий — все это недостатки, которые не могли не
быть весьма ощутимыми во многих случаях. Родные
дети земли, люди жили почти так же, как и их соб-
ратья по природе. Их еда почти полностью ограни-
чивалась растительной пищей, и то же самое дерево,
что в свою цветущую пору дарило им плоды, увядая,
становилось их жилищем. Взаимные желания обоих
полов соединяли их тела и чувства; дети — результат
такой связи — оказались первым символом общества
и свидетельством его преимуществ. Это общество,
основанное на естественных потребностях и инстинк-
тах, а не на каких-либо положительных институтах,
я буду называть естественным обществом. Вот как
далеко зашла природа и добилась успеха, но человек
пошел еще дальше. Великий недостаток нашей нату-
ры в том, что мы не знаем, где остановиться, не удов-
летворяемся достижением разумного предела, не при-
нимаем во внимание обстоятельства и теряем все при-
обретенное из-за ненасытного стремления иметь
больше. Человек находит полезным союз нескольких
лиц, образующих одну семью; он соответственно
считает, что это благо пропорционально возрастает
при объединении многих семей в единую полити-
ческую ассоциацию. А поскольку природа не создала
50
Э. Бёрк
никаких уз, способных сплотить их, человек исправ-
ляет сей недостаток изобретением .законов.
Это — политическое общество. Здесь находятся
истоки того, что принято называть государствами,
гражданскими обществами, правительствами, до той
или иной формы которых, дающей более широкую
или более ограниченную власть, постепенно докати-
лось все человечество. Поскольку это уже случилось,
а наш долг — относиться с глубоким уважением к
созданному предками, мы будем рассматривать дан-
ные институты с той же осторожностью, с какой не-
обходимо подходить к общепринятому мнению. Но мы
будем все же действовать с той свободой и откро-
венностью, к коим обязывает истина, где бы мы ее
не искали и как бы она не противоречила нашим
нынешним представлениям и не вступала бы в кон-
фликт с нашими интересами. Некоторые слепые
фанатики, нетерпимые к чужому мнению, а с ними
из страха соглашаются отдельные добрые и разумные
люди, нагло заявляют такую нелепость. Сопротив-
ляясь беспристрастному исследованию человеческих
предрассудков, они утверждают, что поскольку у тех
может не оказаться разумного обоснования, то откры-
тие этого факта, дескать, было бы чревато самыми
опасными последствиями. Абсурдное и кощунствен-
ное замечание! Как будто бы счастье не связано с
добродетелью, прямо зависящей от знания истины, то
есть от знания неизменных отношений, существую-
щих по воле Провидения между всеми вещами. Эти
отношения — сама истина, основа добродетели, един-
ственный критерий счастья, а потому именно они
должны определять направление наших рассужде-
ний. Мы обязаны изучать их самым доскональным
образом, а не насиловать природу, приспосабливая
Защита естественного общества
51
весь ее порядок к нашей собственной гордыне и
глупости, пытаясь подчинить ее нашим искусствен-
ным правилам. Только такому методу обязаны мы
открытием немногих известных нам истин и той ма-
лой толикой свободы и разумного счастья, коей мы
обладаем. Будем же более беспристрастны, чем
любой мыслитель до нас, и приобретем тем самым
весьма очевидные преимущества.
Твердыня суеверия получила в нашем веке и в
нашей стране гораздо более мощные удары, чем
когда-либо прежде. Через трещины и бреши в стенах
тюрьмы нам забрезжил такой свет, и мы вдохнули
такой бодрящий воздух свободы, что с каждым днем
мы сильнее и сильнее хотели большего. Беды чело-
вечества, вызванные суеверием, именуемым рели-
гией, и духовной тиранией, именуемой церковным
устройством, были убедительно и с пользой показаны
нам. Мы начали думать и поступать так, как велят
разум и природа. Но это относится лишь к немногим,
подавляющее же большинство до сих пор находится в
прежнем состоянии невежества и рабства. Есть не-
мало оснований опасаться, что нам придется постоян-
но возвращаться к старому, пока о том, что является
подлинной причиной этого глупого суеверия, бес-
смысленного слепого поклонения и святой тирании,
с почтением будут отзываться даже образованные
люди.
Гражданская власть имеет силу, благодаря власти
церковной, искусственные законы санкционируются
искусственными религиозными предписаниями. По-
нятия религии и власти тесно связаны. До тех пор
пока мы будем считать власть необходимой и даже
полезной для нашего блага, мы неизбежно, сами того
не желая, будем находиться в плену той или иной
52
Э. Бёрк
искусственной религии. Вот почему чернь всегда на-
ходится в добровольном рабстве. Впрочем, влияние
этого обстоятельства невольно испытывают и те,
чей уровень сознания на порядок выше. Отсюда сле-
дует, что установление истины в данном вопросе
имеет для нас величайшее значение. Надо выяснить,
действительно ли гражданская власть является таким
защитником от естественных бед, таким хранителем и
преумножателем блага, каким ее рисует пылкое
воображение. В этом исследовании я так же далек от
желания обсуждать нашу наимудрейшую форму
правления, как и в самых смелых местах своих
философских работ не имел намерения отрицать бла-
гочестие, истинность и совершенство нашей прекрас-
нейшей церкви. И то и другое, уверен, покоится на
незыблемом фундаменте. Никакая новооткрытая
истина неспособна повредить им. Напротив, чем тща-
тельнее мы изучим происхождение религии и власти,
тем более наглядными для нас станут их достоинства.
Очищенными они выйдут из огня исследования. Од-
нако у меня другая задача. Предупредив все возмож-
ные возражения с этой стороны, я могу чувствовать
себя более свободно и постараюсь, изучая историю и
опыт, выяснить, насколько политика во все времена
позволяла смягчать бедствия, насылаемые на нас Про-
видением, которое, возможно, предначертало нам на-
ходиться в состоянии несовершенства. Я рассмотрю,
насколько в наших силах справиться с органическими
недостатками общественного устройства и не станут
ли предпринимаемые в данном направлении шаги
источником новых недостатков, исправить которые
окажется уже невозможно.
Когда мы исследуем то или иное государство, оно
открывается нам с двух сторон: внешней и внутрен-
Защита естественного общества 53
ней. Внешняя — это все, что касается отношений
дружбы или вражды с другими странами. Внутрен-
няя — то, что связано с отношениями между раз-
ными его частями, между правителями и подданны-
ми. Дружественные отношения с другими странами
занимают в истории внешней политики всех государ-
ств столь незначительное место, что у меня, к сожа-
лению, нет материала для подробного рассуждения
о них. Услуги, оказанные нацией своим соседям при
общественном бедствии *, помощь во время большого
несчастья, защита от неожиданной опасности, взаим-
ный обмен добрыми делами и любезностями являются
весьма привлекательным историческим сюжетом,
заслуживающим пространного повествования. Но,
увы! История всех времен и народов содержит так
мало сведений об этом, что составить рассказ хотя бы
на десять страниц не сумел бы даже сам Гвиччар-
дини 7 с его богатой фантазией. Зато в глаза бросается
все, что связано с враждой. Война целиком заполняет
собой историю; соответственно всю или почти всю
внешнюю сторону жизни политических обществ мож-
но рассматривать как противоборство. Мы постоянно
видели и видим сейчас: единственное, чего они
желают своим соседям, так это гибели.
Война, говорит Макиавелли 8, должна быть един-
ственной наукой для государя; под государем он по-
нимает государств^ вообще, как бы оно ни было
устроено. Монарх обязан, считает этот великий> зна-
* Если бы Его светлость дожил до наших дней и увидел
благородную помощь, оказанную нашей страной несчаст-
ным португальцам 9, ему, возможно, пришлось бы не-
сколько смягчить данное утверждение, однако, мы счи-
таем себя не в праве менять слова Его светлости и обяза-
ны точно следовать им.
54
Э. Бёрк
ток политики, рассматривать мир как передышку,
дающую ему время разработать военные планы и
подготовиться к их осуществлению. Размышляя о
действиях политических обществ, старик Гоббс 10
решил, что война — естественное состояние природы.
Действительно, если бы кто-нибудь судил о роде люд-
ском по поведению тех, кто, объединившись, создал
нации и королевства, он мог бы подумать, что всякий
вид добродетели противоестествен и чужд человече-
скому разуму.
Первые имеющиеся у нас сведения о человечест-
ве — это многочисленные свидетельства о кровопро-
литиях. Кровь цементировала все империи. В давние
времена, когда люди только начали создавать партии
и союзы, первым результатом таких объединений и,
конечно же, целью, ради которой они образовывались
и для которой лучше всего годились, было взаимное
уничтожение. События древней истории известны нам
плохо и неточно. Но одно мы знаем наверняка. В те
времена существовали завоеватели и происходили
завоевания, а следовательно, имели место опустоше-
ния, к коим ведут завоевания, и угнетение, при
помощи которого завоеватели удерживали власть.
Мы мало знаем о Сезострисе 11 — лишь то, что он
покинул пределы Египта во главе более чем 700-
тысячной армии и разорил побережье Средиземного
моря до самой Колхиды. В одних местах он встретил
лишь слабое сопротивление и, конечно, не имел там
больших потерь, но в других он столкнулся с людьми,
знавшими цену свободе, и дорого им заплатил за нее.
Если кто-нибудь задумается над тем, какое расстоя-
ние прошла армия этого завоевателя, с каким сопро-
тивлением пришлось ей часто встречаться, а также
если принять во внимание естественные обстоятель-
Защита естественного общества
55
ства, являвшиеся причиной болезней и смерти, пло-
хое качество пищи, обусловленное различиями в
климате стран, через которые проходил путь, то,
если, конечно, этот человек вообще в чем-либо раз-
бирается, он обязательно придет к выводу, что армия
завоевателя должна была сильно пострадать и из
огромного числа солдат, лишь очень немногие сумели
вернуться домой, дабы воспользоваться награбленной
добычей, доставшейся ценой смерти множества их
соратников и опустошения значительной части света.
Рассмотрев, как я предлагаю, поход огромной армии
этого завоевателя, одна только неповоротливость
которой могла почти полностью обесценить ее мощь,
едва ли мы преувеличим, предположив, что она
потеряла в данной экспедиции половину своего соста-
ва. Если в подобном положении оказались победите-
ли, а оно, учитывая обстоятельства, могло быть тако-
вым лишь в лучшем случае, то побежденные должны
были понести гораздо более тяжкие потери, ведь
величайшее кровопролитие всегда быстротечно, а наи-
большая резня всегда происходила в те времена и в
тех странах, которые впервые познали ярость завое-
вания. Следовательно, есть основания предположить,
что итогом этого похода стала гибель (вместе с поте-
рями завоевателей) примерно миллиона человек. Та-
ким образом, мы видим, что сей воитель, древнейший
из известных истории (хотя, как мы отметили ранее,
хронология тех далеких времен весьма неточна),
положил начало подобной практике убийством по
меньшей мере миллиона человек,— убийством, не
имевшим иной причины, кроме тщеславия, жестоко-
сти и безумия завоевателя и не принесшим ему само-
му никакой выгоды (Юстин 12 особо отмечает, тот не
удержал захваченного). Единственное, чего он
56
Э. Бёрк
добился, это заставил многих людей в весьма отдален-
ных странах почувствовать, как сурово карает Прови-
дение род людской, давая одному человеку власть над
многими, предоставляя в распоряжение того, чьи
руки от природы слабы, а ярость бессильна, мощь
миллионов человек, действующих сообща исключи-
тельно из слепого подчинения воле правителя.
Следующий персонаж трагедий этого древнего те-
атра — Семирамида |3, так как о Нине 14 мы не знаем
ничего, кроме того, что он совершал обширные и
быстрые завоевания, конечно не обходившиеся без
обычной для них резни. Итак, мы видим армию чис-
ленностью более трех миллионов, которую воинствен-
ная царица использует в войне против индийцев.
Мы видим также еще более огромную индийскую
армию и наблюдаем боевые действия, ведущиеся с
крайним ожесточением и переменным успехом. За-
канчивается все отступлением войска царицы, едва
ли насчитывающего хотя бы треть от выступивших
ранее в поход, который, согласно этим подсчетам,
должен был стоить ей двух миллионов человек. Не
будет преувеличением оценить той же цифрой потери
страны, ставшей ареной военных действий. Впрочем,
я согласен допустить и меньшее число их потерь;
предположим, индийцы потеряли вдвое меньше, но и
тогда итог будет следующим: в одной лишь войне
(Семирамида вела и другие), в период одного лишь
царствования и в одной лишь точке земного шара из
жизни ушло три миллиона человек при всех тех ужа-
сающих и леденящих душу обстоятельствах, которые
сопутствуют всем войнам, причем для конфликта ни
у той, ни у другой пострадавшей стороны не было
хоть сколько-нибудь разумных оснований.
При основании и падении Вавилонской, Ассирий-
Защита естественного общества 57
ской, Мидийской, Персидской монархий пролились
целые моря крови. Размеры армий и флотов Ксерк-
са 15, доблестное сопротивление им и печальный итог
всех его грандиозных приготовлений известны каждо-
му. В этом походе, лишившем половину Азии ее
жителей, он возглавлял двухмиллионную армию, ко-
торая затем была рассеяна и уничтожена в результате
стечения тысячи роковых обстоятельств в том же
самом месте, где ранее его предшественники с таким
же безумием погубили цвет многих царств и исто-
щили силы обширной империи. По самым скромным
подсчетам, Персидская держава в войнах против
греков и скифов лишилась не менее четырех миллио-
нов подданных, не говоря уже о других войнах и
понесенных в них потерях. Но это лишь те, что погиб-
ли за рубежом, война же пришла и к ним в дом, сна-
чала с Агесилаем |6, затем с Александром *7. В своем
уединении я не имею книг, необходимых для точных
подсчетов, впрочем учитывая эрудицию Его светло-
сти, думаю, достаточно будет лишь кратко напом-
нить факты. Окиньте мысленным взором непрерыв-
ную череду его побед. Пусть в памяти у вас всплывут
его сражения. Вспомните, какое кровопролитие он
учинил. И если вы все сведете воедино, то согласи-
тесь со мной в том, что ради славы этого героя были
принесены в жертву не менее 1 200 000 жизней.
А едва лишь он сам пал жертвой своих злодеяний,
как возведенное им здание, дав тысячи трещин, рас-
сыпалось в прах. Eiu царство было расколото и поде-
лено на самостоятельные части, которые и далее
рвали друг друга на куски, похоронив единство импе-
рии в кровопролитии и резне. Цари Сирии и Египта,
Пергама и Македонии непрерывно терзали один дру-
гого на протяжении почти двух столетий, пока на-
58
Э. Бёрк
конец на западе не возникла могучая держава 18, ко-
торая обрушилась на них и покончила с усобицей,
уничтожив всех ее участников. Можно без преуве-
личения сказать, что столкновения наследников
Александра уменьшили население этой части света по
крайней мере на два миллиона человек.
Борьба между македонянами и греками, а до того
междоусобные распри самих греческих государств за
первенство, не дающие никакой реальной выгоды,
стали причиной одной из наиболее кровавых сцен в
истории. Удивительно, что в столь малой стране
нашлось достаточно людей для принесения в жертву
убогим стремлениям честолюбцев расширить свои
владения хотя бы еще на 5 — 6 тысяч акров или на
2 — 3 деревни. Однако если взглянуть на остроту и
ожесточенность соперничества афинян и лакедемо-
нян *9, на истребленные армии, на сгоревшие и за-
тонувшие флоты, на разграбленные города, чьи жите-
ли были перерезаны или угнаны в плен, то можно
подумать, что от исхода борьбы зависела по меньшей
мере судьба человечества. Закончился же сей спор
так же, как и другие до и после него: обе стороны
ослабляют друг друга, одна из них ненадолго полу-
чает призрачное превосходство, но затем обе оказы-
ваются под игом иностранного завоевателя, знающе-
го, как извлечь выгоду из их вражды 20. То же самое,
в конце концов, произошло и с греками. Мы, разу-
меется, не можем оценить их потери в междоусоб-
ных и внешних войнах, начиная с первых упомина-
ний об этом народе и кончая его поглощением Рим-
ской империей, цифрой меньшей, чем три миллиона
человек.
Ваша светлость легко вспомнит, какой Акельда-
мой 2|, каким кровавым полем была Сицилия в древ-
нейшие времена, когда из-за вопроса о ее государст-
Защита естественного общества 59
венном устройстве шла борьба между республикан-
ской и тиранической партиями, а за обладание ею с
местными жителями соперничали греки, карфагеня-
не и римляне. Вспомните, как поголовно уничтожа-
лись огромные массы людей, как, например, была
истреблена 300-тысячная армия. Вы увидите, что
каждая страница истории Сицилии запачкана кровью,
осквернена перечнем беспорядков, мятежей, случаев
резни, вероломных убийств, проскрипций и всего того
набора ужасов, какого, наверное, не найдется в исто-
рии ни одной нации в мире, хотя история каждой из
них полна таких же вещей. Я еще раз приношу изви-
нение за приблизительность своих расчетов по причи-
не отсутствия у меня нужных книг. Думаю, предло-
женную мной оценку числа погибших на этом остро-
ве в 2 миллиона Ваша светлость сочтет явно занижен-
ной по сравнению с реальной цифрой.
Не будем останавливаться на последствиях войн,
опустошавших Великую Грецию 22 до утверждения в
этой части Италии власти Рима. Возможно, то, что
сообщают о них, несколько преувеличено, поэтому я
оценю их итог лишь в 1 миллион погибших. Поспе-
шим же к началу величественного представления,
каковым является возникновение Римской империи и
зарождение предпосылок для потрясающего и катаст-
рофического финала античной драмы. Уже младен-
чество империи было связано с цролитием почти не-
вероятного количества людской крови. Соседние с
Римом мелкие государства едва успевали восстанав-
ливаться, подвергаясь все новым и новым опустоше-
ниям. Сабины, самниты, эквы, вольски, этруски 23
были сломлены бойней, без перерыва продолжавшей-
ся несколько сот лет и стоившей всем участвовав-
шим в ней несчастным народам более двух миллио-
нов жизней. Помимо этих потерь древних обитателей
60
Э. Бёрк
Италии там тогда же были полностью уничтожены
прорвавшиеся туда армии галлов24. Короче говоря,
едва ли можно было бы вообразить себе более ужас-
ную и кровавую картину, если бы последовавшие
» 25
вскоре пунические воины не превзошли в этом
отношении все только что описанное. Тут мы видим
кульминацию убийства и разрушения, потрясшую,
похоже, весь мир. Размах этих войн, принесших
страдания столь многим народам, помимо участвовав-
ших сторон, а также потери каждой из них вызывают
несказанное изумление, если посмотреть на ситуацию
в целом, абстрагируясь от частностей, отвлекающих
внимание и касающихся характеров, поступков и
намерений отдельных лиц. Указанные войны, я имею
в виду те, что называются пуническими, стоили чело-
вечеству никак не меньше трех миллионов жизней.
А ведь это лишь часть, причем очень малая, тех
опустошений, к коим привело римское честолюбие.
Война с Митридатом 2Ь была почти такой же крово-
пролитной. Только за один раз сей царь перебил
150 000 римлян. В той же войне Сулла 27 уничтожил
300 000 человек при Херонее. Разбив армию Митрида-
та под командованием Дорилая, он умертвил еще
300 000. Кроме того, этот великий, но невезучий царь
потерял 300 000 у Кизика 28. По ходу войны он имел и
другие бесчисленные потери, за которые жестоко
мстил в периоды военных успехов, не раз выпадавшие
на его долю. В конце концов он был все же наголову
разбит, и его грандиозное падение стало причиной
краха также и его союзника — царя Армении 29.
Та же судьба постигла всех, кто хоть как-то был
связан с Митридатом. Беспощадный гений Суллы
проявил себя в полной мере. Реки крови текли по ули-
цам не только Афин. Именно тогда меч, пресытив-
Защита естественного общества
61
шись убийством чужеземцев, обратился своим остри-
ем против самой Римской республики. Последовав-
шие вскоре сцены жестокостей и измен достаточны,
чтобы почти полностью затмить собой все опустоше-
ния, совершенные за рубежом.
Я собирался, милорд, продолжить подсчет пример-
но тем же способом количества погибших в других
войнах, о которых мы имеем сведения. Но прихо-
дится изменить свой замысел. Это трагическое одно-
образие разрушений и убийств мне так же опротиве-
ло, как и Вашей светлости. Признаюсь, у меня уже
разболелись глаза от столь долгого созерцания кро-
вавого зрелища. Я лишь кратко упомяну войну с
рабами, войны союзническую, галльскую и испан-
скую, не буду останавливаться на войнах с Югуртой
и Антиохом 30, а также на многих других, равных им
по важности и ожесточению. Смертоубийства,
совершенные одним лишь Юлием Цезарем31, уже
подсчитаны кем-то другим. Число людей, орудием
уничтожения которых он был, оценено в 1 200 000.
Дабы Вашей светлости иметь какую-либо точку от-
счета, с помощью которой можно было бы измерять
все остальное, обратите взор на Иудею — эту очень
небольшую область на карте мира, прославившуюся,
однако, происшедшими там необыкновенными собы-
тиями. Так случилось (для нас сейчас неважно, по
какой причине), что население этой страны было
чрезвычайно многочисленным, но подвергалось тако-
му истреблению, которое могло бы показаться неправ-
доподобным, если бы не было сравнимо с другими,
хорошо известными и подробно описанными.
Первое появление здесь иудеев сопровождалось
почти абсолютным уничтожением обитателей тех
мест. Гражданские войны самих иудеев и стычки их
62
Э. Бёрк
с небольшими соседними государствами уносили
множество жизней едва ли не каждый год на протя-
жении нескольких веков. Огромными избиениями
сопровождались вторжения царей Вавилона и Асси-
рии. Но об этом мы имеем лишь отрывочные и до-
вольно беспорядочные сведения. Поэтому я могу под-
робно осветить лишь период, связанный с римской
историей, а в нем — лишь тот момент, когда иудеи
получили последний сокрушительный удар, после ко-
торого они перестали существовать как нация 32. Этот
удар привел к гибели немногим менее двух миллио-
нов представителей данного народа. Я уже не говорю
ничего о том, как постепенно подрубали ствол этой
нации и как затем обрезали молодые побеги от старого
корня. И если на столь ограниченном пространстве
земли во время двух или трех недолгих царствова-
ний было пролито столько крови, причем это великое,
а оно действительно велико, кровопролитие состав-
ляет лишь малую толику испытаний, выпавших на
долю сего народа, то что же тогда говорить о странах
более обширных, где происходили гораздо более круп-
ные войны?
Примеры такого рода обыденны для истории. Но
бывали и периоды, когда казалось: человечеству угро-
жает не больше не меньше, как поголовное истребле-
ние. Именно так было, когда готы, вандалы, гунны
заполонили Галлию, Италию, Испанию, Грецию и
Африку, неся гибель туда, куда доходили, оставляя
повсюду за собой ужасные опустошения33. Vastum
ubique silentiurn, secreti colles; fumantia procut tecta;
nemo exploratoribus obvius, то, что Тацит назвал
facies victoriae 34. Так происходило всегда, но для того
времени эти слова особенно правомерны. С севера
накатывались орды готов, вандалов, гуннов, остготов,
Защита естественного общества
63
которые, двигаясь на юг, доходили до самой Африки,
пострадавшей так же сильно, как и северные страны.
Примерно тогда же другой поток варварства 35, одер-
жимый той же яростью, хлынул с юга, затопив весь
северо-восток и запад от самых отдаленных областей
Персии, с одной стороны, до берегов Луары — с дру-
гой. Он разрушил все великолепные и изящные тво-
рения искусства, не оставив даже памяти о прежних
обитателях тех мест.
Я не буду подробно останавливаться на происшед-
шем с тех пор, все это будет продолжаться и впредь,
пока существуют причины, побуждающие к войне.
Лишь в нескольких словах я напомню об ужасных
последствиях действия фанатизма и алчности при
завоевании Испанской Америки 36, сопровождавшим-
ся, по самым скромным оценкам, убийством десяти
миллионов человек.
В завершение этого раздела я подведу итог своим
подсчетам. Думаю, что фактически я упомянул при-
мерно о тридцати шести миллионах человек. Не буду
углубляться в частности,- ибо не претендую на совер-
шенную точность. Ведь если для создания общей кар-
тины сложить число всех погибших в сражениях с
теми, кто имел не менее печальный конец, расстав-
шись с жизнью в результате пагубных последствий
войн, начиная с сотворения мира и до наших дней
во всех четырех частях света, то получится цифра раз
в тысячу больше, и она отнюдь не будет преувеличена,
учитывая протяженность рассматриваемого времени
и пространства. Мы же, возможно, не упомянули и об
одной пятисотой части. Я уверен, что не коснулся
даже всего того, о чем история знает точно, и, думаю,
нет необходимости напоминать Вашей светлости,
о скольких массовых смертоубийствах известно лишь
64
Э. Бёрк
в общих чертах, а также о том, какая часть истории и
сколь обширные области земного шара вообще никог-
да не исследовались. Нет нужды подробно объяснять,
какие потоки безвестно и бесславно пролитой крови
оросили сухие пески Африки, окрасили полярные
снега и напитали землю в диких лесах Америки за
многие века непрерывной войны. Надо ли мне, дабы
избежать обвинения в преувеличении, учитывать в
расчетах еще и мелкие стычки, случающиеся во всех
войнах, но не занимающие видного места в истории
лишь потому, что каждая из них в отдельности не
приносит достаточного для этого вреда, хотя их часто-
та вполне компенсирует сравнительную безобид-
ность? Надо ли мне повышать итоговые цифры,
дополняя их жертвами тех поголовных истреблений
жителей целых городов и стран, тех опустошитель-
ных эпидемий, того беспощадного голода, а также
всех тех бедствий, что несет с собой война? Мне
нет необходимости преувеличивать, и я сознательно
избегаю излишнего многословия. Я должен воздержи-
ваться от него во всех случаях жизни, иначе, легко
представить, как можно было бы при описании всех
этих смертоубийств усилить впечатление от общей
картины волнующим рассказом об ужасах, сопровож-
дающих разорение царств и разгром городов. Но я
пишу не для черни и не для того, чтобы воздейство-
вать на эмоции — единственное, чем руководствуется
чернь. Я продолжу свободные от подробностей сухие
расчеты, производимые без педантичной скрупулез-
ности, так как единственная их цель — дать Вашей
светлости представление о том, к чему привело созда-
ние политического общества. Я возлагаю ответствен-
ность за все эти последствия именно на политическое
общество. Я открыто выдвигаю данное обвинение и
Защита естественного общества 65
сейчас докажу его перед Вашей светлостью. Итак,
я насчитал примерно 36 миллионов. Кроме как об
убитых в сражениях, я говорил еще кое-что (пусть
даже лишь половина из сказанного мной имеет под
собой основание, — сейчас это не важно) о последст-
виях войны, еще более ужасных, чем сама чудовищ-
ная резня, наносящая удар всем нашим представле-
ниям о гуманности и почти способная пошатнуть
нашу веру в Бога. Если даже допустить, что где-то
я преувеличил, а где-то приуменьшил, все же в целом
мои доводы не покажутся вам лишенными смысла.
Думаю, население Земли сейчас составляет никак не
больше пятиста миллионов. Значит, количество унич-
тоженных людей, даже по тем подсчетам, что вы
сочтете минимальными, в семьдесят раз 37 превышает
число живущих сегодня на земном шаре. Этот факт
способен заставить задуматься и того, кто менее
Вашей светлости склонен к выведению умозаклю-
чений.
А теперь я покажу, что политическое общество
действительно в наибольшей степени виновно в подоб-
ном истреблении человечества. Дабы самым бесприст-
растным образом исследовать все аспекты проблемы,
я допущу, что высокомерие и свирепость — природ-
ные качества человека, являющиеся причиной бесчис-
ленных ссор, приводящих к самым разнообразным
последствиям. Но даже допустив это, я буду настаи-
вать: именно политические институты виновны в том,
что такие конфликты столь часты, столь жестоки и
имеют столь печальный исход. В естественном состоя-
нии невозможно набрать достаточное для организа-
ции подобной бойни число людей, объединенных
стремлением к одной кровавой цели. Но даже если
допустить, что они могли бы прийти к такому единст-
ва каз № 533
66
Э. Бёрк
ву мнений (совершенно нереальное предположение),
то природа не снабдила их средствами для осуще-
ствления такой цели. Своими руками они, несомнен-
но, нанесли бы множество царапин и синяков, но
число погибших оказалось бы очень и очень мало.
Общество и политика, пробуждающие в нас стремле-
ние убивать, предоставляют нам также средства для
его осуществления. С самого возникновения полити-
ческого общества и до наших дней изобретательность
людей оттачивает и развивает умение убивать, начи-
ная с первых попыток использовать дубинки и камни,
кончая нынешним совершенством артиллерийского
дела, стрельбы, бомбардировки, минирования и всех
тех разновидностей искусственной, просвещенной и
утонченной жестокости, в которой мы теперь столь
поднаторели и которая, как учат нас политики, явля-
ется нашим главным предметом гордости.
О том, к чему мы способны от природы, можно су-
дить по животным, подчиняющимся ее законам, при-
чем даже по тем из них, кому она дала гораздо более
свирепый нрав и гораздо более ужасное оружие, чем
когда-либо имевшиеся у нас. Бесспорно, что за один
год люди убивают больше людей, чем все львы,
тигры, пантеры, барсы, леопарды, гиены, носороги,
слоны, медведи и волки убили себе подобных с самого
сотворения мира, хотя эти звери довольно плохо ладят
друг с другом и гораздо больше подвержены ярости и
бешенству, чем мы. Но что касается вас, законо-
датели, цивилизаторы человечества! Орфеи, Моисеи.
Миносы, Солоны, Тезеи, Ликурги, Нумы ! 88 что
касается вас, то я должен сказать: вы своими предпи-
саниями обдуманно причинили больше вреда, чем
когда-либо наносила или вообще могла нанести ярость
самых свирепых зверей под влиянием величайшего
страха или величайшего неистовства.
Защита естественного общества 67
Это зло не случайно. Если кто-либо возьмет на
себя труд рассмотреть природу общества, то придет к
выводу, что зло — прямое следствие его устройства.
Отношения зависимости одних людей от других или,
иными словами, сочетание тирании и рабства, являю-
щееся необходимым условием существования полити-
ческих обществ, а также корысть, тщеславие, злоб-
ность, мстительность и даже прихоть или каприз
одного человека, обладающего властью над многими,
способны поднять ради достижения наиболее отврати-
тельных и черных целей тех, кто не имеет в этом
никакой личной заинтересованности. И печально
и смешно то, что несчастные идут в бой под таким
знаменем с большей яростью, чем если бы они стреми-
лись отомстить за нанесенные лично им обиды.
Нелишне заметить, что подобное искусственное
деление человечества на отдельные государства —
само по себе источник постоянной ненависти и разно-
гласий между людьми. Различий в носимых ими наи-
менованиях достаточно, чтобы вызвать ненависть и
бешенство. Изучите историю, ознакомьтесь с совре-
менным опытом, и вы обнаружите: большинство
конфликтов между нациями не имели практически
никакой другой причины, кроме отличий их друг от
друга и разных наименований. Так, у англичанина
слова «француз», «испанец», «итальянец», а тем
более — «турок» или «татарин» неизменно вызывают
чувства ненависти и презрения. Если бы вы попы-
тались вызвать у своего соотечественника жалость
или уважение к одному из них, разве вы не постара-
лись бы сгладить подобные различия? Вы же не по-
просили бы его посочувствовать «бедному французу»
или «несчастному немцу». Вовсе нет, вы назвали бы
того «иностранцем», то есть словом, под которое по-
3*
Э. Бёрк
68
падают все на свете. Вы представили бы его как чело-
века, имеющего такую же, как у нас, природу и под-
чиняющегося тем же естественным законам. В искус-
ственных политических различиях есть нечто, столь
противоречащее нашей природе, что одних их доста-
точно, дабы побудить нас к войне и убийству. Однако
есть также всеобщий голос гуманности, столь благот-
ворный и целительный, что, несмотря на все старания
наших законов заглушить его, простое имя «челове-
ка», употребленное к месту, не перестает оказывать
спасительное воздействие.
Естественное и самопроизвольное влияние полити-
ки на общие настроения человечества проявляется
также и другими способами. Само звание «политик»,
«государственный человек» неизменно вызывает
ужас и ненависть. Оно всегда ассоциируется с изме-
ной, жестокостью, мошенничеством и тиранией. Те
писатели, чьи разоблачения тайн политического
франкмасонства 39 заслуживали доверия, постоянно
навлекали на себя всеобщую ненависть только из-за
того, что в совершенстве постигли столь отврати-
тельную науку. С этой точки зрения Макиавелли,
с первого взгляда может показаться закоренелым
злодеем. Ему несправедливо вменили в вину прегре-
шения тех, чьи принципы и приемы управления он
разоблачил. Его размышления возмущают больше,
чем действия этих людей.
Если бы даже против искусственного общества не
нашлось других обвинений, кроме тех, что я соби-
раюсь далее привести, то оно бы рухнуло, думаю,
и под их тяжестью. Все писавшие о политической
пауке согласны между собой в том (это же подтверж-
дает и практика), что каждому правительству прихо-
дится часто преступать законы справедливости, дабы
Защита естественного общества
69
сохранить себя, что истина в политике должна усту-
пать место лицемерию, честность — расчету, и даже
сама гуманность — государственному интересу. Все
это тайное беззаконие скрывается за названием
«государственная выгода». Я, признаюсь, никак не
могу себе уяснить, в чем эта выгода состоит. Что это
за способ защищать общие права, если он непременно
предполагает попрание личных прав? Что это за
справедливость, которая поддерживается путем нару-
шения ее же собственных законов? Пусть над подоб-
ными парадоксами ломают свои мудрые головы зако-
нодатели и политики. Я же скажу лишь то, что
сказал бы по этому поводу любой здравомыслящий
человек. Я никогда не поверю, что для какого-либо
соответствующего природе и полезного человечеству
института может при любых обстоятельствах быть
необходимым или хотя бы просто выгодным то,
избегать чего подсказывают самые лучшие и ценные
инстинкты людей. Впрочем, нет ничего удивительно-
го в том, что состояние, противоположное естест-
венному, можно поддерживать, лишь попирая законы
природы.
Дабы убедиться в том, что все виды политических
обществ являются надругательством над природой и
насилием над человеческим разумом, надо лишь
взглянуть на кровавые методы и средства принужде-
ния, используемые повсюду для их сохранения.
Взгляните на казематы, плети, оковы, дыбы, висели-
цы, имеющиеся в изобилии в каждом обществе.
При их помощи сотни человек ежегодно приносятся в
жертву гордыне и безумию одной-двух дюжин людей
ради сохранения миллионов в униженном состоянии
рабства и зависимости. Некогда я с благоговейным
трепетом взирал на эти тайны политики, но время,
70
Э. Бёрк
опыт и философия сорвали с них вуаль, и я взглянул
на эту sanctum sanctorum 40, по крайней мере, без
слепого восхищения. Я, конечно, признаю необходи-
мость подобных действий для таких институтов, но я
не могу не иметь весьма низкого мнения об инсти-
тутах, для которых подобные действия необходимы.
К несчастью, ни в одной части земного шара не-
возможно найти естественной свободы и естественной
религии в чистом виде без примеси политической
скверны. Но у нас еще сохранились внушенные нам
Провидением представления, аксиомы, понятия о том,
что священно, справедливо, законно, честно. Этого из
наших сердец не смогли изгнать никакая полити-
ческая хитрость, никакая ученая софистика. Именно
это является для нас единственным мерилом (и друго-
го быть не может) для оценки, насколько те или
иные искусственные виды религии и общества близки
или далеки от нормы.
Простейшая форма организации государственного
управления — деспотизм, то есть когда все нижестоя-
щие эшелоны власти действуют исключительно по
воле Государя, а действия всех, кто подчинен им,
аналогичным образом направляются сообщаемой вре-
мя от времени волей должностного лица. Эта форма
как самая простая наиболее широко распространена
повсюду. Едва ли какая часть света избежала ее.
В немногих местах, где люди наслаждаются тем, что
они называют «свободой», правительство постоянно
находится в неустойчивом состоянии, все более и
более погружаясь в пучину деспотизма, который в
конце концов поглощает остальные формы государст-
венности. Организация политической власти, при ко-
торой все зависит от воли слабейшего и в большин-
стве случаев наихудшего из членов общества, являет-
Защита естественного общества
71
ся самой глупой и непрочной, но в то же время, что
особенно ужасно и пагубно, ей легче всего научиться.
При деспотизме главное лицо в государстве обна-
руживает, что проблемы нужды, нищеты и бедности
подданных надо оставить на их собственное усмотре-
ние, само же оно может в изобилии обладать всем,
что требуется для удовлетворения его ненасытных
желаний. На этом деспот не останавливается. Он
находит, что возможности для такого удовлетворения
увеличиваются прямо пропорционально возрастанию
нужды и степени зависимости подданных. Таким об-
разом, побуждаемый и страстью, и выгодой посяг-
нуть на общественное благосостояние; поставленный
благодаря своему положению выше чувств стыда и
страха, он творит над людьми самый ужасающий и
поразительный произвол. Они становятся жертвами
его подозрительности. Малейшее недовольство ка-
рается смертью, а несогласие часто оказывается столь
же тяжким преступлением, как и государственная
измена. При дворе Нерона 41 человек образованный,
обладавший бесспорными достоинствами и не вызы-
вавшей сомнения преданностью, был казнен только
потому, что его педантичность не нравилась импера-
тору. А ведь тот же самый Нерон, это чудовище в
облике человека, в начале своего правления казался
человеком добродетельным. Многие из величайших
тиранов, известных истории, начиная царствовать,
правили по справедливости. Но воистину, проти-
воестественная власть развращает и сердце и разум.
Последняя надежда на возможность их исправления
исчезает из-за того, что монарх всегда окружен толпой
презренных льстецов, считающих своим долгом обе-
регать его от малейших проблесков здравого смысла
до тех пор, пока понятия честности и справедливости
72
Э. Бёрк
не будут окончательно им позабыты. Когда Алек-
сандр в ярости зверски убил одного из лучших своих
друзей и храбрейших военачальников 42, то, придя в
себя, почувствовал ужас, соответствовавший тяжести
его вины. В столь трудном положении на помощь ему
пришел его совет. Но что этот совет сделал? Он по-
дыскал царю философа, который помог тому восста-
новить душевное равновесие. А каким образом фило-
соф утешил его в потере близкого человека? Как он
избавил царя от страданий, вызванных осознанием
содеянного преступления? Подробно об этом вы може-
те узнать у Плутарха. Философ сказал ему: «Пусть
государь делает, что пожелает; все поступки его спра-
ведливы и законны, потому что их совершает он» 43.
Дворцы всех монархов изобилуют столь же угодливы-
ми философами. Последствия описанного события
оказались именно такими, какие и следовало ожи-
дать. С каждым днем царь превращался в монстра,
все более предаваясь противоестественным влече-
ниям, распутству, пьянству и убийствам. А ведь он
был действительно великим человеком с недюжинны-
ми способностями и сильной предрасположен-
ностью к добродетели. Но неограниченная власть
постепенно затягивала его все глубже, пока оконча-
тельно не лишила всех благородных черт.
Подмечено, что как бы ни был плох монарх, его
фавориты и министры еще хуже. Мало какой монарх
не имеет фаворита, который правит им столь же де-
спотично, как он сам своими несчастными подданны-
ми. Здесь тирания удваивается. Существуют два
двора и две группы интересов, каждая из коих
отлична от интересов народа. Фаворит знает, что рас-
положение тирана так же непостоянно и переменчи-
во, как и расположение женщины. Поэтому, придя к
Защита естественного общества
73
выводу, что его время будет недолгим, он торопится
совершить все положенные ему прегрешения, упи-
ваясь грабежом, роскошью, местью. К тропу закры-
вается всякий доступ. Фаворит угнетает и разоряет
народ, убеждая монарха в том, что ропот, вызывае-
мый этим гнетом, есть результат недовольства
властью государя. Подогревается свойственная деспо-
тизму жестокость, усиливаемая ненавистью и
местью. Имеющий заслуги перед государством рас-
сматривается как преступник по отношению к монар-
ху. Слова «быть любимым народом» и «быть преда-
телем» воспринимаются как синонимы. Даже добро-
детель опасна, ибо это высокое качество требует от
человека уважать себя и быть независимым от наст-
роений двора. То, что сказано о главе государства,
верно при данной форме правления и по отношению к
нижестоящим должностным лицам. Каждый из них в
своей области является таким же тираном и угнетает
народ, причем их гнет ощущается особенно болезнен-
но, ибо осуществляется низкими, второстепенными
людьми, находящимися в непосредственной близости
от народа. Что касается остального населения, то оно
рассматривается лишь как стадо коров, правда, через
некоторое время оно действительно становится ни-
чем не лучше этих животных, поскольку все прин-
ципы честной гордости, всякое чувство собственного
достоинства утрачиваются в рабстве. В тот день,
говорит Гомер 44, когда человек превращается в раба,
он теряет половину своей ценности. На самом же де-
ле, такой человек вообще утрачивает все побудитель-
ные мотивы к действию, кроме наиболее низкого
и отвратительного — страха.
При такой форме правления чело°еческая натура
не только оскорбляется и попирается, но еще и дегра-
74
Э. Бёрк
дирует, опускаясь до скотского уровня. Размышления
об этом заставили господина Локка4э совершенно
справедливо отметить, что власть такого рода хуже,
чем анархия. Подобная власть, несомненно, настолько
отвратительна и омерзительна для живущих при
других формах правления, кажущихся более мягки-
ми, что едва ли найдется в Европе разумный чело-
век, кто не предпочел бы смерть азиатскому деспотиз-
му. Далее великий философ признает, что неупорядо-
ченное естественное состояние предпочтительнее та-
кой власти. Мы согласны с теми здравомыслящими и
благородными людьми, кто идет еще дальше и ут-
верждает, что даже сама смерть предпочтительнее
деспотизма. А ведь под гнетом этой власти, столь
справедливо проклинаемой и вызывающей всеобщее
отвращение, томится подавляющая часть челове-
чества, причем с самого начала истории. Совершенно
точно и бесспорно также то, что правительства боль-
шинства государств на Земле должны быть признаны
тираническими, мошенническими, нарушающими
естественные права людей и представляющими собой
нечто еще худшее, чем даже самая беспорядочная
анархия. Здесь же мы рассмотрим и то, насколько
другие формы правления превосходят данную.
Во всех частях света человечество, как бы ни было
оно унижено, все же сохраняет способность к ощу-
щению. В конце концов ойо чувствует, что гнет
тирании становится невыносимым, но найти против
нее средство не так просто. Как правило, единствен-
ным лекарством, используемым против тирании,
является смена тирана. Именно это во все времена,
и происходило в большинстве случаев. Однако в не-
которых странах находились люди и более проница-
тельные, открывавшие для себя, что «жить по воле
Защита естественного общества
75
одного человека — значит всем быть несчастными».
А потому они избирали иной способ действий, созы-
вая в своих странах собрания лиц, наиболее уважае-
мых за разум и богатство, дабы возложить на них
обязанность заботиться о народном благосостоянии.
Так появилось то, что теперь называется аристокра-
тией. Те люди надеялись, что столь большое число
лиц никогда не сможет вступить между собой в сго-
вор против всеобщего блага, и ожидали от советов,
объединявших так много способных и опытных му-
жей, более надежного обеспечения безопасности и
счастья для общества. Но теперь уже накоплен нема-
лый опыт, свидетельствующий, что аристократия и
деспотизм различаются лишь по названию и что на-
род, полностью лишенный возможности участия в
составлении законов, так же порабощен, несмотря на
все первоначальные желания и намерения, когда им
правят двенадцать независимых от него лиц, как и
тогда, когда господствует лишь один. Тирания при
аристократии особенно остро ощущается, поскольку
каждый знатный человек обладает высокомерием
султана. Народ же еще более несчастен, ибо ему ка-
жется, что свобода близка, но в ней ему навсегда отка-
зано. Эта фальшивая идея свободы, создавая види-
мость счастья для человека, укрепляет цепи его зави-
симости. И то, чего не сделают природная алчность и
гордыня людей, поднявшихся над остальными, до-
вершат их подозрительность и страх потери своего
высокого положения, совершенно с точки зрения
национального блага неоправданного. Генуэзская или
Венецианская республики — это скрытый деспо-
тизм, где вы обнаружите то же высокомерие прави-
телей, то же приниженное состояние порабощенного
народа, те же кровавые методы всех подозревающей
полиции.
76
Э. Бёрк
Политический институт, осуществляющий власть,
никогда не меняет своей сути. Деспотизм, который
из-за свойственного людям непостоянства нрава
сегодня может быть ужасным до самой крайней сте-
пени, завтра по той же причине способен стать столь
же привлекательным. В непрерывном ряду наследо-
вавших друг другу монархов встречаются и некото-
рые хорошие правители. Так после царствований
Тиберия, Калигулы, Нерона наступали более спокой-
ные времена — Веспасиана, Тита, Траяна, Антони-
на 46. Однако па политический институт не влияют ни
каприз, ни прихоть. Он действует непрерывно и смена
лиц ничего в нем не меняет. Каждый человек, входя
в него, рано или поздно проникается соответствую-
щим духом. Пока еще не известен такой случай, что
бы где-либо аристократия, будучи в одном веке за-
носчивой и тиранической, в другом стала терпимой и
мягкой. А потому бремя этой формы правления так
раздражает, что едва только народ где-либо получает
хоть малейшую власть, он немедленно с крайним
негодованием сбрасывает аристократию и создает
демократические формы. Когда аристократы не доста-
точно сильны для сохранения своего господства, они
бросаются в объятия деспотизма как наиболее прием-
лемого из двух зол. Именно это и произошло в Да-
нии 47, которая, спасаясь от гнета знати, попала под
власть деспотизма. Польша в настоящее время носит
имя республики 48, являясь одной из форм аристокра-
тии, однако хорошо известно, что даже мизинец ее
правительства тяжелее, чем целая туша деспотизма у
большинства народов. К народу, который находится
не только в политическом, но и личном рабстве, там
относятся с крайним презрением. Республика Be-
Защита естественного общества
77
неция в чем-то более умеренна, но даже здесь аристо-
кратическое иго столь тяжело, что знати приходится
использовать все виды распутства, чтобы ослабить
дух подданных. Лишив последних свободы мысли,
они в компенсацию дали им свободу в таких вещах,
которые низкая душа ценит гораздо выше; они не
только позволили им предаться самому вопиющему
разврату, по даже поощряли к этому. Они смотрят на
своих подданных так, как крестьянин смотрит на
борова, откармливаемого к празднику. Крестьянин
накрепко запирает борова в хлеву, позволяя ему
валяться сколько хочется в любимой грязи и обжи-
раться доотвала. Народ Венеции столь скандально
равращен, что подобного ему больше нигде не встре-
тить. Люди высокого и низкого положения, мужчины
и женщины, церковники и миряне — все одинаковы.
Представители правящей знати друг друга боятся не
меньше, чем народа, а потому нежат свои тела в той
же расслабляющей роскоши, при помощи которой
разлагают подданных. Они разоряют себя всеми из-
вестными способами и постоянно находятся в страхе
перед ‘ужасами государственной инквизиции. Здесь
мы видим народ, лишенный всякой разумной свободы
и находящийся под тиранической властью двух
тысяч человек 49. Но и эта группа в две тысячи
человек настолько далека от того, чтобы наслаж-
даться свободой, полученной путем угнетения ос-
тальных, что, похоже, сама находится в еще более
тяжком состоянии рабства. Они превратили себя в
самых деградировавших и несчастных людей на
свете только для того, чтобы иметь возможность
наиболее действенным способом разорять свою на-
цию. Одним словом, постоянное и размеренное прав-
78
Э. Бёрк
ление аристократии еще невыносимее, чем все край-
ности деспотизма, и в конечном счете не может быть
средством от него.
Итак, милорд, мы исследовали аристократию на
всех стадиях ее существования: мы видели ее зарож-
дение, рост и последствия. Она не может похвастать
ни одним из достоинств деспотизма, как бы те ни были
малы, но зато в избытке обладает пороками, не извест-
ными даже ему. В сущности, это не что иное, как
неупорядоченная тирания. Данная форма власти, та-
ким образом, для тех, кто способен мыслить, мало-
приемлема даже в теории и еще менее терпима для
тех, кто способен чувствовать.
Однако творчество в политике этим еще не исчер-
пывается. У людей есть еще одна грошовая свечка,
дабы попытаться восполнить недостаток света солнца.
Это третья форма правления, известная писавшим о
политике под именем демократии. При ней народ по-
ручает решение всех или большей части обществен-
ных дел себе самому: он сам создает законы, за вся-
кое нарушение обязанностей должностные лица отве-
чают только перед ним и больше ни перед кем. Соз-
дается полная видимость того, что народ обеспечил
себе тем самым все преимущества порядка и хороше-
го управления, не платя за них своей свободой. Обра-
тимся же, милорд, к рассмотрению демократической
формы правления — шедевру греческой утонченно-
сти и римской фундаментальности. Самой ранней и
наиболее знаменитой республикой такого типа была
Афинская 50. Ее создал Солон, являвшийся художни-
ком в не меньшей степени, чем знаменитым поэтом
и философом. Но едва лишь это политическое судно
сошло со стапелей, как тут же перевернулось, причем
Защита естественного общества 79
еще при жизни строителя. Немедленно последовало
установление тирании 51, и не в результате иностран-
ного завоевания или какой-нибудь случайности,
а именно из-за самой природы и устройства демокра-
тии. Ловкий человек стал популярным; парод, имея
всю власть, передал значительную ее часть своему
фавориту, а тот нашел для нее единственное приме-
нение — обратить в рабство тех, кто ее ему дал. Бла-
годаря случайности их свобода была восстановлена 52,
а потом та же счастливая судьба подарила этому наро-
ду людей недюжинных способностей и необыкновен-
ной добродетели. Но эти способности не принесли
большой пользы ни их обладателям, пи государству в
целом. Некоторые из тех, благодаря кому история
этого народа, собственно, и представляет для нас
интерес, были народом изгнаны, другие брошены в
тюрьму, и ко всем ним при разных обстоятельствах
была проявлена самая постыдная неблагодарность.
Республики во многом схожи с абсолютными монар-
хиями, но особенно близки они к ним именно в этом
отношении. Выдающиеся достоинства всегда вызы-
вают у народного собрания такую же ненависть и
подозрение, как и у двора, а люди, оказавшие какие-
либо услуги государству, воспринимаются любыми
правителями, будь то султаны или сенаторы, как
опасные. В основе остракизма 53 в Афинах лежал как
раз данный принцип. Рассматриваемый нами легко-
мысленный народ, окрыленный некоторыми проб-
лесками успеха, коими он меньше всего был обязан
собственным достоинствам, стал тиранить другие на-
роды, связанные с ним обязательствами по совмест-
ной обороне. Со свойственным ему благоразумием
он отказался даже от видимости соблюдения требо-
80
Э. Бёрк
ваний справедливости. Он опрометчиво и беспричин-
но ввязывался в войны. Если те не заканчивались
успехом, то, вместо того чтобы сделать разумные
выводы из неудачи, од возлагал ответственность
за свои ошибочные действия на должностных лиц,
дававших советы, и на полководцев, ведших эти вой-
ны, пока постепенно не истребил всех, кто мог слу-
жить ему, сидя в государственных советах и сражаясь
на поле битвы. Если же иногда войны завершались
более благоприятным исходом, то и тогда иметь дело
с этими людьми оказывалось не менее трудно из-за
их надменности и дерзости. Полководцу было сложнее
защитить себя перед народом, неистовым в дни
поражений и тираническим в дни побед, чем разра-
ботать план операции в кампании. При ужасном
деспотизме римских императоров нередко случалось,
что, чем больше были заслуги военачальников, тем
хуже к ним относились. Яркий пример здесь —
Агрикола 54. Ни один человек не совершал более вы-
дающихся дел, и никто не обладал большими, чем он,
основаниями претендовать на почести. Однако, воз-
вращаясь ко двору, он был вынужден, подобно пре-
ступнику, тайком въехать в Рим. Он пришел во
дворец не как победоносный полководец, заслужив-
ший величайшие награды и имевший право их по-
требовать, а как человек, нарушивший закон и при-
шедший вымаливать прощение за содеянное. Ему ока-
зали соответствующий прием: «Brevi osculo, et nullo
sermone exceptus, turbae servientium immistus
est» 55. Но даже в наихудшие времена наихудшей
монархической тирании ** скромность, благоразумие
** Sciant quibus moris illicita mirari, posse etiam sub malis
principibus magnos viros, etc. 57
Защита естественного общества
81
и спокойный характер хоть как-то защищали людей
даже самых высоких достоинств. В Афинах же и наи-
более сдержанное, наиболее обдуманное поведение не
обеспечивало достаточной безопасности для человека
больших достоинств. Некоторым из храбрейших пол-
ководцев пришлось бежать из страны, другие пред-
почли поступить на службу к неприятелю, чем дожи-
даться решения, выносимого народом об их дейст-
виях, ибо, как сказал один из них, легкомыслие
народа могло заставить последний осудить то, что
ранее собирался одобрить, бросить черный боб, когда
собирался бросить белый 56.
Афиняне очень скоро дошли до величайших край-
ностей. Народ, не имея над собой никакого контроля,
быстро привык к распущенности, роскоши и без-
делью. Он отказался от всякого труда и стал жить за
счет государственных средств. Он совсем перестал за-
ботиться о чести и безопасности общества и не тер-
пел никаких советов о проведении реформ. В то вре-
мя истина воспринималась вождями народа как
оскорбление; высказывать ее стало крайне опасно.
Ораторы поднимались на рострум 58 только затем, что-
бы еще больше развратить народ самой откровенной
лестью. Каждый из них был подкуплен тем или иным
иностранным государем. Кроме собственно афинских
партий, в городе также совершенно открыто сущест-
вовали партии, защищавшие интересы персов, спар-
танцев и македонян при помощи одного или несколь-
ких демагогов, получавших за свое неправое дело
содержание или взятки. Народ, забывший о всякой
добродетели и патриотизме, одурманенный лестью
ораторов (этих придворных республики, обладавших
теми же качествами, что отличают всех придвор-
82
Э. Бёрк
пых вообще), достиг в конце концов таких высот бе-
зумия, что хладнокровно и обдуманно установил
специальным законом смертную казнь для любого,
кто предложит использовать огромные суммы, растра-
чивавшиеся на массовые зрелища, для каких-либо
государственных нужд, пусть даже самых насущных.
Когда вы видите, как народ этой республики изго-
няет и убивает своих лучших и наиболее способных
граждан, тратит понапрасну общественное богатство с
самой безрассудной расточительностью, проводит
все свое время в качестве зрителей или участников
театральных представлений, игры на музыкальных
инструментах, танцев и пения, разве, милорд, вас не
поражает то, что вы наблюдаете некую разновидность
комплекса Нерона? И разве вас не ужасает еще боль-
ше то, что это не один человек, а целый город, одурев
от спеси и собственной власти, предается с неистовст-
вом безумца столь же гнусному разврату и мотовству?
Но если этот народ похож на Нерона расточитель-
ством, то еще больше он напоминает и даже пре-
восходит его жестокостью и несправедливостью.
Во времена Перикла 59, один из наиболее прослав-
ленных периодов сего государства, царь Египта по-
слал в подарок афинянам зерно. Они были достаточ-
но жадны, чтобы принять его дар. Если бы власти-
тель Египта пожелал разрушить этот город свирепых
безуМцев, он не смог бы найти более эффективного
способа для этого, чем проявив со злым умыслом
подобную же щедрость. Дележ подарка стал причи-
ной раздоров. Большинство высказалось за проведе-
ние проверки прав на ношение звания гражданина.
Под надуманным предлогом незаконности претензий
тех, кто поселился недавно или проживает временно,
Защита естественного общества
83
граждане лишили не менее пяти тысяч человек из
своего числа причитавшейся им доли. Но затем они
пошли еще дальше, ибо, совершив одну несправедли-
вость, уже не могли остановиться. Не удовлетворив-
шись тем, что эти несчастные лишились прав граж-
дан, они отняли у них всю собственность. Венцом же
сего образчика насилия и тирании явилась продажа
всех пяти тысяч на рынке рабов. Заметьте, милорд,
что пять тысяч человек, о коих мы ведем речь,
были отторгнуты от общей массы, не превышавшей
девятнадцати тысяч, ибо число всех граждан тогда ед-
ва ли было большим.
Мог ли тиран, мечтавший, чтобы римский народ
имел лишь одну шею, мог ли сам тиран Калигула
сотворить, нет, хотя бы пожелать своему народу
большее зло, чем уничтожение одним ударом четвер-
той его части? Разве жестокость ряда кровавых тира-
нов-цезарей была когда-либо причиной столь ужасаю-
щего и огромного злодейства? История той знамени-
той республики представляет собой сплошную смесь
легкомыслия, безумства, неблагодарности, несправед-
ливости, раздоров, насилия, тирании и, конечно же,
всех видов злодеяний, какие только можно себе
представить.
Это был город мудрецов, где должностные лица
не имели возможности исполнять свои обязанности;
воинственный народ, полководцы которого не осмели-
вались ни побеждать, ни терпеть поражения; просве-
щенная нация, в которой философ не рисковал зани-
маться свободным поиском истины. Это был город,
изгнавший Фемистокла, уморивший голодом Аристи-
да, отправивший в тюрьму Мильтиада, заставивший
бежать Анаксагора и отравивший Сократа 60. Это был
84
Э. Бёрк
город, менявший свой образ правления каждый лун-
ный месяц; вечные заговоры, ежедневные револю-
ции — ничего устойчивого и стабильного. Республи-
ка, заметил один древний философ, является не фор-
мой государственного устройства, а набором всех воз-
можных форм, причем вы найдете там каждую из
них в самом ее худшем виде. А поскольку они по-
стоянно сменяют друг друга, одна устанавливается,
другая ниспровергается, то вы имеете дело со всем
тем насилием и порочной политикой, при помощи
коих всегда утверждается новая власть, а также со
всей той слабостью, что доводит находящиеся в упад-
ке государства до полной гибели.
Рим внешне выглядит более солидно61, нежели
Афины. Он с большей мудростью и последователь-
ностью шел по их стопам в том, что касалось разоре-
ния и угнетения обширнейшей части света. Но внут-
ренняя организация этих двух государств была почти
или даже во всем одинакова. Гражданские распри
постоянно разрывали на куски внутренности Римской
республики. Вы видите там те же общественные бес-
порядки, те же клики, что в Афинах, те же мятежи,
перевороты и, в конце концов, то же рабство, если, ко-
нечно, и начальное состояние не заслуживает в пол-
ной мере подобного определения. У всех других рес-
публик та же сущность. Флоренция 62 была копией
Афин. И современные республики, как только они
более или менее приближаются к демократической
форме, приобретают в той или иной степени описан-
ные черты.
Мы подошли к концу нашего обзора трех простых
форм искусственного общества, показав, что хотя они
и отличаются по названию или каким-либо незначи-
Защита естественного общества 85
тельным особенностям, но по действию своему они
идентичны, ибо все три — тирании.
Однако предположим, мы согласны сделать очень
большую уступку и признать, что Афины, Рим, Кар-
фаген63, еще две—три античных и множество совре-
менных республик являлись или являются государст-
вами свободными и счастливыми, чем обязаны своему
политическому устройству. Давайте допустим это, но
разве мы сможем оправдать искусственное общество
в целом, признав, что столь незначительные области
земного шара оказались на короткое время исключе-
ниями из общего правила? Причем и называть-то дан-
ные государства свободными, допуская, что их граж-
дане были счастливее живущих при других формах
правления, мы можем лишь ex abundanti64. Мы силь-
но ошибемся, если действительно посчитаем, что боль-
шинство людей, населявших эти города, обладали
хотя бы номинальной политической свободой, о кото-
рой я уже так много говорил. На самом деле у них не
было ее даже частично. В Афинах обычно жило от
десяти до тридцати тысяч свободных людей, не более.
А число рабов доходило, как правило, до 400 тысяч,
а иногда было и намного больше. Количество свобод-
ных людей в Спарте и Риме по отношению к рабам —
примерно в той же, а иногда и в более ужасной про-
порции, чем в Афинах. Следовательно, истинное
положение вещей таково: свободные государства,
даже вместе взятые, никогда не охватывали более од-
ной тысячной части обитаемой поверхности земного
шара, а число свободных людей в них никогда не пре-
вышало одной двадцатой части населения; продолжи-
тельность же их существования просто ничтожна по
сравнению с безбрежным океаном временной протя-
86
Э. Бёрк
женности, в котором понятия времени и рабства почти
совпадают. Таким образом, как бы вы все это ни назва-
ли: свободные государства или народные правитель-
ства, но если вы проанализируете положение большей
части жителей этих стран и посмотрите на него с точ-
ки зрения естественных прав человека, то подобные
государства предстанут перед вами в истинном свете
как презренные, угнетающие людей олигархии.
После столь беспристрастного исследования,
где ничего не преувеличено и не приводится ни один
недоказуемый факт, а среди приведенных нет ни од-
ного искаженного или притянутого (напротив, тыся-
чи их опущены для краткости изложения); после
столь откровенного обсуждения всех сторон вопроса
сколь же покорным должен оказаться раб, сколь
слепым — приверженец, сколь твердолобым — фана-
тик, сколь бессердечным — политик, чтобы защи-
щать систему, предназначенную быть проклятием для
человечества? От этого бедствия оно страдает и муча-
ется до сих пор, не понимая ясно природу болезни
и не имея ни здравого смысла, ни смелости, чтобы
найти от нее средство.
Мне нет необходимости оправдываться ни перед
Вашей светлостью, ни перед любым, думаю, честным
человеком за усердие, проявленное в этом деле, ибо
это искреннее усердие и доброе дело. Я отстаивал
естественную религию против союза атеистов и свя-
тош. Теперь я защищаю естественное общество от
политиков и естественный здравый смысл от всех
троих. Когда мир будет более, чем сейчас, способен
выслушивать истину, или когда я стану меньше бес-
покоиться о том, как он ее воспримет, тогда можно
будет сообщить мои мысли более широкому кругу
Защита естественного общества 87
людей. В настоящее же время пусть эти идеи оста-
нутся моим достоянием и достоянием тех, кто спосо-
бен хладнокровно постигать тайны истины и разума.
Мои противники уже сделали все, что только я мог
пожелать. Религиозные и политические партии доста-
точно разоблачали друг друга, чтобы вызвать у здраво-
мыслящего человека должное недоверие ко всем ним.
Сторонники монархии, аристократии и народоправ-
ства дружно подрубали корни всех форм власти и по-
очередно доказывали нелепость и неудобство каждой
из них. Напрасно вы утверждаете, что искусственная
власть — благо и что мое недовольство вызывается
лишь злоупотреблением ею. Она сама является зло-
употреблением! Умоляю вас, милорд, взгляните на
величайшее заблуждение, лежащее в основе искус-
ственной власти. Считается, что люди обладают не-
контролируемыми страстями, а потому-де необходи-
мо удерживать их от насилия, которое они могут
совершить по отношению друг к другу. Для этого над
ними ставятся правители! Но тогда возникает еще бо-
лее худшая и просто неразрешимая проблема: как за-
щититься от правителей? Quis custodiet ipsos custo-
des?65 Напрасно заменять одного человека на не-
скольких. Эти несколько имеют те же чувства, что
и один. Они объединяются, дабы укрепить свое поло-
жение и обеспечить удовлетворение своих незакон-
ных страстей за счет общественного блага. Напрасно
мы спасаемся от них под властью многих. Это еще
хуже, ибо страсти их еще меньше направляются
разумом, а напротив, даже усиливаются из-за склон-
ности к подражанию и становятся более устойчивы-
ми перед критикой, потому что обладают ими многие.
Я намеренно не упоминал о смешанных формах
88
Э. Бёрк
правления по причинам, которые Ваша светлость
легко поймет. Но такая осторожность едва ли мне вы-
годна. Вам не трудно использовать ее против меня
как аргумент в пользу политического общества. Вы
не применете показать, что недостатки нескольких
простых форм правления нейтрализуются смешением
последних и поддержанием в таком государстве над-
лежащего равновесия нескольких властей. Я при-
знаю, милорд, что тоже долго имел подобное заблуж-
дение, и из всех жертв, принесенных во имя истины,
эта была величайшей. Когда я признаю, что считаю
такое представление ошибочным, то всегда учитываю,
кому это говорится, поскольку убежден: истина в чем-
то подобна ликеру — далеко не каждая голова может
с ней справиться. Мало с кем я был столь открове-
нен, как с Попом66. Но Поп мог воспринимать от-
нюдь не любую истину. Робость почти также сильно
мешала ему воспользоваться своими способностями
в полной мере, как предрассудки препятствуют сде-
лать то же самое основной массе человечества. Но кто
действительно следует за истиной, тот не спускает
глаз лишь со своего вожатого, нимало не беспокоясь,
куда тот ведет, лишь бы только не потерять его из ви-
ду. И если здесь уместно сие заметить, ми-лорд, скажу,
что гораздо лучше оставаться обладателем всего ле-
гиона вульгарных заблуждений, нежели, отказавшись
от некоторых из них, сохранять в то же время вер-
ность остальным, столь же нелепым и бессмыслен-
ным. Первое все-таки свидетельствует о постоянстве,
заставляющем человека, хотя и заблуждающегося,
быть по меньшей мере последовательным. Второй же
путь ведет к уродливой путанице и мешанине в фило-
софии, к вульгарному предрассудку, нелепей которо-
Защита естественного общества 89
го трудно себе представить. Давайте же свободно, без
страха и предрассудков исследуем это последнее изо-
бретение политики. Не загадывая пока, насколько
используемые нами средства позволят приблизиться
к глубинной сути, начнем с нуля.
Во-первых, каждый согласится с тем, что соеди-
нение королевской, аристократической и народной
властей образует весьма замысловатый, обладающий
большой точностью и сложностью механизм, который,
будучи составлен из столь разнообразных частей со
столь противоположными стремлениями и тенден-
циями, неизбежно разлаживается при любом неожи-
данном повороте событий. А если говорить без мета-
фор, то такое государство уже в силу своего устройст-
ва должно быть подвержено частым заговорам, мяте-
жам и переворотам. Это, несомненно, самые негатив-
ные явления, какие только могут иметь место в обще-
стве. В подобном случае тесные связи внутри него не
только не обеспечивают взаимной защиты людей,
а, напротив, лишь усиливают опасность. Такая си-
стема похожа на город, где сильно развиты ремесла,
требующие постоянного применения огня, но где
дома построены из горючих материалов и расположе-
ны чрезвычайно близко друг к другу.
Во-вторых, различные составляющие правитель-
ство части имеют свои особые права, многие из кото-
рых, требующие точного определения, невозможно
определить по самой их природе, что создает новый
постоянный источник раздоров и беспорядка. Отсюда
следует, что пока существует это правительство, неиз-
менно будет возникать и вопрос: кто имеет право
осуществлять ту или иную его функцию или же кто из
людей имеет полномочия на выполнение любой из
'90
Э. Бёрк
них? Пока не преодолено подобное противоречие
и пока сохраняется такая неопределенность, невоз-
можно никакое изменение к лучшему. Злоупотребле-
ния и преступления всех видов остаются безнаказан-
ными. Государственная казна является объектом
величайших махинаций и хищений, открыто совер-
шаемых как вызов правосудию. Злоупотребления со
временем из-за безнаказанности становятся обычая-
ми, предписывающими поступать вопреки закону
и часто настолько укореняющимися, что против них
нс остается никаких средств, кроме тех, что столь же
плохи, как и сама болезнь.
В-третьих, хотя различные части данной формы
правления и объединены, они сохраняют тот дух,
который создал каждую из них в отдельности. Короли
честолюбивы, знать высокомерна, простой народ буен
и неуправляем. Каждая из частей, хотя внешне отно-
сится к остальным миролюбиво, в действительности
вынашивает замыслы против них. По этой причине
в вопросах и внешней и внутренней политики все
определяется не столько существом предмета, сколь-
ко соображениями выгоды отдельных партий. Любая
мера оценивается прежде всего в зависимости от того,
уменьшает или увеличивает она власть короны и со-
ответственно расширяет или ограничивает права под-
данных. При решении всех вопросов во внимание при-
нимается не суть дела, а то, что партии, представляю-
щие противоположные интересы, могут воспользо-
ваться случаем и добиться преобладания. Когда им
это удается, равновесие нарушается то с одной, то
с другой стороны. Сегодня управление осуществляет-
ся деспотической властью одного лица, завтра —
объединением нескольких мошенников, обманываю-
Защита естественного общества
91
щих монарха и порабощающих народ, послезавтра —
неистовой и не поддающейся контролю демократией.
Главный инструмент таких изменений, делающий их
особенно болезненными,— партия. Не важно, какие
идеалы и требования у той или иной из них, все пар-
тии движимы единым духом — духом честолюбия,
эгоизма, угнетения и вероломства. Он-то и разрушает
полностью принципы, подаренные нам природой для
нашего блага: честность, равную справедливость и
даже естественные привязанности, соединяющие лю-
дей в естественном обществе. Одним словом, милорд,
мы все видели, а если какие-либо дела оказывались
достойными длительных усилий мудрого человека, то
тогда некоторые из нас еще и чувствовали такой гнет
партийного правительства, с каким не сравнится ни
одна другая тирания. Мы ежедневно наблюдаем, как
наиважпейшие права,— права, от коих зависят все
остальные, уничтожаются в их самом последнем при-
бежище без малейшей попытки придать этому по
крайней мере хоть какую-либо видимость или даже
оттенок законности.
Мы спокойно глядим па это, потому что выросли,
постоянно наблюдая подобное зрелище. Мы воспри-
нимаем известие, что кому-то предложили смошенни-
чать или предать, без малейшего удивления и с таким
безразличием, как будто попросили о самой обыкно-
венной услуге. Если мы слышим, что такое предло-
жение отклонено, то причиной того является не про-
тивозаконность и неразумность предложенного, а то,
что этот достойный человек уже нанят другими для
совершения той же несправедливости. Я не собираюсь
полностью раскрывать ни этот, ни другие вопросы.
Вы чувствуете, что я не использую здесь и половины
92
Э. Бёрк
имеющихся возможностей, и не можете не понимать,
по какой причине. Человеку разрешена достаточная
свобода мысли при условии, что он правильно выбира-
ет предмет обсуждения. Вы можете свободно критико-
вать государственное устройство Китая, высказыва-
ясь как угодно резко о нелепых ухищрениях и пагуб-
ном фанатизме бонз. Но ситуация меняется, когда вы
переноситесь к себе на родину. То, что по отношению
к Китаю признавалось разумным и истинным, по от-
ношению к Британии может быть названо атеизмом
и изменой. Я подчиняюсь данному условию и, хотя
имею тут определенное преимущество, все же пре-
кращаю поиск. Кроме того, милорд, и так совершенно
ясно, какую картину партийных эксцессов можно
было бы нарисовать даже на материале нашей стра-
ны. Я мог бы показать, как клика, потакавшая при
царствовании одного короля народным бунтам, при
царствовании другого стала покровительницей тира-
нии. Я мог бы показать, что все эти клики постоян-
но предавали интересы общественной безопасности
и очень часто с одинаковым вероломством изменяли
и своему делу, и своим союзникам. Я мог бы пока-
зать, как яростно они сражались из-за отдельных лиц
и обходили молчанием вопросы даже самой большой
важности. И я мог бы показать, что они имели самые
благоприятные условия для совершения всего этого
зла, более того, они сами были порождены и взращены
смешанной формой правления, которую нас мудро
учат считать столь огромным благом.
Вспомните, милорд, нашу историю с момента завое-
вания67. Едва ли когда-либо мы имели монарха, не
нарушавшего тайно или явно закона. Едва ли у нас
Защита естественного общества
93
когда-либо существовал парламент, который, стара-
ясь ограничить королевскую власть, знал бы, где
находятся пределы его собственной власти. Наши
недостатки постоянно требовали исправления, но все
предпринимавшиеся попытки такого исправления
достойны были еще большего сожаления, нежели
сами недостатки. Наша знаменитая свобода времена-
ми бывала растоптана, временами испытывала голо-
вокружительные взлеты, вечно находясь в ненадеж-
ном состоянии колебаний и нестабильности. Она со-
хранилась только благодаря постоянно вспыхивав-
шим усобицам, войнам и заговорам. Ни в одной стране
Европы эшафот так часто не орошался кровью дво-
рянства. Конфискации, изгнания, смертные пригово-
ры, казни составляют значительную часть истории
наших дворянских родов, если вообще вся она не
исчерпывается ими. Раньше, конечно, все выглядело
более жестоко, чем сейчас. В давние времена грубых
манер соперничающие части хаотически организован-
ного государственного устройства отстаивали свои
особые интересы при помощи меча. Опыт и политика
с тех пор научили иным методам.
Al nunc res egitur lenui pulmone rubetae68.
Однако я не возьмусь утвержать, что испорчен-
ность, продажность, презрение к честности, забвение
всякого долга перед своей страной и самая разнуз-
данная политическая проституция предпочтительнее
откровенно насильственных действий, совершавших-
ся кликами.
Я закончил рассмотрение форм власти. По ходу
исследования вы могли заметить весьма существенное
отличие моего способа рассуждений от того, что при-
меняется апологетами искусственного общества. Они
94
Э. Бёрк
составляют планы в соответствии с собственными
представлениями о том, какой порядок нужен челове-
честву. Я же выявляю ошибки в этих планах, исхо-
дя из реального знания последствий их применения.
Они заставляют разум бороться против него самого
и используют всю его мощь, чтобы доказать: в жизни
недостаточно руководствоваться лишь им одним. Но,
к несчастью для нас, чем сильнее мы отклоняемся от
очевидных требований природы и действуем вопреки
разуму, тем больше заблуждения и беды человече-
ства. Чем глубже мы погружаемся в лабиринт искус-
ственного творчества, тем больше удаляемся от целей,
ради которых вступили туда. Так происходило во всех
разновидностях искусственного общества и во все
времена.
Мы обнаруживаем, или нам кажется, что обнару-
живаем, неудобство такого положения, когда каждый
решает все сам за себя. Поэтому сначала назначают-
ся судьи, решающие за всех по собственному усмотре-
нию. Но вскоре выясняется, в каком презренном раб-
стве мы оказываемся и сколь не обеспечена наша
собственность, когда все отдано на произвол одного
человека или группы людей. Тогда в поисках спасе-
ния от этого зла приходится прибегать к помощи
заколов. Мы убеждаем себя, что теперь более или ме-
нее точно знаем, из чего надо исходить. Но тут обна-
руживается расхождение между смыслом и трактов-
кой законов. Мы вновь отброшены к прежней не-
определенности. Появляются новые законы для
объяснения предыдущих, но и они порождают новые
сложности: чем больше произнесено слов, тем больше
возможности для крючкотворства. Тогда в поисках
выхода создаются примечания, комментарии, глоссы,
Защита естественного общества 95
сборники судебных решений, responsa pruderitum69,
научные истолкования. С орлом справится только
орел, чтобы справиться с прежней властью, создается
новая. Одних привлекает она, другие чтят старую.
Новую уважают за просвещенность, старую - за
древность. Некоторые согласны с комментариями,
другие придерживаются текста. Путаница усили-
вается, туман сгущается, пока наконец становится не-
возможно разобрать, что разрешено и что запрещено,
какие вещи находятся в частной собственности,
какие — в общей. При такой неопределенности (ког-
да ничего не понятно даже знатокам, а уж для осталь-
ных тут просто тьма египетская) участвующие в тяж-
бах стороны чувствуют, что разорение им грозит ско-
рее из-за отсрочки решения, чем от самого решения,
пусть даже крайне несправедливого. Наше наследство
оказывается предметом спора, а споры и тяжбы
передаются по наследству.
Знатоки искусственного права всегда идут рука об
руку со знатоками искусственной теологии. Посколь-
ку те и другие преследуют одну цель — замутить
разум людей и ограничить их естественную свободу,
постольку одинаковы и средства, используемые ими.
Гром анафем священника звучит гораздо сильнее
и ужаснее при любом посягательстве на какой-либо
из институтов церкви или при несоблюдении какой-
либо из установленных ею мелких формальностей,
чем при нарушении или несоблюдении тех провозгла-
шаемых естественной религией обязанностей и запо-
ведей, для выполнения которых якобы и существуют
эти формальности и институты. У законника тоже
есть свои формальности и институты, к которым он
относится с почти религиозным благоговением. Нет
96
Э. Бёрк
ничего страшнее для участвующего в тяжбе, чем не-
знание его адвокатом или поверенным подобных
формальностей или пренебрежение ими. Судебный
процесс подобен неуправляемому диспуту, когда ис-
ходная тема спора быстро теряется из виду и стороны
в конце концов приходят к рассмотрению предмета
совершенно далекого от того, с которого начинали.
Так, в повестке дня судебного разбирательства стоит
вопрос: кто имеет право на дом или ферму? И вот
сей вопрос ежедневно исследуется, но не для выяс-
нения наличия этого права, а для выявления того,
соблюли или нарушили джентльмены в мантиях
определенные формальности в употреблении терми-
нов, относительно которых даже среди самих юристов
существуют такие разногласия, что и наиболее умуд-
ренные опытом ветераны этой профессии никогда не
знают точно: ошибаются они или нет.
Давайте же попробуем разубедить этих ученых
мудрецов, этих жрецов священного храма правосу-
дия. Можем ли мы сами решить, что нам принадле-
жит? Ни в коей мере. Тогда вы, посвященные в тайны
богини с повязкой на глазах70, скажите, имею ли я
право есть хлеб, который заработал, рискуя жизнью
или усердно занимаясь умственным трудом? Важный
законовед отвечает положительно, почтенный судей-
ский — отрицательно, ученый барристер71 высказы-
вает доводы и «за» и «против», не приходя ни к како-
му определенному заключению. Что мне делать?
Неожиданно появляется соперник и начинает пре-
следовать меня. Я принимаю вызов и приглашаю этих
трех лиц защищать мои права. Для рассмотрения
дела, в котором два идущих за плугом крестьянина,
разобрались бы в течение получаса, суду требуется
Защита естественного общества 97
двадцать лет. В конце концов результатом моих уси-
лий, наградой за труды и муки становится положи-
тельное для меня решение вопроса. Но тут мудрый
руководитель соперничающей армии обнаруживает
изъян в судопроизводстве. Мой триумф оборачивается
трауром.
Я использовал слово «или» вместо «и», а значит,
допустил ошибку, внешне незначительную, но ужас-
ную по своим последствиям. Весь мой успех сводится
на нет решением вышестоящего суда о пересмотре
приговора на основании допущенной ошибки. Я сни-
маю свой иск, таскаюсь по судам, поочередно взываю
к праву справедливости и писаному нраву, но повсю-
ду нахожу все ту же неопределенность. Ошибка,
в коей я невиновен, лишает меня сразу и свободы
и собственности. Прямо из суда меня отправляют
в тюрьму, и моя семья обречена на нищету и голод.
Я невиновен, господа, в том, что ваша наука туманна
и неопределенна. Я никогда не содействовал ее затем-
нению выдумкой нелепых и противоречивых правил.
Я никогда не запутывал ее, прибегая к крючкотвор-
ству и софистике. Вы лишили меня всякой возмож-
ности участвовать в решении своей судьбы. Я при-
знаю, что ваша наука сложна для меня, но ведь она
слитком сложна и для вас: вы выбрали путь на-
столько извилистый, что сами сбились с дороги, вы
ошибаетесь и наказываете меня за свои ошибки.
Судебная волокита, скажет Ваша светлость, тема
избитая; разве есть такие связанные с нею злоупот-
ребления, которые не были уже хорошо прочувствова-
ны и о которых не приходилось ранее сожалеть?
Собственность человека дает ему средства существо-
вания, следовательно, задержка касающегося ее
4 Заказ № 533
98
Э. Бёрк
решения является величайшей несправедливостью,
ибо лишает меня того, ради чего я Ц обратился за
помощью к правосудию. Совершенно иначе обстоит
дело с тем, что касается жизни человека: здесь выне-
сение приговора едва ли затягивается надолго. Ошиб-
ки тут случаются так же часто, как и в других делах,
но поскольку приговор вступает в силу немедленно,
эти ошибки имеют самые непоправимые последствия.
Об этом господа в мантиях знают сами, а потому они
возвели данное обстоятельство в принцип. De niorte
hominis nulla cst cunctatio longa 72. Что побуждает
нарушать их требования разума, поступая вопреки
ему, этого я понять не могу. Дела о собственности,
которые, если исходить из только что высказанных
мной соображений, должны решаться особенно быст-
ро, часто ведутся множеством юристов на протяже-
нии целого ряда поколений. Multa virum volvens
durando saecula vinc.it73. Но вопрос о жизни человека,
великий вопрос, где никакая затяжка не может
показаться слишком утомительной, обычно решается
не более двадцати четырех часов. Стоит ли удивлять-
ся, что несправедливость и нелепость оказываются не-
разлучны.
Спросите политиков о цели, ради которой изначаль-
но задумывались законы, и они ответят вам; что зако-
ны задуманы для защиты бедных и слабых от гнета
богатых и сильных. Нет, конечно, более сметного
утверждения. Человек с таким же успехом м^щет ска-
зать, что облегчил мою ношу, заменив одцц груз на
другой. Если бедняк не способен добиться удовлетво-
рения своего иска в соответствии с уста:1Лэдденцой
в цивилизованных странах хлопотной и- дорогостоя-
щей процедурой, то разве богач не цМ$ет перед
Защита естественного общества
99
ним столь же большого преимущества, каким облада-
ет в естественном состоянии сильный по отношению
к слабому. Впрочем, не будем сравнивать естествен-
ное состояние, являющееся царством Бога, с полити-
ческим обществом, представляющим собой нелепую
узурпацию со стороны человека. В естественном со-
стоянии индивид более сильный, действительно, мо-
жет избить или ограбить меня, но столь же верно и то,
что я имею полную свободу защищаться или мстить,
используя Внезапность, хитрость или что-либо еще,
в чем превбсхожу его. В политическом же обществе
богач может ограбить меня другим способом, и я не
смогу защйтиться, ибо деньги — единственное ору-
жие, которое тут разрешено применять. Если же я
попытаюсь отомстить за себя, то на меня обрушится
вся мощь нашего общества, довершая мое крушение.
Один добрый пастор как-то раз заметил: где начи-
нается тайна, там кончается религия. Разве не столь
же верно и то, что, где начинается тайна, кончается
справедливость? Трудно сказать, кто больше преус-
пел в выгодном ремесле создавать тайну: доктора
юриспруденции или доктора богословия. Юристы,
как и теологи, выдумывают истины, отличные от ес-
тественных, в результате чего появляется иная спра-
ведливость, тоже далекая от естественной. Они на-
столько сбили с толку весь мир и самих себя бес-
смысленными формальностями и обрядами, настоль-
ко усложнили самые простые вещи своей метафизи-
ческой тарабарщиной, что для человека, не принад-
лежащего к и\ профессии, становится чрезвычайно
опасно совершить хотя бы один шаг без их совета
И помоги/ Так, ограничив своим кругом знание
основйыЯ^ЩэйНципов, определяющих судьбу каждого
/00
Э. Бёрк
человека и его право на собственность, они поста-
вили людей в самую унизительную и рабскую зави-
симость. Мы полностью и во всех отношениях нахо-
димся во власти этих господ.
Размышлять над тем, должен ли величайший из
живущих преступников получить по заслугам, либо
остаться безнаказанным, или над тем, допустимо ли
лучшему человеку общества находиться в самом при-
ниженном и жалком состоянии, есть не что иное, как
метафизическое извращение. Одним словом, милорд,
несправедливость, затянутость, непродуманность,
мнимая сложность и нарочитая таинственность на-
ших юридических процедур таковы, что многие из
тех, кто вынужден подчиняться им, восхищаются
и завидуют быстроте, простоте и беспристрастности
деспотических судов. Впрочем, мне не нужно прила-
гать больших усилий для доказательства Вашей свет-
лости данного положения, ибо Вы сами часто сожале-
ли о несчастьях, вызываемых искусственным правом,
причем такая искренность тем более заслуживает вос-
хищения и одобрения, что семейство Вашей светло-
сти получило богатство и почести именно на попри-
ще этой профессии.
Прежде чем завершить исследование искусствен-
ного общества, я приглашу Вашу светлость поближе
рассмотреть порождаемые подобным обществом отно-
шения и связанное с ними благо, если таковое имеет-
ся. Наиболее очевидное деление общества — деление
на богатых и бедных; не менее очевидно, что число
первых несоизмеримо с числом последних. Вся дея-
тельность бедных заключается в обеспечении богатым
возможности жить праздно, удовлетворяя свои прихо-
ти и наслаждаясь роскошью, а богатых, в свою оче-
Защита естественного общества
101
редь,— в отыскании наилучших методов упрочения
рабского состояния бедняков и увеличения лежа-
щего на тех бремени. В естественном состоянии суще-
ствует неизменный закон: сколько человек поработал,
столько он и приобрел. В искусственном обществе
есть столь же постоянный и неизменный закон: кто
больше всех трудится, тот меньше всех имеет. Невоз-
можно выразить, насколько странно и нелепо подоб-
ное положение вещей. Нам самим с трудом в него
верится, хотя мы говорим о том, что ежедневно созер-
цаем без малейшего удивления. Предполагаю, что
в Великобритании более ста тысяч человек занято
в шахтах на добыче свинца, олова, железа, меди
и угля. Эти несчастные почти не видят солнечного
света. Они заточены в недрах земли, где выполняют
тяжелую, нудную работу, не имея ни малейшей на-
дежды когда-нибудь от нее избавиться. Они питаются
самой грубой и плохой пищей. Их здоровье страшно
разрушается, а жизнь укорачивается от того, что они
постоянно находятся среди вредных испарений этих
минералов. Еще, по крайней мере, сто тысяч постоян-
но страдают от едкого дыма, жаркого пламени и моно-
тонного труда при очистке и переработке продукции
этих шахт. Если бы кто-либо сказал нам, что двести
тысяч человек осуждены на такое невыносимое рабст-
во, то как бы мы тогда жалели несчастных страдаль-
цев, как было бы велико наше справедливое негодова-
ние против тех, кто назначил им столь жестокое
и унизительное наказание! Вряд ли можно подобрать
более яркий пример из тех бесчисленных явлений,
которых мы в их обычном обличье попросту не заме-
чаем, но которые потрясают, представая в обнажен-
ном виде. Однако и эта действительно значитель-
ная цифра, и существующее в нашей стране рабство
1UZ
J. ьерк
co всей его низостью и ужасом ничто по сравнению
с тем, что выпало на долю остального мира. Миллио-
ны ежедневно окунаются в ядовитый туман и губи-
тельные испарения свинца, серебра, меди и мышьяка.
Я уже ничего не говорю о других работах. Вот
в какие гнусные и отвратительные места помещает
гражданское общество своих многочисленных
enfans perdus 74. Разве какой-либо разумный человек
согласится заниматься даже наиболее сносным из
этих видов тяжелого труда ради всех искусственных
благ, получаемых от них обществом? Ни за что на
свете. И еще я должен добавить, Ваша светлость,
что создают эти блага, отнюдь не те, кто их потом
присваивает.
Рассматривая странные и непостижимые выдумки
и изобретения искусственного разума, я как-то раз
назвал нашу Землю Бедламом 75 солнечной системы.
Глядя сейчас на последствия некоторых из этих при-
чуд, разве нельзя с тем же основанием назвать ее
чем-то вроде Ньюгейта 76 или исправительного дома
Вселенной? Конечно же, именно слепота одной части
человечества вместе с безумием и подлостью другой
являются подлинной причиной построения почтенно-
го здания политического общества. Эта слепота приве-
ла к порабощению человечества, а рабское состояние,
в свою очередь, служит предлогом для содержания
людей в состоянии ослепления, ибо политики с важ-
ностью заявляют нам: рабское бытие лишило боль-
шую часть рода людского способности к постиже-
нию истины, ибо у людей остались лишь низменные
и ограниченные представления. В данном утвержде-
нии слишком много правды, и это — одна из причин
того, почему я порицаю подобные институты.
При такой нищете, облегчить которую, да и то лишь
Защита естественного общества 103
слегка, есть очень мало средств, девять десятых чело-
вечества трудятся всю жизнь. Возможно, кто-нибудь
попытается утверждать, дабы смягчить впечатление
от сказанного, что, по крайней мере, богатое меньшин-
ство имеет существенные и реальные выгоды от ужас-
ного положения большинства. Действительно ли это
так? Давайте более внимательно исследуем сей воп-
рос. Богатые во всех странах могут быть разделены
на два класса. Первый - те, кто имеет не только бо-
гатство, но и власть, осуществляя управление огром-
ной политической машиной. Второй — те, кто исполь-
зует свои богатства только для получения удоволь-
ствий. Что касается первых, то их постоянная озабо-
ченность и беспокойство, их загруженные дни и бес-
сонные ночи уже почти вошли в пословицу. Указан-
ных обстоятельств достаточно, чтобы признать их по-
ложение близким к тому, в коем находится несчастное
большинство. Но есть еще обстоятельства иного рода,
которые делают их жизнь еще более сложной, чем
у основной массы народа. Дело здесь не только в том,
что они постоянно заняты умственным трудом, наибо-
лее тяжким из всех, но прежде всего в том, что сердца
их раздираются самыми беспокойными и неутолимы-
ми страстями: алчностью, честолюбием, страхом, за-
вистью. Ум всегда в напряжении. Власть постепенно
лишает его всего гуманного и доброго. Сострадание,
доброжелательность, дружба почти неизвестны ли-
цам, занимающим высокое положение. Verae amicitiae
rai'issime inveniuntnr in iis qui in honoribus reqne
publica versantur 77, говорит Цицерон. Дворы воисти-
ну являются школами, где с самым порочным совер-
шенством изучаются и преподаются жестокость,
гордыня, лицемерие, вероломство. Все это настолько
очевидно и общепризнанно, что, если бы не было не-
104
Э. Берк
обходимости для моек» изложения, я бы даже не упо-
мянул о таких вещах. Потому-то я и воздержусь от
изображения в красках потрясающей картины дегра-
дации и разложения человеческой натуры там, где
она, как обычно считают, находится в наиболее счаст-
ливом и привлекательном состоянии. Вы же знаете,
что послужило бы оригиналом для моих картин. Сча-
стлив тот, кто изведал достаточно, чтобы понимать,
как мало стоят эти вещи и их обладатели. Счастлив
тот, кто бежал с принадлежавшего ему государствен-
ного поста, сохранив остатки добродетели. Потеря
славы, богатства, титулов и даже необходимость поки-
нуть свою страну ничто по сравнению со столь боль-
шим благом.
Теперь давайте рассмотрим другой вид богачей —
тех, которые растрачивают свое время в праздности
и удовольствиях. Насколько счастливы они? Удоволь-
ствия, допускаемые природой, достижимы для каждо-
го, следовательно, здесь у богатого нет преимуществ.
Удовольствия же, создаваемые искусственно, редко
бывают подлинными и никогда не приносят удовле-
творения. Еще хуже то, что, прибегая к ним часто,
перестаешь испытывать наслаждение, так как они
превращаются в занятия обременительные и утоми-
тельные. Еще печальнее последствия. Тело становит-
ся слабым и болезненным, что сопряжено с самыми
ужасными расстройствами здоровья и еще более
ужасными методами лечения. Недуги, с одной сторо-
ны, результат наслаждения роскошью, с другой —
результат жалких и нелепых потуг человека искус-
ственно бороться с ними. Удовольствия подобными
людьми едва ли воспринимаются как таковые и в то
же время приносят им весьма чувствительные страда-
ния и болезни. Беда не обходит стороной и ум Он
Защита естественного общества 105
становится все более ленивым и расслабленным, не-
желающим и неумеющим искать истину, а также пол-
ностью лишенным способности понимать подлинное
счастье и тем более наслаждаться им. Чрезмерный
труд бедняков и чудовищная роскошь богачей низво-
дят тех и других на один уровень, равно лишая
их всего того, что могло бы привести к счастью.
Такова гнетущая картина жизни гражданского обще-
ства! Низы сломлены и раздавлены жесточайшим гне-
том. Богачи своим искусственным устройством жизни
навлекли на себя еще большие беды, чем те, что несет
их тирания стоящим ниже.
Совершенно иная картина в естественном состоя-
нии. Здесь нет нужды ни в чем, что дает природа.
В этом состоянии человек не может испытывать иные
потребности, кроме тех, что могут быть удовлетво-
рены весьма умеренным трудом, а потому тут нет
рабства. Нет здесь и роскоши, ибо никто в одиночку
не может создать необходимых для нее вещей. Жизнь
проста, а следовательно, счастлива.
Я понимаю, милорд, что политик скажет в свою за-
щиту: состояние неравенства чрезвычайно полезно,
ибо не обрекая некоторую часть человечества на изну-
рительный труд, невозможно развивать искусства,
улучшающие жизнь. Но я спрошу такого политика,
каким образом эти искусства стали необходимыми?
Он отвечает, что гражданское общество не может хо-
рошо жить без них. То есть искусства необходимы
для гражданского общества, а оно, в свою очередь,
необходимо для них. Так мы ходим по кругу без кон-
ца и края, оправдывая одни ошибки и нелепости дру-
гими. Своими соображениями об этих искусствах и
причине их появления я часто и подробно делился с
друзьями. Поп отразил их в хороших стихах, где с
106
Э. Бёрк
исключительной силой ума и изяществом речи восх-
валяет естественное состояние:
Тогда не было гордости и всех тех искусств, которые
служат ей. Человек и скот равно ходили вместе и покои-
лись под сенью древес 78.
Итак, милорд, если политическое общество, какую
бы форму оно не имело, уже превратило большинство
людей в собственность немногих, если оно привело
к появлению видов труда, в которых нет необходи-
мости, а также пороков и болезней, ранее не извест-
ных, удовольствий, противных природе, если во всех
странах оно сокращает жизнь миллионам человек
и повергает эти миллионы в крайне жалкое и плачев-
ное состояние, то разве мы должны по-прежнему по-
клоняться столь вредному идолу и ежедневно прино-
сить ему в жертву свои здоровье, свободу и мир?
А может, мы должны с презреньем пройти мимо столь
ужасного нагромождения абсурдных идей и гнусных
дел, считая, что выполнили свой долг, показав убогое
жульничество и нелепые фокусы нескольких или
сумасшедших, или корыстных, или честолюбивых
священников? Увы, милорд! Мы поражены смертель-
ной чахоткой, а сами беспокоимся о лечении пальца.
Разве не залил левиафан политического общества
землю кровью, как будто создан только для того, что
бы резвиться и плескаться в ней? Мы показали, что
дотитическое общество, даже по скромным подсчетам,
уничтожило за время своего существования, не пре-
вышающее по достоверным данным четыре тысячи
лет, в несколько раз больше людей, чем сейчас живот
на земле. Однако мы ничего не сказали о другом,
возможно, столь же пагубном следствии этих войн,
в которых пролились такие моря крови и много мил
Защита естественного общества
107
.।ионов людей цопало в жестокое рабство. Но это лишь
церемония на ступенях политического храма.
Гораздо более ужасные вещи можно увидеть, если
пойти внутрь. Различные формы государственной
пласти соперничают друг с другом в нелепости своего
устройства и в угнетении подданных. Выберите на
свой вкус любую из них, все они в конечном счете
ие что иное, как деспотизм, ибо за очень короткий
промежуток времени превращаются и внешне
и внутренне по сути своей в этот жестокий и отвра-
тительный вид тирании. Его-то я и считаю, поскольку
мы воспитаны при иной форме правления, еще более
худшим последствием для человечества. Свободные
же государства в силу ограниченных размеров и крат-
ковременности существования подверглись даже бо-
лее сильным потрясениям и испытали еще более
ужасные проявления тирании, нежели когда-либо
имевшие место при самом законченном деспотизме.
Взгляните также на либиринт права и на беззаконие,
скрывающееся в его запутанных ходах. Посмотрите,
как изнутри все государства разрушаются честолюби-
ем, алчностью, завистью, обманом, открытой неспра-
ведливостью и ложной дружбой. Естественное состоя-
ние не способствовало развитию этих пороков, но на
плодородной почве политического общества они про-
израстают в изобилии и цветут пышным цветом.
Вспомните все наши рассуждения, добавьте к ним
все те мысли, которые подскажет вам здравый смысл,
и, сделав усилие, вырвитесь из объятий вульгарной
философии, дабы убедиться в том, что обоснование
искусственного общества даже еще более уязвимо,
чем обоснование искусственной религии, и что подоб
пое общество, будучи оскорбительным для Создателя
108
Э. Бёрк
и пагубным для разума, способно принести человече-
ству лишь бессчетное число новых несчастий.
Если мнимое божественное откровение породило
войны там, где его отвергали, и рабство там, где
его принимали, то к тому же привели и псевдо-
мудрые изобретения политиков. Но рабство здесь
оказалось еще тяжелее, а войны — еще кровопролит-
нее, к тому же все это имело во много раз больший раз-
мах. Расскажите мне о каком-либо несчастье, вызван-
ном безумством или коварством теологов, и я расска-
жу вам о ста, явившихся результатом тщеславия
и подлости завоевателей и государственных мужей.
Покажите мне какую-либо нелепость в религии, и я
покажу вам их сто в законах и политических институ-
тах. Если вы скажете мне, что достаточно руковод-
ствоваться естественной религией, не прибегая
к чужеродной помощи божественного откровения, чем
тогда вы сможете обосновать необходимость искус-
ственных законов? Разве не одни и те же аргументы
используются в теологии и политике? Если законы
природы суть законы Бога, то разве могла божест-
венная мудрость, предписав нам эти правила, дове-
рить их исполнение глупости созданных людьми
институтов? Или вы следуете истине лишь до опреде-
ленной черты?
Всеми нашими бедами мы обязаны своему недове-
рию к тому, что Провидение считало достаточным
для управления нами — к собственному естественно-
му разуму. Отвергнув его помощь и в делах челове-
ческих, и в делах веры, мы подставили шею под
ярмо политического и теологического рабства. Тем
самым мы отказались от исключительной привилегии
человека, а потому не удивительно, что с нами обра-
щаются как со скотами. Но мы еще более несчастны,
Защита естественного общества 109
чем они, ибо совершили величайшее из преступлений,
отказавшись от законной власти собственного разума.
Если нризпав это, вы и дальше будете убеждать нас
в необходимости политических институтов со всей их
слабостью и порочностью, то я с такой же, а может
и с большей убедительностью сумею доказать вам
необходимость искусственной религии, и каждый
новый ваш довод будет подкреплять мою аргумента-
цию. Таким образом, если мы хотим отдать свой
разум и свою свободу во власть гражданской узур-
пации, нам нужно только спокойно согласиться с об-
щепринятыми понятиями, смирившись с господст-
вующей повсюду теологией и политикой. Но если мы
считаем, что такая необходимость существует скорее
в воображении, чем в действительности, мы должны
отвергнуть мечты об обществе и грезы о религии,
убедившись в своей совершенной свободе.
Вы, милорд, только вступаете в жизнь, я же
покидаю ее. Я уже достаточно долго иг,рал в этой
пьесе, чтобы страшно устать от нее. Хорошо или
плохо исполнил я свою роль, об этом потомство
сможет судить более беспристрастно, чем я или наш
век с его нынешними страстями. Я же покидаю мир
без вздоха сожаления, не ропща подчиняюсь принято-
му порядку. Чем ближе мы подходим к концу жизни,
тем лучше начинаем понимать истинную ценность
своего существования, истинное значение своих убеж-
дений. Мы с любовью относимся к тому и другому,
но и отказываемся от многого по мере продвижения
вперед. Раньше всего мы отказываемся вместе с пог-
ремушками от сказок наших нянь. Те сказки, что рас-
сказывает нам священник, мы храним несколько
дольше, и дольше всего — сказки наших правителей.
Но чувства, которым соответствуют эти убеждения,
покидают нас одно за другим. На за^Ате жизни
в холодном свете разума мы замечаем всю фальшь
того блеска, в котором видели эти предметы в свои
молодые годы. Хорошо, милорд, если- наученные
моим опытом и особенно моими ошибкам», вь; рань-
ше придете к подобному пониманию вещей, что сде-
лает вашу жизнь свободной и приятной. Д.же счаст-
лив, что такое понимание обещает мне спокойную
встречу со смертью.
Р. УОЛЛЕС
НЕКОТОРЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ
' О.ЧЕЛОВЕЧЕСТВЕ,
ПРИРОДЕ
И ПРОВИДЕНИИ
1761 год
ПРЕДИСЛОВИЕ
Хотя автор этих строк и высказывает ряд мыслей
о гражданской власти и устройстве общества, все же
основная задача этих «Размышлений» — показать
принципы морали и естественной религии, в частно-
сти, выявить, имеет ли нынешняя наша жизнь связь
с какой-либо еще, и таким образом прояснить наме-
рения Провидения относительно человека, после того,
как он умрет. В то же время автор надеется, что его
раздумья не только послужат этой главной цели, но
также позволят пролить дополнительный свет на
человеческую природу и человеческое общество,
рассматриваемые, правда, лишь в связи с этой
жизнью.
Поскольку намерение автора — содействовать
укреплению религии и добродетели, он надеется, что
наиболее религиозная часть общества сможет полу-
чить пользу от его «Размышлений», но считает
необходимым предупредить: книга прежде всего
предназначена для другого. Благочестивые христиане
имеют столь прочную веру, что для укрепления ее
не нуждаются в подобных трактатах. Настоящие рас-
суждения предназначены в основном вольнодумцам,
не знающим этого высокого наслаждения и не имею-
щим столь прочной веры в религиозные доктрины.
Имея в виду этих господ, автор избрал такой спо-
соб изложения, который, по его мнению, лучше
других может привлечь их внимание и избавить
Предисловие
113
их от предрассудков. Забота о благе вольнодумцев,
которых он хотел бы переубедить, а не рассердить;
отвращение к резкости в споре, приобретенное им
еще в начале жизни; понимание того, как трудно
отыскать истину при помощи одной лишь критики
и философии; воспоминания о собственных ошибках
и сочувствие к ошибкам других — все это и обуслови-
ло спокойную мане.ру его рассуждений, содержащих
меньше язвительных замечаний в адрес отдельных
лиц и меньше пренебрежения к способностям оппо-
нентов, нежели речи тех, кто, имея столь же благие
намерения, прибег к более резкому языку. Автор
постоянно помнил о двух замечательных изречениях
в Посланиях апостолов. «Гнев человека не творит
правды божьей» *. «Рабу же Господа не должно
ссориться, но быть приветливым ко всем, учтитель-
ным, незлобливым, с кротостью наставлять против-
ников, не даст ли им Бог покаяния к познанию
истины» **. Такое поведение, само по себе прекрас-
ное, лучше всего способно сохранить мир и дружбу,
поощрить к искреннему благочестию. Особенно прив-
лекательны и превосходны снисходительность и вели-
кодушие к нашим оппонентам.
Резкие и презрительные выражения, самоуверен-
ный вид иногда, действительно, могут быть нам
полезны для достижения временного эффекта, повы-
шая нашу популярность и поднимая дух. Они также
способны произвести впечатление на толпу, готовую
поверить человеку, говорящему с наибольшей убеж-
денностью. Но, когда мы в споре выглядим рассер-
женными, даже чернь начинает подозревать, что мы
не способны убедить силой своих аргументов; и уж,
* Иак. 1.20 '.
** 2 Тим. 2.24, 25.
114
Р. Уоллес
конечно, нет ничего лучше спокойствия и сдержан-
ности в обращении, чтобы добиться успеха у человека
более образованного. Мягкость часто оказывает более
сильное воздействие, нежели резкость. Грубость не
убеждает, а раздражает людей сильных духом. И если
даже кто считает, что в любом деле полезно при-
держиваться крайне безапелляционного тона, обви-
нять оппонентов в дурных намерениях и относить-
ся с презрением к их умственным способностям,
то в нашем случае все же нет необходимости в таком
напоре. К тому же те немногие, кому подобные мето-
ды неприятны, вполне заслуживают снисхождения,
ибо в людях, готовых применять их, недостатка не
будет никогда.
Размышление I
Общий взгляд на недостатки
человеческого общества
и на источники,
из коих они проистекают
Чем глубже мы погружаемся в изучение истории
и чем более точно и беспристрастно исследуем усло-
вия жизни людей в каждом веке, тем сильнее мы
убеждаемся, что человеческое общество, даже в перио-
ды, когда оно казалось наиболее справедливым
и прекрасным, никогда не достигало того величия
и того блаженства, которых мог бы ожидать от него
философ, трезво оценивающий разум и талант челове-
чества и видящий, что для удовлетворения любых
потребностей и желаний последнего в природе
имеется изобилие всего необходимого.
Конечно, надо признать, что в отдельные века
у некоторых народов жизнь казалась красивой
Размышление I
115
и изысканной. Иногда люди добивались значительных
успехов в добродетели и науке. В результате они
облагораживались сами, совершенствовали свое об-
щество, украшали населяемую ими часть земного
шара и становились счастливыми. Но все же пытли-
вый и внимательный исследователь того, что происхо-
дило на земле, не может не признать: человеческое
общество никогда не достигало того великолепия
и утонченности, той добродетели, знаний и счастья,
которых действительно могло бы достичь, если бы
люди более усердно развивали свои способности
и нашли правильное применение имеющимся в при-
роде богатствам.
Какие богатые запасы, которые могли бы послу-
жить для пользы и украшения человеческого общест-
ва, находят» я на поверхности и в недрах земли!
Какое многообразие и обилие растений и животных
создает природа! А насколько больше припасов могла
бы дать земля, если бы ее должным образом возде-
лывали! Какое обилие полезной и вкусной пищи!
Как много материала для теплой и красивой одежды!
Сколь многочисленные сорта глины, дерева, камней
и металлов можно найти для изготовления удобных
и красивых домов, мебели, посуды! Одним словом,
природа предоставляет нам богатейшие средства для
благосостояния, наделяя ими людей с изумительной
щедростью.
Наставляет она сынов человеческих и в том, как
добиться надлежащего улучшения их жизни при по-
мощи столь огромных благ. Она одаряет их пытли-
вым и острым умом, который учит, как использовать
ее богатства для обеспечения счастья своего обще-
ства в целом и каждого его отдельного члена.
О том, какие высоты добродетели, просвещенности
116
Р. Уоллес
и счастья доступны для человечества при правильном
его развитии, можно в некоторой степени догады-
ваться по достижениям отдельных лиц и народов
в отдельные времена. Однако если мы будем оцени-
вать степень совершенства, доступную людям, лишь
по тому, что уже достигнуто наиболее преуспевшими
из них, то получим явно недостаточное представле-
ние. Это легко проиллюстрировать несколькими
примерами.
Сколько бы сейчас ни было людей на свете, и какой
бы цифрой не определялось их количество в прошлом,
они никогда не были столь многочисленны, сколь
можно было бы с полным основанием от них ожидать,
учитывая, как рано оба пола достигают способности
к размножению, до какого возраста ее сохраняют
и сколько веков уже прошло с момента их появления
на земле.
Если мы сравним древнее и современное состояние
тех стран, о коих у нас есть наиболее точные сведения,
то придем к выводу, что некоторые из них в древно-
сти были более многолюдными, нежели ныне. Вполне
вероятно даже, что Италия, Греция, Египет и другие
страны, расположенные около Средиземного моря,
имели плотность населения в три раза выше, чем
сегодня Англия после всех ее хваленых достиже-
ний *. Это может дать нам представление, хотя и весь-
* Вопрос о том, в древние ’или в новые времена страны
были более многолюдны, сейчас исследуется тщательнее,
чем когда-либо прежде. Г-н Юм в очерке «О численности
древних народов», опубликованном в 1752 г., высказался
в пользу современных стран 2. Автор «Диссертации о ко-
личестве людей в древние и новые времена», опубликован-
ной в 1753 г. с приложением, содержащим комментарии
к очерку г-на Юма, доказывает большую численность
населения в древности J. Мнения разошлись. Диссертация
Размышление 1
117
ма приблизительное, о том высоком уровне, которого
при надлежащей заботе могла бы достичь и удер-
жаться на нем численность людей. Если я опреде-
ляю эту цифру как в десять раз превышающую
количество населения сегодня, то, думаю, едва ли ока-
жусь далек от истины.
Правда, для столь огромного количества людей
нужно было бы гораздо больше продовольствия
и одежды, чем производится сейчас на земле. Но все
же потребовалось бы никак не больше того, что легко
можно получить при правильном ведении хозяйства.
Земля еще никогда не обрабатывалась так, как это
можно было бы сделать. Обширные ее пространства
дают или очень мало, или вообще ничего. Ни в одной
стране земля еще не возделывалась во всем ее объеме.
Едва ли какой, хотя бы самый малый ее клочок люди
использовали с максимальной отдачей, заставляя
его давать все, на что он способен.
на близкую к этой тему: «Какие причины делают страны
многолюдными и какое воздействие оказывает числен-
ность населения на торговлю?» — была представлена в
Кембридже и отмечена одной из премий Университета
за 1756 г. Каждый, кто сравнит «Диссертацию о коли-
честве людей» с диссертацией, представленной в Кемб-
ридже, легко убедиться в близком сходстве их принципов.
Если бы предпочтение, отданное последней столь ученым
сообществом, могло быть воспринято как одобрение
ее принципов, то автор «Диссертации о количестве лю-
дей» был бы вправе и себя считать удостоенным столь
высокой чести. Но в подобных случаях не следует пола-
гать, что, если Университет присваивает премию автору
диссертации, значит, он одобряет и изложенные там прин-
ципы. Нет, зто лишь свидетельствует о предпочтении
ее другим, посвященным тому же сюжету, или, если
не было других, является наградой за удачную компози-
цию, стиль или какое-либо другое внешнее достоинство.
118
Р. Уоллес
Впрочем, мы могли бы меньше беспокоиться о мало-
численности людей и о плохом возделывании земли,
хотя это — явные доказательства слабости человека,
если бы те, кто сейчас населяет земной шар, имели
возможность жить в соответствии с достоинством
человеческой природы и наслаждаться реально до-
ступным счастьем. Но, увы! огромное количество
народа обеспечено очень плохо и страдает от величай-
шей нищеты. А ведь даже намного большее число
людей могло бы обладать всем в достатке, жизнь
каждого была бы гораздо приятнее и в целом челове-
чество было бы счастливее любого из существующих
народов или отдельных индивидов, если бы происхо-
дило правильное распределение труда и доходов,
если бы люди объединили свои усилия ради обеспе-
чения общего благоденствия. Однако вместо того,
чтобы прийти к согласию во имя достижения столь
прекрасных целей, они в силу извращенности своих
представлений на погибель свою навлекают на себя
По этой причине принципы «Диссертации о количестве
людей», изданной в 1753 г., не могут претендовать на
столь авторитетную поддержку. Но и после всего, что
опубликовано по данной теме, предмет еще далеко не
исчерпан и исследователи пока не имеют фактов, необ-
ходимых для вынесения окончательного решения. Этот
вопрос, несомненно, весьма важен, ибо он тесно связан
с ключевыми проблемами политики и заслуживает гораз-
до большего внимания, нежели ему уделялось до сих пор.
Особенно он заслуживает внимания британцев, у которых
процветают и сельское хозяйство, и торговля. Для этой
нации величайшую важность должен иметь вопрос: не
столкнутся ли когда-либо интересы того и другого. Если
же это возможно, то тогда надо решить, какая из двух
отраслей наиболее полезна во всех отношениях и, следова-
тельно, должна в первую очередь поощряться законодате-
лем и каждым, кто желает добра своей стране.
Размышление I
119
несчастье, стремясь к ложным целям и занимаясь,
к вящему сожалению, борьбой друг с другом и взаим-
ным уничтожением. Впрочем, данный сюжет заслу-
живает более детального освещения ниже.
Поскольку человечество живет в условиях, не соот-
ветствующих его подлинной значимости и превосход-
ству над остальным животным миром, оно достигло
весьма незначительного прогресса в науке по сравне-
нию с тем, который возможен при условии примене-
ния надлежащих методов познания и наличия
достаточного количества свободного времени для за-
нятия им. Никогда способности людей не получали
удовлетворительного развития. Никогда еще не наме-
чались совершенные проекты и правильные пути
познания. Никогда еще не выбиралось верное
направление исследований, которые бы проводились
наиболее способными людьми, имеющими всю необ-
ходимую поддержку. Приобретение знаний было
в значительной степени оставлено на волю случая.
Предпринимавшиеся людьми изыскания постоянно
прерывались. Вследствие этого мы достигли очень
немногого и в естественных и в гуманитарных
науках по сравнению с тем, что могли бы достичь.
В частности, нам совершенно неведомы те много-
численные и важные истины, которые можно было бы
открыть только путем регулярных наблюдений в раз-
личных местах на протяжении ряда веков и при ус-
ловии достоверного сообщения результатов современ-
никам и дальнейшей передачи потомкам. Несколько
примеров покажут нам, что это действительно так
и что человечество не имеет никаких оснований
хвастаться своими успехами в познании.
Несмотря на большие достижения астрономии
в последние века, показывающие, сколь многого мож-
120
Р. Уоллес
но добиться умением и сообразительностью, наши
знания о небесных телах все еще недостаточны.
Теория комет не завершена. Мы не наблюдали регу-
лярно за изменениями, происходившими на обшир-
ных участках неба в прошлые века. Нами точно
не зафиксированы звезды, появляющиеся и исчезаю-
щие в разные периоды. Мы не имеем достоверных
данных о расстояниях между Землей и неподвижны-
ми звездами, а также между самими звездами. Зако-
номерности прецессии4, хотя сама прецессия откры-
та очень давно, до сих пор изучены недостаточно.
А сколько еще разнообразных сведений можно по-
лучить путем тщательных наблюдений? Многого
еще не достает учению о солнце, планетах солнечной
системы и спутниках. Есть возможности для более
точных наблюдений за отклонением плоскости
экватора от эклиптики °, за пятнами и другими явле-
ниями на солнце и окружающих небесных телах.
Мы не знаем, увеличиваются или уменьшаются
их реальные либо кажущиеся размеры; всегда ли
остаются неизменными периоды их обращения отно-
сительно земли и расстояния до нее, а также расстоя-
ния между самими телами и их периоды относитель-
но друг друга. Мы не знаем, постоянна или перемен-
чива температура солнца, а если переменчива, то
увеличивается она или уменьшается и в какой
пропорции; являются ли планеты и кометы препят-
ствием друг для друга и сталкиваются ли они,
и можно ли ожидать и предсказывать такое
столкновение. Одним словом, после всех наших науч-
ных трудов мы еще нуждаемся в более тщательных
наблюдениях и более точных астрономических
таблицах.
Что касается атмосферы, то мы еще недостаточно
Размышление I
121
изучили природу ветра, дождя, росы, мороза, града,
снега, северного сияния-и других феноменов и мета-
морфоз в этой части природы. Точная регистрация
их колебаний в разные времена и в разных странах
не проводилась регулярно, одним народом другому
не сообщалась и от века к веку не передавалась, а по-
тому и не могла стать основой для открытия законо-
мерностей. Это было бы отнюдь не бесполезным
трудом, ибо сколь переменчивым ни казалось движе-
ние облаков, сколь бы трудно ни было выразить
его в цифрах, все же облака имеют определенную
устойчивость, и к тому же трудно наметить границы,
за которые человек не может проникнуть, исследуя
законы, управляющие данными явлениями.
А разве не скудны наши сведения о самой Земле
и о том, как она менялась с момента своего образова-
ния? Мы не знаем, какую ее часть занимают моря,
озера, большие реки и какую — суша; всегда ли
одинакова высота гор по отношению к окружающим
их равнинам; появлялись ли новые горы, острова,
озера, реки и какие из старых пришли в упадок
или полностью исчезли, какие разрушения приносят
землетрясения и извержения вулканов.
Долгота и широта большинства мест точно не извест-
на; не ясно также, всегда ли та и другая остаются
неизменными. Разработана теория о разной длине
земной оси и диаметра экватора; к чести нашего
любознательного века в самых отдаленных областях
произведены тщательные наблюдения, подтвердив-
шие эту теорию. Но едва ли кто подозревает, что
могут иметь место колебания размеров самой Земли
и что ее окружность, проходящая через одни
и те же точки, не всегда одинаковой величины. Мно-
гие обширные пространства Земли до сих пор не
122
Р. Уоллес
изучены, несмотря на все путешествия и экспедиции.
Насколько известно, около южного полюса может
находиться множество больших островов или огром-
ный континент. Мы почти ничего не знаем о централь-
ных районах Африки, о северной и южной оконечно-
стях Америки, о востоке Азии. Южные части Европы
и другие страны, лежащие неподалеку от Средизем-
ного моря исследованы довольно тщательно, но да-
лекие от этих мест земли еще досконально не изуче-
ны. Мы даже не открыли пока северо-восточный
и северо-западный проходы 6 и не определили, где
каждый из них мог бы находиться. В самом деле,
хотя философы и поэты порицают человеческую алч-
ность и любопытство, то, что находится на поверхно-
сти земли и скрыто в ее недрах, до сих пор не познано
в достаточной степени *.
Кроме того, детально не исследована природа жи-
вотных и растений, а также свойства и качества
всех других вещественных образований, встречаю-
щихся на земле. Мы часто находимся в таком же
неведении о более близких и малых предметах,
* Nondum caesa suis, peregrinum ut viseret orbem, Montibus
in liquidas pinus descenderat undas. Nullaque mortales,
praeter sua littora, norant7. Это — часть овидиевского
описания Золотого века. Но в Железном веке:
Vela dabat ventis, пес adhuc noverat illos
Navita, quaeque diu sleterant in montibus altis,
Flwctibus ignotis insultavete carinae.
Nec tantum segetes alimentaque debita dives
Poscebatur humus, sed itum est in viscera terrae,
Quasque recondiderat Stygiisque admoverat umbris,
Effodiuntur opes, inritamenta malorum
Jamque nocens ferrum, ferroque nocentius aurum
Prodierant
Ovid. Metamorph. Lib. 1
Размышление I
123
как и о-более отдаленных и огромных. Мы не можем
сказать, сколько способны жить многие звери и сколь-
ко они действительно живут, остаются ли продолжи-
тельность их жизни, размеры и плодовитость все
время постоянными или же изменяются (и в какой
степени) в разные века, в разном климате, на разных
почвах. Разве много мы знаем о гигантах и карликах,
населяющих, как говорят, некоторые далекие стра-
ны? Разве достаточный интерес проявляется к изу-
чению внешних различий между белыми и черными
людьми, к полезным и безопасным исследованиям
их новых черт, формирующихся на протяжении не-
скольких поколений? Вместо надлежащих изыска-
ний с целью расширения наших знаний о строении
животных, мы, подобно детям, лишь глазеем на мон-
стров и тварей разного необычного вида, хотя некото-
рые из них по форме напоминают человека. Нам
неведомо, насколько дикие животные способны
к дрессировке и какой степени совершенства они
могут здесь достичь. Кто скажет, как долго дуб и мно-
гие другие растения могут жить на земле и какие
побеги способны они давать из семени или из корня
даже после того, как пень сгнил до основания
и от него не осталось никаких следов? Разве
нельзя было бы произвести множество экспериментов
не только с растениями, но и с животными, дабы
лучше познать их строение, постичь их природу,
повысить искусство медицины?
Я имею в виду не те эксперименты, что можно
признать совершёнными ради прихоти, бесполезными
или жестокими (первые два никчемны, третий дол-
жен вызвать отвращение), а те, что совершаются
с милосердием, пользой и умением. Разве нельзя
трупы преступников, осужденных обществом на
124
Р. Уоллес
смерть, использовать для этой цели с благодарностью
к этим людям и с их полного согласия? *. Одним
словом, природа все еще остается загадкой даже после
всех наших случайных открытий и усердных изыс-
каний. До сих пор мы знаем очень мало о тех видах
энергии и тех силах, что постоянно действуют во
Вселенной.
Конечно, нельзя отрицать, что благодаря отчасти
случаю, отчасти изысканиям любознательных
людей открыто множество необходимых, полезных
и нужных вещей. Человечество разработало много
замечательных правил для земледелие, скотоводства
и садоводства. Люди нашли немало хороших способов
защиты от холода и иного ненастья. Они усовершен-
ствовали свой язык, сделав его более изящным.
В определенные периоды они добивались успехов
в поэзии, ораторском искусстве, музыке, живописи,
ваянии, архитектуре, геометрии, арифметике и дру-
гих сложных искусствах, требующих высокого ма-
стерства. И все же человечество никогда не заходило
в своих поисках так далеко, как ему позволили бы его
способности, если бы только имелись условия, дейст-
вительно благоприятствующие совершению важней-
ших открытий.
Как свидетельствует история, в древние времена
познание прогрессировало очень медленно в соответ-
ствии с естественным ходом вещей. Должно было
пройти немало времени, прежде чем у людей появил-
ся досуг и желание изучать философию и природу.
Это было необходимо, в первую очередь, для обеспе-
* См. «Lettre sur le progres des sciences» в работах г-на
Мопертюи, где содержится немало метких замечаний
о недостаточности наших знаний 9.
Размышление 1
125
чения себя пищей, а также для защиты от ненастья,
от нападений диких зверей и от всего, что грозило
им немедленной гибелью. Но и после первых попыток
заниматься философией много воды утекло, пока
люди почувствовали, что находятся на верном пути
и научились правильным методам приобретения
истинных знаний. Часто они сбивались с дороги,
идя по ложному следу. Им пришлось столкнуться
со многими помехами и препятствиями. Они часто
были вынуждены возвращаться и отклоняться от
своего пути. Исследование многочисленных сил
и свойств природы посредством тщательного наблю-
дения и эксперимента, хотя и является крайне
необходимым для достижения человеком полного
господства над природой, похоже, стало применяться
очень поздно и почти не поощрялось в то время
философами. Дай<е после того, как мир в некоторых
отношениях стал значительно просвещеннее, натур-
философия, понимаемая как изучение всех частей
природы, разрабатывалась весьма слабо. До Сокра-
та 10 она, несомненно, развивалась очень мало. И все
же, как бы странно это ни показалось, очевидно, что
в его время ее знали лучше, чем когда-либо потом
вплоть до возрождения наук в последние три столе-
тия. До этого исследование природы, похоже, остано-
вилось на две тысячи лет. До рождения Сократа
и в тот славный век, когда жил сей философ, древ-
ние, особенно греки, искусно совершенствовали
язык, поэзию, ораторское искусство, музыку, ваяние
и архитектуру. Справедливо даже задать вопрос:
способны ли последующие века сравниться с ними
в этих прекрасных искусствах? Древние также пред-
приняли ряд удачных попыток развивать моральную
философию и законодательство. Однако за послед-
126
Р. Уоллес
ние три столетия натурфилософия сделала больше
открытий, чем во все предыдущие века. Среди древ-
них философов, конечно же, не было недостатка в тех,
кто отлично владел геометрией и арифметикой, но
для изучения законов природы эти сложные науки
не применял ни один математик, кроме Архимеда ”,
который использовал свои глубокие познания в мате-
матике при разработке удивительных приспособле-
ний для защиты своего родного города — Сиракуз.
Остальные же древние математики, видимо, рассма-
тривали свою науку лишь как предмет абстрактных
размышлений. Аполлоний Пергский 12 и другие ве-
ликие геометры исследовали свойства параболы
и элипса еще две тысячи лет назад, не зная, какую
роль играют эти фигуры в природе. И только в наше
время ученые, прежде всего великий Исаак Нью-
тон 13, сумели показать, что траектории движения
всех небесных тел представляют собой первую из
этих фигур, а их проекции — вторую. Столь удиви-
тельное открытие не только свидетельствует о пользе
глубоких размышлений, недоступных черни и слиш-
ком часто высмеиваемых выскочками, претендующи-
ми на звание людей умных и ученых, но и дает нам
изумительный пример тех скрытых связей, в коих
можно разглядеть промысл божий. И все же, несмотря
на успехи познания как в древние, так и в новые
времена, силы природы изучены пока очень плохо.
Если бы люди жили в состоянии гармонии, в полном
счастье и безопасности, что позволило бы им создать
стройные и обширные планы надлежащего изучения
всех частей природы и осуществить их, то на протя-
жении веков человечество, несомненно, добилось бы
гораздо большего в постижении мира, нежели сдела-
ло до сих пор. Кроме всех уже открытых искусств
Размышление 1
127
и ремесел, удалось бы изобрести много новых, кото-
рые позволили бы сделать человеческую жизнь более
обеспеченной и приятной.
Что касается разлада в сфере морали, то рас-
пространяться о нем специально нам нет никакой
необходимости, ибо он очевиден, если только над
этим немного задуматься. Так же явно бросается
в глаза то, сколь сильно он препятствует истинному
величию и подлинному благоденствию человечества.
Таким образом, человеческое общество никогда
еще не находилось в состоянии того совершенства,
к которому оно, похоже, в полной мере подготовлено
усилиями мудрого провидения. Во всяком случае,
мы способны к формированию непротиворечивых
представлений о гораздо больших изменениях
к лучшему и о гораздо большем благе, чем те, что
имеют место в действительности.
Но здесь на нас со всех сторон набрасывается чернь,
задавая тысячу вопросов и выдвигая множество аргу-
ментов, доказывающих невозможность подобных
улучшений. Для большинства людей реально дости-
жимым выглядит лишь то, что они способны увидеть
воочию или услышать своими ушами. Все великие
проекты преобразований расцениваются ими как
фантастические. Большинству, похоже, не нравится,
что люди должны быть или хотя бы казаться более
благородными, нежели считают узколобые авторы
теорий, в соответствии с коими организована жизнь
человечества. Согласно таким философам, никакое
движение к совершенному состоянию человеческого
общества абсолютно невозможно из-за неуправляе-
мости людских желаний и страстей. Нетрудно,
говорят они, рисовать красивые картины. Мы легко
можем выдумать иной порядок в природе и обществе.
128
Р. Уоллес
Поэты пели нам о вечной весне и неизменно ясном,
безоблачном небе. Они сотворили реки, несущие моло-
ко и нектар, заставили землю без помощи людей
производить все виды изысканной пищи. Мы можем
грезить о том, чтобы повсюду были мир, дружба,
добродетель и мудрость. Но все эти прекрасные
сцены никогда не существовали, никогда не будут
и не могут существовать, кроме как в воображении
поэта, дающего пищу для тех, кто пишет фантасти-
ческие произведения *.
Если все это так, то об этом нельзя не пожалеть.
Правда, здесь не самое подходящее место, чтобы
выяснять, возможны ли столь приятные картины.
Нам сейчас достаточно лишь отметить, что в наших
силах составить непротиворечивое представление
о способности общества к гораздо большему усовер-
шенствованию, чем казалось до сих пор. Однако воп-
рос о достижимости этого счастливого состояния все
же слишком важен, чтобы с легкостью от него отмах-
нуться. Он заслуживает подробного обсуждения,
которое достаточно вознаградит нас за приложенные
усилия, ибо даже если мы после всех поисков и не
обнаружим желаемого, то, по крайней мере, благодаря
им больше узнаем о чувствах и страстях людей, глуб-
же постигнем природу общества и лучше поймем
пути божественного провидения.
Достаточно беглого взгляда, дабы убедиться: поли-
тические системы и принципы образования, преобла-
* Ver erat aeternum, placidique tepentibus auris Mulcebant
zephyri natos fine femine flores. Flumina jam lactis, jam
flumina nectaris ibant. Poena metusque aberant
Mollia securae peragebant otia gentes.
Ovid. Metamorph. Lib. 1 14
Размышление I
129
давшие до сих пор повсеместно, полностью
противоречат совершенному состоянию человеческого
общества. Разлад, в коем живет человечество,
борьба за богатство и власть между народами, на
которые оно разделено, зависть среди великих мира
сего, честолюбие королей и принцев, столкновения
их интересов, их кровопролитные войны — все это
ведет к гибели миллионов и препятствует росту
населения земли. Нищета, заставляющая многих
людей воздерживаться от вступления в брак, посколь-
ку они не могут надлежащим образом заботиться
о семье, сильно препятствует росту числа людей.
Невоздержанность и распутство также оказывают
самое пагубное влияние. Кроме того, если какие-ли-
бо распространенные обычаи, религиозные или поли-
тические принципы, нестабильность в общественных
или личных делах побуждают воздерживаться
от брака, это значит, что они тоже серьезно мешают
размножению людей. Земля никогда не будет пол-
ностью заселена, и ее нельзя будет возделывать
наилучшим образом, ни один ее клочок не даст
всего, на что способен, до тех пор, пока на ней не
воцарятся мир, безопасность и изобилие. Каждый
человек должен иметь условия жизни, позволяющие
ему вступать в брак по собственному выбору, обеспе-
чивать детям приличное существование, предоставить
им возможность в свою очередь также вступить
в брак и растить своих детей в столь же благоприят-
ной обстановке. Мы должны подумать над тем, чтобы
не только сама нищета, но даже боязнь ее, были пол-
ностью устранены, чтобы не раздавался больше шум
и грохот войны. Поскольку обработка всей земли
требует больших усилий, безделье должно быть запре-
щено. Надо ввести и сохранить на будущее всеобщий
5 Заказ № 533
130
Р. Уоллес
труд. Работу необходимо распределять правильно
и справедливо. Каждый обязан выполнять-то, что
ему поручено. Земля должна возделываться совмест-
ным трудом всех ее обитателей, действующих сообща
и по единому плану.
Вот сколь благоприятным должно быть состояние
дел в мире, прежде чем человеческому обществу
удастся достичь высочайшего совершенства. А по-
скольку крайне сложно установить столь мудрое
устройство там, где есть частная собственность, воз-
никает обоснованное сомнение: может ли лучшее
из государств обойтись без ее отмены и, соответ-
ственно стоит ли рассматривать наше более совер-
шенное представление об обществе как абсолютно
химеричное, Там, где индивиды обладают частной
собственностью, то, даже если она почитается за
святыню и охраняется так, как только возможно
в обществе, все равно нельзя предотвратить переход
многих отдельных участков земли в руки бедных,
ленивых, глупых или упрямых собственников, кото-
рые не сумеют их правильно обрабатывать. Кроме
того, тогда как для целого сообщества, действующего
под единым руководством, нет ничего непосильного,
определенные виды работ и проектов, необходимых
для украшения и улучшения жизни, слишком
сложны для осуществления их на основе какой-либо
личной договоренности. Учитывая сказанное, есть все
основания усомниться в том, что собственность может
быть допущена там, где общество предполагает дви-
гаться к высочайшему совершенству.
Как бы то ни было, вполне очевидно то, что нельзя
приобрести богатых знаний природы и искусств при
том беспокойном и неустойчивом состоянии дел,
которое существует в целом свете. Мир, стабиль-
Размышление I
131
ность и сйобода от страха необходимы, чтобы поднять
наши научные исследования на должную высоту.
Как можно при войне и беспорядке благополучно до-
нести до современников и передать потомству дан-
ные наблюдений, полученные в самых отдаленных
странах мира? Как могут быть открыты истины, тре-
бующие совместных наблюдений на протяжении ты-
сяч лет, если языки, на которых их результаты за-
фиксированы, постоянно изменяются, если мощней-
шие башни и крепчайшие колонны со всеми надпи-
сями и знаками на них неизбежно разрушаются из-за
отсутствия необходимого ремонта или однажды ста-
новятся жертвой какого-либо свирепого завоевателя,
сжигающего города, разоряющего страны и не остав-
ляющего почти никакого воспоминания о их прежних
красотах и жителях.
Следовательно, чтобы поднять положение людей
на ту замечательную высоту, о которой мы составили
столь последовательное представление, мы должны
желать значительного изменения государственного
строя и введения новых принципов образования.
Сложно, конечно, в деталях разработать совершенную
модель такого строя или такого обучения, однако
вполне возможно наметить некоторые их основные
линии и черты. В любом случае размышление над
сим предметом не будет неприятным, а тщательное
исследование совершенного государственного устрой-
ства не будет напоминать поиск философского камня.
Мы в полной мере получим награду за труды, даже
если в конце концов придем к признанию неосуще-
ствимости наилучшего строя. Действительно ли это
так, мы более подробно узнаем из последующих
Размышлений.
132
Р. Уоллес
Размышление II
Образец совершенного
государственного устройства
не для одного народа,
а для всей Земли
Человечество вне общества никогда не получит
и не сохранит того, что необходимо ему для благо-
получного существования, а общество, в свою очередь,
не может долго жить в мире и стабильности без
гражданской власти. Из этого мы делаем вывод, что
власть появилась в очень далекие времена; то же
подтверждают и дошедшие до нас древнейшие сви-
детельства писаной истории и устной традиции.
Когда мы размышляем над тем, каким мог быть
первый институт власти, то, если не приписывать его
появление чуду, нам он представляется чем-то очень
грубым и несовершенным. «Rudis indigestaque moles
quam dixere chaos» l5. Люди объединились сначала
благодаря случайности. Невежественные и неопыт-
ные, они сумели создать лишь простейшие правила,
дабы предотвратить взаимную несправедливость и
обеспечить себе удовлетворение самых насущных
потребностей.
Мы можем проследить, как примитивная и грубая
форма первого института власти обусловила в значи-
тельной степени несовершенство государственных
институтов и в последующие века. Этот изначальный
недостаток оказался гибельным источником тех поро-
ков, что, к несчастью, разрастались вширь и вглубь
во все времена и у всех народов. Поэтому ложные
мнения и извращенные принципы быстро сжились
с первичной формой общественного устройства, пу-
Размышление II
133
стив cq временем столь глубокие корни, что уже
никогда не могли быть полностью устранены. Отдель-
ные лица и группы, которым ко всеобщему несчастью
эти первые государственные институты позволили
получить преимущество перед остальными, подло
использовали случайно доставшиеся им полномочия
и богатства для достижения несправедливой и губи-
тельной власти. Для общества, которое, видимо, доб-
ровольно подчинилось своим первым правителям и
магистратам, не подозревая о последствиях злоупот-
ребления теми своей властью, затем уже оказалось
невозможным предотвратить самую пагубную узурпа-
цию, происшедшую в результате подобного злоупот-
ребления. Поэтому-то после всех политических рево-
люций, происшедших с тех пор, людям никогда не
удавалось добиться того справедливого устройства,
которое было легко достижимо в самом начале, если
бы человечество тогда точно знало, как его устано-
вить.
Однако поскольку мир стал старше, и множество
примеров убедило людей в порочности их прежних
институтов, теперь человечество набралось, благодаря
опыту, мудрости и жаждет исправить и усовершенст-
вовать свои первоначальные планы.
Как древние, так и современные философы и зако-
нодатели приобрели известность разработкой различ-
ных типов государственного устройства и приложили
немало усилий для создания частных законов, приз-
ванных исправить прошлые ошибки, предотвратить
будущие злоупотребления, сохранить мир и обеспе-
чить счастье обществу. А поскольку у них были раз-
ные взгляды на то, что надо сделать в первую очередь,
постольку разными были и их проекты. В зависи-
мости от того, что они желали больше всего: обеспе-
134
Р. Уоллес
чить добродетель и моральную чистоту граждан;
содействовать земледелию и скотоводству; учредить
множество богатых мануфактур, поощряя тонкий
вкус и различные искусства; дать обществу мир и
безопасность внутри страны и предотвратить неста-
бильность, вызываемую внешними неурядицами; со-
вершить завоевания за рубежом, дабы увеличить свои
владения и создать могучую империю,— в зависи-
мости от всего этого, они и пытались приспособить
различные типы государственного устройства к до-
стижению наиболее важных, по их мнению, целей.
Помимо форм власти, имевших место в реальности,
предлагались также многие модели, существовавшие
лишь в воображении их творцов. Среди них — «Го-
сударство» Платона, «Утопия» сэра Томаса Мора
и «Океания» Гаррингтона 16 являются наиболее зна-
менитыми и содержат множество тонких наблюдений
и полезных советов. Но воображение, создающее все
новые проекты организации власти, еще не иссякло.
Изобретательный г-н Юм совсем недавно среди дру-
гих своих политических сочинений предложил нам
собственную идею совершенного государства |7. Сох-
раняются возможности и для других попыток того же
рода. Предмет этот исчерпать непросто. Можно ведь
улучшать прежние планы, да и опыт будет делать
людей все мудрее и мудрее. Почему бы, следователь-
но, не выдвинуть новый проект, особенно если учесть,
что он может быть более всесторонним, нежели любой
из предыдущих, ибо имеет более широкие цели,
будучи рассчитан не на урегулирование дел одного
только народа, а на объединение всего человечества
под властью правительств, которые, сохранив преж-
ние языки, установят всеобщее согласие между обита-
телями даже самых отдаленных частей земли и поз-
Размышление 11
135
волят роду человеческому достичь высочайшего со-
вершенства. Давайте не будем сразу же принимать
за аксиому то, что подобный государственный строй
абсолютно недостижим. Давайте подождем делать
окончательные выводы, пока не выясним: можем ли
мы составить непротиворечивое представление о та-
ком строе. После этого у пас будет еще достаточно
времени, чтобы объявить его недостижимым. Наше II
Размышление и содержит набросок такого удачного
государственного устройства.
Поскольку нелепо считать, будто человечество ни-
когда не имело начала *, представим себе, что вскоре
после первого своего появления на земле, насчитывая
еще только тысячу, десять тысяч или другое столь же
малое число особей и создав общество, где не было
частной собственности и земли не были разделены
для индивидуального пользования, оно вместо того,
чтобы вводить эту частную собственность, согласи-
лось на справедливое распределение труда, необходи-
мого для возделывания и украшения страны обитания
и для содержания всего общества в одинаково благо-
приятных условиях. Представим также, что все жив-
шие тогда люди, объединенные в общество, занимали
определенную часть земли в десять тысяч, либо в сто
тысяч, либо в другое большее или меньшее число
акров, пропорциональное их численности. Или пред-
ставим, что они избрали себе для жительства ту
или иную площадь в зависимости от качества почвы
или от естественного разделения суши морями, боль-
шими реками я горами. Предположим, что эта терри-
тория была способна прокормить число людей, ска-
* В III Размышлении будут рассмотрены различные гипо-
тезы происхождения человечества и общества.
136
Р. Уоллес
жем, в десять или сто раз большее, чем их сущест
вовало при возникновении общества. Предположим,
что люди разработали подробный план, предписываю
щий, как лучше всего возделывать и украшать земли,
на которых они живут, где строить дома, какие те
должны иметь внешний облик, внутренние помеще-
ния, меблировку, где располагать поблизости поля,
как сеять и выращивать определенные злаки, травы
и деревья, как хранить урожай и содержать скот.
Предположим, этот план был бы хорош, изящен
и грандиозен в той степени, в какой общество, нахо-
дившееся в тех условиях, было способно его разрабо-
тать и осуществить со всем тем искусством и уме-
нием, которым обладало или которые Всевышний счел
нужным ему ниспослать *, дабы заложить основу для
наилучшего государственного устройства человечест-
ва в последующие века. Предложим теперь, что
этот план претворялся бы в жизнь всеми членами
общества так, что ни один из них не бездельни-
чал бы, будучи целиком освобожден от любой работы,
но ни один из них и не был бы перегружен обязан-
ностью выполнять тяжелый и изнурительный труд,
способный повредить здоровью или лишить возмож-
ности заниматься в удобное время пополнением зна-
ний и размышлениями. Предположим, все члены об-
щества так трудились бы над осуществлением данно-
го плана, что никогда ни в чем не было бы недостатка
и даже опасения лишиться всех видов провизии,
нужных для безбедного существования, но при этом
* Здесь использовано слово «ниспослать», ибо нельзя пред
положить, что описанное здесь государственное устройст
во могло быть создано без вмешательства чуда или
божественного вдохновения. Ниже мы докажем зто.
Размышление 11
137
люди постоянно занимались бы работой, необходимой
как для украшения жизни, придания ей блеска, так
и для материальной пользы. Одним словом, предпо-
ложим, что данное общество установило надлежащие
правила совершенствования знаний и добродетели,
а потому обязывало бы своих членов работать лишь 3
или 6 часов в день, либо несколько больше или меньше
в соответствии с общественными потребностями, отво-
дя остающееся время для пополнения знаний и раз-
мышлений, для развлечений и отдыха любого рода
в зависимости от способностей каждого человека
и согласно правилам и законам, отвечающим фунда-
ментальным принципам государственного уст-
ройства.
Это — первое изображение или общий набросок
строя более совершенного, чем любой из когда-либо
существовавших у того или иного народа. Отсюда
легко можно перейти к частностям и выявить многие
особенности, присущие такому обществу.
I. Кто-то должен быть избран для управления,
то есть обязан заботиться, дабы каждый был занят
на соответствующей работе и ни один не нарушал
установленных правил.
II. Число правителей должно быть весьма ограни-
ченным.
III. Они должны выделяться среди остальных не
изысканностью или пышностью одежд, домов, еды,
а только простым знаком отличия, не имеющим ук-
рашений и лишь свидетельствующим о занимаемой
должности. Каждый член общества также должен
иметь простой отличительный знак своей профессии.
IV. Эти правители обычно должны наблюдать за
обществом ежедневно столько же времени, сколько
остальные обязаны работать.
138
Р. Уоллес
V. Их долг — следить, чтобы всегда было достаточ-
ное для удовлетворения нужд общества число рабочих
и художников, таких, как каменщики, ткачи, кузне-
цы, сапожники, живописцы, музыканты, скульпторы,
граверы и прочие, необходимые не только для удо-
влетворения насущных потребностей, но и для того,
чтобы сделать жизнь изящной, красивой, но при этом
не вычурной, а вполне соответствующей природе.
VI. Должен быть назначен совет для определения
надлежащей профессии или рода занятий каждому
мальчику и девочке в определенном возрасте, если,
конечно, не будет сочтено более правильным предо-
ставить им делать выбор самим или под руководством
родителей безо всякого вмешательства властей, кроме
как в некоторых экстраординарных случаях.
VII. При определении соответствующей профессии
для всех членов общества, и для мужчин и для
женщин, следует исходить как из их физической си-
лы, так и учитывать проявляемые ими индивидуаль-
ные качества и умственные способности.
VIII. Все виды полезного труда должны быть ува-
жаемы, и ни один не должен быть презираем.
IX. Все мужчины без исключения должны освоить
все виды сельскохозяйственного труда, дабы каждый
мог оказать помощь в период сева и сбора урожая,
чтобы не терять времени в благоприятную пору.
X. Надо проявлять большую заботу о садоводстве,
скотоводстве и рыболовстве.
XI. Не стоит пренебрегать охотой и ловлей птиц.
XII. Никто из членов общества не должен выде-
ляться своим домом, одеждой, пищей. Каждый может
наслаждаться всем этим одинаково, если, конечно,
не окажутся неизбежными некоторые частные разли-
чия, обусловленные разницей в качестве почвы, в кли-
Размышление II
139
мате и другими обстоятельствами, делающими мно-
гообразие уместным или неизбежным.
XIII. Должны существовать наставники или учите-
ля во всех ремеслах и науках, чтобы учить детей
в те часы, когда остальная часть общества занята
различными видами труда.
XIV. Каждый мужчина обязан жениться между 24
и 26 годами, либо в течение какого-либо другого
определенного времени, что зависит от особенностей
климата; если, конечно, он не сможет доказать целе-
сообразность обратного перед советом, специально
назначенным для наблюдения за такими делами.
XV. Ни одна женщина не должна выходить замуж
ранее двадцати лет от роду или до другого возраста,
определяемого в зависимости от климата.
XVI. Пока женщина рожает детей, она не должна
выполнять другой работы, кроме ухода за ними.
XVII. Должны быть установлены надлежащие пра-
вила для обеспечения заботы о больных и немощных,
а также правила, освобождающие престарелых от
обязанности трудиться.
XVIII. Должно быть определено время для бого-
служений и назначены люди для их проведения, а
также для проповедывания благочестия и нравствен-
ности, дабы дать народу утешение и наставление.
Нет необходимости входить в рассмотрение более
частных правил, ибо каждый может, исходя из этого
краткого наброска или из «Утопии» сэра Томаса Мо-
ра, разработать тысячу конституций, отвечающих
фундаментальным принципам общества, которые мо-
гут быть представлены в виде следующего перечня:
«Не должно быть частной собственности. Каждый
должен работать для общества и поддерживаться об-
ществом. Все должны быть равны, и продукты всех
140
Р. Уоллес
видов труда должны быть общими, чтобы обеспечить
достойное существование всех членов общества. И
последнее, каждый обязан заниматься каким-либо
трудом, но никто не должен быть перегружен тяже-
лой работой».
Едва лишь человечество зажило бы в мире и добром
согласии, имея достаточно пространства и еды, оно
стало бы расти и размножаться. При государственном
устройстве, соответствующем представленному выцн
образцу, оно увеличивалось бы гораздо быстрее, чем
при самом лучшем строе, когда-либо существовавшем
в действительности. Однако предположим, что онь
станут размножаться до тех пор, пока часть земли,
избранная ими для обитания, уже будет не способна
прокормить их даже при самой совершенной обработ
ке. Тогда они смогли бы выбрать себе другую часть
земли, большую или меньшую в зависимости от соб
ственного желания или от естественных границ —
морей, рек или гор. На новой территории они могли
бы создать колонию, населив ее так, как сочли бы
нужным, и установив там государственный строй,
основанный на тех же справедливых принципах, что
и на прежнем месте. Когда и это новое государство
было бы полностью заселено, ничто не помешало бы
им создать третье, четвертое, и продвигаться далее,
постоянно создавая новые общества с такой частотой,
с какой бы нашли целесообразным или необходимым.
При создании новых государств надо заботиться о
следующем:
1. Они не должны быть ни слишком малы, ни слиш
ком велики. Видимо, достаточными были бы размеры
50 или 100 миль в диаметре, чтобы в центре находился
изящный и красивый город, откуда расходились бы
погпрямой линии отличные дороги, ведущие к грани
Размышление II
141
цам, близ дорог красивые деревушки и повсюду
раскинувшиеся поля.
2. Эти государства могут быть одинаковых или
разных размеров в зависимости от того, что окажется
удобнее.
3. Подобные государства могут быть образованы
не только, когда старым угрожает перенаселенность,
но и в других случаях; причем они могут быть
основаны и по соседству с прежними, и на более
дальнем расстоянии от них, смотря что наиболее
приемлемо.
4. Состав населения вновь образуемых колоний
должен быть таковым, чтобы можно было постоянно
сохранять как нормальные и добрые отношения меж-
ду людьми, так и единообразие языка.
5. Дабы укрепить это доброе согласие, надо разрабо-
тать план регулярной миграции жителей из стран
одного климата в страны с другими климатическими
условиями, но чтобы это не доставляло неудобств,
а было весьма приятно и выгодно для граждан.
Мне нет необходимости далее углубляться в детали.
Того, что уже сказано, достаточно для создания пред-
ставления об идее в целом. Это — лишь контуры,
которые можно наполнить конкретным содержа-
нием *.
* Изначально идея государственного строя, описанного в
данном Размышлении, была заимствована из «Утопии»
сэра Томаса Мора. Но поскольку сей мудрый автор
ограничился в своем плане одним отдельно взятым наро-
дом, здесь предлагается проект установления столь же
справедливой власти на всей Земле. Это расширяет наши
взгляды и открывает возможность для некоторых полез-
ных размышлений после того, как будут беспристрастно
рассмотрены последствия осуществления подобных
проектов.
142
Р. Уоллес
Какие бы возражения ни выдвигались против по-
добного плана, нельзя отрицать, что данное государст-
венное устройство весьма благоприятно для людей,
если считать их животными разумными. Вступая
в общество, эти животные не только обеспечивают
удовлетворение своих потребностей, собственную бе-
зопасность и возможность наслаждаться благами
дружбы и товарищества, но должны также иметь
в виду взаимное совершенствование и более быстрое
продвижение в полезных искусствах и науках. Точ-
ные и обширные знания являются гордостью людей
как разумных созданий. Физический же труд необ-
ходим живым существам не только для обеспечения
себя пищей и другими благами, но и для сохранения
здоровья, для поддержания тела в бодром и крепком
состоянии. Человечество не может получить от инди-
видуальной обработки земли результатов, достижи-
мых при совместном труде. Познание также осущест-
вляется наиболее успешно путем совместных усилий.
Разрабатывая план устройства общества, надо стре-
миться к достижению всех этих целей: труд не дол-
жен быть слишком утомительным или продолжитель-
ным, чтобы не ослабить тело и не погасить жажду
знаний. Надо, чтобы у людей оставалось время и были
наилучшие условия для приобретения их. Труд дол-
жен быть по справедливости распределен между
всеми членами общества так, чтобы ни один человек
не был перегружен и имел время и надлежащие
средства для расширения своего кругозора.
Сколь порочны все системы власти, создававшиеся
до сих пор! Сколь ужасно нарушение полезных
функций власти! Как мало заботы о душах и телах
людей»;Как велико число бедняков, являющихся для
богачей лишь рабами и вьючными животными! В ка-
Размышление 11
143
ком невежестве живут массы! Какой тяжкий труд
приходится им выполнять! Как изнурительна их
работа, как убога и отвратительна их пища! В каких
грязных лачугах они обитают! Как мало жизненных
благ выпадает на их долю! Как много бедняков
умирает от голода и мучительных болезней среди
жестокого безразличия ближних своих! А ведь этих
несчастных смертных, как и более удачливых из им
подобных, природа предназначила к более достойной
жизни и более возвышенным наслаждениям. Есть ли
такой общественный строй, который был бы столь
благоприятен для людей, что в равной степени обеспе-
чивал бы счастье и развитие всему роду человеческо-
му? *
* Хотя чисто духовные радости более приятны для пас и мы
предпочитаем наслаждения разума чувственным, все же
природа наделила пас способностью понимать красоту
и величие материальных вещей, а потому было бы про-
тивоестественно презирать всякую изысканность и вели-
колепие подобных предметов. Отрицать то, что удовольст-
вия, получаемые от чувственных наслаждений, есть благо,
столь же глупо и нелепо, как отрицать то, что физическая
боль есть зло. В обоих случаях это значило бы оспорить
саму природу, и оспорить напрасно. Формируя представ-
ление о совершенном обществе разумных существ, мы
должны предусмотреть там заботу как о теле, так и об уме.
Строение тела живого существа предполагает физические
упражнения для сохранения здоровья и придания вос-
приятию наслаждений большей остроты. Какие физиче-
ские упражнения могут быть лучше тех, посредством
коих мы, во-первых, обеспечиваем себя всем необходи-
мым,, а во-вторых, украшаем и делаем приятной нашу
жизнь? При наиболее совершенном устройстве общества
одних лишь подобных упражнений, не имеющих ника-
кого сходства с тяжелым трудом, окажется достаточно
и для того и для другого. Таким образом, природа, делая
необходимыми для украшения жизни одни лишь упраж-
144
Р. Уоллес
Размышление III
Возможно ли в мире
когда-нибудь установить
и сохранить
государственный строй,
соответствующий
предложенному выше образцу
Когда мои читатели рассматривали приведенную
выше зарисовку человеческого общества, некоторых
из них, без сомнения, подмывало посмеяться над
моей наивностью, проявившейся в попытке обосно-
вать систему подобного рода. Разве трудно, скажут
они, создать такую схему, как, впрочем, и тысячу
нения, а не тяжелый физический труд, показывает, что
такого труда нужно избегать как ненужного и даже про-
тиворечащего природе и что каждый человек должен
иметь время и условия для развития своего ума. Делая
тяжелый физический труд неприятным, а упражнения,
напротив,— удовольствием, природа учит людей стре-
миться лишь к тем чувственным благам, которые могут
быть обеспечены одними лишь упражнениями всех чле-
нов общества без того, что бы кто-то занимался тяжким
трудом. Так она устанавливает соответствующий предел
нашему влечению к красоте и изысканности, запрещая
искусственно выдуманные наслаждения. Но, к несча-
стью, мы впадаем в обе крайности. Огромная часть чело-
вечества либо обречена на изнурительный труд, не имея
времени развивать умственные способности, либо безо
всякой необходимости занята изобретением того, как
сделать жизнь утонченной и пышной. С другой стороны,
некоторые философы и законодатели слишком много
восхваляют природную простоту и дикую жизнь, неспра-
ведливо отвергая вообще всякую изящность и велико-
лепие чувственных предметов как излишество, против-
ное природе. См., что говорят об этом Сенека в 90-й эпи-
столе, и Плутарх в жизнеописании Ликурга '8.
Размышление III
145
других? Но осуществима ли столь стройная система?
Могла ли она быть установлена когда-либо в прошлые
времена? Может ли она быть установлена в настоя-
щем или грядущем? А если бы она однажды и была
установлена у какого-либо народа в результате не-
мыслимого стечения обстоятельств, то разве смогла
бы она удержаться или действовать в полную мощь
на протяжении хоть сколько-нибудь длительного пе-
риода времени? Разве не является такая схема абсо-
лютно несовместимой с желаниями и потребностями
человечества? И если да, то разве не глупо тратить
время и силы на столь фантастические измышле-
ния?
Было бы, конечно, странно, если бы возражения
подобного рода не пришли на ум. Впрочем, не удиви-
тельно, что общественное устройство, так отличаю-
щееся от любого, когда-либо существовавшего, может
быть сочтено фантастическим. Было бы рискованно
и нескромно категорически заявлять, что подобные
планы осуществимы. Нет у нас абсолютной уверен-
ности и в том, что предложенный нами проект не
вызовет еще больших трудностей и не умножит поро-
ки вместо того, чтобы исправить их. Как отличаются
плоды наших абстрактных размышлений от сути ве-
щей, познаваемой длительным опытом! Однако разве
вредно или совсем бессмысленно взглянуть поближе
на этот вопрос, рассмотрев:
1. Было ли возможным появление такого госу-
дарственного устройства при образовании мира или
когда-либо после того? Возможно ли сейчас или
в будущем установить такую власть и такую систему
образования?
2. Предположим, что однажды такая власть по-
явится, но сможет ли она продержаться на протяже-
146
Р. Уоллес
нии сколько-нибудь продолжительного периода вре
мени? I
Если верить древним историкам, Ликург 19 убедил;
лакедемонян согласиться на нечто подобное, ибо они
позволили разделить все земли в' Лаконии, кроме
принадлежавших гражданам Спарты, на 30 000, а те,
что принадлежали Спарте,— на 9000 (по другим све-
дениям — на 6000 или на 4500) равных участков,
дабы наделить ими соответствующее число граждан.
Я не сомневаюсь в правдивости исторических сведе-
ний, которые древние сообщили нам с такой торжест-
венностью. Не всегда стоит сравнивать древние наро-
ды с современными. Но допуская, что такой факт имел
место, мы учитываем, что условия в той стране при
жизни Ликурга весьма отличались от условий жизни
цивилизованных наций нашего века. Было бы невоз-
можно сегодня убедить какую-либо цивилизованную
нацию согласиться на подобный раздел. Богатая и мо-
гущественная часть общества имеет слишком много
преимуществ перед остальными, чтобы отказаться от
привилегий и сравняться с теми, кто ниже ее. Дейст-
вительно, нельзя ожидать или требовать такого вели-
кодушия и такой самоотверженности. Иные принци-
пы управления, иные обычаи и понятия укоренились
слишком глубоко, чтобы можно было когда-либо из-
бавиться от них обычным путем. Кто попытался бы
сделать это, оказался бы безумцем. Даже если бы
Ликург и Солон, Платон и Аристотель, Демосфен
и Цицерон, сэр Томас Мор и Гаррингтон 20 собра-
лись бы вместе со всеми древними и новыми филосо-
фами, законодателями и ораторами, чтобы попробо-
вать убедить жителей Великобритании или Франции
установить такой строй, их усилия оказались бы
напрасны. Для свершения столь грандиозной револю-
Размышление III
147
щи потребовалось бы истинное чудо или наитие,
тибо создание их видимости по примеру Ликурга,
Миноса и Нумы 21, либо в конце концов столь высокий
подъем патриотизма или энтузиазма, ожидать какого
было бы просто наивно. Если подобный строй ра-
венства и сможет сегодня возникнуть естественным
путем, то это произойдет в какой-либо дикой, нераз-
витой стране с малочисленным населением. Это же
относится и к древним векам и народам, ибо было
крайне трудно установить у какого-либо древнего
народа строй, основанный на принципах, противоре-
чащих духу, преобладавшему повсюду и прочно уко-
ревнившемуся в умах людей.
Не мог данный строй образоваться без помощи чуда
и при появлении мира. Это остается бесспорным,
какой бы концепции происхождения человеческого
общества мы ни придерживались.
Прежде всего, согласно распространенной точке
зрения, предположим, что все человечество прои-
зошло от одной первой пары — мужчины и жен-
щины, которых Бог сразу же создал взрослыми лю-
дьми. Предположим, что наши прародители были
безгрешными созданиями, имевшими самые луч-
шие намерения, чистое и ясное восприятие, что их
воля полностью подчинялась воле Бога, а потреб-
ность и чувства целиком контролировались разумом,
но тогда нет смысла исследовать такое состояние
в поиске ответа на вопросы, касающиеся деятельности
гражданской власти. Ведь если бы наши прародители
и их потомство оставались и далее безгрешными,
разве понадобилось бы и отвечало бы натуре человека
то, что теперь называется гражданской властью?
Если же предположить, что гражданская власть
абсолютно необходима для разумных существ в их
148
Р. Уоллес
самом совершенном состоянии, то и тогда бесполезна
исследовать, какой бы эта власть могла быть, иб«
все то же Писание учит нас, что наши прародител!
не долго находились в столь счастливом состоянии
очень скоро они утратили невинность и мудрость
причем задолго до того, как появилась необходимост!
в создании так называемой гражданской власти
Отсюда следует, что гражданская власть возникла
не в безгрешном состоянии мира, а в состоянии его
испорченности. Поскольку ее творцам явно не хва-
тало опыта, первые государственные институты
были грубыми и несовершенными, утверждает дан-
ная теория происхождения общества. Правильно счи-
тается, что по происхождению своему государство
было творением божьим, но это относится только
к его сущности, а вовсе не означает, что все госу-
дарственные нормы непосредственно предписаны
Всевышним.
Если мы, абстрагируясь от общепринятой си-
стемы богословия, попробуем выдвинуть другие
гипотезы происхождения гражданского общества,
то никогда не сумеем заложить надежной основы;
для возведения хоть сколько-нибудь сносного соору-
жения. Одно, конечно же, несоменно: человече-J
ство не существовало вечно, у него должно быть]
свое начало. Ничто во внешних проявлениях жизни
людей и в их истории не говорит нам о вечности.
Все свидетельствует об обратном, и нет ничего не-
лепее мысли о бесконечном и продлеваемом посред-
ством размножения ряде поколений, который бы
не предполагал первого человека. Эта идея пока-
залась столь несуразной покойному ныне лорду Бо-
лингброку 22, что он, несмотря на весь свой скеп-
тицизм, не смог ее принять, а, напротив, приложил
Размышление 111
149
немало усилий для ее опровержения, доказав при
помощи ряда тонких наблюдений, что человечество,
как и другие животные, когда-то появилось на Земле.
Поскольку это верно, то тогда порядок в природе
при появлении человека должен был совершенно
отличаться от нынешнего или, иными словами,
должен был быть чудесным. Это не в силах отрицать
даже величайшие скептики, какое бы отвращение
к чудесам они не испытывали. Без признания чуда,
то есть без идеи непосредственного вмешательства
сверхъестественной силы, существующий в мире
порядок никогда не может быть понят.
После установления этой истины и признания не-
обходимости сверхъестественного вмешательства
выясняется, насколько смешны и нелепы представ-
ления о том, что появление человечества, как пы-
таются утверждать некоторые, было связано с чем-
то крайне низменным, например мнение, что оно
вышло из толстого дуба или зародилось в нагре-
той солнцем теплой, илистой почве. То, как изобра-
жает это гениальный поэт, далеко от реальности.
Cum prorepserunt primis Animalia terris,
Multum ac turpe pecus, glandem, atque Cubilia propter,
Unguibus, hinc pugnis, dein fustibus, atque ita porro
Pugnabanl armis, quae post fabricaverat usus:
Donee verba, quibus voces sensusque notarent,
Nominaque invenere: dehinc absistere bello,
Oppida coeperunt munire, et ponere leges,
Ne qui fur effet, neu latro, neu quis adulter.
Horat. Lib. 1. Sat. 3 23
С другой стороны, если мы абстрагируемся от при-
знания божественного откровения, предположив его
отсутствие, то и тогда у нас не будет оснований
считать, что человечество сразу же возникло таким
150
Р. Уоллес
совершенным, каким только можно было быть, и тот-
час оказалось готово к наилучшей форме государст-
венного строя. На самом деле ему приходилось посте-
пенно и очень медленно постигать идею правильно
организованного общества и всего того, что необходи-
мо для поддержания, услаждения и украшения чело-
веческой жизни. И даже если мы предположим, что
первые люди сотворены безгрешными и чрезвычайно
совершенными, совсем не похожими на «mutum ас
turpe pecus» 24, все же им не могло не доставать опыта,
а без него, или без каких-либо заменяющих его осо-
бых качеств, или без божественного вдохновения они
не сумели бы еще в течение длительного времени
создать верное представление об искусстве управле-
ния или о наилучших принципах политики. На про-
тяжении многих лет и даже веков они не знали не
только подобных сложных систем, но и многих ве-
щей, которые постигаются гораздо легче и просто
необходимы для улучшения человеческой жизни.
Если отказаться от признания идеи божествен-
ного откровения, то объяснение того, каким было
человечество в первичном состоянии, и того, когда
и как в мир проник грех, окажется очень несовер-
шенным. Но как бы высоко мы не оценивали невин-
ность и чистоту человечества, опыт свидетельствует,
что потом они пришли в упадок. Следовательно,
когда бы ни возникла идея гражданской власти,
в так называемом безгрешном состоянии или после
него, она первое время обязательно должна была
быть несовершенной. Если бы она появилась до
грехопадения, то в состоянии испорченности и
греховности изначальный план оказался бы невыпол-
ним, а если — после нарушения невинности, то в этот
План неизбежно проникло бы много ущербных и
ошибочных принципов, которые укоренились бы
так прочно, что сделали бы совершенный госу-
Размышление Ш
151
дарственный строй недостижимым до тех нор,
пока люди постепенно, путем множества попыток
набравшись опыта и прочувствовав недостатки
собственных несовершенных планов, не придут
естественным путем к более совершенному обще-
ственному устройству.
Таким образом, отсюда следует, что наилучшее
общественное устройство не могло появиться без
вмешательства чуда при возникновении мира.
Можно, однако, допустить, что когда-либо
существовала такая вещь, как выдуманное неко-
торыми поэтами и философами естественное состоя-
ние, в коем люди, подобно другим животным, бро-
дили по полям, не зная никакой гражданской власти.
Допустим, что при завершении подобного состояния,
человечество вместо наделения индивидов част-
ными владениями сумело ‘ бы благодаря какой-
либо случайности прийти к созданию общества
на основе первичного договора, предусматриваю-
щего взаимную помощь и защиту каждого лица,
труд ради общего блага всей ассоциации, предостав-
ление каждому на условиях взаимности доли
в продуктах труда других людей. Подобные обще-
ства, как бы груба и несовершенна ни была их
организация вначале, могли бы заложить основу
для государств, во многом схожих с тем, что за-
думал сэр Томас Мор, и придать такое направление
склонностям и желаниям людей, какое способно
было бы эффективно воспрепятствовать введению
частной собственности, ведь именно неистовое
стремление к ней до сих пор препятствует уста-
новлению строя, основанного на полном равенстве.
Такое предположение не содержит ничего невоз-
можного. Стечение обстоятельств могло сыграть
152
Р. Уоллес
огромную роль в возникновении государства, а затем
уже тысячи оставшихся неизвестными случай^
ностей, сталкиваясь, направляли человечество то
в одну сторону, то в прямо ей противоположную.
Идея присвоения отдельными лицами участков зем-
ли, бывших прежде общими, хотя теперь и пред-
ставляется нам простой и естественной, в самом
начале скорее всего казалась противоестественной.
Ничто, следовательно, не мешает нам признать,
что люди изначально могли прийти к общественному
устройству, где не было бы частной собственности.
Но независимо от того, возможно было или нет
с самого начала установить такой строй, в будущем
это окажется вполне реальным без какого-либо
чуда. В частности, есть два обстоятельства, которые
при обычном ходе дел способны привести к появле-
нию благоприятных условий для построения по-
добного общества.
Первое. Данное общественное устройство может
быть установлено даже в цивилизованной стране
при чрезвычайном стечении событий во время
великой революции. В этом случае дух патриотизма
и любовь к равенству способны неожиданно воз-
расти до очень больших размеров. Это может быть
использовано выдающимися людьми страны — теми,
кто происходит из знатного или королевского рода,
подобно древнему Ликургу, и кто охотно согла-
сится помочь в осуществлении великого проекта,
увлекая остальных своим примером и авторитетом.
Большинство их, возможно, пожелает отказаться от
почестей и от своих прибыльных занятий, дабы срав-
няться с народом. Такое стремление, вероятно,
станет возрастать столь быстро, а порыв будет столь
силен, что никто не рискнет воспротивиться. Целая
Размышление 111
нация, охваченная благородным энтузиазмом, ено
собна принести в жертву общественному благу все
частные интересы. Тут нет ничего невозможного.
В прошлом энтузиазм вызывал не менее удиви-
тельные последствия.
Но это не единственный способ установления
нового строя. Второй не менее реален. Избран-
ный ' круг богатых европейцев, имеющих благо-
родные сердца и широту взглядов, может увлечься
идеей такого строя равенства и составить план того,
как положить ему начало и попробовать сделать
это. Решив удалиться в страну, ранее не обитаемую,
они, возможно, уговорят друзей и родственников
последовать за ними. Значительным денежным воз-
награждением и перспективой жизни в более удоб-
ном и приятном месте они, вероятно, увлекут за
собой немалое число честных и талантливых масте-
ров различного рода. Они захватили бы с собой
большие запасы провизии, разных материалов и
инструментов, необходимых в новой колонии. Согла-
сие и мудрость будут царить в их советах, Не-
беса благословят их. Тем самым они сумеют зало-
жить фундамент строя равенства, который появив-
шись, к счастью, на свет, сумеет пустить такие
корни и стать столь мощным, что сначала распро-
странится по всей той дикой стране, где был впервые
основан. Затем эти люди своим замечательным
примером побудят соседние народы подражать столь
прекрасному образцу, пока наконец подобное
государственное устройство не распространится на
обширной территории земной поверхности, преодо-
левая все препятствия. Преимущества такой формы
государственного строя сделают подданных самых
могучих монархий горячими поклонниками столь
154
Р. Уоллес
правильной идеи. Монархи и государственные
деятели в этих странах вынуждены будут сложить*
полномочия и подчиниться общему желанию на-
рода.
Так я представляю себе возможность установ-
ления подобного строя в будущем, но вероятность
этого столь мала, а перспектива столь отдаленна,
что сегодня правители могут быть спокойны за
существующие ныне системы. Действительно, боль-
шинство современных политиков имеют настолько
ограниченные взгляды, а в их планах так мало
размаха, что даже менее сложные вещи кажутся
им абсолютно невыполнимыми. Но что еще более
прискорбно, совершенно не принимается во вни-
мание сила патриотизма, как будто бы он прямо
не вытекает из самой природы человека.
Можно также заметить, что если какой-нибудь
великий владыка мира и захочет установить такой
справедливый строй, то глубокой мудрости и не-
постижимости действий провидения лучше всего
соответствовало бы медленное, незаметное претво-
рение в жизнь данного плана весьма сложным
путем. Всевышний мог бы сразу же легко осущест-
вить его при помощи чуда или ниспосылаемого
наития, но чаще всего он предпочитает не сверхъ-
естественные, а обычные способы. Все теологи
единодушны в том, что средства, используемые
Богом, направлены на достижение намеченного
результата в самое подходящее время и самым
лучшим способом. Однако методы, избранные
для этого, часто выглядят противоречащими друг
другу. Но также очень часто ожесточенная борьба
и противоречие ведут к установлению в конечном
итоге полной гармонии.
Размышление 111
755
Итак, если в намерения божественного ума
входит доведение человеческого общества при
помощи наилучшего государственного устройства до
наибольшего совершенства, какое только достижимо
ца Земле, то замысел этот сокрыт так глубоко
и выполняется так медленно, что потребуется еще
много веков для его осуществления. Скорее удел
искусства, чем природы, сразу же создавать вещи
высочайшего совершенства. Ни деревья, ни злаки,
ни Цветы не достигают зрелости за один день.
Они растут незаметно, проходя через различные
стадии. Нужно много времени, чтобы растения
достигли наибольшей силы и красоты. Чем более
совершенно растение, тем дольше и сложнее про-
исходит его развитие. Такой же процесс предусмот-
рен природой и для диких животных. Да и человек
приходит к совершенству лишь через упражнение
и обучение. Как слабы и нежны части его тела
в утробе матери или сразу после рождения! Как
несовершенно его детское тело! И в цветении юности
он еще не приобретает должной устойчивости.
Лишь возмужав, а то и постарев, он способен достичь
полной зрелости. Тем более мы можем предположить,
что человеческое общество не способно сразу же
достичь совершенства. Создать самую совершенную
ассоциацию самых совершенных индивидов — за-
дача слишком сложная для быстрого решения.
Семена могут лежать так глубоко, что цветения
надо ожидать лишь через много веков. Часто цве-
тение может задерживаться из-за неблагоприятной
погоды. Плоды же появятся еще позже. А для их
полного созревания, видимо, потребуются совсем
уж необычные условия. Вероятно, в разные времена
и у разных народов появятся философы и законода-
156
Р. Уоллес
тели, постигшие идею совершенного государствен-
ного строя. Не исключено, что они опишут его и оста-
вят такое описание потомству. Будут изучены не-
достатки общества и предложено средство против
них. Получат объяснение различные схемы орга-
низации власти, и, к счастью, люди найдут наиболее
совершенную. Великие революции у разных народов
позволят положить ей начало, чтобы в конце концов
утвердилось государственное устройство, осно-
ванное на полном равенстве. Такая власть, будучи
установлена какой-либо одной нацией, сможет, как
во времена Древнего Рима, но без присущего ему
чудовищного стремления к господству, распростра-
нить влияние на самые отдаленные народы, вызвав
полный переворот в понятиях, намерениях и делах
людей. Одпако трудно представить себе что-либо
более странное, чем возникновение такого строя
при образовании мира или же мгновенное появление
и упрочение его при помощи чуда в какой-либо из
последующих периодов.
Предположим, что столь необычные государства
действительно будут созданы цепью непредсказуе-
мых событий, но как долго они затем просуществуют?
Будут ли они иметь прочное основание? Или, иными
словами, отвечают ли принципы, на коих они будут
построены, естественным стремлениям и потребно-
стям людей? На этот вопрос многие ответят отри-
цательно, если даже и согласятся с тем, что такие
государства могут однажды появиться благодаря
некому экстраординарному стечению обтоятельств
или же высокому подъему энтузиазма после какой-
либо великой революции. Допустим, скажут они,
что выдающиеся люди, сыгравшие главную роль
в революции, великодушно откажутся от своих
Размышление 111
157
1реимуществ и уравняют себя с народом, но ведь
'акой порыв патриотизма недолго сохраняет свою
(илу. Эгоистические стремления индивидов и их
криродная любовь к превосходству над другими,
котя и отходят па второй план при определенных
обстоятельствах, вскоре вновь поднимают голову
п опять не дают жить спокойно, подавляя слабые
ростки патриотизма и общественного сознания.
, Исследуя столь сложный и интересный вопрос,
было бы,, видимо, излишне смелым предполагать,
что такой строй никогда не придет в упадок по при-
чине своей первозданной чистоты. Все виды госу-
дарственного устройства кажутся подверженными
разложению. Сколь бы крепкими они не выглядели
вначале, через определенный период они начинают
приходить в упадок. Они утрачивают тот высокий
дух, который дал им жизнь. Они постепенно угасают
до тех пор, пока не вернутся к своей первооснове,
и тогда, подобно живому телу, вновь обретут силу
в результате мощной конвульсии, или пока не будут
уничтожены жестоким ударом, полностью разру-
шающим их оболочку и структуру.
А если все виды общественного устройства под-
вержены деградации, почему данный вид должен
быть более долговечен, чем они? В человеческой
природе, похоже, нет ничего несовместимого с пред-
лагаемым равенством, столь важным для нашего
совершенного строя, кроме следующих качеств:
1. Соперничество, зависть, желание выделиться
или, иначе говоря, любовь к превосходству, власти,
господству; все, что может быть сведено к одному
лишь свойству — честолюбию.
2. Любовь к праздности и чувственным удоволь-
ствиям.
158
Р. Уоллес
3. Любовь к свободе.
4. Столкновение устремлений и потребностей, вы-
зывающее ожесточенную борьбу людей, желающих
обладать предметом, которым может пользоваться
либо только один человек, либо малое количество
людей.
Лишь эти качества человеческой натуры выгля-
дят противоречащими равному распределению труда
между всеми людьми и равному обладанию преи-
муществами, из такого распределения вытекающими.
Далее я рассмотрю, действительно ли влияние
названных качеств столь пагубно, что способно
постоянно мешать осуществлению, а в конечном
счете вызвать крах самого прекрасного из проектов,
ведущих к равенству.
1. Надо признать, что стремление к соперни-
честву, честолюбие, или, другими словами, желание
выделиться и занять высокое положение действи-
тельно является одной из присущих нам страстей.
Вероятно, даже одной из наиболее сильных. Она
имеет глубокие корни в самой природе человека,
и от нее нельзя избавиться. Но при общественном
строе Утопии в последнем и нет никакой необхо-
димости, как нет необходимости и в ослаблении этой
страсти по сравнению с ее нынешним состоянием,
ибо она вполне может быть удовлетворена, правда,
иным способом. При таком строе изменения должно
претерпеть не само это качество, а предмет, на
который оно направлено.
Конечно, многие используемые нами при нынеш-
них формах государственного устройства способы
выделиться и добиться почестей не найдут примене-
ния при иной форме, но все другие из них останутся
и будут столь же высоко ценимы. Сохранятся все те
Размышление III
159
отличия, что связаны с истинной добродетелью и
благородными свойствами личности. А исчезнут те,
что возникают и существуют из-за наших либо
неточных и смутных, либо ложных и извращенных
представлений о ценности и достоинствах разных
вещей, ибо такие представления сложились вслед-
ствие плохого обучения при несовершенном госу-
дарственном строе и сохранялись под влиянием
дурных порядков и порочных институтов.
Надо признать, что во все века люди страстно
любили выделяться изяществом и великолепием
своих домов, богатством обстановки, пышностью
одежды, дороговизной и роскошью блюд, много-
людностью свиты и блеском экипажей. Монархи
тешили свое честолюбие тем, что имели обширные
владения, огромные армии и абсолютно неогра-
ниченную власть. Те, кто рангом пониже, горячо
желали стать фаворитом при дворе или любимцем
народа. Но все это отнюдь не значит, что при строе,
где не останется места для таких различий, будут
господствовать прежние понятия о почестях. Люди
горячо желают того, что в той или иной стране, при
том или ином устройстве дает право на уважение,
а в чем выделиться нельзя, в том не может быть
и соперничества. Если бы мы никогда не слышали
о карете, запряженной шестеркой лошадей, или
если б она была привычной вещью для каждого,
разве возникла бы мысль о том, что обладать таким
средством передвижения — высочайшая честь?
Если бы дома, одежды и еда у всех людей были
одинаково хорошими и оставались бы такими всегда,
откуда появилась бы идея о возможности различий
в подобных вещах? Подобного рода ложные понятия
проистекают из наших заблуждений при несовершен-
160
Р. Уоллес
ном строе, позволяющем нам использовать свою
собственность и даже злоупотреблять ею так, как нам
заблагорассудится. Вот почему 1решный человек
начинает гордиться и переоценивать себя только
потому, что имеет дом или еду лучше, чем у другого.
При существующем порядке такое преимущество,
конечно, дает определенную пользу. Благодаря ему
мы можем показать свою разумность, хороший
вкус и далее добрый нрав. Но утопийцы, даже если
предположить и у них столь же сильную любовь
к почестям, не смогут, да и не захотят домогаться
их приобретением более красивого дома, одежды или
нищи, ибо все это будет у них одинаково хорошим,—
обзаводясь свитой слуг, коих в их стране вообще
не будет, — добиваясь власти над свободными
людьми или влияния на них, что несовместимо с су-
ществующими там принципами и образом прав-
ления, ибо должность магистрата или контролера
не более почетна, чем другие и способна принести
уважение лишь тем же способом, что и они, а именно
правильным и усердным выполнением положенных
обязанностей.
При любом строе многое зависит от принципов
и обычаев, которые, будучи однажды установлены,
пускают глубокие корни. В соответствии с общепри-
нятым мнением, многие полезные и необходимые
занятия считаются у нас низкими. Люди недалекие,
а тгщже те, кто никогда ничего иного не видел и не
слышал, не могут избавиться от сильнейших пред-
рассудков в отношении этих видов труда, хотя в тех,
на самом деле, нет ничего низкого.
При строе равенства, однако, все полезные за-
нятия почетны. Наиболее сложные из них, «caeteris
paribus» 25, почитаются в большей степени. Более
Размышление III
161
простые и не столь утомительные менее уважаемы,
если, конечно, не требуют соответственно большего
прилежания. Выполнение обязанностей магистрата,
заключающихся лишь в наблюдении за остальными,
при разумном устройстве общества окажется, ви-
димо, одной из наилегчайших задач и не потребует
ни больших усилий, ни большого беспокойства.
Даже при нашем несовершенном строе не столько
сама работа вызывает представление о низком ха-
рактере труда, сколько условия жизни занятых ею
людей. Невежество черни, ее ограниченные взгляды,
грдзь в ее жилищах, рваные одежды, убогая пища
и другие подобные вещи вызывают презрение
к выполняемой ею работе. Земледелие само по
себе — одно из необходимейших занятий. Некогда
оно было в величайшем почете в некоторых странах.
Сегодня презрение к нему вызывает отнюдь не
связанный с ним тяжелый и грязный труд, иначе
почему тогда не презираются другие занятия, не
только очень утомительные, но еще и пачкающие
одежду и делающие кожу человека грубой. Раз-
личное отношение к разным работам вызвано
каяеством и условиями жизни занятых на них лиц.
Одним словом, труд не только не должен вызывать
презрение к выполняющим его людям, а, напротив,
должен приносить им уважение. Чем тяже-
лее работа, тем большим почетом ее надо окру-
жить.
Если мы будем смотреть на вещи в таком свете,
нам станет ясно, что там, где весь народ одинаково
мудр, где ни одна из профессий не препятствует
людям пополнять знания, где ни один человек не
изнурен утомительным трудом, где каждый занят
какой-либо полезной работой лишь определенное
в Заказ № 533
162
Р. Уоллес
число часов и обладает возможностью развивать
у себя как прекрасный тонкий вкус, так и благород-
ные, изящные манеры, используя вместе со всеми
свободное время надлежащим образом с большой
приятностью для себя, там ни один из видов труда
не может быть презираем. Разве мы не наблюдаем,
что и при всех наших глупостях и ложных представ-
лениях богатые торговцы, обладающие здравым
смыслом и приятной речью, весьма уважаемы, хотя
в молодости им приходилось работать до изнеможе-
ния, да и теперь при необходимости случается
помногу трудиться? Разве все мудрые люди не
предпочтут их самому богатому дураку, который ни
одного дня не занимался полезным трудом и за
всю жизнь ни разу не запачкал одежды?
Поэтому мы можем быть твердо уверены, что
среди людей, родившихся и получивших образо-
вание при строе равенства, не будет того пустого
чванства, которое процветает среди нас из-за
испорченности наших нравов. Легко убедиться в том,
что утопийцы скорее всего будут довольны ра-
венством условий жизни, соответствующим их обы-
чаям, и не будут иметь никакого понятия о тех
различиях, которые так сильно беспокоят людей
при других формах государственного устройства.
Действительно, все подобные различия окажутся
столь же несовместимыми с их образом жизни,
сколь естественны они для нас. Стремиться к таким
различиям утопийцам покажется так же смешно,
постыдно и опасно, как нам при пашем строе пы-
таться искоренить их.
Там, где интересы людей не пересекаются и не
сталкиваются, исчезает зависть. Ни один человек не
станет завидовать другому из-за прозрачности
Размышление 111
163
и свежести воздуха, из-за обилия холодной воды
или других радостей жизни, коими мы наслаждаемся
все вместе. Если наши интересы не сталкиваются,
мы скорее, придем ко всеобщему счастью. Если
жизнь каждого члена общества будет легкой и прият-
ной, если все станут жить в одинаковых домах,
одинаково одеваться и питаться, у них не будет
соблазна возвыситься, добившись в зтом отноше
нии каких-либо преимуществ.
В то же время мы не должны представлять их
себе лишенными всякого честолюбия. Правда, в спо-
собах pro удовлетворения недостатка не будет. Сила
и красота тела естественно заслуживают уважения.
Высокая проницательность и быстрота мышления
вызывают почтение, у кого бы они не проявились.
Мужчины, в частности, могут заслужить отличие
при всех формах государственного устройства
своими добродетелями, привлекательными лич-
ными качествами, усердием в приобретении знаний
и мудрости, высокой активностью в выполняемой
работе, большими способностями к поэзии, жи-
вописи, ваянию, ораторскому искусству, музыке,
архитектуре и другим искусствам, предназначенным
для украшения или для материальной пользы. При
утопийском строе должно быть также естественно
стремиться к почету столь праведными и полезными
путями, как при других правительствах добиваться
отличий при помощи дел глупых и вредных, ко-
торые способны вызывать уважение лишь вследствие
общего дурного вкуса и испорченных манер. Под-
данные в Утопии тем более станут усиленно доби-
ваться отличий, соревнуясь в мудрости и добродетели
потому, что других способов удовлетворить често-
любие у них не будет.
164
Р. Уоллес
Это — одно из характерных преимуществ подоб-
ного устройства. Оно так же естественно умножает
мудрость и добродетель, как наши несовершенные
государства — порок и глупость. Все его принципы и
правила служат этой прекрасной цели. Таким обра-
зом, указанный строй, будучи однажды к общему сча-
стью установлен на основе справедливости, способен
быть столь же прочным, как и любой другой, несмотря
на любовь людей к отличиям и могучую силу честолю-
бия, присущие человеческой натуре.
2. Это общественное устройство не подвергнется
также большой опасности из-за любви людей к празд-
ности и чувственным удовольствиям, а также из-за их
неприязни к изнурительной и тяжелой работе.
Конечно, для людей естественно любить покой и
желать, чтобы другим приходилось выполнять тяж-
кий труд. Но не менее верно и то, что человек примет-
ся за самую утомительную работу, возьмется за самый
изнурительный труд и смело встретит приближаю-
щиеся опасности, если им движут чувство долга, жаж-
да почета и славы, стремление к продолжительному
обладанию какими-либо благами. У жителей же Уто-
пии будут наиболее сильные побудительные мотивы
такого рода, благодаря которым они с радостью станут
выполнять ежедневную работу.
Презрение к безделью и небрежению долгом,
любовь к родине и ее государственному устройству,
изобилие во всем, наблюдаемые повсюду примеры
усердия, полное равенство должны стать убеди-
тельными доводами в пользу трудолюбия. Они сде-
лают труд более приятным и тем предотвратят не-
довольство. Особо надо подчеркнуть, что работать
будут все, а безделье полностью запретят. Самый
тяжкий труд будет выполняться с легкостью и
Размышление III
165
станет лучшим упражнением для поддержания
здоровья тела и бодрости ума.
Кроме того, дабы предотвратить споры, труд
справедливо распределят таким образом, что
там, где работа тяжелее, рабочее время окажется
короче. Несмотря на всю гуманность их власти,
управление будет осуществляться со справедли-
востью и строгостью, не известными менее совер-
шенным государствам. Они предусмотрят в своих
законах эффективные меры для обуздания непокор-
ных и бунтующих. Если же дух праздности или
спесь приведут к появлению в их стране группы
людей, стремящихся избавиться от труда, то сущест-
вующее там общественное устройство лучше, чем
какое-либо иное, сумеет воспрепятствовать распро-
странению таких настроений, поскольку эти люди,
не имея хоть сколько-нибудь благовидного или
правдоподобного предлога для обоснования своих
претензий, вызовут всеобщее отвращение, а потому
едва ли можно ожидать, что они окажутся опасны.
Короче говоря, дабы предотвратить возможность
ссор и устранить все поводы для недовольства
в случаях, когда кто-то усомнится, стоит ли браться
за работу, необходимую для государства, но более,
чем обычно, трудную и вредную для здоровья, либо
не захочет отправляться в рискованное путешествие
или на время поселиться там, где климат небла-
гоприятный, нездоровый и тяжелый, тогда (хотя
такие колебания будут весьма редки, учитывая
высочайшие почести, справедливо предназначенные
тому, кто, по общему мнению, проявил героизм)
при подобной необходимости решение они примут,
бросая жребий, коему каждый с радостью под-
чинится. Одним из фундаментальных принципов
166
Р. Уоллес
их религии и государственного устройства будет
подчинение тому, что сочтут велением и волей
провидения.
3. После того как доказана совместимость уто-
пийского государственного устройства с нашей есте-
ственной любовью к почету, праздности и удовольст-
вию, не потребуется долго убеждать и в том, что
любовь к свободе не представляет опасности для строя
равенства.
Свобода так или иначе ограничена при любой
власти. Но она нигде не должна ограничиваться
в большей мере, чем это необходимо для общест-
венной пользы. Свободы может быть и слишком мно-
го, и слишком мало; причем при любом строе, кроме
утопийского, ее или слишком мало, или слишком
много.
В большей части света свободу уважают так мало,
что люди там из поколения в поколение являются
подданными абсолютных монархий. Эта пагубная
и неразумная политика преобладала во все времена.
Едва ли на Востоке был когда-нибудь известен
какой-либо другой строй. В Европе государи и их
министры прилагали немало усилий, чтобы и ее
низвести до столь же рабской покорности. Однако
на Западе рабство никогда не было прочным. В основ-
ном лишь во времена Римской империи в Европе
была подавлена свобода. В более же древние века
она там процветала. Народы, разрушившие Рим-
скую империю, сколь бы варварскими они ни были
в других отношениях, предпочитали иметь свобод-
ные государства. Хотя у них существовали короли,
обладавшие большими правами, определенной
властью наделялись также знать и другие сословия,
что ограничивало возможности монархов. Таким
Размышление 111
/67
образом, полномочия различных органов уравнове-
шивали друг друга, и свобода в некотором роде
была обеспечена, пока честолюбие государей не
привело к постепенному разрушению подобных
ограничений и к увенчавшимся успехом попыткам
восстановления деспотизма. За последние три века
рабство стало системой. Его существование теперь
открыто признано. Вместо того чтобы стыдиться раб-
ства, люди считают его почетным из-за своей през-
ренной готовности подчиняться тирании и обожеств-
лять власть тирана. Поэтому столь многие защищают
с усердием абсолютную власть монархов и неот-
чуждаемое право их преемников получать эту
деспотическую власть по наследству, доказывая не-
законность сопротивления им в любом случае и но
любому поводу. Подобную систему под предло-
гами сохранения лояльности, обеспечения прав
государей, поддержания мира, предотвращения
раздоров, укрепления стабильности общества
некоторые известные философы оправдывают
как соответствующую природе, историки — как
выдержавшую проверку опытом, юристы — как
основанную на праве, богословы — как предначер-
танную Священным писанием. Более того, упомя-
нутые последними господа заставляют нас по-
верить в это под страхом вечного проклятия. За
исключением немногих наций, столь ужасная система
принята сейчас во всех государствах мира, распро-
страняя повсюду свое пагубное влияние. Вот в таком-
то плачевном состоянии и находится большая часть
света.
При этом строе монарх редко предоставляет под-
данным какую-либо свободу, кроме той, что дает
реальные или кажущиеся выгоды ему и его фаво-
168
Р. Уоллес
ритам. В других случаях он дает людям возможность
быть настолько безнравственными и подлыми,
насколько им захочется. А чего еще ожидать? Едва
ли можно надеяться, что эти тираны и их министры
станут думать о пароде или использовать свою
власть ради общественного блага.
Но даже в тех немногих странах, где такие тео-
рии были отвергнуты и законодатели побеспокоились
о том, чтобы воспрепятствовать сосредоточению
абсолютной и неограниченной власти в руках монар-
ха, а потому разделили ее между разными лицами
и государственными органами, едва ли могут желать
чего-либо большего, помимо защиты народа от гнета
правителей и привлечения к ответственности не-
которых гнусных преступников. Даже в свободных
государствах не уделяется достаточного внимания
обучению молодежи и нет такого прекрасного по-
рядка, такого мудрого образа жизни, которые позво-
ляли бы предотвращать преступления и делать под-
данных мудрыми и добродетельными.
Столь замечательным способом управления
пренебрегали во все века. Никогда не проявлялось
достаточной заботы о воздействии на нравы, об
обучении правильному поведению, об ограничении
потребностей, о предохранении от пагубного потвор-
ствования дурной страсти, о пробуждении высоких
и благородных чувств. Нравственность- и право шли
разными путями. Один поступок мог считаться
законным, а прямо противоположный ему — достой-
ным уважения. Но в разные века заблуждались
неодинаково. Античные законодатели имели более
благородные намерения, чем современные госу-
дарственные мужи, и проявляли больше желания сде-
лать народ добродетельным. По крайней мере, они
Размышление 111
169
пытались упорядочить правы. Они явно считали эго
одной из задач государственной власти. Они стара-
лись, хотя и безуспешно, приучить людей к добро-
детели. А современные политики, хотя и обещают
разработать правила для обучения, причем нельзя
сказать, что они пренебрегают столь важным предме-
том, все же не имеют на сей счет таких правильных
представлений, как древние. Они практически не
признают образование общественно важным делом.
Наставление молодежи и обучение ее профессиям
они перепоручают родителям или вообще кому угод-
но. Слишком много внимания уделяется положению
или состоянию родителей. Чрезмерная снисходи-
тельность проявляется к склонностям характера и
капризам. Для народа в целом не введена надле-
жащая и охватывающая все сферы жизни регла-
ментация, которая полезна для него самого и необхо-
дима, чтобы заставить людей всем вместе действо-
вать во имя общего блага. Древние слишком мало
сделали в этом направлении, ио деятели нового
времени — еще меньше. И теперь даже в наилуч-
ших государствах богачам позволено растрачивать
время и деньги, заниматься чем-либо или не за-
ниматься ничем, вступать в брак или воздержи-
ваться от него, воспитывать детей как заблагорас-
судится.
Обо всех этих вещах, имеющих величайшую важ-
ность даже для свободных государств, похоже, мало
беспокоятся, разрешая людям быть праздными,
распутными, сладострастными, допуская все виды
дурных привычек, потворствуя всем капризам
и фантазиям, хотя это бесконечно вредно как для
самих индивидов, так и для общества. Заботятся
лишь о том, чтобы не была затронута собственность
170
Р. Уоллес
и чтобы никому не мешали пользоваться этой хвале-
ной, но опасной свободой *.
При утопийском строе эта вредная свобода не
будет допущена; распущенность обуздают при
помощи строгого надзора. Истинная свобода или
свобода наслаждаться без помех всем, что соот-
ветствует природе и разуму, нигде сейчас не процве-
тает, ибо не обладает подобной защитой. Но там, где
будет поддерживаться равенство, нечего опасаться
Описывая подобную свободу современных государств,
автор вовсе не намерен подрывать уважение к прекрасно-
му общественному устройству на нашем острове. Ту си-
стему, что была основана и упрочена революцией 1688 г.26,
он предпочитает не только любой современной, но во
многих отношениях и наипрекраснейшей из античных
форм правления. Британский государственный строй
лучше приспособлен для сохранения мира и предотвра-
щения угнетения, чем Египетское, Критское, Лакеде-
монское, Афинское, Римское государства и все осталь-
ные античные монархии и республики. Ни у одного из
древних государств не было столь сбалансированного
устройства, как в Британии. Либо монарх, либо знать,
либо народ имели или слишком много, или слишком
мало власти. Британское государство лучше обеспечи-
вает безопасность жизни, свободы, собственности под-
данных, чем любое древнее, и лучше всего приспособ-
лено для предотвращения и анархии и тирании. Но оно
не заботится в той же мере, как некоторые античные, об
образовании молодежи и об упорядочении нравов народа.
Оно слишком терпимо к капризам, вызванным настрое-
нием или фантазией. Та самая свобода, обеспечить кото-
рую стараются для каждого индивида, в некотором отно-
шении весьма неблагоприятна для характера и доброде-
тели народа.
Кому-то покажется затруднительным, и для этого дейст-
вительно есть основания, ввести, не посягая на свободу,
правила, препятствующие распущенности. Во многих
случаях это, наверное, невозможно, ибо нельзя челове-
Размышление III
171
за свободу. А значит, любовь к свободе тоже не может
считаться несовместимой со справедливым обще-
ственным устройством.
4. Нетрудно также доказать, что утопийский
государственный строй окажется прочным и устой-
чивым, несмотря на конфликты, возникающие, когда
люди желают иметь то, чем обладать могут только
один или несколько человек. Такие конфликты обя-
зательно будут иметь место среди прочих происше-
ствий. В любви всякое соперничество невыносимо.
Из-Ьа этого возникают смертельные ссоры, которые
могут закончиться только гибелью одного из соперни-
ков. Во многих других случаях также невозможно
избежать столкновения интересов. Но все эти виды
коллизий едва ли способны привести к большим
потрясениям, если только будет устранено соперни-
чество по причине честолюбия. Внутренние споры
затронут положение отдельных лиц, но поскольку
они коснутся лишь немногих, то не окажут значи-
тельного воздействия на общество в целом. Государ-
ству, которое примет меры предосторожности против
соперничества более серьезного, можно не опасаться
смуты из-за мелких неурядиц.
Итак, если подобный строй однажды утвердится,
то ему господствующие среди людей страсти повре-
дят так же мало, как и любой другой власти, а по-
тому он окажется не менее прочным. Излишне
смелым было бы утверждать, что любой общест-
честву не иметь ничего, кроме одной только свободы.
Впрочем, как бы то ни было, нет никакого сомнения
в том, что распущенность современных нравов может быть
в разных отношениях обуздана без всякого риска нару-
шить священную свободу.
172
Р. Уоллес
венный строй застрахован от возможных изменений.
Самое лучшее устройство способно отклониться от
первоначальных принципов и постепенно утратить
свою жизненную силу. Подверженность порче слиш-
ком обычное свойство для человеческого общества
и для всех существующих сегодня форм его органи-
зации, чтобы совсем не принимать ее во внимание.
Если наши прародители отступили от своей изна-
чальной безгрешности, то разве застраховано от
этого их потомство? Ни один строй не может сделать
человечество абсолютно совершенным. А если какой
и может, то скорее всего такой, какой описан
в «Утопии» сэра Томаса Мора. Подобный государст-
венный строй, не противоречащий человеческой при-
роде и способный к длительному существованию,
лучше сбалансирован и имеет меньше предпосылок
для деградации, чем какой-либо другой. Если бы
он однажды утвердился, то есть все основания пред-
положить, что он показал бы такой замечательный
пример, сделал бы человечество столь мудрым,
добрым и счастливым, что вызвал бы сильнейшую
любовь к своим формам и институтам.
Есть две вещи, доставляющие правительствам наи-
большее беспокойство, от которых, однако, такое го-
сударство защищено лучше, чем какое-либо другое.
1. Большое неравенство среди людей и преи-
мущества, предоставляемые немногим, кто их не
заслужил и кто использует их не для благих целей.
2. Недостаток правильного образования и дис-
циплины у молодежи.
Во всех наших государствах есть множество
должностей, одновременно почетных и прибыльных.
Эти должности не всегда предоставляются людям
способным и честным, кто мог бы правильно исполь-
Размышление III
173
зовать свою власть и большие права для обществен-
ного блага. Всем этим нередко обладают люди не
вполне достойные или недостаточно способные,
а к наиболее полезной и трудолюбивой части че-
ловечества относятся с презрением. Она вынуждена
жить и умирать в нищете, оставляя нищету же
в наследство потомству. Как часто самые лучшие
получают награды и состояния лишь по наследству
от предков, по глупой и необъяснимой прихоти
монархов, вследствие влияния друзей, либо хитро-
умных интриг партии или клики? Крайне редко
можно ожидать выдвижения человека благодаря
способностям или достоинствам. После самых напря-
женных усилий он часто оказывается отброшенным
какой-либо из партий, отдающей предпочтение его
недостойному сопернику. Тирания проникла во все
наши формы правления. Она либо заключена в самом
устройстве государственной власти, либо проистекает
из ошибок в управлении, либо становится резуль-
татом чрезмерного влияния богатых. Вследствие
этой тирании самые низко стоящие и самые обез-
доленные люди оказываваются угнетены, а у тех, кто
выше положением, у кого больше решительности и
способностей, она вызывает возмущение. Это и есть
причина частого недовольства, опасных потрясе-
ний, роковых революций. А чего еще ожидать? Мож-
но ли надеяться, что человек разумный и решитель-
ный не возмутится, наблюдая, как хилые, низмен-
ные и распутные людишки наслаждаются преи-
муществами, претендовать на которые у него го-
раздо больше прав? Разве не естественна его попытка
реализовать свои права, использовав возможности,
предоставляемые ему ошибками и тираническим об-
разом правления власть имущих соперников? Вот
174
Р. Уоллес
почему наши государственные институты столь не-
устойчивы и подвержены изменениям. Вот почему
так много партий и клик добиваются власти и господ-
ства в самых лучших государствах при самом луч-
шем управлении.
На сей счет надо заметить, что упомянутые по-
роки и недостатки, на которые человечество жало-
валось во все времена, не являются свойством какой-
либо одной формы правления или организации
власти, отличной от прочих. В большей или меньшей
степени они присущи всем государствам при любой
власти, кроме утопийской. Они обусловлены самой
сущностью государственной власти. В ее деятель-
ности неизбежно встречаются тысячи случайностей,
ошибок и затруднений, предотвратить которые не
способны правители, если даже среди них и будет
множество высокоталантливых людей, имеющих
чистейшие намерения и высочайшую честность.
Но при описанном нами строе справедливое
распределение труда и его продуктов устранит
возможность возникновения материальных затрудне-
ний и опасных интриг. Избавившись от частной
собственности, мы покончим с воровством и грабежом,
а поддерживая равенство, мы предотвратим нужду,
устраним разногласия и восстановим золотой век.
При таком общественном утройстве люди жили бы
в мире и дружбе, взаимно помогая друг другу.
Совместным трудом они возделывали бы землю и
постоянно добивались бы все новых успехов в позна-
нии мира. Там не было бы места для чрезмерного
честолюбия, приводящего к разорению королевств,
к опустошению и запущенности земель. Разве можно
предположить, что членам этого общества каким-либо
образом пришла идея установить такой несовер-
Размышление III
175
шенный строй, как у нас, или погрузиться, подобно
нам, в бездонную пучину порока и подлости? Разве
не стали бы они с величайшей заботой и усердием
беречь свой прекрасный строй, когда бы могли
сравнить наши пороки и несчастья с той чистотой и
счастьем, которыми бы они наслаждались в своем
более совершенном государстве? С какой бдитель-
ностью они следили бы тогда за малейшими прояв-
лениями опасной гордыни и честолюбия? И каким
образом смогли бы гордыня и честолюбие достичь
опасных размеров при том воспитании, какое было
бы естественным для подобного государства, и тех
образцах поведения, что стали бы закономерным
следствием этого воспитания?
Недостаток надлежащей дисциплины и образова-
ния у молодежи является второй важной причиной
наших пороков и несчастий, делая государственные
институты столь неустойчивыми и подверженными
изменениям.
Человечество, будучи порочным и развращенным,
не имеет представления о той высокой добродетели,
которая ему доступна. Сами безнравственные, люди
пренебрегают воспитанием своих детей. Хорошие
люди очень часто проявляют здесь вялость или
же оказываются слишком заняты другими делами.
Многие невежественны и не имеют необходимых
способностей или бедны и не обладают средствами,
чтобы как следует обучить и воспитать детей. Даже
когда родители заботливы и талантливы, их усилия
часто пропадают впустую из-за дурного примера,
показываемого их детям другими, плохо воспи-
танными детьми. Одним словом, если в мир однажды
проникла испорченность, ее невозможно оттуда
изгнать. Преобладают невежество и безнравственные
176
Р. Уоллес
принципы, а дурной вкус передается из века
в век.
Испорченность, несомненно, естественна для чело-
вечества. Упрямство и желание командовать рано
проявляются в детях. Истоки гордыни и тирании,
похоже, глубоко заложены в человеческой природе,.
Но там, где этим качествам не потворствовали
бы низменные вкусы родителей и воспитателей и где
их подавляли бы с ранних лет дисциплиной, там
они редко вырастали бы до чудовищных размеров.
При верном руководстве добрые качества могли бы
быть с успехом привиты молодежи, что позволило
бы остановить тот поток греха, что затопил весь
мир. Некоторые черты характера, возможно, неис-
правимы. Но глубоко порочных среди них немного.
Путем же организации им различного рода проти-
водействия и предохранительных мер можно
предотвратить любые опасные изменения в госу-
дарстве. А значит, этот счастливый строй будет
прочнее, чем любой другой, ибо переменами чреваты
только неустойчивость и вечные неурядицы в общест-
венной жизни, выпадающие на долю людей в состоя-
нии несовершенства.
Как прекрасны были бы последствия установления
столь замечательного строя! Исчезли бы препятствия
для браков. Были бы приняты мудрые правила,
позволяющие сделать удовлетворение потребности
в- любви легким и приятным. Вышли бы из моды
ложные принципы, отрицательно влияющие на эту
сферу отношений. Ни у кого не было бы соблазна
делать по расчету неверный выбор. Нищета совер-
шенно исчезла бы и все оказались бы равны. Были
бы полностью устранены многочисленные препят-
ствия для браков, возникающие вследствие нера-
Размышление 111
177
венства социального положения и состояний, а также
в силу других обстоятельств. В подобной ситуации
человечество, соответственно изначальному благо-
словению и предначертанию, плодилось бы и размно-
жалось, населяя землю и обрабатывая ее. Благодаря
тому, что столь огромное число людей жило бы без
забот и в добром согласии, они сумели бы возделать
все обитаемое пространство паилучшими для данных
условий способами. Совместными усилиями они
смогли бы произвести самые замечательные работы,
многократно умножив красоту земли. Знания восхи-
тительно преумножались бы в результате экспери-
ментов, производимых на досуге с большой точностью
и во всех концах земли. Они свободно распростра-
нялись бы повсюду и наследовались бы потомством.
Был бы достигнут немыслимый прогресс в откры-
тии законов природы. Таких же успехов удалось бы
добиться во всех видах полезных, точных и прият-
ных искусств. Каждый имел бы возможность при
желании стать философом. Благотворное стремление
к первенству или любовь к славе, неутомимая
любознательность, любовь к истине и неутолимая
жажда знаний сделали бы человека более умелым,
его опыты с целью полезных открытий — более
успешными, чем ныне позволяют нужда, необходи-
мость, любовь к богатству. Едва ли можно представить
себе что-либо такое, что нельзя было бы познать
объединенными усилиями людей, находящихся
в столь благоприятной ситуации. Одним словом,
вся земля превратилась бы в рай, а человечество
повсюду было бы мудрым и счастливым.
178
Р. Уоллес
Размышление IV
Хотя описанный нами
государственный строй
соответствует человеческим чувствам
и стремлениям,
он совершенно несовместим
с условиями жизни людей на Земле
Осмелюсь предположить, что читатель уже посчи-
тал меня горячим сторонником утопийского устрой-
ства и противником всякого неравенства в общест-
венном положении, богатстве и состоянии. Для
этого, возможно, есть определенные основания. Уста-
новление частной собственности на землю приводит
ко многим неудобствам. Оно, похоже, является
одним из величайших источников не только всех бед-
ствий, но и всех пороков, которые были столь ощу-
тимы в каждом веке и па которые люди столь гро-
мко сетовали. В то же время установление частной
собственности настолько не выглядит необходимым
и для периода образования общества, что, видимо,
появление у людей мысли о ней и желания провести
подобный эксперимент произошло во многом бла-
годаря случайности. Будучи невежественными и нео-
пытными в том состоянии, что называют естествен-
ным, болезненно ощущая свою беззащитность и бед-
ность, имея в те далекие дни избыток пространства
и не предвидя зла, которое станет следствием воз-
никновения частной собственности, они, к несчастью,
прибегли сначала к этому средству, вместо того чтобы
согласиться на справедливое распределение труда
и общность имуществ. Если же мы рассмотрим
условия их жизни в период, когда еще ни один уча-
сток земли не был присвоен отдельными индивидами,
Размышление IV
179
то и тогда введение частной собственности не пока-
жется наиболее естественным и удобным путем
достижения мира и согласия. Могли ли они вместо
раздела земли между отдельными лицами согла-
ситься на совместную ее обработку и равное распре-
деление продуктов труда? Они нашли бы это го-
раздо более приемлемым и, если бы выбрали та-
кой путь сразу, предприняв ряд соответствующих по-
пыток, пусть даже примитивных и несовершенных,
опыт научил бы их, как исправить ошибки, и в кон-
це концов им удалось бы построить жизнь общества
па лучшей основе, чем это когда-либо удавалось впос-
ледствии. Когда я смотрю на вещи с данной точки
зрения, то. хотя мне не может не показаться странным
предпочтение, отданное мудрым автором недавно
вышедшего «Рассуждения» дикому и разобщенному
состоянию человечества перед наиболее цивилизо-
ванными из когда-либо существовавших обществ,
я все же не удивляюсь, что он полностью не согласен
с установлением частной собственности, видя в ней
причину бесчисленных бед и несчастий, о которых
люди просто не знали бы, будь общество устроено
по-иному *.
* Автор рассуждения «Sur I’origine et les fondements de
I'inegalite pannis les homines» 2 — самый оригинальный
из писателей, но при всем своем красноречии он никогда
не убедит людей в том, что описанное им дикое
состояние — именно то, к чему человек предназначен
природой. Кто обладает способностью к столь глубоким
размышлениям и одарен столь высоким гением, как
господин Руссо, тому неуместно выступать таким горячим
защитником диких нравов. Какую шокирующую и пу-
гающую картину рисует он нам, изображая людей, блуж-
дающих по лесам, нагих или одетых в звериные шкуры,
тупых, глазеющих по сторонам, не имеющих знаний
180
Р. Уоллес
Однако безапелляционный тон отнюдь не безо-
пасен в рассуждениях подобного рода, когда мы име-
ем дело только с предположениями, ошибочность
коих может быть вскоре выявлена опытом. В пред-
метах, где и та и другая сторона способны привести
убедительные аргументы, как для нас самих, так
и для истины лучше придерживаться академичного
тона и не отказываться от умеренного скептицизма.
Даже в вещах общеизвестных трудно полностью
избежать ошибок. В предметах же малоисследован-
ных они более чем возможны. В вопросах политики
легко впасть в заблуждение и выдумать нечто, вроде
бы осуществимое и полезное, что после испытания
на практике оказывается или нереальным, или
вредным. Древние и новые законодатели были, воз-
можно, лучше и мудрее, чем иногда считается,
но материал, имевшийся в их распоряжении, был ху-
же, чем мы думаем. Вероятно, жизнь человеческого
общества не могла быть устроена по-другому, иначе
люди в определенные периоды истории вели бы себя
мудрее и лучше, чем на самом деле.
и ни малейшего желания приобрести их, не обладающих
наблюдательностью и мышлением, языком и обществом;
набивающих свое голодное брюхо, чтобы потом завалиться
спать; питающихся случайными дарами природы, не ис-
пользуя своего замечательного разума для создания зем-
леделия или других искусств и ремесел, способных про-
кормить человека и украсить его жизнь; размножающих-
ся в результате случайных встреч, без брака и даже без
знакомства отца с матерью и детьми. Сколь ужасное
зрелище! А ведь, по мнению этого философа, провидение
изначально готовило людей именно для такого состояния.
Пока они находились в столь глупом и диком положении,
они, по его словам, были независимы, свободны и счаст-
ливы, а первая же попытка размышлять означала испор-
ченность и утрату прежнего счастья.
Размышление IV
181
Впрочем, не углубляясь далее в абстрактные
и неопределенные рассуждения, обратимся к тому,
что действительно заслуживает особого внимания.
Поскольку все до сих пор существовавшие формы
правления несли в себе предпосылки разложения
и не могли надеяться на вечное существование, по-
стольку предполагаемое нами государство, совер-
шенное по своему устройству и управляемое наи-
лучшим образом, не могло бы, по какому бы плану
оно ни,было организовано, существовать постоянно
и именно по причине своего совершенства пришло
бы к гибели гораздо быстрее. Даже если бы столь
прекрасный строй имел прочную основу, даже если
бы он отвечал преобладающим стремлениям челове-
ческой природы, даже если бы он распространился
повсюду, более того, даже если бы он победил во всем
мире, все же в конце концов он привел бы человече-
ство к величайшей сумятице и к всемирному хаосу.
Ибо как бы ни был он совершенен по своей сути, он
абсолютно несовместим с нынешним состоянием
природы, ограниченными размерами Земли.
При совершенном строе препятствия для обза-
ведения семьей были бы полностью устранены,
дети имели бы хороший уход, и все настолько бла-
гоприятствовало бы росту народонаселения, что,
несмотря на неблагоприятные климатические ус-
ловия и ужасные эпидемии в отдельных странах —
факторы, сокращающие число жителей, в целом
человечество размножалось бы столь интенсивно,
что вскоре земля была бы перенаселена и не могла
бы прокормить своих многочисленных обитателей.
Как долго земля при наилучшей обработке, какую
только способны обеспечить разум и усердие лю-
дей, может кормить постоянно растущее число жи-
182
Р. Уоллес
телей? Определить это мы не в силах, да и не нужно.
Вряд ли она смогла бы давать им пропитание на
протяжении такого же времени, какое прошло с мо-
мента появления Адама. Впрочем, какие бы предпо-
ложения о длительности этого периода ни высказы-
вались, нельзя не признать, что земля не может
кормить людей всегда, если, конечно, ее плодородие
не будет постоянно возрастать или же если благо-
даря открытию какой-либо из тайн природы вроде
той, при помощи которой отдельные энтузиасты на-
деются найти философский камень, не будет изоб-
ретен способ прокормить человечество, совершенно
отличный от всего известного ныне. Но даже если най-
дут какое-либо необычное средство дать людям про-
питание, тем не менее при исчезновении всех факто-
ров, сдерживающих рост населения, что и произойдет
при совершенном строе, на поверхности земли или
в любом другом ограниченном пространстве не оста-
нется свободного места для размещения стольких
человек. Следовательно, дабы поселить такую мас-
су народа потребуется, чтобы Земля постоянно уве-
личивалась в размере, подобно животному или ра-
стению.
Даже если философы и попытаются найти спо-
соб сделать человечество бессмертным или поддержи-
вать жизнь без пищи, то пределы плодородия и раз-
меры земли, как известно, все равно останутся преж-
ними, и их, видимо, нельзя будет раздвинуть без
серьезных изменений в строении солнечной системы.
А значит, не было бы никакой возможности прокор-
мить огромное количество людей, появившихся при
совершенном строе. Земля в конечном итоге ока-
залась бы перенаселена. Даже величайшие пок-
лонники столь прекрасных планов обязаны предви-
Размышление IV
183
деть их гибельный исход, ибо эти проекты абсолютно
не принимают во внимание пределы земли, на которой
должны быть реализованы.
Какой печальный конец самой прекрасной из всех
систем государственного устройства! В сколь ужас-
ном положении оказались бы магистраты таких го-
сударств в тот роковой час, когда больше не оста-
лось бы места для новых колоний и земля не могла
бы дать большее количество продуктов! В пред-
шествующие века, пока существовало бы свободное
место для роста населёния, человечество жило бы сча-
стливо! Земля была бы поистине раем, поскольку
большую ее часть занимали бы восхитительные пло-
доносные сады. Но какое страшное время в конце
концов наступило бы, когда планета даже при самой
тщательной обработке почвы оказалась бы неспо-
собна прокормить своих многочисленных обитателей.
Какое спасительное средство пришлось бы искать,
чтобы избавиться от столь великой беды?
Разве не придется в случае столь жестокой необ-
ходимости вводить закон, ограничивающий право
вступать в брак? Или придется заточить множество
женщин в монастыри, подобно древним весталкам
или современным монахиням? Или же тогда соот-
ветствующему числу мужчин запрещено будет же-
ниться, дабы сохранить равновесие между полами?
Л может утопийцы будут вынуждены, подражая ны-
нешним предрассудкам, запрещать священникам
вступать в брак? Или же они ради блага общества по-
жертвуют таким же правом людей другой профес-
сии? А может они постановят, чтобы детей опреде-
ленных семей скопили сразу после рождения, и вве-
дут таким образом противоестественный институт
евнухов? Если ни одна из этих крайних мер не будет
184
Р. Уоллес
сочтена приемлемой, может тогда они решат пре-
давать смерти некоторое, соответствующее потреб-
ностям государства число новорожденных детей, оп-
ределяя жертвы по жребию или по какому-либо уста-
новленному правилу? Или они ограничат законом
срок человеческой жизни, осудив на смерть тех,
кто достигает намеченного возраста, зависящего
от того, много или мало имеется продуктов? А может,
они сочтут разумным какой-нибудь другой способ
сохранения числа граждан в допустимых пределах
при столь крайней необходимости?
Увы, как противоестественна и бесчеловечна
каждая из названных мер! Естественные чувства
и потребности людей заложены в нашей природе,
дабы открыть наилучшие пути к счастью как отдель-
ных индивидов, так и всего человечества. Должны
ли мы мешать соблюдению столь мудрого порядка?
Надо ли нам доводить дело до необходимости посту-
пать столь варварски и бесчеловечно?— Необхо-
димости печальной и гибельной, способной в конеч-
ном счете привести лишь к насилию и войне, ибо
человечество никогда не согласилось бы на подобные
ограничения. В результате сила и оружие разрешили
бы их споры, и смерть павших на поле боя позволила
бы выжившим иметь достаточно провизии и освобо-
дила бы место для тех, кто должен родиться.
Так исчезнут спокойствие и многочисленные до-
стоинства утопийских государств. Будет положено
начало войне или жестоким противоестественным
обычаям, которые остановят рост человечества, прог-
ресс в познании и земледелии, несмотря на самые
замечательные законы и самые мудрые меры. Чем
более прекрасными были бы законы и чем строже
Размышление IV
185
ло бы людей. Воспоминания о прежних временах,
о величии мудрости и добродетели человечества лишь
усугубили бы страдания. Мир из обители мудрости
и счастья превратился бы в место, где царили бы по-
роки и хаос. Установилось бы господство грубой силы
и обмана, и человечество было бы низведено до того
же бедственного положения, в котором находится
ныне.
Столь печальная ситуация, сложившаяся из-за
нехватки продольствия, была бы даже более проти-
воестественна, чем все нынешние беды. Предполо-
жив, что люди плохо распорядились своей свобо-
дой, вследствии чего в мир однажды проник порок,
что неверные представления, дурной вкус и пагуб-
ные привычки укоренились из-за недостатков об-
разования и управления, мы легко можем объяснить
нынешние несчастья. Они даже могут быть названы
естественными, ибо они естественное следствие
нашей испорченности. Можно даже предположить,
что они и есть то средство, коим провидение наказы-
вает порок и определяет границы роста численности
людей, препятствуя перенаселению земли и воз-
никновению жестокой необходимости убийства
человека человеком. Но предположение, что создан-
ный под покровительством провидения совершенный
государственный строй, при котором покончено
с хаосом человеческих страстей и они приведены
в порядок, при котором нищета, праздность и война
изгнаны, земля превращена в рай, установлены
всеобщие дружба и согласие, при котором челове-
ческое общество процветает во всех отношениях,
погиб не из-за людских пороков или злоупотреб-
ления свободой, а в силу существующего в природе
порядка вещей,— такое предположение выглядело
186
Р. Уоллес
бы абсолютно противоестественным и просто не-
совместимым с действиями провидения.
Учитывая это, становится ясно: не является чьей-то
выдумкой мысль о том, что нет ничего противоестест-
венного в сущестовании пределов для человеческих
знаний, счастья, величия общества и в ограничении
того, что хорошо лишь в определенных количествах.
Конечно же, надо установить надлежащие меры для
всех вещей в соответствии с их природой и поддер-
живать между ними правильное соотношение. Не-
сомненно, столь прекрасный порядок присущ всем
творениям Господа везде, куда простирается его
власть. Но в природе есть несколько наиважнейших
величин, с коими надо соотносить все вещи, имеющие
подчиненное знание. Ограниченные размеры Зем-
ли, пределы плодородия и постоянный рост челове-
чества — вот три определяющих момента всего изна-
чального устройства. Именно от них зависят весь
ход человеческих дел и условия жизни прочих жи-
вых существ. Следовательно, с нашими представле-
ниями о порядке несовместима мысль, что род чело-
веческий будет расти без конца, хотя земли способна
прокормить лишь определенное число жителей.
А ведь именно это неизбежно произошо бы в резуль-
тате создания совершенного государственного строя
и совершенной системы образования. Поэтому гораз-
до больше противоречит истинной гармонии предло-
жение создать такой строй в данных условиях, чем
признать, что провидение мудро допускает порок
и злоупотребление свободой, дабы не дать человече-
ству чрезмерно размножиться и перенаселить Землю.
Исходя из имеющей место в мире ситуации, мы
можем сделать вывод, что при всем нашем уважении
к достоинствам сэра Томаса Мора и других зна-
Размышление IV
187
менитых авторов проектов наилучшего государст-
венного устройства, нам не стоит многого ждать от
их даже самых совершенных систем.
Что касается всех этих благородных философов,
патриотов, законодателей, тративших свое время
и талант на разработку столь замечательных образцов,
то мы обязаны отдать должное их стремлениям
и с благодарностью отнестись к их искренним по-
пыткам избавить мир от несчастий, вызванных не-
совершенным устройством государственной власти.
Бескорыстные и горячие поклонники добродетели,
очарованные ее прекрасным ликом, глубоко заин-
тересованные в счастье человечества, с сердцами,
полными огня, они усердно старались привести
человеческое общество к совершенству. Поэтому
память о них должна быть священна для потомства.
Но если они надеялись, что их прекрасные системы
действительно найдут воплощение в жизни, то зна-
чит, упования их были необоснованны, и они недоста-
точно представляли себе возможные последствия.
Теории этих мудрых авторов расширяют наш кру-
гозор и развивают фантазию. Они полезны, ибо ука-
зывают нам на конкретные недостатки, которые
в свое время надо будет исправить. Умные зако-
нодатели должны рассматривать эти проекты как
образцы; также и честным патриотам никогда не надо
забывать о них и не упускать подходящей возмож-
ности, чтобы привить мудрейшие из их принципов
своему государственному строю в той степени, в ка-
кой это согласуется с реальными обстоятельствами
и не угрожает опасными потрясениями. Однако
большего ожидать не следует. И хотя есть все ос-
нования надеяться, что люди будут зачитываться
и восхищаться столь остроумными фантазиями,
188
Р. Уоллес
подозрительным и корыстным политикам нечего
опасаться. Государственным мужам не надо бояться,
что когда-либо эти стройные системы повредят
их хитростям или помешают политикам в их наме-
рениях принести в жертву собственной алчности
или тщеславию интересы человечества. Есть слиш-
ком могучая сила, тайно покровительствующая по-
добным политикам, и она всегда будет препятство-
вать попыткам установить совершенный строй. Для
этого нет необходимости в чудесах. Достаточно одних
только человеческих пороков. И можно не сомневать-
ся в том, что провидение использует их с целью пре-
дотвращения появления строя, который ни в коей
мере не соответствует существующим на земле усло-
виям.
Размышление V
Рассмотрение красоты,
мудрости и величия природы
«Как многочисленны дела Твои, Господи! Все
соделал Ты премудро, земля полна произведений
Твоих. Это море великое и пространное: там прес-
мыкающиеся, которым нет числа» *, Бог «делает
великое, неисследимое и чудное без числа!» **.
«Велик Господь наш и велика крепость Его, и разум
его неизмерим» * 3*. Он «исчерпал воды горстию своею,
и пядию измерил небеса, и вместил в меру прах
земли, и взвесил на весах горы и на чашах весовых
холмы» 4*. «Возводит облака от края земли, творит
* Пс. 103.24, 25.
** Иов. 9.10.
3* Пс. 146.5.
4* Ис. 40.12.
Размышление V
189
молнии при дожде, изводит ветер из хранилищ
Своих» 5*. «Он покрывает небо облаками, приго-
товляет для земли дождь, произращает на горах тра-
ву» 6*. «Луга одеваются стадами, и долины покры-
ваются хлебом» 7*. «Благ Господь ко всем... Откры-
ваешь руку Твою и насыщаешь все живущее по благо-
волению» 8*.
В этих и других восхитительных высказываниях
создателей священных книг описывается красота,
великолепие, разнообразие и мудрость творений
Господа. Описания соответствуют значению пред-
мета/ в них выразительным языком излагаются самые
возвышенные представления о величии природы.
Как огромно пространство, открывающееся нам в
торжественной тишине под покровом ночи! От не-
бесных светил исходит божественное сияние, откры-
вая нашим глазам чудесное зрелище. Для человека,
склонного к раздумьям, оно кажется еще более
прекрасным, являя собой предмет для упоитель-
ных размышлений. Разум приходит на помощь там,
где органы чувств бессильны, и направляет наше
воображение в нужную сторону. Ведомое им, оно
постигает, что планеты суть огромные шары, со-
стоящие из такого же материала, как наша Земля,
и имеющие такое же предназначение. Он открывает,
что существуют более мелкие небесные тела, сопутст-
вующие этим планетам, как Луна Земле, и что дру-
гие звезды, коими усыпан небосклон, отдают свет
и тепло окружающим их спутникам, . невидимым
5* Пс. 134.7.
6* Пс. 146.8.
7* Пс. 64.14.
8* Пс. 144.9, 16.
190
Р. Уоллес
людям из-за большого расстояния. Сколь многочис-
ленные эти тела! Как правильны их траектории!
Сколь многим высоким, хотя и неизвестным нам
целям способны они служить в своих областях про-
странства! Как велика протяженность их орбит
и как огромно расстояние, отделяющее их от Земли!
Но эти далекие расстояния отнюдь не делают их бес-
полезными для человечества. Своим месторасполо-
жением и траекториями они служат как ориентиры,
обозначающие различные части и сферы простран-
ства, как на небесах, так и на Земле. Они являются
вехами, отмечающими смену дней, месяцев и лет.
Благодаря им существует определенное чередование
ночи и дня и прекрасное разнообразие повторяю-
щихся времен года. Эти гигантские небесные тела
погружены в бескрайнее пространство и располо-
жены на огромном расстоянии не только от нас, но
и друг от друга. Тщетны попытки нашего вообра-
жения охватить этот безбрежный простор. Разум,
хотя и обладает большей широтой восприятия, чем
воображение, однако и он не способен даже в са-
мой бесконечности найти числа для выражения столь
больших величин. По сравнению с беспредельным
космосом самые дальние расстояния на нашей пла-
нете просто ничтожны. Да и сама Земля едва раз-
личима среди гигантских планет и кажется просто
точкой рядом с более величественными творениями
Бога.
Но и на ней, при всех ее малых размерах, есть
колоссальные предметы, потрясающие наше вооб-
ражение. Высочайшие вершины, длинные горные
цепи, безбрежные чащобы и пустыни, широко про-
стирающиеся равнины, полноводные и быстрые по-
токи предстают нашему взору, вызывая прият-
Рйзмышление V
191
ное изумление. Из века в век реки текут по своим
руслам. Вздуваясь от ниспосланных Небом дождей,
они с неистовой силой разрушают берега, затапливая
близлежащие равнины. Постоянно вбирая в себя
по пути огромное количество воды, они в конце кон-
цов обильным и неиссякаемым потоком вливаются
в море.
С еще большим волнением взираем мы на бескрай-
ние воды океана, радующие глаза широким простором
и раскрывающие наблюдательному человеку чу-
деса своих глубин. Но вот поднимается порывистый
ветер, и уже неукротимая стихия яростно гонит
валы, разбивая их о нависающие скалы. Ревущее
море в минуту неистовой бури наводит на мысль
о беспредельной мощи и наполняет душу священным
трепетом.
Но вот ветер стих, буря улеглась, шторм сменился
штилем, и тогда ровная, широкая поверхность моря
представляет собой воплощение господствующего во
Вселенной порядка и спокойствия.
Однако не только величие поражает нас при созер-
цании природы. Наряду с ним нас привлекают стро-
гое единство и бесконечное разнообразие. Они соз-
дают ту чарующую красоту, которая доставляет нам
так много радости независимо от того, рассматри-
ваем ли мы природу в целом или же, пользуясь под-
ходящим моментом, изучаем ее различные части.
Как очаровательна земля во всем многообразии
гор, долин, лесов, рек, озер и морей! Зелень и све-
жесть весны, плодородие осени, множество ярких
цветов, распускающихся летом, еще больше уве-
личивают наше восхищение. Как прекрасно восхо-
дящее солнце, что открывает нам эти красоты! Как
радуют его утренние лучи! Как ярко оно сияет и как
192
Р. Уоллес
сильно печет в полдень! Какой мягкий и успокаи-
вающий свет у него вечером! Какая пугающая, тор-
жественная тишина стоит ночью, словно набрасы-
вающей вуаль на лик природы, скрывая во тьме кра-
соты земли, готовой к отдыху и сну. И все же земля
никогда не остается в полной мгле, ибо теперь луна
и звезды привычно вступают в свои права, разгоняя
тьму приветливым, мягким светом.
Не только тучные поля и луга, орошаемые ручья-
ми и речушками, не только леса, плодородные до-
лины, покрытые густой травой горные пастбища
и другие, еще более совершенные картины радуют
глаз и поражают своей красотой, но также и более
грубые, менее изящные части природы. С прият-
ным удивлением мы смотрим на бесплодную пу-
стошь, дикую пустыню, бесформенные скалы, не-
преодолимые пропасти. Суровость зимы имеет особую
прелесть, обещая нам все, что доставляет наслаж-
дение в ото время года.
Природа предоставляет немало возможностей не
только для получения нами удовольствий, но и для
поддержания и украшения жизни населяющих зем-
лю людей и животных.
Как много различных сортов почв и горных пород
можно обнаружить на поверхности земли! Одни из
них плодородны и питают бесчисленное множество
растений, плоды и корни которых дают вкусную
пищу человеку и другим животным, либо служат для
изготовления прекрасных бодрящих напитков, уто-
ляющих жажду или поднимающих дух, либо ока-
зываются пригодны для создания целительных ле-
карств. Другие виды почвы неблагоприятны для
растений, но все же ни один из них не является аб-
солютно бесплодным и бесполезным, ибо может быть
Размышление V
193
применен для повышения плодородия других земель
или оказаться полезен для многочисленных ремесел,
служащих поддержанию и украшению жизни че-
ловека.
Помимо земных плодов, природа создает мно-
жество вещей, более долговечных по своему строе-
нию. Она дает камни для возведения домов и дру-
гих сооружений. Эти камни, более твердые или бо-
лее мягкие, пригодны для различных целей. Скреп-
ляя их вязким составом, строят здания, способные
простоять века и выдержать натиск самых жестоких
бурь.
Есть также другие камни, более яркие или более
бледные, одного или разных цветов, обладающие
специфическим блеском, а потому используемые
как изысканные украшения; но они не столь не-
обходимы для нужд насущных, меньше по размеру
и встречаются гораздо реже, нежели остальные.
В темных и холодных недрах земли, правда, не
настолько далеко от поверхности, чтобы люди не мог-
ли их выкапывать, природа спрятала большие запа-
сы горючих веществ, дабы обеспечить нас светом
и теплом. Она также создала различные металлы, ко-
торые либо в чистом виде без примесей, либо смешан-
ные и сплавленные людьми служат материалом для
изготовления бесчисленных инструментов и утвари,
как изящных, так и полезных.
Кроме этих твердых материй, встречается на зем-
ле великое множество разных жидкостей. Пресная
вода бьет в ключах и фонтанах, бывает также вода
минеральная, более едкая на вкус в зависмости от
различных видов почв, камней и металлов, частицы
которых она поглощает, проходя под землей. Когда
воды побольше, она мирно журчит в ручьях. А слу-
7 Заказ № 533
194
Р. Уоллес
чается, она стремительным потоком несется к морю.
Пар, постоянно поднимаясь под лучами солнца с по-
верхности земли, насыщает атмосферу, то рассеи-
ваясь, то конденсируясь соответственно температу-
ре. Разрежаясь, он поднимается в высокие слои атмо-
сферы, пока не достигнет воздуха, имеющего такой
же, как и у него вес, и тогда задерживается там на не-
которое время. Конденсируясь, вода выпадает в виде
росы, дождя, снега, града, инея, насыщая влагой зем-
лю и давая ей плодородие.
Постоянные чередования прилива и отлива, когда
вода в зависимости от положения луны прибывает
или спадает, препятствуют застою в океане, очищая
его от грязи и гнили.
Легкие ветерки, бризы, и даже жестокие штор-
мы — покорные слуги Всевышнего — освежают и оз-
доравливают воздух.
Бесчисленное количество злаков, трав, цветов,
кустов и деревьев, насчитывающих многие виды,
принадлежит к царству растений. Различия видов
проявлются в их неизменном внешнем облике
и в единообразном для каждого из них строении
отдельных частей, взаимодействие и взаимозависи-
мость которых показывают, что они входят в одну
систему и имеют общее происхождение. Как прек-
расны различные формы и цвета растений! Как свежи
и бодрящи их запахи! Как сильно они могут влиять
на нас и как велики их достоинства! Как точно рас-
считан процесс развития от малого зернышка или
ростка до сладко благоухающего пестрого цветка
или до плодоносного и крепкого дерева! Самые пра-
вильные фигуры, изображенные при помощи ли-
нейки и циркуля, самые сложные, машины и самые
великолепные произведения искусства заслужи-
Размышление V
195
вают меньше восхищения, нежели различные семей-
ства растений, которые развиваются столь загадоч-
ным образом, будучи вначале слабыми и ничтожны-
ми и достигая в итоге подобной красоты, прочности
и величины. Мы в силах полностью постичь все сек-
реты человеческого искусства и выявить его глу-
бочайшую мудрость, но тайны природы, сокрытые
в строении растений, непознаваемы, и ее мудрость
никогда не может быть до конца понята.
Но какие бы чудеса мы не наблюдали при появ-
лении и развитии растений, животные организмы
еще более удивительны и божественны. Поскольку
они наделены различными видами восприятия,
благодаря которому ощущают свое бытие, их жизнь
неизмеримо сложнее по сравнению с жизнью ра-
стений. Неодушевленная материя не существует для
себя. Она имеет какое-либо значение только для
того, кто способен воспринимать ее. А животные
обладают жизнью, ощущениями и наслаждениями.
Созданием бесчувственной материи Творец показал
свое величие и мудрость, но лишь живые твари,
наделенные чувством и восприятием, свидетельст-
вуют о необычайной доброте великого Создателя все-
ленной.
Какое огромное количество животных постоянно
нарождается на свет, дабы принять божественный
дар — жизнь — и вкусить его сладость. Не только
особи различных семейств, но и сами эти семейства
бессчетны. Каждый вид появляется в свой черед,
начиная от мельчайшего насекомого, кончая беге-
мотом, который есть верх путей божьих *. Каждый
обладает определенной степенью совершенства. Отли-
* Иов. 40.14.
196
Р. Уоллес
чительньге черты их неизменно проявляются во
внешнем облике, внутреннем строении и специфи-
ческом образе жизни. Где бы мы ни проводили ис-
следования, повсюду найдем никогда не иссякающее
богатство животного мира. Какое множество жи-
вотных ходит по земле, скрывается в ее глубинах,
ползает по поверхности! Как много их летает над
самой землей или взмывает в небесную вышину!
А сколько их обитает и плавает в воде! Нигде нет
ни одного пустого места, ибо есть животные столь
малых размеров, что их нельзя разглядеть невоору-
женным глазом, и видны они лишь через увеличи-
тельные стекла. Своим взором мы не способны проник-
нуть далее этого, но мы видим, что природа повсюду
населена живыми и чувствующими существами,
а потому нам не под силу обнаружить пределы ее
животворной силы.
Как правильны пропорции тел животных! Как
прекрасны их формы! Сколь удивительно строение
составляющих их тканей! Как хорошо устроены
и расположены их части! Какая большая забота
проявлена об их красоте и изяществе! Как много
сделано для их удобства и пользы! Все в организме
животного выглядит отлаженным с величайшим
умением, но что еще более удивительно, все имеет
свои причины, связь которых со следствием внешне
совершенно незаметна. Что в процессе размножения,
единственном видимом и ощущаемом источнике про-
исхождения живых существ, или в процессе питания,
причине развития и роста всех частей их тела, обес-
печивает то целенаправленное применение энергии,
которое наблюдается в ходе формирования и роста
живых организмов?
Какой изумительный источник наслаждения пред-
Размышление V
197
ставляют собой чувства животных! А какими пре-
красными инстинктами наделил их мудрый и щедрый
Создатель! Не ведающие речи, знающие лишь то,
чему их учит природа, они сами открывают возмож-
ности применения своих способностей и достигают
тут полного совершенства. В поисках пищи, в раз-
множении и выкармливании потомства, в выборе или
строительстве жилища, они ведут себя с большой
предусмотрительностью и удивительной сноровкой.
Отдыхая и двигаясь, расслабляясь и напрягаясь,
в развлечениях, в привычках и образе жизни они
в отличие от непостоянных и переменчивых людей
всегда без малейшего отклонения придерживаются
одного точного распорядка. Лишенные руководства
разума и избавленные от его ошибок, они руковод-
ствуются тем, что, видимо, превосходит его и доби-
ваются совершенства в делах, в которых нам не могут
помочь наши более развитые способности.
Но все же насколько превзошел остальных живот-
ных человек и как божествен разум, коим он наделен!
Как много самых разных предметов постигает
разум человека за один раз или при самом быстром
их чередовании! Вырываясь из тесных рамок тела,
он сразу же охватывает все окружающие нас вещи.
Он способен объять долины, горы, реки, деревни,
города и все, что находится в поле зрения. Не удов-
летворяясь столь узкими пределами и пренебрегая
всеми ограничениями, он может представить себе
нечто происходящее вдалеке или постигать предмет
за предметом и так без конца. Ощущая себя столь
же свободно и во времени, он из настоящего может
рассматривать нескончаемую вереницу минувших
веков или же окинуть мысленным взором грядущую
вечность. Воображение в силах нарисовать бес-
198
Р. Уоллес
счетное количество предметов, далеких и близких,
больших и малых, всех цветов и форм. Память мо-
жет сохранить все, что происходило со всеми на-
родами во всех частях земли во все времена.
Но не в способностях восприятия, не в силе вооб-
ражения или памяти обнаруживают люди свое ос-
новное преимущество перед животными и доказа-
тельство больших возможностей собственного гения
и ума. Их превосходство состоит прежде всего в
умении рассуждать, размышлять и сравнивать. Бла-
годаря этому они познают многообразные связи меж-
ду окружающими их предметами, пользу, которую
из подобных предметов можно извлечь, высокие
цели, которые обязаны ставить себе разумные суще-
ства, и путь к быстрейшему достижению этих целей.
Отсюда же проистекает способность осознавать кра-
соту творений природы и искусства, видимо пол-
ностью отсутствующая у животных. Отсюда же и
способность к занятиям наукой, вкус к искусствам,
любовь к порядку, забота о добродетели, неприятие
порока, презрение к подлости, представления о выс-
ших невидимых существах и прежде всего идея
бесконечно совершенного Творца природы, а также
все остальное, что свойственно людям.
Разве благодаря силе человеческого гения и муд-
рости не были доказаны труднейшие теоремы,
изобретены полезнейшие инструменты, придуманы
сложнейшие машины, созданы самые удобные при-
способления? Даже наиболее обыденные и рутинные
занятия, как и те, что имеют творческий характер,
свидетельствуют о могучем гении людей и наглядно
демонстрируют их способности. Видимо, волей слу-
чая в первый раз приступив к этим делам, люди
сначала действовали довольно неумело, с трудом за-
Размышление V
199
вершив начатое; но путем долгих наблюдений они
пришли в конце концов к такому совершенству,
что все сложности постижения теперь уже прочно
забыты и подобные вещи известны всему миру.
Во главе всех наук и искусств стоит философия,
занимая самое высокое положение. Она определяет
их достоинства и реальное значение. Она указывает
каждой из них соответствующую сферу применения
и оберегает свое главенствующее положение. Воз-
можности и способности у людей разные, а потому
людям доступна разная степень совершенства.
Однако лишь путем изучения и соблюдения тре-
бований истинной философии можно выявить под-
линную сущность человеческой природы. Среди
всех характеров характер философа наиболее со-
вершенен. Отличаясь от людей, обладающих менее
высокими достоинствами, более ясным и четким
восприятием всех вещей, более широкими взглядами
на природу и общество, более горячей любовью
к прекрасному и более сильным преклонением пе-
ред ним, более строгой приверженностью добро-
детели и всеобщему благу в целом мире, меньшим
вниманием к красотам низшего порядка по сравнению
с высшей красотой, заключенной в нравственном
и достойном поведении, большей скромностью в пе-
риод удач и большей терпеливостью и мужеством
в жизненных невзгодах, подлинный философ если и
не абсолютно совершенен, то во всяком случае позво-
ляет увидеть истинное величие человеческого гения.
И все же выдающиеся особенности человеческого
разума и гения проявляются в людях не только та-
кого благородного характера, но и в тех, кто усту-
пает им своими качествами.
Благодаря ваятелю, мы приближаем к себе пред-
200
Р. Уоллес
меты, находящиеся вне поля нашего зрения и вос-
производим сцены прошлого. Мы создаем такие об-
разы людей и животных, что кажется, будто они
дышат, чувствуют, живут.
С еще большим искусством художник изображает
на гладкой поверхности различные объемные пред-
меты. И хотя на ощупь невозможно ничего по-
чувствовать на ровном холсте, мы с восторгом со-
зерцаем высоты и пропасти, горы и долины, людей
и животных, имеющих полное сходство с теми,
что встречаются в реальности.
При помощи иных средств поэт, демонстрируя
свое искусство, рисует нам все виды предметов
без какого-либо чувственного образа. Умелым и
правдивым описанием он создает их в нашем вооб-
ражении. Перед нами в его картинах проходят не
только материальные предметы, но также внутрен-
ние чувства и движения души. Описывая как вы-
мышленные, так и реальные характеры, он выявляет
врожденные зачатки добродетели и мудрости и пока-
зывает уродство порока и глупости. Чувствами и по-
ступками своих героев трогая наши сердца и достав-
ляя удовольствие, он исподволь наставляет нас на
путь истинный.
Поэт-трагик обладает властью над нашими самыми
сильными страстями. Дабы научить, как сдерживать
и облагораживать их, и подготовить нас к встрече
в жизни с большими и нежданными бедами, он воспи-
тывает слушателей, показывая воображаемое зло.
Картинами страдающей добродетели он укрепляет
в нас любовь к ней, заставляя плакать от жалости
и пробуждая величайшую тревогу из-за несчастий,
постигающих великое и хорошее. Но он тут же воз-
дает нам сторицей за это благородное беспокойство,
Размышление V
201
вызывая невыразимую радость, когда интрига рушит-
ся и мы становимся свидетелями конечного и полного
торжества добродетели.
С такой же или даже большей силой гения эпи-
ческий поэт своим возвышенным замыслом и торжест-
венным размером стиха создает героев, равно добро-
дельных и величественных, приближаясь тем самым
к красоте и могуществу природы.
Оратор не только разоблачает черные и тайные
интриги, проливая свет на самые запутанные вопро-
сы, но и борется со всеми низкими страстями, про-
буждая в сердцах благородные чувства, искореняя
все подлые и недостойные помыслы, вселяя в людей
смелость и презрение к опасности, вызывая у слуша-
телей любовь к славным делам и заботу о всеобщем
благе.
Музыкой мы так сотрясаем и возбуждаем невиди-
мую субстанцию воздуха и управляем ее неощути-
мыми движениями с таким божественным искусст-
вом, что создаем несказанную гармонию, умиротво-
ряющую, возвышающую и чарующую душу.
Геометрия исчисляет фигуры, к которым мы не
можем приложить никакой мерки. Она проводит
линии, которые хотя постоянно и сближаются, но ни-
когда не совпадают, как бы далеко мы их не продол-
жали. Опа открывает самые хитроумные, удивитель-
ные и точные способы измерения поверхностей и
объемов фигур. Она верно определяет траектории тел,
подброшенных в воздух наугад в любом направлении.
От полетов над поверхностью Земли астрономия
уводит наши мысли к планетам, имеющим такие же
размеры и строение, как и наша Земля. Опа утверж-
дает, что эти огромные небесные тела приведены в
движение всемогущей рукой и удерживаются на орби-
202
Р. Уоллес
тах той силой притяжения, которая заставляет падать
на землю все предметы, подбрасываемые человеком.
При помощи воображаемых точек, линий и кругов
астрономия делит небеса на части. Она устанавливает
постоянное местонахождение неподвижных звезд.
Она вычисляет циклы обращения планет и комет,
с потрясающей точностью высчитывает периодич-
ность их движения, противостояния и сближения.
Арифметика выражает величайшие числа при по-
мощи нуля и девяти цифр. Она складывает, умно-
жает и делит числа таким способом, в каком возни-
кает потребность. Опа выстраивает и объединяет
их в прогрессиях всех видов, как конечных, так
и бесконечных. Она не только с поразительной лег-
костью выявляет свойства и суммы конечных про-
грессий, благодаря общим принципам и без рассмот-
рения каждого из их членов в отдельности, но и оп-
ределяет суммы тех прогрессий, что никогда не могут
прийти к завершению, и тем самым ставит пределы
самой бесконечности. С помощью не менее удивитель-
ного изобретения она творит невозможное: когда
нельзя найти никаких реальных величин, чтобы отве-
тить на поставленный вопрос, она дает верный ответ
при помощи величин воображаемых, но доступных
для понимания, либо посредством серии'исчислений,
постоянно приближающих к истине, пока в конце
концов не будут устранены все погрешности.
Памятники архитектуры являются монументами
в честь могущества и умения человека. Этим велико-
лепным искусством возводятся великолепные здания,
изумительные арки, величественные обелиски, кото-
рые стойко выдерживают натиск жесточайших бурь
и напоминают потомству о прошедших веках.
Благодаря множеству технических искусств чело-
Размышление V
203
вечество обеспечило себе достойную, приятную и
благоустроенную жизнь. Оно точно измеряет время
солнечными и механическими часами. Посредством
маятников оно исправляет и уточняет погрешности,
возникающие из-за неравномерности движения Солн-
ца. Телескопы и микроскопы увеличивают наблю-
даемые объекты. Оптические приборы, как в сказке,
дают возможность рассмотреть самые мелкие и скры-
тые части природы или приближают самые отдален-
ные предметы, позволяя их увидеть воочию. Исполь-
зуя отшлифованные зеркала, люди в мгновение ока
передают с величайшей точностью изображения, по-
казывал не только формы, но и самые быстрые дви-
жения любого объекта, находящегося перед зерка-
лами.
Хитроумно применяя силу тяжести, человечество
облегчает себе труд и умножает собственные силы
во столько раз, во сколько сочтет необходимым. Оно
изобрело насосы, заставляющие воду подниматься
вверх, вопреки ее природе. Тем или иным способом
оно сжимает и расширяет невидимую и неощутимую
воздушную субстанцию, более того, человеческий
гений нашел средство взвешивать воздух и в неко-
торой степени определять вес облаков в небе.
Более распространенные и привычные искусства
так же, как и более тонкие, убедительно свидетельст-
вуют о мудрости человека. Стоит нам только открыть
глаза и бросить беглый взгляд на общество, как тут же
нам предстанут повсюду бесспорные доказательства
человеческого гения. Посадкой растений, севом, все-
ми возможными видами работ в земледелии и садо-
водстве, а также скотоводством, рыболовством и охо-
той, всеми способами приготовления пищи люди одно-
временно демонстрируют свой гений и обеспечивают
204
Р. Уоллес
себе изобилие припасов вместе с жизненными удобст-
вами.
Как умело мудрый и опытный химик извлекает
веселящий алкоголь из самых простых и грубых
материалов! Он разделяет их ингредиенты и приводит
составляющие вещества к первичному состоянию.
Но и без этой сложной химии мы посредством более
полезного и привычного способа вываривания и ди-
стиляции, получаем спирт из зерна, семян и фруктов,
в изобилии обеспечивая себя бодрящими и укрепляю-
щими напитками.
Как интересен процесс изготовления ткани, когда
она, достигая высшего совершенства, превращается
из грубого первичного сырья в абсолютно не похо-
жую на него субстанцию! Как велико различие меж-
ду бросаемыми в землю семенами и тончайшим льня-
ным полотном или кружевами, в которые они пре-
вращаются, или между шерстью в ее естественном
состоянии и тканями, которыми она становится, или
между презренным материалом, производимым жал-
кими насекомыми, и тончайшими шелками, которые
из него изготовляются! Даже известные всем ис-
кусства прядения, ткачества, отбеливания и краше-
ния достигли совершенства, по праву заслуживаю-
щего восхищения. В производстве восхитительных
камчатых тканей и гобеленов низкий труд ткача
и вышивальщика способен состязаться с высочай-
шим искусством художника.
Работы по дереву и камню, очистка руды, прида-
ние самым твердым металлам разнообразных форм,
отливка из грубых и грязных земных минералов
сосудов величайшей красоты и чистоты и особенно
выдувание, словно бы волшебной силой, из столь
непривлекательных материалов чистого и прозрачно-
Размышление V
205
го стекла — все это прекрасные образцы искусства
человека и его способностей.
Можем ли мы без восхищения думать о различных
машинах, позволяющих ремесленникам с удивитель-
ной легкостью выполнять работы, кажущиеся невоз-
можными! С какой простотой они превращают огром-
ные бесформенные массы в правильные и строго
пропорциональные фигуры! Какое обилие изящных и
полезных изделий мы можем увидеть! Какие слож-
нейшие работы выполняются, и сколько искусных
мастеров имеется в богатых странах! Как поразило бы
древних обитателей земли увиденное, если бы они
посетили некоторые торговые города и сравнили бы
их с первоначальной простотой жизни человечества!
Среди привычных нам вещей нет ничего, что не
показывало бы силу человеческого гения. Именно он
подсказал нам, как сообщать свои мысли другим лю-
дям при помощи звуков, создал множество языков.
Просвещенные этим же добрым гением, мы легко
излагаем свои мысли отсутствующему человеку или
передаем потомству при помощи алфавита из двадца-
ти четырех букв. Освоив искусство печати, мы можем
излагать свои идеи бессчетное число раз. Ничто из
рассмотренного нами не смогло бы достичь сущест-
вующей степени совершенства без большой сообрази-
тельности и величайшего внимания людей.
Но бесстрашному гению человечества было недо-
статочно воздвигнуть монументы в свою славу по всей
земле, он также ставит себе памятники среди моря,
мчась по бушующим волнам. На искусно построенных
деревянных судах люди плавают по поверхности вод,
прокладывая себе дорогу среди волн. Реки, озера
и моря не способны помешать путешествиям людей,
которые пересекают их от берега к берегу, обмени-
206
Р. Уоллес
ваясь товарами разных стран. Вместо того чтобы огра-
ничить передвижения человечества и препятствовать
торговле, как это было в прежние времена, вода
способствует развитию коммерции и облегчает связи
между самыми отдаленными народами. Какое боль-
шое количество высоких и стройных кораблей пере-
секает океан, посещая дальние страны! Сколь удиви-
тельно их устройство! Как просторны их внутренние
помещения! Как красивы их паруса, флаги и надст-
ройки! Сколь великолепное зрелище представляют
собой могучие флоты! Как ужасны их сражения и
гром выстрелов над водой! Как отважен и безрассудно
смел род людской, соперничающий со свирепыми бу-
рями! * «Отправляющиеся на кораблях в море, произ-
водящие дела на больших водах, Видят дела Господа
и чудеса Его в пучине: Он речет — и восстает бур-
ный ветер, и высоко поднимает волны его. Восходят
до небес, нисходят до бездны; душа их истаевает в
бедствии. Они кружатся и шатаются как пьяные,
и вся мудрость их исчезает» **. Днем они не видят
берега, ночью они окутаны тьмой, но все же с по-
мощью линейки и компаса определяют свой путь сре-
ди вод, и Бог несет их корабль к желанной гавани.
Одним словом, разве можно перечислить все за-
мечательные, интересные и полезные искусства, став-
шие столь обычными сегодня в мире? Какой счаст-
ливой случайности, какому доброму гению можем мы
приписать их изобретение? Какие величайшие наблю-
дательность и мудрость нужны были, чтобы привести
их к тому совершенству, которого они в конце концов
достигли? Но не будет ли излишней самоуверен-
* Horat. Lib. J. Carm. З28.
**Пс. 106. 23-27.
Размышление V
207
ностью признать их творением одного лишь челове-
ческого гения? Разве не должны мы, подобно древ-
ним, приписать их божеству и видеть их hctqkh
в наитии, тайно ниспосылаемым Всевышним, ибо
«дивны судьбы Его, велика премудрость Его!» *
Воистину эти прекрасные искусства по нраву могут
быть названы божественными, и хотя они свидетель-
ствуют о способностях человеческого ума, в то же
время они показывают совершенство Создателя. Ибо
человеческое искусство — это лишь искра божья, за-
ложенная отцом света, дарующим все добро и совер-
шенство, по-разному распределяемые среди бесчис-
ленных предметов его заботы.
Но сколь бы ни свидетельствовали о божественной
мудрости и силе все известные среди людей искус-
ства, еще более наглядно их демонстрируют творения
природы. По сравнению с божественным меркнет лю-
бое человеческое искусство. Огромнейшие и прекрас-
нейшие машины, придуманные и созданные людьми,
ничто по сравнению с величественной системой
природы, где столь многочисленные и разнообразные
тела, большие и малые, выполняют различные дей-
ствия па протяжении многих веков с таким восхи-
тительным постоянством и размеренностью, что это
не может не говорить о силе, мудрости, красоте
и величии, которые нельзя ни выразить, ни постичь.
«Кто исчерпал воды горстию своею, и пядию измерил
небеса, и вместил в меру прах земли, и взвесил на
весах горы и на чашах весовых холмы?... Вот наро-
ды — как капли из ведра, и считаются как пылинка
на весах... Все народы перед Ним как ничто» **.
* Ис. 40.12, 15, 17.
** Ис. 28, 29.
208
Р. Уоллес
Бесконечные доброта, мудрость и сила великого
Создателя проявляются прежде всего в постоянном
увеличении, сохранении и поддержании им с возник-
новения мира и до наших дней того огромного числа
животных и разумных существ, наделенных им более
высокой природой, чем даже самые лучшие из его
творений, не способных к жизни.
Имея разную степень чувствительности либо обла-
дая еще более замечательной и высокой способностью
мыслить, живые существа наслаждаются различ-
ной степенью счастья. Их потребности и желания,
их аппетиты и стремления беспредельны, но изоби-
лие необходимых продуктов способно удовлетворить
всех. «Очи всех уповают на Тебя, и Ты даешь им пи-
щу их в свое время. Открываешь руку Твою и насы-
щаешь все живущее по благоволению» *. «Ты послал
источники в долины: меж горами текут, поят всех
полевых зверей, дикие ослы утоляют жажду свою...
Ты произращаешь траву для скота и зелень на поль-
зу человека, чтобы произвести из земли пищу и вино,
которое веселит сердце человека, и елей, от которого
блестит лицо его, и хлеб, который укрепляет сердце
человека... Львы рыкают о добыче и просят у Бога
пищу себе... Все они от Тебя ожидают, чтобы Ты дал
им пищу их в свое время. Даешь им — принимают,
отверзаешь руку Твою — насыщаются благом» **.
А поскольку число животных и мыслящих существ,
желающих удовлетворения своих нужд, не иссякает,
приготовлены обильные запасы, дабы все могли обре-
сти искомое. «Земля полна произведений Твоих» ***,
Господи.
* Пс. 103.10, 11, 14, 15, 21, 27, 28.
** Пс. 144.15, 16.
***Пс. 103.24.
Размышление VI
209
Размышление VI
Рассмотрение несчастий людей
и диких животных
Хотя мудрость и величие природы должны вызы-
вать величайшее почтение у всех разумных созданий,
хотя мы не можем представить себе ничего столь
выдающегося и доброго, что оказалось бы невозмож-
ным в этой восхитительной системе, все же надо
признать: замыслы Бога несравненно более совершен-
ны, чем то, что способны постичь или придумать лю-
ди. Даже наши святые отцы, превознося мудрость
божественных советов, утверждают, что те находятся
за пределами нашего понимания. «Можешь ли ты
исследованием найти Бога? Можешь ли ты совершен-
но постигнуть Вседержителя? Он превыше небес, что
можешь сделать?»*.
Даже после того как мы сумеем постичь великоле-
пие окружающего нас мира, все же в творениях Гос-
пода останется тайна, открыть которую до конца нам
не дано. Мы не только ничего не знаем о способах
достижения тех или иных результатов, не только
не видим или видим весьма неотчетливо их непосред-
ственные причины, по вне всякого нашего понимания
остаются и многие из поставленных природой целей,
которые как бы ни были сами по себе прекрасны,
настолько противоречат нашим обыденным представ-
лениям, что оказываются для нас совершенно непо-
стижимыми. Туман и мрак мешают нам смотреть,
и ожидая с тревогой осуществления великого замыс-
ла природы, мы часто сомневаемся в знании нами
конечного итога ее великих начинаний.
* Иов. 11, 7, 8.
210
Р. Уоллес
Эта тревога возникает отчасти из-за бед, являю-
щихся уделом всего животного мира в целом, но
особенно из-за несчастий, выпадающих на долю чело-
века. Порядок в неодушевленной природе, хотя часто
и кажется загадочным, выглядит восхитительно
справедливым и весьма привлекательным. Не умея
объяснить его, мы тем не менее признаем его вели-
чие и красоту, видя тут мудрость, бесконечно пре-
восходящую всякое человеческое понимание. Однако
несчастья диких зверей и горести людей не только
с трудом поддаются объяснению, по и вызывают тре-
вожные сомнения у человека, обладающего наблю-
дательным и пытливым умом, от чего иногда оказы-
вается сложнее постичь щедрость и доброту природы,
чем ее мощь и изобретательность.
Конечно, нет ничего очевиднее ее восхитительной
изобретательности, проявляющейся как во внешнем
виде, так и во внутреннем строении животных. При-
рода заботливо использует ее, дабы обеспечить им
приятную и счастливую жизнь. Вот почему животные
действительно способны получать большое и разнооб-
разное удовольствие. Но органы их тела из-за своей
хрупкости часто страдают от внутренних расстройств
и внешних несчастных случаев, причиняющих им
много боли и печали.
Что касается диких животных, то как же коротка
жизнь многих их видов, если даже они и доживают
до максимального возраста! А сколько их гибнет
из-за несчастных случаев на различных стадиях свое-
го развития, сколько их умирает ежечасно! Какое
количество их уходит из жизни, едва только вкусив
ее и насладившись лишь мгновением между началом
и концом своего существования! Сжольких их еже-
дневно убивают люди для собственных нужд! Сколько
Размышление VI
211
их каждую минуту растаптывается и разрывается
на куски в силу неизбежной необходимости! Сколь
многие из них — лишь добыча для других видов!
Их стремления и потребности, их внешнее сложение
и внутреннее устройство естественным образом по-
буждают и готовят к тому, чтобы ранить, убивать,
разрушать. Они ненавидимы другими, и сами ненави-
дят их. Более слабые и безобидные созданы для
того, чтобы быть пищей для более сильных и свире-
пых. Ни один из них не избавлен от тревоги, хотя,
видимо, и не имеет ясного представления о смерти
и не испытывает страха перед ней заранее. Однако
многих животных охватывает ужас при виде естест-
венных врагов, они спасаются, бегут от тех, а когда
пойманы, умирают, вероятно, в жестоких мучениях.
А как сильно страдают они на протяжении всего
недолгого и ненадежного существования от холода,
болезней и ран! Причем раны и болезни далеко
не всегда случаются из-за беспечности или невнима-
тельности, они неминуемы, они неизбежны! Никакая
осмотрительность самих животных, никакая забота
или сочувствие других, не могут предотвратить этих
печальных событий.
Уничтожение жизни в таких чудовищных размерах
и столь неизбежное для животных страдание делают
замыслы природы непонятными для нас. Нам нелегко
постичь логику провидения, создающего огромное
число животных, мельчайшие из которых способны
чувствовать и бесконечно превосходят самые лучшие
творения неживой природы, причем здесь провидение
выказывает такую восхитительную изобретатель-
ность, какая превосходит все искусство и мудрость
человека, и в то же время оно явно слишком мало
заботится о тех, кого породило, позволяя миллионам
212
Р. Уоллес
их ежеминутно подвергаться неминуемой гибели и,
более того, вооружая их и вселяя ярость и гнев друг
против друга.
Но оставив в стороне всех остальных животных,
чье внутреннее строение, чьи наслаждения и страда-
ния мы знаем так слабо, обратим свои мысли к чело-
веку, единственному известному нам разумному су-
ществу.
Это благородное животное наделено восхититель-
ными способностями и возможностями. Его ум прони-
цателен и восприимчив. Он обладает и мудростью
и быстротой восприятия. Его помыслы охватывают
и прошлое, и предстоящую вечность. Его взгляд
способен достигать звезд, расположенных на неизме-
римо далеком расстоянии. Его разум умеет вычислять
любую протяженность. Его воображению нет границ.
Он постигает порядок и красоту Вселенной. Он осоз-
нает свою связь со всеми известными видами и се-
мействами существ. Он способен выявлять отноше-
ния, в которых находится с каждым из них. Это
порождает ощущение моральной гармонии. Он чув-
ствует свою связь с невидимым источником всего
сущего и великим первоначалом всякого совершенст-
ва. Человеку, этому благородному животному, угото-
вана власть над другими животными и самой землей.
Он способен ко многим возвышенным наслаждениям.
Но чем бы он ни занимался в настоящем, даже
все великое и славное кажется ничтожным по сравне-
нию с бесчисленными, пусть даже бесконечно дале-
кими во времени и пространстве вещами, являющи-
мися предметами его размышлений. Ограниченный
пределами земли, он способен открывать даже то,
что представляет собой лишь точку рядом с другими
божественными творениями. По доброте сердечной он
Размышление VI
213
простирает свою заботу до самых далеких звезд,
не сомневаясь, что они так же достойны внимания,
как и его собственное место обитания, и так же
обладают сложным и интересным устройством. Не
удовлетворенный тем, что видит их лишь издали, он
страстно желает иметь более четкие и широкие пред-
ставления и более полные знания об этих прекрасных
творениях Господа. Хотя жизнь человека ограничена
кратким периодом, только на протяжении которого
он и связан с судьбой земли и ее обитателей, тем
не менее он проявляет благородную и дальновидную
заботу об их благе. Его интересуют события давно
прошедших веков и то, что произойдет с последую-
щими поколениями. Он сажает деревья, строит дома,
возводит памятники, принимает законы и разрабаты-
вает конституции, чтобы они сохранились на многие
века после его смерти. И к этому не дающему ему
лично никакой выгоды труду его побуждает не то,
что он не ведает своей участи, и не какой-либо нео-
сознанный импульс, нет, он проявляет эту благород-
ную заботу, зная о бренности своего существования
и предвидя скорый уход из жизни.
Добавьте к этому, что он не безразличен и к тому,
что случится после его смерти. Хотя его чувства
и процессы жизнедеятельности тела с возрастом при-
ходят в упадок, его суждения с годами и с опытом
становятся более зрелыми. Как часто бывает, что
на закате жизни и даже на краю могилы человек
мыслит более ясно и более здраво, а его суждения
более верны, чем когда-либо прежде! Важна также
мысль о том, что душа после смерти обладает само-
стоятельной силой, независимо от ее нынешней связи
с телом.
Среди представителей рода человеческого многие
сумели значительно превзойти остальных, выделяясь
214
Р. Уоллес
своими знаниями, мудростью и добродетелью, но и
они не достигли той высокой степени совершенства,
которая им доступна от природы. Действительно,
чтобы выдрессировать это благородное животное до
максимально возможного совершенства, необходимо,
похоже, больше лет и более продолжительный курс
обучения, чем время, отпущенное ему природой для
жизни на земле. Вступая в мир ребенком, а затем
долго пребывая в младенчестве и детстве, человек
может получить в этом возрасте лишь ограниченные
знания. Многое предстоит постичь в период юности.
Но и зрелого возраста, и даже самой старости не хва-
тает для того, чтобы закончить обучение. Человек
может составить четкое представление о многих пре-
красных и полезных искусствах, его ум способен
наметить многие предметы, достойные упоительных
размышлений, но у него не остается ни времени,
ни условий, чтобы изучить все это.
Прежде чем он приобретет достаточное образова-
ние, прежде чем он научится правильно ценить жизнь
и все, что его окружает, он постареет и умрет,
согласно порядку, установленному природой и про-
видением.
Заблуждения и недостатки человечества велики,
многочисленны и причиняют ему немало неприят-
ностей. Кроме несчастий, выпадающих на долю каж-
дого отдельного индивида вследствие его собственных
ошибок, существует также много не зависящих от
людей обстоятельств, которые препятствуют увеличе-
нию их мудрости и добродетели, навлекают на них
массу бед и даже вынуждают преждевременно поки-
дать сей мир.
Всевозможные писатели: весельчаки и безбожники,
серьезные и благочестивые, философы и поэты со-
стязались друг с другом в трагическом изображении
несчастий и печалей человеческой жизни.
Размышление VI
215
Среди современных авторов, рассматривавших сей
предмет, мы встречаем одного из наиболее изящных
и оригинальных писателей этого века, которому,
видимо, доставляет удовольствие высказывать самые
печальные мысли **. Если бы мы захотели узреть
самую темную сторону дел человеческих, нам потре-
бовалось бы взглянуть только на изображение их в
крайне мрачном свете этим философом.
Впрочем, есть основания надеяться, что его мысли
все же окажутся ошибочными. Однако, хотя мы
и предполагаем, что в целом добро преобладает,
многочисленные и тяжкие невзгоды в человеческой
жизни и различные беды диких животных бросают
тень на всю красоту природы. Она, конечно, пригото-
вила много всего необходимого для того, чтобы сде-
лать животных счастливыми, но ведь возникает и та-
кой вопрос: а была ли достигнута цель, соответст-
вующая этим грандиозным приготовлениям? Разве
можно согласиться с тем, что мудрое и могущест-
венное существо, способное создать столь прекрасное
устройство животного мира и накопить такие богатые
запасы в природных кладовых, достаточные для бла-
годенствия каждой живой твари, сочло достойным
результатом своей заботы и предусмотрительности
ту малую толику счастья, которая в действительности
достается каждому из обитателей этой земли за его
короткую, полную превратностей жизнь? Можно,
конечно, согласиться с тем, что счастья в мире боль-
ше, чем бедствий, что добро в общем-то преобладает
над злом, но разве такое преобладание сопоставимо
с бесконечной мудростью, добротой и могуществом
Всевышнего? Как трудно решить сей важный вопрос
и избавиться от сомнений, возникающих в растрево-
** Это — знаменитый г-н Мопертюи в своем «Essay de Phi-
losophie Morale» 29.
216
Р. Уоллес
женном уме! Мы сейчас видим как бы сквозь тусклое
стекло, гадательно 3*. Природа окутана тьмой. Облако
и мрак окрест престола Господа 4*. И мрак сделал
покровом своим, сению вокруг себя мрак вод, облаков
воздушных 5*.
Размышление VII
Сравнение видимых нами счастья и горя,
доказывающее,
вопреки утверждению г-на Мопертюи,
что счастье преобладает
Поскольку большинство людей легко поддается
первому впечатлению и критически не исследует то,
о чем предлагают им судить, постольку всегда име-
лось немало философов или претендующих на это
звание, кто, действительно или только делая вид,
изучал суть вещей с целью поиска истины, по вместо
сведения воедино общепринятых мнений, отвергал
их, удивляя мир парадоксами, шокировавшими лю-
дей.
Некоторые из числа этих философов зашли в своем
скептицизме так далеко, что стали сомневаться: мо-
жет ли человек быть уверен в истинности любого
утверждения вообще.
Другие отрицают определенность во всех случаях,
кроме одного, допуская, что наверняка можно знать
только то, что ничего не знаешь. Это открытие они
считают наиболее ценным и глубоким.
Некоторые применяют этот общий принцип: «Мы
ничего нс знаем» — к частным вопросам бытия того,
J* 1 Кор. 13.12.
4* Пс. 96.2.
5* Пс. 17.12.
Размышление VII
2/7
что называется вселенной. Они утверждают или допу-
скают следующее: мы никогда не можем твердо быть
уверены в подлинности существования любых вещей.
Пусть что угодно кажется нам действительно су-
ществующим, однако все в природе не более реально,
чем сон, горячечный бред или вымысел расстроенно--
го воображения.
Те, кто не заходит так далеко, как только что
упомянутые люди, пришли к абсолютно фантасти-
ческому выводу, на котором очень серьезно настаи-
вают и который гласит: ни один человек не имеет
оснований быть уверенным в подлинности бытия
чего бы то ни было во вселенной, кроме него самого.
Они считают: все, что, по мнению вульгарно мысля-
щих людей, существует отдельно от человека, на са-
мом деле является лишь чередой или сочетанием его
собственных идей. Эти идеи, говорят указанные фило-
софы, человек имеет или открывает, но, кроме них,
ему не доступно ничего, что могло бы быть действи-
тельно существующим без него и вне его.
Другие утверждают, что человек полностью эгои-
стичен и не испытывает никаких добрых чувств,
никакой привязанности к другим, что ни один чело-
век не заинтересован в благе любой живой души,
кроме себя самого. Некоторые высказывают такие
мысли более откровенно и, не колеблясь, заявляют,
что, в сущности, каждый человек — мошенник, что
тот, кого считают наиболее добродетельным, отли-
чается от величайшего злодея не большей добротой
сердца, а всего лишь большими знаниями или, скорее,
хитростью. Кое-кто даже осмеливается утверждать,
что в природе нет значительных различий между
добродетелью и пороком, что нет людей от природы
благородных и достойных или злобных и низких,
218
Р. Уоллес
ибо подобные различия создаются только воспита-
нием и нравами, которые могут сделать порок почи-
таемым, а добродетель презренной.
Еще одна группа философов доказывает, что самая
жестокая физическая боль не является подлинным
злом для животного, наделенного разумом и мораль-
ными чувствами.
Некоторые же заявляют, что невежество лучше
знания, что мышление абсолютно не нужно никаким
животным, что искусства и науки крайне вредны,
что дикое и разобщенное состояние намного лучше
для человечества, чем любое до сих пор существовав-
шее общество.
Не было недостатка и в философах, приписывавших
появление мира и всех вещей в нем случайности,
рассматривая то, что мы считаем проявлением точно-
го расчета и мудрости как в естественном, так и в
моральном мире, результатом удачного сочетания
атомов.
Однако наибольшее доверие к себе, наибольшее
число поклонников и самых способных защитников
с того времени, как ученость стала почетной, сниска-
ла философия, утверждавшая: люди и другие разум-
ные существа совершенно лишены свободы действий,
ибо все события связаны между собой узами жесткой
причинности. Согласно этой системе разумные су-
щества лишь сложные машины, весьма напоминаю-
щие часы, приводимые в движение находящимся вне
их грузом, но обладающие, кроме того, способностью
осбзнавать происходящее, соглашаясь полностью с
ним. И подобно тому как ход этих часов вне зависи-
мости от наличия у них сознания не обусловлен
никакими их внутренними усилиями, а вызван
исключительно тяжестью внешнего по отношению к
Размышление VII
219
ним груза, так и люди, по словам приверженцев этой
философии, лишь сознают то, что происходит с ними,
и вынуждены со всем соглашаться, ибо не имеют
внутренних мотивов для действия, совершенно пас-
сивно отзываясь на все идущее извне возникновением
ощущений и впечатлений. Эти ощущения неизбежно
оказывают на людей определенное воздействие, вызы-
вая у них желание или отвращение, и с той же
эффективностью, необходимостью и постоянством
обусловливают их поступки, с какой вес гирь застав-
ляет двигаться колесики и стрелки во всех частях
часового механизма.
Но названные философы все же еще настолько
либеральны, что допускают наличие у людей чувств
и сознания. Другие же, сторонники более радикаль-
ной точки зрения, гораздо менее справедливо посту-
пают по отношению к животным, объявляя их просто
машинами, выполняющими все движения чисто меха-
нически, без каких-либо собственных чувств и ощу-
щений.
Философы отстаивают все эти парадоксы, и мы
можем без большого труда пополнить данную коллек-
цию, отыскав еще несколько им подобных.
А посему мы не должны удивляться, обнаружив,
что столь смелый философ, как г-н Мопертюи, ут-
верждает, почти не колеблясь, что в человеческой
жизни страданий больше, чем счастья. Многочислен-
ные и огромные бедствия, происходящие в мире,
дают основания для аргументов в пользу этой гипоте-
зы, а потому не только ряд ученых философов, но
и кое-кто из черни, более того, даже отдельные
благочестивые почитатели провидения и Божеств
иногда смущены тем, что видят в природе. Л значит,
в данном отношении г-н Мопертюи вполне заслужи-
220
Р. Уоллес
вает снисхождения. Однако, к несчастью для этого
господина его мысли противоречат самой убедитель-
ной из доктрин — о мудром и добром провидении, что
неизбежно вызывает протии них сильное предубежде-
ние. Ибо разве не придется нам тогда отказаться
от мнения о благотворном устройстве мира в целом,
признав его совершенно порочным, поскольку зла оно
порождает больше, чем добра? Следовательно, ради
сохранения доктрины, столь необходимой для уте-
шения человечества, весьма желательно, чтобы мне-
ние г-на Мопертюи и других подобных ему философов
было признано ошибочным.
Конечно, можно доказать мудрость и доброту про-
видения, защитив религию, даже допуская это мрач-
ное предположение, будто в человеческой жизни
страданий больше, чем счастья. Для этого нам надо
только доказать, что люди наделены свободой, но,
злоупотребляя ею, они открывают в мир дорогу заб-
луждению и пороку, которые суть причины невзгод
человеческой жизни. Исходя из этого, мы можем
объяснить, почему зло преобладает, несмотря на
мудрое и доброе управление миром. Но если мы
сумеем доказать преобладание добра, мы получим еще
большие возможности для защиты провидения. А
поскольку щедроты Господа велики, поскольку щед-
роты Его на всех делах Его *, есть все основания
надеяться, что при тщательном исследовании мы об-
наружим добра больше, чем зла.
Давайте же посмотрим, насколько убедительны ар-
гументы, на коих основано противоположное мнение.
Г-н Мопертюи напрягает всю свою фантазию, доказы-
вая, что человечество больше страдает, чем наслаж-
дается счастьем. Давайте же поглядим, удалось ли
* Пс. 144.9.
Размышление VII
221
ему это, или же после всех усилий такого замеча-
тельного ума, его даже наиболее внешне убедитель-
ные рассуждения остались не доведенными до конца,
Мы часто ищем новых впечатлений и хотим обла-
дать тем, чего у нас нет, но из этого нельзя заклю-
чить, как делает г-н Мопертюи, что мы несчастны до
тех пор, пока не удовлетворим свое желание. Подоб-
ное стремление к переменам далеко не всегда бывает
вызвано какими-либо болезненными ощущениями.
Напротив, они редко являются его причиной. Оно
порождается нашими представлениями о благе, кото-
рые почти постоянно возбуждают наши умы. Число
таких представлений бесконечно. Они вызывают же-
лания, соответствующие нашему пониманию блага и
ощущению потребности в нем. Но от этого мы не
становимся несчастными. Для нас вовсе не теряет
всякую значимость настоящее, пока мы не достигнем
желаемого, как думает г-н Мопертюи, а если бы это
и было так, то объяснялось бы лишь тем, что большего
блага мы хотим сильнее, чем меньшего. От такого
свойства ума мы получаем тысячу удовольствий. Мы
несчастны только тогда, когда желание перемен вызы-
вается испытываемым в настоящий момент болезнен-
ным ощущением или когда мы слишком сильно
хотим недостающего нам блага.
Когда человек мучается от подагры или каменной
болезни, мечтая избавиться от жестокой боли, он в
определенной степени несчастен, пока боль не прош-
ла. Однако в то же время он может наслаждаться
множеством приятных размышлений, более того,
даже испытывать немало приятных ощущений. Он
не может быть постоянно несчастен, даже если боль
не проходит. Сколь обильные источники утешения
открывают человеку благочестие и добродетели, чест-
222
Р. Уоллес
ное и достойное поведение в прошлом, воспоминания
о прежних наслаждениях и надежды на будущее,
стремление обеспечить процветание своей семьи, дру-
зей, страны, размышления о мудрости провидения,
красотах природы, чудесах искусства! Едва ли какая
боль может быть столь острой, чтобы не позволить
прибегнуть к множеству подобных средств, иногда
способных облегчить ее, а иногда устранить совсем.
Даже когда мы поражены тяжелейшими болезнями
и когда наше состояние выглядит крайне плачевным,
то и тогда было бы ошибкой считать, что мы должны
целиком сосредоточиться на страданиях. Тем более
это справедливо, когда обстоятельства, в коих мы
находимся, вполне терпимы, и мы не испытываем
ничего сверх того, что бывает при обычном течении
человеческой жизни.
Число желаемых предметов может быть бесконеч-
ным, ибо природа беспредельна. Наши стремления
приобрести их для себя, для тех, в ком мы особенно
заинтересованы, для всех существ, способных к бла-
женству, также беспредельны. Мы хотим подобных
вещей с различной силой; часто мы горячо и страст-
но жаждем благороднейшего из наслаждений, но даже
столь большое и сильное желание не делает нас
несчастными. Напротив, широкое и полное знание
истоков наших желаний в немалой степени увеличи-
вает наше счастье.
Следовательно, в каком бы свете мы ни рассматри-
вали выдвинутую г-ном Мопертюи идею, что «каждое
мгновение нашей жизни мы несчастны, начиная с мо-
мента, когда чего-либо захотим и кончая временем
достижения желаемого», с ней мы не можем согла-
ситься.
Другая мысль, отстаиваемая этим оригинальным
Размышление VII
223
писателем, столь же ошибочна. «Все развлечения лю-
дей, говорит этот философ, служат доказательством
того, что жизнь их несчастна. Самые обычные дейст-
вия, такие, как выпивка или курение трубки, пред-
принимаются человеком, дабы облегчить свои страда-
ния в жизни».
Хорошо быть остроумным и делать глубокие заме-
чания, но они должны быть не только остроумны,
но еще и обоснованны. Гипотеза нашего автора о при-
чинах того, почему люди ищут развлечений, не из их
числа. Мы не можем назвать несчастным любого,
кто захотел сыграть в шахматы с приятелем или сел
развлечься игрой в карты. Мы не более несчастны
перед началом игры, чем перед началом еды, но
все-таки выбираем игру в качестве наиболее подходя-
щего развлечения и предпочитаем ее прочим удо-
вольствиям, доступным в данной ситуации. Мы едим
и пьем не потому, что несчастны, а потому, что
голодны или томимы жаждой. Мы курим трубку и
выполняем сотню других действий не потому, что
несчастны, а потому, что это доставляет нам наслаж-
дение. Потребности, которые мы испытываем прежде,
чем их удовлетворить, не говорят о том, что мы не-
счастны. Природа щедро наделила нас ими, чтобы
удовольствие было более ощутимым. Не надо удив-
ляться, обнаружив столь неудовлетворительное
объяснение человеческой натуры и столь неубеди-
тельные аргументы в произведении, приписываемом
такому искусному автору! Разве точно так же не
доказывает он, что все поступки в жизни свидетельст-
вуют: человечество постоянно несчастно? Завершает-
ся же это рассуждение следующим образом: «Мы
не делаем ничего, чего не хотели бы делать, но мы
не захотим ничего, что не отвечало бы нашим жела-
224
Р. Уоллес
ниям, а желаем мы только то, в чем испытываем
потребность, когда же мы испытываем какую-либо
потребность, мы несчастны».
Разве можно найти, говорит г-н Мопертюи, кого-ли-
бо, кто захотел бы прожить свою жизнь снова, пройдя
через все то, что с ним случилось? Этот аргумент,
возможно, будет сочтен более правдоподобным для
доказательства несносности жизни, но при близком
рассмотрении и он покажется столь же необоснован-
ным. Ибо утверждаемое здесь не установлено точно,
а если бы это и было так, то отнюдь не являлось бы
бесспорным доказательством, будто в жизни больше
страданий, чем счастья.
Если бы все люди верили в загробную жизнь, где
добродетель получит достойную награду, а порок по-
несет заслуженное наказание, то, надеясь быть более
счастливыми после смерти, отказались бы прожить
свою жизнь заново. Но ведь это не доказывает, что
они видели в ней больше зла, чем добра; это лишь
свидетельствует о том, что они ожидают для себя
после смерти еще большего счастья. Другие, кто
боится наказания, причитающегося им за их преступ-
ления, скорее бы предпочли снова пройти через собы-
тия своей жизни, чем подвергнуться еще большим
страданиям, но ведь и это не доказывает, что они
имели удовольствий больше, чем бед.
Большинство людей либо сильно желает, либо
боится того, что последует после смерти, а потому
нельзя абстрагироваться от этих чувств, исследуя
вопрос: захотят ли они повторить свою прежнюю
жизнь? Кроме того, полное исчезновение после
смерти (для тех, кто в него твердо верит) всегда
рассматривается само по себе как зло, и перспектива
его, не имеющая ничего утешительного, способно вы-
Размышление VII
225
звать такое смятение в умах, что сделало бы совер-
шенно невозможным принятие наиболее разумного
решения. Такая перспектива может побудить чело-
века предпочесть снова прожить свою жизнь, даже
если он испытал в ней больше горя, чем счастья.
А потому ответ на вопрос: согласны ли вы опять
пройти через свою жизнь? — раскрыл бы скорее
представление вопрошаемого о смерти, чем о
жизни,
Но даже допустив, что люди могут принять опреде-
ленное решение и окажутся также способны соста-
вить верное мнение об истинной ценности прожитого,
то как нам тогда определить, что высказанное ими го-
ворит в пользу идеи г-на Мопертюи? Почему он
принимает за аксиому, будто большинство людей
отказалось бы прожить свою жизнь сызнова или
признало бы, что имело в жизни больше страданий,
чем счастья? Я думаю, они скорее признали бы
обратное, ибо большая часть человечества убеждена,
что лучше жить при существующих обстоятельствах,
чем не жить вообще, и что жизнь, даже со всеми
бедами, сама по себе является благом.
И если большинство людей все же предпочло бы
полное исчезновение или вечно бессознательное со-
стояние повторению безо всяких изменений ранее
пережитого, то и это не свидетельствовало бы, как
считает автор, о том, что они действительно встретили
в жизни больше страданий, чем радости. Не согла-
шаясь с этим, мы можем указать на одну из черт
человеческой натуры, которой окажется достаточно
для объяснения такого выбора.
Разве в человеческой природе нет некой утончен-
ности, которая противилась бы повторению прежде
испытанного, даже если это и было прежде приятно?
Разве любовь к разнообразию не является качеством,
присущим человеческому организму? Кто не вку-
8 Заказ № 533
226
Р. Уоллес
шает наслаждения от смены удовольствий? **. Самые
упоительные из чувственных удовольствий не могут
длиться долго. Единственная сердечная привязан-
ность, единственный предмет для размышлений, как
бы ни были они приятны вначале, никогда не могут
полностью удовлетворить нас. Восторг Архимеда
вскоре сменился бы пресыщенностью, если бы он за-
нимался только поисками решения той единственной
проблемы, первое обнаружение которой так сильно
взволновало его. Выло бы поэтому не удивительно,
если бы многие отказались от повторения пережитого,
ибо одни и те же удовольствия надоедают, а мы
устроены так, что наслаждение получаем от разнооб-
разия.
Можно также заметить, что удовольствие и страда-
ние имеют разную основу, а потому не всегда право-
мерно их сравнивать. Определенная степень
удовольствия обычно не может быть уравновешена
такой же степенью страдания. Некоторые удовольст-
вия выглядят столь восхитительными, а стремление
вкусить их бывает столь сильным, что многие
готовы встретиться с величайшей опасностью, лишь
бы только получить их, при этом они, случается,
подвергаются таким страданиям, какие значительно
превышают обретенное удовольствие. С другой сторо-
ны, иногда страдания бывают так сильны, что многие
предпочитают отказаться от большего блага, чем
испытать их. Мы, следовательно, не можем с точ-
ностью установить количество добра и зла в жизни
любого индивида и выяснить, что из них перевеши-
** Quosdam subit eadern faciendi videndique satietas, et vitae
non odium sed fastidium: in quod prolabimur, ipsa impellen-
te philosophia, dum dicimus: quosgue eadem?— Multi sunt
qui non acerbum judicent vivere, sed superfluum. (Senec.
Epist. 24) 30.
Размышление VII
227
вает, исходя только из того, выбирает ли человек
полное исчезновение или повторение без каких-либо
изменений уже пережитого.
Кроме того, когда сила и энергия тела или ума
угасают, тогда предпочтение, отдаваемое людьми пол-
ному исчезновению перед повторением тех же самых
событий, по справедливости может быть объяснено
естественной любовью к отдыху и покою. Готовность
(если мы ее предположим) в данный период рас-
статься с жизнью также не является убедительным
свидетельством того, что страдания превосходят
удовольствия, как и желание спать после рабочего
дня, то,го, что день был отвратительным. Чем лучше
мы провели день, чем больше блага получили, тем
с большим удовольствием предаемся ночному отдыху.
А поскольку сон справедливо считают подобием смер-
ти, выбор между тем и другим зависит скорее от
настроения в момент принятия решения, чем от
точного сопоставления прежних удовольствий и стра-
даний. Мы, следовательно, не должны рассматривать
отказ от повторения событий, происшедших в жизни,
как убедительное свидетельство того, что в течение
ее страдания превосходили удовольствия.
Перейдем к более детальному сравнению наслаж-
дений и страданий, разделив их н'а два вида: телесные,
которые могут быть названы ощущениями, ибо
порождаются органами чувств, и душевные, вызывае-
мые разумом и мышлением. Исследуем каждый
из этих видов.
Надо согласиться с г-ном Мопертюи в том, что
телесные наслаждения более ограниченны, чем те-
лесные страдания. Во-первых, при большей продол-
жительности телесные насла^кдения уменьшаются,
а боль возрастает. Во-вторых, слишком частое об-
ращение к предметам, доставляющим наслаждение,
228
Р. Уоллес
способно положить ему конец и вызвать большие
страдания и расстройство здоровья. Продолжительное
же соприкосновение с вещами, вызывающими болез-
ненное ощущение, не делает их более приятными?
а, напротив, усиливает боль. В-третьих, сильное нас-
лаждение доставляется лишь немногими частями
тела, тогда как все тело способно испытывать силь-
ную боль. И в-четвертых, телесное наслаждение
каждый раз можно испытывать лишь на протяжении
короткого времени, единственным же пределом телес-
ных страданий является смерть.
Но хотя эти четыре замечания г-на Мопертюи столь
же справедливы, сколь и остроумны, хотя количе-
ство возможных страданий превосходит число на-
слаждений, все же факты (а мы обязаны строить
свои доказательства только на их основе) говорят, что
мы получаем от тела больше наслажде-
ний, чем страданий. Это верно даже во время боль-
шинства наших болезней и в старческой дряхлости
и немощи, а уж тем более это бесспорно для других
периодов и условий жизни.
Нищий, выпрашивающий себе хлеб и часто испы-
тывающий голод и холод, рабочий люд, в поте лица
добывающий себе пропитание, имеют гораздо больше
приятных, нежели болезненных ощущений. Намного
большее число людей наслаждается здоровьем, неже-
ли страдает от недугов. Жестокая боль и тяжелые
болезни редко выпадают на нашу долю. Недомогание
обычно длится недолго, но и этот краткий период
не лишен многих приятных моментов. В абсолютной
нищете находятся лишь очень немногие по сравнению
с теми, кто живет в изобилии или хотя бы обеспечен
вполне терпимо. В тюрьмах также томятся немно-
гие по сравнению с теми, кто наслаждается свободой.
Размышление* VII
229
И если отдельно сравнивать ощущения в целом,
большой перевес окажется на стороне приятных.
Боже, как хотелось бы, чтоб и при сравнении наших
душевных наслаждений и страданий столь же боль-
шое превосходство было на стороне первых. Надо
надеяться, что это так и есть, но доказательство тут,
видимо, не столь очевидно. Именно здесь пессимисти-
чески настроенные писатели черпают наиболее силь-
ные аргументы в защиту мнения, что «в мире больше
страданий, чем счастья». Пороки людей творят гнус-
ное дело, отравляя радости жизни, и предоставляют
слишком хорошую возможность запутать вопрос
о преобладании наслаждений.
Чтобы увидеть сей предмет в истинном свете, мы не
должны довольствоваться поверхностным рассмотре-
нием, а обязаны исследовать душевные страдания во
всех их разновидностях. Лишь после того, как мы
рассмотрим проистекающее из них зло и сравним
его с противостоящим ему благом, нам удастся
правильно определить, на чьей стороне перевес,
и увидеть, не исчезнет ли эта черная и ужасная
вереница уродливых фантомов, переполняющих
как нам говорят, человеческую жизнь, если на
всеобщее обозрение будут представлены более свет-
лые и чистые картины природы.
1. Прежде всего отметим, что многочисленные
несчастья происходят из-за угрожающих человеку
опасностей и неурегулированности людских дел. Уд-
ручающие треволнения, изматывающий страх,
жестокая зависть и подозрительность, неожиданное
беспокойство и ужасающие предчувствия! — все это
приводит умы в смятение и мешает счастью людей.
Обоснованны подобные чувства или нет — результат
один. Воображаемые опасности не меньше, чем
230
Р. Уоллес
реальные, способны лишить нас имеющегося счастья
и отравить величайшие радости.
Надо признать, такое случается очень часто, но
все же не это определяет жизнь большей части
людей, ибо касается лишь немногих (по сравнению
со всем человечеством), и эти немногие лишь в от-
дельные периоды ощущают подобное беспокойство,
становятся несчастными. Несмотря на опасности
и неопределенность в жизни, все же среди людей,
поскольку печальные неожиданности случаются
редко, в целом преобладают спокойствие и уверен-
ность. Надежды на будущее больше увеличивают
нынешние радости, чем опасения — нынешние стра-
дания. Тревоги делают людей скорее более осторож-
ными и заставляют воздерживаться от слишком ра-
дужных надежд, чреватых разочарованием, чем пре-
пятствуют их спокойствию и счастью. В общем-то для
человеческой жизни характерны не страх и тревога,
а надежда и уверенность. Хотя нас слишком часто
посещает необоснованное беспокойство, действи-
тельно доставляющее неприятности, все-таки гораздо
чаще нас воодушевляют светлые и оптимистические
надежды, которые, хотя и радуют лишь некоторое
время, и слишком часто сопровождаются затем
разочарованием, все же в конечном счете достав-
ляют нам удовольствие, намного превышающее го-
речь подобного разочарования и боязливого ожида-
ния грядущих бед. Дабы убедиться в этом, пусть
каждый человек заглянет в свое сердце и посмотрит
также на происходящее вокруг.
2. Хотя это полчище несчастий и обращено нами
в бегство, в резерве, однако, остается еще один
отряд. Из-за отвращения к имеющимся удовольст-
виям и даже к самой жизни, из-за раздражительности
Размышление VII
231
и ворчливости без повода, из-за страстного желания
иметь то, чего нет, из-за гордыни и честолюбия
люди недооценивают блага, которыми обладают или
которые легко приобрести, а потому находятся в веч-
ном беспокойстве, стремясь к тому, что почитают
более важным. Отсюда их ненрекращающиеся домо-
гательства, которых вполне достаточно, чтобы при-
нести им, хотя они и не поражены никакой болезнью,
страданий больше, чем счастья.
Но это на самом деле не относится к большей части
человечества. Подобное отвращение к жизни и раздра-
жительность встречаются прежде всего в высшем
свете, развращенном бездельем и излишествами.
Таких людей, слишком изнеженных и утонченных,
очень немного. Возможно, мало кто абсолютно лишен
честолюбия, однако большая часть человечества
обладает им в столь ограниченном количестве,
что практически не страдает от безумных фантазий
и невероятных замыслов. Такое честолюбие лишь
стимулирует полезную деятельность. И в высших
и в низших слоях общества встречается очень мало
Александров 3|, коих ничто не может удовлетворить,
кроме всемирной империи или власти над челове-
чеством. О большинстве людей с полным основанием
можно сказать, либо что они довольны своим положе-
нием, либо что если они и желают недостижимого
для себя, то их чувства столь спокойны, умерен-
ны и разумны, что они скорее счастливы имеющимся
у них, чем несчастны из-за неудовлетворенного
честолюбия.
3. Печаль людей, вызываемая утратой уже имев-
шихся у них благ или действительно перенесенными
ими бедами, также не настолько велика, чтобы
страдания человечества в целом превысили его сча-
232
Р. Уоллес
стье. Некоторые, конечно, сохнут от горя всю жизнь.
Меланхолия и душевная тоска угнетают их дух
и подтачивают жизненные силы, но таков удел лишь
немногих. Даже при величайших несчастьях остается
достаточно утешений, чтобы облегчить горе. Печаль
большинства людей либо весьма умеренна, даже когда
достигает наивысшей степени, либо если и бывает
очень большой, вскоре уменьшается и оказывается
довольно непродолжительной. Поэтому подлинное
горе гораздо менее опасно для нашего душевного
спокойствия, нежели нам кажется с первого взгляда
из-за его ужасного обличья.
4. Но разве не существует более сильных чувств
ненависти или ярости, достаточных, чтобы сделать
нас несчастными? Как много людей снедаемо зави-
стью, терзаемо гневом, изнемогает от жажды мести!
Благосклонность фортуны к их соседям, реальные
или мнимые оскорбления, нанесенные им самим,—
все это потрясает их до глубины души, доводя до бе-
зумия. Их ничто не радует, пока они не совершат
какого-либо тяжкого преступления или не достигнут
какой-либо ужасной дели. Но едва лишь они осущест-
вят свое ужасное деяние, как их тут же поражает
страхом сознание собственной вины, заставляя дорого
платить за минутное удовольствие. Все это так. Эти
роковые, бурные страсти слишком часто нарушают
спокойное течение наших дел и мешают нашему
счастью. Они столь же мучительны, сколь
и пагубны, по все же в целом они либо не очень
часты, либо бушуют довольно короткое время. В иных
же случаях они оказываются не слишком сильны
и не настолько жестоки, чтобы возобладать над теми
более многочисленными и постоянными радостями,
которые даются нам спокойными и добрыми чувства-
Размышление VII
233
ми. Если точно подсчитать, окажется, что период
жизни, когда человеком владеют достойные сожале-
ния неистовые страсти, краток но сравнению со вре-
менем, когда царит спокойная и счастливая доброже-
лательность.
5. Верно, конечно, что в мире есть много недостат-
ков, невежества, глупости, греховности. Помимо
наиболее вопиющих пороков и яростных страстей
человечества, существует также огромное количество
всевозможного несовершенства и неустройства, не
столь ужасного по своей сути. Но и оно доставляет
душевные страдания. Всякое недостаточно соразме-
ренное чувство, слишком слабое или слишком силь-
ное, чревато определенным нарушением душевного
равновесия. Кто, следовательно, способен подсчитать
все душевные муки, столь обычные для таких несо-
вершенных существ, как мы? Не нужно никаких
иных доказательств, ибо частое изменение намере-
ний, непостоянство решений и даже само раскаяние,
в большинстве случаев скорее доставляющее душев-
ные страдания, чем способствующее исправлению
ошибок, наглядно показывают, насколько люди недо-
вольны своим поведением и своей жизнью.
Но, несмотря на все эти пороки и недостатки,
которые, конечно, весьма велики и многочисленны
и которые никогда не удастся оплакать так, как они
того заслуживают, надо, однако, признать, что люди,
при всем их несовершенстве, глубоко уважают есте-
ственные справедливость и доброту. Они устанав-
ливают друг с другом отношения дружеские и беско-
рыстные, поступают справедливо и доброжелательно
гораздо чаще, чем прибегают к использованию своих
возможностей в коварных и гнусных целях. Большое
значение для людей имеют честность и доброта.
234
Р. Уоллес
Характер каждого человека сложен. Священники
и моралисты не станут утверждать, что большинство
в мире абсолютно добродетельно. Однако люди,
несомненно, обладают столь огромным количеством
добродетелей более низкого порядка и менее совер-
шенных, что это обеспечивает им душевное наслажде-
ние, значительно превосходящее страдания. Несмот-
ря на то, что их поведение нс безупречно и не устойчи-
во, они скорее довольны, нежели разочарованы им.
Даже то волнение, что вызывается угрызением сове-
сти и покаянием, скорее связано с удовольствием,
чем со страданием. Как замечает наш мудрый автор,
оно само содержит лекарство от той печали, что была
вызвана им и дает средство, предохраняющее в буду-
щем от страданий подобного рода. Чем сильнее мы
что-либо пережили, тем меньше будет опасность
испытать то же самое впоследствии.
6. Кроме наслаждений, даруемых непосредственно
добродетелью и добротой сердечной, мы черпаем
блаженство из обильного источника размышлений
об истине и стремления к знаниям. Расширение
нашего кругозора, изучение замечательных взаимо-
связей и мудрых замыслов, воплощенных в природе
и искусстве, вызывает в сердце бурную радость. И хотя
тут тоже есть привкус горечи, хотя «много читать —
утомительно для тела» ***, хотя и душевные силы
тоже уменьшаются при постоянном напряжении, все
же (что признает и наш оригинальный автор) ду-
ховные наслаждения имеют большое преимущество
перед остальными. Удовольствия, даруемые доброде-
телью и знанием, во-первых, не проходят быстро.
Во-вторых, наслаждение, получаемое от них, не
уменьшается. В-третьих, они не ослабляют рас-
судок. Напротив, они, во-первых, продолжительны,
*** Еккл. 12.12.
Размышление VII
235
во-вторых, со временем или при возобновлении воз-
растают, в-третьих, укрепляют ум. Они также,
к счастью, во многом подвластны нашей воле, и про-
видение дало нам возможность наслаждаться ими
в полной степени. Таким образом, сделав все разум-
ные скидки на недостатки и пороки людей, мы имеем
достаточно оснований убедиться в том, что паши ра-
зум и мышление, как и органы чувств, приносят
больше удовольствий, чем страданий.
Если мы таким же способом детально рассмотрим
человеческую жизнь, то увидим гораздо меньше осно-
ваний жаловаться на ее тяжесть. Давайте не будем
преувеличивать ни ее несчастья, ни свои пороки.
Давайте не будем устраняться от мирских дел, пре-
даваясь мрачным размышлениям. Давайте же отка-
жемся от ложного и ворчливого теоретизирования
относительно человеческой природы, примем участие
в заботах повседневной жизни, смешаемся с толпами
людей, посмотрим, как много радости они получают
от работы и от развлечений, в трудные времена
и в счастливые дни. Давайте послушаем их речи,
вглядимся в их веселые лица, обратим внимание на
их радостный вид. Давайте задумаемся над беззабот-
ными и невинными забавами юности, когда люди
свободны от печалей и тревог, над основательными
и широкими планами людей зрелого возраста, над
спокойствием и невозмутимостью стариков, и мы
поймем, что все их тайные огорчения значат намного
меньше по сравнению с их более многочисленными,
более разнообразными, более постоянными и более
продолжительными радостями.
Однако невозможно показать все это так,
чтобы убедить каждого. Доказательства имеют здесь
236
Р. Уоллес
не математический или метафизический, а лишь
моральный характер. Люди должны обратиться к сво-
им чувствам и опыту. При этом они составят себе
совершенно различное мнение в зависимости от
особенностей характера и условий жизни. Боль-
шинство вещей имеет два конца, и может быть
поэтому представлено по-разному. Счастлив тот, кто
постоянно видит их в том свете, который не только
самый ясный, но и самый приятный. В этом отноше-
нии г-н Мопертюи поистине несчастен, ибо его
воззрения делают для него невозможным тот оптими-
стический и восторженный взгляд на природу, что
имеет под собой достаточно прочные основания.
И хотя его представления на сей счет не противоре-
чат вере в мудрое и доброе провидение, все же
поскольку учение о провидении основано на разуме
и на знании природы, то, чем яснее мы будем видеть
мир, тем более убедительным покажется нам вывод,
гласящий: в человеческой жизни счастья больше,
чем страданий.
Размышление VIII
О свободе и необходимости
Хотя автор «Очерка о моральной философии»
придерживается, к сожалению, той точки зрения,
что страданий в человеческой жизни больше, чем
удовольствий, все же, к счастью, он выдвигает и тезис,
позволяющий оправдать действия провидения,
а именно: из этой доктрины вытекает вывод, что
несчастья людей происходят из-за их глупости и по-
Размышление VIII
237
рочности, а не присущи изначально естественному
порядку в мире.
Согласно этому принципу люди наделены свободой,
благодаря чему «они управляют своими действиями
и являются хозяевами своей судьбы. Они, по крайней
мере, способны столь успешно бороться против при-
родных бедствий, что если и не всегда могут полно-
стью справиться с ними, то зато каждый раз в силах
избежать гибели». Наша власть над своими действия-
ми и даже в значительной степени над самой приро-
дой обусловлена свободой и, как признает сей мудрый
писатель, свойственна человеческой натуре. «Со-
фист,.— говорит он,— может оспаривать это, но если
мы честно заглянем в свое сердце, то почувствуем,
что обладаем подобной властью. Происхождение ее,
конечно, покрыто тайной, но совершенно неоспоримо,
что такая власть существует». Если данный принцип
убедительно доказан, вопрос «чего больше в челове-
ческой жизни — удовольствий или страданий?» —
имеет гораздо меньшее значение. Ибо если мы
действительно обладаем свободой, то тогда имеется
надежное основание для того, чтобы разделить дея-
ния Бога и людей. При таком предположении великая
пьеса «великого Драматурга» — Создателя — может
быть признана совершенной, сколько бы люди не пор-
тили те сцены, в которых участвуют.
Необходимо, следовательно, надлежащим образом
изучить, обладаем ли мы такой властью, как свобода,
благодаря которой способны сами себе быть хозяева-
ми, и действительно ли играем самостоятельную роль,
тоже являясь творцами или, иными словами, соавто-
рами Бога. Без сомнения, признание данного свой-
ства души реально существующим лучше всего согла-
суется с нашими внешними ощущениями, со здравым
238
Р. Уоллес
смыслом и распространенными представлениями
людей. Это быстрее всего поняли те, кто первым дал
людям законы, государство и религию.
С другой стороны, многие философы утверждают,
что свобода противоречива, что в природе она невоз-
можна, что внешние ощущения (если вообще при-
знать их реальность), на которые ссылаются люди,
обманчивы или из-за своей неопределенности не
способны как-то прояснить этот вопрос, что распро-
страненное мнение — плохой критерий истины. Они
считают, что каково бы ни было мнение толпы или,
иначе говоря, той части человечества, что подвержена
фанатизму и предрассудкам, можно доказать, что
и религия и государство не противоречат узам
абсолютной необходимости, которым всегда и повсю-
ду подчиняются все без исключения создания.
Я не хотел бы вмешиваться своими «Размышле-
ниями» в тянущийся уже давно спор между кальви-
нистами и арминианами 32 о свободе воли и о законах
Бога, не хотел бы предлагать никакой третьей
концепции или высказываться по вопросам, относя-
щимся к данному предмету. Но поскольку здесь
имеют место разные мнения и высказываются разные
взгляды, вероятно, полезно отметить те моменты, ко-
торые в каждой из этих систем говорят в пользу
провидения и объясняют причины бед, бросающих,
как считается, тень на творения природы. Для этого
нам нет нужды углубляться в сложные споры и точно
определять понятия «свобода» и «необходимость»,
что дало бы повод к спору о дефинициях. Достаточно
будет лишь сопоставить две явно противоположные
концепции. Одна из них утверждает: «В природе
многое могло произойти не так, как случилось в дейст-
вительности» — или: «Мир мог бы во многих отно-
Размышление VIII
239
шениях отличаться от того, каким он является сей-
час». Согласно другой концепции, такое абсолютно
невозможно. Констатировав наличие этих двух систем
и кратко рассмотрев, как обосновывают их привер-
женцы и защитники, уместно будет взглянуть, что
дает каждая из них для доказательства мудрости
и щедрости провидения.
Сторонники концепции абсолютной необходимости,
коей якобы подчиняются все творения, утверждают,
что поскольку все неодушевленные предметы играют,
как известно, лишь пассивную роль, двигаясь только
по необходимости под влиянием внешней силы, а все
твари, обладающие лишь инстинктами, только ими
и направляются, постольку разумные существа, более
высокого или более низкого уровня развития, побуж-
даются к действию лишь постоянно чередующимися
сочетаниями ощущений. И хотя восприятие этих
ощущений происходит, надо признать, совершенно
пассивно, они, однако, неизбежно оказывают влияние,
вызывая либо желание, либо отвращение, и тем самым
столь же необходимо определяют выбор и направляют
действия разумных существ, как гирьки или пружи-
ны определяют движения часового механизма. Нет
ничего более невероятного, говорят они, чем разумное
существо, решившее действовать без всякого мотива,
без всякого намерения, без всякой причины, которые
юпределяли бы его выбор? Или же если бы человек
отдавал предпочтение тому, что предпочесть у него
не было бы никаких оснований? «Когда принято
решение или сделан выбор, что лежит в их основе» ? —
спрашивает один мудрый писатель. «Конечно, опре-
деленный повод или мотив, более сильный или более
слабый».
240
Р. Уоллес
Ни один здравомыслящий человек никогда не выбе-
рет какой-либо вещи, не будучи способен определить
хуже или лучше, основание для ее предпочтения.
Если это так, то отсюда вытекает, что решение
является следствием обстоятельства, оказывающего
наибольшее влияние в данный момент или кажуще-
гося лучше и привлекательнее прочих. Люди не всег-
да разумны в своих решениях, они часто действуют
из прихоти, страсти или настроения; мотивы их пове-
дения непостоянны и переменчивы как ветер, но
влияние последних столь же неизбежно, как и тех,
коими руководствуются даже самые разумные люди.
Такова уж наша сущность, что мы не можем совер-
шить ни единого поступка без какого-нибудь намере-
ния, цели или желания. Преобладающий мотив пове-
дения необходимо детерминирует волю, а воля
необходимо вызывает действие, если ей не препят-
ствует никакая внешняя сила. Всякое желание
и выбор неизбежно имеют причиной или поводом
этот преобладающий мотив. Там, где действие
направлено па достижение какой-то цели или на свер-
шение какого-то события, там эти цель или собы-
тие обязательно выступают объектом желания. Если
мы не хотим свершения события, то, видимо, и не
будем действовать так, чтобы его вызвать. Желание
и действие тесно связаны между собой. Очевидно,
что желания наши нам не подвластны, а имеют
причины, не зависящие от нас, а поскольку мы не
властны над своими желаниями, мы не властны и над
своими действиями. Свобода, противопоставляемая
моральной необходимости, должна означать способ-
ность поступать вопреки желанию или намерению,
цели и замыслу, коими мы могли бы руководство-
ваться в своих поступках. Эта способность, не говоря
Размышление VIII
241
уже о том, что ни один человек не ощущал ее у себя,
кажется просто абсурдной, совершенно несовмести-
мой с разумом. При ее наличии мы не смогли бы
полагаться ни на кого. Обещания, клятвы, обеты —
все было бы бесполезным, ничто не обязывало бы
человека и не заставляло его быть последовательным,
когда бы на него не влияли внешние обстоятельства.
Различия в характерах исчезли бы, ибо не способен
иметь характера тот, у кого нет определенного и твер-
дого принципа поведения. И даже моральная доброде-
тель, вся сила права, закона, обязательств в подоб-
ном случае обратились бы в ничто, ибо нельзя управ-
лять ври помощи разума и морали существом, чьи
поступки из-за его природы не зависят от внешних
обстоятельств и определяются капризом и произво-
лом. Бесполезно тогда было бы увещевать, объяснять,
обещать, угрожать. Одним словом, такое существо,
если бы оно жило в действительности, было бы самым
странным и необъяснимым обитателем мира, неле-
пым по свой сути и ведущим совершенно бесцельную
жизнь.
Ум человека пассивно получает впечатления от ве-
щей, как хороших, так и плохих. Соответственно им
в сознании непременно возникает определяющее
суждение, которому неизбежно подчиняется воля,
отсюда следует, что ни одно звено в мировой цепи
причин и следствий не могло быть нарушено и ничто
не могло произойти иначе, чем произошло *.
Эти аргументы в пользу моральной необходимости и про-
тив концепции свободы приводятся по лучшему очерку
«О свободе и необходимости» из сборника очерков
о морали и естественной религии (2-е изд. Лондон,
1758) 33.
242
Р. Уоллес
Так говорят философы, доказывающие наличие
жесткой необходимости во всех действиях людей. Из
этой доктрины, видимо, неизбежно вытекает ответст-
венность Творца природы за все несчастья рода чело-
веческого. Доказательство абсолютной необходимости
в значительной степени распространяется на все
разумные существа вообще. Ни одно из них не может
действовать без какого-либо мотива или вопреки ему.
Сам Бог обязан поступать таким же образом. Раз-
личие лишь в том, что поскольку он из всех существ
самый разумный, то должен руководствоваться всегда
исключительно наилучшими соображениями, а на его
восприятие влияют не какие-либо другие существа,
по в силу внутренней необходимости его природы
одна только вечная истина. Это обстоятельство, по
мнению указанных философов, не оставляет ему ни
малейшей свободы в поступках, ибо они неизбежно
определяются пониманием вечной истины и обязан-
ностью делать все наилучшим образом. Итак, все
вещи на земле и на небесах связаны воедино жесткой
необходимостью, и ничто не могло произойти иначе,
чем случилось на самом деле.
Самые выдающиеся приверженцы концепции сво-
боды разумных существ далеки от того, чтобы отри-
цать внешнюю убедительность подобных доводов.
Они признают, что вопрос о свободе покрыт тайной.
Они допускают, что эта проблема для философии
весьма сложна и давала повод к острым спорам во все
просвещенные века. Но это не служит им поводом
для отказа от защиты свободы. Они утверждают,
что свобода, хотя ее природа и загадочна, не может
быть отрицаема; что внешние ощущения, сознание,
веру, воображение людей (или что-либо еще, как его
не назови, что позволяет нам чувствовать себя
свободными) нельзя признать ошибочными вслед-
Размышление VII1
243
ствие даже самых убедительных метафизических ар-
гументов, выводимых либо из природы ощущений,
либо из силы и влияния обстоятельств. Напротив,
поскольку предмет столь загадочен, а изложенные
доводы носят исключительно метафизический харак-
тер, то уже только это, по мнению сих господ, дает
достаточные основания воздержаться от объявления
чувства свободы иллюзорным. Открыто признать по-
добную вещь и заковать человечество в неразрывные
и губительные цепи абсолютной необходимости мо-
жет быть слишком опасным, чтобы предпринимать
столь рискованный шаг, исходя даже из самых прав-
доподобных метафизических доводов или, точнее,
метафизических софизмов, какие только можно изоб-
рести в столь сложном вопросе.
Сколь малы и ограниченны способности челове-
ка?— спрашивают антиметафизические философы.
Как далек он от объяснения свойств предметов
и различных сил, вызывающих их движение? Неоду-
шевленные предметы совершенно пассивны, они
покорно подчиняются действующей на них силе,
не имея никакой внутренней причины движения
или собственной активности. Они также являются
объектами наших чувств, и мы можем провести
тысячу опытов с образующей их субстанцией. Но все
же во многих случаях мы не способны постичь их
действия. И уж тем более никак нельзя ожидать, что
мы сумеем объяснить скрытые причины движения
в тех сферах, что не видны глазу и не доступны иным
органам чувств, там, где нет нужды во внешнем им-
пульсе, а есть внутренний источник активности.
Если имеет место такая вещь, как субстанция творе-
ния, то именно эта невидимая сущность скорее всего
и является ею.
244
Р. Уоллес
Душа человека или то, что каждый из нас считает
самим собой, то, что при всех изменениях нашего
тела и при любом развитии мыслительных способно-
стей остается постоянным, пока мы сохраняем созна-
ние, конечно же, имеет природу более высокую, чем
весь материальный мир. Как бы обширен и прекрасен
ни был последний, он совершенно не ощущает соб-
ственного бытия. Оно не приносит ему никакой
пользы. Материя создана и сохраняется только ради
тех одушевленных существ, которые способны
ощущать ее. Материальный мир, разумеется, реален.
Когда одушевленные существа воспринимают опреде-
ленный предмет каким-то из своих чувств, они не мо-
гут ощущать ничего, что не было бы реальным:
хотя, если, конечно, сравнение тут допустимо,
о духовной сущности мы имеем все основания ска-
зать, что ее бытие еще более реально. По сравнению
с ней бытие материальных предметов менее субстан-
ционально и более призрачно. Осознание бытия —
вот наиболее верный признак реального существо-
вания.
Но хотя духовная сущность, несомненно, обладает
наибольшей реальностью, есть нечто чрезвычайно
загадочное в ее природе. Мы не можем утверждать,
что способны, придерживаясь точного смысла слова
и четких категорий философии, сформулировать
понятие других видов одушевленных существ, отлич-
ных от нас, или ощутить их. Пожалуй, здесь более
подходит слово «осмыслить», чем «ощутить». Мы
осмысливаем их как подобие нашей духовной сущно-
сти или как нечто на нее похожее и наделенное таки-
ми же способностями. Поднимая эти способности
на величайшую высоту и устраняя все несовершен-
ное, мы приходим к идее Божества. Конечно, свою
Размышление VIII
24,5
душу мы знаем лучше: мы осознаем ее бытие, ее
свойства, сильные и слабые стороны. Но все же мы
не способны раскрыть природу того активного начала,
которое считаем самим собой. Мы не можем объяс-
нить, как совершаются разнообразные движения
души. Мы их осознаем, но природа самого этого
начала, взятого отдельно от них, остается для нас
глубокой тайной. Что оно собой представляет; что
действует в нас, не совпадая с самим действием;
что мыслит, ощущает, познает, обдумывает, желает,
детерминирует само себя и каким образом, вслед-
ствие какого внутреннего свойства? Происходит это
действие исключительно вследствие того, что мы зо-
вем мотивами поведения или же только частично?
И влияют ли вообще мотивы в точном смысле этого
слова? А не имеет ли место совершенно иная
причина, детерминирующая поведение? Окончатель-
ные ответы на такие вопросы мы, видимо, никогда
не сумеем найти. Однако сторонники концепции
свободы ни за что не согласятся с тем, будто действия
людей абсолютно, неограниченно и неопреодолимо
детерминированы мотивами, обусловленными совер-
шенно пассивным восприятием или ощущением
внешних, постоянно сменяющих друг друга положи-
тельных и отрицательных факторов. Напротив, они
утверждают, что каков бы ни был источник актив-
ности людей, им отнюдь не является одна лишь внеш-
няя сила или внешнее влияние, ибо он находится
по крайней мере частично, в самом уме, обладающем
определенными свойствами, которые и вызывают та-
кую активность. Это значит, люди обладают свободой
выбора, являясь хозяевами своих действий, самостоя-
тельно совершая их и неся за них ответственность
или, иными словами, это действительно их действия,
246
Р. Уоллес
и они за них отвечают. Это настолько для людей
очевидно, что внутренне они осознают: уважение
или презрение к ним зависит от содержания их
поступков.
Дабы предотвратить по возможности споры, надо
отметить, что наиболее выдающиеся защитники кон-
цепции свободы не претендуют на объяснение при-
роды этой свободы ума и не указывают, чем детерми-
нируется его деятельность и не детерминируется
ли она им самим. Они признают, что не способны
дать исчерпывающее объяснение, и считают данный
предмет в настоящей ситуации не поддающимся
истолкованию. Они лишь думают, что деятельность
ума не детерминируется только внешними обстоя-
тельствами, а имеет по крайней мере частично
внутренний источник. Они также убеждены, что ут-
верждение, будто ум детерминируется только так
называемым влиянием или силой внешних обстоя-
тельств, либо какими-то получаемыми извне пред-
ставлениями, является лишь гипотезой, изобретенной
для объяснения наших поступков и не подтверждае-
мой (вопреки заявлениям метафизических филосо-
фов) ни наглядным примером, ни четким философ-
ским обоснованием.
Невозможно, чтобы кто-нибудь не поверил следую-
щему очевидному доказательству обратного. Это
доказательство перевешивает все доводы противо-
положной стороны. А именно: если бы удалось
убедительно продемонстрировать людям, что они
никогда не могли поступить иначе, чем поступили,
что с самого рождения они были подчинены абсолют-
ной необходимости, будучи детерминированы в своих
действиях влиянием внешних факторов, то в таком
случае они перестали бы испытывать чувство вины.
Размышление VIII
247
Поскольку не может быть виновен тот, кто не управ-
ляет своими действиями, а целиком подчиняется
другим (что будет проиллюстрировано по ходу этого
доказательства), постольку ни один знающий это че-
ловек никогда не будет считать себя виновным. Но
ведь приведенное выше доказательство нашей зави-
симости от внешнего влияния, а следовательно, и на-
шей невиновности в чем бы то ни было, не способно
избавить отстаивающих его философов от чувства
вины в соответствующих случаях, когда они столь же
горячо клянут себя, как и простолюдины, а потому
у нас есть бесспорное основание считать, что здесь
мы имеем дело не с реальным, а с мнимым доказа-
тельством. В действительности же то, что тут называ-
ют доказательством, не что иное, как внешне правдо-
подобный софизм, пустопорожнее философствование,
игра слов, не способные опровергнуть внутреннее
чувство и сознание человека, а значит, они должны
быть признаны попыткой омрачить провидение сло-
вами без смысла **
Мы, следовательно, не обязаны ради этой пустой
болтовни объявлять внутреннее чувство свободы оши-
бочным. Мы не должны исходя из подобных мета-
физических доводов, создавать доктрину абсолютной
необходимости, противоречащую здравому смыслу
людей и по самой своей сути губительную для
законов, государства и религии, с какими бы невин-
ными или благочестивыми целями ее не отстаивали
философы или священники.
Вкратце итог дискуссии, видимо, будет следую-
щим. Защитники абсолютной необходимости утвер-
ждают, что нельзя представить себе, более того, про-
** Иов. 38.2.
248
Р. Уоллес
сто немыслимо и невозможно, чтобы разумные суще-
ства, хоть более высокого, хоть более низкого уровня
развития, могли быть побуждены, подвигнуты, скло-
нены или вынуждены к действию чем-либо, кроме на-
мерений и представлений, приводящих их в движение
или влияющих на них и соответственно называющих-
ся мотивами. Наиболее сильная сторона данной точки
зрения состоит в том, что какой-нибудь иной гипоте-
зой трудно объяснить причину и образ действия
мыслящих созданий и, в частности, понять, как выс-
шее существо, бесконечно совершенное, может быть
побуждено к действию чем-либо иным, помимо пред-
почтения, отдаваемого каждый раз определенной ве-
щи, которая, как ему известно, является наилучшей.
Сторонники же свободы признают, что она вещь
загадочная, и не претендуют на объяснение того, что
приводит в движение разумные существа более низ-
кого, более высокого и самого высокого уровней. Од-
нако они не принимают предшествующую гипотезу,
потому что
1) природа разума и способ воздействия на него
познаны далеко не полностью, а значит, эта частная
гипотеза может оказаться и ошибочной;
2) доктрина, утверждающая, что ничего в прошлом
не могло произойти по-другому, что Бог не мог
создать Вселенную, хоть чем-то отличающуюся от
сотворенной им в действительности, что люди ни в чем
не могли поступать иначе, чем поступили, кажется
даже с первого взгляда одним из парадоксов, изобре-
тенных философами вопреки здравому смыслу чело-
вечества и достоверно не выводимых из тех несо-
вершенных знаний, какие нам доступны в предметах
столь возвышенных;
Размышление VIII
249
3) доктрина, утверждающая, что люди полностью
детерминированы в своих действиях извне, как это
уже было объяснено, имеет столь опасную направ-
ленность и сопряжена со столь тревожными послед-
ствиями, что мы вынуждены воздержаться от приня-
тия ее, пока она не будет ясно и четко обоснована,
чего пока еще не сделано;
4) эта доктрина в том, что касается людей, при
более тщательном исследовании обнаруживает несов-
местимость с понятием вины, которое естественно
для человека и неискоренимо в его душе.
Таков итог спора, но будет уместным и более
подробно проиллюстрировать некоторые из приве-
денных аргументов.
Тот, кто должным образом поразмыслит о ранней
истории человечества, едва ли легко согласится с тем,
что люди в древности верили в теорию абсолютной
необходимости. Простота жизни в те века не позво-
ляла им достичь такой изощренности мысли. Впро-
чем, не только первые люди считали себя свободно
действующими личностями, ибо к тому времени, ког-
да появился кто-то из философов, проповедовавших
доктрину абсолютной необходимости, мир, по всей
видимости, был уже не молод. Задолго до того, как
впервые стало известно о такой доктрине, были напи-
саны законы, созданы государства и установлены су-
ды для наказания порочных индивидов.
Если бы мы выясняли, что больше всего благоп-
риятствует естественному ходу вещей, то нам оказа-
лось бы довольно трудно понять, как были изобретены
все эти институты, когда бы преобладала не доктрина
свободы, а какая-либо другая. К тому же трудно пове-
рить, что если бы люди считали, будто все их дейст-
вия необходимы и ничего не может случиться по-
250
Р. Уоллес
иному, то согласились бы на введение юридических
санкций.
Метафизические философы могут, конечно, вообра-
жать и совершенно искренне верить, что судьи и суды
в человеческом обществе вполне совместимы с их
теорией. После того как подобные институты созда-
ны, они способны существовать и далее, ведь хотя
доктрина необходимости и получила распространение
среди философов, первые из этих институтов возник-
ли задолго до ее появления в мире. Насколько мало-
вероятно то, что если бы большинство людей верило
в доктрину абсолютной необходимости и стало бы при
этом назначать судей и суды для наказания винов-
ных, настолько есть серьезные основания считать,
что человечество, когда эту доктрину впервые
обнародовали, было не просто удивлено, но потрясено,
поняв ее враждебность морали и несовместимость со
справедливостью законов общества. По этой причине
первые ее проповедники должны были, насколько
позволял им их характер, распространять ее весьма
осторожно, с многочисленными оговорками. Подоб-
ные же предосторожности, конечно, требовались ме-
тафизическим философам и в любом другом веке.
Хотя целые нации стали исповедовать веру, видимо
в самой своей основе несовместимую с доктриной сво-
боды, все же им скорее казалось, что они разделяют
теорию необходимости, нежели это происходило в
действительности. А так как она в целом продолжала
казаться нелепой, приходилось придумывать мно-
жество правдоподобных ответов на выдвигавшиеся
против нее возражения.
Однако, несмотря на самые энергичные усилия и
самые хитроумные попытки найти выход из затруд-
нений — а в этом деле испытали свои способности
Размышление VIII
251
многие из мудрейших людей, когда-либо появляв-
шихся на свет, — проблема осталась абсолютно нераз-
решимой и всегда будет таковой. Как бы метафизи-
ческие философы не похвалялись прочностью своих
позиций, никогда не удастся обосновать справед-
ливость наказаний в обществе при допущении абсо-
лютной необходимости.
Свобода — вот единственное основание для призна-
ния вины и для справедливого приговора суда в чело-
веческом обществе. Ни один человек не может
быть наказан, если точно известно, что хотя он и зако-
лол соседа шпагой, но не имел никакого намерения
или желания убивать того и что шпага силой была
вложена' в его руку и та насильственно приведена
в движение, в результате которого клинок пронзил
тело соседа. Там, где человек лишен свободы и подчи-
нен внешней силе, там он считается невиновным.
Разумеется, есть различие между внутренней и
внешней силой, или между силой, воздействующей
на ум, и силой, воздействующей на тело. Независимо
от того, какая из них использована, но если она при-
менена внешним носителем и воистину является си-
лой, суд обязан принять одно единственное реше-
ние. Заставил ли человек меня совершить незакон-
ный поступок, воздействовав физической силой на
мое тело, либо чарами, лекарством, колдовством, при-
нуждением или чем-нибудь еще повлияв на мой ра-
зум, неважно. Если это станет очевидным для суда,
я должен быть освобожден от ответственности. Столь
же эффективен данный аргумент и в нынешнем споре.
Для оправдания кары преступнику мало доказать его
.порочные намерения, вследствие коих он и совершил
вредный поступок. Если предположить, что с самого
рождения все его желания и действия были подчи-
252
Р. Уоллес
йены абсолютной необходимости внешних обстоя-
тельств, то по справедливости винить бы следовало
не его, а того, кто подчинил его столь жестокой не-
обходимости. Следовательно, было бы величайшей
несправедливостью со стороны любого человеческого
суда привлекать несчастного к ответственности и
наказывать за какие-то из его преступлений. В подоб-
ном случае ни один из поступков, которые он совер-
шил или мог бы совершить, не заслуживал бы ни
наказания, ни награды.
Конечно, можно утверждать, что человеческие
суды нужны, даже если человечество не свободно, а
подчинено абсолютной необходимости. Можно ска-
зать, что они требуются для блага людей, для под-
держания порядка в мире, для предотвращения
общественно опасных действий, а если те имели
место — для наказания совершившего их. Не касаясь
вопроса о признании таких действий порочными и
определении совершившего их лица в качестве
преступника, отметим, что они по самой своей
сути опасны для человечества и потому требуют
обуздания. Судья вправе сказать человеку, совер-
шившему такой поступок: «Мы должны удерживать
людей от подобных вредных действий, не важно,
являются ли они преступлениями или нет. Мы можем
это сделать только при помощи наказаний, которые
надо рассматривать как мощный стимул благотвор-
ного для общества поведения. Также нельзя назначать
наказания наугад, иначе они не заставят удержаться
от вредных действий. Следовательно, нужно правило
для определения того, кто будет наказан ради обще-
ственного блага. Разве можно придумать что-либо
лучше правила, согласно которому пострадать должен
человек, предпринявший такое действие? Это заста-
Размышление VIII
253
вит остальных воздержаться от подобных поступков
и пробудит в них более добрые чувства. Вы, обвиня-
емый, совершили это вредное деяние. Ваша вина
убедительно доказана. Закон предписывает вам поне-
сти наказание либо чтобы исправить или уничтожить
вас, либо для исправления и блага человечества.
Не ропщите против приговора, а смиренно примите
его ради вапгего собственного или ради общественного
блага».
Кого-то эти рассуждения способны убедить, кого-
то по крайней мере смутить. Авторитет, справедли-
вость или предполагаемые способности судей застав-
ляют подсудимого смешаться и замолчать. Но если
бы обвиняемый был изощренным философом и не
испытывал благоговения перед судьей, какой ответ
он мог бы дать безо всякого труда? «Почему я дол-
жен страдать, — сказал бы он, — я, ничего но сделав-
ший такого, что заслуживало бы осуждения? Да, я
и вправду совершил упомянутый поступок, но с само-
го рождения я находился под воздействием абсо-
лютной необходимости. Я неизбежно был вынужден
сделать это, как и все остальное, что сделал в жизни.
Я не мог поступить иначе, чем поступил. Вы, мои
судьи, знаете, что это так. А потому ничего не надо
мне ставить в вину. Не заставляйте меня страдать
за преступления другого, кто загнал меня в ловушку
и подчинил жестокой необходимости. Природа, воз-
можно, имеет полное право наказать меня в соот-
ветствии со своим планом, определяющим ход вещей,
и в соответствии с установленными ею связями.
Здесь же не место обсуждать ее права, мы не в силах
помешать ей делать то, что она желает. Вы же
не имеете права приносить меня в жертву обществен-
ному благу. Не творите несправедливости. Не созда-
254
Р. Уоллес
вайте и не допускайте жестоких и неправедных су-
дилищ. Не увеличивайте назначенных нам природой
несчастий. Мы вынужены подчиняться ее законам,
но это не дает основания и не обязывает подчиняться
вашей несправедливости».
Но судьи, предположим, ответят: «Вы, обвиняе-
мый, не только совершили сие деяние, но и сделали
это по своей воле. Ни один человек не принуждал вас.
Вы поступили так по своему выбору. Когда вы
предпринимали этот шаг, вы предпочли его прочим.
Вы обдумали его. Вы взвесили все доводы за и
против. Вы задавали себе вопрос, надо ли это делать,
и в конце концов решили поступить именно так.
А потому не стоит хулить ни закон, ни судей, хулите
самого себя. Примите ту судьбу, какую вы навлекли
на себя своим недостойным выбором, решившись
на дурной поступок».
«Да, это так, — может ответить предполагаемый
преступник, — верно также, что я сделал это добро-
вольно, по своему выбору, но в том-то и состоит
мое величайшее несчастье, о котором я имею все
основания справедливо и горько сожалеть, ропща,
во-первых, на природу или ее Творца, а во-вторых, на
несправедливость человеческих законов. Вы прекрас-
но знаете, что я бедное создание, вынужденное всю
жизнь поступать только так, как я и поступал. И это
с самого моего рождения. Я не сам создал себя,
я был создан другими. Я получил свой характер
и все свои качества опосредованно или прямо от
природы или ее Творца. Не я выбирал, каким мне
быть или какими качествами обладать. Не я выбирал
то, что определяет мои поступки или влияет на них.
Природа решила, что я должен воспринимать череду
постоянно сменяющих друг друга ощущений, не ока-
Размышление VIII
255
зывая на них никакого влияния, что я должен
быть совершенно пассивен в восприятии их, что они,
помимо моего желания, будут с непреодолимой силой
приводить меня в движение, влиять на меня и управ-
лять мной в соответствии с тем внешним воздей-
ствием, которое мне приходится испытывать. Отсюда
все мои беды! В тот несчастный миг, когда я совер-
шил этот губительный шаг (я но могу сказать «пре-
ступление»), я находился под непреодолимым воз-
действием этой внешней силы. Сопротивляться ей
было не в моей власти. Моя воля, мое желание, мое
стремление были принуждены к подчинению, разу-
меется, не путем какого-то физического насилия,
ибо ему они не подвластны, а силой, созданной
самой их природой, силой, несомненно, иного
рода, но столь же могучей, более того — необоримой.
Пожалейте, пожалейте меня, мои судьи, вы же знаете,
что это так; вы же и сами находитесь под таким
влиянием. И вы, конечно, еще более несчастны, чем
я, ибо испытываете иную совокупность ощущений. До
сих пор вам не был опасен человеческий суд, но
вы не знаете, как скоро вам быть может придется
предстать перед ним за те действия, в момент совер-
шения которых вы будете находиться во власти не-
преодолимой силы обстоятельств. Пусть мое дело ста-
нет вашим личным делом, создайте прецедент, к кото-
рому вы могли бы апеллировать в сходной ситуации.
Серьезно обдумайте изложенные мной доводы.
Я представил их вам, дабы побудить вас стать мило-
сердными и внести в своих высоких сферах вклад
в запрещение жестоких наказаний невиновных».
«Но разве вы не обвиняете сам себя, — может заме-
тить судья, — разве внутренне вы не сознаете своей
вины? Разве вы не порицали себя за это деяние, сразу
256
Р. Уоллес
же после его свершения? Ваше сознание свидетель-
ствует против вас и говорит о вашей вине. Зачем же
вы тогда при помощи жалких уверток и тщетных
отговорок пытаетесь оправдаться, возлагая свою вину
на природу и кляня законы своей страны и всего
человечества?»
«Я не могу отрицать, мои судьи,— ответит обвиня-
емый, — что теперь меня заставили почувствовать
вину. Это еще сильнее усугубляет мое несчастье
и, быть может, вызовет вашу жалость. Я, конечно,
смутно догадывался до того, как совершить свое дей-
ствие, что оно неправомерно и что я должен от
него воздержаться, но это смутное предчувствие
было заглушено более сильным предвкушением
огромной выгоды для меня от данного поступка.
Я был уверен, что лучше его ничего нет на свете.
Это убеждение было столь сильно, что ему невозмож-
но было сопротивляться. Увы, я попал в ловушку
и совершил сие деяние. Но едва лишь я сделал это,
как тут же (о, жестокая природа!) увидел все в ином
свете. Другая совокупность ощущений ворвалась в
мой мозг. Вопреки истине и разуму я был вынужден
признать, что мог и должен был поступить иначе.
Эта фантазия все еще не покидает меня, страшно
усугубляя мои страдания. Мне просто невозможно
полностью избавиться от этой навязчивой мысли.
Но хотя призрак вины преследует меня день и
ночь, часто тревожа мой ум, все же я никогда до
конца не соглашусь с тем, в чем он пытается меня
убедить. Вопреки ему я уверен и могу доказать при
помощи разума и знания, что никогда не был и пе
мог быть виновен. Вы, мои судьи, должны освободить
меня, поскольку знаете, что я с рождения постоянно
Размышление VIII
257
находился под влиянием жесткой необходимости
внешних обстоятельств».
Таким образом, по мнению сторонников свободы,
окажется невозможным человеческому суду наказать
кого-либо, если предположить, что с первых дней
жизни стремления и поведение человека с абсолют-
ной необходимостью определяются внешними
причинами. С этой точки зрения неважно, как назы-
вается данная необходимость: естественной, механи-
ческой, физической, моральной, рациональной или
какой-либо еще — существенно лишь то, что она
неподвластна человеку и обусловлена внешними при-
чинами. Благие стремления, правда, должны
признаваться хорошим и полезным делом, в чем
бы они ни проявились и каким бы путем ни были
вызваны. Заслуживают ли они похвал и других наград
или нет, но пробудить таким способом их нетрудно.
Совершенно иное дело — наказания за вредные
поступки. Несправедливо наказывать лицо, их со-
вершившее, если оно находилось в условиях той
или иной внешней необходимости.
Если бы какой-нибудь преступник в наш век при-
вел в свою защиту такое соображение, оно было бы
отвергнуто. Ему сказали бы, что, поскольку нет ника-
кой видимой силы, принуждающей его к порочному
поведению, его жалобы на силы и мотивы неви-
димые не могут быть приняты во внимание, и он
должен поплатиться за свои преступления. И это ра-
зумно, ибо повсюду признается концепция свободы.
Но если бы вдруг повсеместно была принята доктрина
абсолютно жесткой необходимости, физической или
моральной, каждый бы увидел разумность таких
доводов и неуместность всех законных наказаний.
Тот же метод рассуждений применим и в отноше-
9 .Закат .No 533
258
Р. Уоллес
нии Божьих кар, причем неизбежны те же самые
выводы, по крайней мере, если кары эти рассматри-
ваются не как естественное следствие греха, а как вы-
носимый по закону высший приговор Божественного
суда.
Если вместе с господами, горячо доказывающими
наличие абсолютной необходимости, мы распростра-
ним их теорию на Бога и признаем, что сам Господь
не имеет свободы и не мог сделать ничего, кроме
уже сделанного, то тогда, по мнению сторонников
свободы, будет довольно трудно найти основание для
того, чтобы торжественно славить его, ему молиться
и платить тем уважением, каким он пользовался
во все времена и у всех народов.
Конечно, каждый согласится, что если разумное
существо, живущее и действующее исключительно
в соответствии с собственной природой, предпола-
гается по сути своей добрым и благодетельным,
то оно, несомненно, достойно любви, а природа
его совершенна. Если мы верим, что Вселенная —
творение столь замечательного автора, то такая вера
весьма утешительна. Внутреннее ощущение и внеш-
нее восприятие этой великой доброты могут
считаться естественными и правдивыми. Действи-
тельно, трудно, а то и просто невозможно заглушить
в себе благодарность и скрыть восхищение. Чувство,
испытываемое нами при получении благодеяний от
столь доброго существа, отлично от того, какое возни-
кает у нас в делах повседневных. Мы не славим
машину за ее сложность или за выполнение ею своих
полезных функций. Мы восхищаемся искусным
устройством, но хвалим лишь придумавшего его
мастера. Мы не считаем себя в долгу перед солнцем,
согревающим нас, или перед дождями, что поят
Размышление VIII
259
землю. Мы благодарим щедрого Творца природы,
создавшего эти орудия своих благодеяний, чтобы
сделать нас счастливыми. Впрочем, еще можно допу-
стить, что хвалы и восхищения заслуживает благо-
детельное существо, если даже оно действует не
свободно, а в силу необходимости. Однако тут же
возникает вопрос, испытывали бы мы какое-либо чув-
ство благодарности, если бы никогда не имели внут-
реннего ощущения свободы. Тот, кто познал достоин-
ства свободного государства, навсегда сохранит чув-
ства, отличные от тех, коими обладает человек, не ви-
девший ничего, кроме абсолютной монархии. Те
чувства благодарности, что возникали и развивались
у нас, когда мы ощущали себя рожденными под
благотворной сенью свободы, будут хранимы нами
до самой смерти, даже если метафизические
доводы и заставили бы нас изменить свое мнение,
введя в заблуждение и убедив, что мы подчинены
абсолютной необходимости. Врожденные и глубокие
чувства человеческой натуры трудно искоренить до
конца при помощи даже самых сильных метафизиче-
ских аргументов.
Но что бы там не думали о похвалах Богу при
детерминированности его природы абсолютной необ-
ходимостью, сторонники свободы скажут, что молитва
имеет совершенно иную суть и в подобном случае
вызвала бы против себя неопровержимые возражения.
По распространенному среди людей мнению, молитва
предполагает наличие в мировых делах определен-
ной случайности, го есть того, что все события не
являются распланированными и предрешенными аб-
солютной жесткой необходимостью. Если мы знаем,
что человек принял решение и не намерен менять
его, мы более не будем затруднять ни его, ни себя
9*
260
Р. Уоллес
какими-либо просьбами. И хотя обращения молящих-
ся к бесконечно совершенному существу следует рас-
сматривать в другом свете, чем просьбы, обращен-
ные к людям, ибо молитвы творятся из иных сооб-
ражений и с иными целями, мы все же никогда
не молим Бога о том, что считаем абсолютно
предрешенным. Мы можем восхищаться постоян-
ством и размеренностью движений и периодов Солнца
и Луны, теми хорошо отлаженными процессами, что
протекают в животных и растениях, населяющих
землю. Желание, чтобы столь прекрасный и благодат-
ный порядок сохранился и далее, естественно для
нас. Но мы не молимся о том, чтобы солнце и лупа
всходили и заходили в неурочный час. Протестанты
не молятся о мертвых, ибо считают их положение
неизменным. Люди, первыми излившие душу в тор-
жественных молитвах к Богу, не верили в теорию
абсолютной необходимости. Если бы в нее с самого
начала верили повсюду, молитвы не считались бы
делом правильным и полезным. Только много времени
спустя после их возникновения появились философы,
выдумавшие доктрину необходимости. При первом их
появлении им, несомненно, пришлось приложить
немало усилий, дабы примирить свою концепцию
с существующей системой и распространенными фор-
мами религии. Действительно, они выдвинули много
внешне правдоподобных доводов для достижения сей
цели, но все же им никогда не удастся убедить
большинство людей в совместимости этих двух
систем.
Напрасно они утверждают, что молитвы — наибо-
лее правильная форма признания нашей зависимости
от Бога и свидетельство уважения к нему его созданий.
Это уважение можно выразить и множеством иных
Размышление VIII
261
способов, „е прибегая к нелепой мольбе о том, что
считается окончательно предопределенным и уста-
новленным. Напрасно они утверждают, что молит-
вы — наилучшее средство вызвать благочестивые и
добрые мысли, ибо это можно сделать и другими
методами, не прибегая к столь явной нелепости, как
мольба, при понимании абсолютной необходимости.
Напрасно они говорят нам, что молитвы — одно из
звеньев цепи, один из мотивов, жестко детерминирую-
щих дела Господа. Одним словом, вопрос стоит так:
торжественно молить Бога о чем-либо, предполагая
наличие абсолютной необходимости, жестко пред-
определяющей все на свете и исключающей любую
свободу или случайность, так же абсурдно, как,
например, просить, чтобы солнце не поднималось в
назначенный час или чего-нибудь еще, что столь же
постоянно.
Итак, по мнению защитников свободы, доктрина
абсолютной необходимости выглядит противоречащей
существующему государственному и религиозному
устройству, а поскольку неизбежным следствием ее
является вывод, будто условия нашей жизни полно-
стью зависят от других, а не от нас самих, она
постоянно вносит в наши умы сомнения и вызывает
ужасное, непрекращающееся беспокойство о нашем
будущем или о нашей судьбе в вечности. Короче
говоря, она извращает всю систему человеческих
отношений.
Это настолько очевидно для мудрого автора
«Очерков о принципах морали и естественной рели-
гии», что он признает необходимость существова-
ния у человека определенного представления о вещах
возможных и случайных, сделать которые в его вла-
сти. Это нужно, чтобы дать верную направленность
262
Р. Уоллес
его активности. А поскольку идея необходимости
обязательно противоречила бы представлению о
случайности, было бы лучше, чтобы он не ведал о
том, что является носителем этой необходимости.
Ощущение себя, говорит сей автор ***, частью вели-
кого мирового механизма, заведенного и отлаженного
Творцом природы, несовместимо с той ролью, играть
которую выпало человеку. Отсюда, конечно же, выте-
кала бы «ignava ratio» 35, теория бездействия стои-
ков 36. Осознание того, что нет ничего случайного и
что человек ничего не может сделать сам, не оставля-
ло бы места ни для расчетов на будущее, ни для
прилежания и заботы. У него не осталось бы побуди-
тельных мотивов к действию, кроме ощущаемых в
данный момент удовольствия или боли. Он был бы
подобен диким зверям, не имеющих иных мотивов
действия, кроме инстинктов. Но тех немногих
инстинктов, коими он наделен сейчас, оказалось бы
вовсе недостаточно. Ему потребовались бы и такие,
что заставляли бы сеять и жать. Ему нужны были
бы инстинкты, побуждающие стремиться к каждому
из благ жизни и к выполнению всех своих обязан-
ностей в ней. Одним словом, разум и мысль не нахо-
дили бы такого применения, как сейчас, то есть чело-
век не был бы человеком, если бы не имел представ-
ления о случайности и не находился в неведении
относительно того, что он носитель необходимости.
Итак, этот мудрый автор откровенно признает, что
его любимая концепция противоречит естественным и
распространенным чувствам и настроениям и что
последним абсолютно необходимы представления о
*** Essays on the Principles of morality and Natural Religion.
2nd ed. L„ 1758. P. 155.34
Размышление VIII
263
свободе и случайности. В этом случае уж лучше бы
он отказался от того, что считает философской исти-
ной, и признал, что эти чувства не мнимые, а реаль-
ные, ибо они так сильны, что сколь бы ни был фило-
соф убежден в существовании необходимой цепи
причин и следствий, которая, строго говоря,
ничего не оставляет в его власти, в жизни он дей-
ствует как свободный субъект. Если это так, то здесь
мы имеем еще одно свидетельство, помимо получен-
ного ранее от философов, способных испытывать
чувство вины, а именно свидетельство, что нет ника-
кого убедительного доказательства концепции
необходимости. Ведь поскольку ни один человек не
может не поверить очевидному доказательству, то
если бы кто-нибудь признавал доказанными абсо-
лютную необходимость своих действий и свою несво-
боду, он никогда бы не считал себя свободным
субъектом и не вел себя как таковой. Следовательно,
то, что он считает доказательством, не есть реаль-
ность, но заблуждение.
Если мы повнимательнее присмотримся к обосно-
ванию необходимости, оно покажется нам совершенно
неубедительным. Оно означает не что иное, как: «Мы
склонны к тому, к чему мы склонны, а поскольку
мы склонны к этому и не склонны к тому, к чему
не склонны, мы ни в какой момент не можем быть
склонны к тому, к чему мы не склонны в тот момент».
Да, это так. Но где доказательство того, что «мы ни-
когда не можем быть склонны к тому, к чему не склон-
ны сейчас» ? В действительности же то, каким образом
мы к чему-нибудь склоняемся, чего-либо желаем,
к чему-либо питаем отвращение, чего-либо хотим,
или то, что заставляет, побуждает, подталкивает,
помогает нам сделать выбор одной из нескольких
264
Р. Уоллес
разных или противоположных вещей, оказавшихся в
поле нашего внимания, еще не настолько нам извест-
но, чтобы использовать это как доказательство.
А почему бы и другой стороне не предложить
игру слов? «Поскольку все эти идеи, ощущения или
предметы, предстающие перед людьми, не обладают
никакой силой или активностью, а считаются совер-
шенно инертными, они не способны вызывать или
обусловливать что-либо. Люди сами детерминируют
свои действия по собственному желанию, сами делают
выбор, предпочитая ту или иную вещь, согласно
своей натуре, характеру, общему складу личности или
намерению в данное время. Кроме врожденного, от
нас не зависящего характера, кроме полученных
от окружающей среды и образования впечат-
лений, у людей есть нечто свое, созданное только
ими самими, не полученное ни от кого другого и не
создаваемое никакими предметами или обстоятель-
ствами. Эти предметы, как будто все время одинако-
вые, представая перед разными людьми или в разные
•времена перед одним человеком, при одинаковых
обостоятельствах, когда надо было сделать выбор,
влияли и действовали на людей по-разному. Следо-
вательно, не идея и не вещь детерминируют
действия людей, а люди сами детерминируют свои
действия внутренним источником активности». Та-
ким образом, можно спорить, запутывать вопрос бол-
товней, но в действительности все это с обеих сто-
рон — лишь софистика. Мы мало знаем, как детерми-
нируются разумные существа, детерминируют ли они
сами себя и что они собой на самом деле представ-
ляют.
В то же время без всякой софистики сторонники
свободы считают несомненным, что природа наделила
Размышление VIII
265
людей разнообразными потребностями, страстями,
склонностями и неприятием различных предметов.
Люди устроены так, что способны познавать и в глу-
бине души одобрять естественные ценности и до-
стоинство добродетели, понимая вытекающие из них
преимущества. Их нельзя полностью лишить такого
понимания даже при величайшем к нему пренебреже-
нии, отвратительнейшем образовании и самых
дурных привычках. Худшие из людей не могут'изгла-
дить эти данные природой впечатления и оконча-
тельно уничтожить в своей душе уважение к добро-
детели. Всякий, кто способен сравнивать вещи и дела-
ет это, не может не увидеть их глубочайших и вечных
различий. Как бы сильно не хотелось чувственных
удовольствий, величия, богатства, власти и славы,
как бы люди к ним не рвались, это никогда не
сможет вызвать такого одобрения, как стремление к
добродетели. Однако люди часто предпочитают стрем-
ление к удовольствию и славе.Они делают это по своей
воле, а не под влиянием какой-либо силы или необхо-
димости. Они могли бы поступать иначе, и некоторые,
кто лучше знает цену удовольствиям и славе, пред-
почитают добродетель. Но хотя порочные люди добро-
вольно выбирают греховное наслаждение или удо-
влетворение своего раздутого честолюбия, они всегда
делают свой ошибочный выбор, совершая над
собой усилие и испытывая в душе недовольство. Они
знают, что поступают плохо, .но предпочитают
удовлетворить ощущаемую в настоящий момент
потребность. Это внутреннее и немедленно возникаю-
щее чувство неловкости — более сильный довод в
пользу существования вины, а следовательно, и свобо-
ды, чем все имеющиеся у противоположной стороны
аргументы. В момент ощущения внутренней досады
266
Р. Уоллес
виновным человеком тот отнюдь не считает себя нахо-
дящимся в той печальной ситуации, в которую могут
с непреодолимой силой поставить обстоятельства.
Он осознает себя не только несчастным, но и винов-
ным, ибо по своей воле пренебрег тем, что должен
был сделать, или же совершил то, от чего, как ему
хорошо известно, он мог воздержаться. Самые ярые
приверженцы доктрины необходимости знают об этом
так же хорошо, как и прочие люди. Когда они гово-
рят, что верят в абсолютную необходимость, то было
бы правильно ответить им, что это невозможно или что
они не могут верить в нее. Если бы это им было
по силам, они вообще избавились бы от понятия
вины. Но это для них невозможно, ибо их сердца
осуждают их, и они знают и чувствуют свою вину.
Итак, согласно защитникам свободы, поскольку
есть вещи, зависящие от самих людей, существует
определенное различие между делами Бога и чело-
века. Если бы это было когда-нибудь достоверно
установлено, то не оказалось бы бесполезной заумью,
ибо отсюда вытекало бы, что Творец природы не отве-
чает за несчастья, не являющиеся следствием ее
устройства, но результатом порочности и глупости
людей, злоупотребивших дарованной им свободой.
Размышление IX
Защита провидения
при наличии свободы у разумных существ
Среди предполагаемых преимуществ системы, под-
держиваемой сторонниками свободы разумных суще-
ств вопреки концепции абсолютной и неподвластной
людям необходимости, весьма важным признается
следующее: если защитники необходимости делают
I
Размышление IX
267
Бога ответственным за все происходящие в мире беды
независимо от того, проистекают ли те из устройства
природы или из людских пороков, то их противники
выдвигают доктрину, по которой человечество само
виновато в бедах, вызванных пороком и глупостью.
Таким образом, защитники свободы думают, что сразу
же решают наиболее сложный вопрос о несчастьях
людей и теперь должны лишь, как и их оппоненты,
ответить на возражения, вызываемые очевидными
изъянами и недостатками в жизни природы. В данном
разделе уместно будет исследовать их рассуждения
и посмотреть, как они пытаются защитить божествен-
ную власт^.
Нет ничего очевиднее того, что человечество никак
не участвовало в изобретении и создании небесных
тел или в размещении их в том порядке, в коем
они находятся. Не оно сотворило облака и атмосфе-
ру. Не оно изготовило материалы, составляющие
внутреннюю субстанцию и внешнюю поверхность
Земли. Не оно придало Земле круглую форму. Не при-
ложило оно руки и к созданию хотя бы одного
семейства растений или вида животных. Не оно
наделило животных чувствами, инстинктами и
способностью ощущать и двигаться, не оно изобрело
й создало рациональные качества и свойства самих
людей. Ничто из всего этого не может быть признано
делом рук человеческих. Обычно это называют
творениями природы или произведениями великого
Создателя.
Никому не удастся отрицать, что эти творения при-
роды величественны, прекрасны и полезны. Они соз-
даны с высочайшим искусством и приспособлены
для самых замечательных целей Небесные тела
поражают величиной. Солнце имеет гигантские раз-
268
Р. Уоллес
меры. Планеты вокруг него и спутники вокруг пла-
нет — все они огромны. Очевидно, что их расположе-
ние не случайно. Их удаленность от Солнца и друг
от друга обусловлена их весом и размерами. Удиви-
тельная простота заключена в законах, в соответствии
с которыми они сохраняют свое положение и переме-
щаются. Их движения, обороты и периоды размерен-
ны и постоянны, неизменны и единообразны на протя-
жении многих веков, как нам известно из истории.
Пусть не все эти величины, но все же многие их них
хорошо известны и доступны для исчисления. Даже
непросвещенный человек с первого взгляда понимает,
как огромны и величественны небесные тела. Но не-
просвещенный человек никогда не сможет составить
верное представление об их грандиозности. Это по си-
лам лишь астроному, постигающему их подлинное
величие при изучении их как системы миров среди
других таких же, разбросанных по бескрайней Все-
ленной, и предполагающему, что там есть много
удобных и хороших мест обитания для разнообразных
семейств животных и разумных существ. Эта удиви-
тельная мысль захватывает и изумляет пытливый ум,
вызывая величайшее восхищение мудростью
и мощью прекрасной природы, являющейся источ-
ником столь великолепных творений.
Да и сама Земля — огромное тело, расположенное
на определенном расстоянии от Солнца. Если бы она
находилась значительно ближе к нему, на ней было
бы слишком жарко, если бы дальше — слишком
холодно, а потому она оказалась бы непригодна
для жизни растений и животных. Благодаря суточ-
ному обращению и отклонению оси от плоскости
эклиптики, все области Земли поочередно освещаются
Размышление IX 26У
и обогреваются таким способом, какой наиболее
благоприятен для целого.
Окружающие землю облака и воздух восхититель-
ным механизмом своего действия служат для поддер-
жания и развития животной и растительной жизни.
В недрах земли хранится огромное многообразие
минеральных богатств, которые, как убедительно
доказывают ремесла, можно применять с изумитель-
ной пользой. На земной поверхности имеется беско-
нечное число растений восхитительной красоты,
сотворенных с удивительным мастерством и пригод-
ных для самых благих целей. Земля снабжает
здоровой и вкусной пищей беспредельное множество
животных, имеющих сложнейшее строение и наде-
ленных многими полезными инстинктами, разно-
образными способностями чувствовать, восприни-
мать, действовать. Лучше всего земля приспособлена
для того, чтобы быть приятным и удобным местом
обитания людей, представляющих собой вершину
известных нам творений Бога. Они не только щедро
одарены желаниями, стремлениями и страстями,
отвечающими наилучшим целям, но также наделены
прекрасными свойствами и способностями разума,
свидетельствующими, что люди на целый порядок
выше прочих животных на земле.
Итак, творения великого Создателя грандиозны п
восхитительны как на небесах, так и на земле.
Имеются обильные запасы всего, необходимого для
наслаждения и счастья бесчисленных семейств
животных и разумных существ. С другой стороны,
надо признать, что не только беззаботному наблю-
дателю, но и самому внимательному исследователю
многое в устройстве природы с первого взгляда
кажется вредным и вызывает мысль скорее о подо-
270
Р. Уоллес
смотре или даже о злой воле, чем о мудрости или
доброте. Так, многие склонны сетовать, что слишком
большая часть нашей планеты покрыта водой,
что области за экватором слишком жаркие, что живым
существам возле полюса слишком холодно, что в
более умеренных климатических зонах большие
неудобства часто причиняются громами, молниями,
жестокими штормами, вредными, ядовитыми тума-
нами и испарениями, слишком сильными дождями
и холодами, иногда палящей жарой и засухой,
иногда землетрясениями, извержениями подземных
огня и вод, морскими и речными наводнениями,
предотвратить которые не способны умение и сила
людей. В результате всего этого живые существа
часто подвергаются большим несчастьям, гибнут пло-
ды земли и человеческого труда. Поэтому можно
сказать, что добро и зло перемешаны между собой и
в устройстве природы столько же вещей благотвор-
ных, сколько и пагубных.
Если подходить действительно беспристрастно,
надо признать что все это так. Нынешний порядок
на земле не вполне приспособлен к тому, чтобы
сделать ее обитателей совершенно счастливыми и
полностью избавить их от бед. А потому, чтобы
окончательно защитить творения природы от обвине-
ния в несовершенстве, надо доказать, что полное
счастье ни в коей мере не связано с нынешним
устройством и условиями жизни обитателей
земли.
Согласно принятой нами сейчас гипотезе, люди
наделены свободой. Творец создал их свободными
субъектами, дав им возможность выбора и сделав
хозяевами собственных поступков. Никто не станет
отрицать, что люди часто злоупотребляли и продол-
Размышление IX
271
жают злоупотреблять своей свободой. Они живут
не в состоянии безгрешной невинности, а погрязли в
пороке и разврате. Поэтому они должны быть призна-
ны виновными. Будучи таковыми, они не вправе
требовать освобождения от всех наказаний, нала-
гаемых великим Господином и Владыкой мира.
Это обязаны признать даже те моралисты и филосо-
фы, которые придерживаются наименее строгих
взглядов о пагубности порока. А значит, у нас
нет оснований сетовать на порядок, царящий на
земле, которая предназначена для обитания существ,
не вполне готовых к состоянию совершенной невин-
ности. И поскольку должны быть различия между
добродетелью и пороком, постольку порочные
и развратные люди не должны иметь тех же условий,
что и безгрешные. Потому не удивительно, что
великий Создатель и Владыка устроил природу имен-
но таким образом, не удивительно, что расположением
воздуха и облаков, внутренним строением различных
предметов на поверхности и в недрах земли он
преследует и наказывает пороки людей, ограничивая
действие их глупости. Можно считать доказанным:
несчастья — это следствие существующего в природе
порядка.
Поскольку люди — главные обитатели земли, есть
все основания считать, что строение планеты и всего,
что на ней находится, должно быть приспособлено
прежде всего для их жизни. И если бы люди никогда
не совершали неразумных и порочных поступков,
объяснить многие наблюдаемые в природе вещи было
бы гораздо труднее. Но когда мы вспомним, Что
невинности люди предпочли злоупотребление сво-
бодой, став тем самым преступниками, и что Всевыш-
ний это предвидел или, по крайней мере (даже если
272
Р. Уоллес
исходить из самой низкой оценки его совершенства),
не мог не заметить, когда это уже случилось, нам
будет легче объяснить некоторые отрицательные яв-
ления в устройстве земной жизни.
Разве мудрость Создателя не должна была
предвидеть при сотворении земли либо при последу-
ющих возможных изменениях нынешнее господство
порока? Разве разумно предполагать, что испорчен-
ные и развращенные люди вправе иметь столь же
благоприятные условия обитания, как и те, кто мудр
и безгрешен? Так окончательно опровергаются воз-
ражения скептических философов.
А ведь в то же время все, что в устройстве
природы или строении земли способно заслужить
порицание, на самом деле, даже по расчетам этих
философов, занимает весьма незначительное место.
Небеса свидетельствуют о величии Бога. Земля пол-
на богатств Всевышнего. Бог никогда не оставляет
нас без напоминания о себе. Милость Господа велика
и Его доброта во всех делах Его. Те беды, о коих
приходится сожалеть и кои дают повод для возраже-
ний со стороны скептиков, в действительности
столь малы и столь доступны эффективному
исправлению и предотвращению при помощи усердия
и добродетели, что при правильном рассмотрении
оказываются ничтожными и могут просто не прини-
маться во внимание при наших расчетах, как не при-
нимается во внимание неровность земной поверх-
ности при демонстрации ее сферической формы.
Это становится особенно очевидным, если рассматри-
вать некоторые из явлений природы, признаваемых
чернью или философами наиболее яркими примерами
ее недостатков.
1. Даже 4 если мы абстрагируемся от всякого
Размышление IX
273
сознательного управления миром природы, то и тогда
едва ли мы можем быть уверены в своем достаточно
хорошем знании устройства земного шара и окружа-
ющего воздуха, чтобы с точностью определить, что
меньшая поверхность вод, меньшее количество гро-
мов, молний и ветров, более редкие и менее ядовитые
туманы и испарения, более умеренные дожди,
холод и жара, не столь частые и сильные землетря-
сения, извержения подземного огня и вод, менее
бурные наводнения на побережьях морей и рек, иное
отклонение земной оси от эклиптики позволили бы
достичь максимально возможного при подобном
устройстве блага. Это же относится и к другим
явлениям природы, которые поверхностный наблю-
датель оценит как вредные. Хотя разум и опыт
позволяют нам обнаружить множество скрытых дока-
зательств мудрости и доброты в устройстве природы,
убеждающих нас в значительном преобладании добра
в мире, все же взаимосвязь и полезность многих
явлений природы, а также скрытые в природных
процессах намерения великого Создателя поняты
нами не до конца. В целом наше знание о них столь
несовершенно, что ни в одном случае нельзя сказать
с твердой уверенностью, будто здесь природа ошиб-
лась. Без сомнения, дивно для нас ведение Твое:
высоко, не можем постигнуть его*.
Можно напомнить о многих ошибках философов
в этом запутанном вопросе. Но то, что произошло с
благочестивым и ученым автором «Священной тео-
рии земли» **, кажется прямо связанным с нашей
* Пс. 138.6.
** Знаменитый д-р Томас Бёрнет 37
274
Р. Уоллес
темой. От какого философа можно было бы ожидать
большего? Этот почтенный господин соединил в себе
качества философа и богослова. Он с необычайной
свободой тщательно исследовал природу и Священ-
ное писание, он перерыл хранилища древней муд-
рости, и все-таки ничто не спасло его от явных оши-
бок в отношении современного строения нашей пла-
неты и от беспочвенной выдумки, будто он обнаружил
много дефектов в ее нынешнем устройстве. ’
Именно как таковые он рассматривал скалы и горы
неправильной формы, неравномерное течение рек,
большую площадь, занятую морями, смену времен
года и неравенство дней и ночей, вызванное наклоном
земной оси но отношению к плоскости эклиптики.
Считая все это недостатками, он утверждал, что земля
не могла быть изначально создана Богом в таком
виде. Он порицал и палящую летнюю жару, и прони-
зывающие зимние холода как вредные и вместе с поэ-
тами мечтал о вечной весне. Гладкая и правильная
земная поверхность без каких-либо морей и неров-
ностей казалась ему самой прекрасной и удобной.
Именно такой воображал он себе изначальную форму
земли, когда на ней был рай. Но эта первичная земля
была разрушена во время потопа, а когда огромная
масса воды схлынула, появившаяся из-под нее земля
была подобна развалинам, имея отклонение оси от
эклиптики и все те неровности, всю ту неправиль-
ную форму, какую приобрела ее изуродованная по-
верхность. Это он изобразил весьма искусно,
с такой видимостью правдоподобия, какая могла бы
показаться убедительной даже тем читателям,
коих никак нельзя признать невнимательными.
Но его замечательная теория — всего лишь
красивая выдумка. Нынешние форма и строение
Размышление IX
275
земли во всех отношениях предпочтительнее тех,
которые этот талантливый автор считает изначаль-
ными и райскими. Это наглядно продемонстриро-
вал д-р Кейл, 38 который разбирал (хотя местами и
слишком грубо) данную теорию ***. Знаменитый ма-
тематик убедительно доказал, что неровность зем-
ной поверхности из-за больших горных цепей, огром-
ная площадь морей, отклонение земной оси от
плоскости эклиптики — великие блага для человече-
ства. Он также доказал, что райское, по словам д-ра
Бёрнета, состояние земного шара было бы совершенно
неудобным и сделало бы большую часть земли
бесплодной: что обширная поверхность моря и гигант-
ские горные массивы необходимы для формирования
рек и обеспечения достаточного количества дождей;
что если бы ось Земли была перпендикулярной пло-
скости эклиптики, мы не имели бы того правильного
соотношения жары и холода, какое необходимо для
развития растений и достижения ими совершенства,
в частности, районы до 45° широты оказались бы
более жаркими, чем ныне, и это было бы не преиму-
ществом, а недостатком, в то время как области
*** Намерения д-ра Бёрнета были благочестивы и благород-
ны, его система изящна, книга написана живым и выра-
зительным языком, описания природы блестящи, его
взгляды подтверждаются многими интересными цитата-
ми древних авторов. И все же этого оказалось недоста-
точно, чтобы спасти его от острой критики. Даже
д-р Кейл в своем исследовании отзывается о ней с излиш-
ней суровостью и с видом слишком большого превосходст-
ва. не проявляя ни той скромности, с какой философу
приличествует судить о себе и других в возвышенных
размышлениях, ни той снисходительности и мягкости,
которые столь привлекательны, когда кто-то в чем-либо
прав и намного превосходит оппонента в знании предмета.
276
Р. Уоллес
после 45° широты лишились бы некоторого количест-
ва получаемого ныне тепла. Все это проницательный
математик исчерпывающе обосновал. Вот как далеки
предположения даже самых талантливых людей от
реального состояния дел, хотя при помощи правиль-
ного метода мы способны постичь мудрые замыслы
природы.
Многие другие замечательные наблюдения за
явлениями природы произведены натурфилософами
в последние сто лет, в частности великим Исааком
Ньютоном и его современниками. Чем больше при-
рода изучается и постигается, тем более прекрасным
открывается нам ее устройство. Те, кто претендовал
на открытие ошибок и обнаружение дефектов, ока-
зались столь же неудачливы, как д-р Бернет, счи-
тавший дефектами то, что теперь признается дос-
тоинствами, или как Альфонс, король Кастилии 39,
действительно нашедший ошибку в той системе
астрономии, что считалась в его время единственно
правильной; однако в дальнейшем, к счастью, об-
наружилась ошибочность этой системы, и она была
заменена другой, которая полностью удовлетвори-
ла бы этого принца-философа, показавшего, что он
разбирался в астрономии лучше, нежели большинство
его современников.
К данному соображению можно добавить еще одно:
2. Если люди наделены свободой и являются
хозяевами своих поступков, то устройство природы
и того мира, в каком они действуют, не должно
определяться сиюминутными желаниями Созда-
теля, постоянно изменяющимися, хотя в отдельных
случаях и приносящими благо без какой-либо
видимой последовательности и закономерности. Нет,
мир, предназначенный для разумных существ.
Размышление IX
277
должен управляться всеобщими законами, которые
могут лишь изредка нарушаться чудесным или
сверхъестественным вмешательством того, кто при-
вел все в движение. Без таких общих законов эти
разумные существа не смогут поступать мудро и
даже просто не будут знать, как им вести себя.
Поскольку это так, ясно, что если разумные суще-
ства поступают неверно и неправильно применяют
эти общие законы, те неизбежно и часто приводят
к беде в отдельных случаях, будучи в целом хоро-
шими, мудрыми и отлично отрегулированными.
3. Неудобства, испытываемые разумными сущест-
вами или даже просто животными от наводнений,
сильной, жары и холода, грома, молний, штормов,
вредных испарений, мощных ливней и от любого
ненастья вообще, довольно незначительны по срав-
нению с теми огромными благами, какие дают моря,
реки, освежающие дожди, нежный ветерок, прохлада
воздуха и ласковые лучи солнца.
4. А сколь многие даже из этих мелких неудобств
можно предотвратить трудолюбием, благоразумием
и добродетелью человечества! Если бы все люди
правильно пользовались своим разумом, если бы они
были идеально мудры, безгрешны и добры, если бы
они жили в той совершенной дружбе, в какой должны,
если бы они постоянно общались друг с другом
в соответствии со строгими правилами справедли-
вости и доброжелательности, как мало страдали бы
они от природных явлений по сравнению с тем,
как страдают сейчас из-за своей порочности и глу-
пости! При столь благоприятных обстоятельствах
они нашли бы тысячу способов предотвратить или
компенсировать трудности, возникающие из-за не-
погоды или бесплодия земли. Объединенные силы
Р. Уоллес
278
людей во многих случаях позволили бы ограничить
вред от наводнений на реках и даже ослабить ярость
моря. Путешествия не предпринимались бы с та-
ким количеством сложностей и в столь опасное и не-
подходящее время, как сейчас. Моряки находили бы
укрытие и все виды припасов повсюду, как у себя
дома, и природа доставляла бы человечеству лишь
незначительные неприятности.
Таким образом, красота и доброжелательность,
отличающие все устройство жизни на небе и на
земле, настолько превосходят все противоположные
качества, что нам лучше уж подчиниться мудрости,
явно превышающей нашу, и окончательно приз-
нать, что природой правят высшие доброта и
разум.
В отношении отдельных несчастий, испытываемых
животными в силу строения их тела, нельзя отрицать,
что животные подвержены в течение своей короткой
и полной превратностей жизни многим страданиям
и что все они в конце концов обречены на гибель.
Болезни и страдания, похоже, неотделимы от их
первородного строения. Причины болезней, видимо,
скрыты глубоко и не проявляются многие годы,
но однажды недуг грубо вырывается наружу, либо
совсем лишая жизни, либо серьезно подрывая жиз-
неспособность организма. Редко животные дости-
гают зрелого возраста, не испытывая воздействия
этих скрытых болезней. Недуги не всегда могут быть
объяснены неправильным поведением, недостатком
заботы, внешними случайностями, они, похоже,
связаны с первородным строением и растворены
в самой нашей крови. Достигнув однажды зрелости,
мы постепенно приходим в упадок, слабнем, угасаем
и дряхлеем. Это — подготовка к смерти, которая
Размышление IX
279
настигает нас в соответствии с непреложным зако-
ном. Смерть появляется повсюду, повсеместно сея
опустошение каждого вида живых созданий *.
Это не есть следствие людских пороков в каком-либо
определенном веке или какой-либо стране, это
неизбежное следствие нынешнего устройства
природы.
Не надо удивляться, что неминуемые страдания
и постоянная гибель живых организмов всегда
вызывали недоумение у мудрых и склонных к раз-
мышлениям людей. Видимо, детям рода человече-
ского не дано до конца объяснить эту тайну при-
роды. Чтобы ответ на подобное возражение был
совершенно убедителен для пытливого и скептиче-
ского ума, требуется, по-видимому, более глубокое
понимание природы, чем то, на какое люди спо-
собны сегодня. Однако все же многое можно
сказать для того, чтобы наши страхи улеглись и
мы увидели: неизбежные страдания и повсеместное
господство смерти не есть результат злобы или недо-
смотра верховного Владыки мира.
Уже доказано, что люди из-за устройства своей
натуры испытывают больше наслаждений, чем
невзгод **.
Достоверно установлено, что несмотря на по-
роки, их удовольствия превышают страдания и
что при всех печалях их положение вполне прием-
лемо. Если это верно по отношению к людям при
всех их пороках, которые вызывают многие из этих
бедствий, то тем более у нас есть основания заклю-
чить, что таково же положение и прочих животных,
не нарушающих закона природы и не подвержен-
ных негативным последствиям подобного наруше-
ния.
* См. Размышление VI.
** См. Размышление VII.
280
Р. Уоллес
Учтите также способность животных к размноже-
нию и ограниченное пространство земли, и тогда
выяснится, что господство смерти необходимо и
мириады животных должны ежедневно уходить из
жизни, дабы освободить место для тех, кто появляется
на свет. Благодаря этому, на земле есть место для
гораздо большего числа живых организмов, че,м
могло бы при иных обстоятельствах существовать в
природе. Если многие животные кажутся нам ни-
чтожными, если они так малы и беспомощны, что
неизбежно с минуты на минуту должны погибнуть,
то все же именно эти внешне ничтожные виды жи-
вых существ делают природу столь густонаселенной,
ибо в каждой свободной щели можно найти ее
обитателей. Если жизнь многих животных ока-
зывается столь коротка, то зато на смену им так же
быстро приходят другие. Природа быстро возмещает
потери. «По всем просторам раскинуто начало
жизни, в бесконечной изменчивости форм, оно рас-
сеяно повсюду, не гаснет же нигде. Все живо, все,
друг другу следуя, вновь обретает жизнь. Те суще-
ства, которым дано время жить, свои заимствован-
ные формы оставляют и уступают свое вещество,
сложенное из стихий, пришельцам новым и, приз-
ванные в своем круговращении к жизни, да узрят
свет, узрев, проходят чтобы другие становились
зрителями благой сцены и все большее число их не
переставало созерцать дары Природы. Величествен-
ная и щедрая, свои сокровища раздаривает всем,
нет числа испытавшим ее благость» *40.
Следовательно, смерть не произвол, а неизбежная
закономерность природы. Способность животных к
размножению, лежащая в основе многих наслаж-
дений, делает смерть необходимой из-за ограничен-
* Shaftesbury A. The moralist: a philosophical rhapsody.
Part 3. Section 1.
Размышление IX
281
ного пространства земли. В данном случае лучше
оставить на усмотрение высшей мудрости провиде-
ния продолжительность жизни животных, а также
способ, подготовку и все частности того, как она
должна быть прервана. Поистине было бы самона-
деянно таким несовершенным существам воображать,
что они способны придумать здесь нечто лучшее.
Многие обстоятельства, предшествующие смерти,
сопутствующие ей и за ней следующие, выглядят
более мрачными и страшными, чем есть на самом
деле * . Дикие звери, неспособные к ожиданию и
страху смерти, из-за которых она часто кажется
людям ужасной, умирают с гораздо меньшим беспо-
койством. Если люди испытывают при смерти боль-
ше неприятных ощущений, то причиной тому лишь
их пороки и заблуждения; природу тут не за что
винить.
Нет сомнений, люди могли бы уходить из жизни
совсем иным путем, без старения, болезней, страда-
ний и несчастных случаев, являющихся в настоя-
щее время причинами или спутниками смерти. Они
могли бы быть лишены жизни или перемещены без
боли и тревоги в иную область природы. По мнению
богословов, побыв некоторое время в земной обители,
люди действительно были бы перенесены в небесный
дом без боли и тревоги, если бы предполагалось сох-
ранить землю навсегда и если бы порок не проник
в мир. Но такой спокойный и легкий переход пред-
полагает совершенно иной порядок вещей. Вопрос же
не в том, что больше всего отвечало бы такому по-
рядку или что было бы наиболее приемлемо для
состояния невинности, а в том, что лучше всего со-
* Pompa mortis magis terret quam mors ipsa 4I.
282
Р. Уоллес
ответствует нынешнему положению вещей, когда
вследствие злоупотребления свободой порок столь
явно возобладал в мире. При подобном положении
вещей, конечно, более естественно допустить
существование пороков и неумеренных страстей,
коим люди предаются столь охотно и которые в
надлежащее время приведут их к смерти, воспре-
пятствовав таким образом перенаселению земли,
чем путем чуда предотвращать естественные по-
следствия человеческих грехов и несколько продле-
вать жизнь людей, если все равно будет необхо-
димо в конце концов либо уничтожить их, либо
чудесно перенести в какое-либо другое место, дабы
освободить пространство для вступающих в жизнь.
Итак, совершенно ясно, что смерть живых орга-
низмов тесно связана с другими важными природ-
ными факторами: ограниченным плодородием и ог-
раниченным пространством земли, а также постоян-
ным размножением человечества. Если доказать это,
мы сумеем объяснить подобное пренебрежение к
жизни одушевленных созданий и уничтожение ее
в огромных размерах, наблюдаемое во всех частях
природы. Если признать, что смерть может быть
наилучшим исходом в каком-либо из случаев (что
надо считать фактом несомненным), то она ока-
жется приемлема всегда, когда это необходимо для
достижения благих целей. Провидению прихо-
дится быть крайне осмотрительным, не только уби-
вая и разрушая, но и создавая, а также сохраняя
людей и прочих животных.
Однако в действительности ни смерть, ни телесные
страдания, обусловленные естественным строением,
не являются причиной того, почему человечество и
в самом деле может быть названо несчастным.
Размышление IX
283
Физическое строение, конечно, причиняет людям
определенные неудобства, но беды, отравляющие их
жизнь и дающие единственное реальное основание
считать ее горькой, проистекают совсем из иного
источника. Они следствие того морального беспо-
рядка, который никоим образом не может быть вме-
нен в вину Создателю, а целиком вызван злоупот-
реблением свободой — благороднейшим даром неба.
По сравнению с нашими несчастьями, вызванными
злоупотреблением разумом, все прочие беды просто
ничтожны. Невзгоды, порожденные какими-либо
иными причинами, помимо порока и злобы, не
составляют и одной тысячной части всех напастей.
Сколь огромными и многочисленными благами
могло бы наслаждаться человечество, благодаря суще-
ствующему в природе порядку, если бы оно всегда
вело себя мудро и добродетельно? Приблизительно
представить себе это мы можем, взглянув, какими
благами люди обладают сейчас, несмотря на все
заблуждения и пороки. Даже при очень несовер-
шенном пользовании своим разумом и свободой они
возделали и украсили поверхность планеты, постро-
или дома, возвели города, объединились в семьи,
образовали общества, составили законы, основали
государства, установили религию, разделили землю
между народами, положили начало торговле, сделали
немало научных открытий, изобрели многочислен-
ные искусства, изобрели много полезных и сложных
инструментов и машин, восхитительно развили
и улучшили свои способности и мышление. Если
бы они вели себя лучше, то сумели бы добиться еще
больших успехов, стать еще более счастливыми, сде-
лать землю еще более удобным и приятным местом
обитания, предотвратить или нейтрализовать мно-
284
Р. Уоллес
гие испытываемые ими невзгоды, дабы оставшиеся
придавали более острый вкус благам и преимуще-
ствам жизни.
А значит, мы не имеем права сетовать, что
порядок в природе не справедлив и не прекрасен.
Не на щедрого Создателя, а лишь на себя самих
должны роптать мы. Только порок омрачает красоту
творений природы, вызывая неоправданные сомне-
ния в доброте провидения. Но пороки наши не есть
дело рук Божьих. Они все порождены нашим зло-
употреблением свободой. Отсюда ревность, подоз-
рительность, клевета, злоба, зависть, мстительность,
гнев, ярость, опрометчивость, невнимательность, за-
блуждение, несправедливость, жестокость, тирания,
угнетение, возмущающие наше душевное спокойст-
вие, а также мир и порядок в целом свете. Лишь эти
постыдные пороки, а не отсутствие необходимых про-
дуктов виной тому, что огромная часть человечества
столь плохо обеспечена, подвержена голоду, холоду,
бедности, презрению и вынуждена заниматься непо-
сильным трудом. Злоупотребление свободой по-
рождает невоздержанность, разврат, роскошь, из-за
чего человеческое тело становится болезненным
и немощным, жизнь сокращается, смерть наступает
раньше и с большими мучениями. А как много бед
приносят гордыня, раздутое тщеславие, суеверный
и слепой фанатизм? Они вызывают жестокие войны,
ярость и безумие завоевателей, нетерпимость к
инакомыслию в религии, варварские преследования
за взгляды, что приносит большие несчастья миру,
возбуждая в людях свирепость и стремление к взаим-
ному уничтожению.
Не Творца природы, а лишь самих себя вправе
мы винить за те гнусные и ужасные заговоры, пре-
Размышление IX
285
сильнейших привязанностей, самых
нежных чувств, присущих людям,
именно этой детской слабостью и
в заботе, ибо добрый Создатель сде-
любовь родителей условием нашего
наставления в мудрости и доброде-
дательства, убийства, резню и прочие чудовищные
преступления, которыми люди довели себя до
столь подлого и презренного состояния. Хотя мы
рождаемся слабыми и несмышлеными, хотя в дет-
стве мы подвержены множеству печальных слу-
чайностей при недосмотре окружающих, все же не-
которые из
ласковых и
обусловлены
потребностью
лал горячую
сохранения и
тели. Это' чувство глубоко присуще человеческой
природе и совершенно справедливо может быть наз-
вано естественным. Само по себе оно достаточно
сильно для достижения той цели, к коей предназ-
начено. И только из-за своей порочности мы проти-
вимся ему и даже способны заглушить его в себе.
Ничто, кроме порока, не может победить жалость,
так властно заставляющую нас помогать несчастным
и не устранимую без насилия над природой. Не
вправе мы порицать природу за то, что люди отрав-
ляют существование подчиненных им животных
жестокостью и изнурительным трудом, ускоряют
их смерть из прихоти или глупости. Ничто из пере-
численного нельзя назвать делом рук Божьих, а все
надо поставить в вину людям как результат их
злоупотребления свободой.
Таким образом, сторонники человеческой свободы
считают, что имеют явное преимущество, ибо их
система, допуская свободные действия людей, поз-
воляет проводить различие между делами Бога и
человека и тем самым дает простой ответ на вопрос,
откуда появляется зло под властью существа, обла-
286
Р. Уоллес
дающего бесконечной мудростью, силой и добротой.
Кроме того, они находят в своей системе еще одно
преимущество: она более проста и намного более
доступна для понимания. Судя по внешнему впечат-
лению о природе, многие вещи существуют свободно
и раздельно друг от друга. Нелегко разглядеть ту
жесткую и необходимую связь, которая, по‘словам
докторов метафизики, есть между всеми предметами.
Предположение, что все пороки и невзгоды чело-
веческой жизни не что иное, как необходимая под-
готовка к наслаждению великим благом или искусно
изобретенное средство достижения более высокой
степени счастья, не менее сложно для понимания и
вызывает еще большие затруднения. Однако именно
такой должна быть религиозная система философов,
отрицающих свободу разумных созданий. Есть на
свете, говорят они, существо бесконечно совершен-
ное, оно отладило всю систему и связало все вещи
между собой. Эта система самая мудрая, самая луч-
шая, самая великолепная, какую только можно
создать. В пей нет ни одного реального недостатка,
а только кажущиеся, нет ничего, что не содействовало
бы еще большему благу. Но, по мнению сторонников
свободы, данное утверждение лишь гипотеза, не
подтвержденная доказательством наличия этих
связей и противоречащая внешнему впечатлению о
природе. Может показаться, что гипотеза эта выду-
мана только для того, чтобы ответить на возражения.
Она выглядит как плод чрезмерно хитроумной фи-
лософской системы. Непохоже, что беспорядоч-
ные и противоречивые действия людей вытекают
из плана одного единственного существа. Способ
достижения наибольшего из возможных благ при
помощи стольких пороков и бед выглядит слишком
Размышление X
287
утомительным и сложным. Если бы бесконечно
совершенное существо равномерно отладило все
части системы, не оставив никакой свободы разумным
созданиям, оно, вероятно, шло бы к своей цели более
коротким и прямым путем. Общие контуры, важней-
шие и основные механизмы природы намечены
Творцом; они безупречны. Но он не несет ответствен-
ности за пороки и бедствия, являющиеся результа-
том злоупотребления той свободй, которой он счел
нужным наделить разумные создания, ибо сама по
себе она прекраснейшая вещь, необходимая для
достижения наилучших целей.
Размышление X
Защита провидения
с точки зрения теории необходимости
Хотя для большей части человечества нет ничего
очевиднее теории, обосновывающей свободу воли
и утверждающей, что люди не только самостоятельно
совершают свои поступки, но и сами их выбирают,
все же немало философов отрицают такую свободу
и считают, что люди подчинены абсолютной необхо-
димости и поведение их столь эффективно детер-
минируется непрерывной чередой мотивов, вызван-
ных внешним влиянием, что на самом деле человек
не обладает правом выбора и не способен сделать
ничего, кроме того, что действительно сделал.
По мнению этих философов, каждая вещь во Все-
ленной необходима и ничто не могло произойти
иначе, чем произошло. Тело приводится в движение
другим телом или духом в соответствии с постоянны-
ми законами. Не имеющие разума животные управ-
ляются инстинктами и потребностями, коими их на-
делило высшее существо, и, строго говоря, не имеют
288
Р. Уоллес
выбора. Выбор же разумных созданий эффективно
детерминируется влиянием внешних обстоятельств,
которые благодаря определенным душевным свой-
ствам людей с такой же точностью и неизбежностью
детерминируют их волю, с какой внешняя сила при-
водит в движение предметы. Более того, сам ,Бог не
свободен от этой разумной необходимости. Не стой!
думать, будто он имеет какую-либо свободу действий,
если известно, что он все время поступает наилуч-
шим образом в соответствии со своими вечными и со-
вершенными представлениями о мудрости и порядке.
Другие философы и значительная часть черни,
хотя и не отрицают свободу сознания, все же утвер-
ждают, что ничего не может произойти вопреки
небесам, причем это они относят ко всем событиям
без исключения. А поскольку они допускают свободу
не в совершении действий или воздержании от них,
не в определении их наилучшего способа, а лишь
в том, что действие может совершаться либо спон-
танно, либо сознательно, постольку оппоненты обви-
няют их в признании столь же абсолютной необхо-
димости, как если бы они полностью согласились
с упомянутыми ранее философами.
Иные же, горячо защищающие свободу воли, де-
терминируемой различными способами, и отрицаю-
щие всякую необходимость, обусловленную силой ли
обстоятельств, божественным ли предопределением
или влиянием, но все же считающие себя обязан-
ными признать божественное предвидение или
точное предвосхищение того, как произойдут bcq
события без исключения, также обвиняются в
установлении абсолютной необходимости событий,
ибо ничто, по их мнению, не может случиться иначе,
чем предвидит Господь.
Размышление X
289
Все эти философы признают сложность объясне-
ния причин проникновения зла в мир, управляемый
существом бесконечно могущественным, мудрым и
добрым. Даже для тех мудрецов, кто допускает
лишь божественное предвидение и считает, что,
несмотря на него, люди целиком являются хозяе-
вами своих поступков и ответственны за них,
довольно трудно примирить согласие на то, чтобы
поток греха и страданий затопил мир, с представле-
ниями о безграничной силе, мудрости и доброте.
Ведь признавая, что Бог предвидит все происходя-
щие беды и допускает их, хотя своей безгранич-
ной мудростью и силой способен их предотвратить,
эти философы все же оставляют возможность для
возражений их теории, ибо многие решат, что она
равнозначна утверждению, будто эти бедствия были
предопределены или предусмотрены, но не
предотвращены той всемогущей силой, которая легко
могла бы это сделать. Впрочем, предвидел Бог бед-
ствия или нет, но уж появление зла он, даже при
самой низкой оценке его способностей, должен был
сразу же заметить, осознать многие из возможных
печальных последствий и предотвратить их, а потому
нельзя не удивляться, что столь ужасные и отвра-
тительные сцены могли быть допущены под властью
беспредельно совершенного существа.
Рассмотрим, что смогли бы предложить в ответ
на эти возражения сторонники абсолютной необхо-
димости, ведь именно они больше всего заинтересо-
ваны в их опровержении. Если же их ответ окажется
убедительным, он будет приемлем и для тех, кто
придерживается теории предопределения и теории
предвидения. Рассмотрим, что они здесь способны
предпринять и при помощи каких доводов будут
10 Закал № 533
290
Р. Уоллес
доказывать, что бесчисленное множество происхо-
дящих в мире событий, рассматриваемых как нечто
единое, тесно связанное между собой и ведущее к
определенной цели, говорит о славе бесконечно
мудрого и благодетельного Творца Вселенной, не-
смотря на все существующее зло.
При исследовании данного вопроса уже доказан-
ный нами принцип * — удовольствия в человеческой
жизни намного превышают страдания — окажется
весьма кстати и послужит основанием для весьма
утешительных выводов в отношении всей системы
бытия. У нас нет оснований полагать, что великий
Создатель сделал такое большое количество добра
ради достижения намного меньшего количества зла.
В этом действительно было бы противоречие. Если
предположить, что он зол и стремится нанести миру
вред, то тогда он ни за что не совершил бы так много
добра, значительно превышающего зло. Он сотворил
бы лишь немного добрых дел, чтобы, видя или вспо-
миная их, несчастные создания острее ощущали те
гораздо более многочисленные и тяжкие беды,
что свалились на них. Если бы его основным и
изначальным намерением действительно было зло,
Вселенная оказалась бы иной, чем та, что предстает
нашему взору.
Если бы мы были склонны к априорным рассуж-
дениям, то доказали бы, что существо, обладающее
беспредельным знанием и силой или воспринимаю-
щее вещи и их отношения в истинном свете и спо-
собное сделать все, что захочет, никогда не вознаме-
рится совершить зло. Согласно нашим наиболее
* См. Размышление VII.
Размышление X
291
верным представлениям недоброжелательность
или злобность — следствие узости взглядов. Знаю-
щее же все в совершенстве существо должно видеть
преимущества всеобщего порядка, благожелатель-
ности, щедрости и доброты. Л поскольку нельзя
помешать или воспрепятствовать Богу поступать
так, как он считает нужным, он. естественно, же-
лает делать лишь то, что соответствует его понима-
нию порядка и доброты. Если мы предположим
вечное, независимое и бесконечно совершенное
существо, полностью управляющее всеми событиями
и не оставляющее никакой свободы своим творени-
ям, так что вопреки его воле ничего не может случить-
ся, и если сами эти творения являются лишь тем, чем
он их сделал, то мы не должны тогда думать, будто
прискорбные несчастья происходят вследствие не-
ведения или заблуждения великого Создателя,
либо из-за того, что он разочаровался в своих пла-
нах или не сумел, даже если хотел создать систему,
свободную от всякого зла. Более того, даже не пред-
полагая бесконечного совершенства, а исходя лишь
из очевидных и бесспорных проявлений мудрости и
силы, мы обязаны без всяких колебаний признать,
что мудрый и могущественный творец всех вещей
мог бы исключить всякую примесь зла и вызвать к
жизни целый ряд созданий, абсолютно отличных от
ныне существующих, если бы это соответствовало
его пониманию мудрости и доброты.
Остается, значит, одна единственная разумная
гипотеза, а именно: из всех возможных для Создателя
систем он выбрал нынешнюю, а все имеющие в ней
место недостатки допущены во благо, ибо они реаль-
но способствуют большему совершенству всемирно-
го бытия. Конечно, надо признать, что проникнове-
292
Р. Уоллес
ние в мир порока и страданий и их длительное
преобладание там портят в некоторых отношениях
красоту природы и приносят созданиям. Божьим
большие несчастья. И все же зло в моральной и
естественной областях, если взглянуть на него с
другой точки зрения, служит многим прекрасным
целям, открывая возможность для такого разнообра-
зия удовольствий и добродетелей, какое в ином случае
никогда не имело бы места. Если путем аргументов
апостериори мы приходим к тому, что существование
порока и страданий угодно Богу, ибо они реально
существуют, то и при внимательном изучении от-
ношений в природе мы, вероятно, сумеем вывести та-
кое же заключение из неразрывных связей между
самими вещами и найдем немало очевидных преиму-
ществ в некоторых видах несовершенства, более
того, обнаружим даже определенную необходимость
их существования, ибо оно служит основанием для
высшего совершенства. Если это так, то возражения,
вызванные существованием в мире зла, значительно
ослабнут, если не исчезнут вообще. Попробуем же
подкрепить примерами столь важную теорию и защи-
тить божественное провидение, предполагая наличие
абсолютной необходимости так же, как это было сде-
лано в предыдущем Размышлении, когда предпола-
галось наличие свободы.
В каждой системе или устройстве, где имеются
различные части, должна быть их субординация.
Высшая красота и совершенство отнюдь не в
постоянном повторении или продолжении одних и
тех же частей, пусть даже превосходных. Требуется
разнообразие, и, чем большим оно будет, чем большая
дистанция будет отделять высшее от низшего при
должном внимании к однородности и прочим необхо-
Размышление X
293
димым обстоятельствам, тем более великими будут
признаны искусство и красота. Именно так мы
судим о совершенстве отдельного растения или
животного, что состоят из многих частей, имеющих
различные функции. Формы разных частей не
одинаково красивы, сами они не одинаково прочны,
их назначение не одинаково почетно и важно. Так
мы судим о растительном и животном мире. Различ-
ные виды устроены с разной степенью красоты и со-
вершенства. Они поднимаются, как по ступеням,
от низших к высшим. Природе нравятся и разнооб-
разие и однородность. Она проявляет свое совершен-
ство в различных величинах, формах, цветах, запа-
хах, вкусах и звуках, в различных потребностях и
страстях, различных уровнях разума и сообразитель-
ности, в различных положениях, обстоятельствах
и условиях жизни людей. Все это при умелом со-
четании открывает зрителям гораздо более привле-
кательную картину, чем если бы каждое из пере-
численных качеств повторялось или продол-
жалось.
Точно так же мы видим, что человечество обязано
подражать многообразию природы во всех своих за-
нятиях, направлены ли они на получение пользы
или же на украшение жизни. Пышность и дорого-
визна часто оказываются неуместными и лишь
свидетельствуют о дурном вкусе. Разные стороны
бытия, имеющие разное предназначение, не бывают
одинаково изящны. Будучи устроены но-разному
и украшены больше или меньше в зависимости от
своего предназначения, они полнее раскрывают
высочайшее мастерство Создателя и наличие тон-
кого вкуса в его трудах, чем если бы они были оди-
наково пышными или одинаково украшенными.
Дом состоит из различных помещений, приготов-
294
Р. Уоллес
ленных для более высоких или более низких целей и
обладающих разной степенью великолепия и изящ-
ности соответственно своей функции. Такое же
сочетание наблюдается в обстановке, в одежде, в пла-
нировке садов, в украшении городов и в прочих не-
обходимых людям вещах. В музыке диссонанс нужен
так же, как и гармония, чтобы создать самую восхи-
тительную мелодию. Л сколь многообразно сочетание
света и тени в живописи! Бледность и слабое осве-
щение не меньше, чем яркость придают картине
очарование.
Впрочем, от чувственно воспринимаемых пред-
метов и связанных с ними искусств обратимся к
рассмотрению того, что относится прежде всего к
деятельности ума, страстям и характерам людей.
Для поэзии глупость и пороки людей не только
допустимы, но и необходимы как элементы компози-
ции, позволяющие получать высочайшее удоволь-
ствие или учиться творить добро. Сатира не смогла
бы существовать, если бы не было описываемых и
бичуемых ею пороков. Комическая муза без чело-
веческих глупостей и неприличных поступков не
имела бы предмета для высмеивания и исправления.
В возвышенных и героических поэмах истинный
художник изображает многообразие характеров с
присущими им страстями и наклонностями, с раз-
ной степенью просвещенности, добродетельности и
порочности. Ни один из второстепенных персонажей
не должен выглядеть столь же блестяще, как
главный герой. Поскольку поэт обязан поддержи-
вать цельность замысла субординацией составных
элементов, он должен изображать характеры менее
совершенные и даже порочные, чтобы противопо-
Размышление X
295
ставить их характеру главного героя и эту цель-
ность сохранить. В возвышенной оде чудовища и
тираны, с коими сражается победитель, являют
контраст, подчеркивающий доблесть и справедли-
вость героя.
Прелесть трагедии в жестоких потрясениях, во
внезапных и неожиданных несчастьях как добро-
детельных, так и порочных людей. Даже в траге-
диях со счастливым концом мудрые, великие и
добрые претерпевают немалые беды, более того,
бывают почти полностью сокрушены невзгодами,
прежде чем достигнут совершенного счастья. Но,
чем тяжелее испытания, чем более запутан сюжет,
тем сильнее радость в конце пьесы, что намного
увеличивает счастье и зрителей, и добродетельных
героев трагедии. Разве не доставляет удовольствие
и разве не поучительно видеть разочарование и на-
казание лживых, злых, жестоких? Внутреннее
предчувствие или естественное ожидание от пьесы
наслаждения оказывается через некоторое время
удовлетворено справедливостью провидения, когда
запутанные сцены действия оказываются объяснены
и разгаданы.
Так через наслаждение и наставление,
получаемые от вымысла и искусства поэзии, мы
познаем, каким образом несовершенные и порочные
характеры и вызываемые ими бедствия могут
быть полезны для общего устройства мира и как
они содействуют увеличению славы и счастья
мудрых и добрых. Благодаря этому, мы видим
гораздо большее многообразие характеров, более
удивительные события, более разнообразные пути
исправления и совершенствования падших; мы
видим более яркие сражения и битвы добродетели
296
Р. Уоллес
с пороком, ведущие в. конце концов к еще более
славным победам и триумфам добродетели и добро-
детельных людей. Так же и различные события
великой драмы, связанные воедино чудесным
искусством великого «ПОЭТА» и Создателя, могут
сливаться в одном грандиозном замысле, образуя
самую совершенную систему.
Почивая на ложе, усыпанном цветами, наслаж-
даясь прохладой и свежестью благоуханного воз-
духа, вкушая самые лакомые блюда, попивая наи-
более бодрящие напитки, предаваясь праздности и
уж тем более смешивая все эти чувственные соблазны
с более изысканными искусствами и более высокими
умственными занятиями, нельзя ни пробудить,
ни проявить величайшую энергию разума, нельзя
получить высочайшие наслаждения. Только трудно-
сти, опасности и рискованные приключения дают
простор и открывают возможности для проявления
благороднейших качеств и приобретения высочай-
ших наград — добродетели и счастья.
Fortem posce animain.
— Qui ferre queat, quoscumque labores
et potiores
Herculis acrumnas credal saevosque labores
Et venere, et coenis, el plumis Sardanapali.
Juvenal. Sat. 10 42
Когда нация живет в условиях прочного мира, обла-
дает изобилием чувственных удовольствий в безопас-,
ности и спокойствии, тогда не заметны ни величай-
ший гений, ни величайшие таланты, ни величайшие
добродетели. В такое время люди становятся вялы-
ми, изнеженными и чувственными, они как бы засы-
пают, и счастье их — это счастье низшего рода. Но
и без абстрактных рассуждений о том, что несчастья
Размышление X
297
дают возможность для лучшего проявления гения
и добродетели и содействуют большему совершенству
Вселенной, опыт наглядно свидетельствует, что они
действительно служат великим и добрым целям, ибо
позволяют достичь столь высокого уровня добродете-
ли и удовольствий, который был бы невозможен
в мире без таких недостатков.
Удовольствие и страдание хотя и противоположны
друг другу, в природе связаны самым чудесным
образом. Мы, правда, не способны испытывать их
одновременно, и присутствие одного предполагает
отсутствие другого, но при этом более высокая сте-
пень каждого из них предшествует противополож-
ному ощущению. Так, удовольствия, достигнув опре-
деленной величины, иногда приводят к жестоким
страданиям; а некоторые виды страданий готовят нас
к высочайшему наслаждению. Выздоровление от бо-
лезни, избавление от нищеты, восстановление здра-
вого рассудка после умственного расстройства,
жизнерадостное настроение и легкость на душе после
меланхолии и тревоги, спокойствие и умиротворен-
ность после бури страстей, крепкая дружба и прими-
рение после усобицы и вражды, ясное осознание
своих ошибок, горячее желание исправить их и посту-
пить более мудро и достойно после глупого и пре-
ступного поведения — все это источники большой
и искренней радости для нас самих и для других.
Желания и потребности человека порождают много
сложных искусств для удовлетворения их, наши срав-
нительно небольшие ошибки и просчеты ведут к появ-
лению многих прекрасных правил, предотвращающих
более серьезные ошибки. Создание этих искусств
и правил дарит радость, размышление о них прино
сит наслаждение, поддержание их увеличивает си п
и стойкость.
294
Р. Уоллес
ленных для более высоких или более низких целей и
обладающих разной степенью великолепия и изящ-
ности соответственно своей функции. Такое же
сочетание наблюдается в обстановке, в одежде, в пла-
нировке садов, в украшении городов и в прочих не-
обходимых людям вещах. В музыке диссонанс нужен
так же, как и гармония, чтобы создать самую восхи-
тительную мелодию. Л сколь многообразно сочетание
света и тени в живописи! Бледность и слабое осве-
щение не меньше, чем яркость придают картине
очарование.
Впрочем, от чувственно воспринимаемых пред-
метов и связанных с ними искусств обратимся к
рассмотрению того, что относится прежде всего к
деятельности ума, страстям и характерам людей.
Для поэзии глупость и пороки людей не только
допустимы, но и необходимы как элементы компози-
ции, позволяющие получать высочайшее удоволь-
ствие или учиться творить добро. Сатира не смогла
бы существовать, если бы не было описываемых и
бичуемых ею пороков. Комическая муза без чело-
веческих глупостей и неприличных поступков не
имела бы предмета для высмеивания и исправления.
В возвышенных и героических поэмах истинный
художник изображает многообразие характеров с
присущими им страстями и наклонностями, с раз-
ной степенью просвещенности, добродетельности и
порочности. Ни один из второстепенных персонажей
не должен выглядеть столь же блестяще, как
главный герой. Поскольку поэт обязан поддержи-
вать цельность замысла субординацией составных
элементов, он должен изображать характеры менее
совершенные и даже порочные, чтобы противопо-
Размышление X
295
ставить их характеру главного героя и эту цель-
ность сохранить. В возвышенной оде чудовища и
тираны, с коими сражается победитель, являют
контраст, подчеркивающий доблесть и справедли-
вость героя.
Прелесть трагедии в жестоких потрясениях, во
внезапных и неожиданных несчастьях как добро-
детельных, так и порочных людей. Даже в траге-
диях со счастливым концом мудрые, великие и
добрые претерпевают немалые беды, более того,
бывают почти полностью сокрушены невзгодами,
прежде чем достигнут совершенного счастья. Но,
чем тяжелее испытания, чем более запутан сюжет,
тем сильнее радость в конце пьесы, что намного
увеличивает счастье и зрителей, и добродетельных
героев трагедии. Разве не доставляет удовольствие
и разве не поучительно видеть разочарование и на-
казание лживых, злых, жестоких? Внутреннее
предчувствие или естественное ожидание от пьесы
наслаждения оказывается через некоторое время
удовлетворено справедливостью провидения, когда
запутанные сцены действия оказываются объяснены
и разгаданы.
Так через наслаждение и наставление,
получаемые от вымысла и искусства поэзии, мы
познаем, каким образом несовершенные и порочные
характеры и вызываемые ими бедствия могут
быть полезны для общего устройства мира и как
они содействуют увеличению славы и счастья
мудрых и добрых. Благодаря этому, мы видим
гораздо большее многообразие характеров, более
удивительные события, более разнообразные пути
исправления и совершенствования падших; мы
видим более яркие сражения и битвы добродетели
292
Р. Уоллес
ние в мир порока и страданий и их длительное
преобладание там портят в некоторых отношениях
красоту природы и приносят созданиям. Божьим
большие несчастья. И все же зло в моральной и
естественной областях, если взглянуть на него с
другой точки зрения, служит многим прекрасным
целям, открывая возможность для такого разнообра-
зия удовольствий и добродетелей, какое в ином случае
никогда не имело бы места. Если путем аргументов
апостериори мы приходим к тому, что существование
порока и страданий угодно Богу, ибо они реально
существуют, то и при внимательном изучении от-
ношений в природе мы, вероятно, сумеем вывести та-
кое же заключение из неразрывных связей между
самими вещами и найдем немало очевидных преиму-
ществ в некоторых видах несовершенства, более
того, обнаружим даже определенную необходимость
их существования, ибо оно служит основанием для
высшего совершенства. Если это так, то возражения,
вызванные существованием в мире зла, значительно
ослабнут, если не исчезнут вообще. Попробуем же
подкрепить примерами столь важную теорию и защи-
тить божественное провидение, предполагая наличие
абсолютной необходимости так же, как это было сде-
лано в предыдущем Размышлении, когда предпола-
галось наличие свободы.
В каждой системе или устройстве, где имеются
различные части, должна быть их субординация.
Высшая красота и совершенство отнюдь не в
постоянном повторении или продолжении одних и
тех же частей, пусть даже превосходных. Требуется
разнообразие, и, чем большим оно будет, чем большая
дистанция будет отделять высшее от низшего при
должном внимании к однородности и прочим необхо-
Размышление X
293
димым обстоятельствам, тем более великими будут
признаны искусство и красота. Именно так мы
судим о совершенстве отдельного растения или
животного, что состоят из многих частей, имеющих
различные функции. Формы разных частей не
одинаково красивы, сами они не одинаково прочны,
их назначение не одинаково почетно и важно. Так
мы судим о растительном и животном мире. Различ-
ные виды устроены с разной степенью красоты и со-
вершенства. Они поднимаются, как но ступеням,
от низших к высшим. Природе нравятся и разнооб-
разие и однородность. Она проявляет свое совершен-
ство в различных величинах, формах, цветах, запа-
хах, вкусах и звуках, в различных потребностях и
страстях, различных уровнях разума и сообразитель-
ности, в различных положениях, обстоятельствах
и условиях жизни людей. Все это при умелом со-
четании открывает зрителям гораздо более привле-
кательную картину, чем если бы каждое из пере-
численных качеств повторялось или продол-
жалось.
Точно так же мы видим, что человечество обязано
подражать многообразию природы во всех своих за-
нятиях, направлены ли они на получение пользы
или же на украшение жизни. Пышность и дорого-
визна часто оказываются неуместными и лишь
свидетельствуют о дурном вкусе. Разные стороны
бытия, имеющие разное предназначение, не бывают
одинаково изящны. Будучи устроены по-разному
и украшены больше или меньше в зависимости от
своего предназначения, они полнее раскрывают
высочайшее мастерство Создателя и наличие тон-
кого вкуса в его трудах, чем если бы они были оди-
наково пышными или одинаково украшенными.
Дом состоит из различных помещений, приготов-
294
Р. Уоллес
ленных для более высоких или более низких целей и
обладающих разной степенью великолепия и изящ-
ности соответственно своей функции. Такое же
сочетание наблюдается в обстановке, в одежде, в пла-
нировке садов, в украшении городов и в прочих не-
обходимых людям вещах. В музыке диссонанс нужен
так же, как и гармония, чтобы создать самую восхи-
тительную мелодию. А сколь многообразно сочетание
света и тени в живописи! Бледность и слабое осве-
щение не меньше, чем яркость придают картине
очарование.
Впрочем, от чувственно воспринимаемых пред-
метов и связанных с ними искусств обратимся к
рассмотрению того, что относится прежде всего к
деятельности ума, страстям и характерам людей.
Для поэзии глупость и пороки людей не только
допустимы, но и необходимы как элементы компози-
ции, позволяющие получать высочайшее удоволь-
ствие или учиться творить добро. Сатира не смогла
бы существовать, если бы не было описываемых и
бичуемых ею пороков. Комическая муза без чело-
веческих глупостей и неприличных поступков не
имела бы предмета для высмеивания и исправления.
В возвышенных и героических поэмах истинный
художник изображает многообразие характеров с
присущими им страстями и наклонностями, с раз-
ной степенью просвещенности, добродетельности и
порочности. Ни один иЗ второстепенных персонажей
не должен выглядеть столь же блестяще, как
главный герой. Поскольку поэт обязан поддержи-
вать цельность замысла субординацией составных
элементов, он должен изображать характеры менее
совершенные и даже порочные, чтобы противопо-
Размышление X
295
ставить их характеру главного героя и эту цель-
ность сохранить. В возвышенной оде чудовища и
тираны, с коими сражается победитель, являют
контраст, подчеркивающий доблесть и справедли-
вость героя.
Прелесть трагедии в жестоких потрясениях, во
внезапных и неожиданных несчастьях как добро-
детельных, так и порочных людей. Даже в траге-
диях со счастливым концом мудрые, великие и
добрые претерпевают немалые беды, более того,
бывают почти полностью сокрушены невзгодами,
прежде чем достигнут совершенного счастья. Но,
чем тяжелее испытания, чем более запутан сюжет,
тем сильнее радость в конце пьесы, что намного
увеличивает счастье и зрителей, и добродетельных
героев трагедии. Разве не доставляет удовольствие
и разве не поучительно видеть разочарование и на-
казание лживых, злых, жестоких? Внутреннее
предчувствие или естественное ожидание от пьесы
наслаждения оказывается через некоторое время
удовлетворено справедливостью провидения, когда
запутанные сцены действия оказываются объяснены
и разгаданы.
Так через наслаждение и наставление,
получаемые от вымысла и искусства поэзии, мы
познаем, каким образом несовершенные и порочные
характеры и вызываемые ими бедствия могут
быть полезны для общего устройства мира и как
они содействуют увеличению славы и счастья
мудрых и добрых. Благодаря этому, мы видим
гораздо большее многообразие характеров, более
удивительные события, более разнообразные пути
исправления и совершенствования падших; мы
видим более яркие сражения и битвы добродетели
296
Р. Уоллес
с пороком, ведущие в конце концов к еще более
славным победам и триумфам добродетели и добро-
детельных людей. Так же и различные события
великой драмы, связанные воедино чудесным
искусством великого «ПОЭТА» и Создателя, могут
сливаться в одном грандиозном замысле, образуя
самую совершенную систему.
Почивая на ложе, усыпанном цветами, наслаж-
даясь прохладой и свежестью благоуханного воз-
духа, вкушая самые лакомые блюда, попивая наи-
более бодрящие напитки, предаваясь праздности и
уж тем более смешивая все эти чувственные соблазны
с более изысканными искусствами и более высокими
умственными занятиями, нельзя ни пробудить,
ни проявить величайшую энергию разума, нельзя
получить высочайшие наслаждения. Только трудно-
сти, опасности и рискованные приключения дают
простор и открывают возможности для проявления
благороднейших качеств и приобретения высочай-
ших наград — добродетели и счастья.
Fortem posce an imam.
— Qui ferre queat, quoscumque labores
et potiores
Herculis acrumnas credat saevosque labores
Et venere, et coenis, et plumis Sardanapali.
Juvenal. Sat. 10 42
Когда нация живет в условиях прочного мира, обла-
дает изобилием чувственных удовольствий в безопас-
ности и спокойствии, тогда не заметны ни величай-
ший гений, ни величайшие таланты, ни величайшие
добродетели. В такое время люди становятся вялы-
ми, изнеженными и чувственными, они как бы засы-
пают, и счастье их — это счастье низшего рода. Но
и без абстрактных рассуждений о том, что несчастья
Размышление X 297
дают возможность для лучшего проявления гения
и добродетели и содействуют большему совершенству
Вселенной, опыт наглядно свидетельствует, что они
действительно служат великим и добрым целям, ибо
позволяют достичь столь высокого уровня добродете-
ли и удовольствий, который был бы невозможен
в мире без таких недостатков.
Удовольствие и страдание хотя и противоположны
друг ДРУГУ, в природе связаны самым чудесным
образом. Мы, правда, не способны испытывать их
одновременно, и присутствие одного предполагает
отсутствие другого, но при этом более высокая сте-
пень каждого из них предшествует противополож-
ному ощущению. Так, удовольствия, достигнув опре-
деленной величины, иногда приводят к жестоким
страданиям; а некоторые виды страданий готовят нас
к высочайшему наслаждению. Выздоровление от бо-
лезни, избавление от нищеты, восстановление здра-
вого рассудка после умственного расстройства,
жизнерадостное настроение и легкость на душе после
меланхолии и тревоги, спокойствие и умиротворен-
ность после бури страстей, крепкая дружба и прими-
рение после усобицы и вражды, ясное осознание
своих ошибок, горячее желание исправить их и посту-
пить более мудро и достойно после глупого и пре-
ступного поведения — все это источники большой
и искренней радости для нас самих и для других.
Желания и потребности человека порождают много
сложных искусств для удовлетворения их, наши срав-
нительно небольшие ошибки и просчеты ведут к появ-
лению многих прекрасных правил, предотвращающих
более серьезные ошибки. Создание этих искусств
и правил дарит радость, размышление о них прино
сит наслаждение, поддержание их увеличивает снл\
и стойкость.
298
Р. Уоллес
Природа приготовила в изобилии все, что нужно
для счастья, но предоставила искусству и трудолю-
бию использовать это надлежащим образом. Едва ли
что-либо великое и хорошее может быть достигнуто
без заботы и труда. Добродетель и счастье не достают-
ся случайно. Мы должны прилагать большие усилия,
проявлять мужество и активность.
------------ Pater ipse colendi
Haud facilein esse viam voluit, primusque per artem,
Movit agros, curis acuens mortalia corda,
Nec torpere gravi passns sua regna veterno.
Ut varias usus meditando extunderet artes
Paulatim -----------
Virg. Georg. Lib. 143.
Ошибки и пороки другого человека, коих нам уда-
лось избежать, не только вызывают великодушное
сочувствие добрых людей, но и доставляют им тай-
ную радость. Как приятно сравнивать свое более
благоприятное положение с прежними затруднения-
ми или затруднениями других! Какое счастье избе-
жать неминуемой опасности, обнаружить, что тревоги
не оправдались, увидеть себя, своих друзей, свою
страну спасенными! Разве потери одного человека не
оборачиваются приобретениями для другого во все-
мирном обмене? Покупатель выигрывает от падения
цены столько же, сколько продавец теряет. Если
смерть человека становится утратой для его семьи
и друзей, то удача, выпавшая на долю его наследника,
приносит радость такому же числу людей. Даже са-
мые мрачные события часто дают повод для восторга
и ликованья. Если побежденный несчастен и испыты-
вает величайшее страдание, то как же велики радость
и торжество в лагере победителя? Без опасности и ли-
Размышление X
299
шений некоторые из высочайших добродетелей ни-
когда не существовали бы. Разве без лишений мы зна-
ли бы о жалости и сострадании? Без присутствия
опасности нельзя было бы проявить силу духа и му-
жество в сохранении моральной чистоты в борьбе,
несмотря на запугивания и угрозы, за правое и благо-
родное дело, в защите себя и нападении на обидчиков,
когда к этому обязывают честь и добродетель. Без
несчастий и бед откуда взялось бы у нас представле-
ние о терпеливости, покорности и смирении? Разве
не заслуживало бы сожаления то, что такие прекрас-
ные добродетели никогда не появились бы? Одним
словом, высочайшие добродетели и радости челове-
ческой жизни предполагают наличие зла, и без этого
печального обстоятельства никогда бы не возникли.
Также для совершенствования людей необходимо
испытать на себе это зло или по крайней мере видеть
его и знать о его существовании в моральной и естест-
венной сферах.
В целом же, хотя беспредельно совершенный Тво-
рец природы, надо думать, беспредельно счастлив,
никогда не изведав зла; хотя у нас есть основание
предположить, что на свете живут различные виды
существ, вполне счастливых своим знанием, мудро-
стью, благочестием, доброжелательностью и обилием
у них всего необходимого, никогда не грешившие
и не испытывавшие никаких огорчений; хотя эти не-
винные и совершенные существа вкусили счастье
более высокое, чем нелегкое счастье людей, все же
естественным будет вывод, что, поскольку созерцание
зла и знание о нем необходимы нам в нынешней
ситуации для лучшего понимания некоторых высоких
благ, идея зла, видимо, принадлежит к числу вечных
понятий Всеведающего Творца, а система, включаю-
300
Р. Уоллес
щая в себя разные виды пороков, по справедливости
может быть признана одним из бесчисленных творе-
ний Бога. Внесение зла в жизнь открывает возмож-
ности для проявления самого удивительного мастер-
ства, глубочайшей мудрости, нежнейшего сострада-
ния, высочайшей доброты в поступках. Благодаря
беспорядку, вызванному злом, в конце концов может
быть установлен самый совершенный порядок.
Утверждает ли философ, что человеческий ум необ-
ходимо детерминируется в своем выборе наиболее
сильными мотивами, постоянно возникающими в ре-
зультате внешнего воздействия? Утверждает ли Бого-
слов необходимость зла в соответствии с вечными за-
конами небес? Сказанное выше может быть исполь-
зовано для подтверждения этой гипотезы. Если зло
действительно имеет место в мире, значит, облада-
тель высшей мудрости и доброты счел возможным это,
что не станут отрицать даже самые горячие сторон-
ники свободы. Мы не намного зайдем дальше, гово-
рят философ и богослов, если исходя из тех же со-
ображений, что позволяют утверждать допущение
Богом зла, сделаем вывод: зло заранее им предусмот-
рено и природа устроена так, чтобы неизбежно поро-
дить его.
Хорошее ли это обоснование, и какое из двух обо-
снований или двух систем лучше, пусть судит мир.
Но в то же время можно отметить: что бы ни сказа-
ли метафизические фгилософы о благотворном влия-
нии зла в ответ на критику провидения, все это
может быть использовано и защитниками концепции
свободы. Если выгода, получаемая от любого зла,
говорит о его предопределенности, то это же можно
привести в подтверждение того, что существование
Размышление X
301
ала просто допущено. Действительно, объединяя две
системы, насколько это возможно, признавая, с одной
стороны, свободу, с другой — необходимость, мы,
вероятно, лучше сумеем защитить вечное провидение
и оправдать Бога перед человеком.
Впрочем, пусть философы и богословы отстаи-
вают друг перед другом свои гипотезы, пусть ведут
свои многомудрые споры и разрешают их (если когда-
нибудь смогут разрешить) так, как считают нужным.
Благочестивый и благонамеренный человек, не вдава-
ясь ни в какие частности столь тонких и острых
вопросов, сумеет достаточно (и это важней всего) ук-
репить свой ум, дабы отклонить сомнения относитель-
но провидения, особенно если вспомнит: (1) сколь ви-
новно человечество, (2) сколь малы страдания по
сравнению с удовольствиями, (3) как много добра
приносит нам зло. Одним словом, если добро явно
преобладает во всем, что мы видим, то это весьма
убедительно говорит и в пользу всех невидимых тво-
рений Божьих, а также будущих бесчисленных веков,
когда .создаваться будут только совершенные систе-
мы.
Таким образом, красота, мудрость и доброта, столь
заметные в природе, подводят нас к выводу о суще-
ствовании бесконечно мудрого, доброго и могучего
Творца и Господина. И снова, исходя из идеи столь
совершенного существа, мы априорно заключаем, что
все на свете сразу же должно было создаваться
и затем постоянно управляться только наилучшим
и наимудрейшим образом. И наконец, когда мы рас-
сматриваем и изучаем сами божественные творения
и осознаем их необходимые связи и отношения, мы
находим правильный и убедительный ответ на сом-
нения относительного великого Создателя.
302
Р. Уоллес
Размышление XI
Доказательство загробной жизни людей,
основанное на принципах разума и философии
«Кто из людей жил и не видел смерти. Вспомни,
какой мой век: на какую суету сотворил Ты всех
сынов человеческих?» *
Эти издревле идущие жалобы никогда полностью
не прекратятся, если не будет надежды на загробное
существование. Быстротечность и непрочность жиз-
ни — обстоятельства, сковывающие человечество.
При жестоких страданиях, от коих мы не видим ника-
кого избавления, желать смерти, вероятно, естествен-
но. Когда мы сильно устаем от дел и забот, нам прият-
но погрузиться в сон и отдохнуть. Поэтому смерть
представлялась древним средством от жизненных
невзгод и окончанием тревог. Но, когда наш дух бодр
и обстоятельства нам благоприятствуют, мы непре-
менно хотим продления своего бытия. Однако, несмо-
тря на горячее желание жить, смерть неизбежна для
людей и должна быть неизбежна для всех живых
существ, обитающих на ограниченном пространстве
земли и способных к размножению. Их уход со столь
ограниченного пространства в конечном счете необ-
ходим, так как было бы невозможно постоянно отыс-
кивать свободное место и тем более находить пропита-
ние для вновь появляющихся поколений, если бы
старые никуда не исчезали.
Когда люди умирают и исчезают в непрерывной
последовательности, то какой, по нашему представле-
нию, оказывается их дальнейшей судьба? Пропадают
* Пс. 88. 48, 49.
Размышление XI
303
ли они насовсем? Или надо верить, что они удалились
в какие-либо другие области природы? Конечно, в бес-
крайней Вселенной не может быть недостатка места
для них. У космоса нет пределов. Всемогущее суще-
ство, сотворившее эти живые создания, с той же лег-
костью может помочь им продлить их жизнь навеки
или на то время, что сочтет нужным, с какой ныне
удерживает их в несовершенном состоянии.
Но при первом упоминании о вечности, скептиче-
ски мыслящие люди бросают нам возражение. Бес-
смертие, говорят они, слишком величественная перс-
пектива для любого существа, по крайней мере из-
вестног'о нам. Можем ли мы вообразить себе, что лю-
бое животное, даже самое презренное насекомое, бу-
дет жить вечно? Кто отважится на подобную неле-
пость? Если глупо признавать бессмертие всех живот-
ных, кроме человека (с этим, говорят они, каждый
согласится без колебаний), то после тщательного
исследования окажется столь же нелепым признавать
его и для людей. Хотя человек выше животных в неко-
торых и даже во многих отношениях, то в чем-то
другом он ниже, подлее, отвратительнее и презреннее
их. Во всяком случае, он не имеет такого превосход-
ства над ними, чтобы удостоиться высокой приви-
легии бессмертия. Натура человеческая обладает
в определенной степени всем тем, что есть и у любого
животного, но ведь бессмертие относится к любому
ограниченному отрезку времени так же, как бесконеч-
ное к конечному.
Как жаль, чТо умные люди склонны утверждать
величие человеческой природы не иначе, как стараясь
поставить людей на один уровень с животными. Иног-
да они, однако, слишком явно высказывают стремле-
ние изобразить нас существами презренными.
304
Р. Уоллес
Согласно господину Вольтеру 44, «мыши, обитающие
в норках в стене огромного здания, не знают ни то,
вечно ли сие здание, ни то, кто его архитектор,
ни то, зачем он создал это громадное сооружение.
Они стараются лишь сохранить свою жизнь, заселить
эти норы и спастись от хищников, преследующих
их». К этому он добавил: «Мы и есть эти мыши,
и божественный архитектор, создавший Вселенную,
никогда, насколько я знаю, не открывал нам своего
секрета» **.
Точно так же этот писатель изображает человече-
скую натуру и наши условия жизни оскорбительны-
ным образом. Но, к счастью, его сравнение неверно.
Есть явное отличие людей от мышей, населяющих
норки в стенах большого дома. Человечество имеет
четкие представления о порядке, пропорциях, красо-
те и величии, коих, видимо, полностью лишены
мыши. Эти зверюшки не знают ничего ни об архитек-
торе, ни о предназначении здания, в котором обитают;
человечество же четко осознает необъятность Вселен-
ной, назначение, полезность и красоту многих ее ча-
стей, беспредельное совершенство ее Создателя.
Зачем же умным людям напрягать свои выдающиеся
способности и злоупотреблять талантами,< унижая
человеческую натуру? Если вспомнить, что они сами
являются ее обладателями, то презрение к ней оказы-
вается направленным и против них самих, а если
вспомнить, что она верх известных нам творений Гос-
пода, то всякое бесчестие ее никогда не говорит об
уважении к ее Создателю.
** Select pieces de М. Voltaire. Тг. from the French by
J. Collger. L., 1754.
Размышление ХР
305
В то же время для утверждения высшей ценности
человека или для доказательства того, что животные
находятся с нами в разных условиях относительно
будущего состояния, нет необходимости утверждать,
как делали некоторые философы, что животные про-
сто машины без чувств и восприятия. Нет у людей
повода завидовать какому-либо из нынешних до-
стоинств животных или ожидающей тех в будущем
судьбе, даже бессмертие животных, если можно его
предположить, не способно повредить человечеству.
На широких просторах космоса места хватит всем.
Если Всеведающий и Всемогущий Создатель считает
нужным сохранять животных и переселять их в иную
область, если он намерен расширить их возможности
и постепенно поднять их до более высокого уровня
в ряду своих творений, если он заложил для этого
основу в их изначальном устройстве, если в конеч-
ном счете будет обнаружено, что они сложены так,
чтобы постепенно приобретать более высокие способ-
ности, то кто сможет посетовать на такое проявле-
ние божественного совершенства? Дурно поступают
те, кто, утверждая, что даже мельчайшая частица не-
живой природы никогда не исчезнет, при этом счита-
ют, что сохранять животных и переселять их в другудо
сферу недостойно божественного провидения. Мель-
чайшее насекомое, ощущающее свое бытие и способ-
ное к удовольствию и страданию, имеет большую цен-
ность и более высокую природу, чем вся масса бес-
чувственной и неодушевленной материи. Если было
сочтено уместным для божественного провидения
однажды создать эти живые существа, то почему надо
считать недостойным его продлевать их бытие навеч-
но? Почему мы должны признавать бессмертной мель-
Р. Уоллес
Мб
чайшую из частиц, составляющих их тела, и прези-
рать их жизненную субстанцию, имеющую гораздо
более высокую природу?
Каким окажется будущее состояние животных —
это предмет не столь интересный, и его я не буду ис-
следовать. Я лишь бросил па него поверхностный
взгляд, чтобы отклонить возражение относительно
будущего бытия человечества. Ибо многие, высмеи-
вающие теорию о посмертном существовании живот-
ных под предлогом более низкого их уровня, хотели
бы внушить, что те же доводы могут быть использо-
ваны и в отношении будущего существования людей.
Здесь они ошибаются дважды. Во-первых, нет ничего
абсурдного в предположении, что каждое живое суще-
ство, когда-либо появившееся на свет, будет сохране-
но навечно и в течение бесконечной череды веков
будет развиваться, проходя через различные степени
совершенства. Правда, я не хотел бы быть понятым
так, будто я доказываю это. Я не хочу дерзко втор-
гаться в божественные планы, но если бы мы искали
ответа на сей вопрос только в природе, данное пред-
положение, видимо, оказалось бы наиболее вероят-
ным. Впрочем, как бы то ни было, эти скептики ошиб-
лись и в другом. Ведь поскольку бессмертие людей
и прочих животных имеет под собой разные основа-
ния, то, если бы даже все животные были обречены
бесследно сгинуть после смерти, это свидетельствова-
ло бы о явном желаний провидения сделать род чело-
веческий бессмертным.
Вопрос о бессмертии человеческой души весьма
любопытен и важен; он так естественно приходит
в голову при размышлении о непрочности и быстро-
течности жизни, что наверняка возник очень давно,
занимая с тех пор мысли людей, пытливых и велико-
Размышление XI
307
душных во все времена и у всех народов. Философы,
желавшие внести своими трудами вклад в познание
и пытавшиеся проникнуть в укромные уголки приро-
ды, не могли не применить своих выдающихся способ-
ностей для исследования данного предмета. С вели-
чайшим усердием старались они отыскать доказатель-
ства бессмертия, если таковые можно было найти.
Не удивительно, что лучшие и мудрейшие из них
сильно склонялись именно к такому решению вопро-
са. С большой готовностью они принимали старин-
ные традиции, связанные с верой в бессмертие души,
охотно призывали божественное откровение на по-
мощь философии и были счастливы, если каким-либо
путем им удавалось удовлетворить свою любознатель-
ность и укрепить у себя и других надежду на веч-
ное существование.
Цицерон зашел здесь так далеко, что заявил: пред-
почитаю заблуждаться вместе с философами —сторон-
никами бессмертия, чем быть правым с теми, кто не
верит в пего. Последних он порицал за недостаток
великодушия и высмеивал как философов поверх-
ностных. Подобные чувства говорят о величии ума!
Стремиться к бессмертию, несомненно, благородное
дело.
Однако мы не должны заставлять верить в обман,
противоречащий вещам совершенно очевидным или
хотя бы вероятным. Плохо говорить неправду даже из
самых лучших побуждений или говорить ложь даже
ради самого Бога ***. Напрасно стараться ввести та-
ким образом в заблуждение собственный разум, ибо,
если предмет исследован нами небрежно, мы то и де-
*** Иов. 13.7.
308
Р. Уоллес
ло будем впадать в скептицизм. Значит, если мы хо-
тим подвести прочное и солидное основание под веру
в бессмертие, мы обязаны изучить вопрос тщательно,
спокойно и беспристрастно. Мы должны по достоин-
ству оценить каждое возражение, каждый довод.
И если в результате мы не сумели бы прийти к твер-
дому убеждению при помощи ясных рациональных
аргументов, если бы мы решили, что возражения
против существования бессмертия весомее доводов
в его пользу, если, к несчастью, в подобной ситуа-
ции мы оказались бы лишены божественного открове-
ния, четко разъясняющего вопросы жизни и бессмер-
тия, то и тогда, несмотря ни на что, мы имели бы все
основания быть благодарными Богу за многочислен-
ные блага, коими наслаждались в этой жизни; и мы
обязаны были бы уйти из нее, подчинившись
с радостью, насколько это возможно, порядку и про-
видению Всемогущего Творца, мудро распорядив-
шегося всем сущим во Вселенной.
Можно, однако, надеяться, что при надлежащем
исследовании, пусть даже проведенном с помощью
одного только разума, выяснится: Отец наших душ
не требует такой большой жертвы, и что бы ни слу-
чилось с остальными животными земли, сама приро-
да свидетельствует о бессмертии рода человече-
ского.
Сколь велико неравенство между людьми и жи-
вотными! Звери руководствуются исключительно по-
требностями и инстинктами, они не наделены разу-
мом, способным сдерживать и контролировать есте-
ственные устремления. Насколько мы могли до сих
пор судить, они способны лишь к весьма небольшому
прогрессу и очень быстро достигают предельной для
Размышление XI
309
них степени совершенства. Нет никаких признаков
того, что они обладают какими-либо представлени-
ями о красоте и величии Вселенной. Они далеки
от того, чтобы сформировать понятия Бога, Религии
и Морали. Им неведома мысль о вечном бытии, они не
беспокоятся о своем будущем состоянии. Кажется,
что их надежды, страхи, чувства, желания и все как
во внутреннем, так и во внешнем строении отвечают
лишь требованиям короткой и полной превратностей
жизни. А поскольку они ничего не знают о другой
жизни, не беспокоятся о ней, к ней не стремятся,
то провидение вполне можно было бы оправдать, если
бы даже оно не приготовило для них никаких двор-
цов нёбеспых, а создало бы их только для большей
завершенности мироздания и сохраняло лишь в тече-
ние заранее намеченного срока, позволяя в конце кон-
цов бесследно исчезнуть, что целиком отвечало бы их
природе и было бы необходимо для осуществления
более высоких замыслов божественной мудрости.
Природа человечества и условия его жизни абсо-
лютно иные. Люди наделены божественным даром —
сознанием, их ум более остр и более восприимчив.
Их воображение преодолевает самые дальние расстоя-
ния и охватывает предмет за предметом без конца
и края. Они могут обозревать бессчетное количество
минувших столетий и простирать свой мысленный
взор в грядущую вечность. Все искусства и науки
вместе со всеми событиями истории могут хранить-
ся в их памяти. Едва ли можно установить какие-либо
границы познания; люди, похоже, способны к беспре-
дельному совершенствованию. Искусства, науки,
религия, мораль, экономика, политика стали предме-
тами их размышлений. Они углубляют свои исследо-
310
Р. Уоллес
вания в каждой из этих областей. Обладая большим
временем, опытом и более широким полем деятель-
ности, они сумели бы продвинуться здесь намного
дальше. Они также способны к высокому моральному
совершенствованию и добились огромных успехов
в благочестии, добродетели и святости жизни.
Особо надо отметить, что, поскольку их планы не
ограничены ни временем, ни пространством, люди
испытывают горячее желание глубже познать, четче
и полнее рассмотреть те прекрасные творения Госпо-
да, которые они пока могут видеть лишь издали, неот-
четливо и при помощи оптики. Они жаждут бессмер-
тия и радуются в душе сменяющим друг друга прояв-
лениям беспредельной мудрости и доброты, никогда
не иссякающим па протяжении столетий. Их мысли
полны бессмертия. Они желают, чтобы их помнили
и чтили всегда. Именно этого они постоянно доби-
ваются добрыми делами, смелыми поступками, высо-
кой репутацией, процветанием семьи, потомства,
страны, более того, даже в смерти и тлене они хотят
иметь почести в виде погребальной церемонии и над-
гробного памятника. Зачем нужны столь обширные
способности и горячие желания, если людей не долж-
но интересовать далекое будущее, если они и все их
мысли вскоре должны умереть навсегда? Почему мы
видим столь могучее сочетание сил и способностей,
пригодных для самого широкого и длительного дей-
ствия и применения, если они могут быть использова-
ны лишь в весьма узких пределах и вскоре должны
исчезнуть навеки? Можно ли представить себе боль-
шой и величественный корабль, готовый переплыть
океан и выдержать жестокие шторма, но построенный
только для того, чтобы пересечь убогую речушку?
Для чего дана людям способность мыслить о далеких
Размышление XI
311
мирах, если им никогда не удастся kv^..-гь их? Зачем
направлять их раздумья в столь отдаленные от них
периоды времени и вселять в их сердца горячее
желание будущего существования и совершенствова-
ния, если в силу своей природы они не способны
достичь желаемого? Разве это совместимо с той гармо-
нией, что присуща всем творениям Бога?
Когда мы утверждаем, что провидение должно най-
ти способы удовлетворения всех желаний сердца
человеческого, тогда мы рассуждаем плохо. Если
человеку взбредет в голову, что ему необходимо уви-
деть Рим, Китай, пирамиды Египта или что он дол-
жен йладеть прекрасным поместьем, принадлежащим
другому, провидение не обязано потакать ему
в его причудах. Нет никакого смысла и никакой необ-
ходимости в том, чтобы выполнялись нелепые, нера-
зумные, противоестественные и порочные желания
людей. Но там, где природа вызывает нормальное
и устойчивое желание, она также предоставляет сред-
ства для правильного его удовлетворения. Эти сред-
ства’ рассчитаны на удовлетворение всех потребно-
стей, чувств и желаний человеческой души: любви
к знаниям, благочестию и добродетели, стремлению
к славе, почестям и известности, а также любой дру-
гой разумной и естественной склонности. Сюда же,
по справедливости, можно отнести и желание быть
.бессмертным во Вселенной, осознаваемой как бес-
предельная во времени и пространстве. Доказывать,
что горячее желание бессмертия дано существу, ни-
когда к вечной жизни не предназначавшемуся, столь
же правомерно, как и утверждать, что чувство голо-
да известно существу, не приспособленному
к потреблению пищи, или что среди творений муд-
312
Р. Уоллес
рого и доброго Создателя мог быть мужчина и не быть
женщины.
Надо, конечно, признать, что названное желание
не столь ощутимо, как голод, жажда и некоторые
другие потребности и страсти человеческой натуры.
Оно никогда не проявляется так рано, как они, и боль-
ше зависит от образования и воспитания. Его влия-
ние не столь сильно, постоянно и одинаково, но это
отнюдь не значит, что оно неестественно, ибо такое
же возражение можно выдвинуть и в отношении дру-
гих желаний, естественность которых, если что-либо
у людей вообще признавать естественным, никто от-
рицать не станет.
Насколько взятые порознь люди при самой напря-
женной работе разума, какая только возможна в изо-
лированном состоянии, способны продвинуться
в осмыслении или доказательстве вечного существо-
вания и насколько определенные человеческие чув-
ства способны проявиться в такой ситуации, опреде-
лить трудно. Нет сомнения, человечество многими
своими открытиями в немалой степени обязано обще-
ству; человеческие чувства сейчас также проявляются
совершенно иначе, чем в состоянии одиночества.
Но это не вредит доказательству бессмертия, выво-
димому из страстного желания вечной жизнж Подоб-
ное желание не искусственное, а естественное. При-
рода человека не должна оцениваться лишь по тому,
к чему он лично способен, либо по тому, как он вы-
глядел бы в изолированном состоянии или как он
действительно выглядит в определенных ситуациях.
Нашей природе присуще многое такое, что остается
скрытым долгое время и лишь с возрастом постепен-
но проявляется, когда наши мысли, поведение и опыт
Размышление XI
313
достигают определенной зрелости. Явная склонность
людей к объединению и установлению между собой
связей, любовь между мужчиной и женщиной, лю-
бовь родителей к детям, взаимная привязанность
близких родственников, общая доброжелательность
к ближним своим, если их интересы не сталкивают-
ся, семена сочувствия и симпатии, скрытые глубо-
ко в сердце, позволяют нам сделать вывод, что приро-
да приготовила людей для социальной жизни. Подоб-
ные привязанности и желания присущи не изолиро-
ванному, а общественному состоянию. Соответствёнпо
мы видим, что повсюду есть общество и имеются
условия для удовлетворения этих социальных на-
клонностей. Ни одна из них не проявляется в момент
рождения человека, тем не менее зачатки их заложе-
ны в самой пашей природе, будучи, по общему при-
знанию, совершенно естественными, хотя и скрыты-
ми на протяжении значительного времени. Первые
ростки этих чувств неразличимы; они развиваются
постепенно, оказываясь слабее или сильнее в зави-
симости от внешних условий жизни людей, причем
некоторые из привязанностей при одних обстоя-
тельствах никогда не бывают так сильны, как при
других. Даже чувства, связывающие два пола, хотя
и естественны, не проявляются рано. Точно так же
стремление к знаниям, нравственное чувство, уваже-
ние к добродетели, почитание религии, любовь к по-
честям и славе, хотя и не возникают в момент рожде-
ния, абсолютно естественны для человека, и в при-
роде есть все, что нужно для удовлетворения каждого
из них. По той же аналогии мы имеем все основания
сделать вывод, что надежды на бессмертие естествен-
ны и не должны оказаться беспочвенными.
314
Р. Уоллес
Конечно, скептические философы могут заявить,
что ни стремление к знаниям, ни нравственное чув-
ство, ни уважение к добродетели, ни почитание ре-
лигии, ни любовь к почестям и славе, ни тем более
желание бессмертия не вызываются у людей приро-
дой, а пробуждаются наставником и священником.
Они могут также сказать, что все это — плоды горды-
ни и суетного тщеславия, следствие либо чрезмерной
переоценки собственной значимости, либо романтиче-
ских представлений о провидении, или — порожде-
ние еще более низкого источника — корыстных инте-
ресов политиков. По мнению названных философов,
эти чувства или всегда были известны людям, или не
оставляют глубокого следа и не оказывают замет-
ного влияния. Первое знакомство с ними затруднено,
а впечатление от них столь слабо, что, несмотря на все
усилия богословов, моралистов, философов и законо-
дателей, наше уважение к указанным принципам, как
и наше ощущение бессмертия, постоянно колеблется
и лишь очень слабо воздействует на наше поведение.
В частности, чтобы ни утверждали богословы и фило-
софы, наше поведение почти полностью определяется
представлениями о настоящей жизни, а не о буду-
щей. Разумеется, можно высказать подобные сомне-
ния в естественности для человека не только жела-
ния бессмертия, но также нравственного чувства
и религии. Однако, поскольку здесь не место для под-
робного разбора вопроса о происхождении доброде-
тели и религии, а также того, насколько они есте-
ственны для людей, я, отвечая на предыдущие возра-
жения скептиков, ограничусь лишь тремя замечания-
ми:
1. Желание бессмертия имеет тот же источник, что
Размышление XI
315
и почтение к добродетели и религии, всеми признавае-
мое естественным для человечества.
2. Если люди наделены свободой, многие из их
естественных желаний и привязанностей проявятся
сильнее или слабее в зависимости от того, злоупот-
ребляют они свободой или пользуются ею правильно.
3. Даже те склонности, которые и величайшими
скептиками признаются естественными, например
чувство любви между двумя полами, бывает, сталки-
ваются со многими препятствиями, а потому при
определенных обстоятельствах и при определенном
складе личности эти желания, естественные по
общему признанию, могут оказаться слабыми и
вялыми.
Следовательно, сомнения в том, что желание бес-
смертия естественно, не имеют под собой основания.
В целом же доказательство бессмертия, выводимое
из того, что повсюду люди горячо желают вечной
жизни, само по себе выглядит солидным и убедитель-
ным. Но оно приобретает еще большую весомость,
если вспомнить о многочисленных и тяжких бедах,
выпадающих на долю человечества в этой жизни,
несмотря на всю заботу провидения о его счастье.
Поскольку это обстоятельство часто приводится как
довод с противоположной стороны, оно требует более
внимательного рассмотрения.
Все творения Бога обладают определенным весом,
размерами и пропорциями. Это необходимо учиты-
вать в наших рассуждениях на данный предмет.
Ведь отсюда следует, что никто без причины и без
какой-либо полезной цели не может быть наделен
никакими потребностями, никакими желаниями,
естественными и общими для всех. А поскольку
316
Р. Уоллес
человечеству в нынешней жизни невозможно достичь
той высокой степени счастья, которая отвечала бы его
естественным желаниям и большой заботе провиде-
ния о нем, мы вправе заключить: для людей приго-
товлено и другое состояние, к коему эти естественные
желания и эта забота имеют самое прямое отношение.
Как мы уже отметили, человечество действительно
имеет в жизни значительно больше счастья, чем горя,
совокупность наших удовольствий намного превы-
шает сумму страданий. Тем не менее при внима-
тельном рассмотрении можно обнаружить, что
человечество до сих пор не важно по какой причине,
никогда не обладало и в этой жизни не будет обладать
столь высоким блаженством, какое соответствовало
бы заботе божественного провидения. Отсюда мы мо-
жем заключить, что человеческие дела со смертью
не заканчиваются и не ограничиваются этим светом,
а продолжаются в будущем, которое тесно связано с
нынешней жизнью.
То, что человек приспособлен для существования в
обществе себе подобных и что именно это предна-
чертано ему природой, совершенно очевидно. Без
общества он не сумел бы выжить и не избежал бы
неминуемой гибели. Человеческие детеныши без
родительской заботы абсолютно беспомощны и обре-
чены на смерть сразу после рождения. Помимо обще-
ства родителей и детей, необходимо и более широкое
общество многих семей, где люди достигали бы
доступного им совершества и получали бы возмож-
ность для проявления своих выдающихся способно-
стей. К объединению в это широкое общество их явно
побуждают и подталкивают естественные привязан-
ности и потребности. Общество, таким образом, есте-
Размышление XI
317
ственно для людей, и только в нем достижимо совер-
шенство человеческой природы. Отдельно взятый
человек имеет небольшую значимость и, будучи изо-
лирован от себе подобных, не играет какой-либо
важной роли. Более того, даже весь род людской не
способен на многое, если его члены разрозненны и
действуют по одиночке. Сила человечества, его власть
над животными, высочайшее развитие его природы,
его способность использовать и обрабатывать землю
должны, возрастать от согласия и сплоченности во
имя реализации планов объединенными усилиями.
Человеческая натура и род человеческий не могут
достичь высокого совершенства в этой жизни, кроме
как через усовершенствование человеческого обще-
ства.
Об уровне развития общества мы должны судить по
числу его членов, по благотворному и мудрому уве-
личению * человеческих возможностей, по широте и
глубине приобретенных знаний, по изысканному и
хорошему вкусу, проявляющемуся в образе жизни
и манерах, по достижениям в полезных и сложных
искусствах и науках, а особенно но моральному со-
вершенству и по успехам в приобретении мудрости и
добродетели. Мы также должны принимать во внима-
ние, как возделана и украшена обжитая людьми зем-
ля, насколько им удается проводить свои дни в мире,
изобилии, изысканной обстановке и взаимном ува-
жении, не беспокоя и не изнуряя себя тяжкими
заботами и изматывающим трудом. По мере прибли-
жения общества к такому состоянию человечество
становится великим, мудрым и добрым, а общество
процветает; но когда это не получается, участь людей
убога и печальна.
318
Р. Уоллес
Если мы исследуем, насколько реальное положение
вещей соответствует данному образцу и сравним усло-
вия жизни людей с этими представлениями о совер-
шенстве. то разве не придется нам сожалеть о несчаст-
ной судьбе мира? Человеческое общество всегда было
немногочисленно по сравнению с той массой людей,
которую земля в силах прокормить. Из этого малого
числа многие умирают в детстве из-за нищеты и не
внимания родителей, а также из-за жестокости и
варварства других индивидов. Из тех, кто достиг
юности или дожил до зрелого, а то и старого воз-
раста, многие стеснены бедностью, многие изнемо-
гают от тяжкого труда, многие остаются грубыми и
невоспитанными. Увы, как мало тех, чья жизнь
беззаботна, обеспечена и изысканна! Невежество,
ложные и глупые понятия, дурной вкус явно преобла
дают. Как мало изящества и достоинства во внешнее
виде, как мало тонкости ума. Многие обитают в гряз
ных, вредных для здововья жилищах, питаются скуд-
ной и нездоровой пищей. Их столы лишены изящест-
ва, кровати — красоты, тела покрыты лохмотьями.
Но обстоятельства жизни людей и общества пока-
жутся еще более мрачными, если задуматься о че-
ловеческих пороках. Как бросаются в глаза веролом-
ство, обман и несправедливость в этом мире! С какой
жестокостью люди убивают и губят друг друга!
Сколько совершено смертоубийств, кровопролитий и
насилий! Как много городов сожжено! Как много
стран разорено! Сколь печальны последствия непри-
крытого насилия и войн! Там, где отказались от при-
менения силы и изображают дружбу, там люди лгут и
роют яму друг другу! При повседневных сношениях
они обманывают и жульничают; еще более гнусные
Размышление XI
319
хитрости и более подлое коварство применяются под
видом тонкой политики. А как велики непочтитель-
ность и неблагодарность к Творцу природы! Сколь
ужасна сила суеверия и фанатизма! Как много тревог
и бед приносят эти обильные источники скорби!
С тех пор как человечество стало искать причины
всех вещей и тщательно изучать существующий в
природе порядок, с тех пор как размышление сдела-
юсь искусством и получили развитие науки, филосо-
фы, моралисты, богословы занимаются исследова-
нием глубинных причин тех зол и бед, от которых так
жестоко страдает мир. Высказаны различные мнения
и гипотезы в попытке найти решение столь важной
проблемы, но нам в своем доказательстве посмертной
жизни нет необходимости настаивать на каком-либо
из них. Достаточно отметить, что зло в мире весьма
ощутимо и что этот факт признан всем человечеством.
Мы уже доказали, что зло на самом деле не столь
велико, "как вообразили себе некоторые меланхоли-
чески настроенные и склонные к фантазиям люди.
С благодарностью к Творцу природы надо признать,
что добра значительно больше. Однако зло сильно
мешает и вредит счастью людей; они не обладают
счастьем в той степени, какая соответствовала бы за-
боте провидения о столь высокоразвитых существах.
Легко можно убедиться, что и без дополнительных
усилий провидения, но даже в повседневных усло-
виях человечеству доступна значительно большая
степень счастья Разве не естественно для поэта или
философа рисовать более приятные картины, изобра-
жая то, как человечество при нынешних его способ-
ностях и имеющихся на земле ресурсах обладает го-
320
Р. Уоллес
раздо большим счастьем? Для этого не потребовалось
бы наделять его дополнительной силой или изменять
порядок в природе, не надо было бы возводить золо-
тые горы, создавать реки молока и вина или застав-
лять землю родить без помощи человеческого труда.
Очередность времен года осталась бы прежней, зим-
нее ненастье было бы столь же суровым, бури и урага-
ны, кроме тех, что поднимаются в душе человека,
бушевали бы так же неистово, как ныне. Ничего
дополнительно не нужно, чтобы постепенно успо-
коить волнение, ослабить ярость, смирить тщеславие
в сердце человека и рассеять признаки и ложные
видения, тревожащие разум и лишающие человека то-
го высокого счастья, которое провидение сделало
вполне для него достижимым.
Исследовав самым тщательным образом условия
жизни на земле подавляющего большинства людей,
можем ли мы поверить, что нынешним их состоянием
исчерпывается то, к чему предназначило их провиде-
ние, наделив столь высокими свойствами и способ-
ностью наслаждаться гораздо большим счастьем!
Если бы какое-либо из известных нам существ обла-
дало достаточным умением и возможностями для
сотворения тех огромных планет, какие видны в бе-
скрайнем пространстве Вселенной, для наполнения
нашей земли всеми имеющимися на ней богатствами,
для создания людей, способных наслаждаться таким
большим счастьем, то у нас, конечно, сложилось бы
весьма высокое мнение о его искусности и могущест-
ве, но мы не смогли бы столь же высоко оценить его
доброту, если бы оно сочло достаточным для людей
то счастье, коим они в действительности обладают!
Может ли сердце, переполненное добротой, довольст-
Размышление XI
321
воваться созерцанием одних лишь красот природы!
Впрочем, такое доброжелательное существо может
иметь довольно веские основания для сохранения
нынешнего положения вещей, но разве человек,
пусть даже вполне заурядных добродетелей, приобре-
тя такую власть и умение, не захотел бы сделать для
людей нечто большее! Для чего тогда все эти красоты
природы! Для чего тогда это огромное многообразие
сверкающих и светящихся тел потрясающей величи-
ны! Для чего тогда восхитительная правильность и
пропорциональность их очертаний и движений! Как
мало значит все это по сравнению со счастьем разум-
ных существ! Совершенство творений Бога не может
состоять прежде всего в величине или пропорциональ-
ности наблюдаемых нами в природе тел. Божествен-
ное искусство и умение должны измеряться в первую
очередь мудростью устройства сферы морали и мерой
счастья, достигнутого разумными существами. Если
в планы божественного провидения входит сохране-
ние нынешнего положения, то это будет означать, что
божественная мудрость ярче проявляется в природе,
а не в морали. Тогда были бы все основания сказать,
что провидение ошиблось и не оправдало надежд в
выполнении важнейшей из задач. Следовательно,
Творец природы имеет какие-то более широкие
планы, и дела людские будут продолжены в будущей
жизни.
Если допустить последнее, то легко постичь муд-
рость провидения, допускающего те беды и пороки,
что имеют место в здешнем мире. Нетрудно понять,
каким образом все они служат большему благу.
Люди часто учатся на своих ошибках, несчастья
делают их лучше, их взгляды расширяются, их
представления о добре и зле становятся четче. Если
мы сочтем жизненные невзгоды относящимися лишь
11 Заказ № 533
322
Р. Уоллес
к нынешнему нашему существованию, то мы будем
в праве рассматривать их как наказание со стороны
доброго и нежного родителя, как взыскание опытного
наставника, как горькое лекарство, прописанное
искусным врачом, как заслуженная кара, налагаемая
справедливым судьей или правителем, как страдание,
усиливающее наслаждение, как сложные повороты
сюжета в трагедии до наступления развязки, усили-
вающие радость зрителей и добродетельность участ-
ников действия. Если же предположить, что назван-
ные беды связаны с будущим состоянием, то это еще
лучше показывает божественную мудрость, заклю-
чающуюся в разделении добра и зла. Разве не естест-
венно в этом случае сделать вывод, что несчастья в
жизни добродетельных людей либо сами по себе, либо
в результате целенаправленного вмешательства обо-
рачиваются к их выгоде и что наказания свойствен-
ны и необходимы будущему состоянию тцже?
Но если мы признаем, что в этом мире так много
беспорядка и страданий, то будет ли отсюда следо-
вать, что в мире ином должен быть совершенный
порядок? Если мы допустим, что провидение мало
заботится о добродетели и человечестве, позволяя лю-
дям сильно страдать, то сможем ли мы, учитывая
подобное пренебрежение, доказывать, что оно будет
крайне озабочено предоставлением им величайших
благ в будущем состоянии? Разве не разумнее, исходя
из наличия определенного беспорядка в настоящем,
доказывать существование его в еще больших разме-
рах в будущем? Может быть, именно так некоторые
изощренные и хитроумные люди попытаются истол-
ковать мои доводы в пользу загробной жизни, хотя
это абсолютно противоречило бы существу воп-
роса.
Размышление XI
323
Я вовсе не считаю, что люди должны видеть руку
провидения в беспорядке и, исходя из весьма неприв-
лекательного состояния дел на земле, предполагать
чечто лучшее на небе. Напротив, я утверждаю, что
рука провидения видна во всех наблюдаемых нами
проявлениях порядка. Я считаю, что порядок царит и
при нынешнем положении дел. Не соглашаясь, добро-
вольно или вынужденно с тем, что добродетель броше-
на на произвол судьбы и всякая забота о человечестве
оставлена, защитники будущей жизни усердно дока-
зывают и могут наглядно продемонстрировать, что
провидение заинтерисовано и весьма сильно в под-
держке добродетели и что человечество уже в этой
жизни испытывает наслаждений больше, чем страда-
ний. Однако по тем грандиозным приготовлениям
провидения к созданию чего-то еще более благород-
ного, чем то, что мы до сих пор видели, можно соста-
вить себе верное представление об этом будущем
здании и постичь эти более широкие планы. Хотя
добродетель имеет достаточно всего, чтобы не вызы-
вать к себе жалости, но все же не столь много, как
хотелось бы. И хотя мы видим ее счастливой и
сейчас, все же нам еще есть, что пожелать ей для
большего счастья *. Хотя человечеству выпала добрая
доля в этой жизни, мы, однако, имеем основания
заключить; что положение его далеко от совершен-
ства.
Нельзя отрицать, что еще встречаются проявления
беспорядка, несомненно, весьма многочисленные,
а иногда при нынешнем положении вещей и очень
* Shaftesbury A. Characteristics of Men, Manners, Opinions,
Times. 3rd ed. L„ 1723. Vol. 2. P. 276. 45
11*
324
Р. Уоллес
большие. Но такой беспорядок подобен тому, что
встречается в государствах, где счастье людей обес-
печено наилучшим образом. Он порожден извраще-
ниями разума, злоупотреблением свободой и допу-
скается вследствие милосердия и терпимости велико-
го Правителя мира. Он присущ моральному устрой-
ству общества разумных существ, управляемых не
механическими законами, а обладающих свободой
выбора. Нынешние проявления подобного беспорядка
не позволяют поставить под сомнение мудрость вла-
сти, временно допускающей его, ибо если ее управле-
ние разумно и правильно во всех остальных отно-
шениях, такой беспорядок говорит лишь о будущем
решении этого вопроса, убеждает в величайшей спра-
ведливости вмешательства великого Правителя, на-
глядно свидетельствует о его мудрости и справед-
ливости. В этом мы видим «Nodus dignus vindice» 46
и основание заинтересованности Бога во всем на
свете.
Когда мы рассматриваем отличие естественного
мира от морального, мы не можем не согласиться с
тем, что должна быть разница в божественном управ-
лении первым и вторым. Действия тел, приводимых в
движение внешней силой согласно законам механики,
должны значительно отличаться от действия разум-
ных существ, наделенных свободой. Действия первых
неизбежно более упорядочены. Они редко вызывают
необходимость чудесного вмешательства того, кто
привел мир в движение. Во втором случае, когда
разумные существа имеют столь многое в своей вла-
сти и способны вершить зло так же, как и добро,
возникает немало поводов для вмешательства высше-
го Правителя. Совершенно нелепо ставить под сомне-
Размышление XI
325
ние мудрость власти, исходя лишь из наличия некото-
рого беспорядка в моральной сфере у наделенных
свободой существ. Сожалеть о подобном беспорядке и
в то же время доказывать, что не должно быть ника-
кого вмешательства, не менее абсурдно. Верить в то,
что когда-то такое вмешательство имело место,— не
суеверие и не фанатизм. Это древняя, неизменная и
всеобщая вера. Подобное вмешательство не похоже на
действия механика, который должен время от време-
ни заводить часы и часто поправлять стрелки, ибо не
может обеспечить их равномерный и непрерывный
ход. Каким бы ни было устройство природы, нельзя
управлять миром разумных существ при помощи за-
конов механики. Чтобы предотвратить возникновение
определенного количества зла, которое намерены со-
вершить люди, или привести к появлению большего
количества добра, которое люди естественным обра-
зом захотели бы сотворить, разумеется, требуется
вмешательство. Невозможно определить, как часто
оно бывает необходимо и к тому же нередко оказы-
вается невозможным распознать, когда оно действи-
тельно происходит. Разумно, однако, предположить,
что оно случается очень редко и что Бог, как правило,
позволяет своим разумным созданиям пользоваться
свободой так, как те сочтут нужным. Иначе нам приш-
лось бы предположить, что Бог, наделяя их свободой,
в то же время считает целесообразным не изредка,
а постоянно управлять ими непосредственно своей
властью. Но так как это никем не предполагается,
тезис о злоупотреблении свободой — сильный аргу-
мент в пользу будущей жизни.
Предполагая, что Бог сотворил огромное количест-
во созданий, что он наделил их свободой, вследствие
326
Р. Уоллес
чего они действительно причинили друг другу немало
вреда, предполагая также, что он редко вмешивается
в их дела и не приготовил ддя них в будущем никако-
го состояния, в коем мог бы поощрить добродетельных
или призвать к ответу виновных, разве не придем мы
к вполне обоснованному выводу, что он полностью
оставил людей на произвол судьбы? Что подумали бы
мы о земном монархе, никогда не применяющем свою
власть для пресечения несправедливости и жестоко-
сти и проявляющем к лучшим из подданых не больше
уважения, чем к худшим? Станем ли мы приписы-
вать высшему Правителю мира такое поведение, ка-
кое осудили бы у любого земного владыки?
Рассуждая о божественной власти над разумными
существами, мы не можем не думать, что Бог в чем-то
поступает, как люди. Мы вынуждены судить о нем по
себе, по тому, что о себе знаем. Мы, несомненно,
дело рук Господа. Мы имеем наибольшее сходство с
Богом из всех известных нам созданий. Мы, конечно,
живое подобие Всевышнего. Представляя себе наисо-
вершеннейшее существо, мы, разумеется, обязаны
отбросить все наши слабости и недостатки, но все же
при этом должны рассматривать Отца нашего как в
чем-то близкого нам по разуму и чувствам. Его право-
судие, конечно, непогрешимо, его мудрость гораздо
глубже и больше человеческой, но и то и другое имеет
ту же природу, что и у людей, иначе мы вообще не
сумели бы их понять. Бог не может обойти вниманием
свои создания и безразлично взирать на их беды. Та
противоестественная апатия ко всему, которую стои-
ки приписывают мудрому человеку, делает, как изве-
стно, характер смешным и противоречивым. С таким
же успехом под предлогом возвышения Божества над
человеческими слабостями можно изобразить его ха-
Размышление XI
327
рактер, состоящим из черт, не имеющих ничего обще-
го с нашими, что сделало бы его совершенно непости-
жимым и полностью подорвало бы основы нашего
доверия к нему и убеждения в его доброте. Таков
характер Божества по мнению эпикурейцев:
Omnis enim per se Divum natura necesse est
Immortali aevo summa cum pace fruatur,
Semota ab nostris rebus, seiunctaque longe;
Nam private dolore omni, private periclis,
Ipsa suis pollens viribus nihil indiga nostri,
Nec bene promeritis capitur, nec tangitur ira.
. T. Lucret. Lib. II41
В этом портрете некоторые из черт естественны и
правдивы, но в целом Божество на нем выглядит та-
ким надменным и безразличным к предметам более
низким, что утрачивает наиболее привлекательные
свои качества, а мы лишаемся надежды на божест-
венную помощь даже в величайших несчастьях. Пред-
ставление о Боге, полученное нами из Священного
писания, гораздо более естественно и утешительно.
«Высок Господь, и смиренного видит» *. «Он при-
никнул со святой высоты Своей; с небес призрел
Господь на землю, Чтобы услышать стон узников,
разрешить сынов смерти» **. «Как отец милует сы-
нов, так милует Господь боящихся Его. Ибо он знает
состав наш, помнит, что мы — персть» 3*. «Щедр и
милостив Господь, долготерпелив и многомилостив.
Благ Господь ко всем, и щедроты Его на всех делах
* Пс. 137. 6.
** Пс. 101. 20, 21.
J* Пс. 102. 13, 14
328
Р. Уоллес
Его»4*. «Блажен, кому помощник Бог Иаковлев,
у кого надежда на Господа Бога его, Сотворившего
небо и землю, море и все, что в них, вечно хранящего
верность, Творящего суд обиженным, дающего хлеб
алчущим. Господь разрешает узников; Господь отвер-
зает очи слепым, Господь восставляет согбенных;
Господь любит праведных. Господь хранит пришель-
цев, поддерживает сироту и вдову; а путь нечестивых
извращает. Господь будет царствовать во веки,
Бог Твой, Сион, в род и род» 5*. «Неужели Бог есть
Бог Иудеев только, а не и язычников? Конечно,
и язычников» 6*. «Бог нелицеприятен, Но во всяком
народе боящийся Его и поступающий по правде
приятен Ему» 7*. «Не две ли малые птицы продаются
за ассарий? 40 И ни одна из них не упадет на землю
без воли Отца вашего; У вас же и волосы на голове все
сочтены» 0*.
Разве не утешительны и не разумны такие пред-
ставления о Боге? Можем ли мы не обнаружить среди
столь выдающихся качеств высочайшего уважения к
добродетели и не заметить оснований для будущей
жизни людей, в которой Бог воздаст каждому по его
поступкам?
Несмотря на естественные преимущества доброде-
тели и мудрости, несмотря на величайшее счастье,
неразрывно с ними связанное, несмотря на справед-
ливость человеческих законов и любое непосредствен-
ное вмешательство божественного провидения против
порочных людей или в пользу добродетельных, разве
4* Пс. 144. 8, 9.
5* Пс. 145. 5-10.
6* Рим. 3. 29.
7* Деян. 10. 34, 35.
0* Мат. 10. 29, 30.
Размышление XI
329
не должно признать, что при нынешнем состоянии
мира бывают такие экстраординарные случаи и си-
туации, когда требуется более наглядное проявление
божественной справедливости, мудрости и доброты,
чем до сих пор? Сколь многие невинные люди были
обречены на жесточайшие страдания! Сколь многие
добродетельные мужи пошли на жесточайшие муки и
лишились жизни, чтобы не поступать вопреки своим
убеждениям, не обесчестить религии, не утратить
добродетели и не остаться без друзей и родины!
Неужели эти добродетельные души, которых весь мир
не был достоин *, исчезли навсегда без каких-либо
явных признаков божественного одобрения их беско-
рыстной доброты! С другой стороны, неужели самые
низменные лицемеры, жесточайшие угнетатели, са-
мые подлые и распутные из людей не только обре-
тут желаемое ими и добьются процветания в жизни,
благодаря своей низости, но постоянным обращением
к пороку сделают его столь привычным, что когда-
нибудь им придется раскаиваться в этом меньше, чем
тем, кто не был столь распутен. Неужели они будут
так жить и умрут в мире; неужели они когда-нибудь
умрут, не будучи презираемы, умело скрыв от мира
свои пороки и оставив свои семьи в процветающем
состоянии; неужели они, несмотря на все злодейства,
не увидят явных признаков божественного гнева ни в
этой, ни в будущей жизни! Что подумали бы мы о
земном правителе, который бы так пренебрегал на-
граждением достойных и наказанием виновных! Раз-
ве доброта и чувство справедливости не заставили бы
мудрого и доброго человека вмешаться в подобных
Евр. 11. 38.
330
Р. Уоллес
случаях! Несмотря на злоупотребления свободой,
есть, конечно, веские основания для передачи людям
этого прекрасного дара. Но их свобода неизбежно
предполагает либо будущую жизнь после смерти,
либо постоянное чудесное вмешательство свыше для
предотвращения злоупотреблений ею в настоящем.
Иначе пришлось бы признать, что Бог покинул детей
своих или, по крайней мере, во многих случаях
отдает лучших из них во власть жестокого веролом-
ства и угнетения со стороны подлейших и презрен-
нейших.
Что нам теперь остается сказать? Станем ли мы
отрицать свободу людей? Согласимся ли с тем, что
механическое или скорее рациональное влияние на
умы людей не оставляет им свободы?
Это противоречило бы их внутреннему чувству и
опыту. Будем ли мы утверждать, что Бог, наделив
людей свободой, стал постоянно ограничивать ее сво-
им непосредственным вмешательством? Но и это про-
тиворечило бы опыту и не согласовывалось бы с
многочисленными злоупотреблениями свободой,
наблюдаемыми во всем мире. А может, лучше сказать,
что Бог создал мир существ, коих наделил свободой,
а затем позволил им совершать величайшие злоупот-
ребления, не наказывая за это надлежащим образом и
не выражая соответствующего их проступкам неодоб-
рения? Но это противоречило бы божественному
совершенству и тем ясным представлениям о справед-
ливости и доброте, которые мы способны составить.
Одно из этих трех предположений мы, несомненно,
обязаны принять, иначе нам придется еще предполо-
жить, что Бог предназначил этих разумных существ
для загробной жизни, в которой он проявит свою
Размышление XI
331
моральную власть, поместив их в различные условия
соответственно их прежнему поведению.
Итак, если посмертная жизнь человечества убеди-
тельно .доказана, если смерть не является концом
бытия, а лишь переходом в иное состояние, если наша
нынешняя жизнь лишь начало бытия, первая стадия
или первый период нашего существования, то в этом
случае нам удается выйти из большого затруднения,
после чего у нас нет оснований беспокоиться о более
отдаленном будущем. Почему мы должны думать, что
бесконечно мудрое и могучее существо, одарившее
людей столь замечательными способностями, в даль-
нейшем прервет без какой-либо причины или необхо-
димости их бытие после того, как уже спасло их от
уничтожения смертью и поместило определенным
образом в ныне невидимые нам области природы.
Скептики, конечно, могут попытаться запутать нас,
дабы заставить усомниться в этом, как и во многих
других вопросах. Невозможно, скажут они, слабым
смертным вторгаться в намерения того, чьи пути
неисповедимы. Но поскольку нам свойственно дога-
дываться о замыслах небес по отдаленной аналогии
с тем, что пожелали бы мы сами сделать в сходной
ситуации, как можем мы поверить, что великодушный
Создатель природы способен уничтожить все те благо-
честивые и добродетельные души, спасенные им от
смерти, пока среди его творений останется хоть
какое-либо место для них. Это просто невозможно
предположить. Разумеется, может возникнуть необ-
ходимость перевести их из одного состояния в дру-
гое, если какая-либо из областей природы окажется
переполненной. Таковы условия на земле, но в бес-
конечном пространстве нет недостатка в свободном
332
Р. Уоллес
месте, и Бог никогда не будет ограничен в возмож-
ностях увеличивать число существ, избранных им для
продолжения бытия, не прибегая при этом к уничто-
жению людей, чьи сердца он наполнил горячим же-
ланием бессмертия.
Размышление XII
Советы некоторым вольнодумцам
Проиллюстрировав в предшествующей части своей
книги кое-какие из фундаментальных принципов
естественной религии, я осмелюсь в этом заключи-
тельном Размышлении дать несколько советов неко-
торым нашим современным вольнодумцам.
По общему наблюдению, человечество редко при-
держивается золотой середины. Добродетель, говорят,
лежит в центре, но люди склонны впадать в край-
ности. Зайдя слишком далеко в одном направлении
при реализации своих планов в определенный пе-
риод, в дальнейшем они столь же далеко уходят в дру-
гую сторону. Религия, конечно, самая прекрасная
вещь в мире. Когда ее чтят правильно и в должной
мере, она вызывает прекраснейшие результаты,
однако и она, увы, не избежала общей участи. Мир
либо очень часто бывает переполнен суеверием и
фанатизмом, которые могут быть названы крайностя-
ми в религии, либо страдает от упадка благочестия
вследствие вторжения скептицизма и неверия.
Мы живем в то время и в той стране, которые бли-
же ко второй крайности. Благодаря определенным
вкусам и настроениям в обществе скептизм широко
процветает; возможно, он никогда не получал такого
распространения с самого возникновения христиан-
ства и ни в одной стране не возобладал так, как в
Размышление XII
333
Британии. Дело, конечно, зашло достаточно далеко,
но все же еще не слишком. Похоже, сейчас самое
время вольнодумцам ограничить свой скептический
дух.
Термин «вольнодумец» соответственно его изнача-
льному смыслу служит для обозначения характера,
заслуживающего одобрения, но поскольку многие из
претендующих на право так называться повинны в
серьезных крайностях, это безобидное понятие при-
обрело дурную славу. Вся компания вольнодумцев не
только навлекла па себя порицание со стороны рели-
гиозных людей, но в конце концов может вызвать
недовольство и политиков. Однако не все вольнодум-
цы виновны в равной степени. Некоторые из них по
сравнению с остальными вполне заслуживают назва-
ния умеренных и здравомыслящих, тогда как другие
заходят в своих построениях так далеко, что оскорб-
ляют даже эту здравомыслящую часть вольнодумцев.
Важнейшие идеи последних состоят в следующем:
никто не обязан соглашаться с любой из доктрин,
если та не достаточно обоснована; каждый человек
вправе исследовать достаточность такого обоснова-
ния; люди должны избавиться от предрассудков и ни-
когда не позволять авторитету какого-либо человека
или группы лиц воздействовать на их мнение вопреки
разуму; нисколько не опасно верить любой теории,
которая после надлежащего исследования выглядит
убедительной; каждый член общества должен иметь
право свободно исповедовать любую доктрину, кото-
рая не подрывает святость религии, не оправдывает
порок и безнравственность, не ведет непосредственно
к нарушению мира среди людей; все религиозные
обряды и воззрения, не имеющие столь вредной
направленности, должны быть терпимы; и наконец,
334
Р. Уоллес
каждый член общества, который не может быть
обвинен в подобном неблагочестии и безнравствен-
ности, должен обладать доверием частных лиц и
государства и использоваться ими в меру его способ-
ностей и честности, без какого-либо дополнительного
изучения его религиозных принципов и поведения.
С этим согласны все или, по крайней мере, подавляю-
щее большинство вольнодумцев, но в других вопросах
их мнения значительно расходятся.
Есть, без сомнения, много вольнодумцев, доброже-
лательно относящихся к естественной религии и ре-
лигии божественного откровения. Они признают
коренное различие между истинным и ложным,
более того, считают себя большими поклонниками
добродетели и честности, признают бытие Бога и
беспредельное совершенство его натуры, согласны с
наличием в естественной и моральной сферах заме-
чательного порядка, верят в воздаяние и наказание
после смерти, принимают истинность божественного
откровения.
Но есть и другие, доходящие в своем скептицизме
до нелепости и отрицающие как религию божествен-
ного откровения, так и естественную религию. Эти
господа не столько ставят под сомнение любое чудес-
ное вмешательство, но и признают свое полное неве-
дение относительно природы и свойств существ, сто-
ящих выше человека. Вместо того чтобы смотреть на
природу, как на дело рук бесконечно совершенного
существа и признавать восхитительную красоту и
мудрость строения и устройства мира, они рассматри-
вают его как следствие либо случайности, либо неиз-
бежной необходимости, либо как творение существ
слабых и несовершенных, созданное без глубокого за-
Размышление XII
335
мысла и тонкой изобретательности. Вместо призна-
ния за человеческой натурой блистательных и герои-
ческих добродетелей или хотя бы положительных
качеств, они рассматривают все вещи подобного рода
как нечто искусственное, не связанное с истиной,
как смесь обмана и гордыни, составленную тщеслав-
ными и хитрыми людьми. Таким образом, они выстав-
ляют в самом постыдном виде все устройство природы
и человеческую натуру в частности, оскорбительно
думая и отзываясь о Bore и его творениях.
Они составляют большинство наших вольнодумцев.
Кто-нибудь может снисходительно решить, что лишь
весьма незначительное число людей впало в подобное
безумие. Однако и нескольких фанатиков достаточно
для распространения таких принципов и нанесения
вреда, ибо тем самым не думающую самостоятельно
часть человечества побуждают потворствовать своим
порочным наклонностям, меньше сдерживая их.
В данном вопросе я не противоречу деистам и не про-
тиворечу никому из признающих принципы естест-
венной религии. Сейчас я хотел бы лишь обратиться к
тем крайним вольнодумцам, кто отрицает, либо ста-
вит под сомнение бытие или совершенство Бога, под-
рывая этим силу морального долга. Много раз им
доброжелательно и великодушно пытались открыть
глаза и избавить их от подобных предрассудков, но
все попытки до сих пор не увенчались успехом. При-
чина отнюдь не в слабости использованных аргумен-
тов, ибо в действительности доводы в пользу религии
и морали не только неопровержимы, но и настолько
очевидны, что едва ли можно выдвинуть что-либо
повое или сказать что-либо лучшее, чем уже было
сказано по данному предмету. После всего, что уже
336
Р. Уоллес
сделано, видимо, нет необходимости вновь прини-
маться за формальное опровержение теоретических
систем указанных вольнодумцев. Однако, поскольку
жалко их оставлять полностью во власти заблуждений
и поскольку в этом споре есть еще недостаточно
исследованный сюжет, можно изменить способ ди-
скуссии и вместо того, чтобы направлять основные
усилии на изучение истинности их доктрин, спокойно
рассмотреть значимость последних. Ведь после того,
что может быть сказано о ценности и важности реаль-
ных истин, многие мнения окажутся не настолько
значительны, чтобы беспокоить из-за них общество.
Если необычные идеи вольнодумцев именно такого
рода или, тем более, если они угрожают бедой им
самим и обществу в целом, если при этом нет ничего
зазорного в отказе от подобных принципов, особенно
если это делается искренне и в соответствии с пра-
вилами разумного поведения, то почему бы этим лю-
дям не поступить наиболее мудрым для себя и для
страны образом?
Какими бы ни были их принципы, большинство
вольнодумцев очень достойные люди. Мне кажется, но
своему характеру они вполне способны серьезно от-
нестись к рассмотрению данного вопроса, а когда они
взглянут на пего с этой точки зрения, то найдут
следующие рассуждения вполне достойными внима-
ния.
1. Если кто-либо из них склонен поверить, что в
мире не бывает искренней добродетели; что все лю-
ди — мошенники и доверять им можно только тогда,
когда затронуты их интересы или когда они имеют
возможность удовлетворить самое сильное свое жела-
ние или страсть; что человечество совершен ио этой-
Размышление XII
337
стично и абсолютно лишено доброжелательности,
а потому все напоминающее подлинную добродетель,
верную дружбу или гражданский дух — не что иное,
как гордыня, лицемерие, притворство или выдумки
политиков для подчинения себе людей и управления
отдельными лицами не во благо управляемых, а ради
выгоды других; что все наши хваленые понятия
добродетели, справедливости и гражданского духа,
вокруг которых поднято так много шума и которые
так прославляются во всем мире, порождены лишь
образованием и политической хитростью, не имея ни-
каких корней в природе; что они сохраняются благо-
даря обычаю и моде и разделяются либо обманутыми
фанатиками, либо коварными священниками и зако-
нодателями, знающими тайну, но поддерживающими
ненужные для общества ограничения ради собствен-
ной корысти; итак, если кто-нибудь из вольнодумцев,
увы, набрался подобных идей, то счастьем для них
было бы выбраться из этих заблуждений и честно
отказаться от таких взглядов. Если же их не удастся
убедить отвергнуть эти мысли, то разве не мудрее
было бы для них самих и разве нельзя было бы их
уговорить скрыть свои идеи? Пускай их нельзя удер-
жать от таких размышлений, но ведь открытое приз-
нание и распространение таких принципов никогда не
принесет им ни славы, ни пользы.
Не признавать достоинств, заметных у каждого
человека, отказывать добродетели в заслуженной по-
хвале, ложно истолковывать безобидные и хорошие
поступки, приписывать эгоистическим мотивам то,
что является следствием гражданского духа,— все
это несправедливо, неблагородно и пагубно. Конечно,
не каждое проявление добродетели искренне, более
1I Заказ № 533
338
Р. Уоллес
того, в мире существует много лицемерия, но все же
среди людей честность и добрые намерения преоб-
ладают. Отрицать это в отдельных случаях — значит
показать себя неблагородным, дурным человеком, но
еще более преступно и порочно отрицать это в целом.
Такая система воззрений настолько постыдна для че-
ловеческой натуры, настолько не отвечает чувству и
опыту людей, настолько противоречит здравому смыс-
лу и истинной философии, настолько абсурдна в тео-
рии и пагубна для честного поведения, настолько
поразительна сама по себе и бесславна для тех, кто ее
поддерживает, что они просто обязаны отказаться от
нее навеки, особенно если у них пет никаких надежд
преуспеть в обосновании столь шокирующих и неле-
пых доктрин.
Понятия добродетели, справедливости, беспристра-
стности, честности, неподкупности, благородства и
доброжелательности так глубоко отпечатались в умах
людей, что ничем нельзя изгнать их оттуда. Добро-
детель не зависит от моды или образования, а свя-
зана крепкими корнями с небом и землей, более того,
скорее исчезнут небо и земля, чем пропадет или
окажется бездействующей хотя бы одна строка ее
вечного закона. Отдавая должное вольнодумцам, отме-
тим, что вышесказанное было прекрасно проиллюст-
рировано некоторыми членами их братства. Сошлемся
на благородного автора «Характерных особенно-
стей» 49, который при всех своих ошибках исследовал
этот предмет с особым изяществом и подлинной си-
лой гения. Действительно, жалко, когда кому-то из
них приходится выдумывать другую систему, напря-
гая способности для изобретения мнимых тонкостей
и нелепых гипотез, касающихся человеческой приро-
Размышление XII
339
ды. Сейчас самое время отказаться от них и принять
общераспространенные, простые и естественные
представления, разделяемые остальным человече-
ством.
Эти общие представления и в самом деле наиболее
утешительны, оказывают наиболее положительное
воздействие и наиболее обоснованны. Если мы имеем
правильное понимание pulchrum, bonestum, jucun-
dum, dulce, utile50 в поступках или характерах,
то должны признать систему морали. Эти прекрасные
понятия должны всегда сохраняться в обществе, пере-
даваясь от отца к сыну. Противоположные же пред-
ставления не могут дать нам душевного спокойствия
или вызвать большую радость; они не способны
сделать нас правдивее или справедливее; придержи-
ваясь их, мы не сумеем ни приобрести себе большего
уважения, ни заслужить большего доверия ближних,
друзей, страны. Напротив, ложные идеи этих вольно-
думцев явно ведут к тому, чтобы сделать каждого че-
ловека презренным в его собственных глазах и подоз-
рительным для остальных людей. Вместо пробужде-
ния у нас справедливых и благородных чувств они
стремятся убить все доброе и хорошее в душе, вместо
сдерживания порочных наклонностей они исподволь
подталкивают людей предаваться всем видам мошен-
ничества. Воистину, эти ложные и неудобоваримые
принципы годны лишь для подстрекания к поведе-
нию, часто заслуживающему жесточайшего наказа-
ния. Их дальнейшая поддержка никоим образом не
сделает чести в >льнодумцам.
2. Этим вольнодумцам стоило бы отказаться от всех
тех ухищрений, при помощи которых они атакуют
доктрину загробной жизни и стараются ослабить
12*
340
Р. Уоллес
веру людей в справедливые и заслуженные награды и
наказания в мире ином, соответственно нашему
добродетельному или порочному поведению в этой
жизни.
Есть ли какая-нибудь иная доктрина, способная
дать лучшее утешение добродетельным людям, либо
поддержать их в жизненных невзгодах или перед
лицом смерти? А что может лучше помешать пороку
или укрепить слабую и гибнущую добродетель? Надо
признать, что перспектива будущего наказания ужас-
на для порочных людей, однако и для их блага, и для
блага человечества необходимо, чтобы они были глу-
боко встревожены. Неудобством, конечно, является
то, что также и благочестивые, добродетельные люди,
более других заслуживающие радости, вынуждены,
вопреки всякой справедливости, терзаться ожида-
нием будущего наказания. Но уж лучше смириться с
этим неудобством, чем подорвать веру, не только соот-
ветствующую естественным представлениям людей о
справедливости, но в целом весьма утешительную и
полезную.
3. Отчего бы вольнодумцам не поразмыслить,
послужит ли чему хорошему отрицание бытия или
совершенства Бога и наделение нас столь малоприят-
ными представлениями о порядке в природе и состоя-
нии мира, которые способны наполнить нас лишь
досадой. Какое утешение может получить человечест-
во, думая, что живет среди беспорядка, во вселенском
хаосе, в мире, не имеющем отца? Какое удовольствие
в том, чтобы осознавать себя гражданами презренного
государства, управляемого несправедливыми закона-
ми и отданного во власть глупых правителей? Или
в том, чтобы считать себя плывущими в прохудившем-
Размышление XII
341
ся судне, потерявшем управление и оставленном без
кормчего и лоцмана на милость свирепых ветра и
волн? Разве лучше поддержит нас в наших несчастьях
то, что мы не будем думать о высшем существе,
заботящемся о нас во всех бедах? И разве убеждение
в том, что повсюду вокруг царит беспорядок, вызовет
у нас более сильное стремление к порядку там, где
это зависит от нас самих? Разве это не сделает нас
беззаботными и безразличными к будущему, не при-
ведет к отчаянию, не вызовет усталость от жизни и не
погасит ту жажду действий, которую вызывали у нас
более благородные представления? Зачем же тогда
вольнодумцы отвергают столь явные признаки мудро-
сти и доброты, повсюду встречающиеся в природе?
Почему им так нравится подходить к вещам с худшей
стороны и почему они так радуются, значительно
преувеличивая количество зла в этой жизни? Не
лучше ли и не разумнее было бы им думать, говорить
и писать с большим уважением к этому прекрасному
миру, устроенному со столь восхитительным искус-
ством и украшенному с такой изысканностью и совер-
шенством?
Большинству здравомыслящих людей должно ка-
заться непостижимым то, что вольнодумцы в наши
дни выдвинули столько нелепых инсинуаций против
общепринятых доктрин и, в частности, что они посея-
Ли столько сомнений и разногласий в отношении важ-
ной и утешительной доктрины загробной жизни.
Поскольку возражения вольнодумцев против постула-
тов религии плохо обоснованы, постольку любая
попытка подорвать эти постулаты или ослабить их
влияние в мире является неразумной и даже заслу-
живает название своего рода сумасшествия. Самые
342
Р, Уоллес
способные скептики не в силах доказать, что не суще-
ствует Бога, мудрого провидения, справедливого,
доброго, милосердного управления миром, загробной
жизни. Они не станут претендовать на то, что какое-
либо вдохновение помогло им сделать новое открытие,
более того, даже при помощи величайших усилий им
будет трудно избавиться от понимания последствий
для себя лично, вытекающих из постулатов религии.
Они, конечно, к своему несчастью, могут сомневаться
в последних, но зачем стараться сделать столь же
несчастными других, если большинство человечества
твердо в них верит и прекрасно знает, что лишь дура-
ки и жулики их отвергают? Разве не проявляют
вольнодумцы немилосердие к себе, решив предстать в
столь дурном свете, и враждебность к остальному ми-
ру, пытаясь лишить его столь действенного утешения
и столь сильного стимула к добродетели?
В этом вопросе, несомненно, весьма заблуждались
некоторые из великих философов античности, в дру-
гих отношениях заслуживавшие восхищения. И стои-
ки и академики писали слишком двусмысленно о
Божестве, провидении и загробной жизни. К сожале-
нию, автор «Характеристик», воспринявший у древ-
них многие благородные чувства и подражавший их
изяществу, унаследовал также их ошибки. Размыш-
ляя о порядке и красоте в природе с тем же восторгом
и благоговением, что и они, он, подобно им, скепти-
чески писал о божественном воздаянии. Скептицизм в
столь важном вопросе всегда должен рассматриваться
как несчастье для самих скептиков и никогда не смо-
жет принести пользы человеческому обществу.
Эти философы, конечно, не имели плохих намере-
ний, более того, они, похоже, впали в подобные за-
блуждения из-за величайшего уважения к добредете-
Размышление XII
343
ли. Не желая, чтобы какие-либо из аргументов в поль-
зу того, что само по себе прекрасно, рассматривались
как покоящиеся на основании, которое кто-нибудь мог
счесть шатким, и веря, что добродетель способна сама
себя защитить благодаря своей изначальной ценности
и достоинству, они старались поддержать ее авто-
ритет без ссылок на теории благочестия и загробной
жизни. Согласно принципам этих философов, незави-
симо от того, что считается истиной в отношении
природы Божества, управления миром и загробной
жизни, независимо от того, есть Боги или нет и
какова их природа, живут ли люди более долгий или
более короткий срок, существуют ли они ограничен-
ное время или вечно, добродетель сама по себе прекра-
сна и привлекательна для человека, какие бы опасно-
сти и несчастья того не подстерегали. А порок по
своей сути столь отвратителен и презренен, что
каждый, кто, как и любое разумное существо, спосо-
бен увидеть коренное отличие его от добродетели,
должен по закону природы постоянно стремиться к
добродетели и избегать порока. Это названные фило-
софы считают достаточным для поддержания добро-
детели и добродетельных людей.
Такое чувство, в определенном смысле, действи-
тельно справедливо и благородно: «Unus dies bene et
ex praeceptis virutis actus peccanti iminortalitati anle-
ponendus» *. °2 Добродетель и при величайших не-
счастьях достойна того, чтобы ее выбирали ради нее
самой и справедливо рассматривали как награду.
Можно даже утверждать, что если бы люди имели
одну только жизнь и у них не было могущественного,
мудрого и доброго Отца или Господина, чтобы напра-
* Ciceron. Tisc. Quaest. Lib. V . sect. 2.
344
Р. Уоллес
влять, защищать, поддерживать и утешать их, это не
давало бы им оснований перестать заботиться как о
самих себе, так и о своих ближних. Даже в столь
бедственном положении, подобно детям, лишившимся
родителей и покровителей, они, осознавая свою чело-
веческую природу, испытывая ту доброжелательность
к ближним, то сострадание к несчастным и все те
благородные чувства, которые столь глубоко заложе-
ны в человеческом сердце, должны в силу этих естест-
венных уз и заботы о собственном счастье, объеди-
нить усилия и потрудиться ради общего блага. Такова
необходимость и сила добродетели в самой печальной
ситуации, какую только можно вообразить.
В то же время надо признать, что представления о
совершенном в своей доброте, справедливости и
могуществе Правителе Вселенной, о справедливых и
заслуженных наградах и наказаниях после смерти
соответственно делам человека на этом свете значи-
тельно повышают силу добродетели и абсолютно не-
обходимы, дабы поддержать ее во всех испытаниях и
дать полное утешение добродетельным людям. Поэто-
му очень жаль, что те полезные и благородные
идеи, которые вынашиваются столь замечательными
авторами, оказываются смешаны с сомнениями и по-
дозрениями, ведущими лишь к ослаблению сил разу-
ма и к росту влияния плотских желаний и страстей.
Очень жаль также, что люди, стремящиеся к благу
человечества, столь ошибаются в способе выполнения
этой задачи.
Конец
КОММЕНТАРИИ
Э. БЕРК
ЗАЩИТА ЕСТЕСТВЕННОГО ОБЩЕСТВА
«Защита естественного общества» (A Vindication of
Natural Society) впервые была опубликована Э. Бёрком без
указания автора в 1756 г. Через год вышло второе издание,
также анонимное, к которому было добавлено предисловие,
где Бёрк объяснял, что эта работа написана не лордом
Болингброком, а является лишь пародией на него. За
последующие 40 лет жизни автора данное сочинение изда-
валось в Англии и в Ирландии еще 10 раз, кроме того
было опубликовано 2 французских перевода (см.:
Todd W.B.A. Bibliography of Edmund Burke. L,, 1964.
P. 25 — 28). Данный перевод сделан по изданию: Burke Е.
The Works. L., 1808. Vol. 1.
1 Лорд Болингброк, Генри Сент-Джон (1678—1751)
видный английский политик, один из лидеров партии тори.
В 1704 — 1708 и 1710 — 1714 гг. занимал важные посты
в правительстве. С 1715 г. отходит от активной полити-
ческой деятельности и приступает к работе над философ-
скими сочинениями, увидевшими свет только после его
смерти.
2 Исократ (436—338 до н. э.) — древнегреческий орат<1р.
3 Софисты — представители философского течения в
Древней Греции второй половины V — первой половины
IV в. до н. э.
4 Кок Эдуард (1552 — 1634) — английский политик
и юрист. ч
5 Interdum fucata ... veritatem (лат.) — Иногда красивая
ложь выглядит гораздо правдоподобнее голой истины
и зачастую побеждает ее.
Пользуясь случаем, выражаю глубочайшую бла-
годарность В. Д. Балакину, Г. А. Тароняну и А. Э. Штекли
за консультации, которыми они оказали мне неоценимую
помощь при составлении комментариев к публикуемым
сочинениям.
Комментарии
347
6 Стоицизм — одно из главных течений античной фило-
софии. Стоики считали, что устройство мира совершенно
и разумно, а поэтому истинный мудрец, по их мнению, дол-
жен бесстрастно относиться к жизненным невзгодам.
7 Гвиччардини Франческо f1483—1540) итальянский
историк и философ эпохи Возрождения.
8 Макиавелли Николо (1469 — 1527) итальянский поли-
тический мыслитель и историк эпохи Возрождения. Создал
светскую теорию государства, описав и обобщив поли-
тическую практику, широко применявшуюся на деле, но
осуждаемую христианской моралью.
9 ...Несчастным португальцам... — Речь идет о последст-
виях катастрофического лиссабонского землетрясения
1755 г.
10 Гоббс Томас (1588—1679) — английский философ,
утверждавший, что до образования государства челове-
чество находилось в естественном состоянии «войны всех
против всех».
11 Сезострис — собирательный образ легендарного фа-
раона в произведениях античных авторов, а позднее —
и философов Просвещения. Ему приписывались деяния
реально существовавших монархов (Сенусерта 11, Рамзе-
са II и др.), а также немало вымышленных подвигов.
12 Юстин — римский историк II —III вв.
13 Семирамида(Шаммурамат) — царица Ассирии IX в.
до н. э.
14 Нин — легендарный царь Ассирии.
15 Ксеркс (ум. 465 г. до н. э.) — древнеперсидский
царь. В 480—479 гг. до н. э. совершил грандиозный поход
против Греции, закончившийся сокрушительным пора-
жением.
16 Агесилай (ок. 442 —ок. 358 до н. э.) — царь Спарты.
В 396 —394 гг. до н. э. одержал ряд побед над Персией.
17 Александр Великий (356—323 до н. э.) — македон-
ский царь, один из величайших полководцев в мировой
истории. Разгромив Персидскую монархию, создал дер-
жаву, простиравшуюся от Инда до Дуная.
'\..На западе... могучая держава... — Римская республи-
ка, которая во II —I вв. до н. э. разгромила в ряде войн
эллинистические государства Восточного Средиземноморья,
превратив их в свои провинции.
19 ...Соперничества афинян и лакедемонян... — Имеется
348
Комментарии
в виду Пелопоннесская война (431—404 гг. до н. э.)
между двумя военными союзами.
20 ...Под игом иностранного завоевателя... — В 146 г. до
н. з. Греция попала под власть Рима.
21 Акельдама — (библ.) «земля крови» (Деян. 1. 18—19).
22 Великая Греция — древнее название Южной Италии,
где находилось много греческих городов.
23 ...Уничтожены... армии галлов.— В первой половине
IV в. до н. з.
24 Сабины, самниты, эквы, вольски, этруски — народы
Италии, попавшие после длительных войн под власть Рима.
25 Пунические войны между Римом и Карфагеном
происходили в 264—241, 218—201 и 149 — 146 гг. до н. з.
26 Митридат VI Евпатор (132 — 63 до н. э.) — царь Пон-
тийского государства. В 89 — 84, 83—81 и 74—63 гг. до н. з.
вел войны против Рима, в результате которых потерпел
полное поражение.
27 Сулла Луций Корнелий (138—78 до н. э.) — римский
полководец и политический деятель. В 86 г. взял штур-
мом и разграбил Афины, поддерживавшие Митридата.
В том же году разбил полководцев Митридата — Таксила
при Херонее и Дорилая при Орхомене. Закончив эту
войну, Сулла повернул армию против своих соперников
в Риме и в результате гражданской войны стал дикта-
тором.
8 У Кизика римский полководец Лукулл в 74 г. до
н. э. нанес сокрушительное поражение Митридату.
29 Царь Армении — Тигран II Великий (95 — 56 гг. до
н. э.) — союзник и зять Митридата. В 69 г. разбит Лу-
куллом, в 66 г. стал вассалом Рима.
30 ...Война с рабами...— восстание Спартака 74 — 71 гг.
до н. з.; союзническая война — война между Римом и ита-
лийскими городами (91—88 гг. до н. з.); галльская война —
завоевание Юлием Цезарем Заальпийской Галлии (58—
51 гг. до н. э.); испанская война — так назывались^)
война римлян с населявшими Испанию народами (154 —
133 гг. до н. э.); б) война на территории Испании между
сторонниками и противниками Суллы, или Серториан-
ская война (80—72 гг. до н. э.); Югурта (160—104 до
н. э.) — царь Нумидии, в 111 — 105 гг. воевал с Римом;
Антиох III Великий (242—187 до н. э.) — царь государ-
ства Селевкидов, воевал с римлянами в 192—188 гг.
Комментарии
349
31 Юлий Цезарь (102 или 100 — 44 ДО'Н. э.) — римский
государственный деятель, проявил себя выдающимся пол-
ководцем в галльской и гражданской (49—45 гг.) войнах.
32 ...Иудеи получили последний сокрушительный
удар... — Имеется в виду жестокое подавление римлянами
восстание в Иудее 66—79 гг. н. э.
33 Готы, вандалы, гунны — варварские племена, вторг-
шиеся в IV—V вв. на территорию Западной Римской
империи («Великое переселение народов»), в результате
чего та прекратила свое существование.
34 Vastum ubique... facies victoriae (лат.) — Повсюду
немое безмолвие, пустынные холмы, дымящиеся вдалеке
строения и никого, кто бы попался навстречу развед-
чикам, [то, что Тацит назвал] обликом победы (Тацит.
Жизнеописание Юлия Агриколы. 38/Пер. А. С. Бобо-
вича//Корнелий Тацит. Сочинения в двух томах. М.,
1969. Т. 1. С. 347).
35 ...Другой поток варварства... — В VII в. начались
арабские завоевания.
36 ...Завоевание Испанской Америки... — Захват Испа-
нией колоний на Американском континенте в XV — XVI вв.
37 Так в тексте.
38 Орфей — в античной мифологии певец и поэт,
создатель вероучения и религиозных обрядов секты орфи-
ков; Моисей — по библейским преданиям пророк, сооб-
щивший людям 10 заповедей, полученных им от Бога, ему
также приписывалось авторство Пятикнижия; Минос —
в античной мифологии царь города Кноса, создатель
первого критского законодательства; Солон (между 640
и 635 — ок. 559 до н. э.) выдающийся политический
деятель Древней Греции, реформатор государственного
строя Афин; Тезей — в античной мифологии царь и зако-
нодатель в Афинах; Ликург — легендарный спартанский
законодатель; Нума Помпилий — второй царь Древнего
Рима (715—673/672), учредитель религиозных культов.
39 ...Политического франкмасонства — Здесь понятие
«франкмасонство» в переносном смысле как синоним тай-
ного братства, объединенного общими принципами.
40 Sanctum sanctorum — Святая святых (лат.)
41 Нерон Клавдий Цезарь (37—68) — римский импе-
ратор, прославившийся чудовищной жестокостью.
42 ...Одного из лучших своих друзей... — Клита.
350 Комментарии
43 См. Плутарх. Александр. L—LII. Имя философа —
Анаксарх из Абдер.
44 Гомер - древнегреческий поэт, автор эпических поэм
«Илиада» и «Одиссея».
45 Локк Джон (1632—1704) — выдающийся англий-
ский философ и политический мыслитель, в своих трудах
критиковал неограниченную власть абсолютного монарха
и призывал к установлению монархии конституционной.
46 Тиберий Клавдий Нерон (42 до н. э.— 37 н. э.),
Калигула Гай Юлий Цезарь (12—41), Нерон (см. примеч.
40) — римские императоры, чьи имена стали символами
жесточайшей тирании; Веспасиан Тит Флавий (9—79),
Тит Флавий Веспасиан (39—81), Траян Марк Ульпий
(53—\Л1), Антонин Пий (86—161) — римские императоры,
вошедшие в историю как мудрые и сравнительно гу-
манные правители.
47 ...Произошло в Дании... — До середины XVII в. реаль-
ная власть в Дании была у аристократии. В 60-е годы
XVII в. результатом борьбы между аристократией и подат-
ными сословиями явилось установление абсолютной мо-
нархии.
8 ...Польша.,, носит имя республики, — На самом деле
Речь Посполитая была монархией, но король выбирался
лишь единогласным решением шляхетского сейма, а по-
тому власть монарха была весьма слаба.
44 ...под... властью двух тысяч человек.— Власть в Ве-
неции принадлежала наследственному патрициату, состав-
лявшему меньшинство населения.
50 Афинская республика образовалась па рубеже II —I
тысячелетий до н. э. и просуществовала до II в. до н. э.
Наивысший расцвет ее пришелся на V в. до н. э.
51 ...Последовало установление тирании. — В 560 г.
до н. э. власть в Афинах захватил тиран Писистрат.
52 ...Свобода была восстановлена,— В 509 г. до н. э.
в результате гражданской войны сын Нисистрата Гиппий
был изгнан и в Афинах восстановлен республиканский
строй.
53 Остракизм — в Древних Афинах изгнание из города
на 10 лет лиц, которых народное собрание большинством
голосов признавало опасными для республики.
54 Юлий Агрикола, Гней (40—93 н. э.) — римский
Комментарии
351
полководец, подавивший в царствование императора
Домициана восстание в Британии.
55 Brevi osculo... immislus etc. — Встреченный равно-
душным поцелуем и не удостоившись ни единого слова,
он замешался в толпу раболепных придворных (Тацит.
Жизнеописание Юлия Агриколы. 40 / Пер. А. С. Бобовича.
С. 348).
56 ...Бросить черный боб...- Афинские судьи выносили
приговор, опуская в сосуд белые или черные камешки,
либо бобы (белый — «оправдан», черный — «виновен»).
57 Sciant quibus... magnos viros, etc. (лат.) — И да будет
ведомо тем, у кого в обычае восторгаться недозволенной
дерзостью по отношению к наделенным верховной властью,
что и при дурных припцепсах могут существовать выдаю-
щиеся мужи и т. д. (и что послушание и скромность,
если они сочетаются с трудолюбием и энергией, достойны
не меньшей славы, чем та, которую многие снискали
решительностью своего поведения и своей впечатляющей,
но бесполезной для государства смертью.). (Тацит. Жизне-
описание Юлия Агриколы. 42 / Пер. А. С. Бобовича.
С. 350)
58 Рострум — помост, с которого оратор в Древнем Риме
обращался к народу.
Ъ9 Перикл (ок. 490—429 до н. э.) — выдающийся поли-
тический деятель, возглавлявший Афинское государство
в 444/443 — 429 гг. С его именем связан наивысший
расцвет Афин.
60 Фемистокл (ок. 525—ок. 460 до н. э.) — афинский
политический деятель и полководец, один из главных
организаторов отпора персидскому вторжению 480 —
479 гг., в 471 г. подвергнут остракизму, позднее осужден,
после чего бежал к персам. Аристид (ок. 540—ок. 467 до
н. э.) — афинский полководец и политический деятель,
отличившийся в войнах с Персией. В 483/482 г. под-
вергнут остракизму. По свидетельству некоторых античных
авторов, в конце жизни был осужден, вновь покинул
Афины и умер в нищете на чужбине (см.: Плутарх. Арис-
тид. XXVI). Милътиад (ок. 550—489 до н. э.) — афинский
полководец и политический деятель, победитель персов
при Марафоне (490 г.). Позднее осужден за неудачные
военные действия, умер в тюрьме. Анаксагор (ок. SOO-
428 г. до н. э.) — древнегреческий философ, преподавал
352
Комментарии
философию в Афинах, но будучи обвинен в безбожии,
вынужден был бежать. Сократ (470/469 — 399 до н. э.) —
великий древнегреческий философ. Осужден афинским
судом за духовное «развращение молодежи». Казнен
(выпил цикуту).
61 Рим внешне выглядит... — Римская республика
существовала 510 по 30 г. до н. э.
62 Флоренция имела республиканский строй в ХШ —
XV вв.
63 Карфаген — город-государство в Северной Африке,
аристократическая республика. Основан финикийцами
в 825 г. до н. э., уничтожен римлянами в 146 г. до н. э.
64 Ex abundanti (лат.) — С натяжкой.
65 Quis custodiet ipsos custodes? (лат.) Сторожей-то
как устеречь? (Ювенал. Сатира 6. 347—348 / Пер. Д. С. Не-
довича и Ф. А. Петровского / Ювенал. М., 1937. С. 43).
66 Поп Александр (1688—1744) — английский поэт.
67 ...С момента завоевания,— Имеется в виду норманд-
ское завоевание Англии в 1066 г.
68 At пипс... rubetae. (лат.) — Нынче же дело решит
незаметное легкое жабы. (Ювенал. Сатира 6.659./ Пер.
Д. С. Недовича и Ф. А. Петровского. С. 52). Легкое жабы
считалось в древности ядовитым.
69 Responsa prudentum (лат.) — Ответы юристов.
70 Богиня с повязкой на глазах — Фемида, богиня
правосудия.
71 Барристер — высшее звание адвоката в Англии.
72 De morte... longa.— Слегка измененная строка
из Ювенала Nulla unquam de morte hominis cunctatio longa
est. (лат.) — Если на смерть посылать человека, нельзя
торопиться (Ювенал. Сатира 6. 221 / Пер. Д. С. Недовича и
Ф. А. Петровского. С. 40).
73 Multa virum... vincit (лат.) — Много [потомков и]
поколений навек проводил, победив долголетьем (Вергелий.
Георгики. Кн. 2. 295/Пер. С. Шервинского//Вергилий.
Буколики. Георгики. Энеида. М., 1979).
74 Enfans perdus — В военном деле войска, оставленные
на верную гибель в интересах армии в целом. Дослов-
но — (Фр ) брошенные дети.
75 Бедлам — психиатрическая больница в Лондоне.
76 Нъюгейт — тюрьма в Лондоне.
77 Verae amicitiae... versantur (лат.) — Истинного
Комментарии
353
друга так трудно обрести среди тех, кто занимает маги-
стратуры в государстве (Цицерон. О дружбе, XVII. 64 /
Пер. О. В. Горенштейна // Цицерон. О старости. О' дружбе.
Об обязанностях. М., 1974. С. 47.)
78 Тогда еще не было гордости... под тенью дрёвес.'-*-
Поп А. Опыт о человеке. Эп. III / Пер. Е. Болохови^ино-
ва // Опыт о человеке, поэма г-на Попе. М., 1806. С. 59. Здесь
процитирован прозаический перевод сочинения Попа, так
как существующие стихотворные переводы довольно
далеко отходят от оригинала либо по форме, либо По
содержанию. Ср.:
Надменных гордостью там не было людей;
Ни хитрых вымыслов, которы служат ей;
И звррь и человек в лесу едином жили;
Обиды никакой друг другу не чинили;
Под тем же деревом спокойный сон был им,,.
(Опыт о человеке г-на Попе / Пер. с фр. Н. Поповского.
М., 1757. С. 44):
Он не был горд, не сомневался в Боге
И ночевал со львом в одной берлоге...
(Поп А. Опыт о человеке / Пер. И. Кутика//АИгЛяя
в памфлете. М., 1987. С. 445.
Р. УОЛЛЕС
НЕКОТОРЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ
О ЧЕЛОВЕЧЕСТВЕ,
ПРИРОДЕ И ПРОВИДЕНИИ
Это сочинение (Various Prospects of Mankind, Nature
and Providence) было опубликовано в Лондоне в 1761 г. и
не переиздавалось с тех пор до 1969 г., когда в США
выпустили репринт первого издания.
1 Здесь и далее цитаты из Священного писания и ну-
мерация цитируемых глав и стихов даны по русскому
Синодальному изданию Библии.
2 Юм Дэвид (1711 — 1776) — английский философ, исто-
рик, экономист. Его очерк «О численности древних народов»
(Of the populousness of antient nations) был опубликован
в издании Ните D. Political Discourses. Edinburgh, 195
3 «Диссертация о количестве людей...» (Dissertation on
the numbers of mankind in antienl and modern times),
анонимно опубликованная в Эдинбурге в 1753 г., принад-
лежала самому Уоллесу.
4 Прецессия — (астрон.) медленное движение оси
вращения Земли по круговому конусу, ось симметрии ко-
торого перпендикулярна плоскости эклиптики (см.
примеч. 5). Явление прецессии открыто во П в. до н. э.
греческим астрономом Гиппархом.
5 Эклиптика — большой круг небесной сферы, по
которому происходит видимое годичное движение Солнца.
6 Северо-восточный проход — гипотетический путь, по
которому можно было бы обогнуть Евразию с севера;
северо-западный проход — гипотетический путь север-
нее Америки.
7 И, под секирой упав, для странствий в чужие пределы
С гор не спускалась своих сосна па текущие волны.
Смертные, кроме родных, никаких побережий не знали.
Овидий. Метаморфозы. Кн. I. 94—96
(Перевод С. Шервинского / Овидий. Метаморфозы. М.,
1977. С. 33.).
Комментарии
355
8 Начали парус вверить ветрам; но еще мореходы
Худо их знали тогда, и на высях стоявшие горных
На непривычных волнах корабли закачались впервые.
И от богатой земли не одних урожаев и должной
Требовать стали еды, но вошли и в утробу земную;
Те, что скрывала земля, отодвинувши к теням
стигийским,
Стали богатства копать,— ко всякому злу побужденье!
С вредным железом тогда железа вреднейшее злато
Вышло на свет...
Овидий. Метаморфозы. Кн. I. 132—134, 137—142.
9 Мопертюи Пьер Луи Моро де (1698—1759) — фран-
цузский ученый, автор трудов по математике, астрономии,
географии, медицине, биологии и философии. Его «Письмо
о прогрессе наук», на которое здесь ссылается Уоллес,
вышло на французском языке в Берлине в 1752 г.
10 Сократ — см. примеч. 59. к работе Э. Бёрка.
11 Архимед (ок. 287 — 212 до н. э.) — древнегреческий
ученый, автор многих открытий в математике и физике.
12 Аполлоний Пергский fill в. до н. э.) — древне-
греческий математик александрийской школы, автор труда
«Конические сечения».
13 Ньютон Исаак (1643—1727) — выдающийся англий-
ский математик, механик, астроном и физик.
14 Вечно стояла весна; приятный, прохладным дыханьем
Ласково нежил зефир цветы, не знавшие сева.
Реки текли молока, струились и нектара реки
Не было страха тогда, ни кар...
Сладкий вкушали покой безопасно живущие люди.
Овидий. Метаморфозы. Кн. I. 107—108, 111, 91, 100.
15 Rudis... chaos (лат.) — Нечлененная и грубая громада,
т. е. хаос. (См.: Овидий. Метаморфозы. Кн. I. 6—7.)
16 Платон (428 или 427 — 348 или 347 до н. э.) древнегре-
ческий философ, в диалоге «Государство» дал описание
356 Комментарии
идеального политического строя; Мор Томас (1478 —
1535) — английский гуманист, государственный деятель и
писатель, в книге «Утопия» изобразил фантастическое
государство, жизнь которого построена на гуманистических
принципах; Гаррингтон Джеймс (1611 — 1677) английский
публицист эпохи буржуазной революции, в утопии «Респуб-
лика Океания» изложил принципы конституции идеальной
республики. ,
17 Юм... предложил нам собственную идею совершен-
ного государства.— Уоллес имеет в виду очерк Юма «Идея
совершенного государства» (Idea of a perfect Common-
wealth) и опубликованный впервые в сборнике Political
Discourses (см. примеч. 2). Рус. пер. этой работы см.:
Юм Д. Сочинения. М., 1965. Т. 2. С. 781—798.
18 Говорят... Сенека и Плутарх. «Мудры или подобны
мудрецам были те, для кого нетрудно было попечение
о теле. Необходимое требует простой заботы, наслажде-
ние — многих трудов. Будешь следовать природе — не по-
надобится никаких ремесленников... Природа, позволившая
всем животным жить легко, не была так враждебна че-
ловеку, чтобы ни один не мог обойтись без наук и ремесел»
(Сенека. Письмо ХС. 16, 18 / Пер. С. А. Ошерова//Лу-
ций Анней Сенека. Нравственные письма к Луцилию.
М., 1977. С. 203—204); «...Ликург изгнал из Спарты
бесполезные и лишние ремесла... В пределах Лаконии
теперь не появлялись ни искусный оратор, ни бродячий
шарлатан-предсказатель, ни сводник, ни золотых или
серебряных дел мастер — ведь там не было больше
монеты! Но в силу этого роскошь, понемногу лишившаяся
всего, что ее поддерживало и питало, сама собой увяла
и исчезла» (Плутарх. Ликург. IX / Пер. С. П. Маркиша //
Плутарх. Сравнительные жизнеописания. М., 1961. Т. I.
С. 59-60).
119 Ликург — см. примеч. 38 к работе Э. Бёрка.
20 Солон — см. примеч. 38 к работе Э. Бёрка; Платон,
Томас Мор, Гаррингтон — см. примеч. 16; Аристотель
(384—322 до н. э.) — выдающийся древнегреческий
философ и ученый; Демосфен (ок. 384 — 322 до н. э.) —
знаменитый древнегреческий оратор; Цицерон Марк Тул-
лий (106—43 до н. э.) — римский политический дея-
тель, оратор и писатель.
21 Минос и Нума — см. примеч. 38 к работе Э. Бёрка.
Комментарии
357
22 Лорд Болингброк — см. примем. 1 к работе Э. Бёрка.
23 Люди вначале, когда, как стада бессловесных
животных,
Пресмыкались они по земле — то за темные норы,
То за горсть желудей — кулаками, ногтями дралися;
Билися палками, после оружием; выдумав слово,
Стали потом называть именами и вещи и чувства.
Тут уклонились они от войны; города укрепили;
Против воров, любодеев, разбойников дали законы.
Гораций. Сатиры. Кн. 1. Сат. 3. 100—106
(Перевод М. Дмитриева / Квинт Гораций Флакк. Полное
собрание сочинений. М., 1936. С. 217.)
2 ...mutum ас turpe pecus (лат.) — Бессловесные и
пресмыкающиеся животные.
25 Caeteris paribus (лат.) — При прочих равных
условиях.
26 Революция 1688 г.,— так называемая Славная рево-
люция в Англии, в результате которой был свергнут послед-
ний из Стюартов — Яков II и установлен строй консти-
туционной монархии.
27 Discours... (фр.) — «Рассуждение о происхождении
и основаниях неравенства» — произведение французского
философа-просветителя Жан-Жака Руссо (1712 — 1778),
впервые изданное в 1755 г.
2 Гораций. Оды. Кн. I. Ода 3.
Пользы нет, что премудрый Бог
Свет на части рассек, их разобщил водой,
Раз безбожных людей ладьи
Смеют все ж проплывать вод заповедных ширь.
(Пер. с лат. Н. С. Гинцбурга // Квинт Гораций Флакк.
Указ. соч. С. 11).
29 Essay de Philosophic Morale (фр.) — «Очерк мораль-
ной философии» — произведение Мопертюи (см. при-
меч. 9), изданное в Берлине в 1749 г.
30 Quosdam... superfluum (лат.) — «Некоторые, устав
и делать и видеть одно и то же, пресыщаются и чувствуют
даже не ненависть, а отвращение к жизни; и к нему же
толкает нас сама философия, если мы говорим: «Доколе
все одно и то же?”... И немало есть таких, кому жизнь
358
Комментарии
кажется не горькой, а ненужной». Сенека. Письмо XXIV.
26. (Пер. С. А. Ошерова. С. 48).
31 Александр — см. примеч. 17 к работе Э. Пёрка. t
32 Кальвинисты и арминиане — сторонники различных
направлений протестантизма. Кальвинизм — протестант-
ское вероучение, в основе которого лежит догмат об абсолют-
ном предопределении. Лрминианство — религиозное тече-
ние внутри нидерландской кальвинистской церкви, до-
пускавшее существование свободы воли.
33 Сборник очерков о морали и естественной религии —
Анонимно изданная книга Essays on the principles of
Morality and Natural Religion. 1st ed. L., 1751; 2nd ed. L.,
1758 принадлежала перу Генри Хоума лорда Кеймса
(1696 — 1782), шотландского философа и юриста.
34 Ignava ratio (лат.) — Учение, парализующее волю.
35 Стоики — см. примеч. 6 к работе Э. Верка.
36 Здесь и далее сноски автора, отсылающие к другим
изданиям, приведены переводчиком к принятым ныне
соответствующим нормам. Здесь Уоллес ссылается на ра-
боту лорда Кеймса «Очерки принципов морали и естест-
венной религии» (см. примеч. 32).
37 Бёрнет Томас (1635—1715) английский богослов,
в 1684 г. опубликовал на латинском языке книгу Telluris
Theoria Sacra («Священная теория земли»), вызвавшую
большие споры. В 1684 — 1689 гг. вышел ее английский
перевод: Sacred Theory of the Earth.
8 Кейл Джон (1671 — 1721) английский математик и
астроном, написал книгу «Анализ теории земли д-ра
Бёрнета» (An examination of Dr. Burnet’s Theory of the
Earth. Oxford, 1698.)
39 Альфонс X Мудрый (1221 — 1284) — король Кастилии
и Леона, полководец и поэт, покровитель астрономии.
40 Шефтсбери Э. Моралисты: философская рапсодия /
Пер. с англ. Ал. В. Михайлова//Шефтсбери Э. Эсте-
тические опыты. М., 1975. С. 190.
Шефтсбери Энтони Эшли Купер (1671 — 1713) —
английский философ деист, автор работ по эстетике. Со-
чинение «Моралисты» было впервые опубликовано им
в 1709 г.
41 ... Pompa mortis... (лат.). — Погребальная процес-
сия пугает больше, чем сама смерть.
Комментарии
359
42 Бодрого духа проси...
Духа, не склонного к гневу, к различным страстям,
с предпочтением
Тяжских работ Геркулеса, жестоких трудов — упоенью
Чувством любви, и едой, и подушками Сарданапала.
Ювенал. Сатира 10. 357, 361—362.
(Пер. Д. С. Недовича и Ф. Л. Петровского / Ювенал. Са-
тиры. М., 1937. С. 84.)
3 ...Отец пожелал сам,
•Чтоб земледельческий труд был нелегок, первый
искусством
Пахаря вооружил, к работе нужной побуждая,
Не потерпев, чтоб его закоснело в бездействии
царство
Чтобы уменья во всем достигал размышляющий опыт,
Мало-помалу...
Вергилий. Георгики. Кн. I. 121 — 124, 133—134
(Пер. С. Шервинского / Вергилий. Буколики. Георгики.
Энеида. М, 1979. С. 78)
44 Вольтер (Франсуа Мари Аруэ) (1694 — 1778) —
французский писатель и философ-просветитель.
45 Шефтсбери Э. Характерные особенности людей,
нравов, воззрений, времени (3-е изд. Лондон. 1723). Пер-
вое издание вышло в 1711 г.
46 Nodus dignus vindice (лат.) — Достойное разрешение
проблемы.
47 Ибо все Боги должны по природе своей непременно
Жизнью бессмертной всегда наслаждаться в
полнейшем покое,
Чуждые наших забот и от них далеко отстранившись.
Ведь безо всяких скорбей, далеки от опасностей
всяких,.
Всем обладают они и ни в чем не нуждаются нашем;
Благодеяния им ни к чему, да и гнев неизвестен.
Лукреций. О природе вещей. Кн. 2. 646— 651
(Пер. Ф. А. Петровского / Лукреций. О природе вещей.
М., 1946. С. 111).
360 Комментарий
48 Ассарии — мелкая монета.
49 «Характерные особенности...» — см. примеч. 4&.
50 Pulchrum, boneslum, jucundum, dulce, utile (лат.) —
красоты, доброты, радости, наслаждения, пользы.
51 Академики — последователи Платона (см. примеч. 16).
Роща, где он занимался со своими учениками называлась
«Академия».
52 Unus... anteponendus (лат.) — «Один день, прожитый
по твоим уставам (философия), дороже, чем целое бес-
смертие, прожитое в грехе» (Цицерон. Тускуланские
беседы. Кн. 5. П. 5. Пер. М. Гаспарова/Марк Тулий
Цйцерон. Избранные сочинения. М., 1975. С. 324—325.).
ЛИТЕРАТУРА
Burke Е. A Vindication of Natural Society or a View of
the Miseries end Evils Arising to Mankind from Every Spe-
cies of Artificial Society. L., 1756.
Walles B. Various Prospects of Mankind, Nature and
Providance. L., 1761.
Beer M. Histoire generale du socialisme et de lutte.s sociales.
P. 1936. Vol. 4.
Canavan H. P. The Political Reason of Edmund Burke.
Durham, 1960.
Cole G. D. H. Socialist Thought: The Forerunners,
1789-1850. L„ 1953.
Cone К. B. Burke and the Nature of Politics. Lexington,
1957-1964. Vol. 1—2.
Freeman M. Edmund Burke and the Critique of Political
Radicalism. Oxford, 1980
Histoire generale du socialisme. P., 1972. Vol. 4.
Бер M. История социализма в Англии. М., 1923. Т. I.
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Агесилай 57, 347
Александр Великий 57, 58,
71, 232, 347, 350, 358
Альфонс X Мудрый 276, 358
Анаксагор 83, 35/
Анаксарх 350
Андерсон К. М. 32
Антиох III Великий 61, 348
Антонин 76, 350
Аполлоний Пергский 126, 355
Аристид 83, 351
Аристотель 146, 356
Архимед 126, 227, 355
Балакин В. Д. 346
Барг М. А. 9
Бер М. 26, 34
Бёрк Э. 11 — 19, 21—27, 35,
40, 346, 355—357
Бёрнет Т. 273—276, 358
Бобович А. С. 349, 351
Болингброк 9—12, 17, 23, 24,
42, 43, 46, 148, 346, 357
Болоховитинов Е. 353
Вергилий 298, 359
Веспасиан 76, 350
Волгин В. П. 34
Вольтер 19, 304, 359
Гамильтон У. 12
Гаррингтон Дж. 134, 146, 355,
356
Гаспаров М. Л. 360
Гастингс 13
Гвиччардини Ф. 53, 347
Георг III 13
Геркулес 359
Гинцбург Н. С. 357
Гиппарх 354
Гиппий 350
Гоббс Т. 8, 16, 54, 347
Годвин У. 19, 25, 26, 33, 34
Гольбах П. 18
Гомер 73, 350
Гораций 149, 206. 357
Горенштейн О. В. 353
Демосфен 146, 356
Дмитриев М. 357
Домициан 351
Дорилай 60
Исократ 44, 346
Кабе Э. 32
Калигула 76, 82, 350
Кан С. Б. 34
Карп С. Я. 31
Кейл Дж. 274, 358
Кеймс 358
Клит 349
Кок Э. 44, 346
Коллинз А. 9
Корнбери 11
Коул Дж. 34, 35
Кромвель О. 31
Ксеркс 57, 347
Кудрявцев О. Ф. 29
Кутик И. 353
Указатель имен
363
Ликург 19, 66, 144, 146, 147,
152, 349, 356
Локк Дж. 7, 8, 10, 16, 73, 350
Лукреций 327, 359
Лукулл 348
Макиавелли Н. 53, 68, 347
Мальтус Т. 34
Маркиш С. П. 356
Машкин М. Н. 32
Мильтиад 83, 351
Митридат IV Евпатор 60, 348
Михайлов Ал. В. 357
Моисей 19, 66, 349
Монтескье Ш. 15, 18, 19
Мопертюи П. 124, 215, 216,
219—223, 225, 227, 228,
236, 354, 357
Мор Т. 29, 30, 134, 139, 141,
146, 151, 172, 186, 355, 356
Мортон А. 31
Мэллет II
Недович Д. С. 352, 358
Нерон 71, 76, $1, 349, 350
Нин 17, 56, 347
Нума Помпилий 19, 66, 147,
349, 356
Ньютон И. 125, 276, 355
Овидий 122, 128, 354, 355
Огилви У.. 35
Оуэн Р. 32
Ошеров С. А. 356, 358
Павлова Т. А. 31
Пейн Т. 35
Перикл 82, 351
Петровский Ф. А. 352, 359
Писистрат 350
Платон 134, 146, 355, 356,
360
Плутарх 72, 144, 350, 351,
356
Поп А. 87, 104, 352, 353
Поповский Н. 353
Портиес 14
Рамус П. 26
Рокингем 13
Руссо Ж. Ж. 10, 11, 16—19,
22, 179, 357
Сезострис 17, 54, 347
Семирамида (Шаммурамат)
56, 347
Сенека 144, 225, 356, 358
Сократ 83, 125, 352, 355
Солон 19, 66, 78, 146, 349,
356
Спартак 348
Сулла 60, 348
Таронян Г. А. 346
Тацит 62, 349
Тезей 19, 66, 349
Тиберий 76, 350
Тигран II Великий 348
Тит 76, 350
Толанд Д. 9
Траян 76, 350
Уинстенли Дж. 31
Уоллес Р. 14—16, 27—40,
354—356, 358
Фемистокл 83, 351
Фурье Ш. 32
Цицерон 146, 304, 343, 353,
356, 360
Чудинов А. В. 33
Шервинский С. 352, 354, 359
Шефтсбери Э. 9, 280, 323,
358
364
Указатель имен
Штекли А. Э. 29, 346 Freman М. 24
Ювенал 11, 296, 352, 359 Югурта 61, 348 Hatevy Е. 26
Юлий Агрикола 80, 349—351 Юлий Цезарь 61, 348, 349 Laidler Н. W. А. 34
Юм Д. 9, 116, 134, 355, 356 Macknight Т. 11
Юстин 55, 347 Morley J. 26
Яков II 357 O’Gorman F. 24
Bury J. В. 26 Pior G. 26
Canavan F. Р. 24 Sorley W. R. 34
Cobban А. 24 Stanlis P. J. 24
Cone К. В. 24 Todd W. A. 346
Dreyer F. А. 24
Fasel G. W. 24 Wilson W. 26
СОДЕРЖАНИЕ
А. В. Чудинов. «Предшественники социализма» по-
неволе .................................. 5
Э. Бёрк
ЗАЩИТА ЕСТЕСТВЕННОГО ОБЩЕСТВА,
ИЛИ РАССМОТРЕНИЕ НЕСЧАСТИЙ И БЕД,
НАВЛЕКАЕМЫХ НА ЧЕЛОВЕЧЕСТВО
ВСЕМИ ВИДАМИ
ИСКУССТВЕННОГО ОБЩЕСТВА.
В письме недавно умершего
благородного автора
лорду ♦♦♦
Предисловие к изданию 1757 года.............. 42
Письмо лорду ♦♦♦* 47
Р. Уоллес
НЕКОТОРЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ
О ЧЕЛОВЕЧЕСТВЕ,
ПРИРОДЕ И ПРОВИДЕНИИ
Предисловие ................................ 112
Размышление I. Общий взгляд на недостатки челове-
ческого общества и на источники, из коих они про-
истекают ................................... 114
Размышление 11. Образец совершенного государ-
ственного устройства не для одного народа, а для
всей Земли.................................. 132
Размышление 111. Возможно ли в мире когда-нибудь
установить и сохранить государственный строй,
соответствующий предложенному выше образцу 144
Размышление IV. Хотя описанный нами государст-
венный строй соответствует человеческим чув-
ствам и стремлениям, он совершенно несовместим с
условиями жизни людей на Земле.................. 178
Размышление V. Рассмотрение красоты, мудрости и
величин природы................................. 188
Размышление VI. Рассмотрение несчастий людей и
диких животных.................................. 209
Размышление VII. Сравнение видимых нами счастья
и горя, доказывающее, вопреки утверждению
г-на Мопертюи, что счастье преобладает.......... 216
Размышление VIII. О свободе и необходимости . . . 236
Размышление IX. Защита провидения при наличии
свободы у разумных существ...................... 266
Размышление X. Защита провидения с точки зрения
теории необходимости............................ 287
Размышление XI. Доказательство загробной жизни
людей, основанное на принципах разума и филосо-
фии ............................................ 302
Размышление XII. Советы некоторым вольнодумцам 332
Комментарии..................................... 345
Литература ..................................... 361
Указатель имен.................................. 362
Э17 Эгалитаристские памфлеты в Англии се-
редины XVIII в. / Пер., коммент., вступ. ст.
А.- В. Чудинова. Отв. ред. И. Н. Осинов-
ский.— М.: Наука, 1992.— 368 с. (Утопис-
ты и реформаторы).
ISBN 5-02-009020-4
В книгу входят памфлеты Э. Бёрка «Защита естественного
общества» (1756 г.) и Р.. Уоллеса «Некоторые размышления
о Человечестве, Природе и Провидении» (1761 г.). Ранний
памфлет Э. Бёрка посвящен критике общественных отношений
до начала промышленной революции в Англии. Сочинение
Р. Уоллеса содержит оригинальную систему доказательств
преимуществ социального строя, основанного на общественной
собственности.
Па русский язык переводятся впервые.
0503010000 —372 _Л „
С 042(д2)-90" 71^0~il
ББК 63.3(0)