ГИППИУС З. Н. СОБРАНИЕ СОЧИНЕИЙ В ПЯТНАДЦАТИ ТОМАХ
ДНЕВНИКИ. 1893 - 1919 гг.
ПАРИЖСКАЯ АЖАНДА. 1908 г.
О Синей книrе
СИНЯЯ КНИГА
ПРИЛОЖЕНИЕ
ПРИМЕЧАНИЯ
СОДЕРЖАНИЕ
Текст
                    Л . С. Бакст. Портрет 3ииаиды Гиппиус. 1905


зnнАnдА ГИППИУС Собрание сочинений ф дневники 1893·1919 Москва . . руссКАЯ КНИГА· 2003
УДК 882 ББК 84Р rso Федеральная программа книгоиздания России Руководитель программы Михаил Ненашев Редакционный совет: В. П. Лысенко, В. А. Москвин, М. И. Попова, Т. Ф. Прокопов, Н. М. Солнцева Составление, примечаимя Т. Ф. Прокопова Вступительная статья А. Н. Николюкипа Оформление И. А. Шиляева Гmшиус 3. Н. Г 50 Собрание сочинений. Т. 8. Дневники: 1893-1919. - М.: Русская книга, 2003. - 576 с., 1 л. портр. В 8-м томе впервые издающегося Собрания сочинений классика Серебряного века Зинаиды Гиппиус (1869-1945) публикуются ее днев­ ники 1893-1919 годов, являющисся выдающимся историко-литератур­ ным документом ХХ столетия. ISBN 5-268-00530 -8 ISBN 5-268-00453-О(общ.) УДК 882 ББК 84Р © Прокопов Т. Ф., составление, примечапия, 2003 r © Николюкии А Н , вступительная статья, 2003 r. © Издательство •Русская книга•, 2003 r
ЗИНАИДА ГИППИУС И ЕЕ ДНЕВНИКИ (В РОССИИ И ЭМИГРАЦИИ) Дневники Зинаиды Николаевны Гиппиус (1869-1945)- выдаю­ щийся литературный памятник, создававшийся на протяжении по­ лувека. Жанр дневника сложился в русской литературе в конце XVIII века, когда А. Т. Болотов составлял свои многотомные автобиогра­ фические записи, Н. М. Карамзин публиковал •Письма русского путешественника•, вели записки Екатерина 11, княгиня Дашкова и многие кавалеры и дамы высшего света. В ХХ веке дневники писали ученые и писатели, политики, художники и просто россияне. 3. Н. Гиппиус привнесла новое представление о дневнике в нашу литературу. Свои дневниковые записи она называла 4Мертвецами, лежащими в могиле•, то есть предназначенными для публикации после смерти автора или во всяком случае очень не скоро... Но рас­ скажем все по порядку. Первоначально Гиппиус не намеревалась печатать свои дневни­ ковые записи, особенно ранние (•дневник любовных историй•, •О Бывшем• ), в которых содержалисЪ ее интимные, самые дорогие и сокровенные размышления. Так, •дневник любовных историй• был опубликован в Париже четверть века спустя после смерти автора и относится к периоду 1893-1904 годов. Это повествование о смысле любви в религиозной системе мировоззрения писательницы, рассказ о религиозно-духовных исканиях русской интеллигенции на рубеже двух столетий, о начале религиозно-философского движения в Рос­ сии, известного как духовное Возрождение начала ХХ века. 3. Гиппиус понимала любовь как воскрешение личности, сли­ яние ее с Божественным началом и преодоление смерти. Любовь к Богу через любимого человека при абсолютном равенстве обоих лю­ бящих. Иначе она не мыслила себе плотской любви. Отказываясь от аскетизма, она утверждала (и в дневниках, и в ранних рассказах), что только в любви можно осуществить смысл и значение человеческого бытия. Созданию •новой, внутренней церкви• среди друзей посвящен дневник Гиппиус •О Бывшем•, начало которого выдержано в стиле евангельского сказа. Попытка пробудить •новое религиозное созна­ ние•, предпринятая Гиппиус вместе с ее мужем Д. С. Мережковским и друтом Д. В. Философовым для основания •будущего Царства Божия• на земле, имела определяющее значение для всей жизни писательницы до революции. Единение этих трех лиц и их усилия по созданию •нового ре­ лигиозного сознания• 3. Гиппиус именовала •Главным•. История •Главного• началась в октябре 1899 года в селе Орлине, когда она была занята писанием разговора о Евангелии и к ней неожиданно вошел Дмитрий Сергеевич Мережковский и сказал: 4Нет, нужна новая Церковь•. 3
По возвращении в Петербург Гиппиус беседовала с Дмитрием Владимировичем Философовым и с Василием Васильевичем Роза­ новым о том, что существующая церковь не может удовлетворить людей их круга, что церковь нужна как лик религии евангельской, религии Плоти и Крови... Как события развивались далее и пове­ ствуется в дневнике сО Бывшем•, где понятие •Бывшее• становится синонимом •Главного•. Союз трех, где каждый отвечает за двух других, был заключен с совместной молитвой в Великий Четверг 29 марта 1901 года. С тех пор в течение десяти лет Гиппиус помнила и чтила этот день. Дневник •О Бывшем• повествует не только о создании тайного и тесного кружка - Гиппиус, Мережковский и Философов, кото­ рые обменялись крестами, чтобы впоследствии трое могли стать тремя в одном, чтобы переживать символические тайны •одного•, сдвух• и •трех•, но и о создании Религиозно-философских собра­ ний И журнала сНовыЙ путь•, МЫСЛЬ О котором впервые зароди­ лась у Гиппиус. Молодая Зинаида Гиппиус - в мужском костюме с заложен­ ными в карманы руками, рукава окаймлены кружевными манже­ тами, а изящные, длинные, тонкие ноги перекинуты одна на дру­ гую - была запечатлена на замечательном портрете Л. Бакста. Полуоткинувшись и склонив голову, с кокетливым задором взирала она на мир прищуренными близорукими глазами - сиз­ ломившаяся Гиппиус•, символистка и декадентка, приятельница В. Брюсова, Н. Минского и А. Волынского, жрица чистого искус­ ства, не считающаяся ни с какими предрассудками, как ее описал редактор парижских •Современных записок• М. В. Вишняк. Это было время самоутверждения Гиппиус: •Люблю себя, как Бога•, •Хочу того, чего нет на свете•. Вишняк познакомился с нею в Париже в 1911 году, где она при­ нимала гостей в сопровождении Мережковского и Философова. Трио показалось Вишняку не слишком привлекательным. Один только Философов держал себя просто. Но он был на положении •второй скрипки•. сПервую роль играли Мережковские, которые не говорили, а вещали, не беседовали, а громили и пророчествовали, ни с кем не соглашаясь и оспаривая даже друг друга. Явственно звучало, что они не как все прочие, а особенные - из другого мира, если не вне сего мира. К окружавшим они снисходили, нисколько того не маскируя и как бы только жалея о потраченном зря времени• 1 • Конечно, зто не означало, что Мережковских не интересовали другие. Напротив, они интересавались многим и разным. Как-то в парижекой гостиной оказалась бежавшая с каторги террористка Маня Школьник, бросившая бомбу в черниговского губернатора. Вскинув лорнетку на черной ленточке и наведя на Маню близорукий глаз, Гиппиус томно вопрошала: сСкажите, а как теперь, вы за террор 1 Вишня к М. 3. Н. Гиппиус в письмах 11 Новый журнал. Ныо-Йорк. 1954. м 37. с. 184-185. 4
или против него?• Это был интерес небожителя к антропоиду или к существу с другой планеты, вспоминает присутствовавший при этой сцене М. Вишняк. Террористка оробела и пыталась уклониться от ответа. Но не тут-то было: изысканная поэтесса продолжала наседать на заинтересовавшую ее разновидность стоже человека•. Вышедшую в 1908 году под псевдонимом Антон Крайний книгу очерков 3. Гиппиус назвала •Литературный дневник•. Статьи, во­ шедшие в этот сборник, являются дневником скорее в историческом, чем в жанровом отношении. Всякий сборник, говорила писательни­ ца, - это свчерашний день•, а всякий •вчерашний день• - история, записанная автором на бумаге. Почти все статьи •Литературного дневника• создавались перед революцией 1905 года, в сстароцензурные• времена России, и в них видится писательнице скапля ее вчерашнего дня•. Религиозно-фи­ лософский журнал сНовый путь•, для которого главным образом предназначались эти статьи, был стиснут в предреволюционные годы многочисленными видами цензуры: светской, церковной и цен­ зурой так называемых друзей, особенно начинающих декадентов из журнала сМир искусства•. В те времена, утверждает Гиппиус, всякое слово мистики счита­ лось безумием, а слово срелигия• - предательством. сНовый путь. выступил против материализма, ведущего к духовному оскудению человека и общества. Одной из задаЧ журнала, с которой он успешно справился в то предгрозовое время, было доказать, что срелигия• и среакция•, •мракобесие• отнюдь не синонимы. Задача, в сущности, скромная, - отмечает Гиппиус, - но при тогдашних условиях обще­ ственного мнения - почти невыполнимая. В мозаику •Литературного дневника• входят заметки и статьи q литературе, искусстве и просто о жизни. Круг тем весьма разно­ образен: театр Станиславского, проза Брюсова, смерть Чехова, творчество Горького, столь неоднозначное для Гиппиус. Примеча­ тельна статья •Влюбленность. о сплотовидце• В. В. Розанове, та­ лант которого она высоко ценила и образ которого запечатлела, уже после его смерти, в воспоминании о нем (книга еЖивые лица•, 1925). С исключительной прозорливостью аналитического ума видела писательница расстановку сил в литературе и обществе в канун ре­ волюции. В очерке еВыбор мешка• она высказала наблюдения, не утратившие своей силы и посегодня: •Литература, журналистика, литераторы - у нас тщательно разделены надвое и завязаны в два мешка, на одном написано: "консерваторы", на другом - "либера­ лы". Чуть журналист раскроет рот - он уже непременно оказывается в котором-нибудь мешке. Ест~? и такие, которые вольно лезут в ме­ шок и чувствуют себя там прекрасно, спокойно. Медлительных поощряют толчками. На свободе оставляют пока декадентов, считая их безобидными, - для них, мол, закон не писан. Пусть переклика­ ются между собою, как знают, о своих делах, лишь бы "не портили нравы". Но журналисту (особенно журналисту), если он вздумает толковать о явлениях, подлежащих общественному вниманию, не позволят гулять на свободе: в мешок!• 5
Из дневников 3. Гиппиус наибольшей известностью пользуются, пожалуй, ее •Петербургские дневники•, дважды переизданные в США с предисловием Н. Берберовой (Нью-Йорк, 1982, 1990). В наше смутное время •Петербургские дневники•, в частности их предреволюционная часть, читаются с неослабевающим напряжени­ ем и пониманием горьких судеб страны. •Россия - очень большой сумасшедший дом. Если сразу войти в залу желтого дома, на какой­ нибудь вечер безумцев, - вы, не зная, не поймете этого. Как будто и ничего. А они все безумцы•. Или другое: •Отчего это у нас все или "поздно" - или "рано"? Никогда еще не было - "пора"•· •Петербургский дневник•, изданный первоначально под назва· нием •Синяя книга• (1929), Гиппиус вела с начала мировой войны. Жизнь Мережковских была, в общем, благоприятна для ведения по· добных записей. Коренные жители Петербурга, они принадлежали к тому кругу русской интеллигенции, которую называли совестью России. В пояснительных заметках •История моего дневника• Гиппиус писала о предвоенном Петербурге: •Разделения на профессиональ· ные круги в Петербурге почти не было. Деятели самых различных поприщ, - ученые, адвокаты, врачи, литераторы, поэты, - все они так или иначе оказывались причастными политике. Политика, - условия самодержавного режима, - была нашим первым жизнен­ ным интересом, ибо каждый русский культурный человек, с какой бы стороны он ни подходил к жизни, - и хотел того или не хотел, - непременно сталкивался с политическим вопросом•. Политизация жизни и мышления уже в те годы достигла высоко­ го уровня. Гиппиус, Мережковский, Философов не входили ни в одну из политических партий, но имели отношение почти ко всем. Лишь социал-демократическая партия, расколотая на большевиков и меньшевиков, была чужда им. Первый •Петербургский дневник• открывается словами о миро­ вой войне. Была японская, еще раньше турецкая, а теперь мировая. Такое было впервые в истории. Сразу возник вопрос: желать ли по· беды самодержавию? В. Д. Набоков, отец писателя и видный деятель кадетской партии, в своих воспоминаниях говорит о •военном энту­ зиазме• первых лет мировой войны: •Лозунг "война до победного конца" относится к позднейшему периоду, но корни его доходят до самых первых дней войны••. 3. Гиппиус не была захвачена этим шовинистическим энтузиаз· мом, и тем объективнее были ее суждения об увиденном. В гостиных говорили все. Когда очередь дошла до Гиппиус, она сказала, что вой­ ну как таковую отрицает, ибо всякая война, кончающаяся полной победой одного государства над другим, носит в себе зародыш новой войны, порожденной национальным озлоблением побежденного. В начале мировой войны Мережковский и Гиппиус по религиоз­ ным мотивам весьма отрицательно относились к войне, искали Цар- 1 Набоков В. Временное праnительство (Воспоминания). М.: Мир, 1924. с. 93 -94. 6
ство Божие на земле. •Оба мы сказали решительное "нет!" войне• 1, - вспоминала много лет спустя Гиппиус. В докладе, произнесенном в Религиозно-философском обществе в ноябре 1914 года, она утверж­ дала, что война является осквернением человечества. Однако со вре­ менем пришла к мысли, что только •честная революция• может по­ настоящему покончить с войной. Подобно другим символистам, Гиппиус видела в революции ве­ ликое духовное потрясение, призванное очистить человека и создать новый мир духовной свободы. Она полагала, что установление де­ мократии даст возможность расцвета идеи свободы (в том числе ре­ лигиозной) перед лицом закона. Религиозный анархизм ее прежних выступлений в Религиозно-философском обществе сменился верой в идею демократического государства. Революция воспринималась Гиппиус как исход •разрушительных• и •созидательных• сил, из­ давна дремавших в недрах России. Керенский представлялся челове­ ком, который мог бы уравновесить эти две силы, выпущенные рево­ люцией на свободу, и иреобразовать их в •творческую революцион­ ную Россию•2• Гиппиус верила, что будет создана Свободная Россия - новая страна, какой еще не бывало в истории. Она надеялась, что револю­ ция раскрепостит людей и их религиозное сознание, которое долгие годы подавлялось самодержавием и церковью. И вся была в ожидании. •Петербургский дневник• писался, по признанию Гиппиус, •око­ ло решетки Таврического дворца•, где заседала Государственная дума. Мережковские жили на Сергиевской, 83 (ныне ул. Чайковско­ го), напротив Таврического дворца. •По утрам в Таврическом саду небо розово светит. И розовит мертвый, круглый купол Думы•, - записала Гиппиус в один из холодных зимних дней. События развертывались с невиданной быстротой. В квартире 27 на Сергневекой раздавались телефонные звонки, приходили систорические личности•, особенно часто эсеры и кадеты, кипела напряженная работа мысли. Гиппиус изображает дело так, словно это и был центр, где решались многие политические вопросы того времени. Год за годом шла мировая война. Все настойчивее утверждалась мысль о неизбежности надвигающейся революции. В начале января 1917 года Гиппиус записывает: •Во время войны революция только снизу- особенно страшна. Кто ей поставит предел?• Беспредел ре­ волюции - массовый террор, уничтожение духовенства, крестьян­ ства, интеллигенции, казачества, русской культуры и нацио­ нальных меньшинств - уже стоял на пороге. Наступал трагический 1917 год. 1 Гиппиус- Мер е ж к о в с к а я 3. Дмитрий Мережковский. Париж: YMCA-Press, 1951. С. 215. 2 Рас h m u s s Т. Zinaida Hippius. An intellectual profile. CarЬondale, Edwardsville: Southern university press, 1971. Р. 193. 7
В полной растерянности она заявляет в канун Февральской рево­ люции: сЕсли завтра все успокоится и опять мы затерпим - по-рус­ ски тупо, бездумно и молча, - это ровно ничего не изменит в буду­ щем. Без достоинства бунтовали - без достоинства покоримся. Ну, а если без достоинства - не покоримся? Это лучше? Это хуже? Какая мука. ~олч~ ~олчу•. И вот •молниеносная революция•, как называет Гиппиус Фев­ раль 1917 года, свершилась. Как будто даже и сне заметили•. В Им­ ператорском театре шел с~аскарад•, публика пришла отовсюду пешком (трамваи не ходят), чтобы любоваться иrрой Юрьева. А вдоль Невского стрекочут пулеметы. В это время (рассказ очевид­ ца) шальная пуля застигла студента, покупавшего билет у барышни­ ка. И Гиппиус замечает: •Историческая картина! Все школы, гимна­ зии, курсы - закрыты. Сияют одни театры и .. . костры расположив­ шихся на улицах бивуаком войск... Из окон на Невском стреляют, а "публика" спешит в театр. Студент живот свой положил ради "ис­ кусства"...• . И вот все кончилось. Самодержавие пало. сКакие лица хорошие. Какие есть юные, новые, медовые революционеры. И какая невидан­ ная, молниеносная революция. Однако выстрел. Ночь будет, кажет­ ся, неспокойная•, - записывает она в первую ночь после революции. И на следующий день, в первое утро революции: сВ толпе, тесня­ щейся около войск, по тротуарам, столько знакомых, милых лиц, молодых и старых. Но все лица, и незнакомые, - милые, радостные, верящие какие-то... Незабвенное утро, алые крылья и марсельеза в снежной, золотом отливающей, белости... • Дневник 1917 года рисует картину сползания страны в бездну безумия. Из окон своей квартиры на Сергневекой ~ережковские сследили за событиями по минутам•. Гиппиус смотрела, как осенью того года обнажаются деревья Таврического сада. сЯ следила, как умирал старый дворец, на краткое время воскресший для новой жиз­ ни - я видела, как умирал город .. . Да, целый город, Петербург, со­ зданный Петром и воспетый Пушкиным, милый, строгий и страш­ ный город - он умирал .. . • Но это уже при большевиках, после Октябрьского переворота, бросившего страну в гражданскую войну и разруху. Пока было Временное правительство, оно воспринималось Гип­ пиус, ~ережковским и их друзьями как свое и близкое. •Временное правительство - да ведь это все те же мы, - писала Гиппиус, - те же интеллигенты, люди, из которых каждый имел для нас свое лицо... (Я уже не говорю, что были там и люди, с нами лично связанные)•. И среди них А. Ф. Керенский, о котором летом того года Гиппиус замечала уже скептически: •Керенский- вагон, сошедший с рельс. Вихляется, качается, болезненно, и - без красоты малейшей. Он близок к концу, и самое горькое, если конец будет без достоинства•. Гиппиус видела медовый месяц революции, и теперь ей предстоя­ ло увидеть ее 4В rрязи, во прахе и в крови•. сНесчастная страна. Бог, 8
действительно, наказал ее: отнял разум. И куда мы едем? Только ли в голод или еще в немцев и, сверх того, в царство Бронштейнов и Нахамкесов? Какие перспективыl• (запись 26 июля 1917 г.). Блестяще рисует Гиппиус провакацию с так называемым корни­ ловским заговором, чем весьма умело воспользовались большевики: сТакая удача привалила- "корниловщина"!• (запись 31 августа, не лишенная, возможно, позднейшей правки автора, дописывавшей иногда свои спредсказания• ). Рассказывая о миссии князя Г. Е. Львова в ставку к Корнилову - в известном смысле тайном поворотном пункте в политической ис­ тории 1917 года,- Гиппиус повествует, как Керенский затем аресто­ вал посланного им Львова, заставив того по возвращении написать на бумаге спредложение• Корнилова, которое он выхватил из рук Львова и объявил сультиматумом• Корнилова. Так началась борьба с скорниловщиной•, а князь Львов оказался арестованным и поме­ щенным в одну из комнат Зимнего дворца, где он провел первую ночь в постели с двумя часовыми в головах, а в соседней комнате, бывшем покое Александра 111, Керенский пел рулады из опер ... Гиппиус. замечает: сЧто, еще не бред? Под рулады безумца, меша­ ющего спать честному дураку-арестанту, - провалилась Россия в помойную яму всеобщей лжи•. Стиль и смысл записок 1917 года- телеrрафно отрывистый, подчас сумбурный, противоречивый - передает атмосферу тех дней. И чем дальше читаешь, тем больше убеждаешься, что критерием ис­ тины и справедливости для Гиппиус является не та или иная партия, борющаяся за свои склассовые интересы•, а Россия с ее муками и страданиями в революции. Именно эту мысль хорошо выразил друг Гиппиус В. В. Розанов в письме к первому переводчику сКапитала• К. Маркса в России r. А. Лопатину: сТолько мне ужасно жаль бед­ ную Россию, которая решительно валится набок. А с той и другой стороны так самодовольно "стреляют"•1 • Особую неприязнь Гиппиус вызывали разрушители России боль­ шевики. сГлавные вожаки большевизма- к России никакого отно­ шения не имеют и о ней меньше всего заботятся. Они ее не знают, - откуда? В громадном большинстве не русские, а русские- давние эмигранты. Но они нащупывают инстинкты, чтобы их использовать в интересах... право не знаю точно, своих или германских, только не в интересах русского народа•. А потом наступил конец. 28 октября Гиппиус записывает: сТоль­ ко четвертый день мы под "властью тьмы", а точно годы проходят•. Последней точкой борьбы стало Учредительное собрание в Таври­ ческом дворце. сИ последний вечер - последняя ночь, единственная ночь жизни Учредительного собрания, когда я подымала портьеры и вглядывалась в белую мглу сада, стараясь различить круглый купол Дворца... "Они там... Они все еще сидяттам... Что - там?"• 1 Русская мысль. Праrа. .N .! 3/5. С. 332. 9
Лишь утром большевики решили, что довольно этой комедии. Матрос Железняков (он знаменит тем, что на митингах требовал непременно •миллиона• голов буржуазии) объявил, что утомился, и закрыл Собрание. Сколько ни было дальше выстрелов, убийств, смертей - все равно. Дальше - падение, то медленное, то быстрое, агония революции, ее смерть•. •0, какие противные, черные, страшные и стыдные дни!•- восклицает Гиппиус и пишет 9 ноября 1917 года стихи о судьбе русской интеллигенции в страшные годы революции: Лежим, заплеваны и связаны, По всем углам. Плевки матросские размазаны У нас по лбам. Февральская революция была радость, как свспыхнувшая зарни­ ца•. Октябрьская - •тьма, грохот, кровь и - последнее молчание... Время остановилось. И мы стали "мертвыми костями, на которые идет снег"•· Этим образом из розановекой книги •Опавшие листья• Гиппиус как бы отмечает различие в понимании России и революции. Для монархиста Розанова •омертвение• страны началось с Февральской революции, в которой он видел начало конца России и писал о •Рас­ павшемся царстве•. Для •дамы с лорнетом• (как позднее назвал ее Есенин) гибель России ассоциировалась с падением Временного правительства и разгоном Учредительного собрания. •Между революцией и тем, что "сейчас происходит", - говорила Гиппиус, - такая же разница, как между сияющим тогдашним небом весны и сегодняшними грязными, темно-серыми, склизкими туча­ ми•. Государственный переворот 25 октября произвел на всю интел­ лигенцию, за редкими исключениями, тягчайшее впечатление: •Рас­ стрелянная Москва покорилась большевикам. Столицы взяты вра­ жескими - и варварскими - войсками. Бежать некуда. Родины нет•. В стране наступило, по словам Мережковского, •царство Анти­ христа•. В Царском Селе убили священника за молебен о прекраще­ нии бойни (на глазах его детей), сообщает 3 ноября Гиппиус. Теперь она ополчилась на своих бывших друзей - Блока, Брюсова, Андрея Белого, ставших сотрудничать с новыми властями, которые для нее были воплощением •царства Дьявола•. В феврале 1918 года она соз­ дает панихидную песнь России: Если гаснет свеr - я ничего не вижу. Если человек зверь - я его ненавижу. Если человек хуже зверя - я его убиваю. Если кончена моя Россия - я умираю. Но несмотря ни на что Гиппиус любит свою Россию и отказывает­ ся признать ее гибель навсегда. В декабре 1918 года рождаются стро­ ки, исполненные подлинной боли за грядущие судьбы Родины: 10
Она не поrибнет, - знайте! Она не поrибнет, Россия. Они всколосятся, - верьте! Поля ее золотые. И мы не погибнем, - верьте! Но что нам наше спасенье: Россия спасется, - знайте! И близко ее воскресенье. Гиппиус стала одним из немногих истинных летописцев событий 1917-1919 годов. Ее сведения передко основывались на •слухах•­ характерная черта массового сознания того времени. Однако она все­ гда стремилась отделить •слухи• от того, что ей сообщали лица ос­ ведомленные, в частности из Временного правительства. По городу ходили слухи, что на рынках под видом телятины про­ давали мясо расстрелянных. Один из сотрудников Института экспе­ риментальной медицины рассказывал Мережковским, что бульон для разведения бацилл изготовляется из пропускаемой сквозь мясо­ рубку человеческой печени. А в Европе в это время рассуждали, воз­ можна или невозможна эволюция русского коммунизма к свободе, равенству и братству. Слухами жил город, слухами жили в доме Мережковских. •Все теперь, все без исключения, - носители слухов, - писала Гиппиус. - Носят их соответственно своей психологии: оптимисты - оптими­ стические, пессимисты - пессимистические. Так что каждый день есть всякие слухи, и обыкновенно друг друга уничтожающие. Фак­ тов же нет почти никаких. Газета - наш обрывок газеты - если факты имеет, то не сообщает, тоже несет слухи, лишь определенно подтасованные•. Дневники с ноября 1917 до июня 1919 года считались утерянны­ ми, о чем Гиппиус упоминает в послесловии к •Синей книжке•. Однако они сохранились в Отделе рукописей Государственной Пуб­ личной библиотеки в С.-Петербурге (ныне РНБ, фонд 481). Дневник за февраль- май 1918 года (Вторая Черная тетрадь) опубликован в журнале •Наше наследие• (1990, .N.! 6) и посвящен в основном Брест­ скому миру и его восприятию в России. Сводную рукопись •Черных тетрадей• с 7 ноября 1917 года по 12 января 1919 года напечатала М. М. Павлова в историческом альманахе •Звенья• (М.; СПб.: Фе­ никс: Atheneum, 1992). Более двух лет прожили Гиппиус и Мережковский в •Совдепии•, как именовали в те годы новые условия жизни многие ~з тех, кто оказались в эмиграции сразу после Октябрьского переворота 1917 года. Сначала это была эмиграция •внутренняя•, превратившаяся со временем в фактическую. О трагическом пути от Февраля к Октябрю и далее повествует в своей •Записной книжке• Мережковский: •Как благоуханны наши Февраль и Март, солнечно-снежные, вьюжные, голубые, как бы не- 11
земные, горние! В эти первые дни или только часы, миги, какая кра­ сота в лицах человеческих! Где она сейчас? Вглядитесь в толпы ок­ тябрьские: на них лица нет. Да, не уродство, а отсутствие лица, вот что в них всего ужаснее• 1• Гиппиус описывает наступивший в Петрограде голод. Мережков­ ские продали все, что могли: платье, мебель, посуду, книги - и пред­ видели, что скоро продавать будет нечего. •Когда фунт хлеба - 300 рублей, а фунт мяса - 3000 - никаких денег не хватит, и голодная смерть глядит в глаза. Великий русский писатель Василий Василье­ вич Розанов умер от страха голода. Перед смертью подбирал окурки папирос на улицах•. В • Черной книжке• Гиппиус запечатлены многие факты и карти­ ны русской ~изни послереволюционного времени, о которых у нас широко известно стало лишь в последние годы. Особенно запомина­ ются описания массовых расстрелов интеллигенции, дворян, офице­ ров. Близкий Мережковским человек, арестованный по доносу домо­ вого комитета, но через три недели выпушенный, рассказывал: •Рас­ стреливают офицеров, сидящих с женами вместе, человек 10-11 в день. Выводят на двор, комендант, с папироской в зубах, считает, - уводят... Этот комендант (коменданты все из последних низов), про­ ходя мимо тут же стоящих, помертвевших жен, шутил: "Вот, вы теперь молодая вдовушка. Да не жалейте, ваш муж мерзавец был. В красной армии служить не хотел"•· Гиппиус приводит рассказ о расстреле известного профессора римского права, преподавателя Училища правоведения, писателя Бориса Владимировича Никольского (1870-1919). Имущество иве­ ликолепная библиотека были конфискованы. Жена сошла с ума. Остались дочь 18 лет и сын 17 лет. •На днях сына потребовали во "Всевобуч" (всеобщее военное обучение). Он явился. Там ему сразу комиссар с хохотом объявил (шутники эти комиссары!): "А вы зна­ ете, где тело вашего папашки? Мы его зверькам скормили". Зверей Зоологического сада, еще не подохших, кормят свежими трупами расстрелянных, благо Петрапавловская крепость близко, - это всем известно. Но родственникам, кажется, не объявляли раньше. Объяв­ ление так подействовало на мальчика, что он четвертый день лежит в бреду. (Имя комиссара я знаю)•. И что самое страшное - это не было исключительным, из ряда вон выходящим событием. Характеризуя вождей революции, запустивших в действие эту •кровавую мясорубку•, Мережковский отмечал в •Записной книж­ ке•: •Среди русских коммунистов- не только злодеи, но и добрые, честные, чистые люди, почти "святые". Они-то- самые страшные. Больше, чем от злодеев, пахнет от них "китайским мясом"2• Так на­ зывалось мясо расстрелянных, будто бы продававшееся на рынке 1 Мережковский Д. С., Гиппиус 3. Н. и др. Царство Антихриста. MUnchen: Drei Masken Verlag, 1922. С. 236. 2 Там же. С. 241. 12
китайцами. Так начиналось истребление генофонда русского народа, русской культуры и интеллигенции. З. Гиппиус •взорвала мосты• между собой и своими литератур­ ными друзьями, перешедшими на сторону большевиков. В январе 1918 года она приводит в •Черной тетради• перечень •интеллиген­ тов-перебежчиков•, а летом 1919 года высказывается пространнее: •Валерий Брюсов- один из наших "больших талантов". Поэт "кон­ ца века" - их когда-то называли "декадентами". Мы с ним были всю жизнь очень хороши, хотя дружить так, как я дружила с Блоком и А. Белым, с ним было трудно. Не больно ли, что как раз эти двое последних, лучшие, кажется, из поэтов и личные мои, долголетние, друзья - чуть не первыми перешли к большевикам? Впрочем, какой большевик - Блок! Он и вертится где-то около, в левых эсерах. Он и А. Белый - это просто "потерянные дети", ничего не понимающие, аполитичные отныне и довеки. Блок и сам как-то соглашался, что он "потерянное дитя", не больше... Все-таки самый замечательный рус­ ский поэт и писатель,- Сологуб,- остался "человеком". Не пошел к большевикам. И не пойдет. Не весело ему зато живется•. Гиппиус и Мережковский надеялись на свержение большевист­ ской власти. Узнав о пораженин Колчака в Сибири и Деникина на Юге, они решили бежать из России. Американская исследовательни­ ца жизни и творчества Гиппиус Темира Пахмусс пишет по этому по­ воду: •Их роль в культурной жизни столицы и влияние на прогрес­ сивную часть столичной интеллигенции были исчерпаны. Не желая приспосабливаться к большевистскому режиму, они решили искать в Европе ту свободу, которая была попрана на родине••. Мережковский подал заявление в Петроградекий совет с просьбой разрешить •по болезни• выехать за границу. Ответ был категоричен: •Не выпускать ни в коем случае•,- в связи с чем Ме­ режковский заметил: •С безграничною властью над полуторастами миллионов рабов, люди эти боятся одного лишнего свободного голо­ са в Европе. Замучают, убьют, но не выпустят•2• В начале декабря 1919 года Мережковскому предложили произне­ сти речь в день годовщины восстания декабристов на торжественном празднике, устроенном в Белом зале Зимнего дворца. •Я должен был прославпять мучеников русской свободы пред лицом свободоубийц. Если бы те пять повешенных воскресли, - их повесили бы снова, при Ленине, так же как при Николае Первом•3• Отказа же от выступления ему никогда не простили бы. И в тишине холодных и бессонных пет­ раградских ночей Мережковские взвешивали две одинаково страш­ ные возможности: •Жизнь в России - умирание телесное и духов­ ное, - растление, оподление; а побег - почти самоубийство - спуск из тюремного окна с головокружительной вьiсоты на полотенцах свя­ занных... Чт6 лучше, погибать со всеми или спастись одному?• 1 Рас h т u s s Т. Польша, 1920 / Cahiers du monde russe et sovi6tique. Paris, 1979. Т. 20. :Ni! 2. Р. 227. 2 Царство Антихриста. С. 243. 3 Тhм же. С. 244. 13
Сначала хотели бежать через Финляндию, потом через Латвию и, наконец, через Польшу. Три раза уже все было готово и только в последнюю минуту срывалось. Декабрь морозит в небе розовом, Нетопленый темнеет дом, И мы, как Меншиков в Березове, Читаем Библию и ждем... Многие знали о предстоящем отъезде, по городу ходили слухи, и Мережковские жили под вечным страхом доноса. В конце концов путем унижений и обманов удалось получить бумажку на выезд из Петрограда - мандат на чтение просветительных лекций в красноар­ мейских частях. И вот в морозную ночь 24 декабря 1919 года чета Мережковских, их друr Д. В. Философов и Владимир Злобин, молодой секретарь Зинанды Николаевны, покинули Петроград. Чувства Гиппиус при расставании с любимым городом выражены в стихотворении •Отъезд•: До самой смерти... Кто бы мог думать? (Санки у подъезда. Вечер. Снег.) Никто не знал. Но как было думать, Что это- совсем? Навсегда? Навек? Как оказалось, уезжали навсегда. Мережковский вспоминал: •Мглисто-розовым декабрьским вечером, по вымершим улицам со снежными сугробами, на двух извозчичьих санях, нанятых за 2000 рублей, мы поехали на Царскосельский вокзал. На вокзале - послед­ ний митинг с речами коммунистов, с концертом оnерных певичек и заунывным nением Интернационала•. Ваrон был завален сундуками и мешками. В купе для четырех было четырнадцать человек и такой воздух, что Гиппиус сделалось дурно. Трое суток пути до Бобруйска были сnлошным бредом: •Налеты чрезвычайки, допросы, обыски, аресты, nьянство, песни, руrань, спо­ ры, почти драки из-за мест, духота, тьма, вонь, ощущение ползающих по телу насекомых... • 1 После прифронтового города латышский возчик повез глухими лесными дорогами и целиной по снежному насту. Наконец nольский леrионер nроnустил их через линию nольского фронта, и беглецы nереехали заnоведную черту, отделявшую •тот мир от этого•. Литературная реnутация Мережковских привлекла внимание и вызвала интерес русских эмигрантов и nольской шляхты в Минске, куда они nервоначально nопали. Они читали лекции, nисали nоли­ тические статьи в rазете •Минский курьер•, а в середине февраля 1920 года в сопровождении тех же Философова и Злобина nереехали в Варшаву. Теперь они nолностью nогрузились в активную nолити­ ческую деятельность среди русских эмигрантов и nольской шляхты. 1 Царство Антихриста. С. 246. 14
В своем скромном номере •Краковской гостиницы• они принимали польских графов и епископов, членов Русского комитета, послов и консулов, репортеров и журналистов. В Варшаве жизнь снова напол­ нилась для них смыслом существования, борьбой за свободу России. С нетерпением ожидала Гиппиус прибытия из Парижа Б. В. Са­ винкова, который должен был возглавить организованное сопротив­ ление большевизму. Она вела работу в польских кругах, близких правительству, против возможного заключения мира между Поль­ шей и советской Россией. Философов был избран председателем Русского комитета, Гиппиус - редактором литературного отдела га­ зеты •Свобода•, где она печатала свои политические стихи. Наконец из Парижа приехал Савинков, чтобы совместно с Ме­ режковскими и Философовым обсудить новую линию в борьбе про­ тив большевиков. Зинаиду Гиппиус и Бориса Савинкова связывали близкие отношения и долголетняя дружба. Они познакомились пос­ ле поражения революции 1905 года, когда в ее стихах проявился осо­ бый интерес к теме •насилия•. Во время поездки на юг Франции она сблизилась с русскими политическими эмигрантами. В 1908-1914 годах ее встречи с Савинковым и другими членами •Боевой органи­ зации• происходили обыкновенно в Париже и на Ривьере. Позднее Гиппиус вспоминала: •Нам прежде всего хотелось вытащить его <Савинкова> из террора••. В результате этих встреч и бесед Савинков написал роман •Конь бледный•, напечатанный в 1909 году под псевдонимом В. Ропшин. Гиппиус редактировала роман, придумала ему название, а затем при­ везла в Россию и напечатала в журнале •Русская мысль•. В 1917-1918 годах Мережковские часто встречались с Савинко­ вым в Петрограде; Гиппиус возлагала большие надежды на Керен­ ского и Савинкова как выразителей новых идей и стремлений рус­ ской интеллигенции после низвержения ненавистного для Мереж­ ковских самодержавия. В Варшаве Гиппиус быстро разочаровалась в газете •Свобода•, где ее, как она говорила, лишили какой бы то ни было свободы. Тогда она стала помогать Мережковскому в написании работы о Пилсуд­ ском, в котором они видели избранника Божьего для служения чело­ вечеству и для избавления всего мира от гибели, связанной с наше­ ствием •безнравственного большевизма•. По мнению Мережковских, после катастрофы Октябрьского пе­ реворота в России Польша стала страной •nотенциальной всеобщно­ сти•, страной мессианства, которая может положить конец вражде разъединенных наций. Преодолев долголетнюю взаимную нена­ висть, Польша и Россия перед лицом общей опасности большевизма должны создать союз братских народов, объединенных любовью и дружбой ко всему человечеству. Исходя из этих представлений, Гиппиус считала, что Пилсуд­ ский должен •снять маску• с русского отряда, составленного внутри 1 Гиппиус-Мсрсжкоnская 3. Дмитрий Мережковский. С. 163. 15
польской армии из русских военнопленных разбитой под Варшавой армии Тухачевского. Она требовала от польского правительства от­ крыто признать, что Польша воюет не против русского народа и Рос­ сии, а против большевизма. Во всех польских газетах 5 июля появилось официальное сооб­ щение правительства Пилсудского о том, что Польша борется не против России, а против ее правительства - большевиков. Это окры­ лило Гиппиус, которая считала, что большевики - враги не только польского народа и государства, но и всех других народов и госу­ дарств. Немедленно после заявления правительства Пилсудского она, Мережковский и Философов написали воззвание к русской эмиграции и к русским в России по поводу войны в союзе с Польшей, призывающее присоединиться к этим силам. Упованиям Мережковских на победу Пилсудского не суждено было сбыться: 12 октября 1920 года Польша и Россия подписали перемирие. После этого Гиппиус стала критически относиться к Пилсудскому и его правительству, которое вдруг официально объя­ вило, что русским людям в Польше воспрещается критиковать власть большевиков, иначе они будут высланы из страны, а газеты закрыты. Мир, заключенный Польшей с советской Россией, положил ко­ нец так называемому еРусекому делу• в Варшаве. Гиппиус обвинила правительство Пилсудского и другие европейские страны в том, что они супустили момент• для выполнения своей великой миссии и не распознали той опасности для будущего, которую представляет со­ бой большевистский строй. Через неделю, 20 октября 1920 года, Ме­ режковские выехали из Польши в Париж, остановившись по дороге в Висбадене, а Философов остался с Савинковым и возглавил отдел пропаганды в Русском национальном комитете Польши. · История взаимоотношений Гиппиус - Философов - Савинков рассказана в дневнике Гиппиус •Коричневая тетрадь•, являющимся своего рода эпилогом к трем более ранним дневникам: •дневник любовных историй•, сО Бьшшем• и •Варшавский дневник•. Темы и мотивы постоянно переплетаются в них, образуя прихотливый узор гиппиусовского повествования. Эмигрантский период жизни и творчества 3. Гиппиус привпекал главным образом внимание зарубежных критиков. Американский литературовед С. Карлинекий назвал Гиппиус •Достоевским рус­ ской поэзии• и обратился к освещению сложных гомо- и гетероген­ ных отношений Сергея Дягилева и его двоюродного брата Дмитрия Философова, оставившего Дягилева и ставшего другом Гиппиус. Темира Пахмусс подводит итог исканиям и разочарованиям пи­ сательницы после революции: •Безысходная тоска, сознание бес­ цельности существования без "Главного" ("нового религиозного со­ знанию" как "нового Иерусалима") и глубокая горечь звучат в каж­ дой строке "Коричневой тетради", автор которой утратил все на све­ те: идеалы, дружбу, верность "Главному", любовь, смысл жизни. По­ теря Философова, упреки ему в измене "Главному"; упреки Савинко­ ву, "похитившему" Философова, в измене "Русскому делу" (осво- 16
бождению России от большевиков); уnреки Керенскому, nредавшему Февральскую революцию и бросившему Россию на nроизвол боль­ шевиков и т. д. Конец всему, конец всего! - так формулирует с боль­ шой горечью свое заключение о событиях 1917-1925 годов Зинаида Гиnnиус•'· Крушение судьбы и творчества nисателя, обреченного на жизнь вне России, - nостоянная тема nоздней Гиnnиус, до конца nытавшейся, однако, сохранить свое человеческое и литературное достоинство. Гиnnиус и в эмиграции оставалась nоследовательно верна эстети­ ческой и метафизической системе мышления, сложившейся у нее в nредреволюционные годы, особенно в результате участия в Религи­ озно-философском собрании, иреобразованном nозднее в Религиозно­ философское общество. Эта система nолагалась на идеях свободы, верности и любви, вознесенной до Бога, до Небес, до Христа. Поэт и литературный критик Ю. К. Тераnиано (1892-1980), ко­ торого Гиnnиус называла своим •nостоянным другом и единомыш­ ленником•, всnоминал о nарижских годах жизни nисательницы: •С самого начала Зинаида Гиnnиус nоражала всех своей "единственно­ стью", nронзительно-острым умом, сознанием (и даже культом) сво­ ей исключительности, эгоцентризмом и нарочитой, nодчеркнутой манерой высказываться наnерекор общеnринятым суждениям и очень злыми реnликами. "Изломанная декадентка, nоэт с блестяще отточенной формой, но холодный, сухой, лишенный nодлинного волнения и творческого самозабвения",- так оnределяли Гиnnиус•2• Декадентская nоэзия, символистские •бездны и тайны•, а nосле революции неумение и нежелание nонять значительность того, что nроизошло с Россией, ее •мстящие• и •гневные• стихи - все это, no свидетельству Юрия Тераnиано, в конце жизни сменилось nодлинно человеческими нотами, и даже ее •метафизика• стала иной, более nримиренной, более мудрой. Обосновавшись в Париже, где у них еще с дореволюционных времен сохранилась квартира, Мережковские возобновили знаком­ ство с К. Д. Бальмонтом, Н. М. Минским, И. А. Буниным, И. С. Шмелевым, А. И. Куnриным, Н. А. Бердяевым, С. Л. Франком, Л. Шестовым и бывшим nредседателем Религиозно-философского общества А. В. Карташевым. Во время nоездок в Италию возобнови­ лись встречи и дискуссии с Вяч. Ивановым. В 1925 году в Праге вышла книга •литературных nортретов•, живо и nроникновенно воссозданных Гиnnиус, - •Живые лица•. В. Ходасевич в •Современных заnисках• высоко оценил художе­ ственное мастерство этих мемуаров и в то же время nоnытался оnро­ вергнуть некоторые •слухи•, в частности о Горьком и Розанове, 1 Pachmuss Т. Польша, 1920. С. 231. 2 Тер а п и а н о Ю Литературная жизнь русского Па_рижа за полвека (1924-1974) Эссе, воспоминания, статьи. Париж; Ныо-йорк: Альбатрос, 1987. с. 34 17 2 Дневники: 1893-1919
которыми пользовалась Гиппиус. Ответное письмо Ходасевичу, в ко­ тором она объясняла, что такое были •слухи• в то время (так, •слух• о расстреле известного журналиста М. О. Меньшикова оказался правдой), Гиппиус закончила словами: •Вы больше любите Горького, я - больше Розанова• 1 • В 1926 году Мережковские решили организовать литературное и философское общество •Зеленая лампа•, президентом которого стал Г. В. Иванов, а секретарем В. А. Злобин. Как вспоминает Ю. Тера­ пиано, один из постоянных посетителей собраний •Зеленой лампы•, Мережковские хотели создать нечто вроде •инкубатора идей•, род тайного общества, где все были бы между собой в заговоре в отноше­ нии важнейших вопросов. Общество сыграло видную роль в интел­ лектуальной жизни первой эмиграции и в течение ряда лет собирало лучших представителей русской зарубежной интеллигенции. Первое собрание •Зеленой лампы• состоялось 5 февраля 1927 года в здании Русского торгово-промышленного союза в Париже. Во вступительном слове Владислав Ходасевич напомнил о собраниях •Зеленой лампы• начала XIX века, в которых принимал участие молодой Пушкин. •Пламя нашей Лампы светит сквозь зеленый аба­ жур, вернее, сквозь зеленый цвет надежды• 2, - сказал в своем выс­ туплении Д. Мережковский. Для Гиппиус зеленый цвет ассоцииро­ вался с верой в религию, в Россию, в высокие идеалы человечества. Были прочитаны первые доклады: М. О. Цетлина •О литератур­ ной критике•, Зинаиды Гиппиус •Русская литература в изгнании•, И. И. Бунакова-Фондаминского •Русская интеллигенция как духов­ ный орден•, Георгия Адамовича •Есть ли цель у поэзии?•. Стеногра­ фические отчеты первых пяти собраний напечатаны в журнале •Но­ вый корабль•, основанном Гиппиус. Однако в дальнейшем ввиду возникших трудностей с проверкой стенографических текстов и для того, чтобы не связывать выступающих на собраниях, решено было печатание отчетов прекратить. З. Гиппиус в своем докладе отметила особую миссию русской литературы в изгнании - необходимость учиться истинной свободе слова. •Научиться свободе- что это значит? .. Это значит найти для себя, для всех и для каждого максимум ее меры, соответствующий времени. А выучиться свободе - пожалуй, главная задача, заданная эмиграции•3• Гиппиус предлагала отказаться от узости, от партийно­ сти и даже от многих прежних ·~аветов•, которые теперь уже не могут соблюдаться. Главной темой русской зарубежной литературы Гиппиус считала правду изгнанничества. Сопоставляя эту литературу с советской, она предлагала конкретный исторический подход к этим двум явлениям. •Ведь когда мы просто литературу советскую критикуем, мы делаем не умное и, главное, не милосердное дело. Это все равно, как идти в 1 Г и п п и у с 3. Письма к Бербероnой и Ходасевичу. Ann Arbor: Ardis, 1978. с. 41. 18 2 Тер а п и а н о Ю. Литературная жизнь русского Парижа ... С. 38. 3Тамже.С.52.
концерт судить о пианисте: он играет, а сзади у него человек с нага­ ном и громко делает указания: "Левым пальцем теперь! А теперь вот в это место ткни!" Хороши бы мы были, если б после этого стали обсуждать, талантлив музыкант или бездарен1• 1 Этот образ счеловека с наганом• воспринимался Гиппиус доста­ точно широко - как сприказ собственной воли• (сстановясь на гор­ ло собственной песни•, как выразился Маяковский). Такое понима­ ние восходит к ее статье сКак пишутся стихи• (созданной в том же 1926 году, что и известная статья Маяковского с аналогичным назва­ нием), в которой утверждается преемственность русской культурной традиции русского зарубежья. Собрания сЗеленой лампы• были доступны немногим. На каж­ дое собрание по списку приглашзлись литераторы, философы, жур­ налисты, а при входе секретарь В. А. Злобин взимал с каждого не­ большую плату для покрытия расходов по найму зала. Около девяти часов вечера зал обыкновенно был уже полон. И. А. Бунин с супругой, Б. К. Зайцев, М. А. Алданов, А. М. Ремизов, Н. А. Тэффи и другие литераторы занимали место в первом ряду. Часто бывали редакторы журнала •Современные записки• М. В. Вишняк, В. В. Руднев и И. И. Бунаков-Фондаминский, а также И. П. Демидов и С. И. Талин из сПоеледних новостей•, С. К. Маковский из •Возрождения•. Участниками прений были философы Н. Бер­ дяев, Л. Шестов, К. Мочульский, Г. Федотов. Собрания начинзлись точно в девять. Мережковский, Гиппиус и председательствующий Георгий Иванов с очередным докладчиком выходили на сцену из-за кулис и размещались по установленному раз навсегда порядку за большим столом, покрытым зеленым сук­ ном, символизирующим сЗеленую лампу• пушкинских времен. Председательствующий объявлял очередной вечер общества откры­ тым, и докладчик начинал доклад. Реплики с мест и всякие попытки перебивать докладчика не допускались. Лишь изредка, во время док­ лада Мережковского, Зинаида Гиппиус вдруг вставит реплику, но и ее председатель немедленно призовет к порядку. По окончании док­ лада объявлялся перерыв, во время которого Г. Иванов устанавливал список оппонентов. Аудитория первых лет существования сЗеленой лампы• была очень внимательной и чуткой, и, по воспоминаниям современников, каждый вечер вызывал потом долгие обсуждения присутствовавших. После прений и ответов докладчика Мережковский иногда произно­ сил заключительное слово. •Все бывшие посетители собраний "Зеле­ ной лампы" помнят, вероятно, каким сильным и опасным противни­ ком был Мережковский, обладавший редким ораторским талантом и . умевший вовремя бросить самые убийственные для оппонента реп­ лики. Он говорил, как бы думая вслух - спокойно, четким и всем слышным голосом, почти не делая жестов•2• 2* 1 Те р а п и а н о Ю. Литературная жизнь русского Парижа... С. 51. 2Тамже.С.41. 19
Немало легенд распространялось о религиозных воззрениях Ме­ режковского и Гиппиус как до революции, так и в период эмиграции. Еще в Петербурге, когда начались собрания Религиозно-философ­ ского общества, какой-то рецензент объявил, что там все занимались •богоискательством•. Как вспоминал позднее Мережковский, он и другие участники этих собраний ни в каком •богоискательстве• не иуждались. Однако в дальнейшем термин •богоискательство• был навязан марксистской критикой своим противникам и вошел в рабо­ ты советских историков и философов. С годами Гиппиус менялась, оставаясь внутренне той же, или, как выражалась она сама, измеиялась, но не изменяла. И вдруг она оказалась в одиночестве среди эмигрантских литераторов. Моло­ дежь, младшее литературное поколение, начавшее писать уже в эмиг­ рации, постояиные посетители •воскресений• у Мережковских и •Зеленой лампы•, застали Гиппиус уже дрjгой - обращенной к веч­ ной теме •Сияния•, как называлась книга ее стихов, вышедшая в Париже в 1938 году. В ней было много горечи и разочарования, она стремилась понять новый мир и иового человека, чем этот человек жив, во что верит и что в нем истинно. Однако в чем-то основном, главном, этот новый мир от нее ускользал. В поэзии и в жизни сердца у Гиппиус преобладало рациональное начало. Даже в Бога она верила умом, хотела верить в бессмертие души, но ей не было дано тех интуитивных прозреиий, которые знал А. Блок. сОчарования•, •прелести•, •душевной теплоты• в ней быть не могло, отмечали современники. •Но в ней есть порой холодный блеск взлетающей с земли ввысь ракеты - ракеты, обреченной неми­ нуемо разбиться о какое-иибудь небесное тело, не будучи в состоя­ нии вернуться назад и рассказать нам о том, что там происходит. И еще- много горя, боли, одииочества• 1 • Тема свободы оставалась главной для Гиппиус на протяжении всех 22 лет собраний •Зеленой лампы•, прекратившей свое суще­ ствование с началом второй мировой войны в 1939 году. Еще при обсуждении в 1927 году ее доклада •Русская литература в изгнании• она с чувством горечи говорила: •Некогда хозяин земли русской, Петр, посылал молодых недорослей в Европу - на людей посмот­ реть, поучиться "наукам". А что если и нас какой-то Хозяин послал туда же, тоже поучиться - между прочим и науке мало нам знако­ мой - Свободе? И недоросли плакались. И недорослям путь назад был заказан, пока своего не исполнят. Мы тут стонем с утра до вече­ ра: Россия, Россия, - к ней тянемся да еще гордимся - мы стоим лицом к России. А что, если отдавая все время на это стояние, мы так и осуждены стоять и никакой России не получим?•2 Много лет спустя, летом 1938 года, Гиппиус написала статью •Опыт свободы• для вышедшего в следующем году под редакцией ее 20 1 Терапиано Ю. Литературная жизнь русского Парижа... С. 36-37. 2Тамже.С.69.
и Мережковского сборника •Литературный смотр•. Беспощадно и точно говорила она о свободе слова в эмиграции и в ирежней России, о мере свободы и значении этого понятия. •Пусть не говорят мне, что в России, мол, никогда не было свободы слова, а какой высоты достигла наша литература! Нужно ли в сотый раз повторять, что дело не в абсолютной свободе (абсолюта вообще и нигде не может быть, ибо все относительно); мы говорим о той мере свободы, при которой возможна постоянная борьба за ее расширение. Довоенная Россия такой мере во все времена отвечала: даже при Некрасове (его борьба с цензурой велась открыто и успешно); о годах нового века нечего и говорить... Но признаем: общая свобода в России прогресси­ ровала медленно, и понятие ее медленно входило в душу русского человека. Он - не писатель только, а вообще русский человек - не успел еще ей как следует выучиться, когда всякую школу захлопну­ ли... Русский человек (все равно кто, хотя бы и старый интеллигент­ свободник) - еще не понимает, например, что атмосфера свободы дается лишь тому или тем, кто сам свою свободу, - свою собствен­ ную- умеет ограничивать; и сам за это, и за себя, отвечает• 1• В сентябре 1928 года Мережковские приняли участие в Первом съезде русских писателей-эмигрантов, организованном югославским правительством•в Белграде. При Сербской академии наук была соз­ дана издательская комиссия, которая начала выпускать сРусскую библиотеку•. В нее вошли книги русских писателей в эмиграции: Бунина, Куприна, Мережковского, Гиппиус, Шмелева, Ремизова, Бальмонта, Амфитеатрова, Тэффи, Северянина и других. Через полгода после съезда писателей русского зарубежья в Бел­ граде вышла сСиняя книга• Гиппиус, рукопись которой в 1927 году привез из Ленинграда друг В. Злобина, секретаря Мережковских. Это был один из немногих счастливых моментов в эмигрантской жизни писательницы, считавшей эту рукопись погибшей. Еще боль­ ше, чем неожиданное возвращение рукописи, поразило Гиппиус ее содержание, когда она стала перечитывать ее: • Читать собственный отчет о событиях (и каких!), собственный, но десять лет не виден­ ный - это не часто доводится. И хорошо, пожалуй, что не часто .. . Если ничего не забывать, так и жить было бы нельзя... Да, забвение нам послано как милосердие•. Н. Н. Берберова в предисловии к американскому переизданию •Синей книги• и других дневников Гиппиус отмечает, что перед нами исключительный документ исключительной эпохи России. Все лица - видные деятели Февральской революции, знакомые и друзья Мережковских. сВпрочем, сказать собоих Мережковских•, пожалуй, будет не совсем справедливо. Д. С. всю жизнь интересовался книга­ ми, идеями и даже фактами (правда, не личными фактами отдельных людей, но фактами общественно-историческими) гораздо сильнее, чем самими людьми. 3. Н. - наоборот. Она каждого встречного не- 1 Литературный смотр: Свободный сборник 1 Рсд. 3. Гиппиус и Д. Ме­ режковский. Париж, 1939. С. 9-10. 21
медленно клала, как букашку, под микроскоп и там его так до конца и оставляла••. В 1940 году Мережковские переехали в Биарриц, а вскоре Париж был оккупирован немцами, все русские журналы и газеты закрыты, и эмигрантам пришлось забыть на время о литературе и стараться •не служить у немцев•. Отношение Гиппиус к фашистской Германии было довольно сложным. С одной стороны, для нее был неприемлем любой вид дес­ потизма, с другой, ненавидя большевизм, она готова была сотрудни­ чать хоть с дьяволом. В этом смысле она приближалась к бесприн­ ципности •классовой морали• большевиков. В письме В. Злобину 26 октября 1936 года она называла Гитлера •идиотом с мышью под носом•, но надеялась, что он поможет сокрушить большевизм в Рос­ сии и освободить ее родину. Эти чувства Гиппиус подоrревались также тем, что оставшиеся в Ленинграде ее сестры Татьяна и Ната­ лья были арестованы. И все же, несмотря на страстное желание видеть Россию свобод­ ной, Гиппиус никогда не сотрудничала с гитлеровцами во время вой­ ны. Близко знавший ее Ю. Терапиано подчеркивает, что она всегда была подлинной русской патриоткой, глубоко любящей свою роди­ ну. Во время советеко-финской войны ее симпатии были не на сто­ роне Финляндии. В своей книге Ю. Терапиано рассказывает о злополучном выс­ туплении Мережковского по радио о нападении Германии на СССР. Летом 1941 года он лежал в парижекой больнице после тяжелой опе­ рации, когда Гитлер напал на Россию. В палате было радио, и боль­ ные с внимание слушали новости. •Как русский я сделался главным комментатором событий, должен был объяснять и рассказывать моим коллегам по палате все, о чем они спрашивали. В смысле отно­ шения к событиям наши взгляды совершенно совпадали. Французы желали победы России - России, а не большевикам, и понимали, какой катастрофой для всего мира явилась бы победа Гитлера. И вот однажды, в послеполуденное время, наше радио стало передавать чью-то взволнованную речь. Говоривший сравнивал Гитлера с Жан­ ной д'Арк, призванной спасти мир от власти дьявола, говорил о по­ беде духовных ценностей, которые несут на своих штыках немецкие рыцари-воины, и о гибели материализма, которому во всем мире пришел конец. Сначала я не очень вникал в эту речь (пропаrанды в то время всегда было достаточно), но вдруг мой сосед итальянец громко вос­ кликнул: - Это - ваш! Ведь говорит ваш великий писатель Мережков­ ский, тот, который писал о нашем Леонардо да Винчиl - Traitre, collabol - отчеканил один из французов. Никогда мне не было так обидно, так горько и так стыдно за рус- 1 Гиппиус 3. Петербургские дневники: 1914-1919. Изд. 2-е. Нью­ Йорк: Телекс, 1990 С. 14. 22
ского. Потом, через много лет, я нашел объяснение этому поступку Мережковского и если не извинение для него, то объяснение, почему он совершил такую ошибку. Но в тот момент я был потрясен и совер­ шенно убит: ведь Мережковский столько лет был для нас всех оли­ цетворением духовного и возвышенного начала• 1• Как позднее выяснилось, Мережковского привели на немецкое радио В. Злобин и одна их иностранная знакомая, думая, что подоб­ ное выступление может облегчить их тяжелое материальное положе­ ние. Сделано это было без ведома Зинаиды Николаевны. Она, как рассказывают, чуть не умерла от возмушения, когда узнала об этой речи. 4Теперь мы погибли!• - воскликнула она, однако и в этом случае не оставила в •беде• своего Дмитрия, с которым неразлучно прожила 50 лет. Эта радиоречь, напечатанная в одной из русских нацистских га­ зет, стала началом конца Мережковского. Когда осенью 1941 года Мережковские вернулись в Париж, от них отвернулись почти все не только в литературном мире, но и в обществе. В. А. Мамченко, единственный верный сдруг номер один•, как его называла Гиппиус, рассказывал, что получаемые сведения о звер­ ствах немцев в России и их нескрываемые захватнические намере­ ния сильно охладили германофильские симпатии Мережковского и незадолго до смерти, последовавшей 7 декабря 1941 года, он начал критиковать сЖанну д'Арк- Гитлера•. И после смерти мужа Гиппиус оставалась верна себе, своим трансцендентальным принципам. Узнав о смерти Мережковского уже после похорон, Ю. Терапиано, •несмотря на бойкот•, решил пойти навестить с друзьями Зинаиду Николаевну. •В гостиной нас встретила З. Гиппиус, такая же, как всегда, и усадила на тех же ме­ стах, как прежде... Разговор начался самый обыкновенный, литера­ турный, как на очередном воскресенье, как ни в чем не бывало! .. Смутеиные таким поведением Гиппиус, мы не знали, как выразить ей цель нашего визита, как вдруг Гиппиус, обращаясь к Ю. Фельзену, который на что-то возразил ей, самым спокойным голосом сказала: - Подождите. Сейчас Димитрий вернется с прогулки, он объяс­ нит вам... - А Злобин из своего угла сделал нам знак, чтобы мы не протестовали. Провожая нас, Злобин на лестнице объяснил нам, что со дня смерти Мережковского Зинаида Гиппиус не в себе. Она сна­ чала хотела выброситься из окна гостиной (выходившего на улицу), а затем вдруг успокоилась, говоря, что Дмитрий Сергеевич жив, что он живет тут же, хотя и невидимый, и стала вести с ним разго­ воры, - а в остальном, прибавил он, она как будто совсем нормаль­ ная, совсем та же•2• Имена Гиппиус и Мережковского остаются в истории русской литературы неразрывно связанными, как то было и в самой жизни. А. Белый, набросавший в книге воспоминаний «Начало века• нема- 1 Терапиано Ю. Литературная жизнь русского Парижа... С. 94. 2 Там же. С. 95-96. 23
ло саркастических портретов современников, писал, что многие эссе и статьи Гиппиус появились в печати за подnисью Мережковского и что она постоянно снабжала его новыми идеями для книг. Однако при этом почти что стыдилась своего интеллектуального и поэтичес· кого превосходства и всячески стремилась помогать мужу в осуще­ ствлении его религиозно-литературных замыслов. Думается однако, что в этой смиренной характеристике больше слышится голос самой 3. Гиппиус, чем Андрея Белого. Одним из важнейших воnросов жизни русского литературного зарубежья на протяжении многих десятилетий было сомнение, воз­ можно ли подлинно художественное творчество в отрыве от родной почвы. Некоторые просто так и утверждали: •Невозможно•. И. А. Бунин решительно возражал им: •Мне было тяжело слышать повто­ рение, что мы задыхаемся, поrибаем. Я от этого отмахиваюсь всегда. Я не вижу задыхающихся. Говорят: там счастливые, а мы здесь... Переселение, отрыв от России - для художественного творчества смерть, катастрофа, землетрясение... Выход из своего пруда в реку, в­ море - это совсем не так плохо и никогда плохо не было для худо­ жественного творчества... Но, говорят, раз из Белевского уезда уехал, не пишет - пропал человек••. Г. Адамович также выступил nротив того, что в эмиграции тво­ рить невозможно. У Гиппиус, видевшей известную ущербность лите­ ратуры в изгнании, этот воnрос приобрел несколько иной аспект: как могло случиться, что после десяти лет, в которые рушилось полмира, все погибло для эмигрантов, люди nродолжают писать в Париже так жеиотомже,чтоираньше. Зинаида Гиппиус - одна из центральных фигур Серебряного века русской поэзии, религиозного Возрождения начала века и лите­ ратуры русского зарубежья. Как и другие символисты, она отвергала позитивизм и приложение материализма к проблемам искусства и литературы. Отклоняя социологизированное понимание искусства, идущее от Чернышевского, Михайловского, Плеханова, она проявля­ ла свое уважение к общечеловеческой культуре, противополагая идеи свободы утвердившемуся в советской России тоталитаризму. Попытка создать единую, подлинно экуменическую церковь, сколь бы ни казалась эта идея устарелой в современном мире, все еще волнует читателей своими духовными провидениями и пропове­ дью любви, которая должна стать основой идеального человеческого общества. Так считают те, кому дороги гуманистические ценности, защищенные литературой русского зарубежья в самые трудные и трагические для русской культуры годы. А. Н. Николю'IШн. 1 Тер а п и а 11 о Ю. Литературная жизнь русского Парнжа... С. 65.
CONТES D'AМOUR1 •Она искала встреч - и шла всегда назад, И потому ни с кем, ни разу, не встречалась•. ДНЕВНИК ЛЮБОВНЫХ ИСТОРИЙ (1893-1904) 19 февраля 1893 г. Буренин 6 .мая 1901 г. Почему?? Так я запуталась и так беспомощна, что меня тянет к перу, хочется оправдать себя или хоть объяснить себе, что это такое? Ни Solitudo2, ни Ricordo3, мои дневники афоризмов, здесь не помоrут. Нужны факты и, по мере сил, чувства, их осве­ щающие. Я не говорю, что в этой черной тетради, вот здесь, я буду писать правду абсолютную, - я ее не знаю. Но вся­ кую подлую и нечистую мысль, про которую только буду знать, что она была, - я скажу в словах неутайно. Только мне нужен специальный дневник. Иначе выйдет оскорби­ тельно для всего другого. Отделить эту непонятную мер­ зость от хорошей части души. Смогу ли только? А если мерзость так велика, что ничего и не останется? Попробуем. И не надо выводов. Факты - и какая я в них. Больше ничего. Моя любовная грязь, любовная жизнь. Любовная непонятность. Но все теперешнее... о, оно не по фактам так мучительно, а по сознанию моей беспредельной слабости. Лучше бы я 1 Сказка любви (фр.). 2 Уединение (ит.). 3 Память (um.) . 27
была просто низкой и подлой. Быть подлой по слабости - вдвойне низко. Идем за фактами, скучно. Теперь мое время убивается двумя людьми, к которым я отношусь глубоко различно и между тем одинаково хотела бы, чтобы их совсем не было на свете, чтобы они умерли, что ли... Если бы я могла уехать за границу, я была бы истинно счастлива. Один из этих людей - Минский, другой - Червинский. 21 февраля Продолжаю через два дня, когда прибавилось много но­ вых фактов. Но не надо забывать хронологию. Я даже ду­ маю вот что: мои -.специальные» мемуары будут куцыми, если я возьму факты с теперешнего момента. Нельзя. Надо коснуться прошлого. Но чуть-чуть, потому что некогда. На каждую историю две-три строки. Учителя, кузины - Бог с ними! В 15 лет, на даче под Москвою, влюбление в хозяйского сына, красивого рыжебо­ родого магистра (чего?). Впрочем, я о взаимности не мечта­ ла, а хотела, чтоб он влюбился в Анету. При свете зеленой лампадки (я спала с бабушкой) я глядела на свою тонкую­ тонкую детскую руку с узким золотым браслетом и ужасно чему-то радовалась, хотя уже баялась греха. Потом? Не помню. Долго ничего. Но такой во мне бес сидел, что всем казалось, что я со всеми кокетничаю, а и не с кем было, и я ничего не думала. (Наивность белая до 20 лет.) - Про­ пускаю всех тифлисских -.женихов•, все, где только тщесла­ вие, примитивное, которое я уж потом стала маскировать перед собою, называя -.желанием власти над людьми». В 18 лет, в Тифлисе, настоящая любовь - Jerбme. Он - молод, добр, наивно-фатоват, неумен, очень красив, музыкант, смертельно болен. Похож на Христа на нестаром образе. Ни разу даже руки моей не поцеловал. Хотя я ему очень нрави­ лась - знаю это теперь, а тогда ничего не видала. Первая душевная мука. Кажется, я думала: -.Ах, если б выйти за него замуж! Тогда можно его поцеловать». Мы, однако, рас-· стались. Через три месяца, он, действительно, умер, от ча­ хотки. Эта моя любовь меня все-таки немного оскорбляла, я ведь и тогда знала, что он глуп. Через год, следующей весной - Ваня. Ему 18 лет, мне тоже. Стройный, сильный мальчик, синие глаза, вьющиеся, 28
льняные волосы. Неразвит, глуп, нежно-слаб. Отлично все понимала и любовь мою к нему презирала. Страшно влекло к нему. До ужаса До проклятия. Первая поцеловала его, хотя думала, что поцелуй и есть - падение. Непонятно без обстановки, но это факт. Относясь к себе как к уже погибшей девушке, я совер­ шенно спокойно согласилась на его предложение (как он осмелел!) влезать ко мне каждую ночь в окно. (Мы жили в одноэтажном доме на тихой, пустой улице, напротив был сад.) Почему же и не влезать? Я ждала его одетая (так естественно при моей наивности), мы садились на малень­ кий диванчик и целовались. Не знаю, что он думал. Но не помню ничего, что бы меня тогда оскорбило, испугало или хоть удивило. Ничего не было. А вот я один раз его испу­ гала. После одного поцелуя (уж не помню его) он отшат­ нулся и прошептал боязливо: - Кто вас научил? Что это? (Он мне почти всегда ~вы• говорил, а я ему ~ты•, я так хотела.) Я и не поняла его, только сама испугалась: кто мог и чему меня выучить? Нарочно пишу все, весь этот цинизм, - и в первый раз. То, что себе не говорила. Грубое, уродливое, пусть будет грубо. Слишком изолгалась, разыгрывая Мадонну. А вот эта черная тетрадь, тетрадь 4НИ для кого•- пусть будет изнан­ кой этой Мадонны. Физически влекло к Бане. Но презирала его за глупость и слабость. Надо было расстаться. Я предложила ему уме­ реть вместе (1). Это все-таки его оправдало бы, да и меня. (Надо сказать, что я себя вообще тогда считала ~лишней• на свете.) Ждала его в Боржом. Он не приехал. (Родители его сра­ зу отправили в Киев, и умно сделали.) Презрение к обоим и сознание, что меня все-таки влечет к нему, - чуть это все меня тогда пополам не перегрызло. Но решила оборвать все, сразу, и оборвала, хотя все-таки влекло. Какая детскость! Точно необходимо, в любовной истории, равенство умов! (Главное, это трудно до отчаяния. Думаю, что не необходимо потому, что для мужчины это еще труд­ нее. Ведь среди женщин даже и такой, дешево-нарядный ум, как мой, - редкость. Тогда бы мало кто кого любил! Вздор, да ведь никто и не любил еще. Не бывало. Надо покориться и пользоваться тем, что есть.) 29
Бедный Ваня! Я потом, через долго, видела его. Но меня уже не влекло. Все-таки, когда я узнала о его конце (он повесился, вдолге), на меня эта смерть удручающе подей­ ствовала. Встреча с Дмитрием Сергеевичем, сейчас же после Вани. Отдохновение от глупости. Но зато страх за себя, оскорбле­ ние собою- ведь он сильнее и умнее? Через 10 дней после знакомства - объяснение в любви и предложение. Чуть не ушла от ложного самолюбия. Но опомнилась. Как бы я его потеряла? .. Вот Минский. (Ребяческую, тщеславную суету пропускаю.) С Минским тоже тщеславие, детскость, отвращение: •А я вас не люблю!~ И при этом никакой серьезности, почти гру­ бая (моя) глупость и стыд, и тошнота, и мука от всякого прикосновения даже к моему платью! Но не гоню, вглядываюсь в чужую любовь (страсть), терплю эту мерзость протянутых ко мне рук и... ну, все говорить! горю странным огнем влюбленности в себя через него. О, как я была рада, когда вырвалась весной на Ривье­ ру, к Плещееву, из-под моих темных потолков. (Плещеев - скучно, неважно.) На Ривьере - доктор. История вроде Ваниной, только без детства. Мне казалось, что я играю, шучу. Искание люб­ ви, безумие возможности (чего?) - яркая влюбленность (вилла Элленрок, дача М. Ковалевского) - и вдруг опять, несмотря на все мужество во имя влюбленности, - холод и омертвение. А между тем ведь мне дан крест чувственности. Неужели животная страсть во мне так сильна? Да и для чего она? Для борьбы с нею? Да, была борьба, но не хочу скрывать, я тут ни при чем, если чистота победила. Я только присутствовала при борьбе. Двое боролись во мне, а я смот­ рела. Впрочем, я, кажется, знала, что чистота победит. Те­ перь она во мне еще сильнее. Тело должно быть побеждено. Всегда так. Влюблена, иду. Потом - терплю, долго, во имя влюбленности. Потом хлоп, все кончено. Я - мертвая, не вижу того человека... Зачем же я вечно иду к любви? Я не знаю; может быть, это все потому, .что никто из них меня, в сущности, не лю­ бил? То есть любили, но даже не по своему росту. У Дмит­ рия Сергеевича тоже не такая, не •моя~ любовь. Но хочу верить, что если кто-нибудь полюбит меня вполне, и я это почувствую, полюбит •чудесно~ ... Ах, ничего не знаю, не могу выразить! Как скучно... Устала писать, не могу дойти до теперешнего. Завтра. 30
22 февраля Ну-ка, фактикиl Минский, после всех разрывов, опять около меня. А я даже и в себя через него больше не влюбЛена. Держу пото­ му, что другие находят его замечательным, тоже за цветы и духи. В бессильиости закрываю глаза на грязь его взоров. Червинский - другое. Этой зимой, 17 ноября, мы долго рассуждали о любви. Я думала: 4Нет, я не во всякого могу влюбиться. До чего с этим безнадежно•. 4Я мог бы полюбить вас только, если бы отнеслись ко мне... Но я вас боюсь•. Я смеялась. - Да я уж влюблена в вас! .. Он поцеловал кончик моих волос, увлечен не был, но я почувствовала, что могу... Письма, неуверенность, неопределенность, моя полуправ­ да, игра... Два месяца. В жестах неоскорбительный, допоце­ луйный прогресс. Это ничего. Нет ли во мне просто физио­ логической ненормальности? Как только кончен февраль любви (с иными апрель, май - с разными разно) - в мое чувственное отношение к человеку вливается чувственная ненависть. Она иногда сосредоточивается в одной внешней черте... Но это обман, это не к человеку. Милая, бесхитростная влюбленность! Буду тебе помогать. Если б я умела довольствоваться маленьким, коротеньким, так хорошо и легко бы жилось. Пусть демон хранит мое це­ ломудрие, я люблю и позволяю себе ангельские приятные поцелуи ... После первого, полуслучайного поцелуя в дверях - я ужасно хорошо влюбилась. Было темно, я правожала его (Минского) в третьем часу. От него недурно пахло, духами и табаком. (Душиться, говорят, mauvais genret, но я люблю.) Скользнула щекой вниз по его лицу и встретилась с его нежными и молодыми губами. Я дурно спала и улыбалась во сне. Вот и отлично бы, а я не удовольствовалась. Как я знаю, что он ничтожен? А если нет? Если может не флирт - а любовь? Нет, не могу флирта. Стыжусь. Одно письмо мне понравилось. Он неумен и ничтожен? Да как я знаю? Я стала говорить о 4большом чувстве•. 1 дурной тон (фр.). 31
Пошли •выверты•. Хорошо, что мало поцелуев. Явилась и ложь. Я иреувеличиваю перед ним мою веру в него. Он сказал мне раз, тоже в дверях: •Зина, пришло боль­ шое... • Нет, не верю. Не влюблена в его любовь. Господи, как я люблю какую-то любовь. Свою, чужую - ничего не знаю. 23 февраля Иногда мне кажется, что у Червинского душа такая же мясистая, короткая и грузная, как его тело. В понедельник на прошлой неделе был Минский. Я си­ дела в ванне. Я позвала его в дверях, говорила какой-то вздор и внутренно смеялась тому, что у него голос изменил­ ся. Издеваюсь над тобой, власть тела! Пользуюсь тобою в других! Сама - ей не подчинюсь ... Да, верю в любовь, как в силу великую, как в чудо зем­ ли. Верю, но знаю, что чуда нет и не будет. Сегодня сижу и плачу целый вечер. Но теперь довольно. Я потому плакала, что Червинский написал несколько нежно-милых строк, а они так не шли к моему настроению, точно их офицер писал. Да и офицер их не написал бы, если б любил. Хочу того, чего не бывает. Хочу освобождения... Я люблю Дмитрия Сергеевича, его одного. И он меня любит, но как любят здоровье и жизнь. А я хочу... Я даже определить словами моего чуда не могу. Не буду писать Червинскому. Слишком безнадежно. Я останусь одна со своими безумием. Солнце, солнце! 7 марта Чтоб покончить с моими •сказками любви• - надо ко­ рень жизни изменить ... Да, все наперекор себе, все наизнанку, боюсь грубого, от­ вратительного, некрасивого - а тут все грубо и некрасиво. Отдать свою душу не тому, чему хочешь отдать,- а чему'не хочешь, вот где беспредельная гордость и власть. И только для себя, потому что ведь никто не узнает, чем это было для меня. Я буду для других только одна из многих самоотверженных женщин. Любвеобильное, альтруи­ стическое, женское сердце... Господи! Нет. Я сумасшедшая ... 32
13 марта У меня много тоскливой, туманной нежности... Я так редко нежна ... 15 марта, поиедельиик Мутит меня. Опять этот Минский, обедает у нас, ерзает по мне рев­ ниво жадными глазами, лезет ко мне... Не могу. И не могу не мочь. Я улыбаюсь от злости. Вчера у Репина было отвратительно скучно. Те, Шиш­ кин, Куинджи, Манасеин, Прахов, Тарханов - старье, идолы глупости. Тромбон - Стасов, Гинцбург, рожи-дамы ... Нет жизни, нет культуры. Что бы сделать с собой? .. Нет красивых и чистых отношений между людьми (разве только духовными). Нет чуда, и горько мне, и все в темноте... 19 марта, пятница Вероятно, я пишу здесь в последний раз. Если возвра­ щусь к этим страницам, то через долгое время, когда будут новые ~сказки любви•, потому что эти - кончены. Во вторник вечером я написала Червинскому такое пись­ мо, которое привела бы здесь, если б он его возвратил. Я сказала все, что думала. И как переменились мои мысли. Я говорила, что надо проститься, надо оборвать отношения сразу. Просила прийти вечером, 17-го марта (ровно 4 месяца). Когда получила в постели записку с одним словом: •приду• (я не хотела других слов) - мне с:rало так жаль себя, что расплакалась. Но потом стыдно сделалось самой. Плохо спала. Рано проснулась. Целый день ходила. Вече­ ром поехала по Французский театр. И когда вернулась - была измучена и физически, и нравственно. Он ждал меня. А я ничего не чувствовала, кроме досады. Я знала, что мы расстаемся серьезно. Но теперь даже мне хуже, чем тогда. Мучительный вечер! Этого человека я не понимаю. Не понимаю, любит он меня или нет. И он меня определенно не понимает. 33 3 Дневники: 1893-1919
(Например, он совершенно не понимает, что это не пло­ хо, что я ему никогда не говорю •люблю•. Чудесной, после­ дней любви нет; так наиболее близкая к ней - неразде­ ленная, т. е. не одинаковая, а разная с обеих сторон. Если я полюблю кого-нибудь сама; и не буду знать, любит ли он, - я все сделаю, чтоб и не знать, до конца. А если мне будет казаться... не захочу, убью его любовь во имя моей. Ведь все равно он не сможет так, как я. Вздор! Если по­ люблю - поверю, что сможет. Вера неотделима от любви. Да пусть. Поверю, а действовать стану по знанию, а не по вере... ) Господи, дай мне то, чего мне надо! Ты это знаешь лучше меня. Вся душа моя открыта, и Ты видишь, она страдает. Я не скрываю, что хочу много. Боже, дай мне много. То, подлое во мне, что, я слышу, шевелит­ ся - ведь Ты же дал мне. Ну, прости, если я виновата, и дай мне то, чего я хочу. Мне страшно рассердить Бога мои­ ми жалобами. И еще мне стыдно... Неужели это все - от жалкой причины отъезда Червинского? Нет, не все тут. Я правдива здесь. Я сожrу это перед смертью. Много, много у меня в душе. Я писала стихи сегодня, после многих лет. Пусть они плохи, но пишу их и повторяю потом - как молюсь. Есть неведомое чувство умиления и порыва в душе. О, если б молиться, пока жить! 34 ПЕСНЯ Окошко мое высоко над землею, Высоко над землею. Вижу я только небо с вечернею зарею, С вечернею зарею. И небо кажется пустым и бледным, Пустым и бледным. Оно не сжалится над сердцем бедным, Над моим сердцем бедным. Увы, в печали безумной я умираю, Я умираю. И жажду тоrо, чеrо я не знаю, Не знаю. И зто желание не знаю откуда, Пришло откуда, Но сердце просит и хочет чуда, Чуда! Мои глаза его не видали, Никогда не видали, Но рвусь к нему в безумной печали, В безумной печали.
О пусть будет то, чеrо не бывает, Не бывает, Мне бледное небо чудес обещает, Оно обещает, - Но плачу без слез о неверном обете, О неверном обете. Мне нужно тоrо, чеrо нет на свете, Чеrо нет на свете. После 17-го марта 26 марта Какие дни! Опять пишу. Зачем? Какие дни! Два слова о Минском. Я о нем здесь забыла. Это - другой человек. Что с ним? Он или так любит меня, что имеет силу, или вообще имеет силу. Если б он всегда был такой! И мое отношение к нему меняется. Ни отвращения, ни злобы. Дай Бог ему еще больше сил. 28 марта - суббота - вос1q1есен.ье (Пасхальная ночь) Поют •Христос Воскрес•. Я молюсь о том, чтобы Он дал мне легкость души и освобождение. Такая боль, что от нее слезы выступают на глаза, и она длится, и от продолготы боли теряешь сознание времени. Не раненое ли это самолюбие? Не от самой ли боли и боль? Я - и Червинский! Жесткая боль, тесная боль, горячая боль. Так разве стра­ дают от любви? Червинский прислал письмо из Венеции. Не распечатала его. Отдам ему. Вижу в письме на свет веточку ландышей и несколько слов: •Брожу растерянный, тоскующий... Какое было бы... Умоляю одну строчку... в Рим... Не могу ничего не знать о вас... • Бедная веточка, бедные слова! Нет любви, нет ни у кого резкого, сильного, громового слова. О, если бы я любила! .. Много я о себе узнала в это последнее время. Никогда не тревожьте меня, мои небесные мечты! Успокой, Господи, мое сердце. Утоли мою боль. Утиши мою злобу. Прости, отпусти меня. Сделай не то, что я хочу, а что Ты хочешь. Как я понимаю слова •да будет воля Твоя!•. В первый раз 35
так понимаю. Не то важно, что мне сделали, а как оно во мне отозвалось. Успокой, Господи, мое сердце. 30 м.арта, вторник Что это? Всего два часа, и гудят колокола, это заутреня? Я хотела бы пойти в церковь. Мне часто хочется молиться. И только об одном: пусть Он сделает скорее, как Он хочет. 20 сентября С усилием беру перо, но хочу писать окончательное окончание. Такое оно позорное. Вот она, душевная одежда, самолю­ бие! .. К лету я успокоилась и забыла о Червинском. Мы пе­ реехали в Лугу. Я скучала, но у меня рождались новые, страшные мысли о свободе... Должно быть, не очень они были еще сильны тогда - бесплодные мысли! С Минским я кончила тогда же, весною. Тоже как-то трусливо кончила, сама к нему ходила в Пале- Рояль, жале­ ла, а потом забегала вперед и писала письма о разрыве. На последнее, решительное, он не ответил и уехал. Больше ни­ чего о нем не знаю. Зачем Червинский приехал к нам в Лугу? К маме? Но он мог бы подождать до осени. Не знаю. Приехал в день нашего (меня и Дмитрия Сергеевича) отъезда по делам в СПб. Я все-таки волновалась, укладывая чемоданчик. Цвела сирень, я чувствовала себя хорошенькой и свежей и думала: 4А ведь он любит меня еще!• Я приходила и уходила, звеня ключами. Он сидел в столовой, черный, располневший, бри­ тый... В Петербурге он должен зайти ко мне (я просила). Он пришел. Белый вечер, пустая квартира, Дмитрий Сергеевич, брат Николай. - Я на минуту, - сказал Червинский, входя, - я занят. Время шло, было неловко, но я вызвала его в другую комнату. - Вот ваше письмо, я его не читала. Возвратите мне мое, последнее. Он схватил бедное письмо, с той веточкой ландышей, и злобно разорвал его. 36
- Теперь я знаю, вы не могли ответить, вы не знали, как ответ мне был нужен. На это письмо нельзя было не отве­ тить. Ваше я возвращу. Тогда я не мог... -А теперь... - Теперь оно мне больше не нужно... Я сделалась кротка и печальна. Разве я не предупрежда­ ла его честно, что не буду отвечать на письма? Я говорила о моих ~мечтах~. о боли... У меня почти нет враждебности к нему... Прежнее чувство неприкосновенно, все, что было... Разве можно изменяться? Мне иравилась моя роль - resignee 1• Не знаю, где кончалась искренность и начиналась ложь. Я волновалась. Он ходил по комнате, желтый, мрачный. - Вы бросаете другой свет... Но моя враждебность созда­ лась постепенно... Я так работал над собой... А теперь - кончим эту аудиенцию. Все сказано. (Это он - мне сказал, а я пишу). Мы еще пили чай при белом свете. Я уже не могла вый­ ти из роли покорной страдалицы. Я звала его в Лугу. Уезжая, я оставила ему письмо. Зачем? О, эти мои пись­ ма! О, как они меня жгут, каждое, даже невинное, не содер­ жанием, а самим фактом! .. Люблю свои письма, ценю их­ и отсылаю, точно маленьких, беспомощных детей под холод­ ные, непонимающие взоры. Я никогда не лгу в письмах. Никто не знает, какой кусок мяса - мои письма! Какой редкий дар! Да, редкий. Пусть они худы- даю, что имею, с болью сердца, с верой в слова. Из самолюбия писем не пишу, но после они обращаются на мое самолюбие, и я это знаю, и жертвую самолюбием - слову. И в письме была правда, опять старая правда, только без надежд. Господи, прости меня за этих бедных деток, с кото­ рыми я так жестока порою! Устала. Завтра кончу все о Червинском... 22 сеитября Продолжаем. Какая скука! А надо... Червинский опять приехал через месяц. Я много писала в этот месяц, а главное, много думала. Мысли меня могут пополам разломить, если очень ярки. До Червинского они не касаются. 1 безропотная, покорная (фр.). 37
Но- факты. Он приехал, я очень взволновалась, все забыла, кроме опять мелкого самолюбия, и сразу попала в тон resign~e1• Он бьт довольно холоден и крайне равнодушен. Вечером я затащила (именно затащила) его к себе. Я говорила опять о прошлом, он отвечал неохотно. О том, что он разлюбил - я упомянула вскользь, как о кон­ ченном деле; но сама думала: не может быть, ведь осталось же хоть что-нибудь. Он сидел на моем розовом диване, прямо поставив ноги, сложив полные ручки на коленях, с каменной неподвижно­ стью... То же было и на другой день. Только я была некрасивее от слабости и злобы (я ужасно некрасива, когда слаба и зла, и знаю это, и страдаю, и еще хуже тогда). Я обещала ему отдать все его письма. Он точно обрадо­ вался. После завтрака мы остались одни. - Пойдемте rулять, - сказала я. Помню свою батистовую кофточку, vieux rose2, белое по­ крывала и зонтик с большим шелковым бантом... Я опять говорила, мы сели на скамейку. Вдруг я заметила, что он не слушает. Что-то такое тупое было в его лице, что я испу­ галась. И, прервав себя, спросила его: - О чем вы думаете? - О чем я думаю? .:.. повторил он машинально. - Так. Ни о чем. О деревне думаю. - О какой деревне? - спросила я почти с ужасом. - Так, о деревне. Я скоро с ума сойду, - прибавил он, помолчав, с прежней безучастностью. Замолчала и я. Солнце сквозь ветви пятнами падало на его неподвиж­ ное лицо, на коричневый котелок, на скоробившийся faux- coP. Душу мою ело чувство без названия. Ужас? Стыд? От­ чаяние унижения? Не знаю... Но скучно все писать, все то же самое, я не пожалела себя - ну и довольно. Здесь до­ вольно. Но смею ли теперь вернуться к моим мыслям... о Свободе? 1 покорный (фр.). 2 увядшая роза (фр.). 3 пристежной воротничок (фр.). 38
16 октября. СПб. Минский в городе... Теперь мне все равно. Я жалею его. Я пожелала ему быть свободным и радостно одиноким, это единственное счастье. Только он этого не поймет. От времени до времени меня тянет к этой тетради. 17ноября Да, тянет, потому что даже в безобразной правде есть привлекательность. Я утоляюсь, здесь я- не раба, я свобод­ на, я смотрю моей жизни в глаза, я плюю на все, на всех и на себя, главное - на себя. Мысли о Свободе не покидают меня. Даже знаю путь к ней. Без правды, прямой, как мате­ матическая черта, нельзя подойти к Свободе. Свобода от людей, от всего людского, от своих желаний, от - судьбы . .. Надо полюбить себя, как Бога. Все равно, любить ли Бога или себя. Но здесь не место об этом. И я еще так сЛаба... О чем я хотела писать? о последнем разговоре с Червин­ ским. Вечером, поздно. Случайно. Я уже бьmа иная. Я просто хотела знать, потому что тут чего-то не понимала. За что он так враждебен? Потому что в нем не равнодушие было, а вражда. Прослушала молча. Говорил почти грубо, что у меня нет ничего святого, что он это 31laem, а не предполагает, ~по математическим изыс­ каниям•... В чем обвинял он меня - не знаю; чувствуя себя правой перед ним (не перед собой, может быть) -я улыба­ лась, ибо ведь не в моей власти было заставить ero пове­ рить мне, если нет веры. Не знаю даже, о чем он говорил. Что ж, дать ему было эту тетрадь? Зачем? Нет силы у слов. В моей улыбке, в моем молчании бьmа правда, которую все-таки отчасти почувствовал. Потом забудет - не все ли равно? А перед собой я виновата в том, что не могу переломить себя совсем, и не чувствовать моей больной, горькой печали. 15 декабря Я думаю, я недолго буду жить, потому что, несмотря на все мое напряжение воли, жизнь все-таки непереносно меня 39
оскорбляет. Говорю без определенных фактов, их, собствен­ но, нет. Боль оскорбления чем глубже, тем отвратительнее, она похожа на тошноту, которая должна быть в аду. Моя душа без покровов, пыль садится на нее, сор, царапает ее все малое, невидимое, а я, желая снять соринку, расширяю рану и умираю, ибо не умею (еще) не страдать. Подумаешь, какая тонкость! Ах, недаром поэты меня отпевают. Пошло и сентиментально пишу. И вздор. Господь даст мне силу недетскую, даст силу быть, как Он - одним. Свобода, ты - самое прекрасное из моих мыс­ лей. Убью боль оскорблений, съем, сожгу свою душу. Тогда смогу выйти из пепла неуязвимой и сильной. Будет минута перед смертью, когда... 12 .марта 1894 г. Я больна, кажется, серьезно. Может быть, мы поедем за границу. Надо ехать. Не стоит здесь писать. Нет никаких contes d'amour. Это мои мысли так меня переломали. В них есть что-то смертельное. В моей этой -.свободе•. Боюсь, не хочу думать. Верно ли, если это смерть? А если и верно, то я для смерти еще слаба. Я еще живая, я хочу жить. Прости мне, Господи! Если я не должна хотеть жить. И одиночество в мыслях меня тоже ломает. А они- дол­ жны быть одинокими. Письмо от Максима Ковалевского! Поедем, верно, на Ривьеру. 4 .марта 1895 г. Кажется, закончилась эта... -.сказка любви•? Но сказка ли это любви была? Что же это было? Пользование чужой любовью как орудием для приобретения власти над челове­ ческой душой? Созидание любви в другом во имя красоты? Вероятно, все вместе. Пойдем сначала. Факты. Никогда не приходила мне в голову мысль о любви... Флексера. Я все­ гда радовалась его хорошему ко мне отношению. Мы были далеки - но я знала, что он ко мне - хорош. Потому радовалась, что думала, что это не ~ради моих прекрасных глаз•, а ~ради моего прекрасного ума•. Я возобновила зна­ комство (этой осенью) отчасти случайно, отчасти потому, что так все складывалось, я только не противилась. И друж­ ба мне нужна была, мне было холодно. А Флексер всегда (и почему? почему?) казался мне человеком, которому все 40
можно сказать и который все поймет. Я знала, что это не так, а между тем упрямая и бессмысленная человеческая слабость меня баюкала другим. Я думала, что это человек - среднего рода. Иначе смот­ реть на него не могла. (Забыла сказать, что положение его при журнале тоже играло некоторую роль в желании моем возобновить -«дружбу~. Какую, большую или малую - не знаю, но хочу быть до конца добросовестной.) И вот - мы стали сближаться. Мы спорили, ссорились и мирились. Я приходила к нему, мы просиживали вечера, потом он про­ вожал меня домой. Раз я даже сказала ему, что считаю его среднего рода... к моему изумлению, он обиделся, и я поспе­ шила его замять. Вскоре, однако, я поймала себя на кокет­ стве с ним. С ним! .. Перерыв. Продолжаю Он рассказывал мне, что жизнь его - чистая. В молодо­ сти был женат, разошелся с женою и десять лет живет аскетом. Его чистота не похожа на мою: он - цельный. Я не допускаю -«это• из личного желания, из странной гордо­ сти, может быть (или почему?), а он, вероятно, умеет сам бороться (из •мыслей• )... Мы много говорили о любви: само вышло. У меня были всякие мысли: уже помышляла о власти. И мне хотелось хоть видеть чистую любовь, без определенньlХ желаний. Но все-таки я не кокетничала (или страшно мало), я бы при­ зналась. Два-три задушевных вечера - и вот странные пись­ ма, которые меня взволновали (его письма, я почти не пи­ сала). Странно, но так: могу писать письма только к чело­ веку, с которым чувствую телесную нить, .мою. Говорю о хороших письмах, о тех моих •детях•,. в которых верю. (Те­ лесная нить - это вовсе не какая-нибудь телесная связь, одно может без другого, наоборот). Но -«сухой огонь• Флек­ сера неотразимо пленял меня. Слово -«любовь• незаметно вошло в наш обиход. Он говорил -«слово• - я старалась объяснить ему мою истинную привязанность, мучилась, ког­ да он не понимал, и тогда просто молчала. Иногда меня заражала его безумная любовь, неопытная и страстная, - он сам говорил, что она - страстная, но все повторял, что сам не хочет от меня ничего, не· ради моих мыслей, а ради сво­ их, которые тождественны. И я иногда бывала влюблена в эту его любовь. 41
Он обещал быть чистым всю жизнь, как я. Не скрываю, что это меня побеждало. Это толкало меня вперед... 26 сентября 1895 z. Целое лето прошло, а конец моей истории еще не насту­ пил. Правда, у меня-таки чувство, что она висит на волоске. Это все-таки страшно важно, что он мне не нравится. Не преувеличиваю - но и не скрываю, что меня не утешает больше ни его любовь, ни его преданность. Я привыкла (я такая •привычливая•, в хорошем смысле), но я его не люб­ лю и не жалею, у меня нет ничего бескорыстного к нему. В любви он меня не оскорбляет, ни жестами, ни словами (ни одного •ты• ), но он весь меня оскорбляет, собою. Даже умом - не странно ли? - а ведь он умнее меня. Я даже ссориться с ним не могу. Иногда мне кажется, что обман наш обоюден, что он и не любит меня, хотя уверен, что любит. Ему точно лавры Минского не дают спать. И он ре­ шил •перелюбить• Минского. - За что вы меня любите? - спрашиваю я его. Он отвечает неизменно и твердо: - За крррасоту. А когда я со спокойствием уверенности начинаю ему объяснять, что ведь я, в сущности, не красива, даже пекра­ сива (в одно слово) - я вижу, как он теряется, путается, смотрит на меня тревожно, полусоглашается, что, конечно, я, для обыкновенного взора, некрасивая женщина, но что в сущности... что это неопределимо, что это слишком тонко и т. д. И мне тогда ясно, что он никакой •красоты• во мне не видит, и даже если и любит (если), то уж никак не за •красоту•. Во всяком случае цена этого шампанского (еже­ ли это не был говоровекий квас) для меня давно раста­ яла. Конец должен быть. Какой? Мне скучно думать. Или я несправедлива, и сердце мое к Флексеру лучше, чем здесь вышло? Ох, мне скучно, мне тягостно жить дальше, нет сил поднять отяжелевшие веки. Будь, что будет. Живет ли тот, кого я могла бы хотеть любить? Нет, я думаю. И меня нельзя любить. Все обман. 15 октября 1895 z. Летом я иногда скучала о Флексере, когда он уезжал. С водворением в городе - стена перед глазами. Резюмируем причины. 42
Я вижу, что больше того, что я с ним достигла, - я не достигну. •Чудесной• любви он не вместит, власти особен­ ной, яркой - я не имею; не в моем характере действовать из-за каждой мелочи, как упорная капля на камень; я люб­ лю все быстрое и ослепительное, а не верное подпольное средство. Он уступает мне во всем - но тогда, когда я уста­ ну, брошу, забуду, перестану желать уступки. Я не хитрая, а с ним нужна хитрость. Затем: он человек антихудожествен­ ный, не тонкий, мне во всем далекий, чуждый всякой красо­ ты и моему Богу. (Ведь даже и в прямом смысле чуждый моему Богу Христу. Я для него - •гойка•. И меня оскорб­ ляет, когда он говорит о Христе. Ведь во мне •зеленая лам­ падка•, •житие святых•, бабушка, заутреня, ведь это все бьию в темноте прошлого, это - .мое): Я привычливая, но я холодно думаю о разрыве. Чужой, и теперь часто противный человек... Не хочу никакой любви больше. Это валанданье мне надоело и утомительно. Я - виновата. Не буду же просить подставить мне лест­ ницу к облакам, раз у меня нет крыльев. Аминь. 24 ноября 1895 г. Вот какие факты. Я написала стихи •Иди за мной•, где говорится о лилиях. Лилии были мне приславы Венгеровой, т. е. Минским. Стихи я всегда пишу, как молюсь, и никогда не посвя­ щаю их в душе никаким земным отношениям, никакому человеку. Но когда я кончила, я радовалась, что подойдет к Флек­ серу и, может быть, заденет и Минского. Стихи были напе­ чатаны. Тотчас же я получила букет красных лилий от Минского и длинное письмо, где он явно намекал на Флек­ сера, говорил, что •чужие люди нас разлучают•, что я •уми­ раю среди них•, а он •единственно близкий мне человек, умирает вдали• ... Письмо меня искренно возмутило. Мы с Флексером на­ писали отличный ответ: •Николай Максимович, наше зна­ комство прекратилось потому, что оно мне не нужно... • Ведь действительно он мне не нужен. Но интереснее всего то, что я, через два дня, послала Минскому букет желтых хризантем. Я сделала это потому, что нелепо и глупо было это сделать, слишком невозможно... 43
Мне жалко Флексера... И всегда я с ним оставалась чистой, холодной (о, если б совсем потерять эту возмож­ ность сладострастной грязи, которая, знаю, таится во мне и которую я даже не понимаю, ибо я ведь и при сладостра­ стии, при всей чувственности - не хочу определенной фор­ мы любви, той, смешной, про которую знаю). Я умру, ничего не поняв. Я принадлежу себе. Я своя и Божья. 12 ноября 1896 z. Батюшки! Целый год прошел. Тягота и мука. О чем же писать! Тягота, мука, никакой любви, моя слабость. Но без­ надежно все ухудшается... Эту тетрадь ненавижу. Узость ее, намеренная, мне претит. И сейчас едва пишу. Взять ее - кажется, что я только и жива любвями, любовными психо­ логиями да своими мерзостями. Здесь одна сторона моей жизни, немаловажная, но все-таки одна. Я из этих рамок не выйду, нет смысла. Но претит. Скучища! Я там, размазывая с Червинским, все-таки выходила, вылезали кончики мыс­ лей. Это стыдно. Как положено, так и надо. А теперь ничего не надо, ибо ничего нет в •любви•, а только обжог от созна­ ния своей слабости. Ничего. О, если б конец скорей! 30 декабря 1897 z. Опять больше года прошло... Мне надо продолжать мою казнь, эту тетрадь, •сказки любви• ... то, с чем жить не могу и без чего тоже, кажется, не могу. Даже не понимаю, зачем мне эта правда, узкая, черная по белому. Утоление боли в правде. Сегодня скользну по прошлому и остановлюсь на... на­ стоящем. Разрыв с Флексером совершился, наконец, этой весною. Тянулась ужасная зима (96-97 rr.), ужасная по уродли­ вым и грубым ссорам, глупо грубым и уродливым примире­ ниям. (Не от меня шли примирения) ... Весной появился доктор. Не знаю, зачем он пришел. Кажется, чтоб друга своего со мною познакомить, безразлич­ ного какого-то юриста в летах. Это, вместе со страшными литературными недоразумениями (я отказалась печататься в 4Северном вестнике• из-за уродства Флексеровых статей) - послужило толчком к разрыву. Еще совсем весной мы дела­ ли вид, что в дружбе... но мы были уже обозленные враги. 44
Я обманывала его, стараясь избавиться от него каждое после-обеда. Обманывала, видаясь с Венгеровой в женском обществе и потом переписываясь с нею, обманывала, говоря ему, и почти не слыша их, нежные слова (мало слов!) и принимая доктора, который мне совершенно не нужен. Однажды Флексер, проведя несколько часов, в белый вечер, у моего подъезда, - •выследил• доктора! Это меня взорвало. Думаю, и сам Флексер уж тяготился нашими отношениями, тут на сцене история с его поездкой в Берлин по делам, причем он говорил, что если я не хочу - но тоже неуверенно, с боязнью, что он останется. Светлая ночь 17-го мая. Еленинекий сад. На душе пыль и великое томление. Мы говорили грубо и гадко. - Так вы рвете со мною? Это бесповоротно? - Я - не рву иначе, я вам говорила. - Вы... вы раскаетесь. Я такой человек, который никогда не будет в тени. - Очень рада за вас. Сожалею, что не моrу сказать этого про себя. Мы встали и пошли. Я должна была быть в 10 1/2 у Шершевского на Серrиевской. Ночь была теплая, мутно­ светлая, пыльная и чуждая. Безмолвно лежали черные воды каналов. Крупинки пыли со свистом скрипели под моей усталой ногой на плитах тротуара. Я убедилась в разрыве и была, как всегда, спокойна перед его психопатией. У двери Шершевского он сказал: - Так мы расстаемся? - Так мы расстаемся? - повторила я. - Да... не знаю... Ничего не знаю... - Но ведь я же вас очень люблю.. . И, верно, не особенно много было любви в моем лице и голосе, потому что весь он съежился, точно ссохся сразу, и посмотрел на меня почти ненавистническими, растерянными глазами. Я почему-то подумала: - Боже мой! Сколько раз эти выпуклые глаза с красны­ ми веками плакали передо мной от злобы и жалкого себя­ любия жалкими слезами! И он считал их за слезы любви! Я повернулась и вошла в подъезд. С тех пор я его боль­ ше не видала. Оказывается - он ждал меня на другой день! Недурно! Через день было письмо. Потом еще и еще. Одно было хо­ рошее - а следующее! •Пишите мне в Берлин, поймите вопль моей души, и я - я вернусь к вам!• 45
Это он - мне! Я плакала злыми, подлыми слезами от от­ вращения к себе за то, что я .могу этим так оскорбиться. На другой день после этих слез - неистовая радость ох­ ватила меня. Нет боли, которой я бояласьl Никакой боли - и я свободна! Радость была постоянная, легкая, светлая, почти счастье, как в детстве на Пасхе. Я уехала в деревню. Тишина и ароматы обняли меня... Продолжение завтра, я слишком устала, а то, что нужно написать, - еще слишком живо ... 17 октября 1898 г. Спб. И отлично, что тогда не писала. Вышло бы сентимен­ тальное идиотство. Я поняла, что нельзя здесь писать о на­ стоящем. Вот сколько размазала о Червинском, - и все глу­ пости, и совершенно непонятно. Себя не так понимаешь. И скука-то, скука - Боже мой! Этакой скуки почти выдер­ жать нельзя. Едва могла перечитать сначала, и то не сразу... Чего моей душеньке угодно?.. Я рада поцелуям. В поцелуе - оба равны. Ну, а потом? Ведь этого, пожалуй, и мало... Явно, что надо выбрать одно: или убить в себе, победить это ~целомудрие• перед актом, смех и отвращение, перед всем, что к нему приводит, - или же убить в себе способ­ ность влюбления, силу, ясность, обжог и остроту... Это так; но - т-с-с! Потом! Потом! Нельзя теперь. Я уехала после разрыва с Флексером - без боли, только с оттенком сентиментальной грусти, и без ~шатиментов•. В деревне было очень хорошо. Быструю езду, верхом или в легком экипаже, я люблю безразумно, как-то нутром люб­ лю. Теплые, душистые поля, ветер в лицо, и кажется, что ты только часть всего, и все говорит с тобою попятным языком. Вот оно - стихийное начало. И так я жила, с этими запахами и светами, радуясь не думать, только - свободная. Там был сын помещицы, купчик, не кончивший военного училища, примитивный, но обожающий свои поля и леса, и эту быструю езду: он ездил каждый день со мною, вместе мы видели разные светы неба, и туман полей, и далекие полосы дождя. Какой он был? Кажется, красивый, но тол­ стый, большой, хотя и не грузный, да я не видела лица - лицо природы. Я не судила его, он был часть всего, как и я - равный мне в этом ... 46
Господи! Это все неловкие слова, по ним нельзя понять, что такое для меня, после всей жизни, значили слова: при­ знать себя обыкновенной женщиной, сделать себя навсегда в любви, как все. Около этой мысли - какой сонм страхов, презрений, привычек... Нет, в поцелуе, даже без любви души, есть искра Боже­ ская. Равенство, одинаковость, единство двух. И все-таки, хотя в это мгновение существует один, соединенный из двух, - два тоже существуют. То есть этого всего нет, но есть какие-то мысли об этом. Тут, конечно, не было; мое тело- не я (куда же душа тогда?)- но я представляю себе поцелуй двух 4Я.... и все-таки даже не только поцелуй. Но что же? Улыбаюсь от мысли того, кто читал бы это? Нет, нет, для меня 4Это• - уже не вопрос. Нет... 16 августа 1899 г. Спб. Приехала на два дня из Орлина. Давно не видала этой тетради. В походной моей чернильнице мало чернил, а хо­ чется написать. Роман! Мало что роман! 4Все про неправду писано•, а здесь - другое. Скучно, как сама жизнь. Зато и нужно короче. Перечитала последние страницы. Нахожу, что я была все-таки в безумии, решаясь подчиниться желанию тела. И ничего не узнала. Как это отделять так тело от души? А если тело - без души не пожелало? Вот и опять все неизвестно. У меня такие страшные мысли... Но о свободе - но че­ рез прошлую свободу, конечно. Но о них здесь не место. Да я в них теперь, кажется, не одинока. Поговорим о том, что было - в любви. О том, что было давно - да есть и теперь. О, Таормина, Таормина, белый и голубой город самой смешной из всех любвей - педерастии! Говорю, конечно, о внешней форме. Всякому человеку одинаково хорошо и естественно любить всякого человека. Любовь между муж­ чинами .может быть бесконечно прекрасна, божественна, как всякая другая. Меня равно влечет ко всем Божьим су­ ществам - когда влечет. Я говорю о специализации и об акте, который имеет форму звериную и кончается очень быстрым и обычным удовлетворением, только извращенным слегка. И при чем тут любовь? Так, занятие. Манерный, жеманный v. Gloлden с чуть располневшими бедрами, для 47
которого женщины не существует - разве это не то же самое, только сортом ниже, - что какой-нибудь молодой, уже лысеющий от излишеств, офицер, для которого мужчи­ ны не существуют? Какая узость! Я почти понять этого не могу, для меня может ожить в сладострастии равно всякое разумное существо. Нет, извращение, специализация - при­ митивнее даже брака. Извращение смешно даже для зве­ рей... И педерастия, как акт, должна быть ужасно смешна. Ведь тут то, что оскорбительно между мужчиной и женщи­ ной, - неравенство, - тут оно все налицо, да еще созданное насильственно! Из двух равных, которые могли бы искать... Впрочем, разве кто-нибудь чего-нибудь хочет? Педерасты очень довольны своей зачерствелой коркой и думают, что они ужасно утонченны и новы! Бедные! Жаль, что они здо­ ровье портят, а то бы им дать женщину, авось бы увидали, что физически это шаг вперед. Но к чему рассуждения! Да я и не осуждаю. Надо все пережить. Только надо помнить, что переживаешь, и перейти через это. Таормина... Удушливый запах цветов, жгущий ночной воздух, странное небо с перевернутым месяцем, шелковое шелестенье невидимого моря ... В громадной пустой зале Рейф (люблю такие комнаты, большие, пустые) - тонкая, высокая фигура Briquet с неве­ роятно голубыми глазами и нежным лицом. Очень, очень красив. Года 24, не больше. Безукоризненно изящен, разве что-то, чуть-чуть, есть... другая бы сказала - приторное, но для меня - нет, - женственное. Мне это нравится, и с внешней стороны я люблю иногда педерастов (Gloёden стар и комично-изломан). Мне нравится тут обман возможности: как бы намек на двуполость, он кажется и женщиной, и мужчиной. Это мне ужасно близко. То есть то, что кажется. Ведь, в сущности, кончается это... Так вот. Я почувствовала, что, пожалуй, могла бы очень приятно влюбиться в Briquet. Он совсем не глуп, очень то­ нок, очень образован (все это - французисто) - но очень многое понимает, с ним интересно говорить и - с ним я умна. (Есть люди, с которыми я превращаюсь в дуру, это ужасно тягостно, но никто не виноват. И не от сравнения с ним - дура, а скорее от него - дура.) Ужасно все взволновало: и дешевая красивость обстанов­ ки, и белые ирисы, и его удивленное, несколько опасливое, и искреннее внимание ко мне. Даже не французистое, а детское какое-то, очень льстящее мне. 48
А душа, в самом деле, не без тонкости. (Удивительно, как, в большинстве случаев, тело по форме напоминает душу! Как женщины мясисты! И насколько они грубее мужчин! Говорю о большинстве, конечно. И не думаю о себе, искренно.) После одного вечера я сошла к себе, на свою нижнюю террасу, черной-черной ночью, - стала рассуждать: стоит лИ? Влюбиться могу ли сильно и хорошо? Ничего дурного не предвидится, ибо он, кажется, все-таки специальный педе­ раст. и пути ему все заказаны. Но, во-первых, эта полная безнадежность всякой возможности хотя бы скрытого огня в нем к моему огню, - что-то отнимает у моей влюбленности. Не знать - хорошо, но знать, что нет - уже нехорошо. Во­ вторых - он через неделю уедет, а если уж я влюблюсь, то мне это мало. Наконец третье соображенье, почти что един­ ственно и важное: пожалуй, все-таки не влюблюсь хорошо, потому что он - внешне и внутренне - только близкая ка­ рикатура на существо, которое, если б жило, могло бы мне до .хонца нравиться. Да, не стоит. Хочу любви, хотя бы около меня, не в нем - к нему. Madame Reif- карикатура тоже, на меня (не близкая). Вот ее описание, в словах, судите. Довольно высокая блондинка, продолговатое лицо, ху­ денькая - очень, светлые, ничего не видящие, глаза, лорнет на ленте, изменчивое выражение, быстрота движений, гово­ рит о красоте, о Боге (только ей было 25 лет, а мне 28 тогда). Это - наши сходства. Наши различия: цвет волос у меня - красноватый, у нее зеленоватый. Она ширококостна и четыреугольна. Цвет лица - землистый. Глаза не близо­ рукие, а со снятым в детстве... катарактом. Говорит востор­ женно, вся - порыв, экзальтация, истеричность. Это слепое обожание меня - одна истерика. Но все-таки искренна и жалка, переимчивость удивительная, почти чудесная. Вот что хорошо, и художественно, и волнующе! Пусть эти две карикатуры... не любят друг друга, ибо если б он мог любить женщину - он любил бы меня, вероятно, - а пусть она любит егоl (Кто 4обвинит меня сурово•? Тем более, что и почва была совсем подготовленная.) И вот я - конфидентка, и потому ужасно ко всему близка. Снимя-какбудтосним, акнеймыбудто снисходим, - а с ней я - будто с ней и преклоняюсь, 49 4 Дневники: 1893-1919
восхищаюсь красотой ее любви. Жестокая забава? Нет, кому она повредила? Правда, это все было потом серьезнее (она до сих пор, не видя его, живет им, эти истерические мечты о •ребенке от него~. а он не соглашался, не согласился, эти ее просьбы уговорить его, а я его уговаривала с насмешеч­ кой, незаметной - но это все было потом, писъ.метю. И кончилось мирно). А Madame Reif поумнела, сколько могла (до сих пор обо­ жает меня), и глубоко мне благодарна за эту неразделенную любовь. Все-таки жизнь, особенно для истерички. А я ужасно волновалась, точно сама его любила, а •уха­ живания~ его за мною отстраняла взглядом, ничего не обе­ щающим, - но очень красноречивым: •Malheureusenent, cette pauvre femme ... ne soyons pas cruels~. - •Vous ne те comprenez pas?~ 1 И его взор, и ответ: •Si, je vous comp- rends ... ~2 Ну, и так далее. Очень тоже мило у педерастов, что у них не фатовство, а кокетство. Ужасно мне нравится, трогательно. Цинизм у меня какой-то вышел в рассказе. И самолюбо­ вание. И пошлость. И суета. Неловкие, неловкие слова! Но это кончилось, а теперь черед за другой историей... Очень, очень для меня во всех смыслах важной. И не конченной. Но и чернила иссякают (у Дмитрия Сергеевича взять?) и устала. А завтра уеду. Ну, вечером попозже допишу. (Эту тетрадь никуда не вожу с собой.) Вечером. И у Дмитрия Сергеевича какие-то гадкие, сухие. Все рав­ но. Хочу кончить до отъезда. Он, Briquet, так и уехал через неделю. Месяц чужой лю­ бовной атмосферы. Но я сама уже очень отдалилась и радо­ валась, что не пошла на эту •карикатурную~ влюбленность. Маленький домик на скале, где живет знакомая Reif, смехотворная какая-то баронесса, старая, полусумасшедшая художница, к которой я и chere Marthe отправились с визитом. Яркий солнечный день. Крошечный балкон с широкими перилами из камня. Стол с чашками и глупости баронессы. Одна чашка лишняя. Вот и гостья. Маленькая старообраз- 1 К несчастью, эта бедная женщина... не будем жестоки. - Вы меня не понимаете? (фр.) 2 Да, я вас понимаю (фр.). 50
ная англичаночка в паруспином платье, в прямой соломенной IIUiяпe. Она села на перила. Баронесса тотчас же затаратори­ ла: •Mademoiselle est russe... Mais elle ne parle pas russe... La mere adoptive... • 1 и так далее. (Мы говорили, конечно, по­ французски.) Мне девочка не нравилась, показалась незначи­ тельной. •Mademoiselle est musicienne ... • 2 и опять так далее. Мы спустились в сад, на крутой скале, и сели на камни. у·англичанки были такие жалкие ножки в белых башмаках и лиловых чулочках. Баронесса скрипела: - Qu'est-ce que c'est qu'un symbole? 3 - Mais je ne sais pas, Madame4, - отвечала я холодно. Марта заговорила с баронессой. У англичаночки была странная, красивая палка в руках, с перламутровыми инкру­ стациями. - Покажите мне вашу палку, - сказала я. И когда она мне ее протянула, у меня было непреодоли­ мое чувство, без слов: ведь я с этим существом все могу сделать, что захочу, оно - мое. Слова потом пришли, очень вдолге. На другой день - вечер у Gloёden'a ... Там, на вечере Gloёden'a - музыка и опять то же бессло­ весное чувство. Вдвоем - толsко раз, на каменной лестнице. Девочка мне показалась не такой банальной, умнее Марты, во всяком случае. Знакомство с mиre adoptive. Громадная, зрелая, молодя­ щаяся женщина. Не понимаю, не видала таких. Потом я заболела, они уехали. Письмо из Неаполя: •Chere Madame, serez-vous Ьientбt а Rome? .. • 5 Я ответила, что не знаю, что очень рада была бы еще встретиться и пу­ тешествовать вместе немного. Телеграмма: •Could join you Rome, for some week, mother goes England•6• Удивило меня, но я обрадовалась. И вот - Рим, весною, тихий отель против сада, темный балкон, особенные римские запахи. Мне было хорошо и весело ... 1 Мадмуазель русская... Но она не говорит по-русски... Прием- ная мать... (фр.) 2 Мадмуазель - музыкантша .. . (фр.) 3 Что это за символ? (фр_.) 4 Но я не знаю, мадам (фр.). 5 Дорогая мадам, скоро ли вы будете в Риме? (фр.) 6 Могла бы присоединиться к вам в Риме, на несколько недель, мать уезжает в Англию (анг.л.). 51 4"
Как я верю в любовь и в чистоту! Верю, как в Бога. Не принимаю флирта... Мыслям - не изменю, никогда. Пусть я и все рушится, а они - Правда. Я пойду в них, пока не ,упаду. Но теперь молчание! Молчание! По-моему - никому. Они не готовы, жалкие, голенькие. Я жалею, что я... Теперь хочу еще бороться за возможность грядущей любви. Теперь пойду к ней и к мыслям в одино­ честве. Нежность моя безмерна. Сила страдания во мне - нео­ граниченна, но ничего не боюсь. Только одного: если я не с сшой буду бороться, а с слабостью. Ведь тогда - у меня нет желаний. И любовь, и сладострастие, теперешиее, - я принимаю и могу принимать только во имя возможности - изменения их в другую, новую любовь, новое, безгранное сладострастие: огОнь его в моей крови. 14 се1tmября 1900. Спб. Сегодня я вернулась из-за границы, где прожила почти год. И, конечно, первое движение - к моим бумагам, к этой тетради, которую столько времени не видала. Хотя особен­ ной потребности в ней не чувствую в данный момент. Перечитала последние страницы. (Все - не могу; от ску­ ки. Дневник не роман. Читать его - мучительная работа. В особенности - любовный, узкий, специальный. Но как до­ кумент - имеет значение.) Ужасно я трагична в этих последних страницах. Самолю­ бование, психология, надрыв и - все еще ребячество. Нет, я стала спокойнее, свободно-покарнее и тверже. Еще прошлой осенью - какой надрыв - мой ~подвиг•! Конечно, ошибка, но не каюсь, и она была нужна. Raison d'8tre1 этой тетради требует, чтобы рассказать - моя честность. Но так не могу. Пока это будет лишь бесцель­ ное самоучительство. Да и трудно. Без мыслей, без моих страшных, говорить о ~подвиге• нельзя, а им здесь не место... Моя нежность, мое чувство ответственности, мое желанье силы в другом - остались; но веры нет, а потому разлад души и некоторое недоумелое стояние. Что же, мыслям из­ менить? Отказаться от последних желаний тела и души во имя того, что есть и что не нравится? Этой жертвы просит 1 Смысл существования (фр.). 52
моя человеческая жалость к себе, моя нежность, моя сла­ бость. Но смею ли? Я даже не знаю, все ли я сделала, что могла. Если не все, то - доколе, о Господи? Ведь могу перейти границу своих сил и сама упасть в яму. Опять Таормина, Рим, Флоренция. И как все различно! Иногда я так была слаба, так хотела не того, что есть, что заставляла себя не думать, не видеть. Мне стыдно было видеть, стыдно за свою неумирающую неж­ ность - без веры . .. Жестокость - не крепость, а полуслабость. Жестокой легче быть, чем твердой и мудрой. Неужели я с... кончу же­ стокостью- а не трудной и тихой мудростью - если решу? 19 декабря 1900 ... Но нельзя так писать, как я начала страницу. Ложь. Вовсе лучше не писать. Да и зачем пишу? Если для других - зачем? Все слова, сбывалые• слова. Да и чернила густые и мерзкие. А решить ничего нельзя. А действовать - нужно. А нельзя - не решив. Переломить душу надвое? Так больно. Еще помрешь раньше времени от излома. Я не смею . теперь умирать. Боль так боль, черт с ней. Мне кажется от боли, что я ни так, ни сяк не могу, вот что и сделаю. А те­ перь - успокоимся, если вы желаете писать, сударыня. Без нельзя. Есть веревка, последняя, истинная - ну и держись за нее, и уж верьте, она вас не выдаст. И в себя верьте. Поговорим отвлеченно, за calme1• Я ведь так отвлеченна. Я свся воздушна без предела., я - сдута• (или морской сухарь?). Не то возвышенно, не то невкусно. А все-таки не знаю, нужна ли плоть для сладострастия. Для страсти, т. е. для возвращения в жизнь- да (дети). А сладострастие - одно идет до конца. . . Весь смысл моего поцелуя - то, что он не ступень к той форме любви... Намек на возможность. Это - мысль, или чувство, для которого еще нет слов. Не тоl Не тоl Но знаю: можно углубить пропасть. Я не могу - пусть! Но будет. Можно. До небес. До Бога. До Христа. Мне стало страшно. Как говорю? Здесь, в этой сяме•... Да в том-то и дело, что все изменилось и теперь место, где гово­ рю о своем теле, о сладострастии, о поле, об огне влюбленно­ сти - для меня, для моего сознания, уже не проклято, не яма. 1 спокойно (фр.). 53
Принцип тетради, кажется, изменен. Не отрицаю своей мерзости, своего ничтожества - но не в том их вижу. Идеал Мадонны - для меня не полный идеал. Да, но тогда еще труднее писать. Я теряюсь, как человек, из-под которого вы­ дернули стул. Только в одном, единственном, углу моей комнаты - светло. И это - мое, и это последнее, но хочу, чтоб оттуда на всю комнату был свет. И будет. Любить меня - нельзя ... Я ни к кому не прихожусь. Рассуждаю, а в сердце зверь и ест мое сердце. Не люблю никого, когда у меня боль. Не люблю - но всех жалею. Жалко и Философова, который в такой тесной теме, жалко бедных людей, которые приходят, надеясь, - и ничего не получают, ни от себя, ни от нас. Их, впрочем, меньше жалко (меньше всех Гиппиуса) - чем Философова. Они как-то больше ждать могут; а ему бы сейчас надо. Да вот нет. Не могу ему помочь, он меня не любит и опасается. Именно опасение у него (а не страх), мелкое, примитив­ ное, житейское. Я для него, в сущности, декадентская дама, подозрительная интриганка, а опасается он меня не более, чем сороконожки. Да, может, это все и есть во мне, но жаль, что он лишь на это во мне реагирует. Жаль для него. А может, я к нему несправедлива? Может, у меня раздраже­ ние? Не хочу раздражительности, не знаю ничего наверное. Только досадно, что надо жалеть. Там он пропадет, ну ко­ нечно. Для меня все ясно. Надо сделать, что могу. У меня были такие мысли- да что я о Философове? Ни мысли, ни эти планы не для тетради •амура•. Впрочем, ведь принцип ее изменен. Я еще не привыкла. И пока - ничего не надо. И сегодня - такое голове, такое слишком личное во мне страдание. Переживем, решим - в безмолвии. 7 февраля 1901 Все еще не знаю, что могу, но, кажется, знаю, что должна бы. Хорошо ли, что пишу это? Не математика ли? Не рассу­ дочность ли? Не сухость ли? Или - (совсем в другую сто­ рону) -фанатизм? Не стоит заниматься мною. Какова есть. Так вот как надо... бы... Я сделана для выдерживания огненных жал, а не слепо­ го, тупого, упорного душения. Но так надо. А потом, когда приготовлю почву, - совсем не буду писать. Но очень надо 54
приготовить. Очень знать. Это все, когда решу. Но ведь вот, чувствую, надо решить скорее. Потому что я должна дей­ ствовать, а это меня держит, силы во мне нет... Малодушно, изменно, не нравится мне закрывание глаз, самоослабление для Главного. Это вопрос - быть ли Главному, и вопрос мой, потому что - быть ~ему• или не быть - в моих руках, это знаю. Господи, как хочется смириться, отдаться течению волн, не желать, а только верить, что другие больше тебя желают, не идти - а только чтоб тебя несли! Сказать себе: ну что я могу? Это самообольщение, гордыня! Пусть другие, они сильнее. А я слаба. Все равно ничего не будет, что бы я ни делала. При чем- я? Моя воля? Да ведь это и правда. Люди меня не любят, не верят, боятся, - я не могу им помочь, а они - мне. Что же я на­ прасно ломаю себя - или ломаюсь? Ведь это смешно . . . Вздор. Грех. Стыд. Ложь. Лучше молчать, чем так говорить. Это я в яму захотела. Страшно мне, как всем, яма соблазнительна. Так мягко лежать... В браке все-таки сильнейший духом ведет за собою слабейшего, а там, где брачное извращение - дух обмирает у сильнейшего и над ним властвует слабый и пошлый. На это обмирание и безволие духа жутко смотреть, но нельзя не видеть. Тут какая-то тайна. Надо над этим подумать. Я думаю, что никогда не решу чувством, да это и невоз­ можно( Но надо поступать так, как будто решила. Потому что ведь я шага не могу сделать, ни одного( В себя веры не будет - ну и силы не будет. А теперь довольно. Опять безмолвие. Время бежит, все равно недолго. Все равно что-нибудь будет. Поговорим о другом. Об общем. Все-таки мне кажется порою, что даже и помимо... я ниче­ го не могу, никому из людей не могу помочь. Ни они мне. У них в корне другие желания. На примере пола будет яснее. То есть любви. Да и к тетради больше подходит. Принцип, вернее - взгляд мой на нее иЗменен, но узости ее не изменю, из рамок не выйду, да будет она специальна, как была. Но ~слов• в ней не убоюсь. Так вот: люди хотят Бога для оправдания существующе­ го, а я хочу Бога для искания еще несуществующего (веро­ ятно). Людям совсем бы хорошо было с их страстью, в их 55
формах, с их любовницами и любовниками; да только бес­ покойно - не грех ли? Они зовуг Бога, чтобы Он пришел к ним, где они, и сказал: сНет, не грех; а коли и грех - про­ щу, за то, что вспомнили Меня и позвали. Не беспокой­ тесь~. А мне некуда звать Бога, я в путешествии. Нет под­ ходящего мне дома, в котором хотела бы вечно жить; я сама хочу идти к Богу; там, впереди, ближе к Нему, есть, верю, лучшие дома - их хочу. И оправдания мне ни для чего не нужно. И это абсурд - оправдание. Оправдания настоящему хочешь, только когда намерен длить его, неизменно; значит - оправдания стоянию? Его не может быть. А оправдания прошлому-уже есть, если есть хотенье движения к измен­ пасти. Но это - как бы спрощение~. Значит, оправдания вообще никакого нет, и слова этого нет. Гиппиус все толкует о слюбви~ к жизни. Детство. Не о чем толковать. Ну конеч­ но, мы любим жизнь. Даже стыдно об этом, как стыдно го­ ворить, убеждать, что свою мать любишь. Не русский Гип­ пиус, не стыдливый. Любим, любим, ведь это же исходная точка, - но ведь это именно исходная точка! Как хорошо так писать, для себя, не заботясь о том, что слова совсем непонятны! Д. С. тоже как бы в пугешествии, и хочет идти, но ведь он ничего в себе не знает, и не смотрит, а уж в 4СПециаль­ ном~-то своем смысле - совсем ничего не знает! Даже я о нем ничего не знаю. То так верю - то иначе. То есть словам всем верю, а его существа иногда не угадываю. Закрыто оно - и для него. Но сила ли это? Не слабость ли - мои психологии? А уж Философов-то, наверно, хочет для соп­ равдания~l Вся его неудовлетворенность только из этой точ­ ки. Впрочем, всякий человек - тайна. Может и так быть: желание оправдания лежит сверху и закрывает другие жела­ ния. Если исполнить это верхнее желание, или как бы ис­ полнить (чтоб самому человеку почудилось, что оно испол­ нилось) - то оно и растает, и откроются другие желания - ежели они есть. (Все-таки, думаю, не у всех они есть.) О Философове - то знаю, то не знаю, есть ли; но возможно, что есть, поэтому я так хотела бы зажечь свечку около этого верхнего желания: пусть растет. Пусть ему будет сопраБда­ ние~. А там посмотрим. Лицо Божье - все-таки Лицо Бо­ жье, даже если мы Его к себе зовем. Все-таки возможность спасения - для нас и для него. Да и люблю его. Остальные мне дальше, непонятнее, неприятнее. Потому пойду прежде всего к Философову, если... да я все забыла! 56
Если? Никуда не пойду и сама упаду, нет решения - нет ни свободы у меня, ни силы. Ora basta1• 6 м.арта 1901 Главное - не ныть. Не размазывать своих •страданий•. Подумаешь! У всякого своя боль. Вот у меня кашель, на­ пример. И у других, наверно, кашель. Не хочу жаловаться на:.. кашель. Здесь я все-таки перепускала и перепустила лишнего. В узкоспециальном, кажется, кое-что недоговариваю (или нет?) и расподробилась о мыслях о Боге. Беда в том (или не беда?), что все во мне, как и в мире, так связано и спу­ тано, что павеволе переходишь несуществующие границы, и с... порвать - вовсе уж не так больно; не правда ли? Порвать с тем, кого люблю меньше, для Того, Кого люблю больше, - да ведь это только естественно! Коли нельзя со­ единить - никого из двух не стану обманывать, а выберу, и ведь по своем.у желанию! Ну так о чем же? Моя Неж­ ность - скажите пожалуйста! Ей ли помешать мне действо­ вать согласно Главному желанию? И силы даже тут ника­ кой не требуется... 13 м.арта 1901 Хотела бы я знать, что влечет меня к этой тетради - те­ перь? Ведь нет никакой conte d'amour, никакой определен­ ной влюбленности... О чем же писать? А хочется, именно здесь. Значит - есть во мне какая-то влюбленность или что-нибудь похожее на это. Похожее... да, и такое другое! Это хорошо, что похожее, и хорошо, что •другое». Несмотря на совершенно бесстыдную, личную боль моей старочеловеческой части души (говорю это спокойно) - во мне есть много ясных сил, действенных, и много хорошей, старой влюбленности в •другое». Теперь много сил, но не хочу скрывать от себя, что есть для меня опасность. И по­ чти неизбежная. Мне отныне предстоит путь совершенного, как замкну­ тый круг, аскетизма. Я знаю соединенным прозрением моего тела и духа, что путь этот - неправда. Глубокое знание, что 1 Но хватит (um.) . 57
идешь неправедным путем - несомненно, тихо, но верно - обессилит меня. Не дойду до конца, не дам свою меру. Это уже теперь, когда думаю о будущем, давит меня. А теперь еще так много живой силы во мне. Я уйду в дух - непре­ менно - и дух разлетится, как легкий пар. О, я не за себя страдаю! Мне себя не жаль. Мне жаль То, чему я плохо послужу. Выбрала бы и другой путь - да нет другого. Даже и го­ ворить не стоит, и так видно, что нет. Иногда мне кажется, что есть, должны быть люди, похо­ жие на меня, не удовлетворенные формами страсти, ни фор­ мами жизни, желающие идти, хотящие Бога не только в том, что есть, но в том, что будет. Так я думаю. А потом я смеюсь. Ну, есть. Да мне-то не легче. Ведь я его, такого че­ ловека, не встречу. А если встречу? Разве чтоб •в гроб схо­ дя благословить•. Ведь через несколько лет я буду ста­ рухой (обозленной прошлым, слабой старухой). И буду знать, что неверно жила. Да наконец, если теперь, сейчас встречу - разве поверю? И полюблю, так до конца буду молчать, от страха, что •не тот•, и он, если похож на меня - так же будет молчать. Впрочем, нет. Ведь это может быть, это чудо, только в Третьем, а что он мне скажет - я не знаю. Его голоса я еще не слышала. И что я рассуждаю, опасаюсь, жалуюсь? Будет так, как надо. Не моя воля. Не по моей воле течет во мне такая странная, такая живая кровь. Для чего-нибудь, кому-нибудь она нужна. И пусть же Он делает с нею, что хочет. И с силами, которые дал мне. Я только буду правдива. Аскетизм <вырезана страница> сильнее, чем они о себе думают. Грех только один - само­ умаление. Вижу, как гибнут от него те, кто могли бы не только себя спасти, но и других. И вянут, вянут бедные цветы ... Как им сказать? Как им помочь? Ведь и я не силь­ на, пока одна. 1 апреля 1901 ХРИСТОС - ВОСКРЕС? 3 апреля 1901 Как хочется писать что-то - именно здесь, - и вот именно здесь - ничего не могу. Потому что все во мне перевернулось? .. 58
11 апреля 1901 Отrуда - все еще письма. Но ничего. Что ~это•? Радость или уныние? Падение или полет? Отчаяние или надежда? И что .мне теперь делать? Только тише. Тише. Тверже. Покойнее. Очень у меня много силы. А могу и вся даром сгореть, и разлечусь, как жженая бумага. Моя-инемояволя. 16 февраля 1904 Три года тетрадь эта лежала в запечатанном конверте. Сегодня я разорвала конверт, но тетради не перечитаю, на­ рочно, до тех пор, пока не сделаю того, для чего разорвала конверт, - не впишу нужного. Боюсь бессознательно ~под­ хватить• тон, а, помнится, в конце он бьm неправильный. Во всяком случае я опять хочу быть точной, фактичной, - и узкой, как последнее ни трудно. У меня нити жизни слиш­ ком связались и спутались... нет, именно связались, - и по­ тому, желая быть узкой, я буду неясной... Ничего, надо примириться, тетради осталось немного. И я буду говорить о прошлом. Кратко - и узко. Я думала, что ,.узких• фактов мне уже не придется пе­ режить, и потому думала, что и тетрадь никогда не распе­ чатаю, эту... Не •узкое• должно быть в этой. И я ошиблась. Мое дело - факты. А кроме новой узости - ведь оставались еще •концы'>, принадлежащие сюда... Я пойду далее в строго хронологическом порядке. Значит, весной - здесь ничего, кроме моей боли. И летом ничего. Я очень много пережила, о чем говорить не буду, но что мою боль для меня оправ­ дывало. Зима. В самом начале 1902 года в моей жизни (во всей) случилось нечто - внутреннее, хотя фактическое и извне пришедшее, - что меня в одно и то же время и опустило, и подтянуло, - но и выбросило куда-то к людям, в толпу (вот как трудно говорить, когда надо быть узкой!). А еще раньше этого я ОЧУfилась среди людей новой среды, к ко­ торым присматривалась все время с моей новой точки зре­ ния (до чего далекой от •любвей•l И очень близкой к... любви; ну просто нет, я вижу, слов). Короче, реальнее, уже. К нам в дом стали приходить священники, лавриты, про­ фессора Духовной Академии, и между ними два, молодые, чаще других. 59
Из всех заметнее был Карташов, умный, странноватый, говорливый на Собраниях: сразу как будто из того лагеря перешедший в наш, в наши мысли. 4Мысли•l Вот чего я не хочу здесь, а не обежишь, потому что если у меня было в это время что-нибудь в душе - то лишь они одни. И не выдернешь из последующего. Но буду их часть показывать, прилегающую к 4узости•. Д. С. читал у нас в средней комнате свою статью о Го­ голе и когда говорил о мертвом, узком, остром лице Го­ голя - я вдруг увидела Карташова. Совсем такое же, похо­ жее, лицо. Он сидел низко, на пуфе. Какое странное, некра­ сивое лицо, - но даже не лицо - лик. Вскоре после того секретарь Собраний сказал мне: 4Я сегодня просил Карта­ шова заехать за вами (деньги нужно было собирать), но он отказался, говорит - еще ни с одной женщиной на улице никогда не был. Заеду я за вами•. Смеется. У меня мельк­ нула мысль: а ведь эти странные, некультурные и как будто жаждущие культуры люди - ведь они девственники! Они сохранили старое святое, не выбросили его на улицу, не променяли на несвятое - быть может, ожидая нового святого? Быть может, среди них есть... Ну и т. д. Вечером присмотрелась к .Jieмy и ближе коспулась - вообще - 4Мыслей•. Что-то есть... Чего-то нет .. . Или не знаю? Осто­ рожность... Но тут наступил январь, и моя выброшенпасть во мне, жажда сейчас всех людей во всем. Другой профессор, Успенский моложе и весь не то теленок, не то ребенок - и 4кутейник• с виду; но они у меня оба почему-то неотделимо бывали, чем-то (новостью среды?) слитые, но я на Успен­ ского почти не обращала внимания, так, 4Второй•. Карташов бывал и отдельно, и я неудержимо говорила свое, торопясь дать ему что-то 81leшuee, ему недостающее (как мне каза­ лось), чтобы он мог понимать мою, 4декадентски• - отли­ вающуюся, речь. Он - дикарь, скорее дать готовым весь наш путь, - искусство, литературу, форму жизни, мелочи жизни... Скорее, чтобы отсутствие не мешало нам сговорить­ ся о важном, - в нем, я думала, он там же, перед тем же (в его существе), перед чем я. Был в нем налет истерики - чуть-чуть. Он говорил, что был убежденным аскетом, до небоненавистничества, а теперь у него многое меняется. Я ему скорее хотела передать то мое осязанье 4Красоты•, ко­ торое часть меня и моего, и всего, но ведь это - не окружа­ ющее меня реально-безобразное, ведь не старые, пыльные ковры, не рыночная, бедная мебель без ножек, даже не стихи 60
Бальмонта, которые я ему (им) читала- но все-таки они и во всем, мгновеньями; в том, чтобы видеть собор утренней ночью, в одной из двух лилий на моем столе, в случайно купленной или подаренной Солоrубом банке духов, в старом рисунке между бумагами, порою, может быть, в одной-един­ ственной, на мгновенье упавшей, складке моего платья... Но, увы! А его (их) прельстили равно: и дырявые ковры - и стихи из красной книжки, и чайный ликер - и мои мысли, вся моя внешняя •дешевизна•, которой так много - и мое заветное, что я люблю в мире. Но это все было новое и казаJiось одинаково •прекрасным•, без различия, уродство и красота. В одну кучу. И даже (теперь вижу) ковер закрывал цветок, и одни дырявые ковры и были, потому что они виднее. Меня они видели •прекрасной•, но если бы я сама увидела свое отражение в их душах... Впрочем, это так понятно. (Началась близость с того, что я у Розанова спро­ сила Карташова, писал ли он когда-нибудь стихи, и он на другой день прислал мне ужасающие стихи десятилетнего лавочника, которые я послала назад, обстоятельно разбра­ нив. Вскоре он стал писать прилично, но со страшными срывами в безграмотность и уродство!) Я думала, конечно, что •а вдруг он в меня влюбится?•. И отвечала себе, что это и хорошо для него, пожалуй, влюбленность откроет для него сразу все, до чего без нее годами не дойти ему. Это, в связи с его •девственностью• (он мне сказал о ней как-то у ками­ на, после обеда), и с девственностью, теперь, по его словам, не аскетическою, а примиряющею плоть и красу мира, - это все заставило меня, конечно, •кокетничать• с ним, дава­ ло какую-то возбужденную радость и стремительность, жажду убедиться, что возможности мои и во мне. Что оно есть вообще. Это бьто главным образом, но так как душа слож­ нее, - то, конечно, и тени другого всего были, и тщеславия доля, самого примитивного, старинного, и всего ... но это уж из добросовестности прибавляю. Еще меня трогала и влекла его нежная любовь ко Христу. Я не хотела знать (не сумела бы тогда увидеть), что это что-то - старая, неподвижная точка, осколок старой чаши, разбитой жизнью и •рацио•, старая любовь к старому. Привычное. И привычное соеди­ нялось никак с непривычным, т. е. со мною, с моим. Мывиделисьи говорили. Когда бывали оба- я говори­ ла больше с Успенским, но не видя его, или полувидя, а для Карташова. Я баловала их, я пыталась показать им настоя­ щее красивое и заботливо создавала для них массу подлин- 61
ных внешних мелочей, от густых деревьев ромашки в моей комнате до стихов Пушкина и Лермонтова (уже не Баль­ монта), которые я им сама с любовью читала поздними вечерами. Я хотела и мечтала создать Карташаву такой новый мир, который был бы для его растущей души дож­ дем, и она, не смятая, расцвела бы для... всего будущего, моего. Не увлекаюсь ли я? Как разрисовала - себя! Э, все равно. К делу. Что он ~влюблен• - это как то сказалось, или узналось, само собою. В письмах, должно быть. О ~вза­ имностях• не было речи. Вообще все было как-то иначе, нежели прежде, ни на что не похоже. И это была моя радость. И все я приписывала чистоте. И о любви думала - наконец! Вижу глазами. Вот чего не хватало другим! Вот где моя мысль об •огненной чистоте•! Значит, ~есть на свете•, значит, мое мечтанье не только мое, одной меня! Вперед, вперед в этом! Письма у него были очень хорошие, со срывами - но лишь противу-эстетическими, внешне. Я это прощала, ввиду его эстетической молодости. Подхожу к очень важному факту, к очень высокой точке в этой двойной истории. Весна кончалась. Я рвалась в Заклинье, на старинную, красивую дачу, которую увидев полюбила за ее грустную прелесть. (Дачи вообще так оскорбительны! Эта - нет). И устала я ~существовать•. История, которую рассказываю, занимала едва ли одну пятую моей внутренней жизни тогда, несмотря на ее связанность со всем (для моего сознания). Д. С. пригласил професеаров к нам на дачу. Они уезжа­ ли, перед каникулами, в Крым, но с радостью обещали приехать на три дня перед Крымом. И пятого июня приеха­ ли, а восьмого утром уехали.· До них в Заклинье жила с неделю. Какие бледные, ве­ сенние дни, какие яркие, душистые, волнующе грустные ночи! Я их проводила у окон моей круглой ~светлицы•, над самым озером. В камышах скрипит коростель, у старых мост­ ков, где черные деревья, что-то шуршит, шевелится и точно вдруг засмеется тонко, тихо. Запахи земные и водяные ото­ всюду. И между ними всех ярче - сирень, целый лиловый лес вокруг дома, с трех сторон. Мне из окна видны сплош­ ные цветы, лиловые и белые. В запахах, в тенях, в ночной воде, в моей печали, в моем волнении, в том, чего я хо­ тела, - вот подлинное, вот не оскорбительное, вот откуда надо... Впрочем, довольно. Все так ясно. 62
Они приехали. Успенского я опять не заметила, да он и вел себя как отпущенный гимназист; бегал по лесу, резал палки и пел романсы и песни. А в К<арташове> было что­ то робкое, значительное и таинственное. Он был почти кра­ сив иногда, в белой войлочной шляпе, на широком крыльце, у кустов сирени. Или вечером - ночью, над водой, там, на старых мостках. И тонкий, немного надтреснутый тенор мне нравился, когда вдруг обвивал грубоватый, сильный и нему­ зыкальный голос Успенского. Все, что страдает, Ночь, ты успокой... Но не тогда, а вечер на восьмое (утром рано они уезжа­ ли) хорошо пели. И ue песни. Была бледная, ясная ночь. Мы сидели на крыльце в сад. Они на ступенях (и другой был тут), я наверху на кресле, перед ступенями, закрытая длин­ ным белым вуалем (мы все носили, от комаров). Везде си­ рень, у всех сирень, в руках, на коленях, в волосах. Между озером и нами догорал костер. Над озером взошла розовая­ розовая луна. Они пели -«да исправится молитва моя•. И так хорошо спели (т. е. так хорошо это было), что после 4ИС­ правится• никто уже не хотел ничего. Хотелось тишины. Наверху широкой внутренней лестницы, направо от моей двери - дверь в коридор, который мы называли -«монастыр­ ским•. Там было три 4Кельи•, именно кельи, сводчатые, бе­ лые, с глубокими острыми окнами. В дальнюю я помести­ ла Успенского, в ближнюю Карташова. Вечерами я их туда про вожала. И в этот вечер пошла. Втроем мы прошли к Успенскому, там я с ним простилась. Потом зашла в келью Карташова. Он сел на стул, я на широкий подоконник. Занавеси не было, и в белой келье было чуть-чуть лишь сумерки. - Как хорошо, - сказала я, обертываясь к белому, све­ жему небу. - Вы завтра уезжаете... Я думаю о том, что подарю вам на память. - Мне не надо ничего, - проговорил он, не понимая. - Зачем дарить? Разве вы думаете, что я забуду. .. Странно, что я так... робка во всех движениях. Точно внешние путы на мне всегда. Мне стоит величайших усилий воли то, что я считаю нужным, праведным и чего сама хочу. Это даже не робость. Это - какая-то тяжесть, узы тела, на теле; какое-то мировое, вековое, унаследованное отстранение 63
себя от тела, оцепенелость тела, неевобода движений. Во всем, часто, с другими - внутри возникает непосредствен­ ное движение, естественное - и внутри же замирает, не проявившись. Это, я думаю, у многих. Это, я думаю, от ве­ кового проклятия всей •грешной плоти~ во всем. Волны от столпничества. Отвлеклась. Продолжаю. - Ничего не надо? - сказала я, встав с подоконника. - Бы не знаете, что я хочу вам дать. И это хорошо, что хочу, и это надо. Взяв его за голову, я поцеловала дрожащие, детские - и, может быть, ведетекие - губы. Он испугался, вскочил, по­ том упал вниз и обнял мои колени. И сказал вдруг три Слова, поразившие меня, которых я не ждала и которые были удивительны в тот момент по красоте, по неуловимой согласности с чем-то желанным и незабываемым. Он сказал: - Помолитесь за меня... И повторял: - Помолитесь, помолитесь... я боюсь. Я вас люблю. Я бо­ юсь, когда счастье такое большое. Я наклонилась, и еще раз поцеловала его, и потом еще. А потом я ушла, после каких-тонедолгих речей, которых не помню, но в них не было теней. Не помню ясно и что я думала. Моя громадная комната была полна серым, жемчужным светом ночи, в душе - ту­ манность и правота! Правота! Вот это помню. Устала. Кончу. 17 февраля И правота моя, конечно, была не правотой. Я опять за­ была: цветок не может расти в безвоздушном пространстве. Этому цветку необходим его воздух. И в воздухе - уже цветок. А я думала его взрастить сначала. И уж потом, как бы через... Вечная ошибка! Но несколько мгновений цветок может жить без воздуха. Несколько мгновений он и жил, подлинный... почти. Я написала 4Почти~ как-то невольно; думая - понимаю, почему 4Почти~. Да потому что тут еще одного условия не было: равенства. У меня было сверху вниз, а у него снизу вверх. (Не странно ли, что и реально оно так было, факти­ чески.) Он был влюблен - а я нет. Я волновалась, я была растрогана, он даже нравился мне, но я по совести не могу сказать, что была влюблена (как я умею). Спешу оговорить- 54
ся: я думаю, что в настоящей •влюбленности• (не внеатмос­ ферной) есть еще тот плюс, что она вполне возможна невза­ и.мной, просто только тот, кто не любит - ничего не получа­ ет, беднее; кто любит - получает много. Конечно, лучше, чтобы оба получали много, это ясно; и еще лучше, чтобы два •много• сливались, образуя одну -.громадность• (при взаим­ ности); я говорю только, что возможна и прекрасна и невза­ имность. Ревность в пространстве атмосферы вряд ли мыс­ лима; грусть о •громадном•}, тихая печаль - да; но ведь все­ таки остается -.много•. Вот ревность заатмосферная - но она уже вырастает во всеобъемлющую, она... Куда я? Спустимся на землю. Так вот тогда мне было как-то обидно, что даже если у него •много• (хоть на мгно­ венье) - то ведь я - бедна. Я - для себя тут ничего не получаю, кроме радости за него. Прикосновенье его дрожа­ щих губ было мне радостью и волнующе - но для него, за него/ Это была не только духовная радость, и тело в ней участвовало, - но не кровь. (Не умею сказать/ Досада ка­ кая/ Забуду сама потом/) Он уехал. Я долго не получала писем, потому что сама тотчас уехала на Волгу. (Нет, впрочем, одно письмо из вагона я получила в Петербурге. Очень хорошее, все так подтверждающее, все, как я думала.) Вернувшись в Зак­ линье - я нашла еще два-три, восторженных - и с курьез­ ной постепенностью спадающих с тона. Налет мертвенности. Он сделался совсем явным в письмах из дома, а сам он писал, что дома впадает в какое-то небытие. Скоро совсем почти перестал писать, - но зато Успенский засыпал меня письмами, очень почтительно и детски-нежными (о любви не было)... Однако я заметила, хотя и сказала: ~разрываю конверт• - обошла, почему тетрадь лежала в конверте. Обходить тут не имеет смысла. Забыла просто сказать. Дело в том, что тогда весною, вскоре после последних записей, мне понадобилось, было для меня нужно (почему - на этой странице нельзя объяснять) дать прочесть эту нечитанную, пераскрываемую тетрадь Философову. Я с этим всегда была одна и уже не могла доверять себе, где правда. Сначала моя тетрадь была моим проклятьем, потом, незаметно, мой взгляд на нее из­ менился, иные мысли... Многое связалось, выплыло, выя­ вилось. Я должна была и эту ~меня• как-то принять - и боялась. Мне нужно было подтверждение моих мыслей от другого, самого близкого к моему ~я•. И когда такое ~я• 65 5 Дневники: 1893-1919
около меня родилось (или я думала)- то я не могла к нему не пойти (объясняю Главную часть •необходимости• этого поступка). Когда же я увидела, как посмотрел на мою тет­ радь Философов, - я внезапно и смертельно испугалась себя и тетради и прокляла ее более, чем проклинала в юности. Значит, я ничего не nонимала на последних страни­ цах! Если он отвратился от нее и ужаснулся (или что? говорю теперь) - то, значит, и я так же отвратилась бы, если б она была не моя! Ведь если ложь то, что я думала, последние мысли тут, если они только выдуманы бессозна­ тельно для самооправдания и самолюбования, - если ложь - то и кощунство, и ужас темный, и грех к смерти, которого нельзя замолить. Вот если есть покаяние, то я его в себе перешла. Я ничего даже не думала, никак ничего не решала по-иному, просто мне было страшно до физической боли, страшно за себя. Ей- Богу, даже не думала - •так в чем же тут - правда?• - а просто холодела от ужаса и от­ ворачивалась от всего. До тетради дотронуться баялась и не сожгла ее только от смирения. Пусть была - есть. Но если б забыть! Потом мало-помалу пришли те же мысли, о том же. Тет­ радь мерзка, потому что я несовершенна, а мысли - сами по себе. Они как бы не от меня, не мне их судить и осуждать. Я - ничего не знаю. Мое дело только выявить, что во мне есть. К этому есть внутреннее стремление, вы­ явить •ни для кого•, но выявить. Значит - правда, и сделаю. Тем более, что нужны же здесь •концы• старого. Дам ли еще эту тетрадь Философову? Не бьто ли у меня затаенной мысли иепреметю дать, чтобы опять искать, что ли, подтверждений и самооправдываться, что ли, •конца­ ми•? Подумай, будем искренни. Нет. Чувствую, что так бы не писала, если б бессознательно это думала, а иначе. Этого не было, но дам ли (теперь об этом думаю) - вот - не знаю. Это будет зависеть от того, станем ли мы с ним дальше говорить о К<арташове> и У<спенском> или •усло­ вия света• и его •корректность• помешают этому. (Мы как­ то говорили, и я кое-что сказала ему.) Если будем - дам, мне физически стыдно об этом говорить ему не все, а сплет­ нически и точно •хвастаясь победами•. А нет - не дам. У меня все-таки больное место осталось от того раза, и хотя насколько я теперь тверже и крепче, но рисковать ровно 66
ничем не хочу. И без -«участия• его могу обойтись совер­ шенно легко. Мы в субботу с ним - впрочем, я отвлекаюсь. Это не к делу. Все нужное сказано. Где я остановилась? Осень. Мы еще на даче (конец августа). К<арташов> и У<сиенский> вернулись в Спб., мы пригласили их к нам на 29, 30 и 31. Круглая белая зала так располагала к -«празд­ нику•. И я решила сделать -«раут•. Я написала шутливую мистерию с прологом -«Белый черт•, которую мы все долж­ ны были разыграть. Шутливая, домашняя, - но мысль была .моя, за нее держусь (напишу поэму). Мы приехали в Спб. (я и Д. С.) на несколько дней. (Ужасное перо!) К<арташо>­ ву я написала, чтобы он пришел вечером сговориться точно. Пришел и Тернавцев. К<арташов> был робок, странен, мер­ твен. Не поняла его. Мертвен - явно; и влюблен - тоже явно. Накануне отъезда мы встретились на Литейной с Д. С., и я, узнав, что он идет в -«Мир искусства•, - пошла с ним. (Вот забавный случай в скобках!) В -«Мире искусства• - никого, кроме живущего там Бакста, принадлежности туале­ та которого были раскиданы по запыленным комнатам. Не­ прифранченный Бакст был очень сконфужен нашим визи­ том. Однако дал нам чаю (была ли нянюшка?), потом мы вместе говорили по телефону с Пирожковым, к которому Д. С. и поехал, а я осталась, было едва 6 часов. Так, от лени сдвинуться со стула. Менее всего ожидала, что неодетый Бакст вдруг станет говорить мне о своей -«неистребимой нежности• и любви! Как странно! Теперь, опять... - Разве вы не видели, что сейчас со мной было у теле­ фона? (ничего я не видела и т. д.) -«Нежность• перешла в бурность, оставаясь -«нежностью•. Вижу, надо уходить. Опять объяснения, оборот в прошлое... Не надо! Мне все равно, - но не надо этого оборота. Пытаюсь уходить. Длинное круговое путешествие из сто­ ловой в переднюю. -«Вы не забудете?• - -«Нет, обещаю вам, что забуду, и это хорошо. Право, ничего и не было•. Вечером он был у нас, грустный и нежный, как больной кот. Интересно последующее (весьма короткое): письма в Заклинье, на которые я отвечала; очень -«пластические• письма, ничего в своем роде; кончающиеся: -«Ходить к вам непоулице,апоземле(ит.д.),но-яваслюблю,авы меня не любите!• Интересно это тем, что я, искренно желая все сделать, чтоб не дать ему ни малейшей боли, настолько 67 s•
с ним нечутка и вне его, что, думая написать <О:Нежное• письмо, - написала до того оскорбившее его, одно (первое), что он мне его возвратил! Идя тогда домой из редакции, я думала: вот человек, с которым я обречена на вечные gaffes 1, потому что если у него и было что-нибудь ко мне - то ... он только лежал у моих •ног~. Выше моих ног его нежность не подымалась. Голова моя ему не нужна, сердце - непонятно, а ноги ка­ зались достойными восхищения. C'est tout2• Зачем, в сущности, я это написала? Не имеет смысла так... Но когда-нибудь ... Или никогда? Что это, слабость? Или нет? Не теперь. Надо о Карташове. Ну вот, они приехали. Дождливые, темные дни. Зала в гроздьях рябины. Желтые восковые свечи. Мистерия. Огни над черным озером. (А какие были рыжие грозы!) Потом тихое, долгое сиденье за столом, только я и самые близкие (самые, не могу иных слов не иметь), даже Ася ушла спать. Свечи опять все зажгли, и тихо говорили все. И на проща­ нье вдруг все поцеловались. Это было хорошо. Днем мы с Карташовым гуляли и как-то объяснялись, но ничего не выходило, и что-то было в нем странное. Ничего не понимала. Вскоре мы остались в громадном доме одни. Письма Карташава все странные - и опять влюбленные. Написала ему, чтобы приехал на один вечер в субботу. Неожиданно в этот же вечер приехал Блок. Ничего. Я после чаю, когда Д. С. ушел спать (и Блок), увела Карташо­ ва наверх в круглую, к себе, и мы долго разговаривали, шепотом, чтобы не разбудить Д. С. Не помню точно разго­ вора, но мне в К<арташове> чудилось что-то темное, а он не говорил - что, и я старалась сказать себе, что ничего нет. Но почти волнения уже не бьто, а какая-то •обязанность~ перед собою и перед ним. Ведь и мысли у меня были дру­ гие! Прощаясь, на темном пороге, я его поцеловала... Но, Боже, как странно! Холодные, еще более дрожащие - и вдруг жад1lые губы. Бессильно жадные... Мне было не про­ тивно, а страшно. Что, когда случилось? Знает ли он сам, когда и что с ним случилось? Что же было? И было ли? Я баялась сказать себе словами: так целовал бы страстно­ жадный и бессильный мертвец. Тогда не сказала. Удержа­ лась. 68 1 nромахи, оплошности (фр.). 2 Вот и все (фр.).
Осень. Несколько мучительных писем. Да чего же ему надо? Ошеломлена признанием, что он давно мучается злоб­ ной ревностью к Успенскому\ Что это? Глупость? Наив­ ность? А Успенский что? В самом деле влюблен? И так опасен? Надо присмотреться к Успенскому. Держала я все­ гда с ними себя - внешне - особенно ровно, даже щеголяла этим. А потом эта ровность сделалась моей целью, каким-то самоограждающим от себя, моим для меня как бы оправда­ нием. Не двое только пусть нас будет, а трое. И двое - и трое... Сюда центр тяжести, одно осталось... Я не могу проводить вечера в разуверениях К<ар­ ташо>ва, что не люблю Успенского. И, пожалуй, он хочет, чтобы я его продолжала целовать? Да разве это 4занятие~? Или 4доказательство~? Да это и не-воз-мож-но более\ (0, поцелуй\ Я напишу о нем когда-нибудь.) Так длилось... В одно утро, - Д. С. гулял, я была в ванне, - звонок. Дашин взволнованный голос... Я одеваюсь. Сердце мое бьется сильно и ровно. Знаю, что ничего не могу иначе, кроме того, что сделаю... Никто не помешает мне и не сорвет в сторону, потому что в грехе для меня давно нет никакого соблазна, в теле нет желаний, противостоящих душе, а в сердце нет жалости... Нету? Со­ всем? Вот последний соблазн, в который я, пожалуй, еще могу впадать. Или не могу? Не знаю. Тут осторожнее - но очень все-таки не боюсь... Ни от чего не отказываюсь, ничего не предрешаю, не уга­ дываю. И так, как будто все (мое самое главное все) не только сбыточно, но есть. Только так. Да иначе и не могу. Но устала ужасно. Кончу 4Концы~. все три, завтра. И о том, что было вчера, надо сказать. Неуловимо нехорошо. Страшно. Или ничего не было? И об Успенском доскажу, о последнем лете. Все. <На это.м дневник обрывается>
О БЫВШЕМ (1899-1914) 1901 Запишу историю начиная с нашего, как оно родилось и шло до нынешнего часа. А нынешний час: полночь, суббота, двадцать восьмое октября тысяча девятьсот первого года. Последовательно, если возможность будет, стану записы­ вать до конца, или Дела, или (события в) моей жизни. 1899 В октябре тысяча восемьсот девяносто девятого года, в селе Орлине, когда я была занята писанием разговора о Евангелии, а именно о плоти и крови в этой книге, ко мне пришел неожиданно Дмитрий Сергеевич Мережковский и сказал: ~нет, нужна новая Церковь~. Мы после того долго об этом говорили, и выяснилось для нас следующее: Церковь нужна, как лик религии еван­ гельской, христианской, религии Плоти и Крови. Существующая Церковь не может от строения своего удовлетворить ни нас, ни людей, нам близких по времени. После того мы поехали в Петербург. Но медлили гово­ рить с другими. Однако я сказала Дмитрию Сергеевичу: поговори. Пото­ му что мы собирались уехать на целый год. Он написал два письма: одно Дмитрию Владимировичу Философову, а другое Василию Васильевичу Розанову; без определенных объяснений, а лишь с намеками. И было у нас два разговора: один с Дмитрием Владими­ ровичем Философовым, а другой с Василием Васильевичем Розановым. 70
Оба они мысль о Церкви приняли к сердцу, хотя и не одинаково, а каждый сообразно своему существу. Розанов все nотерял, кроме жизни, искал, но не знал, хочет ли nри­ нять Христа. Философов ничего не имел, искал и хотел бы принять Христа. На то.м уехали мы из России, не возвращаясь год и ни с кем больше во весь год не говоря, nотому что нам еще смутна была наша мысль, страшна и очень дорога. 1900 Четырнадцатого сентября девятисотого года приехали мы, я и Дмитрий Сергеевич, в Петербург, где нашли дела людей, ищущих веры и недовольных, в nрежнем nоложении, а сочувствие единомышленников - ослабленным и охоло­ дившимся. Розанов, занятый своими мыслями, усмотрел оnасное в тайне, о которой мы просили, и, тайны не признавая, от­ крыл кое-что, nо-своему объяснив, жене. И она ему не сове­ товала говорить с нами. А Философов отдалился от этой мысли, nотому что отвык от нее без нас. Одно.му же, утопая, нельзя выбраться на берег. Мы двое, я и Дмитрий Сергеевич, хотя и двое, но во многом как бы один человек; и поскольку нас было двое - мы были сильны, а nоскольку стали один - слабы. И надо нам было третьего, чтобы, соединясь с нами - разделил нас. Пото.му я сказала: сговоримся с кем-нибудь одним вnе­ ред. Д.митрий Сергеевич думал сам, как я, и, придя ко мне однажды, сказал, что уже имел разговор с Философовым, который из всех стоял ближе к нам и нашим мыслям. Но были .мы нетерпеливы и самонадеянны и лишь немно­ го выяснившуюся нам мысль сочли ясной совершенно. И тайна была уже нарушена, а nотому решили мы ска­ зать многим, которых считали одних с наМи исканий, чтобы вместе прийти к nоследнему уяснению мысли и ее осуще­ ствлению. Бьто нас людей, о том сообща говоривших в самом нача­ ле, се.меро: .мы двое, Философов, Розанов, Перцов, Бенуа и Гиппиус (Влади.мир). 71
Но вскоре пришли, через тех, еще Нувель, да Баксту было сказано, да раз Дягилев пришел, когда уже все всем по-своему стали говорить и рассказывать. А Розанов не всегда ходил. И многие уже с трудом при­ ходили, и никто не понимал друг друга, и приходили не для одного общего дела, а ради различных побуждений. И так случwюсь, что мы двое как бы с одной стороны стояли, а те все - против нас, и никто уже о деле не помнил. Сойтись .мы однажды у Перцова, в этот раз были: мы двое, Перцов, Розанов, Дягилев, Философов и Гиппиус. Говорили о символах, о Евангелии, и было нехорошо, потому что никто никого не понимал и все боялись. Дмит­ рий Сергеевич говорил искренно, но не надо было тогда так говорить, и всем было нехорошо. После того долго не собирались. А потом .мало-по.малу стали собираться у нас опять, но уже боялись говорить о действиях, и даже Евангелия вместе не хотели читать, а так, разговаривали и отвлеченно спорили, и было нехорошо и неприятно, потому что спорили о подробностях, скрывая от себя, что мы в Главном не согласились, в том, о чем спорить нельзя. Сходились тогда: мы двое, Бенуа, Нувель, Философов, Гиппиус и Перцов. Розанов больше не приходил. Да в нем и словесно даже была другая вера. И Философов чаще не приходил. А между тем с ним од­ ним мы в Главном были согласны, и даже не в одном Глав­ ном. Но бьию так: внутренне различные были 81lешне связаны: Философов, Нувель, Бенуа; а внутренне связанные: мы двое и Философов - были внешне разделены. Внеш'flЯЯ связь жизни тяжело переступила для недавно проснувшейся души. Благо, когда нет сразу этого разлада. У нас не было, а Философову сразу это было дано. Я поняла, какие тут силы нужны даже не для полной победы. Так и шло. А когда на споры приходил Философов, было еще хуже. У него -этот разрез, разлад, и у них- какая-то странная борьба, закрытая, с нами за него. Но о Деле никто как бы не помнил. СоЗ'flания того, что происходит, ни у кого не было. Но боль была у всех. Гла81lое, - нерешетюе, - лежало между нами. 72
Перцов думал о себе. Гиппиус - не знаю, только не о Деле. Бенуа - о своих эстетических болях, о семье и о Фило­ софове. Нувель - не о себе, но о своей влюбленности в Филосо­ фова (но я тогда не знала). Розанов - о семье, о поле, и Божескую боль хотел уто­ лить кумиром. И все были правы, искали Бога, были жалки и не могли найти. И в нас двоих - лежала слабость, только о Деле мы больше помнили. Пусть хоть потому, что Оно было наше прежде всего. Наш путь был легче. •Нерешенной1). загадкой пола все были отравлены. И мно­ гие хотели Бога для оправданья пола. И Философов хотел и для оправданья. Но сам не знал, что не только для этого. Дмитрий Сергеевич не для оправданья, но тоже был от­ равлен этой входящей, - не главной - мыслью. Я не знала, но чувствовала ее не главность; но знала, что они теперь не поймут. Христос - решенная загадка пола. Через влюбленность в Него - свята и ясна влюбленность в человека, в м.ир, в людей. Свою душу надо слушать. Так шло - и мне стало нехорошо, точно мы умираем. Сил м.ало - надо собрать их в одно. Фwюсофов - первый, кто подошел к нам; единственный - который близок. Один - кто может помочь. И хотя страш­ но было подумать и почти дерзко надеяться, что у него хва­ тит сил на то признание внутренней связи важнее внешней, через которое он должен был переступить, - я ему написа­ ла, что хочу говорить с ним. А Дмитрию Сергеевичу я ничего не сказала, потому что все равно знаю его и ведуманные еще мысли. Когда я еще ничего не говорила, Философов сказал: •А было бы не то, если б мы сначала остались втроем.1).. То, что он это сам. сказал, а не согласился со мною, ког­ да я бы стала то же гщюрить, - было мне радостно - до счастья. Мы хорошо говорили вм.есте - и почти стало явно, всем троим, что мы - в Главном. согласны, все трое. Но потом., когда первые шаги были уже как бы решены и собрания наши для нас перестали быть главными, случи- 73
лось, что один из бывавших с нами заметил это и сказал, что ему больно. Это был Нувель, и хотя я ничего не знала, но не чувствовала его мне близким; пусть, думала я, вина на мне,нояидлясебяищу,асним- ненайду.Ачтобыдать ему - ничего еще не имею. Тогда он, Нувель, пришел ко мне и сказал: q.A может быть, вы не Бога ищете, а Философова, потому что у вас к нему личное влечение•. Говорю об это.м, потому что это важно, потому что он меня смутил, и я остановилась, и со мной в то время и Дмитрий Сергеевич остановился. Испугавшись - я стала глядеть внутрь себя, но ничего не могла увидеть, потому что влюбленность в Христа, как боль­ шой свет, заслоняла все в душе и я не знала, что там. Но как раньше я никогда в себе этого не видела, то и осмели­ лась не бояться. Я же думаю, что пол - через Бога, а не Бог через пол. Но оба они, и Дмитрий Сергеевич, и Философов, еще думали, что без пола нельзя подходить к Богу, а потому я решила, что пусть они, если боятся бесполого Круга, - надеются, что есть пол хоть во мне, влечение к одному из Круга. Пусть не знают, но надеются. Еще Нувель сказал мне: q.Если бы Философов наверно узнал, что вы в него не влюблены, - он потерял бы всякий интерес и к вам, и ко всему делу•. Пусть вина на .мне, что я поверила. Но смотрела вперед, прямо, - и только одного хотела, чтобы мы все трое соеди­ нились, связались Главным. А правду потом все не через меня, а через Него поймут. И вот теперь я подхожу к бывшему .между на.ми тремя, и очень трудно писать, потому что не знаю как, и потому что не знаю еще, было ли это нам в оправдание, в исцеле­ ние - или в суд и осуждение. Но либо одно - либо другое. Потому что это великая тяжесть, только не знаем мы, на левой или на правой чашке весов она лежит. Каждый из нас отвечает за двух остальных, а потому еще страшнее. Одно .мне явно: если боимся, если не приложим к этой тяжести еще и еще - значит, не верим - а значит, и не хотим, чтобы она оказалась лежащей на правой чашке; а если победим страх перед Сыном любовью - и с левой переложится на правую, ибо отдадим себя Ему вместе с грехом нашим, а в Нем - нет греха. Бьию это в Великий Четверг, двадцать девятого марта тысяча девятьсот первого года - 1901. 74
1901 Пишу в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое декабря тысяча девятьсот первого года. О том, что было в Великий Четверг. Постом Дмитрий Сергеевич заболел, но выздоровел. А после я заболела и не выздоровела, но стала выходить, хотя было очень трудно, и страшное что-то, потому что я и слова и звуки слышала, как сквозь густой туман. Но зато внутрен­ нее во мне все сосредоточилось. И во вторник я пошла купить чашу церковную и прочее. И долго искала, говоря, что в дар и в сельскую церковь. Серебряной или золотой нельзя было купить, потому что дорого. И я купила позолоченную, и все прочее к ней по­ золоченное. Стоило семнадцать рублей. И красного атласу, чтобы самой сшить покрывала, и зо­ лотой тесьмы для креста. А потом пошла купить свечей вос­ ковых для тресвешников, которые раньше были заказаны, и три свечки потоньше, для нас. И еще купила три прямых, острых, серебряных креста с цепочками, нательных, чтобы нам надеть. Свечи я уж в среду купwщ и дождь шел и снег, а я ничего не слышала от болезни, но все ходила. И была у меня мысль, чтобы в среду мы пошли в церковь, исповедались, приобщилисЪ утром в четверг в церкви, перед нашим. Для того, чтобы не начинать, как секту, отметеннем Церкви, а принять и Ее, ту, старую, в Новую, в Нашу. Чтобы не было в сердце: 4У нас не так, иначе, а вы - не правы~. И теперь думаю, что так надо было. Именно тогда надо. Но силы у меня не хватило, хотя и как убеждать - я знала. В Дмитрии Сергеевиче я была уверена, что он поймет, если долго говорить, - и сделает. А к Философову, я знала, надо пойти в четыре, пять часов, взять его с собою, не говоря ничего, привести в ту церковь, где ждал бы Дмитрий Сер­ геевич и шла бы исповедь - и все трое мы тогда сделали бы, что нужно. Философов понял бы, потому что я сделала бы это как власть имеющая, если б сделала. Но я не сделала, потому что я не 4Властъ имеющая~. потому что не верила в себя. Сила одних мыслей - великая слабость в человеке. А словами - об этом и совсем нельзя было тогда говорить. В среду вечером я паехала к доктору, в первый раз, к незнакомому. Его не было дома, меня провели в кабинет. 75
Я легла на диван - и вдруг сразу заснула, точно умерла. Это было в самом деле страшно, из меня будто дух был вынут на пять часов подряд. В два часа меня разбудили, едва-едва, горничная и жена доктора, которого я так и не видела, и совсем с тех пор не видела. Я странно приехала домой - все спали, а я была точно не я и села шить - и шила до утра, до света. А утром. пришел столяр, чтобы сделать угольник кобра­ зу, в столовой стояли цветы, которые прислал Философов для вечера, но их было мало, хотя и много. Я уже не могла идти, и Дмитрий Сергеевич пошел ку­ пить просвиры и купил, а потом опять сел за стол, все писал и составлял порядок чтений и действий. Потом опять пошел купить еще цветов. И прислали большое Евангелие от Философова. Но нельзя м.не было не идти, и я пошла, и долго искала виноград, потому что он был не по времени, и нашла. И вино купила сладкое, красное, крепкое, какое в Церкви. Потом., идя через площадь, встретила Минского, но не могла говорить с ним. А пойдя к маме, взяла сестер, и мы зашли в собор, и стали в притвор. И ничего не бьиzо слышно, только дуло, и свечка колеба­ лась, и солдаты вздыхали. Мы хотели хоть пение услыхать, но за дверью ничего не было слышно. Дождь накрапывал. Мы совсем. почти не обедали и молчали друг с другом. Потом вечер наступил и длинно так шел. Цветы отовсюду пахли. Я думала, что это совершенно невозможно и что мы с глазу на глаз этого ожидания не выдержим. И вдруг при­ ехал Чигаев, и это было хорошо. Он говорил о цветах, и Дмитрий Сергеевич с ним облегченно говорил, и так было будто ничего, только я молчала, сказав, что больна. В одиннадцать часов м.ы опять были одни. Все шло по­ своему, в двенадцать мне приготовили постель. И день кон­ чился. Я так длинно пишу, потому что не смею и не знаю, как начать. Лучше бы, может, вовсе не писать. Но пусть как умею, только пока, а то мелочи забудутся. Когда было двенадцать часов и больше и я, посмотрев из-под двери, увидела огонь везде потушенным, мы заперли все свои двери. И, затворив занавеси на окнах в средней комнате, вынесли оттуда диван и всю мебель, какую было возможно, кроме стола большого, четырехугольного, и четырех 76
стульев. Три я раньше принесла из столовой, а один был. Стол отодвинули на середину и накрыли скатертью бе­ лой, блестящей, новой, которая не употреблялась ни ранее, ни с тех пор. И на столе три тресвешника, соль, хлеб и нож, длинный и тонкий, а на скатерти цветы и виноград, и цветы расту­ щие. И виноград и цветы на подсвечниках. А чашу и вино, и спирт, чтобы согреть его, я оставила в дальней третьей комнате. В первой комнате, на столе под лампадкой лежали наши свечи, с цветами и лентами, как венчальные, и три наших креста. Когда .мы всё кончили, Дмитрий Сергеевич умылся и на­ дел чистое белье, а я, вместо платья, надела белую сорочку, новую, которая не употреблялась ни ранее, ни с тех пор. И .мы думали, что уже поздно, но было только половина первого. Дмитрий Сергеевич пошел к себе и лег, и я легла, и все засыпала внезапными мrновеньями и тотчас же про­ сыпалась. Впрочем, душа была от ожидания холодна и недвижна. Просыпаясь, я думала, что Философов не придет. Да и не­ возможно ему прийти. Да и хорошо бы ему не прийти. Но он пришел, как было условлено. Было двадцать минут второго. В первую комнату, где была я. Я погасила лампу и сказала Дмитрию Сергеевичу, который встал, надел сюр­ тук и тоже пришел в первую комнату. И все .мы бьиzи растеряны, испуганы, холодны и стыди­ лись себя, - думаю, что все. Но со всем этим было и что-то другое еще. Но я и о себе не всё знаю, лучше говорить только верное, то есть только действия - движения и слова. Мы сели, и Дмитрий Сергеевич сказал: •Спросим себя в последний раз, может быть, лучше не надо~. Но ведь уж все равно, если б и почувствовал кто, разве была бы сила уйти? Кресты наши .мы надели друг на друга, в самом начале, чтобы потом сменить их. Просили прощения друг у друга, кланяясь, и целовали руки - в ладонь. И, зажегши свечи, прочли молитву, а потом читали, наклонив свечи, Ветхий Завет. И еще раз спросили себя и друг друга: •Идти ли нам туда?• И опять я хотела сказать: •Нет, я не могу~. Но было поздно. Оставив их - я nouuza в третью комнату, согрела вино, при­ готовила его и, закрыв, вынесла в среднюю комнату на стол. 77
А когда бьutа одна и грелось вино, не было у меня ника­ ких мыслей и никаких чувств. Об этом я думала. Вернувшись, сказала: «Пойдемте~. Но сняла раньше все кольца, все обязательства прошлого, и все за мною сняли и положили. А колец у .мен.я семь: и ни одного случайного, все же - сим­ волы моих кровных, плотских и духовных связей вне Бога. Придя в комнату со свечами, мы зажгли каждый от своей по три. И сели так: к востоку, к окнам, стул был пустой. Против него сидел Философов. По левую руку от него си­ дела я, а по правую Дмитрий Сергеевич. И прочитав .молитву, мы разрезали хлеб и опустили его в закрытую чашу. Первый раз читали Евангелие: было то место, где сказано: «Кто не возненавидит отца своего, и мать свою... ~ А я не могла тогда этого примирить в себе, потому что знала себя привязанной любовью извне, и очень сердце болело. И сказала: «Я не могу этого понимать. Что мне делать? Как же явить ненависть? А если нету ее, как идти и думать о Сыне?~ Тогда Философов сказал: «А разве мы, сойдясь теперь, уже не явили ненависти?.. ~ И от этого, тогда сказанного, короткого слова я после много поняла, и в тот час мне было от него успокоение и надежды. И для .меня - действительно то слово было истиной; по­ тому что от того дня я взяла последнюю силу над моей любовью, что была извне, и ненависть стала необходимой, как любовь; - от Любви. И в первый раз мы встали, и каждый дал каждому пить из чаши и есть с ложки. И каждый целовал чашу. Сев, молились, как умели, и читали из древних, и свои слова говорили, после же другое место читали из Евангелия. И во второй раз встали, и каждый дал каждому пить из чаши, и каждый целовал чашу. Сев, снова молились, читая молитвы и читали откровение святого Иоанна, а потом Тайную Вечерю в Евангелии от Иоанна. И в третий раз встали, и каждый дал каждому пить из чаши и есть с ложечки, и последний выпил все, что было, и каждый целовал чашу. После третьего раза каждый поцеловал каждого кресто­ образно: в лоб, в уста и глаза. 78
И 1qJecmы наши мы сняли, смешали и опять надели друг на друга, чтобы и не знать, который чей на ком. В то время рассвело, но не ясный был день, а мутный, серый, дождливый. Но все-таки был свет. А потому мы задули свечи, и прибрали, что могли, вме­ сте, и спрятали. А потом вышли в первую комнату и про­ стились. Философов кольца забыл и вернулся от дверей. А я свои не надела до утра. Бьию тогда часов пять утра, или около пяти. Когда он ушел и остались мы двое, я села на стул в первой комнате и сидела молча. Дмитрий Сергеевич тоже сел против меня и говорил слова, по которым я поняла, что он пережил это с той же и важностью, и печалью, как я. А я С1«1Зал.а: Ничего не совершено, но почти сделан первый шаг на пути, возврата с которого нет, остановка на кото­ ром - гибель. И каждый теперь зависит от каждого. И это умножение Я, утроение Я - невыносимый ужас для слабого сердца и для ответственности будущего. И Дмитрий Сергеевич, посмотрев на ме'НЯ, испугался, и я подумала, что он часто будет стараться не сознавать этого, пока не сознает окончательно. И я буду стараться не созна­ вать иногда, чтобы вырваться. Но нельзя, - как нельзя и останавливаться. Все это я думаю - еще крепче - и теперь. 1901 Пишу на другую ночь, двадцать пятого декабря, того же года. Они оба счастливее ме'НЯ и смелее меня, как дети смелы, ибо не знают скорби, пока она не наступила. Они думали, что уже совершилось нечто для того време­ ни; а это был как первый слог необходимого слова, и еще хуже жажда знать его, ибо когда произнесешь первый слог - знаешь, что оно есть, и не знаешь его. И если мед­ лить со вторым - забудется первый, и опять нет Слова. Есть радости, начало которых, одно начало, - как скорбь. ~женщина, когда рождает младенца, терпит скорбь; но когда родит - не помнит уже скорбИ от радости, потому что родился человек в мир~. Я не говорю, что должна быть скорбь до последнего совершения; но и совершение первого шага - как бы рождение. А у нас не было рождения, потому 79
что не было всего первого шага. А в половине - скорбь и ужас. А если остановка - конец. Таков был мой страх и моя скорбь. И мое неверие, и неправда, и слабость. Но все равно. Бот как было у нас дальше. Всё, что я старалась сказать, у меня не сказывалось. И стала я молчать, как молчала о поле, оставив их думать, как им было нужно. И я была одна, а они двое вместе против меня. Тут жизнь npиШJla, чтобы научить. Дмитрию Сергеевичу еще раньше писала одна женщина из Москвы. Я отвечала за него, а когда она приехала-он пошел к ней, и она ему фи­ зически понравилась. После Пасхи она опять приехала, влюбленная в него. И вот он свое исключительно физичес­ кое, только плотское влечение стал оправдывать мыслями о святости пола и о святой плоти и стал говорить о том, что ~она может войти через пол•, - а она совсем чужая, про­ стая, как Божья тварь, и неподвижная. И всё тут с.м.ешалось, стало смешным и ужасным., и нельзя уж было понять, где грех. Мы собирались и говорили только о поле, и Дмитрий Сергеевич все говорил Философову, и только был занят и говорил об этом, думая, что говорит о Главном. Философов сознанием был с Дмитрием Сергеевичем, а бессознательно как будто нет, но может быть, это ~нет• шло у него от эстетики и от брезгливости. Так и ШJlO, и нельзя было из этого выйти, отойти от пола пока, как я хотела, как, думаю, нужно. Если нельзя - нужно покориться. Если это теперь стоит между нами, если Дмитрий Сергеевич все-таки имеет силу говорить об этом о себе - пусть оно, хотя бы в прошлом, будет не темно между нами. Я дала Философову свою исто­ рию, которая записана Бwю при том. два .моих греха: первый - нельзя делать перед близким то, что он не имеет силы сделать. А я это знала. Второй: нельзя делать, что делаешь, не до конца. А я сделала дело высокого доверия - с недовернем. Помня о Главном., и боясь за него - я вспомнила, как они оба, и Дмитрий Сергеевич, и Философов, боятся бесполого Круга, не понимая, что иной родиться и не .мог. Помня о Главном., и боясь за него, и не веря вполне совершению сознания, я вспомнила слова Нувеля: ~Если бы Философов узнал на­ верно, что вы в него не влюблены - он потерял бы всякий 80
интерес и к вам, и к вашему делу•,- и я вырезала полстра­ нички из тетради, где как раз говорилось о нем и обо всем этом. Может быть, не так, слишком резко, зато было и о его силе, о том, что он сильнее нас, и это я хотела ему дать, но нельзя было иначе вырезать. Я предвидела, что это вырезанье может быть понято об­ ратно. Но это нужно Главному (если) - пусть. А условное личное унижение - что за пустяк. Поскольку это мне не­ приятно - постольку унижение мне нужно и полезно. Но если это не нужно, а вредно Главному? А как я знаю? Я не умею и думать об этом. Кажется, вернее, что нужно. Так я думала. Но тот, кто не доверяет, не дает вперед своему Я, - уже не прав. Это мой грех. И теперь не смогу думать обо всем этом изнутри и ре­ шить, почему оно было. Скажу только, что было. От этих моих двух грехов, после, в Философове родилась ко мне враждебность. Неопределенная, как все нехорошее. А мы уехали в Москву. Там Дмитрий Сергеевич сошелся с этой бедной, влюбленной в него женщиной и чувствовал себя и самодовольно, и трусливо. Я молчала. Когда мы вернулись, я думала, что все-таки нельзя мне пользоваться тем, что близкие уснули. Лето подходило, ког­ да мы, по условиям жи:ти, должны были разъехаться на полгода. Позор стоял у дверей, а они не слышали и не жалели ни себя, ни меня. Тогда я позвала Философова и говорила с ним. А он говорил о своей слабости, не замечая, что эта слабость - вольная и в зависимости от слабости Дмитрия Сергеевича, с которым он сочувственно соединился. Я хотела схватить его за плечи и крикнуть: -«Позор! Вы сильнее нас!• - но зачем? Разве он поверит? Быть слабым соблазнительнее. Бросить Философова, Дмитрия Сергеевича, уйти? Этого нельзя мне сделать физически, ибо тогда всё обратится в Грех и задавит меня же. Обманывать себя можно, а сделать нельзя. Никогда. Однако тогда я его во многом убедила. Он на другой день пошел к Дмитрию Сергеевичу и сказал, что мы должны еще сойтись для молйтвы два раза. Дмитрий Сергеевич со­ гласился, и боялся, и стыдился Философова. Друг друга они и боялись, и стыдились. Но тут случилось вот что: Дмитрий Сергеевич захотел опять ехать в Москву, на один день, без меня, чтобы про­ ститься с Образцовой, которая уезжала в Крым. 81 6 Дневники: 1893-1919
И при это.м требовал, чтобы я сказала, что ему нужно ехать, что это хорошо для Главного (11), чтобы сама его от­ правила. Я потерялась. Это очень было трудно. Я спросила у Философова, что мне делать. Но ему это, кажется, просто надоело и стало скучно. А Д.митрий Сергеевич говорил: ~Если ты меня отпра­ вишь, как я за то буду потом молиться!• Я чувствовала, что бледнею от страха. Но он ребенок иногда. Он. и уехал, а я осталась и прожила три дня в молчании, одиночестве и ужасе близкой с.мерти. Философов в это время заболел, а когда выздоровеЛ, то стал относиться ко мне с враждебностью, похожей на нена­ висть. Это было непонятно, но я не могла на этом останав­ ливаться. Надо было еще раз сойтись хотя бы в оправданье прошлого. К это.му я шла, уже почти ничего не думая, просто, тупо спасая себя от немедленного самосъедения. Когда я опоминалась и взглядывала вокруг - видела странные вещи: Дмитрия Сергеевича, углубленного в нетон­ кую психологию пола, и Философова, говорящего мне: •У меня нет любви к вам, лично к вам, и даже нет желания любви•, и мысленно: ~напрасно ты в меня влюблена•. Но .мн.е было н.е до того, я молчала, да и что бы я могла говорить? И думать нельзя было, ни глядеть пристально, а то стал бы думать, что это •ужас смехотворности маленьких людей, задумавших большое дело•. И н.акан.ун.е нашего отьезда, пятого июня, мы, в час ночи, пришли в квартиру Философова, в Соляном переулке. Он жил один. Весь день была гроза. У меня волосы точно живые на мне, это всегда очень страшно. Мысли уходят. Я написала странную молитву, которую принесла и хоте­ ла прочесть им раньше. Но Философов не понял, что я хочу, и сказал ~не надо•. Да я бы и не могла, увидев его недобрые глаза, за которыми я не видела его мыслей. Я принесла большие красные цветы без запаха. В комнате за столовой стоял в углу столик с бедой скатертью, образ и лампадка. Мы сели за стол посередине, где стояли мои цветы. Сидели мы, как и тогда, в четверг. Я чувствовала ужас и стыд, почти отчаяние оттого, что он.и делают это н.е для себя, а для .меня. И что если бы н.е я, то этого бы н.е было. И что если это так, то нельзя. 82
Ненависть Философова ко мне заметил Дмитрий Сергее­ вич и сказал: •да за что вы на нее сердитесь? Помиритесь, поцелуйтесь~. А я уже ничего не замечала; только ду.м.ала, к че.м.у .м.ы пришли. Поцелуй - глубокий си.м.вол. А не целую никого. Поцелуй женский в щеку, в воздух, нечестный поцелуй, он кажется мне грехом. Мы читали Евангелие, а потом встали к образу и прочли заранее написанные молитвы, из молитвослова и наши, все­ го пять. И тогда стало лучше немного, и простились мы лучше, чем встретились. И с Д.м.итрие.м. Сергеевичем. я поцеловалась с миром (мгновенным) в душе, с честным желанием веры ему и в то, что Бог его отпустит. Фшософов сказал: •Все-таки ведь вы уходите лучшие, чем пришли?• И это была правда. И если, с таки.м.и душами придя, мы уходим лучшие - какою силой мы пренебреrаемl Наступwю лето. Я жила с одинокими мыслями, потому что Дмитрий Сергеевич был все еще в поле, мы совсем ни о чем с ним не говорили, точно по молчаливому соглашению. О Философове я не хотела ничего думать, а он, как я и предполагала, нам не писал. Я, впрочем., ду.м.ала, что враждебность его, как вряд ли попятная ему, уляжется от времени. Это меня нисколько не радовало, а было неприятно. В Гла61lо.м. (везде, где оно) - не Время повелевает мною, а Я - Временем. Времени нет роли. Теперь должна еще сказать о Нувеле. Во вре.м.я весеннего моего метанья я все старалась обма­ нывать, поддерживать себя мыслью, что в крайнем случае я уйду от них обоих, от Дмитрия Сергеевича и Философова. (Знала, что обманываю!) Но надо было жить как-нибудь дальше. И в эти дни я говорила со всеми, искала огня у всех. Говорила с Минским о нем. Говорила с Нувелем, возвраща­ ясь в белую ночь от Розанова. Нувель мне показался стра­ дающим, и что-то искреннее мелькнуло в нем. Накануне отмзда .моего, днем., Нувель был у меня - но тут он мне показался только любопытствующим. Я его ни­ когда не любила. Но знала ли я его? 83 6"
Он сказал: ~пишите мне, прошу вас. Мы должны узнать друг друга. Вы оттолкнули меня, когда я шел к вам. Вы ви­ новаты»-. Я сказала: ~да, может быть. Хорошо, я напишу, как вы просите, первая•. В переписке стало все настойчивее выясняться, что у нас Главное - не общее; потому что мы писали мимо друг друга. А особенно ужасны были наши свидания. Их было не­ сколько. Первое в конце июня, потом еще два-три. Пока .можно было скрывать от себя и друг от друга, что мы говорили мимо друг друга, не соединенные ничем, - я скрывала, в слабости. Я виделась с ни.м, говоря себе, что для того вижусь, чтоб любить себя и его. А выходило, что я, во время этих свида­ ний, презираю и себя, и его и ничего сделать нельзя. Он говорил, а я ничего не говорила, только слушала. И это был мой позор и падение, потому что я уже знала, что для нас Главное - разное; а я слишком слаба для этого че­ ловека, я сама нуждаюсь, чтобы мне давали. Не надо подробностей. Я и сама себя не хочу обличать. А другого прямо не смею. А кончилось так: на третье, кажется, свиданье у меня не стало сил, и я сказала: 4Боюсь, чтобы нам не ошибиться. Не в разное ли мы верим? Не различного ли хотим? И направ­ ления у нас одинаковые ли?• И сказала е.му тут в первый раз, - какое у меня отноше­ ние- к его Главному, т. е. к Философову. А говорили .мы сначала так: он говорил, что его 4Призва­ ние• - 4Спасти»- Философова, а я говорила, что у меня дру­ гое призвание, и вообще все во мне совсем иначе. А потом мы уже стали говорить прямее, и тогда выясни­ лось, и для него, что между нами нет ничего общего. Последнего слова, однако, с прямотой, словами, не было сказано, т. е. что 4Нет ничего общего»-, а сделалось так, что прекратилась переписка после нескольких его злых писем; злость под разными предлогами. Что .мне делать? Я слишком слаба для него. А он не дает мне силы. О бывшем у нас я не говорила ничего даже тогда, когда он говорил 4Мне все известно»-, любопытствуя. Заслуги моей нет, ибо я просто не смогла бы сказать. И так я говорила мало, но я слушала о Нувеле, не противореча от себя, а стараясь стать на его точку зрения, поддакивала на все о нем, и так больше, че.м нужно. 84
Говоря, в тот единственный раз, о себе и о Философове мою правду - я сказала и мои мысли о поле, как опять не Главном, непременно не первом. Конечно, он не согласился, или не понял, а сказал: ~Роза­ нов - наш учитель. Его одного можем мы слушать - ивы должны бы. Берегитесь (если все-таки хотите сохранить Философова для ваших дел) сказать ему то, что мне сказа­ ли о себе - к нему. Я его знаю лучше вас•. Но я тогда же подумала, что этого больше не будет. Дмитрий Сергеевич, как ни ужасен иногда, - равен мне; я, как ни бездарна иногда, - равна ему; Философов, как ни тоньше, ни благороднее, ни сильнее меня, - равен мне; я, как ни живее и ни стремительнее Философова, - равна ему. Уничтожив этот принцип - мы уничтожим и себя, и друг друга, и бывшее между нами. Потому не буду ни снисходить, ни прощать, ни лгать хотя бы для ~благих• целей, а только относиться как к рав­ ным, вернее - как к себе. Нувель считает себя выше меня, а я - себя выше него. И ничего не будет между нами, так же, как если бы я счи­ тала себя ниже его и он себя - ниже меня. Он почти страшен отсутствием понятия о Любви. Жа­ лость ему заменяет любовь. Говорил •я готов полюбить вас• - когда готов бьm пожалеть. А не находя, за что жа­ леть, - ушел со злобою. Я все-таки не знала вполне, а то оставила бы по слабости, пусть жалеет - •любить• за ~не­ счастную любовь•. Я говорWlа ему об этом. Он даже согласился. Потом забыл. Ему все легко и всё все равно. Влюбленность не связана, вне Бога, с любовью. Так мы разашлись - и даже не очень честно, - до времени. А у Дмитрия Сергеевича свершала свое течение жизненная комедия пола, безбожная, а потому идущая помимо его воли. Очень жалко было эту женщину, милую Божью тварь. И она спасется, только каждому свои пути. Когда уже осень пришла и Дмитрий Сергеевич, я видела, был по-прежнему, по-старому, свободен от внешнего налета подвременной жизни (хотя мы упорно о Главном с ним не говорили), - я подумала, что пора заговорить. И первого сентября 1901 г., возвращаясь из лесу, при за­ кате, на широкой песочной горе, сказала: • Что ты думаешь делать эту зиму? Продолжать наши собрания?• 85
Он не очень решительно посмотрел на меня и неуверенно сказал: •да, я думаю - продолжать. Собрать их всех и предложить, хотят или не хотят молиться вместе? Там и посмотрим. Да, я думаю... ~ Хотела я спросить: •Кому, чему молиться вместе?~ Но не спросила, и вообще в тот день ничего не сказала. А второго, сойдя вниз к завтраку, сказала ему: •Последняя мечта наша - не создание Храма, а созданье Церкви. Совместная молитва соединяет, а жизнь разъединя­ ет. Символы -не действия. Мы сделали полшага к нашему Храму, но не сделали в то же время ни одного движения к нашей Церкви, - потому у нас почти и не вышло ничего. Разве не стоял между нами тремя все время страшный и нерешенный вопрос: •А какое отношение все это имеет к моей жизни?~ Дмитрий Сергеевич сказал: •да~. А я опять сказала: •Мы теперь не должны и говорить о далеком, очень уж мы беспомощны и ничего почти не сдела­ ли. А не думаешь ли ты, что нужно начать какое-нибудь реальное дело в эту сторону, пошире, и чтобы оно было в условиях жизни, чтоб были деньги, чиновники и дамы, яв­ ное, - и чтобы разные люди сошлись, которые никогда не сходятся, и чтобы... • 1!Jт Дмитрий Сергеевич вскочил, ударил рукой по столу и закричал: •Верно!• Я была очень счастлива, но мне хоте­ лось договорить: • ... и чтобы мы трое, ты, я и Философов, были в этом, соединенные нашей связью, которая нерушима, и чтобы мы всех знали, а нас, о нас, никто не знал до времени. И внутреннее будет давать движение и силу внешнему, а внешнее - внутреннему~. Договаривать этого и не нужно было, ибо Дмитрий Сер­ геевич уже сам всё понял. Мы в тот день ходили в осенний лес и все только об этом одном говорили. Но и эта мысль, даже эта, была слишком далекой, и хотя много из нее начало осуществляться, но не совсем так и не все. Впрочем, жизнь научит, если не покоряться ей, как щепка покоряется ручью. Приехав в Петербург восьмого октября, - мы принялись за дело. Сначала говорили со Щербовым. Потом стали дру­ гие собираться около - Тернавцев, Розанов, другие. 86
И определенно мысль наша приняла такую форму: со­ здать открытое, официальное (условия жизни, как входя­ щее) общество людей релиmи и философии, для свободного обсуждения вопросов Церкви и культуры. Не буду писать подробно, как это созидалось, с какими суетами, с какой внешней политикой. Философов был болен, мы его не видели, но у нас была твердая вера в него, уважение к неизбытному прошлому и надежда на скорое пополнение сил, которые, однако, прихо­ дили к концу. Когда Дмитрий Сергеевич пошел в первый раз к Фило­ софову, я не знала, говорить ли ему? Если он болен - сразу ли поймет все? А мы однажды видели Философова в сентябре, на полча­ са, приехав из Луm. Мы не позволили себе иметь никакого впечатления от этого свиданья. Что бшо - то бшо, а если было -то есть, и так нужно. А что будет - то будет лишь потому, что было бывшее. ОтНегоисНим. Однако повсюду уже говорили об обществе, а потому надо было сказать Философову изнутри, потому что и об­ щество, и мы от него зависели. Перед открытием учредители были у Победоносцева, ут­ ром, а в тот же день были, вечером, у митрополита Анто­ ния. Философов у митрополита не был, потому что еще болен, и были: Розанов, Тернавцев, Мережковский и Миро­ любов. Победоносцев принял их весьма официально. А митропо­ лит Дмитрию Сергеевичу очень понравился и все кругом, и чай, который он разливал, и тихие речи, которые он говорил. Устроено всё было с немалой помощью Скворцова, чи­ новника при Победоносцеве, имеющего репутацию миссио­ нера-гонителя и жаждущего оправдаться перед ~интеллиген­ цией•, а потому чрезвычайно деятельного в деле ~сближе­ ния Церкви с интеллигенцией•. 29 ноября было первое Релиmuзно-Философское собра­ ние в зале Географического общества. Это внешнее дело, может быть еще слишком отвлеченное, недостаточно жизненное, ушло вперед от нашего внутренне­ го дела, а потому, несмотря на внешний успех, оно нетвердо и хаотично. 87
Внутреннее же дело остановилось из-за болезни Филосо­ фова. Уже чувствуется влияние присутствия дела внешнего на возможности, перспектины внутреннего, - и наоборот. Но стрелка весов должна стоять прямо, а теперь она колеб­ лется. Внутреннему делу предстоят такие трудности, что страш­ но и думать, но они вот, при дверях. И каждый день вре­ мени - тут как год. Писать о них нельзя, ибо я пишу только о Бывшем.. 28 января 1902 •Мне отмщение, и Аз воздам• Пишу двадцать восьмого января тысяча девятьсот второ­ го года о том, что было с нами после этой записи. Осенью (1901) Философов, все больной, написал, что хочет видеть нас еженедельно без посторонних, и таким днем была назначена среда, и в среду вечером он к нам приходил. Говорили мы о внутреннем деле, о его необходимости, и во всем были согласны. Я стала работать над молитвами, беря их из церковного чина и вводя наше. И потом все вместе читали и обсуждали, и остановились на службе вечерней, которую составили и обсудили. Каждый раз многое изменяли и дополняли, и не нрави­ лось мне, что я делаю больше них, а они лишь принимают и вставляют. Но многое и сообща было найдено и создано. На первом Собрании Религиозно-Философского Обще­ ства Философов был, но очень удивил меня. Собрание было таково, как и могло, и следовало ему быть, а он точно ос­ тался недоволен. Я написала письмо, анонимное, Скворцову, о котором знал Философов, и даже сам приписал post-scriptum, и письмо это было нужно, и Скворцов его на заседании про­ чел, что тоже было и нужно, и хорошо, а Философов сказал мне: 4Никогда не испытывал такой муки~. Смешно? Потом мы долго не видались, а я написала ему: 4Вы дол­ жны прочитать на следующем заседании реферат, который мы вместе напишем~. Он ответил: •Я безусловно против чтения рефератов, не буду писать. Приду тогда-то~. 88
Пришел он днем, а вечером мы уезжали в Москву. И был между нами разговор. То есть Философов стал вдруг говорить, что у него свои дела и огорчения, что в •Мире искусства• все против него, а что он считает себя с ними больше связанным, а нам он не равен, а только игрушка в наших руках, и все такое. Я молчала, потому что слов не находила. А Дмитрий Сергеевич говорил с ним, напомнил ему бывшее и то, как мы в нем нуждаемся теперь, и что можем все трое от него поrибнуть. Где кровь заметалась, то куда ни двинься прочь, кто ни двинься - через кровь переступишь. И так мы говорили, пока Философов вдруг не встал и, со словами: •Кончим, пожалуйста, этот тяжелый разго­ вор•, - не подошел к Дмитрию Сергеевичу и не поцеловал его, прибавив: •Простите меня•. Потом подошел ко мне с тем же словом, я молча накло­ нила голову. Но он взял за руку и сказал: •Нет, встаньте, посмотрите на меня, поцелуйте меня и в самом деле простите•. Всем нам сразу после того стало легче, а была раньше мука до слез. Дмитрий Сергеевич ушел гулять, а мы с Фллософовым сидели еще до обеда и говорили обо всем. Было это пятого декабря 1901, накануне Николина дня, соборный колокол гудел, и Даша зажгла мою лампадку. А вечером мы уехали в Москву. На прощанье я опять говорила Философову о реферате. Из Москвы мы писали ему письмо - о том месте Еван- гелия: •Кто любит отца, или мать, или жену более Меня - недостоин Меня•. И еще: •Если рука твоя соблазняет тебя... • Великие эти слова - о ненависти. И страшные. Когда мы приехали из Москвы - в тот же день я полу­ чила от Философова написанный реферат и записку, где он писал, что опять болен и рад, что мы вернулись. Через несколько дней мы были у него, и я читала ему его переписанный мною реферат. Он сказал: •А у меня к вам просьба; вот корректура ста­ тьи Бенуа, ответ мне. Я хотел бы возразить, один я не сумею, помогите мне•. Дмитрий Сергеевич сказал: •Конечно, мы все вместе это сделаем•. 89
На вопрос о моем московском письме Философов сказал, без всякого раздражения: ~Бог с ним... я его боюсь•. С рефератом были у нас кое-какие письменные недора­ зумения, он изменял, чуть-чуть, переписанное мною, я вос­ становляла, но это пустяки. Реферат прочел Тернавцев на заседании, потому что Философов совсем опять разболелся, жил у Дягилева и не выходил. 1902 Пишу вечером четвертого марта того же года, продолже­ ние предыдущего. После второго заседания Философов был у нас однажды днем, и на среду, второго января, назначена была у нас общая молитва, вечерняя служба, которую Философов с нашей переписал в свою тетрадь. Мы решили сшить одежды не белые, а красные, потому что белых еще не были достойны (сказано: ~побеждающему дам белые одежды• ), форма их - эпитрахилъ до полу. Философов настаивал на белом бархатном кресте спере­ ди, что и было принято. Числа двадцать третьего я начала шить эти одежды, из красного, шелка, все, как было условлено. К первому января они были готовы. За день не хватило белого шнура для обшивки третьей одежды, и я ездила за шнуром. 1902 Первого января 1902 днем пришел Философов, и сидел в комнате Дмитрия Сергеевича, и списывал в свою книжку поправки Дмитрия Сергеевича и разные изменения. Потом мы пошли в другую комнату, пили чай и говори­ ли. Философов был немного молчалив, но он был болен. И Философов спросил, готовы ли одежды, и просил меня их показать. Я встала, но в эту минуту позвонили. И пришел Скворцов, во фраке, и стали говорить о рефе­ рате Дмитрия ,Сергеевича, на Собрании 3-го января. Он должен был читать о ~святой Плоти•, но я не советовала, ему тоже не хотелось. Об этом рано было говорить. 90
И Скворцов предложил читать другую часть, а именно ~об отлучении Толстого•, на что мы все сейчас же согла­ сились. Потом Скворцов ушел, и Философов опять сказал: •По­ кажите одежды•. Я вынула его эпитрахиль. Через голову нельзя было на­ девать, если сшить - отверстие слишком широко, а потому там была белая петля и красная, горящая пуговица. Эти горящие пуговицы очень иравились Дмитрию Серге­ евичу, и он сказал, что хорошо их надеть на голову, на узкой красной ленте, и накануне примерял и радовался. Философов встал и надел на себя свою эпитрахиль, сто­ ял прямо, а я стала на колени, на ковер, чтобы видеть, до полу ли одежда. Она ему была длинна, но он сказал: сНичего, это лучше, будешь помнить, чтобы не запнуться•. Дмитрий Сергеевич сказал ему о пуговице, и я взяла ленту с нею, и повязала ему на лоб. Так мы на этом решили, и должен он был прийти завтра в половине одиннадцатого, на том ушел. Я купила большой плоский бокал, стеклянную чашу, для вина, а вино у нас было приготовлено, белое, и еще другое, игристое, - шампанское. 2 января 1902 г. Дмитрий Сергеевич второго числа целый день ходил, ку­ пил цветов, и масла душистого, и кисточку с крестом, и пять хлебов. Ритуал был у нас с Дмитрием Сергеевичем переписан у каждого в одинаковую красную тетрадку. Сначала Дмитрий Сергеевич купил хлебы слишком ма­ ленькие, потом пошел опять и купил пять больших, круглых. В десять часов я сказала, что так как сможет быть, при­ дет Дмитрий Владимирович, то чай надо подать ко мне•. Мы хотели чай и самовар прикрыть, и тогда к нам бы не вошли. А что Философов у нас будет - лучше было сказать. И когда все было принесено и ушли, Дмитрий Сергеевич вынул и развязал наши тресвешники, они были мутные, по­ тускневшие, и чем-то закапанные, я стала чистить, и что-то отлетело и попало в глаз. Свечи вынули и вставили, потом вынули свечи помень­ ше, три, с цветами и лентами. 91
Цветы с весны засохли, и я стала развязывать ленты, сидя у огня, и к каждой свече привязала по три свежих цветка, два красных и один белый. Дмитрий Сергеевич ходил и все прибирал и устраивал, вынул ту скатерть, весеннюю, ни разу не употребленную с тех пор, положил ее вдвое на круглый стол, а на стол поста­ вил свечи. Когда я уже последний цветок привязывала, Дмитрий Сергеевич сказал: ~вот, он пришел». Звонка я не слыхала. И Дмитрий Сергеевич быстро пошел в переднюю, а я осталась. Он тотчас же воротился и сказал: ~возьми, возьми, вот письмо от него. Не придет». Надорвал конверт - и отдал мне. ~читай, я не могу». Я прочитала письмо вслух. Письмо было такое: •Благодарю вас, друзья мои, что вы мне указали пути. К· вам сегодня не приду. Не кляните меня и верьте, что я все-таки вас душевно люблю». Мы молчали, а потом я сказала: •Пойди к нему». Дмитрий Сергеевич сказал: •Постой... постой. Надо по­ нять. Надо подумать. Что-нибудь случилось». Я встала и стала переносить чайный прибор в столовую, одну вещь за другою. Дмитрий Сергеевич ходил за мной, взад и вперед. Потом сказал: •Я пойду». Оделся и пошел, а я все переносила чашки и самовар, а когда все перенесла, вынула свечи и связала, спрятала ска­ терть, но подсвечников не могла одна увязать. Дмитрий Сергеевич тотчас же воротился и сказал: •Меня не приняли. Он спит. Это неправда. Он сам принес письмо. Что нам делать?» Я сказала: ~вот, давай увяжем подсвечники». И мы их с трудом увязали и спрятали. Потом я отвязала цветы от свечей и бросила в огонь. Они тотчас же почернели и сгорели. Дмитрий Сергеевич сказал: •А хлебы? Их надо тоже сжечь. Будут ли гореть?» Он принес хлебы, и я, сидя у камина, ломала их на кус­ ки и бросала в огонь. Хлеб был мягкий, свежий. Но не чернел, горя, а весь ку­ сок занимался тихим, синим пламенем и распадалея в пепел. 92
Но горел долго, и когда все пять сгорели, бьто уже поздно. Дмитрий Сергеевич говорил: •Это я виноват, не бойся. Я мало сил тратил на это дело, не все сделал, что мог. Мы мало дали, - и вот, все у нас отнялось. Не бойся•. Мы тихо, шепотом, говорили с ним, а потом он ушел к себе. Я долго была одна, а потом опять он пришел, уже разде­ тый, и принес Новый Завет, и сказал: сВот, я открыл, посмотри, какие слова•. Было это из посланий Павла: сМы сильные, доЛжны сносить немощи бессильных и не себе угождать... • Потом опять говорили мы тихо, и он ушел. Утром третьего января Дмитрий Сергеевич nошел к Фи­ лософову в библиотеку. И вернувшись, сказал мне: сОн обещал прийти сегодня днем и поговорить с нами. Я сказал, что почему он сразу не скажет, что же случилось, и что об этом нельзя писем писать, и что н:е уверен, точно ли он придет, лучше подожду его, но он ответил, что ждать нельзя, что он придет наверно, а сказать, говорит, он дол­ жен перед нами двумя•. В пять часов от него пришла записка, из редакции Дя­ гилева: •Дмитрий Сергеевич, я все еще нахожусь в состоянии колебания, и пока я в этом состоянии - прошу вас оставить меня в полно.м покое•. Мы помолчали, а потом Дмитрий Сергеевич сказал: сЯ пойду к дверям редакции и буду его там сторожить. Я не понимаю. Я не верю•. И пошел. Перед обедом вернулся, ничего не сказал, ,лег. У него очень голова болела, а вечером надо было, читать. Если бы не его реф~рат был, - мы б в Собрание не по- ехали. Нельзя было ехать. Он вперед ехал, а я после поехала. Расписываясь в книге -я вдруг увидела, рядом с Дяги­ левской, подпись: Д. Философов. Мы никак не могли думать, что он поедет в Собрание. Все было непонятно, темно до корня. Войдя, я села у дверей и не двигалась. Дмитрий Серге­ евич читал вяло, насилуя голос. Было много народу. В перерыве кто-то мне сказал: •Какое лицо у Философо­ ва! Краше в гроб кладут•. Соловьева прибавила: сТочно из "Песни торжествующей любви" - Тургенева•. 93
В перерыве же я столкнулась с ним во второй комнате. Мы молча подали друг другу руки, и я отошла. С ним был Дягилев и другие из •Мира искусства•. Я, отойдя, сказала Дмитрию Сергеевичу: ~он здесь, ты можешь поговорить с ним, если захочешь•. Дмитрий Сергеевич ответил: ~я не сказал тебе, я видел его в редакции, и он сказал, что дня через три-четыре сам придет, непременно, и тогда поговорим•. Я ответила: ~ну, этого не будет. Он не придет. И уедет за границу•. А были раньше слухи, что он поедет за границу лечить­ ся, но он отрицал. Дмитрий Сергеевич на слова мои возразил: •Я спраши­ вал его, и он сказал: •Я не уезжаю•. В этот вечер в Собрании я потеряла из кольца большой бриллиант. Пятница прошла, и ничего,- в ожидании нам (известно­ го заранее) приговора. Дмитрий Сергеевич писал письмо за письмом и рвал. Я ничего не писала. В субботу утром привезли из корпуса к нам племянника Дмитрия Сергеевича, маленького кадетяка (отец Дмитрия Сергеевича просил взять на 1 день). Он был хороший мальчик и все бегал да играл в солда­ тики. И мы с ним должны были играть в солдатики. Вечером у нас был народ, молодые профессора Акаде­ мии, Розанов, Минский. Розанов сказал: •Бедный Философов! Сегодня узнал, что он сильно болен и его увозят за границу•. Потом вечер прошел, и все ушли. Дмитрий Сергеевич сказал: •Я не пошлю ему этого пись­ ма. Он, действительно, болен. И это у него тоже от болезни, иначе нельзя объяснить. Он не сознает, что он делает•. Я взяла письмо и спрятала. И сказала: •А завтра еще надо будет последнее от него перенести. Какое унижение - не нас, а... • Дмитрий Сергеевич сказал: •Молчи, не надо. Тут была кровь - и будет кровь. Ведь ему от этого можно уйти - только в смерть•. Я ответила: ~свое можно простить, а не наше - не нам прощать•. На другой день, в воскресенье, я опять играла с Борей целый день в солдатики. А к обеду должны были прийти отец и брат. 94
Мы играли с Борей в столовой. Ему было ужасно весело. Когда позвонили, я прошла к себе. Это был Дмитрий Сергеевич. Он протянул мне распеча­ танное письмо: •Посмотри. Это невероятно. Ты была права». В письме стояло: •По зрелым рассуждениям я должен написать следующее. Я выхожу из нашего союза не потому, что не верю в дело, а потому, что я лично не могу в этом союзе участвовать». Далее еще несколько таких слов с повторением и подчерки­ ванием, что он верит в общее •дело», но все-таки, благодаря каким-то личньш соображениям, принужден его разрушить. Боря поселился со своими солдатиками ко мне, а потом сейчас же пришел отец и, кажется, брат (или не брат?), и было шумно. Потом, после обеда (это было шестого, в Крещение) Бо­ рю увезли в корпус. И я не очень хорошо помню, что было потом. Только вечером поздно Дмитрий Сергеевич сказал мне: •Знаешь, это что-то столь невероятное, что мне кажется, будто я сошел с ума. Я пойду к Дягилеву». Я удивилась: •К Дягилеву?» Дмитрий Сергеевич сказал: •Ну да, я по крайней мере буду знать, Дягилев ли тут причиной или нет. Что бы он мне ни говорил - по тому, как он будет говорить, - я это узнаю». И утром он пошел, и вернулся, когда я еще лежала в постели. Дягилев, по словам Дмитрия Сергеевича, - очень уди­ вился и как будто ничего не знал, и даже обиделся, что не знал. Конечно, Дмитрий Сергеевич ничего ему не объяснил, а только сказал, что Философов без причины с нами поссо­ рился, не на личной почве, и уклоняется даже от разговора. Дягилев будто бы сказал, что, по его мнению, это все от болезни. •Он безумно испугался своей болезни». Я вспомнила, что Философов несколько дней тому назад - ну, может быть, недели полторы - писал: •Я не боюсь болезни, я тут не мнителен... ». Испугался болезни? Как? Богооскорбл~ние, Богаубий­ ство - как лекарство от болезни? Мы не очень поняли. Затем Дягилев сказал, что он в ужасном •настроении» и что лучше его теперь не тревожить, что через три дня он уезжает, а что он, Дягилев, ему ничего не скажет даже об этом разговоре. На том и разашлись они. 95
Дмитрий Сергеевич сказал: •Я уже столько унижений вытерпел, что могу терпеть и дальше. Я виноват, виновата и ты. Я до такой степени ничего не понимаю, что готов предположить и то, что виновата тетрадь, которую ты дала читать ему вслух. Не понимаю, как виновата - но все воз­ можно в этой слепоте•. Может быть, и тетрадь. Может быть, и болезнь. Может быть, и он. Может быть, мы. Как мы не знали, так и до сих пор не знаем. Глухая петля. Личное оскорбление - лучше; там можно простить. А здесь нет права простить. И жалость - человеческая - к оскорбляющему. Того, Кого нельзя оскорблять. Может быть, первые, те, оставшиеся ученики Его - сквозь боль, ужас и негодование - жалели Иуду. Дмитрий Сергеевич сказал: •В первый раз в жизни я так ясно и близко увидел- Зло. И такое именно, какого боял­ ся: тупое, слепое, грубое и грузное. Страшное не ужасом, а отвратительностью и глухим бессмыслием•. И прибавил: •Я неверно сказал о личном унижении. Ка­ кие тут нам могут быть унижения! И пускай будут•. Я согласилась с ним, так думала и раньше. Уни~ений и для меня нет. Но пока он болен - оставим его. Подождем. А потом ... Простить ведь нет права. Дмитрий Сергеевич все-таки решил еще написать ему, и было написано два письма, одно Дмитрием Серге·евичем (переписано мною), другое нами обоими. Первое, в понедельник, - довольно сдержанно говорило о том, что мы не верим ничему личному, способному разру­ шить общее, и был вопрос: •Неужели уедете, не простив­ шись с нами?• Во вторник на это письмо была строчка ответа: •Не зай­ дете ли ко мне днем в пятницу?• Мы знали, что он выходит, Дмитрий Сергеевич видел его на извозчике, знали, что в пятницу вечером он уезжает. Днем в пятницу он звал нас, чтобы избежать свидания - по крайней мере наедине. Так мы ему и написали, опять сдержанно и сердечно. Ответ через два дня: •В пятницу я уезжаю. Еду лечиться и ни на какие разговоры не способен. Шлю вам мой привет, надеюсь встретиться с вами окрепшим. Преданный вам... • Ему отмщение - и Он воздаст. И если Он захочет, и укажет, - мы будем орудием. 96
29 .марта 1902 Пишу двадцать девятого марта, в годовщину Бывшего. Тьма внешняя с нами. На небе сегодня встанет заря яс- ная, ибо небо чисто, но на земле, где мы, темно. Его воля во всем. 29 .марта 1903 Пишу двадцать девятого марта тысячу девятьсот третьего года, во вторую годовщину Бывшего. С тех пор случилось вот что. , Философов приехал из-за границы прошлой (02) весной на шестой или пятой неделе поста. За время его отсутствия мы часто бывали у его матери, которая сама все время нас приглашала, и писала письма, и была в Собраниях. Философову это не нравилось. Но это неважно. Дмитрий Сергеевич по приезде пошел к нему в библио­ теку. Он сказал: ~теперь я здоров. Теперь я могу говорить•. И пришел днем. Пополневший, тщательно одетый, в ярком свете весенне­ го дня, и очень холодный и грубый. Повторял все то же, с прибавлением: ~мне скучно. Это неинтересно•. Позвонили. Случайно приехала его мать. Она - добрая, экспансивная, немножко глупая, либерально-суетливаЯ 'ста­ рая женщина, слезливая. Мне ее всегда нежно-жалко. А Фи­ лософов с ней неуловимо нехорош. Так это вышло. Она посидела и уехала. А он остался и опять говорил мертвенно и безнадежно страшно. Так и расстались. ~знакомство• как будто сохранилось. В четверг на Страстной, было это тринадцатого апрелЯ, я написала с вечера Дмитрию Сергеевичу пИсьмо (со среды), что надо нам двоим молиться, как будто еще нас трое, а так этого дня пропустить нельзя. Он понял. Было тепло и ясно. Я приготовила немного цветов, проевпру и белого шипучего вина. Мы хотели толь­ ко молиться вместе и читать Евангелие. Вечером нас неожиданно позвала мать Философова. Он и не знал. Пошли. Я отнесла одну из трех приготовленных красных лилий - ей, в его, третьего, дом. 97 7 Дневники: 1893-1919
У Философова было темное, злое лицо. А Дягилев был грубоват. Около часу мы ушли. А в два часа мы приготовились, как могли, я оделась, мы постлали скатерть (ту) в средней комнате, поставили чашу (ту) пустую, прикрытую. Вино же пилось из стеклянной чаши, простой, ели хлеб, и вино было не красное. Стул Философова был оставлен, пустой. Мы молились по вечерне и читали, и были минуты неза­ бываемой радости, чистой, как светлое вино. Радости - и надежды. Мы молились, как умели, и о нашем третьем, который ушел. Заутреню мы были в Академической церкви, на хорах. И не хватало света и радости даже в это радостное бого­ служение, в светлый праздник. Но страшна и прекрасна была церковь потом, опустев­ шая, запертая, - из верхних окон. Клубы неподвижного сизого дыма, красный отсвет кост­ ров, бледные очи весенней зари. Так это кончилось. А Философов совсем не пошел к за­ утрене. Оделся - и вдруг остался дома, один. Мать его го­ ворила потом. Мы виделись изредка. Собрания наши шли живо, интерес­ но, и уже из них стала возникать новая идея - идея журнала. Но мне было ясно, что Собрания - внутренне кончены, потому что нет внутреннего круга. Мы узнали много новых людей, узнавали все больше, из кого состоит Церковь Православная, которая, как тогда еще казалось нам, нуждается в движении, в приятии нового, в изменениях, ибо в ней не отвечающая нашей душе косность. Постом Дмитрий Сергеевич читал у митрополита Анто­ ния последнюю часть Гоголя, где это говорится. Читал про­ тив моего совета, ибо уже ясно было, что учащая Церковь не поймет нас, только обидим ее. Так и случилось. Я тоже была на чтении у Антония. Священник Альбов представил свой реферат о преоб­ разовании Церкви (очень скромный и наивный). Антоний запретил его даже и читать в Собрании. Вот из кого состоит ныне православная учащая Церковь: из верующих слепо, по-древнему, по-детскому, с детской, подлинной святостью: отец Иоанн Кронштадтский. Ему мы, наши запросы, наша жизнь, 1tаша вера - непонятны, не 98
нужны и кажутся проклятыми. Из равнодушных и тупых иерархов-чиновников. Из полулиберальных индифференти­ стов, милых: Антоний. Из добрых и тихих полубуддистов: отец Серrий. Из диких и злых аскетов мысли. Из формен­ ных позитивистов, мелочных, самолюбивых и грубых: отец Соллертинский. Из позитивистов-нравственlfИков с честолю­ бием жестких: отец Гр. Петров. Попадаются такие блестя­ щие, интересные схоластики умом и нутром - как архиерей Антонин, притом, конечно, совершенные еретики, не верую­ щие в подлинность исторического бытия Христа. Этот архиерей Антонин, ныне епископ Нарвский (недав­ но), летом даже сходил с ума. Теперь поправился. Профессора Духовной Академии - почти сплошь позити­ висты, иногда карьеристы, а есть и с молодыми, студенчес­ кими душами; но и они мало понимают, ибо глубоко, по воспитанию, некультурны. Так вот из кого состоит в данный момент истории Пра­ вославная Церковь. Говорю теперь зная, имея опыт. И веруя в ее подлин­ ность, истинность певидимой Церкви. Но не веруя, что она есть последняя, окончательная, все уже в себя включившая Церковь. Ибо ведь недаром она, видимая, из людей состоящая, такова. Отстранив всех, лишь по внешности в ней находя­ щихся,- получила одного отца Иоанна и к нему приближа­ ющихся. Все ли человеческое разумение, все ли ответы на нашу боль и муки, всего ли Христа уже включает в себя святость отца Иоанна? Увы, увы! Как отсечь нам наше разумение любви, нашу жажду святости разуменной молитвы - о жизни, о мысли, о всем человеке, во всем его теперешнем существе. •Буду молиться сердцем - буду молиться и умом ... • - сказал апостол. А отец Иоанн, вся Церковь - не учат нас молиться и умом. Но возвращаюсь. Мы видались изредка с Философовым. Когда мы уезжали - за Волгу - он даже провожал нас. Когда вернулись (в июле), он пришел первый. Мы говорили о внешнем. Б последний день я неожидан­ но встретила его с Дмитрием Сергеевичем на Караванной. Мы проводили его до библиотеки. И тогда вдруг заговорили и рассказали ему о нашей молитве вдвоем, в четверг. Он молчал. Потом сказал: •Бы все-таки не покидайте меня•. 99
Летом стал осуществляться журнал. Странно, какое безу­ мие! Точно не мы сами делали. Без денег, безо всего... Осенью опять мы иногда видзлись с Философовым. Он бывал у нас, говорили о журнале, внешнем, - а когда о внутреннем, он молчал. Какое у него страшное, мертвенное, покойницкое, молча­ ние. Осенью, в одну тяжелую минуту, я написала ему: ~вер­ нитесь к нам!» Какие сухие слова в ответ! Потом пришел. Я была одна. Мы кое-как говорили. Уходя, сказал: ~ ...но если бы я вер­ нулся - то уже навсегда». Еще бьт разговор с Юрьевским священником, Егоровым. Этот священник сам предлагал новую Церковь, Иоанновскую. Но Дмитрий Сергеевич и не верил ему, и Карташов (про-фессор Духовной Академии, странный, юный культур­ ностью, полуживой человек, полупонимающий, задерганный воспитанием, тянущийсяк культуре, ее не постигающий и­ до конца не верующий) был против него. Говорили мы пятеро. Философову тоже не понравился священник. Уходя, Философов сказал мне в дверях: ~А вы верите в Карташова?• Я сказала: ~не знаю; ведь он... » Философов сказал: ~да, может быть, он все это принимает только из полубессознательного желания быть во всем с вами. Ведь он влюблен». Я: ~он очень чистый человек». Философов: ~да, знаю. Но тут все смешано в сознании. Вот и я многое... по­ тому что дорожу дружбой вас обоих. А насколько у него сильнее, если он влюблен. Я - и то все боюсь, что вы меня бросите... » Я сказала, что это надо выяснить. Пошли журнальные дела. Собрания очень выродились, да ведь для нас они больше не нужны. И журнал - после­ дний толчок, по инерции, все от того же Бывшего. Со всеми друзьями Философова, благодаря журналу и их отношению к нему (не хотели соединиться, обиделись), - мы разошлись. Они отошли. И там пошли нелады. С Дяги­ левым многие поссорились. Философов ПР.ИНИК к Дягилеву. И был с нами все мертвее. Все страшнее. В молчании. Последний раз я видела его в самом начале марта, на большом вечере •Нового пути•. Он сидел в другой комнате. Дмитрий Сергеевич бьm болен. И ни разу с тех пор не за­ шел к нам, и не написал, и не приходил туда, где мы. И все это глухо, страшно. 100
Двадцать шестого марта Дмитрий Сергеевич был в ре­ дакции 4Мира искусства•. Говорил с Дягилевым, а Филосо­ фов почти не говорил с ним. А сегодня вечером, 29 марта, он уехал с Дягилевым на два месяца в Италию. Видел его еще Минский, и с ним, когда он говорил о нас, о Собрании, Философов был груб. Двадцать шестого я получила письмо от Карташова, где он говорит, что не может более причащаться в Церкви, и умоляет меня и Дмитрия Сергеевича совершить с ним в Великий Четверг вечерю любви, не Евхаристию, а лишь помолиться вместе, т. е. то, что мы делали вдвоем прош­ лый год. Карташов ни о чем Бывшем не знает. Мы послали это письмо Философову с приписками, что он убил нашего действенного Бога, сделал нас слабыми и жалкими. Что он в последнее время преетупил даже челове­ чеС1Ше пределы с нами, но связь не порвана, тщетно. Про­ сила письмо вернуть. Сегодня получила его назад. Некоторые слова моей приписки подчеркнуты. синим, и вся моя отчеркнута с замечанием 4Декадентствоl•. Припис­ ка Дмитрия Сергеевича оставлена без внимания. До этого, до такой грубой ненависти у него еще не дохо­ дило. В отношениях последнего времени - мы еще никогда не были. Вот что осталось от Бывшего. Вот куда привело. Боже мой, дай нам сознание греха! Неужели так и останемся мы во тьме? О, я виновата! Философов слаб, а когда Дмитрий Сергеевич сказал: 4Я буду с вами, как со слабым, буду вам приказывать, это мой крест...• , я воспротивилась ... Я хотела опять равного .. . Вижу, 13иновата... Господи, прости меня1 Дай мне опять света ... Так тяжело. Пишу в Великий Четверг того же года, третьего апреля. 1903 Я что-то глубокое поняла. Поняла правду и ми.цость Божью. И почему Философов должен был уйти. Так - хорошо. Господи, призри на любовь мою! Дай света, чтобы видеть волю Твою! Склоняю голову. Отдаюсь Твоей любви. Аминь. 101
1903 Страстная суббота, 5 апреля, того же года. Сегодня светская (синодальная) власть запретила Рели­ гиозно-Философские собрания, вопреки доброй воле митро­ полита Антония. Повод - донос Меньшикова и мелкая пресса. 1906-го года пишу, 10-го февраля, почти через 5 лет пос­ ле 29 марта 1901 года. И через 3 года после последней записи. Три года эти для Главного - были для нас самыми важными. Господи, Твоя воля и сила, а во мне - любовь, вера, свет и раДость. Чудесно все Твое. Хочется подробно писать, но нельзя. Да и не упомнишь всего. Главное, страшное, светлое и великое. Мама моя скончалась 10 октября, в пятницу, 1903 года. У нее с осени, еще на даче, сердце болело, и все хуже было, и все видели, только мы, четыре сестры, ничего не видели. Точно глаза были удержаны. Утром за мной прибежали, я пошла, а она лежит мерт­ вая, на полу. Рука еще теплая, без пульса. Сразу, во сне. Потом пришел доктор и сказал, что кончено. Я лежала в комнатке под пледом и не плакала, а все спрашивала, где же любовь, ее любовь, если кончено. Ведь была, - и кончилась? Как же это может быть? Ведь моя не кончилась? За сестрами Татой и Натой, я послала. Записку. Они пришли. Окаменели сразу. А я вот что забыла написать раньше, важное: в 1901 году 29 марта, т. е. после 29 марта, на другой день, Тата и Ната днем пришли, а я им почему-то в столовой попробовать из рюмочки оставшегася в бутылке красного вина дала, того. Тата сказала: ~Какое, точно причастие•. А я налила еще в рюмочку, к ней ландыш привязала и сказала: ~отнеси ма­ мочке, пусть выпьет. Так и несите осторожно в рюмке•, и отнесли, и она выпила. Так вот и умерла наша мамочка. И тут все, что затаилось в нас, вдруг наружу вышло. Дмитрию надо было нас под­ держать, и он свое со всей силой отдал. Умел раскрыть правду. Помог мне. И нам, сестрам. Тут ясна стала и Тата. И Ната. И даже Ася тогда, на то время вышла, только потом закрылась опять. 102
А Философов с первого дня, тотчас же, пришел к нам и так сразу подошел, и почти все время около был, я все вре­ мя его видела - оглянусь, тут, рядом, близкий, понимаю­ щий до дна, вместе страдающий. Но у гроба в первый день вечером мы одни молились, и Апокалипсис ей читали. •Отрет всякую слезу... • На похоронах, когда могилу засыпали, мы вдруг все по­ целовались, светло, друг другу •Христос Воскрес!• сказали. И опять Философов тут близко где-то, помню. Потом у нас все переменилось вскоре, Ася уехала, Тата и Ната стали жить у нас, спали в столовой, а для вещей и работы рядом наняли крошечную, в две комнатки, квартир­ ку, куда днем часто и уходили. А вечером мы все молились вместе, •Отче наш• читали, •дух Святой•, •Матерь Божия•, и еще сложилась сама мо­ литва, чтоб мамочка за нас молилась. А Философов все приходил, часто, и все ближе был. Мы с Татой и Натой понемногу говорили... Началась тут еще мука с •Новым путем•. Перцов отка­ зывался; и продолжать можно было только, если Дмитрий Сергеевич роман Петра отдаст и будет новый редактор. И уж видно было, что Философов любит нас и любил, любит наше и любил, и даже не как наше оно все, а как его же собственное, и это всегда было. •Новый путь• - мое детище дор~гое было, ~му я много сил отдала. Оно, маленькое дело, родилось ведь из большого же, единого, Главного. ' И Философов согласился бьпь редактором, Дмитрий Сергеевич отдал роман. И этим реальным делом выявилось наше единение, наша пекоторая связь жизни. Философов с Татой и Натой тоже сблизился. И несколь­ ко раз был, когда мы все вместе молились. Я с Татой говорила все больше. И выяснилось, что она не только понимает, а у нее все точно и бьто, только не оп­ ределенно так. И у Наты, по-своему, по-особому. Дмитрий Сергеевич на масленице был болен. Я много тут пережила. На Иматру ездили вчетвером. Философов оставался, но я его уже начала тогда особенно, по-новому, ощущать, :тать о нем. Знать, когда ему хорошо, когда плохо. И чувствовала, что и у него что-то свое, но тяжкое, свое - но и наше. 103
Все время непрерывная началась внутренняя нужда в нем для всех нас. И вот Страстная неделя уже близка стала. Пишу в Париже, 9-23 февраля 1908 года, почти через семь лет после Бывшего. Пишу ночью. Так случилось. Вот уже скоро два года, как мы уехали из Петербурга за границу, мы трое, я, Дмитрий и Дима Философов. Два года мы живем вместе, втроем. Так много было с тех пор, как кончилась запись, что я не могу писать подробно, не упомню, да и невозможно. Вот как было вкратце. После смерти мамы моей стала явной близость наша с Димой. Наша любовь. Тата тоже подошла к нам в Главном, и Ната, хотя меньше. Наши первые четверги были вместе, в маленькой квар­ тирке. Тихие ~вечери любви•, молитвы и белое вино, вино­ град, хлеб. Весной мы уезжали с Дмитрием за границу. Приехали в августе, жили в Гатчине. И Дима приехал из деревни к нам недели на три,. 1904 г. И Тата, и Ната приехали. Тут и Карташев стал подхо­ дить. Но только он тогда влюблен в меня был. Зимой я больна была. Потом 9 января случилось. Пере­ вернуло нас. 1905 г. Но собирались все время, молились. В феврале ездили втроем с Димой на Иматру. Хорошо было. Тут Бердяев стал подходить - издали пока. С Димой все сближались, - ссорясь, т. е. борясь в чем- то. Он захотел быть на ~ты• со мной и с Дмитрием. Весной втроем поехали в Крым. Светло и благостно. Были облака и там, но хорошо. Оттуда Дима уехал в Спб., а мы с Дмитрием в Констан­ тинополь и на Принцевы острова. Помню, там о Цусиме узнали. Тяжело было. Вернулись. Дима нам дачу нанял. Тата и Ната уехали на Кавказ в то время. Дача на карташевской платформе, около Сиверской, - Кобрино. Дима жил с нами. Дача милая, хорошая. Уже в Крыму мы решили, что то, что думали сделать ~когда-нибудь•, - надо сделать сейчас, скорее: уехать втроем на время за гра­ ницу, в Париж, для внутреннего приготовления к Делу. 104
К 15 июля Дима уехал на некоторое время к себе в деревню. Перед самым его отъездом между мной и Димой вышло личное (отчасти личное) недоразумение. Тяжелое. Но не ро­ ковое, об этом уж не могло быть речи. Расстаться мы уже не могли. Дима кое в чем мне не доверял. И прав был. Разве я-то сама могла себе доверять? Ну, не в том дело. А тут вот что важно: я все думала об одной мысли, которую стала подкожно понимать: что все в том,что1,2и3.Всевэтомивезде. Так же и: Личность, Пол и Общественность. На этом я все вертелась, и только это в меня проникало. С Бердяевым на этом сближались, разговаривали. Дима вернулся в Кобрино. А после вскорости мы пере­ ехали в Петербург. Он матери уже сказал, что уезжает. Этим летом и весной, думая об 1, 2, 3, я поняла впервые (и более конкретно) роль общественности. 1905 г. Тут Дима мне помог. Я была бессильна против идеи са­ модержавия, как все-таки более религиозной, чем другая об­ щественная. Я не могла найти против нее метаморфических аргументов. Но стала чувствовать, что должна найти, ибо она - не­ правда. Дима отрицал ее - не обосновывая. Пользуясь его чув­ ством - я пошла дальше. И вместе мы поняли, что сама идея личности и теократии в нашем понимании - ее отрицают. Дмитрий еще не понимал. Помню споры в сумерках, в березовой аллее. Потом вечером раз - вдруг понял окончательно и беспо­ воротно. 21 июля. Я записала на шоколадной коробке: •да самодержавие- от Антихриста!• В Диме я все-таки отрицала его сотдавание•, стихийное, стихии революции. Когда вернулись - пережили октябрьскую забастовку, манифест, московское восстание. Много было страшного, тяжкого и важного. Уезжать, казалось, нельзя. Мы ждали. За это время часто собирались на четверги. Бывали с нами Тата, Ната, бывал и Карташов, и еще Серафима Павловна. Но она напрасно. Она - для меня, как потом оказалось, стала •обожать• меня. Она хорошая, прямая, измученная жизнью... И какая-то в ней психопатия. 105
Бердяев в мыслях очень сходился, слушал. А только не 4Верил•. 1905. Качался, как маятник, между 4идеалом мадонны и идеа­ лом содомским •. В самом начале января (06) ездили дней на 1О втроем на Иматру. Там хорошо было - ледяное солнце, снега. Дима на день раньше уехал, по делу. 1905-1906 - много разговоров с Бердяевым. Потом много было чего - и не упомнишь. Стали твердо готовиться уезжать. Дима уехал с матерью (она ехала в Швейцарию, к доче­ рям), а мы еще остались недели на полторы. Накануне Диминого отъезда был у нас Четверг. После уж не было, так молились. И Кузнецов Натин бывал. Провожали на вокзал Тата, Ната, Боря Бугаев (он нам тоже был близок, у нас и жил, приезжая из Москвы, и на четвергах бывал. Мы любили его, и он удивительный, толь­ ко легкий), Карташев, Серафима Павловна, Кузнецов, и по­ том Бердяев приехал - один. Тата, Ната, Карташев и Кузнецов переселились в нашу квартиру, т. е. последние к нам. Мне так было легче. Они были - точно •стадо• оставшихся, на перроне. А мы уехали. Надо было. Пишу в седьмую годовщину Бывшего, 29 .марта 1908 г. в Париже. Кратко попытаюсь о дальнейшем, потому что иначе не успею, пожалуй. Мы должны уезжать из Парижа. Приежали мы сюда с Дмитрием 1 марта 1906 г. Дима встретил нас, ждал, приготовил помещение около Etoile. Прожили неделю. Наняли квартиру, большую, хорошую, новую, 15 Ьis, rue Theophile Gautier, в Auteuil. Потом уехали в Канн. Т. е. сначала в St. Raphaёl, где ночью на горе встречали Пасху, солнце из моря (Esterel), а после еще переехали в Канн. Наши личные с Димой (двойные) отношения тут очень ломались, и если б Дмитрий нам не помогал и тройствен­ ность наша, и любовь, то было бы очень тяжело. Но все благо, все было хорошо. Мы вернулись в Париж в мае. Жили до конца июля. еживались - подчас с трудом, с мукой, - но хорошо все. 106
В день разгона первой Думы - мы уехали в Бретань. И там многое переживалось. Осень мы провели в Комльенеких лесах, на вилле в Pierrefond. Там писали статьи для французского сборника нашего. Четверги были все время. Один раз был в лесу. Свечи на солнце. Дмитрий смутился. Нам еще хочется лам­ падного света. Осень 1906 г. Приехали домой. Жизнь шла все ровно и тихо, с усили­ ями и падениями. Приехал Боря Бугаев, поселился недалеко. Несчастный, тоскующий (личная любовь), но близкий нам. Иногда мо­ лился с нами. Я его люблю с нежностью. 1906-1907 rr. Отношения с людьми неровно слаrались. Я тянула к русским революционерам (чуялась нужда в их обществен­ ности, что-то чуялось в людях тут)- с французами- труд­ но. Узнавали их - но они чуждые. Боря после Рождества был болен, потом уехал. Дмитрий читал первую лекцию, - мою статью о •наси­ лии•. 1907 г. Потом Дима свою - о Горьком. После Дмитрия - мою ~что такое самодержавие•, о ко­ торой сначала мы мноrо спорили. 1907 г. У нас уже были и друзья, - но внешние. Пасху мы встретили дома, хорошо очень. Отдельная служба. В Петербурге не очень ладилось. Тата одна родная. В июле уехали в Германию. В горы, потом в Баден, по­ том в Гамбург. 1907 г. И вот вторая зима парижская наступила. На митинге, куда поехали случайно почти, мы встретили милого Фонда­ минского. 1907-1908 rr. Сошлись с ним, с его друзьями. Осенью 1907 г. Дмитрий пережил любовь (голубая). Нежно полюбил Марусю, милую юную русскую барышню. И она им ~увлеклась•. Мать - ужасная баба. Увезла ее. А весной привезла невестой чьей-то. Дмитрий не захотел ее видеть. У меня с Димой выработались удивительные отношения. Последнее время мы только все раздражены. А то все мы очень изменились и срослись. Последнее время нас мучил Бердяев... в Париже. 107
1908 Пишу в Великий Четверг 10 апреля. Как бы седьмая го­ довщина... Я не много могу написать. Это трудные и страшные дни для нас. Всю прошлую зиму и лето мы работали над литур­ гией. И древние все изучили. В эту зиму составили из них... не свою, нь общую. Соб­ ственных молитв даже и нет, одна только из Четверга, - •от всех~. И вот теперь наступают последние дни. Все готово, все переписано, нужное (скромное) куплено, покровы сшиты. Готовы ли мы? Два вопроса есть: первый - о Церкви, второй - о нас. О Церкви для меня второй, ибо мы внутренно не отхо- дим от Нее, и наша литургия - вся церковна, кроме свя­ щенства. У нас трое - равны. И я Церковь больше полюб­ лю, имея Таинство, - я знаю. Но мы... Это для меня страшнее. Мы эти два года были нерадивы, так часто, по отношению к Главному. Не дали наших сил. Я хуже всех. Лжива, тупа и слаба. Я знаю! Знаю! И самый ужас мой - ужасен, ибо он страх не вечной гибели, а божеских несчастий. Но я не для того пишу, чтобы себя обличать. А чтобы помнить, помнить эти дни! Дмитрий и Дима глубже меня их чувствуют. Мы отложили возм.ожность до Страстной субботы вече­ ром. Чтобы соединить с Пасхальной службой. Всю Страстную мы молимся. Отдалились от людей. И в этом мука, потому что нелюбовь. Бердяев в Вербное вос­ кресенье в первый раз молился с нами. А теперь и ero не видим. Господи! Надо ли отказаться? Это сейчас легче. Но как без помощи вернуться в Россию? И что ж, что мы недостой­ ны? Правединков ли Он пришел призвать к покаянью? Но тут чувство: к покаянью, да. А мы что хотим сделать? Позвать Христа сами на нашу вечерю. Я боюсь и •знаков~. Я боюсь и мыслей. Я хочу, чтоб все мы сделали по воле не нашей. Отдаться в Его волю. Не могу писать больше. Не знаем, что будет. И ужаса моего боюсь. Любви, должно быть, мало. Завтра вечером, в пятницу, пойдем в церковь. Господи, отпусти, прости нам все. 108
Пишу 14 марта 1911 года, через десять лет после начала, почти в годовщину десятую. В Париже, 11 Ьis Аvепие Mercedes, в нашей маленькой но­ вой квартире. Эта тетрадь лежала здесь, в Париже, с апреля 1908 года. Почти три года я ее не видала. Вот что было за три года. Со дня последней записи, в ве­ ликий четверг. В субботу вечером была у нас литургия. По составлен­ ной из многих старых. Все трое - разнослужащие, равнодействующие. Одни - все относящееся к хлебу, другой - к вину, тре­ тий - к соединению их. Так было составлено и переписано в наших книжечках. Причащение так: каждый причащается сначала сам, под двумя видами, хлеб - вино, затем причащает рядом стояще­ го, из чаши, с ложечки, в соединении. Частицы разрезаны так. Идет в круг. Я была третьим, соединяющим. Причащала Диму, а Дмитрий - меня. А Дима - Дмитрия. После этого мы служили пасхальную службу. Так было. Боюсь говорить, - не знаю, - что было и как в душе окончательно отозвалось. Помню одно: что бьто очень страшно. И еще: ничего, что страшно. Сомнения главные: не утарапливаем ли, не подчиняем ли это - нужде и желанию ехать в Россию? Убеждение: что все равно недостойны будем всегда. И что сделан опять один крошечный шаг вперед. Только одна искра. Надо дальше... Однако почему-то мы после об этом друг с другом со­ всем не говорили. Было тяжело, непонятно, - но невозмож­ но говорить. Поехали через две недели в St. Jean, около Биарица. Жили там. Потом поехали в Гамбург. Я там была больна. (Нарыв в горле.) 1908. 11 июля 1908 г. мы приехали в Петербург, после почти трехлетнего отсутствия. Ранее скажу еще вот что, важное, о Париже. Мы там поняли душу старой русской революции и полю­ били ее. Понялась ее правда и неправда. Я внутренно по­ чувствовала темную связь ее со Христом. Возможность про­ еветления и тогда- силы. 109
Среди всех - ближе стали к нам Савинков, член боевой организации, человек с тяжелой биографией. С кровью мно­ гих на душе, и Фондаминский - Илюша. Оба они чудом спаслись от петли. Оба- наиболее видные члены с.-р. Оба- такие разные. Борис Савинков - необыкновенно даровитый во всех от- ношениях человек. Поразительна умный и до испуга чут­ кий. Русский. Илья Фондаминский - еврей, абсолютно не похожий на еврея. Нежный, кроткий, христианнейший - весь любовь. Смутно верующий и веры своей боящийся. Мы много с ним были, много разговаривали. И близко. В то время революцию прихлопнули. Происходила везде переборка, пересмотр старого. И на новые возможности открывались души. Мы тогда оставили их на перекрестке. Я не знаю, что мы могли еще сделать. Но было чувство, что оставили их на полдороге. Железный занавес упал между нами, когда мы вернулись в Россию. Я увозила с собой только роман Савинкова ~конь бледный~. написанный, конечно, от совместных на­ ших разговоров. Еще: в конце парижского житья - разрыв с Бердяевым. То, что мы поняли, - он перестал понимать. Отсюда его упреки в ~самоволии~. его, еще тогда не явный, наклон к Церкви, в 1908 г. Бердяев перешел в православие. Обо всем.- мы ему не говорили, но все-таки- он молил­ ся с нами, я помню его еще не верующего, я так много сил и мыслей отдала ему, любила его всегда. Был тяжел разрыв. Ну, так вот мы приехали в Петербург. Тата, Ната и Карташев. Тата в Париж писала нам самые длинные письма, под­ держивая близость - их с нами. Тата цельная, изумительная, верная. Не отступала, хра­ нила, несла. Боролась за нас с Карташевым и с нами - за него. Сцепляла свою тройку. На даче стали мы жить, в сырой Суйде, в двух домах. 1908 г. Как ни близка Тата, - но ведь она не одна. И мы им не сказали тогда, что у нас была литургия. Да и как сказать? Мы и друг с другом молчали. Но мы с открытым сердцем пошли им навстречу. Вся Суйда для меня - холодный закрытый балкон и резкие, 110
неожиданно резкие и далекие выкрики Карташева при мол­ чащей Тате. Он все о Церкви и - против нас. Главное - мы этого не ждали. Смутились очень. У меня затаилось недоброе чувство против Карташева. Какой же он спутник? Что же это? Все наши переживания, все важное о революции - все им чуждо. А как расскажешь? Их унылые молитвы, отошедшие от наших, тоже были нам чужды. Осенью, в Петербурге, мы поселились на нашей старой квартире, а они втроем взяли маленькую в Саперном пере­ улке, в доме, где был когда-то •Новый путь•. Жизнь пошла у нас странно, суетливо, •литературно•. Темно. Давило кругом в общественности. Многое разруша­ лось. Мы присматривались. Не понимали еще. Тут недолговечное наше редактированье •Русской мыс­ ли•. Поездка в Москву. (Булгаков и прочие- расхожденье.) Религиозно-Философское Общество, без нас, давно, зате­ янное Бердяевым и брошенное им. Едва прозябало. (Было затеяно по примеру моих старых Религиозно-Философских собраний.) Мы его взяли на себя. Сильно подняли и оживили. Нео­ народничество и споры с марксистами. •Богоискатели и бо­ гостроители•. Но все же прежние Религиозно-Философские собрания были не то. Там была Церковь. Здесь - интеллигентские споры. Среди зимы - история Азефа. В вечер раскрытия была у меня Верочка Глебова, бывшая жена Савинкова. Отлично его знала. Мы - не видели Азефа в Париже - случайно. Религиозная жизнь наша была довольно слаба. С Карта­ шевым мало соединения. Тата - верная. Пасху, однако, после долгих совещаний, мы встретили вместе, вшестером, нашей пасхальной заутреней. К весне 1909 мы как-то окончательно отупели и развали­ лись. Решили поехать на лето в Германию и Швейцарию. К тому же всю зиму преследовали нас инфлуэнцы, после од­ ной из которых у Дмитрия были сердечные перебои. 1909. Поехали в Фрейбург. Холод. Оттуда в Лугано. Я изредка переписывалась с Савинковым, - насчет •Бледного Коня• (он был напечатан в •Русской мысли•, когда мы редактор­ ствовали, я его цензурила и заглавие выдумала). Потом из­ дал в •Шиповнике•. Общее негодование вызвал. 111
В Лугано Савинков написал, в июле, вызывая нас в Па­ риж. Будто бы очень нужно видеться. После долгих споров - поехали. Там - Савинков и Фондаминский. Оказалось, что после Азефа они сочли сво­ им долгом возродить боевую организацию. Оправдать быв­ шее. Старую революцию, смешанную ныне с провокатор­ ской грязью. Неделю говорили каждый день (1909). Савинков говорил только: ~я чувствую - так хорошо. Так - надо•. Очень было страшно и мучительно. Не чаяли больше встретиться. Уехали растревоженные. Ссорились. Жили в Гамбурге (1909) опять. Там - приезжала к нам на два дня Амалия Фондаминская, прелестная, милая, маленькая женщина, ти­ хая, которую все мы любим. Она- вне ~партии•, но неле­ гальная. Вернулись, не отдохнув. Вторая зима. В России - креп­ кий сон, мороз реакции и торжество виселиц (1909-1910). Мариэтта - умная, религиозная и ... легкомысленная девуш­ ка, привязанная ко мне. Все понимающая. Свидания с еписко­ пом Михаилом. Начало ~rолгофцев•. Устройство, помимо •христианской•, Вячеслав-Ивановской, секции - еще другой, нашей, с Мейером во главе, в Народном Университете. Бесплодные приемы мужиков. Дмитрий все время как-то болен. Жалуется на сердце. Перед Рождеством я позвала Чигаева (1909-1910). И Чигаев вдруг сказал, что у Дмитрия органические в сердце изменения, начинающийся склероз. Сказал так неосторожно, что совершенно подкосил Дмит­ рия и пришиб меня. С этих пор в доме у нас все изменилось. И в каждом из нас. Дмитрий был логлощен мыслью о своей болезни, я ею тоже. Малодушно я несчастна. Дима сбился с пути, со всего. Я ждала от него помощи, а у него, благодаря нашему с Дмитрием отношению к его болезни, - нарастал какой-то хаос в душе. Я думала только о Дмитрии - больше ни о чем. Мы стали чаще молиться, и втроем, и вшестером. И все­ таки была невыразимая тяжесть, последняя. В конце февраля (1910) Чигаев нашел, что у меня что-то неладно в легких, и мы решили ехать на Ривьеру. Но что же? Что же? А наше дело? Где же оно? Почув­ ствовалось тем более, что нельзя забывать о нем, медлить, 112
нельзя так встречать и эту Пасху. ( •Как ты заторопилась•, - сказал Дмитрий. Однако - не успела!! 1913.) Мы сказали Тате о бывшем в Париже. Карташов от нас держался вдали, часто шум к Церкви. Но Тата верная и наша. Она связана с Карташовым, и любит его, и, главное, верит ему. Мы просили Тату приехать к нам на Ривьеру и там вме­ сте с нами причаститься. Сказали ей все. За час до отъезда были все у нас и вышло объяснение. Карташов говорил, что если Тата поедет, то этим она окон­ чательно разорвет их тройственность и отдалит его от нас. Предлагал так: что они совершат здесь то же, что мы- там. Осталось нерешенным. После некоторых мытарств наняли виллу в Булурисе, около St. Raphaёl'я, villa Paulette, у самого моря (1910). Оба мы (1910) больные, я - мучащаяся за Дмитрия, Дима - за меня (за мою физику) и уже с начинающимся эмпирическим озлоблением против Дмитрия. Жили тихо. Оrорчались Татой. Писали. Не знали, как быть. И вдруг телеграмма: приедем все трое. Это было неожиданно и так хорошо, такая радость боль­ шая, и надежда. Они приехали. В весенних (1910) цветах встретили Пасху. Служили литургию по нашей. Так как она вся - трой­ ная, то было двое 1-х, двое 2-х и 2-е - 3-х. Я была с Натой милой, тихой, глубокой - третьими. Все мы тут соединились. Оставалось жизнью связь оп­ равдывать. Они уехали к Фоминой, а мы еще остались. Потом по­ ехали в Париж, уже в конце мая (1910). В Париже были у моего доктора. Мне - он не велел зиму жить в Сп-бурге, Дмитрию назначил, посоветовал, ле­ чение одно и послал еще к сердечному специалисту, Vaquez'y. Тот написал, что склероза не находит, сердечное лечение всякое отменил, специфическое. Нервное состояние Дмитрия было ужасное. С трудами переехали на 2 недели в St. Germain. Ему нигде не нрави­ лось (1910). Только что переехали - внезапно явился на автомобиле Савинков. Мы потряслись. Оказывается, уже 3 раза был в России и - возвращался целl Чудо! Настроение ужасное. Даже в той маленькой организации, тесной, - оказался провокатор. Вполне не был доказан еще, но намечался. 113 8 Дневники: 1893-1919
Приезжали Илья Фондаминский с Амалией тоже. Потом Амалия заболела. Мы с Димой поехали к ней, в Neuilly у ее постели опять встретились с Савинковым. Мне казалось; надо теперь это сознательно оставить. Ус­ тремиться на медленную работу искания людей. Люди дол­ жны быть. Много спорили. Потом еще раз приехал Савинков в Saint-Gennain. Ноче­ вал в нашем пансионе. Уехал от нас... куда? Вот мы опять в Петербурге - перед дачей, которую на­ няла Тата. Большой дом, в Новгородской губернии - Смен­ цево. (1910). Помню это время как во сне. Мало молились. И с Карта­ шовым уже не встретились, он уехал к себе. В Сменцеве помню какое-то уныние. Приехала Оля Флоренская с Сережей- мужем-братом, Троицким. Дима в это время уехал к себе в Богдановское. Дмитрий- Пишу в Париже, 19 марта 1912 в Страстной понедель- ник. Пишу, может быть, в последний раз. Очень тяжело. Тяжело и страшно. Обо всем бывшем напишу. Кончила я летом в Сменцеве. Осень (и зима) (1910-1911) была тревожная. Епископ Михаил, Мариэтта... Между нами - нехорошо как-то. Собирались уезжать на юг. Вдруг телеграмма от Оли Флоренской: •Сережа убит~. Его нежданно и неповинно зарезал ученик в гимназии. Тяжело и страшно было. Она звала помочь, помолиться с ней. Я не поехала. Ведь могла же - не поехала. Она любит меня, нас. А мы недостаточно. Она верит сильнее и пламеннее. И вот мы (осенью 1911) в Париже, в Hбtel Jena. У меня ларингит. Прожили неделю. Виделись с Илюшей, Амалией. Савинков Борис, говорят, на Ривьере. Поехали в St. Raphaёl - были там 1 декабря. После мук искания остановились в Адау. (Зима 1911-1912.) Жили там нехорошо. (Погода все время солнечная.) Дима тяготился жизнью нашей - отельной, внутренно пустой, ничем мы были не связаны. Странно уже менялись наши отношения... Стал говорить, что хочет съездить в Россию, один ... 114
Как я противиласьl В Адау (1912 зимой) к нам приезжал Борис. И кое-кто из товарищей его. Наняли они виллу (очень холодную) в Теуле, близ Канн. А мы скоро переехали в Канн, в тот же (первый наш) отель Est6rel, даже в тех же комнатах. (Но уже в 1912.) Надо вот что сказать раньше: с осени уже, в Спб. еще, мне стало думаться, что надо как-то закрепить наше, соста­ вить и написать хоть главные положения нашей profession de foi', что ли, не знаю, как назвать. И чтоб было там и наше отношение к общественности. К данному моменту тоже, к действию, к самодержавию, к революции и т. д. Тата отнеслась положительно. Но представляла, скорее, как общую сводку идей. Дима же - сразу отрицательно. Он провидел тут некую конкретизацию. А давно уже перестал верить: 1) в Дмитриеву способность к какой-либо реальности, глядя на неrо, как на ригориста, 2) вообще в нашу способность реализовать идеи. Дима вообще уже тяготился жизнью нашей, ибо ни об­ щего быта создать мы не сумели, ни общего дела. Приобре­ тенное понемногу утеривали. Дмитрий был житейски равно­ душен, молча занят болезнью своей, а то поглощен совсем романом Александр/, который писал (1912, начал раньше). И на почве -.проrраммы•, как мы называли, у нас нача­ лись с Димой вечные споры - серьезные несогласия. Совместная жизнь, особенно за границей, когда у Димы не было постоянных •малых• дел журнальных, не было близких - матери, родных, - становилась тягостна. Ну вот. Так мы живем в Канн. Часто приезжает Борис. Он все еще •в деле•, т. е. налаживает свое •дело• (царское), но все хуже и безнадежнее, людей мало, время идет. Разговариваем. Он сказал, что за эти два года дело так взяло его, целиком, что он сам никуда не двинулся,, не мог ничего думать. Старое дело. Но сознательно старое, как та­ ковое взятое. , С Димой внутренняя тяжесть. Его желание уехать. В эту минуту получилась весть от сестры его Зины, что Ратькова запутали в какое-то серьезное дело (служебное), и спрашивала, когда Дима приедет. Я, конечно, виновата. Но мне казалось, что этот отъезд Димы будет обрывом какой-то натянувшейся внутренней нити. Тяжело очень его отпустила. 1 Символ веры (фр.). 115 в•
Дело с Ратьковым кончилось ничем. Думаю искренно, что, если б Дима раньше не хотел уехать, я бы иначе его отпустила. Вернулся через три недели. Совсем чужой. Так почув­ ствовалось. Тут опять моя вина. Я ему за это время не писа­ ла. С числа (когда он сам просил) посылала телеграммы. Но не хорошие. Все равно. Так вышло. Внутренняя нитка, та, - порвалась. За время его отсутствия у нас гостила (в Диминой ком­ нате, рядом жила) милая, нежная Амалия. Неделю. Вместе бывали у Бориса, в Теуле. Там было мрачно. Товарищи мрачные. Приехала больная М. А. - невеста Сазонова, кото­ рый только что принужден был отправиться на каторгу. За Амалией (и к Борису) приехал Илюша. С первого слова объявил: ~Боевая организация ликвидируется. Нельзя убивать два года~. Амалия и Илюша уехали. Потом и Дима приехал. С Бо­ рисом продолжали видеться. Он еще как-то не опомнился от ликвидации. Но потом говорили много. За идею •nрограммы~ Борис уцепился. Говорил, что, в самом деле, толком ничего не знает, - да и как, собственно, это узнается? •Полное собра­ ние Мережковского, что ли, читать?• , Тут еще, рядом: пылкая и безумная Мариэтта без нас связалась с •голгофцами• (епископ Михаил)- и принялась писать нам самые неосторожные письма о революции, рабо­ чих, шпионах и т. д. Дима все резче стоял против всего: против всякой •nро­ граммы~. против всяких тяготений к действиям, к выявле­ нию, к близости с революцией и революционерами. В печальном состоянии мы вернулись в Париж (1912). А надо было решать: уезжаем ли через неделю или берем pied-a -terre1 квартирку и живем еще месяц, - чтобы вер­ нуться только к Страстной. В Jena тяжкие дни, горькие ссоры. Дмитрий - точно от­ сутствовал: он соглашался со мной, но как бы вполглаза, не отдавая себе полного отчета. Занят был романом (Алек­ сандр I). Один момент я поняла, что напрасно, что судорожные мои усилия, глупые, может быть, - не приведут все равно ни к чему. Но потом опять показалось мне, что надо еще держать то, что можешь, пока можешь. 1 временное жилище (фр.). 116
И мы наняли эту квартирку (1912). Новую, маленькую, неудобную для трех, неприятную Диме, который только и думал теперь о том, как бы 4Не мешать. Дмитрию, не стал­ киваться с ним в быту. Я взяла квартиру на себя - платила деньгами романа, который написала. Мы остались в Париже. Мелочи, мелочи, Димина тоска и ожесточенная покорность. Борис остался на Ривьере. Были Амалия и Илюша. Амалия милая, женская, любящая. Илюша - я уже писа­ ла о нем. Странно: такой христианнейший, и что-то мешает ему подойти ближе. Какая-то высшая честность: 4Я не могу. Я людей люблю больше, чем Бога. Все, что вы говорите - верно. Но я не имею права... • Борис - другой. Он тоже честный, но он прежде всего - умница. Конечно, от реальной веры он еще дальше Илюши. А может быть - ближе .. . Не знаю ... С Илюшей говорили часто, долго, иногда хорошо. Перед отъездом - тревога. Тата с оказией написала, чтоб мы не возвращались, что нас могут арестовать за сношения со здешними, что какого-то Макарова уже арестовали за то, . что он был у Бориса. Поехали все-таки. Трусили на границе. Дмитрий больше всех выражал трусость (хотя он настоял ехать), а Дима на­ матывал на ус. Он следит за Дмитрием, ничего ему не про­ щает, все замечает, все преувеличения, и все складывает в сердце. Обошлось (1912). На вокзале, с другими, встретила нас и Оля Флоренская, которая стала жить у нас. · Пасху мы встретили плохо. Между нами было нехорошо, это чувствовалось, а тут без нас у них (у Карташева) про­ изошел какой-то уклон к Церкви. И начало дружбы в Вя­ чеславом Ивановым. В субботу мы разделились. Карташев и Ната пошли к за­ утрене, мы, Оля и Тата - дома. Кончили свое и долго до­ жидались тех, кто был в церкви. Долго, смутно. Пришли. Потом пришел и Мейер. (Мейер - он к нам давно подходил. Отвлеченньiй, умный и какой-то 4СТранникэ-. Любви у нас к нему особенной - ни у кого. Хорош и с Татой, и с Карташевым. Особенно уважа­ ет Дмитрия. Чисто русский. Бывший социал-демократ, по­ том был и •мистический анархист•. Подходил искренно и тяжело. Он женат, имеет семью, но все это вдали.) 117
Вот так встретили Пасху (12 г.). После начались у нас частые разговоры. Присутствовал и Вячеслав Иванов. Выяснилось ложное соглашение с Карта­ шевым. Карташов, главное, против •революции•. И нас он очень не любит. Подозревает всегда и враждебен. Бывало даже, он истерически бранился и убегал домой. Говорили о •программе•, Мейер очень стоял за. Но как­ то все спуталось и замутнело. Дима все время был против. Оля тихая, молчаливая, верующая - по-нашему. Страда­ ющая. Любит нас больше, чем мы достойны. А мы - опять и опять верно то же - нет любви. Мейер весной еще ближе подошел. Молился с нами. Уехали мы на дачу - в Подгорное. Дима остался в горо­ де - •отдохнуть• от нас. Уехали мы с Дмитрием, потом приехали Тата и Ната. Вскоре и Ася, но через несi<олько дней отправилась в Швейцарию. В это лето, я уж не помню как, но дольше всех жил Мейер. Он приехал раньше Димы. Карташев с сестрой был за границей. С Мейером они так и не съехались. С Мейером мы пробавали писать эту несчастную •про­ грамму•. Тата участвовала, Дмитрий приходил послушать, не увлекаясь, был и Дима, - протестующий. Написали кратко, кое-как, сами не зная, для кого и что это такое - исповедание веры, воззвание или •вообще•. Все принципы смешались, каждый забыл, чего хотел. Остановились на положениях отрицательных. Ну, это дол­ го писать, все равно. Не эта программа - другая по ней - полнее, и такая же весовершенная и никому не нужная, - не пригодившаяся, будет лежать в этой тетради. (Ее нет, пото­ му что весной 12 г. я отдала ее До свидания Б. Н. Моисе­ енко, а осенью он уехал в Россию освобождать Брешков­ скую, был арестован и ныне находится в Иркутской тюрьме. Бумаги его в Париже у Амалии, а Амалия в Ментоне.) (14 апреля 1913 г.) Все-таки это было начало какого-то действия, или обяза­ тельство, уклон к нему; а Дима для •нас• отрицал всякое действие. Да, у нас ничего не было: ни способностей, ни личной святости, ни мужества, ни нужных людей. Но мы должны хотеть, чтобы это все было. Дима же стремился поставить крест на нас и на хотении. 118
Или - Господи, Господи, - я не права, я одна что-то 4Хотела•, одна,- значит, надрыв, упрямство, значит, нельзя, не то, не то... Несчастие наших личных отношений разрасталось. Диме тяжка жизнь с нами, быт Дмитрия. Думали мы вдвоем, го­ ворили. Что же - 4развестись•? Так уж подошло, что не стало и страшно это страшное слово. Осенью Дима опять уехал. В сентябре Дмитрий хотел ехать со мной в Малороссию (все для романа)- не поехали сначала из-за торжеств (1913), а потом из-за катастрофы убийства Столыпина шпионом. В Петербурге жили все день за днем. Я не знала, чего хотеть: ехать в Париж? К тем? Но как, когда так плохо у нас внутри, так ничего, ничего - и только холод и уныние? · Тут к нам стала Половцова подходить. Через Мейера. Очень с огоньком. Карташев у себя, от себя 4собрания• предложил - говорить о Церкви. Было нудно. Несчастная легкомысленная Мариэтта опять явилась из Москвы. С ней тоже много было тяжести. Ничего я не могу толком написать. Так же у меня здесь туман выходит, как и на жизнь, и на Дело, и на душу на­ плыл у нас туман. Протянули декабрь (1911 г.) в сборах в Париж. Дима очень не хотел ехать. 4Я не выдержу, будет безобразие•. Но как же мне было с этим помириться? Зачем же тогда Па­ риж, и все они, милые, и это сохранение связи, и эти надеж­ ды, зачем? Нет, или хранить - или кончить. Не надо обмана. Но се­ рьезно, серьезно! Признать, что было - и ушло. Нету. Не вернется. Страх обступил меня со всех сторон. Со всех! Я не хочу судить себя, я не могу, но я всем отдаю себя на суд и со­ гласна с самым суровым осуждением. Но я все перестала понимать, я ничего не могу, я только боюсь. Дима 4Покорился~ - поехал. И пошло тяжелое безобра­ зие. Вечное раздражение, тяжелое уныние, безделие и мол­ чание. Из 4своей• жизни он меня давцо выкинул. Ничего не рассказывал мне, и в минуты непередаваемо тяжких разго­ воров было одно: 4Я разлагаюсь. Я потерял желания - вся­ кие. У меня маленькая личность - но я за нее отвечаю. Это какой-то последний позор•. Да, позор. И ведь я верю, я вижу, - при всем этом - он меня любит! Любит. И в правду, все ту же, верит. В Бога 119
верит. Как же это все случилось с нами? И что я, безумная, хотела <&хранит» еще? Среда Страст:ная, тогда же 12 z. (Надо кончать. Завтра едем в Россию. В Великий Чет­ верг, в 11 годовщину Бывшего. Встретим Пасху в берлин­ ском вагоне.) В Париж приехали 28-го (1911 г.) декабря, встретив Рождество в Спб., - с Мейером, ими тремя, Ксенией По­ ловцовой и Мариэrгой. Было как-то... не для себя - для них. А что им можно дать, не имея? В Париже Бориса не было. Живет в Сан-Ремо - с боль­ ной М. А. и кое-кем из товарищей. Был здесь, ожидая нас, но уехал. Илюша и Амалия. Амалия по-прежнему мила, но этот Моисеенко, - при ней, - делает ее как-то хуже. Он - бывший товарищ Бор~­ са, но с ним разошелся. Вообще - в партии нелады, и, главное, какие-то мелкие, нудные. Плохо. И между Борисом и Илюшей какие-то недо­ разумения, отчасти из-за нового романа Бориса. Мы е~о чи­ тали, прислал. Но нет большого шага вперед после Коня. Чувствовалось, что надо видеть Бориса. С Илюшей мы говорили много. Приходил к нам, как Никодим. Со всем согласен, но что-то есть в нем удержи­ вающее. Читали ему программу. Говорил, что он этому может от­ даться только вполне, до конца. А так - сейчас не может. И вместе с тем- мечтает о каком-то <&уходе~. Не ближе ли он к православию? В смысле <&революции~ - у них какое-то <&правенье~. Хотят •культурной работы~... Дима, который иногда молчал, иногда говорил (он про­ тив ведь программ), - однажды предложил хорошо: издать здесь общий сборник по этим вопросам. Но партийный, т. е. под редакцией Фондаминского и Савинкова. Казалось бы! Но и на это он, Фондаминский, не пошел. Боится ответственности... перед собой? Впрочем, он обещал подумать обо всем. Это было уже когда уезжал в Давос. Заболела Амалия, легкими, - и они внезапно уехали в Давос. Мы остались в Париже нелепо - одни. Последние два раза мы читали с Илюшей Евангелие. Молиться он еще не мог. Но крестил нас сам. 120
Расстались грустно, но с тем, что еще непременно уви­ димся. Была речь о Пасхе. Илюша сказал, прощаясt.: ~где бы вы ни были, я к вам приеду•. Дмитрий очень боялся ехать к Борису в San-Remo -да и действительно: они окружены сыщиками, письма все чита­ ются. У нас в Спб. сыщик не отходил. Хотели мы видеть его в Париже, на возвратном пути. Ду­ мали еще пожить здесь весной недели 3. А пока поехать в По. Дни перед отъездом в По не хочется и поминать. Моли­ ла Диму: ~поезжай лучше теперь в Россию, к Пасхе, вер­ нись в Париж•. Не поверил? ~поздно. И ты хочешь спасти Пасху? Это меня оскорбляет•. Уехали, в По - сплошной бред, с первого мrновенья. Отели, Дмитриева раздраженье, та его невыносимость, кото­ рая чужому в корне невыносима. Сцепив зубы, Дима поехал в Cambo. Там нанял комнаты, хотя я была против. Но там Димитрий, хотя сам хотел, - сделался еще невыносимее. Решил ехать назад, в По. Какая непрерывная, невероятпая внутренняя мука. Дима сказал, что он хочет ехать в Россию. Хочет от Пасхи, хочет не с нами; хочет просто русской Пасхи в одиночестве. Это уже было так серьезно, как никогда. Тут сложно, сложно. И ответственность перед собою, и перед старухой матерью... Он давно ждал ее смерти, хотя она была здорова. В нео­ хоту уезжать и это вливалось. Всегда. Господи! Да я ли это­ го не понимала? Я ли? Но годы не уезжать от нее - не значило ли это сидеть и ждать ее смерти? То же сказал Диме недавно и Ратьков. Все равно. Вин столько на мне, что я не знаю, куда ниже склонить голову. В Cambo я просила Диму: ~Пойми, что это серьезно. Вот только пойми и делай серьезно, не как ~тупой бунт раба• (его выражение). Надо расстаться, жить отдельно, - будем, но сознанием, достойно•. Приехали в По, в те же тяжкие, намученные комнаты Gassion'a. Весна кругом, радость, воскресенье, - а на душе тьма и мука. О Дмитрии что скажу? Порою понимал и старался - порою опять уходил в себя. Наш разрыв с Димой - дело не личное. Это - наш отказ от Дела. Распадение на личности. Идей - у нас никаких и 121
нет. Наша идея - воля к воплощению идеи вечной, старой. Ниточка была, а рвется ниточка - для каждого из нас - более ничего. И говорить, вечно говорить о - нельзя, обман. Да, но и так - больше нельзя. И так - ничего нет, ложь, безобразие. Вот последнее, что я предложила Диме. Последнее для теперь, для Пасхи. Чтобы встретить и с Илюшей, вместе. Поехать к нему, на Ривьеру (они хотели туда из Давоса). Илюша нам отказал. Написал, что не надо, что не может, что не хочет с нами видеться, обдумал все в одиночестве (я знала, что плохой это советчик) и ни к нам не приедет, и ничего не хочет. Неумело написал и страшно. Амалия написала, что они едут во Флоренцию. Больше мне было нечего предложить Диме. Опять сказа­ ла: сУезжай•. Ответ: сПоздно•. Да, да, было споздно•... и вышло поздно. Не знаю как, почти не помню как, - мы собрались ехать все-таки на Ривьеру, в Канн хотя бы, чтобы с Борисом уви­ даться. Что говорить с ним, зачем - не знали. Но чувство­ валось, что надо видеться. В понедельник Дима уехал в Париж на два дня, чтобы там повидаться с Ратьковым. (Дима часто уезжал, любил - в Шартр, Лурд. Любил один.) В четверг он вернулся в По. Взяли билеты на Тулузу - Марсель. Борис уже писал, что рад, ждет. В пятницу днем ездили все вместе (как редко!) смотреть летающих. Дима был вначале очень мрачен. Пообедав, мы прошли к себе (16 марта), а Дима, как все­ гда, остался пить кофе внизу. Было пять минут десятого, когда он вошел, в смокинге, и протянул мне телеграмму: cMaman apoplexie, position grave•1• Вот и все. Все понятно. Ехать он уже опоздал. Мог только в 6 часов утра, в Па­ риж - и дальше. Помню, что мы молились в этот вечер. Что Дима гово­ рил: сПет, я так не могу. Надо помолиться, одуматься•. и потом: сЯ всегда тебе говорил, что я вас возненавижу, если она без меня скончается. Но теперь этого нет, помни. Не знаю, что будет, но теперь нет•. 1 У мамы апоплексия, состояние тяжелое (фр.). 122
Эту ночь мы с ним провели странно: в печали, во сне от печали. На рассвете голубом он уехал. Я знала, что он ее не застанет. Мы решили вместе, что поедем в По, в Париж, а в среду - к нему, в Россию. Поздно, поздно, но все поздно. Дима из Парижа уехал с Ратьковым. Из Берлина я от него получила телеграмму: сМама скончалась не приходя в сознание. Очень мне трудно•. Он будет один в ту минуту, когда он - был со мной. Это незабвенно. И вот мы в Париже. Уехать в среду нельзя - нет биле­ тов. Нет и на субботу. Едем завтра с остановкой в Берлине. Пасху встретим в вагоне. И весь первый день в вагоне. Только 26-го утром в Спб. Господи, Господи! Прости мне, прости нам. Что мне· де­ лать, проясни душу мою. Кончаю, запираю книжку мою, здесь оставляю. Господи, помоги нам. Помоги, научи, что мы можем? 1912 Апрель-.май Пишу скоро, очень скоро после последней записи. Опять в Парижеl Мы, приехав в Спб. 26-го марта (как я и дума­ ла}, уехали опять в Париж 4 апреля (в день затмения солн­ ца). Пробыли, значит, в России всего десять дней. Напишу все кратко. 25-го марта, в день Благовещенья и в первый день Пасхи, мы были утром на русской границе, в Вержболове. И там жандарм, по телеграмме из Спбурrа, отнял у Дмитрия рукопись его романа Александр 1. (К счастью небрежно, не все, а какую-то часть). Дмитрий страшно взволновался. Думал - арест. Приехали. Мороз. Дима на вокзале, среди сыщиков. Пошли мучительные дни. Возня с этой рукописью, газет- чики, Дмитрий ходил к директору департамента полиции. •Все это по закону•. •А следят за вами - у вас знакомства.. А тут тяжелые разговоры с Димой. Он отчудился, я - излюбилась. Какие тяжкие вечера! Однажды Дима даже ска­ зал, при Тате и Дмитрии: с... и я жалею, что вы с Дмитрием сюда приехали... • 123
На другой день внезапно объявили Дмитрию по телефо­ ну, что он привлекается к ответственности за 4Павла lэ-, он и Пирожков, и суд 16-го апреля. По 128-й статье (•дерзост­ ное неуважение» и т. д.) - minimum год крепости, оправда­ ний не бывает. Дмитрий думал, что уже 16-ro суд и над ним, и первое его слово было уехать. Выяснилось, что 16-го суд только над Ли­ рожковым, а Дмитриева дело выделено за 4Неразысканием». Адвокаты, совещания, прокуроры, баронесса... ад. Уехать все-таки было разумно, по многим причинам. Мы достали паспорт и уехали. Отсюда Дмитрий телеграфировал прокурору, что он не скрывается, явится к следователю по прибытии. Дело Ли­ рожкова поэтому отложили. Расчет в том, чтобы затянуть производство до осени. А там еще затянуть как-нибудь. Конечно, я уезжала, чтобы возвратиться. И конечно, я считаю, что Дмитрию нельзя и не надо садиться в крепость. Мы могли бы уже давно вернуться, но намерены выехать лишь 16-ro (29) мая. Дело не в том. Дело опять в том, что эта история порва­ ла, кажется, последние нити между нами и Димой. Он отнесся крайне отрицательно к желанию Дмитрия уехать - 4удрать от ответственности». Дима - лоялен и неверен. Странно - и так. Он не отвечает за себя, riepeд собой лично, - и всегда готов •честно• отвечать перед вся­ ким правительством. Его лояльность опять была оскорблена Дмитрием. И опять он, с презрением: •Не прав ли я был, куда же годны все эти риторики о революции, когда за сло­ ва свои не желают отвечать?». Да, так было. Так осталось. И все ухудшается. Последнее письмо Димы.- предел. Не могу писать о нем. Скажу кратко: подозрения ужас­ ные, вернул Дмитрию те деньги, которые взял на дорогу из По, когда мать умирала. Упрекает меня - в чем? Господи. Лучше кончу сейчас. Через три дня мы уезжаем. Я еду с мукой, тяжестью и отвращеньем. Димы прямо боюсь. Какое у него страшное, глупое и злое сердце. И все ложь крутом. Задохнуться можно от лжи. Я пере­ стала понимать. Если б пожить где-нибудь одной, далеко, - вот бы счастие. А послезавтра - Троица. Не хочу и вспоминать ее. Все­ таки хорошо, что хоть на Троицу мы не в Петербурге, не с Димой, не с Татой. 124
Вот до чеrо я дошла. Когда вернусь к этой тетради? Ког­ да увижу ее? Да и что записывать? Одно: нельзя сделать, чтобы не было бывшего. Этоrо никто не может сделать. Тем хуже. Но я все-таки говорю: ~Пусть было. Благо- словляю его. Люблю ero. Живое оно для меня•. И люблю Диму, и всех, кто со мной был в одном. Вот молиться только не могу. Давно уж не могу. Мамочку всnоминаю. Она за меня молится, я так чув- ствую. Поможет Госnодь. Всё тогда же, теnерь же, несколько слов в nоследний здесь вечер. Мы остались еще на неделю, - завтра 23 мая, - nотому что я заболела. Доктор нашел у меня 2 nлеврита и nроцесс. Было nохо­ же, но теnерь я не верю, верно острая nростуда - и nрошла. Дмитрий был вне себя - от отчаяния, что еще остается. Лечил меня всячески, мучил настроением, ужасно. Дима же nросто-напросто не nоверил. Думал, что я на­ рочно, из ~мстительности•. Через долrое время nисал - Дмитрию, очень, очень nлохое nисьмо. Мучительно так все было. Но не про это я хотела. За день до нашего отъезда, вчера, nриехал Савинков. Со ШIIионами. И Дмитрий решил - ero не видать. Нам завтра - граница. Мне казалось, что этоrо - как-то нельзя. Но нельзя и насиловать чужую nсихологию. Дмитрий утомлен, измучен, ждет ареста. Савинков должен был nриехать вечером вчера. Днем я nо­ ехала к Амалии. (Я уже выезжаю.) И вдруг он nришел туда. Был мучительный разговор. Какой мучительный. Я была взволнована до nоследних nределов. Не nомню, чтобы ког­ да-нибудь так. Я Дмитрия защищала, но - чувствовала себя, нас, внут­ ренно не nравой в какой-то точке. Все так, а все-таки нельзя nочему-то было это сделать. Или нельзя говорить о мноrом. Неужели Дима nрав? Неужели мы -созирающиеся•? Вот где было что-то вроде ссnасанья животишек•, по выражению Димы. А вместе с тем и Савинков во мноrом не nрав, не на верном nути. 125
Не так бы я с ним говорила, если б не это чувство стыда и отчаяния - перед собой, не перед ним. Амалия, любящая, нежная, стояла за Дмитрия. Но ведь все равно, остается все это. Остается, что после всяких слов, когда то и се - оказалось, что выгоднее бежать от человека - •помощника•. Я никого не осуждаю, слишком люблю Дмитрия, но Боже мой, Боже мой, как же быть нам? В каких-то тисках внутренних моя душа. Диме я верила, т. е. в неrо, как-то вопреки всему. И дым надежд моих разлетелся. Здешних люблю сильно, глубоко. Амалию больную и Илюшу. Неужели все-таки, все-таки не поможет Господь? Сколько отравленных воспоминаний. Темна ограда, И я живу, и нет конца. Измочаленная душа моя, но ни мгновенья ропота на Боrа. Напротив, блаrословенье, потому что все это не Его рука, это мы сами, мы виноваты. Только о помощи слабая, робкая, вечная мольба. 1913 Страстная Суббота, Париж Еще год прошел. Опять здесь, опять пишу перед отъез­ дом в Россию. С тех пор, с последней записи, было: мы вернулись в Спб. (12 г.) Кошмар предстоящего процесса. Тут же вынуж­ денная перемена Сп-бурrской квартиры- взяли первую по­ павшуюся. Дима сказал, что все-таки еще хочет жить с нами. Лето в Верине, около Ямбурга. Хлопоты насчет процесса. 18 сентября он состоялся. Я была в суде. Уже ясно, что кончается ничем. Все были за Дмитрия. Щегловитов его вы­ зывал на частное свидание. Дмитрия оправдали (1912 г.). До 12 января мы жили в Спб. Жили довольно плохо. С Димой глухие и острые притом - нелады. И он заболевал печенью. За границу с нами не поехал. Остался один. Было нехо­ рошо. Сказал, что потом приедет, но видно было, что не хочет приехать. 126
А зиму (12-13) Карташев очень усилился. Такой ясный. Стал председателем Религиозно-Философского Общества. Деятельный, понимающий. Мейер хуже, очень было с ним, подчас, подозрительно. Он все мечтал о Ксении Половцовой, уехавшей во Владивосток, ходил к Власовой, которую от­ странил от Таты. Вообще с Татой они очень воевали. Рождество (новый 13 г.) встретили у Карташева и Таты, вместе с их •питомцами•, не для себя. Для себя собирались очень мало. С 14-го января (1913 г.) я и Дмитрий вдвоем в Пари­ же - недели три-четыре. Потом поехали в Ментону. Оттуда мы вот только завтра, 14-го апреля (1913 г.) бу­ дет неделя, ·как уехали. В Ментоне Амалия и Илюша, в Сан-Ремо - Борис Са­ винков. Первое время в Ментоне - очень мучительно из-за Димы. Надо ему было приехать. Много я передумала, много с Дмитрием переговорили. Наконец я написала Диме пись­ мо, настоящее, о приезде. Он там заболел серьезно, припадками печени. Перед самым отъездом опять припадок. Через день после приезда в Ментону - опять припадок. Только после него стал поправляться. Но очень хорошо, что он приехал. Во всех отношениях. С Амалией и Илюшей, хотя фактически они на прежних позициях; мы сблизились внутренно, как никогда. Илюшу я поняла изнутри и полюбила еще больше. Надо терпение и любовь, тогда все будет. С Борисом мы виделись раз пять. Почувствовалось, что он - гораздо более бессознательный человек, нежели мы думали. Индивидуалист. И все у него недодумано. Илюша его понимает. Любит, хотя Борис ссорится с ним. Борис и с нами глупо ссорился, при Плеханове. Мы были у Бориса в Сан-Ремо 2 раза. Раз с Илюшей, другой раз с Димой. Вилла Vera - удивительная вещь. Ребенок толстый - и умирающая, белая, воздушная, прекрасная М. А., среди цветов. И озлобленный, несчастный, измученный Ропшин, часто городящий ахинею. О двух партиях - мирной общесоциали­ стической и другой, отдельной, террористической, на суро­ вых ~моральных• основах. 127
Лукавый эс-дечный обер-буржуа Плеханов - тут же, благосклонно готовый поглотить и Бориса, и Илюшу, если они к нему полезут. После всего, от всего-всего, - од1tо у мен.я общее, трезвое, твердое по1lи.ма1lие: 1lадоб1lо с безгра1l1lЫМ терпением и с пo­ cmoя1l1lO растущей (поливаемой) любовью от1lосuться к явле- 1lию ЖUЗ1lи и челове1С!J - каждому. В словах - это обы1С1lове1l1lость. А в деле - это сдвиг души. ДлителЬ1lое, .мягкое усилие. ЯС1lое прин.ятие труд1lо­ стей и печалей терпе1lия. Вижу все, вижу нас, равнодушных, косных, слабых, - и ничего, уныния нет. Держаться надо. И вот к этому про­ сить помощи. Тата бедная все больна. Уже месяца два. Уедет, едва мы приедем. Внешне все не сходится. Столько трудного, столько тяжкого. Но благословение пусть будет на том, что есть. Мы не стоим заботы, которая о нас. Помню, помню нашу последнюю Пасху в Париже, ту, когда так же куличок стоял в углу и та же Clйrnence ездила за ним в русскую церковь... Сегодня у нас ничего нет. А тогда казалось, так много было. И уныния, однако, не хочу я, и не место ему. Сегодня заезжали с Димой в русскую церковь. Так трога­ тельно, так тихо и темно. Стоит плащаница. Пусто. Я люб­ лю церковь. Я не люблю российской маски ее. Кончаю сейчас верой, благодарностью, тишиной, надеж­ дой. Через час, через два скажем: сХристос Воскрес!~ Пишу здесь же, в Париже, в четверг 1 мая 1914 г. В прошлом году: (1913 г.) вернулись в Спб. в апреле, сейчас после Пасхи. Тата, перенеся болезнь, тотчас же после нашего приезда уехала за границу. Май мы провели в городе, очень дурно, со всеми надо было говорить. О многом. Видели Бердяева. Как далек! Видели Борю Бугаева. Еще дальше. Этот у Штейнера. И Бердяев к нему направлялся. Но еще не штейнерианец. Лето (1913) провели не особенно удачно. И внешне - плохая дача. Оля Флоренская у нас; она- близкая-далекая, что хуже всего, и тяжелая. Внутренно же была мучительная история из-за Диминой поездки в Карлсбад. Я обещала ехать с ним - и не смогла. То есть мучилась, что не могу Дмитрия покинуть. 128
И было тяжко, но оба они оказались лучше, чем сами ду­ мали. И сошлись как-то хорошо из-за этого. То есть самое отрадное для меня. Дима поехал в Ессентуки, а мы с Дмитрием туда поехали к нему после. И жили в Кисловодске месяц все. Хорошо. В Петербурге было все важно (1913-1914). Религиозно­ Философское Общество - и •дело Бейлиса•. Потом исклю­ чение Розанова. Карташев как-то вознесся и понял обще­ ственность. Мы были за свое - против многих. Против старых друзей. Тяжелая история с Дмитрием, на которого напало •Но­ вое время• за статью о Суворине. Печатало его к нему ста­ рые письма, обличало в сношениях. Приходилось отвечать. И теперь еще эта тень не кончена. В конце февраля (1914) только вырвались ,за границу. В Париж. Потом в Ментону. В Ментоне наши милые Илюша и Амалия. Мариэтта Ал. умерла летом. Борис живет в Ницце. С Илюшей и все как будто так же- и все лучше. Дмит­ рий устал от него, но нельзя уставать. Попросил он (Илюша) Диму пойти с ним на Пасху в церковь, русскую. А мы все пошли с ним. Потом к нам, Евангелие читали, он плакал. И очень ему было хорошо. И нам с ним. Мы для него в церковь, к заутрени, - и это хорошо все было. Борис стал лучше, вырос, смирился. Но мы так мало бы­ вали с ним (сравнительно с Илюшей), и он... безграмотен в этих вопросах! Чувствуется вина перед ним. Ведь ему очень нужно! Послезавтра едем в Россию (на Сиверскую, в лето вой­ ны). Очень этот год был серьезный и важный для нашего. Если не в глубину, то в ширину. А ведь как важно и Это. Дима удивительно хороший, верный, сильный. Хорошо мы вместе. И все люди - гораздо лучше, чем о них думают, чем они кажутся, чем даже надеяться можно, - лучше. Сочельник 1943 z. Париж Зинаида Гиппиус 9 Дневники: 1893-1919 КОНЕЦ все умерли, я - духовно пока
ПАРИЖСКАЯ АЖАНДА. 1908 г. Январь 1(14) вторник День Нового Года почему-то всегда грустный. Не помню иного. Дима был у Кричевского, потом у lЦукина. Дм<итрий> забыл, не пошел, а то и я хотела с ним идти. Вечером читали лит<ургию>, молились. 2(15) среда Нынче второе... Пришел Бердяев! Утром приехал. Он милый. Говорили. Не слишком ли сразу заспорили? Пошли провожать его на метро. Вечером читали лит<урrию>, говорили, мол<ились>. Я писала Тате. 3(16) четверг Господи! lЦукин умер. Вчеl?а утром упал и умер. Мы как-то не могли поверить. Лежит, говорят (Дим<итрий> и Дм<итрий>) - лицо другое. Я по темной мокрой улице ходила к Селениной. Вечером письмо от Фонд<аминского> - ответ на мое. Читали Екклезиаст. Мол<ились>. 4(17) пятница На закате гуляли с Димой. К озерам. Тепло (11°). Груст­ но, светло. Луна розовая. Давно я неба не видела. 130 Вечером Бердяев не пришел. Мучаемся мы и о Бердяеве. Диме нездоровится. Да какое ужl
5(18) суббота Господи! Места не хватит все записать. Дима до завтрака пошел на похороны к IЦукину. Дм<итрий> пошел в цер­ ковь - там ничего. Дима вернулся с Раппом. Оказывается - Щукин отравился цианистым калием. Вот тебе •nростая• жизнь •nустого человека•. Стали люди приходить - кучи, кучиl Все •Селенины•, с<оциал>-д<емократы> неизвестные, потом Бердяев со сво­ ими Юдифовнами. Минский ...без конца. Вечером - Фонд<аминский>, по письму его. Рассказал трагедию (драму) Сав<инко>ва. Ох, нехорошо! Эстетика второго сорта, и этика того же. •Влечение• к •красавице•... Жену вон... А •дело• куда? 6(19) воскресенье День тумана и раздраженной грусти. Был Прозор­ заика. Дима зачем-то таталея к Поль Адану, кот<орый> в Каире. Вечером маленький четверг, потом писали литургии, ... но марко на душе. Я гадкая. Господи! Как все мучает. 7(20) понедельник Вечером был Бердяев, один. Пытались говорить не о ме­ тафизике, выяснить <о> Лид<ии> Юд<ифовне> - замалчи­ вает. Впечатление смутное. Дима опять нападал - полемизи­ ровал. Расстались - неизвестно с чем. 8(21) вторник Они ходили к Valette. Я хотела было выйти - но оста­ лась дома. Писала какую-то дрянь. Сегодня 19 лет, как мы с Дм<итрием> замужем. Дай Бог и еще 19, и еще... 9(22) среда Завтракали Прозор с дочерью. Потом все пошли к Берг­ сону. 9* После они к Лабертоньеру. Вечером писали. Голову мыла. 131
10(23) четверг Я заболеваю. Кашляю, насморк. Фондаминский пришел. Говорит - Сав<инков> приехал и •чудо свершилось•. Жену оставил, к Зильб<ерберг> нейдет. (Я ему его вещи поправила. Как было возможно.) Четверги отложили ради моей болезни. 11 (24) пятница Продолжаю быть больна. И живот болит. Дима за мной ухаживает. Дм<итрий> лекцию читал об Андреевск<ом>. Я рада, что не была. Это не •связь•. Всех. Т. е. большинство, возму­ тила. •Реакционная•. Там - •ре-волюция - релиmя... • Си­ дела одна вся. 12(25) суббота Кое-кто все-таки пришли. Рыбакитзе, финляндец с силу­ этами. Книжник т. д. Бердяева не было. Я скверно себя чувствую. 13(26) воскресенье Целый день лежала- целый вечер кричала (письмо ужа­ сающее от гимназиста). Вечером были: Сав<инков> с женой, Берд<яев> с женой и Фонд<аминский>. Опять много полемики. Сав<инков> льнет, особенно к Дм<итрию>. 14(27) понедельник Мне лучше. Писала письма. Обедала одна - они ушли в Revue Psych<ologique> с Севераком. Думала обо всех. 15(28) вторник Обед у давно пристающей Petit, - амишка - жидовка за­ мужем за франц<узом>. Там Сав<инков>, Берд<яев>, Фон­ д<аминский> - с женами. Дима •хулиганил•. А главное - нападал на Бердяева, нехорошо, раздражительно. 132 Сав<инков> льнет к Дм<итрию>. •Что делать??• Жена Фонд<аминского> маленькая голубоглазая.
16(29) среда Гадкая погода (ветер) - я и не вышла, писала кое-что. Дима уходил. Вечером писали литургию. То есть ектению смотрели. 17(30) четверг Пошли с Димой в Passy. Пирожки покупали, цветы, pince-nez. (Свое сломала.) Вечером четверг. Говорили потом о Бердяеве. (Днем Дм<итрий> у Савинкова был, разговаривал.) 18(31) пятница Я днем писала. Дима пошел к жиду обедать, а после при­ шли Лид<ия> Юд<ифовна> и Бердяев. (Дима после при­ шел.) Мне тихо-грустно. Не помощник он нам. И говорить больше не умею с ним. Скучно. Все как в подушку. 19(1) суббота Бердяев пришел рано и неожиданно. Но томился. Масса народу. Petit с Негришоном, датчанин лысый, Миша Д. (Карпович), бабы старые, Костылявая и другие. С Селени­ ной опять что-то. Племянница. Че-пу-хаl Вечером Дм<итрий> опять к Савинкову ходил. Уговари­ вал царя не убивать. Не для царя - а для Савинкова. Да, Савинкову это поздно, а вообще м<ожет> б<ыть> рано. Т. е. МQЖШ быть. А надо знать наверное. 20(2) во~есенье Бездельничали с Димой, перед обедом села фельетончик писать. Вечером свое писали. Спорим. Убили португальского, и короля - и наследника. 21(3) понедельник Хотела rулять, да погода гадкая, ветер, слегка снежило. Писала фельетон, кончила. Читала им. Кашляю. Потом Библию - (Исаию) читали. 133
22(4) вторник Письмо от Таты. Грустное какое-то. Тяжелое. Племянницы. Потом хотела выйти - Ознобишин. Задер­ жал. Пошли-таки с Димой к Сав<инкову>. Его нет, жена, дети, Серr<ей> Ник<олаевич>. (Дима был темный. Озноби­ шиной об отравлении IЦукина.) Маленький четверг. Молитва просветлила. Писали свое хорошо. 23(5) среда Вечером на метро к Бердяеву. Маленькие две комнатки, тесно, душно. Две кровати ря­ дом, прикрытые. Сначала все о пустяках. Он, ведь, не может, все •о• да •о•. Я потом •стены стала ломать•. Она - измученная; обмороки. Обещала лишь что-то про Сер<афиму> П<авловну> ска­ зать... •все•(?) 24(6) четверг С утра (т. е. после завтрака, я одеться не успела) - Вера Глебовна Савинкова. Истомленная. Уезжает. Не может боль­ ше. Он опять к той. Не успела уйти (Димы не было) - мать Селениной. Что будто Ксения в американца влюбилась и самоубивается. Сама лезбийка старая. Вечером Грузинская, с ней четверг малый. Для нее, на­ скоро - но она тише была. А все-таки - какой денек? 25(7) пятница А сей еще страшнее. Савинков с Фонд<аминским> вече­ ром. До 3-х часов. Непередаваемый разговор. Тяжелый. Са­ винк<ов> много рисовался. Безумно самолюбив (я ему ска­ зала, что он слабый, так он позеленел, Дима уводил успока­ ивать). Говорил с пышностью, что уж либо ко Христу, либо в •тартарары•. Ф<ондаминский> написал записку, чтобы его оставили. Мы оставили, а он задыхаясь стал говорить: не верьте ему, он ко мне пришел •огурчиком• - баловаться хочу, семья мне надоела. Не молитесь за него! 134
26(8) суббота Измучены со вчерашнего. А тут эта Ксения с 3-х часов. Мямлила, плела, что влюблена в американца, а он ее не хочет. Ушла, было, и ребенка хотела выкинуть, а он отверг. Рассердилась я, ну, что это?! Книжник, Кавкас, Рапп, Грузинская, финляндец, Косты­ лявая... Господи! Устала я. 27(9) воскресенье Вечером Бердяев с Лид<ией> Юд<ифовной>. Я все вре­ мя с ней- в •бюро• моем (куда переселилась). Бабья чепу­ ха какая-то Сер<афимой> Павл<овной>, сближение, крес­ ты, потом услышала, под окном, что С<ерафима> П<авлов­ на> ее ругает. А та ей •поклялась крестом•, что не ругала, тогда взяла крест у нее и бросила в пруд. И вот все такое... Беда чистая, скучно мне до смерти в этом во всем. И жалко женщин ... 28(10) понедельник Уже телеграмма от Лид<ии> Юд<ифовны>, что когда продолжить вчерашний разговор. Написала, что раньше пят­ ницы не могу. Плохая погода, дома сидим. Вечером' писали свое. В ти­ шине. 21) Вечером потом прощались... шутили, шалили... У Димы. Ничего, все хорошо. 29(11) вторник С энергией решила ехать на автомобиле к Фондамин­ ским, в Bellevue. Вот хорошо-то! Погода дивная, предвесен­ няя вся. Троим понравилосьl Он рад был. В лавочку бегал. Жены нет. Люди всякие только у него. Поговорить бьто нельзя. 30(12) среда Ходили с Димой к Трокадеро, за Дм<итрия> за рукописью. Ничего, весело, вечер ясный. Вечером не писали, по<тому> что Дм<итрий> свою ру­ копись поправлял и огорчился, что так плохо переведено. Дм<итрий> хороший, Дима милый, все хорошие. 135
31(13) четверг Перед обедом ходили с Димой за цветами. Купила хоро- ших, в горшочках. Тепло. Устроили, как сад! Четверг большой. Потом с Димой спорили об женщинах. Но не зло, и вскорости помирились. Жаль, всех хотелось бы, чтобы все с нами. Февраль 1(14) пятница Поехала я к Лидии. Тьма, камин только, я одна с ней, а у нее все •знаки•. Обо мне гадала по Евангелии. Вышло, что я человек, из которого вышли бесы. Потом пришел Дима за мной. Засыпал в темноте. Нет, боюсь я этих знаков. Но жалею ее. Что я могу? Писали - сонно. С Димой мы очень хороши. Очень. 2(15) суббота Был Бердяев. - Ну и •вообще• ... Прозор, между прочим. Минский надутый. Вечером писали. Кончили. Дм<итрий> забоялся. Да и как не забояться! 3(16) воскресенье Дома сидела. Племянница была. Потом мы с Димой Пав­ ла читали (кор<ректуру>). Дима злой. В конце на меня заорал. И я разозлилась. 4(17) понедельник Дима свою книжку готовил (мы помирились), 'а Дм<ит­ рий> с Павлом возился и со мной ссорился. Вечером Фондаминчик. Мил, как всегда, Очень жен­ ствен. С Савенковым мы как-то не видимся. Он обижается! 5(18) вторник Сидела дома, писала •Репу•. Дима куда-то шлялся. Вечером писали. 136
6(19) среда Вечером Бердяев, Лидия и S6v6rac. S6v6rac его профети­ чески обличал, что он бездействен и против революции. С Бердяевым у нас не ладится. Дима раздражается. 7(20) четверг Завтрачище с Ознобишиным и Мандельштамом (Geminer) у нас. Ужас! Племянница. Дождь. Ринулись мы с Димой и ездили на автомобиле. По всему городу. В кафе он распалялея на кокотку. 8(21) пятница Хромой и конфузливый Амари. 9(22) суббота Скука собачья. Народ. Все эти бабы. Я целый день сплю. А вечером Дима спал. 10(23) воскресенье По дождю гуляли мы с Димой от Concord до Etoile. Вечером я писала. Думала... 11(24) понеделъник К Фонд<аминскому> на автомобиле. Но дождик, не то, что прошлый раз. Амалия - ничего себе. Оттуда к Ан<ри> Берr<сону>, не застали. Вечером Дима ушел к Дюмюру. Оттуда порекнул на бульвары. Пришел размарной...... (?) 12(25) вторник Вечером, довольно поздно, Бердяев, один. Он лучше втрое без Лид<ии> Юд<ифовны>. Дм<итрий> его любил. Дима был ~так себе•. Вообще ничего разговор. Бердяев нам был бы близок, если бы не Лидия, с кот<орой> делать мы не знаем что. 13(26) среда Должна была идти к Селениной, а вместо этого пошли мы с Димой в город книги покупать. Вернулись на авто­ мобиле. 137
14(27) четверг Они с Gemier, а я одна к Лидии Юдиф<овне>. Опять говорили, все то же. Оказывается - они бывали на Вяч<еслава> Ив<анова> тайных собраниях, в костюмах. Гад Нувель безобразил. Веч<ером> полумалый четверг. 15(28) пятница Ужасный по томлению день! С 4-х часов Хилков с Се­ л<ениной> - до 8. (И Дм<итрий> все время сидел.) А с 9 до 2-х ночи - Савенков с безмолвным Серг<еем> Никол<аевичем>. Томительный разговор, как всегда тяжело-бесконечный. (И Дм<итрий> все время сидел!) 16(29) суббота Дима завтракал с Волк. Явился, когда у меня уже сидел Бердяй и Кавк<ас>. Пришли еще старухи и ... Борисов, ста­ рый дурак. 17( 1) воскресенье Я писала фельетон. Шел мартовский снег. Нагрет<ые> льды спятили, голова от треньканья распухла. Дима ушел к Сталю. Там Фондам<инский> с женой и революционеры. 18(2) понедельник Плохо неделя для Димы началась. Во-первых - известили, что книгу его не будут издавать, поздно, мол; а во 2-х - к ко­ миссару полиции его требуют завтра. Думаем, что по поводу Сав<инкова> как-нибудЬ. Дима ему от меня письма носил, а за ним следят, повесить, дураки, хотят. Теперь Дима пошел к Бер­ дяеву - говорить 4Наедин~. Веч<ером> мы на •бал» пойдем. 19(3) вторник Не выспалась. На балу с Димой сидели. Я с Фонд<амин­ ским> кадриль танцовала. Эти двое, он и жена только и есть. Грустно, тяжелое впечатление. fiриказчичий клуб. Савен­ ков там уже скандалил и обиделся на что-то. Зильберберша красивая, но elle ne me dit rien 1• Загробный Ромов разошел­ ся и объяснился мне в любви. 1 Здесь: ничего не говорящая, невыразительная (фр.). 138
20(4) среда Вчера Диму в полицию требовали. Явные мушары. Дима скандалил и жаловался. Сегодня мы ездили с ним в Printemps и в Rue Daru за свечами. Вернулись на безумной auto. Мне было весело, но потом я ослабела, заснула, и как-то запала. 21(5) четверг Дмитрий читал лекцию в Ecole de Hautes Etudes1• Гово­ рит- отлично сошло (я сдуру дома осталась). Баш предсе­ дательствовал. Дм<итрий> хорошо читал, хотя и по­ frаn'цузски. Оказывается, БердЯев с Юдифовнами и Раппом слетел с автомобиля. Но счастливо еще. 22(6) пятница Дождик лупит, а вчера было чудесно. 23(7) суббота Все Фондаминчики, Зензинов, БердЯев... Слава Богу, ни­ каких дам, кроме какой-то мгновенной моей поклонницы. Амалия - прелестная, в сущности. Впрочем - потом барышни - Поповы. 24(8) воскресенье Вечером к Сталю все, и там столкнулись со всякими с<оциалистами>-р<еволюционерами> и с<оциал>-д<емок­ ратами>, кот<орые> на нас нападали. Бурцев. Рапп возму­ щался БердЯевым. Дима шлялея где-то днем и мок. 25(9) понедельник Ездили с Димой на auto к пострадавшей птице- Раппче. Неуютно у них. Она Бердяевскими словами начинена. Хилая. Вернулись - я случайно распечатала письмо Груз<ин­ ской> к Дм<итрию>. Оказывается Маруся объявлена невес­ той какого-то Данзаса. О, женское! 1 Исследовательский институт (фр.). 139
26(10) вторник Был Бердяев вечером. Какой-то разговор не очень. При­ шла тут же его статья о •бесах•, Дм<итриев> фельетон о Струве с возр<ажениями> Струве. Ну так вот, говорили. Никак не сговориться! Ох, какой! 27(11) среда Димы ни следа целый день. Завтракал у художника, по­ том шлялся. А я в Printemps поехала, вот устала! Вернулась на auto. Вечером Грузинск<ая>. С ней немного молились. Дима Б<ердяева> изругал в фельетоне. 28(12) четверг Поехали на лекцию 2-ую Дм<итрия>. Но он читал хуже. Он вообще, бедненький, загрустил. Еще быl Маруся-Луиза. Одна каша. Потом пошли в кафе, я, Дима и Бердяев. Ужасно спори­ ли, и жалко его - да нельзя же так! 29(13) пятница Четверг не перенесли сюда. Потому что на лекцию Бер­ д<яева> поехали. Интересно, т. е. не лекция, ибо читает он скверно, да и все нам переизвестное, а возражения эс-деков новых. Митя и Окулов. Март 1(14) суббота Куча народу, Рапп и Сталь. Последний нежданно обидел­ ся на нас за разговор. Дм<итрий> у Манжиарали, а Бердяев у нас обедал. Го­ ворили мы с ним без конца. Дима злился. Потом ушел. Пришли все - а он еще сидит. Измучил меня. А Дима потом на меня же! 2(15) воскресенье Едва живу. Пишу. Воскресенье - скучный день. 3(16) понедельник Вечером Савенков и Фондаминский. 140
Рано ушли, и ничего, мало довольно разговаривали. Савенков - •за нас•. 4(17) вторник У Ан. Бернар с Борисовым пирог ели. Отдохновение - глупо. Фондаминчик. Вернувшись стали с Димой друг другу читать статьи, и оказалось, что об одном и том же написали. Только он яс­ нее. Я обиделась. 5(18) среда Ссорились из-за статей. Потом Бурцев пришел и о •ку­ цой конституции»- говорил. Вот куда с террора съехал. С Димой продолжаем ссориться. Он надулся. 6(19) четверг Ссорились. Был большой четверг. И читали лит<ургию>. А потом страшно и жестоко с Димой поссорились. Пору­ гались. Это все в пятницу. а тут была фр<анцузская> дис­ куссия. 7(20) пятница Медленно мирились, клеили рваную статью - в субботу. А в пятницу, кроме, еще пришел днем Митя эс-де, мисти­ ческий ан<архист> в зародыше, но милы в общем. Планы лекций. 8(21) суббота Днем не утомительно, ибо не было баб, а Бердяев, Книж­ ник, и т. д. Рыбак рассказывал об мазохистских оргиях Минского. Потом, после обеда, Дм<итрий> ушел на бульвары. А мы с Димой вздумали и поехали. Куда? За Бердяевым и Ли­ д<ией> Юд<ифовной>. Пьяный шофер. В Rat-Mort. Бердя­ ев мил, но Лидия сидела кикиморой. Я дурила, плясала с испанцами, любезничала с •девочками»-. Пили шамп<ан­ ское>. Вернулись в 4 на auto. 9(22) воскресенье Плохой день. Я устала, и явилась сначала Грузия, прочла письмо от Маруси, правда угнетенное, точно ее Муля обра­ ботала. Дмитр<рий> чернее ночи сделался и ушел. 141
Ко мне Селенина с младенцем. Дура она. Опять связа­ лась идиотски с кем-то, и опять он ее бросил. Дм<итрия> жаль очень, но ой нехорошо это все, молчит. 10(23) понедельник Вечер среди субивцев•. (Днем гуляли с Димой, весна, я спать хотела.) Савенков, муж Доры Бриллиант, умершей в крепости, вдова убийцы Лауница, Серг<ей> Ник<олаевич>, Евr<ения> Ив<ановна>, др<уmе>, и невеста Сазонова - счистейшей прелести чистейший образец• (бежавшая из Сибири; по сЦарскому• делу). Удивительно прелестная, лицо и фигура мученицы первых веков. Сав<инков> уж что-то слишком сза нас•. Говорил о спо­ ре с Верой Фигвер из-за нас. Ну да всего не напишешь. 11(24) вторник Днем мы гуляли долго с Димой, а вечером мы все к Бердя­ еву. Неважный разговор. Быстро и внезапно ушли на метро. 12(25) среда Унас-все эти субивцы•, да еще 2 эс-дека, под смисти­ ческих анархистов•. Но Митя симпатичный. Говорили дол­ го. Один смещанин• (к паитеизму гнет), а другой схулиган• (к богоборчеству). С Прокофьевой говорила об Андреевском. 13(26) четверг Как-то все раскисли мы. Я спать хотела. И четверга не было. Просто почитали и помолились. 14(27) пятница Отвратительный вечер в Cafc! de Lilas, где Бердяев чи­ тал со происхождении зла•. И вспоминать не хочу. Дима и Дм<итрий> преподло себя вели. Масса все того же народу. (Вера Фигвер Савинкона проклинает.) 15(28) суббота 142 Американцы - с Савенковым. И масса идиотских баб. Завтра Дима с 7 ч. утра идет на похороны Герmуни.
16(29) воскресенье Роковой вечер в пятницу дает себя знать. Бердяев при­ слал длинное ругательное письмо. И не пришел. Вечером были Баши и т. д. Дима с 7 утра до 7 вечера хоронил Гершуни. 17(30) понедельник Мы очень угнетены. Дима целый день лежал. Я ходила в Lafayette. Ждали Бердяева - напрасно. Молились, читали. Тата написала, что отец оч<ень> бо­ лен. Умрет. 18(31) вторник Умер отец. Я не выходила. Темная погода. Молились. Б<ердяев> завтра придет. 19(1) среда Днем Грузинская, плачущая Селенина... Ушла к бандажи­ сту. Вернулась на auto. Вечером Бердяев. Объяснение. Дм<итрий> стал его жа­ леть. Он несчастный, - но для нас вредный. 20(2) четверг Свечи мы с Димой ходили покупать. В Luxembourg'e просторно и rрифельно. Весна. Серенькая. Четверг. Было, по-моему, хорошо, но Дм<итрий> потом стал •сомневаться•. Бердяевекие сомнения. 21(3) пятница Ссорились, или так, вообще, - не того. 22(4) суббота Из •дам• одна Костылявая, слава Боху. Эс-деки, Книжник, все Belle-vue1 и Савенков (провоцировал, зачем уезжаем). Вечером к Башу, поздно. Скука. Он стихи читал. 23(5) воскресенье Селенина с глупыми признаниями и самоубийственными письмами. 1 Добропорядочные (фр.). 143
Дождь. Дима к Сталю вечером. Мы как-то все ссоримся. 24(6) понедельник От Бердяева ли, или от чего другого - но нет мира меж­ ду нами. 25(7) вторник Дождь льет. Я скверно спала, ссорилась. У Димы голова болела целый день. Утром письмо от Груз<инской>, что она с Берд<яевым> и Л<идией> Юд<ифовной> молилась. А вечером сама пришла. Мол<ились> с ней. 26(8) среда Димино рожденье. Оставил меня, ушел - говорит в S. Cloud ... Я ушла одна. Вернулся поздно. У Фонд<аминского> был. Бердяев веч<ером> с Лид<ией> Юд<ифовной>. Ничего, мил. Ссоримся. 27(9) четверг Опять ссоримся. Я ходила одна. Весна. Вечером к Лагарделю поехали. Скука. Нет отрады. 28(10) пятница Не пошла на Какасиелли, дома одна осталась. Они по­ ехали. (Для Бердяева.) Ну- реферат •не для дам». Пришли усталые. По-моему - Дм<итрий> не должен был этой статьи пе­ чатать в газете (о христ<ианстве> опять), а он хочет, хоть выпустил кое-что. 29(11) суббота Пришел Рыбакидзе и вдруг - Нувель! Ну да пусть его, я его не боюсь. Мал<ый> четв<ерг>, читали лит<ургию>. Забоялись опять. Нынче 7 лет с того дня... 144
30(12) воскресенье Днем Нувель и племянница. Вечером пошли все, с Са­ венковым, к террористическим вдовам. Прокофьеву отчитывали: Сав<инков> особенно. Но живут они мало. Благородство. 31(13) понедельник Днем устала, ходила. Димы целый день не было. Вечером к Раппам. У Дм<итрия> насморк. Там все с Рапп говорили. От Мули письмо! Апрель 1(14) вторник Дима завтракал с Нувелем. Дм<итрий> ушел к Муле и Марусе. Пришел Дима - туда тоже пошли. Дрянь. Дм<ит­ рий> опять черный. (Еще простуженный.) Поехали на auto к Фондаминским. Обедали там. Вдова Гершуни неважная. Амалия милая. 2(15) среда Устала я душевно сегодня. Разговоры такие... Дмитрий болен. Был Нувель. Ах, не то... Молились, как только могли... 3(16) четверг Оба с Дм<итрием> мы больны (инфлуэнца). Так что на лекцию Акулова пошел один Дима. Говорил, Бердяев гово­ рил - сдержанно, хорошо. 4(17) пятница Хотя и больная, поехали все на auto на вечер Веры Фиг­ пер. Она скромная, бедная, милая. В белом платье. Ее ;iаб­ росали цветами. Но публика холодная. Anatole France гово­ рил речь. Кроме меня и Дм<итрия> читал Минский, но я уехала раньше. Читала стихи (Журавли). Дм<итрий> - Павла. Рано вернулись, с цветами. 5(18) суббота Я ходила днем к Селениным, еще больная. 145 10 Дневники: 1893-1919
Вечером у меня Савенков был, читал роман, - хороший. Думала о своем. Я тупа ...и нехорошо. 6(19) воск.ресенье Сегодня первый раз Бердяев у нас - на четверге. Было хорошо, как будто, вначале, хотя Дима молчал. После Бер­ д<яев> долго сидел - и говорил о пустяках. Это мучитель­ но было. Но ведь он от стыдливости? 7(20) понедельник Начало. Не хочу еще думать, им очень поддаваться. Му­ чительно писала гадкий пасхальный рассказ для Гессена, по телеграмме. Малый четверг. 8(21) вторник Дима с Дмит<рием> ездили покупать нужное. Я - шелк для поправок. Еще ничего не знаем. 9(22) среда Ничего не знаем. Писала в книжечку. Вечером кроила, шила. М<олили>сь. Дописала. 10(23) четверг 2-я годовщина нашей св<обод>ы. Утром Грузинская. Плакала. У Димы страшная мигрень. Мучаемсп. Шила целый день. Вечером читали 9 Евангелий. 11(24) пятница Мы говорили днем. Вечером были в церкви. Холодно там? Тихо •решили•. 12(25) суббота Было все. Днем <...> тишина <...> служба <...> 13(26) Светлое Христово Воск.ресенье Тише. Тише. Не надо еще говорить ни о чем. 146
Надо просто. Дмитриев хороший. Да и все люди хорошие. 14(27) понедельник. Какая весна! Сыро, но светло! Ездила на auto в Медок, по лесным дорогам. Я устала от воздуха. Не пошла к Бердяеву. Они были. 15(28) вторник. Днем дождик, но я ездила на auto в город. Приехали за ними- к Муле обедать. Дмит<риев> хороший, верно все говорил: Маруси как бы нет. 16(29) среда Ездили в Версаль на 2-х auto с Мулей, Мар<усей> и Дм<итриевым>. О, какая весна! 17(30) четверг Завтракали у нас Фонд<аминский> с Амалией, S6v6rac и Дюмюр. Последний надоел ужасно. Потом Дмитриев был. Вечером мы с Димой в театр - le Roi 1 смотрели. 18(1) пятница Днем я выходила с Димой. Вечером Лидия Юд<ифовна>. Долгий бесплодный разговор. 19(2) суббота Ездила долго по Парижу. Вечером Савинков и Фондам<инский>. Вдвоем. Говорили о сборниках. Фонд<аминский> - боялся .. . От- чего? Милые люди все. 20(3) воскресенье Вечером ездили с Димой на Rond Point, сидели в Ваг - весна, весна! 1 король (фр.). 147
21(4) понедельник Вечером у нас бьmа Вера Фигнер. Мы с ней •о боже­ ственном~ ни гугу. Она бедная, замершая. Храбрится. Днем гуляла с Димой по quartier. О, какая весна! Уж не последняя ли моя? Уж очень я ее чувствую. 22(5) вторник Грустно, грустно... С какой болью я отрываюсь ... Не луч­ ше ли сразу в Россию? Вечером Грузинская. Дмитрий нехорош, не то, занят отъездом... Нет, я нехороша. 23(6) среда Много народу вечером... ~- Тов. Митя, Савенков et Cllll«, Бердяев, Фонд<аминский> ... Савинков идет... Перевер­ нуло это нас. О, как их жалко. 24(7) четверг Наш здесь последний четверr, втроем. Я все время плака­ ла неудержимо. 25(8) пятница Был вечером Бердяев. Молились с ним. Хорошо, ничего. Бедный он. О, какая весна, весна! А я темная от жалости отрыва. 26(9) суббота Устаю от укладки. И как-то стеснилось в душе. Была Амалия, милая, тихая. Фонд<аминский> уехал в Англию... по делам. Вечером шумели с Димой на Champs Elysees. 27(10) воскресенье Вечером гуляли, днем все укладывались. Сколько здесь оставляем. Нет, вечером у нас Бердяев и Лид<ия> Юд<ифовна> были. 148 Милые оба. Господи!
28(11) понедельник Завтра мы уезжаем, утром, из Парижа. Завтра! Теплый дождик идет. Весна. Господи сохрани нас, поми­ луй, и сохрани здесь всех бедных, милых, глубоких и благо­ родных, кого мы узнали и полюбили. И дай нам, дай нам вернуться сюда более сильными. Да будет воля Твоя. 29(12) вторник Едем в Биариц. Дождь идет. Вечером приехали. Отель •Фалер• гадкий. 30(13) среда Отдыхали. Светло. Океан хорош. Гуляли с Димой по бе­ регу. Устали очень. Май 1(14) четверг Поехали завтракать к Птихе, в St. Jean de Luz. Отель новый, хороший. Переедем. 2(15) пятница Переехали. Океан здесь хуже, но вообще-то недурно. Устала. Птиха щебечет. 3 (16) суббоm{l Каталисъ. Птиха щебечет. 4(17) во~есенье Опять каталисъ. Птиха все щебечет. 5(18) понедельник Еще раз каталисъ. Птиха нас защебетала. 6(19) вторник Уезжает Птиха. Правожали ее. Уфl Ну и щебетунъя. Тря­ сет боками и щебечет. 7(20) среда Каталисъ одни. Отдыхаем. 149
8(21) четверг Дни похожи, катаемся. Я в 9 ч<асов> спать ложусь. Павла конфисковали. Дм<итрий> дрожит, всем не­ приятно. 9(22) пятница Дождь, холод. Едва выходили немного. Речь Столыпина. Веч<ером> м<олились>. 10(23) суббота Ссоримся с Димой из-за Столыпина. Погода гадкая, но ездили кататься, замерзли. 11(24) воскресенье Сегодня хорошо опять, но не поехали. У Димы голова болела. Днем гуляли с Димой по полям. 12(25) понедельник Ездили далеко - в Сару. Очень хорошо. Но я устала. От Таты письмо, дачи наняты. 13(26) вторник Насморк, лихорадка. 14(27) среда Я пишу не в этот день, а в среду перед Тро<ицей>. Пишу обо в<сем> < ... > книгу надо оставить в Париже, нельзя везти с собой в Россию. Мы ссоримся, мы тяжелы, мы одиноки. У нас на сердце тяжесть. Дм<итрий> отдалил­ ся, и все мы - не то. Но пусть, не надо останавливаться на<... > . Мы очень< ... > уехали в Россию, Савинков пишет нам длинные письма, но тоже уезжает из Парижа по како­ му-то •старому• делу. Это нас печалит < ... > меня < ... > то катаемся, или я с Димой гуляю, а Дм<итрий> один. Я часто каменею внутри. Дима не то скучает. Не то тоскует. Надо, надо ехать в Россию, но вот - опять мы одиноки, < ... >вав­ шись, ничего им не дав. И сами от отрыва как-то замерзли, охладели и внутри себя. Была изумительна<я> < ... > прогу<лка> < ... >тив Испа­ нии. Потом на гору. Там деревушка на хребте, между дуба- 150
ми. И на высоте - церковь. Вошли в две каменные двери на кладбище. Оно тихое, с кипарисами, вокруг поля и горы дал< ... > и < ... >лые, большие, летают со свистом, над живыми полями и могилами, кажется - тоже живыми. Легкий крест в небесной голубизне. Мы обошли церковь... И вдруг - тихая музыка. У полу< ... >венной две < ... > про­ стое и божеское. Похоже на голубей, поля и солнце. Сто­ яли, слушали - недолго, и так было это чудесно, и тайно, и так хорошо. 28(10) среда Сегодня это все было, сегодня и пишу. Теперь я од<на> < ... > 29(11) четверг Ездили, гуляли - и ссорилисъ. А потом молилисъ среди овец на тиши. 30(12) nят1tица У нас ни жизнь, ни путешествие. Оттого и ссоримся. 31(13) суббота Каталисъ, хороший день. Chapela. Июнь 1(14) во~есе1tье Днем ездили. Читали псалмы в ущелье. Вечером был четверг. Луна.
СИНЯЯ КНИГА Петербургский дневник (1914 - 1917) О Синей книrе Эта книга - первая половина моего дневника, •Совре­ менной записи•, которая велась в Петербурге в годы войны и революции. Часть, здесь напечатанная (авг. 14 г. - но­ ябрь 17), уже в начале 18 г. не находилась в Спб-ге, и затем в течение 8-9 лет считалась погибшей. Так, как и погибла вторая половина, - годы 18 и 19, - другим лицом и в дру­ гом направлении тоже увезенная из Петербурга. Самый конец •Записи•, последние месяцы 19 года, - (отрывочные заметки на блокноте) - оставался при мне и отправился со мною, в моем кармане, за границу, когда мы туда бежали. Эти заметки вошли в книгу •Царство Анти­ христа•, изданную по-русски, по-немецки и по-французски в21г. В предисловии к заметкам я упоминаю о гибели двух первых частей дневника. Шли годы; сомневаться в этой ги­ бели не приходилось. Можно себе представить, как нас по­ разило неожиданное возвращение одной из частей •Записи• - первой. Но, надо сказать, еще более поразило меня содержа­ ние рукописи. Читать собственный отчет о событиях (и ка­ ких!), собственный, но десять лет не виденный - это не ча­ сто доводится. И хорошо, пожалуй, что не часто. •Если ничего не забывать, так и жить было бы нельзя•, - сказал мне друг, в виде утешения, застав меня за первым перечи­ тыванием этого длинного, скучного и... страшного отчета. Да, забвенье нам послано как милосердие. Но все ли мы, всегда ли имеем право стремиться к нему и пользоваться им? А что, если, зачеркивая, изменяя, посредством забвенья, 152
прошлое, отвертываясь от него и от себя в нем, - мы лиша­ емся и своего будуiЦего? Вопрос о печатании этой потерянной и возвращенной рукописи долго оставался для меня вопросом. Не рано ли? Давность только десятилетняя... Но это, как раз, говорило в пользу напечатанья дневника. Ведь он - только запись од­ ного из тысячи наблюдателей прошлого. Пусть запись доб­ росовестная, пусть наблюдательный пункт выгоден,- неточ­ ности, неверности, фактические ошибки неизбежны. Через 50 лет их некому было бы поправить, тогда как теперь, ког­ да живы еще многие свидетели тех же событий, - даже уча­ стники, - они всегда могут, указанием на то или другое искажение действительности, содействовать восстановлению его подлинного образа. Однако именно •живые люди• и усложняли вопрос. Пе­ чатать дневник имело смысл лишь в том виде, в каком он был написан, без малейших современных поправок (даже стиля), устранив только все чисто личное (его было немно­ го) и вычеркнув некоторые имена. Но вычеркнуть другие все (тогда уж и мое) - значило бы зачеркнуть дневник. Между тем я знаю: большинство людей не любит, боится лишнего взгляда на прошлое, особенно на себя в нем. А вдруг увидишь там что-нибудь по-новому, вдруг придется осознать свою ошибку? Нет, лучше - под •крыло забве­ нья•... Это очень человеческое чувство, почти никто от него не свободен, - ни я, конечно. Мне тоже тяжело наше про­ шлое, когда оно слишком живо вспомнится, слишком близ­ ко подступит. В данном, частном, случае - и для меня днев­ ник мой не всегда приятное зеркало: приходится ведь отве­ чать не за одну главную внутреннюю линию (за нее я без труда отвечаю), но также и за ребяческие наивности, скорые суды, •самодельные• политические рассуждения и т. д. Да еще сознавать, что если не было каких-нибудь ошибок серь­ езных, фатальных, то лишь потому может быть, что и •дей­ ствий• не было... Но, побеждая свою боязнь прошлого, не считаясь с ней в себе, имею ли я право не считаться с ней в других? Как я смею решать, что другие, даже в этом маленьком случае, не найдут в себе силы бросить взгляд на свое прошлое, сказать ему новое •да• или новое ~нет•? Я и не решаю этого. То есть решаю, печатая дневник, заботиться о людях, там упоминаемых, не больше, чем о себе. Я не обманываю себя: те, кто страха - даже перед са- 153
мой малой частицей правды, - преодолеть не могут, - ста­ нут моими врагами. Это всегда так бывает. А частица прав­ ды в дневнике моем есть; о ней только я и думаю, и верю: кому-нибудь она нужна. Жизнь, как уже сказано, поставила нас (меня и Д. С. Мережковского) в положение, близкое к событиям и некото­ рым людям, принимавшим в них участие. Среда петербург­ ской интеллигенции была нам хорошо известна. Кое-кто из вернувшихся, после Февраля, эмигрантов - тоже. И геогра­ фически положение наше было благоприятно: ведь именно в Петербурге зарождались и развивались события. Но даже в самом Петербурге наша географическая точка была выгодна: мы жили около Думы у решетки Таврического сада. Все остальное выяснится из самой книги. Скажу еще только вот что: пусть не ждут, что это •Книга для· легкого чтения•. Совсем не для легкого. Дневник - не стройный •рассказ о жизни•, когда описывающий сегодняшний день уже :тает завтрашний, знает, чем все кончится. Дневник - само течение жизни. В этом отличие ~современной записи• от всяких •Воспоминаний•, и в этом ее особые преимуще­ ства: она воскрешает атмосферу, воскрешая исчезнувшие из памяти мелочи. •Воспоминания• могут дать образ времени. Но только дневник дает время в его длительности. СИНЯЯ КНИГА 1 августа. С.-Петербург. 1914. (Стиль старый.) Что писать? Можно ли? Ничего нет, кроме одного война! Не японская, не турецкая, а мировая. Страшно писать о ней мне. Она принадлежит всем, истории. Нужна ли обыва­ тельская запись? Да и я, как всякий современник - не могу ни в чем ра­ зобраться, ничего не понимаю, ошеломление. Осталось одно, если писать - простота. Кажется, что все разыгралось в несколько дней. Но, ко­ нечно, нет. Мы не верили потому, что не хотели верить. Но если бы не закрывали глаз... 154
Меня, в предпоследние дни, поражали петербургские бес­ порядки. Я не была в городе, но к нам на дачу приезжали самые разнообразные люди и рассказывали, очень подробно, сочувственно... Однако я ровно ничего не понимала, и чув­ ствовалось, что рассказывающий тоже ничего не понимает. И даже было ясно, что сами волнующнеся рабочие ничего не понимают, хотя разбивают вагоны трамвая, останавлива­ ют движение, идет стрельба, скачут казаки. Выступление без повода, без предлогов, без лозунгов, без смысла... Что за чепуха? Против французских гостей они, что ли? Ничуть. Ни один не мог объяснить, в чем дело. И чего он хочет. Точно они по чьему-то формальному приказу били эти вагоны. Интеллигенция только рот раскрывала - на нее это, как июльский снег на голову. Да и для всех под­ польных революционных организаций, очевИдно. М. приезжал взволнованный, говорил, что это органичес­ кое начало революции, а что лозунгов нет - виновата ин­ теллигенция, их не дающая. А я не знала, что думать. И не иравилось мне все это - сама не знаю, почему. Вероятно, решилась, бессознательно понялась близость неотвратимого несчастия с выстрела Принципа. Мы стояли в саду, у калитки. Говорили с мужиком. Он растерянно лепетал, своими словами, о приказе приводить лошадей, о мобилизации... Это было задолго до 19 июля. Соня слушала молча. Вдруг махнула рукой и двинулась: - Ну, - словом, - беда! В этот момент я почувствовала, что кончено. Что дей­ ствительно - беда. Кончено. А потом опять робкая надежда - ведь нельзя: Невозмож­ но! Невообразимо! За несколько дней почти все наши уехали в город. Дол­ жны были вернуться вместе в субботу, к нам. Нам предсто­ яли очень важные разговоры, может быть - решения .. . Но утром в субботу явилась Т. - одна. •Я за вами. По­ едемте в город сегодня•. - сЗачем?• - сГромадные события, война. Надо быть всем вместе•.- сТем более, отчего же вы не приехали все?• - сНет, надо быть со всеми, народ ходит с флагами, подъем патриотизма... • В эту минуту - уже помимо моей воли - решилась моя позиция, мое отношение к событиям. То есть коренное. Быть с несчастной, не понимающей происходящего, толпой, заражаться ее спатриотическими• хождениями по улицам, 155
где еще не убраны трамваи, которые она громила в другом, столь же неосмысленном •nодъеме•? Бьпь щепкой в потоке событий? Я и не имею права сама одуматься, для себя ос­ мыслить, что происходит? Зачем же столько лет мы искали сознания и открытых глаз на жизнь? Нет, нетl Лучше, в эти первые секунды, - молчание, по­ кров на голову, тишина. Но все уже сошли с ума. Двинулась Сонина семья с детьми и старой теткой Олей. Неистовствовал Вася-депутат. И мы поехали сюда, в Петербург. На автомобиле. Неслыханная тяжесть. И внутреннее оглушение. Разрыв между внутренним и внешним. Надо разбираться парал­ лельно. И тихо. Присоединение Англии обрадовало невольно. •Она• бу­ дет короче... Сейчас Европа в пламенном кольце. Россия, Франция, Бельгия и Англия - против Германии и Австрии ... И это только пока. Нет, •она• не будет короткой. На­ прасно надеются... Смотрю на эти строки, написанные моей рукой, -и точ­ но я с ума сошла. Мировая война! Сейчас главный бой на западе. Наша мобилизация еще не закончена. Но уже миллионы двинуты к границам. ·Вся­ кие сообщения с миром прерваны: Никто не понимает, что такое война,- во-первых. И для нас, для России, - во-вторых. И я еще не понимаю. Но я чую здесь ужас беспримерный. 2 августа Одно, что имеет смысл записывать, - мелочи. Крупное запишут без нас. А мелочи - тихие, притайные, все непонятные. Потому что в корне-то лежит Громадное Безумие. Все растерялись, все •мы•, интеллигентные словесники. Помолчать бы, - но половина физиологически заразилась бессмысленным воинственным патриотизмом, как будто мы •тоже• Европа, как будто мы смеем (по совести) быть пат­ риотами просто... Любить Россию, если действительно, - то нельзя, как Англию любит англичанин. Тяжкий молот наша любовь... настоящая. Что такое отечество? Народ или государство? Все вмес­ те. Но если я ненавижу государство российское? Если оно - против моего народа на моей земле? 156
Нет, рано об этом. Молчание. В летнем Петербурге почти никоrо не было. Но быстро начали съезжаться, стекаться. То там, то здесь собираемся. Большинство политиков и политиканствующих интеллигентов (у нас ведь все полити­ ки) так сбились с панталыку, что rородят мальчишеский вздор. Явно, всего ожидали - только не войны. Как-то вече­ ром собрались у Славинского. Народу было порядочно. Кар­ ташев, со своими славянофильскими склонностями, очень был в тоне хозяина. Впрочем, не обошлось и без нашеrо •русского• вопроса: желать ли победы... самодержавию? Ведь мы вечно от этой печки танцуем (да и нельзя иначе, мы должны!). Военная победа - укрепить самодержавие... Приводились примеры ... верные. Только... не беспримерно ли то, что сейчас проис­ ходит? Говорили все. Когда очередь дошла до меня, я сказала очень осторожно, что войну по существу, как таковую, отри­ цаю, что всякая война, кончающаяся полной победой одноrо государства над другим, над другой страной, носит в себе зародыши новой войны, ибо рождает национально-государ­ ственное озлобление, а каждая война отдаляет нас от того, к чему мы идем, от •вселенскости•. Но что, конечно, учиты­ вая реальность войны, я желаю сейчас победы союзников. Керенский, который стоял направо, рядом со мною и го­ ворил тотчас после меня, подхватил эту •вселенскосты: (упорно .говоря •вселенностьl•) и, с обычной нервностью своей, сказал приблизительно то же и так же кончил •за союзников•. Но видно, что и он еще в полноте своей пози­ ции не нашел. Военная зараза к нему пристать не может, просто потому, что у него не та физиология, он слишком революционер. А я начинаю прощупывать, что тут какое-то •или-или• ... Впрочем, рано, потом. Но, конечно, Керенский не угнетен той многосложней­ шей задачей разрешить•свое отношение к войне, какая стоит перед иными из нас. Революция и война - это .все еще только одна из полярностей... Очень важная, однако. Керенский не очень умен, но чем­ то он мне всегда был особенно понятен и приятен, со всем своим мальчишески-смелым задором. Да, а для нас еще пора молчания... И как жаль, что Кар­ ташев уже без оглядки внесся в войну, в проклятия немцам, в карту австрийских славян... 157
Мой неизменный Архип Белоусов (мужик-рабочий) мне пишет: •душа моя осталась верна себе, я только невальна покорюсь войне, что действительно надо~. (Он полутолсто­ вец, интересный, начитанный фантазер.) Швейцар наш говорит жене: •Что ж поделаешь, дело об­ чее, на всех враг пошел, всех защитить надо~. Володя-студент перешагнул через горе матери: еДа, это эгоизм, но я все равно пойду, не могу не идти~. - и уехал вчера с преображенцами. Писатели все взбесились. К. пишет у Суворина о Герма­ нии: -« ••• надо доконать эту гидру~. Всякие -«гидры• теперь исчезли, и среволюции•, и •жидовства•, одна осталась: Гер­ мания. Щеголев сделался патриотом, ничего кроме -сура• и •жажды победы• не признает. Е., который, по его словам, все войны отрицает, эту на­ столько признает, что все пороrи обил, лишь бы •увидеть на себе прапорщичий мундир•. (Не берут, за толщину, верно!) Тысячи возвращающихся с курортов через Швецию соз­ дали в газетах особую рубрику: •Германские зверства•. Возвращения тяжкие, непередаваемые, но... кто осуждает? Тысячными толпами текут евреи. Один, из Торнео, руку показывал: нет пальца. Ему оторвали его не немцы, а рус­ ские- на поrроме. Это- что? Или евреи не были безоруж­ ны? А если и мы звери... кому перед кем кичиться? Впрочем, теперь и Пуришкевич признает евреев и руку жмет Милюкову. Волки и овцы строятся в один ряд, нашли третьего, кого есть. Эта война... Почему вообще война, всякая, - зло, а толь­ ко эта одна - благо? Никто не знает. Я верю, что многие так чувствуют. Я, нет. Да и мне все равно, что я чувствую. То есть я не имею права ни слова ей, войне, сказать, пока только чувствую. Я не верю чувствам: они не заслуживают слов, пока не оправ­ даны чем-то высшим. И не закреплены правдой. Впрочем, не надо об этом. Проще. Идет организованное самоистребление, человекоубийство. сИли всегда можно убить, или никогда нельзя•. Да, если нет истории, нет дви­ жения, нет свободы, нет Бога. А если все это есть - так сказать нельзя. Должно каждому данному часу истории го­ ворить еда• или -«нет•. И сегодняшнему часу я говорю, со дна моей человеческой души и человеческого разума - •нет•. Или могу молчать. Даже лучше, вернее - молчать. 158
А если слово - оно только ~тет-.. Эта война - война. И войне я скажу: никогда нельзя, но уже никогда и не надо. 29 сентября Война. Разрушенная Бельгия (вчера взяли последнее - Антвер­ пен), бомбы над родным Парижем, Notre Dame, наше неяс­ вое положение со взятой Галицией, взятыми давно немцами польскими городами, а завтра, быть может, Варшавой... Гене­ ральное сражение во Франции - длится более месяца. Ум человеческий отказывается воспринимать происходящ~е. -«Снижение• немцев, в смысле их всесокрушающей ярос­ ти, не подлежит сомнению. Реймс, Лувен... да то это перед красной водой рек, перед кровью, буквально стекающей со ступеней того же Реймского собора? Как дымовая завеса висит ложь всем-всем-всем и нату­ ральное какое-то озверение: У нас в России... странно. Трезвая Россия - по манию царя. По манию же царя Петербург великого Петра - про­ валился, разрушен. Худой знак! Воздвигнут некий Николо­ град - по казенному •Петроград-.. Толстый царедворец Вит­ вер подсунул царю подписаrь: патриотично, мол, а то что за •бург•, по-немецки (1?1). , Худо, худо в России. Наши счастливые союзники не зна­ ют боли раздирающей, в эти всем тяжкие дни, самую душу России. Не знают и, беспечные, узнать не хотят, понять не хотят. Не могут. Там, на Западе, ни народу, ни правитель­ ству не стыдно сближаться в этом, уже необходимом, общем безумии. А мыl А намl Тут мы покинуты нашими союзниками. Господи! Спаси народ из глубины двойного несчастия его, тайного и явного! Я почти не выхожу на улицу, мне жалки эти, уже под­ строенные, патриотические демонстрации с хоругвями, фла­ гами и •патретами•. 30 сентября Главное ощущение, главная атмосфера, что бы кто ни говорил, - это непоправимая тяжесть несчастия. Люди так невмерно, так невместимо жалки. Не заслоняет этого исто­ рическая грандиозность событий. И все люди правы, хотя все в разной мере виноваты. 159
Сегодня известия плохи, а умолчания еще хуже. Вечером слухи, что германцы в 15 верстах от Варшавы. Жителям предложено выехать, телеграфное сообщение прервано. Го­ ворят - наш фронт тонок. Варшаву сдадут. Польша несчаст­ ная, как Бельгия, но тоже не одним, а двумя несчастиями. У Бельгии цела душа, а Польша распята на двух крестах. Мало верят у нас главнокомандующему - Ник<олаю> Ник<олаевичу> Романову. Знаменитую его прокламацию о •возрождении Польши• писали ему Струве и Львов (редак­ тировали). Царь ездил в действующую армию, но не проронил ни словечка. О, это наш молчальник известный, наш •charmeur•1, со всеми •согласный• - и никогда ни с кем! Убили сына К. Р. - Олега. Я подло боюсь матерей, тех, что ждут все время вести о •павшем•. Кажется, они чувствуют каждый проходящий миг, цепь мгновений сквозь душу продергивается, шершаво шелестя, цепляясь, медленно и заметно. Едкая мгла все лето нынче стояла над Россией, до Сиби­ ри - от непрерывных лесных и торфяных пожаров. К осени она порозовела, стала еще более едкой и страшной. Едкость и розовость ее тут, день и ночь. Москва в повальном патриотизме, с поrромными нотка­ ми. Петербургская интеллигенция в растерянности, работе и вражде. Общее несчастие не соединяет, а ожесточает. Мы все понимаем, что надо смотреть проще, но сложную душу не усмиришь и не урежешь насильно. 14 декабря Люблю этот день, этот горький праздник •первенцев сво­ боды•. В этот день пишу мои редкие стихи. Сегодня напи­ сался •Петербург•. Уж очень-очень мне оскорбителен •Пет­ роrрад•, создание •растерянной челяди, что, властвуя, сама боится нас...•. Да, но •близок ли день•, когда •восстанет он•- 160 .. ,Все тот же, в ризе девственных ночей, Во влажном визге ветреных раздолий И в белоперистости вешних пург, Созданье революционной воли - Прекрасно-страшный Петербург?.. 1 чародей (фр.).
Но это грех теперь - писать стихи. Вообще, хочется мол­ чать. Я выхожу из молчания, лишь выведенная из него дру­ гими. Так, в прошлом месяце было собрание Рел.-Фил. Об­ щества, на котором был мой доклад о войне. Я говорила вообще о -4Великом Пути• истории (с точки зрения всехри­ стианства, конечно), об исторических моментах как ступе­ нях - и о данном моменте, конечно. Да, что война - •сни­ жение•'. - это для меня теперь· ясно. Я ее отрицаю не толь­ ко метафизически, но исторически... т. е. моя метафизика истории ее, как таковую, отрицает... и лишь npa1Cmuчecкu я ее признаю. Это, впрочем, очень важно. От этого я с правом сбрасываю с себя глупую кличку •пораженки•. На войну нужно идти, нужно ее •принять•... но принять - корень ее отрицая, не затемняясь, не опьяняясь; не обманывая ни себя, ни других - не -4снижаясь• внутренно. Нельзя не •снижаяс»? Вздор. Если .мы потеряем созна­ ние, - все и так полусознательные - озвереют. Да, это отправная точка. Только! Но непременная. Были горячие прения. Их перенесли на следующее засе­ дание. И там то же. Упрекали меня, конечно, в отвлеченно­ сти. Карташев моими же •воздушными ступенями• корил, по которым я не советовала как раз ходить. Это пусть! Но он сказал ужасную фразу: •··· если не принять войны рели­ гиозно... • Меня поддерживал, как всегда, М. и мой большой еди­ номышленник по войне и антинационализму (зоологиче­ скому) - Дмитрий2• Сложный вопрос России, конечно, вставал очень остро... Эти два заседания опять показали, как бессмысленно в конце концов •болтат» о войне. Что знаешь, что думаешь­ держи про себя. Особенно теперь, когда так остро, так боль­ но... Такая вражда. Боже, но с каким безответственным лег­ комыслием кричат за войну, как безумно ее оправдывают! Какую тьму сгущают в грядущем! Нет, теперь нужно - •Лишь целомудрие молчания - И, может быть, тихие молитвы... • 1 Слово, которое теперь так любят большевики, беря его в •то­ варном• смысле, было употреблено мною впервые, в этом докладе, и обозначало внутреннее, духовное падение, понижение уровня че­ ловеческой морали. (Примеч. 1927 г.). 2 Д. С. Мережковский. 161 11 Дневники: 1893-1919
1 апреля, 1915 Не было сил писать. Да и теперь нет. Война длится. Вар­ шаву немцы не взяли, отрезали пол-Польши. А мы у авст­ рийцев попабрали городов и крепостей. И наводим там са­ модержавные порядки. Дарданеллы бомбардируются союз­ никами. Нигде ничего нет, у немцев - хлеба, а у нас - овса и угля (кажется, припрятано). Эта зима - вся в глухом, беспорядочном ... даже не вол­ нении, а возбуждении каком-то. Сплетаются, расплетаются интеллигентские кружки, борьба и споры, разделяются дру­ зья, сходятся враги... Цензура свирепствует. У нас частые сборища разных •групп•, и кончается это все-таки расколом между •приемлющими• войну и •до победы• (с лозунгом •все для войны•, даже до Пуришкевича и далее) - и •не­ приемлющими•, которые, однако, очень разнообразны и час­ то лишь в этом одном пункте только и сходятся, так что действовать вместе абсолютно неспособны. Да и как действовать? •Приемлющие• рвутся действо­ вать, помогать •хоть самому черту, не только правитель­ ству•, и... рвутся тщетно, ибо правительство решительно никого никуда не пускает и •честью просит• в его дела носа не совать; никакая, мол, мне общественная помощь не нуж­ на. А если вы так преданны - сидите смирно и немо поко­ ряйтесь, вот ваша помощь. Отвечено ясно, а патриоты интеллигентные не унимают­ ся. Даром, что все •седые и лысые•. От седых и лысых я, по воскресеньям, перехожу к самой зеленой молодежи: являются всякие студенты-поэты, сту­ денты просто, гимназисты и гимназистки, всякие мальчики и девочки. Поэзию я слушаю, но не поощряю, а хочу понять, как они к жизни относятся, и навожу их на споры о войне и политике, - ничуть их не поучая, впрочем. Мне интересно, что они сами думают, какие они есть, а педагогика всякая мне скучна до последней степени. Смотрю - пока мне лю­ бопытно, люблю умных и настоящих и равнодушно забываю ненужных. Отношение к войне у многих очень хорошее, трезвое, свежее, сознательное. О, война! Тяжесть и утомление мира неописуемы. Такого в истории мы еще не видали. 162
Немцы ничего не взяли, кроме Бельгии. И куска Польши. Невозможен мир... но и война тоже? 28 апреля Глупо здесь писать о войне, о том, что пишут газеты. А газеты, притом, врут отчаянно. Положение такое, что ни у кого, кажется, нет кусочка души нераненой. Как будто живешь, как будто ~пьеса• да ~пресса•, а в сущности Фата-Моргана. Но я заставляю себя коснуться и Фата-Морганы, чтобы отдохнуть от газетно-протокольного. Вот хотя бы истории моей пьесы ~зеленое кольцо• в Александринке. Ведь все было готово для ее постановки, директор одобрил, Мейерхольд начал работу, как вдруг... профессора из Москвы признали ее безнравственной! Что­ бы пройти официальный этап - Литературный комитет - и пройти с деликатностью (в здешнем сидит Дмитрий), я послала ее в Московский комитет. И там, всячески расхва­ лив пьесу с художественной стороны, - решили, что она - неморальна, ибо •автор отдает предпочтение молодым пе­ ред пожилыми•. Честное слово! Также то ~не морально•, что молодежь читает Гегеля и занимается историей! Ну, тут пошел скандал. Директор вытребовал этот коми­ ческий протокол. Начали думать, как покелейнее старичков оборвать. В это время началась война, все спуталось; я и сама думать забыла о всяких пьесах. Но перед Рождеством случилась неожиданность. Савина прочитала мою пьесу (ей случайно послал Мейерхольд) и - возжелала ее играть! Играть Савиной там немного чего было, полумолодая роль матери, всего в одном действии, хотя роль трудная... Чего захотела царица Александринки - то закон! И пьеса по­ шла. Савина сама очень интересна. Когда я бывала у нее, с Мейерхольдом, или она ко мне приезжала (еще вот в эту пятницу опять была, очень любопытно рассказывала о Тур­ геневе и Полонском), - я старалась, чтобы она не столько о моей пьесе говорила, сколько вообще, о себе, чтобы про­ являлась, такое она талантливо-художественное явление. Жалею, что мало записывала из ее бесед. Однако дотянули премьеру до 18 февраля. Ей предше­ ствовал гам в газетах (как же: Мейерхольд, Савина, Гип­ пиус - вот так соединение! Муравейнику, при цензуре не­ слыханной, как на это не кинуться.) Сама премьера прошла 163 11*
очень обыкновенно, то есть одни в восторге, другие в нена­ висти, газеты в неистовстве. Савина играла, конечно, не мою героиню, а свою, и, конечно, очень талантливо. Декора­ ция второго акта (заседание •юных•) очень хороша: звезды в длинных, черных, зимних окнах. Но актеры нервничали и были лучше на генеральной репетиции. (Из первых - я была всего на одной, на вечерней, с Блоком. Так что •кух­ ни• почти не видала.) А на генеральную мы любопытно ехали. Утром, - поэтому я, конечно, опаздываю, Дмитрий уехал раньше, автомобиль тоже опаздывает, и мы выходим на ули­ цу часу в первом. Садимся в автомобиль - вдруг идет Керенский, довольно грустный и кислый (он болен последнюю зиму), - от ре­ шетки Таврического сада, от Думы. - Куда это вы? Д. В. объясняет. А у меня мысль. - Да поедемте с нами! Я, признаться, вовсе не для пьесы повлекла Керенского: он как-то у нас находится не в том плане жизни, где пьеса, книги, литература. Совсем в другом (хотя очень важном). Но с нами ехала К. (она, наконец, легально была в России, отвоеванная Д. В. у Белецкого перед войной). Как же Ке­ ренского не познакомить с К., если пока нельзя с Ел.! Они, кажется, отлично познакомились. Приехали в театр ко второму действию. Там пришлось бегать за кулисы, туда-сюда, в антракте даже не помню, ви­ дела ли Керенского. Домой вернулись усталые, поздно. Звонят рецензенты на­ счет билетов и всяких пустяков. Потом вдруг приносят букет красных, цветов и записку. Читаем все, с К., - и никак не можем ни записки прочесть (такие каракули), ни даже понять, от кого она. Наконец, по теории исключения всех других воз­ можных, убеждаемся, что она от Керенского. Скажите пожа­ луйста! Да еще такая восторженная! Впрочем, в нем есть что­ то гимназическое, мальчишеское, в нем самом, что, должно быть, и мило в нем. И это и приблизила к нему моих героев •Зеленого кольца•. А подлинное его революционство застави­ ло, быть может, почувствовать цензурно-скрытую остроту этой пьесы. Ну, а записку целиком мы так и не могли прочесть. Написал! •Еще раз целую Ваши руки - я волновался как мальчик это(.....) Вы(... ) молодых и взволновали(.....) сколько (?) больного (.....)• Остальные слова - неисследимы. 164
Отмечаю отношение Керенского потому, что оно было неожиданно, а неистовая злость •старых• и всяческий вос­ торг •юных• - как по мерке. Да, да, все это Фата-Моргана, пустое, несуществующее. Разве писать попроще, фактическое содержание дней толь­ ко? Не удержишься в этих рамках. Ведь, кроме главного центра- вокруг закишели всякие свопросы•, точно издева­ ющиеся: польский, еврейский, государственный вообще и в частности, экономический вообще и в частности... (При этом замечательно, что нет срусского• вопроса. Честное слово, нет, в его надлежащей постановке.) В воскресенье днем - наплыв молодежи. И 43ел<еное> кольцо•, и масса споэтов•. Много полуфутуристических (вполне футуристических я не пускаю; они грязны, топотли­ вы и грубы. Еще стащат чего-нибудь.) Потом приехал Не­ мирович-Данченко. Опять театр! Вчера- совсем другой сплан•, куча всяких синтеллиrентов• (сседые и лысые• в большинстве). Между прочим, Горький. Хотят новое Англо-Русское О<бщест>во создать, не кон­ сервативное. Я люблю англичан, но я так ярко понимаю, что они нас не понимают (и не очень хотят), - что как-то немею при всяком сближении и замыкаюсь. Что-то вроде покорной гордости. Конечно, из этой затеи О<бщест>ва опять ничего не выйдет. Их сколько, начатых сдел• у нашей отстраненной от всяких дел интеллигенции! Богучарекий смертельно болен. Я ему сейчас не завидую, но когда он умрет - и привыкнет стам• - о, как я ему буду завидовать! Богучарекий удивительно хороший человек. Он - спри­ емлющий• войну, он один из тех, кто рвался сделать•, по­ могать России, сжав зубы, несмотря на правительство, и... деланию этому все время правительство мешало. Ведь даже стариннейшее Вольно-Экономическое О<бщест>во закрыли! Москвичи осатанели от православного патриотизма. Вяч. Иванов, Эрн, Флоренский, Булгаков, Трубецкой и т. д. и т. д. О, Москва, непонятный и часто неожиданный город, где то восстание - то погром, то декадентство - то ура-пат­ риотизм, - и все это даже вместе, все дико и близко связано общими корнями, как Герцен, Бакунин и - Аксаковекая сла­ вянофильщина. У нас цензура сейчас - хуже николаевской раз в пять. Не своенная• - общая. Напечатанное месяц тому назад - 165
перепечатать уже нельзя. Рассказы из детской жизни цензу­ рует генерал Дракке... Очень этичен и строг. Скрябин умер. Многие, впрочем, умерли. Сыновья 3. Рать­ ковой живы, на войне. Не успеешь с кем-нибудь поспорить - он уже на войне. Белая ночь глядит мне в глаза. Небо розовое над деревь­ ями Таврического сада, тихими, острыми. Вот-вот солнце взойдет. Есть на что солнцу глядеть. Есть нам что ему пока­ зать. А еще говорят - •солнцу кровь не велено показы­ вать ... • Все время видит оно - кровь. 15 .мая Все более и более ясные формы принимает наш внутрен­ ний ужас, хотя он под покрывалом, и я лишь слепо ощупы­ ваю его. Но все-таки я нащупываю, а другие и притронуться не хотят. Едва я открываю рот, - как •реальные~ политики накидываются на меня с целой тьмой возражений, в кото­ рой я, однако, вижу роковую тупость. Да, и до войны я не любила нашу •парламентскую оппо­ зицию•, наших кадетов. И до войны я считала их умными, честными... простофилями, •благородными иностранцами~ в России. Чтобы вести себя •по-европейски•, - и чтобы это было кстати, - надо позаботиться устроить Европу... Но что я думала до войны - это неважно, да неважны и мои лич­ ные симпатии. Я говорю о теперешнем моменте и думаю о кадетах, о нашей влиятельной думской партии, с точки зре­ ния политической целесообразности. Я сужу их линию пове­ дения, насколько моrу объективно, и - увы - начинаю ви­ деть ошибки фатальные. Лозунг •Все для войны!~ может, при известной совокуп­ ности обстоятельств, звучать преЖде всего как лозунг: •Ни­ чего для победы!• Да, да, это кажется дико, это то, чего никогда не поймут союзники, ибо это русс1Шй язык, но... как русские не понимают? Боюсь, что и я этого... не хочу до конца понять. Ибо - какой же вывод? Где выход? Ведь революция во время вой­ ны - помимо того, что она невозможна, - как осмелиться желать ее? Мне закрывают этим рот. И значит, говорят да­ лее, - думать только о войне, вести войну, не глядя, с кем ради нее соединяешься, не думая, что ты помогаешь прави­ тельству, а считая, что правительство тебе помогает... Оно 166
плохо? Когда пожар- хватай хоть дырявую пожарную киш­ ку, все-таки помощь ... Какие слова-слова-словаl Страшно, что они такие ис­ кренние - и такие фатально-ребяческиеl Мы двинуться не можем, мы друг к другу руки не можем протянуть, чтобы по пальцам не ударили, и тут •считатьэ-, что •мыэ- ведем войну ( •народlэ-) и только берем снисходительно помощь от царя. Кого обманывают? Себя, себяl Народ ни малейшей войны не ведет, он абсолютно ниче­ го не понимает. А мы абсолютно ничего ему не можем ска­ зать. Физически не можем. Да если б вдруг, сейчас, и смог­ ли... пожалуй, не сумели бы. Столетия разделили нас не плоше Вавилонской башни. Но что гадать - вот данное. Мы, - весь тонкий, созна­ тельный слой России, - безгласны и бездвижны, сколько бы ни трепыхались. Быть может, мы уже атрофированы. Тем­ ная толща идет на войну по приказанию свыше, по инерции слепой покорности. Но эта покорность - страшна. Она мо­ жет повернуть на такую же слепую непокорность, если меж­ ду исполняющими приказы и приказывающими будет вечно эта глухая пустота - никого и ничего. Или еще, быть может, хуже... Но я •восхищаю недарованное•, оформливаю еще бесформенное. Подождем. Скажу только, что народ не хочет войны. Это у него верный инстинкт - кто же хочет войны. Первично-прими­ тивно, если душу открыть. Это вечно-верно, не хочу войны. Вернее, так: никому не хочется войны. Для того, чтобы ска­ зать себе: да, не хочется, и праведно не хочется, но вот по­ тому-то и поэтому-то- надо, неизбежно, и я моей разумной волей, на этот час, побеждаю это •не хочетсяэ-, хочу делать то, что •не хочется•, для такой примитионой работы внут­ ренней нужен проблеск сознания. А сознания у народа ни проблеска нет. То, что говорят ему, к сознанию не ведет. Царь приказывает - они идут, не слыша сопроводительных, казенно-патриотических, слов. Общество, интеллигенция говорят в унисон, те же и такие же патриотически-казенные слова; т. е. •приявшие войнуэ-, а не •приявшиеэ- физически молчат, с начала до конца, и счи­ таются •пораженцами• ... да, кажется, растерялись бы, испу­ гались бы, дай им вдруг возможность говорить громко. •Вдругэ- нужных слов не найдешь, особенно если привык к молчанию. Разве между собою мы, сознательные, находим нужные 167
CJJoвa? Вот, недавно, у нас было еще собрание. Интеллиген­ ция, не иристающая ни к кадетам, ни к революционерам (беру за одну скобку левые партии). Это - так называе­ мые •радикалы•. Они большею частью у нас из поправев­ ших эс-деков. (К ним, в сущности, принадлежал и Боrучарский. Он умер, умер Боrучарский.) Но довольно странно, что тут же очутился и Горький. И даже в таких близких настроениях, что как будто вместе они все строят новую •радикально-демократическую• партию. Это и был главный вопрос собрания. Странно на­ счет Горького потому, что он давнишний эс-дек (насколько он в политике сознателен... Мало!). Были кое-кто из нетвер­ дых кадетов... были все наши •седые и·лысые•.·Была Куско­ ва. Единственная •умная• женщина, одна и на Петербург, и на Москву (она живет в Москве). Умная! Необыкновенно непроницательная, близорукая в той же политике. Я забыла сказать, что зимой, когда сдвинулись особенно все •вопросы• (польский, еврейский и т. д.) и когда я сказа­ ла, что признаю первым и главным - вопрос русский, это дало кому-то МЫСJJЬ образовать еще одну группу - •рус­ скую•. Сказано - сделано, готово! Есть русская группа. О МЫСJJИ такой группы мы не очень подробно сговорились. Некоторые, как М., Керенский и, отчасти, Дмитрий, поняли •группу• в моем смыСJJе, т. е. как наш русский вопрос, - наш внутренний, и наше к нему отношение в данный мо­ мент, при войне. Коренной неизбывный вопрос, от разреше­ ния которого зависят автоматически все другие. Поэтому важен так был Керенский, позиция которого мне все больше и больше нравится. На первом же собрании выяснилось, что многие совсем не понимают, в чем суть. А иные, как, например, Карташев, со своей национальной тягой, склонны были сделать из этой 4группы•, - членами которой мнили только по хрови рус­ ских, - зерно какой-то педагогической академии, где бы интеллигенция петербургская поучалась националистичес­ ким чувствам. Помню, как твердокаменный Ник<олай> Ди­ м<итриевич> Соколов завел длинную шарманку о... федера­ лизме. Дмитрий о самодержавии (не в практических тонах), Карташев свое, Керенский, конечно, свое и верное, но сбив­ чиво, и только бегал из угла в угол, закуривал и бросал папироску, загаралея и гас. М. поручено было составить за­ писку по существу вопроса, я взялась помогать, но как-то 168
уж видно было, что толку дальнейшего не будет. И не было. Записку мы, однако, написали. В очень осторожных тонах, не помню ее точно, помню лишь, что там говорилось о не­ которых допустимых и при войне действиях на правитель­ ство, но революционного порядка, в виду того, что положе­ ние ухудшается; что если даже во время войны не будет никаких неорганизованных, стихийных внутренних вспы­ шек, - а они возможны, - то после войны пожар неизбежен; а чтобы он не был стихийным, - об организованном деле надо думать теперь же. Уже с этого момента. Почему-то записка никуда не попала (не помню почему), и лишь на этом последнем •радикально-демократическом• собрании, у нас, М. ее прочел. Изумительно, что ни Горький, ни Кускова, ни один •се­ дой и лысый• даже не поняли, о чем речь! Даже никакого •вопроса• не усмотрели! Кускова объявила, что это все •старое•, а т. к. война будто бы все изменила, то и все углы зрения должны быть другими. Впрочем, Кускова и раньше, когда была у нас одна, на мой окольный вопрос: •Как бы у нас да не было революции?• - сказала твердо: - Никакой революции ни под каким видом не будет. - А что же будет? - Enrichissez vous 1, вот что будет. Пожала плечами. Принялась рассказывать о ростовских спекуляциях. Я - воистину не знаю, что будет (вот •радикально-де­ мократической• партии, да еще с Горьким, - наверно не будет!) Но я щурю глаза, и вижу- темно в красном тумане войны. Все в нем возможности. Зачем себя обманывать? Еще страшнее, если неожиданно вдруг будет что-нибудь... Я боюсь сказать несправедливое о наших -слибералах•, но очень, очень я их боюсь. Уж очень они слепы... а говорят, что видят. Керенского не было среди •радикалов•. Я знаю, что кадеты в Думе уже покрыли п-во... 28 .мая Не хочется писать, приневоливаю себя, записываю част­ ные вещи. Как противна наша присяжная литература. Завопила, как зарезанная, о войне с первого момента. И так бездарно, 1 Обоrащайтесь (фр.). 169
один стыд сплошной. Об А. я и не говорю. Но Брюсов! Но Блок! И все, по нисходЯщей линии. Не хватило их на мол­ чание. И наказаны печатью бездарности. А вот был у нас Шохор-Троцкий. Просил кое-кого со­ брать - привез материал, •Толстовцы и война•. Толстовцы ведь теперь сплошь в тюрьмах СИдЯТ за свое отношение к войне. Скоро и сам Шохор садится. Собрались. Читал. Иное любопытно. Сережа Попов со своими письмами ( •брат мой околоточный• ), с ангельским терпением побоев в тюрьмах - святое дитя. И много их, святых. Но... что-то тут не то. Дети, дети! Не победить так войну! Потом пришел сам Чертков. Сидел (вдвоем с Шохором) целый вечер. Поразительна •не нравится• этот человек. Смиренно-иронический. Сдер­ жанная усмешка, недобрая, кривит губы. В нем точно его •изюминка• задеревенела, большая и ненужная. В не броса­ ющейся в глаза косоворотке. Ирония у него решительно во всем. Даже когда он смиренно пьет горячую воду с леденца­ ми (вместо чаю с сахаром) - и это он делает как-то ирони­ чески. Так же и спорит, и когда ирония зазвучит нотками пренебрежительными - спохватывается и прикрывает их - смиренными. Не глуп, конечно, - и зол. Он оставил нам рукопись - -«Толстой и его уход из Яс­ ной Поляны•, - ненапечатанную, да и невозможную к печа­ ти. Думаю, даже и в Англии. Это как будто объективный подбор фактов, скрепленный строками дневника самого Тол­ стого, - даже в самый момент ухода. Рукопись потрясающая и... какая-то •немыслимая•. В самом факте ее существова­ ния есть что-то невозможное. Оскорбительное... для кого? Для Софьи Андреевны? В самом подборе видна злобная к ней ненависть Черткова... Для Толстого, может быть? Не знаю. Кажется, - для любви Толстого к этой женщине. На рукописи ирегадкая надпись- просьба Черткова •ни­ чего отсюда не переписывать•. Мне бы и в голову не пришло сделать такую вещь, но, при надписи, я чуть-чуть нарочно не сделала, и если кое­ чего не переписала - то исключительно из лени, из отвра­ щения ко всякой -«переписке•. Перо Черткова подчеркивает •убийственные• деяния Со­ фьи Андр<еевны>. До мелких черточек. Вечные тайные по­ иски завещания, которое она хотела уничтожить. Вплоть до 170
шаренья по карманам. И тяжелые сцены. А когда будто бы кто-то сказал ей: •да вы убиваете Льва Николаевича.! Она ответила: •Ну, так что жl Я поеду за границу! Кстати, я там никогда не была!• Любопытно, что это, вероятно, правда, т. е. так, вероятно, она и ответила, только... под пером Черткова это звучит зверски, и никто иначе, как зверскими, этих слов не услы­ шит; а я вот иными могу их представить; вот близкими к тем словам, которые она мне сказала на балконе Ясной По­ ляны, в холодный майский вечер, в 1904 году. Мы стояли втроем, я, Дмитрий и она, смотрели в сумеречный сад. Я, кажется, сказала, что мы - на дороге за границу, едем туда прямо из Москвы. Софья Андреевна, с живой быстротой полусерьезной шутки, возразила: -сНет, нет, вы лучше оста­ вайтесь здесь, у Льва Николаевича, а я поеду с Дмитрием Сергеевичем за границу; ведь я там никогда не бЫllal• И если представить себе, что в ответ на упрек •кого-то•, очевидно, ненавистного, С. А. назло кинула привычную фра­ зу, - то несомненное ее •зверство• несколько затмится . .. Но, конечно, я С. А. не оправдываю. (Раз уж меня тянут к суду над ней чертковскими •Фактами•.) В ночь ухода Толстой (по словам его собственного дневника) уже лежал в посте­ ли, но не спал, когда увидел свет из-за чуть притворенной двери в кабинете. Он понял, что это С. А. опять со свечой роется в его бумагах, ищет опять завещание. Ему стало так тяжело, что он долго не окликал ее. Наконец, все-таки ок­ ликнул, и тогда она вошла, как будто только что встала •посмотреть, спокойно ли он спит•, ибо •тревожилась о его здоровье•. Эта ложь (все по записи Толстого) была после­ дней каплей всех домашних лжей, которая и переполнила его чашу терпения. Тут замечательный, страшный штрих в дневнике. Подлинных слов не помню, но знаю, что он пи­ шет, как сел на кровати еще в темноте, один (С. А., про­ стившись, ушла) и стал считать свой пульс. Он был силен и ровен. После этого Толстой встал и начал одеваться тихо-тихо, боясь, что •она• услышит, вернется. Остальное известно, через полтора часа его уже не было в Ясной Поляне. Ушел от лжи - навстречу смерти. Как все-таки хорошо, что он уже умер! Что он не видит этого страшного часа - этой небывалой войны. А если и видит... то он ему не страшен, ибо он понимает... а мы, здесь, ничего! 171
23 июля Мы скачем на автомобиле с одной дачи на другую. Там, по Балтийской дороге, нельзя было оставаться. Далеко, глу­ хо, а время такое тревожное. Пока мы в Спб-ге, а потом поедем недалеко, в старое имение екатерининских времен - Коерово, по царскосельскому шоссе. Более мутного момента еще не было за rод войны. Веро­ ятно, не было и за всю жизнь нашу, и за жизнь наших отцов. Мы отдали назад всю Галицию (это ничего), эвакуирова­ на Варшава. Взята Либава, Виндава, кажется, Митава, очи­ щена Рига. Сильнейшее наступление на нас, а у нас... нет снарядов! Это знала думская оппозиция уже в январе! И тогда было условлено - молчать! Вот когда в первый раз кадеты сознательно прикрыли правительство. Впрочем, об этом лучше меня будет рассказано в истории. 19-го собралась Дума - правительство сдалось тут, отче­ го же? Но действует все время надвое, тишком. Пасменяло министров, одних ворон на других и... больше ничего не хочет или не может. На двух уже бывших заседаниях - без счету патриоти­ ческих слов. Левые были бесплодно резки. Так воспитаны, что умеют только жаловаться, притом всегда несколько от­ влеченно. •Государственный муж• Милюков произносил прекрасные слова, но ... ответственного министерства не тре­ бовал. Воздержание, при всех обстоятельствах, его главное свойство. Сказать по правде - положение так сложно, что я разоб­ раться хоть первичным образом, хоть для себя - еще не могу. А нужно сделать это добросовестно и беспристрастно, в соответствии с разумом. Пока я знаю лишь вот что: Я знаю, что Россия с данным правительством прилично одолеть немцев -не может. Это уже подтверждено событи­ ями. Это - несомненно и бесповоротно. А как одолеть пра­ вительство - я не знаю. То есть не вижу еще конкретных путей для конкретных людей, которых тоже не вижу. Кто? Какие? Не понимаю (честно говорю это себе) и боюсь, что все запутались, все ничего не понимают. Какое время! Мыза Коерово 172
Запись в белой тетрадке ОБЩЕСТВЕННЫЙ ДНЕВНИК (Август - сентябрь 15 г.) (Одна нз современных позиций) На том, что стало ясно для всех, не будем останавливать­ ся. Но далеко еще не все ясно. Нет меры ясности, которой требует сегодняшний день. Жизнь учит нас заботливо, но мы не привыкли разгадывать ее темный язык. Благодаря нашему воспитанию (или нашей невоспитан­ ности) мы - консервативны. Это наше главное свойство. Консервативны, малоподвижны, туги к восприятию момен­ та, ненаходчивы, несообразительны, как-то оседлы - все, сверху донизу, справа долева. Жизнь бежит, кипя, мы - будто за ней, но не поспеваем, отстаем, ибо каждый заботит­ ся прежде всего, как бы не потерять своего .места. Соотно­ шение сил этим сохраняется, пребывает. Но какие силы в пустоте? Марево: жизнь ушла вперед. Одинаково консервативны в этом смысле: и Дурново, и Милюков, и Чхеидзе. Я беру три имени не лично, а обще­ определительно, как три ясных линии политических. Что ни происходит, как ни толкает, ни вертит, ни учит жизнь - Дурново все так же требует •держать и не пущать•, Милюков все так же умерениичает и воздерживается, Чхеидзе все так же предается своим прекрасным утопиям. В обычное время деятельность Дурново весьма вредна, деятельность Милюкова весьма полезна, а Чхеидзе - по­ чтенна. Так было. Но так уже не есть, ибо сейчас есть то, чего не было, - есть война. И все изменилось. В новом, баг­ ровом, луче изменились все цвета. Установим исходную точку. Исходная точка - необходи­ мость защиты и сохранения России, самостоятельной жизни русского народа. То есть -успешное продолжение и оконча­ ние борьбы с Германией. Рассматривая под этим знаком тройственную линию на­ шего политического консерватизма, мы должны иначе оце­ нивать деятельность каждой из трех групп. Деятельность •Дурново• так вредила России и уже так навредила ее сегодняшней задаче, что едва ли стоит сейчас останавливаться на пояснениях. Сейчас яд этого открыт, ry- 173
бительпасть его, кажется, ясна для всех. Не слишком ли поздно? Другой вопрос. Но мы кое-как восприняли в этой стороне наглядный урок жизни. Однако вред продол­ жается ... Деятельность •Милюкова• - полезна ли она в данный час России и ее первой задаче - успешной обороне? Нет, не полезна, и вот почему: она попустительна ко вре­ ду. Есть моменты истории, когда позиция •умеренности• преступна, как позиция предательства. Жизнь разжевала и в рот положила •умеренным• горький плод их •январского молчания•; но и поныне костенеют они в том же своем принциле •понемножку•. Они как будто увидели весь яд •Дурново• и видят его продолжающее действие, но все ду­ мают, как бы воспрепятствовать ему •повежливее•... Нет, и думание, и делание •умеренной оппозиции• сейчас, прежде всего, не действенно. Оно равняется нулю и останется нуле­ вым практически. А так как, волею времени и совокупных причин, как раз от умеренных требуется сию минуту глав­ ное делание (они - в центре политики), то эта пустота - уже не нуль, а делание отрицательное - вред. А что же деятельность •Чхеидзе•, столь •почтенная• в мирное время, то есть - крайних левых наших? Поскольку она успешна - она опасна, и счастье, что она не успешна. Оторванная от центрально-важных сейчас, ле­ вогосударственных, политических кругов, неподвижно-кон­ сервативная в себе, деятельность неорганизованных •левых• с подкладкой не политики, а социализма (то есть внеисто­ рической утопичности) - такая деятельность только и мо­ жет быть или неуспешна, или вредна. Правые - и не понимают, и не идут, и никого никуда не пускают. Средние - понимают, но никуда не идут, стоят, ждут (чего?). Левые - ничего не понимают, но идут неизвестно куда и на что, как слепые. Со всеми же вместе что будет? С Россией? Или она уже обречена - за старый и вечный свой грех долготерпения? Самодержавие... Пока эта точка горит - всего можно ожидать, ни на что нельзя надеяться. (Не долго ли горит, не перегорела ли Россия?) Непонимающие низы, одни, с этой точкой не справятся. (Если б справились по-своему - то не к добру. Ведь ее и •погасить в уме• надо!) 174
Умеренные и вежливые верхи- (в своей умеренности)­ тоже не справятся. Они со странной нерешительностью все •обхаживают• самодержавие (будто его можно обойти!). Но с них больше спросится, - ой, :как спросится! - потому что спасти Россию сейчас можно - не снизу. Ее моrли бы спасти только эти политические верхи. Но только в известном кон­ такте, в :каком-то сrоворе, с крайними левыми, т. е. посту­ пившись известной долей своей умеренности... я не сомнева­ юсь, что при этом контакте и крайние поступились бы изве­ стной долей своей крайности. Мыза Коерово ПродолжеiШе общественного дневiШка З сентября 15 z. События развертываются с невиданной быстротой. Напи­ санное здесь, выше, две недели тому назад - уже старо. Но совершенно верно. События только оправдали мою точку зрения. Неумолимы события. Теперь уже для большинства видна rорящая точка рус­ ского самодержавия. Жизнь кричит во все rорло: без рево­ люционной воли, без акта хотя бы внутренне революцион­ ного - эта точка даже не потускнеет, не то что не поrаснет. Разве вместе с Россией. Вчера, 2-ro сентября, разоrнали Думу. Это сделал царь с Горемыкиным. Причина - главная - знаменитый •думский блок•. Он был так бледен, программа так умеренна, что ино­ го результата и нельзя было ожидать. Царь смело разоrнал либералов. Опять: •бессмысленные мечтания!• Мечтаний он не боится. Пожалуй, за ними проглядит и друrое: голое, ди­ кое и страшное не для неrо одноrо, страшное своей полной обнаженностью не только от мечтаний, но и от разума; Это опасность не пустая. Это - РЕАЛИЗМ. Картина происшедшего за эти дни - история 4блока•, вот: Умеренно левые, те, коrо сейчас вынесло на rребень по­ литической волны, стали перед выбором: олибералить пра­ вых - или умерить левых. Казалось бы, органическое влечение к.-д. вправо не дол­ жно иrрать роли в такой момент. Следовало выбирать по разуму путь наиболее практический, действенный. 175
Однако думские политики к.-д. сделали первый выбор: еще умерив себя самих- они подтянулись к правой середи­ не и правых к ней же подтянули, для блока. Левые остались, как были, предоставленные себе. Только расстояние между ними и умеренными еще увеличилось. А блок прекрасных •мечтаний•, так естественно назван­ ных •бессмысленными•, оказался просто бесплодным и для данной минуты вредньw.: послужил роспуску Думы, а она была нужна как зацепка, надежда гласности, сдержка левой стихийности. Умеренные, еще умерившись под блоком, всему покори­ лись. Выслушали указ о роспуске и разошлись. Все это очень хорошо. Все это, само по себе взятое, пре­ красно и может быть nолезно... в свои времена. А когда не­ мец у дверей (надо же помнить), все это неразумно, потому что не действительн.о. Царь последовательнее всех. Он и возложил всю надеж­ ду на чудо. Пожалуй, других надежд сейчас и нету. Впрочем, это неинтересно - повторять унылое •надо было•... Важнее знать, что сейчас надо, и хотя это очень трудно знать - попробуем анализировать положение далее. Вспомним исходную точку: ОТСТОЯТЬ РОССИЮ ОТ НЕМЦЕВ. Уже выяснившееся, непременное условие для это­ го: немедленная и коренная перемена политического строя. Не революция, но смена революционного характера, т. е. переломная. (Все равно он будет же. Несчастие, если его не сделают, а он сделается.) Теперь: если мы устраним позиции отчаявшихся и по­ раженцев, - придется стать на одну из двух надежд. Опре­ деляю. Первая: что возможно-таки и при данном положении как-нибудь отстоять Россию от немцев. Без перелома. До­ пускаю такую надежду, но требую к ней честного отноше­ ния. Т. е. приняв ее - уже нельзя действовать одной рукой здесь, другой там, а надо обе руки положить на помощь данной России, данному правительству. (В скобках: когда надежда осуществится,- если! -то будет честно и последо­ вательно признать, что не очень-то России и далее нужны всякие •переломы•.) Второе положение - исключает первое. Стоит на •nере­ ломе•, именно как непременном условии для внешнего ох- 176
ранения России, для успешной развязки войны. 1)rr тоже необходима честность действий, своих. В обоих положениях - громадный риск провалить глав­ ное дело: оборону России. Притом риск громадный одинако­ во. Надо сделать выбор по разумению, не закрывая глаз на риск. Ведь в неделании выбора - риск и ответственность удваиваются. И выбор скорый: каждый час, проходящий без выбора (т. е. в двойном риске), ухудшает и утрудняет наше состояние. Умеренно-левые (•Милюков•) этого выбора определенно не делали, и лишь созданием справого блока• они его фак­ тически сделали, т. е. зачеркнули •условие перелома• (при этом они, однако, дозволяют себе платонические оглядки на переломе). Не произнесены ни честное спет•, ни честное еда•, и только факт сблока., которому умеренно-левые, ради векоторого олибераленья правых, принесли большие жертвы, - двинул их далеко вправо, - от перелома. Умеренно-левые наши политики -только ониl - имеют организационные способности. И если бы они понесли эти способности, и свое значение, и готовность к жертвам не вправо, а влево, - получилось бы движение к перелому. Ибо возможность перелома находится: влево от умеренных и вправо от левых, как раз .между нw.cu. Правый блок свел возможность осуществления перелома к минимуму. Наоборот, БЛОК ЛЕВЫЙ, т. е. соединение УМЕРЕННЫХ с ЛЕВЫМИ, и только он один, мог бы найти и действитель­ ные средства в осуществлении перелома. В данном же состоянии действенных, действительных, путей и средств нет ни у кого. Левые знают свои средства: забастовки, личный террор... Они совершенно не годятся. Кцждый час забастовки ослаб­ ляет армию; при данном положении этот час может растя­ нуться неопределенно и превратиться в уличные бунты со всеми последствиями (самое страшное). Между тем, если бы умеренные, приняв искренно и уже безоглядно лозунг •перелома•, сблокировались бы с левыми в Думе, - они могли бы пряложить к их кругам свои орга­ низационные способности и политич:еские навыки. Получилась бы внутренняя революционная CWla, но сама себя сдерживающая от всех несвоевременных выступлений. Нам сейчас нужен, необходим, - только один рубль. Не надеясь на рубль - умеренные мечтают о сорока пяти ко- 177 12 Дневники: 1893-1919
пейках. Но смиренно попросить •хоть сорок пять копее­ чек• - верное средство получить в ответ оплеуху или •ду­ рака•. Потребуйте рубль двадцать. Но требуйте - не просите. Тотчас полезут за кошельком и выложат заветный рубль. Надо, чтобы была опаска: не дашь рубля - весь кошелек возьмут. От просьб опаска не родится, а от недоброго - добром ничего получить нельзя. Ничего. Продолжение •Современной записи• в Спб-ге 4 сентября Мы еще не вернулись совсем в город, приехали всего на несколько дней. Беру свою книrу для записывания хроники. Поразительна все идет •по писаному•. Но сначала общее. Варшава давно сдана. И Либава, и Ковно. Немцы насту­ пают по всему фронту, все крепости сданы, очищена Виль­ на, из Минска бегут. Вопрос об эвакуации Петрограда от­ крыт. Тысячная толпа беженцев тянется к центру России. Внутреннее положение не менее угрожающее. Главноко­ мандующий сменен, сам царь поехал на фронт. Думский блок (ведь он от к.-д. до националистов вклю­ чительно) получил только свое. На первый же пункт про­ граммы (к.-д. пожертвовали •ответственным• министер­ ством, лишь попросили, скромно и неопределенно, •мини­ стерство, пользующееся доверием страны•) - отказ, а затем Горемыкин привез от царя... роспуск Думы. Приказ еще не бьт опубликован, когда мы говорили с Керенским о серьез­ ном положении по телефону. Керенский и сказал, что в принципс дело решено. Уверяет, что волнения уже начались. Что получены, вечером, сведения о начавшихся забастовках на всех заводах. Что правительственный акт только и мож­ но назвать безумием. (Не надо думать, что это мы столь свободно говорим по телефону в Петербурге. Нет, мы умеем не только писать, но и разговаривать эзоповским языком.) - Что же теперь будет? - спрашиваю я под конец. - А будет... то, что начинается с а ... Керенский прав, и я его понимаю: будет анархия. Во вся­ ком случае, нельзя не учитывать яркой возможности неорга­ низованной революции, вызываемой безумными действиями 178
правительства в ответ на ошибки политиков. ~Умеренные• просьбы должны давать правит. реакцию. Лишь известная политическая неумеренность может добиться необходимого минимума. А то.льхо он спасет Россию. Его нет - и каждый день стены сдвигаются: стена немцев и стена хаотического бун­ та внутреннего. Они сдвинутся и сольются. Какие возмож­ ности! Я не устану повторять все то же, все то же: ответствен­ ность всецело лежит на кадетах, которые, не понимая момен­ та, выбрали блок с правыми вместо блока с левыми. Борьба с пр<авительст>вом посредством олибераленья правых кру­ гов - обречена на крах. Ведь надо же знать, когда и где живешь, с кем имеешь дело. И это - ~политика•? Да зачем, почему, для чего снизошло бы пр<авительст>во к покорней­ шим просьбам Милюкова с Шульгиным и с Борисом Суво­ риным? (Он тоже за блок и сдоверие•.) Пр<авительст>во не боится никаких разумно-вежливых слов. Анархии не боится, ибо ничего не видит и не понимает. В предупреждение сзло­ умышленных эксцессов• (видали, мол, виды!) этот рамоли­ Гаремыкии созвал к себе на днях... всех rрадоначальников. У цензуры пока заметны признаки острого помешательства, но вскоре она просто все закроет, и когда на улицах будут рас­ стрелы - газеты запишут усиленно о театре. Правительство, в конце концов, не боится и немцев. Но неужели наши главные сполитики•, наши думцы, ка­ деты, неужели они о ею пору еще не убедились бесповорот­ но, что: БЕЗ ПЕРЕМЕНЫ П<РАВИТЕЛЬСТ>ВА НЕВОЗМОЖНО ОСТАНОВИТЬ НАШЕСТВИЕ НЕМЦЕВ, КАК НЕВОЗМОЖНО ПРЕДОТВРАТИТЬ БЕССМЫСЛЕННОЕ ВОССТАНИЕ? Я хочу знать; это нужно знать; ибо если они в этом еще не твердо убеждены и действуют, как действуют, - то они только легкомысленные, ошибающиеся люди; а если убежде­ ны, и все-таки по-своему, бесплодному (вредному) действу­ ют, - они преступники. Так или иначе - ответственность лежит на них, ибо, по времени, wн должно действовать. В Петербурге нет дров, мало припасов. Дороги загромож­ дены. Самые страшные и грубые слухи волнуют массы. Ат­ мосфера зараженная, нервная и... беспомощная. Кажется, ВQпли беженцев висят в воздухе... Всякий день пахнет ката­ строфой. 179 12*
- Что же будет? Ведь невыноси-тель-ноl - говорит ста­ рый извозчик. А матрос Ваня Пугачев пожимает плечами: - Уж где этот малодушный человек (царь), там обяза­ тельно несчастье. сТолько вся Расея - от Алексея до Алексея•. Это, оказывается, Гришка Распутин убедил Николая взять самому командование. Да, тяжелы, видно, грехи России, ибо горька чаша ее. И далеко не выпита. Третьего дня было жарко, ярко, летне. Петербург, весь напряженно и бессильно взволнованный, сверкал на солнце. Черные от людей, облепленные людьми, трамваи порывисто визжали, едва брали мосты. Паперть Невского костела, как мухами, усыпана беженцами: сидят на паперти. Женщины, дети... Указ о роспуске Думы сприял силу•, несмотря на силь­ ное давление союзников. Конечно, они не хотят. Но с доста­ точной ли ясностью видят они путь mбели наш? Неужели - поздно? 12 сентября ... И вот Господь неумолимо Мою Россию отстранит... Уж и Дурново умер и, мертвый, торжествует больше, чем когда-либо. Вводится предварительная цензура. сНе уявися, что будем!• - восклицает. . . Б. Суворин. Родзянке отказано в аудиенции. Депутация московских съездов, думаю, не будет принята. А если и будет... Умеренные возглашают: •Спокойствие, спокойствие, спо­ койствие!• - как, бывало, Куропаткин в Японской войне: сТерпение, терпение и терпение.. Зато громко говорят нецецкие орудия. 23 ноября Почти три месяца прошло. Трагизм превзошел ожидания: вылился в трагическую, каменную успокоенность, полную победу полной реакции. Когда распустили Думу (за блок и московский съезд), она громко прокричала сура• и тихо разошлась. Лозунг де­ путатов был: сСохраняйте спокойствие•. И сами сохранили 180
его, и помогли, при содействии правительства, другим в этом занятии. Пока что - хлыщ и правокатор Хвостов (но­ вый министр) задействовал, черносотенцы съехались с уво­ ленными (в Г<осударственном> Совете сидящими) мини­ страми, •объединенное дворянство• со своей стороны •при­ пало к самодержцу•. На съезде митрополит объявил: не только царь - пома­ занник, но •соизволением Божиим поставленные министры тоже имеют на себе от Духа Свята• (Хвостов, например, ну и прочие). Таково, мол, •учение Церкви•. Своего рода дек­ ларация. В указе о разгоне Думы было определено, что ее вновь соберут •не позже ноября•. Однако, вот, не желают. Хвос­ тов смеется: это •каприз•/ Отложим лучше. Блокисты не знают, куда девать глаза. Хранят свое спо- койствие, хотя на сердце-то скребет... ... Без утра пробил час вечерний И гаснет серая заря... Вы отданы на посмех черни Коварной волею Царя... Воистину на посмех. И то ли еще будет/ Войне конца-краю не видать. Германия уже съела, при помощи •коварной• Болгарии - новой союзницы, - Сер­ бию; совсем. Ездят прямо из Берлина в Константинополь. Вот, неославянофилы, ваш Царь-Град, получайте. Закидали шапками? У нас, и у союзников, на всех фронтах - окостенение. Bq всяком случае мы ничего не знаем. Газет почти нельзя чи­ тать. Пустота и вялое вранье. Царь катается по фронту со своим мальчиком и прини­ мает знаки верноподданства. Туда, сюда - и опять в Царс­ кое, к преетарелому своему Горемыкину. Смутно помню этого Горемыкина в давние времена у ба­ ронессы Икскуль. Он там неизбежно и безлично присут­ ствовал, на всех вечерах, и назывался •серым другом•. Те­ перь уж он •белый•, а не серый. Впрочем, Николай вовсе не к этому белому дяд~ рвется в Царское. Там ведь Гришенька, кой, в свободные от блуда и пьянства часы, управляет Россией, сменяет министров и указует линию. В прочее время, Россия ждет... пребывая в покое. Сто раз мы имели случай лицезреть этого прохвоста; быть может, это упущение с исторической, с литературной, 181
с какой еще угодно точки зрения, однако доводы разума были слабее моей брезгливости. А любопытство... тоже дей­ ствовало вяло, так как этого сорта •старцев• немало мы перевидали. Этот - что называется •в случае•, попал во дворец, а Щетинин, например, только тем от Гришки и от­ личается, что •неудачник•, к царям не попал. Остальное - детально того же стиля, разве вот Щетинин •с теориями• поверх практики (ахинею несет и безграмотно ее записыва­ ет, а Гришка ни бе, ни ме окончательно). Гришка начался в те же времена, как и Щетинин, но последний пошел •по демократии• и не успел, до провала, зацепиться (хоть и за­ кидывал удочки в высшие слои); Гришка же, смышленая шельма, никого вокруг не собирал, в одиночку •там и сям• нюхал. То - пропадал, то - опять всплывал. Наконец, на­ ступив на одного лаврского архимандрита (настоящего мо­ наха, имевшего некое, малое, царское благоволение) как на ступеньку, ступеньку продавил, а к •царям• подтянулся. После летнего, перед войной, покушения на него безносой бабы особенно утвердился. Да, вот годы, как безграмотный буквально, пьяный и бо­ лезненно-развратный мужик по своему произволу распоря­ жается делами государства Российского. И теперь, в это особенное время - особенно. Хвостов ненавидит его, а пото­ му думаю, что Хвостов недолговечен. Ненавидит же просто из зависти. Но тот его перетянет. Остальные министры все побывали у Гришки на поклоне и кланялись, целуя край его хламиды. (Это не •художественный образ•, а факт: иногда Гришка выходит к посетителю в белом балахоне, значит - надо к балахону прикладываться). Экая, прости Господи, сумасшедшая страна. И бедный Милюков тут думает •действовать. - в своих европейских манжетах. Что это, идеализм, слепота, упрямство? О, наши •реальные• политики! 24 ноября Вот именной указ опять отложить Думу. И срок созыва уже не указан, а •пока не будет готов в комиссиях бюджет•. Все передовицы сегодня белы как снег. В •Речи•, впро­ чем, остались кусочки, то там, то сям, отрывочные, что если, дескать, так, то мы (милюковцы и блокисты) готовы, за нами дело не станет, мы поторопимся с бюджетом, вот и все. 182
Теперь уже очевидно: любые шаги общества, интеллиген­ ции, депутатов, умеренных партий и т. д. по избранному ими пути •спокойной оппозиции• - должны покрывать их гораздо большим позором, чем отсутствие всяких шагов. Смирение так смирение. Сложить руки и не мешать событиям. А события будут. Неумолимо будут, если Россия не пересИдела свое время, не переmоилась, не перепрела в крепостничестве. Возможно ведь и это. Только вот: если поле все-таки будет вспахано, и хоро­ шо, - нашим •политикам• нельзя будет сказать: •И мы па­ хали•. Если же такая борозда пройдет, что все после вверх тормашками перевернется, тогда... тогда, увы, не сможет сказать наша •парламентарская умеренность•: •А мы не ви­ новаты•. Потому что виноваты. Отнюдь не в плохом дела­ нии, а в никаком. Ведь только они сейчас могут что-то де­ лать. И делают - сНичего•. Разве не вина? Плеханов и другие заграничники вредны становятся (мало, ибо значения не имеют). Но они вполне невинны: оттуда не вИдать. Ничего. Ровно ничего. Кажется, там разделение по линии войны. Борису я пе­ рестала отвечать, бесполезно сквозь такую цензуру. По-ви­ димому, он увлечен войной (еще бы, во Франции!), хотя в •Призыве• не участвует. сПризыв•- это тамошний журнал стоящих за войну русских социалистов. Я его не знаю, но верю тут Керенскому, который им возмущен. Керенский приблизительно на моей позиции стоит не только по отно­ шению к войне, но, главное, по отношению к данному внут­ реннему положению военной России. Он не умнее тамошних эмигрантов, но он здесь, а потому он ВИдИТ, что здесь такое. А эмигранты слепы. Я даже боюсь, что все эмигранты сле­ пы, всех толков, и спризывисты• и не призывисты. По-раз­ ному, но в равной степени. Ибо и противо-призывисты, от­ рицающие войну, тоже путного не говорят, отрицают просто и глупо, вне вре~ени и пространства. А такого узкого и близкого положения, что ПРИ ЭТОМ ПРАВИТЕЛЬСТВЕ РОССИЯ ПРИЛИЧНО С ВОЙНОЙ НЕ РАЗВЯЖЕТСЯ, - не понимают вовсе, и конечно, ничего дальнейшего, что из этой аксиомы вытекает. Депутат - грузин Чхенкели, уж на что немудрящий, а и тот великолепно понимает и на этом именно стоит. Инте­ ресно, что он, грузин, утверждает это положение, как самый 183
горячий русский патриот (подлинный): стоит прежде всего, из любви к России. ~Если б, - говорит, - я мог верить, что Россия не погибнет в войне, оставаясь при Царе, теперь... Но я не верю; ведь я вижу. Ведь все равно... • Да, вот тут важно: а вдруг - все равно будет ... что? Керенский уверяет, что болен. Он часто к нам забегает. Мои юные поэты, студенты и другие - постепенно пре- ображаются, являясь в защитках. Кого взяли в солдаты, кого в юнкера, кто приспоеобился к лазарету. Все там бу­ дем. Живы еще гимназисты и барышни. Много есть чего сказать о более ~штатском• (об Андрее Белом, Боре Бугаеве, например, поrибающем в Швейцарии у Штейнера), но как-то не говорится. И я все пишу почти газетное, что не будет интересно. Газетное. Как бы не так. Газеты... пишут о театре. Даже Б. Суворину запретили писать без предварительной цензуры и оштрафовали за вчерашнюю заметку на 3 тысячи. Большею частью газеты белы, как полотно. Молчание. Мороз крепкий (15" с ветром). •Чертоград• замерз. Ледяной покой... и даже без •капризов•. Хвостов, стиснув зубы, •охраняет• Гришку. Впрочем, черт их разберет, кто кого охраняет. У Гришки охрана, у Хвостова своя, хвостовекие наблюдатели наблюдают за гришкиными, гришкипы - за хвастовскими. 26 яШJаря <1916> Только сегодня объявил Н<иколай 11>, что Думу дозво­ ляет на 9 февраля. Белый дядя Горемыкин с почетом ушел на днях, взяли Штюрмера Бориса. Знаем эту цацу по Ярос­ лавлю, где он был губернатором в 1902 году. В тот год мы с Дм. ездили за Волгу, к староверам и сектантам, •во град Китеж•, на Светлое Озеро. Были и в Ярославле, где Штюр­ мер нас •по-европейски• принимал. На обратном пути у него же видели приехавшего Иоанна Кронштадтского, очень было примечательно. К несчастию, моя статья обо всем этом путешествии написана была в жесточайших цензурных ус­ ловиях (двойной цензуры), а записную книжку я потеряла. ... Впрочем, не об этом речь, а о Штюрмере, о котором... почти нечего сказать. Внутренне - охранитель не без жесто­ кости, но без творчества и яркости; внешне - щеголяющий (или щеголявший) своей •культурностью• перед писателя­ ми церемониймейстер. Впрочем, выставлял и свое •русо- 184
фильство• (он из немцев) и церковную религиозность. Все­ гда имел тайную склонность к темным личностям. Его премьерство не произвело впечатления на фундамен­ тально •успокоенное• общество. Да и в самом деле! Не все ли равно? И Хвостов, и Штюрмер,- да мало ли их, премье­ ров и не-премьеров, - было и будет? Не знают, что и с раз­ решенной Думой теперь делать. После ужина - горчица. Война - в статике. У нас (Рига - Двинск) и на западе. Балканы германцы уже прикончили. Греция замерла. Англи­ чане ушли из Дарданелл. Хлеба в Германии жидко, и она пошла бы на мир при данном ее блестящем положении. Но мир сейчас был бы столь же бессмыслен, как и продолжение войны. Замеча­ тельно: никому нет никуда выхода. И не предвидится. При этом плохо везде. Истощение и неустройство. У нас особенно худо. Нынешняя зима впятеро тяжелее и дороже прошлогодней. Рядом - постыдная роскошь нажива­ телей. ... Интеллигенция как-то осела, завяла, не столь тормо­ шится. Думское •успокоение• подействовало и на нее. Ке­ ренский все время болен, белый, как бумага, уверяет, что у него •туберкулез•. Однако не успокаивается, где~то скачет. К сожалению, я сейчас не знаю, что делается в подпольных партийных кругах. Но по некоторым признакам видно, что ничего значительного. Если там ведется какая-нибудь про­ паганда, то она, по стиснутости, особого влияния не может иметь. В данный момент, по крайней мере. И с другой сто­ роны, благодаря стиснутости и подпольности, она ведется неразумно, несознательно, безответственно безответствен­ ными... Уже выдвинул Штюрмер сразу двух своих мерзавцев: Гурлянда и Манасевича. Стыдно сказать, что знаешь их. А я знаю обоих. С Гурляндом сразу резко столкнулась в споре за rубернаторским столом в Ярославле. А Манасевича виде­ ла тоже, за обедом у одной парижекой дамы. Но об охран­ ническо-провокаторской деятельности последнего мы были предупреждены, я уже не вступала с ним в споры, а любо­ пытно наблюдала его и слушала... с какой то •Бурцевской• точки зрения ... В то время мы жили в Париже. И были уже близки с нашими друзьями эмиrрантщ.~и, Савинковым и др. Теперь охраннику доверен важный пост... Несчастная страна, вот что... 185
3 февраля На днях уехала К. опять за границу. Вечером, перед ее отьездом (она у нас ночевала), приехал Керенский. С того весеннего знакомства, когда мы взяли Керенского в автомобиль и похитили на •Зеленое кольцо•, - Керенский с К. уж много видались, и в Москве, где она жила, и здесь. Керенский приехал поздно, с какого-то собрания, почти без голоса (и вообще-то он больной). Мы сидели вчетвером (Дмитрий уж лег спать). Я отпаивала Керенского бутылкой какого-то завалящего вина. Сразу образовзлись две партии, а бедная К. сделалась объектом, за который они боролись. К. едет •туда•... что она скажет •призывистам• о здеш­ нем. (Писем ведь везти нельзя.) Я, конечно, соединилась с Керенским, на другой сторо­ не был вечный противник - Д. В., один из •приемлю­ щих• войну, один из желающих помогать войне все равно с кем. Я уважаю его страдание, но я боюсь его покорной слепоты ... Мы спорили, наперерыв стараясь, чтобы К. поняла и пе­ редала обе точки зрения, - но, в конце концов, мы же ее окончательно запутали. ' Господи, да и как передать сознательное oWJJщeнue волос­ ка, на котором все висит? Сознательное, но недоказуемое. Видишь- а другой не видит. А издали, как ни расписывай, и самый зрячий не увидит. Ничего. О нашем, русском, внут­ реннем военном. положении... .. . Споры только сбивают с толку. Замечательная русская черта: непонимание точности, слепота ко всякой мере. Если я не •жажду победы• - значит, я •жажду поражения•. Ма­ лейшая общая критика •побединцев•, просто разбор поло­ жения - повергает в ярость и все кончается одним: если ты не националист - значит, ты за Германию. Или открыто будь •пораженцем• и садись в тюрьму, как чертова там Роза Люксембург села, - или закрой глаза и кричи •ура•, без рассуждений. То •или-или• - какого в жизни не бывает. Да я сейчас даже не именно войной занята и не решени­ ем принципиальных вопросов, нет: близким, узким - сейчас­ ной Россией (при войне). Какая-то ЧРЕВАТОСТЬ в воздухе; ведь нельзя же только- ЖДАТЬ! 186
27 февраля Кажется, скоро я свою запись прекращу. Не ко времени. Нельзя дома держать. Сыщики не отходят от нашего подъезда. И скоро я - который раз! Сберу бумажные завалы, И отвезу - который раз! Чтоб спрятали их генералы. Право, придется все сбирать, и мои многочисленные сти­ хи, и эту запись (о, первым делом!), и всякую, самую част­ ную литературу. У родственных Д. В. генералов вернее сбе­ режется. Следят, конечно, не за нами... Хотя теперь следят за все­ ми. А если найдут о Грише непочтительное... Хотела бы я знать, как может понять нормальный англи­ чанин вот это чувство слежения за твоими мыслями, когда у него этого опыта не было, и у отца, и у деда его не было? Не поймет. А я вот чувствую глаза за спиной, и даже сейчас (хоть знаю, что сейчас реально глаз нет, а завтра это будет запечатано до лучших времен и увезено из дома) -я все-таки не свободна и не пишу все, что думаю. Нет, не испытав - На случайном листке Июль, 16 г. Вернулись из Кисловодска, жаркое лето, едем через не­ сколько дней на дачу. Сейчас, в светлый вечер, стояли с Димой на балконе. Долго-долго. Справа, из-за угла огибая решетку Таврическо­ го сада, выходили стройные серые четырехугольники солдат, стройно и мерно, двигались, в равном расстоянии друr от друга, - по прямой, как стрела, Сергневекой - в пылающее закатным оrнем небо. Онишлигулкоипели.Всеоднуитуже,однуитуже песню. Дальние, влево, уже почти не видны бьmи, тонули в злости, а справа все лились, лились новые, выплывали стройными колоннами из-за сада. Прощайте, родные, Прощайте, друзья, Прощай, дорогая Невеста моя... 187
Так и не было конца этому прощанью, не было конца этому серому потоку. Сколько их! До сих пор идут. До сих пор поют. 1 о1Ш1Ября (Синяя IOI.uza) Вчера у нас был свящ. Аггеев - •Земпоп•, как он себя называет. Один из уполномоченных Земск. Союза (един­ ственный поп). Перекочевал в Киев, оттуда действует. Большой жизненный инстинкт. Рассказывал голосом на­ дежды вещи страшные и безнадежные. Впрочем, - надежда всегда есть, если есть мужество глядеть данному в глаза. Душа человеческая разрушается от войны - тут нет ни­ чего неожиданного. Для видящих. А другие - что делать! - пусть примут это, неожиданное, хоть с болью - но как факт. Пора. Лев Толстой в •Одумайтесь• (по поводу Японской вой­ ны) потрясающе ярок в отрицательной части и детски-бес­ помощен во второй, положительной. Именно детски. Требо­ вание чуда (внешнего) от человечества не менее •безнрав­ ственно• (терминология Вейнингера), нежели требование чуда от Бога. Пожалуй, еще безнравственнее и аналогичное, ибо это - развращение воли. Кто спорит, что ЧУДО могло бы прекратить войну. Мо­ мент неделанья, который требует Толстой от людей сразу, сейчас, в то время, когда уже делается война, - чудо. Взы­ вать к чуду - развращать волю. Все взяты на войну. Или почти все. Все ранены. Или почти все. Кто не телом - душой. Роет тихая лопата, Роет яму не спеша. Нет возврата, нет возврата, Если ранена душа... И душа в порочном круге, всякий день. Вот мать, у кото­ рой убили сына. Глаз на нее поднять нельзя. Все рассужде­ ния, все мысли перед ней замолкают. Только бы ей утеше­ ние. Да, впрочем, я здесь кончаю мои рассуждения о войне •как таковой•. Давно пора. Все сказано. И остается. Вот уж r<огда •le vin est tire•1 и когда теперь все дело в том, как мы его допьем. 1 вино открыто (фр.). 188
Мало мы понимаем. Может быть, живем только по легко­ мыслию. Легкомыслие проходит (его отпущенный запас) - и мы умираем. Не пишется о фактах, о слухах, о делах нашего •тыла•. Мы верного ничего не знаем. А что знаем - тому не верим; да и таким все кажется ничтожным. Неподобным и неле­ пым. Керенский после своей операции (туберкулез у него ока­ зался в почке, и одну почку ему вырезали) - более или менее оправился. Но не вполне еще, кажется. Мы стараемся никого не видеть. Видеть - это видеть не людей, а голое страдание. Интеллигенция загнана в подполье. Копошится там, как белые, вялые мухи. Если моя непосредственная жажда, чтобы война кончи­ лась, жажда чуда - да простит мне Бог. Не мне - иам, ибо нас, обуянных этой жаждой, так много, и все больше... Мол­ чу. Молчу. 3 октября Мое странное состояние (не пишется о фактах и слухах и все ничтожно) не мое только состояние: общее. Атмос­ ферное. В атмосфере глубокий и зловещий ШТИЛЬ. Низкие-низ­ кие тучи - и тишина. Никто не сомневается, что будет революция. Никто не знает, какая и когда она будет, и - не ужасно ли? - никто не думает об этом. Оцепенели. Заботит, что нечего есть, негде жить, но тоже заботит полутупо, оцепенело. Против самых невероятных, даже не дерзких, а именно невероятных, шагов правительства нет возмущения, даже нет удивления. Спокойствие... отчаянья. Право, не знаю. Очень •притайно•. Дышит ли тайной? Может быть, да, может быть, нет. Мы в полосе штиля. Низкие, аспидные тучи. Единственно, что написано о войне - это потрясающие литании Шарля Пеги, французского поэта, убитого на Мар­ не. Вот что я принимаю, ни на линию не сдвигаясь с моего бесповоротного и цельного отрицания идеи войны. Эти литании были написаны за два года до войны. Таков гений. 189
Не заставить ли себя нарисовать жанровую картинку из современной (вориной) жизни? Уж очень банально, ибо воры - все. Все тащат, кто сколько захватит, от миллиона до рубля. Ниже брезгают, да есть ли ниже? Наш рубль сто­ ит копейку. 7 октября Два дня идет мокрый снег. Вокруг - полнейшая пришиб­ ленность. Даже столп серединных упований, твердокамен­ ный Милюков, - 4сдал•: уж не хочет и созыва Думы те­ перь - поздно, мол. Да новый наш министр шалунишка Протопопов и не бу­ дет ее созывать. К Протопопову я вернусь (стоит!), а пока скажу лишь, что он, на министерском кресле, - этот символ и знак: все поздно, все невменяемы. Дела на войне - никто их не может изъяснить. Никто их не понимает. Аспидные тучи стали еще аспиднее - если можно. 16 октября сВсе по-прежнему. На войне германцы взялись за Румы­ нию - плотно. У нас, конечно, нехватка патронов. В тылу - нехватка решительно всего. Карточный сахар. Говорят о московских беспорядках. Но все как-то... не­ важно для всех. Дм. С. ставит свою пьесу на Александринке. Тоже неважно. Но не будем вдаваться в снастроения•. Фактики любо­ пытнее. Протопопов захлебнулся от счастия быть министром (и это бывший лидер знаменитого думского блока!). Не выле­ зает из жандармского мундира (который со времен Плеве, тоже любителя, висел на гвоздике) - и вообще абсолютно неприличен. Штюрмер выпустил Сухомлинова (история, оцени!). Царь не любил сбелого дядю• Горемыкина; кажется, - он надоедал ему с докладами. Да, впрочем, - кого он любит? Родзянку сорганнчески не выносит•; от одной его походки у ccharmeur'a• 1 еголова начинает болеть•, и он сии на что не согласен•. 1 чародея (фр.). 190
С ~дядей• приходилось мучиться,- кем заменить? Гриш­ ка, свалив Хвостова, - которого после и:диотской охранни­ ческо-сплетнической истории, будто Хвостов убить его соби­ рался, иначе не называл, как 4убивцем•, - верный Гришка опять помог: 4... Чем не премьер Владимирыч Бориска? .. • И вправду - чем? Гришкипа замена Хвостова Протопо­ повым очень поправилась в Царском: необходимо сказать, что Протопопов неустанно и хламиду Гришкину целует, и сам ~с голосами• до такой степени, что даже в нем что-то ~rришенькино•, 4Чудесное• мелькает... в Царском. Штюрмер же тоже ревнитель церковно-божественного. За него и Питирим-митрополит станет. (Впрочем, для Пи­ тиримки Гришиного кивка за глаза довольно.) Ну и стал Штюрмер 4Хозяином•. И выпустил Сухомли­ нова. О М. Р. и говорить не стоит. Его с поклонами выпустят. Его дело миллионное. Война всем, кажется, надоела выше горла. Однако ни смерти, ни живота не видно... никому. О нас и говорить нечего, но, думаю, что ни для кого из этой каши добра не выйдет. 22 о1тl.Ября Вчера была премьера 4Романтиков• в Александринке. Мы сидели в оркестре. Вызывать стали после II действия, вызывали яро и много, причем не кричали ~автора•, но все время 4Мережковского•. Зал переполнен. Пьеса далеко не совершенная, но в ней много недурного. Успех определенный. Но как все это суетливо. И опять - ~ничтожно•. Третьего дня на генеральной - столько интеллигентско­ писательской старой гвардии... Чьи-то седые бороды - и за­ щитки рядом. Был у нас Вол. Ратьков. (Он с первого дня на войне.) Грудь в крестах. А сам, по-моему, сумасшедший. Все они полусумасшедшие 4оттуда•. Все до слез доводящие одним видом своим. По местам бунты. Семнадцатого бастовали заводы: солда­ ты не захотели быть усмирителями. Пришлось вызвать каза­ ков. Не знаю, чем это кончилось. Вообще мы мало (все) 191
знаем. Мертвый штиль, безлюбопытный, не способствует осведомлению. Понемногу мы все в корнеделаемся •цензурными•. При­ вычка. Китайский башмачок. Сними его поздно - нога не вырастет. В самом деле, темные слухи никого не волнуют, хотя всем им вяло верят. Занимает дороговизна и голод. А фрон­ ты... Насколько можно разобраться - кажется, все в паде­ нии. ... и дикий мир В безумии своем застыл. Люди гибнут, как трава, облетают, как одуванчики. Мо­ лодые, старые, дети... все сравнялись. Даже глупые и умные. Все - глупые. Даже честные и воры. Все - воры. Или сумасшедшие. 29 октября Умер в Москве старообрядческий епископ Михаил (т. н. Канадский). Его везла из Симбирска в Петербург сестра. Нервно-рас­ строенного. (Мы его лет 5-6 не видали, уже тогда он был не совсем нормального вида.) На ст. Сортировочной, под Москвой, он вышел и бес­ следно исчез. Лишь через несколько дней его подняли на улице, как •неизвестного• избитого, с переломанными реб­ рами, в горячечном бреду от начавшегося заражения крови. В больнице, в светлую минуту, он назвал себя. Тогда при­ ехал свящ<енник> с Рогожекого - его •исправить•. В ста­ р<ообрядческой> больнице скончался. Это был примечательный человек. Русский еврей. Православный архимандрит. Казанский духовный профессор. Старообрядческий епископ. Прогрес­ сивный журналист, судимый и гонимый. Интеллигент, ссы­ лаемый и скрывающийся за границей. Аскет в Белоострове, отдающий всякому всякую копейку. Религиозный проповед­ ник, пророк •нового• христианства среди рабочих, бурный, жертвенный, как дитя беспомощный, хилый, маленький, нервно-возбужденный, беспорядочно-быстрый в движениях, рассеянный, заросший черной круглой бородой, совершенно лысый. Он был вовсе не стар: года 42. Говорил он скоро­ скоро, руки у него дрожали и все что-то перебирали.• . 192
В 1902 году церковное начальство вызвало его из Казани в Спб. как опытного полемиста с интеллигентными •ерети­ ками• тогдашних Рел.-Фил. Собраний. И он с ними борол­ ся... Но потом все изменилось. В 1908-9 году он бывал у нас уже иным, уже в кафтане стар<ообрядческого> епископа, уже после смелых и горячих обвинений православной Церкви. Его •Я обвиняю•... мно­ гим памятно. Отсюда ведут начало его поразительные попытки создать новую церковь •Голгофского Христианства•. С внешней стороны это была демократизация идеи Церкви, причем весьма важно отрицание сектантства (именно в •сектант­ ство• выливаются все подобные попытки). Многие знают происходившее лучше меня: в эти годы путаность и детская порывистость Михаила удерживали нас от близости к нему. Но великого уважения достойна память мятежного и бедного пророка. Его жертвенность была той ценностью, которой так мало в мире (а в христианских церквах?). И как завершенно он кончил жизнь! Воистину •постра­ дал•, скитаясь, полубезумный, когда •народ•, его же •де­ мократия• - ломовые извозчики - избили его, переломили 4 ребра и бросили на улице; в переполиенной больнице для бедных, в коридоре, лежал и умирал этот •неизвестный•. Не только •демократия• постарапась над ним: его даже не осмотрели, в 40-rрадусном жару веревками прикрутили за руки к койке, - точно распяли действительно. Даже когда он назвался, когда старообрядцы пошли к старшему врачу, тот им отвечал: •Ну, до завтра, теперь вечер, я спать хочу•. Сломанные ребра и ключица были открыты лишь перед смертью, после 4-5-дневного •распятия• в •голгофской больнице•. Вот о Михаиле. И теперь, сразу, о Протопопове. О нашем •возлюблен­ ном• министре. Надо отметить, что он сделался тов. предсе­ датели Гос. Думы, лишь выйдя из сумасшедшего дома, где провел несколько лет. Ярко выраженное религиозное умопо­ мешательство. (Еп. Михаил никогда не был сумасшедшим. Его религия не исходила из болезни. Его нервность, быть может, была результатом всей ero жизни, внешней и внут­ ренней, целиком.) Но я напрасно и вспомнила опять Миха­ ила. Я хочу забыть о нем на Протопопове, а не •сравни­ вать• их. 193 13 Дневники: 1893-1919
Итак - карьера пр<авительст>ва величественна. Из тов. председателя он скакнул в думский блок и заиграл роль его лидера. Затеял миллионную банковскую газету (рьяно туда закупались сотрудники). Поехал с Милюковым официально в Англию. (По дороге что-то проврался, темная история, замазали.) И вот, нако­ нец, ~полюбил государя, и государь его полюбил• (понимай: Гришенька тож). Тут он и сделался нашим министром вн<утренних> дел. Созвал как-то на ~дружеское• совещание прогрессивных думцев (Милюкова, конечно). Совещание застенографирова­ но. Оно весело и неправдоподобно, как фарс. Точно в Кри­ вом зеркале играют произведение Тэффи. Да нет, тут скорее Джером-Джером ... только он приличнее. Стоило бы сохра­ нить стенограмму для назидания потомства. Россия - очень большой сумасшедший дом. Если сразу войти в залу желтого дома, на какой-нибудь вечер безум­ цев, - вы, не зная, не поймете этого. Как будто и ничего. А они все безумцы. Есть трагически помешанные, несчастные. Есть и тихие идиоты, со счастливым смехом на отвисших устах собираю­ щие щепочки и, не торопясь, хохоча, поджигающие их сер­ никами. Протопопов из этих ~тихих•. Поджигательству его никто не мешает, ведь его власть. И дарована ему ~свыше•. Таково данное. 4 ноября Первого открылась Дума. Милюков произнес длинную речь, чрезвычайно для него резкую. Говорил об ~измене• в придворных и правит. кругах, о роли царицы Ал., о Распу­ тине (да, и о Грише!), Штюрмере, Манасевиче, Питириме - о всей клике дураков, шпионов, взяточников и просто под­ лецов. Приводил факты и выдержки из немецких газет. Но центром речи его я считаю следующие, по существу ответ­ ственные, слова: •Теперь мы видим и знаем, что с этим пр<авительст>вом мы так же не можем законодательство­ вать, как не можем вести Россию к победе•. Цитирую по стенограмме. Нового тут ничего нет, де.nо известное. Милюкову можно бы сказать с горечью: ~теперь видите?• - и прибавить: ~не поздно ли?>> Но не в том дело. Для него лучше поздно, чем никогда. А вот почему эти ответственные слова фактически - безот- 194
ветственны? Увидели, что еничего не можем с ними•... и продолжаем с ними? Как же так? Речь произвела в Думе впечатление. Чхеидзе и Керен­ скому просто закрыли рот. Всем остальным не просто, а по­ печатному. Не только речь Милюкова, но и речи правых, и даже все попытки севаими средствами• передать что-либо о думском заседании - было истреблено. Даже заголовки не позволили. Вечером по телефону из цензуры сказали: сВы поменьше присылайте, нам приказ поступать по-зверски•. На другой день вместо газет вышла небывало белая бу­ мага. Тоже и на третий, и далее. Министры не присутствовали на этом первом заседании Думы, но им тотчас все было доложено. Собравшись вече­ ром экстренно, они решили привлечь Милюкова к суду по 103 ст. (оскорбление величества). Не верится, ибо слишком это даже для них глупо. Следующие заседания протекли столь же возбужденно (Аджемов, Шульгин) и столь же бело в газетах. сБлокисты• решительно стали в глазах пр<авитепьст>ва - скрамольниками•. Увы, только в глазах пр<авительст>ва. Если бы с горчичное зерно попало в них скрамольства. действительно! Именно крошечное зернышко в них - целый капитал. Но капитала они не приобрели, а невинность поте­ ряли очень определенно. Сегодня даже было в газетах заявление Родзянко, что сотчеты не появляются в газетах по независящим обстоя­ тельствам•. Сегодня же и пр<авительст>венное сообщение: сНе верить темным слухам о сепаратном мире, ибо Россия будет твердо и неуклонно.... и т. д. Царь только вчера получил речь Милюкова и дал теле­ грамму, чтобы Шуваев и Григорович поскорее бросились в Думу и покормили ее шоколадом уверения, заверения и уважения. Эти так сегодня и сделали. Штюрмеру, видно, несдобровать. Уж очень прискандален. Хотят, нечего делать, его суйти•. Назначить Григоровича исполняющим должность премьера, а выдвинуть снова Кри­ вошеина. Отчего это у нас все или споздно• - или срано•? Никогда еще не было - спора•. Милюков увидел правду- споздно• (и сам не отрицает), но дальше увидения - идти срано•. Два-три года тому назад, когда лезли с Кривошеиным, было ему срано•. Теперь никто, ни он сам, не сомневаются, что давным-давно- споздно•. 195
Вот в этом вся суть: у нас, русских, нет внутреннего по­ нятия о времени, о часе, о •пора•. Мы и слова этого почти не знаем. Ощущение зто чуждо. Рано для революции (ну, конечно) и поздно для реформ (без сомнения!). Рано было бороться с пр<авительст>вом даже так, как сей­ час борются Милюков и Шульmн... и уже поздно - теперь. Нет выхода. Но и не может быть его у народа, который не понимает слова •пора• и не умеет произнести в пору зто слово. Что нам пишут о фронте- мы почти и не читаем. Мы с ним давно разъединены: умолчаниями, утомлениями, беспо­ рядочно-страшным тыловым хаосом. Грозным. Да, грозным. Если мы ничего не сделаем - сделается •что-то• само. И лик его темен. 14 ноября Я уезжаю в Кисловодск. Не стоит брать с собой эту кни­ гу. Записывать, не около решетки Таврического дворца, можно лишь •психолоmю• (логические выводы все уже сделаны), а психология скучна. Вне Петербурга у нас ниче­ го не случается, это я давно заметила, ничего, имеющего значение. Все только приходит из Петербурга, зачавшись в нем. И знать, и видеть, и понимать (и писать) я могу только здесь. Пока что: Штюрмер ушел, назначен Трепов (тоже фрукт!). Блокисты, по своему обыкновению, растеряны (за­ седаний не будет до 19-ro). Будто бы уходит и Протопопов (не верю). Министра иностранных дел не имеем (это те­ перь-то!). Румын мы посадили в кашу: немцы уже перешли Дунай. Было у нас заседание Совета Религ.-Фил. Об-ва (насчет собрания в память еп. Михаила). Не знаю, как нынешнюю зиму сложатся собрания нашего Общества. Думаю, мало что выйдет. Первая •военная• зима (14-15) прошла очень остро, в борьбе между •нами•, рели­ гиозными осудителями войны, как таковой, и •ними•, ста­ рыми •националистами•, вечными. Вторая зима (15-16) на­ чалась, после долгих споров, вопросом •конкретным•, док­ ладом Дм. Вл. Философова о церкви и государстве, по пово­ ду •записки• думских священников, весьма слабой и реак­ ционной. Были, с одной стороны, эти священники, беспо- 196
мощно что-то лепетавшие, с другой стороны- видные дум­ цы. Между прочим, говорил тогда и Керенский. Должна признатъся, что я не слышала ни одного слова из его речи. И вот почему: Керенский стоял не на кафедре, а вплотную за моим стулом, за длинным зеленым столом. Кафедра была за нашими спинами, а за кафедрой, на стене, висел громадный, во весь рост, портрет Николая 11. В мое ручное зеркало попало лицо Керенского и, совсем рядом, - лицо Николая. Портрет очень недурной, видно похожий (не Серовекий ли?). Эти два лица рядом, казавшиеся даже на одной плоскости, т. к. я смотрела в один глаз, - до такой степени заинтересовали меня своим гармоничным контрас­ том, своим интересным ~аккордом•, что я уже ничего и не слышала из речи Керенского. В самом деле, смотреть на эти два лица рядом - очень поучительно. Являются самые нео­ жиданные мысли, - именно благодаря ~аккорду•, в кото­ ром, однако, все - вопящий диссонанс. Не умею этого объяснить, когда-нибудь просто вернусь к детальному опи­ санию обоих лиц - вместе. На заседание нынешнего Совета явилисъ к нам два ста­ рообрядческих епископа: Иннокентий и Геронтий. И два с ними начетчика. Один сухонький, другой плотный, розовый, бородатый, но со слезой, - меховщик Голубни. Я тщательно проветрила комнаты и убрала даже пепель­ ницы, не только папиросы. Сидели владыки в шапочках, кои принесли с собой в саквояжике. Синие пелеринки (манатейки) с красным кан­ тиком. Молодые, истовые. Пили воду (вместо чая). Реши­ тельно и положительно, даже как-то мило, ничего не пони­ мают. Еще бы. Консервация - их суть, весь их смысл. Заседание о Михаиле будет, вероятно, уже после нашего отъезда. Прошлое, первое нынче осенью, не было очень интерес­ но. Книга Бердяева интересна лишь в смысле ее приближе­ ния к полуизуверческой секте ~Чемряков• - Щетининцев. Эту секту, после провала старца - Щетинина, подобрал про­ хвост Бонч-Бруевич (Щетинин- неудачливый Распутин) и начал обрабатывать оставшихся последователей на ~боже­ ственную• социал-демократию большевистского пошиба. Очень любопытно. И чего только нет в России! Мы сами даже не знаем. Страна великих и пугающих нелепостей. 197
Отрьmки из летучих листков в Кисловодске Декабрь 1916 - начало янв. 1917 ... Здесь трудно и тяжело жить, здесь слепо жить. Светит солнце, горит снег, кажется, что ничего не происходит. А ведь происходит! Глухие раскаты громов. Я могу здесь только приводить в порядок мысли. Или беспорядочно от­ мечать новые. Но о событиях, по газетам, да еще провинци­ альным, в углу - я писать не могу. К вопросам •по существу• я уже не буду возвращаться. Только - о данном часе истории и о данном положении России и хочется говорить. Еще о том, как бессильно мы, русские сознательные люди, враждуем друг с другом... не умея даже сознательно определить свою позицию и найти для нее соответственное имя. Целая куча разномыслящих окрещена именем •поражен­ цев•, причем это слово давно изменило свой смысл первона­ чальный. Теперь пораженка я, Чхенкели и - Вильсон. А ведь слово Вильсона - первое честное, разумное, по-земно­ му святое слово о войне (мир без победителей и без побеж­ денных как единое разумное и желанное окончание войны). А в России зовут •пораженцем• того, кто во время вой­ ны смеет говорить о чем-либо, кроме •полной победы•. И такой •пораженец• равен - •изменнику• родины. Да каким голосом, какой рупор нужен, чтобы кричать: война ВСЕ РАВНО так в России не кончится! Все равно - будет крах! Будет! Революция или безумный бунт: тем безумнее и страшнее, чем упрямее отвертываются от бессомненного те, что ОДНИ могли бы, приняв на руки вот это идущее, сде­ лать из него •революцию•. Сделать, чтоб это была ОНА, а не всесметающее Оно. И ведь видят как будто. Не Милюкова ли слова: •С этим пр<авительст>вом мы не можем вести войну! .. • Конечно, не можем. Конечно, нельзя. А если нельзя - то ведь ясно же: будет крах. Наши политические разумные верхи ведут свою, чисто оппозиционную и абсолютно безуспешную по­ литику (правый блок), единственный результат которой их полное отъединение от низов. Поэтому то, что будет, - будет голо - снизу. Будет, значит, крах: бунт, анархия... почем я знаю! Я бо­ юсь, ибо во время войны революция только снизу - особен- 198
но страшна. Кто ей поставит пределы? Кто будет кончать ненавистную войну? Именно кончать? ~Другой препояшет тебя и поведет, куда не хочешь• ... несчастный народ, несчастная Россия... Нет, не хочу. Хочу, чтобы это была именно Революция, чтобы она взяла, чест­ ная, войну в свои руки и докончила ее. Если она кончит - то уж прикончит. Убьет. Вот чего хотим мы, сегодняшние так называемые •пора­ женцы•. Пораженцы? Нас убеждают еще наши противники, что надо теперь лишь в тиши •подготовлять• революцию, а чтобы была она - после войны. После того, как •Россия с этим пр<ави­ тельст>вом•, с которым она •не может вести войну•, дове­ дет ее до конца? О, реальные политики! Такого выбора: ре­ волюция или революция после войны - совсем 1lет. А есть совсем другой. Вот мы, •пораженцы•, и выбираем револю­ цию, выбираем нашей горячей надеждой, что будет Она, а не страшное, м. б. длительное, м. б. даже бесплодное 01to. Ведь и •по Милюкову• других выборов нет... Или я во всем ошибаюсь? А если Россия может в позоре рабства до конца войны дотащиться? Может? Не может? Допускаю, что может. Но допускаю формально вопреки разуму. А уже веры нет ни капли. Я этого не представляю себе и ничего об этом не могу говорить. А чуть гляжу в другое - я живая мука, и страх, что будет •Оно•, гибло-ужасное, и надежда, что нет, что мы успеем... Продолже1tuе, там же Даже не помнится об этом жалком дворцовом убийстве пьяного Гришки. Было - не бьmо, это важно для Пуришке­ вича. Это не то. А что России так не •дотащиться• до конца войны - это важно. Не дотащиться. Через год, через два (?), но будет что-то, после чего: или мы победим войну, или война побе­ дит нас. Ответственность громадная лежит на наших государ­ ственных слоях интеллигенции, которые сейчас одни могут действовать. Дело решится в зависимости от того, в какой мере они окажутся внутри Неизбежного, причастны к нему, т. е. и властны над ним. Увы, пока они думают не о победе над войной, а только над Германией. Ничему не учатся. 199
Хоть бы узкий переворот подготавливали. Хоть бы тут подумали о •политике•, а не о своей доктринекой •честной прямоте• парламентских деятелей (причем у нас •нет пар­ ламента•). Я говорю - год, два... Но это абсурд. Скрытая ненависть к войне так растет, что войну надо, и для окончания, окан­ чивания, как-то иначе повернуть. Надо, чтоб война стала войной для конца себя. Или ненависть к войне, распучив­ шись, разорвет ее на куски. И это будет не конец: змеиные куски живут и отдельно. Отсюда не видишь мелкого, но зато чувствуешь ярко об­ щее. Вернувшись под аспидное небо, к моей синей книжке, к слепой твердости •приявших войну• - не ослепну ли я? Нет, просто буду молчать- и ждать бессильно. При каждом случае гадая в страхе и сомнении: еще не то. Или то? Нет, еще не сегодня. Завтра? Или послезавтра? Я ничего не могу изменить, только знаю, что будет. А кто мог бы, не линийку, - те не знают, что будет. Слова? • ... Слова- как пена, Невозвратимы - и ничтожны .. . Слова измена, Когда деянья невозможны...• Я не фаталистка. Я думаю, что люди (воля) что-то весят в истории. Оттого так нужно, чтобы видели жизнь те, кто может действовать. Быть может, и теперь уже поздно. А когда придет Она или Оно - поздно наверно. Уж какое будет. Ихнее - ниж­ нее - только нижнее. А ведь война. Ведь война! Если начнется ударами, периодическими бунтами, то авось, кому надо, успеют понять, принять, помочь... Впро­ чем, я не знаю, как будет. Будет. Надоело все об адном. Выбора нет. 200
1917 С.-Петербурr. Опять СИНЯЯ КНИГА 2 февраля. Четверг Мы дома. Глубокие снега, жестокий мороз. Но по утрам в Таврическом саду небо розово светит. И розовит мертвый, круглый купол Думы. Было бы бесполезно выписывать здесь упущенную хро­ нику. В общем - •все на своих местах•. Ничего неожидан­ ного для такой Кассандры, как я. К удивлению, здесь речь Вильсона не получила заслу­ женного внимания. А ведь это же- •новое о войне•, и при­ том в самой доступной, обязательной - реальной плоскости. Речь эта, и вообще весь Вильсон с его делами и словами, примечательнейшее событие современности. Это - вскрытие сути нашего времени, мера исторической эпохи. Он дает формулу, соответствующую высоте культурного уровня че­ ловечества в данный момент всемирной истории. И еще не •снижение• - война? Для упрощенной яснос­ ти, для тех, кто не хочет понимать простой линии, на кото­ рой я фактически стою с первого момента войны, и кто до­ селе шамкает о •пораженчестве•, - я просто сую Вильсона и не разговариваю дальше. Убийство Гришки и здесь продолжает мне казаться жал­ кой вещью. Заговорщиков и убийц, •завистливых родствен­ ников•, разослали по вотчинам, а Гришку в Царском Селе вся высочайшая семья хоронила. Теперь ждем чудес на могиле. Без этого не обойдется. Ведь мученик. Охота была этой мрази венец создавать. А пока болото - черти найдутся, всех не перебьешь. Ради нового премьера Думу отложили на месяц. Пусть к делам приобыкнет, а то ничего не знает. Да чуть не все новые, незнающие. Т. е. все самые старые. Протопопов набрал. А он крепок, особенно теперь, когда Гришенькино место пусто. Протопопов же сам с •божествен­ ной слезой~ и на прорицания, хотя еще робко, но уже пося­ гает. Со стороны взглянуть - комедия. Ну, пусть чужие сме­ ются. Я не могу. У меня смех в горле останавливается. Ведь это - мы. Ведь это Россия в таком стыде. И что еще будет! 201
11 февршtЯ. Суббота Во вторник откроется Дума. Петербург полон самыми злыми (?) слухами. Да уж и не слухами только. Очень оп­ ределенно говорят, что к 14-му, к открытию Думы, будет приурочено выступление рабочих. Что они пойдут к Думе изъявлять поддержку ее требованиям... очевидно, оппозици­ онным, но каким? Требованиям ответственного министер­ ства, что ли, или Милюковекого - ~доверия?• Слухи не определяют. Мне это кажется нереальным. Ничего этого, думаю, не будет. Причин много, почему не будет, а главная и первая (даже упраздняющая перечисление других) это - что рабо­ чие думский блок поддерживать не будут. Если это глупо, то в политической глупости этой повин­ ны не рабочие. Повинны ~реальные• политики, сам думский блок. Наши ~парламентарии• не только не хотят никакой ~поддержки• от рабочих, они ее боятся, как огня; самый слух об этом считают порочащим их ~добрые имена•. Кто­ то где-то обмолвился, что в рабочих кругах опираются на какие-то слова или чуть ли не на письмо Милюкова. Боже, как он тщательно отбояривался, как внушительно заявлял протесты. Это было похоже не на одно отгораживание, а почти на ~гонение• левых и низов. На днях у нас был Керенский и возмущенно рассказывал недавнюю историю ареста рабочих из военно-промышленно­ го комитета и поведение, всю позицию Милюкова при этом случае. Керенский кипятился, из себя выходил - а я только пожимала плечами. Ничего нового, Милюков и его блок верны себе. Были слепы и пребывают в слепоте (хотя гово­ рят, что видят, значит, ~грех остается на них• ). Керенский непоседлив и нетерпелив, как всегда. Но он прав сейчас глубоко, даже в нетерпении и возмущении сво­ ем. Провожая его, в передней, я спросила (после операции мы еще не видались): - Ну, как же вы теперь себя чувствуете? - Я? Что ж, физически - да, лучше, чем прежде, а так ... лучше не говорить. Махнул рукой с таким отчаянием, что я вдруг вспомнила один из его давнишних телефонов: ~л теперь будет то, что начинается с а... • А рабочие все же не пойдут 14-го поддерживать Думу. Следовало бы подвести счеты сегодняшнего дня, самые rру­ бые, - но разве кратко. Ведь все то же повторять, все то же. 202
Партия государственная, либерально-парламентарная, вся ее работа и •правый• думский блок - остались бесплодны­ ми абсолютно. Напротив, если правит. курс изменился - то в сторону горшей реакции. Формула Чхенкели, за которую два года тому назад, даже у нас, в 4-х стенах, несчастные •либералы• клеймили этого левого депутата (лично ничем не замечательного) - •пораженцем•, а •либерало-христиа­ не• - дураком и монофизитом, - эта формула давно припя­ та словесно тем же Милюковым: •С ЭТИМ ПР<АВИ­ ТЕЛЬСТ>ВОМ РОССИЯ НЕ МОЖЕТ ДОЛЬШЕ ВЕСТИ ВОЙНУ, НЕ МОЖЕТ ДАТЬ ЕЙ ХОРОШЕЕ ОКОНЧАНИЕ•. Принята, признана- и больше ничего. От выводов отвора­ чивается. Дошло до того, что наша союзница Англия позво­ ляет себе теперь говорить то же: •С этим правительством Россия... • и т. д. Англия глубоко равнодушна к нам, еще бы! Но о войне­ то она ведь очень заботится. Кое-что понимает. Во вторник откроется Дума. Положение ее унизительно и безвыходно. При любом поведении (в рамках либерального блокизма) ее достоинство опять ущербится. Minimum не дос­ тигнут; а ради него было пожертвовано решительно всем. Даже не приблизилисЪ к minimum'y, а для него не побоялись вырыть пропасть между умеренными государственными по­ литиками и революционной интеллигенцией, вместе со смут­ ными русскими революционными низами (всех последних я, для краткости, беру под один знак •левых элементов•). Эти левые, от которых блок не уставал публично отре­ каться, готовят свои выпады, своими средствами. (Что же им делать, одним? Ничего не делать?) А эти средства сегод­ ня, для сегодняшнего часа не полезны, а вредны. Да, в свое время отметится - что бы ни свершилось да­ лее - это •безумство мудрых•, это упорство отталкивания, это 4Гонение• - как большая политическая ошибка. Впрочем, ошибки и грехи не моя забота, и обвинять мне никого не дано. Записываю факты, каковыми они рисуются с точки зрения здравого смысла и практической логики. Кладу запись •в бутьтку•. Ни для чьих сегодняшних ушей она не нужна. Слова и смысл их - все утратило значение. Люди закру­ тилисЪ в петлю. А если?.. Нет. Хорошо бы ослепнуть и оглохнуть. Даже без •бутыл­ ки•, даже не интересоваться. Писать стихи •о вечности и красоте• (ах, если б я могла!), перестать быть •человеком•. 203
Хорошие стихи - чем не позиция? Во всяком случае, моя теперешняя позиция •здравого ума и твердой памяти• столь же фактически бездейственна (ведь она только моя и •в бутьтке• ), как и загадочная позиция •хороших стихов•. Если же писать - поменьше мнений. Поголее факты. Меня жизнь оправдает. 22 февраля. Среда Слухи о готовящихся выступлениях так разрослись пе­ ред 14-м, что думцы-блокисты стали пускать контрслухи, будто выступления предполагаются провокаторские. Тогда я позвонила к одному из •нереальных• политиков, т. е. к одному из левых интеллигентов. Правда, лично он звезд не хватает и в политике его, всяческой, я весьма со­ мневаюсь, - даже в правильной информации сомневаюсь, - однако насчет •провокации• может знать. Он ее отверг и был очень утвердителен насчет скорых возможностей: •движение в прекрасных руках•. Между тем 14-го, как я предрекала, ровно ничего не слу­ чилось. Вернее - случилось большое •Ничего•. Протопопов де­ лал вид, что беспокоится, наставил за воротами пулеметов (особенно около Думы, на путях к ней; мы, например, кру­ гом в пулеметах), собрал преображенцев... Но и в Думе было - Ничего. Министров ни малейших. Охота им туда ездить, только время тратить! Елокистам дан был, для точения зубов, один продовольственный Риттих, но он мудро завел шарманку на два часа, а потом блокисты скисли. ~он сорвал настроение Думы•, - писали rазеты. Милюков попытался, но не смог. Повторение всем надо­ ело. Кончил: ~хоть с этим правительством Россия не может победить, но мы должны вести ее к полной победе, и она победит• (?). С тех пор, вот неделя, так и ползет: ни шатко, ни валко. Голицын в Думу вовсе носа не показал и ни малейшей ~дек­ ларацией• никого не удостоил. Протопопов предпочитает ездить в Царское, говорить о божественном. Белые места в газетах запрещены (нововведение), и речи думцев поэтому столь высоко обессмыслены, что даже Пу­ ришкевич застонал: •Не печатайте меня вовсе!• 204
Говорил дельное Керенский, но такое дельное, что пр<а­ вительст>во затребовало его стенограмму. Дума прикрыла, не дала. С хлебом, да и со всем остальным, у нас плохо. А в общем - опять штшь. Даже слухи, после четырна­ дцатого, как-то внезапно и странно сгасли. Я слышала, од­ нако, вскользь (не желая настаивать), будто все осталось, а 14-го будто ничего не было, ибо •не желали связывать с Думой•. Aral Это похоже на правду. Если даже все осталь­ ное вздор, то вот это психологически верно. Но констатирую полный внешний штиль всей недели. Опять притайно. Дышит ли тайной? Может быть - да, может быть - нет. Мы так привыкли к вечному •нет», что не верим даже тому, что наверно знаем. И раз делать ничего не можем - то боимся одинаково и •да» и •нет». Я ведь знаю, что... будет. Но нет смелости желать, ибо ... Впрочем, об этом слишком много сказано. Молчание. Театры полны. На лекциях биток. У нас в Рел<иrиоз­ но>-Фил<ософском> Об<щест>ве Андрей Белый читал дважды. Публичная лекция была ничего, а закрытое заседа­ ние довольно позорное: почти не моrу видеть эту праздную толпу, жаждущую •антропософии». И лица с особенным вы­ ражением- я замечала его на лекциях-проповедях Штейне­ ра: выражение удовлетворяемой похоти. Особенно же противен был, вне проrраммы, неожидан­ но прочтенный патриото-русопятский •псалом• Клюева. Клюев - поэт в армяке (не без таланта), давно путавшийся с Блоком, потом валандавшийся даже в кабаре •Бродячей Собаки» (там он ходил в пиджачной паре), но с войны осо­ бенно вверзившийся в •пейзанизм». Жирная, лоснящаяся физиономия. Рот круглый, трубкой. Хлыст. За ним ходит •архангел» в валенках. Бедная Россия. Да опомнись жеl 23 февраля. Четверг Сегодня беспорядки. Никто, конечно, в точности ничего не знает. Общая версия, что началось в Выборгской, из-за хлеба. Кое-где остановили трамваи (и разбили). Будто бы убили при­ става. Будто бы пошли на Шпалерную, высадили ворота (сня­ ли с петель) и остановили завод. А потом пошли покорно, куда надо, под конвоем городовых, - все •будто бы». 205
Опять кадетская версия о провокации, - что все вызвано •провокационно•, что нарочно, мол, спрятали хлеб (ведь ос­ тановили железнодорожное движение?), чтобы •голодные бунты• оправдали желанный правительству сепаратный мир. Вот глупые и слепые выверты. Надо же такое придумать! Боюсь, что дело гораздо проще. Так как (до сих пор) никакой картины организованного выступления не наблюда­ ется, то очень похоже, что это обыкновенный голодный бун­ тик, какие случаются и в Германии. Правда, параллелей нельзя проводить, ибо здесь надо учитывать громадный факт саморазложения правительства. И вполне учесть его нельзя, с полной ясностью. Как в воде, да еще мутной, мы глядим и не видим, в каком расстоянии мы от краха. Он неизбежен. Не только избежать, но даже изменить его как-нибудь - мы уже не в состоянии (это-то теперь ясно). Воля спряталась в узкую область просто желаний. И я не хочу высказывать желания. Не нужно. Там борются инстинкты и малодушие, страх и надежда, там тоже нет ничего ясного. Если завтра все успокоится и опять мы затерпим - по­ русски тупо, бездумно и молча, - это ровно ничего не изме­ нит в будущем. Без достоинства бунтовали - без достоин­ ства покоримся. Ну, а если без достоинства - не покоримся? Это лучше? Это хуже? Какая мука. Молчу. Молчу. Думаю о войне. Гляжу в ее сторону. Вижу: коллективная усталость от бессмыслия и ужаса овладевает человечеством. Война верно выедает внутренности человека. Она почти гальванизированная плоть, тело, мясо - дерущееся. Царь уехал на фронт. Лафа теперь в Царском Г-ке •пре­ секать•. Хотя они •пресекатъ• будут так же бессильно, как мы бессильно будем бунтовать. Какое из двух бессилий по­ бедит? Бедная земля моя. Очнисьl 24 февраля. Плтница Беспорядки продолжаются. Но довольно, пока, невинные (?). По Невскому разъезжают молоденькие казаки (новые, без казачьих традиций), гонят толпу на тротуары, случайно подмяли бабу, военную сборщицу, и сами смутились. 206
Толпа - мальчишки и барышни. Впрочем, на самом Невском рабочие останавливают трамваи, отнимая ключи. Трамваи почти нигде не ходят, особенно на окраинах, откуда попасть к нам совсем нельзя. Разве пешком. А мо­ розно и ветрено. Днем было солнце, и это придавало весе­ лость (зловещую) невским демонстрациям. Министры целый день сидят и совещаются. Пусть сове­ щаются. Царь уже обратно скачет, но не из-за демонстра­ ций, а потому, что у Алексея сделалась корь. Анекдотично. Французы ничего не понимают. Да и кто поймет? Только мы одни. Отец и помазанник. Благодать выше законов. На что они при благодати! Но не смеюсь. Пусть чужие... Был mr. Petit, рассказывал о конференции. Он получил телеграмму от Albert Thomas - Soyez interpret aupres de Mr. Doumergue 1• Понял смысл. Doumergue с ним не расставался и, сразу по приезде, сказал, что хочет видеть крупных поли­ тических деятелей. В тот день, в вестибюле Европ. Гостини­ цы, Палеолог отозвал Petit в сторону и сообщил, что в виду желания Doumergu'a видеть Гучкова, Милюкова etc, он их всех приглаmает в посольство завтракать. Завтрак состоял­ ся. Был и Поливанов. Беседа была откровенная. (Я вставлю: совсем как ~во всех Европах'>. И послы и ~крупные политические деятели'> ... Ну, послам и Бог велел не понимать, что они не в Европах, а эти-то! Наmи-тоl До­ морощенные-то слепцы! Туда же - не понимают ничего!) Продолжаю рассказ Petit: ~во время поездки в Москву Petit сопровождал Doumergu'a. Из официальных interpret'oв были два офицера генерал. mтаба, Муханов и Солдатенков. Doumergue их стес­ нялся и уверял, что mпионы. В Москве Doumergue беседо­ вал у себя, отдельно, с кн. Львовым и Челноковым. Львов произвел на него сильное впечатление. Любопытно, что во время беседы в номер воmел, не постучавmись, Муханов. Извинился и выmел. Потом и во время беседы Челнокова с Мильеранам то же произоmло, тоже воmел - не Муханов, а Солдатенков'>. Интересен инцидент в Купеческой управе. Было много гостей, между прочим, Шебеко. Булочник сказал официаль­ ную речь. Doumergue (ничего не понял) отвечал. Этим 1 Будьте переводчиком месье Думерrу (фр.). 207
должно было кончиться. Но через толпу пробрался Рябу­ шинский, вынул из кармана записку и хорошо прочел рез­ кую французскую речь. Нация во вражде с правительством, пр<авительст>во мешает нации работать и т. д. И что заем не имеет успеха. Doumergue -«avait un petit air absent•'. а Шебеко страшно злился. Тотчас по всем редакциям телефон, чтоб не только не печатать речи Рябушинского, но даже не упоминать его фамилии. Doumergue не знал, кто Рябушинский, и очень удивился, что это •membre du Conseil de l'Empire~ et archimillionaire2• Уехала делегация через Колу. После этой длинной записи о старых уже делах (но как характерно!) возвращаюсь к сегодняшнему дню. Утром говорили, что путиловцы стали на работу, но за­ тем выяснилось, что нет. Еду по Серrиевской, солнечно, морозно. Вдали крики небольтих кучек манифестантов. То там, то здесь. Спрашиваю извозчика: - А что они кричат? - Кто их знает. Кто что попало, то и кричит. -А ты слышал? - Мне что. Кричат и кричат. Все разное. И не поймешь их. Бедная Россия. Откроешь ли глаза? 25 февршzя. Суббота Однако дела не утихают, а как будто разгораются. Мед­ ленно, но упорно. (Никакого систематического плана не видно, до сих пор; если есть что-нибудь - то небольшое, и очень внутри.) Трамваи остановились по всему городу. На Знаменской площади был митинг (мальчишки сидели, как воробьи, на памятнике Ал<ександру> III). У здания Гор<одской> Думы была первая стрельба - стреляли драгуны. Пр<авительство>, по настоянию Родзянки, согласилось передать продовольственное дело городскому управлению. Как всегда - это поздно. Ритrих клялся Думе, что в хлебе недостатка: нет. Возможно, что и правда. Но даже если... то, конечно, и это -«поздно~. Хлеб незаметно забывается, забыл­ ся, как случайность. 1 выглядел немного рассеянным (фр.). 2 член Государственного совета и архимиллионер (фр.). 208
Газеты завтра не выйдут, разве •Новое время•, которое долгом почтет наплевать на •мятежников•. Хорошо бы, что­ бы они пришли и •сняли• рабочих. Все-таки я еще не знаю, чем и как может это (хорошо) окончиться. Ведь - 1905-1906 год пережили, когда сомне­ ния не было, что не только хорошо кончится, но уж кончи­ лось. и вот... Но не забуду: теперь все другое. Теперь безмернее все, ибо война безмерна. Карташов упорно стоит на том, что это •балет•, - и сту­ денты, и красные флаги, и военные грузовики, медленно двигающиеся по Невскому за толпой (нет проезда}, в стран­ ном положении конвоирующих эти красные флаги. Если балет... какой горький, зловещий балет! Или ... Завтра предрекают решительный день (воскресный). Не начали бы стрелять вовсю. А тогда... это тебе не Германия, и уж выйдет не •бабий• бунт. Но я боюсь говорить. Помолчим. Интересно, что правительство не проявляет явных при­ знаков жизни. Где оно и кто, собственно, распоряжается - не понять. Это ново. Нет никакого прежнего Трепова - •патронов на толпу не жалеть•. Премьер (я даже не сразу вспоминаю, кто у нас) точно умер у себя на квартире. Про­ топопов тоже адски пришипился. Кто-то, где-то, что-то буд­ то приказывает. Хабалов? И не Хабалов. Душит чей-то ги­ гантский труп. И только. Странное ощущение. Дума - •заняла революционную позицию•... как вагон трамвая ее занимает, когда поставлен поперек рельс. Не бо­ лее. У интеллигентов либерального толка вообще сейчас ни малейшей связи с движением. Не знаю, есть ли реальная и у других (сомневаюсь}, но у либерало-оппозиционистов нет связи даже созерцательно-сочувственной. Они шипят: какие безумцы! Нужно с армией! Надо подождать! Теперь все для войны! Пораженцыl Никто их не слышит. Бесплодно охрипли в Думе. И с каждым нарастающим мгновением они как будто все мень­ ше делаются нужны. ( •Как будто!• А ведь они нужны!) Если совершится... пусть не в этот, в двадцатый раз, - опоздавшим либералам солоно будет это сознание. Неужели так никогда и не поймут они свою ответственность за насто­ ящие и... будущие минуты? В наших краях спокойно. Наискосок казармы, сзади ка­ зармы, напротив инвалид~. Поперек улицы шагает часовой. Вместо Беляева назначен ген. Маниковский. 209 14 Дневники: 1893-1919
26 февраля. Воскресенье День чрезвычайно резкий. Газеты совсем не вышли. Даже ~новое время• (сняли наборщиков). Только •Земщина• и •Христианское чтение• (трогательная солидарность!). Вчера было заседание Гор<одской> Думы. Длилось до 3-х час. ночи. Председательствовал Базунов. Превратилось в широкое политическое заседание при участии рабочих (от кооперативов), попечительств и депутатов. Говорил и Керен­ ский. Постановлено было много всяких хороших вещей. Сегодня с утра вывешено объявление Хабалова, что ~бес­ порядки будут подавляться вооруженной силой•. На объяв­ ление никто не смотрит. Взглянут- и мимо. У лавок стоят молчаливые хвосты. Морозно и светло. На ближайших ули­ цах как будто даже тихо. Но Невский оцеплен. Появились .iстарые• казаки и стали с нагайками скакать вдоль тротуа­ ров, хлеща женщин и студентов. (Это я видела также и здесь, на Сергиевской, своими глазами.) На Знаменекай площади казаки вчерашние - •новые• - защищали народ от полиции. Убили пристава, городовых оттеснили на Лиговку, а когда вернулись - их встретили криками: •Ура, товарищи-казаки!• Не то сегодня. Часа в 3 была на Невском серьезная стрельба, раненых и убитых несли тут же в приемный по­ кой под каланчу. Сидящие в Евр<опейской> гост<инице> заперты безвыходно и говорят нам оттуда, что стрельба длится часами. Настроение войск неопределенное. Есть, оче­ видно, стреляющие (драгуны), но есть и оцепленные, т. е. отказавшиеся. Вчера отказался Московский полк. Сегодня, к вечеру, имеем определенные сведения, что - не отказался, а возмутился - Павловский. Казармы оцеплены и все Марсо­ во Поле кругом. Говорят, убили командира и нескольких офицеров. Сейчас в Думе идет сеньорен-конвент, назавтра назначе­ но экстренное общее заседание. Связь между революционным движением и Думой весь­ ма неопределенна, не видна. •Интеллигенция• продолжает быть за бортом. Нет даже осведомления у них настоящего. Идет где-то •совет рабочих депутатов• (1905 год?), вы­ рабатываются будто бы лозунги... (Для новых не поздно ли схватились? Успеют ли? А старые 12-летние, сгодятся ли?) До сих пор не видно, как, чем это может кончиться. На красных флагах было пока старое •долой самодержавие• (это годится). Было, кажется, и сдолой войну•, но, к счас- 210
тью, большого успеха не имело. Да, предоставленная себе, неорганизованная стихия ширится, и о войне, о том, что ведь ВОЙНА,- и здесь, и страшная,- забыли. Это естественно. Это понятно, слишком nонятно, после действий правительства и после лозунга думских и недум­ ских интеллигентов-либералов: все для войны! Понятен этот переrиб, но ведь он - страшен! Впрочем, теперь поздно думать. И все равно, если это лишь вспышка и будет подавлена (если!) - ничему не на­ учатся либералы: им опять будет ~рано• думать о рево­ люции. Но я сознаюсь, что говорю о думском блоке недостаточ­ но объективно. Я готова признать, что для ~пропаrанды• он имел свое значение. Только дела он никакого, даже своего прямого, не сделал. А в иные времена все дело в деле - ис­ ключительно. Я готова признать, что даже теперь, даже в этот миг (если это миг предреволюционный) для ~умеренных• наших деятелей - ЕЩЕ НЕ ПОЗДНО. Но данный миг последний. Последнее милосердие. Они еще могут... нет, не верю, что могут, скажу .могли бы, - кое-что спасти и кое-как .спастись. Еще сегодня могли бы, завтра - поздно. Но ведь нужно рискнуть тотчас же, именно сегодня, признать этот миг предреволюционным наверняка. Ибо лишь с этим признани­ ем они примут завтрашнюю революцИю, пройдут сквозь нее, внесут в нее свой строгий дух. Они не смогут, ибо в последний миг это еще труднее, чем раньше, когда они уже не смогли. Но я обязана конста­ тировать, что еще не поздно. Без обвинений, с ужасом вижу я, что не смогут. Да и слишком трудно. А между тем оно не простится- кем-то, чем-то. Если б простилосьl Но нет. Без­ головая революция - отрубленная, мертвая голова. Кто будет строить? Кто-нибудь. Какие-нибудь третьи. Но не сегодняшние Милюковы, и не сегодняшние под-Чхеидзе. Бедная Россия. Незачем скрывать - есть в ней какой-то подлый слой. Вот те, страшные, наполняющие сегодня теат­ ры битком. Да, битком сидят на •Маскараде• в Имп<ера­ торском> театре, пришли ведь отовсюду пешком (иных со­ общений нет}, любуются Юрьевым и постановкой Мейер­ хольда - один просценпум стоил 18 тысяч. А вдоль Невско­ го стрекочут пулеметы. В это же самое время (знаю от оче­ видца) шальная пуля застигла студента, покупавшего билет у барышника. Историческая картина! 211 14*
Все школы, гимназии, курсы - закрыты. Сияют одни те­ атры и... костры расположившихся на улицах бивуаком войск. Закрыты и сады, где мирно гуляли дети: Летний и наш, Таврический. Из окон на Невском стреляют, а ~публи­ ка• спешит в театр. Студент живот свой положил ради ~ис­ кусства• ... Но не надо никого судить. Не судительпае время - гроз­ ное. И что бы ни было дальше -радостное. Ни полкапли этой странной, внеразумной, живой радости не давала· ни секунды война. Нет оправдания войне - для современного человеческого существа. Все в войне кричит для нас: ~на­ зад!• Все в революционном движении: ~вперед!• Даже при внешних сближениях - вдруг, точно искра, качественное различие. Качественное. 27 февраля. Понедельник 12 ч. д'НЯ. Вчера вечером в заседании фракций говорили, что у пр<авительст>ва существует колебание между дикта­ турой Протопопова и министерством якобы •доверия• с ген. Алексеевым во главе. Но поздно ночью пришел указ о рос­ пуске Думы до 1 апреля. Дума будто бы решила не расхо­ диться. И, в самом деле, она, кажется, там сидит. Все приле­ гающие к нам улицы запружены солдатами, очевидно, при­ соединившимися к движению. Приходивший утром Н. Д. Соколов рассказывал, что вчера на Невском стреляла учеб­ ная команда Павловцев, которых в это время заперли. Это ускорило восстание полка. Литовцы и Волынцы решили присоединиться к Павловцам. 11h ч. д'НЯ. Идут по Сергневекой мимо наших окон воору­ женные рабочие, солдаты, народ. Все автомобили останавли­ ваются, солдаты высаживают едущих, стреляют в воздух, садятся и уезжают. Много автомобилей с красными флага­ ми, заворачивающих к Думе. 2 ч. д'НЯ. Делегация от. 25 тыс. восставших войск подошла к Думе, сняла охрану и заняла ее место. Экстренное заседание Думы продолжается? Мимо окон идет страшная толпа: солдаты без винтовок, рабочие с шашками, подростки и даже дети от 7-8 лет, со штыками, с I<Ортиками. Сомнительны лишь артиллеристы и часть семеновцев. Но вся улица, каждая сияющая баба убеждена, что они пойдут сза народ•. 212
3 ч. дня. Известия о телеграммах Родзянки к царю; пер­ вая - с мольбой о смене правительства, вторая - почти па­ ническая- ~последний час настал, династия в опасности•; и две его же телеграммы Брусилову и Рузскому с просьбой поддержать ходатайство у царя. Оба ответили - первый: ~исполнил свой долг перед царем и родиной•, второй: ~те­ леграмму получил, поручение исполнил•. 4 часа. Стреляют - большей частью в воздух. Известия: раскрыты тюрьмы, заключенные освобождены. Кем? Толпы чаще всего - смешанные. Кое-где солдаты •снимали• рабо­ чих (Орудийный завод) - рабочие высыпали на улицу. Из предварилки, между прочим, выпущен и Манасевич, его чуть ли не до дому проводили. Взята Петрапавловская крепость. Революционные войска сделали ее своей базой. Когда оттуда выпустили Хрустале­ ва-Носаря (председатель сов. рабочих депутатов в 1905 г.), рабочие и солдаты встретили его восторженно. По рассказу Вани Пугачева на кухне (Ваня - старинный знакомый, мо­ лодой матрос): •Он столько лет страдал за народ, так вот, недаром•. (Мое примечание: Носарь эти десять лет провел в Париже, где вел себя сомнительно, вернулся только с полгода; по всем сведениям - сумасшедший ... ) •Сейчас .это его взяли и повезли в Думу. ,А он по дороге: постойте, говорит, товари­ щи, сначала идите в Окружной суд, сожгите их гадкие дела, там и мое есть. Они пошли, подожгли, и сейчас горит. Ну, привезли в Думу - к депутатам. Те сейчас согласились, пусть он какую хочет должность берет и министров выбира­ ет. Стал он, значит, глава совета рабочих депутатов. (Мое примечание: Ваня совсем не ~серый• матрос, но какая каша, даже любопытно: •глава• Сов<ета> раб<очих> депутатов - •выбирает• министров и садится на любую ~должность• ... ) Потом говорит: поедемте на Финляндский вокзал вызван­ ные войска встречать, чтобы они сразу стали за народ... Ну, и уехали•. Окружной суд, действительно, горит. Разгромлено также Охранное отделение, и дела сожжены. 41fz часа. Стрельба продолжается, но вместе с тем о прав. войсках ничего не слышно. Ганфман поехал в Думу на мо­ торе, но •инсургенты• его высадили. В Думе идут жаркие прения. Умеренные хотят Временное правительство с попу­ лярным генералом •для избежания анархии•, левые хотят 213
Временного правительства из видных думцев и обществен­ ных деятелей. Узнала, что Дума, получив приказ о роспуске, вовсе не решила •не расходиться•, весьма заколебалась и даже нача­ ла было собираться восвояси; но ее почти механически за­ держали события - первые подошедшие войска из восстав­ ших, за которыми полились без перерыва и другие. Переда­ ют, что Родзянко ходит, растерянно ударяя себя руками: •Сделали меня революционером! Сделали!• Беляев предложил ему сформировать кабинет, но Род­ зянко ответил: •Поздно•. 5 часов. В Думе образовался Комитет •для водворения порядка и для сношения с учреждениями и лицами•. Две­ надцать: Родзянко, Коновалов, Дмитрюков, Керенский, Чхе­ идзе, Шульгин, Шидловский, Милюков, Караулов, Львов и Ржевский. Комитет заседает перманентно. Тут же во дворце Таври­ ческом (в какой зале - не знаю) заседает и Сов<ет> раб<о­ чих> депутатов. В какой они связи с Комитетом - не вы­ ясняется определенно. Но там и представители коопера­ тивов. Я~. Арестовали Щегловитова. Под революционной ох­ раной привезли в Думу. Родзянко протестовал, но Керен­ ский, под свою ответственность, посадил его в Министер­ ский павильон и запер. (Голицын известил Родзянку, что уходит, равно будто бы и другие министры, кроме Протопопова.) Все ворота и подъезды велено держать открытыми. У нас на дворе солдаты искали двух городовых, живущих в доме. Но те переоделисЪ и скрылись. Солдаты, кажется, были вы­ пивши, один стрельнул в окно. Угрожали старшему, ранили его, когда он молил о пощаде. На улицах пулеметы и даже пушки - все забранные ре­ волюционерами, ибо, повторяю, о правит. войсках не слыш­ но, а полиция скрыласъ. Насчет других районов - слухи противоречивы: кто гово­ рит, что довольно порядливо, другие - что были разгромы лавок, - ружейной на Невском и Гв. о-ва. 6 часов. В восставших полках, в некоторых, убиты офи­ церы, командиры и генералы. Слух (непроверенный), что убит японский посланник, припятый за офицера. Насчет артиллеристов и семеновцев все так же неопределенно. На 214
улицах ни одной лошади, ни в каком виде; только гудящие автомобили, похожие на дикобразов: торчат кругом щетиной блестящие иглы штыков. 7 часов. На Литейной, 46 хотят выпустить 4Известия• от комитета журналистов, - там Земгор, союзы и т. д. «Извес­ тия• думцев, которые они уже начали бьmо печатать в ти­ пографии 4Нов<ого> вр<емени>•, не вышли: явились воо­ руженные рабочие и заставили напечатать несколько рево­ люционных прокламаций «неприятного• тона, по словам Волковысекого (сотр<удника> моск<овской> газеты «Утро России• ). Он же говорит, что «движение принимает стихий­ ный характер•. Родзянко и думцы теряют всякое влияние. Мало, мол, они нас предавали. Терпи, да терпи, да сами раз­ говоры разговаривали ... (Это похоже на правду. И эта возможность, конечно, са­ мая ужасная. Да, неизъяснимо все страшно. Небывало страшно. То «необойдимое•, что, зналось, tJce равно будет. И лик его закрыт. Что же? «Она• - или •Оно•?) 9 часов. Есть тайные слухи, что министры засели в гра­ доначальстве и совещаются под председательством Протопо­ пова. Вызваны, кажется, войска из Петергофа. Будто бы на­ чало сражения на Измайловском, но еще не проверено. Воззвание от Совета Раб<очих> депутатов. Очень куцее и смутное. «Связывайтесь между собой... Выбирайте депута­ тов ... Занимайте здания• ... О связи своей с Думским Коми­ тетом - ни слова. Все думают, что и с правительством еще предстоит бой­ ня. Но странно, что оно так стерлось, точно провалилось. Если соберет какие-нибудь силы - не задумается начать расстрел Гос<ударственной> Думы Вдоль Сергневекой уже смотрит пушка, но эта - револю­ ционная. (Ядра-то у всякой -те же.) О назначении будто бы Алексеева - слух смолк. Говорят, о приезде то Ник<олая> Ник<олаеви>ча, то Мих<аила> Ал<ександрови>ча, то еще кого-то. (Опять где-то стрельба.) 11 час. веч. Вышли какие-то •Известия•. Общее подтвер­ ждается. Это Комит<ет> петерб<ургских> журналистов. Есть еще воззвание рабоч. депутатов: «Граждане, кормите восставших солдат... • О связи(?), об отношениях между Комитетом Думским и С<овета> Р<абочих> Д<епутатов> ни тут, ни там- ни слова. 215
12 час. У нас телефоны продолжаются, но верного ниче­ го. От выводов и впечатлений хочется воздержаться. Одно только: сейчас Дума не во власти ли войск - солдат и рабо­ чих? Уже не во власти ли? 28 февраля. Вторник Вчера не кончила и сегодня, очевидно, всего не напишу. Грозная, страшная сказка. Н. Слонимский пришел (студент, в муз. команде преоб­ раженцев), принес листки. Рассказывал много интересного. Сам в экстазе, забыл весь свой индивидуализм. •Известия• Сов<ета> Раб<очих> Депутатов: он заявля­ ет, что заседает в Таврич<еском> дворце, выбрал •районных комиссаров•, призывает бороться •за полное устранение стар<ого> пр<авительст>ва и за созыв Учр<едительного> собрания на основе всеобщего, тайного•... и т. д. Все это хорошо и решительно, а вот далее идут •воззва­ ния•, от которых так и ударило затхлостью, двенадцатилет­ нею давностью, точно эти бумажки с 1905 года пролежали в сыром подвале (так ведь оно и есть, а новеньких и не успе­ ли написать, да .не хватит их, писак этих, одних, на новень­ кие). Вот из •манифеста• С. Д. Р. П., Ц<ентрального> К<оми­ те>та: • ... Войти в сношения с пролетариатом воюющих стран против своих угнетателей и поработителей, царских правительств и капиталистических клик для немедленного прекращения человеческой бойни, которая навязана порабо­ щенным народам•. Да ведь это по тону и почти дословно - живая •Новая жизнь• •социал-демократа-большевика• Ленина пятых го­ дов, где еще Минский, напрасно стараясь сделать свои •над­ стройки•, получил арест и гибель эмиграции. И та же при­ поднятая тупость, и невежество, и непонимание момента, времени, истории. Но... даже тут - не говоря о других воззваниях и заявле­ ниях Сов<ета> Раб<очих> Деп<утатов>, с которыми уже по существу нельзя не соглашаться, - есть действенность, есть властность; и она - противопоставлена нежному без­ властию Думцев. Они сами не знают, чего желают, даже не знают, каких желаний пожелать. И как им быть - с царем? Без царя? Они только обходят осторожно все вопросы, все ответы. Стоит взглянуть на Комитетские •Известия•, на 216
•Извещение•, подписанное Родзянкой. Все это производит жалкое впечатление робости, растерянности, нерешитель­ ности. Из-за каждой строчки несется знаменитый вопль Родзян­ ки: •Сделали меня революционером! Сделали!• Между тем ясно: если не будет сейчас власть - будет очень худо России. Очень худо. Но это какое-то проклятие, что они даже в совершившейся, помимо них, революции (и не оттого ли, что •помимо• ?) не могут стать на мудрую, но революционную точку... состояния (точки •зрения• теперь мало). Они - чужаки, а те, левые, - хозяева. Сейчас они логу­ бители своего добра (не виноватые, ибо давно одни)- и все же хозяева. Будет еще борьба. Господи! Спаси Россию. Спаси, спаси, спаси. Внутренне спаси, по-Твоему веди. В 4 ч<аса> известие: по Вознесенскому едет присоеди­ нившаяся артиллерия. На немецкой кирке пулемет, стреля­ ют в толпу. Пришел Карташев, тоже в волнении и уже в экстазе (те­ перь не •балет•!). - Сам видел, собственными глазами. Питиримку повез­ ли! Питиримку взяли и в Думу солдаты везут! Это наш достойный митрополит, друг покойного Гриши. Войска - по мере присоединения, а присоединяются они неудержимо, - лавиной текут к Думе. К ним выходят, гово­ рят. Знаю, что говорили речи Милюков, Родзянко и Керен­ ский. Контакт между Комит<етом> и Советом Р<абочих> Д<епутатов> неуловим. Какой-то, очевидно, есть, хотя они действуют параллельно; например, и те и другие- •органи­ зовывают милицию•. Но ведь вот: Керенский и Чхеидзе в одно и то же время и в Комитете, и в Совете. Может ли Комитет объявить себя правительством? Если может, то может и Совет. Дело в том, что Комитет ни за что и никог­ да этого не сделает, на это не способен. А Совет весьма и весьма способен. Страшно. Приходят люди, люди... Записать всего нельзя. Они при­ ходят с разных концов rорода и рассказывают все разное, и получается одна грандиозная картина. Мы сидели все в столовой, когда вдруг совсем близко застрекотали пулеметы. Это началось часов в 5. Оказывает- 217
ся, пулемет и на нашей крыше, и на доме напротив, да и все ближайшие к нам (к Думе) дома в пулеметах. Их еще с 14 Протопопов наставил на всех высотах, даже на церквах (на соборе Спаса Преображения тоже). Алекс<андро>-Невский участок за пулемет с утра подожгли. Но кто стреляет? Хотя бы с нашего дома? Очевидно, переодетые - •верные• - городовые. Мы перешли на другую половину квартиры - что на улицу. Но не тут-то было. Началось с противоположного дома, прямо в окна. Улица опустела. Затем прошла воору­ женная толпа. Часть ее поднялась наверх, по лестнице, ис­ кать пулемет на чердаке. Весь двор в солдатах. По ним жа­ рят. Мы меняли половины в зависимости, с какой стороны меньше трескотня. Тут же явился Боря Бугаев1 из Царского, огорошенный всей этой картиной уже на вокзале (в Царском ничего, слу­ хи, но стоят себе городовые). С вокзала к нам Боря полз 5 часов. Пулеметы со всех крыш. Раза три он прятался, ложился в снег, за какие-то заборы (даже на Кирочной), путаясь в шубе. Боря вчера был у Масловекого (Мстиславского) в Ни­ к<олаевской> Академии. Тот в самых кислых, пессимисти­ ческих тонах. И недоволен, и ~нет дисциплины•, и того, и сего... Между тем он - максималист. Я долго приглядыва­ лась к нему и даже защищала, но года два тому назад стало выясняться, что эта личность весьма ~мерцающая•. Керен­ ский даже ездил исследовать его ~дело• на юг. Почему-то не довел до конца... Внешнее что-то помешало. Но из орга­ низации м. д.2 его исключили, ибо достаточно было и до­ бытого. А бедный Боря, это гениальное, лысое, неосмысленное дитя - с ним дружит. С ним - и с Ив. Разумником, этим, точно ядовитой змеей укушенным, - •nисателем•. В 8 ~вечера- еще вышли •Известия•. Да, идет внутрен­ няя борьба. Родзянко тщетно хочет организовать войска. К нему пойдут офицеры. Но к Совету пойдут солдаты, пой­ дет народ. Совет ясно и властно зовет к Республике, к Уч­ р<едительному> собранию, к новой власти. Совет - рево­ люционен... А у нас, сейчас, революция. 1 Андрей Белый. 2 Решительно не могу вспомнить сейчас (в 29 году), что это за организация •м. д.•. 218
Сидим в столовой - звонок. Три полусолдата, мальчиш­ ки. Сильно в подпитии. С ружьями и револьверами. При­ шли •отбирать оружие•. Вид, однако, добродушный. Рады. Звонит Petit. В посольствах интересуются отношением •Временного пр<авительст>ва• (?) к войне. Жадно расспра­ шивал, правда ли, что председателЪ Раб. Совета - Хру­ сталев-Носарь. Еще звонок. Сообщают, что •позиция Родзянко очень шаткая•. Еще звонок (позднее вечером). Из хорошего источника. Будто бы в Ставке до вчерашнего вечера ничего не знали о серьезиости положения. Узнав - решили послать три хоро­ шо подобранные дивизии для 4усмирения бунта•. И еще позднее - всякие кислые известия о нарастающей стихийности, о падении дисциплины, о вражде Совета к думцам ... Но довольно. Всего не перепишешь. Уже намечаются, конечно, беспорядки. Уже много пьяных солдат, отбившихся от своих частей. И это Таврическое двоевластие... Но какие лица хорошие. Какие есть юные, новые, медо­ вые революционеры. И какая невиданная, молниеносная ре­ волюция. Однако выстрел. Ночь будет, кажется, неспокойная. Р. S. Позднее, ночью Не могу, приписываю два слова. Слишком ясно вдруг все понялось. Вся позиция Комитета, вся осторожность и сла­ бость его •заявлений• - все это вот отчего: в них теплится еще надежда, что царь утвердит этот комитет, как офици­ альное правительство, дав ему широкие полномочия, может быть, •ответственность• - почем я знаю! Но еще теплится, да, да, как саМое желанное, именно эта надежда. Не хотят они никакой республики, не могут они ее выдержать. А вот, по-европейски, •коалиционное министерство•, утвержденное Верховной Властью... - Керенский и Чхеидзе? Ну, они из •утвержденного•-то автоматически выпадут. Самодержавие так всегда было непонятно им, что они могли все чего-то просить у царя. Только просить могли у •законной власти•. Революция свергла эту власть - без их участия. Они не свергали. Они лишь механически остались на поверхности - сверху. Пассивно-явочным порядком. Но они естественно безвластны, ибо взять власть они не могут, власть должна быть им дана, и дана сверху; раньше, чем 219
они себя почувствуют облечеюtым.и властью, они и не будут властны. Все их речи, все слова я могу провести с этой подклад­ кой. Я пишу это сегодня, ибо завтра может сгаснуть их пос­ ледняя надежда. И тогда все увидят. Но что будет? Они-то верны себе. Но что будет? Ведь я хочу, чтоб эта надежда оказалась напрасной... Но что будет? Я хочу, явно, чуда. И вижу больше, чем умею сказать. 1 марта. Среда С утра текут, текут мимо нас полки к Думе. И довольно стройно, с флагами, со знаменами, с музыкой. Дмитрий даже сегодня пришел в ~розовые тона•, ввиду обилия войск дисциплинированнь~. Мы вышли около часу на улицу, завернули за угол, к Думе. Увидели, что не только по нашей, но по всем приле­ гающим улицам течет эта лавина войск, мерцая алыми пят­ нами. День удивительный: легко-морозный, белый, весь зим­ ний - и весь уже весенний. Широкое, веселое небо. Порою начиналась неожиданная, чисто вешняя пурга, летели, кру­ жась, ласковые белые хлопья и вдруг золотели, пронизан­ вые солнечным лучом. Такой золотой бывает летний дождь; а вот и золотая весенняя пурга. С нами был и Боря Бугаев (он у нас в эти дни). В толпе, теснящейся около войск, по тротуарам, столько знакомых, милых лиц, молодых и старых. Но все лица, и незнако­ мые, - милые, радостные, верящие какие-то... Незабвенное утро, алые крылья и мар~ельеза в снежной, золотом отлива­ ющей, белости... Вернулись домой со встретившимся там Мих. Ив. Туган­ Барановским. Застали уже кучу народа, студентов, офице­ ров (юных, тоже недавних студентов, когда-то из моего •Зел. кольца• ). Уже ясно, более или менее, для всех то, что мне поня­ лось вчера вечером насчет Комитета. Будет еще яснее. Утренняя светлость сегодня - это опьянение правдай ре­ волюции, это влюбленность во взятую (не •дарованную•) свободу, и это и в полках с музыкой, и в ясных лицах ули­ цы, народа. И нет этой светлости (и даже ее понимания) у тех, кто должен бы сейчас стать на первое место. Должен - и не может, и не станет, и обманет... 220
4 часа. Прибывают всякие вести. Все отчетливее разлад между Комитетом и Советом. Слух о том, что к царю (он где-то застрял между Псковом и Бологим со своим поездом) посланы или поехали думцы за отречением. И даже будто бы он уже отрекся в пользу Алексея с регентством Мих<а­ ила> Ал<ександровича>. Это, конечно (если это так), идет от Комитета. Вероятно, у них последняя надежда на самого Николая исчезла (поздно!), ну, так вот, чтоб хоть оформить приблизительно... Хоть что-нибудь сверху, какая-нибудь .сверховная санкция революции• ... У нас пулеметы протопоповекие затихли, но в других районах действуют вовсю и сегодня. •Героичные• городо­ вые, мало притом осведомленные, жарят с Исаакиевекого собора... За несколько дней до событий Протопопов получил .свы­ сочайшую благодарность за успешное предотвращение бес­ порядков 14 февраля•. Он хвастался, после убийства Гриш­ ки, что .сподавил революцию сверху. Я подавлю ее и снизу•. Вот и наставил пулеметов. А жандармы о сию пору защи­ щают уже не существующий •старый режим•. А полки все идут, с громадными красными знаменами. Возвращаются одни - идут другие. Трогательно и... страш­ но, что они так неудержимо текут, чтобы продефилировать перед Думой. Точно получить ее санкцию. Этот акт •дове­ рия• - громадный факт; и плюс... а что тут страшного - я знаю и молчу. Боря смотрит в окна и кричит: - Священный хоровод! Все прибывают в Думу- и арестованные министры, вся­ кие сановники. Даже Теляковского повезли (на его доме был пулемет). Арестованных запирают в Министерский па­ вильон. Милюков хотел отпустить Щегловитова, но Керен­ ский властно запер и его в павильон. О Протопопове - смутно, будто он сам пришел арестовываться. Не проверено. 6 часов. Люди, вести, звонки. Зензинов, оказывается, в Совете. Приехал случайно из Москвы по лит. делам, здесь события и захватили его. Мы знали ern лет 10, еще в Пари­ же, еще до его ссылки в Русское Устье. С<оциалист>-р<е­ волюционер> типа святого, слабого, аскетического. С Керен­ ским его Дима же и познакомил, введя его в один из •кру­ гов•... Сейчас узнаем, что он в Совете - из числа крайних. Вот тебе и наl 221
Хрусталев сидит себе в Совете и ни с места, хотя ему всячески намекают, что ведь он не выбран... Ему что. По рассказам Бори, видевшего вчера и Масловского, и Разумника, оба трезвы, пессимистичны, оба против Совета, против •коммуны• и боятся стихии и крайности. До сих пор ни одного •имени•, никто не выдвинулся. Дей­ ствует наиболее ярко (не в смысле той или другой крайности, но в смысле связи и соединения всех) - Керенский. В нем есть горячая интуиция, и революционность сейчасная, я тут в него верю. Это хорошо, что он и в Комитете, и в Совете. В 8 часов. Боре телефонировал из Думы Ив. Разумник. Он сидит там в виде наблюдателя, вклепанного между Ко­ митетом и Советом; следит, должно быть, как развертывает­ ся это историческое, двуглавое, заседание. Начало заседания теряется в прошлом, не виден и конец; очевидно, будет всю ночь. Доходит, кажется, до последней остроты. Боря позвал Ив<анова>-Раз<умника>, если будет перед ночью перерыв, зайти к нам, отдохнуть, рассказать. Ив<анова>-Раз<умника> у нас не бывает (его трудно выносить), но теперь отлично, пусть придет. У нас все рав­ но штаб-квартира для знакомых и полузнакомых (иногда вовсе незнакомых) людей, плетущихся пешком в Думу (в Таврич<еский>дворец). Кого обогреваем, кого чаем поим, кого кормим. В 11 часов. Телефон от Petit. Был в Думе. Полный хаос. Родзянко и к нему (наверно, тоже хлопая себя по бедрам): •Voila m-r Petit, nous sommes en pleine revolutionl• 1 Затем пришел Ив. Разумник, обезноженный, истомлен­ ный и еще простуженный. В Т<аврическом> Дворце пере­ рыв заседания на час. К 12 он опять туда пойдет. Мы взяли его в гостиную, усадили в кресло, дали холод­ ного чаю. Были только Дмитрий, Боря и я. Надо сказать правду, навел он на нас ужаснейший мрак. И сам в полном отчаянии и безнадежности. Но передам лишь кратко факты, по его словам. Совет Раб<очих> Депутатов состоит из 250 - 300 (если не больше) человек. Из него выделен свой •Исполнитель­ ный Комитет•, Хрусталева в Комитете нет. Отношения с Думским Комитетом - враждебные. Родзянко и Гучков от­ правились утром на Никол<аевский> вокзал, чтобы ехать к царю (за отречением? или как? и посланные кем?), но рабо- 1 Вот, мсье Пети, у нас полная революция! (фр.) 222
чие не дали им вагонов. (Потом, позднее, все же поехали, с кем-то еще.) Царь и не на свободе, и не в плену, его не пускают железнодорожные рабочие. Поезд где-то между Бо­ лоrим и Псковом. В Совете и Комитете Р<абочих:> Д<епутатов> роль иг­ рает IИ:ммер (Суханов), Н. Д. Соколов, какой-то •товарищ Безымянный•, вообще большевики. Открыто говорят, что не желают повторения 1848 года, когда рабочие таскали кашта­ ны для либералов, а те их расстреляли. •Лучше мы либера­ лов расстреляем•. В войсках дезорганизация полная. Когда посылают на вокзал 600 человек - приходят 30. Нынче в 6 ч<асов> у<тра> сказали, что из Красного идет полк с ар­ тиллерией и обозом. Все были уверены, что прав<ительст­ вен>ный. Но на вокзале оказалось, что •наш•. Продефили­ ровал перед Думой. Затем его отправили в... здание М<ини­ стерства> путей сообщения, превратив здание в казармы. •Буржуазная• милиция не удалась. Действует милиция с.-деков. Думский Комитет не давал ей оружия - взяла силой. Была мысль позвать Горького в Совет, чтобы образумить рабочих. Но Горький в плену у своих Гиммеров и Тихо­ новых. Керенский - в советском Комитете занимает самый пра­ вый фланг (а в думском - самый левый). Совет уже разослал по провинции агентов с лозунгом •конфисковать помещичьи земли•. А Гвоздев, только что освобожденный из тюрьмы, не выбран в Исполн<итель­ ный> Комитет - как слишком правый. Вообще же Ив. Разумник смотрит на Совет с полным ужасом и отвращением, как не на •коммуну• даже, а скорее как на •пугачевщину•. Теперь все уперлось и заострилось перед вопросом о кон­ струировании власти. (Совершенно естественно.) И вот- не могут согласиться. Если все так - то они и не согласятся ни за что. Между тем нужно согласиться, и не через 3 ночи, а именно в эту ночь. Когда же еще? Интеллигенты вожаки Совета (интересно, насколько они вожаки? Быть может, они уже не вполне владеют всем Со­ ветом и собой?) обязаны идти на уступки. Но и думцы-ко­ митетчики обязаны. И .на большие уступки. Вот в каком принудительном виде, и когда, преподносится им •левый блок•. Не миновали. И я думаю, что они на уступки пойдут. Верить невозможно, что не пойдут. Ведь тут и воли не надо, 223
чтобы пойти. Безвыходно, они понимают. (Другой вопрос, если все •поздно• теперь). Но положение безумно острое. И такой черной краской нарисовал его Разумник, что мы упали духом. Весь же воп­ рос в эту минуту: будет создана власть - или не будет. Совершенно понятно, что уже ни один из комитетов це­ лико.м, ни думский, ни советский, властью стать не может. Нужно что-то новое, третье. Много было еще разных вестей, даже после ухода Разум­ ника, но не хочется писать. Все о главном думается. При­ поднимаю портьеру; открываю замерзшее окно; вглядываюсь в близкие, голые деревья Таврического сада; стараюсь раз­ глядеть невидный круглый купол дворца. Что-то там сейчас под ним? А сегодня привезли туда Сухомлинова. Одну минуту ка­ залось, что его солдаты растерзают... Протопопов, действительно, явился сам. С ужимочками, играя от страха сумасшедшего. Прямо к Керенскому: •Ваше высокопревосходительство... • Тот на него накричал и приоб­ щил к другим в павильон. Светлое утро сегодня. И темный вечер. 2 .марта. Четверг Сегодня утром все притайно, странно тихо. И погода вдруг сероватая, темная. Пришли два офицера-прапорщика (бывшие студенты). Уж, конечно, не •черносотенные• офи­ церы. Но творится что-то нелепое, неудержимое, и они рас­ теряны. Солдаты то арестуют офицеров, то освобождают, очевидно, сами не знают, что нужно делать и чего они хо­ тят. На улице отношение к офицерам явно враждебное. Только что видели прокламацию Совета с призывом не слушаться думского Комитета. А в последнем N.! советских •Известий• (да, теперь это уже не •Совет Раб<очих> Депутатов•, а •Совет Рабочих и Солдатских депутатов•) напечатан весьма странный •приказ по гарнизону N2 1•. В нем сказано, между прочим, - •слу­ шаться только тех приказов, которые не противоречат при­ казам Сов<ета> Раб<очих> и Солд<атских> депутатов•. Часа в три пришел Руманов из Думы, обезноженный: автомобиль отняли. •Верст по 18 в день делаю•. Оптимис­ тичен, но не заражает. Позицию думцев определил очень точно, с наивной прямотой: •Они считают, что власть выпа- 224
ла из рук законных носителей. Они ее nодобрали и неnод­ вижно хранят, и nередадуг новой законной власти, которая должна иметь от старой ниточку nреемственности•. Прозрачно-ясно. Вот, чуть исчезла их надежда на Нико­ лая II самого - они стали добиваться его отречения и Алек­ сея с регентством Михаила. Ниточка... если не канат. А не •облеченные• - безвластны. Сидельцы в. Министерском nавильоне (много их там) являют художественную картину: Горемыкин с сигарой. Стишинский - задыхающийся. Маклаков в отчаянии про­ сил, чтобы ему дали револьвер. И все везут новых. В здании Думы - разрастающийся хаос. Гржебин состав­ ляет •Известия Р<абочих> Деп<утатов>•, Лившиц, :Нема­ нов, Поляков (кадеты) - просто •Известия• (Д<умского> Ком<ите>та). Демидов и Вася (Степанов думец, кадет, мой двоюрод­ ный брат) ездили в Царское от Д<умского> Ком<итета> - назначить •коменданта• для охраны царской семьи. Погово­ рили с тамошним комендантом и как-то неопределенно глу­ по вернулись •вообще•. Люди являлись, сменялись, но ничего толкового не при­ носили. Беспокойство нарастало. Что же там, наконец? Ре­ шат ли выбрать правительство, или треснут окончательно? Пришел невинный и детски-сияющий секретарь Льва Толстого - Булгаков. Потом пришли Petit. Он отправился в Думу, она оста­ лась пока у нас. Вернулся Боря Бугаев: хотел проехать в Царское за ве­ щами, но это оказалось невозможным, не попал. Сидим, сумерки, огня не зажигаем, Ждем, на душе беспо­ койно. Страх - и уже начинающееся возмущение. Вдруг - это было уже часов в 6 - телефон, сообщение (самое верное, ибо от Зензинова Идущее): 4Кабинет избран. Все хорошо. Соглашение достигнуто•. Перечислил имена. Не пишу их здесь (это ведь история), лишь главное: премьером Львов (москвич, правее кадетов), затем Некрасов, Гучков, Милюков, Керенский (юст<иция> ). Замечу следующее: революционный кабинет не содержит в себе ни одного революционера, кроме Керенского. Правда, он один многих стоит, но все же факт: все остальные или ок­ тябристы, или кадеты, притом правые, кроме Некрасова, который был одно время кадетом левым. 225 15 Дневники: 1893-1919
Как личности - все честные люди, но не крупные, реши­ тельно. Милюков умный, но я абсолютно не представляю себе, во что превратится его ум в атмосфере революции. Как он будет шагать по этой горящей, ему ненавистной, почве? Да он и не виноват будет, если сразу споткнется. Тут нужен громадный такт; откуда - если он в несвойственной ему среде будет вертеться? Вот Керенский - другое дело. Но он один. Родаянки нет. Между тем, если говорить не по существу уже, а в смысле •имен•, имя Родзянки, ровно столь же сне пользующееся доверием демократии•, сколько имена Милю­ кова и Гучкова. Все это поневоле приводит в смущение. В сомнение на­ счет будущего... Но не будем гадать ни о чем; слава Боrу, первый кризис разрешен. Вернувшийся из Думы Petit подтвердил имена и факт образования кабинета. Вечером разные вести о подходЯщих будто бы прави­ тельственных войсках. Здешние не трусят: сПридут - будут наши•. Да какие, в самом деле, войска? Отрекся уже царь или не отрекся? На кухне наш •герой• - матрос Ваня Пугачев. Страшно действует. Он уже в Совете - депутатом. Пришел прямо из Думы. Говорит охриплым голосом. Чуть выпил. В упоении, но рассказывает очень толково, как их смутил сегодня При­ каз .N.! 1. - Это тонкие люди иначе поняли бы. А мы прямо поня­ ли. Обезоруживай офицеров. Кузьмин расплакался. А есть у нас капитан II ранга Лялин - тот отец родной. Поехали мы в автомобиле, он говорит: вот адъютанта Саблина- убивай­ те. Он вам враr, а вот Ден, хоть и фамилия нерусская, друr вам. Вы много сделали. Крови мало пролито. Во Франции сколько крови пролили... Потом продолжает: - Сейчас в Думе у меня товарищи просили, чтоб левый депутат удостоверил, что Учр<едительное> собрание будет и что верит новому правительству. Я прямо к Керенскому, а он шепотом говорит. Я к Суханову - и тот только рукой машет. Прислали нам Стеклова, стал говорить - и в обмо­ рок упал. Уж устал очень. Поздно ночью - такие, наконец, вести, определенные: Николай подписал отречение на станции Дно в пользу 226
Алексея, регентом Мих<аила> Ал<ександровича>. Что же теперь будет с законниками? Ведь главное, что сегодня при­ мирило, вероятно, левых и с •именами•, это - что решено Учредительное собрание. Что же это будет за Учредительное собрание при учрежденной монархии и регентстве? Не понимаю. 3 .марта. Пятница Утром - тишина. Никаких даже листков. Мимо окон толпа рабочих, предшествуемая казаками, с громадным крас­ ным знаменем на двух древках: -4:Да здравствует социалис­ тическая республика•. Пение. Затем все опять тихо. Наша домашняя демократия грубо, но верно определяет положение: •Рабочие Мих<аила> Ал<ександровича> не хотят, оттого и манифест не выходит•. Царь, оказывается, отрекся и за себя, и за Алексея ( •мне тяжело расставаться с сыном•) в пользу Михаила Алексан­ дровича. Когда сегодня днем нам сказали, что новый каби­ нет на это согласился (и Керенский?), что Михаил будет •пешкой• и т. д., - мы не очень поверили. Помимо, что это плохо, ибо около Романовых завьется сильная черносотен­ ная партия,, подпираемая церковью, - это представляется невозможным при общей ситуации данного момента. Само в себе абсурдным, неосуществимым. И вышло: с привезенным царским отречением Керенский (с Шульгиным и еще с кем-то) отправился к Михаилу. Гово­ рят, что не без очень определенного давления со стороны депутатов (т. е. Керенского) Михаил, подумав, тоже отказал­ ся: если должно быть Учредительное собрание - то оно, мол, и решит форму правления. Это только логично. Тут Керенс­ кий опять спас положение: не говоря о том, что весь воздух против династии, Учр. собр. при Михаиле делалось абсурдом; Керенский при Михаиле и с фикцией Учред. собр. автомати­ чески вылетал из кабинета; а рабочие Советов начинали черт знает что, уже с развязанными руками. Ведь в новое прави­ телъство из Совета пошел один Керенский, только - он - к своим вчерашним 4Врагам•, Милюкову и Гучкову. Он один понял, что требует мгновение, и решил, говорят, мгновен­ но, на свой страх; пришел в Совет и объявил там о своем вхождении в министерство post factum. Знал при этом, что другие, как Чхеидзе, например (туповатый, неприятный че­ ловек), решили ни в каком случае в п<равителъст>во не 227
входить, чтоб оставаться по-своему •чистенькими• и дей­ ствовать независимо в Совете. Но такова сила верно угадан­ ного момента (и личного полного сдоверия• к Керенскому, конечно), что пламенная речь нового министра - и тон, председателя Совета - вызвала бурное одобрение Совета, который сделал ему овацию. Утвердил и одобрил то, на что •позволения• ему не дал бы, вероятно. Итак, с Мих<аилом> Алек<сандровичем> выяснено. Ке­ ренский на прощанъе крепко пожал вел. князю руку: •Вы благородный человек•. Тотчас поползли слухи, что военный министр Гучков и мин. ин. дел Милюков уходят. Это очень, слишком, похоже на правду. Однако оказалось неправдой. Хотела написать •к счастью•, да и в самом деле, это было бы новым узлом сей­ час, но... я не понимаю, как будут министерствоватЪ Гучков и Милюков, не чувствуя себя министрами. Ведь они не •об­ лечены• властью никем, а пока не •облечены• - в свою власть они не верят и никогда не поверят. Это кроме факта, что они не знают, не видят того места и времени, когда и где им суждено действовать, органически не понимают, что они- во •время• и в •стихии• РЕВОЛЮЦИИ. Посмотрим. Кто о чем, а посольства только о войне. Французам на­ плевать, что у нас внутри, лишь бы Россия хорошо драласъ, и всячески пристают, какие известия с фронта. Их успокои­ ли, что в данный момент положение •утешительное•, а на Кавказе даже •блестящее•. (Дима же и передавал им нуж­ ные справки!) Французы близоруки. В их же интересах следовало бы им к нашему внутреннему внимательнее относиться. В воен­ ных интересах. Ведь это безумно связано. Теперь не пони­ мая, они и потом ничего не поймут. Заботятся сейчас о кав­ казском фронте! Как будто это им что-нибудь объяснит и предскажет. О войне надо заботиться отсюда. Много мелких вестей и глупых слухов. Например, слух, что •Вильгельм убит•. Постаралисъl Из правых кругов, са­ новничьих, Дима много узнавал комического и трагического. Но это в его записи. Уж слиiПком широк диапазон сопри­ косновений в нашем доме: от Сухановых, даже от Вань Пу­ гачевых - до посольств и сановников с генералами. Мне не угнаться. Любопытно, что до сих пор правителъство не может на­ печатать ни одного приказа, не может заявить о своем суще- 228
ствовании, ровно ничего не может: все типографии у Ком. рабочих, и наборщики ничего не соглашаются печатать без его разрешения. А разрешение не приходит. В чем же дело - неясно. Завтра не выйдет ни одна газета. Московские пришли: старые, от 28 ф. - точно столетние. А новые - читаешь, и кажется - лучше нельзя, ангелы поют на небесах и никакого Совета Раб<очих> Депут<атов> не существует. Сегодня революционеры реквизировали лошадей из цир­ ка Чинизелли и гарцевали воистину сна конях• - дрессиро­ ванных. На Невском сламывали отовсюду орлов, очень мир­ но, дворники подметали, мальчишки крылья таскали, крича: сВот крылышко на обед•. Боря, однако, кричит: сКакая двоекрылая у нас безголо­ вицаl• Именно. сСекрет• Протопопова, который он пожелал, придя в Думу арестоваться, открыть сего высокопревосходитель­ ству• Керенскому, заключался в списке домов, где были им наставлены пулеметы. Затем он сказал: сЯ оставался мини­ страм, чтобы сделать революцию. Я сознательно подготовил ее взрыв•. Безумный шут. Теляковского выпустили. Он напялил громадный крас­ ный бант. Много еще всего... В церкви о ею пору ссамо-дер-жав­ нейшаго•... Тоже не соблечены• приказом и не могут отме­ нить. Впрочем, где-то поп на свой страх, растерявшись, хва­ тил: сИепол-ни-тельный Ко-ми-тет... • Господи, Господи! Дай нам разум! 4 марта. Суббота Утром - ничего, газет нету, вестей нету. Смутные слухи о трениях с Сов<етом>. Наконец, как будто выясняется: спор - насчет времени Учр<едительного> с<обрания>, не­ медля - или после войны. Вот вышли сИзвестия•. Ничего, хороший тон. Раб<о­ чий> Сов<ет> пока отлично себя держит. Доверие к Керен­ скому, вошедшему в кабинет, положительно спасает дело. Даже Д. В., вечный противник Керенского, вечно спорив­ ший с ним, сегодня признал: сА<лександр> Ф<едорович> оказался живым воплощением революционного и государ- 229
ственного пафоса. Обдумывать некогда. Надо действовать по интуиции. И каждый раз у него интуиция гениальная. Напротив, у Милюкова нет интуиции. Его речь - бестактна в той обстановке, в которой он говорил•. Это подлинные слова Д. В., и - ведь это только то созна­ ние, к которому должны, обязаны, хоть теперь, прийти все кадеты и кадетствующие. И о сию пору не приходят, и не верю я, что придут. Я их ненавижу от страха (за Россию), совершенно так же, как их действенных антиподов, крайних левых ( сголых• левых с сголыми• низами). В Керенском - потенция моста, соединение тех и других, и преображения их во что-то единое третье, революционно­ творческое (единственно нужное сейчас). Ведь вот: меЖду ЭВОЛЮЦИОННО-ТВОРЧЕСКИМ и РЕ­ ВОЛЮЦИОННО-РАЗРУШИТЕЛЬНЫМ- пропасть в данный момент. И если не будет наводки мостов и не пойдут по мостам обе наши теперешние, сильные, неподвижности, пре­ творяясь друг в друга, создавая третью силу, РЕВОЛЮЦИОННО-ТВОРЧЕСКУЮ, - сРоссия (да и обе неподвижности) свалятся в эту про­ пасть. Часа в три лазарет инвалидов, что против нас, высыпал на улицу. Одноногие, калеки, тоже пошли в Думу, и знамя себе устроили красное, и тоже среспублика•, сземля и воля• и все такое. Мы отворили занесенные сугробами окна (снегу сегодня, снегу намело- небывало!), махали им крас­ ным. Стали они красных лент просить, мы им бросили все, что имели, даже красные цветы гвоздики (стояли у меня с первого представления сЗел. кольца• ). Ваня Пугачев каждый день является к нам из Думы (си­ дит в Сов<ете> Р<абочих> Д<епутатов>). РассуЖдает: сДом Романовых достаточно себя показал. Не мужественно Николай себя вел. Ну, мы терпели, как крепостные. Довольно. А только Родаянке народ не дове­ рился. Вот Керенский и Чхеидзе - этим народ поверил, как они ни в чем не замечены. Это дело совсем иное. А войну сразу прекратить немыслимо, Вильгельм брат двоюродный, если он власть возьмет - он нам опять Романова посадит, очень просто. И опять это на триста лет•. Не вижу что-то другого нашего Ваню - Румянцева (сол­ дат-рабочий). И Сережу Глебова. Последний очень интелли­ гентен. 230
Какая сеrодня опять белоперисrая вешняя nypra. И сиянье. 5 .марта. Воскресенье Вышли газеты. За ними - хвосты. Все похожи в смысле санrелы поют на небесах и штандарт Времен<ноrо> пр<а­ вительст>ва скачет•. Однако трения не ликвидированы. Меньшинсrво Сов<ета> Р<абочих> Д<епутатов>, но самое энергичное, не позволяет рабочим печатать некоторые газе­ ты и, главное, сrановиться на работы. А пока заводы не ра­ ботают - положение не может считаться твердым. В аполитических низах, у просто сулицы•, переходящей в сдемократию•, общее настроение: против Романовых (от­ сюда и против сцаря•, ибо, к счастью, это у них неразрывно соединено). Потихоньку всплывает вопрос церкви. Ее соб­ сrвенная позиция для меня даже неинтересна, до такой сте­ пени заранее могла быть предугадана во всех подробностях. Кое-где на образах - красные банты (в церкви). Кое в ка­ ких церквах - ссамодержавнейший•. А в одной священник объявил притчу: сНу, братцы, кому башка недорога - пусть поминает, а я не буду•. Здесь священник пропаведует по­ корносrь новому сблаrоверному правительству• (во имя не­ вмешательства церкви в политику); там - плачет о царе-по­ мазаннике, с благодатью... К такому плачу слушатели отно­ сятся разно: где-то плакали вмесrе с проповедником, а на Лиrовке солдаты повели батюшку вон. Не смутился; може­ те, говорит, убить меня за правду... Не убили, конечно. Со жrучим любопытством прислушиваюсь тут к аполи­ тической, уличной, широкой демократии. Одни искренно думают, что ссвергли царя• - значит, ссвергли и церковь• - сотменено учреждение•. Привыкли сплошь соединять вмес­ те, неразрывно. И логично. Хотя говорят сцерковь• - но весьма подразумевают спопов•, ибо насчет церкви находят­ ся в самом полном, круглом невежестве. (Естественной.) У более безграмотных это более выпукло: сСама видела, напи­ сано: долой монахию. Всех, значит, монахов по шапке•. Или: сА мы нынче нарочно в церкву пошли, слушали-слу­ шали, дьякон бормочет, поминать не смеет, а других слов для служения нет, так и кончили, почитай, без службы... • Солдат подхватывает: - Попятное дело. Как пойдут, бывало, частить и старуху и родичей... Глядь - и обедня .. . 231
Пока записываю лишь наблюдения, без выводов. Вернусь. Город еще полон кипением. Нынче мимо нас шла двух­ верстная толпа с пением и флагом - •да здравствует совет рабочих депутатов•. 6 марта. Понедельник Устала сегодня, а писать надо много. Был Н. Д. Соколов, этот вечно здоровый, никаких звезд не хватающий, твердокаменный попович, присяжный пове­ ренный - председательствующий в Сов. Раб. депутатов. Это он, с Сухановым-Гиммером, там -сверховодит•, и про него П. М. Макаров (тоже присяж. пов., и вся та же -ссовме­ стная•, лево-интеллигентская группа до революции) только что спрашивал: •до сих пор в красном колпаке? Не порозо­ вел? В первые дни был прямо кровавый, нашей крови тре­ бовал•. На мой взгляд или •розовеет•, или хочет показать здесь, что весьма розов. Смущается своей •кровавостью•. Уверяет, что своим присутствием •смягчает• настроение масс. При­ водил разные примеры выкручиванья, когда предлагалось броситься или на зверство (моментально ехать расстрели­ вать павловских юнкеров за хранение учебных пулеметов), или на глупость (похороны •жертв• на Дворцовой, мерзлой, площади). Рассказывал многое - •с того берега•, конечно. Уверял, что составлению кабинета •мешали отнюдь не мы. Мы даже не возражали против лиц. Берите, кого хотите. Нам была важна декларация нового правительства. Все ее 8 пунктов даже моей рукой написаны. И мы делали уступки. Напри­ мер, в одном пункте Милюков просил добавить насчет со­ юзников. Мы согласились, я приписал...•. Распространялся насчет промахов пр<авительст>ва и его неистребимого монархизма (Гучков, Милюков). Странный, в конце концов, факт получился: существова­ ние рядом с Временным прав<ительств>ом двухтысячной толпы, властного и буйного перманентного митинга, - этого Совета Раб<очих> и Солд<атских> депутатов. Н. Д. Соко­ лов рассказывал мне подробно (полусмущаясь, полуизвиня­ ясь), что он именно в напряженной атмосфере митинга пи­ сал Приказ М 1 (где, что называется, хвачено). Приказ буд­ то бы необходим был, так как, из-за интриг Гучкова, армия, в период междуцарствия, присяrнула Михаилу... •Но вы по- 232
нимаете, в такой бурлящей атмосфере у меня не могло вый­ ти иначе, я думал о солдатах, а не об офицерах, ясно, что именно это у меня и вышло более сильно•1... Сей смитинг. столь свластный•, что к нему даже Руз­ ский с запросами обращается. Сам себя избравший парла­ мент. Советский Исп<олнительный> Ком<итет> иногда со­ глашается с пр<авительст>вом - иногда нет. Выходит, что иногда можно слушаться пр<авительст>ва - иногда нет. Они, советские, •стоят на стороне народных интересов•, как они говорят, и следят за действиями· правительства, которо­ му •не вполне доверяют•. Со своей точки зрения, они, конечно, правы, ибо какие же это •революционные• министры, Гучков и Милюков? Но вообще-то тут коренная нелепость, чреватая всякими воз­ можностями. Если бы только •революционность• митинга­ совета восприняла какую-нибудь твердую, но одну линию, что-нибудь оформила и себя ограничила... но беда в том, что ничего этого· ·пока не намечается. И левые интеллигенты, туда всунувшиеся, могут •смягчать•, но ничего не вносят твердого и не ведут. Да что они сами-то? Я не говорю о Соколове, но другие, знают ли они, чего хотят и чего не хотят? Рядом еще чепуха какая-то с Горьким. Окруженный сво­ ими, заевшими его, большевиками Гиммерами и Тихоновым, он принялся почему-то за •эстетство•: выбрали они •коми­ тет эстетов• для укрощения революции; заседают, привлек­ ли Алекс<андра> Бенуа (который никогда не знает, что он, где он и почему он). Был на эстетном заседании и Макаров, и Батюшков. Но эти - чужаки, а горьковский кружок очень сплочен. Что-то противное, некместное, неквременное. Ба­ тюшков говорит, что от противности даже не досидел. Бесе­ довал там с большевиками. Они страстно ждут Ленина - недели через две. «Вот бы дотянуть до его приезда, а тогда мы свергаем нынешнее правительство•. Это по словам Батюшкова. Д. В. резюмирует: «Итак, нашу судьбу станет решать Ленин•. Что касается меня, то я одинаково вижу обе возможности - путь опоминанья - и путь всезабвенья. Если не • ... предрешена судьба от века•, - 1 Мое примечание от 10 сент. 17: - И вовсе не он даже и писал-то, - говорит Ганфман, - а Кли­ ванский из сДня•. Но этот сразу покаялся и скрывает. Н. Д. же полухвастается, ибо только присутствовал. 233
то каким мы путем пойдем - будет в громадной степени за­ висеть от нас самих. Поворота к оформленью, к творчеству, пока еще не вид­ но. Но, может быть, еще рано. Вон, со страстью думают только о ссвержениях•. Рабочие до сих пор не стали на работу. 7 .марта. Вторник Мороз 11" сегодня. Исключительная зима. Ни одной от­ тепели не было. Положение то же. Или, разве, подчеркнуто то же. Сов. Раб. и С. издают приказы, их только и слушаются. В Кронштадте и Гельсингфорсе убито до 200 офицеров. Гучков прямо приписывает это Приказу N!! 1. Адм<ирал> Непенин телеграфировал: сБалтийский флот, как боевая единица, не существует. Пришлите комиссаров•. Поехали депутаты. Когда они выходили с вокзала, а Не­ пенин шел к ним навстречу, - ему всадили в спину нож. Здесь, между сдвумя берегами•, правительственным и ссоветским•, нет не только координации действий (разве для далекого и грубого взора), но почти нет контакта. Интеллигенция силой вещей оказалась на ЭТОМ берегу, т. е. на правительственном, кроме нескольких: 1) фанатиков, 2) тщеславцев, 3) бессознательных, 4) природно-ограничен­ ных. В данный момент и все эти разновидности уже не вла­ деют толпой, а она ими владеет. Да, Россией уже правит •митинг• со своей митинговой психологией, а вовсе не се­ рое, честное, культурное и бессильное (а-революционное) Вр. пр-во. Пока, впрочем, не Россией, а лишь Петербургом правит; но Россия - неизвестность. Контакта с вооруженным митингом у нас, интеллигентов правительственной стороны, очень мало и через отдельных ин­ теллигентов-выходцев, ибо они очень охраняют •тот берег•. Есть еще средняя часть, безвластная абсолютно: распы­ ленные эсеры, например. Они •туда• лишь вхожи. Боль­ шинство из них просто в ужасе, как Ив. Разумник и Мстис­ лавский. Но такое отсутствие контакта- преступная вещь. Сегод­ ня нам в панике звонил Макаров: дайте знать в Думу, чтоб от Сов<ета> Раб<очих> д<епутатов> послали делегатов в Ораниенбаум, на автомобиле: солдаты громят тамошний дворец и никого не слушают. 234
Любопытно, что П. М. Макаров теперь правительствен­ ное лицо: Керенский сделал его комиссаром по охране двор­ цов (Н. Н. Львов ушел, не желая проводить коренной ре­ формы в ведомстве Двора; что, мол, за революция, лучше просто •беречь rnездо•. Хорош. На его место хотят Урусова или Головина Ф. А.). Но хорош и справительственный• Макаров. Звонит, для контакта с Советом, - намl Уж, ка­ жется, ни в какой мере не софициальны•. Мы бросились к М-х-у, сообщились с Думой через какую-то скомнату• и Тихонова; потом, вечером, Тихонов зашел к нам, в переднюю (видела его мельком) сказать, что все было исполнено. Керенский ездил на днях в Зимний дворец. Взошел на ступени трона (только на ступени!) и объявил всей челяди, что сДворец отныне национальная собственность•, благода­ рил за его сохранность в эти дни. Сделал все это с большим достоинством. Лакеи боялись издевок, угроз; услыхав мило­ стивую благодарность, - толпой бросились Керенского про­ вожать, преданно кланяясь. Керенский был с Макаровым (который это и передавал сегодня вечером у нас). Когда они ехали из дворца в открытом автомобиле - им кланялись и прохожие. Керенский - сейчас единственный ни на одном из сдвух берегов•, а там, где быть надлежит: с русской революцией. Единственный. Один. Но это страшно, что один. Он гени­ альный интуит, однако не •всеобъемлющая• личность: одно­ му же вообще никому сейчас быть нельзя. А что на верной точке сейчас только один - прямо страшно. Или будут многие и все больше, - или и Керенский ско­ вырнется. Роль и поведение Горького - совершенно фатальны. Да, это милый, нежный готтентот, которому подарили бусы и цилиндр. И все это сэстетное• трио по сустройству револю­ ционных празднеств• (похорон?) весьма фатально: Горький, Бенуа и Шаляпин. И в то же время, через Тихоно-Сухано­ вых, Горький опирается на самую слепую часть смитинга•. К •бо-зарам• уже прилепились и всякие проходимцы. Например Гржебин, раскатывает на реквизированных рома­ новских автомобилях, занят по горло, помогает клеить но­ вое, свободное, •министерство искусств• (пролетарских, оче­ видно). Что за чепуха. И как это безобразно-уродливо, прежде всего. В pendant1 к уродливому копавью могил в 1 в дополнение, под стать (фр.). 235
центре юрода, на Дворцовой площади, для сгражданскою• там хороненья сборных трупов, держащихся в ожидании, - под видом сжертв революции•. Там немало и юродовых. Офицеров и вообще настоящих сжертв• (отсюда и оттуда) родственники давно схоронили. Дворцовую же площадь поковыряли, но, кажется, бросят: трудно ковырять мерзлую, замощенную землю; да еще под ней, естественно, всякие трубы... остроумно! В России, по rазетам, спокойно. Но и в Петербурге, по rазетам, спокойно. И на фронте, по rазетам, спокойно. Од­ нако Рузский просит прислать делегатов. 8 .марта. Среда Сеюдня как будто леrче. С фронта известия разноречи­ вые, но есть и блаrоприятные. Советские сИзвестия• не дурною тона. Правда, есть и такие факты: захватным пра­ вом эс-деки издали М сСельскоrо вестника•, rде объявили о конфискации земли, и сеюдня уже есть серьезные слухи об аграрных беспорядках в Новюродской rубернии. В типографии сКопейки• Бонч-Бруевич наставил пуле­ метов и объявил сосадное положение•. Несчастная сКопей­ ка• изнемогает. Да, если в таких условиях будут выходить сИзвестия•, и под Бончем, то добра не жди. Бонч-Бруевич определенный дурак, но притом упрямый и подколодный. Ораниенбаумский дворец как будто и не rорел, как будто это лишь паника Макарова и Карташева. Бывают моменты дела, коrда нельзя смотреть только на количество опасностей (и пристально заниматься их обсуж­ дением). А я, на это.м береrу,- ни о чем, кроме сопасностей революции•, не слышу. Неужели я их отрицаю? Но верно ли это, что все (здесь) только ими и заняты? Я невольно усту­ паю, я rоворю и о смитинrе• и о Тришке-Ленине (о Лени­ не - это специальность Дмитрия: именно от Ленина он ждет самоrо худоrо), о проклятых ссоциалистах• (Карта­ шев), о фронте и войне (Д. В.) и о каких-то планомерных счетырех опасностях• Ганфмана. Я rоворю, - но опасностей столько, что если юворить серьезно обо всех, то уже ни минуты времени ни у кою не останется. Честное слово, не се заячьим сердцем и оrненным любо­ пытством•, как Карташев, следила я за революцией. У меня был тяжелый скепсис (он и теперь со мной, только не хочу 236
я его при.мата), а карташенекое слово •балет• мне было оскорбительно... Но зачем эти рассуждения? Они здесь не нужны. Царь арестован. О Нилове и Воейкове умалчивается. Похорон на Дворцовой площади, кажется, не будет. Но где-нибудь да будут. От чего от чего, а от похорон никогда русский чело­ век не откажется. 9 .марта. Четверг Можно бояться, можно предвидеть, понимать, можно знать, - все равно: этих дней наших предвесенних, мороз­ ных, белоперистых дней нашей революции у нас уже никто не отнимет. Радость. И такая... сама по себе радость, огнен­ ная, красная и белая. В веках незабвенная. Вот когда можно было себя чувствовать со всеми, вот когда... (а не в войне). У нас •двоевластие•. И нелепости Совета с его неумны­ ми прокламациями. И •засилие• большевиков. И угрожаю­ щий фронт. И... общее легкомыслие. Не от легкомыслия ли не хочу я ужасаться всем этим до темноты? Но ведь я все вижу. Время острое - я не забываю. Время страшное, я не за­ бываю. И все-таки надо же немного верить в Россию. Не­ ужели она никогда не нащупает .меры, не узнает своих вре­ мен? Бог спасет Россию. Николай был дан ей мудро, чтобы она проснулась. Какая роковая у него судьба. Бьut ли он? Он, молчаливо, как всегда, проехал тенью в Царскосель­ ский дворец, где его и заперли. Вернется ли к нам цезаризм, самодержавие, державие? Не знаю; все конвульсии и петли возможны в истории. Но это всегда лишь конвульсии, лишь петли, которыми завора­ чивается единый исторический путь. Россия освобождена - но не очищена. Она уже не в му­ ках родов, - но она еще очень, очень больна. Опасно боль­ на, не будем обманываться, разве этого я хочу? Но первый крик младенца всегда радость, хотя бы и знали, что еще могут погибпуть и мать и дитя. В самом советском Комитете уже начались нелады. Бонч безумствует, окруженный пулеметами. Грозил Тихонову аре­ стом. В то же время рекомендует своего брата, генерала 237
•контрразведки•, •вместо Рузскоrо•. Кого-то из членов Ко­ митета уже изобличили в провокаторстве, что тщательно скрывают. Незавидное прошлое притершегося к большевикам Грже­ бина никого не интересует: напрасно... Звонил французский посол Палеолоr: •ничего не пони­ мает• и требует •влиятельных общественных деятелей• для информации. Тоже хорош. Четыре года тут сидит и даже никого не знает. Теперь поздно спохватился. Думает (Д. В.), что к нему не пойдут - некогда. Подчас Вр<еменное> пра­ вительство действует молниеносно (Керенский, толчки Со­ в<ета> Р<абочих> Д<епутатов>). Амнистия, отмена смерт­ ной казни, временные суды, всеобщее уравнение прав, смена староrо персонала - порою кажется, что история идет с быстротой обезумевшего аэроплана. Но вот... я подхожу к самому главному, чего доселе по­ чти намеренно не касалась. Подхожу к самому сейчас остро­ му вопросу - вопросу о войне. Длить умолчаний дольше нельзя. Завтра в Совете он, кажется, будет обсуждаться решительно. В Совете? А в пра­ вительстве? Оно будет молчать. Вопрос о войне должен, и немедля, найти свою дороrу. Для меня, просто для моего человеческого здравого смысла, эта дорога ясна. Это лишь продолжение той самой линии, на которой я стояла с начала войны. И, насколько я помню и понимаю, - Керенский. (Но знать- еще ничто. Надо осуществлять зна­ емое. Керенский теперь - при возможности осуществления знаемого. Осуществит ли? Ведь он - один.) Для памяти, для себя, обозначу, хоть кратко, эту сегод­ няшнюю линию •о войне•. Вот: я ЗА войну. То есть: за ее паискорейший и достой­ ный КОНЕЦ. Долой побединствоl Война должна изменить свой лик. Война должна теперь стать действительно войной за свобо­ ду. Мы будем защищать нашу Россию от Вильгельма, пока он идет на нее, как защищали бы от Романова, если бы шел он. Война, как таковая, - горькое наследие, но именно пото­ му, что мы так рабски приняли ее и так долго сидели в ра­ бах, - мы виноваты в войне. И теперь надо принять ее, как свой же rpex, поднять ее, как подвиг искупленья, и с не прежней, новой, силой донести до настоящего конца. 238
Ей не будет настоящего конца, если мы сейчас отвернем­ ся от нее. Мы отвернемся - она застиmет и задавит. Безумным и преступным ребячеством звучат эти корявые прокламации: с... немедленное прекращение кровавой бой­ ни...• Что это? •Глупость или измена?• - как спрашивал когда-то Милюков (о другом). Прекратите, пожалуйста, не­ медля. Не убивайте немцев - пусть они нас убивают. Но не будет ли именно тогда - сбойня•? Прекратить спо соглаше­ нию•? Согласитесь, пожалуйста, с немцами немедля. Ведь они-то - не согласятся. Да, в этом снемедля• только и мо­ жет быть: или извращенное толстовство, или неприкрытое преступление. Но вот что нужно и можно снемедля•. Нужно, не медля ни дня, объявить, именно от нового русского, нашего прави­ тельства, русское новое военное сво имя•. Конкретно: необ­ ходима абсолютно ясная и совершенно твердая декларация насчет наших целей войны. Декларация, прежде всего чуж­ дая всякому побединству. Союзники не смогут против нее протестовать (если бы втайне и хотели), особенно если хоть немного взглянут в нашу сторону и учтут наши •опасности• (им же грозящие). Наши времена сократились. И наши •опасности• неслы­ ханно, все, возрастают, если теперь, после революции, мы будем тянуть в войне ту же политику, совершенно ту же самую, форменно, как при царе. Да мы не будем - так как это невозможно; это само, все равно, провалится. Значит - изменить ее нужно... Может быть, то, что я пишу - слишком общо, грубо и наивно. Но ведь я и не министр иностранных дел. Я наме­ чаю сегодняшнюю схему действий - и, вопреки всем поли­ тикам мира, буду утверждать, что сию минуту, для нас, для войны, она верна. Осуществима? Нет? Даже если неосуществима. Долг Керенского - пытаться ее осуществить. Он один. Какое несчастие. Ему надо действовать обеими руками (одной- за .мир, другой- за утверждение защитной силы). Но левая рука его схвачена •глупцами или изменни­ ками•, а правую крепко держит Милюков с •победным кон­ цом•. (Ведь Милюков - министр иностранных дел.) Если будет крах... не хочу, не время судить, да и не все ли равно, кто виноват, когда уже будет крах! Но как тяже­ ло, если он все-таки придет и если из-за него выглянут не только глупые и изменческие рожи, но лица людей честных, 239
искренних и слепых; если еще раз выглянет лик думского •блока• беспомощной гримасой. Но молчу. Молчу. 10 .марта. Пятница А дворец-то ораниенбаумский все-таки сгорел, или го­ рел... Хотя верного опять ничего. Ал<ександр> Бенуа сидел у нас весь день. Повествовал о своей эпопее министерства •бо-заров• с Горьким, Шаляпи­ ным и - Гржебиным. Тут все чепуха. Тут и Макаров, и Головин, и вдруг, слу­ чайно - какой-то подозрительный Неклюдов, потом споры, кому быть министром этого нового грядущего министерства, потом стычка Львова с Керенским, потом, тут же, о поощре­ нии со стороны Сов<ета> Раб<очих> Деп<утатов>, перма­ нентное заседание художников у Неклюдова (?), потом мысль Д. В., что нет ли тут закулисной борьбы между Ке­ ренским и Горьким... Дмитрий вдруг вопит: •Выжечь весь этот эстетизм!• - и, наконец, мы перестаем понимать что бы то ни было... глядим друг на друга, изумившись, раз навсег­ да, точно открыли, что •все это - капитан Копейкин•. Надо еще знать, что мы только что три часа говорили с другими о совсем других делах, а в промежутке я бегала в заднюю комнату, где меня ждали два офицера (два бывших студента из моих воскресников), слушать довольно печаль­ ные вести о положении офицеров и о том, как солдаты по­ нимают •свободу•. В полку Ястребова было 1600 солдат, потом 300, а вчера уже только 90. Остальные •свободные граждане• - где? Шатаются и грабят лавки как будто. •Рабочая газета• (меньшевистская) очень разумна, совет­ ские •Известия• весьма приглажены и - не идут, по слухам: раскупается большевистская •Правда•. Все •44 опасности• продолжают существовать. Многие, боюсь, неизбежны. Вот, рядом, поникшая церковь. Жалкое послание Синода, подписанное •8-ю смиренными• (первый •смиренный• - Владимир). Покоряйтеся, мол, чада, ибо •всякая власть от Бога• ... (Интересно, когда, по их мнению, лишился министр Про­ топопов •духа свята•. до ареста в павильоне или уже в па­ вильоне?) 240
Бульварные газеты полны царских сплетен. Нашли и вырыли Гришку - в лесу у Царского парка, под алтарем строящейся церкви. Отрыли, осмотрели, вывезли, автомо­ биль застрял в ухабах где-то на далеком пустыре. Гришку выгрузили, стали жечь. Жгли долго, остатки разбросали по­ всюду, что сгорело дотла - рассеяли. Психологически понятно, однако что-то здесь по-русски грязное. Воейков в Думе, в павильоне. Не унывает, анеКдоты рас­ сказывает. •Русская воля• распоясалась весьма неприлично-реклам­ но. Надела такой пышный красный бант- что любо-дорого. А следовало бы ей помнить, что •из сказки слова не выки­ нешь• и никто не забудет, что она - •основана знаменитым Протопоповым»-. 11 .марта. Суббота Надо изменить стиль моей записи. Без рассуждении, по­ голее факты. Да вот не 'умею я. И так трудно, записывая тут же, а не после, отделять факты важные от неважных. Что делать! Это дневник, а не мемуары, и свои преимуще­ ства дневник имеет; .не для любителей •легкого чтения• только. А для внимательного человека, не боящегося моно­ тонности и мелочей. С трех часов у нас заседание совета Религиозно-Фил<о­ софского> О<бщест>ва. Хотим , составить •записку»- для правительства, оформить наши пожелания и указать пути к полному отделению церкви и государства. Когда все ушли - пришел В. Зензинов. Он весь на ро­ зовой воде (такой уж человек). Находит, что со всех сто­ рон •все улаживается»-. Влияние большевиков будто бы падает. Горький и Соколов среди рабочих никакого влия­ ния не имеют. Насчет фронта и немцев - говорит, что Ке­ ренский был вчера в большой мрачности, но сегодня гораз­ до лучше. Уверяет, что Керенский- фактический •премьер»-. (Если так - очень хорошо.) Вечером - Сытин. Опять сложная история. Роман Сыти­ на с Горьким опять подоrрелся, очевидно. Какая-то газета с Горьким, и Сытин уверяет, что •и Суханов раскаивается, и они будут за войну•, но я им не верю. Мы всячески остере­ гали Сытина, информировали, как могли. 241 16 Дневники: 1893-1919
И к чему кипим мы во всем этом с такой глупой самоот­ верженностью? Самим нам негде своеrо слова сказать, •партийность• газетная теперь особенно расцветает, а туда •свободных• граждан не пускают. Внепартийная же наша печать вся такова, что в нее, особенно в данное время, мы сами не пойдем. Вся вроде •Русской воли• с ее красным бантом. Писателям писать негде. Но мы примиряемся с ролью •тайных советников• и весьма самоотверженно ее исполня­ ем. Сегодня я серьезно потребовала у Сытина, чтобы он поддержал газету Зензинова, а не Горького, ибо за Зензино­ ным стоит Керенский. Горький слаб и малосознателен. В лапах людей - •с за­ дачами•, для которых они хотят его •использовать•. Как политическая фиrура - он ничто. 12 марта. ВоlЖресенье С утра, одновременно, самые несовместимые люди. Рас­ садили их по разным комнатам (иных уже просто отправля­ ли). Сытин, едва войдя, - ко мне: •Вы правы.... Говорил с горькистами и заслышал большевистскую дуду. Полагаю, впрочем, что они ero там всячески замасливали и Гиммер ему пел •раскаянье•, ибо у Сытина все в голове перепута­ лось. Тут, кстати, под окнами у нас стотысячная процессия с лимонно-голубыми знаменами: украинцы. И весьма вырази­ тельные надписи •Федеративная республика• и •самостий­ ность•. Сытин потрясалея и боялся, тем более, что от хитрости способен самого себя перехитрить. Газету Керенского кля­ нется поддерживать (идет к нему завтра сам) и в то же вре­ мя проговорился, что и газету Гиммер-Горький не оставит; подозреваю, что на сотню-другую тысяч уж ангажировался. (Даст ли куда-нибудь - еще вопрос.) А я- из одной комнаты- в другую, к И. Г. (не нравится он мне, и данная позиция кадетов не нравится; чисто внеш­ нее, неискрепнее приспособление к революции, в виде объяв­ ления себя партией •народной свободы•, республиканцами, а не конституционалистами. Ничего при этом не понимают, о войне говорят абсолютно старым голосом, как будто ниче­ го не случилось). 242
Ранним вечером явились В., Г., Карташев, М. и др. - все с этой •запиской• к Вр<еменному> правительству насчет церковных дел. Могу ли я еще что-нибудь? Просто ложусь спать. 13 м.арта. Понедельник Отречение Михаила Ал<ександровича> произошло на Миллионной, 12, в квартире, куда он попал случайно, не найдя ночлега в Петербурге. Приехал поздно из Царского и бродил пешком по улицам. В Царское же он тогда поехал с миссией от Родзянки, повидать Алекс<андру> Федоровну. До царицы не добрался, уже высаживали из автомобилей. Из кабинета Родзянки он и говорил прямым проводом с Алексеевым. Но все было уже поздно. 14 м.арта. Вторник Часов около шести нынче приехал Керенский. Мы с ним все неудержимо расцеловались. Он, конечно, немного сумасшедший. Но пафотически­ бодрый. Просил Дмитрия написать брошюру о декабристах (Сытин обещает распространить ее в миллионе экземпляров), чтобы, напомнив о первых революционерах-офицерах, - смягчить трения в войсках. Дмитрий, конечно, и туда, и сюда: •Я не могу, мне труд­ но, я теперь как раз пишу роман •декабристы•, тут нужно совсем другое... • - Нет, нет, пожалуйста, вам 3. Н. поможет. - Дмитрий согласился, в конце концов. Керенский - тот же Керенский, что кашлял у нас в углу, запускал попавшийся под руку случайный детский волчок с моего стола (во время какого-то интеллигентского собрания. И так запустил, что доселе половины волчка нету, где-ни­ будь под книжными шкафами или архивными ящиками). Тот же Керенский, который говорил речь за моим стулом в Религ<иозно>-Филос<офском> собрании, где дальше, за ним, стоял во весь рост Николай 11, а я, в маленьком руч­ ном зеркале, сблизив два лица, смотрела на них. До сих пор они остались у меня в зрительной памяти - рядом. Лицо Керенского- узкое, бледно-белое, с узкими глазами, с ребя­ чески оттопыренной верхней губой, странное, подвижное, все - живое, чем-то напоминающее лицо Пьеро. Лицо Ни- 243
колая- спокойное, незначительно приятное (и, видно, очень схожее). Добрые... или нет, какие то смолчащие• глаза. Этот офицер был - точно отсутствовал. Страшно был - и все­ таки страшно не бьl.ll. Непередаваемое впечатление (и тогда) от сближенности обоих лиц. Торчащие кверху, короткие, во­ лосы Пьеро-Керенского - и реденькие, гладенько-причесан­ ные волосики приятного офицера. Крамольник - и царь. Пьеро - и •charmeur• 1 • С<оциалист>-р<еволюционер> под наблюдением охранки - и Его Величество Император Божь­ ей милостью. Сколько месяцев прошло? Крамольник - министр, царь под арестом, под охраной этого же крамольника. Я читала самые волшебные страницы самой интересной книm - Ис­ тории; и для меня, современницы, эти страницы иллюстри­ рованы. Charmeur, бедный, как смотрят теперь твои голубые глаза? Верно, с тем же спокойствием Небытия. Но я совсем отошла в сторону - в незабываемое впечат­ ление аккорда двух лиц - Керенского и Николая 11. Аккор­ да такого диссонирующего - и пленительного, и странного. Возвращаюсь. Итак, сегодня -это все тот же Керенский. Тот же... и чем-то неуловимо уже другой. Он в черной ту­ журке (министр-товарищ), как никогда не ходил раньше. Раньше он даже был •элегантен•, без всякого внешнего •де­ мократизма•. Он спешит, как всегда, сердится, как всегда... Честное слово, я не могу поймать в словах его перемену, и, однако, она уже есть. Она чувствуется. Бранясь •налево•, Керенский о группе Горького сказал (чуть-чуть ссвысока• ), что очень рад, если будет •грамот­ ная• большевистская газета, она будет полемизировать с ~правдой•, бороться с ней в известном смысле. А Горький с Сухановым будто бы теперь эту борьбу и ставят себе зада­ чей. •Вообще, ведут себя теперь хорошо•. Мы не возражали, спросили о сдозорщиках•. Керенский резко сказал: - Им предлагали войти в кабинет, они отказались. А те­ перь не терпится. Постепенно они перейдут к работе и про­ сто станут правительственными комиссарами. Относительно смен старого церсонала уверяет, что у си­ нодального Львова есть •пафос шуганья• (не похоже), наи­ более трусливые Милюков и Шульmн (похоже). Бранил Соколова. 1 чародей (фр.). 244
Дима спросил: •А вы знаете, что Приказ N! 1 даже его рукой и написан?• Керенский закипел. - Это уже не большевизм, а глупизм. Я бы на месте Со- колова молчал. Если об этом узнают, ему не поздоровится. Бегал по комнате, вдруг заторопился: - Ну, мне пора... Ведь я у вас •инкогнито•... Непоседливый, как и без •инкогнито•, - исчез. Да, преж- ний Керенский, и - на какую-то линийку - не прежний. Быть может, он на одну линийку более уверен в себе и во всем происходящем -нежели н.ужно? Не знаю. Определить не могу. На улице сегодня оттепель, раскисло, расчернело, темно. С музыкой и красными флагами идут мимо нас войска, войска... А хорошо; что революция была вся в зимнем солнце, в •белоперистости вешних пург•. Такой белоперистый день - 1-ое марта, среда, высшая точка революционного пафоса. И не весь день, а только до начала вечера. Есть всегда такой вечный миг - он где-то перед самым •достижением• или тотчас после него - где-то около. 15 марта. Среда Нынче с утра •зампоп• Аггеев. Бодр и всячески дей­ ствен. Теперь уж нечего ему бояться двух заветных букв: е. н. (епархиальное начальство). От нас прямо помчал к Львову. А к нам явился из Думы. Говорил, что Львов делает глупости, а петербургское ду­ ховенство и того хуже. Вздумало выбирать митрополита. Аггеев вкусно живет и вкусно хлопочет. Вечером был Руманов, новые еще какие-то планы Сыти­ на, и ничему я ровно не верю. Этот тип - Сытин - очень художественный, но не моего романа. И, главное, ничему я от Сытина не верю. Русский •делец•: душа да душа, а слова - никакого. 16 марта. Четверг Каждый день мимо нас полки с музыкой. Третьего дня Павловский, вчера стрелки, сегодня - что-то много. Надпи­ си на флагах (кроме, конечно, •республики• ), - •война до 245
победы•, •товарищи, делайте снаряды•, •берегите завоеван­ ную свободу•. Все это близко от настоящего, верного пути. И близко от него •декларация• Сов<ета> Раб<очих> и С<олдатских> депутатов о войне - •К народам всего мира•. Очень хоро­ шо, что Сов<ет> Р<абочих> Д<епутатов> по поводу войны, наконец, высказался. Очень нехорошо, что молчит Вр<емен­ ное> пр<авительст>во. Ему надо бы тут перескакать Совет, а оно молчит, и дни идут, и даже неизвестно, что и когда оно скажет. Непростительная ошибка. Теперь если и наду­ мают что-нибудь, все будет с запозданием, в хвосте. •К народам всего мира~> - неплохо, несмотря на некото­ рые места, которые можно истолковать, как •nодозритель­ ные•, и на корявый, чисто эсдечный, не русский язык кое­ где. Но сущность мне близка, сущность, в конце концов, приближается к знаменитому заявлению Вильсона. Эти •без аннексий и контрибуций• и есть ведь его •мир без победы•. Общий тон отнюдь не •долой войну• немедленно, а напро­ тив, •защищать свободу своей земли до последней капли крови•. Лозунг •долой Вильгельма• очень... как бы сказать, •симпатичен• и понятен, только грешит наивностью. Да, теперь все другим пахнет. Надо, чтобы война стала совсем другой. 17 марта. Пятница Синодский обер-прокурор Львов настоятельно зовет к себе в •товарищи• Карташева. (Это не без выдумки и хло­ пот Arreeвa, очевидно.) Карташев, конечно, пришел к нам. Много, об этом гово­ рили. Я думаю, он пойдет. Но я думаю тоже, что ему не следует идти. Благодаря нашим глухим несогласиям со вре­ мени войны - я своего мнения отрицательного к его данно­ му шагу почти не высказывала, т. е. высказав - намеренно на нем не настаивала. Пусть делает, как хочет. Однако я убеждена, что это со всех сторон шаг ложный. Карташев, бывший церковник, за последние десять лет, перелив, так сказать, свою религиозность и церковность, внутренно, за края церкви •nравославной~ - отошел от пос­ ледней и жизненно. Из професеаров Духовной Академии сделался профессором светским. Порыванне жизненной этой связи было у него соединено с отрывом внутренним, оба отрыва являлись действием согласным, и оба стоили ему не- 246
дешево. Надо при этом знать, что Картаmев - человек типа •пророческого•, в широком, именно религиозном смысле и в очень современном духе. В нем громадная, своеобразная, сила. Но рядом, как-то сбоку, у него выросло увлечение вопросами чисто общественными, государственностью, поли­ тикой... в которой он, в сущности, дитя. Трудно объяснить всю внутреннюю сложность этого характера, но свое •двое­ ние• он часто и сам признает. Теперь, вступая в контакт с •государственной• стороной церкви, в контакт жизненный с учреждением, с которым этот контакт порвал, когда порвал внутренний, - он делает это во имя чего? Что изменилось? Когда? Наблюдая, слушая, вижу: он смотрит, сам, на это стран­ но; вот этой своей приставной стороной: смотрит •узко по­ литически• споелужять государству• - и точка. Но ведь он, и перелившись за православные края, относится к церкви релиzиозно? Ведь она для него не •министерство юстиции•? И он зряч к церкви; он знает, что сейчас внутренней пользы церкви, в смысле ее движения, принести нельзя. Значит, урегулировать просто ее отношения с новым государством? Но на это именно Картаmев не нужен. Нужен: или искрен­ ний, простой церковник, честный, вроде Е. Трубецкого, или, напротив, такой же прямой, - дельный и простой, - поли­ тик, не Львов - Львов - дурак. И то, если б стать обер­ прокурором... •Товарищем• же Львову, человек такой само­ бытной и громадной ценности, притом столь мучительной и яркой сложности, как Картаmев, - это со всех сторон затме­ ние, самоизничтожение. Даже грубо смотря - жалко: он худ, остр, тонок, истеричен, проникиовенпо умен, порывист - и сдержан, вибрирует, как струна, слаб здоровьем; нервно-ра­ ботоспособен; при неистовой его добросовестности погряз­ нет дотла в государственно-синоидально-поповских делах и делишках. И во всяко.м случае будет потерян для своего, для глуби­ ны, для своей сущности. (Прибавлю, что •политика• его - кадетирующая, воен­ ная, национальная.) Львов уже возил его в Синод, знакомя с делами. Карта­ шев встретил там жену Тернавцева: •красивый брюнет• - арестован. Опять полки с музыкой и со знаменами •ярче роз•. Сегодня был напечатан мой крамольный •Петербург., написанный 14 дек<абря> 14 года. 247
•И в белоперистости вешних nypr Восстанет он...• Странно. Так и восстал. 18 марта. Суббота Не дают работать, целый день колесо. А., М., Ч., потом опять Карташев, Т., Апеев... И все - неприятно. Карташев, конечно, пошел в •товарищи• Львова; как его вкусно, сдобно, мягко и безапелляционно насаживал на это Апеевl Ничего не могу сказать об этом, кроме того, что уже ска­ зала. В лучшем случае у Карташева пропадет время, в худ­ шем - он сам для настоящего религиозного делания. М. мне очень жаль. Столько в нем хорошего, верного, настоящего - и бессильного. Не совсем понимаю его сегод­ няшнее настроение, унылое, с •охлократическим• страхом. М. точно болен душой - как болен телом. Газеты почти все - панические. И так чрезмерно говорят за войну (без нового голоса, главное), что вредно действуют. Долбят •демократию•, как глупые дятлы. Та, пока что, обещает (кроме •Правды•, да и •Правда• завертелась) - а они долбят. Особенно неистов Мзура из •Веч<ернего> времени•. Как бы об этом Мзуре чего в охранке не оказалось... Я все время жду. Нет, верные вещи надо уметь верно сказать, притом чис­ то и ~власть имеюще•. А правительство (Керенский) - молчит. 19 марта. Воскресенье Весенний день, не оттепель - а дружное таяние снегов. Часа два сидели на открытом окне и смотрели на тысячные процессии. Сначала шли •женщины•. Несметное количество; ше­ ствие невиданное (никогда в истории, думаю). Три, очень красиво, ехали на конях. Вера Фигпер - в открытом авто­ мобиле. Женская и цепь вокруг. На углу образовался затор, ибо шли по Потемкинекой войска. Женщины кричали вой­ скам - •ура•. 248
Буду очень рада, если сженский• вопрос разрешится просто и радикально, как севрейский• (и тем падет). Ибо он весьма противен. Женщины, специализировавшиеся на этом вопросе, плохо доказывают свое •человечество•. Пе­ ровская, та же Вера Фигвер (да и мало ли) занимались не •женскими•, а общечеловеческими вопросами, наравне с людьми, и просто были наравне с людьми. Точно можно, у кого-то попросив, - получить сравенство•l Нелепее, чем просить у царя среволюцию• и ждать, что он ее даст из рук в руки, готовенькую. Нет, женщинам, чтобы равными быть, - нужно равными становиться. Другое дело внешне облегчить процесс становления (если он действительно возможен). Эrо­ могут женщинам дать мужчины, и я, конечно, за это дарова­ ние. Но процесс будет долог. Долго еще женщины, получив справа•, не будут понимать, какие они с ними получили •обязанности•. Поразительно, что женщины, в большин­ стве, понимают -справа•, но что такое собязанность• ... не понимают. Когда у нас поднимался вопрос спольский• и т. п. (а вопросы в разрезе национальностей проще и целомудреннее •полового• разреза) - не ясно ли было, что думать следует о •вопросе русском•, остальные разрешатся сами - им? •Приложится•. Так и •женские права•. Если бы заботу и силы, отданные сженской• свободе, женщины приложили бы к общечеловеческой, - они свою имели бы попутно, и не получили бы от мужчин, а завоева­ ли бы рядом с ними. Всякое специальное - •женское• движение возбуждает в мужчинах чувства весьма далекие именно от сравенства•. Так, один самый обыкновенный человек, - мужчина, - стоя сегодня у окна, умилялся: •И ведь хорошенькие какие есть!• Уж, конечно, он за всяческие всем права и свободы. Однако на -«женское шествие• - совсем другая реакция. Вам это приятно, амазонки? После •баб и дам• - шли опять неисчислимые полки. Мы с Дмитрием уехали в Союз писателей, вернулись - они все идут. В Союзе этом - какая старая гвардия! И где они прята­ лись? Не выписываю имен, ибо- все и всё те же, до Марьи Валентиновны Ватсон с ее качающейся головой. О сцелях• возрождающегося Союза не могли догово­ риться. •Цели• вдруг куда-то исчезли. Прежде надо было •протестовать•, можно было выражать стремление к свободе 249
слова, еще к какой-нибудь, - а тут хлоп! Все свободы даны, хоть отбавляй. Что же делать? Пока решили все •отложить•, даже выбор совета. Вечером были у Х. Много любопытного узнали о вче­ рашнем заседании Совета Раб<очих> Депутатов. Богданов (группа Суханова же) торжественно провалил­ ся со своим предложением реорганизовать Совет. Предложение самое разумное, но руководители толпы не учли, что, потакая толпе, они попадают к ней в лапы. Речь свою Богданов заеладил мармеладом и тут: вы, мол, нам нужны, вы создали революцию... и т. д. И лишь потом по­ шли всякие •но• и предложение всех переизбрать. (Указы­ вал, что их более тысячи, что это даже неудобно... ) •Лейб-компанейцы• отнюдь этого не желают. Вот еще! Вершили дела всего российского государства - и вдруг воз­ вращайся в ряды простых рабочих и солдат. Прямо заявили: вы же говорили только что, что мы нуж­ ны? Так мы расходиться не желаем. Заседание было бурное. Богданов стучал по пюпитру, кричал: •Я вас не боюсь!• Однако должен был взять свой проект обратно. Кажется, вожаки смущены. Не знают, как и поправить дело. Опасаются, что Совет потребует перевыбо­ ров Комитета и все эти якобы властвующие будут забалло­ тированы. Зала заседаний - непривлекательна. Публику пускают лишь на хоры, где сидят и •караульные• солдаты. Сидят в нижнем белье, чай пьют, курят. В залах везде такая грязь, что противно смотреть. Газета Горького будет называться ~новая жизнь• (прямо по стопам •великого• Ленина в 1905-6 году). Так как ре­ дакция против войны (ara, безумцы! Это теперь-то!), а выс­ казывать это в виду общего настроения будто бы невозмож­ но (врут; а не врут - так в •настроение• вцепятся, его бу­ дут разъедать!), то газета будто бы .этого вопроса вовсе не станет касаться (еще милее! О •бо-зарах• · начнут писать? Какое вранье!). Сытин, конечно, исчез. Это меня •не радует- не ранит•, ибо я привыкла ему не верить. 22 марта. Среда Солдаты буйствовали в Петропавловке, ворвались к зак­ люченным министрам, выбросили у них подушки и одеяла. 250
Тревожно и в Царском. Керенский сам ездил rуда арестовы­ вать Вырубову - спасая ее от возможного самосуда? Но вот нечто хуже: у нас прорыв на Стоходе. Тяжелые потери. Общее отношение к этому - еще не разобрать. А ведь это начинается экзамен революции. Еще хуже: правительство о войне молчит. Сытин на днях, по-сытински цинично и по-мужицки вкусно, толковал нам, что никогда вятский мужик на фрон­ те не усидит, коли прослышал, что дома будут делить •зем­ лю•. Улыбаясь, суживая глаза, успокаивал: •Ну, что ж, у нас есть Волга, Сибирь... эка если Питер возъмутl• Сегодня был А. Блок. С фронта приехал (он там в Зем­ союзе, что ли). Говорит, там тускло. Радости революционной не ощущается. Будни войны невыносимы. (В начале-то на войну как на •праздник• смотрел, прямо ужасал меня: •ве­ село•! Абсолютно ни в чем он никогда не отдает себе отче­ та, не может. Хочет ли?) Сейчас растерян. Спрашивает бес­ помощно: •Что же мне теперь делать, чтобы послужить де­ мократии?• Союзные посольства в тревоге: и Стоход - и фабрики до сих пор не работают. Лучше бы подумали, что нет декларации правительствен­ ной до сих пор. И боюсь, что пр<авителъст>во терроризиро­ вано союзниками в этом отношении. О, Господи! Не пони­ мают они, на свою голову, нашего момента. Потому что не понимают нас. Не взглянули вовремя со вниманием. Что - теперь! 25 марта. Суббота Пропускаю дни. Правительство о войне (о целях войны) -молчит. А Милюков, на днях, всем корреспондентам заявил опять, прежним голосом, что России нужны проливы и Кон­ стантинополь. •Правдисты•, естественно, взбесились. Я и секунды не останавливаюсь на том, нужны ли эти чертовы проливы нам или не нужны. Если они во сто раз нужнее, чем это кажется Милюкову, - во сто раз непростимее его фатальная бестаюпность. Почти хочется разорвать на себе одежды. Роковое непон.имание момента, на свою же голову! (И ХОТЪ бы ТОЛЪКО на СВОЮ.) Керенский должен был официально заявлять, что это личное мнение Милюкова, а не пр<авителъст>ва. То же за- 251
явил и Некрасов. Очень красиво, нечего сказать. Хорошая дорога к •укрепление~ пр-ва, к поднятию •престижа влас­ ти~. А декларации нет как нет. В четверг Х. говорил, что Сов<ет> Раб<очих> Деп<ута­ тов> требует Милюкова к ответу (источник прямой - Суханов). Вчера поздно, когда все уже спали и я сидела одна, - звонок телефона. Подхожу - Керенский. Просит: ~нельзя ли, чтобы кто-нибудь из вас пришел завтра утром ко мне в министерство... Вы, 3. Н., я знаю, встаете поздно ... ~ - •А Дм<итрий> Вл<адимирович> болен, я попрошу Дм<итрия> Серг<ееви>ча прийти, непременно... ~ - подхватываю я. Он объясняет, как пройти. И сегодня утром Дмитрий туда отправился. Не так давно Дмитрий поместил в ~дне• статью под заглавием ~14 мар­ та•. ~Речь• ее отвергла, ибо статья была тона примиритель­ ного и во многом утверждала декларацию советов о войне. Несмотря на то, что Дмитрий в статье стоял ясно на прави­ тельственном, а не на советском берегу, и строго это подчер­ кивал, - •Речь• не могла вместить; она круглый враг всего, что касается революции. Даже не судит - отвергает без суда. Позиция непримиримая (и слепая). Если б она хоть была всегда скрытая, а то прорывается, и в самые неподхо­ дящие моменты. Но Дмитрий в статье указывал, однако, что должно пра­ вительство высказаться. К сожалению, Дмитрий вернулся от Керенского какой-то растерянный и растрепанный, и без толку, путем ничего не рассказал. Говорит, что Керенский в смятении, с умом за разумом, согласен, что правительственная декларация необ­ ходима. Однако не согласен с манифестом 14 марта, ибо там есть предавание западной демократии., (Там есть кое-что по­ хуже, но кто мешает взять только хорошее?) Что деклара­ ция пр-вом теперь вырабатывается; но что она вряд ли по­ нравится •дозорщикам• и что, пожалуй, всему пр-ву при­ дется уйти (поэтому? .. ) . О Совете говорил, что это •кучка фанатиков•, а вовсе не вся Россия, что нет •двоевластия• и пр-во одно. Тем не менее тут же весьма волновался по пово­ ду этой ~кучки• и уверял, что они делают серьезный нажим в смысле мира сепаратного. Дмитрий, конечно, сел на своего •грядущего• Ленина, принялся им Керенского вовсю пугать; говорит, что и Ке­ ренский от Ленина тоже в панике, бегал по кабинету (там 252
сидел и глухарь Водовозов), хваталея за виски: •Нет, нет, мне придется уйти•. Рассказ бестолковый, но, кажется, и свидание было бес­ толковое. Хотя я все-таки очень жалею, что не пошла с Дмитрием. Макаров сегодня жаловался, что этот •тупица• Скобелев с наглостью требует Зимнего дворца под Совет Рабочих и Солдатских Депутатов. Да, действительно! Нет покоя, все думаю, какая возможна бы мудрая, новая, крепкая и достойная декларация пр-ва о войне, обезоружи­ вающая всякие Советы - и честная. Возможна? Америка (выступившая против Германии) мне продолжа­ ет нравиться. Нет, Вильсон не идеалист. Достойное и реаль­ но-историческое поведение. Во времени и в пространстве, что называется. Были похороны 4Жертв• на Марсовом поле. День выдал­ ся грязный, мокрый, черноватый. Лужи блестели. Лавки за­ перты, трамваев нет, 4два миллиона• (как говорили) народу, и в порядке, никакой Ходынки не случилось. Я (вечером, на кухне, осторожно). Ну, что же там было? И как же так, схоронили, со святыми упокой, вечной памя­ ти даже не спели, зарыли - готово? Ваня Румянцев (не Пугачев, а солдат с завода, щуплень­ кий). Почему вы так думаете, Зинаида Николаевна? От каждого полка был хор, и пели все, и помолились как луч­ ше не надо, по-товарищески. А что самосильно, что попов не было, так на что их? Теперь эта сторона взяла, так они готовы идти, даже стремились. А другая бы взяла, они этих самых жертв на виселицу пошли провожать. Нет уж, не надо ... И я молчу, не нахожу возраженья, думаю о том, что ведь и Толстого они не пошли провожать, и не только не 4стре­ мились•, а даже молиться о нем не молились... начальство запретило. Тот же Аггеев, из страха перед 4е. н.•, как он сам признался, даже на толстовское заседание Рел<игиозно>­ Фил<ософского> О<бщест>ва не пошел. (После смерти Толстого.) Я никого не виню, я лишь отмечаю. А Гришку Питирим соборне отпел и под алтарем поrреб. Безнадежно глубоко (хотя фатально-несознательно) вос­ принял народ связь православия и самодержавия. Карташев пропал на целую неделю. Весь в бумагах и мелких консисторских делишках. Да и что можно тут сделать, даже если б был не тупой и упрямый Львов? 253
Как жаль! То есть как жаль, во всех отношениях, что Карт. туда пошел. 5 апреля. Среда Вот как долго я здесь не писала. Даже не знаю, что записано, что нет. А в субботу, - 8 -ro, мы уезжаем опять в Кисловодск. (Возьму книrу с собой.) Теперь очень трудно ехать. И не хочется. (Надо.) В субботу же, через час после нашего отъезда, должны приехать (едут через Анrлию и Швецию) - наши давние друзья эмигранты. Ел., Х., Борис Савинков (Ропшин). Коrда-нибудь я напишу десятилетнюю историю наших rлубоких с ними отношений. Ел. и Борис люди поразительно разные. Я обоих люблю - и совершенно по-разному. Зная их жизнь в эмиграции, непре­ рывно (т. е. с перерывами нашего пребывания в России) общаясь с ними за последние десять лет, - я жrуче интере­ суюсь теперь их ролью в революционной России. Борис в начале войны часто писал мне, но сношения так были зат­ руднены, что я почти не моrла отвечать. Они оба так любопытны, что, повторяю, здесь rоворить о них между прочим - не стоит. Тремя словами только обо­ значу rлавную внутреннюю сущность каждого: Ел. - свет­ лый, раскрытый, общественный (коллективный) человек. Борис Савинков - сильный, сжатый, властный индивидуа­ лист. Личник. (Оба, в своем, часто крайние). У первого до­ минируют чувства, у второго - ум. У первого - центробеж­ ность, у второго - центростремительность. По этим внутренним линиям строится и внешняя жизнь каждого, их деятельность. Принцип •демократичности• и •аристократичности• (очень широко понимая). Они - дру­ зья, старые, давние. Моrли бы, - но что-то мешает, - допол­ нять друr друrа; часто сталкиваются. И не расходятся окон­ чательно, не моrут. К тому же Ел. так добр, кроток и верен в любви, что лично и не может совсем поссориться с давним друrом-соработником. Как, чем, в какой мере, на каких линиях будут нужны эти •революционеры• уже совершившейся русской рево­ люции? Силою вещей до сих пор оба (я их почти как сим­ волы тут беру) были разрушителями. Рассуждая теорети­ чески - принцип Ел. был более близок к •созиданию•, к его возможностям. Но... rде савинковекая твердость? Нехватка. 254
Суживая вновь принципы, символы, до лиц, отмечу, что относительно лиц данных придется учитывать и десятилет­ нюю эмиграцию. Последние же годы ее - полная оторван­ ность от России. И, кажется, насчет войны они там особен­ но не могли понимать положения России. Оттуда. Из Франции. Я так пристально и подробно останавливаюсь на личнос­ тях в моей записи потому, что не умею верить в события, совершающиеся вне всякого элемента личных воль. •Люди что-то весят в истории•, этого не обойдешь. Я склонна ире­ увеличивать вес, но это мои ошибки; приуменьшить его будет такой же ошибкой. Из других возвращающихся эмигрантов близко знаю я еще Б. Н. Моисеенко (и брат его С. Н., но он, кажется, не приезжает, он на Яве). Чернова не видела случайно; однако имею представление об этом фрукте. Его в партии терпеть не могли, однако считали. партийным •лидером•, чему я всегда изумлялась: по его •литературе• - это самоуверен­ ный и самоупоенный тупяк. Авксентьев - культурный. Эмиграция его отяжелила, и он тут вряд ли заблестит. Но человек, кажется, весьма ничего себе, порядочный. Х-ие остановятся в нашей квартире, на Сергиевской. Са­ вилков будет жить у Макарова. Что, однако, случилось? Очень много важного. Но сначала запишу факты мелкие, случаи, так сказать, собственные. Чтобы перебить •отвлече­ ния• и ~рассуждения•. (Ибо чувствую, опять в них влезу.) Поехали мы, все трое, по настоянию Макарова, в Зимний Дворец, на ~театральное совещание•. Это было 29 марта. Головин, долженствовавший председательствовать, не при­ был, вертелся, вместо него, бедный Павел Михайлович. Мы приехали с ~детского подъезда•. В залу с колоннами било с Невы весеннее солнце. Вот это только и было прият­ но. В общем же - зрелище печальное. Все ~звезды• и воротилы бывших •императорских•, ныне •государственных• театров, московских и петербургских. Южин, Карпов, Собинов, Давыдов, Фокин... и масса других. Все они, и все театры, зажелали: 1) автономии, 2) субси­ дий. Только об этом и rоворили. Немирович-Данченко, директор не государственного, а Художественного театра в Москве, выделялся и прямо потрясал там культурностью. 255
Заседание тянулось, неприятно и бесцельно. Уже смотре­ ли друг на друга глупыми волками. Наконец, Дима вышел, за ним я, потом Дмитрий, и мы уехали. А вечером, у нас, было •тайное• совещание - с Голови­ ным, Макаровым, Бенуа и Немировичем. Последнего мы убеждали идти в помощники к Головину, быть, в сущности, настоящим директором театров. Ведь в таком виде - все это рухнет... Головину очень этого хоте­ лось. Немирович и так, и сяк... Казалось - устроено, нет: Немирович хочет •выждат». В самом деле, уж очень бурно, шатко, неверно, валко. Останется ли и Головин? На следующий день Немирович опять был у нас, долго сидел, пояснял, почему хочет •годить•. Пусть театры •поав­ тономяп· ... Далее. Приехал Плеханов. Его мы часто встречали за границей. У Савинкова не раз и в других местах. Совсем европеец, культурный, образованный, серьезный, марксист несколько академического типа. Кажется мне, что не придется он по мерке нашей революции, ни она ему. Пока - восторгов его приезд будто не вызвал. Вот Ленин... Да, приехал-таки этот сТришка• наконец! Встреча была помпезная, с прожекторами. Но... он приехал через Германию. Немцы набрали целую кучу таких •вред­ ных• тришек, дали целый поезд, запломбировали его (чтоб дух на немецкую землю не прошел) и отправили нам: полу­ чайте. Ленин немедленно, в тот же вечер, задействовал: объя­ вил, что отрекается от социал-демократии (даже большевиз­ ма}, а называет себя отныне •социал-коммунистом•. Была, наконец, эта долгожданная, запоздавшая, деклара­ ция пр-ва о войне. Хлипкая, слабая, безвластная, неясная. То же, те же, •без аннексий•, но с мямленьем, и все вполголоса, и жидкое •оборончество• - и что еще? Если теперь не время действовать смелее (хотя бы с рис­ ком}, то когда же? Теперь за войну мог бы громко звучать только голос того, кто ненавидел (и ненавидит) войну. Тех •действий обеими руками» Керенского, о которых я писала, из декларации не вытекает. Их и не видно. Незамет­ но реальной и властной заботы об армии, об установлении там твердых линий •свобод•, в пределах которых сохраnя­ ется сила армий как сила. (Ведь Приказ М 1 еще не пара- 256
лизован. Армию свободно наводняют любые агитаторы. Ведь там не чувствуется новой власти, а только исчезнове­ ние старой!) Одна рука уже бездействует. Не лучше и с друrой. За .мир ничего явного не сделано. Наши •цели войны• не объявлены с несомненной определенностью. Наше военное положение отнюдь не таково, чтобы мы могли диктовать Германии условия мира, куда там! И однако мы доllЖНы б·ы решиться на нечто вроде этого, прямо должны. Всякий день, не уставая, пусть хоть полуофициально, твердить о наших условиях мира. В сговоре с союзниками (вдолбить им, что нельзя упустить этой минуты... ), но и до фактического сго­ вора, даже ради него, - все-таки не мямлить и не мол­ чать, - диктовать Германии •условия• приемлемого мира. Это должно делать почти грубо, чтобы было понятно всем (всем. - только грубое и понятно). Облекать каждо­ дневно в реальную форму, выражать денно и нощно согла­ сие на немедленный, справедливый и бескорыстный мир - хоть завтра. Хоть через час. Орать на весь фронт и тыл, что если час прошел и мира нет - то лишь потому, что Герма­ ния на мир не соглашается, не хочет мира и все равно поле­ зет на нас. И тогда все равно не будет мира, а будет война - или бойня. В конце концов •условия• эти более или менее известны, но они не сказаны, поэтому они не существуют, нет для них одной формы. Первый звук, в этом смысле, не найден. Да его сразу и не найдешь, - но нужно все время искать, про­ бовать. Да, великое горе, что союзники не понимают важности момента. У них ничего не случилось. Они думают в иреж­ ней линии и о себе - и о нас. Пусть они заботятся о себе, я это понимаю. Но для себя же им нужно учитывать нас! Был В. Зензинов, я с ним долго говорила и о •деклара­ ции• пр-ва, и обо всем этом. Декларацией, как он говорил, он тоже не удовлетворен (кажется, и никто, нигде не удов­ летворен, даже в самом пр-ве). На мои •дикие• предложе­ ния и проекты •nодиктовать• условия мира он только гля­ дел полуопасливо. Общая робость и мямленье. Что хранит правительство? Чего кто боится? Ну, [ермания все это отвергнет. Ну, она даже не ответит. Так что же? Быть может, я мечтаю. Я говорю много вздору, конеч­ но, - но я стою за линию и буду утверждать, что она, в 257 17 Дневники: 1893-1919
общем, верна. Скажу (шепотом, про себя, чтобы потом не очень стыдиться) еще больше. В стороне от союзников (если они так нисколько не сдвинутся) можно бы рискнуть вплоть до мысли о -4Сепаратном• мире. Это во всяком слу­ чае заставило бы их задуматься, взглянуть внимательнее в нашу сторону. А то они слишком спокойны. Не знают, что мы - во всяком случае ne Европа. Странно думать о России и видеть ее во образе... Милюкова. Впрочем, я Бог знает куда залетела. Сама себя перестала понимать. В голове все самые известные вещи... Но форма - это не мое дело, всякий оформит лучше меня, - и .моЖ1lо найти форму, от которой не отnертелись бы союзники. Довольно, пора кончать. Будь что будет. Я хочу думать, хочу, - что будет хорошее. Я верю Керенскому. Лишь бы ему не мешали. Со связанными руками не задействуешь. Ни твердости, ни власти не проявишь (именно власть нужна). Пока - кроме СЛОВ (притом безвластных и слов-то) ничего от пр-ва нашего нет. КИСЛОВОДСК 17 апреля Идет дождь. Туман. Холодно. Здесь невероятпая дыра, полная просто нелепостями. Прислужьи забастовки. Труся­ щие, но грабящие домовладельцы. Тоже какой-то -4Солдат­ ский совет•. Милы - дети, гимназистки и гимназисты. Только они светло глядят вперед. 23 апреля. Воскресепье Грандиозный разлив Дона; мост провалился, почта не ходит. Мы отрезаны. Смешно записывать отрывочные сведе­ ния из местных газет и случайного петербургского письма. У меня есть мнения и догадки, но как это сидеть и гадать впустую? Отмечу то, что вижу отсюда: буча из-за войны разгорается. Иностранная •нота•, как бы от всего пр-ва, но явно со­ ставленная Милюковым (голову даю на отсечение), возбу­ дила страсти совершенно ненужным образом. Было соеди­ ненное заседание пр<авительст>ва и Сов<ета> Р<абочих> 258
и С<олдат>, после чего пр-во дало •разъяснение•, весьма жалкое. Кажется, положение острое. (Издали.) 2.мая Однако дела неважны. Здесь - забастовки, с самыми не­ умеренными требованиями, которые длятся, длятся и конча­ ются тем, что •Совет• грозит: сУ нас 600 штыков!•, после чего •требования принимаются•. В Петербурге 21-го было побоище. Вооруженные рабочие стреляли в безоружных солдат. Мы знаем здесь... почти ничего не знаем. Железнодорож­ ный мост не исправлен. Газеты беспорядочны. Письма запаз­ дЫвают. Из этого хаоса сведений можно, однако, вывести, что дела ухудшаются: Гучков и Грузинов ушли, в армии плохо, развал самый беспардонный везде. Пожалуй, уж и все пр-во ушло во славу ленинцев и черносотенцев. Тревожно и страшно - вдали. Гораздо хуже, чем там, ког­ да в тот же момент все знаешь и видпшь. Тут точно оглох. 4.мая Беспорядочность сведений продолжается. Знаем, что ушел Милюков (достукался), вместо него Терещенко. Это фигура... никакая, •меценат• и купчик-модерн. Очевидно, его взяли за то, что по-английски хорошо говорит. Вместо IУчкова - сам Керенский. Это похоже на хорошее. Одна рука у него освободилась. Теперь он может поднять свой голос. •Побединцы• в унынии и панике. Но я далеко еще не в унынии и от войны. Весь вопрос, будет ли Керенский дей­ ствовать обеи.ми руками. И найдет ли он себе необходимых помощников в этом деле. Он один в верной линии, но он - один. 9.мая В Петербурге уже •коалиционное• министерство. Чернов (гмl гмl), Скобелев (глупый человек), Церетели (порядоч­ ный, но мямля) и Пешехонов (литератор!). Посмотрим, что будет. Нельзя же с этих пор падать в уныние. Или так вихляться под настроением, как Дмитрий. Попробуем верить в грядущее. 259
20 .мая. Суббота Завтра Троица. Погода сырая. Путь не восстановлен. Те­ леграфа нет из-за снежной бури по всей России. При общем тяжелом положении тыла, при смутном со­ стоянии фронта, - жить здесь трудно. Но не поддаюсь тя­ жести. Это был бы rpex сознания. Керенский военный министр. Пока что - он действует отлично. Не совсем так, как я себе рисовала, отчетливых действий •обеими руками• я не вижу (может быть, отсюда не вижу?), но говорит он о войне прекрасно. О Милюкове и Гучкове теперь все, благородные и хамы, улица, интеллигенты и партийники, говорят то, что я гово­ рила несколько лет подряд (а теперь не стала бы говорить). Обрадовалисьl Нашли время! Теперь поздно. Не нужно. Кающийся кадет, министр Некрасов, только что болтал где-то о •бесполезности правого блока•. (Этого Некрасов~ я знаю. Бывал у нас. Считался •левым• кадетом. Не замечате­ лен. Кажется, очень хитрый и без стержня.) Милюков остался совершенно в том же состоянии. Ни разучился, ни научился. Сейчас, уязвленный, сидит у себя и новому пр-ву верит •nостольку-поскольку•... Ну, Бог с ним. Жаль ведь не его. Жаль того, что он имеет и что не у.меет отдать России. Керенский - настоящий человек на настоящем месте. The гight man on the right place1 , как говорят умные англи­ чане. Или - The right man on the right moment? 2 А если только for one moment? 3 Не будем загадывать. Во всяком случае, он имеет право говорить о войне, за войну - именно потому, что он против войны (как таковой). Он был •nора­ женцем• - по глупой терминологии •nобединцев•. (И меня звали •nораженкой•.) 18 июня. Воскресенье Через неделю, вероятно, уедем. Положение тяжелое. Зна­ ем это из кучи rазет, из петербургских писем, из атмосфер­ ного ощущения. Вот главное: •коалиционное• министерство, совершенно так же, как и первое, власти не имеет. Везде разруха, раз- 260 1 Человек на своем месте (ам.). 2 Человек в нужный момент (tlШll.). 3 на время (ашл.).
вал, распущенность. •Большевизм• пришелся по нраву на­ шей темной, невежественной, развратенной рабством и вой­ ной, массе. Началась •вольница•, дезертирство. Начались разные •республики• - Кронштадт, Царицын, Новороссийск, Кир­ санов и т. д. В Петербурге •налеты• и •захваты•, на фронте разложение, неповиновение и бунты. Керенский неутомимо разъезжает по фронту и подправляет дела то там, то здесь, но ведь это же невозможно! Ведь он должен создать систе­ му, ведь его не хватит, и никого одного не может хватить. В тылу - забастовки, тупые и грабительские - преступ­ ные в данный момент. Украйна и Финляндия самовольно грозят отложиться. Совет Раб<очих> и С<олдатских> Де­ пут<атов>, даже общий съезд советов почти так же бессиль­ ны, как пр-во, ибо силою вещей поправели и отмежевыва­ ются от •большевиков•. Последние на 1О июня назначили вооруженную демонстрацию, тайно подготовив кронштадт­ цев, анархистов, тысячи рабочих и т. д. Съезд Советов вме­ сте с пр-вом заседали всю ночь, достигли отмены этой страшной •демонстрации• с лозунгом •долой все•, предотв­ ратили смертоубийство, но... только на этот раз, конечно. Против тупого и животного бунта нельзя долго держаться увещаниями. А бунт подымается именно бессмысленный и тупой. Наверху видимость борьбы такая: большевики орут, что правительство, хотя объявило войну чисто оборонитель­ ной, допускает возможность и наступления с нашей сторо­ ны; значит, мол, лжет, хочет продолжать •без конца• ту же войну, в угоду •союзническому империализму•. Вожаки большевизма, конечно, понимают, сами-то, грубый абсурд положения, что при войне оборонительной не должно ни­ когда, нигде, ни при каких обстоятельствах быть наступле­ ния, даже с намерениями возвратить свои же земли (как у нас). Вожаки великолепно это понимают, но они пользуют­ ся круглым ничегонепониманием тех, которых намерены привести в бунтовское состояние. Вернее - из пассивно­ бунтовского состояния перевести в активно-бунтовское. Какие же у них, собственно, цели, для чего должна послу­ жить им эта акция - с полной отчетливостью я не вижу. Не знаю, как они сами это определяют. Даже неясно, в чьих интересах действуют. Наиболее ясен тут интерес гер­ манский, конечно. Очень стараются большевики •литературные•, из окру­ жения Горького. Но перед ними я подчас вовсе теряюсь. Не 261
верится как-то, чтобы они сознательно жаждали слепых кровопролитий, неминучих, чтобы они действительно не по­ нимали, что говорят. Вот я давно знаю Базарова. Это ум­ ный, образованный и тихий человек. Что у него теперь внутри? Он написал, что даже не сепаратного мира •мы хотим•, но... сепаратной войны. Честное слово. Какая-то но­ вая война, Россия против всего мира, одна, - и это •немед­ ленно•. Точно не статья Базарова, а сонный бред папуаса; только ответственный, ибо слушают его тучи под-папуасов, готовых одинаково на все... Главные вожаки большевизма - к России никакого отно­ шения не имеют и о ней меньше всего заботятся. Они ее не знают - откуда? В громадном большинстве не русские, а русские - давние эмигранты. Но они нащупывают инстинк­ ты, чтобы их использовать в интересах... право, не знаю точ­ но, своих или германских, только не в интересах русского народа. Это - наверно. Цинически-наивный эгоизм дезертиров, тупо-невеже­ ственный ( •я молодой, мне пожить хочется, не хочу вой­ ны• ), вызываемый проповедъю большевиков, конечно, хуже всяких •воинственных• настроений, которые вызывала цар­ ская палка. Прямо сознаюсь -хуже. Вскрывается животное отсутствие совести. Немилосердна эта тяжесть •свободы•, навалившаяся на вчерашних рабов. Совесть их еще не просыпаласъ, и про­ блеска сознания нет, одни инстинкты: есть, пить, гулять... да еще шевелится темный инстинкт широкой русской •вольни­ цы• (не •воли• ). Хочется взывать к милосердию. Но кто способен дать его сейчас России? Несчастной, невиновной, опоздавшей на века России, - опять, и здесь, опоздавшей? Оказать им милосердие - это сейчас значит: создать власть. Человеческую, - но настоящую власть, суровую, быть может, жестокую, - да, да, -жестокую по своей пря­ моте, если это нужно. Такова минута. Какие люди сделают? Наше Вр<еменное> пр<авителъ­ ст>во - Церетели, Пешехонов, Скобелев? Не смешно, а не­ вольно улыбаюсь. Они только умели •страдать• от •власти• и всю жизнь ее ненавидели. (Не говорю уже о личных их способностях.) Керенский? Я убеждена, что он понимает момент, знает, что именно это нужно: •взять на себя и дать им•, но... я далеко не убеждена, что он: 1) сможет взять на 262
себя и 2) что, если бы смог взять, - тяжесть не раздавила бы слабых плеч. Не сможет потому уже, что хотя и понимает, - но и в нем сидит то же впитанное отвращение к власти, к ее не­ пременно внешним, обязательно насильническим, приемам. Не сможет. Остановится. Испугается. Носители власти должны не бояться своей власти. Толь­ ко тогда она будет настоящая. Ее требует наша историчес­ кая минута. И такой власти нет. И, кажется, нет для нее людей. Нет сейчас в мире народа более безгосударственного, бессовестного и безбожного, чем мы. евалились лохмотья, почти сами, и вот, под ними голый человек, первобытный - но слабый, так как измученный, истощенный. Война выела последнее. И война тут. Ее надо кончить. Оконченная без достоинства - не простится. А что, если слишком долго стыла Россия в рабстве? Что, если застыла, и теперь, оттаяв, не оживает, - а разлагается? Не могу, не хочу, нельзя верить, что это так. Но время единственное по тяжести. Война, война. Теперь все силы надо обратить на войну, на ее поднятие на плечи, на ее на­ пряженное заканчивание. Война - единое возможное искупление прошлого. Со­ хранение будущего. Единое средство опомниться. Последнее испьпание. 13 июля. Четверг Еще мы здесь, в Кисловодске. Не могу записать всего, что было в эти дни годы. Запишу кратко. 18 июня началось наше наступление на юга-западе. В этот же день в Спб. была вторая попытка выступления большевиков, кое-как обошедшаяся. Но тупая стихия, раздражаемая загадочными мерзавчиками, нарастала, на­ рывала... День радости и надежды 18 июня быстро прошел. Уже в первой телеграмме о наступлении была странная фраза, ко­ торая заставила меня задуматься: ~...теперь, что бы ни было дальше... • А дальше: дни ужаса. 3, 4 и 5-го июля, дни петербургско­ го мятежа. Около тысячи жертв. Кронштадтцы-анархисты, воры, грабители, темный гарнизон явились вооруженными на улицы. Было открыто, что это связано с немецкой орга- 263
низацией (?). (По безотчетности, по бессмыслию и ничего­ непониманию делающих бунт это очень напоминало улич­ ные беспорядки в июле 14 года, перед войной, когда немец­ кая рука вполне доказана.) Ленин, Зиновьев, Ганецкий, Троцкий, Стеклов, Каменев - вот псевдонимы вожаков, скрывающие их неблагозвучные фамилии. Против них выдвигается формальное обвинение в связях с германским правительством. Для усмирения бунта была приведена в действие артил­ лерия. Вызваны войска с фронта. (Я много знаю подробностей из частных писем, но не хочу их приводить здесь, отсюда пишу лишь ~отчетно•.) До 11-го бунт еще не был вполне ликвидирован. Кадеты все ушли из пр-ва. (Уйти легко.) Ушел и Львов. Вот последнее: наши войска с фронта самовольно бегут, открывая дорогу немцам. Верные части гибнут, массами гиб­ нут офицеры, а солдаты уходят. И немцы вливаются в воро­ та, вослед убегающего стада. Они - трусы даже на улицах Петербурга; ложились и едавались безоружным. Ведь они так же не знали, •во имя• чего бунтуют, как (до сих пор!) не знают, во имя чего вое­ вать. Ну и уходи. Побунтовать все-таки не так страшно; дома и свой брат, а немцы-то ой-ой! Я еще говорила о совести. Какая совесть там, где нет первого проблеска сознания? Бунтовские плакаты особенно подчеркивали, что бунт был без признака смысла - у ero делателей. ~вся власть советам•. ~долой министров-капиталистов•. Никто не знал, для чего это. Какие это министры-капиталисты? Кадеты? .. Но и они уже ушли. ~советов• же бунтовщики знать не хотели. Чернова окружили, затрещал пиджак, Троцкий­ Бронштейн явился спасителем, обратившись к 4революци­ онным матросам•: ~Кронштадтцыl Краса и гордость русской революции!.. • Польщенная ~краса• не устояла, выпустила из лап звериных Черновекий пиджак, ради столь милых слов Бронштейна. Уж правда ли все происходящее? Похоже на предутренний кошмар. Еще: обостряется голод, форменный. Что прибавить к этому? Слова правительства о ~реши­ тельных действиях•. Опять слова. Кто-то арестован, кто-то освобожден... Окровавленные камни и те вопиют против большевиков, но они пока безнаказанны. Пока?.. 264
Вот что еще можно прибавить: я все-таки верю, что бу­ дет, будет когда-нибудь хорошо. Будет свобода. Будет Рос­ сия. Будет мир. 19 июля. Среда Вовек проклятая сегодня годовщина. Трехлетие войны. Но сегодня ничего не запишу из совершающегося. Сегод­ ня хоть в трех словах, ·для памяти, о здешнем. И даже не о здешнем, а просто отмечу, что мы несколько раз видели ге­ нерала Рузского (он был у нас). Маленький, худенький ста­ ричок, постукивающий мягко палкой с резиновым наконеч­ ником. Слабенький, вечно у него воспаление легких. Недав­ но поправился от последнего. Болтун невероятный, и никак уйти не может, в дверях стоит, а не уходит. Как-то встре­ тился у нас с кучей молодых офицеров, которые приглаша­ ли нас читать на вечер Займа Свободы. Кстати, тут же при­ ехали в Кисловодск и волынцы (оркестр). Вечер этот, ска­ зать между прочим, состоялся в Курзале, мы участвовали. (Я давным-давно отказываюсь от всех вечеров, годы, но тут решила изменить правилу - нельзя.) Рузский с офицерами держал себя... отечески-генераль­ ски. Щеголял этой •отечественностью•... ведь революция! И все же оставался генералом. Я спрашивала его о Родзянковской телеграмме в февра­ ле. Он стал уверять, что •Родзянко сам виноват. Что же он вовремя не приехал? Я царю сейчас же вечером (или за обедом) сказал, он на все был согласен. И ждал Родзянку. А Родзянко опоздал•. - А скажите, генерал, - если только это не нескромный вопрос, почему вы ушли весной? - Не я ушел, это 4меня ушли•, - с готовностью отвечал Рузский. - Это Гучков. Приехал он на фронт - ко мне... Пошла длиннейшая история его каких-то несогласий с Гучковым. - А тут сейчас же и сам он ушел, - заключил Рузский. Говорил еще, что немцы могут взять Петербург в любой день - в какой только пожелают. Где Борис Савинков? Первое письмо от него из Петер­ бурга я получила давно, несколько иронического тона в описании быта новых •товарищей• министров, очень сдер­ жанное, без особых восторгов относительно революционного аспекта. В конце спрашивал: •Я все думаю, свои ли .мы?• 265
Действительно, ведь с начала войны мы ничего толком не знаем друг о друге. Затем было второе письмо: он уже комиссаром 7-й ар­ мии, на фронте. Писал о войне, - и мне отношение понра­ вилось: чувствуется серьезность к серьезному вопросу. На мой вопрос о Керенском (я писала, что мы ближе всего к позиции Керенского) ответил: •Я с Керенским всей ду­ шой... • Бьmо какое-то •но•, должно быть, неважное, ибо я его не помню. По-моему, Савинков должен был находиться там, где происходило наступление. В газетах часто попадает­ ся его имя, и в очень хорошем виде. Савинков, именно такой, какой он есть, очень может (или мог бы) пригодиться. 26-zo июля С каждым днем все хуже. За это время кризис правительства дошел до предела. Керенский подал в отставку. Все испугались, заседали ноча­ ми, решили просить его остаться и самому составить каби­ нет. Раньше он пытался сговориться с кадетами, но ничего не вышло: кадеты против декларации 8 июля (какая это?). Затем история с Черновым, который открыто ведет себя максималистом. (По-моему - Чернов против Керенского: задыхается от тщеславной зависти.) Трудно знать все отсюда. Пишу, что ловлю, для памяти. Итак- кадеты отказались войти •партийно• (допустили вхождение личное, на •свою совеет»). Чернов подал в от­ ставку, мотивируя, что он оклеветан и восстановить истину ему легче, не будучи министрам. Отставка принята. Это все до 23-го июля включительно. А сегодня - краткие и дикие сведения по телеграммам: правительство Керенским соста~лено - неожиданное и (бо~ юсь) мертворожденное. Не видно его принципа. Веет слу­ чайностью, путаностью. Противоречиями. Премьер, конечно, Керенский (он же военный министр), его фактический товарищ (~управляющий военным ведом­ ством•) - наш Борис Савинков (как? когда, откуда? Но это-то очень хорошо). Остались: Терещенко, Пешехонов, Скобелев, да недавний, несуществующий, Ефремов, явились Никитин (?), Ольденбург и - уже совершенно непонятным образом - опять явился Чернов. Чудеса; хорошо, если не 266
глупые. Вместо Львова - Карташев. (Как жаль его. Прежде только бессилие, а теперь, сверх него, еще и ответствен­ ность. Из этого для него ничего доброго, кроме худого, не выйдет.) Ушел, тоже не понять почему, Церетели. Нет, надо знать изнутри, что это такое. На фронте то же уродство и бегство. В тылу крах пол­ ный. Ленина, Троцкого и Зиновьева привлекают к суду, но они не поддаются судейской привлекательности и не наме­ рены показываться. Ленин с Зиновьевым прозрачно скрыва­ ются, Троцкий действует в Совете и ухом не ведет. Несчастная страна. Бог, действительно, наказал ее: отнял разум. И куда мы едем? Только ли в голод, или еще в немцев и, сверх того, в царство Бронштейнов и Нахамкесов? Какие перспективыl Писала ли я, что милейшей дубинке Н. Д. Соколову от­ лился подвиг Приказа .N.! 1? Поехал на фронт с увещевани­ ями, а воспитанные его приказом товарищи-солдаты вдрызг увещателя исколотили. Каской по черепу. Однако не видно плодов учения. Только выйдя из больницы, заявил во всех газетах, что он •большевиком никогда не был• (?). Чхенкели ограбили по дороге в Коджоры, чуть не убили. Во время июльского мятежа какие-то солдаты, в тумане обалдения, несли плакат: •Первая пуля Керенскому•. Как мы счастливы. Мы видели медовый месяц револю­ ции и не видели ее •в грязи, во прахе и в крови•. Но что мы еще увидим! 1 августа. Вторник В пятницу (тяжелый день) едем. Русские дела все те же. Как будто меньше удираине от немцев со времени восста­ новления смертной казни на фронте. Но только •меньше•, ибо восстановили-то слепо, слабо, неуверенно, точно краду­ чись. Я считаю, что это преступно. Или не восстановляй, или так, чтобы каждый солдат знал с полной несомненнос­ тью: если едешь вперед - может быть, умрешь, может быть, нет, на войне не всех убивают; если идешь назад, самоволь­ но, - умрешь наверно .. Только так. Очень плохи дела. Мы все отдали назад, немцы грозят и югу, и северу. Большевики (из мелких, из завалящих) арес- 267
тованы, как, например, Луначарский. Этот претенциозно­ беспомощный шут хлестаковского типа достаточно известен по эмиграции. Савинков любил копировать его развязное малограмотство. Чернова свергнуть не удалось (что случилось?), и он продолжает максимальничать. Зато наш Борис по всем ви­ димостям ведет себя молодцом. Как я рада, что он у дел! И рада не столько за него, сколько за дело. Учр. собрание отложено. Что еще будет с этим пр-вом - неизвестно. Но надо же верить в хорошее. Ведь ~хорошее• или ~дур­ ное• - не предопределено заранее, не написано; ведь это наши человеческие дела; ведь от нас (в громадной доле) за­ висит, куда мы пойдем: к хорошему или дурному. Если не так, то жить напрасно. ПЕТЕРБУРГ 8 августа. Вторник Сегодня в 6 час. вечера приехали. С приключениями и муками, с разрывом поезда. Через два часа после приезда у нас был Борис Сатwков. Трезвый и сильный. Положение обрисовал крайне острое. Вот в кратких чертах: у нас ожидаются территориальные потери. На севере - Рига и далее, до Нарвы, на юге - Мол­ давия и Бессарабия. Внутренний развал экономический и политический - полный. Дорога каждая минута, ибо это минуты - предпоследние. Необходимо ввести военное поло­ жение по всей России. Должен приехать (послезавтра) из Ставки Корнилов, чтобы предложить, вместе с Савинковым, Керенскому припятне серьезных мер. На предполаrающееся через несколько дней Московское совещание правительство должно явиться не с пустыми руками, а с определенной программой ближайших действий. Твердая власть. Дело, конечно, ясное и неизбежное, но... что случилось? Где Керенский? Что тут произошло? Керенского ли подме­ нили, мы ли его ранее не видели? Разрослось ли в нем вот это - останавливающееся перед прямой необходимостью: •взять власты·, начало, я еще не вижу. Надо больше узнать. Факт, что Керенский - боится. Чего? Кого? 268
9 августа. Среда Утром был Карташев (о нем, нынешнем •министре испо­ веданий• потом. Безотрадно). Были и другие люди. Затем, к вечеру, опять приехал Борис. В эту ночь очень серьезно говорил с Керенским. И - подал в отставку. Все дело висит на волоске. Завтра должен быть Корнилов. Борис думает, что он, пожалуй, вовсе не приедет. Что же сталось с Керенским? По рассказам близких - он неузнаваем и невменяем. Идея Савинкова такова: настоя­ тельно нужно, чтобы явилась, наконец, действительная власть, вполне осуществимая в обстановке сегодняшнего дня при такой комбинации: Керенский остается во главе (это непременно), его ближайшие помощники-сотрудники­ Корнилов и Борис. Корнилов - это значит опора войск, за­ щита России, реальное возрождение армии; Керенский и Савинков - защита свободы. При определенной и ясной тактической программе, на которой должны согласиться Ке­ ренский и Корнилов (об этой программе скажу в свое время подробнее), вежелательные элементы в пр-ве вроде Чернова выпадают автоматически. Савинков понимает и положение дел, - и вообще все, - самым блистательным образом. И я должна тут же, сразу, сказать: при всей моей к нему зрячести я не вижу, чтобы Савинковым двигало сейчас его громадное честолюбие. На­ против, я утверждаю, что главный двигатель его во всем этом деле - подлинная, умная любовь к России и к ее свобо­ де. Его честолюбие - на втором плане, где его присутствие даже требуется. Вижу я это, помимо взора на предмет, - взора, совпада­ ющего с Савинковым, - по тысяче признаков. Нет стремле­ ния создать из Керенского с его помощниками форменную •диктатуру•: широкие полномочия Корнилова и Савинкова ограничены строгими линиями принятой, очень подробной, тактической программы. Если Савинков хочет быть одним из этих •помощников• Керенского, то ведь он и .может им действительно быть. 1Ут его место. И данный миг России - (ее революции) тоже его, - российского революционера-го­ сударственника (суженного, конечно, и подпольной своей биографией, и долгой эмиграцией, однако данная минуточка требует именно такого, пусть суженного; она сама узко­ остра). 269
Когда еще, и где, может до такой степени попадобиться Савинков? Горючая беда России, что все ее люди не на сво­ их местах; если же попадают случаем - то не в свое время: ИЛИ •рано•, ИЛИ -4ПОЗДНО•. На Корнилова Савинков тоже смотрит очень трезво. Корнилов - честный и прямой солдат. Он, главным обра­ зом, хочет спасти Россию. Если для этого пришлось бы зап­ латить свободой, он заплатил бы, не задумываясь. - Да и заплатит, если будет действовать один и после очередных разгромов, - говорит Савинков. - Он любит сво­ боду, я это знаю совершенно твердо. Но Россия для него первое, свобода- второе. Как для Керенского (поймите, это факт, и естественный) свобода, революция- первое, Россия­ второе. Для меня же (м. б., я ошиблась), для меня эти оба сливаются в одно. Нет первого и второго места. Нераздели­ мы. Вот потому-то я хочу непременно соединить сейчас Ке­ ренского и Корнилова. Вы спрашиваете, останусь ли я дей­ ствовать с Корниловым или с Керенским, если их пути раз­ делятся. Я представляю себе, что Корнилов не захочет быть с Керенским, захочет против него, один, спасать Россию. В ставке есть темные элементы; они, к счастью, ни малейшего влияния на Корнилова не имеют. Но допустим... Я, конечно, не останусь с Корниловым. Я в него, без Керенского, не верю. Я это в лицо говорил самому Корнилову. Говорил прямо: тогда мы будем врагами. Тогда и я буду в вас стре­ лять, и вы в меня. Он, как солдат, понял меня тотчас, согла­ сился. Керенского же я признаю сейчас как главу возмож­ ного русского правительства, необходимым; я служу Керен­ скому, а не Корнилову; но я не верю, что и Керенский, один, спасет Россию и свободу; ничего он не спасет. И я не представляю себе, как я буду служить Керенскому, если он сам захочет оставаться один и вести далее ту колеблющую­ си политику, которую ведет сейчас. Сегодня, в нашем ноч­ ном разговоре, подчеркнулись эти колебания. Я счел своим долгом подать в отставку. Он ее не то принял, не то не при­ нял. Но дело нельзя замазывать. Завтра я ее повторю реши­ тельно. Я свела многое из слов Савинкова вместе. Начинаю кое­ что улавливать. Поразительно: Керенский точно лишился всякого пони­ мания. Он под перекрестными влияниями. Поддается всем чуть не по-женски. Развратился и бытовым образом. Завел (живет - в Зимнем дворце!) •придворные• порядки, что 270
отзывается несчастным мещанством, parvenu1• Он никогда не был умен, но, кажется, и гениальная интуиция покинула его, когда прошли праздничные, медовые дни прекрасноду· шия и наступили суровые (ой, какие суровые!) будни. И опьянел он ... не от власти, а от •успеха• в смысле шаляпин­ ском. А тут еще, вероятно, и чувство, что •идет книзу•. Он не видит людей. Положим, этого у него и раньше не было, а теперь он окончательно ослеп (теперь, когда ему надо выби­ рать людей!). Он и Савинкова принял за •верного и предан­ ного ему душой и телом слугу• - только. Как такого •слу· ry• и вывез его, скоропалительно, с собой- с фронта. (Ка­ жется, они были вместе во время июньского наступления.) И заволновался, забоялся, когда приметил, что Савинков не без остроты... Стал подозревать его .. . в чем? А тут еще ми­ ленькие •товарищи• с.-ры, ненавидящие Савинкова-Ропши­ на... А Керенский их боится. Когда он составлял последнее министерство, к нему пришла троица из Ц<ентрального> И<сполнительного> Ком<итета> эс-эровской п<артии> с ультиматумом: или он сохраняет Чернова, или партия с-ров не поддерживает пр-во. И Керенский взял Чернова, все зная и ненавидя его. Да, ведь еще 14 марта, когда Керенский был у нас впер­ вые министром (юстиции тогда), в нем уже чувствовалась, абсолютно неуловимая, перемена. Что это было? Что-то... И это •что-то• разрослось... 10 августа. Четверг Безумный день. Часов в 8 вечера приехал Савинков. Сказал, что все кончено. Что он решил со своей отставкой. Просил вызвать Карташева. (Карт<ашев> несколько в курсе дела и Савинкову сочувствует.) - Но Карташев теперь, наверно, в Зимнем дворце, - воз­ ражаю я. - Нет, дома, вечернее заседание отменено. Звоню. Карташев дома, обещает прийти. Узнаем от Бори­ са следующее. Корнилов, оказывается, сегодня приехал. Телеграмму, где Керенский •любезно• разрешал ему не приезжать, •если не­ удобно•, - получить не успел. 1 выскочка (фр.). 271
С вокзала отправился прямо к Керенскому. Неизвестно, что было говорено на этом первом заседании; но Корнилов приехал, тотчас после него, - к Савинкову, и с какою-то странною подозрительностью. Час разговора, однако, совершенно рассеял эту подозри­ тельность. И Корнилов подписал знаменитую записку (про­ грамму) о необходимых мерах в армии и в тылу. Подписал ее и Савинков. И приехавший с Корниловым помощник Савинкова в бытность его комиссаром - Филоненко. (Неиз­ вестный нам, но почему-то Борис очень стоит за него.) После этого Керенский опять потребовал к себе Корни­ лова, отменив общее прав-ное заседание, а допустив лишь Терещенку и еще кого-то. А Савинков поехал к нам. Корнилов сегодня же уезжает обратно. Савинков отправится правожать его в вагон, часам к 12 ночи. - Хотите, я прочту вам записку? - предложил Борис. - Она со мной, у меня в автомобиле. Сбегал, принес тяжелый портфель. И мы принялись за чтение. Прочел ее нам Савинков всю, полностью. Начиная с под­ робнейшего, всестороннего отчета о фактическом состоянии фронта (потрясающе оно даже внешне!) и кончая таким же отчетливым изложением тех немедленных мер, какие долж­ ны быть приняты и на фронте, и в тылу. Эта длиннейшая записка, где обдумано и взвешено каждое слово, найдет ког­ да-нибудь своего комментатора - во всех случаях не пропа­ дет. Я скажу лишь главное: это без спора тот minimum, ко­ торый еще мог бы спасти честь революции и жизнь России при ее данном, неслыханном, положении. Дима, впрочем, находит, что ~кое-что в записке продума­ но недостаточно, а кое-что поставлено слишком остро, напр., милитаризация железных дорог~. Но важен ее принцип: ~соединение с Корниловым, поднятие боеспособности армии без помощи советов, оборона, как центральная пр-ная дея­ тельность, беспощадная борьба с большевиками~. Я думаю, что да, будет еще с Керенским торговля... Но, кажется, это и в деталях minimum, вплоть до милитаризации железных дорог и смертной казни в тылу (какое же иначе общее военное положение?). Воображаю, как заорут ~товари­ щи!~ (А Керенский их боится, вот это надо помнить.) Они заорут, ибо увидят тут ~борьбу с Советами~ - бе­ зобразным, уродливо разросшимся явлением, рассадником 272
большевизма, явлением, перед которым и ныне •демократи­ ческие лидеры~ и подлидеры, не большевики, благоговейно склоняются. Какая-то непроворотимая, глупая преступностьl Они будут правы, это борьба с Советами, хотя прямо в записке ничего не сказано об уничтожении Советов. Напро­ тив, Борис сказал даже, что ~нужно сохранить войсковые организации, без них невозможно~. Но никакие комитеты не должны, конечно, вмешиваться в дела командования. Их деятельность (выборных организаций) ограничивается. А все же это (наконец-то!) борьба с Советами. И как иначе, если вводится серьезная настоящая борьба с больше­ виками? К половине чтения записки пришел Карташев. Дослуша­ ли вместе. Сегодня Карташев видел Керенского, т. е. потребовал впуска к нему в кабинет не официального. (Вот как теперь! Не прежний свой брат интеллигент, вечно вместе на част­ ных собраниях!) Сказал, говорит, ему все, что хотел сказать, и ушел, ответа намеренно не требуя. Да кстати тут пришел полковник Барановекий ( •нянька~ Керенского, по выраже­ нию Карташева), и лучше было удалиться. Уже почти в 12 часов ночи мы кончили записку. Борис очень скоро уехал - на вокзал, правожать Корнилова. Кар­ ташев, пользуясь отменой заседания, ушел в один старый •интеллигентский• кружок (где- отсюда слышу - они бу­ дут болты болтать и гадать, какими еще аудиенциями ~на­ давить• на Керенского)... ... А что говорят с-эры? Лучшие, самые лучшие, из чест­ ных честные? Вот: ~Чернов- негодяй, которому мы за гра­ ницей и руки не подавали, но... мы сидим с ним рядом в Центр. Комит. партии и партия ультимативно отстаивает его в правительстве. Громадное большинство в Цент. Ком. партии с.-р. - или дрянь, или ничтожество. Все у нас пост­ роено на обмане. Масловекий - определенный, форменный провокатор. Но вот - мы его оправдали (большинством двух голосов). Да, у нас многие - просто германские аген­ ты, получающие большие деньги... Но мы молчим. Многих из нас тянет уехать куда-нибудь... Но мы не можем и не хотим уйти из партии. Чистка ее невозможна. Кто будет чистить? Мы, •призывисты•, стоим за Россию, за войну, но... мы дали свои имена максималистской, интернационали­ стской, черновекой газете •дело народа~. 273 18 Дневники: 1893-1919
Ручаюсь честью, что не прибавила ни одного слова свое­ го, все это точнейшая сводка подлинных слов. Если, в ужа­ се, не хочешь ни понимать, ни верить, умоляешь, если так, отколоться с честной частью партии, оставить Чернова - возражают: - Вот Плеханов откололся, ушел в чистоту, кое-кто ушел с ним, - и какое влияние имеет эта группа? От нас отколо­ лась ~воля народа•, правые оборонцы, кто их газету чита­ ет? А имя Чернова - вы не знаете, что оно значит для кре- стьян. Чернов и...... , да, но он может в один день 13 речей произнести! Бред, бред, бред. Какое зрелище! .. Да что тут говорить! Бред. 11 августа. Пятница Едва живу опять от усталости. И что это будет, с этим Московским совещанием? Трехтысячная бессмыслица. Чер­ това болтовня. В 7 часов уже приехал Борис. Сегодня он официально понес бумагу об отставке Керен- скому. - Вот мое прошение, г. министр. Оно принято? -Да. Небрежно бросил бумагу на стол. Раздражен, возбужден, почти в истерике. (Ведь вот зловредный корень всего: Керенский не верит Савинкову, Савинков не верит Керенскому, Керенский не верит Корнилову, но и Корнилов ему не верит. Мелкий факт: вчера Корнилов ехал по вызову, однако мог думать, что и для ареста: приехал, окруженный своими зверями-те­ кинцами.) Сцена продолжается. После того, как прошение было •принято•, Савинков по­ просил позволения сказать несколько слов •частным обра­ зом•. Он заговорил очень тихо, очень спокойно (это он уме­ ет), но чем спокойнее он был, тем раздраженнее Керенский. - Он на меня кричал, до оскорбительности высказывая недоверие... Савинков уверяет, что он, хотя разговор был объявлен 4частным•, держал себя •по-солдатски• перед начальствен­ ной истерикой г. министра. Охотно верю, ибо тут был свой яд. Керенский пуще бесился и положения не выигрывал. 274
Но выходит полная нелепица. Керенский не то подозре­ вает его в контрреволюционстве, не то в заговоре - против него самого. - Вы -Ленин, только с другой стороны! Вы - террори­ сты! Ну, что ж, приходите, убивайте меня. Вы выходите из правительства, ну что жl Теперь вам открывается широкое поле независимой политической деятельности. На последнее Борис все тем же тихим голосом возразил, что он уже •докладывал г. министру•: после отставки он уйдет из политики, поступит в полк и уедет на фронт. Внезапно кинувшись в сторону, Керенский стал спраши­ вать, а где Борис был вчера вечером, когда Корнилов поехал к нему? - Если вы меня допрашиваете, как прокурор, то я вам скажу: я был у Мережковских. Затем •г. министр• вновь бросился на контрреволюцию и стал бессмысленно грозить, что сам устроит всеобщую за­ бастовку, если свобода окажется в опасности (???). По привычке всегда что-нибудь вертеть в руках (вспом­ ним детский волчок с моего стола, половина которого так и пропала под шкафами), тут Керенский вертел карандаш, да кстати •прошение• Савинкова. Карандаш нервно чертил на прошепни какие-то буквы. Это были все те же: •К•, •С•, потом опять •К•... После многих еще частностей, упреков Керенского в каком-то ~недисциплинарном• мелком поступ­ ке (не то Савинков из Ставки не в тот день приехал, не то в другой туда выехал), после препирательства о Филоненко: •Я не могу его терпеть. Я ему уже совершенно не доверяю•. На что Савинков отвечал: •А я доверяю и стою за него•, - после всех этих деталей (быть может, я их путаю)- Керен­ ский закончил выпадом, очень характерным. Теребя бумагу, исчерченную •К•, ~С• и •К•,- резко заявил, что Савинков напрасно возлагает надежды на •триумвират•: есть •К•, и оно останется, а другого •К• и •С• - не будет. Так они расстались. Дело, кажется, хуже, чем - ... сейчас, когда я это пишу, после 2-х ночи, - внезапно телефонный звонок. - Allol - Это вы, 3. Н.? - Да. Что, милый Б. В.? - Я хотел с вами посоветоваться. Сейчас узнал, что Ке- ренский хочет, чтобы я взял назад свою отставку. Что мне делать? 275 18•
- Как это было? Он сам?.. - Нет, но я знаю это официально. Он уехал сегодня в Москву, на совещание. Конечно, первое мое слово было за то, чтоб он остался, чтобы еще продолжать борьбу. Дело слишком важно... - Хорошо, я подумаю... С головокружительной быстротой все меняется. Керенский мечется, словно в мышеловке. Завтра Совещание. 12 августа. Суббота Борис был, как всегда. Керенскому он дал знать, что со­ гласен остаться на известных условиях. На Керенского будто бы повлияла телеграмма Корнило­ ва, который требовал, чтобы Сав<инко>ва не удалять, а также то, что все кадеты явились к нему с отставками, едва он их умаслит. Не знаю... Любопытно составлял Керенский свое последнее (летом) министерство. В Царском. Савинков сам писал лист. Там был прежде всего Плеханов. Затем бабушка Вретковекая (вместо Чернова, как имя). Бабушке была послана срочная телеграмма, и Керенский волновался, что она вовремя не приедет, только через 24 часа. Вместе, Керенский с Савин­ ковым, ездили на автомобиле к Плеханову. Плеханов согласился. Затем, в ночь, Керенский поехал в Спб., в Зимний дво­ рец. И - говорит Савинков - тут же к нему зашмыгали вся­ кие 4либерданы• (кличка мелкой сошки из кучек •Либера. и 4Дана• ). Один - в очках, другой - в pince-nez, третий - без ничего; под конец явилась знаменитая делегация из Гоца, Зензинова и еще кого-то, с ультиматумом насчет Чер­ нова. И к утру от списка не осталось ни черта. Савинкову было поручено послать Плеханову телеграмму с отказом и встретить на вокзале Вретковскую с извинением: напрасно, мол, тревожились. Таким образом и составилось 4Коалиционное• министер­ ство, которого из Кисловодска 4нельзя было понять•. Нельзя, не зная, что происходит за кулисами. Да, везде и всегда кулисы... 276
13 августа. Воскресенье Сегодня первый раз, что Борис у нас не был. Совещание в Москве открылось (там - частичная забастовка, у нас - тихо). Керенский сказал длинную речь. Если не считать по­ явившегося у него заплетания языка, - обыкновенную свою речь: пафотическую, местами недурную. Только уже весов­ ременную, ибо опять не деловую, а •праздничную•. (Празд­ ник у нас, подумаешь!) Затем говорил Авксентьев, затем Прокопович. И затем... мы ничего не знаем, ибо вечерних газет не было, редакции пусты, да и завтра не будет газет - •товарищи•-наборщики •праздничают•. Ввергнувшись сразу в пучину здешних •дворцовых• дел, я не успела ничего сказать о бытовом Петербурге и внеш­ нем виде его. Он, действительно, весьма нов. Часто видела я летний Петербург. Но в таком сером, не­ умытом и расхлястанном образе не бьiл он никогда. Кучами шатаются праздные солдаты, плюя подсолнухи. Спят днем в Таврическом саду. Фуражка на затылке. Глаза тупые и ску­ чающие. Скучно здоровенному парию. На войну он тебе не пойдет, нетl А побунтовать... это другое дело. Еще не отбун­ товался, а занятия никакого. Наш •быт• сводится к заботе о •хлебе насущном•. После юга мы сразу перешли почти на голодный паек. О белом хлебе забыли и думать. Но что еще будет! 14 авгус~. llонедельник Днем был Л. Рассказывал, как он, по нынешней его должности •ко­ миссара печати• (или вроде), закрывал и арестовывал •Правду• после июльских дней. Много любопытного также рассказывал о нынешней •придворности• Керенского... Л. с досадой говорил о нем. Очень за Савинкова. Просил его познакомить с ним. Московское Сов<ещание>, по-видимому, скрипит и тре­ щит. Все полно глупыми слухами, как дымом... которого, однако, нет без огня. Факт тот, что Корнилов торжественно явился в Москву, не встреченный Керенским, и даже будто бы вопреки категорическому приказу Керенского не являть­ ся, - торжественным кортежем проследовал к ТВерской, и толпы народа кричали -сура•. Затем он выступал на совеща- 277
нии. Тоже овация. А кучке, демонстративно молчащей, кри­ чали: ~изменники! Гады!• Впрочем, тут же и Керенскому сделали овацию. Керенский - вагон, сошедший с рельс. Вихляется, кача­ ется болезненно и - без красоты малейшей. Он близок к концу, и самое горькое, если конец будет без достоинства. Я его любила прежним (и не отрекаюсь), я понимаю его трудное положение, я помню, как он в первые дни свободы ~клялся• перед Советами быть всегда 4демократией•, как он одним взмахом пера •навсегда. уничтожил смертную казнь... Его стали носить на руках. И теперь у него, вероят­ но, двойной ужас, и праведный и неправедный, когда он читает ядовитенькие стишки в поднимающей голову 4Правде•: Плачет, смеется, В любви клянется, llo кто поверит - Тот ошибется... Праведный ужас: ведь если соединиться с Корниловым и Савинковым, ведь это измена 4клятвам Совету•, и опять 4смертная казнь• - 4Измена .моей весне•. Я клялся быть с демократией, 4умереть за нее• - и должен действовать без нее, даже как бы против нее. В этом ужасе есть внутренний трагизм, хотя при большей глубине ума и души - он не последний. Т. е. это драма, а не трагедия. Но перед Керенским сейчас только два пути достойных, только два. Или въедь вместе с Корниловым, Савинковым и знаменитой программой, или, если не можешь, нет нужной силы, объяви тихо и открыто: вот какой момент, вот что требуется, но я этого не вмещаю, и потому ухожу. И уйти... уже не бутафорски, а по-человечески, бесповоротно. Я бо­ юсь, что оба пути слишком героичны... для Керенского. Оба, даже второй, человеческий. И он ищет третьего пути, хочет что-то удержать, замазать, длить дленье... Третьего нет, и Керенский найдет 4беспутность•, найдет бесславную ги­ бель... и хорошо, если только свою. В такой момент и на таком месте человек обязан быть героичен, обязан вы­ брать, или... Или - что? Ничего. Посмотрим. Увидим. Не время еще задавать 4последние• вопросы. Один из них хотела я задать себе: а понимает ли Керенский маленькое, коротенькое, про­ стое словечко - РОССИЯ? 278
Довольно пока о Керенском. Борис был нынче вечером. Томится от выжидательного безделья и неопределенного своего положения. Дела сдал несколько дней тому назад, но никто их не делает, все военное ведомство и министерство пока остановилась. От этого •канительного~ состояния, которое Борису очень не по характеру, он уже стал ездить в •Привал коме­ диантов~. Утешается, что там он -писатель и поэт Ропшин. А то, говорит, я уж и забыл... (Это жаль, он очень та­ лантлив.) Ну, посмотрим, посмотрим. 17 августа. Четверг С понедельника не писала. Бронхит. А погода стоит теп­ лая, еще летняя. Надо бы скорее на нашу дачу ехать, послед­ ние дни. Но уж очень и здесь заварено, как-то уехать труд­ но. Дача, положим, недалеко (около той же Сиверской, где нас •постигла~ война), в имении князя Витrенштейна'. Газе­ ты - в тот же день, имеется телефон, прекрасный дом. Раз­ рыва с Петербургом как будто и нет, -как я люблю старин­ ные парки осенью! - а все же и отсюда не оторвешься. Сиверекая мне напоминает •беду войны~. только тепереш­ няя дача называется как-то пророчески-современно •Крас­ ная дача• ... (Она и в самом деле вся красная.) А что случилось? Борис бывал все дни. В том же состоянии ожиданья. Московское Сов<ещание> развертывалось приблизитель- но ,так, как мы ожидали. П<равительст>во -«говорило• о своей силе, но силы ни малейшей не чувствовалось. Траги­ ческое лицо Керенского я т.очно видела отсюда... Вчера Борис сидел недолго. Был последний вечер неизвестности - утром сегодня, 17-го, ожидался из Москвы Керенский. Борис обещал известить нас мгновенно по выяснении чего-нибудь. И сегодня, часу в седьмом - телефон. Ротмистр Мироно­ вич. Сообщает мне, -«ПО поручению управляющего военным ведомством~. что •отставка признана невозможной•, он ос­ тается. Прекрасно. А около восьми, перед ужином, является и сам Борис. Вот что он рассказывает. 279
К Керенскому, когда он нынче утром приехал, пошли с докладом Якубович и Туманов. Очень долго и, по видимос­ ти, бесплодно, с ним разговаривали. Он - ни с чем не со­ глашается. Филаненку ни за что не хочет оставить. (Тут же и телогрей его Барановский; он тоже за Савинкова, хотя и робеет.) Каждый раз, когда Туманов и Якубович предлагали вызвать самого Савинкова, - Керенский делал вид, что не слышит, хваталея за что ни попадя на столе, за газету, за ключ... обыкновенная его манера. Отставку Савинкова, кото­ рую они опять ему преподнесли (для •резолюции•, что ли? Неужели ту, исчерченную?) - небрежно бросил к себе в стол. Так ни с чем они и ретировались. Между тем в это же время Савинков получает через адъютанта приглашение явиться к Керенскому. По дороге сталкивается с выходящими из кабинета своими защитника­ ми. По их перевернутым лицам видит, что дело плохо. В этом убеждении идет к 4Г. министру•. Свидание произошло наедине, даже без Барановского. - Он мне сказал, - повествует Савинков, - и довольно спокойно, вот что: •На московском совещании я убедился, что власть правительства совершенно подорвана - оно не имеет силы. Вы были причиной, что и в Ставке зародилось движение контрреволюционное, - теперь вы не имеете пра­ ва уходить из дравительства, свобода и родина требуют, чтобы вы остались на своем посту, исполнили свой долг перед ними... • Я так же спокойно ему ответил, что могу служить только при условии доверия с его стороны - ко мне и к моим помощникам... •Я вынужден оставить Фила­ ненка•,- перебил меня Керенский. Так и сказал- •вынуж­ ден•. Все, более или менее, выяснилось. Однако мне надо бьто еще сказать ему несколько слов частным образом. Я напомнил ему, как оскорбителен был последний его разго­ вор со мною. - Тогда я вам ничего не ответил, но забыть этого еще не могу. Вы разве забыли? Он подошел ко мне, странно улыбнулся... •да, я забыл. Я, кажется, все забыл. Я... больной человек. Нет, не то. Я умер, меня уже нет. На этом совещании я умер. Я уже ни­ кого не могу оскорбить, и никто меня не может оскор­ бить...• Савинков вышел от него и сразу был встречен сияющи­ ми и угодливыми лицами. Ведь тайные разговоры во двор­ цах мгновенно делаются явными для всех... В 4 часа было общее заседание пр-ва. И там Савинкова встречали всякими приветливыми улыбками. Особенно старал- 280
ся Терещенко. Авксентъев кислился. Чернова не было вовсе. На заседании - вопль Зарудноrо по поводу взорвавшей­ ся и сгоревшей Казани. Требовал серьезных мер. Керенский круто повернул _в эту же сторону. Образовали комиссию, в нее включился тотчас и Савинков. Он надеется завтра пред­ ложить к подписи целый список лиц для ареста. Борис в очень добром духе. Знает, что Керенский будет еще •торговаться•, что мноrо еще кое-чеrо предстоит, но все-таки утверждает: - Первая линия окопов взята. - Их четыре... - возражаю я осторожно. Записка Корнилова ведь еще не подписана. Однако - если не ждать вопиющих непоследовательностей, - должна быть подписана. Как все это странно, если вдуматься. Какая драма для благородной души. Быть может, душа Керенского умирает перед невозможностью для себя - •... Нельзя! Ведь душа, неисцельно потерянная, Умрет в крови. И надо! - твердит глубина неизмеренная Моей любви•. Есть души, которые, услыхав повелительное •Иди, убей•,­ умирают, не исполняя. (Впрочем, я увлекаюсь во всех смыслах. Драмы лич1tые здесь не пример. Здесь они отступают.) В Савинкове - да, есть что-то страшное. И ой-ой, какое трагичное. Достаточно взглянуть на его неправильное и за­ мечательное лицо со вниманием. Сейчас он, после всеrо этого дня, сидел за моим столом (где я пишу) и вспоминал свои новые стихи (рукописи у него за границей). Записывал. И ему ужасно хотелось, что­ бы это были 4ХОрошие• стихи, чтобы мне понравились. (Ропшин-поэт - такой же мой •крестник•, как и Ропшин­ романист. Лет 6 тому назад я ero толкнула на стихи, в Кан­ нах, своим сонетом, затем терцинами.) - Знаете, я боюсь... Последнее время я писал несколько иначе, свободным стихом. И я боюсь... Гораздо больше, чем Корнилова. Я улыбаюсь невольно. - Ну что ж, надо же и вам чеrо-нибудь бояться. Кто это сказал: 4Только дурак решительно ничеrо не боится•?.. Кстати, я ему тут же нашла одно его прежнее стихотво­ рение, со словами: 281
... сУбийца в Божий град не внидет... Его затопчет Рыжий Конь... • Он прочел (забыл совсем) и вдруг странно посмотрел: - Да, да... так это и будет. Я знаю, что я ... умру от поку­ шения. Это был вовсе не страх смерти. Было что-то больше этого. 18 августа. Пятница Сегодня мы на обед позвали Савинкова и, по уговору с ним Л., Дмитрий позвал, попозже, Руманова, который тоже бабочкой полетел на Савинкова. (Крылышки бы не обжег.) Мы были вчетвером. Скоро Борис заторопился (теперь уж не сможет так ездить к нам, влез в каторжную работу). Л. попросил его подвезти; Р. пошел лезть в свой автомо­ биль, а Борис вызвал меня и Дмитрия на секунду в другую комнату, чтобы сказать несколько слов. Сегодня Керенский лично говорил Лебедеву, что хочет быть министром без порт­ феля, что так все складывается, что так лучше. Конечно, так всего лучше - и естественнее для совести Керенского. Это - принятие •первого• пути, конечно (власть К. К. С.}, но это смягчение форм, которые для Ке­ ренского и несвойственны. Пусть он отдает себя на дела­ ние нужное, положит на него свою душу. Такая душа спаса­ ется и спасет, ибо это тоже •героизм•. 20 августа. Воскресенье Вчера была К. Ушла, опять пришла и дожидалась у меня Ел. и Зензинава с заседания своего Ц. К. в одном из дворцов. Явились только после 2-х. (Дмитрий давно лег спать.) Некогда было говорить ни о чем. С весны Зензинов опять изменился, потемнел; полевев, •жертвенность.- его приняла тупой и упрямый оттенок, неприятный. Центр<альный> Ком<итет> партии требует Савинкова к ответу, очевидно, из-за Корниловекой записки. Тот самый Ц. К., где •громадное большинство или немецкие агенты, или ничтожество•. (Между прочим, так - чуть ли не пред­ седателем или вроде - подозрительный старикашка Натан­ сон, приехавший через Германию.) Сегодня утром приехал Д. В. с дачи. Затем всякие звон­ ки. Пришел Карташев - вчера вернулся из Москвы. При- 282
ехал к вечеру и Савинков, которому я днем успела сооб­ щить, что его требуют в Ц. К., влекут к ответу. Конечно, он, Савинков, не пойдет туда для объяснений. Он даже права не имеет говорить о правительственной по­ литике перед - хотя бы не уличенными - германскими агентами. Я думаю, формально сошлется на проезд многих через Германию. Но, конечно, будут... уговоры подчиниться постановле­ нию Ц. К. и явиться на допрос. Расспросы о подробностях 4записки•, есть ли там уничтожение выборного начала в армии и т. д. Продолжаю не понимать. Позиция партии с-ров сейчас, несомненно, преступная. А лично, в самых честных, самых чистых (говорю только о них) младенчество какое-то, и не знаешь, что с этим делать... Что они думают о 4Комбинации• и о принципе 4записки•? О, какие детски-искренние, преступно-путаные речи! Они, сами, вовсе не против 4Серьезных мер•. Даже так: если Каледин с казаками спасет Россию - пусть. И тут же: комбинация Керенский - Корнилов - Савинков - пуф, авантюра, вводить военное положение в тылу - нельзя, 4репрессивные• меры невозможны, милитаризация же­ лезных дорог - невводима; нельзя 4Превращать страну в казармы• и грозить смертной казнью. Наконец, если толь­ ко эта 4Записка• будет Керенским подписана, - министер­ ство взорвется, все социалисты уйдут или будут отозваны, и мы сами, первые (наша партия) пойдем 4ПОДЫМАТЬ ВОССТАНИЕ•. За точность слов ручаюсь 1 • Воочию вижу полную карти­ ну слепого •партийного• плена. Добровольного кандального рабства. Сила гипноза, очарования, •большинства•. Партия с-эров сейчас вся как-то болезненно распухла, раздалась вширь ( 4Землица?•). У них (у лучших) наивное торжество: вся Россия стала эс-эровскойl Все •массы• с нами! Торжествуя, -сбольшинство• и максимальничает; макси­ мализм лучшего меньшинства - только от невозможности не быть со -свсеми•. 1 И более ни за что. Вряд ли все это было сознательной такти­ кой партии. Скорей настроением. Кто не был в то время •в на­ строениях•? И я тоже, конечно. Мои настроения понятны. Верны ли были мои выводы - другой вопрос. Выписываю просто, как было записано, без поправок. (Примеч. 1928 г.). 283
Кое-кто, самоутешаясь, наивно мечтает изнутри •nра­ вит» Ц. К., а через него направлять и стихийную часть партии. Мне даже странно это выписывать. Какая устраша­ ющая мечтательность! Кончаю. Еще одно вот только, самое трудное (и о чем почти не говорили!). Это что немцы перешли Двину, Рига, наверно, будет взята - если только уже не взята в данный момент. 21 августа. Понеде.льник Взята. Мы отходим на линию Чудского озера - Псков. Очень хорошо. Правительство отнеслось к этому фаталистически­ вяло. Ожидали, мол. Города не разобрать. Что - он? Очевидно, нет воображе­ ния. На Выборгской заходили большевики с плакатами: ~не­ медленный мир!• Все, значит, идет последовательно. Дальше. Была у К. (погода летняя, жаркая). Сидит сычом Вол. Зензинов, обложенный газетами (своими; друmе ведь, чест­ ный и умный •день. например, - •не имеют никакого вли­ яния•). Никнет аскетическим профилем; недоумело: - Вот, Ригу взяли... - Ну, так вам что? - резко говорю я. - А вы спешите пользоваться свлиянием•, идите на Выборгскую требовать немедленного мира с немедленной землей. Пошла оттуда обедать на Фурштадтскую, запуталась в казарменных переулках; они страшны даже: грязь, мусор, разваленные кучи •гарнизона•, толстомордые солдаты на паиели и подоконниках, семечки, гогот и гармоника. Какая тебе еще Рига! Мы не ~империалисты•, что о Риге думать. Погуляем здесь. А потом домой, чтоб сземлицу•... Сейчас (поздно вечером) мне звонил Л. Говорил, что ока­ зал весьма сильное давление на Керенского в том смысле, чтоб передать Савинкову и военное, и морское министер­ ство. (К Борису за эти дни несколько раз заезжал Керен­ ский; подолгу говорил с ним.) Далее Л. сообщил, что, для подкрепления, он еще пишет об этом же Керенскому письмо. Я посоветовала краткость и определенность. Ах, все это, все это - поздно! Опять, как вечно у нас: •рано! рано!• до тех пор, пока делается: споздно•. 284
Все согласны, что революция у нас произошла не вовре­ мя. Но одни говорят, что -«рано~. другие, что -«поздно•. Я, конечно, говорю - -«поздно~. Увы, да, поздно. Хорошо, если не -«слишком•, а только -«немного• поздно. Царя увезли в Тобольск (наш Макаров, П. М., его и вез). Не -«гидры• ли боятся (главное и, кажется, единственное занятие которой - -«подымать голову~)? Но сами-то гидры бывают разные. Штюрмер умер в больнице? Несчастный -«царедворец•. Помню его ярославским губернатором. Как он гордился сво­ ими предками, книгой царственных автографов, дедовскими масонскими знаками. Как он был -«очарователен• с нами и ... с Иоанном Кронштадтским! Какие обеды задавал! Стыдно сказать - нельзя умолчать: прежде во дворцах жили все-таки воспитанные люди. Даже присяжный пове­ ренный Керенский не удержался в пределах такта. А уж о немытом Чернове не стоит и говорить. Отчего свобода, такая сама по себе прекрасная, так бе­ зобразит людей? И неужели это уродство обязательно? 22 августа. Вторпик Дождь проливной; явился Л. Еще не написал письма Керенскому, хочет вместе с нами. Стали мы помогать писать (писал Л.). Можно бы, конеч­ но, покороче и посильнее, если подальше думать, - но лад­ но и так. Сказано, что нужно. Все те же настоятельные предложения или -«властвовать~. или передать фактическую власть -«более способным•, вроде Савинкова, а самому быть -«надпартийным• президентом российской республики (т. е. необходимым -«символом»). Подписались все. Запечатали моей печатью, и Л. унес письмо. Не успел Л. уйти - другие, другие, наконец, и М. По программе - с головной болью. В это время в нас из-под крыши повалил дым. Улицу запрудили праздные пожарные. Постояли, напустили своего дыма и уехали, а дымы сами понемногу рассеялись. Пришел Д. В. из своей -«Речи•, рассказывает: - Сейчас встретил защитный автомобиль. Выскакивает оттуда Н. Д. Соколов: -«Ах, я и не знал, что вы в городе. Вы домой? Я вас подвезу•. Я говорю - нет, Н. Д., я не люблю казенных автомобилей; я ведь никакого отношения к власти не имею ... 285
•Что вы, это случайно, а мне нужно бы с вами погово­ рить... • Тут я ему прямо сказал, что, по-моему, он, созна­ тельно или нет, столько зла сделал России, что мне трудно с ним говорить. Он растерялся, поглядел на меня глазами лани: •В таком случае я хочу длинного и серьезного разго­ вора, я слишком дорожу вашим мнением, я вам позвоню•. Так мы и расстались. Голова у него до сих пор в ермолке, от удара солдатского. Я долго с М. говорила. Вот его позиция: никакой революции у нас не было. Не было борьбы. Старая власть саморазложилась, отпала, и на­ род оказался просто голым. Оттого и лозунги старые, выта­ щенные наспех из десятилетних ящиков. Новые рождаются в процессе борьбы, а процесса не было. Революционное на­ строение, ища выхода, бросается на призраки контрреволю­ ции, но это призраки, и оно - беспредметно . . . Кое-какая доля правды тут есть, но с общей схемой со­ гласиться нельзя. И во всяком случае я не вижу действен­ ного отсюда вывода. Как проrноз - это печально; не ждать ли нам второй революции, которая, сейчас, может быть только отчаянной - омерзительной? К концу вечера пришли Ел. и К. С Ел. и М. говорили довольно интересно. М. опять излагал свою теорию о •небытии• революции, но затем я перевела на данный момент, с условием обсуж­ дать сейчас нужные действия исключительно с точки зрения их целесообразности. Сбивался, конечно, М. на обобщения и отвлеченности. Однако можно было согласиться, что есть два пути: воздей­ ствие внутреннее (разговоры, уговоры) и внешнее (военные меры). Первое, сейчас, неизбежно перепивается в демаrоrию. Демагогия - это беспредельная выдача векселей, заведомо неоплатных, непременно беспредельна (всякая попытка по­ ставить предел- уничтожает работу). М. отвергал и целесо­ образность этого •насилия над душами•. Путь второй (ны­ нешние меры, •насилие над телами•) - конечно, лишь отри­ цательный, т. е. могущий не двинуть вперед, но возвратить сошедший с рельс поезд- на рельсы (по которым уже мож­ но двигаться вперед). Но он не только бывает целесообра­ зен: в иные моменты он один и целесообразен. Собеседники соглашались со всем, но схватились за пос­ леднее: вот именно теперь - не момент. В принципе они совсем не против, но сейчас - за демагогию, которая нужна 286
4Как оттяжка времени•. Ну, да, словом - 4рано• ... (вплоть ДО 4ПОЗДНО• ). Звучало это мутно, компромиссно... Бояться насилия над телами и нисколько не бояться насилия над душами? Мне припомнилось: 4Не бойтесь убивающих тело и бо­ лее уже ничего не могущих сделать ... • .. .Потом я спрашивала Ел., что же Борис? Как суд над ним в Ц. К.? Пойдет? (Нынче он уехал в Ставку дня на три.) Борис, оказывается, отвечает формально: не могу, по мо­ ему фактическому положению, объясняться с откровеннос­ тью перед людьми, среди которых есть подозреваемые в сношениях с врагом. Ну что же, ясно, что он прав. 23 августа. Среда Вечером Д. В., оставшийся в городе, часов около 12 си­ дел в столовой (пишу по его точной записи и рассказу). Постучали во входную дверь. Дима решил, что это Савин­ ков, который всегда так приходил. (Дверь от столовой близ­ ко, а звонок прислуге очень далеко.) Подойдя к двери, Дима, однако, сообразил, что Савин- ков - на фронте, в Ставке, а потому окликнул: -Кто там? -Министр. Голоса Дима не узнает. Открывается дверь на полуосве­ щенное pallier 1 • Стоит шофер, в буквальном смысле слова: гетры, картуз. Оказывается Керенским. Кер. Я к вам на одну минуту... Дим.. Какая досада, что нет Мережковских, они сегодня уехали на дачу. Кер. Ничего, я все равно на одну минуту, вы им переда­ дите, что я благодарю их и вас всех за письмо. Переходят в гостиную. Керенский шагает во всю длину. Д. В. за ним. Дим.. Письмо написано коротко, без мотивов, но это итог долгих размышлений. Кер. А все-таки оно недодумано. Мне трудно, потому что я борюсь с большевиками левыми и большевиками правы­ ми, а от меня требуют, чтобы я опирался на тех или других. 1 лестничная клетка (фр.). 287
Или у меня армия без штаба, или штаб без армии. Я хочу идти посередине, а мне не помогают. Дим. Но выбрать надо. Или вы берите на себя перед 4ТО­ варищами~ позор обороны и тогда гоните в шею Чернова, или заключайте мир. Я вот эти дни все думаю, что мир придется заключить ... Кер. Что вы говорите? Дим. Да как же иначе, когда войну мы вести не можем и не хотим. Когда ведешь войну, нечего разбирать, кто помо­ гает, а вы боитесь большевиков справа. Кер. Да, потому что они идут на разрыв с демократией. Я этого не хочу. Дим. Нужны уступки. Жертвуйте большевиками слева, хотя бы Черновым. Кер. (со злобой). А вы поговорите с вашими друзьями. Это они посадили мне Чернова... ...Ну что я могу сделать, когда... Чернов - мне навязан, а большевики все больше подымают голову. .Я говорю, конеч­ но, не о сволочи из 4Новой жизни~. а о рабочих массах. Дим. И у них новый прием. Я слышал, что они пользу­ ются рижским разгромом. Говорят: вот, все идет по-нашему, мы требовали, чтобы 18 июня не начинали наступления... Кер. Да, да, это и я слышал. Дим. Так принимайте же меры! Громите их! Помните, что вы всенародный президент республики, что вы над партия­ ми, что вы избранник демократии, а не социалистических партий. Кер. Ну, конечно, опора в демократии, да ведь мы ничего социалистического и не делаем. Мы просто ведем демокра­ тическую программу. Дим. Ее не видно. Она никого не удовлетворяет. Кер. Так что же делать с такими типами, как Чернов? Дим. Да властвуйте же наконец! Как президент - вы должны составлять подходящее министерство. Кер. Властвовать! Ведь это значит изображать самодерж­ ца. Толпа именно этого и хочет. Дим. Не бойтесь. Вы для нее символ свободы и власти. Кер. Да, трудно, трудно... Ну, прощайте. Не забудьте по­ благодарить 3. Н. и Д. С. Далее Д. В. прибавляет: 4 Ушел так же стремительно, как и пришел. Перемена в лице у него громадная. Впечатление морфиномана, который может понимать, оживляться только после вспрыскивания. 288
Нет даже уверенности, что он слышал, запомнил наш разго­ вор. Я встретил его ласково и вообще •nодбодрял•. ... Все, говорит Д. В., там в панике, даже Зензинов. Весь город ждет выступления большевиков. Ощущение, что ника­ кой власти нет. Карташев в панике сугубой, фаталистической: ~все про­ пало• . .. . С транен темп истории. Кажется - вот-вот что-то слу­ чится, предел... Ан - длится. Или душит, душит, и конца краю не видать, - ан хлоп, все сразу валится, и не успел даже подумать, что, мол, все валится, - как оно уже свале­ но, конечно, лежит. В общем, конечно, знаешь, - но ошибаешься в днях, в неделях, даже в месяцах. Пишу 31 августа (Четвер<г>) Дни 26 августа, 29-го и 30-го - ошеломляющие по собы­ тиям. (Т. е. начиная с 26 августа). Утром я выбежала в столовую: ~что случилось?• Д. В.: ~л то, что генерал Корнилов потерял терпение и повел вой­ ска на Петербург•. В течение трех дней загадочная картина то прояснялась, то запутывалась. Главное-то было явно через 2 - 3 часа, т. е. что лопнул нарыв вражды Керенского к Корнилову (не об­ ратно). Что нападающая сторона Керенский, а не Корнилов. И наконец, третье: что сейчас перетянет Керенский, а не Корнилов, не ожидавший прямого удара. Утопая в куче противоречивых фактов, останавливаясь перед явными провалами - неизвестностями, перед явными Х-ами, отмахиваясь от сумасшедшей истерики газет, - я пытаюсь слепить из кусочков действительности образ того, что произошло на самом деле. И пока намеренно воздерживаюсь от всякой оценки (хотя внутри она уже складывается). Только то, что знаю сейчас. 26-го в субботу, к вечеру, приехал к Керенскому из Став­ ки Вл. Львов (бывший об. прокурор Синода). Перед своим отъездом в Москву и затем в Ставку, дней 1О тому назад, он тоже был у Керенского, говорил с ним наедине, разговор неизвестен. Точно так же наедине был и второй разговор с Львовым, уже приехавшим из Ставки. Было назначено ве­ чернее заседание; но когда министры стали собираться в 289 19 Дневники: 1893-1919
Зимний дворец, из кабинета вылетел Керенский, один, без Львова, потрясая какой-то бумажкой с набросанными рукой Львова строками, и, весь бледный и •вдохновенный•, объя­ вил, что •открыт заговор ген. Корнилова•, что это тотчас будет проверено и ген. Корнилов немедленно будет смещен с должности главнокомандующего как •изменник•. Можно себе представить, во что обратились фигуры ми­ нистров, ничего не понимавших. Первым нашелся услужли­ вый Некрасов, •поверивший• на слово г-ну премьеру и тот­ час захлопотавший. Но, кажется, ничего еще не мог понять Савинков, тем более, что он лишь в этот день сам вернулся из Ставки, от Корнилова. Савинкона взял Керенский к пря­ мому проводу, соединились с Корниловым: Керенский зая­ вил, что рядом с ним стоит В. Львов (хотя ни малейшего Львова не было), запросил Корнилова: •Подтверждает ли он то, что говорит от него приехавший и стоящий перед проводам Львов•. Когда выползла лента с совершенно по­ койным •да• - Керенский бросил все, отскочил назад, к министрам, уже в полной истерике, с криками об •измене•, о •мятеже•, о том, что немедленно он смещает Корнилова и дает приказ о его аресте в Ставке. Тут я подробностей еще не знаю, знаю только, что Ке­ ренский приказал Савинкону продолжать разговор с Корни­ ловым и на вопрос Корнилова, когда Керенский с членами пр-ва прибудет, как условлено, в Ставку, - отвечать: •При­ еду 27-го•. Приказал так ответить -уже посреди всей этой бучи, уже крича и думая об аресте Корнилова, а не о поезд­ ке к нему. Объяснил, что это •необходимая уловка•, чтобы пока - Корнилов ничего не подозревал, не знал, что все открыто (???). Карташев присутствовал при разговоре этом, стоял у провода. Опять не знаю никаких дальнейших точных подробнос­ тей сумасшедше-истерического вечера. Знаю, что к Керен­ скому даже Милюкова привозили, но и тот отступился, не будучи в состоянии ни толку добиться, ни каким бы то ни было способом уяснить себе, в чем дело, ни задержать поток действий Керенского хоть на одну минуту. Кажется, все сплошь хватали Керенского за фалды, чтобы иметь минуту для соображения, - напрасно! Он визжал свое, не слушая и, вероятно, даже физически не слыша никаких слов, к нему обращенных. По отрывочным выкликам Керенского и по отрывочным строкам невидимого Львова (арестован), набросанным тут 290
же, во время свиданья, - выходило как будто так, что Кор­ нилов как будто послал Львова к Керенскому чуть ли не с ультиматумом, с требованием какой-то диктатуры, или ди­ ректории, или чего-то вроде этого. Кроме этих, крайне сбив­ чивых, передач Керенского, министры не имели никаких данных и никаких ниоткуда сведений; Корнилов только под­ твердил «то, что говорит Львов•, а «что говорил Львов• - никто не слышал, ибо никто Львова так и не видал. До утра воскресенья это не выходило из стен дворца; на другой день министры (чуть ли там не ночевавшие) вновь приступили к Керенскому, чтобы заставить его путем объяс­ ниться, принять разумное решение, но... Керенский в этот день окончательно и уже бесповоротно огорошил их. Он уже послал приказ об отставке Корнилова. Ему велено не­ медля сложить с себя верховное командование. Это коман­ дование принимает на себя сам Керенский. Уже написана (Некрасовым, «не видевшим, но уверовавшим•) и разослана телеграмма «всем, всем, всем•, объявляющая Корнилова «мятежником, изменником, посягнувшим на верховную власть• и повелевающая никаким его приказам не подчи­ няться. Наконец, для полного вразумления министров, сто­ явших с открытыми ртами, для отнятия у них последнего сомнения, что Корнилов мятежник и изменник, и заговор­ щик, - открыл им Керенский: «С фронта уже двинуто на Петербург несколько мятежных дивизий•, они уже идут. Не­ обходимо организовать оборону «Петрограда и революции•. Только что ошеломленные министры хотели и это как­ нибудь осмыслить - «верующий• Некрасов вырвался к га­ зетчикам и жадно, со смаком, как первый вестник объявил им все, вплоть до всероссийского текста о гнусном «мяте­ же• и об опасности, грозящей «революции• от корпилов­ екой дивизии. И «революционный Петроград• с этой минуты забыл об отдыхе: единственный раз, когда газеты вышли в понедель­ ник. Вообще - легко представить, что началось. «Прави­ тельственные войска• (тут ведь не немцы, бояться нечего) весело бросились разбирать железные дороги, «подстуnы к Петрограду•, красная гвардия бодро завооружалась, крон­ штадтцы («краса и гордость русской революции•) nрибыли немедля для охраны Зи;мнего дворца и самого Керенского (с крейсера «Аврора• ). Корнилов, получив нежданно-негаданно, - как снег на голову, - свою отставку, да еще всенародное объявление его 291 19°
мятежником, да еще указания, что он •послал Львова к Ке­ ренскому•, - должен был в первую минуту подумать, что кто-то сошел с ума. В следующую минуту он возмутился. Две его телеграммы представляют собою первое настоящее сильное слово, сказанное со времени революции. Он там называет вещи своими именами... •Телеграмма министра председателя является со всей своей первой части сплошной ложью. Не я послал В. Львова к Вр<еменному> пр<ави­ тельст>ву, а он приехал ко мне, как посланец Мин<ист>ра Пред<седателя>• ... •так совершилась великая провокация, которая ставит на карту судьбу отечества• ... Не ставит. Решает. Уже решила. Я поклялась воздержи­ ваться от выводов... Ибо не все еще знаю. Но это я знаю, ведь уже с первого момента всем видно было, что НЕТ НИ­ КАКОГО КОРНИЛОБСКОГО МЯТЕЖА. Я фактически не знаю, что говорил Львов, и вообще не знаю (кто знает?) этот инцидент, но абсолютно не верю ни в какие •ультима­ тумы•. Дурацкий вздор, чтоб Корнилов ни с того ни с сего послал их с Львовым! А что касается •мятежных дивизий•, идущих на Петроград, то не нужно быть ни особенным пси­ хологом, ни политиком, а довольно иметь здравое соображе­ ние, чтобы, зная детально все предыдущее со всеми действу­ ющими лицами, - догадаться: эти дивизии, по всем призна­ кам, шли в Петербург с ведома Керенского, быть может, даже по его условию с Корниловым через Савинкова (кото­ рый только что ездил в Ставку) ибо: 1) на очереди были меры корниловекой записки, ее Керенский всякий день на­ меревался утвердить, а это предполагало посылку войск с фронта, 2) бесспорно ожидался в Петербурге - самим Ке­ ренским - большевистский бунт, ожидался ежедневно, и это само собой разумело войска с фронта. Я почти убеждена, что знаменитые дивизии шли в Пе­ тербург для Керенского - с его полного ведома или по его форменному распоряжению. Поведение же его столь сумасшедше-фатально, что... это уже почти не вина, это какой-то Рок. •Керенский в эти минуты был жалок•, - говорит Кар­ ташев. Но не менее, если не более, жалки были и окружающие этого опасно обезумевшего человека. Ничего разумно не по­ нимающие (да и можно ли понять?), чующие, что перед ними совершается непоправимое, - и бессильные что-ни­ будь сделать. 292
Действительно, с того момента, как на всю Россию раз­ дался крик Керенского об •измене• главнокомандующего, - все стало непоправимым. Возмущенный Корнилов послал свои воззвания с отказом •сдать должность•. Лихорадочно и весело •революционный гарнизон• стал готовиться к бою с •мятежными• дружинами, которые повел Корнилов на Петроград. Время ли, да и кому было задумываться над простым вопросом: как это •повел• Корнилов свои войска, когда сам он спокойно сидит в Ставке? И что это за •вой­ ска• - много ли их? Годные весьма для приструнивания •большевистских• здешних трусов, для укрепления суще­ ствующей власти, но что же это за несчастный •заговор­ щик•, посылающий горсточку солдат для борьбы и сверже­ ния всероссийского правительства, чуть ли не для •насажде­ ния монархизма•? Полагаю, если бы черные элементы Ставки имели на Корнилова серьезное влияние, если бы Корнилов вместе с ними начал •заговор•, - он был бы немного иначе обстав­ лен, не столь детски (хотя успех его и тогда для меня еще под сомнением). Но продолжаю пока летучие факты. •Кровопролития• не вышло. Под Лугой, и еще где-то, посланные Корниловым дивизии и •петроградцы• встрети­ лись. Недоумело постояли друг против друга. Особенно изумлены были •корниловцы•. Идут •защищать Временное правительство• и встречаются с •врагом•, который идет •защищать Временное правительство• тоже - и то же. Ну, постояли, подумали; ничего не поняли; только, помня уроки агитаторов на фронте, что •с врагом надо брататься•, при­ нялись и тут жадно брататься. Однако торжественный клич дня: •Полная победа пет­ роградекого гарнизона над корнилавекими войсками•. Да, произошло громадной важности событие, но все це­ ликом оно произошло здесь, в Петербурге. Здесь громых­ нулся камень, сброшенный рукой безумца, отсюда пойдут и круги. Там, со стороны Корнилова, просто НЕ БЫЛО НИЧЕГО. Здесь все началось, здесь будет и доигрываться. Сюда должны быть обращены взоры. Я - созерцатель и заппе­ чик - буду смотреть со вниманием на здешнее. Кто хочет и еще надеется действовать - пусть тоже пытается действо­ вать здесь. Но что можно еще сделать? 293
Наш Борис (пишу внешние факты) был назначен петерб. ген.-:rубернатором. Пробыл три дня. Сегодня уже ушел от всех должностей. Предполагаю, что его не пожелала все­ сильная теперь советская •демократия•. Такая удача прива­ лила- •корниловщина•! -да чтоб тут сразу и ненавистно­ го Савинкова не сбросить? Но и Керенский теперь всецело в руках максималистов и большевиков. Кончен бал. Они уже не •nоднимают голову•, они сидят. Завтра, конечно, подымутся и на ноги. Во весь рост. 1 сентября. Пятница Встали. Стоят. Скоро поднимутся на цыпочки, еще выше станут. За это время все министры только и делают, что подают в отставку. (Я их понимаю, - ничего-то не понимая!) Чернов сразу ушел •по политическим обстоятельствам• (?). Остальные перемещались, уходили, приходили, то скопом, то в одиночку... Керенский между тем, не уставая, громил •изменника• на всю Россию, отрешал, предавал суду и т. д. Назначил Алексеева под себя и сам сделался главнокоман­ дующим. Почему мне вспоминается Николай II? Не похо­ же- и странно соединено, в каком-то таинственном аккорде (как их два лица, когда-то, рядом - в моем зеркале). И еще... Последние акты всех трагедий почти всегда похожи, сходствуют - при разности. Последние акты. Керенский стал снова тяпать •коалицию• (судя по газе­ там; подтверждений не имею, но, очевидно, так). Совсем было стяпал с тремя кадетами, затем Барышниковым, Коно­ валовым... Но тут опять явились будто бы •товарищи от Ц. К.•, прекратили все. В смятении полу-назначенные и полу-оставшиеся министры потекли из Зимнего дворца. Кого назад покличут? Большевикам широко открыли двери тюрьмы (немного их там и оставалось, но все же - всему остатку). Они требу­ ют {<Всех долой•: кадетов и буржуазию немедленно аресто­ вать; Алексеева, который послан арестовывать Корнилова, - арестовать, и т. д. Теперь их требования фактически опираются на Керен­ ского, который сам опирается... на что? На свое бывшее имя, на свою репутацию в прошлом? Оседает опора... 294
Дело идет к террору. В газетах появились белые места, особенно в •Речи• (кадеты ведь тоже считаются •изменни­ ками•). •Новое время• вовсе закрыли. Ни секунды я не была ~на стороне Корнилова•, уже по­ тому, что этой •стороны• вовсе не было. Но и с Керен­ ским- рабом большевиков, я бы тоже не осталась. Послед­ нее - потому, что я уже совершенно не верю в полезность каких-либо действий около него. Зная лишь внешние голые факты - объясняю себе поступок Бориса, остававшегося у Керенского (лишь через 3 дня удаленного), двояко: быть может, он еще верил в действие, а если верить - то, конеч­ но, оставаться здесь, у истока происшествия, на месте пре­ ступления; быть может также, Борис, учитывая всеобщую силу гипноза •корниловщины•, сотворения бывшим небыв­ шего, увидел себя (если б сразу ушел) в положении •сто­ ронника Корнилова• - против Керенского. То (пусть при­ зрачное) положение - именно то, которое он для себя от­ вергал. Если Корнилов захочет один спасать Россию, поЙдет против Керенского... - •это невероятно, но допустим, - я, конечно, не останусь с Корниловым. Я в него без Керенско­ го не верю•... (Это он говорил в начале августа.) И вышло как по нотам. •Невероятное• (выступление Корнилова) не случилось, но оказалось •допустимым•. Как бы случившим­ ся. И Борис не мог как бы остаться с Корниловым. А то, что он остался с Керенским, уж само собой вышло тоже •как бы•. Теперь или ничего не делать (деятелям), или свергать Керенского. Х. тотчас возражает мне: •Свергать! А кого же на его место? Об этом надо раньше подумать•. Да, нет •го­ тового• и •желанного•, однако эдак и Николая нельзя было свергать. Да всякий лучше теперь. Если выбор - с Керен­ ским или без Керенского валиться в яму (если уж •по­ здно• ), то, пожалуй, все-таки лучше без Керенского. Керенский - сflАЮдержец-безу.мец и теперь раб боль­ шевиков. Большевики же все, без единого исключения, разделяют- ся на: 1) тупых фанатиков; 2) дураков природных, невежд и хамов; 3) мерзавцев определенных и агентов Германии: Николай 11 -самодержец-упрямец... Оба положения имеют один конец - крах. 295
7 сентября. Среда Данный момент: устроить правительство Керенского так и не позволили, - Советы, окончательно обольшевичевшие­ ся, черновцы и всякие максималисты, зовущие себя почему­ то -«революционной демократией•. Назначили на 12-е число свое великое совещание, а пока у нас «совет пяти•, т. е. Керенского с четырьмя ничтожествами. Некоторые бывшие министры не вовсе ушли - остались «старшими дворника­ ми•, т. е. управляющими министерствами «без входа• к Ке­ ренскому (1). Только Чернов ушел плотно, чтобы немедля начать кампанию против того же Керенского. Он хочет од­ ного: сам быть премьером. Ну, в «социалистическом мини­ стерстве•, конечно: в коалиции с... большевиками. После съедения Керенского. Я сказала, что теперь «всякий будет лучше Керенского•. Да, -«всякий.- лучше для борьбы с контрреволюцией, т. е. с большевиками. Чернов - объект борьбы: он сам - контрре­ волюция, как бы сам большевик. «Краса и гордость. непрерывно орет, что она «спасла• Вр<еменное> пр<авительст>во, чтобы этого не забывали и по гроб жизни были ей благодарны. Кто, собственно, благо­ дарен - неизвестно, ибо никакого прежнего пр-ва уже и нет, один Керенский. А Керенского эта «краса•, отнюдь не скры­ ваясь, хочет съесть. Петербург в одну неделю сделался неузнаваем. Уж был хорош! - но теперь он воистину страшен. В мокрой черноте кишат, - буквально, - серые горы солдатского мяса; расхля­ станные, грегочущие и торжествующие... люди? Абсолютно праздные, никуда не идущие даже, а так, шатущие и сто­ ящие, распущенно самодовольные. Вот у Бориса и Л. (они за это время уже успели как-то соединиться). Картина всего происшедшего, нарисованная раньше нас, в общем так верна, что я почти ничего не имею прибавить. Корнилов как не был «мятежником•, так им и не сделался. В момент естественного возмущения Корнилова всей «про­ вакацией• черные элементы Ставки пытались, видимо, ис­ пользовать это возмущение известным образом. Но влияние их на Корнилова было всегда так ничтожно, что и в данный час не оказало действия. Говорят, что знаменитые телеграм­ мы-манифесты редактированы Завойко. Но это абсолютно безразлично, ибо они остаются настоящим, истинным кри­ ком благородного и сильного человека, пламенно любящего 296
Россию и свободу. Если бы Корнилов не послал этих теле­ грамм, если бы он сразу, бесславно, покорился и тотчас, по непонятному, единоличному приказу Керенского стал •сда­ вать должность•, - как знающий за собой вину ~изменник•, - это был бы не Корнилов. И если б теперь он не понял, что •провокация• остается провокацией, но что дело обернулось безнадежно, что разъяснить ничего нельзя; если б он сейчас еще пытался бороться или бежать - это был бы не Корнилов. Я думаю, Корнилов так спокойно дождался Алексеева, приехавшего смещать и арестовывать его, - именно потому, что слишком уверен в своей правоте и смотрит на суд как на прямой выход из темной и недоразуменной запутанности оплетших его нитей. Это опять похоже на Корнилова. Боюсь, что тут ошибется его честная и наивная прямота. Еще какой будет суд. Ведь если он будет настоящий, высветляющий, - он должен безвозвратно осудить - Керенского. Борис рассказывает: только в ночь на субботу, 26-е, он вернулся из Ставки от Корнилова. Львова там видел мель­ ком. Весь день пятницы провел в ~торговле• с Корниловым из-за границ военного положения. Керенский поручил Са­ винкову выторговать Петроградекий ~округ•, и Савинков, с картой в руках, выключал этот ~округ•, сам, говорит, пони­ мая, что делаю идиотскую и почти невозможную вещь. Но так желал Керенский, обещая, что •если, мол, эта уступка будет сделана... •. С величайшими трудами Савинкову уда­ лось добиться такого выключения. С этим он и вернулся от совершенно спокойного Корнилова, который уже имел обе­ щание Керенского приехать в Ставку 27-го. Все по расчету, что •записка• (в которую, кроме вышесказанного ограниче­ ния, были внесены и некоторые другие уступки по настоя­ нию Керенского) будет принята и подписана 26-го. Ковре­ мени ее объявления - 27-28 - подойдут И надежные диви­ зии с фронта, чтобы предупредить беспорядки (3-5 июля, во время первого большевистского выступления, Керенский рвал и метал, что войска не подошли вовремя, а лишь к 6-му). Весь этот план был не только известен Керенскому, но при нем и с ним созидался. Только одна деталь, относительно корниловских войск, о которой Борис сказал: - Это для меня неясно. Когда мы уславливались точно о посылке войск, я ему указал, чтобы он не посылал, во- 297
первых, своей •дикой• дивизии (текинцев}, и, во-вторых, - Крымова. Однако он их послал. Я не понимаю, зачем он это сделал... Но возвращаюсь к подробностям дня субботы. Утром Борис тотчас сделал обстоятельный доклад Керенскому. Ничего определенного в ответ не получил, ушел. Через не­ сколько часов вернулся, опять с тем же - и опять тот же результат. Тогда Борис настоятельно попросил позволения сказать г. министру несколько слов наедине. Все вышли из кабинета. И в третий раз Савинков представил весь свой доклад, присовокупив: •дело очень серьезно...• На это Керенский бросил бумаги в стол, сказав, что 4ХО­ рошо, он решит дело в вечернем заседании Вр<еменного> правительства•. Но ранее этого заседания, за час, приехал Львов... и вос­ последовало то, что воспоследовало. Истерика, в эти часы, Керенского трудно описуема. Все рассказы очевидцев сходятся. Не один Милюков был туда привезен: самые разнообраз­ ные люди все время пытались привести Керенского в разум хоть на одну секунду, надеясь разъяснить •чертово недора­ зумение•, - тщетно; Керенский уже ничего не слышал. Уже было сделано, сказано, непоправимое. Однако голым безумием да истерикой не объяснишь дей­ ствий Керенского. Заведомой злой хитростью, расчетливо и обманно схватившейся за возможность сразу свалить врага, - тоже. Керенский - не так хитер и ловок, недальновиден. Внезапным, больным страхом, помутняющим зрение, одним страхом за себя и свое положение, - опять невозможно объяснить всего. Я решаю, что тут была сложность всех трех импульсов: и безумия, и расчетливого обмана, и страха. Сплелись в один роковой узор и были покрыты тем •керен­ ским вдохновением•, когда человек этот собою уже не вла­ деет и себя не чувствует, а владеет им целостно дух... какой подвернется, темный или светлый. Нет, темный, ибо на ком­ бинацию истерики, лжи и страха светлый не посмотрит. И дух темный давно уже ходит по пятам этого потерянного 4ВОЖДЯ•. Я все отвлекаюсь. Я ведь еще не подчеркнула, что до сих пор то, из-за чего как будто запылал сыр-бор, совершенно не выяснено. Какой 4ультиматум• привез от Корнилова Львов? Где этот ультиматум? И что это, наконец, - •дикта- 298
тура•? Чья, Корнилова? Или это •директория•? Где доказа­ тельство, что Корнилов послал Львова к Керенскому, а не Керенский его - к Корнилову? Где, наконец, сам Львов? Это, - одно, известно: Львов, арестованный Керенским, так с тех пор и сидит. Так с тех пор никто его и не видел, и никому он ничего не говорил, ничего не объяснил. Потря­ сающе! Я спрашивала Карташева: он ведь перед своим отъездом в Ставку был у Керенского? Разговор их неизвестен. Но почему хоть теперь не спросить у Керенского, в чем он заключался? Карташев, оказывается, спрашивал. - Керенский уверяет, что тогда Львов бормотал что-то невразумительное и понять было нельзя. Керенский •уверяет•. А теперь уверяет, что вернувшийся Львов так вразумительно сказал о •мятеже•, что сразу все сделалось бесповоротно ясно и в ту же минуту надлежало оповестить Россию: •Всем, всем, всем! Русская армия под командой изменника!• Нет, моя голова может от многого отказаться, но не от здравого смысла. И перед этим последним требованием я пасую, отступаю, немею. Не понимаю. И только боюсь... будущего. Ведь уже через два часа после объявления •корниловско­ го мятежа• Петербург представлял определенную картину. Победители сразу и полностью использовали положение. Что касается Савинкова, то я с приблизительной точнос­ тью угадала, почем.у не мог он не остаться с Керенским, на своем месте. Не было двух сторон, не было •корниловской• стороны. Если б Савинков ушел от Керенского - он ушел бы •никуда•; но этому никто не поверил бы: его уход был бы только лишним доказательством бытия корниловекого заговора. (Так же, как если б Корнилов - убежал.) На своем новом посту генерал-губернатора Савинков сделал все, что мог, чтобы предотвратить хоть возможность недоразуменной бойни между идущими фронтовыми войс­ ками и нелепо рвущимсякуда-то гарнизоном (подстеrивали большевики). Через три дня Керенский по телефону, без объяснений причин, сообщил Савинкову, что он •увольняется от всех должностей•. 299
Не соблюдены были примитивные правила приличия. Не до тоrо. Да ведь все равно не скроешь больше, кто настоя­ щая теперь власть над нами и... над Керенским. Последнее свиданье •r. министра• с проrнанным •по­ мощником• кратко и дико. Керенский ero целовал, истерич­ ничал, уверял, ttтo •вполне ему доверяет•... Но Савинков едержанпо ответил на это, что •он-то ему больше уже ни в чем не доверяет• 1 • 1 Примечанив 1929 года. В связи со всем, что в этой книге за­ писано о •деле Корншова•, будет небезынтересно остановиться на свидетельстве (сильно запоздавшем!) одного из его главных участников - А. Ф. Керенского. После двенадцати лет молчания Керенский решился, наконец, •вспомнить• эти страшные дни. В •Воспоминаниях• его (Совр. зап., июль 1929 г.) есть кое-что пора­ зительное, непонятное, достойное отметы. Цепь своих действий Керенский передает весьма согласно моей записи, и даже в описа­ нии своих •состояний• кое-где приближается к моему рассказу, напр. при роковом визите Львова: •Не успел Львов кончить, я уже не размышлял, а действовал....... •Я выхватил бумажку у него из рук (что-то тут же набросанное) и спрятал ее в карман своего френча... • и т. п. Не обошлось, положим, и тут, в фактической сто­ роне, без искажений и своеобразных умолчаний (см. мою запись от 19 окт. 17 г. - объяснения только что выпущенного Львова). Обходя молчанием одни факты, касаясь иных вскользь (знамени­ той записки Корнилова, роли Савинкова) - Керенский зато гово­ рит о •монархическом заговоре•, о намерении Корн. свергнуть Вр. пр. и убить его, Керенского, - как о факте несо.мненно.м, доказательств, впрочем, не приводит, и больШинство людей, доно­ сивших ему о заговоре, не названы. Утверждение, хотя бы бездока­ зательное, хотя бы ведущее к великой путанице в рассказе, - со стороны Керенского еще понятно, в виду цели мемуариста - оп­ равдать себя, свою роль в этой темной истории. Но уже совершен­ но непонятно, для чего Керенский, не останавливаясь, начинает рисовать картины действительности в таком абсолютно должном виДе, что невольно поражаешься: ведь слишком известен всем их подлинный вид. С каким расчетом, - или в каком состоянии, - можно сегодня серьезно писать, например, что в августе 17 года России уже не грозило ни малейшей опасности от большевиков, •загнанных в подполье•, что Вр. прав. вполне овладело армией, страной, рабочими, крестьянами, что только •мятеж• Корнилова всю страну •мгновенно• вернул к анархии (и воскресил большеви­ ков)?! Таково исходное положение мемуаров Керенского... :Но nр а в д а имеет объективную силу. И, повинуясь ей, против Керенского встали даже такие друзья, которые, в ведавней защите его против •корниловщины• моего дневника, не постеснялись ·за­ под~рить подлинность записи. Ныне о странном рисунке положе­ ния Керенского в •Последи. нов.• говорится: •Просто даже нелов­ ко доказывать, что оно не имеет ничего общего с той реальной действительностью, которая была тогда, в августе 17 г.•. -и далее, 300
10 сентября. Воскресенье Все дальнейшее развивается нормально. Травля Керен­ ского Черновым началась. И прямо, и перекидным огнем. Вчера были прямые шлепки грязи ( •Керенский - подозри­ телен• и т. п.), а сегодня - •Керенский - жертва• в руках Савинкова, Филопенка и Корнилова, гнусных мятежников и контрреволюционеров>>, пытавшихся •уничтожить демокра­ тию• и превратить •страну в казарму•. Эти •гнусные чер­ носотенные замыслы•, интриги, подготовление восстания и мятежа велись •за спиною Керенского•, говорит Чернов (сегодня, а завтра в •деле Чернова• опять пойдет непосред­ ственная еда и Керенского). Ах, дорогие товарищи, вы ничего не знали? Ни о запис­ ке, ни о колебаниях Керенского, ни о его полусогласиях - вы не знали? Какое жалкое вранье! Не выбирают средств для своих целей. Президиум Совета Раб. и Солд. (Чхеидзе, Скобелев, Це­ ретели и др.) на днях, после принятия большевистской резо­ люции, ушел. Вчера был поставлен на переизбрание и - провалился. Победители - Троцкий, Каменев, Луначарский, Нахамкес - захлебываются от торжества. Дело их выгорает. •Перевернулась страница• ... да, конечно ... Керенский давно уехал в Ставку и там застрял. Не то он переживает события, не то подготовляет переезд пр-ва в Москву. Зачем? Военные дела наши хуже нельзя (вчера - обход Двинска), однако теперь и военные дела зависят от здешних (которые в состоянии, кажется, безнадежном). Нем- после указаний на все противоречия, в которых запутался Керен­ ский: ~и для слепого ясно, что с самого начала революции до ок­ тября 17 г. в России реальна была лишь одна опасность, опасность левая». Да, •и дЛЯ слепого ясно•··· И для него ясно, чего стоят •воспо­ минания• Керенского, возлагающего всю вину за падение России на погибшего Корнилова, на его ~мятеж•, в котором Керенский •сразу увидел смертельную опасность дЛЯ государства• ... хотя, по его же словам, в тех же •воспоминаниях•, нисколько этой опасно­ сти •не боялся• (??). От меня, впрочем, далека теперь мысль •возлагать• какие-ни­ будь теперь вины и на Керенского. Меня интересует, как всегда, только правда. В сознательном или бессознательном состоянии от­ ступает от нее Керенский - я не догадываюсь, да это и не имеет значения. Во всяком случае - отступил он от правды без всякой пользы и дЛЯ себя и для журнала, напечатавшего •воспомина­ ния•. - 3. Г. 301
цы, если придут, то в зависимости от здешнего положения. И все же не раньше весны. Слухам о мире даже •на наш счет• - мало верится, хотя они растут. Я делаю ошибку, увлекаясь подробностями происходяще­ го, так как всеrо, что мы видим и слышим, всеrо, что дела­ ется, меняясь каждый час, - записать я не имею просто физической возможности. Будем же сухи и кратки. Два слова о Крымове (которого Борис, уславливаясь с Корн. о присылке войск, просил не посылать и который почему-то был все-таки послан). Когда эти защитные войска были объявлены 4мятежны­ ми• и затем •сдавшимися•, Крымов явился к Керенскому. Выйдя от Керенского - он застрелился... • Умираю от вели­ кой любви к родине... • Беседа их с Керенским неизвестна. (Опять •неизвестна•! Как разговор с Львовым.) Этот Крымов участвовал в очень серьезном и военпо­ фронтовом заговоре против Николая II перед революцией. Заговору помешала только разразившаяся революция. А насчет Львова, который так и сидит, так и невидим, так и остается заrадочнейшим из сфинксов, - пустили вер­ сию, что он •клинически помешанный•. Я думаю, это сами г-да министры, которые продолжают ничеrо не понимать - и не моrут так продолжать ничеrо не понимать. Не моrут верить, что Корнилов послал Львова к Керенскому с ульти­ матумом (разум не позволяет); и не смеют поверить, что он никакого ультиматума не привозил (честь не позволяет), ведь если поверили, что не привозил, - то как же они кро­ ют обман или галлюцинацию Керенского, ездят в Зимний дворец, не уходят и не орут во все горло о том, что про­ изошло? А такой выход, что •Львов - помешанный•, что-то на­ болтал, на что-то, случайно, натолкнул, Керенский вскипел и поторопился, конечно, но... и т. д. - такой выход несколь­ ко устраивает положение, хотя бы временно... А ведь и пра­ вительство-то •временное• ... Я это отлично понимаю. Многие разумные люди, истом­ ленные атмосферой нелепого безрассудства, с облегчением схватились за этот лжевыход. Ибо - что меняется, если Львов сумасшедший? Тем страшнее и стыднее: от случайно­ го бреда помешанного перевернулась страница русской ис­ тории. И перевернул ее поверивший сумасшедшему. Жалкая была бы картина! 302
Но и она - попытка к самоутешенью. Ибо я твердо уве­ рена (да и каждый трезвый и честный перед собой чело­ век), что: 1) нисколько Львов не сумасшедший; 2) никаких он ультиматумов не привозил. Поздно веч. 10-го же Дай Бог завтра вырваться на дачу. Эти дни сплошь Бо­ рис, Ляцкий и всякие другие. Страшная обида, что мы уез­ жаем (далеко ли?), особенно в виду планов Бориса с газе­ той. В них боюсь верить; во всяком случае об этом - после. Сейчас мне рассказывали (с омерзением) знакомые, как 3-5 июля у них ..скрывался• дрожащий Луначарский, до .. поганости• перетрусивший, и все трясся, куда бы ему уехать, и все врал, нагадив. Часа в 4 сегодня был Карташев - только что подал в отставку. Опять! Если опять с тем же результатом... Ведь уж сколько их подавали... Мотивировал, что •при засилии крайних социалистиче­ ских элементов• ... и т. д. Терещенко уговаривал: ах, подождите, приедет Керен­ ский - мы вместе подадим, будет демонстрация. Этот ни­ когда даже и не подаст. Вечером Карташев уехал в Москву, чтобы там сдать дела своему товарищу С. Котляровскому. ЖaJIЬj Ка.рташев тут очень вмешал свое юное кадетство, к KOWJ!IOМ.Y · относится прозелитически-горячо. Il est plus miluqu6, que Milukoff1 • Но и за то спасибо, что освободился... если освободился. Останется! 18 сент. Понедельнин: ...•демократическое Совещание• в Александринке нача­ лось 14-го. Длится. Жалко. Сегодня оно какое-то паралич­ ное. Керенский тоже в параличе. Правительства нет. Дем. Сов. хочет еще родить какой-то •предпарламент•. Чем все кончится - можно предугадать, но... смертельная лень пре­ дугадывать. 1 Он больше милюковец, чем сам Милюков (фр.). 303
20 сентября. Среда Затяжная скука (несмотря на всю остроту, невероятную, положения). Вчера Борис. У него теперь проект соединения с казака­ ми (и если не выйдет с ними газета - ехать на Дон). На это соединение я гляжу весьма сомнительно. Не только для нас, но и для него. Жечь корабли надо, но разумно ли все? И какую такая газета будет иметь -«видимость~? Целесообраз­ но ли рыть хотя бы -«видимую~ пропасть между собою и праведно отказывающеюся частью эсэров, стоящих на вер­ ном пути? Не следует ли сейчас говорить самые правые вещи - в левых газетах? Не это ли только имеет значение? Демокр<атическое> Сов<ещание> позорно провалилось. Сначала незначительным большинством (вчера вечером) высказалось -«за коалицию~. Потом идиотски стало голосо­ вать - -«с к. д.~ или -«без~. И решило - -«без~. После этого внезапно громадным большинством все отменило. И нако­ нец, решило не разъезжаться, пока -«чего-нибудь не решит~. Сидит... в количестве 1700 человек, абсолютно глупо и зверски. И Керенский сидит... ждет. Правительства нет. Сейчас был Карташев, приехавший из Москвы. Он как бы ушел... а в сущности нет. Занимается ведом­ ством, отставка его не принята, -«соборники~ и синодчики всполошились, как бы к церкви не был приставлен -«рево­ люционер~. -«социалист~. т. е. -«не верующий в нее~. Посла­ ли митр. Платона к Керенскому, с просьбой оставить им Карташева. (Т. е. не революционера, не социалиста, верую­ щего в церковь.) Мне все так же, если не больше, жаль Карташева, его ценность. Он весь в кадетском прозелитизме (его вечная 4добросо­ вестность~ ). И совершенно наивно говорит: 4Конечно, если верующий - (тут подразумевается 4Верующий в Бога~) - то только и может быть кадет. Какой же социалист - релиm­ озный... ~ Звонит Л. Не может приехать, сидит в типографии, где у него 4Начались большевистские беспорядки• (?). Свидание наше с 4Казаками• по поводу газеты будет зав­ тра, у нас. Хорошо, если б они не понадобились. А газета нужна. Д. В. от всего отстраняется. Дмитрий весь в мгновенных впечатлениях, линии часто не имеет. 304
Позднее, 20-го же Л.-таки был. Арестовал кучу самых поrромных проклама­ ций. Грозил закрыть типографию. Привез показания Савинкова по Корниловекому делу. Они очень точны и правдивы. Ничего нового для этой кни­ ги. Только детали. Говорили много о Савинкове. Л. недурно его нащу­ пывает. Гораздо позднее, около 1 часу, телефонировал Борис. На собрании 4Воли народа•, где он только что был, получилось странное сообщение: что будто президиум Дем. Совещания голосовал •коалицию• и большинством 28 голосов (59 и 31) высказался против, после чего будто бы Керенский 4сложил полномочия•. Удивляюсь, не разбираюсь, спрашиваю: - Что же теперь будет? - Да ничего... будет Авксентьев. (Борис мог бы ответить мне совершенно так, как, в 16 году, кажется, или раньше, ответил мне на подобный же вопрос Керенский, после роспуска Думы: 4Будет то, что на­ чинается с а... • И, конечно, сегодня А большое (Авксентьев) гораздо менее вероятно, нежели а маленькое... Будет не А. .. вксентьев, но а ...нархия, все равно, •сложил• уже Керен­ ский с себя какие-то 4Полномочия• или еще нет. Да и весть­ то чепушистая•.) Вероятно, это в связи с дневным происшествием: Керен­ ский прислал в президиум извещение - намерен сформиро­ вать кабинет и завтра его объявить. На это было отвечено строго и внушительно, чтобы и думать не сметь. Ни-ни. Ни в коем случае. 21 сентября. Четверг Два казака. Настоящие, здоровенные, под притолоку го­ ловами. У одного - обманно-юношеское лицо с коротким и тупым носом, с низким лбом под седеющими кудрями - лицо римской статуи. Другой - губы вперед, черные усы, казак и казак. Не глупые (по-моему - хитрые), не сложные, знающие только здравый смысл. Знающие свое, такое далекое всяким •нам• с нашими интеллигентскими извилинами, далекое всяким газетам, всякому Струве, Амфитеатрову... да и самой •политике• в настоящем смысле слова. 305 20 Дневники: 1893-1919
Это те •правофланrовые•, с которыми faute de mieux 1 хочет соединиться Борис для газеты. В их газете уже сидит Амфитеатров, но они смотрят на него столь же невинными глазами, как и на газету, и на нас. Были, кроме них и Бориса, - Карташев, Л., М. и Фило­ ненко. Два слова о Филоненко, из-за которого, между про"{им, тоже воевал Борис с Керенским, отстаивал его. Этот Фило­ ненка уже не в первый раз у нас, ero и раньше Савинков привозил на газетные совещания. (Я просила привезти его, ибо хотела видеть, в чем штука, что за человека Борис так яростно отстаивает.) Должна сказать, что он производит очень н.еприятн.ое впечатление. И не только на меня, но на всех нас, даже на Л. Небольшой черный офицер, лицо и голова - не то что некрасивы, но есть напоминающее •череп•. Беспокойли­ вость взгляда и движений (быть может, после корниловекой истории он несколько 4Не в себе•, недаром писал в газеты какие-то декадентеки-мевразумительные и •лирические• письма; а может, и они - наигранные). Присматриваясь и разбираясь, вне •впечатлений•, нахожу: он очень не глуп, даже в известном смысле тонок, и совершенно не заслужи­ вает доверия. Я ровно ничего о нем не знаю, и уж, конечно, никакого его •дна• не знаю, однако вижу, что у него два дна. Почему так стоит за неrо Борис? Филонемко его став­ ленник, он был ero помощником на фронте... Это ничеrо бы не значило, но Филонемко так умно, тонко и непрерывно выражает полную преданность идеям, задачам и самому Бо­ рису, что... Борис должен. этому поддаваться. Ero и вообще­ то •преданностью• весьма можно связывать, но когда это грубо и человек глупый и маленький - то кроме маленькой личной приятности и маленьких неудобств из этого ничего не выходит. И Борис уже только смотрит свысока на этих вассалов. Филонемко же не таков; он, повторяю, так умно •предан•, что не сразу разберешься. А это 4tare•2 Бориса - весить людей, отчасти, и по их отношению к себе. Я предполагаю (насколько видно), что Филонемко поста­ вил свою карту на Савинкова. Очень боится (все больше и больше), что она будет бита. Друrой же карты пока у него нет, и он еще не хочет отвлекаться для поисков ее. Но, ко­ нечно, исчезнет, решив, что проиграл. 306 1 за неимением лучшего (фр.). 2 недостаток (фр.).
Мы нисколько не скрыли от Бориса, что Филопенка нам не нравится. Он даже обещал к нам его не привозить без дела1 • Что касается казаков и казачьей газеты, то я - против. Это не средство для достижения целей Бориса. Действовать •право• - надо, но действительна эта правнэпа лишь из левого угла. Картаmев бредит новым блоком направо - без предела. Нет, если спасать все-таки •стенающую тварь• - нужна мера. А без меры - прежде всего не выйдет. Никаких •полномочий• Керенский и не думал •склады­ ваты·. Изобретают теперь •предпарламент•, и чтобы пр-во (будущее) перед ним отвечало. Занятие для предпарламента готово одно (других не намечается): свергать правительства. Керенский согласен. Большевики, напротив, ни с чем не согласны. Ушли из заседания. Предрекают скорую резню. И серьезную. Конечно! Очень серьезную. На улице тьма, почти одинаковая и днем и ночью. Склизь. Уехать бы завтра на дачу. Там сияющие золотом березы и призрак покоя. Призрак, ибо и там все думаешь об одном, и пишутся такие стихи, как •Гибель•: •Близки кровавые зрачки... ды­ мящаяся пеной пасть... Погибнуть? Пасть?• . . . Впрочем, последний раз я не стихами только занималась: М. дал мне свое •воззвание• против большевиков. Длинные, скучные страницы... А по-моему - следовало бы манифест; резкий и краткий, от молчаливой интеллигенции. •Ввиду преступного слабоволия правительства... • Но, конечно, я понимаю: ведь это опять лишь слова. И даже на слова, такие определенные, уже не способна интел­ лигенция. Какой у нее •меч духа!• Ни черта не выйдет, тем более что тут М. С ним как-то особенно не выходит. 1 С Фил. нам еще пришлось свидеться rораздо позднее, чуть не через rод. Он уже разошелся сСав. (чеrо мы не знали) и был в Спб. нелеrапьно. К моему впечатлению тогда прибавилось еще одно, неожиданное: никогда не видали мы человека с таким бесстрашием, смелостью - до дерзости. Это в н е м бы л о (хотя и не поспужипо к тому, чеrо он хотел). (При· .меч. 1928 г.) 307
30 сентября. Суббота Со дня последней записи мы уже ездили на Красную дачу и вновь приехали в Петербург. Нас вызвали из-за газе­ ты (уже не казачьей). Не пишу обо всех этих канителях, собраниях, свиданиях с Савинковым и Л., ибо это кухня, и какой выйдет обед, и выйдет ли, - еще неизвестно. Сегодня немцы сделали десант на Эзель-Даго. В стране нарастающая анархия. Позорное Демократическое Совещание своим очередным позором и кончилось. На днях откроется этот ~предпарла­ мент• - водевиль для разъезда. •дохлая• правительственная коалиция всем одинаково претит. Карташев идет по той наклонной плоскости, на ко­ торую вступил весной. Его ценность все равно, уже наверно, будет потеряна. Но мне его жалко и как человека. И чем заразился? Сохранившие остаток разума и зрения видят, как все это кончится. Все - вплоть до •дня• - грезят о штыке ( 4да будет он благословен• ), но - поздно! поздно! Говорится: •Пуля - дура, штык - молодец•; и вот, опоздали мы со штыком, дождемся мы •пули-дуры•. Керенский продолжает падение, а большевики уже беспо­ воротно овладели Советами. Троцкий - председатель. Когда именно будет резня, пальба, восстание, погром в Петербурге - еще не определено. Будет. 8 октября. Воскресенье. Кр. дача Нужно иметь недюжинные силы, чтобы не пасть духом. Я почти пала. Почти... Керенский настоял, чтобы пр-во уезжало в Москву. И с сПредпарламентом•, который, под именем ~совета Россий­ ской Республики•, вчера открылся в Мариинеком дворце. (Я и н.е написала, что у нас объявлено: пусть Россия назы­ вается республикой. Ну что ж, 4Пусть называется•. Никого 4слово• не утешило, ровно ничего не изменило.) ОтКрытие нового места для говорения было кислое. Председатель - Авксентьев. Внедрили туда и к.-д., и 4Цен­ зовые элементы•. На первом же заседании Троцкий, с пособниками, устро­ ил базарный скандал, после которого большевики, с угроза­ ми, ушли. (Это их теперешняя тактика везде.) 308
А •Совет Р.• - тоже разошелся, до вторника. И то бар­ ские языки устали. Внешнее положение - самое угрожающее. Весь Рижский залив взят с островами. Но вряд ли до весны немцы и при теперешнем положении двинутся на Петербург. Или разве, если Керенский отъездом пр-ва ускорит дело. Отдаст Петербург сначала на бойню большевистскую, а по­ том и немцам. Уж очень хочется ему улепетнуть от своих августовских сспасителей•. Еще выпустят ли? Они уже на­ чали возмущаться. Будет у нас, наконец, чистая •Петроrрадская• республи­ ка, сама себе голова анархическая. Когда история преломят перспективы, - быть может, кто-нибудь вновь попробует надеть венец героя на Керен­ ского. Но пусть зачтется и мой голос. Я говорю не лично. И я умею смотреть на близкое издали, не увлекаясь. Керен­ ский был тем, чем был в начале революции. И Керенский сейчас - малодушный и несознательный человек; а так как фактически он стоит наверху - то в падении России на дно кровавого рва повинен - он. Он. Пусть это помнят. Жить становится невмоготу. 19 октября. Четв. (давно Спб.) Собственно все, даже мелкие течения жизни сейчас важ­ ны, и вся упущенная мною хронология. Но почему-то, от среволюционной привычки•, что ли, я впала в тупую скуку, и лень записывать. Особенная, атмосферная скука. Душенье. Резких изменений пока еще нет. Предпарламент на днях оскандалился, вроде Дем. Сов.: не мог вынести резолюцию по обороне. Борис выбран в этот, как он говорит, •предбан­ ник• (Учр<едительное> собр<ание>- будет баня!) отказа­ ков. Вообще он с сказачьём• что-то варит (уж не газетное, с газетой всякая возня в других аспектах). Быть может, это и недурно, быть может, казаки и приго­ дилисЪ бы для известного момента... если б знать, какие у них силы и что у них на уме. Даже не в смысле их справо­ сти•; в сделах• - правости сейчас никакой не надо бояться. Они хороши бы как сила внешняя для опоры средней массы демократов-оборонцев (кооператоров, крест. сов. и т. д.). Но боюсь, что и Борис не вполне все знает о казаках. Они загадочные. Керенского терпеть не могут. Вот уже две недели, как большевики, отъединившись от 309
всех других партий (их опора - темные стада гарнизона, матросов и всяких отшибленных людей, плюс - анархисты и поrромщики просто), - держат город в трепете, обещая генеральное выступление, поrром для цели: сВся власть со­ ветам• (т. е. большевикам). Назначили самовольно съезд со­ ветов, сначала на 20-е, когда и объявили было знаменитое выступление, но затем отложили и то и друrое - на 25 о'к:.. тября. Ленин каждодневно в -сРабочем пути• (б. сПравда• ), совершенно открыто, наставляет на этот поrром, утверждая его, как дело решенное. Газеты спешат сообщить, что пр-во •собирается• его арестовать. Вид: Керенский, во всем своем сдохлом• окружении, кричиr Ленину: - Антропка-а-а... Иди сюда-а... Тебя тятька высечь хочи­ и-иrl Оповещенный Антропка и не думает идти, хотя, в отли­ чие от Антропки турrеневского, не затихает, голос подает все время и ни в какуюпоркуне вериr. И прав... Это .мы еще сохраняли остатки наивности, веря иной раз оповещенным намерениям -свласти•. Стоиr этой власти что­ либо пропикать, как знай: именно этого не будет. Просто замнется. С переездом пр-ва в Москву: уже замялось. Хотя я думаю, что Керенский, попробовав почву и видя, что ни­ откуда не одобрен, решил пришипиrься и удрать молчком - ища ветра в полеl Притом ищи пешком, ибо всякое пасса­ жирское движение проектируется приостановиrь. Или это тоже вранье и дороrи просто сами собой остановятся? Ну, Керенский все-таки удерет, в последнюю минуту. Было у нас много разных сгазетных• заседаний, бывали мы у Л. и у Бориса, но вот отмечу один недавний вечер, как не лишенный любопытности. У Глазберга (крупного дельца) из Вас<ильевского> Ос­ тр<ова>, по инициативе М., вкупе с теми интеллигентскими кружками (ныне раздробленными остатками, непристроен­ ными или полупристроенными к пр-ву), что процветали у нас до революции. Ну, и всякого жиrа по лопате. Цель - посовещаться о свозможности коллективного протеста ин­ теллигенции против большевиков•. Замечательно, что само­ го М. не было: уехал зачем-то в Новгород. Лекции, что ли, чиrать... (Вовремя!) Докладывала его проекты Z. У. 1Ут явился на сцену и мой резкий манифест с Красной дачи. Мы с Борисом и Л. приехали, когда было уже порядочно народу. Жаль, что не помню всех. Была Кускова (она в •предбаннике•, а муж ее, Прокопович, чего-то министр). 310
Был ничего не понимающий и от всего отставший Батюш­ ков. (Между прочим: после всех дебатов, после ужина, когда Борис, сидевший со мной рядом, уехал - он меня спросил: •А это кто такой?•) Был Карташев, Макаров, конечно, кн. Андроников и т. д. Ни малейшей тени •коллективизма• не вышло, конечно. О предмете, т. е. большевиках и о данной минуте, говорил rолько Борис, предлагавший как можно скорее собрать по­ луоткрытый митинг, да мы, защищавшие наш резкий мани­ фест и вообще стоявшие хоть за какое-нибудь определенное реагирование. Карташев совершенно безотносительно занесся в свое, в мечты о создании опять какой-то •национальной• партии со Струве; говорили и другие - вообще, но со слезой; а больше всех меня поразила Кускова, эта •умная• женщина, отлича­ ющаяся какой-то исключительной политической и жизнен­ ной индивидуальностью. И знаю я это ее свойство, и каж­ дый раз поражаюсъ. Она говорила длинно-предлинно, и смысл ее речи был тот, что •ничего не нужно•, а нужно все продолжать, что интеллигенция делала и делает. Подробно и не без умиле­ ния рассказывала о митингах, и •как слушают, даже солда­ ты•, и о том, что где на оборону или вообще какой-нибудь сбор, •то ни один солдат мимо не пройдет, каждый поло­ жит•... ну и дальше все в том же роде. Назад она везла. нас в своем министерском автомобиле и еще определеннее выс­ казывалась все в том же духе. Допускала, что •может быть, и нужна борьба с большевиками, но это дело не наше, не интеллигентское (и выходило так, что и не •правителъ­ ственное• ), это дело солдатское, может быть, и Бориса Вик­ торовича дело, только не наше•. А •наше• дело, значит, ра­ ботать внутри, говорить на митингах, убеждать, вразумлять, потихоньку, полегоньку свою линию гнуть, брошюрки пи­ сать... Да где она?! Да когда это все?l Завтра эти •солдатики• в нас из пушек запалят, мы по углам попрячемся, а она - митинги? Я не слепая, я знаю, что от этих пушек никакие и манифесты интеллигентские не спасут, но чувство чести обязывает нас вовремя поднять голос, чтобы знали, на сто­ роне каких мы пушек, когда они будут стрелять друг в дру­ га; отвечать за одни пушки, как за свои. Как за свое дело. А не то что •пусть там разные• Борисы Викторовичи с большевиками как хотят, а мы свою, внутреннюю, мирно- 311
демократическую, возродительную линийку, ниточку будем тащить себе. И вот все оно и правительство - подобное же. Из этих же интеллигентов-демократов, близоруких на 1 .N.!, без очков. Я уж потом замолчала. Потом она увидит, скоро. Пушка далеко стреляет. За ужином вышел чуть не скандал. Дмитрий стал очень открыто и верно (совсем не грубо) говорить о Керенском. Князь Андроников почти разрыдался и вышел из-за стола: •Не могу, не могу слушать этого о светлом человеке!• Ну, все в подобном роде. Великолепный, по нынешним временам, ужин. Фрукты, баранки белые, вино. Глазберг - хозяин. Результат - никчемный. Главное впечатление - точно располагаются на кипящем вулкане строить дачу. Дым глаза ест, земля трясется, камни вверх летят, гул, - а они меряют вышину окон, да сколько бы ступенек хорошо на крыльце сделать. Да и то не торо­ пятся. Можно и так погодить. Еще посмотрим. Но ни дыма, ни камней - определенно не видят. Точно их нет. Дело Корнилова неудержимо высветляется. Медленно, постепенно обнажается эта история от последних клочков здравого смысла. Когда я рисовала картину вероятную, в первые часы, - затем в первые недели, - картина, в общем, оказывалась верна, только провалы, иксы, неизвестные мес­ та мы невольно заполняли, со смягчением в сторону хоть какого-нибудь смысла. Но по мере фактического выеветпе­ ния темных мест - с изумлением убеждаешься, что тут, кро­ ме лжи, фальши, безумия, - еще отсутствие здравого смыс­ ла в той высокой степени... на которую сразу не вскочишь. Львов, только что выпущенный, много раз допрашивае­ мый, нисколько не оказавшийся •nомешанным• (еще бы, он просто глупый), говорит и печатает потрясающие вещи. Ко­ торых никто не слышит, ибо дело сделано, •корниловщина• припечатана плотно; и в интересах не только •nобедителей•, но и Керенского с его окружением, - эту печать удержать, к сделанному (удачно) не возвращаться, не ворошить. И вся­ кое внимание к этому темному пятну усиленно отвлекается, оттягивается. Козырь, попавший к ним, большевики - (да и черновцы, и далее) - из рук не выпустят, не дураки! А кто желал бы тут света, те бессильны; вертятся щепками в об­ щем потоке. Но здесь я запишу протокольно то, что уже высветилось. 312
Львов ездил в Ставку по поручению Керенского. Керен­ ский дал ему категорическое поручение представить от Ставки и от общественных организаций их мнения о рекон­ струкции власти в смысле ее усиления. (Это собственные слова Львова, а далее цитирую уже прямо по его показани­ ям.) •Никакого ультиматума я ни от кого не привозил и не мог привезти, потому что ни от кого таких полномочий не получал•. С Корниловым су нас была простая беседа, во время которой обсуждались различные пожелания. Эти по­ желания я, приехав, и высказал Керенскому•. Повторяю, еникакого ультимативного требования я не предъявлял и не мог предъявить, Корнилов его не предъявлял, и я этого от его имени не высказывал, и я не понимаю, кому такое тол­ кование .моих слов и для чего понадобwюсь?• сГоворил я с Керенским в течение часа; внезапно Керен­ ский потребовал, чтобы я набросал свои слова на бумаге. Выхватывая отдельные мысли, я набросал их, и .мне Керен­ ский не дал даже прочесть, вырвал бумагу и положил в кар­ ман. Толкование, приданное написанным словам сКарнилов предлагает•, - я считаю подвохом• (курс. везде подл.). сГоворить по прямому проводу с Корниловым от моего имени я Керенского не уполномочивал, но когда Керенский прочел мне ленту в своем кабинете, я уже не мог высказать­ ся даже по этому поводу, т. к. Керенский тут же арестовал меня•. сОн поставил меня в унизительное положение; в Зимнем дворце устроены камеры с часовыми; первую ночь я провел в постели с двумя часовыми в головах. В соседней комнате (б. Алекс<андра> III) Керенский пел рулады из опер... • Что, еще не бред? Под рулады безумца, мешающие спать честному дураку-арестанту, - провалилась Россия в помой­ ную яму всеобщей лжи. В рассказе у меня тогда была одна неточность, не меняю­ щая дела ничуть, но для добросовестности исправляю ту мелочь. Когда Керенский выбежал к приезжающим мини­ страм с бумажкой Львова (сне дал прочесть• ... елопробовал набросать• ... свыхватывая отдельные мысли, я набросал• .. . ) - в это время Львов еще не был арестован, он уехал из двор­ ца; Львов приехал тотча~ после разговора по прямому про­ воду, и тогда, без объяснений, Керенский и арестовал его. Как можно видеть, - высветления темных пятен отнюдь не изменяют первую картину (см. запись от 31 авг.). Только 313
подчеркивают ее гомерическую и преступную нелепицу. Действительно, чертова провокацияl 21 октября. Суббота Завтра, 22-го, в воскресенье, назначено грандиозное мо­ ленье казачьих частей с крестным ходом. Завтра же •день Советов• (не •выступление•, ибо выступление назначено на 25-е, однако •экивочно• обещается и раньше, если будет нужно). Казачий ход, конечно, демонстрация. Ни одна сто­ рона не хочет •начинать.. И положение все напряженнее - до невыносимости. Керенский забеспокоился. Сначала этот ход разрешил. Потом, сегодня, стал метаться, нельзя ли запретить, но так, чтобы не от него шло запрещение. Погнал Карташева к мит­ рополиту. Тот покорно поехал, ничего не выгорело. А тут еще сегодня Бурцев хватил крупным шрифтом в •Общем деле•: •Граждане, все на ноrиl Измена!• Только что, мол, узнал, что военный министр Верхавекий предло­ жил, в заседании комиссии, заключить сепаратный мир. Те­ рещенко будто бы обозвал все пр<авительст>во •сумасшед­ шим домом•. •Алексеев плакал• ... Карташев вьется: •Это бурцевекая чепуха, он раздувает мелкий инцидент... • Но Карташев вьется и мажет по своему двойному положению правительственного и кадетского аген­ та. Верхавекий (о нем все мнения сходятся) полуистерич­ ный вьюн, дрянь самая зловредная. Я не знаю, когда - завтра или не завтра, начнется проре­ зыванье нарыва. Не знаю, чем оно кончится, я не смею же­ лать, чтобы оно началось скорее. И все-таки желаю. Так жить нельэя. И ведь когда-нибудь да будет же революционная борьба и победа... даже после контрреволюционной победы больше­ виков, если и эта чаша горечи нас не минует, если и это испытание надо пройти. А думаю - надо ... Вчера у нас было •газетное• собрание, Борис очень на­ стаивал, чтобы следующее назначить поскорее, во вторник. Я согласилась, хотя какое тут собрание, что еще во вторник будет! .. Вот книга! Чуть сядешь за нее - какой-нибудь ди­ кий телефон! Сейчас больше 2-х ночи. Подхожу к аппарату. Чепуха, масса голосов, в конце концов мы оказываемся втроем. Я. Allol Кто звонит? 314
Голос. Вам что угодно? Я. Мне ничего не угодно, ко мне звонят, и я спрашиваю: кто? Гол. Я звоню 417-21 . Друг. гол. Я здесь, это Пав. Мих. Макаров, я звонил к вам, Зин. Ник-на... 1 голос (радостно). Пав. Мих., я звоню к вамl Началось выступление большевиков - на Фурmтадтской . . . Л. М. Да и на Сергиевской... Голос. Откуда вы знаете? Значит, правительству было из- вестно?.. Л.М.Даскемяговорю? (А я все слушаю.) Первый голос стал изъяснять свои официальные титулы, которые я забыла. Говорит, будто из Зимнего дворца. Выхо­ дило как-то, что он спешит известить П. М-ча от пр<ави­ тельст>ва о выступлении большевиков, а П. М. уже знает от того :нее пр<авительст>ва, которое... неизвестно что. Наконец, запыхавшийся голос от нас отстал. Спрашиваю П. М-ча, зачем же он-то ко мне звонил. - Вы слышали? - Да, но что же делать? А вы еще что-нибудь хотели сказать мне? - Я хотел попытаться, не найду ли у вас Бориса Викто­ ровича. Его нигде нет... Далее оказывается: Керенский телефонограммой отме­ нил-таки завтрашнее моленье. Казаки подчинились, но с глухим ропотом. (Они ненавидят Керенского.) А большеви­ ки, между тем, и моленья не ожидая, - выступили? Скучная ночь. Я заперла, на всякий случай, окна. Мы как раз около казарм, на соединении Сергневекой и Фурш­ тадтской. Пока что - улица тиха и черна самым обыкновенным образом. 24 октября. Вторник Ничего в ту ночь и на следующий день не произошло. Сегодня, после все усиливающихся угроз и самого напря­ женного состояния города, после истории с Верхавеким и его ухода, положение следующее. Большевики со вчерашнего дня внедрились в Штаб, сде­ лав своенпо-революционный комитет•, без подписи которо- 315
го •все военные приказания недействительны•. (Тихая сапаl) Сегодня несчастный Керенский выступал в предпарла­ менте с речью, где говорил, что все попытки и средства ула­ дить конфликт исчерпаны (а до сих пор все уговаривал!) и что он просит у Совета санкции для решительных мер и вообще поддержки пр<авительст>ва. Нашел у кого просить и когда! Имел очередные рукоплескания, а затем... началась тягу­ чая, преступная болтовня до вечера, все •вырабатывали• разные резолюции; кончилось, как всегда, полуничем, левая часть (не большевики, большевики давно ушли, а вот эти полубольшевики) - пятью голосами победила, и резолюция такая, что предпарламент поддерживает пр-во при условиях: земля - земельным комитетам, активная политика мира и создание какого-то 4Комитета спасения•. Противно выписывать все это бесполезное и праздное идиотство, ибо в то же самое время: Выборгская сторона отложилась, в Петропавл. крепости весь гарнизон •за Сове­ ты•, мосты разведены. Люди, которых мы видели: Х. - в панике и не сомневается в господстве больше­ виков. П. М Макаров - в панике, не сомневается в том же; при­ бавляет, что довольнс;> 5-ти дней этого господства, чтобы все было поrублено; называет Керенского предателем и думает, что министрам не следует ночевать сегодня дома. Карташев - в активной панике, все погибло, проклинает Керенского. Гшьnер1l говорит, что все пр-во в панике, однако идет болтовня, положение неопределенное. Борис - ничего не говорит. Звонил мне сегодня об отмене сегодняшнего собра­ ния (еще быl), П-лу М-чу велел сказать, что домой вернется 4Очень• поздно (т. е. не вернется). Все как будто в одинаковой панике, и ни у кого нет актив­ ности самопроявления, даже у большевиков. На улице тишь и темь. Электричество неопределенно гаснет, и тогда надо сидеть особенно инертно, ибо ни свечей, ни керосина нет. Дело в том, что многие хотят бороться с большевиками, но никто не хочет зтцищать Керенского. И пустое место - Временное правительство. Казаки будто бы предложили поддержку под условием освобождения Корнилова. Но это глупо: Керенский уже не имеет власти ничего сделать, даже если б обещал. Если бl А он и слышать ничего не слышит. 316
Было днем такое положение: что резолюция пред<парла­ мен>та как бы упраздняет пр<авительст>во, как будто оно уходит с заменой ~социалистическим•. Однако авторы резо­ люции левые, интернационалисты потом любезно пояснили: нет, это не выражение -«недоверия к пр<авительст>ву• (?), а мы только ставим своим свои условия (?). И - -«правительство• остается. -«Правительство продол­ жает борьбу с большевиками• (т. е. не борьбу, а свои позд­ ние, предательские глупости). Сейчас большевики захватили -«Пта• (Петр<оградское> Телегр<афное> Агентство) и телеграф. Правительство по­ слало туда броневиков, а броневики перешли к большеви­ кам, жадно братаясь. На Невском сейчас стрельба. Словом, готовится -«социальный перевороп·, самый тем­ ный, идиотический и грязный, какой только будет в исто­ рии. И ждать его нужно с часу на час. Ведь шло все, как по писаному. Предпоследний акт на­ чался с визга Керенского 26-27 августа; я нахожу, что акт еще затянулся - два месяца! Зато мы без антракта вступаем в последний. Жизнь очень затягивает свои трагедии. Еще неизвестно, когда мы доберемся до эпилога. Сейчас скучно уже потому, что слишком все видно было заранее. Скучно и противно до того, что даже страха нет. И нет­ нигде - элемента борьбы. Разве лишь у тех горит -«вдохно­ вение•, кто работает на Германию. Возмущаться ими - не стоит. Одураченной темнотой - нельзя. Защищать Керенского - нет охоты. Бороться с ор­ дой за свою жизнь - бесполезно. В эту секунду нет стана, в котором надо быть. И я определенно вне этой унизитель­ ной... -«борьбы•. Это пока что не революция и не контррево­ люция, это просто - сблевотина войны•. Бедное -«потерянное дитя•, Боря Бугаев 1 , приезжало сюда и уехало вчера обратно в Москву. Невменяемо. Безот­ ветственно. Возится с этим большевиком - Ив. Разумником (да, вот куда этого метнуло!} и с спровокатором• Маслов­ ским... -«Я только литературно!• Это теперь, несчастный! Другое -«потерянное дитя•, похожее,- А. Блок. Он сам ска­ зал, когда я говорила про Борю: -«И я такое же потерянное 1 Андрей Белый. 317
дитя•. Я звала ero в Савинскую газету, а он мне и понес «потерянные• вещи: что я, мол; не могу, я имею определен­ ную склонность к большевикам (sicl), я ненавижу Англию и люблю Германию, нужен немедленный мир назло англий­ ским империалистам... Честное слово/ Положением России доволен - «ведь она не очень и страдает•... Слова •отече­ ство• уже не признает... Все время оговаривался, что хоть он теперь и так, но «вы меня ведь не разлюбите, ведь вы ко мне-то по-прежнему?• Спорить с ним бесполезно. Он ходит •по ступеням вечности•, а в •вечности• мы все •большеви­ ки•. (Но там, в этой вечности, Троцким не пахнет, нет/) С Блоком и с Борей (много у нас этих самородков/) можно rоворить лишь в четвертом измерении. Но они этого не понимают, и потому произносят слова, в 3-х измерениях ирегнусно звучащие. Ведь rод тому назад Блок был за вой­ ну («прежде всего, - весело/• - говорил он), был исключи­ тельно ярым антисемитом («всех жидов перевешать•) и т. д. Вот и относись к этим «потерянным детям• по-человечески/ Электричество что-то не гаснет. Верно потому, что боль­ шевики заседают •перманентно•. Сейчас нам приносили свежие большевистские прокламации. Все там гидры, •под­ нявшие головы•; гидра и Керенский- послал передавшихся броневиков. Заверения, что •дело революции (тьфу, тьфу/) в твердых руках•. Ну, черт с ними. 25 октября. Среда Пишу днем, т. е. серыми сумерками. Одна подушка уже навалилась на другую подушку: город в руках больше­ виков. Ночью, по дороге из Зимнеrо дворца, арестовали Карта­ шева и Гальперна. 4 часа держали в Павловских казармах, потом выпустили, несколько измывшись. Продолжаю при электричестве Я выходила с Дмитрием. Шли в аспидных сумерках по Серrиевской. Мзглять, тишь, безмолвие, безлюдие, серая кислая подушка. На окраинах листки: объявляется, что •правительство низложено•. Прокоповича тоже арестовали на улице, и Гвоздева, потом выпустили. (Явно пробуют лапой, осторож- 318
но... Ничего!) Заняли вокзалы, Мариинекий дворец (выса­ див без грома •предбанник• ), телеграфы, типографии •Рус­ ской воли• и •Биржевых•. В Зимнем дворце еще пока си­ дят министры, окруженные •верными• (?) войсками. Последние вести таковы: Керенский вовсе не •бежал•, а рано утром уехал в Лугу, надеясь оттуда привезти по­ мощь, но... Электричество погасло. Теперь 7 ч. 40 минут вечера. Продолжаю с огарком... Итак: но если даже Лужский гарнизон пойдет (если!), то пешком, ибо эти живо разберут пути. На Гороховой уже ра­ зобрали мостовую, разборщики храбрые. Казаки опять дали знать (кому?), что •готовы поддер­ жать Вр<еменное> пр<авительст>во•. Но как-то кисловато. Мало их, что ли? Некрасов, который, после своей неприг­ лядной роли 26 августа, давно уж •сторонкой ходит•; чуя гибель корабля, - разыскивает Савинкова. Ну, теперь его не разыщешь, если он не хочет быть разысканным. Верховский, по-видимому, передался большевикам, руко­ водит. Очень красивенький пейзаж. Между революцией и тем, что сейчас происходит, такая же разница, как между мартом и октябрем, между сияющим тогдашним небом весны и се­ годняшними грязными, темно-серыми склизкими тучами. Данный, значит, час таков: все бронштейны в беспечаль­ ном и самоуверенном торжестве. Остатки •пр<авительст>­ ва• сидят в Зимнем дворце. Карташев недавно телефониро­ вал домой в общеуспокоительных тонах, но прибавил, что •сидеть будет долго•. Послы заявили, что большевистского правительства они не признают: это победителей не смутило. Они уже успели оповестить фронт о своем торжестве, о •немедленном мире•, и уже началось там - немедленно! - поголовное бегство. Очень трудно писать при огарке. Телефоны еще действу­ ют, лишь некоторые выключены. Позже, если узнаю что­ либо достоверное (не слухи, коих все время - тьма), опять запишу, возжегши свою •революционную лампаду• - послед­ ний кривой огарок. В 10 ч. вечера (Электричество только что зажzлось.) Была сильная стрельба из тяжелых орудий, слышная здесь. Звонят, что будто бы крейсера, пришедшие из Крон- 319
штадта (между ними и •Аврора•, команду которой Керен­ ский взял для своей охраны в корниловекие дни), обстрели­ вали Зимний дворец. Дворец будто бы уже взят. Арестовано ли сидевшее там пр-во - в точности пока неизвестно. Город до такой степени в руках большевиков, что уже •директория•, или нечто вроде, назначена: Ленин, Троц­ кий - наверно; Верховский и другие - по слухам. Пока больше ничего не знаю. (Да что знать еще, все ясно). Позднее. Опровергается весть о взятии б<ольшевика>ми Зимнего дворца. Сраженье длится. С балкона видны сверка­ ющие на небе вспышки, как частые молнии. Слышны глухие удары. Кажется, стреляют и из дворца, по Неве и по •Авро­ ре•? Не сдаются. Но - они почти голые: там лишь юнкера, ударный батальон и женский батальон. Больше никого. Керенский уехал раным-рано, на частном автомобиле. Улизнул-таки. А эти сидят, не повинные ни в чем, кроме своей пешечности и покорства, под тяжелым обстрелом. Если еще живы. 26 октября. Четверг Торжество победителей. Вчера, после обстрела, Зимний дворец был взят. Сидевших там министров (всех до 17, ка­ жется) заключили в Петропавловскую крепость. Подробнос­ ти узнаем скоро. В 5 ч. утра было дано знать в квартиру Карташева. Се­ годня около 11 ч. Т. с Д. В. отвезли ему в крепость белье и провизию. Говорят, там беспорядок и чепуха. Вчера, вечером, Городская Дума истерически металась, то посылая •парламентеров• на •Аврору•, то предлагая всем составом •идти умирать вместе с правительством•. Ни из первого, ни из второго ничего, конечно, не вышло. Маслов, министр земледелия (соц.), послал в Гор. Думу •посмерт­ ную• записку с <<Проклятием и презрением• демократии, которая посадила его в пр-во, а в такой час •умывает руки•. Луначарский из Гор. Думы просто взял и пошел в Смольный. Прямым путем. Однако пока что на съезде от большевиков отгородилисЪ почти все, даже интернационалисты и черновцы. Последние отозвали своих из •военно-рев. комитета•. (Все началось с этого комитета. Если черновцы там были, - значит, и они начинали.) 320
Позиция казаков: не двинулись, заявив, что их слишком мало и они выступят только с подкреплением. Психологи­ чески все понятно. Защищать Керенского, который потом объявил бы их контрреволюционерами?.. Но дело не в психологиях теперь. Остается факт - объявленное большевицкое правительство: где премьер - Ленин-Ульянов, министр иностр. дел - Бронштейн, призре­ ния - г-жа Коллонтай и т. д. Как заправит это пр-во - увидит тот, кто останется в живых. Грамотных, я думаю, мало кто останется: петербурж­ цы сейчас в руках и распоряжении 200-тысячной банды гар­ низона, возглавляемой кучкой мошенников. Все газеты (кроме •Биржевых• и •Р. воли•) вышли было... но по выходе были у газетчиков отобраны и на ули­ цах сожжены. Газету Бурцева •Общее дело• накануне своего падения запретил Керенский. Бурцев тотчас выпустил •Наше общее дело•, и его отобрали, сожгли - уже большевики, причем (эти шутить не любят) засадили самого Бурцева в Петро­ павловку. Убеждена, что он нисколько не смущен. Его веч­ но, при всех случаях, все правительства, во всех местах зем­ ного шара - арестовывают. Он приспособился. Вынырнет. Мы отрезаны от мира и ничего, кроме слухов, не име­ ем. Ведь все радио даже получают - и рассылают - боль­ шевики. К Х. из крепости телефонировали, что просят доктора, - Терещенко и раненный вчера при аресте Рутенберг: •А мы другого доктора не знаем•. Погадавши, подумавши... Х. решил ехать, спросил авто­ мобиль и пропуск. Еще не возвращался. Кажется, большевики быстро обнажатся от всех, кто не они. Уже почти обнажились. Под ними... вовсе не •больше­ вики•, а вся беспросветно-глупая чернь и дезертиры, пой­ манные прежде всего на слово -смир•. Но хотя - черт их знает, эти •nартии•, черновцы, например, или новожизнен­ цы (интернационалисты)... Ведь и они о той же, большевиц­ кой, дорожке мечтали. Не злятся ли теперь и потому, что •не они•, что у них-го пороху не хватило (демагогически)? Позже Х. вернулся. Видел Терещенку, Рутенберга и Бурцева, да кстати и Щегловитовас Сухомлиновым. Карташева увидит 321 21 Дневники: 1893-1919
завтра. Терещенко простужен (в Трубецком бастионе, где они сидят, не топили, а там сырость), кроме того, с непри­ вычки трусит. Рутенберг и Бурцев абсолютно спокойны. Еще бы, еще бы. Рутенберг - старый террорист (это он убил Гапона), а о Бурцеве я уж говорила. Маслов в тяжелом нервном состоянии ( •социалист• называется! но, впрочем, я его не знаю). Х. говорит, что старая команда ему как отцу родному обрадовалась. Они под большевиками просто потому, что •большевики взяли палку•. Новый комендант довольно рас­ терян. Все обеспокоены - счто слышно о Керенском•? Непрерывные слухи об идущих сюда войсках и т. д. - очень похожи на легенду, необходимую притихшим жителям завоеванного города. Я боюсь, что ни один полк уже не от­ кликнется на зов Керенского - поздно. Сейчас легенда сформировалась в целое сражение где-то или на станции Дно (блаженной, милой памяти Марта!), или в Вырицах. 27 октября. Пятпица Целый день народ, не могла писать раньше. То же зах­ ватное положение. Газеты, социалистические, но антиболь­ шевистские, вышли под цензурой, кроме сНавой жизни•, остальные запрещены. В •Известиях• (Совета) изгнана ре­ дакция, посажен туда больш<евик> Зиновьев. сГол<ос> солдата• - запрещен. Вся •демократия•, все отгородившие­ ся от б<ольшеви>ков и ушедшие с иресловутого съезда организации собрались в Гас. Думе. Дума объявила, что не разойдется (пока не придут разгонять, конечно!) и выпусти­ ла .N .! сСалдатского голоса• , ;очень резко против захватчи­ ков. Номер раскидывали с думского балкона. Невский по­ лон, а в сущности все •обалдевши•, с тупо раскрытыми рта­ ми. В Думе и Некрасов, ловко не попавший в бастион. Интересны подробности взятия министров. Когда, после падения Зимнего дворца (тут тоже много любопытного, но­ после), их вывели, около 30 человек, без шапок, без верх­ ней одежды, в темноту, солдатская чернь их едва не растер­ зала. Отстояли. Повели по грязи, пешком. На Троицком мосту встретили автомобиль с пулеметом; автомобиль испу­ гался, что это враждебные войска, и принялся в них жарить; и все они, - солдаты первые, с криками, - должны были лечь в грязь. 322
Слухи, слухи о разных сновых правительствах• в разных городах. Каледин, мол, идет на Москву, а Корнилов, мол, из Быхова скрылся. (Корнилов-то уж бегал из плена посерьезнее, германского... почему бы не уйти ему из большевицкого?) Уже не слухи, - или тоже слухи, но упорные, - что Ке­ ренский, с какими-то фронтовыми войсками, в Гатчине. И Лужский гарнизон сдался без боя. От Гатчины к Спб. наши спобедители• уж разобрали путь, готовятся. Захватчики, между тем, спешат. Троцкий-Бронштейн уж выпустил -сдекрет о мире•. А захватили они решительно все. Возвращаюсь на минуту к Зимнему дворцу. Обстрел был из тяжелых орудий, ·но не с •Авроры•, которая уверяет, что стреляла холостыми, как сигнал, ибо, говорит, если б не хо­ лостыми, то Дворец превратился бы в развалины. Юнкера и женщины защищались от напирающих сзади солдатских банд, как могли (и перебили же их), пока министры не ре­ шили прекратить это бесплодие кровавое. И все равно ин­ сургенты проникли уже внутрь предательством. Когда же хлынули •революционные• (тьфу, тьфу!) войс­ ка, Кексгольмский полк и еще какие-то, - они прямо приня­ лись за грабеж и разрушение, ломали, били кладовые, вы­ таскивали серебро; чего не могли унести - то уничтожали: давили дорогой фарфор, резали ковры, изрезали и проткну­ ли портрет Серова, наконец, добрались до винного поrреба... Нет, слишком стыдно писать... Но надо все знать: женский батальон, израненный, зата- щили в Павловские казармы и там поголовно изнасиловали... •Министров-социалистов• сегодня выпустили. И они... вышли, оставив своих коалиционистов-кадет в бастионе. 28 октября. Суббота Только четвертый день мы под свластью тьмы•, а точно годы проходят. Очень тревожно за тех, кто остался в крепо­ сти, когда •товарищи-социалисты• ушли. Караул все меня­ ется, черт знает, на что он не способен. Там чепуха, свида­ ний никому не дают, потом одним фуксом дали, потом опять всех высадили... Весь день нынче возимся с Гор<од­ ской> Думой (•комитет спасения•). Д. В. там даже был. С утра слухи о сражении за Моек. Заставой: оказалось, вздор. Днем будто аэроплан над городом разбрасывал лист­ ки Керенского (не видала ни листков, ничего). Последнее и подтверждающееся: прав. войска и казаки уже были в Цар- 323 21*
ском, где гарнизон, как лужекий и гатчинский, или сдавал­ ся, или, обезоруженный, побрел кучами в Спб. Почему же они были в Царском, - а теперь в Гатчине, на 20 верст дальше? Командует, говорят, казачий генерал Краснов и слух: ис­ полняет приказы только Каледина (и Каледин-то за тысячу верст!), а Керенский, который с ними, -у них будто бы •на веревочке•. По выражению казака-солдата: •Если что не по­ нашему, так мы ему и голову свернем•. Как значительны войска - неизвестно. Здешние стягива­ ют на вокзалы своих - силы •петроградского гарнизона• (шваль) и красногвардейцев. Эти храбрые, но все сброд, мальчишки. Генерал Маниковский, арестованный с правительством, освобожден, хотя еще сегодня утром большевики хотели его расстрелять. Он говорил сегодня, что с казаками и с Керен­ ским находился также и Борис. (Очень вероятно. Не сидит же он сложа руки.) Сейчас льет проливной дождь. В городе полуокопавшие­ ся в домовых комитетах обыватели да погромщики. Наибо­ лее организованные части большевиков стянуты к окраинам, ждя сражения. Вечером шлялась во тьме лишь вооруженная сволочь и мальчишки с винтовками. А весь •вр. комитет•, т. е. Бронштейны-Ленины, переехал из Смольного... не в за­ гаженный, ограбленный и разрушенный Зимний дворец - нет! а на верную •Аврору•... Мало ли что... Очень важно отметить следующее. Все газеты, оставшиеся (3/4 запрещены), вплоть до •Нов<ой> жизни•, отмежевываются от большевиков, хотя и в разных степенях. •Нов<ая> ж<изнь>•, конечно, менее других. Лезет, подмигивая, с блоком и тут же •категоричес­ ки осуждает• - словом, обычная подлость. •Воля народа• резка до последней степени. Почти столь же резко и •дело• Чернова. Значит: кроме групп с. д. и главная группа - с-эры червовцы - от большевиков отмежевываются? Но ... в то же время намечается у последних с-эров, очень еще прикрыто, желание использовать авантюру для себя. (Широкое движе­ ние, уловимое лишь для знающего все кулисы и мобили.) То есть: левые, за большевиками, партии, особенно с-эры черновцы, как бы пере.манивают •товарищей• гарнизона и красногвардейцев (и т. д.): большевики, мол, обещают вам мир, землю и волю, и социалистическое устройство, но все это они вам не дадут, а могут дать - и дадим в превосход- 324
ной степени! - .мы. У них только обещания, а у нас это же - немедленное и готовое. Мы устроим настоящее социа­ листическое правительство без малейших буржуев, .мы бу­ дем бороться со всякими скорниловцами•, .мы вам дадим самый мгновенный смир• со всей мгновенной сземлей•. С большевиками же, товарищи дорогие, и бороться не стоит; это провокация, если кто говорит, что с ними нужно бороть­ ся; просто мы возьмем их под бойкот. А так как мы - все, то большевики от нашего бойкота в свое время и слопнут, как мыльный пузырь•. Вот упрощенный смысл народившегося движения, кото­ рое обещает... не хочу и определять, что именно, однако очень много и, между прочим, ГРАЖДАНСКУЮ ВОЙНУ БЕЗ КОНЦА И КРАЯ. Вместо того чтобы помочь поднять опрокинутый полу­ разбитый ваrон, лежащий на насыпи верх колесами, - ото­ гнав от вагона разрушителей, конечно, - напрячь общие силы, на рельсы его поставить, да осмотреть, да починить, - это наша упрямая сдура•, партийная интеллигенция, - же­ лает только сама усесться на этот вагон... Чтобы наши сзады• на нем были - не большевистские. И обещает нико­ го не подпускать, кто бы ни вздумал ваrон начать подни­ мать... А какая это и без того будет тяжкая работа! Нечего бездельно гадать, чем все кончится. Шведы - (или немцы?) - взяли острова, близок десант в Гельсинг­ форсе. Все это по слухам, ибо из Ставки вестей не шлют, вооруженные большевики у проводов, но... быть может, про­ сто - свот приедет немец, немец нас рассудит• . .. Господи, но и это еще не конец! 29 оюпября. Воскресенье Узел туже, туже... Около 6 часов прекратились телефоны - станция все время переходила то к юнкерам, то к большеви­ кам, и, наконец, все спуталось. На улицах толпы, стрельба. Павловское юнк. уч. расстреляно. Владимирское горит; слышно, что юнкера с этим глупым полковником Полковни­ ковым заседали в Инж<енерном> замке. О войсках Керен­ ского слухов много - сообщений не добыть. Из дому выхо­ дить больше нельзя. Сегодня в нашей квартире (в столовой) дежурит домовой комитет, в 3 часа будет другая смена. Вчера две фатальные фигуры Х. и Z. отправились было соглашательной сделегацией• к войскам Керенского - во 325
избежание •кровопролития•. Но это вам, голубчики, не в Зимний дворец шмыгнуть с ультиматумом Чернова. На пер­ вом вокзале их схватили большевики, били прикладами, чуть не застрелили, арестовали, издевнулись вдосталь, а по­ том вышвырнули в зад ногой. Толпа, чернь, гарнизон - безотносительны абсолютно и сами не понимают, на кого и за кого они идут. Газеты все задушены, даже сРабочая•; только украдкой вылезает сДело• Чернова (ах, как он жаждет, подпольно, соглашательства с большевиками!), да красуется, помимо сПравды•, эта тля - сНовая жизнь•. Петрапавловка изолирована, сегодня даже Х. туда не пу­ стили. Вероятно, там, и на сАвроре•, засели главари. И надо помнить, что они способны на все, а чернь под их но­ гами - способна еще даже больше, чем на все. И главари не очень-то ею владеют. Петербург, - просто жители, - угрюмо и озлобленно молчит, нахмуренный, как октябрь. О, какие противные, черные, страшные и стыдные дниl ЗО октября. Понедель1Шк. 7 час. веч. Положение неопределенное, т. е. очень плохое. Почти ни у кого нет сил выносить напряжение, и оно спадает, ничем не разрешившись. ВОЙСКА КЕРЕНСКОГО НЕ ПРИШЛИ (и не придут, это уж ясно). Не то - говорят - в них раскол, не то их мало. Похоже, что и то и другое. Здесь усиливаются ссоглаша­ тельные• голоса, особенно из сНовой жизни•. Она уж гото­ ва на правительство с большевиками - елевых дем. партий•. (Т. е. .мw - с ними.) Телефон не действует, занят красной гвардией. Зверства •большевицкой• черни над юнкерами - несказанны. Заклю­ ченные министры, в Петропавловке, отданы сна милость.(?) •nобедителей•. Ушедшая было сАврора• вернулась назад вместе с другими крейсерами. Вся эта храбрая и грозная (для нас, не для немцев!) флотилия - стоит на Неве. 31 октября. Вторник Отвратительная тошнота. До вечера не было никаких даже слухов. А газет только две - сПравда• и сНов<ая> жизнь.. Телефон не действует. Был весь потрясенный Х., 326
рассказывал о .спетропавловском застенке•. Воистину засте­ нок- что там делают с недобитыми юнкерами! Поздно вечером кое-что узнали, и очень правдоподобное. Дело не в том, что у Керенского смало сил•. Он мог бы иметь достаточно, прийти и кончить все здешнее 3 дня тому назад; но... (нет слов для этого, и лучше я никак и не буду говорить) - он опять КОJlеблется/ Отсюда вижу, как он то падает в прострации на диван (найдет диван!), то вытягива­ ет шею к разнообразным ссогласителям•, предлагающим ему всякие сдемократические• меры сво избежание крови•. И это в то время, когда здесь уже льется кровь детей-юнке­ ров, женщин, а в сырых казематах сидят люди пожилые, честные, ценные, виноватые лишь в том, что поверили Ке­ ренскому, взяли на себя каторжный и унизительный (при нем) правительственный трудl Сидят под ежеминутной уrро­ зой самосуда пьяных матросов - озверение растет по часам. А Керенский - не все договорил ещеl Его еще зудит выехать в автомобиле к севаему народу•, к знаменитому спетроrрадскому гарнизону• - и поуговаривать. УЖ БЫЛО. Оказывается - выезжал. И не раз. Гарнизон не уговорился нисколько. Но он и не сражается. Постоит - и назад с пози­ ций, спать. Сражается сброд и красная армия, мальчишки­ рабочие с винтовками. Казаки озлоблены до последней степени. Еще быl Каково им там, в этом, поистине дурацком, положении? И Борису, если он тоже там с ними. Каждое столкновение казаков с •красными• - (столкновений все же предотвратить нельзя - Керенский, верно, смахивает слезу пальцем перчатки) - кончается для красных плохо. Керенский имеет сношение со здешними соглашателями­ черновцами? Они же (как я верно писала) выбиваются из сил, желая воспользоваться для себя делом большевиков, которые исполнили rрязную работу захватчиков и убийц. Черновцы мечтают приступить к дележке добычи, и непре­ менно с тем, чтобы вся добыча была ихняя; вам же, rрабите­ ли и убийцы, мы обещаем полную безнаказанность... Мало? Ну, вот вам уголок стола во время пира, мы ничего... (Уже не говорят о сбойкоте•, уже ссогласны спустить и кое-каких большевиков в свое министерство•... А что говорят больше­ вики? Они-то - согласились делить по-черновски свою до­ бычу? Они ничего не говорят. Они делают- свое.) Черновцы и всякие другие интернационалисты этим мол­ чаньем не смущены. Убеждены, что все равно - разбойни- 327
кам одним с добычей не справиться. Действительно, у них сейчас: служащие не служат, министерства не работают, бан­ ки не открываются, телефон не звонит. Ставка не шлет из­ вестий, торговцы не торгуют, даже актеры не играют. Весь Петербург озлоблен не менее казаков, но молчит и сопро­ тивляется лишь пассивно. Однако страшно ли •обезьяне со штыком• пассивное со­ противление? И на что разбойникам министерства? На что им банки? Им сейчас нужны деньги, а для этого штык луч­ ше служащих откроет банк. Они старались - и отдадут кру­ пинку награбленного Чернову или кому бы то ни было?! У них можно только отнять, а они уж носом чуют, что -.отни­ маем• не очень пахнет. Еще боятся, еще шлют своих копье­ носцев к •позициям• с колючей проволокой и хромыми пушками (оружие, однако, почти все в их руках), - но уже понемногу смелеют, тянут лапу... щупают; попробуют - можно. Дальше валяй. Не бесцельно ли позорятся соглашатели, деля капитал (Россию) без •хозяев•? Я лишь рисую сегодняшнее положение. И вот, наконец, последнее известие, естественно вытекающее из предыду­ щих: три дня перемирия между войсками Керенского и большевиками. Во всех случаях это великолепно для боль­ шевиков. В три дня многое сделается и многое для них выяснится. Можно еще •на всякий случай• укрепить свои позиции, подзуживая победительное торжество и терроризуя обывателей. Можно, кроме того, и поаrитировать в •брат­ ских• войсках, теряющих терпение и, конечно, не пылающих высоким духом. Много, много можно сделать, пока болтают черновцы. А немец - что? Или он - не сейчас? О Москве: там 2000 убитых? Большевики стреляли из тяжелых орудий прямо по улицам. Объявлено было •пере­ мирие•, превратившееся в будущее черни, пьяной, ибо она тут же громила винные погреба. Да. Прикончила война душу нашу человечью. Выела- и выплюнула. 1 ноября. Среда Все идет естественным (логическим) порядком. Как по писаному, - впрочем, ярче и ужаснее всякого •писаного•. Дополнения ко вчерашнему такие: здешние соглашатели 328
продолжают соглашаться... между собой, о том, что нужно согласиться с большевиками. В думском комитете до послед­ него поту сидели, все разговаривали, обсуждали состав но­ вого •левого• правительства, чуть не все имена выбрали... так, как будто все у них в кармане и большевики положили завоеванный •Петроград• к их ногам. Самый жгучий вопрос решили: соглашаться ли им с большевиками? Решили. Со­ глашаться. Как вопрос о соглашательстве стоит у большеви­ ков - этим не занимались. Разумелось само собой, что боль­ шевики только и ожидают, когда снизойдут к ним другие левые партии (11). В думском комитете, где осталось большевиков весьма немного, из захудалых- да и те просто •присутствовали•,­ назначения так и сыпались. Чернов, конечно, премьером... Очевидец мне рассказывал, что это жалкое и страшное сове­ щание все время сопровождалось смехом и что это было особенно трагично. Предлагали так, просто, кого кто приду­ мает. Предложили знаменитого Н. Д. Соколова - его канди­ датура была встречена особым взрывом смеха, но благо­ склонно. Вообще захудалые большевики мало против кого возражали, они помалкивали и только смеялись. Горячо гал­ дели все остальные. Чернов, - вернее черновцы, ибо самого-то Чернова где­ то нету, портфель министра нар<одного> просв<ещения> снисходительно обещали Луначарскому. (А он давно в Смольном!) Проекты блистательные... ... Царское было раньше оставлено; туда, после оставления Гатчины, явились, свободно и смело, большевики. Распубли­ ковали, что •Царское взято•. Застрелили спокойно комен­ данта (не огорчайтесь, А. Ф., это не •демократическая• кровь), стали сплошь врываться в квартиры. Над Плехано­ вым издевались самым площадным образом, в один день обыскивали его 15 (sicl) раз. Больной, туберкулезный ста­ рик слег в постель, положение его серьезно. Вот картина. Не думаю, однако, чтобы кто-нибудь, по каким угодно рассказам и записям, мог понять и предста­ вить себе нашу здесь атмосферу. В ней надо жить самому. Сегодня большевики, разведя все мосты, просунули на буксире (1) свои броненосцы по Неве к Смольному. Совер­ шенно еще не встречавшееся безумие. По городу открыто ходят всем известные германские шпионы. В Смольном они называются: •представители гер­ манской и австрийской демократии•. Избиение офицеров и 329
юнкеров тоже входило в задачу Бронштейна? Кажется, с моста Мойки сброшено пока только 11, трупы 11ылавлива­ ются. Убит и князь 'Jуманов - нашли под мостом. Самое последнее известие: Керенский и не в Гатчине, а совершенно неизвестно где. Слух, что к нему собрался было ехать Луначарский (это еще что?), но Керенского нет. 2 ноября. Четверг Я веду эту запись не для сводки фактов, но и для по­ сильной передачи атмосферы, в которой живу. Поэтому за­ писыьаю и слухи по мере их поступления. Сегодня почти все, записанное вчера, подтверждается. В чисто большевистских газетах трактуется с подробностями •бегство• Керенского. Будто бы в Гатчине его предали изме­ нившие казаки и он убежал на извозчике, переодевmись матросом. И даже, наконец, что в Пскове, окруженный враждебными солдатами, он застрелился. Из этого верно только одно, конечно: что Керенский куда-то скрылся, его при •его• войсках нет и никаких уже -сего войск• - нет. Соглашательские потуги (вчерашнее -сминистерство•) стыдливо затихли. Масса явных вздоров о Германии, о наступлении Каледи­ на на Харьков (психологически понятные легенды). А вот не вздор: в Москве, вопреки вчерашним успокоительным известиям, полнейшая и самая страшная бойня: расстрели­ вают Кремль, разрушают Национальную и Лоскутную гос­ тиницу. Штаб на Пречистенке. Много убитых в частных квартирах - их выносят на лестницу (из дома нельзя вый­ ти). Много женщин и детей. Винные склады разбиты и раз­ граблены. Большевистские комитеты уже не справляются с толпой и солдатами, взывают о помощи к здешним. Черно-красная буря над Москвой. Перехлест. Уехать нельзя и внешне (и вн.утренне). Да и некуда. Пока формулирую кратчайшим образом происходящее так: Николай 11 начал, либералы политики продолжили - поддержали, Керенский закончил. Я не переменилась к Керенскому. Я всегда буду утверж­ дать, как праведную, его позицию во время войны, во время революции - до июля. Там бьmи ошибки, человеческие; но в марте он буквально спас Россию от немедленного безумного взрыва. После конца июня (благодаря накоплению ошибок) 330
он был кончен и, оставаясь, конченный, во главе, держал руль мертвыми руками, пока корабль России шел в водоворот. Это конец, О начале - Николае 11 - никто не спорит. О продолжателях-поддерживателях, кадетах, правом блоке и т. д. - я довольно здесь писала. Я их не виню. Они были слепы и действовали, как слепые. Они не взяли в руки не­ избежное, думали, отвертываясь, что оно - избежно. Все ви­ дели, что КАМЕНЬ УПАдЕТ (моя запись 15-16-го года), все, кроме них. Когда камень упал, и тут они почти ничего не увидели, не поняли, не приняли. Его свято принял на свои слабые плечи Керенский. И нес, держал (один!), пока не сошел с ума от непосильной ноши и камень - не без его содействия,- не рухнул всею своею миллионнопудовой тя­ жестью - на Россию. 3 ноября. Пятница Весь день тревога о заключенных. Сигнал к ней дал Х., вернувшийся из Петропавловки. Там плохо, сам •комен­ дант• боится матросов, как способных на все при малейшей тревоге. Надо ухитриться перевести пленников. Куда угодно - только из этой матросско-большевистской цитадели. Обра­ щаться к Бронштейну - единственный вполне бесполезный путь. Помимо противности вступать с ним в сношения - это так же бесцельно, как начать разговор с чужой обезья­ ной. Была у нас мать Терещенки. Мы лишь одно могли при­ думать - скользкий путь обращения к послам. Она видела Фрэнсиса, увидит завтра Бьюкенена. Но их то же положе­ ние- обращаться к справительству•, которого они не при­ знают? Надо хранить международные традиции; но все же надо понимать, что это....... , для которой нет ни признания, ни непризнания. Посольства охраняются польскими легионерами. О Москве сведения потрясающие. (Сейчас - опять, что утихает, но уж и не верится.) Город в полном мраке, теле­ фон оборван. Внезапно Луначарский, сей спокровитель культуры•, зарвал на себе волосы и, задыхаясь, закричал (в газетах), что если только все так, то он суйдет, уйдет из большевицкого правительства•l Сидит. Соглашатели хлебнули помоев впустую: большевики не­ даром смеялись - они-то ровно ни на что не согласны. Те­ перь - когда они упоены московскими и керенекими спобе- 331
дами•? Соглашателям вынесли такие •условия•, что остава­ лось лишь утереться и пошлепать восвояси. Даже подленив­ цы из •Новой жизни• ошарашились, даже с-эры червовцы дрогнули. Однако эти еще надеются, что б<ольшеви>ки пойдут на уступочки (легкомыслие), уверяют, что среди б<ольшеви>ков - раскол ... А кажется, у них свой начинает­ ся раскол и некоторые с-эры ( •левые•) готовы, без соглаше­ ний, прямо броситься к большевикам: возьмите нас, мы уже сами большевики. В Царском убили священника за молебен о прекращении бойни (на глазах его детей). Здесь тишина, церковь все не­ давние молитвы за Врем. пр<авительст>во тотчас же покор­ но выпустила. Банки закрыты. Где Керенский - неизвестно; в этой истории с больше­ вицкими •победами• и его •побегом• есть какие-то факты, которых я просто не знаю. Борис там с ним был, это оче­ видно. Одну ночь он ночевал в Царском, наверно (косвен­ ные сведения). Но был и в Гатчине. Ну, даст весть. 4 ноября. Суббота Все то же. Писать противно. Газеты - ложь сплошная. Впрочем: расстрелянная Москва покорилась большеви­ кам. Столицы взяты вражескими - и варварскими - войска­ ми. Бежать некуда. Родины нет. 5 ноября. Воскресенье Приехал Горький из Москвы. Начал с того, что объявил: •Ничего особенного в Москве не происходило(?!) Х. видел его мельком, когда он ехал в свою •Нов<ую> жизнь•. Буд­ то бы •растерян•, однако •Нов<ая> жизнь. поддерживает; помогать заключенным (у него масса личных друзей среди б<ольшевистс>кого •правительства•) и не думает. В стане захватчиков есть брожения, но что это, когда два столпа непримиримых и непобедимых на своих местах: Ленин и Троцкий. Их дохождение до последних пределов и незыблемость объясняется: у Ленина - попроще, у Троцко­ го - посложнее. Любопытны подробности недавних встреч фронтовых войск с большевиками (где всегда есть агитаторы). Войска начинают с озлобления, со стычек, с расстрела... а больше- 332
вики, не сражаясь, постепенно их разлагают, заманивают и, главное, как зверей, прихар.м.лиsают. Навезли туда мяса, хлеба, колбас - и расточают, не считая. Для этого они спе­ циально здесь ограбили все интендантство, провиант, заго­ товленный для фронта. Конечно, и вином это мясо полива­ ется. Видя такой рай большевицкий, такое •угощение•, эти изголодавшиеся дети-звери тотчас становятся •колбасными• большевиками. Это очень страшно, ибо уж очень явстве­ нен - дьявол. Керенский, действительно, убежал - во время начавших­ ся •переговоров• между •его• войсками и б<ольшеви>цки­ ми. Всех подробностей еще не знаю, но общая схема, кажет­ ся, верна; эти •переговоры• - результат его непрерывных колебаний (в такие минуты!), его зигзагов. Он медлил, отда­ вал противоречивые приказы Ставке, то выслать войска, то не надо, вызванные возвращал с дороги, торговался и тут (наверно, с Борисом и с казаками: их было мало, они долж­ ны были требовать подкрепления). Устраивал •перемирия• для выслушивания приезжающих •соглашателей•... Словом, та же преступная канитель, - наверно. Рассказывают (очевидцы), что у него были моменты ис­ терического геройства. Он как-то остановил свой автомо­ биль и, выйдя, один, без стражи, подошел к толпе бунтую­ щих солдат... которая от него шарахнулась в сторону. Он бросил им: •Мерзавцы!• - пошел, опять один, к своему ав­ томобилю и уехал. Да, фатальный человек; слабый... герой. Мужественный... предатель. Женственный... революционер. Истерический главнокомандующий. Нежный, пылкий, боящийся крови убийца. И очень, очень, весь - несчастный. 6 ноября. Понедельник Я кончу, видно, свою запись в аду. Впрочем - ад был в Москве, у нас еще предадье, т. е. не лупят нас из тяжелых орудий и не душат в домах. Московские зверства не иреуве­ личены - преуменьшены. Очень странно то, что я сейчас скажу. Но... мне СКУЧНО писать. Да, среди красного тумана, среди этих омерзитель­ ных и небывалых ужасов, на дне этого бессмыслия - скука. Вихрь событий и - неподвижность. Все рушится, летит к черту и - нет жизни. Нет того, что делает жизнь: элемента борьбы. В человеческой жизни всегда присутствует элемент 333
волевой борьбы; его сейчас почти нет. Его так мало в центре событий, что они точно сами делаются, хотя и посредством людей. И пахпут мертвечиной. Даже в землетрясении, в ги­ бели и несчастин совсем внешнем, больше жизни и больше смысла, чем в самой гуще ныне происходящего, - только начинающего свой круг, быть может. Зачем, к чему теперь какие-то человеческие смыслы, мысли и слова, когда стреля­ ют вполне бессмысленные пушки, когда все делается по­ средством •как бы• людей и уже не людей? Страшен авто­ мат - машина в подобии человека. Не страшнее ли человек - в полном подобии машины, т. е. без смысла и без воли? Это - война, только в последнем ее, небывалом, идеаль­ ном пределе: обнаженная от всего, голая, последняя. Как если бы пушки сами застреляли, слепые, не знающие, куда и зачем. И человеку в этой •войне машин• было бы - сверх всех представимых чувств - еще СКУЧНО. Я буду, конечно, писать... Так, потому что я летописец. Потому что я дышу, сплю, ем... Но я не живу. Завтра цредполаrается ограбление б<ольшеви>ками Го­ сударственного банка. За отказом служащих допустить это ограбление на виду - б<ольшеви>ки сменили полк. Огра­ бят завтра при помощи этой новой стражи. Видела жену Коновалова, жену Третьякова. Союзные по­ сольства дали знать в Смольный, что если будут допущены насилия над министрами - они порывают все свои связи с Россией. Что еще они могут сделать? Третьякова предлагает путь подкупа (в виде залога; да этим, видно, и кончится). Они выйти согласятся лишь вместе. У Х. был Горький. Он производит страшное впечатление. Темный весь, черный, •некочной•. Говорит - будто глухо лает. Бедной Коноваловой при нем было очень тяжело. (Она - милая француженка, виноватая пред Горьким лишь в том разве, что ее муж •буржуй и кадет• ). И вообще полу­ чалась какая-то каменная атмосфера. Он от всяких хлопот за министров начисто отказывается. - Я... органически .. . не могу... говорить с этими ... мерзав­ цами. С Лениным и Троцким. Только что упоминал о Луначарском (сотрудник •Н<о­ вой> жизни•, а Ленин - когда-то совсем его •товарищ•) - я и возражаю, что поговорите, мол, тогда с Луначарским... Ничего. Только все о своей статье, которую уж он •напи­ са.ТI•... для •Нов<ой> жизни•... для завтрашнего N.!... Да черт в статьях! Х. пошел правожать Коновалову, тяжесть 334
сrустилась. Дима хотел уйти... Тогда уж я прямо к Горькому: никакие, говорю, статьи в 4Нов<ой> жиз<ни>• не отделя­ ют вас от б<ольшеви>ков, •мерзавцев•, по вашим словам; вам надо уйти из этой компании. И, помимо всей •тени• в чьих-нибудь глазах, падающей от близости к б<ольшеви>­ кам, - что сам он, спрашиваю, сам-то перед собой? Что го­ ворит его собственная совесть? Он встал, что-то глухо пролаял: - А если... уйти .. . с кем быть? Дмитрий живо возразил: - Если нечего есть - есть ли все-таки человеческое мясо? Здесь обрывается текст моей •Петербургской записи• - все, что от нее уцелело и после долгих лет попало в мои руки. Продолжения (которое по размеру почти равно печа­ таемому, хотя обнимает всего 20 следующих месяцев) я не имею и, вероятно, никогда иметь не буду. У меня сохрани­ лись лишь отрывочные заметки самых последuих месяцев в Спб. (Июнь 19 г. по янв. 20 г.)- эти заметки вошли в сбор­ ник •Царство Антихриста•, вышедший за границей в 21 г. на русском, французском и немецком языках. Они будут впоследствии перепечатаны в отдельном издании, соединен­ ные с такими же заметками о шестимесячном нашем пребы­ вания в Польше в 1920 г., с января по ноябрь. Автор
ЧЕРНЫЕ ТЕТРАДИ (1917 - 1919) <1917> 7 ноября, вторник (поздно) Да, черная, черная тяжесть. Обезумевшие диктаторы Троцкий и Ленин сказали, что если они даже двое останут­ ся, то и вдвоем, опираясь на •массы•, отлично справятся. Готовят декреты о реквизиции всех типографий, всей бумаги и вообще всего у •буржуев•, вплоть до хлеба. Госуд<арственный> Банк, вероятно, уже взломали: днем прошла туда красная их гвардия, с музыкой и стрельбой. Приход всяких войск с фронта или даже с юга - леген­ ды. Они естественно родятся в душе завоеванного варвара­ ми населения. Но это именно легенды. Фронт - без единого вождя, и сам полуразвалившийся. Казакам - только до себя. Сидят на Дону и о России мало помышляют. Пока не боль­ шевики, но... какие же •большевики• и эти, с фронта деру­ щие, пенаенекие и тамбовекие мужики? Просто зараженные. И зараза на кого угодно может перекинуться. И казаки пальцем не пошевелят для вас, бедные россияне, взятые, по команде немцев, в полон собственной чернью. Знаменитая статья Горького оказалась просто жалким лепетом. Весь Горький жалок, но и жалеть его - преступ­ ление. Манухин - человек удивительный. Всякий день ездит в крепость. Весь надрывается, чтобы помочь заключенным. День и ночь то с •женами•, то у нас, то еще где-нибудь. Сегодня с этой еврейкой Галиной, женой Суханова-Гиммера, полтора часа возился. - Понимаете, я ей втолковывал всячески. Она сначала Бог знает что плела, а потом будто одумалась. Ведь я как ее ругал! 336
- А она кто же? - Да большевичка! Сначала за русским была замужем, потом к Суханову перешла, стала интернационалисткой, а потом демонскими глазами Троцкого пленилась, влюбилась и партийной большевичкой заделалась. Хорошо, что роль ее там невидная. Теперь уж, говорит, не влюблена. Однако поеду, говорит, завтра к Троцкому, скажу о министрах. Обе­ щапа. Флюс у нее, да я потребовал, пусть с флюсом едет... Небось, все его гвоздикой украшала - ездила ... Что это, уж не тот ли свет? Большевичка с флюсом и с цветами к Бронштейну, который ломает Гос<ударственный> Банк, комендант Петропавл<овской> крепости, сообщающий Манухину, с неизвестными целями, что ~из Трубецкого бас­ тиона есть потайной ход, только забит~. расстрелянная тяже­ лыми орудиями русских, под командой опьпных ~военно­ пленных~. Москва, уголовный парень в политической камере (весьма приятно там себя чувствует), сотни юнкеров убитых (50 евреев одних), фронтовые войска, пожирающие колбасы красногвардейцев... Эти ~массы~. гудящее, голодное зверье... Что это? Что это? 8 ноября, среда Мое рожденье. Выпал глубокий снег. Поехали на санях. Ничего нового. Тот же кошмар длится. 10 ноября, пятница Длится. Сместил Ленин верховного главнокомандующего Духонина. Назначил прапорщика Крыленко (тов. Абрама). Неизвестно, сместился ли Духонин. Объявлено самовольное ~перемирие~. Германия и в ус не дует, однако. Далее: захватили в Москве всю золотую валюту. Что еще? ~народн<ых> соц<иалистов>~ запретили. За агитацию любых списков, кроме ихнего, бьют и убивают. Хорошенькое Учредительное Собрание! Да еще открыто обещают ~разогнат» его, если, мол, оно не будет ~нашим~. 11 ноября, суббота Барометр (настоящий) стоит на ~буре~. Я сегодня очень огорчилась... но мне советуют этого не записывать. Рабство вернулось к нам -только в страшном, извращенном виде и 337 22 Дневники: 1893-1919
в маске террора. Не оставить ли белую страницу в книге? Но ведь я забуду. Ведь я не знаю, скоро ли вернется свобо­ да... хотя бы для домашнего употребления. Ну что ж. Про­ глотим этот позор! Оставим белую страницу. 15 и 17 поября Пусть и на эти два дня остается белая страница. Доволь­ но одной. Ведь подробности я забуду! 18 поября, суббота Со мной что-то сделалось. Не могу писать. сРоссию про­ дали оптом•. После разных сперемирий• через главноко­ мандующего прапорщика, после унизительных выборов в Учр<едительное> Собрание, - под пулями и штыками Ха­ модержавия происходили эти выборы! - после всех сдекре­ тов• вполне сумасшедших, и све<рх> безумного о разгоне Гор<одской> Думы скак оплота контрреволюции• - что еще описывать? Это такая правда, которую стыдно произно­ сить, как ложь. Когда разгонят Учр<едительное> Собрание (разгонят!) - я, кажется, замолчу навек. От стыда. Трудно привыкнуть, трудно терпеть этот стыд. Все оставшиеся министры (соц<иалисты>), выпустив свою прокламацию, скрылись. А те сидят. Похабный мир у ворот. Сегодня, в крепости, Манухин, при комиссаре-большеви­ ке Подвойском, разговаривал с матросами и солдатами. Матрос прямо заявил: - А мы уж царя хотим. - Матрос! - воскликнул бедный Ив. Ив. - Давызака- кой список голосовали? - За четвертый (большевицкий). - Так как же... ?? - А так. Надоело уж все это... Солдат невинно подтвердил: - Конечно, мы царя хотим. И когда начальствующий большевик крупно стал ругать­ ся - солдат вдруг удивился, с прежней невинностью: - А я думал, вы это одобрите... 338
Не угодно ли? С каждым днем болъшевицкое •правительство•, состояв­ шее из просто уголовной рвани (исключая главарей-мерзав­ цев и оглашенных), все больше втягивает в себя и рвань охранническую. Поrромщик Орлов-киевский - уж комиссар. Газеты сегодня опять все закрьти. В Интимном Театре, на благотворительном концерте, ис­ полнялся романс Рахманинова на (старые) слова Мережков­ с~ого •Христос Воскрес•. Матросу из публики не понравил­ ся смысл слов (Христос зарыдал бы, увидев землю в крови и ненависти наших дней). Ну, матрос и пальнул в певца, в упор. Задел волосы, чуть не убил. Вот как у нас. Лестница Смольного вся залита красным вином и так заледенела. А ведь это Резиденц-Палас1 1 26 ноября, воскресен:ье Газета •ден» превратилась в •Ноч» - после первого закрытия; в •Темную Ноч» - после второго; вышла •Пол­ ночь• - после третьего. После четвертого - •В глухую ноч», а потом совсем захлопнули. Сегодня вышла Одно­ дневная газета - писателей, а днем был митинг. Протест против удушения печати. Говорили многие: Дейч, Пешехо­ нов, Мережковский, Сологуб... Горький не приехал, сослав­ шись на болезнь. А на подъезде мы его встретили идущим к Манухину - угрюмого, враждебного, черного, но здорового. Не щ)еминули попрекнуть. Но, я думаю, он боится. Боится как-то внутренно и внешне... •Они• - остервенели после •взятия• Ставки с растерза­ нием Духонина, после езды к германцам с мольбою о пере­ мирии. Ездили туда, между прочим, и два провокатора: не вполне уличенный- Масловский, и вполне- Шнеур-Шпец. Этого прап<орщик> Крыленко возвел в полковники. Но тотчас и разразился скандал. Нечего делать, б<олъ­ шеви>ки •отозвали полковника•. Сообщили по прямому проводу от немцев в Смольный: не мирятся немцы! предлагают такие условия, что... Смоль­ ный их даже не объявляет. Не хочет сразу. Готовит к ним свой •преданный парод•. А парламентерам велел пока при­ шипиться и там где-нибудь посидеть. 1 Правительственный дворец (нем.). 339 22°
Полагаю, что условия немцев довольно просты. Вероят­ но, вроде следующих (если не хуже): •север России - наша колония, оккупированные местности отделяются, отходя к нам, Финляндия - наш протекторат, Петербург - порто­ франко, второй Гамбург•. И еще что-нибудь, соответственно. Большевики повертятся, •приготовят• свой •народ• - и примут в конце концов. Что им? Но раньше надо устроить домашние дела: выбрать новую, свою, цельную большевиц­ кую гор<одскую> Думу - завтра. Изничтожить Учредитель­ ное Собрание - послезавтра. Готовится сражение под нашими окнами. Всю комиссию по выборам уже арестовали. В Таврическом Дворце пусто. Прибывающих членов Собрания систематически арестовы­ вают тоже. В Смольном лихорадочное оживление. Юг непонятен: не то легенды, не то сражения. 27 ноября, понедельник Учред<ительное> Собрание завтрашнее - отложено. Большевики еще со своей городской думой не справились - это одно. И другое - они требуют minimum'a 400 человек наличных, прекрасно зная, что из-за их действ выборы по России фактически замедлились. Прибывающих они рассчи­ тывают пока планомерно арестовывать. К дружеской Милюкову семье сегодня явился •член воен­ <но>-рев<олюционного> комитета• с тайным предупрежде­ нием: пусть Милюков не приезжает... Субъекта естественно встретили как провокатора, на что он сказал: как хотите, а только я б<ольшеви>ков ненавижу, и нарочно с ними, что­ бы им вредить и мстить, они у меня сына убили... Хоть У<чредительное> С<обрание> отложено декретом официально, гор<одская> Дума (настоящая) назначила на завтра шествия и манифестации. Посмотрим. Дворец охра­ няется большевицкими латышами. Манухин уже видел сегодня Шнеура-Шпеца, члена пер­ вой мирной делегации к германцам... в крепости! Пухлые черные усы над губой, к щекам закручены, вид Альфонса, в полковничьем мундире, орден. - Я лишь на несколько дней! Пока выяснится недоразу­ мение! Буржуазные газеты затравили меня! Выдумали, что я был охранником при Николае! Я сам, по соглашению с Сов<етом> Народн<ых> Комиссаров, решил сесть сюда, до полного выяснения моей невинности! Пусть не ложится 340
тень на Совет! Я готов. Ведь Могилев - это я взял! Я пер­ вый Народный Полковник! А вот серьезная неприятность. Заключенные министры - Кишкин, Коновалов, Терещен­ ко, Третьяков и Карташев, томясь и все-таки не понимая реально того, что происходит (это мы, •на воле~. принюха­ лись к невероятному), издумали глупую штуку. Воображая, что Учр<едительное> Собрание соберется 28-го (опять мы­ то знали- не соберется), написали коллективное обращение к •Г<осподину> Председателю Учр<едительного> Собр<а­ ния> для оглашения•. Подтверждают свою бывшую и на­ стоящую верность Вр<еменному> Пр<авительст>ву, не при­ знают власти •захватчиков~. незаконно держащей их в зато­ чении, и заявляют, что лишь ныне складывают с себя пол­ номочия и передают их Учр<едительному> Собранию. Сегодня утром явился к нам Ив. Ив. Манухин с этой бумажкой, переданной ему тайно. Настоятельная просьба заключенных - чтобы заявление непременно завтра было опубликовано во всех газетах. Я Ив. Ив-ча не видала. Димы не было дома, Дмитрий направил И. И. к секретарю Коновалова. И лишь вечером выяснилась вся безумная досада: эти наивные пленники, передав свое заявление Ив. Ив-чу, в то же время передали его... официально, коменданту крепости! Для Смольного! И напечатать в газетах хотели, боясь, что Собрание откроется, а Смольный не успеет передать заявления •Г-ну Председа­ телю•. Что ж вышло? Когда вечером Дима помчался к Папиной и в газеты, оказалось, что уже во всех редакциях эта бумажка есть. Очевидно, во всех большевицких тоже. И выйдет лишь новый •криминал•, вроде недавнего •за­ явления от Вр<еменного> Пр<авительст>ва, подписанного освобожденными мин<истрами>-социалистами, после кото­ рого все газеты закрыли, а Подписавшихея бросились арес­ товывать. Да они брызнули врассыпную и скрылись. Эта же •новая гидра•, к радости большевиков, уже в их руках, - в крепости. Что они сделают? Да что захотят! Вот все грозятся их в Кронштадт отправить... О, лояльнейшие, уважаемые, умные •реальные• полити­ ки! Издумалиl Поняли! Коменданту честь честью подали! Не видят никогда, с кем и с чем имеют дело. Не я буду, если все выбранные в У<чредительное> С<обрание> каде­ ты не явятся прямо сюда (хоть бы Милюкова-то попридер­ жали!) в полной убежденности, что •как члены Высокого 341
Собрания, они полноправны и неприкосновенны~ ... А вот прикоснутся, еще бы! Надо же видеть, что делается и КТО нами овладел! Мы спрашиваем, в морозной, мгляной тьме, на углу, газе­ ты. Только одна! - Какие ж, когда они все заторможены? - отвечает мне серьезный •пролетарий•. И продолжает: - Обещали хлеба, обещали землю, обещали мира... на тебе! Ничего, видать, ;и не будет. - А вы чего ж верили? - спрашиваю. - Дураки верят... Сдурили тебе голову, как есть... В воздухе пахнет террором. Все время, с разных концов... Стоит ли пачкаться? И все-таки, в отличку от бывшего бе­ лодержавия это краснодержавне - безликое, массовое. Не должен ли и террор быть массовый, т. е. сражательный, во­ енный? Недаром главная у нас легенда - война юга с севе­ ром, Каледина с большевиками. Увы, только легенда! В •Русских Ведомостях• от 21 ноября напечатан фелье­ тон Бориса •К выступлению большевиков• - о Гатчинских днях. Протокольный, строгий, как всегда у него, и очень любопытный. Все мои гаданья и предположенья - в конк­ ретной одежде фактов. Все, как я думала и строила по от­ рывочным сведениям. Керенский продолжал свою страшную линию. (И на диване, очевидно, валялся!) Борис был там почти все время. Сделать уже ничего было нельзя. Разложе­ ние воли Керенского заразило всех, давно. А Ставка! А Ду­ хонинl У нас, в ночь оргии у Зимнего Дворца, на 24-е, в подвале стояло вино на аршин. И ворвавшаяся банда, буйствуя, из­ под ног пила и люди падали... •Залилисьl• -хохочет солдат. Утопленниками вынули. 28 ноября, вторник Проснулась от музыки (над головой у меня открытая форточка). Морозу to•, но светло, как весной. Бесконечная процессия с флагами - к Таврическому Дворцу, к Учредительному Собранию (которого нет). Однако, это не весна: толпа с плакатом •Вся власть Уч­ р<едительному> Собранию!• - поразительно не военная и даже не пролетарская, а демократическая. Трудовая демок­ ратия шла. Войскам большевики запретили участвовать: 342
•Темные силы буржуазии задумывают контрреволюционное выступление...• (Офиц<иальные> •Известия• сегодня). Красногвардейцы с гиком, винтовки наперевес, кидаются во всякую толпу: •ррасходисьl• В редакции •Речи• - солдаты. На углах жгут номера газеты, из тех 15 тысяч, которые успели выйти. И как по проrрамме: выследили по известным адресам (теперь у них много кадровых сыщиков) кадетский ЦК, в семь часов утра арестовали rраф<иню> Панину, у нее уст­ роили засаду и пошли катать прибывающих членов Учр<е­ дительного> Собрания. (Не была ли я права, утверждая, что •прибудут• ?). Уже арестовали Шингарева, Кокошкина и стольких еще, что я и не перечисляю. Мы нейдем, конечно, к Думе: это тебе не март! Говорили, будто одна плакатная толпа на руках поднесла к Дворцу Чернова, •селянскую владычицу•, и он, будто бы, махал платочком. А другие, будто бы, вступили с •верными• латы­ шами в разговор, упрекали их, что они двери народные хра­ нят, а те отворили: пожалуйте! Произошло, будто бы, брата­ нье... Однако я никаким очевидцам не верю. Что там кто видел? Тьма, морозный туман, красная 6зорь гикает... Был С. Н. Вот этот много рассказывал интересного и верного... Между прочим: в первой делегации к немцам, кроме добровольца Шнеура, были несколько взятых •зах­ ватным путем•: генерал, какой-то картонный рабочий (пер­ вый попавшийся) и такой же мужик: этого схватили с вени­ ком, из бани шел. Повлекли, он так до конца и не понял, куда, зачем? Теперь отправилась другая -.делегация•, - торопятся! Абсолютно очевидно, что которая-нибудь, если не эта, вер­ нется с •миром• на тех условиях, которые прикажет подпи­ сать Германия. Я так, сравнительно, мало пишу об этом потому... что мне слишком больно. Это, в самом деле, почти невыносимо. Этого ведь не забудешь до смертного часа. Да и потом... Позор всей земли упал на Россию. Навек, навек! •Беспамятство, как Атлас, давит душу... • Быть русским... Да, прежде только на матерей нельзя было поднять глаз, а· теперь - ни на кого! и никогда боль­ ше. Лучше бы нам всем погибнуть. Вспоминаю: •... смерть пошли, где хочешь и когда хочешь, - только без стыда и преступленья ...• 343
Я не думаю, чтобы все-таки удалось им, посредством репрессий, арестов и т. д., поДМенить Учр<едительное> Со­ брание, т. е. успеть подтасовать под себя так, чтобы заста­ вить одобрить и свой •похабный• мир, и свои декреты, и самих себя. А потому я думаю, что они его обязательно раз­ гонят (если соберут). На Юге - неизвестность, но, кажется, совсем не хорошо. Тяжело, что никогда европейцы не поймут нашей траге­ дии, т. е. не поймут, что это трагедия, а не просто •стыд и преступление•. Но пусть. Сохраним хоть и мы, сознатель­ ные, культурные люди, последнюю гордость: молчания. 29 ноября, среда Планомерные аресты прибывающих кадет продолжаются. В •Известиях• (это единственная сегодня газета) напечатан декрет, которым кадеты объявляются ВНЕ ЗАКОНА и подле­ жащими аресту сплошь. Вчера таки было что-то вроде заседания в Тавр<ичес­ ком> Дворце; сегодня оно объявлено •преступным•, стяну­ ты войска, матросы (уже не латыши), и никто не пропущен. Арестовали столько, что я не знаю, куда они их девают. Даже •отдано распоряжение• арестовать Чернова. Сегодня у нас был Mr. Petit. Очень любезен, но - не знаешь, куда девать глаза. Они (французы посольства) ре­ шили терпеть до крайности, ибо •ведь уехать - это уже последнее•. Считает, однако, все конченным. Сепаратный мир неизбежным (позорный) и продолжение войны союзни­ ков с Германией тоже неизбежным. О, у них есть достоин­ ство, и честь, и все то, без чего поrибает народ. Уже перейдена, кажется, возможность воспринимать впе­ чатления, и, кроме перманентного сжатия души, как-то ни­ чего не ощущается. Мороз. На улицах глухо, стыло, темно, молчаливо. Зим­ ний, - черный по белому, - террор. Въезд наших владык-шпионов с похабным миром ожида­ ется в конце недели. 30 ноября, четверг Пришел Манухин, весь потрясенный, весь смятенный: он покинул пленников Трубецкого бастиона. Сегодня. Сегодня арестовали ту следственную комиссию, врачом которой он 344
состоял, при Вр<еменном> Пр<авительст>ве, для царских министров в бастионе. Теперь, чтобы продолжать посещения заключенных, нужно перейти на службу к большевикам. Они- ничего, даже приглашали остаться ~у них~. Вообще­ вот замечательная черта: они прежде и паче всего требуют ~признания~. И всякие милости готовы даровать, ~если, падши, поклонишься им~. Манухин удивительно хороший человек. И больно до жалости было глядеть, как он разрывается. Он понимает, что значит его уход оттуда для несчастных. - Мы сегодня вместе плакали с Коноваловым. Но пой­ мите, - они все поняли! - ведь это уж не тюрьма теперь, это застенок! Я их по морде должен все время бить! Если б я остался (я так этим приглашателям и сказал), я бы стал кричать, что застенок! Ведь там они с веселыми лицами се­ годня поиасажали членов Учр<едительного> Собрания и говорят - это первые, а мы камеры убираем, готовим для социалистов. Вот хоть бы Церетели... Все ~враги народа•. Кокошкин, совершенно больной, туберкулезный, его в сы­ рую камеру посадили... (ну, я ему сухую отвоевал). Ничего у них нет, ни свечей, ни одежды... -А караул? - Плохой очень. Теперь одни эти озверелые красногвар- дейцы. У заключенных очень серьезное настроение; новые более нервны, прежние сдержаннее, но все они готовятся и к смерти. Коновалов передал мне духовное завещание, по­ смертную записку... Да ведь это ужас, ужас! - кричит бед­ ный Ив. Иванович. - Ведь это конец, если б я к ~ним• на службу пошел! Как сами заключенные стали бы на меня смот­ реть? И как бы я им помогал? Тайком от тех, кому ~служу•? Да, это безмерно важно, что теряется человеческая связь с пленными, а плен большевиков - похуже немецкого! Но я по совести не могла бы сказать Манухину: все-таки идите, для них. Ведь это то же, если честный для добрых целей поступает в охранку. Я помню - Сутки на улицах стрельба пачками. ~комиссары• реши­ ли уничтожать винные склады. Это выродилось в их гром­ ление. Половину разобьют и выльют - половину разграбят: частью на месте перепиваются, частью с собой несут. Посы­ лают отряд - вокруг него тотчас пьяная, зверская толпа гарнизы, и кто в кого палит - уж не разобрать. Около 6-ти часов, когда мы возвращались домой, громили на Знамен­ екай: стрельба непрерывная ... 345
Сейчас, ночью, когда я пишу, - подозрительные глухие стуки - выстрелы... Бегу в столовую, выходящую на двор, смотрю на освещенные окна домовой караулки... Возвраща­ юсь. Потушив огонь, приподнимаю портьеру, гляжу на ули­ цу: бело, пустынно, бело-голубовато (верно луна за тучами) и быстро шмыгают иногда по стенке темные фигуры. Мы здесь, в этом доме, буквально обложены войсками: в Тавр<ический> Дв<орец> их стянули до 8 тысяч. Матросы. Привезевы и пулеметы. Дворец, только что отремонтирован­ ный, уже заплеван, загажен, превращен в подобие Смольно­ го - в большеницкую казарму. Нельзя быть физически ближе к Учр<едительному> С<обранию>, чем мы. И вот, мы почти в такой же темноте и неведении, как были бы в глухой деревне. Мы в лапах гориллы ... Посланцы к немцам - ~имеют широкие полномочия для заключения немедленного мира• - объявил Троцкий. А немецкие условия... впрочем, я уже писала, и, конечно, они еще хуже, чем я писала и могу вообразить. Учр<едительное> Собрание, даже искаженное, даже выб­ ранное дураками под штыками, - сорвано безвозвратно. На Дону - кровь и дым. Ничего хорошего не предвидит­ ся, во всяком случае. Мы в лапах гориллы, а хозяин ее - мерзавец. Кадеты - прямо святыми делаются. У Шингарева только что умерла жена, куча детей, никаких средств... и муже­ ственно приехал, и свято, и честно сидит в крепости. Да, свято и честно. Но, может быть - ~нельзя быть честным в руках гориллы... •? 1 декабря, пятница Винные грабежи продолжаются. Улица отвратительна. На некоторых углах центральных улиц стоит, не двигаясь, ка­ бацкая вонь. Опять было несколько ~утонутий• в поrребах, когда выбили днища из бочек. Массу растащили, хватит на долгий перепой. Из Таврического Дворца трижды выгоняли членов Учре­ дительного Собрания - кого под ручки, кого прикладом, кого в шею. Теперь пусто. Как будто ~они• действуют по плану. Но по какому? Что им нельзя допустить ни малейшего намека на Учре­ дительное Собрание в данный момент - ясно. И с мирной 346
делегацией они недаром торопятся. Что там с нею происхо­ дит - видно по небольтому факту: ген. Скалов (тоже взя­ тый захватом) вышел в другую комнату и застрелился. В предсмертном письме его негодяи вымарали две строчки. Возможно, что, подведя переговоры к концу, они откроют Учредительное Собрание, чтобы оно, одобрив все предвари­ тельные действия •власти~ и ее самою, санкционировало мир похабнейший. Но это если им удастся инсценировать Учредительное Собрание, т. е. переарестовать нужное коли­ чество эсеров, а кадетов перебить, и выпустить на сцену имеющихся уже 400 большевиков. Подготовляя дело, - •Правда~ и прочие Лжи вещают аршинными буквами, что уже найдены тайные монарх~чес­ кие заговоры кадет; призывают к самосуду. Найдены же в действительности: разнообразные проекты вотирования в Учредительное Собрание, между прочим, проект не всена­ родного выбора президента республики, а членами Собра­ ния (Всенародные выборы в 48 г. во Франции - дали Напо­ леона 1111). Пишу это, как образчик негодяйского передерги­ вания для возбуждения неграмотной массы. Игра ведется до такой степени в руку Германии, и так стройно и совершенно, что, по логике, приходится призна­ вать и агентуру Ленина. О Троцком - ни у кого нет сомне­ ний, тут и логика, и психология. Но Ленин, психологически, мог бы и не быть. А вот логика... Интересы Германии нельзя защищать ярче и последовательнее, чем это делают больше­ вицкие правители. Наш еврей-домовладелец, чтобы спасти себя, отдал свою квартиру в распоряжение Луначарского •для просветитель­ ных целей•. Там поселился фактор большевиков Гржебин (прохвост), реквизировал себе два автомобиля, налепил на дверь карточку •Музей Минерва• - и зажил припеваючи. Сегодня к нему от Манухина пошел обедать Горький. Этот страдальческий кретин тоже малограмотен: тоже поверил •Правде•: нашли кадетский заговор! Ив. Ив. даже ужаснул­ ся: •Ну, идите к Гржебину есть мародерские пирогиl• Приказ арестовать Савинкова-Ропшина. Были обыски у его знакомых. Не придут ли к нам? Предложу им, для •вы­ емки•, старые ропшинские стихи. Может быть, возьмут, по­ ищут в них •заговора•. И спрошу их кстати: не знают ли они, где он? Ведь это интересно. 347
2 декабря, суббота Продолжается rромленье винных лавок и стрельба. Ни малейшего, конечно, Учредительного Собрания. Зато слухи о ~мирном• занятии немцами Петербурга - все осязатель­ нее. Говорят, будто город уже разделен на участки (слухи, даже вздорные, часто показательны). Глубокая тайна покрывает большеницкие и германские переговоры. Явился М. И. 1)rган- Барановский. Смеется, толстое дитя, рассказывает, как был в Украинской Раде министром фи­ нансов. И как это хорошо - Рада. Почему же ушел? - Да так. Сюда в университет приехал. Ведь он же профессор! А лекций-то нету. - А еще почему? - Да они уже там стали такое делать, что я и не согласен. В Госуд<арственный> Банк полезли, а я министр финансов. Четыре губернии, не спросясь, аннексировали. Ну, это уж что ж... А так - хоро­ шо! Я с белым флагом ездил, перемирие устраивал между большевиками и войсками Керенского... Словом - веселое, невинное, гадящее дитя, только ни­ чуть не 4Потерянное•, а всегда в мягкой люльке. Какие-то слухи о бегстве Николая... Явно нелепые. Остального не стоит записывать. 4 декабря, понедельпик Вчера к матери Терещенко явился матрос Карташев из Боенно-Революционного Комитета (старый уголовный), а также комендант Петрапавловской крепости Куделько с предложением освободить шестерых министров по подлож­ пы.м ордерам. (И Терещенко первым.) Хотя сам же матрос в Следственной Комиссии, но заявил, что лишь по подлож­ ным ордерам это можно сделать. Растерявшаяся Е. М. Терещенко обрадовалась, вручила матросу записку для сына, французскую, - имей, мол, дове­ риеит.д. Лишь потом сообразила, что надо бы посоветоваться на­ счет странной истории. Явилась к Манухину, елетелись другие встревоженные жены... Мы, конечно, пришли в ужас. Ясно, что это провока­ ция, но откуда она исходит? Если бы от матроса только, то он сразу потребовал бы денег, и взял; тем более, по обстоя­ тельствам места, все это фактически невыполнимо. Был, очевидно, план получить согласие на побег, может быть, 348
инсценировать его, чтобы далее объявить •кадетский заго­ вор• с 4фактами• в руках. Несчастный Ив. Ив. не спал всю ночь, утром бросился к Горькому, туда же вызвали мать Терещенко. Гарьковекая жена (дублюра), •знаменитая• Мария Федо­ ровна Андреева, которая 4ах, искусство!• и потому всячески дружит и работает с Луначарским, - эта жена отправилась с Терещенкой... к Ленину! Чтобы ему все •доложить•. Невкусно. Однако, по-видимому, ничего другого, после gaffe 1 Терещенки, не оставалось. Дальнейших подробностей не знаю. Знаю, что как-то 4УЛадилось• и что Смольный просил эту историю не раз­ глашать, заявив, что матрос 4уже смещен•. Гм... ну а комендант? Пауки ворочаются во тьме - с ... шевелятся их спины В зловонно-сумрачной пыли•, - а что, как, почему - не видно, не разобрать, не понять, не сообразить. Ощущение вони, клоаки, где мы тонем. Винные погромы не прекращаются ни на минуту. Весь •Петроград• (вот он когда Петроградl) пьян. Непрерывная стрельба, иногда пулеметная. Сейчас происходит грандиоз­ ный погром на Васильевском. Не надо думать, что это лишь ночью: нет, и утром, и днем, и вечером - перманентный пьяный грабеж. Слух, что большевики разрешат Учредительное Собрание на 8 декабря, пятницу. Не верю, ибо логически такой ход необъясним. Ведь большинство предвидится эсеровское. Их куча. Зачем же большевики сейчас на это пойдут? Или германская задача уже исполнена? Германский-то мир дело совершившееся, можно считать; однако Германии как будто рано, уплатив, отпустить верных слуг. А вдруг еще пригодятся? Да и не психолоzично, что Ленин, при его все-таки фана­ тизме, согласен в эдакий момент взять плату и уйти под сень струй. Кто бы он ни был, он захочет подольше •покра­ соваться•. На Дону кровавая бойня. Неизвестно, кто одолевает. Проезда нет. Мать Злобина поехала в Кисловодск - и через неделю вернулась из Таганрога, не доехав. 1 промах, оплошность (фр.). 349
5 декабря, вторник Ничего особенного. Погромы и стрельба во всех частях города (сегодня 8-ой день). Пулеметы так и трещат. К ним, к оргиям погромным, уже перекидывающимся на дома и лавки, - привыкли. Раненых и убитых в день не так много: человек по 10 убитых и 50 раненых. Забастовали дворники и швейцары, требуя каких-то ты­ сяч у домовладельцев, хотя большевики объявили дома в своем владении. Парадный ход везде наглухо закрыт, а во­ рота - настежь всю ночь. Так требуют дворники. Офицеры уже без погон. С погонами только немцы, мед­ ленно и верно прибывающие. В Крестах более 800 офицеров сейчас. ~Правда~ объяви­ ла: это ~офицеры, кадеты и буржуи расставили винные по­ греба для контрреволюционного превращения народа в иди­ отов• (sicl). Как выпьешь - так оно и ясно. Кончил с погребом - иди громить буржуя. Сам виноват, зачем ~контрреволюционно расставлял погреба~. Небось, струсят, все отдадут. Потому - наша власть, - и над погребами, и над самими буржуями. 8 декабря, пятница Занималась 4Вечерним Звоном• (такую газетку выпуска­ ли в типографии 4Речи~) и сюда не заглядывала. Да и все то же. Погромы и стрельба перманентны (вчера ночью под окнами так загрохотало, что я вздрогнула, а Дима пошел в караулку). Но уже все разгромлено и выпито, значит, скоро утихнет. Остатки. На Юге война, кажется, не только с казаками, но и с Радой. Большевики успели даже с Викжелем поссориться. В Москве ввели цензуру. Они зарываются... или нет? Немец­ кие войска все прибывают, кишат не стесняясь. Германское посольство ремонтируется. 4Влад. Ал.• - только два дня на Дону, а то был в Киеве. Посмотрим. Если б не скука - можно бы, ничего, подождать. Но уто­ мительное мелькание гигантских гадостей особенную наво­ дит скуку - зевотно отвратную. 350
11 декабря, понедельник Продолжают свое. Строят ~винно-кадетские• заговоры, - погреба-то утихают, сейчас последние дограмывают. Судили вчера графиню Папину в ~военно-революцион­ ном трибунале• ... и ... ей-Богу кажется - все это ~нарочно•: оперетка, гейша эдакая трагическая. (Никогда в жизни я не ставила столько слов ~в кавыч­ ках•. И все так пишут. Это потому, что и вся наша жизнь стала ~жизнью• - в кавычках•.) Вот, Папину ~судили•: с истериками и овациями публи­ ки, с полной безграмотностью обвинителей и трогательными защитниками. Приговор, впрочем, был решен еще накануне вечером: пусть сидит, пока министерские деньги 92 тысячи не возьмет от тех, кому отдала, и не передаст большевикам. Папина тверда: народные деньги следует отдать народу, т. е. Учредительному Собранию, а не вам. И ушла опять в тюрьму. За то, что она ~не признает• большевиков - ей еще постановлено выразить ~порицание•. Десять министров плотно сидят в Петропавловке. Арес­ тованные ~заговорщики• - кадеты, члены Учредительного Собрания - тоже, кроме Кутлера: он в больнице, ибо при аресте его ранили в ногу. Остальных трое: Шинrарев, Кокошкин и Долгорукий. С Шингаревым еще случилась на днях потрясающая по глупо­ сти и досаде история. Неслыханный анекдот - из области трагедии. Девица Кауфман из канцелярии кадетского ЦК, поклон­ ница Шингарева, выпросила себе свиданье с ним и понесла ему коржики. По дороге забежала в квартиру канцелярии ~пощебетать• с другими барышнями. А уходя - схватила со стола другой пакет, который, вместо коржиков, и передала Шингареву в крепости. В пакете же были бумаги, протоко­ лы заседаний кадетского ЦК, прежние и новые! Эти прото­ колы на столе ждали вторую барышню, которая должна была нести [их] на конспиративную квартиру. Нашли кор­ жики - тут и открылось. Три дня охи, рыданья, самые преступные, - ибо больше­ вики что-то прослышали и сделали у Шинrарева обыск. Все вышло столь нелепо и невероятно, что в первую минуту большевики подумали, уж не хитрость ли, не подсунули ли им бумаги для чего-нибудь? Но когда пришли ревущие барышни и стали все брать на себя, рассказывать ~правду-матку•, большевики убедились, 351
что им только 4Повезло~. Постараются использовать это ве­ зение для какого-нибудь нового •заговора~ кадет. Обыскали уж и барышень, и квартиру Шингарева. Какое идиотское несчастье! В заботе о заключенных теперь выужен старый, неле­ гальный при царе 4Красный Крест~. Он когда-то много по­ могал политическим. Близко к нему стоял и Керенский - сколько было вечеров и лекций с 4Неизвестной~ благотвори­ тельной целью! Благодаря 4Кресту~ - Ив. Ив. Манухин теперь снова может посещать заключенных. Для 4Связи~ привлекли и этого грешника - Н. Д. Соколова. Хоть он и •кающийся~ грешник, однако старые связи у него есть же... Прямо счастье, что Ив. Ив. опять ездит в крепость и хлопочет - уже в качестве доктора от Красного Креста. Горького стал привлекать, но тут пошел бессовестный конфликт. Эта истерическая особа, жена Горького, которая работает с Луначарским, сразу: •Ах, я с удовольствием... И вечер устрою... И Алексей Максимович лекцию прочтет ... только ведь это вполне нейтральная организация? Ведь она также будет действовать, когда Ленин будет сидеть?~ Бес­ стыдность сейчас этих вопросов взъерепенила •честных~ старых членов Креста. А Горький... почти преступник. К нему сегодня пришла сестра этого несчастного Шингарева, а он ее выгнал. И ска­ зал Ив. Ив-чу (с какими глазами?), что •вот если б Ленин был в этом положении, я бы помог, а Шингареву помогать не хочу•. Очень серьезные проекты о смертной казни. Хотят на­ чать со своего Шнеура (ловкий ход!), а потом уж несколь­ ких кадет... Дела у них пока не очень ладятся. Привлекут, очевидно, своих подручных - левых эсеров. Война фактически кончи­ лась, солдаты кончили ее •утонутием•, буквальным, в вине разгромленных погребов. Но и мира нет - даже похабного. Немцы еще прикидывают, когда его ловчее будет устроить, подписать со 4Своими•. Пока - стягивают войска к югу, на случай, если понадобится помочь хлипким и трусливым большевицким отрядам в их войне с Украиной и казаками. Помогут •победить•... и заберут, конечно, все для себя. Странно! Я ничего не вижу вперед. Странно потому, что стоит перелистать мою запись с начала войны - и пора­ зишься, как иное, в конкретной точности, было угадано. А 352
теперь - или все уже перешло за грань человеческой логики и разумения, или - узлы перенесены за поле зрения нашего, они уже не здесь - у немцев. И мы без ключа. Ничего не зная - нельзя и построить никаких реальных положений для будущего. А голым •чувствам• я не верю. 14 декабря, четверг Люблю этот день. Но именно потому, что люблю - и не хочу осквернять его, записывая день сегодняшний. О, петля Николая - чище, Чем пальцы серых обезьян! Это две выкинутые редакторами •нецензурные• строчки из моего сегодняшнего стихотворения •Им• (т. е. •декабри­ стам• ), которое я вчера ночью написала и сегодня напечата­ ла в •Вечернем Звоне•. 16 декабря, суббота Ветрогона Васю, который давно тут нелегально околачи­ вался и вел себя с детско-кадетской неосторожностью, арес­ товали у Молчанова (мужа Савиной) и засадили в крепость. В камеру сырую и в полной изоляции. Темный для нас- но какой-то стройный план- развива­ ется. Случилось: 1) будто бы немецкие превосходительства соглашаются на •без аннексий и контрибуций• (?1?). В фор­ ме двусмысленной, но вполне достаточной для солдатских голов и красованья большевиков. Тотчас они, ликуя, захва­ тили со своими гвардейцами все и частные банки. 2) При­ ехали открыто, в экстренных поездах, всякие немцы высоко­ го положения - для •ознакомления с внутренним положе­ нием России•. (Это не я говорю, в виде иронии, это офици­ ально напечатано!) Приехало до 150 человек, в два, пока, приема. (Да здесь их, вооруженных, около 800.) Высоких гостей-•врагов• с почетом охраняет Смольная стража, Троцкий дает им обеды и завтраки, происходят в Смольном самые секретные совещания •высоко-государ­ ственной важности• ... Абсолютный голод у дверей. С Сибирью - смутно, слу­ хи, что она отложилась, что какое-то там Правительство с Потаниным во главе. Южнее Курска нет движения. Там - 353 23 Дневники· 1893-1919
война, всего юга с севером, - ведь большевики в войне и с Украиной. Чернов опять как будто снюхивается с большевиками. Однако Учредительное Собрание (да черт ли в нем теперь?) в том же висячем положении. Ремонтируется Зимний Дво­ рец, - не то для большевицкого конвента, не то для еще высших немецких гостей. Я так же спокойно запишу - если это будет - что вот •сегодня прибыл Вильгельм~ и что •Троцкий хлопочет о приеме~. Ибо еще неизвестно, будет Троцкий •представляться•, или именно тогда ударит час расплаты с ним с заднего крыльца и внушительное Herauss 1 1 Случится то, что умнее и германцам выгоднее. Завтра наша властвующая Сволочь решила показать ли­ цом предложенный товар. Устраивает демонстрации •прави­ тельства• и •торжествующего народа•, •ликующих поддан­ ных•. Строго воспрещено вмешиваться не ликующим. Зара­ нее арестовываются те, кто, по теории вероятия, ликовать не будет. Объявлены соответственно похабные лозунги: •Смерть буржуям, калединцо-корниловцам• и т. д. Стекайтесь, серые обезьяны, несите ваш звериный лес знамен! Дмитрий говорит: надо было бы тоже устроить демонст­ рацию, вернее - процессию: такую тихую, с горящими факе­ лами, с большим красным гробом, и на нем надпись: •Сво­ бода России•... А я поправляю: нет, написать страшнее. Надо написать просто - •Россия• .. . 20 декабря, среда Вчера тяжелая история в крепости: денщик Павлов (по­ мощник коменданта) перехватил письмо Карташева к сест­ ре, где он писал, что •Россия поступила к немцам в батра­ ки•. Ворвался к заключенному с солдатами и загнал в кар­ цер. Остальные министры объявили голодовку. К счастью, сегодня уладилось как-то; перевеJiи Карташе­ ва обратно. Положение, однако, там скверное. А германцы-то! Такой •мирчик• предложили, что и б<ольшеви>ки завертелись. Рано, оказывается, ликовали. Бьюкенен уехал. Арестовали Авксентьева. Сегодня была опять Амалия. А вечером поздно - Илья. Странный, чистый - и многого органически не понимающий человек. 1 Вон! (нем.) 354
Всяк - свое. Нет сговора. Илюша говорит, что эсеры решили открыть Учредитель­ ное Собрание 27-го. В первый же день, сразу, три вопроса: •Вся власть Учредительному Собранию•, •мир• и •земля•. В двух последних - решено перелевить большевиков (ибо все, мол, уж кончено, все равно). Ну... а первый? Ведь пер­ вый-то и сорвется у них... Илюша бессильно объяснял •бездну• между эсерами и большевиками: • У них - микроб бунта, у нас - микроб по­ рядка• ... Не голословно ли? .. 22 декабря, пятница Моя запись - •Война и Революция•... немножко •из окна•. Но из окна, откуда виден купол Таврического Двор­ ца. Из окна квартиры, где весной жили недавние господа положения; в дверь которой •стучались• (и фактически даже) все недавние •деятели• правительства; откуда в авгу­ сте Савинков ездил правожать Корнилова и... порог которой не преетупала ни распутино-пуришкевическая, ни, главное, комиссаро-большевицкая нога. Во дни самодержавия у на­ шего подъезда дежурили сыщики... не дежурят ли и теперь, во дни самодержавия злейшего? А ему конца не видно. Смутные призраки кругом. Вчера был неслыханный снежный буран. Петербург зане­ сен снегом, как деревня. Ведь снега теперь не счищают, дворники - на ответственных постах, в министерствах, ди­ ректорами, инспекторами и т. д. Прошу заметить, что я не преувеличиваю, это факт. Министерша Коллонтай назначи­ ла инспектором Екатерининского Института именно двор­ ника этого же самого женского учебного заведения. Город бел, нем, схоронен в снегах. Мороз сегодня 15". Трамваи ед~а двигаются, тока мало (сегодня некоторые газеты не могли выйти). Хлеба выдают 3/8 на два дня. Мы все более и более изолируемся. Большевики кричат, что будут вести -ссвященную•, сепарат­ ную войну с немцами. Никакой войны, благодаря их деяниям, вести уже нельзя, поэтому я думаю, что это какой-нибудь •ход• перед неизбежным, неотвратимым похабным миром. Не только всякий день - всякий час что-нибудь новое, потом оканчивающееся опять иным, записать нельзя и по­ чти не стоит. О Россия, моя Россия! Ты кончена? 355
23 декабря, суббота Устала, поздно. Разные люди. Разным занята. Была Ама­ лия. За ней пришел Зензинов. Я, в передней, не иреминула показать ему вырезки из •дела Народа• с его явно лживы­ ми словами о Савинкове. Оправдывался тем, что в отчете слова неверно приведены. Ну, я ему не дала пощады. Потом на минутку были братья Слонимские (студен­ ты)- и вдруг, уже поздно, прямо с Николаевского вокзала­ Ратьков с сыном Володей. Это тот самый Володя, который добровольцем-преображенцем на войне с первого дня. Был на фронте, пока был фронт. Теперь, совсем недавно, приехал в Москву, к матери. Уже был как-то здесь. Ходит в штат­ ском. Они сюда лишь на два дня, по делам. Оставляла их но­ чевать - куда это теперь на Петроградскую сторону? Но не остались. Хоть бы уж этот Володя никуда больше не ездил из Москвы, ни на какие •фронты•! Довольно... ' Слухи... Мороз 20·. 24 декабря, воскресен:ье Дела... переделаны, а за дневник все же сажусь поздно. Манухин, этот человек-печальник, был с худыми вестя­ ми. Крепостной Павлов фигура действительно страшная. - Не пускает меня,- рассказывает Манухин.- Что, мол, вы тут каждый день шляетесь, с Красными Крестами каки­ ми-то. На что? - Я им бумагу от Ленина, от Троцкого ... О Троцком они никто и слышать не хотят, а про Ленина пря­ мо выражаются: •да что нам Ленин? Сегодня Ленин, а зав­ тра мы его вон. Теперь власть низов, ну, значит, и покоряй­ тесь. Мы сами себе совет•. Ясное дело, разложение в пол­ ном ходу. И объявили, что передач не будут допускать: •А пусть сидят на нашем пайке•. Я с ними час говорил. Истоп­ ник в печке мешает - кочергой на меня замахнулся: •Уж тебя-то не пустим, ты нам с апреля надоел, такой-сякой, павыпускал тут, еще выпускать хочешь?• Меня уж Карпин­ ский за рукав - очень просто, свистнет кочергой. Я во втор­ ник в Смольный поеду. Этот гарнизон только и можно что •оглушить• приказанием. И всего-то их осталось человек 300 из трех тысяч - разбежались... Зато - кто остался - человечье обличье потеряли... Снег до половины окон. И все-таки не белое Рождество, - черное, черное. 356
Учредительное Собрание разрешили на 5-ое, но уже не­ прикрыто говорят в своих газетах, что оно сне нужно•, что оно должно - или быть сприказчиком и слугой• их, или - разоmано среволюционной силой•. Так и случится, думаю. Впрочем - не знаю еще. Не знаю, в какую из калош сядут эсеры: в бесчестную или бессиль­ ную. Чернов способен на всякое предательство. Но в одну-то из калош, при этих обстоятельствах, оче­ видно сядут, или в первую (стакнутся с большевиками), или во вторую (будут разоmаны). Если б хоть во вторую! Масса, конечно, скандалов. Вчера опять били погреба. Нашлись еще недобитые. 1918 1-2 января Ничего не изменивший, условный Новый год. Т. е. изме­ нивший к худшему, как всякий новый день. Часто гасят электричество: первого зажгли всего на час, от 5 - 6 . Ос­ тальное время - черный мрак везде, и на улице: там, при 20" мороза, стоит еще черный туман. Хлеба, даже с палками и соломой, почти нет. Третий день нет газет. Коновалова и Третьякова перевели из крепости в больни­ цу. Надеются и Карташева тоже. Теперь, однако, пора здесь сказать кое-что с ясностью. Спросить себя (и ответить), почему я помогаю эсерам? Почему сижу до 8 ч. утра над их сманифестами• для Учредительного Собрания, над их енотами•, прокламациями и т. д.? Илюша приходит, как Никодим, поздно ночью, уже с заднего крыльца. Приносит свою отчаянную демагогию и вранье (в суконных словах), а я все, это же самое, пишу сызнова, придаю, трудясь, живую форму. Зачем я это де­ лаю? Сознательно. Илюша не хуже меня понимает, что и сде­ магогия•, и вранье. Но положение следующее. Учредительное Собрание (даже все равно какое) и боль­ шевики НИ МИНУТЫ НЕ МОГУТ СОСУЩЕСТВОВАТЬ. Или свся власть Учредительному Собранию• и падают больше­ вики, или свся власть советам•, и тогда падает Учредитель- 357
ное Собрание. Или - или. Эсеры rоворят, что поняли это. И уж на этой основе строят свой план, обдумали тактику. Идут на бой. Их •вся власть Учредительному Собранию• - первое положение первого заседания; если они смогут его провести и утвердить - это и будет ПЕРЕМЕНА ВЛАСТИ. Надеются они на свое бесспорное большинство и на •идею• Учредительного Собрания. Учитывая данное состояние •масс• (как они выражаются), обольщенных большевицким •миром• и •землей•, они СОЗНАТЕЛЬНО (все честные из них, даже более или .менее честные, - почти все) - оберты­ вают эту новую •власть• демагогическими конфетами. (Ведь терять нечего.) Они тоже и тут же обещают и •мир• (только всеобщий) и •землю• (только в порядке) и федера­ тивную республику (только единую). Не знаю, ясно ли видят они шаткость надежды, но я-то вижу, конечно: пусть •большинство• неоспоримо (они сбло­ кировались в этих трех первых, сразу ставящихся, вопросах власти, .мира и зе.мли с представителями - всех других партий, кроме б<ольшеви>ков и левых эсеров). Но: переде­ магогять большевиков им все равно не удастся, это первое. •Идею• Учредительного Собрания большевики уже давно и умно подорвали, это второе. Уже подготовили •умы• обал­ девшей черни к такому ирезрению к •Учредилке•, что те­ перь и штыковой разгон - дело наипростейшее. Если у эсе­ ров нет реальной силы, которая бы их поддержала, то, оче­ видно, это и случится. А РЕАЛЬНОЙ СИЛЫ У НИХ НЕТ, по собственным полу­ признаниям. Почему же я им помогаю, несмотря на: 1) их очень веро­ ятный провал, 2) на их заведомо лживые обеты, 3) на то, что Чернов мало чем лучше Ленина, 4) на то, наконец, что я твердо считаю, и навеки, все поведение их, с апреля по ноябрь, преступным? А потому, что сейчас у нас (всех) только одна, узкая, самая узкая, цель: свалить власть большевиков. Другой и не должно быть. Это единая, первая, праведная: свалить. Все равно чем, все равно как, все равно чьими руками. И вот в эту минуту подставляются только одни вот эти руки. В них всего 1% возможности успеха. Но выбора нет. Ибо если не эсеры своим 1%, то В ДАННЫЙ МИГ ВРЕМЕНИ­ никого, 0%. Для каждого данного мига нужно использовать людей данного мига. 358
Вот и все. Когда они провалятся - будем искать следующих. И опять возьмем следующих, кто бы они ни были, с точки зрения целесообразности их действий, пригодности средств для неизбежной, узкой, ПЕРВОЙ цели - свержения боль­ шевиков. Каждый, сейчас длящийся, день их власти - это лишнее столетие позора России в грядущем. Это не преувеличение, а, вероятно, преуменьшение. В частности же, к этим •преступникам~ (эсерам) я отно­ шусь очень зряче. Я могу ждать от них гораздо худшего, чем провала (это естественно) или подражания большеви­ кам после их свержения (это не страшно, ибо не выйдет). О, я боюсь гораздо худшего: сдачи на соглашение. Теперь эсеры орут: •вся власть Учредительному Собранию!~ -ну, а если им предложат поделиться?.. Теперь Ил. честно (он во­ обще честный младенец-преступник) хочет центральную власть в виде коалиции по национальностям (ох, тоже чепу­ ха!) - ну, а если им подсунут левых украинцев, да Ленин чтоб за кулисами, да просто какой-нибудь большевик поти­ ше?.. Одна, впрочем; надежда, и твердая: большевики- хоть их голод и холод жмут, а немцы третируют, - НИ ПЯДИ НЕ УСТУПЯТ ИЗ ДОБЫТОГО, ПОКА НЕ ЛОПНУТ. НИКОМУ. С ледоколом привели в Неву, кроме •Авроры•, еще три броненосца. Вчера арестовали все румынское посольство. (Мы, гово­ рят, ни перед чем не остановимся). Уничтожили авторское право. Что еще? Да все изничтожают. Надо специально вспоминать, чт6 пока еще осталось. К ним, по сегодняшний день, перешли от -.искусства•, кроме Иер. Ясинского, Серафимовича и московских футури­ стов, - поэты А. Блок, С. Есенин с Клюевым, худ. Петров­ Водкин, Рюрик Ивнев. Об этом •переходе~ заявил орган Нахамкеса. 4 января, четверг Свет еще не погас, но спички и огарок у меня под рукой. День сегодня острый - приготовление к завтрашнему. Досадная неудача с переводам Карташева, Шингарева и Кокоткина из крепости в лечебницу. Все было налажено, доктора и родные целый день продежурили в крепости, ловя большевиков для подписи, но не словили. До завтра. 359
Идиотское •покушение• на Ленина (в глубоком тумане, будто бы, стреляли в его автомобиль, если не шина лопну­ ла), заставило •Правду• изрыгать угрозы уже нечеловечес­ кие. Обещают •снести сотни голов• и объявляют, что •не остановятся перед ЗВЕРСТВОМ•. Третьего дня разгромили редакцию •Воли Народа• (эсеры), арестовали Пит. Сороки­ на, Аргунова, Гуковского и еще кучу сотрудников, даже Пришвинаl Вчера разгромили редакцию •дня• (с.-д. мень­ шевиков), арестовали Заславского, еще кого-то, Кливанского при аресте ранили. Разгромили солдатскую газету •Серая шинель•. Румын пока что выпустили, по протесту всех послов, но обещают арестовать румынского короля (?). После обеда пришел Ив. Ив. - в полной подавленности и, хотя не холодно, - в шубе. Он эту шубу и дома не снима­ ет. Говорит: •Душа замерзла, я так и хожу•. Пришел Илюша, на этот раз перед своим заседанием, поэтому раньше и с переднего хода. Положение крайне напряженное. Это чувствуется в каж­ дом слове каждого. Это в воздухе. Эсеры готовят бой (с провалом в конце, думаю). Завтра в 12 ч. должно открыться Учредительное Собрание. К этому времени подготовлена манифестация, члены У<чредитель­ ного> С<обрания> надеются вместе с ней •влиться• в Тав­ рический Дворец, но... напрасно, ибо готовят свое и больше­ вики: уже издали запрещение полкам и всем •верным• идти на манифестацию, латышам же и вызванным специально матросам (более тысячи) - повелели оцепить район Таври­ ческого Дворца и никого не подпускать. Однако членам доз­ волено будет войти - только им. Не совсем понятно, почему не переарестовали еще большее количество эсеров? Может быть, сегодня ночью... Приготовили уже свою декларацию, с объявлением Рос­ сии •советской• республикой и с открытым заявлением, что если Учредительное Собрание этой декларации не примет и всех •декретов• вместе с их властью не утвердит, - то будет немедля разогнано. Если же утвердит, то не будет разогнано •штыками•, а тихо, за ненадобностью, распущено. На это с той же открытостью эсеры (сам Чернов) объяв­ ляют, что будут непоколебимо отстаивать лозунг •Вся власть Учредительному Собранию•. Благодаря слишком очевидной разрухе, голоду (на окра- 360
инахчто-то вроде хлебных бунтов, сегодня на рынке волын­ цы подрались с красногвардейцами), благодаря холоду, оста­ новке трамваев (нахозяйничали), наконец, благодаря весьма скверному положению мирных переговоров (немцы переста­ ют церемониться, прервали их на 10 дней) - настроение, если не глупого гарнизона, то рабочих - не •крепкое•, а скорее мерцающее. Не могу решить, слишком ли •рано• откроется завтрашнее Учредительное Собрание, или слиш­ ком •nоздно• - только чувствуется, что не в надлежащую •пору• (опять как все у нас!). И весьма неизвестно, как обернется... Конечно, Илюша прав, и у большевиков покоя нет. Они, как больные звери, - особенно озлоблены. И на все готовы. Был Илюша опять с •бумажками•. Кое-где прибавить, кое-где убавить, кое-что иначе сказать... Будет ли еще у них большинство? Эсдеков почти нет. Кадеты переарестованы. К манифестации, будто бы, примкнут и офицеры, пере­ одетые, но вооруженные. Это чепуха и не имеет значения. Еще больший вздор, что, по выкликам •Правды•, приехали •специальные контрреволюционеры•, даже будто бы Фило­ ненко и чуть не Савинков. Ну, а без крови завтрашнему дню все-таки не обойтись... Никакой победы над большевиками завтра не будет же. Но если бы хоть надлом..? Да, от надлома они могут осви­ репеть последним зверством ... Побежденные в Ростове матросы - освирепели в Севас­ тополе. Уже растерзали там сотни офицеров. Душа в тисках. Сжата болью, все нарастающей. Господи! .. и нет слов. Какие-то черные волны кругом, и тысячи пар глаз страдающих оттуда смотрят, и это лишь я столько вижу, а ведь их не столько, - все, все? .. Не хочу я больше писать. Не могу я больше ничего ска­ зать. И знать-то дальше я уже ничего почти не желаю. Завтра будет... ожиданно-скверное, с той примесью рос­ коши ужасного, которая неожиданна для воображения и свойственна только действительности. 5 января, пятница Сейчас второй час ночи. Вот что было с утра. Какие факты. Сначала, к удивлению, полная тишина. Хмурая, серая, занесенная пустым снегом улица. 10" морозу. Что такое? 361
Оказывается, мы кругом оцеплены матросами и красногвар­ дейцами - с Преображенской до Литейной - для непропус­ ка манифестаций к Таврическому Дворцу. Около 2-х Дмитрий вышел гулять - скоро вернулся. Го­ ворит - стреляют, в казармах крики, неспокойно. Позднее пришел Дима - по Надеждинекой не пропусти­ ли, да и нельзя: стреляют. Из Северной Гостиницы звонят: на Невском громадные манифестации, но далее Литейной не пускают. На Литейной одну манифестацию уже расстре­ ляли, у N! 19. Манифестанты в большинстве - рабочие. Какой-то рабочий говорит: - Теперь пусть не говорят, что •буржуи• шли, теперь мы шли, в нас солдаты стреляли. Убит один член Учредительного Собрания, один солдат­ волынец, несколько рабочих, многие ранены. Пулеметные засады - на протопоповских местах, отгуда и жарили. Где­ то близ Кирочной или Фурштадтской расстреливали мани­ фестации 6 красногвардейцев. На крышах же (вместо горо­ довых) сидели матросы. Одну барышню красногвардеец заколол штыком в горло, когда упала - доколол. Мы долго не знали, где же эсеры, неужели с расстрелян­ ными манифестациями? Сообщают - что они все уже во Дворце. Пришли, оказывается, сразу. Со знаменитой регистрацией Урицкого - еще вчера было известно, что большевики согла­ сились на компромисс. Сами прислали им красные билеты. Часов в 6 (еще до вечерних газет) является Ив. Ив. за вестями (конечно, в шубе). Узнаем из редакции: Учреди­ тельное Собрание открылос;ь. Была уже свалка - кому от­ крывать. В конце концов таки открыл большевик Свердлов. Идут выборы председателя. Эсеры своего - Чернова, а другая сторона, от леваков, - Марусю Спиридонову. Ждем, что будет. Приходят все газеты: много наврано, вести ста­ рые. В Учредительном Собрании уже известно о расстрелах. До чего дожили! Эта половая психопатка, подруга пуб­ личного правокатора Деканского, кандидатка в желтый дом, - кандидатка в председатели Учредительного Собра­ ния! Лишний знак, чего стоит все это сегодняшнее, в дан­ ном его виде и составе, Учредительное Собрание. Не явная ли во всем этом - несерьезность? При упоминании о Марусе - мне почему-то вечно при­ ходит в голову заезженная фабричная песенка: 362
... Маруся отравилась, В больницу повезли... Давали ей лекарства, Она их не пила, Давали ей •пилюли•, Она их не брала... Спасайте, не спасайте - Мне жизнь недорога. Я мипаrо любила, Такого подлеца... Восемь часов. Опять спустился Ив. Ив. Говорит, что ему из Учредительного Собрания знаменитая Галина телефони­ ровала (что в демонские очи Троцкого влюблена). - Увы, мол, проходит Чернов! - Прошел? Нет еще, но явно прой­ дет. Ждем. Часу в 9-м телефон: Прошел Чернов 244 голосами против 153-х. (Украинцы •воздержалисы·.) Дима все время против борьбы эсеров с большевиками. Чем, говорит, Чер­ нов лучше, я бы тоже •воздержался•. А по-моему, это пре­ ступно: кто бы ни боролся с большевиками - лишь бы побе­ дил; кто бы ни шел против них - всякому помогать. Ибо КАЖдЫЙ ЛИШНИЙ ДЕНЬ ИМЕННО БОЛЬШЕВИЦКОЙ ВЛАСТИ - ЛИШНИЙ ГОД ПОЗОРА РОССИИ. Каждый лиш­ ний час их сиденья увеличивает вероятность нашей совер­ шенной гибели. И притом еще: увеличивается, проrрессив­ но, трудность их свержения: завтра труднее, чем сегодня, как сегодня труднее, чем вчера. Чем больше они усидят - тем дольше будут сидеть. Это моя схема, и столь страшная, что я даже боюсь ее наполнить вероятным конкретным со­ держанием... таковы перспективы. Но она nравильная, ниче­ го не поделаешь. А Чернова я всей душой презираю и нена­ вижу - но нисколько не •боюсь•. (Я боюсь только его воз­ можного •соглашательства. - только!) У кадет и кадетствующих неистребимый, органический •лимон во рту•. Если не в точку по-ихнему - то все одина­ ково худо, все пропало, пусть и большевики. Ганфман так же кислится: •что за радость- Чернов!•. Опять Ив. Ив. (шубе) с Т. И. (тоже). Телефон. Узнаём далее: начались речи. Чернов выбран, - но выборы президиума отложены (?}, будут паритетные, и ~аруся попадет в •товарищи• к Чернову. А пока - говорят! Уж начался •водолей• (недаром мы сейчас под этим знаком Зодиака). Впрочем, •водолей был и 363
в покойном •предбаннике•, и в позорном •демократическом совещании•. Говорил уже Чернов (не сомневаюсь в отвратной демаго­ гичности его речи), говорили Дыбенки-Крыленки и этот Иуда - Штейнберг. А Ленин будто бы сидит там в своей •царской• ложе, вид именинника и весь в цветах. Что ему! Велит матросам разогнать в нужный момент... Запасливо согнали в залу матросов со всего КронiiiТадта. Ладно. Ждем дальше. И надо сказать еще, что сегодня с половины 9-го утра - хлопоты по переводу заключенных министров (некоторых) в частные лечебницы. Нельзя было добиться подписей Козловского. Так и не вышло пока. Смирнова и Карташева хотят перевезти из крепости к Гер­ зони, а Шингарева и Кокошкина вряд ли удастся туда же. Завтрашний день еще более неизвестен, чем вчера был сегодняшний. В 12 часов мы узнаём, что заседание продолжается и - будет продолжаться до последней возможности. Очевидно, атмосфера и обстановка - плохи. Прервать, не исполнив намеченной задачи, - опасно. Вместе с тем они уже начина­ ют ошибаться, ибо не сокращают своих речей, и может слу­ читься, что при таком внешнем удлинении задачи - никому не хватит просто физических сил. Или большевики выйдут из терпения. Очень, все-таки, неумные люди. Пока в •nорядке дня• эсеры победили. Ведут условлен­ ную линию •манифеста•, который должен быть прочитан и начинается так: •У<чредительное> С<обрание>, открыв­ шись cero числа и т. д., объявляет, что припяло всю власть в свои руки. У<чредительное> С<обрание> постановило: О мире... О земле... О воле... и повелевает•. До сих пор никакого •викжелянья• незаметно. Этот •мой• манифест написан так, что его не допускает. Но по­ вторяю - я всего жду от эсеров (Чернова). И вот в случае их внутреннего, малейшего, уклона к соглашательству с большевиками - я прокляну час, когда приложила руку, чтобы помочь этим непростимым преступникам. Впрочем, тогда моей помощи и не будет... Нет, будет! Они оставят весь свой сверх-большевизм, только выкинут •о власти•, начало и конец. Умолчат о всякой •власти•, а за кулисами пойдут предлагаться левым и большевикам... Уж очень я презираю Чернова. Подождем гадать. Пока - признаков иреступиости нет. А если они провалятся не по 364
этой линии, а по какой-нибудь другой (провал-то вообще­ почти наверен), то я не удивлюсь и ни в чем не буду раска­ иваться. Буду искать следующих, очередных сил и, если пригожусь, - буду им помогать. Пока, у этих, - угрожающе лишь словоизвержение, ис­ пытанно-негодное ни к чему средство. Кончаю, поздно, все равно ничего больше не узнать се­ годня. Подхожу к окну, приподымаю портьеру... там, за тем­ ными деревьями снегового сада, под невидимым куполом Дворца - еще не кончили. Кончат к утру? Я думаю, уйдут большевики с заседания (их прием). Все кончится ранее конца. 6 января, суббота (утром) Ушли большевики, когда выяснилось, что принимается эсеровский •порядок дня•. За ними вскоре ушли и левые эсеры. Заседание продолжалось. В неприлично-безобразных условиях, среди криков ночного караула (Учредительное Собрание - под караулом!), требовавшего окончания. Все последующее принималось без прений, но смято, растерян­ но, скомканно. И под настояния и угрозы улюлюкающих матросов (осо­ бенно отличался матрос Железняков, объявивший, что •ка­ раул устал•, что он сейчас погасит свет), кончалось, маза­ лось это несчастное заседание к 6 ч. утра. Первое - и последнее: ибо сегодня уже во Дворец велено никого не пропускать. Разгон, таким образом, осуществлен; фактически произвел его матрос Железняков. В данную минуту ждем еще официального декрета. Почти ни одна газета не вышла. Типографии заняты красногвардейцами. Успевшие напечататься газеты отнима­ лись у газетчиков и сжигались. Все подробности вчерашнего заседания узнаем после. Пока записываю лишь атмосферу и общие факты. И слухи. Утром вдруг слух, непосредственно от сторожа Тавр<и­ ческого> Дворца, что убит при выходе Чернов, мальчишкой­ красногвардейцем, и лежит в коридоре. Абсолютный вздор, Амалия выходила из залы вместе с Черновым (говорит по телефону). Ну вот настроение. Рассказы о вчерашних расстрелах заранее опоенных красногвардейцев, их уличная пальба по рабочим - это не­ что неподклонное перу. 365
Ночью, 6-го же Сегодня днем из крепости перевезли-таки Смирнова и Карташева к Герзони, в частную лечебницу. А Шингарева и Кокоткина - в Мариинекую больницу. Погода неслыханная, метель с таким ветром, что лошади останавливаются. Дима поехал к Гераони и чуть назад не вернулся. Но слез с извозчика, лошадь не пошла. У Герзони... ему не понравилось. Двери в комнаты заклю­ ченных открыты, и тут же, в коридоре, у порогов, хулиганы­ красногвардейцы, с тупыми мордами, и вооруженные до зу­ бов. Даже ручные бомбы у них. Весело. Советский Ц.И.К. утвердил полный •роспуск• Учреди­ тельного Собрания. Завтра будет декрет. Ну вот. Об остальном после. Не теперь. Теперь не моrу. Холодно. Душа замерзла. Вообще - я более не моrу жить среди всех этих смертей. Я задыхаюсь. Я умираю. 7 января, воскресенье (утр.) Убили. В ночь на сегодня Шингарева и Кокошкина. В Мариинекой больнице. Красногвардейцы. Кажется, те са­ мые, которые их вчера из крепости в больницу и перевози­ ли. Какие-то скрылись, какие-то остались. До утра ничего не было известно. В 9 часов Ганфман из Речи вышел на улицу, просто пройтись, видит - кучки на­ рода у больницы... потом Диме позвонила Панина. Тотчас собрались все, весь Красный Крест, - Манухин, Соколов - уехали. Из •правителей• будто бы никто ничего и не знал до 11 часов. Ленин... издал декрет о •расследовании•. Бонч стал уверять, что это -какие-то пришлые матросы... Штейн­ берг обозлился и предложил других, от Герзони, освобо­ дить... •Но только не на нашу ответственность... • Надо, однако, действовать, ибо у Герзони очень плохо, и опасность не - Седьмого же, ночью Надо серьезно записать все, и сегодняшнее, и вчерашнее. Спокойно. Я моrу. Ведь я, после вчерашнего ночного томле­ нья - кольца смертей - уже окостенела. 366
Нынче днем, усилиями политического Красного Креста, четырех министров (Карташева, Коновалова, Третьякова и Смирнова) удалось от Герзони перевести в Кресты, в тюрем­ ную больницу. Когда солдаты явились за ними (присутство­ вал и Соколов) - красногвардейцы не пожелали их выпус­ кать и сменяться. Пришлось выписать из Смольного прямо от Ленина два автомобиля и третий - грузовик с солдатами. Красногвардейцы покорились, но были недовольны. Мы, мол, так хорошо охраняли... Между тем шли серьезные слу­ хи, что на сегодня готовился разгром лечебницы. В Крестах нет красногвардейцев, там обыкновенная тю­ ремная стража, старая. Поместили их всех в одной палате, прибавив к ним еще Салтыкова (тов. министра). Мы следили по телефону за их выездом, путешествием и прибытием. Все пока благополуч­ но. Главное - надо их •спрятать• на эти дни. Стараемся, чтоб и в газеты ничего не попало. Шингарев был убит не наповал, два часа еще мучился, изуродованный. Кокоткину стреляли в рот, у него выбиты зубы. Обоих застигли спящими, в постелях. Электричество в ту ночь в больнице не горело. Все произошло при ручной лампочке. Сегодня Ив. Ив., мечась и хлопоча, попал в гнездо еле­ вых•. Прямо в их Центральный Комитет, в квартире Натан­ сана. Этот по жене родственник несчастного Коновалова, ну, и хотели действовать через него. (Был там и Дима, но не выдержал, а Ив. Ив. долго сидел, дожидаясь Шрейдера.) Натансон (я с ним встречалась в Париже), старец, лицом напоминающий Фета (у Фета, ведь, было иренеприятное еврейское лицо). Квартира тут, на Сергиевской, со двора, маленькие грязные комнаты. В одной - продавленный ди­ ван. Направо - комната, где заседает весь этот слевоэсеров­ ский• Центральный Комитет (попросту банда). Натансон и повлек туда Манухина. Сидят: Прошьян, сМаруся - отравилась•, все другие прелести. - Вот, Маруся, - весело начал старец, - представляю тебе нашу знаменитость, новейшего ученого, доктора Ману­ хина, который вылечил Горького... Но Маруся немедленно и прямо заявила, что сне призна­ ет никаких знаменитостей•... Ив. Ив. извиняется, напомина­ ет, что, ведь, не он себя сзнаменитостью• рекомендовал. Маруся беспощадна, ей все равно, она сникого не признает и ничего, кроме политики•. Сдержанно и вежливо удивлен 367
Ив. Ив.: как, ни науку, ни искусство. - •Красоту бытия?~ - ласково сетует Натансон. - Вот какая ты, Маруся, это твоя черта, ты ничего не признаешь. А вот будет у тебя опять неладно с верхушкой легкого - так доктор Манухин еще нам пригодится. Беспощадна Маруся, знать ничего не хочет и прямо к Ив. Ив.: •А какие ваши политические убеждения?~ - Я здесь не для того, чтобы говорить о политике, - от­ резал Ив. Ив., начиная злиться, и Натансон увел его в дру­ гую комнату. Откровенничал, трусливо ахал: не миновать, ждем боя с правыми эсерами. У них •большие силы~ ... А те беспомощны и смотрят, какие у этих •силы~! Ведь вот: вчера поздно к нам пришел Илюша, - ноче­ вать. Собственная квартира небезопасна. Мы сидели навер­ ху, у Ив. Ив., спустились вместе (соображали, не безопаснее ли ему у Ив. Ив., который с радостью предлагал. Но потом решили Ив. Ив-ча оставить про запас). Илюша подробно рассказывал о заседании, о всем вче­ рашнем дне. Самого Илюшу, в зале, чуть не убил матрос, узнав в нем того Бунакова, который летом ездил в Балтий­ ский флот. Матрос, уже обезумевший •большевик~. с пло­ щадными ругательствами наставил на него винтовку. Потом их, нескольких, чуть не повлекли к расстрелу, тоже матросы, - заступился сам Ленин. Общий облик заседания очень сошелся с моими догадка­ ми издали. Главные мои опасения не оправдались: эсеры вели себя, в своей линии, очень выдержанно. Если линия эта НЕ была дотянута - то лишь благодаря предвиденному срыву, который натягивали большевики с левыми, уйдя пос­ ле перерыва. Заседание продолжалось, но смято, скомканно, сбито, под вопли и угрозы караула, - матросов, - потушить электричество, вплоть до прямого •закрытия~ Собрания матросом Железняковым. До •манифеста~ не дотянули­ таки. Илюша говорит следующее: •Благодаря этой смятости конца, получилось положение не резко определенное. И мы завтра должны избрать одну из линий поведения. Или чис­ то-волевую, т. е. не считаясь с разгоном, немедленно от­ крыть заседание, где угодно, объявить манифест, или:... взять позицию выжидательную, сделать подсчет сил... Я пришел посоветоваться. Ведь ответственность громадная. У нас на­ строение боевое, слишком боевое... ~ 368
Так говорит Илюша. Зная его органический оптимизм, во-первых, его рассудительную склонность ко всяким 4ВЫ­ жиданиям~. во-вторых, - я, во-первых, перевожу данное на язык действительности и говорю: положение, напротив, рез­ ко определенное: ДЕЛО СОРВАЛОСЬ. Ничего удивительно­ го: ведь было всего ~ шанса за удачу против 99~. Мож­ но еще, пожалуй, рассчитывать на кое-какие волны, подня­ тые разгоном и уличным расстрелом, - но они падут, если их не муссировать, а эсеры этого сделать не могут, за ними фактически не стоят реальные, вооруженные силы. Чт6 себя обманывать: они все еще на другой стороне. Толчок был - и оказался слаб. Дело 5 января - СОРВАЛОСЬ. Я еще отнюдь не говорю, что вообще дело Учредительно­ го Собрания сорвалось. Но именно дело данного дня, дан­ ных людей и данной линииих-не вышло. По всем разум­ ным вероятиям. Вот что я говорю (себе), во-первых. И во-вторых (уже при Илюше), на его рассуждения, советую, конечно, 4линию воздержания~. Какое там у них •боевое~ настроение! Бое­ вое, может быть, да глупое. Куда лезть дуром? На что гля­ дя? Илюша верным инстинктом склоняется к... •выдержке~. как он называет. Пусть утешаются этим словом, но даже если назвать это •пасс~. то и то надо принять. Борьба, однако, еще была бы возможна, в других аспек­ тах... да только не справятся с ней данные эсеры, вот эта группа. Особенно возглавляемая Черновым. Илюша не скрывает, что речь Чернова была отвратитель­ на. Они пытались ее заранее процензуровать, - •но что по­ делаешь с этим человеком!•. Ступив на эстраду, он занесся, заплавал, бесцельно и жалко раздулся в демагогию... И, в самом конце, очевидно, растерялся (это, впрочем, понятно), когда наступали матросы, требуя закрытия заседания. Ну, дело ясно: весь вопрос в реальных силах, а этих сил у эсеров сейчас нет. Я и советую сейчас •выдержку• (по оптимистическому выражению Илюши), ибо сейчас •дей­ ствовать• - просто значило бы лезть на рожон. Настроение рабочих - загадочно-смутное. Должно быть, загадочное и смутное для них самих. Миклашевский уверя­ ет, что и на этом заводе, и вот на этом - «повернулось~ ... Что уличные расстрелы «повлияли•... Ну, посмотрим эти повороты и влияния. Большевики, конечно, переживают минуты паники. Про­ тянут лапу, попробуют, - а если ничего, обошлось - тут же 369 24 Дневники: \893-\9\9
смелеют. И следующую лапу уже дальше протягивают. Ос­ мелевают. Уличный террор был не в их расчетах, но если обойдется, то пойдет к их осмелению. И сегодняшнее убий­ ство в Мариинекой больнице тоже может быть им невыгод­ но, и тоже обернется в конце концов выгодой, если так пройдет. Они на глазах смелеют. Шесть месяцев тому назад они поднимались и поднимали то же матросьё во имя не­ медленного Учредительного Собрания; три месяца тому на­ зад они еще не смели его разогнать, а теперь разогнали, как ни в чем не бывало. Они вертятся на тупой забвенности опьяненной толпы варваров, играют с возможностью, что в неловкий момент она их разорвет, лавируют не без легко­ мыслия, но... пока очень удачно. В общем -тут такой •переплет•, что сам черт не только ноги, но и роги обломает. Что это за подозрительное учреж­ дение на Гороховой, •борьба с мародерством и контрреволю­ цией•? Почему в эту ночь все телефоны Мариинекой боль­ ницы были выключены? Кем? Ведь факт, что большевики узнали о случившемся - после нас. Кто эти скрывшиеся красногвардейцы? Большевики или нет? Надо утвердить, что сейчас никаких большевиков, кроме действующей кучки воротил, - нет. Матросы уж не больше­ вики ли? Как бы не такl Озверевшие, с кровавыми глазами и матерным ругательством - мужики, ндраву которых не ставят препятствий, а ero поощряют. Где ндраву разхуляться - туда они и прут. Пока - ими никто не владеет. Но ими непременно завладеет, и только ХИТРАЯ СИЛА. Если этой хитрой силой окажутся большевики - тем хуже. Мы в снеговом безумии, и его нельзя понять даже при­ близительно, если не быть в ero круху. Европа! Глубокие умы, судящие нас издали! Вот, посидел бы обладатель тако­ го ума в моей русской шкуре, сейчас, тут, даже не выходя на улицу, а у моего окна, под сугробной решеткой Тавричес­ кого сада. Посмотрел бы в эту лунную, тусклую синь прита­ ившегося, сумасшедшего, голодного, раздраженного запахом крови, миллионного города... Да если знать при этом хоть только то, что знаю я, знать, что, бурля, делается и готовит­ ся за этими стенами и окнами занавешенными... Кто поймет это - издали? Нынче днем к Мариинекой больнице, окруженной тол­ пой, подъехал Штейнберг с матросом, на автомобиле. Толпа угрожающе захудела. •Мы следственная комиссия!• На это толпа отвечала криками: •Нет, вы убийцы; вот кто выl• 370
Бедная, маленькая, робкая толпа. Это еще толпа •лю­ дей~. А не тех, с красными глазами, которые идут, как быки, в завладение Хитрой Силы. 9 января, вторник Я рада, что пропустила здесь милое 8-ое число. И не нарочно, так вышло. Однако, что было вчера? Утром Татьяна из Крестов, успокоенная. Смотритель тюрьмы обещал на ночь спрятать •узников~ куда-то в под­ земелье. Никаких кр<асно>rвардейцев там нет, обыкновен­ ный караул. Там и Бурцев. Не только спокоен, но даже в восторге. Ибо царский охранник Белецкий, с которым Бурцев в Пет­ ропавловке лишь перестукивался, теперь в одной с ним ка­ мере. Вдвоем живут, вместе спят. Бурцев ходит с Белецким в обнимку и заявляет, похлопывая его по плечу: - Напролет все ночи разговариваем. Историю делаем. Все будет явно! Толпа (вчера, 8-го) так и простояла весь день у Мариин­ екой больницы. Когда Беклемишев с формовщиком пришли делать маски с убитых, то едва могли пробраться. О •роспуске~ Учредительного Собрания большевики для проформы прочитали своим •дакальщикам• (в Советах сво­ их •рабоче-солдатских~) и те дакнули, повыв даже своим, более осмысленным большевикам, вроде Рязанова. Кончено. Относительно убийства Шингарева и Кокошкина дакнули на резолюцию, что •осуждают•. Затем служебные больше­ вики сделали •доклад• о расстрелах 5-го января. Какой - видно из слов Подвойского: солдаты и красногвардейцы вели себя идеально, стреляли в воздух, а если были жертвы, то потому, что манифестанты - саботажники и буржуи - были вооружены и попадшzи друг в друга. (Честное слово, это даже совершенно в своем роде, даже художественно!) Было предложено принять соответственную резолюцию (что буржуи попадали в самих себя), без обсуждения. На протест Суханова (из Горьковской •Новой Жизни• дрянцо; однако не выдержал), чуть не ответили самосудом, спас Во­ лодарский, прыгнув через стол. Надо отдать справедливость Суханову, он довольно мужественно стоял под кулаками и браунингами. Затем Суханова убрали, а стадо опять дакнуло, с доволь­ ным воем. 371 24•
Постановили заодно •праздновать• 9 января. Ни с какой стороны невозможно осмыслить, что же, собственно, сегод­ ня празднуется? Вечером (все вчера) у нас перманентный Ив. Ив., конеч­ но, этот удивительный, гениальный... Человек. Он, быть мо­ жет, и гениальный ученый, но rениальностей всякого рода, и художников и писателей, и ученых, и философов, и поли­ тиков мы знаем достаточно, немало их и видывали. С совершенством же в •чисточеловечестве• я сталкива­ юсь в первый раз. Это человек - только - человек, настоя­ щий, - которого от этой именно настоящести, подлинности, и следует писать с большой буквы. У него, ради полноты совершенства, должны присутствовать и все недостатки че­ ловеческие. Но я отвлекаюсь. Итак - приходящий и уходящий Ив. Ив. И вдруг, уже довольно поздно, - опять Илюша. Теперь они все уже определенно скрываются. Большеви­ ки, в ожидании •боя• от эсеров, занялись арестами. При­ шли во фракцию и бессмысленно арестовали 20 мужиков, членов Учредительного Собрания, всех, кого там застали. Перейти на нелегальвое положение все эсеры не могут. Их слишком много. Думаю, кончат тем, что разъедутся. Я все-таки утверждаю, что свою линию эсеры выдержали до конца. Они сблокировали с собою всех, даже интернацио­ налистов. Поставили себе задачу, избрали тактику, которой остались верны. Другое дело, что из этого ничего не вышло. Может быть, провиденциальная роль эсеровской интелли­ генции в том, что у нее ничего не выходит. Мы до четырех часов говорили вчера с Ил. вдвоем. Но это я расскажу после, а сейчас докончу сегодняшний день. Нервное состояние пленников в Крестах - ужасно. Когда их сегодня ночью повели в подвал (скрывать) - они забыли о предупреждении и решили, что все для них кончено. Осо­ бенно волповались Третьяков и Коновалов. Ну, утром это объяснилось. Да что кадеты, люди непривычные, а любо­ пытнее, что Авксентьев и Войтинекий в Петрапавлавке тоже потрясены, Авксентьев совершенно не спит... Положим, теперь - то, чего никогда не бывало, и всякую минуту мож­ но ждать всего. Говорят, что на заводах волнения... Но это слухи. Газет­ ный террор - факт. Везде красногвардейцы, и всякую, с муками вылизнувшую газету, красногвардейцы и матросы рвут, жгут, топят в прорубях. Увлекаются 4революцион- З72
ством• до сжиrанья и рванья своих собственных, где тут разбирать. Похороны жертв расстрела состоялись сегодня так тихо, без манифестаций, что нечего сказать. Нащупывается неуловимое разделение власти. Очень странен и подозрителен этот комитет на Гороховой спо борьбе с контрреволюцией и саботажем•. Главные буйства идут оттуда. Вероятнее всего - это услужливые исполните­ ли еще не высказанных или явно •несказанных• аспираций Смольного. Как былые погромщики при царе. О чем же мы вчера ночью говорили с Ильей? Мы верну­ лись к корниловекой истории. Я рассказывала ему о мно­ гом, фактическом, чего он не знал. Но ведь голые факты представляют собою такой дикий сумбур, что им отказыва­ ешься верить. Ничего нельзя понять. Лишь вооружившись фактами психологии, учитывая психологию каждого действу­ ющего лица, начинаешь открывать глаза, видеть и логичес­ кую ниточку. Конечно, все еще сложнее, бесконечно сложно. Длинны слагаемые. Не нам распутать клубок истории. Причины не в личностях только, но и в личностях. Ибо личности тоже важны, тоже ниточки. Вот грубая схема, которую подтвердила моя беседа с Ильей. Я ее повторю, хотя бы для себя. Керенский. Человек не очень большой, очень горячий, искренний двойньш образом, т. е. даже когда •делает• свой огонь. Человек громадной, но чисто женской интуиции - интуиции мrновенья. Слабость его также вполне женская. Ero взметнуло вверх. И там ослепило, ибо и честолюбие у него необыкновенно-женское, цепкое, упрямое, тщеслав­ ное, невыдержанное, неумное, даже не хитрое, - но тем оно безмернее. Он не видел, да и не умел видеть людей, только всех боялся, всем не доверял. И чем дальше, тем больше. Конечно, он говорил себе, что думает лишь о России и ре­ волюции (я хочу быть беспристрастной и объективной сей­ час). Конечно, не имел он ни силы, ни ума достаточно, что­ бы перед собой сознаться во лжи. Увидеть эту страшную (здесь - страшную!) нитку личного, упрямого тщеславного честолюбия, которая в него была ввита. Он инстинктивно боялся всякого, в ком. подозревал силу. И, слабый, подозре­ вал ее во всех. Подумать только! Ведь он именно с этой стороны, за это ненавидел и боялся Чернова (как мне дока­ зал Илья, - а вовсе не за негодяйство и циммервальдизм, к 373
чему он относился потрясающе легкомысленно. Глупо). По­ дозрительность, недоверие, страх все больше кидали, швы­ ряли, шатали Керенского, заставляли его делать бессмыс­ ленные и беспорядочные прыжки. Направо - налево. Туда - сюда. Нет-нет - да-даl И тревожное прислушиванье, без слов, - где же он сам? Где? Там же? Не падет ли? О, нет, он должен победить всех! Корнилов. Это - солдат. Больше ничего. И есть у него только одно: Россия. Все равно какая. Какая выйдет. Какой может быть. Лишь бы было. Этим прямым стержнем Кор­ нилов начинается и кончается. Его дело война, когда война, и раз от войны Россия сейчас зависит, то он свое дело для России хочет сделать, и сделать как можно лучше. Кто ме­ шает- враг. Легко, пожалуй, назвать это узким. Во всяком случае это цельно, просто, прямо и сильно. И бывают моменты исто­ рии, когда лишь цельность и сила - праведны, когда нужна лишь действенность и лишь при известной узости действен­ на действенность. Корнилов вовсе не был против Керенского, он не мечтал ни о каком диктаторстве, не думал как-нибудь полновластно править Россией (смешно упоминать об этом). Он хотел делать свое дело, считая, что оно нужно, и оно, действитель­ но, было нужно. Он верил, что Керенский любит Россию так же, как он, Корнилов, что Керенский будет делать для нее свое дело, а Корнилов свое, и это - одно дело. Но Корнилов перестал понимать Керенского и заподоз­ рил его по отношению к России, когда Керенский заподоз­ рил его по отношению к себе и стал вилять и прыгать. С этого момента начинается борьба: у Корнилова с Ке­ ренским - за дело России, у Керенского с Корниловым - за дело свое, за свое положение и власть. У Корнилова все было прямо и узко, как прямая линия. У Керенского - сложно, фантастично, туманно, интересно, болезненно и по­ лусознательно преступно. Теперь третье лицо: Савинков. Умный, личник до самобо­ жества (у него и ум, благодаря его биографии, криво разви­ вался), безмерно честолюбивый, но это уже другое, чисто мужское, честолюбие. Вообще это только .мужская натура, до такой степени, что в нем, для политика, чересчур много прямой гордости и мало интриганства. Людей видит, пони­ мает, хотя может слепнуть (временно) к обожающим его или умно льстящим ему. Это, впрочем, иногда ничему серь- 374
езно не вредило, ибо его снисходительность в подобных слу­ чаях все-таки не шла далеко, и все исчезало, чуть дело каса­ лось дела. Какие бы у него ни были внутренние слабости и провалы, как ни велика его самоуверенность, - следует и должно признать в нем ту высокую меру силы и ума, кото­ рая делает его человеком очень замечательным. Я очень люблю его лично, но здесь желаю быть только объективной. Я ставлю вопрос: что перевесило бы, ЕСЛИ Б на одной чаш­ ке весов лежало его честолюбие, а на другой - Россия? Ставлю его для врагов Савинкова, которые очень желали бы ответить: о, конечно честолюбие! и не могут так отве­ тить, ибо фактически и не было в данном случае двух ча­ шек весов. Фактически: убеждения Савинкова, его честолю­ бие и служение России, и благо ее - оказались СЛИТЫМИ ВОЕДИНО. Само ли так вышло, его ли это заслуга- не будем разби­ рать здесь. Но и враги Савинкова принуждены признать: у него не было внутреннего, слепого и низменного раздвоения Керенского. Из трех главных действующих лиц это раздвоение, почти распадение личности, было у одного Керенского. История забросила его на слишком важное место и потому раздвое­ ние сыграло роковую роль. Оно послужило лишним толч­ ком России к падению. Оно же, поrубив Корнилова, поrу­ бив Савинкова, совершенно естественно поrубило и самого Керенского. Вот психологический ключ к августовской истории. Факты, положенные на эти ноты, разыгрываются стройной пьесой. Звуки пьесы были вовремя подхвачены теми, кому она бьmа нужна. И в первый раз со властью ворвался гаденький мотивчик ~mein lieber Augustin... • 1 в Марсельезу (о, прозор­ ливец Достоевский!). Ныне •Augustin• победил в громовом хоре. Марсельеза умерла... А наши ~миропохабщики• вернулись пока ни с чем. Немцы им объявили: пожалуйста, если не желаете наши от­ кровенно-похабные условия принимать - мы через две неде­ ли возьмем Ревель... Сейчас, значит, им надо лrать. Будут лrать. Извернутся. Прим.ут. Очень страшно, серьезно страшно, что нас, России, под­ линной никто не понимает и не видит в Европе. Не слышит. 1 •Мой милый Августин• (нем.). 375
Уэллс написал Уильямсу письмо, свидетельствующее... если не о их глухоте, то, значит, о нашей немоте. Пишет, что, может быть, большевики - настоящие, передовые рево­ люционеры, а мы, мол, так обуржуазились, что этого не хо­ тим понять?.. Европа! Во имя вселенского разума, во имя единой куль­ туры человечества - приклони ухо к нам! Услышь наш по­ лузадушенный голос. Ведь и мы, хотя мы русские, мы люди одного Духа, мы -интеллигенты-работники той же всемир­ ной нивы человеческой! Мы умираем в снегах, залитых кровью и грязью. Но от нашей весенней революции мы не отказываемся; тем менее можем мы отказаться от нашего человеческого разума, про­ клинающего убийцу России, и от всех завоеваний челове­ ческого духа - в эти звериные темные дни. Европа, не забывай: мы с тобой, хотя ты не с нами. А глетчеры тают. Глыбы с грохотом валятся с крыш на улицу. 2" тепла. Прохожие скользят и падают. 11 января, четверг Сегодня, после оттепели, 1о· мороза. Снова Ив. Ив. в шубе. Черные дни! Амалия звонила, что арестовали Минора. Неизвестно, где он. А вообще столько этих арестов, разгромов, обысков, рас­ стрелов, убийств, грабежей-реквизиций, грабежей-обысков, грабежей просто, что - неразумно их перечислять. Разорили •крестьянский съезд•. Мужики, кто остался цел, пошли с котомками по ночлежкам. А •вумные• мужики живут в ~Астории•, в номерах с ваннами (большевики). Сегодня скромно и торжественно хоронили Шингарева и Кокошкина, воистину •невинно-убиенных•. Сегодняшний день следует отметить как первый, когда совсем не выдали хлеба. Объявили, что кончился. Но у нас все время что-нибудь кончается, а потому неизвестно, когда же начинать голодные бунты? Их и не начинают. Пришли по Николаевской дороге 37 вагонов, будто бы с мясом и мукой. Но оказались набитыми, вплотную, трупа­ ми. Вот что нам присылает юг. И стоит. Вместо разогнанного Учредительного Собрания больше­ вики, на тех же креслах Таврического Дворца, рассадили сегодня свой большевицкий •Съезд Советов•. Довольны, ликуют, торжествуют. Вот, говорят, наше Учредительное 376
Собрание, его не разгоним! Матрос Железняков, тот, кото­ рый угрозами •прекратил• Учредительное Собрание, гово­ рил на этом Съезде речь. Что они, матросы, •не остановятся не только перед сотнями или тысячами жертв, но даже пе­ ред "миллионами"• (sic). А Учредительному Собранию он •выражает презрение•. Ну, был •покрыт овациями•. Любопытно: сейчас верны •правительству• и действуют активно главным образом матросы и мальчишки-красногвар­ дейцы, вместе с той уймой оружия и орудий, в которой они увязли. Солдаты торгуют на улицах, сидят в казармах или бурно танцуют с •барышнями• на бесконечных •балах•. (Всюду объявления об этих солдатских балах.) Относительно политики пришли в полумаразм. Солдат Басов, что •светил лампочкой• матросам, когда те убивали Шингарева и Кокошкина, - дезертир, явившийся с фронта и немедленно записавшийся в красную гвардию. Он, по вы­ ражению следственного лев<ого> эсера Штейнберга, •дитя природы•, а по всем видимостям - абсолютный кретин, та •горилла•, которая и делает всю •большевистскую массу•. Матросы, в благодарность, что •посветил•, подарили ему кожаную куртку с тут же убитого Шинrарева. Ее горилла понесла в деревню Волынкину, - переделывать для себя. Лев<ые> эсеры признались, в частном разговоре, что Го­ роховая, 2, - это их •охранное отделение•. Там, конечно, есть уже и опытные филеры, из старых. Всякий день стро­ ятся какие-нибудь •заговоры•. Разгромы типографий (все­ общие) происходят даже без ведома Смольного, под самыми разными •ордирами•. Красногвардейцы притом увозят и выносят все имущество. Когда жалуются в Смольный, - там снисходительно пожимают плечами. Всячески муссируются слухи о •революционном движе­ нии• в Вене. Думаю, в данный момент дураков других не найдется и сейчас ничего подобного не будет. Для памяти хочу записать •за упокой• интеллигентов­ перебежчиков, т. е. тех бывших людей, которых все мы бо­ лее или менее знали и которые уже оказываются в связях с сегодняшними преступниками. Не сомневаюсь, что просиди большевики год (?1), почти вся наша хлипкая, особенно ли­ тературная, интеллигенция, так или иначе, поползет к ним. И даже не всех было бы можно в этом случае осуждать. Много просто бедноты. Но что гадать в разные стороны. Важны сегодняшние, первенькие, пошедшие, побежавшие сразу за колесницей победителей. Ринувшиеся туда... не по 377
убеждениям (какие убеждения!), а ради выгоды, ради моды, в лучшем случае стак себе•, в худшем- даже не скажу. Вот этих первеньких, тепленьких, мы и запишем. Запишу их за чертой, как бы в примечании, а не в тек­ сте, и не по алфавиту, а как они там, на той ли другой службе у большевиков, выяснялись 1 • 1 Вот они. 1. Иероним Ясинский, - старик, писатель, беллетрист средней руки. 2. Александр Блок - поэт, спотерянное дитя•, внеобществен­ ник, скорее примыкал, сочувствием, к правым (во время царя), убежденнейший антисемит. Теперь с большевиками через лево­ эсеров. 3. Евгений Лундберr - захудалый писатель, ученик Шестова. 4. Рюрик Ивнев - ничтожный, неврастенический поэтик. 5. - - - Князев - мелкий поэт. 6. Анд<рей> Белый (Б. Бугаев) - замечательный человек, но тоже спотерянное дитя~ тоже через лев<ых> эсеров, не на сслуж­ бе• лишь потому, что олаrодаря своей гениальности не спосо0ен вообще быть на службе. ~: gера~:~ювич } всякая беллетристическая и др_уrая 9. о~нов мелкота из неважных, 2 первые боль- 10. Роспавлев ше писали, имеют книги, бездарные 11 Пим. Карпов 12. Ник. КЛюев } Два поэта сиз народа•, 1-й старше, друг 13. Сергей Есенин Блока, какой-то сектант. 2-й молодой парень, глупый, оба не без дарования. 14. Чуковский, Корней - литер<атурный> критик, довольно даровитый, но не серьезный, вечно невзрослый, он не спот<ерян­ ное> дитя•, скорее из породы смилых, но погибших созданий•, в сущности невинный, никаких убеждений органически иметь не может. 15. Иванов-Разумник- литер<атурный> критик очень средне­ го дарования и вкуса, тип не Чуковского, иной. Лев<ый> эсер, в сущности без влияния. Озлобленный. 16. Мстиславский-Маслов<ский> - офицер rл<авного> штаба, журналист, писал при царе и в лев<ых> журналах, и в официозе. Был в об. оп., заподозрен в 15 r. в провокации. Деятельный ле­ в<ый> эсер, на службе у большевиков, ездил даже в Брест. 17. Алекс<андр> Бенуа - изв<естный> художник, из необще­ ственников. С момента революции стал писать подозрительные статьи, пятнающие его, водится с Луначарским, при царе выпро­ сил себе орден. 18. Петров-Водкин - художник, дурак. 19. Доливо-Добровольский - невндный дипломат-черносотен­ ник; на службе у б<ольшевиков>. 20. Проф. Рейсвер - подозрительная личность, при царе писал доносы; на службе у большевиков. 378
Пока - букет не особенно пышный. Больше всех мне жаль Блока. Он какой-то совсем •невинный•, un innocent. Ему •там• отпустится... но не здесь. Мы не имеем права. Об Илье ничего не знаю. Да и ни о ком. Все скрываются. Все нелеrальны. 12 января, пятница Утром позвонили, что умер старик Слонимский. Потом сказали, что арестован музыкант Зилотти (опять!). Это друг Ив. Ив., и он сегодня с утра мыкался. Напрасно. Искал Луначарского, того самого, который в июльские дни •скры­ вался• у Ив. Ив. и погано трясся от страха. Но теперь Лу­ начарский отказал Ив. Ив. выпустить старого музыканта на поруки. Пусть, говорит, сначала признает мою власть. А то я его уволил в отставку, он ушел, положим, - но из-за этого хор оперный забастовал. Если же его окончательно убрать, то хор можно подвергнуть репрессиям - запоет! Комментарии лишни. Европа, взгляни! Вечером были наверху. Там Суханов из •Новой Жизни• и его большевичка Галина (что в демонские очи Троцкого влюбилась). Она с виду обыкновенная макака. А с ним все-таки очень тяжело. Хоть он на Съезде и в оппозиции - он очень противен. Привязывался, почему мы нейдем •глядеть• на съезд, с точки зрения •аттракциона•. Невероятвый цинизм. А позиция - что-то вроде позиции •неделанья•, как давно у интернационалистов -.Новой Жиз­ ни•. Ни того, ни этого - и чего угодно, в конце концов. Ив. Ив. совершенно прав, говоря, что не пойдет на •съезд•, как не пойдет •глазеть• на смертную казнь. Сегодня внезапно - з· тепла! Вот и живи тут. Абсолютно никто не знает, чем все это кончится. Иные предрекают, что власть перейдет просто к матросам и красной гвардии. 21. Лариса Рейсвер - его дочь, поэтизирующая с претензиями, слабо; на службе. 22. Вс. Мейерхольд - режиссер-сноватор•. Служил в Импера­ торских Театрах, у Суворина. Во время войны рабОтал в лазаретах. После революции (по слухам) записался в анархисты. Потом, в авrусте, опять бывал у нас, собирался работать в газете Савинкова. Совсем недавно в союзе писателей, громче всех кричал против большевиков. Теперь председательствует на заседаниях театраль­ ных с большевиками. Надрывается от усердия к большевикам. Этот, кажется, особенная дрянь. 379
Недавно убили красногвардейца. Женщины исцарапали ему лицо ногrями. Самосуды на улицах ежедневны. Финляндия отрезана. В Выборге восстание красногвар­ дейцев. Но вьrrребованы (по слухам!) шведские войска... Господи! Хоть бы шведы нас взяли! Хоть бы немцы при­ кончили! О, если б проснутьсяl 13 января, суббота Замечательный день, его надо отметить особо. Большеви­ ки постановили: ВОЙНЫ НЕ ВЕСТИ, МИРА НЕ ПОДПИСЫ­ ВАТЬ. И еще: реквизировать весь золотой запас, на милли­ ард с чем-то. Выслать всех румын. Продолжается ~самоодобрение• на съезде. Убийц Шингарева и Кокоткина посадили в тот же Тру­ бецкой бастион, где сидели убитые. По этому случаю (?) в крепость никого из Красного Креста не пропустили. Луначарский, желая подешевле заплатить Ив. Ив. за лет­ нее гостеприимство, обещал выпустить Зилотти, но не до­ мой, а безысходно на его, Ив. Ив., квартиру (1?). Но и для этого нужна еще подпись Козловского, началь­ ника следственной комиссии. Козловский летом был аресто­ ван как шпион. Послать бумагу часом ранее - и все бы удалось, ~началь­ ник• бы подписал. Но в этот час вскрылось, что он прово­ ровался. И нет более тюремного повелителя - Козловского! Над ним и Красиковым назначено следствие. (Выкрутятся.) Но пока - ищи начальства нового. Лови его, не ровен час - откроется, что и оно не в меру хапает. 15 января, вторник Девятого января я писала, что Троцкие вернулись из Бреста с откровенно-похабными германскими условиями мира. И я указывала дальше (слишком ясно было!): ~сейчас, значит, им надо лгать. Будут лгать. Извернутся. При:м.ут•. Эти извороты и происходят, причем все делается быстрее быстрого, ибо на этом III Съезде самоодобрение у них раз­ вито до последних степеней. Всякую фразу, независимо от ее смысла, покрывают, даже прерывают, аплодисментами (напр.: ~убит солдат и двое рабочих•... аплодисменты!) и перманентно поют -.Интернационал•. Вчера -.одобряли• 380
подготовление Троцкого к уже решенному миру, который и Троцкий назвал •не честным миром, а миром-несчастьем• ... И вновь в Брест уехал. Таким образом, мы уже имеем все, кроме чести, совести, хлеба, свободы и родины. •Вир хабен 1 похабен мир•. 20 января, суббота И каждый день писать? не могу. Тяжело. Трудно. Закончили свой съезд с пышностью. Утвердили себя не временным, а вечным правительством. Упразднили всякие Учредительные Собрания навсегда. Ликуют. Объявили, что в Берлине революция. •Похабен• до сих пор пока не под­ писан. Размахнулись в ликовании, и Коллонтайка послала зах­ ватить Александра-Невскую Лавру. Пошла склока, в одного священника пальнули, умер. Толпа баб и всяких православ­ ных потекли туда. Бонч завертелся как-нибудь уладить по­ середке- •преждевременно•l А патриарх новый предал ана­ феме всех •извергов-большевиков• и отлучил их от церкви (чт6 имl). Вчера •Таня•. Письмо от П. И. Верное. Но малоутеши­ тельное. Консервированные •остатки• непобедны. В крепости неважно. Было покушенье на мерзавца Пав­ лова, и сменили команду (хорошую). Теперь неспокойно. Все время оттепель. Улицы вполне непроходимы, не-во­ об-ра-зи-мы. 22 января, понедельник Всю ночь длились пьяные погромы. Опять! Пулеметы, броневики. Убили человек 120. Убитых тут же бросали в канал. Сегодня Ив. Ив. пришел к нам хромой и расшибленный. Оказывается, выходя из •Комитета безопасности• (о, иро­ ния!), что на Фонтанке, в 3 часа дня (и день - светлый), он увидел женщину, которую тут же грабили трое в серых шинелях. Не раздумывая, действуя как настоящий человек, он бросился защищать рыдавшую женщину, что-то крича, схватил серый рукав... Один из орангутангов изо всей силы хляснул Ив. Ив., так что он упал на решетку канала, а в 1 Мы имеем (нем.). 381
Фонтанку полетело его pince-nez и шапка. Однако, в ту же минуту обезьяны кинулись наутек, забыв про свои револьве­ ры... Да, наполовину ~заячья падаль., наполовину орангу­ тангьё. Отбитую женщину Ив. Ив. усадил в трамвай, сам поехал, расшибленный, домой. Опять воздерживаюсь от комментарий. Перебежчиков делается все больше. Худых людей во всякой стране много, но такой •нелюди•, такого варварства - нигде, конечно, нет. •Мешаются, сливаются•··· и маленькие писателишки, и более талантливые. А такие внесознательные, тонкостебель­ ные, бездонно-женские женщины, как поэтесса Анна Ахма­ това - (очень талантливая) - разве это люди? Вчера я видела Ахматову на ~Утре России• в пользу политического Красного Креста. Я нисколько не •боюсь• и не стесняюсь читать с эстрады, все равно что, стихи или прозу; перед 800 чувствуя себя так же, как перед двумя (м. б., это происходит от близорукости)- однако терпеть не могу этих чтений и давно от них отказываюсь. Тут, однако, пришлось, ведь это наш же Красный Крест. Уж и почитала же я им - все самое •нецензурное•l Читали еще Мережковский, Сологуб... Народу столько, что не вмещалось. Собрали довольно. Вчера же были грандиозные крестные ходы. •Анафему• читали у Казанского собора. У нас, поблизости, два проезжающие матроса стрельну­ ли-таки в крестный ход. Большевики не верят, что серость всколыхнулась серьез­ но (черт знает, может, они правы, может быть, и тут серость быстро •сдаст• ). Сегодня хватили декрет о мгновенном ли­ шении церкви всех прав, даже юридических, обычных. Церкви, вероятно, закроются. Вот путь для Тихона сде­ латься новым Гермогеном. Но ничего не будет. О, нет людей! Это самое важное, самое страшное. А •народ•... Я подожду с выводами. 24 января, среда Погромы, убийства и грабежи, сегодня особенно на Воз­ несенском, продолжаются без перерыва. Убитых скидывают в Мойку, в канал, или складывают (винных утопленников), как поленницы дров. 382
Батюшкова ограбили, стреляли в него, оставили на льду без сознания. Артистку Вольф-Израэль ни с того ни с сего проходящий солдат хватил в глаз; упала, обливаясь кровью. А торжествующие грабители хотят переехать в Тавричес­ кий Дворец. По соседству. Не буду писать о всероссийской бойне (~от финских хладных скал до пламенной Колхиды• буквально). Без меня расскажут. Тюрьмы так переполвены политическими, что решили выпустить уголовных. Убийц Шингарева комендант Павлов лелеет, сделал их старостами. сИм место во дворце, а не в тюрьме•, - ответил на чей-то протест. Ну вот, и увидим их в Тhврическом Дворце. Я еще не достигла созерцательной объективности лето­ писца. Достигну ли? Стреляют все время. 25 января, четверг Пролетел день, как все, однообразный по разнообразию лиц, вестей, слухов и случаев. Сегодня ровно три месяца грязной кухни большевиков. Сегодня, в юбилейный день его заточения, выпустили Карташева. Выпускают их поодиноч­ ке, под сурдинку и только по личным поклонам. За кого больше накланено, больше обито мерзавческих порогов, того под полой и выпустят (а у кого, знают, деньги - за кого больше заплачено). •Совет• же официально всем отказывает. Весь Красный Крест - больше всех Ив. Ив. - словно замо­ ренные лошади истомлены, бегают, •организуя защиту• у отдельных комиссаров за каждого отдельного заключенного. Луначарский, с удивляющей наглостью, так и выразился: сорганизовать защиту•, т. е. спротекцию•. Но черт с ними. Новости: декрет о перемене календаря. Жаль, что это сделали они, ибо это давно следовало сде­ лать. Да, все-таки, все-таки нельзя забыть, что правитель­ ству Керенского мы столь обязаны нашим разрушением. Зародыши его были там... Скорый мир на Западе? Оккупация России соединенны­ ми силами? Не верю этим слухам, война еще держит Запад в своих когтях. Чем дольше усидят большевики, тем воз­ можнее, в нашей безмерной России, перехлест, т. е. восста­ новление монархии. Что гадать, впрочем. Многое зависит от войны, от ее исхода или д1Iенья. 383
Не могу вообразить сейчас таких обстоятельств, при ко­ торых наши ~умеренные•, наши либералы, не оказались бы •никудышниками•. В крови у них нет микроба борьбы, а без этого никакая политика невозможна. Одно из несчастий России - эти ее стоячие, безрукие интеллигенты государ­ ственники. Эсеры провалились, - и, кажется, крепко. Если они со­ всем не переменят кожу, - то вряд ли выплывут. Совершенно не верю (особенно после письма П. И.) в Алексеевекий поход. Война финляндская - черт ее разберет. Вообще воздерживаюсь от всяких слухов. Грянет явное - увидим. Однако невеселая картина у меня вышла. Все равно. Пока о другом. Был у нас сегодня актер Орленев, хочет играть ~Павла I• Мережковского. Играл его в Америке бесчисленное количе­ ство раз. Странное существо - настоящий русский актер: гениальный, истеричный, захватывающий, запойный, потря­ сающий и вне-разумный. Таков Орленев. Притом еще: гру­ бо-невежественный - и тончайте вдруг, интуитивно, про­ никновенный. Впрочем, таковы наши и писатели, и художники: варва­ ры - самородки, вне всяi<ой культуры и не способные к ней... еще или уже? (Исключения есть везде.) Оттого они и безответственны. Оттого и... вчера монар­ хист - завтра большевик. А сегодня - верхом на баррикаде, если не у себя под кроватью. Наша революция еще впереди. Еще не ~воссиял свет ра­ зума• ... Пока нет начала света - предрекаю: напрасны кривлянья Луначарского, тщетны пошлые безумства Ленина, ни к чему все предательства Троцкого-Бронштейна, да и бесцельны все ~социалистические• их декреты, хотя бы 10 лет они издава­ лись 10 лет сидящими большевиками. Впрочем, 10 лет дек­ реты издаваться наверно не будут, ибо гораздо раньше уничтожат физически все окружающее и всех людей. Это они могут. Грабят сплошь. И убивают. Днем. 29 января, понедельник Замечательнейшее постановление от 13 января решено ввести в жизнь. Если оно введется, то надо признать, что, 384
действительно, будет то, чего не бывает. Пока же оно кажет­ ся чем-то, •по ту сторону• ... Вот сегодняшнее возвещение от 4Мирных• переrоворщи­ ков: •Именем Сов. Нар. Ком. настоящим доводит (кто?) до сведения правительств и народов, воюющих с нами, союз­ ных и нейтральных стран, что, ОТКАЗЫВАЯСЬ ОТ ПОД­ ПИСАНИЯ аннексионистского ДОГОВОРА, Россия объяв­ ляет с своей стороны состояние войны с Германией, Австро­ Венгрией, Турцией и Болгарией прекращенным. Российским .войскам отдается приказ о полной демобилизации по всем линиям фронта•. Подписано пятью евреями в псевдонимах. Вот оно: мира не заключать - войны не вести. Даже художественно. Небывалое. Вне всего человеческо­ го. Рассчитано даже не на обезьян: обезьяны или дерутся, или не дерутся. Но те, неизвестно кто, на кого это рассчита­ но, - •поймут•: уйдут. И •без аннексий и контрибуций• - и •домой•. А дома и дом, и все мое, и еще вся власть моя. Малина/ Только •nоймет• ли Германия? А в расчет ее следовало бы взять. Выпустили (опять тишком и за деньги) Третьякова и Коновалова. Один от неожиданности заплакал, другой упал в обморок. Эсеры сидят в Петропавловке, Сорокин, Арrу­ нов, Авксентьев и др. Определенно в виде заложников. Если, мол, что с нашими стрясется - этим голову свернем. На досуге запишу, как (через барышню, снизошедшую ради этого к исканиям влюбленного под-комиссара) выпус­ тили безобидного Пришвина. Газеты почти все изничтожены. Читаем победные реля­ ции о гражданской войне. Киев разгромлен - неслыханно/ Сегодня был Б. Н. Чрезвычайно любопытно... Однако, теперь еще нужнее, чем при царе, отправить мой дневник в •верное место•... К другим •генералам•... Но я их не имею, знакомых... Просто воздержимся. Оттепель была, пока все не развезло. Стали сгонять ин­ теллигентов снег чистить. Глупо. Отменили. А снег опять нападал. Сегодня к вечеру 10" морозу. Запущенный Петербург - ужасен. На центральных ули­ цах валяются дохлые лошади. З 1 января, среда Невероятно запуталось и путается все дальше. Ведь Ук­ райна заключила форменный мир с Германией. На займах и 385 25 Дневники: 1893-1919
хлебах. Румыния воюет с большевиками. Украйна теперь, воюя с большевиками, как бы воюет с снами• в союзе с Германией. В это самое время большевики объявляют, что никакой Украйны и Рады нет, ибо они взяли Киев и там воцарились. И что теперь делать Дону? Воевать против большевиков (в союзе с Германией) или с Германией (в со­ юзе с большевиками)? Само оно еще как-то может утрястись, определиться, но понять никому этоrо нельзя. Снова Б. Н. ... Но снова думаю о нео-rенералах. Остав­ лять белое бесцельно: забуду. Натансон с Коллонтайкой уезжают за границу. Хоть бы навек! сПравила• для печати - тоже снебывалое•, - ниrде и никогда: сжирным шрифтом• и на первой странице каждая газета обязана печатать все, что когда-либо пришлют комис­ сары (а они ежедневно валят кучи, тексты их нечитаемых газет). Кроме тоrо, если сналицо явная контрреволюция• (решает, сналицо ли•, отряд красногвардейцев), то аресто­ вываются все члены редакции. Как ррреволюционноl 2 февраля, пятница Киев нейдет у меня с ума. ТЫсячи убитого населения. Вчера сидела опять до 8 утра, с этими - ныне уже впол­ не бесцельными, сбумажками•. Ильи нет, меня просили че­ рез Б. Н., пришли два, мне незнакомых, Ков<арский> и Ильяшев. И они вроде Илюши: сознающиеся, жизнераДост­ но-бессильные пленники партии. Серьезные слухи, что Каледин... застрелился. Может быть. Но еще не понимаю психологии этоrо самоубийства. Хлеба (с соломой) выдают 1/8 ф. в день. В Киеве убили митрополита Владимира. 5 февраля, понедельник Каледин застрелился, кажется, от измены казаков: куча­ ми стали переходить на сторону большевицких войск. Оче­ видно, зараза обольет весь юr. Большевики уже под Росто­ вом и Новочеркасском. У нас атмосфера очень напряжена. сПоднимают rолову• анархисты. Печать задавлена, газеты ежедневно - ссудятся•. О безумии здешних грабежей я уже не упоминаю. 386
Но есть нечто самое любопытное и... чреватое поС7Iед­ ствиями. Сегодня кончилось •перемирие•: сегодня же нем­ цы заняли Двинск. Большевики закопошились, силятся эва­ куировать Ревель и Гельсинrфорс. У Балтийского флота, конечно, нет топлива. Немцы, С71Ышно, подвигаются и на юг (еще бы, не дураки они, заключив с Радой сепаратный мир, оставить хлебный Киев большевикам!). Все это в порядке вещей. И лишь два опасения: что нем­ цы лишь проучивают большевиков, как •не подписывать• похабного мира, и большевики проучатся, и покорятся, и немцы, взяв, что они себе жирно наметили, еще будут под­ держивать столь им удобное российское •правительство•. Лучше для их жадности не будет ведь! Только... но это по­ том, а теперь о втором опасении. Даже не опасение... просто некоторое содрогание инстинктивное перед моментом опера­ ции в том С7Iучае, еС7Iи немцы не остановятся (большевики не успеют покориться) и еС7Iи желанное (Боже, до чего дош­ ла Россия!) немецкое спасенье к нам прибудет. В поС7Iедний момент орда жестоко себя покажет: осенние мухи жестоко жалят, издыхая. Но пусть! Все - лучше, чем то, что сейчас длится. С каждым днем яснее, неоспоримее: НЕ РЕВОЛЮЦИЯ У НАС, А ТА ЖЕ ВОЙНА. Ее же продолжение- людьми, от нее впавшими в буйное безумие. Вся психология именно войны, а не революции, да и вся внешняя обстановка с -rяжелыми орудиями,. с расстрелами городов, с летчика­ ми, бомбами и газами, - обстановка именно современной войны; это ее физическая •куль..-ура. и ее внутреннее опус­ тошение, тупость, ожесточенность, духовное варварство, по­ чти идиотизм. Полузаеденную царем Россию легко доедает война. Но спеши, спеши с миром, Европа! Еще год войны - содрогнут­ ся и твои здоровые народы. И твой, Германия! Еще год - оnи приблизятся, один за другим, к тому же безумному, вих­ ревому ПРОДОЛЖЕНИЮ ВОЙНЫ ПОД МАСКОЙ РЕВО­ ЛЮЦИЙ. Этому •продолжению• - какие конгрессы положат опре­ деленный конец? 1Ут конец - вне челове•rеской воли и разу­ ма, он теряется в темноте... А немцы, кажется, в лучшем для большевиков С71учае, позволяют им сидеть лишь над голодным Петербургом. Вряд ли не выгонят они их, несмотря на любой похабный мир с петербургскими, из Украйны и из Финляндии. В 387 2S•
Финляндии они энергично помогают сбелой гвардии•, уже удушили самыми немецкими газами 2000 человек. О другом. Как дико видеть плоды своих ночных трудов, свои слова - подписанные ненавистным именем. Но не от­ рекаюсь. Отвечаю за то, что делаю. Я - человек. 06-ьясне­ ние напишу спри свободе•. Доживу ли? Дневник все обес­ смысливается. Не оставить ли? Чтобы потом, мемуарным способом... Но это две вещи разные, и пусть дневник ску­ чен - только он дает понятие атм.осферы . .. тому, кто хочет понимать, не боится скуки. О, столько вижу, слышу, знаю, и - нельзя писать! Нечест­ но писать. Европейцы, вы этого абсолютно не разумеете? Ну конечно! Итальянского посла ограбили у самой Европейской гос­ тиницы (пора переименовать ее в Российскую). •Соглашате­ ли• из •Нов<ой> Жизни• (см. старое сНовое Время•) ско­ ро пойдут в справительство•. Клянусь, что если не рано, то поздно - в нем буде.т Горький! Циник Суханов, кажется, уже пошел. Это слух, впрочем. 6 февраля, вторник Вот оно, разыгрывается спо писаному•. Утром узнаем, что немцы двинулись по всему фронту, и с севера, и с юга, и с запада. Швеция заняла свои острова. Немцы просто себе пошли и идут, заявляя при этом, что идут (надо заметить!) •не для захвата лишних территорий•··· Большевики, газетно, еще продолжают хорохориться, но... в 10 ч. утра уже посла­ ли в Берлин унизительную телеграмму с предложением (мольбой?) подписать тот (похабный) мир, от которого от­ казались в Бресте. Вот-те и снебывалое•, коим они так не­ долго, в полном идиотизме, хвасталисьl Тут же явился слух, что лево-эсеровская мразь - против этой телеграммы, не может, будто, выдержать, выходит из справительства•. Но пошел Ив. Ив. сегодня ратовать за очередного арес- танта. Талмудист Штейнберг встретил его весь трясущийся. - Вы знаете, что случилось? - ?? - Да вот, так и так, сегодня мы такую-то телеграмму... - И вы тоже? И вы согласились? -Да ведь как же? Да ведь немцы идут... Ведь они, пожа- луй, и дальше пойдут? А мы ничего не можем... Ну, 50 ты- 388
сяч красногвардейцев пошлем... Так ведь немцы их сейчас же перестреляют... - Конечно, перестреляют. О чем же вы раньше думали? Разве не явно было всем и каждому, что именно так будет? Как же немцам не идти? - Мы думали... пролетариат ... Мы думали ... а теперь где же защита нашей революции? Надо соглашаться... Ив. Ив. даже руками всплеснул. - Вот так ловко! Пролетариатl Думали! Хорошо думали, нечего сказать! Вот вам •мира не хотим, войны не ведем•! До позднего вечера на изъявляющую покорность теле­ грамму ответа не было. Наконец узнаем: пришел ответ. Гласит: пришлите ваши условия мира - в Двинск. А в Двинске уже немецкая штаб­ квартира, которую большевистская сволочь оставила со всем, еще громадным, запасом орудий и снаряжения. Сию минуту происходит •бурное• заседание мятущихся большевиков: как отвечать? Что послать в Двинск? Ведь теперь им нужно самим предложить тот мир, кото­ рый они не захотели принять как •аннексионистский•. Дос­ таточно громко его таким огласили. Это бы что! Им ведь на все наплевать, лишь бы усидеть. Но примет ли еще Двинск мир Бреста? Что прибавить придется? Или вдруг немцы вспомнили, что у Германии есть разумные, серьезные основа­ ния быть против мира, всякого, с датюй Россией, заражен­ ной и заражающей, быть против открытия ей своих границ? Каются теперь большевики, что не удержзлись на первой своей твердой линии во дни Бреста,- линии, мной отмечен­ ной: лгать, извернуться и принять. Их сбили и соблазнили лев<ые> эсеры в •небывалое• ... Дрожмя дрожат большеви­ ки, а вдруг Германия таки порешила их свергнуть? по-преж­ нему они пойдут •на все и даже более•, чтоб удержаться у власти; но закралось сомненьице: не на эту ли священную точку посягает Германия? Страшно сказать, но все-таки скажу: мне думается, что Германия, от сомнения и жадности, уже потеряла разум.. И, если Троцкие запредлагают ей и то, и это, и семижды ан­ нексионистский, самый •двинский• мир - только нам доз­ вольте сидеть! Только своих позвольте до косточек объедать, да и косточки нам отдавать! - если, что наверно, так будет, обалдевшие от жадности немцы соблазнятся. На всю опас­ ность заразы закроет им глаза надутая уверенность в себе. О, как она оглупеет! 389
Непременно соблазнится. Да, так будет. Да, я думаю..... Впрочем, ничего не думаю, и не хочу ни о чем думать, я тоже собрана в одной точке: в острие против предателей, убивших, распявших мою Россию и ныне, под крестом, де­ лящих ее одежды. В каком последнем хитоне будут они завтра метать жребий? 7 февраля, среда Все на своих местах, идет •нормально•. Немцы, кажется, склонны заключить что-то вроде мира: есть признаки... Остановят где-нибудь ход, оставив сидеть большевиков. Эти, значит, своего пока достигнут. Очень хорошо. Союзники поразительно мало понимают. Благодаря ли неудачным представителям, или коренному их непониманию России - но они странно действуют. Англия несколько оп­ ределеннее: посол ее уехал - не официально, правда, - но другим и не заменен... Фрэнсис и Нуланс окончательно не на высоте положения. Мы не требуем, чтобы союзники ду­ мали о наших интересах, - отнюдь! Но каждая страна, ду­ мая о своих, должна бы понимать, что эти свои связаны с общемировыми. Мы, таким образом, хотели бы от прави­ тельства каждой страны только более широкой и дальновид­ ной заботы о своих собственных интересах. Союзники сей­ час несколько уподобились нашим ослепшим кадетам перед революцией: •полная победа над Германиейl• - и, конечно, ничего не видят, даже не видят, чт6 этой победе грозит и откуда (пусть и будет победа, если будет). Не учитывая опасности существования России в виде чумного очага, - они смотрят крайне просто: в России ка­ кое-то правительство, это ее дело; для нас оно плохо, если заключает сепаратный мир, и хорошо, если не заключает. (К тому же и воспитаны мы так, что в чужие дела не ме­ шаемся.) Когда Троцкие начали свои фарсы с •небывалым• - со­ юзники усмотреJiи тут одно: ага, мира не заключают. Зна­ чит - хорошо. И тотчас пошли дипломатические, условно­ милые улыбки большевикам и Троцкому в частности. Очередной фортель, - принижеиные мольбы о каком угодно мире с Германией - застал послов именно за обсуж­ дением какого-то - осторожного, правда, - нового изъявле­ ния дружественности большевикам... и совсем ошеломил. 390
Случаен ли столь неудачный подбор послов? А послы так ничего не понимают, что... за Евгением Семеновым по­ слали для информации! Точно анекдот. Тут могли бы помочь кадеты... но они скрываются. Да и очень в них много озлобления, кроме их святого страдания и справедливого отчаяния. Германия всегда понимала нас больше, ибо всегда была к нам внимательнее. Она могла бы понять: сейчас мы опаснее, чем когда-либо, опасны, для всего тела Европы (и для тела Германии, да, да!). Мы - чумная язва. Изолировать нас нельзя, надо уничтожать гнездо бацилл, выжечь, если надо, - и притом торопиться, в своих же, в своих собствен­ ных интересах! Германия скорее могла бы понять это, но, как сказано, она ожидавела и оглупела. И воображает, кстати, что, сама разведя у нас культуру этих бацилл, сумеет с ней обращать­ ся, что она, Германия, застрахована. Посмотрим! Что-то роковоевнедальновидности Европы. Чума опаснее штыка. 8 февраля, четверг Почти не верю, что мы все это перенесем, переживем и увидим хоть полоску зари. Но что же? Будем записывать, пока есть силы и разум. Наступление - шествие - немцев продолжается, почти церемониальным маршем. Они уже за Минском, подходят к Пскову. На юrе - не так далеко от Киева. Большевики совершенно потеряли голову. Мечутся: свя­ щенная война! нет, - мир для спасения революционного Петрограда и советской власти! нет, - все-таки война, ум­ рем сами! нет, - не умрем, а перейдем в Москву, а возьмут Москву, - мы в 'IУлу, и мы.. . Что, наконец? Да все, - только власти не уступим, никого к ней не подпустим, и верим, германский пролетариат... Когда? Все равно, когда... Словом, такой бред, что и мы понемногу сходим с ума. 1Ут же они лихорадочно ждут милосердного ответа из Двинска (на последние мольбы остановить движение), тут. же издают неслыханные приказы о всеобщей мобилизации - сот 17 до 60 лет обоего пола!•- с обещаниями •тех буржу­ ев, которые прежде отлынивали от войны• (буржуи?!), •сте­ реть с лица земли•. Впрочем, буржуев приказана •стереть• во всяком случае, и лишь непонятно, сначала ли их стереть, а потом мобилизовать, или наоборот. 391
Наши банды, при одном слухе, что немцы недалеко, - удирают во все лопатки, бросая ружья. Здесь - схватили 27 поездов и в количестве 40 тысяч подрали в Москву. Пер­ выми исчезли всякие •Советы• и •Комитеты•. Если хулига­ нье до немцев успеет пограбить жителей вовсю - тем хуже для жителей. Около Минска собрались на грандиозный митинг. Гово­ рили полдня. Подумывали - не начать ли сопротивляться? Но тут заслышали немцев - и только пятки засверкали. Даже пешком дерут. Германцы в плен их не желают брать: обезоружат (кого застанут) и вон, ступай откуда пришел. •Вся- ... растерянная челядь, И мечется, и чьи-то ризы делит, И так дрожит за свой nоследний час•, - что, видимо, обезумела вдрызг. Рядом с повелениями кого­ то •стирать•, в кого-то •стрелять•, <... > - чтобы немедля ставить памятник Карлу Марксу! Что •власть на это не пожалеет денег•, честное слово! Приказали это напечатать во всех газетах, вместе с моби­ лизацией, расстрелом буржуев и - оправдыванием себя на тот случай, если еще получится милость из Берлина и мож­ но будет •покрасоваться•. •Центробалт•, однако, уже навесил флаги черные, анар­ хические. Уж им ни Дыбенко, ни Крыленко, - на всех начхать. У нас с утра сегодня люди, люди... К вечеру пришел Карташев - в первый раз. Ничего, он, по-моему, даже по­ правился в заключении. Потом пришел Илюша. Потом Ив. Ив. с Т. И. Была и Тата... Да, да, кто спорит, эсеры уже аб­ солютно бессильны. Но какое-то, когда-нибудь, да будет же Учредительное Собрание. Вообще, нельзя, невозможно пус­ тить себя на тот океан отчаяния, в котором плавают кадеты. То есть самые умные, нежные и честные. Ибо другие просто ждут, когда все к ним подплывает (если подплывает). Выпустили Заславского, Кливанскоrо, Сорокина, Арrуно­ ва. Сидят: из видных эсеров - Гуковский и Авксентьев; из бывшего правительства: Терещенко, Рутенберг, Кишкин, Пальчинский. Единственная злая отрада сегодняшнего дня: на Шпалер­ ной ограбили знаменитых большевиков Урицкого и Стучку. Полуголые, дрожа, добрались они до Таврического Дворца. 392
До сих пор Стучки с Блоками, Разумниками и Бенуа грабили по ночам Батюшковых и Пешехоновых. А вот, на­ конец, «унтер-офицерская вдова сама себя высекла• ... Если б они сами себя разорвали! Но они сначала Россию разорвут, а потом уж их разорвет. Да уж когда бы ни разор­ вало - поздно! поздно! Неужели я еще надеюсь, все-таки... ? Не признак ли это, чтоиявбреду? Надо поспокойнее. Стоят морозы, 10•, 11·. Светло. Но я сижу поздно по ночам, утром тяжело вставать. Опять входить в это крова­ вое колесо! Пожалуй, это правда, что теперь важнее вглядываться не в русское, а в международное положение дел. Но мы уж так «сепарированы•, что знать можно очень мало, строить же понимание на догадках, слухах и вероятиях - не могу. Не привыкла. 9 февраля, пятница «Совершенно немедленно• ... приказывается, опять и сно­ ва, кого-то стирать, кого-то пресекать, - паническая песов­ местимая чепуха заплетающимся языком. Германцы благополучно продвигаются. Будто бы ответи­ ли (передаю, впрочем, как сомнительный слух, не верю этим «перехваченным радио• ), что «мир будут заключать в Пет­ рограде•. Однако Ленин до того обалдел, что предложил выселить из Петербурга в 24 часа всех женщин и детей. Замяли; сами видят, что не в себе человек. «Удёрники• серые так и льются с фронта. Через Петер­ бург заливаются дальше. Поплыли вон отсюда и всякие представители «господствующего класса•: рабочие, дворни­ ки, ломовые... Очень нужно рыть окопы - не хотим! Когда сядут главные удёрники на свой заготовленный блиндиро­ ванный поезд - неизвестно. Запретили, с официальными проклятиями, все газеты, кроме двух. Эти оставлены для того, чтобы завтра было где печатать официальную ругань. Ее так много, что на другой, ненасильственный, текст места почти не хватает. (1-ая и 2-ая страница регулярно наполня­ ется этой дрянью, всякими «совершенно-немедленными• приказами и «опасностями социалистического отечества•.) Нет, не разорвет их вовремя. Ведь все у нас - поздно! Кронштадт трепещет. Глядит вверх: нет ли аэропланов? 393
11 февраля, воскресенье. Днем Немецкие условия получены (?). В Ц.И.К. приняты большинством 7 против 4 при 3-х воздержавшихся. Похаб­ нейший из миров будет подписан. Этим покупается отсроч­ ка (долгая? недолгая?) свержения большевиков. BeчepOJ.t Да, решилось. Чтоб еще посидеть на России, трусливые мерзавцы отдают все, что им не жаль (т. е. почти всю, вер­ но, Россию, кроме куска, выпрошенного, чтобы самим до­ есть). С доеданием придется им спешить. Ибо есть в немец­ ком смире• тугие условия для них. Например - убраться со своей свластью• из Финляндии и Украйны, разоружить скрасную армию• (а гвардию?), не лезть в занятые немцами области ни с какой своей пропаrандой. И уж, конечно, Германия не шутками будет требовать исполнения этих условий; ведь сегодня она заняла Остров, завтра, быть может, займет Псков. Никогда нельзя угадать ни всей меры безобразия, ни всей глубины мерзости делываемого, пока не доделается, не довершится. Жизнь слишком махрова в своих воплощениях. Вот, мы твердо знаем, что эти господа примут любой немец­ кий мир, знали с момента их отправления к Кюльману. Но такого выверта, такого смира• - все-таки не ожидали. Это уж как будто и роскошь. Предвиденное исполняется, но с излишками, недоступ­ ными робкому человеческому воображению. После припятня смира• загудели по городу фабричные гудки, застонали странно, черные, ночные. Сзывают на ми­ тинги, надо же объявить радостную весть, надо в полчаса •повернуть на обратно•: ведь три дня надрывались о скрас­ ной непобедимой армии•, призывали свсех-всех-всех• к оружию, метались, как бешеные кошки. Утром лишь в сРечи• (из не ихних - только одна сРечь - Век• существует) было о принятии Центральным Исполни­ тельным Комитетом немецкого владычества. В ихних же га­ зетах все было смазано, и еще кричалось, вопилось о снавой армии• и войне... на всякий случай, чтоб не сразу. А сегодня воскресенье, вечерних нет, завтра не будет ни­ каких. На отдыхе обрабатывают свой •народ•, успеют. Бу­ дут •покрыты аплодисментами•. Вот когда я больше не могу писать. 394
Да будут прокляты слова, дела и люди. Да будут про­ кляты. Если гаснет свет - я ничего не вижу. Если человек зверь - я его ненавижу. Если человек хуже зверя - я его убиваю. Если кончена моя Россия - я умираю. 12 февраля, поиедельиик А писать все-таки надо. Буду. Пишу. Немцы уже в Пско­ ве. Разъезды их в Белой и, кажется, под Лугой. Ревель тоже взят. Большевики еще мятутся. Официально восторжество­ вало «принятие• немецкого мира; спешно запосылали новую делегацию. Но долго не могли найти желающих, Иоффе и прежние отказались. Поехал Карахан с несколькими еврея­ ми (русского - ни одного). Неизвестно, докуда доедут. Ленин непреклонен в требовании - по его собственному выражению - «позорного• мира. «Условий его .мы все равио выполн.ять не будем.», утешает он далее (а немцы что же, дураки? Позволят?) и нисколько не боится неистовой внут­ реннеи ругани, которая у них поднялась. Объявил, что если не будет позорного мира, то он, Ленин, •уйдет в массы• (кажется, подразумевается Преображенский полк) и с этими •массами• явится свергать несогласных большевиков. Их, однако, не очень много, главный какой-то Бурханов (?), а больше левые эсеры гомозятся. (На что же они знаменитую телеграмму-то посылали?) Все при этом согласны, что воевать мы не можем. Кры­ ленко назвал положение на фронте •более чем отчаянным•. Солдаты уходят, даже не портя путей и оставляя вооруже­ ние. Мало того, и все матросы поубегали с судов, бросив их на произвол судьбы. Фактически происходит непонятное: с одной стороны, мобилизуют «Красную армию•; приказы, хлопоты, призывы, раскрыли арсенал... и, с другой, имеют курьеров с мольбами о «мире•, в условия которого - это уже сказано - входит полное разоружение. Вчерашними гудками будили рабочих. неизвестно для чего, тоже надвое: не то для «совершенно-немедленной• мобилизации, не то для внедрения в них приятного отноше­ ния К новому «МИРУ•· Пишут (у себя, другие газеты периодами запрещаются все), что «массы• рабочих пошли в •красную армию•; но пока эти массы - 140 человек. Гарнизонные солдаты и ухом 395
не повели. Отсюда, по доброй воле, да с немцами воевать? Даром они, что ли, •социалистами• заделзлись? И никогда, ни малейшей скрасной армии• Троцmе не устроят себе, пока не объявят в своем •социалистическом отечестве• при­ нудительный набор. Если объявят - то уж, конечно, поста­ раются внедрить в умы, что это-то и есть настоящий •со­ циализм•. Кроме физического принуждения - наших солдат ничем не возьмешь. И пока - они танцуют или, по признанию Крыленки, в карты всю ночь дуются. И нынешнюю дулись, несмотря на гудки и Псковы. Им уж и •свергаты· надоело: пусть сидит, кто сидит; где еще возиться! Троцкий надорвался. По выражению Суханова - схри­ пит, как издыхающий бес•. В Крестах угнетение. Нервничает Рутенберг, немного лучше Авксентьев (я ему сегодня: письмо послала), тверже всех Терещенко. Вчера был в Крестах классический винт: Сухомлинов, Хвостов, Белецкий и - Авксентьевl Игра! Хвостов говорит Авксентьеву: сНаверно у нас есть об­ щие сослуживцы, Николай Дмитрич: ведЬ вы были мини­ стром в моем же министерстве...• Друг друга свергали. И оба сидят. Ив. Ив. опять в шубе. Опять у него сдуша замерзла•. Б. Н. я вызвала. Он очень угнетен. Эсеры вполне прова- ливаются. Уж стремятся в Москву. Напрасно. Ростов опять взяли большевики. •Укрепление советской власти на местах•... Да, все идет отсюда. 13 февраля, вторник Тяжелая, странная скука. И как будто воздух ее отяже­ лен, все в ее объятиях, весь город. Движения мысли трудны, как движения тела в воде. Ив. Ив. в шубе. Но это атмосфера. А вот факты (хотя и факты какой-то подернуты мутью, точно и они затруднены в движениях). Немцы, взяв Ревель и Псков, дальше как будто не про­ двигаются. Но на телеграмму Крыленки ответили, что до подписания мира, т. е. до истечения трех дней, оставляют за собой право продолжать военные действия. Высадились в Або довольно большими силами. 396
Наша •делегация• (оказался-таки один русский - плюс восемь штук жидов) уж в Бресте. Ей велено принять вся­ кий мир. Теперь вот что получается: большевики решили принять этот мир во имя сохранения своей власти. Но если в усло­ виях мира будет заключаться что-нибудь такое, что, испол­ няя (а немцы потребуют гарантий исполнения), - больше­ вики механически власти лишатся? Надо думать, что нем­ цы, раз они пошли на сделку, таких условий в договор не включат. Например, они не потребуют права ввести оккупа­ ционные войска в Петербург. Все меня убеждают, - все, еще горящие надеждой на спасение от большевиков хотя бы че­ рез немцев, - что Германии гораздо мудрее войти в Санкт­ Петербург как бы мирно, для •гарантий•, а не военным маршем. Быть может, и мудрее... если б она хотела, решила войти и выбрала только способ. Если бы она, так или сяк, намеревалась свергать большевиков. Антибольшевицкий Пе­ тербург наш в это верит, отчасти и убежден в этом как-то органически. Но логики тут нет. И вся моя логика проти­ вится такому положению: Германия заключает мир с пра­ вительством, которое она хочет свергать? Чего же будет сто­ ить этот упоительный для нее мир, когда она свергнет един­ ственное правительство, способное его, такой, заключить? Не надеется же Германия просто завоевать всю Россию? Это не­ возможно, если даже вся Россия перед ней будет отступать. Нет, Германия оглупела от жадности, но не настолько, чтобы забыть свои дела на Западе, - они очень, и главным образом, ее заботят. Оглупела как раз в ту меру, чтобы пой­ ти на сделку с большевиками, считать их сиденье над Рос­ сией и Брестскую сделку чрезвычайно для себя, в этот мо­ мент, выгодными. А если так (т. е. если она •считает• ... Выгодно ли все это Германии на самом деле, в конечном счете, - покажет будущее), если значит так - НЕ БУДУТ НЕМЦЫ НИ БРАТЬ ПЕТЕРБУРГА, НИ СВЕРГАТЬ БОЛЬШЕ­ ВИКОВ, ни прямо, ни косвенно, включением в договор ка­ ких-нибудь, лишающих большевизм власти, условий. Вот соображение неумолимой логики... А что будет - посмотрим. Сегодня напуганные большевики уж собрались в Волог­ ду. Отложили. Продолжают •мобилизовать•. Все так же тщетно. Все так же начисто отказываются воевать солдаты. Уходят и отсюда толпами - домой, остающиеся только танцуют. 397
Любопытно, что в •мирной делегации• есть левые эсеры, а между тем сегодня эта лакейская партия объявила, что она мира не принимает. Газеты сегодня лишь ихние, т. е. похабные, грязные (не­ ужели там ни одного приличного человека?), заведомо лжи­ вые и в повальном безrрамотстве. Какая тяжелая,· тяжелая - Скука. 14 февраля., среда Очень смутно. Противоречиво. Даже по ихним газетам. В перемирим Гофман отказал (да зачем, если через 3 дня •мир• ?). Немцы, однако, явно приостановились. Посольства некоторые выехали, другие спешно собираются. Но и боль­ шевики все время •собираются•. Пускают пробные камни: •Советская, мол, власть - вся Россия ей опора... Вот, мол, Урал... А то и Нижний... Или вновь завоеванный "красный" Ростов... • Левые лакеи капризничают, взъелись на Ленина: •мелко­ буржуазный, а не социалистический премьерэ-. Газеты про­ должают вздувать -.подъ~м обороны Советской Республи­ ки.-, но это полный вздор: достаточно взглянуть на жалкую, сборную рвань - •доблестную красную армию•. Вечером слух, что эвакуируется министерство юстиции. Значит, заберут с собой и главных пленников. Это уже каюк. Настроение тяжелое. Вечером пошли к Ив. Ив. Вдруг является снизу пришед­ ший к нам Илюша. Говорили много и там, и после, внизу. Эсеры уезжают. В Москву. Очень серьезные имеют намерения сблокироваться со всеми государственными партиями. Кадеты, однако,. на блок нейдут. В общем, они заняли позицию чисто-созерца­ тельную, думают, что лишь германский, а лучше бы меЖдУ­ народный штык изменит положение России, и лишь после, когда-нибудь, настанет время •акции•. На вопрос: а что же делать в сейчасную минуту? определенно отвечают: ничего не делать. Кроме того, они (кадеты) уже потому не пойдут в •блок•, что слышать не могут ни о каком Учредительном Собрании. Предлагается же вовсе не прежнее, предлагается У<чредительное> С<обрание> (и без Чернова) лишь как мгновенная опора, как переходный лозунг для образования новой власти, самой твердой, быть может, даже сначала дик- 398
татарской. Предлагается и об этом сначала сговориться. Но кадеты и слышать не хотят. Учредительное Собрание для них теперь более, чем когда-либо - bete noire 1 • И во, и до пришествия конституционного монарха, жела­ ют сидеть чистыми. Сколько времени пройдет до этого сдо•? И что останется от России? Но я далека от каких-либо упреков кадетам. Возможно, что у них сейчас действительно уже нет никаких ак­ тивных сил. Да и у кого они есть? у честного, хотя бы краткого, бло­ ка всех партий (кроме ~айней монархической) могли бы быть, но... этот блок невозможен. Не могут - и не смогут - сговориться наши несчастные интеллигенты, горе-политики. Слух, довольно смутный, что в Ростове попали к боль­ шевикам Милюков и Родзянко. Где Б. - не знаю. Но, к счастью, кажется, не там. На улице странно. Не разберешь ее, улицу. Оттепель. Грязь. Затаенность. 15 февраля, четверг Ничего явно нового. Лакеи (левые эсеры), ворча, покоря­ ются. Знаменитую формулу: смира не подписывать - войны не вести• - вывернули, и получилось: •мир подписывать­ войну вести•. На этом стоят и соответственно собираются действовать. Да вывернутая формула поправилась и большевикам, по крайней мере, кажется им очень пригодной для уговоров, для обламывания артачащихся. Ленин уж говорил: •Подпи­ шем мир! Ведь условий его мы не будем исполнять!• Теперь он поехал в Москву уговаривать в этом духе тамошние, слишком воинственные, собачьи советы, пока они не поймут всю р-революционность положения: и мир заключать, и вой­ ну вести. Не сомневаюсь: когда раскусят - понравится. Пре­ дел свободы: кто хочет - в мире живет, кто хочет - воюет. И даже одновременно, и воюет, и в мире живет. Послы уехали. А большевики со своей эвакуацией реши­ ли ждать. Уверяют, что нет наступления. (А Ленин-то, на всякий случай, уехал.) Ив. Ив. в шубе. Напрасно Красныii Крест надрывается, никого из заключенных не выпускают. Зато шпионов Коз­ ловского и Краеикона восстановили в следственной комис- 1 пугало (фр.). 399
сии. Странно: сами же так ошельмовали их ранее, что, ду­ мать надо, сделали эту реабилитацию под угрозой какого­ нибудь разоблачения. О вчерашнем (насчет блока). Дима принес мне текст какого-то •доклада совету мос­ ковского совещания общественных деятелей•. Это совсем не пахнет •блоками•, но это, очевидно, один из многих •проэк­ тов российского устройства•, зарождающихся теперь в бес­ сильных, раздельных, интеллигентеко-общественных кругах и кружках. Данный имеет, кажется, отношение к московско­ му кружку •Русских ведомостей•. Я подумывала даже, не выписать ли его, как образчик современной беспомощности и политического бессилия интеллигентской буржуазии, - но не стоит. Главные положения: утверждение неподготовлен­ ности России к самоуправлению ( •социалистическое крыло интеллигенции раздуло классовую вражду• и т. д.); поэтому •надо отбросить даже идею Учредительного Собрания•. Да­ лее выдвигается •военная диктатура•. Это бы ничего, если бы тут же не создавался cercle vicieux 1 : военная диктатура, чтобы стать, быть, должна опереться на материальные силы; между тем, этой •диктатуре•, как одна из задач, реко­ мендуется ~восстановить материальные силы• для •созда­ ния элементарного порядка.. Очень беспомощно сказано, что военная диктатура •опи­ рается на государетвенно-мыслящую часть народа•. Ясно, что эта •часть народа•, если она и существует, материаль­ ных сил в своем распоряжении не имеет; следовательно, и •военная диктатура•, на нее ~опирающаяся•, - прежде все­ го нечто ~нематериальное• и даже без пути к материализа­ ции. Стоит ли поэтому выписывать здесь и обсуждать все мечтательные схемы •устроения Российского•, которыми занимается •проэкт•? Совершенно неважно, что эти не­ сколько человек стоят за •монархию•; другие будут за рес­ публику, и столь же все неважно. Но если они и тут, в об­ ласти мечтаний, не могут помыслить сговора, - какой возможен •блок• для конкретных, близких действий? Да, волей-неволей начинаешь думать, что единая наша надежда - чужой штык. А так как его не будет... Не будет? Глядя трезво на положение вещей, на психологию обладате­ лей этого штыка - всех, и германцев, - должно сказать, что не БУДЕТ. 1 порочный круг (фр.). 400
16 февраля, пятница Передо мной куча московских газет (только что добы­ тых, еще январских). Гляжу на них - и начинаю понимать, до какого состояния мы в Петербурге незаметно доведены. Настоящая газета! С резкими, русским языком написан­ ными, статьями. И даже с объявлениями! Я смотрю на нее недоверчивыми глазами папуаса. Мы уже одичали, и дича­ нье продолжается. Сегодня - диче, нежели вчера, завтра еще диче... Все время что-то толкает внутри, кипит, хочешь чего-то сказать, крикнуть, написать, сообразить, сделать... и все это, подавленное, затвердевает тупым камнем внутри. Ни с кем nедь не видишься (да и с кем?), ничего, кроме слухов, слу­ хов и ... неприличной матерщины ~красных» газет. Именно теперь, думаю, мы бесповоротно разучимся писать. Потеря­ ем дар слова, как на глазах теряем здравый смысл. Мы в каменном :мешке. Уехать в Москву? Но туда уже nочти не пускают. И надолго ли эта сравнительная •свобо­ да• в Москве? Ведь уже туда отправился Ленин... ' Сегодня ~купили» у разбойников Терещенко и Кишкина. За Терещенку нагло потребовали 100 тысяч, а за Кишкина (с паршивой собаки хоть шерсти клок!) три тысячи. На про­ тесты не стеснялись сказать: ~вы же знаете, как нам теперь деньги нужны•. У Кишкина и 3-х не было, за него хотел платить Красный Крест, но Штейнберг отказал в расписке: •неловко•. Заплатила мать Терещенки. Ив. Ив. сам вывел пленников из тюрьмы. И тотчас пер­ вая улыбка •свободы• навстречу: свора красной рвани, на­ правляющаяся в Смольный. Уж Ив. Ив. скорей пленников в переулочек, от этого зрелища. Немцы делают вид, что собираются идти на Лугу, куда несчастная эта воробьиная стая и посылается, ~для победо­ носного отражения немецких калединцев» (sic). Немного осталось бы от ~Победоносцев•, если б действительно немцы на них пошли (и если б те не успели удрать). Кровь несчастного народа на вас, Бронштейны, Нахамке­ сы, Штейнберги и Кацы. На вас и на детях ваших. Трехдневный срок для подписания ~мира• истекает в понедельник утром. Жиды доплелись до Бреста. (Все-таки не в Двинске, куда они лишь первые мольбы и согласия на все послали, совершится это позорное, тайное, •мирное• де­ янье.) 401 26 Дневники: 1893-1919
В московских газетах ( сРусские ведомости•) есть не­ сколько статей Бориса. В них интереснее всего - тон (ат­ мосфера борьбы) и праведные упреки эсеров в бездействен­ ности. Да, с ними случилось непоправимое: они потеряли революционность. Теперь все уехали. Да нигде у них ничего не выйдет. Ни к кому не применятся, так и сгинут. Илья сам говорил: сНет у нас ни одного решительного человека. Серая публика•. Серая, хлипкая. Чернов, что ли, их так разложил? Бориса возненавидели, изгнали, - выбрали вождей: Чер­ нова и Натансона. Ожглись на последнем (он сразу пошел в большевики), да и Чернов, если не с большевиками, а ходит по Москве скрашеный• - то это чистая случайность .. . Завтра, кажется, выкупаются все, кроме Бурцева. Ив. Ив. сам точно каторжный с этими хлопотами и выкупами. Завтра же вводятся новые смеры•: ввиду отсутствия де­ нег у большевиков налог в пользу Советов; и затем - •не­ медленное вселение рабочих в буржуазные квартиры•. Ско­ ро, значит, я уже не буду иметь своего письменного стола и своих книг. Книги - первый признак сбуржуазности•. У нас же их столько, что наша квартира во всем доме, конечно, самая сбуржуазная•. 17 февраля, суббота, 5 ч. веч. Вчера поздно ночью Смольный, получив от своих кара­ ханов (мирной делегации) телеграмму о высылке обратного поезда, -задрожал, испугался, решил, что все кончено, нем­ цы не соглашаются ни на что. Даже Ленин объявил офици­ ально (сам сидел в Москве), что снадо оборонять Питер•. Но это волнение недолго длилось: караханы НЕ ГЛЯДЯ ПОДПИСАЛИ НЕМЕЦКИЙ МИР, и теперь возвращаются, полуликуя, полутруся (желают охраны к поезду), первая же их телеграмма почему-то не дошла. Ленин торжествует. Хотя в то же время Киев взят гер­ манцами. Ну-с, вот. Позднее Кроме Авксентьева, сегодня выпустили (все тайком) и Бурцева. Этого Ив. Ив. прямо один •вырвал•, как он гово­ рит, из их рук. 402
Большевичка Галина (макака) ликующе телефонировала Манухиным: •мир подписан, советская власть спасена•. Мир же такой, что они даже и своим, даже наиболее при­ ближенным, сразу не смеют открыть его условия (о нас всех и говорить не стоит; полагается, что население Петербурга ровно ничего не должно знать. •Брестский договор• - са­ мый тайный из всех •тайных договоров•, которые когда­ либо были подписаны). Частично осведомляют •своих•. Пока лишь сказали, что у России берется Каре с Батумом (это сверх всего запада и севера). Исполняются мои предсказания насчет оглупевшей, оду­ ревшей от жадности Германии. Ведь большевики предлагали ей все, только выбирай, за свое царство. Перед таким со­ блазном не устояла Германия: какие выгодные люди, пусть сидят, это недорого ... Измученный, возмущенный Петербург (честные люди) упрямо не хочет этому верить. Упрямо стоит на своем, что не мытьем, так катаньем, а немцы доедут большевиков. Ннкто не допускает, чтобы немцы не знали, как для них са­ мих, в их собственных интересах, нужно нанскорейшее свер­ жение большевиков. Так горячи эти толки вокруг меня, так бесспорны доказа­ тельства опасности для Германии брестской сделки, - что и я, слушая, начинаю заражаться, сомневаться... Нет ли, в са­ мом деле, у немцев какого-нибудь камня за пазухой для большевиков? Ведь Германия (до сих пор была, по крайней мере) стра­ на с самым развитым и совершенным ощущением момента, времени, с полным знанием слова •пора•. Ее гений - чув­ ство .меры (в противоположность нашему народу, безумному в безмерности; для нас все, всегда, или рано, или поздно.). С этим гениальным •чувством меры• Германия всегда великолепно блюла свои •интересы•. Аккуратно всюду по­ смотрит, все взвесит, десять раз прикинет, - терпеливо и трудолюбиво, наконец, скажет себе: •пора!• и отрежет. С начала войны Германия глаз не отрывала от России, внима­ тельно всматривалась, не жалея ни труда, ни времени, и ничего прочего. Проникла, учла, отмерила и - кое-что сде­ лала для своего интереса в самую пору. Не побрезгала, как побрезгала, и до сих пор, фатально (для собственных инте­ ресов!), брезгует нами Англия. Ее ирезрительное невнима­ ние к •далекой, восточной, грубой стране• в свое время на 403 26•
ней скажется, но сейчас не о ней речь. Сейчас меня занима­ ет Германия, с ее хитрейшей мерой и - с брестской сделкой, с покровительством большевикам. Неужели она могла оду­ реть так сразу, так внезапно? Может быть, уже давно, чуть­ чуть, неприметным образом началась эта потеря разума - от войны? Война, теперешняя, наша, обладает потрясающим свойством тихо сводить с ума и народы, и правительства. Почему Германия - исключение? Напротив ... Но довольно этих рассуждении... на пустом месте. Мы в завязанном мешке - и еще что-то хотим видеть. Я ничего не знаю, мои соображения - только для меня. А сегодня странный факт: упала бомба с аэроплана на углу Горсткиной и Фонтанки. Есть раненые (что не слух, а факт). С какого аэроплана? Уверяют, что с немецкого. Я не верю, это бессмысленно. Если же не с немецкого, то - с нашего? 19 февраля, понедельник Да, -«караханыэ- вчера, 18 февраля (3-ro марта) НЕ ГЛЯ­ ДЯ ПОДПИСАЛИ НЕМЕЦКИЙ УЛЬТИМАТУМ, после чего поехали назад. А четырех ~советско-украинских~ деле­ гатов немцы в Брест и не пустили: •не надо нам этих 4-х господ~. Вчера ночью погасло электричество. Я думала - так, но после узнаем, что цеппелины! О бомбах, однако, не слышно. Аэропланы продолжают реять. Какая чепуха! Левые эсеры против ленинцев. Впрочем, никто уже не знает, кто за что, за кого, против кого. Факт, что наши вла­ стители утекают сплошь, иные - говоря, что на московский съезд, а иные ничего не говоря. Забирают и полуразрушен­ ные свои -«министерства~. Оставлен для владения нами сПетроградский Совет с Зиновьевым•. Полагаю, что в слу­ чае чего и этот собачий совет погалопирует, задеря хвост. - « Управы• тоже растекаются, велено запасы разделить на руки. Немцы, взяв Киев, взяв сегодня Нарву, дали официаль­ ный приказ об остановке военных действий. Но упрямцы наши не вразумляются: пусть •мирным путем• - но придут немцы! И даже, мол, раньше двухнедельного срока. Ну, пусть, скучно думать, воли не хватает даже на жела­ ние. Ведь мы абсолютно бессильны. 404
Видела сегодня Бурцева. Веселый и жизнерадостный ста­ ричок. Говорила я, что ему тюрьма нипочем, только лишний прибыток, дружба с Белецким, например. Немножко (или •множко•) он маниакален, но сам этого не видит. Все такой же, как в Париже. Его суетливая жизненная энергия очень завидна. Гуляла сегодня по несчастному, грязному, вшивому Пе­ тербургу. Видишь ли ты, Петр? 20 февраля, вторник Все большевики дружно и спешно уезжают. Укладывают, что поценнее, везут - и в Нижний, и в Казань, и в Уфу, куда какое •министерство• попадет. Лишних людей распус­ кают. Торопия открытая. Официально все комиссары и -еПетроrрадский Совет• едут в Москву на съезд. Но съезд 27-го, а они уже теперь спят в вагонах великокняжеского поезда на Николаевских путях. О -екарахановской• делегации ни слуху ни духу. БудТо бы в дороге обратно, а где - неизвестно. Все это окрыляет верующих в освобождение и в здравый разум Германии. Я запишу нарочно, что говорят в городе. Есть слухи, сразу передающие атмосферу, в которой рождены. Говорят: немцы уже в Териоках. Вот-вот займут Тhтчину, чтобы послать несколько полков в Петербург, и все это бу­ дет без боя, а с правом, т. к. это, мол, оговорено в -смирных• немецких условиях. Спорить, что не оговорено, - нельзя уже потому, что ус­ ловия эти доселе не опубликованы, а в радио, которая при­ шла в редакцию •Речи•, пункты до 4-го замазаны и стерты. Слухи конкретизируются - вплоть до имени петербургского коменданта: какой-то Вальдерзее. Планы немцев - учредить Комитет с Тимирязевым во главе, а затем содействовать новому нашему Учредительному Собранию, но созываемому на правах рейхстага., Вся эта картина имеет такой стройный: вид правдоподо­ бия, что я не дивлюсь уверенным. Я даже чувствую, слушая, что сама способна заразиться этой: верою. И тогда является чисто физиологическая радость, что гнилой зуб будет выр­ ван. Физиология самая голая, ибо даже сердце знает - ка­ кая уж радость! Позор из позаров - спасение от немцев. Но я думаю, что если б даже лишь ценой: головы можно было избавиться от этого зуба, то... никто бы вольно на то не 405
пошел, - однако, если б свершилось, - мгновенье физиоло­ гической радости все-таки было быl И я слушаю... пока снова и снова не встанет передо мною неумолимая логика фактов, уже несомненных: Герма­ ния пошла на сделку. Германия оставила большевиков. Гер­ мания одурела. Утешение (сейчас такое жалкое!), что Германии это ког­ да-нибудь отплатится. А что будет в Москве - неподклонно человеческому уму. Москва - город невозможностей и непроницаема, как Пе­ кин. Не удивлюсь, если она вдруг в наших Бронштейнов вопьется и они сызнова начнут ее расстреливать. Не удив­ люсь, если она примет их униженно и покорно. Ничему не удивлюсь. В самом конце концов - Москва всегда повторяет Пе­ тербург, только еще подчеркнуто, утрированно. Это надо знать. Бедный Ив. Ив. уходил себя, мучаясь с заключенными. Нынче ночью у него был сильный сердечный припадок. Те­ перь сидит, как худая, печальная птица. Но уже •мечтает• ехать вызволить двух последних: Гу- тенберга и Пальчинского. - Как бы успеть до немцев! Твердо верит в приход немцев! Кишкин уехал в Москву, надеясь там на политическую работу (сажать Михаила Александровича). Звал Карташева - •работать в церкви•. Боже, какие утопии! 21 февраля, среда И торопня у большевиков прошла, уезжают с прохлад­ цей. Как будто уверились, что они нужны немцам. Отлегло. А мы, когда начинаем все-таки ждать немцев, - чувству­ ем себя, как на операционном столе. Ни рукой, ни ногой. Только видим и дышим. И ждем. И гангрена наша с нами. Ждем, ждем. А дленье длится. Нет, не ждать - лучше. Знать - лучше. 22 февраля, четверг Большевики убили Володю Ратькова, второго сына сест­ ры Зины. (Дмитрия, младшего, убили немцы полтора года тому назад.) 406
Володя был ее любимый. Убили под Ростовом, когда ка­ заки изменили. Он полз спасать раненого гренадера. Убили на земле, сразу. Да, вот этот умер, как святой, в борьбе с дьяволом, а не с человеком. Не могу сегодня больше ничего писать. Оружие прошло душу матерей. И слезы их еще не затопили землю! Господи, когда оглянешься на невинных твоих? 23 февраля, пятница Пишу лишь во имя какого-то, вероятно, несуществующе­ го, - долга. Писать физически трудно. Смерть Володи ни на минуту не отходит. Еще не знает мать до сих пор. Ей - (се­ годня поехал в Москву) - скажет последний сын, старший, Ника. Был у меня вчера. Этого я не очень люблю. Он все­ гда казался неприятным. Теперь он последний. Тяжесть общего положения - неотразима. Вот, полгода мы присутствуем при систематической работе отравителя. Каждый день очередная порция мышьяку. И нельзя остано­ вить руку убийцы, ибо мы связаны, привязаны, как псы, с заткнутыми глотками, - смотри! Ратификация мира будет 3-го марта. Немцы не только остановились, но даже отступили. Большевики уже не бегут зайцами, совсем оправились, твердо надеются, что ратифи­ кация состоится. И правы, Ленин свое возьмет, а •будирую­ щие• леваки прижмут хвост. Ленинцы усиленно разглаша­ ют, что это •передышка•, потом мы - реванш, а пока будем весь народ вооружать и обучать. •Передышечники• в Москве и победят. Яснее, чем когда­ либо, полное одурение и оглупление германцев перед жир­ ной добычей. Ибо - я повторяю, и сто раз еще повторю - сидение большевиков НЕ в интересах Германии. И сейчас она испытывает судьбу. Зарывается в своей великолепной самоупоенности. Рассчитывает, рассчитывает... но и на ста­ руху бывает проруха. Почему-то вспоминается мне Уэллс, его марсиане из •Борьбы миров•. Как марсиане все рассчи­ тали, явившись на Землю, какие у них были идеально-совер­ шенные разрушительные орудия! Люди даже и помыслить не могли о борьбе с ними. Но... марсиане не учли, пускаясь в свое предприятие, - силу земных бацилл. Крошечное, не­ видимое существо заразило их могучие тела, непривычные, неприспособленные, - и марсиане сдохли, со всей их куль­ турой и механикой, сдохли почти молниеносно. 407
Как бы и тебе не дрогнуть, Германия, в час, когда не ждешь и не думаешь? Смотри, не просчитайся, самоуверен­ ная страна! Петербург сейчас оставляется на добычу хулиганам, раз­ ным •районным советам•, которым •Красная Газета• (наш официальный орган) ежедневно советует заняться •додуше­ нием буржуазии•. Для этого, будто бы, так и необходима •nередышка•. Пока •додушенье• идет очень интенсивно. Вот две иллю­ страции - на протяжении двух дней. Первая - объявление от •районного совета Петроградекой Стороны•, что они взя­ ли в какой-то квартире 7-рых юношей, повели ночью на окраину и там расстреляли (причем одного недострелили, уполз, после умер). И прибавка: •личности их не выясне­ ны•. Когда одна из полузадушенных газет осмелилась спро­ сить: что же это такое? - Бонч напечатал, что Совет Народ­ ных Комиссаров об этом не знает, приказа не отдавал, будет •nроизведено расследование•. Рядом, как раз под Бончем, объявление того же районно­ го совета (вторая иллюстрация) о расстреле заключенного •капиталиста Аптера•, который, будто бы, предложил им 25 тысяч, •nосягая на революционную честь презренным металлом•. Интереснее всего: тут же оскорбленные •рево­ люционеры• добавляют, что после расстрела они конфиско­ вали •весь его капитал и все имущество•. Очевидно, перед этим кушем - презренны какие-то 25 тысяч керенок. Лучше ухлопать и сразу все взять, да еще •с честью•. В тот же самый день и час Ив. Ив. как на базаре торго­ вался в главной следственной комиссии за Рутенберга и Пальчинского. Уступали по рублишкам. •Нам деньги нуж­ ны!• Наконец-таки ударили по рукам. Значит, в •главной• предпочитают пока сделки без ухлопыванья, да и заключен­ ные эти более на виду. Но с отъездом •главных• в силу вступают упрощенные районники. Из расстрелянных юношей трое оказались французы, прапорщики, должны были ехать во Францию. Остальные - студенты. Пришли к знакомой курсистке. Какое-то печенье поджаривали. Все жили здесь при родителях. Вот до чего мы дошли. Голодных бунтов нет - люди едва держатся на ногах, не забунтуешь. Ната продает на улицах газеты, 8 к. с экземпляра (для этого кончила Академию и выставляла свою скульптуру). Все кончается. 408
26 февраля, понедельник Новость: официально объявлена ПЕТРОГРАдеКАЯ КОМ­ МУНА и диктатура Троцкого. Большевики почему-то опять заторопились, некоторые удирают по ночам. Едут через Пермь, косясь на Бологое, где много немецких •nленных•. Ив. Ив. - один из наиболее горячо, как-то •беззаветно• убежденных, что Германия не оставит большевиков. Сегодня пришел к нам в радостном настроении, даже без шубы (хотя мороз), и уверяет, что в скрываемых немецких условиях есть пункт оккупации Санкт-Петербурга. Что после рати­ фикации мира немцы будут здесь, у них, будто, уже все подготовлено. И пятого марта... Ну, и так далее. А сегодня в 11 ~ часов вечера у подъезда нашего дома семеро грабителей подстерегли возвращающийся автомобиль Гржебина (прохвоста) и всех ограбили, да и шофера, да и автомобиль угнали. (Гржебин устроился в квартире домо­ владельца, где, для охранности, навесил вывеску •музей Минерва (?)•). Взяли и деньги все, и шубы, у Гржебина сняли с пальца бриллиантовый перстень. Не ходи в большевиках! 28 февраля, среда Исключительные условия времени и места делают запись мою почти бессмысленной. Я ничего не знаю. Есть вероятие думать, что и никто ничего не знает. Я ничего не могу вооб­ разить себе из того, что будет. Есть данные думать, что и никто этого не может. В Москве съехалась всякая партийная интеллигенция (вправо от большевиков). Очевидно, имела какие-то общие совещания (подобие блока), после чего совместно заявила союзническим консулам (послы уехали), что она •мира не признает•. Сегодня - такое же заявление от партии народ­ ной свободы - кадетов, которые, значит, в общепартийных совещаниях не участвовали. Но пришли в данном пункте к тому же - к непризнанию мира. Очень хорошо. Совершенно естественно. Выводы - пусть гадательные - из этого мы сейчас сделаем. Упомяну раньше, что тут же говорят о спредставлении Японии союзниками свободы действий в России•. 409
Эта загадочная севобода действий• никаких конкретных надежд для нас не может, конечно, представлять. Но союз­ ники так безумно далеки от нас, что даже помощь далекой и бессильной Японии - для мысли - все же конкретнее. Отсюда и выражение: сориентироваться на Японию•, что, в сущности, значит: ориентация на союзников, а не на Германию. Потому что люди, не потерявшие веру в мудрость Герма­ нии, склонны, ради избавления и спасения России, стиснуть зубы и принять •германскую ориентацию•, признать даже немецкий мир и немецкий mтык, благодетельно направлен­ ный на большевиков. Непризнанием же мира, - говорят эти... идеалисты? - лучшая часть русского общества заставляет немцев, волей­ неволей, поддерживать. правительство большевиков. Они одни - друзья в России (пусть формальные}, остальные - враги, ибо на стороне врагов. Как Же Германии свергать •друзей•, для торжества врагов? Н~ротив, ей придется по­ ощрять большевицкие гонения, изнИчтожения всех неболь­ шевицких частей России. Союзники, с Японией вместе, фи­ зичесm не могут помочь России, даже если б понимали, как нужна ей сейчас помощь. А немцы физически могут, и по­ нимают, что в свержении большевиков ее, Германии, интере­ сы совпадают с русскими, но... Тут мечтатели упрекают в мечтательности русскую интеллигенцию, обьявляющую о своей с.цуmевной верности~ союзникам, и тем, будто бы, пре­ дающую плоть России на двойное физическое растерзание. Очень трудно разобраться. Но так как у меня самая пер­ вая предпосылка иная, чем у •германских ориентаторов• (Германия одурела, оглупела, просчиталась, уже чего-то не понимает; и не хочет, ни за что, свергать большевиков}, - то меня русская верность союзникам лишь радует. Легче по­ гибать с чистой .цуmой, если уж на то пошло. Сегодня арестовали 60 человек. Все мальчики от 14 лет, гимназисты, лицеисты, реалисты... Контрреволюционеры! Ив. Ив. нынче был у нового председателя ревтрибунала. Поехал туда хлопотать о выпуске старых министров, больше некуда ехать: вся следственная комиссия удрала. Видит - человечек. Ив. Ив. то, се - человечек слушает добро.цуmно. Слушает, но как-то... отсутствует. Ив. Ив. к нему по-хорошему: - А вы кто же такой сами по себе будете? - Да я - слесарь... 410
- Ну, а я - доктор. Никаких я юридических наук и зако­ нов не знаю, вы тоже, думаю, не знаете, ну и давайте мы говорить просто по-человечески. Стали говорить по-человечески. Однако слесарь усум­ нился, по какому •пункту• выпустить, например, Сухомли­ нова? - Да хоть бы по тому, что ему 70 летl Но слесарь решил запросить Москву. Кто его знает! А с меня, говорит, •спросится•. Разговорились по душам, слесарь признался, что как его посадили за стол - он даже обомлел. Слышал - есть анг­ лийские законы, есть французские, а он - ни английских, ни французских, ни русских, - ну просто ничегошеньки! Неловкое дело. Ну, для нашего nравпения - и слесарь управит. ~Рабочее• правление. Холод, 10-7" морозу. Ясное солнце. Мертво. Вчера вяло -спраздничали• (не на улицах). А я не нароч­ но, но как-то символично пропустила вчерашнюю •годовщи­ ну•. Ведь надо бы не праздновать - панихиду служить по нашей революции. З марта, суббота В Москве, на знаменитом съезде, -смир•, как было преду­ казано, ратифицирован. Левые эсеры грозят, клянутся, что уйдут, уходят, уже ушли... но тут как тут. Ленин их прямо в морду называет •дураками•, nлюет на них... ничего, обо­ трутся. Какая мудрость в том, чтобы НЕ ЖДАТЬ. Когда кругом меня трепетно и, казалось, не без оснований, ЖДАЛИ, и так, что вот-вот... благословенный крах у дверей . . . я изо всех сил стараюсь не впасть в этот соблазн, защелкнуть внутреннюю задвижку. И это мне удавалось. Да, да, будет как было, большевики будут сидеть, у нас будет наша террористичес­ кая коммуна, и немцы будут поддерживать наше •советское правительство• и все так будет до... Я не знаю. Не мое дело знать времена и сроки. Массовый террор в России я описывать не хочу. В Сим- ферополе вырезали две улицы -сбуржуев•. В Ялте... столько убийств, утоnлений с ядрами на ногах, что теперь... мертве- цы одолевают город, всплывая в бухте в стоячем положе­ нии. В fлухове... нет, не стоит. Вот только еще - торговля рабынями на юге: -сгерои• навезли, убегая с кавказского 411
фронта. Продают женщин рублей по 30 - 25, сбили цену, много навезли, а первые шли по 100 - 75. Забыла отметить, что нынче в ночь, около 5 ч. утра, пе· ребудили весь наш дом. (Я еще не ложилась, только что хотела.) Прямо у наших окон,- буквально, кр<асно>армей­ цы, лошади, пулеметы и тяжелые орудия. Зачем и во что они хотели палить из этих пушек - о ею пору толку не добиться. Какая-то война с солдатами, ибо они целились на казармы, - мы окружены всякими. Из углового дома справа выгнали всех жильцов, будет, мол, артиллерийская стрельба. Долго стояла около нас, у сада, сгрозная• эта армия. Дима говорит (он выходил на улицу с домовыми сторожами), что главные действия этих доблестных красных вояк - перманентная ругань. Матерщи­ на- топор вешать; плотно набили ею улицу. Кажется, свраги• сразу сдались, ибо к рассвету матерщи­ ки отъехали и пушки увезли, ничего не расстреляв. Сегодня газеты косноязычно и с глуповатым видом пи­ шут (они теперь только так и пишут), что •в Преображен­ ском полку велась белогвардейская пропаганда•, и красно­ армейцы должны были этот полк и еще какой-то разору­ жить... или арестовать... или, - словом, вялая чепуха. Вечером звонок сверху. Ив. Ив-чу опять стало худо, опять с хлопотами о заключенных переутомился. Были мы там. Лежит. 6 .марта, вторник Все на своих местах. Я верна себе и ничего не •жду•. Дыбенку арестовали. Левые эсеры? Одни - ушли (сна Вол­ гу! Подымать восстание!• ), другие - благополучно остались. У нас коммуна как коммуна, дело привычное. Немцы, взяв после Киева Николаев и Одессу, преспокойно подвигаются к Харькову. Большевики забеспокоились опять, но не очень: в Москве-то смир•. На днях всем Романовым было повелено явиться к Урицкому - регистрироваться. Ах, если б это видеть! Уриц­ кий - крошечный, курчавенький жидочек, самый типичный, наrляк. И вот перед ним - хвост из Романовых, высоченных дылд, покорно тянущих свои паспорта. Картина, достойная кисти Репина! Но страницы Истории - этой книги, которую так трудно порою читать, - перестали для меня быть иллюстрирован- 412
ными. С самого октября. Почти ни одного из октябрьских мерзавцев я не знаю в лицо. И редко жалею об этом. Сегодня был француз Domerque, парижский, корреспон­ дент. О, как французы ничего у нас не понимают! 17 .марта, суббота Запад. Запад... Расстреливаемый Париж... Кричу (пусть безгласно, как во сне) мужественной Фран­ ции: да, да, мы знаем, сейчас не только германские руки кровавят вас, вас душит сверх и труп России. Мы, созна­ тельные русские люди, повинны тоже и также: мы бессиль­ ные рабы. Вы правы, проклиная нас. Но мы и не хотим ва­ шего прощенья. Когда и в чем Россия искупит свою вину перед Европой? Не знаю. Но я верю; это будет, будет. Я верна себе. Я - здесь - ничего не жду. И, кажется, все, мало-помалу, приходят к тому же. Вчера на минуту кольнуло известие о звероподобном разгроме Михайловского и Тригорского (исторических име­ ний Пушкина). Но ведь уничтожили и усадьбу Тургенева. Осквернили могилу Толстого. А в Киеве убили 1200 офице­ ров, у трупов отрубали ноги, унося сапоги. В Ростове убива­ ли детей, кадетов (думая, что это и есть •кадеты•, объяв­ ленные •вне закона•). У России не было истории. И то, что сейчас происходит, - не история. Это забудет­ ся, как неизвестные зверства неоткрытых племен на незнае­ мом острове. Канет. В расстреливаемом из пушки •l..a colossale• за 120 кило­ метров Париже, во всем сегодняшнем походе на Францию, чувствуется неслыханное напряжение немцев. Даже какое-то надрывное. Если они и на этот раз ничего не достигнут... впрочем, не надо говорить. Нам немцы дают догнивать, поддерживая большевиков. И даже особой заботы, чтобы с этой падали черви не рас­ ползлись, не замечается. На юге украинцы, с небольшой помощью немцев, взяли Полтаву и еще что-то. Вяло. Мы здесь живем сами по себе. Кто цел - случайно. До последнего дня - морозы, 13 - 15•. Нынче оттепель. Вонь. Всюду лежат неубранные лошади. Каждый день кого-то расстреливают, по •районным сове­ там•. 413
27 .марта, вторник Время почти не проходит. На западе сраженье длится. Только в эту сторону мы еще смотрим, что глядеть на Рос­ сию, ее нет. Ни японские десанты, ни советские ультиматумы не за­ нимают никого. Рада с Германией взяли уже Екатеринаслав и Харьков. Тоже не интересно. Безумно скучные слухи из Москвы. Большевики там, конечно, буйствуют, расстрелива­ ют, газеты закрыли сплошь и •навсегда• (даже •Русские ведомости• ). Разлагаются и там, и здесь. Здесь у них все комиссариаты заняты ворами и старыми охранниками. Мы тупо дичаем. Только и думаем: взят Амьен или нет? Стоят солнечные дни. Падают карнизы. Я не выхожу. 30 .марта, пятница Сегодня опять плохо на Западе. Сегодня известия об анархической бойне в Москве. Сегодня .мы, наконец, бесповоротно потеряли К. 6 апреля, пятница Подтверждается, что убит генерал Корнилов под Екате­ ринодаром ... ... О ткр ой, Господь, поля осиянные Душе убитого на поле чести... Корнилов - наш единственный русский герой. За все эти страшные годы. Единственная личность. Ero память, одна, останется, не утонет в черной гнилой гуще, которую хотят называть •русской историей•. 14 апреля, суббота Кажется, опять придется писать. Событий нет (т. е., ко­ нечно, все полно событиями, только мы к таким до полного безумия привыкли), но в атмосфере чувствуется новое сму­ щение. Очень, однако, неопределенное. На Западе первым вихревым натиском немцы ничего не достигли. Продолжают. Сражения вновь разгораются. Запад - это теперь для нас единственное... И мы вполне бескорыст­ ны, ибо что Запад изменит для нас?.. 414
У нас немцы с украинцами взяли уже и Курск, и... Крым. С севера немцы с финляндцами взяли окончательно все, чуть ли не Сестрорецк. Наши коммунары поговаривают о •защите Петрограда~. но вяло, а в конце концов понять ров­ но ничего нельзя, так как одна нелепость громоздится на другую. Германцы распоряжаются большевиками, как свои­ ми слугами, но слуги эти из рук вон бестолковы, и удиви­ тельно, что Германия не теряет терпения. Послала Мирбаха в Москву (а большевики послали в Берлин еврея Иоффе, комизма не расхлебать!). Что за фигура Мирбах - мы не знаем. Слышно, что он не совсем доволен •услужающими•. Они, по мановенью германского пальца, разорвали с союз­ никами окончательно и готовы на дальнейшие знаки пре­ данности. А Мирбах кривится, точно ему с большевиками... неуютно. Говорят (это лишь слухи, слухи!), что Мирбах закидывает удочки, обещая всякой приличной части России ·помочь создать власть, растерев большевиков в порошок, ·лишь бы эта власть признала Брестский мир. Даже в Брест­ ском мире обещают уступочки! Что это значит, если это так, если Мирбах действительный и полный выразитель гер­ манской политики? Не хочет ли Германия быть против Дальнего Востока вместе с Россией? На востоке - сибир­ ское правительство, призванное союзниками. Без войск, но обнадеженное обещанием помощи со стороны Японии и Америки. Не думает ли Германия, что если метнуться туда, то лучше с Россией, а не с большевиками? Впрочем, бесполезно гадать, а мы ничего не знаем. Мы даже не знаем, действительно ли закидывал Мирбах свои удочки. А если и закидывал (если!), то можно ли положить­ ся, что это - политическая линия господствующей Герма­ нии? Мирбах - это уже наверно - никаких никому даже приблизительно официальных предложений не делал. Воз­ можно, что он, будучи здесь, понял яснее •дружественных большевиков•, и пока те, оттуда, из Берлина видят еще в них выгоднейшую цацу, Мирбах уже задумывается и робко пробует почву, на всякий случай... Пока - россияне продолжают еще балдеть. В деревнях только перья летят- дерутся·друг с другом. В столицах бушуют анархисты. Этих своих вчерашних друзей больше­ вики, в угоду немцам, уже расстреливали в Москве из пу­ шек. Но анархисты не унывают. Здесь взорвались сами, од­ нако продолжают грозить. К ним переходит осатанелое мат­ росье, с которым Троцкий уж не кокетничает, не зовет •кра- 415
сой и гордостью• своей, а приказывает разоружать. Да тут же и Дыбенко пошел на Крыленку, Крыленко на Дыбенку, друг друга арестовывают, и Коллонтайка, отставная Дыбен­ кипа жена, тоже здесь путается. Ежедневно арестовывают какого-нибудь комиссара. В среду на Страстной - 1 мая по новому стилю. Влады­ ки объявили •праздник своему народу•. Луначарский, этот изолгавшийся парикмахер, клянется, что устроит ~из празд­ ников праздник•, красоту из красот. Будут возить по городу колесницы с кукишами (старый мир) и драконов (новый мир, советская коммуна). Потом кукиши сожгут, а драконов будут венчать. Футуристы воспламенились, жадно мажут плакаты. Луначарский обещает еще •свержение болванов• г­ старых памятников. Уже целятся на скульптуру бар<она> Клодта на Мариинекой площади. (Из •Карла Маркса• ни­ чего не вышло, •свергать• легче - посвергаемl) На всякий случай и пулеметов понаставили. Вдруг безра­ ботные придут на праздник не с достаточно сияющими ли­ цами? Надо знать: в городе абсолютный голод. Хлеба нет даже суррогатного. Были случаи голодной смерти на улице. Со всех сторон Петербург обложен: немца-финны с севера, нем­ ца-украинцы с юга (Курск, Воронеж). В этих обстоятель­ ствах-то •Совнаркому• и хочется повеселить свой спролета­ риат• (100 тысяч безработных). Решили: пора объявить срай на земле• наступившим. Озлобление разливается, как вода по плоскому месту. Воздух сжимается. А какая теплая, солнечная весна! Как нежно небо! Как сквозят просыпающиеся деревья Таврического сада! Я сижу на балконе. Играют дети на пустынной улице. Изредка про­ тарахтит грязный, кривой автомобиль с заплюзганными, не­ занятыми (днем) налетчиками; За голыми прутьями сада так ясен на солнце приземистый купол Дворца. Несчастный дворец, бедный старик! Сколько он видел. Да жив ли он еще, не умер ли? Молчит, не дышит... ... Сейчас не так поздно, часа 3 Y.z, уже светло за распахну­ тыми окнами и стреляют. Но я не запираю окон - привыкла. 17 апреля, вторник Два дня идет мокрый снег. Завтра, для •позорища•, вер­ но, прояснит. Цари всегда имели луч солнца. 416
Был Зензинов, из Москвы, - ликвидировать Ил<юши­ ну> квартиру. Эсеры как припаяны к большевикам. Торчат, в бессилии, около них и - никуда. Зензинов потолстел и помертвел. Точно кукла. Ни раска­ янья, ни сознания. Сегодня был у меня Лебедев, эсер-оборонец (тоже быв­ ший министр!). Этот громко-буйный бессильник. Не весьма умный, но ничего парень. Зензинава зовет сЗензинкой•, за­ щищает Керенского, хотя не слишком, бранит Бориса, хотя тоже не очень. Ничего хорошего впереди не видит, уверяет, что еникакой власти нет•, что мы давно в руках жуликов и притонодержателей. Это почти правда. Но тем хуже. Я, очевидно, так и не напишу заветную дату: ссегодня пали большевики•. Только бы написать! А там- шваркну этот одичалый дневник. Говорят, Корнилов жив. Не верю. А Филоненко убит. Тоже не верю. На завтра и слухи вялые. Голод не тетка, не до сакцийl•. Хлеба сегодня совсем не дали. Фунт масла стоит 18 р. Каж­ дая картофелина - 1 р. 50 к. Достать можно при условиях и удаче. Сказочно. Московская ссерединка• (Кускова и пр.) пошли на со­ глашательство. Культурная работа! Да, был скающийся• (не про него покаяньеl) Чуковский. Был и останется он смилым, погибшим созданьем•. 22 апреля, воскресенье, Пасха Погода самая неприятная. Город уныл и пуст. И спозори­ ще• в среду было унылое. По-казенному шагали красноар­ мейцы при злобно-настроенной, жидкой толпе. Дул ветер, развевая идиотские, кубистические полотна. Маскарадные хари закончить не успели, а потому их и не жгли. В Москве затянули красными тряпками иконы на Спас­ ских воротах. Порывом ветра сорвало кусок над Николаем Чудотв<орцем>. Толпа зажглась, бросилась за священника­ ми - служить молебен. Крики, визги, угрозы. Двух (будто бы) комиссаров убили. Вызванные броневики расстреляли бушеванье. Немцы разогнали Раду. Есть еще кое-что, но потом. Карташев приходит к сизуверству•. 417 27 Дневники: 1893-1919
26 апрелл, четверг В сущности - царство большеnиков - уже остров, даже островок. Кругом бушуют волны. Немцы движутся, узя кольцо. Финляндия кончилась, Украйна тоже (там немцы посадили диктатора), с турками немцы взяли Крым, вчера Донскую Область, Новочеркасск, Ростов, двигаются на Ца­ рицын. Также около Курска они, - будто бы. Я-то утверждаю, что и это все может быть ни к чему, большевизм раздавится ТОЛЬКО С ГОЛОВЫ - все идет ОТСЮДА. Но уверяют, что немцы предъявили •москви­ чам• ультиматум о разоружении французов и англичан на Мурмане (?1) и своих латышских полков (11) с ...и чтобы сама золотая рыбка была у меня на посылках•. Если бы немцы намеревались свалить большевиков, то, пожалуй, та­ кой ультиматум они могли бы предъявить. Но... На западе битвы еще не решены. Страшно, впрочем, важ­ но, что немцы уже не достигли намеченного. Много имею еще написать из другой области, и о союзниках, и о нас... Но воздерживаюсь. 26 апреля, четверг Из Москвы вести путаные и скудные. В одной газете проскользнуло, что немцы, между прочим, требуют •пропус­ ка германских войск на Мурман• (и за Урал, конечно). Фактически - это требование, чтобы Россия вступила в войну со своими бывшими союзниками совместно с Герма­ пией. Немцам больше нечего желать России, они ее уже имеют; им нужна победа над Европой; они хотят только еще использовать Россию и для этой цели. Большевики пойдут на это с радостью, все, что смоrутl Но они завозились; бо­ ясь, как бы немцы не поступили с ними по примеру Украй­ ны, все-таки. Ведь они с Радой мир заключили и Раду мир­ но сбросили, посадив диктатором немцефила - Скоропад­ ского ... Только ввиду этих сомнений комиссары денно и нощно засовещались, вытребовали все императорские поезда в Москву - на случай утеканья. Отсюда, пока что, многие исчезли бесследно, •без вести пропали•. Заместители утек­ ших - уже полные низы, каторжники и воры, идущие на всякий риск, лишь бы •урвать•. По всей вероятности, •забеспокоились• главари - рано и преувеличенно. Слабые нервы заставляют их уже сейчас так 418
дрожать за собственную шкуру. И я хочу сказать два слова не о том, будет или не будет Германия свергать большеви­ ков, а о пекотором внутреннем ужасе, новом, дыхание кото­ рого вдруг почувствовалось. Это- так называемая ГЕРМАН­ СКАЯ ОРИЕНТАЦИЯ. Уже не большевики (что большеви­ ки!), но все другие слои России как будто готовы повлечься к Германии, за Германиею, пойти туда, куда она прикажет, послужить ей не только за страх, но и за •nорядок•, если немцы его обещают, за крошечный кусок хлеба. Каждый за себя и за свое. Капиталисты - в надежде на восстановление своих капиталов. Правые - за реставрацию. Церковь - за реставрацию и за себя. (Мирбах уже имел свидание с Тихоном.) О РОССИИ НЕ ДУМАЕТ НИКТО. Между тем надо же сказать: все интересы России, все до одного, расходятся с интересами Германии, как она, данная, правящая Германия их понимает. Она не поступится добровольно ни одним - и потому все интересы России просто будут стерты. У нас нет выбора - что отдать Германии, что просить и nолучить вза­ мен. У нас лишь такой выбор: отдать ли ей все - с готовно­ стью, с бесполезным заискиванием, или... молча предоста­ вить ей брать все - силой. В обоих случаях мы теряем и все - внутреннее. То есть всякую возможность - близкого или далекого возрождения. Идя навстречу Германии, мы признаём, что СИЛА - ЕСТЬ ПРАВО. А такое признание в конечном счете не про­ щается НИКОМУ, ни сильному, ни слабому. Это собствен­ ный приговор: для слабого он исполняется завтра, для силь­ ного - послезавтра. Пусть Германия даже сделается влады­ чицей мира завтра. Она погибнет - послезавтра. Но не могу еще не сказать: я понимаю, изнутри понимаю это склонение России к тому, что зовется •германской ори­ ентацией•. Если некоторые рассуждают, рассчитывают (не­ верно, неразумно), то большинство не рассуждает вовсе. Это измученная, заглоданная большевиками, издыхающая Рос­ сия. Одуревшая, оглупевшая, хватающаяся за то, что видит пред собой. Что, мол, союзники! Далеко союзники! У них свои дела. А Германия уж здесь, близко. Она может устро­ ить нам власть, дать порядок, дать завтра хоть кусочек хлеба. Эта бессмысленная часть России только и видит ясное: •может•. Захочет ли? И что выйдет? Подыхая, не занима­ ются такими вопросами. Надо •nопросить•, чтобы захотела. И готовы просить. 419 27•
Союзники не поймут и этого, как они вообще ничего у нас не понимают. Фатально не понимают они и большеви­ ков. Ведь они до последнего времени (еще вчера!) говорили в •совдепах•! Что за слепота! Какое общее горе! Да, общее, я это подчеркиваю. Это скажется. А вот что надо бы знать и союзникам, и нашим •герман­ ским ориентаторам•, чтобы сделать из этой формулы соот­ ветственные выводы: сейчас между нашими большевиками и иравящей Германией - знак равенства ПО СУЩЕСТВУ ДЕЛА. Я не буду вдаваться в объяснения. Это лишь кажется парадоксом, - но это так. И пока что - большевики могут спать sur les deux oreilles 1 • Не дрожать через меру. 27 апреля, пятница Ну вот, Мирбах и приотпустил петлю, ни на каких 4уль­ тиматумах• не настаивает. Большевики воспряли духом и накинулись на газеты. Американцы же, в лице Фрэнсиса, сегодня опять и опять закивали в сторону большевиков. Может ли Россия и внутренне ориентироваться на союз­ ников, если с ними будут большевики? Ведь большевики - немцам. Опять союзники вредят России своей слепотой и - поскольку мы считаемся - вредят собственным интересам. А большевики упадут - нежданно. И упадут, конечно, слишко.м поздно. 28 апреля, суббота Газетный террор. Запретили в Москве почти все. Здесь - •навсегда!• - закрыли 4Речь• (•Век•) и рабочий •Новый Луч•. Слухи (вечные слуХи!), что обуховцы и путиловцы, будто бы, хотят выступить против советов. Завтра. Сюда же как-то припутывают балтийских матросов (анархистов?). Грандиозный крестный ход. Тоже завтра. Дмитрий лек­ цию читает - и это завтра. Билеты уже все проданы. Интересное •совпадение•: утром Горький написал в •Но­ вой Жизни• статью о •Речи•, кончил так: смотрите, вот она, кdнтрреволюцияl Вечерние газеты едва успевали это отметить - через несколько часов •Речь• была закрыта •за контрреволюционное направление•. 1 спать спокойно; и ухом не вести (фр.). 420
29 апреля, воскресенье Все мирно-тихо. Была Дмитриева лекция. Народу - бит­ ком. На улице прохладное солнце, полное спокойствие. Кре­ стные ходы, говорят, были очень внушительны - и тоже покойны. Все, значит, на своих местах. И православие. 1 .мая, вторник. Обыкновеннейшее напряженное состояние. Некоторые утренние газеты еще закрыты (сНовая Жизнь•, сДень• сДело Народа•), вечерние - все. Какая случайно выскольз­ нет - конфискуют. Заводы вяло волнуются. Хлеба нету и не обещают. Продолжает организовываться Украйна Скоропадского. Кажется, пошли туда кое-какие кадеты. Я менее взволно­ ванно смотрю на споднимающую голову•, знаменитую сгер­ манскую ориентацию•, могу рассматривать это явление спо­ койно. И ничто в моих выводах не меняется, напротив - подчеркивается. Поведение союзников, конечно, толкает нас тоже к этой •ориентации•. Толкает, за общими массами, жаждущими порядка и собраза. в жИзни, - и руководящие слои, кото­ рые стремятся к государственности и деятельности. Наши либералы-государственники, повертываясь от союзников к Германии, начинают естественно покрывать этот поворот - Россией: она, мол, должна жить - и сейчас; мы должны на­ чать для нее работать - в условиях порядка и настоящей власти - сейчас. Эти условия может создать нам только Гер­ мания. Примем же эту необходимую помощь. Признаем Гер­ манию победительницей не только нашей, - но и Европы: ведь все равно Германия победит ее завтра. Зачем же .мы будем бесполезно длить эту агонию? Покоримся, авось спа­ сем, хоть что-нибудь... И так далее. Между тем положение не изменилось, и положение хрус­ тально ясно: Германии 'активно-политической) нужна Россия: 1) раз­ деленная, 2) откинутая на Восток, 3) не имеющая выхода к морю на юге и на западе, 4) умеренно проевещенная (с ази­ атской окраской), с твердым и консервативным правитель­ ством, беспощадным внутри, покорным Серединным Импе­ риям. И страна отнюдь не должна быть богатой, ни капита­ лом, ни промышленностью. Меру установит Германия. 421
Это Россия по Рорбаху. Вся политическая линия Герма­ нии показывает, что именно таковыми Германия мыслит свои интересы в России. Большевики, в виде чудовищной карикатуры, приблизили, однако, Россию к этой германской схеме; во всем, кроме пункта •консервативного• правитель­ ства. (Да и тоl Чем оно не сконсервативно•?). Немцы, за общую близость к их схеме, мирятся с большевиками, наде­ ясь, едва они покончат дела на Западе, с легкостью шварк­ нуть карикатуристов и довести картину до своего совер­ шенства. Но именно эту картину. Наши русские государственные люди должны, обязаны понять, какую Россию они будут строить совместно с Германией. Идя к ней, данной, навстре­ чу, идя сегодня, - они соглашаются работать для создания тахой России. Пусть же скажут открыто, что соглашаются на такую, пусть отвечают за то, что хотят делать. Повторяю: надеяться, что Германия добровольно отка­ жется от малейшего своего интереса - нельзя. И если толь­ ко действительно политика иравящей Германии в России такова- (а факты не оставляют сомнений) - то и устрой­ ство России поведется ею, совместно с русскими работника­ ми, именно в таком направлении, не в другом. 5 .мая, суббота Закрыли сДень•, сегодня и сДело Народа• (за резолю­ цию московского съезда эсеров). Имеем, значит, только горьковекую •Новую Жизнь• и, пока, сГолос• (Листок). Мы в бесповоротном мешке. Знать ничего нельзя. Но кое-что ясно и по логике, без знания фактов. Немцы очень логично оставляют большевикам их власть над голодной рванью Петербурга и Москвы. Пусть тешатся. У немцев ра­ бота на Западе. На Мурмаи они пройдут с финляндцами, при содействии суслужающих•. В Сибири их своенно­ пленные• с угодливыми красноармейцами уже бьют ссеме­ новцев•... Хитра Германия! Но где момент? Ведь война длится... Ведь и в Германии - люди. А если она зарвется и не успеет уничтожить заразу? Германцы даже ничего не скрывают: с...пока мы можем делать то, что хотим, большевицкими руками... • Эти цини­ ческие слова с полным бесстыдством повторяют сами боль­ шевики. 422
В Москве - ложная •политическая жизнь•: гремят ви­ тии... У нас, слава Богу, этих •словес• нет. Утомление, да и шатает всех от голода. Борис скрывается. Слышно, что он в серьезном контакте с союзными кругами. Да, его главная линия всегда верна. В. Маклаков шлет русскому обществу из Парижа мольбы - воздержаться от германской ориентации, •потерпеть• еще 7 месяцев, и тогда, мол, придут японцы... Почему они при­ дут и почему через 7 месяцев? А может быть, они и через 27 не придут? Верю, что из нас •остаток спасется•, но все? Как же все, другие? Терпеть неопределенно? Да они уж и теперь не знают, какую пятку немцу лизнуть, чтобы он со­ изволил принять их в непосредственное подданство. И как винить нас, несчастных, почти •додуmенных•? Неистовое положение. У меня, да и у Дмитрия, целый день всякий народ, мало­ нужный. Я издала крошечную книжечку •Последние стихи• (самые контрреволюционные!). Издание у меня купили всё сразу. Гадкая зараза это общество соглашателей •Культура и Свобода•. Опять там Максим Горький. Он - Суворин при Ленине... пока. Пойдет и дальше. Но уже и теперь- оказы­ вается, Ленин у него был перед отъездом. Дружеская велась беседа... 7 .мая, понеде.лышк Чертов хаос! Ничего нельзя разобрать, почти нельзя иметь точку зрения. Сегодня был у нас брат В... 0 .. . Ф . . . Только что покупал­ ся в -смосковской гуще•. Передаю просто его слова. Б. играет там серьезную роль - в делах союзнических. Большевики, несмотря на •услужение•, гаснут с каждым днем (как бы не так! смеюсь я). Эсеры кипят там, не стес­ няясь. Все время совещаются и между собой и с союзника­ ми (болтают вовсю!). Но работает один Б., который опира­ ется... смутно, на кого, но только не на эсеров: с Авксентье­ вым даже в одной комнате не пожелал быть. Союзники, однако, и к нему - и к эсерам: •европейское• отношение, все-таки, мол, •члены Учредительного Собрания•. Безна­ дежны. Еще думают сызнова о •коалиционном правитель­ стве•, чуть не с теми же лицами, и обещают, если это пра­ вительство переедет в Архангельск, десант на Мурмане и 423
японцев за Уралом. Господи! Что wro? Неужели Б. серьезно может думать о такой штучке? Но тут же союзники, как будто, и •диктатора. хотят. Тут же без враждебности посматривают на А... , который - тут же вьется! И даже Елену выписал! (А Ол<ьга> между тем в кри­ тическом положении.) Впрочем, теперь сей rерой уже уехал за границу. (Возили- возили- увезли.) Бедная заграница! Ф. вИдался, говорит - узнать невозможно. Старик, в морщинах весь, в очках, с длинной бородой, вид провинци­ ального учителя. Много анекдотов... А наш наглит, гуляет по улицам, и в ус не дует, - только им и пожертвовал. •Они считают положение данное таким, - наивно гово­ рит Ф., - что можно бы свергнуть большевиков, да ведь тогда немецкое вторжение будет моментальным!• (Не права ли я, что союзники отдают явное предпочте­ ние большевикам пред немцами?) Немцы, будто бы, предлагают: за союз с ними - пере­ смотр Брестского мира, единство России и еще что-то. Опять! Кто верит? Никто (из нормальных). Но так же не верит никто и в •десант• союзников. А уж в силу эсеров - не верят даже ненормальные. Эсеры не имеют больше raison d'etre1 • Если и Борис не может заставить союзников прозреть... Он-то все понимает. И он удивительно чуток ко •времени•. Поэтому, оставаясь собой всегда, он может действовать так, как нужно для России - сейчас. Нет, не могу я стереть знака равенства (для момента) между большевиками и немцами. Я с трудом, не сразу, не необдуманно его поставила. Принуждева была поставить. И пока так оно и есть. Равны. И друг другу нужны. И одина­ ковые разрушители России. 8 .мая, вторник Сегодня еще длинная информация - от Лившица. В об­ щем, подтверждает вчерашнюю, хотя вИдно, что вчерашняя - из других кругов, и притом интимнее. Главное дополнение: позиция проф. Новгородцева (сред­ няя). Он считает, что надо •и нашим, и вашим•, т. е. ИдТИ к тому, у кого •выходит•. Лавировать между немцами и союзни­ ками, опираясь на одних в разговоре с другими - и обратно. 1 смысл существования (фр.). 424
Отличная позиция. Самое замечательное, что она стоит столько же, сколько две другие позиции, т. е. все равно ни­ чего не стоят. Есть утверждение, принимаемое везде без спора: это что ни англичане, ни французы, ни американцы абсолютно не понимают ни нас, ни того, что у нас творится. Ведь поду­ мать! Англия на днях еще главным образом интересова­ лась... большевицкой красной армией! Понимаю, почему. Но и говорить не хочу. 18 .мая, пятница Электричество гасят в 12 ч. То есть в 10, так как больше­ вики перевели часы на два часа вперед (1). Веселая жизнь. Я убедилась: нам неоткуда ждать никакого спасения. Нам всем, русским людям, без различия классов. Погибпут и большевики, но они после всех. Премирная скука владеет мною. Неужели надо кому-ни­ будь знать, как издевается над нами всеми - от глупого мужика до сознательного интеллигента - эта шайка? Про­ тивное, грубое зрелище. Я могла бы, для любителей силь­ ных ощущений, нарисовать приятные картинки... но не могу никому потакать, увлекать в садизм. Скажу кратко: давят, душат, бьют, расстреливают, грабят, деревню взяли в колья, рабочих в железо. Трудовую интел­ лигенцию лишили хлеба совершенно: каждый день курсист­ ки конторщики, старые и молодые, падают десятками на улице и умирают тут же (сама видела). Печать задушена и здесь, и в Москве. Притом делается все цинично, с издевательством, с обе­ зьяньими гримасами, с похабным гоготом. Бедный Уэллс! Я убедилась в нищенстве его воображе­ :ния. Оттого он с таким уважением и льнет к большевикам, что - хотя ничего не знает - чувствует: в России его пере­ скакали. Горький продолжает в •Новой Жизни• (ее одну не зак­ рыли) свое худое дело. А в промежутках- за бесценок ску­ пает старинные и фамильные вещи у •гонимых•, в букваль­ ном смысле умирающих с голоду. Впрочем, он не •негодяй•, он просто бушмен или готтентот. Только не с невинными •бусами•, как прежде, а с бомбами в руках, которые и раз­ брасывает - для развлечения. 425
В Москве - омерзительно. Опять открыли какой-то •за­ говор•. Усилили буйство. А Кускова (да что с ней?) еже­ дневно кричит, что снадо работать с большевиками•. Эти облизываются, хотя ту же Кускову ежеминутно зак­ рывают. Не понимаю зто бескорыстное хлебание помоев. А как третируют союзников те же большевики! На Западе, говорят, плохо. Немцы снова брошены на Париж. Взяли Реймс и Суассон? 21 .мая, понедельник Не взяли Реймса и Суассонаl Это было злорадное боль­ шеницкое вранье. Впрочем, - что мы знаем? Умер Плеханов. Его съела родина. Глядя на его судьбу, хочется повторять соблазнительные слова Пушкина: Нет правды на земле... Но нет ее и выше. Он умирал в Финляндии. Звал друзей, чтобы простить­ ся, но их большевики не пропустили. После октября, когда •революционные• банды 15 раз (sic) вламывались к нему, обыскивали, стаскивали с постели, издеваясь и глумясь, - после этого ужаса внешнего и _внутреннего, - он уже не поднимал головы с подушки. У него тогда же пошла кровь горлом, его увезли в больницу, потом в Финляндию. Его убила Россия, ero убили те, кому он, в меру силы, служил сорок лет. Нельзя русскому революционеру: 1) быть честным, 2) культурным, 3) держаться науки и любить ее. Нельзя ему быть - европейцем. Задушат. Еще при царе туда-сюда, но при Ленине - конец. Я помню его года за два до войны, в San Remo и в Мен­ тоне. В San Remo мы провели с ним однажды целый день. На белой вилле у Б. Там в то время умирала нежная, тихая девушка - Марья Алексеевна, невеста Сазонова. Помню ее душистую, свежую комнату, - окнами в южный сад мая; и в белых подушках - ее лицо. . такое прекрасное и прозрачное, что все лица других, рядом, казались грубыми. Темными, земными, красными... Плеханов был тогда бодр. И его лицо казалось слишком здоровым. Но оно было удивительно благородное. Старик? Нt'Т, наши русские •старики• - не такие. Скорее спожилой француз•. И во всем сказывался его европеизм. Мягкие ма- 426
неры, изысканная терпимость, никакой крикливости. Среди русских эмигрантов он был точно не в своем кругу. Тогда шли разговоры о сединой социалистической партии•. С нами, из Ментоны, приехал к Б. и Илья. И все почти были эсеры. Благодаря нашему присутствию, разговоры велись, конечно, не специальные. Но все же, по-русски, сходили на приподнятый спор. И нужно сказать, не только эмигранты, - и мы частенько оказывались дикими русопятами перед культурной выдержкой Плеханова. А потом в Ментоне, у Ильи, мы как-то неистово спорили с Борисом (помню, из-за статьи Ив<анова>-Разумника о Религиозно-философском обществе и Карташеве). Присут­ ствовавший Плеханов был шокирован. А между тем спор был самый обыкновенный - для России. Но Плеханов - европеец! Надо сказать, однако, что в нем была и большая узость. При серьезном научном багаже, при всей изысканной внеш­ ней терпимости и всем европеизме - это истинно русская партийная, почти мелочная, узость казалась даже странной. Она, вероятно, и давала ему налет педантизма. Но его сскучность• (как говорили последнее время) не от узости, нетl Это наука, это Европа, это культура- скучны нашему оголтелому матросью, нашей свеселой• горилле на цепочке у мошенников. По деревням посланы вооруженные кучки - отнимать хлеб. Все разрушили,. обещают продолжать, если найдется недорушенное. Грабят так, что даже сами смеются. А журна­ листа П. Пильского засадили за документальное доказатель­ ство: из числа правящих большевиков- 14 клинически-по­ мешанных, уже сидевших в психиатрических лечебницах. Топливо иссякает. Электричество везде гаснет в 10 часов. Погода пронзительно-холодная, ледяной ветер, 3" тепла. Всеобщее унижение - унижение человека, возвышение обезьяны. 24 .мая, среда Сегодня белое место. А затем - хочу, наконец, записать с полной отчетливос­ тью, как выяснилось это мне сегодня, все относительно сгерманской ориентации•. И надо кончить с ней, это - в 427
последний раз. Беру лишь схему, оставляя в стороне слож­ ность международной политики. Союзники нам помочь бессильны, потому что: 1) до сих пор ничего не понимают, держатся принципа невмешатель­ ства; 2) поздно и, по времени, физически - возможная их помощь уже мало реальна. Германия - может сделать с нами, что хочет. Что же она хочет? Интересы свои она могла бы рассматривать двояко: ме­ нее дальновидно - и более. ПЕРВАЯ СХЕМА: Германия рассматривает Россию ках врага. Как объект, которым она все время пользуется, все время держа ее в руках. Она устраивает ее по Рорбаху (см. страницу 97). Смотря по своим нуждам и своему положе­ нию, она подДерживает у нас правительство или разлагаю­ щее, или анархию, или собственную диктатуру, или (все по времени и по своей нужде) русское консервативное, вполне ей покорное правительство (опять стр. 97). Раздробленность и распыленность России нужна при этом Германии непре­ менно и всегда. Такая новая Индия рассчитывается не на годы и даже не на десятилетия. Это первая схема (о ней, касаясь интересов Германии, и линии ее русской политики, я всегда и говорила). Но есть - ВТОРАЯ СХЕМА. Интересы Германии могут рисоваться, при большей дальновидности, так: она рассматривает Рос­ сию как друга. Она эксплуатирует ее... на •законных основа­ ниях•, что ли. И помогает сейчас - не государству, - ero нет, - но спасает жизнь народа. Навстречу Германии, дей­ ствующей в этом смысле, русские общественные силы могли бы пойти, если не •за совесть., - то от последней нужды. Спасение жизни народа - это сейчас насущно, и это не­ мало, это может стать всем. Германия готовит в будущем крепчайший союз восточных стран, и для этого ей нужна Россия: объединенная, порядливая, не самодержавная (это опасно), и ежели под крепким германским, - то лишь внут­ ренним влиянием. Таковы (объективно) дальновидные интересы Германии. Теперь, с той же объективностью, рассмотрим, по какой же схеме, по какой линии действует Германия фактически? Какова ее реальная политика? 428
Ответ слишком ясен: ПО ПЕРВОЙ. Т. е. - Россия по Рорбаху, новая Индия. Быть может (мы ведь в полном неведенииl), в Германии есть какая-нибудь внутренняя борьба, есть люди, или партия, со взорами более дальновидными. Но мы-то, во вся­ ком случае, можем считаться лишь с партией господствую­ щей (военной?), с той, которая, в данное время, активно ведет политику, действительно, фактически, направляет Гер­ манию по тому или другому пути. И мы должны, на основании всей совокупности фактов, признать бесповоротно: вся политика Германии, до мелочей, совпадала и совпадает с линией первой, со схемой ПЕРВОЙ. Вывод отсюда будет самый определенный, самый рез­ кий и уже вне всяких соображений моральных. Вывод тот, что ГЕРМАНСКАЯ ОРИЕНТАЦИЯ НЕОСУЩЕСТВИМА, а потому все споры о ней бесполезны. Ни на какие сделки ни с кем, кроме большевиков, Германия сейчас не пойдет, ибо в линии ее политики сегодняшнего дня (Рорбах) никто, кроме большевиков, не лежит'. Таким образом, безразлич­ но, говорю ли я, что беру германскую ориентацию, гово­ ришь ли ты, что не берешь, - результат у нас получается один и тот же. Будем ли мы лизать германские пятки, или не будем - мы не то что ничего не получим от Германии, но мы просто останемся на тех же местах, без всякой Гер­ мании, и она без нас, ПОТОМУ ЧТО МЫ ЕЙ СЕЙЧАС НИ НА ЧТО НЕ НУЖНЫ. А большевики так нужны (по Рорбахуl), что могут не то что пятку не лизать (лижут так, по склонности, и ~страха ради иудейска• ), но могут - могли бы - мноrое себе позво­ лить, всякие капризы и бутады, - немцы простят. Вот и конец ~германской ориентации•! 26 .мая, суббота Приехала Ася из Одессы. Рассказывает... Ну, а у нас то же. Трудно писать, пишу при огарке. Опять был [пропуск в тексте. - Ред. ]. Я его боюсь, чего­ то в нем не понимаю. 1 Факт: были предложения (не прямые, конечно) некоторых русских общественных кругов вступить с Германией в контакт при условиях: 1) немедленного свержения большевиков; 2) пересмотр Брестского мира; 3) единство; 4) отказ от военного союза. Все эти шаги не имели от правящей Германии никакого отклика. 429
Плеханова хоронят завтра. Как жалки •гражданские• па­ нихиды. Дважды в день: сначала пропоют •вечную память•, потом •вы жертвою пали• (1), а потом друзья начинают •болтать.. Нехорошо. Неуважение к великой Молчаливой. Крошечная человечья болтовня над тем, кто перешел в не­ бытие и мудрее их всех. 29 .мая, вторник Что писать? Душа моя полна до краев, выше краев - льдом. Не буду я больше писать! - какой выстрел загрохотал ва улице... Точно взрыв. Я задернула портьеры. Хотя ведь и пишу с тусклой лампой, ничеrо не видно с улицы. Льдом, острым, полна моя душа. 30 .мая, среда Чехо-словаки, сибирское правительство, опять флирт Фрэнсиса с большевиками, крестьяне в войне с хлебными отрядами, германцы, наступающие на Смоленск, волнения на Украйне, Совдеп, Совнарком, Иксокол, викждор, истер­ деп, апс, бип, - Дмоl Остальное - белое место. 1 июня, пятница Ничеrо я не жду ни от каких •чехо-словаков•. Все там в Сибири распылены; и сколько уж было сибирских •прави­ тельств•l Большевики зашушукались и завозились (немцы насту­ пают на Воронеж, Чичерин с Мирбахом любезничают •но­ тами•) - не испугаться ли чеха-словаков? Бодритесь, ми­ лые: с чехо-словаками немцы вам будут помогать. Непре­ менно. Союзники инертны или бессильны. 2 июня, суббота Чехо-словаки пока не утихают. Но Пензу взяли не они, а немцы. Дело просто: Россия превращается в поле битвы. Сама лежит в идиотизме и позоре, пассивно помогая силь­ ным, пассивно мешая слабым. Она уже давно - объект. 430
Мы, сознательные люди, даже наблюдать ничего не мо­ жем, мы заперты и ослеплены, - мы ничего не знае~tt. Большевики, переарестовав кадетов (не досада ли, Киш­ кин опять сидит!), принялись за всех остальных, кто не они. Из Совета своего сначала выключили всю, начисто, оппози­ цию (даже интернационалистов), а выключив - засадили. Опять на улице стрельба. Подхожу к окну: бело-серая ночь, глухо... и опять выстрел. Когда я вздрогнула, - точно взрыв! это просто-напросто грабили соседний кооператив. И дули из наrана. Наш коо­ ператив ограбили на три дня раньше. Ну вот. Значит, лизать большевицкую пяту столь же бес­ полезно, как немецкую. •Интернационалисты• отвергаемы и •гонимы• тоже. Впрочем, приветствуют •непартийников•, которые •ду­ шою с ними•. Эти душевники быстро переходят и телом. Отвратительны писатели. Валерий Брюсов не только •работает с большевиками•, он, говорят, в цензуре у них сидит. Интенсивно •работает• Блок; левые эсеры, т. е. те же большевики мелкого калибра, всего его без остатка •взяли•, - как женщину •берут•. Третьего дня пришли Ив. Ив. с Т. И. - были днем у Горького. Рассказывают: его квартира - совершенный музей, так переполпена старинными вещами, скупленными у тех, кто падает от голода. Теперь ведь продают последнее, дедов­ ское, заветное, за кусок хлеба. Горький и пользуется, вместе с матросьем и солдатами, у которых деньжищ - куры не клюют. (Целые лавки есть такие, комиссионные, где новые богачи, неrрамотные, швыряют кучами керенок •для шику•.)- Выходит как-то •rрабь награбленное• в квадрате; хотя я все-таки не знаю, почему саксоQ:ская чашка старой вдовы убитого полковника - •награбленное•, и ее пенсия, начисто отобранная, - тоже •награбленное•. Горький любуется скупленным, перетирает фарфор, эмаль и... думает, что это •страшно культурно•! Страшно - да. А культурно ли - пусть разъяснят ему когда-нибудь ЛЮДИ. Неистовый Ив. Ив., конечно, полез на стены. Но Горький нынче и с ним по-свойски, прямо отрезал: •Не додушила вас еще революция! Вот погодите, будет другая, тогда мы всех резать будем•. Кончу пока. Ведь не перечислять же опять действа боль­ шевицкие, аресты и т. д. Монотонно. 431
7 июня, четверг Днем у меня был мой приятель, студент Слонимский. Мне как-то не сиделось дома, и я вдруг решила, уже часу в седьмом, отправиться с ним к нему же и к его брату, тоже студенту, - в гости. И мы поехали на Петербургскую Сторо­ ну. Яркий, солнечный, нежаркий день. Пока мы доплелись на убогом трамвае, пока они меня там угощали чем Бог послал, а я ужасалась беспорядку их •студенческой~ квар­ тиры с кучами газетной бумаги, развернутым томам Плато­ на на огрызках колбасы, пока-то мы, уже втроем, достигли опять дверей моей квартиры, - не рано я пришла домой. И тотчас позвонили из редакции: убит большевик Воло­ дарекий (комиссар по делам уничтожения печати). Подробности смутны, версии различны. Во всяком слу­ чае это произошло на улице, после митинга на Семянникав­ еком заводе. Теперь ведь у них идут •перевыборы~ в Совет. Никакого значения эти •перевыборы• не имеют, вывеска. Все устрое­ но, чтобы выбирались одни большевики. 8 июня, пятница По сводке всех версий, картина убийства Воладарекого такова. Часов 8 вечера. Яркий солнечный день. Шлиссельбург­ ское шоссе, недалеко от Фарфорового завода. Кое-где кучки рабочих, Володарский, с женой Зорина, едет на открытом автомобиле с одного митинга на другой. Внезапно автомо­ биль останавливается. Шофер слезает. Говорит - порча, да и бензину мало. Воладарекий со спутницей решают идти пеш­ ком - недалеко. Идут, - за ними кто-то, с виду рабочий, лет 30. Когда спутница Воладарекого слегка отдалилась от него, обходя яму, - неизвестный дважды выстрелил. Воладарекий обернулся, выронив портфель. Неизвестный сделал еще два (или 3) выстрела, почти в упор, и, когда Воладарекий упал навзничь, - бросился бежать. Сначала прямо, потом завер­ нул в переулок. Немногочисленные свидетели растерялись. Потом кто-то кинулся за убежавшим. Тот с необычайной ловкостью перепрыгнул через забор, побежал по огороду, перескочил через второй забор. Эти препятствия задержали преследователей, а когда они их преодолели - неизвестный бросил бомбу. Она разорвалась (никого не ранив), дым рас­ сеялся - неизвестный исчез. 432
Около убитого на тротуаре стояла Зорина и беспомощ­ ная кучка народа. Но проезжал Зиновьев с Иоффе (не берлин­ ским). Их остановили. Зиновьев вышел, бледный, постоял: - Иоффе, вы должны что-то сделать... И уехал. Иоффе, с помощью рабочих, перенес тело в ав­ томобиль (какой? Зиновьев свой не оставил) и увез. Нача­ лись попытки ~оцепить~ местность. Удалось весьма не ско­ ро. Вообще все делалось медленно. Повальные обыски ни к чему не привели. Результатов пока нет. Город взбудоражен. Почему-то приняли это иначе, неже­ ли бесчисленные убийства. Скорее как первый •террористи­ ческий акт•. Газета • Час• даже сравнивает это с •июльским днем Плеве•. Все партии, вся пресса выеказались осудительно. Не одобряют и с •точки зрения целесообразности•. Что ж, верно. Никогда террор не свергал существующей власти. И верно, что наша сегодняшняя власть ответит на это массовым террором, - под рядовку. Я все это знаю. Сегодня с почестями пронесли Воладарекого в Тавричес­ кий Дворец; установили в Екатерининском зале; караул. Хотели хоронить в Таврич<еском> саду. Но не будут. Очевидно, в самую Троицу понесут из Дворца - мимо нас. По улицам стрельба. Ленин в Москве забеспокоился. Обещали выслать к нам для расправы самого Дзержин- ского (буквальный палач). Ленин совершенно заперся в Кремле. Вход туда запрещен. •Володарский•, - конечно, псевдоним. Фамилия этого еврея не то Коган, не то Гольдштейн (две версии). Бывший портной из Лодзи, в грамоте самоучка. У нас был повелите­ лем печати. Закрыл все газеты, яростно обвинял их в трибуна­ ле, клялся •выбить из рук буржуазных писак их шпажонку•. Серьезные слухи об убийстве Николая Романова (сегод­ ня уже из германских источников). Михаила Романова ук­ рали, будто бы, чехо-словаки. И он, будто бы, уже выпустил манифест, призывая народ к Земскому собору для выбора правительства. Немцы, по официальному большевицкому сообщению, наступают на Смоленск и Воронеж. Это зачем же? Вообще - кто, где, когда, зачем и что - неизвестно. В отместку за украденного сибиряками Михаила - немцы (т. е. большевики) засадили здесь в тюрьму его жену- гра­ финю Брасову. 433 28 Дневники: 1893-1919
Старик Репин голодает, запертый в Финляндии, в своих сПенатах•. Не пошлет ли ему Горький корочку хлеба, не подаст ли на бедность? 10 июня, воскресенье. Троица Проснулась от дудящей за открытым окном музыки. По­ няла, что это они своего мертвого жида везут с почестями на Марсово поле. И уж, конечно, все это - под нашими окнами! Дождь, слава Богу, и все время проливной. Красные тряпки, лениво несомые, взмокли. На углу процессия затор­ мозилась. Красноармейцы кивали руками и ногами, играя в настоящих солдат. Некоторые были в шинелях длинных, по самые пятки, точно в капотах. Провожающие барышни­ большевички уныло стояли под зонтиками. Баба, глазевшая с тупым равнодушием, неприлично задирала юбку. На скис­ шем бархатном знамени белели горьковские слова: •Безум­ ству храбрых поем мы песню... • Провезли высокую колесницу вроде виселицы, с нее бол­ тались длинные красные и черные полосы. Я закрыла окно и опять легла в постель. Дождь лил весь день. В Москве приговорили к смертной казни Щастного, ад­ мирала Балт<ийского> флота, выбранного, у большевиков же потом служившего. Обвинял сам Троцкий-Бронmтейн. Но осталось ясным, как день, что Щастный сделал одно: спас Балт<ийский> флот. За это его расстреляют. Уже расстреляли. Газеты протестуют. Расстреляли почему-то рабочего, старого меньшевика, ведя его в тюрьму с собрания, где он говорил. Газеты не протестуют. Почему не протестуют - неизвестно. Должно быть, уста­ ли от протестов насчет Воладарекого и Щастного. Пере­ дышка. Завтра приезжает палач Дзержинский. В Совдепе - гром угроз. Урицкий не знает, на кого кинуться. На правых эсе­ ров? Уж террор - так не без них, мол. И Савинкова при­ плел, и даже - Филоненкоl На бесчисленных внутренних фронтах - полная неизвест­ ность. Завтра и послезавтра хлеба не выдают - селедки. Вечером Татьяна. Говорили долго. 434
11 июня, понеделъник (Духов день) Сегодня жара. Но мне все холодно. И скучно. Тяжелая лень собираться на дачу. Впрочем - все равно. Ив. Ив. полон своими германскими слухами. 12 июня, вторник Арестовали Амфитеатрова. Неизвестно почему. Так. Идет дождь. Романов, будто бы, жив. Куча всяких слухов, но неинтересно записывать, ибо все - вранье. Да и откуда, кому, что знать? Мы отрезаны и обложены. Голод. Тяжко. 15 июня, nятница Новый •Совдеп• (какое словечко! совиное депо) громит все и вся. Кузьмин (заместитель Володарского) объявил, что соц. газеты будут закрывать без суда (уже закрыл}, а на буржуазные накладывать штраф до полумиллиона, •они сами и сдохнут•. Уже наложил: на •Новую Жизнь• 50 ты­ сяч, на •Новые ведомости• (вечерка) 10 тысяч. Редактор последней рассказывает, как был у Кузьмина. Человечек вида учительского. Стали торговаться. Скостил 8 тысяч. Но редактор и на 2 не соглашается. Тогда Кузьмин: •Нет, давайте две, зато мы вас долго не будем трогать.. Редактор радуется: •Правда? Но нельзя ли рассрочку?• Дали рассрочку. Везде торговля. Выдано 12 тысяч русских шинелей для немцев, едущих с большевиками на чеха-словаков. Что-то мало - 12 тысяч! Был Мейер. 17 июня, воскресенье Душная жара. Политическое положение перманентно обостряется, оставаясь, однако, все тем же. И еноты•, и Мурман, и, будто бы, близость общих мирных переговоров, и еще тысяча всяких... зыбких, неверных, неизвестных ве­ щей. При этом все мы, сверху донизу, в мертвой пассивнос­ ти. Душа огрубела, омозолела, и ко всему равнодушна. По­ теряла способность реагировать. И вот уж когда никакого •ожидания•. 435 28•
КРАСНАЯ ДАЧА 5 июля, четверг Опять та же Красная Дача, прошлогодняя, где осенью мы пережили Корниловскую историю. Где она нас застала, мы тогда тотчас помчались в Петербург. Сейчас хочется сидеть тут безвыездно. И ничего не де­ лать. Ничего не писать. Я и не пишу, даже в газеты. Обеща­ ла 3 раза в неделю, а вот за 2 недели - ни строки. Холод. Всего з·. Имение князя •взято•, конечно. Сидит •комиссар•, мо­ лодой губошлеп. Из княжеского дома потаскал половину вещей, стреляет в парке дроздов, блестя лаком новых боти­ нок. Ведет себя законченным хамом. Но к черту здешнее. Было: очень глупое -«восстание• ле­ в<ых> эсеров против собственных большевиков. Там и здесь (здесь из Пажеского корпуса) постреляли, пошумели, •Маруся• спятила с ума, - их угомонили, тоже постреляв, потом простили, хотя ранее они дошли до такого •дерзнове­ ния•, что убили самого Мирбаха. Вот испугались-то боль­ шевики! И напрасно: Германия им это простила. Не могла не простить, назвалась груздем, так из кузова нечего лезть. Идет там, конечно, неизвестная нам каша, но Германия вер­ ховодствующая, Германия Брестского мира и большевиков (т. е. та, с которой мы единственно и можем считаться) - простит большевикам всякого Мирбаха. На райскую нашу Совдепию апокалиптический ангел вылил еще одну чашу: у нас вспыхнула неистовая холера. В Петербурге уже было до 1000 заболеваний в день. Можно себе представить ярость большевиков! Явно, что холера контр­ революционна, а расстрелять ее нельзя. Приходится выду­ мывать другие способы борьбы. Выдумали, нашли: впрягать 4буржуазию• в телеги для возки трупов и заставлять ее рыть холерные могилы. Пока еще не впрягали, а рыть могилы эти уже гоняли. Журналисты ( 4буржуи•l) описывают впечатления свои это­ го рытья. Интереснее: Милюков объявился в Киеве и, кажется, де­ лает шаги в смысле •германской ориентации•. На основе моей второй схемы (свержение большевиков, пересмотр Бреста и т. д.). Сочувствующие уверяют, что германское правительство 4Немо, но не глухо•. Пусть утешаются этим, если могут. Новая утопия! Но не хочу повторяться. 436
Об остальном мы знаем здесь, в деревне, так же мало, как в Петербурге. 6 июля, пятница С хамскими выкриками и похабствами, замазьtвая соб­ ственную тревогу, объявили, что РАССТРЕЛЯЛИ НИКОЛАЯ РОМАНОВА. Будто бы его хотели выкрасть, будто бы уральский •совдеп•, с каким-то •тов. Пятаковым• во главе, его и убил 3-го числа. Тут же, стараясь ликовать и бодрить­ ся, всю собственность Романовых объявили своей. •Жена и сын его в надежном месте• ... воображаю! Это глупость - зарыв, и никакой пользы для себя они отсюда не извлекут. Не говорю, что это может приблизять их ликвидацию. Но после ранней или поздней ликвидации - факт зачтется в смысле усиления зверств реакции. IЦупленького офицерика не жаль, конечно (где тут еще, кого тут еще •жаль•l}, он давно был с мертвечинкой, по отвратительное уродство всего этого - непереносно. Нет, никогда мир не видал революции лакеев и жуликов. Пусть посмотрит. Немцы опять наступают на Париж. Идет сражение на Марне. Война перехлестнула все человеческое. Моrут ли люди ее кончить? Вчера ночью - мороз. Сегодня удивительной красоты прохладный день. Мы ходили по бесконечному лесу, глухо­ му, высокому и прекрасному. Зеленая, строгая тишина. И нет •истории•. Мир был бы прекрасен без людей. Я начи­ наю думать, что Бог сотворил только природу и зверей, а людей - дьявол. 21 июля, суббота Убили, лев<ые> эсеры, после здешнего Мирбаха, и Эйх­ горна с адъютантом на Украйне. Большевики довольны, что не у них (точно это не от нихl). Германия опять закроет глаза, сделает вид, что это вовсе не от близкого соседства с •дружественной• советской властью. Чехо-словаки (или кто?) взяли Екатеринбург. Вообще же неизвестно ничего. Лишь наблюдается осатанелое метанье большевиков. Это производит странное впечатление, ибо причин-то беспокойства мы не видим - они скрыты. 437
В Москве уже нет ни одной газеты. Запрещены свплоть до торжества советской власти• (sic). Какого же им еще -.торжества?• сРусск<ие> Вед<омости>• и сРусск<ое> Слово• ликвидировали дела, сотрудники уехали в Киев. Из петербургских еще живы только сРечь• и сЛисток•, да 2 - 3 вечерних. Но жизнь их считается минутами. Нет сомнения, что будут ухлопаны. Фунт мяса стоит 12 р. Извозчик на вокзале - 55 р. и более. Гомерично. 22 июля, воскресенье c;ayestl' Запрещены •все• газеты и •навеки•. Как в Мос­ кве. Большевики вне себя от тревоги (?). Погода ужасная. Остальное неизвестно. 27 июля, пятница Было: Дима в среду утром уехал в город, узнавать, чем пахнет. Уехал со Злобиной. (Злобины, мать и сын-студент, мой большой приятель, живут с нами на Красной Даче нын­ че, на второй половине). Вчера Дима, с трудом, звонил сюда по телефону, что по­ езда не ходят, что если они не вернутся ночью, то чтобы мы ехали •при первой возможности•. А мы сидим в гигантском доме втроем - Дмитрий, я и Володя Злобин - и в полном неведении. Стали на всякий случай собираться, весьма неохотно. Однако часа в 2 или 3 ночи Дима со Злобиной приехали. Долго, ночью же, разговаривали. Положение сложное, трудно передать. Поезда то ходят, то нет - из-за какой-то частичной и самовольной забастовки, благодаря полному отсутствию хлеба. Это неважно. Но после запрещения газет восстало неистовое количество слухов. Разобрать, что правда, что не­ правда, - невозможно. Правда ли, что на Мурмане высади­ лись американцы? Правда ли, что Эйхгорн перед смертью пожалел: •Напрасно, мол, мы не "начали с головы", взять бы нам в феврале Петербург! • Наверное правда, что Гельферих уехал обратно в Берлин, а вся немецкая миссия - из Москвы в Петербург. Что Ар- 1 Итак (фр.). 438
хангельск и Казань кто-то взял, и что большевики- в небы­ валом трансе. Переарестовали около 5 тыс. офицеров и отправили их в Кронштадт. За Лугой разобраны пути, идет сражение крестьян с от­ нимающими хлеб красноармейцами. Мы сидим здесь и продолжаем не знать, что лучше: си­ деть или ехать? По-моему, сидеть. На мой взгляд, единственно-интересное - это безмерное (загадочное) смятение большевиков. Судороги какие-то. По­ чему? 29 июля, воскресенье Продолжаем сидеть и иребывать в счастливом неведении. Убеждена, что и в СПб-ге знают не больше нашего. Сквозь вранье, меледу и безграмотство большевицких газет порой что-то скудно мерцает. Например: германское посольство провело в СПб лишь сутки - все уехало •домой•. Что это значит? Идет дождь. Ни капли керосина. Громадный дом наш с 8 вечера темен и черен. Свечи на исходе. Телефон испортился. Да и на что он? С кем, о чем гово­ рить? Отрадное: на Западе - хорошо! 31 июля, вторник Ясные, тихие - вполне уже осенние дни. Я гуляю, читаю французские романы, смотрю на закаты и - вместе с Воло­ дей Злобиным - пишу стихи! Это какое-то чисто органичес­ кое стремленье хоть на краткий срок отойти, отвести глаза и мысли в другую сторону, дать отдых душевным мозолям. И я почти не осуждаю себя за эти минуты •неделанья•, за инстинктивную жажду забвения. Душа самосохраняется. Да и что можно •делать•, Боже? И •смотреть-то• неку­ да, не на что, нигде ничего не увидишь. Изредка получаем •ихние• газеты, читать которые - не­ благодарный труд. А вчера запретили даже эту рептилию - Фому Райляна ( •Петерб<ургская> Газ<ета>•). Германское посольство, говорят б<ольшеви>ки, уехало со­ всем, - в Псков. Чтобы, говорят, не создавать осложнений (?). 439
И будет, говорят, сноситься с СПб через Ревель и Гельсинг­ форс, чтобы прямее (???!). Ну что можно поделать с такими известиями? Что? А на Западе - хорошо! 1 сентября, суббота Весь август выпал у меня отсюда. Недобросовестно пи­ сать о происходящем, не 31lая происходящего до такой ужас­ ной степени, до какой не знаем мы. А что знаем - о том скажу сухо, отчетно, в двух словах. Мы только теперь вступили в полосу настоящего ТЕРРОРА После убийства Володарского, затем, в другом плане, убийств Мирбаха и Эйхгорна (из одного страха, как бы не пришлось поссориться с большевиками, немцы увезли свое посольство) - произошло, наконец, убийство Урицкого (сту­ д<ент> Канеrиссер) и одновременно ранение - в шею и в грудь - Ленина. Урицкий умер на месте, Ленин выжил и сейчас поправляется. Большевики на это ответили тем, что арестовали 10 000 человек. Наполнили 38 тюрем и Шлиссельбург (в Петропав­ ловке и в Кронштадте - верхом). Арестовывали под рядов­ ку, не разбирая. С первого разу расстреляли 512, с офици­ альным объявлением и списком имен. Затем расстреляли еще 500 без объявления. Не претендуют брать и расстрели­ вать виноватьt:r, нет, они так и говорят, что берут •заложни­ ков•, с тем, чтобы, убивая их косяками, устрашать количе­ ством убиваемых. Объявили уже имена очередных пятисот, кого убьют вскоре. Дошло до того, что консулы нейтральных держав, плюс германский консул, явились к большевикам с протестом •культурных стран• против этих гиперболических убийств. Большевики, конечно, не повели и ухом. Только, благодаря уже совсем нечеловеческому приказу Петровского, террор перекинулся в провинцию, где сейчас и бушует. Нет ни одной, буквально, семьи, где бы не было схвачен­ ных, увезенных, совсем пропавших. (Кр<асный> Крест наш давно разогнан, к арестованным ниюпо не допускается, но и пищи им не дается.) Арестована О. Л. Керенская, ее мать и два сына, дети 8 и 13 лет. Гржебины и Горькие блаженно процветают. Эта самая особа, жена последнего, назначена даже •комиссаром всех театров•. Имеет власть и два автомобиля. 440
Все, что знаем, - знаем лишь от приезжающих. Болъше­ вицкие газеты читать бесполезно. К тому же они ввели сле­ пую, искажающую дух языка, орфографию. (Она, между прочим, дает произношению - еврейский акцент!) Теперь далее. Почти неизвестно общее положение дел. Но вот обрывки. На Западе, очевидно, какие-то успехи союзников. Какие - большевики от нас скрывают. А мы, на нашем востоке, на­ ходимся в фактической, и даже какой-то полуобъявленной войне с союзниками. Какими силами там Германия поддер­ живает Красную Армию - уловить нельзя, но должно быть порядочными, так как большевики, испуская дикие клики, объявляют о победах •доблестной Кр<асной> Армии• над •чеха-словаками•, о взятии обратно целого ряда городов: Казани, Сызрани, Симбирска и других. Никаких выводов из вышеприведенных скудных фактов я не делаю. Констатирую лишь одно: большевики физичес­ ки сидят на физическом насилии, и сидят крепко. Этим дер­ жалось самодержавие. Но не имея за себя традиций и при­ вычки, большевики, чтобы достигнуть крепости самодержа­ вия, должны увеличивать насилие до гомерических разме­ ров. Так они и действуют. Это в соответствии с нацио­ нальными •особенностями• русского народа, непонятными для европейца. Чем власть диче, чем она больше себе позво­ ляет, - тем ей больше позволяют. Да, и все это - вне истории, это даже не революция в Персии, это Большой Кулак в Китае, если не поничтожнее (при всей своей безмерности). У Ратъковых убили (б<олъшеви>ки) третьего и последне- го сына - старшего. Это что-то уж ...... . я не вмещаю. Позавчера совершенно неожиданно приехала Татьяна....... Август, да, впрочем, и весь июль, прошел весь в бурях и проливных дождях. Не запомню такого лета. И теперь те же дожди, притом еще холод. Ночные морозы. В Москве расстреляли всех царских министров, которых отвоевывал и не успел отвоевать Ив. Ив.: Щегловитова, Бе­ лецкого, Протопопова и других. Кишкин опять сидит. И Палъчинский. 441
1 (14) октября, понед<ельник>. СПб. Мы с Дмитрием вернулись с дачи 12 сентября, Дима еще оставался, мы думали, было, еще поехать туда на некоторое время, но... здесь нас сразу охватила такая атмосфера, что мы поняли: надо уезжать. Надо бежать, говоря попросту. Нет более ни нравственной, ни физической возможности дышать в этом страшном городе. Он пуст. Улицы заросли травой, мостовые исковерканы, лавки забиты. Можно пройти весь город и не увидеть ни одной лошади (даже дохлой- все съедены). Ходят по сере­ дине улицы, сторонясь лишь от редких ковыляющих авто­ мобилей с расхлябанными большевиками. Для того, чтобы выехать из города, нужно хлопотать бо­ лее месяца о разрешении. Уехать мы хотели на Украйну. Начались мытарства, - сколь многим знакомые! Ведь вся интеллигенция, кроме перемерших, уехала; последние, даже умирающие, стремятся уехать. Но вот события последних дней. Сообщения для нас нео­ жиданные и для нас малообъяснимые (еще бы! чт6 мы ви­ дели сквозь тусклое, грязное стекло нашей банки с паука­ ми?). В Германии что-то происходит или что-то начало про­ исходить. Произошла перемена правительства, умаление прав Вильгельма - падение военной партии. Произошло ли это в связи с германскиминеуспехами на Западе, и каки­ ми, - мы не знаем. 'JУт же вышла из войны Болгария, за ней Турция. По всей вероятности, Германии стали грозить и какие-нибудь внутренние волнения (ага! все-таки не без на­ ших •бацилл•). Факт тот, что новое германское правитель­ ство, назначенное большинством рейхстага, МГНОВЕННО ПРЕДЛОЖИЛО ВИЛЬСОНУ ПЕРЕМИРИЕ, •для переговоров о мире на основании его• - знаменитых - •пунктов•. (От­ куда пошло •без аннексий и контрибуций•.) Пока мы не знаем официального ответа, все по слухам (ведь у нас и немецкие газеты запрещены). Но слухи такие, что ответ, в общем, благоприятный, хотя с требованием некоторых га­ рантий, вроде вывода войск из Бельгии и т. д. Германия - все условия приняла! А союзники, между тем, заняли Варну и Констанцу. (Не открыты ли Дарданел­ лы?). Происходят события безмерной важности. Мир у две­ рей... Европы. А наша паучья банка по-прежнему цела, и прежняя в ней война. 442
Все говорят о неизбежной международной оккупации Петербурга. Я заставляю себя не верить и этому. •Господ» весьма моrут нас забыть в нашем кровавом, пустом аду, если у них там все пойдет по-хорошему. А если пойдет не совсем по-хорошему - тем более . . . Не могу определенно ска­ зать, чего я боюсь (я давно не вижу вероятного будущего, так как не знаю никакого настоящего), но есть смутное ощущение начала каких-то событий в Германии, а не завер­ шения. Германия не содумалась•, ее что-то заставило пере­ мениться, ее перетряхнуло... или начало перетряхивать. Мы имеем несколько любопытных свиданий здесь с од­ ним немцем, неким Форстом, сотрудником Berliner Tagenhlatt 1 • Мы видели его перед самым крахом Германии и потом уже во время слухов о перемене правительства, о предложенном перемирии, о том, что будет, если союзники потребуют гарантий. Так вот: этот самый Форст, во-первых, объявил себя ни­ когда не принадлежавшим к своеиной партии• Германии, и вообще старался показать себя с самой либеральной сторо­ ны и ненавидящим Вильгельма. 'JУт же уверял, что, в сущ­ ности, никакой определенной политической линии Германия последнее время не вела, а лишь происходило безумное ша­ тание. И далее... Но необходимо знать, что этот самый Форст приехал в Россию в июле (с тех пор тут и жил), приехал - к большевикам, упоенный ими и всеми их делами! (Не цельнее ли была Германия, чем о ней думали, когда во всей слепоте винили только одну своеиную партию•?) Потолкав­ шись у большевиков, Форст к сентябрю несколько скис. Интеллигенция, которая вначале его не принимала (чему он наивно удивлялся),- приоткрыла ему дверь. К нам его при­ вел Ганфман. Однако, на мой взгляд, он еще не многому научился и, главное, остался до корня волос снемцем•, не признающим ни фатальности поведения Германии, ни ее, по сей день, тупости - на свою голову! Тогда образовывалось, только что, новое правительство (которому он сочувство­ вал), отпадала Австрия, а он все-таки говорил, что если со­ юзники потребуют сгарантий• в условиях перемирия, то Германия на это не пойдет, не должна идти, что он ссам первый, не желавший войны, отправится на фронт•... А ког­ да Дима, очень осторожно, поставил вопрос, да может ли 1 Берлинская ежедневная газета (нем.). 443
Германия продолжать войну, нет ли для германской армии хоть какой-нибудь опасности разложения, падения дисцип­ лины... немец с высокомерной грубостью отвечал, что таких опасностей для германской армии не существует вовсе. Я мысленно констатировала знакомую слепую самоупоенность: сбациллы, опасные для свиней, безвредны для людей•. И в сущности он, с любезными оговорками, одобрял все поведе­ ние Германии относительно России и большевиков, от Брест­ ского мира вплоть до прощения большевикам их шалостей с Мирбахом и Эйхгорном. Вообще же я порою чувствовала невольвое раздражение, мне не свойственное и обращенное на личность, не на данного Форста, а на ~немца•, потому что этот немец держал себя, как... победитель. Это органи­ чески проскальзывало - даже с нами! А большевиков (к которым он, по его словам, изменился, хотя перед отьездом в Берлин выпросил ~аудиенцию• у Горького) - он любезно предлагал России свергнуть самой, скстати, они уже сами себя изживают, и век их - полгода.. Я в упор спросила Форста, в какой мере немцы помога­ ют б<ольшеви>кам на сибирском фронте. Он отрицал вся­ кую помощь, совершенно определенно. А между тем мы уз­ нали, что весь главный штаб сибирских красноармейцев - немецкий... На Форсте я остановилась потому, что он мне кажется характерным и любопытным явлением минуты. И примерам немецкого (отчасти всеевропейского) ничегонепониманья и ничегонепредвкденья. Вернемся к нашей домашней банке с пауками. Пауки не знают, что будет, несколько трусят, но делают вкд, что все великолепно, и приготавливаются праздновать свою годовщину. Мейерхольд в ~советских• газетах сзывает стоварищей актеров• на чтение стоварища• Маяковского новой его сМистерии-Буфф• (sic) для октябрьских тор­ жеств. Горький - на дне хамства и почти негодяйства, упоен властью, однако взял в сзаложники•, из тюрьмы на свою квартиру, какого-то Романова. Взял под предлогом отпра­ вить его в Финляндию, но не отправляет, держит, больного, в своей антикварной комнате и только ежедневно над ним издевается. Какое постыдное! Аресты, террор... кого еще, кто остался? В крепости, - в Трубецком бастионе, набиты оба этажа. А нижний, подваль­ ный (запомните!) - камеры его заперты наглухо, замурова­ ны: туда давно нет ходу, там - неизвестно кто - обречены 444
на голодную смерть. Случайно из коридора крикнули: сколько вас там? И лишь стоном ответило: много, много... Это было давно. С. Н. арестован в Москве. Ему грозит расстрел. Расстрелян Меньшиков за Бологим. Вот тебе и •nодкладной ягненок•. Не могу больше nисать, больна. У нас ведь еще свиреn­ ствует •исnанская болезнь•. Теnерь надо бы оnять заnисы­ вать каждый день, а я еще не совсем nоnравилась. 7 октября, вос7q)есенье Больна. Два слова: ничего оnределенного. Т. е. мы ничего не знаем. ГерманИя, очевидно, все nриняла, но заключено ли nеремирие? Как странно и внезаnно сгорела Германия - точно бума­ га! Да, не nринесла ей добра хитрая авантюра с большевика­ ми. Не nостроила она своего счастья на нашей гибели. Зар­ валась Германия. И неизвестно, что еще дальше будет. Далеко неизвестно! 9 октября, вторник Ответ Германии Вильсону - nолон nокорности. Удиви­ тельно! Большевики судорожно арестовывают наnраво и на­ лево. Даже nроф. Чигаеваl Даже баронессу Икскульl Слухов сколько угодно. Фактически - мертвая тишина. Голод растет. 14 октября, воскресенье Наша банка цела и даже без трещин. Это одно, что мы знаем с достоверностью. Остальное - nриблизительно: Виль­ сон ответил Германии на ее •безоговорочное• воеnрипятне нотой, где, как будто, требует смещения или свержения Вильгельма! Это до такой стеnени nровокационно в смысле революции, что я не знаю, что думать. Мне интересно, идут ли на германскую революцию союзники сознательно, увере­ ны ли они, что она остановится там, где следует, или ... Боюсь, доселе не nонимают они, что такое большевизм, и не учитывают его возможностей... в Германии. Ну, так или иначе - •госnодам• не до нас ... В Гороховой •чрезвычайке• орудуют женщины (Стасова, Яковлева), а nотому царствует особенная, - уnрямая и ту- 445
пая, - жестокость. Даже Луначарский с ней борется, и тщетно: только плачет (буквально, слезами). Характерен современный большевицкий лозунr: случше расстрелять сто невинных, чем выпустить одного виновного•. Отсюда и система сзаложников•, и все остальное. Пища иссякает. Масла нет и по 40 р. ф. Говядина была уже 18 р. Едят только красноармейцы. Газет не читаю - одни декреты. Берут к себе всю литературу - книги, издания, магазины. Учреждают особую цензуру. Все остальное взято. '!Упость Европы меня и удивлять перестала. За 'WfY ту­ пость в Германии уже началась расплата. Но никто не вра­ зумлен. Ну, вот, поглядим. Не застрахованы и вы, голубчики. 22 октября, понеделышк Общее положение дня таково: Германия приняла все ус­ ловия перемирия,- очень тяжелые. (А Вильгельма?) В Ав­ стрии уже разложение. Явное соно•, а не сова•, не револю­ ция. Распад, Карл бежал, толпы дезертиров; в Вене совсем неладно. Германское пр<авительст>во пока еще держится... Не хочу передавать слухи. У нас? Да все то же, прогрессивное ухудшение. Мы, как остальные, стремимся уехать. Но для выезда нужно пройти 18 инстанций, которые вот в течение полутора месяцев еще нельзя было проделать, несмотря на все приватные хлопоты; возможности и взятки. Декреты, налоги, запрещения - как из рога изобилия. Берут по декретам, берут при обысках, берут просто. сБе­ рет• даже Андреева, жена Горького: согласилась содейство­ вать отправлению в<еликого> кн<язя> Гавриила в Финлян­ дию лишь тогда, когда жена Гавриила подарила ей дорогие серьги. Ив. Ив. бывает у Горького только ради заключенных. И все неудачно. Ибо Горький, вступив в теснейшую связь с Лениным и Зиновьевым, - состервенел•, по выражению Ив. Ив-ча. Разговаривает, с тем же Ив. Ив-чем, уже так: счто вам угодно?• И спрошу меня больше не беспокоить•. Характерно еще: при оmравке своего -сзаложника• в Финляндию (после серег), Горький, на всякий случай, потре­ бовал от него -сохранную грамоту•: что вот, мол, я, Гавриил Романов, обязан только Горькому спасением жизни... 446
Нужны ли комментарии? Сегодня, входя к Горькому; Ив. Ив. в дверях встретил Шаляпина. Долгий разговор. Шаляпин грубо ругал больше­ виков, обнимая Ив. Ив-ча и тут же цинично объявляя, что ему - всё - всё - равно, лишь бы жратва была. •Полу­ чаю 7 тысяч в месяц и все прожираю•. Милая черточJСа для биографии русской дубины. Незабвенная отвратительность. Чудовищный слух, которому отказываешься верить: буд­ то расстреляли В. В. Розанова, этого нашего, мало известно­ го Европе, но талантливого писателя, русского Ницше. Я не хочу верить, но ведь все возможно в вашем •куль­ турном раю•, г-да Горькие и Луначарские! Попраздничайте вашу годовщину, pleaseJI Вы уж навесили красные штаны на Таврический Дворец... впрочем, он уже не Таврический, а •дворец Урицкого•. Обеими руками держу себя, чтобы не стать юдофобкой. Столько евреев, что диктаторы, конечно, они. Это очень со­ блазнительно. Еще слух, что расстреляли и эту безумицу несчастную - Александру Федоровну с ее мальчиком. Да и дочерей. Дер­ жат это, однако, в тайне. Не знаю, куда мы еще можем уехать. Немецкие войска на Украйне очень ненадежны. (Еще бы!) Вернее всего пока­ в Финляндию. Я знаю, уехать - это превратиться... не в эмигрантов даже, а в беженцев. Без денег (не позволяют), без одежды (не пропускают), без рукописей и работ, голы­ ми, бросив на разгромление нашу ценнейшую библиотеку и, главное, архивы, - ехать неизвестно куда, не зная, когда можно и можно ли вернуться, - вот судьба русского писате­ ля, имеющего почти славу (как Дмитрий), некоторую извест­ ность (как я и затем Дима) и за спиной 30 лет работы, томы изданных книг. Но жить здесь больше нельзя: душа умирает. 25 октября, четверг Вчера вечером - странное атмосферное состояние трево­ ги. Как будто что-то случается. Нам дали знать, что уезжает (или уехало) германское консульство. Затем, что уезжают и нейтральные. А советский Иоффе и другие большевики в 24 часа высланы из Берлина. 1 пожалуйста (анzл.). 447
Весь город заговорил: идут немцы! Зашныряли больше­ вики, тревожась за свои празднества. Усилили аресты. Тюрь­ мы заперли наглухо... И всем казалось невероятным, чтобы державы оставили большевикам своих граждан - без защиты. Однако, сегодня утром уже было видно, что - оставили, и все остается, как было. •Праздники• действуют, несмотря на мглявый, черный дождь. Снова - • ... скользки улицы отвратные ...• . Вдвойне отвратные, ибо к сегодняшнему дню их - пере­ именовали! То улица •Нахамкисона•, то •Слуцкого•, и дру­ гих неизвестных большевицких жидов. На заборе Таврического (Урицкогоl) сада висят длинные кумачовые тряпки и гигантский портрет взлохмаченного Маркса с подписью •ест кто работает• (других, очевидно, нету). Ритуал •праздников• я описывать не буду. Еще и завтра будут длиться. Трамваи не ходят. К счастью, по Сер­ гневекой нет процессий, дудят лишь сбоку. Сюда же приурочили •съезд бедноты• - наехали какие­ то •тысячи•, которых разместили по лучшим гостиницам, •убранным тропическими растениями•, и кормят их •кон­ фектами с шоколадом• (выписываю из большевицких газет). Но сами сомневаются, не •nереодетые ли это кулаки•? Ку­ лаки (или •беднота•) наехали со своей провизией, которую жадно, по мародерским ценам, продают на улице. Мы отрезаны от мира, как никогда. Положение странное, беспримерное. Банка закупорена плотно. Что в Европе? 28 октября, воскресенье Все дни - ничего, кроме •nразднеств• и глухих, диких слухов. (Ведь даже и б<ольшеви>цких газет нету!). Сегодня вечером слухи сделались весьма ужасными: что в Германии - революция, и притом большевицкая, Либкнех­ товекая (германский Ленин), что в Москве на германском консульстве уже красный флаr, а Вильгельм убит. Выслан­ ный Иоффе - возвращается. Ну, если все, или приблизительно, так - с кем будут мириться союзники? С Либкнехтом? Как Вильгельм мирил­ ся с Троцким? Факт, а не слух: здешнее германское консульство не вы­ пущено, не уехало: его арестовали. 448
Вчера умер С. А. Андреевский. Мой давний друг. Когда­ то знаменитый адвокат, нежный поэт, обаятельный и тон­ кий человек. Умер одиноким стариком от голода, умер в такой нищете, что его не на что похоронять (буквально), так и лежит, непогребенный, в квартире. Да ведь мы все - умираем от голода, многие опухли - страшны до неузнаваемости. Точно голод в Индии. Не только мы, интеллигенция, - в таком же положении и рабочие: ведь нельзя с семьей жить на 450 р. в месяц, когда кусок мяса (если добудешь) стоит 200 р. Я это пишу и знаю, что мне потом не поверят. Но я че­ стным словом заверяю - мы умираем с голоду. Умирают все (кроме комиссаров, их присных и жуликов). Одни скорее - другие медленнее. 29 о1WlЯбря, понедельник С ликованием и криками вывесили и на нашем опустев­ шем (арестовано) германском консульстве красный флаг. Объявили о полном торжестве большевицкой революции в Германии. Празднуют победу Либкнехта-Ленина. Опять я спрашиваю себя: с кем же, с каким правитель­ ством будут союзники (сегодня, кажется?) подписывать пе­ ремирие? Если все так, то, очевидно, немецкий Ленин по­ шлет им своего Троцкого? И будет Брестский мир. И союз­ ники признают Либкнехта, как Германия признала Ленина? И, признав Либкнехта, кстати, заодно, признают Ленина? Ибо ведь они же давно в объятиях друг друга. •На колу мочала, не сказать ли сначала•. Кровавая мочала. Нет, кончена •роль личности в истории•. Все катится стихийно, и мы ничего не можем, и ничего не понимаем. Когда же, однако, воцарился Либкнехт? 31 о1WlЯбря, среда Оказывается, Либкнехт еще не воцарился. Только хочет воцариться. Не стану записывать жалких обрывков сведе­ ний, которые мы имеем о Европе,- только главное: переми­ рие подписано с третьим германским правительством, - Шейдемава (не буржуазным, но и не большевицким, с •со­ циал-предательским•, как называют шейдеманцев наши вла­ дыки). Условия перемирия так тяжелы, что делается страm- 449 29 Дневники: 1893-1919
но: уже не зарвались ли союзники, как раньше Германия, на свою голову? Ведь в Германии очевидная революция (Вильгельм удрал в Голландию). Везде ионастроены ссовдепы•, и хотя чудит­ ся мне, что не вполне они такие, как у нас, а все же... Наши - надрываются. Лезут, пристают к Германии, дают советы, раскрывают объятия, висят на радио... Иоффе где-то застрял по дороге - они расшлепываются в лепешку, чтобы местный немецкий ссовдеп• скорее пустил его обратно в Берлин. Прибытие высаженного посла - это ли не было бы знаком полного единения между •Красной Россией• и сКрасной Германией•? Правительство Шейдемана, стоя на коленях перед союз­ никами, как-то не смотрит (не может?) назад. Некогда, оче­ видно, взглянуть на свои внутренние дела. Война кончена, это ясно. Но грядущее чревато всеми не­ возможностями... Наши так себя ведут, как будто уже завтра разложатся английские и французские войска, а послезавтра - будет ин­ тернационал. Рвутся действовать в Европу, обещают герман­ цам хлеб (откуда?) и •пролетариат с оружием• (?Господи!), все готовы для Либкнехта. Пока что - Шейдеман повторяет ошибку Керенского и •спартаковцев• (либкнехтцев) не скру­ чивает. О, мы опытны! Все это уж мы видели! И если не повторится там нашего (если!), то лишь потому, что между германцами и русскими есть какая-то еще неопределимая в эту минуту разница, и Шейдеман все-таки не Керенский. Но рисунок, в общем, похож... Ничего нельзя угадать. Людское безумие приняло такие размеры, что слова забываются и смешны, как птичий писк. 13 ноября, вторник Пишу для того, чтобы отметить: мы в самом деле, дей­ ствительно, уже почти не жшш. Все, в ком была душа, - и это без различия классов и положений, - ходят, как мертвецы. Мы не возмущаемся, не сострадаем, не негодуем, не ожидаем. Мы ни к чему не при­ выкли, но ничему и не удивляемся. Мы знаем также, что кто сам не был в нашем круге - никогда не поймет нас. Встречаясь, мы смотрим друг на друга сонными глазами и мало говорим. Душа в той стадии голода (да и тело), когда уже нет острого мученья, а наступает период сонливости. 450
Перешло, перекатилось. Не все ли равно, отчего мы сде­ лались такими? И оттого, что выболела, высохла душа, и оттого, что иссохло тело, исчез фосфор из организма, обес­ кровлен мозг, исхрупли торчащие кости. От того и от другого - вместе. Что нам общий мир? В нашем кольце - война. О чем нам думать, когда мы ничего, кроме самых мутных слухов, не знаем, заперты в этом кольце - с большевиками. Ведь и они не знают. Их скудные, грязные газеты - те же слухи, только подтасованные. Все ихние спосольства•, и швейцар­ ское, и знаменитое германское, с Иоффе во главе, подобру­ поздорову вернулось в ~оскву. Шейдеманцы пока держатся - Либкнехт не воцарился. Перемирке заключено, тяжелые его условия германцами, кажется, уже выполняются. Но, хотя союзники намеренно не требовали отвода не­ мецких войск из России, - немцы неудержимо отходят (до­ мой!), обнажая оккупированные местности. '!Уда немедля, с визгом, внедряются большевицкие банды. Начинается гра­ беж и свсесоветское• разрушение. На Украйне - неизвестно что, и никто не знает. Какие-то дикие бои, и будто опять вылез Петлюра. Одно мгновенье говорили, что союзники потребовали сдачи СПб-га, и большевики раскололись, причем Ленин стоял за сдачу, Зиновьев - против. Но вряд ли это было, ультиматумы подкрепляются силою1 , а союзники, очевидно, не желают или не могут пойти на Петербург. Война, война! У всех ты отшибаешь разум, и у победите­ лей, и у побежденных равно. Не начинают ли союзные по­ бедители терять разум? На это и рассчитывает наше хамье, жулье и безумье. Теперешние самодержцы - срайонные советы• - на всех плюют (так и говорят), особенно же на хлыща Луначарско­ го. В 3 дня выселили из квартиры музыканта Зилотти (опять с ним беда!), позволив взять только носильное пла­ тье, остальное - себе, и сами вселились. Семья пошла по 1 Увы, это бшоl Я потом видела (в руках его имею) этот не­ счастный, позорный •ультиматум•. Что это за глупость? Сукон­ нейшим языком написанная вялая прос:ьбица - •позвольте вам выйти вон, потому что вы такие бяки. И нельзя ли к 6 часам 3 декабря. Хорошо? а то мы вас... • неизвестно, что. Подписано вся­ кими министрами и почему-то •Сазонов, Набоков, Извольский•. Большевики правы, что посмеялись. Для чего этот стыд? 451
комнатам - ведь теперь и с деньгами нельзя снанять• квар­ тиру, во все пустые вселяют •бедноту• неизвестного проис­ хождения. Ежедневно декреты. На декабрь объявили какую-то мил­ лиардную военную контрибуцию. Однако неизвестно, что им делать, когда, придя к собложенному буржую•, найдут они у него лишь кусок конины, поджаренный на касторке. Мебель конфисковать? Но ведь она, вся, и так уж давно, по декрету, ихняя... Затруднительное положение... Взятки берутся (когда есть что взять) уже почти офици­ ально. И жулье, даже интеллигентное, процветает- в зави­ симости от ловкости рук. Горький все, кажется, старинные вещи скупил, потянуло на клубничку, коллекционирует теперь эротические альбо­ мы. Но и в них прошибается: мне говорил один сторонний человек с наивной досадой: за альбом, который много-много 200 р. стоит, - Горький заплатил тысячу! Вяч. Иванов (рассказывал Карташев) пошел, было, с го­ лодухи к большевикам, но зря; ничего не получил, так же с голоду умирает. Директор Тенишевского Училища живет без прислуm, жена его (тень!) колет дрова. Едят конину с селедками. Весь он полуразрушенный, страшный... Что же еще написать? Не знаю, право. 25 ноября, воск,ресенье Мы еще живы. Всякий день равнодушно этому удивля­ емся. В Германии еще Шейдеман. Всякий день владыки наши уверяют, что завтра воцарится Либкнехт. Драконовские условия перемирия Германией выполняют­ ся. Флот разоружен, интернирован. Английская эскадра была в Киле, в Копенгагене. Проскользнула весть, что по­ явилиеь англ<ийские> суда и в Балтике. Тотчас, конечно, неунывающий Зилотти (живет в 4", оторванный от семьи) телефонировал радостно: •наша родная - в Либавеl• Б<ольшеви>ки нет-нет и задумаются. Хотели, было, одну минуту, эвакуировать из СПб-га снаряды, оружие и все продовольствие. Потом как-то не вышло. Но, очевидно, ко­ сят глазом: вдруг де союзники придут и возьмут •красный Питер•? ECAu придут, то (в этом и большевики не сомнева­ ются) - немедля и возьмут. Ибо голая и сдоблестная• 452
Кр<асная> армия не боится ни пустых городов, ни наших горе-белогвардейцев; но первого солдата она испугается на­ смерть. Когда под Нарвой разорвало их же снаряд - 1600 человек из 2000 немедля удрали. Но бедные англичане опять, кажется, и этого не понимают. Свирепствует сыпной тиф. В больницах кладут вповалку, мужчин и женщин. Морозов больших нет, но каждое полено стоит 5-1О руб­ лей, а потому приходится и дома сидеть если не в шубах, то в пальто. Москвичам, говорят, хуже нашего. Там холод неис­ целимый, 3" - 4" в комнатах, а голод... гомерический, ибо все реквизируется для •правительства». Кругом Москвы - бунты: крестьяне не хотят мобилизоваться. В Пятигорске расстреляли как •заложника• и с Машука сбросили - генерала Рузского. Того самого, что бывал у нас в Кисловодске. Больной и невинный болтун с палочкой, немножко рамолик, за ним всегда ходили жена и дочь, офи­ церы молодые к нему были добродушно-нежны. Он отечес­ ки ворчал на них, целовался с ними, бодрился и постоянно хворал воспалением легких. Успокоился. 2 декабря, во~есенье Мне стыдно перечитывать мой дневник прошлого года. Но это очень поучительно. Видишь, какие там все были дет­ ские игрушки и как, вообще, немужественно и бесполезно - ныть. Я и не буду, а некоторые параллели хочу провести. В прошлом году у нас было масло, молоко - вообще что­ то было (например, магазины, лавки и т. д.). Теперь черная мука- 800 р., каждое яйцо- 5-6 р., чай- 100 р. (все, если случайно достанешь.) 1 В прошлом году я могла читать с эстрады свои стихи (да ведь и печать была, Господи!), а нынче, на днях, проф. Спе­ ранский, со всеми разрешениями, вздумал назначить вечер в память Достоевского, публики собралось видимо-невидимо (участвовал Дмитрий, а он привлекает), - а в последнюю минуту явился •культурно-просветительный Совдеп•, и всю публику погнал вон. Нельзя. Накануне изгнали Амфитеат­ рова. Грозили винтовками. Вот наше телесное и душевное положение. 1 В апреле 19 г. 1 ф<унт> чаю нельзя достать и за 400 р<ублей>. 453
В прошлом году мы могли думать о каком-то спределе•l Предела, очевидно, и сейчас нет. Мы еще не едим кожу, например (у меня много перчаток). И, вот, сижу сейчас все­ таки за столом и пишу... хотя нет, пишу я уже незаконно, случайно... В прошлом году мы возмущались убийством Шингарева и Кокошкина, уверяли, что этого нельзя терпеть, а сами боль­ шевики полуизвинялись, сосуждали•... Теперь - но нужно ли, можно ли подчеркивать эту параллель? О ней кричит всякая страница моего дневника - последних месяцев. И, наконец, вот главное открытие, которое я сделала: ДАВНЫМ-ДАВНО КОНЧИЛАСЬ ВСЯКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ. Когда именно - не знаю. Но давно. Наше ссегодня• - это не только ни в какой мере не революция. Это самое обык­ новенное КЛАдБИЩЕ. Лишь не благообразное, а такое, где мертвецы полузарыты и гниют на виду, хотя и в тишайшем безмолвии. Уж не банка с пауками - могила, могила! На улицах гробовое молчание. Не стреляют (не в кого), не сдирают шуб (все собраны). Кажется, сами большевики задеревенели. Лошадей в городе нету (съедены), автомоби­ ли, все большевицкие, поломаны и редки. Кое-где, по глухо­ му снегу, мимо забитых магазинов с сорванными вывесками, трусят ободранные пешеходы. Но спешно отправлены в Вологду, в скаторжные рабо­ ты•, арестованные интеллигенты (81 чел.), такие спреступ­ ники•, как Изгоев, журналист из сРечи•, например. Очень спешили, не дали привезти им даже теплой одежды. Жену Изгоева при проводах красноармеец хватил прикладом, упа­ ла под вагон; вчера служила в столовой журналистов вся обвязанная. Не это ли среволюция?• Вчера я проснулась с острым стыдом в душе. Не позорно ли, что еще недавно, лежа в таком виде, мы ждали англи­ чан! Приди мол, господин, возьми меня! А они и не подумали прийти. То сне приходили• немцы (я, впрочем, знала, что они не придут), потом такими же снеприхожденцами• сделались союзники. Об этих я все­ таки думала иногда, что они могут прийти, не ради нас - ради себя. Ведь нельзя же было предполагать, что они так сразу - германской слепотой ослепнут. Но теперь я говорю: пусть! Пусть, черт с ними, сидят большевики! Пусть история идет, как ей назначено. Ведь вот сесть правда на земле•, возмездие Германии - произош- 454
ло на глазах. Картина выпукло-ясная. Точно в прописях. А теперь - черед следующих, кто зарвется .. . Царства Либкнехта еще нет. Нашу ссоветскую• делега­ цию в Берлин не пустили. Мы по-прежнему ничего не знаем. КЛАдБИЩЕ. 15 декабря, суббота Кладбище. Отмечу только лестницу голода. Нет, конечно, той остроты положения (худого}, которая не могла бы длиться. Но до сих пор все ж питались кое-как нажульни­ чавшие и власть. Она же упитывала кр<асно>армейцев. Те­ перь у комиссаров для себя еще много, но уже ни для кого другого, кажется, не будет. Сегодня выдали, вместо хлеба, ~ ф<унта> овса. А у ме­ шочников красноармейцы на вокзале все отняли - просто для себя. На Садовой - вывеска: сСобачье мясо, 2 р. 50 к. фунт•. Перед вывеской длинный хвост. Мышь стоит 20 р. Никто ни о каких сспасительных англичанах• более не думает А что они о нас думают? Должно быть, что-нибудь простое; как нибудь очень просто, как об Индии, например. Что ж, Индия часто вымирает от голода, и ничего. Многие сходят с ума. А может быть, мы все уже сошли с ума? И такая тишина в городе, такая тишина - в ушах звенит от тишины! 29 декабря, суббота Мы еще живы, но уже едва-едва, все больны. Опять рвемся уехать, просто хоть в Финляндию. Блокада полная. Освобождения не предвидится. Вместо хлеба - IA фунта овса. Кусок телятины у мародера - 600 р. Окорок- 1000. Разбавленное молоко 10 р. бутылка, раз-два в месяц. Нет лекарств, даже йода. Самая черная мука, с палками, 27 р. фунт. Почти все питаются в сстоловках•, едят селедки, испорченную конину и пухнут. Либкнехт (спартаковцы-большевики) еще не воцарился, но сегодня вести, что в Берлине жестокое восстание. Имен­ но потому, что оно сжестокое•, т. е. какая-то настоящая сборьба•, - более вероятия, что Либкнехту не удастся так вожделенно воцариться. Во всяком случае - merci Ьien, 455
Marianne1 , many thanks, Mr. Wilsonl 2 Желаем вам всего луч­ шего, но берегите ваше здоровье! Сегодня видела Вырубову. Русская •красна-девица•, во­ лоокая и пышнотелая (чтобы Гришка ее не щипал - да ни­ когда не поверю!), женщина до последнего волоска, очевид­ но тупо-упрямо-хитренькая. Типичная русская психопатка у •старца•. Охотно рассказывает, как в тюрьме по 6 человек солдат ее приходили насиловать, •как только Бог спас!•. Тем острых мы старались не касаться. Кажется, она не верит царским смертям и думает, что еще все вернется. 1919 5 января, суббота Годовщина однодневного Учр<едительного> Собрания. А я едва вспомнила... Да и помнить нечего. Да и ничего мы уже не помним. В Берлине шейдемановцы, после жестокой бойни, побе­ дили спартаковцев (большевиков). Так что Либкнехт не только не воцарился, но даже убит. Будто бы его везли аре­ стованного и застрелили за попьrrку бежать. И эту чертовку Розу Люксембург тоже убили. Ее, будто бы, растерзала тол­ па. Жаль, что нашего К. Радека, кстати, не растерзала. Уж заодно быl Это восстание как будто параллельна нашему июльскому. И тут же ясная, резкая разница. У нас Керенский, после июля~ едва-едва арестовал мелких большевиков (кажется, до хлыща Луначарского только). Ленин и Зиновьев открыто •скрывались• сначала в Кронштадте а затем на Петер<бург­ ской> Стороне, где буквально все знали их точнейший ад­ рес. И Ленин ежедневно, под собственным именем, призы­ вал к перевороту в своей газете (неэакрытойl), даже твердо обещал переворот, с указанием чисел. Троцкий и не дви­ нулся, работал в Совете с полной явностью. Цвел все вре­ мя, а когда подвезло •счастье•, вполне безумное (Корни­ лов) - расцвет получился полный, и собственно •воцаре­ ние• большевиков совершилось за два месяца до официаль­ ного. Ведь уже тогда Троцкий был председателем Совета, уже тогда проходили организованные скандалы на всех 1 благодарим, Марианна (фр.). 2 огромное спасибо, r-н Вильсон (ашл.). 456
•совещаниях•, на •демократическом•, в •предпарламенте• и т. д. Ну а германским большевикам в их •июле• сразу не поздоровилось. Какой бы •октябрь• ни грозил германцам - одно для меня ясно: у Берлина не будет подобного Петербургу, пас­ сивного самоотдания. Не верю глазам своим, читая свою же запись тех дней. Петербург сам упал, тихо, в руки больше­ 'Виков, как созревший плод. Именно сам, именно тихо! Ни­ какого подобия борьбы! Были мелкие судороги, в Москве - покрупнее, но не борьба, а только - судороги. Мы, интеллигенция, - какой-то вечный Израиль, и при­ том глупый. Мы в вечном гонении от всякого правитель­ ства, царского ли, коммунистического ли. Мы нигде не счи­ таемся. Мы quaпtit6 negligeaЬle1 • И мы блистательно доказа­ ли, что этой участи мы вполне достойны. Вот, •случилос» наше правительство: Временное. И что же, не было оно все, с макушки до пяточек,- quantit6 negligeaЬle? От Милюкова, сквозь Керенского, до мельчайших Либергоцев - глупым и неглижабельным? Не было? И я, со своим высокопартийным созерцанием и претен­ зиями на сознательность, такая же близорукая дура, как другие. Прогнившая воля делала нас достойными sujets2 Нико­ лая. Теперь мы достойны владычества Хамов, взявших нас голыми руками. Ничего, не на кого, некому жаловаться. Бессильное и неумное ничтожество. А народ - еще животное, с животной (невинной) хитростью, с первичными инстинктами... может быть, впрочем, со своеобразной еще придурью. Un point - c'est tout3 • Меня привела к этому оглядка на недавнее прошлое. Оно кричит о глупости и последнем безволии. И ни одной личности! Ни единой! (Кроме Савинкова, может быть, но где Савинков?) Ни единой до того, что ког­ да я перечитываю собственный дневник и через несколько страниц встречаю то же имя, - мне кажется, что я ошиб­ лась: имя то же, человек другой. ~индивидуум• не похож на себя... на какого •себя?• Где - он? Вовсе его нет. Горько­ го, например, будто и не было, столько Горьких. Даже каж­ дый прохвост меняет прохвостничество, А Керенский где - 1 ничтожество (фр.). 2 подданные (фр.). 3 Точка, вот и все (фр.). 457
настоящий? А Карташев? О литераторах не говорю... Да каждый? Каждый, как медуза. как все! Не говорю и о демосе. Там безлико по праву (но мы-то этого не подозревали). Например, часто мной здесь упоми­ навmийся сrерой• - матрос Ваня Пугачев. •Революционный деятель• в марте, над рассуждениями коrорого я умипялась, усмиритель апреля и июля, сметливый, хитрый, о ею пору верный нашей кухне (в том смысле, что любит забежать в нее похвастаться). Теперь он форменный мародер самого ловкого типа. Шатался по всей России, по Украйне, даже залезал в Австрию, всегда был в стех•, кто побеждал, ору­ довал, прожженный на всем, спекулировал, продавал этих тем, а тех сызнова этим. Говорит без конца, без конца, по какой-то своей логике, целует у меня руку (как у сдамы•), ходит в богатейшей шубе; живет в 25 комнатах, ездит на своей лошади (когда не путешествует), притом клянется, что не сбольшевик• и не скоммунист•, и я ему в этом верю. Кстати, раз уж я оглянулась на прошлое, вспомню мою сентябрьскую встречу с Блоком в трамвае. Я сидела, когда он вошел. Мест больше не было, он минут 10 стоял, понево­ ле, около меня. ВоЙдЯ, сказал сразу: •Здравствуйте.. Я под­ няла глаза при знакомом замогильном звуке голоса, став­ шем, кажется, еще замогипьнее. Бледный, желтый, убитый. сПодадите ли вы мне руку?• - .Лично - да. Но только лично. Вы знаете, что мосты между нами взорваны... • Кончипось тем, что к нашему диалогу стал приспуши­ ваться весь трамвай. Мы признавались друг другу в любви, но $J тут же подчеркивала, что сне прощу никогда•. Все, очевидно, думали, что встретились старые любовники. Было тяжело. Наконец я встала, чтобы выйти. Он сказал: сспаси­ бо за то, что вы мне подали руку... • и nоцеловал эту руку, протянутую столько лично, не забывайте!•. Да, он весь стал глуше, суше, мрачнее. Весь пришибпен­ НЬlЙ, весь - сбез права., и вот уж без счастья-то! В октябрьские торжества внеспи полотнища с хамской рожей и с хамскими словами внизу, хамски и жидовски на­ чертанными: сМы на rope всем. буржуям Мировой пожар раздуем!• Это его - нежного Блока - cnoвall Довольно. Я уже замолчала о настоящем. Что тревожить прошлое? 458
Было ли оно? Если я не предвижу будущего, не вижу настоящего, - не позволительно ли мне сомневаться в бы­ тии прошлого? Нас постигло •небытие•. Пусть мы, Россия, русский на­ род виноваты сами. Я готова сейчас признать все вины, при­ знать наше небытие, нашу трупность. Но ведь Европа еще жива! И мы - какая-то часть ее тела, все-таки, хотя бы са­ мая ничтожная. Кто ослепил, одурил Европу, и она не пони­ мает, как для ее жизни опасно наше трупное разложение? Кто у нее отнял разум? Если Бог - за что Он ее так нака­ зывает? 12 января, суббота Декларация Вильсона, от которой большевики возликова­ ли сугубо, с задирапьем носов. Не совсем, конечно, понима­ ют, откуда и с какими психологиями этот Вильсоновский •шеколад• заверений и уверений, которым обернут зов •русских правительсто на Принцевы острова• (эдакая •предварилка•) - но все равно рады: им явная •передыш­ ка•, и можно еще громче кричать, что •Антанта боится!•. Мы уже совсем не понимаем, какие у Вильсона мысли по поводу этих островов и на что тут он надеется, о чем меч­ тает Его Наивность. Понимаем одно, что это на руку больше­ викам, безразлично, поедут они туда, или закобенятся. Условия? Условия можно и обойти, можно и принять; Ленин, во время сделки с Германией, неустанно требовал припятня немецких условий: •Согласимся! ведь все равно мы их исполнять не будем!• И как сказал, так и сделал: после припятня двух главных условий Германии - разору­ жение всей армии и никакой пропаганды за чертой - тотчас взбодрил всю Красную Армию и особенно развил пропаган­ ду в Германии. •Передышка• очень кстати: было у них страху с Нарвой, ведь близко! А Красная Армия так дружно удирала (думала - англичане), что сами б<ольшеви>ки затряслись. Ничего, потом обтерлось. Потеряли морской кусочек, зато на юг двинулись, и везде что-то забирают. Им везет, им все на пользу. Победа союзников над Герма­ пией - они тотчас в пустые города. Ушли немцы, предав Скоропадского, - вылез бессильный Петлюра, - они тотчас двинулись на Украйну, схватили Чернигов, Харьков, Полта­ ву, шествуют опять на несчастный Киев. 459
Ваша Наивность! Mister Wilsonl Вы хотите спросить не­ скольких евреев под псевдонимами о •воле русского наро­ да•. Что же, спросите, послушайте. Но боюсь, что это недо­ статочная информация. Вы больше бы узнали, если бы по­ жили с недельку в Петербурге, покушали нашего овсеца, поездили на трамваях, а затем отправились бы по России... ну хоть до Саратова и обратно. Да не в •министерском• ваrоне с •комиссарами•, а с -.народом•, со всеми, кто не комиссары, т. е. в вагончиках •скотских•. Там вы непосред­ ственным соприкосновением узнали бы -«волю русского на­ рода•. Или, во всяком случае, наверно, узнали бы его нево­ лю. Увидели бы собственными глазами. И собственными ушами услышали бы, что сейчас в России нет, за малыми исключениями, ни одного довольного и не несчастного чело­ века. Это было бы - такой опьrr Mr. Wilson'a - очень мило, но, я сознаюсь, бесполезно. Ибо в глубину добрых чувств Его Наивности я все равно перестала верить. А вот жаль, что я не моrу дать Вильсону самый практический совет, са­ мый ему сейчас нужный, ему - и всей Европе: не ставьте никаких условий большевикам! Никаких - потому что они все примут, а вы поверите, что они их исполнят. Есть только одно-единственное •условие•, которое им можно поставить, да и оно, если условие - бесполезно, а благодатно лишь как повеление. Это - •УБИРАЙТЕСЬ К ЧЕРТУ•.
ВООБРАЖАЕМОЕ (1918) ...уверенность в невидимом как бы в видимом, в желаемом и ожидаемом как бы в настоящем. Да, я еще должен тут подумать. Я еще тут что-то не пони­ маю. Т. е. не разложил по нужным для меня полочкам, - что делать, при всех моих ~сверкающих мечтаньях• - я методист. Итак- об этой истории и МС.- будет ниже. А пока я хочу поговорить о другом, что очень важно и очень 1рудно выра­ зимо с ясностью, хотя дело идет еще только о данном. Надо знать, и не обманываться, что духи земли (служи­ тели возвращения, ~земле - земное•) очень сильны, они стоят вокруг сплошной стеною, плотно, они со всех сторон охраняют входы; они за -.время•, главным образом; но они даже не против свечности•: они против всякого сближения, соединения времени с вечностью. Эту плотную стену •действительности• я тебе сейчас покажу. Человек, когда он просыпается к своему человечеству, тотчас открывает в себе именно это, божественное, стремле­ ние соединить время и вечность. И начинается борьба с ду­ хами земли. Человеку дано на земле великолепное оружие для борьбы, меч обоюдоострый - Любовь. Земные духи зна­ ют опасность, поэтому именно здесь у них все предусмотре­ но, устроено все, чисто-земные условия и обстоятельства на одинаковом учете, и так называемые сблагоприятные• (че­ ловек обманывается, радуясь им)- равно умеют они обора­ чивать в свою сторону. Вот это надо запомнить, что равно. • ... И грешную, и чистую любовь соединить в единственной и вечной?• 461
О, нет! Как раз этого-то они и не хотят. Как раз этого. Они позволяют любви быть и менее rрешной, и более чис­ той, - земной - только земной любви. Но пусть она, лю­ бовь, со всей •скалой• своей относительности, остается в пределах земли, в одной первой реальности. Пусть будет и •вечная• любовь: им до нее мало дела, лишь бы она была целиком вынесена за борта первой реальности. Они позволяют Данте иметь Беатриче. Пусть имеет! Им даже выгодно, если Данте этим утешается. Но в своей области они позаботятся по-своему и о Дан­ те, и о Беатриче, каждого поженив и устроив. Иногда им удается поженить их друг с другом. В этом случае и заборт­ ная •вечность. исчезает, да так незаметно, что Данте не успевает опомниться и пожалеть об утраченном, забывает ее изнутри, как будто ничего и не думал, не чувствовал никогда. Исчезает влюбленность, т. е. соль любви, острость этого меча; духи знают, что именно тут начало опасности; поэтому у них и предусмотрены все решительно •обстоя­ тельства•, устроены так, чтобы в первую голову уничтожа­ лась влюбленность, если она не выносится за борта жизни и плоти (где - пусть будет, неважно). Вообразим •обстоятельства• самые блестящие и людей очень искренних притом. Беатриче не умирает. Данте не женится ни на ней, ни на другой. Они в здешней гармонии возраста телесного и духовного. Пространство также нахо­ дится в их физической воле. Очень приблизительно, конеч­ но, - но представим себе Тургенева и m-me Виардо. Каза­ лось быl Но духи земли не испуганы. Принимаются за свои испытанные средства. Любовь знает, что такое разлука, и не хочет ее, даже мимолетной? Пожалуйста! Живите в здешней близости сколько угодно! Духи земли выдвигают свое: при­ вычку. Пусть Беатриче все так ~е прекрасна- для Данте ее красота делается незаметно таким же пустым местом, каким была бы любая некрасота. Обыденность побеждает слабое сердце человеческое, дает ему иллюзию (я подчеркиваю, что иллюзию) достижимости одного •я• другим я. Происходит или остановка, или движение по плоскости. В обоих случа­ ях соль Любви расселяется, жало вырвано, круг замкнут, сила динамическая делается статической, - сземле - зем­ ное»-. Но допустим, что Любовь ранее конца увидала опас­ ность. Ради своего спасения она хватается тогда за разлуку, за земной компромисс. •Что ж делать., она отлично знает, 462
что св разлуке вольной таится ложь., она идет и на боль и на ложь, - счто же делать!• Увы, я не вполне знаю почему - но знаю, что этот жал­ кий паллиатив сподоrреванья• не удается, и уже достойнее погибнуть, не мечась и за него не хватаясь. Разлука таит в себе кучу возможностей, обширное поле для работы духов земли. Забвенье (тоже своего рода при­ вычка), соблазн обманной внешней новизны, - последний провал подмены субъекта объектами,. единства - множе­ ственностью. При этой замене субъект исчезает и из про­ шлого, ибо он не может сосуществовать в любви с объекта­ ми. Или только субъект, и уже нет объектов, или обратно. Так вот, прежде всего: никакие схорошие обстоятельства• не помогут в борьбе за Любовь, для духов земли все обсто­ ятельства абсолютно равны, одноценны. Если бы мне было 20 лет - опасности лишь несколько переrруппировались бы, но все остались бы и даже общая линия и приемы духов земли ничуть не изменились бы. Что же, нет выхода? Или я его не знаю? Не знаю... мо­ жет быть, не знаю, но кое-что прочувствую. Прежде чем касаться каких бы то ни было спрочувствий• - надо уви­ деть данное, вот зто плотное кольцо духов земли, сомкнув­ ших ряды. Не о чем и мечтать, если приуменьшаешь силы врага. А я еще тут едва их наметил, их великолепного раз­ нообразия я а не коснулся. Чтобы кончить пока- скажу, что у нас есть лишь одино­ кие таинственные символы, легенды, знаки, намеки на полу­ достижения. То непонятные, то смешные образы. сОн имел одно виденье•... это уже выше Данте, дальше Данте. Духи земли успели его лишь заклеймить печатью безумия (успели все-таки). Есть еще внешне почти смешной и внутренно-без­ донный образ (см. Влад. Соловьева сСмысл Любви•, том 11-ый) - образ Филемона и Бавкиды. Тут опять дальше Данте и даже, по какому-то, дальше Рыцаря Бедного. Хотя все это - еще мгновенные круги, и ни один не евы­ тянут в черту•. А если всё секрет тут, в круге (нужном) - и его черте? Трактат мне надоел, вернемся к нам. Вы уехали - и в этот момент я особенно грубо почувствовал свою неевободу от <тебя>. Я не знаю, как я к этому отнесусь. Все дело в вас. Я так хорошо знаю себя, знаю, что могу сделать с со­ бою решительно все, что захочу (и потому не интересуюсь сейчас собой) - но я <не знаю тебя>. 463
Чуть-чуть разве больше, чем вы себя знаете. Впрочем, это •чуть-чуть• относительно, и может казаться огромным... Четверг Сегодня меня так перебили и так все внесены в другой круг бытия (даже в два других круга) - что не соберусь с мыслями и не сразу вспоминаю, что хотела сказать вам вче­ ра. Кажется, нечто резкое, и потому хорошо, что оно забыто. В нужный момент вспомнится. Да, о той странной двой­ ственности в вас, которую я с любопытством наблюдаю. Безволие - и стержень, какой-то упор - и бездонная внеш­ няя беспомощность. Пробелы, даже провалы, сознания - и вдруг удивительная, верная, надежность настоящего пони­ мания. Чуткость к слову, громадная способность к стиху - и косноязычие души, когда она не находит слов для выраже­ ния себя... вернее, косноязычие не души; а мысли. Смеше­ ние робости со смелостью, смешение честолюбия (мало) с тщеславием (много). Младенчество - и взрослость. При умении перескакивать забор без разбега - беспардонная женственность, не слишком ли женственности? Нежная до­ верчивость к людям - до незрячести, до... я бы сказал, до безвкусия, при том несомненном природном •вкусе•, кото­ рый я очень ясно ощущаю. Иногда я думаю: ему вредна мама и была бы полезна очень молоденькая и совершенно беспомощная жена. Вы уже очень много знаете об ответ­ ственности, но ее - еще не знаете. Это придет (мне хоте­ лось бы поскорее). История с С. меня так изумила потому, что я именно ее, именно с таким, не ожидала. Это убедило меня, что несколько увлеченно, без объективности, смотрела только на одно в вас: на вашу подлинную подоплеку, на·ту вашу 6toffe1 , которая в вас очень доброкачественна (это не­ сомненно) и уже я сама воображала на ней возможные и, - невозможные узоры. Оказывается, на ней возможные и не­ возможные (с моей неверной точки зрения). Так как я не могу все-таки не видеть полной доброкачественности, то надо признать, что я чему-то научилась. •Любовь• к М С. - это, однако, любовь; но любовь сама по себе, любовь •к никому•. Любовь жаждет творить, но из ничего не творит и Бог, и поэтому я бы сказал, что любовь и была - и не была, и даже объекта не было, было •марево•. И, конечно, бшо 1 ткань, материя (фр.). 464
оскорбление любви, т. е. была растрата любви, ущерб люб­ ви - и себе, поскольку ваша любовь - вы. Еще: любовь любит, чтобы ее любили, а вы не можете - и не могли, я в этом уверен - любить свою любовь к МС. Но до сих пор вы еще не видите, до какой степени пустое место вы любили, - до сих пор! Вы еще ~считаетесь• с ним. Если нужно и следует думать об этой истории, о ком-ни­ будь в ней - то исключительно о вас, только: никого друго­ го в ней нет. А вы читаете его письмо! Да по этому письму­ то я и убедилась в том, что твердо считала невероятным, т. е. что это именно МС. Более небытийственного письма никогда я не слыхала, от первой строчки до последней. Это даже не черт, а просто выкидыш чертовой тетеньки от про­ хожего солдата. Du joliJI Я улыбаюсь, ибо уже поняла для себя и цену вашего греха, и цену вашей невинности, уже увидела, что грех со­ всем не неискупимый и ничего не разрушает в вас серьезно. В первую минуту я, однако, ничего не знала. И естественно было подумать, что - что же я около вас делаю? Я знаю твердо, что я - есть, но нужно ли вам, что я есть, не •люби­ ли~ бы вы меня так же, если б меня и не было? И опять явился •второй прожектор•: дачное соседство+ стихи (пос­ леднее может компенсировать несоответствие наших возрас­ тов; как если б, скажем, в дачном соседстве вместо меня жил С. <... > и писал стихи, то они компенсировали бы его красный нос). Видите, говорю довольно честно и никого не жалея. И в центре внимания ставлю вас, как оно следует. Но говорю, что ~предавшись мыслям нехорошим• - я предалась им совершенно: я бы тогда ушла от вас - поду­ мать. Но я не ушла, значит и тогда, хотя неясно, знала, что дело не так просто, плоско и безнадежно. Однако и теперь приходится признать, что, пожалуй, вам меня... как-то слишком много. Тут ничего плохого нет, в сущности, берите, что возьмется, что годится, что можете сейчас. Кое-что, я знаю наверно, вам надо и пригодится. А мне не жаль, уже потому, что я сама беру от вас немало, я уже понял через вас нечто, нужное мне для моего третьего круга бытия. И еще потому, что я всеми силами стремилась вас утвердить, ваше бытие. Так хочу, так мне изволится, и я верю, что эта воля моя - не случайность. Не каприз. А для чего-то нужно, и благо. Завтра продолжение. 1 Прелестная история! (фр.) 465 30 Дневники: 1893-1919
Нет, еще два слова: я думаю, что вы не правы, не говоря со мною так, как с собою самим, не давая мне ваших чув­ ство-мыслей в сыром виде, как оне в вашей записи. Вам: нечего бояться отдавать себя ~не мерою• - сколько бы ни отдавали - нужное останется. Гораздо опаснее не отдать всего, что .можешь отдать. Пятница Сегодня мелочи. Так, что забылось. Например, о Д<мит­ рии> В<ладимировиче>. Пятисекундной ~эмоции• (как вы верно назвали) и следовало через пять секунд забыться, а сущность, твердая, та, что мне очень нравится, и это хорошо для вас, если вы действительно любите ДВ. Он вам может быть нужен столько же, если не более чем я. Кстати, он почему-то стал, ошибаясь, называть вас ~Борей•, - я сме­ юсь, что это парижекие ассоциации, когда я неразлучно дру­ жила с Борей. Затем ДВ все-таки уверяет, что я вас •швар­ кну•, хотя уже дает сроку до 2-х месяцев; а моим возраже­ ниям противопоставляет •силу вещей•. Что я могу ответить на •силу вещей•? Между прочим: если я особенно досадова­ ла и досадую на •силу вещей•, увлекающую и увлекшую вас теперь в СПб, то потому, что с общим нашим туда пере­ селением несомненно в отношениях наших должно нечто измениться, они перейдут в другую фазу; это отнюдь не плохо, и нужно, только переход должен бы совершиться без внешних насильственных обстоятельств, а в какой-то свой час. У меня нет уверенности, что эти несколько дней, кото­ рые мы могли бы еще провести в совместности, не были бы на блаrо. Всякая фаза - азбука, и в ней следует дойти до Z, или хоть приблизиться к Х-у, а у меня нет ощущения, что мы так далеко, разве посерединке. Впрочем, не утверждаю, это нужно исследовать. -«Нет ничего случайного• - хоро­ шая, верная вещь, но сознавайте, что она опасна: ничего не стоит обернуть ее на фатализм, на полную неевободу воли, даже на уничтожение воли. •Не случаен• подлежащий воле выбор - только; а выбор уже в ваших руках и в вашей воле. Отсюда начало творчества. Вам, милая Оля, недостает •В•. Очень недостает... еще. И это, пожалуй, перст, что оно есть у вас, это •В•, даже начинаетесь Вы с него, - и все-таки его нет, не видно, и видно Олю, как иногда виден лишь серп луны, хотя она круглая. 466
Воля, если она даже высветилась, одинаково светится и в мелочах, ими не гнушаясь. Я ее в себе воспитывала на мо­ лочной кашке мелочей (долго, и все-таки, сознаюсь, недо­ воспиталаl). Например, такая мелочь (беру ее совершенно безотносительно сейчас) как то, что вы сказали: •приеду в субботу• - и тотчас испугались: •это, может быть, не в моей воле•,- уже lapsus. Именно в смысле самовоспитания следовало бы приехать в субботу. Мне в высшей степени неприятно будет отрезать завтра половину этих страниц, мне •не хочется• делать этого, мне очень •хочется• отдать вам тетрадку целиком, когда бы ни увидались - и потому, что вам прочесть ее будет не без пользы, и потому, что я терпеть не могу •уничтожений•, особенно •сlмо•; однако я не могу уже внять этим доводам разума, ибо я не могу не быть ответственной за то, что я сказала. Такая беда, я сама жалею, что так вышло, но ничего не поделаешь. Готова пост­ радать, и остаться со своим •хочется• и с обрезанными ли­ стами. Но, глядя в вас, внутрь, и судя- я (говорю теперь широ­ ко) не забываю все время учитывать и всю вашу жизнь, ваше окружение, вашу •историю• - вместе с ее origine1 • Это и помогает, и позволяет видеть упор вашего бытия. сНет стержня?• - предполагает ДВ. •Ватное воспитание - и в 24 года налет младенчестJJа и беспомощная оторван­ ность от жизни.... (Впрочем, ДВ и меня, хотя мне вдвое больше лет, упрекает в той же оторванности и винит ту же свату•. Кое в чем лишь он дает мне преимущества, вспоми­ ная меня в вашем возрасте.) Но ДВ не знает о вас столько, сколько знаю я. И, по совести, скажу ли, что наверно усто­ яла бы в той мере, в какой устояли вы, если б я оказался в ваших условиях? По совести не знаю, не больше ли я обяза­ на своим бытием - счастливым обстоятельствам, нежели самой себе? Между тем вы - наверно только самому себе. Пусть вы не знаете перспективы, не знаете, чт6 более важ­ но, чт6 менее важно (вполне отчетливо еще не знаете) - но вы все-таки держите в руках громадные возможности. Если, при этом, вы не воспользуетесь нашей снеслучайной• встре­ чей, то мне, помимо всего прочего, вчуже, объективно, будет это нестерпимо видеть (я, ведь, из рая или из ада- но уви­ жу, да и раньше, пожалуй, заметно будет, куда дело скло­ нится). Но то, что я называю вашей сответностью•, ваши 1 происхождение (фр.). 467 эо•
неожиданные прорезы «понимания•, какие-то вдруг неизве­ стно откуда у вас являющиеся, но самые нужные и верные для данного момента слова (их не очень много и я их все помню) дают мне действительно большие надежды и чело­ веческую веселость. Я даже готова простить вам в прошлом М С. (веря, что вы сами себе его так просто не простите), даже готова уже простить вам многое и в будущем, - неизбежные падения, но «лицом вверх•. Не верьте, - не доверяйте, - времени, однако. В молодо­ сти кажется, что его много, сколько хочешь, все «успеется• (мне это никогда не казалось). Но, помимо того, что «време­ на приходят в умаление• - мы этих времен и сроков реши­ тельно не знаем, знаем только, что каждый час повелитель­ но требует от тебя всего своего, и не прощает, если его да­ ром отпустить. Надо как-то «медленно, спешить•... опять «божественная мера!•. Но я форменпо превратилась в «Гувернантку• - и сама себе начинаю надоедать. В протяженности дня скользит много мыслей, но они исчезают, иногда лучше говорить, не­ жели писать. «Сила вещей• ... не очень-то это мне нравится. Другое дело, если я сама создам эту «силу•. Я еще не знаю, что я решу делать в СПб. Может быть, решу уехать. Может быть, попробую нечто, о чем думаю все последнее время, но... что не могу делать одна по самому существу дела, а помощни­ ки... Может быть, начну с того, что буду искать помощни­ ков... Я не знаю. Возможно, что ничего не буду делать. «Надо смотреть во все стороны•. Между прочим, надо предполагать даже и то, что вместо «7-ми призраков• у меня будет 8. Не сердитесьl Впрочем, Оля умеет только дуться, но не сердиться. Хоть бы раз мне увидеть Волю! Но я несправедлива, мелькал и Воля, а «все, что мелькнуло, - новым вернется•, это уж подписано. Будем терпеливы... в меру. Да, вот что еще... Но поздно, лучше завтра... Или потом, после, ибо завтра не буду же я специально для вырезывания писать. Уж пусть вырезано будет только дозавтрашнее, во исполнение субботнего обета. А там, если нужно еще вас «воспитывать•, я придумаю такое, чтобы не наказывало хоть меня. О вашей «Музе• не пишу здесь именно потому, чтобы не писать «даром•. Скажу, когда увидимся. 468
Я, ведь, верю, что вы очень хотите приехать. Дело не в этом. Дело в неуклонном воплощении своего •хочу•, кото­ рое я утверждаю. Субботний вечер. С большим сокрушением сердца отре­ зываю половину страниц (все-таки я литератор!). Но уж ничего не поделаешь. •Не в моей воле• не сделать то, что я сказала, что сделаю (как •не в вашей• сделать то, что вы сказали, что сделаете?). Я, впрочем, была убеждена, что вы сегодня не приедете. Да, по разуму и быту - пора в город переезжать. И я до­ вольно понимаю вашу маму. Чего же еще! Мы долго гуляли сегодня с ДВ, говорили о вас. И вооб­ ще о вашем поколении, и о вас в частности. •Не жду необычайного, все просто и мертво... • И все, правда, такая мелочь! Пусть мелочи важны, как не мелочи - все-таки они остаются мелочами. Я почему-то (пожалуй, знаю почему) еще более убежде­ на, что вы и завтра не приедете (ни в каком случае!), неже­ ли убеждена была насчет дня сегодняшнего. Нарочно запи­ сываю это, не боясь ошибиться. Да, нам предносится каждый раз на выбор многое, почти все. Наш выбор в данный час уже творит час следующий. Мы большею частью делаем выбор бессознательно (а все­ таки делаем). Час следующий наш творим мы бессознатель­ но (а все-таки творим). От без-сознательности в этом про­ цессе нам и кажется часто, что последующее мы не •сдела­ ли•, а оно с нами •сделалось•. Отсюда и чувство безответ­ ственности, очень искреннее, хотя и ложное. Все есть - и ничего нет, если нет понимания; виденья, т. е. света. И если никогда его нет, то никогда нет ничего. Сознательный выбор еще встречается, в плоскости еди­ ничного выбора, индивидуалистической. Но крайне редок и труден сознательный выбор совместный, в тех плоскостях, где требуется совместный (в 2 и 3). Этого почти •не быва­ ет•. Лучший случай - один и тот же выбор - одинаково бессознательный. Лучший в смысле еще •туда-сюда•. Гораз­ до хуже, если выбирают разное, притом одни сознательно, другие бессознательно. Следующий час тогда творится вы­ бором бессознательным, а выбиравшие рядом сознательно - остаются при невоплощении. Затем только исчезает совмест­ ность и общность. Она при всех условиях, кроме •небыва­ лого• (?) совместного, общего и сознательного выбора, - неукоснительно исчезает. 469
Такова метафизика, - принимающая у меня схоластичес­ кие формы, сознаюсь. Что делать! Уж очень я не признаю, чтоб со мной что-то сделалось•, и очень не люблю смотреть на людей, с которы­ ми что-то сделается• (или они так воображают лукаво-сми­ ренно). Я очень склонна была выбрать - (но с вами вместе, и сознательно) - из нам предносимого - то, что мы называли свторым прожектором•. Тут была неплохая мудрость, Одна­ ко я совсем не склонна, чтобы такой же точно будущий час, приемлемый, если я его ссделаю• (или мы сделаем) - сам бы, помимо меня, ~сделался•. Я повторяю, что в этом свтором аспекте• есть своя муд­ рость и свое благо. Ежели его самим выбрать и сознательно воплотить. Глуп и унизителен он только ежели воображать, да болтать и не заметить, как он под шумок взял и сам воп­ лотился (т. е. мы его бессознательно выбрали и воплотили). Опять - du jolil Писать здесь больше не буду (да и бумаги нет), этих страничек не разрежу, отдам их вам все равно где и когда. Они уже роst-субботние, и уже совершенно все равно те­ перь, когда именно вы приедете; если не приехали в суббо­ ту. Не обижайтесь, я вовсе не говорю, что мне безразлично, приедете вы через 3 дня или через неделю (хотя через неде­ лю, вероятно, и мы отсюда уедем) - я лишь говорю, что сегодняшней субботе, как символу, это даже совершенно все равно. Он уже упал, этот, и никакой вторник или четверг им не будет. А вообще, во всех •аспектах•, самых простых, мне жаль, что данная фаза наша (совместное житье) не окончилась по­ своему, а была немного насильственно и внешне оборвана. Эта фаза - не •звездный свиток•, - лишь детская книжка; опасностей •падений в бездны• ни малейших, но и детскую книжку надо •дочитывать до конца•, чтобы •просто сойти со ступень крыльца•. Не дочитав - слетаешь с этих ступень quatre А quatre1• Не люблю толчков. Ну, вам довольно? 1 через четыре ступеньки (фр.).
ПРИЛОЖЕИНЕ ВЛАДИМИР ЗЛОБИН ГИППИУС И ФИЛОСОФОВ Глава из IСНШU •Тяжелая душа• 1 Весной 1892 г. у 3. Н. Гиппиус очередной бронхит. Д. С. Ме­ режковский, раздобыв у отца денег, увозит ее, сначала на Ривьеру, в Ниццу, а потом, когда ей становится лучше, ненадолго в Италию. В Ницце, на даче профессора Максима Ковалевского - вилле •Эленрок• - она встречает молодого человека, студента Петербург­ ского университета Дмитрия Владимировича Философова. Он за­ мечательно красив. Но она увлечена другим, каким-то доктором (по­ видимому, Чигаевым) и на Философова не смотрит. В Петербурге они не всrречаются. И только через шесrь лет, когда в 1898-1899 rr. возникает •дягилевский кружок• и журнал •Мир Искусства•, на­ чинается их сближение. Однако в Философове с самого начала чувствуется какая-то сдержанносrь и холодок. Гиппиус к нему неравнодушна - это ее тайна. Но он больше интересуется Мережковским и его идеями, а ее сторонится. Ему многое в ней не нравится. И она это чувсrвует. 19 декабря 1900 г. она записывает в своем дневнике: • ... он (Фило­ соф) меня не любит и опасается. Именно опасение у него (а не страх}, мелкое, примитивное, житейское. Я для него в сущности декадентская дама; подозрительная интриганка и опасается он меня не более, чем сороконожки•. У Мережковских была привычка •спасать• своих друзей (от гибели духовной, конечно). •Спасали• Мережковские даже в том случае, когда •поrибающий• вовсе этого не желал, будучи убежде­ ны, что делают доброе дело. К судьбе Философова, находившеrося под влиянием Дягилева и его кружка, Мережковские не могли, конечно, отнестись равнодушно. Они считали, что на человека сла­ бохарактерного, каким был Философов, атмосфера этого кружка должна дейсrвовать разлагающе. И вот Гиппиус начинает строить планы его •спасения•, не без тайной надежды его приручить. На той же странице дневника, где она только что говорила о его к ней 471
нелюбви, она пишет: •Жалею и Философа, который в такой узкой тьме. Там (у Дягилева) он пропадет, ну, конечно. Для меня все ясно. Надо сделать что могу. У меня были такие мысли...• И вдруг спох­ ватывается: •да что я о Философове!• Но это иrра. Философов ее интересует с каждым днем все больше и в своем успехе она почти не сомневается. Однако первая попытка спасти Философова желанного резуль­ тата не дает. Пока на его внутреннюю свободу не посягают, - он оказывается не то, что в •узкой тьме•, а чуть ли не в помойной яме, откуда его вытаскивают силой - он от Мережковских отвора­ чивается. К весне 1902 г. Философов стал, по словам Гиппиус, •каким-то странным образом• от них отдаляться. •Иногда неожи­ данно казался даже враждебным•. Он переезжает к Дягилеву (Дягилев его двоюродный брат). Мережковский, которого неудача огорчает, делает попьrrку с Фи­ лософовым увидаться и переговорить. Но Дяmлев - очень вежли­ во - его до Философова не допускает. Это похоже на разрыв. Гиппиус злится и сочиняет две эпиграм- мы. Одну на Философова, перефразируя ответ Татьяны Онеmну: Друзья и мать меня молили Рыдая, но для бедной Лили Все были жребии равны. Я вышел замуж. Вы должны, Я вас прошу меня оставить. Другую - на Дяmлева: Курятнику петух единый дан. Он властвует, своих вассалок множа. И в стаде есть - Наполеон - баран. И в •Мир Искусстве• есть - Сережа. В марте 1903 г., за месяц до закрьrrия Победоносцевым Релиm­ озно-Философских Собраний, Философов уезжает с Дягилевым в Италию. Но что разрыв по ее и Дм. С-ча вине - эта простая мысль Зинаиде Николаевне в голову не приходит: •Он был, правда; все время болен, - замечает она, не догадываясь о причине •измены• Философова, - но не так чтобы болезнью можно было оправдать его отчуждение от нас и от наших дел•. Незадолго до отъезда, 19 февраля 1903 г., Философов, отвечая на nисьмо Мережковского, - оно, к сожалению, не сохранилось, - высказывает со свойственной ему прямотой свой взгляд на их отношения: •Вы рассердились и дали исход своему злому чувству, - пишет он. - Затем как христианин спохватились, что злостью не возьмеmь, и начали прикидываться добрым. Все это скучно, неубедительно. Если я поmб, то меня уже не спасешь, если я еще не погиб, то 472
почему Вы думаете, что у Вас монополия спасения? Нет ли тут опять главного Вашего порока - гордыни?• Но отталкивает Философова от Мережковских еще и другое: •Если я временами вас покидаю житейски, - продолжает он, - то из желания охранить свое чувство расположения к вам. Я вас обо­ их люблю и с вами тесно связаны значительные минуты моей внут­ ренней жизни. И вот, когда начинается дипломатическая перепис­ ка по делам редакции, из которой так некрасиво проглядывает вся глубина Вашего мелкого писательского самолюбия, уязвляемого всякими песогласными с Вами мнениями, или, когда Вы со зло­ бою в душе начинаете говорить сладкие речи - я начинаю удалять­ ся. Не хочу вас видеть в личине чуждых мне и противных людей•. Земная связь людей порою рвется, Вот - кажется - и вовсе порвалась. Эти помеченные 1903 г. строки написаны Гиппиус, судя по их уверенно-спокойному тоиу, должно быть, уже после возвращения Философова в лоно Мережковских, т. е. в самом конце 1903 г. А ее тогдашнее настроение более выражает посвященное Философо­ ву в 1902 г. стихотворение •Алмаз•, где она говорит: •Мы думали о том, что есть у нас брат - Иуда•. 11 В октябре 1903 г. Гиппиус постигает большое горе. 10-го утром скоропостижно умирает ее мать, которую она очень любила. И неожиданно Философов возвращается: • ... его помню вблизи все время, - пишет она в книге о Мережковском... - Именно тогда почувствовалось, что он уже больше нас не покинет. Дм. С. очень этому радовался•. Но возвращение Философова не меняет, по существу, ничего. Его поединок с Гиппиус продолжается. Единственная перемена - это что отныне борьба ведется в открытую, по крайней мере, со сто­ роны Философова. Что до Гиппиус, то она свои батареи обнажает не сразу. У нее - большая выдержка и на редкость упорная воля - как раз то, чего у Философова нет. Зато у него - прямота, просто­ та и душевное целомудрие - то, что у Гиппиус отсутствует совер­ шенно. Проходит год с лишним. За вто время Мережковскими сделана вторая попытка •спасти• Философова, столь же безрезультатная, как и первая. Философов отвечает контрнаступлением. Он спраши­ вает Гиппиус, почему она так уверена, что правда на ее стороне? 26 ноября 1904 г. она ему отвечает. Вот ее ответ: •Искренность вашего письма поразила меня. Я не могла не остановиться перед тем, в чем, может быть, права. И в эти дни я об этом тяжело и 473
много думала. Столкновение не меня и вас - а двух устремлений. Вы отрицаете существом мою сущность. Как раз то, что я считаю святым - вы считаете дьявольским. Как раз мое созидание кажет­ ся вам разрушением. Мне неважно, кто из нас прав; мне важно, где правда. И вот, я допускаю, что правда у вас. Добросовестно и просто думаю, - возможно, что она у вас. Тогда все мое и я - делаюсь от дьявола, и только бы это решить, оставаться тогда в прежнем нельзя•. Что Гиппиус могла действительно искренно допустить хотя бы на одну минуту возможность своей неправоты, - этому Философов вряд ли поверил. Настолько он ее знал, чтобы понять, чего она этим путем хочет добиться: ей надо было, чтобы он добровольно и бес­ прекословно покорился ее правде, отказавшись от себя. Но посколь­ ку эта правда - христианство, Гиппиус ломится в открытую дверь. Расхождений догматических между ними нет. Философов с самого начала принимает отношение Мережковских к христианству со всеми из этого отношения вытекающими следствиями. В своей книге о Мережковском Гиппиус это подтверждает: •д. С-ча, как мыслителя, он (Философов) сразу понял, его идеи не могли его не пленять•. Столкновение Гиппиус с Философовым - столкновение чисто личное, и в конце письма, сама себе противореча, Гиппиус это признает. •Вы понимаете, - пишет она, - я не о случайных отклонениях наших говорю, а о самом строе, - главном, - души. Когда обнажается этот строй у меня и у вас - мы сталкиваемся•. Но в дальнейшем оказывается, что положение вообще безвыходное: •Если я перейду в вашу "правду" - я зайду дальше вас и вряд ли мы сможем общаться (намек на схиму, которую, как ни трудно этому поверить, Гиппиус грозится принять. - В. 3.) . Если я оста­ нусь в своей прежней - мы тоже, наверно, не сможем общаться, - потому что вы никогда, при устремлении к безволию, не сможете сделать усилия воли и перейти в другое ради одной правды•. И словно в неистовстве она продолжает. •При общении (и притом, что я останусь в своем прежнем)- так будет всегда и еще больше, ибо я буду усиливать то, что мне кажется СВJ1ТЬ1М и что вас "унич­ тожает, разлагает", что вам кажется смертвенным ядом"•· Уже по одному этому можно судить, насколько искренно она допускает возможность правды у Философова. Но какую бы фор­ му их отношения ни принимали, с занятых позиций ни он, ни она не сойдут. Философов действительно отличался исключительным безволием и то, что она говорит о его природе, по существу, верно. Но он вовсе не был против •низведения неба на землю•. Он лишь указывал на опасность смешения двух порядков - человеческого и божеского, разделить которые до конца на практике не так-то про­ сто. А Гиппиус с этой опасностью играла все время. Он на ее письмо не отвечает. Дальнейшие объяснения происхо­ дят, по-видимому, устно, при встречах, которые он часто отклады­ вает, посылая коротенькие записки карандашом... сердится. В сво- 474
их недостатках, в частности, в своем безволии он вполне отдает себе отчет и не старается казаться лучше, чем он есть на самом деле, по крайней мере, перед Мережковскими. Но •святость. Гиппиус мед­ ленно его разлагает и, в конце концов, доводит до раздвоения лич­ ности, что парализует его волю почти совершенно. Вот характер­ ное для него письмо - одно из многих, - в котором он признается в своей, доводящей его до отчаяния слабости. •дорогая Зина, - пишет он Гиппиус, - я не знаю, что со мной делается. Как только соберусь к вам - так начинаю выдумывать повод, чтобы не идти. Какой-то страх, глупый страх. В воскресенье пошел с сестрой на совещание родителей, а вчера был на редакци­ онном собрании •Жупела•. Какая-то реакция, которая сегодня, слава Богу, начала проходить, и я по крайней мере в силах написать это письмо. Думаю, все опять пройдет, но сколько чувства какого-то отчаяния за свою слабость. Впрочем, я чувствую себя плохо физи­ чески. Постараюсь прийти сегодня. Говорю постараюсь, потому что еще нет уверенности. Но повторяю, слава Богу,.лучше. Завтра надеюсь окончательно войти опять в колею и избавиться от какого-то ост­ рого нежелания вас видеть, т. е., конечно, не вас, единственно близ­ ких, а вернее себя. Ваш Дима•. III В конце апреля 1905 г. Мережковские с Философовым едут в Крым, где живут несколько недель вместе. Потом Философов воз­ вращается в Петербург, а Мережковские, через Константинополь, в Одессу. 12 мая Гиппиус пишет Философову из Ялты длиннейшее, на 16 страницах, письмо. В нем ничего непосредственно касающеrося их отношений нет, кроме нескольких замечаний, из которых вид­ но, что она влюблена по-прежнему: •дм. все говорит, - приписы­ вает она на полях, - как много дало это наше путешествие. Я не говорю, но столько знаю!• И на другой странице: •Поехали на Ай­ Николу. Хоть и не было тебя (по предложению Философова, они все трое перешли на •ты•. - В. 3.) - не могу сказать, чтобы я не наслаждалась глубоко•. Но письмо это важно в другом отношении. Она в нем впервые говорит о своей еще не додуманной до конца идее •тройственного устройства мира•, имевшей такое громадное влияние на творчество Мережковского и на всю их последующую совместную работу. Философов, хотя и не сразу и не без оговорок, тоже ее принял. Эта весна в Крыму - затишье перед бурей. Уже на обратном пути, в Одессе, их ждала неожиданная встреча. Туда как раз при­ шел параход с ранеными из Японии. В гостинице, где остановились Мережковские, поместили нескольких офицеров порт-артурских: •Чего мы в их комнатах не насмотрелисьl -пишет Гиппиус в кни- 475
re о Мережковском. - И такое осталось впечатление, что все эти •вернувшиеся• из огня войны - люди уже (или еще) ненормаль­ ные•. Эта встреча послужила Гиппиус темой для рассказа •Нет возврата•... для сборника •Лунные муравьи•. Дача в имении Малое Кобрино на станции Суйда по Варшав­ ской железной дороrе - небольшой старый дом, - где Мережков­ ские проводили это лето, была очень приятна. Они жили там втро­ ем с Философовым. В середине июля он собирался недели на две в свое имение Богдановекое Псковской губернии, к матери - у него было к ней дело - а затем назад в Кобрино. Дело же было такое: Мережковские предложили ему поехать с ними за границу на год или даже на два-три, где они могли бы сжиться совместно и уз­ нать новое, годное потом и для дела в России. В России все равно делать было нечего. •Мир Искусства• уже не выходил, кончался и журнал Мережковских •Новый Путь•, Религиозно-Философские Собрания были закрыты. Философов хотел посоветоваться насчет поездки с матерью и испросить у нее на это благословение. Он, конечно, как всегда, колебался. Но пугала его не жизнь за границей, а жизнь под одной крышей с Гиппиус. Уже в. Ялте он начал понимать, какого рода чувства она к нему питает. А в Коб­ рине никаких сомнений на этот счет быть уже не могло. В утро отьезда в Богдановское, 15 июля на рассвете, когда в доме все еще спали, она вдруг явилась к нему в комнату. Он до­ вольно грубо отправил ее назад. Накануне вечером он ей написал письмо, которое, уезжая, подсунул под ее дверь. Вот что в нем было: •Зина, пойми, прав я или неправ, сознателен или несознателен и т. д., и т. д. следующий факт, именно факт остается, с которым я не могу справиться: мне физически отвратительны воспоминания о наших сближениях. И тут вовсе не аскетизм, или грех, или вечный позор пола. Тут вне всего этого, нечто абсолютно иррациональное, нечто специфи­ ческое. В моих прежних половых сношениях был свой великий позор, но абсолютно иной, ничего общего с нынешним не имеющий. Была острая ненависть, злоба, ощущение позора, за привязанность к пло­ ти, только к плоти. Здесь же как раз обратное. При страшном устремлении к тебе всем духом, всем существом своим, у меня выросла какая-то нена­ висть к твоей плоти, коренящаяся в чем-то чисто физиологическом. Это доходит до болезненности. Вот пример: ты сегодня курила из моего мундштука - и я уже больше не могу из него курить из чувства специфической брезгливости. Я бы ни минуты не задумал­ ся курить из мундштука Дмитрия. Да прежде, до нашего сближе­ ния у меня этого абсолютно не было. И вот между мной и тобой вырос какой-то факт, который вселяет мне ощущение какой-то доведенной до пределов брезгливости, какой-то чисто физической тошноты. 47.6
Если рассуждать rрубо, можно сказать, что такое чувство дол­ жен испытывать всякий человек, соединяющийся с друrим без по­ лового влечения. Это абсолютно не то. У меня был такой случай. Но там чув­ ство жалости, там нет бунта, просто бесконечное огорчение. Здесь же все мое существо бунтует и у меня отвращение к тво­ ей плоти. Вот факт. Теперь что же мне делать?• Она ему отвечает в тот же день в Богдановекое трактатом на 32 страницах. Права она или нет, но она его любит и потому перед собой права, как прав перед собой Философов, который ее не лю­ бит. Ее любовь ноуменальна и трансцендентна, его нелюбовь тоже ноуменальна и трансцендентна. Их поединок не может кончиться ничьей победой, а лишь двойным поражением. Но они этого не понимают и продолжают бороться. •Выслушай меня, Дима, - пишет она. - Я омрачила тебя, себя омрачила, отраженно - Дмитрия, но не прошу у вас прощения, а только нужно, чтобы я же мрак сняла, еС:Ли то мне позволят силы и правда. От тебя хочу просить только одного: не осуди мое уси­ лие выразить эту общую правду, даже когда увидишь, что усилие было напрасно, что я ничего не сумела сделать•. И она спрашивает: •Знаешь ли ты или сможешь ли себе ясно представить, что такое холодный человек. Что такое холодный дух, холодная душа, холодное тело - все холодное, все существо сразу? Это не смерть, потому что рядом, в человеке же, живет ощущение этого холода, его •ожог• - иначе сказать не могу. Смерть лучше; и холод ее - только отсутствие всякой теплоты; а этот холод - хо­ лод сгущенного воздуха; и бытие - как бытие в Дантоном аду, знаешь, в том ледяном озере... • Но из этого ада есть выход: •И мой ад теперешний, - продол­ жает она, - может быть уже не глухое, острое, ледяное озеро; а помнишь, те •вечные муки• ада старца Зосимы, его слова о душе уже сознающей, что избавление - любовь, понимающей любовь, видящей ее - и не имеющей. Вот этот ад у меия теперь на земле .. . Страдание не меньше... но разве не велико это, не чудесно знать, что есть выход, не будет, пусть, для тебя, - но есть и для тебя мог бы быть?• Вот отчего она так борется за свою любовь к Философову: это ее единственная надежда на избавление. •Если б все это мог ты увидеть, взглянуть в самом деле внутрь, - сtарается она объяснить то, что все равно не поймет не­ любящий, - ты бы понял без удивления, как и почему безмерно дороги были для меня жалкие искры, краткие мгновенья моего святого чувства к тебе•. Но это как раз то, чего Философов не хочет знать. Он боится соединения Бога с полом. Однако, она продолжает, не считаясь с его идиосинкразией: •Мгновенья святого чувства, я сказала, - и в 477
самом деле, я его таким ощущала. Оно было все в Боге, от и через Него... Мгновенья религиозного чувства (не к тебе только, но к Богу, к природе) касались и духа моего и дущи и плоти. По отно­ шению к Богу и к природе ты не осудил (да и как бы?), по отно­ шению к себе, ты - полусознательно или вполне сознательно, - заподозрил похоть. Слишком это естественно... Во всякую чувствен­ ность всегда входила нить похоти, вот этой голой и холодной, все­ гда, с самого первого чувственного момента, плотского•. И продолжая не считаться с тем, что внушает Философову ужас и отвращение, она ставит вопрос. •Но скажу и я тебе, а ты знаешь, ты наблюдал когда-нибудь чувственность - сознательной веры? Идущую от Высшего (не к Нему, как у св. Терезы) всю под Его взорами? Может ли в такой чувственности быть нить похоти? Хотя бы самая тонкая? Хотя бы несознаваемая? Может ли вообще быть?.. Я не смею ничего утверждать о себе, абсолютно. Я ничего не знаю. Но часто казалось мне, думалось, что по отношению тебя, с тобой, я могла бы сделать и почувствовать только то, что могла бы сделать при Христе, под Его взором, и даже непременно при Нем. Т. е. так, чтобы Он не только мог быть, но непременно был бы... Знаю о себе, о кратких мrиовениях моей предлюбви к тебе, что они были, при их плотскости, прозрачны, насквозь проницаемы для Божеского взора, все перед Ним, вместе с Ним•. IV В Богдановеком Философов ничего не делает. Валяется до зав­ трака, после завтрака опять идет к себе и даже чай пьет у себя в комнате. Его поместили в квартире управляющего, далеко от большого дома. С матерью он насчет Парижа еще не говорил. Все откладывает. Может быть, не поедет. Письмо Гиппиус подействовало на него разлагающе. Чем он больше о нем думает, тем меньше знает, что на него ответить. Во­ обще он мыслей боится. Как с ними быть? А письмо Гиппиус - грешно. Вот первое впечатление. Грешно, потому что абсолютный грех на тридцати двух страницах, копать­ ся в •собственных душевных кишках• - так, по крайней мере, ему кажется. А свои кошмары, вроде •ледяного озера•, мы обязаны держать при себе. Распространяться на эту тему ни при каких об­ стоятельствах не следует. Наконец 22 июля он отвечает: •Прочел сегодня утром, при свете солнца, со свежей головой, твое письмо вновь - и ужаснулся! О, не содержанием, не фактами, в нем изложенными, не теми внутренними и внешними события­ ми, по поводу или о которых написан сей трактат, а именно этим самым "0". 478
И сегодня, при свете солнца и со свежей головой (что, конеч· но, не отрицает возможности думать иначе при свете колдуньи­ луны) я настойчиво уrверждаю; Зина, берегись. Берегись прелести умствований! Особенно берегись потому, что в конце концов где­ то в тайниках души эти тонкие умствования, эти отцеживания умственных комаров, доставляют тебе нас.лаждение. О, я не против игры в шахматы, а у тебя вся твоя игра обраmается как бы в усо­ вершенствованный бой быков. Без опасности и без ран для тебя игра не существует... Ты все думаешь, что ты борешься с диаволом, увы, мне иногда кажется, что ты борешься с Богом и не то что борешься, а как-то ставишь себя с Ним на одну доску! И это ужасно страшно, и я начинаю тебя ненавидеть. Ты категорически уrверждаешь, что •зиа· ешь о себе, знаешь, что твои переживании при всей их плотскости были прозрачны, насквозь проницаемы для Божеского взора•. Если у тебя такие знания, то ты или святая или бесноватая, во всяком случае, мне не товарищ. Да, я никогда не наблюдал •чувственность сознательной веры•, но я позтому и не уrверждаю и не отрицаю, есть ли в ней •нить чувственности• или нет. Ты же не наблюдала тоже, но с властью пророка уrверждаешь. Говорю не наблюдала, потому что для таких наблюдений необходима церковь, только имея ее за собой, во всей ее полноте, т. е. имея такой пробвый камень, который не обманет, можно пускаться на такие опыты. Теперь же, предаваясь своим одиноким колдовствам, ты не имеешь права го­ ворить, что ты знаешь, ибо твои знания проверили кто? Бог или диавол? Не знаю. Зина, мое письмо жестокое, я знаю, и особенно жестокое, пото­ му что я его пишу •nри свете солнца•. Но что же мне делать, уж если пошло на борьбу, так не до сладости. А я борюсь, во-первых, за себя, за свою тайну, которую никогда не предам, и за свою про· стоту•. Философов, конечно, прав - с точки зрения церковной. И живи Гиппиус в средние века, ее несомненно сожгли бы. Но ведь и цер­ ковь может иногда ошибаться. Ошиблась же она, возведя на кос­ тер Жанну д'Арк. Это одно, а другое: в церкви не только Еванге­ лие, Новый Завет, но и Ветхий - Библия. А в Библии - обреза­ нье, смысл которого богосупружество, кровно-плотский союз Бога с человеком. И как бы к этому ни относиться - Библия без обре­ занья то же, что христианство без крещения. Конечно, нет такой заповеди, которая обязывала бы Философо­ ва Jtюбить именно Зинаиду Гиппиус, а не кого-нибудь другого. И если он прежде всего борется за себя - это его священное право. Единственное что можно бы ему по этому поводу заметить, это что с точки зрения человеческой момент, выбранный для расправы с Гиппиус, не совсем удачен. В деревне Философов ничего матери о Париже не сказал. Ре­ шил написать из Петербурга. Но решение - одно, а дело другое. 479
Когда наконец после многих усилий письмо было написано, оно долго лежало, он каждый день не решался его послать. Возвращать· ся же в Кобрино, не имея ответа от матери, ему не хотелось. По­ лучился тупик. Дело доходило до того, что, по собственному его признанию, он •напивался и хамски кутил до утра•. Наконец 2 августа Гиппиус посылает ему телеграмму. Он тот­ час отвечает: •дорогой друг, ты меня знаешь и знаешь, что все мои беды от недостатка воли. Если я застрял так долго здесь, то имен­ но по болезни воли. Твоя телеграмма заставила меня очнуться. Вместе с сим отправляю маме письмо, копия с которого при сем. Буду у вас в четверг, в 1,5. Если не приеду, значит, что-нибудь случилось. Тогда приезжайте за мной•. Но он приехал. v О поездке за границу Философов мечтал давно. Уже в июле 1904 г. он пишет Гиппиус из Петербурга в Аусзе (Австрия), где она с Мережковским проводит лето: •С Чулковым вчера мечтали. Меч­ тали об эмиграции и об издании журнала за границей. Он, конеч­ но, с политической точки зрения, а я с религиозной. И мечтать было сладко и эти мечты засели во мне... Мы все волнуемся, как бы внешняя жизнь более совпала с внутренней... Думаю, что самое •практичное• это именно внешний отьезд одновременно с внутрен· ним. Для меня такой отьезд очень труден. Подвиг. Но это был бы подвиг с результатом•. И будущее рисуется Философову в розовых тонах, что для та­ кого осторожного скептика, как он, по меньшей мере неожиданно. •И вдруг настанет день и час, - мечтает он, - когда мы себе ска­ жем: Теперь мы окрепли. Поедем на родину. Скажем, что мы уез­ жаем для них же, чтобы вернуться к ним сильными, здоровыми, богатыми, что о них мы думали постоянно, потому что любви у нас много. Благослови Господи!• А о себе он пишет: •Если это будет, то надо готовиться исподволь, жалея меня, не упрекая вечно за мои слабости (я их сам знаю), а жалея, не только любя•. В письме к матери, от 2 августа 1905 г., в котором он просит ее благословения на •новую жизнь•, он о своей поездке говорит при­ близительно тоже: •Ты давно знаешь, - пишет он, -что я крайне неудовлетворен собой, что жизнь моя как-то так сложилась, что у меня слово не сходится с делом. И вот, наконец, я решил круто повернуть•. Это значит - разрыв с Дягилевым. •Ты меня не раз упрекала, - пишет он в том же письме, - что я как-то разошелся с •Миром Искусства•, что я перешел во враждебный лагерь, при· чем чувствовалось, что ты боишься, не сделал ли я это под вред­ ным влиянием 3. Н. Мне трудно вводить тебя во все подробности да это и не надо. Скажу только, что мои пути с Сережиными разашлись и что имен- 480
но для того, чтобы благодаря житейской близости эта умственная противоположность не перешла во враждебность, мне нужно на некоторое время от него и от •Мира Искусства• удалиться•. •Вредное влияние• Гиппиус Философов не отрицает. Но он отрицает свой •роман• с ней•. •Я знаю, моя милая, все то, что говорят кругом о моих отношениях к З. Н. Я знаю, что без особо­ го исключительного доверия ко мне очень трудно отрешиться от мысли, что я влюблен, что •Зиночка меня зацапала• и т. д. Вот тут­ то я и надеюсь только на твое материнское прозрение, на твою любовь ко мне и доверие. Убедить тебя я никакими доказательствами не моrу. Тут можно только поверить. Если тебе это трудно теперь, то, милая моя, на коленях прошу тебя, поверь хотя бы на время, пока. Скоро, скоро, даст Бог, ты убедишься в правоте моей и не раскаешься, что пове­ рила мне•. Но •материнского прозрения• у Анны Павловны как раз не оказалось. Она не почувствовала, что ее •дима• Зинаиду Никола­ евну не любит. В своем ответе из Богдановекого от 4 августа она пишет: •Ты меня не переубедишь в том отношении, что Зиночка тебя "зацапала", но из этого ничего не следует заключать. Я совер­ шенно откровенно и раз навсегда, и в последний раз выскажу тебе все, что у меня на душе относительно Зиночки - и баста. Не прав­ да ли? Ты бесхарактерный, и слава Боrу, что тебя зацапала Зиночка, а не кокотка, или какая-нибудь Елиз. Никол, или Верочка Муравье­ ва. Она умна и даст тебе ум, что же касается до ее телесных экста­ зов, о которых так цинично рассказывают ее подлые поклонники, которым она их расточала, то пойми, что до меня это вовсе не касается, какое мне до этого дело. Я лично ее не люблю, потому что она кривляка, но нам с ней не детей крестить, Бог с ней, пусть для нее я не существую и не ей быть разлучницей наших с тобой сердец•. Материнское благословение она дает тотчас же, в самом начале письма: •Мое благословение, ты знаешь, всегда и всюду с тобою и вовеки (моеrо существования). Я очень сожалею, что ты раньше не возбудил со мной этого вопроса, который для меня не новость•. Философов писал ей о своих заграничных планах еще прошлой осенью (когда мечтал с Чулковым). Анна Павловна ему об этом напоминает: •Спроси Зику1 , как я сочувственно относилась к тво­ ей поездке. Я говорила, что как мне это ни тяжело, но я обязана с этим мириться для пользы твоей и будущего... Я не верю, чтобы вы поведали миру более •Герценов• и пр. и таланта у вас меньше, но что бы вы ни повидали и на том спасибо•. После такого письма Философов мог бы со спокойной совес­ тью пуститься в путь, тем более, что Анна Павловна позаботилась 1 Зинаида Владимировна Ратькова-Рожнова, сестра Философова. 481 31 Дневники: 1893-1919
и о материальной стороне поездки. Но он внезапно впадает в со­ стояние, какое в 1902 г. предшествовало его разрыву с Мережков­ скими. Положение осложняется еще тем, что падает духом и Гип­ пиус. И если бы она не взяла себя вовремя в руки, возможно, что в этот раз Философов порвал бы с Мережковскими окончательно. VI Через шесть недель после письма Анны Павловны, 13 сентября, Гиппиус пишет Философову: •дело в том, что я не верю в нас. Это ужасно страшно. Я почти не могу этого переживать одна, а между тем приходится. Вы не помогаете мне, не поддерживаете - потому что не можете. Если б могли - так ведь я бы верила. В корне не верю, что мы, нашим соединением сделаем что-ни­ будь. У нас нет сил, ни у кого, на соединение. Всякое старочелове­ ческое ближе нашего, плотнее, реальнее. А мы не способны ни на старое, ни на новое. Дмитрий таков есть, что он не видит чужой души, он ею не интересуется... Он и своей душой не интересуется. Он - •один• без страданья, естественно, природно один, он и не понимает, что тут мука может быть. Ты точно заколдован, в феноменальном па­ раличе, ты - крик во сне, когда нет голоса, твоя имnотентность в проявлении исключительна, стена твоего дома - кругом брандмау­ эры. Ты, может быть, и страдаешь от этого... ...не знаю. Мне все равно, потому что если и есть страданье, то так как и оно не про­ является, не является, не касается мира - то его как бы и нет. Ни к тебе путей, ни от тебя. Я хуже всех. И мне хуже всех. Я свои острые переживакия (откуда взявшиеся?) принимала за факты. Устроила что-то •пусть этот стул будет экипаж, а этот лошадь и поедем... • И видела все так, и точно ехала. Я - мелковатая, самолюбивая, лохотливая и холодная душа! Даже и это все рисовка насчет •жгущего холода•, холодная обык­ новенно, скорее, сухая и лишь холодноватая бабья душа. С хитрин­ кой перед собой, когда доходит дело до устроения себе nрият­ ностей. Никогда я тебя не любила и влюблена не была, и все это один мой перед собою надрывный обман. Я, может быть, и Богу никог­ да не молилась, что все тоже обман желаний, а сухая душа не дви­ нется. Ведь не молюсь же я теперь. И не интересуюсь даже ничем религиозным. И ни на йоту не люблю тебя, и даже не представляю себе как это было, когда я это хотела и мне "казалось". Основа­ тельно дом выметен•. Гиппиус, конечно, права. Но это - лишь часть правды. Иначе им ничего не оставалось бы - всем троим, - как разойтись в 482
разные стороны. Философов это понимает и переписка продолжа­ ется. Через три недели Гиппиус посылает ему новое письмо, напи­ санное как бы другим человеком, где на 16 страницах развивает тему об опасности •двойной жизни•. В этом письме характерны следующие строчки, прямого отношения к теме как будто не име­ ющие: •Тот, кого любят больше, чем он любит - под властью, во власти этого любящего. Происходит фактически то, что не должно быть: человеческая власть одного человека над другим. Попрание свободы•. Гиппиус, по-видимому, уже тогда начала понимать, что един­ ственная возможность сохранить отношения с Философовым - это не посягать на его свободу: живи, как хочешь, выбирай, что хочешь. И в ночь с 9 на 10 октября (годовщина смерти ее матери) она ему пишет: •Несколько дней тому назад (перед тем, как ты был у нас с Бердяевым) - мне вдруг с ясностью, с определенностью и почти ни с того ни с сего, представилось, как ты приходишь к нам и говоришь с мукой, похожей на вражду, что не можешь ни быть с нами, ни ехать, что причины сложные и т. д. Я знала и что отвечу тебе: почти ничего. Гораздо меньше, чем в 1902 году. Что делай как можешь и хочешь сам, а что мы останемся и будем ждать тебя, и ты всегда, во всякую минуту, найдешь нас там и такими, какими и где оставляешь. Что мы верим, что ты вернешься. Вот и все, ста­ рое, давно тебе известное и незыблемое•. Это очень умно. Но тут ей следовало остановиться. Тогда Фи­ лософов почти наверно не сделал бы того, что она ему как будто подсказывала. Но она не соблюла меру и результат получился об­ ратный. •И это "мечтанье воображенья",- продолжает она,- преследо­ вало меня с поразительной конкретной ясностью... А после это "мечтанье", даже это, показалось мне, несбыточным. Чтобы так прийти и сказать, самому и скоро, - тебя не хватит (или хватит?) .. . Ты все не решался бы, а потом, пожалуй, написал бы... Да и то не скоро... Во всяком случае я чувствую, что тебе не хочется ехать, может быть, хочется не ехать. Но мука в том, что ты, любя нас меньше, чем мы тебя, - не смеешь сказать нам это открыто и пря­ мо в глаза (как нужно!) - и почти не смеешь взять мою помощь, которую мне так хочется тебе дать•. Относительно последнего позволительно усомниться. •Галлюци­ нации• Гиппиус, как она их сама называет, - не освобождают, а напротив, связывают и, конечно, такое •попрание свободы• не мог­ ло Философова не возмущать. Он чувствовал себя все больше кро­ ликом перед удавом. А Гиппиус, хотя и действовала без сознатель­ ного расчета, но ее действия автоматически вели к тому, чтобы кролика проглотить... И вдруг, о неожиданность! Кролик оказал сопротивление. 483
Vll Не письмо, а •меморандум•, без обращения, на пяти страницах большого формата - вот что получили Мережковские. Начинался он так: •Я не еду в Париж (вопрос, конечно, не в конкретной по­ ездке, а в ее символичности), потому что чувствую какое-то нару­ шение равновесия нашей тройственности•. Это нарушение в том, что Философову вдруг стало скучно. •Если бы я не говорил рань­ ше, что •мне скучно•, я бы мог ехать, потому что равновесие не было бы нарушено. Но почему я говорил •мне скучно•? Вы утвер­ ждаете, что по слабости внутренней. Верю вам. Именно верю, но сам с полной ясностью этого не вижу. Думаю, что тут было много внешнего. Но раз у вас есть сомнения, то и я сомневаюсь, а пото­ му покоряюсь без всякого надрыва и без всякой пассивности, а просто и радостно•. Когда-то Философов упрекал Гиппиус в любви к •отцеживанью умственных комаров•. Но сам он не лучше ее, как это видно хотя бы по его рассуждению о скуке. Гиппиус была права: ехать в Па­ риж ему смертельно не хотелось и он рад всякому предлогу, чтобы отделаться от поездки. •Но размышляя об этом, - продолжает он, - должен сказать вот что: тройственность нарушалась не толь­ ко тем, что я слабел, но также тем, что в момент моей силы Зина слишком усиливала наши личные отношения... Несмотря на всю мою веру в нее как часть целого, у меня есть ощущение, что она делает надо мной опыты, т. е. бессознательно делает меня не це­ лью, а средством, и делает опыты опасные. Ощущение того, что она ворожит надо мной, ощущение бесчисленных личных Зининых ни­ тей паутины, связывающих меня, меня ни на минуту не покидает... Я требую от Зины полного прекращения тех отношений, которых она хочет. Может быть временно, теперь, пока не будет восстанов­ лено равновесие, а может быть и навсегда. Но пока я чувствую, что тут путаница, смешение, пока я ощущаю здесь ворожбу, она не имеет права со мной не считаться, ибо зто насилие•. Ультиматум кролика был принят. Жалоб на удава больше не поступало. Но через малое время кролик сам полез к нему в пасть. Философов пригласил Гиппиус обедать к Донону. Там они нео­ жиданно встретились с Дягилевым, который устроил Философову дикую сцену. Это было в конце декабря, накануне Рождества. •Ин­ цидент с Сережей, - пишет Философов Зинаиде Николаевне, - имел самые серьезные последствия. Он написал маме моей пись­ мо, в котором он просит ее простить его, что он не будет больше посещать наш дом, но что он по личным причинам, а не приiЩи­ пиально не может поддерживать со мной отношений. Пока я все делал, чтобы разойтись принципиально - это до конца не удава­ лось. Но при первой житейской грязной истории, которая для меня лично грязь, - Сережа нашел возможным совершенно устранить­ ся•. Но есть в письме новость более важная: •Мама сегодня мель- 484
ком сказала мне, что она хочет посоветоваться с Чигаевым, а пос­ ле того, после отъезда Зики, посоветоваться со мной серьезно о наших делах. Не поехать ли ей в апреле за границу к сестрам, ликвидировав квартиру. Она сама начала! Все будет!• И вот, наконец, день отъезда назначен. Философов уезжает 1О февраля - первый. Он провожает мать в Швейцарию, к сест­ рам, а оттуда едет в Париж, где встретится с Мережковскими. Они выезжают через десять дней после него, с расчетом поспеть в Па­ риж ко дню его приезда, в крайнем случае на следующий день. Накануне его отъезда Гиппиус посылает ему напутственное пись­ мо: •Радость моя, деточка милая, уезжай с благословением Божи­ им. Я буду следовать за тобой любовью. Христос утвердит ее, чу­ десную, укрепив и утвердив тебя. Он Сам с тобой. Он Сам сохра­ нит тебя для Себя, для меня и для нас•. Трогательно. Жаль только, что сразу же после Бога, на втором месте - удав. VIII Философов уезжает с Варшавского вокзала в 12 ч. утра, а в 11 ч. на Николаевский приезжал из Москвы Дягилев. Узнав от встречавшего его Ратькова-Рожнова об отъезде Философова, он бро­ сился на Варшавский вокзал. В своем письме из Берлина Философов описывает эту встречу: •За пять минут до отхода поезда приехал Сережа. Мы с ним креп­ ко поцеловались. Было страшно тяжело, очень тяжело. Жалость просто залила душу. И мне было страшно. Да и вообще очень жутко. Господи, как-то все будет•. Гиппиус ему отвечает: •Вчера пришел Бердяев и стал рассказы­ вать, как тебя провожал; и что у тебя лицо было печальное. И вдруг мне стало скучно, скучно, и так и до сих пор скучно, - а сначала, все два дня было очень светло, весело, спокойно. Хорошо•. На полях приписка: •А что С. (Сережа) тебя провожал, это как было, хорошо? Ему? И вообще?• Другая приписка: •Не знаю, чего же­ лаю. Чтобы ты скорее в Париж, или не скорее в Париж. Знаешь, пожалуй, первое, из-за новых моих страхов•. В этом письме впервые появляется черт - одно из главных действующих лиц жизненной драмы Гиппиус, сыгравшей свою роль в ее отношениях с Философовым. Сначала он скромен и лишь путается во время укладки под ногами: •А кругом искушения, черт так и суется. Только что принялась бумаги разбирать - как тут же сожгла важный документ, присланный на день Сераф. Павловной (Ремизовой)... У Дмитрия неслыханные искушения из Москвы... Хотела бы выехать не позже 19-20. Везде черт, препоны, я уже всего боюсь•. В следующем письме, которое она посылает снаугад•, не зная точно, где Философов - во Франкфурте или в Женеве, она пишет: 485
сДима, родной мой, очень мне холодно, холодно. То что ты есть, как следует, такой, как следует, одно и поддерживает. Твое письмо меня так обрадовало. А все-таки холодно, холодно•. Этот холод тоже от черта, от следяноrо озера•. Получив от Философова теле­ грамму о ero выезде в Париж, она его предупреждает: сОчень, очень прошу тебя, ничего не начинай в Париже без нас, никаких людских связей, даже самых внешних, это очень важно, этим ты мне поможешь внутренне•. В Париже они останавливаются в H6tel lena, Place lena. Но там не задерживают~. Быстро находят· пустую квартиру в новом доме, в Auteuil, на 15ь15, Av. Theophile Gautieг, перевозят туда вещи и едут на Ривьеру, сначала в. С.-Рафаэль, потом в Канны, где поселяются в H6tel de l'Esteгel на Route de Fгejus, по дороге в La Вossa. Философов занимает комнату N.! 17. 11 апреля Гиппиус переда­ ет ему через портье письмо, из котороrо видно, что она ворожила недаром: сЗнай, верь или, если уже знаешь - помни: все что было - было абсолюmо необходимо для обоих нас .. . • Но ее побе­ да призрачна и она это чувствует: еНикогда так близко не было темное, как может быть теперь, - замечает она. - Темное уныние, темное одиночество, темная злоба... Дима! Тут, в них, не будет прав­ ды•. И она просит: сНе греши, ни унынием, ни ненавистью, ни покаянием. Мне светло•. В конце апреля Философов возвращается в Париж, на несколь­ ко дней раньше Мережковских, чтобы приrотовить к их приезду квартиру. 29 апреля, накануне своеrо отьезда, Гиппиус посылает ему в отель сДю Лувр•, где он остановился, страктат• на 18 страни­ цах, почти сплошь посвященный разrовору с чертом. сВездонность слабости нашей, - пишет она, - все яснее для нас, нам открывает ее бездонность нашеrо страха. Воистину - страх начало мудрости. Потому что знать, как слаб, нужно же. Я тебе скажу о себе (и rо­ ворила, но нельзя не повторять) - что мучения страха во мне до такой степени иногда застилали все, что я только ero и видела, и не хотела и не могла с неrо внутреннеrо взора спустить, как с врага, который тотчас заест, отвернись только от неrо. А ты думаешь, я не вижу около, близко, гримасничающее лицо дьявола. Долrо, дол­ го, пока не устал, он повторял мне: сТы не любишь, ты не любишь, не будь комичной, обманывая себя. Где же твоя твердость созна­ ния? Имей смелость и честность хоть себе и мне признаться, что не любишь и даже не влюблена. Воображенье, головное упрямство, натаскиванье. Право, и не влюблена. Немножко похоти-страсти, и то так себе - вспомни, ведь ее бывало больше. Заметь, даже по­ хоть и та сильнее в отсутствии, т. е. в воображении. Реальное влюб­ ление, реальная страсть, - не таковы. Ты раздражена противодей­ ствием, это упрямство, властность и воображение. Ты не любишь и не влюблена. Не обманывай себя и меня•. - Вот он что твердил мне, пока не устал. Но устал. Я сама, я одна, своими силами не могла бы устоять. Ведь он не глупее меня, в сознании равен мне. 486
Но я оборачивалась в другую сторону и там находила силу встать куда-то поверх сознания (тоJJЬко его), в область какой-то безтен­ ной правды и оттуда отвечала ему: •Нет. Я люблю. Я так хочу. И вэтомхочунемоя,какнетвояволя.ЯиОн,анеяиты•.Ион, дьявол, изменил гримасу. Он стал говорить мне: •Ну, что ж? А теперь видишь? Что.же, много отрады в •достижении•? Много у тебя оказалось страсти? Сны, т. е. воображение, не блаженнее ли были реальности? Горячая головка, но... средний темперамент! Тебе хотелось опыта - вот тебе и опыт. Опрометчиво, очень опрометчи­ во( Разве, если уж с твоей, романтической точки зрения говорить, разве не веселее, загадочнее, упоительнее, подъемнее, огненнее рань­ ше было, до этих трех, двух ночей? Трепет неизвестности, блажен­ ный трепет вольного не до... Недохождение до того, что возможно - ведь зто свобода предполагать всегда, что и в возможном, в быв­ шем и бывающем - полное счастье. От тебя зависит, от тебя - человека: протяни руку, сам, - и возьмешь. Всегда можешь думать, что если не берешь - .то потому, что сам не хочешь. Это тоже хо­ рошее счастье. Ну, а теперь? Не яснq ли, что ты сама ничего не можешь? Только лишилась и этого упоения человеческой возмож­ ностью. Опрометчиво и с другой стороны. Ты не •любишь•, но допускаю, что этот человек тебе, для тебя, как-то нужен, телесно даже, чем-то необходим. Зачем же ты так безрассудно не постара­ пась привязать его к себе чисто полом, прямою страстью? Что он­ то не любит - об этом ведь и спорить не приходится. Но если бы ты, даже сама бессильная к страсти в себе, владела собою и своим сознанием, - ты смогла бы завязать ту ниточку, схватить кончик той цепи, который у него теперь свободен. О чем же ты мечтала? Как зто неумноl Столько учить тебя столь многому, чтобы ты в нужную для тебя минуту потеряла все, парализаванная утопичес­ ким •уважением к личности•, воображением •любви• и- нелепым страхом, идущим неизвестно откуда, только не от меня и не от человеческого. Подумай, - чего бы ты могла достигнуть, если бы была умнее, только умнее, и сравни с тем, что имеешь теперь.. Вот что говорил мне черт. Но я знаю, что зто он. А ты должен чувствовать, Дима, что зто он. Я нарочно пишу тебе все, я не хочу бояться, и хочу быть с тобою рядом, - борясь с ним. Слишком долго борюсь я в одиночестве (тут). А ты и до сих пор один со своим. Но я верю, я вижу, как побеждаешь ты своего (и я своего)­ и верю, что не устрашит тебя и мой. Может быть, они, твой и мой, окажутся одним. Тогда мы двое будем против одного. Победа не вернее, но легче борьба•. IX Ответить на зто письмо Философов не успевает: через два дня, 1 мая, Мережковские в Париже, у себя на квартире, которую он приготовил к их приезду. 487
Да и что мог бы он ответить? Что ворожба продолжается, что над ним совершают величайшее насилье, что он ни сказать, ни даже подумать не смеет, что не любит, т. е. не так любит, как это угодно Гиппиус, ибо это от дьявола, что Богом и дьяволом она расnоря­ жается по своему усмотрению, выдавая Божье за дьявольское и дьявольское за Божье. Что у него бывают минуты, когда ему хо­ чется бросить все, сесть в поезд и вернуться даже не в Петербург, а в Богдановекое и что если бы не стыд, он, пожалуй, не устоял бы. Каждый раз, когда ему удается вырваться куда-нибудь одному, хотя бы на день - это отдых. Отдых даже прогулка в одиночестве по Парижу. В конце лета Мережковские едут в Pierrefonds. Философов с ними. Там он до 8 октября, а затем отправляется в Амьен, на кон­ гресс синдикалистов, где пробудет несколько дней. Он посылает Гиппиус три открытки. Она ему отвечает коротким письмом, в котором выражает свое сожаление по поводу его отсутствия: сНе­ ловко как-то, что тебя нет. Ты мне нужен каждую минуту жизни, во всех видах и состояниях, иногда в отдалении, но решительно в небольтом и не дольше, максимум, 6 - 8 часов. Не забывай, что ты обещал мне все решительно рассказать, что было на конгрессе и смысл его и вне его и ты и все•. О конгрессе Философов пишет кратко, между прочим, что там сдоминируют два чувства: зависть (реформисты, пекущиеся о бла­ гополучии, как у буржуа) и ненависть (анархисты)•. Он просит nослать ему, в заказном письме, 50 франков на всякий случай, так как боится, что у него не хватит денег. Гиппиус спрашивает его не без ехидства: сПризнайся, весело чувствуешь себя на свободе? Ничего, ничего. Это иллюзия. Ты не сна свободе•, потому что я все же тебя люблю•. Это тем более неожиданно, что двумя днями раньше она его поощряла: сВеселись, сколько влезет, дорожи часом, в Париже не запрыгаешь•. Философов собирается назад и извещает Мережковских о сво­ ем приезде. Но конгресс затягивается и он решает остаться еще на день. В ответ на это Гиппиус, вернувшаяся тем временем с Мереж­ ковским в Париж из Pierrefonds, делает ему строжайший выговор. На открытке мелким почерком она пишет: сНи то что, м. б. Нув. 1 прав и ты со старой психологией увлекаешься общественностью, ни то, что еще какой-нибудь старой психологией увлекаешься; но ста­ рая психология не отвечать за себя и не делать, все равно почему, того, что сам свободно говоришь - мне кажется самой опасной и на наш взгляд она у тебя должна бы уже измениться. Этот мелкий факт меня за тебя глубоко оскорбил. А я именно предполагаю, не ответ за себя, nотому что не могу же я думать, что ты уже думал остаться, когда просил прислать 50 франков. Лишь на случай, что- 1 Валентин Федорович Нувель, товарищ Философова по гимназии, друг и помощник Дягилева, находившийся в то время в Париже. 488
бы не бояться. Извини, если тебе тоже не понравится эта карточ­ ка. Но надо же быть искренной. И эта психология старая одинако­ во недопустима в мелочах и в крупном. Должна признаться, что это нам обоим чрезвычайно не понравилось•. • Уж если у кого старая психология, - отвечает ей Философов, - так это у тебя и я категорически протестую против нее. Я уже уложил вещи, чтобы вернуться сегодня к обеду. Но видя в твоем грубом письме самое для меня нестерпимое насилие, я из принци­ па остаюсь до конца конгресса и вернусь только завтра. Ты даже не постыдилась сказать такую мерзость, что когда я выписывал 50 франков, я врал. Ну как тебе не стыдно•. Ей, может быть, и стыдно, но когда ею владеет ревность, она теряет голову. Не успокоил ее и Нувель, которого она пригласила обедать и от которого узнала, что Дягилев в Париже со своей вы­ ставкой художников. с Мира Искусства•. Она боялась, что Филосо­ фов его встретит, боялась сетарой психологии•. Философов, тоже боявшийся встречи с Дягилевым, пишет ей из Амьена: сВедь то­ пография его (Дягилева) очень узкая (он жил в Hбtel ScriЬe, око­ ло Больших бульваров). И мы с тобой отлично будем ходить на левый берег... Пока у меня столько дела и такое настроение, не хо­ дить на бульвары для меня не лишение•. Но кроме Дяrилева, встре­ чи с которым удалось избежать, Философова подстерегали другие искушения, как это видно, из письма Гиппиус от октября 1907 г. Однако какие - неизвестно и справился ли он с ними - неизвест­ но тоже. Но когда в следующем году Дягилев приехал в Париж с русскими концертами, Философов спал• - бывал и на концертах, и у Дягилева в Hбtel Hollande. Гиппиус пишет Философову: • Чув­ ствую себя в нелепом, тупом хаосе жизни, дней, проходящих под улыбкой мелкого дьявола. Мне ночью мучительно твердилось, точ­ но в уши кто шептал, что тебя черт искушает, даже не трудясь новенького выдумывать, даже не революцией, а старым фраком, и даже не на сгрех• искушает, а просто на отвлечение от дела жизни нашей, на •настроения• и безмужественную косность, тягучую ко­ лею... И страшно, что год тому назад он тебя и то поострее и по­ хитрее опутывал. А теперь фрак и музыка хорошая, и Нувель ря­ дом вместо меня, и настроение, и все так просто и естественно, и мило и хорошо, и ни под что не подоткнешься•. Удивительно, как такая несомненно умная женщина, как Гиппи­ ус, не умела обращаться с людьми и Философова довела до того, что он без раздражения не мог выслушивать ее замечания: сТвое при­ сутетвне теперь парализует меня,- пишет она ему в конце 1907 г.­ Я не могу говорить, когда знаю что нужно. В этом, конечно, не я виновата, но чья вина - безразлично. Слова написанные тебе приемлемее, и я иду на эту слабость - сегодня•. И она подводит итог их совместной жизни за год: сНет, что там себя обманывать. Слишком глубоко мы знаем, что ни со старой психологией, ни со 489
старой физиологией, как со старой жизнью; не войдешь в новое. Мы естественно, когда влечемся к новому, ломаем и жизнь, и пси­ хологию, и зто ведь путь не по розам; не по розам и ломанье фи­ зиологии, такое же неизбежное... У тебя такой тон, точно ты мо­ жешь устроиться, только вот обстоятельства... Не идеально, но не дурно. Сам знаешь, что зто вздор•. И она делает признание, от которого впоследствии откажется: сМы не хотим страдать. Но мы хотим того, чего без величайшего страданья не достигнешь. Шагу не сделаешь.. Будем справедливы: немногие в жизни страдали от любви так, как страдала она. Почему же она не только ничего не приобрела, но все потеряла? х Удивительно устроен человек: дайте ему в любви свободу вы­ бора, и он из тысячи выберет, за редким исключением, того, кто ему причинит нанбольшее страданье. Такой человек для Гиппиус был Философов. Разрыв между ними фактически произошел в конце 1919 J;Ода, в эмиграции, когда Мережковские в день открытия рижской кон­ ференции уехали из Варшавы в Париж, а Философов с Савинко­ вым остались в Польше продолжать борьбу с большевиками. Но внутреннее несогласие существовало давно, трещина образовалась еще до войны 1914 г. А полной гармонии, может быть, вообще не было никогда. Но переписываться и встречаться они продолжали и после раз· рыва. Когда Философов бывал по делам в Париже, он к Мереж­ ковским заходил, хотя пользы и радости от этих встреч ни ему, ни им не было. В конце января 1913 г. Гиппиус из Ментоны пишет в Петер­ бург Философову: сДима, дорогой, любимый, радость моя милая, приезжай. Так прошу тебя, всей моей душой тебя прошу, никогда еще так не просила. Мое сердце сейчас к тебе точно на острие. Сюда приезжай, - если не можешь для чего-нибудь, хоть 'только для меня одной приезжай, я знаю, увидишь, как это важно и хоро­ шо для нашего всего будущего. Родной мой, если ты захочешь когда-нибудь, я к тебе приеду, я сейчас бы к тебе приехала в СПб, но ты понял бы это не так (что сза тобой•); а позови - и я при­ еду. Не в том дело, пойми же меня хоть чудом, пойми, как важно, ради Христа. Просто смертельно болит у меня душа. Помоги, вся моя любовь к тебе, не раздумывай, не суди меня, я не обманываю, я не преувеличиваю, да и не говорю ничего, я просто молю тебя, зову тебя, кричу тебе. Бог нам поможет, ты меня услышишь. Теперь приезжай, а по­ том уедешь, когда захочешь, остановишься насколько захочешь, с кем захочешь, я буду считать дни, пришли телеграмму, когда зто 490
получишь. (А если все-таки не сможешь сюда, скоро - то совсем ничего не отвечай.) Но я верю, что ты поймешь. Как не поймешь? Я люблю тебя сильно и так прошу, так прошу, неотступно, знаю, что это для меня сейчас и что для меня значит, и для всех. Радость моя, жду тебя, не забуду никогда тебе этого. И ты вспомнишь.. На следующий день она ему посылает вдогонку второе письмо: сДима дорогой, я послала тебе письмо, и ни от одного слова я не отказываюсь и не отрекаюсь. Но мне больно стало за тебя: такая просьба может показаться насилием. Нет, я хочу твоей свободы. Только полной открытости. Ты знаешь меня, знаешь, как мне труд­ на открытость и просьба, но так мне лучше и не бойся оскорбить меня, не бойся отказать, не мучайся ничем; поймешь - ты все равно поймешь, а если все-таки не сделаешь, значит, считаешь, что так лучше для тебя. Еще я скажу открыто: в желании твоего приезда у меня опять переплетены две нити, личного и общего. Знай это. От этого глубже и острее мое желание, но, может быть, для тебя оно менее уважительно. Знай все и поступай свободно. Опять говорю: за каждое слово несу ответственность в полноте и каждое останет­ ся, как бы ты на мою просьбу ни ответил, что бы свободно ни решил. Я писала тебе попросту вчера, забыв многое, забыв сложность, затуманившую всех нас; я думала, кажется, о Зине (Зинаиде Вла­ димировне Ратьковой-Рожновой. -В. 3.), звавшей тебя из Канн в Петербург, да как-то вроде этого думала. О твоей помощи главным образом. Все осталось, только хочу дать тебе еще полную легкость, полную свободу, и не из гордости, а только из любви. Больше я уж никак не могу сказать тебе ничего, и Бог мне свидетель, что я говорю полную правду. Если ты не приедешь, зна­ чит, для тебя было так же важно и нужно не приехать, как мне важен и нужен твой приезд•. Философов ответил не сразу. Гиппиус, думая, что он не приедет, пишет через несколько дней в Петербург своей сестре Татьяне: сДима не поехал не для сборника, что будет нужен здесь - знал. Таковы факты... Но у него физическая нужда жить без нас, личная и непобедимая ничем, даже общим делом. У него две неприязни, одна ко мне, другая к Дм. разные - и одинаковой силы. Я не толь­ ко не виню его, но даже не отрицаю, что при этом он нас спо ка­ кому-то• любит; медленно и ровно увеличивается ненависть и со­ ответственно уменьшается любовь. Ненависть или, вернее, непере­ носимdсть, зови, как хочешь. Повторяю, что я его ни капли не виню, он же сам не рад; но мне надо было ясно и бесспорно увидеть черту, до какой поднялась вражда, ясно понять, что за этой чертой уже нельзя длить отношений скак бы•. Для этого я выявила все пред­ лоm. Кроме того, я без политики, без полемики, а со всей только любовью открыла ему решительно все пути возвращения, просила его приехать, когда он хочет, как хочет, для чего хочет. Дала ему 491
все, что имела, сразу, и веру, и любовь, и свободу. Это был необ­ ходимый сзнак•, и то, что последовало - я приняла спокойно, не жалея, что отдала, и только уже бесповоротно видя, что больше не могу дать ничего и в самом деле ему больше не нужна. Все изменилось между нами, но я теперь перед собой, перед Богом могу сказать, что если изменение - неправда, то моей руки тут не было•. Однако Философов приехал. Приехал и... ничего не изменилось. Его недоброе чувство к Мережковским продолжало крепнуть. Гип­ пиус объясняет это его болезнью: сВесной после нашей деятельной и рабочей зимы мы уехали в Париж и оттуда в Ментону, - пишет она в своих воспоминаниях. - Уехали вдвоем с Д. С., так как Д. Ф-ву надо было кончить какие-то семейные дела, а кроме тоrо - он был в очень мрачном настроении. Это скоро объяснилось ухудшением его здоровья! - мучительные припадки печени. Узнав об этом в Мен­ тоне, мы с Д. С. решили вызвать его скорее к нам, и он приехал. Первое время припадки продолжались, но затем он стал поправлять­ ся, а с поправлением улучшилось и его душевное состояние•. Но передышка была краткой. XI Что он Мережковских •ненавидел•, случалось и раньше. Но целиком ero душой ненависть не владела никогда. Вспыхнет и по­ гаснет. И только после смерти его матери весной 1912 г. Мереж­ ковские стали для него снепереносимы•. В том же письме из Мен­ тона к сестре 3. Гиппиус пишет: сТолько со смертью в душе мож­ но ненавидеть живых так, как, приникая к могиле, отталкивается от нас Дима•. Положение осложнялось Е!ще тем, что после их возвращения из Франции в Россию в мае 1908 г. Философов переехал к Мереж­ ковским и жил с ними в одной квартире, сначала в знаменитом доме Мурузи на Литейном, потом, против Таврического ~ на Серrиевской, 83. Конечно, он их спо-своему• любил, как пишет Гиппиус, иначе совместная жизнь была бы немыслима. Но у неrо были свои дела, свои интересы и споров он старался избегать, счи­ тая их бесполезными. Но случалось и довольно часто, что в Ме­ режковских его раздражало буквально все и тогда спор принимал безобразную форму и сводился к личным нападкам. В своих вос­ поминаниях, написанных вскоре после его смерти и незадолго до своей, Гиппиус дает его характеристику, стараясь быть по возмож­ ности объективной: сОчень высокий, стройный, замечательно кра­ сивый - ОН, казалось, весь, ДО КОНЧИКОВ СВОИХ ИЗЯЩНЫХ пальцев, И рожден, чтобы быть и пребыть сзстетом•. Его барские манеры не совсем походили на дягилевские: даже в них чувствовался его кап­ ризный, упрямый, малоактивный характер, а подчас какая-то пре­ зрительность. Но он был очень глубок, к несчастью, вечно в себе 492
неуверенный и склонный приуменьшать свои силы в любой обла­ сти. Очень культурный, широко образованный, он и на писанье свое смотрел, не доверяя себе, хотя умел писать свои статьи смело и резко... Он был не напоено, а природно религиозен, хотя очень целомудренен в этом отношении... Но самый фон души у Дм. В-ча Ф. был мрачный, пессимистический (в общем) и в конце жизни в нем появилось даже какое-то ожесточение. Он подошел к Д. С. ближе, чем ко мне, и любил его, конечно, более, нежели меня. Ко мне он относился всегда с недовернем - к моим -rвыдумкам•, которые, однако, передко и Д. С. принимал как свое. Впрочем, я не сомневаюсь и теперь, - заключает она, - что Д. С-ча любил он искренно, и даже нас обоих. Как и мы его. За пятнадцать лет совместной жизни можно было в этом убедиться•. Это - •официальная• версия. Мы знаем, как оно было на са­ мом деле. Ближе к истине стихи. Первое, посвященное Философо­ ву стихотворение озаглавлено сПредел• и помечено 01 г., т. е. от­ носится к периоду спредлюбви•, как говорила Гиппиус, когда она еще надеялась на счастье. Сердце исполнено счастьем желанья, Счастьем возможности и ожиданья, - Но и трепещет оно и боится, Что ожидание может свершиться... Полностью жизни принять мы не смеем, Тяжести счастья поднять не умеем, Звуков хотим, но созвучий боимся, Праздным желаньем пределов томимся, Вечно их любим, вечно страдая, - И умираем, не достигая... Через год Гиппиус посвящает ему стихотворение сАлмаз• с уже приведеиной в начале этой главы строчкой о брате Иуде: •Мы думали о том, что есть у нас брат Иуда•. Оно написано после того, как Философов, порвав с Мережковским, уехал с Дягилевым в Италию. Следующее помечено 05 г. и озаглавлено •Между•. В конце 1905 года как раз решался вопрос о поездке за границу, и Философов никак не мог принять решение. На лунном небе чернеют ветки... Внизу чуть слышно шуршит поток. А я качаюсь в воздушной сетке, Земле и небу равно далек. Внизу - страданье, вверху - забавы. И боль и радость мне тяжелы. Как дети, тучки тонки, кудрявы... Как звери, люди жалки и злы. 493
Людей мне жалко, детей мне стыдно, Здесь- не поверят, там - не поймут. Внизу мне горько, вверху обидно... Ивотявсетке -нитам,нитут. Из посвященных Философову стихов - это все. Но о нем и о своем чувстве к нему Гиппиус писать продолжает и узнать эти ее стихи нетрудио. Вот, например, одно, как бы спрощальное•, от сентября 1918 r. Твоя печальная звезда Не долго радостью была мне: Чуть просверкнула, - и туда, На землю, - пала темным камнем. Твоя печальная душа Любить улыбку не посмела И, от меня уйТи спеша, Покровы черные надела. Но я навек с твоей судьбой Связал мою - в одной надежде, Гдебнибылаты-ястобой, И я люблю тебя, как прежде. Она осталась ему верна. Буриость была основным свойством ее природы. В одном из своих последних стихотворений она, обращаясь к охраняющему вход в рай привратиику, говорит: Измена... нет, старик, в измене, Я был невинен на земле... Пусть это мне и не в заслугу, Но я любви не предавал, Ни ей, ни женщине, ни другу Я никогда не изменял. К суду готовлюсь за другое И будь что будет впереди... Но привратник, отворив дрожащею рукою перед нею дверь, от­ вечает: Суда не будет. Проходи. XII Война 1914 rода их разделила. Не знаю, был ли Философов членом партии кадетов или только ей сочувствовал, но свои статьи он печатал в милюковекой газете сРечь•, органе этой партии. Ме­ режковские ни к какой партии не принадлежали и к войне относи- 494
лись как к неизбежному злу (вообще они войну - всякую - от­ рицали в принципе). О каком-либо ее оправдании, особенно ре­ лигиозном, не могло быть и речи. В 1916 году Гиппиус писала: Нет, никогда не примирюсь. Верны мои проклятья. Я не прощу, я не сорвусь В железные объятья. Как все, живя, умру, убью, Как все - себя разрушу. Не оправданием - свою Не запятнаю душу. В последний час, во тьме, в огне Пусть сердце не забудет: Нет оправдания войне И никогда не будет. И если это Божья длань - Кровавая дорога - Мой дух пойдет и с Ним на брань, Восстанет и на Бога. Это стихотворение, конечно, напечатано не было, никакая редак­ ция его не приняла бы. Впервые оно появилось в берлинском сбор­ нике стихов Гиппиус •дневник•, вышедшем в 1922 г. в издатель­ стве •Слово•. Философов смотрел на войну иначе - не то чтобы он ее счи­ тал •святым делом•, но дух патриотический поддерживал. Все для войны. На этой почве у него с Мережковскими происходили по­ стоянные столкновения. Они видели дальше. Для них война была началом мировой катастрофы, чем-то вроде Атлантиды. Особенно это чувствовала Гиппиус. В канун рокового 1914 года она пишет стихотворение, которое я уже приводил не раз и которое лучше, чем что-либо, выражает ее тогдашнее душевное состояние: На сердце непонятная тревога, Предчувствий непонятный бред. Гляжу вперед - и так темна дорога, Что, может быть, совсем дороги нет. Но словом прикоснуться не умею К живущему во мне - и в тишине. Я даже чувствовать его не смею: Оно как сон. Оно как сон во сне. О, непонятная моя тревога! Она томительней день ото дня. И знаю: скорбь, что ныне у порога, Вся эта скоРбь не только для меня. Когда катастрофа наступила (кстати, победу большевиков Гип­ пиус предсказала еще в 1905 г. См. ее письмо Философову сЗа час 495
до манифеста• от 17 окт. 1905 г., напечатанное в 64-й тетради с Возрождения• ), когда наступила катастрофа, отношения между Мережковскими и Философовым обострились настолько, что они предпочитали друг с другом не разговаривать, ибо всякий разговор переходил в спор и в ссору. Философов вел себя так, как будто причина всех бед, в том числе и победы большевиков - Мереж­ ковские. Он почти не выходил из своей комнаты, целыми днями лежал на кровати, как труп, оброс бородой и ни с кем не разгова­ ривал. Вид у него был страшный. Все вокруг него словно окамене­ ло. Окаменел, казалось, даже воздух. И если бы не Мережковский, проявивший необыкновенную энергию и один подготовивший бег­ ство, он у большевиков так и погиб бы. Разрыв с Философовым произошел в Польше, когда Мережков­ ские уехали в Париж, а он вместе с Савинковым остался в Варша­ ве для подпольной борьбы с большевиками. Гиппиус переживала разрыв болезненно, чувствуя и сознавая, что Философов, что бы с ним и с Польшей ни случилось, не вернется никогда, что это - разрыв окончательный. В своих воспоминаниях она лукавит, гово­ ря, что отчасти косвенно содействовала разрыву и она. Савинкова, под власть которого подпал теперь Философов, она возненавидела, поняв, наконец, что он человек прежде всего неум­ ный• От ее •Февральского• увлечения им, когда ей казалось, что только он, вместе с Корниловым, могли бы спасти Россию от гибе­ ли - не осталось ничего. И то, что Философов во власти Савинко­ ва, было невыносимо. После ее смерти найдена в ее бумагах небольтая тетрадка в коричневой обложке, на которой посредине карандашом написано: сОтдать Д. В. после•, т. е. Дмитрию Владимировичу Философову после ее смерти. Внизу, в левом углу год: 1920. Под надписью ка­ рандашом приписка чернилами: сНекому отдавать, он умер. И он. 1944•. Философов умер 4 августа 1940 г. в польском курорте Отвод­ ске. Мережковские об этом узнали в Биаррице в августе 1940 г., но не от Тэффи первой, как она пишет в своих воспоминаниях. В этих воспоминаниях, напечатанных в сНовом Русском Слове• 29 янва­ ря 1950 г., Тэффи в доказательство, что Мережковские люди холод­ ные, неспособные к любви, рассказывает о своей встрече и разго­ воре с ними вскоре после смерти Философова: сЛюбили ли они кого-нибудь когда-нибудь простой человеческой любовью•?- спра­ шивает она и отвечает: сНе думаю•. И она описывает встречу и разговор: сКогда-то они оч~ь дружили с Философовым. Долгое время это было неразлучное трио. Когда в Биаррице прошел слух о смерти Философова, я подумала: 496 - Придется все-таки сообщить об этом Мережковским. И вот в тот же день встречаю их на улице. - Знаете печальную весть о Философове? - А что такое? Умер? - спросил Мережковский.
-Да. - Неизвестно отчего?- спросил он еще и, не дожидаясь отве- та, сказал: - Ну, идем же, Зина, а то опять опоздаем и все луч­ шие блюда разберут. Мы сегодня обедаем в ресторане, - пояснил он мне. Вот и все•. На полях этого номера сНового Русского Слова•, рукой при­ славшей мне его знакомой дамы, кстати, большой поклонницы Тhф­ фи, пометка: с2 отвратительных личных и злобных пасквиля• (о Мережковском и Гиппиус). На самом деле было так: О смерти Философова Мережковские узнали не от Тэффи пер­ вой, а от Я. М. Меньшикова. В cagenda• Гиппиус записано 22 ав­ rуста 1940 г.: сДм. немножко вышел. Встретил Меньшикова, кото­ рый сказал, что 4 авг. умер Дима•. И Гиппиус приписывает две последние строчки своего спрощального• стихотворения: Ногдебтынибыл-ястобой, И я люблю тебя, как прежде. А с Тэффи они о своем горе просто не хотели говорить. Дм. Сер. ее недолюбливал, считал фальшивой. Его разговор с ней передан неточно. В своем напечатанном в сНовом Журнале• дневнике сСерое с красным• Гиппиус 2 сентября 1940 г. записывает: сС того дня (22 авг.) как мы, встретив на улице зловещего Меньшикова, узна­ ли, что умер Дима, я так в этом и живу. Я знала, что он умрет, что он глубоко страдает и жаждет смерти. Я даже думала, что он уже умер - трудно было себе представить, что он мог все это и себя пережить... А все-таки - лучше не знать наверно. Вот снова под­ тверждение, что вера - всякая, даже не моя ничтожная, а большая - всегда слабее любви. Чего бы проще кажется, говорить, как Сольвейr: Где б ни был ты - Господь тебя храни. Аеслитыужтам-ктебепридуя... Да, приду. А если и не приду - ведь я этого не узнаю... Но мысль, что не приду и не узнаю... • Она пережила Философова на пять лет. Со дня его смерти на­ чинается ее собратвый путь•. ХIП В маленькой предназначавшейся Философову тетрадке в 64 страницы на 52 заметки карандашом, 12 - чистых. Первая дата 26 марта 1921 г., последняя 1936 г. Месяц и число не указаны. 497 32 Дневники: 1893-1919
26 марта 1921 r. Гиппиус записывает: сБез связи. Без цели. Так. Мне непонятно: куда исчезает все, что проходит через душу. Не­ высказанное. Себе - без слов. Но бывшее. Значит и сущее. Или даже очень, сслов11ое•, и не мелькающее, а пребывающее, запомня­ тое, только никому не переданное, - куда оно? Вот я умру. И куда оно? Где оно? Притом оно, такое, не сделано, чтоб не передаваться. И оно никому, навсеrда неизвестно. И столько, столько ero•. Далее о разлуке, измене и смерти: сВ разлуке вольной таится ложь. (строчка из ее стихотворения сНе разлучайся, пока ты жив•). •Уходить так сладко. Я, кажется, во сне видела уход... Я ни о чем не думаю. Я только несу в себе, во всем моем существе - одно .. . В каждом маленьком сникоrда больше• - самые реальные rла­ за смерти. Банальность этой фразы изумительна. Т. е. изумитель­ но, что она сделалась банальной, не сделавшись понятной. Впрочем, Смерть вообще самая окруженная оrрадой вещь. Коr­ да rоворят: Смерть - подразумевают оrраду, а еще чаще- ничеrо. В сущности, люди не моrут выносить в друrих измены, корен­ ной перемены в своем •я•. Люди сами не знают, что именно зтоrо не моrут. Однако приходят в самое ужасное негодование и бешен­ ство именно по этому поводу•. О Савинкове: сМ. б. у Сав. мимикрия. Так переоделся, что сам поверил?.. Говорит, что Р.1 положил С-вана полочку сrлавы боевой орга­ низации•. Говорит: это не homme d'etat. IЬворит, что в Варшаве более нет смысла оставаться. Предпола­ rает, что С. уйдет нелеrально соединяться с оперирующими банда­ ми, что Антонов и Махно возьмут ero начальником. Не возьмут. Савинкова мне очень жалко. Я думала о нем больше. Или не жалко? У меня все возмущение, весь ужас перед несправедливостью жизни - слились в один ком, или застыли одним камнем. И я хожу с ним, ношу ero и он меня распирает•. О Философове: •Дима, ты, в сущности, не изменился. И тут таится ужасное. Маленькая чуточка ужасною, но именно тут, в пребывании точки какой-то ссущности•, не могущей измениться, но очень видоизменяется•. Гиппиус хочет сказать, что Философов остался таким, каким был до встречи с нею и с Д. С. Он только казался друrим. И эта спризрачносты ее ужасает. сТЫ говорил, что ты с нами спокорил­ ся• (чему?), спотерял свою личность., а ты •отвечаешь за свою личность.. А теперь? 1 Сидней Рейли; секретарь ЧepчИJIJIJI, прекрасно владевший рус­ ским языком. Ездил несколько раз нелеrально в СССР. Во время одной поездки был убит большевиками. 498
Савинков, м. б., более марьируется с внешним уклоном твоего •я• (это очень трудно сказать), чем Дмитрия. Но тут нет ничего прекрасного. Тут никакой еще заслуrи перед твоей •личностью•. (Тhк как я говорю это для себя, то моrу и недоговаривать.) Странно. У меня есть какое-то •облеrчение•, что я не должна все время •оправдывать• Дм. перед тобой, вечно чувствуя его под твоим судящим и осуждающим взором. Mory позволить ему быть rрешным по-своему, быть собой. Без стыда, покрывать его своей любовью. Твой жестокий, вечный суд над ним - твой темный rpex, Дима, но он простится тебе, потому что ты был в нем не волен. Ты его не хотел, но ты не мог. Так же, как ты хотел любить меня - и тоже не мог. Я, думая о тебе, никогда как-то не •сужу• тебя• Скорее себя. Даже очень себя. У меня нет твоих оправданий. Я не все сделала для тебя, что могла сделать. Я умела любить тебя, как хотела, т. е. могла. Но я чего-то с этой любовью не сделала. Много чего! Много!• Запись продолжается в Висбадене, где Мережковские проводят лето 21 г. Тема - та же: о человеке, любви и смерти. •Никакого страха у меня перед своей смертью нет, - записыва­ ет она. - Только предсмертной муки еще боюсь немного. Или мно­ го? Но ведь через нее никогда не перескочишь, теперь или после. А именно теперь хочется покоя. Иногда почти rаллюцинация: точно уже отrуда смотрю, отrуда говорю. Все чужие rрехи делают­ ся легки-легки, и странно выясняются, тяжелеют свои ... В эти минуты даже против большевиков нет злобы (невозмож­ ность всякой именно злобы). Вовсе нет •прощения•, совсем не то! Но относительно большевиков понимаешь, что они ничего бы не могли без •Божьего попустительства•. А Бога я •отсюда• еще мог­ ла бы судить, а когда я •отrуда• - то мысли нет, в голову не при­ ходит, не знаю почему•. Последняя запись в 1921 году от 27 декабря: •Нет, никогда, никогда не пойму я никакой измены. Т. е. это слишком rромко •измена•. Просто не пойму что было, а потом нет. Чего ж тут не понимать? Очень просто. •Нет благословения•. Дима, ты должен вспоминать эти мои слова, как свои. Быть может, отrого ты так сердишься, такое непо­ мерно rрубое, ребячески несправедливое было твое письмо. Отrого такая жалость. Не стыдись жалеть себя. Ты это орочтешь только, если переживешь меня. Поэтому чи­ тать будешь уж наверно без страха и без злобы. Но, может быть, все-таки без понимания, я и на это готова. Остановись просто, взгляни в себя: ведь можно было уйти от нас, если мы лично не­ годны или даже тебе неугодны, но уйти не так. Не уйти от того, что было когда-то нашим главным. От этого некуда уйти, а если 499 32•
стараешься, то на делах нет благословения. Я не делаю ничего, хотя я не уходила: я только упала, где стояла. Ты пишешь: зто бьто лучшее время моей жизни (когда ушел), - а я вижу твои стиснутые зубы. Откуда же злоба, если ты доволен собой и счастлив? Если ничего нет, все теряешь - правду нельзя потерять. С ло­ жью нельзя и одного раза вздохнуть. И добьюсь я ее, правды, хоть одна - перед Богом•. Но если не Правды (с большой буквы), то правды о Филосо­ фове она в следующем, 1922 году, добивается: понимает, наконец, что с ним произошло. Враг снимает маску и она узнает того, с кем боролась всю жизнь - черта. Имени его она, впрочем, не произно­ сит. Страшно: слишком близок ей человек, в образе которого он является. В начале января 1922 г. Философов приезжает по делам в Па­ риж. Еще до его приезда Гиппиус записывает свои впечатления от последней встречи с Савинковым, который пригласил ее и Мереж­ ковского обедать: •С-ва, когда увидала его еще этот последний раз (обед втроем), не ненавидела и не жалела. Поняла, что и не буду никогда уже ненавидеть, да, вероятно, и жалеть. Я скажу правду: мне было неинтересно. И не то, что было, а стало. И не от меня, а от него. Все, что он говорил, и весь он - был до такой степени не он, что я его не видела. А тот, кого видела, мне казался неинтересным. Он - прошел, т. е. с ним случилось то, что теперь случается чаще всего, и дЛЯ меня непонятнее всего. Оборотень. Еще один оборотень. Может быть, Дима, и ты уже оборотень, - спрашивает она Философова. - То, что идет от тебя теперь феноменально - идет не от тебя, и для тебя неестественно. Точно совсем от другого ка­ кого-то человека. Если так, то хорошо, что я тебя не вижу и, м. б., лучше, если я тебя и вовсе более не увижу. Или нет: пусть не лучше, а все равно. Не знаю, дойду ли до этого, но хочу дойти. До полной реализации того, что ты не погиб, что ты живешь - со мной, в моем сердце (больном) именно ты единственный, ты сам. •Где был я, я сам?• - тревожно, в роковую минуту, спрашивает Пер Гюнт. И для него, как дЛЯ тебя есть это место. Не бойся. Но когда я так думаю, мне не хочется (кажется ненужным) даже и после моей смерти отдавать эти слова тебе. Тебе - другому, ибо феноменально ты не он, и читать будет другой. Смешение порядков и надо их сначала очень разделить, чтобы потом они могли слиться. Мне нужна очень большая сила. Чтобы верно хранить тебя. И чисто хранить, отдельно, цельно, не затемняя ничем своим, ни малейшей тенью•. 500
XIV Философов приезжает в Париж 3 января 1922 г. Мережковские приготовляют для него у себя комнату. Но он останавливается в гостинице, в отеле •д'Отэй• на рю д'Отэй. В ночь с 4 на 5 января Гиппиус записывает: сНу, вот, милый Дима. Вчера сон• приехал в Париж. Он написал cpetit Ыеu• В., чтобы он к нему зашел в гос­ тиницу. Естественно, что ты бы пришел. И если представить себе, что он - ты, то даже смешно. Разделила ли я до конца, т. е. и кожно, тебя от оборотня? Ка­ жется, еще не вполне, но иду на это, и пойду. Неправда ли, мы понимаем с тобой, почему сон• не может быть равнодушен, так злится без всяких, казалось бы, причин внешних, почему с такой злобной досадой, желающей быть презрительной, говорит о снепотрясаемости Мережковских•- и все остальное? Это его бессилие, и он, кроме того, все время выдает себя. Что он не ты, мой ясный, мой родной, мой бедный. Он не знает, что ты жив, хотя он и прогнал тебя из тебя. Но он подозревает что-то смутно, и боится•. Эти последние строки написаны, по-видимому, после визита Философова. Он пришел 9 января, т. е. через неделю после сво­ его приезда. В ночь накануне его прихода Гиппиус снится сон: сПод девятое января такой сон тяжелый, - рассказывает она. - Дима умирает в соседней комнате (неизвестная квартира), а я почему-то не могу войти туда. Хожу из угла в угол. И умер и какая-то гор­ ничная (это будто бы гостиница?) закрыла ему глаза. А я и тут лишь из двери едва могу выглянуть. Вижу только спину его на кровати. С необыкновенной физической тяжестью проснулась. Опять заснула - и опять то же самое! Продолжение. В этот день ты и пришел Дима (ты или он) ... • Философов как бы выходит из сна, из кошмара, который ире­ следует Гиппиус. Но страшнее всего - это, что, при соприкоснове­ нии с действительностью, кошмар не рассеивается. Напротив, дей­ ствительность превращается в кошмар, двойник, оборотень побеж­ дает. Превращенье Философова имеет последствия и политические. И Гиппиус это отмечает: сТот Дима, который следовал и следует за С-вым понемножечку, шаг за шагом, от интервенции - к восста­ ниям, к зеленым, к ссоветам• без коммуны, затем к Его Величе­ ству крестьянству русскому, потом куда еще? - сам не замечая должен был дойти и до Ленина без Че-ка, т. е. совсем к абсурду. Я не буду с ним говорить об этом и для себя, и для него. Он будет оправдывать все это •политикой•, а я не хочу свое больное сердце подвергать бесполезной боли. Не надо•. Отраженно, через Философова, она поняла и Савинкова - то, что он есть на самом деле, а не то, чем кажется. В 1923 году, т. е. 501
через юд после последней встречи с ним, она записывает: •Иногда мне кажется, что никакою С-ва уже давно нет и ты в руках злою марева, призрака. Не боюсь тут сказать, чертовой игрушки, даl даl Ведь именно черт не воплощается, и у нею игрушки такие же. Не страшная эта кукла - С-в. Только для тех, кто не знает, что зто. Правда, таких и природа не любит, не терпит, ибо он - пусто­ та. Я сама не знаю, когда я пришла к такой для меня бесповорот­ ной формуле (и с таким смыслом) пустота. А смысл такой: С-в хуже всякою большевика, Троцкою, например. Т. е. он совсем за чертой человеческою и Божьею. Нет, вот сказала - и мне стало страшно. Как зто я смею так юворить? А может, зто личное, за тебя, Дима, когда я вижу, что тебя он из тебя выrнал. Право, я сама двоюсь. И юворю - и не смею юворить, и знаю - и хочу не знать, верю, что ничею не знаю... Пусть Бог судит и видит С-ва, я не умею и не смею. Молчу. Молчу•. И вдруг она возмутилась. Пробовала смириться - ничею не вышло: •А иной раз бунт одолевает. Ох какой! - признается она в декабре 1923 г. - Никою не боюсь, ни тебя, Дима, ни за тебя, все мне равно, так бы, такими бы словами последними выругаться, на •блаrость• смотрю, как на •елей•... Да и не слова, а такой бы нож, и не задумалась бы я отрезать тебя от С-ва, чею бы зто ни сто­ ило. ТЫ бы выздоровел или умер, а о С-ве я, конечно, не думаю - о пустоте-то!• Но что •нож• поможет - она не уверена: •Я знаю, что и тогда ты бы не выздоровел вполне. Ты никогда не имел бы силы вер­ нуться к прежнему (верному). Даже и тогда. Но зто не нужnо. Т. е. нужно, но на зто я не посмотрела бы. Лишь бы выздоровел ты хоть немною. Т. е. я знаю, что ты и отрезанный от С-ва - никогда не про­ стишь мне, что я была права. Именно зто, а не то, что я была так виновата (этою я себе не прощу). Но чужой правоты почти никто не может простить. Какая боль, какая боль•. И вот, наконец, 1924 юд. Предательство Савинкова, ею пере­ ход на сторону большевиков. Гиппиус записывает в ноябре: •Не­ ужели? Неужели зто соверmилось? Дима, Бог рассудил, как я не думала. Как я счастлива эти дни. Я тебя видела, тебя выздоровев­ шего или выздоравливающею. После этих ведель невероятною кошмара (за тебя все) - какая нечаянная радость! Эта книжка смысл потеvяла. Так, для памяти, для себя. Чтобы •юворила же я... • А зто и не нужно вовсе. Вместо С-ва обнаружилось пустое, гадкое место и я считаю чудом, совершившимся Д11Я тебя, что эта пустота обнаружилась, что ты мог увидеть. Блаюдарение Богу за тебя, я знала, что ты не погибвешь •там•, но какое счастье, что это дано здесь! 502
И если даже рана твоя болит, и ты скрываешь боль напряже­ нием воли - ничего, ничего\ Все будет, т. е. все уже есть, ибо ты- ты\• Проходит шесть месяцев. В мае 1925 г. получается из Москвы известие о ссамоубийстве• Савинкова. Он якобы свыбросился• из окна тюрьмы. сНа меня это не произвело впечатления, - записы­ вает Гиппиус. - Убил ли он себя или что вообще случилось - не все ли равно? Ведь он уже годы, как умер. Да и был ли когда-нибудь? Дима, да, ты все-таки не простишь мне (или не забудешь), что я была права•. Проходит 11 лет. Но что Гиппиус за это время пережила, выра­ жено ею в одной строчке, которой ее запись кончается. Вот эта строчка: еДа, это пришло СJШШКОМ поздно (для Д.)•. В 1943 г., за два года до своей смерти она посвящает Филосо- фову последнее стихотворение: Когда-то было, меня любила Его Психея, его Любовь. Но он не ведал, что Дух поведал Ему про это - не плоть и кровь. Своим обманом он счел Психею, Своею правдой лишь плоть и кровь. Пошел за ними, а не за нею, Надеясь с ними найти Любовь. Но потерял он свою Психею И то, что было - не будет вновь. Ушла Психея и вместе с нею Я потеряла его любовь. Это единствеiDiое стихотворение Гиппиус, написанное в жен­ ском роде. И это, конечно, не случайно.
ПРИМЕЧАНИЯ 1 ДНЕВНИКИ. 1893 - 1919 В историю русской литературы и общественной мысли ХХ века •дневники• 3. Н. Гиппиус вошли как едва ли не самое существенное в ее многообразном творческом наследии. На первой записи стоит дата: 19 февраля 1893 г., а последняя сделана 2 сентября 1940 г. Перед читателем предстает широкая панорама больших и малых, политиче­ ских и интимно-личных событий, врывавшихся в жизнь русского че­ ловека в те полвека, когда Россия страдальчески переживала одну за другой три войны, две революции, большевистский переворот. Для писательницы, как и для сотен тысяч россиян, эти кровавые времена обернулись потерей родины, эмигрантским изгойством. Наверное, по­ этому отнюдь не беспристрастно, не отрешенно, как по традиции сле­ довало бы ожидать от летописца, а с болью, страстью, порой с негодо­ ванием и скорбью ведет свой рассказ Гиппиус. И это обстоятельство делает ее записки не просто документом истории, но - живой челове­ ческой исповедью. Большинство из своих летописных заметок зачинательница русского символизма при жизни напечатанными не увидела. Огромную работу по изучению и возвращению читателям архивных текстов снеизданной Гиппиус• проделала Темира Андреевна Пахмусс (США). В течение ряда лет профессор Иллинойского университета печатала в зарубежной пе­ риодике письма, статьи, дневники со своими предисловиями и коммен­ тариями. А на родине писательницы такая возможность пришла толь­ ко в 1990-е годы, когда с имени скрамольной• Гиппиус были сняты запреты и в печати появились публикации и издания К. М. Азадов­ ского, А. В. Лаврова, Н. В. Королевой, А. А. Морозова, М. М. Павло­ вой, А. И. Серкова, Н. В. Снытко и др. Разрозненные посмертные публикации интимных тетрадей смадонны Серебряного века• впервые соединил вместе и издал профессор, доктор филологических наук, ака­ демик РАЕН Александр Николаевич Николюкии (Гиппиус 3. Дневни­ ки. В 2 кн. М.: Интелвак, 1999). В нашем Собрании тексты заново от­ комментированы и сверены. Contes d'amour. Дневник любовных историй (1893 - 1904) Впервые: Возрождение (Париж). 1969. 1Ф. 211, 212 (публикация Т. А. Пахмусс). Печ. по изд.: Гиппиус 3. Дневники. В 2 кн. М.: Интел­ вак, 1999. Кн. 1. 1 Указатель имен будет помещен в т. 9 настоящего издания во второй книге дневников. - Ред. 504
С. 27. Буренин Виктор Петрович (1841 - 1926) - прозаик, драма­ тург, литературный и театральный критик, поэт. Сотрудник газеты •Новое время•. Славился остроумными и злыми пародиями. С. 28. Минский Николай Максимович (наст. фам. Виленкин; 1855 - 1937) - поэт, публицист, философ, драматург, переводчик. Инициатор (вместе с Мережковским, Гиппиус и В. В. Розановым) Религиозно­ философских собраний (СПб., 1901 - 1903) и соредактор журнала •Новый путь• (1903 - 1904). Автор книги •При свете совести: Мысли и мечты о цели жизни• (СПб., 1890), вызвавшей полемику. С декабря 1905 г. в эмиграции в Париже (в марте 1914 г. приезжал на несколько месяцев в Петербург). С начала 1920-х гг. в Берлине, где был избран председателем правления •дома искусств•. С 1927 г. снова в Париже. Червинский Федор Алексеевич (1864 - 1917) - поэт, прозаик, дра­ матург, переводчик. Выпускник юридического факультета Петербург­ ского университета, где учился и Д. С. Мережковский на историко­ филологическом факультете. Участник •сред• у А. М. Скабичевского, •пятниц• у К. К. Случевского. Знакомство Гиппиус с Червинским со­ стоялось в 1889 г. у А. Н. Плещеева. С. 30. Встреча с Дмитрием Сергеевичем... - Эта встреча состоя­ лась в 1888 г. • ... Весь период нашего первого знакомства с Мереж­ ковским, - вспоминает Гиппиус, - был короток: несколько последних дней июня, когда мы приехали в Боржом, и первые десять дней июля• (Гиппиус 3. Дмитрий Мережковский. Т. 6 наст. изд. С. 209). ...весной на Ривьеру, к Плещееву... - Получив богатое наследство, поэт Алексей Николаевич Плещеев (1825 - 1893) поселился на юге Франции, в Ницце. Весной 1892 г. у него гостили Мережковские. ... дача М. КоваJlевского... - Историк, юрист, социолог Максим Мак­ симович Ковалевский (1851 - 1916) в 1887 г. был уволен из Москов­ ского университета и уехал за границу. Профессор жил в основном во Франции. На даче в Ницце у Ковалевского бывали многие знаменито­ сти из России, в том числе Мережковские. Здесь они познакомились с Д. В. Философовым, ставшим их самым близким другом. О встречах с Мережковскими Ковалевский рассказал в мемуарных очерках, опуб­ ликованных в 1950 - 1954 гг. в парижеком журнале •Возрождение• (.N! 11, 17, 29, 32). В 1905 г. ученый вернулся в Россию и был избран депутатом 1-й Государственной думы, членом Государственного совета (с 1907 г.). Он читал лекции в Политехническом институте, универси­ тете и других вузах. В 1906 - 1907 гг. издавал в Петербурге газету •Страна•, а в 1909 - 1916 гг. журнал •Вестник Европы•. С 1908 г. президент Педагогической академии, председатель Петербургского юри­ дического общества. С 1914 г. академик по разряду историко-полити­ ческих наук и президент Вольного экономического общества. С. 32. Хочу того, чего не бывает. - Мысль, берущая начало в сти­ хотворении •Песня• ( •Окно мое высоко над землею... •; 1893), которое в творчестве Гиппиус считается первым (опубл.: Северный вестник. 1895. .N! 12). В нем есть такие строки: •Стремлюсь к тому, чего я не знаю... •, •Мне нужно то, чего нет на свете...•. Далее в дневнике Гип­ пиус приводит первоначальный вариант своей •Песни•, которая позже вошла в несколько антологий и хрестоматий. 505
С. 33. Репин Илья Ефимович (1844 - 1930) -живописец. Шишкин Иван Иваиович (1832 - 1898) -живописец, график. Куинджи Архип Иванович (1841 - 1910) - живописец-пейзажист. Манасеин Вячеслав Авксентьевич (1841 - 1901) - врач, публицист. В 1877 - 1891 гг. профессор Петербургской военпо-медицинской ака­ демии. Редактор газеты •Врач•. Председатель Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым. Прахов Адриан Викторович (1846 - 1916) - историк искусства, археолог, художественный критик. В 1879 - 1887 и в 1897 - 1916 rr. профессор Петербургского университета. В 1887 - 1897 профессор Киевского университета. В 1903 - 1907 гг. редактор журнала •Художе­ ственные сокровища России•. Тарханов Иван Ромаиович (Тарханишвили, князь Тархан-Моуравов; 1846 - 1908) - физиолог. В 1876 - 1895 rr. профессор Петербургской военпо-медицинской академии. Стасов Владимир Васильевич (1824 - 1906) - художественный и музыкальный критик, историк искусства. С 1900 г. почетный член Петербургской АН. Идеолог и участник содружества композиторов •Могучая кучка. и объединения художников-передвижников. Гинцбург (Гинзбург) Илья (Элиаш) Яковлевич (1859 - 1939) - скульптор. С 1911 г. академик. С. 34. •Песня• - см. примеч. выше. С. 35. •да будет воля Твоя/• - Из молитвы •Отче наш•, данной Иисусом Христом своим ученикам. Изложена в Еваигелиях от Мат­ фея(гл.6,ст.9-13),иотЛуки(гл.11,ст.2-4). С. 36. Пале-Рояль (Пале-Руаяль) - район Парижа, где находится один из королевских дворцов, памятник архитектуры XVII в. К маме?- Имеется в виду Анастасия Васильевна Гиппиус, урожд. Степанова (? - 1903). НикОJUJй - брат Д. С. Мережковского Николай Сергеевич, чинов­ ник по особым поручениям при императоре. С. 39. Надо nOJiюбumь себя, как Бога. - Эту •безбожнУJР• мысль ( •Но люблю я себя, как Бога... • ), вскоре ставшую знаменитой, без конца цитируемой и оспариваемой, провозглашенной даже девизом символистов, Гиппиус впервые выразила в стихотворении •Посвяще­ ние• (•Небеса унылы и низки•; 1894). •Это был детский выкрик, - писала Гиппиус 3. А. Венгеровой в 1897 г., - что-то мною самой непо­ иятое, гимназическая удаль слегка. И вообще, надо нам всем отдыхать от дешевого демонизма. (ИРЛИ. Ф. 39. Ед. хр. 205. ,Цит. по изд.: Гип­ пиус 3. Н. Стихотворения. СПб., 1999. С. 459). С. 40. Ф.11ексер Аким Львович (Хаим Лейбович; 1861-1926)- лите­ ратурный и балетный критик, историк и теоретик искусства, печатав­ шийся под псевдонимом Волынский. С 1889 г. ведущий критик, а с 1891 по 1899 г. издатель (вместе с основной пайщицей Л. Я. Гуревич) журнала •Северный вестник•. О дружбе Мережковских с Флексером, начавшейся в 1889 и прервавшейся весной 1897 г., Гиппиус рассказа­ ла в книге •Дмитрий Мережковский• (т. 6 наст. изд. С. 244 - 248). См. также мемуарный очерк А. Л. Волынского о Гиппиус •Сильфида. (т. 1 наст. изд. С. 528 - 531). 506
С. 43. •Иди за .мной• (•Попуувядших лилий аромат... •; 1895) - см. примеч. к стихотворению в т. 1 наст. изд. Стихотворение позже было положено на музыку Елизаветой фон Овербек (см. о ней ниже). Венгерова Зинаида Афанасьевна (1867 - 1941) - критик, историк западноевропейской литературы, переводчица. В 1901 - 1903 rr. участ­ ница Репиrиозио-фипософских собраний. Подруrа Гиппиус. С 1925 г. жена Н. М. Минского. Автор трехтомника статей и очерков-портретов •Литературные характеристики• (1897 - 1910). С. 44. Весной появился доюпор. - Речь идет о враче Михаиле Мар­ ковиче Шершевском (1847 - ?), с 1903 г. пейб-медике Николая 11. •Северный вестник• (СПб., 1885 - 1898) - ежемесячный питера­ турио-научный и политический журнал. После того как в 1891 г. ре­ дакцию возглавили Л. Я. IУРевич и А Л. Волынский, в журиапе стали активно публиковаться симвописты (среди них З. Н. Гиппиус, Д. С. Мережковский, Ф. Сологуб, К. Д. Бальмонт). ...иэ-эа уродства ФлексерОВЬIХ статей..• - Имеются в виду попеми­ ческие статьи Вопыиского-Фпексера в •Северном вестнике•, произвед­ шего •суд и расправу• (Г. В. Плеханов) над эстетическим наследием революционных демократов. Об этом Гиппиус вспоминает также в кииrе •Дмитрий Мережковский•: • ... Фпексер в своем журиапе предпри­ нял борьбу против засилья так называемых "либералов•, попросту - против крепких тогда и неподвижных традиций (во всей иитеппиrеи­ ции) шестидесятых годов - Белинского, Чернышевского, Добролю­ бава и т. д.• (т. 6 наст. изд. С. 244). С. 47. Taop.мuнtJ - город в итальянской провиицин Мессива (Си­ цилия), где Мережковские весвой 1898 г. месяц жили на вилле Guardiola, принадлежащей супруrам-аигпичаиам Рейф (см. об этом статью Р. Д. В. Томсона •Встреча в Таормиие: 'Jри редакции одной встречи• в ки.: Зинаида Николаевна Гиппиус. Новые материалы. Ис­ следования 1 Сост. Н. В. Королева. М.: ИМЛИ РАН, 2002. С. 48. Briquet - Брике Анри. Гиппиус в 1898 г. посвятила ему сти­ хотворение •Апельсинные цветы•, ошибочно датированвое ею 1897 г. (уточнение сделано А. В. Лавровым в ки.: Гиппиус 3. Н. Стихотворе­ ния. СПб., 1999. С. 464 - 465). С. 49. КонфиденmКIJ - доверенное лицо (от лат. confidentia - доверие). С. 50. Мамньi«JЯ старообразная aН2JIUtlfJНOЧК(J••• - Речь идет о Ели­ завете фон Овербек. Об истории знакомства с баровессой Гиппиус рассказывает в ряде писем, в том числе к В. Д. Комаровой от 19 июля 1898 г.: •В последнее <...> мое путешествие, нынче весной, я ветрети­ пась с одной барышней, музыкантшей-композиторшей, с которой мы очень соmпись. Судьба ее траrическая: она русская, в раинем детстве была увезена из России родителями, бежавшими по политическим причинам в Англию и скоро умершими. Девочка не понимает ии сло­ ва nо-русски, воспитана церемонной англичанкой. Коичипа поидоискую консерваторию, издала уже несколько сборников своих песен, написа­ ла четыре симфонии, оперу, дирижирует оркестром и начинает приоб­ ретать известность. Но депо не в этом, а в том, что она волшебно-му­ зыкальна. Никогда я не встречала такого странного существа. Вы не 507
поверите, как она была мне полезна, какие толчки в сторону музыки она мне дала• (РГАЛИ. Ф. 238. Оп. 1. Ед. хр. 154. Цит. по изд.: Гип­ пиус 3. Стихотворения. СПб., 1999. См. здесь также подробные примеч. А. В. Лаврова об интимных взаимоотношениях Гиппиус и Овербек. С. 465- 466). Овербек приезжала в Петербург в 1898 (см. об этом пись­ мо к В. Д. Комаровой от 21 августа 1898 г. Там же) и в конце 1902 г., когда в Александринеком театре с ее музыкой были поставлены траге­ дии Софокла •Эдип в Колоне• и сАитигона•, переведенные Мережков­ ским. В эти годы Гиппиус посвятила Овербек стихотворения сЛестни­ ца• (1898), •Круги• (1899), •Прогулка вдвоем• (1900), сКонец• (1901). С. 54. Философов Дмитрий Владимирович (1872- 1940)- критик, публицист. Редактор литературного отдела журнала сМир искусства• (1899 - 1904). С начала 1900-х гг. ближайший друг и сподвижник Мережковских. В 1901 - 1903 rr. активный участник Религиозно-фи­ лософских собраний, соредактор (вместе с Мережковскими и Перцо­ вым) журнала •Новый путь•. Один из организаторов и руководителей (первый председатель) Религиозно-философского общества в Петербур­ ге (1907 - 1917). Автор книг •Слова и жизнь. Литературные споры новейшего времени. 1901 - 1908• (1909), сНеугасимая лампада•, еСта­ рое и новое. Сборник статей по вопросам искусства и литературы• (обе 1912). Ночью 24 декабря 1919 г. бежит из Петербурга с Мережковски­ ми и В. А. Злобиным в эмиграцию в Варшаву. Соредактор газет сСво­ бода• (1920), сЗа свободу!• (1921 - 1932), •Молва• (1932 - 1934), •Меч• (1934 - 1939). ...жОАко (меньше всех Гиппиуса)... - Имеется в виду Владимир (Вольдемар) Васильевич Гиппиус (1876 - 1941) - поэт, прозаик, кри­ тик, педагог. В конце 1890-х и с 1909 г. входил в круг общения З. Н. Гиппиус и Д. С. Мережкqвского. В 1897 г. вышел его первый сборник сПесни•. отразивший настроения крайнего декадентства, характерные и для творчества его друга А. М. Добролюбова, который в 1895 г. так­ же выпустил свою первую книгу cNatura naturans. Natuгa naturata•. •В истории русского чистого "декадентства",- вспоминает Зинаида Нико­ лаевна, - интересен был только один человек, притом не как поэт, а именно как человек с его характерно "русской историей" жизни. В один прекрасный вечер к нам явились два гимназиста: один оказался моим троюродным братом, Владимиром Гиппиусом; раньше я его не знала. Его товарищ, черноглазый, тонкий и живой, был Александр Добролю­ бов. Они уже знали мои "новые" стихи; сами же писали такие, в кото­ рых мы сразу увидели то нарочитое извращение, что, на мой взгляд, уже с самого начала было "старым" и настоящим decadence - упад­ ком• (т. 6 наст. изд. С. 242). Под влиянием Мережковских В. В. Гип­ пиус далее декларирует умеренность, в частности в рецензии •Книга раздумий• (Мир искусства. 1900. Т. 3. Отд. 11) о коллективном сбор­ нике символистов К. Д. Бальмонта, художника и поэта Модеста Алек­ сандровича Дурнова (1868- 1928), Ивана Коневекого (наст. имя и фам. Иван Иванович Ореус; 1877 - 1901), В. Я. Брюсова. С.56.Д.С. - здесь и далее Дмитрий Сергеевич Мережковский. С. 58. ...•в гроб сходя благословить•. - Измененная цитата из гл. VIII романа А. С. Пушкина сЕвгений Онегин•. 508
С. 59. Лавриты- монахи Александро-Невской лавры, посещавшие Религиозно-философские собрания. С. 60. Карташов (Карташев) Антон Владимирович (1875 - 1960) - богослов, историк церкви. Участник Религиозно-философских собраний (1901 - 1903). В 1906 - 1918 гг. преподаватель истории религии и цер­ кви на Высших женских курсах. С 1909 г. председатель Религиозно­ философского общества. С 25 июля 1917 г. обер-прокурор Святейшего Синода, с 5 августа министр исповеданий Временного правительства. После Октябрьского переворота арестован. В январе 1919 г. уехал за границу. С 1925 по 1960 г. - один из основателей и профессор Свято­ Сергневекого богословского института в Париже. Автор многих бого­ словских трудов, ныне изданных и в России. ...на Собраниях... - Религиозно-философские собрания в Петербур­ ге были учреждены в ноябре 1901 г. (29 ноября - первое заседание) по инициативе Д. С. Мережковского, В. В. Розанова, Д. В. Философо­ ва, В. С. Миролюбова и В. А. Тернавцева. Председателем ·стал ректор Духовной академии епископ Сергий Финляндский. Стенографические отчеты о заседаниях с 1903 до февраля 1904 г. печатались в журнале •Новый путь., а в 1906 г. изданы книгой. По указанию обер-прокуро­ ра Святейшего Синода К. П. Победоносцева собрания были закрыты 5 апреля 1903 г. (последнее собрание 20 апреля). Д. С. чuтaJI... свою статью о Гоголе. - Имеется в виду доклад Мережковского •Гоголь и отец Матфей•, прочитанный на Религиоз­ но-философском собрании 18 апреля 1903 г. (см.: Новый путь. 1903. N.! 5). В его основе - фрагмент исследования Мережковского •Судьба Гоголя• (Новый путь. 1903. N.! 1 - 3); в отд. изд. названо •Гоголь и черт• (1906). •Судьба Гоголя• - так называлась и лекция Мережков­ ского, с которой он 17 февраля 1902 г. выступил в аудитории Истори­ ческого музея в Москве. Розанов 21 ноября 1907 г. на заседании Ре­ лигиозно-философского общества вспоминал: •В блестящем докладе "Гоголь и отец Матвей" Д. С. Мережковский страстно поставил вопрос об отношении христианства к искусству, в частности - об отношении, напр., православия к характеру Гоголевекого творчества. В противопо­ ложность отцу Матвею, известному духовнику Гоголя, он думает, что Евангелие совместимо со сладкою преданностью музам, что можно слушать и проповеди отца Матвея, и зачитываться "Ревизором" и "Мертвыми душами", от души смеясь тамошним персонажам. Пафос Дмитрия Сергеевича, по крайней мере в ту пору, заключался в идее совместимости Евангелия со всем, что так любил человек в своей многотысячелетней культуре. Ему охотно поддакивали батюшки, даже архиереи, и все светские богословы, согласно кивавшие, что, "конечно. Евангелие согласимо со всем высоким и благородным; что оно куль­ турно", а посему культура и Церковь, иерархи и писатели могут "гар­ Аtонично" сидеть за одним столом, вести приятные разговоры и пить один и тот же вкусный чай... Мы дебатировали в 1902 г., забыв про­ шлое и не предвидя будущего, отдавшись сладкой минуте• (Розанов В. О Сладчайшем Иисусе и горьких плодах мира 11 В темных религиоз­ ных лучах. М., 1994. С. 418). 509
С. 60. ...секретарь Собраний... - Секретарем Религиозно-философ­ ских собраний, а также редакции журнала сНовый путь• был публи­ цист Ефим Александрович Егоров (1861 - 1935). Впоследствии заве­ довал иностранным отделом в газете сНовое время•. Успенсхuй Василий Васильевич (1876 - 1930) - приват-доцент, позже профессор Петербургской Духовной академии. С 1902 г. участ­ ник Религиозно-философских собраний (вместе с братом Владимиром Васильевичем Успенским, профессором Духовной академии). В журна­ ле сНовый пут» лечаталея под псевдонимом В. Бартенев. Гиппиус посвятила своим соперничавшим поклонинкам-друзьям Успенскому и Карташеву стихотворение сИетина или счастье?• (1902), а в 1905 г. Успенскому - стихотворение сИмет». С. 61. Бальмонт Константин Дмитриевич (1867 - 1942) - поэт, критик, эссеист, переводчик; один из вождей русского символизма. В 1905- 1913 п. жил за rраницей. С 25 июля 1920 г. в эмиrрации во Франции. Сологуб (наст. фам. Тетерников) Федор Кузьмич (1863 - 1927) - поэт, прозанк, драматург. См. о нем мемуарный очерк Гиппиус сОтры­ вочное. О Сологубе• (т. 6 наст. изд.). Розанов Василий Васильевич (1856 - 1919) - философ, публицист, эссеист; один из выдающихся мыслителей Серебряного века. См. о нем мемуарный очерк Гиппиус сЗадумчивый странник• в т. 6 наст. изд. С. 67. •Белый черт• - не изданная •шутливая мистерия• Гиппиус. Тернавцев Валентин Александрович (1866 - 1940) - богослов, чи­ новник Синода. Один из организаторов Религиозно-философских со­ браний; на первом заседании 29 ноября 1901 г. выетупил с проrрам­ мным докладом •Интеллигенция и Церков» (см. о докладе •богосло­ ва-эрудита• подробно в воспоминаниях Гиппиус сДмитрий Мережков­ ский•. Т. 6 наст. изд. С. 268 - 275). •Мир искусства• (1900 - 1924) - художественное объединение, возглавлявшееся А. Н. Бенуа и С. П. Дягилевым, и журнал, выходив­ ший в 1898/99 - 1904 п. в Петербурге. Бакст (наст. фам. Розенберг) Лев Самойлович (1866 - 1924) - театральный художник, rрафик, живописец. Член объединения сМир искусства•. В 1905 г. создал портрет Гиппиус. Оформитель спектаклей по пьесам Мережковского. Иллюстрировал журналы сМир искусства•, сЗолотое руно•, сАполлон•. Декоратор антрепризы С. П. Дягилева. Гиппиус- автор некролога сУмная душа. О Баксте•, опубликованного 11 января 1925 г. в парижекой газете сПоследние новости•. Пирожков Михаил Васильевич (1867 - 1927) - издатель (1898 - 1910) и владелец едитературной книжной лавки• в Петербурге. С. 68. Ася- сестра 3. Н. Гиппиус Анна Николаевна (1872 - 1942), врач, религиозный публицист (псевдоним Анна Гиз). С 1919 г. в эмиг­ рации. Блок Александр Александрович (1880 - 1921) - см. о нем мемуар­ ный очерк Гиппиус •Мой лунный друг• (т. 6 наст. изд.). С. 69. О, поце.луй! Я напишу о нем когда-нибудь. - Стихотворение сПоцелуй• Гиппиус написала в 1903 г. и включила в свой первый 510
сборник сСобрание стихов. 1889 - 1903• (СПб.: Скорпион, 1903; на титуле 1904). С. 69. Даша - Дарья Павловна Соколова, няня 3. Н. Гиппиус и ее сестер. О Бывшем (1899 - 1914) Впервые: журнал сВозрождение• (Париж). 1970. М 218- 220 (публ. Т. А. Пахмусс). С. 70. ...когда я была занята писанием разzооора о Еванzелrш . .. - См. об этом в книге Гиппиус сДмитрий Мережковский•: сПоеледкие годы века мы жили в постоянных разговорах с Д. С. о Евангелии, о тех или других словах Иисуса, о том, как они были поняты, как понимаются сейчас и где или совсем не понимаются или забыты <...> Я в то вре· мя некоторые разговоры наши записывала. И вот, помню, раз, летом 1899 года, когда я писала что-то о "плоти и крови" в евангельских словах Христа, Д. С. пришел в мою комнату и быстро сказал: "Конеч­ но, настоящая церковь Христа должна быть единая и вселенская. И не из соединения существующих она может родиться, не из соглашения их, со временными уступками, а совсем новая... "• (т. 6 наст. изд. С. 250 - 253). Об этих беседах и размышлениях Гиппиус опубликует в 1901 r. в журнале сМир искусства• (М 11/12) статью сХлеб жизни• (т. 6 наст. изд.). С. 71. Розанов . .. отqшл кое-что. .. жене. И она . .. не советовала го­ ворить с нами. - Вторая жена Розанова Варвара Дмитриевна Бутяm­ на, урожд. Руднева (1864 - 1923) Мережковских недолюбливала: сдо пугливости, до "едва сижу в одной комнате"• (Розанов В. В. Опавшие листья 11 О себе и жизни своей. М., 1990. С. 467). Мережковский же, - вспоминает Розанов, - свсегда Варю любил - уважал и был внутренно, духовно к ней внимателен• (Там же. С. 254). Перцов Петр Петрович (1868 - 1947) - критик, публицист, искус­ ствовед, поэт, мемуарист. С января 1903 г. редактор журнала сНовый путы (вместе с Д. С. Мережковским и 3. Н. Гиппиус). Автор книm сЛитературные воспоминания. 1890 - 1902• (М.; Л.: Academia, 1933). Гиппиус посвятила Перцову стихотворение сСоблазн• (1900). Бенуа Александр Николаевич (1870- 1960)- живописец, график, художник театра, теоретик и историк искусства, художественный кри­ тик; одни из основателей художественного объединения сМир искус­ ства• (1900 - 1924) и одноименного журнала (1898 - 1904). С 1924 г. в Париже. Автор книги сЖизнь художника: Воспоминания• (Нью­ Йорк, 1955). С. 72. Нувель Вальтер Федорович (1871 - 1949) - чиновник в ми­ нистерстве императорского двора, одни из активных участников худо­ жественного объединения сМир искусства.. Однокашник по гимназии, близкий друг А. Н. Бенуа (сидел с ним за одной партой) и Д. В. Фи­ лософова. С Мережковскими Нувель подружился в 1901 г. Гиппиус по­ святила ему стихотворения сЧто есть грех?• (1902) и сРосное имя• (1904). 511
С. 72. ДяZWiев Сергей Павлович (1872 - 1929) - театральный дея­ тель. Один из создателей объединения художников сМир искусства•. Орrанизатор заграничных художественных выставок сРусские сезоны• (1907). Создатель зарубежной труппы сРусские балеты С. Дягилева• (1911 - 1929). С. 76. Чигаев Николай Федорович (1859 - ?) - врач, лечивший Мережковских с 1890-х гг. С. 78. сКто не возненавидит отца своего . . . • - Слова Иисуса из Еван­ гелия от Луки, гл. 14, ст. 26: сЕсли кто приходит ко Мне, и не возне­ навидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником•. Откровение святого Иоанна Богослова (Апокалипсис) - этой кни­ гой Библии завершается Новый Завет. Тайная Вечеря - прощальная встреча Иисуса с учениками, состояв­ шаяся в Иерусалиме перед Пасхой (Евангелие от Иоанна, гл. 13). На вечере Иисус установил святое таинство причащения. С. 79. ЖeiOJI}/JIIl, коzда рождает. .. - Евангелие от Иоанна, гл. 16, cr. 21. С. 80. Дмитрию Сергеевичу... писала одна женщина... - Имеется в виду Евгения Ивановна Образцова, по словам А. Белого, смясистая дама-модерн• (в мемуарах сНачало века•. М., 1990. С. 199), заводив­ шая легкие флирты в среде литературной богемы начала ХХ века. Ин­ тимный друг Мережковского и Брюсова (в 1904 - 1905 rr. См. сМой Донжуанский список• в кн.: Брюсов В. Из моей жизни / Сост. В. Э. Молодяков. М., 1994. С. 223). Пыталась заниматься меценатством. На своей квартире организовывала встречи московских и петербургских символистов. С Мережковскими познакомилась во время их приезда в Москву в декабре 1901 г. (см. в кн.: Брюсов В. Дневники. Письма. Автобиографическая проза. М., 2002. С. 130, 131, 137). Во время оче­ редного приезда Мережковских в Москву 16 - 19 февраля 1902 г. устроила у себя обед и обсуждение будущего журнала сНавый путь• с участием Перцова и Брюсова. С. 86. Щербов Иван Павлович - священник, кандидат богословия, преподаватель Петербургской духовной семинарии, сотрудничавший в журнале сРусский паломник•. С. 87. Учредители бши у Победоносцева . .. - Обер-прокурор Свя­ тейшего Синода Консrантин Петрович Победоносцев (1827- 1907) при­ нял учредителей Религиозно-философских собраний 8 октября 1901 г. В этот же день вечером в Александра-Невской лавре состоялась их встреча с митрополитом Петербургским и Ладожским Антонием (в миру Александр Васильевич Вадковский; 1846 - 1912). С его благословения были разрешены Религиозно-философские собрания. Миролюбов Виктор Сергеевич (1860 - 1939) - издательский дея­ тель. С 1897 по 1906 г. редактор общедосrупного литературно-обще­ ственного и научного еЖуриала для всех•, затем его продолжений в 1906 - 1908 rr. - сНародная весть., с'I}>удовой путь., сНаш журнал•, закрытых цензурой; редактор горьковских сборников сЗнание•. Заве­ довал беллетристическим отделом в журналах сСовременник• (с янва­ ря 1911 г.). сЗаветы• (с апреля 1912 г.). В 1914 - 1917 rr. издавал сЕжемесячный журнал литературы, науки и общественной жизни•. 512
С. 87. Скворцов Василий Михайлович (1859 - 1932) - чиновник Святейшего Синода, редактор-издатель журнала •Миссионерское обо­ зрение• (1896 - 1916) и церковной газеты •Колокол• (1905 - 1917). Участвовал в организации Религиозно-философских собраний. С. 88. •Мне отмщение, и Аз воздшс• - из Послания к Римлянам святого апостола Павла, гл. 12, ст. 19. С. 89. Никалин день - день памяти Николая Мирликийского, вели­ кого христианского святого, отмечаемый церковью дважды - 9 (22) мая (•Никола весенний•) и 6 (19) декабря (•Никола зимний•). •Кто любит отца, или .мать, или жену более Меня... • - Из Еван­ гелия от Матфея, гл. 10, ст. 37. •Если рука твоя.... - Из Нагорной проповеди: Евангелие от Мат­ фея, гл. 5, ст. 30: Евангелие от Марка, гл. 9, ст. 43: •И если соблазня­ ет тебя рука твоя, отсеки ее: лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти в геенну, в огонь неугасимый• . ...получила от Философова написанный реферат... - См. текст Фи­ лософова о проблеме •настоящей церкви• и •настоящего общества• в журнале •Новый путь• (1903. М 1. Ч. 2). С. 90. •Побеждающему да.Аt белые одеждьt•. - См. в Библии: От­ кровение Святого Иоанна Богослова (Апокалипсис), гл. 3, ст. 5: •Побеждающий облечется в белые одежды•. Речь идет о не осквернив­ ших себя грехами и преступлениями, которых Иисус за этот подвиг жизни облечет в белые одежды и поставит рядом с собою. Белые одеж­ ды - символ чистоты и безгрешности. Эпитрахиль (епитрахиль) - важная часть богослужебного облаче­ ния православного священника: широкая лента с двумя длинными концами, надеваемая на шею. В епитрахили заключена символика бла­ годати, исходящей от Святого Духа. ... стали говорить о реферате Дмитрия Сергеевича... - 6 февра­ ля 1902 г. на 3-м заседании Религиозно-философских собраний Мереж­ ковский прочитал реферат .л. Толстой и русская церковь•, первона­ чально называвшийся •Русская церковь и общество. По поводу опре­ деления Синода о Л. Толстом•. Реферат был опубликован в •Новом пути• (1903. М 2. Ч. 2) и вызвал полемику. С. 93. •Мы, сильные, должны сносить немощи бессильных. . . • - Из Послания к Римлянам святого апостола Павла, гл. 15, ст. 1. Соловьева Поликсена Сергеевна (псевд. Allegro, А Меньшов: 1867 - 1924) - поэтесса, детский писатель, дружившая с Гиппиус. Младшая дочь историка С. М. Соловьева, сестра философа и поэта Вл. С. Со­ ловьева. •Песнь торжествующей любви• (1881) - одна из поэтичных (и та­ инственных) повестей И. С. Тургенева, вызвавшая разноречивые суж­ дения критиков. На ее сюжет написаны две оперы - В. Н. Гартевель­ дом и А. Ю. Симоном (шла в 1897 г. в Большом театре). С. 94 . ...отец Дмитрия Сергеевича . .. - Сергей Иванович Мережков­ ский (1821 - 1908) - действительный тайный советник, столоначаль­ ник Дворцового ведомства Александра 11. С. 97 . ...бывали у его матери ... - Мать Д. В. Философова Анна Пав­ ловна, урожд. Дягилева (1837 - 1912) - деятельница женского движе- 513 33 Дневники: 1893-1919
ния в России, одна из учредительниц первых женских трудовых арте­ лей, в том числе артели переводчиц, а также петербургских Высших женских (Бестужевских) курсов (1878), инициатор создания Русского взаимно-благотворительного общества (1899). Посещала Религиозно­ философские собрания. С. 97 . ...на Страстной ... - Страстная неделя (Великая седмица) - последняя неделя Великого поста (перед Пасхой), посвящаемая воспо­ минаниям о страданиях и смерти Иисуса Христа. Каждый день Стра­ стной недели называется Великим и отмечается торжественными бого­ служениями. С. 98. Священник Альбов Иоанн Федорович - участник Религиоз­ но-философских собраний. Hoaltlt Кронштадтский (в миру Иван Ильич Серmев; 1829 - 1908) - протоиерей Андреевского собора в Кронштадте; проповедник и благо­ творитель. В 1990 г. канонизирован Русской Православной Церковью в святые. С. 99. Сергий (в миру Иван Николаевич Страгородский; 1867 - 1944) - церковный деятель, духовный писатель. Миссионер в Японии, архимандрит при русском посольстве в Греции. В 1901 - 1905 гг. ректор С.-Петербурrской ;духовной академии. Председатель Релиmоз­ но-философских собраний. Архиепископ Финляндский и Выборгский. С 1917 г. архиепископ, а затем митрополит Владимирский и Шуйский. В 1926 г. был арестован. С 1927 г. заместитель Патриаршего Место­ блюстителя (главы Русской Православной Церкви). В 1942 г. стал патриархом Московским и всея Руси. Соллертинский Сергей Александрович (1846 - 1920) - протоиерей Богоявленского Никольского собора в Петербурге, профессор Петер­ бургской Духовной академии. Петров Григорий Спиридонович (1866 - 1925) - публицист, про­ поведник, священник (сана лишен в 1908 г.). Известность ему принес­ ла книга •Евангелие как основа жизни• (1898; 20-е изд. - 1906), на­ писанная под впечатлением от релиmозных проповедей Л. Н. Толсто­ го. Депутат 2-й Государственной думы. Автор статей, полемизирующих с публикациями Гиппиус. Архиерей Антонин (в миру Александр Андреевич Грановский; 1865 - 1927) -старший цензор С.-Петербурrской Духовной академии в 1899 - 1903 rr. и цензор журнала •Новый путь•. Позже - епископ Нарвский. В 1920-е гг. примкнул к обновленческой (•живой•) церкви, вызвавшей временный раскол в русском православии. •Буду .молиться сердцем... • - Неточко из Первого послания к Ко­ ринфянам святого апостола Павла: •Стану молиться духом, стану мо­ литься и умом• (гл. 14, ст. 15). Когда .мы уезжали - за Волгу... - См. мемуарный очерк Гиппиус •Светлое озеро. Дневник (в т. 3 наст. изд.) о путешествии к озеру Светлояр (Нижегородская губерния, Семеновекий уезд), которое Ме­ режковские совершили с 15 июня по 8 июля 1903 г. С. 100. ЛemoAt стал осуществляться журнал. - Первый (январский) номер •Нового пути• вышел в декабре 1902 г. Подготовка издания ве- 514
лась более года (см. в кн.: Евгенъев-МаксrJАеов В., Максимов Д. Из про­ шлого русской журналистики. Л., 1930. С. 129 - 254). С. 101. Евхаристия (греч. благодарение) - причащеиие, одно из главных таинств христианской церкви, состоящее в том, что во время богослужения верующие вкушают хлеб и вино, пресуществлеииые в ис­ тинное тело и кровь Христа. С. 102. ...донос Меньшикова ... - В книге сДмитрий Мережковский• Гиппиус уточняет: сГоворили, что поводом был донос одного из сотруд­ ииков "Нового Времени", суворииской реакционной газеты. Но, дума­ ется, просто иссякло терпение Победоносцева, и он сказал "довольно"• (т. 6 наст. изд. С. 281). Мама .мол... - Анастасия Васильевна Гиппиус, урожд. Степаиова (? - 1903). Тата, Ната, Ася - сестры 3. Н. Iimпиyc: художница Татьяна Ни­ колаевна (1877 - 1957), скульптор Наталья Николаевна (1880 - 1963), прожившие жизнь в России, не разлучаясь. В годы Великой Отече­ ствеиной войны - узницы фашистского концлагеря. После войны ра­ ботали реставраторами в художественном музее Новгорода. Ася (Анна) Николаевна - см. о ней в примеч. к с. 68 . С. 103. ...ро.ман Петра 0Ц1дасm и будет новьtй редактор. -Речь идет о романе Мережковского •Антихрист. Петр и Алексей• (Новый путь. 1904. N! 1 - 5, 9 -12), завершающем его трилоmю сХристос и Анти­ христ.. Летом 1904 г. редактором сНового nути• стал Философов. С. 104. Пишу в Париж8..• - Мережковские выехали в Париж 25 фев­ раля 1906 г. и возвратились в Петербург 12 июля 1908 г. 9 января - •кровавое воскресенье• 1905 г., день расстрела войска­ ми мирного шествия рабочих с петицией к царю. И.матра - живописный порожистый водоскат на р. Вуокса в Фин­ ляндии. 7Ym Бердмв cman подходить... - О привлечении в журнал сНовый путь. так называемых сидеалистов• (Бердяева, Булгакова и др.) Гип­ пиус рассказывает в очерке •Мой лунный друг. (см. т. 6 наст. изд.). В декабрьском номере сНового nути• за 1904 r. появился анонс: еЖур­ иал выходит при обновленном составе сотрудников. Ближайшее учас­ тие принимают: С. Н. Булгаков и Н. А. Бердяев•. С их приходом меняется идейная платформа сНового пути•, а затем в их руки пере­ ходит и руководство журналом (в 1905 r. он стал называться сВопро­ сы жизни•). Николай Александрович Бердяев (1874 - 1948) - фило­ соф, критик, публицист. В сентябре 1922 г. выслан из России. В 1925- 1940 rr. основатель и редактор парижск01-о журнала сПуть•. Сергей Ни­ колаевич Булгаков (1871- 1944)- философ, богослов, экономист, пуб­ лицист, критик. 17 декабря 1922 г. выслан из России. С 1925 r. один из основателей, профессор и бессменный ректор Православного Бого­ словского института в Париже. Принцевы острова - 9 турецких островов в Мраморном море с климатической станцией для легочных больных. Цусима - группа островов вблизи Японии, где 14 - 15 мая 1905 г. произошло сражение русского и японского флотов. Потерпев пораже­ ние, Россия начала мирные переговоры. 515 зз•
С. 105. ...пережили октябрьскую забастовку, манифест, московское восстание. - Названы главные события революции 1905 г.: всероссий· екая политическая стачка 7 - 13 октября, Манифест 17 октября, про· возгласивший гражданские свободы, и вооруженное восстание в Мое· кве 9 - 18 декабря. Серафима Павловпа Ремизова, урожд. Довгелло (1876 - 1943) - с 1903 г. жена А. М. Ремизова. В течение нескольких десятилетий дру­ жила с Гиппиус и переписывалась в 1905 - 1935 гг. С. 106. Кузпецов Василий Васильевич (1881 - 1923) - скульптор, автор бюста А. М. Ремизова. Боря Бугаев -Андрей Белый (наст. имя и фам. Борис Николаевич Бугаев; 1880 - 1934), прозаик, поэт, критик, литературовед, мемуарист. Автор программных работ о символизме. С. 107. В депь разzопа первой Думы ... - 1-я Государственная дума была распущена указом 8 июля 1906 г. На следующий день царь в манифесте объяснил это решение тем, что •выборные от населения, вместо работы строительства законодательного, уклонились в не при­ надлежащую им область., и возложил на думцев всю ответственность за вспыхнувшие в это время крестьянские выступления. ...писали статьи для фрапцузскоzо сборпика naшezo. - Имеется в виду парижекий коллективный сборник статей Гиппиус, Мережковского и Философова •Le Tzar et !а Revolution• ( •Царь и революция•; 1907). Через год этот сборник был переиздан в немецком переводе в Мюнхе­ не и Лейпциге. •Триумвират• написал в Париже также драму •Маков цвет• (1907). Дмитрий читал первую лекцию - мою статью о <~naCUJiии•. - Ме­ режковский прочитал эту лекцию в Salle d'Orient 21 февраля 1907 г. В ее основе - статья Гиппиус •La Revolution et !а violence• (•Револю­ ция и насилие•) из сборника •Le Tzar et !а Revolution•. Потом Дима свою - о Горьком. - Имеется в виду статья Д. В. Философова •Конец Горького•, позже опубликованная в •Русской мысли• (1907. .N .! 4) и вызвавшая острую полемику (см. примеч. к ста· тье Гиппиус •Выбор мешка• в т. 7 наст. иэд.). •Что такое самодержавие• - эта статья Гиппиус в парижекий сборник вошла под названием •Le vгaie force du tzarisme• ( •Истинная сила царизма• ). Фопдамипский (Фундаминский; псевд. Бунаков) Илья Исидорович (1880 - 1942) - публицист, общественно-политический деятель, эсер. В 1917 г. комиссар Временного правительства. С 1919 г. в эмиграции; один из основных учредителей парижского журнала •Современные за­ писки• и объединения •Православное дело•. Погиб в фашистском концлагере Освенцим. ...полюбил Марусю. - Речь идет о Марии Данзас, которой был ув­ лечен Мережковский в 1907 - 1908 гг., называвший ее •пушкинская Маша• (см. о ней в т. 6 наст. изд. С. 329 - 330). С. 110. Савипков Борис Викторович (1879 - 1925) - политический деятель, писатель. С 1903 г. один из лидеров Боевой организации эсе­ ров, организатор и участник убийств министра внутренних дел В. К. Плеве и московского генерал-губернатора великого князя Сергея Алек- 516
сандровича. В 1906 г. приговорен к смертной казни. Бежал в Румы­ нию, где занялся литературным творчеством (написал повесть •Конь бледный• и роман •То, чего не было•). В 1917 г. управляющий воен­ ным министерством во Временном правительстве, исполняющий обя­ занности командующего войсками Петроградекого военного округа. Ушел в отставку после подавления 25 августа 1917 г. мятежа генерала Л. Г. Корнилова (1870 - 1918). Участвовал в антибольшевистском дви­ жении. В 1919 г. выехал за границу. 7 мая 1925 г. покоичил с собой в советской тюрьме (по другой версии - убит чекистами). С. 111 . ...наше реда~т~ированье •Русской мысли•. - •Русская мысль• (М., 1880 - 1918) - научный, литературный и политический журнал либерального направления, основанный и редактировавшийся В. А. Гольцевым до ноября 1906 г. Мережковские в 1908 г. приняли предло­ жение нового редактора •Русской мысли• П. Б. Струве заведовать литературным отделом (кроме поэзии, которой стал ведать Брюсов, ушедший из закрывшихся •Весов• ). Религиозно-Философское общество было учреждено в Петербурге в 1907 г. по инициативе Н. А. Бердяева. Председателем избрали Д. В. Философова, а в 1909 г. А. В. Карташева. В совет общества вошли С. П. Каблуков (товарищ председателя), Н. О. Лосский, П. Б. Струве, С. Л. Франк. •Богоискатели и богостроители•. - Вероятно, имеется в виду засе­ дание Религиозно-философского общества, на котором обсуждался доклад В. А. Базарова •О богоискательстве и богостроительстве• (опубл. в сб. •Вершины•. СПб., 1909. Кн. 1). . .. и стория Азефа. - Имеется в виду разоблачение в 1909 г. В. Л. Бурцевым правокатарекой деятельности Евно Фишелевича (Евгения Филипповича) Азефа (1869 - 1918), одного из основателей и руково­ дителей партии эсеров (возглавлял ее Боевую организацию), служив­ шего с 1893 г. секретным агентом охранки. Верочка Глебова - Вера Глебовна Успенская (1877 - ?), дочь писа­ теля Г. И. Успенского, первая жена Б. В. Савинкова. С. 112. Фондаминская Амалия Осиповна, урожд. Гавранекая (1882 - 1935), жена И. И. Фондаминского с 1903 г., близко дружив­ шая с Мережковскими. С начала 1909 г. входила в •Комитет помощи русским политическим заключенным, приговоренным к каторжным ра­ ботам•. Гиппиус опубликовала о ней некролог •Негасимая свеча• (По­ следние новости. 1935. 22 июия) и очерк •Единственная• в сборнике •Памяти Амалии Осиповны Фондаминской• (Париж, 1937; тираж ок. 150 экз.), в котором приняли участие Мережковский, Ф. А. Степун, М. С. Цетлин, В. В. Набоков, В. М. Зензинов, А. Яшвиль. Мариэтта - умная, религиозная... - Имеется в виду Мариэтта Сергеевна Шагинян (1888 - 1982), поэтесса, прозаик, публицист. Ее знакомство с Мережковскими состоялось в Москве в декабре 1908 г., а за месяц до этого, 24 ноября, началась их переписка (см.: Письма 3. Н. Гиппиус к М. С. Шаrинян 1908- 1910 годов. Из частных собра­ ний Е. В. Шаrииян и М. В. Гехтмана 11 Зинаида Николаевна Гип­ пиус. Новые материалы. Исследования. Публ., примеч., вступ. ст. Н. В. Королевой. М., 2002. С. 95). Встречам и переписке с Гиппиус посвя- 517
щены также многие записи в мемуарах Шагинян сЧеловек и время. История человеческого становления• (М., 1980). •"Семья" Гиппиус, - вспоминает Шагинян, - состояла из одной женщины в центре и двух мужчин вокруг нее - мужа, Дмитрия Сергеевича Мережковского, и друга, Дмитрия Владимировича Философова. К этой главной троице примыкала другая, второстепенная: две младшие сестры Гиппиус - Тата и Ната, две женщины, и один мужчина среди них - невенчанный муж Таты, Антон Карташов. <... > Троице вдруг оказался необходимым не­ кто - стоящий за скобками, за личным совершенством их круга, - чет­ вертый: открытое, прозанческое, просто арифметическое, лишенное вся­ кой алгебры, всякой мистики число ч е т ы р е. Некий связной. Тот, кто, стоя близко к кругу, но вне круга, мог бы связать этот круг с наро­ дом, как церковь - с мирянами. Я и стала у Мережковских, на три зимы, ЭТИIII "четвертым"• (с. 341). С. 112. Михаил (в миру Павел Васильевич Семенов; 1874 - 1916) - архимандрит, духовный писатель, профессор С.-Петербургской Ду­ ховной академии. Участник Религиозно-философских собраний. В 1906 г. уволен от должности профессора, лишен сана. С этого вре­ мени увлекся старообрядчеством. CвoИIII идейным вождем его считали также схристиане-голгофцы•. Входил в круг общения Мережковских (см. о нем: Шагинян М. Человек и время. С. 402- 403, 409- 415, 423- 434) . ... .христианской•, Вячеслав-Ивановской, секции... - Имеется в виду Христианская секция Религиозно-философского общества, которой руководил Вячеслав Иванович Иванов (1866 - 1949), поэт, драматург, филолог-классик, критик, теоретик символизма. Христианскую секцию посещала Шаrинян. Мейер Александр Александрович (1875- 1939)- религиозный мыс­ литель, философ-культуролог, публицист, переводчик. Один из теоре­ тиков •мистического анархизма• (наряду с Г. И. Чулковым). Участник дискуссий в Религиозно-философском обществе, где в 1908 г. подру­ жился с МережковскИII!и. С этого года читал лекции по истории эти­ ки и психологии в Обществе народных университетов и в Вольной высшей школе П. Ф. Лесгафта. Возглавлял в Народном университе­ те Религиозно-философскую секцию, созданную Мережковскими. В 1910-е гг. взгляды Мейера и Гиппиус на современное общественное движение во многом совпадали. В 1918 г.- один из учредителей Воль­ ной философской ассоциации (Вольфилы). В декабре 1928 г. был аре­ стован и отправлен в Соловецкий концлагерь. Отбыл срок в 1935 г. С. 113. Тата - Т. Н. Гиппиус. Дмитрий - Д. С. Мережковский. Дима - Д. В. Философов . . .. уехШlи 11: Фоминой... - Имеется в виду Фомина неделя, вторая после Пасхи. С. 114 . ... Оля ФлоренСI«JЯ с Сережей - мужем-братом, 1jюиц11:ИМ. - Ольга Александровна Флоренская (1890 - 1914) - художница, автор графического портрета Гиппиус. Сестра Павла Александровича Флорен­ ского (1882 - 1937), православного философа и богослова, физика, математика, инженера; в 1908 - 1919 гг. преподавателя Московской 518
Духовной академии; в 1912 - 1917 rr. редактора журнала сБогослов­ ский вестник•. В 1933 г. Флоренский был арестован и отправлен в Соловецкий концлагерь, затем расстрелян. Троицкий Сергей Семено­ вич (1881 - 1910) - один из друзей П. А. Флоренского. С. 114. Мариэтта - М. С. Шагинян. С. 115. ...поглощен совсе.u ромаНОАt ~Адександр I•··· - Этот роман Мережковский писал и печатал в журнале сРусская мысль• в 1911 - 1912 rr. (отд. изд. 1913). ...Борис. Он все еще св деле•. - Речь идет о подготовке покушения на императора Николая 11, подготовкой которого занималась Боевая организация эсеров вместе с Савинковым. Зина -Зинаида Владимировна Ратькова-Рожнова, урожд. Филосо­ фова (1871 - 1966). Ее сыновья Николай, Владимир (1891 - 1918) и Дмитрий Александровичи погибли на фронтах 1-й мировой и граждан­ ской войн. Гиппиус посвятила ей стихотворение сЕму• (1915). Ратьков - Александр Николаевич Ратьков-Рожнов, муж З. В. Рать­ ковой-Рожновой. См. о них: Бенуа А. Н. Мои воспоминания. Кн. 2. Гл. 18. Философовы. М., 1990. С. 502. С. 116. Приехам больнал М. А. - Речь идет о Марии (Мариэтте) Алексеевне Прокофьевой (1883- 1913), невесте эсера-террориста Е. С. Созонова (Сазонов; 1879 - 1910), убившего 15 июля 1904 г. министра внутренних дел В. К. Плеве. Созонов покончил с собой в знак проте­ ста против пыток. Прокофьева с 1911 r. жила в семье Б. В. Савинкова, умирая от туберкулеза. Савинков посвятил ей свой роман сТо, чего не было• (1912). ~полное собрание Мережковского... • - Имеется в виду изд.: Мереж­ ковский Д. С. Поли. собр. соч. Т. 1 - 17. СПб.; М., 1911 - 1913. Через год было повторено в 24 т. ...пылкая и безумная Мариэтта... - Имеется в виду М. С. Шаги­ нян. В письмах к ней Гиппиус не раз упрекала ее за сюжный темпе­ рамент•: сБедная моя Мариэтточка, и отчего это вы такая психопа­ точка?• (Письмо без даты.) сМилая Мариэтта, вижу, что ваш южный темперамент доставит вам еще немало хлопот и горей. Я не могу им сочувствовать, потому что мало понимаю их остроту, однако соболез­ ную• (1910). На этом письме спылкая Мариэтта• 9 февраля 1910 г. оставила пометку: сЛюблю Зину на всю жизнь. Клянусь в этом своею кровью, которою пишу• (цит. по: Зинаида Николаевна Гиппиус. Но­ вые материалы. Исследования. С. 130; 135). Это несходство темпера­ ментов в конце концов стало одной из причин охлаждения в дружбе Шагиняни Гиппиус. сКакая же,я была дура,- делает Шагинян поз­ же вторую пометку на том же письме, - что не понимала эту старую зазнавшуюся декадентку, выдающую себя за "саму простоту"l• (Гам же. С. 92). С. 117. ...nлотила деньZОАш романа, который написала. - В 1912 г. Гиппиус печатала в сРусской мысли• (N.! 9-12) роман сРоман-царевич•. Тата, Ната, Ася - сестры Гиппиус. С. 118. Mouceeюro Борис Николаевич (партийный псевдоним Ицек) - один из соратников Б. В. Савинкона в Боевой организации эсеров. За границей сближается с Фоидаминскими. В конце 1910 г. делает пред- 519
ложение А. О. Фондаминской, отвергнутое ею. Савинков резко осудил Моисеенко. Отношения друзей после этого осложнились. С. 118. ...освобождать Брешковскую... - Имеется в виду попытка освобождения •бабушки русской революции• эсерки Екатерины Кон­ стантиновны Брешко-Брешковской (1844 - 1934) в 1913 г., отбывав­ шей третий срок заключения. Попытка побега увеличила срок нака­ зания. Освобождена Февральской революцией 1917 г. С начала 1919 г. в эмиграции. С. 119. ...убийства Сто.лыпина шпионам. - Министр внутренних дел (с 1906 г.), председатель Совета Министров (1907 - 1911) Петр Арка­ дьевич Столыпин (1862 - 1911) был смертельно ранен агентом охран­ ки Д. Г. Богровым. Тут к НflAt стала Полови,ова подходить. Через Мейера. - Ксения Анатольевна Половцова (1886 или 1887 - 1948) - публицист, худож­ ник-график, архитектор, переводчица, музыкант. Дальняя родственни­ ца Гиппиус и П. А. Кропоткина. Друг и многолетняя спутница А. А. Мейера. В 1914 - 1917 rr. член Совета, секретарь Религиозно-фило­ софского общества. Жена певца и музыканта Мариинекой оперы П. Д. Васильева. Участница религиозно-философского кружка Мейера •Вос­ кресение• (1917 - 1928), заседания которого проходили и в ее кварти­ ре. Вместе с Мейером была арестована и отправлена в Соловецкий концлагерь, а затем переведена в отдел строительства управления Бе­ ломоро-Балтийского комбината. Освободилась через пять лет (см. о ней: Леонтьев Я. В. •Мне бы только умереть около нее... Мать и дочь Половцовы• 11 Минувшее. Ист. альманах. Вып. 18. М.; СПб., 1995. с. 338 - 343). С. 120. Мариэтта - М. С. Шагинян. М. А. - Прокофьева . ...между Борисам и Илюшей какие-то недоразумения, отчасти из-за нового романа Бориса. - Имеется в виду роман Савинкова (псевд. В. Ропшин) •То, чего не было. Три брата• (Заветы. 1912. М 1 - 8; 1913. М 1 - 2, 4), вызвавший негодование эсеров, и том числе и его друга Фоидаминского. С. 121 . ...перед старухой-матерью.- А. П. Философова, мать Д. В. Философова (см. о ней в дневнике •О Бывшем•). Ратьков - А. Н. Ратьков-Рожнов. С. 124. ...привлекается к ответственности за •Павла l•, он и Ли­ рожков. - Имеется в виду арест, наложенный на отдельное издание драмы Мережковского (СПб.: Изд-во М. В. Пирожкова, 1908; под на­ званием •Смерть Павла• ), подверrmееся конфискации. Мережковский был оправдан на судебном процессе 18 сентября 1912 г., и запрет с пьесы был снят. Издательство Пирожкова в 1910 г. прекратило свою деятельность. 'Jj:юица - один из двенадцати главных праздников Русского Право­ славия, отмечаемый в 50-й день после Пасхи. С. 126. Темна ограда ... - Гиппиус неточно цитирует последние стро­ ки своего стихотворения •Ограда• (1902). В тексте: •... темна ограда, 11 Но нет любви, - и нет Конца•. Щеzловитов Иван Григорьевич (1861 - 1918) - в 1906 - 1915 гг. 520
министр юстиции. С 1907 r. член Государственного совета (с 1 января 1917 r. председатель). Расстрелян большевиками вместе с другими сановниками. С. 127. Власова Нина - организатор выступлений в Петербурге христиан-rолгофцев во главе с епископом-москвичом Михаилом (см. о Н. Власовой, Мережковских и о. Михаиле в кн.: Шагинян М. Человек и время. С. 430 - 449). Плеханов Георгий Валентинович (1856 - 1918) - политический дея- тель, философ, теоретик марксизма. 37 лет провел в эмиграции. М. А. - Прокофьева. С. 128. Эс-дечный - от с.-д. (социап-демократ). Плащаница - полотнище с изображением Иисуса Христа после снятия ero с креста. В Великую пятницу Страстной недели плаща­ ница торжественно выносится из алтаря на середину храма для по­ кпонения верующими; в алтарь возвращается после пасхальной по­ луночи. Штейнер Рудольф (1861 - 1925) - немецкий философ-мистик, основатель антропософского учения и общества (с 1913), вовлекшего в свои ряды многих последователей, в том числе русских писателей и деятелей культуры. С. 129. Бейлис Менахем Мендель (1874 - 1934) - приказчик киев­ ского кирпичного завода, обвиненный в 1911 r. в ритуальном убийстве православного мальчика А Ющинского. Судом присяжных оправдан в 1913 r. •дело Бейлиса• вызвало антисемитскую кампанию. Воззвание •К русскому обществу• (Речь. 1911. 30 ноября; перепечатано многими газетами) •против вспышки фанатизма и темной неправды• подписа­ ли 82 писателя и общественных деятеля. Среди них - Л. Андреев, Блок, Гиппиус. М. Горький, Вяч. Иванов, Короленко, Мережковский, Ф. Сологуб и др. Суворин Алексей Сергеевич (1834- 1912)- журналист и издатель. Основал в Петербурге газету •Новое время• (1876) и журнал •Исто­ рический вестник• (1880). .. . иС Юiю чени е Розанова. - Одним из поводов инициированного Ме­ режковскими исключения Розанова из Религиозно-философского об­ щества стала его позиция в •деле Бейлиса• (ее сочли антисемитской), которую он выразил в статьях, позже составивших кингу •Обонятель­ ное и осязательное отношение евреев к крови• (1914). Обществу по­ иадобились два шумных заседания (19 и 26 января 1914 r.), чтобы принять решение •о невозможности совместной работы с В. В. Роза­ новым в одном и том же обществеином деле• (см. об этом подробно в кн.: Ни1еолюкин А. Голгофа Василия Розанова. М., 1998. С. 412 - 418). ...история с Дмитри~W... за статью о Суворине. - Имеется в виду острая перепапка между Мережковским, опубликовавшим 24 января 1924 r. в •Русском слове• статью •Сувории и Чехов• (с нападками на А. С. Суворина), и В. В. Розановым, взявшим издателя под защиту в статье •А С. Сувории и Д. С. Мережковский• (Новое время. 1914. 25 января). Газета сочла нужным напечатать также редакционную ста­ тью •Кто такой Мережковский?•. 521
С. 129. Мариэтта Ал<ексеевна> - Прокофьева. ••.все умерли. - Д. В. Философов умер 4 aвrycra 1940 г., а Д. С. Мережковского не стало 7 декабря 1941 г. Парижская ажанда. 1908 г. Впервые - в изд.: Гиппиус 3. Дневники: В 2 ки. М., 1999. Кн. 2. Примеч. и публ. А И. Серкова по экз. •Записной книжки• на 1908 год, напечатанному в петербургском издательстве К. Л. Риккера (РГБ. Ф. 743). Его же републикация (со вступ. статьей) в изд.: Записки от­ дела рукописей. Вып. 51. Гиппиус 3. Парижская ажанда. 1908 г. М., 2000. Печ. по этому изд. С. 130. Кричевский Борис Наумович (1866 - 1919) - публицист, со­ циал-демократ. Один из лидеров •экономизма•. Сотрудник парижско­ го журнала А. В. Амфитеатрава •Красное знамя• (вел в 1906 г. вместе с С. П. Мазуренко раздел •Голос Крестьянского союза•). С Мережков­ скими встречался в Париже в 1907 - 1908 гг. (оппонент на лекциях Мережковского). Щукин Иван Иванович (1869 - 1908) - совладелец торгового дома •И. В. IЦукин с его сыновьями•, искусствовед, художественный кри­ тик, коллекционер. Автор книги •Парижские акварели• (1901). С 1893 г. жил в Париже, где покончил с собой 3 января 1908 г. из-за надвигав­ шегася банкротства. Брат предпринимателей, известных коллекционе­ ров: основателя IЦукинского музея в Москве на Малой Грузинской Петра Ивановича (1853 - 1912) и собирателя живописи Сергея Ива­ новича (1854 - 1936) IЦукиных. Дима - здесь и далее Д. В. Философов. Дм<итрий> - здесь и далее Д. С. Мережковский. Тата - Т. Н. Гиппиус. Селенина Екатерина Владимировна, уроЖд. Романова (1855 - ?) - сестра милосердия в русско-турецкую войну 1877 - 1878 гг. Кузина Вл. С. Соловьева, его невеста в начале 1870-х гг. (была, по словам Гип­ пиус, его •единственной любовью•). См. о ней в кн. Гиппиус •Дмит­ рий Мережковский• (т. 6 наст. изд. С. 315 - 316). С. 131. Рапп Евrений Иванович (? - 1946) - юрист, эсер. В 1917 r. комиссар воеиного министра Бремеиного ПJ?ЗВительства А Ф. Керенского. . . . Бердяев со евашеи Юдифов/ЮАШ... - Сестры Трушевы: Евгения Юдифовна (в замужестве Рапп; 1875 - 1960) и переводчица, поэтесса Лидия Юдифовна (в первом замужестве Рапп, во втором, с 1909 г., - Бердяева; 1874 - 1945). ... трагедию (драму) Сав<инко>ва. - Имеется в виду увлечение Савинкова в 1908 г. сестрой соратника по террористической организа­ ции Л. И. Зильберберrа Евгенией Ивановной, в первом браке Сомо­ вой (1885 - 1942), ставшей его женой (с 1908 по 1916 г. в граЖдан­ ском браке). Савинков расстался с первой женой В. Г. Успенской и двумя детьми Виктором и Татьяной. Поль Адан (1862 - 1920) - французский прозаик, автор романных циклов •Эпоха• и •Время и жизнь•. 522
С. 131. Вечером .малетЮJй четверг . .. - •Четверги• -ритуальные ве­ чера у Мережковских, собиравшие с конца 1900 г. •людей, ищущих веры•. В них помимо •триумвирата• (Мережковского, Гиппиус и Д. В. Философова) участвовали В. В. Розанов, П. П. Перцов, А. Н. Бенуа, В. В. Гиппиус, В. Ф. Нувель, Л. С. Бакст, С. П. Дягилев. Встречи регулярно стали проводиться с 29 марта 1901 г., с дня Великого чет­ верга Страстной недели, откуда и получили свое название (см. об этом подробные записи в дневнике Гиппиус •О Бывшем• ). Из этих •Чет­ вергов• родились Религиозно-философские собрания, первое заседание которых было проведено 29 ноября 1901 г. БерzСQн Анри (1859 - 1941) - французский философ, представи­ тель интуитивизма. Автор книги •Творческая эволюция• (1907). Лау­ реат Нобелевской премии по литературе (1927). С. 132. РыбаЮJтзе (Робакидзе) Григорий (Григол; 1884 - 1962) - rрузинский прозаик, поэт, критик. КиUЖ1Шк Иван Сергеевич (наст. имя и фам. Израиль Самойлович Бланк; 1878 - 1965) - поэт, литературовед, библиоrраф, печатавшийся под псевдонимами Книжник-Ветров, И. Ветров, И. Надеждин и др. В начале 1900-х rr. пропаrаидист толстовства. В 1902 - 1909 rr. в эмиг­ рации во Франции, где сблизился с русскими анархистами, а также с окружением Мережковских. Северак Жорж - переводчик на французский язык сочинений Мережковского, Гиппиус, Вл. С. Соловьева и др. Petit- Пети Софья rригорьевна, урожд. Балаховекая (1871 - 1966), жена французского юриста и дипломата Е. Ю. Пети. А.миШIСа - от фр. ami (друг). Жена Фонд<амишжоzо> - Амалия Осиповна. С. 133. Е1С111ения (zреч. усердие)- название молитвенных прошений, входящих во все церковные богослужения. Passy (Пасси) - бывший пригород Парижа, ныне в составе города. Миша Д. (Карпович) - по предположению А. И. Серкова, это Михаил Михайлович Карпович (1888- 1959), будущий историк, про­ фессор Гарвардекого университета (США). IЬе.мянница - Ксения Владимировна Мережковская. Убwrи португалыжоzо, и короля - и наследника. - Король Португа­ лии Карлуш 1 и наследный принц Луи Филипп были убиты 1 февра­ ля 1908 г. бомбой, брошенной в их экипаж демонстрантами, протесто­ вавшими против репрессий. С. 134. Сергей Николаевич - Моисеенко. Сер<афи.ма> П<авловна> - Ремизова-Довrелло. Ксения - К В. Мережковская. Гру3UНСКаЯ Анастасия (? - 1920-е rr.) - светлейшая княжна, при­ ятельница Мережковских, ставшая католической монахиней (приняла постриг как монахиня в миру). Умерла в Вильно (Вильнюсе). См. о ней в т. 6 наст. изд. С. 316. С. 136. Паехала я к Лидии. - Имеется в виду Л. Ю. Бердяева. ..Павла wтали (кор<ре1С111уру>). - Мережковский в 1908 г. гото­ вил к изданию в Берлине свою драму •Павел 1•. 523
С. 136. Дима свою кнu:жку готовш . .. - Имеется в виду первый сбор­ ник статей Д. В. Философова сСлова и жизнь. Литературные споры новейшего времени•. Книга вышла в Петербурге в 1909 г. Савеюсов - здесь и далее Б. В. Савинков. cPena• - статья Гиппиус (Весы. 1908. .N .! 2), опубликованная под псевдонимом Антон Крайний (см. в т. 7 наст. изд.). С. 137. Мандельштам- по предположению А. И. Серкова, это Осип Эмильевич Мандельштам (1891 - 1938). Окончив Тенишевское учили­ ще, поэт с конца 1907 до лета 1908 г. жил в Париже, посещая лекции на словесном факультете Сорбонны. В это время он пишет стихотво­ рения, которыми открыл свой первый сборник сКамень• (1913). Хромой и конфузливый Амари. - Имеется в виду Михаил Осипо­ вич Цетлин (1882 - 1945), поэт, прозаик, критик, член партии эсеров, бежавший в 1907 г. в эмиграцию. В 1906 г. под псевдонимом Амари (по имени жены A'Marie) издал в Москве первую книгу сСтихотворе­ ния•, которая была уничтожена цензурой. Цетлин хромал, опирался на палку, из-за костного туберкулеза. По воспоминаниям друзей, он был человеком доброжелательным, мягким и нерешительным. Обладая зна­ чительным капиталом, помогал многим писателям, создавал вместе с женой Марией Самойловной Цетлин (в первом браке Авксентьевой; 1882 - 1976) издательства, журналы, альманахи. С. 138. ...бывали на Вяч<еслава> Ив<анова> тайных собраниях. . . - Имеется в виду петербургский кружок литераторов, художников, му­ зыкантов, собиравшихся с осени 1905 до лета 1912 г. на сбашне• у Вяч. И. Иванова и его жены Л. Д. Зиновьевой-Аннибал (их квартира размещалась в угловой башне дома). Сталь (Стааль) Алексей Федорович (1872 - 1949) - присяжный поверенный, служивший в Московском суде. С. 139. Мушар (от фр. mouchard) - фискал, шпик. Баш Виктор - филолог, профессор. Парижекий знакомый Мереж­ ковских. Поповы - вероятно, Поликсена Сергеевна и Татьяна Сергеевна, внучки историков, профессоров Московского университета С. М. Со­ ловьева и Н. А. Попова. Бурцев Владимир Львович (1862 - 1942) - публицист, издатель историко-революционных сборников сБылое• (Лондон, 1900 - 1904; Париж, 1908 - 1912). Жил в основном в эмиграции. Известность при­ обрел как разоблачитель провокаторов. Автор книги сБорьба за сво­ бодную Россию. Мои воспоминания. 1882 - 1922• (Берлин, 1923; в Москве вышла с сокращениями и под названием сВ погоне за прово­ каторами•, 1928). С. 140. .. Дм<итриев> фельетон о Струве ... - И.меется в виду ста­ тья Мережковского сБорьба за догмат•, опубликованная в газете сРечь• 14 дек. 1908 г. (.N .! 307). В начале этого года философы вступили в острую полемику о сновой религии• и культуре. Мережковский напе­ чатал в сРечи• статьи сКрасная шапочка• (24 февр.) и сЕще о "Вели­ кой России"• (16 марта). В ответ последовали возражения Струве в той же газете сСпор с Мережковским• (24 февр. сПервый ответ• и 18 марта сКто из нас "максималист"? Некоторые итоги спора•). Петр 524
Бернгардович Струве (1870 - 1944) - экономист, историк, философ, критик, публицист, политический деятель; академик Российской Ака­ демии наук (1917). Лидер партии кадетов. В 1906 - 1918 rr. редактор петербургского журнала •Русская мысль•. Соавтор сборника •Вехи• (1909), вызвавшего долгую политическую полемику, которая завер­ шилась изгнанием ее участников из России. С 1920 г. в эмиграции. В 1925 - 1927 rr. в Париже под ред. Струве выходила газета •Возрож­ дение•, в 1927 - 1928 - •Россия•, в 1928 - 1934 в Праrе - •Россия и славянство•. С. 140. Окулов Алексей Иванович (1880 - 1939) - прозаик, драма­ тург, режиссер. С 1903 г. член РСДРП(б). С 1908 по 1913 г. в эмигра­ ции в Париже. Репрессирован (умер в лагере). С. 142. Дора Брuллиант - террористка из эсеровской Боевой орга­ низации; соратница Б. В. Савинкова. Евг<ения> Ив<ановна> - Зильберберг, вторая жена Б. В. Савин­ кона. . .. невеста Сазонова... - М. А. Прокофьева. Гершуни Григорий Андреевич (1870 - 1908) - эсер-террорист, один из основателей и руководитель Боевой организации. С. 143. У.мер отец. - Сергей Иванович Мережковский (1821 - 1908), столоначальник Дворцового ведомства Александра 11. С. 144. Лагардель Юбер (1875 - 1914) - французский юрист, пуб­ лицист, теоретик правого синдикализма. С. 145. Раппы - вероятно, сестры Трушевы Е. Ю. и Л. Ю. (Бердя­ ева), которые в первом браке были замужем за братьями В. И. и Е. И. Раппами. Муля - Мария Н. Данзас. См. о ней и ее дочери в книге Гиппиус •Дмитрий Мережковский• (т. 6 наст. изд. С. 329 - 330). Маруся - дочь М. Н. Данзас. Вдова Гершуни - Любовь (Ревекка) Сергеевна, урожд. Шмерлинг, во втором браке Гавранекая (? - 1930). Апаtо/е Fraпce, Анатоль Франс (наст. имя и фам. Анатоль Франсуа Тибо; 1844 -1924) - французский прозаик. О знакомстве с А. Фран­ сом в парижеком салоне писательницы Анны Митрофановны Аничко­ вой, урожд. Аниновой (1868- 1935) Гиппиус рассказала в книге •Дмит­ рий Мережковский• (т. 6 наст. изд. С. 315). •Журавли• (1908) - стихотворение Гиппиус. Павел - драма Мережковского •Павел 1•. С. 146. ... Савенков был, читал р(Шан. - Б. В. Савинков в это время завершал работу над своей повестью •Конь бледный• (опубл. в 1909 г.). ... пасхальный рассказ для Гессена... - Для газеты •Речь• И. В. Гессена. С. 150. Павла конфисковали. - Тираж 1-го изд. драмы Мережков­ ского •Павел l• (СПб., 1908) был конфискован. 2-е изд. вышло в этом же году в Берлине. Столыпин Петр Аркадьевич (1862 - 1911)- в 1903 - 1906 гг. сара­ товский губернатор. С 1906 г. министр внутренних дел и председатель Совета министров. В ряде выступлений провозгласил курс социально­ политических реформ и начал их осуществление. 525
Синяя книга. Петербургский дневник (1914 - 1917) Впервые - в изд.: Гиппиус 3. Н. Синяя книга: Петербургский днев­ ник 1914 - 1918. Белград, 1929; в составе 43 книг серии •Русская библиотека•, которую с 1928 по 1936 г. выпускала Издательская хо­ миссия при Сербской Академии наук (орган Государственной комис­ сии по русским беженцам, созданной в Белграде после Всеэмигрант­ ского съезда русских писателей в 1928 г.). Печ. по изд.: Гиппиус 3. Дневники. В 2 кн. М., 1999. Кн. 1. С. 152. ...погибла вторая по.ловина -годы 18- 19... - Эта рукопись сохранилась: она была сдана Философовым в Публичную библиотеку со своим архивом (см. •Черная тетрадь• в наст. иэд.). •Царство Антихриста. Большевизм, Россия и Европа• (Мюнхен, 1921)- коллективный сборник, в который вошли статьи Д. С. Мереж­ ковского •Крест и пентаrрамма•, .Л. Толстой и большевизм•, Д. В. Философова сНаш побег•, В. А. ЗлобинасТайна большевиков•, 3. Н. Гиппиус •Петербургский дневник•, сИетория моего дневника•, •Чер­ ная книжка•, сСерый блокнот - карандашом•. С. 154. ...мы :жи.ли око.ло Думы... - В Петербурге Мережковские в 1913 - 1919 rr. жили на ул. Серrиевской, 83, кв. 17. Государственная дума размещалась по соседству - в Таврическом дворце. С. 155. М. - вероятно, это А. А. Мейер, навещавший (вместе с А. В. Карташевым) в 1914 г. Мережковских и сестер Гиппиус. Т. В. Воронцова считает, что это врач И. И. Маиухин (см.: Гиппиус 3. Днев­ ники. М., 1998. Т. 1. С. 683). Однако, как вспоминает сам Манухин, в 1914 - 1916 rr. его в Петрограде не было и с Мережковскими он еще не был знаком. Их встречи начались в дни Февральской революции, когда Маиухины возвратились в столицу (в конце мая 1916 г.). •К нам на 5-й этаж, - пишет он об этом времени, - nодиялея Д. С. Мереж­ ковский (Мережковские жили в 1-м этаже). Мы знакомы не были, но друг о друге знали, что живем в одном доме. Мережковский был взвол­ нован, просил немедленно довести до сведения Горького о необходи­ мости безотлагательно создать комитет по охране памятников стари­ ны: долетела весть, что Ораниенбаумский дворец под угрозой разграб­ ления, это угрожает и другим загородным дворцам• (Манухин И. И. Революция 11 Новый журнал. 1963. N.! 73. С. 186). Принцип Гаврило (1894 - 1918)- террорист из организации •Моло­ дая Босния•, убивший 28 июня 1914 г. австрийского престолонаследни­ ка Франца Фердинанда, что послужило поводом для объявления Авст­ ро-Венгрией войны Сербии, вскоре переросшей в 1-ю мировую войиу. .• .яВUJ/ась Т. - одна. - Татьяна Николаевна Гиппиус должна была приехать к Мережковским на дачу вместе с А. В. Карташевым и А. А. Мейером (см.: •Дмитрий Мережковский• в т. 6 наст. изд. С. 360). Соня - Софья Алексаидровна Степанова, двоюродная сестра Гип­ пиус. С. 156. Оля - тетка сестер Гиппиус, жена Александра Васильевича Степанова, адвоката, издателя газеты •Юридический вестник•. Вася - Василий Александрович Степанов, двоюродный брат Гип­ пиус. 526
С. 157. Славинекий Максим Антонович (1868 - 1945) - украин­ ский поэт, публицист, переводчик, политический деятель. С начала 1900-х rг. жил в Петербурге. В 1916 г. участвовал вместе с М. Горь­ ким и др. в организации Российской радикально-демократической партии в Петербурге. В эмиграции - профессор истории западноевро­ пейской литературы в Украинском высшем пединституте им. М. П. Дра­ гоманова в Праге. Умер в заключении в СССР. Керенский Александр Федорович (1881 - 1970) - государственный и политический деятель, юрист, публицист. С марта 1917 г. министр юстиции, военный и морской министр, министр-председатель (с июля) Временного правительства. С 1918 г. в эмиграции. В 1922 - 1933 rr. издавал в Берлине и Париже газету еДин•. В 1936 - 1940 гг. редактор журнала сНовая Россия•. С осени 1940 г. в США, где в 1949 г. осно­ вал сЛиrу борьбы за народную свободу•, редактировал журнал сГря­ дущая Россия•. С. 158. Володя-студент - племянник Философова В. А. Ратьков­ Рожнов. Щеголев Павел Елисеевич (1877 - 1931) - литературовед, историк. В 1914 г. сотрудничал в журнале 3. И. Гржебина сОтечество•. Пуришкевич Владимир Митрофанович (1870 - 1920) - крупный помещик, ставший лидером сСоюза русского народа• и сСоюза Миха­ ила Архангела•. Мwzюков Павел Николаевич (1859 - 1943) - историк, публицист, политический деятель. Один из основателей партии кадетов, председа­ тель ее ЦК и редактор центрального органа сРечь. (до 1917 г.). Ми­ нистр иностранных дел в первом составе Временного правительства. В Париже - председатель Союза русских писателей и журналистов (1922 - 1943), редактор газеты сПоследние новости•. С. 159. ...по казенном.у ~Петроград•. - 18 августа 1914 г. Санкт-Пе­ тербург был переименован в Петроград. Свое несогласие с этим пере­ именованием Гиппиус выразила в стихотворении сПетроrрад• (сКто посягнул на детище Петрова... •; 1914), впервые опубликованное 17 марта 1917 г. (в статье сПетербург.). С. 160. Ншс<олай> Ншс<олаевич> Романов (Младший) (1856- 1929)- великий князь, генерал-адъютант, генерал от кавалерии. Старший сын Николая Николаевича (Старшего). В 1905 - 1914 rг. главнокоман­ дующий войсками гвардии и Петербургского военного округа. В 1914 - 1915 rr. Верховный главнокомандующий вооруженными силами России. Знаменитую его про1Сllамацию о свозрождении Польши•... - Речь идет о возэвании великого князя Николая Николаевича к полякам, приуроченном к началу войны. ,Воззвание содержало программу объе­ динения всех политических сил Польши, но - спод скипетром русско­ го царя•. Львов Георгий Евгеньевич, князь (1861 - 1925) - один из лидеров земского движения, депутат 1-й Государственной думы. В годы 1-й мировой войны председатель Всероссийского земского союза помощи больным и раненым воинам, с 1915 г. председатель объединенного Земгора. 2 марта 1917 г. возглавил Временное правительство. С 1918 г. в эмиграции. 527
С. 160. К. Р. - псевдоним великого князя Константина Константи­ новича (Романова; 1858 - 1915), поэта, переводчика, драматурга. Ги­ бель на фронте сына Олега (1892 - 1914) ускорила и его кончину от сердечного приступа. Олег Константинович подавал надежды как ли­ тератор. сЕго блестящее сочинение о юридических воззрениях Феофа­ на Прокоповича было награждено Пушкинской медалью, - вспомина­ ет В. Ф. Джунковский. - Будучи страстным любителем литературы, он издал том рукописей Пушкина, которого он был большим поклонни­ ком. Он ушел из жизни, оставив в сердцах всех его знавших привле­ кательный образ удивительно чистого, нетронутого, благородного, та­ лантливого юноши• (Джунковский В. Ф. Воспоминания. В 2 т. Т. 2. м., 1997. с. 429). . .. п раздник спервенцев свободы•. - Годовщинам восстания декабри­ стов Гиппиус посвятила стихотворения с14 декабря• (сУжель прошло - и нет возврата?.. •; 1909), с14 декабря 17 года•, с14 декабря 18 г.• . ...написШiся сПетербург•. - Стихотворение сПетроrрад• (см. при­ меч. выше); далее цитируются его последние строки. С. 161 . .. ..мой доклад о войне. - Доклад Гиппиус сИетория и хрис­ тианство•, прочитанный 5 декабря 1914 г. Опубликован под названием сВеликий путь. (Голос жизни. 1914. N.! 7). Меня поддер:нсивШI, как всегда, М. - Вероятно, А. А. Мейер. Лишь целомудрие молчания... - Гиппиус неточно цитирует свое сти­ хотворение сТишеl• (1914). В тексте: сНужно целомудрие молчанья .. .• . С. 163. Фата-Моргана - одна из форм миража. ... сЗеленое кольцо• в Александринке. - Премьера этой пьесы Гиппиус состоялась в Александринеком театре 18 февраля 1915 г. в постановке режиссера-новатора Всеволода Эмильевича Мейерхольда (1874- 1940). Роль Елены Ивановны Вежжиной сыграла Мария Гавриловна Савина (1854 - 1915), актриса Александринекого театра, одна из лучших ис­ полнительниц ролей в пьесах Гоголя, Тургенева, Островского. См. о ней очерк Гиппиус в т. 9 наст. изд. Полонекий Яков Петрович (1819 - 1898) - поэт, многие стихот­ ворения которого положены на музыку. Среди них - сЗатворница• (сВ одной знакомой улице... •; 1846), с Песня цыганки• (сМой кос­ тер в тумане светит... •; 1853) и др. На петербургской квартире По­ лонского устраивались литературные журфиксы - его знаменитые с Пятницы•. С. 164. ...я была всего на одной . .. с Блоком. - Гиппиус и Блок вме­ сте были на одной из последних репетиций сЗеленого кольца• 5 фев­ раля 1915 г. (см. об этом посещении: Блок А. Записные книжки. М., 1965. С. 255, а также в его письме к Л. Д. Менделеевой от 9 февраля 1915 г. //Блок А. Письма к жене. М., 1978. С. 351). Д. В. - Философов. К. - вероятно, А. О. Фондаминская. Белецкий Степан Петрович (1873- 1918) -директор Департамента полиции (1914 - 1915), товарищ министра внутренних дел (1915. - 1916). Расстрелян. Ел. - вероятно, Елена Всеволодовна Барановская, двоюродная сес­ тра жены Керенского Ольги Львовны. 528
С. 165. Немироеич-Данченко Владимир Иванович (1858 - 1943) - прозаик, драматург, театральный деятель, критик, режиссер. Создатель (совместно с К. С. Станиславским) Московского Художественного те­ атра (МХТ, 1898). Богучарекий Василий Яковлевич (наст. фам. Яковлев; 1861 - 1915) - историк, публицист, общественный деятель. В 1906 - 1907 rr. вместе с П. Е. Щеголевым и В. Л. Бурцевым издавал журналы •Бы­ лое• и •Минувшие годы•. В 1910 г. выслан из России. В 1913 г. вернул­ ся и сотрудничал в журналах •Современник•, •Голос минувшего• и др. Автор трудов по истории общественной мысли в России. ...стариннейшее Вольное Экономическое О<бщест>во закрыли! - Де­ ятельность этого общества, основанного в 1765 г. по инициативе Ека­ терины II, в 1915 г. была запрещена (продолжал работу только его совет под руководством М. М. Ковалевского). ВЭО окончательно распалось в 1919 г. Эрн Владимир Францевич (1882- 1917) -религиозный философ, публицист. Флоренский Павел Александрович (1882 - 1937) - православный философ и богослов, физик, математик, инженер. В 1908 - 1919 rг. преподаватель Московской Духовной академии. В 1912 - 1917 rr. ре­ дактор журнала •Богословский вестник•. В 1933 г. был арестован и отправлен в Соловецкий концлагерь, затем расстрелян. Булгаков Сергей Николаевич (1871 - 1944) - философ, богослов, экономист, публицист, литератор, священник. С октября 1904 г. соре­ дактор журнала •Новый путь•, а после его закрытия - журнала •Воп­ росы жизни• (с 1905). Участник вызвавших острую полемику антире­ волюционных сборников •Проблемы идеализма• (М., 1902) и •Вехи• (М., 1909). В 1922 г. выслан из России. В Париже один из основате­ лей Православного Богословского института (с 1925 г. бессменный его ректор и профессор). ТjJубецкой Евгений Николаевич (1863 - 1920) - религиозный фи­ лософ, правовед, общественный деятель. Герцен Александр Иванович (1812 - 1870) - писатель, философ, публицист, революционер. С 1847 г. в эмиграции. В 1853 г. основал в Лондоне •Вольную русскую типографию•, в которой издавал альма­ нах •Полярная звезда• (кн. 1 - 8, 1855 - 1868), газету •Колокол• (1857 - 1868) и аrитационно-обличительную литературу. Бакунин Михаил Александрович (1814 - 1876) - философ, публи­ цист, идеолог анархизма. .. Аксаковская славянофильщина. - Имеются в виду идеологи сла­ вянофильства братья Аксаковы Константин (1817 - 1860) и Иван Сергеевичи (1823 - 1886). С. 166. Скрябин Александр Николаевич (1871 - 1915) - композитор, пианист, профессор Московской консерватории (1894 - 1904). Автор новаторских симфонических произведений •Божественная поэма• (1904), •Поэма экстаза• (1907), •Прометей• (•Поэма огня•; 1910) и др. С. 168. ...насчет Горького . .. он давнишний эс-дек . .. - М. Горький - член РСДРП(б) с июня 1905 г. 529 34 Дневники: 1893-1919
С. 168. Кускова Екатерина Дмитриевна (1869 - 1958) - обществен­ ный и политический деятель, публицист. После 1917 г. издавала оппо­ зиционную большевикам газету •Власть народа•. В 1921 г. одна из организаторов Комитета помощи голодающим, разогнанного властями. В 1922 г. выслана из России. В эмиграции (в Берлине, Праге, Женеве) председатель Политического Красного Креста, член комитета пражского Земгора. Сотрудничала с газетами •дни•, •Последние новости•, журна­ лами •Современные записки•, •Воля России•, •Новый журнал• и ДР. М. - А. А. Мейер. Дмитрий - Д. С. Мережковский. Соколов Николай Дмитриевич (1870 - 1928) - известный адво­ кат, меньшевик. После Февральской революции член исполкоl\(а Пет­ росовета. Автор текста Приказа N.! 1 по Петроградекому гарнизо­ ну о гражданских правах солдат. Этот приказ сыграл злую шутку над своим создателем. Соколов в июне 1917 г. возглавлял делегацию ис­ полкома на фронт. В ответ на призыв не нарушать воинскую дис­ циплину солдаты набросились на делегацию и зверски избили ее. Со­ колов оказался в больнице, где пролежал без сознания несколько дней. Гиппиус - автор мемуарного очерка о Соколове •Глаза лани• (1928). С. 170. А. - вероятно, это Л. Н. Андреев, который с 1914 г. актив­ но занялся военной публицистикой, поддерживая лозунг •Война до по­ бедного конца•. Но Брюсов/ Но Блок/ - В. Я. Брюсов с началом войны отправляет­ ся на фронт корреспондентом газеты •Русские ведомости•, в которой публикует десятки военных репортажей. А. А. Блок в ноябре 1914 г. подготовил и опубликовал в журнале •Отечество• (N.! 4) •Отрывки из писем сестры милосердия• (письма своей жены Л. Д. Блок-Менделе­ евой, ушедшей на фронт сестрой милосердия). Этот журнал в 1915 г. выпустил также сборник Блока •Стихи о России•. в котором отраже­ но его отношение к войне (•Петроградское небо мутилось дождем...•, •Антверпен•, •Он занесен - сей жезл железный ... •, •Я не предал бе­ лое знамя... • и др.). Шохор-Троцкий Константин Семенович (1892- 1937) -литератор, исследователь творчества Л. Н. Толстого. Попов Сергей Михайлович (1887 - 1932) - последователь и пропа­ гандиет учения Л. Н. Толстого. Соавтор (с В. Ф. Булгаковым и др.) воззвания •Опомнитесь, люди-братья!• с призывом •любить врагов•, распростраиявшегося в 1914 г. в машинописных распечатках. Суд при­ говорил Попова к тюремному заключению. Соавторам удалось оправ­ даться. Чертков Владимир Григорьевич (1854 - 1936) - публицист, изда­ тель. Один из основателей издательств •Посредник• и •Свободное слово• (в 1887 г. в Лондоне). Последователь и пропагандист •толстов­ ства•. Автор книг о Л. Н. Толстом, с 1908 г. редактор его сочине­ ний, в том числе юбилейного Полного собрания сочинений в 90 т. (с 1928 г.). •Толстой и его уход из Ясной Поляны• - книга С. Черткова, вы­ шедшая в 1922 г. под названием •Уход Толстого•. 530
С. 170. Софья Андреевна - Толстая, урожд. Берс (1844 - 1919), жена Л. Н. Толстого и его первый биограф. С. 171 . ...на болконе Ясной Пол.яны ... - Мережковские были в Яс­ ной Поляне 11 и 12 мая 1904 г. по приглашению Л. Н. Толстого. С. 173. ...и Дурново, и Мuлюi«Jв, и Чхеидзе... как три ясных линий политических. - Лидер крайних правых Петр Николаевич Дурново (1842 - 1915) - юрист; в 1884 - 1893 rr. директор департамента поли­ цlfи, в 1900 - 1906 rr. товарищ министра внутренних дел и министр, сыгравший решающую роль в подавлении революции. Боевая органи­ зация эсеров приговорила его к смерти (вместо него по ошибке убили путешествующего француза). В 1905 - 1915 rr. член Государственного совета, в котором с 1908 г. возглавлял правую группу. П. Н. Мuлюков (см. о нем выше)- идейный вождь партии конституционных демокра­ тов. В 1 - 4-й Государственных думах возглавлял кадетскую фракцию. Николай Семенович Чхеидзе (1864 - 1926) - один из лидеров мень­ шевистского крыла социал-демократов. Депутат 3-й и 4-й Государствен­ ных дум (председатель социал-демократической фракции). С. 175. Вчера, 2-zo сентября paзoZН(JJlи Думу. - 4-я Государствен­ ная дума указом была распущена на каникулы с 3 сентября 1915 г. Это случилось после того, как большинство фракций выступили с резкой критикой кабинета министров, возглавлявшеrося Иваном Лог­ гиновичем Горемыкиным (1839 - 1917). Думские сессии возобновили работу 9 февраля 1916 г., но в декабре вновь были отправлены на каникулы. За это время Горемыкина не без участия думцев сменил на посту главы кабинета министров Б. В. Штюрмер, а затем А Ф. Трепов. С. 178. Главнокомандующий сменен... - Великий князь Николай Николаевич, вступивший в конфликт с правительством, был отчис­ лен от должности Верховного главнокомандующего с назначением на­ местником на Кавказ и главнокомандующим Кавказским фронтом. На пост Верховного главнокомандующего 23 августа 1915 г. вступил Николай 11. С. 179. Шульгин Василий Витальевич (1878 - 1976) - обществен­ но-политический деятель, прозаик, публицист, мемуарист. С 1920 г. в эмиграции. Автор мемуарных книг -с1920•, -сДни•, •Три столицы. Пу­ тешествие в красную Россию•, -сГоды• и др. Суворин Борис Алексеевич (1879 - 1940) - прозанк, публицист, мемуарист, редактор-издатель газеты •Вечернее время• (Пб., 1911 - 1917). Сын издателя А С. Суворина. В эмиграции издавал газету •Рус­ ское время• (Париж, 1925 - 1929). Рамоли (фр.) - старчески расслабленный. С. 180. Распутин (наст. фам. Новых) Григорий Ефимович (1864 или 1865, по др. сведениям 1872 - 1916) - крестьянин Тобольской губер­ нии, занимавшийся прорицаниями и исцелениями. Завоевал доверие императрицы Александры Федоровны и Николая 11 тем, что ему уда­ валось помогать больному гемофилией царевичу Алексею. Убит заго­ ворщиками. Родзянко Михаил Владимирович (1859 - 1924) - крупный поме­ щик, один из лидеров партии октябристов. В 1911 - 1917 гг. предсе­ датель 3-й и 4-й Государственных дум. В августе 1917 г. поддержал 531 34*
мятеж Л. Г. Корнилова. Участник Белого движения. С 1920 г. в эмиг­ рации в Югославии. Автор мемуаров сКрушение империи•. С. 180. Куропаткин Алексей Николаевич (1848 - 1925) - генерал­ адъютант, генерал от инфантерии. Военный министр в 1898 - 1904 гг. В русско-японскую войну неудачно командовал войсками в Маньчжу­ рии (потерпел поражения под Ляояном и Мукденом). В 1916 - 1917 rr. туркестанский генерал-губернатор. С. 181. Хвостов Алексей Николаевич (1872 - 1918) - депутат 4-й Государственной думы, председатель фракции правых, приобретший из­ вестность черносотенными выступлениями. С сентября 1915 г. управ­ ляющий Министерством внутренних дел, министр и шеф Отдельного корпуса жандармов. В марте 1916 г. за попытку организации убийства Распутина уволен в отставку. Расстрелян большевиками. ...черносотенцы сьехались с уволенными (в Государственном Совете сидящими) министрами... - Речь идет об отправленных в июне - июле 1915 г. в отставку министрах Н. А. Маклакове, В. А. Сухомлинове, И. Г. Щегловитове, А. В. Кривошеине и др. Митрополит - Питирим . ...Без утра пробил час вечерний... - Из стихотворения Гиппиус севободный стих• (1915). Царь... со своим мальчиком... - Николай 11 и его сын наследник преетала Алексей Николаевич (1904 - 1918). Икскуль фон Гильдебранд Варвара Ивановна, урожд. Лутковская, баронесса (1850 - 1928) - прозаик, издательница, меценатка, хозяйка популярного в 1880 - 1900-х гг. петербургского литературно-полити­ ческого салона. Мережковский в 1886 - 1887 гг. посвятил красавице Икскуль цикл стихотворений, а Репин в 1889 г. написал ее портрет (в Третьяковекой галерее). В 1912 - 1913 гг. - сестра милосердия в Болгарии, в 1-ю мировую войну организатор лазаретов и санпоездов. Награждена Георгиевским крестом. С 1922 г. в эмиграции. С. 182. Щетинин Алексей Григорьевич (1854 - после 1916) - глава секты сОтветвления Старого Израиля•, автор сектантских брошюр и листков . ... покушения на него безносой бабы. - Эпизод биографии Распути­ на: в июле 1914 г. портниха Феония Гусева пыталась убить Распутина за то, что не без его участия Илиодор был заточен во Флорищевой пустыни Царицынекой губернии. Илиодор (в миру Сергей Михайло­ вич Труфанов; 1880 - 1952) - иеромонах, религиозный проповедник, один из организаторов •Союза русского народа•. Прославился скан­ дальными обличениями Г. Е. Распутина, антисемитскими выступления­ ми и выпадами против интеллигенции. В конце 1912 г. Св. Синод удовлетворил .его прошение о снятии с него сана. В 1914 г. бежал за границу. Автор книги сСвятой черт• (о Распутине). •Речы· (СПб., февраль 1906 - октябрь 1917) - ежедневная полити­ ческая, экономическая и литературная газета, орган конституционно­ демократической партии. Газета приветствовала Февральскую револю­ цию. До августа 1918 г. выходила под названиями сНаша реч», сево­ бодная речь•, сВек•, сНовая реч», •Наш век•. С. 183. Борис - Б. В. Савинков. 532
С. 183. •Призыв• (Париж, 1915 - 1916) - журнал эсеров, занимав­ ший оборонческую позицию в годы 1-й мировой войны. Чхешrели Акакий Иванович (1874 - 1959) -политический деятель, депутат 4-й Государственной думы. С 1918 г. председатель временного Закавказского правительства. С 1921 г. в эмиграции. С. 184 . ... об Андрее Белом . . . погибающем в Швейцарии у Штей­ нера... - А. Белый в Базель (Швейцария) переехал из Мюнхена в кон­ це августа 1912 г. и прослушал эдесь курс лекций •Евангелие от Мар­ ка• Р. Штейнера, с которым познакомился в мае в Кёльне. Итогом ув­ леченности штейнернанекой антропософией станет его исследование •Рудольф Штейнер и Гете в мировоэзрении современности. Ответ Эми­ лию Метнеру на его первый том "Размышлений о Гете"• (М.: Духов­ ное знание, 1917; книга вышла в ноябре 1916). ... о бъявил Н<иколай II>, что думу дозволяет на 9 февраля. - Ни­ колай 11, объявив о возобновлении работы 4-й Государственной думы с 9 февраля 1916 г., сам прибыл (впервые за историю Дум) на ее пер­ вое заседание. С. 185. Гурлянд Илья (Илия-Максимилиан) Яковлевич (1868 - не ранее 1921) - публицист, проэаик, драматург, критик, историк. Чинов­ ничью карьеру сделал благодаря покровительству Б. В. Штюрмера в пору его губернаторства в Ярославле (1896 - 1902). Гурлянд стал впоследствии одним из ближайших сотрудников П. А. Столыпина. В 1915 r. был назначен директором Бюро печати, а когда к власти при­ шел Штюрмер, стал директором Петроградекого телеграфного агентства (ПТА) и возглавил всю информационную службу империи. Мережков­ ские поэнакомились с Гурляндом в июне - июле 1902 г. во время поездки к •святому озеру• в Светлоярск. Предполагается, что он эмиг­ рировал сразу после Февральской революции. Манасевич - Иван Федорович Манасевич-Мануйлов (1871, по др. сведениям 1869 - 1918), политический авантюрист. С 1888 г. агент столичного охранного отделения, с 1894 г. сотрудник департамента полиции. С 1890-х гг. печатался в газетах сНовое время• и сНовости•, писал пьесы. Был в дружбе с Распутиным и через него поддерживал связи с придворными и правительственными кругами, выполняя тай­ ные поручения. Занимался шантажом, вымогательством и мошенниче­ ством, за что был дважды осужден. Расстрелян на границе при попыт­ ке под чужим именем бежать за рубеж. С. 186. На днях К. уехала опять за границу. - К - вероятно, А. О. Фондаминская-Бунакова, познакомившалея в доме Мережковских с Ке­ ренским. Гиппиус в книге сДмитрий Мережковский• вспоминает: • Чаще всего бывал Керенский. Мы его знали давно. Он принадлежал к той же партии революционеров-народников (с.-р.), как наши загра­ ничные друзья - Бунаков, Савинков и др. С ними он знаком не был. Но в этом, 16-м, году Д. Ф. (Философов. - Т. П.) отправился в депар­ тамент полиции, чтобы добиться разрешения легально приехать в Рос­ сию жене Бунакова, маленькой нашей приятельнице - Амалии. (Неле­ гально - она была эдесь раньше несколько раз.) Доказывал, что, ведь, она не партийная! Добился, и Амалия приехала. Была в Москве, по­ том даже съездила в Сибирь к "друзьям" на каторге, потом жила у нас 533
в Петербурге перед опасным морским возвращением в Париж. Оrправ­ ляясь с ней утром на генеральную репетицию моей пьесы, мы встре­ тили у нашего подъезда Керенского, идущего из Думы. Взяли его с собой - тогда он и познакомился с энергичной маленькой женщиной, женой Бунакова• (т. 6 наст. изд. С. 362 - 363). С. 186. К. едет .туда• ... что она скажет .прuзывuстам•. .. - К.- А. О. Фондаминская-Бунакова, возвращавшаяся в 1916 г. в Париж. Ее муж Илья Исидорович, •оборонец• в годы войны, входил в редакцию эмигрантского журнала эсеров •Призыв•. Роза Люксембург (1871 - 1919) - лидер польских социал-демокра· тов, одна из основателей компартии Германии. С. 187. ...у родствеюеых Д. В. генералов . .. - Имеются в виду род­ ственники Д. В. Философова, в роду которого было несколько видных военачальников и сановников в генеральских чинах. С. 188. Аггеев Константин Маркович (отец Константин; 1868 - 1921) - протоиерей, писатель-богослов, педагог. Активный деятель Пе­ тербургского Религиозно-философского общества. Погиб в Крыму, за­ мученный в большевистских застенках Бела Куна. •Одумайтесь• - антивоенная статья Л. Н. Толстого, которую он взялся писать сразу после начавшейся 27 января 1904 г. русско-япон­ ской войны. Опубликована в Англии в июне 1904 г. и вызвала полеми­ ку, содержавшую адресованные автору обвинения в •измене родине•. Вейпингер Отто (1880 - 1903) - австрийский философ. Автор пользовавшейся огромной популярностью книги •Пол и характер• (1903), переведенной на многие европейские языки, в том числе дваж­ ды на русский. Демонстративно покончил с собой в доме, в котором скончался Бетховен. Вот мать, у которой убwzи сына. - 20 сентября 1916 г. Гиппиус написала об этом стихотворение •Сегодня на земле• (см. в т. 5 наст. издания). С. 189. Литапии - молнтвословия. Шарль Пеги (1873- 1914)- французский поэт и публицист, ушед­ ший добровольцем на фронт и погибший в бою. Автор религиозных поэм (мистерий). С. 190 . ...новый наш мипистр ишлупишш Протопопов . .. -Александр Дмитриевич Протопопов (1866 - 1918) - в 1907 - 1917 гг. депутат 3-й и 4-й Государственных дум. В сентябре 1916 г. по протекции Рас­ путина стал министром внутренних дел и главноначальствующим От­ дельным корпусом жандармов. Расстрелян большевиками вместе с дру­ гими бывшими министрами. Дм. С. ставит свою пьесу на Александринке. - Речь идет о пьесе Д. С. Мережковского из эпохи В. Г. Белинского и М. А. Бакунина •Романтики•, поставленной В. Э. Мейерхольдом в Александринеком театре 21 окт. 1916 г. Пьеса вызвала большой интерес. Еще до премье­ ры о ней начали печататься многочисленные статьи в периодике - от неумеренно хвалебных до категорично ругательных. Плеве Вячеслав Константинович (1846 - 1904) - государственный деятель; сенатор. Директор департамента полиции. С 1899 г. - министр, стате-секретарь по делам Финляндии. В 1902 - 1904 гг. - министр 534
внутренних дел и шеф корпуса жандармов. Убит эсером Е. С. Созоно­ вым. С. 190. ШтюрАrер выпустил СухОМJiинова ... - Речь идет об освобож­ дении из Петрапавловской крепости военного министра с 1909 г., чле­ на Государственного Совета Владимира Александровича Сухомлинова (1848 - 1926), арестованного в марте 1916 г. за то, что армия оказа­ лась неподготовленной к войне. Однако бывший министр вскоре сно­ '[!а был арестован. Амнистирован 1 мая 1918 г. по старости. По мне­ нию современников, в его лице несправедливо нашли виновника всех российских бед. Сухомлинову перед войной удалось провести ряд важ­ ных реформ, повысивших боеготовность армии, однако не устранивших в ней многих изъянов. Чем не премьер Влади.мирыч Бориска?.. - Б. В. Штюрмер был пред­ седателем Совета миннетров с января по ноябрь 1916 г. Питирим (в миру Павел Окнов; 1858 - 1919) - в 1891 - 1896 rr. ректор Петербургской Духовной семинарии. В· дальнейшем был епис­ копом Новгород-Северским, Тульским, Курским, Владикавказским. С 1914 г. экзарх Грузии. С 1915 г. митрополит Петроградекий и Ладож­ ский (ставленник Г. Распутина), архиепископ Свято-Троицкой Алексан­ дро-Невской лавры. После Февральской революции бежал в Пятигорск. Похоронен •в Екатеринодарекам соборе. С. 191. О М. Р. и говорить не стоит . .. Его дело миллионное. - Ве­ роятно, имеется в виду крупный петроградекий банкир Дмитрий Льво­ вич Рубинштейн (1876 - 1936). Перед отъездом в эмиграцию М. Р. ( •Митька Рубинштейн•) водил дружбу с Распутиным, устраивая его коммерческие и иные дела. Вол. Ратьков - Владимир Александрович Ратьков-Рожнов (1891 - 1918), племянник Д. В. Философова. С. 192. EnuCICon Михаил - см. примеч. выше. С. 194. Затеял миллионную банковСIС!JЮ газету... - Речь идет о га­ зете •Русская воля• (декабрь 1916 - октябрь 1917), основанной А. Д. Протопоповым. Поехал с Милюковым официально в АШilию. - С 23 апреля по 7 мая 1916 г. Протопопов находился в Великобритании во главе думской делегации из 17 человек, представлявших также и Государственный Совет. Об этой поездке, имевшей политическую цель реабилитировать Россию в глазах союзников, оставил воспоминания П. Н. Милюков, в которых дан интересный портрет Протопопова как типичного предста­ вителя стародворянских деятелей: • ... Над нами был поставлен в роли гувернера товарищ председателя Думы А. Д. Протопопов. Это имя впервые попадает здесь под мое перо, и на нем я должен остановить­ ся, хотя бы потому, через год ему суждено было сыграть роль могиль­ щика царского режима. В делегации он играл совершенно незначитель­ ную роль, и нам же приходилось контролировать его публичные выс­ тупления. Это был тип русского дворянина эпохи "оскудения". Люди этого слоя, разоренные отменой крепостного права, пытались перейти к грюндерству, играть на коммерческих операциях или существовать за счет перезакладов в Дворянском банке. У них обыкновенно не хватало деловой опытности, и приходилось пополнять этот недостаток при- 535
вилеrированным положением их класса. Отсюда вытекала их матери­ альная и политическая зависимость от правительства, и получалась своеобразная смесь старомодного джентльментства и внешних дока­ зательств дворянского благородства с психологией беспокойного ис­ кательства у сильных. У Протопопова эта упадочная психология при­ крывалась традиционной дворянской культурностью - плодом скорее домашнего, чем высшего образования. По-дворянски он владел фран­ цузским языком; английский знал больше понаслышке, а итальян­ ский - в пределах оперных арий. По-дворянски же он был не дурак выпить и охотник хорошо поесть, а расчувствовавшись, лез целоватд­ си со всяким - и вел себя запанибрата. Знавшие его ближе находили у него признаки прогрессирующего паралича, и его несуразные речи как бы подтверждали этот диагноз. Я скорее был склонен объяснять эти особенности вариантом упадочной классовой психологии• (Ми­ люков П. Н. Воспоминания. Глава еДумекая делегация у союзников•. м., 1991. с. 419 - 420). С. 194. Точно в Кривом зepi«JJle играют произведения Тэффи. - •Кри­ вое зеркало• (1908 - 1931) -театр пародийных и сатирических мини­ атюр, основанный в Петербурге актрисой З. В. Холмекой и ее мужем критиком, режиссером А. Р. Кугелем. Название было заимствовано у А. П. Чехова (так назывался один из его ранних рассказов). Из юмо­ ристических произведений Тэффи (наст. имя и фам. Надежда Алексан­ дровна Лохвицкая; 1872 - 1952) на сцене •Кривого зеркала• были поставлены пьеса в стихах •Любовь в веках. История одного яблока• (Н. Н. Евреинов: сЭто был очаровательный, веселенький и мастерской пустячок•) и сказка сКобылья головка•. Джером Джером Клапка (1859 - 1927) - английский прозаик. Автор знаменитой повести сТрое в лодке (не считая собаки)• (1889). МW!юков произнес длинную речь, чрезвычайно для него резкую. - Вот что пишет о своей речи в день открытия Думы Милюков: •Впечатле­ ние получилось, как будто прорван был наполненный гноем пузырь и выставлено напоказ коренное зло, известное всем, но ожидавшее пуб­ личного обличения. Штюрмер, на которого я направил личное обвине­ ние, пытался поднять в Совете министров вопрос о санкциях против меня, но сочувствия не встретил... Наши речи были запрещены для печати, но это только усилило их резонанс. В миллионах экземпляров они были размножены на машинках министерств и штабов - и разле­ телись по всей стране. За моей речью установилась репутация штур­ мового сигиала к революции. Я этого не хотел, но громадным мульти­ пликатором полученного впечатления явилось распространенное в стра­ не настроение. А показателем этого настроения был тот неожиданный факт, что Штюрмер был немедленно уволен в отставку• (МW!юков П. Н. Воспоминания. С. 445). Ал. - Александра Федоровна (1872 - 1918), императрица, жена Николая II с 1894 г. С. 195. Адже.мов Моисей Сергеевич (1878 - 1950) - кадет, депутат 2 - 4-й Государственных дум от Области Войска Донского. По образо­ ванию врач и юрист. С 1920 г. в эмиграции; член комитета Парижекой группы кадетов. 536
С. 195. Шуваев Дмитрий Савельевич (1854 - 1937) - генерал от ин­ фантерии. С марта 1916 по январь 1917 г. военный министр. В 1918 г. вступил в Красную Армию. В отставке с конца 1920-х гг. Репрессирован. Григорович Иван Константинович (1853 - 1930) - адмирал (1911), генерал-адъютант (1912), член Государственного Совета (1913). С мар­ та 1911 по февраль 1917 г. морской министр. В 1916 г. кадеты на­ звали его своим кандидатом на пост председателя Совета министров. С 1924 г. во Франции. Кривошеин Александр Васильевич (1857 - 1921) - член Государ­ ственного Совета с 1906 г. В 1908 - 1915 гг. главноуправляющий зем­ леустройством и земледелием. В 1915 г. фактически руководил прави­ тельством. С июня 1920 г. помощник главнокомандующего Русской армией генерала П. Н. Врангеля по гражданской части (т. е. глава правительства). С ноября 1920 г. в эмиграции. С. 196. ...Штюрмер ушел, назначен 1jJenoв. .. - Борис Владимирович Штюрмер (1848 - 1917) 20 января 1916 г. был назначен председате­ лем Совета министров с одновременным исполнением обязанностей министра внутренних дел и главноначальствующего Отдельным корпу­ сом жандармов, а с июля еще и министра иностранных дел. Отправ­ лен в отставку 10 ноября. Вместо него пришел к власти Александр Федорович Трепов (1862 - 1928). Трепов - в 1873 - 1878 rr. петер­ бургский градоначальник. С 1906 г. сенатор. С 1914 г. член Государ­ ственного Совета. В 1915 - 1916 rr. министр путей сообщения и пред­ седатель Совета министров. С 1918 г. в эмиграции, где был членом Высшего монархического совета в Париже. С. 197 . ...громадный, во весь рост, портрет Николая Il. - Речь идет о парадном •Портрете Николая 11 в серой тужурке Преображенского полка•, созданном в 1900 г. Валентином Александровичем Серовым (1865 - 1911) по заказу царя. В 1917 г. уничтожен восставшими (рас­ порот штыками). Тогда же, в 1900 г., Серов написал •малый• портрет Николая 11 для императрицы. Книга Бердяева... - Вероятно, имеется в виду книга Н. А. Бердяева •Смысл творчества. Опыт оправдания человека• (М., 1916), вызвавшая полемику не только в Религиозно-философском обществе, но и в пе­ чати. Со статьями о •новом религиозном сознании• выступили Вяч. И. Иванов, В. В. Розанов (4 статьи), А. А. Мейер, В. В. Зеньковский, Е. Г. Лундберг и др. Размышляя об этой •заинтересовавшей широкие круги так покорительно талантливой книге•, высказывая принципиаль­ ные расхождения с нею, Вяч. Иванов тем не менее говорит о ней как о •страстном творении высоко и дерзко взмывающей мысли, горя­ щей воли и опрометчивого своеволия• (Иванов Вяч. Старая и новая вера? 11 Биржевые ведомости. 1916. 6 янв. Цит. по: Родное и вселен­ ское. М., 1994. С. 353). ...полуизуверческой секте •Чемряков•-Щетининцев. - Речь идет о сек­ те •Ответвления старого Израиля•. Об А. Г. Щетинине см. примеч. выше. Бонч-Бруевич Владимир Дмитриевич (1873 - 1955) - историк, ли­ тератор, политический деятель. В 1896 - 1905 гг. находился в эмигра­ ции, где предпринял издание •Материалов к истории и изучению рус­ ского сектантства•, в которые вошла его статья о щетининцах (в изд. 537
1914 г.). Орrанизатор ряда большевистских газет и издательств. В 1917 - 1920 rr. управделами Совнаркома. С. 198. Вильсон Томас Вудро (1856 - 1924) - президент США в 1913- 1921 rr., выступавший посредником между воюющими европей­ скими державами. Лауреат Нобелевской премии мира ( 1920). ОНА - этим местоимением в романе Н. Г. Чернышевского •Что делать?• называется революция. Оно - нашествие стихии, обрушившейся на город Глупов; образ, заимствованный из финального эпизода книm М. Е. Салтыкова-Щед­ рина •История одного города• (1869 - 1870). С. 199. •другой препояшет тебя и поведет, куда не хочешь.... - Из Евангелия от Иоанна, гл. 21, ст. 18. С. 200. Слова - кшс пена... - Гиппиус неточко цитирует начальную строфу своего стихотворения •Отдых• (ноябрь 1914). С. 201. Ради нового премьера ... - 27 декабря 1916 г. по личной просьбе Николая 11 пост председателя Совета министров согласился занять Николай Дмитриевич Голицын (1850- 1925), до этого служив­ ший губернатором в Архангельске, Калуге и Твери. С 1915 r. член Государственного Совета (по назначению фракции правых), председа­ тель Комитета по оказанию помощи русским военнопленным во вра­ жеских странах. Был сторонником войны до победного конца. С 27 фев­ раля 1917 r. в отставке. Отказавшись от политической деятельности, занялся сапожным ремеслом. После третьего ареста расстрелян чеки­ стами. С. 202. ...в рабочих 1q1угах опираются... на письмо Милю"ова. - П. Н. Милюков об этом эпизоде пишет: •Мое имя было названо в ка­ честве подстрекателя к рабочей демонстрации, и мне пришлось в это дело вмешаться. 9 февраля появилось мое воззвание к рабочим (в га­ зете •Речь• 10 февраля. - Т. П.), призывавшее не поддаваться на яв­ ную провокацию и не идти в очевидную полицейскую ловушку - шествие 14 февраля к Думе. Мое воззвание... вызвало критику слева, но цели своей достигло: 14 февраля выступление рабочих не состоя­ лось• (Милюков П. Н. Воспоминания. М., 1991. С. 450). . . . и сторию а реста рабочих. .. - Рабочая группа Военно-промышлеи­ ноrо комитета была арестована 27 января 1917 r. •Ее обвинили, - вспоминает П. Н. Милюков, - в том, что она готовила к дню откры­ тия Думы приветствениую манифестацию к Таврическому дворцу... Но что целью манифестации было "вооруженное восстание и свержение власти", утверждали только провокаторы, как некий Абросимов, вве­ денные охранкой в ее состав• (Милю"ов П. Н. Воспоминания. С. 450). С. 203. Монофизиты (единоестественники) - христолоrическая ересь, основанная в V в. константинопольским архиман,цритом Евтихием и осужденная церковью на Халкидонском Вселенском соборе (451 r.). Евтихианцы признавали в Христе только одну воплощенную божествен­ ную природу. С. 204 . ...продовОJtьственный Риттих. .. . - Александр Александрович Риттих (1868 - 1930) - в 1912 - 1916 rr. товарищ rлавноуправляюще­ го землеустройством и земледелием. С 12 января 1917 r. министр зем­ леделия. В эмиграции был диреiСТОром банка в Лондоне. 538
С. 205. У нас в Рм<шиоэно>-Фил<ософСКОАI> Об<щест>ве Андрей Белwй читал дважды. - Имеются в виду доклады А Белого 12 февра­ ля сАлександрийский период и мы в освещении проблемы "Восток или Запад"• и 16 февраля 1917 г. сТворчество мира• (см.: Лавров А. В. Андрей Белый. Хронологическая канва жизни и творчества 11 Андрей Белый. Проблемы творчества. М., 1988. С. 790). Клюев... давно путf18ШUйся с Блоком... - Знакомство А. А. Блока с поэтом Николаем Алексеевичем Клюевым (1887 - 1937) началось с переписки в 1908 г. В 1912 г. вышел первый сборник стихов Клюева сСосен перезвон•, который поэт посвятил Блоку. В 1917 - 1918 rr. они часто встречались, особенно в пору увлечения Идеями духовного максимализма, романтикой свечной революционности•, выражавшим­ си в сскифстве• (см. манифест сСкифы• в первом одноименном сбор­ нике, вышедшем в августе 1917 г. с участием Блока и Клюева). •Бродячая собака• (СПб., 1912 - 1916) - литературно-артистичес­ кое кабаре. За 1ША1 ходит •арханzел• в валенках. - Вероятно, речь Идет о С. А Есенине, который в марте 1915 г. приехал в Петроградо где сблизился с Клюевым. Поэты эпатажно рядились в крестьянские одежды, вместе выступая на вечерах снародной• поэзии в Тенишевском училище, сБродячей собаке• и др. Гиппиус стала первым рецензентом Есенина: в 1915 г. в еженедельнике сГолос жизни• опубликовала о нем статью сЗемля и камень•. Позже она еще дважды возвращалась к его лично­ сти и творчеству: в статьях сЛуИдберг, Антонин, Есенин• (1922) и сСудьба Есенниа. (1926). С. 207. Albert 1h07111lS (Альбер Тома) - французский политический деятель, социал-реформист. Doumergue - Думерг Гастон (1863 - 1937), французский государ­ ственный деятель. С 1902 г. неоднократно министр. В феврале 1917 г. возглавлял французскую миссию в Петрограде, где настаивал на про­ должении войны. В 1924 - 1931 rr. презИдент Франции. Палеолоz Морис Жорж (1859- 1944) - французский дипломат. В 1914- 1917 rr. посол в России. Автор книг сЦарская Россия во время мировой войны• и сЦарская Россия накануне революции• (обе М.; Пг., 1923). Petit- Пети Эжен (Евгений Юльевич; 1871 - 1938), юрист, знако­ мый Мережковских со времен их поездки в Париж в 1907 г. В 1917 г. сотрудник французского посольства. Гучков АлексаНдр Иванович (1862 - 1936) - предприниматель, лИдер партии октябристов. В 1910 - 1911 rr. председатель 3-й Госу­ дарственной думы. 2 марта 1917 г. принял отречение Николая 11. Во Временном правительстве военный и морской министр. С 1920-х rr. в эмиграции. Поливанов Алексей Андреевич (1855 - 1920) - генерал от инфан­ терии (1911). С 1912 г. член Государственного совета, где примыкал к группе правых. С июня 1915 по март 1916 г. военный министр. После Февральской революции председатель Особой комиссии по по­ строению армии. С февраля 1920 г. на службе в Красной Армии. Умер от тифа. 539
С 207. Львов - Георгий Евгеньевич, возглавивший правительство с марта 1917 г. по решению Временного комитета Государственной думы (см. о нем примеч. выше). Челноков Михаил Васильевич (1863 - 1935) - владелец кирпичных заводов под Москвой. Один из лидеров партии кадетов. Депутат 2-й, 3-й и 4-й Государственных дум. С ноября 1914 до марта 1917 г. мос­ ковский городской голова. С 1919 г. в эмиграции. МW!ьеран Александр (1859 - 1943) - в 1920 - 1924 гг. президент Франции. Шебеко Николай Николаевич - дипломат. С. 208. Рябушинский Павел Павлович (1871 - 1924) - фабрикант, банкир. Один из основателей партии прогрессистов (1912). Во время Февральской революции 1917 г. инициировал создание Комитета об­ щественных организаций в Москве. В 1919 г. эмигрировал во Фран­ цию, где умер от туберкулеза. ... на памятнике Ал<ександру> III. - Имеется в виду бронзовый памятник российскому императору, созданный в 1900- 1906 rr. скуль­ птором П. П. Трубецким. С. 209. ХабWlов Сергей Семенович (1858 - 1924) - генерал-лейте­ нант (1910). В феврале 1917 г., став командующим войсками Петро­ градского военного округа, пытался остановить революцию, но войска не подчинились его приказам. С конца 1917 г. в эмиграции. Вместо Беляева назначен .zен. Маниковский. - Генерал от инфан­ терии Михаил Алексеевич Беляев (1863 - 1918) с 3 января 1917 г. был военным минист~ом. Во время Февральской революции уволен в отставку. Расстрелян большевиками. Генерал от артиллерии Алек­ сей Алексеевич Маниковский (1865 - 1920) в сентябре 1917 г. был назначен товарищем военного министра по снабжению. С 1918 г. в Красной Армии начальник Главного артиллерийского управления. Военным и морским министром в мае - сентябре 1917 г. был А. Ф. Керенский. С. 210. •Земщина• (СПб., 1909 - 1917) - общественно-политиче­ ская и литературная газета. •Христианское чтение• (СПб., 1821 - 1917) - религиозный жур­ нал Петербургской Духовной академии. Сеньорен-конвент - совет старейшин, собрание представителей (ли­ деров) групп или партий на съездах, в парламентах. С. 211 . ... на •Маскараде• в И:мп<ераторско:м> театре ... - Драма М. Ю. Лермонтова сМаскарад• с успехом шла в 1917 г. на сцене Александринекого театра в nостановке В. Э. Мейерхольда, nродемон­ стрировавшего в спектакле лучшие достижения своего режиссерского метода. сКакой блестящий расточительный фейерверк этот беззаботный спектакль, который приготовили в бывшем императорском театре точ­ но нарочно к грозным дням переворотаl• - восклицал А. Н. Бенуа в газете сРечь• (1917. 19 марта). Вокруг этой постановки сМаскарада• в прессе вспыхнула полемика, в основном враждебная по отношению к режиссеру-новатору. Юрьев Юрий Михайлович (1872 - 1948) - актер Александринеко­ го театра с 1893 г. Один из лучших исполнителей роли Арбенина в 540
драме Лермонтова •Маскарад• (1835), впервые сыгравший ее в спек­ такле Мейерхольда (1917). С. 212. Алексеев Михаил Васильевич (1857 - 1918) - генерал от инфантерии (1914). В марте - мае 1917 г. Верховный главнокоманду­ ющий. После Октябрьского переворота возглавил Добровольческую белую армию. С. 213. Брусшов Алексей Алексеевич (1853 - 1926) - генерал от кавалерии (1912). В 1916 г., командуя армиями Юго-Западноrо фрон­ та, провел успешное наступление (Брусиловский прорыв), приведшее к разгрому австро-венrерских войск. В мае - июле 1917 г. Верховный главнокомандующий, военный советник Временного правительства. С 1920 г. в Красной Армии. Рузский Николай Владимирович (1854 - 1918) - генерал от инфан­ терии (1909). В 1-ю мировую войну командующий Северо-Западным и Северным фронтами. Расстрелян большевиками в Пятигорске. Хрусталев-Носарь Георгий Степанович (наст. фам. Носарь, партий­ ный псевдоним Хрусталев Петр Алексеевич; 1877 - 1919) - бывший меньшевик; в октябре 1905 г., став беспартийным, был избран предсе­ дателем Петербургского совета. В 1907 г. бежал из ссылки за границу. В 1914 г. вернулся. Расстрелян большевиками. Ганфман Максим Ипполитович (1873 - 1934) - юрист, публицист газеты •Речь.. С. 214. В Думе образовался Комитет . .. -Временный комитет Госу­ дарственной думы был создан 27 февраля 1917 г. неофициальным со­ вещанием думцев. Комитет возложил на себя •восстановление государ­ ственного и общественного порядка•, поскольку в стране установилось безвластие: царь отрекся от престола. Совет министров ушел в отстав­ ку, Дума в очередной раз прервала свои заседания. Коновалов Александр Иванович (1875 - 1949) - фабрикант, один из основателей торгово-промышленной партии (1905). С 1912 г. член ЦК партии прогрессистов. Депутат 4-й Государственной думы. Со 2 марта 1917 г. министр торговли и промышленности Временного правительства. Арестован при взятии Зимнего дворца. После освобож­ дения эмигрировал во Францию, где руководил Русским коммерчес­ ким институтом. С 1921 г. входил в число соредакторов газеты •Пос­ ледние новости•. Дмитрюков Иван Иванович (1871 - 1917) -землевладелец, юрист. Депутат 3-й и 4-й Государственных дум. 27 февраля 1917 г. избран в состав Временного комитета Думы. Участник переговоров с великим князем Михаилом Александровичем об условиях его отречения. По свидетельству М. В. Родзянко (в книге •Крушение империи•), покон­ чил жизнь самоубийством. Шульгин В. В. - с 27 февраля 1917 г. в составе Временного коми­ тета Государственной думы. 2 марта вместе с А. И. Гучковым ездил в Псков к Николаю II и принял документ об отставке императора. Шидловский Сергей Илиодорович (1861 - 1922) - депутат 3-й и 4-й Государственных дум. Один из лидеров Прогрессивного блока. После Октябрьского переворота в эмиграции. Автор •Воспоминаний• (т. 1 - 2. Берлин, 1923). 541
С. 214. Караулов Михаил Александрович (1878 - 1917) - выпуск­ ник филологического факультета Петербургского университета. Есаул. Депутат 4-й Государственной думы, примыкавший к партии прогрес­ систов. С 27 февраля 1917 г. в составе Временного комитета Государст­ венной думы. С марта 1917 г. атаман Терского казачьего войска. Убит 13 декабря 1917 ~ Львов - Георгий Евгеньевич (см. о нем примеч. выше). Ржевский Владимир Алексеевич (1865 - после 1917) - депутат 4-й Государственной думы, член партии прогрессистов. С 27 февраля до 15 июня 1917 г. в составе Временного комитета Государственной думы. С. 215. ...хотят вwпустить •Известия• . .. - Первый номер •Изве­ стий• вышел 28 февраля 1917 г. Волковыссжий Николай Моисеевич (1881 - не ранее 1940) - журналист. Один из организаторов Дома литераторов в Петрограде (1918 - 1922). В 1922 г. выслан из России. С марта 1923 г. берлин­ ский корреспондент рижской газеты •Сегодня•. Докладчик на пер­ вом всеэмигрантском съезде писателей и журналистов. С 1933 г. жил в Польше. •Утро России• (М., 1907, 1909 - 1918) - общественно-политичес­ кая и литературная газета. Николай Николаевич - в 1915 - 1917 rr. наместник на Кавказе, которому Николай 11 при отречении предложил занять пост Верхов­ ного главнокомандующего. Однако великий князь под давлением Вре­ менного правительства от должности отказался и в марте 1919 г. эмиг­ рировал. Михаил Александрович (1878 - 1918)- великий князь, генерал-лей­ тенант (1916). Брат Николая 11. В начале Февральской революции по приглашению председателя Государственной думы М. В. Родзянко при­ ехал в Петроград. На предложение принять завещанный ему братом престол ответил отказом. В марте 1918 г. выслан в Пермь, однако 13 июня был схвачен чекистами, вывезен за город и расстрелян (см. подробно: Мясников Г. Философия убийства, или Почему и как я убил Михаила Романова 11 Минувшее. Ист. альманах. Вып. 18. М.; СПб., 1995. с. 7 - 124). С. 216. Слонимсжий Николай Леонидович (Николае; 1894 - 1996) - выпускник Петроградекой консерватории, учившийся также на физи­ ко-математическом факультете Петроградекого университета. Племян­ ник 3. А. Венгеровой. Автор рецензий на книги Гиппиус •Как мы воинам писали и что они нам отвечали• (Журнал журналов. 1915. N.! 33) и •Последние стихи• (Новые ведомости. Веч. вып. 1918. 5 ию­ ня). Гиппиус посвятила Слонимскому стихотворения •Неизвестная• (1915) и •На Сергиевской• (1916). В 1920 г. музыкант выехал на га­ строли в Европу. С 1923 г. - в США, где стал известным пианистом, композитором, дирижером, музыковедом. •Новая жизнь. (СПб., с 27 окт. по 3 дек. 1905) - легальная газета большевиков, официальным редактором которой был Н. М. Минский, а издательницей - актриса М. Ф. Андреева. Финансировалась писате­ лями М. Горьким, Н. Г. Гариным-Михайловским, Е. Н. Чириковым, актрисами В. Ф. Комиссаржевской, Л. Б. Яворской и др. С ноября 542
идейное руководство газетой перешло к В. И. Ленину. 13 ноября Мин­ ский печатает свое стихотворение •Гимн рабочих• (• Пролетарии всех стран, соединяйтесьl•) и статью Ленина •Партийная организация и партийная литература•, за которые редактор был арестован. Отпущен­ ный под залог, Минский бежал за границу. С. 218. Боря Бугаев - Аидрей Белый. Масловекий - наст. имя прозаика, публициста, активного деятеля партии эсеров Сергея Дмитриевича Мстиславского (1876 - 1943). В 1Ц12 - 1914 гг. заведовал отделом внутриполитической жизни в жур­ нале •Заветы•. Один из основателей (вместе с Ивановым-Разумни­ ком и А. Белым) общественно-литературной группы •Скифы•, издав­ шей два одноименных сборника. С сентября 1921 г. товарищ предсе­ датели Московского отделения Вольной философской ассоциации (Вольфилы). Иванов-РазуА«нuк (наст. имя и фам. Разумник Васильевич Иванов; 1878 - 1946) - литературовед, критик, публицист, историк русской литературы и общественной мысли, мемуарист. Автор книг •О смысле жизни: Федор Сологуб, Леонид Андреев, Лев Шестов• (1908), •Годы революции: Статьи 1917 г.• (1918), •Заветное: О культурной традиции• (1922), •Тюрьмы и ссылки• (Нью-Йорк, 1953) и др. Основатель (вме­ сте с Мстиславским и А. Белым) общественно-литературной группы •Скифы•, издавшей два одноименных сборника. Один из организато­ ров Вольной философской ассоциации (Вольфилы; 1919 - 1924). В феврале 1933 г. был арестован и сослан. Во время войны оказался на оккупированной территории в г. Пушкине и был отправлен в лагерь для перемещенных лиц. Умер в Мюнхене. С. 220. 7!Jган-Барановский Михаил Иванович (1865 - 1919) - эко­ номист, историк. В конце 1917 - яив. 1918 г. министр финансов Укра­ инской Центральной Рады. С. 221. Даже 'Лlляковского nовезJШ . .• - Владимир Аркадьевич Теля­ ковский (1861 - 1924) - в 1901 - 1917 rr. директор Императорских театров. 1 марта 1917 г. был арестован, но вскоре освобожден. К руко­ водству театрами больше не вернулся. Устроившись кассиром на од­ ном из петраградских вокзалов, начал писать свои ныне известные •Воспоминания 1898 - 1917• (Пб.: Время, 1924). Зензинов (1880- 1953)- публицист, прозаик, мемуарист. Член ЦК партии эсеров и ее Боевой организации. В 1917 г. редактор газеты •дело народа• и еженедельника •Партийные известия•. С января 1919 г. в Париже, соредактор журналов •Современные записки• и •Воля России• (Праrа). С. 222. Боря - А. Белый. С. 223. ГUAtACep - наст. фам. Суханова Николая Николаевича (1882 - 1940), экономиста, политического деятеля, прошедшего путь от увлеченности толстовством к марксизму (меньшевизму). 27 фев­ раля 1917 г. избран в исполком Петросовета. Организатор выпуска первого номера газеты •Известия•. Назвал •Апрельские тезисы• Ле­ нина •беспардонной анархо-бунтарской системой•. Однако по иронии судьбы именно на квартире Суханова (Карповка, д. 32, кв. 31; сам он не участвовал) 10 октября 1917 г. состоялось заседание ЦК РСДРП(б), 543
на котором большевики nриняли решение о вооруженном восстании и захвате власти. В 1917 - 1918 rr. редактор газеты •Новая жизнь., в которой Горький из номера в номер nубликовал nолемические анти­ большевистские статьи, составившие две его книги - •Революция и культура• (Берлин, 1918) и •Несвоевременные мысли. Заметки о ре­ волюции и культуре• (Пг., 1918). После закрытия газеты Суханов взял­ ся nисать •Заnиски о революции• (кн. 1 - 7, Берлин: изд. З. И. Грже­ бина, 1922 - 1923), ставшие ценнейшим мемуарным источником о России в 1917 г. После леоднократных арестов, начавшихся в 1930 г., ссылок и nыток расстрелян. С. 223. Тихонов Александр Николаевич (nсевд. Серебров; 1880 - 1956) - nрозаик, nублицист; редактор журнала •Летоnись., издатель­ ства •Парус• (1915 - 1917), официальный издатель газеты •Новая жизнь. (1917 - 1918), заведующий издательствами •Всемирная лите­ ратура• (1918 - 1924), •Круг., •Федерация•, главный редактор изда­ тельства •Academia• (1930 - 1936). Гвоздев Кузьма Антонович (1882 - после 1956) - с 1902 г. в nартии эсеров. С 1915 г. nредседатель рабочей группы Военно-nромышленно­ го комитета; возглавил движение обороически настроенных рабочих, nолучившее название •rвоздевщинаэ-. После Февральской революции в исnолкоме Петросовета. В 1-м коалиционном Временном nравительстве товарищ министра труда. С 1920 г. работал в ВСНХ. В 1931 - 1956 гr. в тюрьмах и лагерях. С. 224. Руманов Аркадий Вениаминович (1878- 1960) - nублицист. После 1917 г. в эмиграции. С. 225. Стишинский Александр Семенович (1852 - 1922) - юрист. В 1899 - 1904 rr. товарищ министра внутренних дел, член Государствен­ ного совета (1904). В 1906 г. главноуnравляющий землеустройством и земледелием. Крайне nравый националист, один из лидеров •Союза русского народа•. С 1916 г. сенатор, nредседатель Комитета по борьбе с немецким засильем в России. В начале Февральской революции аре­ стован. После Октябрьского переворота эмигрировал. Гржебин Зиновий Исаевич (1877 - 1929) - художник-карикатурист и график; основал в 1906 г. в Петербурге вместе с С. Ю. Копельмалом частное издательство •Шиповник•, выпускавшее одноименные альма­ нахи (1907 - 1916), а также •Северные сборники• (1907 - 1911), •Сборники литературы и искусства•, •Историка-революционный аль­ манах• (1908). Основатель •Издательства З. И. Гржебина• (Пг.; Бер­ лин. 1919 - 1923). С 1921 г. в эмиграции. Лившиц Яков Борисович (1881 - ?) - публицист. Демидов Игорь Платонович (1873 - 1946) - деятель партии каде­ тов. С февраля 1917 г. товарищ министра земледелия, с марта комис­ сар Временного правительства на Юго-Западном фронте. 3 октября 1917 г. вошел в состав Временного совета Российской республики (Предпарламента). С 1920 г. в эмиграции. В газете •Последние ново­ сти• заместитель редактора П. Н. Милюкова. Степанов Василий Александрович (1873 - 1920) - горный инже­ нер. Двоюродный брат З. Н. Гиппиус. Депутат 3-й и 4-й Государствен­ ных дум. В 1916 г. избран в ЦК партии кадетов. После Февральской 544
революции 1917 г. товарищ министра торговли и промышленности, министр (после отставки А. И. Коновалова в мае). 3 октября 1917 r. вошел в состав Временного совета Российской республики (Предпар­ ламента). С осени 1918 г. в войсках А. И. Деникина. В мае 1920 г. избран в комитет Парижекой группы партии народной свободы. Ско­ ропостижно скончался на параходе •Св. Николай•, направлявшемся из Константинополя в Марсель. С. 225. Булгаков Валентин Федорович (1886 - 1966) - мемуарист. С января 1910 г. секретарь Л. Н. Толстого, автор книг о нем. В 1923 - 1948 rт. в эмиграции в Чехословакии. После возвращения в Россию хра­ нитель Дома-музея Л. Н. Толстого в Ясной Поляне. Львов [ Е. (см. о нем примеч. выше). Некрасов Николай Виссарионович (1879 - 1940) - инженер-техно­ лог, профессор Томского университета (1902 - 1907). В 1909 - 1917 rr. один из лидеров партии кадетов. Депутат 3-й и 4-й Государственных дум. В 1917 г. министр путей сообщения, министр финансов, замести­ тель председателя Временного правительства. В 1921 - 1930 rr. в Цен­ тросоюзе, преподаватель Московского университета и Московского института народного хозяйства им. Плеханова. Погиб в лагере. ...Керенский (юстиция)... - А. Ф. Керенский, являясь членом Вре­ менного комитета Государственной думы и заместителем председателя Петроградекого Совета рабочих депутатов, 2 марта принял пост мини­ стра юстиции во Временном правительстве несмотря на то, что совме­ щение должностей общественных и государственных запрещалось. С. 226. Приказ М 1 - документ исполкома Петросовета, изданный тиражом около девяти миллионов 2 марта 1917 г. по Петроградекому гарнизону, которым отменялось титулование офицеров, а солдаты урав­ нивались в правах с другими гражданами России. КуЗЬМWf. Николай Николаевич (1883- 1939)- член РСДРП с 1903 r. Полковник [ А. Иванишин 23 марта 1917 г. о нем пишет: •Вместе с Керенским 22 марта прибыл в статской форме бывший прапорщик Кузьмин, отбывавший каторгу за провозглашение в 1905 г. Нерчин­ ской республики, которого Керенский рекомендовал своим самым луч­ шим другом и которого просил навести порядки в крепости как зако­ новеда-практика, испытавшего старый режим на своей ше~ (Иванишин Г. А. Записная книжка .N .! 5. 1917. Великая Русская Революция// Аль­ манах •Минувшее• . .N .! 17. М.; СПб., 1994. С. 545 - 546). CmetClloв Юрий Михайлович (наст. фам. Нахамкис; 1873 - 1941) - политический деятель, историк, публицист. В феврале 1917 г. один из создателей Петроградекого Совета рабочих депутатов. Основатель и редактор газеты •Известия• (1917 - 1925). Репрессирован. С. 228. Вильгельм li (1859 - 1941) - германский 'Император и прус­ екий король с 1888 г. Свергнут в 1918 г. С. 229. Д. В. - здесь и далее Философов. •А<лександр> Ф<едоро8U1t> оказался живьш во71Jlощение.м... •. - Из •дневника• Д. В. Философова (запись от 4 марта 1917 г.). С. 232. Макаров Павел Михайлович (1872 - 1922) - в 1917 г. ко­ миссар Временного правительства. 545 35 Дневники: 1893-1919
С. 233. .....rwмumem эстетов• дц 1J1'POЩfJНUЯ ревотоции... - Вероят­ но, речь идет о Комиссии по делам искусств, сформированной 4 марта 1917 г. на квартире Горького. Тогда же был создан Комитет по охране памятников старины. •В его состав, - вспоминает И. И. Манухин, - вошли мноmе выдающиеся художники, архитеiСТоры, •эрмитажиики" и др. Заседания Комитета происходили в нашей квартире. Многое в те дни сохранено благодаря энергичной деятельности Комитета. Этому Комитету я помогал сорганизоваться, но непосредствениого участия в его работе я не принимал, зато проеiСТ Свободной Ассоциации для развития и распространения положительных наук захватил меня, как пленительная мечта, которая, после mбели лазарета, могла казаться единственно серьезным начинанием: ему не могло угрожать бескоит­ рольное своеволие вепричастных к науке лиц. Душою этой Ассоциации, ее вдохновителем, ее осуществителем - как зто ни странно! - был М. Горький. Наука была для него нечто иедоступиое, но с юных лет пленительное, нечто для него как бы свя­ щенное. Свою отдалениость от сферы науки, от научиого творчества он сознавал; притязаний на ванибратство с учеными у него не было, но на учредительном собрании Ассоциации, когда зал был перепопиен представителями всевозможных научных дисциплин - академиками и профессорами, и просто деятелями иауiСИ, - он сказал лучшую речь, горячую, убедительную, сразу пробудившую к Ассоциации живейший интерес ранее равнодушных лиц или холодных, вялых скептиков• (Манухин И. И. Революция 11 Новый журнал. 1963. .N!! 73. С. 186). •день• (СПб., 1912 - 1917) - ежедневная газета, которую издавал •Торговый дом Ф. М. Мареев, И. Р. Kyrenь, М. Т. Соловьев и к·•; ее политическое направление определяли меньшевики и социалисты-рево­ люционеры. Батюшi«НН Федор Дмитриевич (1857 - 1920) - литературный и театральный критик, историк литературы, публицист. С Мережковским знаком с начала 1890-х rr. С. 234. Непенин Адриан Иваиович (1871 - 1917) - вице-адмирал. С 1915 г. командующий Балтийским флотом. Растерзан толпой солдат и матросов. С. 235. Львов Николай Николаевич (1867- 1944) -землевладелец, юрист. С 1905 r. один из лидеров IСадетской партии. Депутат 1-й, 3-й и 4-й Государствеиных дум. Один из основателей партии проrрессис­ тов. 2 марта 1917 г. назначен комиссаром Времениого комитета Госу­ дарствеиной думы над диреiСЦИей императорсiСИХ театров. Участник Бе­ лого движения. С 1920 г. в эмиграции. Урусов Сергей Дмитриевич (1862 - 1937) - депутат 1-й Государ­ ствеиной думы, IСадет. Во Временном правительстве товарищ министра внутреини~ дел. ГOJI08UH Федор АлеiССаиДрович (1867- 1937)- землевладелец. Один из основателей и лидеров партии IСадетов. Депутат 2-й и 3-й Государ­ ственных дум. С 8 марта 1917 г. комиссар Времениого правительства над бывшим министерством императорского двора и уделов (в его ведении находились театры, музеи и друmе учреждения культуры). В июле - августе 1921 г. член Всероссийского комитета помощи голо­ дающим. Расстрелян. 546
С. 235....к М-х-у... - Речь идетоМанухине Иване Ивановиче (1882- 1958), враче, общественном деятеле, правозащитнике, жившем в одном доме с Мережковскими на Сергневекой ул., 83. После Февральской революции Маиухни был назначен врачом Чрезвычайной следственной комиссии при Временном правительстве, а также тюремным врачом в Петрапавловской крепости, где находились бывшие министры и санов­ ники. Он состоял также в Политическом Красном Кресте, что позво­ ляло ему добиваться облегчения участи многих заключенных. С 1921 г. в эмиграции. Близкий друг Горького, Мережковских (они были его пациентами), Бунина. Жена Манухина, прозаик и переводчица Татья­ на Ивановна (урожд. Круидышева, псевд. Таманин; 1886 - 1962), дру­ жила с Гиппиус до ее последних дней (Зинаида Николаевна и сконча- . лась на ее руках). К •бо-зара.АС•... - К представителям искусств (от фр. Ьeaux-arts: изящные искусства). С. 236. •СельсюШ вестник• (СПб., 1881 - 1918) - сельскохозяй­ ственный еженедельник. •Копейка• (СПб., 1908- 1918) - популярная общественно-полити­ ческая газета. Дмитрий - Д. С. Мережковский. С. 237. Царь арестовШL - Николай 11 был арестован с семьей 8 мар­ та и расстрелян в Екатеринбурге 17 июля 1918 г. Нилов Констаитин Дмитриевич (1856 - ?) - генерал-адъютант из свиты Николая 11, один из самых преданных в его окружении. Воейков Владимир Николаевич (1868 - 1947) - свиты его импера­ торского величества генерал-майор (с 1911). В 1912 г. возглавлял Олим­ пийский комитет России и руководил делегацией на Олимпийских играх в Стокгольме. С декабря 1913 г. дворцовый комендант. В марте 1917 г. арестован, в августе освобожден. С 1919 г. в эмиграции. Автор мемуаров •С царем и без царя• (1936). С. 240. Капитан Копейкин - персонаж •Мертвых душ• Н. В. Го­ голя. •Рабочая газета• (СПб., 1917 - 1918) - общественно-политичес­ кая газета меньшевиков. Владимир (в миру Василий Богоявленский; 1848- 1918)- митро­ полит Киевский и Галицкий, убитый красными в Киево-Печерской лавре. С. 241. Соколов -Николай Дмитриевич (см. о нем примеч. выше). Сытин Иван Дмитриевич (1851 - 1934) -владелец крупнейшей в России книгоиздательской фирмы, основанной им в Москве в 1883 г. С. 242. ... газету Ги.ммер - Горысий... - Имеется в виду основан­ ная на средства Горького газета •Новая жизнь., редактировал кото­ рую Н. Н. Суханов-Гиммер. И. Г. - Иосиф Владимирович Гессен (1865 - 1943), адвокат, пуб­ лицист, лидер партии кадетов. Депутат 2-й Государственной думы. Ре­ дактор газеты •Речь.. С 1919 г. в эмиграции. С. 243. ..Лросил Дмитрия написать брошюру о декабристах... - Книга Мережковского •Первенцы свободы: История восстания 14 де­ кабря 1825 г.• вышла в 1917 г. Одновременно печаталась в журнале 547 зs•
•Нива• (с посвящением А. Ф. Керенскому- •продолжателю дела де­ кабристов•). С. 243. •декабристы• - имеется в виду роман •14 декабря• (Пг.: Огни, 1918), завершивший трилогию •Зверь из бездны•. Выход рома­ на приветствовали и друзья и враги Мережковского, в том числе не­ долюбливавший его И. А. Бунин. 25 февраля 1921 г. в дневнике он записал: •Вчера до 2-х ночи читал "14 декабря". Взволновался, изме­ нилось отношение к таланту Мережковского•. 3. Н. - Гиппиус. Пьеро - комический персонаж итальянских и французских народ­ ных комедий. С. 245. Дима - Философов. ... •в белоперистости вешних пург•... - Из стихотворения Гиппиус •Петроград• (1914). Львов 2-й Владимир Николаевич (1872 - 1934) - землевладелец, депутат 3-й и 4-й Государственных дум. 27 февраля 1917 г. избран членом Временного комитета Государственной думы. Со 2 марта по 21 июля 1917 г. обер-прокурор Синода. После Октябрьского переворо­ та эмигрировал. В 1922 г. вернулся и работал в обновленческом Выс­ шем церковном управлении. В 1927 г. арестован и выслан в Томск. С. 246. ...Львов... зовет к себе в •товарищи• Карташева. - А. В. Карташев стал товарищем обер-прокурора Синода в марте 1917 г., а после ухода в отставку Львова - обер-прокурором Синода. С 5 ав­ густа 1917 г. министр вероисповеданий Временного правительства. 25 октября арестован. Освобожден 26 января 1918 г. Через год по бла­ гословению патриарха Тихона уехал в эмиграцию. С. 247. ...напечатан .мой кра.мольный •Петербург•··· - Имеется в виду одноименная статья (Речь. 1917. 17 марта), в которую Гиппиус включила стихотворение •Петроград•, написанное 14 декабря 1914 г. как отклик на переименование Санкт-Петербурга. С. 248....с •охлократическим• страхо.м. - Охлократия (др.-греч.) - власть толпы, черни. Мэура - псевдоним публициста Антона Мартиновича Оссендов­ ского (1876 - ?). •Вечернее время• (СПб., 1911 - 1917) - общественно-политичес­ кая газета, издававшаяся Б. А. Сувориным. ФигнерВера Николаевна (1852- 1942) -революционерка, участво­ вавшая в организации покушения на императора Александра 11, за что была приговорена к вечной каторге. 20 лет провела в заключении в Шлиссельбургской крепости. Автор двухтомных воспоминаний •Запе­ чатленный труд•. С. 249. ПеровСI«JЯ Софья Львовна (1853 - 1881) - террористка из •Народной воли•, организатор и участница убийства Александра 11. Повешена. Ватсон Мария Валентиновна (1848 - 1932) - переводчица, поэтес­ са, историк литературы. С. 250. Богданов Александр Александрович (наст. фам. Малиновский; 1873 - 1928) - политический деятель, экономист, публицист, автор научно-фантастических романов. 548
С. 251. Вырубова Анна Александровна, урожд. Танеева (1884 - 1964) - фрейлина императрицы Александры Федоровны (с 1904 г.) и ее подруга. С 1920 г. в эмиграции. Автор книги •Страницы моей жиз­ ни• (1922). СегодllЯ был А. Блок. С фронта приехал... - А. А. Блок в армию был призван 7 июля 1916 г. и служил под Пинском на строительстве дорог и укреплений в составе 13-й инженерно-строительной дружины Земгора. Приехав в марте 1917 г. в отпуск, остался в Петрограде (слу­ жил редактором стенографических отчетов Чрезвычайной следственной комиссии по расследованию преступлений царского режима). С. 252. Дм<итрий> Вл<адимирович> - Философов. Дм<итрий> Серг<ееви>ч - Мережковский. •14 марта• - статья Мережковского (День. 1917. 23 марта), посвященная обращению Петросавета •Народам всего мира• от 14 марта. С. 253. Водовозов Василий Васильевич (1864 - 1933) - публицист, мемуарист. С 1922 г. в берлинском издательстве 3. И. Гржебина. По­ кончил жизнь самоубийством. Скобелев Матвей Иванович (1885 - 1938) - член РСДРП (фрак­ ция меньшевиков), депутат 4-й Государственной думы. С начала мая до сентября 1917 г. министр труда во Временном правительстве. В 1920 - 1925 гг. торгпред России во Франции. Расстрелян в годы мас­ совых репрессий. Ходынка - трагические события на Ходынеком поле в Москве, случившиеся 18 мая 1896 г. во время раздачи царских даров по слу­ чаю коронации Николая 11. ...из страха перед •е. н.•... - •Е. н.• - епархиальное начальство. Львов В. Н. - обер-прокурор Синода в 1917 г. С. 255. Моисеенко - братья-эсеры: Борис Николаевич (убит в но­ ябре 1918 г. в Омске) и Сергей Николаевич; парижекие знакомые Ме­ режковских с 1907 ~ АВIСсентьев Николай Дмитриевич (1878 - 1943) - публицист, ме­ муарист; член ЦК партии эсеров. В эмиграции в 1907- 1917 и с 1918 г. С 24 июля до начала сентября 1917 г. министр внутренних дел Вре­ менного правительства. В сентябре - октябре председатель Предпар­ ламента. После Октябрьского переворота возглавил в Петрограде ан­ тибольшевистский Комитет спасения родины и революции. 17 декаб­ ря арестован. В 1918 г. выслан за границу. В Париже соредактор жур­ нала •Современные записки• (1920 - 1940). Павел Михайлович - Макаров. Южин Александр Иванович (наст. фам. Сумбатов; 1857 - 1927) - актер, драматург; с 1909 по 1925 г. руководитель Малого театра. Карпов Евтихий Павлович (1857 - 1926) - драматург, писавший пьесы для московского театра •Скоморох•. Режиссер Театра литератур­ но-артистического кружка в Петербурге (в 1901 - 1914 гг. здесь по­ ставлено шесть его пьес). В 1896 - 1900 - главный режиссер, в 1916 - 1924 гг. режиссер Петербургского Александринекого театра, где первым поставил •Чайку• А. П. Чехова. 549
С. 255. Собинов Леонид Витальевич (1872 - 1934) - лирический тенор Большого театра (с 1897 по 1933 rr.) . Давыдов Владимир Николаевич (наст. имя и фам. Иван Николае­ вич Горелов; 1849 - 1925) - актер Александринекого театра в 1880 - 1924 rr. ФО1Шн Михаил Михайлович (1880 - 1942) - артист балета, балет­ мейстер Мариинекого театра. Руководитель балетной труппы •Русских сезонов• С. П. Дягилева за границей. С 1918 г. в эмиграции. С. 256. Приехал Плеханов. - Г. В. Плеханов находился в эмиграции с января 1880 г. В Россию вернулся 31 марта 1917 г., где возглавил петроградскую группу •Единство• и одноименную газету, выступавшие против большевиков. С. 259. Гучков и Грузинов ушли... - А. И. Гучков со 2 марта по 2 мая 1917 г. был военным и морским министрам. Земский деятель, полковник А. Е. Грузинов в зто время являлся командующим войска­ ми Московского военного округа. ...ушел Милюков... в.место него Терещенко. - После П. Н. Милюкова министром иностранных дел 5 мая 1917 г. стал крупный землевладе­ лец и сахарозаводчик Михаил Иванович Терещенко (1886 - 1956), занимавший во Временном правительстве пост министра финансов. После Октябрьского переворота арестован. Весной 1918 г. эмигриро­ вал. Чернов Виктор Михайлович (1873- 1952)- политический деятель, социолог, публицист. Один из основателей и теоретиков партии эсе­ ров. В мае - августе 1917 г. министр земледелия Временного прави­ тельства. С 1920 г. в эмиграции. Церетели Ираклий Георгиевич (1881- 1959)- член РСДРП (мень­ шевиков), депутат 2-й Государственной думы. После Февральской ре­ волюции член исполкома Петросовета, в мае - августе министр почт и телеграфа Временного правительства. С 1921 г. в эмиграции. Пешехонов Алексей Васильевич (1867 - 1933) - публицист, один из организаторов партии народных социалистов. В мае - августе ми­ нистр продовольствия Временного правительства. В 1922 г. выслан из России. С. 260 . ...министр Нщасов . . . - Н. В. Некрасов 2 марта 1917 г. стал министром путей сообщения Временного правительства. С 8 июля - заместитель министра-председателя, а с 24 июля заместитель председа­ теля и министр финансов. С. 262. Базаров Владимир Александрович (наст. фам. Руднев; 1874 - 1939) - философ, экономист, критик, публицист; один из авто­ ров двух марксистских сборников •Литературный распад• (1908, 1909). Репрессирован. С. 264. Ленин, Зиновьев, Ганецкий, 'Jjюцкий, Сте~СЛов, Каменев - вот псевдонимы вожаков... - Настоящие фамилии упомянутых политичес­ ких деятелей: Ульянов, Радомысльский, Фюрстенберг, Бронштейн, На­ хамкес, Розенфельд. Ушел и Львов. - Министр-председатель и министр внутренних дел Г. Е. Львов подал в отставку 7 июля 1917 г. и уехал в Оптину пус­ тынь. 550
С. 266. Ефремов Иван Николаевич (1866- 1932) -депутат 1-й, 3-й и 4-й Государственных дум. С 24 июля 1917 г. министр юстиции, ми­ нистр государственного призрения Временного правительства; с сентяб­ ря посол в Швейцарии. Никитин Алексей Максимович (1876- 1939)- член РСДРП (мень­ шевиков). С 24 июля 1917 г. министр почт и телеграфов, а со 2 сен­ тября также министр внутренних дел. Расстрелян. Ольденбург Сергей Федорович (1863 - 1934) - археолог, востоко­ вед, академик. Деятель партии кадетов. В июле - сентябре 1917 г. министр народного проевещекия Временного правительства. До 1929 г. секретарь АН СССР. С. 268. Борис - Б. В. Савинков. Корншов Лавр Георгиевич (1870 - 1918) - генерал от инфантерии (1917), участник русско-японской и 1-й мировой войн. После 1917 г. один из организаторов Белого движения и Добровольческой армии. Погиб во время штурма Екатеринадара (ныне Краснодар). С. 272. Фи.лоненко Максимилиан Максимилианович - адвокат, эсер. С. 273. Мас.ловашй . .. форменный провrжатор. - С. Д. Масловский, известный по псевдониму Мстиславский (см. о нем примеч. на с. 543), участвовал в аресте Николая 11. Став одним из лидеров партии левых социалистов-революционеров (интернационалистов), выступал за со­ трудничество с большевиками. . .. ч ернов ской газете •дело Нllрода•. - В. М. Чернова включили в редакцию •дела народа. (Пr., март 1917 - июнь 1918) заочно (он был в эмиграции). Газетой руководили С. П. Постников, В. М. Зензинов, Р. В. Иванов-Разумник, С. Д. Мстиславский и др. С. 274 . ...от НllC omкo.лO.IIIlCЪ •Вол.я Нllрода• . . . - Эту газету основали 22 марта 1917 г. А. И. Гуковский и П. А. Сорокин, покинувшие 2-ю конференцию петраградских эсеров из-за несогласия с ее решениями про­ mв поддержки Временного правительства и за прекращение войны. В редакцию входили также Е. К Брешко-Брешковская, В. С. Миролюбов, Б. В. Савинков и др. За резкие выпады проmв большевиков газету зак­ рьши 26 ноября 1917 г. (возобновлялась до 21 февраля 1918 г. под на­ званиями •Воля вольная•, •Воля свободная•, •Воля страны• и др.). С. 275. ...•К•, •С•, пото.м опять •К•... - Имеются в виду А. Ф. Керенский, Б. В. Савинков и Л. Г Корнилов. Б. В. - Савинков. С. 276. Гоц Абрам Рафаилович (1882 - 1940) - эсер. В 1917 г. один из руководителей Комитета спасения родины и революции. После неоднократных арестов осужден в 1939 г. к 25 годам лишения свободы. Либер (наст. фщ.t. Гольдман) Михаил Исаакович (1880 - 1937) - один из основателей Бунда (1897). В 1917 г. член исполкома Петра­ совета. Октябрьский переворот назвал контрреволюционным. После многократных арестов и ссылок расстрелян. Дан (наст. фам. Гурвич) Федор Ильич (1871 - 1947)- врач, публи­ цист, с 1894 г. марксист. В 4-й Государственной думе возглавлял фракцию меньшевиков. 25 октября 1917 г. открывал 2-й Всероссий­ ский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. Покинул съезд, 551
после того как на нем победу одержали большевики. Выслан за грани­ цу в январе 1922 г. С. 277. Прокопович Сергей Николаевич (1871 - 1955)- политичес­ кий деятель; в 1917 г. - министр Временного правительства. В 1922 г. выслан из России. Л. - вероятно, Лебедев Владимир Иванович (1883 - 1956), публи­ цист, прозаик, эсер. С 1908 до апреля 1917 г. в эмиграции. Был по- 1\ющником А. Ф. Керенского во Временном правительстве. Участник Белого движения. С 1919 г. снова в эмиграции. В 1920 - 1932 гг. со­ редактор пражской газеты •Воля России•. С. 279. •Прившz комедиантов• (Пг., 1916 - 1919) - литературно­ артистическое кабаре, основанное Б. К Прониным. С. 280. Якубович Г. А. - полковник, в 1917 г. член военной комис­ сии Временного комитета Государственной думы, а в дальнейшем по­ мощник военного министра. Туманов - вероятно, князь Георгий Николаевич, в октябре 1917 г. полковник Генерального штаба. С. 282. ...Убийца в Божий град не внидет . .. - Неточно из стихотво- рения Рапшина (Савинкова) •Когда безгрешный Серафим... • (1911). Л. - Лебедев В. И. Р.-РумановА.В. ...власть К. К. С. - Имеются в виду Керенский, Корнилов, Савин­ ков. Вчера бьи~а К. - Вероятно, А. О. Фондаминская, вернувшаяся с мужем из Парижав Петроград 8 апреля 1917 г. С ними возвратились также Б. В. Савинков, Н. Д. Авксентьев, В. М. Чернов. Натансон Марк Андреевич (1850 - 1919) - старый революционер. В 1907 - 1917 rr. жил за границей, где стал инициатором (привлек к этому Савинкова) покушения на Николая 11 на броненосце •Рюрик• в г. Глазго (Шотландия). После Февральской революции вошел в ЦК партии эсеров. Однако в июле вышел из нее и стал одним из основа­ телей партии революционного коммунизма. Поддержал Октябрьский переворот. В 1919 г. выехал на лечение за границу и по поручению большевиков вывез •золотой запас• для помещения в швейцарские банки. С. 283. Кшzедин Алексей Максимович (1861 - 1918) - генерал от кавалерии (1916). С 1917 г. атаман Донского казачьего войска. Орга­ низатор борьбы с большевизмом на Дону. Покоичил с собой, С. 285. М. - Мейер А. А. Пришел Д. В. из своей •Речи•... - Д. В. Философов начал сотруд­ ничать в •Речи• после закрытия в 1909 г. газеты •Слово•. С. 287. •Не бойтесь убивающих тело . .. • - Из Евангелия от Луки, гл. 12, ст. 4. С. 294. Барышников - торгово-промышленный деятель из Москвы, член радикально-демократической партии, один из министров •на пять минут•, назначенных по протекции А. Ф. Керенского в первый состав Временного правительства. Коновшzов А. И. - в первом составе Временного правительства министр торговли и промышленности. В октябре 1917 г. Керенский 552
поручил Коновалову организовать вооруженное сопротивление больше­ викам, но тот был арестован. С. 294. Назначил Алексеева под себя... - Генерал от инфантерии М. В. Алексеев с 30 августа по 9 сентября 1917 г. был начальником штаба Верховного главнокомандующего Керенского. С. 296. Завойко В. С. - публицист, редактор. С. 302. Крымов Александр Михайлович (1871 - 1917) - генерал, командовавший Туземной, Уссурийской, 1-й Донской дивизиями. Участ­ ник вооруженного выступления Л. Г. Корнилова 25 - 27 августа 1917 г. против Временного правительства. После провала мятежа застрелился. С. 304. Л. - здесь и далее, вероятно, Ляцкий Е. А. С. 307. •Гибель• (1917) - стихотворение 3. Гиппиус. С. 310. Антропка - персонаж рассказа И. С. Тургенева •Певцы• (1850) из •Записок охотника•. .. .мой режий манифест... - Имеется в виду статья 3. Гиппиус •Убийство матери родины• (Общее дело. 1917. 19 октября). •Предбанник» - так прозвали Предпарламент (со 2 октября 1917 г. Временный совет Российской республики), совещательный орган при Временном правительстве. С. 311. Кн. Андроников - вероятно, Михаил Михайлович (1875 - 1919), входивший в 1917 г. в •Национальный центр• и позже расстре­ лянный в числе 67 активистов. С. 314. Верхавекий Александр Иванович (1886 - 1938) - генерал­ майор (1917). В июле - сентябре командующий войсками Московско­ го военного округа. Пост военного министра Временного правительства занимал в сентябре - октябре 1917 г. С февраля 1919 г. в Красной Армии. С. 318. Гальперн Александр Яковлевич (1879 - 1956) - адвокат. Член РСДРП (меньшевиков). В 1917 г. управляющий делами Времен­ ного правительства. С 1920 г. в эмиграции. С. 320. Маслов Семен Леонтьевич (1873, по др. данным 1874- 1938)- юрист. Эсер с 1902 г. С 3 октября 1917 r. министр земледелия Вре­ менного правительства. С 1926 г. профессор Московского института народного хозяйства им. Плеханова. С 1930 г. дважды арестовывался. Расстрелян. С. 321. KoJ/Jloнmaй Александра Михайловна, урожд. Домонтович (1872 - 1952) - политический деятель, дипломат, публицист. В 1917 - 1918 гг. народный комиссар государственного призрения. С 1920 г. зав. женским отделом ЦК РКП(б). С 1923 г. посол (первая в мире из жен­ щин) в Норвегии, Мексике, Швеции. Рутенберг Петр Моисеевич (1878 - 1942) -член Боевой организа­ ции эсеров, организовавший казнь Г. А. Гапона. В 1917 г. вернулся из эмиграции и был назначен заместителем командующего войсками Пет­ роградекого военного округа по гражданской части. С 1922 г. снова в эмиграции. С. 322. Гапон Георгий Аполлонович (1870 - 1906) - священник, агент охранки, организатор шествия петербургских рабочих 9 января 1905 г., расстрелянного войсками (•кровавого воскресенья•). Разобла­ чен эсером П. М. Рутенбергом и повешен. 553
С. 322. Газеты ..• запрещены.•. - За день до опубпиковаиия декрета о печати (27 октября 1917 r.) все оппозиционные большевикам rаэеты были закрЫТЬI. сГОJЮС солдата• (Пr., 5 ноября- 6 декабря 1917) - rаэета Петро­ градского Совета рабочих и солдаТСJСИХ депутатов. С. 323. ...под •мастью muы•. . . - Из Второй Кииm Моисеевой Ис­ ход, ГЛ. 10, СТ. 21 - 23. С. 324. Краснов Петр Николаевич (1869 - 1947) - rеиерал-лейте­ иант (1917), историк, прозаик, пубпицист. В октябре 1917 r. участво­ вал в походе на Петроrрад. В 1918 - начале 1919 r. атаман Войска Донского и командующий бело-казачьей армией. В 1920 - 1930-х rr. один из лидеров антисоветских орrаиизаций в эмиграции. Автор более трех десятков кинг, в том числе миоmх исrорических романов. В 1944 r. возглавИJI создаииое немцами Главное казачье управление. 7 мая 1945 r.. сдаJlСЯ в плев англичанам и был передав ими советской воеивой адМИ­ нистрации. Повешен в Москве. С. 325. ЛOJl1WIЛIШW8 Георгий Петрович (1883 - 1918) - полковник, с 16 сентября до 24 октября 1917 г. командующий войсками· Петро­ градского воеиного округа. Бежал на Дои, где в марте 1918 г. аресто­ ван и расстреляв. ... свот приедет немец. немец нm; рш;судит•..• - Изменеиная цитата из стихотворения Н. А Некрасова сУ бурмистра Власа...•. У Некрасо­ ва: сВот приедет барии, барии нас рассудит.. С. 326. ...сДело• Чернова. - Имеется в виду rаэета сДело наро.ца. (М., март 1917 - март 1918). С. 329. А. Ф. - Керенский. С. 331. Фрэнсис Дэвид Ролаид (1850 - 1927) -американский по­ сол в России. БъюtuтеН Джордж Уильям (1854 - 1924) -английский дипломат, в 1910 - 1918 rr. посол в России. Поддерживал Бремеиное правитель­ ство и А Ф. Керенского. С. 335. Здесъ обрывfJ8111СЯ текст... - сСиияя К11И1'» заканчивалась записью, которую Гиппиус исКJПОчила из пубJIИКаЦии дневника: с7 но­ ября. ВториИIС. 7 лет со дня смерти Льва Толстого. Никто его у нас не вспомнил. Ну. я тебя вспомню, "поденщик Христов"! Вспомни и ты о нас, счастливый!• (ОР ШБ. Ф. 481. Д. 3 . Л. 274). сПодеищик Хрис­ тов. Двевник Л. Н. Толстого• (1916) - статья Д. С. Мережковского. Чериые тетради (1917 - 1919) Впервые - исторический альманах сЗвеиья•. Вступ. статья и при­ меч. М. М. Павловой и Д. И. Зубарева. М.; СПб.: Феиикс; Atheneum, 1992. Вып. 2. Печ. по этому изд. Републикация в изд.: Гиппиус 3. Днев­ ники.в2т.т.2.м.,1999. С. 336. Зна.менитая статъя Горького... - Имеется в виду статья М. Горького сК демократии• //Новая жизнь. 1917. 7 ноября. .N!! 174. Републикация в кв.: Горъ"'-lй М. Несвоевременные мысли. Заметки о революции и культуре. Пr., 1918. 554
С. 336. ...ГtlJIUНOй, :женой Суmнова-ГUА~Мера... - Галина Константи­ новна Флаксерман (1888- 1958)- вторая жена Н. Н. Суханова, член РСДРП, с которой известный эсер вместе отбывал ссыпку в Архан­ гельске. В 1917 г. Флаксерман работала в секретариате ЦК РСДРП (б). Она предложила свою квартиру для заседания большевистских лиде­ ров, на котором 10 октября они приняли решение о вооруженном пе­ ревороте. С. 337. Духанин Николай Николаевич (1876- 1917) -генерал-лей­ тенант (1917). С сентября 1917 г. начальник штаба ставки, а с 3 нояб­ ря Верховный главнокомандующий. Убит солдатами и матросами. КрЬIJiеНКО Николай Васильевич (1885 - 1938) - в 1917 - 1918 n: нарком, член Комитета по военно-морским делам, Верховный главно­ командующий. С 1918 г. в Верховном революционном трибунале. Реп­ рессирован. •Народных СОЦUОАистов• заnретили. - Имеется в виду трудовая народно-социалистическая партия, выступавшая против большевиков. Ушла в подполье летом 1918 г., а с 1920 г. в эмиграции. За azumaцuю любых списков... бьют . .. - В Петроградекий окрут для голосования в Учредительное собрание были представлены 19 списков, в том числе большевистский, опубликованный за три дня до выборов. С. 338. ...АШнистрьt... ВЬ~nуС111U8 свою np01CJIQAUJЦиЮ... - Имеется в виду воззвание •От Времениого правнтельства., опубликованное 17 но­ ября 1917 г. в газетах •Воля народа., •день•, •Рабочая газета., •Ра­ бочее дело•, •Речь., •Утренние ведомости• и др., в котором предпри­ нималась запоздалая попытка убедить всех, что •в настоящее время Временное правитепьство является единственной в стране законной вер­ ховной властью•. Все газеты, напечатавшие это воззвание, тотчас были закрыты, некоторые из журналистов подверглись арестам. Подгойекий Николай Ильич (1880 - 1948) - член РСДРП(б) с 1903 г. В 1917 г. один из руководитепей Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде. В ноябре 1917 - марте 1918 г. нарком по во­ енным делам. С. 339. Погромщшс Орлов-киевский . .. - Вероятно, Васипий Григорь­ евич Орлов (ок. 1866 - после 1917), монархист, деятель Союза рус­ ского народа и Русского народного союза им. Михаила Архангела, уча­ стник 3-го сьезда русских людей (Киев, окт. 1906), где призывал к объединению всех правых организаций России. Интшсный Театр, Литейный интимный театр (1915- 1917) - ча­ стная антреприза актера и режиссера Б. С. Леволина в Петрограде (на Литейном пр., 51), ставившего в основном комедийные миниатюры. После закрытия Интимного театра Неволив в 1917 г. основал свой Новый театр, открывшийся постановкой трагедии Ф. Сологуба •!!обе­ да смерти•. •Христос BoetqJec• - стихотворение без названия Д. С. Мережков­ ского • "Христос воскрес", - поют во храме .. . • (1887), положенное на музыку С. В. Рахманиновым. Сегодня вышла Однодневная газета - писателей. - Речь идет о •Газете протеста: В защиту свободной печати•, изданной Союзом рус­ ских писателей 26 ноября 1917 г. В ней выступили Гиппиус (•Красная 555
стена• ), Д. С. Мережковский (двустишие •Водобоязнь - у собак. 11 Словобоязнь - у тиранов• ), Ф. Сологуб (стихотворение сПути исто­ рии, как прежде, очень скользки... • ), А. Е. Редько (сО бурбонах• ), А. Хирьяков (сСлуги дьявола• ), А. В. Тыркова-Вильяме (сОпасный враг•) и др. В этот же день состоялся митинг с участием авторов га­ зеты, а также В. А. Базарова, М. Горького, Ф. И. Дана, А. М. Калмы­ кова, В. И. Лебедева, В. Д. Набокова, М. П. Неведомского, А. В. Пе­ шехонова, А. Н. Потресова, Ф. И. Родичева, П. А. Сорокина, Н. В. Чайковского и др. С. 339. ...не втюлне уличенный - МQJ;Ловский, и вполне - Щнеур-Шпец. - Масловекий - С. Д. Мстиславский (см. примеч. к с. 543); слухи о его провокаторстве оказались необоснованными. Владимир Константинович Шнеур (агентурная кличка Шпец)- гусарский поручик, получивший в ноябре 1917 г. чин полковника за участие в захвате ставки. От имени большевиков вел переговоры о мире с немцами. Вскоре после этого был арестован, так как выявились его давние контакты с охранкой и в прес­ се прокатилась волна разоблачительных материалов. С. 341. За1СЛюченньtе министры - Кишкин, Коновалов, Терещенко, 'ljJетьяков и Карташев... - Все названные лица были арестованы в ночь на 26 октября 1917 г. Николай Михайлович Кишкин (1864 - 1930) - с 25 сентября 1917 г. министр государственного призрения; 25 октяб­ ря был назначен генерал-губернатором Петрограда. А. И. Коновалов был к этому времени заместителем министра-председателя. М. И. Те­ рещенко возглавлял министерство внутренних дел. Сергей Николаевич Третьяков (1882 - 1943) - в 3-е коалиционное правительство входил как председатель Экономического совета и Главного экономического комитета. В феврале 1918 г. после освобождения из крепости эмигри­ ровал. А. В. Карташев - с августа 1917 г. министр исповеданий. Дима - Д. В. Философов. Дмитрий - Д. С. Мережковский. Панина Софья Владимировна (1871 - 1956) - член ЦК партии кадетов, товарищ министра народного просвещения Временного прави­ тельства (в его последнем составе). С. 342. Борис - Б. В. Савинков. С. 343. ...арестовали графиню Панину... Шингарева, Кокошкина... - Арест большевики произвели в день намечавшегося открытия Учре­ дительного собрания 28 ноября 1917 г. на квартире С. В. Паииной (ул. Сергиевская, 23), где после Октябрьского переворота собирались бывшие члены Временного правительства и лидеры кадетов. Судьба министров Временного правительства Андрея Ивановича Шингарева (1869 - 1918) и Федора Федоровича Кокошкина (1871 - 1918) оказа­ лась трагической: переведенные на лечение в Мариинекую больницу, они в ночь на 7 января были здесь убиты матросами и солдатами. С. Н. - вероятно, Сергей Николаевич Моисеенко. •Беспамятство, кок Атлас, давит душу... • - Неточно из стихотво­ рения Ф. И. Тютчева •Видение• (1829). У Тютчева сдавит сушу•. • ...смерть пошли, где хочешь ... • - Из ектеньи Д. С. Мережковского (Молитвенник 11 Pachmuss Т. lntellect and Ideas in Action. MUnchen, 1972. с. 756). 556
С. 347. CКIJJioн Владимир Евстафьевич (1872 - 1917) - генерал-май­ ор. С 14 сентября 1917 г. начальник 2-го отдела при управлении гене­ рал-квартирмейстера ставки Верховного главнокомандующего. На пе­ реговорах в Бреет-Литовеке присутствовал в качестве представители Ставки. На следующий день после их завершения 16 сентября застре­ лился. Тhм же состоялись многолюдные похороны генерала. Наполеон ПI (1808- 1873)- французский император в 1852- 1870 rr. С. 349. Мария Федоровна Андреева (наст. фам. Юрковская, в пер­ вом браке Желябужская; 1868 - 1953) - актриса МХТ с 1898 г. Вто­ рая жена М. Горького. В 1919 г. вместе с Горьким и Блоком участво­ вала в создании Большого драматического театра в Петрограде. В 1931 - 1948 rr. - директор московского Дома ученых. • ...шевелятся их спины . .. • - Из стихотворения Гиппиус •Пауки• (1903). Мать Злобина... - Екатерина Александровна, мать поэта, критика, публициста Владимира Ананьевича Злобина (1894 - 1967), литератур­ ного секретаря Мережковских с 1916 г., уехавшего с ними в эмигра­ цию в декабре 1919 г. Злобин - автор сборника стихов •После ее смерти• (Париж, 1951) и посмертно изданной книги мемуаров •Тяже­ лая душа• (Вашингrон, 1970), посвященных памяти З. Н. Гиппиус. С. 350. Офицеры уже без погон. - Декретом Совнаркома с 3 декаб­ ря 1917 г. отменены прежние знаки отличия, награды и чины военно­ служащих. •Вечерний Звон• (СПб., 6 декабря 1917 -январь 1918) -обществен­ но-политическая газета, в которой Гиппиус печатала свои стихи и статьи. ВиЮtСель - Всероссийский исполком союза железнодорожников, профсоюзный орган, действовавший с августа 1917 до января 1918 г. С. 351. Кутлер Николай Николаевич (1859 - 1924) - финансист, депутат 2-й и 3-й Государственных дум. Член ЦК партии кадетов. В 1917 г. возглавил Совет сьездов представителей промышленности и торговли. 28 ноября арестован за отказ подчиниться декрету о нацио­ нализации промышленности. Долгорукий - Павел Дмитриевич Долгоруков (1866 - 1927), князь, крупный землевладелец, член ЦК партии кадетов, находившийся под арестом с 28 ноября 1917 до 10 февраля 1918 г. Автор открытого письма к народным комиссарам о незаконности ареста. После трех месяцев в одиночной камере Петрапавловской крепости освобожден. С осени 1910 г. за границей. Дважды возвращался в Россию. В июне 1926 г. арестован и через год расстрелян. С. 352. ...нелегальный при царе •Красный Крест•. - Имеется в виду Политический Красный Крест, нелегальная организация, создававшая­ ся в России в конце XIX - начале ХХ в. для оказания помощи тем, кто иреследовалея по политическим мотивам. В его фонд средства из своих гонораров отчисляли З. Н. Гиппиус, В. В. Вересаев, А. Ф. Ке­ ренский, Н. А. Морозов и др. В декабре 1917 г. в Петрограде явочным порядком Политический Красный Крест возобновил свою деятельность под руководством врача И. И. Манухина. 557
С. 353. О, петля Николая - чище... - Из стихотворения Гиппиус с14 декабря 17 года• (1917), напечатанном в сВечервем звоне• под на­ званием сИм•. Вася - двоюродный брат Гиппиус В. А. Степанов. Молчанов Анатолий Евграфович (1856 - 1921) - третий муж акт­ рисы Александринекого театра М. Г. Савиной с 1910 г.; один из дирек­ торов Русского общества пароходства и торговли, председатель Русского театрального общества, редактор основанного им сЕжегодника импера­ торских театров•. ...Правительство с Потаниным во ZJiaвe. - На Чрезвычайном об­ щесибирском съезде, состоявшемся в декабре 1917 г. в Томске, извест­ ный географ и путешественник Григорий Николаевич Потанин (1835- 1920) был избран председателем временного Сибирского областного совета. С. 354. Бьюкенен уехал. - Бьюкенен завершил свою миссию посла Великобритании и отбыл на родину 25 декабря 1917 г. Амапия, ИАья - эдесь и далее супруги А. О. и И. И. Фонда­ минские. С. 356. Братья Слонимские - студенты Петроградекого универси­ тета Николай ЛеонИдович, будущий композитор, дирижер, пианист, му­ зыковед (см. о нем примеч. выше) и Михаил ЛеоНИдович (1897- 1972), будущий проэанк, друживший с В. А. Злобиным. I<apnuнmlй - вероятно, зто Александр Петрович Карпинский (1847 - 1936), основатель русской геологической школы, только что (в 1917 г.) избранный преэИдентом Российской Академии наук. С. 357. ...приходит, как Никодим, поздно ночью... - Никодим - один из начальников иудейских, пришедший к Иисусу с вопросами (Еван­ гелие от Иоанна, гл. 3). С. 359. ЯсиНСЮJй Иероним Иеронимович (1850 - 1931) - проэаик, поэт, переводчик, журналист. Редактор журналов сЕжемесячные сочи­ нения• (1901 - 1902), сБеседа• (1903 - 1908), сНовое слово• (1908 - 1914), сКрасный огонек• (1918). Серафимович (наст. фам. Попов) АлексаНдр Серафимович (1863 - 1958) - прозаик. Петров-Водкин Кузьма Сергеевич (1878 - 1939) - живописец, пи­ сатель. Рюрик Ивнев (наст. имя и фам. Михаил Александрович Ковалев; 1891 - 1981) - поэт, проэаик, переводчик . ... о рган Нахамкеса. - Газета сИзвестия•, редактировавшаяся Ю. М. Стекловым (Нахамкесом). С. 360. ...paзzpOAtWiи редакцию •Воли Народа•... - Неоднократно эак­ рывавшаяся литературно-политическая газета сВоля народа• была ос­ нована в марте 1917 г. правыми эсерами А. И. Гуковским и П. А. Сорокиным (издатель А. А. Арrунов). 2 января 1918 г. двенадцать ра­ ботников редакции во главе с членами Учредительного собрания Ар­ rуновым, Гуковским и Сорокиным оказались в тюрьме на ул. Горохо­ вой, 2. Питирим Александрович Сорокин (1889 - 1968) - социолог, эсер с 1904 г. В 1917 г. личный секретарь А. Ф. Керенского, соредак­ тор газеты сВоля народа•. Дважды арестовывался. В 1922 г. выслан из 558
России. Андрей Александрович Аргунов (1866 - 1939) - член ЦК партии эсеров с 1905 г. В 1917 - 1918 rr. трижды арестовывался. С начала 1919 г. в эмиграции. Михаил Михайлович Пришвин (1873 - 1954) - прозаик. •2-го января меня арестовали, - записал он в днев­ нике, - и 17-го выпустили, три дня после этого радовался свободе и теперь приступаю к занятиям• (Пришвин М. М. Дневники 1918- 1919. М., 1994. С. 21). Пришвин был выпущен наркомом юстиции И. З. Штейнбергом под поручительство С. Д. Мстиславского. Давид Иоси­ фович Заславский (1880 - 1965) - публицист, соредактор эсеро-мень­ шевистской газеты •день•. С. 360. Ив. Ив. - Манухин. С. 362. Урицкий Моисей Соломонович (1873 - 1918) - член РСДРП. С 23 ноября 1917 г. комиссар Совнаркома во Всероссийской комиссии по делам созыва Учредительного собрания. С марта 1918 г. председатель Петроградекой Чрезвычайной комиссии. Убит эсером Л. С. Канегиссером. В ответ большевики, начавшие •красный террор•, расстреляли в Петрограде 900 заложников. ...открыл 6ольшеви" Свердлов. - Учредительное собрание открыл 5 января 1918 г. Яков Михайлович Свердлов (1885 - 1919), ставший одним из главных зачинщиков массового •красного террора•. Спиридонова Марня Александровна (1884 - 1941) - с 1905 г. член партии эсеров, идейный руководитель вооруженного выступления ле­ вых эсеров в Москве в июле 1918 г. С 1920-х rr. в тюрьмах и ссылках. С началом Великой Отечественной войны расстреляна. Деконский. П. П. - левый эсер, оказавшийся провокатором. С. 363. Дима - Д. В. Философов. Т. И. - Татьяна Ивановна Манухина. С. 364. Дыбен/Со Павел Ефимович (1889 - 1938) - матрос, член РСДРП(б) с 1912 г. В 1917 г. председатель Центробалта, в 1918 г. нарком по морским делам. Впоследствии репрессирован. Штейнберг Исаак Захарович (1888- 1957)- юрист, публицист, эсер с 1906 г. С декабря 1917 г. нарком юстиции, подписавший •Инструк­ цию• ревтрибуналам о •прекращении систематических репрессий про­ тив лиц, учреждений и печати•. Несколько раз арестовывался. С 1923 г. в эмиграции. Козловск.ий Мечислав Юльевич (1876 - 1927) - член РСДРП(б) с 1900 г., деятель польского, литовского и российского революционного движения. С ноября 1918 г. председатель Следственной комиссии Пет­ росовета. Смирнов Сергей Алексеевич (1883 - ?) - крупный московский промышленник, член партии прогрессистов. В 3-м коалиционном Вре­ менном правительстве занимал пост государственного контролера. Герзони И. Л. - главный врач частной больницы товарищества •Медицина•. С. 365. Железняков Анатолий Григорьевич (1869-1919) - матрос Балтийского флота, анархист, nримкнувший к большевикам в дни Октябрьского переворота. В январе 1918 г. во время роспуска Учреди­ тельного собрания был начальником караула в Таврическом дворце. 559
С. 367. Салтыков Сергей Николаевич (1875 - ?) - политический деятель, публицист. В последнем составе Временного правительства товарищ министра внутренних дел, арестованный в ночь на 26 октяб­ ря 1917 г. Шрейдер Александр Александрович (? - 1930) - левый эсер, за­ нявший в большевистском правительстве пост заместителя наркома юстиции. Фет (наст. фам. Шеншин) Афанасий Афанасьевич (1820 - 1892) - поэт. •Маруся отравшась• - прозвище М. А. Спиридоновой. Прошьян Прош Перчевич (1883 - 1918) - член партии эсеров с 1903 г. В первом большевистском правительстве нарком почт и теле­ графов (с декабря 1917 по март 1918 г.). Умер от тифа. С. 368. Бунаков - псевдоним И. И. Фондаминского. С. 369. МиКllашевский Михаил Петрович (1866 - 1943) . - публи­ цист, критик, печатавшийся под псевдонимом М. Неведомский. В 1917 г. вместе с А. А. Блоком служил в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. Соратники называли его скаде­ тообразным меньшевиком•. С. 371 . ... Татьяна из Крестов ... - Сестра Гиппиус Татьяна Никола­ евна посещала А. В Карташева, сидевшего в тюрьме вместе с мини­ страми Временного правительства. Бурцев ходит с Белецким в обнимку... - Разоблачитель агентов цар­ ской охранки В. Л. Бурцев был арестован за публикацию в своей га­ зете сОбщее дело• обличительных документов о Временном правитель­ стве и большевиках. Освободившись весной 1918 г., уехал в Париж, где издал эти документы под названием сВ борьбе с большевиками и нем­ цами• (ч. 1 - 2, 1919). В одной камере с ним сидел С. П. Белецкий, бывший директор департамента полиции (1914 - 1915), товарищ ми­ нистра внутренних дел (1915 - 1916), расстрелянный большевиками 5 сентября 1918 г. Беклемишев Владимир Александрович (1861 - 1920) - скульптор. Рязанов (наст. фам. Гольдеидах) Давид Борисович (1870 - 1938) - марксист с 1889 г., член РСДРП. Выступал против ее программы в 1902 - 1903 rr. Отстаивал многопартийность правительства в 1917 г. Голосовал против декрета о роспуске Учредительного собрания (таких среди боль­ шевиков оказалось двое). Расстрелян. ... о расстрелах 5-zo января. - Имеются в виду разгон и расстрел мирной демонстрации в поддержку Учредительного собрания, учинен­ ный 5 января 1918 г. большевиками в Петрограде во главе с Н. И. Подвойским. Воладарекий В. (наст. имя и фам. Моисей Маркович Гольдштейн; 1891 - 1918) - участник большевистского переворота 1917 г. Комис­ сар по делам печати, пропаганды и агитации Петрограда. Убит эсером. С. 372. Войтинекий Владимир Савельевич (1885 - 1960) - член РСДРП(б) с 1905 г., публицист. В ссылке в 1912 г. сблизился с мень­ шевиками. В 1917 г. выступил в поддержку Временного правительства, а также за объединение большевиков и меньшевиков в одну партию. С октября 1917 г. комиссар Северного фронта. После Октябрьского 560
переворота готовил корпус генерала П. Н. Краснова к походу на Пет­ роград. 1 ноября арестован. После освобождения в январе 1918 г. уехал с группой меньшевиков в Грузию. С 1921 г. в эмиграции. С. 375. ...ворвался гаденький .мотивчик. . . в •Марсельезу• (о прозор­ ливец ДостоевtЖUй!). - В романе Ф. М. Достоевского сВесы• (ч. 2, гл. 5) плутоватый чиновник Лямшин сочиняет пародийную сштучку на фортепьяно•, которая начиналась •грозными звуками• •Марселье­ зы•, а далее сглупейшим образом• переходила в сгаденькие звуки• по­ пулярного немецкого вальса сМой милый Августин•. А наши ..миропохабщики• вернулись пока ни с че.м. - Имеется в виду делегация на мирных переговорах в Бреет-Литовеке во главе с нарко­ мом по иностранным делам Троцким, который осуществлял здесь так­ тику затягивания переговоров. С. 376. Уэмс Герберт Джордж (1866 - 1946) - английский писа­ тель-фантаст. В 1914, 1920 и 1932 rr. приезжал в Россию. Автор выз­ вавшей полемику книги сРоссия во мгле• (1920). Уильямс Гарольд (1876 - 1928) -до 1918 г. корреспондент англий­ ской газеты сТаймс• в Петрограде. Минор Осип (Иосиф) Соломонович (1861 - 1934) - эсер с 1903 г. В 1917 г. председатель Московской городской думы. Член Учредитель­ ного собрания, после разгона которого арестован. С начала 1919 г. в эмиграции. .. .хоронили Шингарева и Кокошкина... - Похороны А. И. Шинrарева и Ф. Ф. Кокошкина состоялись 11 января 1918 г. на кладбище Алек­ сандра-Невской лавры. С. 378. Лундберг Евгений Германович (1863- 1965)- прозаик, кри­ тик. Автор сЗаписок писателя• (т. 1 - 2, Берлин, 1922; Л., 1930). Шестов (наст. фам. Шварцман) Лев Исаакович (1866 - 1938) - философ, литературовед, критик. С 1920 г. в эмиграции. Князев Василий Васильевич (1887 - 1937) - поэт-сатирик, собира­ тель фольклора. Погиб в лагере. Окунев (наст. фам. Окунь) Яков Маркович (1882 - 1932) - публи­ цист. Оксенов Иннокентий Александрович (1897 - 1942) -поэт-акмеист, критик, переводчик; врач. РоСllавлев Александр Степанович (1883 - 1920) - поэт, беллетрист. Карпов Пимен Иванович (1887- 1963) -поэт, прозаик, публицист. Член Учредительного собрания от эсеров. Доливо-Добровольский Александр Иосифович (1866 - 1932) - с мар­ та 1917 г. вице-директор Правового департамента в министерстве иност­ ранных дел. После Октябрьского переворота в правовом отделе НКИД. Рейснер Михаил Андреевич (1868 - 1928) - юрист, публицист. С. 379. Рейснер Лариса Михайловна (1895 - 1926) - поэтесса, про­ заик, драматур~ В годы гражданской войны политработник в Красной Армии. Дочь М. А. Рейснера. Слоншrский Леонид (Людвиг) Зиновьевич (1850 - 1918) - юрист, публицист. Зилотти (Зилоти) Александр Ильич (1863 - 1945) - пианист, дирижер. Организатор ежегодных симфонических и камерных концер- 561 36 Дневники: 1893-1919
тов в Петербурге (1903 - 1913). В 1917 г. управляющий труппой Мариинекого театра. С 1919 г. в эмиграции. С. 379. Вечером были паверху. - В квартире И. И. и Т. И. Манухи­ ных, живших на 5-м этаже дома на Серrиевской ул., 83 (Мережков­ ские квартировали на 1-м этаже). С. 380. Над ним <Козловским> и Красиковым назначено следст­ вие. - По решению Совнаркома в январе 1918 г. расследовалась де­ ятельность М. Ю. Козловского (см. о нем примеч. выше) и Петра Ана­ ньевича Красикова (1870 - 1939), члена исполкома Петросовета, воз­ главлявшего в ноябре 1917 - марте 1918 г. Следственную комиссию. Оба были оправданы. С. 381 . ...Коллонтайка послала захватить Александро-Невскую Лав­ ру. - Нарком государственного призрения А. М. Коллонтай, решив ото­ брать часть монастырских зданий для дома инвалидов, в январе 1918 r. послала в Лавру отряд красноармейцев. Захватчикам оказали сопротив­ ление, в ходе которого был убит священник Петр Скипетров. Этот инцидент вызвал в Петрограде массовый протест верующих, организо­ вавших антибольшевистские крестные ходы. Боич - В. Д. Бонч-Бруевич, занимавший в 1917 - 1920 гг. в Сов­ наркоме пост управделами. ...патриарх новый предал анафеме... - Имеется в виду послание, с которым 20 января 1918 г. обратился к верующим Тихон (в миру Василий Иванович Белавин; 1865 - 1925). ~таия• - неустановленное лицо. П. И. - Павел Иванович, конспиративное имя Б. В. Савинкова. Письмо Савинкова к Гиппиус от 4 января 1918 г. см. в изд.: Звенья. Вып. 2. М.; СПб., 1992. С.150 - 151. С. 382. Ахматова (наст. фам. Горенка, в замужестве Гумилева) Анна Андреевна (1889 - 1966) - поэт. ...на ~Утре России•... - Речь идет о вечере, проведеином 21 января 1918 г. в Тенитевеком училище в пользу Политического Красного Креста. Здесь свои стихи читали Гиппиус ( •Сейчас•), А. А. Ахматова ( •Молитва•, сВысокомерьем дух твой омрачен...•• сТы - отступник: за остров зеленый... • ), Ф. Сологуб (•Гимны родине•), а также высrупили Д. С. Мережковский и Д. В. Философов. сНа вечер "Утра России", - вспоминала Ахматова, - была приглашена я и они трое (Мережков­ ские и Философов. - Т. П.). Я там оскандалилась: прочитала первую строфу •Отступника•, а вторую забыла. В артистической, конечно, все вспомнила. Ушла и не стала читать. У меня в те дни были неприятно­ сти, мне было плохо... Зинаида Николаевна в рыжем парике, лицо будто эмалированное, в парижеком платье... Они меня очень зазывали к себе, но я уклонилась, потому что они были злые...• (цит. по: Ахматова А. А. Собр. соч. Т. 1. М., 1998. С. 561). ... декрет о мгновенноАt лишении церкви всех прав... - Декрет •О свободе совести, церковных и религиозных обществах• был принят Совнаркомом 20 января 1918 г. Отныне церковь отделялась от госу­ дарства, а школа от церкви. Гермоген (в миру Ермолай; ок. 1530 - 1612) - патриарх Москов­ ский и всея Руси с 1606. Возглавлял патриотическое движение против 562
польских интервентов. Был заключен ими в темницу Чудова монасты­ ря и уморен голодом. Канонизирован Русской Православной Церковью. С. 383. Вольф-Израэль Евгения Михайловна (1897 - 1975) - акт­ риса петроградекого Большого драматического театра в 1918 - 1922 rr. С 1923 г. в труппе Театра драмы им. А. С. Пушкина. •От финских хладных скал до пламенной Колхиды... • - Из стихот­ ворения А. С. Пушкина •Клеветникам России• (1831) . ... декрет о перемене календаря. - 25 января 1918 г. был опублико­ ван декрет •О введении в Российской республике западноевропейско­ го календаря•. С. 384 . ...не верю (особенно после письма П. И.) в Алексеевекий по­ ход. - Б. В. Савинков (сП. И.•) 4 января 1918 г. писал Гиппиус: •Ге­ нерал Алексеев честен, но в политике слаб... • (Звенья. Вып. 2. М.; СПб., 1992. с. 150). Орлепев Павел Николаевич (наст. фам. Орлов; 1869 - 1932) - ак­ тер, исполнивший 2 февраля 1918 г. в Театре Незлобина (впервые в России) заглавную роль в исторической драме Д. С. Мережковского •Павел 1• (1908). С. 385. Б. Н. -вероятно, Борис Николаевич Моисеенко (см. о нем примеч. выше). ... Украина заiСЛЮЧWiа форменный .мир с Гер.манией. - Имеется в виду мирный договор с Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией, подписанный Украинской Центральной Радой 27 января 1918 г. С. 386. 2 февраля... - Здесь и далее свои записи Гиппиус датирует по старому стилю, несмотря на то, что с 1 февраля 1918 г. в России был введен новый стиль. Ков<арский> Илья Николаевич (1880 - 1962) - эсер, член Учре­ дительного собрания. С. 390. Нуланс Жозеф (1864 - 1939) - в 1917 - 1918 rr. посол Франции в России. С. 391. Семенов Евгений Петрович (наст. имя и фам. Соломон Мо­ исеевич Коган; 1861 - 1944) - публицист с репутацией бульварного разоблачителя. С. 392. ...растерян'НШ! челядь, /1 И .мечется, и чьи-то ризы делит... - Гиппиус неточно цитирует свое стихотворение •Петроград•. . .. н емедля ставить памятник Карлу Марксу! - Этот памятник ос­ новоположнику марксизма (работы А. Т. Матвеева, победившего в кон­ курсе) был установлен в Петрограде у Смольного 7 ноября 1918 г. Илюша - Фондаминский. Ив. Ив. с Т. И. - суnруги Манухины. Тата - Т. Н. Гиnnиус. Пальчинекий Петр Акимович (Иоакимович; 1875 - 1929) - в 1917 r. член исnолкома Петросовета, товарищ министра торговли и nромыш­ ленности Временного nравительства; с августа - nомощник военного губернатора Петрограда. С. 393. Стучка Петр Иванович (1865- 1932)- член РСДРП с 1895 г. В марте - августе 1918 г. заместитель наркома юстиции. С. 394. Кюль.ман Рихард фон (1873 - 1943) - немецкий диnломат, глава делегации Германии на nереговорах в Брест-Литовске. 563
С. 395. Если гасшлп свет - я ничего не ви:жу... - Из стихотворения Гиппиус сТак есть• (в другой ред. сЕсли•; 1918). ...какой-то Бурханов (?)... - Имеется в виду Бухарин Николай Иванович (1888 - 1938), с декабря 1917 г. главный редактор газеты сПравда•. В марте - июле 1918 г. он возглавлял группу елевых ком­ мунистов•, выступивших nротив мира с Германией, за немедленную революционную войну во имя мировой революции. С этой миссией выезжал в Германию для установления контактов с групnой сСnартак•, но был разоблачен и выслан. С. 398. В nepeмupuu Гафшш аткозал. . .. - Макс Гофман (1869- 1927)- начальник германского Генерального штаба, главнокомандующий на Восточном фронте, один из главных участников мирных переговоров в Брест-Литовске, ведший боевые действия против Красной Армии до последнего часа подписания Брестского мира. С. 399. ...nonOJ!и к большевикам Мшюкав и Родзянко. - П. Н. Ми­ люков и М. В. Родзянко в это время находились в Добровольческой армии, совершавшей первый Кубанский nоход. Милюков уехал за гра­ ницу в ноябре 1918 г. Родзянко эмигрировал в Югославию в 1920 г. Б. - Б. В. Савинков. С. 401 . ...в Москве . . . туда отправшся Ленин. - Ленин выехал в Мос­ кву позже, 10 марта 1918 г., а на следующий день туда же переехало nравительство. Сегодня ~ши• у разбойников Терещенко и Кишкин.а. - Освобож­ дением заключенных на поруки под выкуп занимался И. И. Манухин, ходивший на этот торг к комиссару юстиции И. 3. Штейнбергу. еРаэ­ меры взноса, - вспоминает Манухин, - колебались в зависимости от представления комиссара о степени "буржуйности" данного лица. При­ ходилось торговаться. Родственники очередного заключенного находи­ лись обычно в приемной и тут же выплачивали сумму, которую удава­ лось для них выторговать. Дешевле всех И. 3. Штейнберг оценил Н. М. Кишкина - 3000 рублей, но и этих денег не оказалось и выку­ nать его пришлось Политическому Красному Кресту. < ...> Получив от Штейнберга документ об освобождении, обычно я сам выводил заклю­ ченного из "Крестов". < ...> причем я каждому говорил одно и то же: "Немедленно уезжайте из Петрограда". Из моих пациентов в "Крестах" один В. Л. Бурцев наотрез отказался выйти из тюрьмы на мои пору­ ки. Его мужество старого революционера, которого тюрьма не страшит нисколько, и его преданность революционной деятельности, которой он отдал всю жизнь, по-видимому, устыдили новых властителей, и мне удалось добиться того, что его отnустили на все четыре стороны без nорук• (Манухин И. Восnоминания о 1917 - 18 гг. 1. сФевраль• // Новый журнал. 1958. М 54. С. 110). . Кац - наст. фам. Камкова Бориса Давидовича (1885 - 1938?), де­ ятеля nартии левых эсеров. После многократных арестов и ссылок расстрелян. С. 402. Борис - Б. В. Савинков; оnубликовавший в январских но­ мерах сРусских ведомостей• за 1918 г. статьи сПамяти Кокошкина•, сО словах и делах•, сПо nоводу одной заметки•. Вnоследствии одна из антибольшевистских статей Савинкова ( сС дороги•) стала для мос- 564
ковского Ревтрибунала поводом принять решение о закрытии газеты и аресте ее редактора П. Е. Егорова. С. 402. Илья - И. И. Фондаминский. ... САiольный, получив от своих караханов (мирной делегации)... - Карахан (наст. фам. Караханян) Лев Михайлович (1889 - 1937) - член РСДРП(б), публицист, сотрудничавший в rазете сНовая жизнь•, дипломат. В ноябре 1917 -марте 1918 г. секретарь делегации России на переговорах в Брест-Литовске. С 1918 г. заместитель наркома по иностранным делам, полпред в разных странах (Польше, Китае, Тур­ ции и др.). KpOAie Авксентьева, сегодня выпустили... и Бурцева. - О том, как был освобожден Бурцев, см. примеч. выше. Маиухни вывел Н. Д. Ав­ ксентьева из тюрьмы в числе последних по личной просьбе И. 3. Штейнберrа (см.: Манухин И. Воспоминания о 1917 - 18 гг. 1. сФев­ раль• // Новый журнал. 1958. N! 54. С. 110). По заданию ЦК в мае 1918 г. Авксентьев выехал в Уфу, где вошел в состав Сибирского Вре­ менного правитепьства. В ноябре выслан из России в Китай. С начала 1919 г. в Париже. С. 404. Зиновьев Григорий Евсеевич (наст. фам. Радомысльский; 1883 - 1936) - член РСДРП(б) с 1903 г. С 13 декабря 1917 г. пред­ седатель Петроградекого совета. Один из орrанизаторов скрасного тер­ рора•. Репрессирован. С. 405. lhlaны немцев -учредить КОАiитет с 11ширязевым во гла­ ве... - Бывший царский министр торговли и промышленности (в 1905 - 1906 и 1909 rr.), крупный финансист и предприниматель Василий Ива­ нович Тимирязев (1849 - 1919) в начале 1918 г. был включен в ко­ миссию по пересмотру торгового договора с Германией. В июле этого же года стал инициатором создания Совета Союза международных тор­ говых товариществ. С. 406. ...сажать Михаила Александровича. - Н. М. Кишкин после освобождения из тюрьмы весной 1918 г. участвовал в орrанизации сСо­ юза Возрождения России•, контактировал с монархистами, которые не теряли надежды посадить на престол Михаила Александровича. Одна­ ко в марте 1918 г. великий князь был выслан на жительство в Пермь, а 13 июня убит большевиками. Зина - 3. В. Ратькова-Рожнова, урожд. Философова (см. о ней и ее сыновьях примеч. к с.115). С. 408. Ната - Н. Н. Гиппиус. С. 411 . ...пропустила вчерашнюю •годовщину•. - Имеется в виду го­ довщина Февральской революции. С. 412. Дыбен1С!J арестовОJiи. - Нарком по морским делам П. Е. Ды­ бенко в автобиографии пишет: сВ мае 1918 г. был судим за сдачу немцам Нарвы, но был по суду оправдан. После суда уехал на неле­ rапьную работу на Украину и в Крым• (Деятели СССР и революци­ онного движения России. Энциклопедический словарь Гранат. М., 1989. с. 131). С. 414. ...известия об анархической бойне в Москве. - Вночьс 29 на 30 марта (с 11 на 12 апреля по н. ст.) в столице были произве­ дены массовые аресты анархистов. 565
С. 414. К. - А. В. Карташев. ... О ткрой, Господь, п ол я осиянные... - Из стихотворения Гиппиус сНа поле чести• (1918), посвященного памяти офицера Добровольческой армии В. А. Ратькова-Рожнова. С. 415. Мирбах Вильгельм (1871 - 1918) - участник мирных пе­ реговоров в Брест-Литовске, прибывший послом Германии в Москву 10 (23) апреля 1918 г. Убит 23 июня (6 июля) Я. Г. Блюмкиным, что послужило началом левоэсеровского мятежа. Иоффе Адольф Абрамович (1883 - 1927) - дипломат, в 1918 г. председатель, затем член делегации России на переговорах с Германи­ ей в Брест-Литовске, направленный полпредом в Берлин. С. 416. ...це.лятся на скульптуру бар<она> Клодта на Мариинекой площади. - Имеется в виду памятник Николаю 1 работы скульптора Петра Карловича Клодта фон Юргенсбурга (1805 - 1867). С. 417 . ...был скающийся• ... Чуковский. - Корней Иванович Чуков­ ский (наст. имя и фам. Николай Васильевич Корнейчуков; 1882 - 1969) - критик, литературовед, историк литературы, детский писатель, переводчик. Чуковский об одной из встреч с Мережковскими 15 ок­ тября 1918 г. записал в дневнике: сЗин. Гиппиус написала мне милое письмо - приглашая прийти - недели две назад. Пришел днем. Дмит­ рий Сергеевич - согнутый дугою, иенекреннее участие во мне - и просьба: свести его с Лунач<арским>l Вот люди! Ругали меня на всех перекрестках за мой якобы большевизм, а сами только и ждут, как бы к большевизму примазаться. < ...> Не могу ли я достать им бумагу - охраиу от уплотнения квартир? Не могу я устроить, чтобы правитель­ ство купило у него право на воспроизведение в кино его "Павла", "Александра" и т. д.? Я устроил ему все, о чем он просил, потратив на это два дня. И уверен, что чуть только дело большевиков прогорит - Мережк<овские> первые будут клеветать на меня• (Чуковский К. Днев­ ник. 1901 - 1929. м., 1991. с. 93). С. 418 . ...немцы посадили диктатора . .. - Имеется в виду генерал­ лейтенант Павел Петрович Скоропадский (1873 - 1945), провозглашен­ ный 16 (29) апреля 1918 г. гетманом оккупированной немцами Украи­ ны. С декабря 1919 г. в эмиграции. С. 420. Дмитрий лекцию читает . .. . - Имеется в виду лекция Д. С. Мережковского сРоссия будет•, прочитанная им в Тенишевском учи­ лище. . .. Горький написал в сНавой Жизни• статью о сРечи•... - Имеется в виду статья Горького из цикла сНесвоевременные мысли•, опубли­ кованная 27 апреля (10 мая) 1918 г. в сНовой жизни•. Статья являет­ ся ответом на публикацию Д. В. Философова сИз "Скверного анекдо­ та"• в газете сНаш век• 20 апреля (3 мая), направленную против Горького, который сстарается привлечь ученых, писателей и худож­ ников на службу совдепам•. с... Социалистическая демократия, - пи­ шет Горький, - не имеет более злого врага, чем тот, который ежеднев­ но шипит со строк "Нашего века"•· На следующий день газета сНаш век• (бывшая сРечь•) была закрыта. С. 422. Это Россия по Рорбаху. - В газете сДень• 6 декабря 1917 r. была опубликована статья сРорбах о России•. Пауль Рорбах (1869 - ?) - 566
немецкий экономист и публицист, по словам П. Н. Милюкова, •изве­ стный русофоб и славянофоб•. С. 422. •Семеновцы• - войска, возглавлявшиеся военным правите­ лем в Забайкалье Григорием Михайловичем Семеновым (1890- 1946). С. 423. В. МаЮ!аков... из Парижа мольбы... - Василий Алексеевич Маклаков (1869 - 1957) -один из лидеров кадетской партии, прибыв­ ший в Париж в качестве посла России в день Октябрьского переворо­ та. Брат расстрелянного большевиками в Москве бывшего министра внутренних дел Н. А. Маклакова. •Культура и Свобода• (март 1918 - июль 1919) - •просветитель­ ское общество в память 27 февраля 1917 г.•, созданное Горьким вмес­ те со старыми революционерами В. Н. Фиrnер, Г. А. Лопатиным и др. ... б рат В... 0 ... Ф... - По предположению М. М. Павловой и Д. И. Зубарева, это братья Владимир Осипович и Александр Осипович Фаб­ риканты из окружения Б. В. Савинкова, В. О. Фабрикант - член Бо­ евой организации эсеров в 1909 - 1911 г~ Б. - Б. В. Савинков. С. 424. А. - А. Ф. Керенский. Елена - Елена Всеволодовна Барановекая (1892 - ?), двоюродная сестра О. Л. Керенской. Ол<ыа> - Ольга Львовна Керенская (1886 - 1975), первая жена А. Ф. Керенского, мать его двух сыновей. Расставшись с Керенским, жила в Лондоне под фамилией Барановская. Ф. - Д. В. Философов. Лившиц - вероятно, Яков Борисович (1881 - ?), публицист. Новгородцев Павел Иванович (1866 - 1924) - правовед, философ, социолог. С 1903 г. профессор Московского университета. В 1906 - 1918 гг. ректор Московского высшего коммерческого института. Один из основателей партии кадетов (1905). Автор книm •Об общественном идеале• (1917), в которой доказал обреченность социалистических и анархических доктрин как утопий. Единственным путем к возрожде­ нию России считал •пробуждение религиqзного и национально-госу­ дарственного чувства•. С 1920 ~ в эмиграции. С. 426. ...Кускову ежеминутно закрывают. - Имеется в виду газета Е. Д. Кусковой •Власть народа•, являвшалея одним из центров борь­ бы с большевизмом. Нет правды на зе.мJ/е... - из •маленькой трагедии• А. С. Пушкина •Моцарт и Сальери• (1830). Б. - Б. В. Савинков. Марья Алексеевна - Прокофьева. С. 427. Пшьский Петр Моисеевич (1879 - 1941) - критик, публи­ цист, прозаик. Был арестован и заключен в военную тюрьму за публи­ кацию 9 мая 1918 г. в газете •Петроградское эхо• статьи •Смиритель­ ную рубаху!•. Через 20 дней его освободили с подпиской о невыезде, однако ему удалось бежать на юг, а затем эмигрировать в 1920 г. С. 429. Ася - Анна Николаевна Гиппиус. С. 430. Чичерин Георгий Васильевич (1872 - 1936) - нарком ино­ странных дел в 1918 - 1930 гг. 567
С. 431 . ...Брюсов не т0.11ько •работает с 60.11ьшевиками• . .. в цензуре у них сидит. - В. Я. Брюсов в 1917 - 1919 rr. возглавлял Комитет по регистрации печати, заведовал московским библиотечным отделом и литературным подотделом (ЛИТО) при Наркомпросе, в круг обязан­ ностей которых входили и цензорвые функции. Ив. Ив. с Т. И. - Манухины. С. 432. Слонимские - Николай Леонидович и его брат Михаил Ле­ онидович. Платон (428 или 427 - 348 или 347 до н. э.) - древнегреческий философ. ...с женой Зорина... - Е. А. Зорина, сотрудница Смольного, жена С. С. Зорина (наст. фам. Гомбарг; 1890 - 1937), председателя петро­ градского Ревтрибунала. С. 433. ...с .июльским днем Плеве•. - Имеется в виду 15 июля 1904 r., день убийства В. К Плеве. ... не то Коган, не то Гольдштейн... - Наст. фам. В. Воладарекого - Гольдштейн. Брасова Наталья Сергеевна, урожд. Шереметьевская, в первом бра­ ке Мамонтова, во втором Бульферт - морганатическая жена великого князя Михаила Александровича, приезжавшая к нему в ссылку в Пермь в мае 1918 г. Ей удалось эмигрировать. С. 434. Старик Репин... в своих •Пенатах•. - Живописец Илья Ефимович Репин (1844 - 1930) в 1903 г. поселился в •Пенатах•, в финляндском имении своей второй жены писательницы Наталии Бо­ рисовны Нордмаи (псевд. Северова; 1863 - 1914). Здесь, в парке •Пе­ нат•, художник и похоронен. Щастный Алексей Михайлович (1881 - 1918) - капитан 1 ранга, возглавивший 20 марта 1918 г. морские силы Балтфлота. Однако через два месяца был арестован, обвинен в подготовке заговора и расстрелян. Татьяна - Т. Н. Гиппиус. С. 435. Арестовали Амфитеатрова. - Прозаика, публициста, дра­ матурга Александра Валентиновича Амфитеатрава (1862 - 1938) боль­ шевики арестовывали трижды. После третьего ареста (за антибольше­ вистское и антигорьковское выступление на банкете, посвященном при­ езду в Петроград Г. Уэллса) Амфитеатров бежал с семьей в Финлян­ дию (см. об этом: Амфитеатров А. Горестные заметы. Берлин, 1922. с. 11, 13). Редактор последней... - Критик, поэт, прозаик Александр Алексее­ вич Измайлов (1873 - 1921), редактировавший в 1918 г. газеты •Но­ вые ведомости• и •Петроградский голос•. С. 436. •Маруся• - М. А. Спиридонова. С. 437. Эйхгорн Герман фон (1848 - 1918) - главнокомандующий немецкими войсками на Украине, убитый эсерами в Киеве. С. 439. Райлян Фома Родионович - публицист и художник, изда­ вавший в 1917 - 1918 rr. •Петроградскую газету•. С. 440. Канегиссер Леонид Самуилович (1898 - 1918) - эсер, убив­ ший председателя Петроградекой Чрезвычайной комиссии М. С. Уриц­ кого. 568
С. 440. Петровский Григорий Иванович (1878 - 1958) - член РСДРП(б) с 1897 г. Депутат 4-й Государсrвенной думы. В 1917 - 1919 rг. нарком внутренних дел, один из сторонников •красного террора•. С. 441 . ...ввели слепую . .. орфографию.- С 27 декабря 1917 г. по дек­ рету Наркомпроса введена реформа русской орфографии. Большинство писателей и журналистов, в том числе Мережковские, вскоре оказав­ шиеся в эмиграции, не приняли нововведения и продолжали писать по старому правописанию (с •ятями• и твердыми знаками после соглас­ ных в конце слов). Татьяна - Т. Н. Гиппиус. Большой Кулак в Китае - Ихэтуаньское ( •боксерское•) восстание 1899 - 1901 гг. (Ихэтуань - •Кулак во имя справедливости и согла­ сия• ), подавленное войсками интервентов из нескольких стран. В Москве расстреляли всех царских .министров... - К дате этой за­ писи из названных Гиппиус расстреляли в Таганекой тюрьме 23 авrу­ ста (5 сентября) 1918 г. С. П. Белецкого и И. Г. Щегловнтова. А. Д. Протопопов был расстрелян позже, 14 (27) октября. С. 442. Дмитрий - Д. С. Мережковский. Дима - Д. В. Философов. С. 444. ... на чтение •товарища• Маяковского новой его •Мистерии­ Буфф• - В. Э. Мейерхольд поставил •Мистерию-Буфф• В. В. Мая­ ковского на сцене петроградекого Театра музыкальной драмы в пер­ вую годовщину Октябрьского переворота. Приветствуя спектакль и предвидя нападки на него в антибольшевистской прессе, нарком А. В. Луначарский в канун премьеры писал: •Мне кажется, что единствен­ ной пьесой, которая задумана под влиянием нашей революции и по­ этому носит на себе ее печать - задорную, дерзкую, мажорную, вызы­ вающую, - является "Мистерия-Буфф" Маяковского. <...>Я от души желаю успеха этой молодой, почти мальчишеской, но такой искренней, шумно торжествующей, безусловно демократической и революционной пьесе• (Луначарский А. В. Коммунистический спектакль 11 Петроград­ екая правда. 1918. 5 ноября). Луначарский выступил и перед началом этого спектакля. Горький... взял в •заложники• . .. какого-то Романова. - Горький дей­ ствительно спас от неминуемой смерти одного из великих князей - Гавриила Константиновича (1887- 1938). Неожиданный поступок Горь­ кого стал известен Мережковским, вероятно, из рассказа И. И. Ману­ хина, который позже подробно описал этот эпизод (см.: Манухин И. Воспоминания о 1917 - 18 гг. 1. •Февраль• // Новый журнал. 1958. N.! 54. с. 112 - 114). С. 445. С. Н. арестован в Москве. Ему грозит расстрел. - С.Н.- под этими инициалами Гиппиус в дневнике упоминала эсера Моисеен­ ко. Здесь же, вероятно, имеется в виду давний знакомый Мережковс­ ких философ и богослов Сергей Николаевич Булгаков, избранный в 1917 г. профессором Московского университета, товарищем председа­ теля Временного комитета в Москве. В июне 1918 г. он принял сан священника и выехал из Москвы к семье в Крым. В Симферополе 7 сентября был подвергнут обыску, а 30 сентября арестован. Вместо грозившего ему расстрела он в декабре был выслан в Константинополь. 569
С. 445. Расстрелян Меньшиков... - Михаил Осиnович Меньшиков (1859 - 1918) - один из ведущих сотрудников газеты сНавое время• (работал здесь около 20 лет). В начале 1900-х rr. оnубликовал несколь­ ко статей о севрейской оnасности•, синородческом заговоре•, о саци­ ал-демократии как nартии севрейской смуты•, вызвавших nолемику и создавших ему реnутацию антисемита и охранителя. 20 сентября 1918 г. расстрелян большевиками на берегу Валдайского озера. сПадкладной ребенок• - так, по свидетельству Гиnnиус, еще в 1890-е гг. назвал Меньшикова Вл. С. Соловьев. •Испанская болезнь•, сисnанка• - разновидность гриnnа. Стасова Елена Дмитриевна (1873 - 1966) - в 1917 - 1920 rr. секре­ тарь ЦК РСДРП(б), член президиума Петроградекой Чрезвычайной комиссии. Яковлева Варвара Николаевна {1884 - 1941) - с сентября 1918 г. руководитель Петроградекой Чрезвычайной комиссии. С. 446. Карл 1 (1887 - 1922) - имnератор Австрии и король Вен­ грии, отрекшийся от ирестолов в ноябре 1918 г. С. 447. Ив. Ив. в дверях вcтpemWl Шаляпина. Долгий разговор.- О встречах с Ф. И. Шаляnиным и о резких nеременах, nронешедших с великим nевцом в 1917 - 1918 гг., Манухин рассказал в своих восnо­ минаниях. В июле - августе 1917 г. они в одно время отдыхали и дружески встречались в Кисловодске на даче Шаляnина. Когда трупnа Мариинекого театра во главе с директором А. И. Зилоти забастовала, nротестуя nротив Октябрьского nереворота, Шаляnин убедил актеров все же выйти на сцену. А его друг Зилоти оказался узником •Крес­ тов•. Манухин далее nишет: сПри таком внезаnном и крутом nовороте Шаляnина "налево" ничего не было удивительного, когда nозже на мое резко высказанное ему суждение об его nоведении по отношению к Зилоти он ответил: "Что nоделать? Мне нужна музыка... " С тех пор наше знакомство с Шаляnиным оборвалось• (Манухин И. Восnомина­ нияо1917-18гг.С.109). ... будто расстреляли В. В. Розанова. - Слух оказался ложным. Перенесший аnоnлексический удар Розанов скончался 25 января 1919 г. в nодмосковном Сергневом Посаде. Ницше Фридрих (1844- 1900)- немецкий философ; автор трудов, наnисанных в жанре философеко-nоэтической эссеистики. ...Иоффе и другие большевики... высланы из Берлина. - Советское nолnредство во главе с Иоффе было выслано из Берлина 6 ноября 1918 г. С. 448 . ...скользки улицы отвратные . .. - Из стихотворения Гиnпиус сСейчас• (1917). То улица •На.химкисона•, то •Слуцкого•... - В канун годовщины большевистского nереворота Владимирский пр. был nереименован в ул. С. М. Нахимсона, а Таврическая стала ул. А. И. Слуцкого. Тавричес­ кий сад назвали Садом им. Урицкого. ... в ГерАюнии - революция... - Революция в Берлине началась 9 но­ ября 1918 г. . . .ВWlыелыt у би т. - Свергнутый германский имnератор Вильгельм II бежал в Голландию. 570
С. 448. ЛибК11ехm Карл (1871 - 1919) - один из основателей ком­ партии Германии. Расстрелян после поражения восстания. С. 449. Андреевский Сергей Аркадьевич (1847 - 1918) - поэт, критик, переводчик, юрист. Входил в круг общения Мережковских с 1890-х гг. Автор мемуаров •Книга о смерти. Мысли о смерти• (т. 1 - 2. Ревель, Берлин, 1922). Шейдеман Филипп (1865 - 1939) - один из правых лидеров гер­ манских социал-демократов, ставший в 1919 г. главой правительства. С. 450. •Сnартаковцы• - члены •Союза Спартака• (1916 - 1918), организации левых социал-демократов, основавших компартию Гер­ мании. С. 451. Петлюра Симон Васильевич (1879 - 1926) - украинский политический деятель. Один из организаторов и министров Централь­ ной Рады (1917) и Директории (1918 - 1919). С 1920 г. в эмиграции. Убит в Париже из мести за еврейские погромы на Украине. Сазонов Сергей Дмитриевич (1860 - 1927) - дипломат, в 1910 - 1916 гг. министр иностранных дел. В 1918 - 1919 rr. член правительств А. В. Колчака и А. И. Деникина. С 1921 г. в эмиграции. Набоков Константин Дмитриевич (1874 - 1927) - дипломат, посол России в Лондоне. Извольский Александр Петрович (1856 - 1919)- дипломат, в 1906 - 1910 гr. министр иностранных дел. С 1910 г. посол во Франции, отку­ да после Февральской революции не вернулся в Россию. С. 452. Вяч. Иванов . .. пошел . .. с голодухи к большевикам ... - Вяч. И. Иванов и его дочь Лидия, спасаясь от голода, в 1918 г. пошли слу­ жить в отделах Наркомпроса (он - в театральный, заведовал истори­ ко-театральной секцией, она- в библиотечный). Пошла на службу по •охране памятников искусства• и жена Иванова, Вера Константиновна Шварсалон, трагически погибшая в 1920 г. Директор Тенишевского Училища... - Им стал в мае 1917 г. поэт, критик, педагог Владимир Васильевич Гиппиус (1876-1941), троюрод­ ный брат 3. Н. Гиппиус. После Октябрьского переворота до июля 1920 г. - председатель школьного совета. С. 453. Сперанский Валентин Николаевич(?- 1957) - историк фи­ лософии, публицист, профессор ВысшИх женских курсов и Психо­ неврологического института. С. 454. Изгоев Александр (Арон) Соломонович (наст. фам. Ланде; 1872 - 1935) - публицист, член ЦК партии кадетов (1906 - 1918). С 1907 до 1918 г. сотрудник редакции журнала •Русская мысл» (вел раздел •На перевале•) и газеты •Реч» (заведовал отделом русской жизни). Неоднократно ареставывалея большевиками, а в 1922 г. выс­ лан из России. С. 456. Радек (наст. фам. Собельсон) Карл Бернrардович (1885 - 1939) - деятель польского и германского социал-демократического и коммунистического движения. В 1918 г. возглавлял отдел Центральной Европы в наркомате иностранных дел. В 1919 - 1924 гг. член ЦК РКП(б). В 1927 г. арестован по обвинению в троцкизме. Погиб в тюрьме. Ленин и Зиновьев... •скрывались. сначала в Кронштадте... - После того как 7 июля 1917 г. Временное правительство отдало приказ аре- 571
стовать Ленина, он вместе с Г. Е. Зиновьевьм до 8 августа скрывалея не в Кронштадте, а в окрестностях Петрограда, в шалаше за озером Разлив, а затем в Финляндии. С. 456. 1}эоцкий . .. работал в Совете... - Л. Д. Троцкий, отсидев с июля 1917 г. в тюрьме, в конце сентября был избран председателем Петросовета. Вместе с Зиновьевым считал Октябрьский переворот не­ своевременным, однако вскоре стал одним из главарей вооруженного выступления большевиков. С. 457 . ...до мельчайших Либергоцев. -Имеются в виду руководите­ ли Петрасовета М. И. Либер и А. Р. Гоц. С. 458. ...сентябрьскую встречу с Блоком в трамвае. - Об этой встрече Гиппиус рассказала в мемуарном очерке о Блоке сМой лун­ ный дру~ (т. 6 наст. изд. С. 38). Гиппиус датирует встречу 17 сентяб­ ря, Блок (с Записные книжки•. М., 1965. С. 430) - 20 сентября (3 октября). Мы на горе всем буржуям... - Из поэмы А. А. Блока •двенадцать.. Воображаемое (1918) Впервые - сЗвезда•. 1994. N.! 12 (публ. и примеч. М. М. Павловой по автографу Российской национальной библиотеки. Ф. 481. N.! 26). Републикация в изд.: Гиппиус 3. Дневники. В 2 т. Т. 2. М., 1999. Печ. по этому изд. С. 461 . ... •сверкающих мечтаньях• . .. - Из стихотворения Гиппиус сЗа копьями• (1918). С. 462. Они позволяют Данте иметь Беатриче. - Беатриче - воз­ любленная итальянского поэта Данте Алигьери (1265 - 1321), героиня его автобиографической повести сНовая жизнь. и поэмы •Божествен­ ная Комедия•. Виардо Мишель Фернанда Полина, урожд. Гарсиа (1821 - 1910) - французская певица и композитор; друг И. С. Тургенева. С. 463. ...•в разлуке вольной таится ложь•... - Из стихотворения Гиппиус сБерегись... • (1913). •Он имел одно виденье... • - Из стихотворения А. С. Пушкина сЖил на свете рыцарь бедный... • (1829). •СмыС/1 Любви• - трактат философа и поэта Владимира Сергееви­ ча Соловьева (1853 - 1900). Филемон и Баекида - персонажи восьмой книги •Метаморфоз• римского поэта Публия Пазона Овидия (43 - 17 до н. э.), супруги, всю жизнь прожившие в благочестии и умершие в один день (боги превратили их в дуб и липу, растущие из одного корня). •вытянут в черту... • - В стихотворении Гиппиус сВ черту• (1905): •Разорви кольцо, не будь так жалок!// Разорви и вытяни в черту•. С. 466. Д<митрий> В<ладшtирович> - Философов. Боря - А. Белый (Борис Николаевич Бугаев). •Парижские ассоциации• - навеянное воспоминаниями о Париже 1906 - 1907 гг., где Мережковские подружились с А. Белым. 572
С. 468. Все, что мелькнуло, - новьw вернется... - Из стихотворе­ ния Гиппиус •Звездоубийца• (1918). С. 470. •Звездный свиток... •; •... падений в бездны . ..•; •...дочитывать до конца... •; • ...просто сойти со ступень крьVIьца ...• - Из стихотворе­ ния Гиппиус •Может быть... • (1918). Приложение Владимир Злобин. ThiПIИyc и Философов Впервые- в журнале •Возрождение• (Париж). 1958. N .! 74 - 76 (с подзаголовком: Глава из книrn о Гиnпиус •Тяжелая душа• ). Печ. по этому изд. Републикация в кн.: Злобин В. Тяжелая душа. Посмертное издание. Вашингrон: Изд. Русского книжного дела в США, Victor Кamkin, 1970.
СОДЕРЖАНИЕ А. Н. НиколюiСUн. Зинаида Гиппиус и ее дневники (в России и эмиграции) .................................................................................. 3 Дневники. 1893 - 1919 Contes d'amour. Дневник любовньlХ историй (1893 - 1904) ......... 27 О Бывшем (1899 - 1914) ............................................................................ 70 Парижская ажаида. 1908 г........................................................................ 130 Синяя книга. ПетербурzсiСUй дневник (1914 - 1917) ................... 152 О Синей книге .................................................................................... 152 Синяя книга .......................................................................................... 154 Черные тетради (1917 - 1919) ............................................................... 336 Воображаемое (1918) ................................................................................... 461 Приложекие Владимир Злобин. Гиппиус и Философов....................................... 471 Примечакия ..................................................................................................... 504
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА ГИППИУС Собрание сочинений Том 8 ДНЕВНИКИ 1893 - 1919 Редактор В. П. Шагалова Художественный: редактор Е. В. Поликов Корректор Н. Д. Бучарова Техническое редактирование и компьютерная верстка Г. В. Кулаrина Компьютерный: набор Г. Н. ЗлоТНИIСова, В. В. Степанова Лицензия на издательскую деятельность ИД М 05913 Подписано в печать с готовых пленок. Формат 84x108j32. Бумага офсетная. На вКJI. - мелов. Гарнитура Петербург. Печать офсетная. Уел. печ. л. 30,35 (в т. ч. BКJI. 0,11). Уч.-изд. л. 35,49 (в т. ч. BКJI. 0,04). Тираж 2000 экз. С-07 Заказ М 3330. ФГУП. Издательство •Русская книга• Министерства Российской: Федерации по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций:. 123557, Москва Б. Тишинский: пер., 38. Отпечатано в полном соответствии с представленными пленками на ФГУИПП сВятка• 610033, r. Киров, ул. Московская, 122 .