3 р. 20 коп.

Обращение к душе
«ПОЭТЫ ИМЕЮТ ИНТУИЦИЮ СВОЕЙ СУДЬБЫ...»
Издание подготовлено Московским городским центром авторской песни (КСП)
Составление, примечания и подготовка песен к публикации В. Ивановой, Ю. Коновалова, А. Костромина
Оформление Н. Голицыной
Иллюстрации Н. Кирилловой
Матвеева В. И.
Обращение к душе: Сб./ Сост. В. А. Ивановой, Ю. Н. Коновалова, А. Н. Костромина. — М.: АПН, 1990. — 240 с., ил., портр.
ISBN
В сборник вошли песни и стихи Веры Матвеевой (1945-1976) с авторскими комментариями, нотные записи мелодий песен, а также воспоминания о Вере и посвящения ей.
© Составление: В. А. Иванова, Ю. Н. Коновалов, А. Н. Костромин. Оформление: Н. М. Голицына.
1990 г.
7
СОДЕРЖЛНИЕ
13
16
19
21
25
29
34
38
42
44
46
48
55
58
65
69
73
78
83
87
90
В ПЕСНЯХ ВАМ СЕБЯ ОСТАВИЛА
Песенка про чёрную гуашь и про надежду
Будет ласковый дождь
Я откачалась на трапеции
«Ах, разбудили меня, разбудили...»
Детство
Зелёный чай
Прогулка по городу
Рыбачья песня. Стихи Н. Матвеевой
Первоначальная. Стихи К. Библа,
пер. Н. Матвеевой
«Есть радость у огня...» Стихи Б. Окуджавы
Последняя любовь. Стихи Н. Заболоцкого
Уист-уи. Стихи У. Макдональда, пер. М. Кудинова
Золушка. Стихи Д. Самойлова
На дороге в Мандалей. Стихи Р. Киплинга, пер. Е. Полонской
Ирландская песенка
Колыбельная с миражами
ПерГюнт (Читайте Ибсена!)
Любовь
Жираф
Зима (Акварель)
Ответ Мери-Анны. Музыка В. Туриянского
8
93 Облетаю
96 «7ы научись всё уметь, а не всё иметь...»
98 «Окончен бал, а вы ещё танцуете...»
100 Нет — беде (Саё нара)
102 «Ты говоришь, что это звёзды...»
104 Берёзовые слёзы
107 «Если бы я была твоей собакой...»
110‘ «Стань водою и травою...»
113 «Я так хочу весну! Она мне снится по ночам...»
116 «Посоветуй, скажи, что мне делать, приятель ?..»
118 «У любой реки целых два конца...»
123 «Вот последний раскроется лист...»
127 «На траве зелёной лета»
130 Лето
135 «Не знаю, замечал ли ты, когда идешь...»
137 Зелёная танцовщица
140 Приглашение к путешествию
145 Багатель
149 Сказочник
151 Баллада о бегущей воде. На мелодию шотландской народной песни «Зелёные рукава»
154 Поздравление с весной
157 «Мне очень печально, но я разноцветна...»
159 Море
162 «Ваша нежность тиха и печальна...»
165 «Спрячь свое желание играть со мной в веселие...»
167 «За синие цепи гор дорога пустым-пуста.. .»
169 Безумный архитектор
173 Качели
179 «Хватит плакать, распахни глаза пошире...»
182 «Если я буду жива, я тебя отыщу...»
185 Обращение к душе
СТИХОТВОРЕНИЯ
190 «Далёко-далёко в тайге, в Сибири...»
190 «С первым громом вас! Наконец-то...»
191 «Оно вернулось вкусное...»
191 «Ты весел, а я грустна...»
192 «Душа металась от огня к огню...»
9
197
203
204
208
211
213
215
219
220
221
229
231
232
235
237
238
В ГОСТИ К ЗВУКАМ ПРИШЛА ТИШИНА
Н.Кириллова. «...Долго помнит мелодию слух...»
В.Туриянский. «Поверь мне, в таверне ни ромом, ни зельем...»
В.Бережков. «Таким светлым голосом...» Вера Матвеева
ВЛуферов. Идущим небесной тропой
Из частного письма
А.Мирзаян. Вере
Л.Шехтман. «И тихо, и покойно, и Вам уже не больно...»
В.Абрамкин. «Закроем все окна и стёкла заклеим бумагой...»
Заметки на другой стороне листа
Биография Веры Матвеевой
ПРИМЕЧАНИЯ
От составителей
Примечания
Каталог песен
Дискография песен В. Матвеевой
Аккорды для аккомпанемента

ПЕСНЯХ ВАМ СЕБЯ ОСТАВИЛА
13
Про Черную гуашь
И про Надежду
Беды не тают, а дни улетают, но где-то надежда машет рукой. Время промчится, и, что ни случится, ночью безбрежный хлынет покой.
Кто-то красное солнце замазал чёрной гуашью и белый день замазал чёрной гуашью, а чёрная ночь и без того черна.
Кто-то всё нечёрное чёрной гуашью мажет, но в чёрном окне кто-то белой косынкой машет, и эта косынка издалека видна.
Беды не тают, а дни улетают, но где-то надежда машет рукой. Время промчится, и, что ни случится, ночью безбрежный хлынет покой.
14
Вот уж не стало зелёной травы под ногами, и не стало жёлтой троны под ногами, и не стало синего неба над головой.
Кто-то чёрными взялся за чёрное дело руками; но пока в темноте мелькает белое пламя, ничего не может случиться со мной.
Беды не тают, а дни улетают, но где-то надежда машет рукой. Время промчится, и, что ни случится, ночью безбрежный хлынет покой.
До октября 1970
«. кой.
Кто-то крас_ио_е солн-це за-ма.зал
15
Повторить i начала до (лова «Конец»
16
MT z ласковый дождь
Будет ласковый дождь, и ветер поможет взлететь, и сбудется всё, чего ждёшь, и лёгкой будет печаль, потому что над миром будет ласковый дождь.
И опустится ночь, и звёзды будут мерцать, и весело будет лететь, и тёплой будет земля, когда тело устанет в бездонном небе парить.
Эти дни, словно сны, промчатся над нашей судьбой и растопят горечи лёд, и смоет памяти пыль этот ласковый дождь, что будет когда-то потом.
17
Все обиды стерплю и жалеть не стану, поверь, не устану ждать этих дней и буду вечно лететь в тёплом ветре любви под ласковым этим дождём.
1970
вет_ ре люб-в
под лас-ко-выла э_тим дож_дём.
19
Я ОТКАЧАЛО
НА ТТАПШИИ
Я откачалась на трапеции, к ночному небу прибитой звездами, оттанцевала на канате — ах, так и надо, так и надо.
Всё это за мою гордыню мне: неповторимая, неподражаема...
Теперь мне будет неповадно — ах, так и надо, так и надо.
Я не завяла от отчаянья...
Канаты тоже бы, наверно, лопнули, и мне тогда их не приладить, чтоб так, как надо, так, как надо.
Пусть не разбилась я нечаянно — всё, что мне выпало, сродни падению;
но не ищу я виноватых— всё так, как надо, так, как надо.
20
Моя трапеция качается, канаты тёплые там, где держала их. Ах, я б прошла по кругам ада...
Но неужели так и надо?
1971
21

Ах, разбудили меня, разбудили, за грустный расчёт засадили: сколько отпущено дней?
В первой колонке — те, что с водою уплыли и не вернутся ко мне;
рядом в колонке — те, что прошли напрасно
и безобразно, и лучше туда не смотреть;
в третьей колонке — те, что даны на праздник, только вот что-то их нет, нет, нет...
Ах, разбудили меня, разбудили, за горький расчёт засадили: сколько отпущено бед?
В первой колонке — те, что уже разразились и не вернутся ко мне;
рядом в колонке — те, что не зЛлужила,
я их сложила, но лучше туда не смотреть;
в третьей колонке... Но я этот лист отложила — очень уж много в будущем бед, бед, бед...
22
Ах, разбудили меня, разбудили, за страшный расчёт засадили: радостей сколько дано?
Что ж вы пустые листы мне вручили? — радости нет ни одной.
Вы покопайтесь в своих запылённых архивах
неторопливо, чтобы не пропустить.
Мне тоже ведь хочется быть хоть немножко счастливой, хоть немножко любимой хочется быть, быть, быть.
Весна 1970
23
24
25
Детство
Песенка написана на мои очень давнишние слова. Дело в том, что песни-то я пишу недавно, а стихи — очень давно, ещё с нежного возраста. Сначала писала про школу, про праздники, потом всё про другое и про другое. Наконец, я в восьмом классе написала стихотворение про детство. Оно получилось довольно длинное, довольно-таки корявое в некоторых местах.
А потом, где-то в институте, я натолкнулась на этот текст. Уже когда я потом стала писать песни, я решила, что это вполне похоже на песню. Я кое-что выбросила, кое-что добавила, и получилась песенка про детство.
Некоторые люди говорят, что каждый уважающий себя автор должен иметь в своем репертуаре песенку про детство. Я не из этих соображений: просто каждый в какой-то период времени вдруг вздохнёт о том, что детства уже не будет...
Оно вернулось вкусное, как сосульки с крыши, и на зубах похрустывало, падало, звеня.
Оно ко мне вернулось, но я не обернулась, и нету, нету, нету больше детства у меня.
Из детства одуванчики в меня пускали стрелы, н каждая казалась мне хрупка и хороша.
26
И лишь теперь узнала я, что ранена смертельно — по самые по пёрышки стрела в меня вошла.
Ах, злые одуванчики, безжалостные воины!
Вы на меня нацелили всю технику свою. Но не завоеватель я, но ведь уже не воин я: на вашей территории я пленная стою.
До октября 1972
ПОДВИЖНО J.Z104
Ла_ ла_ ла...
28
дет_ ства у ме _ ня. -Ла_ла_ла //-ю. Ла_ла,ла_
29
Зелёный чаи
Я в дом войду уставшей, похожей на вопрос, но чуточку грустней... И две зелёных чашки поставлю на поднос: тебе и мне, тебе и мне...
И приоткрою двери, чтоб падал мягкий свет, а в комнате темно...
И плюшевые звери, тебя покуда нет, поговорят со мной, поговорят со мной.
Потом и ты возникнешь из тишины ночей — причудливая тень — и удивлённо вскинешь
30
полосочки бровей: словами—лень, словами—лень.
И я наполню чашки, мы будем пить с тобой зелёный крепкий чай, и ты обид вчерашних заплаканную боль не замечай, не замечай.
И пусть часы и годы уносят стрелки прочь, а нам-то что с тобой: земная ль непогода иль неземная ночь над головой, над головой?
А нам с тобой не страшно, и с нами за столом беседа и свеча...
И из зелёных чашек мы, обжигаясь, пьём зелёный чай, зелёный чай.
А нам с тобой не страшно, и с нами за столом беседа и свеча...
И из зелёных чашек мы с наслажденьем пьем зелёный чай, зелёный чай.
1971
32
33
_ ча,	и из зе-ле- ных ча-шек
2-849
34
Прогулка по ГОРОДУ
Это, в общем, никакая не прогулка — её так назвали. Это известный и любимый, наверное, вами писатель-сказочник Евгений Шварц оставил в своем дневнике последнюю запись: «Я ушёл гулять по городу...»
Эта песня не относится ни к Шварцу, ни к записи, ни к чему.
Не ищи меня, пожалуйста, я ушла гулять по городу полутенью, полусветом мимо заспанных домов. Я спасу от одиночества эти улицы и дворики, позабытые домами ради отдыха и снов.
Я ушла гулять по городу, слушать ветер и безветрие. Тихий дождик пусть размоет и сотрёт мои следы.
Не ищи меня, пожалуйста, потому что больше нет меня: я ушла в вечерний город — царство грёз и темноты.
И отсюда мне не выбраться — это что-то непонятное: заманил меня в ловушку этот город-крысолов.
Жарким лепетом безумного прошептал слова невнятные и повёл меня, и бросил в лапы вымыслов и снов.
Если скажут, что погибла я, если где-нибудь услышишь вдруг, что заснула—не проснулась, — не печалься и не верь.
Не заснула я, любимый мой, я ушла гулять по городу, — просто вышла и бесшумно за собой закрыла дверь.
До октября 1972
37
Л я _ ЛЯ-
ЛЯ..,
38
Ptl№ ПЕСНЯ
Стихи Новеллы Матвеевой
Эта песенка написана очень давно. Тогда я точно никаких песен не писала. Собственно говоря, текст не мой. У Новеллы Николаевны Матвеевой в её сборнике «Душа вещей» есть такое стихотворение «Рыбачья песенка». Я почему-то сразу подумала: что это там? Я, правда, никогда не слышала, как она её поёт. И я сочинила песню. Мелодию сочинила. Всё сохранила. Там даже в тексте были вокализы: и «а-а-а...» и «о-о-о...». А потом меня познакомили с Новеллой Николаевной, и кто-то ей проболтался, и я очень стеснялась. Мне было неловко — мало ли что она про меня подумает. А она попросила меня спеть, и я спела. Она говорит: «Знаете, мне ваша песня больше понравилась, чем моя». Я говорю: «Вы мне спойте тогда свою, раз уж я её никогда не слышала». Она спела. Но я не мшу сказать, что моё пение лучше, в этом она не права. Просто это две очень разные песни. Даже подряд их спеть — не замечаешь, что это песня на один и тот же текст. Меняется все абсолютно: и смысл, и восприятие.
Низко над морем летела снежинка, С нею напев мой осенний сложился: Как снежинка
на щеке
распалась, Так растаял
вдалеке
твой парус.
Дым на бурых крышах... Гавань в ярко-рыжих
39
Листьях
И чешуйках
Рыбьих;
Чайки с криком гневным
Бьют по водным гребням
Чёрными концами
Крыльев...
А-а-а..
Маленький остров, посёлок неяркий.
Там, у посёлка, ты встанешь на якорь;
На костре уха вариться будет, Ветер с моря котелок остудит, И огонь погаснет
В сумерках неясных,
В сумерках, как сон
Капризных...
Море неспокойно...
Сеть на серых кольях
Словно на ходулях
Призрак...
О-о-о...
Я не печалюсь, хотя я и рыбачка:
Что мне печалиться, что мне рыдать-то? И рыбак уху готовить может,
И рыбачка рыбу ловит тоже...
Тенью подбородка
Волны ловит лодка —
Сяду, поплыву
На отмель;
В раковинках белых
Откачнулся берег, Словно отболел
И отмер...
А-а-а...
До октября 1972
40
41
42
43

Стихи Константина Библа
Сильней, чем плач воды на перекатах, Меня манит туда паром знакомый, Где утки опускаются всё в более Глубокие и сладкие затоны.
Вы можете их угадать заранее
По блеску в воздухе, покуда стая Кружится в ожидании свидания С печалью уток Древнего Китая.
Они умчатся,—тростники останутся
Их шорохом шуршать первоначальным...
Они сегодня на Градчаны тянутся;
И вот—одна, и тоже — на Градчаны...
Сквозь тучи, мимо башен с гордым прошлым, Летит... И шея нежная ранима...
Не знаю, что мне делать с этим пёрышком: Она его на берег уронила.
До октября 1972
44

Стихи Булата Окуджавы
Есть радость у огня.
Есть муки у железа.
Есть голоса у леса... Всё это — про меня. В моём пустом дому — Большое ожиданье, Как листьев оживанье Неведомо к чему.
И можно гнать коня, Беснуясь над обрывом, Но можно быть счастливым И голову клоня.
И каждый день и час, Кладя на сердце руку, Я славлю ту разлуку, Что связывает нас.
1974
45
46
ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ
Стихи Николая Заболоцкого
Клялась ты — до гроба Быть милой моей.
Опомнившись, оба
Мы стали умней.
Опомнившись, оба
Мы поняли вдруг, Что счастья до гроба Не будет, мой друг.
Колеблется лебедь
На пламени вод.
Однако к земле ведь
И он уплывет.
И вновь одиноко
Заблещет вода, И глянет ей в око Ночная звезда.
1974
47
48
%0-Г'У/И
Стихи Уилсона Макдональда
«Уист-уи!»
Маленькую Ди
Повстречал я в зарослях
На моём пути.
Из своего укрытия,
Словно по наитию,
Появилась быстрая, Сказала: «Погоди!
На меня так пристально, человек высокий, На меня так пристально Лучше не гляди.
Прощу тебя, пожалуйста, ты гляди на море, Ты гляди на море, Уист-уи».
49
И пошёл я к морю, И увидел вскоре Трёх малюток эльфов, спросивших у меня: «Не видел ли ты девушку, Девушку-смуглянку, Что куда-то скрылась на закате дня?» Не сказал я правду им, Я сказал: «Не видел», — И, как белки, прыгая, Скрылись с глаз моих;
Чтоб увидеть тёмное Платье её скромное, Все углы обшарили в зарослях густых.
И в тени деревьев Я, ушам не веря, Тихий крик услышал: «Ты любим, любим!» «Уист-уи, — ответил я И взглянул на ветви я, — Все исчезновением взволнованы твоим». «Уист-уи» — два слова, два коротких слова. Их сегодня птицы повторять готовы, Море их поёт, слова заветные твои: «Уист-уи, уист-уи».
Я взглянул на заросли, На деревья стройные, Как и прежде, были там птицы беспокойные; Только маленькая Ди Уж не скажет: «Уист-уи», Мне она торжественно не скажет: «Уист-уи».
И пошёл я по холмам, По горам, И нашёл могилу там Под высокою горою;
51
На колени тихо встал И печально написал На песке своей рукою: «Спит здесь маленькая Ди, Спит недалеко от моря. Всё проходит.
Уист-уи».
Не ранее октября 1972
На ме.ня
так при.сталь.но
че _ ло.век высо кий
ви. дел ли ты де.вуш.ку, де вуш ку сму.глян. ку,
52
Я взгля.нул на за_рос_ли, на де_ревь_я стройны.е
S3
54
55
ЗолушЬ
Стихи Давида Самойлова
Веселым зимним солнышком Дорога залита.
Весь день хлопочет Золушка, Делами занята.
Хлопочет дочь приёмная У мачехи в дому.
Приёмная—бездомная, Нужна ль она кому?
Бельё стирает Золушка, Детей качает Золушка, И напевает Золушка— Серебряное горлышко.
Блестит дорога зимняя, Рябины, снегири.
За редкими осинами Бледнеет луч зари.
56
57
А глянешь в заоконные Просторы без конца— Ни пешего, ни конного, Ни друга, ни гонца.
Посуду моет Золушка, В окошко смотрит Золушка И напевает Золушка: «Ой, горе моё, горюшко!»
Все сёстры замуж выданы За ближних королей.
С невзгодами, с обидами Всё к ней они да к ней.
Блестит в руках иголочка, Стоит в окне зима.
Стареющая Золушка Шьёт туфельку сама...
1972
-та-
Весь день хло_по- чет Зо_ луш_ка,
де_
58
е И/^S
Стихи Редиарда Киплинга
Возле пагоды Мульмейна, на восточной стороне. Знаю, девочка из Бирмы вспоминает обо мне, — И поют там колокольцы в роще пальмовых ветвей: Возвращайся, чужестранец, возвращайся в Мандалей.
Возвращайся в Мандалей,
Где стоянка кораблей,
Слышишь, хлопают колёса
Из Рангуна в Мандалей...
На дороге в Мандалей
Бьётся рыб летучих стая, И заря, как гром, приходит Через море из Китая.
В волосах убор зелёный, в жёлтой юбочке она, В честь самой царицы Тибау Супи-Яу-Лат названа. Принесла цветы, я вижу, истукану своему, Расточает поцелуи христианские ему.
59
Истукан тот—божество, Главный Будда—звать его. Тут её поцеловал я, Не спросившись никого. На дороге в Мандалей...
А когда над полем риса меркло солнце, стлалась мгла, Мне она под звуки банджо песню тихую плела.
На плечо клала мне руку, и, щека с щекой, тогда Мы следили, как ныряют и вздымаются суда,
Как чудовища в морях,
На скрипучих якорях,
В час, когда кругом молчанье И слова внушают страх. На дороге в Мандалей...
Это было и минуло, не вернуть назад тех дней, И не ходят омнибусы мимо Банка в Мандалей!
В мрачном Лондоне узнал я поговорку моряков: Кто услышит зов с Востока, вечно помнит этот зов,
Помнит пряный дух цветов, Шелест пальмовых листов.
Помнит пальмы, помнит солнце, Перезвон колокольцев, На дороге в Мандалей...
Я устал сбивать подошвы о булыжник мостовых, И английский мелкий дождик сеет дрожь в костях моих. Пусть гуляю я по Стренду с целой дюжиной девиц, — Мне противны их замашки и румянец грубых лиц.
О любви они лопочут, Но они ие нужны мне, — Знаю девочку милее
В дальней солнечной стране. На дороге в Мандалей...
60
61
От Суэца правь к востоку, где в лесах звериный след, Где ни заповедей нету, ни на жизнь запрета нет. Чу! запели колокольцы! Там хотелось быть и мне, Возле пагоды у моря, на восточной стороне.
На дороге в Мандалей, Где стоянка кораблей, Сбросишь все свои заботы, Кинув якорь в Мандалей! О, дорога в Мандалей, Где летает рыбок стая И заря, как гром, приходит Через море из Китая...
Апрель 1973
62
63
64
Замедляя
65
Ирландская
Не позабудь меня в пути, не позабудь меня во сне! Утихнет боль, как ветер стих, забудешь дом, как прошлый снег. Я знаю, синяя вода любовь уносит без следа, а унесёт — спроси: «Куда?» — она не скажет никогда, не скажет никогда.
Уж скоро год, как ты ушёл, и нет ни писем, ни вестей. Ах, только выдержал бы шёлк на парусах шхуны твоей!
Пусть мачты в море не снесёт— уж если потемнеют дни, сомнётся платье синих вод... Тогда—Господь тебя храни! Господь тебя храни!
3-849
67
Пряду я пряжу день-деньской, не устаёт моя рука.
Сумею я из пряжи той верёвку свить и холст соткать. Ах, только, только б моряка вода навеки не взяла!
А заберёт—петля крепка, не разорвать тогда узла, не разорвать узла!
Октябрь 1972 — октябрь 1973
69
Юшмш 1Л (/МИРЛХАМИ
Песенка, которую я исключительно от злости написала. Ещё когда я только начала выступать (сделала это тоже не по собственному желанию, просто меня повлекли: «Пора, — говорят, — пора»), я выступила один раз в Москве, потом меня в Казань на фестиваль — затолкали в поезд и всё. И там ко мне всякие люди стали приставать. Один раз написали записочку: «Скажите, пожалуйста, не вы ли написали про миражи?» Я говорю: «Про какие миражи?», а они и сами не знают. Я отвечаю: «Очевидно, не я, потому что у меня вообще ни про какие миражи никогда не было песенки».
А потом ещё один товарищ приставал, чтобы я ему колыбельную спела.
— У тебя же есть колыбельная?
— Нету.
— Ну, как это так, у тебя все такие тихие, нежные песенки, а колыбельной нету.
— Так у меня и ребёнка нет, какая может быть колыбельная?
Он очень удивился, и потом меня такое зло взяло. Я думаю: «Что же это такое? У меня ни миражей, ни колыбельной, ни ребёнка...» Ну, раз нет ребёнка, колыбельную можно сочинить. И я её сочинила. Так и называется: «Колыбельная для самой себя». Так я туда и миражи запихала, чтобы одним ударом трёх зайцев сразу убить. Вот такая колыбельная самой себе...
Распластался по земле туман — бесконечный мираж, сказочный обман. В нём растёт трава «не обмани», расцветают в траве странные огни. Я нарву себе травы и совью венок, мне расскажет о тебе каждый огонёк:
70
как живётся, как можется, с кем-то песенка сложится, и её ты не забывай — баю-бай, баю-баю-бай...
Колыбельную самой себе я спою, расскажу сказку о тебе: как ушёл ты в дальние края, что любить ты умел так же, как и я. В эту сказочную ложь о тебе, дружок, я поверила, и ты очень стал высок.
Человечек же маленький превратился в комарика, и его ты не вспоминай — баю-бай, баю-баю-бай...
Без тумана мне не жить ни дня — солнце дня ослепит, опалит меня; в нём растают сказочные лжи, опадут, как цветы, счастья миражи. Мне ещё бы подремать в голубой траве — не буди меня пока, добрый человек.
Только б этот туман-дурман не опомнился, не пропал... Ты ему не напоминай — баю-бай, баю-баю-бай...
1971-72
71
ба_ Ю- бай, ба_ю ба- ю- бай... // ба_ю_6ан...
73
(ЦиглйтеИжнл!)
Дело в том, что я в детстве читала эту сказку Ибсена, и очень она мне понравилась. Но я, видимо, не совсем усвоила её. Я единственное запомнила оттуда, что была такая девушка Сольвейг, которая всю жизнь прождала Пера Гюнта, а он по каким-то обстоятельствам не смог к ней вернуться. Я всегда думала: наверное, очень хороший человек, если женщина всю жизнь его прождала. А потом я перечитала эту сказку и поняла, что я глубоко заблуждалась. Дело совсем не в этом. Это она очень замечательная женщина, что она такого крокодила всю жизнь ждала. Если вы помните, то он в конце концов возвращается на родину: ностальгия... И вообще он подумал, что достаточно уже покуролесил. Пер Гюнт возвращается как раз вовремя: ему пора совсем с земли уходить, и тогда он обнаруживает, что не попал ни в ад, ни в рай; то есть что он и не большой злодей и не очень хороший человек, а просто-напросто неудавшаяся личность — Пуговица. У них это, видимо, фольклорный персонаж. И по земле ходит Пуговичник с оловянной плошкой, собирает вот таких неудавшихся людей н переплавляет их: авось в следующем рождении они все-таки будут хорошими или уж плохими совсем. Пер Гюнт страшно был огорчён всем этим, стал бегать по всей стране и выискивать людей, которые могут подтвердить, что он либо очень хороший, либо вообще совсем плохой. Ему это не удалось, потому что пришёл он, например, к троллям и говорит: «Вы же помните,
74
как я вам свадьбу всю испортил: обещал жениться на вашей дочке, но ие женился, и вообще все столы опрокинул и убежал. Значит, я всегда был самим собой, я вообще либо очень плохой, либо очень хороший». Они ему на это сказали, эти тролли: «Ты в одном заблуждаешься. Ты, до того, как у нас побывал, был самим собой, а после того, как у нас побывал, ты унёс от нас одно слово: ты стал самим собой доволен». Он очень огорчился, долго скитался по горам, ел дикий чеснок, потому что тоже обнищал, и наконец набрёл на какой-то домик. Вдруг ему показалось что-то знакомое в этом домике, вроде оленя,—не сам ли он приделывал на коньке крыши деревянного оленя. И когда он подошел к домику, то увидел, что на порог вышла совершенно слепая старая женщина и запела И тут он всё вспомнил. Он узнал эту Сольвейг, несмотря на то, что она, наверное, страшно изменилась за это время. Он упал к её ногам и говорит: «Подтверди ты, что я тебе изгадил всю жизнь, что я очень плохой». Она ему возьми да и скажи: «Ты сделал мою жизнь песней». Вот. Ну, он, по всей видимости, в рай попадет. Раз женщина про него такое сказала, наверное, золотой человек; но меня это потрясло. Ко всему прочему, я болела ангиной, очень мне было нехорошо, очень я не люблю болеть, и вот я написала такую песенку.
... А переплавит тебя Пуговичник, ты снова станешь Пером Гюнтом; и не самим собою будешь — ты самим собой всегда доволен. И никакая тут не путаница: ты просто Пуговица, Пуговица. Но снова, снег взметнув за лыжами, в тебя зима плеснёт любовью;
и снова, на дорогу глядючи, ослепнет маленькая Сольвейг... Отпавший лист, трава увядшая подарят жизнь побегам новым, а ты, Пер Гюнт, что людям дашь ты? — То песни Сольвейг, песни Сольвейг...
«Я знаю, что ты настоящий, мой Пер, и я тебя буду ждать;
а если порой загрущу, мой Пер, —
я слёзы смогу сдержать;
а если слезинка скользнёт по щеке —
улыбкой её сотру...»
Но что же, о Сольвейг, твой голос дрожит, как лист на осеннем ветру?
75
«Я верю, что ты настоящий, мой Пер, и я не устану ждать;
а если сомненье вкрадётся, мой Пер, — его я смогу прогнать;
а если заткёт паутиной мой дом — по-прежнему буду петь...» Но что за паук паутиной заткал лицо твоё, Сольвейг, ответь?!
«Мне кажется, ты настоящий, мой Пер, но долго идут года;
я знаю, ты, может, не скоро придёшь, а может быть — никогда.
Но что б ни случилось — я верю мечте и жду, и люблю, и пою...»
О Сольвейг, твой Пер ослепищ не глаза, а бедную душу твою!
Как всё запуталось, запуталось!..
О Сольвейг, он ведь просто Пуговица, о Сольвейг, он ведь просто Пуговица, о Сольвейг, он ведь просто Пуговица..,
11 декабря 1972
76
77
- ца.
Соль- вейгг он в едь про-сто П у_ го-ви-ца...
79
78
/адом
Дождю не залить его, этот огонь, ветрам его не задуть;
но может погаснуть он сам по себе — об этом не позабудь.
Скорее не пламя, а отблеск звезды, но знай, что наделать он может беды. Любовью все называют его — с ним осторожен будь.
Любовь, моя лодочка, не утони — море часто штормит...
Любовь, моя птица, крыла не сломай — где-то гроза гремит...
Хоть я ничего и не жду от тебя, но мне без тебя и земля — не земля...
Смотри, не погасни же, мой огонёк, — быстро время летит!
1971-1972
Мне обычно задают вопрос (записочки такие каверзные пишутся обычно): «Какая ваша самая любимая песня, какая самая нелюбимая?» Нелюбимые у меня есть, но я их стараюсь не петь, разве что при большом желании слушателей. Кстати сказать, это относится к «Собаке». Я её не люблю, и вы её тоже вдруг невзлюбили. Любимые песни у меня всегда меняются. Мне то одна больше всего нравится, то другая. С этой песней получилось так. Я совсем не собиралась её писать, но однажды мои друзья мне говорят: «Послушай, почему бы тебе не написать песенку про любовь?» Я говорю: «А я что делаю?» Они возражают: «Это все понятно. Но ты, — говорят, пишешь не о том. А ты напиши про слово «любовь». Ты растолкуй людям, что
ты про неё думаешь». Я отвечаю: «Ладно, я попробую».
Я никогда по заказу не писала, у меня даже никакой темы не было. Просто я ехала домой и вдруг начинала писать песню. Или мне ночью не спалось, и я начинала писать песню. А тут я решила, что надо попробовать. Пушкин же писал про розочку по заказу. Почему я ие мшу про любовь написать? Я мучилась недолго. Я её очень быстро накропала. А теперь, на протяжении вот уже нескольких месяцев, это моя самая любимая песня.
Промокнешь — не высушит этот огонь, мал или велик.
Не сможет согреть он и каплю воды — мал или велик.
Но птицею в небе он может парить, а может и лодкою по морю плыть... Любовью все называют его — и мал, и велик.
80
81
83
Ир4^
Я написала её, когда научилась по-человечески играть на гитаре. У неё есть имя, она называется «Жираф». Я ничего не хотела. Я поначалу даже не знала, что будет. У меня просто сразу возник последний куплет. Возник он потому, что как-то мы встречали кого-то, чтобы проводить на день рождения, и по дороге мне один хороший приятель читал Заболоцкого. Я ничего не помню, конечно, кроме того, что «тихий ток из чаши А переходит в чашу Б». Это последние слова. Но размер меня потряс до глубины души, потому что я тут же выдала последний куплет. Про себя, конечно, — я никому не сказала, что собираюсь песенку написать. Да я и не собиралась, наверное.
А потом я всё думала: «Что же такое написать к этому последнему куплету?» И я написала «Жирафа». Поначалу она никак не называлась. То, что потом у меня возникли ассоциации, так это просто у Сальвадора Дали есть такая картина. Она называется «Жираф». Там какая-то глинистая выжженная пустыня, вся в трещинах, какие-то немыслимые животные, а на горизонте стоит жираф, далеко-далеко, у него пылает грива, как факел. Жираф страшный, но то, что у него грива, как факел, это очень красиво. Этот жираф тоже возник у меня внезапно. Потом я решила, что эта песенка будет пародией на шлягер, шуткой. Но шутка, по-моему, тоже не получилась. Хотя песенку я всё-таки люблю.
84
Всё проходит, говорят, врут насмешники, поверь мне: всё уйдёт от нас, наверно, но в душе оставит клад.
И на нём печали камень, — не воротишь, не зови — крылья лёгкие любви отзвенели ветерками.
Это грустно, но пока, мой жираф златоволосый, я внимаю звукам вёсен, — осень очень далека.
Пламя гривы — слепнет взгляд — средь пустыни прогорает;
я зажгла его и знаю, что зажгла не для себя.
Но гори, гори, мой факел, для кого — не всё ль равно...
Мне ж осветишь заодно всё, что ночь таит во мраке.
А когда уйдёшь и ты, пусть прольётся — ради бога! — на кромешную дорогу рыжий луч шальной звезды.
85
86
-дно	всё,что ночьта-ит во мра.ке А ко_//
87
Зима
Собственно говоря, я даже не знаю, почему мне показалось, что это акварель. Наверное потому, что она написана весной, и почему-то я вдруг пожалела зиму.
Я, в общем-то, не люблю зиму, потому что я люблю кататься на лыжах, а лыжи носить не люблю. А прямо от самого дома я не могу в лес заехать на лыжах. И вот я всегда всю зиму переживаю. Но мне, правда, недавно крупно повезло. Я ездила с концертом в Томск, и там альпинисты повезли меня кататься на лыжах. Они меня везли, несли мои лыжи, и всё было в порядке. А в Москве я уже лет шесть не каталась.
Вот такая акварель...
Безнадёжны дела у зимы в апреле, безнадёжны дела у зимы.
И, почувствовав это, она потемнела — больше снегом лица не умыть.
Убежала с пригорков, притаилась в овраге и беззвучно заплакала тут — несолёные слёзы прозрачною влагой по щекам её старым текут, текут, текут...
88
Мне хотелось бы всем, кто невесел в апреле, подарить по улыбке весны.
Но зиме холода, а не звоны капели и не крики пернатых нужны.
Ей ручьями пробиться бы к северным рекам и к нетающим землям уйти от весёлого солнца, от птичьего смеха, и заснуть, чтоб никто не будил, чтоб никто не будил.
Заснуть...
До октября 1972
89
91
90
Туманом иль спьяну, иль звуком обманут — зовусь Мери-Анной, а ищешь Ассоль, — но звонкое имя придумано Грином. Иль в имени всё?
Не плачу, а значит надежды не трачу, отчаянье прячу, но зла не таю.
Прощай, капитан мой! Ты пропил с Леграном улыбку мою...
Весна 1974
Ответ Л4ш-Лнны
Музыка Владимира Туриянского
Я знаю, что в мае шторма утихают.
Я всё понимаю: солгать—не убить... Из тихой лагуны не хочешь ты шхуну свою уводить.
Зачем же, мой нежный, в лазури безбрежной ты парус свой снежный на алый сменил, мечтой невозможной так неосторожно меня поманил?..
Наверно, в Каперне, в знакомой таверне, хихикая скверно, уже говорят:
«Ну что, Мери-Анна, твой Грей долгожданный не хочет назад?»
2. 3a-fl - ю.
93
O&1EWO
Облетаю, облетаю, и моя надежда тает; одуванчиком на ветру от отчаяния я умру.
И по ветру полетят семена моей любви, семена моих надежд, пёрышки моих утрат.
В чьи-то души упадут семена моей любви, семена моих надежд сквозь утраты прорастут.
Будет лето, будет нива.
Жните хлеб и будьте живы. Ничего, что я растаяла— в песнях вам себя оставила.
94
Умирает и трава, осень — время похорон, осень — время горевать, но весна всегда права. Будет без меня апрель небо в синьке полоскать, что сама не допою — допоёт весной капель.
Облетела я, нага стою, сердцем в небо прорастаю... А кому меня припомнить — ледяну воду надежды пить.
1972
С движением J-92
95
Повторить i начала до < лова «Конец»
96
Ты научись всё уметь, а не всё иметь, Ты научись всё хотеть, а не всё иметь. Ты научись быть большим, но не будь как шум. Ты научись быть таким, очень прошу.
Это всё не для тебя — это для меня, это всё не про тебя — это про меня.
Если я стану такой — а как нужно стать! — может, захочешь и ты небо достать.
Ты научись быть собой — не ломать себя, ты научись быть со мной — не ломать себя. Ты научись сильным быть, но не будь как шум. Ты научись крепко любить, очень прошу.
97
Это всё не для тебя — это для меня, это всё не про тебя — это про меня.
Если я стану такой — а как нужно стать! — может, захочешь и ты небо достать.
Это всё не для тебя — это для меня, это всё не про тебя — это про меня.
1968-1970
- ня,
э - то всё не про те_ бя-э_ то про ме_ ня.
98
Окончен бал, а вы ещё танцуете, умолк оркестр и свечи не горят, а вы танцуете, ногами вальс рисуете, рисуете который день подряд.
«Окончен бал», — я говорю вам ласково. Но разве можно вальс остановить?
Ведь все слова, увы, окажутся напрасными — окончен бал, но в вас оркестр звучит.
Меня в игру вы взяли и задумались, а я смотрю на вас — ие насмотрюсь... Окончен бал, окончен бал — какие глупости! За вами вальс, и я от вас не отступлюсь.
99
Окончен бал...
Окончен бал?
Какие глупости!
За вами вальс, и я от вас не отступлюсь.
1968-1970
-бал? Ка.ки.е глу_пос_тн!	За в а- ми
вальс, н я от вас не от-ступ_ люсь.
100
(Сае Hara)
«Нет» — беде и стоячей воде.
Ничего не оставлю нигде о тебе—никаких следов и никаких ненужных слов.
Белый пенный протянется путь. Парус сделай—меня не забудь. По волне полетим, полетим под белым парусом твоим.
Крылья вырастут вдруг за спиной, всё забуду, что было со мной.
Пусть вокруг города, города, — мне мостовая—та же вода.
101
Пусть терпению есть предел — «Нет» — беде и стоячей воде. Плыть вдвоём бы через печально если надо, то прощай! Но если надо, то прощай!
1970
103
102
Я ни о чём не пожалела, но на одной из улиц меня моё заждалось дело и виден край земли.
1968-1970
Ты говоришь, что это звёзды, но подойди поближе — всё сразу станет очень просто: то угли на траве.
Они угаснут на рассвете, когда роса траву оближет. Погаснешь ты, как звёзды эти, забудешь обо мне.
А мне не грустно, мне не больно: я знаю сладость муки.
Неведомое где-то море меня с рассветом ждёт.
Извечно свежий ветер странствий поёт нам о разлуке.
Прощай, прощай и оставайся, а мне идти вперёд.
Пускай ты долго будешь сниться — мои дороги вьются, и время сказочною птицей уносит дни мои.
По_ гас_ нешь ты, как звез.. ды э- ти, за_
г;	1Г5	।
104
Берёзовые слёзы
Все чудилось—морозы пройдут и грянут грозы, и сердце засмеётся, забыв про зимари...
И что зимы угрозы и снежные заносы?
Сосулька разобьётся под натиском зари.
Большое государство, где я живу и царствую, закованное льдами январскими лежит. Но на продрогшей крыше, что ничего не слышит, весною сладко пахнет и капелька дрожит.
Пришла весна в проталинах, поля мои оттаяли, но сердце не смеётся, лишь тяжко-тяжко бьётся.
105
Ведь сразу за морозом здесь не грохочут грозы, здесь льют мои берёзы берёзовые слёзы.
1967-1968
106
107

Если бы я была твоей собакой, была твоей собакой, верным спаниелем, я бы тебя везде сопровождала, не отпускала тебя бы ни на шаг. Мы бы с тобой охотились повсюду, охотились повсюду, и ты стрелял бы уток. Я бы за ними лазила в болото, всех до одной тебе бы принесла.
Если бы я была твоей собакой, была твоей собакой, верным спаниелем, я бы тебя встречала у порога весёлым лаем, радостным «гав-гав!» Я бы тогда стрелой к тебе летела, стрелой к тебе летела, и ты б бежал навстречу. Мы бы встречались, как через год разлуки, как старые, хорошие друзья.
Если бы я была твоей собакой, была твоей собакой, верным спаниелем, я бы тебя ждала тогда с работы, как не умеет никто на свете ждать.
Я бы, поверь, нисколько не скулила бы, вовсе не скулила, глядя на дорогу. Все бы решили, что я тебя забыла, своими делами занята.
108
109
Но не могу я быть твоей собакой, быть твоей собакой, бежать с тобою рядом. Всё потому, что я сама охотник и по болотам с двустволкою хожу. Я бы и рада, но что же тут поделать, что же тут поделать, пойми меня, дружище! Моя собака твоих таскает уток, Я же — своих никак не соберу.
10 ноября 1970
Ст  GT Cm
J'JjJil J jl-U^U 1 I I
всех до од- ной те- бе бы прилес. ла.	"
ты стре.лял бы у- ток.
110

Стань водою и травою, стань голубыми огнями земли далёкой. Я отправлюсь за тобою в путь по дорогам нехоженым, в путь нелёгкий. Я побегу, и поплыву, и полечу: в небе и в море легко мне и весело очень. Слышишь, ветер хохочет?
Ты мой ветер, и всё на свете я отдала бы тебе за порыв внезапный.
Унеси ты меня, мой ветер, так, чтобы не было больше пути назад мне. Чтоб ни травы, и ни воды, и ни звезды не было в мире ненастной и яростной ночью — только ветер хохочет!
Позабудь про дела на время, дай наглядеться в глаза твои, ясный сокол. Я бесцельна, а ты бесценен, но — веришь?—я тоже умею летать высоко. Видишь, внизу белый прибой и облака над головою в лучах паутины непрочной? Слышишь, ветер хохочет?
Ill
Я печалюсь, что пусто рядом,
что ты на счастливых немых побережьях дела,
и тебе от меня не надо
ни слов, ни вниманья—ты сам по себе, предельно.
Это пройдёт, как летний дождь, как зимний снег.
Я постараюсь, чтоб ты так и не догадался, что же ветер смеялся...
1970-1972
О- чень.	С лы_шишь ве_ тер ко - ко-чет?
из
Я так хочу весну! Она мне снится по ночам, она похожа на печаль и на веселье.
Я так хочу весну, чтобы себя умчать надежд ручьями в океан везенья.
Я буду плыть и плыть, и где-то синева небес окрасит мои воды весенним цветом.
Я буду плыть и плыть в тот океан чудес, который где-то есть у края света.
И стану я рекой, и во мне утонет ночь, и покачнётся радостно мирозданье.
И стану я рекой, чтобы умчаться прочь от горя, бед и разочарованья.
Но что же ты молчишь? Ты поплывёшь со мной или проводишь равнодушным взглядом?
Наверно, ты молчишь потому, что всё равно — прольюсь водою я иль буду рядом.
114
IIS
Но я хочу весну, она мне снится по ночам, она похожа на печаль и на веселье.
Я так хочу весну, чтобы себя умчать надежд ручьями в океан везенья.
14 января 1971
116
Посоветуй, скажи, что мне делать, приятель? — Никуда мне не деться от крепких объятий одиночества, одиночества.
Даже эхо в товарищи взять я согласна— без меня оно так безгранично несчастно, что не хочет жить —
умирает.
Но ответил приятель: «Одно лишь я знаю — от дождя за окошком лекарств не бывает. Понимаешь?» —
Понимаю...
1970-1972
117
118
У любой реки целых два конца, а моя — не в счёт, ведь моя река вдаль издалека по кольцу течёт.
Синий ветер мой, вдруг задуй, запой, разорви кольцо, чтобы у реки было сто начал, тысяча концов;
чтобы белый снег в жаркий летний день падал, не лежал;
чтобы солнца луч, как струна певуч, под рукой дрожал.
На любой вопрос у тебя ответ, мой вопрос не в счёт.
Я спрошу тебя: «Жажда ль не томит, солнце ль не печёт?»
Синий ветер мой, вдруг задуй, запой, тучу пригони, чтобы хлынул дождь, остудил виски, жажду утолил;
119
чтобы белый снег в жаркий летний день падал, не лежал;
чтобы солнца луч, как струна певуч, под рукой дрожал.
У любой любви целых две руки, у моей — одна, чтобы не смогла разделить любовь — лишь тебе она.
Синий ветер мой, вдруг задуй, запой, и умчимся вдаль...
Ну а если нет, мой далёкий свет, — сотню рук мне дай, чтобы у реки было по руке
в каждом из начал;
чтобы разорвать, расколоть, разбить горе и печаль;
чтобы белый снег в жаркий летний день падал, не лежал;
чтобы солнца луч, как струна певуч, под рукой дрожал.
До осени 1970
120
ведь мо-я ре-ка вдаль из _ да-ле-ка
ве-тер moHj
коль- цу

что- бы у ре_ ки
121
гг
Замедляя
123
Людмиле Бережковой
Вот последний раскроется лист и последняя льдина растает, отструится последний кристаллик, а потом тишина нарастает. Нарастёт этот летошний снег, дом в сугробах увязнет по трубы; так пойдет многозвучье на убыль, будто в мире ни весен, ни лет.
Но и это пройдёт, ты не бойся: в гости к звукам пришла тишина, и прогнать эту грустную гостью только новая сможет весна. А потом будет звонкое лето, нас однажды оно удивит тем, что за ночь на землю прогретую одуванчиков стая слетит.
На траве они замрут, а трава, как изумруд — ледяная тайна в золотых проталинах. А потом вздохнёт июнь, скажет ветру: «Ну-ка, дунь!> — и взметнётся стая, белый пух роняя.
124
Это будет, и ты не печалься, и хоть звуки совсем не слиптны, перебьёмся до новой весны и дождёмся короткого счастья. Пусть его не удержишь, как пух одуванчиков, прочь улетевших, — нас с тобой оно всё же утешит: долго помнит мелодию слух.
1974
гро - бах у - вяз- нет по тру- бы;
так пой-
125
бой ся:	в гос-ти к звукам пришла ти.ши. на, и прог.
НО- ва-Я сможет вес_на. А по- том бу-дет звон.ко.е
126

На траве зелёной лета стану петь тебе я песни, и ромашек тихий лепет мне поможет рассказать, как трудна была дорога через годы, через беды, как мерещилась повсюду глаз печальных бирюза.
Неужели не заметишь, не услышишь, не поймёшь; иль подумаешь, что ветер всё это шепчет?
Я могла бы петь и громче, да боюсь—услышат птицы, разнесут молву по свету, наболтают, оболгут.
Лучше пусть тебе приснится эта песня летней ночью, как пою её тихонько
на ромашковом лугу.
Неужели не очнёшься, не поверишь, не вздохнёшь; иль подумаешь, что просто всякое снится?
128
129
Пусть тогда и я увижу летней ночью сон чудесный, будто ты поёшь мне тихо, как ты без меня устал...
Пусть звенит, как ключик, песня, и не громче, и не тише, только я б тогда хотела спать всегда.
1974
-зать,	как труд, на бы-ла до_ ро- га че- рез
па. ла. ла.-.
130
Лето
Лето,
видно, про нас забыло совсем, где-то
дремлет трава в хрустальной росе, а нам — только холод, зимы осколок,
зимы осколок.
Всё же
давай не будем больше грустить! может,
стоит окошко в ночь отворить, и синяя птица к нам возвратится,
к нам возвратится.
131
Вдруг
семицветный мост тонкой дугой прорежет небо, вспыхнет и ослепит,
соединит
зиму и лето.
Станет тепло, лёд утечёт, всё зацветёт.
Так наконец и к нам с тобой сказка придёт.
Только
печально ты отводишь глаза
В то, что
на свете могут быть чудеса,
зная лишь потери, трудно поверить, трудно поверить.
Всё же
давай не будем больше тужить!
Может,
стоит про это песню сложить?
Пусть тот, кто устанет, добром нас помянет, добром нас помянет.
Пусть
в пасмурный день
солнце блеснёт над головою
иль туча прольётся живой водой, живой водою.
132
Песня зёрнышком хлеба пусть прорастёт, ветер
колос качнёт, и он запоёт; звонко в небо рванётся, и мир улыбнётся, и мир улыбнётся.
Значит, всё не напрасно.
Значит, ясно ль, ненастно ль, жизнь жилкою бьётся, не оборвётся, не оборвётся.
Видишь,
тень облаков по летней земле скользит и скачет? Ночь тени сотрёт, но солнечный день их вновь обозначит.
Солнце и тень, радость и боль вместе живут.
Солнце и тень, радость и боль жизнью зовут.
1974
133
_тить-
СТО-ИТ о - к ОШ-КО В НОЧЬ О-ТВО-
мо- жет?
к нам воэ_вра_тит_ ся,	к нам воз_вра_тит_ ся.
134
pa _ дость и боль вмес- те
жи_ вут.
Солн- це и тень, ра.достьи боль жизнью
30. вут.
135
Не знаю, замечал ли ты, когда идёшь ночным неузнаваемым кварталом, что город на себя дневного не похож, что днём ему чего-то не хватало?
Он целый день кипел и целый день старел в заботах, в суматохе ли, в кручине;
но платье тишины он вечером надел, и скрыло платье все его морщины.
И гладким стал асфальт: ни трещин, ни бугров, исчезли кирпичи, остались стены.
Объединяет всё магический покров— космический ночной покров вселенной.
Не знаю, замечал ли ты, что город твой весь день от одиночества страдает;
он плачет и кричит, и ждёт поры ночной, чтоб в темноте спасительной растаять.
1971-1972
136
в тем-но-те спа - хм. тель.ной рас - та - ять.
137
Зелад
-уднцре^иЦА
Танцовщица в зелёном платье всё замереть старается в полёте. Её пуанты прошивают сердце, как очереди пулемёта.
Всё разбегается она и разбегается, стремительно летит... но опускается. Её земля ревниво привязала.
Мелькает в воздухе зелёной веточкой танцовщица—испуганная девочка, на сцену выбежавшая из зала...
Зачем же ты сюда из детства?
Скажи, что означает это бегство?
Ты — полутень, полунамёк надежды? Зелёная танцовщица, ответствуй!
138
Но разбегаешься ты и разбегаешься, опять летишь, и снова опускаешься Тебя Земля ревниво привязала, не улетишь, зелёный огонёчек, тебя погасит участь одиночек, безликого непониманья зала.
Пока ж, набрав травы на платье, ты всё стремишься замереть в полёте...
12 января 1971
139
140
Приглашение к путешествию
Давай-ка уедем, однажды возьмём и уедем по чёрной от ливней дороге.
Уедем на мной нарисованном велосипеде по этой манящей дороге.
И где-то, когда-то потом мы почувствуем вместе, что надо нам остановиться, в корчме при дороге, в забытом немыслимом месте вина из кувшинов напиться.
А после, а после, представь, я начну куролесить под небом, под ночью, под ливнем.
Я буду горланить весёлые пьяные песни, вовсю притворяясь счастливой.
В глаза изумлённых домов я заглядывать буду, дурачась, смеясь или плача.
И буду кружиться над улицей в отзвуке смутном тревоги, надежды, удачи...
То взмою над городом, в мрак полуночный одетым, то гряну с чудовищной выси и буду лежать на траве изумрудного цвета, на ярких причудливых листьях.
141
Потом я вернусь. Ты проспал непонятные игры — сплетение тайного с явным.
Очнись же, приятель, вина на прощание выпьем с хозяином хмурым и странным.
И снова без отдыха, снова обратно поедем к привычным делам издалёка.
Разбудим педалями спящие велосипеды и выведем их на дорогу.
По искристым лужам, оставленным ливнем и ночью, поедем по лужам и брызгам.
Но только, приятель, скажи мне, ты чем озабочен, какой неотвязною мыслью?
Ты хочешь постигнуть всё то, что случилось со мною, когда ты заснул безмятежно?
Какую ты музыку слышал сквозь сон за стеною?
Тревоги, удачи, надежды...
Притихну и я, разбирая забытые звуки.
Ах, вновь бы, ах, вновь — до упаду...
Но всё это — в прошлом: капризное лето Кентукки, сезон голубых водопадов...
1972
Довольно быстро J. =112
е_	дем	по мереной от лив.неи до_ ро_ ге. У-
142
143
145
БАГАТЕЛЬ
Старинная сказка, такой пустячок, возникла внезапно в ночной тишине: потерян хрустальный мной башмачок, но что-то никто не несёт его мне.
Ждала и устала, и ждать перестала, дела и заботы меня отвлекли.
И где-то второй башмачок потеряла— лежит он в дорожной пыли.
И разные люди мимо идут: прекрасный принц и лихой человек. Их два злодея, быть может, найдут и в тёмную ночь принесут их мне.
Я всё уж забыла за давностью лет, обидно иметь лишь один башмачок,
146
но думать легко, если вовсе их нет, что всё это — так, пустячок;
думать легко, если вовсе их нет, что всё это выдумки, всё пустячок...
До октября 1972
147

149
Сказочник
Сказочник, сказочник, не уходи! Много ты сказок успел рассказать, но не рассказана сказка моя, я же должна непременно узнать, что меня ждёт впереди.
Я же должна непременно узнать, долог ли путь и куда приведёт.
Только придумай счастливый конец: пусть мне поможет ковёр-самолёт горькой беды избежать.
Страх и отчаянье — всё претерплю, только придумай счастливый конец — это ведь лучшая сказка твоя;
ну а покуда послушай, мудрец, я тебе песню спою.
Я тебе песню спою, погоди: ночь на дворе, у камина тепло, есть в табакерке чудесный табак и в запотевшем кувшине вино. Сказочник, не уходи!
ISO
Сказочник, сказочник, не уходи, ведь не рассказана сказка моя...
1972
Неторопливо J-=64
Ска.зоч.ник, скз.зоч.ник, не у. хо _ ди!
Мио го ты ска.зок ус _ пел рас _ ска _ зать}
но не рас. сказа. на с к а з . к а м о _ я,
ведь не рас- ска за, на
ск аз - к а мо _
я...
151
о Бегжря &QA€
Любимый мой позабыл меня, виновата в том быстрая вода. Он загляделся в струи ручья, а вода убегала, звеня.
И он пошёл за водой ручья, за водой пойдёшь — не воротишься; её догнать, удержать нельзя, ведь она убегает, звеня.
Скажи ты мне, быстрая вода: годы позади, горы впереди, — ужель ушёл милый навсегда, не дождаться его, не найти? Я брошу в воду венок из трав, — догони его, вороти его.
Скажи: улыбалась, тебя послав, про печаль не скажи ничего.
И лишь надежда, ты не спеши покидать меня, оставлять меня: мы будем слушать в ночной тиши, как вода убегает, звеня.
152
153
И жизнь уйдёт за теченьем вод, не воротится, не воротится.
На свежий холмик туман падёт, а вода будет литься, звеня.
Весна 1974
154
ПОТЕНИЕ
С «1
Юрию Тургеневу
Я в конце концов дошла до того, что стала сочинять песенки, чтобы подарить их на день рождения. Ну, обнищала я совсем, с подарками туго, И тут вдруг звонят и говорят: «У Юры Тургенева день рождения». Ну как я не пойду? Пойду, конечно, а без подарка неловко. Дело было весной, цветы дорогие. И тогда я написала песенку, по дороге на день рождения, и подарила ему.
Будут несколько таких песен. Это не посвящения, там ничего о личности человека нет, а просто подарки.
Эта песенка не только поздравление с днём рождения. Она называется: «Поздравление с весной...»
Напечалились довольно, что дерётся случай больно — щедрый он, да злой.
А покуда мы тужили, горю голову кружили, вдруг запахло весной, вдруг запахло весной.
Запах мёда, запах хлеба, запах будущего лета, будущих тревог.
Нет волшебней аромата, лишь его-то нам и надо:
155
он—начало всех дорог, он — начало всех дорог.
Поздравляю Вас с весною и с небес голубизною, с талою водой.
Пусть зима за нас отплачет навсегда. А это значит — разочтёмся с бедой, разочтёмся с бедой.
А потом набухнут почки и раскроются листочки, клейкие слегка;
вспыхнет маленькое пламя, обозначив тень за нами, — значит, живы пока, значит, живы пока.
Поздравляйте же с весною, с ошалевшей новизною, — радость нам да смех!
Пусть зима за нас отплачет в сто ручьёв. А это значит — разочтётся за всех, разочтётся за всех!
Март 1974
156
_ ной.
вдруг за_ пах. по вес_ной« 2. За. пах,(/всех!
157
Мне очень печально, но я разноцветна, как мыльный пузырь.
Представь себе...
Я так же прозрачна и так же легка, но, как и его, моя жизнь коротка...
Я кверху взлетаю, и радуги пляшут на стенках моих.
Представь себе...
Но скоро я мутною стану водой — что делать с немыслимой этой бедой?
Уж лучше бы мутной была бы водою я в горном ручье.
Представь себе...
Нигде не кончалась бы я никогда, ведь в море вода — это та же вода.
1971
158
. a . a ...
2.Я //
159
//itw
О море, подставь ладони, я в них опущусь устало — пусть белых барашков стадо навстречу мне ветер гонит, навстречу мне ветер гонит.
Качай меня, море, море, неси меня, море, море!
Такая большая лодка— моё голубое море.
Не бойся, не потеряюсь, не потону, не сгину.
Я просто зелёной льдиной на синей волне качаюсь, на синей волне качаюсь.
Меня окружают рыбы, меня провожают крабы, плывут за мной, томны и слабы, медуз разноцветные глыбы.
160
161
Качай меня, море, море, неси меня, море, море! Такая большая лодка— моё голубое море.
И я усмехаюсь морю, на синей волне качаясь. И с криками носятся чайки, и с криками падают в море, и с криками падают в море.
Качай меня, море, море, неси меня, море, море!
Такая большая лодка— моё голубое море.
12 апреля 1970
Не слишком быстро, напевно J."i20
162
Ваша нежность тиха и печальна, как забытое озеро в забытом краю... Ваша нежность доводит меня до отчаянья, убивает надежду мою.
Как сказать вам, чтоб вы поверили в то, что песнь недопетую можно допеть, что, бывает, оживает весной засохшее дерево, начинает вовсю зеленеть.
Ничего не оставит весна от сомнения, душу пламенем яростным испепелив.
Я от нежности вашей погибели жду и спасения: и изранит пусть, и исцелит.
Я разбитое сердце залью эпоксидкой, затяну на разорванных нервах узлы.
Вашей нежности руки повиснут легко и бессильно в исступлённых объятьях весны.
163
Опрокинется небо допитою чашей, развернутся дороги любви и разлук. Что ж так смотрит печально нежность тихая ваша, как забытое озеро в забытом краю?
Как забытое озеро в забытом краю...
1970
165
164

Спрячь своё желание играть со мной в веселие: ничего хорошего не принесёшь ты мне. Не буди беду, а то закружит каруселью. Ой, поздно! Голова в огие!
Сердцу не прикажешь, только я и не пытаюсь. Не боюсь обиды я, обманов и утрат. Не смотри в глаза мои — ведь я могу растаять. Ой, поздно! Нет пути назад!
Пусть дорожка тянется по дням, от горя серым, под ногами вертится печальная земля. Спрячь своё желание играть со мной в веселье. Ой, поздно! Не играть — нельзя!
1968—1970
166
167
За синие цепи гор дорога пустым-пуста, в страну золотых озёр дорога пустым-пуста, за утренний горизонт дорога пустым-пуста, — в пяти километрах он, а всё же — поди достань!
Я знаю, ты не придёшь, — года же не станут ждать; и мимо ты не пройдёшь, — я даже не стану ждать; и мой телефон молчит — я даже не стану ждать; но жалко, что о тебе нельзя ничего узнать.
Любовью не удалось заставить тебя любить, и правдой не удалось заставить тебя любить,
168
169
и силой не удалось заставить тебя любить,— ты просто ушёл к другой. А как мне тебя забыть?..
За синие цепи гор дорога пустым-пу ста, в страну золотых озёр дорога пустым-пу ста, за утренний горизонт дорога цустым-пуста, — в пяти километрах он, а всё же — поди достань!
1967—1968
ДРХИТЕКТОр
Над ливнем соловьиным, под лунным балахоном нет никаких строений — висят одни балконы. Их некогда развесил по пагодам лохматым безумный архитектор, не живший никогда там, не живший никогда там.
И ни один прохожий той улицы не сыщет, её не сыщет даже стекольщик и точильщик.
Всё рыбьей чешуёю луна посеребрила: нависшие над бездной балконы, перила; и на землю упало дыхание морозов, и соловьиной дрожью напоен тёмный воздух.
Всё это пролетело — во сне ли, наяву ли — по зову сновиденья иль явно существуя?..
И мы не отвечаем, виски до боли стиснув: не вырваться от мысли, не вырваться от смысла.
170
А ты блуждаешь ночью по улице туманной, подавлена желаньем — снов тягостных обманом. Ты простираешь к небу прозрачные ладони: не явится ли милый на призрачном балконе?
1972
-ДИН
про _ X о. ж и й
у_ ли.ЦЫ не сы.щет,
171
-ча _ ем? Бис. ни до бо_ли стис_нув: не выр.ватьхя от
172
ночь .	to по у . пи _ це ту. мая . нои, по.
-дав. пе.на же лань_ем-снов тя _ гостным обма_ ном_
173

За окном манит, хоть минуют годы: посреди двора подлетают и падают, снова взлетают качели.
За стеною играет скрипач, а за окнами девочка в синей матроске взлетает
и падает, крепко зажмурившись, снова взлетает, губу закусив.
Всем известно, что надо зажмуриться просто, когда тебе страшно, и думать серьёзно, что это поможет, и это поможет — любую девчонку об этом спроси.
Я закрываю глаза, но отчаянье сердце мне стискивает обручами.
174
Бросилась к окнам, но там, за окошком, лишь ветер и дождь.
Вот и хлынул дождь по щекам, по стёклам, бьёт листву и лес и беснуется в лужах в каком-то неистовом танце...
Девочка ушла, и качели мокнут. Стоя у окна я смотрю на дорогу, на двор и на дождь этот страстный.
А дорога черна и мокра.
На дороге следы размывает безжалостный дождь, и примятые травы воспрянули снова, а кто-то прошёл здесь недавно, и вот — потерялись следы, никого не найдёшь...
Я прошла бы по следу хоть тысячу вёрст, но на улице что-то такое стряслось: кто-то плачет, кричит
и на помощь зовёт;
мечутся,
мечутся, мечутся тени по улице, словно безумные звери, псы,
потерявшие дом и хозяина... Всё это — дождь.
175
Это всё пройдёт, словно сон кошмарный. Дай прильнуть щекой к этим тёплым, спокойным, и добрым,
и сильным ладоням.
Просто жалко мне: прожит день бездарно, но посмотришь ты — и в глазах твоих серых отчаянье
камнем потонет.
Мы, как дети, всю жизнь на качелях качаемся, плачем, смеёмся, взлетаем и падаем.
Верим, что страх исчезает бесследно, стоит зажмурить покрепче глаза.
Время проходит,
качели качаются, дождь всё идёт и никак не кончается; впору отчаяться, впору отчаяться.
Кто-то сказал:
«Это пройдёт...»
1971
176
177
а до.ро. га чер.на
мОк.ра. На до. ро ге еле.
178
Вре.мя npo.xojxwr, ка. че.ли ка.ча.ют. ся,дождь все идёт и ни.
Al.	« Fm	k 1	t
р J) -Jv-jy J; Л-| p J+J) j-; J1) J; | p- J- J; jx jh
.как не конча. ет.ся^ впору от ча. ять.ся, впо.ру от_ча _ ять.ся.
ж , G7	замедляя Ст
г- | - IF^J.............................
Кто- то ска . зал :	«Э _ то пройдёт.»
179
к**-
Хватит плакать, распахни глаза пошире, посмотри, какая в небе синева!
Солнце сыплет разноцветные смешинки, и от них у всех кружится голова.
Всё на свете пройдёт, отболит, отомрёт, отзвенит, как струна где-то оборвётся. Надо много хотеть, всё на свете уметь, надо очень стараться успеть.
Ни о чём не грустить, всё забыть, всех простить: мало дней нам дано, чтоб обижаться. Надо много хотеть, всё на свете уметь, надо очень стараться успеть.
Слышишь, слышишь — где-то тихий колокольчик? Слышишь, слышишь, как он весело звенит, словно где-то громко девушка хохочет?
Птица-радость издалёка к нам летит.
181
180
Что печалит тебя? Пожалей же себя.
Ты ведь знаешь — былое не возвратится. Надо всё позабыть, день грядущий любить, надо азбуку счастья учить.
Ни о чём не грустить, всё постичь, всех простить: мало дней нам дано, чтоб обижаться. Надо всё позабыть, день грядущий любить, надо азбуку счастья учить.
Спи, покуда солнышко ещё не встало.
Спи, покуда на дворе ещё темно.
Верь, что сбудется всё то, о чём мечтала, — птица-радость сядет на твоё окно.
1970
- рать - ся ус - петь.	Ни о чем не грус.
-ти, все за_ будь, всех про . ти. ма_ ло дней нам да-
- но, чтоб о_ би_ жать _	ся. На-до мно. .го хо-
Gm
182
Если я буду жива, я тебя отыщу и коня тебе подарю — будь смелым! Если я буду жива, я тебя отыщу и меч тебе подарю — будь сильным! Если я буду жива, я тебя отыщу и отдам тебе всё, чем владею — будь щедрым! Если я буду жива, я тебя отыщу и убью тебя — будь навеки со мной!
Если я буду жива, я выращу сад и цветы везде посажу — любуйся! Если я буду жива, я тебя отыщу и в дом к себе приведу—царствуй! Если я буду жива, я тебя отыщу и скажу тебе, что люблю — смейся! Если я буду жива, я тебя отыщу и убью тебя — будь навеки со мной!
183
Если я буду жива... А буду ль жива?
Мне страшно об этом молчать и думать. Страшно ночью заснуть, а если засну— пробуждением сон испугать — страшно. Страшно о счастье мечтать: вдруг не сбудется, и о былом боюсь вспоминать — повторится ль? Если останусь жива—то забуду тебя.
Пропади навсегда, наважденье!
До осени 1970
IR4
185
Обращение
...Остаток дня проплачешь, притихшая заснёшь;
а где-то в Аппалачах пройдёт солёный дождь...
А когда ты улетаешь, а когда ты ускользаешь в эти дальние края, ты бесчувственное тело равнодушно оставляешь, и его берёт земля.
А оно бежать не может, и кричать оно не может — неподвижно, словно сноп. О, душа моя, но всё же так ли уж оно похоже на безвыходности гроб?
186
Разметало руки — сгинь в сон тяжкий вздох — словно две дороги: на запад и на восток.
Ты по ним уходишь, как тень, — кончен день, мороком их сводишь, ох! Беспробудный всюду мох.
Ты рвёшься в Аппалачи, в хрустальный дом Пи-Ди, туда, где тихо плачут солёные дожди.
Ах, как давно метут снега и засыпают снами сны; но из какого далека, душа, ты — пленница весны?
И я прошу: «Остановись!
Не улетай!», потом: «Вернись!» Потом шепчу: «Не позабудь!» Потом молчу. Счастливый путь!
А тело, Падший Ангел Постоянства, оно останется лежать на том клочке Земли, где ты, душа, — Мятежный Демон Странствий, его покинула в Закрытом Государстве.
...А где-то в Аппалачах — Кентукки и Пи-Ди, и там над ними плачут солёные дожди...
Осень 1972 — зима 1973
187
188
189
190
Стихотворения
Далёко-далёко в тайге — в Сибири Вьётся, кружит весь день снеговая метель. Там деревья одеты в сверкающий иней, И тот иней не тает несколько дней.
А когда успокоится снежная вьюга, Лес стоит, словно сказочный сад, И сверкают прекрасно снежинки друг другу, И лес зимнему солнцу рад.
/957
С первым громом вас! Наконец-то раздались небеса.
Так улыбкой из детства потеплеют глаза; потеплеют и станут зелёными, как листочки сосны.
Поздравляю вас с первыми громами, с первым криком весны!
1960
191
Оно вернулось вкусное, как сосулька с крыши, и на зубах похрустывало, таяло в руках.
Оно вернулось грустное, но ничего не вышло: я пробежала мимо впопыхах.
1960
К**-
Ты весел, а я грустна. Так может грустить сосна, не ведающая сна.
Что осень ей, что весна?
Из всех годовых времён ей не отвели под сон ни месяца и ни дня.
Вот так же не сплю и я.
Мне ночью покоя нет от злющих бессонных бед.
Кружат надо мной, кричат надо мной и глаз не дают сомкнуть и хоть чуть-чуть отдохнуть.
Но где-то ведь быть должны рабочие тишины.
192
Я жду их который год, ведя бесконечный счёт заботам друзей своих, уставших от бед денных, несущих и ночь, и день нетающий груз потерь.
Рабочие тишины десятые видят сны.
О, мудрая рать, можно начинать дырявые крыши латать, стёкла и окна вставлять!
Прилетает тишины снег, закрывает ракушки век...
1976
К**-
Душа металась от огня к огню, от свечи к свече, от окна к окну, от дома к дому. Так от ночи к дню этот Бог ничей светом к людям льнул, но, не замеченный никем, он уходил по большаку. Он молнии ловил иссохшею рукой, и только гром над головой давал ему покой.
193
А вволю наигравшись безумием небес, он уходил подальше в промокший тёмный лес. Там засыпал он, раскинув руки, в платье из листьев, звезда в голове, и до рассвета его баюкал шёпот дождя в синей траве.
1976, лето
В ПЯТИ К ЗВУКАМ ПРИШЛА
ТИШИНА-

«...Долго помнит мелодию слух...»
Вера Матвеева прожила 31 год.
В 1970 году окончила МИСИ, и в это время у неё была обнаружена саркома мозга. Нейрохирург профессор С.Н. Фёдоров провёл операцию крайне удачно, но возможный срок жизни определил — 4-6 лет.
Знала ли об этом Вера?
Пациентам не говорят, но не знать невозможно, так же, как и знать, невозможно.
Шесть лет отчаянного желания жить, а беда — постоянный жизненный фон. Потом любовь — очень, как свойственно Верочке. Затем замужество, резкое ухудшение и год умирания.
198
Так ли легко подсчитать, больше отнято или даровано?
Музыка была ей дарована.
Поэзия дарована.
Короткое счастье любить...
Трагедия, страх не жить тоже будто дарованы.
«У неимущего отнимется, имущему прибавится». Ей прибавлялось.
Словно бы и смерть дарована, ибо стала Верочка легендой.
Есть логика земная, житейская. У неё свои крепкие основы и измерения: живи, пока можешь, а не можешь — стало быть, смерть помиловала.
И есть логика эстетическая, логика законченности художественного образа. Именем её мы скорее соглашаемся с гибелью Ромео и Джульетты, чем представляем их любовь пропущенной через годы бытования. Любим-то мы тех Ромео и Джульетту, которые погибли в наивысшей точке любви.
В Вериной судьбе все эти логики согласились.
Единственное, чем жизнь снабжает поэтов в изобилии, — постоянная недостаточность счастья.
И, пожалуй, единственные, кто умеют переплавлять несчастье в счастье, и в счастье с излучением на всех,—это опять-таки поэты.
Поэзия ведь всегда, как Золушка из стихотворения Давида Самойлова, «шьёт туфельку сама».
Из собственного духовного материала.
Из взметнувшейся стайки одуванчиковых семян, из апрелевых акварелей, из тонких нитяных дождиков и тёплого испарения земли, в которых так легчают печали...
Из всех недоль и болей Верочка умеет извлекать чистый свет. Прозрачное, ручейное течение у её песен, не мутнеют они жизненной обидой. Более всего этот Верочкин свет и удивляет. Трагедия присутствует всегда, но она ненавязчива
Если скажут, что погибла я, если где-нибудь услышишь вдруг, что заснула—не проснулась — не печалься и не верь.
Не заснула я, любимый мой, я ушла гулять по городу, — просто вышла и бесшумно за собой закрыла дверь.
199
Интонации прощания легки неосязаемым касанием женственного утешения.
Отчего такое приятие судьбы безупречное, нежалоба такая? От веры в высшую справедливость? Или, быть может, мелодичность мироощущения сама по себе источник утешения?..
Оттого так кротко-лучисто и печалится Верочкина Сольвейг:
..и4 если слезинка скользнёт по щеке, улыбкой её сотру...
Есть в слове утешение и боли утишение.
Беды не тают, а дни улетают... —
поёт Вера. И не знаю, есть ли материальная плотность у звука, но держит он над землёй и упруго держит.
Весь разбег Верочкиного поэтического дыхания — к счастью. Так его недостаёт, так хочется «умчать надежд ручьями в океан везенья».
Состояния счастья зыбки, проточны, беспощадна явь и исчезают «счастья миражи».
Любить так хочется, но любовь уносима, распадаема, и возможные любимые так часто оказываются неизмеримо мельче, чем ожидание любви.
«Сущее нельзя заменить на быть имеющее», — писала Марина Цветаева. Быть имеет только то, что бывает, возможное то есть. Сущее вечно, ибо оно в душе. Всегда есть, а сбывается подобиями. Знание сущего душой — у всех чуть не отродясь, а проживаем-то «быть имеющее».
«Чистому сущему» — быть в поэзии.
И сёстры для Верочки по поэтическому сущему, по безусловному, не усомняшеся, верованию любви—Сольвейг, Ассоль.
Это пространство любви, эти ветры, моря, паруса, безбрежность, неограниченность явью её верованию любви соразмерны.
Дождаться или не дождаться, или дождаться, да не того — воля судьбы; а вот ждать — своя неволя и участь.
Пер Гюнт-то, по Верочкину в сердцах наговору, всего лишь Пуговица. Да и тролли подтверждают: «Ты думал быть самим со
200
бою, а стал самим собой доволен...» Стало быть, не такой уж дивный этот Пер.
...О Сольвейг, твой Пер ослепил не глаза, а бедную душу твою!..
Но бедная душа слепотой и богата. Слепая — она только сущее и видит: «Ты сделал мою жизнь песней», — одарит Сольвейг Пера в конечном жизненном итоге.
Свеча слепа—тень ползучая зряча. И то оттого, что на свет смотрит, зыбкость его знает.
Счастья хочется. Счастья нет. Но оно бывает. И его можно извлекать из всего, если только умеешь.
Можно раствориться в пространстве, им задохнуться, всё в себя вобрав, всё в себе отразив.
И это — момент счастья реально проживаемого. Во всяком случае, в поэтическом воображении — самой надёжной реальности для поэта.
Может быть, поэтическое воображение — вообще самое надёжное обиталище счастья?
И стану я рекой, и во мне утонет ночь, и покачнётся радостно мирозданье.
И стану я рекой, чтобы умчаться прочь от горя, бед и разочарованья...
Можно парить в тёплом ветре.
Можно полутенью-полусветом раствориться в мягко растушёванном тихим дождиком ночном городе.
Раствориться и исчезнуть.
Совсем...
Вера поёт. И о своей смерти тоже. А голос живой, сильный, гибкий!
И сколько в самой жизни голоса невозможности умереть!
Голос и остался...
Она много думала о растворении своей жизни в жизни вообще. Ничего, что я растаяла — в песнях вам себя оставила.

202
А кому меня припомнить — ледяну воду надежды пить...
Знала или не знала, что умрёт?
Поэты имеют интуицию своей судьбы. Поэзия её, во всяком случае, это знание включала.
С Верой я была знакома по общему кругу друзей. И мне довелось иллюстрировать сборник её песен. И отчасти по ближайшей звуковой ассоциации: А-соль-ль, Соль-ль-вейг, отчасти от графической выразительности образа — верхнее «соль» так одиноко, хрупко-неустойчиво на верхней линии нотного стана — это верхнее «соль» всё время во мне звучало и казалось самой Верочкиной нотой.
Одиночным, зовущим, посылаемым звуком колокола...
Соль-ль-ль...
Соль-ль-ль...
Соль-ль-ль...
1984
* * *
Поверь мне, в таверне ни ромом, ни зельем, поддельным весельем беды не залить.
Не надо уюта, — добраться б до шлюпа, пассат захватить.
Как странно, нежданно шальным ураганом нас вместе с Леграном прибило волной;
и пьём мы в таверие среди подлой черни одну за одной.
В полночную одурь вплетается говор: пиастр и доллар на мокрой доске.
И в чёрные лица хохочет певица и плачет сквозь смех.
Мы пьяны с Леграном, моим капитаном.
Прощай, Мери-Анна, прощай и прости.
Из этой лагуны усталые шхуны не могут уйти.
Владимир Бер^оз
Таким светлым голосом такие чистые песни не пел никто.
А встретились мы всего девять лет назад. Но так переплелись наши дела, мысли, песни, что мне кажется, я помню Веру с детства — не очень чётко, смутно, как будто она жила в соседнем дворе, и мы встречались у забора, где цвёл золотой шар и стояла старая яблоня, и грызли китайские сочные яблоки, забрасывая половинки их с извивающимися жёлтыми червячками на крышу соседнего дома; просто прошло много времени, и наши встречи и детство прикрыл серый асфальт, как в старых переулках скрыта пёстрая булыжная мостовая.
Но всё было не так. В это время Вера жила далеко на востоке и играла на камнях около настоящих китайских пагод, и были или не были там яблони, — я так и не спросил. Но были тонкое кру-
205
жево и солнечный свет, и, может, поэтому столько тонкого света в её песнях.
Наши московские дворики она узнала позже. К этому времени снесли заборы, и мы шли ко мне домой проходными дворами. Конечно, была весна и цвели вишни, прежде закрытые в частных палисадниках.
Один дом снесли, осталась кирпичная стена с окнами, заколоченными досками. Сквозь бывший фундамент пробивались жёлтые одуванчики. Мы отодрали доску и заглянули в окно, наверное, скорее выглянули, чем заглянули. Там стояли белые вишни...
И Вера мне сказала, что добро — это стремление к счастью. И всю жизнь она искала его и шла к нему. Но она хотела счастья полного, без компромиссов. А ей многое не нравилось в нашей жизни. И о том, что ей не нравилось, она говорила прямо, безо всяких штучек, и поэтому некоторые считали её слишком резкой.
А в это время я только что закончил длинную песню, которая длинно называлась, долго писалась — больше двух лет, пелась она всего два-три раза и посвящалась Алику Мирзаяну.« Вот ты всем посвящаешь песни, — сказала Вера, — а мне нет.» — «Как же нет? — сказал я, — ведь я написал для тебя песню „Мы встретились в Раю*'. Там припев—ну прямо из твоих мелодий. Без тебя он бы никак не получился...»
Она пришла в нашу компанию не начинающим автором, который едва умеет петь и написал две-три песни — чуть не половина её самых впоследствии популярных песен уже была написана. А пела она лучше не только нас...
Вначале голос её был мягче и выше, потом он окреп, прошло небольшое пришепётывание, она стала петь строже, но первоначальная мягкость исчезла. Ей все советовали бросить курить, она отмахивалась — ну вот ещё, лишать себя радостей, их и так не очень...
Теперь все мы, её друзья, прослушав пленку, можем свободно сказать, когда она была записана— вначале или потом...
А в песнях была она вся. Каждая песня писалась ею про самоё себя, про свою жизнь; конкретно какому-то близкому' человеку; после какого-то важного разговора, когда она соглашалась или спорила с кем-то: о своей любви и даже о своей смерти. Она не «рассказывала» в песнях — они были частью её жизни, души, её поступком. Вера писала песни, как некоторые пишут письма-исповеди.
И теперь мне странно наблюдать, как другие люди говорят за неё — её словами, живут за неё — её совершенно конкретными делами, её жизнью. Неужели чувства и мысли так совпадают у
207
многих? Или она песнями учит людей своим мыслям и чувствам? Или она пела так, что её личное стало всеобщим — не дробя чувства и не анализируя их осколки, и нет человека, у которого не нашлось бы точек соприкосновения с её цельной чистой душой?
В Политехническом музее после концерта к Вере подошла ужасно интеллигентная старушка. Она сказала, что плакала, слушая Верочку. — «У вас голосок прямо серебряный, только уж очень юбочка короткая!»
А однажды на слёте КСП нас с Мирзаяном на всякий случай решили не выпускать на большую сцену. Вера должна была петь перед нами и решила обратиться к народу с пламенной речью. К счастью, произошла ещё одна накладка, и нам пообещали, что мы споём все вместе, хотя Мирзаян так почему-то и не спел...
А ещё был случай, когда мы вдвоём решили написать песню... Сели у меня на кухне, выпили чаю и моментально придумали первый куплет. Это должна была быть романтическая песня о верном рыцаре, который никак не может вернуться к своей королеве «с той стороны рва с тяжёлой водой». Но так как я ни в какую не смог петь вторым голосом, рыцарь так навсегда и застрял в первом куплете, с той стороны рва...
Да у нас тоже, наверное, вся жизнь в наших песнях, все события её так или иначе связаны с ними. И поэтому, что ни вспомнишь, а Вера вроде рядом, хотя, может, этого и не было. Какие-то домашние концерты, художники-авангардисты и поэты новейшего толка... Встречи, богема, официальные лица, полная мешанина вечеров, картин, песен, лиц. И один из последних вечеров, почему-то запомнившийся, перед отъездом Веры в Одессу — сумбурный вечер на Таганке. Посреди площади встречаются две группы — мы едем петь к художникам, а Вера с Губановым устраивают где-то песенно-поэтический концерт. Каждая компания уже человек десять-пятнадцать. Наполовину знакомы. Столкнувшись, мы занимаем весь проход, через нас проталкиваются посторонние.
— Поехали с нами! — кричит Вера. Я смотрю вслед им, ночь светлая, а около фонарей клубится белый — к морозу — туман...
Очень сильный туман был в Москве в первую осень без Веры. Я не хоронил её, меня не было в городе. Крымский мост кончался сразу над водой, и троллейбусы уходили неизвестно куда. Было полное ощущение того, что с той стороны Москва-реки ничего не было, или уж, во всяком случае, было совсем не то, что всегда. Когда я побежал к остановке, троллейбус тронулся, и мне показалось, что через заднее стекло машет Вера и знаками показывает — садись! Но троллейбус поддал ходу и пропал на Крымском мосту.
И я до сих пор не верю, что знал её всего семь лет.
208
Потому что эти семь лет растянулись на всю мою жизнь, они покрыли её и впитались, переплетясь и с прошлым, и с будущим. И только иногда, когда, например, весной я прохожу дворами мимо обломанных вишен, которые портят учащиеся энергетического техникума, я понимаю, что жизнь бывает и без песен.
Осень 1978
ВЕРА МАТВЕЕВА
Трава колючая и ломкая, прозрачно солнце и белесо, и за холмами, воздух комкая, дым поднимается над лесом. Здесь небо с облаками осени. Здесь мы друг друга упускаем... Дорога повисает в озими, и птица в небе, птица поздняя, летит, летит, не умолкая...
Любите меня, пока я жива, пока не остались только голос и слова...
Россия, как дорога, тянется — не растеряться б только пешим. На сколько дней ещё останется край леса в дым не облетевшим? Да будет вам в подарок много дней, как сверх отпущенного Богом... Дым над холмами ближе и ясней, а ветер всё сильней и холодней, и птиц над нами так немного...
210
Любите меня, пока я жива, пока не остались только голос и слова...
Сентябрь 1983
Диктор ЛуФеРов
ИДУЩИМ НЕБЕСНОЙ ТРОПОЙ
Не странно ли тебе порой, что нет иных друзей уж с нами. Они небесною тропой... идут... от нас укрыты облаками.
Мы с ними встретились в пути, в пути и разминулись с ними, но всё ещё легко найти.
совсем не потускневший снимок, где мы так молоды ещё, мы как бы жизни сердцевина.
И страха нет, что не допеть пропетое наполовину.
Долины множат голоса.
Похожа память на долины.
Эй, тише говори, а то... сойдут... воспоминания-лавины.
212
Не удержать тогда нам слёз; но только, как себя ни мучай, ответа нет на твой вопрос, но есть невероятный случай. И время встреч не предсказать, не предсказать разлук грядущих. Прими же мой земной поклон, небесною тропой идущий.
Ноябрь 1978
213
ИЗ ЧАСТНОГО ПИСЬМА
«...Очень благодарен тебе за плёнки. Особенно нравится Вера. Она мне не надоедает. Она от природы великолепный исполнитель, хотя заметно, что не имеет профессиональной подготовки. Её исполнение хорошо тем, что в самом существе совершенно, как это бывает у талантливых авторов, но не профессионалов-исполнителей. Боюсь, что в исполнении профессионала будет утрачено нечто очень важное.
Вера мне представляется оригинальным, самобытным и безусловно глубоким и сформировавшимся поэтом.
Всё, что она оставила после себя, является прекрасной жемчужиной русской культуры. Она будет оставаться заметной, понятной и волнующей до тех пор, пока властная рука чёрного будет душить надежду.
Её образы ярки и символичны. Их содержание многоконтекстно. Глубина и полнота их восприятия определяется самим воспринимающим, его содержательностью, его уровнем развития, кругом его интересов и, в особенности, гуманностью его убеждений и доброжелательностью, участливостью сердца.
Одни увидят лишь красивую, но грустную лирику, после которой они пожелают поспешить к чему-то весёлому и развлекательному.
Другие — лишь настроение-улыбку сквозь печаль и отчаянье или мечту, сладкую надежду в грёзе.
Третьи могут увидеть комплекс социальных отношений, которые лишают человека твёрдой опоры, делают его жизнь физически, интеллектуально или нравственно сродни падению, когда ему отчаянно трудно сохранить своё достоинство, сохранить уважение к самому себе.
Особенностью произведений Веры является их музыкальность. Музыкальность не внешняя, звуковая, — это само собой разумеется, это свойственно многим. Я имею в виду музыкальность композиционную, семантическую.
Её образы связаны по контексту, как у Лермонтова и Чайковского, и, пожалуй, можно сказать, в том же ключе.
Но, как и в музыке, они не конкретны, а обобщены и символичны: гуашь чёрной ночи, чёрной руки и взмахи белой косынки в тёмном окне; убивающая тяжесть ночной тьмы на грани сверше
214
ния ужасающего преступления и светлая надежда во взмахах белой косынки.
Столь же музыкальными являются образы и чувства в других творениях: и в Освежающем Весеннем Дожде, и в Трапеции, в Огне Любви, в Городе Крысолове, во встрече Зимы с Весной, в Алых Парусах, в Пере Гюнте, в Прощальном Реквиеме.
Второй необыкновенной особенностью всего, что оставила нам Вера, является экзистенциальность содержания её песен. В их содержании на первом плане стоит не рациональное, а чувство, переживание, настроение. Сам образ, какой бы конкретный вид у него ни был, выступает у неё не как выражение конкретной идеи, а как выражение чувства. Сначала у неё чувства, а затем уже мысли, да и то в виде музыкального символа, неопределённого, обобщённого и многозначного. Всё это делает её образы в значительной мере иррациональными.
Мало она после себя оставила, но этот золотник дорогой, ему нет цены...»
ВЕРЕ
Когда, словно в сказке, звучит Багатель, как много мы видим в провалы потерь. На старенькой плёнке вторая струна тебя—утешает, нас—сводит сума.
И нашу разлуку сжимая в руке, плывем мы, как прежде, по этой реке с тремя берегами; куда—все равно, как в детстве, руками цепляясь за дно.
Средь шумного бала и мелких тревог
216
живём, забывая твой первый урок. Под дверью Надежды протяжно трубим, в печалях — не тонем, в любви — не горим.
Последние песни твердя наизусть, тебя обнимаем, красавица Грусть; в твоё невеселье включён микрофон — вот сладкое зелье для белых ворон.
Я помню гитару и платье твоё, с Володей и Витей поёте втроём; и утки взлетают над сладкой водой... О, наша Вера, — берег другой.
Не мы выбираем судьбе имена. Ты в новое детство шагнула одна и тихо закрыла последнюю дверь... О, наша Вера, — что видишь теперь?
Не знаю, какое надёжней жильё, но слышу всё ближе молчанье твоё, где каждая нота— что в поле трава... О, наша Вера, ну, что нам слова? О, наша Вера, — что нам слова?..
Апрель 1981 г.

Деон ид
* * *
И тихо, и покойно, и Вам уже не больно, и исчезают лица, и тают голоса, и ложь — уже не правда, и что-то будет завтра; а Вам осталось только два часа.
Потом Ладья отчалит, седая от печали, и алые, как в сказке, поднимет Паруса; но тени Ваших крыльев на миг лицо закрыли; а Вам осталось только два часа.
Вы сами, только сами умоете слезами свои земные руки, небесные глаза.
И чистые, как ветер, уходят Ваши дети; а Вам осталось только два часа.
А в людях, как отрава, кипит калёной лавой колючая до боли, горячая игра.
И плещутся знамёна, и шепчутся влюблённые, а Вам осталось...
Нет, уже пора...

Закроем все окна и стёкла заклеим бумагой. Гуашь разведём. Нарисуем на первом стекле весеннее солнце, косой горизонт за оврагом, пушистое облако, речку и лес вдалеке.
Зелёным узором закроем второе окошко — пусть ветви деревьев свисают до самой земли; раздвинем траву, проведём голубую дорожку до серой скамейки под кронами стареньких лип.
А в третьем окне будет озеро. Белым туманом прикроем от холода тело дрожащей воды и в зыбком тумане едва различимым оставим свет дома на сваях и след ошалевшей звезды.
Закончим работу, а после, за чаем остывшим, распутаем сетку давно позабытых дорог и даже не вздрогнем, когда за спиною услышим, как грохнет по двери железом обитый сапог.
221
Потом, ничего не оставив от нашей работы, совсем не от водки, скорей от погрома пьяны, они не увидят за окнами чёрных решёток, они не увидят за окнами серой стены.
За нашими окнами будет весеннее солнце и домик на сваях в тумане у самой воды.
За нашими окнами вспыхнет весёлое солнце, дорожка, скамейка и свет догоревшей звезды.
И, сжав до предела свои побелевшие крылья, мы бросимся вниз и взорвёмся у самой земли.
И станет понятным, зачем мы все окна закрыли, заклеили стёкла бумагой, гуашь развели.
Осень 1976 г.
ЗАМЕТКИ НА ДРУГОЙ СТОРОНЕ ЛИСТА
Песни Веры Матвеевой. Их чуть больше пятидесяти. Две стандартные кассеты, два часа чистого времени звучания. Мне трудно представить эти песни иначе, как в авторском исполнении. И мало кто решается исполнять их после Веры. Не годятся они и для общего песнопения. Их невозможно петь вместе. Иногда говорят, что песня должна петься, должна объединять, снимать отчуждение... А существовала ли когда-нибудь в России проблема отчуждения? Скорее мы страдаем не «отчуждением», а болезненной социальностью. Раствориться в толпе, быть вместе со всеми; быть как все; петь для всех придуманные песни...
Раздобыв плёнку, не спешите звать друзей, чтобы за бутылкой вина или чашкой чая «побалдеть» под музыку. Просто включите магнитофон и побудьте наедине с Верой. И тогда её песни, возможно, придут к вам...
Я откачаласъ на трапеции, к ночному небу прибитой звёздами, оттанцевала на канате...
222
Сейчас, после смерти Веры, эти слова ложатся в наших душах не предчувствием трагедии, а прорастают болью реальной потери:
Ах, разбудили меня, разбудили, за страшный расчёт засадили: «Сколько отпущено дней?..»
Шесть лет, как по лезвию бритвы, и каждый отпущенный день — шаг над бездной. А за ним... безмолвие...
Пусть не разбилась я нечаянно, всё, что мне выпало —
сродни падению...
И кажется, в её песнях — прежде всего обострённое чувство хрупкости бытия, а отсюда не только личная, но и общечеловеческая значимость. Чувство хрупкости посещает каждого из нас. Но только ли это?
Кто-то красное солнце замазал
чёрной
гуашью, и белый день замазал
чёрной гуашью,
а чёрная ночь
и без того
черна.
Кто-то все нечёрное
чёрной
гуашью мажет...
Солнце, закрашенное чёрной гуашью, исчезает, растворяется в беспросветной мгле. Нет больше никакого солнца! Но нам показывают: вон солнце, посмотрите — как ярко светит... И мы, вспоминая гимны солнцу, знакомые нам с детства, успокаиваемся, соглашаемся: да-да, как ярко светит солнце, как хорошо, пусть всегда будет солнце...
Небо — чёрное, день — чёрный, трава под ногами —... Да нет ничего в этом задавленном хаосом мире — ни неба, ни дня, ни травы под ногами, ни Бога и дьявола, ни света и тьмы, ни свободы и рабства. За привычными словами нет никакой конкретики, ни
223
чего реального. Даже со злом здесь бороться бессмысленно, потому что и зла никакого нет. Сплошная чёрная гуашь. Мир внетра-гедийных ситуаций, ведь трагедия — это всегда выбор, внутренний выбор, духовное падение или духовное возрастание, катарсис... Мы оказались заброшенными в докосмический мир, каким он был до первого дня творения, когда произошло отделение света от тьмы, добра от зла.
Но в чёрном окне кто-то белой косынкой машет, и эта косынка издалека видна...
Но пока в темноте мелькает белое пламя, ничего не может случиться со мной.
Откуда белая косынка? Белое пламя, дарующее нам свет, возвращающее нас в обычный мир, мир добра и зла, любви и смерти? Не знаю; но, по крайней мере, не от мира сего, растворённого в чёрной гуаши. Душе маленького зерна дарована тайна Мира, и эта тайна не умирает в душе ростка, пусть даже всё вокруг уже захвачено докосмическим хаосом. Не надо только говорить, что зерно обречено погибнуть, раз упало оно на камень, в зыбкую трясину, болото. Граница между Миром и Хаосом проходит по душам человеков. Хаос бездуховен, но через нас может возвратиться Мир дней творения, и только через нас он вновь поглощается Хаосом.
Опускаются руки? Нет пользы и смысла в любом нашем действии? Бессмысленно биться лбом в кирпичную стену?
«А вы почему знаете, к какой это пользе в конце концов приведёт?.. Да и дело тут вовсе не в пользе, а в истине. Ведь если я верю, что истина тут, вот именно в том, во что я верую, то какое мне дело, если б даже весь мир не поверил моей истине, насмеялся надо мной и пошёл иною дорогой?» (Ф.М. Достоевский, «Дневник писателя»).
— Нельзя же жить в обществе и быть свободным от него, — утверждает мир чёрной гуаши. Но вся история человечества говорит об обратном: общество ни мгновения не может просуществовать без отдельности человека и единичности творца. И только через человека может реализоваться действие, уничтожающее Мир или возрождающее его.
Песни Веры Матвеевой оставляют в нас чувство смутного беспокойства. Как будто мы соприкоснулись с тайной, постичь которую иам не дано. Мы тяготимся неопределённостью, и, даже если неопределённость невозможна, придумываем какой-нибудь лов-
226
кий ход, чтобы найти подходящий эквивалент объяснения необъяснимому. Кто-то сказал: «В её творчестве — отзвук трагедии, она чувствовала, что скоро умрёт, остро чувствовала...» Может быть, тому человеку легче было оттого, что он вот так всё видел...
Да, песни, те песни, по которым мы знаем её как Веру Матвееву, она начала писать после того, как перенесла тяжёлую операцию, в 1970 году. Врач, который приходил к ней в августе 1976-го, сказал, что она и так пережила все отпущенные ей сроки и что медицина бессильна. Я знаю, что Вере был известен диагноз (смертный приговор) — ангио-саркома мозга...
Но всего за три недели до того, как пришел врач, сказавший про отпущенные сроки (она уже несколько месяцев не поднималась с постели, и всё, до чего могли дотянуться её руки — чашка с минеральной водой и маленькая Библия на столике рядом с кроватью), Вера говорила: «Вот придет Яблочный Спас, и я встану...»
Всё, что выпало на её долю, трудно объяснить случайным стечением обстоятельств. Но если и есть тут какая-то связь между судьбой и творчеством, то скорее страшная болезнь явилась следствием её мироощущения и творчества, а не наоборот. Есть люди, которым суждено за годы пройти тот путь, на который другим отпущены десятилетия. Эти люди не похожи на детей, слишком быстро становящихся взрослыми. Скорее отличаются они от большинства тем, что остаются детьми до самой смерти. Не разумом постигают мир, а сердцем...
В песнях Веры Матвеевой нет броской социальности, свойственной многим самодеятельным авторам, нет призывов и обвинений, нет крика и надрыва. Я уже говорил, что её песни слишком тихи для толпы, но чуткий человек различит в них и биение её сердца.
Мир, который приоткрывается нам в песнях Веры, приходит не опьяняющим забвением; в нём нет придуманного счастья, нарисованной красивости. В её песнях утверждается прежде всего значимость человека, его болей, сомнения и тревог, любви и неприязни, значимость его права на тайну и просветление.
Для того, чтобы определить состояние термодинамической системы, совсем не обязательно проводить сложные исследования её, достаточно замерить температуру в нескольких точках. Если температура одинакова во всех точках, — система находится в равновесии. Растет разность температур—равновесия уже нет.
Росточки тревоги, то тут, то там пробивающиеся сквозь слежавшийся за десятилетия слой «единодушного одобрения», дают основание думать, что эпоха равновесия нашего общества кончи
227
лась. Что дальше — возврат к равновесию или эпоха смутного времени? Надежда, что не случится ни того, ни другого, основывается на том, что противостояние миру чёрной гуаши и дальше сохранит только что возникшую традицию, признающую прежде всего значимость человека. И новые голоса России, среди которых звучит и голос Веры Матвеевой, делают эту надежду обоснованной.
Кто-то сказал на поминках Веры Матвеевой:
— Я предлагаю не говорить о Вере «была»: пусть будет так, как будто она и сейчас жива...
Но игра «в понарошки» — привилегия детства. И для тех, кто верит, что человек остаётся только в «пароходах, строчках и других долгих делах», Вера всё равно умерла, умерла ещё тогда, когда перестала писать песни и выступать.
Для прочих думать о том, как правильно сказать: «была» или «есть», «ушла» или «осталась» — бессмысленно...
Моя трапеция качается,
канаты тёплые там, где держала их...
1976
229
БИОГРАФИЯ ВЕРЫ МАТВЕЕВОЙ
Вера родилась 23 октября 1945 года в городе Куйбышевке-Вос-точной Хабаровского края в семье военнослужащего. Ребёнком Вера была очень деятельной. Всегда что-нибудь мастерила, рисовала, шила Много пела У неё был чудесный голос — колоратурное сопрано. Пела песни без слов — всегда разные и удивительно красивые. Все, кто её слышал, прочили ей артистическое будущее. Очень дружна была с младшей сестрой Ольгой.
В 1951 году сёстры стали учиться шре на фортепиано, поначалу на дому у старенькой учительницы, а с 1954 года в открывшейся в г. Химки детской музыкальной школе
В 1953 году Вера пошла в общеобразовательную школу. Аттестат зрелости получила в 1963 году. В 1961 году вступила в ВЛКСМ.
С 1963 по 1965 год работала разнорабочим на машиностроительном заводе (5 месяцев), корректором в газете «Московский комсомолец» (6 месяцев), лаборантом в Артиллерийской пкидс мии (13 месяцев).
В 1965 году поступила в МИСИ им. В.В. Куйбышева. Окончила его в 1970 году по специальности «Промышленное и гражданскос строительство», получила диплом инженера-строителя и была направлена на работу в институт «Гидропроект» г. Москвы.
Работать в «Гидропроекте» ей не довелось: обнаружилось онкологическое заболевание. 16 октября 1970 года в нейрохирургическом институте им. Бурденко профессор С. Н. Фёдоров оперировал Веру — удалил опухоль с твёрдой оболочки мозга. Опухоль оказалась недоброкачественной. Было проведено радиологическое лечение. Вера вернулась домой. В течение 1971 года окрепла настолько, что смогла включиться в активную жизнь. Сочиняла стихи, пеенц, пела их ближайшим друзьям, участвовала в концертах со своими друзьями по творчеству: В. Луферовым, В. Бережковым и А. Мирзаяном; немного сотрудничала в журнале «Наука и жизнь».
Много читала. Дома у нас довольно много художественной, научной и технической литературы, она постоянно была в работе. Интересы её были весьма разнообразны. В поле её зрения были математика, физика, ботаника, кибернетика. Особой любовью пользовались поэзия и фантастика. Любимыми поэтами были А.С. Пушкин, М. Цветаева и Б. Окуджава, любимыми фантастами — Жюль Верн, Рэй Брэдбери. Очень любила А.Грина.
230
Много путешествовала. За свою жизнь побывала в городах: Куйбышевка-Восточная, Хабаровск, Пермь, Спасск-Дальний, Москва, Химки, Новороссийск, Геленджик, Гудаута, Анапа, Ялта, Пекин, Ленинград, Одесса, Казань, Томск.
Стихи и песни Вера начала сочинять ещё в школе. Но большая часть песен, записанных на магнитную ленту, приходится на 1965—1973 годы.
Из черт характера Веры наиболее яркими были правдивость, откровенность, бескомпромиссность, мужество, иногда резкость.
Очень любила жизнь и хотела жить.
И.П. Матвеев
231
Примечания
ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ
Судьбе было угодно, чтобы сборник песен Веры Матвеевой «Обращение к душе» увидел свет ровно через десять лет после начала работы над ним, через пять лет после появления в 1984 году в «самиздате» и через тринадцать лет после смерти Веры...
В работе над книгой на разных этапах принимало участие более пятидесяти человек. Одни — друзья Веры, близко её знавшие — оказывали помощь в любой работе над сборником её песен Другие —услышали Верины песни уже после её смерти и продвигали работу, стараясь открыть для других то, что узнали от Веры. Третьи начинали с технической, подсобной работы — и захотели узнать о жизни Веры как можно больше. Четвёртые—давно узнавшие и полюбившие эти песни или её самое — постарались сохранить память о ней в статьях, воспоминаниях, посвящениях, заметках, написанных егцё до начала работы над сборником и независимо от него.
Эта книга объединила работу всех, и история её появления заслуживает отдельного большого рассказа. Здесь же кратко укажем основных участников работы.
Архивные материалы собрали: В-Акелькин, Ю.Коновалов, Л. и М.Меерови-чи. Фонограммы из архива Ю.Коновалова. Версия хронологии составлена ВЛрохоровым. Тексты по разрозненным записям и фонограммам подготовили к публикации В.Иванова, ВЛозаровецкий, Ю.Коновалов, АЛостромин и др. Нотную расшифровку мелодий песен выполнили Л.Гуляева, А.Костромин, В.Матросов, М.Романенко, Л.Скворцова. Важные консультации по особенностям нотной записи дал Е.Кустовский. Большую помощь в работе оказали: Т.Калинычева, ТЯломенко, Е.Рождественская, К Аваков.
232
БУДЕТ ЛАСКОВЫЙ ДОЖДЬ (с. 16). Песня названа по одноимённому рассказу Рэя Дугласа Брэдбери (р. 1920), американского писателя-фантаста. Рассказ из книги «Марсианские хроники» (см. напр.: Брэдбери Р. О скитаньях вечных и о Земле. — М.: Правда, 1987. — С. 339. Рассказ назван: Август 2026. Будет ласковый дождь.)
ДЕТСТВО (с. 25). Опубликована в журнале «Клуб и художественная самодеятельность» 1976, № 10, с. 39. То же: Парус. Альманах. — М, Молодая гвардия, 1980. — С.286.
РЫБАЧЬЯ ПЕСНЯ (с. 38). Матвеева Новелла Николаевна (р. 1934) — поэт, член СП СССР, автор и исполнитель песен. Сборники стихов: «Лирика» (1961 г.), «Кораблик» (1963 г.), «Ласточкина школа» (1973 г.) и др. У Н. Матвеевой (Душа вещей. — М., Сов. писатель, 1966. — С.137) во второй строфе: «...Там, у поселка, ты станешь на якорь;..» и далее: «...будто на ходулях призрак...» В третьей строфе: «...будто отболел и отмер.-»
ПЕРВОНАЧАЛЬНАЯ (с. 42). Библ Константин (1898—1951), чешский поэт. Сборники стихов: «Путь к людям» (1923 г.), «Верный голос» (1924 г.), «Без опасений» (1951 г.) и др. У К Библа (Стахи. — М, Художественная литература, 1965. — С.111) стихотворение (в переводе Н.Матвеевой) названо «Сильней, чем плач воды на перекатах.-» В первой строфе: «...туда манит меня паром знакомый—»
«ЕСТЬ РАДОСТЬ У ОГНЯ-» (с. 44). Окуджава Булат Шалвович (р. 1924) — поэт, прозаик, член СП СССР, автор и исполнитель песен. Сборники стихов: «Острова» (1959 г.), «Весёлый барабанщик» (1964 г.), «Март великодушный» (1967 г.), «Арбат мой, Арбат» (1983 г.) и др. У Б. Окуджавы (По дороге к Тинатин — Тбилиси, Литература да хеловнеба, 1964. — С.33) данный текст является отрывком стихотворения «По дороге к Тинатин» (часть 4). В первой строфе:
Есть муки у огня.
Есть радость у железа.
ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ (с. 46). Заболоцкий Николай Алексеевич (1903—1958), русск. сов. поэт. Сборники стихов: «Столбцы» (1929 г.), «Вторая книга* (1937 г.), «Стихотворения» (1957 г.). Текст по кн.: Н.Заболоцкий. Избранное. — М„ Художественная литература, 1972. — T.L — С.303.
УИСТ-УИ (с. 48). Макдональд Уилсон (1880—1967), канадский поэт. Сборники стихов: «Песнь прерий» (1918 г.), «Из пустыни» (1926 г.), «Баллада о вороньем царстве» (1930 г.), «Лирический год» (1952 г.) и др. У У.Макдональда (Избранные стихи. Пер. с англ. — 2-е доп. изд. — М., Прогресс, 1964. — С.5) стихотворение помещено в сборник «Песнь о крае прерий» (1918 г.). Перевод МКудинова. Во второй строфе: «...Видел ли ты девушку—» и далее:
«...исчезли с глаз моих;
чтоб взглянуть на скромное платье её тёмное, все углы обшарили средь зарослей густых...»
В третьей строфе:«...„Уист-уи“ — два слова, два кратких слова—» В пятой строфе: «...за высокою горою;..»
233
ЗОЛУШКА (с. 55). Самойлов Давид Самуилович (р. 1920), поэт, член СП СССР. Сборники стихов: «Ближние страны» (1958 г.), «Второй перевал» (1963 г.), «Дни» (1970 г.) и др. У Д. Самойлова (Равноденствие. — М., Художественная литература, 1972. — С.77) в четвёртой строфе:
В окне — дорога зимняя, Рябина, снегири.
За серыми осинами Бледнеет свет зари.
В восьмой строфе: «...Блестит в руке иголочка...»
Опубликована в журнале «Клуб и художественная самодеятельность» 1976, № 10, с.37.
НА ДОРОГЕ В МАНДАЛЕЙ (с. 58). Киплинг Джозеф Редиард (1865—1936), английский писатель. Сборники стихов: «Песни казармы» (1892 г.), «Пять наций» (1903 г.) и др. У Р.Киплинга (Избранные стихи. — Л., Художественная литература, 1936. — С.175) во второй строфе:
«...Плещет рыб летучих стая...»
В четвёртой строфе:
«...На дороге в Мандалой, Где стоянка кораблей...»
Перевод Елизаветы Полонской.
Маидалей (Мандалай) — крупный город в центральной Бирме на реке Иравади.
ПЕР ПОНТ (ЧИТАЙТЕ ИБСЕНА!) (с. 73). Ибсен Генрик (1828—1906), норвежский драматург. Имеется в виду драма «Пер Гюнт» (1867).
Песня опубликована в журнале «Клуб и художественная самодеятельность» 1976, № 10, с.38.
ЖИРАФ (с. 83). Дали Сальвадор (1904—1989), испанский художник, ведущий представитель сюрреализма Имеется в виду картина С. Дали «Пылающий жираф» (1935). В рассказе цитируется стихотворение Н. Заболоцкого «Песенка о времени».
ОТВЕТ МЕРИ-АННЫ (с. 90). Туриянсхий Владимир Львович (р. 1935) геолог-гео-физик, автор и исполнитель песен (Москва).
«ТЫ НАУЧИСЬ ВСЁ УМЕТЬ, А НЕ ВСЁ ИМЕТЬ...» (с. 96). Во второй строфе вариант:
Это ведь мне надо стать преболыиой-болыиой, чтобы и ты мог мне сказать: еВсё хорошо».
БАГАТЕЛЬ (с. 145). Багатель (фр. bagatelle — безделка, пустяк) — небольшая инструментальная пьеса, преимущественно для фортепиано, обычно неглубокая по содержанию и нетрудная для исполнения.
234
«ХВАТИТ ПЛАКАТЬ, РАСПАХНИ ГЛАЗА ПОШИРЕ...» (с. 179). В мелодии песни использована тема вальса из балета П.И. Чайковского «Лебединое озеро».
«...ДОЛГО ПОМНИТ МЕЛОДИЮ СЛУХ...» (с. 197). Кириллова Наталья Анатольевна (1946—1987), филолог, преподаватель МАИ.
«ТАКИМ СВЕТЛЫМ ГОЛОСОМ—» (с. 204). Бережков Владимир Владимирович (р. 1947) — московский поэт, автор и исполнитель песен.
ИДУЩИМ НЕБЕСНОЙ ТРОПОЙ (с. 211). Луферов Виктор Архипович (р. 1945) — московский музыкант, автор и исполнитель песен.
ИЗ ЧАСТНОГО ПИСЬМА (с. 213). Отрывок из письма А.Д. Наседкина сыну от 14 января 1978 г. Наседкин Алексей Дмитриевич (1924—1985) — кандидат философских наук, преподаватель философии Кировоградского политехнического института.
ВЕРЕ (с. 215). Мирзаян Александр Завенович (р. 1945) — московский автор и исполнитель песен.
«И ТИХО И ПОКОЙНО—» (с. 219). Шехтман Леонид Борисович (р. 1951) — минский автор и исполнитель песен.
«ЗАКРОЕМ ВСЕ ОКНА.^» (с. 220). Абрамкин Валерий Фёдорович (р. 1946) — московский публицист и общественный деятель.
ЗАМЕТКИ НА ДРУГОЙ СТОРОНЕ ЛИСТА (с. 221). Печатается с некоторыми сокращениями. Впервые опубликована в 1977 г. в первом номере самиздатовского журнала «Воскресение», посвящённого Вере Матвеевой.
БИОГРАФИЯ ВЕРЫ МАТВЕЕВОЙ (с. 229). Матвеев Илья Петрович (1915— 1979) — инженер-подполковник, отец Веры Матвеевой.
235
КАТАЛОГ ПЕСЕН
В каталог включено 58 песен В.Матвеевой, известных составителям на 1 сентября 1989 года. Большая часть дат указана по времени первого исполнения песни, зафиксированного на фонограммах или запомнившегося друзьям Веры, так как практически никаких письменных свидетельств датировки песен не сохранилось. Составители будут весьма признательны всем, кто найдет в нашей версии хронологии неточности и сообщит нам достоверную информацию.
Песни, не вошедшие в состав сборника ^Обращение к душе», отмечены в каталоге прочерком.
«А мне разжигали костры эти тоже...»—осень 1973 .....................—
*..А переплавит тебя Пуговичник...» (Пер Гюнт/Читайте Ибсена!/) —
11 декабря 1972 ................................................. 73
, «Ах, разбудили меня, разбудили...»—весна 1970 ................... 21
•«Беды не тают, а дни улетают...» (Песенка про чёрную гуашь и про надежду)—до октября 1970 .......................................... 13
«Безнадёжны дела у зимы в апреле...» (Зима /Акварель/) — до октября 1972 .............................................................. 87
. «Будет ласковый дождь...» (Будет ласковый дождь)—1970 ........... 16
«Ваша нежность тиха и печальна..» —1970 ........................... 162
«Весёлым зимним солнышком...» (Золушка). Стихи Д. Самойлова. 1972 .. 55 «Возле пагоды Мульмейиа, на восточной стороне...» (На дороге в Мандалей).
Стихи Р. Киплинга, пер. Е. Полонской. Апрель 1973 ............... 58
«Вот последний раскроется лист..» —1974 .......................... 123
«Всё проходит, говорят...» (Жираф) — 1 апреля 1974 ................ 83
«Всё чудилось: морозы..л (Берёзовые слёзы) —1967-68 .............. 104
«Давай-ка уедем, однажды возьмём и уедем...» (Приглашение к
путешествию) —1972 ............................................. 140
«Если бы я была твоей собакой...» —10 ноября 1970 ................ 107
«Если я буду жива, я тебя отыщу...» — до осени 1970 ...............182
«Естьрадостьуогня...»СгнхиБ.Окуджавы./974 ......................... 44
«За окном манит...» (Качели) —1971 ................................173
«За синие цепи гор дорога пустым-пуста...» —1967-68 .............. 167
«Клялась ты — до гроба...» (Последняя любовь). Стихи НЗаболоцкого.
1974 ...........................................................  46
«Крыло оторвалось у самолёта...» (Лётчик) —1971-72 ..................—
«Лето, видно, про нас забыло совсем...» (Лето)—1974 .............. 130
«Любимый мой позабыл меня...» (Баллада о бегущей воде)—весна 1974 . . 151 «Мне очень печально, но я разноцветна...» —1971 ...................157
«Мой караван шагал через пустыню.^» (Мой караваи). Стихи Н-Матвеевой.
До 1970 ...........................................................—
«Над ливнем соловьиным, под лунным балахоном...» (Безумный архитектор) —1972 .................................................169
«Надоело мне слышать про пиршество тел...» —1968-70 .................—
«Напечалились довольно...» (Поздравление с весной) —март 1974 .... 154 «На траве зелёной лета стану петь тебе я песни...» (На траве лета) —1974. . 127 «Не знаю, замечал ли ты, когда идёшь...» —1971-72 ................ 135
• «Не ищи меня, пожалуйста...» (Прогулка по городу)—до октября 1972 .. 34 «Не позабудь меня в пути...» (Ирландская песенка) —с октября 1972 до
октября 1973 .................................................... 65
236
«Нет—беде и стоячей воде...» (Нет—беде/Саё пара/)—1970 .........100
«Низко над морем летела снежника...» (Рыбачья песня). Стихи ({.Матвеевой.
До октября 1972 ......... ........................... 38
«Никогда из дождей не вырастают моря...» (Баллада о воде)—1971....—
«Облетаю, облетаю...» (Облетаю)—1972 ........................... 93
«Окончен бал, а вы ещё танцуете» —1968-70 ...................... 98
«О море, подставь ладони...» (Море) —12 апреля 1970 .............159
«Оно вернулось вкусное...» (Детство)—до октября 1972 ........... 25
«Остаток дня проплачешь..» (Обращение к душе) — осень 1972—
зима 1973 .......................................................185
-«Пожалуйста, возьми меня с собой ночью в море...» —1971 .........—
«Посоветуй, скажи, что мне делать, приятель?..» —1970-72 .......116
«Промокнешь — не высушит этот огонь...» (Любовь)—1971-72 ....... 78
«Распластался по земле туман...» (Колыбельная с миражами)—1971-72 . . 69 «Сильней, чем плач воды на перекатах...» (Первоначальная). Стихи К. Библа.
Пер. Н.Матвеевой. До октября 1972 . ............................ 42
«Сказочник, сказочник, не уходи!..» (Сказочник) —1972 ..........149
«Спрячь своё желание играть со мной в веселие...» —1968-70 ......165
«Стань водою и травою...» —1970-72 .............................110
«Старинная сказка, такой пустячок...» (Багатель) — до октября 1972 ... .145 «Танцовщица в зелёном платье...» (Зелёная танцовщица) —12 января
1971.............................................................137
«Ты говоришь, что это звёзды...» —1968—70 .......................102
«Ты научись всё уметь, а не всё иметь...» —1968-70 ............. 96
«Уист-уи!» (Уист-уи). Стихи У. Макдональда. Пер. М. Кудинова. 7/еранее октября 1972 ................................................... 48
«У любой реки целых два конца...»—до осени 1970 ................118
«Хватит плакать, распахни глаза пошире...» —1970 ...............179
«Я в дом войду уставшей, похожей на вопрос...» (Зелёный чай) —1971 . . . 29 «Я знаю, что в мае шторма утихают...» (Ответ Мери-Анны). Музыка
В. Туриянского. Весна 1974 ..................................... 90
«Я откачалась на трапеции...» (Я откачалась на трапеции)—1971....19
«Я так хочу весну! Она мне снится по ночам...» —14 января 1971...113
237
ДИСКОГРАФИЯ ПЕСЕН В. МАТВЕЕВОЙ (Авторские пластинки)
1.	ПЕСНИ ВЕРЫ МАТВЕЕВОЙ. Зелёный чай. Детство. Прогулка. Муз. и ел. В. Матвеевой. Золушка (В. Матвеева — Д. Самойлов). Уист-уи (В. Матвеева — У. Макдональд, перевод М. Кудинова). — Вера Матвеева (пение, гитара). М62 41019 —20,1978 г.
2.	-ЛИ СТАНУ Я РЕКОЙ. ВЕРА МАТВЕЕВА (Пластинка 1). Песенка про чёрную гуашь и про надежду (1.50). Будет ласковый дождь (1.34). Детство (1.38). На дороге в Мандалей (сл. Р. Киплинга) (5.58). Зима (1.25). Любовь (2.20). Ах, разбудили меня, разбудили (1.34). Облетаю (2.03). Зелёный чай (2.17). Колыбельная с миражами (2.24). Уист-уи (сл. У .Макдональда) (3.26). Ирландская песенка (2.12). Я откачалась на трапеции (1.17). Жираф (2.05). Прогулка по городу (2.20). — Исполняет автор в собственном сопровождении на гитаре. Запись 1974 г. (из архива Ю.Н. Коновалова). С60 28137 — 8.1989 г.
3.	-ЛИ СТАНУ Я РЕКОЙ. ВЕРА МАТВЕЕВА (Пластинка 2). Хватит плакать (3.12). Пожалуйста, возьми меня с собой (3.07). Первоначальная (слова К. Библа) (1.54). Читайте Ибсена (ЗЛО). Если я буду жива... (2.05). Поздравление с весной (2.05). Вот последний раскроется лист... (3.25). Море (2.16). Рыбачья песня (слова Н. Матвеевой) (2.25). На траве зелёной лета— (2.15). Багатель (1.05). Золушка (слова Д. Самойлова) (2.31). Лето (3.30). Зелёная танцовщица (1.41). Я так хочу весну (3.42). — Галина Богдановская, пение (1,2,4,6 — 10,12, 15), гитара (1,4,7,9,12,15). Елена Лебедева, пение (23,5,6,8,9,11,13 — 15). — Запись 1988 г. С60 28139 — 40.1989 г.
238
239
АККОРДЫ ДЛЯ АККОМПАНЕМЕНТА
Гитара Веры Матвеевой настроена в так называемом «русском строе*, отличающемся от классической семиструнки повышенной на полутон пятой струной: ре, си, соль, ре, до, соль, ре. В аккомпанементе применялись аккорды преимущественно в следующих аппликатурах:
I =>1
Московский городской центр авторской песни Молодежный центр АПН
В. Матвеева
ОБРАЩЕНИЕ К ДУШЕ Песни
Редактор: Н. Богомолов
Нотная запись: Н. Романенко
Муз. редактор: Л. Скворцова
Корректоры: Е. Никифорова, Е. Качалова
Сдано в набор 10.03.90. Подписано в печать 13.07.90. ВТ-00041. Формат 84x108 1/32.
Бумага офсетная N° 1. Гарнитура “Таймс". Печать офсетная. Усл.-нечл. 10,73. Уч.-иэдл. 12,50. Тираж 75000 экз. Заказ № 849. Цена 3 р. 20 коп.
Агентство печати Новости, 107082, Москва, Б. Почтовая, 7.
Отпечатано с оригинал-макета на Можайском полиграфкомбинате В/О „Совэкспорткиига" Государственного комитета СССР по печати. 143200, Можайск, ул. Мира, 93.