Автор: Пушкарев Л.Н.
Теги: биографический очерк издательство наука жизнеописание просвещение общественно политическая мысль
Год: 1984
Текст
Книга рассказывает о жизни и творчестве выдающегося
просветителя XVII в., провозвестника идеи славянского
единства, видного деятеля общественно-политической
мысли России второй половины XVII в. Юрия Крижа-
нича.
В книге описана драматичная и полная неожидан-
ных поворотов жизнь Крижанича — от первых известий
о его родителях до описания путешествия в Москву,
ссылки в Тобольск и последних лет жизни; рассказано
об обстоятельствах создания трудов Крижанича; пере-
даны впечатления от пребывания в России; дана оценка
взглядов Крижанича и основных его трудов.
Подобный биографический очерк создается впервые
не только в советской, но и в зарубежной науке и лите-
ратуре.
Рецензенты:
А. П. БАЖОВА, Л. В. ТЯГУНЕНКО
0505010000-362 Аа йл ТТ1
-— ------------ 46-84—III
042(02)-84
© Издательство «Наука», 1984
АКАДЕМИЯ НАУК СССР
Институт истории СССР
Ответственный редактор
доктор исторических наук
В. И. БУГАНОВ
Москва
Издательство «Наука»
1984
Предисловие
Бурный XVII век — начало перехода от феодально-крепостни-
ческой формации к буржуазной — оставил нам много вы-
дающихся мыслителей, поэтов, писателей, общественно-полити-
ческих деятелей, составивших гордость и славу народов многих
стран. Одним из них является и Юрий Крижанич— хорват по
национальности, католик по вероисповеданию, просветитель по
призванию, выдающийся деятель общественно-политической
мысли России.
Сложна и противоречива судьба Крижанича. Не имея иных
путей получить образование, он вынужден был воспользоваться
услугами, иезуитов, готовивших специалистов по унии (т. е. по
объединению восточной и западной христианской церкви под
верховным главенством римского папы), и был послан униат-
ским священником в Смоленск, отторгнутый в то время от Рос-
сии и входивший в состав Польши.
Но не только богословские и вероисповедные вопросы вол-
нуют Крижанича. Под рясой священника бьется сердце славян-
ского патриота, остро болеющего за свой порабощенный край,
стремящегося сохранить в чистоте богатый родной язык и сла-
вянскую культуру, ищущего пути к объединению всех разроз-
ненных в то время славянских народов. Взоры Крижанича об-
ращаются к русскому народу. Тщетно добивается он от като-
лической церкви разрешения на поездку в Россию и, не до-
ждавшись этого, едет на свой страх и риск в Москву.
Приехав в Россию и прожив в ней почти 20 лет, Крижанич
убедился, что уния восточной и западной церквей — несбыточ-
ная мечта. Ведь планы объединения церквей, разрабатываемые
иезуитами, имели своей целью усиление господства Ватикана в
Европе, а в конечном итоге — подчинение всех христианских
народов власти римского папы. Это означало утрату всех на-
циональных особенностей славян, полное их подчинение дикта-
ту Ватикана. И вот вместо верной службы Конгрегации пропа-
ганды веры Крижанич начинает разрабатывать грандиозные
планы объединения всех славян, а во главе этого объединения
ставит русский народ. При этом он вроде бы смотрит на вещи
реально: предлагает объединение славян сверху, отдавая гла-
венство в этом процессе русскому царю. Но в то же время
Крижанич, видимо, не понимал, что в тех условиях идея объ-
единения славян была неосуществима. Более того, она стояла
в стороне от столбовой дороги развития славянских стран.
3
Крижанич совершенно не учитывал внутрибалканских противо-
речий того времени. Идея его была чисто умозрительной.
Удаленный от царского двора в результате дворцовых инт-
риг в ссылку в Тобольск, Крижанич в сибирской глуши создает
трактат «Политика», в котором выступает как оригинальный
мыслитель. Он дает в этом сочинении глубокий анализ эконо-
мического положения России, характеризует роль торговли, ре-
месла, земледелия в государстве, подчеркивает роль армии для
сохранения государственной независимости. Крижанич создает
настоящий гимн просвещению и науке, ратует за создание
школ, протестует против засилья иностранцев среди славян.
Он дает советы и самому царю, как ему следует управлять го-
сударством, говорит не только о правах, но и об обязанностях
правителя перед народом.
Перед нами — крупнейший писатель своей эпохи, провоз-
вестник единства славян, отдавший России лучшие годы своей
жизни. Именно здесь созданы основные труды, именно с этой
страной связывал Крижанич все свои далеко идущие планы.
Покинув Россию после возвращения из ссылки в 1676 г.,
Крижанич на склоне лет оказывается причастным к борь-
бе за освобождение славян от ига Османской империи и поги-
бает во время осады Вены в 1683 г.
Прошло 300 лет со дня смерти Крижанича. История по до-
стоинству оценила его вклад в идею славянского единства. Да,
Ватикан готовил из него верного слугу папского престола, го-
тового «идти на смерть и на мучение, если окажется надоб-
ность, для защиты, развития, разлияния, распространения като-
лической веры» (именно так гласит клятва, даваемая питомца-
ми иезуитов!). Но жизнь рассудила иначе. Ю. Крижанич остал-
ся в истории общественной мысли страстным защитником
независимости славянских народов. И вместе с тем Крижа-
нич — один из первых в общественной мысли России деятелей,
стремившихся к коренным государственным реформам. Его
программа реформ была основана на серьезном анализе и
экономико-политического развития России, и международной
обстановки того времени. В целом она была направлена на
укрепление абсолютной монархии и идеологически подготавли-
вала грядущие реформы начала XVIII в.
Ю. Крижанич был одним из энциклопедистов XVII в.,
владел шестью языками, занимался философией, историей,
политэкономией, эстетикой, музыкой, историографией, богосло-
вием. Скованный путами католицизма и средневековой схола-
стики, он мыслил, однако, категориями нового времени.
В этом, в частности, и заключался трагизм его положения. Он
пришел в Россию в сложную переходную эпоху и не нашел сво-
его места в стране, раздираемой расколом и неспособной в то
время решить и осуществить его политические и экономические
замыслы. За свои праведные труды каменных палат он не на-
жил: бедняком пришел в нашу страну, бедняком из России и
уехал.
4
Имя Крижанича стало известно в науке более 100 лет на-,
зад, а его труды — в то время еще анонимные — использова-
лись русскими учеными уже с начала XIX в. Творчеству Кри-
жанича посвящена обширная литература. Но едва ли есть не-
обходимость давать в настоящей книге даже краткий ее обзор:
литература XIX в. уже проанализирована С. А. Белокуровым \
а те мелкие работы, которые не вошли в его обзор, являются
чаще всего простым обобщением уже известных данных и мало
что добавляют к исследованию биографии Крижанича 2. Рабо-
ты, вышедшие в XX в., также уже учтены А. Л. Гольдбергом3.
Цель настоящей книги — рассказать о жизни Крижанича, рас-
крыть жизненный путь просветителя и мыслителя. О его взгля-
дах до сих пор спорят между собой экономисты4 и историки,
богословы и политологи. Задача настоящей работы — показать,
как возникал у Крижанича замысел той или иной работы, ка-
кие жизненные обстоятельства заставляли его браться за то
или иное дело, к чему он стремился в жизни, чего достиг и чего
не смог осуществить. Чтобы выполнить эту задачу, потребова-
лось расширить изображение того исторического окружения,
в котором он жил и творил, привлечь новые материалы, раскры-
вающие специфические условия жизни и быта России второй
половины XVII в.
Крижанич писал свои труды на своеобразном «всеславян-
ском» языке, частично им самим изобретенном — об этом рас-
сказано ниже в книге. Язык этот труден для восприятия совре-
менному читателю. Лишь к концу своей жизни Крижанич на-
столько освоил церковно-славянский язык, что мог легко
общаться с окружающими. В этих случаях высказывания
Крижанича цитируются по подлинникам. В остальных же при-
ходилось прибегать к переводу (либо пересказу) его трудов
на современный язык, но во всех случаях даются ссылки и на
оригинал, чтобы читатель мог проверить точность и правиль-
ность перевода.
В этой книге показана история жизни необыкновенной.
Читатель встретится с человеком горячим, смелым, им-
пульсивным — порой строптивым, порой непокорным, гото-
вым пойти против воли церковного начальства, если она не
соответствует его личным интересам и целям; с человеком;
преисполненным глубокого личного достоинства, твердым в ве-
ре и в своих убеждениях, с обостренным национальным самосо-
знанием, которое не смог вытравить у него католицизм.
Судьба бросала этого замечательного человека из одной
страны в другую. Спокойному и обеспеченному существованию
католического священника он сознательно предпочел тревож-
ную и неблагодарную судьбу просветителя. Подобно лермон-
товскому герою, он имел «одной лишь думы власть, одну, но
пламенную страсть» — горячее желание объединить все славян-
ские народы, и этой благородной идее он отдал не только свои
силы, знания, талант, не только свои лучшие творческие годы,
но и саму жизнь.
Ранние годы з/сизни
Криз/санича
Мало что знаем мы о детских годах Юрия Крижанича. Даже
год его рождения устанавливается лишь приблизительно
на основании косвенных данных. В своем сочинении «О Про-
мысле» Крижанич сам указывает год своего рождения: «от
сотворения мира в 7174, а жизни моей на 49 году»1, т. е. он
родился в 7J26 (1618) г. Однако в письме А. Осколкову от
18 июня 1675 г. Крижанич говорит, что он был крещен «перед
56 летьми», т. е. за 56 лет до 1675 г., т. е. в 1619 г. Конечно,
вполне возможно, что он был крещен и не сразу после рождения,
а год спустя. Однако, как правило, крещение ребенка в те вре-
мена происходило вскоре после его рождения. В другом своем
письме, от 10 марта 1682 г., секретарю Конгрегации пропаган-
ды веры Крижанич пишет, что он «достиг уже 64-летнего воз-
раста»2, т. е. годом своего рождения он считает 1618-й.
Исследователи творчества Крижанича также не единодушны
в определении даты его рождения. Наиболее авторитетный
ученый, занимавшийся специально его биографией по архивным
источникам, И. Кукулевич-Сакцинский полагает, что Крижанич
родился в 1617 г., через год после женитьбы его отца, Гаспара
Крижанича, на Сусанне Оршичевой в 1616 г.3 Большая часть
историков определяет поэтому год рождения Крижанича при-
близительно— около 1618 г.4
Что касается места его рождения, то сам Крижанич опреде-
лил его довольно точно: в своей «Грамматике» он писал, что
его родина находится «между Купою и Вуною реками», в уез-
дах Бихща города, «во уезду Дубовца и Озльа и Рибника ост-
рогов»5. Бихщ — это современный г. Бихач в Югославии, на
северо-западе Боснии (в Республике Босния и Герцеговина),
на р. Уне, в межгорной котловине. Сейчас это промышленный
город, транспортный узел. Ниже г. Бихача, на р. Уне, располо-
жена ГЭС. Но в начале XVII в. это был совсем небольшой го-
родок, затерянный среди скал, горных хребтов и котловин Ди-
нарского нагорья, покрытого густыми лесами.
Это была своеобразная горная страна, труднодоступная и в
значительной степени изолированная от смежных областей,
в частности от морского побережья. Невысокие плоскогорья
были, как правило, безводными, население сосредоточивалось
в глубоких котловинах (польях) и вдоль горных рек. Климат
сырой и — несмотря на близость моря! — умеренно континен-
тальный: высокие хребты преграждали доступ теплым южным
и юго-западным ветрам. Даже летом там часты были и тума-
ны, и дожди, а зимы славились обильными снегами, снежными
вьюгами и такими снегопадами, что они надолго перекрывали
немногочисленные перевалы и тем самым прекращали связь
с внешним миром.
В XV в. Оттоманская империя захватила Боснию и Герце-
говину, образовав так называемый Боснийский пашалык, т. е.
превратив их в свою провинцию. Крупные боснийские феодалы,
чтобы сохранить свои привилегии, приняли ислам, но трудо-
вые массы, населявшие эту страну, сохранили и свой язык,
и свои обычаи. Крижанич особо подчеркнул этот факт в своей
«Грамматике»: именно на его родине, считал он, сохранился в
чистоте и неприкосновенности давний природный язык «хорват-
ского и сербского болярства»: «А это потому, что из-за стрем-
нистых гор и несплавных рек нет там никакого проезда, ни тор-
говли, н чужеродных людей мало приходит, кои искажали бы
выговор» 6.
Положение зависимого крестьянского населения (которое
захватчики именовали «райя», что означает скот, быдло) стало
неимоверно тяжелым, потому что к социальному гнету местных
феодалов присоединился гнет национальный и религиозный.
Народы Боснии и Герцеговины непрерывно боролись со своими
поработителями. В горах, в недоступных местах находились
гайдуцкие отряды (четы), которые вели партизанскую борьбу с
захватчиками родной земли. Гайдуки устраивали засады на пе-
ревалах и дорогах, грабили и убивали оттоманских чиновни-
ков, янычар, иностранных купцов, нападали на торговые кара-
ваны. В одной из песен гайдук Старина Новак так говорит о
себе:
Я к горе привыкнул Романии,
Больше, брат мой, чем к родному дому,
Знаю я все горные дороги,
Жду купцов сараевских в засаде,
Отбираю серебро и злато,
Бархат и красивые одежды,
Одеваю я себя с дружиной.
Научился я сидеть в засаде,
Гнаться и обманывать погоню,
Мне никто не страшен, кроме бога!
Народ видел в гайдуках своих защитников, смелых и отважных
борцов за национальную свободу. Бесстрашные подвиги гайду-
ков прославлялись в героических народных песнях, о них сла-
гали легенды и сказания.
Род, из которого вышел Юрий Крижанич, был издавна из-
вестен в Хорватии. Он входил в великую Клокочскую общину.
Уже в XIII в. он получил дворянский чин от венгерского короля
и славонского воеводы Белы IV Угорского (1235—1270) и даже
имел собственный герб: изображение рака между двумя реками
7
(в некоторых коленах этого рода вместо рака было изображе-
ние рыбы). Затем этот род разделился на четыре ветви Крижа-
ничей: Клокочских, Грезновских, Мрацлинских и интересующих
нас Неблюшских (от Неблюхи — небольшого уезда в Отоцком
полку).
Крижаничи-Неблюшские известны по документам с XV в.
Они владели землями в своей округе, некоторые были и вла-
дельцами небольших крепостей и городков. Многие из них по-
ступали на службу. Так, Вук Крижанич-Неблюшский сражался
в XVI в. против османских войск вместе со знаменитым воином
баном воеводой Юрием Зринским. Брат Вука, Юрий Крижанич-
Неблюшский старший, был известен в XVI в. как хозяйствен-
ный и опытный землевладелец, умноживший свои земли за
счет удачных покупок и ставший одним из самых видных зем-
левладельцев Загребской жупании (т. е. воеводской округи,
волости). Он рано скончался, оставив малолетнего сына Гаспа-
ра под опекой своего зятя Доволича, воеводы г. Озля. Опекун
ободрал своего подопечного как липку и, пользуясь поддержкой
Юрия Зринского, забрал все земельные угодья Крижанича себе.
Когда Гаспар подрос, он поступил на службу к графу Нико-
лаю Зринскому и начал длительную и безуспешную борьбу за
возврат отцовского имущества. Но напрасно он искал удовле-
творения по старым отцовским счетам и грамотам. Его попыт-
ки возвратить отцовское имущество через суд ни к чему не
привели. У Гаспара остался лишь его родовой двор Оберех
близ Рыбника, где он и начал хозяйствовать.
Однако дела у него шли не так, как у отца. Двор был об-
ременен закладными, денег всегда не хватало. Порой Гаспар
доходил до крайности, бывал вынужден обращаться к ростов-
щикам, закладывая свое родовое оружие и даже гербовые перст-
ни. Его дела несколько поправились после того, как он женил-
ся на Сусанне Оршичевой, дальней своей родственнице, дочери
поглаваря (капётана) Матвея Оршича, одного из свойственни
ков Гаспара Крижанича по женской линии. Сусанна принесл
с собой небольшое приданое, которое и пошло на уплату самы?
неотложных долгов. Свадьба была отпразднована широко, со-
бралась вся местная родня. Прошло немного времени, и у Га-
спара с Сусанной родился первенец, которого и назвали в честь
деда Юрием. Это и был Юрий Крижанич, о котором идет речь
в настоящей книге.
Детство его началось беззаботно и привольно. Вместе с
младшей сестрой Варварой он жил в родном доме, окруженный
любовью родителей, проводил время в играх со своими сверст-
никами, ездил в гости к многочисленным родственникам и
свойственникам. Его окружала дикая природа — крутые скалы,
непроходимые провалы, бурные горные реки.
Главное же заключалось в том, что его с детства окружало
народное творчество. Народные предания о славных военных
подвигах гайдуков, семейные легенды о героических сражениях,
8
воспетые народными поэтами славные дела Зринских, к кото-
рым Крижаничи всегда были близки,— вот что формировало
душу юного Крижанича. На семейных праздниках распевались
удалые гайдуцкие песни, рассказывались исторические преда-
ния о битвах славян со своими поработителями... Глубокой
скорбью были пропитаны народные песни о трагической гибели
славянского войска в битве на Косовом поле:
Видели мы два могучих войска,
Те войска вчера сошлись на битву.
Два царя погибли в этой битве,
Может, кто из турок и остался,
А из сербов если кто остался,
Тот изранен весь и окровавлен...
Народный эпос звучал в живом бытовании, волнуя юный ум и
западая в душу. Позднее, на склоне дет своих, он вспоминал
годы детства, и перед ним вставали картины народных празд-
ников: «В древнейшие времена у римлян существовал обычай
пиров, за которыми возлежавшие под флейту воспевали славу
и доблести мужей знаменитых. У хорватов и сербов, еще в дет-
стве моем, процветало нечто подобное римскому обычаю. Я ви-
дывал, как во пиру сидели знатные и военные мужи, а за спи-
ною их стояли ратники, певшие славу предкам. Кто-нибудь один
простым голосом напевал стих; другой стих подхватывал игрок
на свирели, а державший бубен вторил размеренным ударом.
У народа же простого один из собеседников, сидя за столом,
поет древнюю песню. Все такого рода песни содержат славу
Марку Кралевичу, Новаку Дебеличу, Милошу Кобличу и неко-
торым прочим юнакам (героям), жившим за 300 лет, когда
турки покорили тамошние области... Сербы и хорваты поют
самым медленным голосом и всегда повторяют дважды один и
тот же стих» 7.
Героические песни сербского народа глубоко запали в душу
Крижанича. Так, однажды он сопоставил Николая Зринского
с одним из героев сербского народного эпоса — Милошем Коб-
личем: «Мурата пронзил ножом сербский князь Милош Коблич.
Сулимана же хорват князь Микула Зринский заставил умереть
больше от огорчения и гнева, нежели от болезни» 8.
Мы не знаем точно, где и у кого Крижанич научился чи-
тать и писать. Скорее всего, он обучался, как это и было при-
нято у мелкопоместных дворян его времени, либо у местного
священника, пройдя обычный для того времени курс обучения,
либо дома. Видимо, его научили читать, писать, считать, научи-
ли молитвам, дали самые общие познания в области так назы-
ваемой «священной» истории.
Когда ему минуло 16 лет, скончался его отец. Семья стала
распадаться: сестра Варвара вышла замуж за соседнего по-
мещика Юрья Сандрича, а сам Крижанич, как несовершенно-
летний, был передан под опеку земскому секретарю крайны,
советнику двора Бурхарду Гицину. Юрий Сандрич потребовал
передать под его управление все имущество семьи Крижани-
чей — не только то, что он получил в качестве приданого за
Варварой, но и всю отцовскую движимость. В 1635 г. Юрий
Крижанич явился на суд перед загребским баном Сигизмундом
Ердёдом, чтобы защитить свои права. Поместье он отстоял, но
связи с семьей сестры порвались окончательно.
Уже в это время обнаружилась черта характера Крижани-
ча— стремление к знанию, к учебе,— которая останется веду-
щей, преобладающей на всю жизнь. Материальное положение
его было тяжелым, он не имел никаких возможностей получить
систематическое образование, кроме как пойти учиться в
Загребскую католическую семинарию — единственную в тех
краях, которая давала основы знаний и тем самым первона-
чальные познания в области поэзии, риторики и богословия.
Главная цель этой семинарии — подготовить верных и послуш-
ных служителей культа, благочестивых католиков.
С детства овладев венгерским и турецким языками, Крижа-
нич осваивает в Загребской семинарии латынь и начинает го-
товиться к посвящению в духовное звание. Подтолкнул его к
этому загребский епископ Бенко (Бенедикт) Винкович. Это был
ученый и писатель, отстаивавший интересы местной церкви про-
тив вымогательств римского папы, с одной стороны, и боров-
шийся с влиянием немецкого протестантизма — с другой. В
1637 г. он, получив Загребскую епископию, употребил все свое
влияние и средства на то, чтобы открыть в Вене специальную
коллегию для хорватов. В 1638 г. Крижанич на средства Заг-
ребской епископии отправляется в Вену, где особенно усердно
изучает немецкий язык и за год осваивает его настолько, что
может на нем и писать и говорить.
Венская коллегия ничего уже Крижаничу дать не могла,
и тогда он с разрешения епископа Винковича едет в венгеро-
хорватскую колонию в Болонью. Эта колония содержалась на
средства хорватских епископий и была известна как центр
юридических и церковных наук. Во главе колонии стоял хор-
ват Иван Бурич. Крижанич с жадностью накинулся на изуче-
ние новых для него наук, в первую очередь права, а также
итальянского языка, которым он вскоре овладел так же хоро-
шо, как и немецким. Закончив курс обучения в колонии, он ока-
зался шестым учеником из 30 по успеваемости.
С конца 1640 г. Крижанич в Риме. Рим в то время был сре-
доточием схоластической учености: библиотеки с громадным
количеством книг на разных языках, школы и коллегиумы,
диспуты и научные беседы, столкновение умов и теорий, бес-
конечные споры по вероисповедным вопросам и, наконец,
римский папа, к которому устремлялись взоры католиков всего
мира,— вот в какой Рим стремился Крижанич и вот куда он
попал!
10
Чем дальше постигал Крижанич основы наук, тем яснее по-
нимал, что до вершин знания ему еще далеко. Главное же было
в том, что он не имел средств на продолжение образования.
Крижанич выяснил, что только греческий коллегиум св. Афана-
сия давал возможность неимущим студентам получить высшее
образование. Коллегиум брал учеников на полное обеспечение,
платил стипендию, предоставлял общежитие, но в обмен иезуи-
ты, управлявшие коллегиумом, получали право в течение всей
дальнейшей жизни своих воспитанников требовать от них полно-
го повиновения и подчинения. Без ведома коллегиума они и
шагу ступить не могли. Итак, вечная, пожизненная кабала...
Но иного пути получить высшее образование у Крижанича не
было.
Крижанич знал уже, что коллегиум был основан еще в
1577 г. папой Григорием XIII в целях обучения в нем лиц,
предназначенных действовать в области соединения греческой
(православной) и римской (католической) церквей, т. е. унии.
Папа Урбан VIII, когда был еще кардиналом, принял этот кол-
легиум под свое покровительство. С 31 октября 1622 г. колле-
гиум перешел в ведение иезуитов. На учебу в него стали при-
нимать только лиц православного вероисповедания: «Никто не
может быть принят в коллегии греческой, если он не греческого
закона»,— гласило правило. Крижанич же был католиком.
Велико было разочарование Крижанича, когда он узнал, что
ему не будет дано разрешение обучаться в этом коллегиуме.
Но жажда получить образование была так велика, что он об-
ращается в коллегиум с просьбой допустить его к обучению ес-
ли не студентом, не питомцем, то хотя бы вольнослушателем
(конвиктором). Правда, в этом случае он лишался многих
прав и привилегий — стипендии, бесплатного жилья, бесплат-
ного пользования библиотекой и проч. Четыре месяца он живет
в Риме, пребывая в незнании по поводу дальнейшей своей судь-
бы, перебиваясь с хлеба на воду. Он шел на все, лишь бы до-
биться права учиться в этом коллегиуме. Весьма скромны были
желания Крижанича. Он просил о выделении ему ежемесячной
стипендии всего в три скуди (на два года) и разрешения жить
в коллегии. Такое прошение он подал на имя кардинала Бар-
берини. Тот препроводил его в Конгрегацию пропаганды веры,
которой училище подчинялось. Наконец 26 февраля 1641 г. по-
следовало решение: допустить юного хорвата к экзаменам.
Долго и дотошно экзаменовал кардинал Санта-Кроче Кри-
жанича. Он проверил его познания в области богословия, зна-
ние латыни, итальянского, испанского и немецкого языков,
грамматики, риторики и философии. Экзамены прошли успеш-
но, и 11 марта 1641 г. папа Урбан VIII (тот самый, что носил
почетное прозвище «аттическая пчела» за свою любовь к гре-
ческой письменности!) утвердил решение Конгрегации, добавив
от себя, что проситель должен дать обычную клятву, требуемую
от воспитанников. Согласно этой клятве они должны были вер-
11
нуться после окончания курса в свои епархии и определенный
срок исполнять там обязанности священников. Без разрешения
Конгрегации им не позволялось менять место своего пребыва-
ния и своей работы. 3 апреля 1641 г. Крижанич пишет подроб-
ное письмо (дошедшее до нас) загребскому епископу Винкови-
чу. В нем он сообщает, что овладел в полном объеме немецким
и итальянским языками и собирается изучать греческий. Здесь
же он говорит, что «собрал не одну сотню наших пословиц»,—
где это собрание и какова его судьба, до сих пор неизвестно.
Материальное положение Крижанича было крайне тяжелым.
Он не имел средств, чтобы подготовиться к званию священни-
ка, поэтому ему пришлось вновь обратиться за помощью к За-
гребской епархии. Крижанич просит епископа Винковича при-
своить ему звание загребского каноника, что автоматически
принесло бы ему некоторые доходы. Однако до нас не дошло
документов, рассказывающих о том, как откликнулся на эту
просьбу Винкович. Скорее всего, она не была удовлетворена,
так как 28 декабря 1641 г. Винкович пишет в письме Левако-
вичу, хорвату, обучавшемуся тоже в Риме: «Господин Крижа-
нич второй уже раз хлопочет, чтобы я дал ему какое-нибудь
канониканство загребское. Думаю это исполнить при первом
случае» 9.
Итак, Конгрегация пропаганды веры дала согласие принять
Крижанича в коллегиум, но только лишь «сожителем», не вне-
ся даже его имени в списки учащихся коллегиума. Но это не
избавляло Крижанича от клятвы, предписанной папским питом-
цам: беспрекословно повиноваться ордену иезуитов и выполнять
все его предписания.
Интересно, что в одно время с Крижаничем в этой коллегии
обучался и известный Паисий Лигарид, получивший по окон-
чании степень доктора богословия. В 1662 г. Лигарид приехал
в Россию, принял участие в борьбе царя Алексея Михайловича
с патриархом Никоном и пользовался большим авторитетом у
царя благодаря своей учености и образованности. Ректором
коллегиума был в то время Тарквино Галуччи; настоятелем
храма, ведавшим в то же время хозяйством и наблюдавшим за
дисциплиной,— Марко Лима; исповедником учащихся и их ду-
ховным префектом — Лука Фиески. Среди профессоров колле-
гиума выделялся известный лектор того времени де Луго,
с блеском излагавший догматическое богословие и имевший
много учеников и последователей. Но так как Крижанич был
лишь вольнослушателем, до нас не дошло никаких документов
о его пребывании в коллегиуме 10.
Крижанич усиленно штудирует греческий язык, а заодно и
сочинения «схизматиков» — так он называет православных за-
коноучителей. Он изучает византийскую богословскую литера-
туру, стремясь докопаться до истинных причин разделения
церкви на восточную и западную и найти пути к их соедине-
нию. Изучение греческого языка и богословия было столь ус-
72
пешным, что уже в начале сентября 1641 г. Крижанич обраща-
ется в Конгрегацию с просьбой об очередном повышении его в
первый духовный чин («первую тонзуру») и далее в чин свя-
щенника. К своему прошению он приложил свидетельство рек-
тора коллегиума Тарквино Галуччи об успехах в учебе и
свидетельство Марко Лима о его праведной жизни и высоко-
нравственном поведении. 9 сентября 1641 г. Конгрегация удов-
летворила эту просьбу Крижанича.
Ободренный результатами своего труда, Крижанич в это же
время пишет большую докладную «Записку» на имя префекта
Конгрегации пропаганды веры кардинала Антонио Барберини.
Это был один из видных представителей знатной римской кня-
жеской фамилии, родной брат папы Урбана VIII. Антонио Бар-
берини вначале был монахом, Урбан VIII добыл для него чин
кардинала-библиотекаря, и вскоре он стал во главе Конгрега-
ции пропаганды веры.
Настало время подробнее сказать об этом учреждении, иг-
равшем видную роль в политике католической церкви. Конг-
регация была основана в 1622 г. папой Григорием XV и состояла
из 27 кардиналов. Цель Конгрегации — руководить миссио-
нерским делом во всех частях света и вести церковное управ-
ление в тех странах, где католическая церковь не была господ-
ствующей. Помимо коллегиумов, готовивших миссионеров, при
Конгрегации имелись также семинария и типография, печатав-
шая духовные книги на десятках языков.
Конгрегация предоставляла окончившим ее коллегиумы
большие возможности. Миссионеры посылались во все страны и
части света. Крижанич избирает для себя Россию — ту самую
страну, где живет тоже славянский народ, близкий ему по
духу, по языку, по духовному складу. Но ведь не мог же уче-
ный хорват сообщить своим духовным наставникам, что его тя-
нет в Россию стремление изучить и познать этот далекий сла-
вянский народ! Необходимо было соответствующее обоснова-
ние, и Крижанич находит его: он поедет в Россию как
миссионер!
Представим себе молодого вольнослушателя (Крижаничу
было в то время 23 года), рискнувшего обратиться к генералу
Конгрегации! Крижанич живет при коллегиуме, у него отдель-
ная комната, скудно и просто обставленная: распятие на сте-
не, жесткая кровать, заваленный книгами и рукописями стол,
шкаф для посуды и белья, запас перьев и чернил. Скорее это
келья монаха, чем комната студента: узкое окно забрано ре-
шеткой, каменный плиточный пол, ничего лишнего, что бы от-
влекало от мысли о боге...
И в этой полумонашеской келье дни и ночи напролет буду-
щий миссионер мечтает о том, как он приедет в далекую стра-
ну— Россию — и принесет ей свет знания, науки, просвещения.
Но для этого сначала надо узнать все, что известно об этой
далекой и диковинной стране — Московии (так называли в то
13
время Россию на Западе). Лишь трех старых авторов—специа-
листов по Московии знал тогда Крижанич. Самым популярным
среди них был Сигизмунд Герберштейн. Этот немецкий барон,
дипломат и путешественник, много раз бывал с поручениями
германских императоров в Венгрии, Польше и дважды — в
России. Цель первой дипломатической миссии в Россию в
1517 г. заключалась в том, чтобы склонить Василия III к миру
с Польшей для совместной борьбы с Османской империей. Во
время этих переговоров Герберштейн поддержал притязания
Польши на Смоленск, Василий III ответил решительным отка-
зом. В 1526 г. Герберштейн вновь прибыл с дипломатической
миссией в Москву, на этот раз от имени эрцгерцога Фердинан-
да, с целью превратить пятилетнее перемирие между Россией
и Польшей (его срок истекал в 1527 г.) в вечный мир. Но и
эта цель достигнута не была: перемирие было продлено лишь
на шесть лет. Наблюдательный и умный путешественник, с дет-
ства усвоивший славянскую речь, Герберштейн имел возмож-
ность лично общаться с населением Венгрии, Польши и России.
Свои впечатления он отразил в «Записках о Московитских де-
лах», изданных в Венеции в 1549 г. Еще при жизни автора
«Записки» выдержали несколько изданий и прославили его
имя. Благодаря его сочинению Западная Европа впервые по-
лучила более или менее достоверное историко-географическое
и этнографическое описание России того времени, ее придвор-
ного быта, религиозных обрядов и проч. Конечно, они были до-
статочно тенденциозны, эти «Записки», содержали много фан-
тастических сведений, но в то же время в них было и много
правдивого и достоверного. Сочинение Герберштейна было ши-
роко использовано западноевропейскими учеными и писателя-
ми XVI—XVII вв.: Поссевино, Петреем, Олеарием, Мейербер-
гом и др. Оно также послужило источником для картографиче-
ской и космографической литературы того времени. Крижанич
с большим уважением к автору прочитал этот объемистый фо-
лиант, сделал много выписок из него, необходимых для даль-
нейшей работы.
Так же внимательно и скрупулезно изучил Крижанич труд
Антонио Поссевино «Московия». Этот иезуит и папский агент
тщетно пытался обратить в католичество Ивана IV Грозного.
Он также дважды побывал в Москве — в 1582 и 1586 гг., пы-
тался содействовать унии восточной и западной церквей, но
потерпел полный провал. Его записки о России беднее содержа-
нием, чем книга Герберштейна, но и они были широко исполь-
зованы Крижаничем. Познакомился он и с трудами итальян-
ского историка, ночерского епископа Паоло Джовио, который
записал беседы с московским послом Дмитрием Герасимовым.
В ноябре 1525 г. Дм. Герасимов был в Риме с грамотой от
великого князя Василия Ивановича, близко сошелся с Паоло
Джовио и многое рассказал ему о своих путешествиях в Шве-
цию и Данию, а также о состоянии России в то время.
14
Крижанич начинает свою «Записку» с упоминания о «мно-
гочисленных народах князя московского», которые стали из-
вестны Риму гораздо позже и даже «с меньшей точностью, не-
жели сама Индия». Живущие под властью московского князя
«простодушные люди» опутаны «греческими заблуждениями»,
т. е. исповедуют греческую (православную) веру. И так как
Конгрегация пропаганды веры пожелала укрепить и воодуше-
вить Крижанича на борьбу за унию католической и православ-
ной церквей, то он и вознамерился «с великим усердием
стремиться к вышесказанной цели». Нельзя сказать, чтобы это
решение было принято им поспешно и необдуманно. Крижанич
сам пишет, что вначале он «довольно думал и обсуждал про
себя: должен ли он приниматься за такую задачу...».
Крижанич продолжает свою «Записку», выясняя причины
разделения церквей на католическую и православную. Если
греки, говорит он, «отложились» от западной церкви из-за
«духа гордости», если протестанты откололись от католиче-
ства из-за любви к свободе, то русские просто оказались об-
манутыми, совращенными византийскими православными свя-
щенниками. Он так и написал: «Я считаю москвитян не за ере-
тиков или схизматиков * (так как их схизма происходит не из
настоящего корня схизмы, не из гордыни), а считаю их за хри-
стиан, введенных в заблуждение по простоте душевной» и. В свя-
зи с этим Крижанич и ставит перед собой задачу не пропове-
довать католицизм, а бороться за распространение добродетелей,
знаний, наук, искусств — одним словом, содействовать развитию
просвещения на Руси.
Какие же практические меры по выполнению этой програм-
мы предлагает Крижанич на рассмотрение Конгрегации? По-
пасть в Москву он мог бы вместе с купцами или послами, но
было бы лучше, если б он был призван великим князем мос-
ковским. Чтобы получить это приглашение, он намеревался со-
ставить книгу по славянской церковной истории и в ней расска-
зать о жизни поляков, чехов, москвитян, болгар, украинцев
(их Крижанич, по обычаю того времени, называет черкасами),
хорватов, босняков и других народов. Вместе с этой книгой
Крижанич собирался послать русскому царю и письмо с пред-
ложением своих услуг: «...мог бы служить по части языков ла-
тинского, итальянского, испанского, хорватского, немецкого и
греческого, как в качестве переводчика, так и в качестве по-
сланника, а если бы ему (т. е. русскому царю.— Л. П.) благо-
угодно было, то и в качестве наставника его сыновей при изу-
чении этих языков или же скорее как наставник в каком-либо
свободном искусстве, пользуясь их же природным наречием» 12.
* Схизма — греческое слово, означающее раскол, раздор. В религиозной ли-
тературе этим термином обозначают раскольников, отделившихся от церк-
ви (при сохранении единства в догматике). Примерами схизм являются
разделение церквей на католическую и православную в 1054 г. или великий
раскол в католической церкви в 1378—1417 гг.
15
Но конечно, не только знанием шести языков намеревался
Крижанич привлечь к себе внимание царского двора. Он хотел
применить в России свои познания в области «государственных
наук, говорящих о религии, мире, войне». Он хотел бы зани-
маться в России созданием курса поэзии, красноречия, грамма-
тики, казуистики, философии, математики, истории, изящной
словесности и духовных творений. Программа, как мы видим,
истинно энциклопедическая! Кроме того, Крижанич собирался
написать стихотворную похвалу русскому царю (латинским
размером, подражая Овидию) и устроить в Москве театр, пред-
ставив на сцене некоторые подвиги русских святых и князей.
Так, уже в 1641 г. Крижанич планировал те мероприятия,
которые были осуществлены царским двором спустя несколько
десятилетий. Надеясь добиться доверия у государя, действуя
скорее обаянием, чем подкупами и использованием должност-
ных связей, Крижанич ставил своей задачей в дальнейшем по-
лучить у царя разрешение читать проповеди и издавать бого-
служебные книги, продолжая одновременно «писать историю
государя и его времени». В области внешней политики Крижа-
нич стремился склонить русского царя к борьбе против Осман-
ской империи в союзе с болгарами, сербами, босняками, вала-
хами и другими европейскими народами. В качестве залога
прочного военного союза он вновь выдвигает идею церковной
унии, которая должна сплотить весь христианский мир в борь-
бе против магометанства. Крижанич не думал обращаться не-
посредственно к русскому народу. Он считал, что достаточно
убедить царя, а при его содействии можно достигнуть всего:
ведь власть русского царя над его народом громадна, неизме-
рима.
Сознавая всю грандиозность стоящей перед ним задачи,
юный Крижанич понимал, что сразу он не в состоянии осу-
ществить свой замысел. Он не был еще готов к миссионерской
деятельности и сам назначил себе двухлетний срок — для изу-
чения греческого языка, церковного обряда православной церк-
ви и основательного изучения славянского языка, «чтобы до-
стигнуть до некоторой степени красноречия в нем, хотя он и
родной ему».
Как отнеслась Конгрегация к этому неслыханному плану?
У нас нет никаких документов, подтверждающих, что он был
рассмотрен Конгрегацией и оценен ею. Скорее всего, эта
«Записка» была воспринята лишь как подтверждение горячего
стремления молодого хорвата к знаниям. Ему разрешили заня-
тия, выделили просимую им стипендию. Первоначальная цель
была достигнута.
Прежде всего нужно было выучить греческий язык. Когда
Крижанич пришел в коллегиум, он узнал, что греческий язык
учат еще в школе, специальных групп для взрослых в то время
не существовало. И вот 24-летний магистр философии оказался
на одной парте с 12—14-летними школярами. Сколько насме-
16
шек пришлось ему выслушать от бесцеремонных сынков рим-
ских патрициев! Как издевались они над его провинциальным
выговором, как высмеивали они его бедный костюм и угрюмую
одинокость погруженного в знания великовозрастного ученика!
Безропотно сносил Крижанич все тяготы и горести первых ме-
сяцев обучения, пока не показал всем — и учителям своим,
и одноклассникам,— что он обладает прекрасными способно-
стями, склонностью к языкам, не говоря уже об усидчивости
и прилежании. В 1647 г. в письме Леваковичу он так написал:
«По-гречески я не постыдился учиться в коллегии, сидя с деть-
ми, пока не выучился настолько, сколько нужно, чтобы пони-
мать тексты отцов церкви, приводимые в полемических сочи-
нениях» 13.
Трудно и одиноко жил Крижанич в Риме. Он был единст-
венным хорватом, обучавшимся в это время в греческом кол-
легиуме. Ежедневные многочасовые труды, обязательные мо-
литвы, занятия в библиотеках, прислуживание в церкви при
коллегиуме для практического обучения делу священника —
вот в чем проходили дни Крижанича. А за решеткой его окна
шумел Вечный Город, распевали веселые песенки бойкие цве-
точницы, шумными ватагами проходили подвыпившие подма-
стерья, пышные народные гулянья прокатывались по улицам —
ничего этого не видел, не слышал молодой хорват, готовивший-
ся принять сан священника. Упорные занятия Крижанича были
замечены — ему присвоили почетное звание префекта, т. е.
старшего среди учеников коллегиума.
В конце 1641 г. он был наконец рукоположен в священники,
а 20 января 1642 г. декретом Конгрегации возведен в сан мис-
сионера и в первый раз отслужил обедню в храме св. Петра.
А главное — он стремился узнать, благосклонно ли приняла
Конгрегация его «Записку», согласна ли она с предложенным
им планом миссионерской деятельности в России, отправит ли
она его в эту далекую страну. Крижанич обивал пороги на
приемах у кардинала Барберини, пытаясь попасться ему на
глаза и обратить на себя внимание. Он посещал все богослу-
жения, стоемясь выделиться среди остальных учеников и своим
благочестием и благонравием... Все тщетно! Никто не обращал
на него внимания. О нем как бы забыли.
Деятельная натура Крижанича не могла с этим мириться.
Он решил добиться ученой степени доктора богословия, тем са-
мым давая понять Конгрегации, что курс обучения, считает
оконченным, что настала пора решить его судьбу. В связи с
этим он направил прошение своему непосредственному воспи-
тателю, отцу Омодео. Тот доложил обстоятельства дела Кон-
грегации, и она 12 сентября 1642 г. издала декрет, по которо-
му «предоставила право господину Георгию Крижаничу из
Хорватии, священнику, своему питомцу, согласно с привилеги-
ей, присвоенной ее коллегии пропаганды веры святейшим гос-
подином нашим, и с соблюдением законного порядка, получить
докторскую степень по священному богословию в вышеназван-
ной коллегии от ее ректора» и.
Итак, он достиг желаемого: разрешение на защиту было по-
лучено. Но, увы, надежды Крижанича на отправку его миссио-
нером в Россию не оправдались. Вместо этого Конгрегация «на-
значила тому же г. Крижаничу миссию к валахам, обитающим
в Загребской епархии, но под условием подчинения руководст-
ву епископа загребского, с прогонами в 25 скуди, а за полно-
мочиями приказала обратиться в священную палату» 15.
Через неделю после этого состоялся и сам диспут. В конфе-
ренцзале коллегиума, пустынном и гулком, собрались одетые в
тоги профессора коллегиума, пришли два кардинала из Конгре-
гации пропаганды веры, собрали всех учеников коллегиума.
Кафедра, с которой выступал Крижанич, была украшена рез-
ным распятием, диспут велся по-латыни. Защита прошла ус-
пешно, Крижаничу была вручена черная шапочка доктора бо-
гословия. Ректор коллегиума иезуит Тарквиний Галуччи от
себя подарил молодому доктору богословия несколько книг по
богословию, которые впоследствии он хранил при себе во всех
своих скитаниях как самую дорогую память.
Настала пора прощания с коллегиумом, с Римом, с юностью.
Крижанич вступал на дорогу самостоятельной жизни. На про-
щание он получил из рук ректора особую грамоту, нечто вроде
нашего современного диплома. Вот перевод ее:
«Греческий коллегиум в Риме.
Тарквиний Галлутий, иезуит, ректор Греческого коллегиума.
Дабы по мере средств наших заботиться о чести и достоин-
стве тех, кои, возгорев ревностию благочестия и религии, при-
ходят к нам и вверяются нашей заботе и попечению, сею гра-
мотою удостоверяем и свидетельствуем, что достопочтенный и
честный муж Георгий Крижанич, хорват, священник епархии
Загребской, был вольнослушателем в этом греческом коллегиу-
ме, в Городе-Матери, и питомцем священной Конгрегации про-
паганды веры и занимался священным богословием со тщатель-
ным трудом и рвением. А в дедовской вере и религии предков
наших, в нравах жизни, в беспорочности священства и в раз-
личных благочестивых упражнениях так себя вел, что и нам
был всегда дорог и, есть надежда, будет немалой опорой оте-
честву. Посему, так как ныне он отправляется на свою роди-
ну, дабы принести свои труды в виноградник господень, мы,
с каким благоволением обнимали его в пребывании с нами, так
же отечески сопровождаем его при отходе и всем, к кому он
придет, поручаем в господе.
Во удостоверение чего сию грамоту, рукою нашею подпи-
санную и обычной печатью коллегиума скрепленную, дали мы
в Риме у св. Афанасия сентября 22 дня 1642 г.
Тарквиний Галлутий, ректор Греческого коллегиума в Риме.
Печать» ie.
18
Вместе с этой грамотой Крижаничу было вручено еще одно
свидетельство, составленное отцом Давидом, монахом ордена
св. Василия (т. е. базилианцем), и Николаем Логофетом, свя-
щенником, греком,— ассистентами, наблюдавшими за его уче-
нием. Они засвидетельствовали, что Георгий Крижанич, «свя-
щенник беспорочнейший», «не только посещал греческое наше
товарищество, но также принимал участие в том, что надлежит
всем членам его, с достохвальным благочестием и христиан-
скими добродетелями». Свидетельство было скреплено
подписью и печатью ректора коллегиума. Писал свидетельство
секретарь Петр Сарацин 17.
В это же время Крижанич пишет большое письмо секрета-
рю Конгрегации пропаганды веры Франческо Инголи с прось-
бой предоставить ему возможность ознакомиться с книгами,
которые он мог бы перевести для московского царя и которые
могли бы служить ему пособием в его богословских трудах.
Следовательно, зная о том, что его посылают в Загребскую
епархию священником к валахам, Крижанич не оставляет мыс-
ли о поездке в Россию и готовится к ней. Упорство в дости-
жении цели, поставленной перед собой,— вот что более всего
поражает нас, когда мы знакомимся с этим периодом жизни
Крижанича.
Почему же Конгрегация не исполнила просьбу Крижанича
о посылке его миссионером в Россию? Трудно ответить на этот
вопрос определенно. Возможно, молодость новоявленного мис-
сионера была тому причиной, но вероятно и иное предположе-
ние: Конгрегации хватало забот на Балканах, ей не было смыс-
ла в то время обращать свое внимание на холодный Север.
Дело в том, что в самой Загребской епархии, откуда прибыл
Крижанич, издавна жило много православных валахов, пере-
селившихся сюда после захвата их земли Османской империей.
Эти валахи (их называли также аромунами, цинцарами) жили
своей общиной и отправляли службу на православный манер.
К унии они относились резко отрицательно. У них бытовала
даже пословица: «Чурайся униата, как волка и врага!». Они
добились, чтобы у них был свой православный епископ — Мак-
сим. В самом начале октября 1642 г. епископ Максим умер.
Загребский епископ Винкович стал хлопотать о немедленном
замещении его поста, так как валахи собирались на это место
вновь выдвинуть своего православного владыку. Для занятия
этой должности (она официально именовалась «епископ Бри-
танский в королевстве Словенском») требовался священник в
звании викария (или суффрагана). Викарий — это помощник
епископа по управлению епархией, по осуществлению прави-
тельственных прав епископа. Викарий должен был иметь сте-
пень доктора или лиценциата канонического права (или бого-
словия) и быть сведущим в правоведении. Само собой разуме-
ется, что кандидату на эту должность необходимо было знание
православного обряда и греческого языка. Епископ Винкович в
19
своем представлении римскому императору назвал две канди-
датуры — Рафаила Леваковича и Юрия Крижанича. Узнав об
этом, Крижанич спешно покинул Рим, даже не собрав всех
необходимых бумаг, и выехал в Хорватию.
Секретарь Конгрегации Франческо Инголи 8 октября 1642 г.
выслал Крижаничу в Загреб все необходимые документы, под-
тверждающие полномочия его миссии к валахам Загребской
епархии, и добавил, что ждет от него известий о положении
дел и о его успехах. 2 ноября, еще по пути в Загреб, Крижанич
пишет Инголи первое письмо. Он сообщает в нем, что встре-
тился со своим покровителем епископом Бенедиктом Винкови-
чем и провел с ним несколько дней. Епископ сказал, что с его
кандидатурами Рим не посчитался, и начал тотчас же хлопо-
тать о предоставлении Крижаничу места капеллана (т. е. по-
мощника священника) в крепости Иваничи, близ православного
сербского монастыря Морача. Здесь была построена с разре-
шения папы Павла православная церковь во имя архангела
Михаила. Здесь же находилась и кафедра православного серб-
ского епископа. Лучшего места для миссионерской деятельности
и придумать было нельзя. Позднее Крижанич вспоминал слова
епископа Винковича из его письма к нему в Рим: «Многие едут
в Индию для обращения (в католичество.— Л. П.) индусов,
а о домашних схизматиках не радят» 18.
Казалось бы, все устраивалось как нельзя лучше, но прои-
зошло событие, круто изменившее судьбу Крижанича: 1 декаб-
ря 1642 г. скоропостижно умер загребский епископ Бенедикт
Винкович. В оставшейся без главы епархии некому было ду-
мать и заботиться о вновь прибывшем священнике. Ему, прав-
да, предложили место учителя богословия в Загребской семи-
нарии, но Крижанич отказался, мотивируя это тем, что он
«должен прежде всего повиноваться своему достопочтеннейше-
му (начальнику.— Л. /7.), который предназначал его для дру-
гого места», т. е. для места православного епископа19. Весь
загребский капитул весьма иронически отнесся к притязаниям
молодого священника, лишившегося своего именитого покрови-
теля. В разговорах между собой они называли Крижанича не
иначе как «владыка».
Крижанич выехал в Любляну и оттуда написал 12 декабря
1642 г. секретарю Конгрегации Инголи большое и подробное
письмо, в котором рассказал обо всем, что случилось с ним за это
время. Он робко просит у Конгрегации указаний, что ему де-
лать и как поступить. В епархии был лишь один свободный
приход для священников, невдалеке от Иваничей, куда хотел
назначить Крижанича епископ. Прошел почти месяц, прежде
чем Крижанич получил ответ: 3 января 1643 г. от Конгрегации
пришла небольшая денежная субсидия и письмо, в котором
было лишь одно пожелание — чтобы в новом году он по-преж-
нему укреплялся в своем желании послужить спасению души.
20
Крижанич понял, что сам должен позаботиться об устрой-
стве своей жизни, что он, в сущности, никому не нужен и что
нет в этом мире человека, который был бы в нем заинтересо-
ван и хотел бы улучшить его судьбу. Надо было где-то зара-
батывать себе на кусок хлеба. И он принял предложение стать
учителем богословия в Загребской семинарии, провел несколь-
ко занятий, но вскоре прибыл из Рима учитель с дипломом,
присланный на это место по ранее поданной заявке. Несосто-
явшийся «владыка» оказался у разбитого корыта. Загребский
капитул предложил ему тогда место ректора в хорватской се-
минарии в Болонье, но это была уже чисто административная
должность, далекая от миссионерской деятельности, к которой
так усердно и самозабвенно готовился Крижанич.
Наконец освободилось место приходского священника в
Недельцах, и Крижанич занял его. Этот поступок на первый
взгляд трудно объяснить: отказаться от уважаемого всеми по-
ста ректора Болонской семинарии ради скромного титула при-
ходского священника... Но, видимо, дело заключалось в том, что
под Недельцами жила большая и сплоченная община право-
славных валахов, среди которых и собирался проповедовать
унию Крижанич. Ведь именно как миссионер среди валахов он
и числится в списках Конгрегации в это время: «В Хорватах
господин Георгий Крижанич, миссионер среди валахов близ
горы Фелетрио» — эта гора находилась подле Жумберха, в при-
ходе Недельцы.
Приход располагался недалеко от его родины, и давние се-
мейные распри в роду Крижаничей не замедлили отравить су-
ществование молодого священника. Обращение в унию валахов
продвигалось крайне медленно, никто ей не сочувствовал,
а коллеги Крижанича считали его занятия просто блажью. Но
довольно скоро Крижанич приобрел и опыт, и авторитет при-
хожан. В Загребе он числился каноником на шестом месте
старшинства — положение почетное и уважаемое. Многие дво-
ряне — граф Петр Зриньи и граф Франгепан, генерал Карло-
вацкий — стремились пригласить его к себе, чтобы он был их
домашним священником. Иоанн Драшкович соблазнял Крижани-
ча необыкновенно выгодными условиями: он мог сохранять за
собой доходы загребского канониката, а одновременно 3—4 го-
да провести в Вене с его сыновьями в качестве учителя. Это
открывало перед Крижаничем завидные перспективы, так как
Драшкович был близок к императорскому двору. Но молодой
священник думал не о карьере, а о миссионерстве и отказался
от выгодных предложений.
Летом 1643 г. произошла встреча Крижанича с ехавшим
(уже не в первый раз) в Рим униатским епископом города
Холма Мефодием Терлецким. Эта встреча оказала существен-
ное влияние на дальнейшую судьбу Крижанича. Терлецкий
принадлежал к числу самых ревностных сторонников унии. Бо-
21
гословское образование он получил в Вене. Во время учебы
сумел завести связи с высокопоставленными духовными лица-
ми, был принят затем при императорском дворе, где произвел
весьма хорошее впечатление человека, верно и преданно защи-
щавшего интересы императора и папы. Показательно, что свое
каникулярное время Терлецкий тратил на поездки по восточ-
ным окраинам Австрийской империи для проповеди унии среди
русинов в Венгрии и сербов в Хорватии, Каринтии и Славонии.
Закончив обучение в Вене, Терлецкий отправился в Рим, был
принят там папой Урбаном VIII, который и даровал ему титул
миссионера с особыми полномочиями. В 1630 г. Терлецкий
стал холмским епископом и начал энергичную борьбу с право-
славной церковью в своей епархии. Методы этой борьбы были
просты: Мефодий не утруждал себя спорами по вероисповед-
ным вопросам, не стремился к обращению православных в
унию. Он просто-напросто насильственно захватывал право-
славные церкви, их имущество шло в его личную казну, прихо-
жане насильственно обращались в униатов. Конгрегация пропа-
ганды веры была довольна: уния успешно распространялась
среди русинов. Мефодия ценили в Риме, возлагали на него
большие надежды. Папа Урбан VIII даже воскликнул как-то:
«О, мои русины! Чрез вас я надеюсь обратить [в унию]
восток!» 20
Мефодий Терлецкий благосклонно отнесся к молодому мис-
сионеру, выслушал его жалобы на трудность распространения
унии среди православных валахов и посоветовал перенести
свою миссионерскую деятельность в Россию. Ободренный име-
нитым униатом, Крижанич пишет восторженное письмо в Кон-
грегацию, предлагая ей вновь свои услуги. Каков был ответ
Конгрегации, мы не знаем: он не дошел до нас. Крижанич про-
должает исполнять свои обязанности приходского священни-
ка, переписывается с Мефодием Терлецким.
Конечно, самые благоприятные условия для молодого миссио-
нера сложились бы, если б холмский епископ взял его к себе.
Именно об этом и просил его Крижанич: «...взять к себе как желаю-
щего изучать греческий обряд и составлять полемические сочи-
нения»21. Но осуществить это было не так-то просто. Положе-
ние Крижанича в Недельцах продолжало оставаться нелегким,
недруги его родителей занимали видное положение в обществе
и создали для него невыносимые условия. Крижанич оставил
свой приход и отправился за новым назначением в Загреб.
Препозит Петретич предложил ему освободившееся место свя-
щенника, но приход был так беден, что Крижанич от него
отказался. Дело в том, что за годы учения и пребывания
в Риме он задолжал Конгрегации и частным лицам около
200 талеров, а при таких скудных доходах он мог выплатить
свой долг разве что лет через 10—12.
В письме от 11 августа 1644 г. секретарю Конгрегации Ин-
голи Крижанич сообщил о своем намерении выехать в Россию.
22
Перед этой поездкой ему хотелось побывать в Риме, устроить
свои некоторые дела, но обстоятельства этому не благоприят-
ствовали. Крижанич предполагал выехать в Рим в свите епис-
копа Гавриила, вновь назначенного к валахам. Гавриил соби-
рался ехать в Рим на средства Вараждинского гвардиана —
старшего среди монахов францисканского монастыря. Но
несчастья преследовали Крижанича: Гавриил скоропостижно
умер, поездка сорвалась.
Крижанич принялся за работу по опровержению доводов
схизматиков, готовясь тем самым к грядущим идейным боям
с противниками католической церкви. Он так пишет в своем
письме Инголи: «Я готов подтвердить клятвою, что ни здесь
в отечестве, ни в другом месте... я не стремлюсь ни к чему
иному, как только к тому, чтобы иметь возможность заплатить
свой долг кредиторам и, таким образом, устранивши и отложив-
ши всякую надежду и ожидание, которые могли бы удержать
меня здесь, на родине, спешить к предназначенному месту» 22.
Миссионерство в России — вот мечта Крижанича!
И вот Крижанич принимает предложение занять место свя-
щенника в Вараждине. Этот старинный город на правом берегу
Дравы со старым замком и тремя монастырями имел богатый
приход. Доходы с него давали возможность Крижаничу рас-
платиться со своими долгами за 4—5 лет, но при одном усло-
вии: он должен был забросить все свои ученые занятия и по-
святить себя всецело хозяйству. Приходскому священнику
полагался большой участок земли с виноградником и огородом,
однако он требовал, естественно, ухода и заботы. Как бы то
ни было, но 26 мая 1645 г. новый загребский епископ Мартин
назначил Крижанича священником в приходской церкви св. Ни-
колая в самом городе Вараждине. 7 и 12 июля он вновь пишет
Инголи. В этих письмах он пересказывает события своей жизни
за последнее время и опять просит Конгрегацию вызвать его
в Рим и поручить быть миссионером в России: «Я здесь не
иначе себя чувствую, как если бы находился в тюрьме: я ежед-
невно мучаюсь и терзаюсь из-за того, что не имею возможности
скоро освободиться отсюда и поспешить выполнить приказания
святой Конгрегации» 23. Он пишет, что земледелие и хозяйство
отвлекают его от научных работ, что он жалеет о потере зо-
лотого времени, что ему жаль зарывать в землю дарованный
ему богом талант. Никто ни в Загребе, ни в Вараждине не со-
чувствует его миссионерской деятельности. Все или смеются
над ним, или препятствуют во всех его начинаниях. Одни его
считают дураком, другие — лицемером, и все его хулят при
этом.
Если бы не мой долг, пишет Крижанич, я бы давно уже
приступил к выполнению своей миссии: «Для того чтобы я мог
освободиться от него, я всегда готов обязаться клятвою на
всецелое повиновение святости нашего владыки (т. е. директора
Конгрегации.— Л. П.) в том, что я до смерти буду странство-
23
вать и пребывать, в какую бы страну неверных ни был бы по-
слан»24. Если нельзя его вызвать в Рим, пишет Крижанич, то
он просит либо рекомендовать его брату польского короля, что-
бы с его помощью отправиться в Холм к епископу Терлецкому,
либо предоставить возможность прожить несколько месяцев в
Венеции, где бы он мог издать свои труды и тем самым рас-
платиться с кредиторами.
А в это время на Балканы пришла эпидемия чумы, и сразу
прибавилось забот не только докторам, но и священникам.
Впоследствии, выдавая ему свидетельство, загребский епископ
Мартин-Богдан написал об этом периоде жизни Крижанича:
«...он исполнял обязанности своей службы с высшим прилежа-
нием и бдительностью, а в попечении о душах и в выслушива-
нии исповеди, особенно в сие, протекшее уже, полное опасности
время чумной заразы, был прилежен и во всем удовлетворял
своей обязанности. В течение всего времени, проведенного сре-
ди нас, он жил с похвальной беспорочностью жизни и нравов,
без малейшего пятна и не дал нам и согражданам нашим ни-
какого предлога к жалобе»25.
Прошло еще полгода, и 28 февраля 1646 г. Крижанич вновь
пишет письмо Инголи. По-видимому, Конгрегация заплатила
его долги, либо он сам нашел какую-то возможность распла-
титься с ними, потому что сообщает, что решил окончательно
покинуть Вараждин и выехать в Холм к епископу Терлецкому.
Крижанич добавляет далее, что может сделать это лишь в
конце мая, когда закончится его срок пребывания в Вараждин-
ском приходе. Видимо, Конгрегация упрекала его в неудаче
обращения валахов в унию, потому что Крижанич объясняет
в этом письме безуспешность своей миссионерской деятельно-
сти не отсутствием его личного воодушевления, а другими при-
чинами, главной из которых считает смерть загребского еписко-
па Бенедикта Винковича. Поэтому, пишет далее Крижанич,
видя безрезультатность практического миссионерства, он посвя-
тил себя разбору сочинений схизматиков и продолжал усердно
им заниматься все это время. Единственным плодом его мис-
сионерства было обращение в унию некоего Фомы (Томаша)
Двимовича, бывшего учеником в Лорето (там он был известен
как Думичео) и известного уже Конгрегации.
Крижанич предполагал взять Двимовича себе в товарищи.
Он просит у Инголи несколько рекомендаций: к папскому нун-
цию в Вене (чтобы тот приютил их в Вене и позаботился об
отправке в Холм), к польскому нунцию, украинскому униатскому
архиепископу и загребскому епископу Мартину-Богдану. От-
вет Конгрегации на это письмо задержался: Инголи ответил
ему только 7 апреля. Измученный неизвестностью, 11 апреля
1646 г. Крижанич вновь пишет Инголи письмо с просьбой о
рекомендациях, намекает, что не прочь бы побывать в Риме
перед поездкой в Вену, согласен даже за свой счет, но вот
путешествие в далекую Россию «со спутником, чемоданами и
24
книгами, и притом крайне продолжительное, для меня невоз-
можно без помощи от влиятельных людей»26.
Инголи ответил ему 12 мая 1646 г. (Крижанич получил это
письмо 3 июня). Оказывается, он послал уже другого миссио-
нера в Холм и, следовательно, Крижаничу там делать нечего.
Но в Риме, писал Инголи, находится смоленский епископ (им
в то время был Петр Парчевский), с которым Крижанич и мо-
жет сговориться на его обратном пути из Рима в Смоленск.
Инголи со своей стороны рекомендовал Крижанича смоленскому
епископу. В письме далее говорилось, что Крижаничу и следует
ехать со смоленским епископом, который через месяц должен
будет прибыть в Вену. После недолгих сборов Крижанич выехал
туда же («поспешил почтой в Вену»), 26 июня 1646 г. он был
уже в Вене и остановился там в хорватском коллегиуме, где
и стал ждать прибытия смоленского епископа, как он сообщил
об этом в письме Инголи из Вены от 29 июня 1646 г.
Вена ошеломила его шумом большого города. В хорватском
коллегиуме он встретился со своими земляками, которые гото-
вились стать священниками и проходили там первоначальный
курс обучения. Конечно, первое, что сделал Крижанич по при-
бытии в Вену,— он представился папскому послу (нунцию),
передал ему полученные от Инголи рекомендации и письма,
показал свое свидетельство об окончании греческого коллегиу-
ма— одним словом, постарался показать себя образованным и
знающим человеком. И надо сказать, он достиг цели: нунций
выразил ему «большое благоволение и любовь».
В письме Инголи Крижанич спрашивал, ждать ли ему при-
езда смоленского епископа в Вене или же, получив соответст-
венные рекомендации, а также письма от папского нунция к
прелатам Венгрии и нунцию в Польше, отправиться самостоя-
тельно в Смоленск для проповеди там унии. Далее Крижанич
сообщал, что он уже отказался от Вараждинского прихода и
готов отказаться от доходов загребского канониката, как толь-
ко получит указание ехать в Смоленск, причем поедет туда
«с гораздо большим удовольствием, чем в Холм». Крижанич
просит Инголи ускорить решение Конгрегации, прислать пап-
скому послу необходимые предписания об отправлении его в
Смоленск.
Смоленск, расположенный ближе к России, чем Холм, был
связан с ней тесными экономическими, политическими и куль-
турными узами; он был частью России, насильственно отторг-
нутой 3 июня 1611 г., когда он был захвачен польскими феода-
лами. В более позднем письме Крижанич подтверждает это:
«Смоленск соседит с Московией, куда давно уже устремлялась
и прилеплялась моя мысль»27. Вероятно также, что до него
дошли какие-то слухи о неблагополучии в Холмской епархии,
где местные православные жители, возмущенные жестокой по-
литикой окатоличивания, восстали. Началась ожесточенная и
длительная борьба православных с униатами, которая в ряде
25
случаев приобретала характер классовых выступлений право-
славных крестьян против феодалов-униатов.
Крижанич использовал свое пребывание в Вене для знаком-
ства с местными библиотеками и книжными лавками. Он купил
в одной из них новую книгу под названием «Советы о казне»,
содержащую разбор различных способов увеличения государ-
ственных доходов, собирался перевести ее на русский язык и
поднести московскому царю. Эта мысль появилась у него после
того, как он прочел, что венгерский король Янош весьма ценил
одного францисканского кардинала за то, что никто не нахо-
дил тоньше его способов собирать деньги (правда, Крижанич
заметил, что это должны быть «дозволительные, честные и ни-
кому не вредящие способы») 28.
Крижанич был передан Конгрегацией смоленскому епископу
с определенной целью: он направлялся в Россию, и смоленский
епископ обязывался помочь ему в этом. Если же случая идти
туда не окажется, то тогда Крижанич должен был служить три
года под юрисдикцией смоленского епископа в его епархии,
ожидая возможности отправиться в Москву. Впоследствии Кри-
жанич писал в одном из своих писем, что Конгрегация не очень
надеялась на то, что ему удастся добраться до Москвы, пола-
гая, что, скорее всего, он осядет в Смоленске. Кардинал Кап-
пони писал ему: «Проезд в Московию будет, может быть, тру-
ден, и потому Вы можете лишь дать упражнение вашему ми-
лосердию в Смоленске»29.
Крижанич в это время не был еще знаком со смоленским
епископом, даже не знал его имени, но почему-то предполагал,
что он должен быть епископом греческого (православного),
а не римского (католического) исповедания. Позже увидим,
что Крижанич ошибся. Но в то время он был уверен, что, на-
ходясь под началом этого епископа, он сможет «наилучшим
образом продолжить желанные занятия», т. е. миссионерскую
деятельность и составление книг. Ведь еще в «Записке» 1641 г.
он предполагал именно из Смоленска отправить русскому ца-
рю написанные им книги!30.
3 августа 1646 г. Конгрегация направила в Вену письмо с
указанием о дальнейших действиях. Она решила вместе с Кри-
жаничем направить в Москву еще одного миссионера — отца
Льва Флегена, бывшего питомца Конгрегации, «упражняться
для духовной помощи ближним и главным образом в местах
более нужных, определила вам обоим миссию в Московию и,
в частности, в Смоленскую епархию, где вы будете иметь боль-
шой простор для применения вашего дарования»31. Лев Фле-
ген находился со смоленским епископом в Риме и должен был
выехать вместе с ним, захватив с собой в Вене Крижанича.
Однако это письмо Крижанича в Вене уже не застало. Он,
«узнав наверное от одного монаха, что епископ прибудет не
ранее как к зиме, поехал в Краков»32, где в то время был
26
польский нунций. При этом он получил, конечно, рекомендации
от венского нунция к нунцию польскому. 21 августа 1646 г. он
был уже в Мисельницах (4 мили от Кракова) и там узнал, что
польский нунций отправился в Познань, а оттуда в Варшаву.
Он просил смоленского епископа написать ему, но тот не удо-
стоил его своим вниманием. Тогда Крижанич выехал в Вар-
шаву, чтобы там дождаться наконец встречи со своим будущим
покровителем. Впоследствии он так отзывался об этом: «Я пи-
сал ему в Рим из Вены и из Кракова, прося его письменно
рекомендовать меня апостолическому нунцию в Варшаве или
кому-нибудь из своих знакомых, дабы тот поддержал меня до
его приезда или дабы, имея письмо от него, я сам мог бы
приехать в Смоленск и там быть принятым его подчиненными.
Но и этого он не сделал, хотя получил мое письмо. А я, с этой
надеждой прибыв в Варшаву, остался обманувшимся»33.
Вообще с самого начала смоленский епископ не был скло-
нен заботиться о молодом миссионере. Показателен такой, на-
пример, факт: находясь в Риме, смоленский епископ переписы-
вался с одним иезуитом, жившим в Кракове, по каким-то фи-
нансовым вопросам. Крижанич узнал об этом и попросил иезуи-
та написать епископу в Рим о его бедственном положении.
Иезуит выполнил просьбу, написал, епископ ему ответил, но
о Крижаниче не упомянул ни словом, промолчал. Поэтому ие-
зуит сказал Крижаничу: «Если бы епископ уведомил меня или
ранее устно, или теперь письменно, то я бы не допустил вас
иметь в чем-либо недостаток, но раз он не уведомляет, я не
знаю, на какой конец это делать!»34.
Ожидая епископа в Варшаве (он прибыл туда в конце но-
ября 1646 г.), Крижанич совершал долгие прогулки, отыскивая
в этом большом городе следы интереса к России и русской
истории. Однажды он уже за городской чертой, у окраины
краковского предместья, набрел на круглую часовню, построен-
ную польским королем Сигизмундом III над гробами Шуйских,
и увидел над входной дверью снаружи черную мраморную пли-
ту с надписью, покрытой золотом, которую тут же списал35.
Она гласила: «Во славу Исуса Христа, сына божия, царя царей,
бога воинств. Сигизмунд III, король польский и шведский. По-
сле того как московское войско было разбито при Клушине,
как взята московская столица и возвращен Смоленск под власть
Речи Посполитой, как взяты были в плен, в силу военного
права, Василий Шуйский, великий князь московский, и брат
его, главный воевода Димитрий, содержимые затем в Гостын-
ском замке под стражей, кончили там свои дни, он, король,
помня об общей человеческой участи, повелел тела их перене-
сти сюда и положил их под этим, им сооруженным на всеоб-
щую память в потомстве и для славы своего королевствования,
памятником, дабы в его королевствование даже враги и неза-
конно приобретшие скипетр не были лишены следующих умер-
27
тему почестей и погребения. Лета от рождения девою 1620-го,
нашего королевствования в Польше 33-го, в Швеции 26-го».
Крижанич внимательно изучил и те надписи, которые уви-
дел на мраморном постаменте у статуи польского короля Си-
гизмунда III; побывал в Гостынском замке под Варшавой, где
ему показали покои, в которых содержались Шуйские; посетил
и королевскую оружейную палату. Его внимание привлекли не
хранившиеся там драгоценности, не богатая коллекция посуды
и парадного платья, а несколько пушек, отбитых у русских.
Пушки эти сохранили надписи на стволах, и Крижанич тща-
тельно скопировал их, думая, что со временем все это может
ему пригодиться.
Попытался Крижанич заняться и богословием, но из этого
почти ничего не получилось. Книги, что он привез с собой, так
и лежали упакованными, ожидая дальнейшей поездки, а в ме-
стные библиотеки и хранилища его никто не пустил, так как у
него не было соответствующих бумаг и некому было в Варшаве
о нем позаботиться. В одной из книжных лавок Крижанич на-
шел русскую книгу духовного содержания, купил ее и тщатель-
но изучил. Его обрадовало, что он понял ее с первого прочте-
ния, и он подумал, что если бы ему пришлось пожить в России
хотя бы немного времени, то он бы быстро научился русскому
языку. По его мнению, русский настолько же отличается от
хорватского, насколько испанский от итальянского.
За это время Крижанич издержал почти все сбережения
(около 100 скуди), что взял с собой из Вараждина, и вынужден
был даже заложить свои книги. Правда, польский нунций ссу-
дил его тремя золотыми, да еще от одного прелата Крижанич
получил золотой, но и на эти деньги прожить было трудно.
Наконец смоленский епископ прибыл в Варшаву. Он принял
Крижанича «с веселым видом», помог деньгами, так что Кри-
жанич смог расплатиться с кредиторами и, главное, выкупить
свои книги.
Вскоре епископ принял Крижанича и имел с ним серьезный
разговор относительно его дальнейшей службы. До нас дошла
запись этого разговора, сделанная самим Крижаничем.
— Какой способ и случай доставите Вы мне заняться рус-
скими делами?
— Что вам до русского обряда? Что вы замышляете? Люди
сочтут вас глупым, если вы будете служить то по-латыни, то
по-русски.
— Не собираюсь, достопочтеннейший владыко, служить там
по-русски, но намереваюсь хорошо изучить это, чтобы потом
мог обучать менее сведущих в отечестве моем.
— У вас будет там монастырь базилианцев, и вам можно
будет учиться и в то же время служить в моей церкви обедню
и петь часы*.
* Петь часы — читать нараспев молитвы из часослова (богослужебной книги).
28
— Обедню я охотно буду служить, но петь часов не могу,
ибо занятие мое требует всего человека.
— Такое ли великое дело петь часы? Кончив их, остальное
время будете свободны. Или вы думаете, что мы теряем время,
восхваляя бога? Знайте, кроме того, что я — епископ латинско-
го обряда, а вы — священник того же обряда, и я принял вас
в Риме для службы в моей церкви. Если бы я тогда знал, что
вы не хотите петь часов и интересуетесь только русским обря-
дом, свидетельствую, что никогда бы не принял вас: ибо что
мне до русских? И теперь не знаю, как вас иначе принять. Тем
более что в Риме вы мне были рекомендованы с обещанием
прогонов, а при отъезде моем дано мне на прогоны только
100 скуди, на вашего товарища и на вас. И хотя тогда меня
обнадежили, что они будут посланы вслед мне, но до сих пор
они не пришли. А что я получил — это только для вашего то-
варища, которого я везу с собою, а вас я везти не обязан. Но
не отказываюсь и от этого и буду рад вам, лишь бы вы хотели
петь часы в моей церкви.
—Если иначе нельзя, я и это охотно стану делать, до даль-
нейшего решения священной Конгрегации, лишь бы иметь слу-
чай учиться36.
Крижанич, опасаясь, что из-за болезни его слуги выйдет за-
держка, решил получить у епископа выделенные для него Кон-
грегацией 50 скуди и заодно попросить рекомендательные пись-
ма, чтобы самостоятельно ехать в Смоленск. Пять дней дожи-
дался Крижанич аудиенции у епископа, но так и не дождался.
В это время в Варшаву приехал холмский епископ Мефодий
Терлецкий. Крижанич решил попросить холмского епископа
быть ходатаем за него у епископа смоленского. Терлецкий со-
гласился, пришел на аудиенцию к своему коллеге, но также
получил отказ «с извинением, будто владыка тяжко болен
(хотя он ежедневно присутствовал в государственном сейме и
выходил в церкви, кроме двух дней)». Терлецкий попросил на-
значить ему другой день и час, «но и в этом ему отказали,
говоря, что это невозможно, ибо владыка постоянно плохо чув-
ствует себя»37. Было ясно, что епископ относится к своему
новому священнику отнюдь не благосклонно.
Встретился Крижанич и со своим новым товарищем, назна-
ченным ему Конгрегацией,— Львом Флегеном. В первую же
встречу, стоя в окружении епископской свиты, Флеген открыто,
так, что все это слышали, заявил Крижаничу: «Мы идем в Моско-
вию и туда посланы». Крижанич прикинулся удивленным и не
желающим знать ничего подобного. Он ответил: «Брат, не го-
ворите этих вещей на народе: вас сочтут за хвастуна, ибо вы,
мол, хотите идти туда, куда столько монахов не дерзают идти,
а как мы — товарищи, то и на меня падет часть вашего бес-
славия!» 38.
Крижанич стремился склонить Флегена к скромности и мол-
чанию. И стал даже от него скрывать свое намерение отправить-
29
ся в Россию, не надеясь на его благоразумие. Причина такой
сдержанности Крижанича заключалась в том, что Варшава
была переполнена схизматиками, сообщавшими в Россию обо
всем, что здесь делалось. По рассказам, одного из них даже
посадили в варшавскую тюрьму за то, что он систематически
сообщал в Москву обо всем, что делалось в Польше. Крижанич
опасался, что истинная цель его миссии будет раскрыта, о ней
заранее сообщат в Москву и тогда его встретят в России с
предубеждением. Но позднее в образной форме Крижанич за-
метил: «...я мыл эфиопа». Флеген неоднократно повторял за
столом, на людях, что он едет в Московию. И Крижанича с
Флегеном так все и звали «итальянцами» (из-за того, что Фле-
ген прибыл из Рима!).
Познакомившись с Флегеном ближе, Крижанич понял, что
он «не обладает ни характером, ни умом, способным к уче-
нию, и нет у него никаких книг: он говорит, что священнику
достаточны служебник и священное писание»39. В то же время
он охотно пускался в споры по поводу толкования св. писания,
причем отстаивал свои взгляды с горячностью и упорством.
Крижанич решил его спровоцировать. Он так рассказал об
этом. «Я задал ему вопрос: „Как вы ответите москвитянам, если
они укажут вам на текст из Деяний, глава 15: „Соизволилось
духу святому и нам не возлагать на вас никакого бремени бо-
лее, кроме сего необходимого: воздерживаться от идоложерт-
венного и крови и удавленного”; соблюдая сие, хорошо сделае-
те?" Они понимают это так, что никому никогда не позволи-
тельно есть пищу с кровью или удавленное животное, и так
соблюдают, а нас осуждают в этом, как будто нарушителей
писания. Тогда он, прочитав в служебнике, что это там так и
написано, поблагодарил меня, что я наставил его, прибавляя,
что сам впредь будет так воздерживаться и что все, кто иначе
поступает, грешат смертельно и суть еретики, ибо слова писа-
ния ясны. И что он хочет написать в Рим о двух пунктах,
именно: почему не соблюдают этого текста и почему терпят
публичных женщин.
В объяснении текста я привел св. Августина и обычай церк-
ви, но безуспешно, ибо, по его словам, что в этом отношении
говорит Августин или папа, того не нужно слушать, ибо ниже
сам папа не может нам изворачивать писание, которое в этом
месте так ясно, что без насилия необъяснимо иначе.
— Итак, сказал я, папа, который учит так, еретик?
— Да,— ответил он,— Если правда, что он так учит, то он
в высшей степени еретик.
— Бог да помилует нас, брат, ибо очень вы молоды и чуж-
ды делу объяснения писания и не понимаете, что церковь бо-
жия есть столп истины и не может заблуждаться, и т. п.
Но и епископ с выдающимися клириками наставлял его за
столом многими прекрасными доказательствами, но не убедил,
и тот восклицал, что готов за эту, как он говорит, истину все
30
потерпеть. Так что, наконец, епископ угрозой наказаний заста-
вил его прекратить нескромные речи. Но тот остается неизме-
нен и никому не дает учить себя» 40.
Опасаясь болтливости Флегена, Крижанич уговорил еписко-
па выдать ему лично документы, касающиеся их общей миссии
в России, что и было исполнено епископом. Видя, что помощи
от своего навязанного Конгрегацией товарища ожидать напрас-
но, Крижанич решил действовать самостоятельно. В это время
он познакомился с униатским священником, епископом той же
Смоленской епархии Андреем Квашниным-Золотым, а главное —
с московским дипломатом Герасимом Дохтуровым, который
18 октября 1646 г. был отправлен из Москвы в Польшу гонцом
с грамотами об успехах русских войск в борьбе против крым-
ских татар и с жалобами на притеснения, оказываемые поля-
ками в порубежных областях. Герасим Семенович Дохтуров
позднее стал думным дьяком, а в эти годы неоднократно выпол-
нял различные дипломатические поручения русского правитель-
ства: являлся гонцом (послом) в Англии, Дании и т. д. Это
был образованный и опытный дипломат.
Дохтуров прибыл в Варшаву в начале декабря. Дважды
пытался Крижанич побывать у него, но безуспешно: строгие
правила посольского обычая запрещали гонцам видеться с
кем-либо до выполнения ими своей основной миссии. Тогда
Крижанич написал Дохтурову письмо «на древнем славянском
языке, что прошу аудиенции, ибо имею нечто необходимое сам
сказать о себе господину посланнику и поднести ему несколько
подходящих ему книг» 41. Но Дохтуров ни сам не выходил из
спальни, ни просьбы передавать ему не позволял. Тогда Кри-
жанич прибегнул к испытанному способу: дал взятку слуге,
тот передал письмо Дохтурову. Крижанича приняли. Он сам
так рассказывает об этом: «И вот я приветствовал его, и на
вопрос —что имею сказать?—ответил: „Ясновельможный госпо-
дин! Я по народности иллириец, хорват, священник римской
веры и теперь впервые прибыл в эти края с епископом смо-
ленским. Причина же этому та, что мой народ иллирийский,
будучи весь подчинен туркам, немцам и итальянцам, язык свой
собственный не только смешал с языками названных народов,
но почти и совсем потерял. Весьма скорбя об этом, я всегда
трудился над обработкой этого языка и доселе желаю трудить-
ся. Но, чтобы совершеннее достигнуть этого и чтобы познать
все свойства иллирийской речи, я счел необходимым познать
главные ее наречия. И я уже искусен в наречиях хорватском,
сербском и краинском, а сюда пришел, чтоб научиться польско-
му и русскому. Но среди всех наиболее желаю выучиться ва-
шему московскому, ибо он кажется мне главным среди прочих
наших в том отношении, что вы одни из всего нашего племени
имеете природного государя и все дела государственные и
церковные ведете на собственном языке. Но встречаю два пре-
пятствия: одно — что я чужд вам по вере; другое — что я ино-
37
земец, а по вашим законам иноземцам нелегко дозволяется
въезд в страну или, после необдуманного въезда, свободный
выезд, дабы туземцы не развращались через иноземные нравы.
Итак, прошу вашу ясновельможность рекомендовать меня свез
лейшему государю, да удостоить послать мне охранную грамо-
ту в пограничный город Вязьму, чтобы я мог свободно въехать
и по некотором времени выехать и что насчет веры никто не
будет докучать мне. Я же не могу быть опасен для светлей-
шего государя, ибо, во-первых, дерзну присягнуть, что прихожу
не для каких-либо разведок и никем не подущенный, не подо-
сланный, но по собственному побуждению и желанию безо
всякого намерения вредить.
Кроме того, так как государь — нашей крови и языка, то я
более желаю служить ему, чем какому-либо другому государю.
А служить могу в языках: славянском, латинском, итальянском,
немецком, которым могу обучать. И в греческом языке я не-
сколько сведущ, так что и в нем могу преподать начатки грам-
матики. И могу читать лекции на латинском ли, на славянском
ли языке, по грамматике, риторике, арифметике и философии.
Далее — переводить с названных языков любые более достой-
ные книги, исторические и иные, на язык московский (которым
в короткое время я надеялся бы овладеть), писать современную
московскую историю, древнюю привести в порядок, быть пере-
водчиком или внутри страны при государе, или за границей,
если буду отправлен с послами. Детей государя обучать лите-
ратуре и языкам, и если понадобится послать кого-нибудь в
чужие страны, например для найма ремесленников, то госуда-
рю мог быть угоден мой труд, я готов был бы служить и не
сомневался бы, что государь вознаградит меня.
Только является большим препятствием, что я — римской
веры, но и это не так веско, чтоб государь не мог потерпеть
меня, когда много совсем еретиков-немцев и магометан-татар
живут среди вас, гораздо более рознясь с вами и не присяг-
нув в верности государю, как я присягнул бы. Народ же сму-
щать в делах веры я бы не мог, находясь при государе, меч
коего всегда бы угрожал мне. Хотел бы я только, чтоб никто
мне не докучал о вере, потому что в противном случае я дол-
жен был бы защищать свою веру, от которой никогда не хочу
отрекаться, но всегда хочу защищать ее“.
На эти слова он несколько времени рассматривал меня и
промолвил, что я не нуждаюсь ни в какой рекомендации, но
могу свободно приходить и уходить: государь его весьма чело-
веколюбив и охоч до иноземцев. А что слышал, что я говорю
о вознаграждении услуг (что я сказал нарочно, чтоб казалось,
что я иду не ради веры, но скорее ради приобретения денег),
то, действительно, милостыни он дает большие, и ты испытаешь
его щедрость.
Я же продолжал: ,,Ясновельможный господин! Как милос-
тыню я не желал бы ничего получать, но если бы услуги мои
32
были приняты государем, то я уже надеялся бы на его милость.
И дабы ваша ясновельможная милость познали мое желание
служить, то скажу, что я предположил написать историю всех
славянских народов, а сюда входит и московская. Но тщетно
было бы подносить вашу историю вам, весьма сведущим в том,
что касается вас. Я думаю сделать не это, но собрать все, что
напечатано на вышеназванных языках о Московии, написать,
переведя теми же словами на славянский, и поднести госуда-
рю: ибо интересно ему знать и то, что правдиво и что ложно
думают прочие народы про него и про его царство. Кое-что
такого я уже собрал из авторов и, чтобы ваша ясновельмож-
ность видела образец, принесу завтра лишь некоторые надписи,
которые я списал здесь, в Варшаве". И с этим ушел.
А при выходе моем свита поздравляла меня, что хочу перей-
ти к ним, и хвалила мне свою родину. „Но,— говорил один,—
если бы ты принял нашу веру, что хочешь было бы у тебя при
нашем государе. Вера наша неиспорченная всегда одна, а у вас
сколько людей, столько вер. Как небо от земли, так наша вера
над вашей. Одним словом, и на счет веры у нас рай земной".
Ему я сказал: „Брат, не докучай мне об этом и не хочу с тобой
спорить. Но в остальном желаю вернейше служить вашему
государю"» 42.
На следующий день Крижанич вновь был у русского гонца
и принес ему три хвалебные надписи, высеченные на мрамор-
ном постаменте под воздвигнутой в Варшаве статуей польского
короля Сигизмунда III. В них были упоминания о победе поль-
ской армии под Клушином в 1610 г. Принес Крижанич и копию
с надписи в «Московской каплице» — круглой часовне, установ-
ленной над телами Шуйских. Сами тела были вывезены оттуда
еще в 1635 г. и перезахоронены в Московском Архангельском
соборе, а мраморная доска продолжала висеть над пустой уже
часовней. Крижанич перевел эту надпись с латинского языка
на славянский. Дохтуров сообщил об этом в Москву, и вскоре
ротмистр польского посла Адама Григорьевича Киселя Николай
Воронин (в марте 1648 г.) привез эту доску в Москву, где она
была уничтожена.
Передал Крижанич Дохтурову и результаты обмера им рус-
ских пушек и копии с надписей на них. Эти пушки хранились
в королевской оружейной палате в Варшаве. Дохтуров внима-
тельно ознакомился со всем этим и сказал: «Это все уже из-
вестно у нас, а я думал, что у тебя есть что-нибудь #более
тайное». «Ясновельможный господин! — отвечал ему Крижа-
нич.— Я в первый раз прибыл в эти края и ничего не могу
знать. А если бы и знал что, мне, священнику, не след было бы
мешаться в тайные дела. Только общедоступные вещи, стоя-
щие перед всеми на улицах, дозволительны и для меня, но и
ими, однако, я думал угодить вашей ясновельможности, так
как они не чужды вашей обязанности. Но настоящее мое дело
не об этом, а об языке, об истории и о чем говорил вчера.
2 Л. Н. Пушкарев
33
Но только прошу вашу ясновельможность, если сами не думае-
те рекомендовать меня, как я просил вчера, то удостойте снести
мое прошение царю!» 43.
Недовольный Дохтуров велел прийти Крижаничу на следую-
щий день, но, когда он пришел и захотел прочитать ему то,
что написал, Дохтуров слушать отказался, говоря, что это лиш-
нее и что государь не удостоит сделать что-либо по этой прось-
бе, так как у русских принято подавать челобитные лично.
Крижанич ушел ни с чем, но он, во-первых, узнал титул рус-
ского царя, а во-вторых, убедился в том, что русские люди по-
нимают его язык: Дохтуров ни разу не попросил его повторить
ни одного слова. Крижанич, в свою очередь, понял почти все,
что говорил русский гонец.
Эта встреча Крижанича с Дохтуровым необыкновенно пока-
зательна для характеристики молодого ученого: все его помыс-
лы, все его желания были направлены на то, чтобы приехап
в Москву, научиться русскому языку и вместе с тем внести
свой вклад в просвещение этого далекого северного народа —
далекого и одновременно близкого, родственного. В это время
Крижанич еще полагал, что ученые занятия возможно будел
совместить с миссионерской деятельностью.
Зайдя как-то к смоленскому епископу Петру Парчевскому
в дом, Крижанич увидел, что вся свита его занята упаковкой
вещей: епископ собирался выехать из Варшавы в Смоленск,
а Крижанич не знал, не ведал об этом. Он спросил у челяди,
что ему делать. Те ответили, что не знают, приказа не посту-
пало. Крижанич решился тогда на рискованный шаг. «Я,—
писал он позднее,— навязчиво стал перед дверьми комнаты, до
глубокой ночи. Всякий раз, как открывалась дверь, епископ
видел меня и, наконец, приказал позвать меня и посетить моего
слугу, который тогда по милости божьей поправился, и таким
образом, он взял меня и его с собою»44. 11 декабря 1646 г.
Крижанич со слугой в свите епископа выехал из Варшавы по
направлению к Смоленску.
Не проехали они и трех десятков миль, как епископ почув-
ствовал себя плохо и вынужден был из-за болезни остановить-
ся, но свиту свою под присмотром одного из священников от-
правил вперед, в свое поместье, находившееся в двух милях от
Смоленска. Ехали не спеша. Переезд из Варшавы до Смолен-
ска занял почти два месяца. Зима стояла снежная и вьюжная,
дороги замело, ехали только днем, боясь ночью сбиться с пути
Вещи Крижанича (главным образом книги) везли в особом
возке, охраняемом слугой.
Когда свита была уже в пути, ее нагнал гонец с поруче-
нием от отставшего по болезни епископа: до него дошло, что
некоторые из смоленских клириков «совершили чрезвычайные
соблазны в его отсутствие». Епископ решил поручить Крижа-
ничу, как постороннему и незаинтересованному лицу, быть сле-
дователем их проступков («прокурором фиска или обвинителем
34
преступлений их»). Перед Крижаничем открывалась широкая
перспектива продвижения по служебной лестнице, но он не по-
желал воспользоваться этой возможностью. Опасаясь мести со
стороны подследственных, а также не желая тратить время и
силы «на столь бесполезные вещи», он попросил епископа от-
править его из имения в Смоленск, где он мог бы заняться
избранным им делом. Парчевский согласился, дал ему немного
денег и письмо к смоленскому архидиакону, который должен
был устроить Крижанича на службу. 18 февраля 1647 г. Кри-
жанич прибыл в Смоленск.
Этот город, расположенный по двум сторонам Днепра,
встретил его заснеженными улицами, колокольным звоном, бело-
снежными мохнатыми шапками на деревьях. Смоленская кре-
постная стена также утопала в снегу. Она была построена в
1569—1602 гг. усилиями всей русской земли, должна была
охранять «ключ-город» от интервенции польско-шведских фео-
далов. В ее строительстве принимал участие известный русский
зодчий Федор Конь. Но 3 (13) июня 1611 г. крепость пала.
Большая часть защитников города погибла в боях или под раз-
валинами взорванного ими Мономахова собора. Началась поло-
са войн за возврат Смоленска и Смоленской земли Русскому
государству. В результате первой войны 1613—1614 гг. была
возвращена только Вязьма. Не дала ожидаемых результатов и
вторая война 1632—1634 гг. Смоленск продолжал находить-
ся под властью Польши и тогда, когда в него прибыл Кри-
жанич.
Уже подъезжая на скрипучих санях к Смоленску, Крижа-
нич поразился обилию каменных зданий, раскинувшихся на
холмах города и за его пределами. Он проехал мимо церкви
Ивана Богослова, одной из древнейших в Смоленске. Высокая
и стройная, она была окружена с трех сторон широкими гале-
реями-усыпальницами и имела характерную ступенчато-ярус-
ную композицию. Стены церкви были украшены рельефами в
виде крестов. Узкие высокие окна создавали впечатление строй-
ности и воздушности. Напротив церкви Ивана Богослова, на
другой стороне Днепра, Крижанич увидел строгое и величе-
ственное здание Петропавловской церкви. Сурово выглядели на
снегу глубокие и узкие оконные проемы, уступчивые входы-
порталы в центре фасада. Постройку увенчивал мощный две-
надцатигранный барабан главы, богато украшенный керамиче-
ской плиткой и узором из треугольных впадин. Крижаничу
понравилось русское название этого узора — бегунок, он дей-
ствительно как бы бежал вокруг храма, нарушая внушитель-
ность и однообразие массивных стен игрой светотени. Своды и
главы храма были покрыты свинцовыми листами, которые
серебристыми бликами мерцали на солнце.
На северо-западном склоне городских высот Крижанич уви-
дел могучий силуэт полуразрушенного храма Михаила Архан-
гела, которым в свое время восхищались все, видевшие этот
35
2*
выдающийся памятник русского зодчества, равного которому,
как писал летописец, не было «в полунощной стране»,
Но вот сани остановились около архидиаконского дома,
и заиндевевшие лошади были выпряжены и отправлены на
конюшню. Прочитав письмо епископа, архидиакон ввел Крижа-
нича в домашнюю церковь «одного знатного человека» и ска-
зал, что епископ обязал Крижанича служить в этой церкви две
обедни в неделю и петь часы в хоре — все это за плату в
100 флоринов (что равнялось 27 скуди и 1 флорину). А сверх
этого епископ поручил Крижаничу служить еще две обедни в
неделю в другой церкви, за епископа, но за эту службу епископ
будет платить ему отдельно. Та церковь, куда был назначен
Крижанич, управлялась раньше другим священником, но пан,
владевший ею, перестал платить за ее содержание, и церковь
оказалась покинутой. Показал архидиакон и пристройку, где
Крижанич должен был жить: это была совершенно пустая ком-
ната без окон, стола, кровати, свечей. Даже печь предстояло
ему топить самому. Завтрак и обед должен был готовить мест-
ный клирик, а об ужине Крижаничу нужно было заботиться
самому... Такие условия были предложены Крижаничу в Смо-
ленске.
Первые впечатления были тягостные. На следующий день
Крижанич пошел бродить по городу, чтобы разузнать, где рас-
положены русские православные церкви и кто служит в них.
Он выяснил, что в Смоленске действительно служили четыре
русских священника в разных концах города, примерно в миле
от его собственного обиталища (ибо домом назвать ту конуру,
где его разместили, никак было нельзя). Но все они оказались
малообразованными людьми, книг у них, кроме служебников,
не было, они были поглощены заботами о хозяйстве и семьях
и, кроме ежедневных служб и свершения таинств (крещения,
причащения, венчания и др.), ничего не знали, так что научить-
ся у них Крижанич практически ничему не мог.
С грустью шел Крижанич обратно. Он шел мимо бесконеч-
ных стен Смоленской крепости. Каменные зубцы высотой почти
в три метра поддерживали тесовую кровлю, под ней было мало
снега, и тропинка, протоптанная вдоль стены, повторяла все ее
изгибы. 38 боевых башен охраняли крепость, из них 9 были
проезжие, но большая часть ворот этих проездов была зало-
жена, а проезд через них был закрыт.
Крижанич, чтобы сократить путь, решил пройти сквозь воро-
та Днепровской башни. Она была самой большой в крепости,
пять ярусов ее заканчивались каменной башенкой с открытыми
проемами. Проездной путь закрывался тяжелыми дубовыми,
окованными железом воротами. Из крепости Крижанич вышел
через четырехугольную Моховую башню и отправился к себе.
Потерпев неудачу с православными священниками, Крижа-
нич решил ближе познакомиться с местными католическими
служителями церкви. Он полагал, что соседство с православ-
36
ным населением побудит их к более тщательному его изучению,
но обманулся и в этих ожиданиях. Он пришел к выводу, что
польские католические священники «крайне презирают русских
и их обряд» и не интересуются вообще православием. Показа-
телен такой инцидент: Крижанич пришел к викарному архи-
диакону, замещавшему епископа в Смоленске, когда тот отсут-
ствовал. Архидиакон сказал Крижаничу, что в Смоленске есть
два православных русских монастыря и в одном из них —
десять монахов. На самом деле один монастырь католическая
знать давно уже сравняла с землей, а второй оказался не пра-
вославным, а униатским, и было в нем всего два монаха, при-
чем и они совершенно не знали латинского языка, не имели
при себе никаких книг, кроме печатной библии да сборника
поучений Иоанна Златоуста. Вдобавок один из них был глубо-
ким стариком.
Крижанич хотел поприсутствовать на богослужениях у униа-
тов, чтобы освоить сам порядок ведения службы, но и это ему
не удалось, ибо часы службы у католиков и униатов совпадали,
а ему необходимо было выполнять предписания смоленского
епископа и служить самому в церкви.
Время шло, а Крижанич ничуть не продвинулся вперед в
своих планах миссионерской деятельности в России. Немногие
свободные часы он посвящал изучению Смоленска. Единствен-
ной отрадой для Крижанича было общение с неким паном
Галынским. Он познакомился с ним еще в Варшаве у униат-
ского смоленского архиепископа Андрея Золотого, который,
хорошо зная Петра Парчевского, уже тогда предвидел, что
Крижанич ничего у него не добьется. Пан Галынский искал
священника в свою усадебную церковь и предложил это место
Крижаничу, но при условии, что тот до 2 мая 1647 г. (время
открытия сейма, на котором Галынский должен был присут-
ствовать) добьется у Парчевского разрешения оставить службу
в своей церкви и перейти к нему. Галынский обещал создать
Крижаничу все условия для миссионерской деятельности.
И вот Крижанич пишет донесение епископу и просит архи-
диакона передать его по назначению. «Поелику я уже девятый
месяц бесполезно теряю время и нет никакой надежды полу-
чить в Смоленске какой-либо плод учения, то я прошу досто-
почтеннейшего владыку, да изволит меня благосклонно отпус-
тить в соседство [униатского] архиепископа и [да позволит
мне] уйти с ним, по предстоящем его прибытии, к одному знат-
ному лицу, приглашающему меня. Дабы таким образом, в ожи-
дании ответа от священной Конгрегации, я бы не бездейство-
вал, но мог научиться чему-нибудь... и, наконец, мог бы у этого
пана на покое изложить в порядке заметки, сделанные мною
в течение нескольких лет, и раскрыть свои книги. Во-вторых,
да удостоит дать мне вскоре удостоверение к священной Кон-
грегации, что причины ухода моего из Смоленска законны»45.
Когда архидиакон ознакомился с этим письмом, то посове-
37
товал Крижаничу жить тихо, совершать обедню, петь часы и
не пытаться предпринимать ничего подобного. Однако Крижа-
нич написал вторую, еще более пространную просьбу, но не
смог найти способа передать ее владыке. Тогда решившись на
крайность, он дождался, когда сопровождаемый клиром и на-
родом епископ пойдет в церковь для свершения богослужения,
вышел из толпы и передал ему прошение. Но епископ, бросив
бумагу на землю, лишь выбранил его. В отчаянии Крижанич
обратился к присутствующим: «Протестую, господа мои, что
мои мольбы и представления не выслушиваются, и уж не знаю,
что делать!». Закончив службу, епископ послал за Крижани-
чем, и между ними состоялся долгий откровенный разговор:
« — Вы жалуетесь на меня, что я не выслушиваю вас. Вот
теперь говорите все, что имеете сказать, хоть целый день: буду
слушать. Тогда Крижанич изложил вкратце то, что писал в
своих прошениях... но епископ сказал:
— А я всему русскому обучился в месяц в Смоленске.
— Да, достопочтеннейший владыко, если кто пожелает
только уметь читать их писания и увидеть их богослужение,
и тем будет доволен. Но я этого не ищу, ибо уже на родине
и в Риме знал это. Но желаю не только знать кое-что, чему
могут научить эти два добрых, но необразованных монаха, но
и все церемонии, даже совершаемые только епископами,
выучить так, чтобы мог учить других, и прочесть все более ред-
кие книги, рукописные и печатные, которые полезны для опро-
вержения схизмы, и из них выбрать и выписать, что нужно.
И сверх того — пересмотреть все возражения, которые со вре-
мени основания здесь унии вышли в свет с той и с другой
стороны среди горячей борьбы между схизматиками (т. е. пра-
вославными.— Л. П.) и униатами, и собрать оттуда все доказа-
тельства воедино.
На это епископ, отвергая все сказанное как невозможное
для Крижанича, ответил латинской пословицей:
— Учение долго, а жизнь коротка. Высоко залетаете, а бог
гордым противится, смиренным же дает благодать. Посмотрите
сами на вашу неустойчивость: уж не знаете сами, с чем только
вы ни обращались к священной Конгрегации... Или вы забыли,
что пользуетесь ее деньгами? А если забыли, то я напомню вам
письмо от превосходительнейшего кардинала Каппония, в коем
вы с тем передаетесь мне, что должны идти в Московию,
а если не представится случая вам идти туда, то должны вы слу-
жить под моей юрисдикцией три года. А если вы этого не ис-
полните, то, значит, вы непостоянны и обманываете священную
Конгрегацию. А я имею полное право над вами, и без моего
согласия вы ничего не смеете делать!
— Достопочтеннейший владыко! Власть вашу надо мною
смиреннейше почитаю, но думаю, что она дана не для препят-
ствования, но для вспоможения мне к цели, предначертанной
священной Конгрегацией. Ибо всякая власть дается для созида-
38
ния, а не для разрушения. А цель священной Конгрегации та,
которую я изложил, а не та, к которой направляете меня вы,
достопочтеннейший владыко. Ибо то изучение, а не пение в хоре
относится к распространению веры. Итак, если я последую рас-
поряжению вашему, то я, действительно, буду обманывать свя-
щенную Конгрегацию и напрасно тратить ее деньги. И я не
хотел бы, чтоб вы думали, что я ради хлеба пришел сюда:
ибо у меня, по милости божьей, на родине было под властью
моею одно время двое, получавших содержание, из которых
любой жил гораздо лучше на своем жалованье, чем я на моем
теперешнем. Значит, никак не для получения этого жалованья
я проехал столько земель.
А если наука долга, а жизнь коротка, то я попробую хоть
что-нибудь, и если увижу, что не способен к этой попытке, то
не стану сейчас же хвататься за такое жалованьишко, а вер-
нусь на родину и, бог даст, постараюсь жить так, чтоб не оста-
вить без средств ни себя, ни бедную старуху-мать, ибо мне не
закрыт путь к жалованьям, подобным тем, какие я имел. А если
я по гордости высоко залетаю, то бог один судит сердца. Что
же касается до миссии в Московию, то вижу, что она мне на-
значена по письму священной Конгрегации. Ибо это сделалось
без моей просьбы, по некоторому близкому толкованию. Ибо
когда я просил принять меня в греческий коллегиум, я обещал
священной Конгрегации, что если когда надо будет отправить
посла от апостольского престола в Московию, то я, в каком бы
положении и возрасте ни был, буду готов служить ему. А это
владыки мои поняли в том смысле, что назначили мне настоя-
щую миссию, которой я не просил... а просил только денег и
случая отправиться к владыке холмскому, который звал меня.
И я не обязан принять эту миссию, ибо миссии даются лишь
по просьбе. А о моем пути в Московию нечего и думать. Я был
бы или хвастуном, или святым, если бы хотел идти туда, ибо
или должен был бы иметь дар чудес, до которого мне далеко,
или хвастливо и дерзко пускаться туда, куда столько славных
и ревностных монахов ордена иезуитов и базилианского не
решаются идти, ибо не надеются принести никакого плода.
По милости божией, я пока не столько сумасброден, чтобы
пробовать невозможное. А попытки мои делаю ради схизмати-
ков моей родины, называемых валахами. Ибо к ним я сперва
получил назначение, которое явно имею и на нем стою, а в
другие не вмешиваюсь. А что я не просил этой московской
миссии, свидетельствуюсь всеми моими словами, устными и
письмами, писанными достопочтеннейшему владыке Инголи,
и взываю к его ответу.
Тогда епископ сказал:
— Если бы вы сами не обещались служить здесь моей
церкви три года, то как бы превосходительнейший кардинал
поручал вас письменно мне с таким условием? Не могу пове-
рить, чтобы священная Конгрегация налагала на вас что-нибудь
39
против ожидания, но скорее вы не держите ваших обещаний
и непостоянны.
— Вы уже слышали, достопочтеннейший владыко, весьма
достаточные объяснения, как это случилось, и что я ссылаюсь
на письма свои в Рим и взываю к ответу отца Инголи. И если
этим не убеждаетесь и почитаете меня непостоянным и обман-
щиком пред священной Конгрегацией, я, если прикажете, сейчас
на священном евангелии поклянусь, что я не изменил и не сло-
жил своего намерения и обещания, данного священной Конгре-
гации, но в них твердо пребываю.
— Вот как вы легки на клятву. Разве вы не знаете, как
легко губится душа клятвою?
— Преосвященный владыко! Спросите у всей своей свиты:
в продолжении этих десяти недель, что я был с ними, слы-
шали ли они от меня хоть одну правдивую или ложную клятву?
И если да, то я готов считаться клятвопреступником и бесчест-
ным. Ибо не в моих правилах так легко клясться. Но так как
вы не убеждаетесь явными доказательствами, то я вынужден
прибегнуть к этой крайности. Но однако без вашего приказа-
ния не буду клясться.
— Так чего же вы хотите от меня?
— Позволения уйти с униатским архиепископом, который
пришел сюда, и рекомендательного письма к священной Кон-
грегации, свидетельствующего о законной причине, по которой
я покидаю Смоленск.
— Дозволение вам даю не к тому времени, но теперь же
немедленно идите с богом, куда хотите. Письма же вам не дам,
ибо как буду рекомендовать вас? В столь короткое время, едва
две недели, что вы со мной, я не мог узнать вашего характера,
но хорошо знаю, что напишу о вас: что не видал священника
упрямее и неуступчивее вас» 46.
Через несколько дней, 5 марта 1647 г., в Смоленск прибыл
униатский епископ Андрей Золотой. По просьбе Крижанича он
пришел ходатайствовать за него перед епископом Парчевским.
Парчевский разгневался, накричал на Золотого, и тот ответил
ему: «Если вы, владыко, не желаете помочь ему таким свиде-
тельством, то найдутся другие, которые помогут» 47.
6 марта 1647 г. Крижанич окончательно выбыл из свиты
Петра Парчевского. Первое время он находился в свите униат-
ского архиепископа, а затем был отправлен Золотым к пану
Степану Галынскому. Пан Галынский жил неподалеку, в двух
милях от монастыря в Черее, где находился епископ Золотой.
За 27 скуди в год Крижанич должен был служить обедни в
домашней церкви Галынского, находясь на полном содержании.
Условия его жизни, конечно, улучшились, но и здесь Крижа-
нич не обрел желаемого. Особенно его угнетало отсутствие
каких-либо контактов с русскими. Он познакомился, правда,
с несколькими дворянами, которые после победы поляков не
уехали в Россию: они присягнули польскому королю и получи-
40
ли позволение остаться в Смоленске в своих имениях. Но все
они были православными, не приняли унию, и Крижанич не
мог, следовательно, доверительно беседовать с ними. Находясь
в Смоленске, он узнал также, что в базилианском монастыре
в Вильне имеется «Сказание о Флорентийском соборе», «крайне
лживо составленное на московском языке каким-то разврати-
телем», и там же какая-то «московская история». Но у Кри-
жанича не было ни разрешения, ни средств отправиться в Виль-
ну, чтобы ознакомиться с этими книгами.
Недалеко, в четырех милях, от нового жилища Крижанича
служил архидиакон Федор (Феофан) Скуминович, некогда быв-
ший ректором Гойского православного монастыря, но затем,
в 1643 г., принявший унию. Он тайно перебежал в латинско-
униатский лагерь, забрав с собой деньги, полученные на веде-
ние судебных дел, церковные книги и около 5000 злотых из
доходов от митрополии. В сентябре 1643 г. он выпустил в Виль-
не брошюру на польском языке, посвятив ее виленскому архи-
епископу Абрагаму Войне. Эта брошюра представляла собой
сокращенное изложение ранее вышедших униатских сочинений
против православия. И темы, и приемы полемики были обыч-
ными для католической пропаганды. Скуминович резко крити-
ковал православную церковь, приписывал ей торговлю церков-
ными должностями (симонию), порицал невежество православ-
ных священников и проч. Крижанич, ознакомившись с этой
брошюрой, решил, что общение с отцом Федором будет полез-
ным, что он сможет многому у него научиться.
Живя у пана Галынского. Крижанич продолжал изучать и
кириллицу и глаголицу, у него было житие Константина-Ки-
рилла философа, писанное глаголицей. Он начал работу над
грамматикой хорватского и церковно-славянского языков. Ему
хотелось поехать в Вильну, прочитать «Сказание о Флорентий-
ском соборе» и написать на него свое опровержение, а заодно
«научиться астрономии, чтоб иметь возможность рассуждать об
исправлении календаря и предложить себя государю москов-
скому для преподавания математики»48. К тому же в Вильне
была богатейшая библиотека, и Крижанич надеялся с помощью
монахов-базилианцев собрать вместе все созданные ранее опро-
вержения на противников унии. Он собирался также написать
одну или две книги по политике и истории, переведя их впо-
следствии на русский язык. Планировал Крижанич и дорабо-
тать до конца уже почти написанный им трактат, в котором
он убеждал русского царя основать занятия «свободными
науками» и поставить его учителем.
Крижанич мечтал иметь в переводе на русский язык не-
сколько книг поучений Фомы Кемпийского, чтобы поднести их
русскому митрополиту. Все это, включая и грамматику русско-
го языка, он начал постепенно готовить к поездке в Москву.
Он надеялся, приехав туда, убедить русского царя в необходи-
мости открыть школы и надеялся, что тот пошлет его в Польшу
41
для закупки книг и учебников и что вместе с ними можно
будет привезти свои полемические сочинения в защиту унии.
Пан Галынский не докучал особенно Крижаничу ни обед-
нями, ни пением часов. Крижанич работал все дни в теплой
светлой комнате, ни в чем не нуждался. Гордые замыслы рои-
лись в голове честолюбивого миссионера. То он надеялся стать
учителем царских детей, в совершенстве изучить русский язык,
а царских детей научить латыни, и вот тогда-то их «дикие души
станут благодаря наукам кротче, способнее к систематическо-
му мышлению и к пониманию тех, которые, может быть, станут
вести прения с ними по-латыни»49. Если же ему не разрешат
заниматься преподаванием, то он по крайней мере выучит рус-
ский язык и, вернувшись в Рим, передаст свои знания другим
миссионерам. Крижанич надеялся ознакомиться в России с рус-
скими полемическими сочинениями против униатов, вывезти их
из России, написать их разбор, чтобы использовать в дальней-
шем при пропаганде унии среди валахов Хорватии.
Беседуя в Смоленске с людьми, бывавшими в Москве, Кри-
жанич старался узнать о том, как русские люди относятся к
католикам. Он выяснил, что ко всем католикам русские отно-
сятся настороженно, но одних избегают больше, а других —
меньше. Больше всего остерегаются они униатов, а затем —
монахов латинской веры, потому что те стараются везде
вводить католическую веру. Опасаются русские и пришельцев
из Речи Посполитой, от которой испытали недавно много невзгод
при Дмитрии Самозванце; подозрительно относятся и к италь-
янцам, также стремившимся распространять католичество;
более расположены к немцам и вообще к подданным немецко-
го императора, опасаясь протестантов меньше, чем католиков
(в Москве много служит солдат и ремесленников — лютеран).
Все узнанное ободрило Крижанича, и он решил, что, при-
ехав в Москву, прежде всего расскажет, что он — не униат, не
католический монах, не житель Польши, не итальянец. Он —
подданный германского императора, хорват по национальности
(т. е. славянин, родственный русским по языку и по крови!).
Он приедет и скажет русскому царю: «Я не вступал ни в какие
соглашения с поляками, никому не подчинен, не послан никем,
но, по своей воле придя сюда, не замышляю никакого вреда
Московии, напротив, желаю скорее всяких преуспеяний. Народ-
ности я — одной с вами, и ничего так не желаю, как обработки
собственного языка и обучения племени. Я пришел к великому
князю московскому, так как ни от кого иного не могу надеять-
ся на выдачу средств для споспешествования моим намере-
ниям и для напечатания моих творений, кроме как от славян-
ского государя, каким и является великий князь московский.
Правда, я — католический священник, но я — один, занят
своей наукой и ничем не могу вредить вам» 50.
Крижанич надеялся, что когда он дерзнет все это произне-
сти, то русские люди сразу перестанут подозревать его.
42
Особенно тщательно собирал Крижанич сведения о посоль-
ствах, направлявшихся в Россию. Он заметил, что с установ-
лением мирных отношений с Польшей не только участился
взаимный обмен посольствами, но и католические монахи полу-
чили разрешение ходить через Россию в Персию для распро-
странения там католичества: Ободрило Крижанича то, что
Алексей Михайлович был совсем еще молодым государем,
«юный дух его может оказаться более нежным к восприятию
благочестивых и благородных побуждений, именно по надежде
на более долгую жизнь, в течение коей он может надеяться на
свершение своих начинаний. Ведь старики большею частью по-
тому так угрюмы, что чего они в течение долгой жизни не зна-
ли, то или не считают исполнимым, или не надеются увидеть
того» 51.
В это время Крижанич познакомился с ректором Новогруд-
ской гимназии, человеком ученым и любознательным. Тот,
узнав, что у Крижанича есть собрание латинских книг, загорел-
ся желанием купить их. На вопрос, зачем они ему нужны, рек-
тор ответил, что собирается вместе с польскими послами идти
в Москву, что составляет сочинение против православной рели-
гии в защиту унии и потому нуждается в таких книгах. Эта
встреча заставила Крижанича быть более активным в своих
попытках поехать в Россию.
И вот в это время Крижанич получил с родины письмо,
в котором говорилось, что престарелая мать его живет в бед-
ности и нищете. Зять попрекает ее куском хлеба, а родной сын,
так помогавший ей в бытность священником в Хорватии, уехал,
даже не простясь с ней. Мучимый совестью и горькими сожа-
лениями, 9 апреля 1647 г. он начал писать в Рим Рафаилу
Леваковичу большое письмо, в котором просил Конгрегацию
выделить на три года 600 скуди, причем 100 скуди из этой
суммы отослать его матери. Далее он просит Конгрегацию
освободить его от пребывания в Смоленске и, выдав 200 скуди,
разрешить поехать в Вильну, где он мог бы получить доступ
к богатой библиотеке базилианского монастыря. Одновременно
Крижанич просит рекомендовать его отцу провинциалу иезуи-
тов в Литве, направив к профессору математики учиться част-
ным образом этой науке. Остальные же 300 скуди Крижанич
просит переслать ему тогда, когда Конгрегация убедится, что
высланные ему деньги он истратил по назначению. Письмо
получилось подробным, автор трудился над ним более йедели.
19 апреля, находясь у епископа Золотого, Крижанич в его
присутствии произнес клятву на библии о верности своей мис-
сии. Заверенную епископом клятву он вместе с копиями других
своих документов отправил в Рим. Нам до сих пор неизвестно,
как ответила Конгрегация на послание Крижанича и был ли
вообще этот ответ. Правда, 4 июня 1647 г., когда епископ Золо-
той находился в Варшаве, он писал оттуда секретарю Кон-
грегации Инголи, подтвердив, что Крижанич достоин поддерж-
43
ки, «которая следует столь доброму и образцовому труженику» 52.
Ответ Инголи был послан 27 августа, но его содержания мы
также не знаем.
Летом 1647 г. произошли события, круто изменившие жизнь
Крижанича и позволившие ему достичь цели, к которой он так
стремился. 4 августа 1647 г. в Москву прибыло польское посоль-
ство во главе с киевским воеводой Адамом Киселем. Во время
переговоров русское правительство, осведомленное Дохтуровым
о мраморной доске на пустой часовне над телами Шуйских, по-
требовало уничтожения сделанной на ней надписи. Вместе с
Адамом Киселем летом 1647 г. должны были ехать в Москву
еще два польских посла — Казимир Пац и Иероним Чеханович
(Цеханович, Теханович — ?), однако по ряду причин они за-
держались. Первым в Смоленск прибыл Чеханович в сентябре
1647 г. Он стал искать в Смоленске людей, знавших русский
язык. Ему указали на двух — Александра Котовича и Юрия Кри-
жанича. Чеханович, не дожидаясь приезда другого посла — Паца,
пригласил обоих принять участие в его посольстве. Оба согласи-
лись, и 28 сентября 1647 г. Крижанич в составе этого посольства
покинул Смоленск, выехав в Москву.
Первые путешествия
Криэ/санича
Вместе с посольством Паца и Чехановича в Россию ехали
купцы с товарами. Обоз вытянулся длинной змеей: в нем
было почти 300 подвод, около 700 человек.
Отслужили молебен, и по теплому пыльному тракту обоз
потянулся на восток, к границе.
Обоз двигался медленно: опасались разбойных людей,
по слухам, «шаливших» то там, то здесь по окраинным землям.
Особенно осторожно ехали дремучими лесами, покрывавшими
тогда большую часть Смоленщины.
Кучером на повозке Крижанича оказался бывший вязьми-
тин, попавший в плен в недавних боевых действиях, да так и
прижившийся у своих родных под Смоленском. Звали его Ва-
силий. Человек он оказался разговорчивый, бывалый. Крижа-
нич решил не тратить зря драгоценного времени, пересел к нему
на облучок и принялся расспрашивать о местах, которые про-
езжали. За ту неделю, что они ехали вместе до Вязьмы, Васи-
лий многое порассказал любознательному и словоохотливому
иностранцу, так старательно выговаривавшему русские слова
и все записывавшему в свою тетрадь. Таким образом, Крижа-
44
нич многое узнал о Вязьме, находясь еще на пути к границе
Русского государства.
В свое время Василий принимал участие в строительстве
деревянной крепости в Вязьме и довольно подробно рассказал
Крижаничу о ней. Крепость была закончена к 1630 г., имела
шесть каменных башен и трое проезжих ворот. Крижанич тща-
тельно записал латинскими буквами чуждые его уху названия:
Московские ворота с башней, Духовская глухая башня, Ротвин-
ская наугольная глухая башня, Смоленские ворота с башней,
Ильинская наугольная башня, Фроловские ворота с башней.
Он долго не мог понять, что означает «глухая башня». По не-
ведению он думал, что слово «глухой» имеет только одно зна-
чение— «плохо слышащий». Но оказалось, что глухая баш-
ня — это та, что не имела сквозного проезда и прохода.
Василий не был непосредственным строителем крепости, он
работал простым возчиком, возил земляной грунт для насыпно-
го вала, на котором и была построена крепость. Он запомнил
и сообщил Крижаничу, что руководил насыпкой вала «цесар-
ския земли горододелец Хриштоп Дальгамер»; рассказал и о
размерах крепости: длинная деревянная стена — более 500 са-
жен! — окружала крепость, земляной вал имел в высоту три с
лишним сажени, да сама стена была высотой в сажень с чет-
вертью— сооружение грозное, по словам Василия, неприступ-
ное. Ведь крепость была окружена двойными стенами, проем
между ними был засыпан землей и камнями, а наверху стена
была шириной в сажень с четвертью — лошадь с повозкой сво-
бодно проезжала по ней! Башни же возвышались на три с лиш-
ним сажени над земляным валом, а проезжие ворота были в
две сажени шириной да сажень с четвертью высотой. Они за-
пирались тяжелыми дубовыми воротами: по трое стрельцов еле
справлялись с окованными железом их створками.
Василий рассказал также, что для строительства крепости
согнали крестьян дворцовых сел да посадских людей со всей
округи. Это было действительно так: царь Михаил Федорович
для ускорения строительных работ разослал по всем уездам
грамоты-распоряжения, чтобы «нашему вяземскому городовому
каменному и кирпичному делу мотчанья (т. е. задержки.—
Л. П.) не было» \
На ночь крепость запиралась и отпиралась только утром.
Обстановка на границе была тревожной, и, когда началась но-
вая русско-польская война 1632—1634 гг., Вязьма устояла в
борьбе против войск короля Владислава IV. Она осталась пер-
вым русским порубежным городом. Граница прошла в сорока
верстах западнее Вязьмы, около села Зарубежье.
К этому селу вскоре и прибыло посольство Чехановича и
Паца. Начались обычные для пограничных застав проверки.
Они продолжались почти сутки: обоз был большой, таможенни-
ки («мытные люди», как тогда их называли) тщательнейшим
образом вели перепись всех товаров, что везли в Москву куп-
45
цы. Это было необходимо для того, чтобы установить нужную
пошлину («мыто»), «дабы государевой казне убытку и поно-
шения не было»—так объяснили Крижаничу подьячие.
Крижанич провел этот день со смоленским архиепископом
Александром Котовичем, также ехавшим с этим посольством.
Котович рассказал ему, что в Московском государстве к концу
царствования Михаила Федоровича, после смерти его отца,
патриарха Филарета, началось «великое смущение». Богатые
бояре перестали считаться с царем Михаилом: он с самого на-
чала не пользовался у них авторитетом. Воеводы усилили свой
произвол на местах, казна опустела, увеличились налоги на
крестьян и посадских людей. Котович был незадолго до этого
в Вязьме и ужаснулся: после войны посад был пуст, оставшиеся
жители размещались в крепости * *.
По обычаям московского правительства иноземные посоль-
ства, как только они вступали на землю Русского государства,
полностью освобождались от всех забот в пути: и лошади,
и корм для них, и питание для членов посольства — все произ-
водилось за счет русского государя. На всем пути от границы
до Москвы были устроены так называемые «ямы», или станции,
которые обеспечивали государеву почту и посольства лошадь-
ми, питанием и ночлегом. Всем членам посольства полагались
кибитки с ямщиками, которые менялись от станции к станции.
Дороги были плохие, мосты, если они были, чинились обычно
перед самым приездом послов.
Чеханович и Пац предупредили всех, ехавших с посольст-
вом, чтобы они никуда не отлучались от своих возков при сме-
не ямщиков и строго следили за своим имуществом: среди ям-
щиков попадались и вороватые люди. Купцам, следовавшим
вместе с посольством, ни лошадей, ни корма не полагалось,
они за все должны были платить сами, поэтому при таможен-
ном досмотре приказные люди старались точно определить,
каково количество посольских и торговых подвод, чтобы не пе-
редать лишнего и не нанести тем самым ущерба царской казне.
Но вот и окончились утомительные досмотры, посольство
пересекло границу и двинулось к Вязьме. Его путь шел через
разоренные войной полупустые села и деревни: оставшиеся в
живых крестьяне бежали с польской границы. Да посольство
и не имело права ничего покупать самостоятельно по дороге,
и двое суток все питались взятыми с собой в запас продуктами.
Лишь вода была в изобилии: прошли дожди, дороги раскисли,
лошади еле вытаскивали ноги из глины. Обоз еле двигался.
Ничего заслуживавшего внимания не попадалось на глаза
Крижаничу. Но вот обоз подъехал к населенной деревне — это
было село Годуново. Казимир Пац сказал подъехавшему Кри-
жаничу, что это село в свое время было подарено русским ца-
ИЙ
* Это на самом деле так. По переписи 1645 г., в Вязьме «на посаде... тяглых...
средних людей» осталось только 4 двора, «молодчих и убогих» — 26 дво-
ров, а «самых бедных и охудалых» — 142 двора.
46
рем Иваном Грозным своему опричнику Борису Годунову, став-
шему впоследствии русским государем.
С интересом и изумлением смотрел Крижанич на деревян-
ные крестьянские избы, столь отличные от каменных построек
его родины. Село Годуново было небольшим, всего в шесть дво-
ров, из них четыре пустовали. Избы были рублены из толстых
сосновых бревен. Они стояли торцовой стеной на улицу, в стене
прорублены дверь и три окна, расположенные треугольником.
Верхнее окно, как узнал Крижанич, называлось «волоковым»:
через него выходил «волоком» дым, когда в избе топили печь.
Оно задвигалось особой, деревянной же, задвижкой. Крыша
была тоже деревянной, двускатной. Рядом с избой стоял сарай,
там хранились зерно и другие припасы и продукты. Иногда
изба и сарай соединялись между собой сенями. В глубине дво-
ра отдельно стояла баня, или «мыльня», как записал Крижа-
нич,— маленький сруб, в углу — печь-каменка, рядом с ней по-
лок * со ступенями, на которые залезали париться, в другом
углу — бочка для воды, ее нагревали, наполняя раскаленными
камнями, пар при этом заполнял всю баню. Маленькое окошко
под крышей не могло осветить почерневшие от копоти стены и
потолок. Как удивился Крижанич русскому обычаю париться в
бане! Он наотрез отказался помыться в ней, когда ему это пред-
ложили.
Наутро обоз рано, с рассветом, тронулся в путь и на третьи
сутки приблизился к большому лесу, который местные крестья-
не звали Берсеневым урочищем. Что значит слово урочище,
Крижанич так и не понял, а Берсень, оказывается, был знаме-
нитым разбойником, грабившим богатых купцов и делившим-
ся награбленным добром с бедняками. Крестьянин рассказал,
что Берсень даже сумел захватить Вязьму, только вот удер-
жать-то ее он не смог. «Было это лет сорок тому назад, когда
вор Ивашка Болотников смуту затеял, перед тем как в Вязьму
Тушинский вор пришел»,— закончил он свой рассказ, так и не
сумев объяснить Крижаничу, кто такой был Тушинский вор.
Но вот впереди засияли под солнцем маковки церквей —
Вязьма, о которой Крижанич столько уже наслышался от сво-
его возчика. Он был прав: грозно возвышалась отстроенная не-
давно крепость. По крепостной стене взад и вперед ходили
стрельцы и зорко смотрели вокруг. Посад у крепости был разо-
рен во время русско-польской войны, дома сожжены, стояло
лишь несколько церквей, да и у тех вид был обветшавший.
Выделялся на посаде лишь каменный храм. Как узнал Крижа-
нич позднее, это был Предтеченский монастырь с церковью во
имя Одигитрии с приделом Иоанна Предтечи. Крижанич был
поражен невиданной им до этого времени церковью. Ему
бросились в глаза и цветные изразцовые вставки в кирпичную
стену, и граненые барабаны глав, и резные перехваты на на-
* Полок — в бане помост под потолком, к которому с пола ведут ступени.
47
личниках окон. Рядом стоящие шатры — крайние пониже,
средний повыше,— словно богатыри, стояли на страже род-
ного города. Монастырь строили уже после войны, и Крижанич
видел, как над вратами его возводилась большая надвратная
церковь. Значительная часть церквей вокруг стояла «без
пенья», т. е. службы в них не совершались.
По Смоленской дороге обоз медленно втягивался в посад.
Проехали мимо русского гостиного двора, где была таможен-
ная изба. Там сидели «таможенные и кабацкие головы» для
сбора таможенных и кабацких денег. Тут Крижанич узнал, что
торговля водкой на Руси является монополией царя, торговать
ею разрешено только в царевых кабаках, где и собирались по-
шлины в царскую казну. Миновали лавки, кладовые, амбары.
По терпкому запаху Крижанич определил, что они проехали
мимо поварни, где варилось пиво. Впереди наконец показался
и большой гостиный Панский двор.
На Панском дворе, огороженном и строго охранявшемся,
стояли три большие избы, где и разместилось посольство,
13 обширных амбаров (в них расположились приехавшие с по-
сольством купцы) и важня (особое строение при торговых ме-
стах, где взвешивали привезенные товары, если они предназна-
чались для продажи в Вязьме). Невдалеке от Панского двора
находились лавки, скамьи и «стольцы» для торговых людей.
Горожане, прослышав про большой караван, устремились на
гостиный двор в надежде, что скоро начнется торговля.
Рядом с Панским двором ударили в колокола: звонили на
деревянной колокольне Троицкого собора, недавно переделан-
ного по распоряжению царя Михаила Федоровича 2. Крижанич,
привлеченный громким и согласным звоном колоколов, вышел
за ограду двора, огляделся. Он увидел большой дом с садом.
Из расспросов узнал, что жил здесь боярин Яков Куденетович
Черкасский, но давно уже сюда не приезжал, а дом охраняют
дворник Микифор да садовник. Остальные дома вокруг принад-
лежали стрельцам, дьякам да священникам. Прошел Крижанич
и к гостиному двору. Здесь ему показали несколько рядов: са-
пожный, мясной, хлебный, калачный, толкучий. Больше всего
народу было на последнем. Торговали чем могли и только с
рук. «Пройди, барин, купи вяземских пряничков!» — предложил
бойкий зазывала. Пряники удивили Крижанича. Он купил один
«печатный» — большой, с отпечатанным на нем изображением
диковинного зверя — и кулек мелких, россыпью. В конце сапож-
ного ряда Крижанич обратил внимание на большую избу: в ней,
как он узнал, находилась «земская изба посадских людей».
К гостиному ряду примыкали четыре «харчевные» избы, где за
полденьги кормили «рубцами» — так называлось кушанье, при-
готовленное из мясных отходов — желудка, кишок, легких
и проч. Вблизи размещались и две кабацкие избы, но туда Кри-
жаничу путь был заказан: членам посольства строго-настрого
запрещалось даже близко подходить к кабаку
48
На следующий день послы были приняты вяземским воеводой,
который приказал снабдить посольство необходимыми съестны-
ми припасами, сменить уставших лошадей и дать необходимую
в пути охрану. Тут же воевода срочно послал гонца в Можайск,
чтобы предупредить тамошнего воеводу о приближении посоль-
ства. Послы были у воеводы на приеме в особой комнате,
а членам посольства, находившимся в сенях, вынесли с поче-
том «стоялые меды». Здесь Крижанич впервые попробовал ста-
ринный хмельной напиток русских, изготовлявшийся из меда.
Заедали его пряниками. Членам посольства было разрешено
проехать по городу вокруг крепости, не выходя из карет.
В саму крепость посольство допущено не было. На Крижанича
особое впечатление произвела Ротвинская башня. Приземистая
и тяжеловесная, она молча взирала на окружавших глазница-
ми узких глубоких бойниц, наискосок прорезавших толщу мас-
сивных стен. Во время недавних боев башня пострадала, но все
равно производила грозное впечатление. Дощатая шатровая
кровля над ней была, видимо, недавно обновлена, светлые оси-
новые лемехи на кровле ясно обозначали пострадавшие во вре-
мя осады места. Высоко над башней вращался железный флю-
гер. Башня прочно вросла в землю, закрепив угловую точку
холма, круто спускавшегося в долину р. Вязьмы. Стрельцы, не-
устанно ходившие по верхней стене, зорко наблюдали за пой-
мой реки, она была перед ними как на ладони. Эта башня
охраняла крепость с севера.
Рано утром 6 октября посольство, обогнув крепость, выеха-
ло на Московскую дорогу и направилось к Можайску. Медлен-
но, словно нехотя, выползал скрипучий обоз из Вязьмы, поки-
дая этот экзотический для глаз Крижанича город остроконеч-
ных деревянных церквей, темных рубленых изб. Широко
раскинулась Вязьма у слияния двух рек—Вязьмы и Бебры.
Вдоль дороги привольно раскинулись скошенные нивы, кое-
где одинокие пахари готовили поле под зябь. Леса, перелески,
бескрайние просторы огромной русской равнины... Глаз не мог
охватить осенних пустых раздолий, уходивших за горизонты ле-
сов и полей. У Крижанича новый возчик в кибитке — угрюмый
и молчаливый ямщик, которого по воеводскому приказу оторва-
ли от крестьянской работы, велев везти иноземных гостей до
Можайска. Как ни старался путешественник поговорить с ним,
ничего из этого не вышло.
Через 40 верст первая застава на пути — село Царево
Займище. Оно расположилось на Смоленском тракте у рек Сеж
и Любигость, при переправе. Таможенная застава проверила,
со всех ли товаров взяты в Вязьме пошлины, не утаили ли чего
зарубежные купцы от зоркого ока досмотрщиков. При заста-
ве — большой постоялый двор, где посольство и переночевало.
Торговые же люди спали под своими возами на улице.
А дорога вела все на восток, на восток. Меньше стало лесов,
все больше небольшие перелесочки да урочища по оврагам.
49
Много запустевших и заброшенных после недавней войны по-
лей. Мелкие безымянные речушки пересекают дорогу, мостов
нет и в помине, приходится искать броды и медленно, с над-
садой и уханьем выволакивать из трясины тяжелые возы. По-
сольские кибитки оторвались от обоза и заспешили к следую-
щей заставе у р. Гжати — с пристанью, паромом и с таможен-
ной заставой и постоялым двором на другой стороне реки.
Большие обозы здесь не проверялись, просматривались лишь
товары местных купцов. Снова ночевка, и, хотя ночь была хо-
лодная, многие предпочли провести ее не в душной избе, а на
свежем воздухе.
Наутро же — опять нескончаемая дорога, скучные, однооб-
разные дни, скрипучие, плохо смазанные оси телег, пофыркива-
ния лошадей, понукания возниц. Крижанич вновь ехал в кибит-
ке смоленского архиепископа Александра Котовича, и тот рас-
сказал ему о приближающемся Колочском мужском монастыре.
Он был основан можайским князем Андреем Дмитриевичем в
1413 г. на месте явления иконы богородицы на р. Колочи. Мо-
настырь был богатым. Недавняя война и его не обошла сторо-
ной: были разрушены ограда и башни, сожжены две церкви.
Бежали приписанные к монастырю крестьяне, бросив на произ-
вол судьбы свои села и деревни. Многие селения превратились
в пустоши, поросли деревьями и травой.
Рассказы Котовича были очень важны для Крижанича: ведь
он ехал в Россию, чтобы лучше узнать православный обряд и
все устройство русской церкви. Поэтому он взял себе за пра-
вило: как можно больше узнавать о русских церквах и монасты-
рях, встречавшихся на его пути. В Колочском монастыре по-
сольство отдохнуло, люди помылись в монастырской бане,
принарядились: предстоял последний переход перед Можайском.
10 октября 1647 г. посольство прибыло в Можайск. Как и
Вязьма, этот старый русский город охранял подступы к Москве
с запада. Крижанич увидел прежде всего высокий, с крутыми
склонами холм, окаймленный глубокими оврагами, а на хол-
ме — могучую каменную крепость, в середине которой возвыша-
лась деревянная колокольня.
«Видишь ли ее? — спросил Александр Котович у Крижани-
ча.— В ней хранится одна из величайших святынь Можайского
княжества. В обложенном серебром и вызолоченном по краям
киоте там стоит резная, всеми глубоко почитаемая деревянная
скульптура Николы Можайского. Он изображен как верный
защитник города: в правой руке держит поднятый вверх обна-
женный меч, а в левой — условное изображение можайского
кремля в виде шестигранного цилиндра. Искусный русский
мастер вырезал эту скульптуру еще в XIV в., и с тех пор она
находится в можайском кремле. Первое время она помещалась
в надвратной Воздвиженской церкви, а затем ее перенесли в
специально для нее сооруженную Никольскую церковь. Многие
люди, у кого заболит рука или нога, приходят в Можайск, при-
50
касаются к святителю Николаю и оттого выздоравливают. Один
из священников в прошлый мой приезд в Московию рассказал
мне, что однажды великий князь московский приказал как-то
перенести образ Николая из Можайска в Москву. Так и сдела-
ли. Изображение Николы поставили в Москве в одной из церк-
вей, и что же? Наутро пришли, а церковь пуста, Никола по-
прежнему стоял на своем старом месте в Можайске!
Вот вы занимаетесь языком московитов,— продолжал Ко-
тович.— А знаете ли вы, что у русских есть интересное выраже-
ние: „За Можай загоню!44. Оно ведь связано с тем городом,
к которому мы подъезжаем. В далекие времена, в начале
XIV в., Можайск стал пограничной крепостью Московского
княжества, когда московский князь Юрий Данилович присоеди-
нил его к Москве. И выражение „загнать за Можай44 означало
выслать за пределы Московского княжества. Ну, да хватит о
прошлом. Взгляните на настоящее!»
А посмотреть было на что. Внушительно выглядел недавно
отстроенный каменный кремль, отвечавший самым строгим тре-
бованиям и военно-инженерного и архитектурно-строительного
искусства того времени. Когда он был уже построен, то соста-
витель описи 1626 г. записал: «И во всем город сделан хорош:
с башен и со стен, и из подошевных, и из середних, и из верх-
них боев битца мочно всякими бои, и стены вверху не узки —
ходить многим людям мочно» 3.
Грозно и неприступно возвышалась эта крепость на крутом
холме. При ее строительстве частично были использованы фун-
даменты старых, построенных еще при Иване Грозном укрепле-
ний. Строился кремль из кирпича и «трехпяденных тесаных
камней» известняка. Он был обелен сверху известью, потому и
производил впечатление белокаменного. На фоне темного осен-
него неба кремль выглядел особенно величественно. С востока
на запад кремль был протяженностью в 80 сажен, с юга на
север — 56 сажен, а в окружности кремлевские стены имели
321 сажень. Восемь башен укрепляли эти стены. Позднее Кри-
жанич узнал и записал названия этих башен: Кухня, Косая
стрельня наугольная, Сурино отводное колено полубашенье,
Круглая глухая наугольная, Красная круглая, Белая старая
каменная, Никольская воротная и Петровская воротная. Рас-
положены башни были на разном расстоянии друг от друга,
и высота их была разной — от 5 до 9 сажен, а толщина крепост-
ных стен — от сажени с четвертью до полутора сажен. Башни
были круглые, квадратные, восьмигранные, с зубцами и дере-
вянными кровлями в две доски, преимущественно шатровыми.
Только одна была крыта- «по-полатному», т. е. на четыре
ската.
Во все стороны от можайского кремля по оврагам раскинул-
ся посад. Как и в Вязьме, он был деревянным, сильно постра-
давшим от войн и пожаров. На посаде возвышались два древ-
них монастыря, а узкая и извилистая дорога вела к Петровской
51
башне. Мощные дубовые полотнища с калиткой для прохода
прикрывали широкую въездную арку. Ворота охранялись также
и падающей железной решеткой. В киоте, над аркой, была ико-
на Николая Можайского, как бы встречавшего и предупреж-
давшего каждого, кто вступал в кремль, что этот город нахо-
дится под его защитой.
Крижанич перебрался в кибитку Казимира Паца и попросил
его подробнее рассказать о можайском кремле. Бывалый посол
рассказал, что проект этой крепости был разработан иноземным
«палатным мастером», англичанином Джоном Талером, а стро-
ил ее стоявший во главе Приказа каменных дел Иван Василье-
вич Измайлов. Он стал не просто исполнителем проекта Тале-
ра, а по прибытии на место исправил этот проект. За три года
кремль был построен, а в 1632 г. воеводой сюда назначили кня-
зя Дмитрия Михайловича Пожарского. Это имя знал Крижа-
нич, знал он и то, что именно этот князь возглавил русское на-
родное ополчение в 1612 г., в недавней войне поляков и шве-
дов с русскими.
На одном из поворотов извилистой дороги перед Крижани-
чем открылся Лужецкий монастырь. Он стоял на высоком скло-
не Брыкиной горы. Стройный пятиглавый собор Рождества бо-
городицы выглядел скромно. Он был сложен из кирпича и об-
ращал на себя внимание «стенным письмом»; узкие окна
свидетельствовали, что собор имел и оборонительное значение.
Рядом с ним стояла невысокая колокольня. Монастырь окружа-
ла ограда. Величественные ворота с надвратным храмом были
украшены филенчатым кирпичом. Посольство разместилось не-
вдалеке от Лужецкого монастыря, на посаде. Прошла довольно
быстро обычная в таких случаях проверка путевых грамот —
и вот перед обозом вновь открылась дорога на восток. Пред-
стоял последний этап путешествия. Впереди — Москва!
Александр Котович пожалел, что нельзя было съездить в
село Борисово под Можайском, в бывшую вотчину Бориса Го-
дунова, который построил там прекрасную Борисоглебскую
церковь, а когда сел на царский престол, то приказал выкопать
большой пруд и даже соорудить крепость — Борисов городок.
Обоз вновь потянулся по Смоленской дороге. Сильно изме-
нилась местность — вокруг были подмосковные леса. Через два
дня пути послы приблизились к путевому стану Большие Вя-
земы. Как и оставшееся в стороне Борисово, это была вотчина
царского конюшего Бориса Годунова. Пользуясь своим положе-
нием при дворе и близостью к царскому дому, Годунов воздвиг
в Больших Вяземах стройную белокаменную Троицкую церковь,
а рядом с ней — высокую двухъярусную звонницу в шесть про-
летов. У бывшего здесь издавна пруда Годунов приказал на-
сыпать широкую плотину, превратив его в обширный водоем.
Став царем, Годунов построил здесь для себя загородный дво-
рец, вокруг которого был разбит прекрасный сад с редкими для
здешних мест деревьями. И дворец, и церковь со звонницей от-
52
ражались в ровной поверхности пруда. Когда Крижанич увидел
эту пышную усадьбу, сад был уже запущен, зарос бурьяном.
В стороне стояла путевая изба, где остановились послы для
проверки грамот, а Крижанич с Котовичем отправились посмот-
реть Троицкую церковь.
Она стояла перед ними, четырехстолпная, пятиглавая, радо-
стная и светлая, сверкая белизной стен. Как кружево, лежала
на них тень от резных листьев стоявших рядом кленов. Откры-
тое обходное гульбище окружало церковь и давало возможность
полюбоваться ее декоративным убранством. Не будучи право-
славным, Крижанич не рискнул войти в храм и не смог уви-
деть на фресках внутри церкви следы надписей, сделанных по-
ляками в период интервенции начала XVII в.
Стройная и высокая звонница была покрыта дощатым шат-
ром. Котович заметил, что она напоминает ему те, что он видел
ранее в Псковской и Новгородской землях.
Недолго находилось посольство в Вяземах. Его путь лежал
к подходному стану в селе Мамонове, куда оно и прибыло
13 октября. Был дан день на отдых, на приведение себя в по-
рядок. Назавтра обоз тронулся. Вот и густые кунцевские
леса; как позднее узнал Крижанич, это было заповедное место
царской охоты. Обоз взобрался на небольшую горку. Возчики,
словно по команде, остановили лошадей, сняли шапки, долго
крестились на открывшиеся впереди колокольни и церкви и от-
вешивали глубокие поклоны столице Русского государства —
Москве.
— Эта гора так и называется — Поклонная!—сказал Кри-
жаничу Александр Котович, уже знакомый с этим русским обы-
чаем.
Крижанич выглянул из кибитки. Перед ним лежал большой
город, совсем не похожий на те, что он видел в Италии, Авст-
рии, Польше. Бесчисленное множество церквей и колоколен
проглядывалось на осеннем с облачками небе. Мелодичный
перезвон колоколов как бы висел в воздухе. Так вот он, город
его мечты, заветное место, куда он так стремился!
С Поклонной горы посольство свернуло с прямой,
на Москву, дороги: ему было предопределено вступать в столи-
цу через Тверские ворота. Об этом объявили присланные к
Поклонной горе приставы: «большие люди от государя будут
ждать их». Приставы спросили также, ведом ли польским по-
слам русский посольский обычай? В посольстве люди были
опытные, уже бывавшие в Москве. Они знали, что придворные,
которые приедут встречать посольство, будут строго «оберегать
честь» русского государя: посол должен был первым выйти из
повозки и первым обнажить голову. Выяснив, что члены посоль-
ства обо всем осведомлены, приставы повели их кружным пу-
тем к Тверским воротам.
Подъезжая к ним, Крижанич увидел длинный ряд выстроив-
шихся для встречи придворных в богатых одеждах, высоких
53
меховых шапках. Рядом стояли вооруженные стрельцы, а за
ними толпились охочие до всевозможных зрелищ москвичи.
Когда послы вышли из кибиток и по обычаю обнажили головы,
к ним подошли двое встречавших от имени русского государя.
Один справился о здоровье польского короля, другой объявил,,
что они назначены провожатыми через город, их обязанность —
довести прибывших до Посольского двора и обеспечить всем
необходимым. После этого первый из встречавших осведомился,
хорошо ли посольство доехало до Москвы, а второй подвел для
послов двух оседланных лошадей — подарок от государя. От-
ныне оба посла в Москве пешком шага ступить по земле не
могли: они должны были только ездить на лошадях, подарен-
ных царем. Во время всей церемонии обе стороны стояли, не-
смотря на прохладную погоду и поднявшийся ветер, с обнажен-
ными головами. Затем послы обменялись со встречавшими ру-
копожатиями, все сели в кибитки (причем встречавшие поста-
рались сделать это первыми — первые, надели шапки и первые
вспрыгнули в кибитку!), ворота раскрылись — и посольство
въехало в столицу.
Москва в то время имела несколько оборонительных поясов,
и в начале посольство прошло Тверские ворота так называемо-
го Земляного города. Высокий, почти в три сажени, земляной
вал окружал всю Москву. На валу стояла деревянная стена с
башнями, крытыми по-русски шатром. В стене было прорубле-
но несколько широких ворот. После того как проехали послы,
стрелецкая стража проверила «путные листы» у торговых лю-
дей и впустила караван в город.
Вначале Крижанич разочаровался: вдоль дороги стояли все
те же деревянные избы, на которые он уже достаточно нагля-
делся за долгий путь, разве что они были побольше да поновее,
покрасивее украшены резьбой. Правда, чем ближе к центру го-
рода, тем все чаще стали попадаться и большие боярские дво-
ры, выходившие фасадами на улицу. Поварни, бани, сараи
размещались в глубине дворов, а сады и огороды—еще даль-
ше, в глубине участков. Крижанич был поражен обилием зеле-
ни. Сады стояли во всем богатстве осеннего наряда. Дома стоя-
ли свободно, вольготно. При богатых домах Крижанич заметил
домовые церкви, небольшие и уютные. Жилища же городской
бедноты ничем не отличались от крестьянских изб. Дома ремес-
ленников, как позднее узнал Крижанич, обычно состояли из
двух изб — зимней (теплой) и летней (холодной), соединенных
сенями. Из-за недостатка земли и ее дороговизны в городе
многие избы были двух- и даже трехэтажными.
Каменные дома в Земляном городе встречались редко. Со-
стоятельные горожане обычно низ дома делали каменным,
а верх — деревянным. Окна в богатых домах были слюдя-
ные и даже стеклянные. Крыши домов — крутые, чтобы
дождевая вода стекала быстрее, а крыша не подгнивала. Почти
все крыши были деревянными — из дранки по настилу из бере-
сты.
Но вот путь перегородила белокаменная стена. Это была
стена Царева, или Белого, города. Сложенная из подмосковно-
го камня и побеленная известью, она была украшена множест-
вом башен и зубцами. Через широкие ворота, охранявшиеся
двумя башнями, посольство въехало в Белый город. Крижанич
увидел из кибитки, что заметно увеличилось количество камен-
ных домов. Уже не только бояре, но и богатые торговые люди
ставили себе дома и амбары из камня — для предохранения
товаров от частых московских пожаров. Многие купцы, как
узнал позднее Крижанич, хранили свои товары даже в подполь-
ных помещениях каменных церквей.
Обоз двигался медленно, и у Крижанича было достаточно
времени подивиться, глядя на красоту, прочность и изящество
многих боярских палат и особенно церквей. Их окна обрамляли
богато украшенные резные наличники либо колонны с резьбой.
Дома, как правило, были кирпичными и некрашенными, а вот
наличники и узорные филенчатые кирпичи белились или краси-
лись в зеленый, голубой, синий цвета. Поэтому дома выглядели
снаружи празднично, нарядно, весело. Нередко деревянные рез-
ные галереи опоясывали их, лесенки и переходы сообщали им
живость и легкость. На иных белокаменных церквах видне-
лись цветные изразцы, а золоченые кресты и расписные, обыч-
но под цвет неба, маковки ярко блестели в лучах заходящего
солнца.
Тверская улица, по которой ехало посольство, наконец за-
кончилась Неглиненскими воротами, ведшими в Китай-город —
торговый центр Москвы. Множество лавок и торговых рядов,
для каждого рода товаров, стояло там: деревянные лавки и
стольницы, каменные амбары, погреба. Обоз приблизился к
Ильинскому торговому кварталу. Шумный и оживленный, он
жил своей жизнью, нимало не интересуясь проезжавшими ино-
земцами, глазевшими из кибиток на московский люд. В центре
торга стоял бывший Ильинский монастырь. Под самыми его
стенами шла бойкая торговля. Здесь ржали лошади, визжали
поросята, гоготали гуси; звон, стук, перебранка волнами прока-
тывались по торгу... Но ударили колокола, и, как по сигналу,
стих говор и шум, все сняли шапки и стали усердно творить
крестное знамение и кланяться, обратясь лицом к монастырю.
В Китай-городе располагались дворы многих иностранных
купцов. Посольство сначала направилось к так называемому
Панскому двору на Ильинской улице, невдалеке от Ильинского
монастыря и Лубянской площади. Панский двор иногда Ъазы-
вали и Литовским гостиным двором. На Лубянскую площадь
от Литовского двора вела широкая Гребневская улица, назван-
ная так по имени церкви Гребневской богоматери. Торговый
обоз остановился на Литовском дворе, а само посольство про-
ехало дальше, к большому Посольскому двору, тоже на Иль-
инке.
55
Этот сгоревший в большом московском пожаре 1591 г. двор
был заново отстроен специально для размещения иностранных
посольств. Крижанич увидел большой трехэтажный дом с че-
тырьмя башенками по углам, а центр здания венчала высокая
пятая башня, стройная и изящная, окруженная в три ряда,,
один над другим, балконами (так назвал их по-западному Кри-
жанич. По-русски их называли «гульбищами»). Позже Крижа-
нич удостоверился, что с них открывался великолепный вид на
расположенный вблизи Кремль и Китай-город. Комнаты По-
сольского двора были богато обставлены. Усталое, утомленное
дальней дорогой посольство ввели во двор. Ворота по москов-
скому обычаю сразу же закрыли на замок, стрельцы строго
следили за тем, чтобы члены посольства ни с кем из москвичей
не общались. Крижанича отвели в небольшую горницу. Изму-
ченный, переполненный новыми впечатлениями, он бросился на
приготовленную ему постель и сразу же заснул.
Проснувшись и умывшись из глиняного рукомоя (он был
вылеплен в виде льва, при наклоне из львиной пасти лилась
струйка воды), Крижанич отправился осматривать посольский
двор. Он имел форму замкнутого четырехугольника. Посредине
находился довольно большой двор с колодезем и воротом. В по-
сольских комнатах вдоль стен были расставлены лавки, как и
в той комнате, где спал Крижанич. Одна из комнат представ-
ляла собой большую залу для переговоров. Посреди ее стояли
длинные, крытые красным сукном столы, вдоль них — также
крытые сукном скамьи. И стены и лавки тоже были обиты сук-
ном. Комнаты, где помещались послы, были обтянуты золото-
ткаными обоями иноземной работы. На одних обоях, как до-
гадался Крижанич, изображена история Самсона, на других —
Юдифи. Перед залой и комнатами послов находились обшир-
ные сени, где, по-видимому, прогуливались участники перегово-
ров. Окна показались Крижаничу — после итальянских зда-
ний!— очень узкими и маленькими. Снаружи они забирались
коваными железными решетками да еще имели железные став-
ни. Крижанич вышел во внутренний двор.
По одну сторону дома увидел кухни. Их было три: одна —
для послов, вторая — для членов посольств, третья — для слуг.
Обширные кладовые, чуланы, погреба и проч, занимали доволь-
но много места. Все двери Посольского двора были тщательней-
шим образом закрыты, и каждая из них охранялась двумя
стрельцами-караульщиками. До особого разрешения никому
нельзя было выходить из дому. Даже если кто-нибудь из пред-
ставителей посольства заболевал, то и в этом случае с боль-
шим трудом можно было добиться разрешения на вызов ино-
странного лекаря. Свободно перемещаться по городу члены
посольства могли лишь после представления послов государю,
да и то не всегда: такое разрешение давалось с большой не-
охотой.
В первый день по прибытии к послам явился пристав из По-
56
сольского приказа, спросил, всем ли они довольны, не имеют ли
в чем нужды. Послы поблагодарили его и попросили побыстрее
организовать им прием у государя. На следующий день членам
посольства было разрешено выйти на «гульбище», устроенное в
средней башне, и полюбоваться на московский Кремль.
Поднявшись по довольно крутой лестнице, Крижанич вышел
через маленькую дверь на балкон. В ясных лучах утреннего
солнца предстала перед ним громадина колокольни, которую
русские называли Иваном Великим. Находившийся рядом при-
став охотно рассказал иноземцу, что строил сию колокольню
царь Борис Годунов, строительство закончили в 1600 г., что
высота колокольни до креста 38 7г сажени, а с крестом и того
больше — 46 сажен! Вверху была звонница, а в нижнем яру-
се— храм. Большой крест колокольни был позолочен и ярко
сиял на солнце. Рядом с этой колокольней пристав указал на
двухэтажное каменное здание Посольского приказа.
Прямо перед Крижаничем высилась кремлевская стена с
большой проездной башней, которую русские называли Фролов-
ской. Она была увенчана красивым шатровым покрытием,
а верхняя площадка украшена арками, белокаменной резьбой,
пирамидками и многочисленными изваяниями из белого камня,
которые изображали фантастических зверей. Москвичи назы-
вали эти фигуры болванами. Выполненные на западный манер,
эти фигуры вначале показались неприличными, и их одели в
суконные кафтаны, якобы для того, чтобы прикрыть наготу.
Во время пожара часть изваяний погибла, но восстанавливать
их не стали, так и оставив пустые места там, где они перво-
начально стояли. Громадные башенные часы, устроенные по
проекту «аглицкой земли часового мастера» Христофора Гало-
вея русскими мастерами кузнецами и часовщиками, удивили
Крижанича. Они отличались от виденных им ранее в Италии
башенных часов. Диск часов, укрепленный на башне, изобра-
жал небесный свод лазоревого цвета с солнцем, луной и позо-
лоченными звездами. Время показывала неподвижная стрелка
в виде солнечного луча, а вращался сам циферблат. Крижанич
с изумлением узнал, что русские делят время суток на днев-
ные— от восхода до захода солнца — и ночные — от захода до
восхода — часы. Самый длинный день в Москве длился 17 ча-
сов, поэтому на циферблате было 17 делений, обозначенных
славянскими буквами и римскими цифрами. Каждый день на
рассвете специальный часовщик устанавливал циферблат на
первое деление (первый час) — и начиналось течение дневных
часов. С закатом солнца циферблат устанавливался вновь на
первое деление — начинался счет ночных часов.
Шатровые крыши некоторых башен были уже покрыты че-
репицей, а часть башен имела лишь деревянные покрытия.
С гордостью пристав показал на Свибловскую башню, которую
так назвали из-за примыкавшего к ней со стороны Кремля дво-
ра бояр Свибловых. В этой башне поставили большой бак, вы-
57
ложенный свинцом, и установили машину для подачи воды из
Москвы-реки, которая далее по свинцовым трубам поступала
на царский двор. Поэтому москвичи позднее стали звать эту
башню Водовзводной. Башня носила следы разрушений, да и
вообще кремлевские стены сильно пострадали и от времени,
и от недавних боевых действий.
Подошло время боя часов, и Крижанич услышал перезвон
малых колоколов, а затем и гулкий звон большого колокола.
Пристав сказал, что звук башенных часов слышен на 10 верст
вокруг. Особенно тревожно, по его словам, звонили колокола
набатным звоном во время пожаров: «...в один край колокола
по-скору...».
Крижанич заинтересовался дивным храмом рядом с Фролов-
ской башней на площади.
Это был знаменитый Покровский собор, построенный при
царе Иване Грозном в 1554—1560 гг. в ознаменование победы
русского народа над Казанским ханством. Не было на Руси
ничего похожего на этот собор! Он гордо высился на высоком
сводчатом основании, на террасе крестообразной формы, и со-
стоял из девяти самостоятельных, изолированных друг от друга
церквей. Центральная— крыта шатром, а остальные имеют лу-
ковицы, все отличные друг от друга! Все девять церквей опоя-
саны галереей. Стены выложены из красного кирпича, но зато
пестрят белокаменными деталями. При царе Федоре под свода-
ми этого собора погребли московского юродивого Василия, и с
тех пор народ стал называть этот храм собором Василия Бла-
женного.
Далее внимание Крижанича привлекла каменная площадка
на площади, окруженная решеткой, вокруг которой толпились
люди, но за нее никто не заходил. У пристава он узнал, что
это — Лобное место, с которого оглашаются царские указы.
До слуха Крижанича доносился немолчный людской гомон
с Красной площади. Вся она за собором Василия Блаженного
и за Лобным местом была покрыта лавками и торговыми ря-
дами, шел оживленный торг. Сверху было видно, как толпи-
лись люди, переходя из одного ряда в другой. У пристава же
Крижанич узнал, что в Москве есть особый книжный ряд на
Красной площади, «где и писцы сидят, что заказы на книги
берут, и подьячие площадные: они любую грамотку или чело-
битную напишут! А печатные книги патриаршие продаются на
Печатном дворе, да и у моста, что к Фроловским воротам
ведет».
Так Крижанич узнал то, что очень его волновало: где най-
дет он для себя столь необходимые ему книги, против которых
он и хотел написать свое обличительное сочинение с тем, чтобы
доказать русским людям необходимость объединения восточной
и западной церквей.
Через два дня приставы сообщили послам, что царь назна-
чил время приема посольства. С утра послам были поданы
58
оседланные лошади — царский подарок, и они в сопровождении
стрельцов и своей свиты тронулись по Ильинской улице к
Кремлю. «На приезде» у царя присутствовали только послы и
дворяне свиты, всего 58 человек. Крижанича не было, конечно,
среди них, и потому он только из рассказов членов посольства
узнал о пышном приеме в Кремле, о трех лестницах, что вели
в царский дворец: по средней вводили послов «бусурманских»,
по правой — послов из христианских стран, а по левой — самых
почетных. На этот раз послов провели по правой лестнице. При
входе в палаты их встретили бояре и отвели к государю. Пос-
лы явились с подарками; приставы поднесли их царю. После
представления царю послы были отведены в особую думную па-
лату, где и начались переговоры. Послы, между прочим, проси-
ли «о чернцах и о купецких людях, чтоб им ходить по улицам
было вольно». Эта просьба была удовлетворена.
Первый свой выход в город Крижанич решил посвятить зна-
комству с Ильинской улицей, на которой и стоял Посольский
двор. Вымеряв его шагами, Крижанич подсчитал, что двор за-
нимает довольно большое пространство — около 48 сажен в
длину по улице, а поперек в одном конце 37 сажен (дальше
шел двор Ивана Панкратьева), а в другом 47 сажен (до Ивер-
ского подворья). Рядом с Посольским двором по одну сторону
стояла церковь Козьмы и Демьяна, а по другую, через пере-
улок,— большой двор Безобразова. Сразу же за церковью
Козьмы и Демьяна шел большой гостиный двор, а за ним —
торговые ряды, занимавшие и часть Красной площади, почти
до Лобного места. Овощной и Самопальный, Седельный и Но-
жевой, Иконный и Калачный — каких только рядов не было
тут!
По другой стороне улицы Крижанич отметил высокую цер-
ковь Николая Чудотворца, немного ближе к Кремлю — цер-
ковь Ильи Пророка, и опять — торговые ряды, в том числе и
книжный, куда он так стремился. Книжный ряд не был таким
шумным и бестолковым для неопытного иностранца, как дру-
гие. Здесь торг велся степенно, покупателю разрешалось пере-
листать нужную книгу, полюбоваться заставками и концовками.
От рукописных книг Крижанич сразу же отказался: московская
скоропись была трудна для чтения, и он попросил показать ему
печатные книги. За ними, оказалось, надо было идти на Печат-
ный двор на Никольской улице. Крижанич отправился туда и
увидел, что действительно в лавке торгуют книгами духовного
содержания. Однако его насторожило, что особые люди запи-
сывают, кому и какая книга была продана. Это показалось ему
подозрительным. Не желая раскрывать до поры до времени
истинной цели приезда в Москву, Крижанич не хотел, чтобы в
книге записей оставалось его имя. И, просмотрев последние
издания Печатного двора, он отправился вновь в Книжный
ряд и купил там изданную в 1644 г. в Москве книгу поучитель-
ных слов — большую, в печатный лист величиной, и весьма тол-
59
стую. Внешний вид привлекал глаз: кожаный переплет выгля-
дел солидно, книга имела застежки.
По обычаю того времени книга открывалась предисловием
и оглавлением, за которыми шел особый перечень сочинений,
которые православная церковь принимает и которые она счи-
тает ложными, еретическими, «отреченными». Для Крижанича
его приобретение было сущим кладом: он сразу получал в руки
столь нужный ему для богословских споров материал. Из пре-
дисловия Крижанич уяснил также, что книга эта напечатана
как пособие православным священникам в их борьбе с католи-
ками, лютеранами и кальвинистами, чтобы «заградить им уста,
глаголющие неправду». Далее в предисловии указывалось, что
она «государским велением и рачением учинена и напечатана»,
но ничего не говорилось о благословении издания этой книги
московским патриархом Иосифом.
Книга начиналась «Сказанием на осьмый век». Это было
истолкованное украинским полемистом Стефаном Зизанием
15-е огласительное слово Кирилла, архиепископа иерусалимско-
го, об антихристе, поэтому продавцы называли книгу Кирилло-
вой книгой. На самом же деле она состояла из нескольких
самостоятельных самых различных по тематике сочинений,
и Кириллово «слово» было лишь первым из них. В своем «сло-
ве» Стефан Зизаний старался доказать, что римский папа есть
антихрист, дьявол. Можно себе представить, какой гнев вызва-
ло это у Крижанича! Он начал читать книгу прямо в лавке,
не отходя от прилавка; затем расплатился и пошел скорее в
Посольский двор, чтобы одному, на свободе ознакомиться с
этой так ему нужной книгой.
Чтение продвигалось медленно, многих слов Крижанич не
понимал, а с расспросами обращаться опасался: как бы подо-
зрительные «московиты» не догадались, зачем он приехал в
Москву. Чтение было упорным и длительным. Крижанич нику-
да не выходил из своей комнаты, стараясь скорее разузнать,
в чем русские православные христиане обвиняют католическую
церковь. Александр Котович даже упрекал Крижанича в том,
что он гнушается его компании и нигде с ним не бывает. Од-
нажды Котович мельком упомянул, что он приглашен в один
дом, где будет московский патриарх Иосиф. Крижанич решил
воспользоваться представившимся случаем и познакомиться с
патриархом поближе. Как проходила эта встреча и о чем они
говорили, мы, видимо, никогда не узнаем. В бумагах Крижани-
ча об этом ничего не сказано, а русские официальные докумен-
ты тем более ничего не сообщают: слишком мелкой фигурой
был безвестный хорват для служилых людей Русского государ-
ства, чтобы отмечать его встречу с патриархом.
Быстро пролетело время, отведенное для переговоров, и вот
уже приставы объявили послам, что государь их жалует и хо-
чет видеть на отъезде. Отъезд был ускорен еще и потому, что
во время пребывания польского представительства в Москве
60
умер польский король, и послы заторопились на родину, опа-
саясь изменения обстановки.
9 декабря 1647 г. посольство выехало из Москвы, 11 декаб-
ря уже прибыло в Можайск, 13-го—в Вязьму, а 14-го подъеха-
ло к границе. Таможенники проверили, не везут ли посольские
люди с собой не обложенные пошлиной меха. И вот позади —
Россия, впереди — Польша. Весь обратный путь Крижанич был
поглощен чтением книги, купленной в Москве.
Возвратившись в Смоленск, Крижанич тотчас же принялся
за составление отчета о своей поездке в Москву для Конгрега-
ции пропаганды веры. Прежде всего он отметил необыкновен-
ную набожность нового русского царя Алексея Михайловича:
он до того религиозен, что посещает не только все местные,
московские церкви, но и часто выезжает на богомолье за пре-
делы Москвы, к наиболее почитаемым святыням. Далее Крижа-
нич отметил, что патриарх Иосиф позаботился о выпуске печат-
ных книг, направленных в защиту православия от влияния
католичества, лютеранства и кальвинизма. Он подробно расска-
зал о купленной им в Москве Кирилловой книге. Из отчета
видно, что он успел уже подробно с ней ознакомиться. Она со-
стоит, пишет он, из трактатов некоторых греческих проповедни-
ков, переведенных на русский язык и наполненных «самыми без-
нравственными баснями и ложными вымыслами, которые злоба
греков изрыгнула на римскую церковь такими гнусными слова-
ми, что они не могут быть приличны никакому порядочному
человеку»4. В одном из трактатов, находившихся в этой книге,
пишет далее Крижанич, греки приписывают католикам ни мно-
го ни мало, как 72 ереси! В книге несколько сочинений, про-
тиворечащих друг другу, и потому Крижанич считает, что необ-
ходимо написать подробный ее разбор и опубликовать его с той
целью, чтобы показать всю ложность греческих обвинений и
тем самым укорить и русского патриарха за то, что он прика-
зал перевести сочинения греческих авторов на русский язык и
напечатать эти переводы, хорошенько их предварительно не
проверив.
Вообще, пишет далее Крижанич, греческих православных
книг много переведено на русский язык, а вот латинские книги
на русский язык еще не переведены. А между тем именно сей-
час, когда в Москве вышла эта полемическая книга, настало
самое подходящее время для того, чтобы установить истину,
раскрыть русским людям глаза на их заблуждения и на за-
блуждения греческих проповедников и побудить их тем самым
к соединению церквей.
Отослав свой отчет в Конгрегацию, Крижанич начал ждать
ответа, но Конгрегация не спешила. Прождав безуспешно пол-
года, он, воспользовавшись приглашением гродненского митро-
полита побывать у него и рассказать о своей поездке в Москву,
отправился к нему. Находясь в Гродно, 13 июня 1648 г. Крижа-
нич пишет большое письмо секретарю Конгрегации пропаганды
61
веры, уже известному нам Франциску Инголи, в котором сооб-
щает о своем желании написать опровержение на вывезенную
им из Москвы Кириллову книгу и издать его на русском языке.
Но у него нет возможности выполнить задуманное: польский
король, как известно, скончался, митрополит польский занят
своими церковными делами, вельможи польские озабочены
непрекращавшимися пограничными инцидентами — помочь ему
некому. Главное же, у Крижанича совсем не было средств к
существованию, в том числе и на покупку нужных ему книг,
с помощью которых он намеревался написать свое опроверже-
ние. Поэтому он просит Конгрегацию либо вызвать его на два
года в Рим, обеспечив там доступ в библиотеки и наняв для
него писцов, либо назначить ему необходимое пособие, и тогда
он выполнит эту работу здесь, в Смоленске. Он был готов не
только написать опровержение, но и сам отвезти его в Москву
на рассмотрение царя и патриарха. Если же Конгрегация не
сочтет возможным выполнить его просьбу, то тогда он просит
у нее дальнейших указаний. Крижанич заключает письмо прось-
бой прислать ответ в Варшаву секретарю польского короля Лю-
довику Фантони для передачи ему: дело в том, что в Гродно
не оказалось нужных Крижаничу книг и он собрался ехать в
Варшаву и там сочинять свое опровержение5.
Это было последнее письмо Крижанича Франциско Инголи.
Тот доложил о нем Конгрегации, и она решила истребовать от
Крижанича Кириллову книгу для ознакомления с ней, отпра-
вив 1 сентября 1648 г. в Варшаву письмо с приказом переслать
книгу через варшавского нунция. Тем самым из рук Крижанича
выбивалось единственное его средство, которым он мог еще ока-
зывать на Конгрегацию хоть какое-то воздействие. Что делать?
Подчиниться приказу, как того и требовала данная им клятва?
Нарушить приказ и не выпускать книгу из рук? Крижанич вы-
бирает паллиатив: он решает сам ехать в Рим, «чтобы предста-
вить достопочтенным владыкам кардиналам важность дела и
величайшее удобство для действия»6.
Планам его не суждено было, однако, исполниться: вскоре
по дороге в Рим, в Вене, он заболел и почти год пролежал
в постели. Все это время он находился в хорватской коллегии,
которая и взяла на себя заботу о его здоровье. Когда он на-
конец поправился, то узнал, что за это время Франциско Инголи
умер, новым секретарем Конгрегации назначен Дионисий Мас-
сари. Ему 8 марта 1650 г. Крижанич и пишет из Вены большое
письмо. Он начинает опять с рассказа о купленной им в Москве
Кирилловой книге и с заявления, что считает своим долгом и
обязанностью написать на нее опровержение, показав тем са-
мым русским, как они ошибаются, доверяя грекам и не видя
истинного положения вещей; что опровержение необходимо из-
дать на русском языке и что он предлагает свои услуги по его
составлению. Далее Крижанич просит разрешения прибыть в
Рим, чтобы лично представить Конгрегации Кириллову книгу и
62
«полнее изложить еще многие мои наблюдения и то, что про-
изошло со мной при рассуждении с митрополитом московским,
так называемым у них патриархом»7. Это письмо вместе с ре-
комендательными письмами от холмского епископа и от секре-
таря польского посольства (с которым он был вместе в Москве)
Крижанич переправил с приором Феррари, ехавшим в Рим по
церковным делам и хорошо знавшим Крижанича. Однако отве-
та на него не последовало.
А между тем Крижанич уже совсем оправился от болезни,
и хорватская коллегия весьма прозрачно намекнула ему, что
пора бы подумать и о каком-либо месте: не может же она бес-
срочно содержать его! Она предоставила ему на выбор несколь-
ко мест приходских священников, каждое из которых вполне
обеспечило бы ему безбедное существование, с одним только
условием: посвятить себя полностью священническим обязанно-
стям и не тратить сил на сочинение полемических трудов про-
тив православия.
И вот в это время Крижанич узнает, что из Вены в Кон-
стантинополь должен вскоре отправиться посол австрийского
императора, которому требуется ученый священник, знакомый
с православием, для помощи в переговорах с Турцией. Во главе
посольства был поставлен важный сановник Иоганн Рудольф
Шмидт фон Шварценгорн. Цель посольства — продление пере-
мирия между Турцией и Австрией еще на 22,5 года.
Возможность побывать в Константинополе, найти там новые
книги, с которыми можно было бы вступить в полемику,— та-
кая возможность могла больше никогда не представиться Кри-
жаничу, и упустить ее он никак не хотел! Так и не дождавшись
ответа от Массари, 9 марта 1650 г. Крижанич пишет ему новое
письмо, в котором рассказывает о посольстве в Константинополь
и настойчиво просит ускорить решение его вопроса. Он вновь
предлагает Конгрегации свои услуги по обличению православ-
ного полемического сборника. Посольство в Константинополь
должно было отправиться в путь только осенью 1650 г., и Кри-
жанич готов был поехать в Рим, представить вывезенную им
из Москвы книгу и получить поддержку для дальнейших тру-
дов в избранной им области.
И на это письмо ответа Крижанич не получил. 7 мая 1650 г.
он пишет еще одно письмо, адресуя его на этот раз самому
префекту Конгрегации. Он вновь излагает существо дела, сооб-
щает, что желал бы написать полемический труд, подобный
тем, что написал ученый иезуит, самый выдающийся полемист
контрреформации Роберт Беллармин. Крижанич читал и глубо-
ко чтил лекции Беллармина о главных пунктах различия меж-
ду римско-католическим и другими вероисповеданиями. Трехтом-
ный труд его лекций, изданный в 1581 —1593 гг., Крижанич
тщательно изучил, находясь в коллегиуме св. Афанасия. Но и
отсылка к Беллармину не помогла. Ответа не было. И тогда
он принимает предложение австрийского посла и дает согласие
63
на включение его в состав посольства. Свита у барона фон
Шварценгорна была довольно большой—150 человек. Крижа-
нич получил место капеллана (личного священника Швапиен-
горна) и «итальянского секретаря». 21 сентября 1650 г. послу
были вручены верительные грамоты австрийского императора.
Пасмурным утром 30 октября посольство двинулось в путь,
который лежал через области, пострадавшие от недавней Трид-
цатилетней войны. В этих местах незадолго до проезда посоль-
ства было несколько вспышек чумы, поэтому посольство, осте-
регаясь, нигде не останавливалось и не задерживалось, стре-
мясь скорее достичь Дуная. Они встретились с ним у города
Коморна, стоявшего у слияния рек Дуная и Вага, на востоке,
острова Шют. Довольно высокая гора Уй-Сень господствовала
над городом. Она соединялась с ним понтонным мостом. Боль-
шая церковь во имя св. Андрея и церковь св. Иоанна, оживлен-
ный рынок да старая крепость, построенная еще в XV в.
венгерским королем Матеем Корвиным и к тому времени
полуразрушенная,— вот и все, что запомнилось Крижаничу.
4 ноября 1650 г. посольство погрузилось на суда и отпра-
вилось вниз по Дунаю. Наступило самое отрадное время путе-
шествия. Подгоняемые ветром, баркасы легко плыли мимо зеле-
ных берегов, изредка приставая к ним, чтобы запастись свежей
провизией. Воду брали прямо из Дуная. Кончились коренные
австрийские земли, посольство вступило в Венгрию и сделало
большую остановку у города Гран. Он стоял на правом берегу
Дуная, у впадения в него реки Гран. Крижанич воспользовал-
ся остановкой, чтобы сходить в архиепископский дворец, сла-
вившийся в ученом мире ценной библиотекой и не менее бога-
той картинной галереей. Но нужных для себя книг он там не
обнаружил. Этот весьма древний город был колыбелью христиан-
ства в Венгрии, а гранский архиепископ считался старшим во
всей Венгерской земле.
Закупив необходимые продукты, посольство двинулось
далее в путь, и 27 ноября баркасы уже причаливали к приста-
ням Пешта. Через этот город, широко раскинувшийся на левом
берегу Дуная, пролегал один из главнейших международных
путей того времени — в Константинополь и Салоники. После
покорения османами большей части Венгрии в Пеште жил
османский паша, управлявший страной. Расположенный в низи-
не, Пешт был огражден со стороны Дуная высокими валами,
предохранявшими низкий левый берег от затопления во время
паводка. Правый берег реки, наоборот, был возвышенным, там
располагался город Буда.
Переночевав в Пеште и полюбовавшись горячими источни-
ками, около которых толпились жаждущие исцеления больные,
посольство отплыло дальше вниз по Дунаю и 7 декабря достиг-
ло Белграда. Пока Крижанич ехал по австрийским и венгер-
ским землям, он не особенно интересовался городами и селени-
ями, но, когда прибыл в родной и близкий каждому славянину
64
Белград, сердце его трепетно забилось, и ожидание встречи с
главным сербским городом наполнило Крижанича чувством
гордости. На высоком утесе издалека была видна мощная кре-
пость, внизу располагался сам город, также укрепленный сте-
нами. Недалеко от причалов размещались старинные рынки.
Белград находился в то время под властью османов, их тамо-
женники провели строгий досмотр всего каравана, опасаясь
провоза оружия.
В Белграде посольство распрощалось с удобными баркаса-
ми: дальнейшее их путешествие продолжалось уже сухим путем.
22 декабря прибыли в сербский город Ниш — мощную крепость
на реке Нишаве. Город также был под властью османов. Мно-
гочисленные мечети, перестроенные из христианских церквей,
и минареты делали его чужим и далеким. Рядом с Нишем,
близ селения Татарина, возвышался курган, состоявший, по
преданиям, из костей и черепов сербов, павших в боях с
османами.
Дальше дорога шла вдоль Нишавы. 27 декабря посольство
прибыло в город Пирот, расположенный на этой реке. Здесь
австрийские послы запаслись местными коврами, высоко ценив-
шимися в Турции. Они везли их в подарок турецким пашам.
Пирот был последним сербским городом на пути Крижанича.
Покинув его, посольство вступило на болгарские земли, также
находившиеся в то время под властью османов.
28 декабря 1650 г. прибыли в Софию. Расположенная почти
в центре Балканского полуострова, София лежала на пере-
крестке важных торговых путей, широко раскинувшись на низ-
ком склоне горы Витоша, на берегу реки Бояны. Старый город
с кривыми улицами, с шумным базаром сразу привлек к себе
внимание Крижанича, который находил много общего в по-
стройке здешних домов со зданиями своей родины. Именно здесь,
в Софии, у Крижанича впервые возникла мысль о близости
и — больше! — о братстве всех славянских народов. Он при-
слушивался к звучному и плавному болгарскому языку, срав-
нивал его с родным хорватским, находил много общих корней.
Крижанич попытался даже говорить с местными жителями и
убедился, что те при помощи мимики и жестов в общем-то по-
нимают его! Внимание Крижанича привлекли и турецкие слова,
вошедшие в болгарский язык. Он удивился, узнав, что и в хор-
ватском языке их тоже достаточное количество.
Новый, 1651 год посольство встретило уже в болгарском
городе Пловдиве, который османы переименовали в Фиелибе.
Город этот у реки Марицы находился на пути из Болгарии и
Валахии в Константинополь. Посольство остановилось в боль-
шом караван-сарае, построенном османами. В Пловдиве при-
чудливо перемешались христианские церкви и мусульманские
мечети. Болгары, греки, цыгане — полное смешение языков и
народов. Город шумный, пограничный, он, казалось, равно при-
надлежал и Европе, и Малой Азии, и Востоку, и Западу.
65
Дальше путь посольства лежал по долине Марицы к городу
Адрианополю (османы называли его Эдирне), лежавшему в;
древней Фракии. Основанный императором Адрианом, он был
завоеван османами. Они основали здесь свою резиденцию после
завоевания Фракии и правили отсюда страной вплоть до
1453 г., когда овладели Константинополем и перенесли туда
свою столицу. Адрианополь разместился у долины сразу трех
рек — Марицы, Тунджи и Арды. Высокие горы опоясывали его
со всех сторон. Крижанич подивился на величественную мечеть
Селимы, окруженную высокими минаретами. Главный купол
мечети поддерживали высокие порфирные колонны. Большой,
по-восточному шумный рынок дал возможность посольству за-
купить все необходимое и отправиться в путь к конечной цели
своего путешествия — Константинополю.
Ехавший в посольстве ученый викарий, специалист по ту-
рецким вопросам, охотно рассказал Крижаничу все, что знал
об этом знаменитом городе, столь же известном в истории, как
Рим или Афины. Как только ни называли его! Византион,
Византия, Новый Рим, Царьград, Константинополь, Фарум,
Стамбул. Каждый народ давал этому городу свое имя. Распо-
ложенный у бухты Золотой Рог, город занимал выгодное гео-
графическое положение. Много раз он переходил от одних
завоевателей к другим. Греки и персы, римляне и крестоносцы,
наконец, османы поочередно властвовали в нем.
Султан Магомет II провозгласил Константинополь столицей
империи. Многие христианские здания были разрушены или
перестроены в мечети. Такая судьба постигла и самое величе-
ственное здание бывшей Византии — собор св. Софии, который
превратили в мечеть, окружив его минаретами. Крест замени-
ли вызолоченным полумесяцем, изображения святых были за-
крашены или затянуты холстом, так как мусульманская рели-
гия не позволяла иметь в мечетях изображений человека-
Рядом с собором были выстроены гробницы, в которых нахо-
дились останки султанов, их жен и принцев крови.
15 января 1651 г. посольство достигло Константинополя.
Город ошеломил Крижанича неимоверной пестротой, кривыми
и грязными улочками, острыми запахами гниющих фруктов и
овощей, криками разносчиков, молитвами муэдзинов. Это были
муллы при мечетях, произносящие с минаретов призывы мусуль-
манам к молитве. Посольство разместили на специальном дворе.
После представления посла султану членам посольства было
разрешено свободное передвижение по городу. Крижанич по-
пытался было проникнуть в книгохранилища при крупных хри-
стианских церквах, но не нашел для себя ничего нужного:
грамотных и сведущих библиотекарей не было, муллы хрис-
тианской литературой не интересовались, а православные свя-
щенники больше всего были обеспокоены распространением в
Константинополе кальвинистского и лютеранского учений. Они
даже обратились 23 февраля 1651 г. за помощью к австрийско-
66
му послу, и тот рекомендовал им публично осудить с церковной
кафедры («предать анафеме») кальвинистов и лютеран. Они
так и сделали. Крижанич был послан фон Шварценгорном в
церковь, присутствовал при этом и официально подтвердил
послу, что «кальвинисты, лютеране и другие, ближе к ним
самим примыкающие секты, были торжественно анафематство-
ваны, отторгнуты и отлучены, и об этом прибавлено было так-
же на публичной проповеди»8.
Настойчиво и упорно искал Крижанич нужных ему сведу-
щих людей, но в чужом городе, не зная языка, разыскать их
было трудно. Правда, в своих более поздних сочинениях он от-
мечает, что сумел-таки познакомиться в Константинополе с
«ученым человеком». Это был грек-переводчик Никусий Пана-
гиот, имевший у себя «ветхие арабские книги», содержавшие
якобы пророчества о судьбах Турецкого царства9. Вот и все,
что нам известно о пребывании Крижанича в Константинополе.
Выполнив свою миссию, посольство фон Шварценгорна
13 марта 1651 г. отправилось в обратный путь той же дорогой
и около 20 мая 1651 г. прибыло в Вену. Крижанич надеялся
на то, что по приезде в Вену он получит наконец письмо от
секретаря Конгрегации, к которому писал еще в прошлом году,
но его надежды были напрасны: ответа не было. Хорватская
коллегия в Вене наотрез отказалась от дальнейшего его содер-
жания, жить было негде, и Крижанич решился выехать в Рим
без официального вызова. Приехав в Рим, он остановился в
Иллирийской конгрегации св. Иеронима.
Иллирийская конгрегация была учреждена римской церко-
вью в память св. Иеронима, выходца с Далмацкого побережья,
из Иллирии. Земляк Крижанича и его соученик по венской
хорватской коллегии Николай Филиппович помог Крижаничу
вступить членом в эту коллегию. 10 ноября 1652 г. он, «быв-
ший каноник Загреба», был в нее принят. Крижанич стал уси-
ленно заниматься литературным трудом. Прежде всего он
решил полностью перевести на латинский язык вывезенную им
из Москвы Кириллову книгу. Первый том перевода он закон-
чил через четыре года и с удовлетворением поставил в конце
работы отметку: «Рим, 31 июля 1656 г.». В этот том вошли
анонимный трактат «О римском отпадении, како отступиша от
православные веры и св. церкви»10, «О латинских ересях»,
«Слово Максима Грека против латинян» и другие сочинения.
Крижанич сумел добиться, чтобы некоторые кардиналы
ознакомились с его трудом. Кардиналы Бранкаччио и Лука
Австений были о нем весьма высокого мнения. Они настояли
на том, чтобы перевод Крижанича был передан в Ватиканскую
библиотеку. Но в то же время Крижанич не произвел на Кон-
грегацию пропаганды веры нужного впечатления. Так, иезуит
Массари говорил о нем, что «это голова сумбурная и экстра-
вагантная до невозможности» и.
67
Что мы можем еще рассказать о римском периоде жизни
Крижанича? Нам известно, что он принимал самое непосред-
ственное участие в деятельности конгрегации св. Иеронима: его
имя постоянно упоминается в актах конгрегации с февраля
1652 г. по 24 апреля 1656 г. Именно в это время между чле-
нами конгрегации возник спор: можно ли принимать в конгре-
гацию краинцев (т. е. словенцев) и могут ли они вообще зани-
мать должности каноников? Крижанич горячо выступил в защи-
ту прав словенцев, доказывая, что они — славяне, что их язык
тоже следует отнести к числу славянских. Важно отметить, что
уже в это время Крижанич, помимо глубокого изучения бого-
словских вероисповедных вопросов, касающихся различий между
западной и восточной церковью, все больше начинает интере-
соваться проблемами единства славян.
В 1656 г. в Риме вышли в свет две книги Крижанича.
Одна из них носила название «Новый способ сочинять музыку
с удивительной легкостью»12, а другая представляла собой
ученый труд, предназначенный к защите, о чем свидетельство-
вал ее заголовок: «Знания о музыке, совершенно новые и никем
прежде не изданные, предназначенные к защите Георгием Кри-
жаничем на академическом диспуте»13. Обе книги не были
замечены критикой. О них стало известно лишь в наши дни,
когда им были посвящены специальные работы И. Голуба14.
Но занятия церковной музыкой не могли отвлечь Крижани-
ча от давно лелеемой им мечты — вновь побывать в Москве.
Интерес к славянской тематике и надежда на вторичное
путешествие в Москву оживились у Крижанича, когда он узнал,
что в Италию прибыло посольство от русского царя. Во главе
его находились стольник И. И. Чемоданов и дьяк Алексей Пост-
ников. Они приехали в конце 1656 г. в Ливорно, а в январе
1657 г. через Флоренцию — в Венецию и имели аудиенцию у
дожа Бертуччио Валерия. Это посольство было прислано в
ответ на просьбу венецианского дожа послать донских казаков
против османов, с которыми Венеция тогда воевала 15. Русское
посольство объявило, что послать донских казаков Россия не
сможет, так как продолжается война с Польшей, в которой
казаки сражаются вместе с русскими войсками. Мало того,
Россия сама просила у Венеции денежный заем для ведения
этой войны. Венеция отказала, сославшись на денежные за-
труднения.
Узнав все это, Крижанич выехал в Венецию, но сумел ли
он там повидаться с членами посольства и переговорить с ними,
мы не знаем. В документах посольства ничего не говорится о
том и имя Крижанича не упоминается 16.
Возвратившись из Венеции в Рим, Крижанич познакомился
с очень интересным и необычным человеком — Иоганном Кара-
муэлем. Этот люксембургский дворянин происходил по матери
из известной в Чехии фамилии Лобковичей. Он прожил бур-
ную жизнь: был попеременно солдатом и инженером, интендан-
68
том и аббатом. Занимался математикой, философией, богосло-
вием, химией и алхимией. Оставил после себя более 200 работ
по всем областям науки. Папа Александр VII пригласил Кара-
муэля в Рим, посвятил его в епископы (сначала в Витербо,
а затем в Виджевано). Крижанич бывал в его доме, часто
беседовал с ним, о чем и рассказал позднее в своей «Истории
о Сибири» 17.
Неугомонный Крижанич вновь поднимает перед Конгрега-
цией пропаганды веры вопрос о посылке его миссионером в
Москву. 1 октября 1657 г. решение Конгрегации об этом состоя-
лось, но выполнено не было: 26 января 1658 г. папа приказал
ему оставаться в Риме и заниматься составлением полемиче-
ских трактатов. Ему назначили за выполнение этого задания
и небольшое содержание — 6 скуди в месяц.
Казалось бы, судьба его устроена, но как раз в это время,
в 1656 г., в Шлезвиге вышло второе, дополненное издание из-
вестной книги Адама Олеария «Подробное описание голштин-
ского посольства в Московию и Персию в 1633, 1636 и 1638 гг.».
Крижанич познакомился с этой книгой в 1657 г., с удивлением
и радостью прочитав в ней следующие строки: «Теперь же весь-
ма многие из русских с одобрения государя и патриарха
желают, чтобы дети их обучались греческому и латинскому
языкам. Уже учреждена подле патриаршего двора греко-латин-
ская школа, состоящая под управлением одного ученого грека
по имени Арсения»18. Следовательно, решает Крижанич, мос-
ковскому царю нужны преподаватели и греческого и латинско-
го языков, а он владеет и тем и другим. Так не настала ли
удобная пора для поездки в Россию? Он вновь обращается в
Конгрегацию пропаганды веры, ссылаясь на то, что «распро-
странились слухи, что в Москве открываются философские
школы». Крижанич «обратил внимание его святейшества, что
было бы своевременно отправить туда посла, с которым он вы-
звался ехать в качестве толмача». Однако «его святейшество
ответил, что следует подождать более спокойного времени» 19
Решение папы отрезало все пути к официальному разреше-
нию на поездку в далекую Россию. Но Крижанич не останав-
ливается. Он покупает на свою скудную пенсию книгу Адама
Олеария (позднее мы узнаем, что он привез ее с собой в Моск-
ву, а из Москвы — в Тобольск, место своей ссылки, где ее
отобрал у него воевода Годунов) и твердо решает воспользо-
ваться ближайшим же посольством в Москву, с которым он мог
бы добраться до далекой северной столицы. Он собирает, где
только может, сведения об этих посольствах и вдруг узнает,
что в Вене находятся послы московского царя. Это были столь-
ник Я. Н. Лихарев и дьяк Иван Песков, выехавшие из Москвы
25 марта 1658 г. и прибывшие в Вену 18 сентября того же
года. Они остановились в гостинице Золотого быка, располо-
женной недалеко от хорватской коллегии, столь знакомой Кри-
жаничу. Он приезжает в Вену. Мы не знаем, встречался ли
69
Крижанич с членами посольства и говорил ли с ними: сохра-
нившиеся посольские дела ничего не сообщают об этом.
2 декабря 1658 г. посольство выехало из Вены и 24 декабря
прибыло в Краков. Скорее всего, Крижанич выехал вместе с
ними. О жизни Крижанича в Кракове мы ничего не знаем.
После Кракова, когда посольство решило возвращаться в Моск-
ву через Силезию и Саксонию, Крижанич, по-видимому, при-
нимает решение самостоятельно добираться в Москву кратчай-
шим путем — через Словакию (она входила тогда в состав
Венгрии).
Пребывание Криз/санича в Москве
Мы не можем с точностью и полной достоверностью расска-
зать, как, какими путями и способами добирался на этот
раз Юрий Крижанич до Москвы. Скорее всего, он примкнул
к какому-нибудь торговому каравану. Позднее, уже в Моск-
ве, в Посольском приказе, Крижанич говорил, что путь его был
«на Цесарскую землю (т. е. Австрию.— Л. П.)> на г. Вену, из
Вены Цесарскою и Венгерскою землею — на польские города».
Первым большим польским городом, который проехал Крижа-
нич, был Пшемысл (Перемышль), из него путь лежал на Львов.
Древний прекрасный Львов покорил Крижанича красотой
величественных храмов, богатством книжных сокровищ на всех
языках мира, особой пленящей прелестью узких улочек и широ-
ких площадей. В городе в 1574 г. русский первопечатник Иван
Федоров издал прекрасно оформленный «Апостол», здесь же он
и умер. Крижаничу рассказали, что во Львове имеется само-
стоятельная типография Львовского братства, подчиняющаяся
непосредственно константинопольскому патриарху и печатаю-
щая не только богослужебные книги, но и антиуниатские по-
лемические сочинения. Именно эти книги интересовали Крижа-
нича, поэтому он решил задержаться во Львове и ознакомиться
с ними.
Он разыскал типографию и лавку при ней, подивился на
купол Успенской церкви с гербом Русского государства и
надписью на куполе: «Пресветлый царь и великий князь Мос-
ково-России Федор Иванович был благодетелем церкви». В го-
роде существовало много православных церквей. Во время
недавней освободительной войны украинского народа 1648—
1654 гг. Львов находился в самой зоне боевых действий, но
Богдан Хмельницкий, вождь украинского казачества, щадил
этот город, старался не подвергать его военной опасности «для
того, что там... много православных христиан» 4.
70
Но еще больше было во Львове католических костелов, сре-
ди которых особо почитались костелы Марии Снежной и Иоан-
на Крестителя. Взгляд Крижанича останавливался то на низ-
ких, приземистых, сложенных из дикого камня Пороховой
башне и городском Арсенале, то на высоком Латинском собо-
ре. Город, в котором, как позднее писал Себастьян Кленович,
«башни шпилями достают до туч до синих, здания тянут крыши
свои до поднебесья» 2, приковывал к себе внимание разнообра-
зием архитектурных стилей, богатством каплиц (небольших
Рис. 1. «Путно описание от Львова до Москвы» (начало).
церквей при соборах). Крижаничу охотно указали на одни
из самых выразительных — каплицы Боимов и Замойских.
Но главное внимание Крижанич уделил, конечно, книжным
богатствам Львова. Он приобрел здесь многие нужные ему кни-
ги, взяв их с собой в дальнейшее путешествие. Его путь лежал
на Дубну и Корец — небольшие местечки, сильно пострадав-
шие во время недавней освободительной войны украинского
народа. В своем «Путном описании от Львова до Москвы в
1659 г.» Крижанич так и записал: «...видит се великие пущи,
гди земля спустошена лежит... испустошило се ест велми много
градов»3 (рис. 1).
Крижаничу пришлось много общаться с местными жителями.
Певучая украинская речь вновь напомнила ему родной язык,
и на этот раз подивился он близости славянских наречий и
говоров. Его путь лежал через небольшие местечки и села. Все
они были расположены либо у рек, либо у больших прудов.
Бескрайняя земля, благодатная черноземная пашня была по-
крыта еще снегом, но уже начинало подтаивать, приближалось
бурное весеннее половодье. 17 февраля 1659 г. Крижанич
достиг Лисянок, в начале марта был в Борзые, а затем в
Переяславе — большом украинском городе на его пути.
В конце XVI в. Переяслав был пожалован польским королем
Стефаном Баторием во владение крупному украинскому магна-
ту киевскому воеводе В. К. Осторожскому, который построил
здесь на высокой горе замок. Но во время освободительной
войны украинские повстанцы разрушили и замок, и построен-
ный недавно иезуитский костел, и коллегиум, так что надежды
71
Крижанича познакомиться с библиотекой коллегиума не оправ-
дались. Во время этой войны Переяслав был центром Пере-
яславского полка, именно через этот большой город шли дороги
в Москву. Крижаничу показали в Переяславе двор, принадле-
жавший Богдану Хмельницкому. В нем Хмельницкий вел пере-
говоры с русским гонцом В. Михайловым о воссоединении
Украины с Россией. Побывал Крижанич и на площади, где
8 января 1654 г. состоялась знаменитая Переяславская рада;
увидел он и Успенский собор, где совершилось богослужение
после решения о воссоединении Украины с Россией, и незавер-
шенное еще строительство Михайловской церкви.
Здесь Крижанич впервые посетил православную церковь,
где слушал литургию, и вышел из нее совершенно разбитым
от долгого неподвижного стояния на ногах. Ему, привыкшему
к католическому богослужению, которое совершается сидя, было
трудно понять, как это во время православного богослужения
священник много раз возглашает «Господи, помилуй», а моля-
щиеся стоят неподвижно.
Следующим крупным городом на украинской земле, куда
прибыл Крижанич уже в апреле 1659 г. и где он прожил почти
полгода, стал Нежин. Это был один из старых городов 4, лежав-
ший на давнем пути Львов—Киев—Москва. В 1618 г. по Деу-
линскому перемирию Нежин отошел к Польше и был включен
в Киевское воеводство. Польское правительство собиралось
превратить Нежин в один из форпостов на границе с Россией.
В 1625 г. Сигизмунд III дал ему магдебургское право, в резуль-
тате чего город стал быстро расти, в нем ускоренно начало раз-
виваться ремесленное производство. Одновременно польская
шляхта и католическая церковь усиленно насаждали католи-
цизм, пренебрегали украинскими обычаями, запрещали вести
деловые переговоры на украинском языке. Жители Нежина под-
нялись на борьбу за свои права.
Весь путь от Переяслава до Нежина Крижанич проехал с
одним из участников освободительной войны 1648—1654 гг.—
казаком Лёвкой, который воевал в Нежинском полку сначала,
в 1648 г., под Кодаком, а затем, в 1651 г., на южных рубежах
Украины. В 1653 г. Лёвко был вместе с нежинским полковни-
ком И. Золотаренко, когда он в Чернигове заявил посланнику
русского царя И. А. Иванову, что весь украинский народ меч-
тает воссоединиться с Русской землей. Находился Лёвко и на
Переяславской раде 8 января 1654 г., а 24 января он вместе
со всеми казаками на площади г. Нежина около соборной церк-
ви присягал на верность Российскому государству5. Когда же
польские войска вновь вторглись на Украину, Лёвко продол-
жал службу в Нежинском полку, который по приказу Богдана
Хмельницкого вел бои за освобождение Белоруссии и Смолен-
щины.
Этот бывалый и опытный воин много рассказал Крижанш
чу о Богдане Хмельницком — о «батьке Хмеле», как любовно
72
звали его казаки. Он спел Крижаничу народную думу о похо-
ронах Богдана Хмельницкого:
То не чорни хмари ясне сонце заступали,
То не буйни витри в темним лузи бушевали:
Казаки Хмельницкого ховали,
Батька своего оплакали...
С горечью рассказал он о смерти Богдана Хмельницкого и
с негодованием — о новом казачьем гетмане Иване Выговском,
который вновь попытался поставить Украину в зависимость от
шляхетской Польши, усилить феодально-крепостнический гнет.
Когда польские войска вошли на украинские земли, Лёвко
вместе с Нежинским полком поспешил на помощь переяслав-
скому полковнику Цыцуре и оборонял Нежин от польских
войск, не пустив их в город. Вместе с другими полками (Пере-
яславским, Черниговским, Лубенским) Нежинский полк высту-
пил против Выговского. Изгнанный восставшим народом, Вы-
говский бежал в Польшу. Новым гетманом был избран сын
Богдана Хмельницкого Юрий.
По дороге в Нежин произошла еще одна встреча: Крижани-
ча нагнал некий Софоний, назвавший себя митрополитом Фи-
липпа и Драмы (Македонская епархия). Софоний ехал на Русь
для сбора милостыни, но не имел для этого соответствующих
грамот. Нуждаясь в попутчике, который бы знал русский язык,
он стал уговаривать Крижанича поехать с ним, а чтобы усыпить
бдительность пограничных таможенных застав,— сочинить под-
ложные грамоты якобы от имени патриарха Иоаникия — «по
общим нуждам церковным». Вначале Крижанич решительно
отказался. Потом образец такой грамоты он, действительно,
сочинил, но оформлять ее как документ не стал и в Москву
вместе с фальшивым посланцем патриарха Иоаникия не поехал.
Но вот впереди показался Нежин. Вольготно раскинулся он
у реки Остер, небольшие озерца и болота у въезда в город
поросли камышом и ивами. В самом городе Крижанич увидел
древнее укрепление — осыпавшийся земляной вал, при нем
замок, имевший продолговатую форму и четыре выезда: Киев-
ский, Крутицкий, Черниговский и Глуховский. На посаде все
дома были окружены садами и огородами, город утопал в зеле-
ни. Снова с болью вспомнил он свой родной благодатный край:
как далек он был от него!
Лёвко посоветовал Крижаничу остановиться у известного
протопопа Максима Филимоновича (впоследствии он стал
епископом Мефодием). Протопоп Максим охотно приютил у
себя ученого иноземца, много и часто беседовал с ним. Будучи
горячим сторонником воссоединения Украины с Россией, прото-
поп постарался внушить и Крижаничу мысль о громадном зна-
чении Москвы и русского народа, Русского государства для
национальной независимости украинцев. Крижанич был еще в
73
Нежине, когда во время несчастной для России Конотопской
битвы 28 июня 1659 г. поляки и призванные Выговским крым-
ские татары побили до 30 000 воинов московского войска да око-
ло 5000 взяли в плен6. Именно в это время Крижанич впервые
выступил с призывом к украинцам, «что лутче им было служить
вам, великому государю, неже польскому кралю»7. Письмен-
ное воззвание к украинцам (он называет их, как было принято
в то время, черкасами), составленное в форме обращения безы-
мянного казака, представителя всего украинского народа, Кри-
жанич передал «тамошним начальникам Филиппу и Романов-
скому писаром и Максиму протопопу. И как минула осада
(т. е. Конотопская битва.— Л. П.), они то письмо на своих съез-
дах чли и хвалили и ко твоему пресветлому царству крепилися
во вере»8 — так пишет сам Крижанич в своей челобитной царю
Федору Алексеевичу в 1676 г.
В послании Крижанич перечислял те тяготы, которые ка-
заки испытывали от польско-шляхетского государства: оно
наводняло Украину наемными немецкими войсками, содержа-
ние которых ложилось на плечи казаков. Польская шляхта
прибирала к рукам казацкие земли и жестоко мстила за при-
чиненный ей во время войны урон. Казакам угрожало закрепо-
щение, так как Польша намеревалась сократить число вольных,
так называемых реестровых, казаков. Перечисляя все это,
Крижанич добавлял, что союз казаков с Польшей приведет к
многолетней кровопролитной войне с Россией. Этот союз заста-
вит казаков «во вики на Москву, на царство наше Русское
православное, с нами однородное и одновирное, воевати да
кровь невинную розливати» 9.
Горячо и убедительно доказывал Крижанич казакам, что
первая присяга русскому царю, данная ими на Переяславской
раде, имеет большую силу, чем та, которую дали польскому
королю послы Ивана Выговского: «Цару присягали вси мы,
казаки, вси городы, полки и начальники, опчено, свидомо, радо-
вольно, а королю присягали сами послы»10. Следовательно,
утверждал Крижанич, их присяга не имеет той силы, которую
имело решение всенародной Переяславской рады. Убеждая ка-
заков, Крижанич старался подтвердить свою мысль ссылкой на
бога, который сказал: «Из братов ваших сотворите себе госпо-
даря» ll. Если же казаки склонятся к польскому королю, то
они тем самым нарушат божью заповедь, ибо будут жить под
властью человека из чуждого им народа.
Когда переяславский полковник Тимофей Цыцура послал
сотню казаков во главе с сотником Никифором Царенко для
очистки Нежина, Чернигова и других городов от «польских
застав», то Крижанич, узнав об этом заранее от протопопа
Максима, стал ждать дальнейшего развития событий. Казаки
захватили внезапно город, и Нежин стал первым городом на
Украине, отринувшим Выговского и присягнувшим на верность
Москве.
74
Весть о Конотопской битве дошла до князя А. Н. Трубецко-
го, стоявшего с царским войском в Путивле. Он собрался уже
выполнить царский указ и отойти к Севску для защиты Москвы
от возможных атак со стороны И. Выговского и его союзников,
но не прошел и 10 верст, как его нагнали вестники из Нежина,
посланные протопопом Максимом и полковником Василием
Золотаренко. Вестники от имени всех жителей города Нежина
били челом царю, каялись в своих винах и просили, чтобы
государь пожаловал, велел «быти им под своею великого госу-
даря самодержавною высокою рукою в вечном подданстве по-
прежнему» 12. Переход Нежина на сторону Москвы повлиял на
ход военных действий: вскоре вся Левобережная Украина вновь
присягнула на верность московскому государю.
Как раз в это время в Чигирине хоронили убитого в бою
Ивана Никифоровича Золотаренко, брата Василия Золотарен-
ко, нежинского полковника. Василий Золотаренко имел в Нежи-
не большой амбар с крепкими запорами и цепями, где хранил
захваченные казаками во время боев военные трофеи. На со-
бранные Иваном Золотаренко богатства Василий Золотаренко
начал строить большую церковь во имя св. Николая. Образ
св. Николая, захваченный казаками в Литве, он прибил над
дверью построенной им церкви. И Василий Золотаренко, и про-
топоп Максим посылали многократно к А. Н. Трубецкому по-
слов с просьбой о том, чтобы их скорее приняли в подданство
русскому государю. Наконец 1 сентября 1659 г. протопоп Мак-
сим вместе с выборными людьми от города Нежина поехал в
Путивль к князю А. Н. Трубецкому. Вместе с ними прибыл
в Путивль и Крижанич.
Он впервые видел этот древний город, стоявший на реке
Сейм. Переплыв реку, посланцы долго ехали в гору, к месту,
где был расположен город. Над ним возвышалась крепость, по-
строенная из дерева, с прочными и высокими башнями, с двой-
ными стенами и бастионами, с глубокими рвами. Даже откосы
рвов были плотно обложены деревом. Крепость Путивль
имела подъемные мосты через ров, которые подымались и
опускались на цепях. В крепости Крижанич увидел 4 церкви,
а всего в городе, как он узнал, было 24 церкви и 4 монасты-
ря, из которых один — женский.
Протопоп Максим рассказал князю А. Н. Трубецкому, как
ревностно помогал ему Крижанич, уговаривая казаков к союзу
с Москвой. Выслушав протопопа Максима и нежинских послан-
цев, князь А. Н. Трубецкой привел их к присяге, обнадежил
«государской милостью», дал жалованье и отпустил их в Нежин.
Крижанич же был оставлен Трубецким в Путивле. Тепло рас-
простился путешественник с протопопом Максимом и стал ждать
решения своей судьбы. Ожидал он недолго. 4 сентября 1659 г.
прибыли к Трубецкому от переяславского полковника Тимофея
Цыцуры гонцы, которых он просил переправить в Москву.
5 сентября 1659 г. князь отправил вместе с переяславскими
гонцами Ерофеем Мигновицким и Иваном Муматовым и Юрия
Крижанича, прибавив еще от себя гонца Василия Безобразова.
Предварительно он сообщил о Крижаниче специальной отпиской
на имя царя. Отписка прибыла в Москву 17 сентября. В ней
сообщалось что А. Н. Трубецкой послал в Москву «выходца
сербенина (т. е. серба.— Л. П.) Юрья Иванова сына Белина».
Эта отписка вызывает много вопросов. Во-первых, трудно
понять, почему А. Н. Трубецкой дал Крижаничу отчество «Ива-
нов сын». П. А. Бессонов предполагает, что поводом к этому
послужила служба в армии Ивана Выговского соотечественни-
ка и современника Юрия Крижанича некоего Ивана Юрьева
Сербина. Иван Сербин действительно был казацким полковни-
ком и даже главой гетманской гвардии в войске Выговского.
Бессонов и предположил, что Юрия Крижанича по аналогии
с Иваном Юрьевым Сербиным назвали Юрием Ивановым сыном
Сербиным13. Искусственность и надуманность доводов Бессо-
нова очевидны. Мы можем только гадать, почему Крижанича
назвали «Ивановым сыном».
Что же касается фамилии, то вполне вероятно предположе-
ние С. А. Белокурова, что «Белин» образовалось от «Сербле-
нин», т. е. серб. В других русских документах Крижанич иногда
именуется и «Билишем». Подобные различия в написании
(а возможно, и в произношении) фамилий иностранцев часто
имели место в русской документации XVII в. Как бы то ни
было, но с этого момента в официальных русских документах
Крижанич долгое время будет именоваться Юрьем Ивановым
сыном Сербиным.
Итак, 5 сентября 1659 г. Крижанич выехал из Путивля в
Москву. Исследователи пока не обнаружили, каким именно
путем добирались гонцы и Крижанич в столицу России. Однако
с очень большой долей вероятности можно предположить, что
ехали они обычной дорогой из Путивля в Москву, давно уже,
с XVI в., определенной царским правительством: Путивль—
Севск—Калуга—Коломна—Москва. В этих городах находились
специальные гонцовые заставы, где путники находили еду и ноч-
лег, корм для лошадей.
Как и в первое свое путешествие в Москву, Крижа-
нич ехал ранней осенью, только на этот раз подъезжал к Мос-
кве не с запада, а с юга. Дорога шла в гору, через густые леса.
Порой высокие деревья заслоняли путникам и небо и солнце.
Ехали, опасаясь возможных нападений казаков, которые, слу-
чалось, грабили русские обозы, особенно купеческие. Крижанич
вновь восхищался разнообразием лесных дубрав: гонцы то
проезжали мимо густых дубовых чащоб, то пробирались сквозь
стройные тополевые леса, иной день свободно ехали мимо крас-
новатых сосен, а то с трудом продирались сквозь густые ело-
вые боры... Диковинные, удивительные лесные чащи! Густота
деревьев в этих южных лесах была такова, что земля в лесу
не видела солнца!
76
Начались проливные дожди. Дороги моментально превра-
тились в непроходимые трясины. Нередко подмытые водой де-
ревья падали поперек дороги, причем многие были такой тол-
щины, что никто не мог перерубить их или оттащить в сторону.
Когда повозки подъезжали к таким завалам, возницы перета-
скивали телеги на руках. Где было возможно, ямщики гнали
лошадей изо всех сил. Лошади были приказные, ямщики кор-
мили их 2—3 раза в день ячменем, имея его при себе большой
запас на путь туда и обратно. Они спешили скорее избавиться
от обременительной «ямской гоньбы» и скорее вернуться домой
к своему хозяйству: уборка урожая еще не была окончена.
Такого трудного пути Крижаничу еще никогда не выпадало.
Все устали: и лошади, и путники, и ездоки. Поэтому с такой
радостью была встречена весть о приближении к Севску.
Крижанич к этому времени уже достаточно хорошо говорил
по-русски. Понимал он и украинский язык, хотя говорить на
нем не мог. Сопровождавший его гонец Василий Безобразов
оказался словоохотливым и общительным. Он терпеливо отве-
чал на расспросы Крижанича о дороге, об обычаях русских,
их труде и занятиях. Все интересовало Крижанича. Познако-
мился он с домашней утварью, а также с пахотными орудия-
ми— сохой и плугом. На остановках наблюдал, как крестьяне
пашут землю, подрезая сошником корни растений и выворачи-
вая пласт земли на сторону. Удивила Крижанича борона. Она
представляла собой плетенную из ветвей деревьев четырех-
угольную клетку, на одной стороне которой крепились длинные
деревянные зубья. После боронования земля становилась рых-
лой и ровной. Крижанич видел, как уже в сентябре крестьяне
засевали поля. Он узнал, что эти «озимые хлеба» останутся
под снегом, пока он не растает в марте.
Безобразов рассказал ему и о том, что выращивают кресть-
яне на Руси пшеницу, озимую и яровую, и рожь, из которой
пекут черный хлеб. Крижанич уже пробовал и черный и белый
хлеб. Черный показался ему кислым и невкусным. Он никак не
мог понять преклонения русских перед черным хлебом, хотя
Безобразов и повторял русскую пословицу: «Черный хлебуш-
ко— калачу дедушка».
Первым городом на пути из Путивля в Москву был Севск.
Подъезжая к нему по открытым степным местам, Крижа-
нич мог видеть выжженные степные травы: это делалось для
того, чтобы отнять у крымских войск возможность скрытно
пробираться к границам Русского государства (травы тогда
на Диком поле достигали роста человека!) и лишить их конни-
цу подножного корма. На много верст протянулись выжженные
полосы в три линии одна за другой. Частоколы, надолбы, зем-
ляные валы, рвы и другие заграждения были устроены на всех
дорогах и тропках, ведущих с юга в Москву. По всей линии
Засечной черты стояла стража, а местное население часто со-
биралось в ополчение для защиты границ.
77
Севск — древний город-воин на южных рубежах Русской
земли. На протяжении многих веков мужественно и верно нес
он трудную ратную службу, оберегая Русь от нападений кочев-
ников с юга. Именно через Севск шел путь из Киева в Москву,
по которому нескончаемой чередой тянулись обозы и с юга на
север, и с севера на юг.
Севск и севский воевода находились как бы на переднем
крае оборонительной линии Русского государства. Долгое вре-
мя город оставался под властью Литвы, но с начала XVI в.
вместе с Севской землей он перешел к Москве. Россия начала
поспешно укреплять свою южную границу. Была создана
так называемая Засечная черта — мощное по тем временам
оборонительное сооружение, состоящее из крепостей и засек.
Так назывались порубежные просеки в густых лесах: деревья
рубились на уровне роста человека, обрубленные стволы укла-
дывались толстыми концами вперед и образовывали завалы,
сквозь которые не могла пройти ордынская конница.
Севск был расположен очень удобно для обороны: притоки
многоводной в то время реки Сев окаймляли его с севера и
юга, сама река Сев — с востока, а на западе к городу подсту-
пало непроходимое Марицкое болото, окруженное густыми ле-
сами. В центре города Крижанич мог увидеть знаменитую Сев-
скую крепость, которую охраняли четыре башни. Одна из
них—Марицкая восьмиугольная башня стояла в северо-запад-
ной части крепости. Наугольная башня охраняла крепость с
юго-запада. Еще две башни были на северной стороне крепо-
сти. В саму крепость никого обычно не пускали, путники могли
лишь издали дивиться ее укреплениям, наблюдать, как ходят-
по крепостной стене стрельцы и гулко кричат по ночам:
«Славен город Калуга!», «Славен город Путивль!», «Славен
город Лубны!». Через топи и болота, окружавшие Севск, был
проложен деревянный мост, по которому нужно было ехать не
менее часа, чтобы выбраться наконец на твердую землю.
В Севске находились большой воеводский двор и таможен-
ная изба, где проверялись документы ехавших через город гон-
цов, посольств и торговых караванов.
Из Севска путь на Москву лежал через Калугу. В то время
это был один из самых многолюдных городов юга России, по
населенности значительно больше Путивля, Нежина и Севска.
Калуга расположилась на высоком овражистом левом берегу
Оки при впадении в нее речки Яченки. Широкая глубокая Ока
огибала край города, на вершине большого холма стояла кре-
пость. Два глубоких оврага — Березуйский и Жировский— ог-
раничивали город с северо-запада и юго-востока.
Уже в середине XVII в. Калуга потеряла свое военное зна-
чение и превратилась в торговый город, расположенный на пе-
рекрестке оживленных торговых путей. Из Москвы шли обозы
на юг, по Оке плыли торговые баржи: с Волги и Урала везли
рыбу, соль, железо, а из Орла, Мценска, Одоева, Белева —
78
хлеб. Пенька, сало, кожи, ткани, конопляное масло, мед, воск,
изделия из дерева — чего только не продавалось на калужских
рынках! Богатели калужские купцы, заводили торговые связи
с самыми отдаленными городами.
Незадолго до приезда Крижанича в России свирепствовала
моровая язва. Сильно пострадала от нее Калуга: с осени
1654 г. в течение трех месяцев город был окружен стрельцами,
которые никого не впускали в город и не выпускали из него.
Почти две трети населения вымерло. Недавно построенная ка-
менная церковь Воскресения с висячей окружной галереей была
забита гробами. Хоронили всех в братских могилах. Город опу-
стел и затих.
Дремучие леса окружали Калугу, из могучих дубов срубили
и городскую крепость. Стены ее (около четырех сажен высо-
той) были покрыты тесом, 12 башен высотой от 5 до 7 сажен
охраняли ее. Самая высокая — Ильинская надвратная башня
юго-восточной стены, рядом с ней висел вестовой колокол под
четырехскатным шатром. От Ильинской башни через глубокий
ров шел широкий дубовый мост длиной около 30 сажен, а за
ним начиналась дорога на Тулу и далее — к Москве. Такой
же мост был и у Покровской проездной башни, у северо-во-
сточной стены. Еще одни ворота имела шестигранная Водяная
башня — они выводили к Оке. Остальные башни были глухие.
Крепость не охранялась так тщательно, как Севская или Не-
жинская. Не ходили дозором стрельцы по стенам, через нее
свободно пропускались калужане, и торговые люди разместили
свои лавчонки прямо у крепостных стен.
Но вот и Калуга осталась позади: гонцы спешили к Москве.
Лучше и просторнее стали дороги, отшумели густые калужские
боры с вековыми соснами, с раскидистыми дубами, чаще стали
попадаться распаханные поля. Установилась и погода: кон-
чились дожди, просохли дороги, солнце изредка проглядывало
сквозь тучи и освещало то куртинку желтых берез, то могучую
дубовую крону густо-бронзового оттенка, то группу пламенею-
щих рябин.
Путь гонцов обычно лежал через Коломну — последний
большой город по дороге в Москву, возникший на высоком бе-
регу Москвы-реки при впадении в нее речки Коломенки. Неда-
леко от города Москва-река впадала в Оку, и это исключитель-
но выгодное в стратегическом и торговом отношении положение
города издавна привлекало к нему внимание и московских и
рязанских князей. К тому времени, когда Крижанич проезжал
по этим местам, Коломна давно уже утратила оборонительное,
военное значение и кремль, построенный в XVI в., уже обвет-
шал, запустел и начал постепенно разрушаться. Коломна пре-
вратилась из пограничного города-крепости в крупный торго-
вый и перевалочный пункт. С Волги по Оке сюда шли хлеб,
соль, мед, рыба, птица. Новгородские купцы с запада везли
сукна, вина, полотно, металлические изделия. В Коломне то-
75
вары перегружались, перепродавались и шли: одни на север —
в Москву, другие на восток — на Волгу.
Проезжая через Коломну, Крижанич мог видеть древнейшие
каменные церкви города — Воскресенскую, в которой, по пре-
данию, состоялось венчание московского великого князя Дмит-
рия Ивановича (позднее Донского) с суздальской княжной Ев-
докией, и Успенский собор. Построенная на высоком подклете,
Воскресенская церковь была богато украшена резьбой по кам-
ню. Перспективные белокаменные порталы трех входов в цер-
ковь украшали резные каменные колонны. Ярусный пирами-
дальный верх своим покрытием напоминал огромную кедровую
шишку. Он завершался одной главой со шлемовидной макови-
цей.
Древний Успенский собор также стоял на высоком подклете
и был окружен галереей-гульбищем. Его двери были обрамле-
ны снаружи тонкими колоннами из отшлифованного камня, ор-
наментальный белокаменный резной пояс сообщал собору на-
рядную торжественность. Вокруг города стояли монастыри,
охранявшие дорогу из Коломны в Рязань: Голутвин монастырь
у впадения Москвы-реки в Оку и Бобренев монастырь на ле-
вом берегу Москвы-реки.
Каждый, кто подъезжал в то время к Коломне, мог еще из-
дали увидеть самую высокую (а их было много) башню коло-
менского кремля — круглую восьмиярусную Свиблову башню.
На северо-восточном углу крепости стояла она, а с северо-за-
пада возвышалась двенадцатигранная угловая Коломенская
башня. Уже в те времена народ называл ее «Маринкиной»: по
народному преданию, именно в этой башне была заточена и
вскоре скончалась Марина Мнишек, жена Лжедмитрия I,
а затем и Лжедмитрия II. Остальные башни были ниже и при-
земистее, почти все — четырехгранные, завершались, как и сте-
ны, зубцами, концы их расходились в стороны. По стенам с
внутренней стороны крепости шла галерея на арках, по которой
можно было обойти вокруг весь кремль.
В крепость вело несколько ворот, среди которых выделялись
Пятницкие: над ними висела барельефная икона Пятницкой бо-
гоматери, а еще выше, под каменной аркой,— «всполошный ко-
локол». В него дозорный бил в случаях опасности (раньше —
военной, а в XVII в. — во время пожаров: ведь большая часть
Коломны, как и других русских городов, была деревянной). Ре-
месленники жили каждый в своей слободе — Кузнечной, Гон-
чарной; каменщики—на Кирбитском конце; ямщики — вдоль
Репенского оврага, близ церкви Троицы на Ямках. В Коломне
насчитывалось в то время около 30 торговых рядов, из них са-
мый большой — Рогожный, где стояло 65 лавок. Базарные дни
были по понедельникам и четвергам, торг особенно оживлен-
ным — на Житной площади.
Путь из Коломны в Москву, которым следовали обычно
гонцы, проходил мимо крупных сел. Первым из них было село
80
Молитвено, но в нем путники обычно не делали остановки,
а ехали дальше, к селу Федоровскому, названному так по име-
ни его владельца боярина Федора Ивановича Шереметева. Этот
опытный воевода, состоявший в родстве с правившим домом
Романовых, близкий к царю Михаилу Федоровичу, прославил
себя походом 1615 г. под Псков для освобождения его от шве-
дов. Он, участник заключения Деулинского перемирия и веч-
ного Поляновского мира, скончался в 1650 г. Проезжавшие мог-
ли видеть его родовой дом, стоявший на горе над рекой Север-
ной, а рядом с ним — деревянный Николаевский храм с древни-
ми иконами, украшенными золотыми ризами и окладами.
Следующим крупным селом было Мещериново. Оно тоже
принадлежало Шереметевым. Большой храм Рождества бого-
родицы не был еще достроен до конца. Напротив церкви на го-
ре возвышался барский дом, неподалеку — два больших пруда,
а у подножия горы бил прозрачный ключ. Каждый, кто шел
здесь, всегда останавливался, чтобы напиться холодной ключе-
вой воды, отдохнуть,— и снова пускался в путь!
Село Покровское, что лежало дальше на пути к Москве,
принадлежало князьям Волконским. Там можно было увидеть
каменный храм с приделом во имя великомученика Никиты,
с древними иконами и вкладами царя Бориса Годунова. Внеш-
не он выглядел очень скромно. Обычно путники, не останавли-
ваясь здесь, ехали до следующего села, Троицкого-Лобанова
(минуя Спасский погост). Село Троицкое — это древняя вотчи-
ня князей Лобановых-Ростовских. В середине XVII в. им вла-
дел боярин Иван Иванович Лобанов-Ростовский. Троицкий
храм в селе был лишь недавно отстроен заново. Близ села на
крутом берегу речки Северки стоял Спасо-Преображенский
монастырь, где обычно и останавливались гонцы, находя себе
и ночлег и отдых.
После села Большого Ивановского дорога вела на Колыче-
ве, а затем и на Шипилово, где Борисом Годуновым была по-
строена знаменитая плотина для больших прудов, получивших
позднее название Цареборисовских. Близ нее — старинное под-
московное село Царицыно, принадлежавшее царице Ирине,
сестре Бориса Годунова. Затем гонцы проезжали обычно через
село Котлы, оставившее по себе память тем, что именно здесь
прозвучал выстрел из пушки, в которую зарядили, смешав с по-
рохом, пепел от праха Самозванца.
Последним перед въездом в Москву было большое село Да-
ниловское, принадлежавшее когда-то князю Даниилу Алексан-
дровичу, сыну Александра Невского. Князь Даниил основал
здесь один из древнейших московских монастырей — Данилов-
ский. В Даниловском находился постоялый двор, где гонцы
отдыхали и приводили себя в порядок перед въездом в Москву.
Теплым осенним днем 17 сентября 1659 г. вместе с гонцом
Василием Безобразовым Крижанич въехал в Москву — на этот
раз с юга. Сначала путники миновали Земляной вал и большой
81
ров. Никто не встретил их: Крижанич ведь ехал не с посольст-
вом, как в первый свой приезд. На заставе проверили путевые
грамоты, и гонцы беспрепятственно проехали во внутренний го-
род. Они бывали в Москве неоднократно, поэтому поехали
прямо к Посольскому приказу. В тот же день Крижанич был
подвергнут в приказе подробному допросу: так поступали со
всеми приезжавшими в Москву иноземцами.
До нас дошел беловой список этого допроса с пометой на
нем: «Государю чтено» (т. е. допрос был прочитан царю Алек-
сею Михайловичу). Приведем полностью этот важный доку-
мент:
«А в распросе сказал: вышел де он к великому государю на
его государево имя на вечную службу; а родом де он сербенин
города Бихча, а тот де город под державою турского салтана.
А отец де его был купетцкой человек, а он остался после отца
своего мал; и дядя ево свез с собою в Виницейскую землю и
отдал ево в городе Падве (т. е. в Падуе.— Л. П.) в школу
учить. И был де он в школе в науках 6 лет и умеет языком
и грамоте по-латине, по-итальянски, по-гречески, по-еллински;
а природной язык — словенской, и грамоте он по-словенски и
писать умеет. А питался де он по государствам письмом, и нау-
ками, и толмачеством (т. е. переводами.— Л. П.). А учил де он
в школе грамматику, синтаксис, риторику, философию, аритме-
тику и музыку. А из Сербские земли пошел он в прошлом во
167-м году (т. е. в 1659 г.— Л. 77.) в феврале в Московское го-
сударство служить великому государю: то де намерение иво и
было. А шол на Цесарскую землю (т. е. Австрию.— Л. /7.), на
город Вену, а из Вены Цесарскою и Венгерскою землею и вы-
шел на польские городы на Перемышль, на Львов, на Дубну,
на Корец, да на черкасские (т. е. на украинские.— Л. 77.) го-
роды на Паволоч, на Лешанку, на Переясловль, и пришел в
Нежин в апреле, и пока де места война была, был он в Нежине
у протопопа Максима 5 месяцев, а кормил иво де в Нежине
протопоп. И из Нежина де пришол он в Путивль вместе с про-
топопом Максимом и с нежинскими посланцы, а к Москве при-
ехал с теми ж посланцы»14.
Кратка и лаконична запись в делах Посольского приказа,
сам же допрос был долгим и трудным. По нескольку раз пов-
торяли свои вопросы многоопытные подьячие, прежде чем
убеждались, что Крижанич их понял. Многократно проверяли
они, верно ли записали его ответы и показания. Начат допрос
был еще до обеда, закончен же лишь к вечеру, после чего «при-
езжий иноземец» был отправлен вместе с гонцом на Малорос-
сийское подворье.
Оно размещалось в Китай-городе, на улице Малороссейке,
совсем неподалеку от того места, где жил Крижанич в первый
свой приезд в Москву, только дальше от Кремля. Вновь он на-
ходился под строгим надзором, не мог никуда выйти, ни с кем
поговорить: молчаливые стрельцы стояли у всех дверей. Три
82
раза в день приносили ему еду. Крижанич не тратил времени
зря, читал купленные во Львове книги и писал те труды, кото-
рые хотел передать царю, а также готовился к новым перего-
ворам в Посольском приказе.
Через пять дней дьяк Посольского приказа доложил царю
Алексею Михайловичу, что на его имя вышел из Сербской зем-
ли ученый человек, знающий четыре языка, изучавший грамма-
тику и синтаксис, риторику и философию, арифметику и музы-
ку. Ученые люди были нужны России, Русскому государству,
и царь приказал «за выход» (т. е. за приезд в Москву.— Л.П.)
выдать Крижаничу обычное «государево жалованье». Казначей
Богдан Минич Дубровский и дьяки Данила Панкратьев и Иван
Харламов получили приказ: выдать Юрию Крижаничу «сукно
аглинское да тафту, добрые, да сорок куниц»15. Приказ царя
был тут же исполнен: Крижаничу выдали аршин сукна «полу-
кармазина» стоимостью 26 алтын 4 деньги, да аршин тафты
зеленой, да сорок куниц. Он получил это царское жалованье
лично, в присутствии подьячего Петрушки Долгово, который и
расписался на документе. Это была обычная «дача за выезд»:
все прибывавшие в Москву иноземцы получали натурой ткани
и меха. Они могли их продать потом на рынке и жить на вы-
рученные деньги.
В тот же день Крижанич был принят и на службу. Его за-
числили по приказу Большого дворца (а не Посольского!). Там
ему определили и жалованье: на день 3 алтына 2 деньги на
еду и питья — по 3 чарки вина да по 3 кружки пива. По тем
временам на это жалованье можно было существовать безбед-
но. Такое жалованье выплачивалось ему с 22 сентября 1659 г.
по 1 марта 1660 г., когда оно было увеличено вдвое (6 алтын
4 деньги в день).
Встал вопрос о том, где жить. Крижанич мог рассчитывать
на комнату в Малороссийском подворье, но там было шумно,
людно, условий для спокойной научной работы не было. И Кри-
жанич продает полученные им меха и ткани, а на вырученные
деньги покупает себе в Москве двор, «каменну палатку», как
он писал в одной из позднейших челобитных16. Здесь он уст-
раивается и заканчивает работу над письмом на имя царя, ко-
торое задумал давно, еще находясь в Италии. Спустя 5 дней,
27 сентября 1659 г., он подал в Посольский приказ прошение.
В делах приказа сохранился перевод с этого «сербского пись-
ма» Юрия Крижанича. Вот как он начал его: «Пресильный,
преславный царю, государю премилостивый! Приими угодно,
ваше царское величество, неколико мало словес от наименшаго
своего слуги, которыми он препоручает свою службу» 17. Далее
Крижанич рассказывает, что однажды некий египетский мудрец
вопросил Платона о давних делах греческих, а Платон не смог
на этот вопрос ответить. И египетский мудрец воскликнул:
«О греки, греки! Вы всегда подобны отрокам, не ведающим
о своих началах и предках!» То же самое, добавляет Крижанич,
83
и о славянском народе сказать можно: «„О славяне, славяне!
Вы всегда подобны отрокам!» — ибо славяне старины своей не
редают... И из-за этого великий срам и тщета происходят для
славянского народа: ведь в летописных книгах других народов
содержатся „множайшие басни, и клеветства, и злооглашения,
замышленнные“ о сем преславном царствии Русском и о всем
народе купно словенском"». В качестве примера Крижанич
указывает на книгу Адама Олеария (он называет его Адамом
Алеарнушом!), изданную на немецком языке и переведен-
ную на итальянский. В этой книге «читахом некоторая мер-
зская злоглашения с немалою жалостию и прогневанием». Не-
обходимо, пишет он далее, написать правдивую и совершенную
историю как Российского царства, так и всего славянского на-
рода и тем самым опровергнуть хулу, которую возносят на это
царство и на весь славянский народ подобные писатели. Кри-
жанич далее предлагает царю поручить ему, «меньшему и по-
следнему при вручении», это дело, которое он готов выполнить.
«Молю ваше царское величество назвать меня „историком-ле-
тописцом вашего царского величества" и под сим имянем слу-
жите» 18. Это первое предложение Крижанича.
Затем Крижанич в своем письме под заголовком «О лжи, о
работе (т. е. рабстве.— Л. П.) и о невольстве» рассказывает о
том, что в Польше нет никакого порядка в государстве. Поляки
не боятся ни короля, ни суда. Сильнейшему среди них... легко
обидеть немощного: «ни единый суд их за то не казнит». И это
поляки зовут шляхетской вольницей и считают себя самыми
свободными среди людей. А на самом же деле ни в одном
государстве такой «вольности» нет.
Когда же поляки увидели, что Русское царство «всякими
добрыми и прелепными владеется», то они начали поносить его,
утверждая, что «в сем царстве несть ни единые вольности, но
паче есть пущее тиранство и нанужнейшая работа, и жить в
сем царстве горше, негли жити во египетской работе, или во
вавилонском служении, или в турском неволстве»19. И эта
клевета широко и далеко распространилась «по всей Еуропии»,
и все народы верят ей, и из-за нее по крайней мере два зла
учинилось. Первое — украинцы учинили кровопролитную вой-
ну, смущенные ложными уверениями поляков. Второе — многие
мастеровые и рукодельные люди в Европе, смущаемые «сует-
ным тем страхом тиранства и неволства», опасаются идти на
службу к русскому царю. Крижанич предлагает царю поручить
ему написать опровержение этой «дьявольской облуды» (т. е.
клеветы.— Л. 77.), чтобы украинцы познали тяжесть своего гре-
ха и впредь не отступали от Русского государства, а иноземные
мастера возненавидели бы ложь. Это — второе предложение
Крижанича.
Следующий раздел его письма носит заголовок «О царском
именовании». В нем говорится о том, что в европейских стра-
нах не дают правильного и должного именования русскому ца-
84
рю и «повсюду во всяких разговорех, и в письмех, и в книгах
друкованных не называют царем, но токмо великим князем».
Когда же приходят в Россию посольства, то в грамотах евро-
пейских государей царский титул пишется по-русски, т. е.
«царь», а не на языке той страны, откуда пришло посольство.
И делают это европейские государи нарочно для того, чтобы не
отдать достойной чести русскому государю. Крижанич предла-
гает царю поручить ему написать опровержение этой «ереси»,
чтобы европейские правители познали бы «худобность свою»,
а то некоторые малосильные языческие и неверные государи в
Европе украшают себя царским титулом, а русского государя
унижают. Это — третье предложение Крижанича.
Затем в разделе письма под заголовком «О читателнике или
книжнике» Крижанич пишет, что во все времена и во всех
странах — в Египетской, Ассирийской, Персидской и Греческой
землях, в Риме и во всей «Еуропии» — все князья и правители
имеют библиотеки, или книжники, и все они стремятся расста-
вить книги в своих библиотеках по языкам и составить спи-
сок, или каталог, «да во едином магновении ока обретутца
книги, которых ищут»20. Во главе же библиотеки ставят уче-
ного человека, знающего много языков и умеющего познавать
«множайшие книги». Много книг и у русского государя. Хоро-
шо было бы разложить их в единый ряд, сосчитать, переписать,
чтобы царь, когда будет у него время, мог узнать, о чем учат
эти книги, и «ради училища да книги пред руками будут»21.
О себе же Крижанич сообщает, что четыре языка он знает в
совершенстве (славянский, латынь, немецкий и итальянский),
а четырьмя еще владеет, т. е. может читать и писать, но не
может разговаривать (древнегреческий, новогреческий, поль-
ский и венгерский), и потому просит его назначить царским
библиотекарем. Следовательно, это — четвертое предложение
Крижанича.
В очередном разделе своего письма, озаглавленном «О ле-
тописях или историях царских», Крижанич предлагает переве-
сти для «государя и государских ближних людей» некоторые
книги, в которых рассказывается о различных царствах на све-
те, об иных законах и нравах. В качестве примера Крижанич
указывает на книги Ботера, Марникса, Хокера и др., а также
на греческую летопись, которая писалась от Константина Ве-
ликого вплоть до скончания царства греческого и которая мо-
жет назваться «Повесть царская, достойная царских очей».
Книги эти политические или о «земленачальнических делах»,
«зело полезны и утешны», в них говорится о «тайне, или о ко-
рысти, или о мудрости, или о воздержании царств»22, и все их
Крижанич может перевести. Это — пятое его предложение.
Затем в разделе своего письма, озаглавленном «О грамма-
тике и лексиконе», Крижанич пишет, что славянскому языку по-
требна грамматика, тем более что во многих книгах имеется
масса ошибок («поблудок») грамматических, и, если «вашему
85
царскому величеству будет угодно, хощу сим усилити, издати
граматику и лексикон, которые будут велми поряднийша,
справчива и совершеннейша»23. Это — шестое предложение
Крижанича.
Наконец, заключая письмо разделом «О святом письме», он
пишет, что в Остроге давно уже издана печатная Библия и
«мнози желают купити и не найдут». Необходимо новое печат-
ное издание Библии, и, если «вашему царскому величеству воз-
желается, мы можемо на оно печатание дозирать и без блуд-
ков чисто на свет издать»24. Это — седьмое предложение
Крижанича.
Нелегкую задачу задал Крижанич работникам Посольского
приказа! Он предложил себя не в простые переводчики,
а определил свое место гораздо выше: переводить он собирал-
ся только для государя и для его ближних сложные историче-
ские сочинения. Самым первым и главным его желанием было
стать царским или придворным историографом, чтобы он мог в
полной мере продемонстрировать и свои литературные способ-
ности, и свою незаурядную эрудицию в полемических сочине-
ниях, направленных в защиту Русского государства. Придвор-
ным историографом, царским библиотекарем, досмотрщиком
при печатании Библии и переводчиком сложных исторических
сочинений, необходимых царю,— вот кем мечтал видеть себя
Крижанич в Москве!
Интересно сравнить это «сербское письмо» Крижанича с
«Запиской» 1641 г., поданной им на имя Конгрегации пропаган-
ды веры. Какие разительные изменения произошли во взгля-
дах ученого проповедника за 18 лет! Он уже и не помышляет
о соединении церквей, не предлагает себя в учителя и настав-
ники царских детей — он хочет быть царским библиотекарем
и придворным историографом, работать над грамматикой сла-
вянского языка. Видимо, уже к тому времени Крижанич понял
всю эфемерность, всю несбыточность своих юношеских планов.
Перед нами трезвый ученый муж, прекрасно понимающий свои
возможности и осознающий насущные потребности России в об-
ласти культуры. Задачи соединения церквей не были совсем за-
быты, но они все же отошли на дальний план: Россия нужда-
лась в первую очередь, в просвещении, в обучении, в европеи-
зации жизни.
Как же отнеслось царское правительство к предложениям
Крижанича? До нас не дошло никаких документов, говорящих
о том, как и кем они обсуждались. Конечно, требовалось вре-
мя для детального рассмотрения всех внесенных предложений,
необходимо было определить и последовательность работы Кри-
жанича в выполнении его пожеланий. Поэтому пока Крижани-
чу было сказано, чтобы он дожидался решения царя.
Но деятельная натура ученого не терпела покоя, даже и вы-
нужденного. Он тут же сел за переписывание составленных им
еще ранее сочинений и уже через два дня передал в Посоль-
86
ский приказ свою «Беседу ко черкасам» (рис. 2) и «Усмотре-
ние о царском величестве». Как верно предположил С. А. Бе-
локуров, оба эти сочинения представляют собой единый труд,
состоящий только из двух частей. В первой («Беседа ко черка-
сам») Крижанич доказывает украинским казакам, что им нель-
зя подчиняться Польше, так как от этого произойдет для них
много бед, а во второй («Усмотрение о царском величестве»)
Рис. 2. «Беседа к черкасам». (Заглавие)
он увещевает тех же казаков укрепить союз с Москвой, отчего
они и получат много добра.
Это было то самое «увещательное письмо», которое Юрий
Крижанич написал, будучи в Нежине, и с которым уже обра-
щался к украинским казакам, уговаривая их верно служить
московскому государю. Казаки «на своих съездах это письмо
чли и хвалили», писал он позже. Крижанич написал свою «Бе-
седу ко черкасам» от имени украинского казака, обращающего-
ся к своим соотечественникам. В заголовке им так и отмечено:
эта беседа «во особе черкаса (т. е. украинца.— Л. П.) уписа-
на» 25. Он начинает свою беседу с перечня тех «неволь», «кото-
рые мы, казаки, имеем поносити от ляхов» (рис. 3).
Вторую часть — «Усмотрение о царском величестве» — Кри-
жанич начинает с вопроса: а вдруг русский царь будет казаков
казнить и лучших из них повелит поймать, заточить, «умучить»
и имущество их отнять, а вольности их уничтожить? И сам дает
на него подробный ответ: нет, русский царь вельми богобояз-
нен и благочестив, не может он нарушить свою присягу, никог-
да он не обманет казаков, да они и сами знают, что он неодно-
кратно обещал им сохранить в целости все их вольности.
Казаки могут так договориться с русским царем, чтобы к
ним из Москвы не присылали ни воевод, ни приказных людей,
и все их вольности будут всегда в их руках. Русскому царю
невыгодно идти на Украину войной, потому что казацкое вой-
ско ему прибыльнее, нежели завоеванное им имущество.
Надобно знать, что всякий народ или всякое царство «имеет
свою звезду или планиду счастливую». Такими неодолимыми
царями были Юлий Цезарь и Александр Македонский, Соло-
87
мон и Константин Великий, у немцев — Каролюс Первый, у ис-
панцев — Каролюс Пятый «и прочие инде». Эти цари ничего не
боялись. Так, когда Юлий Цезарь плыл однажды по морю и
начала ладья его тонуть, то кормчий в страхе решил покинуть
лодку, но Юлий Цезарь сказал ему: «Не бойся, кормчий, поне-
же Юлиуса царя и счастье его везешь!» И никакого зла не
учинилось. Или однажды Карл V при осаде одного города обе-
дал в шатре и ядро из осажденного города перелетело поверх
стола и побило даже кое-какую посуду. И стали приближенные
Рис. 3. «Беседа к черкасам». (Начало)
царя уговаривать его перейти в безопасное место. Но Карл V
отвечал: не пойду никуда, но здесь останусь. Вы же никогда
еще не слыхали, чтобы какой-нибудь царь погиб, будучи застре-
лен из пушки. И никакого зла ему не учинилось.
И русский царь — наисчастливейший и наисильнейший изо
всех на свете, ибо он так распространил и расславил свое го-
сударство, «что никогда в прошлые веки так не бывало». Он
богобоязнен и благочестив, да к тому же и млад, «что еще мо-
жет много воевати и своих врагов поражати». «Ныне счастли-
вая планида царству Русскому взошла», и кто будет противить-
ся русскому царю, тот будет самому богу противиться. И если
казаки захотят разорить то дело, которое сами городили и
строили, то уподобятся малым детям, которые строят из песка
себе хижины и сами их разваливают. И подобны будут они
«свиниям, которые, из грязи вылезши и осушась, тотчас опять
в кал идут». Так и казаки, только вырвавшись «из лятцкой не-
воли с великим кроволитием, тотчас изнова в тое ж неволю
идут».
«Вот вы и услышали о неволях и вольностях с одной сторо-
ны и с другой стороны. Рассуждайте сами, что надобно тво-
рить»— так заканчивает Крижанич свое обращение к украин-
ским казакам, которое он и передал в Посольский приказ в ка-
честве доказательства его желания верно послужить московско-
му царю и в качестве образца его умения сочинять подобного
рода обращения26.
В Посольском приказе внимательно ознакомились с подан-
ными Крижаничем бумагами, а также с материалами его опро-
са по приезде в Москву. Что-то, видимо, не удовлетворило ра-
ботников приказа, и они предложили Крижаничу самому по-
88
дробнее описать свой путь от Львова до Москвы: рассказать,
что он видел, проезжая по землям трех государств, на что об-
ратил внимание. То ли Крижанич не понял, чего от него тре-
буют, то ли совершенно сознательно он, вместо отчета о виден-
ном, представил новое сочинение все на ту же тему: о мерах,
которыми можно склонить украинских казаков к союзу с Мос-
ковским государством, и как московскому государю следует
управлять этим народом.
Перевод этого сочинения под названием «Статьи, описанные
изо Львова до Москвы лета 1659-го» хранится в делах Посоль-
ского приказа. Лишь в самом начале своего сочинения Крижа-
нич рассказывает, как он шел в Москву, начав от Корца, через
Ближние Лисенцы и Борозну, а затем он начинает излагать
свои суждения о черкасах и об укоренившейся среди них «ере-
си», что будто бы им будет трудно и горько жить в подданстве
русского царя.
Крижанич предлагает от имени царя послать к черкасам
какого-либо князя, чтобы он обратился к ним с увещевательной
речью, составляет и образец такой речи: «В писании сказано,
что на небесах больше радуются одному кающемуся грешни-
ку, нежели 99 праведникам. Поэтому и царское величество ра-
дуется вашему покаянию. Ибо подумайте сами, сколько горя
принесло ваше отступничество: столько-то городов испустоше-
но, спалено и разорено, столько-то христиан с обеих сторон
убито, а столько-то тысяч в плен уведено («надобно наперед
изведати числа сия и объявити всем на большее покаяние»,
добавляет он). Как царь Давид плакал и тужил над побитым
Израилем, так и православный государь горько тужит и жалеет
о вашем отступничестве. Но по великому милосердию своему
прощает он вам все ваши прегрешения, но только впредь не
давайте обманывать себя врагам и не братайтесь с проклятыми
басурманами»27.
Затем Крижанич предлагает приступить к выбору гетмана
и к установлению закона. При этом посланный князь должен
сказать, что: русский государь обещает казакам в целости со-
держать и сохранить все их прежние вольности; если казаки
новых свобод потребуют, то и они будут им даны; если казаки
будут послушны, то русский государь новые, еще большие
вольности им дарует, чтобы они «в верности поспешество-
вали».
Что же это за вольности? В Москве необходимо учредить
особый приказ для управления Украиной, а возглавлять его
должны люди, выбранные самими черкасами. Гетмана украин-
ского выбирать не пожизненно, а на 2—3 года; вот если бы
Выговский не был избран пожизненным гетманом, он бы никог-
да не захотел сам царствовать и христианство в своей земле
искоренять. Среди черкас есть много достойных людей, годных
быть гетманом. Казаки спорят сейчас между собой, кому быть
гетманом — Юрию Хмельницкому или Ивану Беспалому.
89
Но Хмельницкий молод еще, лучше ему «пойти пред светлые
царские очи и поклониться и послужить вовремя его царскому
величеству»28. И когда он станет «сильнейший в животе и в
разуме», тогда он и будет гетманом.
Поэтому царь ставит гетманом Ивана Беспалого на три
года, ибо он всегда был верен царскому величеству и на деле
показал, что он достоин сей чести. Можно будет гетманство и
надвое разделить: Иван Беспалый будет гетманом на левом бе-
регу Днепра, а на Правобережье выбрать иного, но чтобы оба
они были равны между собой. Что же касается Киева и Чер-
нигова, то они должны управляться царскими воеводами,
«понеже те суть царские и княжеские титла»29.
Когда же заселятся опустошенные ныне города и села,
то они будут подчиняться прямо царю, и он имеет право раз-
давать эти земли своим русским боярам, а в городах — чинить
свой царский суд.
Таково вкратце изложение поданных Крижаничем в По-
сольский приказ бумаг. Мы видим, что Крижанич не только
перечислил все, чем он мог быть полезным русскому государю,
не только предложил свои услуги в самых различных областях
культурной и государственной службы, но и попытался дать
несколько практических советов по мерам умиротворения укра-
инских казаков, изложив своеобразную программу управления
этой страной. Иными словами, он приступил к поучению царя,
к рекомендациям, как царю следует вести себя по отношению
к Украине.
Столь явно и столь быстро высказанное стремление выдви-
нуться в число советников русского царя не могло не насторо-
жить работников Посольского приказа. Вновь прибывший ино-
земец мог поразить царя своей ученостью и подчинить его
своему влиянию. Это явно угрожало положению знатных лиц,
стоявших в то время во главе Посольского приказа. Думный
дьяк Ларион Дмитриевич Лопухин, заведовавший делами По-
сольского приказа с 1653 г., в январе 1659 г. отправился на
Украину вместе с князем А. Н. Трубецким, был с ним в Пу-
тивле, когда там принимали вестников из Нежина (среди ко-
торых были, как мы писали уже выше, и протопоп Максим,
и Юрий Крижанич!); возможно, что уже в то время он обратил
внимание на Крижанича. В эти же годы в Посольском приказе
служил и думный дьяк Алмаз Иванов — опытный и осторож-
ный царедворец, необычайно ревностно относившийся к своим
делам и тщательно оберегавший царя от посторонних воздейст-
вий. Им не было никакого резона делить свое влияние на царя
с каким-то иноземным выскочкой. Но и отмахнуться от его
предложений они не могли: царь требовал докладывать ему о
том, с чем прибыли к нему на службу те или иные ино-
земцы.
Опытный и бывалый дьяк Лукьян Тимофеевич Голосов пер-
вым нашел выход: доложить царю, что ученый серб собирается
90
создать грамматику словенского языка. Дело это нужное,
в России подходящих людей нет, и в то же время Крижанич
не будет допущен к государским делам, а тем более к тем,
которые связаны с внешней политикой Русского государства,—
ведь именно в эту область (вольно или невольно) вторгся
Крижанич со своими проектами «умиротворения черкас».
Выход показался удобным. Царь согласился с докладом По-
сольского приказа, и вот Крижаничу сообщено: «...по указу ве-
ликого государя велено ему делать словенскую грамматику и
лексикон»30. Об этом же пишет и сам Крижанич в одной из
своих позднейших челобитных: «...царем ему велено книгы пи-
сать: алфавит истинный Славинского языка составить и грама-
тику изправить»31. И еще одно предложение Крижанича ча-
стично было принято: в 1660 г., 1 сентября, на Московском пе-
чатном дворе была начата печатанием славянская Библия.
Но Крижанич, так горячо ратовавший за необходимость этого
издания, к публикаторской работе привлечен не был.
Вот частично и исполнились мечты Юрия: он в Москве, за-
нимается сравнительным изучением славянских языков — де-
лом, к которому так стремился и в котором так хорошо раз-
бирался.
Из Посольского приказа его перевели в приказ Большого
дворца.
Мы не знаем, на какой улице в Москве обосновался Кри-
жанич и что за дом был куплен им, но поселился он, скорее
всего, невдалеке от Кремля, в Китай-городе, где в то время раз-
мещались дома многих посольств и купеческих корпораций. Он
свободно ходил по Москве, достаточно овладел русским языком,
мог объясниться с любым москвичом. Слушая плавный и звуч-
ный московский говор, старательно собирал материал для своей
славянской грамматики, интересовался всем: названием строи-
тельных материалов, ремесленными терминами, бытовыми ре-
чениями. Рядом с его домом знатный боярин возводил новые
хоромы, и Крижанич дивился мастерству русских каменщиков.
Он отметил, что кирпич в Москве очень дешев (одна тысяча
стоит всего пиастр!). После обжига в печи кирпич лежит не-
сколько лет под дождем и снегом, и с ним ничего не делается.
Строят стены домов на известковом растворе: возводят рядом
две стены, а промежуток между ними заполняют битым кирпи-
чом и затем заливают все известковым раствором — стена по-
лучается необыкновенно прочной, монолитной. Готовое здание
сверху белят известью, поэтому по внешнему виду кирпичный
дом не отличается от каменного. Каменщики высекают из кир-
пича всевозможные украшения на порталах дверей и налични-
ках окон, иногда их раскрашивают яркими красками. Каменные
и кирпичные здания строят только в теплое время года, с ап-
реля по октябрь.
Обратил внимание Крижанич и на то, как связывали камен-
щики стены между собой железными связями внутри и снару-
91
жи. Двери и окна делались дубовыми, но также оковывались
железом — работа удивительная.
Но вот зарядили бесконечные дожди, московские улицы по-
крылись непроходимым слоем жидкой грязи, можно было про-
ехать только на лошади. Крижанич отсиживался дома, приво-
дил в порядок свои грамматические изыскания, редко и лишь
по необходимости выходил на улицу. Он привез с собой латин-
ский лексикон Амвросия Калепина, а в Москве ознакомился с
переводом этого лексикона на славянский язык. Этот перевод
был сделан в 1642 г. Епифанием Славинецким и Арсением Са-
тановским. Епифаний Славинецкий — крупный писатель и уче-
ный того времени. Он написал около 50 проповедей, помогал
патриарху Никону по исправлению церковных книг, сочинял
духовные песни. Это был видный ученый-энциклопедист и гу-
манист, горячий сторонник греческой ориентации. Как раз
в эти годы он занимался наряду с лингвистическими шту-
диями сочинением стихов, силлабических книжных песен. В годы
патриаршества Никона, например, он написал сочинение о
том, как Никон украшал икону Иверской богоматери. Слави-
нецкий много переводил как с греческого, так и с латинского.
Крижанич с большим почтением относился к трудам Славинец-
кого, хотя и не разделял его преклонения перед греческой куль-
турой. Прочитав перевод словаря Калепина, Крижанич внима-
тельно изучил его, а затем начал дополнять и исправлять.
Иногда он зачеркивал, с его точки зрения, неверный перевод,
заменял его новым, по его мнению, более верным. Так, вместо
«елоделие» он написал «древоделие», вместо «худый, народ-
ный»— «малоценный» и т. д. Но большей частью он пополнил
этот латино-славянский лексикон переводом на славянский
язык тех латинских терминов, которые Славинецкий и Сата-
новский не смогли перевести сами. Так, к переводу «бронь»
Крижанич добавил еще и термин «оружие». Слово «himenon»
перевел как «свадебная песнь», a «ostrum» — как «багряная
краска» и проч. Экземпляр словаря с личными пометами и
вставками Крижанича сохранился до наших дней. Он находит-
ся в собрании лексиконов бывш. Московской синодальной ти-
пографии 32.
Работа над латино-славянским словарем очень увлекла
Крижанича и подтолкнула его к созданию собственного лин-
гвистического труда — первого написанного им в России сочи-
нения, которому он сам дал такое название: «Объяснение вы-
водно о письме словенском» (в других местах он также упо-
требляет термин «изводно») 33. Крижанич купил себе несколько
тетрадей чистой бумаги, сам сшил их вместе и начал писать
свою грамматику славянского языка, как он ее себе представ-
лял. По мере продвижения своего труда он отдавал его пере-
писывать писцам, а потом исправлял сам переписанный ими
набело текст.
Крижанич хорошо понимал, за какое трудное дело взялся,
92
как нелегко будет ему справиться с добровольно взятой на себя
обязанностью. В предисловии («Предговору») к своему труду
он прямо говорит, что подает это дело разумным и русские бе-
седы понимающим людям на суд: если что они почтут правиль-
ным, то пусть укрепят, а что сочтут за непригожее, то да ука-
жут на таковое... И после рассмотрения людей разумных можно
будет написанное в кратких правилах изложить34.
В смелости этому воспитаннику иезуитского коллегиума не
откажешь! Один сидел он за столом с зажженной свечой и пи-
сал первым в России грамматический труд по русскому языку...
Завывала метель за окном, потрескивали дрова в печи, слыша-
лись постукивания в колотушку ночных сторожей, гулко отзьг
вались в морозном воздухе звуки колокола, отбивавшего «ноч-
ные часы», а он скрипучим гусиным пером выводил обращение
к «охочему читателю»: здесь, в этом сочинении, «все без мала
объяснено, что к словенскому правописанию относится, насколь-
ко я мог найти и рассудить... Составление этого писания дается
не догматически, или, попросту говоря, по-учительски, но с кри-
тикой, с рассуждением, с подробным объяснением. Можно было
бы, конечно, и кратко изложить это дело: просто дать правила,
требующие с повелением — одно пишите так, а другое — иначе.
Но так как грамматика русская никогда от своего возникнове-
ния не подвергалась еще рассмотрению (разве только единым
Смотрицким!), а с течением времени она многими и различны-
ми способами изменяется, то и появляется потребность все эти
превращения изучить: от кого, как и почему это изменение учи-
нилось...» 35. Когда смотришь на письмо словенское или чи-
таешь его, то видишь, сколько в нем всевозможных изменений
и ошибок („превратов и поблудков“),— несчетное множе-
ство!» 36
«Из моего труда,— обращается далее Крижанич к своему
читателю,— можно узнать, что внесли в славянский язык бело-
русы из польского языка и письма, а что — греки-переводчики
из своей же письменной и устной речи, а также что внесли в
него русские писцы из своего домышления. И при этом чита-
тель может определить, что пригоже, а что непригоже славян-
скому языку». Читатель вдумчивый поймет, как велик и много-
образен был труд Крижанича при написании этого сочинения.
При том следует иметь в виду, что и сам русский язык был
«на трои разделен»: на русский разговорный, коим на Великой
Руси говорили, на белорусский, испытавший на себе влияние
польского языка, и на церковнославянский (книжный, или
переводческий, представляющий собой смесь русского и грече-
ского языков) 37.
Заканчивает предисловие Крижанич такими строками:
«Знаю я, что я в этой работе собрал и издал лишь малую
часть, сколько мне господним изволением уделено разуметь,
не все, что потребно, но лишь то, что мне было возможно.
Знаю, что все мои рассуждения и мнения не всем могут понра-
93
виться — да и кто может всем угодить и все уразуметь?»38
Едва ли есть необходимость в настоящей книге раскрывать
содержание названного труда Крижанича, представляющего
интерес скорее для специалистов-лингвистов. Для нас важнее
выделить самые главные, наиболее общие особенности его рабо-
ты, имеющие более общее значение и нужные для понимания
принципов его составления.
Умный и зоркий лингвист, Крижанич сразу же заметил, что
в русском письменном языке того времени твердый знак (ъ)
ставился не только при разделении слогов, но и в конце слова
после согласных (домъ, столъ, хлебъ и т. д.). В своем сочине-
нии он употребляет эту букву «в редких и токмо нужных ме-
стах»— для тех времен это было большим новаторством. Два с
половиной века после Крижанича русская лингвистическая
наука боролась с этой чуждой языку традицией, но лишь после
Октябрьской революции состоялась реформа правописания,
устранившая ъ из письма в конце слова. Поэтому следует с
чувством уважения и почтения оценить прозорливость и лин-
гвистическую культуру Крижанича.
Крижанич пишет, что «ни един язык не существует искони
веков в совершенном и законченном виде». Так, греческое
письмо и язык усовершенствовались после знакомства с египет-
ским языком, латинский — после познания греческого. Словен-
ский язык также требует дальнейшего изучения. Необходимо
еще установить, как и когда он подвергся влиянию польского,
греческого и латинского языков и был ими искажен. «Я желаю
и надеюсь в скором времени дать разумным людям на рассуж-
дение и грамматику и лексикон. А сейчас пока пишу этот крат-
кий труд о правильном письме. При этом следует знать, что
славянская азбука составлена по образцу греческой и не во
всем соответствует нашему языку. Да кроме того, белорусы при
издании библии, лексикона, грамматики и иных книг много пе-
ремен учинили и русское правописание или орфографию по
примеру польского говора и письма переделали и тем русский
язык в конец извратили»39.
Москва в XVII в. просыпалась рано, и Крижанич привык
вставать с первым колокольным звоном, призывавшим москви-
чей к утренней молитве. Зимой этот звон раздавался еще до
рассвета и многократно повторялся затем в течение дня. Пер-
вое время постоянный колокольный звон был тягостен для Кри-
жанича, но постепенно он к нему привык и даже начал узнавать
по звуку «свой» колокол — из ближайшей к нему церкви.
С самого раннего утра Крижанич принимался за работу.
Около полудня ему приносили еду из харчевни, а после обеда,
по обычаю русских людей того времени, наступало время после-
обеденного сна. Москва затихала. Не слышно было людского
гомона на улицах, не хлопали двери лавок, редкий спешный
гонец проскачет на лошади, и стук копыт по замерзшей мосто-
вой гулко отдается по московским улицам...
94
Еще тише становилось в Москве с наступлением сумерек.
Главные улицы на ночь перегораживались решетками, охра-
нявшимися сторожами, которые хватали каждого подозритель-
ного прохожего и вели его в караульную избу для выяснения
личности. Именитых и богатых людей они провожали до дому.
Первое время Крижанич страшился выходить на улицу с на-
ступлением темноты. Он запирался на крепкую щеколду, зажи-
гал свечу и старательно переписывал свою грамматику: «Точка
есть наименьшее знамя в письме; из точек слагается черточка,
из черточек—буквы, каковы а, б, в, г. Из букв — слоги (гос-
по-дин), из слогов — слова (господин), из слов — фразы (начало
мудрости есть страх господен), из фраз — языки (например, гре-
ческий и другие), а затем — группы языков (так, славянские
языки делятся на шесть: русский, польский, чешский, хорватский,
сербский, болгарский)»40.
Далее Крижанич разбирает звуки русского языка — гласные
(«гласницы») и согласные («негласницы»). Он сопоставляет их
со звуками сербского, хорватского, чешского языков. Особенно
подробно сравнивает написание букв в польском, белорусском
и русском языках, разбирает произношение буквы ять (#) и
иностранных слов в русском языке. Интересно излагает Кри-
жанич раздел о знаках препинания. Так, восклицательный знак
он называет «знаком удивления», запятую — «разницей», точку
с запятой — «половницей» и т. д. Заканчивает Крижанич свое
«Объяснение выводно» разделом об интонациях русской речи,
различая среди них возвышение, понижение, долготу и ско-
рость 41.
Каковы особенности этой лингвистической работы Крижани-
ча? Он не считает свой родной хорватский язык идеально пра-
вильным. Самым распространенным на Руси языком он считает
церковнославянский. Полагая латинскую азбуку совершенней-
шей из всех, он все же не настаивает на введении ее в Рос-
сии. Вообще следует сказать, что в своем «Объяснении вывод-
ном» Крижанич излагает свои мысли не в виде непререкаемых
правил, а в форме советов, рассуждений, размышлений, он
стремится к общепонятности для русских людей своего труда.
Примечательно, что он не подчиняет русское правописание гре-
ческому, как это делал, например, Мелетий Смотрицкий,
но признает за ним право на самостоятельное существование.
Очень убедительны замечания Крижанича о необходимости
очистить русский язык от грецизмов и полонизмов. Буквы рус-
ского алфавита, которые, как сказал Крижанич, «нит потребны»
{фита, ижица, пси, кси), действительно были признаны впо-
следствии лишними. Крижанич первым предложил заменить
для удобства при обучении чтению сложные славянские назва-
ния букв {аз, буки, веди, глагол, добро и др.) односложными.
Его сравнения русского языка с другими славянскими языками
сделаны со знанием дела, обстоятельно и последовательно.
Перед нами серьезный лингвистический труд, стоящий на уров-
95
не европейской науки того времени. Он не потерял своего исто-
рико-лингвистического значения и по сей день.
А дни шли и шли. Постепенно Крижанич сживался с бытом
старой Москвы.
Часто ходил он в Кремль, особенно на Ивановскую пло-
щадь, где стояли здания приказов. Здесь же находились и пло-
щадные подъячие, т. е. публичные писцы, которые за определен-
ную небольшую плату составляли и переписывали всевозмож-
ные челобитные на имя царя. Здесь с паперти собора специаль-
ные «кликачи» выкликали ко всеобщему сведению, «во всю
Ивановскую», распоряжения царского правительства, государ-
ственные указы и другие сообщения. Когда Крижаничу прихо-
дилось проходить мимо приказов, он нередко наблюдал карти-
ны публичных наказаний.
Перед праздником рождества, как отметил Крижанич,
в Москву в громадном количестве начали свозить мороженую
рыбу и птицу. Нескончаемые обозы с продовольствием, целые
санные поезда тянулись в Москву. Мясом и рыбой торговали
не только на рынках, но и на улицах и перекрестках. Особенно
много было гусей, но не меньше продавалось также и освеже-
ванных боровов — целыми тушами громоздились они на при-
лавках. Имущие москвичи запасались мясом к рождеству,
чтобы вволю наесться после шестинедельного поста.
6 января 1660 г., в церковный праздник богоявления, когда
совершалось освящение воды в Москве-реке (так называемая
«иордань»), Крижанич наблюдал у Тайницкой башни Кремля
выход царя. В Кремле и по берегу Москвы-реки были выстав-
лены отряды стрельцов в полном вооружении, разодетых в
праздничные кафтаны. Царь, сопровождаемый боярами, вышел
из Успенского собора Кремля и через Тайницкие ворота отпра-
вился к Москве-реке, где уже были выстроены особые места
для него и митрополита. Над прорубью во льду стояла «иор-
данная сень» (шатер, поддерживаемый четырьмя колоннами
с карнизом, расписанным красками, золотом и серебром, с зо-
лоченым крестом наверху. По углам были изображены четыре
евангелиста). Вода в проруби дымилась на морозе. Крижа-
нич увидел, что митрополит сначала обошел вокруг ограды с ку-
рившейся кадильницей и под звуки церковных песнопений ос-
вятил это место. Трижды окадив прорубь, митрополит погрузил
в нее большой золотой крест, затем осенил прорубь крестным
знамением. Все стрелецкие полки, стоявшие вокруг, в момент
освящения склонили свои знамена. Зачерпнув освященной та-
ким образом воды, митрополит окропил ею сначала царя (он в
это время стоял рядом с прорубью), затем его приближенных,
а потом и всех воинов, стоявших вокруг. К проруби подвели
шестерку белых лошадей, запряженных в сани, на которых
стоял большой сосуд, покрытый красным сукном. Митрополит
серебряным ведром зачерпнул воду из проруби и передал клю-
чарю. Ключарь сам наполнил ею сосуд. Слуги митрополита
96
и многих бояр московских также получили разрешение напол-
нить освященной водой сосуды и отнести их домой.
Но особенно поразило Крижанича, как в пробитую рядом с
«иорданью» громадную прорубь бросались люди (некоторые
даже в одежде и при оружии!). Крижаничу пояснили, что они
так совершали обряд крещения. Один смельчак бросился в ле-
дяную воду прямо на лошади.
После освящения митрополитом воды в проруби шествие
во главе с царем направилось в Кремль. Впереди на красных
санях везли сосуд с освященной водой. Специальные люди раз-
метали снег перед санями, а стрельцы расстилали перед царем
по всему пути шествия от Москвы-реки до Успенского собора в
Кремле разноцветные сукна, так что и царь и митрополит шли
все время по коврам.
С интересом Крижанич наблюдал за москвичами в дни свя-
ток. По улицам ходили толпы ряженых мужчин в вывороченных
мехом наружу тулупах, с масками на лицах, с шутовскими кол-
паками на головах. Ряженые плясали, пели песни, как пишет
Крижанич, «игривого содержания». Их щедро одаривали пиро-
гами, орехами, сластями, а те в благодарность желали всем
здоровья и благополучия. На улицах и перекрестках устанавли-
вались качели, дети и подростки качались на досках — это
была обычная праздничная забава москвичей. Много в эти дни
было пьяных. Крижанич видел даже нетрезвых монахов и
сурово осудил эту невоздержанность. Наблюдал он и кулачные
бои на льду Москвы-реки. После них многих участников уноси-
ли с поля боя замертво. Обратил он внимание и на скоморохов.
Среди них были песенники, музыканты, плясуны, кукольники,
вожаки дрессированных медведей. Театр Петрушки, разыгры-
ваемый прямо на улице, веселил простой народ не только не-
мудреными сценками о продаже лошади цыганом, о свадьбе
Петрушки и Варюшки, но и смелыми народными представле-
ниями о расправе Петрушки с чванным боярином, гнавшим от
себя челобитчиков, с толстосумом-купцом, обманывавшим бед-
няков, с пьяницей попом. Кукольный театр пользовался не-
обыкновенным успехом у простых москвичей.
.Церковь и правительство боролись с народными увеселения-
ми, устанавливали кары для скоморохов, вплоть до батогов,
тюрьмы и ссылки, но в середине XVII в. эти меры еще не до-
стигли успеха. Московские скоморохи напомнили Крижаничу
немецких шпильманов, которых он видел в Вене и Варшаве.
Но вместе с рождественскими праздниками в Москву при-
шли и пожары. Однажды ночью гулко забил набатный колокол
ближайшей церкви — и мимо дома Крижанича пронеслись
сани с бочками воды. Но пожарные не столько тушили заняв-
шийся огнем дом, сколько разламывали стоявшие рядом зда-
ния, стараясь тем самым локализовать пожар, не дать ему пере-
кинуться на соседние дома. С тех пор не было дня, чтобы то
там, то тут не вспыхнул где-нибудь пожар: деревянная Москва
97
горела часто. Иногда по ночам приходилось видеть, как в
трех-четырех местах сразу возникали пожары. Выгорали целые
переулки и кварталы. Слуга, приносивший Крижаничу еду,
оассказывая об очередном пожаре, подходящую пословицу при-
вел: «От копеечной свечки Москва сгорела!»
В один из морозных зимних дней Крижанич встретил около
Посольского приказа его начальника — думного дьяка Алмаза
Ивановича Иванова. Тот вспомнил о расспросе в Посольском
приказе этого иноземца и поинтересовался, чем он сейчас за-
нимается. Крижанич ответил, что составляет грамматику сла-
вянского языка, и добавил, что привез с собой в Москву книгу
Адама Олеария с описанием его путешествия в Персию и об-
ратно через Московию. Алмаз Иванов заинтересовался этой
книгой и попросил Крижанича ознакомить его с ней. Иванов
был образованнейшим человеком своего времени, хорошо владел
несколькими иностранными языками и с большим знанием дела
руководил Посольским приказом. По происхождению вологод-
ский посадский человек, он был торговым гостем (т. е. купцом),
но быстро выдвинулся в число первых лиц государства и играл
важную роль в правительстве Алексея Михайловича. Он стал
сторонником борьбы с Речью Посполитой за воссоединение за-
падных и южных украинских земель с Россией. Хорошее лич-
ное знакомство с торговлей помогло ему в работе над Тамо-
женным уставом 1653 г., унифицировавшим торговые пошлины.
Крижанич постарался тотчас же передать книгу Олеария
Алмазу Иванову, и тот довольно скоро вернул ее обратно, по-
советовав Крижаничу перевести ее на русский язык, чтобы
сделать доступной для работников приказов и для царского
двора. Он же дал Крижаничу рекомендательное письмо, в ко-
тором отзывался о нем как о знающем и ученом человеке.
19 января 1660 г. наряду с другими иностранцами Крижа-
нич удостоился приема в царском дворце. Прием был связан
с тем, что в феврале 1660 г. царь Алексей Михайлович соби-
рался созвать церковный собор и пригласил на него многих
видных деятелей русской церкви со всей страны.
Первым приехал архимандрит полоцкого Борисоглебского
монастыря Игнатий Иевлевич. Он прибыл с многочисленной
свитой на 9 подводах. В свите был учитель братской полоцкой
школы Симеон вместе со своими 12 учениками. Симеон сочинил
для такого торжественного случая специальные поздравитель-
ные стихи царскому семейству, которые должны были прочесть
ученики. Симеон с учениками прибыл заранее, чтобы на месте
подготовиться к выступлению и освоиться с новой для него,
и особенно для его учеников, обстановкой. Они находились в
соседней комнате и дожидались вызова. Все же приглашенные
гости прошли в передние проходные сени и стали дожидаться
выхода царя.
Прием был необычный. На нем присутствовало все царское
семейство: царица, три старшие царевны — Евдокия, Марфа
98
и Анна, сестры царя — Ирина Михайловна, Анна Михайловна,
Татьяна Михайловна и даже малолетние царские дети — ше-
стилетний Алексей, трехлетняя Софья и двухлетняя Екатерина
на руках у мамки. Ожидалось невиданное ранее развлечение:
приехавшие из Полоцка отроки будут читать «стихи крае-
согласные» (т. е. рифмованные.— Л, П.) в честь царского се-
мейства!
Раскрылись двери, и в палату вошел архимандрит Иевле-
вич: он был допущен поцеловать руку у царя и царицы; затем
вошли и отроки во главе с учителем полоцкой братской школы
Симеоном. Тридцатилетний инок был высок, смугл, черная бо-
рода обрамляла его умное лицо. Он расставил полукругом от-
роков.
— Благослови, о пресветлейший самодержавнейший великий
государь царь и великий князь, Алексей Михайлович, всея Ве-
ликия и Малыя и Белыя России самодержец! — произнес
учитель.
Царь кивнул головой, и по знаку учителя первый отрок, ро-
бея и смущаясь, начал:
Радости сердце мое исполнися,
Яко предстати тебе приключися,
Богом нам данный православный царю,
Россию всея верный гаспадарю!
Яко бо солнце весь мир просвещает,
Сице во сердцах радость проникает
От лица царска. Тем же припадаем
К стопам ти, яже лобзати желаем 42.
Окончив читать, отрок поклонился в пояс и отступил немного
назад. В это время второй отрок сделал шаг вперед и также
прочел стихи о том, что царь Алексей Михайлович избавил
свой народ «от противник многих», прогнал с Руси еретиков.
Он пожелал царю многих лет счастливого царствования, чтобы
он распространял христианскую веру среди неверных, настав-
лял их на путь истинный и был отрадой для обиженных. Тре-
тий отрок сравнил царя с солнцем и пожелал всем жить под
пресветлым русским царем. Четвертый же отрок закончил свои
стихи словами:
Буди Константин и Владимир миру,
Сотри кумира и прослави веру,
Подай ти господь миром обладати,
А в век будущий в небе царствовати! 43
Крижанич понял, что расчетливый полоцкий учитель устами
отроков сравнивает Алексея Михайловича с Константином Ве-
ликим и Владимиром Мономахом и желает ему быть царем не
только на земле, но и на небе после смерти. А в это время
пятый отрок в стихах высказал утверждение, что и земля, и мо-
99
ре, и аер (воздух) исполнены царской славы и что глас ее
проникает и на небо. Шестой отрок произнес:
Без тебе тьма есть, як в мире без солнца,
Свети ж нам всегда и будь оборонца
От всех противник...44
Завороженный, слушал царь, как седьмой отрок сравнивал его
с Моисеем, принесшим евреям свет божий с высокой горы, где
он беседовал с богом... А затем восьмой отрок сравнил царицу
Марию с луной: ...ее лучами Россия
Премного светла и в нуждах охладу,
Во скорбех скору приемлет отраду...45,
а девятый отрок, развивая дальше сравнение царской семьи
с небесными светилами, произнес, обращаясь к царю:
Ты — солнце. Луна — Мария царица,
Алексей светла царевич — денница,
Его же зари пресветло блистают,
Его бо щастем врази упадают!46
Десятый отрок прославил всех царевен. Одиннадцатый не за-
был прославить князей и бояр, исполняющих царскую волю,
а двенадцатый в заключение сравнил Россию с телом, а ца-
ря— с главой. Глава волей бога создана для царства, и под
его управлением Россия прославится во всем мире «умом и
храбрством». Последние два стиха все 12 отроков произнесли
вместе:
Бог есть с тобою, с ним буди царь света,
Царствуй над людьми, им же многа лета!47
Восхищение было безмерным. Отроков щедро наградили: каж-
дому был выдан большой «печатный» пряник и в знак особого
благоволения их провели через царские покои. Все же пригла-
шенные гости были обнесены кружками с имбирным квасом.
Слуги разносили блюда с орехами, изюмом, сушеными грушами
и вялеными дынями. Наиболее почетным гостям подали бокалы
с романеей — редким заморским вином. Крижанич вышел, не
дожидаясь конца приема: ему хотелось встретиться с Симеоном
и поговорить с ним. Он нагнал учителя с учениками в кремлев-
ском саду, где они обменивались впечатлениями от виденных
во дворце изразцовых печей, клеток с заморскими птицами —
попугаями и канарейками. Каждая из таких птиц стоила
6—8 рублей, т. е. столько же, сколько платили за 10—12 ко-
ров. Особенно поразило учеников большое венецианское зер-
кало, висевшее в простенке одного из залов царского дворца.
Крижанич разговорился с Симеоном, оценил по достоинству
знанием им латинского и немецкого языков, его начитанность
в церковной литературе, его склонность к философским вопро-
сам, но много ли можно было сказать им друг другу, когда
100
рядом стояли 12 мальчиков и досаждали расспросами о цар-
ском водопроводе: слыханное ли дело — стоит открыть кран,
как вода льется сама! Диковинка!
Мы не можем точно сказать, сколько раз виделся еще Кри-
жанич с полоцким учителем, который пробыл в Москве до
20 сентября 1660 г., но позднее он весьма высоко отзывался об
учености этого инока, сравнивая его с Епифанием Славинец-
ким 48.
Письмо Алмаза Иванова помогло Крижаничу познакомиться
с одним из самых влиятельных лиц в Русском государстве того
времени, с фактическим руководителем московского правитель-
ства боярином Борисом Ивановичем Морозовым. Он был воспи-
тателем («дядькой») царя Алексея Михайловича и с 1645 г.
возглавлял московскую администрацию — ведал приказами
Большой казны, Стрелецким, Аптекарским, Новой Четью и др.
Умный и ловкий царедворец, он выбрал себе в жены сестру
царицы княгиню Милославскую и тем самым стал свояком царя
Алексея Михайловича.
Стремясь увеличить доходы казны, Морозов сократил жало-
ванье служилым людям и ввел высокий налог на соль. Крижа-
ничу рассказали, что незадолго до его приезда в Москву народ
в столице восстал против злоупотреблений Морозова и потре-
бовал его казни. Ближайшие помощники Морозова Траханиотов
и Леонтий Плещеев были умерщвлены, но Морозова царь ук-
рыл в своем дворце, а затем отправил в фиктивную ссылку в
Кирилло-Белозерский монастырь. Прошло всего 4 месяца, и царь
вновь возвратил своего «дядьку» в Москву: он был нужен ему
для составления Уложения 1649 г., этого своеобразного свода
законов. Морозов рассматривал Уложение по частям наедине
с царем и до конца 1650-х годов продолжал негласно руково-
дить правительством. Когда царь Алексей Михайлович в 1654 г.
выступил в поход на Литву, то он пожаловал Морозова выс-
шим военным званием — дворовым воеводой, начальником над
«полком государевым».
Когда Крижанич решил обратиться к Б. И. Морозову, тому
уже было около 70 лет и он несколько отошел от государевых
дел. Но Алексей Михайлович по-прежнему обращался к нему
за советами, сохраняя прежнюю привязанность к своему пер-
вому учителю и отдавая должное уму, прозорливости и опыт-
ности своего «дядьки» 49.
Б. И. Морозов был одним из самых крупных землевладель-
цев России середины XVII в. Его поместья были разбросаны
по 19 уездам, ему принадлежало 9100 дворов, почти 55 000 кре-
постных крестьян. Мало того, он владел железоделательными,
кирпичными, поташными заводами, мельницами и винокурнями.
Он был также и одним из самых удачливых и «капиталистах»
торговых деятелей Москвы.
Родовой двор боярина Морозова располагался в Москве,
на Арбате, недалеко от церкви Риз положения, он там бывал,
101
правда, лишь изредка, а жил в подаренном царем доме в
Кремле, близ Чудова монастыря, совсем рядом с царским двор-
цом. Сюда и прибыл к нему Крижанич с толстым фолиантом
подмышкой — сочинением Адама Олеария.
Он шел и вспоминал все, что слышал о боярине Морозове,
которого все побаивались и перед которым все заискивали,
ибо, как говаривали о нем, «по благоволению царскому был он
силен и словом и делом». Это был один из самых родовитых
в Москве бояр: его предки издавна служили русским великим
князьям, еще в ту пору, когда и сама Москва была всего лишь
великим княжеством. Борис Иванович начал свою службу цар-
скому роду Романовых при царе Михаиле Федоровиче. Вначале
он был стольником, затем — спальником, и, следовательно, был
все время при царе, передавал его приказы, исполнял мелкие
царские поручения бытового характера. Царь Михаил доверял
Борису Ивановичу, а тот старался всеми силами оправдать это
доверие. Отличаясь трезвым, практическим умом, Б. И. Моро-
зов хорошо ориентировался в сложных хитросплетениях при-
дворной жизни. К этому следует добавить и то, что он всегда
тяготел к светскому образованию, не отказывался от общения
с иноземцами, прибывавшими к царскому двору, пытаясь из-
влечь из знакомства с ними пользу для себя — в области как
наук, так и практических знаний.
Крижанич был приглашен к Морозову в декабре 1659 г.,
во время рождественского поста. Богато жил боярин! При вхо-
де в дом Крижанича удивил птичий гомон и писк: целую ком-
нату занимали охотничьи скворцы! В декабре 1659 г. он затре-
бовал и получил из нижегородских и арзамасских вотчин гово-
рящих скворцов. Их привезли в большой, специально для них
построенной клетке, обитой войлоком, «чтоб, до Москвы везу-
чи, не поморозить и не тесно б им было»50. Пока Крижанич
дожидался боярина, слуга поставил перед ним блюдо с суше-
ными фруктами и орехами, налил медового квасу — все из бояр-
ских вотчин. Морозов был занят тем, что «суд судил». Он оп-
ределял приказчику меру наказания для провинившихся слуг.
Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта, и Крижанич слы-
шал, как боярин судил проштрафившихся.
— Человек твой Егор Хваталов, пьяным ездя, истерял седло
людское ездовое верховое, которому цена рубль, да узду ремен-
ную, добрую, в 3 алтына, да тесак, да потник в 5 алтын.
И за ту вину ты, государь, что укажешь?
— Зачесть ему в недоимок, а что не выплатит, то выбить
палками! Да на дровнях бить, давая по сту ударов нещадно.
Да запиши: Наталье Киселовой за худое мытье наших сорочек
не давать в рождественский мясоед мяса на всю неделю. Да
девке нашей Дарье Степановой за худое топленье спаленки
нашей не давать на рождество мяса шесть ден. Да клюшнице
нашей Домне Фроловой за подаванье нам худых сливок не да-
вать хлеба пять ден 51.
102
Но вот раскрылись двери, и боярин Морозов вошел в ком-
нату. Он приветливо улыбнулся Крижаничу и тут же, обратив
внимание на толстую книгу в его руках, спросил, та ли это
книга, о коей писал Алмаз Иванов. Крижанич подтвердил, что
это та самая книга, и подробно рассказал о ней. Морозов за-
интересовался прежде всего иллюстрациями, подолгу рассмат-
ривал зарисовки московского быта, хмыкал удовлетворенно,
а порой ворчал и недоуменно пожимал плечами. Особенно ему
понравились виды древнерусских городов, а также сложные
графические композиции, изображавшие жанровые сценки из
жизни крестьян. Когда Крижанич сказал, что собирается напи-
сать опровержение на книгу Олеария, исказившего картину
жизни и нравов русского народа, Б. И. Морозов поддержал
его, заявив, что будет первым ее читателем. Затем он поин-
тересовался, чем сейчас занимается ученый муж. Крижанич
ответил, что составляет словарь латино-русский и пишет
«Объяснение выводно об языку словенском».
Беседа затянулась. Морозов спрашивал про жизнь в Вене
и Варшаве, о положении на Украине, где Крижанич был недав-
но. С уважением отозвался он о нежинском протопопе Максиме,
похвалил Крижанича за его приезд в Москву, подтвердил, что
такие ученые люди России надобны, пообещал ему всяческую
поддержку, хотя и оговорился, что по старости и недомоганию
редко бывает во дворце: только когда государь на совет позо-
вет. Он угостил на прощанье Крижанича стоялым медом (сам
пить, правда, не стал), дал провожатого до дому и отпустил,
наказав при случае вновь прийти к нему, а также посоветовал
сходить к Федору Михайловичу Ртищеву, большого ума челове-
ку и книгочию.
О царском дворецком Федоре Михайловиче Ртищеве Кри-
жанич уже был наслышан от нежинского протопопа Максима
как о человеке начитанном, ученом 52. Он имел сан окольниче-
го, что ставило его в первый разряд придворных чинов53.
Крижанич был осведомлен и о том, что вблизи Москвы, у са-
мых Воробьевых гор, на правом возвышенном берегу Москвы-
реки Ф. М. Ртищев соорудил церковь во имя Преображения в
существовавшем здесь издавна Андреевском монастыре, причем
вызвал сюда с Украины ученых монахов. Среди приглашенных
были видные монахи Арсений Сатановский и Епифаний Сла-
винецкий. Именно в Андреевском монастыре Ф. М. Ртищев ос-
новал с просветительскими целями своеобразное ученое брат-
ство. Здесь занимались изучением языков, богословия, ритори-
ки, готовили переводчиков богослужебных книг с греческого
языка на церковнославянский. По просьбе Ф. М. Ртищева Епи-
фаний Славинецкий и составил «Лексикон латино-словенский».
О Славинецком так отзывались современники: «...в философии
и богословии изящный дидаскал и искуснейший в еллиногре-
ческом и славянском диалектах» 54.
103
Жил Ртищев в родовом доме на Знаменке (от кремлевского
Боровицкого моста пятый переулок направо в сторону Арба-
та) 55. Здесь была и богатая его библиотека. Крижанич снача-
ла послал Ф. М. Ртищеву рекомендательную грамотку от не-
жинского протопопа Максима: тот давно уже переписывался
с ним56 и снабдил Крижанича рекомендацией к нему, когда
он выезжал из Путивля в Москву. Максим охарактеризовал
Ф. М. Ртищева как человека умного, знающего, влиятельного
и близкого к самому царю. Ртищев был очень популярен среди
украинских казаков: «...муж рассудителен и всякого знания
преисполнен» — так характеризовал его Лазарь Баранович.
Излюбленным занятием Ртищева было устраивать диспуты у
себя на дому по самым разнообразным поводам. Так, у него
проводились споры между раскольниками и никонианами; ча-
стым гостем был протопоп Аввакум, подолгу жил Иван Неро-
нов, но вместе с тем у Ртищева бывали, как мы уже видели,
и Симеон Полоцкий, и Епифаний Славинецкий, и патриарх
Никон. Последнего Ф. М. Ртищев глубоко чтил: «Велик и пре-
мудр учитель Никон патриарх... и вера, от него преданная, зело
стройна и добра, и красно по новым книгам служити» 57.
Впервые Крижанич побывал у Ртищева 10 февраля 1660 г.,
когда тот принимал у себя посланцев полоцкого архимандрита
Игнатия Иевлевича. Архимандрит произнес подобающую случаю
речь, блеснув знанием латинского языка. Ф. М. Ртищев благо-
склонно отнесся к Крижаничу: он сам считал себя питомцем
южнорусской учености и охотно поддерживал представителей
западноевропейской образованности.
Желание Ф. М. Ртищева повидаться с Крижаничем еще
более укрепилось, когда Б. И. Морозов рассказал ему о своей
встрече с этим иноземцем и об интересной книге, привезенной
им в Москву. Крижанич принес с собой эту книгу, показал ее
Ртищеву; тот с любопытством ознакомился с ней и тоже поре-
комендовал написать опровержение на «лживые домыслы и
поблудки» Олеария.
Время шло. Наступила весна 1660 г. А в жизни Крижанича
все оставалось без перемен. Он стал задумываться над своим
положением в столице Русского государства. Чего он достиг,
чего добился? С одной стороны, вроде бы и многого: он в Мос-
кве, занимается полезным делом, познакомился с видными
государственными людьми, чувствует интерес к себе и к своим
занятиям. Но с другой стороны, разве он может влиять на царя,
на его ближайшее окружение? Разве прислушиваются государ-
ственные люди к его мнению? Да и что знают они об этом его
мнении? Разве используются в Москве в полной мере все его
знания, все его умение, все его мастерство? Ну, кто он такой?
Безвестный «дидаскал», учитель, который трудится над состав-
лением грамматики славянского языка. Его кормят и поят, оде-
вают и обувают, но разве к такой жизни, к такой деятельности
он готовил себя? Не будучи удовлетворен собой и своей жи-
104
знью, Крижанич не знал, что предпринять для того, чтоб изме-
нить эту жизнь.
Лето этого года запомнилось Крижаничу путешествием в
Троице-Сергиев монастырь, поразивший хорватского богослова
(причем он не был внутри соборов и храмов, не видел богатст-
ва и пышности их внутреннего убранства!). Эта поездка не
осталась незамеченной: в приказ Большого Дворца поступил
запрос, было ли кем разрешено это посещение. До нас не дош-
ли документы, как-либо разъясняющие этот эпизод, но сам факт
слежки за любопытным иноземцем показателен.
Чем дальше, тем быстрее бежали дни, приближалась осень.
Крижанич продолжал работу над славянской грамматикой,
размышлял о политике русского царя в отношении иноземцев.
Не оставляя желания выдвинуться в число ближайших совет-
ников царя, он продолжал готовить себя к этому. Он много и
усидчиво работал над сочинениями Иоанна Златоуста, греческих
богословов — Фотия, Григория Паламы, Константина Панагио-
та и многих других. Их труды нелегко было найти на Западе,
но в России богослов нашел многие интересовавшие его сочине-
ния. Кроме того, он изучал и сочинения римских отцов церкви,
которые захватил с собой на Русь; заново перечитал труды бла-
женного Августина, Иеронима, Амвросия, стараясь отыскать
в них ответы на интересовавшие его вопросы. До поздней ночи
засиживался Крижанич над книгами.
Достаточно познакомившись за полтора года жизни в Моск-
ве со своими соседями, Крижанич начал часто бывать у них
дома. Однажды он услышал рождественскую песню, в которой
прославлялись хлеб и соль:
Хлебу да соли долог век, слава!
Государю нашему доле того, слава!
Государь наш не стареется, слава!
Его добрые кони не ездятся, слава’
Его цветное платье не носится, слава!
Его верные слуги не стареются, слава!58
Песня эта заинтересовала Крижанича, и он начал расспра-
шивать, о каком государе идет речь в ней? Об Алексее Ми-
хайловиче или государем называют хозяина того дома, в кото-
ром и которому поется эта песня? Но как только он начал
расспросы, соседи сразу умолкли и перевели разговор на дру-
гую тему. Крижанич заметил, что москвичи стараются на лю-
дях о царе не говорить ни плохого, ни хорошего, опасаясь, что-
бы их слова не были бы неверно поняты и истолкованы.
Свободное общение Крижанича с соседями вызвало подозре-
ние. Священику той церкви, в приходе которой жил Крижанич,
было предписано опросить прихожан, не вел ли подозрительно
любопытный иноземец каких-либо крамольных речей, не пере-
манивал ли он в свою веру православных и что вообще говорил
он о своей вере, не болтал ли чего негожего о государе царе
105
и великом князе? Священник ответил, что ничего подозритель-
ного не заметил, кроме двух непонятных вещей. Во-первых,
Крижанич утверждал, что такие рождественские песни, как
колядки, которые распевали православные по домам и под
рождество, и под Васильев день (1 января.— Л. 17.), якобы по-
ются католиками и у него на родине и даже сходное название
имеют — календы. А во-вторых, очень он интересовался, о ка-
ком это государе поется в славильных песнях: об Алексее Ми-
хайловиче или о хозяине того дома, в котором песня поется.
И тем самым хулу на государя нашего возвел.
Крижанич быстро заметил, что его перестали приглашать
на вечеринки, а когда он приходил на них, то всегда встречал
там одного и того же человека. Назвавшись Ларионом Ивано-
вым, подьячим приказа Лифляндских дел, тот часто заговари-
вал с Крижаничем на самые разные темы. Так, он интересо-
вался, какие книги Крижанич привез с собой в Москву и нет
ли среди них католических? Как он относится к православной
вере? Почему не перекрестится из католической веры в право-
славную? Тогда Крижанич сам задал ему вопрос, почему он
всем этим интересуется? Ларион Иванов ответил, что в его
приказе ведают разных иноземцев (немцев, поляков, литовцев),
взятых в плен или просто перехваченных на западной границе
Русского государства, и что он по простоте душевной и гово-
рит с Крижаничем о том же. Крижанич не придал особого зна-
чения этому разговору, продолжал все так же свободно и не-
принужденно общаться с русскими людьми: это было необхо-
димо ему для сбора материала о лексике русского языка,
о словоупотреблении, о формах русской речи, о всевозможных
смысловых оттенках одних и тех же слов и речений. Все это
было ему необходимо как лингвисту. Его работа над грамма-
тикой русского языка близилась к завершению, и он начал уже
задумываться над созданием такой грамматики, которая была
бы пригодна для всего славянского мира. Доверчивый и без-
заботный, Крижанич не понимал, что он навлек на себя подо-
зрение и что достаточно пустякового факта, случая, чтобы оно
превратилось в убеждение, в доказательство его нелояльности
в отношении православной церкви или православного госу-
даря.
И случай представился. В один из рождественских дней
Крижанич был приглашен на святочную вечеринку, где
слишком уж гостеприимные хозяева прежде всего напоили его
стоялым медом, а затем пригласили участвовать в празднич-
ном веселье. Видимо, в мед было подмешено что-то более
крепкое, потому что Крижанич сразу же сильно опьянел и по-
терял над собой контроль. Впервые за свою жизнь в Москве
он сам участвовал и в пении святочных песен, впервые, надев
на себя маску, плясал вместе с ряжеными, забыв и о своем
сане, и о положении. Очнулся он уже в «холодной», под над-
зором стрельцов. Как он сюда попал, что говорил и как себя
106
вел на вечеринке, Крижанич не помнил. Ему было сказано, что
он вел себя «непотребно», возносил хулу на государя и участ-
вовал в «сатанинском блудодеянии». Основываясь на показа-
ниях Лариона Иванова, приказ Лифляндских дел от имени царя
составил указ без какой-либо мотивировки о высылке Крижа-
нича в Сибирь. Видимо, не обошлось и без церковников, посто-
янно призывавших вести борьбу с «бесовскими песнями и пля-
саниями», когда «в таких позорищах своих многие люди в блуд
впадают и внезапною смертью умирают, и в той прелести хри-
стияне погибают» 59.
Что явилось поводом для такого скорого решения и какова
была истинная причина ссылки Крижанича в Сибирь, мы до сих
пор точно не знаем. Нет об этом указаний ни в русских дело-
производственных документах того времени, ни в бумагах са-
мого Крижанича. За те 300 лет, что прошли после его смерти,
ученые высказывали самые различные предположения. Первым
по этому вопросу высказался русский и украинский филолог-
славист О. М. Бодянский в предисловии к изданной им «Грам-
матике» Юрия Крижанича: «Хотя по происхождению и сопле-
менник, однако, будучи все таки иноземцем, латинским ерети-
ком... Юрий, разумеется, при всей чистоте своих намерений,
при всем желании подать и свой голос в общем споре, живо
волновавшем всех, от простолюдина до царя, может быть, даже
без всяких католических замыслов, не сходясь в мнении своем
с тогдашними представителями нашей мудрости, легко навлек
на себя подозрение, а за ним, по шатости времени, и ссылку.
То по крайности очевидно, что на него смотрели как на римско-
го еретика... Ему не доверяли и тем более не доверяли, что
он же имел неосторожность при том кой в чем вразумлять
их»60. «Общий спор, живо волновавший всех» — это спор об
исправлении церковнослужебных книг и обрядов, который вели
между собой никониане и старообрядцы. Бодянский предпола-
гал, что Крижанич принял участие в этом споре и за это и
поплатился. Предположение О. М. Бодянского имеет право на
существование, однако никакими документами и фактами пока
не подтверждается. История раскола изучена нами довольно
хорошо, и до сих пор нам неизвестно ни одного случая участия
Крижанича в споре по поводу исправления богослужебных
книг.
Несколько по-иному смотрел на причину высылки Крижани-
ча С. К. Смирнов: «Правительство духовное и светское не
могло мириться с политическими воззрениями Крижанича, с его
взглядами на греческую церковь, которые высказал он в своих
сочинениях и которых, вероятно, не скрывал, когда жил в Мос-
кве»61. Иными словами, Крижанич был сослан в Сибирь как
еретик62. В доказательство своей мысли С. К. Смирнов приво-
дит доводы и факты, взятые из книг Крижанича, написанных
уже в ссылке, после того как он был выслан из Москвы. Ясно,
что такая система доказательств не может быть принята. Ведь
107
до ссылки русское правительство еще не знало этих доводов!
Они еще не были ни написаны, ни высказаны Крижаничем.
Предположение С. К. Смирнова несостоятельно.
В очень общей форме высказался о причине ссылки Кри-
жанича самый крупный наш буржуазный историк С. М. Со-
ловьев, полагавший, что Крижанича сослали «за неправосла-
вие»63. Его мнение нельзя не учесть, оно действительно
важно, но оно слишком общо и не указывает на конкретный
повод из жизни или высказываний Крижанича, который явил-
ся бы причиной его ссылки.
Остальные историки лишь несколько варьировали высказан-
ные ранее предположения. Так, И. М. Добротворский писал,
что причиной высылки явились «резкие нападения на граждан-
ско-политические устройства России и даже на канонические
определения русской церкви»64, но никаких фактов, подтверж-
дающих это, он, естественно, привести не смог. П. А. Бессонов,
глубоко исследовавший творчество Крижанича, правильно
написал: «Ничего не говорит Крижанич нам ни о вине своей,
которой не было, ни о причинах изгнания, на которые нельзя
было с точностью указать ни самим, вероятно, изгнавшим, ни
самому, тем менее, изгнанному» 65. Поэтому Н. И. Костомаров
и написал в жизнеописании Крижанича, что его «удалили не
за какую-нибудь вину, а по подозрению»66. Об этом же гово-
рит и А. И. Маркевич в своем историко-литературном очерке,
ссылаясь на С. М. Соловьева: «Причиной ссылки была не дей-
ствительная какая-либо вина, а обстоятельства: преждевремен-
ность прихода его в Москву, где его не могли тогда понять,
а затем неудержимая страстность и увлекательность его ха-
рактера, которая привела его к противоречиям и с обстоятель-
ствами, и с самим собою»67.
Поэтому нам приходится опираться лишь на показания са-
мого Крижанича, который в своей более поздней челобитной
на имя царя, поданной в 1676 г., писал: «А прилучила же ся
на меня и другая причина. Некий бо господин меня о некоем
деле спросил, и когда я мыслил наилутче отвечать и из чисто-
го... сердца полезну речь произнести, тогда за мои грехи лучи-
лося мне погрешить и отвещать некое глупо слово, из которого
слова он, господин, на меня сумню завзял; а чаю, что он об
моем прежнем раденью не ведал. И за то слово я в ссылке
15 лет довольно бедности и муки претерпел»68.
Какое «глупое слово» и какому «некоему господину», гово-
рившему с Крижаничем о «некоем деле», сказал наш иноземец,
мы, видимо, никогда не узнаем. Во всяком случае, сейчас, при
нынешнем состоянии источников, об этом приходится только
гадать. Обстановка в Москве того времени была крайне слож-
ной, противоречивой, подозрительность стала типичнейшей чер-
той общественной жизни. Никониане подозревали раскольников,
раскольники — никониан, всевозможные шпики («шпыни») бро-
дили по улицам, выслушивая, не скажет ли кто хулы на ба-
108
тюшку-царя. По первому же подозрению человека вели на
допрос и порой совершенно безвинно осуждали.
Наблюдательный иностранец заметил это. В своем более
позднем сочинении «О промысле...» он пишет, что в Русском
государстве часто совершенно напрасно обвиняют в хуле на
царя, что он и сам видел примеры, как, злостно толкуя чужие
слова, обвиняли иных в хулении государя. А между тем при
беспристрастном рассмотрении в них не оказывалось никакой
хулы69. Возможно, именно личные впечатления и продиктова-
ли эти горькие строки: уж не себя ли подразумевал Крижанич,
уже не его ли слова «злобно истолковали» и обвинили, хотя
на самом деле «в них не оказывалось никакой хулы»?
Как бы то ни было, но жизнь Крижанича круто перемени-
лась. Только что всю ночь он пел, пил, веселился и плясал,
а утром проснулся в стрелецкой караульной, и уже 8 января
1661 г. ему объявили царский указ о высылке, а пока посадили
в собственный же его дом «за приставы», т. е. под домашний
арест. Еду ему доставляли, как и раньше, из харчевни, но он
не мог никуда выйти без сопровождения приставленной к нему
стражи. Он пытался выяснить, в чем дело, в чем его обвиня-
ют,— никто ничего ему не говорил. Все ссылались на решение
царя. Он хотел подать челобитную на царское имя — ее не
приняли.
Приказ Лифляндских дел 8 января 1661 г. сообщил отпи-
ской в Сибирский приказ о высылке Крижанича в Сибирь.
Стали подыскивать ему попутчика, добывать «кормовые день-
ги» на дорогу, написали грамоту тобольскому воеводе, в чье
ведение поступал теперь Крижанич. Прошло около двух не-
дель, и 20 января 1661 г. Крижанич вместе с патриаршим под-
дьяком Федором Трофимовым, также ссылаемым (как расколь-
ник; в Сибирь вместе с женой и детьми, в сопровождении
верхотурского подьячего Посникова и березовских служилых
людей казаков Митрия Лабутина «с товарищи» выехал из
Москвы. «А по государеву указу велено ему быть в Тобольску
у государевых дел, у каких пристойно. А кормовых ему денег
велено давать по семи рублев с полтиною в месяц»70.
Дорога в Сибирь
Сумрачным утром выехал из Москвы санный поезд в далекую
снежную Сибирь. В сани-розвальни уселись Крижанич,
краснолицый дюжий стрелец и ямщик, нанятый до Александро-
вой слободы, где находился большой стоялый двор и где ме-
няли государевых ямщиков. В двух других санях разместили
109
семейство раскольника, еще двое саней предназначалось для
сопровождавших лиц, а одни, пустые,— для подмены, на вся-
кий случай.
Вышел священник, наскоро совершил напутственную служ-
бу,— и вот уже зазвенели бубенцы под дугами, поезд тронулся
в путь.
Впереди ехал вестовой, затем сани с Крижаничем, по-
том— с раскольниками. Замыкал санный поезд возница с пу-
стыми санями. Ехали по знакомой уже Крижаничу дороге, ко-
торая вела к Троице-Сергиеву монастырю, но сам собор остался
в стороне; зимняя дорога была проложена напрямик.
Вот и последняя московская застава позади. Широкая, хо-
рошо накатанная дорога лежала перед путниками. Навстречу им
с Волги непрерывным потоком шли обозы с мороженой рыбой.
Никто не решался обгонять ссыльных, наоборот, им уступали
дорогу и долго задумчиво крестились вслед... Кто едет? Кого
везут царевы люди? Куда они направляются?..
Дорога, однообразная, скучная, бесконечно длинная, распо-
лагала к размышлениям. Почему же он стал ссыльным?—эта
мысль не давала покоя Крижаничу. Он вновь и вновь вспоми-
нал последние месяцы жизни в Москве. Где и в чем он ошиб-
ся? Кто был заинтересован в том, чтобы удалить его от двора?
Кому помешал он? Он был, как казалось ему ранее, одиноким
в Москве — но разве это было одиночество? Там были люди,
с которыми он так часто и с таким интересом встречался, раз-
говаривал, спорил, там жизнь кипела вокруг—пусть не всегда
понятная и близкая ему, но жизнь, жизнь,— а что здесь, кроме
одинокого звона колокольчика да мирно похрапывавшего ус-
нувшего стрельца? Вот когда начинается настоящее одиночест-
во! С кем поговоришь? Кому посетуешь на свою судьбу? С кем
посоветуешься? «Кому повем печаль мою?»,— вспомнил Крижа-
нич духовный стих...
За те полтора года, что прожил Крижанич в Москве, он
уже достаточно хорошо усвоил, что с царским повелением спо-
рить бессмысленно. Кто будет слушать его, иноземца? У кого
искать защиты и убежища? Все отвернулись от него, как толь-
ко узнали, что он впал в немилость.
Через сто с небольшим верст путники въехали в Александ-
рову слободу. Подъезжая к ней, они издалека еще увидели
массивный Троицкий собор, построенный Василием III. Непо-
далеку от него возвышалась небольшая шатровая церковь Пок-
рова и виднелись остатки каменного двора царя Ивана Грозного,
с его собственной кельей, где он и замаливал, каясь, свои грехи.
Но выше всех подымалась колокольня, построенная Грозным
рядом с Троицким собором.
Несколько храмов встретилось путникам, когда они въеха-
ли в слободу. Шатровая церковь с большой трапезной, пяти-
главая Успенская церковь, корпус келий мужского монасты-
ря— все было построено на века, добротно, с расчетом на
110
то, чтобы и жилые помещения могли выдержать длительную
осаду.
Но у Крижанича, естественно, не было времени и возмож-
ности рассматривать все это. Санный поезд въехал на путный
двор, надо было передохнуть от непривычной в первое время
дороги. Путники выспались и наутро тронулись дальше в путь.
В слободе сменились ямщики. Отдохнувшие лошади бодро
взяли с места, и санный поезд покатил по накатанному пути
на Переславль-Залесский. Густые леса обступили дорогу.
Проехали несколько крупных сел — Рюминское, Самарово, Ям,
впереди забелел высокими стенами Данилов монастырь. Сани
въехали на высокую гору, с которой открывался удивительный
вид на близлежащий город с множеством церквей и колоколен.
Все остановились, сняли шапки и перекрестились, низко-низко
поклонившись городу. Ветер доносил до путников отголоски
колокольного звона. Крижанич узнал, что эта гора называется
Поклонной, так как с нее было принято кланяться городу Пе-
реславлю. Этот город основал князь Юрий Долгорукий. По его
повелению был построен Спасо-Преображенский собор, в ко-
тором похоронены переславские князья. Под Переславлем ро-
дился и царь Федор Иоаннович, в честь его патрона возведен
собор Федора Стратилата.
Крупный торговый и ремесленный центр XVII в., Пере-
славль лежал на важном торговом пути. Этот город наряду с
Ярославлем и Вологдой относили в то время к числу главных
городов России. Вокруг него были расположены многочислен-
ные торгово-ремесленные слободы — кузнечная и оружейная,
рыбацкая и ямщицкая. Монастыри вокруг — Данилов, Федо-
ровский, Никитский — богатели от приношений великих князей,
богатых купцов и горожан.
Путники спустились с Поклонной горы к городу, въехали в
крепость и расположились в ямской избе на ночлег. Ни выйти
из избы, ни посмотреть город Крижанич не мог. Он вспомнил,
какой свободой пользовался во время прежних своих приездов
в Москву, как жадно интересовался тогда новыми для него го-
родами и селами, и вот теперь он едет под стражей и видит
только то, мимо чего быстро проезжает.
Ночевка в ямской избе — и снова в путь, на этот раз —
круто на север, на Ярославль. Крижанич много слышал об этом
городе, еще находясь в Москве. Ярославль называли старшим
братом Москвы, а основал его князь Ярослав, прозванный Муд-
рым, на высоком крутом берегу Волги и впадающей в нее Ко-
торосли.
Первая стоянка на пути к Ярославлю — город Ростов Вели-
кий. Лошади бойко катили сани по накатанной дороге, леса
сменялись белоснежными полями, невысокие пригорки да по-
катые холмики вставали на пути, лошади легко брали пологие
подъемы и еще легче шли под уклон. Вот впереди засияли зо-
лоченые кресты многочисленных ростовских церквей, соборов,
111
колоколен. Помимо древнего кремля с кафедральным собором
и шестью древними каменными церквами, Крижанич насчитал
еще более двух десятков церквей и несколько монастырей в
округе. Пока подъезжали к Ростову, Крижанич любовался вы-
сокими земляными валами, окружавшими город. Они были ос-
лепительно белыми после недавно выпавшего снега. Через
Петровские ворота въехали в город, пронеслись с гиканьем ми-
мо торговой площади и остановились у гостиного двора, где ря-
дом стояли и съезжая изба, и изба писчая.
А рано поутру на новых лошадях, с новыми ямщиками пу-
тешественники через Фроловские ворота выехали на Ярославль.
Нужно было проехать около 60 верст, чтобы добраться до ве-
ликой русской реки Волги, на которой стоит Ярославль. Доро-
га прихотливо вилась по увалам, огибала невысокие холмы, то
скрывалась в лесу, то бежала полями. Однообразные покрытые
снегом равнины утомляли глаз. Недолгая остановка на обед в
деревне Кормильцы (она это название и получила потому, что
здесь всегда останавливались на обед ямщики) — и снова в
путь. Уже начало смеркаться, когда впереди засветились огонь-
ки— это и был Ярославль. В сумерках Крижанич не разгля-
дел города. Возницы знакомым им путем быстро подъехали к
государеву двору, разгрузились и, уставшие, завалились
спать.
Утром Крижанич, выйдя на улицу, был несказанно удивлен
окружавшей его пустотой: вместо многих зданий возвышались
лишь занесенные снегом остатки фундаментов. Ему рассказали,
что три года назад, в 1658 г., в Ярославле был страшный по-
жар, истребивший почти весь город: он, как и все города на
Руси, был сплошь деревянным. Сохранились лишь немногие
каменные церкви да кремлевские башни, каменные купеческие
склады да амбары. После пожара город отстраивался заново.
Мало что увидел проезжий ссыльный иноземец: только вы-
сокие башни, вновь покрытые тесовыми крышами после пожа-
ра, украшенные изразцами церкви радовали глаз ярким соче-
танием зеленых, красных и желтых тонов, но что это были за
церкви, как назывались эти башни, Крижанич так и не узнал.
Дорога шла все на север. Вот промелькнула деревня Усоль-
ка. Через 60 верст остановились на ночлег в Даниловой слобо-
де. К концу следующего дня путники доехали до села Грязови-
цы, а оттуда уже лежал прямой путь на Вологду.
Вологда. Как часто звучало это слово в устах стрельцов и
ямщиков! Как ждали путешественники прибытия в этот ста-
ринный город, ровесник Москвы, лежавший на перепутье вод-
ных и сухопутных путей! В Вологде — длительная стоянка,
баня, по которой так истосковались измученные дальней доро-
гой тела путников!
Санный поезд приблизился к городу, когда солнце было уже
на закате. Живописным силуэтом вырисовывался на вечернем
небе могучий каменный «детинец» — вологодский кремль, по-
112
строенный еще при Грозном. Деревянные стены окружали ка-
менные башни — Спасскую, Пятницкую и Благовещенскую.
Путники въехали в город с юга, через Борисоглебские ворота.
Богато украшенные деревянной резьбой дома стояли вдоль
улиц, и Крижанич подивился мастерству русских плотников:
словно кружево свисало с крыш, наличников, и в лучах захо-
дящего солнца дерево казалось мягким и теплым. Окна были
затянуты большей частью бычьими пузырями. Путники проеха-
ли через посад прямо в город. Там близ собора, где были со-
средоточены все «избы» — съезжая, писчая, опальная, губная,
тюремная, казенная и др., стояли и таможенная изба, и «важ-
ня», где взвешивались привозимые на торг товары. Приехавших
разместили на гостином дворе.
На следующее утро все сходили в баню, а затем стрельцы
повели своих подопечных на торг. Он раскинулся ближе к го-
родской стене, обращенной к реке Золотухе. Торг начинался
прямо от стен гостиного двора. Рядом стояли государевы ам-
бары на высоких подклетах, где хранились царские товары.
Снаружи амбары были окружены крытыми галереями, где бы-
ли устроены лавки для открытой торговли. Там же были вы-
строены четыре лавки посадских людей, самых именитых, по-
читаемых. Возвышались и две гостиные избы с комнатами,
в одной из них и остановились путники. Деревянная церковь на
торгу стояла несколько в стороне.
А прямо у каменной стены детинца, выходившей на реку
Золотуху, тянулись бесконечные торговые ряды. Москательный
и сапожный, ветошный и серебряный, свечной и книжный,
а там, дальше — мясной, рыбный, овощной, соляной, конный.
Торг шумел и гудел. Крики зазывал и ржание лошадей, звон
котельного ряда и разгульное шумное торжище у харчевен и
кабаков — все сливалось в один несмолкаемый гул.
Стрельцы закупили на дальнюю дорогу провизию, главным
образом мороженую и соленую рыбу, несколько туш заморо-
женной говядины, муку, соль, крупу. Все это сложили на пусто-
вавшие до сих пор запасные сани: предстоял долгий путь. Во-
логда же была средоточием торговли Русского государства на
Севере. Здесь была и иноземная слобода, где жили купцы, при-
ехавшие Белым морем из Западной Европы, но стрельцы не
разрешили Крижаничу пройти в эту слободу. Надо сказать, что
косо посмотрели они на него и тогда, когда он начал рыться в
книгах на торгу, в книжном ряду.
Перед дальней дорогой стрельцы сходили и в слободу по-
шевников — мастеров, изготовлявших и чинивших сани. Здесь
было все подготовлено для пути «за Камень», т. е. за Ураль-
ский хребет.
Ехать одним было опасно: путь дальний, местность дикая,
безлюдная. Стали искать попутчиков. Узнали, что из Спасо-
Прилуцкого монастыря, что под Вологдой, отправляется сан-
ный караван в Сольвычегодск за солью. Это было стрельцам
113
на руку, да и монахи были рады ехать вместе с воинскими
людьми: как-никак, а защита. И вот стрельцы приказали ям-
щикам перегнать своих лошадей вместе с припасами под своды
монастыря, чтобы назавтра ехать вместе.
Первым большим городом на пути в Сольвычегодск была
Тотьма. Зимний санный путь на Тотьму был проложен по
льду речки Сухоны и повторял все причудливые изгибы ее
русла. Ехали по дороге, ведущей к деревне Староселье. Доро-
га шла по реке, протекавшей среди густых еловых боров, пе-
ремежавшихся сосновыми рощами. Через 90 верст от Вологды
проехали Шуйский городок. Заночевали в съезжей избе — и
опять потянулись бесконечные леса, которым, казалось, не
было конца. В глуши, в лесах проехали деревню Варевичи, за-
тем еще сотню верст — и вот на левом берегу реки Сухоны,
при впадении в нее речки Песья Деньга, путников встретил
город Тотьма. Рубленый острог был здесь основан еще в 1536 г.
для защиты от набегов казанских татар.
Наутро Крижанич увидел в округе и другие дворы, среди
них — двор Ольги Строгановой, имевшей в Тотьме свои соля-
ные варницы. Здесь Крижанич впервые услышал об этом ста-
ринном, ведущем свое происхождение из Новгорода купеческом
роде, который на Севере расширил свои владения по многим
городам и острогам.
На отдых был выделен один день, а на следующее утро
стрельцы и монахи двинулись дальше вниз по Сухоне, к горо-
ду Великий Устюг. Ехали до него почти четверо суток, ночева-
ли в пути у небольших сел, стоявших по Сухоне. Крижанич за-
помнил из них Камчугу и Бобровский Ям.
Город Устюг расположен у слияния рек Сухоны и Юг. Пос-
ле слияния эти две реки образуют Северную Двину, по которой
шел торговый путь к Белому морю. Поэтому Устюг был важ-
ным торговым пунктом; с XVI в. он официально уже именуется
Великий Устюг. Это был в то время один из богатейших горо-
дов в России. Из Архангельска по Северной Двине шли туда
иноземные товары, с Поморья — рыба и соль, с Вычегды, с Пе-
чоры, из-за Урала — ценные меха («мягкая рухлядь»). В Ус-
тюге можно было встретить и английское сукно, и персидские
шали. Зимний санный путь был накатан ярославскими и воло-
годскими купцами.
Еще издали увидел Крижанич яркий многокрасочный храм.
Это была церковь Вознесения. Скромная по размерам, но бо-
гато украшенная и цветными изразцами, и белокаменными
вставками, церковь вызывала у всех, видевших ее, впечатление
праздничности. Строителем церкви был богатый купец Ники-
фор Ревякин, имевший торговые дела в самой Москве. Крижа-
нича особенно удивили кованые железные решетки на окнах
южного придела. Они были сделаны из тонких железных пру-
тьев, каждая имела свой рисунок. На одной из решеток Кри-
жанич разобрал цифры 7156 и высчитал, что это соответство-
114
вало 1648 г. нового стиля: именно в этом году и было закон-
чено строительство храма.
Успенский каменный собор Крижаничу осмотреть не дове-
лось: обоз не мог долго задерживаться, спешили скорее до-
ехать до Сольвычегодска. Путь обоза пролег мимо Михаило-
Архангельского монастыря, но в сам монастырь обоз не
заезжал, и Крижанич мог лишь издали полюбоваться мощными
монастырскими постройками. И вот — снова санный путь,
проложенный по льду реки, дорога сворачивает на Вы-
чегду.
Низкие берега ее поросли тальником, но, чем дальше
поднимался обоз вверх по течению, тем все глуше и глуше ста-
новились леса, и вот уже деревья вплотную обступили проло-
женную по льду дорогу. Путники ехали как по коридору, пока
не добрались до города Сольвычегодска. Он стоит на речке
Усолке, впадающей в Вычегду, неподалеку от озера Солониха.
Главными людьми в городе были богатые купцы Строгановы.
Самого города еще и не было видно за прибрежными за-
рослями, а высокая громада каменного собора уже горделиво
возвышалась и приковывала к себе внимание. Сам же горо-
док был сплошь деревянным. Вплотную к Благовещенскому со-
бору примыкали деревянные палаты Строгановых. Двухэтаж-
ный сруб стоял на высоком подклете, на одном из срубов —
высокая башня с кровлей в виде бочки, на другом — открытая
площадка — «смотрильня». К верхним этажам вело богато ук-
рашенное деревянной резьбой парадное крыльцо.
Еще по дороге в Сольвычегодск Крижанич многое узнал об
Анике Строганове — основателе рода именитых купцов. Это
был суровый и скупой делец. До самой своей смерти он, тогда
уже один из самых богатых торговых людей России, донаши-
вал кафтаны, доставшиеся ему еще от отца и деда. И вместе
с тем не жалел целых состояний на строительство роскошных
храмов, торговых складов, мастерских. Это был страстный со-
биратель книг (оставивший после себя огромную библиотеку)
и икон. В то время Сольвычегодск был одним из центров рус-
ского искусства. Тончайшее шитье строгановских мастерских,
цветная эмаль, филигранные работы по серебру, колоритные
местные иконы — вот чем привлекал к себе этот город в
XVII в. и иноземных купцов, и московских, ярославских, и во-
логодских торговых людей. Сольвычегодск был важным опор-
ным пунктом Москвы на Севере: не случайно Строгановы по-
лучили право лить пушки и иметь при себе «государеву зелей-
ную казну» — запасы пороха, свинца, пушечных ядер.
Обоз остановился на подворье Спасо-Прилуцкого монасты-
ря, монастырские служки занялись своими делами, а стрель-
цы отправились в съезжую избу искать себе дальнейших по-
путчиков. Но попутчиков не нашлось, а задерживаться и до-
жидаться их «государевы люди» не могли. Решили ехать одни.
Дорога им была известна, да пугали глушь и одиночество: на
115
всем пути через Камень не было больше крупных городов, стоя-
ли лишь небольшие острожки — Кибра, Палауз, Ужга. Путни-
ки тронулись, и через несколько дней прибыли в Кайгородок,
где три дня пережидали вьюгу, а затем поехали дальше, к Со-
ликамску.
Соликамск расположился на реке Усолке. Около 400 дво-
ров, 40 соляных варниц да 70 лавок — вот и весь город. На
высоком берегу стояла деревянная крепость, опоясанная глу-
боким рвом. Она имела Спасские, Никольские, Георгиевские и
Петропавловские ворота, пять башен, все деревянные. На ок-
раине города возвышались мощные стены Вознесенского мона-
стыря-крепости.
В Соликамске обоз остановился на несколько дней. Люди
помылись в бане, закупили продукты на дорогу, вновь пытались
найти себе попутчиков, но выехали опять одни. Дорога от Со-
ликамска пошла уже по Предуралью. Кончился гладкий наез-
женный путь по льду реки, путники достигли перевала через
Уральский хребет. Скалы стояли на пути, подъем был медлен-
ным, утомительным.
Давно, за много лет до поездки Крижанича, Соликамский
житель Артемий Бабинов открыл новый, более удобный и ко-
роткий путь от Соликамска в верховья реки Туры. Эту дорогу
в Москве назвали новой сибирской верхотурской дорогой, но и
ямщики и народ называли ее просто Бабиновой. Вот по ней-то
и поехал обоз с Крижаничем и раскольниками. Им предстояло
добраться до города Верхотурья, где были таможенная изба и
гостиный двор. Дело в том, что в Верхотурье собиралась боль-
шая пошлина со всех провозимых товаров (10% со стоимости).
Ехать в Сибирь другими дорогами запрещалось. Верхотурье
было единственными воротами в Сибирь. Этим путем зимой
на санях, летом на лодках проходило до тысячи купцов в год:
с западноевропейскими и русскими товарами в Сибирь, с ки-
тайскими и сибирскими товарами — в Россию. Весной и летом
по реке Туре сплавлялись десятки торговых судов.
Дорога извивалась между скалами, огибая их, то подни-
маясь, то круто спускаясь. Ямщики в таких случаях обвязы-
вали сани ветками, чтобы они не так быстро скользили вниз.
Лошадей выпрягали и спускали тяжело груженные сани без
людей и лошадей.
Все глуше становилась дорога, все реже попадались на пути
караульные ямщицкие избы. Страшно становилось Крижаничу
при мысли о том, как далеко от родимого края он заехал. Уже
совсем стемнело, когда вдруг в морозной тишине явственно по-
слышался протяжный волчий вой. Лошади испуганно запрядали
ушами. Ямщики подобрались, гикнули — и обоз с удвоенной
скоростью покатил дальше. И вдруг молчаливые серые тени
помчались за ним, все быстрее и быстрее приближаясь к по-
следним саням. На них сидел только один возчик. Сани были
гружены продуктами. Поджарый волк резко вырвался вперед,
116
бросился на пристяжную. Лязгнули зубы, но ременная упр-
ряжь с железным кольцом спасла лошадь.
Один из стрельцов с пищалью спрыгнул, подождал, когда
последние сани поравняются с ним, ловко вспрыгнул на них и
устроился среди мешков и коробов спиной к ямщику, лицом
назад. В ночной тиши, прерываемой лишь отфыркиванием ло-
шадей, были слышны только повизгивание гнавшихся за до-
бычей волков да скрип полозьев. Взошла на минуту луна — и
у Крижанича захватило дух: громадная стая волков неслась не
отставая. Стрелец вскинул пищаль и выстрели наугад. Лошади
рванули сильнее, испуганные выстрелом, в волчьей стае раз-
дался вой, визг — и волков как не бывало. Стая разодрала в
клочья убитых товарищей, но что такое два тощих волка для
целой стаи?
И вот уже снова серые тени распластались рядом с санями,
а у стрельца, как на грех, что-то с пищалью не заладилось.
Видимо, в темноте да в спешке курок свернул. Что делать?
Схватил он пищаль за дуло, размахнулся и ударил прикладом
по голове лобастого волка, бежавшего рядом. Снова стая от-
стала, вновь сожрали волки убитого собрата, озверели от све-
жей крови, от острого запаха лошадиного пота — и с новыми
силами бросились вперед, в погоню.
Волки выбрали новую тактику: старались держаться по-
дальше от саней, заскочили вперед и стали наскакивать на ло-
шадей. Лошади мчались как бешеные, сани мотались из сторо-
ны в сторону, сено летело клочьями с саней, а с одних и какой-
то плохо привязанный короб соскочил прямо под ноги волкам,
но те на него и внимания не обратили. «Режь постромки!» —
крикнул один из стрельцов — березовец Лабутин, сопровождав-
ший Крижанича от Москвы. Но у ямщика рука не поднялась
сделать это: молодая лошадь, только недавно купил ее, вся
надежда была на кормилицу. Как своей рукой отдать на съе-
дение волкам?
Тогда Лабутин сам перелез вперед и острым ножом обрубил
постромки. Кинул вожжу — лошадь порвала повод и рванула
в сторону. Волчья стая кинулась за ней. Дикое, отчаянное ло-
шадиное ржание пронеслось над замерзшим лесом. Ямщик в
ужасе зажал уши руками. Через минуту все было кончено.
Стая отстала. Лошади из последних сил неслись вперед. Нако-
нец замелькал огонек путевой избы. Перепуганные ямщики изо
всех сил заколотили в ворота. Вышел хозяин, впустил запоздав-
ших путников за высокий забор и тут же спустил с цепи двух
сторожевых псов-волкодавов.
А из леса снова донеслось заунывное волчье завывание.
В сумраке надвинувшейся ночи, среди бесконечной белой пу-
стыни и темной груды скал и лесов этот вой вожака вдруг сме-
нился диким лаем всей стаи. Ей ответили сторожевые псы —
и началась такая какофония, которой Крижанич сроду не слы-
хал. Но напасть на людей и лошадей, защищенных крепким
117
деревянным забором, волки не решились. Ночь прошла спокой-
но, лишь долго не могли уснуть перепуганные дети старика-
раскольника, да ямщик горевал по погибшей лошади и все
рассказывал хозяину, какой умной и работящей помощницей
она была.
Натерпевшись страху после встречи с волками, ямщики ус-
покоились, лишь достигнув реки Туры. Дорога вновь побежала
по льду. «Тура» на языке манси, рассказали Крижаничу, озна-
чает «длинная». И действительно, путь по ней показался Кри-
жаничу бесконечным. Обрывистые скалы Уральского хребта
окружали с двух сторон реку, она текла как бы в глухом ка-
менном коридоре. Но вот ямщики и стрельцы оживились: впе-
реди показалось Верхотурье.
Город и крепость стояли на высоком берегу реки Туры. Ям-
щик рассказал Крижаничу, что раньше на этом месте, по пре-
данию, был разбит зырянами и вогулами городок Нером-Кар
(по речке Нером, впадающей в Туру недалеко от этого места).
Мощная деревянная крепость с двумя башнями окружала город
с трех сторон, а с четвертой он как бы примыкал к крутому
берегу, и скалы защищали его от врагов. Внутри крепости воз-
вышалась деревянная церковь. Там же стояли воеводская из-
ба, гостиный двор, дома торговых людей и воинских чинов.
Вокруг крепости разместился посад, тоже сплошь деревянный.
Он был, в свою очередь, обнесен высокой деревянной стеной с
восьмью башнями. Жили в городе и на посаде русские люди,
либо насильно здесь поселенные, либо «выкликанцы», приехав-
шие сюда добровольно. Это были главным образом беглые,
покинувшие в России своих господ и искавшие вольной жизни
на окраинах Русского государства.
В Верхотурье находилась государева таможня, где строго
осматривали всех проезжавших. Не составили исключения и
наши путники: все их имущество было тщательнейшим образом
пересмотрено. Таможенники искали «заповедные товары», глав-
ным образом водку, которую запрещалось провозить в Сибирь
без царского на то разрешения.
Верхотурье в то время считалось небольшим городом, в нем
насчитывалось всего около 200 дворов, но это был важный та-
моженный и военный центр на «государевом пути» из Москвы
в Сибирь. Для обслуживания этого пути под городом устроили
специальную слободу, названную Ямской. Там жили ямщики со
своими семействами, стоял и специальный ямской двор, где
останавливались проезжавшие: в город и крепость их не пускали.
Обогрелись, отдохнули на ямском дворе — и снова в путь.
Дорога вновь шла по реке Туре.
Следующим крупным пунктом на их пути был город Ту-
ринск, лежавший на полпути между Верхотурьем и Тюменью.
Выехали с запозданием: выяснилось, что у одного ямщика
сбруя оказалась настолько ветхой, что не выдержала тяжело
груженных саней и порвалась. Пока искали замену, время про-
118
шло, выехали только около полудня, а опытные люди преду-
преждали, что лучше вообще переждать день здесь: по всем
приметам ожидался буран.
Задувать стало вскоре после выезда, но ямщики не останав-
ливались, спешили доехать до ближайшей заимки. И вдруг са-
танинской силы ветер внезапно налетел из-за каменного увала,
и снеговой заряд мгновенно закрыл весь белый свет. С неба
посыпалась жесткая ледяная крупа, которая больно секла и
испуганных лошадей, и не менее перепуганных седоков.
— Ну, все, захватила нас вьюга! — промолвил старший
ямщик и жестко приказал своим товарищам: — Подгоняйте
сани вон к той скале, распрягайте лошадей, а оглобли вверх,
вверх поднимайте! Да в груду, в груду сбивайтесь, чтобы не
растерять друг друга! Да лошадей, лошадей берегите!
А ветер нес все новые и новые заряды снега, и вскоре за-
крутила вьюга вокруг так, что не только сверху, с неба, но и
снизу, с боков обвивало путников снежной простыней. Вскоре
и сани, и люди, и лошади оказались погребенными под сугро-
бами снега. Вдруг снег с одной стороны сугроба сдвинулся, как
живой, и потек в сторону. Ледяная крупа просекала кожу на-
сквозь, люди старались укрыться кто чем мог. На иссеченных
лицах и руках выступила кровь и тут же замерзла. И не было
возможности укрыться от злобного ветра, никак не спрятаться
от злых его охлестов: он ходил по круговой. Куда ни повер-
нись, отовсюду подкрадывался он. Не успеешь передохнуть,
а ветер снова с завыванием и гоготом стремится залепить рот,
ноздри, глаза, уши...
Вдруг ветер внезапно стих — и повалил снег густыми белы-
ми хлопьями. Все потемнело вокруг. Глухо всхрапывали испу-
ганные лошади, тоненьким голоском скулили дети, повторяя
только одно: «Мамка, мамка, матушка...». Снег быстро накрыл
пуховой периной сани, людей, лошадей, и вдруг опять завыла
пурга, и новые, новые пласты снега наносила она на погребен-
ных путников.
А мороз, мороз-то вдруг ударил какой! Тяжко было быть
погребенным под снегом, дышалось трудно. Крижанич не вы-
терпел и попытался прокопать дыру, чтобы хотя свежего воз-
духа глотнуть, но только хватанул он морозного воздуха, как
в считанные секунды обмерзли губы, язык, небо и даже зубы,
казалось, залубенели от холода. Мороз вышиб из глаз слезы,
намертво склеил ресницы, и Крижанич быстро нырнул под за-
щитный сугроб. Так вот что такое сибирский мороз, о котором
он столько наслышался еще в Москве!
Ветер то стихал, уходя на нет, то вдруг снова вспыхивал
с новой силой, быстро набирал прежнюю крепость. Колючий
снег, казалось, подымался вверх столбом, достигал низких
облаков и вновь осыпался вниз и подымался вверх, и такая
снежная круговерть была, что нельзя было различить ничего,
кроме бешено крутящихся снежинок.
119
— Господи, спаси, господи, сохрани...— однообразно повто-
ряли раскольники. Ямщики, лежавшие вместе с лошадями, лас-
ково оглаживали их по шеям, успокаивали и сами старались
теснее прижаться к теплому лошадиному боку...
Время остановилось для погребенных под снегом путников.
От их теплого дыхания сугроб внутри обтаял, образовалась
плотная ледяная корка, пропускавшая воздух и предохранявшая
от страшного мороза и ветра. Клонило в сон, и вскоре все
дружно захрапели.
Крижанич проснулся от недостатка воздуха. Ему присни-
лось, что кто-то черный и косматый надавил ему на грудь и
не давал вздохнуть. Ножом Крижанич проделал в обледенев-
шем своде сугроба дыру — в нее ворвался свежий морозный
воздух, снова немыслимый морозный зной обжег лицо и руку
с ножом, лезвие ножа мгновенно примерзло к сугробу.
Заживо погребенные под снегом потеряли счет и часам и
дням. Проголодавшись, они жевали хлеб, сушеное мясо, сосали
ледышки, чтобы утолить жажду. Тяжелее всего пришлось ло-
шадям: ни одна из них не могла встать, придавленная снеж-
ным сугробом. Но вот наступила тишина, перестал завывать
ветер, путники попытались пробиться сквозь покрывший их
сугроб, но, обессиленные, вскоре отказались от своих попыток.
Опытный ямщик начал копать горизонтальный лаз, чтобы вы-
рваться из снежного плена. И вдруг послышались чьи-то голо-
са, широкая лопата пробила их снежную берлогу и провали-
лась внутрь. Вслед за ней в образовавшуюся дыру просуну-
лась голова в мохнатой шапке.
— Вот они, живы! — радостно прогудел бородач и начал с
ожесточением расширять образовавшийся лаз.
Это проезжавшие мимо ямщики увидели поднятые вверх
над снежным сугробом оглобли и поняли, что вьюга замела
путников. Всем спасенным прежде всего растерли докрасна
лица и руки. Откопали сани и лошадей. Одна из них встать
не смогла. Хозяин снял с нее шкуру и бережно уложил на
сани: в ближайшей съезжей избе он сдаст ее воеводе и полу-
чит в обмен новую лошадь для «государевой службы».
Утомленные и измученные тронулись в путь наши путеше-
ственники, ехали медленно, с трудом преодолевая наметенные
бурей сугробы. Иногда же попадались совершенно открытые
места, где ветром был снесен весь снег со льда речки. Зеле-
новатый лед гулко звенел под копытами лошадей, таинственно
светились речные глубины, лошади пугались непривычной доро-
ги, их копыта беспомощно скользили по льду. Раза два лошади
бессильно падали, и людям приходилось останавливаться и со-
единенными усилиями поднимать их и ставить на ноги. Ехать
старались по закраинам у берегов, где сохранился снег и где
легче было пробраться, но путь из-за этого удлинялся.
Но вот показалась вдали Тюмень — первый русский город
в Сибири. Он был построен на высоких обрывистых берегах
120
реки Туры и ее притока Тюменки близ развалин татарского
города Чимги-Тура. Удачно выбрали царские воеводы Василий
Сукин и Иван Мясной место для города: он лежал на древней-
шем пути из Европы в Азию. Город надежно охраняли глубо-
кие овраги и крутые берега, а доступные для противника места
были укреплены стеной, рвом и надолбами.
Быстро, за две недели, возвели русские люди острог. Он со-
стоял из вертикально вкопанных в землю, плотно приставлен-
ных друг к другу заостренных сверху бревен. После возведения
острожной стены начали строить город. Вскоре за стенами
острога вырос посад, где поселились служилые люди и пашен-
ные крестьяне. Невдалеке, за речкой Тюменкой, образовалась
ямская слобода, а за рекой Турой — бухарская слобода. Там
останавливались приезжавшие сюда с товарами купцы из Буха-
ры. На окраинах города, на берегу Туры, возникли два монас-
тыря — мужской и женский.
В Тюмени подьячий Посников вместе со стрельцами и свои-
ми подопечными был размещен в съезжей избе, а ямщики от-
правились к себе домой, в ямскую слободу. Усталые, измучен-
ные путники получили почти недельный отдых, и Крижанич
имел возможность поближе познакомиться с этим интересным
городом.
В ближайший же базарный день весь город заполнился во-
зами с товарами. Шла оживленная торговля зерном, мукой, дру-
гими съестными припасами, шерстяными тканями, овчинами, ки-
тайскими шелками, русским холстом, одеждой, обувью, металли-
ческими изделиями и предметами домашнего обихода. Торговали
все: и местные жители, и приезжие ямщики-торговцы, и окрест-
ные крестьяне, и купцы из Бухары и Китая, и служилые люди.
Крижанича поразила красота и звонкость местной гончарной
посуды, славившейся далеко вокруг прочностью и чистотой от-
делки.
Гуляя по городу, Крижанич обратил внимание на то, что
острог обветшал, башни и стены подмыло водой и они вот-вот
могут обвалиться. По городу Крижаничу было разрешено ходить
совершенно свободно, но за пределы острога он выйти не мог.
Крижанич много расспрашивал местных жителей об условиях
их жизни, и они рассказали ему, что пахотные земли вокруг
Тюмени богатые, плодородные, местное население занимается
земледелием и скотоводством и платит тюменскому воеводе
дань. Тюмень была конечным пунктом на дороге по реке Туре.
В результате постройки трех городов (Верхотурья, Туринска
и Тюмени) река Тура, соединявшая бассейны Камы и Ирты-
ша, оказалась в руках московских царей. Тюмень часто подвер-
галась нападениям со стороны кочевых татарских племен, и по-
этому жили в этом городе «с великим береженьем», в постоян-
ной опасности. Тюмень особенно охраняли еще и потому, что в
царских житницах этого города всегда находился значительный
запас хлеба и в случае недорода (вещь в Сибири обычная)
121
именно из Тюмени получали хлеб другие сибирские города.
Наблюдательные иностранцы, посещавшие Сибирь в середине
XVII в., отметили богатство Тюмени припасами. Один из них
так записал: «В общем, это очень приятное место, где в изо-
билии продаются всякие съестные припасы, и прежде всего
зерно, мука и прочее» *.
В Тюмени Крижанич впервые увидел в продаже кедровые
орехи, подивился их нежному вкусу и величине кедровых
шишек — больше даже лебединого яйца! Здесь же увидел он
и поделки из кедра, поразившие его красотой древесины и бла-
городной белизной.
Но вот настало время ехать дальше. Стрельцы избрали
хорошо наезженный путь от Тюмени вниз по реке Туре до
впадения ее в реку Тобол. Первым крупным острогом на этом
пути был Тарханский, стоявший на Тоболе недалеко от впаде-
ния в эту речку Туры. До Тарханского острога добрались без
особых приключений. Погода стояла морозная, но тихая, сытые
лошади бежали резво, путешественники имели с собой хороший
запас продуктов. В остроге передохнули день и поехали даль-
ше вниз по Тоболу. Река текла среди густых лесов, деревья
подступали к самому берегу. Кое-где дорогу перемели глубокие
сугробы, появившиеся здесь после недавнего бурана. В этих
случаях приходилось всем браться за лопаты и помогать ямщи-
кам хоть немного расчистить путь для неприхотливых сибир-
ских лошадей.
Прошло всего полтора месяца после отъезда Крижанича из
Москвы — и вот перед ним поднялись высокие деревянные
стены Тобольского острога — города, где ему приказано жить.
Расположен он на высоком берегу могучей сибирской реки
Иртыш, там, где река Тобол впадает в нее. Тобольск был осно-
ван в 1587 г. и первое время представлял собой простой дере-
вянный острог. Расположенный на старинных караванных
путях, на слиянии двух полноводных рек, Тобольск стал глав-
ным городом Сибири. Именно через него шла потоком «мягкая
рухлядь» в Москву, из Тобольска шли дальше на Восток рус-
ские первопроходцы, осваивая все новые и новые дикие, неве-
домые ранее земли.
Вместе с ростом значения этого города росла и расширя-
лась его крепость. Она была построена на высокой, почти в
25 сажен, горе из могучих, в два обхвата, лиственниц. Наверху
крепостной стены была устроена крытая галерея, в которой
Крижанич заметил и бойницы, и ходивших по стене стражни-
ков. Девять красивых деревянных же башен охраняли крепость,
все они были восьмиугольные. В крепости было двое ворот,
обращенных к посаду. Одни из них выходили на реку.
Издалека была видна высокая Софийская церковь. Ее пол
был поднят над землей на 14 венцов, на крытую галерею вела
двойная лестница. Позднее Крижанич сосчитал, что сруб этой
деревянной церкви имел 25 венцов. Церковь завершалась
122
пятью главами. Рядом с ней стояла трехъярусная шатровая
шестистенная колокольня. В алтаре церкви было 7 больших и
5 малых, а в паперти— 18 окон: здание было просторное, вели-
чественное.
Дорога привела сначала в посад, а из него по извилистой
улице, проложенной по горе, сани двинулись к крепости.
Стоявшие в ее воротах стражники потребовали царскую грамо-
ту на въезд, проверили ее и впустили путников внутрь. Сани
подъехали к съезжей избе. Вещи были выгружены. Это произо-
шло 8 марта 1661 г.
Криз/санич в Тобольске
^Ранним утром 9 марта 1661 г. Крижанич проснулся от пере-
стука топоров и выглянул в маленькое окошко. Артель
плотников ловко обтесывала бревна: строился новый острог во-
круг посада, подновлялись стены в городской крепостной стене.
Крижанич вышел на улицу. Сухой морозный воздух бодрил и
освежал. Перед Крижаничем раскинулся сплошь деревянный
город. Окна и двери домов были богато украшены деревянной
резьбой, изо всех труб валил дым. Было безветренно, и дымы
подымались столбом, не смешиваясь. Особенно увлекательно
было смотреть сверху на крыши расположенных внизу, под
горой, посадских изб, тесно стоявших друг подле друга. Запахи
дыма смешивались с острым запахом свежей сосновой щепы,
ворохом лежавшей близ обтесанных столбов.
Подошел старший стрелец и повел Крижанича в воевод-
скую избу. Это была просторная комната с лавками по стенам.
Посредине — широкий стол, чернильница и песочница на нем,
за столом — дьяк с гусиным пером за ухом. В глубине за от-
дельным столиком — воевода, боярин князь Иван Андреевич
Хилков, присланный на воеводство в Тобольск в 1659 г.
Крут характером и своеволен был князь Хилков. Правил
как самодержавный властелин, приказа над собой не терпел.
Когда тобольский архиепископ Симеон попытался оградить от
его самовольства свой церковный причт, воевода прикрикнул
на перепуганного владыку, так что последний счел за лучшее
убраться из города в свою вотчину, село Ивановское, в пяти
верстах от Тобольска. Вскоре Симеон совершил необдуманный
и не дозволенный церковными властями поступок: самовольно,
без вызова, выехал в столицу, чтобы видеть «царевы очи» и
принести царю жалобу на самоуправство князя Хилкова и его
товарищей, которые так «добры до твоих государевых всяких
чинов людей, что лисы до кур или что волки до овец»4.
123
Поэтому по прибытии Крижанича в Тобольск в городе не было
архиепископа. Вскоре ссыльный предстал перед воеводой.
Надолго задумался воевода над судьбой прибывшего ино-
земца. С поддьяком Федором Трофимовым все было просто:
отослал в посад, приказал выделить место под избу, а пока
отдал его под начало местного священника церкви Богоявле-
ния, чтобы он служил там дьячком, пока не приедет архиепис-
коп. А вот как быть с Крижаничем? Что означают слова цар-
ской трамоты «быть в Тобольску у государевых дел, у каких
пристойно»? Деньги на прокорм были выделены большие, не
все из местных служилых людей такое жалованье получали.
А чем занять его? Какое «государево дело» поручить можно?
И тогда многомудрый воевода решил выслушать самого
Крижанича. Он потребовал, чтобы Крижанич письменно изло-
жил, когда и для чего выехал в Россию, чем в Москве зани-
мался, какие поручения государя выполнял. Крижанич тут же
сел за стол и быстро, не задумываясь, написал воеводе чело-
битную. В ней он сообщал, что по царскому повелению грамма-
тику языка словенского составлял, но не закончил. «В Посоль-
ском приказе,— писал Крижанич,— переводил греческие и
латинские грамоты и книги; а оприч де книжного перевода ни
у каких государевых дел не был и никакие иные дела ему не
за обычай»2.
Воевода тут же приказал Крижаничу работу по составле-
нию грамматики как можно быстрее окончить и ему предста-
вить, а он ее в Москву немедля отошлет. Но взять на себя
полную ответственность за судьбу такого странного иноземца
князь не мог. Посовещавшись с дьяком и письменным головой,
он послал в Москву запрос: на какой службе быть в Тобольске
Юрию Крижаничу (Юрию Сербину) и поддьяку Федору и спол-
на ли им выдавать кормовые деньги? Эта грамота от имени
воевод Ивана Андреевича Хилкова и Герасима Сергеева сына
Головина, а также дьяка Семена Володимерова сына Румян-
цева была получена в Москве только 25 сентября 1661 г. Она
была прочитана царю Алексею Михайловичу и царевичу Алек-
сею Алексеевичу. Грамоту подал тобольский атаман Меньшой
Выходцев. По решению царя заведовавший Сибирским прика-
зом боярин князь А. Н. Трубецкой в ответной грамоте от 17 де-
кабря 1661 г. приказал давать им кормовые деньги по-прежне-
му, «а в какой им службе мочно быть — и то положено на твое
боярское рассмотренье» 3“6.
Посылая грамоту в Москву, воевода, конечно, знал, что ско-
рого ответа ждать нельзя, а устраивать иноземца как-то надо.
И было отдано распоряжение выделить Крижаничу комнату в
приказной избе, перенести туда его книги и вещи и выдать
кормовые деньги на три месяца вперед. Приказные люди рас-
сказали ему, где он может харчиться. Предписано было в горо-
де и на посаде свободно ходить, но за пределы острога не вы-
124
ходить, каждый раз испрашивать изволения воеводы, объясняя,
куда и зачем отправился.
Комната, куда привели Крижанича, была мала, с подслепо-
ватым окошком, поэтому на другой же день Крижанич стал
просить разрешения на свои деньги построить отдельную «доми-
ну», где бы он мог спокойно трудиться. Воевода не препятство-
вал, и те же самые плотники, что рубили острог, за три дня
из свежеотесанных бревен лиственницы срубили Крижаничу
маленькую избушку в две небольшие комнатки с сенями.
Обстановка была самая скромная: лавки по стенам, стол, два
табурета, шкаф для одежды, рундук для книг, большая печь.
Упорный каждодневный труд помог Крижаничу перенести
первые, самые трудные месяцы ссылки. Он работал с раннего
утра до позднего вечера. Крижанич надеялся, что, ознакомив-
шись с его сочинением, царь по достоинству оценит его труды
и вернет его из ссылки. Он закончил раздел о знаках препи-
нания и начал писать об ударении в славянских языках, срав-
нивая русский язык с латинским и греческим. 8 августа 1661 г.
Крижанич завершил свой труд. Переписав набело последние
листы, он отправился в воеводскую избу к письменному голове
Борису Иванову сыну Маркову и бил ему челом об отправке
его рукописи в Москву царю Алексею Михайловичу.
Долго вертел в руках Марков эту тетрадь с мудреным на-
званием «Объяснение выводно о письме словенском», посовето-
вался с другим письменным головой — Вахрамеем Сергеевым
сыном Головиным. Вместе решили передать тетрадь дьяку
Семену Владимирову сыну Румянцеву. Тот, долго не раздумы-
вая, отдал работу Крижанича воеводе Даниле Семенову сыну
Яковлеву, который и переслал рукопись в Москву, в Сибирский
приказ, для передачи государю.
Письменный голова Головин, обратив внимание на то,
что работа Крижанича была написана на бумаге различного
формата, и узнав от него, что бумаги ему недостает, тут же
приказал изготовить («соорудить») для ученого иноземца боль-
шую тетрадь. Тот с благодарностью принял этот столь необхо-
димый ему подарок.
В это время Крижанич узнает, что в Тобольск на житель-
ство прибыл ссыльный ученый-поляк. Богослов поспешил к
нему и был несказанно обрадован, узнав, что тот привез с
собой известную работу Мартина Кромера по польской исто-
рии. Труды Кромера были уже известны Крижаничу. Сын кра-
ковского мещанина, Кромер учился в Краковском университете,
затем продолжил свое образование в Италии и Германии. Слу-
жил секретарем у краковского епископа, достиг епископского
сана: стал вармийским епископом. Сохранилась составленная
Кромером опись королевского архива. Его труд «О начале и
истории польского народа» был издан в Базеле на латинском
языке в 1555 г., выдержал несколько переизданий, был пере-
225
веден на польский и немецкий языки. При его создании Кро-
мер пользовался актами королевского государственного архива
и сочинением краковского каноника Яна Длугоша «История
Польши». Латинская хроника Мартина Кромера надолго стала
основным пособием для знакомства с историей Польши и Рос-
сии на ранних этапах их существования. Крижанич много слы-
шал об этой хронике и очень хотел ознакомиться с ней. Он уго-
ворил поляка дать на время ему эту книгу, начал читать ее и
делать подробные выписки в ту самую тетрадь, что ему изго-
товил Головин. Работал он с упоением, но недолго; воевода
Хилков перевел поляка на жительство в город Тару, и тот,
выехав, забрал свою хронику.
Огорченный и раздосадованный, Крижанич начал упорно
искать людей, у которых были бы хоть какие-нибудь книги.
Он обратился прежде всего к священникам, и в старом Возне-
сенском соборе у протопопа Макария обнаружил небольшую,
в четверку, рукопись, писанную скорописью XVII в., довольно
четкой и разборчивой. Рукопись была озаглавлена так: «Книга,
глаголемая летописец великия земли Российский великаго сло-
венского языка, отколе и в кое лета начаша быти великие кня-
зи и цари, и когда крещение прият Русская земля».
Взволнованный Крижанич начал тут же, у протопопа, читать
эту летопись: «В лето от сотворения света 2244, по потопе
2 лето. По благословению отца своего Ноя Афету, излиявшуся
на западные страны и на северный, даже и до полунощный.
По мале же времени правнуцы Афетовы Скиф и Зордан отлу-
чишася от братии своей...»
Радости Крижанича не было предела. Во-первых, он убедил-
ся в том, что может хорошо читать русскую скоропись и пони-
мает ее. Во-вторых, эта летопись рассказывала о происхожде-
нии Словена и Руса, давших начало родственным племенам,
о построении древних городов Словенска, Русы и Волховского
города.
Рукопись начиналась с рассказа о мифических подвигах
словенских князей в доисторические времена; затем шло по-
вествование о Гостомысле, основании Киева и о призвании
варягов на русское княжение. Бегло перелистав ее, Крижанич
убедился, что многое уже известно ему по тем спискам Повести
временных лет, с которыми он познакомился еще в Москве.
Но во второй части рукописи он обнаружил выписки из таких
летописей, повестей, житий святых, которые ему не были зна-
комы. Главное же, он нашел в этой рукописи сведения обо всех
русских великих князьях и царях до 1652 г.
Так в руки Крижанича попал список одного из самых инте-
ресных летописных сводов! И ученый хорват умело распорядил-
ся этим богатством. Он решил прежде всего переписать эту
рукопись целиком, чтобы всегда иметь ее под рукой для спра-
вок. Возвратясь домой, он начал переписывать ее в свою за-
ветную тетрадь. Для быстроты Крижанич писал русские слова
126
латинскими буквами. Те же слова, которые он не понимал или
же не мог разобрать, вписывал по-русски, а некоторые слова
писал дважды — и русскими и латинскими буквами. Особо тща-
тельно Крижанич переписал текст о призвании «курфистра
Рюрика с братьями из рода Августа», все данные о киевских
великих князьях с точными датами их княжений. Летопись,
переписанная Крижаничем, не была полной: одни события
были изложены в ней подробно, другие — кратко, конспектив-
но, а третьи отсутствовали вообще. Очень подробно в летописи
были изложены житие митрополита Филиппа, осада Пскова
Баторием, походы Ермака в Сибирь, поход Грозного на Нов-
город, царствование Бориса Годунова, события начала XVII в.
(самозванцы, пребывание поляков в Москве) и царствование
Михаила Федоровича.
Прогуливаясь по городу, Крижанич неожиданно постречал
того самого поляка, у которого брал хронику Мартина Кроме-
ра. Оказывается, его вновь перевели в Тобольск, и Крижанич
тут же решил воспользоваться предоставившейся возможностью
и вновь попросил эту книгу. Позднее Крижанич познакомился
с товарищем этого человека, также поляком, у которого было
несколько интересующих его книг. Юрий прежде всего заинте-
ресовался «Московской хроникой» Петра Петрея-де-Ерлезунда.
Этот шведский дипломат четыре года служил в России (впер-
вые он посетил ее при Борисе Годунове), а затем дважды,
в 1607 и 1609 гг., был послан сюда шведским королем Кар-
лом IX в целях заключения русско-шведского союза. Его «Мос-
ковская хроника» была написана в 1615 г. и издана в Сток-
гольме, а в 1620 г. он перевел ее на немецкий язык и опубли-
ковал в Лейпциге. Именно этот перевод оказался у поляка.
Когда Крижанич ближе познакомился с этой книгой, он
увидел, что в ней многое заимствовано автором у Герберштей-
на, Гваньини и, особенно, из хроники Буссова. «Московская
хроника» состояла из шести частей. Пять из них рассказывали
о географии Русского государства, описывали быт и нравы рус-
ских, одна часть посвящалась истории русского народа. Этот
раздел больше всего интересовал Крижанича. Он нашел здесь
уже известные ему сведения о первых русских князьях, начи-
ная с Рюрика. Особенно же подробно Петрей рассказал о собы-
тиях русской истории, начиная с царствования Федора Иоанно-
вича, и о третьем самозванце, к которому ездил с поручением.
Крижанич сделал выписки из книги Петрея, часть их перевел
на латинский и русский языки.
У поляка оказалось и несколько книг Цезаря Барония —
историка католической церкви, кардинала. (Крижанич изучал
его труды, когда учился в Риме в коллегиуме св. Афанасия,
но то были преимущественно работы богословского характера,
направленные в защиту католической церкви.) Особенно заин-
тересовало Крижанича сочинение Барония, посвященное все-
мирной истории. В нем он писал о происхождении русских и о
127
некоторых посольствах русских духовных лиц в Рим после
Брестского собора 1594 г.
В это же время Крижаничу довелось прочесть популярней-
ший политический трактат XVI в.— так называемые «Мемуа-
ры» средневекового французского хроникера, государственного
деятеля и историка Филиппа де Комина. Высокообразованный
человек, дипломат, де Комин принимал участие в политической
жизни Франции, Англии, Испании, был придворным Карла
Смелого, Людовика XI, Карла VIII, Людовика XII. Конец
своей жизни он посвятил написанию мемуаров, в которых
просто и безыскусно рассказал о событиях, свидетелем кото-
рых явился. Отличительной чертой его сочинения было стрем-
ление установить истинную причину того или иного действия
исторического лица. Де Комин с иронией отзывается о беспо-
лезной отваге французских феодалов, поддерживает сильную
королевскую власть, очень смело осуждает социальную неспра-
ведливость (разумеется, с позиций чиновно-служилого дворян-
ства, а не народа!). Мемуары Филиппа де Комина можно рас-
ценивать как своеобразный политический трактат, урок поли-
тической мудрости для государственного деятеля. Крижанич
слышал об этой работе, еще находясь в Риме, но не читал ее:
строгие ватиканские библиотекари оберегали своих питомцев
от посторонних влияний.
Почти весь февраль 1662 г. ушел на знакомство Крижанича
с мемуарами Филиппа де Комина, и, чем больше он вчитывался
в них, тем больше зрело в его душе желание создать нечто
подобное самому.
Он хорошо понимал, что для этого необходимо лучше узнать
жизнь, ближе сойтись с людьми из разных сословий, наблюдать
жизнь крестьян, купцов, ремесленников. Крижанич «испросил»
у тобольского воеводы разрешения побывать в пригородах
Тобольска, тем более что в татарской слободе он еще не
бывал. Она располагалась за крепостной стеной, и нужно было
разрешение властей, чтобы выйти за пределы города. По до-
стоинству оценив «благонравие» ссыльного хорвата и убедив-
шись в том, что никаких попыток к «бесчинству» он не делает,
воевода разрешил ему свободный проход за пределы острога,
с тем, однако, чтобы он не выходил из расположения посадских
слобод.
И вот Крижанич в татарской слободе. В ней жили осевшие
татары. Их земли лежали тут же, поблизости. Население зани-
малось землепашеством, заготовкой сена для воеводских и ям-
ских лошадей, скотоводством, охотой; вело активную торговлю,
платя подати воеводе. Жили татары в юртах. Крижанич впер-
вые познакомился с этим типом жилища. Юрты были без окон,
с очень низкими дверями, обогревались очагами; трубы дела-
лись из глины и почти не выступали над крышей; когда в ками-
не горел огонь, искры столбом летели из трубы; свет в юрту
проникал через круглое отверстие, проделанное посередине
128
крыши; зимои его закрывали куском льда, в другое время
года—сеном либо соломой, завернутыми в мешок или рогожу.
Внутри юрты — широкие низкие скамьи, на которых и сидели,
и ели, и спали, подкладывая под себя войлочную подстилку.
Юрты богатых татар были украшены дорогими коврами.
Побывал Крижанич также и в бухарской слободе, которую
населяли торговцы из Бухары. Они жили в добротных деревян-
ных домах. Комнаты внутри были украшены красивой резной
утварью и дорогими китайскими коврами. Как и татары, бухар-
цы не клали в своих комнатах печей, а готовили пищу на от-
крытом огне, устроенном в специальном очаге. Хлеба они ели,
как заметил Крижанич, очень мало, а вот ячменная каша была
их излюбленной пищей. Крижанич подивился чистоплотности и
опрятности бухарцев.
Посетил Крижанич бухарскую мечеть и был несказанно
удивлен ее отличием от христианских церквей на Балканах.
Бухарская мечеть была совершенно пуста: ни икон, ни стуль-
ев, ни скамеек, лишь ковры на полу. Входя в нее, бухарцы сни-
мали шапки и обувь, оставляли при входе даже палки. Внутри
они садились на корточки, гладили лицо обеими руками, скло-
нялись головами до земли, простирались по полу и около часа
бормотали про себя слова молитвы. Колоколов в бухарской
мечети нет. Когда наступает час молитвы, муэдзин громко
кричит: «Алла! Алла! Алла!» — и все идут молиться. Показали
Крижаничу богослужебные книги, но все они были на арабском
языке, и он в них, конечно, ничего не понял.
Беседуя с бухарскими купцами, Крижанич особо интересо-
вался, какими дорогами ходили они торговать в Китай, сколько
дней ехали, опасны ли эти дороги, какие запасы в предстоя-
щий путь надо сделать и др. Купцы охотно отвечали ему,
а Крижанич тщательно записывал все, что они ему говорили.
Он собирался со временем написать специальный труд о тор-
говле с Китайским государством.
Воспользовавшись относительной свободой передвижения,
Крижанич стал чаще бывать на посаде и в пригородных сло-
бодках. Он с интересом наблюдал за торговой деятельностью
бухарцев. На тобольском рынке у них были собственные лавки,
где торговали китайскими и бухарскими товарами. На верблю-
дах привозили хлопок в больших мешках, различные ткани —
китайку, зендень, киндяк, шелк (Крижанич даже записывал
экзотично звучавшие их названия). Бухарцы привозили для
продажи и различные восточные пряности — корицу, бадьян,
чай и кофе, а покупали сукно, выделанную кожу (юфть), цен-
ные меха.
Ходил ли Крижанич по городу, наблюдал ли жизнь инород-
цев, он постоянно сравнивал виденное с тем, что писал в своих
«Мемуарах» Филипп де Комин. Чем внимательнее читал он его
произведение, тем больший отклик у него вызывали высказан-
ные в нем мысли. Так, Крижанич особо выделил в своих запи-
129
сях то, что французский король стремился установить во всей
стране единый закон, единство мер и весов. Привлекло внима-
ние Крижанича и стремление Комина к рациональной налого-
вой политике: нельзя отягощать население чрезмерными нало-
гами, размещать солдат на постой среди населения, позволять
чиновникам бессовестно обирать народ. Оказалась близкой
Крижаничу и мысль Комина, что историю делают правители и
их советники, и достаточно просветить монарха, чтобы тем са-
мым оказать воздействие на весь ход исторического процесса.
Чтение труда Комина и собственные размышления привели
Крижанича к мысли о том, что и ему надлежит проявить свои
способности и возможности в этой области. Но неожиданная
встреча с новой партией ссыльных, прибывших в Тобольск, из-
менила планы Крижанича. Один из приехавших дал ему книгу
знаменитого богослова-полемиста, проповедника-иезуита, астро-
нома и философа Роберта Беллармина «Об искусстве благопо-
лучно умирать». Беллармин давно уже интересовал Крижанича,
который был знаком с его полемическими трудами.
Книга Беллармина «Об искусстве благополучно умирать»
состояла из двух частей. Это было обычное поучительное сочи-
нение в христианском духе о бренности земной жизни и о не-
обходимости добрыми делами подготовить себя к смерти, за ко-
торой последует жизнь вечная на том свете. Крижанич перепи-
сал в свою тетрадь и это сочинение. А следом за ним идут
стихотворные опыты Крижанича. Он попытался изложить сла-
вянскими стихами два латинских гимна Иоанну Крестителю —
один «нотный», а другой чисто стихотворный. Перевод дан па-
раллельно с латинским текстом. Метрика стиха довольно при-
митивна. Рядом с сапфическими стихами находятся стихи без
определенного размера. Здесь же Крижанич проставил и дату
создания своих стихов: 25 июня 1663 г.
И еще одно событие отвлекло Крижанича от работы над за-
думанной им книгой. 22 марта 1662 г. все тобольчане, в том
числе и Крижанич, вышли на взвоз * встречать возвращавшего-
ся из Москвы тобольского архиепископа Симеона. Лишь воево-
да не счел нужным оказать честь своевольному архиепископу,
от светских властей на встрече были лишь дьяки да письменные
головы. Жалобы Симеона на самоуправство князя Хилкова не
были приняты во внимание, но он все же добился возвращения
почти 600 крестьян, которых воевода самовольно «отписал» на
государеву казну. Кроме того, архиепископ добился выделения
1000 рублей на строительство каменного Софийского собора.
На привезенные им деньги в том же году начали заготавливать
камень и лес и свозить их к месту предполагавшегося строи-
тельства.
Архиепископ привез с собой два короба церковных книг,
с которыми Крижанич испросил разрешения ознакомиться. Он
* Взвоз — крутой подъем от реки в гору, обычно устланный бревнами.
130
прочел книгу Иннокентия Гизеля «О мире человека с богом»,
Номоканон киевской печати, книгу о вере, пролог, потребник
Петра Могилы 1646 г., псалтырь старопечатную и кормчую кни-
гу. И, как всегда, делал необходимые выписки.
Май 1662 г. запомнился Крижаничу из-за страшного пожа-
ра в Тобольске. В одну из ночей в татарской слободе загорел-
ся двор Сваткула Адолина. В результате выгорела вся татар-
ская слобода без остатка, по самую реку Кудряшку по обе ее
стороны, даже мосты сгорели. Потом огонь перекинулся на
нижний посад; как свечка, вспыхнула церковь Владимирской
богородицы, загорелись дома, лавки, кузницы; огонь достиг
угловой башни верхнего города, но здесь его остановили.
Из соборной церкви вынесли все иконы. Товары из лавок по-
прятали в погребах да в остроге. Крижанич смотрел на пожар
сверху, с горы, и зрелище это надолго врезалось ему в память.
На смену жаркой весне пришло довольно прохладное лето.
Крижанич много гулял по городу и пригородам.
Он часто беседовал с бывалыми людьми, которые проезжа-
ли через Тобольск во время своих путешествий. Среди знако-
мых ему тоболян был и Иван Ремезов, дядя по отцу извест-
ного впоследствии историка и картографа Сибири Семена
Ульяновича Ремезова7. Крижанич тщательно и усердно соби-
рал различные сведения о Сибири, ее дорогах, реках, городах,
людях, истории. Его заинтересовала история открытия Сибири,
он записал рассказ о Ермаке8. Рассказ Крижанича мало чем
отличается то того, что известно о Ермаке из сибирских лето-
писей 9, но сам факт этой записи весьма важен, так как это
одно из самых первых свидетельств о походе Ермака, о помо-
щи ему со стороны Строгановых, о первых битвах с Кучумом,
его поражении и смерти, причем отмечены эти события чело-
веком, жившим в Сибири и слышавшим о них от своих совре-
менников.
Летом 1662 г. Крижанич был свидетелем выступления в по-
ход русского войска против башкир, напавших на русские
остроги. Во главе войска стоял полковник Дмитрий Полуектов.
Позже Крижанич узнал, что у русских был бой с башкирами
на Синаре-реке, под Слободами.
Знакомство Крижанича с жизнью тоболян, наблюдения и
размышления о судьбах татар и бухарцев, живших в пригород-
ных слободках, привели его к мысли о том, что в России все
народы жили разобщенно. Ту же разобщенность он наблюдал
и среди славянских народов, населявших Балканский полу-
остров. Воспользовавшись изолированностью славянских наро-
дов, Османская империя захватила славянские земли и пора-
ботила славянское население. Судьбы славянства всегда глубо-
ко волновали Крижанича. Именно в это время, в конце 1662 —
начале 1663 г., Крижанич все больше задумывается над путями
объединения славян. Одним из таких путей он считал создание
особого искусственного «всеславянского» («всесловенского»)
131
языка. В его основу он положил три языка: церковнославян-
ский, разговорный русский и литературный хорватский. Но,
не ограничившись этим, Крижанич ввел в него ряд слов укра-
инских, белорусских и польских. Кроме того, значительное
место в словаре созданного им языка занимали слова, сочинен-
ные, образованные им самим. Таково слово «чужебесие» — под
ним Крижанич понимал излишнее доверие к иностранцам, сле-
пое преклонение перед всем чужеземным. Так же выразительны
слова «гостогонство» (т. е. «гонение на купцов», «гостей»),
«мудроборцы», «людодерство» и др. Крижанич рассчитывал,
что изобретенный им всеславянский язык будет понятен всем
славянам: «се ест от самих русинов, и от словинцев, и от лехов
(поляков.— Л. П.), и от чехов», т. е. «общим никоим ]езиком,
даби от всих било вразумлено». Всеславянскому языку Крижа-
нич посвящает большую работу, названную им «Граматично
изказание об рускому ]езику».
В лексическую основу своего всеславянского языка Крижа-
нич кладет лексику русского языка, потому что русский народ
древнее и знаменитее всех славянских племен: «...и глава
всем — народ и имя русское». Все остальные народы славян-
ские «из земли Русской, из русинов произошли»: одни пошли
из Русской земли на юг (болгары, сербы, хорваты), другие —
на запад (поляки, чехи). Русский же народ испокон веков жи-
вет на своей родине — на Руси. В грамматическом же отноше-
нии Крижанич придерживается хорватского языка, особенно
того наречия, которое было в ходу на его родине («меж-
ду реками Купой и Вуной»). Итак, Крижанич решил «создать
из многочисленных родственных наречий один общий язык,
всем равно доступный, и создать не наобум, а с критическими
приемами, сравнительным изучением всех их» 10.
Даже если бы Крижанич ничего больше не написал, одно
это сочинение дало бы нам право считать его родоначальником
сравнительного славянского языкознания. Это — первый в Ев-
ропе труд по сравнительной славянской грамматике — и где
написанный? В Сибири, в Тобольске, в ссылке!
Вот на таком-то «всеславянском» языке Юрий Крижанич
15 апреля 1663 г. и начал писать свой главный политический
труд. Мы не знаем его точного названия. Сам Крижанич назы-
вал его то «Политика», то «Политичны думы», то «Размышле-
ние о народе», то «Разговори об владательству» (рис. 4). На-
чинается сочинение с предисловия («Предговория»), в котором
перечислены мыслители и писатели, сочинявшие подобные по-
литические трактаты. Среди них на первое место поставлен уже
известный нам Филипп де Комин.
Крижанич решил рассказать в своей книге о том, как чуже-
странцы обманывают русский народ и как следует от них обо-
роняться. Для этого он собирался охарактеризовать торговлю,
ремесло и земледелие — как экономическую основу государ-
ства, его богатство; рассказать об укреплении государства,
132
о его военных силах и могуществе — как политической основе
государства, его силе; и наконец, о законопорядке в государст-
ве, т. е. о том, что составляет идеологическую основу государ-
ства, его мудрость. Поэтому и все сочинение свое он замыслил
разделить на три части: о богатстве, о силе и о мудрости госу-
дарства.
Книга эта, разумеется, предназначалась в первую очередь
для правителя. Поэтому Крижанич и дает в ней советы и на-
ставления монарху, как надо править страной, чтобы народы
Рис. 4. «Разговоры об владетелъству» («Политика»).
Предисловие. (Начало)
в ней были довольны и счастливы. Крижанич старался писать
просто, доступно и в то же время выразительно и кратко. Вот
образец его стиля: «Кто ловит рыбу в меру, всегда найдет в
пруду что ловить. А тому, кто в один день дочиста выловит
всю рыбу из пруда, в другой раз нечего будет ловить» — таким
поучением Крижанич наставляет царя в вопросе о правильном
сборе налогов. Или вот еще какие сентенции высказывает Кри-
жанич по вопросу о долге и обязанностях монарха: «Честь,
слава, долг и обязанность короля — сделать свой народ счаст-
ливым. Ведь не королевства для королей, а короли для коро-
левств созданы!» и.
Долго и упорно трудился Крижанич над своим сочинением,
многократно перечитывал написанное, делал вставки, зачерки-
вал, исправлял текст, уточнял терминологию. В его рукописи
нашли отражение и те наблюдения над торговлей, которые сде-
лал он во время посещения бухарской слободы. Крижанич де-
лает вполне обоснованный вывод: «Говоря о Сибири, надо
знать, что Сибирь безмерно выгодна и необходима. Ибо от всех
тамошних народов мы можем добывать их товары без денег
за наши простые отечественные товары, то есть за простые
ткани из полотна, за соль и за жито. И те товары там дорого
ценятся» 12. И вот что интересно: на первый взгляд это сочи-
нение было предназначено только для России. Именно в этой
стране предполагал Крижанич провести необходимые реформы,
улучшить торговлю, поднять экономику, осуществить многое
другое. На самом же деле все эти планы имели гораздо более
далекую цель. Возрожденная, крепкая в экономическом отно-
133
шении страна, сильная в чисто военном плане, просвещенная и
культурная, Россия должна была, по замыслу Крижанича, воз-
главить весь славянский мир! Крижанич мечтал о том, чтобы
русский народ стал «самым прославленным между народами» 13
и возглавил все славянские племена. Эта идея отражена в
эпиграфе к «Политике»: «В защиту народа. Хочу вытеснить
всех инородцев, предводителей и ратников. А поднимаю всех
днепрян, поляков, литовцев, сербов, и кто только есть славян-
ского рода воинственный муж, и кто только захочет заодно ра-
товать со мною!». Напомним еще раз, что Крижанич писал
свою «Политику» на всеславянском языке. Следовательно, он
предполагал, что с его сочинением будут знакомиться все сла-
вянские народы.
За что же ратует Крижанич, к чему призывает всех сла-
вян? Прежде всего — за «совершенное самовладство», т. е. за
абсолютную монархию. Именно самодержавная форма правле-
ния, считает он, дает гарантию всеобщей справедливости в
государстве, покоя и согласия в народе. Ибо самодержавство
на земле подобно власти бога: бог — это «подлинный самовла-
дец всего света», а царь — наместник бога на земле. Царь ну-
жен народу как сердце в груди и как очи на челе. Единствен-
ный судья для царя — это бог.
Каким же должен быть наместник бога на земле? Невысоко-
мерным, скромным в быту, мудрым, разумным, праведным. Та-
кого царя все подданные должны чтить и безропотно ему по-
виноваться. Если же царь нарушает божеские и человеческие
законы, то становится не правителем, а «людодерцем». Царь —
это пастырь над людьми, а тиран — волк в человечьем облике.
Тиран устанавливает в своем царстве грабительские законы,
мучает людей до смерти. В качестве примера царя-тирана
Крижанич приводит Ивана Грозного: «... на Руси хорошо изве-
стен и всему народу окаянно и горько памятен пример царя
Ивана Васильевича. Ибо царь этот был не только жадным и
беспощадным людодерцем, но и лютым, безбожным, жестоким
мясником, кровопийцем и мучителем». По божьему предвеле-
нию, говорит Крижанич, «царство было отнято от рода царя
Ивана, и самого рода этого не стало» 14. В то же время «благо-
честивых и чуждых алчности царей», продолжает он, явно на-
мекая на царя Алексея Михайловича, «бог обычно жалует
множеством наследников, так что престол переходит к их де-
тям и к детям детей их, и... слава отца не меркнет и при недо-
стойных потомках» 15.
Размышляя над тем, каким должны быть идеальный госу-
дарь и идеальное Русское царство, Крижанич уже в это время
твердо и окончательно решил, что нет никакой реальной воз-
можности даже и помыслить о соединении церквей, о церковной
унии. И вот в свое сочинение он вставляет «Речь царя к жите-
лям всего королевства», с которой Алексей Михайлович мог бы
обратиться к своим подданным. В этой речи у Крижанича царь
134
вначале говорит о желании народу блага, об установлении бла-
гих законов, о даровании различным сословиям разных приви-
легий и т. д. В конце царь должен сказать следующее: «Знайте
же, что первой нашего королевства и народа твердыней была
православная вера, и строгий запрет и недопущение всяких
ересей, и строгое соблюдение благочестивых законов и обрядов:
всенощных, литургий, служб, постов и иных. Этот обычай мы
навечно подтверждаем, сохраняем и укрепляем. И равно как
нам, так и ни одному нашему преемнику-королю нельзя и не
будет дозволено проповедовать, придерживаться и верить ка-
кой-нибудь ереси. Точно так же мы желаем и приказываем,
чтобы ни одному из наших подданных не позволено было ве-
рить какой-нибудь ереси, и придерживаться ее, и вводить в на^
шей стране. И тот, кто окажется виновен, должен быть по за-
слугам беспощадно наказан» 16.
Редактируя свою «Политику», Крижанич зачеркнул тот
текст, в котором говорилось, что «понапрасну обвиняют рим-
скую церковь в ереси» 17. Сохранившиеся и дошедшие до нас
труды Крижанича, написанные в Сибири, убедительно свиде-
тельствуют о том, что он считал нереальной идею объединения
церквей. В то же время следует подчеркнуть, что Крижанич
остался верен католической религии и считал католическую
веру равной православной. Он и думать не мог о переходе в
православие, хотя ему не раз предлагали это. Но об этом
ниже.
Во время работы Крижанича над «Политикой» архиепископ
Симеон выехал по вызову в Москву и в Тобольск больше уже
не возвращался: 16 февраля 1664 г. он, «смирения ради», по-
стригся в схиму в божедомском Покровском монастыре в
Москве, за рекой Яузой, где ему и было приказано взять на
себя обязанности старшего справщика (т. е. цензора) церков-
ных книг. Тобольская епархия осталась без главы. В это же
время воевода Хилков собрал всех ссыльных иноземцев, кто
раньше имел дело с оружием: он решил организовать войско —
тысячу рейтаров да тысячу пехотинцев. Хотел он и Крижанича
к этому делу привлечь, да оказалось, что он никогда ни сабли,
ни пистоля в руках не держал.
Во время своих блужданий по городу Крижанич старался
сблизиться с самыми разнообразными людьми. Однажды ему
пришлось познакомиться и с попом Лазарем из города Романо-
ва. Он был сослан в Сибирь еще в 1661 г. за староверие. Это
был веселый человек, местные староверы души в нем не чаяли.
Лазарь сказал под секретом Крижаничу, что ожидается при-
бытие в Тобольск протопопа Аввакума, известного деятеля
русского старообрядчества. И действительно, вскоре в Тобольск
прибыл по пути из Даурии в Москву «столп старообрядчества»
протопоп Аввакум, «проповедник истинной веры». Приехал —
и прямо к воеводе: отец воеводы, старый князь Андрей Хилков,
был другом и защитником Аввакума. Архиепископа Симеона в
135
городе не было, и воевода разрешил Аввакуму служить службу
в Софийском соборе, правда «по-новому», по никонианскому
порядку. Но от службы Аввакум отказался, а начал проповедо-
вать по всем монастырям старую веру. От попа Лазаря, своего
единомышленника, он узнал, что в Тобольске живет некий ино-
земный богослов, интересующийся вопросами веры. Аввакум
послал за Крижаничем, желая его видеть и о вере поспорить.
Позднее в своем сочинении «Обличение на Соловецкую чело-
битную» Крижанич так рассказал о состоявшейся между ними
беседе:
«Аввакум (когда его из Даур в Москву везли) послал за
мной и вышел на крыльцо навстречу. Только я хотел на лест-
ницу взойти, как он говорит мне:
— Не подходи, стой там! Признавайся, какой ты веры?
— Благослови, отче! — сказал я.
— Не благословляю. Скажи сначала, какой ты веры?
— Отче честной! — ответил я.— Я верую во все, во что ве-
рует святая апостольская соборная церковь, и иерейское бла-
гословение почту за честь. И прошу эту честь оказать мне.
Что же касается веры моей, то я готов рассказать о ней ар-
хиерею, но не первому встречному, да к тому же еще и сомни-
тельной веры.
— Вот видите, отцы,— добавил далее Крижанич,— каков
ваш апостол. Такой бы и Христа осудил за то, что тот позволил
Марии Магдалине ноги себе целовать...».
Сам Аввакум в своем жизнеописании ничего не говорит о
встрече с Крижаничем, поэтому приходится верить Крижаничу
на слово, что он точно записал весь разговор 18.
Из других встреч этого года для Крижанича была полезна
встреча в Тобольске со ссыльным украинцем Иваном Чукшей.
У него была довольно большая коллекция богослужебных книг,
среди которых — печатные книги минея и триодь, а также руко-
писная книга со словами Максима Грека. Изучив их, Крижанич
сделал для себя выписки.
15 мая 1664 г. в Тобольске произошла очередная смена вое-
вод. Из Москвы приехали воеводы боярин князь Алексей Анд-
реевич Голицын да стольник Григорий Федорович Бутурлин.
Дьяками были назначены Иван Борисов сын Черняев да Сте-
пан Никитин сын Елчяков; письменным головой — Иван
Афанасьев сын Сильверстов, но так как это была его первая
должность на таком ответственном посту, то первое время он
дожен был ее делить со старым Кириллом Дохтуровым. Ки-
рилл Семенов сын Дохтуров был братом Герасима Дохтурова,
московского посла в Варшаве в 1646—1647 гг., с которым Кри-
жанич, как мы уже знаем, встречался и беседовал по поводу
часовни, построенной над гробами Шуйских. В конце 1660-х го-
дов Герасим Дохтуров был уже дьяком Посольского приказа.
Узнав об этом, Крижанич через Кирилла Дохтурова послал
челобитную в Посольский приказ. В ней он упоминал о давней
136
службе своей русскому государю, просил об освобождении из
ссылки. Ответа на свою челобитную он не получил.
24 февраля 1665 г. прибыл на свой престол архиепископ си-
бирский и тобольский Корнилий.
О его прибытии было сообщено заранее, и, когда санный по-
езд приблизился к Тобольску, ударили в колокола во всех церк-
вах. Воеводы и служилые люди вышли навстречу. Стрельцы
выстроились в ряд по обеим сторонам дороги, за ними толпи-
лись посадские люди. Воеводы низко поклонились архиеписко-
пу и приняли от него благословение, а затем отвели в святи-
тельский дом, где был приготовлен праздничный стол. По слу-
чаю прибытия архиепископа воевода приказал всем бесплатно
выдавать по чашке горячего сбитня прямо на площади.
Крижанич наблюдал за приездом архиепископа издали. Не-
делю спустя он явился к нему для беседы. Его интересовало,
какие новые книги привез с собой Корнилий. Оказалось, что
для Крижанича ничего нового среди привезенных книг не было.
Корнилий привез обычные богослужебные книги: часословы,
псалтыри, требники, учительные евангелия.
К лету 1665 г. «Граматично изказание» было в основном за-
кончено. Крижанич принялся за беловую его переписку. Работа
эта была нудная, утомительная. Обычно Крижанич отклады-
вал ее на вторую половину дня. Утренние часы он отдавал бо-
лее сложной и ответственной работе над «Политикой», попутно
собирая материал по истории Сибири. Он встречался с бывалы-
ми людьми, купцами, землепроходцами, которые многое расска-
зывали ему об этой далекой и суровой стране. Так один из ка-
заков, приехавших с Лены, рассказал Крижаничу, что в тех
местах не растут ни плоды, ни овощи, но зато оттуда идут са-
мые лучшие и дорогие шкурки соболей и черно-бурых лисиц.
Реки этого края, изливающиеся в море с юга на север, изоби-
луют рыбою сверх всякой меры, и, чем ближе к морю, тем
больше в них рыбы. Жители не знают другой пищи, кроме
рыбы и оленьего мяса, поэтому и живут исключительно по бе-
регам рек. Из домашних животных там есть только собаки, их
запрягают в самые легкие сани и перевозят на них поклажу.
Великое множество оленей ходит большими стадами, и их шку-
ры служат одеждою для туземцев. Русских в тех краях очень
мало, живут они только в городах — Березове, Туруханске,
Лене. Царь посылает туда сборщиков дани, и те за бесценок
скупают соболиные меха — за иголки, крючки, ножи, топоры.
Самый крупный торговый город — Мангазея, а живут в нем во-
гулы, остяки, зыряне, тунгусы. Все они язычники, поклоняются
идолам, очень грубо вырезанным из деревянной колоды, а их
жрецов зовут шаманами. Как сказки, звучали для Крижанича
такие рассказы.
25 мая 1666 г. Крижанич принимается за новое сочинение
на латинском языке—«О промысле божьем, или о причинах
побед и поражений, иначе — о благополучном и бедственном
положении государства» (рис. 5). Эта работа написана частич-
но в виде диалога между вымышленными персонажами, кото-
рым Крижанич дал имена Валерия и Августина, а частично —
как авторский рассказ.
Задача сочинения «О промысле...» — доказать, что главная,
верховная причина всех побед и поражений — это промысл бо-
жий, попечение бога о вселенной и о человеке. Именно бог
управляет всеми делами и царствами. Все несчастья посылают-
Рис. 5. «О божием смотрению» (заглавие) и подпись Юрия Крижанича.
ся свыше богом в наказание за грехи человечества. К этим гре-
хам Крижанич относит богохульство, роскошь, осмеяние роди-
телей, гордость, высокомерие, презрительность и др. На при-
мерах из древней библейской истории, и главным образом из
истории иудейского народа, Крижанич показывает, как бог ка-
рает за грехи. Изложение богословского текста в этом произве-
дении перемежается горькими размышлениями Крижанича о
собственной судьбе: «Меня прозвали скитальцем, бродягой,
волокитой: несправедливо. Я пришел к тому царю, который
единственно в мире был царем моего рода-племени, моего язы-
ка. Я пришел к нации своей, к отечеству своему собственному.
Я пришел туда, где единственно мои произведения и труды мо-
гут найти употребление, могут принести плод, туда, где единст-
венно могут быть в цене и обороте мои товары — я разумею
грамматику, словари и другие переводы на язык славян-
м 4 Q
скии» .
Одиноким и никому не нужным чувствовал себя Крижанич
в Тобольске, и это отразилось не только в его сочинении
«О промысле...». Горькие жалобы на свою судьбу мы находим и
в «Граматичном изказании» (потому что трудно было Крижа-
ничу в полном одиночестве в ссылке на краю земли писать та-
кую сложную работу, требующую и книг, и консультаций, и со-
ветов): «Живущий для ради моих грехов во отлучении от чело-
веческого общения и совета» 20. Крижанич знал, что всего знать
ни один человек не может, но надо же было кому-то сделать
первый, самый трудный шаг. И он добровольно взял эту мис-
сию на себя. Что же касается возможных и неизбежных недо-
четов, то, пишет он, последующие после него труженики все
пропуски и ошибки откроют, пополнят и исправят.
Через три с небольшим года Крижанич закончил свой труд
и начал переписывать его набело. В начале его он помещает
«Ко чтителям предопоминок», а вслед за ним и «Граматичному
изказанию об рускому ]’езику предговорие (т. е. предисловие.—
Л. /7.)». В конце предисловия Крижанич пишет: «Писано в
Сибири лета 7175 (1666) октобра в 7 день». Работа закончена,
и Крижанич, воспользовавшись тем, что тобольский протопоп
Никифор был послан архиепископом Корнилием в Москву, от-
дал ему свою грамматику и попросил передать ее дьяку При-
каза тайных дел Д. М. Башмакову. Крижанич к тому времени
уже понял, что все, посылаемое в Сибирский приказ, так в нем
и оседает, не попадая к государю. И вот он решил действовать
через Приказ тайных дел, непосредственно управлявшийся ца-
рем и ему подчинявшийся.
Завершение труда над грамматикой дало возможность Кри-
жаничу отдать больше времени сочинению «О промысле...».
Показательны в этом богословском сочинении примеры втор-
жения реальной жизни Крижанича в его систему споров и дока-
зательств. Вот что он говорит, например, о ссылке: «...нет боль-
шей тупости, мерзости и жестокости, как посылать людей, ни-
сколько не затрудняясь, в ссылку или удалять из города.
Потому что, пользуясь этим средством, тиран притворяется ми-
лостивым, под личиной какого-то добросердечия время от вре-
мени мечется на множество подданных и сокрушает их, а всех
вообще держит в каком-то паническом страхе, так что никто
не безопасен в своем положении ни на един час: но все с часу
на час ждут на себя удара. Такой город с таким двором не
похож на город, а похож на какую-то тюрьму, полную людей,
обреченных на скорую смерть» 21. Написал эти строки Крижа-
нич и задумался: а можно ли писать-то об этом так явственно
и открыто? Подумал и... не включил этих слов в основной текст
своего сочинения. Он понял, что не найдет человека, который
взял бы на себя смелость передать царю труд с такими горь-
кими строками.
Тяжкие думы о бессмысленности своего существования одо-
левали Крижанича. Для кого он пишет все это? Кто это про-
читает? Как донести его мысль до царя? Кто теперь у него
приближенный? Ни на один из этих вопросов он ответить не
мог. А что если обратиться к наследнику престола, старшему
сыну царя Алексея Михайловича, к царевичу Алексею Алексее-
вичу? И вот он пишет новое предисловие к книге, в котором
просит наследника: «Приступи к светлейшему государю, по-
средствуй, дабы отозвали обратно меня, жалкого, в город
Москву. Тогда, если мне укажут, смогу я, с божиею милостию,
открыть и некоторые другие тайные уветы, относящиеся к бла-
госостоянию сего царства и в высшей степени необходимые для
разумения, но которые не могут и не должны быть вверены
139
книге или письму в посылке»22. Осторожно писал Крижанич!
Он добивался, чтобы его лично вызвали в столицу, он не хо-
тел письменно излагать свои взгляды.
Но неудачи преследуют Крижанича: 13 января 1667 г. царе-
вич Алексей Алексеевич умер. Через полтора месяца это стало
известно и в Тобольске, а вскоре, 21 мая 1667 г., произошла
очередная смена воевод. Из Москвы приехали новые воеводы
Петр Иванович Годунов, князь Федор Федорович Бельский,
дьяки Григорий Григорьев сын Жданов и Михаил Онисимов
сын Посников, письменный голова Иван Селиверстов. Для То-
больска в целом и для всех его жителей настал новый период,
принесший значительные перемены, внесший изменения и в
жизнь тобольских ссыльных, в том числе Крижанича.
П. И. Годунов происходил из рода Годуновых, занимавших
некогда царский престол, и никогда не забывал об этом. Гор-
дый и властолюбивый, он впервые обнаружил эти свои каче-
ства в споре о местничестве с Одоевскими и Шереметевыми в
1650 г. В 1656 г. он в звании есаула государева полка ходил
под Смоленск. Будучи назначен первым воеводой в Тобольск,
принялся «воеводствовать в Сибири с размахом и великолепием
коронованного монарха» 23.
Прежде всего Годунов заново переписал население городов
и уездов подчиненного ему воеводства, которое несло всевоз-
можные повинности («тягла»). В результате громадное коли-
чество беглых, укрывшихся в глухих местах Сибири, было уч-
тено, и на них возложили оброки либо крепости. Для защиты
южных границ Тобольского воеводства П. И. Годунов создал
особый драгунский полк.
Но главное свое внимание Годунов обратил на сокращение
казенных расходов и тем самым на увеличение доходов цар-
ской казны. Был произведен строжайший «перебор людишек».
Все те, кто раньше уклонялся от налогов — ремесленники,
неводчики, монастырские вкладчики, «гулящие», т. е. не имев-
шие постоянного местожительства люди, казанские «выходцы»,
жившие в работниках у татар,— все были заново учтены, пере-
писаны и обложены тем или иным тяглом. Годунов ввел и но-
вый налог — «проварные деньги»: все, кто хотел сварить себе
пиво, должны были пользоваться только государевым котлом
и, конечно, за особую плату.
Годунов хорошо понимал, как трудно было в далекой Сиби-
ри сколотить хоть малую «деньгу» для уплаты налогов, поэто-
му стал широко вводить разные натуральные повинности. Так,
многих посадских и служилых людей он заставил бесплатно
строить дощаники, чинить крепость, вести плотницкие работы
на Софийском дворе. Тех же, кто осмеливался роптать, Году-
нов насильно выселял из Тобольска. Так, осенью 1667 г. он по-
селил 10 семей ссыльных в 20 верстах от Тобольска, на речке
Аремзянке, и приказал им освоить новые земли и «пахать их
на государя», т. е. превратил их в государевых крестьян.
140
Годунову показалось мало получить от крестьян их обычные
повинности. Он возложил на них еще и «извозное тягло», т. е.
извоз на нужды государевой казны. Он заставил крестьян «без-
денежно» выгружать соль из дощаников и караулить ее всю
зиму в Силинских портах, вывозить из озер выловленную для
государя рыбу, поставлять бесплатно свыше 70 подвод в год
для ямской гоньбы в Тару и многое другое.
П. И. Годунов ввел в Тобольске новую систему откупов:
отдал на откуп плоты на Иртыше, мелочную торговлю, игру в
зернь * и карты, одновременно резко понизил оклады служи-
лым людям, увеличил хлебный оброк с крестьян. Его реформы
вызвали негодование среди всех слоев населения. Служилые
люди возмущались самоуправством своенравного воеводы, за-
держкой с выплатой им жалованья.
Дошел черед и до Крижанича. Годунов вызвал его к себе
и приказал принести и показать все иностранные книги, кото-
рые только есть у него, потому что поступила жалоба, что он
теми книгами «смущает народ». Пересмотрев его библиотеку,
Годунов отобрал у Крижанича описание путешествия Адама
Олеария и отослал его в Москву 2 августа 1668 г. с тоболь-
ским сыном боярским Любимом Евсеевым, и тот отдал ее в
Сибирский приказ. В Сибирском приказе долго не думали и
отослали ее, как иностранную, в Посольский приказ, где она
благополучно и осела. А ведь книга эта была нужна Крижани-
чу: пользуясь ею, он в своей «Политике» обличал «немецкие
хулы» на русскую жизнь. Годунов, однако, не посчитался с
этим, книгу «отнял и к Москве послал, глупо мнящи (т. е. ду-
мая.— Л, Я.) великого государя опалу на нас тем побудити» —
так писал Крижанич об этом в челобитной 1676 г. Опалы Го-
дунов не достиг, царь ничего и не знал об этой книге.
А возмущения служилых людей самоуправством воеводы
продолжались. 25 марта 1668 г. Крижанич наблюдал, как на
воеводском дворе рейтары и солдаты «с криком и шумом» тре-
бовали от воеводы денег и полагающихся им за службу сукон.
Капитан Макарий Голосеин вышел даже на рыночную площадь
и грозился подать челобитную на воеводу самому царю в Моск-
ву. Недовольных стрельцов, рейтаров и солдат поддержал то-
варищ воеводы князь Ф. Ф. Бельский, также многое перенес-
ший от грубого и спесивого Годунова. В ответ Годунов запер
Бельского в доме под караулом. Но тот успел, однако, сооб-
щить о происходившем в Москву, и 25 июня 1668 г. в Тобольск
пришла из Москвы грамота с вызовом Бельского в Москву. Но
Годунов не спешил с отпуском своего товарища. Только
28 июля 1668 г. князь Бельский выехал в Москву, а зимой 1668 г.
туда же выехал и дьяк Жданов, также несогласный с жесткой
политикой Годунова. Их жалобы в Москве возымели действие,
и воевода Годунов был смещен. В сентябре 1669 г. он выехал
* Мошенническая игра в кости или зерна на деньги.
141
в Москву. В Тобольск из Москвы приехали «сыщик» Андрей
Павлович Акинфиев да дьяк Иван Давыдов. Не успели они
прибыть в Тобольск, как на них градом посыпались челобит-
ные и грамотки с жалобами на самоуправство Годунова. Эти
«сыщики» и управляли городом до приезда 17 мая 1670 г. но-
вых воевод — князя Ивана Борисовича Репнина и князя Ивана
Федоровича Щербатого. Дьяками были назначены М. И. Чирков-
и Ю. А. Блудов, письменными головами — Е. И. Козинский и
Л. М. Поскочин.
При Годунове государева казна получила приращение за
счет уменьшения денежных окладов стрельцам, служилым лю-
дям и ссыльным на 2682 рубля 24 алтына и 2 деньги. Сумма
значительная. Поэтому, хотя Годунов и был смещен за слиш-
ком жестко проводимую им политику, новые оклады, введен-
ные им, увеличены не были. Уменьшение жалованья особенно
коснулось ссыльных. Если раньше Крижанич получал по 7 руб-
лей с полтиной в месяц, то с 17 мая 1670 г.— всего по 2 рубля
на месяц да по осьмине ржаной муки.
Узнав об этом, Крижанич решил действовать проторенным
путем — лестью. Он возвратился к своему неоконченному труду
«О промысле...», начал вновь переделывать его, посвятив теперь
«государю високородному болярину князю Ивану Борисовичу
Репнину» и составив новое предисловие, обращенное к нему
же. Видимо Крижанич рассчитывал, что боярин, увидев свое
имя на посвящении, прибавит ему жалованья. В предисловии
автор весьма прозрачно намекал на это, проповедуя такое
«Правило справедливости»: праведному правителю надо «по-
лучать податей с народа столько, сколько можно получить, не
давая никому чувствовать ни малейшего отягощения»24. Но
увы! Это никакого воздействия не возымело. Кормовые деньги
были сокращены более чем в 3 раза.
В конце февраля 1668 г. в Тобольск пришла грамота из
Москвы, по которой архиепископ Корнилий вызывался в столи-
цу. Он тут же выехал из Тобольска, а 25 мая 1668 г. в Моск-
ве его возвели в сан митрополита, поставив его митрополию на
четвертое место в России после Новгородской, Казанской и
Астраханской. Город Тобольск после этого приобрел еще боль-
шее значение, стал не только административным, но и духов-
ным центром Сибири.
Прибывший из Москвы уже в звании митрополита, Корни-
лий (давно наслышанный об ученом хорвате) пожелал встре-
титься с Крижаничем. Корнилий вел долгие беседы о богосло-
вии и истории, показав себя при этом человеком начитанным
и умным. Он привез с собой из Москвы несколько старопечат-
ных книг (патерик Печерский, Лимонарий киевской печати
1628 г., потребцик московский и др.) и охотно разрешил Кри-
жаничу ознакомиться с ними, надеясь, что чтение «богоспасае-
мой» литературы обратит его в православие. Богословские раз-
говоры продолжались и после того, как в конце 1667 г. в
142
Тобольск прислали книгу «Жезл правления», составленную
Симеоном Полоцким на основе решений церковного собора
1666—1667 гг., осудившего раскол. Книга была прислана вме-
сте с «увещанием» патриарха Иоасафа, в котором сообщалось,
что она обязательна для всех лиц духовного звания.
Разными способами пытался Корнилий обратить Крижанича
в православие. Но Корнилий не знал еще о новых правилах об-
ращения католиков в православие, когда было достаточно по-
мазать крещеных латинян «миром» — особым церковным мас-
лом. Корнилий же исходил из старых решений собора 1620 г.,
когда патриарх Филарет ввел обычай перекрещивания латинян
(т. е. крещения их заново!). Но Крижанич уже был крещен
в детстве и решительно восстал против предложения крестить
его еще раз. В качестве оправдания своего поступка он при-
нялся за написание особого сочинения, которое так и назвал:
«О святом крещению».
Цель этой книги — доказать, что крещение бывает только
раз в жизни, «]ако нит втораго крещениа» (рис. 6), что обычай
перекрещивания ведет к неуважению христианской церкви и
бог сурово наказывает за это. В доказательство Крижанич
привел случай, свидетелем которого был еще в Нежине. Ники-
фор Золотаренко, зять Б. Хмельницкого, пограбил во время по-
ходов литовские церкви. И вот во время его отпевания церковь
загорелась — в пожаре сгорели и гроб и все присутствовавшие
при отпевании.
Крижанич уже заканчивал свою книгу и даже решил по-
слать ее московскому патриарху. Он стал писать и особое об-
ращение: «Ко государю святейшему патриарху, и к преосвя-
щенному собору плакание и смиренное предложение. Святей-
ший владыко и преосвященный Соборе! Правдолюбивые мило-
стивые государи!...». Но не успел докончить фразы, как от
митрополита Корнилия пришел служка и попросил срочно при-
быть к нему. Корнилий показал ему только что полученный
служебник 1667 г., где было напечатано, что Собор разрешает
обращать латинян в православие только через миропомазание.
Таким образом, необходимость в продолжении сочинения отпа-
ла, и оно осталось неоконченным.
Ободренный решением Собора, Крижанич пишет новую че-
лобитную на имя царя Алексея Михайловича и патриарха,
прося о разрешении вернуться в Москву. Челобитная была ото-
слана из Тобольска с очередной оказией тобольских воевод.
Везли ее Петрушка Сырков да Пашка Никитин и сдали в
Москве 12 декабря 1669 г. Но, как и многие другие, эта чело-
битная осталась лежать без движения среди бумаг Сибирского
приказа. «Не мог я добыть человека, иже бы мои слезы и че-
лобитье к царскому величеству послал или донес»,— писал с
горечью Крижанич.
Дни шли и шли, сливаясь в одну однообразную череду. Мо-
нотонна и бедна событиями жизнь ссыльного: живет все время
143
на одном месте, изредка выпадает ему возможность побеседо-
вать с приезжим, тоже ссыльным, и первый вопрос при встре-
че, нет ли у него с собой каких-либо книг?
А вести из России шли тревожные. Закончилась крестьян-
ская война под предводительством Степана Разина, увеличился
приток ссыльных в Сибирь. Тобольский воевода направлял их
в самые дальние и глухие остроги, боясь размещать в Тоболь-
ске. Общение с ссыльными по пути их следования не разреша-
лось. Воевода князь Репнин разослал по всем сибирским горо-
Об Сдгкглм .. .
Рис. 6. «О святом крещении». (Заглавие)
дам отписки с предписанием ловить сообщников Стеньки Рази-
на. Местные воеводы учредили крепкие заставы, чтобы не
пропускать из «русских городов» в Сибирь беглых людей.
28 апреля 1672 г. умер второй тобольский воевода князь
Иван Федорович Щербатов, а 24 ноября того же года приехал в
Тобольск верхотурский воевода Федор Григорьевич Хрущов,
который и сменил на воеводстве князя И. Б. Репнина. Вместе
с ним прибыли и новые дьяки Михаил Чириков и Юрий Блу-
дов. Но Хрущов был на воеводстве недолго: 13 марта 1673 г.
из Москвы были присланы новые воеводы — Петр Михайлович
Салтыков да стольник Иван Федорович Пушкин. Дьяками на
новый срок были назначены Федор Перфильев сын Протопопов
да Григорий Алексеев сын Михайлов, а письменными голова-
ми— Иван Гаврилов сын Ушаков да Иван Никитин сын Тютчев.
Россия переживала трудное время. Только закончились на-
пряженные отношения с Польшей, только русский народ облег-
ченно вздохнул, как осложнились отношения с Османской им-
перией. Дошли и до Сибири вести о возможной войне, народ
волновался, ожидая худшего. Крижанич не мог остаться в сто-
роне. Он решил создать новое сочинение, названное им «Тол-
кование исторических пророчеств». В нем, разбирая всевозмож-
ные ветхозаветные пророчества (например, Даниила пророка,
Иезикиля и др.), Крижанич пытался доказать, что нет основа-
ний бояться осман. Согласно всем пророчествам османскому
«царству не расширения, но скончания время пришло», пишет
Крижанич. Такое сочинение, конечно, было как нельзя более
144
кстати, потому что в это время султан Магомет IV вместе с
крымским ханом и находившимся в то время с ним в союзе
гетманом Войска Запорожского Дорошенком уже подступал к
южным границам Русского государства. Нужно было срочно
создать произведение, которое бы сплотило славянские народы
перед лицом экспансии Османской империи. К выполнению
этой задачи и приступил Крижанич.
И это произведение построено как диалог между вымышлен-
ными героями — Богданом и Милошем. Под Милошем подра-
зумевается Крижанич, а Богдан олицетворяет русского право-
славного человека.
Рукопись этого сочинения дошла до нас не полностью: в ней
недостает первых четырех глав. Обычно Крижанич составлял
оглавление своего сочинения параллельно с его написанием,
поэтому названия отсутствующих глав нам известны. Вторая
глава у Крижанича обозначена так: «Болярину Морозову и
околничему Ртищеву похвала». И дальше в тексте своего сочи-
нения он с благодарностью вспоминает известный уже нам
эпизод, когда, находясь еще в Москве, Крижанич обратился к
Б. И. Морозову и Ф. М. Ртищеву с предложением написать об-
личение на различные хулы, которым подвергается русский на-
род в вышедших на Западе книгах, и оба они «с великою ра-
достию и ласкою» приняли ту его речь.
Цель Крижанича в этой книге — доказать, что Римская им-
перия пала согласно воле бога. Когда пришел Христос, он ос-
новал свое царство — вселенскую церковь. Поэтому все госу-
дарства ложно именуют себя империями: все это противоречит
воле бога, империя только одна — вселенская церковь. И рус-
ские государи напрасно претендуют на производство царского
рода от императора Августа, на именование Москвы третьим
Римом: суетно и бесполезно претендовать на римское наследие.
Согласно всем пророчествам Османская империя, как и Рим-
ская, должна пасть и разрушиться. Поэтому нет смысла боять-
ся войны.
Во второй части своего сочинения Крижанич неожиданно
вновь (и не случайно) возвратился к вопросу о соединении
церквей. В это время, как известно, обсуждалась кандидатура
короля на польский престол. Польская корона предлагалась и
царевичу Федору Алексеевичу, да и сам тишайший царь Алек-
сей Михайлович был не прочь ее получить. Но разность
вероисповеданий мешала этому: русские были православными,
поляки — католиками. Это оказало известное влияние на ход
событий: в январе 1674 г. на польский престол вступил като-
лик Ян Собесский. Но в далекой Сибири Крижанич об этом
еще не знал. Он разрабатывал свой план: объединить право-
славную церковь с католической, но не для того, чтобы подчи-
нить Москву Риму, а для того, чтобы снять последнее препят-
ствие для соединения поляков и русских в одном государстве,
чтобы родственные славянские народы могли сплотиться в еди-
145
ное целое и стать тем самым мощным средством борьбы за
дальнейшее объединение всех славянских племен.
Но и эту рукопись не суждено было закончить Крижаничу:
тяжелая болезнь заставила его оборвать на полуслове свою ра-
боту. Митрополит приказал служкам близлежащего Знаменско-
го монастыря взять под свою опеку больного. Пришел лекарь
для иноземцев, дал Крижаничу микстуру. «Долго и смертно
недужен» лежал он в постели, лишь к осени поправился на-
столько, что стал вставать, но на улицу не выходил, чувство-
вал слабость во всем теле, кружилась голова, мысли путались.
Было ему в то время 56 лет, а ощущал он себя глубоким ста-
риком: «...на всякий день и час токмо смерти ожидаю»—так
писал Крижанич в то время.
Но и будучи больным, он продолжал работать. Судьба сми-
лостивилась над ним и дала в помощники Илью Иванова сына
Краснопольского, грамотного и умелого переписчика, который
хорошо разбирал руку Крижанича (а почерк его был не из
легких!). Как раз этому человеку Крижанич и поручил пере-
писывать набело свои рукописи, а порой и диктовал ему сам.
Именно в это время, воспользовавшись появлением пере-
писчика и не веря в свое выздоровление (болезнь дала ослож-
нение на глаза), Крижанич решил объединить ранее написан-
ные им сочинения в единый труд, своеобразное духовное за-
вещание (как он сам назвал, «смертный разряд»). Он обратил
этот сводный труд не к Конгрегации пропаганды веры, стре-
мившейся сделать из него миссионера; не к римскому папе, как
это было принято у католиков в завещаниях; и даже не к рус-
скому царю, а ко всему русскому народу! Вот что он пишет:
«Се есть несколько бесед составил ко всему светлому, славному
русскому народу. Ими же известие вам чиню всего своего
скорбной и трудной жизни течения и дел своих, да после смер-
ти своей всем вам будет это известно и на многую пользу вам
пойдет... То вам будет, господа мои и братие, благоверный
русский народ, от меня смертный разряд и философских моих
промыслов малая память...» 25.
Усердно трудился Краснопольский над рукописями Крижа-
нича, и для последнего это было лучшим лекарством. Он начал
поправляться, к нему стали захаживать соседи и служки Зна-
менского монастыря. Особенно зачастил священник Знаменско-
го монастыря Иоасаф. Он беседовал с ним на самые разные
темы. Как-то он пожаловался Крижаничу на то, что тобольские
раскольники усилили борьбу с православной верой в его при-
ходе, смущают прихожан и даже стараются отвратить их от
выполнения церковных обрядов по новым никонианским книгам.
В разговорах с Иоасафом Крижанич высказал полную под-
держку никонианским реформам и даже предложил священни-
ку написать для него беседу или проповедь, с которой тот бы
обратился к своим прихожанам.
146
Вскоре эта проповедь под названием «О преверстве (т. е.
о суеверии.— Л. П.) беседа» была закончена. До нас дошла
только первая тетрадь этого сочинения26, содержащая пять
глав, в которых Крижанич раскрывает разногласия между офи-
циальной церковью и старообрядцами, показывает невежество
приверженцев раскола. Возможно, что в других, не дошедших
до нас частях этого сочинения Крижанич разбирает и другие
стороны учения раскольников, но в сохранившейся рукописи
есть только разбор спорных вопросов о церковном пении, сов-
местной жизни и «ядении с некрещенными» и о молении в церк-
ви на коленях. Нам неизвестно, была ли использована эта на-
писанная Крижаничем проповедь и когда она была произнесена
(если, конечно, произносилась).
Во время болезни Крижанича зашел навестить его и рас-
кольничий поддьяк Федор — тот самый, с которым Крижанич
ехал в ссылку из Москвы в Тобольск. В этот приход Федор
тайно передал Крижаничу свиток — один из списков знамени-
той Соловецкой челобитной.
Про Соловецкий монастырь Крижанич давно уже был на-
слышан. После Троице-Сергиева монастыря он был, наверное,
одним из самых знаменитых русских монастырей. Его священ-
ники и дьяконы еще до приезда Крижанича в Москву в 1657 г.
объявили себя противниками никоновских реформ. В 1666 г.
они добились перевода из их монастыря архимандрита Варфо-
ломея. Управлять монастырем стали келарь Азарий да казна-
чей Геронтий, ярые раскольники. Нового игумена Иосифа
монастырь не принял, на царский указ ответили так: «Указу
великого государя мы послушны и во всем ему повинуемся,
а повеление о символе веры и сложении перстов, о аллилуии
и новоизданных печатных книгах неприемлем» 27.
В сентябре 1667 г. соловецкие старцы послали царю Алек-
сею Михайловичу челобитную. Они просили его не нарушать
старого предания, «понеже в новых книгах выходу Никона пат-
риарха, по которым нас учит новому преданию, вместо Исуса
написано с приложением излишней буквы Иисус, чего страшно
нам, грешным, не точию приложити «и», но и помыслити...»28
В ответ на челобитную царь Алексей Михайлович приказал
осадить монастырь и силой заставить монахов принять новую
веру. 22 июня 1668 г. на Соловецкие острова прибыли стрель-
цы во главе со стряпчим И. Волоховым, но монахи отказались
впустить их в монастырь. Семь лет длилась осада монастыря,
которую возглавил царский воевода И. Мещеринов. Списки Со-
ловецкой челобитной ходили по рукам. Один из них и попал
к Крижаничу.
Ознакомившись с челобитной, Крижанич решил написать
на нее опровержение — «Обличение», причем посвятил его мит-
рополиту Корнилию (рис. 7). Основываясь на сочинениях Ав-
густина, Крижанич пытается доказать, что бог допускает цер-
ковные раздоры для того, чтобы после борьбы с ними яснее
147
обнаружилась божественная истина (рис. 8). Затем Крижанич
объясняет, почему он считает себя вправе обличать и учить
других. Он это делает, во-первых, во имя любви к отпавшим
от церкви и из преданности к вселенской церкви. Во-вторых,
из-за боязни, что скроет свой талант ученого («Погребсти та-
лант— то грех!») и не будет стараться опровергнуть ложные
3 Ё Л К н сс Ом м ^7 -
Сг< 4 /7 £ и m к Ъ'’
Рис. 7. «Обличение на соловецкую челобитную». (Заглавие)
СолокГчСкд. 'ifЛОКИПТМД .
0К Kfjp Стггк^ К/Ох. :
X» Оьл Jipi«? a а/чи.
< л-» Л "
Рис. 8. «Обличение на соловецкую челобитную». (Начало)
мнения. И в это богословское сочинение властно вторглись фак-
ты из жизни Крижанича. Он пишет о себе: «Четыренадесяте
лет, юже преживох, и еще до воли божие живу, в сей сибир-
ской вузе, богу всемогущему многогрешен и всему миру безде-
лен, некорыстен и непотребен. Никто же от мене не испрашает
никакова же рукоделья, ни послугы, ни совета, ни помощы,
ни работы. А божья и царска милость питает ме тако бездель-
на, будто нику скотину в котцу (т. е. в хлеву.— Л. П.). А то к
чему иному, неже к закланию?» 29.
Полемизируя с соловецкими старцами, Крижанич в ответ
на обвинения Никона в искажении веры показывает, что пер-
148
вым исправителем церковных книг был Максим Грек, которого
они, раскольники, так почитают. В остроумных рассуждениях
Крижанича мы находим не только традиционные обращения к
богословским авторитетам, но и логику разума, и личный опыт
автора, и умение, играя на противоречиях своих оппонентов,
опровергать их доводы теми же аргументами30.
Предвидит Крижанич и такое возражение со стороны рас-
кольников: «Ты еси простак (т. е. мирянин.— Л. П.), а не
пастырь, не учитель; сверх того — иноземец, не крещен, не об-
ливая, и латинский еретик». На это Крижанич отвечает так:
«Я не есм тако тверд латиник, да не бых рад и готов прича-
ститесе от света московской церкви иереев, токмо дабы ме они
хотели прияти без крещения...» Очень показательно это призна-
ние Крижанича! Он сам пишет о себе: «Я не есм тако тверд
латиник!»
Сейчас, спустя 300 лет после смерти Крижанича, мы можем
объективно оценить многие его высказывания. Критически мы
должны подойти и к этой его фразе, сказанной, несомненно,
в пылу полемики. Нет, Крижанич был и остался католиком,
хотя он и защищает православную церковь от нападок старо-
веров. Равным образом он защищает и католическую церковь
от нападок протестантов. Правда, в этом труде он ничего не
говорит о преимуществах католической религии перед право-
славной верой. Он поступает тоньше: защищает «всю» христи-
анскую церковь вообще — и от раскольников и от протестантов!
Для нас это сочинение Крижанича особенно важно тем, что
в нем мы находим рассказ о раскольниках в Сибири — о про-
топопе Аввакуме, попе Лазаре, поддьяке Федоре и др. Крижа-
нич— первый и единственный непосредственный свидетель,
оставивший нам сведения подобного рода. Неприглядно под
его пером выглядели первые расколоучители! Аввакум стремил-
ся оградить себя от общения с инаковерующими, поп Лазарь —
блудник, пьяница и чревоугодник, поддьяк Федор «был доса-
ден градским женам, и те ему отвечали: пойди ты домой, свою
жену учи...» Главная причина раскола, по Крижаничу,— это не-
вежество, фанатическая вера в букву, упорство и ожесточение,
фарисейство. Крижанич доказывает, что исправление Никоном
богослужебных книг не подрывает веры и не препятствует спа-
сению. Начал дело исправления церковных книг еще Максим
Грек, а Никон только продолжил его. Полемику с раскольни-
ками Крижанич ведет с большой внутренней силой убеждения.
Часто цитирует евангелие (рис. 9). Он спокойно и дотошно
разбирает все суеверия, встреченные им в Соловецкой чело-
битной, пишет просто и ясно, нигде не сбивается на ругань, до-
пуская лишь изредка иронию и насмешливый тон.
21 марта он закончил свою работу и отдал ее тобольскому
митрополиту.
В течение трех последних лет И. И. Краснопольский продол-
жал переписывать труды Крижанича. Он переписал набело
149
<0 святом крещению» и «Обличение на Соловецкую челобит-
ную», а также споры Крижанича с православными богослова-
ми по поводу обряда причастия и употребления при этом хлеба.
Все эти сочинения и должны были составить новый сводный
труд—«Смертный разряд» — своеобразное духовное завещание
ссыльного хорвата русскому народу.
Все еще чувствуя недомогание и редко выходя из дому, Кри-
жанич тем не менее много работал. Он принял решение обра-
ТГнГДд 'тг^тс
Рис. 9. «Обличение на соловецкую челобитную». (Конец)
ботать свои наблюдения и беседы с бухарскими торговцами и
рассказать о том, как у них была организована торговля с
Китаем. Небольшое сочинение «О китайском торгу», написанное
под его диктовку И. И. Краснопольским, он отправил в Москву
Афанасию Андреевичу Осколкову. Тот показал это интересное
сочинение дьякам из Посольского приказа, ведавшим сноше-
ниями с Востоком. Возможно, это ускорило отправление в Ки-
тай посольства во главе с известным переводчиком и общест-
венно-политическим деятелем Николаем Гавриловичем Спафа-
рием-Милеску. Русское правительство давно уже стало
задумываться над возможностью завязать отношения с далеким
Китаем, и письмо Крижанича «О китайском торгу», вероятно,
могло сыграть какую-то роль в ускорении этого дела. Жаль,
что это сочинение Крижанича до сих пор не разыскано.
25 февраля 1675 г. царь прказал отправить Н. Спафария в
Китай. Ему приписывалось собрать подробные сведения о пу-
тях из Сибири в Китай с указанием потребного на проезд вре-
мени, а также составить подробную карту своего путешествия.
Он должен был от Тобольска до границы с Китаем «изобразить
все землицы, городы и путь на чертеже». Из библиотеки По-
сольского приказа ему выдали книгу о посольстве в Китай
голландца Петра Ван-Горна, ездившего туда в 1666—1668 гг.
и опубликовавшего книгу о своем путешествии. Она вышла в
150
Амстердаме в 1670 г. Правда, книга была издана на голланд-
ском языке, которого Спафарий не знал. Но ему сообщили в
Посольском приказе, что в Тобольске живет иноземец Юрий
Сербенин, знающий этот язык.
Факт интересный. Значит, в Москве помнили о сосланном в
Сибирь иноземце, и когда настала нужда, то именно на него
пал выбор дьяков, снаряжавших посольство. О Крижаниче не
забыли, его сознательно задерживали в Сибири, его сочинени-
ям сознательно не давали хода.
Выбор русского правительства на Спафария пал не слу-
чайно. Это был эрудированный книжник и опытный дипломат,
один из образованнейших людей XVII в. Родился он в Милеш-
тах (отсюда и фамилия — Милеску), в Запрутской Молдавии,
учился сначала в Яссах, а затем в греческой патриаршей шко-
ле в Константинополе, где изучал языки греческий, латинский,
турецкий, арабский. Продолжил обучение в г. Падуе (Италия).
Начал службу секретарем молдавского господаря Георгия Ште-
фана, потом служил у господаря Штефаницы, затем у господа-
ря Георгия Гики, стал командующим войсками, за что и полу-
чил звание «спатар» или «спафарий» (это означало «хранитель
оружия»). Он выполнял дипломатические поручения в Констан-
тинополе (1660—1664), Стокгольме (1666) и Париже (1667—
1668). При частой смене молдавских господарей в то время
Николай Милеску оставался сторонником политического и
культурного сближения Молдавии с Россией. В 1671 г. он был
направлен иерусалимским патриархом Досифеем в Москву и
остался служить русскому государю, став переводчиком По-
сольского приказа. Досифей писал о нем, что Спафарий — «че-
ловек премудрый в еллинском и других языках и русской мо-
жет скоро выучить и готов сам переводить». От придворной
должности Николая Милеску спатаря (спафаря) и произошла
вторая его фамилия — Спафарий. В России он был известен
главным образом под этой фамилией. Русское государство ста-
ло второй родиной Спафария. Он прожил здесь 37 лет и напи-
сал около 30 научных работ. В Посольском приказе он быстро
выдвинулся, получал самый высокий оклад среди переводчиков,
пользовался поддержкой всесильного боярина Артамона Сер-
геевича Матвеева, по чьей рекомендации и был назначен по-
слом в Китай.
4 марта 1675 г. Спафарий выехал из Москвы и уже
30 марта того же года прибыл в Тобольск. С почетом встретил
воевода Салтыков важного гостя. Вместе со Спафарием прибы-
ли 10 человек греков да двое подьячих. Всех разместили, и в
первый же день приема у воеводы Спафарий справился у него
о Крижаниче.
Пять недель простоял Спафарий в Тобольске, и не было
дня, чтобы он не побывал у Крижанича. Крижанич по поруче-
нию Посольского приказа перевел для него книгу о посольстве
в Китай с голландского языка на латынь.
151
В беседах Крижанич сообщил Спафарию много сведений о
Китае и снабдил его некоторыми материалами (дал «перепи-
сать свою книгу, которую я издавна о китайских делех из вся-
ких повестей собирал, а наипаче от себя по философии приду-
мал. А в ней об заводу многокорыстного с Китайским кралев-
ством торга, и как можно чрез таков торг и чрез иные изряд-
ные промыслы твоей государевой казне значну прибыль
учинить») 31.
После отъезда Спафария Крижанич записал: «Молю бога
и надеюсь, что он вернется назад с добрым и всему народу
корыстным делом». Запись показательная! И в этот раз Кри-
жанич думает о пользе «всего народа», его мысли связаны с
заботами о нуждах Русского государства!
А в это время митрополит Корнилий получил из Москвы от
своего духовного сына А. А. Осколкова письмо, в котором го-
ворилось о Крижаниче и его сочинении «Письмо о Китайском
торгу». Осколков просил передать Крижаничу привет и справ-
лялся о том, не перекрестился ли он в православную веру.
Корнилий рассказал об этом письме Крижаничу. И тот решил
ответить Осколкову сам. В большом письме от 18 июня 1675 г.
он с удовлетворением замечает, что его «Письмо о Китайском
торгу» «невсуе прошло» — он явно ставит его в связь с посоль-
ством Спафария. Далее Крижанич рассказывает Осколкову обо
всем, что сделал для Спафария, а затем, вспоминая о добром
отношении к нему Б. И. Морозова и самого А. А. Осколкова,
благодарит за теплоту и внимание, добавив при этом, что он
уже 56 лет как крещен, а его все считают за некрещенного.
Главное же, в этом письме Крижанич просит Осколкова купить
ему «никулико книг из Немцов по приложенной зде паметци».
Памятка эта до нас не дошла, и мы не знаем, какие книги
хотел получить Крижанич.
Вместе с письмом хорват отправил Осколкову и переписан-
ный набело «Смертный разряд», о котором уже говорилось
выше. Интересно, что он вставил в это сочинение свои рассуж-
дения о русских раскольниках, причем сравнил их с кальвини-
стами. Он упоминает в письме, как тобольские священники пы-
тались перекрестить его в православную веру. «Ты ныне,—
говорили они ему,— от голода, наготы и срамоты погибаешь,
а перекрестившись был бы ты хлеба сыт и одет. Ныне во всем
мерзок и зовут тебя еретиком, а крестившись был бы ты всем
дорог и честен. Ты и умрешь в ссылке, а приняв крещение, ты
был бы пожалован, к Москве взят и на покойное житье. Там
ты мог бы своим промыслом и пенязи (т. е. деньги.— Л. П.)
нажити»32. Но Крижанич и на уговоры не поддался.
Отчаявшись получить освобождение из рук царя Алексея
Михайловича, Крижанич решается обратиться к царевичу Фе-
дору Алексеевичу. Зная о том, что царевич учился у Симеона
Полоцкого и знает латинский язык, Крижанич пишет ему пись-
мо по-латыни. В нем он говорит, что Россия подвергается
152
«величайшей опасности от тяжкого бедствия, угрожающего в
грядущем еще большими бедами». Чтобы избавиться от этой
опасности, необходимо «устранить главное препятствие — сокру-
шительное воздействие на Россию со стороны скифов (так
Крижанич называет кочевников.— Л. П.), греков и немцев,
особенно последних, вероломно и жестоко захватывающих чу-
жие земли, выгоняющих прежних обитателей, убивающих и
вытесняющих их из городов для обработки полей. Немцы уже
захватили большую часть Польши — что-то будет с Россией?» ”
Рис. 10. Начало неоконченной челобитной Ю. Крижанича
царю Федору Алексеевичу 1675 г.
Далее Крижанич просит вызвать его в Москву. Как и каким
образом сумел переправить он это письмо царевичу Федору,
мы не знаем. Но письмо до царевича дошло и, как увидим поз-
же, оказало свое действие в ту пору, когда Федор Алексеевич
стал царем (рис. 10 — начало челобитной).
30 января 1676 г. умер царь Алексей Михайлович, «оставя
земное царство, отъиде в вечное блаженство небесного царст-
вия»— так было сказано в грамоте от 2 февраля 1676 г., при-
бывшей в Тобольск к воеводе Салтыкову. В Тобольск был спеш-
но послан князь Тимофей Афанасьевич Козловский, чтобы приве-
сти всех к присяге новому государю, царю Федору Алексеевичу.
Князь получил предписание привести к присяге не только
русских людей, как служилых, так и податных, но и «инозем-
цев, какие в которых городах есть»,— «привести к вере по их
верам потому ж всех до одного».
Спешно, торопясь, ехал Т. Козловский в Тобольск, нигде не
останавливался, не одну тройку лошадей загнал в пути: дело
было срочное, государственное, тайное, ведь присягали новому
государю! 28 февраля, уже под вечер, прибыл в Тобольск
князь с грамотой из Москвы и сразу же заперся с воеводой в
его избе, до полуночи вели они меж собой тайные разговоры.
А на другой день с утра собрали всех тобольчан на соборную
площадь. Самые почетные граждане вошли в Софийскую со-
борную церковь и там в присутствии царского посланца Ти-
мофея Козловского присягнули («веру дали») новому царю
Федору Алексеевичу. Все служилые люди присягали по очере-
ди, начиная с воевод, а за ними по порядку — дети боярские,
153
подьячие, казаки, рейтары, стрельцы, толмачи татарские, тол-
мачи бухарские, жилецкие и посадские люди. Последними при-
сягали слободские крестьяне, из ссыльных были приведены к
присяге лишь те, что были поверстаны (т. е. зачислены) на го-
судареву службу. Так как Крижанич нигде не служил, его имени
в списках присягавших не значится. За один день все присяг-
нуть не успели. У оставшихся во второй раз присягу принимал
Иван Петрович Козловский (дядя Тимофея Козловского), по-
сланный из Москвы с указными грамотами и милостями нового
царя. Он прибыл в Тобольск 3 марта 1676 г.
Князя Ивана Петровича Козловского ждали все. Воеводы
были уверены, что произойдет досрочная их смена, сосланные
ожидали «милости» от нового государя, податные люди надея-
лись на некоторое послабление государева тягла. Поэтому уже
после прибытия Тимофея Козловского все начали готовиться к
переменам. По совету митрополита Корнилия и Крижанич на-
чал готовиться к отъезду. Он упаковал свои книги и рукописи,
распродал часть мелкой домашней утвари и даже продал дом.
Ожидания оказались ненапрасными. Новый царь приказал
выпустить из тюрем осужденных за мелкие проступки и вер-
нуть из ссылки многих опальных служилых людей (например,
ссыльного дьяка Ивана Саввиного сына Горохова) и многих
ссыльных. О Крижаниче было сказано в грамоте особо: «Юрья
Сербянина государь пожаловал же, из опалы велено его и иных
ссыльных отпустить к Москве и подводы давать» 34.
Через два дня все ссыльные, получившие «милость», уже
выехали из Тобольска в Москву. Ехали той же дорогой, по
которой везли Крижанича в ссылку 15 лет назад. В обратном
порядке промелькнули перед его взором Тюмень, Туринский
острог, Верхотурье и Соликамск. Ну а затем пошли старинные
русские города — Сольвычегодск, Великий Устюг, Тотьма, Во-
логда. Из зимы Крижанич ехал в весну. Апрель и май встретил
он в дороге. Вот и Ярославль, золотые маковки Ростова Вели-
кого и наконец—белокаменная Москва!
Третье посещение Москвы
и отъезд из России
В течение всего долгого полуторамесячного пути из Тоболь-
ска в Москву Крижанич раздумывал над тем, что скажет
по приезде новому царю Федору Алексеевичу. Предложит ли
он ему, как ранее его отцу, царю Алексею Михайловичу, свои
услуги по написанию истории Русского государства, расскажет
154
ли о своих планах по государственному переустройству? Кого
встретит Крижанич в Москве из тех, с кем был знаком 15 лет
назад? Крижанич жадно расспрашивал своих спутников об этом
и выяснил, что кое-кто из знавших его раньше жил еще в
Москве. Так, жил в Москве епископ Мефодий Филимонович,
бывший протопоп нежинский, у которого останавливался Кри-
жанич в 1659 г. и у которого прожил в Нежине пять месяцев.
Вместе с протопопом старался тогда Крижанич убедить каза-
ков действовать заодно с Москвой. Жили в Москве и братья
Дохтуровы. С одним из них, Герасимом, Крижанич встречался
в Варшаве в 1646 г., а с другим, Кириллом, он познакомился,
живя в Сибири. Но все это были люди невеликие, к царскому
двору не приближенные, помощи от них в его делах ожидать
было напрасно.
Лишь на одного человека в Москве мог рассчитывать Кри-
жанич— на боярина Артамона Сергеевича Матвеева, началь-
ника Посольского приказа *.
Крижанич знал, что во время восстания Выговского в 1659 г.
Матвеев был вместе с Трубецким в Путивле. Именно с ним раз-
говаривали тогда протопоп Максим и Юрий Крижанич о том,
как, какими способами и средствами привлечь украинское ка-
зачество на сторону московского государя. Именно Матвеев
(вместе с Трубецким) и отправил Крижанича в Москву. Пом-
нил ли Матвеев об ученом монахе, по собственной инициативе
приехавшем в Москву? Чем он мог бы помочь ему сейчас?
Да и стоит ли ему, раздумывал Крижанич, уже постарев-
шему и больному человеку, вновь браться за сложные госуда-
ревы дела? Не правильнее было бы просить царя отпустить его
на родину, с которой он так надолго был разлучен? И чем даль-
ше, тем больше Крижанич склонялся к этой мысли. И еще на-
ходясь в пути, он составил об этом челобитную на имя царя
и решил ее подать сразу же по приезде.
25 мая 1676 г. приехали они в Москву. После тихого про-
винциального Тобольска Москва показалась особенно шумной
и бурливой. Путники подъехали к Сибирскому приказу, но вы-
яснилось, что Крижанича следует отвести в Посольский приказ.
Там ему объявили, что его назначают переводчиком в Посоль-
ский приказ с выдачей государева жалованья на прокормле-
ние 10 рублей,— указ за пометой самого дьяка Емельяна Ук-
раинцева. Боярин Артамон Сергеевич Матвеев приказал
Крижаничу явиться на завтра «пред его очи».
И тут же за столом в приемной палате Посольского приказа
Крижанич начал в форме, уже давно им изученной, писать че-
лобитную: «Царю государю и великому князю Феодору Алек-
сеевичи) всея Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу
биет челом холоп твой Юрко Серблянин.
Милосердный государь царь и великий князь Феодор Алек-
сеевич, пожалуй меня, холопа своего, из Сибири привезенного,
вели, государь, отвесть стан, где бы мне можно было пожить
155
до божие и до твоее государевы воли. Царь государь, сми-
луйся» 2.
Уже на другой день в Земский приказ пришла память: «По-
сольского приказа переводчику сербенину Юрью Билишу, ко-
торой прислан к Москве из Сибири, дати дворик, где ему
постоять»3. Стольник Земского приказа Андрей Прокофьевич
Елизаров приказал дьякам своим Никифору да Ивану позабо-
титься о приискании двора для Крижанича. Где, в каком месте
Москвы поселился Крижанич и как жил он первое время — до-
кументов об этом не сохранилось.
В Посольском приказе тогда было два разряда служилых,
занимавшихся переводами с иностранных языков: толмачи
(те, кто переводил устные беседы с иностранцами) и перевод-
чики (те, кто делал письменные переводы с различного рода
грамот, документов и целых книг). Известно, что в то время
Посольский приказ был крупнейшим центром «строения» все-
возможных книг светского содержания, а глава Посольского
приказа боярин Артамон Сергеевич Матвеев — главным инициа-
тором этой работы. Он привлек для ее выполнения талант-
ливых переводчиков Петра Васильева сына Долгово и приехав-
шего недавно в Москву молдавского писателя и общественно-
политического деятеля Николая Гавриловича Спафария-Миле-
ску4. Эти книги предназначались главным образом для царя
Алексея Михайловича и для узкого круга придворных деятелей,
но они сразу же вышли за рамки придворной литературы.
В 1676 г., когда Крижанич приехал в Москву, в Посольском
приказе работало уже почти полтора десятка переводчиков5;
был «построен» ряд книг, «взнесенных в Верх»6, т. е. поднесен-
ных царю и царевичам. Это были «Титулярник», «Хрисмологи-
он», «Книга о седми свободных учениях», «Книга об избрании...
Михаила Феодоровича на царство», «Книга о сивиллах», «Ва-
силиологион», «Александрия» и, наконец, «Родословная великих
князей и государей царей Российских». Все эти книги были
изготовлены еще до приезда в Москву Крижанича. Но уже
после его приезда, вскоре после венчания на царство царя
Федора Алексеевича, в Посольском приказе началась работа
над «строением» богато украшенной книги «Чин венчания на
царство царя Феодора Алексеевича». Кроме того, как раз в мае
1676 г. заканчивалась работа над книгой «Чин как всех госу-
дарев послы и с посланики ко окрестным и мусулманским го-
сударем приказывать поклон». Так что вполне вероятно, что
для участия в создании подобных книг и был оставлен при По-
сольском приказе Юрий Крижанич.
Да, при приказе-то его оставили, и денег «10 рублев» на
первое время выдали, и «дворик, где ему постоять» отвели,
а вот на службу не зачислили, не «поверстали», как говори-
лось в XVII в. Первые две недели Крижанич ждал, когда же
раскачается приказная волокитная машина, да так и не до-
ждался. И вот около 13 июня 1676 г. он пишет новую челобит-
156
ную на имя царя. Она дошла до нас целиком — собственноруч-
ное письмо Юрия Крижанича, где он пишет: «По твоему, госу-
дарь, указу привезен я, холоп твой, из Сибири. И для ради
своея старости и слабости не смел я твоему царскому величе-
ству бити челом об поверстаню в службу, бил я челом об от-
пуску. И по твоему государеву указу отвещено, велено мне
зде быть по-прежнему в Посольском приказу во преводникех,
а об корму велено дожидати твоего государева указа...».
Рис. 11. Поздравление Ю. Крижанича царю Федору Алексеевичу
на его венчание на царство (начало).
16 июня 1676 г. был объявлен указ о венчании царя Федо-
ра Алексеевича. Крижанич решил воспользоваться торжествен-
ным венчанием и подал на имя царя большое сочинение, кото-
рое начиналось так: «Пресветлейшему и премогущнейшему го-
сударю царю и великому князю Феодору Алексеевичю, всеа
Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу. На счасливое
его государское венчание. Червя Юрки Сербянина благопривет-
ствование и за свое освобождение нижайшее поклонение и бла-
годарение. Се, пресветлейший и правдолюбивейший царю (во
благоприветствование и за улученное освобождение в возбла-
годарение) вашему царскому величеству подношу не моего
ума помысел, но божественного писания глаголы»7 (рис. 11).
И далее все послание состоит из дословных цитат из «Книги
премудрости царя Соломона», в которой описывается «граждан-
ская и царская премудрость». Особое внимание Крижанич от-
дал выпискам «о мудрости царской», где и подобрал высказы-
вания о том, каким подобает быть царю. Далее он пишет, что
«еллинские философы преобильно о той мудрости написаша,
паче же Аристотель то политичное учение тако светло подобну
изъявил есть и разсудил, яко ничто же может вящии вещей ни
желати, ни просити»8. Поэтому если повелит царь, то он «го-
тов есмь ту похваленну Аристотелеву „Политику" на русский
язык ясно и явно и сокращенно преложити, и твоим государ-
ским советником на прочтение подати, да и они разсудят, бу-
дет ли дело утешно и твоих государских очес достойно».
Крижанич говорит в этом послании, что его старость и сла-
157
бость не дают ему возможности служить царю: 15 лет провел
он в ссылке и теперь не знает пути, каким бы мог прийти на
службу государю. «Аще бо некогда мало что могох и желах
послужити, но уже ныне при сем моем пребеднаго и в неволи
прожитаго и веема погибшаго живота вечере и отдаточном часе,
и при всем животныя и умныя силы решений ничто же твоему
величеству умею годное и смею обещати»9. В качестве награ-
ды за перевод «Политики» Аристотеля Крижанич вновь просит
царя отпустить его на родину, где он и будет возносить молит-
< что гио
лю га «о т чнетоц W
AWtftmaoy у н по я ft
у нон просто тft
Г но
Рис. 12. Поздравление Ю. Крижанича царю Федору Алексеевичу
на его венчание на царство (конец).
вы за упокоение души царя Алексея Михайловича и за долго-
вечное царствование Федора Алексеевича. Послание заканчи-
вается так: «Аще что негодно зде речено, прощения молю, яко
по чистой к твоему величеству вере и по верной простоте
речено»10 (рис. 12).
По просьбе Крижанича (и за его деньги) рукопись посла-
ния переплели в алый атласный переплет, и он сам отнес ее
в царский дворец11. Как его послание было воспринято, мы
не знаем: никаких документов по этому поводу не сохранилось.
Скорее всего, Крижанич получил за него какую-то «дачу» (так
было принято в то время). «Дача» бывала либо денежной,
либо мехами, но ни в каких делах и бумагах Посольского при-
каза документов об этом не найдено. Время было смутное, при
новом государе формировалось новое правительство. Бояре и
стольники, бывшие у власти при царе Алексее Михайловиче,
постепенно заменялись новыми, приближенными к царю лица-
ми— некому было особенно заботиться о тщательном делопро-
изводстве.
Прошли еще три недели, и вот 4 июля 1676 г. последовал
царский указ об отстранении боярина Артамона Сергеевича
Матвеева от руководства Посольским приказом. Его место за-
нял думный дьяк Ларион Иванов. Василий Бобинин, Емельян
Украинцев и Любим Домашнев были оставлены по-прежнему
дьяками, «а боярину Артамону Сергеевичу Матвееву быть не
велено...» В том же году А. С. Матвеева сослали сначала в
158
«почетную ссылку» в Верхотурье — воеводой, а затем отправи-
ли в Пустозерский острог в ссылку12.
Крижанич остался не у дел. Никто толком не знал в По-
сольском приказе, что это за человек и какую работу можно
было бы ему поручить. Вот и июль прошел, в штат переводчи-
ков Крижанича опять не зачислили и жалованья ему не поло-
жили. Вновь обращается он с челобитной о поверстании в служ-
бу, и опять новый глава Посольского приказа думный дьяк
Ларион Иванов «приказал сербенину Юрью Билишу, который
взят к Москве из ссылки из Сибири, дати его государева жа-
лованья для его скудости... денег 2 рубли...»13; 18 августа эти
деньги были Крижаничу выданы. Заметьте: в этом документе
он зовется просто «сербенином», а вовсе не переводчиком, как
раньше!
Дни шли, а положение Крижанича все не прояснялось. На-
стал холодный дождливый сентябрь, приближались холода,
а теплого платья у хорвата не было. Снова пишет он челобит-
ную с просьбой о воспомоществовании. 30 сентября последовал
указ о выдаче ему опять же единовременного жалованья в
«5 рублев» да приказано купить ему шубу овчинную. 3 октября
деньги ему были выданы и шуба овчинная ценой в полтора
рубля куплена же14. Но Крижанич по-прежнему находился не
у дел: из пределов России его не выпускали, дела никакого не
поручали, на службу не брали, ограничиваясь подачками. Кри-
жанич решился на новый шаг: в начале октября он пишет боль-
шую челобитную на имя царя. В ней он сначала перечисляет
все свои «службы» Русскому государству. Начало челобитной
(она дошла до нас в подлиннике!) традиционно: «Царю госу-
дарю и великому князю Феодору Алексеевичи), всея Великия и
Малыя и Белыя Росии самодержцу биет челом холоп и бого-
молец твой Юрко Серблянин»15. Мы видим, что в этой чело-
битной и Крижанич называет себя уже не переводчиком, как
раньше, а просто холопом и богомольцем. Далее он кратко
перечисляет то, что сделано им для блага Русского государст-
ва. Посмотрим, что же он сам ставит себе в заслугу.
1. Уговаривал казаков служить Русскому государству, а не
польскому королю. Ссылаясь на А. С. Матвеева и инока Ме-
фодия (бывшего в свое время нежинским протопопом), Кри-
жанич подробно говорит о своих заслугах в деле «умиротворе-
ния» казаков.
2. Находясь в Варшаве, увидел надпись, порочащую русских
государей, известил об этом русского посланника, в результате
чего надпись была уничтожена. Далее Крижанич рассказывает
о том, как он приехал в Москву: «...выехал я работать вам, ве-
ликим государем, по своей науке. Слышано бо у нас было, что
тогда заводилося зде философское учение, и я мыслил школы
разредити и учити, и наукы на словинский язик превести. Я бо
от детинства своего, оставивши печали о всаком ином житья
устроеню, удался есм всим серцем на едино мудростно искание,
159
и на нашего скаженого, а правее згубленого язика изправля-
ние, свитланье и совершанье, и на своего и всенародного ума
окрашанье. И на том есм бедный и несрещеный человек, весь
свой страстный живот изтрошил»16. Но, пишет Крижанич,
тогда «философского учения завод за некие причины был отло-
жен». Крижаничу велено было составить грамматику славян-
ского языка. Упомянув о своей ссылке, Крижанич пишет далее,
что он «15 лет довольно бедности и мукы претерпел».
3. Помогал Николаю Спафарию в переводе книг с голланд-
ского языка и написал сочинение о китайском торге.
4. Исправил и составил грамматику, «над которой думал и
писал 22 лета».
5. Привез с собой в Москву книги, в которых клеветнически
описывался русский народ, хотел их перевести и истолковать,
да тобольский воевода П. И. Годунов отобрал их и отослал в
Москву — «таково есть наше философское бедное устроение»,
горько добавляет Крижанич 17.
6. Написал книгу «Толкование исторических пророчеств»,
доказывающую, что русским людям нечего бояться «турского
ратного подвига».
7. Может сделать для царя «самовратно текущее коло»
(т. е. колесо.— Л, П.), по которому можно «вечно текущие часы
доспеть».
8. Если государь прикажет, то готов «полатную и воинскую
предивну музику в кратко время доспеть».
В конце челобитной Крижанич рассказывает, как он долго
и недужно болел и во время болезни дал обет св. Николаю
пойти на поклон к его мощам, находящимся в Бари. Крижа-
нич просит царя: «Призри, государь, на мою старость, и что
я глух и немощен, и твоему величеству к службе негоден,
и ненадобен... отпусти, государь, на волю, чтобы мне можно
было (весть господь!) не солгано обещание сполнити». Как
крик души звучат последние строки челобитной: «Первый и
един из моего народа появихся некористен мудрости искатель,
и за сей мой подвиг в бедности преживох или паче згубих
весь свой временный живот. Ах, правдолюбивый милосердый
государь, не дай ми згубити и вечного живота: дай ми сполни-
ти мое г богу учиненное обещание. Царь государь, смилуй-
ся!» 18.
Такую подробную и обстоятельную челобитную нельзя было
замолчать, на нее нужно было как-то отреагировать. И вот в
Посольском приказе была составлена обширная выписка, в ко-
торой в целом подтверждалась справедливость изложенного в
челобитной прошения и делался вывод: «...буде великий госу-
дарь пожалует, велит ему, Юрью, быть в Посолском приказе
еллинского, латинского, италианского, цесарского языков в пе-
реводчиках» 19, то ему будет установлено и соответственное
жалованье. Но царского указа о поверстании Крижанича на
службу и на этот раз не последовало. Взамен этого 5 ноября
160
1676 г. он получил очередное единовременное пособие «ради
ево скудости» в 10 рублей.
А в это время, 9 ноября 1676 г., в Москву прибыл «для
поздравления царя Федора Алексеевича с вступлением на Рос-
сийский престол, для склонения о учинении наступательного и
оборонительного вместе с Данией против Швеции союза и для
предложения посредничества о учинении вечного между Россией
и Польшею мира»20 датский посланник Фридрих фон Га-
бель. Он прибыл в Россию после того, как русское правитель-
ство послало в Данию подьячего Семена Протопопова с изве-
стием о кончине царя Алексея Михайловича и о вступлении
на престол Федора Алексеевича.
Чрезвычайный датский посланник Фридрих фон Габель при-
был в Москву вместе с женой, что было весьма необычно для
строгих посольских правил того времени. Его сопровождали
секретарь посольства Гильдебрант фон Горн и толмач Юрий
Бой. Уже 13 ноября фон Габель был представлен царю и подал
ему грамоту датского короля, довольно уже старую, еще от
13 мая 1676 г. Этой грамотой датский король извещал русского
государя о победе, одержанной им над шведским флотом, и о
взятии города Визби. Вслед за тем в грамоте шло поздравле-
ние Федору Алексеевичу со вступлением на престол. Главный
же смысл грамоты заключался в том, что датский король по-
дробно излагал «злобные» намерения шведского короля в от-
ношении к России, предлагал русскому государю разорвать со
шведами заключенный ранее мир, соединить русские воинские
силы с датскими войсками и совместно напасть на Швецию,
причем Россия должна была вернуть себе обратно захваченные
шведами Лифляндию и Ингерманландию. Одновременно дат-
ский король предлагал русскому государю выслать из России
всех шведских купцов, потому что шведы вместе с французами
«коварные советы и союзы затевают». Взамен всего этого дат-
ский король предлагал свое посредничество в учинении «Вечного
мира» между Россией и Польшей.
Московские дипломаты вежливо выслушали грамоту датско-
го короля и отпустили посла на посольский двор, обещав все
тщательно взвесить и обдумать2l.
Как только Крижанич узнал о приезде датского посла, он
сразу же попытался встретиться либо с ним самим, либо с
кем-то из его свиты. Вскоре он нашел случай познакомиться с
датским толмачом Юрием Боем, рассказал ему вкратце всю
свою богатую событиями и переживаниями жизнь и просил со-
действия и помощи. Юрий Бой переговорил с послом, тот поже-
лал встретиться с необыкновенным «латинским попом», тем бо-
лее что он был подданным австрийского императора, союзника
Дании. Встреча состоялась. Крижанич просил фон Габеля хо-
датайствовать за него перед русским государем, но тот отка-
зался, так как не имел для этого ни оснований, ни инструкций.
Посол долго беседовал с Крижаничем, расспрашивая его о жиз-
161
ни в России, особенно о торговых делах и обычаях русских:
дело в том, что Габель хотел добиться у русского правитель-
ства разрешения на покупку без таможенных пошлин большой
партии ржи для Датского королевства.
Наступила зима. Крижанич жил в Москве по-прежнему оди-
ноко, занятый лишь хлопотами по своему бытовому устройству.
Ослабевший, уставший, сникший от неустроенности своей судь-
бы, он продолжал писать все новые и новые челобитные об от-
пуске его на родину. Ничто не радовало Крижанича. В конце
декабря 1676 г. фон Габель, собрав все нужные ему данные,
послал своему королю подробное донесение о состоянии рус-
ской торговли и стал ждать от него ответа с инструкцией.
А в это время, 13 января 1677 г., Посольский приказ известил
его о том, что предложения датского короля рассмотрены и он,
Габель, должен готовиться получить у государя отпускную
аудиенцию («отпуск»). Фон Габель на это ответил, что, пока он
от своего короля не получит ответа на посланное в Данию до-
несение, он просит у русского государя разрешения остаться в
Москве.
Узнав от Юрия Боя о готовящемся отъезде датского послан-
ника, Крижанич пишет новую челобитную об отпуске его из
Москвы, пишет без всякой надежды на то, что его просьба бу-
дет удовлетворена. Однако в феврале 1677 г. он наконец полу-
чает разрешение. Царь Федор Алексеевич «указал: сербенина
Юрья, которой... из Сибири прислан к Москве, с Москвы отпу-
стить за рубеж на Смоленск и дать ему проезжую грамоту да
две подводы» 22.
Обрадованный Крижанич решил ехать тотчас же, как он по-
лучит все необходимые документы и подводы, но прошло еще
около месяца, пока все было оформлено. В конце марта была
получена выписка, 1 апреля Крижанич предполагал выехать,
пока еще держался санный путь. Он получил «государева жа-
лованья на милостиню и в дорогу на корм 10 рублей»23 и,
самое главное, проезжую грамоту. Вот она:
«От царя и великого князя Феодора Алексеевича, всеа Ве-
ликия и Малыя и Белыя Росии самодержца, от Москвы по го-
родом до Можайска и до Вязьмы, и до Дорогобужа, и до Смо-
ленска воеводам нашим и всяким приказным людям. По наше-
му великого государя указу отпущон с Москвы сербенин Юрья
Билиш. И как он в которой город приедет, и воеводам нашим
и всяким приказным людем пропускать ево, Юрья, без задер-
жания, А как он приедет в нашу отчину Смоленеск, и столни-
ком нашим и воеводам князю Михайлу Ивановичи) Лыкову с
товарищи велеть ево, Юрья, из Смоленска отпустить за рубеж
литовской. А лишних людей и иных никаких иноземцов отпус-
кать с ним не велеть. И сею нашу великого государя проезжую
грамоту взять у него в Смоленску в приказную палату. Писан
на Москве лета 7185-го (т. е. 1677.— Л. П.) апреля в 1 день»24.
Итак, все было готово к отъезду. Но выехать Крижаничу не
162
пришлось. Весна 1677 г. выдалась в Москве необыкновенно ран-
ней и бурной. Уже в конце марта началось таяние снегов. По-
ловодье было такое сильное и внезапное, что пострадали мно-
гие села и деревни, сама Москва была залита полыми водами.
Ни о какой дороге не могло быть и речи. Крижаничу предстоя-
ло переждать распутицу, отказаться от легкого и быстрого сан-
ного пути и ждать, когда установится летний колесный путь.
А пока нужно было найти себе попутчиков, ехать одному
на двух подводах было рискованно. Каких-нибудь пять лет
назад закончилась крестьянская война под предводительст-
вом Степана Разина, крестьяне продолжали волноваться, были
случаи нападения на царских ямщиков. Проще и надежнее
было бы выехать из России с каким-либо посольством, и Кри-
жанич начал переговоры с фон Габелем. Тот согласился и
4 апреля подал в Посольский приказ письмо, в котором так
пишет об этом: «Егда тот бедный муж никакого способу на сем
свете не имеет от границ вашего царского величества земель
дале отъехати, но принужден будет умереть гладом. И он,
Юрьи, просил меня, чтоб християнским попечением милостину
к нему показать и до двора б цесаря римского привесть. И яз
не токмо по должности християнской, но и для того, что он це-
саря римского, моего ж государя высочайшего надежного со-
юзника, подданный, в том прошении отказать ему не похотел,
но обещал с собою взять в Дацкую землю, где ево вручу тамо
пребывающему цесарскому посланнику, который ево до Вены
вспоможением провадит. Но егда ему указано вскоре за рубеж
ехати, и он тем подобием в болшую бедность впадет. И я ваше
царское величество при сем всепокорнейше прошу, чтобы мило-
стиво изволил указать тому вышепомянутому попу у меня оста-
тись и со мною выехать, крепко уповая, что ваше царское ве-
личество в сем святом времени сие дело милосердо изполнити,
и милостину ему, бедному, однако ж ученому мужу оказати
благоволит» 25.
Это письмо, однако, оказалось без последствий. Оно хранит-
ся и по сей день в делах Посольского приказа с оставшейся
и на нем пометой: «...великий государь указал ево (Юрия
Крижанича.— Л. П.) отпустить на Смоленск тотчас». Тут же
была составлена «память» об отпуске за рубеж Крижанича
«до Смоленска и до литовского рубежа». В ней говорилось, что
царь Федор Алексеевич указал «отпустить с Москвы за рубеж
сербенина Юрья Билиша, а от Москвы до Смоленску и до ли-
товского рубежа дать ему к прежнему в прибавку подводу с
санми и с проводником»26. Эту «память» отправили в Смо-
ленск с толмачом Терентием Орловым из Ямского приказа от
окольничего Григорья Никифоровича Собакина да дьяков Афа-
насья Башмакова, Юрья Блудова да Семена Домашнева.
«Память» в Смоленск пришла, а иноземца не было. Смолен-
ский воевода сообщил в Ямской приказ, что Крижанич нару-
шил царское повеление и из Москвы не выехал. И вот 8 мая
163
1677 г. Крижанич был доставлен в Посольский приказ для до-
проса. Сохранилась запись об этом: «По указу царя Федора
Алексеевича велено в Посольский приказ, сыскав, привесть
сербенина Юрья Билиша, которой отпущен был с проезжею ве-
ликого государя грамотою на Смоленск и за рубеж, а тот сер-
бенин Юрьи с Москвы не поехал и жил на дворе у датцкого
посланника у Фридриха фон Габеля. И того же дни сербенин
Юрьи сыскан и в Посольском приказе допрашивай: для чего
он по се время с проезжею великого государя грамотою за ру-
беж с Москвы не едет? И Юрьи сказал, что он с Москвы не
поехал за великими водами и затем, что зимней путь испортил-
ся; и жил на Москве на дворе у дацкого посланника для того,
что он хочет с Москвы за рубеж ехать с ним, посланником,
вместе» 27.
Доводы Крижанича были убедительными, приказные люди
и сами видели, каким бурным было в том году половодье. Кри-
жаничу разрешили вернуться на двор к Габелю и ехать вместе
с ним, напомнив, однако, об обязанности сдать в пограничном
городе свою проезжую грамоту. Опытный в подобного рода ин-
цидентах датский посланник предложил Крижаничу зачислить
его в штат посольских служителей, чтобы таким образом полу-
чить для него статус дипломатической неприкосновенности.
В качестве же занятия Габель предложил ему написать нечто
вроде обзора, эссе о положении закрепощенного населения Рос-
сии. Крижанич охотно взялся за эту работу: вынужденное без-
делье было ему непереносимо. Он решил использовать для
этого свое собственное сочинение «Политика», в котором у него
была специальная глава «Об работе (т. е. о рабстве.— Л. П.)
и об хлапству (т. е. о холопстве.— Л. П.)».
В этой главе Крижанич вначале опровергает как несостоя-
тельное и лицемерное утверждение, что в России рабство более
жестокое, чем, например, в Польше или Германии. Он исходит
из того, что «рабство» (когда свободный человек сам, добро-
вольно продает себя другому) было утверждено божественным
законом, поэтому добровольное рабство не может быть назва-
но «жестоким, нечестивым или бесчеловечным, так как закон
бога тоже не может быть жестоким или нечестивым»28. При
этом Крижанич ссылается на авторитет Библии.
Итак, Крижанич оправдывал лишь то закрепощение кресть-
ян, когда свободный человек сам, добровольно продавал себя в
рабство. При этом Крижанич исходил, конечно, из своего соб-
ственного философского понимания свободы воли29: каждый
человек вправе сам распоряжаться своей судьбой. Такого
«добровольного» раба можно было и перепродавать. Равным
образом допускал Крижанич и «кабальное» рабство, так назы-
ваемые кабальные люди — это рабы, купленные за деньги. Ка-
залось бы, перед нами — полное оправдание рабства, крепост-
ничества.
Однако Крижанич категорически отрицает рабство от при-
164
роды, «бесплатное рабство», вечное рабство «от рождения».
Известно, что именно эту точку зрения поддерживал Аристо-
тель, и Крижанич не побоялся вступить с ним в полемику по
этому вопросу. Крижанич отвергает природный, изначальный
характер рабства, а теорию естественного рабства Аристотеля
называет абсурдной, нелепой. В Германии же и Польше, пишет
Крижанич, людей закрепощают не как в России, а иначе:
«...любой знатный может одеть на шею любого своего крестья-
нина колодку, без причины повесить его у проезжей дороги и
никакого за это не понесет наказания»30.
Оправдывая рабство «добровольное» и порицая рабство от
рождения, «вечное рабство», Крижанич вместе с тем оправды-
вал и еще один вид «рабства» — строгое и безусловное военное
подчинение всех подданных своему монарху. Он считал, что на
войне действует свой «закон рабства»: величайшие полководцы
древности Кир, Александр, римские и османские военачальники
никогда бы не совершили всех своих удивительных дел, если
бы у них не было «закона рабства». Поэтому Крижанич кате-
горически отрицает наемничество. Он выступает за регуляр-
ную армию, отвечающую требованиям централизованного
монархического государства и подчиненную непосредственно
самодержцу.
Занявшись снова «Политичными думами», Крижанич оку-
нулся в привычную для него атмосферу научного творчества,
но долго этим заниматься ему не пришлось. 1 июня 1677 г. на
подворье к датскому послу прибыл толмач Посольского прика-
за Юрий Суханов: по приказу подьячего Андрея Иванова он
требовал вызвать Крижанича в приказ на суд. Что за суд и
в чем обвинялся Крижанич, толмач сказать не мог. Тогда фон
Габель заявил ему, что Крижанич принят им на службу и что,
по посольскому праву, он сам должен чинить управу над своим
служителем. Он написал специальное письмо думному дьяку
Лариону Ивановичу Лопухину, в котором подтвердил, что Кри-
жанич находится у него на службе и что он сам «тому, кто на
него бьет челом, колико он правду имеет, достойное удовольст-
вование учинити обещает»31. Дело, однако, не имело никаких
последствий: видимо, это были какие-то заимодавцы Крижани-
ча, которые хотели получить с него долги. Крижанич и сам не-
однократно упоминал о своих долгах в челобитных на имя
царя.
Дни шли, а ответного письма фон Габелю от датского коро-
ля все не было. Посольство продолжало оставаться в Москве,
причем его содержанием продолжал ведать Посольский приказ.
16 июня из Посольского приказа пришла новая «память» об
отъезде посольства из Москвы, и, когда посланник вновь отка-
зался выехать, ему было объявлено, что с этого дня он будет
жить в Москве на собственном содержании. Тогда посол отпра-
вил в Данию часть дворян, бывших в его свите, вместе с их
слугами, которые выехали в первых числах июля.
165
Задержка Габеля с отъездом была вызвана еще и предстоя-
щими родами его жены. Посольский приказ назначил ему окон-
чательный срок отъезда 10 августа, но Габель вновь отказался
выехать. Наконец в середине августа у посланника родился
сын, но счастливый отец просил разрешения остаться еще на
месяц, чтобы не поставить под угрозу здоровья матери и ре-
бенка.
Царское правительство 20 августа 1677 г. отправило в Да-
нию специального гонца, подьячего Гаврила Федорова сына
Пономарева с толмачом Иваном Знаком. Им было велено уве-
домить датского короля, что его посланник фон Габель не хо-
чет выезжать из Москвы на родину. Встревоженный этим ди-
пломатическим демаршем, фон Габель стал спрашивать у
Крижанича совета, что ему предпринять. Тот порекомендовал
взять отпускную аудиенцию в Посольском приказе и таким
образом выйти из-под контроля. Фон Габель так и сделал.
23 августа состоялся «отпуск» посольства, фон Габель получил
обычные при этом подарки соболями себе и на свою свиту.
Крижанич же, как нанятый в России, ничего не получил.
«Отпуск» состоялся, но теперь роженица занемогла. Приш-
лось нанимать новорожденному русскую мамку-кормилицу.
О выезде не могло быть и речи. Только через две недели,
И сентября, задержавшемуся послу были выписаны подорож-
ные «памяти» в Новгород и Псков да еще одна проезжая гра-
мота на имя переводчика Юрия Боя на Смоленск. Бой выехал
со своими слугами 21 сентября 1677 г., а фон Габель собирал-
ся выехать с женой, ребенком и свитой (в которой состоял и
Юрий Крижанич) после 25 сентября, но отъезд и на этот раз
не состоялся. Правда, формальных оснований задерживаться
в Москве у фон Габеля больше не было: еще 15 сентября он
прислал в Посольский приказ с переводчиком Юрием Боем
прибывшую наконец из Дании грамоту, в которой король назна-
чал купца Андрея Бутмана в Москву своим приказным комис-
саром и позволял ему закупить в Москве 10 000 четвертей ржи
по королевскому привилею. Можно было спокойно выезжать,
но когда в приказе стали оформлять проездные документы по-
сольства, дело опять застопорилось. Фон Габель, не ведая о
царском указе, запрещавшем торговать инородцами, купил в
Москве у сибиряков двух маленьких калмычат Бату Шарбула-
това да Чингали Батышева, семи и восьми лет. Он купил их
еще в апреле у приехавших из Сибири Алфера Сыромятникова
да казака Потапа Иванова, заплатив им 40 рублей. У посла
сохранилась и купчая грамота, составленная на Ивановской
площади 28 апреля 1677 г., которую он предъявил в Посоль-
ском приказе. Относительно калмычат он сказал, что хотел бы
привезти их в Данию своему королю в подарок. Московское
правительство решило выкупить калмычат, но Габель отказал-
ся взять деньги и возвратить такую «небывалую вещь в наших
землях...» Наконец на калмычат махнули рукой, вписали их в
166
проезжую грамоту, и 9 октября 1677 г. фон Габель (а вместе
с ним и Крижанич) выехал из Москвы.
Зима в том году была ранней, уже в октябре ударили мо-
розы, установился санный путь. По просьбе Габеля ему на
27 отъезжающих с ним человек московское правительство вы-
делило 42 подводы с лошадьми. Для охраны посольства в пути
до Пскова был назначен пристав, новгородец Михаил Свербеев,
а в провожатые до Твери выделили пять московских стрельцов.
С тяжелым сердцем покидал Крижанич столицу Русского
государства. Он пробыл в России почти 19 лет, 15 из них —
в ссылке в Тобольске. Мало что сумел он осуществить из за-
думанного. Он ехал в Россию полон сил и надежд, с обшир-
ными планами и благими намерениями — покидал же ее пожи-
лым и больным человеком, отдавшим все свои силы и здоровье
великой — и увы! не воплощенной в жизнь — идее славянского
единства. Да, он многое видел, многое наблюдал, о многом су-
мел составить свое собственное представление — но и только...
Из Пешкова яма выехали 10 октября — и вновь потянулись
однообразные российские дороги. Поля были чуть припорошены
снегом, дорога еще как следует не укатана, сани бросало то
вправо, то влево на замерзших колчушках, и Крижанич обра-
довался, когда доехали до Солнечной горы, где меняли лоша-
дей. Немного отдохнули, снова в путь: надо было доехать до
Клина к вечеру, чтобы успеть переночевать в теплой ямской
избе.
Клин когда-то входил в состав Тверского княжества, в ли-
нию тверских городов-крепостей расположенных на правых
притоках Волги. Старая крепость размещалась на высоком
полуострове, охватываемом петлей реки Сестры (притока Вол-
ги). Уже в XV в. Клин был присоединен к Московскому княже-
ству и стал важным оборонительным центром на северо-западе
от Москвы. Через Клин проходила дорога на Тверь, здесь были
ямщицкие избы и конюшни.
Подъезжая к Клину, Крижанич еще издали увидел высо-
кую церковь Успенского монастыря. Невдалеке были располо-
жены и избы — воеводская, съезжая, ямская. Разглядывать го-
род было некогда. Уставшие с дороги путники наскоро поужи-
нали и легли спать. Наутро свежие лошади бодро потянули
обоз по свежевыпавшему снегу на Тверь.
В Твери должна была быть продолжительная стоянка для
отдыха, поэтому все ждали встречи с этим древним городом с
большим нетерпением. Тверь, столица большого и славного
Тверского княжества, была основана в начале XIII в. Тверской
князь Михаил Александрович первым среди русских князей
получил титул великого князя всея Руси. Тверичи непрестанно
боролись с ордынскими захватчиками и с ливонскими рыцаря-
ми. В 1317 г. в Твери выстроили новый кремль. Высокий зем-
ляной вал был насыпан на холме, там, где в Волгу впадает
река Тьмака. Кроме того, с третьей стороны кремля был вырыт
167
глубокий ров, заполненный водой. Напротив кремля, на другом
берегу Волги, при впадении в нее реки Тверды, в XIV в. был
выстроен богатый Отроч монастырь, где многие годы провел в
заточении известный ученый и просветитель Максим Грек32.
Крижаничу, уже давно знавшему о нем, хотелось увидеть это
место. На следующий же день он отправился осматривать го-
род. Он обошел вдоль стен весь кремль. Крепость была дере-
вянной и имела 19 башен, деревянных и каменных. Одна из
них, Владимирская,— почти в 10 сажен высотой, с воротами,
в них стояли вооруженные стрельцы и строго следили за входя-
щими. Часть стен была уже старой, в некоторых местах стены
крепости обрушились. Через один из таких проломов Крижанич
легко и свободно вошел в кремль и смешался с толпой твери-
чей (в кремль иностранцев не впускали).
Помимо центрального каменного собора, Крижанич насчи-
тал в кремле еще четыре церкви. Там же находились различ-
ные монастырские подворья, боярские дворы. С высокого крем-
левского холма Крижанич оглядел раскинувшийся внизу по-
сад: деревянные темные крыши горбились, теснясь друг к дру-
гу, деревянные же церкви возвышались на посаде. По другую
сторону реки Тьмаки тоже был посад — шесть церквей да три
монастыря выделялись среди изб. Перейдя к кремлевской сте-
не, выходящей к Волге, Крижанич и за Волгой на посаде насчи-
тал три церкви да Отроч монастырь33. Вот оно, место ссылки
Максима Грека... Крижанич невольно вспомнил и свою ссылку,
те долгие 15 лет, что он провел в далекой заснеженной Сибири...
Проходя по кремлю, Крижанич обратил внимание на боль-
шие медные пищали, что стояли у ворот крепости34. Самым
большим двором в кремле был владычный, в нем жил архие-
пископ тверской Иоасаф. Воеводский двор стоял неподалеку,
рядом с ним была приказная изба, примыкавшая к Степанов-
ской башне.
Осмотрев кремль, Крижанич возвратился в посад, прошел
мимо гостиного двора, побывал и у чарошной избы (кабака),
к которой примыкал винный погреб. Здесь с утра уже толпился
бедный люд35. В харчевне Крижанич пообедал и отправился
к Волге, в Рыболовную слободку. Понаблюдав, как рыбаки за-
нимались подледным ловом рыбы, Крижанич прошел еще даль-
ше, в Ямскую слободу, где размещались государевы ямщики,
а оттуда уже возвратился на свой монастырский двор и стал
готовиться к отъезду.
На следующий день обоз с большими предосторожностями
переправили по еще не окрепшему льду через Волгу, и посоль-
ство, оставив справа от себя Отроч монастырь, свернуло на до-
рогу, ведшую к Торжку.
Торжок, расположенный на двадцати шести холмах36, был
сожжен золотоордынскими захватчиками дотла, но вновь воз-
родился как богатый город купцов и ремесленников. Юфть и
сафьян, литье и кузнечные, и гончарные изделия поставлял
168
Торжок на российские рынки. В центре города, на высоком пра-
вом берегу Тверды, у устья ручья Здоровца, был построен
кремль — земляной вал, деревянные стены и 11 башен, из ко-
торых четыре были проезжие. В центре кремля возвышался ка-
менный собор. К югу от кремля на посаде выделялся Борисо-
глебский мужской монастырь, а на левом берегу Тверды —
Воскресенский женский монастырь. Большая торговая пло-
щадь, рядом — гостиный двор, где и остановилось посольство.
Как и многие другие путешественники, Крижанич купил здесь
себе славившиеся на всю Россию расшитые золотой ниткой
сафьяновые сапоги. На окраине Торжка Крижанич увидел вы-
сокую деревянную Старо-Возесенскую церковь, стройную и
легкую, около 16 сажен в высоту37.
Переночевав на гостином дворе и отдав должное превосход-
ной еде, которой славился Торжок38, посольство двинулось к
Новгороду. Промелькнуло Выдропужское село, а вскоре подъ-
ехали и к почтовой ямской слободе. Вышний Волочек, где жили
крестьяне-ямщики. Там были просторная съезжая изба, дере-
вянная церковь да несколько десятков домов. На следующее
утро санный караван продолжил свой путь. Проехали Валдай,
и 26 октября 1677 г. прибыли в Новгород. Санный поезд подъ-
ехал к кремлю и через Великий мост переехал с Софийской
стороны Новгорода через Волхов на Торговую сторону, где и
остановился на ночлег в гостином дворе39.
Всего сутки пробыло посольство в Новгороде, но Крижани-
чу запомнился этот город необыкновенными звонницами, кото-
рых он в центральной России никогда не видел, да еще громад-
ными жирными лещами и окунями: река Волхов была богата
рыбой 40.
28 октября обоз двинулся дальше, на Псков.
Дорога от Новгорода до Пскова была хорошо накатана:
по ней ездили часто. Ямские избы — теплые, заботливо обору-
дованы, лошади — свежие и сильные, ямщики — разбитные и
ловкие. Ехали быстро. Остались позади Борок, Шимск, Нико-
лаево — и вот на четвертый день пути, опять под вечер, забе-
лели на горизонте стены псковского кремля. За много верст
была видна большая золоченая глава Троицкого собора41, мощ-
ные крепостные стены поражали величием, высокие башни,
возносившаяся над ними колокольница притягивали к себе
взоры путников42. Кремль возведен на известковой скале у
слияния рек Псковы и Великой43. Даже издали было видно,
что это город-воин, всегда готовый отразить удары врага, за-
щитить родную землю 44.
Посольство доехало до гостиного двора и расположилось в
отведенных специально для иностранцев избах. Случилось не-
счастье: заболели сразу и жена посланника, и его новорожден-
ный сын. Посольству пришлось задержаться. Фон Габель 8 но-
ября отправил в Москву думному дьяку Лариону Иванову
письмо, что «для скорби жены моей далее ехать не смею и
169
принужден есмь во Пскове побыть»45. Болезнь затянулась на
два с лишним месяца. Крижанич же решил не рисковать,
а дождаться выздоровления больной, чтобы ехать и дальше
вместе с посланником. Он жил вместе с ним, помогал в уходе
за больной и ребенком, а в свободное время ходил по Пскову
и любовался его своеобразием.
Город был окружен каменной стеной со многими башнями.
Кроме того, внутри возведена еще большая каменная стена с
тремя «замками», их звали Кремль, Средний город и Большой
город. Крижаничу говорили, что будто бы в Пскове 300 церк-
вей и 150 монастырей. Правда ли это, он, конечно, не проверял.
Но что его поразило, так это обилие ремесленников в городе.
Люди каждого ремесла жили отдельно, особо, поэтому целые
кварталы города назывались «Кожевники», «Кузнецы», «Соло-
довники». Крижанича заинтересовало слово «Учанники». Ока-
залось, что здесь жили мастера, изготовлявшие «учаны» —
большие рыбацкие лодки46. Псковские каменщики славились
по всей России.
В городе было много лавок, где торговали иноземные куп-
цы. Под Печерским монастырем располагалась псковская та-
можня, зорко следившая за сбором торговых пошлин 47. Жили-
ща купцов были построены прямо рядом с их лавками, а вот
кузнецы и другие мастера, имевшие при своих работах дело с
огнем, селились вдали от остальных горожан из-за боязни по-
жаров: ведь основная масса домов и в этом городе была дере-
вянной 48.
Деревянные дома горожан окружали заборы и плетни. В го-
роде было довольно много деревьев, садов и огородов. Главные
улицы вымощены бревнами, остальные покрыты утрамбован-
ным снегом. Псков — крупный торговый центр. Оттуда за гра-
ницу вывозились лен, пенька, сало, воск, кожи. Для жителей
Ревеля и других ганзейских городов торговля с Псковом явля-
лась одним из главных источников благосостояния.
Однажды Крижанич побывал и около владычного двора, по-
ражавшего обширными каменными зданиями гражданского ха-
рактера. Удивляли Крижанича и своеобразные псковские звон-
ницы, стоявшие отдельно от церквей. Бросились ему в глаза и
керамические плиты, ярко выделявшиеся на белых церковных
стенах. Некоторые церкви были с керамическим покрытием и
глав и кокошников. Все отмечал любопытный иностранец!
В один из своих походов по Пскову Крижанич попал на его
западную сторону. Он как бы вошел в город дорогой, какой
обычно попадали в него иноземцы. Дремучие леса почти вплот-
ную подступали к Пскову. Узкая, застроенная небольшими де-
ревянными домами улица никак не говорила о величии этого
города. Скромный монастырь с деревянной церквушкой.
И вдруг — широкое открытое пространство на берегу реки Ве-
ликой, а на противоположной стороне — сказочной красоты
белоснежный кремль. Перейдя по замерзшей реке, путник вна-
170
чале встречал церковь Успения с монументальной звонницей,
с тяжелыми столбами, поставленными на могучее основание,
а за ней — громаду псковского кремля.
Из псковских церквей Крижанич особо выделил храм Васи-
лия на горке, стоявший рядом со стеной Среднего города и Ва-
сильевской четырехугольной башней.
Не мог пройти Крижанич и мимо крупных хозяйственных
построек именитых псковских «гостей» — купцов.
Показали Крижаничу и знаменитые псковские Поганкины
палаты. Хотя они и не были еще достроены, но поразили Кри-
жанича своеобразной красотой. Весь низ здания был сложен из
дикого камня, которому не страшны ни мороз, ни жара. Верх-
няя часть дома — из прочной известняковой плиты. К жилому
дому примыкали мастерские, где работали наемные люди.
В доме — два помещения для приема гостей, особая палата
для пиров, особая — для развлечений. Даже сени, широкие и
просторные, состояли из трех палат! Снаружи дом украшали
два каменных крыльца. Верх этого каменного дома был дере-
вянным. Каменная стена с каменными же воротами окружала
палаты, походившие скорее на боярские хоромы, чем на купе-
ческий дом!
Часто изумленный иноземец ходил по городу, чтобы просто
полюбоваться каменной резьбой на жилых домах. Сколько вы-
думки и какой вкус обнаруживали древнерусские мастера!
В конце декабря из Москвы в Псков пришла грамота из
Посольского приказа об отпуске фон Габеля за рубеж. Псков-
ские воеводы сообщили, что 15 января 1678 г. датский послан-
ник со всей своей свитой был отправлен за литовский рубеж
на город Друю. Вместе с послом покинул Россию и Юрий Кри-
жанич.
Последние годы э/сизни
Кри^санича
До нас почти не дошли документы, относящиеся к судьбе
Крижанича после выезда его из России. Точно известно
лишь то, что он выехал из Пскова за литовский рубеж на
город Друю 15 января 1678 г. Видимо, сразу же после пересе-
чения границы Крижанич решил отказаться от помощи датского
посла и действовать самостоятельно. Приехав в Друю, он по-
чувствовал себя не совсем хорошо и решил остановиться здесь
в больнице, содержавшейся на средства ордена доминиканцев.
Этот орден, основанный еще в XIII в. в Тулузе, быстро распро-
странился по Франции, Испании и Италии, однако после воз-
77/
никновения ордена иезуитов начал постепенно терять свое
влияние. Но в 1644 г. в Литовском государстве все же была
создана особая Литовская провинция ордена, куда вошло
12 монастырей, 3 больницы и 2 школы. Во главе провинции
был поставлен экспровинциал ксендз Петроний Калинский.
Врач-доминиканец, лечивший Крижанича, давно уже рабо-
тал в больнице в Друе. Он посоветовал больному поехать в
Вильну, где находился в то время провинциал (т. е. руководи-
тель) ордена и где был большой монастырь с богатой по тем
временам библиотекой. Эта библиотека пользовалась довольно
большой известностью среди ученого люда. Крижанич решил
воспользоваться рекомендацией врача, тем более что тот
написал специальное письмо своему коллеге в Вильне, в кото-
ром рекомендовал Крижанича как очень знающего и могущего
быть полезным ордену человека. Крижанич распростился в
Друе с датским послом и отправился в Вильну.
Ехал он туда вместе с монахом-доминиканцем. Одетый в
белую рясу с белым же капюшоном, монах в дорогу накинул
на себя черную священническую мантию с черным же капю-
шоном: монах сказал Крижаничу, что в доминиканском ордене
большие строгости, из монастыря без ведома начальства нельзя
никуда отлучаться и в белой рясе нельзя выйти за пределы
монастыря. Молчаливый и замкнутый, он односложно отвечал
на расспросы Крижанича, который, наоборот, стремился как
можно больше узнать о монастырской жизни доминиканцев.
Монах вез с собой бумаги ордена, уложенные в обитый кожей
ящик. На крышке ящика был вытеснен герб ордена домини-
канцев— собака, несущая в пасти горящий факел. Крижанич
припомнил, что в быту доминиканцев называли «псами господ-
ними», теперь он понял, откуда это прозвище. Цель домини-
канского ордена была двойной: охранять католическую церковь
от ересей и просвещать мир проповедью христианской истины,
т. е. миссионерская деятельность.
Мы не знаем, как долго добирался Крижанич до Вильны.
Во всяком случае, к весне 1678 г. он был уже там. Приехав
в незнакомый ему город почти без средств к существованию,
не зная, где ему притулиться и как жить дальше, он обратился
сам за помощью в доминиканской орден, подчеркнув при этом,
что он тоже миссионер — и по своему образованию, и по свое-
му призванию. Доминиканцы заинтересовались экзотическим
«латинским попом», побывавшим даже в далекой Сибири. Про-
винициал ордена принял Крижанича, долго беседовал с ним,
расспрашивал его о жизни в Москве и под конец предложил
постричься в монахи в их орден, который обеспечит ему и без-
бедное существование, и работу над большими материалами по
истории его пребывания в Русском государстве, тем более что
в библиотеке ордена есть достаточное количество книг и
пособий.
172
Предложение доминиканцев пришлось по душе Крижаничу:
он давно уже хотел побывать в этом древнем городе, центре
книгопечатания. Здесь до него трудился Франциск Скорина,
здесь было издано уже много книг на церковнославянском,
белорусском, литовском и латышском языках. В XVII в. город
тяжко пострадал от войн и пожаров. Незадолго до приезда
Крижанича в Вильну город вымер от моровой язвы, вслед
за которой последовал страшный голод. Умирающие ва-
лялись на площадях и улицах, грабежи и убийства соверша-
лись в открытую.
Окруженная густыми лесами, Вильна лежала у слияния
двух рек — Нериса (Вилии) и Вильни (Вилейки). По Нерису
можно было выйти к Балтийскому морю. Это делало город
важным торговым пунктом. Местные товары — мех, мед,
воск — шли в обмен на сукна, металл, стекло. Бродя по городу,
Крижанич увидел, как много в нем оружейных мастерских,
бумагоделательных предприятий, стекольных заводов. На цент-
ральных улицах действовали водопровод и канализация, по
окраинам же города улицы утопали в грязи и нечистотах.
Доминиканский орден не был единственным в Вильне, господ-
ствующее положение занимали иезуиты, открывшие академию,
где обучались дети дворян из местных мыз и фольварков *.
Здесь следовало бы сделать отступление и сказать, что еще
20 июля 1660 г., когда Крижанич отбывал свою ссылку в То-
больске, папа Александр VII издал специальную буллу
(т. е. торжественный папский указ), в которой говорилось, что
питомцы Конгрегации пропаганды веры не имеют права прини-
мать монашеский обет, а если кто его и примет, то этот обет
должен считаться недействительным. Указ был издан в связи
с тем, что многие питомцы, получив соответствующее образова-
ние, начали уклоняться от миссионерской деятельности и по-
стригались в монахи, желая избежать служения ордену иезуи-
тов. Но Крижанич, естественно, ничего об этой булле не знал
и весной 1678 г. вступил в доминиканский орден, дав обет бес-
прекословно подчиняться во всем его правилам. Правда, при
вступлении ему было обещано, что он будет отпущен в Рим
для отчета перед Конгрегацией пропаганды веры в своей поезд-
ке в Московию, «что он исполнил и какие сделал наблюдения
в Московии» 2.
По обычаю ордена Крижанич, принимая монашество, отре-
кался тем самым от всей своей прошлой жизни, в том числе
и от своего имени. Отныне он получил новое имя — Августин,
под которым мы и знаем его по дошедшим до нас документам3,
относящимся к последним годам его жизни.
Как только Крижанич стал монахом, виленский провинциал
ордена тотчас же приказал ему начать работу по подробному
описанию Сибири: пронырливые монахи-проповедники полага-
ли, что они смогут заниматься там миссионерской деятель-
773
ностью, поэтому им были необходимы хотя бы самые общие
сведения об этой далекой и чуждой им стране.
Крижанич был вполне сносно устроен в одном из домини-
канских монастырей. Он имел, как и все монахи, кров, пищу,
одежду, отдельную (правда, очень небольшую) келью, завален-
ную книгами, запас свечей и бумаги, чернила и перья. Его не
утомляли церковными службами: по распоряжению настоятеля
монастыря Крижанич был занят только работой над описанием
Сибири. Доминиканцы, как известно, главной своей задачей
ставили обучение монахов искусству проповедника. Отсутствие
физического труда, аскетизм и молчание, одинокие кельи —
все должно было способствовать успешному научному труду
монаха4.
Крижанич, естественно, писал свой труд по-латыни. Он оза-
главил его так: «История о Сибири или сведения о царствах
Сибири и о береге Ледовитого и Восточного океана, также о
кочевых калмыках и некоторые повествования об обманах юве-
лиров, рудоплавов и алхимиков» 5.
Крижанич начал свое описание с рассказа о дороге из
Москвы в Сибирь через Соликамск, Верхотурье и по Тоболу
на Иртыш — как сам добирался до Тобольска. Затем он сооб-
щил (правда, очень кратко) известные ему факты о присоеди-
нении Сибири к России, о походе казаков, как, «дойдя до горо-
да Вычегды (где так же, как на Каме, вываривается соль),
они нашли там одного солепромышленника, богатого человека,
по прозвищу Строганов...»6 И далее Крижанич подробно рас-
сказал о роли Строгановых в освоении Сибири, о походах
Ермака и его гибели.
Доминиканцы тщательно следили за работой Крижанича и
знакомились с ней по мере создания. Дело в том, что почерк
Крижанича с годами и ухудшением зрения стал крайне нераз-
борчивым, и настоятель монастыря выделил ему специального
переписчика, который переписывал набело все, что писал Кри-
жанич, а тот затем исправлял переписанное еще раз, и с этого
переработанного текста писец изготовлял специально для Кри-
жанича и для своего непосредственного начальства нужное
количество копий.
Очень интересные сведения сообщил Крижанич о скифских
курганах в Сибири: «Должно знать, что у сибирских татар
есть обычай погребать со знатными людьми их оружие, сереб-
ряные сосуды и конские украшения, а иногда и деньги...
В Сибири есть неизвестные могилы древних скифов, на кото-
рых уже выросли кустарники или лес... Некоторые люди...
найдя таковые могилы, иногда вырывают из них немного
серебра. Я сам видел серебряные сосуды, вырытые таким
образом» 7.
Осветил Крижанич в своей «Истории Сибири» и интересо-
вавший в то время западноевропейцев вопрос о существовании
пролива, отделяющего Сибирь от остальных земель: «Было и
174
другое сомнение,— пишет Крижанич,— соединено ли Ледовитое
море с Восточным океаном, омывающим с востока Сибирь,
затем южнее области Даурию и Никанию и, наконец, царство
Китайское, или же моря эти, то есть Ледовитое море и Восточ-
ное, или Китайское, отделены друг от друга каким-либо матери-
ком, простирающимся от Сибири на восток? Сомнение это в са-
мое последнее время было разрешено воинами Ленской и Нер-
чинской областей: они, собирая с туземцев дань, прошли всю эту
страну до самого океана и утверждают, что к востоку нет
никакой твердой земли и что сказанные моря ничем друг от
друга не отделены, но что Сибирь, Даурия, Никания и Китай
(или Сина) с востока омываются одним сплошным океаном»8.
Что же касается возможности пройти Северным морским
путем из Архангельска в Китай, то Крижанич ответил на этот
вопрос так: «В Ледовитом море лед никогда не тает вполне,
но втечение всего лета по водам плавают в большом количе-
стве огромные глыбы льда, сталкиваясь между собою; поэтому
глыбы эти (особенно при сильном ветре) могут уничтожить
какое угодно судно» 9.
Но не только географические вопросы интересовали домини-
канцев. Их особенно увлек рассказ Крижанича о поисках в
Сибири серебра и драгоценных камней, и они потребовали, что-
бы он подробно рассказал об этом. Правда, рассказ Крижани-
ча не вполне удовлетворил их; в нем больше было о том, как
алхимики и рудознатцы обманывают своих заказчиков, ловко
пытаясь убедить их в том, что данная руда содержит серебро,
хотя на самом деле его в ней нет.
Крижанич вставил в свою «Историю Сибири» и рассказ
о некоем диспуте, состоявшемся в Тобольске между католиком
Петром и реформатором Антонием. Надо ли добавлять, что в
этом богословском споре победил католик, отстаивавший чисто-
ту христианского вероучения у католиков в отличие от взглядов
Кальвина и Лютера на учение Христа. Да, и в этом самом по-
следнем из дошедших до нас сочинений Крижанич остался
верен себе. «История Сибири» прекрасно иллюстрирует всю
сложность и противоречивость этого выдающегося мыслителя:
с одной стороны, тонкие наблюдения, глубокие размышления,
верные выводы, а с другой — убежденная верность католиче-
ству, непримиримая враждебность к протестантизму, еще сред-
невековая ограниченность мировоззрения.
Работа над «Историей Сибири» не могла, однако, подавить
желания Крижанича поехать в Рим и для отчета перед Кон-
грегацией пропаганды веры, и для исполнения данного им
обета — поклониться мощам святых, избавивших, как он пола-
гал, его от верной смерти во время его болезни в Сибири.
Но тут-то Крижанич и столкнулся с подлинным лицом доми-
никанского ордена: пока он был нужен, пока его уговаривали
вступить в орден и принять монашество, ему все охотно обеща-
ли и многое сулили, но, как только он принял обет и надел на
175
себя белую рясу, отношение к нему доминиканцев сразу пере-
менилось. Ордену были совершенно не нужны полемические
работы Крижанича, направленные на защиту католичества.
Напротив, его упрекали в том, что он упорствует в своих
желаниях. Они хотели бы, чтобы он совсем бросил книги,
созданные им на латинском и русском языках, и занялся только
составлением для нужд ордена подробнейшего описания Сиби-
ри, где они предполагали развить свою деятельность.
Как раз в это время Крижаничу стало известно о булле
папы Александра VII, признававшей недействительность дан-
ного им при вступлении в орден обета. И тогда Крижанич
решился на отчаянный шаг. Не поставив в известность настоя-
теля монастыря и вообще старших по ордену, он передал в
тайне от них написанные им в свое время книги богословского
содержания папскому нунцию, посетившему Вильну во время
инспекционной поездки по польско-литовским землям. Нунций
отдал их богословам-иезуитам. Они тщательно их изучили. Что
это были за книги и какова их дальнейшая судьба, мы, к со-
жалению, до сих пор не знаем.
Совершив этот проступок, Крижанич продолжал выполнять
заказ доминиканского ордена: продолжал свою работу над
«Историей Сибири». Как мы уже знаем, во время ссылки он
и не думал, что ему придется взяться за работу подобного
рода, поэтому никаких письменных записей о времени пребы-
вания в Сибири у него не сохранилось. Приступив в Вильне
к написанию «Истории Сибири», он прежде всего захотел по-
смотреть, нет ли описаний Сибири в трудах иностранных путе-
шественников. Но в библиотеке доминиканского ордена книг
подобного рода не оказалось совсем, и Крижанич решил вообще
не касаться этого вопроса. Он стал писать лишь о том, чему
сам был очевидцем и что удержала его «слабая память»10.
А память-то, действительно, стала уже не та, что была раньше.
Он начал забывать имена людей, с которыми когда-то встре-
чался, даты, факты, детали. Поэтому в его воспоминаниях
о Сибири и действуют некие безымянные люди. Вот, например,
его рассказ о ловкости бухарских купцов: «Бухарцы привозят
еще драгоценные камни и умеют удивительным образом вводить
ими в обман неопытных или неосторожных покупателей. Они
предлагают стекло, окрашенное в различные цвета; стекло это,
вылитое в разнообразные формы, имеет вид драгоценных кам-
ней, но диких и необработанных, так что они кажутся недавно
вырытыми из гор вместе с корнями и приставшим сором или
пятнами. Каждый камень имеет свою собственную форму и об-
делку, так что в сотне каменьев не найдется ни одного, похо-
жего на другой. Видя это разнообразие, покупатели и вводятся
легко в обман. Расскажу один случай. Один служилый человек
из немцев пришел к бухарцу, спросил у него каменьев и, за-
платив деньги, с торжеством возвратился домой. Он пригласил
затем другого бухарца, тобольского жителя, начальника цар-
176
ских сокольников, по имени Асбанея, и спросил у него, какова
цена этих каменьев в Москве. Асбаней снял с пальца кольцо
и находившимся в нем алмазом потер один, другой и третий
из показанных каменьев (на которых немедленно показались
царапины) и отвечал: „Видишь эти царапины? Значит, это
стекло, а не драгоценные камни. Если б это были драгоценные
камни, то алмаз не мог бы их испортить и царапин не было бы“.
Служилый человек позвал купца в суд, но толку из этого ни-
какого не вышло, потому что купец утверждал, что он продал
не эти поддельные, а другие, настоящие драгоценные камни» н.
Работа продвигалась медленно и трудно. Крижанич по не-
скольку раз переделывал написанное, добиваясь просто-
ты и ясности рассказа. Он старался увлечь западноевропейско-
го читателя бытовыми подробностями об экзотических восточных
товарах, продуктах, травах. Вот что пишет он, например, о па-
хучей траве, называемой бадьяном (т. е. анисовое дерево, анис
звездчатый): «Москвитяне не знают иного употребления этой
травы, как для настаивания водки, которая от этого делается
сладкою, как бы подслащенная сахаром. Однако один любозна-
тельный человек попытался точнее исследовать свойства бадьяна;
он уверял, что трава эта кажется ему пригодною для питья боль-
ным (вместо обыкновенно употребляемого отвара из ячменя):
она поддерживает бодрость и по своему действию может быть
сравнена с турецким кофе и с китайским чаем. Впрочем, те же
бухарские купцы привозят и чай, который употребляют так же,
как и кофе, но растение это иное. Привозят они и китайский
табак столь мелкой резки, что по тонкости может поспорить с
человеческим волосом. Вследствие такой тонины волокон мно-
гие не верили, что это действительно табак, но русские купцы
постоянно утверждали, что они собственными глазами видели,
как китайцы резали табачные листья таким образом. Табак
этот бывает цвета темного, светлого и зеленого. Темный имеет
самый приятный запах и опьяняет сильнее других сортов, так
что те, у кого голова слаба, должны от него воздерживаться.
Как говорят, табак этот разваривают в сахарном растворе.
Китайцы и перенявшие от них русские удивительно упиваются
табачным дымом, так что они падают в обморок и как бы
подвергаются судорогам; многие вследствие того даже испус-
кают дух. Впрочем, китайцы, наученные опытом, умеют избе-
жать такой опасности; у них есть маленькие медные трубочки
с отверстием величиной с половину скорлупы лесного ореха.
Набить и выкурить такую трубочку вследствие ничтожности
приема не представляет никакой опасности»12. Как видно из
текста, Крижанич рассказывает здесь и о табаке, и об опиуме,
не различая их.
И вот в конце ноября 1680 г. Крижанич вдруг совершенно
неожиданно для себя получает письмо от бывшего секретаря
датского посла фон Габеля Гильдебранда фон Горна. Оказы-
вается, тщеславный и недалекий виленский провинциал ордена
177
доминиканцев раззвонил повсюду, что в его епархии находится
редкостный монах, побывавший в Сибири, и что он пишет для
него историю этой страны, полную самых необыкновенных,
удивительных и редкостных сведений. Слухи эти дошли и до
Горна, и так как он в свое время оказал большую услугу
Крижаничу, уговорив датского посла фон Габеля взять Крижа-
нича с собой и помочь ему выехать из России, то он и написал
Крижаничу, что хотел бы иметь у себя эту самую «Историю
Сибири». Трудно сказать сейчас, почему («по ошибке гонца»,
как пишет Крижанич) письмо из Парижа, где в то время жил
фон Горн, было отправлено сначала в Москву, а уж оттуда на-
чальником почты нераспечатанным отослано в Вильну. Итак,
пространствовав по большей части Европы, оно попало наконец
в руки Крижанича и напомнило ему о последних месяцах его
пребывания в Москве.
У Крижанича было на руках несколько готовых списков его
труда, он взял один из них, дописал в начале обращение к
«преславному и преблагородному господину Гильдебранду фон
Горну, секретарю его священного величества короля Дании» и,
закончив его словами «Прощайте и верьте, что я всегда остаюсь
усерднейшим почитателем вашего преславного и именитого вы-
сокородия. Известный вам...» 13, поставил в конце этого списка
«Истории Сибири» заключительную фразу: «Единому богу
вовеки слава. 1680» 14. Этот довольно исправный, выполненный
кем-то из монахов-переписчиков беловой список Крижанич тща-
тельно просмотрел, кое-что поправил в рукописи, кое-какие
слова вписал между строк, сделал вставку на полях в преди-
словии (о засылке письма фон Горна в Москву и о пересылке
его в Вильну). Этот список дошел до нас. Судя по пометам,
он впоследствии принадлежал Петру Дубовицкому, который и
переплел его в покрытый цветной бумагой картонный переплет
с кожаными корешком и углами. Ныне список хранится в Госу-
дарственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щед-
рина под шифром Q.IV.66.
Видя интерес, который вызывает его труд, Крижанич решил
поднести один список своей «Истории Сибири» польскому коро-
лю Яну Собескому. До нас этот экземпляр не дошел, но на
факт преподношения указывает известный географ Витсен в
своем труде «Северная и Восточная Татария». Правда, Витсен
называет Крижанича Фредериком, а не Юрием и не Августи-
ном. Трудно сейчас ответить на вопрос, почему он дал ему
такое имя.
Пошел третий год пребывания Крижанича в ордене, а о его
поездке в Рим настоятели ордена и не помышляли. В 1681 г.
в Вильне состоялся орденский капитул, и Крижанич, восполь-
зовавшись этим обстоятельством, подал дефиниторам ордена
прошение об отпуске его в Рим, основываясь на булле папы
Александра VII от 1660 г. Дефиниторы (т. е. советники), назна-
ченные на время заседания, пришли к выводу: раз Крижанич —
178
апостолический миссионер, «то никто не может его удерживать,
следует отпустить его». На это экспровинциал ордена, удержи-
вавший Крижанича при себе в течение трех лет, ответил:
«Совершенно справедливо, чтобы он отправился, раз его обет
недействительный; но он должен сначала подтвердить докумен-
тами, что он и миссионер, и питомец (коллегии св. Афана-
сия.— Л, П.), и назначен для опровержения схизматических
книг, и священник, и крещеный» 15.
Положение Крижанича было критическим. У него не было
при себе никаких документов, подтверждавших его образова-
ние и положение, и в Вильне не было никого, кто бы знал
Крижанича до его отъезда в Россию. Крижанич начал пере-
бирать в памяти всех, к кому он мог бы обратиться с просьбой
подтвердить, кем он на самом деле является. Он вскоре выяс-
нил, что настоятелем Виленского собора является бывший
смоленский епископ Александр Котович, знавший его ранее и
даже бывший с ним вместе во время первого путешествия в
Москву. Обрадованный Крижанич обратился к нему за по-
мощью, и тот охотно откликнулся. 29 июля 1681 г. он выдал
Крижаничу аттестат, который подтвердил, что Юрий Крижанич
был привезен в Смоленск из Рима епископом Петром Парчев-
ским, что вместе с послами Пацем и Чехановичем он был в
Москве и что «он был всеми признаваем и называем апостоли-
ческим миссионером и священнодействовал без возражения от
кого бы то ни было, а, напротив, в присутствии моем и всех
прочих»18
Александр Котович, воспользовавшись этим случаем, попро-
сил для своего брата Евстафия Котовича, который в это время
был смоленским епископом, изготовить список «Истории Сиби-
ри». Крижанич, конечно, не мог отказать ему. Он просмотрел
копию своего труда, кое-что подправил в этом списке, вставил
несколько пропущенных переписчиком слов и отдал его Евста-
фию Котовичу.
Этот экземпляр «Истории Сибири» также дошел до наших
дней. В настоящее время он хранится в библиотеке им. Салты-
кова-Щедрина под шифром Q.1V.65.
Пока Крижанич холопотал обо всех необходимых ему доку-
ментах, на его имя 2 августа 1681 г. пришло письмо из Варша-
вы от папского нунция. В письме сообщалось, что отданные им
на просмотр книги «достаточно одобрены» и что он пишет спе-
циальное письмо провинциалу ордена об отпуске Крижанича в
Рим. Оно гласило: «Так как брат Августин Крижанич, питомец
священной Конгрегации пропаганды, который теперь находится
в Вильне в вашем ордене, составил две книжки, которые,
будучи рассмотрены здесь по моему поручению, найдены до-
статочно пригодными к тому, чтобы принести плод между
схизматиками; и так как для меня важно осведомиться от него
лично относительно способов введения вновь миссионеров в
Московию (что весьма близко сердцу святейшего господина
179
нашего): да соизволите вы, отец, дать ему отпуск, чтобы он
прибыл сюда как можно скорее. В ожидании этого молю вам
всякого благополучия. Варшава, 22 июля 1681 г.»17. 7 августа
пришло второе письмо от папского нунция в Варшаве об уско-
рении отправки Крижанича в Рим.
Но провинциал ордена не торопился. На все просьбы Кри-
жанича он отвечал, что не имеет права отпустить его в мона-
шеской одежде, что он должен отослать его в одежде клирика
(т. е. священника), однако ничего не делал для того, чтобы
выдать ее. Нужна была всего-навсего черная монашеская свита
с черным же капюшоном. Пошла седьмая неделя после полу-
чения письма от варшавского нунция. Истомленный ожиданием,
Крижанич вновь пришел на прием к отцу-провинциалу и в ответ
на свою просьбу услышал: «Молчи об этом и сиди смирно, а то
я тебя пошлю в карцер!»18.
И тогда измученный и издерганный Крижанич без разреше-
ния своих начальников по ордену покинул доминиканский
монастырь и поселился в Вильне у знакомых итальянцев в част-
ном доме. Эти люди помогли ему заказать священническое одея-
ние, в котором он пришел в кафедральный Виленский собор,
где в то время была служба для каноников ордена доминикан-
цев. Крижанич пробрался к епископу Метоны Бенедикту Цохес-
кому и объявил ему, что он — не отступник от монашеского
сана, что он переменил свою одежду по необходимости, вслед-
ствие того что его не отпускали в одежде монаха, а священни-
ческую мантию изготовить отказались. В заключение своей ре-
чи Крижанич добавил, что он ждет от епископа решения, «гото-
вый отправиться в путь в той одежде, в которой они мне ука-
жут» 19.
Конечно, о поступке Крижанича тут же доложили экспро^
винциалу, и тот сказал, что хочет видеть самого Крижанича,
пусть тот придет к нему спокойно, так как он хочет отпустить
его в путь с миром. Крижанич явился. Экспровинциал потребо-
вал от него его белое монашеское одеяние, и когда он его
вернул, то приказал выдать ему взамен на повозке его личные
книги и все личное имущество. Два монаха-доминиканца вы-
полнили приказание экспровинциала. Крижанич простился с
ними и имел неосторожность сказать, что тотчас же отправится
в Варшаву, к папскому нунцию.
Но «тотчас» отправиться он не смог: надо было достать еще
лошадь, которая повезла бы его самого и его имущество, глав-
ным образом книги. Прошло несколько дней, прежде чем все
было устроено. Крижанич тронулся в путь и через неделю с
небольшим, 25 октября 1681 г., прибыл наконец в Варшаву.
Но и экспровинциал, выведавший все, что ему было нужно,
не терял даром времени. Он изготовил специальные письма и
со спешной почтой отправил их в Варшаву и в Рим. В них он
сообщал, что Крижанич покинул их орден как отступник, на-
рушив устав ордена и не получив разрешения начальников на
180
выезд, что он уехал вообще без их ведома. Это было тягчай-
шим нарушением монашеского обета. И когда Крижанич при-
ехал в Варшаву и пришел к папскому нунцию, тот сказал ему:
«Молчи, я не могу тебя слушать, ты отлучен!» И с одним из
служителей отослал его вместе с повозкой в местный варшав-
ский доминиканский монастырь. Его там встретили, сняли с него
священническую черную одежду, вновь облачили в белую рясу
доминиканского монаха и отвели в одиночную келью. Такая
келья три года назад стала для него желанным пристанищем,
а сейчас показалась тюремной камерой. Для Крижанича был
установлен строгий режим, он должен был неукоснительно по-
сещать все церковные службы, выдерживать длительные колено-
преклонения, подолгу молиться и соблюдать пост.
Прошло три месяца, и в конце января 1682 г. Крижанич
был вновь отправлен в Вильну к экспровинциалу ордена с
письмом от папского нунция из Варшавы. Нунций писал, что
вразумил Крижанича относительно тех заблуждений, в которых
он пребывал; что уже не считает возможным вновь послать
Крижанича в Россию, как думал ранее, когда приказал ему
возвратиться в свой монастырь. Что же касается его дальней-
шей судьбы, то «так как он составил книги против схизматиков,
достойные похвалы, то и он достоин того, чтобы с ним посту-
пали милостиво (насколько позволяет дисциплина), с совершен-
ной любовью и тактом»20. Что же касается высказывания
Крижанича о недействительности его монашеского обета, при-
нятого в разрез с буллой папы Александра VII от 1660 г., то нун-
ций предложил экспровинциалу ордена передать этот вопрос
на решение генерального прокурора в Риме. Прокурор снесется
с Конгрегацией пропаганды веры и установит, действительно ли
Крижанич был питомцем коллегии св. Афанасия и миссионером.
Это решение папского нунция не только обеспокоило, но и
просто напугало Крижанича. Он понял, что дело может затя-
нуться: генеральный прокурор редко посещал Вильну, а экс-
провинциал, наоборот, часто отсутствовал, ревизуя подчинен-
ные ему монастыри, «дело затянется на целые года»21, при-
дется вести длительную переписку, а «начальники найдут
прекрасный способ затягивать это дело до бесконечности»22.
Ну а пока экспровинциал ордена направил Крижанича в
доминиканский монастырь Хоростья, где и приказал содержать
его под строгим надзором, заполняя все его время молитвами
и церковными обрядами, чтобы он обратил свои мысли к богу.
Но не прошло и двух месяцев, а Крижанич отослал 10 марта
1682 г. большое письмо секретарю Конгрегации пропаганды
веры, в котором пересказал все, происшедшее с ним с момента
выезда из России, и приложил копии писем и документов,
касающиеся его судьбы. Крижанич сам пишет в этом письме,
что он решился обратиться к Конгрегации пропаганды веры
потому, что, по его мнению, «неоткуда более ожидать решения,
как только от преосвященнейших синьоров кардиналов и от вас,
181
светлейший синьор». Письмо подписано так: «Вашей светлей-
шей и высокопочтеннейшей синьории нижайший недостойный
богомолец, брат Августин, в питомцах Георгий»23.
В этом же письме Крижанич пересылает в Рим и официаль-
ную просьбу на имя Конгрегации пропаганды веры. Противо-
речивое впечатление производит этот документ, наполненный
намеками и недомолвками, преувеличениями и умолчаниями.
Возникает мысль, что единственной целью этого письма-про-
шения было стремление получить столь желанный вызов в
Рим, где он надеялся добиться приема в Конгрегации пропа-
ганды веры и получить возможность продолжать свои ученые
занятия.
Начинается это прошение сообщением, которое, несомненно,
должно было заинтересовать Конгрегацию пропаганды веры.
Крижанич пишет, что «открывается удобнейший случай вести
с наибольшим успехом переговоры» с русским народом в целях
распространения в России католичества. Он даже намекает на
то, что встретил в Москве «многих лиц, разного положения,
тайных католиков», которые «с большой настоятельностью про-
сили его составить на русском языке труд в защиту католиче-
ства...»24. Что это были за люди, почему именно сейчас наста-
ло время для распространения католичества, Крижанич не
поясняет. Думается, это был блеф чистейшей воды. Крижанич
и представления не имел о положении в России в 1682 г.:
умирающий русский царь, борьба между Милославскими и
Нарышкиными за власть, обострение противоречий и в верхах
и в низах общества, вылившееся вскоре в Московское восста-
ние 1682 г.,— где уж тут быть благоприятным условиям для
распространения католичества!
Вслед за первым сообщением следует и второе. Крижанич
докладывает Конгрегации пропаганды веры, что он вывез в
свое время из Москвы так называемую «Кириллову книгу» и
что папа Александр VII приказал ему написать опровержение
на нее на русском языке. Но в это время в Риме распростра-
нился слух, что в Москве возникают философские школы. Кри-
жанич стал просить папу направить в Москву посла и его самого
вместе с этим послом в качестве переводчика, но папа «отве-
тил, что следует подождать более спокойного времени».
И далее Крижанич, бия себя в грудь и горько оплакивая свое
своеволие, так пишет о своем поступке: «Тогда я (ослепленный
моими грехами) был искушен и побежден сатаною: ибо я без
ведома апостольского престола и ваших эминенций отправив-
шись из Рима в путь к Московии (чтобы читать в новых шко-
лах) заблудился, яко овча погибшее, и величайшим образом
согрешил, и безумно себя обманывал... В настоящее время мне
ничего не остается другого, как только оплакивать мой грех
кровавыми слезами и просить от господина нашего и от ваших
эминенций прощения... Я умоляю с теплыми слезами ваши эми-
182
ненции, чтобы, покрыв мой грех, вы обратили свои милостивые
очи»25 — и т. д. Крижанич умоляет Конгрегацию пропаганды
веры возобновить и присвоить ему титул миссионера — не для
новой поездки в Москву, а для занятий богословскими трудами
и для того, чтобы он мог отчитаться перед Конгрегацией про-
паганды веры о своей поездке в Москву. Письмо было отправ-
лено, оставалось ждать результатов.
Наступила весна 1682 г. Истомленный ожиданием и утоми-
тельными церковными обрядами, Крижанич не мог ни о чем
думать, ни тем более работать. Все его дни проходили в мо-
литвах: он выпрашивал себе у бога прощения за совершенные
им против Конгрегации пропаганды веры прегрешения и ослу-
шания, умолял судьбу дать ему возможность выполнить добро-
вольно взятый на себя обет — посетить пределы апостолов.
И вот 5 мая 1682 г. состоялось заседание Конгрегации про-
паганды веры. На нем присутствовали 11 кардиналов, а также
секретарь Конгрегации Одоард Чибо и судья Де Альбичис.
В протоколе Конгрегации пропаганды веры под пунктом 28
записано: «Отец Августин Крижанич ордена проповедников
представляет вашим преосвященствам два донесения. Первое —
о благоприятных условиях для распространения католичества
в России, второе — о поручении папы Александра VII написать
Крижаничу опровержение на „Кириллову книгу”, о самоволь-
ной миссии Крижанича в Москву и о мольбе его простить ему
этот проступок и вернуть ему титул миссионера. Кроме того,
Крижанич нарушил по незнанию буллу 1660 г. и вступил в орден
доминиканцев, дав монашеский обет. Крижанич умоляет ваши
преосвященства дозволить ему по крайней мере прибыть в Рим,
чтобы удовлетворить данному обету посетить эти святые пре-
делы апостолов и чтобы сообщить вашим преосвященствам пол-
ный отчет как о первой, так и о второй своей поездке в
Московию, вместе с предоставлением той же книги»26.
Зачитав все необходимые документы, секретарь Конгрега-
ции пояснил, что Крижанич действительно являлся учеником
коллегии св. Афанасия и дал клятву по формуле, установлен-
ной папой Урбаном VIII, которая запрещала вступление в
монашеский орден только в первые три года после окончания
воспитанниками курса этого коллегиума. И «так как поэтому
его обет остается в силе, то можно было бы дозволить ему
прибыть в Рим с отпуском от его отца генерала (т. е. экспро-
винциала ордена доминиканцев.— Л. П.) дабы можно было
получить от него (Крижанича) полное описание тех стран, тем
более что здесь ни одного подобного нет»27.
Итак, решение Конгрегации пропаганды веры лишь отчасти
удовлетворило желание Крижанича. Его не избавили от мона-
шеского сана, но зато ему было разрешено приехать в Рим.
9 мая 1682 г. из Конгрегации пропаганды веры Крижаничу
было направлено письмо, в котором сообщалось, что Конгре-
183
гация пропаганды веры, «вняв его просьбе, дозволяет ему
прибыть в Рим с донесением о московской миссии»28. Письмо
дошло до Крижанича сравнительно быстро. Уже в мае он полу-
чил разрешение от своего непосредственного монастырского на-
чальства на выезд, а вместе с этим ему было возвращено и его
священническое облачение. После выполнения всех формаль-
ностей Крижанич покинул Вильну, чтобы никогда уже больше
туда не возвращаться.
Его путь в Рим лежал через Варшаву. Он прибыл туда и
остановился при доминиканском монастыре. Что с ним случи-
лось в Варшаве, почему он там задержался более чем на год,
нам до сих пор неизвестно. Никаких документов, относящихся
к этому периоду жизни Крижанича, пока не найдено. Можно
только гадать и предполагать, что начальники ордена предпри-
няли со своей стороны какие-то шаги, которые и привели к
тому, что 24 июля 1683 г. из Рима в Варшаву было послано
новое письмо на имя Крижанича. В нем сообщалось, что орден
не разрешает ему ехать в Рим и предлагает в письменном виде
изложить все, что он хотел сообщить Конгрегации пропаганды
веры, и передать это донесение своему непосредственному на-
чальнику по доминиканскому ордену в Варшаве или же пере-
слать это донесение в Рим самостоятельно.
От такого удара трудно было оправиться. Крижанич за год
пребывания в Варшаве завел тесное знакомство с монахом, ве-
давшим перепиской ордена, и тот тайно сообщил ему о письме
из Рима сразу же, не дожидаясь, пока монастырское начальство
официально предпишет Крижаничу остаться в Варшаве для на-
писания отчета. Крижанич, узнав о решении Рима, принял
единственно возможное в его положении решение: спешно со-
брался и со старой, выданной еще год назад подорожной вы-
ехал из Варшавы в Рим, надеясь по прибытии в него сказать,
что никакого нового письма не получал.
Его путь из Варшавы в Рим лежал через Вену. Крижанич
ехал по польским землям, по стране, втянутой в австро-турец-
кую войну своими союзническими обязательствами. Военные
действия начались еще в марте 1683 г. Огромная, более чем
200-тысячная армия, возглавленная великим визирем Кара
Мустафой, вступила в пределы Венгрии и наголову разбила
австрийское войско. Вслед за тем войска вторглись на терри-
торию Австрии и скорым маршем двинулись прямо к столице,
к Вене, оставляя после себя опустошенную и разрушенную
страну. Они угнали с собой все мужское население, так что
было некому даже похоронить павших, остались лишь дети,
женщины да старики, прятавшиеся в погребах и лесах.
4(14) июля 1683 г. войска подошли к Вене с юга и начали
осаду города. Пригороды были сожжены в самом начале бое-
вых действий самими защитниками города, которые не смогли
оборонять их. Осажденные заперлись в городе, а войско визиря
184
Кара Мустафы начало планомерную его осаду. Визирь щадил
город из собственной выгоды, но зато окрестности Вены были
разрушены. Церкви, дворцы и дома лежали в развалинах. Ког-
да войска приблизились к столице, австрийский император
Леопольд I вместе со своим двором и правительством оставил
столицу и уехал в Линц. В Вене началась паника. Все, кто мог
и у кого были хоть какие-нибудь транспортные средства, стре-
мились уехать из Вены, пока наконец городские власти не за-
претили мужчинам, способным носить оружие, покидать город.
Мало того, под ружье забирали всех, кто оказывался вблизи
города. Союзная с Австрией Польша объявила мобилизацию и
стала готовить войско для похода под Вену29.
Когда Крижанич выехал из Варшавы, он встретился с поль-
скими вербовщиками, и те, узнав, что он — священник, потребо-
вали от него присоединиться к ополченцам: в польском войске
недоставало священников. И вот неожиданно для самого себя
Крижанич вместе с польскими войсками оказался под Тулльно-
вом на Дунае, где собралось около 70 000 союзных войск
(австрийские, немецкие и польские). Командование союзными
войсками было поручено польскому королю Яну Собескому.
Осажденная Вена страдала от огня противника, пожаров и
голода. Жители и защитники города начали употреблять в пи-
щу кошек, собак и даже крыс. Однако попытки взять город
штурмом пресекались мужественными защитниками, восстанав-
ливавшими разрушенные и поврежденные ядрами крепостные
стены. Тогда осаждающие начали готовить минные подходы,
чтобы взорвать стены крепости. Именно в это время, 1(11) сен-
тября, союзные войска польского короля, лотарингского герцо-
га и баденского маркграфа начали занимать позиции на высо-
тах вокруг Вены. Венский гарнизон под командой Штаремберга
сумел связаться с пришедшими на помощь войсками. Штарем-
берг послал Яну Собескому письмо с мольбой о помощи:
«Не теряйте времени! Ради бога, не теряйте времени!» 30. Узнав
об этом, австрийское командование стало настаивать на том,
чтобы прорвать осаду и усилить оборонявшийся венский гарни-
зон. Но польский король решил выступить всеми союзными си-
лами против главных сил и в генеральном сражении разбить
вражеское войско31.
Кара Мустафа, не прекращая осады, половину своей армии,
около 100 000 человек, двинул на союзные войска. К 1(11) сен-
тября два громадных войска заняли свои позиции. У союзни-
ков на правом фланге были польские войска, в центре — немец-
кие, а левый фланг, примыкавший к Дунаю, составляли авст-
рийские войска.
Рано утром 2(12) сентября 1683 г. началось сражение двух
армий. Кара Мустафа главный свой удар нанес по левому
флангу, обрушив на австрийцев огонь своей артиллерии. Завя-
зался рукопашный бой, австрийцы начали постепенно отходить.
185
Но в это время польский король с правого фланга бросил в
бой крупные силы польской кавалерии. Она разрушила боевые
порядки противника, вызвала панику и практически решила
исход битвы. Вражеские войска не выдержали натиска поль-
ской конницы и обратились в бегство, оставив на поле битвы
до 20 000 убитых и раненых. Победителям достались богатые
трофеи — почти вся артиллерия и весь обоз с награбленным
добром, в том числе и боевое знамя визиря32. Освобожденная
от осады Вена радостно встречала победителей. Но не было
среди них человека, всю свою жизнь отдавшего борьбе за един-
ство и свободу славянских народов. Крижанич пал в битве за
Вену. Мы узнаем об этом из сочинения Витсена, который заме-
чает попутно в своей книге, что Крижанич, «находясь в поль-
ском войске, при осаде Вены недавно пал в сражении»33. Это
произошло 2(12) сентября 1683 г.
Заключение
Своеобразие судьбы и творчества Крижанича заключается не
только в том, что он, объехав значительную часть Восточ-
ной Европы, большую и плодотворнейшую часть своей жизни
прожил в России и именно ей посвятил крупнейшие свои сочи-
нения. Главное и основное — это необыкновенная энциклопе-
дичность интересов и знаний Крижанича. Трудно найти такую
область общественных наук XVII в., в которой он не сказал бы
своего слова. Политик и писатель, экономист и историк, фило-
соф и богослов, публицист и социолог, фольклорист и музыко-
вед, этнограф и лингвист, книговед и библиотековед—вот ка-
ким предстает перед нами Юрий Крижанич. Без его трудов, как
это хорошо показал М. А. Алпатов, нельзя представить себе
русскую историографию XVII в.1, он прочно вошел и в историю
русской общественной мысли 2.
Уже в 1675 г. главные из созданных Крижаничем трудов по-
ступили на Московский печатный двор, а оттуда были «взяты
к государю» и позднее числились в описи книг царской библио-
теки XVII в. Его сочинения мы встречаем в библиотеках князя
В. В. Голицына, патриарха Иоакима, Сильверста Медведева
(рис. 13). Они были известны и царскому семейству, и придвор-
ным деятелям второй половины XVII в. И в то же время у нас
нет достаточных оснований для утверждения мысли о широком
знакомстве русского общества второй половины XVII в. с со-
чинениями Крижанича, как это полагал, например, П. А. Бес-
сонов 3.
Показательно, как тесно переплетаются идеи трудов Крижа-
нича с теми взглядами, которые высказывались придворными
деятелями и мыслителями России второй половины XVII в.!
Мы найдем в его работах горячую пропаганду знания, просве-
щения, науки, которая была столь характерна для общественно-
политической мысли той эпохи 4. Он защищал централизован-
ную власть, выступая против притязаний привилегированной
боярской знати. Крижанич особо старался подчеркнуть превос-
ходство неограниченной власти монарха над «своевольством».
Примеры такого «своевольства» он видел в государственном
строе Польши и Германской империи и сурово судил тех поль-
ских публицистов, которые «хулят самовладское господство»5.
В нашей науке уже было высказано мнение, что взгляды Кри-
жанича следует рассматривать в русле тех идей, которые не
только укрепляли феодальные крепостнические отношения6,
но и способствовали формированию идеологии абсолютизма7.
187
Для Крижанича русское государственное управление — самое
лучшее в мире, а Русское государство— «самое лучшее на зем-
ле и богом предназначается для высшей славы»8. В централь-
ном своем труде — «Политика» — Крижанич много внимания
уделил вопросу о военной силе как защитнице государственной
власти и страны от посягательств иноземцев. Особенно подроб-
но разработал он раздел «О мудрости», где и трактует понятия
Рис. 13. Помета С. Медведева
на принадлежавшей ему рукописи Крижанича.
государственной власти, тирании, государственного правления,
обычаев, нравов и проч.
Казалось бы, сказанное выше дает нам основание причис-
лить Крижанича к кругу тех придворных деятелей и мыслите-
лей, которые идеологически подготавливали наступление абсо-
лютизма в России. Однако сделать этого мы не можем. Ведь
С. Полоцкий, Н. Спафарий, С. Медведев, К. Истомин и другие
придворные деятели разрабатывали вопросы абсолютной монар-
шей власти не только в теоретическом, но и в практическом
плане. Они создавали школы, печатали буквари, ставили на
подмостках придворного театра пьесы, произносили с амвона
проповеди, активно боролись за развитие грамотности и просве-
щения вообще. Иными словами, они были в центре бурной об-
щественно-политической жизни того времени.
Крижанич же был лишен возможности практической дея-
тельности. Он предложил свои услуги царю — они не были при-
няты. Положение иноземца, да еще убежденного католика,
создало вокруг него своеобразную «полосу отчуждения». Он
пытался сблизиться со сторонниками западного образования н
просвещения—А. С. Матвеевым, Ф. М. Ртищевым, С. Полоц-
ким, но не вошел в избранный придворный круг. Находясь в
ссылке в Сибири, он также не нашел ничего общего с окру-
жающим его обществом. Он не вошел в него, хотя общался со
многими. Крижанич жил в России почти 20 лет — одинокий,
непонятый, неоцененный и никому не нужный. И его труды при
всем богатстве и необычности заключенных в них идей, при
188
всем остроумии и несомненной одаренности автора (скажем
больше — талантливости!) остались просто обычными теорети-
ческими трактатами9. Они не повлияли на русскую жизнь того
времени, а лишь своеобразно отобразили реальную действитель-
ность России второй половины XVII в. Сочинения хорвата были
известны лишь узкому кругу лиц, да и многие из них предна-
значались изначально не для всего русского общества, а для
царя и самых ближних лиц из его окружения.
В результате гражданской, общественной и религиозной
изоляции в течение почти двух десятилетий жизни в России не
осуществились и личные планы и надежды Крижанича, кото-
рые, несомненно, могли бы сделать его виднейшим политиче-
ским деятелем той эпохи. Проницательные царедворцы, окру-
жавшие Алексея Михайловича, вовремя оценили опасность
приближения к царскому престолу человека, способного легко
затмить их и быстро сплавили Крижанича в ссылку на край
земли, в Сибирь. И вот в результате всего этого Крижанич
остался одиноким «любомудрецом», страстно мечтавшим не
только активно участвовать в общественной жизни, но и влиять
на нее, управлять ею.
Своеобразие творческого наследия Крижанича заключается
также в том, что он «одним из первых связал воедино пробле-
мы, являвшиеся до этого предметом изолированных друг от
друга отраслей зания: политики и экономики»10. Эта совер-
шенно справедливая мысль А. Л. Гольдберга должна быть, од-
нако, дополнена: не только экономика, но и история, лингвисти-
ка, этнография и даже богословие — все они были органически
слиты в творчестве Крижанича с политикой, представляя собой
единое целое.
Особенностью творчества Крижанича является также и то,
что он довольно сурово критиковал различные стороны общест-
венного быта и государственного строя России, но не ради по-
каза отсталости русского общества по сравнению с современ-
ным ему Западом, не из-за любования экзотическими для за-
падноевропейского читателя подробностями семейного и
общественного быта, что было так характерно для многих ино-
странцев, писавших о России. Нет, критика была нужна ему,
чтобы оправдать те реформы, которые он предлагал совершить
русскому царю для доказательства их своевременности, целе-
сообразности и необходимости и. Но его проекты не были при-
няты, а его труды не оказали сколько-нибудь заметного влияния
на общественную жизнь России второй половины XVII в.
Бывают писатели одной книги, бывают и мыслители, умами
которых владеет одна идея. У Крижанича такой идеей было
объединение всех славян во главе с русским народом. Как вер-
но отметил Л. М. Мордухович, «объединение славян требовало
объединения церквей» 12. Крижанич же не понимал, не чувство-
вал, не сознавал, что борется за неосуществимую и нереальную
идею. Он пытался соединить несоединимое. Именно поэтому его
189
призывы не были услышаны ни в Риме, ни в Москве. Именно
поэтому его взгляды никем не были разделены и тем более не
были воплощены в жизнь.
Идея славянского единства, «славянской взаимности»13 су-
ществовала с самых давних времен. Уже Повесть временных
лет говорила о славянских племенах как о некоей единой общ-
ности. Эта идея получила особую поддержку у тех народов, ко-
торые находились под иноземным гнетом и стремились сплотить
всех славян в одну могучую силу. Особенно к этому стремились
южные славяне, издавна томившиеся под гнетом османского ига.
В начале своей деятельности Крижанич тоже отдал дань идее
сплочения южных славян (так называемой иллернйской идее),
но он мыслил шире: надо объединить ВСЕ славянские пле-
мена!
«Крижанич приходит к сознанию необходимости объедине-
ния славян путем просвещения и литературного сближения и
цля осуществления такого плана отправляется в Москву к рус-
скому царю Алексею Михайловичу»14. И если первоначально
Ватикан довольно активно поддерживал «иллерийскую идею»,
видя в ней одно из средств распространения католицизма на
Балканах при посредстве католиков-хорватов15 (хорошо об
этом сказал И. Бадалич: славянская идея у Крижанича воз-
никла «при попутном ветре из папского Рима»16!), то в трудах
Крижанича мы явственно прослеживаем, как эта его идея по-
степенно выходит из-под контроля католической церкви, стано-
вится доминирующей, главной. По мысли Ватикана, славянские
народы были всего лишь носителями католицизма, средством
распространения власти католической церкви на «православные
страны». Под пером же Крижанича славянским народам, еди-
ным и сплоченным, имеющим одну веру и один язык, было уго-
товано совсем иное будущее.
Крижанич решительно отвергает бытовавшие в то время на
Западе легенды о происхождении славян от трех братьев —
Чеха, Ляха и Руса17. Он отрицает возможность считать пра-
отцом славян Ноя или его сына Яфета. Родиной славян Кри-
жанич считает Русскую землю: «...вси из Руси произидоше...
становито есть еже Руско племе и име ест осталним всим вер-
шина и кореника»18.
Первым этапом на пути объединения славян стало для Кри-
жанича создание единого «всеславянского» языка, его грамма-
тики19, и книг на этом языке, доступных всем славянам. Кри-
жанич пришел к этой мысли уже в России, когда поставил пе-
ред собой задачу создать «всеславянскую историю». В ней он
предполагал опровергнуть бытовавшие в западноевропейской
общественной мысли того времени теории о четырех монархиях,
о принятии Владимиром Мономахом даров от византийского
императора, о происхождении русского царского титула от Ав-
густа кесаря римского и т. д. Эти легенды, полагал он, не толь-
ко были несостоятельны с исторической точки зрения, но и
190
подрывали национальное достоинство и русского народа, и всех
славянских племен. Главная задача, которую Крижанич ставил
перед собой, состояла в единении всех славянских племен в це-
лях возрождения их для новой исторической жизни. Даже кри-
тикуя бытовой уклад славянских народов, Крижанич старался
поднять их достоинство, пробудить их к деятельной граждан-
ской жизни.
Именно этим определяется и отношение Крижанича к сопре-
дельным народам. Западных соседей — «немцев» (к ним Кри-
жанич причислял, кроме германцев, также и датчан, голланд-
цев, англичан, шведов, т. е. жителей «луторских и калвинских
стран») — он старался оградить от общения со славянами, по-
тому что видел результаты «онемечивания» западных славян —
чехов и поляков. С восточным соседом — с Османской импери-
ей, угнетавшей славян,— он проповедовал непримиримую борь-
бу. Османская империя и ее вассал Крымское ханство рассмат-
ривались Крижаничем как главные противники славянского
единства. Россия, по его мнению, должна была возглавить осво-
бодительную борьбу славянских народов против Османской
империи, причем именно эта борьба должна была стать перво-
очередной задачей внешней политики Русского государства.
Главенство России в сообществе славянских народов должно
было проявиться также и в вызволении западных славян из-под
гнета политики «онемечения», причем решающую роль в этом
вопросе Крижанич отводил также русскому царю. Именно он
должен был «язик словенский в книгах изправить и осветлять
и пригодними разумними книгами оним людям (т. е. славя-
нам.— Л. П.) умние очи открыть»20. Крижанич обратился к
царю Алексею Михайловичу, «советуя стать во главе славян-
ства и прежде всего поднять умственный уровень своего собст-
венного русского народа»21. В созданных трудах Крижанич
глубоко и тщательно проанализировал причины языковой и эт-
нической близости славян и создал своеобразную стройную
теорию славянского единства, пытался даже богословскими до-
водами обосновать необходимость единения всех славянских
народов. При этом Крижанич не только обосновал и провоз-
гласил идею славянского единства, но и попытался наметить те
необходимые экономические, политические, культурные и рели-
гиозные меры, которые обеспечили бы практическую ее реали-
зацию.
«Политика» Крижанича является наглядным воплоще-
нием в жизнь его замыслов. В этом произведении идея всесла-
вянского единства стала главной темой.
В нашей историографии уже была высказана мысль, что
тема славянского единства отнюдь не означает, что Крижанич
был «предтечей панславизма» XIX в.22, как это утверждают не-
которые зарубежные фальсификаторы истории, пытающиеся
доказать извечность и неизменяемость панславизма, извечность
«притязаний России на другие славянские земли»23. Уже в
191
наши дни ватиканский историк П. Сколярди назвал Крижанича
«отцом панславизма»24, а американский историк и социолог
Ганс Кон утверждал, что Крижанич был «панславистом и сла-
вянофилом» 25.
Панславизм — это реакционное общественно-политическое
учение, утверждавшее необходимость объединения славянских
народов под главенством царской России. Панслависты утверж-
дали, что славянские народы во главе с Россией искони стре-
мятся противопоставить себя другим народам. Панславизм тол-
кует, что исторические судьбы славянских народов в корне от-
личны от путей развития других народов. Панславизм возник
только во второй четверти XIX в., когда славянские народы,
подавляемые Османской империей и Австрией, стремились к
культурному сближению и объединению. И вот некоторые ли-
беральные и реакционные деятели в России истолковали это
законное и вполне понятное стремление в том смысле, что сла-
вянские народы, освободившись от османского или австрийско-
го гнета, должны объединиться под властью русского царя.
Именно так на основе теории официальной народности тракто-
вал этот вопрос М. П. Погодин 26. Эти же идеи подхватили и
некоторые славянофилы, выступавшие за создание славянской
федеративной монархии во главе с русским царем27. Реакцион-
ное содержание панславизма окончательно обнаружилось в
30—40-е годы XIX в., когда русский царизм, выступая в роли
«жандарма Европы», активно участвовал в подавлении револю-
ционных выступлений поляков в восстании 1830—1832 гг., ре-
волюции 1848—1849 гг. в Австрии и Венгрии.
Русские панслависты, к которым частично примыкали и сла-
вянофилы (например, К. С. и И. С. Аксаковы) 28 считали, что
объединение славянских народов должно привести к их обрусе-
нию и к безусловному преобладанию русского языка в области
культуры и политики, к гегемонии самодержавной России в
славянском мире.
Как ясно видно из сказанного, идея славянского единства
у Крижанича не имеет ничего общего с панславизмом. Крижа-
нич никогда не мыслил о русификации. Вместо главенства рус-
ского языка он предлагал иное — создание «всеславянского
языка», равно близкого и понятного всем славянским народам.
Да, Крижанич ошибочно считал Россию прародиной всех сла-
вян. Да, именно в России видел он единственную страну, со-
хранившую самостоятельность и независимость. Но он никогда
не был панславистом, хотя некоторые историки и применяли
термин панславист, характеризуя Крижанича (В. Вальденберг,
В. И. Пичета, 3. Неедлы и др.). Да, Крижанич говорил о воз-
можности внешней поддержки славян со стороны России в их
справедливой освободительной борьбе, но он никогда не по-
мышлял о подчинении славянских народов России, никогда не
утверждал особых путей их исторического развития. Он был
ярким и своеобразным представителем и выразителем идеи
192
славянской общности, причем в конкретных условиях развития
стран Восточной и Юго-Восточной Европы в середине XVII в.—
но и только. Он не был и не мог быть ни предтечей, ни отцом,
ни инспиратором 29 панславизма.
Крижанич, убежденный в автохтонности русской государст-
венности и в изначальном ее характере, не уподоблял Русь
Риму и не распространял власть русского самодержавия на сла-
вянские страны. Он боролся за укрепление национальных усто-
ев великой славянской державы — России, полагая, что тем
самым она станет примером и образцом для остальных славян-
ских стран. Хорошо сформулировал эту мысль И. Голуб: речь
должна идти «не о создании общеславянской державы со сто-
лицей в Москве, а о помощи славянским народам в создании
собственных государств с правителями из числа своих сооте-
чественников. Юрий Крижанич был поборником славянской
взаимности в политической, культурной и религиозной сфере.
Будучи уверен, что разделение славян на католиков и право-
славных губительно, он в качестве убежденного католика стре-
мился, чтобы все славяне объединились в лоне одной — католи-
ческой — церкви»30.
Настоящее Заключение начато с утверждения, что главной
особенностью Крижанича является то, что он был эрудитом с
почти энциклопедическими интересами31. И действительно,
Крижанич создал труды, внесшие значительный вклад в изу-
чение самых разнообразных отраслей знания. Он был одним из
первых авторов, познакомивших западноевропейского читателя
с далекой и экзотичной для него Сибирью32. Исследователи
совершенно справедливо рассматривают творчество Крижанича
при изучении истории становления философской мысли в
СССР33. Выше уже говорилось о значении трудов Крижанича
для истории исторической мысли в СССР34. Филологи рас-
сматривают творчество Крижанича при анализе литературных
явлений XVII в.35, лингвисты также обращаются к его тру-
дам 36. Велик вклад Крижанича и в становление и развитие
экономической мысли в СССР37.
Но какую бы область его творчества мы ни взяли, в любой
из них обнаружим двойственность мировоззрения этого челове-
ка, противоречие между его методом исследования и системой
взглядов. Его методы, основанные на данных опыта и разума,
несомненно, были передовыми, предвосхищали эпоху нового
времени. Система же его взглядов, облеченная в оболочку ста-
рой, феодальной идеологии, безусловно, была еще отсталой.
Но и в условиях господства провиденционализма Крижанич
старался критически относиться и ко многим вероисповедным
вопросам, и к церковной практике того времени. Так, он обли-
чал византийского патриарха Афанасия за то, что тот продавал
печатавшиеся в Киеве на русском языке отпустительные грамо-
ты (индульгенции) 38. Как известно, он не раз нарушал пред-
писания католической церкви, когда они не совпадали сегопла-
193
нами и интересами. И в то же время он был глубоко убеж-
денным католиком по своим взглядам: многочисленные попытки
перекрестить Крижанича не могли заставить его поступиться
своими убеждениями!
Противоречие между методом и системой, лежавшее в осно-
ве мировоззрения Крижанича, объясняет и то, почему многие
его проекты, предвосхищавшие грядущие реформы начала
XVIII в., так и не были осуществлены. Многие исследователи
еще в XIX в. отметили сходство проектов Крижанича с теми
реформами, которые провел в первой четверти XVIII в. Петр
Первый 39. В настоящее время мы уже твердо знаем, что здесь
не может идти речи о каком-либо прямом влиянии работ Кри-
жанича на деятельность царя реформатора и преобразователя.
Дело в другом: проекты Крижанича отвечали насущным тре-
бованиям жизни России того времени. Они не были плодами
I олого теоретизирования, а явились результатом длительного и
вдумчивого наблюдения над реальной действительностью чело-
века с острым взглядом и трезвым умом.
* * *
...Вы прочитали книгу об одном из самых интересных дея-
телей русской и — шире! — славянской общественно-политиче-
ской мысли — Юрии Крижаниче. Вот уже второй век ему по-
свящают специальные монографии и обобщающие труды.
Не все из того, что создал он за свою жизнь, известно: часть
его произведений просто не дошла до нас, часть же до сих пор,
по-видимому, хранится в тайниках архива Конгрегации пропа-
ганды веры в Ватикане.
Как всякое явление переходной эпохи, творчество Юрия
Крижанича было связано с общественно-политическими идея-
ми, характерными еще для предшествовавшего периода. Многие
богословские взгляды Крижанича традиционны, они принадле-
жат Ватикану и являются результатом образования богослова
в коллегиуме св. Афанасия. Для нас главное значение имеют
его общественно-политические взгляды и проекты, отобразив-
шие реальную историческую действительность России второй
половины XVII в. Для нас особенно важны такие черты в твор-
честве Крижанича, которые свидетельствуют о проникновении
новых явлений в общественную жизнь нашей Родины в то вре-
мя. Творчество Крижанича — это то звено, которое связывает
культуру нового времени с ее древнерусскими истоками, с од-
ной стороны, и русскую общественно-политическую мысль с ев-
ропейской — с другой.
Значение и место Крижанича в истории славянской и рус-
ской общественно-политической мысли могут быть выявлены в
полной мере лишь после детального и глубокого сравнения его
творчества с фактами духовной жизни его современников как в
самой России, так и в других славянских странах. Это сопо-
194
ставление со всей убедительностью покажет прежде всего орга-
ничную связь творчества Крижанича с взрастившей его куль-
турной и идейной средой. Оно подтвердит глубокую оригиналь-
ность взглядов Крижанича, своеобычность его мышления,
неповторимую индивидуальность его теорий и проектов. Такое
сопоставление даст нам возможность показать зависимость
идей Крижанича от явлений экономической, политической, го-
сударственной, культурной и общественной жизни второй поло-
вины XVII в.
Но еще более интересный материал мы получим, сравнивая
идеи и теории Крижанича с уровнем последующего развития
общественно-политической мысли России в первую четверть
XVIII в. Наша наука уже достаточно определенно установила,
что реформы начала XVIII в. возникли не случайно, не стихий-
но, что многие из них подготавливались исподволь еще в пред-
шествовавшую эпоху. Крижанич был в числе первых общест-
венно-политических деятелей второй половины XVII в., встав-
ших на путь прогресса, идеологически подготовивших грядущие
реформы. Глубоко проанализировав экономику и политику
России во второй половине XVII в., Крижанич пришел к совер-
шенно правильным выводам относительно тех путей развития
России, которые в конце концов и приведут ее в ряд крупней-
ших европейских держав.
Деятельность Крижанича — яркий образец единства и взаи-
мовлияния братских славянских культур. Он всю свою жизнь
боролся за единство славянских народов, за их сближение —
и в государственной, и в общественной, и в культурной, и в ре-
лигиозной жизни. Он был одним из первых сторонников широ-
кого международного культурного и политического общения.
Только сейчас, в наши дни, можем мы по достоинству оце-
нить всю прозорливость этого мыслителя, всю талантливость
его идейных исканий, всю неповторимость его мыслей. И вместе
со всеми славянскими народами наша страна отметила
300-летие со дня смерти выдающегося деятеля XVII в.— хорва-
та по национальности, мыслителя по складу ума, провозвестни-
ка славянского единства, деятеля русской общественно-полити-
ческой мысли Юрия Крижанича.
Его имя звучало на IX Международном съезде славистов в
Киеве, где был заслушан специальный доклад В. В. Зелени-
на 40. 300-летию со дня смерти Крижанича был посвящен науч-
ный симпозиум, организованный в сентябре 1983 г. в Загребе
Югославской академией наук и искусств. На этом представи-
тельном форуме были заслушаны доклады, освещающие истори-
ческие, экономические, философские, лингвистические тео-
логические, церковные, музыкально-теоретические, геогра-
фические и другие аспекты деятельности Крижанича41. На
симпозиуме было рассказано о материалах, широко освещаю-
щих жизненный путь Крижанича, среду и время, в котором он
действовал42. Югославская академия наук и искусств приняла
195
решение издать полное собрание сочинений Ю. Крижанича и
привлечь для этой работы советских ученых. В нашей научной
периодике появились статьи, посвященные Ю. Крижаничу43.
* * *
...Вот и окончен рассказ о жизни и творчестве Юрия Кри-
жанича— жизни яркой и трагической одновременно. Он многое
успел сделать, но сколько бы он мог сделать еще, если бы не
его рухнувшие надежды, не 15-летняя ссылка, не постоянная
изоляция, отсутствие того, что мы в наши дни называем «обрат-
ной связью»! Судьба Крижанича отнюдь не исключение в исто-
рии русской — и не только русской! — общественной мысли.
Это общая доля всех, опередивших свое время, не понятых со-
временниками и оцененных по заслугам лишь после смерти.
За что мы ценим Крижанича? «Исторические заслуги су-
дятся не по тому, чего не дали исторические деятели сравни-
тельно с современными требованиями, а по тому, что они дали
нового сравнительно с своими предшественниками»44. Крижа-
нич— один из первых мыслителей нового времени, живших еще
в условиях старой, допетровской Руси. Он был одним из тех,
кто стоял у основания, у складывания в нашей стране новой
культуры, новой общественно-политической мысли. И не вина,
а беда Крижанича в том, что большая часть его проектов и
замыслов не была реализована при его жизни. Он пришел в
нашу страну в тот сложный переходный период, когда только
начали складываться условия для реализации его далеко иду
щих планов.
Примечания
Предисловие
1 Белокуров С. А. Юрий Крижанич
в России: По новым документам.
М., 1901, вып. 1, с. 7—56.
2 См., например: Арсеньев Ю. В.
Молдавский господарь Стефан
Георгий и его сношения с Моск-
вою.— Русский архив, 1896, № 2,
с. 183—184; Пыпин А. Н. История
русской этнографии. СПб., 1892,
т. 4. Белоруссия и Сибирь, с. 352—
353; Котляревский А. А. Соч. СПб.,
1889, т. 2, с. 414—415; Пл. В. Кри-
жанич.— В кн.: Русский биогра-
фический словарь/Кнаппе-Кюхель-
бекер. СПб., 1903, с. 441—443.
3 Гольдберг А. Л. Историческая
наука о Юрии Крижаниче.— Учен,
зап. ЛГУ, 1949, № 117, с. 84—
119; Ibid. Jurai Krizanic v ruskoj
historiografiji.— Historijski zbor-
nik, godina XIX—XX. Zagreb,
1966, s. 129—140; Ibid. Jurai Kri-
zanic in Russian Historyographie.—
In: Juraj Krizanic: 1618—1683.
Russophile and ecumenic Visionary.
A Symposium. Hague—Paris, 1976,
p. 51—72; Golub I. Bibliografija
о Jurju Krizanicu od 1974 do 1979.—
Historijski zbornik, godina 31—32.
Zagreb, 1978—1979, s. 325—329.
4 Badalic I. J. Krizanic — preteca
I. Pososkova.— Radovi Zavoda za
slavensku filologiju. Zagreb, 1963;
Blagoevic 0. Ekonomske doktrine.
Beograd, 1971; Soskic B. Razvoi
ekonomske misli. 4-e isd. Beograd,
1972; Baletic Z. Ekonomska teorija
Krizaniceve «Politike».— Ekonomski
pregled, 1973, N 9/10, s. 441—450;
Zivot i djelo Jurja Krizanica: Zbor-
nik radova, Fakultet politickih
nauka Sveucilista u Zagrebu. Zag-
reb, 1974; Pejic L. Razvoj ekonom-
ske misli u Jugoslaviji. Beograd,
Ekonomski fakultet, 1976.
Ранние годы жизни Крижанича
1 О Промысле. Сочинение того же
автора, как и «Русское государст-
во в половине XVII в.». СПб.,
1860, с. 4.
2 Белокуров С. А. Юрий Крижанич
в России: По новым документам.
М., 1902, вып. 2, Прил., с. 272.
3 Kukuljevic-Sakcinskji I. Knjizevnici
u Hrvatah iz prve polovine
XVII vieka s ove strana Velebita.
U Zagrebu, 1869, s. 204.
4 Гольдберг А. Л. Крижанич.— Со-
ветская историческая энциклопе-
дия, т. 8, с. 152; Golub I. Slavenstvo
Jurja Krizanica. Zagreb, 1983, s. 5;
Зеленин В. В. Юрий Крижанич в
контексте своего времени.— В кн.:
История, культура, этнография и
фольклор славянских народов. М.,
1983, с. 77.
5 Граматично изказание об рускому
]езику попа JypKa Крижанища.—
ЧОИ ДР, 1878, кн. 1. Предговорие,
с. III.
6 Там же.
7 Бессонов П. А. Юрий Крижанич,
ревнцтель воссоединения церквей
и всего славянства в XVII веке:
По вновь- открытым сведениям о
нем.— Православное обозрение,
1870, первое полугодие, с. 666—
667.
8 Там же, с. 666.
9 Там же, с. 693—694.
10 Пирлинг П. Панславист XVII ве-
ка — Юрий Крижанич.— Русское
обозрение, 1896, № 2, с. 942—943;
Peirovic М. Juraj Krizanic: a Pre-
cursor of Panslavism.— American
Slavic and East European Review,
1947, N 18—19, s. 75—92.
11 Белокуров С. А. Указ, соч., Прил.,
с. 116.
12 Там же, с. 121.
13 Там же, с. 172.
14 Там же, с. 129.
15 Там же.
16 Там же, с. 218—219.
17 Там же, с. 219.
18 Там же, с. 144.
19 Соколов М. И. Новооткрытое со-
чинение Крижанича о соединении
церквей.— Журнал Министерства
народного просвещения, 1891, №4,
с. 239.
20 Там же, с. 241.
21 Белокуров С. А. Указ, соч., Прил.,
с. 144.
22 «Starine», Zagreb, 1886, kn. 18,
s. 219.
197
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
Ibid., s. 220.
Ibid., s. 223.
Белокуров С. А. Указ, соч., с. 63.
Там же, Прил., с. 137.
Там же, с. 145.
Там же, с. 177.
Там же, с. 198.
Там же, с. 121.
Там же, с. 142.
Там же, с. 145.
Там же, с. 149.
Там же, с. 150.
Цветаев Д. В. Царь Василий Шуй-
ский в Польше.— Варшавские уни-
верситетские известия, 1894, № 4,
с. 13—14.
Белокуров С. А. Указ, соч., Прил.,
с. 150—151.
Там же, с. 152.
Там же, с. 166.
Там же, с. 167.
Там же, с. 168—169.
Там же, с. 191.
Там же, с. 191—195.
Там же, с. 196.
Там же, с. 152—153.
Там же, с. 156—157.
Там же, с. 158—164.
Там же, с. 165.
Там же, с. 173.
Там же, с. 175.
Там же, с. 182.
Там же, с. 189.
Там же, с. 236.
Первые путешествия Крижанича
Цит. по: Маковский Д. 77. и др.
Вязьма. Смоленск, 1953, с. 23; см.
также: Дополнения к актам исто-
рическим, т. 2, № 58.
Смоленские епархиальные ведомо-
сти, 1872, № 8, с. 339.
Писцовые книги Московского госу-
дарства, СПб., 1872, ч. 1, с. 615—
616.
Белокуров С. А. Юрий Крижанич
в России. М., 1902, вып. 2, Прил.,
с. 238.
Там же, с. 242—246.
Там же, с. 251—252.
Там же, с. 256.
Там же, с. 69—70.
Крижанич Ю. Собр. соч. М., 1891,
вып. 2, с. 44; Русское государство
в половине XVII века. М., 1863,
ч. 2, с. 135.
См. сравнение перевода Крижани-
ча и древнерусского оригинала в
статье: Попруженко М. Г. Несколь-
ко замечаний о сочинениях Юрия
Крижанича.— Изв. ОРЯС, СПб.,
1897, т. 2, кн. 2, с. 305—307.
11 Цит. по: Соколов М. И. Материа-
лы и заметки по старинной сла-
вянской литературе. СПб., 1891,
вып. 2, с. 20.
12 Novum instrumentum ad cantus
mira facilitate componendos. Ro-
mae, 1656.
13 Asserta musicalia nova prorsus om-
nia et a nullo antehac prodita: In
academico congressu propugnanda
a Gregorio Crisanio. Romae, 1656.
14 См. библиографию в кн.: Juraj
Krizanic (1618—1683). Russophile
and ecumenic Visionary. A Sympo-
sium. Monton, 1976; см. также:
Golub I. Slavenstvo Jurja Kriza-
nica. Zagreb, 1983.
15 Бантыш-Каменский H. 77. Обзор
внешних сношений России (по
1800 г.). М., 1896, ч. 2, с. 207.
16 Памятники дипломатических сно-
шений древней России с держава-
ми иностранными. СПб., 1871,
т. 10, с. 931 — 1188.
17 Титов А. Сибирь в XVII веке. М.,
1890, с. 196.
18 Калачев Н. В. Архив историко-
юридических и практических све-
дений за 1859 г. СПб., 1859, кн. 6,
с. 1; см. также: Белокуров С. А.
Адам Олеарий о греко-латинской
школе Арсения грека в Москве в
XVII в. М., 1888, с. 34.
19 Белокуров С. А. Указ, соч., Прил.,
с. 279.
Пребывание Крижанича в Москве
1 Цит. по: Львов: Справочник
Львов, 1949, с. 27.
2 Цит. по: Островский Г. Львов. М.,
1975 с 23
3 Чтения ОИДР, 1876, кн. 3, отд. 4,
с. 115.
4 В Ипатьевской летописи он упоми-
нается под 1147 г. См.: Летопись
по Ипатьевскому списку. СПб.,
1871, с. 252.
5 Воссоединение Украины с Россией.
М., 1954, т. 3, с. 486, 535.
6 Белокуров С. А. Юрий Крижанич
в России. М., 1902, вып. 2, с. 77.
7 Там же.
8 Там же.
9 ЧОИ ДР, 1876, кн. 3, отд. 4, с. 122.
10 Крижанич Ю. Собр. соч. М., 1891,
вып. 1, с. 13.
11 Там же.
12 Акты, относящиеся к истории Юж-
198
ной и Западной России. СПб., 1863,
т. 4, с. 248.
13 Бессонов П. А. Юрий Крижанич,
ревнитель воссоединения церквей
и всего славянства в XVII веке
(по вновь открытым сведениям
о нем).— Православное обозрение,
1870, № 12, с. 825, примеч. 43.
14 Белокуров С. А. Указ, соч., с. 84—
85.
15 Там же, с. 85.
16 Там же, с. 94.
17 Там же, с. 173.
18 Там же.
19 Там же, с. 174.
20 Там же, с. 175.
21 Там же.
22 Там же, с. 176.
23 Там же.
24 Там же.
25 Крижанич Ю. Собр. соч. М., 1891,
вып. 1, с. 12.
26 Там же, с. 12, 13, 15.
27 Там же, с. 8.
28 Там же, с. 10.
29 Там же, с. 11.
30 Белокуров С. А. Указ, соч., с. 94.
31 Там же.
82 Погорелов В. А. Библиотека Мос-
ковской синодальной типографии.
Ч. 1. Рукописи. Вып. 2. Сборники
и лексиконы / Описал Валерий По-
горелов. М., 1899, с. 87—99, № 40.
33 Впервые об этом сочинении стало
известно лишь в 1888 г. См.: Ко-
лосов В. И. Вновь открытое сочи-
нение Юрия Крижанича.— Журнал
Министерства народного просве-
щения, 1888, № 12, с. 179—208.
34 Крижанич Ю. Собр. соч., вып. 1,
с. 28.
35 Там же, с. 27.
36 Там же.
37 Там же, с. 28.
38 Там же.
39 Там же, с. 29.
40 Там же, с. 30.
41 Там же, с. 69—71.
42 Симеон Полоцкий. Избр. соч. М.;
Л., 1953, с. 97.
43 Там же, с. 99.
44 Там же.
45 Там же, с. 100.
46 Там же, с. 100—101.
47 Там же, с. 102.
48 В своих сочинениях Крижанич
упоминает о «велечестних отцах
Епифании, Симеоне и иных бело-
русских Андреевского монастыря
отцех» {Крижанич Ю. Собр. соч.
М., 1893, вып. 3, с. 52).
к 9 Руднев А. Ближний боярин Борис
Иванович Морозов.— Библиотека
для чтения, 1855, № 7, Науки,
с. 1—38.
50 Забелин И. Е. Большой боярин
в своем вотчинном хозяйстве
XVII в.— Вестник Европы, 1871,
№ 1, с. 35.
51 Там же, с. 37—38.
52 См.: Терещенко А. Окольничий
Ф. Ртищев.— Сын отечества, 1856,
№ 33, с. 135—137.
53 Козловский И. Ф. М. Ртищев. Ки-
ев, 1906, с. 33.
54 Цит. по: Мякотин В. А. Из исто-
рии русского общества. СПб., 1902,
с. 25.
55 Кашкин И. Н. Родословные раз-
ведки. СПб., 1912, с. 436.
56 В одном из своих писем протопоп
Максим пишет Ф. М. Ртищеву:
«Уже надокучил есмь твоей мило-
сти частым моим писанием»
(Козловский И. Указ, соч., с. 47).
57 Козловский И. Указ, соч., с. 91.
58 Чичеров В. И. Зимний период
русского народного земледельче-
ского календаря XVI—XIX веков.
М., 1957, с. 102.
59 Акты исторические, собранные и
изданные Археографическою ко-
миссией). СПб., 1824, т. 4, с. 125.
60 Бодянский О. М. Предисловие.—
Чтения ОИДР, 1848, кн. 1, раз-
дел 3, с. 15—16. Эта же точка
зрения повторена и Филаретом,
архиепископом харьковским. См.:
Преосв. Филарет, архиепископ
харьковский. Обзор русской ду-
ховной литературы. 862—1720.—
Учен. зап. второго отделения Ака-
демии наук. [Изд. 1-е], 1856, кн.З,
с. 239. См. также третье издание:
Филарет Гумилевский, архиепи-
скоп черниговский. Обзор русской
духовной литературы, 862—1720.
СПб., 1884, кн. 3; с. 241—242.
61 Смирнов С. К. Сербского попа
Юрия Крижанича опровержение
Соловецкой челобитной.— В кн.:
Творения св. отцов, 1860, т. 36,
кн. 4, с. 508.
62 Там же, с. 509.
63 Соловьев С. М. История России
с древнейших времен. М., 1863,
т. 13, с. 202.
64 Добротворский И. М. Послание
Юрия Крижанича царю Феодору
Алексеевичу.— Учен. зап. Казан,
ун-та, 1865, т. 1, вып. 1, с. 1.
199
65 Бессонов П. Л. Юрий Крижанич,
ревнитель воссоединения церквей
и всего славянства в XVII веке,
с. 822.
66 Костомаров Н. И. Русская исто-
рия в жизнеописаниях ее главней-
ших деятелей. СПб., 1874, второй
отдел, вып. пятый, XVII столетие,
с. 432.
67 Маркевич А. И. Юрий Крижанич
и его литературная деятельность.
Варшава, 1876, с. 23. Нет необхо-
димости разбирать здесь совер-
шенно неправдоподобные предпо-
ложения, как, например, выска-
занное П. П. Епифановым, о том,
что Крижанич был сослан за
шпионскую деятельность в пользу
папского престола. См.: Епифа-
нов П. П. Происки Ватикана в
России и Юрий Крижанич.— Вопр.
истории, 1953, № 10.
68 Белокуров С. А. Указ, соч., с. 98—
99.
69 Там же, с. 221.
70 Там же, с. 101.
Дорога в Сибирь
1 Алексеев М. П. Описание путеше-
ствия в Сибирь иностранца в
XVII в.— В кн.: Исторический ар-
хив, М., 1936, т. 1, с. 160.
Крижанич в Тобольске
1 Оглоблин Н. Н. Дело о самоволь-
ном приезде тобольского архиепи-
скопа Симеона в 1661 году.— Рус-
ская старина, 1893, № 10, с. 183.
2 Белокуров С. А. Юрий Крижанич
в России. М., 1902, вып. 2, с. 117.
3~6 Там же, с. 121.
Абрамов Н. Симеон, архиепископ
сибирский и тобольский (1651—
1664).— Странник, 1867, № 8,
с. 39—40.
Беляев И. Д. Две выписки из ле-
тописного сборника.— В кн.: Архив
историко-юридических сведений,
относящихся до России. М., 1850,
кн. 1, отд. 6, с. 31.
Там же, с. 31—32.
7 Исследователи полагают, что имен-
но у Крижанича С. У. Ремезов по-
знакомился с нужной ему литера-
турой. См.: Гольденберг Л. А. Се-
мен Ульянович Ремезов, сибирский
картограф и географ. 1642 — пос-
ле 1720 гг. М., 1965, с. 142.
8 Титов А. Сибирь в XVII веке. М.,
1890, с. 164—165.
9 См. об этом подробнее: Дергачева-
Скоп Е. И. Краткие повести о по-
ходе Ермака в Сибирь в составе
общерусских летописных сводов.—
В кн.: Сибирь в прошлом, настоя-
щем и будущем. Новосибирск,
1981, вып. 1, с. 16—18.
10 Бодянский О. М. Предисловие.—
В кн.: Крижанич Ю. Граматично
изказание. М., 1859, с. VIII.
11 Крижанич Ю. Политика. М., 1965,
с. 381.
12 Там же, с. 389.
13 Мордухович Л. М. Неопубликован-
ный трактат Юрия Крижанича.—
Советское славяноведение, 1966,
№ 2, с. 68.
14 Крижанич Ю. Политика, с. 578.
15 Там же, с. 579.
16 Там же, с. 615—616.
17 Там же, с. 689—690.
18 См.: Мякотин В. А. Из истории
русского общества: Этюды и очер-
ки. СПб., 1902, с. 51.
19 Бессонов П. А. О промысле. М.,
1860, с. 39.
20 Крижанич Ю. Граматично изказа-
ние, с. VII.
21 Бессонов П. А. Указ, соч., с. 29—
30.
22 Там же, с. 52—53.
23 Копылов Д. И., Прибыльский Ю. П.
Тобольск. Свердловск, 1969, с. 19;
Бахрушин С. В. Воеводы Тоболь-
ского разряда в XVII в.— В кн.:
Бахрушин С. В. Научные труды.
М., 1955, т. 3, ч. 1, с. 273—296.
24 Бессонов П. А. Указ, соч., с. 43.
25 Белокуров С. А. Указ, соч., Прил.,
с. 5; см. также: Гольдберг А. Л.
О «Смертном разреде» Юрия Кри-
жанича.— В кн.: Памятники куль-
туры: Новые открытия. 1974. М.,
1975, с. 96, 99.
26 Она была разыскана в 1941 г. вы-
пускником исторического факуль-
тета ЛГУ Н. Клячко, погибшим во
время Великой Отечественной вой-
ны. См.: Гольдберг А. Л. Неизве-
стное сочинение Юрия Крижанича
«О преверстве беседа».— Научный
бюллетень ЛГУ, 1947, № 19, с. 47.
27 Материалы для истории раскола/
Под ред. Н. Субботина. М., 1878,
т. 3, с. 314.
28 Там же, с. 210.
29 Крижанич Ю. Собр. соч. М., 1892,
вып. 3, с. 99.
30 Шашков А. Г. «Обличение на Со-
ловецкую челобитную» Юрия Кри-
жанича и споры XVII в. вокруг
наследия Максима Грека.— В кн.:
200
31
32
33
34
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
Сибирские источниковедение и ар-
хеография. Новосибирск, 1980,
вып. 4, с. 70.
Белокуров С. А. Указ, соч., с. 227.
Там же, с. 236.
Там же, с. 239.
Там же, с. 242.
Третье посещение Москвы
и отъезд из России
См. о нем подробнее: Щепотьев Л.
Ближний боярин Артамон Серге-
евич Матвеев как культурный и
политический деятель XVII в.
(опыт исторической монографии).
СПб., 1906.
Белокуров С. А. Юрий Крижанич
в России. М., 1901, вып. 1, с. 161.
Там же, с. 161.
См. об этом подробнее: Белобро-
ва О. А. Личность и научно-про-
светительские труды Николая Спа-
фария.— В кн.: Николай Спафа-
рий. Эстетические трактаты. Л.,
1978, с. 3—22; см. также: Урсул
Д. Т. Философские и общественно-
политические взгляды Н. Г. Ми-
леску-Спафария. Кишинев, 1955;
Он же. Н. Милеску-Спэтару, Ки-
шинэу, 1975.
Кудрявцев И. М. «Издательская»
деятельность Посольского приказа
(к истории русской рукописной
книги во второй половине XVII ве-
ка).— Книга: Исследования и ма-
териалы. М., 1963, сб. 8, с. 181.
Дополнения к актам историческим,
собранные и изданные Археогра-
фическою комиссиею. СПб., 1857,
т. 6, с. 43.
Послание Юрия Крижанича царю
Феодору Алексеевичу.— Учен. зап.
Казан, ун-та, 1865, вып. 1, с. 4.
Там же, с. 16.
Там же, с. 19.
Там же, с. 21. Разбор этого посла-
ния см.: За мыс лов с кий Е. Е. Цар-
ствование Федора Алексеевича.
СПб., 1871, ч. 1, с. 132—133.
Экземпляр дошел до наших дней,
ныне он хранится в Библиотеке
Академии наук СССР, шифр
32.4.14. См.: Каталог обстоятель-
ный российским рукописным кни-
гам, к российской истории и гео-
графии принадлежащим.../Сост. Со-
колов. СПб., 1818, с. 42, № 34.
Старостина Т. В. Об опале А. С.
Матвеева в связи с сыскным делом
1676—167*7 гг. о хранении заго-
ворных писем.— Учен. зап. Каре-
ло-Финского ун-та, Л., 1947, т. 2,
вып. 1. Исторические и филологиче-
ские науки, с. 44—89.
13 Белокуров С. А. Указ, соч., с. 170.
14 Там же, с. 170—171.
13 Там же, с. 175.
16 Там же, с. 177.
17 Там же, с. 178.
18 Там же, с. 179.
19 Там же, с. 181.
20 Там же, с. 184.
21 См. об этом подробнее: Бантыш-
Каменский Н. Н. Обзор внешних
сношений России (по 1800 год).
М., 1894, ч. 1, с. 232—233.
22 Белокуров С. А. Указ, соч., с. 182.
23 Там же, с. 183.
24 Там же, с. 183—184.
25 Там же, с. 185—186.
26 Там же, с. 186.
27 Там же, с. 187.
28 Мордухович Л. М. Юрий Крижа-
нич о «рабстве».— ТОДРЛ, Л.,
1979, т. 33, с. 152.
29 См. об этом подробнее: Мордухо-
вич Л. М. Философские и социо-
логические взгляды Крижанича.—
Краткие сообщения Института сла-
вяноведения, 1963, № 36, с. 61—84.
30 Мордухович Л. М. Юрий Крижа-
нич о «рабстве», с. 153.
31 Белокуров С. А. Указ, соч., с. 188.
32 Мазурин Н. И. Калинин. М., 1968,
с. 11; Синицына Н. В. Максим
Грек в России. М., 1977, с. 146—
161.
33 Церкви и монастыри в г. Твери в
1677 г. по переписи Михаила Ни-
китича Чирикова да подьячего
Ивана Андреева. Тверь, 1889.
34 Овсянников Н. Н. Тверь в XVII ве-
ке. Тверь, 1889, с. 9.
35 Рубцов М. В. Тверь в 1674 г. по
Пальмквисту. Тверь, 1902, с. 35.
36 Балдина О. Д. От Валдая до Ста-
рицы. М., 1968, с. 31.
37 Суслов А. А. Торжок и его окрест-
ности. М., 1970, с. 48—49.
38 Вершинский А. И. Города Кали-
нинской области. Калинин, 1939,
с. 100.
39 Новгород: Историко-экономический
очерк. Новгород, 1959, с. 12.
40 Олеарий Адам. Описание путеше-
ствия в Московию и через Моско-
вию в Персию и обратно. СПб.,
1906, с. 125.
41 Спегальский Ю. П. Псков. Л.; М.»
1963, с. 117.
201
42 Псков: Справочник для туристов.
Л., 1965, с. 94—95.
43 Новгород — Псков: Путеводитель
для туристов. М., 1973, с. 197.
44 Спегальский Ю. П. Сокровища
древней архитектуры.— В кн.: До-
стопримечательности Псковской об-
ласти. Л., 1979, с. 39.
45 Белокуров С. А. Указ, соч., с. 85.
46 Псков: Очерки истории. Л., 1971,
с. 95.
47 Забродский А. Я. Псков и его
окрестности. Псков, 1907, с. 39.
48 Ключевский В. О. Сказания ино-
странцев о Московском государ-
стве. Пг., 1918, с. 293.
Последние годы жизни Крижанича
1 Тарвидас С. С., Басаликас А. Б.
Литва. М., 1967, с. 149; Добрян-
ский Ф. Старая и новая Вильна.
Вильна, 1909, с. 63—82.
2 Белокуров С. А. Юрий Крижанич
в России. М., 1901, вып. 1, с. 197.
3 Бильбасов В. А. Юрий Крижанич:
Новые данные из римского архи-
ва.— Русская старина, 1892, № 12,
с. 445—468.
4 Карсавин Л. П. Монашество в
средние века. СПб., 1912, с. 85—90.
5 Этот труд стал известен у нас с
начала XIX в., сперва как аноним-
ный («Повествование о Сибири.
Латинская рукопись XVII столе-
тия, изданная с российским пере-
водом и примечаниями Григорием
Спасским. СПб., 1822), а затем
уже приписанный Крижаничу. Бес-
сонов П. А. Важное ученое откры-
тие.— Новое время, 1882, № 2 203
от 18 апр.; Он же. Записка о зна-
чении Юрия Крижанича в истории
Сибири.— Тобольские губернские
ведомости, 1888, № 44; см. также:
Пыпин А. Н. Сибирь и исследова-
ние ее.— Вестник Европы, 1888,
№ 8, с. 658; Он же. История рус-
ской этнографии: Белоруссия и
Сибирь. СПб., 1892, т. 4, с. 211 —
212; Тыжнов И. И. Обзор иност-
ранных известий о Сибири со 2-й
половины XVI века.— В кн.: Си-
бирский сборник. СПб., 1887,
с. 112—126. Последняя работа по
этому вопросу: Алексеев М. П.
Сибирь в известиях западноевро-
пейских путешественников и писа-
телей XIII—XVII вв. 2-е изд. Ир-
кутск, 1941.
6 Титов А. А. Сибирь в XVII веке.
М., 1890, с. 164—165.
7 Там же, с. 190—191.
8 Там же, с. 214—215.
9 Там же, с. 215.
10 Там же, с. 162.
11 Там же, с. 188—189.
12 Там же, с. 186—188.
13 Там же, с. 163.
14 Там же, с. 216.
15 Белокуров С. А. Указ, соч., Прил.,
с. 266.
16 Там же, с. 267.
17 Там же, с. 268.
18 Там же, с. 269.
19 Там же, с. 270.
20 Там же, с. 271.
21 Там же, с. 275.
22 Там же, с. 276.
23 Там же, с. 277.
24 Там же, с. 278.
25 Там же, с. 279.
26 Там же, с. 284.
27 Там же, с. 285.
28 Впервые об этом сообщил П. Пир-
линг. См.: Пирлинг П. Новое о
Юрии Крижаниче.— Русская ста-
рина, 1901, № 2, с. 382.
29 История Польши. М., 1956, т. 1,
с. 322.
30 Пристер Е. Краткая история Авст-
рии. М., 1952, с. 159.
31 Павлищев Н. И. Венский поход
Собеского. 1683. СПб., 1876, с. 26.
32 Всемирная история, М., 1958, т. 5,
с. 207.
33 Белокуров С. А. Указ, соч., Прил.,
с. 19.
Заключение
1 Алпатов М. А. Русская историче-
ская мысль и Западная Европа.
XII—XVII вв. М., 1973, с. 398—
416; Он же. Историческая концеп-
ция Юрия Крижанича.— Советское
славяноведение, 1966, № 3, с. 31—
44.
2 Пушкарев Л. Н. Общественно-по-
литическая мысль России. Вторая
половина XVII века: Очерки исто-
рии. М., 1982; Он же. Государство
и власть в общественно-политиче-
ской мысли конца XVII в.— В кн.:
Общество и государство феодаль-
ной России. М., 1975, с. 189—197.
3 Бессонов П. А. Юрий Крижанич,
ревнитель воссоединения церквей и
всего славянства в XVII в.— Пра-
вославное обозрение, 1870, № 1,
с. 158.
4 См. об этом подробнее: Морду хо-
вич Л. М. Философские и социо-
202
логические взгляды Юрия Крижа-
нича.— Краткие сообщения Инсти-
тута славяноведения, 1963, № 36,
с. 61—84.
5 Русское государство в XVII в. М.,
1859, т. 1, с. 171, 202, 243—246,
301—307 и др.; см. также: Брик-
нер А. Г. С.-Петербургские ведо-
мости во время Французской рево-
люции.— Древняя и новая Россия,
1876, № 1, с. 73—74.
• В этом плане трудно согласиться
с Л. М. Мордуховичем, утверж-
давшим, что во взглядах Крижа-
нича можно обнаружить антифео-
дальные тенденции {Мордухович
Л. М. Антифеодальная концепция
Юрия Крижанича.— Краткие сооб-
щения Института славяноведения,
1958, № 26, с. 25—49; Он же.
Очерки истории экономических уче-
ний. М., 1957, с. 126—140. Крити-
ку взглядов Л. М. Мордуховича
см.: Гольдберг А. Л. Юрий Кри-
жанич о русском обществе сере-
дины XVII в.— История СССР,
1960, № 6, с. 73).
7 Пичета В. И. Юрий Крижанич и
его отношение к Русскому госу-
дарству.— В кн.: Славянский сбор-
ник. М., 1947, с. 239.
8 Из рукописного наследства Юрия
Крижанича.— Исторический архив,
1958, № 1, с. 175—177 (вводная
статья Л. М. Мордуховича).
9 См. об этом также: Goljdberg A. L.
Jurai Krizanic in Russija.— Histo-
rijski zbornik. XXI—XXII. Zagreb,
1971, s. 259—280.
10 Гольдберг А. Л. Первая польская
книга о Крижаниче.— Советское
славяноведение, 1976, № 4, с. 105.
11 См. об этом подробнее: Пушкарев
Л. Н. Об оценке деятельности
Юрия Крижанича.— Вопр. исто-
рии, 1957, № 1, с. 77—86.
12 Выступление Л. М. Мордуховича
на обсуждении статьи Л. Н. Пуш-
карева:Курмачева М. Д., Шерсто-
битова В. Г. Обсуждение вопроса
о деятельности Юрия Крижани-
ча.— Там же, № 2, с. 202. См. так-
же: Kvapil М. Jurij Krizanic.—
Slavia, 1957, N 4, s. 540—541.
13 См. об этом подробнее: Гольд-
берг А. Л. «Идея славянского
единства» в сочинениях Юрия Кри-
жанича.— ТОДРЛ, Л., 1963, т. 19,
с. 373—390; Гинзбург М. С. Сла-
вянство и Россия в мировоззрении
203
Юрия Крижанича: Тезисы докла-
да.— В кн.: American contributions
to the fourth International Congress
of Slavicists. Gravenhage, 1958,
S. 1—4.
14 Ровинский П. А. Наши отношения
к сербам (поученье из прошлого
и настоящего).— Древняя и новая
Россия, 1877, № 2, с. 175.
15 См. об этом подробнее: Истори]а
народа Лугослави]е. Београд, 1960,
кн. 2, с. 944.
16 Badalic I. J. Jurai Krizanic-pijesnik
Illiriji. Zagreb, 1958, c. 12.
17 Флоровский А. Легенда о Чехе,
Лехе и Русе в истории славянских
учений.— В кн.: Sbornik praci
I sjezdu slovanskich filologu v Pra-
ge, 1929. Praha, 1932, sv. 2, c. 53.
18 Граматично наказание об рускому
]езику попа Юрки Крижанища. М.,
1848, с. 1.
19 Danicic G. Gramatika Jurja Kriza-
nica.— Rad Jugoslavenske Akade-
mije. Zagreb, 1871, kn. XVI, c. 161
20 Русское государство в половине
XVII века. М., 1860, т. 2, с. 216.
21 Ровинский П. А. Россия и славяне
Балканского полуострова.— Древ-
няя и новая Россия, 1878, № 2,
с. 147. Ср. также: «На тебя одно-
го, славный царь,— говорит он
царю Алексею Михайловичу,—
смотрит весь народ славянский.
Ты, как отец, изволь заботиться
и стараться о своих растерянных
детях, чтоб их собрать. Заботься
об обманутых и чуждой лестью
одураченных, чтоб им возвратить
разум, как сделал тот отец в еван-
гелии блудному сыну... Ты один,
о царь, теперь нам богом дан, что-
бы они начали сознавать притес-
нения и позор свой, думать о про-
свещении народа и сбрасывать
с шеи немецкое ярмо» {Бестужев-
Рюмин К. Н. Чему учит русская
история.— Древняя и новая Рос-
сия, 1877, № 1, с. 19).
22 Гольдберг А. Л. «Идея славянско-
го единства» в сочинениях Юрия
Крижанича, с. 388—390.
23 Дацюк Б. Д. Юрий Крижанич. М.,
1946, с. 38.
24 Scolardi Р. G. Au service de Rome
et de Moscou au XVII siecle. Pa-
ris, 1947, p. 170; Petrovich M. B.
Juraj Krizanic: a precursor of Pan-
Slavism.— American Slavic and
East European Review, 1947, N 6,
p. 75—100.
25 Kohn H. The idea of nationalism.
N. Y., 1946, p. 46.
26 Погодин M. П. Собрание статей,
писем и речей по поводу славян-
ского вопроса. М., 1878.
27 Пыпин А. И. Панславизм в про-
шлом и настоящем. СПб., 1913.
28 Аксаков И. С, Славянский вопрос.
1860—1886. М., 1886.
29 Именно так именовал его М. Крле-
жа: Krleza М. Eseji. Zagreb, 1933,
с. 81.
30 Golub I. Zivot i djelo Juria Kriza-
nica.— Enciclopaedia moderna. Zag-
reb, 1971—1972, t. 18, s. 64. Cm.
также: Гольдберг А. Л. Новое о
Юрии Крижаниче.— Вопр. исто-
рии, 1973, № 5, с. 196—197.
31 См. об этом подробнее: Гольдберг
А. Л. Сочинения Юрия Крижани-
ча и их источники.— Вестник исто-
рии мировой культуры, 1960, № 6,
с. 117—129.
32 Мирзоев В. Г. Историография Си-
бири. М., 1970, с. 38—45; Цетлин
М. Н. Исаак Масса и Юрий Кри-
жанич о Сибири XVII в.— Мате-
риалы Московского филиала Гео-
графического общества СССР. М.,
1970, вып. 4, с. 29—30.
33 История философии в СССР. М.,
1968, т. 1, с. 269—275 (автор
М. Н. Пеунова); НедельковиЬ Д.
Филозоф I. Крижаний.— Летопис
Матице српске, 1968, № 1, с. 43—
58; Гольдберг А. Л. Ю. Крижа-
нич.— В кн.: Философская энцик-
лопедия. М., 1964, т. 3, с. 89; Мор-
духович Л. М. Философские и со-
циологические взгляды Юрия Кри-
жанича, с. 61—84; Философский
энциклопедический словарь. М.,
1983, с. 284—285; и др.
34 Гольдберг А. Л. Юрий Крижанич
о русском обществе середины
XVII в.—История СССР, 1960,
№ 6, с. 71—84; Он же. Работа
Юрия Крижанича над русской ле-
тописью.— ТОДРЛ, М., 1958, т. 14,
с. 349—354.
35 Дергачева-Скоп Е. И. Из истории
литературы Урала и Сибири XVII в.
Свердловск, 1965, с. 20—22, 43—
48; Дробленкова Н. Ф. Библио-
графия работ по древнерусской
литературе, опубликованных в
СССР. 1958—1967 гг. Л., 1978—
1979, ч. 1—2 (по указателю).
36 Eekman Т. Krizanic et ses idees sur
1’orthographie des alphabets latin
et cyrillique.— Slovo, Zagreb, 1967,
N 17, p. 60—94; Он же. Вук као
реформатор Йирилске ортографи]‘е
и Jypaj КрижаниЙ.— Beogradski
univerzitet, Anali filoloskogo fakul-
teta, 1966, N 5, c. 85—94; Он же.
Грамматический и лексический со-
став языка Ю. Крижанича.— Dutch
Contributions to the V Internatio-
nal Congress of Slavicists. The Ha-
gue, 1963, p. 43—77.
37 Воробьева А. Г. Русский публи-
цист XVII в. о торговле с Восто-
ком.— Известия АН Азербайджан-
ской ССР. История, философия и
право, 1971, № 3/4, с. 36—43; Мор-
духович Л. М. Неопубликованный
трактат Юрия Крижанича.— Со-
ветское славяноведение, 1966, № 2,
с. 66—70; Он же. Социально-эко-
номические взгляды Юрия Крижа-
нича: Автореф. дис.... д-ра ист.
наук. М., 1962; Он же. Первый
трактат о народонаселении в Рос-
сии.— Научные доклады высшей
школы: Экономические науки, 1962,
№ 3, с. 95—101. Он же. Первый
представитель теории денег в Рос-
сии.— Деньги и кредит, 1962, №1,
с. 89—91.
38 См.: Древняя и Новая Россия,
1878, № 2, с. 174.
39 Таковы, например, наблюдения
А. Брикнера над реформами Пет-
ра I в области одежды русских:
он приводит выразительные па-
раллели по этому поводу из работ
Крижанича. См.: Bruckner A. Ein
Kleiderroformporjekt vor Peter dem
Grossen.— Russishe Revue, 1873,
N 5, s. 431—438. Русские истори-
ки, изучавшие творчество Крижа-
нича, не смогли объяснить истин-
ных причин этой близости. Они
постоянно отмечали, что многие
предложения, сделанные Крижа-
ничем, «совершенно сходны с ме-
рами Петра» (Брикнер А. Г. Рец.
на кн.: Маркевич А. Юрий Крижа-
нич и его литературная деятель-
ность. Варшава, 1876.— Древняя
и новая Россия, 1876, № 8, с. 391).
Эту же мысль высказывает и Ф. В.
Благовидов (Благовидов Ф. В. Ха-
рактер преобразовательной дея-
тельности Петра I.— Исторический
вестник, 1895, № 7, с. 81—111).
Творчество Крижанича часто
сравнивали с проектами И. Т. По-
сошкова и также находили в них
много общего (Badalic I. J. Kri-
zanic— preteCa I. Pososkova.— Ra-
204
dovi Zavoda za slovensku filoloqiju.
Zagreb, 1963, N 5, c. 5—24; пере-
вод на русский язык см.: ТОДРЛ,
Л., 1963, т. 19, с. 391—403).
40 Зеленин В. В. Юрий Крижанич
в контексте своего времени.— В кн.:
История, культура, этнография и
фольклор славянских народов:
IX Международный съезд слави-
стов. Киев, сект. 1983 г. Доклады
советской делегации. М., 1983,
с. 76—86.
41 Stipetic V. Korijeni drustveno-eko-
nomskih pogleda Juria Krizanica;
Letiche I.-M., Dmytryshyn B. Eco-
nomic Ideas of Juraj Krizanic’s Po-
litika: Their Historic and Contem-
porary Relevance; Baron S. H. Was
Krizanic a Merkantilist?; Blagoje-
vic 0. Krizaniceva ekonomska mi-
sao u djelu Mihaila Vujica. Moho-
rovicic A. Pojava Juria Krizani-
ca u kontekstu evropskih kulturnih
zbivanja. Badic S. Tvorba rijeCi u
Krizanicevoj Gramatici; Peco A.
Juraj Krizanic kao dijalektolog;
Voncina J. Juraj Kriianic i jezik oza-
Ijskoga kruga. Bushkovitch P. Juraj
Krizanic i rusko starovjerstvo; Sta-
ric A. Krizanicev spis «Ob svetom
krescenju». Metzler J. Die Sacra
Congregatio de Propaganda Fide
zur Zeit Juraj Krizanic. Steiner M.
«Nova inventa musica» Jurja Kri-
zanica; Petrovic D. Ruska crkvena
muzika u doba Jurja Krizanica.
Dartel G. Nicolaas Witsen i Juraj
Krizanic; Dadig Z. Krizaniceva
klasifikacija znanosti i prirodoznan-
stveha terminologia.
42 Пушкарев Л. H. Юрий Крижанич
в Тобольске (1661—1676); Алек-
сандров В. А. Юрий Крижанич и
Сибирь.
43 Пащенко Е. «Политика» Ю. Кри-
жанича как произведение литера-
туры барокко.— Советское славя-
новедение, 1983, № 5, с. 48—56;
Наумов Е. П. Юрий Крижанич в
трудах академика В. И. Пичеты.—
Там же, с. 107—115.
44 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 2,
с. 178.
Указатель имен *
Абрамов Н. А., историк 200
Аввакум Петров, протопоп, расколо-
учитель 104, 135, 136, 149
Август, римский имп. 127, 145, 190
Августин Блаженный, богослов 30,
105, 147
Австений Лука, кардинал 67
Адолин Сваткул, тобольский татарин
131
Адриан, римский имп. 66
Азарий, соловецкий келарь 147
Акинфиев Андрей Павлович, ярен-
ский воевода 142
Аксаков И. С., публицист, славяно-
фил 192, 204
Аксаков К. С., литератор, славяно-
фил 192
Алеарнуш Адам см. Олеарий Адам
Александр VII, римский папа 69, 173,
178, 181 — 183
Александр Македонский, полководец
87, 165
Александр Невский, новгородский кн.
81
Александров В. А., историк 205
Алексеев М. П., филолог 200, 202
Алексей Алексеевич, сын царя Алек-
сея Михайловича 99, 100, 124, 139,
140
Алексей Михайлович, царь 12, 43, 61,
82, 83, 98, 99, 101, 105, 124, 125,
134, 143, 147, 152—154, 161, 189—
191, 203
Алпатов М. А., историк 187, 202
Альбичис де, судья Конгрегации про-
паганды веры 183
Амвросий 105
Андреев Иван, подьячий 201
Андрей Дмитриевич, можайский кн.
50
Анна Алексеевна, дочь царя Алексея
Михайловича 99
Анна Михайловна, дочь царя Михаи-
ла Федоровича 99
Аристотель, древнегреческий философ
157, 158, 165
Арсений, грек, справщик Печатного
двора 69, 198
Арсений Сатановский, справщик Пе-
чатного двора 92, 103
Арсеньев Ю. В., историк 197
Асбаней, тобольский сокольник 177
Афанасий, александрийский архиеп.
193
Бабинин Василий, дьяк Посольского
приказа 158
Бабинов Артемий, соликамец 116
Бадалич И., филолог 190
Балдина О. Д., историк 201
Бантыш-Каменский Н. Н., историк
198, 201
Баранович Лазарь, черниговский ар-
хиеп. 104
Барберини Антонио, кардинал, пре-
фект И, 13, 17
Бароний Цезарь, кардинал 127
Басаликас А. Б., историк 202
Баторий Стефан, польский король 71,
127
Батышев Чингали, калмык 166
Бахрушин С. В., историк 200
Башмаков Афанасий, дьяк Земского
приказа 163
Башмаков Деменгий Минич, думный
дьяк 139
Безобразов Василий, путивльский го-
нец 76, 77, 81
Бела IV Угорский, венгерский король
7
Беллармин Роберт, иезуит, богослов
63, 130
Белоброва О. А., филолог 201
Белокуров С. А., историк 5, 76, 87,
197—202
Бельский Федор Федорович, кн., то-
больский воевода 140, 141
Беляев И. Д., историк 200
Берсень, разбойник 47
Беспалый Иван, украинский казак 89
Бессонов П. А., историк 76, 108, 197,
199, 200, 202
Бестужев-Рюмин К. Н., историк 203
Бильбасов В. А., историк 202
Благовидов Ф. В., историк 204
Блудов Юрий, дьяк 142, 144, 163
Бодянский О. М., славист 107, 199, 200
Бой Юрий, переводчик датского по-
сольства 161, 162, 166
* Указатель составлен автором. Принятые сокращения: архиеп.— архиепископ,
вел.— великий, госуд.— государственный, имп.— император, кн.— князь, по-
лит.— политический.
206
Болотников Иван Исаевич, предводи-
тель крестьянской войны 47
Бранкаччио, кардинал 67
Брикнер А. Г., историк 202, 203
Бурич Иван, директор хорватской
колонии 10
Буссов Конрад, автор «Московской
хроники» 127
Бутман Андрей, купец 166
Бутурлин Григорий Федорович, то-
больский воевода 136
Валерий Бертуччио, венецианский
дож 68
Вальденберг В. Е., историк 192
Ван-Горн Петр, голландский путеше-
ственник 150
Варфоломей, соловецкий архиманд-
рит 147
Василий Блаженный, юродивый 58
Василий, вязьмитин, кучер 44, 45
Василий III Иванович, вел. кн. 14, 110
Вершинский А. Н., историк 201
Винкович Бенедикт (Бенко), загреб-
ский епископ 10, 12, 19, 24
Витсен Николай, амстердамский бур-
гомистр, географ 178, 186
Владимир Мономах, киевский вел.
кн. 99, 190
Владислав IV, польский король 45
Война Абрагам, виленский архиеп.
41
Волконские, князья 81
Волохов И., стряпчий 147
Воробьева А. Г., историк 204
Воронин Николай, польский ротмистр
33
Выговский Иван, украинский гетман
73—76, 89
Выходцев Меньшой, тобольский ата-
ман 124
Габель фон Фридрих, датский посол
в Россию 161 —167, 169, 171, 177,
178
Гавриил, епископ 23
Галовей Христофор, английский ча-
совщик 57
Галуччи (Галутти) Тарквино (Тарк-
виний), ректор коллегиума 12, 13,
18
Галынский Степан, польский пан 37,
40—42
Герасимов Дмитрий, московский по-
сол 14
Герберштейн Сигизмунд, дипломат и
путешественник 14, 127
Геронтий, соловецкий казначей 147
Гизель Иннокентий, архимандрит 131
Гика Георгий, молдавский господарь
151
Гинзбург М. С., историк 203
Гицын Бурхард, опекун Ю. Крижа-
нича 10
Годунов Борис Федорович, царь 47,
52, 57, 81, 127
Годунов Петр Иванович, тобольский
воевода 69, 140—142, 160
Годуновы, бояре 140
Голицын Алексей Андреевич, тоболь-
ский воевода 136
Голицын Василий Васильевич, кн. 187
Головин Вахрамей Сергеевич, то*
больский письменный голова 125
Головин Герасим Сергеевич, тоболь-
ский воевода 124
Голосеин Макарий, капитан 141
Голосов Лукьян Тимофеевич, думный
дьяк 90
Голуб И. (Golub I.), историк 68, 193,
197, 198, 204
Гольдберг А. Л. (Golbderg A. L.),
историк 5, 189, 197, 200, 203, 204
Гольденберг Л. А., историк 200
Горн фон Гильдебрант, секретарь дат-
ского посольства 161, 177, 178
Горохов Иван Саввич, дьяк Приказа
Калмыцких дел 154
Гостомысл, новгородский старейшина
126
Грезновские, ветвь рода Крижани-
чей 8
Григорий XIII, римский папа 11
Григорий XV, римский папа 13
Григорий Палама, византийский бо-
гослов 105
Давид, монах-базилианец 19
Давыдов Иван, дьяк 142
Дальгамер Хриштоп, австрийский ар-
хитектор 45
Даниил Александрович, московский
кн. 81
Дацюк Б. Д., историк 203
Двимович (Думичео) Фома (Томаш),
униат 24
Дебелич Новак, герой сербского эпо-
са 9
Дергачева-Скоп Е. И., филолог 200,
204
Джовио Паоло, историк 14
Длугош Ян, краковский каноник 126
Дмитрий Иванович Донской, вел. кн.
80
Дмитрий Самозванец см. Лжедмит-
рий I
Добротворский И. М., историк 108,
199
Добрянский Ф. А., историк 202
Доволич, воевода г. Озля 8
Долгово Петр Васильевич, перевод-
чик 156
207
Долгово Петрушка, подьячий 83
Домашнее Любим, дьяк Посольского
приказа 158
Домашнее Семен, дьяк 163
Дорошенко Петр Дорофеевич, гетман
145
Досифей, иерусалимский патриарх
151
Дохтуров Герасим Семенович, дум-
ный дьяк 31, 33, 34, 44, 136, 155
Дохтуров Кирилл Семенович, тоболь-
ский письменный голова 136, 155
Драшкович Иоанн, загребский дворя-
нин 21
Дробленкова Н. Ф., филолог 204
Дубовицкий Петр, владелец рукописи
178
Дубровский Богдан Минич, казначей
83
Думичео см. Двимович
Евдокия Алексеевна, дочь царя Алек-
сея Михайловича 98
Евдокия Дмитриевна, жена вел. кн.
Дмитрия Ивановича Донского 80
Евсеев Любим, тобольский сын бояр-
ский 141
Екатерина Алексеевна, дочь царя
Алексея Михайловича 99
Елизаров Андрей Прокофьевич, столь-
ник 156
Елчяков Степан Никитич, тобольский
дьяк 136
Епифаний Славинецкий, справщик Пе-
чатного двора 92, 101, 103, 104, 199
Епифанов П. П., историк 200
Ердед Сигизмунд, загребский воевода
10
Ермак Тимофеевич, казачий атаман
127, 131, 174, 200
Жданов Григорий Григорьевич, то-
больский дьяк 140, 141
Забелин И. Е., историк 199
Забродский А. Я., историк 202
Замысловский Е. Е., историк 201
Зеленин В. В., историк 195, 197, 205
Зизаний Стефан, полемист 60
Знак Иван, толмач 166
Золотаренко Василий Никифорович,
нежинский полковник 75
Золотаренко Иван Никифорович, не-
жинский полковник 75
Золотаренко Никифор, полковник 143
Золотой см. Квашнин-Золотой Андрей
Зринские, сербские князья 9
Зринский Николай (Микула), серб-
ский кн. 8, 9
Зринский Юрий, сербский кн. 8
Зриньи Петр, граф 21
Иван, дьяк Земского приказа 156
Иван IV Васильевич Грозный, царь
14, 47, 51, 58, НО, ИЗ, 127, 134
Иванов Алмаз Иванович, думный
дьяк 90, 98, 101, 103
Иванов Андрей, подьячий 165
Иванов И. А., русский посол на
Украину 72
Иванов Ларион, подьячий 106, 107
Иванов Ларион Иванович, думный
дьяк 158, 159, 169
Иванов Потап, сибирский казак 166
Иевлевич Игнатий, полоцкий архи-
мандрит 98, 104
Иероним Блаженный, богослов 105
Измайлов Иван Васильевич, глава
Приказа каменных дел 52
Инголи Франческо, секретарь Конгре-
гации пропаганды веры 19, 20, 22—
25, 39, 40, 43, 44, 62
Иоаким, московский патриарх 187
Иоаникий, патриарх 73
Иоанн Златоуст, церковный писатель
37, 105
Иоасаф, московский патриарх 143
Иоасаф, тверской архиеп. 168
Иоасаф, тобольский священник 146
Иосиф, московский патриарх 60, 61
Иосиф, соловецкий игумен 147
Ирина Михайловна, дочь царя Ми-
хаила Федоровича 99
Ирина Федоровна, сестра Б. Ф. Го-
дунова 81
Калачев Н. В., историк 198
Калепин Амвросий, лингвист 92
Калинский Петроний, ксендз, домини-
канец 172
Кальвин Жан, деятель Реформации
175
Каппони, кардинал 26, 37
Кара Мустафа, вел. турецкий визирь
184, 185
Карамуэль Иоганн, богослов 68, 69
Карион Истомин Заулонский, поэт и
проповедник 188
Карл (Каролюс) I Великий, франк-
ский король 88
Карл (Каролюс) V, имп. Священной
Римской империи 88
Карл VIII, французский король 128
Карл IX, шведский король 127
Карл Смелый, бургундский герцог 128
Карловацкий, генерал 21
Карсавин Л. П., историк 202
Кашкин И. Н., историк 199
Квашнин-Золотой Андрей, смоленский
епископ 31, 37, 40, 43
Киприан 105
Кир, персидский царь 165
Кирилл, иерусалимский архиеп. 60
208
Киселова Наталья, дворовая Б. И. Мо-
розова 102
Кисель Адам Григорьевич, польский
посол 33, 34, 44
Кленович Себастьян, польский писа-
тель 71
Клокочские, ветвь рода Крижани-
чей 8
Ключевский В. О., историк 202
Клячко Н., историк 200
Коблич Милош (Мило), герой серб-
ского эпоса 9
Козинский Е. И., тобольский пись-
менный голова 142
Козловский И. П., историк 199
Козловский Иван Петрович, кн. 154
Козловский Тимофей Афанасьевич,
кн. 153, 154
Колосов В. И., филолог 199
Комин Филипп де, франц, госуд.
деятель и историк 128—130, 132
Кон Ганс, историк 192
Константин Великий, византийский
имп. 85, 88, 89, 99
Константин Панагиот, греческий бо-
гослов 105
Конь Федор, русский зодчий 35
Копылов Д. И., историк 200
Корвин Матей, венгерский король 64
Корнилий, тобольский архиеп. 137,
139, 142, 143, 147, 154
Костомаров Н. И., историк 108, 200
Котляревский А. А., историк 197
Котович Александр, священник 44,46,
50, 53, 60, 179
Котович Евстафий, смоленский епи-
скоп 179
Кралевич Марко, герой сербского
эпоса 9
Краснопольский Иван Иванович, пе-
реписчик 146, 149, 150
Крижанич Варвара, сестра Ю. Кри-
жанича 9, 10
Крижанич Гаспар, отец Ю. Крижа-
нича 6
Крижанич-Неблюшский Вук, дворя-
нин 8
Крижанич-Неблюшский Юрий, дворя-
нин 8
Крижаничи, дворяне 8
Крлежа М. (Krleza М.), историк 204
Кромер Мартин, польский епископ,
историк 126—127
Кудрявцев И. М., филолог 201
Кукулевич-Сакцинский И. (Kukuljevic-
Sakcinskij I.), историк 6, 197
Курмачева М. Д., историк 203
Лабутин Митрий, березовский казак
109, 116
Лазарь, раскольник 135, 136, 149
Левакович Рафаил, иезуит 12, 20, 43
Лёвка, украинский казак 72, 73
Ленин В. И. 205
Леопольд I, австрийский имп. 185
Лжедмитрий I (Дмитрий) самозванец
42, 80
Лжедмитрий II (Тушинский вор), са-
мозванец 47, 80
Лима Марко, настоятель храма 12,
13
Лихарев Я. Н., стольник 69
Лобанов-Ростовский Иван Иванович,
боярин 81
Лобановы-Ростовские, князья 81
Лобковичи, чешские дворяне 68
Логофет Николай, учитель Ю. Кри-
жанича 19
Лопухин Илларион (Ларион) Дмит-
риевич, думный дьяк 90, 165
Луго де, богослов 12
Лыков Михаил Иванович, смоленский
воевода 162
Людовик XI, французский король 128
Людовик XII, французский король 128
Лютер Мартин, деятель Реформации
175
Магомет см. Мухаммед
Мазурин Н. И., историк 201
Макарий, тобольский протопоп 126
Маковский Д. П., историк 198
Максим, епископ у валахов 19
Максим Грек, публицист, переводчик
67, 136, 149, 168, 200, 201
Мария Ильинична, жена царя Алек-
сея Михайловича 100
Маркевич А. И., историк 108, 200, 204
Марков Борис Иванович, тобольский
письменный голова 125
Марникс де Сент-Альдегонд Филипп,
нидерландский полит, деятель 85
Мартин-Богдан, загребский епископ
23, 24
Марфа Алексеевна, дочь царя Алек-
сея Михайловича 98
Масса Дионисий, секретарь Конгре-
гации пропаганды веры 62, 63, 67
Масса Исаак, голландский купец и
резидент в России 204
Матвеев Артамон Сергеевич, боярин
155, 156, 158, 159, 201
Мейерберг Августин, австрийский дип-
ломат 14
Мелетий Смотрицкий, лингвист 93,
95
Мефодий, епископ см. Филимонович
Максим
Мещеринов Иван, полковой воевода
147
Мигновицкий Ерофей, переяславский
гонец 76
209
Микифор, дворник 48
Мило см. Коблич Милош
Милославская, княгиня 101
Милославские, князья 182
Мирзоев В. Г., историк 204
Михаил Александрович, тверской кн.
167
Михаил Федорович, царь 45, 46, 48,
81, 102, 127, 156
Михайлов В., русский гонец на Украи-
ну 72
Михайлов Григорий Алексеевич, то-
больский дьяк 144
Мнишек Марина, жена Лжедмитрия I
80
Могила Петр, киевский митрополит
131
Мордухович Л. М., историк 189, 200—
204
Морозов Борис Иванович, боярин
101 — 104, 145, 152, 199
Мрацлинские, ветвь рода Крижани-
чей 8
Муматов Иван, переяславский гонец
76
Мухаммед (Магомет) II, великий ту-
рецкий султан 66
Мухаммед (Магомет) IV, султан 145
Мякотин В. А., историк 199, 200
Мясной Иван, воевода 121
Нарышкины, князья 182
Наумов Е. ГГ, историк 205
Неблюшские, ветвь рода Крижани-
чей 8
Неделькович Д., философ 204
Неедлы Зденек, историк 192
Неронов Иван, расколоучитель 104
Никитин Пашка, тобольский гонец 143
Никифор, дьяк Земского приказа 156
Никифор, тобольский протопоп 139
Никон, всероссийский патриарх 12,
92, 104, 148, 149
Новак Старина, гайдук 7
Овидий (Публий Овидий Назон), рим-
ский поэт 16
Овсянников Н. Н., историк 201
Оглоблин Н. Н., историк 200
Одоевские, князья 140
Олеарий (Алеарнуш) Адам, дипломат
и путешественник 14, 69, 84, 98, 102,
104, 141, 201
Омодео, воспитатель Ю. Крижанича
17
Орлов Терентий, толмач Ямского при-
каза 163
Оршич Матвей, дед Ю. Крижанича 8
Оршичева Сусанна, мать Ю. Крижа-
нича 6, 8
Осколков Афанасий Андреевич, адре-
сат Ю. Крижанича 6, 150, 152
Островский Г., историк 198
Острожский Василий Константино-
вич, киевский воевода 71
Павлищев Н. И., историк 202
Паисий Лигарид, газский митрополит
12
Панагиот Никусий, грек-переводчик
67
Панкратьев Данила Григорьевич,
дьяк 83
Панкратьев Иван, владелец двора в
Москве 59
Парчевский Петр, смоленский епископ
25, 34, 35, 37, 40, 179
Пац Казимир, польский посол 44—
46, 52, 179
Пащенко Е., филолог 205
Песков Иван, дьяк 69
Петр I Алексеевич, царь 194, 204
Петрей-де-Ерлезунда Петр, шведский
дипломат и историк 14, 127
Петретич, препозит 22
Пеунова М. Н., философ 204
Пирлинг П., историк 197, 202
Пичета В. И., историк 192, 203
Платон, древнегреческий философ 83
Плещеев Леонтий Степанович, судья
Земского приказа 101
Погодин М. ГГ, историк 192, 204
Погорелов В. А., филолог 199
Пожарский Дмитрий Михайлович, кн.
52
Полуектов Дмитрий, тобольский пол-
ковник 131
Пономарев Гаврила Федорович, гонец
в Данию 166
Попруженко М. Г., филолог 198
Поскочин Л. М., тобольский письмен-
ный голова 142
Посников, подьячий 109, 121
Посников Михаил Анисимов, тоболь-
ский дьяк 140
Посошков И. Т., экономист и публи-
цист 204
Поссевино Антоний, иезуит 14
Постников Алексей, дьяк 68
Прибыльский Ю. П., историк 200
Пристер Е., историк 202
Протопопов Семен, подьячий 161
Протопопов Федор Перфильев, то-
больский дьяк 144
Пушкарев Л. Н., историк 202, 203, 205
Пушкин Иван Федорович, тобольский
воевода 144
Пыпин А. Н., историк 197, 202, 204
Разин Степан Тимофеевич, предводи-
тель крестьянской войны 144, 163
210
Ревякин Никифор, устюжский купец
114
Ремезов Иван, тоболянин 131
Ремезов Семен Ульянович, историк и
картограф 131, 200
Репнин Иван Борисович, тобольский
воевода 142, 144
Ровинский П. А., славист 203
Романовский, украинский писарь 74
Романовы, царская династия 81
Ртищев Федор Михайлович, окольни-
чий 103, 104, 145, 188, 199
Рубцов М. В., историк 201
Руднев А. К., историк 199
Румянцев Семен Владимирович, то-
больский дьяк 124, 125
Рюрик, полулегендарный предводитель
варяжской дружины 127
Салтыков Петр Михайлович, тоболь-
ский воевода 144, 153
Самсон, древнегреческий мифический
герой 56
Сандрич Юрий, зять Ю. Крижанича
9. 10
Санха-Кроче, кардинал 11
Сарацин Петр, секретарь 19
Свеобеев Михаил, новгородский при-
став 167
Сербин Иван Юрьевич, казацкий пол-
ковник 76
Сигизмунд III, польский король 27,
28, 33, 72
Сильверст Медведев, писатель 187, 188
Сильверстов Иван Афанасьевич, то-
больский письменный голова 136,
140
Симеон, тобольский архиеп. 123, 130,
135
Симеон Полоцкий, поэт 98—100, 104,
143, 152, 188, 199
Синицына Н. В., историк 201
Сколярди П., историк 192
Скорина Георгий Лукич (Франциск),
белорус, первопечатник 173
Скуминович Федор (Феофан), униат
41
Смирнов С. К-, историк 107, 108, 199
Собакин Григорий Никифорович,
окольничий 163
СоОесский Ян, польский король 145,
178, 185
Соколов М. И., филолог 197, 198
Соловьев С. М., историк 108, 199
Софоний, монах 73
Софья Алексеевна, дочь царя Алексея
Михайловича 99
Спасский Григорий, филолог 202
Спафарий-Милеску Николай Гаврило-
вич, переводчик 150—152, 156, 160,
188, 201
Спегальский Ю. П., краевед 201, 202
Старостина Т. В., историк 201
Степанова Дарья, дворовая Б. И. Мо-
розова 102
Стефан (Штефан) Георгий, молдав-
ский господарь 151, 197
Стефан IV Младый (Стефаница, Ште-
фаница), молдавский господарь 151
Строганов Аникей (Аника) Федоро-
вич, купец 115
Строганова Ольга, купчиха 114
Строгановы, именитые люди 115, 131,
174
Сукин Василий, воевода 121
Сулейман (Сулиман) IV, османский
султан 9
Суслов А. А., историк 201
Суханов Юрий, толмач Посольского
приказа 165
Сыэков Петрушка, тобольский гонец
143
Сыромятников Алфер, сибирский
купец 166
Талер Джон, английский архитектор
Ь2
Тарвидас С. С., историк 202
Татьяна Михайловна, дочь царя Ми-
хаила Федоровича 99
Терещенко А. В., историк 199
Терлецкий Мефодий, холмский епи-
скоп 21, 22, 24, 29
Теханович см. Чеханович
Титов А. А., историк 198, 200, 202
Траханиотов Петр Тихонович, околь-
ничий 101
Трофимов Федор, раскольник, подья-
чий 109, 124, 147, 149
Трубецкой Алексей Никитич, кн. 75—
76, 90, 124, 155
Тушинский вор см. Лжедмитрий II
Тыжнов И. И., историк 202
Тютчев Иван Никитич, тобольский
письменный голова 144
Украинцев Емельян Игнатьевич, дум-
ный дьяк 155, 158
Убран VIII, римский папа 11, 13, 22,
183
Урсул Д. Т., философ 201
Ушаков Иван Гаврилович, тобольский
письменный голова 144
Фантони Людовик, секретарь поль-
ского короля 62
Федор (Феодор) Алексеевич, царь 74,
1 15, 152—159, 161 — 163, 199, 201
Федор (Феодор) Иоаннович, царь 58,
70, 111, 127
Федоров Иван, первопечатник 70
Феррари, приор 63
211
Фиески Лука, духовный префект 12
Филарет Никитич, московский пат-
риарх 46, 143
Филарет Гумилевский, харьковский и
черниговский архиеп. 199
Филимонович Максим (Мефодий),
нежинский протопоп 73—75, 82, 90,
103, 104, 155, 159, 199
Филипп, митрополит 127
Филипп, украинский писарь 74
Филиппович Николай, богослов 67
Флеген Лев, миссионер 26, 29—31
Флоровский А. В., историк 203
Фотий, константинопольский патриарх
105
Франгепан, сербский граф 21
Фролова Домна, ключница Б. И. Мо-
розова 102
Харламов Иван, дьяк 83
Хваталов Егор, крестьянин Б. И. Мо-
розова 102
Хилков Андрей, князь, отец И. А. Хил-
кова 135
Хилков Иван Андреевич, тобольский
воевода 123, 124, 126, 130, 135
Хмельницкий Богдан, гетман Войска
Запорожского 70, 72, 73, 143
Хмельницкий Юрий, украинский гет-
ман 73, 89
Хрущев Федор Григорьевич, верхо-
турский воевода 144
Царенко Никифор, украинский сотник
74
Цветаев Д. В., историк 198
Цетлин М. Н., историк 204
Цеханович см. Чеханович
Цохесский Бенедикт, доминиканец,
епископ 180
Цыцура (Цыцюра) Тимофей, переяс-
лавский полковник 73, 74
Чемоданов Иван Иванович, сотник 68
Черкасский Яков Куденетович, боярин
48
Черняев Иван Борисович, тобольский
дьяк 136
Чеханович (Теханович, Цеханович)
Иероним, польский посол 44—46,
179
Чибо Одоард, секретарь Конгрегации
пропаганды веры 183
Чириков Михаил Никитич, тобольский
дьяк 142, 144, 201
Чичероз В. И., фольклорист 199
Чукша Иван, ссыльный украинец 136
Шарбулатов Бату, калмык 166
Шашков А. Г., историк 200
Шереметев Федор Иванович, боярин
81
Шереметевы, бояре 81, 140
Шерстобитова В. Г., историк 203
Шмидт фон Шварценгорн Иоганн
Рудольф, австрийский посол в Тур-
цию 63, 64, 67
Штаремберг, начальник венского гар-
низона 185
Штефан Георгий см. Стефан Георгий
Штефаница см. Стефан IV
Шуйский Василий Иванович, царь 27
Шуйский Дмитрий Иванович, воевода
27
Шуйские, князья 27, 28, 33, 44, 136
Щепотьев Л., историк 201
Щербатов Иван Федорович, тоболь-
ский воевода 142, 144
Юдифь, древнеевр. мифологии, ге-
роиня 56
Юлий Цезарь Гай, римский госуд.
деятель 87, 88
Юрий Данилович, московский кн. 51
Юрий Долгорукий, московский кн. 111
Яковлев Данила Семенович, тоболь-
ский воевода 125
Янош, венгерский король 26
Ярослав Мудрый, киевский вел. кн.
ill
Babic S., филолог 205
Badalic I. J., филолог 197, 203, 204
Baletic Z., экономист 205
Baron S. H., экономист 205
Blagoevic О., экономист 197, 205
Bushkovitch P., историк 205
Dadic Z., историк 205
Danicic G., лингвист 203
Dartel G., историк 205
Dmytryshyn В., экономист 205
Eekman T., филолог 204
Golub L, историк 204, 205
Kohn H., историк 203
Krleza M., историк 204
Letiche M., экономист 205
Metzler J., историк 205
Mohorovic А., историк 205
Peco А., филолог 205
Pejic L. R., экономист 197
Petrovic D., музыковед 205
Petrovich M. В., историк 197, 203
Scolardi P. G., историк 203
Soskic В., экономист 197
Staric А., историк 205
Steiner M., музыковед 205
Stipetic V., экономист 205
Voncina L, лингвист 205
212
Содержание
Предисловие
з
Ранние годы жизни
Крижанича
6
Первые путешествия Крижанича
44
Пребывание Крижанича в Москве
70
Дорога в Сибирь
109
Крижанич в Тобольске
123
Третье посещение Москвы
и отъезд из России
154
Последние годы жизни
Крижанича
171
Заключение
187
Примечания
197
Указатель имен
206
Лев Никитич
ПУШКАРЕВ
Юрий Крижанич
Очерк
жизни
и творчества
Утверждено к печати
Институтом истории СССР
Академии наук СССР
Редактор издательства
Л. И. Панкратова
Художник
С. А. Киреев
Художественнь й редактор
Н. Н. Власик
Технический редактор
Т. В. Калинина
Корректор Н. А. Несмеева
я
И Б № 28475
Сдано в набор 16.04.84.
Подписано к печати 15.08.84,
Т-14638, формат бОхЭО1/™
Бумага книжно-журнальная
Гарнитура литературная
Печать высокая
Усл. печ. л. 13,5 Уч.-изд. л. 15,2
Усл. кр. отт. 13,75
Тираж 8200 экз. Тип. зак. 173
Цена 95 к.
Издательство «Наука»
117864 ГСП-7, Москва В-485, Профсоюзная ул., 90
2-я типография издательства «Наука»
121099, Москва, Г-99, Шубинский пер., 10
95 коп