Василий
 ПЕСКОВ
 МОЩЕНЫЕ
 РЕКИ
 ТОМ
 ПОЛНОЕ  СОБРАНИЕ  СОЧИНЕНИЙ
 МОСКВА,  2014

ББК  94
 п  28 	Песков  В.  М.
 Полное  собрание  сочинений.  Том  пятый.  Мощеные  реки.  -  М.:
ИД  «Комсомольская  правда»,  2014.  -  160  с.
 ISBN  978-5-87107-854-9
 В  пятый  том  собрания  сочинений  писателя,  путешест¬
венника  и  журналиста  «Комсомольской  правды»  Василия
Михайловича  Пескова  вошли  его  зарисовки  о  природе,  опу¬
бликованные  в  его  личной  ежемесячной  рубрике  «Времена
года»,  и  фоторепортажи  из  путешествия  на  самый  край
света  -  Камчатку.  И  главное  -  «Комсомолка»  устроила
Василию  Пескову  уникальную  экспедицию  к  50-летию
Октябрьской  революции  от  Бреста  и  до  Камчатки  на  верто¬
летах  и  самолетах  -  «Широка  страна  моя...».
 ©  ИД  «Комсомольская  правда»,  2014  год.
 Редактор  Андрей  Дятлов
Редактор-составитель  Дмитрий  Песков
Дизайн-макет  Александр  Кулаков
Корректор  Инна  Старостина
Верстка  Галина  Чернецова
 Подписано  в  печать  02.10.2014.
Формат  издания  60x84/8.  Печать  офсетная.
Уел.  печ.  л.  10.  Заказ  №  106961.
 Издательский  дом  «Комсомольская  правда».
 125993,  Москва,  Старый  Петровско-Разумовский  проезд,  д.  1/23.
 www.kp.ru
 Адрес  для  писем:  kollekt@kp.ru
 Отпечатано  в  типографии  «PNB  Print»,  Латвия
www.pnbprint.eu

ПРЕДИСЛОВИЕ
 Сейчас  все  в  работе  журналистов  намного  проще.
 Вот  в  этом  томе  вы  увидите  заметки  и  фотографии  ру¬
брики  «Широка  страна  моя...».  Это  снимки,  сделанные  Ва¬
силием  Михайловичем  с  высоты  птичьего  полета  от  Бреста  до
Камчатки.  Не  знаю  точно,  чья  была  идея  пролететь  через  всю
страну  на  вертолетах  и  самолетах  и  сделать  этакий  суперре¬
портаж  с  их  борта.  Думаю,  самого  Пескова.  Он  потом  расска¬
зывал,  что  хотелось  страну  показать  так,  чтобы  разом  чув¬
ствовались  ее  огромность  и  размах.  Так  что  вертолет  как  раз
был  самое  то.  Пескову,  с  помощью  газеты,  выдали  документ
в  Министерстве  гражданского  воздушного  флота,  где  пред¬
писывалось  «...предоставлять  вертолет  или  легкомоторные
самолеты».  В  июне  1966  года  путешествие  началось,  в  ноябре
1967  года  -  закончилось.  Прямо  к  той  самой  дате,  к  которой  его
и  придумали:  50-летию  Октябрьской  революции.
 Но  слетать,  сфотографировать  и  написать  было  мало.
Дело  в  том,  что  не  то  что  в  шестидесятые  годы,  а  еще  и  в
восьмидесятые  прошлого  века  получить  разрешение  на  публи¬
кацию  фотографии  даже  самого  безобидного  объекта,  сде¬
ланной  с  верхней  точки,  было  целое  дело.  Снимки  отправлялись
в  цензуру  (Главлит),  и  там  их  тщательно  просматривали  -
не  видно  ли  чего  секретного?  А  потом  какие-то  из  них  ретуши¬
ровали,  зачищая  или  закрашивая  какие-то  детали,  показав¬
шиеся  цензорам  не  сильно  уместными.  И  было  все  равно,  руины
ли  это  Брестской  крепости,  степные  элеваторы  на  целине  или
Красная  площадь.  Красная  площадь,  впрочем,  просматривалась
особенно  тщательно,  там  виден  кусочек  Кремля  сверху,  а  это
ведь  цитадель  партии  и  правительства.
 Фотошопа  не  было,  в  ход  шли  белила  или  тушь.
 Все  эти  снимки  есть  в  томиках  этого  собрания  сочинений
Василия  Михайловича.
 После  Пескова  никто  больше  такого  маршрута  не  по¬
вторял.  Да  и,  пожалуй,  не  сумел  бы,  если  не  по  размаху,  то  по
мастерству.  Они  очень  необычны  и  красивы.
 Жаль  только  одного:  черно-белые.
 Но  этому  есть  свое  объяснение.
 Василии  ПЬСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОЬРАИШ  сочнпшни
 4

Сам  Василий  Михайлович  как-то  написал:  «Черно-белая  фо¬
тография  (светопись)  предъявляет  фотографу  более  высокие
требования,  чем  цветная.  Цветной  снимок  часто  дает  лишь
иллюзию  удачи,  к  тому  же  цвет  отчасти  «скомпрометирован»
морем  цветных  фотографий,  часто  не  имеющих  подлинной
ценности,  в  бесчисленных  глянцевых  журналах».
 В  этом  была  своя  прелесть,  но  свои  проблемы.  Когда  мы
собирали  эту  книгу,  то  увидели,  что  большинство  его  фото¬
графий  нецветные,  хотя  время  от  времени  попадались  их  явные
оригиналы  в  цвете!  Все,  что  можно  было  дать  цветным,  мы
дали  цветным  в  этом  собрании  сочинений.
 Только  представить  себе,  по  каким  красивым  местам  путе¬
шествовал  Песков!  Какие  краски  он  видел!  Видимо,  Василий  Ми¬
хайлович  и  сам  это  понял,  потому  что,  например,  его  поездка
на  Аляску  -  рассказ  о  ней  впереди  -  вся  снята  в  цвете.  Да  и  нашу
природу  он  в  последние  годы  стал  фотографировать  во  всей  ее
красе  и  красках.
 Но  черно-белую  съемку  считал  за  высший  класс.
 В  «Комсомолке»,  когда  она  была  еще  на  улице  «Правды»,  24,
как  и  в  других  редакциях,  у  фотографов  были  свои  лабора¬
тории,  такие  довольно  тесные  «чуланчики»,  специально  устро¬
енные  так,  чтобы  в  них  не  проникал  свет.  Там  стояли  бачки  для
проявки  пленки,  бутыли  с  проявителем  и  закрепителем,  пачки
с  фотобумагой  и,  конечно,  фотоувеличители.  Работали  при
красном  свете,  так  не  засвечивалась  фотобумага.
 Я  специально  пишу  это  для  тех,  кто  уже  не  застал  всей  этой
премудрой  техники.  Сейчас  просто:  щелкнул  и  согнал  файл
с  фотоаппарата  на  компьютер.  Надо  -  распечатал  на  фото¬
принтере.
 Песков  колдовал  над  фотографиями  сам.  И  даже  когда  в  ре¬
дакции  эти  фотокабинки  снесли,  его  рабочее  место  не  тронули.
Ионе  благодарность  прикрепил  на  дверь  своей  «кельи»  листок:
«Заповедник  черно-белой  фотографии.  Директор  В.  Песков».
 Андрей  Дятлов,
 заместитель  главного  редактора  «Комсомольской  правды».
 5
 Насилий  ПЕСКОВ
 ПОЛНО  ООЬРАПИЬ  сочиньнпи

СЕНТЯБРЬ
 ВРЕМЕНА  ГОДА
 Два  раза  в  году  синева  щемит  душу.  В  талую
пору  весны  и  теперь,  в  сентябре.  Над  полями,  над
полянами,  над  красным  осинником,  желтым  бе¬
резняком  и  просветленными  речками  -  настой
синевы.  Случится  день  непогожий,  а  потом
опять  синева  и  холодные  костры  на  земле.  Не¬
просыхающая  за  день  роса  под  кострами,  пау¬
тинная  пряжа  на  кустах,  на  жнивье,  решето  па¬
утины  вокруг  заходящего  солнца.  Пора  бабьего
лета,  ничейная  полоса  встречи  лета  и  осени.
В  мирной  тишине  разрешается  спорное  дело.
Осень  зажигает  костры,  а  лето  сдается  и  сходит
доживать  дни  на  берега  речек.  До  больших  мо¬
розов  будет  клубиться  зелень  лозинок,  водяных
трав  и  прибрежных  цветов.
 Ласковая  пора  бабьего  лета  чем-то  напо¬
минает  весну.  И  не  только  человек  поддается
этому  чувству.  Случается,  в  эту  пору  расцветают
деревья.  Скворцы  каждый  год  в
 эту  пору  покидают  отлетные  стаи  и  появ¬
ляются  у  скворечен.  Песня  у  скворца  почти  как  ве¬
сенняя,  только  тихая,  будто  спросонья.  Поддаются
обману  тетерев  и  глухарь.  А  у  самых  больших  оби¬
тателей  леса  в  эту  пору  в  самом  деле  расцветает
весна  любви.  В  сентябре  начинается  рев  у  лосей
и  оленей.  На  зорях  и  ночью  услышишь  приглу¬
шенный,  похожий  на  стон  лосиный  вызов  на  бой.
Другой  голос...  -  вызов  принят.  Вытоптанная
земля,  поломанные  кусты.  Иногда  побежденный
остается  на  земле.  Лесу  милосердие  чуждо.  Только
сильный  имеет  право  продолжить  род.  Слабый
уходит  или  остается  лежать  на  потеху  сорокам,
лисам  и  кабанам.
 Праздник  осенних  свадеб  начинается  в  сен¬
тябре  под  Воронежем.  С  разных  концов  из
темноты  несутся  трубные  звуки.  Пришлый  че¬
ловек  вздрогнет  и  ускорит  шаги.  Охотник  же  с  за¬
миранием  сердца  слушает  страстную  музыку.
Иногда  слышишь:  встретились.  Стук  рогов,  топот.
В  лунную  ночь  можно  даже  увидеть,  как,  пригнув
головы,  наступают  друг  на  друга  противники.
Разгоряченные  драчуны  не  слышат  твоих  шагов,
но  самки  стерегут  место  боя.  Хрустнула  ветка  -
ярость  мгновенно  сменяется  чувством  тревоги.
Топот.  И  вот  уже  в  другом  месте  -  справа,  слева,
сзади:  у-у-ооо!..  Когда-то  все  леса  в  сентябре  на¬
полнял  этот  рев,  и  месяц  у  славян  назывался
«рюень»  -  время  оленьего  рева.
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  С  ОЬРАПИЬ  СОЧИНЕНИИ
 При  полном  безмолвии  лесных  обитателей
идут  оленьи  и  лосиные  свадьбы.  Просвистит  ко¬
чевая  стайка  синиц,  застучит  дятел,  и  опять  синяя
тишина.  Невозмутимая  зелень  сосен  и  елок,  хо¬
лодный  пожар  кленов,  осин  и  берез.  Заметно
остывает  земля.  Вода  остывает  медленней.  Утром
пар  стоит  над  речкой,  лодка  идет  наугад,  как  са¬
молет  в  облаках.  Поднимешь  весла  -  слышен
в  тумане  олений  рев,  а  прямо  над  головою  -  про¬
щальный  крик  журавлей.
 День  в  сентябре  равняется  с  ночью.  Каким-то
утром  первый  раз  заметишь  иней  на  крыше,
на  белой  хрустящей  траве  оставишь  след  сапог.
Все.  С  этого  дня  лето  увидишь  только  во  сне.
Улетают  скворцы,  ласточки  перед  отлетом  со¬
вещаются  на  проводах.  Вороны  и  галки  воз¬
вращаются  на  старые  церкви,  к  чердакам  вы¬
соких  домов.  Кружатся  вечерами  грачи.  Сороки
и  синицы  придвинулись  ближе  к  жилью.  Барсук
и  медведь  запасаются  жиром.  Белка  запасает
грибы  и  орехи.  Лягушки  ныряют  в  пруд  до  весны,
тритоны  вылезают  из  пруда  и  зарываются  до
весны  в  листья  под  пнями.  Морозы  уже  приходят
один  за  другим.  Все  пожелтело.  Только  вишня
в  саду  будет  стоять  зеленой  почти  до  самого
снега.  Сад  опустел.  С  шумом  поднимается  зано¬
чевавший  под  яблоней  жирный  пролетный  валь¬
дшнеп.  Идешь,  загребая  листья,  с  надеждой  оты¬
скать  забытое  яблоко...  и  находишь.  С  два  кулака
антоновка.  Нет  ничего  вкуснее  случайного  яблока
из  опустевшего  сада  -  зубы  уходят  как  в  масло,
ломит  зубы  морозный  холод.
 Чуть  потянуло  ветром,  и  полилась  река  ли¬
стопада.
 Встреча
 Спросили  однажды:  какая  из  встреч  с  жи¬
вотными  больше  всего  запомнилась?  Я  сразу
назвал  эту,  помеченную  в  записной  книжке
восьмым  днем  сентября  1961  года.
 День  накануне  был  назван  днем  «таин¬
ственной  птицы».  Птица  увязалась  за  нами  от
места  ночлега.  Качаемся  в  седле,  а  где-то  справа
тоненький  голос:  твинь-твинь...  В  изогнутый  ве¬
трами  березняк  повернули  -  тот  же  голос.  Пере¬
глянулись:  где  она?  Слева  стена  камней,  правее
стремя  и  правый  бок  лошади  повисают  над  пу¬
стотой.  Остановились  у  поворота  тропы  -  птица
 6

Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛ1  ЮЬ  СОБРАНИЕ  СОЧИМЫ  1ИЙ

умолкла.  Поехали  -  опять:  твинь-твинь.  Соскочив
с  лошадей,  все  поняли:  толстый  ремень  тихо
ударял  о  медное  стремя  старого  казачьего  седла  -
получался  таинственный  птичий  звук.
 В  тот  же  день  вечером  раскрылась  еще  одна
тайна.  Заморосило.  А  Валина  лошадь  вдруг
начала  храпеть,  воротить  голову.  Над  пропастью
ехать  было  нельзя.  Спешились,  гладим  лошадь  по
шее  и  размышляем:  в  чем  дело?
 - 	Знаю!  -  сказал  Валя  и  стал  отвязывать
топор,  притороченный  у  передней  лямки  седла.
Спрятал  топор  в  рюкзак,  сел  на  лошадь,  и  спо¬
койно  поехали.  Лошадь  пугал  не  топор,  а  чехол
из  кожи  старого  кабана.  Чуть  дождик  -  топор  на¬
чинал  кабаном  пахнуть.  И  лошадь  пугалась.
 Ночевать  мы  решили  под  старой  пихтой.  Горы
затянуло  сеткой  дождя.  Все  намокло,  а  круго-
винка  под  пихтой  сухая  -  место  для  палатки  и  для
костра.
 Как  свечи,  белели  шишки  на  пихте.  Отряхи¬
вались  и  гулко  прыгали  в  темноте  стреноженные
лошади,  а  вверху,  за  пеленою  дождя,  туда-сюда
по  горам  двигалось  эхо  оленьего  рева.  Под  эту
музыку  пили  чай,  сушили  фуфайки  и  говорили
о  зверях.
 - 	Ну  а  медведь?
 - 	Увидим.  Здешний  медведь  трусливый.  Че¬
ловека  почуял  -  покажет  пятки  в  ту  же  минуту...
 Всю  ночь  моросил  дождь  и  ревели  олени.
А  утром  мы  увидели:  зима  в  горах  идет  сверху.
Выпал  снег  на  вершинах.  На  серых  оконечностях
скал  при  солнце  сверкали  куски  холодного  сине¬
ватого  сахара.  Под  скалами  лежала  поздняя,  бурая
осень.  А  еще  ниже  -  осень  только  что  начиналась:
полыхали  горные  клены,  желтые  пятки  берез,
диких  яблонь  и  груш  виднелись  на  крутизне.
 Наша  пихта  стояла  в  полосе  лета.  Горели
белые  свечи  чешуйчатых  шишек.  По  мокрой
траве  ходили  продрогшие  лошади.  Чувство¬
валось:  не  сегодня  завтра  и  сюда  сбегут  по  склону
рыжие  хороводы.  И  только  под  нами,  в  синей
долине,  лето  еще  постоит.  Сквозь  толщу  воздуха
долина  похожа  на  прозрачное  синее  и  глубокое
море.  Тени  от  гор  уплывают  в  долину  и  раство¬
ряются  в  синеве.  Солнце  длинным  широким
лучом  щупает  синее  дно  и  рассыпается  серебром.
Это  сверкает  внизу  ручей,  тот  самый,  что  на¬
чинается  возле  нашей  палатки.  Тишина.  Дикая
пчела  поднимается  у  лошади  из-под  ног  и  тя¬
желой  пулей  уносится  к  оцепеневшему  мокрому
клену.  Непуганые  дрозды  у  нас  на  глазах  клюют
рябину.  Коршун  висит  над  снежной  вершиной.
Было  такое  утро,  когда  кажется,  что  ты  сегодня
родился.
 Утром  все  и  случилось.
 Василий  ПГ.СКОВ
 ПОЛИС*  (ОЬРАПИКОЧИПЬНИИ
 Мы  собрались  ехать  на  китайскую  балку  и  уже
держали  уздечки  -  поймать  лошадей.
 - 	Гляди-ка...  -  сказал  Валентин.
 Я  взял  бинокль  и  минут  пять  не  мог  ото¬
рваться.  На  склоне  горы,  чуть  выше  берез,  паслись
медведица  с  медвежонком.  Медвежонок  был  еле
виден  в  траве.  Медведица  приподнимала  и  опу¬
скала  морду  в  траву.
 - 	Километра  два...
 -Лучший  случай  вряд  ли  представится...
 - 	С  малышом...
 - 	Медвежонок  уже  большой.  Медведица  вол¬
новаться  не  будет.  Главное  -  не  спугнуть...
 Я  бросил  уздечку  на  куст  и  зарядил  в  аппарат
свежую  пленку.  Валентин  остался  седлать  ло¬
шадей,  а  я  полез  на  гору.  Вчерашний  дождь  висел
на  траве  гроздьями.  Уже  через  пару  минут  ка¬
залось:  не  иду,  а  плыву,  спасал  над  головою  фото¬
ружье.  Кончился  лес.  Пошли  по  траве  острова
пожелтевших,  гнутых  берез.  Плыву  от  острова
к  острову.  Оглянулся  -  внизу  белеет  палатка.  Валя
седлает  вторую  лошадь.  По  росе  темнеет  след
моего  путешествия.
 Неужели  ушли?  Приподнимаюсь  на  валуне  -
не  видно.  Ползу  лощиной  и  вижу  вдруг  в  тридцати
метрах...  двух  медвежат.  Повернули  небольшой
камень,  лижут  с  него  червей.  К  одному  пристала
пчела  -  колотит  лапой  около  уха.
 Меня  медвежата  не  видят.  Ничего  не  понимаю:
откуда  второй,  где  старуха  медведица?  Поднимаю
фоторужье,  навожу...  Щелчок  аппарата  в  тихое
утро  разбудил  бы,  наверное,  и  мертвого.  Мед¬
вежата  подпрыгнули  и  застыли  на  задних  лапах.
Но  я  уже  на  медвежат  не  глядел.  Чуть  в  стороне
под  березой  выскочила  и  стала  на  задние  лапы
медведица.  Огромная!  Морда  у  нее  дружелюбная,
как  в  зоопарке.  Нижняя  челюсть  немного  отвисла
от  любопытства  и  напряжения,  передняя  правая
лапа  согнута  и  прижата  к  груди.  У  меня  одна
только  мысль:  скорее  снимать,  сейчас  испугается
и  убежит.  Навожу,  нажимая  спуск...
 Все  дальнейшее  длилось  гораздо  короче  рас¬
сказа.  Нарушая  все  предсказанья,  медведица
не  испугалась.  Медведица  кинулась  в  мою
сторону.  Кто  думает,  медведи  неповоротливы,  -
ошибается.  Никогда  не  видел  более  резвого,
устремленного  к  цели  бега.  Этой  целью  был  я.
 Это  был  я  в  мокрой,  тяжелой  фуфайке,  кир¬
зовых  сапогах.  Не  побежать,  не  побежать!  Я  уже
вижу  огромную,  заслонившую  горы,  пепельно¬
бурую  голову,  вижу  два  маленьких  глаза,  мокрый
лоснящийся  нос  и  репей  возле  уха.  «Какая  бес¬
полезная  штука  фоторужье...»  До  меня  уже  семь...
пять  метров  -  как  раз  замахнуться  и  ударить
объективом  по  голове.  Я  замахнулся  и  заорал.
 8

Хорошо  знаю  теперь,  какой  бывает  голос  в  такую
минуту-односплошное:  а-а-аааа!..
 И  медведица  испугалась.  В  трех  шагах  от  меня
медведица  дернулась,  как  будто  внутри  у  нее
тормоз  включился,  потянула  воздух  ноздрями
и  вдруг  кубарем  покатилась  по  склону.  И  за  нею
два  медвежонка.  «Быстро  бегают...»  -  это  была
первая  мысль  после  крика.
 Над  цветами  летали  пчелы.  Синела  долина,
а  вверху  сверкал  сахарный  снег.  Я  понял:  в  это
утро  второй  раз  родился.  Захотелось  опять  -  уже
в  радости  -  закричать.  Голоса  не  было.  Я  сел
на  траву  и  губами  стал  собирать  росу.  Вынул  из
аппарата  кассету  с  пленкой,  подержал  на  ладони.
Два  снятых  кадра.  За  любопытство,  за  два  этих
снимка  плата  могла  быть  очень  большою.
 - 	Вася!  Ва-ася!..  -  это  был  голос  снизу.
 Я  быстро  начал  спускаться  и  у  края  берез
увидел  всадника.  У  лошади  с  губ  падала  пена.
Лицо  Валентина  -  белее  снега.
 - 	Не  рассказывай,  я  все  видел...  Крик,  а  потом  -
ни  тебя,  ни  медведицы.  Решил:  все...
 У  костра  я  вспомнил  охоту  в  Африке  на  слонов.
Охотились  с  фотографическим  аппаратом.  Но
сзади  был  проводник  с  тяжелой  винтовкой.
Проводник  -  итальянец  Джульяно  -  внушал:
«Бежать  -  ни  в  коем  случае.  Всякий  зверь  устрем¬
ляется  за  бегущим».  Сегодня  эта  мудрость  ока¬
залась  важнее  винтовки.
 К  палатке  подъехал  егерь,  подстерегавший
в  балке  оленя.  За  чаем  я  стал  рассказывать,  как
все  было,  и  только  теперь  почувствовал  меру  пе¬
 режитой  опасности  -  кружка  в  руке  стала  вдруг
мелко  дрожать...
 -  И  все-таки  медведи  наши  миролюбивы.
Вот  случай...  -  Егерь  вспомнил  несколько  любо¬
пытных  историй  медвежьего  миролюбия,  и  я  со¬
гласился:  «моя»  медведица  не  была  исключением.
Медведица  была  с  ребятишками.  Этим  все  объ¬
яснилось.  Будь  на  ее  месте  сибирский  медведь,
не  пришлось  бы  сидеть  у  костра...
 Благополучно  закончилось  осеннее  путе¬
шествие.  Мы  сделали  снимки  оленей,  зубров.
Слышали,  как  свищут  серны,  видели  под  пологом
диких  яблонь  стадо  испуганных  кабанов.  Пы¬
тались  еще  раз  снимать  и  медведя.  Долго  к  нему
подползали.  Но  медведь  нас  почуял  издалека
и  сразу  же  скрылся.
 В  местечке  Псебай  с  другом  мы  распрощались.
Он  уехал  в  Майкоп,  в  управление  заповедника.
А  я  через  день  был  уже  в  Москве.
 Бережно,  отдельно  от  других  проявил  пленку
с  «моей»  медведицей.  Разглядывая  снимок,  еще
один  раз  пережил  кавказскую  встречу.
 ...В  ноябре  из  Майкопа  пришло  письмо.  Сразу
же  после  приветствия  Валентин  сообщал:  «Погиб
егерь  Бакуменко  Яков  Никитович.  Помнишь,  в  тот
день  о  медведях  рассказывал?  Нашли  его  на  тропе
лежащим  книзу  лицом.  Встретил  медведя.  Видно,
случилось  все  неожиданно  -  не  успел  снять  вин¬
товку...»
 Такие  бывают  встречи.
 •  Фото  автора.  5  сентября  1965  г.
 ОКТЯБРЬ
 ВРЕМЕНА  ГОДА
 М
 1  Месяц  желтых  метелей.  Сначала  листок  за
листком  тихо  валятся  книзу.  Но  вот  покрепче
мороз  -  и  клен  на  опушке  как  будто  за  ночь
остригли.  Рыжая  прическа  ворохом  лежит  возле
ног.  И  все  кругом  теряет  лист  за  листом.  В  тихий
день  разлита  между  деревьями  желтая  музыка.
Листья  кружатся  в  медленном  танце,  по¬
висают  на  паутинах,  золотым  шитьем  ложатся
на  елки,  на  зеленые  подушки  кукушкина  льна,
на  темные  шары  можжевельника  и  тихие  окна
лесной  воды.  Лесные  дороги  покрылись  желтым
 9
 ковром.  Листья  не  поблекли  и  не  подсохли  еще  -
глушат  шаги,  мягкой  подстилкой  лежат  в  колее,
в  сырую  погоду  липнут  на  тележное  колесо,  вер¬
тятся  мохнатым  кругом.  Листья  еще  не  успели
прикрыть  грибы,  еще  можно  найти  грузди,
опенки,  россыпи  медных  пахучих  рыжиков.  На¬
показ  стоит  ядовитая  красота  мухоморов.
 Дожди.  Туман.  Белая  соль  мороза.  С  каждым
днем  все  гуще  огонь  листопада.  И  приходит  на¬
конец  день  желтой  метели.  Закружилось,  пере¬
путалось  все  в  лесу.  Шорох,  мелькание  желтого,
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОБРАНИЕ  СОЧИНЕНИИ

красного.  Вихри,  круговороты.  Листья  кружатся
в  просеках,  с  опушки  уносятся  в  поле,  сугробами
сбираются  по  канавам...  Стихло  все.  Лес  тот  и  не
тот.  Стоит  прозрачный  и  грустный,  как  после
пожара.  Далеко  видно  и  далеко  слышно.  Листья
жухнут  и  начинают  шуршать.  И  все  в  лесу  на¬
стороженно  слушает  этот  шорох.  Мышь  про¬
бежит  -  слышно  за  пол  версты.  Слышно,  как
сойка  разгребает  листья,  ищет  упавший  орех.
Шорохи  нагоняют  страху  на  зайца,  и  он  бежит
из  леса  в  поле  переждать  смутную  пору.  У  зайца
в  октябре  много  событий:  растет  потомство
зайчат-листопадников,  шкура  белеть  начала
в  предчувствии  снега,  вчера  еле-еле  удрал  от
гончей  -  как  тут  не  испугаться  лесного  шороха.
 Все  чувствуют  близкую  зиму.  Бобры  топят
в  воде  ветки  осины  -  готовят  подледный  корм.
Барсук  и  медведь  сгребают  листья  для  зимней
постели.  Белка  странным  чутьем  находит  в  ли¬
стьях  орех  и,  если  орех  тяжел,  не  испорчен,  несет
в  дупло.  Поползень  винтом  ползает  по  стволу
дерева,  прячет  в  складки  коры  зерна  и  семена  -
зимою  все  пригодится...
 Стоят  серые  дни.  Долгие  вечера,  длинные
ночи.  Сыро  и  неуютно.  И  только  временами,
как  праздники,  перепадают  прозрачные  дни
негорячего  солнца.  Свежим  снегом  скрипит  ка¬
пуста  на  огородах.  Хозяйская  рука  в  такие  дни
спешит  посадить  яблоню,  спрятать  в  омшанике
пчел.
 Непрошеные  дожди  все  чаще  опускаются
над  землей.  В  такую  погоду  не  многих  потянет
из  дому.  И  только  охотнику  не  сидится.  Над
землей  в  эту  пору  тянутся  воздушные  мосты
птичьих  переселений.  На  севере  уже  выпал  снег.
Зима  выжила  перелетных  гостей.  От  тундры
до  теплой  нильской  воды,  до  речек  Бирмы
и  рисовых  вьетнамских  полей  тянутся  сейчас
птичьи  мосты.  Птицы  летят  ночью.  А  ночи  пас¬
мурные,  и  можно  только  удивляться,  как  птицы
находят  дорогу,  как  находят  для  отдыха  озеро
или  болото,  на  которое  опускались  во  время  ве¬
сеннего  перелета.
 Вслед  за  утками  улетают  жаворонки,  дрозды,
малиновки  и  грачи.  Последними  полетят  лебеди.
Иногда,  чтобы  покормиться  и  отдохнуть  на  воде,
белые  птицы  сверху  бросаются  и  грудью  ломают
лед.  По  давней  традиции  охотник  не  поднимет
ружье  на  лебедя.  Часто  он  вовсе  с  пустой  сумкой
является  к  дому.  Перепачканный,  мокрый,
усталый.  Какая  неволя  гнала  человека?  Спросите.
И  он  расскажет,  но  не  про  утку,  в  которую  стрелял
и  дал  промах.  Расскажет,  как  молчит  в  октябре
пустынное  поле,  как  стекленеет  вода  в  малых
лесных  озерах,  как  пахнет  костер  под  елкой,
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОЬРАНИГ  СОЧИНЕНИИ
 дрожит  последний  лист  на  березе  и  светится
в  прозрачном  лесу  красный  огонь  рябины.
 У  земной  красоты  не  бывает  выходных  дней.
 Листопад  на  Хопре:  остров
 Равнина.  Поля  пшеницы,  кукурузы  и  са¬
харной  свеклы.  По  равнине  медленно  течет
речка  Хопер.  По  берегам  -  лес.  Птицы,  летящие
высоко,  этот  лес  считают,  наверное,  островом
и  непременно  на  этом  острове  делают  оста¬
новку.  Птицам  хорошо  видно  реку  и  четыреста
мелких  и  крупных  озер  по  лесной  пойме.  Весною
озера  сливаются  в  одну  большую  воду  с  Хопром.
Теперь  же,  осенью,  каждое  озеро  -  само  по  себе.
И  все  озера  вместе  спрятаны  в  зарослях  камыша,
осинника,  вязов,  дубов,  бересклета,  крапивы,
терновника,  хмеля,  лозинок  и  сосен.  И  все  это
с  конца  сентября  охвачено  красным  пожаром,
все  глядится  в  тихую  воду.
 Степной  остров  служит  приютом  летящему
в  дальние  страны,  и  невозможно  перечислить
всех,  кто  живет  у  озер  постоянно.  Зубры,  олени,
еноты,  бобры,  барсуки,  странный  зверь  вы¬
хухоль,  множество  всякой  птицы,  редкая  для
европейских  лесов  колония  журавлей.  И  все  это
под  боком  у  человека.  Осенью  услышишь  сразу
олений  рев  и  гудение  автомобилей;  гомон  ве¬
черней  улицы  в  Алферовке  перебивается  журав¬
лиными  криками.
 Столица  лесного  острова  -  хутор  Варварино
белеет  избами  и  светится  окнами  у  края  леса
и  края  полей,  тут  же  озеро,  и  река  тут  же,  под
боком.  На  реке  переправа  -  большая  лодка,  зем¬
лянка  на  берегу,  костер  возле  землянки.  Пере¬
возчик  по  осени  ловит  щук,  и  его  надо  звать  долго
и  терпеливо.  Минуты  ожидания  не  огорчают.
Глядишь,  как  медленно  плывут  по  воде  желтые
листья,  собираешь  ежевику  в  ладонь,  слушаешь
неторопливую  речь  парня-попутчика.
 - 	Где  же  ты  пропадаешь?  -  несердито  го¬
воришь  перевозчику.
 - 	А  это  видал?  -  вместо  ответа  говорит  дед
и  нагибается  в  лодку.  В  темноте  белеет  брюхо
огромной  щуки...
 По  дороге  к  дому  слышишь  свист  крыльев
и  тяжелые  шлепки  в  воду.  Перелетные  птицы
делают  остановку  на  лесном  острове.
 Лесной  дом
 Я  живу  в  большом  опустевшем  к  осени
доме.  Ночью  приходить  в  него  страшновато.
Он  как  старый  брошенный  замок.  Скрипят
и  глухо  повторяют  шаги  половицы.  Скрипят
двери,  скрипит  рама  в  комнате  с  окном,  выхо¬
дящим  к  лесу,  скрипит  некрашеный  стол  у  меня
 10

в  комнате.  И  не  поймешь:  дом  обрадовался  или
недоволен  твоим  приходом?
 Только  одно  существо  шевельнулось  в  ответ
на  шаги.  В  доме  живет  черепаха.  Если  открыть
двери,  она  ползает  из  комнаты  в  комнату,  но
я  застаю  ее  всегда  в  одном  месте  -  около  ножки
стола.
 -  Ну  что,  скучно  одной?
 Черепаха  странно  моргает  и  прячет  голову
в  панцирь.  Маленькую,  не  больше  карманных
часов  черепаху  я  поймал  вечером  возле  реки.
Услышал  шорох  ивовых  листьев  и  накрыл  кар¬
тузом.  Я  ужинаю,  сажусь  за  бумаги.  Черепаха
в  это  время  сидит  на  столе.  Странное  существо,
не  знает  края  стола,  и  мне  краешком  глаза  надо
следить  за  ее  черепашьим  шагом.
 В  полночь  у  дома  кричит  сова.  Ее  беспокоят
освещенные  окна.  Скрипит  неплотно  прикрытая
рама,  и  слышно:  по  опушке  ветер  гонит  сухие
листья.  Холодно.  Одно  одеяло  уже  не  греет.  Кидаю
сверху  тулуп  и  тушу  свет.  Над  кроватью  висит
чучело  коршуна.  Луна  забирается  в  комнату,  рас¬
стилает  под  окнами  три  синих  половика,  синей
точкой  отражается  в  стеклянном  глазе  коршуна.
Я  засыпаю.  Черепаха  всю  ночь  бродит  по  беско¬
нечно  длинному  коридору,  ищет  выход  из  дома.
 Утром  дом  уже  не  кажется  живым  и  таин¬
ственным.  Я  иду  в  соседнюю  комнату,  выбираю
 11
 из  кучи  арбуз,  беру  яиц  из  ведра,  режу  ломоть
черствого  хлеба...  Закрываю  окна.  Наливаю  для
черепахи  воды  в  щербатую  сковородку...
 У  порога  ночь  собрала  желтую  кучу  листьев.
Листьями  укрыты  дорожки  от  дома.  Дорожки
ведут  к  озерам  и  неизвестно  куда  по  лесу...
 Любопытство
 Странная  была  встреча.  Олень  глядел
на  меня  и  не  спешил  убегать.  Обычно  оленя
редко  увидишь.  Тысячи  лет  научили  животных:
от  встречи  с  человеком  ничего  хорошего
не  бывает.  Олень,  еще  не  родившись,  знает:  за¬
пахов  дыма  и  человека  надо  бояться.  Делали
опыт:  над  яйцом  страуса,  из  которого  вот-вот
должен  был  появиться  птенец,  включили  магни¬
тофонную  пленку  с  криком  хищника  -  охотника
за  страусами.  И  что  же?..  Яйцо  шевельнулось!
Страусенок  света  не  видел,  но  знал  уже  своих
врагов  на  земле.  Такие  знания  получает  в  на¬
следство  каждое  из  животных,  но  только  самую
малость.  Остальное  добывай  сам.  Больше  знать
будешь  -  легче  выживешь.  Этим  и  объясняется
давно  замеченное  любопытство  зверей.  Все
новое,  непривычное  пугает,  но  и  держит  зверя
на  месте.  Любопытство!
 ...Два  сливовых  глаза  глядели  на  меня
не  моргая.  Ноздри  тянули  воздух  и  выпускали
 Василий  Ш  СКОВ
 ПОЛНОЕ  (  OM'AMHh  (  ОЧИИН1ИИ

две  струйки  морозного  пара.  Олень  стоял  задом,
круто  повернув  голову.  Я  почти  не  дышал,  не  ше¬
велился.  Оленю  надоела  неясность.  Он  шаркнул
передней  ногой  и  опять  замер.  Не  знаю,  чем  бы
кончилось  единоборство  двух  пар  любопытных
глаз,  но  откуда-то  появилась  сойка  и  ошалело  за¬
стрекотала.  Аэто  в  лесу  сигнал:  опасность!  Сигнал
сорвал  с  места  пружину  из  тугих  мускулов.  Олень
прыгнул  в  сторону,  задел  ореховый  куст.  Свер¬
кнуло  между  осинами  оленье  «зеркало»,  стихли
удары  копыт  по  сухим  листьям.  Сойка  с  минуту
не  могла  успокоиться,  прыгала  по  осине  и  стре¬
котала.  Лес  на  два  километра  вокруг  по  этому
крику  знал:  что-то  случилось.
 Привязанность
 Журавли  улетели.  Вечером  долго  кружились
над  лесом,  над  хутором  -  то  смешаются,  как
грачи,  то  построятся  треугольником.  Утром
их  уже  не  было.  А  сегодня  мы  опять  услышали
журавля.  Он  летал  над  полем  неубранной  ку¬
курузы,  повернул  к  Вьюнову  болоту,  опять
явился  над  полем  и  все  время  кричал.
 - 	Тот  самый,  -  сказал  Василий  Алексан¬
дрович.  -  Самку  я  на  чучело  подстрелил,  а  он  все
лето  тоскует,  зовет,  от  стаи  теперь  отбился...
 Пошел  разговор  о  привязанности  в  природе.
 - 	...В  особенности  у  волков  замечал.  Спа¬
рились  -  все:  любовь  на  всю  жизнь.  Помню
случай:  убили  на  приваде  волчицу.  Глядим,  что
за  притча:  мясо  нарвано,  а  не  съедено.  Я  ночью
вздумал  подвыть.  Волк  отозвался  и  на  меня
вышел,  посчитал,  что  волчица  зовет.  Ну  и  попал
под  ружье.  Поглядели  -  а  волк-то  беззубый.  Ни
одного  зуба.  Волчица  мясо  ему  рвала...
 Над  краем  леса  кружились  опавшие  листья,
шуршала  кукуруза  и  кричал  одинокий  журавль.
 Радость
 Радость  у  человека  может  вызвать  большое
событие  и  незначительный  случай,  мимолетное
слово,  звук,  тишина,  цвет  неба,  форма  резного
наличника  на  окне  мелькнувшей  по  дороге
избы...
 Сегодня  я  бросил  рюкзак  и  присел  на  ворох
нанесенных  ветром  в  лощину  листьев.  Около
самого  уха  дребезжала  погремушка  кузнечика.
Запоздало  серебрились  шары  одуванчиков.
Клен,  вязы,  дикая  груша  освещали  поляну
красным  и  желтым  светом.  Разворошенные
листья  источали  запах  вина.  Красные  сережки
семян  неподвижно  висели  на  облетевшем  кусту
бересклета.  Все  было  опущено  в  тишину  и  пере¬
путано  паутиной  погожего  дня.  Я  услышал  шаги.
Думал,  идет  лесник,  косивший  у  речки  осоку.
 Василий  ПЕСКОВ
 riCWIMOF  COLPAHHL  СОЧИНРНИИ
 Оглянулся  -  по  листьям  прыгает  дрозд.  И  так
резво,  небоязливо,  что  я  подумал:  сама  Радость
прыгает  на  поляне.
 Беда
 Мы  ловили  хохуль.  Ловля  такая:  в  воду
перед  норой  ставят  большой  сачок  и  начинают
«топтать»,  выгонять  зверя.  Мы  так  натоптались
за  день,  что  еле  добрели  на  кордон  Серебрянка.
Лесник,  хозяин  кордона,  доил  корову.  Двое  маль¬
чишек  сгребали  в  кучу  сухие  листья.
 Хозяин  нарезал  хлеба,  принес  меду  и  молока.
 - 	По-прежнему  один  хлопочешь?
 Лесник  грустно  кивнул.
 Мы  знали:  человеку,  кроме  лесного  дела,
приходится  и  стирать,  и  хлопотать  в  огороде,
корову  доить,  возиться  с  посудой.  Все  хозяйство
на  нем.  И  два  мальчишки  растут.
 - 	Ей  тяжелее...  -  Лесник  кивнул  на  дверь,
прикрытую  ситцевой  шторой.
 У  жены  лесника  ревматизм.  Уже  три  года
не  поднимается.
 Лесник  полотенцем  попытался  разогнать
мух,  устало  сел  возле  окна,  и  я  первый  раз  увидел
его  улыбку.  Во  дворе  маленький  шустрый  ко¬
тенок  крался  к  голубю.  Большая  жирная  птица
клевала  просо  и  совсем  не  боялась  охотника.
Котенок  подполз,  прыгнул.  Голубь  взлетел,  но
тут  же  сел  и  продолжал  собирать  зерна.  Котенок
опять  пополз.
 - 	Нюра,  ты  погляди,  погляди  .в  окошко,  -
громко  сказал  лесник.
 За  ситцевой  занавеской  послышался  шорох,
заскрипела  кровать.
 - 	Вот  разбойник...  -  Голос  у  женщины  был
тихий  и  счастливый  в  эту  минуту.  -  Митроша,  ты
бы  сказал  ребятишкам,  пусть  загонят  телка,  а  то
опять  забредет  на  капусту...
 Котенок  сел  возле  голубя  и  стал  смешно
умываться.  Скрипнула  кровать,  и  все  утихло  за
ситцевой  занавеской...
 В  лесном  доме  жило  счастье  и  поселилась
теперь  беда.
 Красный  огонь
 Косо,  пополам  с  дождем  сыпались  листья.
Чай,  огонь  в  печке  и  сухая  рубашка  были  где-то
километров  за  восемь.  Лесные  лужи  хлюпали  под
ногами,  и  мокрые  листья  прилипали  к  щеке.  Тепло
сохранилось  только  под  рюкзаком,  на  спине.
 И  вдруг  дорожка,  петлявшая  в  холодном  мо¬
лодом  сосеннике,  вывела  на  поляну  под  большую
рябину.  Ничего  не  изменилось.  Летели  листья,
холодные  капли  падали  с  веток.  Но  я  стоял
у  рябины  и  чувствовал:  согреваюсь.  Большие
 12

пятна  красного  цвета  излучали  тепло.  Я  сломил
ветку  рябины  и  шел,  как  с  факелом.  Дождь  впе¬
ремешку  с  березовым  и  дубовым  листом,  ка¬
залось,  чуть  потеплел.
 Признание
 «Тебе  признаюсь.  Я  стрелял  в  человека...»
 Мы  лежим  с  егерем  в  шалаше,  в  самой
глухой  части  лесного  озера.  Тут  живут  барсуки,
совы,  еноты,  в  этих  кварталах  ревут  олени.  Мы
решили  заночевать,  чтобы  утром  поснимать
лосей  и  оленей.  Ночь  безлунная.  В  треугольнике
шалаша  видно  звезды.  Слышно,  как  падают
листья,  далеко  в  темноте  кричат  совы  и  хрустит
сухая  трава  у  лошади  на  зубах.  На  поляне  -
туман.  Видно  только  спину  и  голову  лошади.
 «Тебе  признаюсь,  -  говорит  лежащий  рядом
со  мной  человек.  -  Был  у  нас  бригадир.  Вся  де¬
ревня  его  не  любила.  Однажды  вечером  слышу  -
отец  с  матерью  говорят:  «За  что  же  он  так:  из¬
дохни,  говорит,  и  дети  пусть  твои  передохнут».
У  отца,  чувствую  в  темноте,  -  слезы.  А  я-то  знал,
чего  и  отец  не  знал,  может  быть.  Я  видел,  как
бригадир  к  матери  приставал.  Он  ко  всем  при¬
ставал,  пьяный,  глаза  красные...  Мне  было  три¬
надцать,  но  я  уже  все  понимал.  И  было  у  меня
ружье  двадцать  восьмого  калибра...»
 Рассказчик  умолкает  на  полминуты.  Мы
слушаем,  в  какой  стороне  заревели  олени,  и  ку¬
таемся  поплотнее  в  тулуп.
 «Вот...  Двадцать  восьмой  калибр.  Я  стрелял
куликов,  а  тут  пулю  сковородой  накатал  и  стал
стеречь.  Как  раз  вот  тут,  на  озере,  по  соседству
и  подстерег.  Гляжу  из  кустов:  бригадир  кра¬
дучись  выбирает  чужую  сетку.  Я  прицелился.
Руки  дрожат.  Щелк!  -  осечка.  Еще  раз  -  осечка.
Еще  раз...  Бригадир  услышал,  наверно,  щелчки,
подозрительно  глядит  на  кусты  и  потихоньку  на¬
чинает  грести  в  залив.  А  я  почему-то  сильно  об¬
радовался,  что  осечка.  Поднялся.  Отошел  в  лес.
Дай,  думаю,  еще  раз  щелкну.  Взвел  курок...  До
сей  поры  выстрел  звенит  в  ушах.  Тот  же  патрон.
Я  даже  не  открывал  замок  у  ружья,  просто
четвертый  раз  взвел  курок.  Пуля  срезала  сук
у  сосны  и  застряла  в  другой  сосне.  Нам  повезло
обоим.  Он  остался.  И  я...  Как  бы  я  жил...  Только
потом  понял,  какой  камень  мог  бы  носить...  По
дороге  домой  встретился  с  бригадиром.  «Ты,  -
говорит,  -  никого  тут  не  видел?»  Я  сказал:  «Нет,
не  видел».  Шли  по  лесу  вместе.  Он  молчал.
И  я  молчал.  Через  неделю  бригадир  дешево
продал  хату  и  уехал  из  хутора...»
 После  рассказа  мы  долго  молчали.  Слушали,
как  бегают  мыши  по  листьям  и  ревут  справа  от
шалаша  олени.  Уснули  только  под  самое  утро.
 13
 Пир
 Подаренный  стариком  арбуз  я  расколол  по¬
полам.  Одна  половина  пошла  на  стол,  другую
вынес  во  двор  и  приспособил  на  подоконнике.
Первыми  арбуз  «открыли»  осы  и  муравьи.  Потом
появилась  пчела.  Улетела,  тяжело  нагруженная.
Вернулась  и  привела  с  собою  не  меньше  десятка
подруг.  Появилась  синица.  Огляделась.  Схватила
семечко  и  тут  же  на  подоконнике  раздолбила.
Хитрые  воробьи  следят  за  синицей.  Видят:  опас¬
ности  никакой.  Прыг-прыг,  и  пошел  дележ  красной
мякоти.  Синиц  уже  пять  или  шесть,  тенькают
и  беспрерывно  снуют  с  ветки  на  подоконник.
На  сухом  тополе  появилась  сорока.  Наблюдает:
что  мелюзга  возится?  Сорока  глаз  не  спускает
с  арбуза,  а  ниже  слететь  боится,  кричит,  хвостом
дергает.  И  уже  на  версту  всем  известно:  идет  пир
возле  дома.  Прилетел  поползень,  явился  сердитый
шершень,  явилась  старушка  -  мохнатая  бабочка.
Уже  четыре  сороки  сидят  на  макушке,  и  ворона
издали  с  крыши  сарая  пристально  наблюдает...
К  вечеру  от  арбуза  остался  один  черепок.
 На  этом  пиру  был  и  фотограф.  Но  его  никто
не  заметил.
 Мудрость
 Ночью  из-за  леса  неожиданно  явилась  зима.
Непривычно  светло.  По  окну  ползают  окоче¬
невшие  осы.  Рыжий  щенок  с  удивлением  разгля¬
дывает  печатный  гусиный  след.  Береза  плывет
по  снежному  полю  под  желтым  прозрачным
парусом.  Зеленые,  не  облетевшие  листья  ви¬
шенника  кажутся  сейчас  черными.  Вода  в  реке
потемнела.  Все  растерялось,  притихло,  все,  ка¬
жется,  соображает:  как  же  быть  дальше?  Падают
на  снег  желтые  листья.  Неубранная  свекла  от¬
чаянно  зеленеет  из-под  белого  одеяла.
 Я  пошел  попрощаться  перед  отъездом
с  опушкою  леса  и  встретил  знакомого  лесника:
 - 	Вроде  бы  рано  зиме...
 - 	Это  не  снег,  это  грязь...
 Лесник  был  занят  странной  работой.  С  большого
столба  возле  дороги  снимал  оранжевый  щит  с  над¬
писью:  <Лес  -  наше  богатство.  Будьте  осторожны
с  огнем  в  лесу».  На  снегу  лежали  четыре  таких  же
щита.  Лесник  прыгнул  с  лестницы,  закурил:
 - 	Зимой  пожар  не  случится?  Не  случится.
Вот  и  надо  снять,  чтобы  глаз  у  людей  не  привык.
Глаз  у  людей  ко  всему  привыкает.  А  весной
перед  сушью  я  эти  картинки  -  на  прежнее  место.
Всякий  человек  непременно  по  свежести  остано¬
вится,  прочтет  -  глядишь,  и  потушит  цигарку...
 Это  была  хозяйская  мудрость.
 •  Фото  автора.  3  октября  1965  г.
 Василий  IILCKOB
 ПОЛНО  СОБРАНО  СОЧИНЕНИЙ

НОЯБРЬ
 ВРЕМЕНА  ГОАД
 V
 ^же  не  осень  и  не  зима  еще.  Светает  поздно,
и  моим  будильником  по  утрам  был  шорох  метлы
под  окнами.  А  сегодня  что-то  другое?  Скребут
лопаты.  И  в  доме  светлее  обычного.  И  синица
в  открытую  форточку  смелее,  чем  обычно,  за¬
глядывает.  Крыши  белые.  Воробьи  в  пали¬
саднике  присмирели,  ребятишки  кинули  в  кучу
портфели,  кривыми  палками  гоняют  каблук  от
ботинка.  Девчонка-почтальон  поставила  у  двери
сумку  и  швырнула  в  знакомого  парня  снежок.
 Зима?  Пожалуй,  нет  еще,  хотя  белая  кисея
снега  отдалила  друг  от  друга  дома  и  задала
работы  мальчишкам  и  дворникам.  Снег  -  еще
не  зима.  Надо  следить  за  речкой.  Зима  приходит
по  льду.  Стали  реки  -  можно  сказать:  пришла.
В  Подмосковье  это  должно  случиться  через
неделю,  хотя  бывают  и  отступления  от  вековых
правил.  Сегодня  я  взял  рюкзак  и  отправился
в  лес  глянуть,  что  же  там  происходит  в  неделю
предзимья?
 Ни  в  какое  время  лес  не  бывает  таким  без¬
людным.  Снегу  -  по  щиколотку.  След  лося,
заячий  след,  мышиная  вышивка  возле  стогов.
Стога  на  белом  -  как  корабли  на  мели  и  кажутся
теплыми.  Рыжей  гривой  горит  бурьян  на  меже.
Такого  же  цвета  неопавшая  шуба  на  дубняке.  Все
остальное  темное,  черное.  Особенно  продрогли
ольха  и  осина.  Только  бодрые  елки  напоминают:
зеленая  жизнь  в  лесу  затихла  не  навсегда.
 Зима  где-то  на  самом  пороге.  В  маленькие
озера  и  лужи  уже  вставлены  стекла.  Бурые
листья  под  тонким  льдом,  как  древние  музейные
пятаки.  Мороз  подобрался  и  к  лесной  речке.
Камышинки  в  заводи  скованы  льдом,  и  в  сере¬
бристый  чуб  тростника  уже  нанесло  снегу.  Вода
еще  бежит  в  реке.  Черная  и  густая.  Из  глубин
кверху  поднимаются  теплые  струи.  Водяной  ко¬
ловорот  и  держит  пока  еще  наступление  льда.  Но
закраины  уже  крепкие.  Ласка  подбегала  ночью
напиться  и  не  провалилась  на  льду.  Комок  мо¬
розной  земли  со  звоном  катится  по  закраине.
Вдалеке  утки  черными  кочками  плавают  в  по¬
 Василии  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  соьрапие  сочинении
 лынье.  Какая  сила  заставляет  уток  не  улетать,
дождаться  зимы?  Кто  еще  задержался  в  лесу?
Пожалуй,  только  дрозды.  Они  нетерпеливо
прыгают  по  кустам,  ждут,  когда  я  уйду,  чтобы
продолжить  рябиновый  пир.  Дрозды  могут  и  на
зиму  остаться,  если  будет  рябина.  Все  же,  кто
мог  улететь,  уже  улетели.  Только  синицы  робко
позванивают  в  черных  и  мокрых  осинах.  Дятел
шелушит  шишку.  Молчаливо  кружится  по  стволу
поползень.  Наступает  время  зимних  гостей.  Из
лесной  гущи  на  поляну,  где  стоит  ясень,  с  пе¬
чальным  свистом  перелетают  красные  снегири.
Уже  время  прилететь  свиристелям,  малиновым
щурам,  клестам,  белым  совам  и  тундровым  пу¬
ночкам.  Не  все  пришельцы  попадаются  на  глаза,
но  зимуют  у  нас  больше  десятка  прилетных
птиц.
 Валит  снег.  Уже  все  побелело.  Только  у  елок,
под  ветками,  еще  прячется  пахнущая  прелью
и  квасом  поздняя  осень.  Странный  день.  Лес  то
глохнет  от  белых  мух,  то  вдруг  становится  про¬
зрачным  чуть  ли  не  на  версту.  Видишь  между  бе¬
резами  горы  сизых  и  розовых  облаков.  Солнца
нет,  но  на  летящий  самолет  вдруг  как  будто  кто
зеркальцем  посветил:  сверкнул  и  тут  же  вдруг
исчезает  в  бегущем  лиловом  дыму,  и  звук  его
как  будто  с  иного  света.  Березы,  только  что  сто¬
явшие  рядом  с  тобою,  пропадают.  Идет  снег,
тихий  и  большой,  как  белые  бабочки.  И  пахнет
арбузом.
 В  такие  дни  барсуки,  мокрые  и  продрогшие,
до  весны  залезают  в  сухие  теплые  норы.  Медведь,
оглядевшись,  бредет  к  берлоге,  прыгает,  чтобы
затерять  след,  и  залегает.  Рыбы  ложатся  на  дно
до  тепла.  Ходившие  парами  волки  собираются
в  стаи.  Птицы  тянутся  поближе  к  жилью  че¬
ловека.
 Река  стынет.  И  вот-вот  уже  большой  мороз,
стукая  валенками,  перейдет  речку.  До  белой  ста¬
рости  дожила  осень.  Завтра  -  зима.
 •  12  ноября  1965  г.
 14

РЕЧКА  НИКУЛКА
 КАМЧАТСКИЕ  РЕПОРТАЖИ
 О
 ж  ечка  называется  Никулка,  с  ударением
на  первом  слоге.  Назовите  вслух  эту  речку,  и  вы
поймете,  почему  именно  ей  сделано  предпо¬
чтение.
 Никто  не  сосчитал,  сколько  на  Камчатке
маленьких  речек.  Летишь  самолетом  -  видишь
кружева  бегущей  воды.  В  тундре  речки  укутаны
ивняком.  Местами  воды  не  видно,  только  ивняк,
желтый  от  первых  морозов,  стекает  по  сопкам
в  большую  реку.  Между  вулканами  и  молодыми
горами  речки  сверкают  кованым  серебром,
а  на  равнине,  освободившись  от  горного  плена,
речки  предаются  разгулу  и  вместе  с  матерью
рекою  Камчаткой  петляют,  текут  вперед,  назад,
в  стороны,  делают  дуги  и  повороты  и  очень
похожи  сверху  на  сверкающих  ящеров.
 Мне  приходилось  вброд  или  прыгая  с  камня
на  камень  переходить  эти  речки.  Вода,  рож¬
денная  в  горных  снегах,  ломит  зубы.  И  тут  же
рядом  с  ней  бежит  по  камням  речка  с  теплой
прозрачной  водой.  Она  вытекает  из  толщи  горы.
А  гора,  хоть  и  носит  снежную  шапку,  таит  в  себе
первобытный  жар.  С  этим  теплом  мороз  даже
в  пятьдесят  градусов  не  справляется.  И  по  этой
причине  на  речках  остаются  зимовать  лебеди.
 Речка  Никулка.
 Летом  и  осенью  камчатские  речки  вскипают
от  рыбы.  Лососи,  гулявшие  бог  знает  где  в  океане,
находят  Камчатку,  каким-то  чудом  в  сотнях  кам¬
чатских  речек  находят  «свою»  речку,  ту  самую,
где  они  появились  на  свет  из  красной  икринки.
Идут,  идут  вверх  по  воде,  прыгают  через  камни,
переползают  мели,  поднимаются  в  струе  во¬
допада,  не  питаются  в  это  время,  приходят,  на¬
конец,  к  родовому  месту,  дают  жизнь  новому
поколению  и  умирают  тут  же,  на  родной  речке.
 В  иное  лето  ход  рыбы  бывает  таким,  что
«ставь  весло  -  не  падает».  На  мелких  местах
вода  «закипает»  от  рыбьего  хода.  Медведи  соби¬
раются  к  берегам  порыбачить.  Сядут  возле  воды
и  лапами  швыряют  на  берег  упругих,  сильных
лососей.  В  это  же  время  и  людям  проще  всего
рыбачить.  В  это  время  идет  заготовка  ставшей
теперь  уже  редкостью  красной  икры  и  рыбы,  из¬
вестной  по  названиям:  кижуч,  горбуша,  нерка,
чавыча,  кета.
 Мы  выбрали  Никулку  еще  и  потому,  что
это  хорошая  нерестовая  речка.  На  ней  одиноко
живет  человек,  который  ведет  учет  рыбам:
сколько  приходит,  сколько  уходит  в  море.
 Дорога  к  Никулке  идет  по  воде.  Солнце
стоит  то  впереди  лодки,  то
светит  в  корму.  Главный
вулкан  Камчатки  -  Клю¬
чевская  Сопка  дымится
то  справа,  то  слева  -  это
река  водит  нас  петлями
по  долине.  Осень  роняет
снег.  Мы  сидим,  укутанные
в  тулупы,  и  слушаем,  как
бьются  о  борт  льдинки
ранней  шуги.  Двести  пять¬
десят  километров  дороги.
Временами  мы  вылезаем
на  берег  и  неистово  бегаем
по  первому  снегу.  Когда
кровь,  наконец,  согревает
застывшие  ноги,  снова  са¬
димся  в  лодку.  Опять  звенит
прозрачная  пыль  воды
и  стукают  льдинки  о  борт.
Ключевская  Сопка  сме¬
няется  новым  вулканом.
И  только  лес  не  меняется.
 15
 Василий  IIECKOB
 ПОЛНОЕ  СОЬРАНИГ  СОЧИМ!  НИЙ

Тут  природа,  кажется,  оплошала...
 Кружатся  на  берегу  раздетые  лиственницы
и  осины,  березы,  черный  ольшаник  и  кусты
шиповника  с  красными  каплями  ягод.  Седые
глухари,  не  пугаясь,  сидят  на  ветках  у  самой
воды.  Мы  замедляем  ход  и  целимся  в  глухарей.
Тяжелые  птицы  трещат  морозными  крыльями,
перелетают  реку  и  садятся  у  нас  на  виду  в  ко¬
рявые  шапки  лиственниц.  Мороз,  за  ночь  ско¬
вавший  озера,  поднял  на  крыло  тысячи  уток,
лебедей  и  гусей.  Птицы  спешно  строятся  в  цепи
и  треугольники.  И  как  ни  петляет  река,  по
птичьей  дороге  мы  точно  определяем,  где  север,
где  юг.  Однако  не  все  улетают.  Тысячи  уток  пере¬
селились  с  озер  на  реку.  Утки  свищут  крыльями
над  самой  водой,  садятся,  чтобы  через  минуту
снова  подняться  и  мелькающей  сеткой  лететь
впереди  лодки.
 Шапки  наши  и  тулупы  заиндевели,  борта
у  лодки  сверкают  бисером  замерзшей  воды.  Ско¬
ростью  лодка  может  тягаться  с  автомобилем,  по¬
этому  не  только  утки  и  глухари  занимают  вперед¬
смотрящего.  По  реке  плывут  «нерпы»  -  тяжелые
полузатонувшие  бревна.  Чуть  прозевал...  Лучше
 Василий  ПЕСКОВ
 полное  с  оьраниесочинении
 не  думать,  что  может  случиться.  Камчатка-река
даже  летом  не  отпускает  добычи.  Мелькают
красные  лоскуты  матерчатых  бакенов.  Раза
четыре  появляются  поселки  на  берегу  -  горстки
бревенчатых  домиков.  Встретилась  тяжело  гру¬
женная  цистернами  баржа.  И  так  же  тяжело
груженная  лодка  -  охотник  вез  рыбу  и  тушу
медведя.
 С  нами  ничего  не  случилось.  На  второй  день
пути  к  вечеру  мы  кинули  якорь  в  прозрачную
воду  Никулки.
 Правый  берег  у  Никулки  крутой  и  обры¬
вистый.  Упавшие  елки  и  лиственницы  корнями
держатся  где-то  вверху,  а  головами  не  достают
реки.  Мы  заглушили  мотор,  зачерпнули  при¬
горшни  воды.  В  лиловой  глубине  шевелятся
длинные  зеленые  волосы  трав,  виднеются
чистые  камни  и  плывут  большие  полусонные
рыбы.  Подвожу  багор  и  без  труда  цепляю  рыбину.
Она  слабо  шевельнулась  в  снегу  и  затихла.  Хвост
у  рыбы  похож  на  обтрепанный  веник.  Малиново¬
черная  кожа  свисает  лохмотьями.  Поднимаемся
вверх  по  речке  и  видим  множество  обреченных
 16

лососей.  Они  еще  держат  голову  против  течения,
но  конец  уже  близок.  На  берегу  у  воды  и  на  дне
речки  лежит  множество  мертвой  рыбы.  В  узком
месте  Никулку  пересекает  частокол-загородка.
Десятки  рыб  течение  прибивает  к  забору,
и  тут  их  цепляют  баграми  и  кладут  штабелями
на  корм  собакам.
 Было  похоже,  что  где-то  вверху  по  речке  рыбы
попали  в  беду  или  держали  с  кем-то  неравный
бой  и  теперь,  ослабевшие  и  избитые,  отступали.
Рыбы  первый  раз  пережили  пору  любви.  И  все,
на  этом  кончился  рыбий  век.  Повальная  гибель
живых  существ  ошеломляла.  Природа,  всегда
мудрая  и  бережливая,  тут,  кажется,  оплошала.
 Мы  долго  возились  у  лодки.  Взошла  луна.
Засветились  окна  в  одинокой  лесной  избе.  Тре¬
пещет  под  напором  воды  частокол-загородка,
и  всюду  по  воде  идут  большие  круги  -  на  реке
умирает  рыба.
 Если  ночью,  пролетая  Камчатку,  глянуть
вниз  с  самолета,  Никулку  можно  узнать  по
одинокому  огоньку.  Один-единственный  дом
на  много  километров  тайги.  Мы  сидим  у  лампы,
едим  картошку  с  соленой  рыбой  и  греем  ноги
у  печки.  Хозяина-ихтиолога  нет  дома.  Жене  хо¬
зяина  пришли  сроки  рожать.  Неделю  назад  он
увез  ее  в  дальний  речной  поселок  и  стал  ждать
вестей.  Но  проволока,  бежавшая  в  тайгу  по
столбам,  вестей  не  давала.  Позавчера  хозяин
не  выдержал  и  ушел  в  поселок.  На  столе  возле
лампы  осталась  гора  окурков  и  раскрытый
«Справочник  акушера».
 Рыбой  нас  угощает  помощник  ихтиолога
и  конюх  по  совместительству  Павел  Васильевич
Гусев.  Первые  полчаса  Павел  Васильевич  ста¬
рается  незаметно  выведать:  а  правда  ли  мы  из
Москвы?  Потом  подозрительность  сменяется
безграничным  расположением.  И  мы  узнаем,
что  на  Никулке  живут  «четыре  души»,  «на¬
чальник  с  женой,  я  и...»  О  своей  жене  Павел
Васильевич  говорит  осторожно,  потому  что  же¬
нился  недавно,  выбрал  себе  жену  из  присланных
в  эти  края:  «Ну,  как  их...  ну,  этих,  которые  там
у  вас  не  хотели  работать...»  «Ничего,  женщина
к  хозяйству  оказалась  способная...»  Живут  еще
на  Никулке  возле  людей  две  серых  лошади  и  три
собаки:  Бобик,  Шарик  и  Пекарь.
 «Зимы  в  этих  местах  студеные.  Снегу  -  ло¬
шадям  по  уши.  От  мороза  ухают  стены  в  избе.
А  речка  морозу  не  поддается.  Поэтому  у  дома
зимуют  лебеди.  Две  сотни  птиц  на  реке.  За
водой  выскочишь  -  плавают  возле  кладки.  Река
белая  от  паров.  И  они  белые.  А  в  прошлую  зиму
два  черных  пристали,  будто  бы  австралийские
лебеди...»
 17
 - 	Ну  а  рыба?
 - 	Что  ж,  рыба!  Рыбе  счет  аккуратно  ве¬
дется.  Рыба,  замечаем,  на  убыль  пошла.  Го¬
ворят,  японцы  сильно  шуруют,  а  может,  другие
причины...  Учет?  Ну,  это  дело  простое.  Забор
видели?  Воротца  в  заборе?  Открываем  во¬
ротца  и  считаем  по  головам,  как  телят  или  кур.
Ну  а  потом  все  на  бумагах  там,  в  Петропав¬
ловске,  плюсуют  и  минусуют,  решают,  сколько
не  ловить,  сколько  ловить.  Мальков,  которые
в  море  идут,  тоже  считаем...
 - 	А  почему  умирает  рыба,  Василич?
 - 	Этого  никто  не  знает.
 - 	И  ученые?
 - 	Делают  вид,  что  знают.
 - 	А  твой  начальник?
 - 	Начальник...  Ему  вон  микроскоп  никак
не  пришлют.  Говорят:  подожди.  Лодку  хо¬
рошую  -  подожди,  посуду  для  опытов  -  подожди,
карабин  -  подожди.  Нас  медведи  скоро  сожрут.
Мочим  тряпки  в  бензине,  бросаем  на  берегу  -
не  боятся!..  А  начальник  интерес  к  рыбе  имеет.
Ему  бы  микроскоп  такой,  чтобы  все  видно...
 Перед  тем  как  улечься  спать,  Павел  Ва¬
сильевич  спохватывается  -  не  сказал  самого
главного:
 - 	А  вы  землянки-то  видели?
 При  лунном  свете  в  сухой  траве  над  Ни-
кулкой  находим  едва  заметные  ямы.  Стыдно
признаться,  но  мы  не  слышали  об  этом  святом
для  Камчатки  месте.  Триста  семнадцать  годов
назад  тут  спасался  после  крушения  корабля  от¬
крыватель  Камчатки  Федот  Попов.  На  Никулке
«Федот  со  товарищами»  построил  два  зимовья.
Река  поэтому  называлась  Федотовкой  и  только
позже  неизвестно  когда  и  кем  была  именована
Никулкой.
 - 	Недавно  в  огороде  ружье  нашли,  граненое,
с  кремнем,  с  раструбом  на  стволе...
 Падают  редкие  хлопья  снега.  Тугая  вода
трясет  забор  через  речку.  Идут  круги  от  плы¬
вущих  по  течению  рыб.  Вверху  за  домом  что-то
глухо  шлепнуло  по  воде  раз  и  еще  раз.  Я  обер¬
нулся  к  Павлу  Васильевичу.
 _?
 - 	Медведь,  наверно,  рыбачит.  -  Павел  Васи¬
льевич  зевнул,  как  будто  дело  касалось  дворовой
собаки.
 Утром  мы  пошли  поглядеть,  как  нерестятся
лососи.
 В  верховьях  речки  мелководье  шевелится  от
множества  рыб.  Пришедшие  ночью  кижучи  ис¬
полняли  над  галькой  странные  танцы.  Хвосты  кое
у  кого  из  танцующих  уже  походили  на  потертые
веники.  Другие  танцоры  только-только  начинали
 Василий  ПЕСКОВ
полноь  соьрлнш  сочинтии

рыть  в  гальке  ямы.  Ямка  должна  быть  достаточно
глубока,  чтобы  вместилось  восемь  тысяч  икринок.
Самец  польет  их  молокой,  потом,  отгоняя  жадных
гольцов,  яму  аккуратно  засыплют  галькой,  посте¬
регут  день  или  два.  К  этому  времени  силы  у  матери
и  отца  уже  кончатся.  Вода  понесет  их  по  речке.  А  в
икринке  с  этого  дня  начинается  жизнь.  Весной  по¬
явятся  из  икринок  мальки,  найдут  между  галькой
выход  из  ямки,  год  будут  плавать  в  чистой,  упругой
Никулке,  а  потом  как  по  команде  скатятся  в  океан.
А  через  три  года  все  повторится  сначала.  Под¬
считано:  из  восьми  тысяч  икринок  пять  лососей
вырастают  и  возвращаются  в  Никулку.
 У  дома  мы  встретили  парня,  поившего
лошадей.  Это  и  был  начальник  рыбоводной
станции  Владислав  Турицын.
 - 	Ну  что  -  сын  или  дочь?
 - 	Сказали:  ждать  надо.
 ...Еще  раз  взглянули  на  остатки  землянок.
Потом  постояли  у  забора  на  Никулке,  где  соби¬
рается  плывущая  по  течению  рыба.
 - 	Что  это,  ошибка  природы?
 - 	Наверное,  нет.  Поглядите  на  дно.  Умершая
рыба  -  это  фосфор,  это  белок,  на  котором  Ни-
кулка  вырастит  питание  для  мальков.  Можно
сказать:  лососи  и  умирая  служат  потомству.
 Мы  завели  мотор  и  спугнули  четырех  ле¬
бедей.  Они  с  криком  прошли  над  речкой,
вровень  с  окнами  дома.
 -Явились  разведать.  Значит,  зима...
 •  12  ноября  1965  г.
 КРАН  СВЕТА
 Величайший  вулкан  земли  -  Ключевская  Сопка.
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЙ  ГОБРАНИКСОЧИНЕНИИ
 18

Это  отдых.  Десять  минут  речной  рыбалки.
 19
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОР  COBPAHMF  COMMHFHHH

И[амчатка.  Это  слово  мы  узнаем  раньше,  чем
начинаем  учить  географию.  В  каждом  классе
заднюю  парту  называют  «Камчатка».
 Подрастая,  мы  узнаем,  почему  заднюю  парту
называют  «Камчаткой»,  разглядываем  на  карте
полуостров,  похожий  на  странную  рыбу,  и,  по¬
скольку  в  каждом  с  детства  живет  бродяга,  за¬
гадываем:  а  хорошо  бы...
 И  вот  мечта  сбывается.  Белокурый  ангел
на  каблучках-шпильках  обещает  Камчатку  через
двадцать  часов.  Взлетаем.  Триста  лет  назад
люди  шли  на  Камчатку  пешком.  Семьсот  дней
шли.  Уму  непостижимый  путь!  Засыпаем  и  про¬
сыпаемся...  уже  на  Камчатке.  Протираю  глаза:
«Вулканы?»  -  «Вулканы».  Самолеты  кажутся  ма¬
ленькими  на  виду  у  вулканов.
 Камчатка.  В  ногах  тяжесть,  слегка  кружится
голова.  «Это  от  разности  времени,  -  поясняет
дотошный  спутник,  десятилетний  камчадал
Витька,  -  у  нас  восемь  утра,  а  в  Москве  бабушка
только-только  ложится  спать».  Сердце  стучит
еще  и  в  ожидании  чуда.  Камчатка...
 А  чуда  вроде  и  нет.  Обычный  асфальт...
Синие,  зеленые  и  красноватые  домики  вдоль
шоссе.  Подмосковье!  Кинотеатр.  «У  вас  уже  идет
 Главная  профессия  на  Камчатке  -  рыбак.
На  вахте  капитан  сейнера  Владимир  Цистрюк.
 этот  фильм?»  -  «Да,  у  нас  новые  фильмы  раньше,
чем  в  Москве».  Машины  везут  картошку  с  полей.
Лица,  одежда,  бегущие  вдоль  дороги  березы,  ав¬
томобильная  давка,  плакат  у  заставы  большого
города:  «Наш  девиз  -  качество!»  А  где  же  Кам¬
чатка?  Где  край  света,  обещанный  в  седьмом
классе  учителем  географии?
 «А  эти  березы  на  сопке  как  будто  узлом  за¬
вязаны?»  -  «Это  ветер...  Вы  прилетели  в  хорошее
время.  У  нас  летом  бывает  осень,  а  осенью  -  лето.
 Лебеди  с  Камчатки  не  улетают.
 Василии  ПЕСКОВ
 ПОЛНО?  (  ОЬРАНИР  СОЧИН1  ПИИ
 20

Сын  в  море...
 А  вот  с  конца  октября...»  «Петропавловск  -  еще
не  Камчатка»,  -  сказал  Витька,  перед  тем  как
уйти  с  матерью  из  автобуса.  «А  ты  где-нибудь
был?  -  сказала  мать.  -  Ну  вот...»  Мать  тоже
нигде,  кроме  города,  не  была.  В  Петропавловске
живет  половина  жителей  всей  Камчатки.  Почти
вся  эта  половина  Камчатки  не  знает.  Зимой  -
работа,  летом  -  отпуск  на  материк.  «А  знаете,
дядя  Вася,  на  Камчатке  нет  воробьев,  змей  и  ля¬
гушек.  И  вороны  у  нас  черные...»  Мы  попро¬
щались  с  Витькой.  После  этого  я  пробыл  на  Кам¬
чатке  пятьдесят  дней.
 Сейчас  я  сижу  в  редакции  и  пытаюсь  «раз¬
ложить  по  полкам»  сто  снятых  пленок.  «Главное
на  Камчатке  -  рыба.  Если  б  не  рыба,  Камчатку
можно  закрыть»  -  так  сказал  капитан  сейнера.
Вот  он  на  пленке  с  трубкой,  в  покрытой  про¬
зрачным  чехлом  фуражке.  Кажется,  на  его  ко¬
рабле  я  снимал  ручного  медведя...  А  вот  другой
 медведь.  С  этим  мы  встре¬
тились  в  тундре.  Медведь
был  молод  и  непуглив,  а  я
уже  знал  добрый  характер
камчатских  медведей.
Мы  оба  не  испугались.
А  вот  портрет  охотника-
медвежатника.  Сколько
медведей  у  него  на  счету?
Нет,  цифра  просто  не¬
вероятная,  надо  полезть
в  блокнот  и  проверить...
Точно  -  девятьсот  двадцать
пять!  Такое  может  случиться
на  земле,  где  медведей,  на¬
верное,  больше,  чем  людей.
А  вот  из  самолета  выводят
лошадь  -  вернулись  ге¬
ологи  из  дальней  партии.
Выгружают  бревна  из  са-
молета  для  строительства
в  тундре.  А  на  этом  са¬
молете  я  прилетел  на  остров  Беринга  снимать
котиков.  Вот  и  котики.  Я  снимал  большое  стадо
зверей,  задыхаясь  от  возбуждения...
 Пленка  с  пометкой:  «Вулканы».  Кратер  Ши¬
велуча.  Мы  провели  в  кратере  три  часа.  Ради  этих
часов  неделю  лежали  на  склоне  вулкана  в  зане¬
сенной  снегом  палатке...  Снимок  туманных  гей¬
зеров.  Усталые  и  голодные,  пытаемся  в  гейзере
сварить  картошку.  Вот  стадо  оленей  и  пир  возле
корякской  юрты,  старик  с  бубном,  всю  ночь
не  дававший  заснуть...
 Я  собирался  пробыть  на  Камчатке  пят¬
надцать  дней,  но  пробыл  семь  недель.  Причина
этому  -  погода,  расстояния  и  чары  еще  не  ис¬
топтанной  человеком  земли.  Обо  всем  путе¬
шествии,  о  всех  встречах  я  отчитаюсь  в  газете
теперь  уже  в  новом  году.  Надо  садиться  писать.
 •  Фото  автора.  21  ноября  1965  г.
 ДЕКАБРЬ
 ВРЕМЕНА  ГОДА
 Время  идет  по  кругу.  Стрелки  часов  -  по  кругу.  Солнца.  Земной  круг  называется  годом.  Многие
Луна  кружится  у  Земли.  Земля  делает  круг  возле  миллионы  верст  пролетаетчеловек  во  Вселенной
 01 	Василий  ПЕСКОВ
 Zi  -L 	ПОЛНОЕ  С  ОЬРАНИЕ  СОЧИНЕНИИ

на  своем  Земле-корабле.  Но  только  астрономы
по  звездам  и  солнцу  замечают  круговой  косми¬
ческий  бег.  Для  остальных  бег  по  орбите  отра¬
жается  в  земных  переменах,  которые  тоже  идут
по  кругу.  Мы  начали  фенологический  год  зимой,
и  вот  опять  окна  в  наших  домах  разрисованы
белым  папоротником,  и  солнце  ходит  по  небу
в  пушистой  оранжевой  шали,  день  короток,  как
воробьиный  нос,  глухая  снежная  тишина  опу¬
стилась  в  леса,  и  уже  вот-вот  надо  идти  за  елкой.
Круг  замыкается.  Мы  стали  старше.  Кого-то
не  стало,  кто-то  родился,  у  кого-то  седина  поя¬
вилась,  у  кого-то  в  первый  раз  тронуты  бритвой
усы.  Время  идет  по  кругу,  и  каждый  круг  делает
нас  мудрей  и  богаче.  В  марте  мы  слышали,  как
шевельнулся  под  снегом  первый  ручей.  Слышали
шорох  майских  жуков  на  ивах.  Видели  золотые
луга  одуванчиков.  Мы  лежали  на  горячем  песке
у  воды,  пахнущей  озерными  травами...  Свежее,
подернутое  воском  яблоко  хрустело  у  нас
на  зубах.  Мы  видели  листопад  и  провожали
глазами  птиц.  Мы  сегодня  лыжами  прорубаем
снег.  Мы  завершили  круг,  чтобы  начать  новый.
Радость  для  живущих  не  исчезнет,  пока  светит
солнце,  и  земля  ходит  по  кругу.
 Год  начинается  в  средине  зимы.  Фенолог
рождением  года  считает  март,  когда  пробуж¬
дается  жизнь.  Но  астрономы  взяли  верх  -  ка¬
лендарный  год  рождается  в  метельное  время,
когда  день  начинает  расти  на  одну-две  минуты.
Это  случается  в  самом  конце  декабря.  А  сейчас
день  продолжает  катиться  под  гору.  Сплошные
низкие  облака  крадут  свет  у  короткого  дня,
и  вечер,  кажется,  ходит  следом  за  утром.
Скрылись  под  снегом  рыжие  пажити.  Деревня
на  краю  леса  греется  дымом  из  труб,  вечерними
огнями  манит  человека  и  пугает  лесных  зверей.
Санные  дороги  к  стогам  уже  покрылись  кло¬
чьями  сена,  уже  везет  лошаденка  или  трактор
пыхтит  с  возом  березовых  дров.
 В  лесах  в  эти  дни  стоит  великая  Тишина.
Звуки  тонут  в  снегах.  Да  и  нет  почти  звуков,
разве  что  сойка  закричит,  заметит  что-нибудь
на  снегу.  Лоси  ходят  неслышно.  Белые  зайцы,
как  невидимки  на  чистом  снегу,  только  драз¬
нящий  след  остается.  Скорее  всего  сейчас
увидишь  лисицу.  Хорошо  видна  красная
охотница  за  мышами.  Снег  еще  неглубокий,
разрывать  легко.  Раз-раз  передними  лапами,
только  хвост  метелкой  кверху  торчит.  Охота  до¬
бычлива,  и  можно  даже  увидеть,  как  прячутся
в  снег  излишки.
 Не  очень  часто,  но  встретишь  в  белом  лесу
черную  стаю  тетеревов.  Глядеть  надо  утром  или
в  синие  сумерки.  Сидят  на  тонких  ветках  берез,
 Василий  Г1РСКОВ
 ПОЛНОЕ  С  OLPAHHI  СОЧИН1НИИ
 хватают  почки.  Если  ничем  не  выдавать  себя,
увидишь,  как  вечером  птицы  падают  и  зары¬
ваются  в  снег.  Иди  к  этому  месту  ночью  с  фона¬
риком...  Сказать  правду,  я  и  сам  ни  разу  не  видел,
как  ночью  сонные  птицы  поднимаются  из-под
ног,  но  в  северных  лесах  есть  такой  древний
способ  охоты.
 В  местах  поглуше  неожиданно  встретишь
красный  забор  из  флажков.  Даже  человека  эта
красная  рябь  ставит  на  месте,  зверь  же  и  подавно
пугается.  Волк  и  лисица,  очутившись  в  окладе,
мечутся  и  попадают  на  мушку.  Только  рысь  пре¬
зрительно  прыгает  через  красный  забор.
 Декабрь  знаменит  полосой  Никольских  мо¬
розов.  Дальше  пойдут  рождественские  и  кре¬
щенские.  Никольские  -  первое  испытание  для
лесных  жителей.  Кое-кто  из  них  в  предчувствии
больших  холодов  подался  поближе  к  жилью
человека.  Третьего  дня  у  лесника  на  подмо¬
сковном  кордоне  я  видел  целую  армию  лесной
мелкоты,  сидит  на  клене,  вобравши  голову
в  плечи,  красный  снегирь-генерал,  порхают  по
бурьянам  нарядные  щеглы-лейтенанты,  в  го¬
лубом  летнем  мундире  порхает  поползень.
Взвод  рядовых-воробьев  сидит  в  шинелишках
на  мякине  под  ногами  у  лошади.  В  этой  армии,
пожалуй,  только  дятел-барабанщик  не  боится
зимы.  Бьет  и  бьет  по  морозной  сосне.  И  сам  сыт,
и  синицам  кое-что  достается.
 Повалил  снег.  И  еще  тише  становится  лес.
В  белой  пелене  с  трудом  различаешь  березы,
потом  растворяются  в  белом  осины.  Елка
в  темном  махровом  платье  гордо  идет  через
лес.  У  самой  верхушки,  как  ожерелье,  свисают
гроздья  розовых  шишек.  Царственное  дерево!
Понимаешь,  почему  язычники  в  древности
кропили  елку  кровью  врагов  и  вешали  прино-
шенья  на  ветки.  Вон  куда  уходит  обычай  на¬
ряжать  елки  огнями  и  бусами...
 Время  идет  по  кругу.  Земля  на  орбите  сейчас
приближается  к  точке,  где  начинается  Новый
год.  Мы  еще  встретимся  с  вами  в  Новом  году.
 Лунатики
 Лунатики.  Но  не  те,  что  ходят  ночью  по
крышам.  Они  появляются  во  множестве  и  повсе¬
местно  с  первым  речным  и  озерным  льдом.  При¬
знаюсь:  слово  «лунатики»  я  придумал  сейчас,  за
столом,  когда  представил  себе  лунки-проруби
и  сидящих  над  ними  людей.
 Вы  могли  и  не  видеть  лунатиков,  потому
что  домой  они  возвращаются  тихо  и  незаметно,
а  уходят  ночью  под  воскресенье,  когда  город  видит
четвертый  сон  и  деревенские  петухи  думают:
кричать  или  рано?  У  каждого  из  лунатиков  через
 22

плечо  на  ремне  висит  обязательный  деревянный
короб.  Незнающий  человек  смело  предполагает:
это  сошлись  вместе  вагонные  слепцы-баянисты.
Однако  послушаешь  разговор  и  поймешь:  зрячие.
Слесарь  из  гаража,  министр  какой-то  промышлен¬
ности,  конюх,  трубач  из  духового  оркестра,  ми¬
лицейский  сержант,  сапожник,  грузчик  мебели,
полковник  в  отставке...  Болезнь,  приходящая
с  первым  льдом,  не  щадит  чинов  и  профессий.
 Среди  лунатиков  редко,  но  все  же  встретишь
и  женщину.  Ее  пришествие  на  лед  чаще  всего
надо  связывать  с  подозрительностью:  «Что  он  там
делает  каждое  воскресенье?»  Пошла  однажды
проверить,  но,  видно,  тоже  имела  предрасполо¬
женность  к  странной  болезни.  И  вот  теперь  ходит
вместе  с  мужем-лунатиком.  Овчинная  шуба,
штаны  ватные,  валенки-вездеходы  и  галоши  об¬
разца  1942  года,  сработанные  из  автомобильной
резины.  На  весь  день  идет...
 А  день  только-только  начинает  синеть  между
верхушками  елок.  Никаких  звуков  в  лесу,  только
снег  мнется  под  сапогами  и  пыхтят  старшие  из
лунатиков.  От  елок  лучше  держаться  поодаль,
чуть  заденешь  -  сыплется  за  воротник  холодная
пудра.  Всегда  кто-нибудь  говорит  одно  и  то  же
слово:  «Во-оздух...»  Все  согласно  молчат,  такого
воздуха  в  городе  не  бывает.  От  воздуха  кружится
голова.  Шаги  по  снегу  кажутся  музыкой.  И  жизнь
твоя  как  будто  только  сегодня  и  начинается.
 Мутная  синева  в  конце  просеки  заставляет
идти  быстрее.  На  озеро  выходишь  как  раз  ко
времени.  После  лесного  ущелья  видишь  вроде
бы  много  света.  Но  странный  свет.  Лицо  соседа
не  разглядеть.  Фигура  идущего  впереди  расплы¬
вается.  Но  постепенно  глаза  привыкают  к  сине¬
ватому  молоку.  Да  и  синева  разбавляется  посте¬
пенно,  делается  прозрачной.  Как  на  фотобумаге,
проявляются  на  чистом  снегу  швейные  строчки
лисьих  следов;  метелки  камышей  маячат  сбоку.
Лес  синей  полоской  обозначил  окружность
озера.  Синим  кораблем  плывет  из  леса  на  озеро
изба  лесника,  и  над  нею  на  тонкой  ноге  стоит
рыжий  дым.  В  такое  время,  если  положить
на  ладонь  мотыля,  он  уже  не  будет  казаться
черным,  он  будет  рубиновым.  Это  значит  -  пора!
Да  вот  уже  слышно:  кто-то  ударил  пешней  по
льду.  Озеро  отозвалось  тугим  барабаном:  Гук!
Гук!  Гук!  Удары,  как  будто  хлыстом  по  бочке.
Звуки  густой  волной  бегут  у  тебя  под  ногами
и  затихают  у  берега.  Люди  черными  точками  за¬
стывают  над  лунками.  Началось...
 Давайте  со  стороны  поглядим  на  лунатика.
Одежда  у  него  -  можно  сейчас  же  переселяться
на  полюс.  Лед  он  пробивает  пешней  на  дере¬
вянной  ручке.  Примерно  таким  же  оружием
 23
 на  Чудском  озере  били  псов-рыцарей,  только
деревянная  ручка  была  длиннее.  Но  лунатик
горазд  на  выдумки,  и  древней  пешне  в  двад¬
цатом  веке  грозит  забвение.  Появился  коло¬
ворот.  Левой  рукой  держишь,  правой  вертишь,
и  вот  уже  готова  аккуратная  круглая  дырка  во
льду.  У  дырки  ставится  ящик-«баян».  Этот  -  тоже
изобретенье  лунатиков.  Во-первых,  хорошая  та¬
буретка,  во-вторых,  это  ящик  для  удочек,  блесен,
лесок,  еды,  бутылки  с  вином.  И,  конечно,  самое
почетное  место  внутри  «баяна»  отводится  рыбе.
Наиболее  хитроумные  из  лунатиков  прибивают
еще  полозья.  Получается  маленький  крытый
возок.  Таскают  его  по  льду  на  веревочке,  и,  как
говорится,  «плеч  не  режет  ремешок...».
 Сидит  лунатик  у  лунки,  и  глаза  его  в  эту
минуту  ничего  не  видят,  окромя  кончика
удочки.  Поплавка  у  этой  удочки  нет.  Поплавок
быстро  вмерзает  в  лед.  Поэтому  еще,  наверно,
при  царском  режиме  поплавок  безжалостно
заменен  щетинкой  (или  резинкой,  или  пру¬
жинкой)  на  конце  удочки.  Следи  за  щетинкой:
дрогнула  -  немедленно  подсекай!
 Но  рыба  не  дура,  просто  так  на  крюк  она
не  идет.  Рыбу  надо  перехитрить.  А  это  умение
достается  не  с  первого  раза.  Ну  снасть,  само
собой,  надо  иметь  высокого  класса.  Цепким
и  маленьким  должен  быть  крючок  с  блестящей
капелькой  олова.  И  леска.  Леска  должна  быть
тонкой,  прочной  и  незаметной.  Все  эти  ка¬
чества,  говорят,  сумели  соединить  пока  что
только  японцы.  Мой  друг,  уезжавший  недавно
в  Токио,  был  атакован  лунатиками:  «Купи!
Не  леска,  а  чудо!  Рыба  ее  не  видит...»
 Сидит  лунатик  на  ящике,  ведет  с  рыбой  еди¬
ноборство.  Надо  уметь  раздразнить  рыбу.  Рука
с  удочкой  тихо  подрагивает.  Временами  весь
 Выдра.  Она  что-то  заметила.
 Василий  ПРСКОВ
 ИОЛНОГ  ГОГ.РЛНИГ  СОЧИНЕНИИ

рыбак  с  пяток  до  завязок  у  шапки  подрагивает
с  удочкой  вместе.  И  маленький  рубиновый  чер¬
вячок  на  крючке  там,  в  глубине,  тоже  пляшет.  Ну
конечно,  какая  рыба  равнодушно  пройдет  мимо
красного  плясуна?  Хвать!  И  в  тот  же  момент  за¬
работали  руки.  И  вот  уже  бьется,  взбивает  пу¬
шистый  снег  красноперая  рыба  размером...  со
спичку  или  чуть  больше.  Да.  А  что  делать?
 Обычно  ловится  окунь.  На  блесну  подо
льдом  попадаются  щуки.  Ловится  лещ,  где-
нибудь  на  Волге  или  Оке.  В  Сибири  пудового
веса  таймень  попадает.  На  Камчатке  в  лунке
ловят  гольцов.  И  много  ловят  -  на  салазках  еле
довозят  в  поселок.  А  тут,  в  Подмосковье,  вся  ра¬
дость  -  маленький  окунек.  Конечно,  со  спичку  -
это  самая  крайность.  Такие  обычно  в  счет
не  кладут.  Считать  начинают  с  «мелкого»,  вели¬
чиной  с  палец,  потом  идет  «ровный»,  потом  «ко¬
торого  можно  жарить»,  потом  «крупный»,  потом
идет  «лапоть».  «Лапоть»  -  это  рыба,  приносящая
славу.  Месяца  два  потом  будут  ходить  разговоры:
«Вон  там,  около  камышей,  Борис  Иванович  три
«лаптя»  взял...»  Конечно,  есть  рыба  и  еще  более
крупная.  Это  которая  даже  японскую  леску  рвет,
а  если  уж  обрыв  не  случится,  то  надо  кричать,
чтобы  скорее  подали  пешню  -  расширять  лунку.
Рассказ  о  такой  рыбе  лунатик  начинает  словами:
«Вот  случай  был,  хотите  -  верьте,  хотите  -  нет...»
Обычно  не  верят,  но  в  каждом  живет  мечта  когда-
нибудь  крикнуть:  «Пешню,  пешню  давайте!»
 Забыв  о  рыбе,  я  как-то  взялся  считать  удиль¬
щиков.  На  озере  сидело  четыреста  человек.  На¬
верное,  с  самолета,  пролетавшего  в  этих  местах,
озеро  казалось  большой  белой  тарелкой.  Лежали
в  тарелке  пироги  с  маком.  Пироги  кто-то  съел,
а  мак  остался.  А  совсем  близко  каждый  лунатик
имеет  свое  лицо  и,  если  внимательно  при¬
глядеться,  свою  привычку,  свой  почерк,  если
хотите.  Один  сидит  с  транзисторной  музыкой,
другой  для  борьбы  с  морозом  приспособил  хи¬
троумную  печку,  третий  устроил  палатку  над
лункой.  Четвертый  ловит  обязательно  лежа.
Однажды  я  испугался,  увидев  у  камышей  такую
фигуру.  Валенки  чуть  занесло  снегом.  Щека
на  льду.  Хотел  уже  кликнуть  людей.  Но  вижу,
рука  у  человека  подрагивает.
 - 	Вам  плохо?
 -Тсс...  Ходят...
 - 	Что  ходит?
 -Два  ходят...
 Я  нагнулся  к  лунке  и  увидел:  два  «лаптя»
презрительно  толкают  носом  красного  червяка.
Я  тоже  лег,  и  уж  не  помню,  сколько  времени
мы  наблюдали,  как  озерные  полосатые  тигры
лениво  ходят  между  камышинками.
 Василий  ПЕСКОВ
ПОЛ1Ю1-  С  ОЬРАНИГ  СОЧИМ1  ПИИ
 Есть  у  лунатиков  теории,  подкрепленные
практикой.  «Рыба  найдет  рыбака»  -  так  считает
один  и  ставит  палатку  с  печкой  около  ног.  Другой
уверен:  «Рыбу  надо  искать»  -  и  целый  день  ходит,
рубит  и  сверлит  лед,  червяка  греет  дыханием,
бегает  около  лунки  -  греется  сам.  А  когда  на¬
чинают  «цыплят  по  осени  считать»,  оказывается,
у  обоих  десятка  по  три  «которых  жарят».
 В  нашей  компании  больше  всех  ловят  во¬
дитель  троллейбуса  и  министр.  Министр  имеет
японскую  леску  и  знает  какие-то  тайны,  а  во¬
дитель  -  потому,  что  у  него  скорая  шоферская
реакция  на  подсечку.  Мы  с  сапожником  всегда
ловим  меньше  других,  потому  что  среди  луна¬
тиков  числимся  в  ротозеях  и  всегда  зеваем  по¬
клевки.  Но  зато  мы  видим,  как  вороны  у  бро¬
шенных  лунок  крадут  окуней.  Видели:  лисица
вечером  обходит  лунки  и  подбирает  все,  что
забыто  или  забраковано  по  причине  малых  раз¬
меров.  Один  раз  увидели  выдру.  Она  отряхнулась
у  проруби,  долго  с  любопытством  глядела  на  ры¬
баков,  потом  что-то  в  воде  заметила  и  нырнула...
 Дни  первозимья  красками  не  богаты.  Белая
земля,  белое  небо,  бурая,  белым  припорошенная
полоска  леса.  Но  если  в  середине  дня  приглядеться,
заметишь  едва  уловимые  краски.  И  только  чутьем
угадаешь:  осина,  сиреневые  расплывы  молодого
ольшаника,  желтовато-зеленый  оцепеневший  пух
лозняка,  темные  острова  сосен  и  отчаянно-рыжие
камыши.  Но  чуть  снежок  -  все  замутилось,  все
краски  смешались  в  одну  чуть  приметную  полосу
на  границе  земли  и  неба.  В  такие  часы  почему-то
особенно  яркими  кажутся  живые  плавники
окуней.  Кинешь  рыбу  на  снег  и  не  можешь  глаз
оторвать  от  огненных  перьев.  Окунь  прыгает,  по¬
крывается  белой  мукою  рыхлого  снега  и  замерзает
в  какой-нибудь  странной  позе...  Эти  картинки
на  озере  достаются  зевакам.  Серьезный  рыбак
все  это  давно  уже  видел,  и  не  так  уж  важно  ему,
как  исчезает  лес  в  снегопаде.  В  снегопад  хорошо
начинает  ловиться  плотва.  У  плотвы  в  снегопад
появляется  аппетит.  И  еще  зорче  глядит  охотник
на  дрожащий  конец  маленькой  удочки.
 А  день  кончается.  Лес  сделался  синим.  И  по
озеру  потекла  синева.
 Вот  уже  кто-то  кричит:
 -Ерш!
 И  все  сразу  зашевелились,  начинают  скла¬
дывать  удочки,  считать  и  прятать  в  ящики  рыбу.
Клюнул  ерш  -  значит,  вечер,  значит,  плотва
и  окунь  ловиться  уже  не  будут.
 Чуть  ли  не  у  автобуса  встречает  лунатика
кошка.  А  дома  встречают  насмешкой:  «Ну-ну,  ну
покажи  рыбу».  Тут  следует  честно  признаться:
«Ерши  и  немного  мелочи...»  Зато  если  пара-
 24

тройка  «лаптей»  попалась,  можно  соврать,  что
«из-за  этой  чертовой  лески  вот  такая  сошла!»
Не  важно,  что  этому  верит  только  шестилетний
сынишка.  Вся  семья  в  этом  случае  собирается
возле  таза  с  водой  и  будет  глядеть,  как  окуни
оживают.  Странная  штука:  мерзлые,  стучавшие
в  ящике  окуни  оживают  -  плавают,  бьют  хво¬
 стами  в  тазу.  Теперь  предстоит  самая  черная  из
работ  -  чистить  рыбу.  Тут  все  решают  семейные
отношения.  Очень  часто  бедный,  замерзший
рыбак  слышит:  «Сам  ловил,  сам  и  чисть».  Бе¬
рется,  чистит.  А  что  делать  лунатику?
 •  Фото  автора.  3  декабря  1965  г.
 твои  глаза
 ЗАМЕТКИ  (  вытеки  «ЛЕСНОЙ  ЭРМИТАЖ»
 Иомните,  вы  лежали  в  траве  и  глядели  на  небо.
Я  уверен,  что  это  было...  Белые  облака.  По
холмам  двигались  тени.  То  прохладно,  то  в  глаза
брызгало  солнце.  Бывают  дни,  когда  над  землей
плывут  удивительные  облака.  Помните  облако,
похожее  на  верблюда?  А  корабли  с  белыми
парусами?  Птица  с  длинными  острыми  кры¬
льями...  Каждый  из  нас  видел  удивительные
облака.  Конечно,  все  знают,  что  облака  -  это
горы  воды.  Но  в  каждом  человеке  живет  поэт.
И  редко  кто  не  видит  на  небе  сказочных  птиц,
кораблей,  отары  белых  овец.  Один  чаще  видит,
другой  -  реже.  А  если  кто  не  видел,  то  он
не  увидит  и  многого  другого.
 Один  раз  зашел  разговор:  что  такое  лес?
 -Лес-это  откуда  возят  дрова,  -сказал  один  че¬
ловек.  Это  было  правильно,  но  сказавший  так  на¬
верняка  не  увидит  на  небе  сказочных  птиц.  Этот
человек  не  стоял,  удивленный,  перед  красным
грибом-мухомором,  не  видел,  как  в  капле  росы
отражается  лесная  поляна.  Этот  человек  не  знает
лесных  запахов,  не  заметил  узора  подсвеченных
солнцем  молодых  листьев.  Дрова...  Он  не  знает,
что  даже  и  тут  человеческий  глаз  может  увидеть
сказочных  птиц,  странных  зверей  и  даже  самого
себя  в  забавной  или  драматической  позе.
 Эту  заметку  я  пишу  на  выставке  «Лесной
эрмитаж»  в  нашей  редакции.  На  полках  стоят
произведения  искусства.  Но  рука  человека
их  не  творила.  Среди  сухих  веток,  пней,  при¬
чудливо  изогнутых  кореньев,  коряг  и  камней  их
разглядел  человеческий  глаз,  человеческая  фан¬
тазия.  И  ребята  не  пожалели  свои  сокровища.
Некоторые  экспонаты  нельзя  было  прислать
на  выставку.  Ну  как  пришлешь  огромный  пень,
удивительно  похожий  на  медведя!  Он  и  теперь
 25
 стоит  в  лесу,  недалеко  от  города  Орехово-Зуево.
На  выставку  прислана  фотография  «зверя».
А  экспонаты  поменьше  пришли  в  посылках,  бе¬
режно  обложенные  ватой  и  бумагой.  И  вот  уже
сорок  дней  каждый,  кто  идет  по  коридору,  оста¬
навливается  у  застекленных  витрин.
 Что  же  мы  видим  на  выставке?  Вот  сучок,  уди¬
вительно  похожий  на  цаплю.  Замысловатое  спле¬
тение  корней  -  «Лесной  колдун».  Кусочек  фанеры,
на  котором  детское  воображение  разглядело  при¬
чудливый  образ  -  «Путник  в  пустыне».  Смешная
картошка,  похожая  на  пингвина.  Свитая  в  кольца
змея,  голова  верблюда,  голова  теленка.  Легко
узнать  в  сучке  змею,  медведя,  но  вот  «Матрос
с  гитарой»...  Мы  стоим,  улыбаемся  -  матрос  с  ги¬
тарой!  Чуть  изогнулся,  берет  какой-то  главный
аккорд.  А  вот  человек  увидел  себя  в  минуту
озарения,  открытия:  «Эврика!»  Удивительно,
как  точно  увидено:  человек  с  поднятым  кверху
пальцем  -  нашел!  Тот  же  глаз  в  другом  сучке  раз¬
глядел  «Призыв».  Природа  «творила»  слепо.  И  до
тех  пор  пока  человеческий  глаз  не  увидел,  сучок
оставался  сучком,  коренья  -  кореньями.  Значит,
главный  творец  -  человек.  Этим  творцом  может
быть  каждый.  И  творчество  это  приносит  радость.
Мастерская  творца  просторная:  небо  -  крыша,
а  стен  у  мастерской  нет.  Иди  в  любую  сторону,
по  росам,  по  траве,  под  пологом  елок,  под  белой
порошей.  Уроки  красоты  и  поэзии  природа  дает
в  любое  время  года,  в  любую  погоду.  Держи  глаза
открытыми.  Находки  будут  на  каждом  шагу.
Все  зависит  от  вкуса,  фантазии,  чувства  поэзии.
И  все  эти  качества  развиваются  тут  же,  на  лесных
тропах.
 Кто-нибудь  скажет:  а  что  делать  с  находками?
Просто  увидеть,  найти  уже  само  по  себе  -  ра¬
 Василий  ПРСКОВ
 ПОЛНОЕ  COr.PAHHF  СОЧИНЕНИИ

дость.  Самое  хождение  «с  поиском»  увлека¬
тельней  хождения  «просто  так».  А  если  найденное
можно  взять  и  принести  в  дом,  значит,  и  кому-то
другому  вы  принесете  немного  радости.  И  если  б
вы  решили  украсить  свое  жилье,  то,  поверьте,
в  магазинах  вы  не  найдете  украшения  лучше,  чем
эти,  найденные  вами  птицы,  звери  и  странные
люди  из  кореньев,  сучьев  и  древесных  грибов.
 Недавно  я  был  на  выставке  польского  ху¬
дожника  -  мастера  плетеной  мебели  и  разной
домашней  утвари.  Талант  этого  искусника  от¬
мечен  дипломом  Всемирной  выставки.  Изделия
удивительной  красоты  и  вкуса  показал  Вла¬
дислав  Волковский  в  Москве.  А  учился  этот  че¬
ловек  не  только  в  академии,  но,  как  он  сказал,
«главным  образом  у  природы».  Россыпи  цветов,
заросли  камышей  и  лозняка  на  польских  бо¬
лотах  подсказали  ему  витые  орнаменты  стульев,
занавесей  и  подносов.
 Природа  -  лучший  учитель.  И  главное  «в
лесном  творчестве»  -  не  сами  находки.  Лесные
хождения  и  поиски  будят  в  человеке  поэта.
Поэт  -  это  тот,  кому  даже  в  сумеречный  день
чудятся  проблески  солнца,  для  кого  лес  -  это
большой  мир  звуков,  красок  и  запахов.  Пусть
не  каждый,  вспоминая  увиденное,  может
сказать,  как  Есенин:
 Призыв.
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОР  CObPAHHF  СОЧИН1  НИИ
 Тот,  кто  видел  хоть  однажды
Этот  край  и  эту  гладь,
 Тот  почти  березке  каждой
Ножку  рад  поцеловать.
 Но  каждый  способен  расширить  границы
жизни,  увидеть  еще  вчера  не  замеченную  ее
красоту,  ее  звуки  и  образы.
 А  теперь,  как  член  жюри  «Лесного  эр¬
митажа»,  я  должен  объявить,  кто  победил  на  вы¬
ставке.
 ***
 Первую  премию  мы  присудили  Анатолию
Зыбину  (Москва)  за  находки:  «Матрос  с  ги¬
тарой»,  «Призыв»,  «Эврика!».
 Вторую  премию  получит  Лена  Брызгалова
(Ленинградская  область)  за  находку  «Лесной
колдун».
 Третью  премию  присудили  Любе  Лопатко
(Баку)  за  увиденный  ею  образ  «Путник  в  пустыне».
 Поощрительные  премии  получат  Надежда
Сергеева  (Иркутская  область),  Аполлон  Се-
мяшкин  (Коми  АССР)  и  Люба  Федунец  (Азов).
 «Алый  парус»  поздравляет  победителей  и  бла¬
годарит  всех,  кто  прислал  находки  на  выставку.
 •  29  декабря  1965  г.
 Змея-огневка.
 I
 26

1966

окно
 ИЗ  ЗАПИСНОЙ  КНИЖКИ
 Неделя  под  Новый  год.  Подоконник  за¬
меняет  письменный  стол.  Надо  проветрить
жилье  -  кладу  на  бумаги  охотничий  ножик,
яблоко,  кусок  булки  и  двигаю  тяжелую  раму
сплошного  стекла.  Листы  шевелятся,  чернила
расплываются  от  снежинок,  зато  поднимешь
голову  -  видишь  лесную  зиму.  Видишь  деревню
на  берегу,  слабо  нарисованную  углем.  Вре¬
менами  рисунок  как  будто  мелом  запудрен.  Вот
уже  совсем  нет  деревни.  Над  лесом  к  окну  дви¬
жется  белое  наступление.  Около  рамы  кружатся
холодные  мохнатые  существа.  Дом,  не  качаясь,
плывет  в  молочную  темноту  и  выплывает  опять
же  к  деревне.  Лес  уцелел  между  окном  и  де¬
ревней,  а  белую  напасть  мальчишки  внизу  под
окном  катают  в  тугие  шары.  И  сторожем  на  ночь
остается  у  дома  белая  баба.
 Третий  этаж.  Если  бы  не  окно,  а  бойница,
пулемет  косил  бы  верхушки  елок.  Год  был  уро¬
жайным  на  шишки.  Верхушки  у  елок  -  желтые  от
тяжелых  литых  махров.  Первой  елку  наряжать
стала  природа.  Мы  у  нее  переняли  -  вешать
на  дерево  украшения.  Но  что  они  в  сравнении
с  янтарными  припорошенными  снежком  оже¬
рельями.  Клесты  каждый  год  являются  убирать
урожай.  Деловитый  рывок  крючковатого
клюва,  взлет  с  шишкою  в  лапах,  и  вот  уже  сидит
на  самой  верхушке,  «молотит».  Легкая  шелуха
вместе  со  снегом  сыплется  вниз.
 У  серой  вороны  на  ближней  сосне  -  любимое
место  после  полета  в  деревню.  Приносит  что  бог
послал.  Жадно  съедает.  Чистит  клюв  и  сидит
потом,  вобрав  голову,  почти  рядом  с  окном.
 Внизу  еловый  лес  -  темный  и  сумрачный.
Печально  свистят  снегири  возле  канавы  на  бу-
дяках.  Мелькает  птица  -  крошка  крапивник  с  за¬
дранным  кверху  хвостом.  Поползень  маленьким
голубым  рубанком  шмыгает  вниз  по  стволу.
 Каждое  утро  сухая  высокая  бабка  в  очках  вы¬
водит  из  дома  мальчишку.  Бабка  несет  лыжи,
палки.  Прежде  чем  отпустить  мальчишку,  бабка
долго  держит  у  него  перед  носом  костлявый
палец  -  что-то  внушает.  Мальчишка  одет  в  пят¬
нистое  пальтишко  «под  леопарда»  и  подпоясан
красной  косынкой.  Ему  не  терпится  стать
на  лыжи.  Наконец  бабка  прячет  свой  палец
в  варежку.  Мальчишка  едет,  падает,  счастливый
барахтается  в  снегу.  Но  бабке  это  не  нравится,
 29
 Блеснуло  солнце  на  пол  минуты,  и  снова  снег,
снег,  снег...  Самолет  ищет  землю.
 бабка  снимает  варежку.  Мальчишка  не  слушает,
бежит,  подхватив  лыжи  под  мышки.  «Вот  я  тебя
догоню!..»  -  Старуха  семенит,  но  не  может  до¬
гнать.  И  так  каждый  день:  «Вот  я  тебя  догоню,
негодник!..»  И  не  может  догнать.  Мальчишка
бежит...  Ах,  как  радостно  валяется  в  снегу  этот
«маленький  леопард»!
 Утром  в  подвал  под  домом  идет  неторо¬
пливый  худенький  человек.  Все  у  него  не  по
росту.  И  шапка,  и  длинное  пальто  с  поясом,  и  бо¬
тинки.  Вот  он  опять  идет,  встретил  механика  из
гаража,  держит  его  за  пуговицу.  Я  знаю,  о  чем
он  сейчас  говорит:  «Вентиляции  нет.  Попробуй
там  посидеть  с  лыжами...»  Со  всеми  разговор
у  него  начинается  с  этого.  Человек  выдает  от¬
дыхающим  лыжи  и  забавные  с  длинными  по¬
лозьями  санки.  Ребята  в  доме  отдыха  катают
на  них  девчонок.  Девчонка  сидит  на  высоком
стульчике,  а  парень  сзади  бежит-бежит  и,  ра¬
зогнавшись,  становится  на  полозья.  В  плохую
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОБРАНИЕ  СОЧИНЕНИЙ

погоду,  когда  обитатели  дома  отдыха  кружатся
в  танцевальном  зале,  человек  выносит  санки
и  гонит  их  по  дорожке.  Чуть  побежит  и  стано¬
вится  на  полозья.  Забавно  и  грустно  глядеть,
как  в  снегопад  немолодой  человек  бежит  за
санками,  сделанными  для  двоих...
 У  меня  под  рукою  наготове  лежит  фотогра¬
фический  аппарат.  Жду  самолетов.  Всегда  ин¬
тересно  глядеть,  как  самолеты  возвращаются
с  неба  на  землю.  Тысяча  верст,  и  вот  теперь
надо  найти  полоску  земли,  не  промахнуться.
Над  землей  снег,  самолет  все  равно  ищет.  Густо
за  снежною  пеленой  нарастает  звук.  Низко  про¬
ходит.  Дрожит  стекло.  Галки  на  сухой  ветке  ис¬
пуганы  и  готовы  взлететь.  Низкие  облака.  Са¬
молет  затихает  -  благополучно  повстречался
с  землею.  Новый  гудит,  ищет  землю.  Блеснуло
солнце  на  полминуты,  и  опять  снег,  снег...
 Ежедневно  после  обеда  начинает  играть
труба,  в  половине  второго  из  минуты  в  минуту.
Я  слышу  далекие,  чуть  приглушенные  звуки.
Поднимаю  раму  и  уже  не  могу  работать.  Труба
играет  негритянский  псалом.  Где-то,  на  другой
стороне  земли,  родились  эти  грустные,  тягучие
звуки.  Ничего  религиозного  в  них  нет.  Просто
старый  и  мудрый  негр  размышляет  о  жизни.
Чем-то  мелодия  напоминает  «Вечерний  звон»,
но,  пожалуй,  только  простотой  звуков.  Раза  два
я  слушал  по  радио  эту  мелодию,  затихал  и  сидел
неподвижно.  Теперь,  преодолев  толщу  летящего
снега,  звуки  становились  особенно  мягкими
и  глубокими.  Кто  бы  мог  быть?  Вчера  я  не  вы¬
держал  и,  только  услышал  трубу,  спустился
и  пошел  через  лес  на  звуки.
 На  крыльце  рубленого  дома  сидел  парнишка,
закутанный  в  полушубок.  Труба  была  старая,
с  тусклыми  следами  оловянной  пайки.  Пар¬
нишка  сидел  спиною  ко  мне.  Окончив  мелодию,
он  дул  на  красные  пальцы  и  начинал  снова.  Он
без  удивления  встретил  незнакомого  человека.
 - 	Мне  тоже  вальс  очень  нравится.
 - 	Это  негритянский  псалом.
 - 	Да?..  Мы  готовимся  к  Новому  году,  и  я
каждый  день  для  разминки  играю...
 Сегодня  я  опять  с  нетерпением  ждал  по¬
ловины  второго.  В  окно  из  леса  идут  приглу¬
шенные  снегом  и  елками  звуки  -  размышления
старого  негра  о  жизни.
 Рыжая  лошадь.  Гриву  и  хвост  ей  не  чешут,
наверное,  лет  десять  -  солома  в  хвосте  и  гриве.
Лошадь  привязана  к  елке,  мягкой  губой  теребит
колючую  ветку.  На  лошади  возят  сено  и  мусор.
А  сегодня  лошадь  будет  на  празднике.  С  утра  по
комнатам  дома  отдыха  бегают  девушки:  «У  вас
на  кровати  накидка  синяя?»  Уносят  накидки,
 Василий  ПЬСКОВ
 ПОЛНОЬ  СОЬРАНИЬ  ГОЧИНРНИИ
 пришивают  на  них  большие  кресты.  Лошадь
давно  в  доме  отдыха  и  во  всех  подробностях
знает,  как  будет  проходить  «Веселая  олим¬
пиада».  В  тазу  зажгут  «олимпийский  огонь»,  по¬
весят  на  веревочке  наломанные  тут  же,  в  парке,
около  дома  еловые  ветки.  На  возвышенность
у  огня  станет  культурник.  Отдыхающие,  еще
неделю  назад  по  его  плану  разделенные  на  три
группы,  будут  подходить  и  докладывать.  По¬
дойдут  закутанные  покрывалами  «грехоносцы»,
будут  говорить  слова,  чтобы  всем  было  смешно,
потом  свалят  в  кучу  пустые  бутылки,  колоду  за¬
саленных  карт,  губную  помаду.  Очистившись
от  «грехов»,  скинут  с  себя  темные  покрывала
с  крестами  и  будут  плясать  у  огня  в  спортивных
костюмах.  А  потом  подойдет  команда  «Салям
алейкум»,  потом  «анархисты»,  разрисованные
черепами,  с  папиросами  и  огромными  писто¬
летами.  Культурник  всем  будет  ставить  оценки.
Лошадь  знает:  самый  веселый  момент  -  когда
Анархист  сядет  на  нее  и  поедет  докладывать.
Это  очень  смешно,  когда  старая  лошадь  стоит
и  жует  клок  сена,  а  Анархист  подносит  куль¬
турнику  корзину  с  курицей.  Будто  бы  случайно
курица  выскочит  из  корзины.  Отдыхающие
будут  смеяться.  Они  первый  раз  это  видят,
а  лошадь  сколько  раз  видела,  как  курица  ку¬
дахчет  и  мечется  у  нее  под  ногами...
 За  поворотом  дороги  смеются,  продолжается
праздник.  А  лошадь  свое  отработала.  Усатый
конюх  ведет  ее  на  конюшню.  Лошадь  шевелит
губами,  жует  воображаемый  клок  сена.  Лошадь
была  на  празднике.
 Темнеет  рано.  Когда  включишь  свет,  окно
становится  пронзительно  синим,  с  минуту
не  можешь  глаз  оторвать.  Синева  уплотняется,
и  вот  уже  по  стеклу  шлепнул  тугой  снежок  -
вечер,  идут  на  ужин.
 Мы  вчетвером  сидим  за  столом.  Три  де¬
вушки:  Валя,  Светланка,  Айна  -  и  я.  Айна  и  Валя
бедовые:  идешь  -  того  и  гляди  снегу  за  ворот  на¬
сыплют,  на  лыжу  сзади  наступят.  Кто-то  из  них
бросает  снежками  в  окно.  Светлана  не  бросит  -
тихая  и  застенчивая.  Но  вот  Светлана  сегодня
уехала  (пришла  телеграмма:  с  братом  что-то
случилось),  и  снежки  уже  не  прилетели  в  окно...
 После  ужина  я  ухожу,  не  потушив  на  окне
лампу.  Становлюсь  на  лыжи,  глотаю  колючий
воздух,  бегу  по  лесу.  Без  лыжни  заблудился  бы...
Лес  молчаливый,  забитый  снегом.  Вдруг  остано¬
вишься  от  гула  и  треска:  что  бы  это?  Кто  валит
лес?  Сосновые  сучья  не  держат  тяжелой  ноши,
ломаются  и  вместе  со  снегом  валятся  вниз.  У  елок
гибкие  ветки,  ударишь  палкой  -  снег  с  гулом
падает,  и  ветка  распрямляется,  как  пружина.
 30

Вылетаешь  из  леса.  На  горизонте  с  места
на  место  бегают  деревенские  огоньки.  А  что
если  туда  напрямик?
 В  одном  окошке  видно:  сидят  у  самовара,
дуют  на  блюдца.  Во  втором  -  девчонка  за  столом
навалилась  на  книжку.  Дом  без  света,  тускло
сверкают  холодные  стекла.  Окно  с  веселой
ситцевой  занавеской.  Окно:  у  лампы  старуха
 вдевает  нитку  в  иголку.  Занавешенное  плотно
окно,  и  только  полоска  света  льется  на  снег...
Назад  той  же  дорогой.  Вон  и  мое  окошко  светит
за  елками.  Скрипят  лыжи...
 Нет  лучшего  на  земле  света,  чем  золотистый
теплый  огонь  в  окне.
 •  1  января  1966  г.
 ТУМАННЫЕ  «(ТРОНА
 КАПЧАКМИ  РАМПАМ
 Учитель  географии
 В  Тихом  океане,  дальше  Кам¬
чатки,  земля  потеряла  два  ма¬
леньких  острова.  Точнее  -  их  даже
три,  но  третий  столь  мал,  что  его
рисуют  только  на  штурманских
картах.  А  на  обычных  -  два.  На¬
зываются:  Командорские  острова.
 Командорские...  Чувствуете
старинную  силу  этого  слова?
 Значит,  был  командор...  Да,  так
и  есть.  И  могила  его  на  острове.
 Именем  командора  названы
море,  пролив  и  острова,  дальше
которых  нашей  земли  уже  нет.
 На  дорожной  карте  я  обвел
кружком  Командорские  острова.
 Лучше  бы  идти  пароходом,
но  решил  «экономить»  время
и  пятый  день  гляжу,  как  подни¬
маются  и  в  разные  концы  Кам¬
чатки  разлетаются  самолеты.
 -  На  Командорах  туман.  Рейс
задерживается!..  Туман,  рейс  от¬
меняется.  -  Много  раз  я  слышу
милый  голос  из  репродуктора.
 Успел  придумать  заголовок  для
репортажа:  «Туманные  острова»...
 И,  наконец,  нет  тумана.
 Сидим  у  груды  посылок
с  яблоками.  Из  ящиков  текут  ру¬
чейки.  В  самолете  пахнет  вином  -
далекой  была  дорога  антоновки
на  туманные  острова.  Плывет
Камчатка  под  крыльями.  Справа  -
море,  игрушки  рыболовных 	Памятник  Берингу.
 31
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОК  ОБРАНИЬ  СОЧИН1  НИИ

судов.  Бумагой,  брошенной  с  самолета,  кру¬
жатся  чайки.  Слева  -  обрывистый,  нелюдимый
берег  и  вулканы  на  бурой  земле  -  белые  высокие
сторожа.  Облака  им  только  по  пояс...
 Нет,  на  остров  мы  в  этот  день  не  попали.
Туман,  низкие  облака.  Самолет  кружил,  чесал
колесами  туманную  пряжу.  Остров  был  где-то
под  нами,  но  мы  его  не  увидели.  Летчик  вышел,
виновато  пожал  плечами,  и  мы  повернули.
 Мы  увидели  остров  через  два  дня.  Буровато¬
зеленый  лоскут  земли  с  кружевом  пены.  У  поса¬
дочной  полосы  уснувшей  рыбой  лежит  самолет
без  крыльев,  точно  такой  же,  как  наш,  -  садился
в  тумане...
 Единственный  поселок  на  острове.  Мы  едем
к  нему  на  вездеходе  по  холмам,  по  волнам  вы¬
сокой  полеглой  травы.  Вездеход  становится,  во¬
дитель  бежит  на  холм  и  кладет  в  узел  из  пестрой
шали  грибы.
 - 	Подосиновик,  подберезовик...
 Ни  осин,  ни  берез  на  острове  нет.  Ни  одного
дерева  нет.  Тундра  -  кочки  и  застывшие  волны
зелено-бурой  травы.
 - 	Ну,  как  земля?  -  Водитель  не  дает  газ,
ожидает  ответа.
 Я  не  отрываю  глаз  от  окошка.  Ничего  по¬
хожего  видеть  не  приходилось...
 В  деревянном  поселке  на  доме  детского  сада
большими  буквами  надпись:  «Пусть  всегда  будет
солнце!»  Смеемся.
 - 	Сколько  дней  солнце  и  сколько  туман?
 - 	За  год  в  среднем  семнадцать  дней  солнце,
остальные  -  туман.
 1  сентября.  Первый  урок  географии
в  седьмом  классе.
 - 	Можно  мне  пойти  на  урок?
 - 	Урока  не  будет.  Не  прилетел  с  материка
новый  учитель.
 - 	Может  быть,  я  проведу?..
 Директор  школы  размышляет  четверть
минуты.
 -Ну  что  же...
 Интересно  поглядеть  на  остров  глазами
мальчишек,  которые  тут  живут.  Делаю  пере¬
кличку.  Прошу  дежурного  повесить  карту.
 - 	Кто  хочет  рассказать  об  острове  Беринга?
 - 	О  нашем  острове?!  И  отметки?..
 Двенадцать  девчонок  и  восемь  мальчишек
 с  любопытством  глядят  на  странного  педагога...
Два  века  назад  русский  корабль  высадил
на  остров  алеутов:  «Вот  земля.  Живите,  бейте
морского  зверя,  ловите  рыбу.  Подданства  будете
русского».  На  острове  селились  и  русские,
и  теперь  в  ребятишках  не  сразу  разглядишь  але¬
утскую  кровь,  хотя  есть  еще  на  острове  десятка
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  ГОЬРАНИЕ  COMMHFHIUI
 четыре  чистокровных  потомков  индейцев,  но¬
сивших  когда-то  куртки  из  птичьих  шкурок  с  пе¬
рьями.  Этот  район  на  Камчатке  называется  Але¬
утским.
 - 	Кто  расскажет  об  острове?
 Приходится  вызывать  по  журналу.  Общими
 силами  определяем:  земля  советская  начи¬
нается  тут,  вот  где  стоит  эта  парта.  И  день  на¬
чинается  тут.  В  Москве  сейчас,  в  эту  минуту,
полночь,  бьют  часы  над  Красной  площадью.
Москва  и  остров  -  на  одной  широте.  «Вот,  смо¬
трите  -  расстояние  от  полюса».  Больше  всего
удивляюсь  этому  сам:  действительно,  широта
Москвы  -  а  тундра  и  ни  единого  деревца...
 - 	А  название?  Почему  -  «остров  Беринга»?
 Должен  признаться:  дисциплины  не  было
 на  уроке.  Один  «историк»  опровергал  другого,
спорили  и  шумели.  Но  вот  пошел  разговор
о  пушках,  и  все  притихли.  Пушек  никто  из  маль¬
чишек  не  видел,  да  и  на  всем  острове  найдутся
два-три  человека,  кто  мог  бы  сказать:  видел.  Ко¬
рабельные  пушки  появляются  редко,  когда  океан,
отступая,  смывает  песок.  В  эти  часы  можно  под¬
бежать  и  потрогать  черный  чугун.  Более  двух
столетий  лежат  пушки  в  песке.  Еще  при  Петре  I
командор  Беринг  искал  северный  путь  в  Индию,
«хорошо  оглядел  Камчатку»,  увидел  пролив,  раз¬
деляющий  Азию  и  Америку,  вернулся  благопо¬
лучно  в  Россию  и  потом  второй  раз  поплыл  в  те  же
края  и  уже  не  вернулся.  Корабль  командора  Бе¬
ринга  одолела  цинга,  а  потом  настигли  штормы,
и  корабль  швырнуло  на  берег.  Моряки  думали,
что  Камчатка,  но  это  был  остров,  никому  не  из¬
вестный.  Драные  песцы  бегали  по  пустынному
берегу  и  нападали  на  умирающих.  Командор
умер  на  третий  день,  а  кто  остался  в  живых,  били
морских  зверей,  тем  и  спаслись.  Из  корабельных
обломков  люди  построили  бот  и  на  другой  год  до¬
стигли  Камчатки.  На  острове  же  остались  могила
с  крестом  и  пушки.  И  назвали  новую  неизвестную
землю  островом  Беринга,  а  все  острова  вместе  -
Командорскими,  а  воду  к  северу  -  Беринговым
морем,  и  пролив,  разделяющий  Азию  и  Америку,
назвали  тем  же  именем.
 На  острове,  в  самом  центре  села  Николь¬
ского,  недавно  поставили  памятник.  Полный
человек  в  парике  глядит  из  поселка  на  север.
На  земле  у  постамента  лежат  цепи  и  якоря.  Ма¬
тросы,  когда  бывают  на  острове,  обязательно
приходят  сюда  и  стоят  молча.  И  все,  кто  бывает
на  острове,  увозят  на  память  крупинки  бисера.
Корабль  Беринга  вез  подарки  людям  новых
земель.  Во  время  крушения  корабля  бисер  рас¬
сыпался,  смешался  с  песком.  Мелкий,  как  пшено,
бисер:  желтый,  голубой,  красный.  Двести  лет
 32

Удивительно:  по  траве  на  собаках!

прошло.  Но  вода  обнажает  в  песке  все  новые
крупинки  -  голубые,  красные,  желтые...  Звонок.
А  нам  не  хочется  расходиться.
 На  уроке  мне  приглянулись  двое  мальчишек.
И  мы  потом  несколько  дней  собирались  вместе,
бродили  по  острову,  по  поселку,  по  океанской
лайде,  похожей  после  отлива  на  лунную  дорогу.
 В  маленьком  поселковом  музее  лежит  ста¬
ринная,  позеленевшая,  длинная,  как  палка,  зри¬
тельная  труба.  Если  хорошо  попросить,  старый
алеут-хранитель  музея  разрешает  уйти  с  трубою
на  берег.  Можно  сесть  на  большие  черные
камни  и  долго  глядеть  на  море.  При  отливе
океан  тихо  уйдет  из-под  ног.  Если  прилив  -
камни  потонут  и  будут  похожи  на  гладкие  лбы
плывущих  зверей.  В  трубу  ничего  не  увидишь,
кругом  только  вода.  В  воде  изредка  проплывает
сивуч  или  китовый  фонтан  обнаружится.  Но
киты  стали  редкими  и  осторожными.  И  только
мертвых  китов  иногда  океан  отдает  острову.  Ки¬
товое  мясо  уносят  песцы  и  чайки,  а  кости  лежат
долго.  Мы  находили  китовые  позвонки  и  сидели
на  них,  как  на  больших  табуретках.
 Много  любопытного  можно  увидеть
на  лайде.  Можно  весь  остров  обойти  при  отливе
 по  твердой  полосе  песка  и  гальки.  Под  ногами
чуть  сочится  вода.  По  лайде  может  ехать  даже
автомобиль,  и  когда  едешь,  кажется  -  едешь  по
морю.  В  стекла  бьют  прибойные  брызги,  пахнет
солью  и  морскою  травой.  Но  лучше  идти  по  лайде
пешком...  В  трубу  по-прежнему  видны  только
барашки  волн.  Но  что-то  каждый  день  проис¬
ходит  за  горизонтом.  Океан  приносит  на  лайду
стеклянные  кухтыли  и  рыбацкие  сети.  Жители
острова  не  покупают  рыболовных  сетей.  Даже
заборы  в  поселке  и  загоны  для  кур  сделаны  из
сетей.  На  лайде  сколько  хочешь  найдешь  всякой
посуды  -  бутылки,  бидоны,  разные  фляги  и  даже
бочонки,  иногда  с  бензином  и  даже  с  вином.
Океан  приносит  на  лайду  бревна  разбитых
где-то  плотов,  мертвых  крабов,  бамбук,  ящики
с  иностранными  надписями,  башмаки,  пласт¬
массовые  игрушки,  пузырьки  из-под  вина  и  ле¬
карства,  бутылки  с  записками  -  ученые  разных
стран  хотят  узнать,  куда  течет  морская  вода.
Иногда  на  лайду  волны  приносят  матросские
бушлаты  и  шапки.
 Сколько  надо  дней,  чтобы  обойти  остров?
Мальчишки  считают:  «В  длину  около  ста  кило¬
метров,  в  среднем  пятьдесят  в  ширину  -  недели
 Это  песец-санитар.
 Василий  ПЕСКОВ
 IIO/IHOt  СОБРАНИР  СОЧИПРНИИ
 34

Малыши.  Им  все  в  диковину...
 мало».  Решаем  делать  вылазки  в  глубину  острова.
Первая  вылазка  -  за  грибами.  В  сентябре  в  вос¬
кресенье  весь  поселок  идет  за  грибами,  люди
поднимаются  вверх  по  холмам,  туда,  где  вид¬
неются  сопки  со  странными  вершинами,  по¬
хожими  на  столы.  Тут  под  ногами  пружинит
тундра,  тут  и  надо  искать.  Вернее,  искать  как
раз  и  не  надо.  Грибы  стоят  на  виду.  Их  заме¬
чаешь  за  сотню  шагов.  Такие  же  красношляпые,
как  в  Подмосковье,  и  число  их...  Слишком  легка
добыча!  Десять  минут  азарта,  а  потом  уже  равно¬
душно  проходишь  мимо,  хватаешь  горстями  во¬
дянистую  шикшу,  а  грибы  остаются  неизвестно
кому.  Раньше  их  подбирали  олени.  Но  с  тех  пор
как  убежавшие  из  поселка  собаки  одичали  и  рас¬
плодились,  диким  оленям  приходит  конец.  Было
пять  тысяч,  осталось  сотни  четыре.  Хитрые,  оди¬
чавшие  псы  умело  гонят  оленей  к  обрывам  или
сворой  валят  на  ровном  месте.  Пытались  делать
облавы,  травить.  Собачья  хитрость  все  пре¬
взошла.  Держатся  в  дальней  стороне  острова,
куда  люди  не  появляются.  И  только  изредка,  по
старой  собачьей  памяти,  прибегают  послушать,
как  воют  привязанные  поселковые  псы.
 Собак  на  острове  держат  для  езды  зимою
и  летом.  Я  удивился  сначала:  как  же  так  -  летом?
Мальчишки  взялись  показать.  Пока  у  нарты  раз¬
 35
 бирались  ремни  и  веревки,  собаки  выли,  стано¬
вились  от  возбуждения  на  дыбы  -  работа,  хоть
и  тяжелая,  все-таки  лучше  безделья,  несытого
и  тоскливого.  Удивительно  было  видеть  бе¬
гущих  собак  в  траве.  Двое  моих  друзей  искусно
тормозили  нарты  остолом  с  металлическим
наконечником  и  таким  забористым  словом
величали  собак,  что  мне  пришлось  завзятых
каюров  слегка  охладить.
 На  собаках  летом  привозят  в  поселок  сено,
если  сломается  трактор,  привозят  шкуры
убитых  котиков.  На  собаках  можно  доехать
на  другую  сторону  острова,  к  могиле  Беринга.
На  собаках  можно  куда  хочешь  уехать  рыбачить,
бить  из  ружья  пролетных  гусей  и  почти  с  палкой
охотиться  на  куропаток,  которые  за  двести  лет
не  научились  бояться  людей.  На  собаках  можно
поехать  к  самому  главному  на  острове  -  Са¬
райному  озеру.  Ребятишки  вздыхают,  из  чего
я  должен  понять,  что  такой  красоты  озера
больше  нет  на  земле.  На  озере  во  время  прошлой
войны  приводнялся  американский  бомбарди¬
ровщик.  Американцы  над  Командорами  про¬
летали  бомбить  японские  базы.  Подбитый  са¬
молет  сел  на  Саранном,  другой  приводнился
рядом,  забрал  летчиков,  поднялся  и  расстрелял
самолет  из  пушек.
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЬ  СОБРАНИЕ  СОЧИНЕНИИ

- 	Самолет  и  теперь  на  дне.  Мы  с  Валькой
когда-нибудь  попытаемся...
 Ребятишки  на  всей  земле  одинаковы,
и  я,  бывая  в  новых  местах,  не  ищу  провожатых,
кроме  мальчишек.  Моих  друзей  на  острове
зовут  Валя  и  Витя.  Валя  Тютерев  и  Витя  Со¬
лонин.  Первый  родился  на  Командорах  и  другую
землю  видел  только  в  кино.  Витя  родился  в  Улья¬
новске.  Три  года  назад  отец  его  решил  поехать
на  дальние  земли.  Мне  не  пришлось  говорить
с  отцом,  но  сыну  понравились  острова.  Мне  по¬
казалось,  он  знает  остров  лучше,  чем  старожилы
из  его  класса.
 Валя  родился  по  соседству,  на  острове
Медном,  а  год  назад  семья  поселилась  на  Бе¬
ринге.
 - 	Все  живы-здоровы?
 Скуластое,  смуглое  лицо  Вальки  от  улыбки
становится  совсем  круглым:
 - 	А  что  нам  станется?!
 Отец  в  этой  семье  -  потомственный  русский
плотник.  Мать  -  алеутка.  Детьми  плотника  бог
не  обидел.  Первая  -  дочь.  А  потом  пошли  сы-
 Владыка.
 новья  -  десять  сыновей!  Валька  начинает  пере¬
числять  всех  по  порядку:
 -  Мария  -  поваром  в  интернате.  Юрка  -  отцу
помогает,  Мишка  -  котов  бьет,  Колька  -  котов
бьет,  Борис  -  музыкант,  учится  в  Петропав¬
ловске,  Василий  -  радиотехник,  ну  я,  а  потом
идут  Генка  -  в  шестом  классе,  Пашка  -  в  пятом,
Ванюшка  в  первый  пошел,  Вовке  -  четыре  года.
Кажется,  все...
 На  острове  живет  восемьсот  человек.  Из
них  пятьсот  -  дети.  Взрослых  я  видел  на  рыбной
ловле,  на  сенокосе,  на  огородах,  где  растет  кар¬
тошка  и  репа,  видел  около  моря  и  на  собрании
в  деревянной  церкви,  переделанной  в  клуб.
На  острове  есть  коровы  и  большая  ферма  песцов.
Но  основная  работа  островитян  -  зверобойное
дело.  На  острове  проводит  лето  и  осень  большое
стадо  морских  котов.  За  это  «курортное»
и  тихое  на  земле  место  коты  платят  своими
шкурами.  Работа  зверобоя  нужная,  но  вряд  ли
можно  найти  в  ней  поэзии,  и  я  не  жалею,  что
не  увидел  главной  работы  островитян.  Котики
стоят  особого  разговора,  их  шкурами  живет  по-
селок  на  острове.  Если  бы  котики
вдруг  исчезли,  исчез  бы  и  челове¬
ческий  след  на  этой  земле.  О  ко¬
тиках  и  всей  экономике  острова
мне  рассказывал  главный  покро¬
витель  стада,  сухой  и  высокий,
как  жердь,  неизменно  вежливый
зоотехник  Игорь  Константинович
Кисельман.  Я  видел  его  каждое
утро  возле  конторы.  Один  раз  он
был  очень  обеспокоен.
 - 	Понимаете,  у  песцов
на  ферме  болезнь:  грызут  хвосты...
 Второй  раз  я  увидел  его  ве¬
селым,  с  кипой  маленьких  книжек.
 - 	Нет,  вы  подумайте:  «Устав
железных  дорог»!..  На  остров  Бе¬
ринга  привезли  «Устав  железных
дорог»!
 В  третий  раз  пошел  разговор
о  шкурах.
 - 	Когда  появляюсь  в  Москве,
мои  друзья  идут  к  вешалке  -  по¬
глядеть,  какая  у  моей  жены  шуба,
и  пожимают  плечами:  думают,
что  мы  тут  все  в  котиках  ходим...
Да-а.  Признаться,  много  раз  со¬
бирался  уехать.  Что  хорошего?
Семнадцать  дней  солнца  в  году.
И  почему-то  не  уезжаю...
 Не  помню  точно,  сколько
домов  в  поселке.  Помню,  все  дере-
 Василий  ПЕСКОВ
ПОЛИС»-  СОЬРАНИР  сочиньнии
 36

Кто  может  сказать,  сколько  их  тут?
 37
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОР  СОЬРАНИР  сочиншии

вянные.  В  поселке  все  деревянное:  дома,  заборы,
антенны  радиостанции,  маленький  тротуар
на  главной  улице  и  странные  крутые  лестницы
из  поселка  на  гору.  Я  спросил:  зачем  лестницы,
по  которым  не  ходят?  Мальчишки  взбежали
кверху,  потом  так  же  резко  скатились  вниз,  и  я
узнал,  что  лестницы  эти  построены  после  того,
как  на  островах  Тихого  океана  в  одну  минуту
исчез  целый  город  и  пострадало  много  селений.
В  году  много  раз  на  острове  бывает  землетря¬
сение.  Непросто  привыкнуть  жить  в  доме,  когда
деревянные  стены  вдруг  начинают  двигаться
и  скрипеть,  когда  гаснет  свет  и  посуда  падает
со  стола.  Но  главная  беда  не  в  этом.  После  зем¬
летрясения  люди  ждут  с  океана  большую  волну.
Японцы  называют  ее  «цунами».  Она  не  всегда
приходит,  но  ждать  ее  надо.  В  поселок  большая
волна  не  приходила  еще  ни  разу,  иначе  поселка
бы  не  было.  Но  десятиэтажная  волна  может
прийти.  И  после  каждого  землетрясения  матери
хватают  на  руки  малолетних,  и  все,  кто  может
бежать,  бегут  на  гору  по  лестницам.  Тревожно
звонит  колокол.  Хорошо,  если  днем,  а  не  ночью...
 Малые  землетрясения  часты.  Мне,  при¬
знаться,  хотелось  увидеть,  как  это  происходит.
Но  пришел  срок  отбывать.  Самолета  мы  не  до¬
ждались,  уходили  рейсовым  пароходом.  Кое-как
добрались  до  него  катером,  но  долго  не  могли
сблизиться  из-за  шторма.  Наконец  удалось.
С  парохода  на  канате  спустили  плоскую  люльку.
Мы  с  каким-то  дедом,  как  обезьяны,  повисли
над  океаном...
 До  Камчатки  шли  более  суток.  Немило¬
сердно  качало,  и  по  боку  парохода  океан  бил
чем-то  неимоверно  тяжелым.  Какие  баллы  были
у  шторма,  я  не  узнал,  но  когда  причалили  в  Усть-
Камчатске,  матрос,  помогавший  нести  рюкзак,
весело  сказал:  «Мы  родились  в  рубашках...»
 В  порту  узнал:  в  ночь,  когда  мы  ушли,  на  Бе¬
ринге  случилось  большое  землетрясение.
 Морские  коты
 Хороший  пляж.  Сначала  обрыв  скалы,  потом
песок  и  вода,  слегка  разбавленная  валунами.
Однажды  выбрав  место,  они  уже  много  лет  его
не  меняют.  Сколько  на  пляже  дочерна  загорелых,
порядком  ожиревших  купальщиков!  Спят,  об¬
махиваются  веером,  хотя  вроде  бы  и  не  очень
жарко,  барахтаются  в  воде...  Ну  конечно,  это
не  отпускники.  Еще  издали  слышишь  блеяние,
похожее  на  овечье,  и  рев  не  то  львиный,  не  то
пострашнее.  По  высокой  траве  подходим  ближе
и  ближе.  Вот  крайние  уже  раздувают  ноздри  от
беспокойства,  но  охота  ли  подниматься,  когда
тебя  разморила  редкая  на  этом  пляже  погода.
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНО*СОБРАМИ*  СОЧИЖНИИ
 Еще  ближе.  Уже  видим  себя  в  оливковом  сонном
глазу  крупного  зверя.  Затихаем,  и  стадо  морских
котов,  не  потревоженное,  остается  на  берегу.
 Напрасная  затея  их  сосчитать.  Даже  му¬
равьи  таким  числом  на  ровном  месте  не  со¬
бираются.  Хотя,  конечно,  ученые  знают:  их
в  этом  стаде  около  ста  тысяч,  а  всего  на  острове
двести  тысяч.  Много  ли  это?  Немало,  если  иметь
в  виду,  что  к  началу  нынешнего  века  их  осталось
девять  тысяч  всего.  Перебили,  а  потом  спохва¬
тились.  Американцы  раньше  нас  спохватились,
и  у  них  стадо,  по  соседству  на  островах  При-
былова,  -  под  два  миллиона.  Это  национальная
ценность.  Американцы  своих  котов,  говорят,
провожали  военными  кораблями,  когда  стадо
шло  на  зимовку.  Провожали  потому,  что  били,
да  и  теперь  есть  охотники  бить  котиков  в  море.
Японцы  на  какие  хитрости  только  не  шли.  По¬
тихоньку  обливали  лежбища  зловонным  ма¬
зутом  -лишь  бы  отпугнуть  зверя  от  лежек,  пере¬
манить  на  свои  острова  или  бить  в  море.  Теперь
есть  договор.  В  море  котов  не  бьют,  но  зато  мы
и  Соединенные  Штаты  даем  Японии  и  Канаде
по  тридцать  процентов  добытых  шкурок.  Капи¬
танам  всех  пароходов  строго  наказано:  вблизи
лежек  не  проходить,  а  если  случится  -  сигналов
не  подавать,  масло,  мазут  не  выливать...
 Однако  давайте  приглядимся,  что  проис¬
ходит  на  пляже.  Хором  кричат  угольно-черные
малыши.  Им  бы  материнского  молока,  да
не  у  всех  матери  дома.  Часть  самок  уплыла
в  море  кормиться,  охотиться  на  рыбу  и  осьми¬
ногов.  Неделю  будут  кормиться,  и  малыши  ждут.
Вот  две  матери,  кажется,  вернулись  с  охоты,
ищут  своих.  Попробуй  найти,  когда  малышей
тысячи,  и  все  одинаковы.  Нашла!  Кормит  своего
ластоногого.  Остальные  просят  еду  овечьими  го¬
лосами.  А  матери  могут  и  не  вернуться  -  встре¬
тятся,  например,  с  акулой  или  китом-касаткой.
И  тогда  малышу  конец.  На  пляже  множество
старых  и  совсем  недавних  скелетов.  Стадо  рав¬
нодушно  ползает  по  костям.  Равнодушно  терпит
песцов-санитаров.  Облезлые  песцы  шныряют
между  темными  тушами  и  хватают  всякого,  кто
уже  не  может  обороняться.
 А  львиный  рев?..  Вот  он,  ревун,  рядом  с  нами.
Из-за  травы  хорошо  видно  жирное  серовато-бурое
тело.  Усы,  раздутые  ноздри  и  острые  белые  зубы.
Владыка!  Он  высоко  возвышается  над  самками
и  малышами  и  ревет  беспрерывно.  Владыке  так
и  положено.  В  его  гареме  штук  тридцать  красавиц.
И  все  время  надо  показывать  силу  -  соперник
не  дремлет.  Вот  он,  соперник,  может,  нечаянно,
а  может,  намеренно  пересек  дозволенную  черту.
Немедленно  -  навстречу!  Получай:  раз!  раз!  Ах,
 38

В  воде  они  становятся  мирными,  и  разговор  этот  можно  истолковать  так:  «Нет,  ты  меня  непра¬
вильно  понял,  я  очень  тебя  уважаю».
 как  они  не  жалеют  шкуры!  Летит  шерсть,  и  по
гладкому  меху  потоками  полилась  кровь.  К  месту
потасовки,  подминая  самок  и  малышей,  дви¬
жется  еще  один  сердитый  жених.  Но  он  почему-то
раздумал  драться,  нагибается  и  усатой  мордой
целует  худеньких,  ласковых  самок.  Да  мир  и  вос¬
становлен  уже.  Нарушитель  гаремной  границы
пополз  к  воде.  За  ним  по  песку  тянется  красный
след.  Он  многое  потерял  в  этой  драке.  Пожелав
жену  ближнего,  он  лишился  теперь  и  своих  усатых
красоток.  Пока  он  будет  в  воде  зализывать  раны,
его  подружки  беспризорными  не  останутся,
а  главное  -  потеряна  площадка,  которую  он  с  ве¬
ликим  трудом  отстаивал  с  самой  весны.
 В  мае,  когда  на  островах  еще  белеют  снега,
самцы-владыкй  приплывают  из  дальних  морей
и  занимают  площадки  на  пляже.  Самки  и  мо¬
лодняк  приплывают  позже.  Небольшими
группами  они  охотятся  где-то  за  тысячу  кило¬
 39
 метров.  Но  в  середине  июня,  будьте  спокойны,  все
они  соберутся  на  острове,  где  родились.  Владыки-
секачи  ждут  их.  Каждый  занял  площадку,  и  ни
на  шаг  с  нее.  Не  едят,  не  пьют,  к  воде  даже  не  спу¬
стятся:  нельзя  отлучиться  -  площадку  сейчас  же
займет  противник.  Драки  из-за  площадок.  И  если
силенок  уже  маловато,  то  лучше  сразу  пода¬
ваться  к  холостякам.  Молодежь  до  четырех-пяти
лет  собирается  в  большие,  по  многу  тысяч  голов,
компании  и  держится  в  стороне.  Презираемые
стариками,  холостяки  к  самкам  не  подходят.  Ку¬
паются,  занимаются  физкультурой.  Редкие  из
них  живут  до  поры  жениховских  драк.  И  все  из-за
шкуры.  Холостяки  имеют  самую  лучшую  шкуру.
Их  окружают  охотники,  и  мало  кому  удается  про¬
рваться  от  берега  к  морю...  Трудно  холостяку.  Но
если  и  раз,  и  два  удалось  спастись  -  на  остров  он
вернется  уже  владыкой,  способным  постоять  за
себя.  И  люди  уже  не  тронут  его...
 Василий  IIKCKOB
 ПОЛНОЕ  СОБРАНИЕ-  СОЧИНЕНИЙ

Почти  месяц  владыки  ожидают  самок.  И  вот
они  наконец  появляются  -  стройные  и  усатые.
Львиный  рев  секачей  теперь  уже  не  смолкает.
Они  по-прежнему  не  едят,  не  пьют,  смешно  обма¬
хиваются  ластами,  похожими  на  листья  пальмы,
и  то  и  дело  пускают  в  работу  острые  зубы.  Че¬
ловеку  оказаться  в  такое  время  на  пляже  -  про¬
пащее  дело.  Японский  ученый  сорвался  со
скалы  на  островах  Прибылова.  Секачи,  конечно,
приняли  его  за  соперника.  Дело  окончилось  га¬
зетным  некрологом:  «При  исполнении...»  и  так
далее...
 Но  это  лишь  случайная  плата  людей  за  до¬
рогие  шкуры  котов.  Промысел  вполне  безопасен.
Это  даже  и  не  охота,  где  у  зверя  имеются  шансы
спастись.  Избиение.  Но  неизбежное,  поскольку
все  на  земле  служит  верховному  божеству  -  че¬
ловеку.  И  человек  уже  стал  замечать  результаты
владычества.  Исчезло  множество  видов  жи¬
вотных.  Совсем  недавно  исчезла  жившая  по  со¬
седству  с  котами  безобидная  стеллерова  корова.
С  котами  разумнее  обошлись  -  при  ежегодном  из¬
рядном  убое  стадо  продолжает  расти.  И  если  мы
будем  по-хозяйски  разумны,  оно  может  вырасти
до  миллиона  голов.  Именно  таким  его  подарила
человеку  природа  два  с  лишним  века  назад,  когда
были  открыты  Командорские  острова...
 На  прощание  давайте  понаблюдаем  за  бес¬
призорными  малышами.  Матери  уплыли  бог
знает  куда.  Отец  -  беспутный.  В  любовном
азарте  того  и  гляди  задавит.  И  уже  приспело
время  -  в  школу.  Надо  хорошо  научиться
плавать,  а  это  очень  страшно  -  идти  к  воде.
Все-таки  постепенно  идут.  Плескаются  сначала
в  мелких  вонючих  лужах,  потом  уже  в  глубокой
чистой  воде.  Любопытны,  как  все  малыши.  Под¬
ходишь  -  много  тысяч  маленьких  котов  и  кошек
не  бегут,  а  пятятся  задом  к  воде.  Ловлю  одного.
Испуган,  трясется,  но,  конечно,  уже  норовит
укусить.  Никто  за  него  не  заступится.  Сам  за¬
щищайся.  Половина  малышей  из  первого  пу¬
тешествия  не  вернется  на  остров  -  слишком
часто  встречаются  им  на  пути  касатки.  У  кита-
разбойника  находили  в  желудке  больше  десятка
котят.  Вернувшись  на  остров,  кошки  будут  уже
в  безопасности,  а  мужчинам  надо  пройти  «холо¬
стяцкий  сезон».  Такова  жизнь...
 Дрожит  малыш  на  руках.  Ну  что  же,  иди,
иди  к  своим,  расти  и  постарайся  владыкой  вер¬
нуться  на  это  место.
 Тундра
 - 	Амто!
 - 	Амто!  -  улыбается  дедушка  Тергувье.  Бубен
в  его  руках  делает  полукруг  и  затихает.  -  Из
 Василий  nFCKOB
 ИОЛНОЬ  СОЬРАПИГ  СОЧИ1И  иии
 Москвы?  Слыхал,  Москва  -  большой  стойбище.
Люди  много,  как  комары  в  тундре,  так,  да?  -  До¬
вольный  шуткой,  дедушка  Тергувье  вытирает
рукавом  кухлянки  глаза.  Бубен  опять  начинает
плясать  над  костром,  и  хриплый,  стариковский
голос  тянет:  «Одо-одо-до-до-ой!..»
 - 	О  чем  поешь,  дед?
 - 	Так  пою,  ничего  не  пою.  Пою:  тундру
вижу,  олени  вижу.  Желтый  тундра,  потом  белый
тундра.  Синий  река,  потом  белый  река.  Белый
собак  бежит,  черный  ночь  -  собака  бежит.  Буду
ехать,  олений  язык  буду  есть,  чай  пить  буду,
спать  буду.  Одо-одо-до-ой!..
 Мы  с  «оленьим  доктором»  Валентином  едем
по  тундре,  и  сзади  слышится  эта  песня,  простая,
как  крики  птиц.  Под  копытами  у  лошади  то  вода
хлюпает,  то  мох  с  хрустом  приминается  под  ко¬
пытом.  На  всем  скаку  упади  с  лошади  -  не  уши¬
бешься  на  этой  перине,  расшитой  черным
бисером  шикши  и  синими  бусами  голубицы.
Синяя  гора  справа.  Уже  два  раза  лошади  пили  из
встречных  каменистых  речек,  а  гора  все  справа,
все  виден  на  верхушке  камень,  на  медведя  по¬
хожий.
 - 	Сколько  до  нее?  Километров  десять?
 - 	Тридцать,  а  то  и  больше.
 Валентин  Лазебный.
40

Воздух  синий.  Не  холодно  и  не  жарко.  Усатые
кочки  в  воде.  Олений  череп  и  белый  узорный
рог.  Восемь  живых  оленей  глядят  в  болотное
зеркало  и  видят  там  восемь  таких  же  рогатых
и  бородатых.
 Тишина  в  тундре.  Сушатся  на  синем  небе
белые  длинные  облака-полотенца.  Просвистели
кулики-ягодники,  пошевелили  легкую  вату
травы-пушицы,  и  опять  тихо.  Желтая  тундра.
Сколько  оттенков  теплого  цвета!  Лимонный
ивняк  бьет  по  бокам  лошади.  Красноватыми
жилками  светятся  ковры  березок  и  голубицы.
Ржавая  гущина  болотных  зарослей.  Темно¬
малиновые  листья  ползучих  рябин.  В  тундре
осень  я  бы  называл  летом.  Комаров  нет.  Спать
можно  прямо  под  звездами.  Бегут  из-под  ног
земляные  зверьки  -  евражки.  Опять  белые
оленьи  кости,  березки,  которые  можно,  как
траву,  рукой  сорвать.
 Можно  встретить  медведя  на  этой  без¬
людной  земле.  Можно  увидеть  десять  медведей
сразу  -  пасутся,  как  лошади.  Не  очень  опасный
зверь  в  этих  местах,  но  лучше  обойти  стороной.
Можно  увидеть  в  тундре  белого  волка,  лисицу
красную,  как  огонь,  черных  ворон,  росомаху,
белых  лебедей  на  озерах,  гусей,  уток.
 - 	Человека  в  тундре  встретишь  нечасто.
В  прошлом  году  двести  километров  прошли  -
и  ни  следа.  Встретил  нечаянно  радиста-геолога.
Обнялись.  Мне  уходить,  а  он  за  рукав:  «Подожди,
неделю  сижу  без  людей...»
 Опять  речка,  камни  гремят  под  копытами,
вода  ледяная  и  тоже  гремит,  когда  льется  с  ла¬
доней  обратно  в  реку.  Рыбы-гольцы  мечутся
на  каменном  мелководье.  Кургузые  каменушки
полетели,  цепляясь  брюхом  за  воду.  На  пути  -
юкольник,  попросту  легкий  сарай  на  сваях-
жердях.  Запасливый  коряк  приготовил  на  зиму
рыбы.  Вот  тут,  видно,  он  ее  потрошил  -  на  ветках
осталась  сушиться  икра,  кушанье  не  шибко
почтенное  в  этих  местах.  Главное  -  рыба.  Рас¬
пластованные  лососи  лето  и  осень  сушатся
на  жердях.  Это  и  есть  юкола  -  хлеб  тундры...
 - 	Амто!
 - 	Амто!  -  отзывается  с  берега  морщинистая
старуха.  -  Табак  есть?  -  Старуха  бережно  раз¬
минает  папиросу  над  старой  деревянной
трубочкой,  две  папиросы  кладет  в  коробку
на  поясе.  Кто  мы?  куда?  зачем?  -  никаких  во¬
просов.  Пахнет  вяленой  рыбой  и  дымом.  Четыре
белые  собаки,  ни  разу  не  гавкнув,  глядят  вслед
лошадям.
 Ни  деревца,  ни  высоких  кустов.  Возьмись
что-нибудь  сделать  -  палку  негде  добыть.
И  привезти  как?  Тундра  не  знает  дорог.  Олени
 41
 и  собаки.  Не  привезешь  на  собаках  бревен.
Возят  самолеты  и  вертолеты.  Мы  едем  из  мо¬
лодого  поселка.  Поселок  пахнет  свежей  сосной.
Желтые  рубленые  дома  для  коряков  стоят  около
речки.  И  каждое  бревно,  каждую  доску  и  гвоздь
привезли  самолеты.  Мы  сами  летели,  сидя  в  са¬
молете  на  бревнах.  Каждый  дом  в  тундре  -  зо¬
лотой  дом,  очень  дорогой  дом.  Вот  как  раз  над
нами  летит  самолет...
 - 	Ты  говоришь:  как  заблудился  топограф?
Да  очень  просто.  Понадеялся  на  себя,  оглянулся:
вроде  вон  к  той  сопке  надо  идти,  а  сопка  не  та.  Да
и  попробуй  разбери  их.  Рассказывал:  до  пятого
дня  надеялся,  а  потом  потерял  надежду.  Шел.
Потом  полз.  Его  искали  и  увидели  с  вертолета.
 - 	А  ты?
 - 	Я  один  не  хожу.  Беру  коряков  в  прово¬
дники.  Коряк  не  заблудится.  Я  тоже  кое-чему  на¬
учился  -  за  лето  тысячу  километров  пройдешь...
 Лошади  стали.  Подозрительно  глядят
на  ржавую  воду.  Обходить  надо.  Ведем  лошадей
в  поводу.  С  кочки  на  кочку,  все  правей,  правей
обходим  болото,  а  ему  и  конца  нет,  а  там  вон
дальше  сплошная  вода.  Передняя  белая  лошадь
вдруг  провалилась  одной  ногой,  делает  на¬
тужный  рывок  и  еще  глубже  увязает  в  трясине.
Бьется  -  и  еще  глубже!  Коряк-проводник  рас¬
терянно  глядит  вперед,  назад.  На  расшитой  би¬
сером  шапке  прыгает  хвост  горностая,  звенит
медный  бубенчик.  Конец  экспедиции...  И  тут
я  увидел  бегущего  Валентина.  Он  запустил
руки  в  грязную  жижу,  отстегнул  вьюки.  Ни¬
когда  не  слыхал  у  людей  такого  властного
голоса.  В  руке  у  Валентина  свистит  веревка.
Но  я  думаю  -  именно  голос  заставил  кобылу
шевельнуться,  дернуться,  заржать,  заколотить
ногами...
 Лошадь  -  на  твердом  месте,  мелко  дрожит
и  пьет  воду.  А  Валентин  сидит  на  кочке,  вы¬
ливает  из  сапог  воду,  выжимает  портянки,  вы¬
жимает  свитер.  Только  теперь  замечаю:  борода
у  него  желто-зеленая,  под  цвет  тундры.  Очки
делают  его  похожим  на  старинного  земского
доктора.
 - 	Часто  бывает?
 - 	Бывает.  -  Валентин  вытирает  с  очков
пятна  грязи,  помогает  коряку  уложить  вьюки.  -
Бывает...
 Еще  раза  два  поили  лошадей  и  сами  за¬
пивали  хлеб  и  юколу  водою  из  встречной  речки,
а  табуна,  который  ищем,  все  нет...  Потом  вдруг
сразу  запахло  дымом,  в  синем  тумане  засве¬
тились  три  огонька.  Из  ложбины  на  гору,  на¬
пирая  друг  на  друга,  с  хорканьем  поднимались
олени.  Внизу  в  сумраке  лозняка  продирался
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНО  CObPAHHF  СОЧИШ-НИЙ

пастух.  Рога  оленей  на  красной  полосе  неба  вид¬
нелись  сгоревшим  лесом.
 У  костра  мы  скинули  седла,  стреножили
и  пугнули  лошадей  в  темноту.  Из  юрты  на  голоса
вышел  высокий  человек  в  коричнево-белой
кухлянке,  в  праздничных  торбазах  и  с  чаутом
для  ловли  оленей.  Сдержанно  сказал:  «Амто!»
Но  разглядев  у  костра  очки  и  Валькину  бороду,
пастух  улыбнулся,  кинул  в  сторону  чаут.
 -О!  Олений  доктор!  Олений  доктор  приехал.
Хорошо  приехал  -  праздник  будет,  олешка
колоть  будем...
 Утром,  когда  над  костром  еще  блуждали
струйки  вчерашнего  тепла,  четыре  женщины  в  рас¬
шитых  бисером  новых  кухлянках  ушли  в  лощину,
заросшую  ивняком.  Они  вернулись  с  охапками
желтых  веток.  Поставили  ветки  у  юрты,  возле
костра,  где  вялится  рыба,  на  большой  черный
котел  кинули  ярко-желтые  прутики.
 В  это  же  время  мужчины  поднялись  к  табуну.
Тысячи  две  оленей  как  заведенные  с  гулким
топотом  кружатся  на  одном  месте.  Большие
самцы-хоры  в  этой  толкотне  ухитряются  стано¬
виться  друг  против  друга.  Удар!  Кажется,  искры
должны  посыпаться...  Мужчины  держат  в  руках
чауты  -  потертые  до  блеска  кожаные  арканы.
Бросок.  Кольца  чаута,  на  лету  выпрямляясь,
летят  к  ветвистому  кусту  на  голове.  Рывок.  Но
петля  только  сильнее  захлестнулась.  Шарах¬
нулся  олень,  наклонил  голову,  уперся  ногами.
Чаут  звенит  струною,  четыре  руки  перебирают
аркан,  дотянулись  к  рогам,  уже  гнут  к  земле
седую  голову  хора.  Это  непростое  дело  -  по¬
валить  самого  сильного  из  оленей.  Но  всякий
мужчина  должен  это  уметь.  Семилетний  маль¬
чишка  хлопает  от  радости  длинными  рукавами
праздничной  одежонки.  Это  его  отец,  бригадир
Аймик,  повалил  хора.
 Визжит  обломок  пилы.  И  вот  уже  драчун-хор
мчится  к  стаду,  обезоруженный  и  смешной.  Он
машет  на  бегу  странно  полегчавшей  головой,
не  понимая,  в  чем  дело.  Ни  одна  важенка  теперь
не  захочет  полюбить  безрогого  кавалера,  и  все
противники  будут  презрительно  пробегать
мимо.  Поделом,  не  будоражь  табуна.  И  снова
летит  чаут.  Ловят  самок.  Повалив,  доят,  сливают
густое,  тягучее  молоко  в  кожаные  мешочки.
 А  к  полудню  чаут  падает  на  головы  молодых
жирных  оленей.  Семья  Аймика  стоит  в  это  время
около  юрты.  Рядком:  мать,  ребятишки,  без¬
зубая  бабка.  Аймик  подводит  оленя.  По  ритуалу
праздника  около  юрты  уже  лежит  заколотая
собака.  Аймик,  не  выпуская  оленя,  подержал  над
костром  закопченного,  вырезанного  из  полена
божка.  И  раз!  -  одно  движение,  и  струя  крови  из
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЬ  СОЬРАНИЬ  сочинении
 оленьего  бока  брызнула  на  желтые  ветки  празд¬
ничного  наряда.  Скорее  кровью  измазать  щеки
и  нос  жене,  детям,  старухе.  Аймик  свое  дело
окончил,  садится  у  костра  с  маленькой  девочкой
на  коленях.  Ножом  орудует  жена  Аймика.  Для
гостей  -  язык  и  лучшие  куски  мяса.  Вода  уже
булькает  в  большом  котле.  Сами  хозяева  предпо¬
читают  сырую  оленину.  На  зубах  у  мальчишки
хрустят  поджаренные  молодые  рога,  старуха
в  промытый  желудок  оленя  собрала  кровь;  после
из  крови  с  кореньями  трав  сварят  еду  -  опану.
 Мужчины  приглашают  гостей  «мозговать».
Мозговать  -  это  чуть  ли  не  главный  момент
праздника.  Это  -  сидеть  у  костра,  скрестив  ноги,
черенком  ножа  разбивать  сырые  оленьи  кости
и  глотать  чуть  присоленный  мозг.  Я  с  трудом
одолеваю  непривычное  блюдо.  Валентин  ест
с  аппетитом.
 -  В  тундре  загнешься,  если  не  есть  сырого
мяса  и  рыбы  -  все  витамины  тут...
 А  потом  молчаливое  чаепитие.  Наливаем
в  блюдечки  коричневый  взвар,  дуем  на  него,  вы¬
пиваем  бог  знает  сколько  чашек  подряд.  А  тундра
полосами  стелет  в  низине  дым  от  костра,  почти
незаметный  ветер  уносит  к  сопкам  запах  еды.
И  уже  прилетели,  сидят  на  жердях  сороки
и  вороны.  Но  птицам  мало  что  достанется  около
юрты.
 Ни  одно  животное  на  земле  не  дает  человеку
для  жизни  столько,  сколько  дает  олень.  Оленье
мясо  -  основная  еда  в  тундре.  Едят  вареное
и  сырое,  сушат  на  зиму.  Молоко  ребятишкам
дает  олень.  Молодые  рога  служат  лекарством,
вселяют  бодрость.  В  гости  за  двести  верст  Аймик
на  оленях  поедет.  Юрта  -  оленьи  шкуры.  По¬
стель  в  юрте  -  оленьи  шкуры.  Мешок-кукуль,
в  котором  Аймик  ночует  дорогой,  -  оленьи
шкуры.  Кухлянка  на  Аймике,  шапка,  торбаза,  ру¬
кавицы,  продымленная,  непромокаемая  летом
рубашка  -  оленьи  шкуры.  Мягкая,  тонкая  и  пу¬
шистая  одежонка  на  ребятишках  -  шкура  мо¬
лодого  олешка-пыжика.  Нитки,  которыми  жена
Аймика  искусно  шьет  одежду  и  торбаза,  -  оленьи
жилы.  Обычные  нитки  порвутся,  сгниют  от
сырости  -  жилка  не  рвется.  Ремни  на  нартах  -
оленья  кожа.  Шкурой  же  подбиты  лыжи.  Из
шкуры  сделан  бубен  у  Аймика.  На  оленях  зимою
бывают  веселые  скачки-соревнования.  Награда
победителю  -  опять  же  олень.  Даже  олений  помет
коряк  собирает  и  бережет  для  выделки  шкур.
 Без  оленей  нет  в  тундре  жизни,  потому
так  хорош  этот  «праздник  оленя»  осенью.  Он
похож  на  праздник  урожая  у  земледельца  или
праздник  у  рыбака,  когда  путина  окончилась.
Все  лето  с  места  на  место  ходил  табун.  Велика
 42

Не  самое  простое  дело  -  повалить  самого  сильного...
 43
 Василий  IIКСКОВ
 полное  СОЬРАНИЕСОЧИНГНИЙ

тундра,  и  надо  знать  пастухам,  где  сытые
выпаса,  где  вода,  где  от  жары  табуну  спасаться,
от  комаров,  где  грибов  поедят,  соленой  земли
полижут  олени.  И  вот  праздник.  Олени  нагуляли
жира  к  зиме,  а  тундра  к  этому  времени  и  комара
спрятала,  и  солнца  много,  и  краски  веселые
в  тундре.  На  забой  угоняют  совхозные  табуны.
А  этот  табун  пастуха  Аймика  вроде  «приуса¬
дебного  участка»  оленеводов.  Тут  у  каждой
семьи  пятнадцать  -  двадцать  оленей.
 Булькает  крепкий  чай  в  закоптелом  чайнике.
В  соседней  юрте  ударил  бубен.  Табун  оленей
стоит  почти  рядом  с  костром.  Двое  мальчишек
играют  около  табуна.  Один  бежит,  несет  над
головой  олений  череп  с  рогами,  другой  учится
бросать  чаут.  Отец  у  костра  приподнялся,
глядит...  К  огню  повернул  лицо:  что  скажет  о  его
сыне  олений  доктор?  Олений  доктор  Валентин
Лазебный  на  тысячу  километров  по  этой  тундре
в  каждом  табуне  желанный  гость,  хороший  друг
в  каждой  юрте.
 - 	Слушай,  Лазебный,  чаю  хочешь?  Хочешь,
еще  олешка  будем  колоть?  Однако,  хочешь,  а?
 Без  оленя  нет  жизни  в  тундре.
 Пустая  юрта  пахнет  давним,  холодным
дымом  и  кислой  кожей.  Мы  лежим  в  спальных
мешках.  Под  головой,  повернешься  -  скрипит
старая  кожа  седла.  Ветер  нашел  худобу  в  юрте  -
шевелит  пламя  свечи.  В  темноте  ходит  старик
с  бубном:  «Одо-одо-до-о-ой-до!..»  Всю  ночь
одна  тягучая  песня.  Встретившись  с  нами  днем,
старик  весело  ткнул  себя  пальцем  в  грудь:
 - 	Однако,  немноско  мухоморцика!  -  Веселый
дурман  гриба-мухомора  водит  деда  от  юрты
к  юрте...
 - 	Слушай,  Валя,  а  не  всякий  человек
в  тундре  -  свой  человек?
 - 	Не  всякий,  -  отзывается  Валентин.  -  Я  уже
пять  лет  езжу.  Иногда  думаю:  хватит!  Нет,  жалко
бросить,  уже  вроде  капитал  положил  в  тундру,
другой  на  этом  месте  может  не  справиться.
Чудеса!  Мы  в  институте  оленей  «не  проходили»  -
собаки,  лошади,  рогатый  скот...  В  тундре  «второй
институт»  надо  было  кончать.  Думаешь,  меня
всегда  вот  так  принимали?  Дали,  помню,
оленя  -  крутится,  не  идет,  и  все.  Такие  бывают.
А  коряки  умчались,  даже  и  след  поземка  закрыла.
Кричать?  Надо  бы  закричать.  Нет,  думаю,  не  за¬
кричу,  выберусь.  Кружусь  в  ивняках.  Гляжу  -
подъезжают:  «Однако,  начальник,  мы  пошутили.
Умеешь  ездить,  начальник...»  Вот  так.  Был  у  меня
приятель,  признался:  «Сел  в  тундре  и  плачу  -
зачем  олени,  зачем  эта  тундра,  зачем?  Есть  же
другая  земля».  Уехал.  Слабому  тут  нельзя.  Мы
ехали  -  это  прогулка,  с  девушкой  можно  ехать.
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЙ  COI.PAHHF  СОЧИН1  НИИ
 А  если  буран?  Или  неделю  дождь?  А  ты  пеший,
тундра  -  сплошная  вода,  а  за  плечами  рюкзак  -
ветеринарные  инструменты,  лекарство?  Сто
километров  -  обычное  дело.  А  лечение...  Теперь
«доктор,  доктор».  А  бывало,  придешь:  «копытка»
полстада  свалила  -  никто  и  ухом  не  поведет:
«Однако,  всегда  «копытка»  была».  Сидят  усталые,
попробуй  подними  ловить  оленя,  промывать
ноги,  делать  уколы.  Сам  всегда  начинал.  А  хора
повалить  -  видел?  Аймик  вон  какой  -  и  то  еле-еле.
А  мне  надо  было  обязательно  повалить,  и  тогда
пастухи  подходили.  И  так  пошло  понемногу.  «Ко-
пытку»  в  крае  никто  не  лечил.  Полтабуна,  были
случаи,  гибло.  Сейчас  -  кончено.  Чуть  что  -  со¬
общают  и  сами  берутся.  Скажи,  может  человек
этим  гордиться?..
 - 	Одо-одо-до-о-ой-до!  -  Старик  с  бубном  на¬
клоняет  голову  в  проходе  юрты.  -  А,  доктор
не  спит.  Хорошо,  доктор,  хорошо...
 Валентин  выходит  из  юрты.  С  полчаса
в  темноте  о  чем-то  говорит  с  дедом.  Возвра¬
щается.  Вытирает  около  свечки  вспотевшие
стекла  очков.
 - 	На  звезды  глядел.  За  пять  лет  привык
к  этому  небу.  Вспоминал  сейчас:  у  нас,  под
Омском,  такое  же  небо?
 -Тянет?..
 - 	Почему-то  петухов  вспоминаю.  Я  дере¬
венский.  Тоже  иногда  думаю:  олени,  болото,  сырое
мясо-зачем?  И  тут  же  другой  человек  в  тебе  подни¬
мается:  «А  кто  же,  если  не  ты?»  Этот  второй  помог
не  закричать,  когда  остался  один  с  упряжкой.
Второй  валил  хора  на  землю.  Второй  может  сто,
двести  километров  пешком,  был  бы  чай  и  кусок
мяса.  И  тундру  любит,  этих  людей  понимает.
А  первому  петухи  снятся.  У  первого  жена  в  союз¬
никах.  Вдвоем  как  навалятся!  А  что  скажу  в  оправ¬
дание:  все  лето  в  тундре,  а  когда  с  «копыткой»  схва¬
тился  -  восемь  месяцев  дома  не  был...  Только  дурак
скажет:  жизнь  -  простая  штука  и  легкая...
 Капля  влаги  с  верха  юрты  падает  на  свечу.
Пламя  трещит,  ветрено,  качаются  тени  на  за¬
коптелых  шкурах.  Ворочается  во  сне  наш  про¬
водник  Вантулян.  Свою  шапку  с  бубенчиком
он  положил  рядом.  От  дыхания  бубенчик  тонко
позванивает.  Из-за  оплошности  с  лошадью  Ван¬
тулян  два  дня  чувствует  себя  виноватым  и  даже
сонный  вздыхает.  Днем  я  спросил:  что  значит
Вантулян  по-корякски?
 - 	Вантулян?  Ну  так:  я  побежал,  ты  меня  надо
догнать.
 - 	Беглец?
 - 	Беглец,  беглец.
 Спать  уже  не  к  чему.  Тушим  свечу,  выходим
из  юрты.  Смутно  белеет  на  сопках  снег,  белеет
 44

в  темных  ивняках  лошадь.  Юрты  кажутся
старыми  копнами  сена.  В  крайней  юрте  плачет
ребенок,  протрезвевший  старик  сидит  у  горячих
углей  и  задумчиво  гладит  рукою  бубен.  И  мы  са¬
 димся  к  огню  вскипятить  чай.  Сейчас  начнет  зе¬
ленеть  небо  за  сопками.
 •  Фото  автора.  Север  Камчатки.
30  января  -  3  февраля,  9  февраля  1966  г.
 ДЫМ  I»  ТРУБЫ
 КЛГРШШ11  Р1МПШ1
 тобы  шел  дым  из  трубы,  осенью  надо  по¬
меньше  у  печки  сидеть».  Так  говорят  в  Пахачах.
Надо  подняться  вверх  по  реке,  навалить  оль¬
шаника,  вязать  плот.  Река  с  готовностью  по¬
несет  ношу.  Но  ухо  надо  востро  держать  -  это
не  Ока  под  Рязанью  -  пронесет  мимо  поселка
или  треснет  о  камни  -  какие  уж  там  дрова,
самому  бы  вернуться  к  печке...
 Человек  перебегает  с  места  на  место.
Орудует  долгим  шестом.  Вот  сейчас,  сейчас,
 Вот  такой  транспорт!
 если  не  упустит  момент...  Не  упустил.  Плот,  как
надо,  делает  полукруг,  мы  швыряем  плотогону
веревку.  Все.  Прыгает  собака  с  плота.  Человек
не  спешит.  Привязал  дровишки  возле  двадцати
таких  же  плотов,  вытер  брезентовым  рукавом
капли  воды  с  лица  и  как  бы  итог  подвел  всему  -
ударил  мокрым  картузом  по  колену,  засмеялся:
У  верблюда  два  горба,
 Потому  что  жизнь  -  борьба...
 Протянул  руку:
 -  Василий  Есин.
 45
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛИСА  СОЬРАНИР  COHMHFHHH

Мы  задержались  на  берегу,  слушали,  как
в  тумане  тревожно  перекликались  гуси.
 - 	Глядите,  сейчас  полетят  на  Шаман-гору...
 Точно.  Стая  в  тумане  смешалась  и  вразброд
 полетела  над  самой  водой.  Василий  не  снял
ружья.
 - 	Напугаешь  -  переменят  дорогу...  Как  по
нитке,  как  раз  над  поселком  летят.  Весной  ле¬
бедей  выходим  глядеть.  Днем  белые,  а  если  ве¬
чером  -  красные.  Когда-нибудь  видели  красных?
Темно,  свет  в  окнах,  а  там,  наверху,  заря  по
крыльям...
 - 	Ты  из  Рязани?
 -Да.  Район  Касимовский.  Село  Ласино...
 ***
 Василий  Есин  живет  сейчас  в  поселке  Верхние
Пахачи.  Под  Воронежем  есть  степное  село
Синие  Липяги.  Я  помню,  заведующий  облоно
разозлился  за  что-то  на  молодую  учительницу:
«Пошлем  в  Синие  Липяги».  Учительница  за¬
плакала.  А  теперь  представьте  Камчатку  и  на  ней
совсем  уже  глухой  угол  -  Верхние  Пахачи.
 Все  жилые  места  на  Камчатке  можно  со¬
считать  по  карте  за  пять  минут.  Есть  тут  един¬
ственный,  но  большой  город  -  Петропавловск-
Камчатский.  В  нем  живет  половина  людей
полуострова.  Вторая  половина,  не  городская,
 уместилась  бы  на  трибунах  большого  москов¬
ского  стадиона.  Как  раз  всем  бы  места  хватило.
Эта  часть  населения  живет  в  маленьких
и  больших  поселках  по  берегам  рек  и  на  пес¬
чаных  косах  у  океана.  Поселки  чем-то  похожи
один  на  другой.  Долго  летишь.  Никаких  при¬
знаков  человека.  Горы  и  океан.  И  видишь  вдруг
горстку  деревянных  строений,  деревянный
домик  аэродрома  под  самой  горой,  остановку
автобуса.  «А  что  это  расписание  прибили  так
высоко?  Не  прочитаешь...»  Местный  человек
улыбается:  «Снега.  Под  самые  провода  снег.  Вот
и  прибиваем  повыше».  «Зимою  по  дыму  из  труб
видишь  поселок»,  -  говорит  летчик.
 И  опять  час  полета  -  горы  и  океан.  Радость
от  дымка  и  огней  на  земле  почти  такая  же,  как
в  Антарктиде.  Но  тут  расстояния  по-своему
понимают.  «Однако  поеду  в  гости»,  -  скажет
коряк  и  поехал  пить  чай  к  соседу  за  сотню  верст
на  олешках  или  собаках.  Теперь  самолеты  вовсе
расстояния  сократили.  Но  часто  бывает:  горы
и  облака  заключают  такой  прочный  союз  -
легче  на  собаках  добраться,  чем  ждать  самолета.
Бывает,  две  недели  ждет  человек,  чтобы  попасть
в  Петропавловск.  Но  уж  зато  оттуда  до  Москвы
рукою  подать.  Одиннадцать  тысяч?  Ну  и  что  ж!
Рыбак  Малякин  после  долгой  и  богатой  путины
решил  немного  развлечься,  позвонил  в  Москву,
в  Большой  театр:  «Завтра  «Борис  Годунов»?
Оставьте  один  билет.  Да,  да,  это  с  Камчатки...»
 Час  свободный  -  уже  норовит  в  сопки...

Легенда  говорит:  именно  так  происходил  раз¬
говор.  Утром  рыбак  оделся,  как  положено  для
театра,  на  самолет  и  вполне  успел  к  началу  спек¬
такля...  Из  Верхних  Пахачей  так  не  получится.
Есть  в  этом  краю  только  два  летчика,  которым
разрешают  садиться  у  Пахачей.  Маленький
самолет  должен  почти  впритирку  обогнуть
Шаман-гору,  и  после  хитрой  петли  надо  сразу
же  сесть  на  гальку  возле  реки.  Самолетом  при¬
летают  и  улетают  люди.  Самолет  везет  горючее
трактору,  племенного  быка  в  поселок  привозили
маленьким  самолетом.  Почту  возят  и  молодые
летчики  -  кинули  и  пошли  дальше.  А  непогода  -
месяц  ждут  самолета  Верхние  Пахачи.  Как  раз
это  место  выбрал  Василий  Есин  для  жизни.  Вы¬
бирал  так:  «Взял  карту,  поглядел,  где  меньше
кружков  -  поселков,  поставил  точку».
 Так  уж  люди  устроены.  Одни  плачут,  не  хотят
в  Синие  Липяги,  Верхние  Пахачи.  Другие  -  сами,
своей  охотой.
 ***
 Я  прыгнул  из  самолета  на  гальку  и  увидел
прямо  над  крыльями  красную  от  рябин  гору
Шаман.  Сзади  шумела  река,  впереди  за  ровным
полем  речных  камней  виднелся  деревянный
поселок.  Пахнуло  дымом,  копченой  рыбой
и  чем-то  совсем  незнакомым.  Собаки  в  поселке
лаяли  иначе,  и  даже  тишина  стояла  особенная.
Вечерние  дымы  из  труб  тянулись  сравняться
ростом  с  Шаман-горою,  но  где-то  на  полдороге
поток  воздуха  ломал  дыма,  сливал  в  одну  синюю
полосу  и  крышей  оставлял  висеть  над  поселком.
Хотелось  идти  медленно.  Я  знал  по  опыту:  через
день-другой  оглядишься,  привыкнешь,  и  уже
не  будет  этого  щемящего  чувства  «новой  земли».
 К  самолету  бежала  девушка  и  орава  маль¬
чишек.  Девушка  перекинулась  словом  с  лет¬
чиком  и  стояла  на  речной  гальке,  пока  самолет
разбегался,  пока  превратился  в  точку  над  зу¬
бьями  синего  горизонта.  Ребятишки-коряки
окружили  нового  человека,  сопели,  рукавом  на¬
водили  порядок  под  носом  и  стеснялись  что-то
спросить.  Наконец  один  осмелел:
 - 	Дядя,  ты  будешь  у  нас  мытыр-тыр?
 - 	Мытыр-тыр?..  -  Я  ничего  не  понял.
 После  узнал:  девушка  ходит  встречать  все
 самолеты.  И  все  понимают  в  поселке:  тоска.
Два  года  работает  воспитателем  в  интернате
и  не  привыкла.  Собирается  улетать  и  радист
Алексей  Михайлович  Черненко  с  женою.  Долго
жили.  Теперь  радиста  переводят  на  новое  место.
Поселок  не  скрывает  огорчения  -  улетают  хо¬
рошие  люди.  Больше  всех  озабочены  ребятишки.
Семь  лет  назад  одесский  техник  приехал  мон¬
 47
 тировать  радиостанцию.  Первый  раз  в  поселке
затарахтел  движок.  Удивительные  и  совсем  не¬
знакомые  звуки.  «Мытыр-тыр!»  Ребятишки  ис¬
пуганно  и  восхищенно  глядели  на  пускавшую
синие  кольца  машину  и  на  высокого  человека:
«Мытыр-тыр!»  Так  и  пошло.  Даже  взрослые
коряки  кланялись:  «Здравствуйте,  Мытыр-тыр».
Это  вполне  отвечало  строю  местных  фамилий.
Тут  человека  просто  зовут:  Гугульнин-камень,
Милют-заяц,  Кайнын-медведь,  Аймик-кулеш...
 Веселый  человек  Мытыр-тыр.  Делал  блесны,
кино  показывал,  каток  расчищал  на  речке.  С  ним
можно  было  играть  в  снежки,  кидать  длинный
аркан-чаут.  Сообразительные  второклассники
не  один  раз  хныкали:  «Пусть  Мытыр-тыр  будет
воспитателем  в  интернате».  И  вот  Мытыр-тыр
уезжает.  Укладывает  чемоданы.  Ждет:  должен
прилететь  в  поселок  новый  радист.  Меня  ребя¬
тишки  у  самолета  как  раз  и  приняли  за  нового
Мытыр-тыра...
 Поселок  Пахачи  -  оленеводческий.  Оленьи
табуны  гуляют  где-то  в  долине.  Пастухи  живут
в  юртах  у  табунов.  А  тут,  в  поселке,  школа  для
ребятишек,  маленький  клуб,  пекарня,  магазин,
почта,  радиостанция.  Десять  коров  в  поселке,  два
трактора,  лошадей  два  десятка,  лодки.  Буйная
река  Пахача  затопила  поселок  в  прошлом  году,
люди  со  скарбом  сидели  на  крышах.
 Девушке  из  Волгограда  тут  прижиться  не¬
просто,  тоскует  и  бегает  к  каждому  самолету.
А  Василию  Есину  именно  такое  место  понра¬
вилось.  «Я  как  приехал,  чемодан  кинул,  на  ту
сторону  через  реку  перемахнул,  забрался  на  гору,
вон  на  ту,  что  снегом  покрыта.  Забрался,  глянул
кругом  -  и  заорал:  эге-ге-ге-эээ!..  Патроны,  какие
были,  все  от  радости  кверху  пустил.  Как  это  на¬
зывается...  жизненное  пространство.  И  красота
какая.  Меня  отсюда  клещами  не  вытянуть».
 ***
 Василий  Есин  -  тринадцатый  сын  у  матери.
Сестра  Мария  еще  до  войны  уехала  на  Камчатку.
Приезжала  в  гости,  привозила  большую,  во  весь
стол,  рыбу,  но  главное  -  много  рассказов  было.
Вся  деревня  ходила  послушать  про  оленей,  про
то,  как  рыбу  ловят  и  крабов,  как  зверей  бьют,
как  дымятся  вулканы  и  как  местные  люди  -
коряки  умерших  сжигают.  Отец  ерзал  на  лавке:
«Не  может  такого  быть,  чтобы  сжигали...»  Отец
умер.  Сестра  до  сих  пор  на  Камчатке.  Братья
с  войны  не  вернулись,  а  тринадцатый  сын,  Ва¬
силий,  как  наметил,  так  и  решил:  после  армии  -
на  Камчатку.  Три  года  живет  на  Камчатке.
 Одна  забота  -  мать  осталась  без  сыновей.
Корову  продала,  тяжело  старухе  с  коровой.  Ва¬
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЬ  СОЬРАНИЬ  СОЧИШ  НИИ

силий  зовет  на  Камчатку,  но  старуха  не  очень
спешит:  «Бог  ее  знает,  эту  Камчатку».  В  письмах
про  хозяйство  спрашивает,  про  соседей,  про
жену  Василия,  «про  местность».  Василий  все
аккуратно  описывает.  «...Ты  сейчас,  мама,  ло¬
жишься  спать,  а  у  нас  уже  утро,  вон  сопка  по¬
краснела  от  солнца...»  Пишет  Василий,  что
живет  он  не  в  юрте,  а  в  деревянном  доме.  Стены
и  печку  на  рязанский  манер  красками  расписал.
Огород  завел.  Конечно,  земли  тут  -  не  пойма
Оки,  опять  же  Север  -  лето  короткое.  Но  отчего
не  попробовать:  что  тут  может  произрастать?
Все  семена,  которые  из  Рязани  прислали,  к  делу
определил.  Аккуратно  записывал:  когда  посеял,
когда  цвело,  сколько  чего  убрал.  Не  много  родит
земля,  но  картошку  можно  иметь,  репа  растет,
морковка.  Картошки  прошлым  годом  двадцать
ведерок  собрал.  Этой  осенью  -  девять,  не¬
важный  год  получился.  Огурцов  нет,  зато  икры
посолил  бочонок,  рыбу  и  ловить,  и  коптить
научился.  Работал  сначала  трактористом  в  со¬
вхозе  и  плотничал.  А  пригляделись:  хозяйскую
жилу  имеет  парень  -  завхозом  сделали.  Теперь
надо  заботиться,  чтобы  в  интернате  у  ребя¬
тишек  молоко  было,  чтобы  коровам  сено  было
накошено  и  вовремя  свезено,  чтобы  трактора
без  горючего  не  стояли,  чтобы  дрова  разливом
не  унесло.  Конечно,  как  и  прежде,  придется
и  на  трактор  садиться,  и  топором  работать  -  то
же  самое,  что  и  в  рязанском  селе,  науки  особой
не  надо,  нужен  хозяйский  глаз.
 Ну  и  конечно,  про  семью  пишет  Василий.
Жена  -  из  местных.  Пальмирой  зовут.  Большую
землю  только  в  кино  видела.  Работает  в  школе
учительницей.  В  доме  хозяйка  -  лучше  не  надо.
В  письмах  сказано  про  Мытыр-тыра,  про  нового
директора  школы,  проженщину-пекаря,  которая
с  двумя  ребятишками  уезжала  на  материк  и  вер¬
нулась.  Самое  главное  в  письмах  не  удается:
почему  он  тут,  на  Камчатке,  остался?  Можно
было  бы,  как  другие,  заработать  деньжонок  -  и  к
матери.  Поначалу  он  так  и  думал:  нагляжусь,
а  там  видно  будет.  Остался  вот.  Дом  чинит,  сына
ждет.  Пробовал  рассказать  в  письмах,  какая  ра¬
дость,  когда  поднимаешься  на  Шаман-гору.  «Са¬
молет  ниже  тебя  летит.  Видишь  сверху:  Пахача
извивается,  блестит  на  каменных  перекатах.
Видишь  тундру:  красная  и  желтая,  с  зелеными
кедрачами,  озера  -  как  блюдца,  стая  гусей  ниже
тебя  пролетает.  И  сопки...  Чувствуешь:  ноги
осилят  и  эту  сопку,  и  вон  ту  дальнюю,  белую.
А  что  там  за  белой?  Может,  там  и  человек
не  бывал?  Наверняка  не  бывал...»  Василий  пере¬
читывал  и  рвал  бумагу.  Не  получалось,  как  хо¬
телось  бы,  и  писал  просто.  «И  очень  края  понра¬
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОЬРАНИЕ  СОЧИНШИЙ
 вились,  просторно,  земля  нехоженая,  и  красоты
всякой  много.  Хожу  на  охоту.  Пятьдесят  кило¬
метров  по  сопкам  за  день  -  обычное  дело.  Дичи  -
во  сне  столько  не  видел.  А  если  и  одного  гуся
принесешь  -  все  равно  хорошо.  Бывает,  и  ружье
не  хочется  поднимать  -  не  хочется  потревожить
всего,  что  видят  глаза».
 Жена  называла  его  фанатиком.  «Час  сво¬
бодный  -  уже  норовит  в  сопки».  Быть  бы  на¬
верняка  разладу,  но  сумел  рязанский  парень
объяснить  камчадалке,  что  он  видит  за  горою
Шаман.  Нашел  где-то  старый  журнал.  «Вот,
гляди:  Шолохов  на  охоту,  и  жена  вместе...»  Уго¬
ворил  хоть  раз  сходить  вместе  с  ним  на  охоту,
и  вот  два  года  уже  под  воскресенье  муж  и  жена
с  ружьями  уходят  из  дому.
 ***
 - 	Ешьте.  Щи  сам  варил.  Пальмира  в  первую
смену  -  приходится  самому  воевать...  Сына  жду.
Понимаете,  сына!
 - 	А  если  дочь?
 - 	В  другой  раз  сын  будет.  Надо  же  есинский
род  утверждать  на  Камчатке...  -  Задел,  опро¬
кинул  на  скатерть  кастрюлю  со  щами.  -  Ох  и  по¬
падет  мне...
 ***
 ...На  Камчатке  я  не  один  раз  вспоминал  ве¬
селого  и  хозяйственного  рязанского  парня.
На  Камчатку  много  людей  приезжает.  Один  -
отслужить  срок,  другой  -  за  рублем,  третий  -
«поглядеть  землю».  Приезжают  и  уезжают.  Все
время  сохраняется  равновесие:  десять  тысяч
приехало  -  десять  тысяч  уехало.  Но  есть  на  Кам¬
чатке  и  старожилы.  Привези  их  в  Москву  -
на  третий  день  запросятся  домой,  затоскуют.
Я  много  встречал  таких.  Замечено:  все  ста¬
рожилы,  как  правило,  охотники  или  заядлые
рыболовы,  одним  словом,  люди,  для  которых
природа  -  не  последнее  дело  в  жизни.  Конечно,
это  не  дачные  вздыхатели  над  ромашками.  У  кам¬
чатской  природы  тугие  мускулы,  с  нею  лицом
к  лицу  встречаются  только  сильные.  Душою
не  покривим  -  оседают  на  Камчатке  и  слабые,
и  неудачники,  такие,  что  и  куда-нибудь  дальше
поехали  бы,  да  некуда  дальше.  Не  этим  народом
всякая  земля  славится.  Самый  нужный  человек
на  Камчатке  -  Хозяин.  Такой  хозяин  -  чтобы  дым
из  трубы,  чтобы  крепкие  руки,  чтобы  любовь
и  уважение  имел  к  земле.  К  земле  не  очень  ла¬
сковой,  но  щедрой  и  красотою  не  обделенной.
 Василий  Есин  приживется  на  этой  земле.
 •  Фото  автора.  11  февраля  1966  г.
 48

«ЛЕГКАЯ  РЫБА»
 КАМЧАТСКИЕ  РЕПОРТАЖИ
 V
 J  нашего  самолета  прозаический  позывной:
 -«Рыба»!  «Рыба»!  Где  работаешь,  «Рыба»?!
 Мы  называем  квадрат.  Латаный,  закоп¬
ченный  Ли-2,  кажется,  вот-вот  на  повороте
крылом  загребет  воду.  Ищем  рыбу.  Круги,  круги
вдоль  побережья.  Видно  Камчатку.  Земля  круто,
бурыми  скалами  обрывается  в  океан.  Водяная
пыль  стоит  вдоль  берега.  Маячат  горы  в  снежных
платках.  Читаю  на  штурманской  карте  на¬
звания:  Бухта  Ложных  Вестей,  Бухта  Сомнения,
Мыс,  Крещенный  Огнем...  Тучи  прижимают  са¬
молет  к  самой  воде.  Радист  и  механик  спорят,
как  «в  случае  чего»  вытаскивать  надувной  рези¬
новый  плот.
 - 	Через  дверь?!  Ну  сказа-ал.  В  машине  сразу
же  полное  брюхо  воды...
 - 	Кит  под  крыльями!..
 Слишком  быстро  идет  самолет.  Прижимаюсь
к  иллюминатору,  делаю  знак  командиру.  Улы¬
бается:  еще  увидим...  Самолет  ищет  рыбу.  Пять
с  половиной  часов  летаем.  Перед  этим  неделю
искали.  Самолет  летит  над  армадой  судов.
Я  даже  сосчитать  не  могу,  сколько  их.
 - 	Сто  пятьдесят  в  этом  районе...
 Только  один  счастливец  сумел  зацепить
рыбу.  Вдоль  правого  борта  -  зеленовато-белый
кошелек  невода.  Белыми  крошками  вьются
чайки.  Они  первыми  пробуют  рыбу.  Пе-
 Леня  Вагин  -  «рыбный  наводчик».
 49
 нится,  серебрится  селедка  в  кошельке  у  счаст¬
ливца.  Остальные  стоят  или  идут  за  судном-
разведчиком.  Нервничают.
 -«Рыба»!  Как  делишки,  «Рыба»?
 Сто  пятьдесят  больших  и  малых  судов.
 «Рыбный  наводчик»  Леня  Вагин  держит
голову  в  большом  выпуклом  иллюминаторе-
блистере.  Волны.  Если  даже  и  будет  селедка,  по¬
пробуй  ее  разглядеть.  Круг  за  кругом...  Что-то
Леня  увидел...  Сую  голову  к  нему  в  блистер.
 -Да  вот  же,  вот...
 Как  будто  склянку  темно-синих  чернил
разлили  в  воде.  Стадо  селедки!  Леня  не  спешит
ударить  в  колокола  -  таким  же  пятном  может
показаться  сверху  стадо  медуз.  Еще  пятно!
И  еще  -  длинная  чернильная  полоса.  Можно
звать.  Мы  кружимся  над  косяком,  закусываем
и  видим  из-за  морского  горизонта,  как  лошади
с  белой  гривой,  несутся  корабли-рыболовы.  Тут
уж  не  зевай.  Скорее  придешь,  скорее  получишь
свое,  скорее  вернешься  на  базу.  Разглядываю
палубы  кораблей:  бегают  люди  в  оранжевых
спецовках,  желтой  кучей  лежит  на  корме  ко¬
шельковая  сеть,  шлюпка  висит  над  кормой
«в  готовности  №  1».  На  каждой  палубе  белой
краской  выведен  номер.  Вот  «Четверка»  прибли¬
жается  к  чернильным  пятнам.  Она  совсем  рядом
с  селедкой,  но  видеть  ее  не  может.  Начинаем  на¬
водку.
 - 	«Четверка».  «Четверка»,  вправо  -  шесть,
еще  правее!..  Так  держать.  Шлюпку!!!
 Видно:  на  «Четверке»  в  ту  же  секунду  падает
шлюпка  с  кормы  и  тянет  за  собой  желтую  полосу
сети.  Полукруг,  полный  круг.  Сейнер  разрезает
чернильное  пятно  надвое,  встречается  со  своей
шлюпкой.  Уже  чайки  откуда-то  появились  над
сетью.  А  мы  уже  заняты  «38-м».  Та  же  операция...
У  этого  рыбы  так  много,  что  видно,  как  она  зеле¬
новатыми  струйками  течет  через  верх  сети.  Ах,
не  повезло  как!  Оборвалась  сеть...
 -Семнадцатый!..
 - 	Двадцать  четвертый!..
 Еще  выше  белые  гривы.  Бешеная  скачка.
Полторы  минуты  после  команды  «Шлюпку!»,
и  опадает  за  кормой  грива.  Сейнер  тянет
к  борту  добычу.  Но  это  если  шел  точно,  если  в  ту
же  секунду  после  команды  выкинул  шлюпку,
а  можно  и  промахнуться.  Вон  стоит  неудачник.
 Василий  ПЕСКОВ
 полное  СОБРАНИЕ  СОЧИНЕНИЙ

Двадцать  четвертому  повезло.
 Ему  теперь  ждать,  у  кого  окажется  лишняя  рыба,
тогда  и  он  «зальет»  трюмы.
 - 	Шлюпку!..  -  Настоящее  морское  сражение,
только  без  выстрелов  и  пожаров.  Я  надеваю
параллельную  пару  наушников.  Что  делается
в  эфире!
 -«Пржевальский»!  «Пржевальский»!  Куда  ты
лезешь!..
 - 	Привет  тебе  от  Васьки  Петрачкова.  Рыбы?
Ну  подходи,  зальешься...
 -Мимо  дал...
 - 	«Рыба»,  спасибо  за  наводочку,  спаси...
 - 	Гони  его...  Он  привык  побираться...
 - 	«Чехонь»,  «Чехонь»,  да  выходи  же  ты...
 - 	Как  у  тебя?  У  меня  навалом...  Как  у  тебя?..
 - 	И  таких  дураков  море  держит...
 Василий  I1FCKOB
 ПОЛНОЕ  СОБРАНИЕ  СОЧИНЕНИИ
 - 	Сам  ты  дурак...
 - 	Девятый,  девятый!  Так  держать...  Шлюпку!
Я  не  видел  более  азартной  охоты.  Рыжеватые
 волосы  наводящего  Лени  сделались  мокрыми,
голос  охрип.  Самолет  закладывает  страшные
виражи.  Не  только  снимать,  сидеть  не  могу.
Лежу  на  мягком  плоту,  придавленный  пере¬
грузками,  и  думаю:  «А  вдруг  этот  косяк  окажется
бесконечным?»
 - 	Как  ты  думаешь,  сколько  центнеров  взяли?
 - 	Тысяч  тридцать,  пожалуй...
 Стараюсь  представить  себе  эту  гору  селедки.
 - 	Шлюпку!  -  хрипло  кричит  в  микрофон
Ленька.
 Все  новые  и  новые  корабли  спешат
к  рыбному  месту,  но  пилот  поднимает  руку
 50

с  часами:  «Только-только  успеть  вернуться».
Восемь  часов  вертелись.
 По  одному  идут  к  берегу  тяжело  осевшие  ко¬
рабли.  Берег  еле  сквозит  в  синих  размывах  туч.
Бухта  Сомнения,  Бухта  Ложных  Вестей...  В  нау¬
шниках  по-прежнему  перекличка.  Страсти  поу¬
леглись,  но  предмет  разговора  прежний:  пошла
селедка.  И  на  берегу  уже  знают:  пошла.  Пошла
жирная  олюторская  селедка.
 ***
 На  берегу  говорят:  «Надо  следить  за  усами,
если  Тимин  книзу  гладит  усы  -  плохо  дело.  Если
в  сторону  гладит  -  пошла  селедка».  Я  знал  эту
шутку  и  улыбнулся,  когда  увидел  усатого  пред¬
седателя.
 - 	Ну  что,  пошла?
 - 	Пойти-то  пошла...
 И  второго  председателя  я  застал  не  очень
веселым.  Я  приехал  в  самый  дальний  колхоз
на  олюторском  берегу  и  услышал  те  же  слова:
 - 	Пойти-то  пошла...
 Первый  раз  за  десять  лет  председатель
колхоза  имени  XX  партсъезда  так  озабочен.  Он
сказал  даже:  «Вот  путину  закончим,  соберемся  -
и  прямо  к  Косыгину».  Чтобы  понять,  что  к  чему,
надо  знать  предысторию.
 В1957  году  молодой  парень  Георгий  Бородин,
ходивший  по  Камчатке  топографом,  попро¬
сился  председателем  в  самый  отсталый  колхоз.
В  райкоме  пожали  плечами:  «Попробуй...»
 Колхоз  и  в  самом  деле  был  хуже  некуда.  Вот
опись  хозяйства  в  бухгалтерской  книге:  «Ра¬
бочий  бык  -  один.  Коров  -  четыре.  Лошадь  -
одна.  Борона  -  одна.  Лодок  -  шесть.  Денег
на  счету  -  72  рубля».  И  все.  Было  оленей  две
тысячи  -  как  раз  перед  этим  годом  пали  от  голо¬
ледицы.  Шестьдесят  землянок  грустно  дымили
на  безлюдной  речке  Апуке.  Новый  председатель
принял  хозяйство...
 Проследим  в  тех  же  бухгалтерских  книгах,
как  обернулись  дела  в  колхозе.  Прошел  год  с  не¬
большим  -  пять  миллионов  дохода!  Еще  год  -
двадцать  один  миллион.  В  1961  году  доход  был
тридцать  пять  миллионов.  И  так  год  от  году...
Конечно,  это  похоже  на  сказку.  Но  я  выписал  все
это  из  аккуратно  переплетенных,  строгих  доку¬
ментов.  Да  вот  и  кипа  газет  с  портретами  предсе¬
дателя.  Можно  до  мелочей  проследить,  каким  об¬
разом  колхоз-бедняк  стал  великаном  и  богачом.
Но  больше  всего  удивляла  последняя  страница
в  бухгалтерской'  книге.  Я  уже  сказал,  что  застал
председателя  невеселым  и  озабоченным.
 - 	Пойти-то  пошла...  Понимаешь,  три  месяца
люди  не  получают  зарплаты.  Гора  долгов
 51
 у  колхоза,  газеты  не  на  что  выписать.  Вот  вчера
пришла  бумага  с  верфи  (мы  у  них  корабли  за¬
казали).  Требуют  денег,  больших  денег.  Расходы
у  нас  -  по  доходам.  Расходы  большие,  а  доходы
в  этом  году...  Поедем-ка  в  Усть-Пахачи,  по¬
глядишь  -  легче  будет  понять...
 Усть-Пахачи  -  местечко  в  устье  реки
на  берегу  океана.  Осенью  это  самое  шумное,
самое  бойкое  место  на  всей  Камчатке,  а  может
быть,  и  на  всем  Дальнем  Востоке.  Сотня  ма¬
леньких  и  больших  кораблей  собирается  в  устье
реки  Пахачи.  Катера,  лодки.  Запах  соленой
и  свежей  рыбы.  Запах  мокрых  сетей  и  отбросов.
Чайки  кричат,  мужская  ругань,  гудки.  Дощатые
большие,  как  ангары,  засольные  сараи  тянутся
вдоль  песчаной  косы.  Горы  соли.  Горы  бочек.
Настоящий  горный  хребет  из  бочек  и  ящиков!
А  внизу,  у  самой  воды,  как  будто  лото  рассыпали
из  мешочка  -  бочки  уже  посоленной  селедки.
Сырой  ветер  треплет  полинялые,  закопченные
флаги  на  кораблях.  На  чьей-то  палубе  медведь
рявкает  на  цепи,  кто-то  упал  за  борт  -  кидают
спасательный  круг  и  веревку.  На  берегу  малый
в  желтой  рубахе  оседлал  бочку,  горланит:  «А
я  иду,  шагаю  по  Москве...»  И  по  всей  косе  -  ли¬
хорадочная  работа.  Вспухли  жилы  рыбных  на¬
сосов,  стучат  молотки  по  днищам  бочек,  слова
пароходных  команд  и  просто  крики:  «Давай,
давай!»  Днем  при  солнце,  ночью  при  фонарях
идет  рыба  из  перегруженных  трюмов  в  брезен¬
товые  чаны,  из  чанов  -  в  бочки.  Люди  меняются,
уходят  поспать  в  палатки  или  дощатые  крытые
толью  времянки  и  потом  снова  -  к  чанам,
к  рыбным  насосам.  Восемь  тысяч  людей  со¬
бираются  к  осени  на  песчаной  косе.  Большей
частью  это  вербованные  из  разных  мест:  из-под
Тамбова,  Рязани,  Горького...  К  зиме  утихают
страсти  на  берегу.  Люди  вернутся  домой  в  го¬
родки  и  деревни.  А  сейчас  самый-самый  азарт  -
идет  селедка.
 ***
 Двадцать  семь  рыбных  баз  уместилось
на  песчаной  косе.  Все  камчатские  рыбоком¬
бинаты  держат  на  косе  свою  базу,  сахалинцы
сюда  приходят  ловить,  с  Приморья  приходят.
Ловят  все,  кто  только  может  поймать.  Скорее,
скорее,  без  задержки,  время  дорого...  Удобная
рыба  -  селедка.  Один  раз  зацепил  -  сразу  и  план,
и  деньги.  Селедку  тут  называют  «легкой  рыбой».
Сами  рыбаки  называют,  хотя  ловить  ее  -  адский
труд.  Ловили  селедку  без  оглядки  на  завтра.
Десять  лет  Олюторский  залив  посезонно  ко¬
лотит  селедочная  лихорадка.  И  все  хорошо  было:
и  деньги,  и  план,  и  слава.  Но  вот  получилась  за¬
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОБРАНИЕ.  СОЧИНЕНИИ

минка,  и  не  заминка  даже,  а  преддверие  беды,
если  рассуждать  строго.
 Сравнительно  легкая  и  выгодная  добыча
породила  азарт,  неосмотрительность  -  скажем
более  резкое  слово  -  хищничество.  С  начала
сезона  армада  судов  собиралась  в  заливе,  и  на¬
чиналась  азартная  охота.  Кто  больше  захватит.
Чуть  ли  не  половина  селедки  в  этом  азарте  «сы¬
палась  между  пальцами».  Зацепил,  например,
сейнер  две  тысячи  центнеров,  а  залить  в  трюм
можно  сто  пятьдесят  (с  нарушением  норм  су¬
доходства  -  двести  -  триста).  Куда  остальную?
Позвать  бы  соседа,  ему  отдать.  Некогда,  каждая
минута  -  большие  деньги.  Вывалил  мятую  рыбу
за  борт  и  ходом  на  базу.  Дошел.  А  на  базе  очередь.
Простоял  -  триста  центнеров  в  третий  сорт  пре¬
вратились,  невыгодно  сдавать  -  за  борт!  Вот
так  и  сгинули  две  тысячи  из  невода.  И  у  другого
так,  и  у  третьего.  Сегодня,  завтра,  несколько  лет
подряд...
 На  берегу  та  же  картина.  Засолили  партию
рыбы.  Заплатили  и  рыбаку,  и  засольщику,  и  за
бочку  заплачено.  Вдруг  выясняется:  много  про¬
дукции  накопилось,  не  скоро  вывезут,  а  тут
другого  сорта  пошла  селедка,  более  жирная.
Что  делать?  На  свалку!  Я  видел  это  печальное
кладбище  рыбы.  Тысячи  бочек!  Их  пытались
жечь,  чтобы  глаз  не  мозолили,  но  трудоемкое
оказалось  дело,  рабочую  силу  «надо  было  со¬
средоточить  на  лове».  И  вот  лежат  обгоревшие
бочки,  летают  над  ними  вороны  и  сороки.
Вы  скажете:  а  как  же  «дебет-кредит»?  Все  по¬
крывала  олюторская  селедка...
 Конечно,  другая  рыба  при  такой  ситуации
была  заброшена.  Можно  ли  было  возиться
с  треской,  которую  надо  искать  и  ловить  более
кропотливым  способом.  Если  в  прилов  по¬
падает,  десять  -  пятнадцать  центнеров  -  за
борт!  Если  у  рыбака  настоящая  рыбацкая  со¬
весть  -  привозит  на  базу  треску:  примите.  Под
разными  предлогами  не  принимают.  И  если
даже  приняли,  потом  потихоньку  выбросят.  Где
возиться  с  каким-то  приловом  при  «селедочной
индустрии»  -  на  базах,  на  рефрижераторах,
на  складах,  на  транспортных  линиях  все  при¬
способлено  под  селедку.  Рыба  палтус  попадает
в  прилов.  Очень  хорошая,  крупная  рыба.  Из
нее  отменный  балык  получается.  Попалась  -  за
борт!  Японцы  научились  ловить  и  много  ловят
у  наших  берегов  угольной  рыбы.  Говорят,  рыба
не  уступает  севрюге  и  осетру.  Я  попытался  про¬
верить.  Искал,  искал,  нет,  не  пришлось  попро¬
бовать  угольной  рыбы.  Не  ловим!  Большие
корабли  в  любом  море,  в  любом  океане  могут
ловить  всякую  рыбу.  Нет,  не  все  спешат  в  океан,
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОБРАНИЕ  СОЧИНЕНИЙ
 толкутся  вместе  с  колхозными  «мрэсками»  вдоль
олюторских  берегов.
 Селедка,  селедка...  И  рыбаку  выгодно,
и  рыбному  министерству...  И  вот  пришло  время
рассчитаться  за  бесхозяйственность.  Поку¬
патель  во  многих  местах  проходит  мимо  се¬
ледки.  Не  потому,  что  он  потерял  вкус  к  этой  хо¬
рошей  рыбе.  Просто  много  ее.  Одну-две  селедки
положила  хозяйка  в  сумку  и  пришла  другую
рыбу  искать.  И  обижается:  маловато  «другой
рыбы».  А  поток  селедки  все  возрастал.  Пришлось
дать  команду:  «Стоп!  Не  всю  подряд  ловите,
только  жирную...»  Эта  тревога  с  берега.  И  в  это
же  время  тревога  с  воды:  «Не  только  жирной,
вообще  мало  селедки...»  Когда-то  можно  было
«ловить  штанами»,  теперь  самолет  еле-еле  на¬
ходит  косяк.  Сук,  на  котором  сидим,  уже  хорошо
видно,  дал  трещину  -  все  равно  рубим.  Вот
почему  лихорадило  в  этом  году  Усть-Пахачи
и  колхозу-миллионеру  нечем  было  платить  ры¬
бакам,  вот  почему  поникли  усы  и  у  другого  пред¬
седателя.  Им,  председателям,  на  олюторском
берегу  всего  печальнее.  Большие  корабли
«Гослова»  поднимутся  и  пойдут  в  моря-океаны
за  рыбой  (им  давно  надо  бы  так),  а  мелкий  кол¬
хозный  флот  может  промышлять  только  у  своих
берегов.  А  что  промышлять,  если  селедку  вы¬
черпают.  На  ветер  будут  пущены  все  хозяйства.
А  эти  хозяйства  -  основа  всей  жизни  на  северо-
востоке  Камчатки.
 Поразмыслив,  надо  бы  теперь  кулаком
стукнуть:  а  наука?!  Куда  смотрела  и  смотрит
наука?
 Я  говорил  с  учеными  на  Камчатке.  У  рыбной
науки  много  больших  недочетов,  но  в  этом
«грехе»  наука  мало  повинна.  Науку  не  слушали,
а  если  слушали,  все  равно  делали  как  хотели.
 Еще  в  1961  году  кандидат  биологических
наук  Иннокентий  Александрович  Полутов  по¬
пытался  в  печати  поговорить  о  неразумном,  бес¬
хозяйственном  лове.  И  что  же?  Получил  биолог
выговор  со  строгим  внушением:  «Не  забывать  об
интересах  страны».  Два  года  назад  ученые  уже
твердо  сказали:  ловить  можно  не  более  пятисот
тысяч  центнеров.  Выловили  -  миллион  двести
тысяч:  «Вся  бухта  Лавровая  была  завалена  бро¬
шенной  рыбой».
 Сейчас  другие  ветры  подули.  Науку  вроде
бы  слушают,  но  делают  по-прежнему  как  хотят.
И  дела  с  селедкою  зашли  так  далеко,  что  сами
хозяйственники  на  Камчатке  обеспокоились:
не  посылали  в  минувший  сезон  больших  ко¬
раблей,  думают,  как  разумнее  поступить  с  рыбой
в  новом  году.  Но  в  это  же  время  корабли  При¬
морья  и  Сахалина  продолжали  ловить  селедку.
 52

И  вот  пришло  еще  одно  известие:  когда  уже
сезон  окончился,  океанские  корабли  Сахалина
начали  ловить  селедку  тралами.  Протестует
наука,  протестуют  председатели  корякских
колхозов,  протестуют  в  Петропавловске  сами
хозяйственники,  журналист  присоединился
к  этому  хору:  «Добиваем  же  стадо...»  Но  ответ
начальника  Главка  «Дальрыба»  Дроздова  Ми¬
хаила  Ивановича  полон  здорового  оптимизма:
«Добиваем?!  Это  еще  никем  не  доказано...»
 Вот  такая  история  с  «легкой  рыбой».
 ***
 Будем  верить,  что  дело  поправится.  Еще
не  упущено  время  сохранить  олюторскую  се¬
ледку.  Колхозы  на  олюторском  побережье
должны  расти  и  строиться.  Большой  флот  должен
найти  рыбу  и  кроме  селедки.  Но  эта  история  еще
один  раз  учит:  хозяйствовать!!!  Хозяйствовать,
а  не  брать  у  природы,  зажмурив  глаза.
 •  Фото  автора.  Камчатка  -  Москва.
 16  февраля  1966  г.
 слепой  поводырь
 л
 1ы  плыли  по  реке  на  моторной  лодке.  Слово
«плыли»  я  сейчас  не  могу  писать  без  улыбки.
 Мотор  даже  на  глубоких  местах  еле  одолевал
встречную  воду.  На  перекатах  мы  вылезали  из
лодки,  клали  на  плечи  веревку  и  становились  на¬
стоящими  бурлаками.  В  этих  местах  так  и  ходят
с  лодками  против  течения.  Тянешь,  тянешь,
камни  под  ногами  гремят,  веревка  режет  плечо,
ноги  в  резиновых  сапогах  начинает  ломить  от
холода.  Самое  лучшее  -  пробежать  по  сухой  гальке
и  сесть  покурить.  Но  мы  спешили
и  поэтому  шли  и  шли.  На  глубоких
местах  вода  прятала  пенные  гребни,
и  мы  включали  мотор.  Замучил
этот  мотор.  Все  время  ждешь:  винт
ударит  о  камень,  полетит  шпонка,
надо  будет  чинить.  Шпонка  летела
раз  восемь.  Но  все-таки  мы  кило¬
метров  сорок  прошли.  И  тут  слу¬
чилось  что-то  совсем  плохое.  Володя-
моторист  выругался  по-русски,
потом  по-корякски,  жестоко  рас¬
топтал  папиросу  на  алюминиевом
дне  лодки  и  сказал:  «Два  дня  чинить».
 Я  загрустил.  Послезавтра  должен
быть  самолет.  К  этому  сроку  надо
вернуться  в  поселок.  По  воде  сеялся
мелкий  дождик.  Вверху,  на  сопках,
дождик  ложился  кипенно-белым
снегом,  за  ночь  зима  могла  и  ниже
спуститься.  Мы  сели  перекусить
и  подумать.  И  тут  все  четверо  сразу
увидели  лодку.  Она  споро  шла  по
 течению...  Три  человека.  Один,  ка-  Ивану  Пиновичу  52  года.
 жется,  спит,  другой  на  веслах,  третий,  высокий,
с  длинным  шестом,  сидит  на  корме.  Мы  замахали
руками,  и  лодка  пошла  носом  к  нашему  берегу.
 - 	Ему  надо  вернуться  в  поселок,  возьмете?
 - 	Хорошо,  садись,  садись.  Веслами  можешь
немношко?
 ...Лодку  подхватило  течением,  и  только
теперь  я  увидел:  сижу  на  ворохе  крупной  рыбы.
Туг  же  лежат  шкуры,  оленье  мясо.  На  носу  при¬
жалась  собака.  Большая  лодка  чуть  не  черпает
 53
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОБРАНИЕ  СОЧИНЕНИИ

воду,  но  стариков  это  нисколько  не  беспокоит.
Они  бормочут  корякскую  песню,  один  пьяный
пытается  и  никак  не  может  завязать  шнурок
на  засаленных  меховых  штанах.
 - 	С  праздника  едете?
 - 	Однако,  с  праздника.  Олешка  кололи,  не-
мношко  мухоморчика  пили,  -  отвечает  высокий
с  шестом.
 Я  уже  знал  про  этот  грибной  напиток  и  по¬
крепче  ухватился  за  весла.  Только  теперь  я  как
следует  оценил  характер  реки.  Лодка  в  любую
минуту  грозит  опрокинуться.
 Прикидываю:  сколько  придется  пройти  пере¬
катов?  Каждый  удар  весла  надо  рассчитывать,
а  пойди  угадай,  где  лучше  проскочить  эти
чертовы  камни.  Ну  и  течение  -  лодку  поставило
боком,  поволокло...
 Один  старик  сзади  меня  беззубым  ртом  жует
завяленное  полусырое  мясо.  Другой,  так  и  не
сумев  завязать  шнурок,  уткнулся  в  оленью  шкуру.
 - 	Уснул  дедушка  Они,  -  улыбается  высокий
с  шестом.
 Мне  не  до  шуток.  Гляжу  на  этого  третьего.
Он-то  понимает,  что  мы  вот-вот  кувыркнемся?
 - 	Много  гольцов  везете?
 - 	Однако,  хорошо  ловили.  Штук  двести  будет.
 Лодка  чуть-чуть  не  хлебает  бортами.  Гольцы
 подо  мною  скользят,  как  живые,  трудно  грести.
Кажется,  этот  третий  с  шестом  протрезвел,  вон
как  ловко  уперся.  Но  что  это  он  шарит  рукой  -  ру¬
кавица  лежит  на  виду,  на  коленях.
 - 	Плохо  видите?
 - 	Однако,  совсем  слепой.
 -Совсем?!
 - 	Однако,  с  детства  не  вижу.
 Лоб  у  меня  сделался  мокрым.  Как  же  я  сразу...
Веки  у  человека  в  самом  деле  не  поднимаются,
лицо  неподвижное...  И  вот  как  раз  надо  решать,
куда  повернуть  лодку.  Уже  слышно  -  вода  бьет
о  камни,  и  белую  пену  видно.  Вот  сейчас  надо...
Там,  на  быстрине,  будет  поздно.
 - 	Мелгитанин  (русский),  надо  правым  веслом
греби...  Там  у  берега  глубина  хорошо.
 Теперь  я  и  сам  вижу,  что  правым.  Опять  скре¬
бануло  по  днищу...  Уже  глаз  не  могу  оторвать  от
высокой  спокойной  фигуры.  Это  он  с  шестом
ловко  равняет  лодку.  Вместо  шарфа  на  шее  -
белое  вафельное  полотенце,  на  поясе  -  ножик
и  две  небольшие  коробочки.  С  табаком  и,  на¬
верно,  с  этим  сушеным  «мухоморчиком».
 - 	Вы  тоже  на  праздники  выпили?
 - 	Однако,  немношко.  Так  немношко  песня
хотел...  Слушай,  право,  право  греби-палка  будет...
 Да,  это  бревнышко  на  течении  могло  бы  нас...
Я  уже  не  могу  сдержать  изумления:
 Василий  ПЕСКОВ
ПОЛИСА  СОЬРАНИЬ  COSHHFHHH
 - 	Иван  Пинович,  а  как  же  вы?..
 - 	Однако,  просто.  Шумит  палка  -  я  слушай.
Сейчас  поворот  будет.  Держи!  Держи!  -  Камни!
 Поздно.  Лодка  не  опрокинулась,  но  крепко,
со  скрежетом  села  на  дно.  Шестом  и  веслами
не  возьмешь.  Рулевой  прыгает  в  воду.  И  я  прыгаю.
Вода  -  выше  сапог  и  холо-одная...  Проснулся  от
толчка  дедушка  Они,  но  ничего  не  понял,  забор¬
мотал  песню...
 Опять  плывем.  И  я  уже  не  чувствую  себя  ка¬
питаном.  Мне  надо,  конечно,  в  оба  глядеть,  но
больше  я  слушаю,  что  говорит  этот  удивительный
человек  на  корме.
 - 	Сейчас  бояться  не  надо.  Тут  камни  нету.
Смело  надо  греби.  Тут  рыба  много  живет,
слышишь,  юкола  пахнет?  Мой  юкольник.
 На  берегу  показался  аккуратный  сарай
на  тонких,  высоких  сваях.
 - 	Юколы  много  запас?
 - 	Однако,  много.
 - 	Сам  ловил?
 - 	Сын  помоги,  жена  помоги,  сам  много  ловил.
Сейчас  надо  левым  греби  -  будет  камень,  ко¬
торый  наверху  нету.
 - 	Всю  реку  знаешь?
 - 	Она  шумит  -  я  помни.  Тут  шумит,  там  по-
другому  шумит,  палка  совсем  по-другому  шумит.
Шестом  глубину  хорошо  помню...
 - 	А  что  сейчас  справа  на  берегу?
 - 	Много  мелкой  вода,  много  лежит  больших
палка.  Дом  орла  на  сухой  палка...
 Два  белохвостых  орла  поднялись  и  тяжело  по¬
летели  к  пологой  сопке.
 Последний  час  мы  плывем  уже  в  темноте.
Сопки  становятся  черными.  Четко  обозначился
поломанный  горизонт.  За  горами  лимонно  све¬
тится  небо,  а  сопки  все  черней  и  черней.  Темнота
постепенно  стекает  в  реку,  и  только  далеко  слева
две  снежные  горы  сияют  розоватым  светом.
В  сплошной  темноте  плывем.  Еще  два  больших
переката,  и  должны  появиться  огни  поселка.
 - 	Тут  надо  хорошо  смотри.  -  Рулевой  на  корме
привстает.  -  Шестом,  шестом,  а  я  веслами...  -
Проскочили.  И  показались  огни.
 - 	Иван  Пинович,  а  в  табун  по  реке  кверху  ты
когда  же  прошел?
 - 	Однако,  вчера  прошел.  Утром  пошел,  ве¬
чером  в  табуне  чай  пили.
 - 	По  берегу  шел,  а  лодку  тянул?
 - 	Однако,  так.
 - 	Один?
 - 	Нет,  не  один.  С  собакой  шел.
 Я  мысленно  оглянулся,  представил  себе  каме¬
нистый  берег,  заваленный  подмытым  лесом  и  ва¬
лунами,  изрезанный  множеством  шумных  ручьев
 54

и  речек.  Идет  по  берегу  человек  и  тянет  лодку.
Слепой  человек.  К  табуну  -  пятьдесят  верст...  Не¬
постижимо!
 Лодка  ткнулась  в  илистый  берег.  Рулевой
в  темноте  уверенно  отыскал  нужный  колышек,
привязал  лодку.  Позвал  кого-то  из  темноты.  Сейчас
же  подошли  две  женщины,  в  большую  корзину
стали  складывать  рыбу.  Что-либо  спрашивать  было
неловко,  я  отложил  разговор  и  стал  прощаться.
 -  Однако,  мелгитанин  хорошо  весла  держал.
Я  думал,  немношко  плохо  будешь  греби...  Как  по-
русски  сказать...  молодец!
 Похвала  была  кстати.  Ломило  руки  и  спину,
на  ладонях  темнели  кровавые  пузыри.
 Я  прошел  улицей  и  оглянулся  на  реку.  Два
старика,  обнявшись,  мирно  болтали.  Высокий
переобувался.
 ***
 Сорок  пять  лет  назад  мальчик-чукча  Иван
Рультетегин  поехал  с  отцом  в  гости  в  соседний
табун.  Взрослые  пили  чай,  а  ребятишки  прыгали
посреди  юрты.  Играя,  дочка  хозяина  зачерпнула
блюдцем  золы...  Это  только  кажется,  что  костер
в  юрте  остыл,  только  сверху  костер  покрывается
синим  пеплом...  Женщины  языком  выбирали
золу  из  глаза  и  спрашивали:  «Ты  видишь?»  Он
и  теперь  помнит,  как  спрашивали.  Ему  было
шесть  лет.  Он  не  мог  понимать  всей  беды.
 «Твоими  глазами  должны  стать  уши,
и  голова,  и  ноги,  и  руки»,  -  говорил  отец.  Отец
брал  сына  во  все  поездки  по  тундре,  рассказывал:
это  ручей,  это  олений  след,  это  утки  свистят  кры¬
льями;  трава  под  снегом  ложится  в  сторону,  где
прячется  солнце;  запели  птицы  -  значит,  день
наступает;  солнце  греть  перестало,  утих  ветер  -
ночь  пришла  в  тундру.  «Запоминай,  тогда  будешь
жить».  И  он  научился  издалека  «слышать»  табун
по  запаху  дыма,  ловил  в  табуне  ездовых  оленей.
Он  мог  заколоть  оленя.  Снять  шкуру.  Научился
шить  торбаза,  делать  крепкие  нарты,  мог  вы¬
брать  дерево  и  выдолбить  лодку,  научился  по
ветру  править  упряжкой  собак.  Отцовские  глаза
были  рядом.  Всегда  спросишь:  это  как?  это  что?
Но  отец  не  прожил  долго.  Попал  в  метель,  четыре
дня  под  снегом  лежал,  простудился...
 Отца  заменил  хороший  друг  Сергей  Ив-
тагин.  Вдвоем  уходили  охотиться  на  медведя,
стерегли  в  засадах  горных  баранов,  стреляли
диких  оленей.  Часто  зверя  первым  слышал  Иван.
Сергей  стрелял.  Высокий  и  сильный  Иван  нес
тушу  домой.  «Не  знаю,  сколько  километров  нес  -
кто  мерил  тундру!  Два  дня  шли,  три  дня».  Иван
и  сам  стрелял  по  птичьему  табуну,  по  свисту
крыльев  целился.  Добычу  приносила  собака.  По
 55
 крику,  по  шороху  крыльев  он  мог  сказать:  летит
сорока  или  ворона,  лебеди,  гусиная  стая.  Он
помнил  все  речки  около  стойбищ,  знал,  в  какую
когда  заходит  красная  рыба.  Он  искуснее  всех
вязал  сети  и  не  отставал  на  рыбалке.  Рядом  были
глаза  хорошего  друга.  Но  друг  женился,  уехал
на  Анадырь.  «Тогда  сильно-сильно  была  тоска.
Я  думал:  надо  к  «верхним  людям»  идти...»
 Однажды  он  взял  карабин  и  пошел  в  тундру,
чтобы  уже  не  вернуться.  Шел  долго.  Не  надо  было
помнить  дорогу  -  последний  раз  шел.  Иногда  ста¬
новился  -  не  отдыхать,  он  тогда  совсем  не  уставал  -
становился  и  слушал.  Евражка  зашуршал  по  траве,
дикий  олень  бежал,  теперь  человека  увидел,
затих...  Легко  проминались  кочки  под  торбазами,
и  даже  через  ивняк,  хлеставший  по  лицу,  было
идти  хорошо.  Он  повстречал  речку  и  узнал  ее  по
шуму  воды.  Они  с  отцом  на  этой  речке  ставили
сети.  Перешел  речку,  присел  и  услышал  вдруг:
кто-то  легкий  вслед  за  ним  перебежал  воду...
Собака!  Трется  о  ногу.  Он  сел  и  просидел  ночь,
еще  день  и  ночь.  Собака  лежала  рядом.  Он  гладил
ее,  и  собака  лизала  руку.  Он  сказал:  «Тума,  друг...»
Поднялся,  перешел  речку  и  пошел  назад  в  табун.
Он  помнил,  как  надо  идти  от  речки  к  стойбищу,
да  и  собака  бежала  чуть  впереди...  В  табуне  он
сказал:  «Ходил  слушать  тундру...»
 И  жизнь  пошла  опять  своим  чередом.  Он  мог
один  остаться  в  табуне  и  «пасти  пять  дней,  и  ни
один  олешка  не  пропадал».  Теперь  у  него  был  хо¬
роший  помощник.  Он  сделал  длинный  поводок,
повесил  на  шею  собаки  бубенчик  и  мог  ходить
уже  далеко  за  дровами,  за  ягодами.  Собака  при¬
несла  щенят,  он  выбрал  самого  крепкого  и  смыш¬
леного,  стал  его  обучать  и  тоже  назвал:  Тума  -
Друг.  Не  расставались  они  восемнадцать  лет.  Иван
Рультетегин  женился.  Пошли  дети:  один,  второй...
Едоков  полная  юрта.  «Много  всяких  работа,  надо
было  работай.  Собака  всегда  помогал».
 Тума  знал  все  тропы,  по  каким  хозяин  ходил
за  дровами,  за  рыбой.  Он  мог  подняться  и  пойти
ночью.  Чаще  всего  за  дровами  они  уходили
ночью.  Звенел  колокольчик,  тянулся  длинный
кожаный  повод.  Они  всегда  аккуратно  возвра¬
щались  домой.  Иногда  далеко  ходили.
 В  беспутицу,  когда  и  олень  не  идет,  и  собаки
не  побегут,  Иван  Рультетегин  брался  пешком  пе¬
ренести  срочные  грузы  в  поселок  с  базы  на  берегу
океана.  Он  выходил  утром  и  к  полуночи  с  двумя
«чаевками»  на  пути  возвращался  в  поселок,  бросал
с  плеч  ношу.  От  поселка  до  базы  -  семьдесят  пять
километров.  Я  посчитал:  он  проходил  восемь  ки¬
лометров  за  час.  «Однако,  без  собаки  не  мог».
 Одно  время  он  служил  в  «красной  яранге»,
был  погонщиком  собачьей  упряжки.  Ездили  по
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛИСА  СОБРАНИЕ  СОЧИН1  НИИ

Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОБРАНИЕ  СОЧИНЕНИИ
 56

табунам,  возили  кино  и  газеты.  Во  время  пурги
только  на  него  и  надеялись.  Он  откидывал  верх
у  кухлянки,  слушал,  разрывал  снег,  трогал  рукою
траву  и  говорил:  так  надо  ехать.  «Однако,  сильно
собака  Тума  мне  помогал...»
 Восемнадцать  лет  служила  собака.  И  пришла
старость,  стала  ошибаться  собака.  Он  понял:  Тума
слепнет.  «Опять  была  много  тоска».  Собака  совсем
ослепла  и  не  могла  отыскать  даже  выход  из  юрты.
Он  не  пристрелил  Туму,  как  всегда  делал,  если
собака  в  упряжке  не  могла  уже  бегать.  Он  мелко
рубил  ей  мясо  и  сам  выводил  из  юрты...  Два  года
назад  он  схоронил  ТУму,  как  человека,  за  поселком
у  сопки.  «Такой  собака  больше  никогда  нету».
 Ивану  Пиновичу  Рультетегину  сейчас  пять¬
десят  два  года.
 ***
 Короткую  историю  жизни  я  рассказал  со  слов
старшего  сына  Рультетегина,  Тергувье  Павла,
со  слов  табунщиков  и  соседей,  которые  теперь
знают  Ивана  Пиновича,  со  слов  самого  Рульте¬
тегина.  Я  зашел  в  дом  к  нему  вечером,  на  другой
день  после  путешествия  по  реке.  Рультетегин  с  та¬
бунами  уже  не  кочует.  Летом  уходил  из  поселка
вверх  по  реке  к  месту  Вай-Ваям  -  к  «сенному  месту
на  реке».  Ловит  рыбу,  готовит  на  зиму  юколу.
Осень  и  зиму  столярничает  в  совхозе,  вечерами
(«детей-то  много,  кормить  просят»),  вечерами  он
шьет  торбаза,  делает  табунщикам  арканы-чауты,
делает  трубки  и  коробочки  под  табак...
 В  доме  было  сильно  натоплено.  Рультетегин
сидел  на  полу,  на  сухой  потертой  оленьей  шкуре,
и  пилил  ножовкой  бронзовый  винт  от  старого  па¬
рохода.  Кто-то  принес  находку,  зная,  что  Рульте¬
тегин  «найдет  дело  каждой  железке».
 - 	Однако,  хороший  блесна  будет.  Себе  не-
мношко  делай,  табун  немношко.  Мясо  при¬
носят,  надо  людям  что-нибудь  хорошо  делай.  -
Он  говорит  и  продолжает  пилить  большой  винт
на  пластины.  Опилки  тоже  для  чего-то  сгребает
в  тряпочку.  Неожиданно  тухнет  свет,  но  пилка
продолжает  работать.
 - 	Иван  Пинович,  а  Павел-то  почему  дома?
Я  слышал,  он  в  Петропавловске...
 - 	Однако,  так,  в  институте.  Я  сам  позвал.
Сказал:  «Павел,  один  год  подожди  надо,  не¬
мношко  помогай  отцу  надо.  Сестра  кончит
учебу  -  ты  опять  уезжай  в  Петропавловск».
 -Аты  в  Петропавловске  был?
 - 	Однако,  нет...
 Две  совсем  Голые  маленькие  девчурки  бегают
по  избе,  визжат,  заворачивают  в  шкуру  толстого,
как  медвежонок,  щенка.  В  углу  лежит,  наблюдает
за  этой  возней  большая  собака.
 57
 - 	У  вас  сколько  же  ребятишек?
 - 	Однако,  семь...  Слушай,  у  тебя  пленка
имеешь?  Ну  как  сказать...  совсем  лишний
имеешь?  Дай  Павлу  немношко.  Пусть  учится.
Я  купил  Павлу  совсем  маленький  этот  машина,
который  фотография  делай...
 Варится  в  котле  на  печке  оленина.  Молча¬
ливая  жена  хозяина  мнет  в  деревянной  чашке
ягоды  шикши  и  голубицы,  кладет  туда  рыбу
и  желтого  цвета  коренья.  Визжат,  бегают  по  избе
две  чумазые  черноволосые  девчушки.  Схватили
у  отца  из-под  рук  щепотку  опилок,  сыпят
на  щенка  сверху  и  хохочут  от  удовольствия.
А  отец  пилит  бронзовый  корабельный  винт.  Руки
большие,  мускулистые,  в  ссадинах.  Он  время
от  времени  быстро  проводит  пальцами  по  тому
месту,  где  пилит.  Сосредоточенное  напряженное
лицо  невидящего  человека;  когда  говорит,  чуть
наклоняет  голову  в  сторону.
 - 	Руки  устал  немношко.  Надо  менять  работа.
 Из  кожаного  мешка  мастер  достает  тонкую
 оленью  жилку,  подносит  к  лицу,  с  помощью  языка
ловко  вдевает  жилку  в  иглу.  Красноватого  цвета
шкурка  на  глазах  у  меня  превращается  в  детский
не  то  чулок,  не  то  сапожок...
 Я  не  видел,  как  Рультетегин  танцует.  Об  этом
много  рассказывали.  Никто  из  молодых  не  может
танцевать  так  долго  и  так  умело,  как  Рультетегин.
Танцует  под  бубен  около  юрты  и  под  музыку  на  ма¬
ленькой,  с  пятачок,  сцене  сельского  клуба.  И  борец
он  первый  на  всю  камчатскую  тундру.  На  празд¬
никах  никто  не  может  положить  его  на  лопатки...
 Утром  я  видел,  как  Рультетегин  шел  по  делам.
Прямой,  росту  необычайного,  просто  я  не  видел
таких  высоких  людей!  Красного  цвета  кухлянка
с  черным  собачьего  меха  воротником.  Высокая
палка  в  правой  руке,  ножик  на  поясе.  Через  плечо
перекинут  тонкий  кожаный  поводок.  Поводок
тянет  вперед  молодая  собака.
 - 	Знаете,  он  рукой  попробует  и  скажет:  лисий
след  или  собачий,  свежий  или  вчерашний...
 Слышно  через  открытую  дверь:  отчаянно
пищит  морзянка,  но  радист  не  спешит  в  до¬
мишко,  заставленный  черными  ящиками.  Мы
глядим,  как  по  сопке  наискосок  движется  человек
в  красной  кухлянке.
 - 	Пошел  по  делам  в  тундру...
 ***
 И  два  слова  еще.  Мы,  ничем  не  обделенные,
на  пиру  жизни,  частенько  хнычем,  жалуемся.
И  в  это  же  время  вот  сейчас  живет  Человек
в  тундре,  Иван  Пинович  Рультетегин.
 •  Фото  автора.  20  февраля  1966  г.
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛИСА  СОБРАНИЕ  СОЧИНЕНИЙ

ДОЛИВА  ГЕЙЗЕРОВ
 цаишш  ршнлжп
 Вы  не  бывали  в  Долине  гейзеров?!  Да-а...
А  знаете,  Ганзелка  и  Зикмунд  сразу  туда  по¬
летели...
 С  кем  бы  ни  шел  разговор,  обязательно
спросят:  «Вы  еще  не  бывали?..»  Долина  -  самая
большая  примечательность  на  Камчатке.  Но
природа  так  далеко  упрятала  ее,  что  всего  только
четверть  века  назад  человеческий  глаз  в  первый
раз  увидел  столбы  кипящей  воды  и  пара,  го¬
рячие  озера.  Увидела  долину  весной  1941  года
геолог  Татьяна  Ивановна  Устинова.  Вот  что  она
говорит:  «Весьма  труднодоступная  местность.
Охотники  не  посещали  этих  районов,  экспе¬
диции  тут  не  бывали,  а  поблизости  побывавшие
не  спускались  в  крутостенную,  малодоступную
долину».
 Вспомним,  какие  гейзеры  на  земле  нам  из¬
вестны.  Исландия,  Йеллоустонский  парк  в  Со¬
единенных  Штатах.  Гейзеры  Новой  Зеландии.
На  Камчатке  множество  горячих  ключей,  неза¬
мерзающих  речек,  но  долина  -  это,  как  ученые
говорят,  феномен  природы.  Редкий  по  красоте
и  величию  «закоулок»  земли.  Мы  собрались
в  долину.
 Мы  -  это  Юрий  Малюга,  глава  камчатских
туристов,  Миша  Жилин,  корреспондент  кам¬
чатской  газеты,  и  я.  Малюга  летит  в  долину
вывозить  с  базы  остатки  продуктов.  Туристы
не  все  съели  за  лето,  и  теперь  надо  увозить
консервы,  сахар,  мыло  и  спички.  Остатки  сте¬
режет  Коля  Порхулев.  Совсем  один  сидит  где-то
в  горах.  Прислал  записку  с  геологом:  «Медведи
подбираются  к  складу».  Потом  еще  сообщение:
«Одного  медведя  убил».  Малюга  нервничает,  но
улететь  мы  никак  не  можем  -  полоса  тайфунов...
 Наконец  все  в  порядке,  летим!  Летим  высоко
над  горами.  Тень  вертолета  маленьким  про¬
зрачным  жучком  ползет  по  каменистому  дну
каньона.  Молодая,  нехоженая  земля.  Одна-
единственная  палатка  за  час  полета,  и  возле  нее
один  человек  с  поднятыми  руками.  Белые  пики
потухших  вулканов.  Будет  у  нас  на  пути  один  не¬
потухший.  Вот  он  уже  показался  -  черный,  вы¬
сокий  конус.  Один  из  знаменитостей:  Карымский
вулкан.  Не  проглядеть  бы...  Каждый  час  вулкан
стреляет  в  небо  дымным  зарядом.  Вот  как  раз...
Примерно  в  двух  километрах  от  нас  извержение.
Звука  не  слышно.  Клубы  черного  дыма  рва¬
 Василий  ПИСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОБРАНHFСОЧИНЕНИИ
 нулись  кверху  и  теперь  оседают.  Вертолет  про¬
летает  полосу  дыма.  Открываю  окошко.  В  кабину
врываются  запахи  паровозной  топки.  Мелькнул
кратер,  похожий  на  блюдце  с  отколотым  краем.
 Каменистая  площадка  в  горах.  Белая  тряпка
висит  на  палке.  Никто  не  выбегает  встречать
вертолет.  Записка:  «Ушел  пешком  на  Жупаново.
Невмоготу.  Коля».
 ***
 Шесть  километров  в  гору  проходим  легко
и  быстро.  Как  раз  на  границе  ночи  и  дня  вы¬
ходим  к  обрыву  долины.  Надо  спешить,  но  мы
не  можем  двинуться  с  места...  Каждому  пожелал
бы  прожить  такие  полчаса.  Кровью  светится
узкая  полоска  неба.  На  потухших  вулканах
снег,  тоже  красный  -  кругом  красные  пятна.
Небо  лимонно-зеленое,  начинают  проступать
огоньки  звезд.  А  внизу,  под  обрывом,  у  наших
ног  начинается  эта  долина  -  огромный  провал
в  земле.  Сейчас  свет  от  зари  туда  уже  не  доходит.
Чуть-чуть  маячат  верхушки  каменных  островов.
И  снизу  из  темноты  поднимаются  белые  столбы
пара,  медленно  поднимаются  и  превращаются
в  красный  туман.  Кажется,  в  самом  деле  землю
творили  боги.  И  вот  теперь,  усталые,  они  со¬
брались  тут  и  затопили  в  темноте  бани.  Ни
звука.  Только  сухие  ветки  кедрового  сланца
хрустят  под  ногами...  Бледнеет  полоса  закатного
света.  Гаснут  верхушки  вулканов.  Только  звезды
посылают  на  землю  свет.  И  все-таки  можно
различить  внизу  смутные  облака.  Поправляем
мешки  на  плечах  и  делаем  шаг  в  темноту.
 Для  альпиниста  дорога  -  сущий  пустяк.  Но
человеку  равнинному  крутая  стена  в  сыпучих,
маслянисто-мягких  белых  камнях  не  покажется
легкой,  особенно  в  темноте.  Из  камней  сочится
вода.  Собираем  в  ладони  холодные  капли.  А  еще
четыре  десятка  шагов  в  темноту  -  и  уже  слышно:
из  капель  родился  ручей.  Еще  вниз  -  и  уже  надо
прыгать  через  бегущую  воду.  Малюга  хорошо
знает  тропу,  иначе  мы  свернули  бы  головы.
На  минуту  останавливаемся,  надо  отдышаться.
Неужели  мы  катились  с  такой  крутизны?  Прямо
над  головой  -  кромка  обрыва.  Тропа  идет  вниз,
но  уже  не  так  круто.  Ручей,  который  час  назад
умещался  в  ладони,  теперь  сердито  шумит;  надо
почти  наугад  отыскать  в  воде  камень,  чтобы
 58

в  два  шага  перепрыгнуть  ледяное  течение...
И  вот  кажется  -  мы  «в  предбаннике».  Пахнет
серой.  Что-то  свистит  в  темноте,  булькает...
 -  С  тропы  нельзя...  -  предупреждает  Малюга.
Какое-то  растение  метелками  бьет  по  щекам,
стебли  шеломайника  чуть  ли  не  в  два  челове¬
ческих  роста  поднимаются  у  тропы.  Справа
черный  обрыв,  и  слева  темный  обрывистый
склон.  И  только  Большая  Медведица,  хоть
и  странно  висит  на  небе,  все-таки  выглядит
старым,  привычным  другом.  Иначе  можно
забыть,  что  идешь  по  Земле...
 ***
 Утро.  Мы  вылезли  из  палатки  и  огляделись.
Палатка  стоит  посреди  берез  на  мысу.  Земля
усыпана  мокрым  желтым  листом,  небо  голубое
и  чистое.  Видим  только  полосу  неба  -  сзади  гора,
справа  и  слева  склоны  долины.  Солнце  только
взошло  и  еще  не  может  дотянуться  лучами
в  провал  земли.  Голубые  тени  далеких  вершин,
 Извергается  Великан.
 59
 снег  на  горах.  А  тут,  в  долине,  тепло  и  пока  еще
сумрачно,  но  можно  уже  разглядеть  все  краски.
Большие  желтые  пятна  -  кедровый  сланец,  сире¬
невые  глыбы  камней  вверху,  а  внизу  под  нами
как  будто  пьяный  художник  ночью  резвился:
желтые  пятна,  синие,  серые,  красные,  вишневая
полоса,  зеленые  пятна.  Это  глина  разных  цветов
и  трава.  И  все  краски  перепутаны,  стушеваны
дымом.  Нельзя  сосчитать  все  дымы.  Чуть-чуть
фантазии  -  и  можно  представить  войско,  ко¬
торое  утром  ушло  из  долины,  затоптало  костры,
и  теперь  они  только  дымят.  И  на  всю  долину
осталась  только  одна  живая  душа  -  маленькая
голубая  синица.  Ее  забота  -  большие  кисти
рябины  возле  нашей  палатки...
 Вся  земля  пропитана  паром.  Шумно,  будто
из  паровоза,  бьет  белая  тугая  струя,  а  рядом
с  тропинкой  тонкая  струйка:  похоже  -  спрятался
человек  и  папиросу  курит  в  траве.  Еще  десяток
шагов  -  облака  пара  вырываются  из  большой
ямы.  А  вот  чуть  ли  не  целый  гектар  земли  весь
в  трещинах,  в  ямах,  и  тоже  пар.  На  свитере,
на  объективах,  на  лицах  оседают  капли  воды.
Дышать  тяжело,  пахнет  серой  и  еще  чем-то
не  очень  приятным.  Озеро  странной  синей
воды.  Горячее!  А  вот  что  булькало  ночью...  Не¬
большой  котел  красной  грязи.  Пузырится,
булькает.  Хочу  заснять  котел,  но  земля  под
ногой  вдруг  оседает...  Весь  ботинок  в  красной
горячей  сметане,  из  дырки-следа  повалил  пар.
Хорошо  -  тут  же  речка,  можно  охладить  обо¬
жженную  ногу...  Несчетное  число  всяких  ям,
трещин,  колодцев,  озер,  горячих  ключей.  Весь
левый  склон  над  каменистой  речкой  парует.
Зимой  долину  заносит  снегом,  а  берег  все  равно
зеленеет.  Зайцы,  лисицы,  утки  и  лебеди  спу¬
скаются  в  долину  погреться.  Медведи  весной,
замерзшие  и  голодные,  ищут  в  долине  не  очень
горячую  грязь  и  ложатся.  Достаем  картошку  из
рюкзака  и  опускаем  в  сетке  варить.  Вода  про¬
зрачная  до  самого  дна.  Пар  над  нею  жжет  руки.
Не  оступиться  бы.  Едим  картошку.  Из  другого
озера  тут  же  рядом  черпаем  «чай».  Бросаем
в  кружку  щепотку  заварки,  и  чай  готов.  А  потом
приводим  себя  в  порядок.  Находим  озеро
не  очень  горячее,  полощем  штаны  и  рубашки.
Сушим  тут  же  на  горячей  земле,  подернутой,
как  пирог,  хрустящей  корочкой.  Юра  Малюга
устроился  бриться  около  гейзера.  Прямо  в  ки¬
пяток  опускает  кисточку...  И  вдруг  с  криком
прыгает  в  сторону.  Высоко  вверх  из  каменного
грифона  бьет  струя  кипящей  воды.  Две  минуты
извергается  гейзер,  две  минуты  мы  видим  столб
воды,  окутанный  паром.  Задираем  головы,  чтоб
увидеть  его  верхушку.  Желтые  березняки,  игра
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЬ  СОЬРАНИЕ  СОЧИНЕНИИ

Пытаемся  сварить  картошку...
 солнца  в  водяных  шариках,  синее  небо.  В  конце
долины  еще  один  белый  фонтан  воды  и  пара.
 ***
 Долину  видели  не  очень  много  людей  -  ге¬
ологи,  туристы,  ученые.  Туристу,  когда  он  вер¬
нется  домой,  все,  что  прошел  и  увидел,  кажется
удивительным,  обо  всем  хочется  рассказать  с  вос¬
клицательным  знаком.  Я  слышал  о  гейзерах  рас¬
сказы  немолодых,  степенных  ученых  -  и  среди
всяких  мудреных  слов  и  названий  все  те  же  знаки
восторга  и  удивления.  И  гейзеры  этого  стоят.
 Когда  нет  извержения,  гейзер  узнаешь  по
накипи  необычайно  красивых  солей:  черных,
розовато-белых,  перламутровых.  «Наледи»  гей¬
зерита  похожи  на  окаменевшую  губку,  на  ко¬
раллы,  на  застывшие  бусы  из  перламутра.  Лю¬
бителям  сувениров  трудно  тут  удержаться,
не  отколоть  «хоть  кусочек».  И  то,  что  гейзеры
накопили  за  тысячи  лет,  может  исчезнуть  по  не¬
разумности  за  два  туристских  сезона.  Я  обещал
Юре  Малюге  выделить  эти  слова,  обещал
сказать  всем,  кто  соберется  в  долину:  «Удер¬
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОБРАНИЕ  СОЧИНЕНИЙ
 житесь,  не  отколите».  Гейзерит  уже  порядком
околот.  И  все-таки  сразу  заметишь  эти  соляные
оплывы,  немножко  похожие  и  на  лед  около  во¬
доразборной  колонки.  В  центре  надо  смотреть
грифон  -  отверстие,  через  которое  подземный
«котел»  и  пускает  время  от  времени  струю  воды.
Можно  заглянуть  в  это  отверстие  и  увидеть  буль¬
кающую  воду  или  ничего  не  увидеть.  Но  если  на¬
клонить  голову  -  всегда  услышишь  характерное
бульканье  или  гудение,  как  будто  там,  в  земле,
работает  двигатель.
 Крупных  гейзеров  в  долине  двадцать.  У  них
любопытные  имена,  данные  за  свойства  ха¬
рактера  или  за  цвет  гейзерита:  Первенец,  Сосед,
Сахарный,  Непостоянный,  Большая  Печка,
Фонтан,  Малахитовый  Грот,  Плачущий,  Ве¬
ликан...  Они  расположены  группами,  но  что  до
характера,  то  нет  и  двух  похожих  характером.
Большинство  держатся  какого-нибудь  «распи¬
сания»,  и  можно  заранее  знать,  когда,  например,
будет  извержение  у  Тройного.  Непостоянный
продолжает  оправдывать  свое  имя  -  может  час
промолчать,  а  то  вдруг  два  раза  подряд  запустит
 60

фонтан.  Первенец  -  самый  крайний  в  долине
гейзер.  Его  первым  заметили  люди  двадцать
пять  лет  назад.  Тогда  он  был  сильным.  Сейчас
Первенец  постарел.  Вода  уже  не  летит  вверх,
а  только  хрипло  булькает  в  грифоне.  Из  этого,
конечно,  не  надо  делать  выводы  о  сроках  жизни.
Никто  не  может  сказать,  сколько  лет  живут
гейзеры.  Но,  несомненно,  они  могут  и  умирать.
 Если  стать  вблизи,  можно  заранее  пред¬
сказать  извержение.  В  грифоне  все  громче  на¬
чинает  булькать  вода,  начинает  брызгать...  и  -
взрыв!  У  одного  столб  воды,  у  другого  струя,
у  третьего  нет  воды  -  выстрелил  паром,  у  чет¬
вертого  три  наклонные  струи.  Очень  точно
назван  Плачущий  гейзер  -  издали  слышно
всхлипывание.  В  Сахарном  вода  несладкая,  как
и  всюду,  пахнет  сероводородом.  Гейзерит  у  него
похож  на  розово-желтый  вареный  сахар.  У  Юры
Малюги  любимый  гейзер  -  Фонтан.  Этот  не  за¬
ставляет  себя  ожидать.  Каждые  семнадцать
минут  из  грифона  на  двадцать  метров  взлетает
столб  пара  и  кипятка.  Чуть  ослабнув,  струя  рас¬
сыпается  широким  веером,  блестит  на  солнце.
Окончив  работу,  гейзер  глухо  рокочет.  Буйные
силы  кипят  в  утробе  этого  молодца.  Но  «самый-
самый»  гейзер  -  это,  конечно,  Великан-гейзер.
Я  бы  сравнил  его  с  народным  артистом.  Он
не  роняет  себя  частым  появлением  перед  пу¬
бликой,  но  уж  если  явился,  то  во  всем  блеске.
Надо  пять  часов  ожидать,  пока  он  накопит  силы.
 Усталые,  мы  вернулись  в  палатку,  поставили
варить  кашу,  а  сами  объективы  наводим,  глядим
на  часы.  По  расчетам,  должен  вот-вот.  Каша  сва¬
рилась,  а  он  все  медлит.  Едим  кашу,  а  сами  глаз
не  спускаем  с  площадки,  заваленной  камнями.
Вот,  кажется,  началась  «репетиция»  Великана  -
вода  разливается  по  камням,  валом  поднимается
над  грифоном...  Снимать,  скорей  снимать!  Мы
стоим  в  полкилометре  от  гейзера,  и  столб  воды
с  паром  едва  помещается  в  рамке.  Две  минуты
редкого  зрелища.  Метровой  толщины  столб  воды
не  удается  разглядеть  из-за  пара.  Пар  поднялся
метров  на  триста  и  похож  на  атомный  гриб.
Полная  тишина  в  долине.  Только  синица  прыгает
на  рябине  и  внизу  булькает  красная  глина...
 Долина  подарила  нам  золотой  день.  Такие
дни  редко  бывают  осенью,  когда  вот-вот  должен
повалить  снег.  Мы  искупались  на  прощание  у  во¬
допада.  Тот  самый  ручей,  о  котором  я  говорил:
«умещается  на  ладони»,  около  речки  Шумной,
падает  вниз  с  тридцатиметровой  стены.  Это
в  долине  одно  из  самых  красивых  мест.  Вода
в  ручье  ледяная.  Как  раз  тут  у  стены  прямо
в  поток  беспрерывно  бьет  струя  гейзера  Водо¬
падного.  Вода  согревается.  Юра  Малюга  уверяет
даже:  «Она  совсем  теплая».  -  «Ну  хорошо,  ку¬
пайся,  а  мы  поснимаем».  Купается  до  посинения.
Стоит  потом  на  камне,  обтирается  полотенцем.
А  завтра-послезавтра  выпадет  снег...
 •  Фото  автора.  27  февраля  1966  г.
 925-И  МЕДВЕДЬ
 Переписи  камчатских  медведей  не  прово¬
дилось.  Число  их  определяется  одним  словом:
«много».  Считают,  что  их  здесь  пока  больше,  чем
людей.  Медведи  ходят  по  человеческим  тропам,
а  геологи  и  охотники,  меряя  Камчатку  ногами,
пользуются  медвежьими  тропами.  Встреча
на  этих  тропах  -  обычное  дело.  За  месяц  путе¬
шествия  я  видел  и  любопытную  морду,  и  испу¬
ганно  мелькавший  медвежий  зад.  Камчатские
медведи  редко  покушаются  на  людей.  В  природе
все  уступает  человеку  дорогу.  Только  крокодил
на  охоте  не  делает  различия  между  человеком
и  другой  живностью.  Но  сибирские  медведи,
например,  человека  не  уважают  и  норовят
свести  счеты.  В  Сибири  встреча  с  медведем  -
 61
 дело  опасное.  На  Камчатке  же  редкий  человек
медведя  не  видел.  Зверь  остается,  конечно,
зверем,  и  мудрый  человек  не  пойдет  в  горы  или
в  тундру  без  нарезного  ружья.  Но  это  только
на  всякий  случай.  Если  у  человека  нет  страсти
убить  «просто  так»,  встречные  расходятся  по¬
любовно.  Бывает,  человек  видит  за  день  трех¬
четырех  медведей.  Бывает,  одновременно  видит
десяток-«ходят,  как  лошади  в  тундре».  Конечно,
чем  больше  людей,  тем  меньше  медведей.  Живут
еще  старики,  которые  видели  сорок  -  шестьдесят
медведей  за  один  раз.  Такое  скопление  зверей
происходит  на  Камчатке  в  силу  особых  причин.
 Летом  по  речкам  начинается  рунный  ход
рыбы.  Вода  кипит,  когда  идут  вверх  по  реке
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОБРАНИЕ  СОЧИНЕНИИ

стада  чавычи,  кеты,  горбуши,  кижуча.  Ловят
рыбу  все,  кто  может  и  не  может  ловить.  Бросают
все  работы  и  устремляются  к  рекам  люди.  И  все
звери,  какие  есть,  спускаются  к  речкам.  Ловит
рыбу  лисица,  росомаха  ловит,  вороны,  волки,
маленький  соболишка  ловят.  Говорят,  только
заяц  не  ловит:  не  любит  заяц  рыбных  блюд.
Впрочем,  вкус  -  странная  штука.  Коровы,  на¬
пример,  на  Камчатке  привыкают  есть  рыбу.
В  Олюторском  районе  я  видел:  стоит  корова
около  вороха  рыбы  и  так  спокойно,  как  будто
силос,  жует  и  жует...  Медведь,  конечно.  Самый
искусный  из  рыболовов,  стоит  по  колено  в  воде,
смотрит,  смотрит.  И  вдруг  лапой:  раз!  И  вот  уже
в  пасти  рыба.  Икра  брызжет  красной  сморо¬
диной.  Иногда  начинает  сразу  жрать,  а  то  кинет
через  себя  на  берег  и  опять  смотрит,  смотрит.
Раз  десять  кинул  на  берег.  Оглянулся  -  ничего
нет.  Украли!  Рев,  беготня  по  берегу,  сцепился
с  соседом,  которого  заподозрил.  Тут  судей
не  бывает,  кто  сильнее  -  тот  прав.  К  местам  хо¬
рошей  рыбалки  собираются  иногда  по  десятку
медведей.  Медведица  учит  несмышленое  по¬
коление,  как  надо  ударить,  как  нырнуть  на  глу¬
боком  месте  за  рыбой.  Медвежата  дерутся  из-за
 рыбины.  Медведица  отвлекается,  дает  шлепка
тому  и  другому  -  и  опять  в  воду.  За  день  штук
пятнадцать  -  двадцать  лососей  ухитряются
выудить.  Насытившись,  медведи  едят  только
икру,  а  рыбу  таскают  в  яму  неподалеку,  и  она
там  киснет  дня  три-четыре.  Все  лето  медведи
держатся  у  реки.  Тут  их  и  бьют.  Но  мясо  в  такое
время  -  на  любителя.  Я  ел  без  особого  ап¬
петита:  рыбные  запахи.  Мясо  вкуснее  осенью,
когда  медведи  поднимаются  от  речек  в  тундру
на  ягоду,  или  еще  позже,  когда  поспеют  рябина
и  кедровые  орехи.  С  первым  снегом  медведи  ло¬
жатся  в  берлогу  и  «сосут  лапу»  -  пять  месяцев
живут  только  жиром,  запасенным  на  рыбалках
и  ягодниках.
 Камчатский  медведь  по  характеру  похож
на  мишек,  знакомых  нам  по  сказкам,  по
первым  книжкам,  но  все-таки  это  не  плю¬
шевый  зверь.  В  блокноте  у  меня  не  менее  сотни
записей  с  пометкой  «медведь»,  сделанных
в  разных  концах  Камчатки.  Множество  за¬
бавных  историй  и  наблюдений.  «Понимаешь,
приземлился  на  берегу,  а  он  к  самолету  -  лю¬
бопытство,  видишь  ли,  появилось».  «От  лагеря
нельзя  отойти:  вернешься  вечером  -  все  порас-
 Степан  Иванович  Ушаков.
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНО  СОЬРАНИЬ.  (  очиньним
 62

кидано,  еду  сожрал».  «Кричу  в  телефон:  медведь
на  дровяном  складе!  Пришлось  пожарников
звать...»  «Стоим,  глядим  друг  на  друга  -  шагов
десять.  Не  более.  Как  заревет,  жидким  ударил  -
и  деру...»  «Забавно  от  комаров  отбивается:
лапами  туда-сюда,  на  брюхо  падает  и  ползет,
комаров  давит...»  А  вот  запись,  которая,  по¬
жалуй,  больше,  чем  другие,  заставляет  забыть
о  плюшевых  мишках.
 В  первый  день  на  Камчатке  мне  позвонил
московский  знакомый:  «Ты  вот  все  со  зверями...
В  больницу  самолетом  привезли  парня...  Пони¬
маешь  -  медведь».
 ...Парень  своим  ходом  вышел  ко  мне  из
палаты.  Но  был  он  в  бинтах  с  головы  до  ног.
 -  Вот  как  отделал...  -  Парень  достал  из  халата
зеркальце.  -  Двенадцать  скобок  на  этой  щеке
и  на  этой  -  лапой  ударил...
 Вот  что  рассказал  Колодкин  Виктор,  шофер
и  строитель  из  тундрового  поселка  Каменская.
«В  полдень  мы  пошли  с  Валей  по  кедровые
орехи.  Собираем  в  лощине  -  это  километров
пять  от  села.  Услышал  я  подозрительный  треск.
Бросил  мешок.  Валю  за  руку  -  и  наверх.  Надо  ж
случиться  -  видно,  и  он  к  этому  месту  вышел.
И  подумал,  наверное,  что  мы  зло  имеем.  На¬
верное,  он  тоже  по  орехи  пришел  и  считал  ке¬
дровник  ну  своим,  что  ли.  Короче,  увидел  его
в  десяти  метрах.  Успел  крикнуть:  «Валя,  беги!»
А  он  уже  надо  мною  на  задних...  Ну  вот,  видите:
лицо,  рука  -  кость  переломлена.  Я  упал.  Слышу,
по  черепу,  как  по  горшку:  дррр...  (зубами,  на¬
верно;  одни  лоскуты  остались  на  голове).  И  от¬
прыгнул.  Я  подумал:  ушел.  Шевельнулся,  а  он
тут  начал  рвать,  раза  три  приподнял  за  свитер...
Зарастет.  Вот  только  лицо...»
 Не  очень  веселый  случай.  Но  все-таки
не  надо  думать  о  камчатских  медведях  плохо.
У  зверя  больше  причин  на  нас  обижаться.
Встреча  с  существом,  пахнущим  дымом  и  та¬
баком,  -  всегда  для  медведя  большая  опасность.
Никто  не  считал,  сколько  каждый  год  убивают
их  на  Камчатке.  Раньше  медвежьи  шкуры  шли
на  шапки  английских  гвардейцев.  Теперь  служат
большими  половиками  в  квартирах.  И  много
медведей  потому  только,  что  мало  еще  людей
на  Камчатке.  В  дальних  углах  полуострова
живут  охотники,  которых  кормит  медвежий
промысел.  Мне  встретился,  может  быть,  самый
знаменитый  из  них.
 ***
 В  Ключах  сказали:  «А  его  найти  просто.  Вот
по  этой  улице.  И  глядите  -  на  сарае  растянута
медвежья  шкура».  Я  насчитал  двенадцать  рас¬
 63
 тянутых  шкур  на  сараях,  на  воротах,  на  бревен¬
чатых  стенах  домов  и  нашел  наконец.
 Охотник  Степан  Иванович  Ушаков  был
дома,  но  готовился  снова  в  тайну  -  чинил  нарты.
Собаки  понимали,  в  чем  дело,  и  визжали  от  не¬
терпения.
 - 	Из  Москвы  ко  мне?!  -  Охотник  понюхал
табак  и  сказал  что-то  жене.
 На  столе  появились  горячая  медвежатина
и  тарелка  с  брусникой.
 - 	Степан  Иванович,  говорят,  много  медведей
убил?
 - 	Однако,  много.  Вот  едим  девятьсот
двадцать  пятого...
 - 	Всех  так  и  считаете?
 Степан  Иванович  нюхает  табак,  достает  из
сундучка  завернутую  в  тряпицу  стопку  заса¬
ленных  записных  книжек.
 -Вот,  записано...
 Листаю  слипшиеся  страницы,  исписанные
печатными  буквами.  Пять-шесть  слов  -  и  ча¬
стокол  палочек.  «20  августа  1937  года.  Шестером
на  Еловке  охотились».  А  дальше  палочки.  Каждая
палочка  -  убитый  медведь.  Он  метил  тех,  в  ко¬
торых  сам  стрелял.  За  неделю  -  шесть  палочек...
Время  от  времени  хозяин  «Записок»  подводит
итог.  «1944  год.  Всего  убито  49  медведей».
 - 	В  тот  год  много  стреляли.  Война.  Продукты
давай.  Я  три  тонны  мяса  сдавал.  За  один  день,
помню,  четырех  медведей  убил.
 - 	И  сейчас  пишешь?
 Достает  из  кармана  помятую  книжку.  Те  же
печатные  буквы  и  палочки.  «Охотился  на  Еловке.
Убил  13.  Трудно  дошел,  болели  ноги».
 - 	В  этом  году  много  зверей.  Можно  было
больше  стрелять.  Рыбкоп  не  берет...
 Тайга  не  делает  охотника  разговорчивым.
Наш  разговор  -  вопрос  и  ответы.
 - 	Мне  сейчас  без  двух  шестьдесят.  Стрельнул
первый  раз,  когда  было  пять  лет.  Отец  отошел,
а  я  по  уткам  из  дробового.  Хорошо  помню:  одну
подбил,  отец  на  выстрел  бежит:  «Как  же  ты,  раз¬
бойник,  ружье  удержал?!»  В  десять  годов  из  вин¬
честера  у  зимовья  медведя  свалил.
 - 	Говорят,  гуся  на  лету  пулей  бьешь?
 Нюхает  табак,  вспоминает.  Просит  внука  со¬
бакам  понести  медвежатины.
 - 	Молодыми  дурачились:  кружки  у  огня
кверху  швыряли.  В  мою  не  все  попадали,
а  я  всегда  дырки  производил.  И  теперь  в  пять
копеек  на  сто  шагов  попаду.  Ноги  вот,  ноги  ба¬
стуют...
 Каждое  лето  после  промысла,  после  ночевок
в  снегу  охотники  уходят  опять  в  тайгу,  к  го¬
рячим  ключам,  лечиться.  «Я  все  ключи  знаю:
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНО!  CObPAHHF  СОЧИНЬНИИ

Снимок  из  книжки  моего  коллеги,  шведского  фотографа-анималиста  Свена  Йильсетера.  Мед¬
ведей  он  снял  на  Аляске.  Образ  жизни  у  этих  зверей  такой  же,  как  на  Камчатке.  Фотографу  по¬
везло  -  семь  рыболовов  сразу.
 от  поясницы,  от  живота,  от  ног,  от  простудных
чирьев.  Всегда  помогало».  И  в  этом  году  ключи
свое  сделали,  но  что-то  осталось  в  ногах
у  охотника.  А  надо  идти...
 - 	Опять  на  медведя?
 - 	Соболей  буду  бить...  Нет,  соболей  не  считал.
Волков,  лисиц,  росомах,  соболей  не  считал.  Мед¬
ведей  считал  -  большой  зверь.  Можешь  ты  его
положить,  а  то  и  сам  ляжешь...
 По  именам  вспоминает  охотников,  которые
из  тайги  не  вернулись.  Потом  долго  роется
в  сундучке,  достает  свидетельство  сельскохозяй¬
ственной  выставки.
 - 	Награду  Москва  прислала.  И  медаль  была.
Медаль  кум  попросил  -  на  свадьбу  поехал.
Пусть  поносит  на  свадьбе.  Он  тоже  много  зверя
добыл...
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЬ  СОБРАНИЕ  СОЧИНЕНИЙ
 - 	Степан  Иванович,  а  приходилось
не  убивать  зверя?..  Ну  видишь,  а  рука  не  подни¬
мается  убивать?
 - 	Однако,  было.  К  одному  подошел  близко.
Чувствую,  видит,  а  не  бежит.  Ходит,  интере¬
суется.  Во  весь  рост  поднимаюсь,  не  убегает  -
спокойный,  глядит,  интересуется.  Товарищ
сказал:  «Пошто  не  стрелял?»  -  «Не  мог  -  как  че¬
ловек  ходит,  интересуется...»
 - 	А  остальных  девятьсот  не  жалко?
 Это  вопрос  человека  из  густонаселенного
места,  где  медведи  живут  только  в  сказках,
и  охотник  не  понимает  вопроса.
 - 	Жалко?  Жалко,  если  просто  так  убил,
ну  если  убил  и  бросил.  Я  так  не  бил.  Я  один
раз  увидел  сразу  семнадцать  медведей  и  не
стрелял  -  было  не  надо.  А  когда  надо,  десять
 64

- 	Степан  Иванович,  а  было
такое,  что  мог  бы  и  не  вернуться?
 - 	Было...  -  Нюхает  табак,  вслух
перебирает  разные  случаи.  Потом
мы  идем  во  двор.  На  растянутой
шкуре  охотник  находит  дырку  от
удара  ножом.
 - 	Я  близко  пускаю  зверя.
Бывало,  прямо  в  пасть  стрелял.
В  этот  раз  поспешил.  Стрельнул  -
бежит,  еще  раз  -  бежит:  видно,
скользнуло  по  черепу.  Еще  раз...
а  выстрела  нет  -  забыл,  что  два
патрона  осталось.  Он  лапами  ка¬
рабин  обхватил,  и  я  успел  ножик...
 Мать  внизу  почему-то  не  шевелится.  Медвежонок  еще  Это  как  раз  был  девятьсот  двадцать
не  все  понимает. 	пятый.  Раньше  я  не  мог  бы  забыть  -
 два  патрона...  И  вот  ноги,  ноги  ба-
дней,  бывает,  ходишь  одного  ищешь.  Ноги  вот,  стуют...  Если  что  и  случится  -  все  справедливо...
ноги  бастуют... 	Не  ходить?  Да  какая  же  жизнь  без  тайги?..
 Пятьдесят  лет  в  тайге.  Вся  жизнь  -  охота. 	Я  видел,  как  он  уходил.  Выпал  снег.  Дымно
 И  развлеченье  -  охота,  и  хлеб,  и  опасности, 	курилась  Ключевская  Сопка.  На  покрытом
 и  вот  болезни  пришли.  И  опять  надо  идти... 	снегом  пригорье  долго  виднелась  маленькая
 Собаки  визжат  от  нетерпения  во  дворе.  В  мешок  фигура  -  точка  рядом  с  громадой  вулкана,
уложены  спички,  соль,  сухари  и  патроны.  Стоят
 у  дверей  лыжи,  подбитые  оленьим  мехом,  и  све- 	•  Фото  автора.  3  марта  1966  года.
 жеструтаная  лопатка  -  ставить  капканы.
 ЧЕТВЕРО  ИА  ВУЛКАНЕ
 На  Камчатке  тридцать  три  живых  и  в  пять
раз  больше  потухших  вулканов.  Живые  на¬
зываются  почти  как  люди:  Авача,  Кихпыныч,
Толбачик,  Ксудач,  Узон,  Семлячик,  Шивелуч...
И  характеры,  как  у  людей.  Карымский  «поку¬
ривает»  -  в  день  по  нескольку  раз  пускает  в  небо
заряды  дыма.  Вулкан  Безымянный  много  веков
молчал,  и  на  него  уже  махнули  рукой:  потух.
А  десять  лет  назад  он  вдруг  проснулся  и  так
«рявкнул»,  будто  десятка  три  водородных  бомб
были  спрятаны  в  безымянной  горе.  Вулкан
Авача  в  шутку  называют  домашним  вулканом.
Он  стоит  на  виду  у  города  Петропавловска,
каждый  здоровый  и  не  очень  ленивый  человек
сможет  на  АваЧу  подняться,  хотя,  конечно,  про¬
гулка  до  кратера  не  из  легких.  Царица  всем  ази¬
атским  вулканам  -  Ключевская  сопка.  Этой  мо¬
лодухе  пять  тысяч  лет.  Семьсот  раз  извергался
 65
 вулкан,  а  силы  в  нем,  кажется,  все  прибывает.
Вулкану  Шивелучу  миллион  лет.  За  долгую
жизнь  этот  старик  столько  гор  наворочал  -
не  сразу  поймешь,  где  голова  у  вулкана.  Ши¬
велуч  все  время  потихоньку  ворчал,  но  год  назад
он  сделался  на  Камчатке  главным  героем.
 12  ноября  1964  года  спавший  поселок  Ключи
вздрогнул  от  страшного  взрыва,  и  рассвет  долго
не  наступал.  На  двенадцать  километров  кверху
над  Шивелучем  поднялось  черное  облако.  Камни
величиною  с  дом  падали  с  неба,  в  завесе  пепла
беспрерывно  сверкали  молнии,  дрожала  земля.
Ветер  наклонил  тучу  пепла  и  понес  на  восток,
к  морю.  Вот  что  говорят  попавшие  в  полосу  пепла:
«Черная  темнота.  Я  вытянул  руку  и  не  увидел
ладони.  Без  фонаря  нельзя  было  идти».  «Одежда
у  меня  вдруг  засветилась  -  говорят,  какое-то  элек¬
тричество  оседало».  «Сами  по  себе  начали  звонить
 Василий  IIECKOB
 ПОЛНОЕ  СОБРАНИЕ  СОЧИНЕНИИ

телефоны.  От  проволок  антенн  сыпались  искры».
«Капитаны  судов  в  океане  сообщили:  видимость  -
ноль».  На  сотни  километров  летела  «гарь»  (ка¬
вычки  необходимы,  потому  что  на  самом  деле  это
не  гарь  и  не  пепел,  а  просто  распыленные  взрывом
земные  породы).  Когда  все  рассеялось  и  улеглось,
люди  увидели:  у  Шивелуча  нет  верхушки,  дымился
новый  огромный  кратер...
 Мы  прикинули:  прошло  триста  дней.  Подни¬
мемся  в  кратер:
 -  В  такое  время?..  Замерзнете!
 Но  мы  представили  список  экипировки,  про¬
дуктов,  и  геологи  соглашаются  дать  вертолет.
Поднимаемся  над  Ключами  -  и  на  Шивелуч!
Холодные  грани  сопок  на  горизонте,  над  ними
облака  кудряшками,  как  на  старых  гравюрах.
Сзади  равнодушно  дымит  Ключевская,  а  впереди
уже  видно  «работу»  Шивелуча:  на  много  кило¬
метров  вверх  тянется  застывшая  река  «манной
каши  с  изюмом».  С  трехэтажный  дом  камни  во¬
локла  за  собой  «каша»,  выброшенная  вулканом.
Затопленная  лощина,  лес  с  головою  затоплен,
сожжен,  вот  только  маленький  островок  ли¬
ственниц  уцелел  -  белая  масса  обтекла  и  только
слегка  опалила  деревья.
 Конечно,  мы  не  в  кратер  садимся.  Вертолет
опускается  Шивелучу  на  плечо,  как  раз  на  черту,
до  которой  решились  подняться  кусты  оль¬
шаника  и  откуда  уже  начинаются  обрывистые
пустынные  камни.
 Остаемся  одни.  Ставим  палатку.  Один  при¬
нимается  за  костер,  трое  идут  оглядеться.
Зима  начинается  на  камнях,  чуть  выше  нашего
лагеря.  На  белой  верхушке  хребта  видим  це¬
почку  снежных  баранов.  В  бинокль  хорошо  раз¬
личаются  большие  рога  вожака.  Следы  медведя,
лисицы.  Животные  не  боятся  вулкана,  но  за¬
долго  чувствуют  извержение.  Гора  чуть-чуть
вздрогнула  -  бараны  начинают  эвакуацию...
 Подозрительно  тихий  вечер.  Слышно:
в  темноте  с  обрыва  упал  камень,  рядом  с  па¬
латкой  прошумели  крыльями  куропатки...
А  за  полночь  мы  проснулись.  Палатка  хлопает
и  вот-вот  улетит.  Что-то  смутно  белеет  около
ног.  Тянусь  рукой  -  снег!  Палатка  прогнулась
парусом.  Нельзя  медлить,  надо  вниз,  в  оль¬
шаники!..  Тут,  в  зарослях,  все  равно  дикий  ветер.
Снег  в  сапогах,  за  воротом,  в  рукавах.  Темень.
Заткнули  щели  в  палатке.  Зажгли  свечу.  Огонек,
хоть  и  маленький,  все-таки  греет...
 ***
 Представляю  вам  трех  моих  спутников.
 Эдуард  Назаров.  Вообразите  высокого  ин¬
теллигентного  вида  попа  с  рыжевато-белой  бо¬
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  С  ОЬРАНИ!  С  ОЧИННШИ
 родкой.  Упрячьте  «попа»  на  сутки  в  спальный
мешок,  не  дав  ему  расчесать  бороду  и  умыться,
крикните:  «Заяц!»  Он  моментально  прыгнет
в  высоченные  с  отворотами  сапоги,  схватит
ружье,  с  криком:  «Где?!»  выскочит  из  палатки.
В  этот  момент  он  больше  всего  похож  на  себя.
У  «попа»  ГУМ,  а  не  рюкзак.  В  нем  есть,  кажется,
все  на  свете.  «Что,  красный  светофильтр?  -  пожа¬
луйста»,  «Стельку  в  сапог?  -  пожалуйста».  Кроме
того,  Эдуард  -  великий  умелец.  В  две  минуты
освежевал  зайца.  «Как  пристроить  свечу  в  па¬
латке?  -  а  вот...»  «Фотоаппарат?  Ну-ка...»  Дует
на  руки,  достает  крошечную  отвертку...  Зара¬
ботал  мой  «Киев»!  И  еще  он  первым  заметит,  что
нога  у  тебя  потерта;  «Возьми  мой  носок,  погляди,
какой  мягкий...»  А  вообще  Эдуард  Назаров  -  ка¬
питан  третьего  ранга,  моряк-подводник.  При
чем  вулканы?  А  ни  при  чем,  просто  моряк  -  из
породы  бродяг  и  каждый  отпуск  куда-нибудь
едет.  В  этот  раз  выбрал  Камчатку...
 Николай  Огородов  с  детства,  когда  еще  ка¬
чался  в  люльке,  видел  этот  вулкан.  Он  родился
в  Ключах.  Мальчишкой  вряд  ли  он  думал,  что
будет  всерьез  изучать  вулканы  и  даже  писать  дис¬
сертацию.  Он  лазил  на  вулканы  из  любопытства,
так  же  как  на  равнине  мальчишки  обязательно
лазят  в  овраги,  на  старые  мельницы  и  курганы.
Школьником  его  пригласили  в  серьезную  экс¬
педицию:  восхождение  на  вулкан  Ключевской.
Откройте  любую  книжку  о  вулканах  -  обяза¬
тельно  встретите  место:  «Это  было  третье  за  всю
историю  восхождение.  Из  шести  только  два  че¬
ловека  достигли  вершины  и  заглянули  в  кратер.
Это  были  вулканолог  Алевтина  Былинкина
и  ученик  десятого  класса  Николай  Огородов».
Во  время  спуска  эти  двое  попали  под  камнепад.
«Камни  летели  величиною  с  эту  палатку».
Алевтина  Былинкина  не  успела  укрыться.
Камень  был  небольшой,  но  попал  в  голову.
Школьник  Николай  Огородов  спустился  один
и  принес  в  промежуточный  лагерь  известие...
 Такой  случай  мог  бы  отбить  охоту  к  вулканам.
А  он,  этот  парень,  из-за  вулканов  три  года  подряд
«штурмовал  вершину  московских  Ленинских
гор»  и  прошел-таки  по  конкурсу.  Учился.  И  вот
уже  пять  лет  опять  на  Камчатке.
 Третий  член  нашей  «зимовки»  Миша  Попов,
родился  в  Москве,  геологом  облазил  Сибирь,
теперь  попал  в  объятия  науки  вулканологии.
Миша  продолжает  учиться,  и  Наука  отводит
ему  пока  что  место  не  очень  легкое  -  носить
на  вулканы  рюкзак  старшего  лаборанта  с  на¬
бором  колбочек,  скляночек  и  каких-то  при¬
боров.  Миша  привязался  к  вулканам.  Два  года
был  на  практике,  а  теперь  прилетел  сюда  вместе
 66

с  женой.  Поезда  «малой  скоростью»  везут
на  Камчатку  Мишин  домашний  скарб,  жена
солит  на  зиму  в  Ключах  пойманных  Мишей  ки¬
жучей,  а  сам  Миша  обновляет  штаны  на  вулкане.
У  Миши  удивительные  штаны,  из  какого-то
сверхсовременного  зеленого  полотна.  Предпо¬
лагается,  что  вулканическим  газам,  имеющим
привычку  «раздевать»  посетителей,  эти  штаны
будут  не  по  зубам.  Ужасно  в  палатке  холодно.
Миша  в  экспериментальных  штанах  лезет
в  спальный  мешок.  День  начинаем  вопросом:
«Миша,  ну  как  штаны?»
 Я  четвертый  в  этом  десанте.
 ***
 Нам  нужен  день,  чтобы  с  «плеча»  Шивелуча
подняться  в  кратер.  Но  этого  дня  нет.  По  утрам
мы  бьем  изнутри  по  палатке,  чтобы  стряхнуть
гору  снега,  и  не  спешим  вылезать  -  ничего
не  увидишь,  кроме  летящего  снега.  А  надо.
Надо  разжигать  костер,  кипятить  чай,  надо  на¬
девать  окаменевшие  за  ночь  морозные  сапоги.
Ну  просто  никак  не  хочет  нога  лезть  в  зале¬
деневший  сапог.  И  шутка  сказать  -  костер!
Мокрый  снег,  ветер  и  ни  одной  сухой  палки.
Валю  топором  ольшаник,  набираю  пучок  травы,
тонких  веточек.  Но  как  заставить  гореть  сырую
 В  кратере  у  Шивелуча.
 ольху?  Расстегиваю  пиджак  и,  как  птица  кры¬
льями,  закрываю  огонь  от  снега...  Почти  ложусь
на  кучу  холодных  дров.  Огонек  зацепился,  пе¬
релез  с  одной  щепы  на  другую.  Свистит,  сечет
снег...  И  все-таки  огонь  вырастает.  Трещат
дрова,  красные  языки  летают  в  снегу.  Пурга  уже
не  может  одолеть  мое  произведение...
 -  Ребята,  чай  закипает!..
 Чай  не  городской  у  нас.  Совсем  черный.
Оттого,  что  Коля  сыплет  сразу  целую  пачку  за¬
варки,  и  оттого,  что  воду  берем  в  «копытце»
недалеко  от  палатки.  (Удивительно  еще,  как
это  вода  держится  на  такой  высоте!)  Мутный
настой  ольховых  листьев,  замерзших  кома¬
риков,  каких-то  палочек,  веточек.  Пьем,  ничего.
Хуже  дело  с  едою.  В  первый  же  день  у  двоих  пу¬
тешественников  случилась  рвота.  Подозрение
пало  на  большие  банки  говядины.  Сложили
банки  в  пирамиду  сзади  палатки  и  загрустили.
Без  мяса  в  горах  и  в  такую  погоду...  Придется  до¬
бывать...
 Почти  не  дышу,  глядя,  как  Николай  и  ка¬
питан  третьего  ранга  на  гребне  горы  крадутся
к  баранам.  Поземка  то  закроет  их,  то  покажет.
Выстрел.  Почти  по  отвесной  скале  катится
что-то,  пока  невидимое,  с  гулом,  перегоняя  друг
друга,  несутся  камни.  Прячемся  за  уступом...
 67
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОБРАНИЕ  СОЧИН1  НИИ

Взрыв  в  кратере  вулкана.  Фото  Гаруна  Тазиева.
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОР  COfiPAHUl  COHUHFHMH
 68

Рыжевато-серой  масти  снежный  баран  лежит
около  ног.  Закон  запрещает  убивать  редких  жи¬
вотных.  Но  другого  выхода  мы  не  нашли...
 Пожарив  на  прутиках  мясо  и  выпив  чаю,  мы
лезем  в  мешки.  Ветер  немного  улегся.  Видно
внизу  подсиненную  долину.  Видно  на  красном
закате  дымный  синий  чум  Ключевской  сопки.
Вниз  от  лагеря  стелется  лес  ольхи.  Если  еще
на  один  уступ  приподняться  над  лагерем,
увидишь  горы  камней,  когда-то  извергнутых
Шивелучем,  увидишь  черные  монументы  за¬
стывшей  лавы.  А  там,  где  кратер,  -  метель.
Метель  и  дым.  Вулканологи,  может  быть,  могли
бы  сделать  свои  работы,  но  о  снимках  и  думать
нечего.  Пятый  день  метель,  пятую  свечу  при¬
вязываем  к  палке  и  ставим  в  палатке.  Смутно
верится,  что  где-то  есть  города,  дороги  с  ма¬
шинами,  баня,  книги,  очередь  у  кино.
 Нам  нужен  один  день,  чтобы  забраться
в  кратер  Шивелуча.  Вечером  разглядываем  най¬
денную  Мишей  вулканическую  бомбу.  Камень,
похожий  на  спекшийся  уголь.  Внизу  под  нашей
палаткой  разлит  огонь,  который  наверху  за¬
стывает  вот  такими  черными  бомбами.  Огонь
под  нами,  а  в  палатке  собачий  холод.
 ***
 Ура!  -  синее  небо,  мороз.  Идем  в  кратер.
 Пять  часов  идем  кверху:  то  снег  выше  пояса,
то  надо  прыгать  с  камня  на  камень,  то  идем  по
узкому  гребню  камней,  как  циркачи  по  канату.
И  все  вверх,  вверх.  Ольховая  палка  помогает
одолевать  рискованные  места  -  потоки  воды
успели  промыть  в  вулканической  массе  глу¬
бокие  обрывистые  ущелья.  За  белыми  валунами
величиною  с  дом  прячемся  от  ветра,  чтобы
чуть-чуть  отдышаться.  Трудно  поверить,  но  эти
камни  снарядами  вылетали  из  кратера  и  падали
сюда  с  большой  высоты.  Мише  тяжелее  всех
с  коробом  склянок.  Временами  одна  Мишина
шапка  плывет  над  снегом.
 Первый  признак  кратера:  на  застывшей  из¬
вергнутой  массе  желтеют  проталины,  сипит
струйка  пара.  Обрывы  развороченных  взрывом
гор,  хаос  камней.  Легко  поддаться  ощущению:
идешь  по  Луне.  Кратер...  Мы  как-то  незаметно
вошли  в  углубление  с  поперечником  в  полтора
километра.  Взрывом  вырвало  край  в  этой  не¬
правильной  формы  чаще.  И  все  извергнутое  не¬
слось  вниз  через  эту  щербину.  Мы  в  нее  как  раз
и  вошли.
 Осторожно  идем  теперь  по  горячей  «пробке»,
заткнувшей  горловину  Шивелуча.  «Пробка»  со¬
стоит  из  обломков  скал,  песка,  легких  белых
камней.  В  кратере  стоят  клубы  пара,  горячее
 69
 нутро  вулкана  жжет  ноги,  зернистый  песок
кое-где  покрыт  желтовато-зеленой  корочкой
серы.  Кругом  очаги  газа  и  пара.  Вулканологи
называют  их  фумаролами.  В  середине  кратера
они  почему-то  спокойны,  а  из  стенки  гудит
такая  струя,  что  кажется:  ракета  хвостом  кверху
увязла  в  земле.  Вот  сразу  три  «ракеты»  хлещут
газом  и  паром.  Гул  -  не  слышно,  что  говорит
сосед.  Теряем  друг  друга  в  ядовитой  завесе.  По
всем  правилам  нужен  противогаз  -  в  белых
облаках  перемешались  вода,  углекислый  газ,
серная  и  соляная  кислоты.  Но  в  противогазе
неудобно  работать.  Вулканологи  обходятся  по¬
вязкой,  смоченной  в  растворе  соды.  Николай
с  Мишей,  кажется,  совсем  уже  легкомысленно
лезут  со  склянками  в  самое  дымное  место,  даже
и  без  повязок.  Ставят  «под  мышку»  Шивелучу
длинный  стеклянный  градусник,  берут  пробы
газа.
 Даже  на  сравнительно  чистом  месте  щиплет
лицо,  щекочет  в  горле,  в  голове  появляется
странная  тяжесть.  На  металле  фотоаппаратов,
на  объективах  появляются  капли  мелкой  росы.
Мне  уже  говорили  об  этой  росе  -  на  складе
у  вулканологов  лежит  целая  куча  съеденных
газом  фотографических  аппаратов.  Спрятать,
что  ли,  за  пазуху?..  Странное  состояние:  ногам
жарко,  местами  прямо  стоять  нельзя  на  песке,
а  спина  мерзнет  от  морозного  ветра.  Прячемся
в  песчаной  лощинке,  снимаем  мешки.  Конечно,
смешно  думать  тут  о  костре.  Копнули  ногой.
Поставили  в  углубление  котелок  снега  -  через
четыре  минуты  готов  кипяток.
 -  Ну,  как  температура  у  Старика?  Не  лихо¬
радит?
 Миша  собирает  склянки,  резиновые  шланги,
чихает  и  отпускает  Шивелучу  пару  неласковых
слов.
 У  нас  под  ногами  температура  газа  сто
двадцать  градусов.  Чуть  выше,  где  стоит  гул,  -
семьсот  градусов.  И  тут  же  рядом,  между  фума¬
ролами,  островки  желтого  льда,  кристаллы  ле¬
дяных  белых  цветов,  похожие  на  птичьи  перья,
все  та  же  хрустящая  зеленоватая  корочка  серы.
Горячий  ручей  брызжет  из  валунов.  Подни¬
маемся  выше  по  каменному  хаосу.  Два  кипящих
озера,  и  тут  же  рядом  озеро  холодной  воды.
В  разрыве  паров  видны  бурые  стенки  кратера.
Лестно  вспомнить,  что  все  это  называется
«пастью  дьявола»,  но  нам  ничто  не  грозит,  разве
что  ногу  вывихнешь  на  этой  каменной  «пробке».
Вулкан  теперь  долго  будет  собирать  силы,  может
быть,  несколько  лет,  чтобы  снова  рвануть.
Впрочем,  вулкан  подобен  сердитой  собаке  -  ни¬
когда  не  знаешь,  что  у  него  на  уме.  Мы  рискуем,
 Василий  ПЕСКОВ
 П0ЛН01  СОЬРАНИЬ  сочиньнии

пожалуй,  отравиться  газами,  если  не  будем  бла¬
горазумны  -  щекотка  в  горле,  и  начинают  сле¬
зиться  глаза.
 - 	Миша,  ну  как  штаны?
 - 	Все  в  прядке,  ни  одной  дырки.
 Пока  мы,  согнувшись  от  ветра,  едим  разо¬
гретую  на  вулкане  баранину  и  пока  Миша  и  Ни¬
колай  делают  пометки  в  полевых  дневниках,
задаю  полушутливый  вопрос:  «А  что  мы  с  него,
с  вулкана,  имеем?»
 - 	Пока  что  ни  шерсти,  ни  молока...
 Если  по-серьезному,  то  ответ  записан  в  де¬
сятках  книжек  и  научных  трудов.  А  если  ко¬
ротко,  то  вулкан  -  это  «окошко»,  в  которое  че¬
ловек  видит  детство  Земли.  Как  образовались
земные  породы?  Как  и  почему  отложились  жилы
чистых  металлов?  Как  складывалась  внешность
планеты?  Есть  теория:  весь  земной  покров  -
это  вещество,  вынесенное  на  поверхность  вул¬
канами.  Наконец,  вулкан  -  это  грозные  силы,
и  надо  учиться  предсказывать  их  пробуждение.
А  может,  эти  силы  -  в  упряжку?  Тоже  не  исклю¬
чается.  Вот  тогда  и  можно  будет  вести  разговор
о  «шерсти  и  молоке».  А  пока  что  люди  по  кру¬
пицам,  иногда  с  риском  для  жизни  собирают
знания  о  вулканах...
 Нам  надо  немедленно  уходить.  Кружится
голова,  и  даже  руки  чувствуют  ядовитые  испа¬
 МАЛЬЧИК  И  ПТИЦА
 ФОТОНОВЕЛЛА
 а
 ЯШ  получил  письмо  от  сестры.  «...Мы  все  очень
скучали  по  старикам.  Две  недели,  пока  отец
и  мама  гостили  в  Москве,  Тобик  выл  -  мы  даже
спать  не  могли.  Козы  не  давались  доиться  -
все  руки  у  меня  в  синяках  от  козлиных  рогов...
Тобик  перестал  выть,  как  только  услышал  зна¬
комые  голоса.  А  коза  маме  все  лицо  облизала».
Читая  письмо,  я  вспомнил  любопытную  встречу
в  недавнем  путешествии...
 Этот  мальчик  и  эта  птица  живут  на  острове
Беринга.  Человек  и  птица  не  видели  земли,  кроме
острова,  окруженного  водой  Тихого  океана.
Мальчика  зовут  Володя  Христиченко.  Он  живет
в  деревянном  доме  островного  поселка,  ходит
в  школу.  Большая  чайка-мартын  живет  на  берегу
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНО!  (OI.PAHHE  СОЧИН1  НИИ
 рения  кратера.  Еще  раз  окинуть  взглядом  эту
пропасть  на  вершине  горы...
 -  Вулканологу  в  голову  не  придет,  что  че¬
ловек  -  царь  природы.
 Этим  изречением  Николая  окончилась  наша
беседа  в  кратере  у  Шивелуча.
 ***
 У  входа  в  палатку  видим  следы.  Люди?!  Кусок
картонки  с  красной  тряпкой,  чтобы  сразу  за¬
метили,  и  записка:  «Были  в  16  часов  20  минут.
Прилетим  по  погоде».
 ...Погоды  еще  пять  дней  не  было.  И  все
время  Шивелуч  держал  нас  в  спальных  мешках,
заставлял  бить  изнутри  по  стенкам  палатки,
чтобы  стряхнуть  горы  снега.  Вода  в  «копытце»
вымерзла,  и  для  чая  надо  растапливать  скри¬
пящий  морозный  снег.  Кончился  хлеб,  кончился
сахар.  Ломаем  одну  на  двоих  сигареты.  Но  это
все  ничего,  если  бы  не  чертовы  сапоги  по  утрам.
Мы  еще  шутим,  потому  что  возле  палатки  висит
замерзшая  четверть  барана...
 -Вертолет!!!
 Не  верим  и  все-таки  все  выбегаем.
 Вертолет.
 •  Фото  автора.  6  марта  1966  г.
 У  дружбы  великое  множество  путей.
70

Север,  весенний  вечер.
 в  большой  колонии  таких  же  чаек.  Океан  после
отлива  оставляет  на  отмелях  всякую  живность.
Чайки  за  ней  охотятся  -  целый  день  кричат,  де¬
рутся,  летают  над  самым  прибоем.  А  вечером
вся  колония  собирается  на  ночлег.  Птицы  сидят,
вобрав  головы,  -  не  то  спят,  не  то  дремлют.
 Мы  шли  с  Володей  вечером  у  самой  воды
и  распугали  чаек.  Они  загалдели  и  поднялись.
Сотни  птиц  с  огромными,  как  у  орлов,  крыльями
полетели  вдоль  берега.  Но  одна  чайка  вдруг  от¬
делилась  от  стаи.  Летит  к  нам.  Опускается.  Я  от¬
прянул  -  птица  села  на  плечо  моему  спутнику.
Володя  остановился.  Чайка  сложила  крылья
и  спокойно  стала  оглядываться.  Мальчик  не  вы¬
ражал  удивления...
 Весной  Володя  подобрал  на  берегу  обесси¬
левшего,  мокрого,  не  умевшего  летать  птенца.
Отогрел,  высушил  и  оставил  дома.  Аккуратно
кормил,  ходил  с  приемышем  к  берегу.  Чайка  вы¬
росла  и  вернулась  в  свою  колонию.  Но  что-то
осталось  в  памяти  вольной  птицы.  Иногда  она
прилетает  и  долго  сидит  на  крыше  бревенчатой
избы.  А  когда  Володя  приходит  на  берег  -  чайка
узнает  его.  Если  поблизости  не  много  людей,
птица  опускается  на  плечо.
 У  дружбы  великое  множество  путей...
 •  Фото  автора.  7  апреля  1966  г.
 НАСЛЕДСТВО  ДОКТОРА  КОТСА
 J  мер  человек’  и  оставил  наследство.  Человек
был  из  числа  прекрасных  чудаков,  беско¬
рыстный  и  непрактичный,  потому  и  осталось
наследство,  которому  люди  понимающие  цены
 не  могут  определить  и  которое  до  наследников
пока  не  дошло  -  пылится  в  темных  шкафах,
в  подвалах,  и  есть  угроза  гибели  богатства,  со¬
бранного  делом  большой  человеческой  жизни.
 71
 Василий  ПЕСКОВ
 полнот  СОЬНЛНИЬСОЧИНЕНИИ

***
 «Я  хочу,  чтобы  вы  меня  поняли  не  только
верхушкой,  но  и  колотушкой»,  -  старик  в  черной
профессорской  шапочке  улыбнулся,  прислонил
руку  к  груди,  призывая  понять  умом  и  сердцем
все,  что  он  хочет  сказать.  Теперь  я  знаю:  каждую
лекцию  он  начинал  этим  словом,  он  очень  хотел,
чтобы  слово  было  предельно  понятным  и  инте¬
ресным.  Шестнадцать  лет  назад,  когда  я  первый
раз  его  слушал,  он  был  еще  бодрым.  Он  говорил
по-русски,  потом  пришли  девять  английских
ученых,  он  стал  говорить  по-английски.  Он  мог
читать  лекции  по-французски  и  по-немецки.
В  поношенном  пиджаке,  в  стариковских  ботах
он  был  похож  на  доброго  сказочника,  шкафы
он  открывал  торжественно,  как  шкатулки,
и  слушатель  щурился  от  блеска  переливчатых
крыльев  райских  птиц,  фазанов,  колибри.
Другая  полка  -  белый  волк,  белый  орел,  белый
ворон,  белые  сороки  и  воробьи.  Глухарь,  ко¬
торого  мы  знаем  угольно-черным,  в  этом
шкафу  имел  куриное,  серовато-коричневое  опе¬
ренье.  Сотни  полок.  Около  семидесяти  тысяч
предметов  на  них,  скульптуры  и  по  стенам  -
картины.  Любознательный  человек  чувствовал
себя  тут  приглашенным  на  праздник.  Ученый
не  был  собирателем  случайных  диковинок.
Пройдя  с  ним  мимо  открытых  шкафов  и  полок,
слушатель  за  два  часа  постигал  суть  изменений
и  превращений  всего  живущего  на  земле.  Для
меня,  например,  дарвинская  теория  эволюции,
понятная  по  школьным  книжкам,  вдруг  ожила
убедительной  материальной  достоверностью.
Я,  взволнованный,  попросил  книгу  отзывов.
И  увидел:  не  я  один  исполнен  благодарности
этому  человеку.  Среди  прочих  -  иностранные
записи  и  тоже  с  восклицательными  знаками.
Я  листал  книгу.  Старик,  живший  в  каморке
рядом  с  сокровищами,  усталый  после  лекции,
жарил  яичницу.  Я  спросил:  «А  что  же  музей  так
тесен.  И  пыль?..»  Старик  ответил:  «Сынок,  не¬
давно  была  война...  Музей  должен  потерпеть.  Но
я  уверен,  будет  построено  хорошее  здание.  Обя¬
зательно.  Погляди,  сколько  людей  хотят  этого».
 Прошло  шестнадцать  лет.  Недавно  я  зашел
в  знакомую  дверь.  Все  как  прежде.  Тесно,
«плечом  к  плечу»  стоят  высокие  шкафы.  Пыль
на  чучелах  зверей,  на  картинах,  на  дорогих  фо¬
лиантах  в  библиотеке.  Старика  нет.  В  последний
раз  я  видел  его  три  года  назад.  Постучался  ве¬
чером.  Дряхлый  человек  сидел  в  кресле-качалке
в  холодном  коридоре  у  телефона.  «Почему  вы
здесь,  Александр  Федорович?»  -  «А  где  же  мне
быть?  Музей  не  должен  быть  глухим.  Я  один.  Нет
ни  вахтера,  ни  сторожа.  А  вдруг  кто-нибудь  по¬
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОБРАНИЕ  СОЧИН1  НИИ
 звонит,  вдруг  надо  узнать  что-нибудь...»  Музей
был  закрыт  для  посетителей.  Это  было  мучи¬
тельно  для  умиравшего  человека.  Музею  была
отдана  вся  его  жизнь.  Имя  этого  человека:  Алек¬
сандр  Федорович  Коте...
 ***
 Заглянем  к  истокам  недавно  оконченной
жизни.  Дом  московских  учителей,  давних  вы¬
ходцев  из  Германии.  Мальчик-сынишка  в  при¬
хожей  потихоньку  выстригает  пучок  волосков
из  шубы  нового  гостя.  Через  полгода  тем  же
гостям  показана  коллекция  «русских  мехов».
Шестнадцати  лет  мальчик  получает  серебряную
медаль  Российской  выставки  за  коллекцию  чучел
птиц.  Это  время  и  надо  считать  началом  большой
человеческой  страсти,  страсти,  посвященной
бескорыстной  службе  науке  и  просвещению.
 Это  была  интересная  и  необычная  жизнь.
Студентом  Александр  Коте  ездил  в  трудную
экспедицию  и  привез  в  Москву  большую  кол¬
лекцию  сибирских  птиц.  Он  любил  путеше¬
ствия,  но  когда  представилась  желанная  поездка
на  остров  Мадагаскар,  он  отказался,  потому  что
«дела  коллекции»  требовали  его  присутствия
в  Москве.  Ученым-зоологом  он  в  неурочное
время  нанялся  работать  в  мастерскую,  которая
платила  ему  за  труд  чучелами  птиц  и  зверей.  Уже
большим  ученым  он  все  свои  «профессорские»
деньги  тратит  на  покупку  все  тех  же  чучел.
 Ученого  знали  охотники  и  привозили  редкие
экземпляры  добытой  дичи.  В  торгом  Охотном
ряду  его  ждали  каждое  утро.  Если  он  узнавал  -
где-то  продается  редкая  коллекция,  он  готов
был  расстаться  с  последней  рубашкой.  Так  было
куплено  собрание  птиц,  добытых  самим  Прже¬
вальским.  Так  были  сделаны  другие  редкие  при¬
обретения.  А  когда  личный  музей  перерос  до¬
машние  стены,  ученый  без  колебаний  подарил
его  нынешнему  пединституту.  Он  был  препода¬
вателем  и  бессменным  директором  музея.
 Друзья  ученого  не  помнят,  чтобы  он  хоть  раз
в  жизни  уезжал  в  отпуск,  он  говорил:  «Дела...»
У  него  были  нескончаемые  музейные  дела.  Если
он  уезжал  из  Москвы,  то  опять  же  по  музейным
заботам.  Два  раза  он  был  в  Европе,  изучал  работу
двадцати  лучших  естественных  музеев  и  решил:
«Наш  музей  должен  быть  на  пять  голов  выше».
И  он  сделал  его  таким.  Он  решил  не  просто  по¬
казать:  «Живут  или  жили  на  земле  такие-то
птицы  и  звери».  Он  поставил  задачу  вели¬
чайшей  трудности:  добыть,  например,  фазана,
но  такого,  чтобы  был  намек  на  изменчивость
вида,  добыть  лисицу,  но  с  такой  окраской,  чтобы
видно  было:  природа  не  застывает  на  месте.
 72

А  все  экспонаты,  поставленные  в  ряд,  должны
убедительно  показывать  непрерывную  эво¬
люцию  всего  живущего.  И  он  находил  редчайшие
экземпляры  животных  и  птиц.  Ученые  говорят:
это  может  встретиться  в  миллионе  случаев  один
раз.  И  он  умел  находить  этого  «миллионного»
фазана,  соболя,  тетерева.  О  музее  говорили,  как
о  большой  редкости  мира.
 Музей  продолжал  расти.  Молодая  Советская
власть  всячески  ему  помогала.  Нарком  просве¬
щения  А.  Бубнов  писал:  «Дарвинский  музей  -
ценнейшее  культурное  учреждение  мирового
ранга...»  Контора  «Союзпушнина»  считала  своим
долгом  при  поступлении  очередной  партии
мехов  первым  пригласить  профессора  Котса.  Из
сотен  тысяч  шкурок  он  отбирал  нужные.  Во  всех
музеях  мира,  вместе  взятых,  сегодня  нет  такой
коллекции  пушных  зверей,  как  в  дарвинском
музее.  И  опять-таки  подчеркнем:  это  не  просто
коллекция  редкостей,  это  материальное,  на¬
глядное  выражение  одной  из  величайших  идей
биологии.
 Музей  создавался  с  благородной  целью
пропагандировать  учение  Дарвина.  И  он  стал
лучшим  пропагандистом  учения.  Но  в  собрании
заложено  нечто,  приобретающее  сегодня
особую  ценность.  Наука  биология  сегодня  ста¬
новится  наукой  номер  один  благодаря  прорыву
в  таинственный  мир  загадок  наследственности.
Ученые  распутывают  тончайшие  шифры  наслед¬
ственности.  Конечно,  молекулярный  уровень
исследований  требует  каких-то  «сопоставлений,
увязок»  с  многообразием  форм  жизни,  требует
иллюстраций  из  понятного  и  знакомого  нам
мира  природы.  Откроем  шкафы  музея.  Соби¬
ратель  профессор  Коте,  может  быть,  и  сам,  не  по¬
дозревая  того,  сделал  величайший  подарок  со¬
временным  генетикам.  Вот  они  -  примеры  мель¬
чайших  наследственных  изменений  в  природе.
Редчайшие  систематизированные  экспонаты
могут  служить  иллюстрацией  новых  идей
и  сами  способны  дать  идеи  современной  ге¬
нетике.  С  этой  стороны  собрание  музея,  опере¬
дившее  время,  еще  не  оценено  по  достоинству.
Но  даже  и  без  этого...  Послушайте,  что  говорили
люди,  посетившие  музей.  Это  малая  толика  из
огромного  числа  отзывов.  «Обойдя  все  почти
музеи  Москвы  и  сопоставляя  с  другими,  мне  этот
музей  понравился  больше  других»  -  рабочий  из
Иванова  Л.  Кокошин.  «Это  есть  нечто  абсолютно
единственное  в  мире»  -  Гарольд  И.  Кулидж  (Кем¬
бридж)  .  «Я  был  в  Кембриджском  музее...  в  музеях
Лондона,  Парижа,  Праги,  Копенгагена,  Берлина
и  других  городов  Европы.  Нигде  нет  ничего  напо¬
минающего  то,  что  собрано  Александром  Федо¬
 73
 ровичем  Котсом»  -  академик  Е.  Н.  Павловский.
«Для  меня  это  откровение»  -  доктор  М.  Д.  Ро-
опваль  (Индия).  «Я  не  знаю  ни  одного  другого
музея,  который  трактовал  бы  предмет  таким  же
образом»  -  доктор  В.  Эдвардс  (Англия).  И  так
далее.  Записи  сделаны  под  впечатлением  уви¬
денного.  И  дело  не  только  в  редких  коллекциях,
дело  в  умении  расположить  и  подать  экспонаты.
«В  музее  я  породнил  природу  и  искусство».  Это
давало  необычайный  эффект  воздействия.  Это
и  объясняет  обилие  отзывов  в  старых  пожел¬
тевших  тетрадках.  В  одной  из  записей  ценность
музея  определена  просто  и  точно:  «Огромное
национальное  достояние».
 Конечно,  у  большого  ученого  было  много
друзей  и  сподвижников.  Он  вел  переписку  с  био¬
логами  всей  земли,  правой  рукой  его  по  работе
в  музее  были  талантливые,  ныне  живущие
художники-анималисты  Василий  Алексеевич
Ватагин,  Алексей  Никонорович  Комаров.  Из  Ка¬
лужской  губернии,  из  крестьянской  семьи,  хо¬
дившей  в  Москву  на  заработки,  выросла  в  музее
целая  династия  художников-таксидермистов
Федуловых.  Два  брата  и  сын  одного  из  братьев,
ныне  живущий  Дмитрий  Яковлевич,  сделали  те
самые  тысячи  прекрасных  экспонатов,  начиная
от  крошечных,  величиной  со  шмеля  колибри  до
слонов  и  белых  медведей.
 А  теперь  надо  вернуться  к  началу  этих  за¬
меток.  Музей  закрыт.  Пылятся  скрытые  от  чело¬
веческих  глаз  экспонаты.  Непролазная  теснота,
сырость.  Семь  человек  (нынешний  штат  музея)
прилагают  усилия,  чтобы  спасти  от  гибели
большие  ценности.  Следует  сказать  теперь
главное.
 ***
 «Музею  срочно  нужно  специальное  поме¬
щение».
 Эти  слова  были  сказаны  еще  до  войны.  После
войны  тридцать  ведущих  ученых,  докторов  есте¬
ственных  наук,  обратились  в  правительство  со
специальным  письмом  о  нуждах  музея.  6  апреля
1946  года  было  разрешено  проектировать
здание  и  были  отпущены  нужные  средства.  Ре¬
шение  не  было  выполнено.  Сейчас  даже  трудно
сказать,  почему  не  было  выполнено.  Через
десять  лет  по  ходатайству  множества  людей
было  принято  новое  решение.  Был  заказан
проект  специального  здания.  Его  выполнил  ар¬
хитектор  Е.  В.  Козлов.  Здание  вполне  отвечало
задачам  музея.  В  Москве,  в  районе  Фрунзенской
набережной,  началось  строительство.  Это  были
счастливые  дни  для  всех,  кто  знал  музей.  Хра¬
нитель  музея  в  те  месяцы  не  спал  ночей,  просма¬
 Василий  ПЕСКОВ
 полнея  {ОЬраниь  еочинг-нии

тривал  картоны,  уточнял  размещение  коллекций
в  просторных  залах.  Газеты  откликнулись  на  со¬
бытие,  которого  долго  ждали.  «Нигде  в  мире,
в  том  числе  в  Англии,  на  родине  Дарвина,  нет
подобного  музея.  Строительство  нового  здания
приветствуют  ученые  многих  стран»,  -  писали
«Известия».  Там  же  была  опубликована  заметка
из  Лондона.  В  ней  говорилось  о  зависти  ан¬
гличан,  которые  не  имеют  столь  значительного
музея.  И  вдруг  гром  среди  ясного  неба:  строи¬
тельство  прекратить!  Мотив:  «А  зачем  нам  музей
лучше,  чем  в  Англии?»  Очень  возможно,  что  при
решении  посчитали:  речь  идет  о  музее,  где  со¬
браны  вещи,  труды  ученого.  Но  в  том-то  и  дело,
что  это  не  «музей  Дарвина»  а  музей  дарвинизма!
 Так  или  иначе  строительство  было  пре¬
кращено.  На  этом  месте  возвели  балетную
школу  Большого  театра.  И  ходатаям  музея  надо
было  начинать  все  сначала.  Те,  кто  знает  по¬
следние  дни  Котса,  помнят  его  слова:  «Теперь
все  погибнет».
 Да  нет  же,  не  должно  погибнуть  дело,  нужное
людям!  В  октябре  1964  года  было  принято  еще
одно  решение:  строить!  Отпущены  деньги,
решено  использовать  прежний  проект  с  неко¬
торыми  доработками,  учитывающими  дости¬
жения  строительной  техники.  Строительство
внесено  в  «титульный  список».  Все,  кажется,
хорошо.  Но  дело  на  прежнем  месте.
 Есть  постановление  Моссовета,  есть  десяток
разных  согласований,  но  Главное  архитектурно¬
планировочное  управление  не  может  подыскать
земельного  участка  в  Москве.  Обещались  раз¬
 личные  сроки:  «Месячный  срок,  трехдневный
срок».  Все  сроки  прошли.  Средства,  отпущенные
на  1965  год,  не  использованы.  В  этом  году  стро¬
ительство  опять  внесено  в  «титульный  список».
Но  все  идет  по  прежнему  кругу.  И  потому  со¬
вершенно  необходимо  обращение  к  министру
культуры,  председателю  Моссовета,  начальнику
архитектурно-планировочного  управления.
Уважаемая  Екатерина  Алексеевна  Фурцева,
уважаемый  Владимир  Федорович  Промыслов,
уважаемый  Геннадий  Нилович  Фомин,  за  вами
слово  в  этом  многострадальном  деле.
 ***
 Дело  нашей  совести  -  найти  достойное  место
ценностям,  собранным  для  народа.  Это  нужно
науке.  Это  нужно  для  просвещения  -  многие
тысячи  людей  могут  получить  наглядный  ответ
на  вопрос:  почему  он  таков,  окружающий  нас
органический  мир?  В  Москве  почти  тысяча
школ.  Урок  естествознания,  проведенный
в  стенах  музея,  стоит  многих  часов  занятий.
Стало  быть,  и  простой  хозяйский  расчет  говорит
в  пользу  музея.  Музей,  так  же  как  «Третьяковка»,
как  Большой  театр,  может  стать  гордостью
государства.  Наконец,  и  уважение  к  подвигу
человеческой  жизни  должно  быть  положено
на  весы.  Иначе  нельзя.  Наше  общество,  как  ни¬
какое  другое,  должно  ценить  человеческое  бес¬
корыстие,  увлеченность  и  благородство  в  слу¬
жении  людям.
 •  15  апреля  1966  г.
 МИКРОФОН  НА  БЕРЕЗЕ
 Кто-то  из  журналистов  сказал:  приезжающий
в  Токио  на  неделю  пишет  книгу,  пробывший
месяц  -  пишет  статью,  живущий  в  Японии  годы
не  берется  писать.  Что-то  похожее  происходит,
когда  хочешь  рассказать  о  человеке:  дольше
знаешь  -  труднее  искать  слова.
 Бориса  Вепринцева  я  знаю  пять  лет.  В  первую
неделю  знакомства,  когда  он  был  биофизиком-
аспирантом,  я  не  мог  написать,  потому  что  он
твердо  сказал:  «Не  надо,  будет  мешать  работе».
Я  тогда  спрятал  блокноты,  не  стал  расспрашивать.
Мы  подружились.  Сообща  съедено  много  соли
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  С  ObPAMHFСОЧИНЕНИИ
 и  много  черствого  хлеба  в  блужданиях  по  лесам,
и  хотя  по-прежнему  существует  табу:  «это  будет
мешать...»  и  я  чувствую  себя  человеком,  «про¬
жившим  в  Японии  многие  годы»,  все-таки  рас¬
сказать  надо.  Сейчас  я  отложил  карандаш  и  в  ко¬
торый  раз  прослушал  пластинку...  Это  не  музыка.
Но,  может  быть,  именно  эти  звуки  послужили
началом  человеческим  песням  и  нынешней
музыке.  Наверняка  все  начиналось  с  этих  звуков,
которыми  и  сегодня  наполнены  леса  и  рощи.
Ничто  лучше,  чем  эти  звуки,  не  может  в  нас  раз¬
будить  задремавшую  радость.  Но  часто  ли  суета
 74

городской  жизни  отпускает  нас
в  зеленый  мир  леса,  лугов  и  речек?
 И  вот  нашелся  охотник,  со¬
бравший  лесные  звуки  для  нашего
дома.  Стоит  мне  повернуть  ручку
у  желтого  ящика  и...  сейчас  вот
кричат  лесные  лягушки-жерлянки
и  кричит  коростель.
 Кричит  коростель...  Для  меня
это  один  из  самых  дорогих  звуков.
 Перед  глазами  встает  деревенский
двор,  окруженный  плетнем,  старые
вязы,  за  вязами  -  кусты  лозинок.
 В  лозинках  вечерами  стоит  туман.
 Из  тумана  виднеются  лошадиные
головы.  И  кричит  коростель.  Не¬
мудреные,  монотонные  звуки,
которые  родились,  наверное,  до
появления  на  земле  человека. 	Борис  Вепринцев.
 Буквами  их  написать  невозможно.
 Но  кто  слушал  хоть  раз,  как  в  тумане  кричат  ко¬
ростели,  поймет,  почему  еще  и  еще  раз  хочется
перевести  иголку  на  то  место  пластинки,  где  орут
краснопузые  лягушки-жерлянки  и  кричат  коро¬
стели.  Или  вот  журавлиные  крики...  Кто  скажет,
что  слышал,  как  кричат  журавли?  На  тысячу,
может  быть,  один  человек  придется,  слышавший
журавлиные  крики.  Соловей,  дрозды,  глухарь,  ве¬
сенняя  барабанная  дробь  дятла,  шмель  запутался
в  траве,  гудит,  бьется,  птичья  мелкота  верещит.
И  слышно,  как  дышит  лес,  как  идет  по  земле
зеленый,  весенний  шум.  Нашелся  охотник,  ко¬
торый  собрал  все  эти  вечные  звуки  земли.  О  нем
я  и  хочу  рассказать.
 ***
 Охотник  за  голосами  -  не  лесной  человек.  По¬
следний  раз  я  видел  его  в  городке  Пущино  под
Серпуховом.  Городок  этот  получил  название  в  на¬
следство  от  приокской  маленькой  деревушки.
Городку  суждено  стать  одним  из  центров  нашей
науки.  Биофизик  Борис  Вепринцев  приехал  сюда
из  Москвы  -  получил  лабораторию  в  только  что  по¬
строенных  корпусах  Института  биофизики.  Дело,
которым  он  занят,  называют  «передним  краем»
науки.  Я  не  был  на  фронте,  и  мне  не  просто  про¬
верить  точность  двух  этих  слов:  «передний  край»,
но,  кажется,  они  верно  передают  смысл  всего,  что
происходит  в  лабораториях.  И  если  продолжить
образ,  то  Борис  на  этом  переднем  крае  -  в  чине
ротного  командира.  Территория,  которую  «рота»
взялась  отвоевать  у  Неизвестности,  крошечная  -
не  видимая  глазом  нервная  клетка.  Пятнадцать
миллиардов  этих  крошечных  клеток  составляют
человеческий  мозг  -  лучшее,  что  сумела  сделать
 75
 живая  природа.  Узнать,  как  работает,  как  живет,
почему  умирает  нервная  клетка,  -  значит  узнать
очень  много,  может  быть,  больше,  чем  узнали
физики,  расщепившие  атом.
 Сам  «ротный»  часто  приходит  домой  с  воспа¬
ленными  глазами  и  бессонницей.  Утром,  когда
жарит  яичницу,  он  вдруг  лезет  в  пиджак  и  что-то
записывает  на  аккуратно  нарезанных  листках
бумаги.  На  лодке  плывешь  -  оставляет  весло,
лезет  в  карман  за  листками.
 Борис  принадлежит  к  числу  тех  фана¬
тиков  в  науке,  у  которых  «понедельник  на¬
чинается  в  субботу»,  то  есть  они  и  в  воскре¬
сенье,  и  в  праздник,  и  в  любое  время  «остаются
на  фронте».  Они  частенько  чудаковаты,  не  при¬
способлены  к  житью-бытью.  Но  опыт  жизни  за¬
ставляет  верить  в  таких  людей.  И  я  верю  в  своего
друга,  верю,  что  мне  еще  придется  написать
о  делах  «его  роты».  Теперь  же  рассказ  будет  о  че¬
ловеческом  увлечении,  о  том,  что  можно  добыть
для  людей  «между  делом».
 ***
 Чужое,  модное  сейчас  слово  «хобби»  в  этом
случае  не  годится.  Хобби  -  увлечение,  занятие
для  себя.  Тут  же  -  мечта  юности,  пронесенная
через  сложности  и  трудности  жизни.
 Двадцать  пять  лет  назад  мальчишка-
кюбзовец  (есть  и  доныне  кружок  биологов  в  зо¬
опарке  -  КЮБЗ)  попал  на  интересную  встречу
ученых.  После  доклада  ныне  покойный  про¬
фессор  Промтов  подошел  к  старинному  грам¬
мофону,  покрутил  ручку,  и  в  переполненном
зале...  запел  соловой.  На  окнах  сверкали  мо¬
розные  росписи,  а  в  зале,  хотя  и  не  очень
 Василин  ПНСКОВ
 ПОЛНО!-  СОЬРАНИ!-  СОЧИНИ  1ИИ

громко,  пел  соловей.  Нам,  привыкшим  сегодня
к  магнитофонам,  вряд  ли  показалась  бы  уди¬
вительной  эта  запись.  Но  тогда  даже  видавшие
виды  ученые  поднялись,  громко  хлопали  и,  как
дети,  кричали:  еще,  еще!  А  в  самом  заднем  ряду
сидел  мальчишка  и  ловил  каждое  слово  рассказа
об  удивительной,  из  Англии  привезенной  пла¬
стинке.  Профессор  рассказал:  «В  Англии  живет
старик  Людвиг  Кох,  уехавший  из  Германии  от
фашистов.  Старик  на  восковые  диски  пишет
голоса  птиц.  Старика  в  Англии  знает  каждый
мальчишка.  Письма  ему  пишут  по  адресу:
«Птичий  домик,  Людвигу  Коху».  Профессор
сказал  еще,  что  и  сам  попытался  делать  записи,
но  неуспешно.  «Надо  обязательно  записать...»
 Началась  война.  Какое  дело  кому  было
до  странной  пластинки?  Но  жил  в  Москве
мальчишка,  который  помнил  пение  соловья,
странного,  почти  сказочного  деда  Людвига  Коха
и  слова:  «Надо  обязательно  записать...»  Маль¬
чишка  потихоньку  от  матери  разобрал  по  ко¬
сточкам  патефон  -  пытался  сделать  «машину  для
записи».  Ничего,  понятное  дело,  не  вышло.  Но
мальчишка  имел  право  на  эту  попытку.  Кроме
страстного  увлечения  птицами,  в  тринадцать
лет  он  поступил  работать  в  госпиталь  электро¬
монтером  и,  к  удивлению  начальства,  привел
в  порядок  высокочастотные  грелки  и  много
другой  списанной  техники.  Мальчишки  скоро
взрослели  во  время  войны...
 ***
 В  первую  встречу  я  подумал,  что  волосы
у  Бориса  пепельные.  Увидел  днем  -  седина...
 Семи  лет  Борис  узнал  два  страшных  слова:
«враг  народа».  Его  отец  -  «враг  народа».  В  шест¬
надцать  лет  он  спросил  у  матери:  в  чем  виновен
отец?  Мать  не  могла  ответить.  Сын  начал  сам
искать  ответ  на  вопрос.  В  архивах,  в  Ленинской
библиотеке,  он  листал  газеты  и  пожелтевшие
документы,  где  упоминался  революционер,  ком¬
мунист  с  1903  года  Николай  Александрович  Ве-
принцев  -  его  отец.  Для  одного  себя  искал  ответа.
И  убежденно  решил:  отец  не  виновен.  Но  «лю¬
бознательность»  дорого  обошлась.  В  1951  году
был  арестован  и  младший  Вепринцев  -  студент
биофака  Московского  университета.  Нелепо,
ложно  студент  был  обвинен  в  тысяче  смертных
грехов.
 Седина  -  следы  трех  лагерных  лет.  Кое-кто
из  друзей  в  первый  же  день  ареста  сделал  вид,
что  почти  не  знаком  с  Вепринцевым.  Но  Борис
рассказывал  с  радостью,  и  об  этом  написать  ра¬
достно:  настоящие  друзья  остались  друзьями!
Еще  в  пересыльной  тюрьме  Борис  получил  сер-
 Василий  ПИСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОБРАНИЕ  СОЧИНЕНИИ
 Вот  они,  герои  звукозаписи.
 дечное  письмо  от  секретаря  курсового  бюро
комсомола  Светланы  Курдюновой.  Это  был
знак  преданности  товариществу,  это  был  и  знак
мужества.  Друзья  посылали  в  лагерь  письма
и  книги.  Профессор,  руководивший  работой
Бориса  на  курсе,  посылал  задания  по  биологии...
 В  лагере  студент  хорошо  овладел  двумя
языками:  английским  и  немецким.  Из  лагеря
отослал  профессору  курсовую  работу  по  био¬
логии,  написанную  на  желтой  бумаге  от  мешков
из-под  цемента.  Я  видел  эти  листы  с  мелкими
плотными  буквами  -  свидетельство  челове¬
ческой  веры  в  жизнь  и  справедливость.
 В1954  году  Борис  Вепринцев  был  освобожден
как  невиновный,  вернулся  в  университет  и  был
восстановлен  в  комсомоле.  По  ходатайству  сына
было  пересмотрено  дело  отца.  И  наступил  день,
когда  сын  услышал:  «Ваш  отец  был  настоящим
коммунистом.  Вы  можете  гордиться  отцом».
 76

К  жизни  Борис  вернулся  не  сломленным,
не  озлобленным  против  людей,  не  потерявшим
веры  в  идеалы,  которым  отец  посвятил  жизнь,
не  отстал  от  товарищей  по  учебе.
 Борис  вспоминает:  «Странное  желание  «за¬
писать  голоса  птиц»  в  лагере  стало  почти  навяз¬
чивым.  Услышишь  -  чирикают  воробьи,  и  сразу
мысль:  а  ведь  есть  у  меня  дело.  Вспомнишь:  есть
где-то  разливы  воды,  сады,  лесные  опушки...  Я  не
сомневался:  если  вернусь  -  смогу  сделать  все,
что  задумал,  потому  что  в  то  время  уже  появился
почти  фантастический  аппарат  -  магнитофон».
 ***
 Весна  1956  года.  В  звенигородском  лесу
на  просохшей  после  талой  воды  лужайке  сидит
человек  со  странным  ящиком.  Что-то  у  человека
не  ладится.  Он  снимает  крышку,  почти  с  головой
залезает  в  ящик,  проверяет  электрический
шнур,  идущий  к  домику  биостанции.  На  березе,
где  поет  зяблик,  спрятан  еще  какой-то  прибор.
Пастух,  издали  наблюдавший  эту  картину,
не  выдержал,  подошел:
 - 	Что  делаешь?
 -Послушай...
 - 	Чудно.  Зяблик,  что  ли?  Зяблик...
 «Признаться,  запись  была  никудышная:
 сплошной  гул  и  чуть  различалась  тонкая  россыпь
зяблика.  Но  я  готов  был  орать  от  радости.  В  Зве¬
нигороде  сделал  крюк,  зашел  к  приятелю:  «Вот,
послушай...»  На  вокзале,  пока  ожидал  элек¬
тричку,  похвастался  какой-то  девушке:  «Когда-
нибудь  зяблика  слышали?»  В  Москве  поехал
к  профессору,  к  ребятам  в  общежитие.  С  неделю
ложился  спать  -  надевал  наушники...»
 Во  всяком  новом  деле  от  «первого  зяблика»
очень  долог  путь  до  победы.  Три  года  студент,
а  потом  аспирант  Вепринцев  возился  с  «ящиком».
Обычный  магнитофон  оказался  малопригодным
для  записи.  Надо  было  переделывать,  точнее,
заново  конструировать  магнитофон.  Приго¬
дилась  давняя  страсть  к  электронике.  Взялись
помогать  и  друзья  -  инженеры  по  звукозаписи.
К  «ящику»  предъявили  жесткие  требования:  чув¬
ствительность  к  малейшим  звукам,  не  рождать
шумов,  быть  легким,  со  всеми  принадлежно¬
стями  умещаться  в  рюкзаке,  не  бояться  толчков
и  сырости,  быть  абсолютно  надежным.
 Две  зимы  Борис  переводил  статьи  для  жур¬
налов.  Перевел  с  английского  и  немецкого  две
серьезные  книги.  Все,  что  зарабатывал,  по¬
глощал  «ящик».  И  он,  этот  «ящик»,  получился
на  славу.  В  одну  из  проб  Борис  услышал  жуж¬
жание.  Новый  дефект?  Оказалось,  в  теплом  углу
мастерской  ожившая  муха  попала  пауку  в  сети
 77
 и  «ящик»  записал  мушиные  вопли.  «Ящик»  без¬
укоризненно  передавал  все,  что  слышал.  Как-то
утром  Борис  высунул  микрофон  в  форточку
и  записал  мартовский  гвалт  синиц.  На  другой
день  пришла  мысль  проиграть  синицам  их  же
вчерашнее  теньканье.  Вышла  поразительная
картина:  со  всех  сторон  слетались  синицы,
кричали,  садились  на  репродуктор.  Выключил  -
смолкли  и  разлетелись.  Скворец,  которого
Борис  подержал  за  крыло  перед  микрофоном,
«наговорил»  таких  ужасов,  что  стоило  включить
репродуктор  возле  скворечен  -  птицы  в  панике
вылетали  из  гнезд.  Подтверждалось  давнее
предположение:  у  птиц,  кроме  песен,  есть  свой
язык.  Но  в  ту  весну  охотника  за  голосами  инте¬
ресовали  птичьи  песни,  звуки  весны,  от  которых
у  человека  радостно  стучит  сердце.
 ***
 Майская  ночь  на  Оке.  Мокрая  трава.
В  темноте  в  траве  кричат  коростели.  Маленькие
птицы  пешком  пришли  с  юга  на  родное  болото.
И  теперь  всю  ночь  кричат,  зовут  в  темноте  друг
друга.  Майский  туман  над  лугом,  костер  зябнет
возле  воды.  Далеко  в  темноте  петух  прокричал.
С  елки  в  лужу  падают  капли:  кап-кап...  Неслышно
крутятся  катушки  магнитофона.  Мокрый  от  росы
человек  лежит  в  траве  с  наушниками.  Ночь  со
множеством  звуков  застывает  на  тонкой  узенькой
пленке.  А  утром  еще  больше  звуков.  Даже  безго¬
лосые  песней  встречают  солнце.  Дятел  выбрал
сучок  посуше,  и  частая  барабанная  дробь  пока¬
тилась  по  лесу:  дррррр...  Маленькая  птица  бекас
поднимается  высоко  кверху  и  падает.  Крылья  от
крутого  падения  блеют  барашком  -  это  тоже  ве¬
сенняя  песня.  Дрозды,  кукушка...  У  человека  от
бессонной  ночи  слипаются  веки.  Не  снимая  нау¬
шников,  он  засыпает  на  песчаном  бугре...
 Началась  большая  охота  за  голосами.  Ока¬
залось,  дело  это  не  очень  простое  и  легкое.
Самые  лучшие  песни  у  птиц  -  на  восходе  солнца.
Надо  загодя  являться  на  место,  надо  хорошо
знать,  где  держится  птица.  Борис  ночевал  на  за¬
топленных  островах,  случалось,  в  азарте  по
трое  суток  не  спал.  С  «ящиком»  он  исходил  все
Подмосковье,  по  многу  часов  ожидал  певцов
в  болотной  воде,  лазил  на  деревья,  в  шалашах
караулил  тетеревов.  С  первых  же  дней  обнару¬
жилось  множество  всяких  помех:  то  гармонист
в  соседней  деревне  не  спит,  то  пароход  на  реке
стучит  и  загудел  в  самый  неподходящий  момент,
то  ветер  или  в  деревне  петухи  разорались,  то
сам  певец  никак  не  хочет  подпустить  близко.
Нежданно  много  хлопот  доставили  соловьи.
Куда  ни  пойди  -  соловей  глушит  все  звуки.  По
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛИСА  CObPAHHF  СОЧИ1И  ПИЙ

многу  раз  из-за  помех  пришлось  переписывать
заново  -  опять  куда-то  ехать,  стоять  в  воде,
искать,  подкрадываться,  чинить  магнитофон
в  лесу  при  свете  карманного  фонаря...
 На  съезде  орнитологов  было  объявлено:
«А  сейчас  послушайте  голоса  птиц...»  В  большом
зале  затоковал  глухарь,  закуковала  кукушка,
потом  дикие  гуси,  дрозды...  И  гром  аплодис¬
ментов.  Ученые  восторженно  встретили  работу
аспиранта  Вепринцева.
 Бориса  пригласили  на  студию  звукозаписи:
«Будем  делать  пластинку».
 ***
 В  апреле  1960  года  вышла  пластинка.  В  мо¬
сковском  магазине  на  улице  Горького  она  стояла
рядом  с  записями  симфоний...
 Это  был  радостный  день.  Борис  разослал  пла¬
стинки  друзьям.  Не  был  забыт  и  странный  адрес
старика  в  Англии  -  «Птичий  домик.  Людвигу
Коху»:  «Я,  помню,  написал  адрес  и  улыбнулся:
на  деревню  дедушке...  Жив  ли  старик?  Все  было
почти  как  в  сказке...»
 Через  три  недели  из  Англии  пришло  письмо.
Вверху  листа  был  рисунок:  пластинка  и  на  ней
птица.  Тут  же  печатная  надпись:  «Птичий  домик».
«Мой  дорогой  друг  Вепринцев!  -  говорилось
в  письме.  -  Спасибо  за  ваши  удивительные
записи  птиц  России.  Вы  не  представляете,  каким
чудесным  был  для  меня  день,  когда  я  услышал
ваши  записи.  Мне  уже  восемьдесят  лет.  Уже
давно  я  стал  стариком  в  отставке  и  предоставил
записывать  голоса  птиц  и  животных  более  мо¬
лодым.  Я  думаю,  что  выполнил  мой  долг.  Недавно
был  юбилей.  Меня  поздравляли  по  всей  стране.
Пришлось  отвечать  на  множество  писем  и  теле¬
грамм.  Благодарю  вас  за  возможность  послушать
птиц,  которые  в  Англии  теперь  редки,  таких,  как
черный  дятел  и  особенно  перепелка.  Благодаря
музыкальным  занятиям  я  знаю:  многих  из  ком¬
позиторов  прошлого  вдохновляли  песни  пере¬
пелов,  особенно  Гайдна...  Серый  журавль  у  нас
в  стране  уже  не  встречается.  Если  бы  вы  мне  при¬
слали  записи  голоса  журавлей...  Для  меня  это
один  из  самых  дорогих  на  земле  звуков...  Очень
хорошо,  что  не  заб!ыли  старика.  Людвиг  Кох».
 Стало  приходить  множество  писем,  и  во  всех
письмах  главное  слово  -  СПАСИБО.
 ***
 Год  1962.  Вышло  несколько  тиражей  первой
пластинки.  Ободренный  успехом  охотник
теперь  каждый  свободный  день  пропадает  за
городом.  Зимой  записывал  вой  волков,  в  конце
февраля  лазил  с  микрофоном  по  снегу  -  ка-
 Василий  П1-.СКОВ
(ICVIHOF  COI.PAHHF  СОЧИНЬНИИ
 раулил  брачные  крики  воронов.  Он  побывал
с  «ящиком»  на  птичьих  гнездовьях  в  Канда¬
лакшском  заливе,  записывал  птиц  на  Дальнем
Востоке,  на  Кавказе,  недалеко  от  Майкопа  за¬
писывал  рев  оленей...  Весною,  в  разлив,  Борис
собрался  в  Мещеру  за  журавлиными  криками.
Я  попросился  поглядеть,  «как  это  делается».
 ...Вода  до  самого  горизонта.  Потопленные
деревья.  На  маленьких  островах  и  корягах  от  на¬
воднения  спасаются  зайцы.  На  большом  острове
ночью  мы  охотимся  за  криком  неясыти.  Никак
не  удается  подойти  близко.  Прибегаем  к  хи¬
трости.  Старик  Кох  из  Англии  прислал  Борису
пластинку.  На  ней  -  хорошая  запись  совы.  За¬
тихаем  в  ночном  лесу.  И  как  только  вдалеке
слышим  крик  -  включаем  голос  из  Англии.  Это
голос  соперника,  и  наша  неясыть  сразу  же  при¬
нимает  вызов.  Ближе,  ближе.  Совсем  рядом
крик.  Птица  сидит  на  темной  вербе  и  вовсю  со¬
ревнуется  с  англичанами.  А  у  нас  в  рюкзаке  вер¬
тится  колесико  с  пленкой.
 ...Журавли  кричат  над  затопленным  лесом
каждое  утро.  Но  остров  осторожные  птицы
минуют,  и  мы  только  издали  слышим  трубные
тревожные  звуки.  Снаряжаем  байдарку  -  раз¬
ыскать  журавлей.  Выбираем  залитые  водою
просеки  и  поляны,  кое-где  тянем  байдарку  во¬
локом.  С  пней  и  коряг  нас  провожают  насторо¬
женные  глаза  лесных  мышей,  ужаков,  черепах.
На  одиноких  открытых  деревьях  бормочут  те¬
терева.  Я  тихо  гребу,  а  Борис  надевает  на  ми¬
крофон  варежку  («отфильтровать»  ветер),  про¬
тягивает  длинную  палку  поближе  к  певцу,  по¬
дальше  от  шороха  магнитофона...
 К  вечеру  мы  находим  место  журавлиных  ноч¬
легов  -  гриву  земли  с  кустами  и  прошлогодней
травой.  Пять  журавлей  пасутся  на  мелкой  воде.
Они  тянут  головы  в  нашу  сторону  и  застывают,
потом  беспокойно  начинают  ходить.  Один
не  выдержал  и  полетел  с  криком.  И  остальные
с  криком...  Но  черт  бы  взял  «ящик!  В  нем  что-то
заело.  И  только  в  памяти  мы  можем  сохранить
крики.  А  журавли,  как  нарочно,  делают  круг
над  поляной...  Борис  расстилает  на  траве  по¬
лушубок,  пытается  восстановить  отношения
с  «ящиком».  Я  обхожу  гриву  и  вижу:  ночью  мы
будем  не  одиноки  -  грива  приютила  двух  зайцев
и  горностая...
 Утром  я  проснулся  от  солнца.  Открываю
глаза  и  боюсь  шевельнуться  -  в  двадцати  шагах,
прямо  под  микрофоном,  ходят  пять  журавлей
и  два  зайца  сидят.  Журавли  на  зайцев  ноль  вни¬
мания,  ходят,  чуть  пританцовывают.  Шевель¬
нуться  нельзя.  Борис  под  полушубком  включает
«ящик»,  тихо-тихо  надевает  наушники.  Все
 78

***
 У  каждого  свой  голос.
 равно  движение  замечено.  Журавли  с  криком
взлетают.  Один  чуть  не  задел  варежку  с  микро¬
фоном...  Кажется,  все  в  порядке.  Лицо  у  Бориса
сосредоточенное,  он  смешно  закрыл  один  глаз,
наклонил  голову  -  значит,  и  там,  в  наушниках,
слышно:  кричат  журавли...
 Разжигаем  костер.  Сушим  одежду.  Зайцы
от  дыма  убежали  на  конец  гривы...  Как  вкусен
хлеб!  Во  время  еды  Борис  надевает  наушники,
будто  бы  что-то  проверить,  но  я  вижу:  просто
слушает  журавлей.  Слушает  журавлей.  Я  отво¬
рачиваюсь  -  журавлиные  крики  иногда  особым
образом  действуют  на  людей...
 79
 Мой  приятель  в  редакции,  когда  зашел  раз¬
говор  о  пластинках,  сказал:  «Вот  посмотри,
пишут...»  В  письме  из  Италии  были  строчки:
«Будешь  ехать  -  не  набирай  лишнего.  Бутылку
«Столичной»,  черного  хлеба  и,  если  сможешь,
добудь  пластинку  с  голосами  птиц».
 Я  не  удивился  такому  желанию.  Три  года
назад,  собираясь  лететь  в  Антарктиду,  я  спросил
у  людей  знающих:  дорога  длинная,  что  купить
для  подарков:  «Значки  и,  если  найдешь,  пла¬
стинку  -  голоса  птиц».
 Это  был  в  самом  деле  лучший  подарок.
Я  видел,  как  слушали  запись  наши  «посольские»,
давно  не  бывавшие  дома.  Иностранец,  по¬
лучив  подарок,  счастливый,  спрашивал:  «Эти
птицы  поют  в  Москве?!»  В  Антарктиде  радист
объявил:  «А  сейчас  -  голос  родной  земли...»
Представьте  занесенный  снегом  поселок.  Все
под  снегом.  Виднеются  только  антенны,  и  на
столбе  из-под  снега  торчит  алюминиевый  ре¬
продуктор.  И  запела  вдруг  над  снегами  какая-то
птица.  Весенний  гул  молодой  зелени  и  потом  -
мещерские  журавли.  Всю  жизнь  буду  помнить
лица  людей,  слушавших,  как  над  снегами
кричат  журавли.  Мог  ли  быть  лучший  подарок
для  Антарктиды?
 Передо  мной  сейчас  гора  писем,  полу¬
ченных  Борисом  Вепринцевым.  От  учителя
из  Ярославля,  от  школьников  из  Крыма,  от  зо¬
олога  из  Ленинграда,  от  ученого  из  Швеции,
от  охотника-инспектора  из  Найроби  (Кения),
от  японского  принца  (принц  увлекается  орни¬
тологией),  от  постановщика  фильма  «Война
и  мир»,  от  капитана  дальнего  плавания  Юрия
Максимовича  Иванникова,  от  инженера  Ва¬
лентина  Гриднева  из  Челябинска  («Придешь
домой,  как  собака,  усталый...  Ваши  лесные
голоса  как  будто  витамины  какие  в  душу
вливают»).  И  так  далее.  Многие  сотни  писем.
Для  одних  голоса  птиц  -  что-то  вроде  учебника,
для  других  -  это  голос  далекой  родной  земли,
для  третьих  -  предмет  любопытства  («Поду¬
майте,  подмосковные  птицы!»),  кому-то  надо
озвучивать  фильм,  а  большинству  -  «витамин
для  души».
 Выпущены  три  пластинки  голосов  птиц  (три
серии),  записанные  Борисом  Вепринцевым.
У  пластинок  большой  тираж.  Но  по-прежнему
спрос  превышает  продажу.  Двадцать  тысяч
пластинок  попросили  в  Чехословакии,  пять¬
десят  тысяч  захотели  купить  поляки.  Пластинки
вошли  в  мировых  каталоги.  На  всемирную  вы¬
ставку  в  Монреаль  пластинки  будут  отправлены
в  ряду  национальных  ценностей.  И  это  в  самом
 Василий  ПЕСКОВ
 ИОЛНОЬ  СОБРАНИР  СОЧИМЫМИ

деле  национальная  ценность,  так  же  как  первый
сборник  народных  пословиц,  как  записи  на¬
родных  песен...
 ...Я  думал,  как  лучше  закончить  очерк.  И  вот
ничего  не  надо  придумывать,  вспоминать.
На  столе  у  меня  проигрыватель  с  пластинкой.
Громко  кукует  кукушка.  Окно  открыто.  Я  вижу:
девушка  на  балконе  соседнего  дома  ищет  что-то
глазами  на  тополе.  «Кукушка?  Вроде  бы  рано...»
Но  кукушка!  Я  вижу,  как  губы  у  девушки  на¬
чинают  считать:  раз,  два...  Может  быть,  де¬
 вушка  никогда  не  видела  птицы  кукушка,  но  нет
человека,  кто  бы  не  знал  этой  самой  простой  из
песен  и,  услышав,  не  загадал  бы.  Мне  хочется,
чтобы  девушка  насчитала  как  можно  больше.
Осторожно  перевожу  иглу...  и  еще  раз  перевожу.
Считает...  Выходит  на  балкон  старуха,  о  чем-то
говорит  с  девушкой,  подносит  к  уху  ладонь
и  тоже  начинает  считать...
 Иногда  человеку  так  мало  надо  для  радости.
 •  Фото  автора.  7  мая  1966  г.
 ДРАМА  И  ПОДВИГ  ТАШКЕНТА
 РЕПОРТАЖ  НАШЕГО  СПЕЦИАЛЬНОГО  КОРРЕСПОНДЕНТА  В.  ПЕСКОВА
ИЗ  РАЙОНА  ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЯ
 л
 ял  прилетел  в  Ташкент  ночью  под  воскресенье
8  мая.  На  подлете  пассажиры  притиснулись
к  окнам  и  облегченно  вздохнули  -  внизу  мерцал
привычный  разлив  огней.  И  по  дороге  с  аэро¬
дрома  в  гостиницу  я  не  сразу  заметил  следы  бед¬
ствия.  Город  спал.  Город  пахнул  теплой  молодой
зеленью,  теплым  хлебом,  бензином  и  новым  не¬
привычным  запахом  глиняной  пыли.
 На  одной  из  улиц  автомобильные  фары
уперлись  в  брезентовый  бок  палатки.  Проезда
не  было.  На  асфальте  два  ряда  палаток.  Храп
спящих  и  тихие  разговоры  не  сообщали  тревоги.
Казалось:  туристов  ночь  застала  посреди  города,
и  они,  недолго  думая,  стали  лагерем  на  про¬
езжей  улице.  У  одной  из  палаток  на  табуретке
светился  огонь.  Бородатый  узбек  и,  видимо,
его  внук  читали  около  лампы.  Я  попросил  по¬
смотреть  книги.  Старик  дружелюбно  протянул
коран  в  черном  кожаном  переплете.  Парень-
студент  сидел  над  учебником.
 Подошел  патруль  -  девушка  и  трое  ребят
с  повязками  на  рукавах.  Спросили:
 - 	Вы  кто  такие,  товарищ?..
 Я  попросил  показать  дом.  Старик  пронес
лампу  вдоль  глиняного  дувала.  Забор,  иссе¬
ченный  трещинами,  от  прикосновения  шатался.
 - 	Аллах  помогал  строить  -  аллах  взял,  -
сказал  старик.
 Лампа  осветила  комнату  без  одной  стены.
Сквозь  трещину  в  потолке  виднелись  звезды.
 Время  остановилось  в  момент  землетрясения.
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОЬРАНШ  СОЧИН1  НИИ
 80

-  Я  спал  вот  тут,  -  сказал  парень-студент,  -
чудом  остался.  Печь  рухнула  рядом  с  кроватью...
 Редко  на  какой  улице  не  стояли  палатки.
 Перед  сном  я,  как  всегда,  прикинул
в  блокноте,  что  надо  сделать  завтра,  подчеркнул
слова:  «У  возможно  большего  числа  людей
узнать,  как  это  было».
 Природа  облегчила  задачу.  Я  сам  теперь
могу  рассказать,  как  это  было...  Я  проснулся
с  ощущением:  кто-то  разбудил  неосторожным
толчком.  Включил  свет,  стал  рассеянно  листать
книгу.  На  часах  было  начало  четвертого...  Все
дальнейшее  вряд  ли  когда-нибудь  позабудется.
Дом  вздрогнул  и  закачался.  Сумка  с  фотоаппа¬
ратами,  стоявшая  на  шкафу,  поехала  к  краю.
Я  прыгнул  на  подоконник  и  поднял  глаза  к  по¬
толку.  Потолок  почему-то  не  падал,  хотя  дом
ходил  ходуном.  Отдаленный  гул,  и  над  головой  -
странный,  непривычный  звук  мнущейся  шту¬
катурки.  Ощущение:  сидишь  в  коробке,  по  ко¬
торой  сбоку  и  снизу  кто-то  жестокий  и  сильный
дает  пинка.  Секунд  пять  или  шесть  встряски.
Звон  разбитого  стекла  у  входной  двери.  Потом
тишина.
 -Лина,  выскакивай!
 Это  был  первый  звук,  который  я  услыхал.
Ночной  сторож  с  площадки  перед  гостиницей
звал  Лину-администратора.  Потом  я  услышал
собачий  лай.  Тысяча  ли,  десять  ли  тысяч  собак
завыли  одновременно.  Со  всех  сторон  -  жуткий
собачий  вой.  А  потом  сразу  -  гул  челове¬
ческих  голосов.  Миллион  людей  одновременно
вскочили  с  постелей  и  оказались  на  улице.
У  дома  командированные  мужчины  и  женщины
в  плащах  и  пиджаках,  накинутых  поверх  ночных
рубашек,  в  обувке  на  босую  ногу  ежились  от
ночного  холода,  перетаптывались,  не  решаясь
заходить  в  дом...
 Утром  выяснилось:  толчок  был  в  шесть
баллов  -  второй  по  силе  после  26  апреля.  Жертв
в  эту  ночь  не  было.  Но  город  пострадал.  К  остав¬
шимся  без  крова  прибавилось  еще  двенадцать
тысяч  людей.  На  пункт  «Скорой  помощи»  было
доставлено  более  сотни  раненых.
 ***
 8  и  9  мая  я  пешком  обошел  город.  Общее
впечатление:  город  пострадал  очень  сильно,
пострадал  в  основном  глиняный  одноэтажный
Ташкент;  Ташкент  новый,  многоэтажный,  не  по¬
страдал  совсем.
 Когда  стоишь  в  центре  около  Оперного
театра,  кажется:  ничего  не  случилось.  Играет
фонтан  на  солнце,  идут  автобусы  и  трамваи.
На  маленьких  пони  вокруг  театра  катаются  ре¬
 81
 бятишки.  И  людей  на  улицах  столько,  сколько
и  положено  быть  в  праздничный  день.  Сверкает
стеклами  бетонное  здание  универмага.  Возле
шестиэтажной  гостиницы  «Ташкент»  в  длинно-
полых  одеждах  стоят  и  беседуют  африканцы,
прилетевшие  на  симпозиум  по  ликвидации  не¬
грамотности.  Но  вот  ты  узнаешь:  эта  гостиница  -
единственная  уцелевшая  из  всех  городских  го¬
стиниц.  Верхние  два  этажа  у  нее  тоже  кое-где
треснули,  людей  с  этажей  пришлось  выселить.
Но  в  целом  огромный  дом  устоял.  Устояли  все
постройки  последних  шести  -  восьми  лет.  Стоят
заводские  трубы.  Стоят  неповрежденными
кварталы  современных  жилых  домов.  Телеви¬
зионная  вышка  высотою  в  сто  девяносто  пять
метров  стоит  невредимая,  и  -  парадокс:  раз¬
рушен  одноэтажный  дом  радиостудии.  Дикторы
из  автобуса  ведут  передачи.
 Пострадал  в  основном  одноэтажный  гли¬
няный  город.  И  поскольку  Ташкент  на  три  чет¬
верти  состоял  именно  из  таких  домов  -  потери
сразу  даже  не  поддаются  подсчету.  В  центре  из
аварийных  домов  переселились  все  учреждения.
Городская  милиция  разместилась  в  палатках.
На  палатках  таблички:  «Начальник  милиции»,
«Хозчасть»,  «Следователь».  Стучат  в  палатках
машинки,  звенят  телефоны.  Пункт  «Скорой
помощи»  тоже  в  палатках.  Прямо  под  деревом
девушка-врач  делает  перевязку  пострадавшему
от  обвала.
 - 	Ну,  потерпи,  миленький,  потерпи...
 Мужчина,  стиснув  зубы,  отвернулся  от  окро¬
вавленного  плеча.  Наблюдающий  вместе  со
мной  эту  картину  пожилой  узбек  вздыхает:
 - 	Как  на  фронте...
 Жилые  кварталы  пострадали  больше  всего.
Тут,  если  и  захотел  бы,  целого  дома  не  отыскать.
Движение  автомобилей  по  узким  улицам  за¬
прещено.  Даже  от  шагов  треснувшие  стены,  гли¬
няные  заборы  и  потолки  вздрагивают.  Домики
лепились  друг  к  другу,  как  гнезда  ласточек.
Будь  толчок  выше  на  половину  балла,  эти  дома
в  десять  секунд  стали  бы  грудой  мусора  и  жертв
было  бы  -  не  сосчитать.  К  счастью,  дома  остались
стоять,  но  почти  на  каждом  надо  вешать  та¬
бличку:  «Не  подходить,  дом  аварийный».  Груды
необожженного  кирпича,  упавшие  трубы
и  печи,  упавшие  стены.  Местами  табличка  «Не
подходить...»  ограждает  целый  квартал.  По¬
вторные  толчки  добавляют  новые  разрушения.
Район  Кашгарки,  где  я  с  трудом  нахожу  дорогу
по  заваленным  улочкам,  годен  только  на  то,
чтобы  бульдозером  сгрести  все  в  кучу  и  вывезти.
 Статистика  такова: 	пострадало  более
 двадцати  восьми  тысяч  домов.  Из  них  более
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНО*  ГОЬРЛНШ  (ОЧИНЬНИИ

Палатки...
 двухсот  -  детские  учреждения,  около  двухсот  -
больницы,  медпункты  и  поликлиники.  Сто  во¬
семьдесят  учебных  заведений  лишились  зданий.
Но  потрясают  не  эти  дорогие  потери.  Болью
сжимается  сердце  возле  маленьких  домиков.  Вот
мать  с  оглядкой,  боясь  прикоснуться  к  стенам,
выносит  из  развалин  ящик  с  посудой.  Сынишке,
который  шагнул  вслед  за  ней,  женщина  кричит,
обернувшись:
 - 	Не  подходи,  не  подходи!..
 - 	Ну  скажите  хоть  что-нибудь...  -  этот  вопрос
обращен  ко  мне  -  незнакомому  человеку.
 Что  сказать  потерявшему  кров?  Будь  он
один,  легче  было  бы  успокоить.  Сейчас  челове¬
ческая  беда  -  одна  на  всех.  И  утешение  -  одно
на  всех:  «Все  живы?..  Дом  не  надо  жалеть.
Два-три  года  -  будет  новый  Ташкент.  Со  всех
сторон  идет  помощь...»
 - 	Ну,  а  толчки,  неужели  не  прекратятся  эти
толчки?  Я  не  могу  спать,  и  мальчишка  не  спит...  -
Женщина  за  руку  уводит  мальчишку  в  палатку
и  уже  там  гремит  побитой  посудой...
 Палатки,  палатки.  В  парках  целые  городки.
На  улицах  -  новые  улицы  из  палаток.  Больше
десяти  тысяч  палаточных  «домов».  Тут  же  и  ма¬
газин  в  палатке.  Тут  же  столовая  -  под  открытым
небом  кипит  шурпа,  дымится  плов  в  большом
черном  котле.  Мальчишка  на  детском  вело¬
сипеде.  Студентка  с  санитарной  сумкой  сидит
на  табуретке,  урывками  читает  тетрадку  с  лек¬
циями.  Дымит  самовар  у  одной  из  палаток.
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЬ  СОЬРАНШ-  СОЧИН1  нии
 По  обломку  доски  стучит  домино.  Школьница
с  кипою  телеграмм  ищет  новый  ей  «дом  №  17».
Студенты  помогают  грузить  на  машины  жи¬
тейский  скарб.
 Размеры  беды  и  забот  огромны.  Оше¬
ломляет  спокойствие,  с  каким  люди  обернули
лицо  к  беде.  Я  помню  пожары  в  деревне.
Одна  соломенная  крыша  горит  -  плач,  суета,
паника.  Тут  же  более  ста  тысяч  людей  одно¬
временно  остались  без  крыши,  и  нет  даже
следов  неразберихи  и  паники,  хотя  каждый
день  город  слышит  десяток,  а  то  и  более  новых
толчков.  Город  не  утратил  даже  привычного
ритма.  Работают  все  до  единого  предприятия.
В  театрах  идут  спектакли.  Состоялись  все  ка¬
лендарные  футбольные  встречи.  На  редкость
многолюдной  была  первомайская  демон¬
страция.  У  одной  из  палаток  за  улицей  Лахути
я  познакомился  с  молодоженами.  Мухаммед
Нариманов  и  Люба  Колесниченко  только  что
расписались.
 - 	Может  быть,  стоило  подождать?
 Я  сразу  же  пожалел  о  вопросе,  потому  что
ответ  был  простым  и  мудрым:
 - 	Подождать?  Почему  подождать?  Мы  же
раньше  наметили.  Если  поладим  сейчас  -
в  другое  время  сумеем  поладить.
 Во  Дворце  бракосочетаний  я  получил
справку:  состоялись  все  свадьбы,  назначенные
на  эти  последние  десять  дней.
 Беда  не  разъединила.  Беда  соединила  людей.
 82

***
 Время  прихода  бедствия  застыло  на  всех
городских  часах.  Все  часы  в  Ташкенте  пока¬
зывают  сейчас  одно  время:  5  часов  23  минуты.
Именно  в  эту  минуту  случился  первый  толчок,
и  все  часы  стали  одновременно.  Ташкентцам
стоит  сохранить  в  музее  хотя  бы  один  экземпляр
этих  часов  на  память  о  мужестве,  с  каким  город
встретил  беду.  «Как  это  было?»  -  этот  вопрос
я  задал  многим  людям.  Вот  ответы,  записанные
в  блокнот.
 Шараф  Рашидов  (первый  секретарь  ЦК  Ком¬
партии  Узбекистана):  Я  уже  был  на  ногах,  когда
случился  толчок.  Я  увидел  за  краем  города  зарево.
Пока  не  установлено  точно  -  это  было  замыкание
высоковольтной  сети  или  свечение  связано  с  яв¬
лениями  в  земле.  Я  позвонил  в  дом  ЦК.  Ответил
электрик:  «Здание  цело.  Но  на  шестом  этаже
бросало  из  стороны  в  сторону,  бегу  вниз...»Я  сразу
поехал  в  город.  Разрушений  было  не  сосчитать.
По  городу  неслись  санитарные  машины,  кто-то
бежал  на  медпункт,  обмотав  голову  полотенцем,
какой-то  мужчина  бежал  с  мальчиком  на  руках.
К  счастью,  как  потом  оказалось,  жертв  было  не¬
много.  Погибло  восемь  человек.  Раненых  -  более
тысячи.  Транспортные  пути,  водоснабжение,
электролинии  сколько-нибудь  заметно  не  по¬
страдали.  Повреждена  кое-где  телефонная  сеть.
С  гордостью  за  ташкентцев  можно  сказать:
не  было  паники.  Может  быть,  час-полтора  рас¬
терянности,  а  потом  -  полная  организованность.
История  знает  случаи,  когда  от  паники,  от  су¬
 мятицы,  от  мародерства  люди  страдали  больше,
чем  от  природного  бедствия.  Ташкент  этого  из¬
бежал.  Все  люди  в  то  утро  пришли  на  работу.
Некоторые  шли  пешком  за  семь  километров,
некоторые  шли  с  детьми  на  руках.  Спрашиваю
одного:  «Как  дома?»  -  «Дом  разрушен...»  Размеры
бедствия  были  ясны  в  первые  же  часы.  Объехав
город,  я  позвонил  в  Москву.  В  тот  же  день,  вы
знаете,  в  Ташкент  прилетели  Леонид  Ильич
Брежнев  и  Алексей  Николаевич  Косыгин.  Они
прямо  с  аэродрома  поехали  осматривать  город.
 Зыкова  Валентина  (врач  «Скорой  помощи»):
Да,  это  про  меня  в  газете  написано.  Признаюсь  -
трусиха,  а  тут  не  знаю,  откуда  взялось.  Да  разве
я  одна?  Наши  девушки  в  диспетчерской  сидели
у  телефонов,  прикрыв  голову  листами  фанеры.
Ни  один  человек  не  побежал,  а  ведь  у  многих
дети  дома  остались...
 Юрий  Кружилин  (журналист):  Я  про¬
снулся  оттого,  что  сверху  с  полки  упал  горшок
с  цветами.  Дребезжала  и  ползала  посуда
в  шкафу.  Дом  качался  и  трясся.  Схватил  сына
под  мышку,  жену  за  руку  -  и  вниз.  Конечно,
журналист  -  везде  журналист.  Примечаю,  что
и  как.  Выскочил  парень  в  трусах,  с  аккордеоном.
Соседка  стоит  в  нижней  рубашке,  в  резиновых
ботах.  Когда  все  улеглось,  отвел  сына  к  старикам
и  скорее  в  редакцию.  Транспорт  не  действовал.
Город  шел  на  работу  пешком.  В  редакцию,  как
всегда,  первыми  явились  уборщицы.  На  этот
раз,  кроме  бумаги  и  пыли,  они  выносили  во  двор
вороха  штукатурки.
 Характерные  разрушения.
 83
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНО!  СОЬРАНИЕСОЧИШНИИ

Нариман  Нариманов  (рабочий-электрик):
Мое  дело  холостяцкое.  Выбежал  в  трусах
на  улицу.  Жив?  Жив!  Домишко  пополам
треснул.  Черт  с  ним,  думаю.  Новый  будет.  Была
бы  голова  на  плечах.  Потом  вижу,  дело  не  очень
веселое.  Кто-то  стонет  за  стенкой.  В  две  минуты
оделся,  завожу  «Ижака»,  привез  соседку-старуху
в  «Скорую  помощь»,  а  потом  -  к  родственникам
за  город.  Живы  ли?  Они  там  хоть  бы  почуяли.
Даже  и  не  проснулись.
 Юрий  Турсункулов  (милиционер):  Я  только
сменился,  лег.  И  вдруг  пошло,  как  будто  на  арбе  по
большим  камням.  Треск,  гул.  Ну,  думаю,  бомба.
Человек  выскочил  из  дома  напротив.  Я  к  нему:
«Что,  бомба?»  -  «Какая  бомба,  дурак.  Землетря¬
сение!  Беги  от  стены!»  Но  все  уже  стихло.  Сразу  -
гимнастерку,  сапоги,  и  бегом  в  отделение.  Вам,
наверное,  уже  говорили:  вся  милиция  в  полчаса
собралась.  Бегом  ребята  бежали,  с  разных  концов
города.  Прибежали.  И  сразу  -  кто  куда.  Мало  ли
что  может  быть  в  такие  часы...
 Сулейман  Сатыев  (начальник  отдела  уго¬
ловного  розыска):  Я,  признаться,  думал:  во
много  раз  прибавится  работенки.  Шутка  ли:
город  -  больше  миллиона  людей.  Кому  беда,
а  кто  на  беде  поживиться  захочет.  И  вот  факты:
уголовных  преступлений  за  эти  дни  в  пять  раз
меньше,  чем  было.  В  пять  раз!  Давайте  вместе
анализировать:  почему?  Да,  мы  сказали:  за  ма¬
родерство  и  воровство  обернем  самую  суровую
грань  закона.  Это  подействовало?  Возможно.
Но  только  отчасти,  потому  что  не  всегда  су¬
ровая  мера  предупредит  преступление.  К  нам
на  помощь  в  борьбе  за  порядок  сразу  пришли
две  тысячи  комсомольцев.  Большая  сила.  Но
главная  сила  в  другом.  Беда  сплотила  людей.
Я  знаю  Ташкент.  Честное  слово,  за  эти  десять
дней  мы  стали  ближе  друг  другу.  У  меня  двор
по  соседству.  Обычно  -  ссоры,  жалобы  друг
на  друга.  А  тут  гляжу:  на  одеяле  понесли  соседа
в  «Скорую  помощь»,  ребятишек  пострадавшего
к  себе  в  квартиру  забрали...
 Миллион  людей  в  городе.  В  час  беды  каждый
нашел  свое  место  среди  других.  Заботился
не  о  себе  только.  «Человек  человеку  товарищ,
друг  и  брат».  Утром  26  апреля  ташкентцы
увидели  вдруг:  это  не  пустые  слова  в  нашей
жизни.
 ***
 Самый  занятый,  самый  не  выспавшийся
и  задерганный  сейчас  человек  в  Ташкенте  -  Ва¬
лентин  Уломов.  Две  недели  назад  никто  не  знал,
что  есть  такой  Валентин  Уломов.  Сидел  он  с  де¬
сятком  своих  сотрудников  в  маленьком  домике,
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  (  ОЫ>АНИ1  СОЧИНЕНИИ
 мерил  приборами  колебания  земли.  Народному
хозяйству  от  этой  науки  не  выпадало  ни  мяса,  ни
молока.  И  если  бы  домик  с  вывеской  «Сейсмо¬
станция»  вдруг  исчез,  город  не  сразу  бы  и  заметил
пропажу.  И  вдруг  Уломов  стал  самым  заметным
в  городе  человеком.  В  первый  же  час  только  он
мог  сказать  городу,  что  случилось  и  чего  надо
ждать.  На  высоком  совещании,  где  были  приле¬
тевшие  в  Ташкент  Косыгин  и  Брежнев,  Уломов  по¬
весил  старенькую  карту  с  ему  одному  понятными
линиями  и  толково  объяснил  причину  того,
что  случилось.  С  того  часу  он,  кроме  круглосу¬
точных  занятий  наукой,  вынужден  выступать  по
телевидению,  принимать  журналистов,  отвечать
на  беспрерывные  звонки:  «Сегодня  будет  земле¬
трясение?»,  «А  спать  уже  можно  ложиться?..»
 Я  тоже  с  полчаса  мучил  Уломова.  Вот  ответы
сейсмолога  на  вопросы:
 «В  Ташкенте  каждый  год  бывали  землетря¬
сения,  но  часто  их  замечали  только  приборы.
На  земле  же  за  год  бывает  до  миллиона  толчков.
На  равнинах  землетрясения  не  бывают,  только
в  горах.  В  Москве?  Да,  в  ноябре  1940  года
в  Москве  было  землетрясение  в  четыре  балла,
но  это  был  отзвук  из  района  Карпатских  гор».
 «Нынешней  силы  землетрясение  в  Ташкенте
было  сто  лет  назад.  На  этот  раз  толчок  случился
прямо  под  центром  города.  Толчок,  равный
семи  с  половиной  баллам,  был  направлен  вер¬
тикально  вверх.  Восемнадцать  лет  назад  в  Аш¬
хабаде  толчок  был  сильнее,  и  вслед  за  ним  были
горизонтальные  колебания.  В  этом  разница.
Ашхабад  полностью  рухнул,  Ташкент  пострадал,
но  остался  стоять».
 «Убытки?  Подсчитают,  конечно...  Земле¬
трясение  23-го  года  за  восемь  секунд  принесло
Японии  убытков  в  пять  раз  больше,  чем  расходы
в  русско-японской  войне».
 В  разговоре  о  прогнозах  землетрясений
Уломов  сказал:  «Можно  знать,  какой  силы  будет
землетрясение,  можно  сказать,  где  будет.  Нельзя
сказать,  когда  будет».
 Я  прочитал  ученому  несколько  записей  из
блокнота  и  просил  сказать  свое  мнение.  Вот  эти
записи.
 Вот  запись  трехлетней  давности:  «В  поезде
сосед  по  купе  достал  семейные  фотографии.
Среди  портретов  я  увидел  снимок  овчарки.
«Почти  как  человек  дорога  эта  собака...  -  сказал
сосед.  -  Мы  с  женой  работали  в  Ашхабаде.  В  ту
ночь  поздно  вернулись  домой.  Спать  не  сразу
легли.  Я  копался  в  бумагах.  Жена  читала.  Дочка
в  коляске  спала.  Вдруг  -  чего  не  бывало  ни  разу  -
собака  рванулась  с  места  и,  схватив  девочку
за  рубашку,  кинулась  в  дверь.  Сбесилась!  Я  за
 84

На  этом  месте  был  кинотеатр  «Искра».  Танки  помогают  расчищать  руины.
 ружье.  Выскочили  с  женой.  И  тут  же  сзади  все
рухнуло.  И  весь  город  обрушился  на  глазах...»
 Несколько  фактов,  записанных  только  что.
Корреспондент  «Советской  торговли»  Олег
Бычков  рассказал:  «26-го  я  проснулся  от  не¬
приятного  чувства:  кто-то  скребется  в  постели.
Глянул  -  котята  под  одеялом.  Кошка  понатаскала.
Я  поддал  кошку,  а  котят  перенес  на  кухню,  где
они  и  были  всегда.  Подошел  к  крану  ополоснуть
руки,  и  вдруг  меня  кинуло  так,  что  ударился  го¬
ловою  о  стену...»
 85
 Аркадий  Забровский  (живет  по  Невскому  пе¬
реулку  в  доме  12)  рассказывает:  «У  меня  четыре
десятка  разных  пород  голубей.  За  полминуты
до  первых  толчков  голуби  вдруг  с  шумом  по¬
кинули  голубятню  и,  полетав  в  темноте,  уселись
на  крышу.  Никогда  ночью  такого  не  было.  Я  еще
подумал:  что  это  значит?  И  вдруг  началось...
И  теперь  перед  каждым  толчком  стая  взлетает...»
 Уломов  пожал  плечами:  «Я  доверяю  только
приборам».  Но  согласился:  факты  есть  факты.
Очевидно,  живая  природа  за  миллионы  лет  при¬
 Василии  ПЕСКОВ
 ПОЛНО!  СОЬРАНИ!  СОЧИМ!  НИИ

пасла  какой-то  «прибор»,  какое-то  чутье  к  под¬
земным  толчкам.  И,  может  быть,  человеку  стоит
получше  приглядеться  к  природе.
 ***
 Сейсмологи  после  первого  же  толчка  пред¬
сказали:  будет  много  более  слабых  толчков.  Все
было  обосновано,  вычерчен  был  даже  график.
И  действительно,  толчки  состоялись.  Две  недели
город  живет  в  положении  осажденного  -  почти
триста  толчков.  Одни  мало  заметны,  другие
не  дают  спать  и  прибавляют  новые  и  новые  раз¬
рушения.  В  ночь  на  10  мая  город  проснулся  от
толчка,  чуть-чуть  уступавшего  по  силе  первому.
В  эту  ночь  многие  уже  не  решились  зайти
в  дома.  На  улицах  горели  костры,  люди  спали
на  скамейках  в  парке  или  сидели  у  костров,  при¬
жавшись  друг  к  другу.  Утром  считали  новые  раз¬
рушения.  В  больницу  поступили  больные  с  рас¬
стройством  сердца  и  психики.
 Прибавьте  к  этим  бедствиям  ураган,  ло¬
мавший  5  мая  деревья,  валивший  шаткие  стены
и  крыши,  срывавший  палатки,  и  вы  поймете:
Ташкент  выдержал  тягчайшие  испытания.
Сейчас  все  утихает.  Толчки  стали  слабее.  Про¬
должается  жизнь.  У  города  сотни  проблем.
Первая:  как  расселить  людей?  Никто  не  должен
быть  обиженным  и  обойденным.  Для  каждого
должны  быть  найдены  кров  и  доброе  слово.
С  раннего  утра  до  ночи  работают  исполкомы
и  всякого  рода  комиссии.  Выплачиваются  по¬
собия,  ставятся  новые  палатки,  распреде¬
ляется  жилье.  Студенты  на  лето  переселяются
в  школы  -  оставляют  общежитие  для  семейных.
Комсомол  взял  шефство  над  тысячами  детей  -
готовят  для  детей  детские  бесплатные  летние
лагеря.  Студенты  решили  не  уезжать  на  ка¬
никулы,  решили  работать  на  стройках.  Ком¬
сомолу  город  сделал  заказ:  быстро  подготовить
шоферов  для  пяти  тысяч  автомобилей,  которые
страна  выделила  Ташкенту.  Газеты  каждый  день
выходят  с  аншлагом:  «Строим  новый  Ташкент».
А  пока  надо  хоть  как-нибудь  расселить  всех,  кто
нуждается  в  крыше  над  головой.  Все,  кто  может,
потеснились,  чтобы  принять  пострадавших.
Вот  характерная  заметка  в  газете:  «Мы  живем
в  первом  квартале  массива  Чиланзар,  дом  66,
квартира  12.  С  большой  радостью  примем
любую  семью.  Приходите.  Семен  и  Варвара  Мо¬
розовы,  пенсионеры».  Люди  спешат  протянуть
руку  друг  другу.
 ***
 И  вся  страна  протянула  руку  Ташкенту.
Узбекские  города  пригласили  к  себе  сотни  семей,
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНО!  СОЬРАНИ!  СОЧИНЕНИИ
 отдают  им  только  что  отстроенные  квартиры.
В  первый  же  день  из  разных  районов  страна  по¬
слала  в  Ташкент  транспортные  самолеты  с  па¬
латками.  В  первый  же  день  на  беду  откликнулись
Москва,  Краснодар,  Украина,  Минск,  Дальний
Восток:  «Мы  построим  гостиницу».  «Построим
целый  жилой  квартал».  «Посыпаем  десять  строи¬
тельных  поездов.  Везем  проекты,  рабочих,  стро¬
ительные  материалы»...  Архитекторы  уже  опре¬
деляют  место  для  будущих  кварталов.  Они  на¬
званы:  Московский,  Минский,  Ленинградский,
Киевский.  Станция  Шумилова  под  Ташкентом
едва-едва  успевает  принимать  грузы.  Сегодня
пришел  состав  самосвалов  из-под  Мытищ,  со¬
ставы  с  уральским  лесом,  вагоны  с  посудой,  це¬
ментом,  продуктами.  На  всех  вагонах  надпись:
«Срочно  -  Ташкент».  В  разных  концах  страны
чьи-то  руки  писали  эту  спешную  надпись.
Страна  выделила  Ташкенту  большие  средства.
И  в  ряду  щедрой  помощи  особо  стоят  тридцать
рублей,  присланные  из  Ельца:  «Это  часть  моего
жалованья.  Передайте  тому,  кто  больше  нуж¬
дается».  Кто-то,  оставшийся  неизвестным,
может  быть,  не  купит  в  мае  своим  ребятишкам
обновку  и  обещанные  гостинцы,  чтобы  в  Таш¬
кенте  чья-то  мать  купила  мальчишке  обновку
и  принесла  в  палатку  гостинец...
 Новый  Ташкент...  Через  два-три  года  мы
увидим  новый  Ташкент.  В  два-три  года  под¬
нимались  города,  пострадавшие  от  войны.
В  трудное  время  все  сразу  поднимались  из  пепла.
И  у  кого  же  будут  сомнения  -  через  два  года  мы
увидим  новый  Ташкент.  Не  лишне  вспомнить:
во  время  войны  город  приютил  тысячи  эвакуи¬
рованных  семей,  тысячи  детей  приютил  под
своей  крышей.  После  войны  Ташкент  не  спешил
просить  на  строительство  деньги  -  «пусть  по¬
строятся  пострадавшие  от  войны».  Потому
и  много  было  в  Ташкенте  глиняных,  рухнувших
теперь  двориков.  Наш  общий  долг  -  выстроить
новый  Ташкент.  Город,  ставший  известным  миру,
должен  стоять  на  земле  красивым  и  прочным...
 Два  дня  назад  я  улетал  из  Ташкента.  В  центре
города  уже  началась  расчистка  места  для  новых
домов.  Руками,  кранами  растаскивался  сто¬
летний  мусор.  Сотни  людей  глядели,  как  танки
рушили  все,  что  нужно  было  снести.  Танк  без
пушки  разгоняется,  с  ревом  исчезает  в  раз¬
валинах.  Рушатся  стены  -  треск,  пыль,  танка
не  видно.  Но  вот  гора  мусора  шевельнулась,
дрогнула  -  танк  появился  на  свет  божий,
стряхнул  ношу  обломков  и  снова  в  атаку.  Вот
танк  становится  передохнуть,  поднимается
крышка  переднего  люка,  показался  танкист.
Лица  не  видно  от  пыли.  Провел  танкист  ру¬
 86

кавом,  обозначился  нос  и  глаза.  Глаза  красные
от  пыли  и  духоты.
 -Хлопцы,  воды!
 Жадно  глотает  из  фляги.  Стараюсь  пере¬
кричать  рев  танка:
 - 	Парень,  откуда?!  Как  зовут?!
 - 	С  Украины!  Владимир  Хоменко!
 Люк  закрывается.  Танк  снова  исчезает
в  облаке  глиняной  пыли.
 - 	Новый  толчок?..
 В  толпе  переглядываются:  из-под  земли  или
что-то  за  танком  рухнуло.
 -  Ничего,  все  утрясется...
 Все  улыбаются.  Я  уже  несколько  раз  слышал
эту  облетевшую  город  фразу:  «Ничего,  все
утрясется».  Люди  многое  могут  терять,  но  если
город,  пережив  бедствие,  не  разучился  шутить,
значит,  у  города  много  здоровья,  чтобы  под¬
няться  на  ноги.
 •  Фото  автора.  Ташкент  -  Москва.
 15  мая  1966  г.
 С  ПИАРОМ  МИМО  ПОЖАРА
 /^а,  с  гитарой  мимо  пожара.  Остановились,
пожужжали  кинокамерой  и  пошли,  позванивая
гитарой,  с  очень  хорошей  туристской  песенкой
про  кеды,  про  рюкзак  и  все  про  ту  же  гитару.
Пошли  мимо  горевшего  леса,  мимо  деревенских
мальчишек,  тушивших  огонь...
 Дело  было  в  минувшее  воскресенье  во  Влади¬
мирской  области,  в  Петушковском  районе.  Мы
сидели  с  лесником  у  калитки,  когда  прибежал
вот  этот  мальчишка,  Сережа  Танин.  По  лицу
у  мальчишки  ручьями  катился  пот,  чумазый,  еле
выговорил:
 -Пожар...  там...
 Сережа  Танин.  Это  он  бежал  сказать  о  пожаре
и  тушил  его  вместе  со  взрослыми.
 87
 Собирая  по  пути  ребятишек  и  баб  с  метлами
и  лопатами,  мы  побежали  в  глубь  леса.
 Лесной  пожар  -  страшное  бедствие.
Хвойный  подстил  в  соснах  горит,  как  порох.
Бежишь,  и  огонь  догоняет  ребят.  Небольшие
сосенки  вспыхивают,  будто  политые  керо¬
сином.  Треск,  гул,  плотная  пелена  дыма,
и  в  дыму  -  красные  языки.  Вот-вот  языки  добе¬
рутся  к  веткам  высоких  сосен,  и  тогда  загудит
верховой  пожар,  и  его  уже  не  собьешь  метлами.
Все  живое  из  дымной  полосы  леса  панически
убежало  и  улетело.  А  люди  спешат  навстречу
огню.  Мальчишки  первыми  добежали.  Их  еле
видно  в  дыму:  хлещут  ветками  по  огню,  пя¬
тятся,  протирают  глаза  и  опять  к  огню.  Огонь
норовит  окружить,  зайти  сбоку  -  то  и  дело  при¬
ходится  убегать  по  жгущей  подошвы  черной
земле...  Не  могу  сказать,  сколько  времени
длилась  схватка  в  смолистом  сосеннике.  На¬
ступил  момент,  когда  люди  разогнулись  и  со¬
брались  вместе.  Огонь  стих.  Синий  дым
струился  в  черном  лесу.
 -  Слава  богу,  Сережка  прибежал  вовремя,  -
сказал  лесник.
 И  только  теперь  заговорили  о  цепочке  людей
с  рюкзаками.  В  самый  разгар  они  прошли  мимо
тушивших  пожар.  Они  спешили  к  поезду.  У  них
было  только  две-три  минуты,  остановиться  с  ки¬
нокамерой,  чтобы  потом  в  городе  за  чашкой  кофе
рассказывать:  вот  он  каков,  лесной  пожар.  Ничто
не  помешало  им  допеть  хорошую  туристскую
песню...  Жаль,  что  мы  не  узнали  хотя  бы  одну
фамилию.  Но  все  равно,  этот  случай  -  хороший
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЬ  СОЬРАНИЬСОЧИН1НИИ

повод  сказать  несколько  слов  о  нашем  брате,  по
воскресеньям  с  рюкзаком  уезжающем  в  лес.
 Нас  невозможно  уже  сосчитать.  Субботние
и  воскресные  поезда  едва-едва  успевают  пере¬
возить  нас  за  город.  И,  конечно,  этому  надо
радоваться  -  воскресный  день  человек  должен
проводить  под  небом,  а  не  под  крышей.  Но  да¬
вайте  глянем  со  стороны  на  себя.  Вызывающая
небрежность  в  одежде,  вызывающее  поведение.
Разве  не  замечали,  как  в  вагоне  люди  стараются
пересесть  от  растерзанной,  расстегнутой,  нече¬
саной  и  грубой  компании  с  транзисторами  и  ги¬
тарой.  Согласен,  не  все  такие.  Бывает,  люди,  на¬
оборот,  садятся  поближе  к  туристам  и  даже  под¬
певают  и  домой  приносят  из  вагона  туристскую
песню.  Но  это  говорит  о  том  лишь  -  турист  ту¬
ристу  рознь.
 Поглядите  на  идущих  по  лесу  ребят,  до  зубов
вооруженных  музыкальными  аппаратами.  Они
могли  бы  услышать  птиц,  они  могли  бы  кое-что
интересное  услышать  в  шуме  деревьев,  в  плеске
лесной  воды.  Простая  тишина  дает  человеку
радость.  Нет,  слушают  только  эту  свистящую
музыку  из  маленьких  никелированных  ящиков.
Жаждущий  тишины  бежит,  услышав  это  му¬
зыкальное  шествие.  Но  куда  бежать?  Нас  ведь
тысячи  с  рюкзаками  в  лесу.
 Мы  идем,  оставляя  после  себя  надписи  на  бе¬
резах.  Ах,  как  хочется  увековечить  себя,  и  мы
пишем:  «Коля  +  Нина»,  «Здесь  отдыхал  Михаил
Назаров»,  уравнения  с  двумя  неизвестными,
чертим  ножом  на  березах.  Мы  оставляем  бу¬
тылки,  «остроумно»  надетые  на  сучок,  мы
ломаем  верхушку  у  маленькой  елки,  и  елка,
имевшая  несчастье  уродить  для  нашей  потехи
шишки,  уже  не  будет  теперь  кверху  расти.  Му¬
равейник  -  сейчас  же  палкой  ткнуть,  разгрести,
а  то  и  поджечь.  Ах,  как  славно  суетятся,  ме¬
чутся  муравьи!  Разве  кто-нибудь  знает  из  нас,
что  один-два  муравейника  спасают  от  порчи
вредителями  гектар  леса  и  что  кое-где  лесники
специально  муравьев  поселяют.  Славно  горит
муравейник!  Пошли  с  музыкой  дальше.  Птичьи
 гнезда...  Разве  птица  упрячет  гнездо  от  нашего
глаза.  У  нас  ведь  тысяча  глаз.  Все  заметили,  ра¬
зорили  и  по  существу  ничего  не  увидели...
 Теперь  оглянемся,  покидая  привал.  Поло¬
манные  деревья.  Бутылки.  Жестянки  из-под
консервов.  Куча  бумаг.  Сборщик  утиля  озолотел
бы,  пройдись  он  по  следам  наших  привалов.  Ка¬
жется,  простое  дело:  сжечь  бы  или  аккуратно  за¬
копать  мусор.  Нет,  никому  из  семи  -  десяти  че¬
ловек  веселой  компании  это  и  в  голову  не  при¬
ходит.  А  замечали,  наверно:  на  таком  месте
в  другой  раз  привал  делать  уже  не  хочется.  Не¬
приятно.  Так  же,  как  неприятно  спать  на  про¬
стынях,  на  которых  до  тебя  уже  спали.
 Вернемся  к  пожару.  Воздадим  похвалу  дере¬
венским  мальчишкам,  тушившим  его  наравне  со
взрослыми.  А  мы?  Мы  с  рюкзаками  равнодушно
мимо  прошествовали.  Согласен,  не  все  бы  так
поступили.  Но  даже  и  одного  факта  достаточно
для  тревоги.  Такое  равнодушие  преступно.
А  причина  огня?  Никто  не  может  сказать,  отчего
начался  пожар.  Но  вот  что  говорят  лесники,
вот  что  говорит  лесная  статистика:  пожары
чаще  всего  бывают  в  субботу  и  воскресенье,
то  есть  в  те  самые  дни,  когда  мы  с  рюкзаками
являемся  в  лес.  Бросили  окурок,  уходя  не  по¬
тушили  костер.  И  вот  бедствие.  И  сгореть  может
не  десять  гектаров  леса,  а  сотня  и  тысяча.  Из¬
вестны  пожары,  которые  не  удавалось  потушить
целое  лето.  А  начало  всему  -  наша  небрежность
и  равнодушие,  ухарство  и  бескультурье.
 Лес  не  может  протестовать.  Лес  беднеет
и  умирает.  Незаметно,  потихоньку  беднеет,  ста¬
новится  тихим  и  молчаливым  от  наших  наше¬
ствий.  Только  от  нас,  от  каждого  из  нас,  идущего
с  рюкзаком,  зависит:  быть  лесу  пустыней  или
оставаться  ему  прекрасным  миром  цветов,
звуков,  запахов  и  загадок.
 ...Лес  ждет  нас.  Лес  ждет  нас  добрых,  умных,
бережливых  и  осмотрительных.
 •  Фото  автора.  25  мая  1966  г.
 НАЕДИНЕ  С  ПРИРОДОЙ
 Любопытство
 Если  бы  это  свойство  отнять  у  природы,
многие  из  животных  давно  бы  вымерли.  Вот
 поглядите  на  медвежат.  Видят  опасность,  а  не
бегут.  Задержались  на  полсекунды  оценить
противника.  Может  быть,  от  него  в  другой
 Василий  ПЕСКОВ
ПОЛНО!  COI.PAIEHE-  СОЧИН1  НИИ
 88

В  Антарктиде  я  видел:  пингвины  издалека  при¬
ходили  поглядеть  на  трактор,  на  палатку  гляци¬
ологов.  Приходилось  видеть:  олень  долго-долго
наблюдает  за  новым  незнакомым  предметом.
Горные  куропатки  любопытны  настолько,  что
есть  запрещенный  теперь  способ  охоты  на  них:
охотник  прячется  за  щит,  разукрашенный
цветными  тряпками,  и  подходит,  подходит.
Куропаток  любопытство  держит  на  месте.  Ко¬
нечно,  секунда  задержки  и  медвежатам,  и  этим
бакланам  могла  бы  стоить  жизни.  Но  природа
идет  на  этот  риск,  идет  на  жертвы  во  имя  того,
чтобы  лучше  узнать  окружающий  мир  и  стать
совершеннее.
 Начало
 Известно:  самые  быстрые  корабли  не  нау¬
чились  пока  плавать  быстрее  дельфинов.  Из¬
вестно:  локатор  «изобрели»  летучие  мыши.
Не  видя  птиц,  человек  вряд  ли  придумал  бы
крылья.  Миллионы  лет  существует  «конструк¬
торское  бюро»  природы.  Беспощадно  бра¬
куется  все,  что  мало  приспособлено  к  жизни.
Зато  любое  полезное  новшество  закрепляется,
передается  наследникам.  Мы  не  перестаем  изу¬
мляться  совершенству  живой  природы,  учимся
у  нее.
 раз  и  не  надо  бежать  или,  напротив,  бежать,
и  как  можно  скорее.  После  этой  встречи  обя¬
зательно  что-нибудь  будет  записано  в  живой
«кибернетике»  медвежат.  Или  вот  два  молодых
баклана.  Я  снял  их  на  самом  маленьком  из  Ко¬
мандорских  островов.  Может,  они  еще  и  не
видели  человека,  поэтому  так  важно  для  птиц
понять:  что  это  за  существо  явилось  на  остров?
 89
 Летящий  баклан.  Если  бы  две  головы  -  точь-в-
точь  орел  с  царского  герба.
 Все  помнят,  конечно,  прекрасные  транс¬
портные  самолеты  Олега  Антонова.  Махина
с  огромной  скоростью,  а  может  сесть  на  ма¬
ленькую  площадку.  Теперь  кажется:  не  сумеет
взлететь  -  брюхо  огромное,  а  крылья,  как  ласты
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНО!  СОЬРАНШ  СОЧИНЕНИИ

у  пингвина.  Однако  все  рассчитано  в  самолете  -  и  у  природы  нечто  подобное.  Вот  полюбуйтесь
взлетает  и  прекрасно  летит.  Есть,  оказывается,  кайра.  Ну  чем  не  самолет  Ан-10?
 •  Фото  автора.  3  июня  1966
 Василий  ПЕСКОВ
ncxm-ioF  соьранин  сочинении
 90

ПОСЛЕ  ПРАЗДНИКА  -  ПОНЕДЕЛЬНИК
 ЗАМЕТКИ  (  УЧРЕДИТЕЛЬНОГО  СЪЕЗДА  ВСЕРОССИЙСКОГО  ОБЩЕСТВА  ОХРАНЫ
ПАМЯТНИКОВ  ИСТОРИИ  И  КУЛЬТУРЫ
 Понедельник  -  день  рабочий.
 Праздником  же  называли  многие  участники
съезда  создание  долгожданного  общества.  На¬
зывали  искренне,  и  не  без  оснований.  Прошло
время,  когда  одинокие  энтузиасты,  встрево¬
женные  гибелью  шедевров  или  бесценных  ре¬
ликвий,  били  в  набат.  Ныне  весь  народ  радеет  за
сокровища  национальной  культуры  и  истории.
 Пример  этому  -  радостные  явления  по¬
следнего  года.  Миллионы  комсомольцев  по
призыву  пленума  ЦК  ВЛКСМ,  посвященного
патриотическому  воспитанию  молодежи,  уча¬
ствовали  в  походах  по  местам  боевой  славы  своих
отцов,  но  они  шли  не  туристами-созерцателями,
а  работниками  и  исследователями.  Десятки  вос¬
становленных  ими  в  белорусских  лесах  парти¬
занских  землянок  стали  ныне  своеобразными
музеями.  Помолодели  уникальные  памятники
прошлого  во  Владимире,  Ростове  Великом,
Суздале,  Рязани,  Астрахани,  Казани,  Горьком,
Дербенте,  Болдине.  Местами  паломничества
становились  вчера  еще  мало  кому  известные
точки  на  карте  -  Кижи,  Соловки,  Кириллов,
Белозерск,  Ферапонтово.  Все  больше  слуша¬
телей  появлялось  у  экскурсоводов  в  Ульяновске
и  Шушенском.  Во  Владимиро-Суздальском  за¬
поведнике  в  каждое  летнее  воскресенье  прово¬
дится  экскурсий  ныне  столько  же,  сколько  их
проводили  за  весь  пятьдесят  седьмой  год.
 И,  наконец,  накануне  учредительного  съезда
Совет  Министров  РСФСР  принял  важное  по¬
становление  «О  состоянии  и  мерах  улучшения
охраны  памятников  истории  и  культуры».  Пред¬
приятия  и  учреждения,  арендующие  памятники,
постановлением  обязаны  в  два-три  года  при¬
вести  их  в  порядок,  впредь  же  здания-памятники
будут  предоставляться  только  под  музеи,  библи¬
отеки,  туристские  базы,  а  не  под  склады  с  ма¬
зутными  бочками  и  не  под  торговые  базы  для
хранения  капусты.  Создается  при  Министерстве
культуры  РСФСР  инспекция  по  охране  памят¬
ников,  организуется  научно-исследовательский
институт  музееведения  и  охраны  памятников
истории  и  культуры.
 А  теперь  вот  родилось  Всероссийское  об¬
щество  охраны  памятников.  Надо  сказать,
 91
 Россия  запоздала  с  этой  заботой.  В  Эстонии,
в  Грузии,  в  других  республиках  общества  уже
крепко  стоят  на  ногах,  у  них  есть  чему  поучиться.
 Цель  общества,  цель  его  отделений  и  пер¬
вичных  организаций  -  следить  за  охраной  и  со¬
стоянием  памятников,  не  давать  их  в  обиду.
Членам  его  надо  будет  заниматься  учетом  па¬
мятников  и  уходом  за  ними  -  скажем,  содержать
в  порядке  могилы  героев  войны,  выявлять  новые
памятники,  добиваться,  чтобы  их  ставили  на  го¬
сударственную  охрану.
 Сорок  тысяч  памятников  истории
и  культуры  взяло  государство  под  свою  охрану.
Сорок  тысяч  -  казалось  бы,  много,  но  это  чрез¬
вычайно  скупой  список.  В  него  не  вошли  тысячи
ценнейших  произведений  архитектуры  истори¬
ческих  мест,  революционных  и  археологических
памятников.  Список  должен  быть  расширен
в  ближайшее  время,  и  членам  нового  общества
тут  непочатый  край  работы.  Особенно  дея¬
тельными  в  этом  смысле  надо  быть  отделениям
общества  в  селах  и  небольших  городах.  Сюда
еще  не  проложены  туристские  тропы.  А  местные
власти  нередко  представления  не  имеют,  что  их
городок  владеет  сокровищами.  Памятники  тут,
как  правило,  беспризорны  еще  и  потому,  что
государственная  казна  не  жалует  «туристскую
провинцию».  Таких  городков  великое  мно¬
жество:  Белев,  Волхов,  Торжок,  Острогожск,
Кашин  и  так  далее.
 Но  общество  есть  общество.  Многие  во¬
просы,  связанные  с  делами  охраны  памятников
и  их  использования,  общество  решить  не  может.
Поэтому  на  съезде  говорили  не  только  о  задачах
общества,  но  и  о  проблемах  охраны  памятников
в  целом.  Говорили  о  важном  и  наболевшем,  о  во¬
просах,  которые  ждут  решения.
 Нынешние  дела  по  охране  отечественного
наследия,  естественно,  возникли  не  на  пустом
месте.  Они  -  продолжение  и  развитие  ле¬
нинских  принципов  отношений  к  культурному
наследию,  известных  указаний  Владимира
Ильича.  И  делегаты  съезда  подчеркивали:  надо
учиться  у  организаторов  дела  охраны  памят¬
ников,  в  трудную  пору  Гражданской  войны  до¬
бившихся  замечательных  успехов.  К  сожалению,
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОГ  (  ОЬРАИИЕ  (  ОЧИНЕИИЙ

некоторые  их  завоевания  были  потом  забыты
и  утеряны.  Известный  ученый  Н.  Н.  Воронин
сказал,  что  в  первые  годы  Советской  власти
дело  охраны  памятников  держалось  на  «че¬
тырех  китах».  Первый  кит  -  государственный
орган  охраны,  авторитетный  и  влиятельный,
его  делами  постоянно  интересовались  Ленин
и  Луначарский.  Второй  кит  -  строгость  револю¬
ционных  законов,  которые  охраняли  памятники
истории  и  культуры.  Третий  -  наука.  В  те  годы
была  создана  Академия  истории  материальной
культуры,  которая  разработала  теорию  охраны
памятников  и  реставрации,  и  теория  эта  ныне
взята  на  вооружение  во  многих  странах.  Чет¬
вертый  кит  -  общественная  основа,  бурное
развитие  после  революции  интереса  к  краеве¬
дению  в  сотни  открытых  тогда  краеведческих
музеев.  По  мнению  Н.  Н.  Воронина,  нынче
оживлен  один  кит  -  общественный.  Очередь  за
тремя  другими  китами.
 Слова  Н.  Н.  Воронина  были  поддержаны,
и  в  предложениях  съезда  правительству  Рос¬
сийской  Федерации  было  записано:  необходимо
создать  государственный  комитет  охраны
природы  и  памятников  истории  и  культуры
и  пересмотреть  законы,  карающие  людей,  вар¬
варски  относящихся  к  народному  достоянию.
 ***
 А  вот  другие  наиболее  важные  проблемы,
о  которых  говорили  на  съезде.
 Памятники  и  градостроительство.  Всякий
город  не  есть  что-то  застывшее.  Города  растут.
При  реконструкции  что-то  неизбежно  идет
на  слом.  Возникают  конфликты  между  старым
и  новым.  Это  не  только  в  Москве,  не  только  у  нас
в  стране.  Решает  проблему  мудрое,  умелое  со¬
четание  старого  и  нового.  В  этом  случае  город
не  только  ничего  не  теряет,  но  становится
богаче  и  краше.  Примеры?  Астраханцы  умело
включили  городской  кремль  в  ансамбль  совре¬
менной  застройки.  В  Горьком  старинные  здания
умело  сочетаются  с  новым  строительством.  Так
же  решают  проблему  и  Рим,  и  Париж.  Однако
тут  огромное  значение  приобретают  чувство
ответственности,  вкус,  такт  и  уважительное
отношение  к  зодчим  прошлого.  К  сожалению,
этими  принципами  пренебрегли,  например,
в  первые  годы  реконструкции  Москвы,  и  мы
безвозвратно  потеряли  сотни  прекрасных  па¬
мятников.  И  сегодня  мудрость  и  чувство  граж¬
данской  ответственности  как  будто  засыпают
у  архитекторов,  когда  они  выбирают  место  для
«своего»  сооружения.  Кажется,  ими  руководит
одно  только  честолюбивое  желание:  «сесть  во
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНО!  CObPAHHFCOMHHFHHH
 что  бы  то  ни  стало».  Много  раз  и  громко  на¬
зывали  на  съезде  фамилию  архитектора  Че¬
чулина,  поселившего  новую  гостиницу  рядом
с  Московским  Кремлем.
 Сегодня,  когда  гостиница  уже  поднялась,
всем  очевидна  роковая  ошибка  в  выборе  места.
Постройка  заслоняет,  подавляет  ансамбль
Кремля.  Может  быть,  оплошность  только  теперь
обнаружилась?  Да  нет  же,  в  самом  начале  видна
была  ошибочность  этого  соседства.  Много  го¬
лосов  раздавалось  против.  Много  раз  выступали
газеты.  Много  бумаг  писано  с  убедительным
доказательством:  не  надо  строить.  Нет.  Дело
сделано.  И,  стало  быть,  встает  еще  одна  про¬
блема:  общественное  мнение  и  волевое  субъек¬
тивное  решение  группы  людей.  Горький  опыт
учит:  семь  раз  надо  отмерить  и  потом  уже  резать.
«Отмерить»  можно  только  большим,  коллек¬
тивным  умом,  всесторонним  обсуждением  про¬
ектов.  Только  так  можно  избежать  горестных,
непоправимых  издержек.  А  между  тем  и  сегодня
есть  много  примеров,  где  общественное  мнение
игнорируется.  Серьезного,  срочного  обсуждения
требует  судьба  Коломенского  -  этого  музея  под
открытым  небом.  На  него  надвигается  фронт
многоэтажных  домов,  надвигается,  несмотря
на  протесты  искусствоведов,  историков,  не¬
смотря  на  протесты  общественности.  Воистину
неистребим  характер  у  кота,  который  «слушает
да  ест».
 Еще  проблема:  кадры  строителей-рестав-
раторов.  Объем  предстоящих  работ  по  рестав¬
рации  и  починка  памятников  огромный.  А  кто
их  выполнит?  Нынешний  строитель  умело
управляется  с  бетонными  блоками,  с  металли¬
ческой  арматурой,  с  пластиками.  А  попроси
его  восстановить  архитектурно  сложную  кир¬
пичную  кладку,  попроси  положить  деревянный
брус  сруба  или  починить  кровлю  древней
постройки  -  он  не  сможет.  Нужны  мастера-
реставраторы: 	каменотесы, 	плотники,  кро¬
 вельщики,  резчики  по  дереву,  позолотчики.
Надо  их  срочно  готовить.  Форма  технического
училища  вполне  подошла  бы  для  такой  школы
мастеров.
 Разумеется,  при  всех  реставрационных  ра¬
ботах  должен  быть  и  высший  наставник  -  архи¬
текторы,  художники  с  большой  культурой  и  спе¬
циальным  образованием.  Их  сегодня  ничтожно
малое  число.  Специально  их  нигде  не  готовят.
При  архитектурных  вузах  и  высших  художе¬
ственных  школах  неотложно  нужны  отделения
реставраторов.
 Немаленькая  проблема  -  средства  для  вос¬
становления  памятников.  Уже  давно  все  со¬
 92

шлись  на  мнении:  памятники  должны  при¬
носить  доход.  Иностранный  туризм  сверх  того
дал  бы  государству  приток  валюты.  Как  органи¬
зовать  эту  «коммерцию»?  Показ  древностей  за
плату?  Продажа  сувениров?  Доход  от  изданий?
От  гостиниц?  Все  эти  вопросы  на  съезде  только
поставила  Алиса  Ивановна  Аксенова,  директор
Владимиро-Суздальского  заповедника.  Но  от¬
ветить  на  эти  вопросы  никто  не  смог.  Дей¬
ствительно,  какими  путями  надо  заставить  па¬
мятники  «работать  на  себя»?  Вопрос  требует
неотложного  изучения,  анализа  зарубежного
опыт.  Известно,  например:  в  Югославии  па¬
мятники  не  только  «содержат  себя»,  но  и  дают
государству  хороший  доход.  Почему  бы  нам
не  послать  поучиться  в  Югославию  заинтересо¬
ванного  и  толкового  человека,  например,  ту  же
Аксенову.
 Но  теперь  уже  ясно:  в  этой  «коммерции»
не  обойтись  без  начальных  капиталовло¬
жений.  Нужны  гостиницы  в  привлекательных
для  туристов  районах.  Нужны  дороги,  нужен
транспорт,  кафе,  кемпинги.  Затраты  на  них
окупятся  с  лихвою  в  короткое  время.  Надо  ре¬
шиться  на  это.  Первые  ласточки  уже  есть:  ЦК
комсомола  строит  туристский  центр  в  Ростове
Великом.  ВЦСПС  делает  подобные  вклады.
 ***
 И  теперь  самое  главное.  Древняя  постройка
или  памятник  революции  и  войны  ничего
не  значат,  если  их  не  увидит  человеческий  глаз.
Смысл  сохранения  древностей  и  священных  ре¬
ликвий  недавнего  времени  состоит  в  том,  чтобы
с  помощью  их  воспитывать  человека.  Воспи¬
тывать  чувство  прекрасного,  воспитывать  исто¬
рическое  мышление  при  оценке  всего,  что  про¬
исходит  вокруг,  воспитывать  чувство  сыновнего
отношения  к  своей  земле,  к  Отечеству.  Стало
быть,  работа  нового  общества  должна  состоять
из  двух  частей:  первая  -  сохранять,  восстанав¬
ливать  памятники;  вторая  -  пропагандировать,
объяснять  культурные  и  моральные  ценности
прошлого.  Путей  для  этой  работы  великое  мно¬
жество.  Букварь  и  газета,  кино,  радио,  телеви¬
дение;  слово  учителя  и  книги  ученого;  отцовский
 93
 разговор  о  семейных  реликвиях  и  путешествие
по  родной  стране  -  все  должно  показать  человеку
мир,  который  был  до  него.  Только  в  этом  случае
человеку  будет  понятен  мир  его  дня,  знание  про¬
шлого  поможет  уверенно  делать  шаги  вперед.
Работа  кропотливая,  каждодневная.  Упаси  нас
боже  понять  ее  как  кампанию.  Бережное  от¬
ношение  к  прошлому  немыслимо  без  общей
культуры  людей.  В  свою  очередь,  памятники
прошлого  воспитывают  культурного  человека.
В  этом  замкнутом  кольце  мы  должны  идти  вверх
по  спирали.  Только  вверх!  И  пусть  мудрость  ру¬
ководит  нами.  А  мудрость  в  конкретном  про¬
явлении  состоит  в  том,  чтобы  не  менять  без
надобности  хороших  названий  городов  и  ме¬
стечек,  не  ломать,  например  (ради  удобства
строителей),  древнюю  Китайгородскую  стену
в  Москве.  Мудрость  состоит  в  том,  чтобы  па¬
мятники  революции  и  недавней  войны  уберечь
от  стандарта.  На  Курской  дуге  надо  не  только
поставить  монументы  из  бронзы  и  мрамора,
но  оставить  бы  пару  подбитых  танков  среди
полей.  Мудрость  состоит  в  том,  чтобы  где-то
на  окраине  Москвы  в  районе  многоэтажных  за¬
строек  оставить  деревянный  домишко  (один
домишко!),  обнести  его  оградой.  Рожденному
завтра  человеку  он  рассказал  бы,  что  было
на  месте  белокаменных  высоких  домов.  Ведь
именно  такая  «агитация  за  Советскую  власть»
действует  на  человека  сильнее  всего.  Мудрость
состоит  в  том,  чтобы  подумать:  стоит  ли  пере¬
носить  «Третьяковку»  или  Художественный
театр  в  новое,  «более  богатое»  помещение.  Ведь
с  переходом  «Третьяковка»  перестает  быть  «Тре¬
тьяковкой».  «Это  все  равно  что  перенести,  на¬
пример,  Бородинское  поле  или  Куликово  поле
в  другую  область»,  -  сказал  на  съезде  писатель
Ираклий  Андроников.  Кстати,  Куликово  поле
тоже  надо  хранить  как  священное  место,  а  не
как  кусок  пахотной  земли,  засеянной  яровыми...
 Одним  словом,  у  нового  общества  много
забот.  После  праздника  новорожденна  на¬
ступает  понедельник  деловых  будней.
 За  работу!
 •  В.  Орлов,  В.  Песков.  16  июня  1966  г.
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНО!  СОЬРЛПИ!  СОЧИН1  НИН

ГЛАВНАЯ  ПЛОЩАДЬ
 ШИРОКА  ОРАНА  МОЯ...
 Первые  слова  самой  дорогой  нам  песни  стали
сегодня  газетной  рубрикой.  Они  будут  служить
паролем  новому  циклу  материалов,  который  мы
посвящаем  ПЯТИДЕСЯТОМУ  ОКТЯБРЮ.
 Мы  помним  давний  поэтический  образ:
«страна-подросток».  Теперь  пришла  пора  мудрой
зрелости  Социалистического  Отечества.  Уж
не  одно  поколение  ленинцев  родилось,  взросло
и  дало  жизнь  другим.  И  для  каждого,  приходящего
вновь,  самым  решающим  было  осознание  своего
сыновнего  чувства,  самым  волнующим  -  узна¬
вание  Родины.  Давайте  еще  и  еще  раз  переживем
эти  высокие  минуты.  Оглянем  родное  лицо  своей
земли,  постигнем  его  непреходящую  красоту  и  ве¬
личие  духа,  подытожим  сотворенное  Октябрем.
 Наш  специальный  корреспондент  Василий
Песков  отправляется  в  шестнадцатимесячное  пу¬
тешествие.  Его  задание  -  создать  пятьдесят  фото¬
портретов  Родины.  Авиаторы  согласились  помочь
нашему  корреспонденту.  Свои  снимки  он  сделает
с  высоты  птичьего  полета.  А  потом  и  шагами  из¬
мерит  избранный  уголок  земли,  откроет  его  для  нас.
 Начиная  с  сегодняшнего  номера,  раз  в  десять
дней  на  этой  странице  будет  появляться  фото¬
портрет  Родины.  Главная  площадь.  Хлебное  поле.
Народный  праздник.  Домик  на  околице  СССР.
Кузница  XX  века.  Степь.  Родина  гения.  Спор¬
тивный  день...  Итак,  начало  -  Главная  площадь.
 ***
 Задача  трудная  -  сказать  о  ней  в  тысячный
раз.  Площадь  известна  каждому  человеку
раньше,  чем  он  открывает  букварь.  И  если  даже
жизнь  пройдет  в  глухомани  из  глухоманей  и  че¬
ловек  ни  разу  не  покидал  дома,  все  равно  он
знает  этот  мощеный  камнем  кусок  земли  в  се¬
редине  Москвы.  Если  же  мы  стремимся  увидеть
землю,  то  сюда  тянемся  в  первую  очередь,  хотя,
кажется,  уже  известна  до  мелочи  эта  площадь.
 В  первый  раз,  я  помню,  не  удержался,  при¬
тронулся  ладонью  к  стене.  Такой  же  кирпич,  как
и  у  наших  домов  под  Воронежем,  обычный  те¬
саный  камень  под  ногами,  облака  над  площадью
такие  же,  как  и  у  нас  над  лесом.  И  все-таки  во
всем  вместе  жила  сила,  заставлявшая  сердце
стучать  не  так,  как  обычно...
 Вчера,  я  не  помню  уж  в  какой  раз,  прошел
по  площади.  Кусок  земли,  совсем  небольшой  -
 Насилий  ПКСКОВ
ПОЛИОГ  СОЬРЛИИ!  СОЧИНЕНИИ
 пятьсот  шагов  в  длину,  в  ширину  полторы  сотни.
Я  не  раз  проходил  тут,  занятый  разговором  или
суетными  мыслями,  -  площадь  была  сама  по
себе,  я  сам  по  себе.  И  вот  опять  как  в  первый  раз
иду  по  ней...
 Все  осталось  по-прежнему.  С  годами  и  оттого,
что  часто  видишь  эти  звезды  и  камни,  отно¬
шение  к  ним  не  меняется.  И  если  меняется,  то
так  же,  как  к  матери:  чем  больше  лет  за  спиной,
тем  дороже  ее  седина.
 Я  постарался  припомнить,  что  видел  в  путе¬
шествиях  по  земле.  Множество  площадей!  Можно
сравнивать.  Красная  площадь...  Я  не  увидел  нигде
большей  красоты,  строгости  и  своеобразия.  До¬
пускаю:  так  же  может  сказать  житель  Рима,
Пекина  и  Праги  -  сыновнее  чувство  в  сторону
не  откинешь.  Но,  даже  строго  приглушив  его,
стоишь  на  своем:  лучшая  на  земле  площадь!
 А  что  касается  сыновнего  чувства,  то  оно  пи¬
тается  не  только  красотою  в  сказку  сплетенных
камней  собора,  гордостью  башенных  шпилей
и  строгостью  Мавзолея,  ритмом  кирпичных
зубцов  на  стене  и  красным  светом  башенных
звезд.  На  площади  живет  Время.  Именно  ощу¬
щение  Времени  заставляет  сердце  стучать  не  так,
как  обычно.  Заметить,  как  течет  Время,  нельзя,
даже  тут,  на  площади,  под  большим  кругом  золо¬
ченых  часов.  Человеческий  глаз  не  может  уловить
движение  стрелок,  не  может  заметить,  как  растут
ели  у  Кремлевской  стены,  как  под  ботинками
идущих  стираются  камни.  Но  мы  чувствуем
на  площади  глубину  Времени.  Мы  говорим:
«Древние  камни».  Любопытно,  что,  встретив
в  горах  камень,  мы  не  говорим,  что  он  древний,
хотя  природа  творила  его  в  одно  время  с  камнем,
положенным  в  кремлевскую  башню.  Древность
камня  определяется  тем,  что  он  видел.  Дожди,  на¬
верно,  в  первый  же  год  вымыли  с  белых  камней
кровь  Степана  Разина.  Но  Лобное  место  помнит
тот  день,  когда  под  топором  покатилась  голова
российского  бунтаря.  Поднимитесь  по  стертым
ступеням,  взгляните  в  седину  белого  круга  -  и  вы
почувствуете:  камни  все  помнят.
 Кажется,  она  вечно  стоит,  эта  площадь.
Но  все  имело  начало.  Недавно  вели  раскопки
в  Кремле.  Обнаружились  старые  кладки,  еще
глубже  копнули  -  остатки  деревянной  башни,
еще  глубже  -  следы  хижины  древнего  сапожника.
 94

Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОБРАНИЕ  СОЧИНЕНИЙ

А  еще  ниже  в  земле  нашли  только  еловые  и  со¬
сновые  шишки  -  лес  шумел  на  том  месте,  где
лежит  мощеная  площадь  и  стоит  Кремль.  Почти
тысячулет  человеческих  страстей,  бунтов,  празд¬
ников,  пожаров  и  подвигов  помнит  площадь.
Это  много  -  тысяча  лет:  ведь  даже  последние
пятьдесят  оставили  столько  следов  на  площади!
На  башнях  вместо  орлов  появились  звезды.
На  площади  страна  оставила  жить  самого  до¬
рогого  ей  за  всю  историю  человека.  Через
площадь  мимо  Мавзолея  (намеренно  через
площадь!)  прошли  в  сорок  первом  защитники
Москвы.  С  площади  -  прямо  в  окопы!  Мы
помним  этот  день  со  снежной  поземкой.  Скрип
замерзших  сапог  по  камням  и  сжатые  зубы:
«Будет  и  на  нашей  улице  праздник».  И  Красная
площадь  дождалась  праздника.  Солдаты  вер¬
нулись  и  на  камни  бросили  вражеские  знамена...
 Все  это  обязательно  вспоминаешь,  когда  про¬
ходишь  под  золоченым  кругом  Спасских  часов.
 Все  это  дает  право  назвать  сединами  белый
камень  кремлевских  башен.  Хранительница
минувшего,  площадь  намечает  нам  и  глубину
завтрашних  дней.  Дорогое  слово  на  Мавзолее
и  свет  кремлевской  звезды  над  площадью  -  это
наш  путь,  наша  жизнь.
 ...Вот  она,  наша  Главная  Площадь.  Снимок
сделан  из  окна  вертолета.  Может  быть,  это  и  не
самая  лучшая  точка,  с  какой  можно  увидеть
площадь.  Но  мы  видим  ее  по-новому  и  тоже  пре¬
красной.
 Самоедорогое  место  нашей  земли.  Отсюда  во
все  стороны  уходят  дороги.  Сюда  со  всех  сторон
наши  дороги  сходятся.  Отсюда  мы  начнем  путе¬
шествие  по  стране.
 Снимок  сделан  с  помощью  «Аэрофлота».
Командир  вертолета  -  В.  Колошин.
 •  Фото  автора.  10  июня  1966  г.
 хлеб
 ШИРОКА  СТРАНА  МОЯ...
 Помню,  в  детстве  бабка  по  утрам  опускалась
перед  образом  на  колени  и  шептала  всегда  одну
и  ту  же  молитву:  «Хлеб  наш  насущный,  дажди
нам  днеси...»  Слова  непонятные,  но  я  знал:
бабка  говорит  с  богом  о  хлебе...
 Первое  самое  раннее  воспоминание:  едем
с  поля.  Высокий  воз  со  снопами.  Я  сижу  на  самом
верху.  Видно  спину  лошади.  Воз  плавно  ка¬
чается.  Летают  комары,  скрипит  телега.  Пахнет
пылью.  Запах  теплых  спелых  снопов...
 Когда  мне  было  пять  лет,  отец  ушел  работать
в  город.  В  городе  он  заслужил  все  почести  ра¬
бочего  человека  -  в  доме  у  нас  полсундучка  от¬
цовских  почетных  грамот.  Но  всю  жизнь  отец
тосковал  по  земле.  Я  не  ходил  за  сохой,  но,
странное  дело,  вздохи  отца  мне  дороги  и  по¬
нятны...
 В  сорок  седьмом  после  засухи  не  было  хлеба.
Собирали  желуди,  сушили  и  толкли  лебеду.
В  селе  у  нас  пухли  от  воды  и  умирали.  Умирали
в  первую  очередь  самые  крепкие  и  здоровые
мужики.  Мать  вынула  из  сундучка  и  завязала
в  узел  последнее,  что  было:  два  старинных,
 Василий  ПЕСКОВ
 IICVIHOF  (ОЬРАНИ!.  СОЧИНЬИИИ
 оставшихся  от  бабки  холста,  отцовские  сапоги,
вышитые  божницы,  сняла  со  стены  часы...
На  Украине  в  Шепетовке  за  весь  узел  добра  мы
с  отцом  выменяли  два  пуда  пшеницы.  С  тем
и  приехали.  Хлеба  не  испекли.  В  чугун  мать
сыпала  две  горсти  муки.  Еду  можно  было  пить
кружкой.  А  когда  поспел  новый  хлеб,  мы  с  се¬
строй  шли  за  комбайном  и  собирали  оброненные
ржаные  колосья.  Мать  сделала  маленький,  с  та¬
релку,  хлебец,  мы,  ребятишки,  сидели  у  печи
и  ждали:  когда  же?  Мать  достала  хлебец,  раз¬
ломила  и  вдруг  заплакала  от  радости,  что  может
нас  накормить.  Не  пережившим  такие  дни
трудно  объяснить,  что  нет  ничего  вкуснее  куска
хлеба...
 «Без  хлеба  нет  песен».  Это  только  одна  из
многих  пословиц  о  хлебе.  В  нашем  языке  сотни
тысяч  слов.  Если  подумать,  что  стоит  за  каждым
из  них,  слово  «ХЛЕБ»  надо  поставить  на  самое
первое  место.  Древнейшая  профессия  на  земле  -
хлебопашец.  В  египетской  гробнице,  просто¬
явшей  три  с  половиной  тысячи  лет,  был  найден
печеный  хлеб.  Кусок  окаменевшего  хлеба  хра-
 96

нится  в  музее  Цюриха.  Его  нашли  археологи
в  иле  пересохшего  озера.  Шесть  тысяч  лет  назад
был  испечен  этот  хлеб.  В  каменном  веке,  когда
еще  люди  не  знали,  что  такое  металл,  они  уже
сеяли  хлеб...
 Хлеб...  Нет  на  земле  важнее  работы,  чем  во¬
время  бросить  семена  в  поднятую  землю  и  во¬
время  взять  у  земли  поспевшие  зерна...
 Сейчас,  когда  летишь  над  равниной,  видишь
два  цвета:  зеленый  -  леса  и  сады,  и  желтый  -
хлеба.  В  степях  желтизна  -  от  горизонта  до  го¬
ризонта.  Пролетая  над  степью,  даже  сверху  чув¬
ствуешь,  как  на  земле  сейчас  жарко.  Дрожат,
струятся  прозрачно-стеклянные  волны  марева,
а  над  комбайнами,  если  взглянуть  против
солнца,  стоит  белая  пыль  перебитой  соломы.
Вся  степь  в  белых  дымках.
 97
 Летим  над  Херсон-
щиной.  Решаем  с  лет¬
чиками: 	сядем  возле
 одного  из  комбайнов.
Попросим  воды,  позна¬
комимся.  Делаем  круг.
Комбайнер,  придержав
машину,  крутит  над  го¬
ловой  картузом:  садись!..
 Двое.  Чумазые
сверкают  только  глаза
и  зубы.  Знакомимся.  Низ-
бузинские.  Отец  и  сын.
Петр  Андреевич  и  Ана¬
толий.
 - 	Давно  вместе?
 Переглядываются,  кар¬
тузами  вытирают  лица.
 - 	Толик  мне  сначала
харчи  приносил  на  комбайн.  А  теперь  уже
шесть  годов  рядом.  Уже  отцу  наставления  делает.
 Сын  учится  в  Ново-Каховском  сельскохозяй¬
ственном  техникуме.  Каждое  лето,  когда  идет
назначение  на  практику,  Анатолия  вызывает  ди¬
ректор:
 - 	Ну  что,  опять  к  отцу?
 - 	К  отцу.
 Вот  так  вместе  в  горячее  время  и  работают
отец  и  сын  Низбузинские.
 Сидим  на  стерне.  Отец  Низбузинский  достал
из  ящика  пирог  с  вишнями.
 - 	Пробуйте,  -  новый  хлеб.
 Запиваем  еду  теплой  водой  из  бидончика.
 -Давно  на  этих  полях?
 - 	Да  всю  жизнь  почти.  Мать  и  отец  у  меня
умерли  почти  в  один  год,  а  меня  добрые  люди
 Насилии  I1LCKOB
 ПОЛНО*  (  ОЫ’АНИЬ  (  О'ШННШИ

на  воспитание  совхозу  определили.  Вот  с  тех
пор...  На  самом  первом  комбайне  работал.
Теперь  дождался  помощника...
 Не  время  для  долгого  разговора.  На  поле
сейчас  минуты  считают.
 -  Вы  к  нам  на  праздник  «Обжинки»  спу¬
скайтесь!  -  кричит  младший  уже  с  комбайна.  -
Через  три  дня  кончаем  -  бочку  вина  к  озеру  при¬
 везут...  Или  домой  приезжайте.  Нас  отыскать
просто:  совхоз  «Ингулец»,  село  Ингулец,  река
Ингулец...
 Поднимаемся.  И  сейчас  же  над  комбайном
отца  и  сына  встает  белое  жаркое  облако...
 •  Фото  автора.  Херсонская  область.
 20  июля  1966  г.
 МОТОРНЫЕ  СТРАСТИ
 Ж  аныие  я  видел  это  только  в  кино:  глазом  по¬
вести  не  успеешь  -  уже  проскочил.  Рев  -  как  будто
улетает  средних  размеров  ракета.  А  по  сторонам
зрители.  Мешки  с  соломой,  привязанные  к  де¬
ревьям,  напоминают:  человек  может  вылететь
из  машины  или  вместе  с  машиной...  Машину
может  понести  с  дороги  в  самую  гущу  людей.
Но  это  случается  очень  редко.  И  зрители  безбо¬
язненно  делят  опасность  с  гонщиками.  Первый
раз  стою  среди  них  и  так  же  возбужденно  прики¬
дываю:  «Ранула  или  этот,  на  красной  машине?»
Они  проносятся  -  еле  успеваешь  разглядеть
номера.  Двое...  Остальные  далеко  позади,
хотя  несутся  тоже,  как  черти  из  преисподней.
Впрочем,  приглядевшись,  начинаешь  их  срав¬
нивать  с  рыцарями.  Та  же  смелость,  риск,  жажда
победы  у  людей  на  глазах.  Сходство  дополняют
шлемы  и  кожаные  доспехи.  «Ранула  или  этот,
на  красной?»  Неизвестно  почему,  я  вместе  со
всеми  болею  за  Ранула.  Изгородь  из  веревки
держит  людей,  не  дает  выплеснуться  на  дорогу,
по  которой  в  синем  дыму  кружатся  эти  сумас¬
шедшие  рыцари.  В  предыдущем  старте  авто¬
мобилей  одна  машина  снесла  угол  судейского
мостика.  Старика  судью  унесли  на  носилках,  но
гонка  не  задержалась  ни  на  секунду  и  ни  один
человек  ни  на  шаг  не  отошел  от  веревки.
 Синий  дым  заполняет  пространство  между  со¬
снами  и  дорогу.  И  в  нем  рев  мотоциклов.  «Ранула
или?..»  Все-таки  Ранула!  Счастливый,  он  держит
в  руках  свою  каску.  Волосы  прилипли  к  мокрому
лбу.  Деревья  и  человеческие  лица,  наверно,  все
еще  бегут  у  него  перед  глазами.  Сумевший  опра¬
виться  судья-старичок  надевает  ему  венок  из  ду¬
бовых  листьев,  другой  судья  несет  серебристого
цвета  посуду,  какая-то  девушка  бежит  к  нему
с  тремя  цветками  красной  гвоздики.
 Василий  П1.СКОВ
 ПОЛИОГ  ГОЬРАНИ!  сочингнии
 98

-Ра-ну-ла!..
 У  всех  праздник...
 Таллинцы  почти  равнодушны  к  футболу.  Со¬
общения  о  баталиях  в  Англии  их  волновали
не  больше,  чем  сводки  погоды.  Я  не  видел,  чтобы
на  лужайках  за  городом  мальчишки  гоняли  мяч.
Бывают  изредка  в  Таллине  футбольные  игры.
Пять-шесть  тысяч  зрителей  собираются,  не  более.
Зато  мотогонки  делают  город  пустынным.  Сто
тысяч  зрителей  собираются  на  шоссейном  кольце
Пирите.  В  Таллине  чуть  больше  трехсот  тысяч
жителей.  Каждый  третий  спешит  занять  место
поближе  к  дороге.  И  едва  ли  не  каждый  третий
из  зрителей  сам  может  управляться  с  машиной.
На  работу  -  на  мотоцикле,  на  рыбалку  -  на  мо¬
тоцикле,  на  свиданье  -  на  мотоцикле,  в  гости  -
на  мотоцикле,  в  путешествие  (в  Среднюю  Азию,
например)  -  на  мотоцикле,  девушка  с  женихом
рядом.  Рыбак  на  мотоцикле,  художник  на  мото¬
цикле,  молодая  колхозница  на  мотоцикле.  А  как
собралось  больше  десятка  -  уже  непременно
гонки.  Каждое  воскресенье  в  колхозах,  рабочих
поселках  -  состязания.  В  Таллине  на  кольцо
Пирите  попадают,  конечно,  самые  сильные.  И  не
только  эстонцы  собираются  на  это  кольцо.  Все
крупные  всесоюзные  состязания  -  тут,  на  кольце
Пирите.  И  это  еще  более  бередит  страсти.  Парень
в  шестнадцать  лет  не  мыслит  себе  жизни  без
пары  колес.  Конечно,  не  все  попадают  на  кольцо
в  Пирите.  Не  все  участвуют  даже  в  маленьких  со¬
стязаниях.  Просто  мотоцикл  стал  непременной
частью  быта  в  Эстонии.  С  1  июля  эстонская  ми¬
лиция  строго  постановила:  ездить  только  в  за¬
щитных  касках.  Это,  конечно,  поможет  уберечь
самые  горячие  головы  на  дорогах.
 Разумеется,  Таллин  надо  считать  мотоци¬
клетной  столицей.  Но,  прилетев  из  Эстонии
в  Латвию,  я  увидел:  под  боком  у  эстонцев
вырастает  могучий  соперник.  На  дорогах  -
сплошные  каски  (есть,  оказывается,  и  у  лат¬
вийцев  постановление  -  «без  касок  ни  шагу»).
«Пирите?  Пирите  -  это  да...  -  сказал  один
рижский  гонщик,  которому  я  дал  бы  лет  пять¬
десят  с  лишним.  -  Вы  приезжайте  к  нам  в  ав¬
густе,  увидите  колечко».
 ...В  окрестностях  Риги  мы  с  летчиком  при¬
землились  на  опушке  небольшого  леска.  Вышли
из  вертолета,  курим.  Глядим,  мчится  к  машине
мальчишка  с  ведерком.  Лет  тринадцать  маль¬
чишке.  Думаем:  бежит  поглядеть  вертолет.  Нет.
 -Дядя,  плесни  бензинчику...
 - 	Это  зачем  же?
 - 	Да  кончился,  а  у  нас  два  заезда  еще...
 -И  ты?..
 Мальчишка  обиделся:
 - 	Приходите...  Мой  номер  24-й.
 Мы  поднялись  сверху  глянуть  на  гонщиков...
 Вот  они  мчатся  по  белой  пыльной  дороге.  Во
втором  заезде  на  мопедах  был  и  наш  знакомый
тринадцатилетний  Кужнекс  Вилнис.  У  старта
и  финиша  волновались  зрители.
 Все  лето  бушуют  моторные  страсти  в  При¬
балтике.  А  вы  говорите  -  футбол,  Золотая
богиня...  Всякому  свое.
 Снимок  сделан  с  вертолета.  Пилот  машины-
Владислав  Борзый.
 •  Фото  автора.  30  июля  1966  г.
 ДНЕПРОВСКОЕ  ОЖЕРЕЛЬЕ
 ШИРОКА  (IPАЙВ  ПОЯ...
 то  Днепрогэс...  Людям  старшего  поколения
объяснения  вряд  ли  нужны.  Каждый,  кому
сейчас  больше  пятидесяти,  сразу  скажет:
«Днепрогэс».  Тридцать  четыре  года  назад  все
газеты  мира  напечатали  примерно  такой  же
снимок.  Пожалуй,  ни  одной  на  земле  плотине
не  выпало  столько  славы.  Давайте  вместе  раз¬
глядим  фотографию,  сделанную  несколько
дней  назад.
 99
 Ну,  в  первую  очередь  -  необычайно  красива!
Промышленные  постройки  не  часто  радуют
глаз.  Тут  же  -  подлинное  художество.  Идешь
верхом  -  могучий  бетонный  мост  несет  людей,
машины  и  подпирает  воду.  Со  стороны  глянешь  -
белое  кружево  на  реке.  Легкая,  изящная  дуга.
Бетонное  ожерелье...  Какие  хочешь  слова  будут
здесь  справедливы.  Не  обманитесь  в  размерах,
глядя  на  снимок.  Верхом  плотины  идут  автобусы
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОБРАНИЕ  СОЧИНЕНИИ

и  машины.  Но  их  не  видно.  Они  мельче  маковых
зерен  на  этом  снимке.  Почти  миллион  кубо¬
метров  бетона  легло  в  плотину.  Это  много  даже
по  нынешним  временам.  Но  знают  ли  люди,  ко¬
торым  сегодня  двадцать  и  тридцать:  бетон  для
днепровской  плотины  строители  месили  ногами.
Ногами!!!  Так  же,  как  исстари  на  Украине  месят
глину  с  соломой  для  саманного  кирпича.  «Рези¬
новые  сапоги  -  и  пошел!  С  песней  месили...»  -
Это  рассказал  Афанасий  Афиногенович  Дмитру-
сенко,  строивший  плотину  и  живущий  теперь
в  Днепропетровске.
 Мы  сели  с  ним  в  трамвай  и  приехали
на  плотину.  Афанасий  Афиногенович  проводит
шершавой  рукой  по  бетону  и  говорит  о  плотине,
как  о  живом  существе.  На  плотине  множество
«родинок»  и  «царапин»,  знакомых  только  этому
старику.  Это  его  ноги  в  резиновых  сапогах
месили  бетон,  и  от  его  пальцев  на  бетоне  за¬
стывали  царапины.  «А  во  время  войны  плотину
взорвали.  Вот  тут  правее  центра  была  разрушена.
Днепр  лился  свободно,  как  будто  плотины  и  не
было.  Я  кружными  путями  из  своей  части  заехал
сюда...  Стою  вон  там,  на  берегу.  Зачерпнул
каской  воды,  скорее  плеснул  на  лицо,  чтобы
люди  не  разглядели  слез...»
 Представим  на  минуту:  нет  на  этом  месте
плотины.  Синяя  вода,  ровная  и  спокойная,
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  С  ОЬРАНИЕ  (  OWMHFHHH
 течет  по  степи.  Белеют  гребешки  пены  возле
камней.  Это  ведь  то  самое  место,  где  стояли
на  Днепре  курени  запорожцев.  А  теперь  тут  же,
на  берегах,  представьте  тысячу  повозок,  запря¬
женных  быками  и  лошадьми.  И  человеческий
муравейник.  Плотины  пока  еще  нет.  Днепр  по-
прежнему  на  порогах  пенит  белые  гребешки.
А  в  человеческом  муравейнике,  если  бы  тогда
заглянуть  сверху,  можно  было  бы  разглядеть
кое-где  механизмы  и  людей  в  синих  спецовках.
В  синем  ходили  американцы.  Американские
инженеры  за  хорошие  деньги  согласились  по¬
работать  в  России  -  в  России,  которая  «за¬
теяла  что-то  не  очень  сбыточное».  Американцы
честно  отработали  золотые  рубли.  Кое-кто  из
них  уехал  на  родину  даже  с  нашими  орденами.
Но  вряд  ли  даже  самые  большие  доброжелатели
и  оптимисты  могли  угадать  тогда,  что  парни,
месившие  ногами  бетон,  через  тридцать  лет
поедут  строить  плотину  на  Ниле.  Вряд  ли  фирма
«Ньюпорт-ньюс»,  поставлявшая  на  Днепр  обо¬
рудование,  могла  предположить,  что  в  1966  году
ленинградский  завод  «Электросила»  будет  вы¬
пускать  самые  мощные  в  мире  гидротурбины...
 1  мая  1927  году  был  положен  в  Днепровскую
ГЭС  первый  камень.  «Какие  дни  были!»  -  Афа¬
насий  Афиногенович  помнит,  как  клали  эти
первые  камни,  как  людей  в  бараках  валила  уста¬
 100

лость.  Мир  не  верил  «затее».  И  в  самом  деле  это
была  великая  дерзость  -  объявить,  что  будет  по¬
строена  невиданная  плотина.  Пять  лет  строили
Днепрогэс.  И  вот  таким  увидел  ее  мир  на  первых
снимках.  По  тем  временам  это  была  самая
крупна  я  гидростанция.  По  тем  временам  это
была  самая  большая  из  наших  побед.  «В  моей
жизни  это  был  самый  большой  праздник.  Все
помню:  как  шумела  вода,  как  загорелась  первая
лампочка,  как  плясали  от  радости  на  плотине...
10  октября  в  32-м  все,  кто  строил,  собрались
на  правом  берегу.  Одних  только  гостей  -  ра¬
бочих  с  разных  концов  земли  -  было  четыре
тысячи.  Я  думал,  что  сердце  у  меня  в  тот  день
выскочит  и  полетит.  Орджоникидзе  приехал,
Калинин,  Анри  Барбюс...»
 «Комсомольская  правда»,  напечатавшая
в  этот  день  портрет  Афанасия  Дмитрусенко,  три
страницы  отвела  празднику  на  Днепре.  Обвет¬
шалая  бумага  газеты  бережно  хранит  радость,
захлестнувшую  страну  10  октября:  «Днепр  ра¬
ботает  на  социализм»,  «Эпоха  индустриали¬
зации  началась!»
 «Мы  не  должны  удивляться,  -  писала  па¬
рижская  «Ревю  де  Монд»,  -  если  Россия  в  бли¬
жайшее  время  преподнесет  нам  еще  десяток
Магнитогорсков  и  Днепростроев...»
 Французская  газета  трезво  глядела  вперед.
Рассматривая  снимок  индустриального  пер¬
венца,  сколько  мы  можем  назвать  теперь  по¬
строенных  Днепрогэсов!  Попробуем  сосчитать.
На  Днепре  -  Каховская  ГЭС,  Кременчугская.
На  Волге  -  три  гидростанции,  четвертая
строится.  На  Ангаре  -  две,  третья  строится.
На  Енисее  -  строится.  И  так  далее.  И  это  только
 БАБУШКА  И  ВНУЧКА
 ОТКРЫТИЕ  МИРА
 Вабушка,  это  деревянный  песочек?
 - 	Нет,  это  опилки.
 - 	Бабушка,  а  кто  покрасил  цветы?
 Можно  сказать: 	боженька.  Простой
 и  легкий  ответ.  Тысячу  лет  все  бабушки
на  земле  именно  так  отвечали  на  вопросы
внуков.  Но  эта  бабушка  в  бога  не  верит.  И  ей
нелегко  отвечать.  А  вопросы  целятся  один  за
другой:
 101
 те  гидростанции,  что  крупнее  первой  Дне¬
провской.  И  насколько  крупнее!  В  одной  только
Братской  станции  -  шесть  Днепрогэсов.  Правда,
и  Днепрогэс  желает  омолодиться  и  набрать
новые  силы.  Сейчас  его  мощность  650  тысяч
киловатт.  Посмотрите  на  снимок.  Эту  энергию
рождают  турбины  в  здании,  притулившемся
с  левого  края  плотины.  Подсчитано:  нынешний
режим  Днепра  разрешает  не  сливать  лишнюю
воду  через  пролеты,  а  построить  еще  одну
машинную  станцию.  Ее  можно  пристроить
на  правом  крыле  плотины.  Она  займет  девят¬
надцать  пролетов.  Архитекторы  морщатся  -  «на¬
рушится  неповторимая  красота  Днепрогэса».
«Но  зато  сила  возрастает  в  два  раза»,  -  говорят
энергетики.  Мы  тоже  вздохнем,  если  плотина
потеряет  прежнюю  красоту.  Но  слишком  внуши¬
тельны  доводы  энергетиков...
 Чем  закончить  размышления  над  снимком?..
Уезжая  в  командировки,  вместе  с  рубашками
и  запасными  блокнотами  я  кладу  в  чемодан
электрическую  бритву.  Сегодня  в  самом  глухом
месте  страны  находишь  розетку.  Брейся  и  вы¬
плавляй  алюминий,  крути  станки,  зажигай
огни  в  избах,  включай  рубильники  синхрофа¬
зотронов.  Это  и  есть  электрификация,  о  какой
мечтал  Ленин...  Трудно  было  начать.  Поэтому
так  дорог  нам  днепровский  первенец.  Разве
можно  забыть:  «Бетон  ногами  месили»...
 Снимок  сделан  с  самолета.  Пилот  «Аэро¬
флота»  -  Василий  Грак.
 •  Фото  автора.  11  августа  1966  г.
 - 	Бабушка,  а  зачем  лошадка  кусает  цветы?
А  что  лошадка  сказала  своей  дочке?
 Бабке  хочется  отдохнуть.  Она  разворачивает
на  траве  узелок,  достает  помидоры,  два  яблока.
-Лена,  Лена!
 Но  Лена  нашла  под  листьями  улитку:
 - 	Бабушка,  что  это?!
 Бабка  сама  в  первый  раз  видит  такое
чудище...
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛИСА  СОБРАНИР  СОЧИНЬНИИ

Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОБРАНИЕ  СОЧИНЕНИЙ
 102

Два  человека  с  великим  любопытством  раз¬
глядывают  существо,  уместившееся  на  ладони...
 Исчезают  ли  с  возрастом  наши  вопросы
к  миру?..
 Вертолет
 Как  только  вертолет  касается  земли  ко¬
лесами  и  мы  открываем  двери  -  всякий  раз  такая
же  вот  картина.  Сотня  глаз:  «Что  там  внутри?»
И  непременный  вопрос:
 - 	А  как  он  летает  без  крыльев?
 - 	Винт...  На  нем  и  держится.
 - 	На  воздух  опирается,  да?
 - 	На  воздух.
 - 	А  если  опереться  винтом  на  столбы,  сло¬
мается?
 Я  гляжу  на  жиденькие  лопасти  винта  и  не
знаю,  что  отвечать.
 - 	Сломается,  -  приходит  на  выручку  летчик.
 -А  как  же?.'.
 Мы  все  вместе,  разинув  рты,  слушаем  объяс¬
нения,  но  ничего  не  понимаем...
 Приходит  время  лететь.  Вертушка  лопастей
превращается  в  серебряный  круг.  Ребятишки,
пригибаясь  от  ветра,  бегут  в  стороны.  Повисаем
над  лугом.  Потом  летим.  Гибкие  лопасти  держат
над  землей  тонны  груза...  Садимся,  и  опять
сотня  глаз  деревенских  мальчишек:
 - 	А  что  там  внутри?..
 Из  таких  вот  мальчишек  вырастал  человек,
придумавший  крылья  и  эту  машину  без  крыльев.
 История
 Минуты  две  он  по  складам  осиливал  слово.
 - 	Грюн-вальд?
 Я  рассказал  ему,  что  было  в  1410  году...
 Потом  я  встретил  его  с  отцом  в  Каунасе
в  музее.  Мы  вместе  шли  мимо  перекрещенных
копий,  мимо  расписных  монгольских  щитов,
мимо  луков  и  арбалетов,  мимо  старинных
ружей,  мимо  сабель  и  палашей,  мимо  бронзовых
пушек  и  нынешних  автоматических  пистолетов.
 - 	Папа,  а  зачем  люди  воюют?
 Мы  переглянулись  с  отцом.  Просто  ли  от¬
ветить  на  этот  детский  вопрос?
 •  14  августа  1966  г.
 103
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОЬРАНИЕ  СОЧИНЕНИИ

ТРАКАМ
 ШИРОКА  СТРАНА  ПОЯ...
 Е
 Жюли  человек  попадает  в  Литву,  если  он  любо¬
знателен,  дорога  его  обязательно  приведет
сюда,  в  Тракай.  Это  в  часе  езды  от  Вильнюса.
 Будь  снимок  цветным,  мы  увидели  бы  бирю¬
зовую  воду,  зеленые,  легкие,  как  облака,  острова
и  этот  замок  на  острове,  сложенный  из  красного
кирпича  и  белого  камня.  Длинный  мост  сое¬
диняет  замок  с  «материком».  Когда-то,  очень
давно,  вода  подступала  к  самым  стенам  кре¬
пости.  Рвы  заполнялись  водой.  С  заходом  солнца
или  в  виду  неприятеля  поднимались  мосты
у  ворот,  и  замок  делался  крепостью.  Записи
в  старых  летописях,  каменные  ядра  и  стрелы,
которые  и  поныне  можно  найти  на  острове,  рас¬
скажут  о  том,  что  не  один  раз  замок  окружали
войска  крестоносцев.  Завоеватели  топтали,
жгли  земли  вокруг,  а  замок  стоял.  Из  бойниц
летели  ядра  и  стрелы,  лилась  смола.  Об  этот
орешек  псы-рыцари  много  раз  ломали  зубы.
 Василий  111-СКОВ
 ПОЛНОЙ  СОЬРАПИ!  сочинннии
 И  все-таки  был  год,  когда  замок  не  устоял.  Можно
представить  многонедельную  осаду  крепости.
Дым  стелился  над  озером.  И  в  какой-то  день
сквозь  дымы,  наверное,  на  лодках,  устремились
к  стенам  крестоносцы.  Замок  был  сожжен  и  раз¬
рушен.
 Но  снова,  еще  более  неприступной,  под¬
нялась,  отстроилась  крепость  на  острове.  Тут,
в  Тракае,  была  древняя  столица  Литвы,  в  замке
была  резиденция  великих  литовских  князей.
А  потом  столицей  стал  Вильнюс.  Опустевшая
крепость  стала  тюрьмой,  а  потом  только  летучие
мыши  остались  жить  на  тесных  винтовых  лест¬
ницах,  в  гулких  залах,  под  карнизами  и  в  узких
бойницах.  Конечно,  время  не  пощадило  по¬
стройки.  Полтысячи  лет!  От  башен  остались
развалины,  стены  и  замок  выглядели  печальной
грудой  камня  и  кирпичей.  Но  слишком  много
для  литовцев  связано  с  этим  местом  на  озере
 104

Гальве.  Потомки  Кестутиса  и  Витаутаса,  по¬
томки  мастеров,  возводивших  древнюю  кре¬
пость,  решили  воскресить  замок.  Несколько
лет  труда,  напряженного  труда  историков,
мастеров-реставраторов,  каменщиков,  плот¬
ников.  И  вот  уже  далеко  за  пределами  литовской
земли  знают  место:  Тракай.  И  каждое  лето  на¬
чинается  штурм  возрожденной  крепости.  Но,
странное  дело,  никто  в  замке  не  запирает  ворот,
не  поднимает  мостов.  Заходи!  Двести  тысяч  ту¬
ристов  за  год.  Когда  начинали  работать,  были
упреки:  дорого.  Но  вот  на  глазах  туристские
гривенники  окупают  затраты.  Это  дает  возмож¬
ность  закончить  прекрасно  начатые  работы.
 Однако  уже  и  сегодня  памятник  литовской
древности  прекрасен.  Летишь  самолетом:  пологие
холмы,  полосы  желтых  хлебов  на  холмах,  острова
 Литовский  пейзаж  в  районе  Тракай.
 леса,  озера  между  холмами.  И  вдруг  -  цепь  озер
и  кудрявые,  легкие,  как  облака,  острова.  Чуть  ли
не  два  десятка  маленьких  островов.  И  на  одном
из  них  -  эта  красно-белая  крепость.  Редчайшее
сочетание  древностей  и  красоты  природы!
 Для  литовца  Тракай  священен.  А  для  всех
нас  вместе  -  это  уголок  неповторимой  красоты
на  земле,  память  о  нашем  прошлом  и  хороший
урок,  как  надо  беречь  и  красоту,  и  память  о  днях
минувших.
 Снимок  сделан  с  вертолета.  Пилот  -  Эдуард
Мхитарянц.
 •  Фото  автора.  20  августа  1966  г.
 СКАЗКА  ПРО  МЕЛЬНИЦУ
 ПОВСТРЕЧАЛОСЬ  В  ПУТИ
 ж
 ■■Живет  в  Литве  мельница.  Сколько  ей  лет  -
одному  ветру  известно.  Белые  камни  обросли
мхом,  кое-где  из  камней  приспособились
расти  бурьяны,  и  даже  подсолнух  утвердился
корнем  между  камнями.  Уже  много  лет  внутри
мельницы  не  мукой  пахнет,  а  пылью,  которую
ветер  собирал  по  дорогам  и  приносил  в  щели
под  крышей.  Но,  конечно,  как  у  всех,  была
у  мельницы  молодость.  Сколько  разных  ветров
 105
 пронеслось!  Каждый  ветер  приносил  мельнице
радость.  Чуть  подуло  -  заскрипели  по  дорогам
телеги.  Вся  поляна  запружена  лошадьми,  му¬
жиками  и  бабами.  Ругаются  и  смеются.  Носят
в  мельницу  тугие  мешки  с  теплым  зерном.
Белый  от  муки  мельник  повернул  крылья,  под¬
ставил  их  ветру  -  и  знай  отгребает  белый  духо¬
витый  размол  -  на  хлеб,  на  пиво,  на  пироги.  Ка¬
менный  круглый  жернов  и  сотня  людей  не  могла
 Василий  ПЕСКОВ
 ElOJIHOF  (  OBPAHMF  СОЧИНЕНИЙ

бы  крутить,  а  крылья  вертели  жернов.  Ветер,
рожденный  морем  и  умиравший  неизвестно  где,
отдавал  мельнице  часть  своей  силы.  Его  хватало
на  множество  мельниц.  Они  стояли  на  самых
высоких  холмах,  и  чуть  подуло  -  закружились
легкие  крылья.  Было  похоже,  что  мельницы
машут  руками  и  зовут  в  гости  друг  друга.  А  если
ветра  не  было,  все  затихало.  Не  скрипели  возы,
не  скрипели  в  мельнице  большие  деревянные
шестеренки.  Мельник  уходил  в  село,  и  только
мыши  шуршали  в  темноте,  точили  хлебные
зерна.  Но  чуть  ветер...
 И  вдруг  что-то  случилось.  Все  меньше
и  меньше  стало  возов  с  мешками,  все  чаще
вешал  мельник  замок  на  белую  от  муки  дверь
и  уходил  на  свой  хутор.  И  наступил  такой
день  -  сильный  ветер,  но  никто  не  приехал.  Ни
одной  лошади  на  пригорке,  ни  одного  мужика,
и  даже  мельник  не  появился  и  не  открыл  двери.
И  потом  много  лет  ветер  бесполезно  свистел
в  решетчатых  крыльях.  Бывали  дни  -  мельница
думала:  что,  люди  перестали  сеять  хлеба?  Да
нет,  каждую  осень  на  холмах  желтели  полосы
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОБРАНИ1  СОЧИНЕНИИ
 ячменя  и  пшеницы.  И  путники,  отдыхая  в  тени
у  мельницы,  доставали  из  котомок  белые
пышки.  Однажды  в  тихую  погоду,  когда  слышно,
как  гудят,  вьются  столбом  комары,  мельница
услыхала  издалека  странные  .звуки:  «Табак-
табак-табак-табак...»  За  поселком  в  лощине
работал  мотор.  У  новой  мельницы  ругались
и  смеялись  люди,  и  сыпалась  из-под  жернова
белая  река  размолотых  зерен.  В  тот  день  старая
мельница  поняла:  ждать  больше  нечего.  Давний
друг  -  ветер  стал  понемногу  выламывать
крылья,  вылущивать  известку  между  камней.
Деревянные  подруги  -  мельницы  год  от  году
пропадали.  Одну  разобрали  зимой  на  дрова,
другую  летом  нечаянно  сожгли  мальчишки.
Еще  одна  сгорела  во  время  войны.  И  осталась
на  холмах  одна  высокая  мельница  из  белого
камня.  Люди  только  по  привычке  называли
мельницей  старую  башню.  Какая  мельница,
если  нет  крыльев!
 Все  меньше  становилось  лошадей  на  дорогах
и  все  больше  повозок  с  моторами.  Однажды  -
старая  мельница  глазам  не  поверила  -  над
 106

холмами  летела  железная  мельница.  Часто-часто
махала  крыльями  и  летела,  летела.  «Конечно,
это  был  сон,  мельницы  не  могут  летать»,  -
решила  потом  старая  мельница.  Откуда  ей  было
знать,  что  люди  нашли  крыльям  новое  дело.
Не  от  ветра  крутились  крылья,  наоборот,  сами
они  ввинчивались  в  тугие  пласты  ветров.  Новая
«мельница»  могла  висеть  над  землей  и  лететь
в  какую  хотелось  сторону...  А  старая  мельница
вся  дряхлела.
 И  вдруг  кому-то  из  людей  пришла  в  голову
мысль:  а  ведь  холмы  и  дорога  между  холмами
станет  скучнее,  если  исчезнет  последняя
мельница.  Однажды  скрипнул  ключ  в  старом
замке,  и  мельница  услыхала  такой  разговор:
 - 	Сделаем  три  этажа.  Внизу  -  заходи,  выпей
квасу  с  дороги,  хлебного  пива...
 - 	На  второй  ярус  сделаем  лестницу.  Тут  будут
блины.  Обедай,  отдыхай.
 - 	Пол  сделаем  на  кругу.  Можно  будет  пово¬
рачивать  наподобие  жернова.
 -  На  самом  верху  -  тоже  столы.  Для  тех,  кто
не  очень  спешит.  Повесим  старинную  лампу...
 И  вот  появились  у  мельницы  новые  крылья.
Грузовик  начал  возить  кирпичи,  плотники
сделали  вокруг  мельницы  мостик.  Внутри  хло¬
почут  сейчас  столяр  и  художник.  И  уже  скоро
проголодавшийся  путник  свернет  с  дороги
на  мельницу.  Летом  -  холодный  квас,  яблоки,
огурцы.  Зимой  -  чай.  И  во  всякое  время  года  -
блины.  На  мостике  станешь  -  видно  дорогу,
холмы  с  полосами  хлебов,  острова  леса.  Старая
мельница  -  часть  этой  древней  земли.
 Если  какой-нибудь  ветер  занесет  вас
на  дорогу  возле  поселка  Шедува,  вы  сразу
увидите  мельницу.  Будете  пить  хлебный  ли¬
товский  квас  -  поднимите  кружку  за  старые
и  новые  крылья,  за  здоровье  людей,  умеющих
беречь  красоту  на  земле.
 •  Фото  автора.  Литва.  26  августа  1966  г.
 Н=525
 ШИРОКА  ОРАНА  МОЯ...
 разу  объясним  заголовок.  Буквой  «Ь»  на  чер¬
тежах  обозначается  высота.  В  данном  случае
высота  равняется  525  метрам.
 Ту-104  летит  на  высоте  десять  тысяч  метров.
В  самолете  мы  жуем  бутерброды,  спим,  читаем
и  уже  привычно  глядим  на  синюю  Землю:
на  спичечные  коробки  домов,  на  жилки  рек,
на  блюдца  озер,  на  овчинки  рощиц,  на  паутину
дорог.  Когда-нибудь  на  Землю  можно  будет
глянуть  с  Луны.  Однако  нас  волнует  сейчас
высота  525.  Это  строительная  высота.  Она
росла  гораздо  медленнее,  чем  набирали  по¬
толок  самолеты.  Вехи  ее  таковы:  египетские
пирамиды,  Эйфелева  башня,  американский  не¬
боскреб  Эмпайр-стейт-билдинг  (449  метров).
И  вот  теперь  московская  высота  -  525.  Когда  эта
цифра  была  на  бумаге  -  на  чертежах  и  в  газетах,
мы  удивлялись,  сомневались,  восторгались,  об¬
суждали  дерзкий  проект.  Но  вот  она  стоит  уже
над  землей,  эта  удивительная  игла  из  бетона.
Ее  уже  видно  с  любого  места  Москвы.  В  июне
она  поравнялась  с  французской  башней.  Она
 107
 вот-вот  поравняется  с  вершиной  нью-йоркского
небоскреба.  Но  после  этого  ей  еще  надо  будет  тя¬
нуться  кверху  на  сорок  привычных  нам  этажей.
 Я  видел  немало  строек.  Ничто  не  поражает,
как  эта  башня.  Стоишь  внизу  -  верхушка  ее
синеет,  как  синеет  обычно  вдалеке  лес.  Будь  она
шире,  массивней,  как  тот  небоскреб,  она  не  ка¬
залась  бы  такой  хрупкой,  такой  стремительной.
Проплыло  облако  и  обняло,  обволокло  башню
где-то  около  «пояса».  Ночью  легко  спутать:
звезда  ли  упала,  электросварщик  ли  теряет
искры  на  высоте.  Днем  я  видел,  как  двое  мон¬
тажников  лезли  наверх  по  внешней  лестнице.
Лестницу  в  дымке  почти  не  было  видно,  два
муравья  медленно  ползли  по  трубе.  Я  полчаса
был  занят  работой,  случайно  поднял  глаза  -
лезут.  Не  помню  уж  сколько  еще  минут  простоял
с  задранной  головой,  пока  двое  не  скрылись
в  темном  отверстии  у  самого  верха.  Кто  лазил
по  пожарной  лестнице  хотя  бы  на  пятый  этаж,
знает,  как  человеку  достается  каждый  метр
высоты.
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЬ  COBPAHMLсочипьнии

Останкинская  телебашня  тянется  к  небу.
 Василий  ПЕСКОВ
 полное  соьраниь  сочинений
 108

Башня  растет  незаметно  для  глаза,  как  дерево
или  минутная  стрелка,  в  среднем  около  метра
в  сутки.  И  уже  несколько  месяцев  москвичи
с  некоторым  недоверием  глядят  на  странное,
хрупкое  сооружение.  «Жуткая  высота...»,
«Расчеты...  А  разве  не  бывает...»  -  это  обычные
разговоры  в  автобусе,  проходящем  около  башни.
«Небось,  кто  чертил,  ночи  не  спит...»  -  сказал
летчик,  с  которым  мы  делали  этот  снимок.
 А  в  самом  деле?  Башню  строит  много  людей,
но  ведь  кто-то  сказал  первое  «а»?  Спится  ли  спо¬
койно  этому  человеку?
 ***
 Я  разыскал  сказавшего  «а».  В  маленькой
комнате  подвального  этажа,  где  проектируют
зрелищные  и  спортивные  сооружения,  сидел
человек  с  логарифмической  линейкой  и  что-то
писал  на  обрывке  бумаги.  Рядом  стояли  рулоны
бумаги  и  костыли.
 - 	Николай  Васильевич  Никитин?
 -Я.
 Живые,  приветливые  глаза,  простота,  по¬
зволяющая  сразу  же  задать  и  шутливый,  и  се¬
рьезный  вопрос  насчет  спокойного  сна.
 - 	Вы  о  башне?..  Ни  минуты  не  сомневаюсь.
Будет  крепко  стоять.  А  сны...  Сны  у  меня,  про¬
стите,  всегда  железобетонные.  Чем  труднее
расчеты,  тем  чаще  сны.  Наверное,  старость...
 Сказавшему  «а»  исполняется  шестьдесят.  Это
не  первый  и  не  последний  проект  Никитина,
хотя,  конечно,  -  главное  дело  жизни.
 - 	Как  рождался  проект  телецентра?  А  вот  так
же,  сначала  не  обрывке  прикинул  -  можно  по¬
строить.  Потом  посерьезней  расчет.  Потом  показал
друзьям.  Потом  конкурс.  Понравилось,  одобрили.
Потом  забраковали.  Потом  снова  одобрили.  Потом
опять...  Начали  строить  наконец.  Остановились.
Вот  тогда  было,  конечно,  ночи  не  спал...
 Сказавший  «а»  в  своих  проектах  всегда  го¬
ворил  это  «а»,  вызывая  сомнения,  возражения,
перестраховку.  Из-за  этого  многие  проекты
остались  в  альбомах.  Он  всегда  предлагал
новое,  необычное  и  давно  уже  слывет  богом-
конструктором.  Ему  поручали  расчет  фунда¬
мента  МГУ,  к  нему  идут  со  всеми  труднейшими
вопросами.  Он  находит  решения.  Бетонная
игла  -  его  гордость:  ни  один  конструктор  еще
не  выводил  на  бумаге:  h-525.
 - 	Почему  именно  525?
 - 	Данная  .  высота  удовлетворяет  многим
условиям  конструкции  и  возможностям  нового
телецентра.
 - 	Строилось  что-нибудь  подобное  в  мире  за
последние  годы?
 109
 - 	Железобетонную  башню  построили
в  Штутгарте.  Автор  ее  Леонгардт  решился
на  высоту  220.  Кстати,  он  был  недавно  в  гостях
у  меня.  Поднялись  кверху...  Сказал,  что  за¬
видует.  Я  и  сам  себе  немного  завидую...  Этот  год
для  меня  -  и  счастливый,  и  грустный.  Болел,  ли¬
шился  ноги.  В  это  же  время  стал  доктором  наук,
а  главное  -  поднялась  башня.  Ложусь  спать  -  из
окна  красные  огни  видно.  Моя  башня...  Я  не
хвастун,  не  честолюбец,  но,  ей-богу,  хорошо  при
жизни  увидеть  эту  постройку.
 - 	Эйфелева...  А  как  бы  вы  отнеслись  к  на¬
званию:  Никитинская?..
 - 	Нескромно,  несправедливо.  Я  действи¬
тельно  сказал  «а».  Но  сказано  слово  и  архитек¬
тором,  и  инженером,  и  каждым  рабочим...  Вы
поднимались  кверху?..  Только  с  вертолета?  Со¬
ветую,  советую.  Я  сам,  как  на  празднике,  там
бываю...
 ***
 Подняться  оказалось  непросто.  Посто¬
ронний  человек  -  помеха  на  высоте.  Суще¬
ствуют  суровые  правила,  и  пришлось  просить
разрешения  у  министра.
 Обязательно  надевается  каска  -  даже  орешек
бетона,  упав  с  высоты,  может  повалить  с  ног,
а  тут  с  неба,  глядишь,  грянуть  могут  и  молоток,
и  гайка...
 Десять  бетонных  ног  держат  башню.  По
сравнению  со  всей  махиной  пластины  ног  ка¬
жутся  тонкими,  хрупкими.  Фундамент  до  ку¬
рьезного  неглубок  -  менее  пяти  метров.  Но  все
рассчитано.  «Ноги»  удержат  и  бетонный  ствол,
и  антенну,  и  стальную  «начинку»  трубы,  и  смо¬
тровую  площадку,  и  ресторан  на  высоте.  Каждая
опора  выдержит  три  с  половиной  тысячи  тонн...
 Дверь  в  металлическую  коробку  лифта.
Щелчок.  Поехали.  Медленно  едем.  Гул,  как
в  огромном  бетонном  чане.  Вовсе  не  тесен  этот
колодец  -  до  стены  шестом  не  дотянешься.  Гул
и  шорох.  Падают  искры  электросварки,  где-то
стучат  молотом  по  металлу,  плывут  сверху  вниз
металлические  переплетения.  Парень,  повиснув
на  одной  из  балок,  кричит  кому-то,  глядя  высоко
кверху:  «Майна!»
 Выше  труба  чуть  теснее,  но  все  равно  подни¬
майся  в  любом  из  трех  лифтов  -  рукой  до  стены
не  дотянешься.  Я  опускался  в  шахту  на  глубину
в  восемьсот  метров.  Очень  похожее  ощущение.
Только  там  в  бадье  стоишь,  а  тут  коробка.  Там
летишь  с  бешеной  скоростью,  темнота.  А  тут
лампочки,  электросварка  и  время  от  времени,
как  в  соборе,  -  столбы  дневного  голубоватого
света.
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛИСА  СОБРАНИЕ  СОЧИНЕНИИ

Тринадцать  минут  подъем.  Можно  и  нагля¬
деться,  и  познакомиться  со  спутниками.  Вот
рядом  со  мной  у  двери  -  монтажник  Тарунтаев
Василий  Никифорович.  Уже  вернувшись
на  землю,  я  узнал:  этот  человек  ставил  до  войны
звезды  на  кремлевские  башни,  монтировал  из¬
вестную  всем  Шуховскую  радиобашню,  Дворец
съездов  в  Кремле.  На  вид  ему  сорок,  но  ока¬
залось  -  «одной  высоты  у  него  тридцать  пять
лет».  Еще  монтажник  Анатолий  Буланкин.
 -Там,  внизу,  Буланкина...  Родственница?
 - 	Жена.  Лифтером...
 Почему-то  повисаем  на  месте.  Жуткая
чернота  внизу.  Неразборчивые,  плавающие
голоса  в  глубине,  слабые  огоньки.  Высота  -
триста  семнадцать.  По  окружности  сверху  вниз
темнеют  канаты.  Это  -  одна  из  деталей  кон¬
струкции.  Предварительно  напряженные  тросы
добавляют  башне  жесткость  и  прочность...
И  снова  вверх.
 Стоп.  Далее  не  идет  лифт.  Высота  -  373  метра.
Ошеломляюще  высоко!  В  синем  утреннем  дыму
далеко  внизу  -  Москва.  Неужели  Рижский
вокзал?!  Тонкие,  как  гитарные  струны,  пути.  По¬
лоски  составов  на  струнах.  Игрушками  кажутся
строения  выставки.  У  самой  башни  -  игру¬
шечные:  Останкинский  дворец  и  церковь.  Бу¬
мажка,  пущенная  из  рук,  долго  ходит  в  пластах
воздуха,  глазам  надоедает  следить...
 Бетонщики  и  монтажники.  Их  тут  четыр¬
надцать  человек.  Застывают  очередные  кольца
бетона,  и  кое  у  кого  есть  свободное  время.  Двое
режутся  в  шашки,  расставив  по  клеткам  болты
и  гайки.  Схватил  из  рук  бинокль.
 - 	Ну-ка,  ну-ка,  что  там  моя  на  кухне  делает...
 Тут,  наверное,  начинаешь  хорошо  понимать
 выражение  «башня  сама  себя  тянет  за  волосы».
Поглядите  на  снимок,  сделанный  с  вертолета.
Домик  наверху  с  круглой  крышей  и  на  самом  деле
является  домиком,  но  не  простым  и  не  легким  -
триста  тонн  веса!  Масса  механизмов  в  домике,
люди,  над  крышей  -  подъемный  кран.  Инженер
Лев  Николаевич  Щипакин,  придумавший  этот
единственный  в  мире  самоподъемный  комбайн,
просто  и  необычно  решил  задачу:  внутри  домика
в  тепле  кладется  бетон,  а  потом  домик,  опи¬
раясь  на  застывшие  стены,  подтягивается  выше
чем-то  вроде  домкрата.  Поразительна  точность,
с  какой  ложится  бетон  вокруг  воображаемой
точки  центра.  Башня  на  вершок  не  отклонилась
от  вертикали.  Но  бетонная  миссия  домика  в  бли¬
жайшие  дни  кончается.  Далее  кверху  пойдет
только  металл.  Металлическую  трубу  -  антенну
монтируют  сейчас  на  земле.  Она  кажется  сверху
тоненьким  карандашиком.  Я  залезал  в  нутро
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛПОКОЬРАНШ  (  ОЧИНИ  1ИИ
 А  это  вид  на  башню  снизу.
 этого  «карандашика»  -  просторно,  как  в  жилой
комнате.  Высоте  пятидесятиэтажного  дома  рав¬
няется  металлическая  игла-антенна,  которую  по
частям  кранами  предстоит  поднимать  кверху...
 - 	Ну,  а  как,  не  страшно  тут,  на  юру?  -  Этот
вопрос  крановщику  Анатолию  Павлову:  он  со
своим  механизмом  занимает  самую  высокую
точку.
 - 	Привык!..  В  грозу  неуютно.  Тучи  со  всех
сторон.  Молнии  и  сбоку,  и  снизу.  Землю  часто
не  видно.  В  сильный  ветер  не  могли  однажды
работать  -  качает...
 Башня  неизбежно  должна  качаться.  Рас¬
четом  в  ней  предусмотрены  и  жесткость,  и  гиб¬
кость.  А  на  два  метра  будут  обычные  отклонения
от  оси.  В  случае  урагана  башня  отклонится
даже  и  на  тринадцать  метров,  но  не  сломается!
А  что  касается  молний,  то  для  них  уготован  на¬
дежный  громоотвод.  Но  молнии,  оказывается,
имеют  капризы.  Нынешним  летом  погиб  че¬
ловек.  Где  бы,  вы  думали?  Молния  не  ударила
в  башню,  молния  не  ушла  в  высокий  подъ¬
емный  кран  (да  мало  ли  высоких  предметов
 110

на  стройке!),  молния  нашла  человека  на  чистой
площадке  около  башни...
 Что  еще  надо  сказать  про  удивительную
высоту?  Пожалуй,  самое  главное  тут  -  чувство
ответственности.  Каждая  цифра  расчета,
каждая  горсть  бетона,  каждая  капля  электро¬
сварки  должны  быть  надежными.  Брак  исклю¬
чается.  Но  конечно,  при  всей  дисциплине,  при
всей  строгости  обстановки  люди  и  на  высоте
остаются  людьми.
 - 	Можете  себе  представить  прыжок  кота
с  «парашютом»  отсюда?  Смастерили  ему  «па¬
рашют»...  Благополучно  приземлился.
 Я  смеялся,  слушая  подробности  озорства,
которое  тут,  на  стройке,  обсуждали  без  всякого
юмора.  И  даже  пошел  поглядеть  на  кота,  ко¬
торый  по-прежнему  благоденствует  в  рабочей
столовой...
 В  заключение  путешествия  на  высоту  один
из  монтажников  повел  меня  на  площадку  «кос¬
нуться  ладонью  525-го  метра».  Готовый  к  от¬
правке  наверх  тонкий  металлический  стержень
пестрит  фамилиями,  выжженными  электро¬
сваркой:  Н.  Киселев,  А.  Иевлев,  С.  Журавчик...
Автографы  сварщиков  Соколовского  завода  ме¬
таллоконструкций  тут,  в  Останкине,  встретили
очень  ревниво.
 - 	Хороши  гуси,  сварили  болванку  и  сразу
в  историю  захотели.  Мы  тут  два  года  дождем
умывались.  Вот  все  зачищу,  и  пусть  наши  ребята
распишутся.  Или  сам  одну  фамилию  напишу:
 «Борис  Алексеевич  Злобин».  Это  наш  инженер.
Спросите,  сколько  раз  он  туда  поднимался.  Он
тут  с  нами  инфаркт  схлопотал...
 Я  вспомнил:  на  космодроме  за  двадцать
минут  до  старта  на  ракете  мелом  молодые
и  старые  люди  оставляли  шутливые  и  се¬
рьезные  надписи.  Люди  остаются  людьми.  Ис¬
полняя  большое  дело,  они,  люди,  имеют  право
на  память  об  этих  делах.
 ***
 Еще  несколько  строчек.  Перед  тем,  как  по¬
слать  заметки  в  набор,  я  позвонил  проверить
кое-какие  цифры  сказавшему  «а»:
 - 	Николай  Васильевич,  нет  ли  каких  но¬
востей?
 - 	Новости?  Да  вот  только  что  проводил
японских  журналистов.  Понимаете,  пред¬
ложено  принять  участие  в  проектировании
башни  для  Токио.  Высота?  Не  поверите  -  надо,
говорят,  чтобы  выше  Фудзиямы  была...  Да,  ко¬
нечно,  наполовину  -  фантастика.  Но  десять
лет  назад  и  нашу  в  Останкино  тоже  считали
наполовину  фантастикой.  Человек,  знаете  ли,
не  остановится  на  дорогах  ни  вдаль,  ни  вглубь,
ни  в  высоту...
 Снимок  башни  сверху  сделан  с  вертолета.
Пилот  -  Георгий  Карманов.
 •  Фото  автора.  30  августа  1966  г.
 УЗНАТЬ  СЕБЯ...
 В  тысяче  людей,  которые  шли  вчера  к  Мав¬
золею,  телеобъективом  я  выбрал  это  лицо.
Человек  первый  раз  в  Москве,  первый  раз
на  Красной  площади.  Двигаясь  шаг  за  шагом,  че¬
ловек  волнуется  и  размышляет,  человек  узнает
что-то  новое  и  крайне  важное  для  себя...
 Из  всех  знаний  едва  ли  не  самое  важное  -
узнать  себя.  Нельзя  без  этого  твердо  стоять
на  земле.  К  двадцати  годам  человек  обязательно
задается  вопросами:  кто  я?  откуда  я?  зачем  я?
чем  могу  отца  превзойти?  что  я  прибавлю  своего
к  жизни?  Это  неизбежные  вопросы  и  для  одного
человека,  и  для  поколений  людей.  И  чем  скорее
придет  человеку  верный  ответ,  тем  прочнее  он
 111
 будет  чувствовать  себя  на  земле.  Процесс  позна¬
вания  -  сама  жизнь.  Но  можно  и  ускорить  его,
прикасаясь  к  мудрости,  накопленной  в  книгах,
оставаясь  один  на  один  с  природой,  активно  со¬
прикасаясь  с  людьми,  искусством,  узнавая  силу
труда.  Невозможно  представить  себе  роста  лич¬
ности  и  без  знания  того,  «что  было  вчера»,  без
знаний  истории,  без  ощущения  своего  родового
корня,  без  чувства  земли,  на  которой  живешь.
 В  этой  связи  поход  семнадцатилетних  по
родной  земле  по  местам  славы  отцов  и  дедов
наших  нельзя  назвать  иначе,  как  святым  делом.
 Молчаливые  могилы  и  памятники  войны
стоят  не  для  тех,  кого  уже  нет.  Памятники  -  это
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОГ  (ObPAIIHF  СОЧИНЕНИИ

слово  к  живущим.  «Люди,  я  умер,  я  умер  во  имя
той  жизни,  которой  вы  пользуетесь.  Живите
лучше,  чище.  И  если  придется...  Не  испугайтесь
смерти  во  имя  жизни».  Таков  молчаливый  язык
и  монументов,  и  вросших  в  землю  травяных
бугорков.  Они  существуют  на  земле  для  того,
чтобы  мы  их  видели,  чтобы  подросли  духом,
хотя  бы  самую  малость,  прикоснувшись  сердцем
к  памяти  тех,  кого  нет.
 Нынешним  летом  несколько  миллионов
молодых  людей  шли  по  стране  с  благородной
целью:  увидеть  святые  могилы,  увидеть  рубежи
сражений,  о  которых  сколько  бы  люди  ни  жили,
память  всегда  сохранится.  Благородство  палом¬
ничества  к  славе  отцов  состоит  в  том,  что  шли
мы  не  созерцателями  только,  мы  шли  откры¬
вателями.  Открытия  маленькие  и  большие...
Безвестная  могила  в  кавказском  лесу.  Буквы,
вырезанные  ножом  на  дереве:  «Н.  Костюков,
1942  9/9.  Погиб  смертью  храбрых».  Дерево
 Василий  ПЬСКОВ
 ПОЛНОЕ  С  ОЬРАПИЕСОЧИНЕНИИ
 росло.  За  двадцать  лет  буквы  на  коре  почти
заплыли.  Но  разглядели  их  одесские  парни.
Сняли  шапки  перед  могилой.  «Погиб  смертью
храбрых»...  Это  значит  не  испугался  чего-то,
не  струсил,  не  отступил.  Из  таких  вот  капелек
храбрости  родилась  река  нашей  победы.  Ко¬
стюков...  Может  быть,  мать,  жена,  дети  только
сегодня  узнают  о  судьбе  дорогого  им  человека...
Еще  открытие.  Одесситы  же  в  катакомбах  под  го¬
родом  обнаружили  целый  партизанский  отряд.
Сто  с  лишним  человек  умерли,  прижавшись  друг
к  другу,  за  мурованные  под  землей...  Нельзя  пе¬
речислить  все,  что  увидели,  открыли,  запомнили
молодые  глаза.  Думается,  самые  большие  от¬
крытия  для  сердца  и  памяти  сделаны  в  минуты,
когда  мы  так  же  вот,  как  этот  парень,  с  намор¬
щенными  лбами  стояли  у  памятников,  у  стен,  ис¬
сеченных  осколками,  у  партизанских  землянок,
у  речных  переправ,  где  до  сих  пор  можно  найти
осколки  и  зеленовато-ржавые  гильзы.
 112

Мы  уже  достаточно  зрелы,  чтобы  понимать
арифметику  жизни.  Мы  дети  тех,  кто  вернулся.
У  тех,  которые  не  вернулись,  дети  были  бы  ро¬
весники  нам...  Но  не  зря  оборвалось  множество
жизней.  Это  мы  тоже  увидели  в  нашем  походе.
Жизнь  продолжается.  Стучат  топоры  по  смо¬
листым  бревнам,  новые  города  образуются,
новые  земли  заселяются,  новые  печи  дают  тепло.
Земля  вынесла  нам  навстречу  цветы  весной.
Земля  пахнет  сейчас  хлебом  и  яблоками.  Земля
наполнена  голосами  и  стуком  машин,  шорохом
листьев,  дождей,  криками  птиц.  Весь  этот  мир
принадлежит  нам.  Мы  должны  быть  мудрыми
хозяевами  и  хорошими  воинами.  И  если  при¬
дется  за  эту  землю  умирать...  умирать  надо  как
Н.  Костюков...
 Недальняя  история  -  вчерашний  день  -  мо¬
лодость  наших  отцов,  но,  заглянув  в  него,  мы
 лучше  узнаем  себя  и  лучше  определим  дороги
житья.  Поэтому  пусть  не  кончается  благородный
поход  узнавания...
 Вернемся,  однако,  к  нашему  парню.  Зовут
его  Вячеслав.  Вячеслав  Голубев.  Он  приехал
в  Москву  из  поселка  Демянска  Новгородской  об¬
ласти.  Приехал  на  слет  участников  похода.  В  его
поселке  в  1941  году  были  фашисты.  Он  знает
это  по  рассказам  матери.  Его  отец,  Голубев  Ана¬
толий  Алексеевич,  разбил  фашистов  и  вернулся
на  землю  под  Новгородом.  Только  вследствие
этого  Вячеслав  родился  и  идет  сейчас  по  земле.
Он  идет  сейчас  по  Красной  площади,  к  Ленину.
Шаг  за  шагом.  Человек  узнает  что-то  новое
и  крайне  важное...
 •  Фото  автора.  9  сентября  1966  г.
 ГОЛУБЫЕ  ГОРОДА
 ШИРОКА  СТРАНА  ПОЯ...
 нятся  людям  иногда  голубые  города...»
Хорошая  песня.  Один  раз  спели,  долго  глядим
в  окна  вниз,  где  стрижет  верхушку  тайги  тень  от
нашего  самолета.  И  опять:
 Снятся  людям  иногда...
 Седая  женщина,  сидящая  рядом  с  рыжим
гитаристом-нефтяником,  вдруг  прячет  лицо
в  ладони.  Оказалось:  летит  она  хоронить  сына.
Где-то  в  таежном  поселке,  название  которого
у  нее  записано  на  бумажке,  придавило  бревном
парня.  Мать  первый  раз  в  самолете.  Летит  из-под
Курска.  Бумажка  с  адресом,  зажатая  в  кулаке,
промокла  от  слез...
 Мы  умолкаем.  Слышно,  как  от  дрожания
самолета  тихо  звенят  гитарные  струны.  Тень
самолета  бежит  по  озерам,  по  бесчисленным
озерам.  Три-четыре  раза  пересекает  изви¬
листый,  мутный  Иртыш,  скользит  по  бурым  бо¬
лотам.  И  озера,  озера.  Пугаем  сотенную  стаю  го¬
товых  к  отлету  на  юг  лебедей.  Мы  все  не  можем
глаз  оторвать  от  синей  воды  и  летящих  низко
над  землей  белых  птиц.  И  только  старуха  мать
ничего  не  видит,  глядит  в  бумажку  с  названием
поселка,  который,  кажется,  и  нельзя  отыскать
на  безлюдной  земле.
 113
 В  Ханты-Мансийске  мы  с  парнем-нефтяником
проводили  старуху  до  вертолета,  для  себя  стали
искать  попутный  транспорт  в  другую  сторону.
 И  опять  озера.  Пугающее  безлюдье.  Одну-
единственную  избу  увидели  среди  болот
и  островов  леса.  И  вдруг  в  этом  просторе  на  го¬
ризонте  появляется  город...
 Настоящего  города  еще  нет.  Есть  младенец
в  колыбели,  которого  наперед  называют  муж¬
чиной.  Младенцу  два  года.  Как  всякий  ново¬
рожденный,  он  только  потом  наберет  красоту.
Сегодня  город  в  пеленках  -  щепа,  бревна  возле
домов,  мостки  от  дома  к  дому  через  таежную
грязь.  Дым  идет  еще  не  из  всех  труб,  и  многие
улицы  только-только  намечены.  Но  это  как  раз
тот  город,  о  котором  песни:  «Только  самолетом
можно  долететь...»,  «А  кругом  голубая,  голубая
тайга...».  Это  город,  которого  вчера  не  было,
а  сегодня  почтари  делают  в  адресных  книгах
вклейки  с  новым  названием.  И  получается,  даже
названий  новых  городам  не  хватает.  Этот  город
в  честь  газеты  решили  назвать  Правдинском.
Оказалось,  есть  уже  один  Правдинск.  Назвали
Горноправдинском,  хотя  сколько  я  ни  кружился
над  местом  -  равнина...
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ(ОЬРАПИРСОЧИНЕНИИ

Сначала  палатки,  а  потом  уже  города...
 Чему  обязан  этот  младенец,  в  котором,
впрочем,  скоро  поселятся  двадцать  тысяч  людей,
своею  жизнью?  Нефти!  На  этой  равнине  все,  что
сегодня  строится,  обязано  нефти.  Летит  вер¬
толет  со  связкой  огромных  труб  -  это  для  нефти.
Курится  одинокий  дымок  над  тайгою  -  это  бу¬
ровая  вышка  затерялась  в  лесах.  Везет  пароход
по  Иртышу  ораву  студентов-строителей  -  это
нефть  позвала  их  сюда.
 Десять  лет  назад  только  предполагали,
обводя  на  карте  карандашом  эту  равнину:  «воз¬
можна  нефть».  Нефть  искали  с  отчаянным  упор¬
ством.  И  нашли.  В  нескольких  районах  этой
равнины  прячется  нефть.  Возле  нынешнего  Гор-
ноправдинска  черный  фонтан  ударил  два  года
назад.  «Мороз  был  50  градусов,  а  она  теплая  из
земли  -  подставили  руки,  перепачкались  все  от
радости».  Теперь  уже  пробурено  более  двадцати
скважин.  Пока  они  заделаны  пробками,  до  той
поры,  когда  подойдет  нефтепровод.  Бурятся
новые  и  новые  скважины.  Город  стал  уже  ма¬
ленькой  местной  столицей  нефтяников.  Сюда
прибывают  машины,  строительный  груз.  Тут
живут  семьи  бурильщиков,  монтажников,
геофизиков.  Сюда  в  субботу  собираются  не¬
фтяники  -  бородатые,  перепачканные  нефтью.
Сюда  уже  приезжают  работать  студенты.  Их  па¬
латочный  городок  второй  год  появляется  около
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНО*  СОБРАМИ*  СОЧИМ*  ПИИ
 леса,  и  все  лето  Горноправдинск  просыпается
от  звуков  медного  горна.  Два  месяца  стучат
топоры  на  берегу  Иртыша  и  незаметно  рядом
с  палаточным  городком  поднимается  двухэ¬
тажный  город.  В  благодарность  за  эту  работу
первые  две  свои  улицы  город  назвал:  Киевская,
Политехническая.  Киевские  студенты  стали  тут
плотниками,  печниками,  прорабами,  кровель¬
щиками,  штукатурами,  малярами.  Они  только
что  уехали  в  Киев.  Город  их  хорошо  проводил.
Строительство  с  этого  дня  заметно  умень¬
шилось.  Город  опять  с  нетерпением  будет  ждать
студентов  из  Киева...
 Надо  было  спешить  к  вертолету,  и  я  мало  по¬
ходил  в  городе  -  успел  познакомиться  только  с  че¬
тырьмя  старожилами.  Первый  был  Сашка  Чер-
кашин.  Вихрастый  шестилетний  мальчишка  за¬
пустил  палкой  в  снижавшийся  вертолет,  и  с  ним
пришлось  провести  воспитательную  работу.
 С  отцом  здешней  нефти  -  Салмановым  Фар-
маном  Курбановичем  нас  разлучил  прилетевший
из  Москвы  заместитель  министра.  «Отец»  изви¬
нился  и  улетел  осматривать  буровые.  Я  только
успел  записать:  «Весьма  уважаемый  в  городе  че¬
ловек».  «Нефть  открыл,  когда  было  ему  тридцать
три  года».  «Футболист.  Играл  в  бакинском  «Не¬
фтянике».  Болельщиком  отсюда,  с  Иртыша,
летал  в  Англию  на  первенство  мира»...
 114

Около  одного  из  новых  домов  стояла  клетка
с  зайцем,  а  в  палисаднике  бегал  лисенок.
 _?
 - 	Детский  сад  вчера  открывали.  Я  к  этому
сроку  припасла  ребятишкам  сюрпризы:  еще
весной  попросила  охотника  добыть  лисенка,
зайца  и  белку...
 Потом  Наталья  Андреевна  Рябенко  вынесла
к  порогу  огромное  блюдо.  На  нем:  морковка,  ба¬
клажаны,  редиска,  огурец,  патиссоны,  капуста,
бобы...
 - 	Это  я  пытала:  что  может  расти  на  этой
земле?  Все  покажу  ребятишкам.  Надо,  чтобы
знали,  что  тут  у  нас  кругом  не  одна  только
нефть...
 По  городку  мы  ходили  со  студенческим  про¬
рабом  Сашей  Царенко.  Он  проводил  друзей-
однокурсников  в  Киев  и  остался  на  один  день
подписать  кое-какие  бумаги.  Похвалился  хо¬
рошим  заработком:
 -  Как  звери  вкалывали.  Конечно,  увезем
отсюда  не  только  мозоли  и  деньги.  Этот  город
всю  жизнь  в  самых  хороших  снах  будем  видеть...
 Обратно  из  Ханты-Мансийска  мы  летели
опять  в  одном  самолете  с  поседевшей  матерью.
«Говорят,  как  настоящий  человек...  А  мне  что...»
 Не  просто  рождаются  на  земле  поселки
и  города.
 •  Фото  автора.  Тюменская  область.
 10  сентября  1966  г.
 ТРИДЦАТЬ  МИНИ  ПОЛЕТА
 Хочешь,  дргоним  коршуна?
 Я  понимаю  это  как  шутку.  Но  вертолет
делает  маленький  поворот,  и  вот  уже  нам
с  коршуном  по  пути.  И  он,  и  мы  летим  низко
над  лесом.  Я  могу  сосчитать  перья  на  распла¬
станных  крыльях  птицы.  Перья  чуть  подра¬
гивают  от  ветра,  идущего  из-под  винта.  Коршун
беспокойно  оглядывается,  и  я  вижу  черную  бле¬
стящую  горошину  глаза.  Чуть-чуть  ниже  -  я  мог
бы  дотянуться  сейчас  до  птицы.  Пилот  искусно
сохраняет  нужное  расстояние,  и  мы  скользим
над  бегущими  назад  пиками  елок  и  пышными
головами  берез.  Коршуну  надоедает  соседство  -
кувырок,  и  мы  уже  не  видим  его.  Мы  видим
бегущий  лес  таким,  каким  видит  его  обычно
коршун.
 Раннее  утро.  Люди  на  одиноких  лесных  ху¬
торах  еще  не  проснулись.  Звери  в  такое  время
не  избегают  открытых  мест,  и  мы  можем  видеть
многие  тайны  леса.  Вот  у  старого  брошенного
сарая  играют  четыре  козули.  Мы  делаем  по¬
лукруг,  чтобы  лучше  зайти  для  съемки,  но
видим  только  четыре  мелькнувших  зада...  Оди¬
нокий  лось  в  мелком  ельнике...  Лисица  на  пес¬
чаном  берегу  маленького  болотца  закусывает
чем-то.  Подняла  морду,  гавкнула  и  быстро  юр¬
кнула  в  камыши.  Видно  строчку  лисьих  следов
на  мокром  песке  и  остатки  еды.
 В  вертолете  мы  сняли  дверь,  хорошо  при¬
вязались  и  можем  безбоязненно  нагибаться
 115
 за  борт.  Лесная  жизнь  -  в  сорока  метрах  под
нами.  Видны  все  тропки  и  черточки,  видны
наполненные  водою  следы  лосей,  кажется,
приглядись  -  увидишь  даже  грибы.  Белыми
фонарями  светятся  яблоки  в  темной  листве
на  хуторе.  Белые  куры  в  панике  кидаются  в  щели
и  под  кусты.  Вертолет  им  кажется,  наверное,
огромным  голодным  коршуном...
 Озеро  Энгуре  под  нами...  В  ста  километрах
от  Риги  вдоль  моря  в  лесах  тянется  полоса
пресной  мелкой  воды.  Вода  сверху  однообразна,
разве  что  на  отмелях  испуганные  крупные  рыбы
оставляют  «усы»  на  воде.  Но  тут  мы  глаз  не  от¬
рываем  от  озера.  Странная  геометрия...  Острова
зарослей  куги  и  осоки.  Но  как  все  это  растет!  Ка¬
жется,  чья-то  большая  рука  опустила  над  озером
циркуль,  провела  правильные  равных  размеров
круги  и  посеяла  в  них  кугу  и  осоку.  Я  был  на  озере,
плавая  между  этими  островами,  но  там,  на  воде,
не  замечаешь  загадочной  геометрии.  Сейчас  же
она  темными  тарелками  уплывает  по  воде  к  го¬
ризонту.  Как  ее  объяснить?..
 Птицы,  наверно,  по  этим  кругам,  возвра¬
щаясь  с  юга,  узнают  озеро.  Птиц  великое  мно¬
жество:  утки  разных  пород,  лебеди,  чайки
и  кулики.  Утки  россыпью  мака  сидят  на  воде.
Наверное,  им  тоже  мерещится  коршун  -  мы
видим,  как  армада  птиц  срывается  и  не  летит,
а,  кажется,  бежит  по  воде  в  заросли.  На  ряске
остаются  полосы  следов  утиного  бегства.
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНО!  С  ОЬРАНИР  (  ОЧИН1  НИЙ

Василий  ПЕСКОВ
полное  СОБРАНИИ  СОЧИНЕНИИ
 116

Лебеди,  может  быть,  потому,  что  имеют
меньше  врагов,  совсем  равнодушны  к  нашему  по¬
явлению.  Лебедь  с  лебедушкой  обучают  четырех
птенцов,  как  добывать  корм  со  дна.  Снижаемся,
снимаем  -  никакого  волнения,  продолжают
кормиться.  И  только  одинокий  холостяк-лебедь
не  выдержал,  тяжело  ударил  крыльями.  Хорошо
видно,  как  птица  помогает  крыльям  сильными
лапами  -  толчки  об  воду:  бух-бух-бух,  как  будто
большие  камни  кидают  позади  птицы...
 Ага,  вот  и  Ковчег.  Из-за  лесного  клина
выплыл  дощатый  дом  с  узорным  хвостом  из
 лодок.  Мы  бы  гадали:  что  это?  Но  три  года  назад
в  доме  я  провел  лето,  и  теперь  машу  ему,  как
старому  другу.  На  Ковчеге  только-только  про¬
снулись.  Кто-то  вертит  над  головой  полотенце,
кто-то  забрался  на  крышу  и  сонно,  неподвижно
наблюдает  за  вертолетом.
 У  науки  много  постов  на  земле.  Есть  дорогие
обсерватории,  громоздкие  синхрофазотроны,
атомные  котлы,  целые  города.  И  есть  вот  такой
домик  с  дюжиной  лодок,  с  керосиновой  печкой,
где  варят  на  обед  кашу  и  греют  воду  для  ин¬
кубатора.  Весною  лодки  доставляют  на  борт
утиные  яйца.  В  «трюме»  Ковчега  инкубатор
являет  на  свет  диких  утят.  Каждому  на  лапку
надевают  кольцо  и  отвозят  в  гнездо  к  маме,  ко¬
торая  в  это  время  сидит  на  фальшивых  яйцах,
подложенных  орнитологами...  Есть  давняя  за¬
гадка,  волнующая  людей:  как  птицы,  пролетая
тысячи  километров,  находят  дорогу?  По  какому
компасу  находят  те  же  утки,  возвращаясь  из
жарких  стран,  например,  это  озеро  Энгуре?
Люди  ищут  ключи  к  загадке.  Каждое  лето  ходит
по  птичьему  озеру  эта  посудина  с  хвостом  из
лодок.  Маленький  пост  науки...
 Делаем  последний  круг  над  Ковчегом  и  летим
по  своим  делам.  Плывет  внизу  странная  гео¬
метрия  с  пугливыми  утками  и  равнодушными
семьями  лебедей.
 •  Фото  автора.  Латвийская  ССР.
 17  сентября  1966  г.
 «КОМАРИКИ»
 UH4HU  (IPДНА  НМ...
 О,  брат,  комары  у  нас  -  гудят,  как  самолеты...
 И  правда  -  комариный  край.  Воды  тут
больше,  чем  суши.  На  карте  у  летчика  -  сплошь
голубые  глазки.  Они  слегка  вытянуты,  пере¬
плетаются.  Но  и  там,  где  вода  не  обозначена,
землю  не  везде  жди.  Ржавого  цвета  равнина  -
тоже  вода,  но  спрятанная  под  болотной
травой.  Воды  хватило  бы  тут  на  хорошее  море.
И  посреди  этого  буйства  течет  еще  Иртыш.
Из-за  того,  что  нет  ему  тут  препятствий,
течет  Иртыш,  куда  ему  вздумается.  Повороты,
петли,  протоки.  Глядишь  сверху  и  думаешь:
 117
 как  отыщет  дорогу  вон  тот  маленький  паро¬
ходик  с  плотами?
 Западно-Сибирская  низменность.  Богатство
леса,  рыбы,  пушнины  и  нефти.  Все  больше
и  людей  оседает  на  этих  землях,  хотя  ночью
увидеть  огонек  сверху  -  большая  удача.
 Иртыш  -  единственная  дорога  между
людьми.  Но  по  нынешним  временам  если
даже  «Ракетой»  по  реке  двигаться,  все  равно
покажется  долго.  И  потому  почти  каждая  де¬
ревня  в  этом  краю  ждет  самолета.  Где  сесть?
А  на  воду!
 Василий  11FCKOB
 ПОЛНОЕ  СОЬРАНИЕ  СОЧИ11ЕНИЙ

В  местной  столице  Ханты-Мансийске  наш
самолет  «приземлился»  прямо  на  Иртыше.  Ма¬
ленький  катерок  потянул  самолет  к  берегу.  Ре¬
продуктор  на  всю  пристань  кричал:  «Объяв¬
ляется  посадка...  Просим  пассажиров  пройти
к  плоту!»  Пассажиры  по  мокрым  кладкам  шли
в  самолет,  который  покачивался  на  волнах.  Тут
же  самолет  вырулил  на  середину  и,  как  на  лыжах,
побежал  на  двух  поплавках.
 Двухкрылые  «Антоны»  возят  людей,  всякий
груз  для  нефтяных  вышек,  меха,  продукты,  ло¬
шадей  для  геологов,  рыбу,  почту.  Люди  в  по¬
селках,  не  видавшие  автомобиля  и  паровоза,
с  пеленок  знают  этого  работягу.  В  последнее
время  «Антон»  приспособлен  тушить  лесные
пожары.  Сел  на  воду,  и  пока  бежит  -  в  поплавки
набирается  тридцать  пудов  воды.  Взлетел,
над  огнем  вылил  воду  и  опять  садись  -  озеро
всегда  находится  где-нибудь  рядом.  И  еще  при¬
способились  «Антоны»  добывать  рыбу.  Есть
озера,  где  рыбы  -  лови  руками.  Сажает  «Антон»
на  озеро  рыбаков  с  легкими  лодками.  Дня  через
три,  когда  в  отгороженном  садке  на  озере  рыба
 начнет  плескаться  от  тесноты,  «Антон»  снова  са¬
дится  на  воду  и  улетает  в  Ханты-Мансийск,  гру¬
женный  живыми  окунями,  щуками  и  лещами...
 К  вечеру  все  самолеты  с  разных  сторон  летят
на  ночлег.  Издалека  виден  Ханты-Мансийск.
Город  стоит  на  высоком  бугре.  Огоньки  дере¬
вянных  домов  бегут  через  еловый  лес  к  берегу
и  замирают  около  пристани.
 Тут,  на  Иртыше,  самолеты,  как  корабли,
становятся  на  якоря  и  спят  на  воде  всю  ночь.
Мимо  идут  пассажирские  пароходы  с  огнями,
медленно  проходят  плоты  и  длинные  баржи
с  нефтью.  А  самолеты  ждут  своего  часа,  когда
взойдет  солнце.  «Они  как  живые.  Почти  каждый
вечер  я  прихожу,  чтобы  глянуть  на  реку  сверху.
У  меня  для  них  даже  название  есть:  «комарики».
Это  слова  девушки,  с  которой  я  познакомился
на  горе,  когда  делал  снимок.  На  этот  раз  для
съемки  вертолет  не  понадобился,  гора  вполне
его  заменила...  И  в  самом  деле  -  «комарики».
А  там,  далеко  в  дымке,  -  белая  дуга  Иртыша.
 •  Фото  автора.  20  сентября  1966  г.
 ОСТРОВ  В  СТЕПИ
 ШИРОКА  СТРАНА  МОЯ...
 f
 Я>тадо  антилоп.  Резвость  такая,  что  вертолет  стадо  зебр,  неподвижный  меланхоличный
едва  поспевает.  А  чуть  в  стороне  -  полосатое  верблюд,  страусы...  Африка?  Нет,  Херсонщина.
 Василий  ПЕСКОВ 	1  1  Q
 ПОЛ1  lot  (  ОБРА11ИЕ  (  ОЧИ1  IFHHfl 	-I.  J.  О

А  эти  черные,  не  очень  красивые  существа  -
антилопы  гну.  Обратите  внимание  на  задран¬
ный  хвост.  Он  кое-что  говорит  о  характере.
Резвым,  вертлявым  бегунам  без  колебаний
следует  уступить  дорогу.  Был  случай:  у  встреч¬
ной  автомашины  разъяренный  папаша-гну  по¬
сбивал  фары...
 В  степи  трудно  обойти  этот  остров.  Среди
хлебов,  на  жаркой  равнине  с  пыльными  бурями,
 119
 видишь  вдруг  зеленый  оазис  -  это  Аскания-Нова,
заповедное  место  в  степях...
 Сейчас  на  столе  у  меня  лежит  пучок  вы¬
сохших  трав.  Бывавшие  в  степях  знают,  как
пахнут  сухие  равнинные  травы.  Нельзя  по¬
ручиться,  что  где-нибудь  еще  на  земле  растут
сейчас  вместе  эти  колючие,  с  белым  пушком,
духовитые,  не  линяющие  от  высыхания  цветы-
дикари.  Человек  вокруг  себя  все  почти  распахал.
С  самолета  повсеместно  видишь  геометрию
желтых  посевов,  провалы  оврагов,  зеленые  ло¬
скуты  огородов.  И  только  в  этом  месте  (да  еще
под  Курском)  оставлен  лоскут  земли,  такой,
какой  была  она,  земля,  в  каменном  веке,  какой
лежала  под  копытами  скифских  коней,  какой  ло¬
жилась  под  колеса  первого  трактора.  Ковыльная
седина,  пестрое  пахучее  разнотравье,  трепетные
крылья  коршуна  и  пустельги  в  горячем  воздухе,
каменные  скифские  бабы.  Одно  сознание,  что  ты
стоишь  на  земле,  посеребренной  веками,  и  по
 Василий  11F.CKOB
 ПОЛНОЕ  СОЬРАНИЕ  СОЧИНЕНИЙ

«Маленькая  лошадка  в  пижаме»  -  так  один  городской  мальчуган
определил  зебру.  Существует  давний  шутливый  спор:  по  белому  чер¬
ные  полосы  или  по  черному  белые?  В  степи  я  видел  зеброида  -  по¬
месь  зебры  и  лошади.  На  темно-каштановых  боках  виделись  черные
полосы.
 былинкам  травы  можешь  судить  о  прошлом,  за¬
ставляет  почитать  этот  клочок  земли  великой
ценностью.  Нечего  говорить  уже  об  ученых,
для  которых  остаток  южной  целинной  степи  -
окошко,  в  которое  они  могут  заглядывать,  объ¬
ясняя  многие  явления.
 На  снимке  -  олени.  Тут  множество  разных
пород:  индокитайский  олень,  европейский,
благородный,  европейская  лань,  пятнистый
олень,  косуля,  олень  северный...  Скрещивани¬
ем  выведена  порода,  способная  жить  в  откры¬
тых  степях.
 Зеленый  же  остров
в  степи  создан  руками
людей.  По  прутику,  по
кустику  собиралось
и  взращивалось  это  про¬
хладное  богатство  в  по¬
лупустыне.  Человече¬
ского  пота  изведено  тут,
наверное,  не  менее,  чем
воды  для  поливки.  Зато
есть  теперь  этот  оазис,
знакомый  тысячам  пере¬
летных  птиц,  манящий
всякого,  кто  движется
степью.  Под  деревьями  -
крыши  домов,  и  тут
же  рядом,  в  зарослях,
на  прудах  и  в  степи,  ве¬
ликое  множество  птиц
и  зверей,  привезенных
с  разных  концов  земли,
рожденных  тут  и  при¬
летевших  по  своей  воле.
Лошадь  Пржевальского,  зубры,  разных  пород  ан¬
тилопы,  коровы  африканского  племени  ватусси,
зебры,  олени,  куланы,  верблюды,  ламы,  фазаны,
дикие  гуси,  фламинго,  страусы,  лебеди,  журавли,
черные  аисты...  Я  просто  по  памяти  перечисляю
виденное  глазами.  Особое,  единственное  в  мире,
почти  вольное  поселение  диких  животных.
 Оставив  вертолет,  мы  долго  едем  по  степи
на  подводе.  Антилопы  гну,  похожие  на  черных
рассерженных  бесов,  кружатся  по  равнине,
то  удаляясь  до  горизонта,  то  приближаясь
к  лошади.  Зебры  пасутся  возле  дороги,  коровы
ватусси  ходят  вперемежку  с  верблюдами
и  оленями,  страус  с  драчливым  видом  бежит
навстречу,  и  надо  искать  для  защиты  палку,
чтобы  не  уехать  из  степи  с  синяками.  Должен
сознаться:  в  Африке,  в  специальном  охотничьем
сафари,  я  не  видел  столько  африканских  зверей.
 И  уж,  конечно,  единственная  в  своем  роде
картина:  к  большой  антилопе  канне  подходит
женщина,  ставит  ведерко  и  начинает...  доить  ан¬
тилопу.  Часом  позже  мы  пьем  вынутое  из  холо¬
дильника  молоко.  Сливки,  которые  москвичам
продают  в  магазинах,  не  могли  бы  конкури¬
ровать  с  этим  удивительным  молоком.  Кроме  от¬
менного  вкуса,  у  молока  есть  еще  свойства,  ради
которых  и  взялись  одомашнивать  африканскую
антилопу.  Молоко  долгое  время  не  сверты¬
вается,  не  прокисает,  не  загнивает.  Молоко  ока¬
залось  целебным  при  многих  болезнях.  Идет  уже
разговор  о  создании  специального  санатория,
где  лекарством  будет  «африканское»  молоко.
 Василий  П1СКОВ
 ПОЛИС*  СОЬРАНИЕ  СОЧИНЕНИИ
 120

Страус  заметил  что-то  очень  для  него  интерес¬
ное...
 Конечно,  это  лишь  малая  часть  работы,  ко¬
торой  заняты  ученые  в  Аскании-Нова.  Работа
серьезная  и  крайне  нужная.  Смысл  ее:  скрещи¬
ванием  разных  пород  получить  животных  высо¬
 коудойных,  с  большой  жирностью  молока,  по¬
лучить  продуктивные  мясные  породы  животных
с  хорошим  руном,  неприхотливых,  выносливых.
Для  этого  надо  знать  все,  чем  богата  земля,  и  все
иметь  под  рукой...
 Если  тут  в  степи  вспомнить  библейский
ковчег,  то  Ноем  следует  назвать  совсем  не  старого
доктора  биологии  Треуса  Владимира  Дани¬
ловича.  Весь  пестрый  копытный  и  пернатый  мир
заповедника  находится  под  его  покровитель¬
ством.  После  путешествия  на  телеге  мы  с  док¬
тором  поднялись  над  степью  на  вертолете.  Даже
он,  живущий  тут,  не  мог  удержаться:
 -Африка!
 Бегут  от  шума  винта  зебры  и  антилопы,
скачет  по  мелкой  воде  белая  стая  фламинго...
Поднимаемся  выше  над  степью  -  бурая  равнина
до  горизонта,  на  ней  стада,  а  посредине  -
пышно-зеленый  остров.  Слово  «оазис»  для  этого
места  самое  точное.
 •  Фото  автора.  30  сентября  1966  г.
 РУССКАЯ  ОСЕНЬ
 ШИРОКА  (ТРАПА  МОЯ...
 В  природе  есть  праздники.  Ледоход.  Первая
зелень.  Первый  снег.  Первые  соловьи.  Первая
капель  после  морозов.  И  есть  пора  в  году,  когда
земля  надевает  самые  дорогие  наряды.  В  эти  дни
кажется,  что  земля  начинает  даже  светиться.  Вы
замечали,  наверно:  идешь  по  лесу  -  свет!  Ду¬
маешь,  пятна  солнца,  а  это  два  желтых  клена
стоят  между  елками.  Теплый  красный  свет  идет
от  осины.  Березняки  наполнены  белым  ма¬
товым  и  пронзительно-желтым  светом.  А  глянет
солнце  -  свет  во  сто  крат  умножается.  В  такой
час  чувствуешь  себя  на  земле  именинником.
Обостренный  слух  ловит  дальнее  теньканье
птицы,  замечаешь  синюю  струйку  костра  между
ветками.  Замечаешь  синий  холод  лесной  ре¬
чушки,  опухлые  стожки  на  поляне,  никем  не  со¬
рванный  красный  гриб...
 В  картинах  российской  осени  есть  немного
щемящей  грусти.  Но  это  светлая  грусть,  без  ко¬
торой  невозможна  большая  любовь.  Осенью  мы
лучше  видим  и  глазом,  и  сердцем.  Прозрачны
 121
 дали.  Чиста  и  прозрачна  вода  в  озерах.  Чище
и  тоньше  звучат  редкие  голоса  птиц.  Все  усто¬
ялось  и  замерло  для  того,  кажется,  чтобы  со¬
браться  с  мыслями,  полюбоваться  на  свое  отра¬
жение  в  синей  воде.  Таково  состояние  природы.
Таково  состояние  и  души  человека,  увидавшего
осенний  праздник  цвета  и  тишины.  В  такой  день
особенно  остро  чувствуешь,  что  живешь,  что  ты
частица  этой  земли  и  что  тебе  принадлежит  эта
земля.  Размышляя  в  такие  часы,  понимаешь,
почему  художников  во  все  времена  тянули
к  себе  молчаливые  стога  на  осенних  полянах.
Жизнь  запасла  на  зиму  тепло  в  этих  стогах.
В  стогах  -  труд.  Стога  -  кладовая  благополучия
на  завтрашний  день.  Потому  так  приятен  сердцу
вид  безымянной  российской  поляны,  которую,
может  быть,  еще  раз  и  не  придется  увидеть,  но
которую,  увидав  однажды,  обязательно  будешь
помнить...
 Может  быть,  и  не  наряды  осени  первая  тому
причина,  но  русский  крестьянин  испокон  веков
 Василий  111-СКОВ
 ПОЛНОЬ  ГОЬРАНИЬ  ГОЧИНРНИЙ

лучшие  праздники  справляет  именно  в  эту  пору.
Позади  большие  заботы  лета.  Хлеб  -  в  закромах.
Сено  -  в  скирде.  В  погреба  свезена  всякая  овощь.
Скотина  набрала  жиру.  Можно  распрямиться,
передохнуть.  Большинство  деревенских  свадеб
искони  приходилось  на  эту  пору  окончания
летних  трудов.  И,  конечно,  красота  земли  -
не  последнее  дело  на  человеческом  празднике
 ОСЕНЬ  ОКОЛО  ДОИЛ
 f
 Ж#сли  утром  вы  проснетесь  от  странного  стука
в  стекло  и,  приподнявшись,  увидите  синицу
на  подоконнике,  не  удивляйтесь  -  из  леса  пожа¬
ловал  гость.  Если  вы  хотите  каждое  утро  про-
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  СОЬРАНИЬ  СОЧИН1  НИИ
 осенью.  Красота  эта  доступна  каждому  из  жи¬
вущих.  Иди  с  открытыми  глазами  и  сердцем  -  от
человека  земля  красоту  не  прячет.
 Снимок  сделан  с  помощью  «Аэрофлота».
Пилот  -  Вадим  Лутохин.
 •  Фото  автора.  8  октября  1966  г.
 сыпаться  под  колокольчик  синицы  (а  это  самый
лучший  из  всех  будильников),  положите  на  по¬
доконник  кусочек  сала  -  постоянная  дружба
синиц,  дятлов  и  поползней  вам  обеспечена.  Вы,
 122

Одинокая  мышь.
 наверное,  заметили:  и  сорока  воровато  и  осто¬
рожно  прыгает  с  крыши  на  изгородь,  с  из¬
городи  -  в  палисадник.  Осень.  Кто  на  юг,  а  кто
из  лесу  -  поближе  к  деревне.  Тут  легче  прокор¬
мишься  до  весны.
 Это  соседство  людям  совсем  не  в  тягость.
Человеку  легче  живется  в  холода  и  в  ненастье,
если  рядом  эти  суетливые  и  доверчивые  по¬
прошайки.  Всякое  проявление  жизни  рядом
питает  душу.  В  Антарктиде  я  наблюдал:  со¬
седство  пингвинов  снимает  с  людей  гнетущее
чувство  пустынной  безжизненности.  В  укра¬
инских  селах  люди  стараются  залучить  аиста.
 123
 Горожанин,  даже  стесненный  в  жилье,  все-таки
держит  собаку,  ежа,  щегла  в  клетке.  Человеку
необходимо  видеть  живое.  И  чем  больше
машин  на  улице,  тем  острей  это  чувство.  Вот
почему  так  радостно  наблюдать  синицу  на  по¬
доконнике,  которая,  пока  я  пишу,  храбро  до¬
стает  остатки  варенья  из  чайной  чашки...
 У  дома  осенью  наблюдательный  человек
может  увидеть  кое-что  и  забавное.  Недавно
лесник  рассказал  мне:  одичавший  за  лето  кот
гнался  за  молодым  зайчиком-листопадником.
Заяц  был  все-таки  гораздо  больше  кота,  и  раз¬
бойник  хоть  и  настиг  его,  но  справиться
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЬ  СОБРАНИИ  СОЧИНИ1ИИ

В  трех  шагах  от  человеческих  глаз...
 не  сумел.  Одичавшие  коты  осенью  возвра¬
щаются  к  дому.  Тот  же  лесник  с  кордона  возле
села  Ивановское  Курской  области  расска¬
зывал:  осенью  на  кордоне  от  этих  котов  спасу
нет.  Летом,  желая  избавиться  от  пройдох,
ивановские  крестьяне  приносят  и  бросают
котов  в  лесу.  Все  лето  коты  благоденствуют,
но  осенью  -  голод  и  холодно.  И  коты  соби¬
раются  на  кордоне.  Лезут  в  трубу,  поселяются
в  сарае,  на  чердаке.  «Стрелять  жалко,  но
шкодят,  а  ночами  вопят  и  дерутся...»  Любо¬
пытная  запись  в  блокноте  со  слов  Георгия
Георгиевича  Шубина,  директора  лесной  зо¬
обазы:  «В  вольере  жили  у  меня  девять  сорок.
Однажды  утром  гляжу  -  что  за  штука?  Дикие
сороки  прыгают  с  елок  -  и  к  сетке.  Пригля¬
делся.  Вот  это  да!  Мои  невольницы  хватают
мясо  в  клетке  и  сквозь  решетку  подают  тем,
что  на  свободе...»
 Осенью  около  дома  собирается  немало
живности.  Ласточки  перед  отлетом.  Скворцы,
до  того  как  исчезнуть,  обязательно  посещают
родную  скворечню  -  сидят,  посвистывают.
Не  так,  как  весной,  тихо,  задумчиво  свистят,
будто  что  вспоминают.  Если  у  дома  растет
рябина  или  калиновый  куст  -  ожидайте
дроздов,  свиристелей  и  снегирей.  И  на  земле
приглядитесь:  мыши,  юркая  ласка  -  охотница
 Первыми,  как  известно,  идут  герои...
 Василий  ПЕСКОВ
 полное  соьранир  сочинтий
 124

за  мышами,  еж  по  ночам  шуршит  в  саду
листьями.  А  старые  и  откровенные  наши
друзья  -  синицы  почти  не  отлучаются,  весь
день  на  виду:  пинь-пинь...  Маленький  ко¬
 локольчик.  Услышишь  -  и  вдохнешь  глубже,
и  лишний  раз  улыбнешься...
 •  16  октября  1966  г.
 СЕС1РД  ВОЛГИ
 ШИРОКА  СТРАНА  МОЯ...
 Кама  впадает  в  Волгу.  Но  это  не  бесспорная
истина  для  тех,  кто  вырос  на  Каме.  «Скорее
Волга  впадает  в  Каму...»  Гидрологи  подтвердят
это  полушутливое  притязание  -  Кама,  встре¬
чаясь  с  Волгой,  несет  гораздо  больше  воды.
Реки,  сблизившись,  самолюбиво  километров
десять  текут  параллельно,  на  виду  друг  у  друга.
Авторитет  Волги,  видимо,  побеждает,  сестры
сливаются  водами  и  текут  уже  большой  Волгой.
 У  каждой,  даже  маленькой  речки  есть  на  земле
заслуги.  Одна  несет  по  пескам  влагу,  и  без  нее
сразу  исчезла  бы  жизнь.  Другая  -  омывает  де¬
ревенские  огороды,  поит  лошадей  и  коров,  дает
приют  немудрящей  рыбешке  -  и  тоже  необ¬
ходима  и  хороша  на  земле.  Третья  славна  дорогой
рыбой,  четвертая  -  силой  и  чистотою  воды...
Река  -  кормилица,  река  -  дорога,  река  -  краса,
река  -  источник  воды  для  питья  и  промыслов.  Все
древнейшие  поселения  человека  находятся  по
берегам  рек.  Люди  меняют  жилье,  переезжают,
а  река  остается.  Иногда  новый  народ  приносил
реке  новое  имя.  Волга  за  последние  две  тысячи
лет  получает  третье  название:  Ра  -  Итиль  -  Волга.
Если  заглянуть  в  глубину  времени,  обнаружишь:
не  все  реки  текли  как  сегодня.  Не  Волга,  а  Дон  был
главной,  самой  большой  рекой  в  европейской
части  нашей  страны.  А  Кама,  о  которой  идет
сейчас  речь,  когда-то  сама  по  себе  добиралась
в  Каспийское  море...
 Кама  -  значит  Долгая  по-удмуртски.  На¬
звание  древнее,  видимо,  уже  очень  давно  люди
прошли  ее  от  истока  до  устья,  сегодня  же  река
точно  измерена  -  две  тысячи  двадцать  три  ки¬
лометра.  В  европейской  части  страны  только
Волга,  Днепр  и  Урал  длиннее  Камы.
 Если  бы  мы  захотели  определить  заслуги
Камы  перед  людьми,  то  самое  точное  слово:  река-
работница.  Уже  через  тридцать  километров  от
истока  маленькая  Кама  берет  на  плечи  первую
 125
 ношу  -  лес.  И  дальше  эта  ноша  растет  беспре¬
рывно.  Лес,  лес...  Лес  по  берегам  самой  Камы,  лес
несут  в  реку  бесчисленные  притоки.  Весь  путь
Камы  до  Волги  идет  сплошными  лесами.  И  уже
много  веков,  как  только  уходит  лед,  река  до
нового  льда  становится  лесным  извозчиком.  По
речкам-притокам  идет  молевой  сплав.  Сверху
глянешь  -  бревна  плывут,  как  кем-то  рассы¬
панные  спички,  и  так  плотно  и  кучно,  что  по  ним
ловко  бегают  сплавщики.  Местами  в  заторах  все
русла  до  дна  забиваются  бревнами,  и  по  реке
может  ходить  даже  трактор.  На  верхней  Каме
в  весеннюю  пору  прекращается  судоходство  -
сплошной  поток  леса.  А  ниже  по  течению  -  вязка
плотов.  Это  огромных  размеров  дело!  На  реке
поставлены  загородки-ловушки.  Место,  где  со¬
бирается  лес,  являет  собою  зрелище  необы¬
чайное  -  река,  мощенная  бревнами!  Видавшие
виды  лесосплавщики  из  Канады,  увидев  на  Каме
керчевский  сплавной  рейд,  воскликнули:  «О-
о!..»  Ни  одна  река  на  земле  не  несет  такой  ноши.
 В  детстве  я  видел  плоты  на  Воронеже.  Горел
костер  на  плоту,  варилась  каша  в  котле,  пло¬
тогоны  ворочали  длинными  веслами...  Позднее
не  раз  появлялась  мысль:  проплыть  бы  по  реке
на  плоту.
 И  вот  я  вижу  сверху  реку,  по  которой  плоты
идут  непрерывно.  Но  странное  дело,  нет  ни
костра,  ни  единого  человека.  Сам  плот  раз
в  десять  длиннее  того,  что  в  детстве.  Сверху  плот
похож  на  изрядных  размеров  пашню,  по  которой
свободно  туда-сюда  мог  бы  ходить  комбайн  -
семьсот  метров  длина!  Тысяча  вагонов  леса
плывет  по  реке.  Кама  передает  плоты  Волге.
Волга  отдает  Каспию  или  Дону.  И  где-нибудь
на  Кавказе,  на  Украине  закончит  свой  путь  по
воде  елка,  срубленная  над  Камой  или  над  Ви-
шерой,  Косьвой,  Колвой  -  притоками  Камы.
Четыре  тысячи  километров  пути  у  плота...
 Василий  ПЕСКОВ
 И0ЛН01  СОЬРАИИЬ  СОЧИИРНИЙ

Плоты  по  Каме  идут  почти  непрерывно.
Летишь  -  скрылся  из  глаз  один,  другой  за¬
маячил  на  горизонте.  Обязательно  пароход
в  голове  у  плота,  часто  старый  колесный  паро-
ходишко  бьет  по  воде  плицами.  Раньше  плоты
могли  идти  самоходом.  Теперь  вверх  от  Перми
Кама  перед  плотиной  разлилась  морем  -  те¬
чения  почти  нет.  Плот  обязательно  надо  тянуть.
Шестьсот  плотов  в  навигацию.  Это  пятнадцать
миллионов  кубов  древесины.  Или  иначе  -  де¬
вятая  часть  всего  леса,  который  страна  получает
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЙ  СОЬРАНИЬ  COSMHFHUH
 за  год.  Лесовозница-Кама...  Так  ее  называют.  Но
не  един  лес  держит  река  на  спине.  Идет  по  воде
камская  нефть,  бумага,  машины,  химическая
продукция.  Издревле  шла  с  Камы  на  Волгу  соль.
Поселения  Соликамск  и  Усолье,  а.также  древний
прикамский  городок  Чердынь  (основанный  на¬
много  раньше  Москвы)  издревле  кормились
соляным  промыслом.  От  людей  река  требовала
умения  управляться  на  водных  путях.  Умение
люди  отдавали  друг  другу  из  века  в  век,  и  до  сих
пор  в  одном  из  поселков  на  Каме  сохранился
обычай:  жениху  на  свадьбе  дарят  весло...
 Благодаря  огромным  запасам  солей  на  Каме
ранее,  чем  в  других  местах,  воцарилась  химия.
Известные  в  мире  Березники  и  огромные  заводы
и  фабрики  Соликамска-гордость  нашей  промыш¬
ленности.  Но  для  реки  Камы,  для  всех,  кто  пьет  из
нее  воду  и  ловит  рыбу,  большая  химия  оказалась
недоброй  жительницей.  Сегодня  Кама  -  самая
грязная  из  больших  рек.  Три  миллиона  кубо¬
метров  отбросов  выливается  в  реку  каждые  сутки.
Ученые  подсчитали:  «Вниз  по  течению  идут  все
элементы  менделеевской  таблицы».  В  некогда  бо¬
гатой  рыбой  реке  сегодня  не  стало  житья  даже  не¬
прихотливой  щуке.  Нередкое  дело  увидеть  рыбу,
плывущую  кверху  брюхом,  а  живую  вдруг  видишь
окрашенной  в  золотой  цвет.  К  столу  такая  рыба
никак  не  идет...  Судьба  реки  в  этом  смысле  тре¬
вожна  и  поучительна.  Ведь  ниже  по  пути  к  Волге
лежат  десятки  городов  и  селений  -  каково  людям
видеть  умиранье  воды.  Может  быть,  хоть  теперь,
пуская  все  новые  и  новые  предприятия,  мы  хва¬
тились  и  как-нибудь  заботимся  уберечь  реку?
Да  нет  же!  Совсем  недавно  построено  на  Каме
новое  огромное  бумажное  предприятие.  Стали
подписывать  акт.  Все  готово,  кроме  очистных
сооружений.  Медики:  «Мы  не  подпишем  акта
на  пуск...»  Махнули  рукой  на  медиков,  пустили
машину.  Значит,  и  еще  прибавилось  губительных
отбросов  в  реке.  А  камская  вода  идет  до  самого
Каспия.  И  если  речную  рыбу  у  нас  на  столе  сегодня
еще  кое-как  может  заменить  серебристый  хек
и  разный  там  морской  окунь,  то  питьевую  воду
издалека  вряд  ли  можно  будет  возить.  Строим  мы
сегодня  повсюду  и  много,  строим,  как  правило,
вблизи  рек  и  часто,  так  же  как  на  Каме,  беспечны.
А  беспечность  -  союзница  никудышная...
 Такая  жизнь  у  реки-работницы,  про  которую
говорят:  «Не  Кама  впадает  в  Волгу,  а  Волга
в  Каму».
 Снимок  сделан  с  помощью  «Аэрофлота».
Пилот  -  Вадим  Лутохин.
 •  Фото  автора.  20  октября  1966  г.
 126

ИРТЫШ
 Об  Иртыше,  так  же  как  о  Байкале  и  Волге,  мы
первый  раз  узнаем  не  из  учебника,  а  из  песни.
Сегодня  Иртыш,  конечно,  не  тот,  каким  увидел
его  Ермак.  Но,  с  другой  стороны,  по  газетным
фотографиям  иногда  создается  ложное  чувство:
кажется,  вся  земля  за  Уралом  уже  в  огнях,  подъ¬
емных  кранах,  дорогах.  Но  вот  летишь:  тысячи
километров  земли,  еще  не  освоенной,  не  тро¬
нутой,  дразнящей  дикостью,  неприступностью.
Гудок  старинного  с  дымком  парохода,  спорый
гул  «Ракеты»  на  водяных  крыльях  -  и  опять
тишина.  Но  жизнь  все-таки  быстро  оседает
на  берегах.  Самолетная  пристань.  Самолеты
 127
 садятся  прямо  на  воду.  Человек,  ожидающий  са¬
молет.  Кто  он?
 Две  пары  глаз.  Детеныш  зверя,  вче¬
рашнего  хозяина  этих  мест,  и  дитя  человека.
Между  двумя  существами  полное  дружеское
доверие...  Перед  нами  глаза  Природы  и  Че¬
ловека.  Глаза  настороженные  и  глаза  мягкие,
добрые.  Снимок  сделан  в  поселке  нефтя¬
ников,  который  только-только  уцепился  за
берег.  Дома  стоят  в  самой  тайге,  охотиться
можно  почти  за  околицей.  С  приходом  людей
и  машин  на  много  километров  вокруг  пустеют
леса,  мутнеют  воды...
 Василий  ПЬ.СКОВ
 ПОЛНОЕ  CObPAHHF  СОЧИНЕНИЙ

Но  должно  ли  так  быть?  И  может  ли  так  про¬
должаться  всегда?  Когда  обнищание  природы
доходит  до  крайней  степени,  мы  поднимаем
шум,  жалуемся,  но  часто  бывает  поздно...  Здо¬
ровье  берегут  смолоду.  Природу  в  новых  краях
тоже  надо  беречь  с  первых  шагов.  Слова  «по¬
корение  природы»  сегодня  вряд  ли  уже  под¬
 Василий  I1FCKOB
 ПОЛНОЕ  СОЬРАНИЕ  СОЧИНЕНИИ
 ходящи.  Содружество!  Содружество  Природы
и  Человека.  Этот  снимок  может  служить  для  нас
символом.  Девочка  Оля  Щелок  из  Горноправ-
динска  на  Иртыше.  Не  дает  ли  нам,  взрослым,
эта  девчурка  урок  отношений  с  природой?
 •  Фото  автора.  26  октября  1966  г.
 128

ИЩЕМ  КЛАД
 ШИРОКА  СТРАНА  МОЯ...
 Маленькая  речонка.  Двое  усталых  людей.  Они
идут  по  руслу,  потому  что  дорог  в  этих  местах
нет.  Вечер.  Мы  спешили  домой,  к  тому  же  у  вер¬
толета  кончалось  горючее,  а  очень  хотелось  спу¬
ститься  к  этим  ребятам,  спросить:  нашли  что-
нибудь?  Сверху  хорошо  было  видно:  до  костра,
до  палатки  этим  двоим  много  идти.
 В  Москве  я  показал  снимок  заместителю
министра  геологии  Валерию  Ивановичу  Игрев-
скому.
 -  Что  ищут  эти  ребята?
 Мой  собеседник  улыбнулся:  «Что  ищут...
А  знаете,  сколько  людей  каждое  лето  уходят
на  поиски.  Сколько  всего  надо  найти...»
 Сейчас,  взявшись  писать  заметку,  я  огля¬
нулся  вокруг  себя.  Соль  на  столе,  огонек  газа
на  плитке,  графит  в  карандаше,  кирпич  в  стенах
дома,  серебристые  металлы  приемника,  алю¬
миний  для  чайника,  глиняный  горшок,  в  ко¬
тором  стоят  цветы.  Нефть,  золото,  уголь.  Это
кому-то  надо  было  найти...  Падает  ранний
рассвет.  Дома  стоят  бело-туманные.  Глухо  шумят
за  пеленой  снега  городские  автомобили.  А  там,
в  Сибири,  эти  двое  ребят  успели  выбраться?
А  может,  все  еще  у  палатки  ждут  вертолета?
Бывает,  долго  приходится  ждать  вертолета...
 «Земля  для  человека  -  это  огромный  сундук
с  ценностями.  Кое-что  лежало  на  виду  в  сундуке,
а  многое  надо  искать,  искать...»  На  стене  в  ми¬
нистерстве  -  карта.  Расцветкой  она  похожа
на  горные  самоцветы,  пожалуй,  больше  всего
похожа  на  срезы  яшмы,  которые  приходилось
видеть  в  музее  Свердловска.  Каждый  цвет
и  значок  на  карте  означает  какое-нибудь  бо¬
гатство,  обнаруженное  в  земле.  Кто-то  прошел
этим  местом,  чтобы  на  карте  появились  го¬
лубые,  розовые,  изумрудные,  темно-малиновые
узоры.
 «Вы  знаете,  в  царской  России  было  всего
семьдесят  (!)  образованных  геологов,  и  эта
карта  почти  целиком  была  белой...»  Теперь  гео¬
логов  в  стране  пятьдесят  тысяч.  А  всего  -  пол¬
миллиона  людей  занято  поисками.  Не  все,  ко¬
нечно,  как  эти  вот  двое,  идут  по  речкам,  по
горным  россыпям.  Много  людей  занято  у  при¬
боров,  у  счетных  машин,  в  лабораториях.  «У
нас  шестьдесят  тысяч  автомобилей,  тракторов,
вездеходов.  Тысяча  самолетов  и  вертолетов
 129
 каждый  год  обслуживает  геологов...»  Но,  ко¬
нечно,  почти  всегда  человек  должен  быть  готов
вот  так  же,  как  эти  двое,  мерять  землю  шагами.
Ведь  это  только  на  карте  и  со  спутников  Земля
кажется  маленькой...
 «Сколько  найдено...  Да  разве  возможное  дело
все  перечислить...»  Возьмите  нефть.  Был  только
Баку.  Теперь  только  Приволжье  дает  семьдесят
процентов  всей  нефти  страны.  В  тысяче  мест
обнаружена  нефть.  Найдено  триста  месторож¬
дений  угля,  четыреста  -  железа.  До  войны  люди
не  знали,  что  значит  газ.  Теперь  во  многих  го¬
родах  хозяйки  не  знают,  что  значит  дрова.
Старая  Россия  не  имела  своих  удобрений.  Со¬
ветские  геологи  их  нашли.  Нашли  запасы  сырья
для  химии,  для  атомной  промышленности,
нашли  алмазы  -  раньше  мы  их  покупали,  теперь
продаем  сами.  Все,  что  построено  в  наши  пять¬
десят  лет,  все  начиналось  с  геологов.  Сначала
костер,  потом  огонек  в  маленьком  доме  и  уж
потом  -  огни  завода,  огни  городов.  «Многие
города  и  поселки  своим  названием  обязаны
геологии.  Вот  читайте:  Магнитогорск,  Рудный,
Газли,  Апатиты,  Асбест,  Нефтеюганск...»
 «Что  же  мы  еще  ищем...  Аппетиты  человека-
хозяина  все  возрастают,  и  разведка  обязана  дви¬
гаться  впереди  фронта...»  Геологи  ищут  сегодня
руды  редких  металлов.  По-прежнему  ищут  железо
и  уголь.  Половину  всех  средств  геология  тратит
на  поиски  нефти  и  газа.  Проблемой  «номер
один»  во  всем  мире,  как  это  ни  странно,  стала...
вода.  В  сухих  районах  вода  нужна  для  поливного
хозяйства,  промышленные  районы  стонут  от
жажды.  Даже  там,  где  воды  кажется  много,  под¬
земная  вода  нужна  для  питья,  потому  что  речную
и  озерную  воду  человек  успел  загрязнить...
 «Неожиданности  при  поисках...  Бывают».
Апатиты  в  Хибинах  начались  с  валуна,  который
 Василии  [  IECKOB
 ПОЛНОГ  CObPAIIHF  СОЧИН1  ний

был  обнаружен  случайно.  Бывают  сюрпризы
и  более  неожиданные.  Русская  платформа  земли
от  Урала  до  западных  границ  считалась  для  гео¬
логов  местом  не  очень  заманчивым.  И  вот  пред¬
ставьте:  на  Дону  под  Воронежем  после  войны
найдены  ценные  руды,  россыпи  металлов
найдены  под  Тамбовом,  в  Белоруссии  возле
Речицы  обнаружена  нефть.  Первая  скважина-
открывательница  оказалась  в  ста  шагах  от
шоссе,  в  ста  шагах  от  нефтепровода  «Дружба»,
в  семи  километрах  от  железной  дороги  и  почти
рядом  с  Днепром.  Такая  находка  даже  для  ви¬
давших  виды  геологов  оказалась  сюрпризом.
Сюрпризом  было  и  золото,  найденное  в  песках
Средней  Азии.  Впрочем,  были  упрямцы,  ко¬
торые  вопреки  общему  мнению  предсказали
эти  находки...
 «То,  что  лежит  близко  к  поверхности,  че¬
ловек  уже  разглядел...»  Сегодня  мало  надежды,
что  какой-нибудь  казах-аксакал  или  сибирский
 ДРАПА  У  КУРБСКИХ  I
 Первым  в  Ярославле  мне  рассказал  об  этом
шофер  такси.  Он  рассказывал  так,  как  будто
беда  случилась  у  него  в  доме.
 -  Я  из  села  сам.  Телушка,  помню,  пала  -  так
жалко  не  было.  Двадцать  четыре  головы  сразу...
 Мы  изменили  маршрут,  заехали  в  охот¬
ничью  инспекцию.  Все  подтвердилось.  Даже
не  двадцать  четыре,  а  двадцать  семь  лосей  пало
у  Курбских  гарей,  в  тридцати  километрах  от
Ярославля.
 28  августа  егерь  Василий  Зарубин  увидел
первого  лося.  И  потом  началось:  мальчишки,
грибники,  пастухи  находили.  Двадцать  семь
лосей,  мертвые  тетерева,  мертвые  мелкие
птицы,  и  все  это  в  ольшаниках  и  лозняках
Курбских  гарей.  Я  попросил  охотников  свозить
меня  в  гари...
 Кустарник  и  мелколесье.  Жутковатая  пред¬
вечерняя  тишина,  хлюпанье  воды  под  сапогами.
Огромная  стая  сорок  поднялась  в  одном,
в  другом  месте.  По  этому  пиршеству  сорок
и  ворон,  по  смрадному  запаху  и  находили  лосей.
 Исклеванный  птицами,  обглоданный  ли¬
сицами  труп  зверя.  Передние  ноги  судорожно
поджаты.  «Все  двадцать  семь  в  одной  позе».
 Василий  ПНСКОВ
 ПОЛПОР  СОЬРЛИШ  COSHHFIIHM
 охотник  укажет  геологу  на  «странные  камни».
Сами  геологи  смотрят  сегодня  «не  столько
вокруг  себя,  сколько  в  глубь  земли».  Вся  страна
с  самолета  покрывается  магнитной  съемкой.
Потом  в  намеченных  районах  сейсмологи
«слушают»  землю,  и  только  потом  уже  в  нужное
место  пробирается  человек.  «В  один  из  районов
на  севере  мы  два  года  с  величайшими  трудно¬
стями  везли  бурильную  установку.  И  было  зачем
везти  -  первая  же  скважина  дала  газ...»
 ...Эта  сибирская  речка  сейчас,  конечно,  за¬
мерзла.  Сверху  глянуть  -  ее  и  не  видно:  снег
и  снег.  Может  быть,  у  этой  речки  и  нет  ничего.
А  может  быть,  вслед  за  костром,  за  первой  па¬
латкой  появятся  тут  большие  огни,  а  потом
город.  Именно  так  начинались  многочисленные
теперь:  Апатиты,  Норильск,  Газли,  Алмалык,
Рудный,  Нефтеюганск...
 •  Фото  автора.  30  октября  1966  г.
 Молчаливые  заросли.  Листья  с  кустов  и  де¬
ревьев  не  опали,  как  им  полагалось  бы  осенью,
а  шуршат,  пожухлые,  почерневшие.  Сороки,  до¬
ждавшись,  пока  мы  уйдем,  ныряют  в  глубину
мертвой  растительности.
 Что  же  случилось  у  села  Курба?..  7  августа
над  этими  местами  летал  маленький  самолет
и  опрыскивал  лес  химической  жидкостью.
Было  задумано  расширить  площадь  лугов.  Под¬
считали:  корчевать  живым  мелкий  лес  и  ку¬
старник  обойдется  дороже,  чем  отравить  его
с  самолета,  а  потом  уже  корчевать.  Решили
травить.  Само  по  себе  дело  это  не  новое.  Хими¬
ческое  отравление  входит  в  хозяйский  обиход,
оно  привлекательно  дешевизной  и  потому  по¬
читается  делом  выгодным  и  прогрессивным.
И  действительно,  есть  в  нем  значительные,  всем
известные  плюсы.  Но  есть  и  очень  большие
минуты.  Их  не  всегда  замечают.  Но  они  стоят
серьезного  разговора.  В  Курбских  гарях  перед
нами  во  весь  рост  явился  этот  немаленький
минус.  Вспомним:  за  убитого  лося  браконьера
карают  годом  тюрьмы,  полтысячей  штрафа.
Тут  же  сразу  -  почти  три  десятка  голов.  За¬
гублены  также  тетерева,  мелкая  птица,  спа-
 130

савшая  окрестные  поля  и  лес  от  вредителей.
Гибнут  в  таких  случаях  пчелы,  погибает  не¬
счетное  число  насекомых,  из  которых  многие  -
наши  друзья.  А  ну,  какой  бухгалтер  возьмется
теперь  подсчитать  выгодность  операции  у  села
Курба?!  И  это  еще  не  все.  Курбские  гари  -  от
Ярославля  в  часе  езды.  Тысячи  людей  большого
промышленного  города  в  нерабочие  дни  едут
в  лес.  Пение  птиц,  всякое  проявление  жизни
составляют  радость  этих  прогулок.  Встреча
же  с  крупным  зверем  человеку  иногда  запоми¬
нается  на  всю  жизнь.  Прикиньте-ка,  скольким
людям  уже  не  встретятся  двадцать  семь  лесных
великанов,  исклеванных  сороками  и  воронами.
Какой  бухгалтерией  измеряется  эта  потеря?..
 Спросите:  что  же,  не  нашлось  человека
в  городе  Ярославе,  который  мог  бы  предвидеть
беду?  Совсем  наоборот.  Предвидели!  Засыпали
Москву  бумагами:  «Не  разрешайте!  У  нас  там
заказник,  там  много  лосей.  Погибнут!»  Москва
вняла.  Из  управления  заповедников,  из  «Глав¬
лесхоза»  пришли  бумаги:  «Нельзя!..  И  впредь
всякую  химическую  обработку  лесов  согла¬
совывать  с  Охотинспекцией».  Но  в  области,
в  управлении  сельского  хозяйства,  на  это  имели
свое  суждение:  «А  у  нас  план.  И  вообще  чего  шум
подняли.  Ничего  не  случится  -  вещество  вполне
безопасное.  Будет  жить  ваше  зверье».
 А  зверье,  как  видите...
 Святыми  глазами  глядят  на  журналиста  то¬
варищи  с  лугомелиоративной  станции:
 - 	Мы?!  Лоси  погибли  от  чего-то  другого.
Наше  вещество  вполне  безопасно.  -  Дают  зе¬
леную  книжку  -  инструкцию.  -  Вот,  читайте.
 Читаю:  «2,4-Д  (бутиловый  эфир)  относится
к  числу  веществ  токсичных  для  человека  и  сель¬
скохозяйственных  животных.  Если  не  соблюдать
осторожность,  могут  быть  хронические  отрав¬
ления,  а  также  понижается  качество  молока
укоров...»
 - 	Вот  видите  -  качество  молока...  Про  лосей
же  вообще  ни  слова...
 - 	Но  ведь  можно  бы  догадаться.  Предупре¬
ждали  же...
 - 	Мы  согласно  инструкции...
 Вот  и  весь  разговор.  Оставим  продолжение
его  ярославской  областной  власти  и  прокурору.
Поговорим  сейчас  о  Химии.  О  друге,  которому
мы  широко  открываем  двери  в  своей  дом  и  ко¬
торому  полностью  доверяем.
 ***
 Ярославская  история  -  из  ряда  вон  выхо¬
дящий  случай.  Но  случай  не  первый,  не  един¬
ственный  и,  видимо,  еще  не  последний.  Года
 131
 три  назад  во  Владимирской  области  я  своими
руками  собирал  на  осеннем  поле  отравленных
зайцев.  Двенадцать  зверьков,  полизав  удо¬
брение,  тут  же  на  опушке  и  околели.  Отрав¬
ление  на  полях  зайцев,  перепелов,  серых  куро¬
паток  и  жаворонков  стало  обычным  явлением.
Явление  это  не  только  наше  «отечественное».
Американские  ученые,  обеспокоенные  исчезно¬
вением  птиц,  произвели  учет  на  одном  из  полей.
В  «перепись»  попала  сто  двадцать  одна  пере¬
пелка.  После  химической  обработки  посева  все
птицы  были  найдены  мертвыми.  У  нас  известия
о  гибели  птиц  и  животных  приходят  из  многих
областей,  где  применяются  химикаты.  Недавно
журнал  «Охота  и  охотничье  хозяйство»  сообщил:
«В  Ставропольской,  Тамбовской,  Рязанской,
Ульяновской  областях  отмечено  массовое  от¬
равление  диких  и  домашних  животных».  В  Та¬
тарии,  в  Карельской  АССР,  в  областях:  Моги¬
левской,  Московской,  Одесской,  Ивановской
отмечены  отравления  зайцев,  лосей,  перепелов,
куропаток.  Не  все  случаи  учитываются,  рассле¬
дуются.  Размеры  этого  бедствия  с  каждым  годом
растут,  поскольку  возрастает  объем  химических
обработок  земли.
 Бедствия  происходят  по  разным  причинам.
От  безответственного  применения  химических
ядов.  От  недостаточной  чистоты  химикатов.
Бедствия  происходят  от  небрежного,  бесхозяй¬
ственного  пользования  химикатами.  Надо,
к  примеру,  удобрения  держать  в  мешках  -  нет,
ссыпаны  на  поле  в  кучу.  После  подкормки
остатки  удобрений  надлежит  закопать  в  яму.
Нет,  брошены  так.  Зайцу,  который  постоянно
имеет  соляной  голод,  откуда  знать,  что  в  удо¬
брениях  ядовитые  примеси.  Полизал  -  и  лапы
кверху.  Или  возьмем  авиацию.  Из-за  ветра,  из-за
того,  что  самолет  летел  выше,  чем  надо,  из-за
ошибки  летчика  яд  залетел  далеко  в  сторону
от  нужной  зоны.  Прикиньте,  во  что  обходится
каждая  ошибка  или  оплошность  живой  природе
и,  стало  быть,  человеку.  Главная  же  причина
бедствия  состоит  в  том,  что  мы  недостаточно
хорошо  знаем  вещества,  которые  производим
на  свет  с  помощью  химии.
 ***
 При  всей  грамотности  и  мудрости  мы  до
последнего  времени  не  знали  (да  и  теперь  еще
плохо  знаем),  в  каком  тесном  взаимодействии
находится  на  земле  все  живое.  Это  явление,  на¬
званное  равновесием,  играет  решающую  роль
в  поддержании  на  земле  жизни.  Исключение
какого-либо  звена  из  равновесия  приводит
к  разрыву  живой  цепи.  Химия  с  ее  иногда  не-
 Василий  ПЕСКОВ
 [ЮЛПОЬ  CObPAIIHF  СОЧИНГНИИ

ожиданными,  непредвиденными  эффектами
беспощадно  рвет  эти  цепи.  И  человек,  выпу¬
стивший  из  сосуда  джинна  с  именем  Химия,
стоит  на  пороге  проблем,  которые  он  не  пред¬
видел.
 Коротко  о  конфликте  живой  Природы
и  Химии.  Не  будем  сейчас  говорить  о  реках,
гибнущих  от  химических  нечистот.  Это  се¬
годня  проблема,  известная  всем.  Обратимся
к  нашим  полям,  лесу,  лугам,  куда  мы  смело
и  не  везде  осторожно  вторгаемся  с  оружием
Химии.  Лесом  сегодня  называют  сообщество
птиц,  насекомых,  грибов,  бактерий,  трав  и  де¬
ревьев.  Заметьте:  лес  -  это  не  только  деревья.
Исключите,  например,  птиц  из  сообщества  -
сейчас  же  обрекаете  лес  на  пожирание  вреди¬
телями.  Исключение  из  сообщества  муравьев
(лучшие  санитары  в  лесу!)  тоже  приводит  к  бо¬
лезням  леса.  С  другой  стороны,  многие  птицы
и  муравьи  не  могут  прожить  без  деревьев.  Зо¬
лотая  цепь  взаимосвязи!  Проследим  соеди¬
нения  более  крупных  звеньев  в  этой  цепи.  Без
леса  сохнет  река.  Многие  на  земле  пустыни
появились  оттого,  что  вырубили  леса.  Леса
питают  атмосферу  земли  кислородом  и  берут
из  нее  углекислый  газ.  Или  в  другом  месте  про¬
следим  эту  природную  цепь.  Одна  пара  тлей
может  в  течение  года  произвести  потомство,
способное  толстым  слоем  окутать  землю.  Но
этого  не  случается.  Есть  в  траве  хищники,  ко¬
торые  держат  в  узде  эту  плодовитую  мелочь.
А  хищник,  в  свою  очередь,  существует  потому,
что  есть  тля  -  единственная  его  пища.  О  законе
равновесия  в  практической  жизни  мы  узнаем,
к  сожалению,  тогда,  когда  нарушаем  его
и  видим  последствия  нарушения.  Выдра  счи¬
тается  вредным  хищником,  потому  что  пи¬
тается  рыбой.  Заботясь  о  рыбе,  на  одной  из
скандинавских  речек  полностью  выбили  зверя.
Результат  был  грозный  и  неожиданный.  Рыба
начала  гибнуть  от  болезней,  которых  ранее
не  было.  Оказывается,  выдра,  охотясь  за  рыбой,
в  первую  очередь  настигала  больных  и  слабых.
Выдра  была  санитаром,  который  поддерживал
здоровье  рыбьего  стада.  В  природе  все  непре¬
менно  взаимосвязано,  все  притерто,  подогнано
за  миллионы  лет  эволюции.  Выбей  один  ка¬
мешек  покрупнее  из  этой  устойчивости,  и  нач¬
нется  лавина.  Двадцать  -  тридцать  лет  назад
у  человека  еще  не  было  силы,  которой  он  мог
бы  вышибить  этот  камень.  Сегодня  в  неосто¬
рожных  руках  такой  силой  может  явиться
Химия.
 Возможности  химии  сегодня  практически
безграничны.  Человек  получил  уже  тысячи
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛИСА  ГОГ.РА11И1  С0ЧИИН1ИИ
 веществ,  неизвестных  природе.  Каждый  год
Химия  заявляет  о  новых  и  новых  своих  по¬
бедах.  За  год  мы  синтезируем  тысячи  (!)  новых
веществ.  Даже  многократно  испытанные,  они
вдруг  дают  эффект  неожиданный.  Тот  же  бути¬
ловый  эфир  в  ярославском  лесу  был  применен
не  впервые.  И  вот  тебе  гибель.  В  московской  ла¬
боратории,  куда  я  приехал  с  этим  известием,  за¬
сомневались  сначала:  «Препарат  вроде  не  очень
токсичен,  летуч...»  -  «Но,  может,  все-таки  был
случай?..»  Оказывается,  в  Чувашии  погибли
ягнята,  в  Смоленской  области  отравилось  стадо
телят  в  полторы  сотни  голов.  В  обоих  случаях
на  подозрении  -  бутиловый  эфир.  Обратились
к  зарубежной  практике.  Американцы  приводят
много  случаев  отравления  препаратом.  При¬
водят  механизм  действия  химиката.  Животные
(в  результате  сложных  реакций  внутри  орга¬
низма)  погибают  от  кислородного  голодания.
 Живая  природа  за  долгую  эволюцию  при¬
способились  к  излучениям,  к  химическим  сое¬
динениям,  образующим  землю,  к  ядовитым  рас¬
тениям.  (Лось,  например,  поедает  гриб  мухомор,
а  бутиловый  эфир  оказался  для  него  роковым.)
Но  природа  беззащитна  против  веществ  ей  не¬
известных.  Проследим,  как  нарушается  равно¬
весие,  как  природа  пытается  защищаться  и  чем
грозит  Химия  человеку,  который  тоже  является
живым  звеном  в  общей  цепи.
 ***
 Химические  вещества,  взятые  на  воору¬
жение  в  сельском  хозяйстве,  делятся  на  три
группы:  инсектициды  -  для  отравления  насе¬
комых,  гербициды  -  для  отравления  сорняков,
арборициды  -  для  отравления  лесов  и  кустар¬
ников.  Самые  разрушительные  из  них  инсек¬
тициды.
 Представьте  себе,  что  хозяйство  решило
избавиться  на  полях  от  какого-нибудь  жука-
вредителя.  Вызвали  самолет,  поработали  «со¬
гласно  инструкции»  и  премного  довольны  -  жук
уничтожен.  Мало  кто  задумывается  над  этим,
но,  кроме  вредителя,  погибло  почти  все  живое
на  поле.  Умолкла  жизнь,  о  существовании  ко¬
торой  иной  председатель  колхоза,  может  быть,
даже  и  не  догадывался.  Председатель  начнет
чесать  в  затылке,  когда  на  следующий  год
вдруг  обнаружит:  а  жук-то  вредитель  живет.
Армия  жуков  даже  выросла  по  сравнению
с  прошлым  годом...
 Вот  тут  надо  вспомнить  два  важных  закона.
Во-первых,  закон  эволюции:  наиболее  сильные,
приспособленные  выживают,  и  новое  поколение
насекомых  уже  нечувствительно  к  нашему  яду.
 132

Все,  наверное,  видели  мух,  которые  ползают
по  россыпи  ДДТ,  как  будто  это  обычная  пыль.
И  второе  -  нарушенный  закон  равновесия.
У  жука-вредителя  в  поле  были  враги.  Но
в  прошлом  году  их  начисто  смели  химическим
дождиком.  Нет  теперь  врагов  у  жука  -  плодится
и  благоденствует.  Человек  вынужден  применить
еще  большую  дозу  отравы  -  и  все  повторяется  по
черному  кругу.  Один  раз  применив  химикат,  хо¬
зяйство  становится  «наркоманом»  -  все  время
надо  повышать  дозу.  В  этот  порочный  круг  за
последние  два-три  года  попали  уже  многие
хозяйства  Волгоградской,  Ростовской,  Воро¬
нежской,  Саратовской  областей.
 И  надо  еще  добавить:  многие  химикаты  бес¬
следно  не  исчезают.  С  дождевыми  водами  они
проникают  в  ручьи  и  реки,  вызывая  отравление
рыбы.  Отравляется  почва,  химикат  накапли¬
вается  в  подземных  водах  и  заявляет  о  себе  че¬
ловеку  подчас  самым  неожиданным  образом...
 Вспомним  басню:  медведь  увидел  на  лице
спящего  пустынника  муху.  Полный  благих  наме¬
рений,  мишка  поднял  огромный  камень,  чтобы
прикончить  зловредное  насекомое...  Не  похожи
ли  мы  иногда  на  медведя  со  своим  оружием
против  жука?  Соизмеряем  ли  удар  с  теми  по¬
следствиями,  которые  сразу  видны  и  о  которых,
может  быть,  даже  и  не  догадываемся?
 ***
 Действие  химикатов  на  живую  природу
не  всегда  бывает  мгновенным.  Америка,  на¬
чавшая  применять  раньше  других  химикаты
в  сельском  хозяйстве,  накопила  уже  много
горького,  поучительного  для  нас  опыта.  Решено
было,  например,  отравить  комаров  на  одном  из
озер  вблизи  какого-то  из  курортов.  Доза  ДДТ
была  минимальной  и  считалась  безвредной
для  всего  живого,  исключая  одних  комаров.
Комары  исчезли.  Но  спустя  время  стала  вдруг
погибать  озерная  птица.  Вскрыли  -  оказалось,
птицы  гибнут  от  ДДТ.  Химикат  в  большом  ко¬
личестве  скопился  в  жировых  тканях.  Откуда?
Оказалось,  ДДТ,  как  и  многие  препараты  этого
ряда,  имеет  кумулятивные  свойства  (способ¬
ность  накапливаться).  Планктоном  и  комарами
питались  рыбы  -  первый  этап  накопления.
Рыбой  питались  птицы  -  второй  этап  нако¬
пления.  Можно  спросить:  а  человек,  принесший
домой  в  ягдташе  убитую  птицу,  -  он  является
продолжением  этой  цепи?  Да,  является.  Там  же,
в  Америке,  проведено  исследование.  «Почти
не  удалось  обнаружить  живых  существ,  избе¬
жавших  химического  заражения».  Проверили
и  людей.  У  всех  обнаружено  накопление  ДДТ.
 133
 Исключение  составили  эскимосы,  которые  по¬
лучают  свои  продукты  питания  в  зоне,  куда
химия  еще  не  проникла.  Поразительная  подроб¬
ность:  у  нескольких  эскимосов  химикат  обна¬
ружен.  Оказалось:  это  люди,  которые  уезжали
с  Аляски  и  какое-то  время  жили  в  «цивилизо¬
ванном  мире».
 Синтетические  вещества  «складируются»
во  всех  живых  организмах,  попадая  туда  мно¬
жеством  путей:  с  питьевой  водой,  в  молоке,
с  овощами,  фруктами.  ДДТ  обнаружен  в  птичьих
яйцах.  В  тканях  еще  не  рожденного  плода.
Долгое  время  существовало  мнение:  препарат
безопасен.  Этот  миф  теперь  опровергнут.  Было
замечено,  например,  резкое  падение  в  Америке
численности  орлов.  Эта  птица  пользуется  в  госу¬
дарстве  особым  покровительством.  Ученые  при¬
ложили  много  труда,  чтобы  узнать  причины  со¬
кращения  птиц.  Выяснилось:  многие  орлы  сидят
на  яйцах,  но  птенцов  не  выводят  -  в  яйцах  об¬
наружен  ДДТ.  Многие  другие  птицы  производят
на  свет  потомство  неполноценное,  оно  погибает
в  первый  же  год.  Обнаружена  и  еще  более  тре¬
вожная  новость:  некоторые  из  применявшихся
химикатов  изменяют  механизм  наследствен¬
ности  у  живых  организмов.
 Человеческий  организм  также  беззащитен
против  неизвестных  ему  веществ.  Но,  может
быть,  подобно  мухе,  человек  способен  приспо¬
собиться  к  воздействию  им  же  созданных  хими¬
ческих  сил?  Может.  Живая  природа  не  устает  бо¬
роться  за  право  оставаться  живой.  Но  посудите
сами:  приспособиться  человек  может  за  мно¬
жество  поколений,  за  несколько  тысяч  лет  (на¬
секомому  эта  эволюция  удается  за  год  или  даже
за  несколько  месяцев).  Такая  перспектива  вряд
ли  устроит  ныне  живущих.
 ***
 Так  что  же,  вытолкать  взашей  нашего  друга
по  имени  Химия?  Вытолкать,  пока  она  еще
только  в  сенях  сельского  дома?  Во-первых,
это  уже  невозможно.  Во-вторых,  и  неразумно,
так  же,  как  неразумно  было  бы,  например,  из¬
бавиться  от  пчел  потому,  что  они  кусаются.
Химия  -  наш  помощник.  Сегодня  поля  уже  не¬
мыслимы  без  удобрений.  Во  многих  случаях
оправданна  или  даже  необходима  борьба  с  на¬
секомыми  и  сорняками  при  помощи  ядов.  Но
оружие  это  обоюдоострое,  и  мы  должны  быть
бдительны.
 Самая  большая  опасность:  радуясь  успехам
Химии,  использовать  химию  без  разбору:  где
надо  и  где  не  надо.  Саранчу  уничтожить  -
хороши  все  средства.  Но  вот  известие,  которое
 Василий  ПЕСКОВ
 П0ЛН01  соьрлниь  гочиншии

не  может  не  беспокоить.  В  Псковской  области,
на  лесных  озерах  Пустошкинского  района,  их¬
тиологи  с  помощью  химии  решили  «преобра¬
зовать»  озерную  жизнь  -  «отравить  обычную
рыбу  и  поселить  ценную».  Несколько  озер  от¬
равлено.  «Все  живое  погибло.  Рыба,  от  которой
в  данном  случае  желают  избавиться,  валяется
по  берегам  и  гниет.  По  инструкции  перед  трав¬
лением  ее  надо  было  бы  выловить.  «У  нас  нет
снастей»,  и  вот  страшная  картина  опустошения.
Дохнут  лисы,  хватая,  видимо,  отравившихся
рыбой,  в  озерах  нельзя  купаться,  пить  воду».
Это  рассказал  на  днях  очевидец  «переделки
природы»  журналист  Вадим  Гиппенрейтер.
Предполагается  в  мертвой  воде  со  временем
поселить  сигов.  «Чем  же  они  будут  питаться?»  -
«Первое  время  придется  подкармливать...»  -
«Но  ведь  питание  рыбы  -  дело  не  очень  простое,
нужен  пищевой  комплекс,  а  где  он,  если  все
в  воде  мертвое?..»  Чует  сердце:  диссертация
о  том,  как  «изводить  низкосортную  рыбу»  будет,
а  сигов  из  псковских  озер  вряд  ли  попробуют
даже  сами  экспериментаторы.
 Умные  хозяева  уже  поняли  опасность  то¬
тального  оружия  химизации,  увидели  его  об¬
манчивую  выгодность.  Доктор  сельскохозяй¬
ственных  наук  И.  Павлов  (Черноземный  ин¬
ститут  имени  Докучаева)  пишет  в  журнале
«Наука  и  жизнь»:  «Хозяйство  в  течение  многих
лет  почти  совершенно  не  применяет  обработку
посевов  химикатами.  Несмотря  на  большое  ко¬
личество  вредных  насекомых,  агротехнические
приемы  борьбы  и  организационные  хозяй¬
ственные  мероприятия  оказываются  в  основном
достаточными  для  защиты  растений».  Накоплен
уже  и  достаточный  опыт  биологической  борьбы
с  вредителями.  В  природе  эта  борьба  протекает
и  сама  по  себе.  Человеку  важно  призвать  ее
на  помощь,  направить  по  нужному  руслу.  Не¬
давно  приезжавший  в  Советский  Союз  и  посе¬
тивший  «Комсомольскую  правду»  французский
биолог  Реми  Шовен  рассказал  о  борьбе  с  вре¬
дителями  леса  при  помощи  муравьев.  «Два  му¬
равейника  на  гектаре  -  и  лес  будет  здоровым.
Италия  для  своих  лесов  покупает  муравейники
за  границей.  Австрия  поставляет  ей  мура¬
вейники  целыми  грузовиками».  Можно  при¬
вести  большое  число  примеров,  когда  человек,
поразмыслив,  опускал  меч  Химии  и  обращался
за  помощью  к  самой  природе.  Результаты  были
всегда  благодатными.  В  Австралии,  лишенный
естественных  врагов,  быстро  размножился  один
вид  кактусов,  завезенный  из  Южной  Америки.
Химическая  борьба  применялась,  но,  съев
огромные  деньги,  не  дала  результатов.  Кактусы
 Василий  ПЕСКОВ
 110ЛП01  СОЬРЛПИЬ  СОЧИНИ1ИИ
 заполонили  миллионы  гектаров  земли.  Тогда
додумались  завезти  естественного  врага  как¬
тусов  -  аргентинскую  моль.  Через  несколько  лет
колючих  зарослей  как  не  бывало.  Любопытна
стоимость  операции  -  полпенса  на  один  гектар,
тогда  как  химическая  война  стоила  двадцати
фунтов  стерлингов  (!)  на  гектаре.  Вот  результат
умелого  хозяйствования  в  природе...
 ***
 Взнуздав  Химию,  человек  уподобился
всаднику,  вскочившему  на  дикую  норовистую
лошадь.  Чуть  ослабил  поводья  -  лошадь  может
скинуть  и  растоптать.  Значит,  очень  крепкой
должна  быть  узда  и  очень  бдительным  должен
быть  всадник.
 Широкий  фронт  бдительности,  благо¬
разумия  и  осторожности!  Бдительности  и  благо¬
разумия  надо  требовать  от  ученого,  создающего
новое  вещество.  Добросовестности  надо  тре¬
бовать  от  завода,  который  вещество  выпускает:
от  агронома,  огородника,  грузчика,  летчика,
которые  используют  препараты  в  хозяйстве.  Из
всех  химикатов,  которые  появляются  на  свет
один  за  другим,  надо  тщательно  выбирать  наи¬
менее  токсичные,  наименее  разрушительные,
с  избирательной  способностью  к  разрушению.
Прежде  чем  рекомендовать  химикаты  в  хо¬
зяйство,  их  надо  скрупулезно  исследовать
и  опробовать.  Если  от  них  не  страдают  морские
свинки,  это  еще  не  значит,  что  не  будут  страдать
ягнята,  лось  или  курица.  Если  вещество  не  очень
опасно  для  домашних  животных,  но  разрушает
дикую  природу,  на  него  должно  быть  наложено
табу.
 Всякий  случай  бедствия  от  применения
химикатов  должен  быть  тщательно  рассле¬
дован,  и  не  только  для  того,  чтобы  наказать
нарушителей  или  безголовых  толкователей  ин¬
струкций.  Надо  всякий  раз  быть  готовым  отка¬
заться  от  химиката,  уже  принятого  и  вроде  бы
не  имеющего  дурной  славы,  если  он  вдруг  «по¬
казал  зубы».  Надо  встряхнуть  службу  здоровья.
Даже  неграмотный  огородник  покупает  сегодня
в  магазине  банку  с  ядами  опрыскивать  клубнику
или  томаты.  А  как  он  пользуется  химикатом,
соблюдает  ли  правила  осторожности?  Нужен
государственный  контроль  за  производством,
продажей  и  применением  химических  препа¬
ратов.  Существует  в  стране  организация  «Котло¬
надзор».  Она  строго  следит  за  правильной  экс¬
плуатацией  паровых  котлов,  которые  при  бес¬
печности  могут  взорваться.  Опасность  от  бес¬
печного  обращения  с  химикатами  гораздо  более
велика,  значит,  и  глаз  контролера  должен  быть
 134

более  строгим.  У  нас  есть,  правда,  Совет,  который
разрешает  или  не  разрешает  химикат  к  произ¬
водству.  Но  это  только  «пропускные  ворота»,
а  нужен  контроль  во  всех  звеньях.  Надо,  кроме
того,  учить  людей  пользоваться  химикатами.  Аг¬
рономы  у  нас,  когда  дело  касается  химии,  часто
безграмотны.  А  ведь  именно  агроном  в  каждом
конкретном  случае  должен  решать:  Химия
или  надо  поискать  другое  какое-то  средство?
«Химизацию  надо  начинать  с  химизации  аг¬
ронома»,  -  слова  академика  Прянишникова,
сказанные  сорок  лет  назад,  сегодня  выражают
насущную  необходимость.  И  еще:  необходимо,
чтобы  люди  знающие  -  биологи,  химики,  эко¬
номисты,  медики,  хозяйственники  -  образовали
что-нибудь  вроде  Государственного  совета  для
изучения  этой  проблемы.  У  нас  проблема  эта,
конечно,  пока  не  так  остра,  как  в  Америке,  но,
повторив  на  целине  канадские  пыльные  бури,
мы  должны  быть  чуткими  к  горькому  опыту.
 ***
 Поставим  точку,  хотя  к  разговору  нам  при¬
дется  вернуться  еще  не  один  раз  -  слишком
велика  проблема,  рожденная  нашим  веком.
Вполне  сознаю,  что  в  этом  разговоре  я  мог
что-то  и  упустить,  мог  в  каком-то  месте  «пере¬
хлестнуть».  Моя  задача  -  привлечь  к  проблеме
внимание,  чтобы  решать  ее  большим,  коллек¬
тивным  умом.  В  делах,  где  сходятся  Природа
и  Химия,  нами  руководить  должны:  Осторож¬
ность,  Мудрость,  Любовь  к  нашей  земле,  ко  всему
живому,  что  украшает  жизнь  и  радует  человека.
В  борьбе  за  хлеб  насущный  мы  не  должны  за¬
бывать  о  самом  главном  -  о  человеческом  здо¬
ровье,  не  должны  пренебречь  счастьем  слышать
пение  птиц,  видеть  цветы  у  дороги,  видеть  ба¬
бочку  на  подоконнике  и  зверя  в  лесу...
 Такие  размышления  вызывает  недавняя
гибель  ярославских  лосей.
 •  3  ноября  1966  года.
 НАЯН  НА  БАЛТИКЕ
 ШИРОКА  СТРАНА  пт...
 ишем,  что  наблюдаем,  а  чего  не  на¬
блюдаем,  того  не  пишем».  Так  начиналась  ста¬
ринная  лоция...  Листать  не  спеша  лоцию  -  все
равно  что  путешествовать.  Лоция  написана
моряками.  Рождалась  она  из  устных  рассказов
и  описаний.  «Будешь  плыть  -  так  знай:  справа  -
мель,  слева  -  камни.  На  камнях  постоянно  сидят
бакланы,  а  скала  на  берегу  похожа  на  гриб»,  -
примерно  так  рассказывал  один  моряк  другому
о  местах,  по  которым  придется  плыть.  Потом  по¬
явились  и  книги  -  лоции.  В  них  теперь  найдешь
множество  исчислений:  глубины,  мели,  ширина
фарватеров,  сила  течений  и  ветра,  сигнальные
огни  и  знаки.  Но  тут  же  читаешь  вдруг:  «Остров
издали  похож  на  кудрявую  голову...»  В  одних
названиях  сколько  поэзии!  Например,  на  Кам¬
чатке:  скала  «Три  брата»,  «Мыс  Африка»,  «Мыс,
крещенный  огнем»,  «Бухта  ложных  вестей».
Читаешь  -  и  видишь  землю  глазами  моряков-
открывателей...
 В  лоции  я  наткнулся  на  маленький  остров.
Наверное,  на  самый  маленький  из  обитаемых
островов  -  пятьдесят  шагов  в  поперечнике.  «Из¬
 135
 далека  остров  можно  принять  за  корабль...  Маяк
на  острове  светит  по  всему  горизонту.  В  туман
сигнал  подается  гудками.  А  если  наутофон  не  ис¬
правен,  туманные  сигналы  даются  колоколом».
Почему-то  очень  захотелось  побывать  на  этом
острове.  На  морской  карте  я  нашел  его  у  входа
в  Рижский  залив  -  крошечная  отметка,  как  будто
маковое  зерно  уронил  кто-нибудь  в  море...
 Берег  у  входа  в  Рижский  залив.
 -  На  ночь  глядя?  -  рыбак  с  минуту  задумчиво
скребет  ногтем  краску  на  старом  баркасе.  -  Ну,
ладно...
 Вчетвером  толкаем  баркас  в  сонную  воду.
Пыхтит  мотор.  На  мокрых  сваях,  на  крышах
рыбных  сараев,  вобрав  головы,  спят  чайки.  Две
или  три  спросонья  летят  за  нами,  но  возвра¬
щаются.  Море  чистое.  Звезды...  Ага,  вот  он.  Над
горизонтом  что-то  сверкнуло.  Еще  пара  минут  -
и  мы  уже  не  спускаем  глаз  с  большого  огня.
Прерывистый  свет.  По  этой  условной  азбуке
любой  капитан  скажет:  «Это  маяк  Колка».  И  ко¬
рабль  обойдет  стороной  каменистые  мели.  Мы
на  своей  посудине  могли  бы  идти  прямым  путем
 Василий  I1FCKOB
 ПОЛНОЕ  СОЬРАНИГ  (ОЧИНЕНИИ

на  огонь.  Но  кругом  рыбацкие  сети.  Стоящий
на  носу  парень  угадывает  в  молочной  дымке
буи.  Баркас  петляет.  Маяк  у  нас  то  справа,
то  слева.  Но  вот  уже  пытаемся  причалить
к  острову.  Почему-то  около  острова  волны.
Нас  швыряет,  как  деревянную  ложку.  И  маяк
над  нами!  Огромная  темная  башня  с  ослепи¬
тельным  шаром  огня.  Нас  увидали,  кидают  ве¬
ревку.  Гулкие  камни.  Оказывается,  остров-то
сделан  людьми.  В  прошлом  веке  частые  ката¬
строфы  на  каменных  мелях  заставили  адми¬
ралтейство  обозначить  маяком  опасное  место.
Много  лет  подряд  корабли  возили  и  в  одну  точку
кидали  камень.  Зимою  камень  возили  по  льду
на  санях.  И  вот  поднялся  над  морем  каменный
остров.  Люди  привезли  сюда  и  землю,  чтобы
росла  на  острове  хотя  бы  трава.
 Три  чистых  домика.  Огороженные  стеной,
они  делают  остров  похожим  на  крепость.  По¬
средине  маяк  -  кованая  металлическая  башня
высотой  в  двадцать  два  метра.  Литая  доска
на  башне:  «Маяк  Колка.  1884  год».  И  памятка
для  живущих  на  острове:  «Помни,  башня
маяка  -  неповторимое,  монументальное  соору¬
 Василии  IIRCKOB
 ПОЛНО!  COhPAHHF  СОЧИНИШИ
 жение.  Оберегай  всеми  силами  от  разрушений».
Этот  наказ,  видно  по  всему,  неукоснительно
соблюдается.  Ни  соринки  во  дворе  у  домов,  ни
соринки  на  гулкой  винтовой  лестнице  внутри
башни.  И  ни  с  чем  не  сравнимая,  сверкающая
чистота  башенного  фонаря.  Когда  нет  огня,  ка¬
жется,  глядишь  в  огромный  кристалл  горного
хрусталя.  На  лампу,  которая  гаснет  и  зажи¬
гается  в  полметре  от  твоей  ладони,  невозможно
глядеть.
 Этот  огонь  далеко  видно.  Вот  там,  по  го¬
ризонту,  виднеются  россыпи  света  -  корабли
идут  в  Ленинград,  Ригу,  Таллин.  Ни  один  из
них  не  приблизится  к  маяку.  Огромная  лампа
сигналит:  тут  мели,  тут  мели...  Маяк  обречен
на  постоянное  одиночество.  Только  заблудив¬
шийся  рыбак  на  малой  посудине  может  прийти
на  огонь,  да  еще  птицы  осенью  летят  на  маяк
и  бьются  о  башню...  Иногда  приплывают  по¬
лежать  на  теплых  камнях  тюлени.  Две  дикие
утки  плавают  сейчас  у  камней.
 -  Вот  там  при  тихой  воде  видно:  лежит  на  дне
затонувший  неизвестно  когда  деревянный  па¬
русник...
 136

Смотритель  маяка  Алексей  Сопронюк  ведет
нас  по  домикам.
 - 	Это  жилье.  Это  радиорубка.  Тут  -  ди¬
зельные  моторы.  Светом  на  маяке  управляет
«электронный  хозяин».  А  в  туман  бьем  в  этот  ко¬
локол.  Как  живем?..  Несем  службу,  ловим  угрей,
занимаемся  фотографией,  читаем,  зимой  обка¬
лываем  лед,  в  конце  недели  ждем  смену...
 Дежурят  на  маяке  трое.  Каждые  семь  дней
с  берега  приплывает  новая  тройка.
 - 	Осенью  63-го  четыре  недели  ждали.  Какая
там  смена!  Даже  харчи  нельзя  было  сбросить.
Тридцать  два  дня  штормило.  Остров  сделался,
как  сосулька.  Все  съели.  Дело  шло  к  сапогам.  На¬
конец  вертолет  кинул  мешки  с  едой...
 В  полночь  я  попрощался  с  ребятами  на  маяке.
А  через  день  мы  низко  пролетали  нал  Колкой.
 Попытались  посадить  вертолет,  но  на  острове
не  нашлось  даже  пятачка  свободного  места.
 ...Недавно,  уже  в  Москве,  я  получил  письмо.
«Видел  ваши  снимки  по  телевидению.  Маяк
Колка!  В  конце  войны  я  был  высажен  с  боевого
корабля  на  остров  с  задачей:  зажечь  маяк  и  обе¬
спечить  прохождение  кораблей.  На  маяке  нахо¬
дился  один  в  течение  месяца.  Задачу  выполнил.
Петр  Сухопаров».
 Вот  такой  он,  самый  маленький  из  всех  оби¬
таемых  островов.
 Снимок  сделан  с  помощью  военных  летчиков.
Пилот  -  В.  Борзый.
 •  Фото  авора.  11  ноября  1966  г.
 отцовский  СУД
 Хри  года  из  блокнота  в  блокнот  я  переписываю
пометку:  «В  деревне  Каробатово  Пермской  об¬
ласти  живет  лесник-охотник.  На  втором  году
войны  убил  в  лесу  сына-дезертира.  Повидать  не¬
пременно».
 Оказавшись  в  Пермской  области,  я  стал
разыскивать  Каробатово.  Надо  было  лететь  са¬
молетом,  потом  идти  маленьким  речным  паро¬
ходом,  ехать  попутным  лесовозным  грузовиком
и  потом  километра  четыре  пешком  по  топкому
лесу.
 Я  увидел  деревню  осенним  вечером.  Пять
огней  светилось  в  лесу.  Оказалось  потом:  пять
домов  всего-то  в  деревне.  Постучался  в  крайний
домишко,  окруженный  высокими  черными
елями.  Забрехала  в  темноте  собака.  Покаш¬
ливая,  кто-то  стал  спускаться  скрипучей  лест¬
ницей  с  верхней  пристройки.
 - 	Федор  Василии  Орлов  тут  проживает?..
 - 	Тут  не  тут  -  заходи.  Гостю  рады  будем.
 Керосиновая  лампа  осветила  бревенчатые
 стены  с  пучками  травы,  связками  лука  и  су¬
шеных  грибов.  На  низких  окнах  -  цветы  в  бе¬
резовых  туесах.  Четыре  кошки  играют  на  полу
со  старым  валенком.  Из-за  дощатой  крашеной
перегородки  вышла  благообразная  старушка,
сказала  «здравствуйте»  и  опять  принялась
греметь  ухватами  около  печки.
 137
 Хозяин  гостю  не  удивился.  Достал  с  печи
пару  теплых  портянок  из  войлока.  Пока  я  менял
обувку,  хозяин  принес  на  стол  чугунок  горячей
картошки  и  тарелку  с  грибами.  Голова  у  хо¬
зяина,  когда  ходит,  почти  упирается  в  потолок.
А  когда  сел  -  на  низкую  лавку,  -  горбатая  тень
заняла  почти  всю  стену,  где  висят  рамки,  по-
деревенски  набитые  фотографиями.
 - 	Дети?
 - 	Дети...  -  Вздыхает  старик  и  начинает  заку¬
ривать.
 Решаю  о  сыне  разговора  не  заводить.  Скажет
сам  -  хорошо.  Не  скажет  -  поговорим  о  лесных
делах,  об  охоте.
 - 	Дети...  Жизня  -  как  колесо  с  горы.  Ка¬
жется,  и  сам  вчера  молодой  был.  А  вот  уже  вя¬
лость  в  ногах  получается.  Да  уже  и  дети  начали
стареть...
 За  вечер  я  понемногу  узнаю  стариковскую
жизнь.  Она  начиналась  тут,  в  пермских  лесах.
И  закончится  тоже,  наверное,  тут  -  в  деревне
с  пятью  дворами,  стогами  сена  и  кладбищем  за
крайней  избой.  «Я  ровесник  этому  лесу.  Ему,  по
кольцам  считать,  -  за  семьдесят.  И  меня  вывезло
на  половину  восьмого  десятка.  Все  думаю,  думаю.
Лес  будет  стоять,  а  человек  уходить  должен.  Бога,
я  тоже  определил,  нету.  А  что  же  есть?..»  В  Первую
мировую  войну  старик  был  разведчиком.  Имеет
 Василий  nFCKOB
 П0ЛП01  СОЬРЛНИЬ  СОЧИН1  НИИ

Василий  I  IF.CKOB
 IЮЛНОР  СОБРАНИЕ  СОЧИНЕНИИ
 138

«Георгия».  В  последнюю  войну  делал  для  фронта
лыжи.  Вся  жизнь  -  в  лесу.  Менялись  только  избы
кордонов,  а  должность  была  постоянная  -  лесной
обходчик.  И  потому  лес  во  все  стороны  хожен
и  перехожей  и  знаком,  «все  равно,  что  эта  изба».
 Старик  еще  исправно  стреляет.  Поговорив
о  рябчиках  и  глухарях,  решаем  утром  пойти
на  охоту.  Отбираем  патроны,  выкладываем
на  видное  место  все,  что  следует  не  забыть,
и  тушим  лампу.  В  окне  проступают  черные
ветки,  около  печки  ложатся  синие  пятна  лунного
света.  Глухо  брешет  за  стенкой  собака.
 - 	Зверь,  что  ли?
 - 	Может,  и  зверь.  А  может,  от  дури  разгав¬
калась.  Медведь,  случается,  близко  подходит...
 Долго  не  засыпаю.  Лунный  квадрат  пере¬
ходит  на  печку,  потом  на  стену,  где  висят  засте¬
кленные  рамки.  Смутно  различаются  лица.  Де¬
вочка.  Парень  с  велосипедом.  Парень  в  морском
картузе.  Семья:  мать  с  отцом  посредине  на  табу¬
ретках,  а  сзади  стоят  пятеро  босых  ребятишек.
 Туманное  утро.  Стожки  за  околицей  еле-еле
угадываются.  И  деревня  у  нас  за  спиной  сейчас
же  исчезает  в  тумане.  Гулко  чавкает  под  са¬
погами  болото.  Все  продрогло  в  ожидании  зимы.
Кое-где  на  березах  еще  остались  листы.  Но  чуть
задеваешь  плечом  -  листья  падают  и  плашмя
ложатся  на  воду,  повисают  на  жухлой,  болотной
траве.  Даже  на  высоких  местах  под  ногами  -
влажная  мякоть  листьев.  Собака  возбуждена.
Метнется  вперед,  опять  прибежит,  прыгает,  пы¬
таясь  лизнуть  хозяина  в  щеку.
 - 	Ну  понимаю,  понимаю.  Рада,  что  взяли.
Беги  ищи,  ищи...
 Собака  должна  разыскать  глухаря  и  держать
лаем  на  месте,  пока  охотники  подойдут.  Нам
не  везет.  Собака  надолго  пропадает,  а  лая
не  слышно.  Раза  два,  кажется,  был  голос,  но  пока
продираемся  зарослями  рябины,  хвощей  и  ла¬
базника,  собака  выбегает  навстречу  и  виновато
крутит  хвостом.  Мало-помалу  интерес  к  глу¬
харям  стал  пропадать.  Вымокшие  и  усталые,
решаем  зажечь  костер,  обсушиться.
 Старик,  однако,  не  стал  раздеваться.  По¬
курив  и  подержав  над  огнем  морщинистые
ладони,  сказал:
 - 	Я  маленько  тут  похожу...
 Полтора  часа  его  не  было.  Я  начал  думать:
не  случилось  ли  чего?  Уже  приготовился  подать
сигнал  выстрелом,  как  подбежала,  отряхиваясь,
собака.  Следом  за  ней  вышел  старик.
 - 	А  где  же  добыча,  Федор  Василич?
 С  минуту  старик  отогревал  руки.  Прислу¬
шался  к  стуку  дятла.
 - 	У  меня  тут  сын  похоронен...  Старший.
 139
 Дятел  садится  почти  над  самым  костром.
Мелкие  крошки  из-под  его  клюва  падают  в  дым.
 - 	Старший  сын...  Могила  в  первый  же  год
в  траве  потерялась.  А  березы  там,  в  гущине,
я  помнил.  Теперь  и  березы  что-то  не  разыскал.
Туман  в  глазах,  память,  как  решето...
 Я  сказал,  что  знаю  историю  с  сыном  от  че¬
ловека  из  Каробатово,  который  теперь  в  Москве.
 - 	А,  это  Егор,  значит...  Да,  мы  с  ним  много
тут  походили...  И  до  Москвы  дошло...  Двадцать
три  года  хожу  с  этой  ношей.  С  кем  повздорил
чуть-чуть,  сразу:  «А  ты  сына  убил».  Глотаю
комок.  Убил.  Да,  И  ничего  не  могу  ответить.
Разве  объяснишь  всякому...  С  собакой  иногда
говорю.  Ходим,  ходим  вдвоем,  начну  ей  расска¬
зывать...  Умная  тварь,  все  понимает...Двадцать
три  года  камень  вот  тут...
 Сына  в  сорок  втором  из  деревни  проводили
вместе  с  пятью  ровесниками.  Деревня  была  по¬
более,  чем  теперь,  -  восемнадцать  дворов.  Ребята
уходили  не  очень  грустные.  Плакали  матери.
Из  мужиков  один  Федор  Орлов  провожал  ново¬
бранцев.  Большого  разговора  в  дороге  не  было.
Федор  сказал  тогда  ребятам-охотникам:  «Глядите
там.  Живем  один  раз,  но  какая  жизнь,  если  немец
до  Камы  дойдет.  Держитесь!»
 Ребята,  видно,  сразу  попали  в  бой.  На  двух
летом  пришли  «похоронные».  Двое  прислали
письма  из  госпиталя.  От  Ивана  почему-то
не  было  слухов.  В  войну,  когда  человек  «без
вести»,  у  семьи  всегда  имелась  надежда.  Федор
Орлов  любил  сына  и  успокаивал  мать:  «Иван
не  пропадет  без  вести...»
 И  вести  пришли.  Пришли  с  такой  стороны,
откуда  отец  никак  ожидать  не  мог.  Сначала
бабенки  возле  колодца,  а  потом  и  напарник,
столяр  из  соседней  деревни,  сказал  в  открытую:
«Иван  в  лесу  скрывается,  дезертир».  Федор
Орлов  сначала  стал  на  дыбы:  «Пристрелю,  кто
будет  такую  позорную  сплетню  пущать!  Не  было
такого  в  роду  у  нас!»  Оказалось  -  не  сплетня.
Стали  пропадать  в  деревнях  куры,  ульи,  коза
пропала,  корова  не  вернулась  из  леса.  И  все
это  -  вдовье.  Баба,  у  которой  козу  увели,  пришла
к  Федору  с  дитем  на  руках:  «Чем  кормить  буду?
Твой  увел.  Видели  его  в  лесу!»  Видели,  будто
Иван  приходил  даже  домой  к  матери,  когда
отец  был  в  обходе.  Мать  плакала,  божилась:
не  приходил,  не  видела.  Отец  каждое  утро  от¬
крывал  глаза  и  вздрагивал  от  первой  и  посто¬
янной  мысли:  «Дезертир,  трус».  Поседевший  за
полгода  лесник  Федор  Орлов  положил  однажды
в  котомку  хлеб,  взял  ружье  и  ушел  в  лес.
 Раз  в  пять  дней  он  возвращался  в  деревню,
чтобы  взять  хлеба,  и  опять  уходил.  От  простуды
 Василий  IIECKOB
 ПОЛНО*  С  ОБРАНИ1-  (.  OHUHFHUH

или  от  напряжения  сил  он  захворал.  «Ноги  еле
носили.  Оброс.  Худой  стал,  как  мощи».  На  пятнад¬
цатый  день  на  кладке  через  ручей  к  болотному
острову  лесник  увидел  следы.  Увидел  бересту,
ободранную  с  берез  для  костра.  Посреди  острова
нашел  покрытый  берестой  балаган.  Обошел
кругом.  Тихо.  В  балагане  стояла  железная  печка.
У  печки  лежали  лопата,  связка  ключей.  В  углу
стояло  ведерко  с  мукой.  Вышел  отец,  затаился
в  кустах.  Ночью  никто  не  пришел.  А  утром  увидел:
между  деревьями  к  избенке  идет  человек,  несет
мешок  за  спиной.  «Я  б  его  из  тыщи  узнал.  Высокий,
красивый.  Крикнул  ему:  «Иван!..  Что  же  это  такое,
Иван?!..  Видишь,  на  кого  я  похожий  из-за  тебя?
Вернись,  люди  простят.  Пойдешь  на  фронт  -  люди
простят!»  Старик  сейчас  не  помнит  уже,  каким
доподлинно  был  разговор.  Помнит:  сын  бросил
мешок  и  побежал.  И  тогда  отец,  не  делавший
промаха  на  охоте,  поднял  ружье...
 Он  вернулся  в  деревню  на  другой  день:
«Я  убил  сына».  Милиция  не  поверила,  а  мать  по¬
верила  сразу.  Упала  и  начала  скрести  половицы
ногтями:  убил,  убил  сына!..  «Мать  умерла  не¬
давно.  Три  года,  как  умерла.  Я  на  коленях  стоял
у  постели.  Говорила:  Федя,  все  прощаю  тебе.
А  я  по  глазам  видел  -  не  простила».
 Стучит  дятел.  То  на  осине  стучит,  то  опять  са¬
дится  над  самым  костром.  Старик  гладит  рукой
задремавшую  возле  огня  собаку.
 - 	Схоронили  его  в  лесу,  вот  в  той  стороне.  Из
района  приезжали  доктор  и  следователь  с  ми¬
лиционером.  Я  их  по  одному  переносил  через
топкое  место.  Сын  лежал  лицом  книзу.  Ножик
у  него  был,  два  сухаря  в  кармане  и  письмо  от
какой-то  девчонки.  Докторша  плакала.  А  ми¬
лиционер  сказал:  «Ты,  Федор  Василии,  по¬
ступил,  как  Тарас  Бульба».  Вот  и  живу  Бульбой
двадцать  три  года.  Первое  время  дорогу  перед
собой  не  видел.  Все  хорошо  да  просто  в  книжках
бывает.  А  тут  живешь  и  думаешь,  думаешь...
 - 	А  как  остальные  ребята?
 - 	Всех  вырастил.  Поразъехались.  В  Перми,
на  Дальнем  Востоке...  Клава,  младшая,  пишет
и  погостить  приезжает.  А  так  -  один.  Старушку
приютил  в  доме.  Вместе  доживать  будем...
За  двадцать  годов  вот  первый  раз  душу  излил.  Да
еще  с  собакой  иногда  говорим,  говорим...  Разве
объяснишь  собаке,  какое  это  время  было  и  как
надо  человеку  держаться...
 Мы  потушили  костер.  Небо  расчистилось.
Морозило.  Мокрые  листья  на  открытых  местах
взялись  ледяной  коркой.  Даже  от  собачьего  бега
в  лесу  похрустывало.
 - 	Ну  что,  Майка,  зима?  Зима,  зима  на  пороге.
 Впереди  меня  тяжело  шел  высокий,  слегка
 сгорбленный  человек.  До  Каробатово  было  ки¬
лометров  десять  по  топкому  лесу.
 •  Фото  автора.  13  ноября  1966  г.
 крылья
 ШИРОКА  СТРАНА  МОЯ...
 На  снимке:  московский  аэропорт  «Домо¬
дедово».  Всем,  конечно,  известно,  что  он
самый-самый  в  стране.  Перед  его  алюминиево¬
стеклянной  громадой  в  первый  раз  действи¬
тельно  стоишь  растерянный.  Но  раз  от  разу...
И  вот  уже  входишь  сюда  без  волнения,  так  же
как  на  железнодорожный  вокзал.  Впрочем,
не  следует  обижать  дорожный  вокзал,  у  которого
тоже  была  своя  молодость.  Известно,  что  первые
поезда  России,  между  Москвою  и  Петербургом,
несколько  дней  подряд  возили  людей  задаром.
Люди  боялись  ездить,  не  покупали  билетов,
и  только  отчаянные  головы  решались.  Это  было
не  так  уж  давно  -  сто  лет  назад.  А  сегодня  в  «До¬
 Василий  11ЕСКОВ
 полнел-  ГОЬРАИИЬСОЧИНЬНИИ
 модедово»  я  проследил  за  старушкой:  бойко  вы¬
правив  билет,  с  узлами,  со  связкой  желтого  лука,
она  поднялась  по  лестнице  в  Ту-104,  помахала
кому-то  рукой  на  прощанье...
 Десять  лет  назад  летали  больше  всего  ко¬
мандированные,  летели  по  спешному  делу  или
вызванные  куда-то  житейской  радостью  или
горем.  Теперь  летают  все:  старые,  молодые,
студенты,  школьники,  отпускники,  курор¬
тники.  Любопытная  цифра:  десять  лет  назад
«Аэрофлот»  перевозил  за  год  восемь  миллионов
людей.  В  этом  году  пассажиров  уже  сорок  два
миллиона.  Дотошные  статистики  подсчитали:
каждый  момент  в  воздухе  находится  двенадцать
 140

тысяч  человек.  Вот  сейчас  вы  читаете  эту  за¬
метку,  а  в  этот  момент  двенадцать  тысяч  пас¬
сажиров  «Аэрофлота»  находятся  над  землей.
Кое-кто  из  них  летит  в  Африку,  в  Америку  или
в  такой  угол  нашей  страны,  куда  ни  поездом,  ни
оленем,  ни  просто  пешком.
 Самолеты  везут  автомобили  и  трактора
для  дальних  сибирских  строек.  Самолеты  во
многие  города  везут  матрицы  для  газет.  Са¬
молеты  каждый  день  уходят  на  разведку  погоды,
опыляют  поля  и  виноградники,  везут  горючее
и  харчи  для  полярников,  в  океане  разведывают
рыбу  и  над  лесами  следят:  не  случилось  ли  где  по¬
жаров.  Тысяча  самолетов  и  вертолетов  ежегодно
служат  геологам.  Самолеты  и  вертолеты  спешат
к  больному,  к  рыбакам,  затертым  во  льдах,  с  юга
на  север  везут  фрукты  и  овощи.  Этот  снимок  для
газеты  сделан  тоже  с  помощью  авиаторов.  Тю¬
менские  нефтяники  признаются:  «До  нефти  нам
 141
 бы  сто  лет  не  добраться,  если  бы  не  авиация».
Я  сам  видел,  как  в  тюменских  болотистых  дебрях
работает  вертолет:  несет  над  землей  связки  труб,
автомобиль,  домик  для  буровой.
 В  мире,  насыщенном  авиацией,  наше
умение  летать  и  наша  техника  на  хорошем
счету.  Недавний  случай  в  Европе:  швейцарцам
надо  было  поставить  в  Альпах  высоковольтные
мачты.  Позвали  американцев.  Американцы  по¬
летали  и  сказали:  «Не  можем  -  слишком  сложна
операция  для  вертолета».  Позвали  известного
американского  пилота  Мэшмэна.  Полетав  над
трассой,  он  посоветовал:  «Зовите  русских.
У  них  есть  Ми-6.  Швейцарцы  позвали  русских.
Летчики  Василий  Колошенко  и  Юрий  Гарнаев
в  три  дня  установили  тридцать  одну  опору
на  крутых  склонах  Швейцарских  Альп.  Узнать
об  этом  было  так  приятно,  как  будто  ты  сам  уста¬
навливал  эти  опоры...
 Василии  ИЬСКОВ
 ПОЛНО!  СОЬРАНИ!  ГОЧИШ-.НИИ

Днем  своего  рождения  «Аэрофлот»  считает
начало  августа  1923  года.  Тогда  из  Москвы
в  Нижний,  стараясь  держаться  железной  дороги,
с  шестью  пассажирами  отправился  маленький
самолет.  На  днях  я  разыскал  пилота  этого  рейса
Якова  Николаевича  Моисеева.  Он  жив,  здоров
и  даже  недавно  (в  качестве  пассажира,  правда)
слетал  в  Горький,  по  «своей  трассе».  «Ну  чего
же  равнять:  тогда  -  четыре  часа,  теперь  -  и  часу
не  были  в  воздухе.  Тогда  -  покупной  немецкий
«Юнкерс-13»,  теперь  -  свой,  да  какой  самолет!
Сел  за  штурвал  -  эх,  молодость,  где  ты?!  А  знаете,
сколько  билет  на  мой  рейс  стоил?..  Четыре  мил¬
лиона  рублей.  Такое  время  было»...
 «Аэрофлот»  рождался  в  самое  трудное  для
страны  время.  И  на  его  судьбе  лучше  всего
видно,  как  мы  становились  на  ноги.  «Юнкерс-
13».  ..  Эту  заметку  я  вишу  в  диспетчерской  «Домо¬
дедова».  Только  что  прибыл  техническим  рейсом
огромный  новый  Ил-62.  Пассажиры  еще  ни  разу
не  поднимались  на  борт  этого  самолета.  Но  уже
в  этом  году  новые  лайнеры  выйдут  на  линии.
Сколько  разных  событий,  волновавших  нашу
страну,  разделяют  Ил-62  и  «Юнкерс-13».  Полеты
Чкалова.  Спасение  на  самолетах  челюскинцев.
Полеты  женщин-пилотов  на  Дальний  Восток
без  посадки.  Славные  имена  конструкторов,
рождавших  новые  и  новые  самолеты.  Имена
летчиков,  поборовших  «Юнкерсов»  в  нашем
 небе.  Первые  реактивные  самолеты.  Первые
вертолеты.  Первые  международные  трассы...
Все  это  начиналось  с  «Юнкерса-13»,  летевшего
в  1923  году  на  ярмарку  в  Нижний  Новгород...
 - 	Диспетчер,  диспетчер,  подходит  Большой
из  Хабаровска!..  -  слышится  голос  по  радио.
 Из  Хабаровска  пришел  рейсовый  Ту-
114.  На  борту  -  сто  семьдесят  пассажиров.
На  круглом  локаторе  я  вижу  серебристую  точку.
Она  медленно  ползет  к  обозначенной  на  ло¬
каторе  посадочной  полосе...  Вот  уже  сверху  из
башни  видно:  огромный  самолет  включил  фары
и  осветил  землю.
 А  диспетчер  следит  уже  за  новой  точкой
на  круглом  локаторе  -  каждые  пять  минут  са¬
дится  или  поднимается  самолет.  На  полминуты
оторвавшись  от  дела,  диспетчер  говорит:
 - 	Запиши:  второй  пилот  в  машине,  которая
только  что  приземлилась,  налетал  семь  мил¬
лионов  километров.  Больше  него,  кажется,
никто  не  летал.  Фамилия  -  Борилов.  Дмитрий.
 Пока  я  подсчитываю,  сколько  раз  Борилов
Дмитрий  Иванович  за  свою  летную  жизнь
обогнул  Землю  и  сколько  раз  слетал  на  Луну
и  обратно,  объявляют  посадку  и  на  мой  са¬
молет.  До  свидания.  Через  пять  часов  я  буду
в  Ташкенте.
 •  Фото  автора.  20  ноября  1966  г.
 БЕЛЫЕ  ГОРЫ
 ШИРОКА  СТРАНА  МОЯ...
 На  этом  снимке  вы  видите  убранный  и  сло¬
женный  в  бунты  хлопок.  Фотография  сделана
с  порядочной  высоты.  О  размерах  белых  стогов
вы  можете  судить  по  ниточкам  транспор¬
теров  и  почти  невидимым  фигуркам  людей.
Каждый  год  в  Узбекистане,  начиная  с  по¬
следних  чисел  августа,  начинают  расти  эти
мягкие  белые  горы.  В  конце  октября  уже  ве¬
дется  подсчет  урожая.  Бунты  хлопка  от  ненастья
укутаны  покрывалами.  Кто-то  сказал,  что  они
похожи  на  стадо  слонов  в  попонах.  Мне  сверху
они  показались  похожими  на  стога  российского
хлеба.  Сходство  не  только  внешнее.  Для  узбека
хлопок  -  то  же  самое,  что  для  украинца  и  рос¬
 Василии  ПРСКОВ
 ПОЛНОЕ  C'ObPAMHF  С'ОЧИШ  ПИИ
 сиянина  -  хлеб.  Те  же  заботы,  те  же  огорчения
и  беды,  если  урожай  не  удался,  и  та  же  радость
видеть  погожие  стога  урожая.  Так  же,  как  у  рос¬
сийского  пахаря  все  доброе  связано  с  хлебом,
все  доброе  в  Узбекистане  связано  с  хлопком.
В  государственном  гербе  -  коробочки  хлопка.
Название  национальной  футбольной  команды
«Пахтакор»  (может  быть,  не  все  знают)  перево¬
дится  как  «Хлопкороб».  Столь  же  древняя,  как
хлебный  колос,  коробочка  украшает  нацио¬
нальные  орнаменты,  горит  неоновым  светом
на  вечерних  улицах  городов,  встречает  ребенка
на  первых  листах  букваря.  Хлопок  -  это  достаток
и  благополучие  узбека.  Хлопок  -  это  труд  с  утра
 142

до  ночи,  с  осени  до  новой  осени,  с  начала  жизни
и  до  конца.  Я  видел  старика,  который  уже  не  мог
нагибаться.  Концом  палки  старик  цеплял  обро¬
ненные  на  дороге  клочки  волокна  и  нес  в  ящик,
прибитый  на  столбе  у  обочины.  Легкие  фа¬
нерные  ящики  у  дорог  встречаешь  часто.  Даже
ребенок  непременно  нагнется  и  поднимет  об¬
роненную  горсть  волокна.  Невелик  сбор  в  этих
ящиках,  но  с  детства  человека  приучают  к  по¬
рядку.  В  российской  деревне  ребенка  также  при¬
учают  бережно  относиться  к  хлебу.
 Хлопок  -  это  деревце  с  нежными,  похожими
на  мальвы,  цветами  в  середине  лета  и  белым
волокном  осенью.  Вырастить  хлопок  много
труднее,  чем  хлеб.  Хлебопашец  имеет  пере¬
дышку  зимою.  У  хлопкороба  нет  передышки.
Вот  теперь  закончен  сбор  волокна,  убираются
стебли  на  топку  и  сразу  же  идет  пахота,  а  потом  -
нарезка  борозд  для  полива.  Полив,  сев,  пять  раз
культивации,  опять  поливка,  подкормка,  че¬
канка,  опрыскивание  химикатами...  И  вот  уже
 143
 опят  осень:  уборка,  вторая  уборка.  Пятнадцать
раз  за  сезон  машина  проходит  хлопковым
полем.  Самолеты  работают  тут  наравне  с  се¬
ялками.  У  каждого  большого  поля  -  маленький
аэродром.  И  больше  чем  где-нибудь  на  хлоп¬
ковой  плантации  нужна  ручная  работа.  Вряд
ли  есть  более  изнурительный  труд.  Хорошая
сборщица-женщина  собирает  руками  в  сезон
три-пять  тонн  волокна.  Коробочка  хлопка  весит
пять  граммов.  Миллион  (!)  раз  надо  нагнуться
каждому  сборщику,  чтобы  выросли  эти  белые
теплые  горы.  Встречаясь,  узбеки  не  говорят:
«Здравствуйте».  Они  говорят:  «Хорманг!»  -
Не  уставай!  Здешние  земли  сказочно  плодо¬
родны,  но  они  же  будут  пустыней,  если  останутся
без  воды.  Представьте  себе  сложную  систему
каналов  и  маленьких  канавок  для  каждого  ряда
растений,  и  вам  станет  понятно  узбекское  изре¬
чение:  «Пахтадой  азис»-дорогой,  как  хлопок...
 А  стоят  ли  стольких  забот  и  усилий  эти  белые
горы?  Стоят!  До  поездки  в  Узбекистан  я  знал:
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНО!  CODPAHHt  ГОЧИНШИИ

моя  рубашка  из  хлопка,  из  хлопка  -  фотопленка,
бумага,  взрывчатое  вещество...  Оказалось,  из
хлопка  производится  целая  сотня  ценнейших  про¬
дуктов.  Стоит  хотя  бы  часть  перечислить:  разного
рода  ткани  от  сатина  и  ситца  до  вискозного
шелка,  капрона  и  нейлона,  искусственный  фетр,
нитки,  искусственная  кожа,  эбонит,  небью-
щееся  стекло,  линолеум,  изоляция,  целлофан,
лак  для  самолетов,  глицерин,  витамины,  масло
(оно  составляет  двадцать  процентов  всего  рас¬
тительного  масла  в  стране),  глюкоза,  стеарин,
спирт,  углекислота,  мыло  и  так  далее.
 Хлопок  -  это  действительно  золото.  На  ми¬
ровом  рынке  на  него  постоянный  спрос.  Его
купят  столько,  сколько  ты  можешь  продать.
Мы  продаем  хлопок  двадцати  странам,  десятую
часть  своего  урожая.  Всего  на  земле  каждый  год
производится  тридцать  шесть  миллионов  тонн
хлопка.  Шестую  часть  этого  урожая  производит
наша  страна.  Узбекистан  -  главный  поставщик
хлопка.  В  этом  году  узбеки  собрали  четыре
миллиона  тонн.  Такого  сбора  за  все  пятьдесят
лет  нашей  власти  не  было  ни  одного  раза.  На¬
чинал  Узбекистан  с  пятисот  тысяч.  Год  от  году
росла  площадь  посевов,  одновременно  росла
урожайность.  Одновременно  являлись  и  де¬
 сятки  хозяйских  проблем.  Четыре  миллиона
тонн,  например,  никак  нельзя  было  бы  собрать
только  руками.  Просто  не  хватило  бы  людей
в  республике.  Проблему  решили  машины.  Но
сами  машины  тоже  были  большой  проблемой.
Они  не  сразу  смогли  так  же  чисто  и  аккуратно,
как  человеческие  руки,  убирать  поле.  Были
случаи,  когда  колхозники  становились  и  не  пу¬
скали  машину  на  поле.  Надо  было  непрерывно
совершенствовать  механизмы,  надо  было  вы¬
вести  на  поле  комплекс  машин  -  от  посева
и  до  уборки.  И  вот  победа.  Собран  невиданный
урожай.  Но  главное,  преодолен  барьер  недо¬
верия  -  почти  треть  урожая  в  этом  году  убрали
машинами.  В  новом  году  машин  будет  больше.
Это  значит  вовремя  начнут  занятия  школьники
и  студенты,  не  будут  посылать  на  хлопок  людей
городские  учреждения.  У  самого  хлопкороба  по¬
явится  время  передохнуть  и  отметить  осенний
праздник  рождения  белых  гор,  который  так  и  на¬
зывается:  «Пахта  байрами»  -  праздник  хлопка.
 Снимок  сделан  с  помощью  «Аэрофлота»
в  районе  Самарканда.  Пилот  -  Эдуард  Еремеев.
 •  Фото  автора.  30  ноября  1966  г.
 ЯСНАЯ  ПОЛЯНА
 ШИРОКА  СТРАНА  КОЯ...
 ожно  легко  подсчитать,  как  велика  площадь
Земли  в  гектарах.  Из  этого  числа  четыре  сотни
гектаров  под  городом  Тулой  на  особом  счету
у  мира:  тут  жил  Лев  Толстой.
 Давайте  вместе  разглядим  этот  снимок,  сде¬
ланный  с  высоты,  на  которой  над  лесом  летают
птицы.  Дорога.  Постройки.  Сад.  Лес,  уходящий
за  горизонт.  Путеводитель  по  Ясной  Поляне
утверждает:  именно  так  выглядела  усадьба
и  шестьдесят  лет  назад,  когда  Лев  Толстой  был
еще  жив.  Дом  с  соломенной  крышей  за  пово¬
ротом  дороги  помнит  ночь  28  октября  1910  года,
когда  бородатый  старик  постучал  в  дверь,  раз¬
будил  кучера  и  навсегда  уехал  из  Ясной  Поляны.
В  длинной  белой  постройке  слева  бережно  хра¬
нится  повозка  этого  последнего  путешествия.
Большой  белый  дом  справа  -  самая  давняя  из
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛИСА  OOnPAHMF  СОЧИИШИИ
 построек  усадьбы.  Но  в  этом  доме  писатель
не  жил.  Тут  были  склады  и  мастерские.  Семья
Толстых  жила  в  гуще  парка  сзади  этой  по¬
стройки.  Дом  хорошо  сохранился.  На  снимок  он
не  попал,  потому  что  стоит  в  стороне  от  дороги.
Мне  показалось  важным  сфотографировать  эту
дорогу  -  начало  усадьбы.  В  Ясную  Поляну  за  год
приходит  двести  тысяч  людей.
 Порог  дома  Толстого  переступали  люди
из  девяноста  пяти  государств  мира.  Паломни¬
чество  началось  еще  при  жизни  писателя.  Об¬
становка  дома,  книги,  вещи,  которых  касалась
рука  великого  человека,  продолжают  разговор
Толстого  с  каждым  из  приходящих  сегодня.
На  дереве  -  колокол.  В  старой  усадьбе  он  со¬
зывал  домочадцев.  Дерево  выросло,  оплыло
колокол,  и  он  стал  частью  ствола  старого  вяза.
 144

Часы.  Старые  английские  часы  в  футляре,  по¬
хожем  на  лондонскую  часовую  башню  «Биг
Бен».  Стрелки  ходят  по  медному  кругу.  В  окошко
видно  число.  Часам  двести  девятнадцать  лет.
В  1828  году  в  августе  месяце  часы  показали  28-е
число.  В  этот  счастливый  день  родился  мальчик,
названный  Львом.  Эти  же  часы  бесстрастно  обо¬
значили  и  последний  день  человека...
 Предметы,  хранящие  память  о  жизни.  Перо
на  столе.  Обычное  перо  №  86  на  деревянной  не¬
крашеной  ручке.  Обычные  пожелтевшие  листы
бумаги.  У  стола  -  маленькое,  почти  детское
кресло.  Не  верится,  что  на  нем  мог  сидеть  бо¬
родач,  пристально  глядящий  на  тебя  со  стены.
Он  был,  оказывается,  небольшого  роста,  этот  ве¬
ликан.  Пустое  кресло.  Среди  пишущих  на  земле
нет  пока  человека,  который  мог  бы  по  праву
 145
 занять  это  кресло...  Столик
с  подарками  почитателей,
керосиновая  лампа.  Портрет
Диккенса.  Великий  русский
очень  любил  Великого  англи¬
чанина...
 Кувшин  для  умывания.
Простая  железная  кровать
с  медными  шишками,  белое
покрывало,  белая  стиранная
«толстовка»...  Ты  много
слышал  и  читал  о  простоте
быта  этого  человека,  но  эта
простота  все-таки  поражает.
Металлические  гантели,  по¬
желтевшая  коробка  с  лекар¬
ствами,  арапник  -  погонять
лошадь.  Две  свечи  на  столе.
Он  потушил  их  пятьдесят
шесть  лет  назад.  С  той  поры
свечи  не  зажигались  ни  разу...
Маленький  глобус.  С  два
кулака  земной  шар.  На  нем
писатель  определял,  откуда
в  Ясную  Поляну  пришло  оче¬
редное  письмо.  Много  шло
писем.  Одно  -  из  Америки.
Написали  его  три  тысячи
негров  из  штата  Индиана...
Надо  было  прожить  великую
жизнь,  чтобы  негры  просили
заступничества  у  русского
графа...
 Триста 	восемьдесят
 четыре  гектара  заповедной
земли.  Лес,  речка  Воронка,
пруды,  скамейки,  аллеи,
луга,  дорожки.  Ясени,  двух¬
сотлетние  дубы  и  липы,  припорошенные
первым  снегом.  Ты  в  первый  раз  это  видишь.
Но,  кажется,  ты,  родившись,  уже  знал  это
место.  Можно  без  ошибки  предположить:  это
самый  одухотворенный  в  мире  клочок  земли.
Горы  написанного  и  признанного  миром  пи¬
тались  тем,  что  видел  и  чувствовал  тут  писатель
за  многие  годы  жизни.  Нигде  на  земле  про¬
странство  в  четыре  сотни  гектаров  так  плодот¬
ворно  не  влияло  на  человека,  как  эта  усадьба.
«Этот  дуб  описан  в  «Войне  и  мире»...  -  при¬
вычно  говорит  девушка-экскурсовод.  «Этот  луг
описан...»  «Эта  аллея,  помните,  тоже  в  «Войне
и  мире»...  И  так  все  время,  пока  мы  идем  по
лесным  и  садовым  дорожкам.  Урожай  му¬
дрости  с  этой  земли  велик  потому,  что  человек-
писатель  мудро  жил  на  земле.  Рука,  державшая
 Василии  ПЬСКОВ
 П0ЛН01  СОПРАНИЬ  СОЧИНЕНИЙ

перо,  держала  тут  и  соху,  и  косу,  и  шило,  топор,
вожжи,  ружье,  весла.  У  графа  были  мужицкие
руки.  «Я  теперь  вот  уже  6-й  день  кошу  траву  с  му¬
жиками  по  целым  дням  и  не  могу  вам  описать
не  удовольствие,  но  счастье,  которое  я  при  этом
испытываю...»
 Толстой  необъятен,  каждый  свое  найдет
у  этого  мудреца.  Но  люди  во  все  времена  будут
учиться  у  Толстого  остро  чувствовать  и  ценить
жизнь.  Вот  его  дневниковая  запись  после  одной
из  прогулок  в  Яснополянский  лес:  «...Вышел
 на  Заказ  вечером  и  заплакал  от  радости  благо¬
дарной  -  за  жизнь».
 Думая  о  закате,  он  и  схоронить  себя  попросил
среди  этой  природы.  Из  всех  великих  могил  его
могила  -  самая  простая  и  строгая:  старые  липы
на  краю  лога,  бугорок  земли,  укрытый  еловыми
ветками.  Сейчас  на  первом  снегу  рядом  -  следы
птиц,  лосей,  зайцев...  И  к  лесу  идет  вот  этот  чело¬
веческий  след  -  большая  дорога  со  всего  света.
 •  Фото  автора.  10  декабря  1966  г.
 ТАШКЕНТ
 ШИРОКА  СТРАНА  МОЯ...
 В  этом  году  Земля  доставила  людям  много
хлопот.  Наводнение  в  Новгороде,  наводнение
на  Дальнем  Востоке,  селевые  потоки  в  Средней
Азии,  ураган  на  Кубани,  землетрясение  в  Турции,
похоронившее  три  тысячи  человек.  Италия
считает  убытки  от  небывалого  наводнения,
на  Камчатке  началось  извержение  крупнейшего
из  вулканов.  Ну  и,  конечно,  Ташкент...  Более  се¬
мисот  толчков.  Если  разложить  -  в  среднем  три
толчка  на  день.
 Человек  ко  всему  привыкает.  Но  детей  город
избавил  от  огромного  напряжения.  Сто  тысяч
детей  поездами  и  самолетами  на  лето  были
вывезены  в  Россию,  на  Украину,  Кавказ,  в  Бе¬
лоруссию.  «Вез  ребятишек  поездом,  -  расска¬
зывает  узбек-учитель.  -  Ночью  после  стоянки
толкнется  вагон  -  ребятишки  прыгают  с  полок,
бегут  сонные:  «Землетрясение!  Землетрясение!»
 Дети  поздоровевшие  вернулись  в  Ташкент.
Все,  кто  должен  учиться,  сели  за  парты.  Дети
не  знают,  каким  горячим  было  лето  в  Таш¬
кенте  и  как  была  приготовлена  каждому  парта
и  школьная  крыша.
 К  празднику  в  ноябре  Ташкент  свернул  по¬
следнюю  палатку.  Я  отыскал  майскую  запись
в  блокноте:  «Сплошной  город  палаток  -  четыр¬
надцать  тысяч.  Трудно  представить,  куда  де¬
нутся  люди  -  от  мая  не  так  уж  далеко  до  зимы».
 Нет  палаток!  Это,  пожалуй,  самая  яркая
из  перемен  после  мая.  Впрочем,  еще  -  Каж-
гарка...  Огромный  район  глинобитных  домов.
Еще  одна  майская  запись:  «Нужен  бульдозер,
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНОЕ  ГОЬРАНИЬ  с  очиншии
 чтобы  сгрести  в  кучу  все,  что  еще  неделю  назад
было  жильем».  Я  подумал  тогда:  каких  же  раз¬
меров  бульдозер  надо  найти  и  какой  высоты
гора  получится  из  этого  мусора?..  Нет  сегодня
Кажгарки!  Удивительное  зрелище:  пустое  про¬
странство,  и,  как  печи  от  деревни  после  военных
пожаров,  стоят  деревья.  Они  росли  когда-то
на  двориках...  Аккуратная  пустошь.  Все  свезено.
На  чудом  уцелевшей  скамейке  около  дерева
сидит  старик.  Положив  подбородок  на  палку,
думает,  может  быть,  вспоминает  что-то,  свя¬
занное  с  Кажгаркой.  В  других  местах  целиком
исчезли  улицы  и  кварталы.  Парка  вроде  бы
не  было  тут?  Однако  -  парк.  Трава,  побеленная
инеем,  деревья,  скамейки.  Ребятишки  играют
в  парке.  В  другом  месте  табличка  на  дереве:
«Улица  Титова».  Улицы  нет.  Одна  табличка.  Та
же  картина  с  улицей  Двенадцати  тополей...
 Город  в  минувшее  лето  отсек  у  своих  квар¬
талов  все,  что  умерло.  Но  хирургия  была  раз¬
умной:  что  может  еще  послужить  -  вычищено,
перебинтовано.  Устоявшие  домики  подперты
кладками  из  кирпичей,  дома  повыше  спеленаты
в  стальные  балки.  С  весны  до  осени  восста¬
новлено  жилье  для  двадцати  двух  тысяч  семей.
Остальные  шестьдесят  тысяч  семей  постра¬
давших  нашли  приют  у  соседей,  в  новых  домах
и  в  других  городах.  Палатки  возвращены  во¬
енным.
 Город  напоминает  вчерашнего  больного,
который  встал  на  ноги  и  острее,  чем  кто-либо
другой,  чувствует  жизнь  и  полон  жизни.  Во  много
 146

Район  строительства  жилых  домов  Чиланзар.
 раз  вырос  поток  машин  на  улицах.  Временами
дорога  запружена,  как  московские  улицы  в  часы
пик.  Грузовики.  Из  города  -  с  мусором,  в  город  -
с  кирпичом,  стальными  балками,  цементом,
бетонными  блоками,  с  кровлей,  стеклом,  до¬
сками...  В  обычное  время  открылись  школы.  Во¬
время  начали  сезон  театры.  В  городе  стали  вы¬
ходить  четыре  новые  газеты...  Это  все  приметы
выздоровления.
 Никто  и  не  сомневался,  конечно,  что  город
быстро  поднимется  на  ноги,  и  все-таки  удив¬
ляешься,  увидев  Ташкент  через  полгода  после
первых  толчков.  В  городе-спутнике  Сергили
я  встретил  «коменданта»-солдата.  Солдат  по¬
званивал  связкой  ключей  от  новых  домов.
В  мае  на  месте  города  лежали  картофельные
поля  и  болото.  Теперь  стоят  семьсот  с  лишним
домов.  Асфальт,  поливные  арыки,  отопление,
водопровод.  «Комендант»  открывает  двери
и  при  мне  в  новом  доме  поселяет  семью  шофера
Прокофия  Буряновского.  Двадцать  пять  тысяч
семей  справят  новоселье  к  Новому  году.  Солдат
с  ключами  -  фигура  совсем  не  случайная  при
этом  человеческом  торжестве.  Город  за  сто
пятьдесят  дней  построен  военными.  «Каждый
 147
 день  отсюда  посылали  доклад  прямо  на  стол  Ма¬
линовскому».  Очень  хорош  этот  «комендант-
белорус  со  связкой  ключей  от  нового  города!
 Сергили  -  большой  подарок  Ташкенту.  Но
это  малая  часть  того,  чем  страна  помогает  по¬
страдавшему  городу.  К  Новому  году  зазвенит
связка  ключей  от  больших  домов  в  Чиланзаре.
Я  пролетел  над  этим  районом,  когда  был  готов
дом-первенец,  построенный  москвичами.  Внизу
проплывала  стройка,  которую,  честное  слово,
не  с  чем  сравнить.  Юго-Запад  Москвы?  Похоже.
Но  гораздо  значительней  по  размаху.  Сверху
хорошо  виден  лес  кранов,  видны  надписи
огромными  буками:  «Строят  ленинградцы»,
«Строит  Украина»,  «Подарок  от  свердловчан»,
«От  Казахстана»,  «Строит  Эстония»...  Меж
домов,  как  ульи,  голубые  вагоны  строителей  -
в  Ташкент  приехали  двадцать  две  тысячи  ма¬
стеров...
 После  полета  мы  с  приятелем  заблудились
в  нескончаемом  лабиринте  из  котлованов,  шта¬
белей  кирпича,  труб,  деревянных  конторок,  ав¬
томобилей,  кранов  и  новых  домов.  За  полгода
даже  просто  спланировать  на  бумаге  этот  му¬
равейник  строительства  -  дело  нелегкое.  Даже
 Насилии  I  [ЕСКОВ
 ПОЛН01  СОГ.РЛНИЬ  с  ОЧИИ1  ним

на  бумаге  нелегко  найти  место  каждому  дому,
каждой  нитке  теплоцентралей,  водопроводу,
канализации,  электричеству,  определить  место
школам  и  магазинам.  А  тут  не  только  сплани¬
ровано,  но  и  уложены  в  землю  коммуникации
и  подняты  уже  над  землею  дома.  Дома  не  только
прочные,  но  и  красивые.  И  все  это  в  считанные
двести  дней,  когда  в  Ташкенте  стояла  пыльная
жара,  когда  газеты  вели  счет  новым  толчкам,
когда  в  городе,  как  и  всегда,  работали  пред¬
приятия,  когда  Ташкент  исправно  вел  свои
 дела  столицы  хлопковой  республики.  Двести
тридцать  дней  этого  года  многому  научили
не  только  ташкентцев.  Поэтому  вдвойне  ра¬
достным  будет  новоселье  под  Новый  год  в  новых
домах.
 Ташкентец  достоин  такого  Ташкента.
 Снимок  сделан  с  помощью  военных  летчиков.
Командир  вертолета  -  капитан  Ю.  Гуляев.
 •  Фото  автора.  21  декабря  1966  года.
 Василий  ПВСКОВ
IIO/IHOF  С.0ПРАНИ1  ГОЧИН1  ПИИ
 148

1967

ГОРОД  ПОД  (ОСПАМИ
 ШИРОКА  СТРАНА  МОИ...
 г
 Сибирь  не  государство.  Чистая  география.
Однако  издавна  Сибирь  имела  что-то  вроде
столицы.  Первой  из  них  был  Тобольск.  Ка¬
менный,  полумузейный  сегодня  город  некогда
принимал  послов  наравне  со  стольной  Мо¬
сквой.  Омск  в  то  время  был  обычной  деревней.
Железная  дорога  возвысила  Омск  и  Иркутск
и  оставила  в  глухомани  Тобольск.  Новосибирск,
рожденный  железной  дорогой,  в  год  революции
был  скверным  маленьким  городишком  с  семью
десятками  тысяч  жителей.  Сегодня  в  Ново¬
сибирске  более  миллиона  людей.  Размахом
производства,  культурой,  географическим  по¬
ложением  город  претендует  зваться  некороно¬
ванной  столицей  Сибири.  Немало  способствует
этому  городок,  выросший  рядом  с  Новоси¬
бирском.
 Городок  и  сам  по  себе  может  считаться  сто¬
лицей.  Он  так  и  задуман:  столица  сибирской
науки.  Имя  новорожденного  известно  доста¬
точно  хорошо,  и  не  только  в  Сибири  -  Академ¬
городок.  Возраст  тоже  известен:  десять  лет.
Город  продолжает  строиться  и  сегодня.  Но  в  нем
живут  уже  тридцать  пять  тысяч  людей.  Из  них
 седьмая  часть  -  научные  работники,  в  том  числе
сто  пятьдесят  докторов,  шестьдесят  академиков
и  членов-корреспондентов.  Кто  еще,  кроме
Москвы,  может  похвалиться  такой  силой?
 Внешность  Академгородка...  Кто  видел
не  самые  лучшие  дома  московского  Юго-Запада,
легко  представит  себе  здешние  кварталы  домов.
Они  родились  в  то  время,  когда  архитектор
в  нашем  строительстве  считался  фигурой  почти
что  лишней.  Сегодня  поправляется  эта  ошибка.
 Сын  времени,  город  все-таки  избежал  огор¬
чительного  стандарта.  У  него  есть  лицо.  По¬
бывав  тут  однажды,  всегда  будешь  помнить
улицы,  похожие  на  лесные  просеки,  свет  в  окнах
сквозь  кисею  берез.  Когда  пролетаешь,  сверху
особенно  хорошо  видно,  как  удачно  вписались
дома  и  улицы  в  массивы  леса.  Из  института
вышел  подышать  воздухом  -  прямо  от  порога
попадаешь  на  лесную  дорожку.  На  лыжах  в  вос¬
кресный  день  -  лыжня  прямо  от  дома.  Грибы
летом  -  почти  под  окнами.  Матери  с  ребя¬
тишками  кормят  на  улицах  белок.  Вдоль  до¬
рожек  и  улиц  висят  кормушки.  У  одной  из  них
в  морозный  день  я  насчитал  восемь  сереньких
 Вычислительный  центр  в  Академгородке.
 151
 Василий  nFCKOB
 ПОЛНО!-  СОЬРАНИ!  СОЧИНЕНИИ

попрошаек.  Они  винтом  сбегали  вниз  по
стволам  сосен,  брали  из  рук  печенье,  садились
мальчишкам  на  плечи,  залезали  в  хозяйские
сумки.  Белки  -  частые  гости  на  балконах  домов.
Даже  самый  суровый  физик  неизбежно  станет
тут  хотя  бы  немного  и  лириком...
 Ну,  а  что  под  крышами  города?  Чем  живут  два
десятка  его  институтов?  На  этот  вопрос  могла
бы,  наверно,  ответить  только  очень  большая
книга.  Ответит,  наверно,  пятитомная  «История
Сибири»,  которую  подготовил  к  изданию  Ака¬
демгородок.  В  заметке  же  нельзя  даже  и  пере¬
числить  всего,  чем  заняты  физики-атомники,
генетики,  математики,  химики,  геофизики,  ар¬
хеологи,  гидротехники.  «Отец  города»  академик
Лаврентьев  сказал  в  разговоре:  «Нет  жестких
перегородок,  отделяющих  науки  одну  от  другой.
Чаще  всего  большие  открытия  рождаются  как
раз  на  стыке  наук.  Крайне  важно,  чтобы  ученые
люди  могли  общаться».  Не  все  идеи  рождаются
в  лабораториях,  иногда  разговор  на  прогулке
или  за  чашкой  чая  дает  ученым  более,  чем
всемирный  конгресс.  Мысли,  записанные  за
столом,  на  бумажной  салфетке,  могут  явиться
началом  большого  открытия.  Близкое  соседство
многочисленных  институтов,  житье  по  со¬
седству  ученых  самых  различных  профилей  для
науки  -  великое  благо.  «Одно  полено  не  горит.
Вот  соберемся  вместе  -  будет  костер...»  Так  го¬
ворил  один  из  энтузиастов  строительства  го¬
родка.  Костер  получился.  С  каждым  годом  пламя
разгорается  все  сильнее.
 Говорят:  «Хороша  корова  не  та,  что  статна
и  рогата,  а  та,  что  молока  много  дает».  Много
ли  молока  хозяйству  страны  дает  городок,  сто¬
ивший,  конечно,  немало  денег?  Академик  Лав¬
рентьев  сказал:  «Создание  нашего  центра  ока¬
залось  делом  очень  рентабельным.  Мы  еще  ста¬
новимся  на  ноги,  но  даже  по  черновому  подсчету
уже  четыре  раза  себя  окупили».  Из  большого
числа  исследований  и  открытий,  сделанных
тут,  можно  назвать  сибирскую  нефть,  успешное
внедрение  в  практику  идей  математической
школы,  принципиально  новые  гидротехни¬
ческие  устройства  для  промышленности,  работу
генетиков  по  выведению  новых  пород  пушного
зверя...  Конечно,  не  все  открытое  сейчас  же  бе¬
рется  на  вооружение  промышленностью  и  хо¬
зяйством.  Чтобы  сократить  время  прохождения
в  жизнь  важнейших  открытий,  Академгородок
берет  на  свои  плечи  новую  громадной  важности
работу.  Тут  будет  построено  большое  число  экс¬
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛНО!  СОЬРЛШП-СОЧИНИ1ИИ
 периментальных  лабораторий  и  установок.
Тут  будут  «обкатывать»  новшества,  будет  опро¬
боваться  технология,  будут  готовиться  кадры
высшей  квалификации  для  промышленности.
Это  важнейшая  проблема  для  городка  на  бли¬
жайшее  время...
 Два  слова  о  пульсе,  о  духе  города.  Новый  че¬
ловек,  да  еще  и  за  день  всего,  конечно,  успеет
разглядеть  только  фасады  многочисленных
институтов.  Но  даже  и  за  день  можно  почув¬
ствовать:  в  городе  живут  интересные,  веселые
люди.  Эти  люди  дали  красивой  гостинице  не¬
стандартное  название:  «Золотая  долина».  Го¬
родской  клуб  они  назвали:  «Под  интегралом».
Клубом  управляют  министры  и  президент.
И  это  именно  клуб,  а  не  заведение,  где  только
«слушают  лекции  и  танцуют».  Тут  каждый  на¬
ходит  себе  друзей  по  увлечениям  и  характеру.  Туг
спорят  по  самым  жгучим  и  острым  проблемам,
а  на  веселом  вечере,  выбирая  «Мисс  интеграл»,
вдруг  обнаруживают:  одна  из  претенденток  -  пе¬
реодетый  девушкой  парень.  Тут  собирается  «Ва¬
вилон»  -  клуб  изучающих  иностранные  языки.
Проба  литературных  сил  проходит  под  вывеской
«КГП»  -  Клуб  Гусиного  Пера.  Клуб  «Сигма»  при¬
нимает  только  серьезно  знающих  и  любящих
киноискусство.  Принимают  по  особому  испы¬
танию.  Случается,  проходит  студент  и  не  про¬
ходит  заслуженный  академик...  Представьте
себе  сапоги  на  высоком  столбе.  На  старых  яр¬
марках  этот  приз  долго  не  попадал  в  руки  даже
ловкому  верхолазу.  Тут  же  на  Масленице  в  Ака¬
демгородке  какой-то  физик  в  мгновение  ока
овладел  сапогами.  Была  на  Масленице  тройка,
цыганский  табор  с  костром,  ели  блины,  пекли
картошку,  были  «потешные»  взрывы,  за  которые
отвечал  известный  физик,  лауреат  Ленинской
премии...  В  городе  живут  рыболовы,  лыжники,
альпинисты,  музыканты,  «моржи»,  конько¬
бежцы,  поэты,  охотники...  Науку  делают  живые,
интересные  люди...
 Если  оглянуться  назад,  мы  увидим  множество
городов,  рожденных  в  необжитых  местах.  Из  них
Магнитогорск,  Комсомольск-на-Амуре,  Братск
и  этот  Академгородок  занимают  особое  место.
Это  большие  вехи  по  нашей  дороге  в  гору.
 Снимок  сделан  с  помощью  военных  летчиков.
Командир  вертолета-А.  Агеев
 •  Фото  автора.  1  января  1967  г.
 152

АТАКА
 ШИРОКА  СТРАНА  МОЯ...
 В  этот  день  врагом  у  солдат  был  только  мороз.
 Не  тот  мороз,  при  котором  приятно
пройтись  на  лыжах.  Лыжи  не  шли  -  снег  был
почти  как  песок.  Воробьи  в  солдатском  по¬
селке  не  выдержали  и  стали  залетать  в  казарму.
Открыл  дверь,  и  воробьи  -  следом  за  человеком.
Смешные,  черные  от  ночевок  по  трубам  во¬
робьи  сидели  на  спинках  солдатских  кроватей.
А  солдат  не  было.  Солдаты  были  в  лесу.
 Пятьдесят  два  градуса  с  ветерком...  Очень
неуютный  климат  даже  для  видавших  виды
сибиряков.  А  если  ты  из  Прибалтики,  или  из
Грузии,  или  из-под  Ташкента...  Судьба  у  солдат
одинакова.  Тревога  -  выбегают  один  за  другим:
грузин,  белорус,  литовец,  русский.  К  танкам,
скорее  к  танкам.  Стальные  зеленые  звери  про¬
мерзли,  кажется,  до  самого  снарядного  пороха.
Кажется,  ничто  на  свете  не  может  быть  холоднее
нутра  этих  машин.  А  надо  залезать.  Стрелки
на  часах  у  полковника  бесстрастно  ползут  по
кругу.  Мороз  не  щадит  и  полковников.  Под¬
прыгивает  командир,  греет  в  валенках  ноги,
успевает  заметить:
 -  Иванов,  щека  побелела!
 Трет  Иванов  щеку,  Ахмедов  трет,  Валейта
Зенос  трет  щеку.  А  танки  не  хотят  заводиться.
А  стрелка  у  полковника  все  бежит  и  бежит.
В  точное  время,  со  всеми  скидками  на  мороз
надо  обязательно  завести.  Один  из  танков  пу¬
скает  наконец  струю  теплого  дыма.  Грохот...
второй,  третий,  четвертый  завелся...  Немолодой
 153
 уже  полковник  вскакивает  на  броню  и  исчезает
в  люке  передней  машины.  Скупым  светом
освещая  дорогу,  колонна  идет  в  темноту.
 А  мороз  не  уходит  из  танка.  В  этот  час  хорошо
только  дневальному.  Он  поставил  в  казарме  та¬
релку  с  кашей.  Точно  такие  же  воробьи,  как
у  него  в  деревенском  доме  под  крышей,  долбят
разбухшие  гречишные  зерна.
 Где-то  у  н-ской  высотки  танки  делают  оста¬
новку.  Ночлег  перед  боем.  Маскировка.  Дымок
полевой  кухни.  Солдаты  ставят  палатки.  Брезент,
как  жестяной.  Раскопанный  снег  стеклом  позва¬
нивает.  Никто  солдата  не  обогреет  -  только  сам.
Вот  стоят  уже  три  палатки,  из  них  дымок  к  небу.
Не  скоро  походная  печка  нагреет  брезентовый
домик.  Согреваются  шутками,  кашей  и  чаем  из
кухни  расторопного  повара.  Кое-кто  лезет  по¬
греться  на  «печку»  сзади  танковой  башни.
 -  В  войну  на  «34-х»  вот  так  же  грелись...  -
Полковник  отряхивает  иней  с  бровей  и  тоже
лезет  в  палатку.
 Кому-то  спать  не  придется  -  порвалась  гу¬
сеница.  Постукивает  на  морозе  железо.  Ко¬
лючий  голубой  месяц  плывет  над  лесом.  Минус
пятьдесят  два.  Удивительное  дело:  в  одном  из
палаток  -  песня...
 А  утром  атака.  Звенящая  тишина  стоит  над
снежными  перелесками.  Шаги  в  такое  утро
услышишь  за  километр.  Но  нет  шагов  в  этом  без¬
людье.  Сорока,  чтобы  согреться,  ныряет  между
островами  берез  и  беспокойно  кричит.
 Насилий  ПЕСКОВ
 полное  соьрание  сочинений

И  вдруг  через  стену  мороза  -  невнятные
звуки.  Гул.  Его  уже  хорошо  слышно,  если  чуть
приподнимешь  ушанку.  Вот  уже  видно:  с  бу¬
горка  из-за  леса  колонной  движутся  танки.  Вот
они  на  ходу  меняют  порядок.  Идут  в  три  ряда.
Невоевавший  человек  моего  возраста  может
представить  сейчас,  каково  лежать  в  окопе
перед  этой  лавиной  железа,  застелившей  поляну
дымом,  заполнившей  пространство  гулом.  Еще
минута  -  танки  расходятся,  идут  стремительной
цепью.  Сейчас,  сейчас  с  ходу  заговорит  артил¬
лерия.  Вот  у  переднего  танка  чуть  дрогнула
башня  в  поисках  цели.
 С  пушкой,  в  душу  наведенной,
Страшен  танк,  идущий  в  бой...
 Очень  точно  сказал  поэт,  знавший  минуту,
когда  танки  подходят  к  окопам...
 На  этот  раз  атака  направлена  против  батареи
«противника».  Батарея  спрятана  за  леском.
И  танки  рвутся  к  нему  неумолимой  лавиной...
 Судя  по  всему,  атака  была  удачной.  Умолкают
моторы.  Слышно:  смех,  варежки  хлопают  друг
о  друга,  и  повар  уже  гремит  черпаком.  А  мороз  -
пятьдесят  два.
 ...В  этот  день  врагом  у  солдат  был  только
мороз.
 •  Фото  автора.  Н-ский  танкодром.
 2  января  1967  г.
 ТРИДЦАТЬ  МИНУТ  ПУСТЫНИ
 Верхушка  бархана.  Примеряемся.  И  осто¬
рожно  садимся.  Под  нами  струйками  разбегается
серый  песок  и  гнутся  реденькие  сухие  растения.
Колеса  у  вертолета  почти  полностью  увязают.
Сбегаем  вниз  по  бархану.  Ботинки  полны  песку.
Сзади  остается  странный  сыпучий  след.
 Никто  нас  не  ждал.  Просто  мы  удивились,
увидав  в  пустыне  отару  и  маленький  огонек.
И  вот  мы  стоим  у  костра.  Мы  сказали:  «Салам»,
и  три  человека  тоже  сказали:  «Салам».  На¬
верное,  первый  раз  у  отары  садится  странное  су¬
щество  -  вертолет.  Но  никто  не  побежал  к  нему.
Пожалуй,  только  в  глазах  у  людей  можно  раз¬
личить  любопытство.
 Сотни  четыре  овец.  Два  козла  с  медными
колокольцами.  Овцы  безропотно  приняли  вер-
ховодство  двух  бородатых  пророков  и  черной
массой  движутся  туда,  где  загремел  колоколец.
Два  осла  по  соседству  с  костром  затеяли  драку.
Черный  изобретательно  лягает  серого.  Тот  от¬
бегает  и  униженно  бредет  к  овцам.  Восемь  вер¬
блюдов,  три  добродушных  собаки,  трое  людей.
И  на  всех  -  один  маленький  огонек.
 Холодно.  Ой,  как  холодно  и  неуютно  в  зимней
пустыне!  Волнистый  песок  сзади  и  впереди.
Можно  предположить:  в  раннее  лето  тут  что-
нибудь  расцветает.  Но  какую  еду  находит  отара
теперь  в  холодных  песках?  Верблюды  что-то
 Василий  ПЕСКОВ
 полное  соьрлние  сочинении
 154

жуют,  скалят  старые  желтые  зубы.  Козлы  за¬
брались  на  бархан  и  уже  обследуют  вертолет,
уже  один  поставил  передние  ноги  на  колесо,  но,
видно,  почуял  запах  бензина  -  фыркнул  и  по¬
пятился  к  овцам.  Все  улыбнулись  -  и  мы  с  пи¬
лотом,  и  два  молодых  пастуха.  Показалось  даже:
и  старый-старый  пастух  спрятал  улыбку  за  ру¬
кавом  дрянной  одежды.
 Держим  руки  над  огоньком.  Жарко  горит
саксаул,  в  помятой  закопченной  посуде  что-то
забулькало.  Старик  достал  из  мешка  большую,
с  городской  зонтик,  лепешку.  Разломил  всем
поровну.  В  холодных  песках  эта  лепешка  и  об¬
жигающий  губы  зеленый  чай  едва  ли  не  самая
главная  радость...
 Молчим.  Я  знаю  по-туркменски  только
«салам».  Почти  столько  же  старый  пастух  знает
по-русски.  Но  чай  и  лепешка  все-таки  помогают
нам  кое-что  узнать  друг  о  друге.  Я  сумел  объ¬
яснить,  что  прилетел  из  Москвы.  И  понял,  в  свою
очередь:  старик  уже  двадцать  лет  водит  в  пу¬
стыне  отару,  и  что  сын  его  Ходжа  Гульдыев  убит
во  время  войны  около  города  Орши.  Старик
достал  вторую  лепешку.  И  еще  налил  чаю.
Я  думаю,  даже  очень  словоохотливых  пустыня
располагает  к  сдержанности.  Но  молчание  это  -
неслышный  разговор  между  сидящими  у  костра.
За  эти  тридцать  минут  я  понял:  кусок  лепешки
 и  кружка  чаю  в  пустыне  -  не  то  же  самое,  что  чай
в  городском  доме.  И  два  сдержанных  слова  в  пу¬
стыне  значат  гораздо  больше,  чем  те  же  слова
под  крышей...
 Из-за  бархана  показался  человек  с  двумя
верблюдами.  Уздечка  заднего  была  привязана
к  хвосту  переднего.  Откуда  и  как  он  пришел?
Несомненно,  его  привлек  вертолет.  Он  провел
флегматичных  верблюдов  в  трех  шагах  от
машины  и  сам  даже  не  взглянул  на  нее.  Младший
из  пастухов,  глядя  на  процессию,  засмеялся.  Все
засмеялись  -  горбатый  вертолет  чем-то  неуло¬
вимым  похож  на  верблюдов.  Сходство  понра¬
вилось  даже  старому  пастуху.  И  я  первый  раз
увидел  его  улыбку...
 Мы  попрощались,  поднялись  и,  забираясь
вверх,  сделали  круг.  Восемь  верблюдов,  отара,
колодец  с  рощицей  саксаула,  четверо  людей
у  огня.  Старик  сидел,  а  молодые  стояли  с  под¬
нятыми  кверху  руками.
 Мы  улетали  к  аэродрому.  Внизу  проплывали
бугры  песка.  Один  только  раз  увидели  человека.
Он  вел  по  барханам  навьюченного  верблюда.
Я  оглянулся:  направление  -  точно  к  отаре.
Может,  вести  какие-нибудь  шли  к  пастухам,
может,  просто  чай,  спички  и  соль...
 •  Фото  автора.  Кызылкумы.  13  января  1967  г.
 РОВЕСНИК  РИМА
 ы  знаете  эту  постройку.  Я,  когда  увидел  ее,  ис¬
пытал  странное  чувство.  Казалось,  родившись,
я  уже  знал,  что  она  есть...
 В  солнечный,  хороший  день  пролетаем
над  Регистаном.  Голубые  постройки  похожи
на  старый  корабль,  приплывший  издалека-
издалека  и  ставший  на  якорь  среди  домиков  и  су¬
етливых  лодок-автомобилей.  Матросов  давным-
давно  уже  нет,  а  корабль  живет.  Странные
палубы,  трубы,  голубая  обшивка  бортов...  Ничто
не  берет  эту  обшивку.  Дождей  почти  нет  в  Са¬
марканде.  А  лучи  солнца  вдребезги  разбиваются
о  глазурную  синеву...
 Город  спешит  своими  дорогами.  Но  каждый
день  с  утра  на  этой  площади  собираются  при¬
езжие  люди.  Не  удивляйтесь,  если  услышите  тут
разговор  по-французски,  если  гость  назовется
 155
 жителем  Лондона,  Праги,  Ростова,  Семипала¬
тинска,  Гомеля.  Везде  на  земле  живут  любо¬
пытные  люди,  для  которых  минута  перед  этими
приплывшими  из  веков  «кораблями»  -  одна  из
радостей  жизни.  Я  был  вон  там,  возле  крайнего
минарета,  разглядывал  сотканные  из  плиток
голубовато-зеленые  стены.  Пять  веков  просто¬
явшие  минареты  чуть  покосились,  один  из  них
грозил  упасть.  Его  выпрямляют...
 Регистан  -  первое  место,  куда  направляется
приехавший  в  Самарканд.  Но  это  только  начало
встречи  с  удивительным  городом.  Прежде  чем
пройтись  по  нему  пешком,  давайте  рассмотрим
сверху,  что  там  дальше,  за  Регистаном.
 За  площадью,  в  садике  -  чайхана.  Два  дере¬
вянных  столба,  изукрашенные  резчиком  и  чер¬
воточиной,  подпирают  крышу  входа.  Прямо
 Василий  ПЕСКОВ
 полнен-  ГОЬРЛПШ  сочиньнии

Василий  ПЕСКОВ
IЮЛНОЬ  СОЬРАНИЬ  сочиш-ний
 156

на  улице  жарятся  шашлыки,  в  огромном  котле
закипает  шурпа.  Синий  пахучий  дым  стелется
между  деревьями  у  чайханы.  А  далее,  за  ко¬
робками  новых  домов,  -  древний  жилой  Са¬
марканд.  Дома  с  плоскими  крышами  прилипли
друг  к  другу.  Кажется,  ступи  на  одну  крышу  -
и  пошел,  весь  город  по  крышам  перебежишь.
Улицы  извилисты,  с  тупиками  -  идешь  неиз¬
вестно  куда.
 Минутах  в  тридцати  ходьбы  от  площади
видишь  вдруг  над  деревьями  и  домами
огромный  голубой  купол.  Сразу  вспоминаешь
когда-то  прочитанное:  «Если  исчезнет  небо  -
купол  Гур-и-Эмира  заменит  его».  Почему-то  за¬
медляешь  шаг,  и  твой  разговор  со  спутником
становится  тише.  Ты,  может  быть,  и  не  знаешь
еще,  что  под  синим  ребристым  шаром  лежат
кости  знаменитого  Тамерлана.  Но  древние  ар¬
хитекторы  знали,  что  делали,  -  ты  совсем  умол¬
каешь,  и  рука  тянется  к  шапке.
 Лежит  под  куполом  тот  самый  Тимур,  по¬
читавший  Самарканд  единственной  столицей
земли.  Все  делалось  для  ее  украшения.  Лучшие
 мастера,  свои  и  пленные,  возводили  арки,  ми¬
нареты  и  купола,  не  растерявшие  по  векам  ни
капли  голубизны.  Варвар  из  варваров,  Тамерлан
«у  себя  дома»  был  мудрым  правителем.  Мудрыми
были  его  законы  и  государственное  устройство.
Гробницу  Тамерлан  построил  для  праха  в  походе
умершего  внука.  Но  тут  нашлось  место  и  для
самого  хромого  завоевателя.  Кости  его  лежат
теперь  под  нефритовой  глыбой.  Перед  прошлой
войной  любопытные  археологи  приподняли
нефрит  и  увидели  гроб  из  тутовника.  Почему-то
решено  было  заменить  деревянный  гроб  ме¬
таллическим...  Электрическая  лампочка  висит
в  подземелье  над  могилой  Тимура.  Английская
туристка  вежливо  просит:  «Нельзя  ли  лампочку
посильнее,  чтобы  снять  на  цветную  пленку».
Воробьи  дерутся  на  куполе.  Ребятишки-узбеки
играют  в  прятки  между  камнями  и  нишами  усы¬
пальницы.  Ты  стоишь  под  аркой  у  входа,  собира¬
ешься  с  мыслями  и  вдруг  слышишь  обращенное
к  тебе  дружеское  покашливание:
 -  А  Тамерлан  был  не  дурак...  -  бородатый
благообразный  узбек  расположен  поговорить.
 Биби-ханым.
 157
 Василий  11ЕСКОВ
 П0ЛН01  COhPAIIMF  СОЧИНР-НИИ

Шах-и-Зинда  -  «город  мертвых».
 Соглашаюсь,  что  «не  дурак».
 - 	Он  знал,  где  выбрать  столицу...
 Старик  берется  провести  гостя  по  городу
и  рассказать,  «чего  в  путеводителе  не  написано».
 Путеводитель  -  штука  редкая  у  нас  в  го¬
родах,  и  я  не  сразу  сумел  проверить,  что  на¬
писано  и  чего  не  написано.  Когда  проверил,  ока¬
залось:  бородатый  гид-частник  добросовестно
пересказывал  книжку.  Но  это  была  живая  речь,
со  вздохами,  с  восклицаниями,  с  сидением
на  теплых  камнях.  Я  узнал:  в  Самарканде  се¬
годня  250  тысяч  жителей.  Город  -  один  из  самых
древних  на  всей  земле,  ровесник  Рима,  Афин,
Вавилона.  Ташкент  -  совсем  недавняя  столица
Узбекистана.  Столицей  был  Самарканд.  Узнал  я,
сколько  нынешний  город  строит  домов,  сколько
дает  вина,  чая,  химических  удобрений,  разного
рода  киноаппаратов  и  запасных  частей  для
сельских  машин.  Старик  всю  продукцию  умело
сравнил  с  1913  годом.  И  получилось:  продукция
выросла  в  сто  восемь  раз.  Я  заподозрил  ошибку,
но  потом  убедился:  в  сто  восемь  раз!  -  старик  из¬
бегал  конфликтов  с  путеводителем...
 По  Самарканду  надо  ходить  пешком.  И  даже
не  зная  пути,  рано  или  поздно  придешь  к  разва¬
линам,  похожим  издалека  на  желтые  скалы.
 - 	Биби-ханым...  -  говорит  старик.  Он  долго
молчит.  И  я  тоже  молча  гляжу  на  развалины,
мысленно  восстанавливаю  контуры  огромной
постройки.  Старик  рассказывает  уже  известную
тебе  из  книжек  легенду:  «Тимур  в  походе.  Жена
его  Биби-ханым  решает  строить  мечеть,  какой
 Василий  III-  СКОВ
 ПОЛНОЕ  (  ОБРЛПШ-  СОЧИНЕНИИ
 еще  не  было  в  Самарканде.  Архитектор,  влю¬
бленный  в  Биби-ханым,  жаждет  награды  за
труд  -  одного  поцелуя.  Возвращается  Тимур.
Гнев.  Расправа...»  Что-то  неладное  было  в  стро¬
ительстве.  Спешка  или  просчет  какой  -  мечеть
разрушилась.  Эта  громадина  держит  возле
себя  гораздо  дольше,  чем  все  остальные  древ¬
ности  Самарканда.  Кажется,  голубь  заденет
крылом  -  и  будет  обвал.  Красный  закат  отра¬
жается  в  блеске  глазури,  мелькают  быстрые
птицы,  чернеют  изогнутые,  без  веток  стволы  ту¬
товника.  «Вон  с  того  минарета,  когда  вернулся
эмир  Тамерлан,  архитектор  на  крыльях  под¬
нялся  и  улетел  в  Иран...»
 Что  еще  успеваешь  увидеть  за  два-три  дня
пребывания  в  Самарканде?  Конечно,  тебе  обя¬
зательно  покажут  величественный  и  мрачный
«город  мертвых»  -  Шах-и-Зинда.  Длинная  цепь
мавзолеев  с  куполами,  покрытыми  все  той  же
глазурью,  и  с  куполами  необлицованными,
похожими  на  бритые  головы.  Причудливые
орнаменты,  стрельчатые  арки.  Звуки  шагов
стихают  под  сводами  усыпальниц.  Все  это  стро¬
илось  с  мыслью  о  боге  и  жизни  по  ту  сторону
смерти.  Но  есть  в  Самарканде  памятник  тех
же  времен,  имеющий  едва  ли  меньшую  цену,
чем  все  купола  «мертвого  города».  Улугбек,  лю¬
бимый  внук  Тамерлана,  первым,  может  быть,
во  всей  Азии  усомнился  в  существовании  бога.
Своим  подданным  он  прямо  не  говорил  об  этом.
Но  обсерватория,  построенная  на  окрестных
холмах,  и  образ  мыслей  правителя  Самарканда
 158

заставили  фанатиков-мусульман  поднять  руку
с  мечом  на  своего  повелителя.  Через  пять  сто¬
летий  дошли  к  нам  подробности  этой  драмы...
 Глубоко  уходящая  в  землю  каменная  дуга  -
остаток  древнего  инструмента  обсерватории.
Цифры  на  камне.  Закрыв  глаза,  можно  пред¬
ставить  тут,  в  подземелье,  бородатого  Улугбека,
не  спавшего  ночей  в  поисках  истины.  Узбеки
сделали  недавно  хороший  фильм  об  азиатской
средневековой  драме.  Фильм  называется
«Звезда  Улугбека».
 Древние  постройки  в  Самарканде  -  как
острова.  Поднимись  чуть  повыше  над  любой
улицей  -  и  увидишь  синие  купола,  плывущие
в  синей  городской  дымке.  К  этим  «островам»
и  спешат  приезжие  в  первую  очередь.  Островом
можно  назвать  и  недавно  построенный  нацио¬
нальный  театр  оперы  и  балета.  Постройка  из
стекла  и  бетона  прекрасно  выглядит  в  окру¬
жении  древностей.  Я  подумал  даже:  без  нее
не  так  остро  чувствовал  бы  глубину  времени
и  своеобразие  древних  строений.
 Но  Самарканд  -  не  одни  только  издалека
заметные  «острова».  Есть,  конечно,  в  городе
свои  «Черемушки».  Туриста  они  мало  чем  при¬
влекают  -  дома-коробки  он  видел  и  в  своем
городе.  Но  горожанина,  живущего  в  древнем  до¬
мишке,  очень  интересуют  «Черемушки».
 Самарканд  имеет  университет,  еще  три  вуза
и  почти  два  десятка  техникумов.  В  городе  пол¬
сотни  заводов  и  фабрик.  Но  странное  дело,  Са¬
марканд  не  пахнет  заводским  дымом.  Мне  за¬
помнился  запах  теплых  лепешек,  жареного  мяса,
запах  тлеющих  листьев  в  кострах  на  площадях
и  на  улицах.  Заблудившись  в  городе  вечером,
не  испытываешь  досады,  а  даже  и  рад  побродить
по  кривым  тупиковым  улицам.  В  городе  ходят
троллейбусы  и  однопутный  трамвай.  Едешь  -
обгоняешь  толпу  студентов,  арбу  с  колесами
в  рост  человека,  небольшое  стадо  овец,  которым
суждено  в  этот  день  стать  шашлыком.  Обгоняет
трамвай  узбека,  несущего  двух  петухов  за  лапы
 159
 вниз  головою:  воскресный  день,  все  дороги  из
кишлаков  ведут  сегодня  на  базар  в  Самарканде.
А  названия  кишлаков!  Париж,  Дамаск,  Каир,
Багдад.  Это  все  еще  со  времен  честолюбивого
Тамерлана...
 Путешествие  со  стариком-провожатым  мы
закончили  на  базаре.  В  конце  дня  я  спросил:
 -  Чем  же  больше  всего  славится  Самарканд?
 Старик  подумал.
 -Лепешками.
 Я  улыбнулся,  принимая  это  за  шутку  и  за
намек:  достойно  закончить  «трудовой  день».
Но  старик  не  шутил.  Сейчас  я  должен  удержать
себя,  не  повторить  его  длинный  рассказ  о  са¬
маркандских  лепешках,  которого  действительно
нет  в  путеводителе.  В  рассказе  -  неизбежная  тут
легенда;  эмир  Тамерлан,  возивший  в  походы
самаркандского  пекаря;  есть  посвящение  в  не¬
уловимые  секреты  изготовления  лепешек;
есть  милиционер,  гоняющий  сегодня  част¬
ников  на  базаре,  которые  на  радость  туристам
не  теряют  секретов  выпечки  славного  хлеба.
 И  вот  мы  сидим  со  стариком  на  базаре
около  вороха  дынь.  Ломаем  лепешку,  едим  ее
с  заветренным,  почти  вяленым  виноградом
и  яблоками.  Припоминаю:  ел  ли  я  когда-нибудь
более  вкусный  хлеб?  Пожалуй,  только  в  войну.
На  прощанье  мы  покупаем  лепешку,  разри¬
сованную  румяными  витиеватыми  русскими
и  узбекскими  буквами:  «Привет  из  Самарканда!»
 ...Катит  по  городу  однопутный  трамвай.  По¬
следний  час  в  Самарканде.  Идут,  обнявшись,
студенты  по  улице.  Дымятся  в  кучах  старые
листья.  Наверно,  и  тысячу  лет  назад  вот  так  же
дымились  осенью  старые  листья  и  был  такой  же
запах-дразнящий,  будоражащий  память...
 Снимок  сделан  с  помощью  «Аэрофлота».
Пилот  -  Эдуард  Еремеев.
 •  Фото  автора.  20  января  1967  г.
 Василий  ПЕСКОВ
 ПОЛИС*  0О1.РАНИР  сочипшпи

СОДЕРЖАНИЕ
 Предисловие
 4
 1965
 Бабушка  и  внучка
 101
 Сентябрь
 6
 Тракай
 104
 Октябрь
 9
 Сказка  про  мельницу
 105
 Ноябрь
 14
 Н=525
 107
 Речка  Никулка
 15
 Узнать  себя...
 111
 Край  света
 18
 Голубые  города
 113
 Декабрь
 21
 Широка  страна  моя...
 113
 Твои  глаза
 25
 Тридцать  минут  полета
 115
 1966
 «Комарики»
 117
 Остров  в  степи
 118
 Окно
 29
 Русская  осень
 121
 Туманные  острова
 31
 Осень  около  дома
 122
 Дым  из  трубы
 45
 Сестра  Волги
 125
 «Легкая  рыба»
 49
 Иртыш
 127
 Слепой  поводырь
 53
 Ищем  клад
 129
 Долина  гейзеров
 58
 Драма  у  Курбских  гарей
 130
 925-й  медведь
 61
 Маяк  на  Балтике
 135
 Четверо  на  вулкане
 65
 Отцовский  суд
 137
 Мальчик  и  птица
 70
 Крылья
 140
 Наследство  доктора  Котса
 71
 Белые  горы
 142
 Микрофон  на  березе
 74
 Ясная  Поляна
 144
 Драма  и  подвиг  Ташкента
 80
 Ташкент
 146
 С  гитарой  мимо  пожара
 87
 1967
 Наедине  с  природой
 88
 После  праздника  -  понедельник
 91
 Город  под  соснами
 151
 Главная  площадь
 94
 Атака
 153
 Хлеб
 96
 Тридцать  минут  пустыни
 154
 Моторные  страсти
 98
 Ровесник  Рима
 155
 Днепровское  ожерелье
 99