Автор: Стокер Б.
Теги: художественная литература литературные памятники классика ужасы вампиры граф дракула хоррор
ISBN: 978-5-86218-580-5
Год: 2020
Текст
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
Литературные Памятники
Bram
STOKER
DRACULA
Брэм
СТОКЕР
ДРАКУЛА
Издание подготовили Т.А. МИХАЙЛОВА, М.П. ОДЕССКИЙ
Научно-издательский центр «ЛАДОМИР»
«Н а у к а»
Москва
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ СЕРИИ «ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ»
Серия основана академиком С.И. Вавиловым
М.Л. Андреев, В.Е. Багно (заместитель председателя),
В.И. Васильев, Т.Д. Венедиктова, А.Н. Горбунов, Р.Ю. Данилевский, £.Ф. Егоров (заместитель председателя), Казанский,
//.£. Корниенко (заместитель председателя), Я.£. Куделин (председатель), Я.5. Лавров, Я.£. Махов, Я.М Молдован, С.И. Николаев, Ä?.C. Осипов, ЛГЯ. Островский, £.5. Халтрин-Халтурина (ученый секретарь),
7СЯ. Чекалов
Ответственные редакторы Г.Д. Венедиктова,
ЯЯ. «jtyfàe
Спонсор
Владислав Сергеевич Девяткин
ISBN 978-5-86218-580-5
© Кашперская А.П. Перевод, статья, примечания, 2020.
© Красавченко Т.Н. Перевод, 2020.
© Микушевич В.Б. Перевод, 2005.
© Михайлова Т.А. Статья, примечания, основные даты жизни и творчества, 2020.
© Михайлова Т.Ал. Перевод, 2020.
© Одесский М.П. Перевод, статьи, примечания, таблица, основные даты жизни и творчества, 2020.
© Пророкова В.В. Перевод, примечания, 2020.
© Творогов О.В. Перевод, 1969.
© Чижевский Евгений. Иллюстрации и художественное оформление, 2020.
© Научно-издательский центр «Ладомир», 2020.
© Российская академия наук и издательство «Наука», серия «Литературные памятники» (разработка, оформление), 1948 (год основания), 2020.
Репродуцирование (<воспроизведение) данного издания любым способом без договора с издательством запрещается
БРЭМ СТОКЕР 1847-1912
МОЕМУ ДОРОГОМУ ДРУГУ ХОММИ БЕГУ1
Прочитав книгу. Вы побьете, как она создавалась. В ее основе - записи непосредственно происходивший событиях, представленных с точки зрения и в пределах понимания иХ участников. Всё изложено именно так, как было. Хотя ныне кажется невероятны^.
жшк
3 мая, Бистрица2
ыехал из Мюнхена в 8.35 вечера 1 мая3 и ранним утром следующего дня был в Вене; поезд вместо 6.46 пришел на час позже4. Поэтому в Будапеште время стоянки предельно сократили, и я боялся отойти далеко от вокзала; из окна вагона и после небольшой прогулки по улицам город показался мне очень красивым. Такое чувство, будто покидаешь Запад и встречаешься с Востоком; самый западный из великолепных мостов через необычайно широкий и глубокий в этом месте Дунай5 перенес нас в мир, еще сохраняющий следы турецкого владычества6.
Из Будапешта мы выехали почти по расписанию и с наступлением темноты прибыли в Клаузенбург7, где я остановился в гостинице «Ройал». На обед, или, вернее, на ужин, подали цыпленка, оригинально приготовленного с красным перцем, очень вкусного, но после него хотелось пить. (Не забыть взять рецепт для Мины8.) Официант сказал, что это национальное блюдо, «paprika hendl»*’9, и в Карпатах его подают везде. Мое скромное знание немецкого здесь очень пригодилось; просто не знаю, как бы я без него обходился.
В последний раз в Лондоне у меня осталось немного свободного времени, и я побывал в библиотеке Британского музея10 — полистал
rtfitef*
V C4htMA^€j)<AfU'- CitâA*
* курица с паприкой (<баварск.).
12
БРЭМ СТОКЕР
книги по Трансильвании, посмотрел ее географические карты, понимая, что некоторые познания об этой области будут нелишними в моем общении с трансильванским аристократом Дракулой11, к которому мне надо было вскоре выехать по делам. Я выяснил, что он живет на самом востоке страны, на границе трех областей — Трансильвании, Молдавии и Буковины12, в глубине Карпат — в одном из самых малоизвестных и наименее тронутых цивилизацией мест Европы. Однако ни по картам, ни по другим источникам не удалось установить, где именно расположен замок Дракулы, — подробных карт этой области, сравнимых с кар тами нашего Британского Государственного картографического управления13, до сих пор нет. Но я узнал, что упомянутая графом Дракулой Бистрица, почтовый городок, — место довольно известное. Хотел бы кое-что пояснить — потом, когда буду рассказывать Мине о своем путешествии, эти заметки помогут мне лучше всё вспомнить.
В Трансильвании живут в основном четыре народа: на юге — саксонцы вперемежку с потомками даков — валахами; на западе — мадьяры; на востоке и севере — секлеры14. Я нахожусь среди секлеров, считающих своими предками Аттилу и гуннов. Возможно, так оно и есть: когда мадьяры в XI веке завоевали эту область, она была заселена гуннами15.
Я читал, что все существующие на свете суеверия сосредоточились в подкове Карпатских гор16, как будто эта местность — эпицентр некоего водоворота фантазии. Если действительно так, то мне здесь будет интересно. (Не забыть поподробнее расспросить об этом графа.)
Спал я плохо, и, хотя постель была довольно удобной, мне снились какие-то странные сны. Может быть, оттого, что всю ночь под окном выла собака, или же из-за острой пищи: выпил целый графин воды и всё равно мучила жажда. Под утро заснул, и, видимо, крепко, потому что проснулся от настойчивого стука в дверь — наверное, долго не могли добудиться.
На завтрак заказал еще паприку, мамалыгу — это такая каша из кукурузной муки, и баклажаны, начиненные мясным фаршем, — замечательное блюдо, называется имплетата. (Надо взять и его рецепт.)
С завтраком пришлось поторопиться: поезд отправлялся около восьми, вернее, должен был отправиться в это время. Примчавшись на
ДРАКУЛА. Глава I
13
станцию в половине восьмого, я больше часа просидел в вагоне, прежде чем состав тронулся с места. Мне кажется, чем дальше на восток, тем поезда менее пунктуальны. Интересно, а как с этим обстоят дела в Китае?
Весь следующий день мы бездельничали, любуясь из окна вагона прекрасными пейзажами. Мимо проносились городки и замки на крутых холмах, точно сошедшие с гравюр старинных молитвенников. Судя по широким каменным берегам, окаймляющим реки и ручьи, тут бывали большие паводки — так очертить сушу могут только мощные потоки воды.
На каждой станции толпились пестро одетые люди. Некоторые из них, совсем как крестьяне на моей родине или во Франции и Германии, были в коротких куртках, круглых шляпах и домотканых штанах, другие смотрелись живописнее. Издали женщины казались красивыми, вблизи же выглядели бесформенными и неловкими в нарядах с пышными белыми рукавами разных фасонов; на многих были пояса с обилием оборок, колышущихся наподобие балетных пачек, и, конечно, на всех — нижние юбки. Но самое странное впечатление своим нецивилизованным видом производили словаки в больших ковбойских шляпах, мешковатых грязно-белых штанах, заправленных в высокие сапоги, белых холщовых рубахах и чудовищных размеров, почти в фут шириной, кожаных поясах, густо усеянных медными заклепками. Длинноволосые, с густыми темными усами, словаки, несомненно, живописны, но к себе не располагают17. На сцене их можно было бы показывать как шайку восточных разбойников из давнего прошлого, однако мне говорили, они совершенно безобидны, и этот их вид, вероятно, естественная форма самоутверждения.
К вечеру мы добрались до Бистрицы, оказавшейся очень интересным старинным городком. Расположен он буквально на границе (от него ущелье Борго18 ведет прямо в Буковину) и в прошлом жил весьма бурной жизнью, следы которой, пожалуй, видны и ныне. Пятьдесят лет назад в городке было много пожаров, в пяти случаях просто опустошивших его. В самом начале XVH века он выдержал трехнедельную осаду и потерял тринадцать тысяч человек — убитыми и умершими от голода и болезней.
14
БРЭМ СТОКЕР
Граф Дракула в своих письмах рекомендовал мне гостиницу «Золотая крона», которая оказалась достаточно старомодной, что не могло не порадовать, ведь мне конечно же хотелось узнать как можно больше об обычаях и укладе жизни этого края. Видимо, моего приезда ждали: в дверях меня встретила приветливая, уже немолодая женщина в традиционном крестьянском платье — белой юбке с кокетливо обтягивающим ее двойным длинным передником из цветной ткани. Она поклонилась и спросила:
«Господин англичанин?»
«Да, — ответил я, — Джонатан Гаркер».
Женщина приветливо улыбнулась и что-то сказала стоявшему за ней пожилому, в белом жилете мужчине. Он тут же вышел, а когда мгновение спустя вернулся, в руке его было письмо...
Мой друг,
добро пожаловать в Карпаты. С нетерпением жду Вас. Сегодня хорошо выспитесь. Завтра в три дилижанс отправится в Буковину; в нем Вам заказано место. На перевале Борго будет ждать мой экипаж, он и доставит Вас ко мне. Надеюсь, Ваше путешествие из Лондона протекает благополучно и пребывание в моем прекрасном крае окажется для Вас приятным.
Ваш друг
Дракула
4 мая
Хозяин гостиницы, сообщив мне, что получил письмо от графа с просьбой заказать для меня лучшее место в дилижансе, на мои расспросы не отвечал, делая вид, что не понимает моего немецкого. Какое лукавство — до этого он прекрасно всё понимал, по крайней мере, отвечал на мои вопросы. Теперь же он и его жена, та пожилая женщина, что встретила меня, испуганно переглядывались. Он промямлил, что с письмом получил деньги, и больше ему сообщить нечего. На вопрос, встречал ли он графа Дракулу и не может ли рассказать мне что-нибудь о его зам¬
ДРАКУЛА. Глава I
15
ке, хозяин гостиницы и его жена лишь осенили себя крестным знамением и от дальнейших расспросов уклонились.
Уже совсем скоро надо было отправляться в путь, и я не успевал расспросить еще кого-нибудь, а всё выглядело загадочно и начинало меня тревожить.
Перед самым отъездом ко мне в комнату вошла взволнованная жена хозяина:
«Вам обязательно нужно ехать? О сударь, неужели это так необходимо?»
Она была в таком возбуждении, что, изрядно растеряв свой и без того небольшой запас немецких слов, смешивала их со словами другого, незнакомого мне языка. Я понял ее лишь потому, что сам задавал вопросы. Когда я сказал, что должен ехать немедленно — у меня важное дело, она спросила:
«Да знаете ли вы, какой сегодня день?»
Я ответил:
«Четвертое мая»
Она покачала головой:
«Да это-то ясно! Но знаете ли вы, что это за день? — И, заметив мое недоумение, пояснила: — Канун святого Георгия19. Неужели вам не известно - сегодня, когда часы пробьют полночь, вся нечисть этого мира получит власть на земле? Вы хоть знаете, куда едете и что вас ждет?»
Было видно, что она очень расстроена, и все мои попытки успокоить ее оказались безуспешными. В конце концов она упала передо мной на колени и умоляла не ехать или хотя бы отложить поездку на день- другой. Это выглядело довольно нелепо, и всё же мне стало не по себе. Но дело есть дело, ничто не могло остановить меня. Я бросился к ней — помог подняться, и, поблагодарив за заботу, как можно решительнее сказал, что надо ехать — таков мой долг. Тогда она встала, вытерла глаза и, сняв с себя крест, попросила меня надеть его. Я не знал, как мне быть: я принадлежу к Англиканской церкви и привык относиться к таким проявлениям веры как к идолопоклонству20, но мне не хотелось обижать отказом пожилую женщину, исполненную самых благих намерений. Видимо почувствовав мои колебания, она сама надела крест мне на шею и, сказав:
16
БРЭМ СТОКЕР
«Носите его ради вашей матери», — вышла из комнаты.
Делаю записи в дневнике в ожидании дилижанса, который конечно же запаздывает; крест так и остался у меня на шее. То ли мне передался страх хозяйки гостиницы, то ли вспомнились рассказы о привидениях в этих краях, а может быть, крест тому виной — не знаю, но на душе у меня неспокойно. Если этот дневник попадет к Мине раньше, чем мы увидимся, пусть он станет залогом нашей скорой встречи. А вот и дилижанс!
5 мая. Замок
Утро было пасмурным, но вскоре яркое солнце появилось над горизонтом, который выглядит зубчатым из-за деревьев или холмов — издалека не различишь. Спать не хочется, и, поскольку будить меня не станут, намерен писать, пока не усну. Произошло много странного, и, чтобы читатель дневника не подумал, что я слишком плотно поужинал в Би- стрице и поэтому у меня галлюцинации, подробно опишу свой ужин. Мне подали блюдо под названием «разбойничье жаркое»: куски бекона и говядины с луком, приправленные красным перцем, нанизывают на прутья и жарят прямо на огне, совсем как конину в Лондоне!21 Я пил вино «Золотой Медиаш»22. Оно необычно пощипывает язык, но приятное. Выпил лишь пару бокалов, и всё.
Когда я сел в дилижанс, кучера еще не было на козлах. Он разговаривал с хозяйкой гостиницы — наверное, обо мне: оба то и дело на меня поглядывали; несколько человек, сидевших у двери на скамейке (ее здесь называют «сплетницей»), подошли к ним, прислушались и стали тоже посматривать в мою сторону, в основном сочувственно. В толпе были люди разных национальностей — до меня доносилось множество повторяющихся, странно звучащих слов; я потихоньку достал из сумки свой «Полиглот»23 и нашел там некоторые слова. Не могу сказать, что они меня порадовали: среди них были ordog24 — «дьявол», ро- kol — «ад», stregoica — «ведьма»25, vrolok и vlkoslak, на сербском и словацком означающие одно и то же: что-то вроде оборотня или вампира26. (Нужно будет расспросить графа об этих суевериях.)
Наконец дилижанс тронулся, все столпившиеся у входа в гостиницу — а к этому моменту народу собралось довольно много — перекрес¬
ДРАКУЛА. Глава I
17
тились и указали двумя пальцами в мою сторону. Мне с трудом удалось добиться от одного из попутчиков, что это значит: сначала он не хотел отвечать, но, узнав, что я — англичанин, объяснил: это особый жест защиты от дурного глаза27. И хотя мне стало не по себе, ведь ехал я в незнакомое место к незнакомому человеку, однако доброжелательность, искреннее сочувствие этих людей меня тронули. Никогда не забуду картину: гостиничный двор, у широких ворот под аркой живописная толпа, все крестятся, а в глубине видны густые заросли олеандра и апельсиновые деревья в зеленых кадках. Потом наш кучер, заполонивший своими широкими холщовыми штанами, называемыми здесь «гот- ца», всё сиденье на козлах, щелкнул длинным кнутом над четырьмя маленькими лошадками, и те дружно взяли с места.
Любуясь красотами природы, вскоре я совершенно забыл о своих смутных опасениях; возможно, если б мне был известен язык или, вернее, языки, на которых говорили мои попутчики, я не смог бы так отвлечься. Перед нами расстилалась зеленая, покрытая рощами и густыми лесами местность28, вдали вздымались высокие холмы, увенчанные островками деревьев или фермами, белые остроконечные фронтоны которых были видны с дороги. Поражало изобилие цветущих фруктовых деревьев — яблонь, слив, груш, вишен; видно было, что трава под деревьями усыпана лепестками. Наш путь, изгибаясь, теряясь в зелени, появляясь на опушках сосновых лесов, сбегавших по склонам, как языки пламени, пролегал меж зеленых холмов Mittel Land*’29, как здесь ее называют. Дорога была неровная, но мы мчались по ней с лихорадочной скоростью. Тогда я не понимал причины этой гонки, но кучер явно спешил и хотел добраться до ущелья Борго как можно скорее. Очевидно, дорогу еще не успели привести в порядок после зимы; мне говорили, что летом она в отличном состоянии и существенно отличается от других карпатских дорог, о которых по старой традиции не слишком- то заботятся. Раньше господари30 предпочитали не чинить их, опасаясь, как бы турки не усмотрели в этом намерения облегчить доступ войскам союзников — это могло привести к развязыванию войны, вероятность которой всегда была велика.
* средней земли [нем).
18
БРЭМ СТОКЕР
За зелеными крутыми холмами Mittel Land величественно возвышались Карпаты, покрытые могучими лесами. Горы вздымались по обе стороны дороги, и после полудня солнце ярко освещало всё великолепие красок этой прекрасной горной цепи: темно-синие и пурпурные гребни, зеленую и коричневую траву на скалах и бесконечную вереницу зубчатых каменных глыб и острых утесов, терявшихся вдали, где царственно высились снежные пики. Кое-где виднелись громадные расселины, и в лучах клонившегося к закату солнца серебрились струи водопадов. Один из спутников тронул меня за руку, когда мы обогнули подножие холма и после гонки по серпантинной дороге открылся вид на величественную снежную горную вершину, возникшую как бы прямо перед нами:
«Посмотрите! Isten szek! Обитель Бога!»31
И он благоговейно перекрестился.
Мы продолжали наше, казалось нескончаемое, путешествие по извивающейся дороге, а солнце позади нас опускалось всё ниже и ниже; начали сгущаться сумерки. Они особенно ощущались по контрасту с еще освещенной заходящим солнцем снежной вершиной, окрашенной нежным розовым цветом. Время от времени мы встречали местных жителей — чехов и словаков — в живописных одеждах. Я заметил, что многие из них страдают зобом32. Вдоль дороги было много крестов, и при виде их мои спутники часто крестились. Порою перед распятиями стояли на коленях крестьянин или крестьянка, так глубоко погруженные в молитву, что не реагировали на наше приближение, — казалось, они не замечали ничего вокруг. Многое здесь было мне в диковинку: например, скирды сена на деревьях, дивные островки плакучих берез — их белые стволы мерцали серебром сквозь нежную зелень листвы. То и дело нам встречались leiter-wagon33 — длинные змеевидные крестьянские арбы, рассчитанные на ухабы. На них размещалось довольно много возвращавшихся домой крестьян: чехов — в белых и словаков — в крашеных тулупах; словаки держали, как копья, свои топорики с длиннющими топорищами.
С наступлением вечера становилось холоднее, сгущавшиеся сумерки окутывали непроглядной пеленой купы деревьев — дубов, буков, сосен, хотя в долинах, пролегавших меж отрогов холмов на нашем пу¬
ДРАКУЛА. Глава I
19
ти вверх по ущелью, на фоне залежавшегося снега четко вырисовывались темные ели. Иногда дорога проходила через сосновый бор, и казалось, что могучие ветви смыкаются над нами; тогда непроглядный мрак производил особенно таинственное и зловещее впечатление, вновь невольно вызывавшее жуткие мысли и фантазии, уже приходившие на ум раньше, когда в лучах заходящего солнца возникали похожие на призраки облака, бесконечной чередой несущиеся над карпатскими долинами.
Холмы местами были такими крутыми, что, несмотря на все старания кучера, лошади могли двигаться только шагом. Я хотел сойти и, как это принято у меня на родине, взять их под уздцы и повести, но кучер об этом и слышать не хотел.
«Нет, нет, — возразил он, — вам не следует здесь ходить, тут полно свирепых собак. — И, обернувшись к остальным пассажирам, добавил, явно рассчитывая на одобрение своей мрачной шутки: — Сдается мне, вас ждет еще немало сюрпризов, прежде чем вы ляжете спать».
Остановился он лишь однажды — чтобы зажечь фонари.
Когда стемнело, пассажиры заволновались и один за другим стали просить кучера ехать быстрее. Безжалостными ударами длинного кнута и дикими криками он погнал лошадей, они помчались во весь опор. Потом в темноте я увидел впереди полосу серого света — будто холмы расступились. Волнение среди пассажиров нарастало; шаткий дилижанс подпрыгивал на высоких рессорах и раскачивался во все стороны, как шхуна в бурном море. Мне пришлось крепко держаться. Затем дорога выровнялась, мы словно летели по ней. Горы обступили нас вплотную и, казалось, излучали неприязнь; мы въехали в ущелье Борго.
Некоторые попутчики предложили мне подарки, да так настойчиво, что отказаться было невозможно:34 подарки эти, необычные и разнообразные, преподносились искренне и сопровождались добрым словом и жестами, которые я уже наблюдал у гостиницы в Бистрице, — дарители крестились и отмахивались от дурного глаза. А тем временем мы мчались дальше, кучер подался всем телом вперед, а пассажиры, высунувшись из дилижанса, всматривались в темноту. Впереди происходило или ожидалось что-то необычайное, но, как я ни расспрашивал попутчиков, никто мне ничего не объяснил. Всеобщее волнение нарас¬
20
БРЭМ СТОКЕР
тало до тех пор, пока мы наконец не увидели перевал, открывавший дорогу на восточную сторону. Клубившиеся над головой тучи и духота предвещали грозу. Казалось, горная цепь была границей, за которой мы попали в грозовую атмосферу.
Я вглядывался в дорогу в ожидании экипажа, который должен был отвезти меня к графу, каждую минуту надеясь увидеть свет фонарей, но впереди было темно. Единственным источником света оставались наши собственные фонари, раскачивавшиеся из стороны в сторону; в их неверных лучах белым облаком подымался пар от уже изрядно уставших лошадей. Можно было разглядеть песчаную дорогу — и никаких признаков экипажа на ней. Пассажиры откинулись на сиденья со вздохом явного облегчения, словно в насмешку над моим разочарованием. Я уж было призадумался, что предпринять, как вдруг кучер, посмотрев на часы и обращаясь к другим пассажирам, что-то тихо проговорил — я не расслышал, что именно; кажется, это было: «На час раньше времени». Потом повернулся ко мне и сказал на плохом немецком:
«Нет никакой кареты. Похоже, господина не встречают. Ему лучше поехать с нами на Буковину, а вернуться завтра или послезавтра, лучше послезавтра».
Пока кучер говорил, лошади начали ржать, фыркать, вставать на дыбы — он изо всех сил удерживал их. Вдруг под крики то и дело крестившихся пассажиров нас догнала коляска, запряженная четверкой лошадей, и, поравнявшись с нами, остановилась вплотную к дилижансу. Свет наших фонарей упал на коляску, и я увидел великолепных, породистых вороных. На козлах сидел высокий человек с длинной темной бородой, в широкой черной шляпе, скрывавшей его лицо. Он повернулся к нам — я заметил лишь блеск его глаз, показавшихся мне красными в свете фонарей, — и сказал кучеру:
«Что-то ты сегодня рано, мой друг».
Кучер ответил, запинаясь:
«Господин англичанин подгонял».
На что незнакомец возразил:
«Поэтому ты, наверное, и советовал ему ехать на Буковину. Меня не обманешь, друг мой, слишком многое ведомо мне, да и лошади у меня резвые».
ДРАКУЛА. Глава I
21
Говоря это, он улыбался, и фонари освещали его жестко очерченный рот, ярко-красные губы и острые зубы, белые, как слоновая кость. Тут один из моих попутчиков прошептал соседу строку из «Леноры» Бюргера:
«Denn die Toden reiten schnell!» («Гладка дорога мертвецам!»)35
Странный возница явно расслышал эти слова и взглянул на говорившего с торжествующей улыбкой. Пассажир отвернулся, осенил себя крестным знамением и оттопырил два пальца.
«Подай-ка мне багаж господина», — бросил возница кучеру, и мои вещи с чрезмерным рвением были перенесены из дилижанса в коляску.
Она стояла бок о бок с дилижансом, и возница помог мне перебраться в нее, подхватив меня под руку стальной хваткой; должно быть, он обладал необычайной силой. Не говоря ни слова, он тряхнул поводьями, четверка вороных повернула, и мы помчались в темноту ущелья. Оглянувшись, я увидел поднимавшийся над лошадьми пар и на этом фоне моих недавних попутчиков — они крестились. Потом их кучер щелкнул кнутом, прикрикнул на лошадей, и они стремглав понеслись по дороге на Буковину.
Когда дилижанс канул в темноту, я ощутил легкий озноб и приступ одиночества; но на мои плечи тут же был накинут плащ, на колени — плед, а возница обратился ко мне на прекрасном немецком языке:
«Ночь холодна, сударь, а мой хозяин, граф36, просил как можно лучше позаботиться о вас. Под сиденьем — фляжка со сливовицей, нашим национальным бренди, на случай если вы захотите согреться».
Я не стал пить его, но было приятно сознавать, что живительная влага под рукой. Мне стало не по себе — я был не на шутку напуган; думаю, будь у меня хоть какой-то выбор, я бы теперь, конечно, воспользовался им и отказался от этого чреватого неизвестностью ночного путешествия.
Коляска неумолимо неслась вперед, потом мы круто повернули и вновь помчались, никуда не сворачивая, по прямой дороге. Казалось, мы попросту кружим на месте; приметив один ориентир, я убедился, что прав. Хотел было спросить кучера, что это значит, но побоялся: в моем положении любой протест оказался бы бесполезен, если всё это делалось умышленно. Вскоре я решил узнать, который час, зажег спич¬
22
БРЭМ СТОКЕР
ку и взглянул на часы — до полуночи оставалось несколько минут. Это весьма неприятно подействовало на меня; свойственный людям суеверный страх перед полночью лишь усилился после недавних впечатлений. Меня охватило тягостное предчувствие.
Где-то вдали, на ферме, завыла собака — долгий протяжный вой, будто от страха. Ее поддержала другая, затем еще одна и еще, пока их завывания, подхваченные поднявшимся в ущелье ветром, не слились в один дикий хор — казалось, выла вся огромная округа, насколько можно было представить ее себе во мраке ночи. Лошади, едва раздался вой, натянули поводья и встали на дыбы, но возница ласково заговорил с ними, и они успокоились, хотя покрылись испариной и продолжали дрожать, словно не могли опомниться от страха. Потом далеко в горах по обе стороны от нас раздался еще более громкий и пронзительный вой — теперь уже волчий; он подействовал и на лошадей, и на меня: я был готов вьшрыгнуть из коляски и бежать куда глаза глядят, а лошади взвились на дыбы и, как обезумевшие, рванулись вперед; вознице пришлось пустить в ход всю свою недюжинную силу, чтобы сдержать их.
Однако через несколько минут вой уже не казался таким пугающим, да и лошади настолько успокоились, что возница смог сойти с коляски и встать перед ними. Он оглаживал их, успокаивал, шептал им что-то на ухо - я слышал, так обычно поступают объездчики лошадей; эффект был поразительный — обласканные им, лошади присмирели, хотя и продолжали дрожать. Возница вернулся на козлы, тронул поводья, и мы помчались вперед. На этот раз, заехав глубоко в ущелье, он вдруг свернул на узкую дорогу, резко уходившую вправо.
Вскоре мы въехали в чащу: деревья нависали над дорогой, образуя арки, — мы оказались в своеобразном туннеле, а затем с двух сторон нас обступили хмурые утесы. Хотя мы были как в укрытии, до нас доносился шум разгулявшегося ветра, со стоном и свистом проносившегося по утесам, ломавшего ветви деревьев. Становилось холоднее: наконец пошел мелкий, словно крупа, снег, покрывший нас и всё вокруг белым одеялом. Сильный ветер еще доносил до нас вой собак, но по мере нашего удаления он становился слабее. Зато волки выли еще ближе; они, казалось, окружали нас. Мне стало страшно, и лошади как будто бы разделяли мой испуг. Возница же не выказывал никакой тре¬
ДРАКУЛА. Глава I
23
воги — знай себе поглядывал по сторонам, а я ничего не различал в темноте.
Вдруг слева мне привиделся слабый мерцающий голубой огонек. В тот же миг его заметил и возница: он сразу остановил лошадей и, спрыгнув на землю, исчез во тьме. Я не знал, что делать, тем более что вой волков приблизился; но, пока я недоумевал, мой провожатый вернулся и, не говоря ни слова, сел на свое место — и мы поехали дальше. Я, должно быть, задремал, и мне всё время снился этот эпизод: он повторялся многократно. И теперь, когда я вспоминаю нашу поездку, она кажется мне чудовищным кошмаром. Как-то раз голубой огонек возник так близко к дороге, что я смог в кромешной тьме, окутывавшей нас, разглядеть, что делал возница. Он быстро подошел к тому месту, где появился огонь — видимо, очень слабый, потому что почти не освещал ничего вокруг, — и, собрав несколько камней, что-то соорудил из них. Другой раз наблюдался странный оптический эффект: возница, оказавшись между мной и огнем, не загородил его собой: я всё так же, как бы сквозь него, видел призрачный голубой свет. Удивлению моему не было предела, но длилось это всего миг, и я решил, что тут какой-то обман зрения, вызванный напряженным всматриванием в темноту. Потом голубые огни на время исчезли, мы быстро ехали сквозь тьму под аккомпанемент воя волков, которые, казалось, преследовали нас.
Однажды кучер довольно далеко отошел от коляски, и в его отсутствие лошади начали дрожать сильнее прежнего, фыркать и тревожно ржать. Я не мог понять причины — волчий вой совсем прекратился; вдруг при свете луны, которая появилась из-за темных облаков над зубчатым гребнем поросшего соснами утеса, я увидел вокруг нас кольцо волков с белыми клыками, свисающими красными языками, длинными мускулистыми лапами и грубой шерстью. В своем зловещем молчании они были во сто крат страшнее, нежели когда выли. Страх парализовал меня. Лишь сам испытав такой ужас, человек способен понять, что это такое.
Вдруг волки опять завыли — будто лунный свет как-то особенно подействовал на них. Лошади брыкались, вставали на дыбы, беспомощно косились по сторонам выкатившимися из орбит глазами, — на них было больно смотреть; живое кольцо ужаса окружало их со всех сторон, и
24
БРЭМ СТОКЕР
вырваться они не могли. Я стал звать возницу, понимая, что единственный шанс спастись — с его помощью прорваться сквозь кольцо. Я кричал, стучал по коляске, надеясь шумом отпугнуть волков и помочь моему провожатому пробраться к нам. Откуда он появился — не знаю: я услышал его голос, прозвучавший повелительно, потом увидел на дороге его самого. Он простер руки вперед, как бы отстраняя невидимое препятствие, и волки начали медленно отступать. Но тут большое облако заволокло луну, и мы опять оказались в темноте.
Когда луна выглянула, я увидел возницу, взбиравшегося на сиденье; волков и след простыл. Всё было так странно и жутко, что меня охватил безумный страх, я боялся говорить или двигаться. Мы мчались по дороге, теперь уже в кромешной тьме — клубящиеся облака совсем закрыли луну; казалось, этому конца не будет. Потом мы стали подниматься в гору: спуски попадались лишь изредка, в основном дорога шла вверх. Вдруг я понял, что возница останавливает лошадей во дворе громадного полуразрушенного замка, его высокие окна были темны, а разбитые зубчатые стены неровной линией вырисовывались на фоне залитого лунным светом неба.
5 мая
должно быть, задремал, иначе наверняка не пропустил бы момент приближения к столь примечательному месту. Ночью двор выглядел просторным, несколько темных дорожек вели к широким круглым аркам, возможно, поэтому он показался мне больше, чем на самом деле. Я ведь еще не знал, как он выглядит при дневном свете.
Коляска остановилась, возница спрыгнул на землю и помог мне сойти. Я снова обратил внимание на его необычайную силу: не рука — настоящие стальные тиски; при желании он мог запросто раздавить мою. Багаж он поставил подле меня. Я стоял у громадной старой двери, которая была обита железными гвоздями и встроена в дверной проем, сделанный в добротной каменной кладке. Даже при тусклом освещении был виден резной орнамент вокруг двери, полусгершийся от времени и непогоды. Меж тем возница взобрался на козлы, дернул поводья, лошади тронулись, и экипаж скрылся под одним из темных сводов.
Я растерялся и замер там, где стоял, не зная, что делать дальше. На двери не было никаких признаков звонка или дверного молотка; едва ли мой голос смог бы проникнуть сквозь эти угрюмые стены и темные оконные проемы. Мне казалось, я провел там целую вечность, сомнения и страхи одолевали меня. Куда я попал? К каким людям? В какую странную историю впутался? Что это? Обьгчный эпизод в жизни помощника стряпчего, отправленного к иностранцу для разъяснения пра¬
ЖШ1С
(yj-cy/MKiMMt)
28
БРЭМ СТОКЕР
вил приобретения дома в Лондоне? Помощник стряпчего! Мине это не понравилось бы. Впрочем, ведь уже и не помощник: перед самым отъездом из Лондона я узнал, что успешно выдержал экзамены и стал полноценным стряпчим!1
Я потер глаза, ущипнул себя и убедился, что не сплю. Всё пережитое показалось мне чудовищным ночным кошмаром, и я надеялся, что вдруг проснусь у себя дома, на рассвете, усталым, разбитым, как бывало после дня напряженной работы. Но я щипал себя наяву, и глаза мои меня не обманывали: это была реальность, я находился в Карпатах. Оставалось лишь запастись терпением и ждать наступления утра.
Только я пришел к этому выводу, как услышал тяжелые шаги за дверью и увидел сквозь щели мерцание света. Затем раздался звук гремящих цепей, заскрежетали массивные засовы, с резким скрипом в замочной скважине повернулся ключ — им явно давно не пользовались, — и громадная дверь медленно отворилась...
На пороге стоял высокий бледный старик с длинными седыми усами, с головы до ног в черном. В руке он держал антикварную серебряную лампу, пламя в ней не было прикрыто стеклом или абажуром и, колеблясь от сквозняка, отбрасывало длинные дрожащие тени. Церемонным жестом руки старик пригласил меня войти, обратившись на прекрасном английском языке — лишь интонация показалась мне необычной:
«Добро пожаловать в мой дом! Входите смело, по своей воле!»2
Он не вышел мне навстречу, а замер, как статуя, будто жест приветствия парализовал его. Но едва я переступил порог, как он тотчас бросился ко мне и сжал мою руку с такой силой, что я содрогнулся; рука его была холодна как лед и напоминала скорее руку мертвеца, чем живого человека.
Старик повторил:
«Добро пожаловать в мой дом! Входите смело — и поделитесь с нами хоть малой толикой своего счастья!»
Его рука была столь же сильной, как и у возницы, лицо которого мне так и не удалось разглядеть, и на миг я засомневался: а не он ли это? Чтобы рассеять подозрения, я спросил:
«Граф Дракула?»
ДРАКУЛА. Глава П
29
Он учтиво поклонился:
«Я — Дракула. Приветствую вас, мистер Гаркер, в моем доме. Заходите — ночь холодная, вам нужно поесть и отдохнуть».
С этими словами старик повесил лампу на крючок в стене, шагнул за порог, взял мой багаж и внес его в дом, прежде чем я успел ему воспрепятствовать. Я всё же попытался протестовать, но он твердо сказал:
«Нет, сударь, вы — мой гость. Уже поздно, слуги спят. Позвольте мне самому позаботиться о вас».
Старик понес мои вещи по коридору, а затем наверх по большой винтовой лестнице и вновь по длинному коридору с каменным полом, где наши шаги отдавались гулким эхом. В конце коридора он распахнул тяжелую дверь, и я обрадовался, увидев ярко освещенную комнату, в которой стоял стол, накрытый к ужину, а в большом камине ярко горели и потрескивали поленья.
Граф внес мои вещи, поставил их на пол, затворил за нами дверь и, пройдя через комнату, открыл другую — в маленькое восьмиугольное помещение с одной-единственной лампой и, по-видимому, лишенное окон. Миновав его, он открыл третью дверь и пригласил меня войти в следующую комнату. Она мне очень понравилась. Это была просторная спальня, прекрасно освещенная и отапливаемая камином, в котором пылал огонь, разведенный, судя по еще не прогоревшим поленьям, недавно: из дымохода доносился монотонный гул.
Граф внес мой багаж и вышел; закрывая дверь, он сказал:
«После дороги вы, конечно, захотите освежиться и переодеться. Надеюсь, вы найдете здесь всё необходимое; когда будете готовы, приходите в соседнюю комнату ужинать».
Свет, тепло и любезность графа рассеяли мои сомнения и страхи. Обретя душевное равновесие, я вдруг понял, что очень голоден, и, быстро переодевшись, поспешил в соседнюю комнату.
Ужин был на столе. Хозяин стоял у камина, облокотившись на его каменный выступ; церемонным жестом пригласив меня к столу, он сказал:
«Прошу вас, садитесь, поужинайте в свое удовольствие. Надеюсь, вы извините меня — я не составлю вам компанию: я обедал и обычно не ужинаю»3.
30
БРЭМ СТОКЕР
Я вручил ему запечатанное письмо, которое мне дал мистер Хокинс. Граф вскрыл его, внимательно прочитал и с любезной улыбкой вернул мне. Одно место в нем было мне особенно приятно:
Очень сожалею, что приступ подагры, которой я давно страдаю, исключает для меня возможность любых путешествий в ближайшем будущем. Но я рад, что могу послать достойного заместителя, которому всецело доверяю. Это энергичный, способный и надежный молодой человек. Несмотря на молодость, он осмотрителен и сдержан, работает у меня давно и хорошо знает дело. Во время своего пребывания у Вас он будет всемерно помогать Вам в ведёнии Ваших дел и выполнит все Ваши поручения.
Граф подошел к столу, снял крышку с блюда, и я немедленно принялся за прекрасно зажаренного цыпленка. Вместе с ним были поданы сыр, салат и бутылка старого токайского вина — я выпил пару бокалов: таков был мой ужин. Пока я ел, граф расспрашивал меня о путешествии, и постепенно я рассказал ему всё, что пережил. Закончив ужин, я по приглашению графа придвинул свой стул к огню и закурил предложенную сигару, сам же хозяин извинился, что не курит. Теперь мне представился удобный случай рассмотреть его. Внешность графа, несомненно, заслуживала внимания.
Выразительный орлиный профиль, тонкий нос с горбинкой и особым изгибом ноздрей, высокий выпуклый лоб и густые волосы, лишь немного редеющие на висках, нависшие, кустистые брови, почти сросшиеся на переносице. В рисунке рта, насколько я мог разглядеть под большими усами, таилось что-то жестокое, в столь странном впечатлении были повинны и зубы — очень острые, белые, они не полностью прикрывались губами, ярко-красный цвет которых свидетельствовал о незаурядной жизненной силе, необычной для человека его возраста. Я заметил, что у графа характерные, заостренные кверху уши, широкий и энергичный подбородок, щеки впалые, но не дряблые. Особенно поражала бледность лица.
ДРАКУЛА. Глава П
31
Издали при свете огня его руки, лежавшие на коленях, выглядели белыми и изящными, а вблизи оказались грубыми — широкими, с короткими толстыми пальцами. Огранно, на его ладонях росли волосы!4 Ногти — тонкие, длинные, заостренные. Когда граф наклонился и дотронулся до меня рукой, я невольно содрогнулся — у него было зловонное дыхание, и я ощутил невольный приступ тошноты, который, как ни старался, не смог скрыть5. Граф, очевидно заметив это, отодвинулся и с угрюмой улыбкой, еще более обнажившей зубы, сел на прежнее место у камина.
Некоторое время мы оба молчали. Я посмотрел в окно и увидел первый, еще смутный проблеск наступающего рассвета. Повсюду царила необычайная тишина, но, прислушавшись, я различил где-то, кажется, внизу в долине, вой волков. Глаза графа блеснули, и он сказал:
«Послушайте их, детей ночи. Какая музыка!»
Заметив, наверное, недоумение на моем лице, он добавил:
«Ах, сударь, вам, горожанам, не понять чувств охотника, живущего в глуши».
Потом встал.
«Вы, должно быть, утомились. Ваша спальня готова, и завтра спите сколько угодно. Меня не будет до полудня. Спокойной ночи, приятных снов!»
С учтивым поклоном он сам открыл дверь в восьмиугольную комнату, и я пошел спать...
Что за странное состояние: меня одолевают сомнения, страхи, подозрения, в которых я не решаюсь сам себе признаться. Господи, храни меня, хотя бы ради тех, кто мне дорог!
7 мая
Опять раннее утро, целые сутки я провел в полном комфорте. Спал почти до вечера и проснулся сам. Одевшись, я прошел в комнату, где накануне ужинал, там меня ждал холодный завтрак и горячий кофе: кофейник стоял на камине. На столе лежала записка:
Должен ненадолго отлучиться.
Не ждите меня. /7
32
БРЭМ СТОКЕР
Я приступил к завтраку и поел от души. Потом хотел позвонить в колокольчик — дать знать прислуге, что можно убрать, — но нигде не нашел его; довольно странный недостаток для дома с таким роскошным убранством. Столовый сервиз — из золота и такой прекрасной работы, что ему, наверное, цены нет. Шторы, обивка стульев, кушеток и драпировка в моей спальне — из роскошных, изысканных тканей, должно быть, баснословно дорогих уже и в те времена, когда их покупали; несмотря на свою древность, они хорошо сохранились. Подобные ткани я видел в Хэмптон-Корте6, но там они были потертые, обтрепанные, изъеденные молью. Удивительно, ни в одной комнате нет зеркала7. Даже на моем туалетном столике. Чтобы побриться и причесаться, пришлось воспользоваться зеркальцем из моего несессера. Слуг не видно и не слышно, и вообще — никаких звуков, кроме воя волков.
После завтрака или, скорее, обеда (не знаю, как назвать, поскольку было это между пятью и шестью часами вечера) я решил что-нибудь почитать — мне не хотелось осматривать замок без ведома графа. Но в столовой не оказалось ни книг, ни газет, ни письменных принадлежностей. Я открыл другую дверь и обнаружил библиотеку. Толкнулся еще в одну дверь, но она была заперта.
В библиотеке, к своей великой радости, я нашел много английских книг — целые полки были уставлены ими и годовыми комплектами журналов и газет. Стол посреди комнаты тоже был завален старыми английскими журналами и газетами. Книги же — самые разные: по истории, географии, политике, политэкономии, ботанике, геологии, юриспруденции — всё об Англии, ее жизни, обычаях и нравах. Там были даже справочники — Лондонская адресная книга8, «Красная» и « Синяя» книги9, альманах Уитакера10, Армейский и Флотский реестры11, но особенно порадовал мою душу «Юридический справочник»12.
Я просматривал книги, когда дверь вдруг отворилась и вошел граф. Он сердечно приветствовал меня, выразил надежду, что я ночью хорошо спал, а потом сказал:
«Рад, что вы пришли сюда, тут много интересного для вас. Эти книги, — он положил руку на стопку книг, — мои верные друзья уже несколько лет, с тех самых пор как у меня возникло намерение поехать в Лондон; они доставили мне много приятных часов. Благодаря ним я
ДРАКУЛА. Глава П
33
узнал вашу великую Англию, а узнать ее — значит полюбить. Я так хочу пройтись по оживленным улицам громадного Лондона, попасть в самый центр людского водоворота и суеты, окунуться в городскую жизнь с ее радостями, несчастьями, смертями — словом, во всё, что делает этот город тем, что он есть. Но увы! Пока я изучал ваш язык только по книгам. Надеюсь, мой друг, благодаря вам я научусь хорошо говорить по-английски».
«Помилуйте, граф, вы в совершенстве владеете английским!»
Он степенно поклонился:
«Благодарю вас, мой друг, за ваше лестное мнение обо мне, но боюсь, что я всего лишь в начале пути. Конечно, я знаю грамматику и слова, но еще не умею толком пользоваться ими».
«Поверьте мне, — заверил я, — вы прекрасно говорите».
«Это не так, — настаивал он. — Уверен, если бы я переехал в Лондон, любой сразу бы понял, что я иностранец, а мне бы этого не хотелось. Здесь я знатен, я — граф13, народ меня знает, я — господин. А пришелец в чужой земле14 — никто; люди его не знают и, следовательно, равнодушны к нему. Я бы хотел не отличаться от других, чтобы на меня не обращали особого внимания, а услышав мою речь, не говорили бы: “Ха! Да это же иностранец!”15 Я привык быть господином и хотел бы им остаться, по крайней мере, надо мной уже не может быть никакого господина. Для меня вы не просто доверенное лицо моего друга Питера Хокинса из Эксетера16 — и приехали не только для того, чтобы разъяснить мне всё о моем новом владении в Лондоне. Надеюсь, вы побудете со мной здесь некоторое время — в беседах с вами я усовершенствую свой английский. Прошу вас, исправляйте малейшие ошибки в моем произношении. Жаль, что мне пришлось так надолго отлучиться сегодня, но вы, полагаю, простите столь занятого человека, как я».
Конечно, я заверил его, что готов во всём помочь ему, и попросил разрешения пользоваться библиотекой.
«Разумеется, — ответил он и добавил: — Вы можете свободно ходить по замку, кроме тех комнат, которые заперты, да у вас, наверное, и не возникнет желания заходить туда. Так уж здесь повелось — на то свои резоны, и если бы вы могли увидеть мир моими глазами и обрести мои познания, то поняли бы здесь всё гораздо лучше».
34
БРЭМ СТОКЕР
Я сказал, что не сомневаюсь в этом, а он продолжал:
«Мы в Трансильвании, а Трансильвания — это не Англия. Наш уклад жизни отличается от вашего, многое здесь покажется вам странным. И, судя по тому, что вы мне рассказали о своих приключениях, вы уже имеете некоторое представление о своеобразии нашего края».
Это было только началом нашего долгого разговора. Хозяину явно хотелось поговорить — вполне вероятно, лишь ради разговорной практики, и я воспользовался возможностью расспросить его о том, что наблюдал своими глазами. В нескольких случаях он уходил от ответа, делал вид, что не понимает, но в основном отвечал очень искренне. Постепенно я настолько осмелел, что спросил его о странных событиях прошлой ночи, например, зачем возница ходил туда, где замечал голубые огни. Граф объяснил мне, что существует поверье: в ночь беспредельной власти духов зла, которая бывает только раз в году — именно вчера и была такая ночь, — там, где спрятаны клады, появляются голубые огоньки17.
«Нет сомнений, в той местности, по которой вы проезжали прошлой ночью, погребены сокровища; несколько веков в этом краю шла борьба между валахами, саксонцами и турками18. Каждая пядь земли полита здесь человеческой кровью — патриотов и захватчиков. В прошлом сюда являлись полчища австрийцев и венгров19, и патриоты — мужчины, женщины, старики и дети — выходили им навстречу, подстерегали их в горах на гребнях или в узких ущельях и устраивали искусственные обвалы. Если захватчики и одерживали победу, им мало что доставалось: всё, что можно, было надежно упрятано в землю».
«Но почему же клады так долго остаются погребенными, если существуют безошибочные ориентиры и людям надо лишь взять на себя труд приметить их?» — спросил я.
Граф улыбнулся, обнажив при этом десны и крупные, острые клыки.
«Потому что крестьянин в душе — трус и дурак. Эти огоньки появляются лишь в одну-единственную ночь, но в эту ночь ни один здешний житель носа не высунет из дома. А если бы, сударь, он и осмелился выйти, то всё равно бы не знал, что делать. Ведь даже если б он заметил место, где был огонек, то всё равно бы при дневном свете не знал,
ДРАКУЛА. Глава П
35
где искать его. Могу поклясться, что даже вы не смогли бы теперь найти эти места!»
«Тут уж вы совершенно правы, — вздохнул я. — Даже где их искать, мне известно не больше, чем покойникам».
Затем беседа перешла в иное русло.
«Послушайте, — сказал граф, — расскажите мне наконец о Лондоне и о доме, который вы подобрали для меня».
Извинившись за рассеянность, я пошел к себе за бумагами. И, раскладывая их по порядку, слышал позвякивание фарфоровой посуды и столового серебра в соседней комнате; когда же я вернулся, стол был убран, лампа зажжена — к этому времени уже совсем стемнело. Свет горел и в библиотеке, я увидел, что граф прилег на кушетку и читает — из всех возможных книг он выбрал английский справочник «Брэдшо»!20 Когда я вошел, он убрал книги и бумаги со стола, и мы углубились в разного рода планы, акты и цифры. Его интересовало всё, он задал множество вопросов о доме и его окрестностях. Граф явно уже успел изучить местность, где находился дом, и в конце концов выяснилось, что он знал о ней гораздо больше меня. Когда я отметил это, он сказал:
«Но, мой друг, разве в этом нет необходимости? Там я буду совершенно один, ведь моего друга Гаркера Джонатана — нет, извините, это обычай моей страны называть сначала фамилию — моего друга Джонатана Гаркера не будет рядом со мной, чтобы направлять меня, помогать мне. Он будет далеко, в Эксетере, — работать над юридическими документами с другим моим другом, Питером Хокинсом. Вот так!»
Мы стали досконально вникать в детали покупки дома в Пёрфли- те21. Я изложил своему странному клиенту все обстоятельства, он поставил подпись на нужных документах, и я приложил к ним сопроводительное письмо для мистера Хокинса. После этого граф стал расспрашивать, как мне удалось найти такую подходящую усадьбу. Я прочитал ему заметки, сделанные мною в то время; привожу их здесь.
В Пёрфлите, в стороне от шоссе, в тихом месте я набрел, кажется, именно на то, что нужно. Там висело обтрепанное объявление о продаже дома. Он окружен высокой, старинной кладки стеной из больших тяжелых
36
БРЭМ СТОКЕР
камней и долгие годы не ремонтировался. Ворота из старого дуба и изъеденного ржавчиной железа заперты.
Усадьба называется Карфакс, — несомненно, искаженное старое французское название «Катр Фас» («Четыре Лица»): все четыре стены дома расположены по основным направлениям компаса22. Участок занимает акров двадцать, огороженных уже упомянутой глухой каменной стеной. Там много деревьев, отчего местами в усадьбе мрачновато; есть глубокий темный пруд, или, точнее, озерцо, питающееся, наверное, подземными источниками, — вода в нем прозрачная, и из него вытекает речка. Дом очень большой, и в его архитектуре преобладает печать Средневековья: одна из его частей сделана из очень толстого камня, в ней лишь несколько высоко расположенных окон с железными решетками. Дом напоминает замок и примыкает к старой часовне, или церквушке. У меня не было ключа от двери, ведущей из дома в часовню, поэтому я не заходил внутрь, но сделал несколько ее снимков своим «Кодаком»23. В разные времена дом частично и довольно беспорядочно достраивался, поэтому я не смог точно определить его общую площадь, но она, должно быть, очень велика. Поблизости домов немного, один из них — довольно большой — построен недавно, это частная психиатрическая лечебница. Но из усадьбы ее не видно.
Когда я кончил, граф сказал:
«Хорошо, что дом старинный и просторный. Я сам из древнего рода, жизнь в новом доме была бы для меня мучительна. Конечно, за день дом не сделаешь обжитым; но, в сущности, не так уж много дней составляют столетие. Меня радует и то, что там есть старая часовня. Нам, господарям Трансильвании, не хотелось бы, чтобы наши кости покоились рядом с останками простых смертных. Я не ищу ни веселья, ни радости, ни упоения солнечными лучами и искрящимися водами, которые так ценят люди молодые и жизнелюбивые. Я уже немолод, и мое сердце, измученное годами скорби по умершим, не склонно к ве¬
ДРАКУЛА. Глава П
37
селью. Да и стены моего замка разрушаются; внутри сумрачно, а сквозь проломы и поврежденные оконницы дует холодный ветер. Я люблю тень и полумрак и хотел бы жить уединенно, насколько это возможно».
Почему-то его слова не соответствовали его облику. Возможно, сами черты лица этого человека придавали зловещий оттенок его улыбке.
Вскоре он извинился и вышел, попросив меня собрать мои бумаги. В его отсутствие я начал рассматривать книги. Среди них был атлас, открьггьш конечно же на карте Англии; было видно, что ею часто пользовались. Я заметил, что некоторые названия обведены кружками, один из них — близ Лондона, как раз там, где расположена новая усадьба графа: два другие — Эксетер и Уитби24 — на йоркширском побережье.
Приблизительно через час граф вернулся.
«А, вы всё еще за книгами? — заметил он. — Хорошо! Но вы не должны так много работать. Пойдемте, мне доложили, что ужин готов».
Он взял меня под руку, и мы прошли в соседнюю комнату, где меня ждал великолепно накрытый стол. Граф вновь отказался разделить со мной трапезу, сославшись на то, что обедал вне дома. Но, как и вчера вечером, пока я ел, сидел со мной, непринужденно беседуя. Потом я закурил сигару, как и накануне. И так за разговором — граф задавал вопросы на самые разные темы — прошло несколько часов.
Я никоим образом не дал понять, что время очень позднее, так как считал себя обязанным быть любезным с хозяином. Спать мне не хотелось, вчерашний продолжительный сон подкрепил меня. Однако я почувствовал озноб, как это обычно бывает на рассвете, ведь рассвет — это переход от ночи к дню, он подобен смене приливов и отливов на море. Говорят, что люди чаще всего и умирают в предрассветные часы или же при смене прилива и отлива; любой, кто работал целую ночь и, устав, испытал на себе этот переход из одного времени суток в другое, поймет меня.
Вдруг мы услышали необыкновенно пронзительный крик петуха, словно прорёзавший прозрачный утренний воздух.
Граф Дракула тут же вскочил:
«Ну вот, снова утро! Непростительно было с моей стороны продержать вас тут всю ночь. Но ваш захватывающий рассказ о доброй старой
38
БРЭМ СТОКЕР
Англии, которая станет моей новой родиной, так увлек меня, что я потерял счет времени».
И, церемонно поклонившись, он вышел.
У себя в комнате я раздвинул шторы, но не увидел ничего интересного: окно выходило во двор, мне была видна лишь легкая дымка на светлеющем небе. Поэтому я задернул занавеси и описал прошедший день.
8 мая
Прежде меня смущало обилие подробностей в моих записях, но теперь я этому рад: в замке что-то неладно, я чувствую себя не в своей тарелке. Как бы мне хотелось выбраться отсюда целым и невредимым или вообще не приезжать сюда. Возможно, на меня действуют эти странные ночные бдения, но если б дело было только в них! Будь здесь еще хоть кто-нибудь, с кем можно было бы перемолвиться словом, мне было бы легче, но никого нет. Только граф, а он... Боюсь, я здесь единственная живая душа. Пожалуй, лучше попросту изложить факты — это поможет мне сохранить рассудок и не дать волю воображению. Иначе я погиб. Рассказываю всё как было — или же как мне показалось.
Я спал всего несколько часов, а когда проснулся, то почувствовал, что больше не засну, и встал. Подвесив у окна свое зеркало, начал бриться. Вдруг ощутил на плече руку и услышал голос графа:
«С добрым утром!»
Вздрогнув от неожиданности, я слегка порезался, но в тот момент не обратил на это внимания, куда больше меня удивило то, что я не увидел графа в зеркале, хотя в нем отражалась вся комната. Ответив на приветствие, я вновь повернулся к окну, чтобы проверить, не померещилось ли мне. На этот раз не было никакого сомнения: граф стоял почти вплотную ко мне, я видел его через плечо, но в зеркале его не было! Вся комната отражалась, а в ней — никого, кроме меня. Поразительно! Эта странность усилила смутное чувство тревоги, возникавшее у меня всякий раз в присутствии графа.
В ту же секунду я заметил, что моя ранка слегка кровоточит и кровь тонкой струйкой сбегает по подбородку. Я отложил бритву, повернувшись при этом вполоборота в поисках пластыря. Граф увидел мое
ДРАКУЛА. Глава П
39
лицо, глаза его вспыхнули каким-то неистовым демоническим огнем, и вдруг он схватил меня за горло. Я отпрянул, и его рука коснулась четок, на которых висел крест. Это вызвало в нем резкую перемену — приступ бешенства прошел мгновенно, будто его и не было.
«Будьте осторожны, — прошептал он, — будьте осторожны, когда порежетесь. В нашем краю это опаснее, чем вы думаете. — Потом, выхватив у меня зеркало, добавил: — А всё натворила эта никудышная вещь — мерзкая игрушка человеческого тщеславия. Выбросьте ее!»
Открыв массивное окно, он вышвырнул в него зеркальце, и оно вдребезги разбилось о камни, которыми выложен двор. Затем, не говоря ни слова, вышел. Это всё крайне неприятно. Не представляю себе, как я теперь буду бриться, разве что перед корпусом моих часов или днищем бритвенного прибора, к счастью, сделанного из металла.
Когда я вышел в столовую, завтрак был уже накрыт, но графа не было. Так что ел я в одиночестве. Странно, я до сих пор не видел графа за едой или питьем. Он очень своеобразный человек! После завтрака я решил обследовать замок. Вышел на лестницу и обнаружил комнату, выходящую на юг. Передо мной открылась великолепная панорама. Замок расположен на самом краю пропасти. Камень, брошенный из окна, пролетел бы, наверное, тысячу футов, прежде чем коснуться земли! Куда ни посмотри, везде зеленое море деревьев, а кое-где — глубокие впадины, видимо, там, где пропасти. Местами — серебряные нити: это речки вьются в узких ущельях.
Но у меня нет настроения описывать красоты природы; я пошел дальше: двери, двери, повсюду двери, и все — на замках и засовах. И нет никакой возможности выбраться, разве что через окно.
Этот замок — настоящая тюрьма, а я — узник!
огда до меня дошло, что я в плену, я впал в бешенство. Бегал вверх и вниз по лестницам, пробуя каждую дверь и выглядывая из каждого окна, но вскоре сознание беспомощности заглушило все остальные чувства. Теперь, спустя несколько часов, припоминаю свое тогдашнее состояние, и мне кажется, что я на время сошел с ума и вел себя как крыса, попавшая в ловушку. Однако, осознав безнадежность своего положения, я сел и хладнокровно, как никогда в жизни, стал обдумывать, что же мне предпринять.
И до сих пор ничего не могу придумать. Только в одном я уверен: не стоит посвящать графа в мои раздумья и намерения. Он прекрасно знает, что я в ловушке, и, поскольку он это и устроил, видимо, у него какой-то умысел. Он лишь обманет меня, если я буду с ним откровенен. А потому у меня один путь — скрывать свои страхи, делать вид, что я ни о чем не догадываюсь, и зорко следить за всем. Возможно, я как дитя поддался собственным страхам, а если действительно попал в чертовски трудное положение, то мне потребуется весь мой разум, чтобы найти спасительный выход.
Не успел я об этом подумать, как внизу хлопнула тяжелая дверь — я понял: граф вернулся. Он не пришел сразу в библиотеку, поэтому я тихонько направился к себе в комнату и застал его там — он убирал мою постель. Странно, но это лишь подтверждает мои предположения:
тшк
Тбши
42
БРЭМ СТОКЕР
слуг в доме нет. Когда позднее сквозь щели в дверях столовой я увидел, что граф накрывает на стол, я уже не сомневался в этом (раз он сам исполняет обязанности слуг, значит, больше это делать некому). А если в замке, кроме нас, никого нет, тогда граф был и возницей коляски, которая привезла меня сюда... Мне стало не по себе: выходит, это он усмирял волков мановением руки. Почему люди в Бистрице и в дилижансе так боялись за меня? Зачем они дали мне распятие, чеснок, шиповник, ветку рябины?1 Да благословит Господь ту добрую, милую женщину, которая повесила крест мне на шею! Каждый раз, когда я дотрагиваюсь до него, он придает мне сил и спокойствия. Как странно, что именно то, к чему меня приучили относиться враждебно, как к идолопоклонству, теперь, когда я оказался в беде и совершенно одинок, поддерживает меня. Кроется ли что-то сакральное в самой сущности этих вещей, или они служат своеобразным средством передачи сочувствия и утешения — и именно это оказывает реальную помощь? Когда-нибудь, если всё обойдется, обязательно изучу этот вопрос и разберусь в нем. А пока нужно как можно больше узнать о графе Дракуле — это поможет мне понять происходящее. Сегодня же вечером постараюсь заставить его рассказать о себе. Но нужно быть очень осторожным — не вызвать у него подозрений.
Полночь
Долго беседовал с графом — расспрашивал об истории Трансильва- нии, и он очень живо и вдохновенно рассказал о людях и событиях, особенно о битвах, как будто он видел их собственными глазами. Позднее он объяснил это тем, что для боярина2 честь рода и фамилии — его честь, их слава — его слава, их судьба — его судьба. Всякий раз, упоминая свой род, он говорил «мы» и вообще почти всегда говорил о себе во множественном числе, как король. Жаль, у меня не было возможности дословно записать его рассказы об истории этого края — я слушал их затаив дыхание. А он волновался, ходил по комнате, теребя седые усы, хватая всё, что попадало под руку, будто жаждал всё сокрушить. Один рассказ — об истории его народа — постараюсь привести подробнее.
ДРАКУЛА. Глава Ш
43
«Мы, секлеры3, по праву гордимся своим происхождением — в наших жилах течет кровь многих храбрых поколений, которые дрались за власть как львы. Здесь, в водовороте европейских племен4, угры унаследовали от исландцев воинственный дух Тора и Одина, а берсер- ки вели себя на морском побережье Европы, Азии, да и Африки, так жестоко, что люди принимали их за оборотней5. Придя сюда, они столкнулись с гуннами6, которые в воинственном пылу, подобно огненному смерчу, прошли по этой земле, и погубленные ими народы считали, что в их жилах течет кровь старых ведьм, изгнанных из Скифии и совокупившихся с бесами пустыни7. Глупцы, глупцы! Какие бес или ведьма могли сравниться с великим Аттилой, кровь которого струится в моих венах?8 — И он воздел руки. — Может ли кто-то усомниться, что мы — племя победителей? И что мы по праву гордимся этим? А когда мадьяры, лангобарды, авары9, болгары и турки хлынули к нам, разве не мы оттеснили их с нашей земли? Стоит ли удивляться, что Арпад10 и его легионы, пройдя ураганом через всю Венгрию и достигнув границы, споткнулись о нас, и здесь был положен конец Хонфоглалашу?11 А когда мадьяры двинули на восток12, то они, победив, признали свое родство с секлерами и много веков доверяли нам охрану границ с Турцией. А это нелегкое дело — бесконечные заботы об охране границы; как говорят турки, “даже вода спит, а враг никогда не дремлет”13. Кто отважнее нас во времена “четырех наций”14 бросался в бой с численно превосходящим противником или по боевому зову быстрее собирался под знамена короля? Когда был искуплен наш великий позор — позор Косова15, где знамена валахов и мадьяр склонились перед полумесяцем?16 Кто же, как не один из моих предков — воевода, — переправился через Дунай и разбил турок на их земле?17 Конечно же Дракула, настоящий Дракула! К несчастью, после крушения доблестного воеводы его родной брат повел себя недостойно — он продал своих людей туркам и навлек на них позор рабства!18 Не пример ли Дракулы, героя, вдохновил позднее одного из его потомков вновь и вновь переправляться через Великую реку в Турцию?19 И, несмотря на цепь поражений, снова и снова возвращаться туда? И хотя с кровавого поля боя, где гибли его полки, он приходил домой один, но всё равно был неизменно уверен, что в конце концов одержит победу! Его обвиняли в непомерной горды¬
44
БРЭМ СТОКЕР
не. Чушь! Что могут крестьяне без предводителя? Во что превращается война, если ее вести без ума и сердца? И опять же, когда после Мохач- ской битвы было сброшено венгерское иго20, вожаками были мы — Дракулы21, наш дух не мог смириться с несвободой. Эх, юноша, секлеры (а Дракулы — их сердце, мозг и меч) могут похвалиться древностью своего происхождения и стойкостью, неведомыми этим новоиспеченным династиям Габсбургов и Романовых22. Но дни войны миновали. И кровь в эти дни позорного мира слишком драгоценна, а слава великих народов — не более чем старые байки».
Тут наступил рассвет, и мы разошлись спать. (Занятно: мой дневник ужасно напоминает сказки «Тысячи и одной ночи»23 или историю призрака отца Гамлета24 — всё прерывается при первом крике петуха.)
12 мая
Начну с фактов, неумолимых, несомненных, подтвержденных книгами и цифрами. Не нужно путать их с моими непосредственными впечатлениями или воспоминаниями о них. Вчера вечером граф засыпал меня вопросами — касательно права и разных практических дел. Целый день я корпел над книгами, освежая в памяти то, что некогда изучал в Линкольнз-Инн25. Граф наводил справки, руководствуясь какой- то своей системой; приведу его вопросы — эти сведения могут рано или поздно мне пригодиться.
Прежде всего он спросил меня, можно ли в Англии иметь двух стряпчих. Я объяснил ему, что при желании можно иметь хоть дюжину, но лучше, когда дело ведет кто-то один и полностью за него отвечает, смена же стряпчих лишь вредит интересам клиента. Казалось, граф понял меня, однако продолжал свою линию: возможно ли, спросил он, сделать так, чтобы первый поверенный вел, скажем, его банковские дела, а второй следил за погрузкой корабля совсем в другом месте — далеко от первого. Чтобы не ввести своего клиента в заблуждение, я попросил его объясниться конкретнее.
«Приведу пример, — начал граф. — Наш общий друг, мистер Питер Хокинс, живущий под сенью прекрасного собора в Эксетере26, вдали от Лондона, покупает для меня с вашей помощью дом в столице. Прекрас¬
ДРАКУЛА. Глава III
45
но! Однако позвольте быть с вами откровенным, дабы вы не сочли странным, что я прибегнул к услугам человека, живущего далеко от Лондона, а не к столичному стряпчему: мне хотелось, чтобы при выборе он руководствовался только моими интересами, а не чьими-то еще; у лондонца могут быть свои цели, свои соображения, желание угодить друзьям и знакомым, поэтому я постарался найти поверенного, который будет блюсти только мои интересы. Теперь, допустим, я, человек очень занятой, хотел бы отправить товар, скажем, в Ньюкасл, Дарем, Харидж или Дувр27, так не проще ли мне обратиться по этому поводу к кому-нибудь из местных?»
Я согласился, что так проще, но добавил, что у стряпчих везде свои представители, готовые выполнить любое поручение на месте, поэтому клиенту достаточно доверить свои дела кому-то одному, а уж дальше его распоряжения будут исполняться без всяких для него хлопот.
«Но ведь я, — заметил граф, — мог бы и сам свободно распоряжаться своими делами. Не так ли?»
«Конечно. Это принято среди деловых людей, которые не хотят, чтобы кто-то был в курсе их деятельности».
«Превосходно! — сказал он и принялся выяснять способы оформления поручительств, их виды и как избежать затруднений, если их предусмотреть заранее. Я объяснил ему всё, что знал по этим вопросам. В конце концов у меня сложилось впечатление, что мой клиент мог бы сам стать великолепным стряпчим, настолько хорошо он предвидел и оговаривал всевозможные ситуации. Для человека, который никогда не бывал в стране и далек от этой профессии, его познания и проницательность казались просто поразительными».
Получив все интересующие его объяснения и сведения, достоверность которых я тут же проверил по справочникам, граф неожиданно встал и спросил:
«После первого письма писали ли вы нашему другу, мистеру Питеру Хокинсу, или кому-нибудь еще?»
С горечью я ответил, что у меня вообще отсутствует возможность какой бы то ни было переписки.
«Ну так напишите, мой юный друг! — воскликнул он, положив свою тяжелую руку мне на плечо. — Пишите немедленно нашему общему
46
БРЭМ СТОКЕР
другу и всем, кому хотите, только не забудьте сообщить, что пробудете у меня еще около месяца, считая с сегодняшнего дня, если, конечно, вы не против».
«Вы хотите, чтобы я остался так надолго?» — растерянно пробормотал я, и от одной мысли об этом у меня похолодело сердце.
«Я бы этого очень хотел. Более того, отказа не приму. Когда ваш патрон, работодатель или как угодно сообщил мне, что пришлет своего помощника, мы с ним условились, что во внимание будут приниматься только мои интересы. Сроков я не ограничивал. Разве не так?»
Что же мне оставалось делать, как не кивнуть в знак согласия? Ведь речь шла о делах мистера Хокинса, а не моих, я должен был думать о нем, а не о себе. Кроме того, в глазах графа Дракулы, в том, как он держался, было нечто, сразу внушавшее мне, что я — пленник, и как я могу отказать, ведь выбора у меня нет. Граф воспринял мой кивок как свою победу, а тревогу, невольно выразившуюся на моем лице, — как свидетельство своей власти надо мною, и немедленно воспользовался этим, сказав очень любезным, но не допускающим возражений тоном:
«Очень прошу вас, мой дорогой юный друг, в письмах писать только о делах. Несомненно, вашим друзьям будет приятно узнать, что вы здоровы и с нетерпением ждете встречи с ними. Разве не так?»
И он протянул мне три листка бумаги и три конверта. Посмотрев на этот тончайший, почти прозрачный, необычный для меня почтовый набор, а затем на графа с его спокойной улыбкой и острыми, клыкообразными зубами над красной нижней губой, я понял столь же ясно, как если бы он прямо сказал мне об этом: нужно быть осторожнее — он может прочитать письма. И я решил написать сугубо официально, а потом тайком — подробно, мистеру Хокинсу и Мине (в посланиях к ней я прибегну к стенографии, что поставит графа в затруднительное положение, если он попробует перлюстрировать мою корреспонденцию).
Написав два письма, я спокойно начал читать книгу, а граф в это время делал какие-то заметки, периодически заглядывая в лежащие на столе справочники. Потом он взял мои послания, положил их вместе со своими около письменного прибора и вышел из комнаты. Как только
ДРАКУЛА. Глава III
47
дверь за ним закрылась, я тут же воспользовался возможностью взглянуть на его письма, лежавшие на столе адресами вниз. И не испытал при этом никаких угрызений совести: в нынешних обстоятельствах я вынужден использовать любые возможности для спасения.
Одно из писем было адресовано «Сэмюэлу Ф. Биллингтону, Уитби, Кресент28, дом 7»; другое — «господину Лойтнеру, Варна»;29 третье — «“Куттсу и К0”30, Лондон»; четвертое — господам Клопштоку и Билрой- ту, банкирам в Будапеште. Второе и четвертое были не запечатаны. Только я собрался прочесть их, как заметил, что дверная ручка дрогнула. Я едва успел положить письма в прежнем порядке, бросился в кресло и уткнулся в книгу, как в комнату вошел граф еще с одним письмом в руке. Он взял со стола письма, аккуратно наклеил на них марки и сказал:
«Думаю, вы извините меня, но сегодня вечером я должен поработать в уединении — очень много дел. Надеюсь, у вас есть всё, что нужно. — В дверях он остановился и после минутной паузы добавил: — Позвольте посоветовать вам, мой дорогой юный друг, вернее, самым серьезным образом предупредить: если выйдете прогуляться по замку, то ни в коем случае не вздумайте прилечь где-нибудь поспать, только — у себя. Замок древний, хранит в своих стенах много воспоминаний, и плохо приходится тем, кто выбирает случайное место для сна. Будьте осторожны! Как только захочется спать, поторопитесь в свою спальню или в одну из этих комнат — здесь ничто не потревожит вас. Но если будете неосторожны, тогда...»
И со зловещим видом он показал, что умывает руки31. Я принял его слова к сведению, но усомнился в возможности существования чего-то более ужасного, чем та неестественная, чудовищная и таинственная западня, в которую меня угораздило попасть.
Позднее
Убедился в справедливости своего последнего наблюдения: теперь уже нет никаких сомнений. Не побоюсь спать нигде, лишь бы подальше от этого человека. Я положил крест с распятием в изголовье моей кровати — так спокойнее, пусть он будет рядом.
48
БРЭМ СТОКЕР
Когда граф ушел, я побыл немного в своей комнате. Не было слышно ни звука, я решил выйти — поднялся по каменной лестнице наверх, откуда открывался вид на южную сторону. Обширные, хоть и недоступные пространства излучали дух свободы, пьянивший меня после гнетущего сумрака замка. Глядя на эти просторы, я особенно остро ощутил, что нахожусь в тюрьме; мне хотелось глотнуть свежего воздуха, хоть и была ночь. Чувствую, что ночной образ жизни начинает сказываться на моих нервах: меня пугает собственная тень, мне чудятся кошмарные видения. Но, видит бог, для моих жутких страхов в этом проклятом месте есть основания!
Я любовался прекрасным видом, озаренным мягким лунным сиянием; было светло почти как днем. Очертания далеких холмов смягчились, тени в долинах и бархатный мрак ущелий как будто подтаяли. Первозданная красота природы ободрила меня; с каждым глотком воздуха я, казалось, вбирал в себя спокойствие и надежду. Высунувшись из окна, я заметил какое-то движение этажом ниже, чуть левее от меня, где, по моим расчетам, находились окна комнаты графа. Высокое окно, у которого я стоял, было заключено в амбразуру, пострадавшую от времени, но тем не менее уцелевшую; впрочем, рама, судя по всему, отсутствовала уже давным-давно. Я спрятался за каменную кладку и осторожно выглянул.
Из окна высунулась голова графа. Лица я не видел, но узнал его по затылку и движению плеч и рук. Во всяком случае, уж руки-то его я не мог не узнать — столько раз я их внимательно разглядывал. Сначала мне было любопытно и даже несколько забавно — удивительно, как мало нужно, чтобы заинтересовать и позабавить человека, находящегося в плену. Но мое любопытство быстро сменилось чувством отвращения и страха — я увидел, как он медленно вылез из окна и пополз по стене лицом вниз — над ужасной пропастью, его плащ развевался, подобно огромным крылам.
Сначала я не поверил своим глазам, подумал было: может, это игра лунного света или причудливых теней, но вгляделся внимательнее — и сомнения исчезли. Я отчетливо видел, как пальцами рук и носками ботинок он нащупывал зазоры между камнями, из которых с течением
ДРАКУЛА. Глава Ш
49
времени выветрилась штукатурка; пользуясь выступами и неровностями, граф, будто ящерица, быстро спускался по стене.
Что это за человек — или, точнее, что это за существо в обличье человека? Чувствую, что царящий здесь ужас подавляет меня; я очень напуган и не вижу выхода; я настолько охвачен страхом, что даже подумать не смею о...
15 мая
Опять видел графа ползущим ящерицей по стене. Он спустился наискось футов на сто и исчез в какой-то дыре или окне слева. Когда его голова скрылась, я высунулся и попытался проследить его дальнейший путь, но безуспешно — расстояние было слишком велико, он был вне поля моего зрения. Но я знал: в замке его уже нет, и решил воспользоваться случаем — осмотреть то, чего не видел прежде.
Вернулся в комнату, взял лампу и стал дергать все двери подряд. Разумеется, они оказались заперты, замкй на них были сравнительно новые. Тогда я спустился по каменной лестнице в зал, в который мы вошли в день моего приезда. Засовы, как выяснилось, довольно легко отодвигаются, а большие цепи нетрудно снять с крюков, но дверь была заперта, а ключа не было. Скорее всего, он в комнате графа... Надо дождаться случая, когда его дверь будет открыта, взять там ключ и бежать.
Я продолжал обследовать лестницы, коридоры и пробовать двери. Одна или две маленькие комнаты близ зала оказались не заперты, но в них не было ничего интересного, кроме старинной мебели, покрытой многолетней пылью и изъеденной молью. В конце концов, поднявшись по одной из лестниц, я нашел дверь, которая сначала показалась мне запертой, однако при толчке поддалась. Надавив сильнее, я почувствовал: она не заперта, а не открывается потому, что сошла с петель и, будучи очень массивной, просто стоит на полу. Второй раз такой возможности могло и не представиться, поэтому я напрягся изо всех сил и отодвинул ее настолько, чтобы протиснуться в образовавшуюся щель.
50
БРЭМ СТОКЕР
Я оказался в правом крыле замка, этажом ниже моей спальни. По расположению окон я понял: это анфилада на южной стороне, и окна последней комнаты выходят на запад и юг. С обеих сторон зияла пропасть. Замок построили на краю большого утеса, неприступного с трех сторон, и именно в юго-западной части были большие окна, неуязвимые для пращи, лука или кулеврины;32 такие источники света и покоя невозможны в менее защищенных местах замка. На западе виднелась большая долина, за ней, пик за пиком, уходили в небо огромные зубчатые горные твердыни; крутые склоны поросли рябиной и терновником, корни которых цеплялись за трещины и расщелины в камне. По- видимому, в этой части замка когда-то находилась женская половина: обстановка здесь уютнее, чем в остальных его пределах. Штор не было, и золотистый лунный свет, свободно струившийся сквозь окна, позволял различить спокойные тона и скрадывал толстый слой пыли, маскировавшей разрушительное действие времени и моли. Моя лампа мало помогала при ярком лунном свете, но я был рад, что захватил ее, — ужасное чувство одиночества холодило сердце и натягивало нервы как струны. И всё же здесь дышалось явно легче, чем в тех комнатах, которые я возненавидел из-за посещений графа. Я постарался взять себя в руки — спокойствие снизошло на меня.
И вот сижу за дубовым столиком — возможно, в былые времена к нему присаживалась прекрасная дама, чтобы, обдумывая каждое слово и краснея, сочинить любовное письмо, не лишенное орфографических ошибок, а теперь я стенографирую в своем дневнике всё, что произошло со мной с тех пор, как последний раз я закрыл его. На дворе девятнадцатый век — век науки и прогресса. И всё же, если мои чувства не обманывают меня, прошедшие столетия имели и имеют власть над нами, которую не может уничтожить никакой «прогресс».
7 6 мая. Утро
Да хранит Господь мой рассудок — я в этом очень нуждаюсь. Безопасность, или хотя бы уверенность в ней — в прошлом. Сейчас у меня только одно желание — не сойти с ума, если, конечно, это уже не прои¬
ДРАКУЛА. Глава П1
51
зошло. Если же я еще в полном здравии, то, как ни досадно, следует признать, что из всех кошмаров, подстерегающих меня в этом ненавистном месте, наименее опасен граф: я могу надеяться только на его защиту — по крайней мере, пока он во мне нуждается. Боже всемогущий! Боже милосердный! Помоги мне сохранить хладнокровие, иначе я и в самом деле сойду с ума33. Правда, прояснилось кое-что из того, что меня раньше озадачивало. До сих пор я никогда не понимал до конца, что имел в виду Шекспир, говоря устами Гамлета:
Таблички мне, скорей мои таблички!34
Теперь же, чувствуя, что разум мой помутился или испытал потрясение, которое должно найти разрядку, обращаюсь к дневнику, чтобы обрести душевное равновесие. Может быть, эта привычка регулярно делать записи поможет мне успокоиться.
В свое время загадочное предостережение графа насторожило меня; теперь же оно просто вызывает страх — как бы власть Дракулы надо мной в будущем не стала и вовсе безграничной. Не стану ли я бояться даже усомниться в его словах!
Кончив писать, я спрятал дневник и ручку в карман и почувствовал, что очень хочется спать. Я помнил, что граф предупреждал меня, но был не прочь ослушаться его. Сон одолевал меня всё сильнее, но я противился — так часто бывает: чем сильнее хочешь спать, тем упорнее стараешься не заснуть. Мягкий лунный свет умиротворял, а бескрайний простор за окном пробуждал чувство свободы, которое будоражило меня и придавало сил.
Я решил не возвращаться в свои мрачные комнаты этой ночью, а лечь спать прямо здесь, где в старину сиживали дамы, пели, грустили, когда мужья покидали их и погружались в кровавую пучину беспощадных войн. Я выдвинул стоявшую в углу большую кушетку и, не обращая внимания на пыль, поставил ее так, чтобы наслаждаться прекрасным видом из окон, выходящих на восток и юг; вскоре веки мои смежились. Вероятно, я заснул — надеюсь, что заснул, — однако всё последовавшее показалось мне настолько реальным, — даже теперь,
52
БРЭМ СТОКЕР
когда я сижу здесь средь бела дня и в окна ярко светит солнце, никак не могу поверить, будто это мне приснилось...
Я был не один. Комната нисколько не изменилась с тех пор, как я в нее вошел. В лунном свете я различил на полу собственные следы в густом слое пыли. А напротив меня, залитые лунным светом, стояли три молодые женщины — леди, судя по их одежде и манерам. Я решил, что они мне снятся, поскольку лунный свет падал на них сзади, но на полу не было теней.
Они подошли совсем близко, некоторое время смотрели на меня, потом начали шептаться. Две из них — брюнетки с тонкими орлиными носами, как у графа, пронизьшающим взглядом больших темных глаз, почти красных в бледно-желтом свете луны. Третья — ослепительная блондинка, у нее были густые, вьющиеся, золотистые волосы и бледносапфировые глаза. Ее лицо показалось мне знакомым35, как будто я уже видел его в каком-то страшном сне, но не мог вспомнить, где и когда. У всех троих были прекрасные белые зубы, сверкающие как жемчужины меж алых сладострастных губ. Глядя на этих женщин, я испытал смешанное чувство — вожделение и смертельный страх. У меня возникло порочное страстное желание, чтобы они поцеловали меня своими алыми губами. Нехорошо писать об этом — я могу причинить боль Мине, если записи попадутся ей на глаза, — но это правда.
Дамы пошептались и рассмеялись. Их серебристый мелодичный смех прозвучал столь пронзительно, что едва ли мог исходить из нежных человеческих губ. Невыносимый и сладостный звук, который извлекает умелая рука, скользящая по кромке бокала.
Блондинка кокетливо покачала головой, брюнетки подзадоривали. Одна из них сказала:
«Ну, давай! Ты — первая, а мы — за тобой. Это твое право — начать».
Другая добавила:
«Он молод и здоров: поцелуев хватит на всех».
Я лежал ни жив ни мертв и, прикрыв глаза, сквозь ресницы наблюдал за происходящим, весь в предвкушении наслаждения. Белокурая дама подошла и наклонилась надо мной — я почувствовал ее дыхание. Оно было сладким словно мед и будоражившим нервы, как и ее го¬
ДРАКУЛА. Глава Ш
53
лос, а к сладости примешивалась неприятная горечь, присущая запаху крови.
Я боялся открыть глаза, но всё прекрасно видел сквозь ресницы. Блондинка встала на колени и в вожделении наклонилась ко мне. Ее ленивое сладострастие было одновременно волнующим и отталкивающим. Наклоняясь, она облизывала губы, подобно животному: при свете луны я заметил влажный блеск ее алых губ и красного языка. Она склонялась всё ниже и ниже, губы ее скользнули по моему рту и замерли где-то у горла. Я слышал, как она причмокивала, облизывая зубы и губы, чувствовал на шее горячее дыхание. Потом ощутил легкое щекотание, нежное, едва уловимое касание губ, а когда два острых зуба осторожно царапнули мою кожу, я закрыл глаза в томном восторге и ждал — ждал, весь трепеща...36
Но в ту же секунду меня пронзило другое, мгновенное, словно вспышка молнии, ощущение: граф здесь, и он — в бешенстве. Я невольно открыл глаза и увидел, как мощной рукой он схватил блондинку за тонкую шею и оттащил от меня. Ее голубые глаза сверкнули гневом, белоснежные зубы скрипнули, щеки вспыхнули. Но что было с графом! Я и представить себе не мог такой ярости и неистовства даже у бесов преисподней. Его глаза метали молнии. Красный отсвет в глазах сделался еще ярче, будто и вправду вспыхнуло адское пламя. Контуры его мертвенно-бледного лица стали такими четкими, что напоминали туго натянутые провода, а густые брови, сходившиеся над переносицей, — вздувшуюся полоску раскаленного металла.
Резким взмахом руки он отшвырнул женщину и сделал знак другим, как бы отгоняя их; это был тот же повелительно-властный жест, который я наблюдал при укрощении волков. Тихо, почти шепотом, но так, что голос его, казалось, пронзал воздух, заполняя всю комнату, он произнес:
«Как вы — вы! — смеете его трогать?! Или даже смотреть в его сторону? Разве я вам не запретил? Назад, кому говорю! Этот человек принадлежит мне!37 Попробуйте только его тронуть — и будете иметь дело со мной».
Блондинка с каким-то вульгарным кокетством усмехнулась:
54
БРЭМ СТОКЕР
«Ты никого никогда не любил и не любишь!»
При этих словах две другие женщины тоже засмеялись, и от их безрадостного, резкого, бездушного смеха я чуть не потерял сознание — казалось, резвятся ведьмы.
А граф повернулся ко мне и, пристально глядя на меня, ласково прошептал:
«Нет, я тоже могу любить; вы в прошлом и сами могли убедиться в этом. Разве не так? Ладно, обещаю, как только покончу с ним, можете сколько угодно целовать его. А теперь уходите! Прочь! Я должен разбудить его — есть дело!»
«Но что же нам достанется сегодня ночью?» — с наглым смешком спросила блондинка и вопросительно указала на брошенный им на пол мешок, который шевелился, как будто в нем было что-то живое.
Граф кивнул. Одна из женщин метнулась к мешку и открыла его. Если слух не обманул меня, оттуда раздались вздохи и тихий плач по- лузадушенного ребенка...38
Женщины обступили мешок. Я был в ужасе. И вдруг они исчезли вместе с этим кошмарным мешком, хотя я не отрывал от них глаз. Другой двери в комнате не было; чтобы выйти, им пришлось бы пройти мимо меня. Казалось, они просто растворились в лучах лунного света и выскользнули в окно; какое-то мгновение я еще наблюдал их смутные призрачные очертания, прежде чем они совершенно рассеялись.
Меня охватил такой ужас, что я потерял сознание.
V
роснулся я в своей спальне. Если ночное приключение мне не приснилось, то, видимо, граф и перенес меня сюда. Я тщательно всё обследовал, но так и не пришел ни к какому выводу. Насторожили некоторые мелочи, например, моя одежда сложена не так, как обычно. Часы остановились, а я всегда завожу их на ночь... Но всё это, конечно, не доказательства, а, возможно, лишь косвенные свидетельства того, что я не в себе. Нужно найти настоящие доказательства. Как бы то ни было, одно меня порадовало: если меня сюда принес и раздел граф, то он, похоже, очень спешил — карманы не тронуты. Уверен, дневник оказался бы для него загадкой, и он, разумеется, забрал бы его или уничтожил. Моя комната, которой я раньше опасался, теперь стала моим убежищем; нет ничего отвратительнее тех ужасных женщин, ждавших — ждущих! — случая высосать мою кровь.
тшк
18 мая
При свете дня я вновь пошел в ту комнату — я просто обязан докопаться до истины. Дверь на верхней площадке лестницы оказалась закрытой. Ее захлопнули с такой силой, что дерево местами расщепилось. Мне удалось разглядеть, что она заперта — не снаружи, на защелку, а изнутри.
58
БРЭМ СТОКЕР
19 мая
Несомненно, я в западне. Прошлой ночью граф очень любезно попросил меня написать три письма: в первом сообщить, что моя работа близится к завершению и через несколько дней я выеду домой; во втором — что я выезжаю на следующий день после даты письма; в третьем — что я уже покинул замок и приехал в Бистрицу. Мне хотелось воспротивиться, но в моем положении открыто ссориться с графом — безумие, пока что я совершенно в его власти; отказ возбудил бы его подозрения и разозлил. Он и так понял, что я слишком многое узнал и не должен оставаться в живых — чересчур для него опасен; мой единственный шанс спастись — тянуть время и искать выход. Возможно, подвернется случай бежать.
В его глазах я снова заметил вспышку гнева, напомнившего мне сцену с той блондинкой. Граф стал объяснять мне, что почта бывает здесь редко и нерегулярно, письма же успокоят моих друзей; он пытался убедить меня: если по каким-то причинам я пробуду в замке еще некоторое время, он может задержать два моих последних письма в Бистрице. Любые мои возражения лишь привели бы его к новым подозрениям. Я сделал вид, что согласен, спросил лишь, какие даты проставить в письмах. Он подумал минуту и ответил:
«Первое пометьте двенадцатым, второе — девятнадцатым, а третье — двадцать девятым июня».
Теперь я знаю, сколько дней жизни мне отпущено. Господи, помоги мне!
28 мая
Появилась возможность бежать или, по крайней мере, послать домой весточку. В замок пришел цыганский табор1 и расположился во дворе; я кое-что знаю о цыганах. Местные цыгане имеют свои особенности, хотя у них много общего с цыганами всего мира. Тысячи цыган живут в Венгрии и Трансильвании фактически вне закона. Как правило, они пристраиваются в имении какого-нибудь знатного аристократа или боярина и называют себя его именем. Они бесстрашны, чужды какой-либо религии, но суеверны и говорят на своем наречии цыганского языка.
ДРАКУЛА. Глава IV
59
Напишу домой несколько писем и уговорю цыган отвезти их на почту. Я уже завязал с ними знакомство через окно. Они почтительно поклонились мне, сняв шляпы, и делали какие-то знаки, столь же непонятные, как и их язык...2
Я написал Мине — стенографически, а мистера Хокинса попросил с нею связаться. Мине я объяснил свою ситуацию, но умолчал об ужасах, в которых еще сам не совсем разобрался. Выложи я ей всё откровенно, она бы перепугалась до смерти. А если письма попадут к графу, он не узнает моих тайн — точнее, того, насколько я проник в его тайны...
Я пропихнул письма и золотую монету сквозь решетку на окне и, как мог, знаками показал, что письма нужно опустить в почтовый ящик. Один из цыган подобрал их, прижал к сердцу, поклонился и вложил в свою шляпу. Больше я ничего не мог предпринять. Проскользнув к себе, я стал читать. Граф всё не появлялся, тогда я занялся дневником...
Вскоре пришел граф, сел рядом со мной и, показав мне письма, сказал вкрадчивым голосом:
«Вот эти послания мне передали цыгане;3 уж не знаю, откуда они взялись, но я, конечно, позабочусь о них. Взгляните! Одно от вас адресовано моему другу Питеру Хокинсу; другое... — Тут, открыв конверт, он увидел странные знаки, лицо его омрачилось, глаза злобно сверкнули. — Другое — о, низость, грубое попрание законов дружбы и гостеприимства! — не подписано. В таком случае оно не представляет для нас никакой ценности».
И граф спокойно поднес письмо и конверт к пламени лампы, быстро превратившему их в пепел. Потом продолжил:
«Письмо Хокинсу я конечно же отправлю, раз оно от вас. Ваши письма для меня неприкосновенны. Простите, мой друг, что в неведении я распечатал его. Не запечатаете ли вы его снова?»
Он протянул мне письмо и — с почтительным поклоном — чистый конверт. Мне не оставалось ничего иного, как написать на нем адрес и молча вернуть. Он вышел, и я услыхал, как плавно повернулся ключ в замке. Выждав минуту, я бросился к двери — она была заперта.
Я прилег на диван и заснул. Час или два спустя в комнате бесшумно появился граф и разбудил меня. Он был очень любезен и оживлен.
60
БРЭМ СТОКЕР
«Вы устали, мой друг? Ложитесь в постель. Это лучший отдых. К сожалению, не могу составить вам компанию сегодня вечером — очень занят; зато, надеюсь, вы выспитесь».
Я пошел к себе; лег и, как ни странно, спал прекрасно. И в отчаянии бывают свои минуты покоя.
31 мая
Проснувшись наутро, решил запастись бумагой и конвертами из своего чемодана и держать их в кармане на случай, если подвернется возможность послать письмо, но меня ждал очередной сюрприз, точнее — удар! Исчезли все мои бумаги с деловыми записями, железнодорожные расписания и справочники, необходимые в путешествии, аккредитив4 — то есть всё то, без чего за пределами замка делать нечего. Посидев и подумав немного, я решил поискать их в саквояже и в платяном шкафу, куда повесил одежду.
Мой дорожный костюм, а также пальто и плед бесследно пропали. Очередные злодейские козни.
17 июня
Сегодня утром, сидя на краю постели и ломая голову, как быть, вдруг услышал во дворе щелканье кнутов и цокот лошадиных копыт по каменистой дороге, ведущей в замок. Обрадовавшись, бросился к окну и увидел: во двор въехали два больших фургона, запряженных каждый восьмеркой сильных лошадей. Их сопровождали словаки в больших шляпах, широких поясах с множеством металлических заклепок, в засаленных тулупах и высоких сапогах, с длинными палками в руках. Я метнулся к двери, хотел спуститься вниз в надежде выйти к ним через главный вход — может быть, его откроют для них. И вновь неудача: дверь заперта снаружи.
Тогда я подбежал к окну и окликнул их. Они с недоумением посмотрели наверх и стали пальцами показывать на меня. Подошел цыганский вожак5 и сказал им что-то — они рассмеялись. После этого все мои усилия — жалобные крики, отчаянные мольбы — были напрасны: словаки даже не глядели в мою сторону. Я для них не существовал.
ДРАКУЛА. Глава IV
61
В фургонах привезли большие, прямоугольные ящики с толстыми веревочными ручками — явно пустые, судя по легкости, с которой их сгружали. Соорудив в углу двора целую гору из ящиков, словаки получили от цыгана деньги и, поплевав на них на счастье6, вразвалку направились к лошадям. Вскоре я услышал затихающее вдали щелканье их кнутов.
24 июня, на рассвете
Вчера вечером граф рано ушел от меня и закрылся у себя в комнате. Я собрался с духом, быстро поднялся по винтовой лестнице и выглянул из окна, выходящего на юг, надеясь выследить графа — там явно что-то затевалось. Цыгане по-прежнему размещаются где-то в замке и чем-то явно заняты: время от времени до меня доносится глухой звук, будто орудуют мотыгой или лопатой. Они, наверное, заметают следы. Видимо, это последний этап какого-то жуткого преступления.
Пробыв у окна около получаса, я заметил какое-то движение в окне графа. Слегка отпрянув, я стал внимательно следить и наконец увидел хозяина замка. И на этот раз был потрясен — он надел мой дорожный костюм, а через плечо перекинул тот самый ужасный мешок, который, помнится, унесли с собой кошмарные женщины. Ясно, на какое дело он отправился, и к тому же в моей одежде! Вот, значит, каков новый злодейский замысел графа: его примут за меня, тем самым он убьет сразу двух зайцев — в округе будут думать, что я сам отсылал свои письма, а любое совершённое им злодеяние местные жители припишут мне.
Меня охватила ярость, ведь всё это действительно может случиться, я же заперт здесь, как самый настоящий заключенный, хотя и лишен защиты закона — элементарного права, которым пользуется любой преступник.
Решив дождаться возвращения графа, я довольно долго сидел у окна. Потом в лучах лунного света заметил странные мелькающие пятнышки, вроде крохотных пылинок. Кружась, они то и дело собирались в легкие облачка. Наблюдая за ними, я постепенно успокоился и даже постарался поудобней устроиться в оконном проеме, чтобы полюбоваться этой игрой природы7.
62
БРЭМ СТОКЕР
Жалобный вой собак где-то далеко внизу в долине, скрытой от моего взора, заставил меня вздрогнуть. Он становился всё громче, а витающие в воздухе пятнышки принимали новые формы, танцуя в лунном свете под эти звуки. Меня неодолимо потянуло откликнуться на этот смутный зов, в моей душе пробуждались какие-то неясные, полузабытые чувства... Гипноз! Пятнышки кружились всё быстрее. Лунный свет, казалось, трепетал, когда они проносились мимо меня и исчезали во мраке. Постепенно сгущаясь, они приняли форму человеческих фигур. Тут я встряхнулся, вскочил и с криком опрометью бросился бежать: в призраках, проступивших в лунном свете, я узнал тех трех женщин, жертвой которых мог стать. И, лишь оказавшись в своей комнате, куда не проникало лунное сияние и ярко горела лампа, я почувствовал себя в безопасности.
Часа через два я услышал какую-то возню в комнате графа, потом резкий, мгновенно прерванный вопль. Затем наступило молчание, глубокое и ужасное. Я похолодел, сердце заколотилось. Кинулся к двери — заперта! Я в тюрьме, скован по рукам и ногам. Нервы мои не выдержали — в отчаянии я заплакал.
И тут во дворе раздался душераздирающий женский крик. Я кинулся к окну, открыл его и сквозь решетку увидел женщину с растрепанными волосами. Она припала к воротам и схватилась за сердце — после быстрого бега. Заметив меня в окне, она бросилась вперед и пронзительно закричала:
«Изверг, отдай моего ребенка!»
Упав на колени, простирая руки, несчастная продолжала выкрикивать одни и те же слова, терзая мое сердце. Она рвала на себе волосы, била себя в грудь, всё более предаваясь отчаянию. Потом кинулась вперед — я перестал ее видеть, но слышал, как она колотила кулаками во входную дверь.
Откуда-то сверху, вероятно с башни, послышался резкий, повелительный голос графа. Издалека, с разных сторон, ему ответил вой волков. Через несколько минут их стая, точно вода, прорвавшая плотину, заполонила двор. Женщина замолчала, стих и звериный вой. Вскоре волки, облизываясь, удалились поодиночке...
Я даже не мог пожалеть эту женщину, ибо понял, какая участь постигла ее ребенка: смерть была для нее лучшим исходом.
ДРАКУЛА. Глава IV
63
Что же мне делать? Что? Как вырваться из этого кошмара — ночи, мрака и ужаса?
25 июня, утро
Лишь тот, кто познал ужас ночи, может понять сладость наступления утра. Солнце сегодня утром поднялось так высоко, что озарило верхнюю часть больших ворот напротив моего окна. Светлое пятно на самой их верхушке показалось мне похожим на голубку из ковчега8. Пелена страха рассеялась от тепла. Нужно что-то предпринять — сейчас, немедленно, при свете дня, пока мужество меня не покинуло! Вчера вечером ушло с почтой одно из моих писем с заранее проставленной датой — первое из той роковой тройки; когда уйдет третье письмо, меня уже не будет на этой земле.
Только не думать об этом. Действовать!
Именно по ночам меня терзают страхи, и я ощущаю опасность. Я до сих пор не видел графа при дневном свете. Неужели он спит днем, когда люди обычно заняты делом, и бодрствует по ночам, когда принято спать? Если бы мне удалось пробраться в его комнату! Но это невозможно. Дверь заперта, путь отрезан.
Конечно, если хватит смелости, попасть туда можно.
Там, где прошел один, пройдет и другой. Я своими глазами видел, как граф, выбравшись из окна, полз по стене. Почему бы мне не последовать его примеру и не пробраться к нему через окно? Шансов на успех, конечно, мало, но положение отчаянное. Рискну! В худшем случае меня ждет смерть — но достойная человека, а не безропотная смерть теленка. Возможно, тогда предо мной откроются небесные врата.
Господи, помоги мне! Прощай, Мина, если меня постигнет неудача; прощай, мой верный друг и второй отец; прощайте, все! Еще раз прощай, Мина!
Тот же день, позднее
Я рискнул и благодаря Создателю благополучно вернулся в свою комнату. Изложу всё по порядку.
Полный решимости, я выбрался из окна, выходящего на юг, на узкий каменный карниз, опоясывающий эту часть замка. Стена сложена
64
БРЭМ СТОКЕР
из больших, грубо отесанных камней, штукатурка между ними со временем выветрилась. Сняв ботинки, я начал отчаянный спуск. Взглянул вниз один-единственный раз — хотел убедиться, что высота не пугает меня, потом больше туда не смотрел. Направление и расстояние до окна графа я знал хорошо. Я спускался, цепляясь за всё, что мог. Голова не кружилась; думаю, я был слишком взволнован.
Казалось, прошло совсем мало времени — я очутился на подоконнике и поднял оконную раму. Дрожа от нервного возбуждения, сжавшись, проскользнул в окно: к моему удивлению и радости, в комнате никого не оказалось! Мебель примерно в том же стиле, что и в южных комнатах, ее мало — несколько разрозненных предметов, покрытых слоем пыли; такое ощущение, что ими никогда не пользовались. Ключа в замкё не оказалось. Его вообще нигде не было. Единственно, что я нашел, — кучу золота в углу: римские, британские, австрийские, венгерские, греческие, турецкие монеты, все в грязи, как будто они долго пролежали в земле; и я обратил внимание, что всем им не менее трехсот лет. Там были и украшения, даже с драгоценными камнями, но все потускневшие от времени, испачканные землей.
В другом углу комнаты я обнаружил какую-то дверь, оказавшуюся довольно тяжелой. Поскольку я не смог найти ключ от комнаты или от входной двери в замок, что было моей главной целью, я должен был продолжать поиски, иначе все мои усилия были напрасны. Дверь была не заперта и вела в каменный коридор, который заканчивался крутой винтовой лестницей. Осторожно ступая — темная лестница освещалась лишь благодаря бойницам в мощной каменной стене, — я спустился вниз и попал в еще более темный тоннель, откуда доносился тошнотворный запах только что вскопанной затхлой земли. И чем дальше по тоннелю, тем этот смрад становился сильней.
Наконец я распахнул тяжелую полуоткрытую дверь и оказался в старой разрушенной часовне, по-видимому служившей фамильной усыпальницей. Ветхая крыша давно обвалилась; в двух местах ступени вели вниз — в склепы, земля там была выкопана и насыпана в большие деревянные ящики, очевидно, те, что привезли словаки. Вокруг — ни души. Я начал искать еще какой-нибудь выход, но не нашел.
ДРАКУЛА. Глава IV
65
И тогда решил на всякий случай обследовать каждый дюйм этой зловещей часовни. Спускался, хотя мне было страшно, даже в склепы, куда с трудом проникал тусклый свет. В двух из них не нашел ничего, кроме обломков старых гробов и кучи пыли; но в третьем меня ждало открытие...
Там, в одном из пятидесяти больших ящиков, на свежевырытой земле лежал граф! Мертвый или спящий — я не мог определить: открытые и неподвижные глаза, но без той остекленелости, которая появляется после смерти; несмотря на бледность, на щеках угадывалось тепло жизни, да и губы были, как всегда, красные. Но лежал он неподвижно — без пульса, без дыхания, без биения сердца. Я наклонился к нему, тщетно пытаясь обнаружить хоть какой-то признак жизни. По-видимому, он находился там недолго — свежевырытая земля еще не подсохла.
Около ящика стояла крышка с просверленными в ней отверстиями. Подумав, что ключи могут быть у графа, я начал было искать их, но тут увидел в его застывших глазах такую лютую ненависть — хотя едва ли он мог сознавать мое присутствие, — что нервы не выдержали, я бросился вон и, выбравшись через окно его комнаты, вскарабкался по стене замка к себе. Запыхавшись, бросился на постель и попытался собраться с мыслями...
[29 июня]
Сегодня срок моего последнего письма, и граф вновь предпринял шаги, чтобы доказать его подлинность, — я опять видел, как он в моей одежде выбрался из окна и, подобно ящерице, спустился по стене. Я просто сходил с ума оттого, что у меня нет ружья или другого оружия, чтобы убить его; но боюсь, любое оружие, сделанное рукой человека, тут бессильно. Я не стал ждать, когда он вернется, опасаясь вновь увидеть жутких сестриц. Пошел в библиотеку и читал, пока не лег спать.
Разбудил меня граф. И с мрачным видом сказал:
«Завтра, мой друг, мы расстаемся. Вы возвратитесь в свою прекрасную Англию, а я — к делу, результаты которого могут исключить возможность нашей новой встречи. Ваше письмо домой отправлено; завтра меня здесь не будет, но всё готово к вашему отъезду. Утром придут
66
БРЭМ СТОКЕР
цыгане — они здесь кое-что делают — и несколько словаков. После их ухода за вами приедет коляска и отвезет вас в ущелье Борго, где вы пересядете в дилижанс, идущий из Буковины в Бистрицу. Надеюсь, что еще увижу вас в замке Дракулы».
Я не поверил ему и решил испытать его искренность. Искренность! Сочетать это слово с таким чудовищем кощунственно. Я спросил прямо:
«А почему бы мне не поехать сегодня вечером?»
«Потому, дорогой мой, что кучер и лошади отправлены по делу».
«Но я с удовольствием пройдусь пешком. Готов уйти немедленно».
Граф улыбнулся — так мягко, так вкрадчиво, так демонически, что я сразу понял: он что-то замышляет.
«А как же ваш багаж?» — спросил он.
«Ничего страшного, я могу прислать за ним позднее».
Граф встал и сказал с такой любезностью, что я не поверил своим ушам, столь искренне это прозвучало:
«У вас, англичан, есть одна поговорка, которая близка мне и нашим боярам: “Сердечно приветствуй гостя приходящего и не задерживай уходящего”9. Пойдемте со мною, мой юный друг. Я и часу лишнего не продержу вас здесь против вашей воли, хотя мне очень грустно и расставаться с вами, и видеть, как вы хотите быстрее уехать. Идемте!»
Величественной поступью граф начал спускаться по лестнице, любезно освещая мне путь лампой. Вдруг он остановился:
«Слышите?»
Невдалеке раздался вой волков, казалось возникший по мановению его руки, как возникает музыка большого оркестра, повинуясь дирижерской палочке. После минутной паузы он с видом победителя проследовал дальше, к выходу — отодвинул засовы, снял цепи и потянул на себя дверь. К моему великому изумлению, она была не заперта, я не заметил даже намека на ключ.
Дверь приоткрылась — вой усиливался и свирепел: волки уже сгрудились у порога, в дверном проеме были видны их красные пасти с щелкающими зубами, когтистые лапы просовывались в щель. Стало ясно, что в этой ситуации спорить с графом бессмысленно. С таки¬
ДРАКУЛА. Глава IV
67
ми противниками, к тому же послушными ему, я ничего не мог поделать.
А дверь продолжала медленно открываться, и лишь граф, стоявший на пороге, отделял меня от волков. Мелькнула мысль: всё, моя участь решена, он бросит меня волкам — и я сам его надоумил. Такой дьявольский поворот был вполне в духе графа.
Не видя иного выхода, я закричал:
«Заприте дверь, я подожду до утра!» — и заслонил лицо руками, чтобы скрыть слезы горечи.
Взмахом могучей руки граф захлопнул дверь, и скрежет задвигаемых засовов эхом разнесся по замку.
Мы молча вернулись в библиотеку, пару минут спустя я уже был у себя в комнате. На прощание граф послал мне воздушный поцелуй; в его глазах горел красный огонек триумфа, а на губах играла улыбка, которой в аду мог бы гордиться Иуда.
Я собирался уже лечь, как вдруг услышал шепот близ моей двери. Я подкрался к ней и замер. Слух не обманул меня — я различил голос графа:
«Назад, на место! Ваш час еще не пробил. Ждите! Имейте терпение! Сегодня моя ночь. Завтрашняя — будет ваша!»
В ответ раздался тихий сладостный звенящий смех. Вне себя от гнева я распахнул дверь и увидел тех трех ужасных женщин, облизывающих губы; при моем появлении они с отвратительным хохотом убежали...
Я вернулся в комнату и бросился на колени. Неужели близок конец? Завтра! Завтра! Господи, помоги мне и тем, кому я дорог!
30 июня, утром
Возможно, это моя последняя запись в дневнике. Проснулся перед рассветом. И вновь опустился на колени — помолиться и собраться с духом перед смертью.
По едва ощутимой перемене в атмосфере я почувствовал, что наступило утро. Раздался долгожданный крик петуха, опасность отступила. Я радостно поспешил вниз: своими глазами видел, что входная
68
БРЭМ СТОКЕР
дверь не заперта — значит, можно бежать. Трясущимися от нетерпения руками снял цепи, отодвинул тяжелые засовы. Но дверь не поддалась. Меня охватило отчаяние. Вновь и вновь я пытался открыть дверь и так дергал ее, что она дребезжала, несмотря на свою массивность. Замок был заперт — видимо, уже после того, как я расстался с графом.
Безумное желание любой ценой раздобыть ключ овладело мною; я решил вновь спуститься по стене и проникнуть в комнату графа. Он мог убить меня, но теперь смерть казалась мне наименьшим из возможных зол. Не медля, я бросился к восточному окну и, цепляясь за каменные выступы, прополз по стене. Как я и ожидал, в комнате графа никого не было. Но не было там и ключа, лишь поблескивала груда золота. Через дверь в углу комнаты я спустился по винтовой лестнице, по темному коридору прошел в старую часовню. Теперь я знал, где искать это чудовище.
Большой ящик стоял на том же месте у стены, но был накрыт крышкой — с приготовленными гвоздями, оставалось лишь вколотить их. Я знал, что найду ключ, только обыскав графа, поэтому снял крышку и поставил к стене. И тут я увидел нечто, наполнившее меня ужасом до глубины души, — наполовину помолодевшего графа: его седые волосы и усы потемнели, щеки округлились, зарумянились, губы заалели, на них еще сохранились капли свежей крови, из уголков рта стекавшей по подбородку и шее. Даже пылающие глаза, казалось, ушли вглубь вздувшегося лица, ибо веки и мешки под глазами набрякли. Казалось, это чудовище просто лопалось от крови10. Граф был как отвратительная пресытившаяся пиявка.
Дрожь и омерзение охватили меня, когда я наклонился к нему в поисках ключа — другого выхода у меня не было: передо мной маячила реальная возможность грядущей ночью стать жертвой пиршества этой кошмарной троицы. Я обыскал тело, но ключа не нашел. Прекратив поиски, еще раз взглянул на графа. На его раздувшемся лице играла насмешливая улыбка, она просто вывела меня из себя. И этому извергу я помогал перебраться в густонаселенный Лондон, где, возможно, на протяжении веков он будет упиваться чужой кровью и расширять круг себе подобных!
ДРАКУЛА. Глава IV
69
От этой мысли в голове у меня помутилось. Мне безумно захотелось избавить мир от этого чудовища. Но под рукой у меня была только лопата, которой пользовались рабочие, насыпая в ящик землю. Я размахнулся и наделил ее острый край прямо в ненавистное лицо. В этот момент граф повернул голову и посмотрел в мою сторону взглядом василиска11, буквально парализовавшим меня. Зато лопата вдруг словно ожила и, пытаясь уклониться от своей цели, едва не выпрыгнула из моих рук — однако, хоть и вскользь, она задела графа и, оставив глубокую метину на его лбу, бессильно упала поперек простертого тела; снова схватив ее, я задел крышку, которая рухнула на ящик и скрыла от меня чудовище. В последний миг передо мной мелькнуло вздутое, окровавленное, злорадное лицо, место которому на дне преисподней.
Я ломал голову, что же мне делать дальше, мозг мой просто плавился от напряжения, отчаяние нарастало. Через некоторое время я услышал сначала вдалеке, а потом всё ближе веселую песню, поскрипыванье тяжелых колес и звонкие щелчки кнутов — это были цыгане и словаки, о которых говорил граф. Взглянув последний раз на ящик с мерзким телом, я кинулся в комнату графа, рассчитывая улучить момент, когда откроют входную дверь, и выбраться на волю.
Напряженно вслушиваясь, я наконец различил скрежет ключа — открылась тяжелая дверь. Но это был какой-то другой вход, и кто-то имел от него ключ. Затем прозвучал и затих отозвавшийся эхом топот ног. Я решил снова бежать вниз в часовню: похоже, именно там находится еще один вход, но в это мгновение, по-видимому от сильного сквозняка, дверь на винтовую лестницу так хлопнула, что в комнате поднялась пыль. Я бросился к захлопнувшейся двери, но не смог ее открыть. И вновь я — пленник, петля судьбы всё туже затягивалась у меня на шее.
Пишу, а внизу слышен топот ног и грохот бросаемых на пол тяжестей, должно быть, груженных землею ящиков. Вот застучал молоток — ящики забивают гвоздями. А теперь — тяжелые шаги по направлению к выходу. Хлопнула дверь, звякнули цепи, в замкё проскрежетал ключ; слышно, как ключ вытащили, открылась и закрылась другая дверь, скрипнул замок, громыхнул засов...
70
БРЭМ СТОКЕР
По двору и каменистой дороге покатились тяжелые колеса, защелкали кнуты, зазвучала и стала удаляться цыганская песня.
Я один в замке с этими ужасными женщинами. Типун мне на язык! Какие же это женщины? Вот Мина — женщина, с этими кровопийцами у нее ничего общего. Это же — бесы преисподней!
Нет, я не останусь с ними наедине; попытаюсь еще ниже спуститься по стене замка. Возьму с собой немного золота, на всякий случай — вдруг выберусь из этого ужасного места. А там — домой! Ближайшим и самым скорым поездом! Прочь от этого кошмара, из этой проклятой страны, где обитает дьявол со всем своим отродьем!
Предамся Божьей милости, лишь бы не угодить в руки этих чудовищ. Конечно, пропасть обрывиста и глубока, но, по крайней мере, на дне ее человек может упокоиться по-человечески. Прощайте, все! Прощай, Мина!
V
письмо
m*u Мыф
9 мая
Mejjtu
ИА4*сс/\кш*
о я дорогая Люси!
Прости, что долго не писала — была просто завалена работой. Жизнь учительницы1 порой очень утомительна. Скучаю по тебе и морю, на берегу которого так легко откровенничать и строить воздушные замки. Последнее время усиленно занимаюсь стенографией — ради исследований Джонатана. Когда мы с ним поженимся, хочу ему помогать: он сможет диктовать мне, я буду стенографировать, а потом расшифровывать и печатать записи на машинке2 — я и ее осваиваю. Мы с ним иногда пишем друг другу письма стенографически, и сейчас за границей он так ведет свой дневник. Когда мы встретимся с тобой, я собираюсь вести такой же дневник; конечно, не занудные записи по принципу «хочешь — не хочешь, а два раза в неделю пиши, и уж в воскресенье непременно хоть что-то да высоси из пальца». Буду вести его по настроению. Не думаю, что он будет интересен другим, но на них он и не рассчитан; может быть, покажу как-нибудь Джонатану, если там найдется что-то достойное внимания, хотя на самом деле я веду дневник просто для практики. Подобно журналисткам3, попробую брать интервью, делать заметки, записывать разговоры на интересующие меня темы. Меня уверяли, что после небольшой практики человек может в мельчайших деталях воспроизвести всё, что происходило за день. Впрочем, поживем — увидим. О своих планах расскажу при встрече. Только что
74
БРЭМ СТОКЕР
получила из Трансильвании несколько торопливых строчек от Джонатана. Он здоров и вернется через неделю. Умираю от нетерпения услышать его рассказы. Как интересно побывать в других странах! Удастся ли когда-нибудь нам — Джонатану и мне — путешествовать вместе! Часы бьют десять. До свидания!
Любящая тебя
Мина
P.S. Пиши мне обо всех новостях. От тебя уже давно нет вестей. До меня доходят слухи о тебе и каком-то высоком красивом кудрявом молодом человеке?
ПИСЬМО
/\ш* и Ним Hejfui
Чэтем-стрит4, / 7, среда
Дорогая моя Мина!
Ты очень несправедлива ко мне: я дважды писала тебе с тех пор, как мы расстались, а твое последнее письмо было лишь вторым. Кроме того, мне нечего сообщить тебе. Поверь, ничего такого, что могло бы тебя заинтересовать. В городе сейчас много развлечений. Мы часто посещаем картинные галереи, ходим на прогулки, катаемся верхом в парке. Что касается высокого кудрявого молодого человека, наверное, это тот, кто был со мною на последнем концерте5. Судя по всему, кому-то захотелось посплетничать. А молодой человек — мистер Холмвуд. Он часто бывает у нас, подружился с мамой, им всегда есть что обсудить. А недавно мы познакомились с джентльменом, который, по-моему, ну просто создан для тебя, если бы ты не была помолвлена с Д жонатаном. Он — прекрасная партия, хорош собой, богат, из достойной семьи. По профессии он доктор и на редкость умен. И представь себе! Ему всего двадцать девять лет, а в его вёдении находится большая психиатрическая больница. Познакомил нас мистер Холмвуд, и теперь его друг часто бывает у нас. Мне кажется, он целеустремленный и в то же время очень уравновешенный — производит впечатление абсолютно невозму¬
ДРАКУЛА. Глава V
75
тимого человека. Легко представить себе, какое благотворное воздействие он оказывает на своих пациентов. У него довольно необычная манера смотреть человеку прямо в глаза, как будто он пытается прочитать чужие мысли. Довольно часто он проделывает это со мной, и я льщу себя надеждой, что ему попался крепкий орешек. Меня убедило в этом зеркало. А ты когда-нибудь наблюдала за своим лицом, его выражениями? Я попробовала и должна сказать, мне это неплохо удалось, но поначалу причинило больше беспокойства, чем я ожидала. По словам нашего нового друга, я представляю собой любопытный объект для психологического исследования6, и, при всей своей скромности, думаю, что он прав. Как ты знаешь, меня не очень интересуют наряды, поэтому ничего не могу сообщить тебе о новых модах. Наряжаться — это такая скучища. Ну вот, опять «словечко» — не обращай внимания, Артур всё время так говорит. Да... пожалуй, скрывать бесполезно. Мина, мы с детства доверяли друг другу все свои секреты, вместе спали, вместе ели, смеялись и плакали, а теперь, раз уж я проговорилась, хочу признаться тебе во всём. Мина, ты уже догадалась? Да, да, я люблю его. Краснею, когда пишу тебе это; думаю, что и он любит меня, хотя еще мне этого прямо не говорил. Но, Мина, я-то люблю его! Люблю! Я люблю его!
Ну вот, мне стало легче. Дорогая моя, как бы мне хотелось быть с тобой, сидеть по-домашнему у камина, совсем как прежде, и тогда я попыталась бы объяснить тебе, что я чувствую. Не понимаю, как я смогла написать об этом, даже тебе. Боюсь перечитывать письмо, а то еще, чего доброго, порву — нет, перечитывать не буду, не хочу останавливаться, очень хочется сказать тебе всё. Отвечай мне не медля и откровенно.
Мне пора. Спокойной ночи, Мина. Помолись за меня, за мое счастье.
Люси
P.S. Думаю, не нужно предупреждать тебя, что это тайна. Еще раз спокойной ночи.
Л.
76
БРЭМ СТОКЕР
письмо
Люси а Ним Hejj&u
24 мая
Дорогая моя Мина!
Спасибо, спасибо, еще и еще раз спасибо за твое теплое письмо. Так приятно: всё рассказать тебе и получить такой сердечный отклик.
Дорогая моя, то пусто — то густо. Как верны старые пословицы! В сентябре мне будет двадцать лет, и до сегодняшнего дня мне ни разу не делали предложения, а сегодня — сразу три. Подумай только, три предложения в один день! Просто ужас какой-то! И мне жаль, искренне жаль двух бедняг, которым я отказала. Мина, я так счастлива, что даже несколько растерянна. Представляешь себе, целых три предложения! Но, ради бога, не рассказывай никому из своих учениц — им могут прийти в голову всякие сумасбродные мысли, и они почувствуют себя обделенными, если в первый же день их возвращения домой им не сделают, по крайней мере, шесть предложений.
Девушки порой так тщеславны! Но мы-то с тобой, дорогая Мина, обе помолвлены и в скором времени собираемся стать солидными замужними женщинами, нам чужды тщеславие и суетность. Пожалуй, я должна рассказать тебе об этих трех предложениях, но, дорогая, сохрани это в тайне от всех — разумеется, кроме Джонатана. Ему-то ты, наверно, расскажешь; будь я на твоем месте, конечно, рассказала бы Артуру. Женщина должна рассказывать мужу всё — ты согласна со мной, дорогая? — и я буду искренней. Мужчинам нравится, когда женщины, и прежде всего их жены, так же откровенны, как и они, хотя, боюсь, женщины не всегда так честны, как должно. Итак, дорогая моя, слушай...
Первый пришел перед обедом. Я писала тебе о нем — это доктор Джон Сьюард, психиатр. У него такой волевой подбородок и замечательный лоб. Выглядел доктор внешне невозмутимым, но я заметила, что он нервничает: чуть было не сел на свой цилиндр, хотя рассеянным его не назовешь, а в спокойном состоянии такое обычно не случается; потом, желая показать, что ничуть не смущен, он начал так поигрывать откуда-то взявшимся у него ланцетом, что очень меня напугал. Он ска¬
ДРАКУЛА. Глава V
77
зал мне всё прямо и открыто: как, несмотря на недолгое знакомство, я стала ему дорога; какую радость и поддержку он находит во мне; как будет несчастлив, если я не отвечу на его чувства. Увидев мои слезы, доктор расстроился, назвал себя грубым, жестоким человеком, просил извинить его — он ни в коем случае не хотел меня огорчить. Потом, помолчав, спросил: смогу ли я полюбить его со временем; я отрицательно покачала головой — у него задрожали руки. Люблю ли я кого-нибудь другого, спросил он после некоторого колебания. И деликатно пояснил, что задает этот вопрос не из любопытства — и ни в коем случае не злоупотребит моим доверием, — но просто чтобы знать, есть ли надежда. Мина, я решила сказать ему правду. Выслушав меня, он встал и очень серьезно, взяв обе мои руки в свои, пожелал мне счастья и добавил, что, если мне когда-нибудь понадобится друг, я всегда могу рассчитывать на него. О Мина, дорогая, ты должна простить мне эти пятна на бумаге — следы слёз; я не могу удержаться. Конечно, приятно, когда тебе делают предложение, но совсем не приятно видеть несчастным человека, который — ты знаешь — искренне любит тебя. И вот он уходит от тебя с разбитым сердцем, и ты понимаешь: что бы он ни говорил в этот момент, тебя в его жизни уже не будет. Дорогая моя, я должна сделать паузу — мне что-то нехорошо, хотя я так счастлива...
Вечером
Только что был Артур, и теперь у меня настроение лучше, чем утром, когда я прервала письмо. Расскажу, что же было дальше.
Итак, дорогая моя, номер второй пришел после обеда. Это очень славный человек, мистер Куинси П. Моррис, американец из Техаса, он выглядит так молодо, что трудно поверить его историям о пережитых им приключениях и путешествиях по разным странам. Я хорошо понимаю бедную Дездемону, не устоявшую перед головокружительным потоком рассказов7, пусть даже из уст мавра8. Мне кажется, мы, женщины, — жуткие трусихи и выходим замуж, надеясь на то, что мужчина оградит нас от страхов. Теперь я знаю, что бы делала, если б была мужчиной и хотела вскружить кому-нибудь голову. Хотя нет, мистер Моррис рассказывал много интересных историй, а Артур — ни одной, и
78
БРЭМ СТОКЕР
всё же... Впрочем, дорогая моя, я несколько забегаю вперед. Мистер Моррис застал меня одну. Звучит как банальность: кажется, будто джентльмен всегда застает девушку одну. Хотя это не так: Артур дважды пытался поговорить со мной наедине, но, даже несмотря на мои старания — теперь я не стыжусь признаться в этом, — ничего не вышло. Сразу предупреждаю тебя: мистер Моррис очень хорошо воспитан и образован, однако, увидев, что меня забавляет его американский жаргон9, теперь всякий раз, когда нет посторонних, которых мог бы шокировать, развлекает меня им. Мне кажется, дорогая, он сам придумывает эти свои смешные словечки: они так и слетают с его губ, о чем бы он ни рассказывал. Не уверена, смогу ли я сама говорить на таком жаргоне; не знаю, как к нему относится Артур — ни разу не слышала, чтобы он говорил на сленге. Так вот, слушай дальше: мистер Моррис сел подле меня и держался, как всегда, весельчаком, хотя мне показалось, что он слегка не в своей тарелке. Он взял меня за руку и очень нежно сказал:
«Мисс Люси, знаю, что не достоин завязывать шнурки на ваших башмачках, но подозреваю, если вы будете ждать достойного вас мужа, то уподобитесь семи евангельским девам со светильниками10. Так не взяться ли нам за руки и побрести по длинной дороге в одной упряжке?»
Мистер Моррис выглядел таким добродушным и веселым — мне было гораздо легче отказать ему, чем бедному доктору Сьюарду. Я с юмором ответила ему, что совершенно не объезжена и потому пока не гожусь для упряжки. Тогда он очень серьезно сказал, что выразился слишком легкомысленно для такого важного дела и надеется получить прощение, если совершил ошибку. Я тоже невольно посерьезнела. Мина, ты сочтешь меня ужасной кокеткой, но, конечно, я была польщена этим, уже вторым за один день, предложением. А затем, дорогая, не успела я и рта открыть, как он разразился целым потоком любовных признаний, сложив к моим ногам сердце и душу. Он был столь искренен, что я никогда больше не буду думать о весельчаках как о людях беспечных и не способных на глубокое чувство.
Похоже, он что-то заметил в выражении моего лица, так как вдруг замолчал, а потом заговорил по-мужски, с таким пылом, что я, наверное, полюбила бы его, если б мое сердце было свободно:
ДРАКУЛА. Глава V
79
«Люси, знаю, у вас чистое сердце. Я не сидел бы здесь и не говорил с вами о том, о чем говорю сейчас, если б не был уверен, что вы девушка смелая и искренняя. Скажите мне откровенно: есть ли у вас кто-то в сердце, кого вы любите? И если есть, я никогда вас больше не потревожу и останусь, если позволите, вашим верным другом».
Дорогая Мина, почему мужчины столь благородны, хотя мы, женщины, далеко не во всём достойны их? Ведь я только что едва ли не высмеяла этого великодушного, истинного джентльмена. Я заплакала... Боюсь, дорогая, это очень сентиментальное письмо, но у меня действительно тяжело на сердце. Ну почему девушка не может выйти замуж сразу за троих мужчин или за всех, кто хочет на ней жениться? Тогда не будет всех этих мучений! Но это ересь, мне не следует так говорить. Я рада, что хоть и заплакала, но все-таки сумела посмотреть прямо в смелые глаза мистеру Моррису и откровенно сказать ему:
«Да, я люблю другого, хотя он сам еще не открыл мне своего сердца».
Я поступила правильно, ответив столь искренне, он как-то весь просветлел, взял меня за руки — кажется, я сама протянула ему их — и сердечно произнес:
«Вы — храбрая девушка. Лучше опоздать сделать предложение вам, чем вовремя завоевать сердце любой другой девушки. Не плачьте, дорогая! Если вы расстраиваетесь из-за меня, то не волнуйтесь: я крепкий орешек и стойко перенесу неудачу. Но если тот малый, не подозревающий о своем счастье, еще долго будет недогадлив, ему придется иметь дело со мной. Милая девочка, ваша искренность и отвага сделали меня вашим другом, а друг, пожалуй, встречается еще реже, чем возлюбленный, и, по крайней мере, менее эгоистичен. Дорогая моя, мне предстоит довольно грустная прогулка в одиночестве, прежде чем я перейду в лучший мир. Прошу вас — один поцелуй! Воспоминание о нем будет озарять мою жизнь в самые мрачные мгновения. Вы можете позволить себе это, если, конечно, захотите, ведь тот, другой — а он, должно быть, замечательный человек, иначе вы бы его не полюбили, — еще не сделал вам предложения».
Этим мистер Моррис окончательно покорил меня, Мина, ведь это действительно очень мужественно, тонко и благородно для соперника,
80
БРЭМ СТОКЕР
не правда ли? И притом он был такой грустный... Я наклонилась и поцеловала его. Он поднялся, держа мои руки в своих, посмотрел мне прямо в глаза — боюсь, я покраснела — и сказал:
«Милая девочка, вот ваша рука — в моей, вы поцеловали меня, — какие еще могут быть залоги настоящей дружбы? Благодарю вас за вашу трогательную искренность, честность по отношению ко мне и... до свидания».
Мистер Моррис пожал мне руку, взял шляпу и вышел из комнаты не оглянувшись, без сантиментов и колебаний. И тогда я заплакала как дитя. Господи, ну почему такой человек должен быть несчастлив, когда вокруг столько девушек, способных оценить его и боготворить землю, по которой он ступает?! Я бы так и делала, если бы была свободна, но мне не хочется быть свободной. Дорогая моя, я так взволнована, что не могу писать тебе сейчас о своем счастье.
P.S. Номер третий — нужно ли писать о нем? Кроме того, что всё произошло так сумбурно; по-моему, не успел он войти в комнату, как сразу обнял и поцеловал меня. Я очень, очень счастлива и просто не знаю, чем заслужила это счастье. Мне остается лишь своей дальнейшей жизнью доказать, как я благодарна Богу за Его доброту, за то, что Он послал мне такого возлюбленного, мужа и друга. До свидания.
Всегда любящая тебя
Люси
ин&нт
25 мая
Вот и аппетит куда-то пропал. Не могу ни есть, ни отдыхать, остается только довериться дневнику. После вчерашнего отказа чувствую себя опустошенным. Кажется, на свете нет ничего важного, ради чего стоило
ДРАКУЛА. Глава V
81
пошевелить хотя бы пальцем... Но по опыту знаю, исцелить эту хандру может только работа, поэтому отправился к больным. Долго провозился с одним из них, у него особый случаи, который очень интересует меня. И сегодня мне удалось ближе, чем когда-либо, подобраться к разгадке его недуга. Я забросал пациента вопросами, пытаясь раскрыть причины его галлюцинаций. Только теперь понимаю, что вел себя довольно жестоко: стремясь выяснить истоки его помешательства, я возвращал бедолагу на круги его безумия. Хотя мое правило — как адских врат избегать этого с пациентами.
Подумать: а каким образом я с моей профессией могу избежать этих врат? Omnia Romæ venalia sunt*’12. И ад имеет свою цену! Verb. sap.13. Если за состоянием моего пациента кроется что-то экстраординарное, имеет смысл тщательно наблюдать за ним. Начну не откладывая, поэтому...
Р.М. Ренфилд, ætat** 59. Сангвинического темперамента14, физически очень сильный, болезненно возбудимый, страдает периодическими приступами депрессии, завершающимися навязчивой идеей, которую я не могу определить. Полагаю, сангвинический темперамент в сочетании с некими выводящими из душевного равновесия воздействиями приводит к психическому расстройству; пациент потенциально опасен; возможно, опасен, когда не сосредоточен на себе. У эгоистов осторожность — броня и от врагов, и от себя самого. Думаю — если больной поглощен собой, сконцентрирован на себе, он менее опасен: центростремительная сила уравновешивается центробежной; хуже, когда его представление о долге, великой миссии и т. д. становится навязчивой идеей — тогда равновесие нарушается в сторону центробежной силы и восстановить его может лишь потрясение или катастрофическое стечение обстоятельств.
* Всё в Риме продажно [лат).
Р* возраст [лат).
82
БРЭМ СТОКЕР
письмо
Г/. M{>j^4*CA' —
25 мая
Дорогой мой Арт!
Мы травили байки у бивачных костров в прериях, перевязывали друг другу раны после попытки высадиться на Маркизских островах16, пили за здоровье друг друга на берегах Титикаки17. У нас найдется еще немало, о чем порассказать друг другу, отыщутся новые раны для врачевания и есть, за чье здоровье выпить. Так не соизволишь ли прибыть завтра к моему бивачному костру? Зову тебя без колебаний — мне известно, что некая леди приглашена завтра в гости, стало быть, ты будешь свободен. Нам составит компанию старый друг, с которым мы были в Корее, — Джек Сьюард18. Мы с ним вдвоем смешаем наши слезы с вином и от души выпьем за здоровье счастливейшего из смертных, который любим прекраснейшим из сердец. Обещаем тебе сердечный прием и искренний праздник. Клянемся доставить тебя домой, если ты слишком увлечешься, когда будешь пить за известные тебе глаза. Жду тебя!
Неизменно твой
Куинси 77. Моррис
те/кгмшг
26 мая
Обязательно буду. Есть новости, от них у тебя зазвенит в ушах. Арт.
24 июля. Уитби
юси, встретившая меня на вокзале1, выглядела еще лучше и красивее, чем обычно; мы поехали в дом на Кресент, где они остановились. Городок живописный. Речка Эск2 протекает по глубокой долине, расширяющейся вблизи гавани. Долину пересекает виадук, сквозь его высокие арки открываются виды, кажущиеся более удаленными, чем в реальности. Местность утопает в зелени. Склоны ее столь круты, что с одной стороны видишь лишь противоположную, а чтобы заглянуть вниз, надо встать на самый край обрыва. Дома в старом городе — чуть в стороне от нас — крыты красной черепицей и громоздятся друг над другом, как на пейзажах Нюрнберга3. На холме над городом виднеются руины аббатства Уитби4, некогда разоренного датчанами5, оно описано в поэме «Мармион», в той ее части, где девушку замуровывают в стену6. Руины величественные, монументальные и романтичные. Существует легенда, что в одном из окон порой появляется женщина в белом одеянии7. Между аббатством и городом находится приходская церковь8, при ней большое кладбище с множеством памятников. По- моему, это живописнейшее место в Уитби: оно расположено над самым городом, и оттуда открывается прекрасный вид на гавань и бухту до мыса Кеттлнесс9, уходящего далеко в море. Спуск к гавани отсюда так крут, что часть берега осыпалась и некоторые могилы разрушились. В одном месте обломки памятников сползли с могил на песчаную до-
ЖШ1С
МьМ*
Hejjtii
86
БРЭМ СТОКЕР
рожку. Во дворе церкви стоят скамьи, многие горожане проводят здесь целые дни, любуясь прекрасным видом и наслаждаясь морским воздухом. Я сама буду часто приходить сюда и заниматься. Вот и сейчас пишу, пристроив тетрадь на коленях и прислушиваясь к разговору трех стариков, сидящих на моей скамейке. Они, кажется, дни напролет просиживают здесь.
Гавань расположена прямо подо мною; ее дальняя сторона ограничена длинной гранитной стеной; она выщупает в море, к концу загибается, и там расположен маяк. Выступ этот защищен капитальной дамбой. На ближней стороне акватории дамба делает резкий поворот, образуя скобку, и в конце ее тоже стоит маяк. Два пирса разделены узким проходом в гавань, который потом резко расширяется.
Во время прилива панорама особенно живописна; когда же вода спадает, остается только речушка Эск меж песчаных берегов да скалы, которые здесь повсюду. За гаванью виднеется большой утес, растянувшийся на полмили, его острая верхушка выступает из-за южного маяка. У подножия утеса покачивается бакен с колоколом, заунывные звуки которого разносятся ветром в плохую погоду10. Местная легенда гласит: если корабль сбивается с курса, то в море слышится колокольный звон11. Спрошу об этом старика, идущего сюда...
Он выглядит колоритно: от старости всё лицо испещрено морщинами, напоминающими бороздки на коре дерева. По его словам, ему почти сто лет, он служил матросом в рыболовном флоте в Гренландии еще во время битвы при Ватерлоо12. Наверно, большой скептик: когда я спросила его о колоколах в море и женщине в белом, старик ответил мне очень резко:
«Не стану грешить против истины, мисс. Всё это дребедень. Не скажу, чтобы ничего такого и вовсе не было, но уж только не в мое время. Эти бредни хороши лишь для бездельников - вот они и мотаются сюда из Йорка и Лидса13, чтобы лакомиться здесь копченой селедкой да чаем надуваться, а на уме — как бы по дешевке перехватить вещицу из гагата14. Но вам, такой молодой и славной леди, это ни к чему. Диву даюсь, кому только охота сочинять такую чепуху, даже газеты такого не напишут, хотя там полно разных глупостей».
ДРАКУЛА. Глава VI
87
Думаю, старик знает немало интересного, и я попросила его рассказать что-нибудь о ловле китов в былые времена. Но только он сел поудобнее, чтобы начать, как часы пробили шесть. И, не без труда поднявшись, старик сказал:
«Пора возвращаться, мисс. Внучка не любит ждать, когда чаи остывает, а ведь мне нужно время, чтобы доковылять по этим чертовым ступеням до дома — их так много! — а есть я люблю по часам, мисс».
И поспешно, насколько ему позволяли силы, он засеменил, прихрамывая, по ступенькам. Ступеньки — характерная особенность местного пейзажа. Их много — сотни: они ведут из города вверх к церкви плавными поворотами, и так постепенно, что даже лошадь может легко подняться и спуститься по ним. Наверное, когда-то они вели к аббатству.
Пожалуй, и я пойду домой. Люси с матерью делают визиты, и, поскольку это визиты вежливости, я с ними не пошла. Но они, должно быть, уже дома. 11 августа
Час назад снова пришла сюда, с Люси. У нас состоялся занятный разговор с моим старым знакомым и двумя его приятелями. Он явно признанный оракул15 в этой компании и, думаю, в свое время был весьма властным человеком. Для него не существует никаких авторитетов, и он всех ставит на место. А если не может доказать свою правоту, то выходит из себя и грубит, а потом принимает молчание как знак согласия.
Люси выглядит милой в белом батистовом платье; она здесь похорошела, у нее чудный цвет лица. Я заметила, что старички не упускают случая и подсаживаются к ней, как только мы приходим на церковный двор. Она любезна с пожилыми людьми и сразу покоряет их. Даже мой старикан не устоял и не перечил ей, зато мне попало вдвойне — я завела разговор о легендах, и он разразился прямо-таки проповедью. Постараюсь вспомнить ее и изложить:
«Всё это глупость, бред, чушь, и больше ничего! Призраки, привидения — тьфу! Духи, домовые... Чего только не напридумают, чтобы стращать детей и женщин. Пустое это! Выдумки попов все эти знаки
88
БРЭМ СТОКЕР
да знамения! Крючкотворы сварливые! Шарлатаны бродячие! На месте им не сидится, только и знают, что ребятишек пугать да склонять людей ко всякой пакости. Как подумаю про это, так весь захожусь! И ведь мало им брехни в газетах, с амвона врут так, что уши вянут, а на могилах — погляди-ка, что пишут. Вон сколько памятников, и как они только не падают от вранья, которое высечено на них. Вот, пожалуйста: “Здесь покоится тело такого-то” и “Вечная память такому-то”, но едва ли не половина могил пуста, а память эта самая не дороже понюшки табаку. Всё это ложь, сплошная ложь — хоть про то, хоть про это! Свят! Свят! Это что же будет в день Страшного суда, как все подымутся со дна морского в саванах да потащат за собой памятники, дескать, вот мы какие; а ручонки-то у них от волнения дрожат, небось ослабли вовсе, столько в море-то лежать. Тут-то они плиточки свои и побросают...»
Старик был так доволен и так лукаво поглядывал на своих закадычных дружков в расчете на одобрение, что я поняла: он «играет на публику» — и решила слегка подзадорить его:
«О мистер Суэйлз, вы, наверное, шутите. Не может быть, чтобы половина могил была пуста».
«Как это шучу?! Может, кое-какие и в порядке, в них покойники сохранились даже слишком хорошо, ведь некоторые считают, что бальзамирование сохраняет, как море. Но по болыней-то части всё это показуха, пшик... Вот вы, человек приезжий, приходите и видите этот церковный погост... — Я кивнула, решив, что лучше согласиться, хотя не совсем понимала его местный диалект16. Ясно лишь — старик говорит что-то про церковь. А он продолжал: — Неужто вы и впрямь думаете, что под всеми этими каменьями лежат покойнички, обряженные по всем правилам? — Я снова кивнула. — Ничуть не бывало! Пусты те могилки, как табакерка старого Дана в пятницу вечером. — Он слегка подтолкнул локтем в бок одного из своих приятелей, и все рассмеялись. — О господи! Да как же иначе? Взгляните вон на ту, самую дальнюю — в том конце, прочтите надпись!»
Я пошла туда и прочитала:
ДРАКУЛА. Глава VI
89
)йЩй {ПЕЦЕ[\№ ш К и [) е р
уБит Qupamamu у Берегов /tocjpeea17 В апреле 1854 го^а В Возраете 30 лет
Когда я вернулась, мистер Суэйлз продолжал:
«Скажите на милость, кому это надо волочь мертвяка сюда? С Андреса-то! Как же, ищйте его здесь, под этим камнем! Да я вам дюжину таких назову, чьи кости остались в морях Гренландии, во-о-он там. — И он показал на север. — Бог весть куда их занесло течением. А вон — памятники к вам поближе. Своими молодыми глазками вы прочтете на них ложь, вон — мелкими буковками. Этот Брейтувейт Лоури — я знал его отца — погиб на “Проворном” около Гренландии в двадцатом году; или Эндрю Вудхауз — утонул в тех же морях в тысяча семьсот семьдесят седьмом, а Джон Пэкстон — у мыса Фарвеля18 годом позже; старый Джон Ролингз, чей дед плавал со мной, утонул в Финском заливе в пятидесятом. А ну, как все они рванут в Уитби под звуки трубного гласа? Что-то я сомневаюсь. Представляю себе, что за давка здесь будет, в точности как ледовые побоища в старые добрые времена, когда мы дрались весь день до темноты и наши раны врачевало северное сияние».
Очевидно, это была какая-то местная шутка, потому что старик расхохотался после сказанного, а его дружки с удовольствием к нему присоединились.
«Но вы не совсем правы, — возразила я ему. — Вы исходите из того, что все эти несчастные или их души должны иметь с собой свои надгробные плиты в день Страшного суда. Вы и правда считаете это обязательным?»
«А на что еще нужны эти камни? Отвечайте-ка, мисс!»
«Для родственников, я думаю».
«Для родственников, вы думаете! — повторил он с презрением. — Какое же им удовольствие оттого, что они знают: на плитах — вранье? Да вам любой местный подтвердит, что все эти надписи лгут. — И ста¬
90
БРЭМ СТОКЕР
рик указал на надгробие у самых наших ног, рядом со скамейкой. — Прочигайге-ка враки на этом камне».
Я со своего места не могла разобрать надпись — буквы были вверх ногами, — но Люси сидела поближе, она наклонилась и прочла:
«“Дорогой памяти Джорджа Кэнона. Он умер, исполненный надежды на чудесное воскресение, двадцать девятого июля тысяча восемьсот семьдесят третьего года. Упал со скалы в районе Кеттлнесса. Горячо любимому сыну от его скорбящей матери. Он был единственным ее сыном, а она — вдовой”. Мистер Суэйлз, я в самом деле не вижу ничего забавного в этом!» — прокомментировала Люси очень серьезно и даже несколько строго.
«Не видите ничего забавного! Ха-ха! Да вы просто не знаете, что “скорбящая мать” — настоящая мегера; она его ненавидела, потому что он был калекой — сильно хромал, а он отвечал ей тем же и покончил с собой, чтобы она не получила страховку за него. Он снес себе полголовы выстрелом из старого мушкета, которым обычно распугивали ворон, однако на сей раз мушкет сработал наоборот — он привлек стервятников да еще мух. Вот так “любимый сын упал со скалы”. А что касается надежд на “чудесное воскресение”, то я сам часто слышал, как он говорит о своей надежде попасть в ад, поскольку его мать так набожна, что наверняка попадет в рай, а ему бы не хотелось оказаться с ней в одном месте. Так что вы теперь скажете про эту плиту? — Он постучал по надгробию палкой. — Неужто не ложь? Вот потеха будет архангелу Гавриилу19, когда Джорди, запыхавшись, выберется на поверхность земли с надгробной плитой на горбу и предложит ее как свидетельство своей благопристойной кончины!»
Я не знала, что и сказать на это, но Люси, встав с места, повернула разговор на свой лад:
«Ох, ну и зачем вы всё это нам рассказали? Это было мое любимое место, мне бы хотелось и впредь приходить сюда, теперь же оказалось — я сижу на могиле самоубийцы».
«Вам это никак не повредит, моя милая, а бедного Джорди, пожалуй, только порадует, что такая нарядная девушка сидит подле него. От вас не убудет. Я ведь здесь почти двадцать лет сижу, и ничего. Да пусть вас не беспокоит, лежит ли там кто-то или нет! Наступит Судный
ДРАКУЛА. Глава VI
91
день — сами увидите, потащат мертвецы надгробные плиты да памятники, и местность обнажится, как жнивье. Часы бьют, я должен идти. Мое почтение, леди».
И старик заковылял прочь. А мы с Люси еще немного посидели; перед нами открывался такой прекрасный вид, что мы даже взялись за руки. И она еще раз рассказала мне всё об Артуре и приближающейся свадьбе. У меня защемило сердце — от Джонатана уже месяц не было вестей.
Позднее
Я снова пришла на церковный двор, уже одна и очень расстроенная. Писем всё нет и нет. Надеюсь, с Джонатаном ничего не случилось.
Часы пробили девять. Передо мной — город, освещенный огнями, они тянутся рядами вдоль улиц или же горят поодиночке; они бегут по реке Эск и исчезают в ее излучине. Слева от меня вид закрывает черная крыша соседнего с аббатством старого дома. Позади слышится блеяние овец на полях, а снизу, с мощеной дороги, раздается цоканье ослиных копыт. Оркестр на пирсе играет бодрый вальс — очень кстати. А неподалеку на набережной, в закутке — собрание Армии спасения20, тоже с оркестром. Оркестры друг друга не слышат, но я вижу и слышу тех и других.
Но где же Джонатан, и помнит ли он обо мне? Как бы я хотела, чтобы он был здесь!
ънтж
5 июня
Чем больше вникаю в случай Ренфилда, тем больший интерес он у меня вызывает. У пациента особенно развиты такие черты характера, как эгоизм, скрытность и целенаправленность. Мне бы очень хотелось понять, что у него на уме. Такое впечатление, будто он следует какому- то четкому плану, а вот какому — не знаю. Трогает его любовь к животным, хотя порой она проявляется весьма курьезно, и тогда мне кажет¬
92
БРЭМ СТОКЕР
ся, что он аномально жесток. Наклонности у него довольно странные. Например, с некоторых пор его любимое занятие — ловить мух. И сейчас их уже столько, что я был вынужден сделать ему замечание и велел их убрать. К моему удивлению, это не привело его в ярость, как я ожидал. Он воспринял мое требование просто и серьезно; подумав минуту, сказал:
«Можете дать мне еще три дня? И тогда я уберу их».
Конечно, я согласился. Но за ним нужен глаз да глаз.
18 июня
Теперь Ренфилд занялся пауками. Он запихал в коробку несколько крупных экземпляров. И кормит их мухами, количество которых заметно поубавилось, несмотря на то, что он тратит половину своего рациона, чтобы приманивать их с улицы.
7 июля
Пауки Ренфилда стали такой же напастью, как и мухи. И сегодня я сказал, что следует от них избавиться. Он очень расстроился; тогда я предложил ему расстаться хотя бы с частью из них. На это он с легкостью согласился, и я дал ему тот же срок. Ренфилд вызывает у меня сильное отвращение — во время нашего разговора в палату, жужжа, влетела жирная мясная муха; он поймал ее, с видом триумфатора подержал несколько секунд между указательным и большим пальцами, а потом, прежде чем я сообразил, что он намерен сделать, кинул в рот и съел. Я стал бранить его, но он спокойно возразил, что это очень вкусно, полезно, это — жизнь, настоящая жизнь и источник жизненной энергии для него. Это навело меня на мысль, точнее, побудило проследить, как он будет избавляться от пауков. Очевидно, у Ренфилда на уме что- то серьезное — он не расстается с маленькой записной книжкой и часто делает в ней пометки21. Страницы ее сплошь испещрены цифрами, в основном однозначными, которые он складывает столбиком, полученные же результаты снова складывает, как будто, по выражению финансовых ревизоров, «подводит баланс».
ДРАКУЛА. Глава VI
93
8 июля
В безумии Ренфилда есть некая закономерность, и у меня возникли кое- какие догадки. Возможно, они скоро оформятся в общую, еще смутную теорию, а уж затем... ох уж это мне мыслящее подсознание!22 Когда же наконец оно уступит дорогу своему брату — сознанию?
Уже несколько дней не виделся со своим «приятелем», так что при встрече сразу заметил перемены, которые за это время с ним произошли. В общем, перемены не бог весть какие, ну разве то, что он почти избавился от своих прежних любимцев и завел нового: умудрился поймать воробья и уже отчасти приручил его, прибегнув к своему испытанному и предельно простому способу. В итоге поголовье пауков значительно сократилось. Оставшиеся же особи хорошо откормлены — Рен- филд всё еще добывает мух, приманивая их едой.
19 июля
Мы прогрессируем. У моего «приятеля» теперь целое семейство воробьев, от мух и пауков и следа почти не осталось. Когда я вошел в палату, Ренфилд бросился ко мне и стал просить меня о большом одолжении — об очень, очень большом одолжении! — и при этом ластился ко мне, как собака. Я спросил его, о чем речь, и он ответил с каким-то упоением:
«Котеночка, такого маленького, хорошенького, гладкого, игривого котеночка, я буду с ним играть, учить его и кормить — кормить, кормить и кормить!»
Его просьба не застала меня врасплох — я заметил: его любимцы быстро увеличиваются в размерах. Но я не хотел, чтобы чудное семейство ручных воробьев было уничтожено, подобно мухам и паукам. Поэтому я обещал ему подумать и спросил, не подойдет ли ему больше кошка. Пыл, с которым он ответил, выдал его:
«О да, мне бы хотелось кошку! Я попросил котенка, боясь, что вы откажете мне в кошке. Но в котенке-то мне не откажут?»
Я покачал головой и сказал, что сейчас, пожалуй, это невозможно, но обещал ему подумать. Лицо у него помрачнело, а в глазах вспыхнул
94
БРЭМ СТОКЕР
сигнал опасности — неожиданно злобный взгляд искоса, таивший в себе жажду крови. У этого человека — потенциальная мания убийства. Попробую удовлетворить его страстное желание завести кошку и понаблюдаю, к чему это приведет. Возможно, тогда ситуация прояснится.
10 часов вечера
Я вновь зашел к нему. Он сидел в углу, погруженный в раздумья. Увидев меня, он бросился на колени, умоляя разрешить ему завести кошку, и уверял, что от этого зависит его выздоровление. Однако я был непреклонен; тогда он молча вернулся в угол, сел и стал грызть ногти. Зайду посмотреть на него с утра пораньше.
20 июля
Навестил Ренфилда рано утром, до обхода дежурного врача. Он уже встал, мурлыкал какую-то мелодию и сыпал на подоконник сахар, который сберег, очевидно, чтобы снова ловить мух; делал он это ловко и с удовольствием. Я огляделся и, не увидев его птиц, спросил, куда же они подевались. Не оборачиваясь, он ответил, что улетели. В комнате на полу валялось несколько перьев, а на подушке я заметил пятнышко крови23. Я ничего не сказал, но, уходя, поручил санитару поставить меня в известность, если в течение дня с Ренфилдом произойдет что- нибудь необычное.
7 7 часов утра
Только что ко мне зашел санитар и сообщил, что Ренфилду было очень плохо, его рвало перьями.
«По-моему, доктор, он съел своих птиц — просто хватал и глотал их живьем!»
7 7 часов вечера
Дал Ренфилду сильную дозу снотворного, чтобы он заснул, а я меж тем заглянул в его записную книжку. Брезжившая в моем мозгу до¬
ДРАКУЛА. Глава VI
95
гадка окончательно оформилась, гипотеза подтвердилась: я имею дело с маньяком-убийцей особого рода. Мне придется дать определение ему как типу — маньяк-зоофаг (пожирающий всё живое); мой пациент одержим желанием поглотить как можно больше жизней — по восходящей: пауку он скормил множество мух, птице — множество пауков, множество птиц были предназначены кошке. Что же будет дальше? Вероятно, эксперимент стоит продолжить. Однако пойти на это можно, только имея достаточно оснований. Опыты на животных когда-то высмеивались, но посмотрите сегодня на результаты!24 А как развивать самую сложную область науки — изучение мозга? Если бы я постиг тайну церебрального механизма, если бы подобрал ключ к фантазиям хоть одного безумца, то мне бы удалось вывести мою науку на такой уровень, по сравнению с которым физиология Бёрдон-Сандерсона25 или учение Ферье о мозге26 померкли бы, оказались бы просто пустым звуком. Лишь бы это было оправданно! Но мне не стоит думать об этом слишком много, а то искушение чересчур велико и, пожалуй, перетянет чашу весов — ведь, возможно, у меня самого мозг устроен как- то по-особенному?
Как складно рассуждал Ренфилд! Сумасшедшие всегда кажутся вполне логичными в определенных пределах. Хотел бы я знать, во сколько жизней он оценит жизнь человека, хотя бы одну? Итог он подвел точно — закрыл счет, а сегодня начал всё заново. Многие ли из нас способны каждый день открывать новый счет?
Еще вчера мне казалось, что рухнули все надежды и жизнь моя кончилась, но я все-таки открыл новый счет. И буду вести его до тех пор, пока Великий Счетовод, суммировав всё и подведя баланс прибылей и потерь, не подведет черту в моем гроссбухе. О Люси, Люси, я не могу сердиться на тебя и своего друга, чье счастье стало твоим; я должен жить дальше, утратив всякую надежду, и работать. Работать! Работать!
Будь у меня стимул такой же мощный, как у моего бедного безумца, — подлинный, бескорыстный источник, заставляющий работать, — это было бы воистину счастьем.
96
БРЭМ СТОКЕР
жтк
Мьыл М1Шь
26 июля
Очень тревожусь, и единственное, что меня успокаивает, — это возможность высказаться в дневнике; мне кажется, я нашептываю кому-то что- то по секрету и одновременно внимаю своему шепоту. И, конечно, стенографическая запись существенно отличается от обычной.
Меня беспокоят Люси и Джонатан. Когда от Джонатана не было вестей, я очень волновалась. Но вчера милый, добрый мистер Хокинс переслал мне письмо от него. Как раз перед этим я хотела узнать у мистера Хокинса, что слышно из Трансильвании, а он, оказывается, только что получил письмо Джонатана, а в нем — письмецо для меня, всего одна строчка: Джонатан выезжает домой из замка Дракулы; не понимаю, в чем дело, и мне как-то не по себе. А тут еще Люси, хотя выглядит и чувствует себя хорошо, вернулась к своей привычке бродить во сне27. Мы с ее матерью, обсудив это, решили запирать на ночь дверь нашей спальни. Миссис Вестенра вбила себе в голову, что лунатики непременно разгуливают по крышам домов или по краю обрыва, а когда внезапно пробуждаются, то падают вниз с душераздирающим криком, который разносится по всей округе. Бедняжка, она действительно боится за дочь, даже призналась мне, что это у Люси наследственное — от отца, который часто вставал по ночам, одевался и выходил, если его не остановить.
Осенью у Люси свадьба, и она уже обдумывает, как всё устроит в своем будущем доме. Я хорошо ее понимаю, сама мечтаю о том же, только нам с Джонатаном придется начать новую жизнь скромнее — нам будет трудно сводить концы с концами. Мистер Холмвуд, точнее, достопочтенный сэр Артур Холмвуд, единственный сын лорда Годал- минга, приедет сюда, как только сможет оставить Лондон: его отец нездоров. Милая Люси, наверное, считает часы до его приезда. Она хочет показать ему нашу скамейку на кладбищенском утесе и живописную панораму Уигби. Возможно, именно ожидание и выбивает ее из колеи, но она поправится, как только приедет ее жених.
ДРАКУЛА. Глава VI
97
2 7 июля
От Джонатана никаких вестей. Очень беспокоюсь, хотя пока особых причин вроде бы нет. Ну хоть бы еще одну строчку получить от него! Лунатизм Люси прогрессирует, каждую ночь просыпаюсь оттого, что она ходит по комнате. К счастью, сейчас тепло — бедняжка не простудится, зато на мне начали сказываться постоянная тревога и беспокойный сон. Я стала нервной, плохо сплю. Слава богу, хоть в остальном Люси здорова. Мистера Холмвуда неожиданно вызвали в Ринг, их семейную усадьбу, — к отцу, который разболелся не на шутку. Встреча с Артуром откладывается, и Люси расстроена, но на ее внешнем виде это не сказывается. Она немного поправилась, на щеках появился нежный румянец, прежняя бледность прошла. Молюсь, чтоб всё у нее было хорошо.
3 августа
Прошла еще неделя — никаких вестей от Джонатана, даже у мистера Хокинса. Очень надеюсь, он здоров, иначе наверняка сообщил бы. Перечитываю его последнее письмо, и меня одолевают сомнения. Как-то непохоже на Джонатана, хотя, несомненно, почерк его.
Люси на этой неделе спала довольно хорошо, гуляла по ночам мало, но с ней происходит что-то странное, совершенно мне непонятное. Она как будто следит за мной, даже когда бродит во сне, пытается открыть дверь и, обнаружив, что она заперта, ищет ключи по всей комнате.
6 августа
Прошло еще три дня, по-прежнему никаких вестей. Неопределенность гнетет меня. Если б знать, куда писать или ехать, было бы легче. Но о Джонатане с тех пор, как пришло его последнее письмо, ничего не известно. Боже, дай мне терпения.
Люси возбуждена еще более, чем прежде, но в целом чувствует себя хорошо. Вчера ночью погода испортилась, рыбаки говорили, что будет шторм. Как бы мне хотелось научиться предугадывать погоду по тем знакам, которые она подает!
98
БРЭМ СТОКЕР
Сегодня пасмурно. Пока я писала, солнце скрылось за тяжелыми тучами, где-то высоко над Кеттлнессом. Всё стало серым, кроме зеленой травы, которая на таком фоне кажется изумрудной; серый земляной утес; серые облака, сквозь которые у дальнего их края просвечивает солнце, нависли над серым морем, а к нему, как серые пальцы, тянутся песчаные отмели и песочные насыпи. С моря на сушу надвигается туман, волны с ревом набегают на отмели. Горизонт тонет в сером тумане. Безграничный простор, тучи громоздятся, словно исполинские скалы, а над морем предвестием неотвратимого рока навис зловещий гул. На берегу сквозь пелену тумана виднеются темные фигурки людей, «проходящих, как деревья»28. Рыбачьи лодки спешат домой, в гавань, и то появляются, то исчезают в волнах прибоя. Вот идет мистер Суэйлз. Он направляется прямо ко мне, и по тому, как он здоровается, приподнимая шляпу, вижу — ему хочется поговорить со мной...
Меня тронула перемена в бедном старике. Сев подле меня, он заговорил очень мягко:
«Мне нужно кое-что сказать вам, мисс».
Ему было явно неловко, поэтому я взяла его старческую морщинистую руку, попросила не смущаться и говорить откровенно; не отнимая руки, он сказал:
«Боюсь, дорогая моя, я напугал вас на прошлой неделе ужасами о мертвецах, что не входило в мои намерения. Мне бы хотелось, чтобы вы узнали об этом, пока я жив. Мы, старики, глупые — уже одной ногой в могиле, а всё стараемся не думать о ней, но и грех на себя брать не желаем; вот и решил я с вами объясниться, душу облегчить. Но, видит Бог, мисс, я не боюсь смерти, совсем не боюсь, просто неохота умирать, но ничего не поделаешь. Мой конец уже близок, я стар, сто лет — мало кто на такое рассчитывает. Знаю, старуха уже точит свою косу. Видите, никак не могу избавиться от дурной привычки сетовать, всё ропщу и ропщу. Скоро уж ангел смерти вострубит надо мною29. Но не нужно горевать, милая! — воскликнул старик, заметив, что я плачу. — Если даже сегодня ночью он придет ко мне, я готов откликнуться на его зов. Жизнь-то ведь наша и есть только ожидание чего-то большего, чем наша суета, а смерть — она неминуема, она-то не подведет. А я и рад, милая, что она приближается, вот-вот нагрянет. Сидим мы тут и любуем¬
ДРАКУЛА. Глава VI
99
ся, а она уж на подступах. Может, этот ветер с моря несет с собой утраты, и погибель, и горе, и печаль. Правда, правда! — вдруг закричал он. — Повеяло смертью. Чувствую ее приближение. Господи, дай мне силы стойко встретить ее, когда наступит мой черед!»
Старый моряк благоговейно простер руки к небу и снял шляпу. Губы его шевелились, будто в молитве. Помолчав несколько минут, он встал, пожал мне руку и благословил. Попрощавшись, он поковылял прочь. Я была растрогана и очень огорчена.
Появился охранник береговой службы30 с подзорной трубой под мышкой; я обрадовалась, увидев его. Он, как обычно, остановился поговорить со мной, но при этом глаз не сводил с какого-то странного корабля.
«Не могу понять, что за судно, — заметил он. — По виду — русское. И как-то чудно передвигается. Похоже, капитан не может принять решение, как быть; видит — надвигается шторм, но не знает, то ли идти на север, в открытое море, то ли войти в бухту. Вот опять, смотрите! Шхуна как будто вовсе не слушается руля — с каждым порывом ветра меняет направление. И дня не пройдет, как мы еще услышим о ней...»
тежй из мзды
$ üit&yCtbA
(vjjbMJkMtoM 1/i ÿjtfl-
Ofb- CûJobltoMf№
\ YWbdli
ы только что пережили один из самых сильных и внезапных штормов. В тот день было довольно жарко, что вполне обычно для августа. В субботу вечером стояла прекрасная
погода; в живописных окрестностях Уитби — Малгрей-Вудз2, бухте Робин Гуда3, Риг-Милл4, Рансуик5, Стейтес6 — было много отдыхающих. Пароходики «Эмма» и «Скарборо» сновали вдоль побережья — перевозили на редкость большое количество пассажиров. Погода была на удивление благоприятной до обеда, а потом завсегдатаи Восточного утеса у кладбища, откуда открывается широкий обзор моря на север и восток, обратили внимание на появившиеся высоко в небе на северо- западе перистые облака, предвещающие дождь. Дул слабый юго-западный ветерок, обозначаемый на барометре как «Nq 2: легкий бриз». Служащий береговой охраны немедленно сообщил об этом, а один старый рыбак, более полувека наблюдавший с Восточного утеса за переменами погоды, предсказал — и очень взволнованно — скорый шторм.
Закат среди живописных нагромождений облаков и туч разных оттенков был так великолепен, что на утесе у кладбища собралась целая толпа — полюбоваться этим зрелищем. Заходящее солнце начало клониться за темную линию мыса Кеттлнесс, четко вырисовывавшегося на фоне неба, и окрасило облака в самые разные цвета: огненный,
102
БРЭМ СТОКЕР
багряный, розовый, зеленоватый, лиловый, все оттенки золота; кое-где виднелись небольшие, различной формы, ясно очерченные островки абсолютной черноты. Это зрелище не могло оставить равнодушными художников, и, несомненно, в следующем мае зарисовки «Перед штормом» украсят стены Королевской академии художеств и Королевского института художников-акварелистов7.
Многие капитаны тогда решили, что их «мелюзга» и «мулы», как они именуют свои малые суденышки и буксиры, останутся в гавани, пока не кончится буря. На закате ветер стал затихать; к полуночи воцарились штиль, духота и гнетущее предгрозовое напряжение, которое плохо действует на чувствительных людей.
На море было мало огней — лишь несколько береговых судов, которые обычно не отходят далеко от причала, и рыбачьи лодки. Единственный парус на горизонте — иностранная шхуна, она полным ходом двигалась на запад. Безрассудная отвага или полное невежество капитана и его помощников стали темой для пересудов. Пока шхуна находилась в поле зрения, с берега подавали сигналы, чтобы команда из-за приближающейся опасности спустила паруса. До самого наступления темноты шхуну видели мягко покачивающейся на волнах, ее паруса бессмысленно развевались.
Корабль наш спит,
Как в нарисованной воде рисованный стоит > 8.
К десяти часам тишина стала совершенно невыносимой, хотя было отчетливо слышно блеяние овец в долине и собачий лай в городе, а оркестр на пирсе, исполнявший популярные, французского типа мелодии, вносил диссонанс в великую гармонию умолкшей природы. Вскоре после полуночи с моря донесся странный звук, а откуда-то сверху — зловещий глухой гул.
Буря грянула внезапно. С немыслимой быстротой преобразился пейзаж. Ярость вздымающихся, перекрывающих друг друга волн нарастала. Море, только что гладкое, словно зеркало, за несколько минут превратилось в ревущее, всепоглощающее чудовище. Волны с белыми ** Пер. Н.С. Гумилёва.
ДРАКУЛА. Глава УП
103
гребнями бешено бились о песчаные берега и скалы, обрушивались на пирсы, омывая пеной фонари маяков, расположенных в конце каждого пирса гавани Уитби. Ветер ревел и дул с такой мощью, что даже сильный человек с трудом удерживался на ногах, да и то если удавалось мертвой хваткой вцепиться в железные стояки. Пришлось очистить пристань от толпы зрителей, иначе число жертв этой ночи стало бы значительным. И плюс ко всему, с моря на берег пополз туман — белый, влажный, напоминающий привидения. Он был такой липкий, сырой и холодный, что не требовалось особой фантазии, чтобы представить себе, будто это духи погибших в море прикасались к своим живым собратьям ледяными руками смерти; многие содрогались, когда мертвенная пелена окутывала их. Временами туман рассеивался и просматривалось море в сверкании непрерывной череды молний, сопровождавшихся внезапными раскатами грома, сотрясавшими, казалось, всё небо.
Открылись поразительно величественные виды — оторваться от них было невозможно: море вздымалось, подобно горам, с каждым новым валом швыряя вверх клочья белоснежной пены, которые ветер подхватывал и уносил в бесконечность пространства. Время от времени, с лохмотьями на мачте вместо паруса, в поисках укрытия стремительно проносились рыбачьи лодки. Мелькали белые крылья попавшей в шторм чайки. На вершине Восточного утеса офицеры береговой охраны впервые включили недавно установленный там прожектор, и он сквозь прорехи, возникавшие в тумане, освещал поверхность моря. Пару раз это действительно помогло: например, благодаря его свету избежала крушения одна полузатопленная рыбачья лодка; проскочив в гавань, она не разбилась о пирс. Всякий раз, как очередное суденышко оказывалось в безопасности, толпа на берегу бурно ликовала, радостные крики на мгновение прорезали рев бури и затем уносились, подхваченные новым порывом ветра.
Вскоре прожектор обнаружил вдали шхуну под всеми парусами, очевидно, ту самую, замеченную еще вечером. К этому времени ветер повернул к востоку; зрителей на утесе охватил ужас, когда они поняли, в какой опасности оказалась шхуна. От гавани ее отделял большой плоский риф, из-за которого в прошлом пострадало множество добротных судов; и при ветре, дувшем в этом направлении, судно не могло
104
БРЭМ СТОКЕР
войти в гавань. Близился час прилива, но волны были так высоки, что вздымались, казалось, с самого дна — у их оснований просматривались прибрежные отмели, а шхуна на всех парусах неслась с такой скоростью, что, по выражению одного морского волка, она «мчалась прямиком в ад». Затем снова надвинулся туман, плотнее прежнего, влажная серая пелена, оставившая людям единственную возможность — слышать; рев бури, раскаты грома, шум могучих волн, доносившиеся сквозь влажную завесу, стали как будто еще громче и резче.
Лучи прожектора теперь были направлены на вход в гавань у Восточного пирса, где ожидалось крушение. Люди затаили дыхание, но ветер вдруг подул к северо-востоку и рассеял остатки тумана. И тогда — mirabile dictu*’9 — взлетая на волнах, на головокружительной скорости загадочная шхуна, возникнув между молами, на всех парусах вошла в безопасную гавань. Прожектор ярко осветил ее, и все невольно содрогнулись: к штурвалу был привязан труп, голова его безвольно моталась из стороны в сторону при каждом покачивании корабля. И больше на палубе — ни души! Все были потрясены: никем не управляемый — разве что мертвецом! — корабль чудом вошел в гавань! Впрочем, всё случилось гораздо быстрее, чем пишутся эти строки: шхуна в мгновение ока пересекла гавань и врезалась в гору песка и гравия, за долгое время намытую приливами и штормами в юго-восточном углу под Восточным утесом, известным среди местных как пирс Тейт-Хилл10.
Корабль, разумеется, врезался в песочную горку на полном ходу, так что все крепления, опоры и канаты напряглись до предела, а верхняя часть мачты рухнула; но самое странное: лишь только шхуна коснулась берега, на палубу выскочила громадная собака, как будто ее вытолкнуло ударом о берег, пронеслась к носу и спрыгнула на песок. Она помчалась к утесу, на котором расположено кладбище, нависающее над проходом, ведущим к Восточному пирсу, столь резко вниз, что надгробные плиты, или, как их называют на местном диалекте, «сквозные камни», обнажаются в проемах обвалов. Собака исчезла во мраке, контрастирующем с ярким лучом прожектора.
На пирсе Тейт-Хилл никого не было: жители домов, расположенных по соседству, уже спали или же находились в верхней части горо¬
* странно сказать [лат).
ДРАКУЛА. Глава УП
105
да. Поэтому первым на борт поднялся офицер береговой службы, дежуривший на восточной стороне гавани. Сигнальщики, управляющие прожектором, осветили вход в гавань и, ничего не заметив там, направили луч на безлюдную шхуну. Офицер побежал на корму, потом к штурвалу, наклонился, присматриваясь к безжизненному телу, и сразу отпрянул, словно чем-то потрясенный. Это усилило всеобщее любопытство, и многие бегом устремились к месту происшествия. От Западного утеса через Дробридж до пирса Тейт-Хилл путь не близок, но ваш покорный слуга — довольно хороший бегун и намного опередил остальных11. Тем не менее на пирсе я увидел уже целую толпу, но береговая служба и полицейские никого не пускали на корабль. Мне же как корреспонденту главный смотритель порта разрешил подняться на палубу, и таким образом я оказался в числе тех немногих, кто видел мертвого моряка еще привязанным к штурвалу.
Неудивительно, что офицер был изумлен и даже потрясен: такое увидишь не каждый день. Мертвец был привязан за руки — одна поверх другой — к рукоятке штурвала. Причем та рука, которая оказалась внизу, прижимала к деревянному ободу крест с распятием, а прикрепленные к нему четки были обмотаны вокруг запястий и рулевого колеса. И всё это вместе крепко-накрепко перетянуто веревками. Видимо, раньше бедняга находился в сидячем положении, но из-за свирепой бортовой качки, которой неубранные паруса только способствовали, мертвое тело швыряло из стороны в сторону, причем так сильно, что веревки врёзались в мясо до кости.
Составили подробный протокол о происшествии, а доктор — военно-морской врач Дж.М. Кэффин, проживающий на Ист-Эллиот- плейс, ЗЗ12 и пришедший вслед за мной, — после осмотра заявил, что этот человек скончался предположительно два дня назад. В кармане покойного нашли тщательно закупоренную бутылку с вложенным в нее маленьким бумажным свитком, оказавшимся дополнением к судовому журналу. По мнению офицера береговой службы, моряк сам связал себе руки, затянув узлы зубами. То, что первым на борт шхуны поднялся представитель этой службы, предупреждает возможные осложнения в Адмиралтейском суде13, ибо береговая служба, в отличие от гражданских лиц, не может претендовать на вознаграждение за спасенное имущество покинутых судов.
106
БРЭМ СТОКЕР
Юридическая сторона вопроса сразу стала предметом обсуждения, и один молодой студент-правовед громко утверждал, что судовладелец уже потерял свои права на шхуну по закону о «мертвой руке», поскольку штурвал находился в руке мертвеца14, — это служит символом, если не доказательством, смены владельца. Само собой разумеется, погибший моряк с большим почетом был вынесен с места своей последней вахты, — стойкость его сравнима с верностью долгу юного Касабьян- ки15, — и помещен в морг до начала расследования.
Внезапно налетевший шторм начинает стихать, люди расходятся по домам, небо над йоркширскими долинами постепенно розовеет. В следующем номере ждите дальнейших подробностей о покинутой шхуне, каким-то непостижимым образом в бурю нашедшей путь в гавань.
Уитби, 9 августа
Обстоятельства, открывшиеся после вчерашнего столь необычайного прибытия шхуны во время шторма, оказались еще более загадочными, чем сам факт присутствия на палубе мертвеца. Выяснилось, что это русская шхуна «Деметра»16, пришедшая из Варны. Ее груз состоял всего из нескольких больших деревянных ящиков с черноземом и серебристого песка17, который обычно использовался как балласт, и был адресован стряпчему из Уитби — мистеру С.Ф. Биллингтону, проживающему по адресу: Кресент, дом No. 7. Сегодня утром он приехал в порт и принял груз. Так же и русский консул по договору о фрахте согласился взять шхуну под свое попечительство, заплатил портовые сборы и проч.
Все только и говорят о чрезвычайном происшествии. Чиновники из Комитета по торговле18 следят за точным исполнением всех формальностей. Дело это стало «Девятью днями чуда»19, и они явно заботятся, чтобы потом не было никаких жалоб. Большой интерес вызвала собака, спрыгнувшая на сушу, едва корабль врезался в берег. Многие члены Общества защиты животных, популярного в Уитби, готовы приютить ее. Но, к общему сожалению, собаку нигде не могут найти — она как сквозь землю провалилась. Возможно, так напугалась, что сбежала из города и теперь прячется где-то на пустошах. Некоторые опасаются, как бы не случилось что-нибудь страшное, ведь, судя по всему, это на¬
ДРАКУЛА. Глава УП
107
стоящий хищник. Сегодня рано утром нашли мертвой большую собаку, мастиффа-полукровку, принадлежащую торговцу углем, что живет рядом с пирсом Тейт-Хилл. Собака лежала на дороге напротив двора хозяина. Очевидно, подралась с каким-то лютым зверем: у нее разорвано горло, вспорото брюхо — похоже, острыми когтями.
Благодаря любезности инспектора Комитета по торговле мне разрешили ознакомиться с судовым журналом «Деметры»: он велся исправно на протяжении всего плавания, за исключением последних трех дней, но в нем не было ничего примечательного, кроме упоминания о пропаже людей. Гораздо интереснее оказался бумажный свиток, найденный в бутылке: его сегодня изучили; то, что в нем говорилось, оказалось еще загадочнее, чем содержимое журнала, и, видимо, не мне суждено разгадать эту тайну. Поскольку ни в журнале, ни в свитке нет ничего сугубо личного, мне разрешили опубликовать все записи в газете, что я и делаю, опуская лишь некоторые профессиональные детали, относящиеся к судоходству и коммерции. Такое впечатление, будто у капитана перед выходом в море возникла какая-то мания, развившаяся во время плавания. Хотя, конечно, это предположение следует принимать cum grano*’20, поскольку я пишу под диктовку секретаря российского консула, любезно согласившегося перевести для меня документы с русского, а времени у нас было в обрез.
Позднее
суровой журнал «хнегрьы
Запись от 18 июля
Происходят такие странные явления, что отныне я буду вести подробный отчет до прибытия на место.
* с осторожностью [лат).
108
БРЭМ СТОКЕР
б июля закончили принимать груз — серебристый песок и ящики с землей. В полдень отплыли. Ветер восточный, свежо. Экипаж: пять матросов <...>, два помощника, кок и я (капитан).
11 июля на рассвете вошли в Босфор. На борт поднялись турецкие таможенники. Бакшиш21 решил все проблемы. Вышли в четыре часа дня.
12 июля — Дарданеллы22. Снова таможенники и пограничники на своем катере. Опять бакшиш. Таможенники работают тщательно, но быстро. Хотят, чтобы мы поскорее убрались. Затемно вышли в Эгейское море.
13 июля прошли мыс Матапан23. Экипаж чем-то недоволен. Люди выглядят напуганными, но не говорят, в чем дело.
14 июля с матросами что-то произошло. Все они надежны и проверены — плавали со мной и раньше. Помощник никак не может добиться от них, что случилось: ему сказали только: на судне творится что-то неладное — и перекрестились. Он рассердился на одного из матросов в тот день и ударил его; я ожидал конфликта, но ничего не последовало.
16 июля утром помощник сообщил, что пропал матрос Петровский. Непонятно, что произошло. Дежурил по левому борту прошлой ночью, после восьми склянок24. Абрамов сменил его, но в кубрик Петровский не вернулся. Люди крайне подавленны. Говорят, что ожидали этого, но ничего не объясняют, твердят лишь: на корабле что-то не то. Помощник сильно злится на них и опасается дальнейших неприятностей.
17 июля, вчера, один из матросов, Ольгарин, пришел ко мне в каюту очень напуганный и сообщил, что, по его мнению, на корабле находится посторонний. Во время своей вахты он укрылся от сильного дождя за рубку и вдруг увидел, как высокий худой человек, явно не из команды, прошел по палубе и исчез. Ольгарин
ДРАКУЛА. Глава УП
109
крадучись последовал за ним до самого носа, но никого не нашел, а все люки оказались задраены. Его охватил панический суеверный страх — боюсь, как бы и остальные не впали в панику. Чтобы предотвратить ее, сегодня же велю тщательно обыскать весь корабль.
Чуть позже я собрал команду и объявил: раз уж возникло подозрение, что на корабле чужак, мы тщательно обыщем судно, от носа и до кормы. Первый помощник рассердился, назвал это глупостью, которая лишь дезорганизует людей, и вызвался успокоить их ганшпугом25. Но я приказал ему встать к штурвалу. Остальные же, стараясь держаться вместе, при свете фонарей начали тщательный обыск. Мы осмотрели всё. В трюме был только груз — большие деревянные ящики, никаких подозрительных закутков, где бы мог спрятаться человек. После обыска люди успокоились и, повеселев, вернулись к работе. Первый помощник хмурился, но молчал.
22 июля
Последние три дня штормит, матросы возятся с парусами — бояться некогда. Кажется, все забыли про свои страхи. Помощник повеселел, отношения наладились. Я похвалил людей — в непогоду они славно потрудились. Прошли Гибралтар и через пролив вышли в океан. Всё хорошо.
24 июля
Шхуну преследует злой рок. Недавно потеряли одного матроса, впереди в Бискайском заливе ужасная погода, а тут прошлой ночью пропал еще один — исчез. Отработал вахту, как и первый, — и больше его не видели. Люди в панике; они составили петицию26 — просят позволить дежурить по двое, боятся нести вахту в одиночку, я разрешил. Помощник в ярости. Как бы не дошло
по
БРЭМ СТОКЕР
до крайности: либо он, либо команда могут перейти грань.
28 июля
Четыре дня ада: попали в какой-то водоворот, буря не затихает. Спать некогда. Люди выбились из сил. Не знаю даже, кого поставить на вахту. Вызвался добровольцем второй помощник — у команды появилась возможность поспать несколько часов. Ветер слабеет. Волны еще велики, но море уже спокойнее, и корабль не так бросает.
29 июля
Еще одна беда. Сегодня ночью команда слишком устала, и на вахте стоял всего один человек — второй помощник. Когда утром матрос пришел сменить его, то никого не нашел, кроме рулевого, и поднял шум. Все выбежали на палубу. Провели тщательный обыск, и — никого. Теперь я без второго помощника, а команда — в панике. Мы с первым помощником решили носить при себе пистолеты и быть начеку.
30 июля
Вчера вечером мы радовались — Англия уже близко. Погода чудная, идем на всех парусах. От усталости я просто свалился и крепко заснул. Меня разбудил помощник и сообщил, что исчезли оба вахтенных и рулевой. На шхуне остались только помощник, два матроса и я.
7 августа
Два дня туман, на горизонте — ни одного паруса. Надеялся, что в Английском канале смогу подать сигнал о
ДРАКУЛА. Глава УП
111
помощи или зайти в какой-нибудь порт. Но мы вынуждены плыть по ветру: нет сил управлять парусами. Спускать их не решаемся, потому что не сможем поднять вновь. Кажется, мы обречены. Теперь и первый помощник сник, даже больше, чем остальные. Его сильный характер как бы исподволь сработал против него. Матросы уже за пределами страха, работают бесстрастно и терпеливо, готовые к худшему. Они — русские, он — румын.
2 августа, полночь
Задремал на несколько минут и проснулся от крика, как будто у моей двери. В тумане ничего не было видно. Бросился на палубу и столкнулся с помощником. Он сказал, что тоже прибежал на крик; вахтенного на месте не оказалось. Еще один исчез. Господи, помоги нам! Помощник говорит, что мы уже прошли Дуврский пролив26, он видел Норт-Форленд27, когда туман рассеялся, — как раз в тот момент и раздался крик матроса. Если так, то мы уже в Северном море, но только Бог может провести нас сквозь туман, который будто преследует нас. Но Бог, кажется, нас покинул.
3 августа
В полночь я пошел сменить рулевого, но у штурвала никого не оказалось. Ветер не утихал и гнал шхуну прямо по курсу. Я не решился оставить штурвал и позвал помощника. Через несколько секунд он выскочил на палубу в нижнем белье. И выглядел изможденным, глаза безумные — опасаюсь за его рассудок. Подбежав, он сипло зашептал мне на ухо, будто боясь, что сам воздух его подслушает: «Оно здесь, теперь-то я знаю. Вчера ночью, на вахте, я Его видел — с виду как человек, высокий,
112
БРЭМ СТОКЕР
худой, мертвенно-бледный. Оно стояло на носу и осматривалось. Я подкрался к Нему и ударил ножом, но клинок прошел сквозь Него, как сквозь воздух. — И помощник вытащил нож и с яростью взмахнул им перед собой. — Но Оно здесь, и я найду Его. Оно в трюме, возможно, в одном из ящиков. Открою их все, один за другим, и посмотрю. А вы управляйте шхуной». И, приложив палец к губам, с угрожающим видом он направился вниз. Поднялся порывистый ветер, я не мог оставить штурвал. Помощник появился вновь — с ящичком инструментов, с фонарем — и начал спускаться в ближний люк. Он обезумел, совсем взбесился, он бредил, остановить его было невозможно. Впрочем, содержимому ящиков он повредить не мог — в накладной указано: «земля», ничего с ней не случится.
Я остался у руля и веду эти записи. Полагаюсь только на Бога и жду, когда рассеется туман. Тогда, если не смогу по ветру загнать шхуну в какую-нибудь гавань, обрублю паруса и подам сигнал бедствия.
Теперь почти всё уже кончено. Только я понадеялся, что помощник наконец успокоится — слышал стук его молотка из трюма и думал, работа пойдет ему на пользу, — как вдруг раздался страшный крик, от которого кровь в моих жилах застыла, и он, совершенно не в себе, с блуждающим взглядом и искаженным от страха лицом, пулей выскочил из трюма. «Спасите! Спасите!» — кричал безумец, озираясь в тумане. Ужас его сменился отчаянием, и он сказал уже спокойнее: «Уйдем вместе, капитан, пока не поздно. Оно там. Теперь я понял, в чем секрет. Море спасет меня от Него, это единственный выход!»
И прежде чем я успел сказать хоть слово или остановить его, помощник вскочил на фальшборт и бросился в море. Мне кажется, теперь я тоже понимаю, в чем секрет: этот сумасшедший уничтожил людей, одного за
ДРАКУЛА. Глава УП
113
другим, а теперь сам последовал за ними. Да поможет мне Бог! Как я отвечу за все эти ужасы по прибытии в порт? И когда же я наконец там окажусь! Да и случится ли это когда-нибудь?
4 августа
По-прежнему туман, сквозь который не могут пробиться лучи восходящего солнца. Как и всякий моряк, я нутром чувствую наступление рассвета, а почему, и сам не знаю. Не решился спуститься в трюм и оставить штурвал: так и провел всю ночь и в сумраке увидел — Его\
Прости меня, Господи, но помощник был прав, прыгнув за борт: лучше умереть достойно, умереть, как подобает моряку — в море, кто ж тут поспорит. Но я капитан и не имею права покинуть корабль. Однако я всё же перехитрю этого дьявола, это чудовище: когда силы начнут оставлять меня, привяжу руки к штурвалу, а с ними — то, к чему Он — или Оно — не посмеет прикоснуться.
И тогда пусть дует любой ветер — попутный или нет, но я спасу свою душу и капитанскую честь.
Слабею, а ночь уже приближается. Надо быть готовым ко встрече с Ним... Если я погибну, может быть, кто-нибудь найдет эту бутылку и поймет... если же нет... что ж, пусть никто не усомнится в том, что я был верен своему долгу. Господи, Пречистая Дева и святые угодники Божии, помогите бедной заблудшей душе, старавшейся исполнить свой долг...
Конечно, вопрос о виновном остается открытым. Нет никаких неопровержимых свидетельств; непонятно, кто же все-таки убийца — не сам ли капитан? Почти все в Уитби считают капитана героем, ему устроят торжественные похороны, уже решено, что гроб с его телом провезут вверх по реке Эск в сопровождении целой флотилии, а затем — назад, к пирсу Тейг-Хилл, где на кладбище он и будет предан земле. Влад ель¬
114
БРЭМ СТОКЕР
цы более ста судов уже вызвались принять участие в церемонии прощания.
Никаких следов громадной собаки; многим ее жаль, поэтому, вполне вероятно, город взял бы ее под опеку. Завтра состоятся похороны капитана. Отныне еще одной «тайной моря»28 станет больше.
Люси вела себя этой ночью беспокойно, и я тоже не смогла толком выспаться. Шторм был ужасный, при каждом завывании ветра в трубах я невольно вздрагивала. При наиболее резких порывах казалось, будто где-то вдалеке стреляют из пушек. К моему удивлению, Люси спала крепко, хотя во сне дважды вставала и начинала одеваться. К счастью, я всякий раз вовремя просыпалась, и мне удавалось, не разбудив ее, уложить обратно. Лунатизм — непостижимое, странное явление: при любом физическом препятствии сомнамбула отменяет свою прогулку и возвращается в постель.
Рано утром мы встали и отправились к гавани — узнать, что там ночью произошло. Народу гуляло мало, хотя светило солнце, а воздух был чист и свеж. Большие, мрачноватого вида волны, казавшиеся черными по контрасту с белоснежной пеной на гребнях, врывались в гавань через узкий проход, напоминая задиру, протискивающегося сквозь толпу. Как бы там ни было, а я порадовалась, что Джонатан был на суше прошлой ночью. Впрочем, на суше ли? Где он? Как он? Я всё больше беспокоюсь за него. Если бы только знать, что делать, я на всё готова!
Похороны бедного капитана проходили очень трогательно. Кажется, присутствовали все суда и суденышки порта, а их капитаны на собственных плечах несли гроб от пирса Тейт-Хилл до кладбища. Мы с
метис
8 августа
10 августа
ДРАКУЛА. Глава VII
115
Люси пришли на нашу скамью пораньше, траурный кортеж как раз двинулся вверх по реке к виадуку, а затем повернул обратно. Нам было видно всё как на ладони. Похоронили несчастного недалеко от нашей скамьи, так что мы видели, как его гроб опускали в могилу.
Люси, бедняжка, очень расстроилась. И никак не могла успокоиться; боюсь, сказывается ее лунатизм. Странно, что Люси не говорит мне о причине своего беспокойства, хотя, возможно, она и сама не может понять, в чем дело.
Подействовала на нее и смерть бедного мистера Суэйлза, которого сегодня утром со сломанной шеей нашли подле нашей скамьи. По словам доктора, он упал с нее, видимо, чего-то сильно испугавшись, — на лице у него застыло выражение такого несказанного ужаса, что, по словам нашедших его людей, у них мурашки побежали по коже. Милый, славный старик! Может быть, пред ним предстала сама Смерть!
Люси такая впечатлительная, она гораздо чувствительнее других. Только что она разволновалась из-за пустяка, которому я не придала особого значения, хотя очень люблю животных. Дело в том, что один человек, который часто наблюдал отсюда за лодками, пришел сюда, как обычно, с собакой. Они всегда вместе. И оба очень спокойные: ни разу не видела, чтобы он сердился, а она лаяла. Но во время панихиды собака ни в какую не хотела подойти к своему хозяину, сидевшему рядом с нами на скамье, а, остановившись в нескольких ярдах, начала лаять и выть. Мужчина говорил с нею ласково, потом строго и, наконец, сердито, но она всё равно не унималась, продолжая выть, будто взбесилась. Глаза у нее сверкали, шерсть встала дыбом, как хвост у разъяренной кошки. В конце концов хозяин разозлился, подбежал к ней, пнул, схватил за загривок и швырнул на надгробную плиту, рядом с которой стояла наша скамья. Едва коснувшись камня, бедняжка тут же затихла и начала дрожать. Она не пыталась сойти с плиты, а припала к ней, съежилась и тряслась в таком ужасе, что все мои попытки успокоить ее оказались безуспешны. Люси тоже переполняла жалость, но она даже не пыталась погладить собаку, а лишь смотрела на нее в таком отчаянии, что мне стало больно. Мне кажется, она слишком ранима и в жизни ей будет нелегко. Наверняка ночью ее будут преследовать кошмары, для нее слишком уж много всего: и корабль, управля¬
116
БРЭМ СТОКЕР
емый привязанным к штурвалу мертвецом с распятием и четками, и душераздирающие похороны, и собака, охваченная то бешенством, то страхом.
Я решила, что будет лучше, если Люси ляжет спать после того, как устанет физически, поэтому повела ее гулять по утесам в бухту Робина Гуда и обратно. Надеюсь, теперь ей не захочется бродить во сне.
Ним*
Тот же день. 11 часов вечера
у и устала же я! Если бы не моя твердая решимость регулярно вести дневник, сегодня вечером ни за что бы не открыла его. Мы совершили замечательную прогулку. Люси вскоре повеселела, наверное, благодаря чудесным коровам: когда мы гуляли в поле недалеко от маяка, они из любопытства двинулись в нашу сторону и до смерти нас напугали. В результате мы забыли обо всём — правда, никуда не делось беспокойство за близких — и начали новую жизнь. В бухте Робина Гуда напились превосходного крепкого чая в маленькой старомодной гостинице, эркер которой выходил прямо на прибрежные скалы, поросшие водорослями. Боюсь, мы шокировали бы своим аппетитом любую «новую женщину»1. Мужчины, слава богу, более терпимы! Потом пешком пошли домой, И часто останавливались отдохнуть, хотя панически боялись диких быков, которые здесь встречаются.
Люси очень устала, и мы решили, как только доберемся до дома, сразу лечь спать. Однако пришел молодой викарий2 — миссис Весгенра пригласила его к ужину, — и нам с Люси пришлось сидеть за столом, изо всех сил борясь со сном;3 я чувствовала себя прямо-таки героиней. По-моему, епископам надо собраться и подумать о воспитании более внимательных и деликатных священников, которые бы не навязывали своего присутствия девицам, явно усталым и обессиленным.
120
БРЭМ СТОКЕР
Сейчас Люси спит и дышит ровно. Щеки у нее горят — какая она красивая! Если мистер Холмвуд влюбился в нее, видя ее только в гостиной, представляю, что бы с ним было, если б он увидел ее теперь. Вполне возможно, однажды всем этим «новым женщинам» — писательницам придет в голову, что будущим супругам нужно увидеть друг друга спящими4, прежде чем делать предложение или принимать его. Впрочем, когда-нибудь «новая женщина», наверное, откажется от унизительной необходимости «принимать предложение» и будет делать его сама5. И, вероятно, преуспеет в этом! Какое-никакое, а утешение. Как я рада, что сегодня Люси, кажется, получше. Очень надеюсь, что кризис миновал и ее тревожные сны прекратились. Я была бы совсем счастлива, если бы только знала, что с Джонатаном... Господи, спаси и сохрани его!
7 7 августа, 3 часа утра
Вновь за дневником. Не спится. Слишком взволнована, чтобы заснуть. Произошло нечто кошмарное. Вечером, не успела я закрыть дневник, как сразу же провалилась в сон... Потом внезапно проснулась, охваченная чувством тревоги и страха. В комнате было темно, ничего не видно; я пробралась к Люси и ощупала ее постель — она оказалась пуста. Я зажгла спичку — Люси не было и в комнате. Дверь закрыта, но не заперта, хотя я ее запирала. Не решившись будить мать Люси — последнее время она чувствует себя неважно, — я оделась и отправилась на поиски сама. Выходя из комнаты, посмотрела, в чем ушла Люси, чтобы понять ее намерения. Если в халате — значит, она дома, в платье — где-то на улице. И то и другое оказалось на месте. Слава богу, она в ночной сорочке — значит, где-то здесь.
Спустилась вниз: в гостиной ее не обнаружила. Тогда с холодеющим сердцем заглянула в другие комнаты — ее не было. Входная дверь оказалась открыта — не настежь, а просто не задвинут засов. Странно, обычно прислуга тщательно запирает эту дверь на ночь, поэтому я заподозрила, что Люси вышла на улицу в чем была. Раздумывать было некогда, тем более что смутный томительный страх лишил меня способности вникать в детали. Я закуталась в большую теплую шаль и выскочила из дому.
ДРАКУЛА. Глава VIII
121
Пробило час, а я всё еще ходила по нашей улице — на ней не было ни души. Пробежала по Северной террасе, но никаких признаков фигуры в белом. Стоя на краю Западного утеса над молом, я попыталась через гавань разглядеть Восточный утес — не знаю, в надежде или страхе, что Люси там, на нашей любимой скамейке. Было яркое полнолуние6, но темные, бегущие по небу облака создавали удивительную игру света и тени7. Сначала я ничего не могла разглядеть — церковь Святой Марии и всё вокруг оказалось в тени проплывавшего облака. Но вот оно миновало, и я увидела руины аббатства; затем узкая полоска света рассекла темноту и выхватила из нее церковь и кладбище. Мои ожидания оправдались: в серебряном сиянии луны я различила белую как снег фигуру, полулежащую на нашей любимой скамейке, а над ней склонилась, мне почудилось, черная тень. Но тут новое облако мгновенно покрыло всё мраком, и я не успела толком разглядеть и понять, был ли это зверь или человек. Не дожидаясь, пока снова прояснится, я бросилась по ступенькам вниз на пирс, потом мимо рыбного базара к мосту — это был единственный путь к Восточному утесу.
Город как вымер — ни души. Тем лучше: никто не увидит Люси в таком ужасном состоянии. Время и дорога показались мне бесконечными, колени у меня дрожали, я задыхалась, взбираясь по бесконечным ступенькам к аббатству. Наверное, я бежала быстро, хотя у меня было ощущение, будто ноги мои налиты свинцом, а суставы не гнутся.
Ближе к вершине я даже сквозь тьму различила скамью и белую фшуру. А над нею — я не ошиблась — склонилась длинная и черная тень. В страхе я закричала: «Люси! Люси!» Тень подняла голову, и я увидела бледное лицо и красные сверкающие глаза. Люси не отвечала, и я ринулась к воротам кладбища, влетела в них — на минуту церковь закрыла от меня мою подругу. Когда я выскочила из-за церкви, облако прошло, луна ярко осветила Люси с откинутой на спинку скамьи головой. Около нее никого не было...
Я наклонилась над ней — она спала, полуоткрыв рот, и тяжело дышала, как будто ей не хватало воздуха. Потом она бессознательно подняла руку и потянула воротник ночной рубашки, прикрывая шею, при этом зябко поежилась. Я накинула на нее свою теплую шаль, плотно стянув концы у шеи, чтобы Люси не простудилась. Опасаясь слишком
122
БРЭМ СТОКЕР
резко разбудить ее и желая оставить свободными руки, чтобы ее поддерживать, я закрепила ей шаль под самым подбородком большой английской булавкой, но, видимо, от волнения неосторожно уколола или оцарапала ее, потому что вскоре, начав дышать ровнее, она снова прижала руку к горлу и застонала.
Хорошенько закутав спящую и надев ей на ноги свои туфли, я начала потихоньку будить ее. Сначала бедняжка не реагировала, потом сон ее стал тревожнее, она то стонала, то вздыхала. Поскольку время шло быстро, а мне хотелось поскорее отвести Люси домой, я энергичнее потормошила ее, и наконец моя подруга открыла глаза и проснулась. Она не удивилась, увидев меня, и, должно быть, не сразу поняла, где находится. Люси всегда очаровательна, когда просыпается, даже сейчас — когда ей холодно и она в ужасе от того, что проснулась ночью на кладбище, раздетая, — она не утрачивает своей прелести. Дрожа, она прильнула ко мне. Я предложила ей поскорее пойти домой — ни слова не говоря, она встала и послушно, как ребенок, пошла за мною. Идти босиком по гравию было больно, и я невольно морщилась. Люси, заметив это, хотела немедленно вернуть мне туфли, но я категорически отказалась. И всё же, когда мы вышли с кладбища на дорогу, я, потерев ногой о ногу, обмазала их грязью из лужи, образовавшейся во время шторма, — если мы встретим кого-нибудь, будет незаметно, что я босиком8.
Нам повезло — мы дошли до дому, никого не встретив. Лишь однажды увидели идущего впереди, кажется, не совсем трезвого мужчину, спрятались в арке и подождали, пока он не поднялся по ведущей круто вверх узкой улочке — в Шотландии у таких проулков даже особое название9 — и не исчез из виду. У меня так сильно колотилось сердце, что несколько раз я чуть не потеряла сознание — очень беспокоилась за Люси, не только за ее здоровье, но и за репутацию, если эта история получит огласку.
Дома мы первым делом вымыли ноги, помолились, поблагодарив Бога за спасение, и я уложила Люси спать. Прежде чем заснуть, она просила, просто умоляла меня никому, даже матери, не говорить ни слова о ее ночном приключении. Сначала я колебалась, но, вспомнив о состоянии здоровья миссис Вестенра и понимая, что такая история, ес¬
ДРАКУЛА. Глава VIII
123
ли о ней прознают, может быть — и наверняка будет — ложно истолкована, пообещала Люси молчать. Надеюсь, я правильно рассудила. Заперев дверь, я привязала ключ к запястью; надеюсь, сегодня уже ничего больше не случится. Люси крепко заснула. Первые лучи солнца осветили морскую гладь.
Тот же день, полдень
Всё хорошо. Люси спала, пока я ее не разбудила. Ночное приключение как будто не только не повредило ей, но даже пошло на пользу: она выглядит сегодня утром лучше, чем в последние недели. Я расстроена лишь тем, что по неловкости задела ее булавкой, да так сильно, что проколола ей кожу на шее: там видны две малюсенькие красные точки, а на тесьме ее ночной сорочки — пятнышко крови. Когда я, обеспокоенная этим, извинилась перед нею, она рассмеялась и обняла меня, сказав, что даже ничего не чувствует. К счастью, шрама не останется — такие крохотные ранки.
В тот же день, ночью
День прошел хорошо. Было ясно, солнечно, дул прохладный ветерок. Мы решили пообедать в Малгрейв-Вудз. Миссис Вестенра поехала туда в экипаже, а мы с Люси пошли пешком по тропе через утесы и присоединились к ней уже на месте. Мне было немного грустно — я не могла чувствовать себя совершенно счастливой, пока Джонатан не со мной. Ну что ж, нужно набраться терпения. Вечером мы прогулялись по Казино- террэйс10 — насладились прекрасной музыкой Шпора и Маккензи11 — и рано легли спать. Люси выглядит спокойнее, чем всё последнее время, она сразу заснула. Запру дверь, а ключ спрячу, как в прошлую ночь, хотя надеюсь, сегодня не будет неприятностей.
12 августа
Мои надежды не оправдались: ночью я дважды вставала из-за того, что Люси пыталась выйти. Даже во сне она казалась возмущенной тем, что дверь заперта, и возвращалась в постель недовольная. На рассвете меня
124
БРЭМ СТОКЕР
разбудило щебетание птиц за окном. Люси тоже проснулась, и я порадовалась, что она чувствует себя лучше, чем вчера утром. К ней вернулась ее прежняя беззаботность. Она уютно устроилась подле меня и рассказывала мне об Артуре. Я же поделилась с ней опасениями насчет Джонатана, и она старалась успокоить меня. Пожалуй, ей это удалось. Конечно, сочувствие не может изменить сложившихся обстоятельств, но всё же становится немного легче их переносить.
13 августа
Еще один спокойный день. А ночью сон с ключом на запястье и опять внезапное пробуждение — Люси сидела на постели и, не просыпаясь, указывала рукой на окно. Я тихо встала и, отодвинув штору, выглянула. Ярко светила луна; море и небо, объединенные одной великой, безмолвной тайной, были невыразимо прекрасны. Недалеко от окна кружила большая летучая мышь12, освещенная лунным светом. Пару раз она подлетала совсем близко, но, увидев меня, видимо, испугалась и устремилась через гавань к аббатству. Когда я отошла от окна, Люси уже лежала в постели и мирно спала. Больше в эту ночь она не вставала.
14 августа
Целый день — на Восточном утесе, читаю и пишу. Люси тоже полюбила это место, ее трудно увести отсюда даже к обеду, чаю или ужину. Сегодня она обронила загадочную реплику. Возвращаясь домой к ужину, мы поднялись на самый верх лестницы, ведущей от Западного мола, и остановились, как всегда, полюбоваться видом. Заходящее солнце приблизилось к линии горизонта и вот уже опустилось за Кеттлнесс, багряные лучи озарили Восточный утес и старое аббатство, окутав всё прекрасным розовым светом. И вдруг Люси тихо, как бы про себя, сказала:
«Снова эти красные глаза! Те же самые глаза».
Это прозвучало очень странно, ни с того ни с сего, и встревожило меня. Я искоса взглянула на Люси, увидела, что она в полусонном со¬
ДРАКУЛА. Глава УШ
125
стоянии, с каким-то отсутствующим, незнакомым мне выражением лица, и проследила направление ее взгляда. Она смотрела на нашу скамью, где одиноко сидела какая-то темная фигура. Я сама немного испугалась: на мгновение почудилось, будто у незнакомца большие глаза, полыхающие подобно факелам. Но когда я взглянула снова, иллюзия рассеялась: просто солнце погружалось в море, и его багряный свет отражался в окнах церкви Святой Марии за нашей скамьей и как будто двигался, освещая то одну, то другую деталь окрестностей. Я сказала Люси об этом, она вздрогнула и пришла в себя, но оставалась по- прежнему грустной; должно быть, вспомнила о той ужасной ночи. Мы никогда не говорили о ней, я и теперь ничего не сказала, и мы пошли домой ужинать.
У Люси разболелась голова, и она рано легла. Увидев, что она заснула, я решила пройтись. Гуляла по холмам и, исполненная светлой печали, думала о Джонатане. Когда возвращалась, луна светила так ярко, что почти вся улица, кроме нашей части, была хорошо видна. Я взглянула на наше окно и заметила Люси. Решив, что она высматривает меня, я помахала ей носовым платком. Казалось, она не заметила, во всяком случае, никак не откликнулась. Тут луна осветила нашу сторону дома, окно — и я отчетливо увидела, что Люси положила голову на подоконник, глаза ее закрыты, она спит, а около нее сидит вроде бы большая птица. Испугавшись, что Люси простудится, я быстро взбежала наверх, но, когда вошла в спальню, моя подруга уже двигалась к постели. И при этом явно крепко спала, но тяжело дышала и прижимала руку к горлу, словно защищаясь от холода. Я не стала ее будить, лишь потеплее укутала, а затем проверила, хорошо ли заперты дверь и окно.
Спящая Люси выглядела прекрасно, но бледнее обычного, и под глазами темные круги, которые мне не понравились. Что-то мучает ее. Как бы мне хотелось узнать, что именно...
15 августа
Проснулись позже обычного. Люси была вялой, утомленной и встала, только когда позвали к завтраку, за которым нас ждал приятный сюр¬
126
БРЭМ СТОКЕР
приз: отцу Артура стало лучше, он торопит со свадьбой. Люси на седьмом небе от счастья, а ее мать не знает, то ли радоваться, то ли горевать. Позднее миссис Вестенра объяснила свое настроение. Ей грустно расстаться с Люси, но она довольна, что скоро у дочери будет такой защитник. Бедная, милая женщина! Она поведала мне, что обречена. Люси она не говорила об этом и просила меня сохранить ее тайну: доктор сказал, что ей осталось жить всего несколько месяцев — у нее плохо с сердцем. Любая неожиданная неприятность или потрясение могут убить ее. Да, мы поступили мудро, скрыв от нее то ужасное ночное приключение.
7 7 августа
Не прикасалась к дневнику целых два дня. Не хватало духу. Какая-то тень надвинулась на наше счастье. Никаких вестей от Джонатана. Люси слабеет, а дни ее матери сочтены. Не понимаю, отчего угасает Люси. У нее хороший аппетит, она прекрасно спит, много гуляет, но с каждым днем становится всё бледнее и слабее; а по ночам я слышу, как она тяжело дышит, будто ей не хватает воздуха. Ключ от двери комнаты каждую ночь у меня на запястье, выйти Люси не может, но встает, ходит по комнате, сидит у открытого окна.
Вчера ночью, проснувшись и вновь застав бедняжку в том же положении, у окна, я попыталась ее разбудить и не смогла: она была в обмороке. Я привела ее в чувство, она была совсем слаба и просто задыхалась, а после приступов тихо плакала. Я спросила, как она оказалась у окна, — Люси лишь покачала головой и отвернулась. Надеюсь, ее болезнь не вызвана этим злополучным уколом булавки.
Пока она спала, я осмотрела ее шею; крохотные ранки не зажили: они всё еще не затянулись и, пожалуй, даже увеличились, а края их как-то странно побелели. Если эти ранки, похожие на маленькие белые круги с красными точками в центре, не заживут через день-два, обязательно позову доктора.
ДРАКУЛА. Глава УШ
127
письмо
I toJvhAMM «KsjMtf*, n^tf^C'f* i* fcTV3, Лмули
«Сэмюэл Ф. Биллингтон и сын»,
АДВОКАТСКАЯ КОНТОРА,
УИТБИ.
7 7 августа
Милостивые государи,
Посылаем вам накладную на товар, отправленный по Большой Северной железной дороге14. Он должен быть доставлен в усадьбу Карфакс, близ Пёрфлита, немедленно по прибытии на грузовую станцию Кингз- Кросс15. В доме в настоящее время никто не живет, прилагаю ключи, все они пронумерованы.
Убедительная просьба сложить ящики (в количестве пятидесяти штук), составляющие этот груз, в разрушенной части усадьбы, отмеченной на прилагаемом плане литерой «А». Ваш агент легко найдет это место — речь идет о старой часовне при доме. Товар отправят поездом сегодня вечером в 21.30, он должен прибыть на Кингз-Кросс завтра в 16.30. Наш клиент желал бы получить груз как можно скорее, поэтому мы будем весьма признательны, если ваши представители прибудут в указанное время на Кингз-Кросс и организуют немедленную доставку груза в назначенное место. Чтобы избежать задержек, возможных из-за стандартной процедуры платежей в вашем ведомстве, прилагаем чек на десять фунтов, получение просим подтвердить. Если расходы окажутся меньше, остаток можете вернуть, если больше, то по вашему первому требованию мы вышлем чек. По завершении дел ключи следует оставить в вестибюле дома, где владелец сможет взять их, открыв входную дверь имеющимся у него дубликатом.
Надеемся, вы с пониманием отнесетесь к нашей настоятельной просьбе ускорить доставку и не сочтете ее нарушением правил делового этикета.
Искренне ваши,
«Сэмюэл Ф. Биллингтон и сын»
128
БРЭМ СТОКЕР
щьно
«Оэм#м
}<AAAifiMAfc44t <* C4Mïbj Ум>ыЛа
Компания «Картер, Патерсон и К°»,
Лондон
21 августа
Милостивые государи,
подтверждаем получение чека на 10 фунтов и просим прислать чек на 1 фунт 17 шиллингов 9 пенсов за дополнительные расходы, каковые явствуют из прилагаемого счета. Груз доставлен в точном соответствии с полученными инструкциями, связка ключей оставлена в вестибюле, как и было указано.
С уважением,
за «Картера, Патерсона и К°»
шшк
Мим* Ищии
18 августа
Сегодня у меня хорошее настроение, пишу, снова сидя на нашей скамье на кладбище. Люси стало лучше. Прошлой ночью она прекрасно спала, ни разу меня не разбудила. Румянец постепенно возвращается к ней, хотя она еще очень бледна и выглядит неважно. Если бы она была анемична, я бы еще поняла это, но моя подруга обычно бодра, жизнерадостна и беззаботна. Болезненная скрытность прошла, Люси только что напомнила мне (как будто я нуждалась в напоминаниях!) о той ночи, когда на этой самой скамье я нашла ее спящей. Потом она весело постучала каблуком по каменной плите и добавила:
«Ну, тогда-то мои ножки притопали сюда тихо-тихо! Бедный мистер Суэйлз, наверное, сказал бы, что я не хотела будить Джорди»16.
Видя, что она в таком игривом настроении, я решилась спросить, что ей снилось в ту ночь. Она задумалась, слегка наморщив лоб, с тем
ДРАКУЛА. Глава VIII
129
особым милым выражением, которое так нравится Артуру (как и она, я называю его Артуром), что, впрочем, меня и не удивляет. А Люси, явно пытаясь вспомнить, мечтательно продолжала:
«Это было что-то странное — не сон, но и не явь. Мне почему-то очень захотелось прийти сюда, почему — не знаю; я чего-то боялась, а чего — тоже не знаю. Помню, шла по улицам, как во сне. Когда переходила мост, из воды выпрыгнула рыба. Я перегнулась через перила, чтобы разглядеть ее. Подымаясь по лестнице, слышала вой собак — казалось, город полон ими и все они воют. Смутно помню нечто длинное и темное, с красными глазами, как тогда, во время заката, потом почувствовала, как что-то одновременно сладостное и мучительное обволакивает меня; я словно погружалась в глубину зеленых вод, до меня доносилось какое-то пение — мне рассказывали, так бывает с утопающими; потом всё стало отдаляться, душа моя как будто покинула тело и витала в воздухе. Помню, Западный маяк оказался прямо подо мной, затем — какое-то болезненно-мучительное чувство уходящей из- под ног почвы, словно при землетрясении. Тут я пришла в себя и увидела, как ты тормошишь меня, — увидела раньше, чем почувствовала».
Люси рассмеялась. Я же слушала ее, затаив дыхание, вся эта история тягостно подействовала на меня, да и смех моей подруги мне совсем не понравился. Стремясь отвлечь ее, я перевела разговор на другую тему, и Люси стала прежней. На обратном пути свежий ветерок взбодрил ее, бледные щеки порозовели. Миссис Вестенра повеселела, увидев свою разрумянившуюся дочь, и мы провели чудесный вечер.
19 августа
Какая радость! Радость! Радость! Хотя и с долей грусти. Наконец-то известие о Джонатане! Бедняжка болен, поэтому и не писал. Я уже не боюсь думать и говорить о нем — теперь мне известно, в чем дело. Мистер Хокинс переслал мне письмо и сам написал несколько трогательных строк. Утром еду к Джонатану — помочь ухаживать за ним, если потребуется, и привезти его домой. Мистер Хокинс считает, что было бы неплохо, если б мы поженились прямо там. Я так плакала над письмом сестры милосердия, что оно намокло от слез — ведь оно о Джона¬
130
БРЭМ СТОКЕР
тане — и теперь храню его поближе к сердцу, потому что он и сам у меня в сердце. План моего путешествия разработан, багаж уложен. С собой беру лишь одну смену платья. Люси привезет мой дорожный сундук в Лондон и оставит у себя, пока я не пришлю за ним; вполне возможно, что... Впрочем, хватит марать бумагу, теперь я всё смогу рассказывать Джонатану, моему мужу. Письмо, к которому он прикасался, будет мне утешением, пока мы не встретимся.
письмо
1 АШМЛ itj, JaMMÿbi с1&*ы>м ИО'бМфб U с1$м*64* Буумммь —
72 августа
Милостивая сударыня!
Пишу по просьбе мистера Джонатана Гаркера, который еще недостаточно окреп, чтобы написать самому, хотя он уже выздоравливает, благодаря Господу, святому Иосифу и святой Марии. Почти шесть недель он пролежал у нас в сильнейшей лихорадке17. Мистер Гаркер просит меня успокоить его невесту и сообщить, что посылает также письмо мистеру Питеру Хокинсу в Эксетер, которому передает свое почтение и сожаление по поводу непредвиденной задержки. Все дела мистер Гаркер закончил. В нашем санатории в горах он пробудет еще несколько недель, а затем сможет вернуться домой. Мистер Гаркер просит сообщить Вам также о том, что у него с собой мало денег, а он хотел бы оплатить свое пребывание здесь, потому что найдутся другие, более нуждающиеся.
Да благословит Вас Господь.
Ваша, с самыми добрыми пожеланиями,
сестра Агата
P.S. Мой пациент заснул, и я хочу сообщить Вам еще кое-что. Он рассказал мне о Вас и о том, что скоро Вы станете его женой. Да благословит Господь ваш союз! По мнению нашего доктора, мистер Гаркер пере¬
ДРАКУЛА. Глава VIII
131
жил какое-то ужасное потрясение, во время болезни его преследовали кошмары, он бредил волками, ядом, кровью, призраками и демонами; боюсь даже сказать, чем еще. Будьте внимательны: ничто не должно его тревожить, подобные разговоры нужно пресекать. Для выздоровления нужно время, последствия болезни могут сказываться еще долго.
Мы бы написали уже давно, но ничего не знали о его близких, а никаких документов при нем не было. Мистер Гаркер прибыл поездом из Клаузенбурга. Начальник станции сказал проводнику, что он ворвался к ним, требуя билет до дома. Поняв по его эксцентричному поведению, что перед ними англичанин, они выдали ему билет до конечной станции этой железнодорожной линии. В монастыре его все полюбили за воспитанность и добросердечие. Ему действительно гораздо лучше, и я не сомневаюсь, что через несколько недель он полностью придет в себя. Но, ради бога, присматривайте за ним. Я буду молиться Господу, святому Иосифу и святой Марии за ваше счастье.
Вчера вечером в Ренфилде произошла странная и внезапная перемена. Где-то с восьми часов он стал волноваться и принюхиваться, как собака, идущая по следу. Санитар насторожился и, зная, что я интересуюсь этим пациентом, постарался разговорить его. Обычно Ренфилд относится к санитару с уважением, иногда даже подобострастно, но тут держался надменно. Не снизошел даже до разговора с ним, сказав лишь:
«Не желаю говорить с вами — отныне вы для меня не существуете; теперь рядом со мной мой Господин».
Санитар решил, что у того приступ религиозной мании. В этом случае возможны припадки: сильный человек, одержимый одновременно манией убийства и религиозной манией, может стать опасен. Ужасное сочетание.
В девять вечера я сам проведал Ренфилда. Он отнесся ко мне так же, как к санитару. То есть, преисполненный сознанием собственного
ънят
19 августа
132
БРЭМ СТОКЕР
величия, он не видел особых различий между нами, что действительно похоже на религиозную манию. Так ему недолго возомнить себя Богом. Конечно, для Вседержителя различия между нами, смертными, слишком мелки и незначительны. Но как же легко разгадать сумасшедшего! Истинному Богу и воробей дорог, а боги, сотворенные человеческим тщеславием, не видят различия между орлом и воробьем. О, если бы люди знали...
В течение получаса возбуждение Ренфилда всё более и более нарастало. Я не подавал виду, что слежу за ним, но на самом деле внимательно наблюдал. Вдруг в его глазах появилось хитрое выражение, столь характерное для сумасшедшего, если у него возникает какая-то идея, и он начал мотать головой туда-сюда — жест, столь хорошо знакомый врачам психиатрических лечебниц. Вполне успокоившись, Ренфилд смиренно сел на край кровати, уставившись в пространство тусклыми глазами. Я решил узнать, реальна или притворна эта апатия, и завел с ним разговор на тему, всегда живо интересовавшую его — о животных и насекомых, его любимцах. Сначала он не отвечал, наконец раздраженно бросил:
«Да ну их всех! Мне сейчас не до них».
«Как?! — воскликнул я. — Вы хотите сказать, что вам безразличны пауки?»
(Именно пауки были его последней слабостью, его записная книжка быстро заполнялась длинными колонками цифр.)
На это он загадочно ответил:
«Те, кто ждет невесту, рады и подружкам, но с появлением невесты подружки меркнут»18.
Он не захотел объяснить смысл своих слов и всё время, пока я у него пробыл, безмолвно сидел на постели.
Я сегодня очень устал, и настроение неважное. Не могу не думать о Люси и о том, что всё могло сложиться иначе. Если сразу не засну, приму хлорал, этот современный Морфей19, — С2НС130 + Н20! Впрочем, нужно следить, чтобы это не вошло в привычку. Нет, пожалуй, сегодня не стану! Не стоит мысли о Люси смешивать с этим веществом. В крайнем случае не посплю сегодня...
ДРАКУЛА. Глава УШ
133
Позднее
Хорошо, что принял такое решение; еще лучше, что последовал ему. Лежал, маялся, услышал, как часы пробили два, — и тут из больницы пришел ночной дежурный и сообщил, что Ренфилд сбежал. Я тотчас оделся и помчался вниз: мой пациент20 слишком опасен для того, чтобы шататься по округе. Одержимый маниакальными идеями, он способен навредить даже случайным прохожим.
Санитар ждал меня. Он сказал, что за десять минут до побега видел Ренфилда в дверной глазок: он лежал в постели и вроде бы спал. Потом его внимание привлек звук выламываемой оконной рамы. Бросившись в палату, он увидел лишь, как в окошке мелькнули пятки пациента. И сразу послал за мной. Ренфилд — в ночной рубашке и не мог уйти далеко. Санитар предпочел проследить, куда он направится, а не бежать за ним через дверь, рискуя потерять беглеца из виду. Вылезти в окно санитар не мог ввиду своей внушительной комплекции, а так как я худощав, то забрался с его помощью на подоконник, спустил ноги наружу и спрыгнул вниз — окно невысоко над землей. По словам санитара, больной побежал налево, а потом прямо, и помчался со всех ног. Миновав сквер, я увидел белую фигуру — Ренфилд карабкался по стене, отделяющей лечебницу от территории соседнего дома, в котором никто не живет.
Я сразу же вернулся и велел дежурному немедленно позвать трех или четырех санитаров, чтобы они последовали за мной на территорию Карфакса — на случай, если наш друг в буйном состоянии. Сам же я достал приставную лестницу и перелез через стену; увидев, что Ренфилд поворачивает за угол дома, я побежал за ним. И обнаружил его в дальнем конце двора: он стоял, прильнув к обитой железом дубовой двери часовни, и с кем-то разговаривал. Мне хотелось послушать, что он говорит, но я боялся подойти ближе и спугнуть его. Ловля бродячего пчелиного роя — ничто по сравнению с погоней за голым сумасшедшим! Вскоре, однако, я понял, что Ренфилд совершенно не обращает внимания на происходящее вокруг, и подошел ближе, тем более что мои люди уже перелезли через стену и подкрались к нему с флангов.
134
БРЭМ СТОКЕР
Мне стало слышно, как он говорит: «Я здесь, мой Господин, повелевайте мною. Я — ваш раб, и вы вознаградите меня за верность. Я давно боготворил вас издалека. Теперь вы рядом, я ожидаю ваших распоряжений и надеюсь, что вы не обойдете меня, мой дорогой Господин, при раздаче наград».
Старый жадный попрошайка! Думает о хлебе и рыбах21, хотя убежден, что перед ним Бог. Поразительно сочетание маний.
Когда мы попытались его задержать, Ренфилд отбивался как тигр; он и в самом деле похож на дикого зверя и невероятно силен. Никогда прежде не видел сумасшедшего в таком припадке бешенства и, надеюсь, больше не увижу. Счастье еще, что мы, зная о силе и жестокости нашего пациента, вовремя схватили его — он мог бы натворить немало бед! Теперь, по крайней мере, он безопасен. Сам Джек Шеппард22 не смог бы вырваться из смирительной рубашки, которую надели на Рен- филда, к тому же его поместили в обитую войлоком палату, приковав цепью к стене23. Временами он издает ужасные крики, но еще более зловеща наступающая затем тишина, ибо от него исходит черная энергия убийства.
Только сейчас он произнес первые связные слова:
«Я буду терпелив, мой Господин. Это приближается... приближается... приближается!»
Теперь и я уловил намек и тоже решил приблизиться — ко сну. Но был слишком возбужден, чтобы заснуть, однако дневник успокоил меня; чувствую, что сегодня мне удастся наконец выспаться.
X
письмо
Мшrt. fAjjuf- —
/\КЫл
Будапешт, 24 августа
орогая моя Люси!
Конечно, ты хочешь знать всё, что произошло со мной с тех пор, как мы расстались на вокзале в Уит- би. Итак, я благополучно доехала до Халла1, затем на пароходе до Гамбурга и на поезде — сюда. Дорогу не помню — всё время думала только о Джонатане, о том, как буду за ним ухаживать, а для этого надо сейчас хорошенько отоспаться...
Застала его в ужасном состоянии — он худой, бледный и очень слабый. Его глаза утратили выражение решительности, исчезло и столь характерное для него спокойное достоинство, о котором я часто говорила тебе. От прежнего Джонатана почти ничего не осталось, и он не помнит, что с ним произошло в последнее время. Или, по крайней мере, хочет, чтобы я так думала, ну а я, разумеется, не задаю вопросов. Он пережил какое-то ужасное потрясение, и если станет вспоминать — боюсь за его рассудок. Сестра Агата, добрейшая женщина и прирожденная сестра милосердия, сказала мне, что в бреду он говорил ужасные вещи. Но когда я захотела узнать, что именно, она перекрестилась и ответила, что бред больных — тайна, принадлежащая Богу, и сестра милосердия, выслушивающая его по долгу службы, не имеет права злоупотреблять доверием. Эта славная, добрая душа на следующий
138
БРЭМ СТОКЕР
день, увидев, как я расстроена, вернулась к нашему разговору и, заметив, что никогда не сможет повторить мне, что говорил мой любимый в бреду, добавила:
«Моя дорогая, могу сказать вам лишь следующее: сам он не сделал ничего плохого, и у его будущей жены нет причин для беспокойства. Он всегда помнил о вас и был вам верен. То, что он пережил, так безмерно ужасно, что мало кто из смертных смог бы это вынести».
Вероятно, она подумала, что меня мучает чувство ревности: не влюбился ли мой бедняжка в какую-нибудь девушку. Но могу ли я ревновать Джонатана! И всё же, дорогая, по секрету признаюсь, я испытала пронзительную радость, узнав, что не женщина была причиной несчастья. Сижу у его постели и смотрю на него, пока он спит. Просыпается! Попросил меня дать ему куртку — хотел достать что-то из кармана. По моей просьбе сестра Агата принесла его вещи, в том числе записную книжку. Я уж было собралась попросить у него разрешения посмотреть ее — возможно, там ключ к его несчастью, — но, наверное, он по глазам угадал мое желание, потому что вдруг отослал меня к окну, сказав, что хотел бы минуту побыть один. Чуть погодя он позвал меня и серьезно сказал, положив руку на записную книжку:
«Вильгельмина! — (Я поняла, что речь идет о чем-то очень важном: он ни разу не называл меня так после того, как сделал предложение.) — Ты знаешь, любимая, мой взгляд на отношения между мужем и женой: полная открытость и доверие. Я пережил сильное потрясение, и теперь, когда вспоминаю о случившемся, у меня голова идет кругом и я не могу понять, произошло ли это на самом деле или я бредил. Ты знаешь, я перенес лихорадку и был на грани безумия2. Моя тайна здесь — в записной книжке, но я не хочу возвращаться к этому. Хочу жить дальше, хочу, чтобы мы поженились. — (Ведь мы решили пожениться, дорогая Люси, прямо здесь, как только все формальности будут исполнены.) — Согласна ли ты, Вильгельмина, разделить мой отказ от недавнего прошлого и нести груз неведения? Возьми эту книжку и сохрани ее; прочти, если захочешь, но никогда не говори со мной об этом, если, конечно, некий высший долг не призовет меня вернуться к тем страшным часам моей жизни».
ДРАКУЛА. Глава IX
139
Затем он в изнеможении присел на кровать, а я сунула дневник ему под подушку и поцеловала его. Я попросила сестру Агату поговорить с настоятельницей, чтобы наше венчание состоялась сегодня вечером. Жду ответа...
Сестра вернулась и сказала, что послали за священником Английской миссии3. Нас повенчают через час, как только Джонатан проснется...
Люси, свершилось! Я чувствую торжественность момента и очень, очень счастлива. Джонатан проснулся чуть позже намеченного часа, когда всё уже было готово, и, сидя в постели, обложенный подушками, произнес свое «согласен» твердо и решительно. Я же от избытка переполнявших меня чувств едва сумела вымолвить свое «да»; едва могла говорить, сердце было переполнено и даже эти слова душили меня. Милые сестры были так внимательны! Бог свидетель, я никогда, никогда не забуду их и свято исполню те серьезные и дорогие моему сердцу обязанности, которые взяла на себя с этого часа. Расскажу тебе о своем свадебном подарке. Когда священник и сестры ушли, оставив меня наедине с моим мужем — о Люси, я впервые назвала его своим мужем! — я достала из-под подушки злополучный дневник, завернула в белую бумагу, перевязала светло-голубой ленточкой, которую носила на шее, и запечатала узелок сургучом, использовав в качестве печати свое обручальное кольцо. Потом поцеловала книжку, показала ее Джонатану и сказала, что это будет на всю жизнь залогом и символом нашего взаимного доверия, и я никогда не распечатаю ее, разве что это потребуется ради спасения моего дорогого мужа или во исполнение какого- то неукоснительного долга. Джонатан взял меня за руку — впервые взял за руку свою жену\ — и сказал, что я ему дороже всех на свете и, если бы потребовалось, он бы вновь перенес все испытания из своего прошлого ради того, чтобы заслужить такую награду. Бедняжка, конечно, имел в виду лишь недавние испытания, у него, видимо, всё сместилось во времени — я не удивлюсь, если поначалу он будет путать не только месяц, но и год.
Дорогая, ну что я могла ответить ему? Только то, что я — самая счастливая женщина на свете и вверяю ему всё, что имею: себя, свою
140
БРЭМ СТОКЕР
жизнь, любовь и верность до конца дней своих. Он поцеловал меня и обнял пока еще слабыми руками — это был как бы наш обет друг другу.
Люси, милая, знаешь ли, почему я всё это рассказываю тебе? Не только потому, что это самые сладостные минуты моей жизни, но и потому, что ты всегда была и будешь очень дорога мне. Я ценю твою дружбу как дар судьбы и смею надеяться, что была тебе другом и советчиком с тех пор, как ты со школьной скамьи шагнула в жизнь. И теперь мне хочется, чтобы ты взглянула на мир моими глазами, глазами счастливейшей жены, и убедилась, что верность долгу ведет к счастью, и в своем замужестве была бы не менее счастлива, чем я. Дорогая моя, да пошлет тебе Господь Всемогущий солнечную жизнь, без потрясений, без забвения долга, без взаимного недоверия; не говорю: без огорчений — это невозможно, но мне хочется, чтобы ты была всегда счастлива так, как я счастлива теперь. До свиданья, дорогая. Немедленно отправлю это письмо и, вероятно, скоро напишу опять. Позволь мне на этом закончить. Джонатан просыпается — займусь своим мужем!
Неизменно любящая тебя
Мина Гаркер
ПИСЬМО
л#си — Миы. Гиш
Уитби, 30 августа
Моя дорогая Мина!
Океан любви и тысячи поцелуев, желаю тебе и твоему мужу поскорее вернуться домой. Как бы я хотела, чтобы вы побыли здесь с нами! Морской воздух быстро вылечит Джонатана, как почти вылечил меня. Я теперь настоящая обжора4, сплю прекрасно, радуюсь жизни. Совершенно перестала вставать по ночам, по крайней мере, не брожу во сне уже целую неделю, — тебя это должно порадовать. Артур говорит, что я начинаю набирать вес. Кстати, забыла сказать тебе — он приехал. Мы совершаем прогулки пешком и верхом, катаемся на лодках, играем в теннис, удим рыбу. Я люблю своего жениха больше прежнего. Артур признался мне, что совсем потерял голову от любви — я не верю: он еще
ДРАКУЛА. Глава IX
141
тогда, вначале, сказал мне, что невозможно любить сильнее, чем он любит меня. Но это всё чепуха. А вот и Артур — зовет меня. Пока всё.
P.S. Привет от мамы. Кажется, ей, моей дорогой бедняжке, получше. P.p.S. Наша свадьба назначена на 28 сентября.
Болезнь протекает всё любопытнее. Ренфилд успокоился, очередной маниакальный приступ как будто отступил. Первую неделю после припадка5 он находился в очень буйном состоянии. Но однажды ночью, когда взошла луна, вдруг успокоился и стал бормотать:
«Теперь я могу ждать... могу ждать».
Санитар доложил мне об этом, я немедленно зашел к больному. Ренфилд был всё еще в смирительной рубашке и в обитой войлоком палате для буйных, но на лице появилось почти прежнее просительное, я бы даже сказал угодливое, выражение. Довольный его состоянием, я велел, чтобы его освободили. Санитары заколебались, но все-таки выполнили мое распоряжение беспрекословно. Удивительно, пациент настолько наблюдателен, что заметил их недоверие: он подошел ко мне вплотную и прошептал, поглядывая на них украдкой:
«Боятся, что я вас ударю! Подумать только — чтобы я вас ударил! Придурки!»
Утешительно, конечно, сознавать, что хотя бы в глазах этого несчастного обладаешь какими-то качествами, отличающими тебя от других, но я всё равно не улавливаю ход его мысли. Значит ли это, что нас с ним якобы что-то объединяет и мы должны держаться вместе, — или же он рассчитывает на столь значительную услугу с моей стороны, что мое благополучие важно для него? Поживем — увидим. Сегодня вечером он больше не пожелал разговаривать. Даже мое предложение
Любящая тебя
Люси
ттт
20 августа
142
БРЭМ СТОКЕР
принести ему котенка или взрослую кошку не соблазнило его. Он заявил:
«Меня не интересуют кошки. Теперь есть кое-что поважнее, и я могу ждать... ждать...»
Немного погодя я ушел к себе. По словам санитара, больной всю ночь вел себя спокойно, только перед рассветом пришел в волнение и постепенно разбушевался, потом, предельно измученный, впал в полную апатию, весьма схожую с коматозным состоянием6.
Трое суток подряд с ним повторяется одно и то же — днем буйная вспышка, затем полнейшая прострация — от захода до восхода солнца. Понять бы мне, в чем причина! Как будто что-то систематически воздействует на него — наплывает и отступает. Любопытная мысль! Посмотрим-ка сегодня, кто кого: сделаем ставку на здоровые мозги против больных. Недавно Ренфилд сбежал сам, теперь мы ему в этом поможем и понаблюдаем...
23 августа
«Всегда случается то, чего совсем не ждешь». Как же все-таки хорошо Дизраэли знал жизнь!7 Наша птичка, обнаружив, что клетка открыта, не захотела улететь, и все мои планы пошли насмарку. Но, по крайней мере, мы убедились в одном: периоды спокойствия у нашего пациента довольно продолжительны. Отныне будем ежедневно на несколько часов освобождать его от смирительной рубашки. Я дал распоряжение ночному дежурному: если Ренфилд в спокойном состоянии — просто держать его в обитой войлоком палате всю ночь, вплоть до предрассветного часа. Пусть если не дух, то хоть тело несчастного насладится покоем. Ну вот! Опять что-то стряслось! Меня вызывают — Ренфилд сбежал!..
Позднее
Очередное ночное приключение. Ренфилд хитроумно выждал момент, когда дежурный входил с проверкой в палату, проскользнул мимо него и помчался по коридору. Я велел санитарам следить за ним. Он опять
ДРАКУЛА. Глава IX
143
побежал к пустому соседнему дому, мы застали его на том же месте — у дверей старой часовни. Увидев меня, он пришел в бешенство и, не перехвати его служители вовремя, вполне мог попытаться меня убить. Тут произошло нечто неожиданное. Сначала он сопротивлялся нам с удвоенной силой, а потом вдруг затих. Я невольно огляделся, но ничего не заметил. Тогда я проследил за взглядом больного, направленным на освещенное луной небо, но там не было ничего особенного, только большая летучая мышь бесшумно, как призрак, летела на запад. Обычно летучие мыши носятся кругами или взад-вперед, эта же летела по прямой траектории, как будто зная, куда и зачем. Больной всё более успокаивался и наконец сказал:
«Не нужно связывать меня, я не стану вырываться!»
В больницу мы вернулись без приключений. Что-то зловещее чудится мне в спокойствии Ренфилда... Не забуду эту ночь...
теши
Лиси foauuf*
24 августа, Хиллингем8
Нужно последовать примеру Мины и вести дневник. А потом, встретившись, мы всё обсудим. Но когда это будет?! Как бы мне хотелось, чтобы она опять была со мной, — без нее так плохо! Прошлой ночью снова снились кошмары, как тогда в Уитби. Возможно, из-за перемены климата, или так на меня подействовало возвращение домой. Приснилось что-то мрачное, ужасное, но что — толком не помню. Однако мне жутко, чувствую усталость, слабость. Артур пришел к обеду и, увидев меня, огорчился, у меня же не было сил притворяться веселой. Может быть, смогу спать сегодня у мамы в комнате. Попробую ее уговорить.
25 августа
Еще одна ужасная ночь. Мама не согласилась на мою просьбу. Она сама не очень хорошо себя чувствует и явно боится потревожить мой сон. Я попыталась не спать, и некоторое время мне это удавалось, хотя по-
144
БРЭМ СТОКЕР
том, видимо, все-таки задремала, потому что в полночь проснулась от боя часов. Что-то как будто скреблось в окно, слышалось хлопанье крыльев, но я постаралась не обращать внимания и больше ничего не помню — наверное, заснула. Опять снились кошмары, но, к сожалению, совершенно не помню какие. Сегодня утром я совсем без сил. Лицо бледное, как у призрака. Болит шея. Видимо, что-то случилось с легкими — не хватает воздуха. Попытаюсь взбодриться к приходу Артура и не огорчать его своим видом.
Нужна твоя помощь. Заболела Люси, не могу сказать ничего определенного, но выглядит она ужасно, и с каждым днем ей хуже. Я пытался выяснить у нее, в чем дело. Не решаюсь говорить об этом с миссис Вес- тенра — любые волнения опасны для ее здоровья и могут иметь фатальные последствия. Она призналась мне, что обречена — у нее серьезный порок сердца, бедняжка Люси об этом пока не знает. А у меня нет сомнений, что опасность грозит душевному здоровью моей дорогой девочки. Я в смятении, не могу без боли смотреть на нее. Сказал ей, что попрошу тебя ее осмотреть. Сначала она противилась, и я догадываюсь почему, старина, но в конце концов согласилась. Понимаю, дружище, тебе будет нелегко, но сделай это ради нее, обращаюсь к тебе без колебаний, и ты действуй так же. Приезжай завтра в Хиллингем к двум часам — на обед, чтобы не вызвать подозрений у миссис Вестенра; после обеда вам с Люси удастся побыть наедине. Я буду к чаю, и потом мы можем уйти вместе. Очень тревожусь и хотел бы знать твое заключение сразу после осмотра. Не подведи!
письмо
Отель «Албемарл»9, 31 августа
Дорогой Джек!
Артур
ДРАКУЛА. Глава IX
145
тегрйнт
7 сентября
Срочно вызван к отцу, ему стало хуже. Вечерней почтой пришли подробное письмо в Ринг10. Если необходимо, телеграфируй.
Спешу сообщить тебе, что у мисс Вестенра нет никакого функционального расстройства или другой известной мне болезни. В то же время я всерьез обеспокоен ее видом, она удручающе изменилась со времени нашей последней встречи. Конечно, сам понимаешь, мне не удалось осмотреть ее как следует:11 этому мешают наши дружеские отношения, и тут медицина бессильна. Пожалуй, лучше изложу тебе всё как было, а ты сделаешь собственные выводы. Итак, слушай, что я сделал и что предлагаю.
Я застал мисс Вестенра вроде бы в хорошем настроении, с виду веселой. Но быстро понял, что она всячески старается ввести в заблуждение мать — та была рядом — и тем самым уберечь ее от волнений. Даже если Люси и не знает, то догадывается, что это необходимо. Обедали мы втроем и так старались веселить друг друга, что в конце концов наши старания были вознаграждены — нам действительно стало весело. После обеда миссис Вестенра пошла прилечь, а Люси осталась со мной. Она держалась очень стойко — наверное, из-за слуг, которые сновали туда-сюда. Лишь в своей комнате, когда дверь закрылась, она сбросила с себя маску веселья и в изнеможении упала в кресло, закрыв лицо руками. Увидев смену ее настроения, я поспешил приступить к обследованию. Она с грустью заметила:
«Если б вы знали, как я не люблю говорить о себе».
ПИСЬМО
2 сентября
Старина!
146
БРЭМ СТОКЕР
Я напомнил ей о врачебной тайне и сказал, что ты серьезно обеспокоен ее здоровьем. Она сразу поняла, что я имел в виду, и отреагировала мгновенно.
«Расскажите Артуру всё, что сочтете нужным. Для меня главное он, а не я».
Так что могу быть с тобой откровенным.
Я сразу обратил внимание на то, что она несколько бледна, но обычных признаков анемии у нее нет. Совершенно случайно мне удалось взять у нее пробу крови: когда она открывала тугое окно, потянула веревку, разбила стекло и слегка поранила руку. Порез пустяковый, но мне удалось набрать несколько капель и сделать анализ. Состав крови в рамках нормы12, и, должен признать, сам по себе он свидетельствует о крепком здоровье. Таким образом, физическое состояние не вызывает никакой тревоги. Но я пришел к выводу, что, возможно, причину нездоровья надо искать в сфере психического. Люси жалуется на затрудненное дыхание, тяжелый, как бы летаргический сон с кошмарными сновидениями, которые она потом не может вспомнить. Говорит, что в детстве у нее была привычка ходить во сне, и в Уитби эта привычка к ней вернулась, а однажды ночью она вышла из дома и поднялась на Восточный утес, где ее и нашла мисс Меррей, но в последнее время ночные прогулки, как уверяет Люси, прекратились.
Я в полном недоумении, поэтому лучшее, что мог сделать, — написать своему учителю и старому другу, профессору Ван Хелсингу из Амстердама;13 он как никто другой разбирается в необычных болезнях. Я попросил его приехать, а поскольку ты предупредил, что берешь всё под свое начало, я счел необходимым рассказать ему о тебе и твоих отношениях с мисс Весгенра. Сделал я это, мой дорогой друг, выполняя твою волю, но я и сам горд и счастлив хоть чем-то быть ей полезным. Не сомневаюсь, что Ван Хелсинг поспешит на помощь хотя бы из расположения ко мне, но, каковы бы ни были его условия и пожелания, мы должны их принять. Профессор производит впечатление самоуверенного человека, но это объясняется лишь тем, что он действительно знает, о чем говорит. Он философ, метафизик и один из лучших ученых нашего времени. Думаю, он обладает необычайным умом, плюс к этому железная выдержка, хладнокровие14, неукротимая решитель¬
ДРАКУЛА. Глава IX
147
ность, сила воли, терпимость в сочетании с даром творить добро и самое отзывчивое и искреннее сердце — вот что помогает ему в его благородной теоретической и практической работе на благо человечества; взгляды его широки, а сострадание и сочувствие безграничны. Сообщаю тебе всё это лишь с тем, чтобы ты понял, почему я так на него полагаюсь. Я просил его приехать немедля.
Завтра вновь повидаю мисс Вестенра. Мы встретимся с нею в гостином дворе, чтобы не встревожить ее мать столь скорым повторением моего визита.
Всегда твой
Джон Сьюард
письмо
WjpMAM*. ХШ4лМб — yoMrtvOjy Gwfjyy
2 сентября
Дорогой друг! Получил твое письмо и немедленно выезжаю. К счастью, делаю это без ущерба для моих пациентов. В противном случае поехал бы с тяжелым сердцем, но не откликнуться на просьбу друга помочь тем, кто ему дорог, не могу. Объясни своему приятелю, что ты, высосав яд гангрены из моей раны от нелепого пореза ножом, выскользнувшим из рук нашего чересчур нервного товарища15, раз и навсегда получил право на мою поддержку. Так что теперь, когда твой Артур нуждается в моих услугах, твоя просьба перевешивает всё его громадное состояние. Я еду прежде всего к тебе, хотя мне и приятно быть полезным твоему другу. Закажи мне номер в «Большом восточном отеле»16, чтобы я находился неподалеку от вас. И, пожалуйста, устрой мне встречу с молодой леди завтра пораньше — очень может быть, мне придется вечером вернуться в Амстердам. Но, если будет нужно, я вновь приеду через три дня и смогу пробыть подольше. А пока, друг мой Джон, — до свидания.
Ван Хелсинг
148
БРЭМ СТОКЕР
ПИСЬМО
3 сентября
Дорогой Арт! Ван Хелсинг приезжал и уже уехал. Люси устроила так, что во время нашего визита в Хиллингем ее матери дома не было — она обедала в гостях. Ван Хелсинг очень внимательно осмотрел пациентку. Он вышлет мне результаты осмотра, а я сообщу их тебе — это единственное, что я могу сделать, ибо присутствовал лишь в самом начале процедуры. Боюсь, что профессор был очень озадачен и не стал торопиться с выводами — сказал, что должен подумать. Когда же я напомнил ему о нашей с тобой дружбе и как ты мне доверяешь, он добавил:
«Ты должен сообщить своему другу всё, что думаешь по этому поводу. А если прочитаешь мои мысли и после этого захочешь, можешь передать и то, что думаю я. Нет-нет, я не шучу. Тут не до шуток, тут вопрос жизни и смерти, если не больше».
Я спросил его, что он этим хочет сказать, ведь говорил он очень серьезно. Разговор происходил уже в городе — за чашкой чая, перед его отъездом в Амстердам. Но профессор так ничего и не пояснил. Не сердись, Арт, — само его молчание означает, что он сосредоточенно размышляет, пытаясь разобраться и помочь Люси. Можешь не сомневаться, он всё растолкует в нужный момент. Я сказал ему, что подробно опишу тебе наш визит к Люси, как если бы делал репортаж для «Дейли Телеграф»17. Ван Хелсинг никак не отреагировал, лишь заметил, что туманы в Лондоне не такие густые, как прежде18, когда он был здесь студентом. Заключение о результатах осмотра я рассчитываю получить завтра, если он успеет его написать. В любом случае я жду от него письмо.
Теперь о нашем визите. Настроение, да и вид у Люси были явно лучше, чем при моем первом посещении. Уже нет такой пугающей бледности, дыхание нормализовалось. Она встретила профессора очень любезно (в свойственной ей манере), была с ним мила, но я видел, что это требует от нее больших усилий. Думаю, Ван Хелсинг тоже заметил это, судя по хорошо знакомому мне быстрому взгляду из-под
ДРАКУЛА. Глава IX
149
густых бровей. Затем он начал непринужденно беседовать на разные темы — о чем угодно, кроме болезней и сугубо личного, и так развеселил девушку, что она по-настоящему оживилась. Потом постепенно подвел разговор к цели своего приезда и сказал очень деликатно:
«Дорогая моя юная мисс! Мне приятно видеть, что вас так любят. Это очень важно, дорогая, хотя, возможно, я чего-то не знаю. Мне сказали, что у вас упадок сил и что вы очень бледны. А я им отвечу: “Вздор!” — И, щелкнув пальцами в мою сторону, профессор продолжил: — Мы с вами докажем им, что они ошибаются. А этот, — и он сделал в мою сторону жест, которым некогда выгнал меня из аудитории по конкретному поводу, о чем не раз напоминал мне, — разве он понимает что-нибудь в молодых леди? Привык возиться со своими сумасшедшими, возвращать им счастье, а их самих — тем, кто их любит. Это многое значит, ведь в наших силах даровать такое счастье — о, в этом он преуспел, а вот в молодых леди ни бельмеса не смыслит! Нет у него ни жены, ни дочери, да и откровенничать молодые склонны не со своими сверстниками, а с такими старцами, как я, познавшими много несчастий и разгадавшими их причины. Пожалуй, моя дорогая, отправим-ка его в сад покурить, а сами побеседуем наедине».
Я понял намек и вышел прогуляться. Вскоре профессор, подойдя к окну, позвал меня в дом. И очень серьезно сказал:
«Я тщательнейшим образом выслушал и осмотрел ее — никаких функциональных расстройств. Согласен с тобой, она потеряла много крови — недавно, но не теперь. Однако же по природе своей эта девушка не малокровна. Я попросил позвать служанку — хочу задать ей пару вопросов, чтобы ничего не упустить, хотя и так знаю, что она скажет. Но ведь есть же какая-то причина, без причины ничего не бывает. Я должен вернуться домой и всё хорошенько обдумать. Каждый день присылай мне телеграммы, и, если будет нужно, я снова приеду. Эта болезнь — а плохое самочувствие и есть болезнь — заинтересовала меня, как и сама эта милая, славная девушка. Она просто очаровала меня, и я непременно приеду, теперь уже ради нее, не только из-за тебя и не только как врач». Больше он не сказал ни слова, даже когда мы с ним остались одни. Теперь, Арт, ты знаешь всё то, что известно мне. Я буду внимательно следить за ходом дела. Надеюсь, твой бедный отец по¬
150
БРЭМ СТОКЕР
правляется. Да, старина, ты угодил в тяжелое положение — плохо сразу двум дорогим тебе людям. Знаю, как ты относишься к сыновнему долгу, ты, конечно, прав; если же понадобится твое присутствие здесь, рядом с Люси, — я немедленно сообщу тебе; так что не волнуйся и жди вестей.
Продолжаем наблюдение за нашим падиентом-зоофагом. С того дня у него был всего один приступ — вчера, в неурочное время. Перед самым полуднем он пришел в состояние возбуждения. Санитар, уже знавший симптомы, позвал на помощь, которая, к счастью, прибыла вовремя. Когда часы пробили полдень, Ренфилд так разбушевался, что санитарам пришлось изо всех сил удерживать его. Впрочем, через пять минут он начал постепенно успокаиваться, впал в меланхолию и до сих пор пребывает в этом состоянии. По словам санитара, во время припадка больной орал как резаный. Мне стоило больших усилий утихомирить других пациентов, которых он напугал. Могу их понять: эти крики вывели из равновесия даже меня, хотя я находился довольно далеко. Сейчас в больнице час послеобеденного отдыха. Ренфилд забился в угол и размышляет о чем-то своем с недовольным и даже горестным выражением лица, которое скорее всего сигнализирует о чем-то, но неясно, о чем именно. Я так и не разобрался.
Новая перемена в Ренфилде. В пять часов заглянул к нему — он выглядел довольным и веселым, как прежде; ловил и поедал мух, делая каждый раз отметку ногтем на обивке двери. Увидев меня, он подошел, извинился за дурное поведение, заискивающе попросил перевести
Всегда твой
Джон Сьюард
4 сентября
Позднее
ДРАКУЛА. Глава IX
151
его в прежнюю палату и вернуть записную книжку. Я решил, что следует подбодрить больного, — и вот он снова в своей палате с открытым окном. Сыплет на подоконник сахар, который ему выдали к чаю, и собирает урожай мух. Но теперь не ест их, а, как и раньше, складывает в коробку и уже осматривает углы в поисках пауков. Я попробовал завести с ним разговор о последних днях: любая деталь могла бы помочь мне понять ход его мыслей, — но Ренфилд не откликнулся. На мгновение на лице у него появилось скорбное выражение, и он пробормотал отчужденно, обращаясь скорее к самому себе, чем ко мне:
«Всё кончено! Кончено! Он покинул меня. Больше не на кого надеяться, только на себя! — И, решительно повернувшись в мою сторону, добавил: — Доктор, не будете ли вы так добры распорядиться, чтобы мне дали еще немного сахара? Думаю, это пойдет мне на пользу».
«И мухам?» — спросил я.
«Конечно! Мухи тоже любят сахар, а я люблю мух, поэтому я люблю сахар».
А некоторые считают, что сумасшедшие не способны логически мыслить. Я велел выдать ему двойную порцию сахара, и, когда уходил, он казался счастливейшим человеком на свете. Как бы я хотел проникнуть в тайны его сознания!
Полночь
Снова перемена в моем больном. Приехав от мисс Вестенра (ей гораздо лучше), я остановился у ворот лечебницы полюбоваться закатом — и услышал его вопли. Окно палаты Ренфилда выходит как раз на эту сторону, и теперь я слышал всё отчетливее, чем утром. Это был просто удар для меня: от чудесной красоты дымчатого лондонского заката с его яркими красками, чернильными тенями и дивными оттенками, которые оживляли пасмурные облака, как темную водную гладь, — возвратиться к жестокой действительности, к этому холодному каменному дому, переполненному человеческим страданием, — нет, это уж слишком! Как вынести это моему одинокому сердцу!
Я бросился к Ренфилду и уже из его окна увидел: красный диск клонится за горизонт. Постепенно мой пациент стал затихать; а как
152
БРЭМ СТОКЕР
только солнце зашло совсем, он обмяк, словно куль, и осел на пол. Поразительно, как быстро сумасшедшие могут восстанавливать свой энергетический потенциал: через несколько минут он как ни в чем не бывало был на ногах и спокойно поглядывал по сторонам. Я подал санитарам знак отпустить его — мне стало интересно, что он будет делать. Ренфилд подошел к окну, смахнул с подоконника остатки сахара и, взяв коробку с мухами, вытряхнул ее содержимое наружу, а саму коробку выбросил. Потом закрыл окно, направился к кровати и сел. Всё это удивило меня, и я спросил:
«Вы больше не собираетесь возиться с мухами?»
«Нет, — ответил он, — вся эта дребедень мне надоела!»
Ренфилд, конечно, прелюбопьггнейпшй экземпляр. Все-таки интересно понять склад его ума и причину внезапных припадков. Стоп! А вдруг разгадка кроется в том, что сегодня его приступы были в полдень и на закате? Неужели солнце может действовать на психику некоторых людей так же пагубно, как луна? Надо понаблюдать.
1ЕЛВГРАННА
4 сентября
Пациентке стало лучше.
тегрлммА
5 сентября
Пациентке значительно лучше. Хороший аппетит, спокойный сон, отличное настроение, румянец.
ДРАКУЛА. Глава IX
153
ШГРАННА
Cwfify* toy ПОМуСАЖ — toÿOJjiCCùOjy Еби XlACtoMy b nM6ttotfrtAto
6 сентября
Ужасная перемена к худшему. Срочно приезжайте, медлить нельзя. Холмвуду ничего не сообщаю, пока не увижусь с вами.
X
письмо
Aj^hyj^ÿ
6 сентября
орогой мой Арт!
Не очень хорошие новости. Люси сегодня утром стало хуже. Но нет худа без добра: обеспокоенная ее видом, миссис Вестенра обратилась ко мне за
консультацией. Я воспользовался случаем и сказал ей, что мой старый учитель Ван Хелсинг, выдающийся врач и диагност, как раз приезжает ко мне в гости, и мы вместе займемся здоровьем ее дочери. Так что теперь мы сможем бывать у них свободно, не боясь встревожить миссис Вестенра своими визитами: любое волнение чревато для нее роковым исходом, а для Люси в ее теперешнем состоянии это может обернуться гибельными последствиями. Мы попали в очень сложную ситуацию — я имею в виду всех нас, мой дорогой друг, — но, даст Бог, все-таки выйдем из нее благополучно. При малейшей необходимости напишу тебе, мое молчание будет означать лишь то, что новостей нет. Извини — пишу второпях.
Всегда твой,
Джон Сьюард
156
БРЭМ СТОКЕР
wmwi
7 сентября
Встретил Ван Хелсинга на Ливерпул-стрит1, и он сразу спросил меня:
«Ты уже сообщил что-нибудь своему другу, ее жениху?»
«Нет, — ответил я. — Хотел, как и написал в телеграмме, сначала повидать вас. Просто послал ему письмо о том, что вы приезжаете, поскольку мисс Вестенра чувствует себя неважно, и попросил его ждать моих дальнейших сообщений».
«Правильно, друг мой, — сказал профессор. — Ты поступил совершенно правильно! Пока ему лучше ничего не знать; возможно, он никогда и не узнает. Дай-то Бог! А уж если возникнет необходимость, он узнает всё. И, друг мой Джон, позволь мне предостеречь тебя. Ты по долгу службы имеешь дело с сумасшедшими. Конечно, все люди в той или иной степени безумны. И поэтому, пожалуйста, будь так же осторожен со всеми блаженными, то есть всем остальным миром, как и со своими сумасшедшими. Ты же обычно не рассказываешь пациентам, что и почему ты делаешь или что думаешь. До поры до времени держи при себе всё, что знаешь, и умножай свое знание. Вот и мы с тобой сохраним то, что известно, здесь и здесь. — И он указал сначала на мои сердце и лоб, а затем — на свои. — У меня есть кое-какие соображения. Позднее я изложу их тебе».
«Почему не теперь? — спросил я. — Это может быть полезным — мы смогли бы прийти к какому-нибудь решению».
Ван Хелсинг взглянул на меня и сказал:
«Друг мой Джон, бывает так, что зерно созревает, однако еще не поспело — молоко матери-земли уже есть в нем, но солнце еще не окрасило его в золотой цвет, и вот крестьянин срывает колос, трет его меж ладоней, сдувает зеленую шелуху и говорит тебе: “Взгляни, какое хорошее зерно, в свое время оно даст хороший урожай”».
Я не уловил, к чему он клонит, и спросил его. Вместо ответа профессор протянул руку, шутливо дернул меня за ухо, как когда-то давным-давно на занятиях, и добавил:
ДРАКУЛА. Глава X
157
«Хороший крестьянин говорит это, когда знает уже наверняка, не раньше. Он не станет выкапывать пшеницу — посмотреть, проросла ли она; так делают лишь дети, играющие в крестьян, а не крестьяне, для которых это дело жизни. Теперь понимаешь, друг Джон? Я посеял свое зерно, теперь дело за Природой: если оно прорастет, тогда есть надежда, — и я буду ждать, пока колос не созреет. — Он помолчал и, только убедившись, что я наконец понял, продолжил очень серьезно: — Ты всегда был очень добросовестным студентом, тщательнее других вел истории болезней. Тогда ты был лишь студент, а теперь ты уже сам мастер своего дела, но, думаю, хорошие привычки сохраняются. Помни, мой друг, знание сильнее памяти, и не следует полагаться на то, что слабее. Но если даже ты не сохранил этот полезный навык, позволь обратить твое внимание на то, что случай нашей дорогой мисс, возможно — заметь, я говорю “возможно”! — представляет для нас, и не только для нас, такой интерес, что, брошенный на чашу весов, этот случай перетянет — как говорят англичане, — все прочие болезни. Поэтому хорошенько всё записывай. Важна любая мелочь, ничего не упускай. И даже свои сомнения и догадки. Потом проверишь, насколько был прав. Нас учит не успех, а неудачи!»
Я описал ему симптомы болезни Люси — те же, что прежде, но более выраженные. Он выслушал очень внимательно, но ничего не сказал.
Ван Хелсинг привез с собой сумку с инструментами и лекарствами — «ужасные атрибуты нашей благотворной профессии», как когда- то, на одной из лекций, он назвал снаряжение практикующего медика.
Когда мы пришли, нас встретила миссис Вестенра, встревоженная, но не в такой степени, как я ожидал. Видимо, так уж распорядилась милосердная Природа, что даже смерть несет с собой противоядие от собственных ужасов. В данном случае, когда любое волнение могло оказаться для миссис Вестенра роковым, срабатывал некий защитный механизм, — и всё, не затрагивающее ее непосредственно, даже перемена в состоянии здоровья любимой дочери, словно бы не совсем доходило до нее. Это невольно наводит на мысль о том, что Ее Величество Природа облекает чужеродное тело в конверт из некой прочной
158
БРЭМ СТОКЕР
ткани, защищающей от вреда, которое оно может причинить при контакте. Если это и эгоизм, то не следует спешить осуждать его — причины могут крыться значительно глубже, чем ведомо нам. Учитывая душевное состояние бедной женщины, я еще раньше договорился с нею, что она не будет подолгу сидеть около Люси или думать о ее болезни больше, чем этого требует необходимость. Она легко согласилась, так легко, что я вновь увидел в этом руку Природы, борющейся за жизнь.
Нас с Ван Хелсингом провели в комнату Люси. Если вчера ее вид поразил меня, то сегодня просто привел в ужас. Девушка была ужасно бледна, белее мела; краска сошла даже с ее губ и дёсен, щеки ввалились, резко проступили скулы; мучительно было смотреть и слушать, с каким трудом она дышит. Лицо Ван Хелсинга застыло как гипсовая маска, брови почти сошлись на переносице. Люси лежала неподвижно, судя по всему, не в силах говорить. Мы постояли молча, потом Ван Хелсинг кивнул мне, и мы потихоньку вышли из комнаты. Быстро пересекли коридор к двери, открытой в соседнюю комнату, в которую он втолкнул меня, тут же вошел сам и, плотно закрыв дверь, сказал:
«Боже мой, какой ужас! Нельзя терять ни минуты. Она попросту умрет от недостатка крови, необходимой для поддержания нормальной работы сердца. Требуется немедленное переливание. Кто из нас: ты или я?»2
«Я моложе и здоровее, профессор. Конечно, я».
«Тогда готовься. Я возьму сумку с инструментами, и начнем».
Я спустился с ним вниз. В это время раздался стук во входную дверь. Мы как раз были в передней, когда служанка открыла.
Стремительно вошел Артур. Он бросился ко мне и взволнованно зашептал:
«Джек, я так беспокоился. Читал твое письмо между строк и просто сходил с ума. Отцу стало лучше, поэтому я примчался сюда, чтобы увидеть всё своими глазами. Этот джентльмен — доктор Ван Хелсинг? Я так благодарен вам, сэр, за ваш приезд».
Поначалу в глазах профессора промелькнуло негодование — ему помешали, да еще в такой момент, но, взглянув повнимательнее, он
ДРАКУЛА. Глава X
159
оценил крепкое сложение Артура, буквально излучавшего здоровье, и, пожимая ему руку, сказал:
«Сэр, вы приехали вовремя! Вы — жених нашей дорогой мисс? Ей плохо, очень, очень плохо. Нет, милый мой, вот этого не надо. — Ван Хелсинг увидел, что Артур внезапно побледнел и чуть не в обмороке упал в кресло. — Вы должны помочь ей. И можете сделать больше, чем кто-либо иной. А тут требуется как раз мужество».
«Что я могу сделать? — глухим голосом произнес Артур. — Скажите, я сделаю всё что угодно. Моя жизнь принадлежит ей. Я отдал бы за нее всю свою кровь до последней капли».
Профессор всегда отличался хорошим чувством юмора, оно не изменило ему даже в этой ситуации:
«Мой юный сэр, так много я от вас не потребую! Последнюю каплю можете оставить себе!»
«Что мне нужно делать?» — Глаза Артура вспыхнули, он разволновался.
Ван Хелсинг похлопал его по плечу.
«Идемте! Вы настоящий мужчина, а это как раз то, что нам нужно... Вы здоровее меня, здоровее моего друга Джона. — Артур смотрел на профессора с недоумением, и тот любезно пояснил: — Юной мисс плохо, очень плохо. Ей нужна кровь, иначе она умрет. Мы с Джоном посовещались и решили сделать так называемое переливание крови — из полнокровных вен одного человека в обескровленные вены другого, жаждущие этого. Джон собирался дать свою кровь, ведь он моложе и крепче меня. — Артур молча сжал мою руку. — Но теперь вы здесь и, пожалуй, подходите для этого больше нас — старого и молодого, слишком много занимающегося умственным трудом. Наши сосуды не так крепки, а кровь не так ярка3, как ваша!»
Артур повернулся к профессору и воскликнул:
«Если б вы только знали, как охотно я отдал бы за нее жизнь, вы бы поняли...» — От волнения голос у него сорвался.
«Молодец! — сказал Ван Хелсинг. — В скором времени вы будете счастливы оттого, что сделали всё для спасения своей любимой. Идемте — и молчок. Вы можете поцеловать ее, прежде чем мы всё сделаем, но потом вам придется уйти — я подам вам знак. И ни слова ее матери,
160
БРЭМ СТОКЕР
вы знаете, что с ней — волноваться нельзя, а это может ее встревожить. Идемте!»
Мы пошли наверх к Люси. Артур, как велел профессор, пока оставался за дверью ее комнаты. Девушка повернула голову и молча посмотрела на нас. Она не спала, но от слабости любое усилие давалось ей с трудом; зато глаза были достаточно красноречивы. Открыв сумку, Ван Хелсинг достал инструменты и разложил их на столике вне поля ее зрения. Затем приготовил снотворное с обезболивающим4 и, подойдя к кровати, ласково сказал:
«Вот, юная мисс, ваше лекарство. Примите его, будьте пай-девочкой. Я приподниму вас, чтобы легче было глотать. Вот так».
Девушка с трудом проглотила лекарство. Оно долго не действовало — видимо, потому, что Люси была слишком обескровлена. Время тянулось мучительно медленно; наконец снотворное подействовало, и она крепко заснула. Убедившись в этом, профессор позвал Артура в комнату, попросил его снять сюртук и шепнул:
«Можете ее поцеловать, пока я перенесу стол. Джон, дружище, помогите мне! — Так что никто из нас не смотрел на Артура, когда он наклонился к ней. А тем временем Ван Хелсинг, повернувшись ко мне, сказал: — Он молод и крепок, кровь у него чистая — нет нужды ее де- фибринировать»5.
Потом Ван Хелсинг приступил к операции — он делал всё быстро и виртуозно. Во время переливания казалось — жизнь возвращается к бедной Люси. Артур заметно побледнел, но сиял от радости. Однако вскоре я забеспокоился: несмотря на его крепкое здоровье, потеря крови начала сказываться и на нем. И я невольно подумал: как же пострадало здоровье Люси, если объем крови, взятый у Артура, так сильно его ослабил, но лишь слегка восстановил ее силы.
Профессор держал в руках часы и сосредоточенно следил то за нашей пациенткой, то за Артуром. Мне было слышно биение собственного сердца. Вскоре он негромко сказал:
«Минутку не шевелитесь. Достаточно. Джон, помоги ему, а я займусь Люси».
После операции я увидел, насколько ослаб Артур. Перевязав ему рану, я взял его под руку и хотел увести. Но тут Ван Хелсинг, не обо-
ДРАКУЛА. Глава X
161
рачиваясь — кажется, у этого человека есть глаза на затылке, — воскликнул:
«Храбрый юноша! По-моему, он заслужил еще один ее поцелуй и вскоре получит свою награду».
Покончив с делами, профессор поправил подушку у нашей пациентки; при этом, видимо, задел черную бархатную ленту, которую Люси всегда носила на шее, закалывая ее старинной бриллиантовой пряжкой, подаренной Артуром. Лента сдвинулась вверх, и на горле обнажилась красная точка. Артур ничего не заметил, а вот у Ван Хел- синга вырвался резкий вздох, который выдал его волнение. Повернувшись ко мне, он сказал:
«А теперь уводите нашего храброго рыцаря, налейте ему портвейна, и пусть он немного полежит, потом едет домой, хорошенько поспит и поест, чтобы восстановить то, что так щедро принес в дар своей любви. Ему не следует тут больше оставаться. Хотя стойте! Минутку! — И профессор обратился к Артуру: — Понимаю, сэр, вас беспокоит результат. Так знайте: операция прошла успешно. Вы спасли ей жизнь, можете идти домой и отдыхать с легким сердцем — всё, что в ваших силах, вы сделали. И я расскажу ей об этом, когда она поправится. Хотя, конечно, она будет любить вас независимо от ваших заслуг. До свидания!»
Артур ушел, а я вернулся в комнату Люси. Она тихо спала, дыхание ее стало ровнее и глубже. Я видел, как ритмично поднималось и опускалось одеяло на ее груди. У постели сидел Ван Хелсинг и внимательно смотрел на Люси. Бархотка вновь прикрывала красную метку. Я шепотом спросил профессора:
«Что вы думаете об этой точке на ее горле?»
«А вы что думаете?»
«Да я ее толком и не разглядел», — ответил я и сдвинул бархотку.
Прямо над наружной яремной веной6 виднелись два небольших отверстия нездорового вида: не воспаленные, но с бледными, как будто натертыми краями. Мне тут же пришло в голову, что эти ранки или что бы там ни было — и есть источник потери крови, но я сразу отбросил эту мысль как невероятную. Судя по бледности Люси до переливания, она потеряла столько крови, что ею была бы залита вся постель.
162
БРЭМ СТОКЕР
«Ну и что же?» — спросил Ван Хелсинг.
«Не понимаю, что это», — честно признался я.
Профессор встал.
«Мне нужно сегодня вечером вернуться в Амстердам. Там необходимые мне книги и вещи. Ты должен оставаться здесь всю ночь, не спуская с нее глаз».
«Может быть, пригласить сиделку?»
«Мы с тобой лучшие сиделки. Будь начеку всю ночь: следи, чтобы она хорошо ела и ничто ее не тревожило. Только не спи. Выспимся позже. Я постараюсь вернуться как можно скорее. И тогда мы приступим...»
«Приступим? — удивился я. — Что вы имеете в виду?»
«Увидишь! — ответил Ван Хелсинг и быстро вышел. Но через секунду вновь заглянул в комнату и, грозя мне пальцем, сказал: — Помни, ты за нее отвечаешь. Если хоть на минуту покинешь ее и с нею что-то случится — ты едва ли потом сможешь спать спокойно!»
Всю ночь просидел около Люси. К сумеркам действие снотворного закончилось, и она проснулась, буквально преобразившись после переливания — даже настроение у нее стало хорошим; к ней вернулась жизнерадостность, впрочем, заметны и следы минувшего упадка сил.
Когда я сказал миссис Вестенра, что доктор Ван Хелсинг велел мне всю ночь дежурить подле Люси, она приняла это чуть ли не в штыки: по ее мнению, дочь уже достаточно окрепла и в прекрасном настроении. Но я был тверд и подготовился к долгому дежурству — пока служанка готовила спальню к ночи, поужинал, потом вернулся и сел у кровати. Люси не только не протестовала, но даже поглядывала на меня с благодарностью. Прошло довольно много времени, прежде чем ее стало явно клонить ко сну, но она сопротивлялась, пытаясь стрях¬
шъж
8 сентября
ДРАКУЛА. Глава X
163
нуть его с себя. Это повторялось несколько раз, при этом ее сопротивление нарастало, а паузы становились всё короче. Стало ясно, что Люси почему-то не хочет засыпать, и я прямо спросил ее:
«Вы не хотите спать?»
«Хочу, но боюсь заснуть».
«Боитесь?! Но почему? Ведь сон — благо, к которому все стремятся».
«Да, но не в моем случае, ибо сон для меня — преддверие ужаса!..»
«Преддверие ужаса! Что вы хотите этим сказать?»
«Не знаю, сама не знаю. Это-то и ужасно. Вся эта моя слабость исключительно от сна, поэтому даже мысль о нем пугает меня».
«Но, дорогая моя, сегодня вы можете спать спокойно. Я буду на страже и обещаю: ничего не произойдет».
«О, я знаю, на вас можно положиться».
Тогда, воспользовавшись случаем, я сказал ей:
«Обещаю, если замечу какие-либо признаки кошмара, немедленно разбужу вас».
«Правда? Разбудите? Как вы добры ко мне! Тогда я, пожалуй, посплю!»
Со вздохом облегчения она откинулась на подушки и почти мгновенно заснула.
Всю ночь я продежурил около Люси. Она спала глубоким, спокойным, здоровым, благотворным сном. Губы слегка приоткрылись, грудь приподнималась и опускалась равномерно — в ритме маятника. На лице у нее была улыбка — явно никакие кошмары не тревожили спокойствие ее души.
Рано утром пришла служанка, и я поехал домой — у меня было полно дел. Ван Хелсингу и Артуру я послал телеграммы, сообщив о благополучном результате переливания. Я крутился весь день как белка в колесе, и лишь к вечеру дело дошло до моего зоофага. Отчет о нем меня порадовал: последние сутки Ренфилд был спокоен. Во время обеда пришла телеграмма из Амстердама от Ван Хелсинга с просьбой вновь подежурить ночью в Хиллингеме: он выезжает ночным поездом и присоединится ко мне рано утром.
164
БРЭМ СТОКЕР
9 сентября
Усталый и измученный, я приехал в Хиллингем. Не спал уже две ночи и ощущал некоторую заторможенность: мой мозг явно нуждался в отдыхе. Люси еще не ложилась и приветливо встретила меня. Пожимая мне руку, она внимательно взглянула на меня и сказала:
«Не надо вам сегодня дежурить: вы измучены, а я снова чувствую себя хорошо, правда-правда. Это не вам, а мне надо дежурить подле вас».
Я не стал спорить и пошел ужинать. Люси оживила мою трапезу своим очаровательным присутствием. Я великолепно отужинал и выпил пару бокалов изумительного портвейна.
Затем Люси провела меня наверх в находившуюся по соседству с ее спальней комнату, где уютно пылал камин.
«А теперь, — сказала она, — оставайтесь здесь. Двери комнат — моей и вашей — будут открыты. Вы можете прилечь на эту кушетку — знаю, ничто не заставит вас, докторов, лечь в постель, пока поблизости есть хоть один пациент. Если что-нибудь понадобится, я вас позову, и вы сможете сразу прийти ко мне».
Пришлось уступить, тем более что устал я как собака и был просто не в силах дежурить сидя. И когда она еще раз повторила, что позовет меня в случае необходимости, я лег на кушетку и забыл обо всём на свете.
wmwc
Ыкь KUthiMfJ-
9 сентября
Сегодня вечером мне так хорошо! А была так слаба, что теперь, когда я в состоянии думать и двигаться, мне кажется, будто солнышко выглянуло после долгого ненастья. Постоянно ощущаю незримое присутствие Артура, близко-близко — оно согревает меня. Думаю, болезнь и немощь превращают человека в эгоиста и заставляют его концентрироваться на самом себе, а вот здоровье и силы дают волю Любви, раскре¬
ДРАКУЛА. Глава X
165
пощают его мысли и чувства. Я знаю, где мои мысли. Если бы только Артур знал! Мой милый, милый, думаю о тебе — у тебя должно звенеть в ушах, когда ты спишь, как и у меня, когда я просыпаюсь. О, блаженный покой прошлой ночи! Как же хорошо мне спалось, когда славный, дорогой доктор Сьюард дежурил подле меня. И сегодня мне не страшно — он так близко, я сразу могу позвать его. Спасибо всем — вы так добры ко мне! Спасибо Господу! Спокойной ночи, Артур.
жшч
10 сентября
Я почувствовал чье-то прикосновение и моментально проснулся — уж к этому-то мы в больнице приучены. Это был профессор.
«Ну, как наша пациентка?»
«Да всё вроде было хорошо, когда я ее покинул или, точнее, она покинула меня», — ответил я.
«Давай посмотрим», — сказал он, и мы вошли в комнату Люси.
Пока я поднимал штору, Ван Хелсинг на цыпочках, бесшумно как кошка, приблизился к кровати. И когда хлынул солнечный свет, я услышал знакомый резкий вздох профессора — я знал, как редко это бывает, — и у меня похолодело сердце. Я кинулся к нему, в этот момент он отпрянул от постели и вскрикнул:
«Gott in Himmel!»*’7
Его искаженное от ужаса лицо сильно побледнело. Он махнул рукой в сторону кровати, а его суровое лицо осунулось и сделалось пепельно-белым. Я почувствовал дрожь в коленях. На постели, по- видимому в глубоком обмороке, лежала бедная Люси, еще более бледная и изможденная, чем прежде. Даже губы побелели, а десны отошли от зубов, как иногда бывает у покойников, перед смертью долго болевших.
* Господь Небесный! (нем.)
166
БРЭМ СТОКЕР
Разгневанный Ван Хелсинг явно хотел было топнуть ногой, но, видимо, сработали и его интуиция, и воспитанная долгим опытом жизни выдержка, и он мягко ступил на ковер.
«Скорей! — крикнул он. — Принеси бренди!»8
Я помчался в столовую и принес графин. Ван Хелсинг смочил белые губы Люси, и мы вместе натерли ей ладони, запястья и область сердца. Профессор прослушал сердце — я напряженно ждал результата — и наконец сказал:
«Кттте не поздно. Бьется, хотя и слабо. Вся наша прежняя работа пошла насмарку. Начнем сначала. Юного Артура здесь сейчас нет, придется обратиться к тебе, друг мой Джон».
Произнося всё это, он доставал из сумки инструменты для переливания крови. Я снял сюртук, засучил рукав рубашки: не было ни времени, ни необходимости для введения снотворно-обезболивающего лекарства — не теряя ни минуты, мы начали операцию. Через какое-то — пожалуй, немалое — время (ведь переливание крови — процедура тяжелая, независимо от степени готовности того, у кого ее берут) Ван Хелсинг предостерегающе поднял палец:
«Тихо, не шевелись. Боюсь, она с минуты на минуту может прийти в себя, а это чревато опасностью, ох, серьезной опасностью. Но я предусмотрительно сделаю ей подкожно инъекцию морфия»9.
Он быстро и ловко сделал укол, хорошо подействовавший на Люси — ее обморок перешел в наркотический сон. Чувство гордости охватило меня, когда я увидел, как ее бледные губы и щеки приобретают нежно-розовый оттенок. Ни один мужчина не узнает, пока не испытает на собственном опыте, что это такое — почувствовать, как в венах любимой женщины струится твоя, спасительная для нее, кровь.
Профессор внимательно следил за мной.
«Достаточно», — сказал он.
«Как, уже? — удивился я. — У Арта вы взяли гораздо больше».
Ван Хелсинг грустно улыбнулся:
«Он — ее возлюбленный, ее жених. Кроме того, ты должен работать, много работать, помочь и ей, и другим. Так что довольно».
Закончив операцию, профессор занялся Люси, а я пальцами зажал свою вену и прилег на кушетку, ощущая слабость и даже дурноту. Веко-
ДРАКУЛА. Глава X
167
ре он наложил мне повязку, а затем послал вниз — выпить стакан вина, но, когда я выходил из комнаты, нагнал меня и прошептал:
«Имей в виду — никому ни слова. И нашему влюбленному — тоже, если он вдруг появится. Это может одновременно напугать его и вызвать ревность. Ни того, ни другого не нужно. Теперь всё».
Когда я вернулся, Ван Хелсинг внимательно посмотрел на меня и сказал:
«Ну что ж, неплохо. А сейчас ступай в ту комнату, полежи на кушетке, отдохни, потом хорошенько позавтракай и приходи ко мне».
Я последовал его мудрым советам. Свою задачу я выполнил, и теперь надо было как можно скорее восстановить силы. Ощущая себя изнуренным, — даже не было сил осмыслить происшедшее, я лег на кушетку и заснул, недоумевая, что же все-таки случилось с Люси, как она могла потерять так много крови — без каких-либо внешних следов. Наверное, я и во сне продолжал думать, и моя первая мысль, когда я проснулся, была об этих крохотных дырочках у нее на горле и об их неровных краях.
Люси спала полдня; выспавшись, она выглядела окрепшей, но всё же хуже, чем накануне. Вид ее удовлетворил Ван Хелсинга, и он вышел прогуляться, строго наказав мне не спускать с нее глаз. Я слышал, он спрашивал внизу, как пройти к ближайшему телеграфу.
Люси беззаботно болтала со мной и, казалось, понятия не имела о том, что с ней произошло. Я пытался занять ее и развлечь; потом пришла ее мать — она, по-видимому, не заметила в дочери никакой перемены — и любезно сказала мне:
«Мы так признательны вам, доктор Сьюард, за всё, что вы сделали для нас, — но, пожалуйста, берегите себя, не переутомляйтесь. Вы очень бледны. Конечно, вам нужна жена, которая ухаживала бы за вами, поддерживала вас. Она просто необходима!»
Люси покраснела — не более, чем на мгновение: видимо, ее измученные сосуды не могли дольше выдержать прилив крови к лицу. И тут же последовала реакция — она невероятно побледнела, при этом смотрела на меня умоляющими глазами. Я, улыбнувшись, кивнул ей и приложил палец к губам: со вздохом облегчения она откинулась на подушки.
168
БРЭМ СТОКЕР
Ван Хелсинг вернулся часа через два и вскоре сказал мне:
«Теперь — домой, поена» как следует, пей побольше жидкости. Наберись сил. Я останусь здесь ночью и подежурю около юной мисс. За ходом ее болезни должны следить мы — ты и я, другим не нужно ничего знать. У меня есть на то серьезные причины. Пока ни о чем не спрашивай, думай что хочешь — пусть даже самое невероятное. Спокойной ночи!»
В прихожей две служанки подошли ко мне и спросили, не могут ли они — вместе или по очереди — подежурить около мисс Люси. Они умоляли позволить им это. Я объяснил им, что дежурить буду либо я, либо доктор Ван Хелсинг — таково его решение. Тогда они стали жалобно упрашивать меня поговорить с «иностранным джентльменом». Я был тронут их добротой. Не знаю, что двигало ими — сочувствие к моему бледному виду или их преданность Люси, но я уже не впервые наблюдал такие проявления женской доброты. Вернувшись в лечебницу к концу ужина, я сделал обход — всё было в порядке — и наконец лег. Засыпаю.
7 / сентября
Сегодня после обеда поехал в Хиллингем. Ван Хелсинг в прекрасном настроении. Люси стало гораздо лучше. Вскоре после моего приезда профессору принесли какой-то большой пакет, присланный из-за границы. Он открыл его с нарочитой торжественностью, там оказалась целая охапка белых цветов.
«Это для вас, мисс Люси», — сказал он.
«Для меня? О, доктор Ван Хелсинг!»
«Да, моя дорогая, для вас, но не для забавы: это лекарство. — Люси сделала недовольное лицо. — Но не беспокойтесь, вам не придется принимать их в отваре или в каком-либо еще неприятном виде, так что не морщите свой очаровательный носик, а то я расскажу моему другу Артуру, какие страдания грозят ему, если он увидит искаженной столь любимую им красоту. Ага, моя прелестная мисс, это разгладило ваш милый носик. Итак, цветы обладают целебным воздействием — и вам
ДРАКУЛА. Глава X
169
не надо задумываться каким. Я положу их на ваше окно, а кроме того, сплету хорошенький венок и надену вам на шею, чтобы вы хорошо спали. Да, именно так! Они, подобно лотосу, заставят вас забыть неприятности10. Пахнут эти цветы, как воды Леты11 или тот источник молодости, который конкистадоры искали во Флориде, но нашли слишком поздно»12.
Пока он говорил, Люси рассматривала цветы и нюхала их, а затем, засмеявшись, отбросила их с недовольной гримасой:
«Ах, профессор, вы, наверное, подшучиваете надо мной, ведь это обычный чеснок!»13
К моему удивлению, Ван Хелсинг встал и сказал ей очень строго — его твердый подбородок напрягся, а брови сошлись на переносице:
«Мне не до шуток! Не до игр! Я ничего не делаю без серьезных на то оснований. И настоятельно прошу вас не расстраивать мои планы. Будьте осторожны, если не ради себя, то хотя бы ради других. — Увидев, что бедняжка Люси испугалась — и ее вполне можно понять, — он продолжил уже мягче: — О моя дорогая юная мисс, не бойтесь меня. Всё, что я делаю, — для вашего блага. Эти простые цветы будут вам очень полезны. Я сам разложу их в вашей комнате. Сам сделаю венок — носите его. Но только — тс-с! Никому ни слова, чтобы не возбуждать излишнего любопытства. Давайте заключим с вами договор, он будет гарантом того, что, здоровая и окрепшая, вы окажетесь в объятиях молодого человека, который вас любит и ждет. Теперь посидите смирно. А ты, дружище Джон, помоги мне украсить комнату чесноком, проделавшим долгий путь из Харлема14, где мой друг Вандерпул круглый год выращивает в парниках разную зелень. Вчера я телеграфировал ему, здесь бы мы такое не достали».
Мы пошли в спальню Люси, взяв цветы с собой. Конечно, профессор вел себя довольно странно: описания такого лекарства и лечения я не встречал ни в одном медицинском справочнике. Сначала он закрыл все окна, запер их на шпингалеты, потом, взяв горсть цветов, натер ими оконные переплеты, гарантировав тем самым чесночный запах при любом дуновении в щели. Затем то же самое проделал с дверным косяком — сверху, снизу, по бокам, а затем и с камином, точнее — вокруг него. Всё это показалось мне нелепым, и я сказал:
170
БРЭМ СТОКЕР
«Конечно, профессор, я знаю, что вы ничего не делаете зря, но сейчас ваши действия озадачили меня. Будь тут скептик, он бы предположил, что вы занимаетесь изгнанием нечистой силы».
«Вполне возможно!» — ответил он тихо и начал плести венок из чеснока для Люси. И, подождав, пока она, приготовившись ко сну, ляжет в постель, надел его ей на шею.
«Смотрите не разорвите его и не открывайте окна и двери ночью, даже если будет душно», — на прощание сказал ей профессор.
«Обещаю всё исполнить, — заверила Люси. — Огромное спасибо вам обоим за вашу доброту. Не знаю, чем я заслужила таких друзей?»
Мы уехали в ожидавшем меня наемном экипаже15.
«Сегодня, — сказал мне Ван Хелсинг, — можно спать спокойно, а я в этом очень нуждаюсь — две ночи в пути, непрерывное чтение в первый день, а на второй — сплошные волнения и после этого ночное дежурство. Завтра рано утром заезжай за мной, и мы вместе навестим нашу милую мисс, которой, надеюсь, поможет мое “колдовство”. О-хо- хо...»
Его уверенность напомнила мне мое настроение два дня назад и последовавший плачевный результат — у меня возникло нехорошее предчувствие и смутный страх. Они мучили, как непролитые слезы, но слабость не позволила мне сказать об этом моему другу.
X
ънетик
tVecbiMMUfr
12 сентября
ак все добры ко мне! И очень понравился этот милый доктор Ван Хелсинг. Не совсем понятно, почему он так беспокоился из-за этих цветов. Даже напугал меня, уж очень был строг. Впрочем, он, должно быть, прав: мне с ними как- то лучше. Что бы там ни было, а мне одной уже не страшно ночью, могу спокойно заснуть и больше не обращать внимания на хлопанье крыльев за окном. А как ужасна была эта борьба со сном последнее время, мука бессонницы, точнее — мучительный страх заснуть и погрузиться в бездну кошмара! Как же счастливы люди, жизнь которых проходит без таких ужасов, без тревог и сон которых — еженощная благодать, приносящая лишь сладкие сновидения. А я лежу в предвкушении сна, как Офелия с «невестиными венками и россыпями девических цветов»1. Прежде я не любила запах чеснока, но сегодня он кажется мне чудесным! В этом запахе — спокойствие, умиротворение. Меня уже клонит ко сну. Спокойной ночи всем!
174
БРЭМ СТОКЕР
wmwi
13 сентября
Заехал в гостиницу «Беркли»2 и застал Ван Хелсинга, как всегда, уже готовым. Нас ожидала коляска, заказанная в гостинице. Профессор захватил с собой сумку (он с нею теперь не расстается).
Изложу всё подробно. Мы приехали в Хиллингем в восемь часов. Утро было чудесное. Ярко светило солнце, и вся свежесть ранней осени, казалось, венчала годичный труд природы. Листья на деревьях уже окрасились во всевозможные дивные тона, но еще не начали опадать. Войдя в дом, мы встретили миссис Вестенра, которая всегда встает очень рано. Она тепло поздоровалась с нами и сказала:
«Могу вас порадовать — Люси лучше. Милое дитя еще спит. Я приоткрыла дверь в ее комнату, заглянула, но не стала входить, чтобы не нарушить ее сон».
Профессор, очень довольный, улыбнулся, потер с удовольствием руки и ответил:
«Ага! Значит, я правильно поставил диагноз. Мое лечение подействовало».
«Вы не должны всё приписывать себе, профессор, — заметила миссис Вестенра. — Своим сегодняшним состоянием Люси отчасти обязана и мне».
«Что вы хотите этим сказать, сударыня?» — спросил Ван Хелсинг.
«Вчера поздно вечером, беспокоясь за свое милое дитя, я вошла к ней. Она крепко спала — так крепко, что даже мой приход ее не разбудил. Но в комнате было очень душно. Везде эти ужасные пахучие цветы, даже вокруг ее шеи. Я испугалась, что тяжелый запах вреден моему милому дитя при такой слабости, поэтому убрала цветы и приоткрыла окно, чтобы слегка проветрить. Не сомневаюсь, вы будете довольны ею».
И она удалилась к себе в будуар, где ей обычно подавали ранний завтрак, лицо же профессора стало пепельно-серым. Он смог сохранить самообладание в присутствии безнадежно больной леди и даже
ДРАКУЛА. Глава XI
175
улыбнулся, открывая перед нею дверь в ее покои, но, как только она вышла, резко втолкнул меня в столовую и плотно закрыл дверь.
И тут впервые в своей жизни я увидел Ван Хелсинга в отчаянии. Он воздел руки к небу в немом ужасе, затем беспомощно хлопнул в ладоши, упал в кресло, закрыл лицо руками и разразился рыданиями — горькими, сухими рыданиями, исходившими, казалось, из самой глубины его измученного сердца. А потом вновь поднял руки, словно призывая в свидетели всю вселенную:
«Господи! Господи! Господи! Что же мы такое сделали, чем провинилось это бедное дитя, если нас так жестоко наказали? Или над нами тяготеет какой-то злой рок, проклятие, посланное нам из старого языческого мира? Эта бедная мать совершенно неосознанно, в надежде сделать как лучше, совершает поступок, губящий тело и душу ее дочери, и мы не можем ничего объяснить ей, даже предупредить, иначе она умрет или умрут они обе. О, это уму непостижимо! Все дьявольские силы против нас! — Внезапно профессор вскочил. — Идем! Пора действовать! — сказал он. — Демоны не демоны, пусть даже вся дьявольская рать — не важно, мы всё равно должны противостоять им».
Он взял в передней свою сумку, и мы поднялись к Люси.
Как и тогда, я поднял штору, а Ван Хелсинг подошел к постели. На этот раз, увидев осунувшееся, ужасной восковой бледности лицо, он не был, как прежде, поражен, а смотрел печально, с бесконечным состраданием.
«Так я и знал», — пробормотал профессор со столь характерным для него вздохом; потом, ни слова не говоря, запер дверь и разложил на маленьком столике инструменты для переливания крови.
А я уже давно понял, что нужно делать, и начал снимать сюртук, но Ван Хелсинг движением руки остановил меня:
«Нет! Сегодня ты делаешь переливание, а кровь моя. Ты еще слишком слаб». — Профессор снял сюртук и засучил рукав рубашки.
И снова операция, снова снотворно-обезболивающее, снова возвращение красок на бледные щеки и ровное дыхание здорового сна. Теперь я наблюдал за больной, пока Ван Хелсинг подкреплялся и отдыхал.
176
БРЭМ СТОКЕР
На сей раз профессор предупредил миссис Весгенра, что не нужно ничего убирать из комнаты Люси без его ведома: цветы обладают целебным действием, а вдыхание их аромата входит в курс лечения. Потом он сказал, что берет всё в свои руки: эту и следующую ночь будет сам дежурить подле больной и сообщит мне, когда нужно прийти.
Люси проснулась через час — свежая, веселая и вроде бы не чувствовала себя хуже после ужасного происшествия.
Что всё это значит? Я уже начинаю бояться, не сказывается ли на моем собственном разуме долгое пребывание среди сумасшедших.
жшк
Лиси lUctuuUu
17 сентября
Четыре спокойных дня и ночи. Я так окрепла, что едва узнаю себя. Мне кажется, будто я пережила долгий кошмар, проснулась — и вижу чудное солнце, ощущаю свежий утренний воздух. Смутно припоминается долгое тревожное ожидание, пронизанное страхом; мрак, в котором не было ни малейшей надежды на спасение, способной хоть как-то смягчить ощущение беды, а потом долгие периоды забвения и наконец возвращение к жизни — я словно выныриваю из глубин на поверхность. Однако с тех пор, как профессор Ван Хелсинг со мной, все эти кошмары остались позади. Звуки, пугавшие меня до потери сознания, крылья, бьющие по окну, отдаленные голоса, казалось приближавшиеся ко мне, непонятно откуда доносившиеся резкие шумы, побуждавшие меня к чему-то, сама не знаю к чему, — всё это прекратилось. Теперь я не боюсь засыпать и не стараюсь бороться со сном. Я полюбила чеснок, и каждый день мне присылают его из Харлема.
Сегодня вечером доктор Ван Хелсинг уезжает — ему нужно на день в Амстердам. Но за мной уже не надо присматривать, я вполне хорошо себя чувствую. Молюсь Богу за маму, за дорогого Артура, за всех наших друзей, которые так добры ко мне! Возможно, я даже не почувствую перемены: вчера ночью профессор, сидя в кресле, подле меня, проспал значительную часть времени: дважды проснувшись, я застала его спящим, но не боялась вновь засыпать, несмотря на то, что ветви
ДРАКУЛА. Глава XI
177
деревьев или летучие мыши — а может быть, что-то еще — яростно бились об оконную раму.
После долгих расспросов, отказов и бесконечного повторения заветных слов «Пэлл Мэлл Газетт» мне наконец удалось найти смотрителя той части Зоопарка, где содержатся волки. Томас Билд ер живет в одном из домиков, расположенных на территории — сразу за вольером для слонов; он как раз садился пить чай, когда я к нему пришел. Томас и его жена — радушные, немолодые, бездетные люди, но если гостеприимство, с которым они меня встретили, обычно для них, то, очевидно, живут они очень хорошо. Смотритель отказался обсуждать, как он выразился, «дела», пока с ужином не будет покончено, — тут мы достигли полного согласия. Когда со стола было убрано, он закурил трубку и сказал:
«А теперь, сэр, поспрошайте меня о чем угодно. Вы уж извиняйте, что не хотел до ужина говорить о делах. Но я и сам сначала даю волкам, шакалам и гиенам почаевничать, а уж потом спрошаю их».
«Спрошаете? Что вы хотите этим сказать?» — спросил я, желая разговорить его.
«Бывает, зверей лупят по башке, а бывает — чешут за ухом, это когда джентльмены хотят пофорсить перед своими зазнобами. Я-то не прочь огреть зверя палкой и потом не дать ему харчей, но если хочу приголубить его, то, пожалуй, лучше подождать, пока он примет, так сказать, свой херес и кофе. Вы не приметили, — добавил он философски, — что у человека и животных много общего? Вот вы пришли сюда — расспросить о моих делах, а я брюзга и мне бы лучше за ваши паршивые полфунта вышвырнуть вас отсюда, лишь бы не отвечать.
«пт нт гтт
СБЕЖАВШИЙ ВОЛК
Опасное приключение нашего корреспондента Интервью со смотрителем Зоопарка4
178
БРЭМ СТОКЕР
Особливо после ехидного вопроса, не взять ли у старшого разрешение покалякать со мной. Не в обиду — не велел ли я вам убраться к черту?»
«Да, велели».
«А когда вы сказали, что пожалуетесь на меня за брань, то будто палкой по голове огрели, но полфунта всё уладили. Я не хотел кусаться, просто ждал харчи, а рычанием выражал то же, что волки, львы и тигры. Ну а теперь, когда старушенция впихнула в меня кусок кекса и прополоскала из своего паршивого чайника, а я покуриваю, — ради бога, чешите меня за ухом, рычать больше не буду. Валяйте вопросы. Небось вся-то канитель из-за сбежавшего волка?»
«Совершенно верно. Хотел бы услышать ваше мнение. Просто расскажите мне, как это произошло. Кроме того, мне интересно, что вы думаете о причине случившегося и чем, на ваш взгляд, всё это кончится».
«Хорошо, босс, история такова. Волк этот — зовут его Берсикер5 — был одним из трех серых хищников, привезенных из Норвегии торговцу животными Джамраху6, у которого мы и купили его четыре года назад. Зверь был славный, послушный — никакого подвоха от него не было. Я опешил, что именно он слинял. Но, видно, волкам можно доверять не больше, чем женщинам».
«Не берите в голову, сэр! — вмешалась жена Томаса и рассмеялась. — Он так давно возится с волками, что, видит бог, сам стал похож на старого волка! Но не опасен».
«Итак, сэр, вчера через пару часов после кормежки мне послышался какой-то шум. Сам-то я в обезьяньем домике мастерил подстилку для заболевшей молодой пумы, но, услышав визг и вой, тут же выбежал. Смотрю — Берсикер бешено кидается на прутья клетки, вроде как рвется на свободу. В Зоопарке народу мало, у клетки — только один господин, высокий, худой, нос крючком, борода клинышком и с проседью. А глаза-то у него красные и взгляд тяжелый, холодный. Ох, не понравился он мне! Кажись, он-то и взбесил зверей. Рукой в белой лайковой перчатке он указал мне на волков и говорит: “Смотритель, видите — эти серые хищники из-за чего-то расстроены”. А я ему: “Может, из-за вас”, потому как не понравился мне его вид — да и вообще он сам. Он не рассерчал, как я ждал, а эдак нагло улыбнулся, обнажил белые острые зубы7 и говорит: “О нет, едва ли”. “О да, — передразнил я его, —
ДРАКУЛА. Глава XI
179
точно, из-за вас. Волки всегда не прочь в это время, к чаепитию, поточить зубы о косточки, а в вас их целый мешок”. Чудно, но звери, увидев, как мы разговариваем, угомонились, легли, а я подошел к Берсике- ру, и, как обычно, он дал мне потрепать себя за ухо. А этот господин, ей-богу, просунул руку меж прутьев и тоже погладил по голове старого волка! “Поосторожнее, — говорю, — Берсикер у нас прыткий”. А он отвечает: не беспокойтесь, я к ним привык. “Работаете с ними?” — спрашиваю и в знак уважения снимаю шляпу: ведь укротитель волков — лучший друг смотрителя зверей. “Нет, — отвечает, — не совсем, я не профессионал, но приручил нескольких волков”. Потом эдак вежливо, прямо как лорд, приподнимает шляпу и уходит. И пока не скрылся из виду, старый Берсикер всё глядел ему вслед, а потом весь вечер пролежал в углу. И нынче ночью, только взошла луна, все волки завыли. Вроде бы не из-за чего выть: поблизости никого, лишь где-то вдалеке на Парк-роуд8 какой-то тип звал собаку. Пару раз я делал обход — всё было в порядке. Потом вой прекратился. Около двенадцати я снова вышел посмотреть, что там, прежде чем лечь спать, и, когда подошел к клетке старого Берсикера, увидел, что она пуста — часть прутьев сломана, часть — погнута. Вот и всё, что я знаю».
«А больше никто ничего не заметил?»
«Один из наших сторожей примерно в это время возвращался из певческого клуба9 домой и видел большую серую собаку, пролезавшую меж прутьями забора. Во всяком случае, так он говорит; мне, правда, что-то не очень верится: придя домой, он ничего не сказал об этом жене и вспомнил, только когда все уже узнали о пропаже и всю ночь рыскали по Парку в поисках Берсикера. Похоже, он приврал».
«Скажите, мистер Билдер, можете ли вы как-то объяснить бегство волка?»
«Ну что ж, сэр, — ответил он с подозрительной скромностью, — пожалуй, могу. Правда, не знаю: как вам моя теория?»
«Конечно, очень интересно. Кому же, как не вам, знающему повадки зверей, высказать свои соображения?»
«Что ж, сэр, тогда я поделюсь. Кажись, волк сбежал просто потому, что захотел сбежать».
По тому, как Томас и его жена от души смеялись, я понял: эта шутка прозвучала здесь не впервые и всё это просто игра на публику и
180
БРЭМ СТОКЕР
торг. Конечно, куда мне было состязаться в остроумии с уважаемым Томасом, и я, подумав, что есть более верный путь к его сердцу, предложил:
«Послушайте, мистер Билдер, будем считать, что первую четверть фунта вы уже заработали, теперь черед второй — надеюсь, вы изложите мне свой прогноз».
«Ладно, сэр, — живо откликнулся он. — Уж извиняйте мои шутки — это старушенция мне подмигивала и подначивала меня».
«Да я-то тут при чем!» — воскликнула почтенная женщина.
«Мое мнение такое: волк где-то прячется. Один наш смотритель вроде как видал, будто тот быстрее лошади галопом мчал на север, но я не верю, сэр: ни волки, ни собаки не мчатся галопом, они по-другому устроены. Умные волки бывают только в сказках. А страшны лишь в стаях — вот тогда могут жуть что натворить, сам черт им не брат, накуролесят такого, что свет не видывал. Но, слава тебе Господи, в жизни волк глуп, он вполовину не так умен и храбр, как хорошая собака, а трусливее вчетверо. А Берсикер и уж вовсе не привык охотиться и тем более кормить себя, скорее всего прячется где-то в Парке, дрожит и думает — если вообще думает, — где бы стырить завтрак, а может, где- то еще, в каком-нибудь угольном погребке. Зуб даю, как перепужается кухарка, увидев его горящие зеленые глаза в темном подвале! Если у него нет жрачки, он пойдет ее искать — и тогда, как пить дать, может залезть в лавку мясника. Или же какая-нибудь нянька пойдет прошвырнуться со своим солдатиком, оставив дигё без присмотра — ну, тогда я не удивлюсь, если одним младенцем станет меньше. Вот и всё».
Я дал ему обещанные четверть фунта, и тут вдруг что-то замельтешило в окне. От удивления у мистера Билдера вытянулось лицо.
«Боже мой! — воскликнул он. — Да это ж вроде бы сам старик Берсикер пожаловал!»
Он бросился к двери и распахнул ее. На мой взгляд, это было совершенно излишне: дикие звери мне всегда нравились больше, когда что-то отделяло их от меня. И личный опыт скорее укрепил меня в этом мнении.
Понимаю, это дело привычки: для Билдера и его жены волк — всё равно, что для меня — собака. Но зверь оказался мирным и вел себя образцово, как прародитель всех волков с картинок детских сказок —
ДРАКУЛА. Глава XI
181
лжедруг Красной Шапочки, который, переодевшись бабушкой, пытался втереться к ней в доверие.
Вся эта сцена представляла собою неописуемую смесь комедии и драмы: свирепый хищник, который вот уже почти сутки держал в страхе весь Лондон и заставлял детей дрожать от ужаса, теперь стоял перед нами, словно кающийся грешник, — и его приняли и приласкали, как хищного блудного сына10.
Старый Билдер с нежной заботливостью осмотрел его и сказал:
«Ну вот, так и знал — бедный старикан влип в историю. Я же говорил! Гляньте-ка, у него вся голова в порезах и осколках. Перемахнул через какой-то вшивый забор. На кой черт люди всобачивают по верху оград битое стекло?! Вот к чему приводит. Идем, Берсикер».
Он отвел волка в клетку и запер там, пожаловав ему огромный кусок мяса, равновеликий габаритам откормленного теленка, а затем пошел в дирекцию доложить обо всём.
Я тоже отправился доложить — в редакцию — и опубликовать этот единственный в сегодняшней прессе материал о чрезвычайном происшествии в Зоопарке.
После обеда работал в кабинете — приводил в порядок свои приходо- расходные книги — запустил их из-за других срочных дел и поездок к Люси. Вдруг дверь распахнулась и вбежал Ренфилд с искаженным от гнева лицом. Я опешил — небывалый случай, чтобы больной сам, без сопровождения, явился в кабинет к заведующему лечебницей. Ренфилд сразу же бросился ко мне — в руке он сжимал столовый нож. Понимая, что больной опасен, я постарался держаться так, чтобы нас разделял стол. Однако безумец оказался более ловким и сильным, чем я ожидал, и, прежде чем я успел отреагировать, ухитрился довольно серьезно порезать мне левое запястье. Но ему не удалось ударить меня вновь: я пустил в ход правую руку — и он растянулся на полу. Кровь так сильно хлынула из раненого запястья, что на ковре образовалась лужица.
жтч
17 сентября
182
БРЭМ СТОКЕР
Видя, что мой приятель более не склонен к атаке, я принялся перевязывать руку, не упуская, однако, из виду распростертую на ковре фигуру. Прибежавшие санитары бросились к нему, и мы увидели, чем он занимается. Меня просто замутило от омерзения: больной лежал на животе и, как собака, слизывал кровь, вытекшую из моей раны. Справиться с ним оказалось нетрудно; к моему удивлению, он совершенно спокойно пошел с санитарами и твердил одно и то же:
«Кровь — это жизнь! Кровь — это жизнь!»11
Нет, терять кровь мне сейчас нельзя: и так уже отдал достаточно и чувствую себя неважно — видимо, сказывается длительное напряжение, вызванное болезнью Люси с ее ужасными приступами. Я очень устал, нервы на пределе, хочется покоя, покоя, покоя. Хорошо хоть Ван Хел- синг не вызвал меня сегодня, и я смогу выспаться — иначе просто не выдержу.
Непременно будь к вечеру в Хиллингеме. Если не сможешь дежурить всё время, регулярно наведывайся, следи, чтобы цветы были на месте, очень важно. Не подведи. Присоединюсь к тебе сразу по приезде.
Ближайшим поездом выехал в Лондон. Телеграмма Ван Хелсинга привела меня в смятение. Потеряна целая ночь, а я по горькому опыту
7ШГМММ/1
7 7 сентября
ЖШ1С
18 сентября
ДРАКУЛА. Глава XI
183
знаю, что может произойти за ночь. Конечно, вполне возможно, ничего не случилось. А если случилось? Несомненно, злой рок тяготеет над нами, каждый раз какое-нибудь неблагоприятное стечение обстоятельств расстраивает наши планы; возьму с собой валик — закончу эту запись на фонографе13 у Люси.
Пишу записку и оставляю ее на виду, чтобы ни у кого не было из-за меня неприятностей. Описываю точно, что случилось ночью. Чувствую, что силы покидают меня, пишу с трудом, но это необходимо, пусть даже умру не закончив.
Легла спать, как обычно, предварительно проследив, чтобы цветы лежали там, куда велел положить их доктор Ван Хелсинг, и вскоре заснула.
Разбудило меня хорошо знакомое хлопанье крыльев об окно, теперь сразу же узнаю его, оно преследует меня с тех пор, как я ходила во сне на утес в Уитби, а Мина спасла меня. Я не испугалась, но, конечно, жаль, что доктора Сьюарда нет в соседней комнате и я не могу позвать его — профессор Ван Хелсинг обещал, что тот будет. Попыталась заснуть, но не смогла. Тут ко мне вернулась прежняя боязнь погрузиться в сон, и я решила бодрствовать. Но, как назло, очень захотелось спать. Мне стало страшно одной, я открыла дверь и крикнула:
«Есть кто-нибудь?»
Никто не отозвался. Боясь разбудить маму, я закрыла дверь. Тут за окном в кустах раздался какой-то вой, вроде бы собачий, однако более низкий и свирепый. Я подошла к окну и пригляделась, но заметила только летучую мышь — видимо, она и била крыльями по оконному стеклу. Я снова легла в постель, но решила не спать.
Вскоре открылась дверь и заглянула мама. Увидев, что я не сплю, она вошла, села подле меня и сказала, пожалуй, еще ласковей и заботливей, чем обычно:
7 7 сентября, ночью
184
БРЭМ СТОКЕР
«Я беспокоилась за тебя, дорогая, и пришла посмотреть, как ты».
Боясь, что она простудится, я уговорила ее лечь со мною. Она согласилась, но даже не сняла халат, сказав, что побудет со мной недолго и пойдет к себе. Мы лежали обнявшись, и вновь раздалось хлопанье крыльев и стук в оконное стекло. Вздрогнув, мама вскрикнула от испуга:
«Что это?»
Я попыталась ее успокоить; наконец мне это удалось, и она лежала тихо: было слышно, как сильно колотится ее больное сердце. Немного погодя в кустарнике вновь послышался вой, потом раздался удар в окно, осколки разбитого стекла посыпались на пол. Штору откинуло ворвавшимся ветром, в оконную дыру просунулась серая голова большого тощего волка. Мама в страхе закричала, попыталась приподняться, судорожно хватаясь за всё, что попадалось под руку, в том числе и за венок, который профессор Ван Хелсинг велел мне носить на шее, — и нечаянно сорвала его с меня. Секунду-другую она сидела, указывая на волка, в горле у нее что-то странно и пугающе клокотало, потом она рухнула навзничь, как сраженная молнией; и, падая, ушибла мне лоб — на мгновение у меня закружилась голова. Комната и всё вокруг вращалось. Я не спускала глаз с окна, но волк исчез, а через отверстие в разбитом стекле с дуновением ветра ворвались мириады мошек — они кружились, подобно пыльному вихрю или столпу, который наблюдают путешественники в пустыне во время самума14. Я попробовала встать, но не смогла пошевелиться, как будто меня околдовали; кроме того, меня придавило тело бедной мамы — казалось, оно уже остывало, потому что ее сердце перестало биться; больше я ничего не помню.
Прежде чем я пришла в себя, прошло, должно быть, немного времени, но оно было кошмаром, жутким кошмаром. Где-то неподалеку звонил похоронный колокол. По всей округе выли собаки. А в нашем кустарнике, как будто прямо под окном, пел соловей15. После перенесенного шока, боли и ужаса я была совершенно разбита, но пение соловья показалось мне голосом умершей мамы, вернувшейся, чтобы утешить меня. Видимо, эти звуки разбудили и служанок — я различила легкий топот их босых ног в коридоре. И позвала их; они вошли и закричали, увидев, что случилось, что придавило меня к кровати. Ветер ворвался в разбитое окно — дверь громко захлопнулась. Мне наконец
ДРАКУЛА. Глава XI
185
удалось встать. Девушки приподняли тело моей бедной мамы и, уложив его на кровать, накрыли простыней. Они были так напуганы и взволнованы, что я велела им пойти в столовую и выпить по стакану вина. Дверь на мгновение открылась и снова закрылась, отчего девушки вскрикнули.
Потом они спустились в столовую, а я собрала цветы и положила на грудь моей несчастной мамы. Тут я вспомнила, что говорил мне доктор Ван Хелсинг, но мне не хотелось забирать их. Да и зачем, ведь я решила попросить кого-нибудь из служанок посидеть со мной. Удивившись, что девушки так долго не возвращаются, я позвала их, но ответа не было. Тогда я сама спустилась в столовую...
У меня упало сердце, когда я увидела, что произошло: все четыре беспомощно лежали на полу, тяжело дыша. На столе стоял полупустой графин хереса, от него исходил какой-то странный резкий запах. В следующее мгновение я поняла: пахло лауданумом16. Это показалось мне подозрительным. Взглянув на буфет, я увидела, что флакон, из которого доктор дает — ох, то есть давал! — маме лекарство, пуст. Что делать? Что же мне делать?
Вернулась в свою комнату, к маме. Не могу ее оставить, служанок кто-то опоил наркотиком — и теперь я одна. Одна с умершей мамой! Из дома выйти не решаюсь — слышу за окном глухое завывание волка. В воздухе полно мошек, они проносятся, кружатся в сквозняке из разбитого окна, вспыхивают тусклые голубые огоньки. Что мне делать? Господи, защити меня от ужаса этой ночи! Спрячу эту бумагу у себя на груди, ее найдут, когда будут прибирать меня к похоронам. Моя бедная мама умерла! Теперь моя очередь. Прощай, дорогой Артур, если я не переживу эту ночь. Да хранит тебя Бог, мой дорогой, и да поможет Он мне!
X
18 сентября
приехал в Хилленгем утром. Оставив извозчика у ворот, прошел по дорожке, осторожно постучал в дверь, затем тихо позвонил, боясь разбудить Люси или ее мать. Надеялся, что откроет служанка, однако никто не вышел. Тогда я постучал еще раз и вновь позвонил — никакого отклика. Я проклял ленивых служанок, в такое время еще валявшихся в постели — было уже десять. Еще раз, более решительно, постучал и позвонил — безрезультатно. Поначалу я пенял на служанок, но теперь меня охватил страх. Что означает эта безмолвная тишина? Еще одно звено в цепи злого рока, затягивающего нас в свою петлю? Неужели я опоздал и передо мной — обитель смерти? Я знал, счет может идти на минуты и даже секунды, грозящие Люси смертельной опасностью, если у нее опять случится ужасный рецидив. Я обошел вокруг дома в надежде как-нибудь проникнуть внутрь, но ничего не обнаружил.
Все окна и двери были закрыты и заперты. Расстроенный, я вернулся на крыльцо. Тут я услышал цокот копыт резво бегущей лошади. Он затих у ворот, и через несколько секунд я увидел спешащего по дорожке Ван Хелсинга.
«Так это вы? — прокричал он мне на бегу, задыхаясь. — Вы только что приехали? Как она? Мы опоздали? Вы что, не получили мою телеграмму?»
188
БРЭМ СТОКЕР
Я объяснил ему коротко и как можно четче, что телеграмму получил сегодня рано утром и, не теряя ни минуты, примчался сюда, но в доме никто не откликается. Он помолчал немного, потом снял шляпу и мрачно сказал:
«Ну что ж, боюсь, мы опоздали. На всё воля Божья! — Затем со своей обычной энергией добавил: — Пойдемте, если никто не откроет, придется взламывать. Сейчас самое важное для нас — не терять времени».
Мы подошли к дому с тыла, куда выходило окно кухни. Профессор вынул из чемоданчика небольшую хирургическую пилу и протянул ее мне, показав на железную решетку, защищавшую окно. Я взялся за дело — вскоре три прута были распилены. Потом с помощью длинного тонкого скальпеля мы отодвинули оконные шпингалеты и открыли окно. Сначала я помог влезть профессору, затем забрался сам. Ни на кухне, ни в людской не оказалось ни души. Мы обошли все помещения внизу — и наконец в столовой, куда сквозь ставни скудно пробивался свет, нашли четырех служанок, простертых на полу. Было очевидно, что они живы — их тяжелое дыхание и резкий запах лауда- нума всё объяснили.
Переглянувшись, мы поспешили дальше.
«Займемся ими позже», — бросил мне Ван Хелсинг.
Мы поднялись в спальню Люси. На мгновение замерли у двери, прислушиваясь, — полная тишина. Побледнев, дрожащими руками тихо отворили дверь и вошли.
Как описать то, что мы увидели? На постели лежали две женщины — Люси и, чуть дальше, ее мать, накрытая белой простыней. Сквозняк, ворвавшийся в разбитое окно, откинул край простыни и открыл нашим взорам бледное, искаженное страхом лицо. На не менее бледном лице Люси запечатлелось еще более жуткое выражение. Цветы, которые она должна была носить вокруг шеи, я увидел на груди ее матери, а на горле девушки — две маленькие ранки, которые мы замечали и прежде; теперь их края были очень белы и искромсаны.
Не говоря ни слова, профессор наклонился над кроватью, приложил голову к груди Люси, прислушался и, вскочив, крикнул мне:
«Еще не поздно! Скорее! Скорее! Быстро неси бренди!»
ДРАКУЛА. Глава XII
189
Я бросился вниз и, обнаружив бутылку, понюхал и попробовал ее содержимое: не подсыпан ли наркотик и туда, как в графин с хересом, найденный мной на столе. Служанки дышали во сне уже спокойнее, видимо, действие лауданума начинало слабеть. Я не стал проверять, а поспешил наверх.
Ван Хелсинг, как и в прошлый раз, втер бренди в губы, десны, запястья и ладони Люси и сказал мне:
«Всё, что можно сейчас сделать, я сделаю. А ты иди и разбуди служанок. Похлопай их мокрым полотенцем по лицу, да посильнее. Пусть они разведут огонь, нагреют воду и приготовят горячую ванну. Бедняжка почти такая же холодная, как и ее мать. Для начала Люси нужно поскорее согреть, а уж потом мы сможем что-нибудь сделать».
Я тотчас спустился и без труда разбудил трех девушек. Четвертая была очень молода, и дурман подействовал на нее сильнее, чем на остальных. Я положил ее на диван — отсыпаться. Остальные сначала не очень понимали, что к чему, потом сознание у них прояснилось, и они истерически запричитали. Однако я был строг и не дал им разговориться, заметив, что одной потерянной жизни достаточно, и если они станут медлить, то погубят свою молодую хозяйку. Рыдая и всхлипывая, они, как были, полуодетые, принялись за работу: развели огонь и нагрели воду. К счастью, бойлер на кухне еще не остыл, горячей воды было предостаточно. Мы вынесли Люси на руках, посадили в приготовленную ванну и начали растирать ей руки и ноги.
Тут раздался стук в дверь. Одна из служанок, накинув что-то на себя, побежала открывать. Вернувшись, она сообщила, что пришел какой-то господин с поручением от мистера Холмвуда. Я велел передать ему, чтобы он подождал — мы сейчас очень заняты. Она ушла, а я принялся за дело и начисто забыл о посетителе.
Впервые я видел, чтобы профессор работал так самозабвенно. Каждый из нас понимал, что мы вступили в поединок со смертью — во время короткой передышки я сказал ему об этом. Его ответ был не совсем мне понятен, но я никогда не видел у него такого сурового выражения лица:
«Если бы дело было только в этом, я бы остановился и позволил ей упокоиться с миром, ибо не вижу света на горизонте ее жизни».
190
БРЭМ СТОКЕР
И он продолжил работу с новыми силами и еще более неистовой энергией. Наконец стало заметно, что Люси согрелась: ее сердце, как было слышно через стетоскоп, забилось немного сильнее, дыхание стало ровнее. Ван Хелсинг едва ли не сиял. Мы вынули ее из ванны и завернули в теплую простыню.
«Этот раунд за нами! — сказал мне профессор. — Шах королю!»
Мы перенесли Люси в другую, уже приготовленную комнату, уложили в постель и влили ей в рот несколько капель бренди. Я заметил, что Ван Хелсинг повязал ей шею мягким шелковым платком. Она была всё еще без сознания и так же, если не более, слаба, как прошлые три раза.
Ван Хелсинг позвал одну из служанок, велел ей не сводить с Люси глаз — до нашего возвращения, — и мы вышли из комнаты.
«Нужно обсудить, что делать дальше», — сказал он.
Мы спустились в прихожую и вошли в столовую, плотно затворив за собой дверь. Ставни были открыты, но шторы задернуты — этот обычай строго соблюдают британские женщины из низших слоев со свойственным им уважением к смерти. В комнате царил полумрак, но нам было достаточно имеющегося света. Решимость Ван Хелсинга сменилась озабоченностью. Его явно что-то мучило, и после небольшой паузы он сказал:
«Что же нам делать? Куда обратиться за помощью? Нужно еще одно переливание, и как можно скорее, жизнь бедняжки висит на волоске, она не протянет и часу. Ты истощен, я тоже. А этим женщинам я боюсь довериться, даже если у них и хватит на это мужества. И чем мы отблагодарим того, кто согласится дать кровь?»
«А может, я на что-то сгожусь?» — С дивана на другом конце комнаты раздался голос, принесший облегчение и радость моему сердцу, — голос Куинси Морриса. Ван Хелсинг сначала напрягся, но лицо его тут же смягчилось, а в глазах вспыхнула радость, когда я воскликнул:
«Куинси Моррис! — и с распростертыми объятиями бросился к нему. — Какими судьбами ты здесь?» — Я радостно пожал ему руку.
«Это всё Арт».
И он подал мне телеграмму:
ДРАКУЛА. Глава XII
191
УЖЕ ТРИ ДНЯ НЕТ ВЕСТЕЙ ОТ СЬЮАРДА. ОЧЕНЬ БЕСПОКОЮСЬ. ПРИЕХАТЬ НЕ МОГУ. ОТЕЦ ВСЁ В ТОМ ЖЕ СОСТОЯНИИ. СРОЧНО СООБЩИ, КАК ЛЮСИ.
ХОЛМВУД
«Кажется, я прибыл вовремя. Вы только скажите, что делать...»
Ван Хелсинг шагнул вперед, взял его за руку и посмотрел ему в глаза:
«Кровь храброго рыцаря — лучшее, что есть в мире, когда женщина в беде. Вы — настоящий мужчина, в этом нет сомнения. Что ж, дьявол может выступать против нас во всей своей мощи. А Бог посылает нам героев, когда мы в них нуждаемся».
И вновь мы прошли через эту ужасную процедуру. Не хватает духа описывать ее. Люси, по-видимому, пережила в этот раз более сильное потрясение, чем прежде: несмотря на обильное переливание крови, ее организм восстанавливался гораздо дольше. Мучительно было видеть и слышать, с каким трудом она возвращается к жизни. Тем не менее работа сердца и легких улучшилась. Как и в прошлый раз, Ван Хелсинг сделал Люси подкожную инъекцию морфия, и ее обморок благополучно перешел в глубокий сон.
Профессор остался с Люси, а я спустился с Куинси Моррисом на первый этаж и послал одну из служанок отпустить ожидавшего извозчика. Куинси, выпив стакан вина, прилег, а я велел кухарке приготовить плотный завтрак. Тут мне в голову пришло одно соображение, и я поднялся наверх — в комнату, где находилась Люси. Когда я тихо вошел, Ван Хелсинг сидел, опершись головой на руку, в глубокой задумчивости над какими-то, видимо уже прочитанными, листками. На лице профессора застыло выражение мрачного удовлетворения, будто он получил ответ на какой-то давно мучивший его вопрос. Он передал мне листки и коротко добавил:
«Это выпало у Люси, когда мы несли ее в ванну».
Прочитав их, я взглянул на профессора и после недолгой паузы спросил:
«Ради бога, что это значит? Неужели мы имеем дело с сумасшедшей? Да, но когда она сошла с ума — сейчас или прежде? А может, то, что написано, — правда, и существует какая-то ужасная опасность?»
192
БРЭМ СТОКЕР
Я был в полной растерянности и не знал, что еще сказать. Ван Хел- синг взял листки и заметил:
«Не волнуйтесь. И до поры до времени выбросьте это из головы. Я вам всё объясню позже. А теперь скажите: что вы намеревались мне сообщить?»
Это вернуло меня к реальным событиям, и я снова ощутил почву под ногами.
«Хотел поговорить насчет свидетельства о смерти. Если мы не проявим предусмотрительность, могут начать следствие, и тогда придется предоставить эти листки, а расследование нам совсем не нужно; оно, кроме всего прочего, может просто убить бедную Люси. Мы с вами медики и очень хорошо знаем, как и тот доктор, который наблюдал миссис Вестенра, что у нее была неизлечимая болезнь сердца, и смерть наступила из-за нее. Нам лучше теперь же составить свидетельство о смерти1. И я сам его зарегистрирую, а потом заеду к гробовщику».
«Да ты молодец, мой друг Джон! Очень предусмотрительно! Поистине, враги доставляют мисс Люси много неприятностей, но бедняжке повезло хотя бы с любящими ее друзьями. Один, второй, третий — все отдают ей свою кровь, не считая еще одного старика. О да, я всё понимаю, друг Джон. Я не слепой! И еще больше люблю тебя за это! А теперь иди».
В прихожей я встретил Куинси Морриса с телеграммой для Артура, в которой говорилось о смерти миссис Вестенра и о том, что Люси тяжело болела, но теперь пошла на поправку и что с нею я и Ван Хел- синг.
Я сообщил ему, куда иду, и он не стал меня задерживать, лишь заметил:
«Когда вернешься, Джек, — не мог бы я сказать тебе пару слов наедине?»
Я кивнул и вышел. Никаких сложностей в бюро регистрации не возникло, и с местным гробовщиком удалось договориться, что он возьмет на себя организацию похорон, а вечером зайдет снять мерку для гроба.
Когда я вернулся, Куинси ждал меня. Я сказал, что справлюсь о Люси, потом сразу же приду поговорить с ним, и поднялся в ее комна-
ДРАКУЛА. Глава XII
193
ту. Девушка еще спала, а профессор, похоже, так и просидел всё это время подле нее. Он приложил палец к губам — я понял, что она должна скоро проснуться, и побоялся разбудить ее раньше времени. Спустился к Куинси, и мы пошли в буфетную, где благодаря незашторенным окнам было немного повеселее, или, скорее, не так безотрадно, как в других комнатах.
«Джек Сьюард, — начал он, когда мы уединились, — я не хочу совать нос куда не следует, но это исключительный случай. Ты знаешь, я любил эту девушку и хотел жениться на ней; конечно, всё это в прошлом, но всё равно я не могу не беспокоиться за нее. Что с ней происходит? Голландец — славный старик, это сразу видно — сказал тогда в столовой, что нужно еще одно переливание крови, а вы оба истощены. Конечно, я понимаю, у вас, медиков, своя профессиональная этика и посторонние не должны знать врачебных тайн. Но ведь случай неординарный, и, как бы там ни было, я тоже внес свою лепту. Разве не так?»
«Так», — согласился я, и он продолжил:
«Насколько я понимаю, ты и Ван Хелсинг уже делали то, что сегодня сделал я. Не так ли?»
«Так».
«Догадываюсь, что и Артур не остался в стороне. Я видел его четыре дня назад — он выглядел очень неважно. Пожалуй, лишь однажды я был свидетелем столь стремительного угасания — в пампасах2, когда моя любимая лошадь околела за одну ночь. Большая летучая мышь — их называют вампирами — напала на нее ночью и, напившись крови, улетела3, а из прокушенной вены продолжала течь кровь4, и к утру лошадка моя уже так ослабела, что не могла подняться; пришлось прекратить ее мучения, пристрелив ее. Джек, скажи мне по секрету — Артур был первым, правда?»
Куинси был очень взволнован, его мучила неизвестность, а полное непонимание ужасной тайны, окружавшей болезнь любимой женщины, лишь усугубляло его страдания. Сердце у него обливалось кровью, и, чтобы не сорваться, требовалась вся его выдержка — а ему было ее не занимать. Я задумался, прежде чем ответить ему, так как не имел права выдать то, что профессор считал необходимым скрывать, но Ку¬
194
БРЭМ СТОКЕР
инси уже многое знал и о многом догадывался, поэтому я счел возможным быть с ним откровенным и ответил всё тем же:
«Правда».
«И как долго это продолжается?»
«Дней десять».
«Десять дней! Значит, Джек Сьюард, в вены любимого всеми нами создания за это время влили кровь четырех сильных мужчин. Господи помилуй, да как же она там поместилась! — И, подойдя ко мне ближе, он спросил отчаянным полушепотом: — Куда же она девалась, вся эта кровь?»
Я покачал головой:
«Спроси что-нибудь полегче. Ван Хелсинг просто сходит с ума из-за этого, а я в тупике, ничего не понимаю. Целая цепь непредсказуемых случайностей опрокинула все наши планы лечения Люси. Но больше этого не будет. Теперь мы здесь до победного конца... или поражения».
Куинси протянул мне руку:
«Рассчитывайте и на меня. Ты и голландец, говорите, что делать, — я всё исполню».
Люси проснулась к вечеру. Она сразу схватилась за грудь и, к моему удивлению, извлекла из-за корсажа те самые листки, которые Ван Хелсинг давал мне читать. Осторожный профессор вернул их на прежнее место, чтобы, проснувшись, девушка не встревожилась. Увидев Ван Хелсинга и меня, Люси явно обрадовалась. Потом осмотрелась, поняла, где она, вздрогнула и, вскрикнув, закрыла руками бледное лицо. Мы оба догадались: она вспомнила о смерти матери — и постарались успокоить ее, насколько это было в наших силах. Сочувствие несколько утешило Люси, но не более — она молчала и тихо, бессильно плакала. Мы сказали ей, что один из нас всё время будет рядом с нею, и это вроде бы успокоило ее.
В сумерки она задремала. И тут произошло нечто странное. Во сне она выхватила из-за корсажа листки и разорвала надвое. Ван Хелсинг подошел и отобрал у нее записи, но она продолжила рвать воображаемую бумагу, потом подняла руки и развела их, как бы разбрасывая клочки. Удивленный Ван Хелсинг нахмурился в раздумье, но ничего не сказал.
ДРАКУЛА. Глава XII
195
19 сентября
Прошлую ночь Люси боялась заснуть, спала беспокойно, часто просыпалась и жаловалась на слабость. Профессор и я дежурили около нее поочередно и ни на минуту не оставляли одну. Куинси Моррис ничего не сказал, но знаю, что он всю ночь бродил вокруг дома — сторожил.
Утром при дневном свете стало видно, насколько Люси ослабела: она едва могла повернуть голову, ела мало, и, казалось, это не прибавляло ей сил. Иногда дремала. Мы с Ван Хелсингом обратили внимание на то, что во сне девушка выглядит иначе — не такой измученной, хотя всё равно осунувшейся; дыхание становилось ровнее. Рот приоткрылся и обнажились десны, бледные, отставшие от зубов, которые теперь казались длиннее и острее, чем обычно; когда же Люси не спала, то нежное выражение глаз преображало весь ее облик, но чем больше она становилась похожей на себя прежнюю, тем явственнее проступала на бледном, изможденном лице зловещая печать смерти.
После обеда Люси спросила об Артуре, и мы послали ему телеграмму. Куинси поехал на вокзал встречать его.
Артур появился около шести. Солнце, еще пригревавшее, клонилось к закату, его яркий красноватый свет струился в окно и оживлял бледное лицо Люси. Артур очень разволновался, увидев ее; никто из нас не мог произнести ни слова.
За то время, пока мы были у Люси, периоды сна или коматозного состояния у нее участились, и всё реже удавалось поговорить с нею. И все-таки присутствие Артура подбодрило Люси, она немного оживилась, разговаривала с ним чуть повеселее, чем с нами. Он, тоже собравшись с духом, старался вселить в нее надежду — в общем, каждый вносил свою лепту.
Около часа ночи
Записываю свои наблюдения на фонографе Люси. Артур и Ван Хел- синг дежурят у ее постели. Я должен сменить их через пятнадцать минут. До шести они отдохнут. Боюсь, завтра наши дежурства закончатся, потрясение было слишком сильным. Бедное дитя не выкарабкается. Да поможет нам Бог!
196
БРЭМ СТОКЕР
письмо
Ммь rAf4tef> — /№«* J>U0<uif*
7 7 сентября
Дорогая моя Люси!
Кажется, я целый век не получала от тебя писем и не писала тебе. Но ты, конечно, простишь мне этот грех, когда узнаешь все мои новости. Итак, мой муж и я благополучно вернулись в Англию. В Эксетере нас встретила коляска, а в ней, несмотря на приступ подагры, — мистер Хокинс. Он повез нас к себе домой, где нам были приготовлены уютные и удобные комнаты. Мы вместе пообедали, а потом мистер Хокинс сказал: «Мои дорогие, хотел бы выпить за ваше здоровье и благополучие; желаю вам счастья! Я знаю вас обоих с детства, вы оба выросли у меня на глазах, я наблюдал за вами с любовью и гордостью. И теперь хотел бы, чтобы вы поселились здесь со мной. У меня не осталось никого на свете, все умерли. И всё, что у меня есть, я завещаю вам».
Я заплакала, дорогая Люси, когда Джонатан и старик пожали друг другу руки. Это был очень, очень счастливый вечер.
И вот мы теперь живем в этом чудесном старом доме. Из моей спальни и гостиной я вижу большие вязы с черными стволами на фоне желтого камня старого собора, слышу, как весь день напролет трещат и пищат, гомонят и сплетничают грачи. Не нужно объяснять тебе, как я занята устройством дома и хозяйства. Джонатан и мистер Хокинс работают целыми днями. Джонатан теперь компаньон, и мистер Хокинс хочет посвятить его во все дела своих клиентов.
Как поживает твоя милая матушка? Очень хотелось бы на денек- другой приехать в Лондон повидать вас, дорогая, но пока не решаюсь — слишком много дел, да и за Джонатаном еще нужен уход. Он начинает потихоньку набирать вес — долгая болезнь его очень истощила. До сих пор он иногда просыпается, весь дрожа, и мне с трудом удается успокоить его. Но, слава богу, такие срывы случаются всё реже и реже, а со временем, надеюсь, и вовсе прекратятся. Таковы мои новости. А что слышно у тебя?
ДРАКУЛА. Глава ХП
197
Когда и где состоится свадьба? Кто будет вас венчать? Какое у тебя подвенечное платье? Будет ли свадьба многолюдной — или в кругу самых близких? Напиши мне об этом, дорогая. Напиши мне обо всём — всё, связанное с тобой, интересно и дорого мне. Джонатан просит передать тебе «свое почтение», но думаю, что младший партнер солидной фирмы «Хокинс и Гаркер» мог бы высказаться и посердечнее, а поскольку и ты и он любите меня, а я люблю тебя во всех временах и наклонениях этого глагола, то посылаю тебе его «теплый дружеский привет». До свидания, моя дорогая Люси. Да благословит тебя Бог.
Твоя
Мина Гаркер
ош
Wut
20 сентября
Дорогой сэр!
Согласно Вашему пожеланию, посылаю отчет обо всех порученных мне делах...
...Что касается больного Ренфилда, о нем стоит сказать особо. У него был новый припадок, который мог плохо кончиться, но, к счастью, всё обошлось. Сегодня пополудни к соседнему пустому дому, куда, как вы помните, дважды убегал больной, подъехала повозка, а в ней двое мужчин. Они остановились у наших ворот, чтобы спросить сторожа, как им попасть в тот дом; они явно не были местными. Я курил у окна кабинета после обеда и видел, как один из них приближается к дому. Когда он проходил мимо окна палаты Ренфилда, тот начал бранить и обзывать его самыми непристойными словами. Человек этот, вполне приличного вида, удостоил его лишь одной репликой: «Да заткнись ты, трещотка поганая». А Ренфилд в ответ обвинил его в ограблении и по¬
198
БРЭМ СТОКЕР
кушении на его, Ренфилда, жизнь и стал кричать, что не позволит ему самоуправствовать. Я открыл окно и сделал этому человеку знак не обращать внимания; он огляделся, видимо, желая понять, куда попал, и сказал: «Боже сохрани, сэр, да наплевать мне, что там кричат из какого-то задрипанного дурдома. Только жаль вас всех и вашего босса, живущих под одной крышей с таким зверюгой».
Потом он довольно любезно спросил меня, как въехать на территорию дома, и я показал ему ворота. Он ушел, а вслед ему сыпались угрозы, проклятья и грубая брань нашего больного. Я спустился выяснить причину его гнева: все-таки обычно Ренфилд ведет себя пристойно, за исключением приступов буйства. К моему удивлению, я застал его совершенно спокойным и даже веселым. В ответ на мои попытки навести его на разговор об этом инциденте он кротко, с недоумением стал спрашивать, что я имею в виду, тем самым пытаясь убедить меня в своем полнейшем беспамятстве.
К сожалению, это была лишь уловка с его стороны — не прошло и получаса, как он вновь напомнил о себе. На этот раз он разбил окно в своей палате и, выскочив наружу, помчался по аллее. Я крикнул санитарам, чтобы они следовали за мной, и побежал за Ренфилдом, опасаясь, что он задумал недоброе. Мои опасения оправдались, когда я увидел на дороге ту же повозку, но уже груженную большими деревянными ящиками. Раскрасневшиеся грузчики вытирали вспотевшие от тяжелой работы лица. Прежде чем мне удалось настигнуть нашего больного, тот бросился к ним, вытащил одного из них из повозки и принялся бить головой о землю. Если бы я не вмешался вовремя, Ренфилд наверняка бы убил несчастного. Второй грузчик спрыгнул с повозки и ударил Ренфилда по голове тяжелым кнутовищем. Удар был мощный, но наш сумасшедший как будто ничего не почувствовал. Он бился с нами троими, раскидывая нас, как котят. А Вы же знаете, я не из легковесов; да и те двое тоже крепкие парни. Ренфилд дрался молча, но, когда наша взяла и санитары начали надевать на него смирительную рубашку, он закричал: «Я расстрою их гнусные планы! У них нет права грабить меня! Постепенно убивать меня! Я буду защищать своего Господина и Хозяина!» — и прочий бред. С большим трудом его вернули в лечебницу и водворили в обитую войлоком палату. Один из служите¬
ДРАКУЛА. Глава XII
199
лей, Харди, сломал себе в драке палец, но я наложил ему тугую повязку и теперь всё будет в порядке.
Грузчики сначала громко требовали возмещения ущерба и грозили наслать на нас все кары закона. Но их угрозы сопровождала некоторая неловкость оттого, что они потерпели поражение в стычке с убогим сумасшедшим. Они говорили, что если б не выложились при погрузке тяжелых ящиков, то разделались бы с ним в два счета. В качестве другой причины поражения они упоминали, что у них пересохло в горле из-за пыльной работы, а утолить жажду негде из-за достойной порицания удаленности от соответствующих общественных заведений.
Я понял, к чему они клонят, и после стакана крепкого грога7, а потом еще одного, да еще получив в придачу по фунту, они охладили свой пыл и уже клялись, что ради удовольствия познакомиться с таким «чертовски славным малым», как Ваш покорный слуга, они готовы каждый божий день встречаться с сумасшедшими и похуже. Я на всякий случай записал их имена и адреса: Джек Смоллет, доходные дома Даддинга, Кинг-Джордж-роуд, Грейт-Уолворт8, и Томас Спеллинг, Пи- тер-Фарли-роу, Гайд-Корт, Бетнал-Грин9. Оба работают в компании «Харрис и сыновья. Переезды и грузовые перевозки», расположенной по адресу: Орендж-Масгерс-ярд, Сохо10.
Я напишу Вам, если произойдет что-нибудь, заслуживающее внимания, или — в случае крайней необходимости — телеграфирую.
Располагайте мною, дорогой сэр.
Искренне Ваш,
Патрик Хеннесси
ПИСЬМО
(ut t)
18 сентября
Моя дорогая Люси!
Нас постиг удар — внезапно умер мистер Хокинс. Со стороны может показаться, что это не такое уж большое горе для нас, но мы его очень
200
БРЭМ СТОКЕР
полюбили и как будто потеряли отца. Я не помню своих родителей, и смерть дорогого мистера Хокинса для меня настоящий шок. Джонатан очень скорбит. Он подавлен, по-настоящему подавлен, и не только потому, что этот милый, добрый человек всю жизнь помогал ему, а в последнее время заботился о нем как о родном сыне и оставил ему состояние, которое для скромных людей вроде нас просто богатство, мы даже мечтать не могли о нем. У Джонатана есть и другой повод для волнений — из-за внезапно свалившейся на его плечи ответственности. Он сомневается в себе. Я стараюсь подбодрить его, и моя вера поддерживает его веру в себя, которую более всего и подорвало пережитое им недавно потрясение. Как же невыносимо сознавать, что добрая, скромная, благородная, целеустремленная натура Джонатана, которая позволила ему за несколько лет из простого клерка превратиться в знатока своего дела, оказалась так надломлена; такое впечатление, будто ему изменила сама его сила воли. Прости, дорогая, что докучаю тебе своими горестями в эти счастливые для тебя дни. Но, Люси, так хочется поделиться с тобой, ведь я должна быть неизменно мужественной и веселой с Д жонатаном, это большое напряжение для меня, а душу отвести здесь не с кем.
Послезавтра нам придется поехать в Лондон с печальной миссией — в завещании мистера Хокинса сказано, что он хотел быть похороненным около своего отца. У него нет никаких родственников, Джонатан самый близкий ему человек, и все хлопоты, связанные с похоронами, — на нем. Я постараюсь забежать к вам, дорогая, хоть на несколько минут. Прости, если встревожила тебя. Да благословит тебя Бог!
Только сила воли и привычка могут заставить меня делать записи в дневнике сегодня вечером. Я слишком подавлен и печален — так устал
Любящая тебя
Мина Гаркер
ЖШ1С
20 сентября
ДРАКУЛА. Глава XII
201
от этого мира и самой жизни, что не испытал бы никаких сожалений, если б сию минуту услышал шум крыльев ангела смерти. Впрочем, в последнее время веяние его зловещих крыл ощущалось совсем близко — мать Люси, отец Артура, а теперь... Продолжу-ка лучше свои записи.
В условленный час я сменил Ван Хелсинга, дежурившего около Люси. Артур сначала отказывался пойти отдохнуть и согласился лишь после того, как я сказал, что его помощь потребуется днем, и Люси станет только хуже, если все мы будем валиться с ног. Ван Хелсинг очень внимателен к нему.
«Пойдемте со мною, друг мой, — сказал он. — Пойдемте. Вы устали, ослабли; слишком много переживаний и душевной боли, и к тому же, как мы знаем, это еще и испытание для вашего физического здоровья. Вам лучше не быть одному, одиночество приносит нам страхи и тревоги. Пойдемте в гостиную, там большой камин и два дивана. Вы ляжете на одном, а я — на другом, общие переживания послужат нам утешением, даже если мы будем молчать или заснем».
Перед уходом Артур пристально посмотрел на свою невесту — на ее бледное, белее батистовой наволочки, лицо на подушке, — в его взгляде смешались любовь и отчаяние. Люси лежала очень спокойно. Я осмотрелся, проверяя, всё ли в порядке в комнате. Профессор и здесь повсюду развесил и разложил цветы чеснока, натер ими оконные переплеты, а на шею Люси поверх шелковой косынки надел венок, наспех сплетенный из этих пахучих цветов. Девушка тяжело дышала и выглядела плохо. Полуоткрытый рот обнажал бледные десны. Зубы, особенно клыки, казались в полумраке еще длиннее и острее, чем утром.
Я сел рядом с ней, и немного погодя она тревожно шевельнулась во сне. В тот же миг послышалось какой-то глухой звук — то ли хлопанье, то ли постукивание в стекло. Я тихо подошел к окну и заглянул за штору. Было полнолуние, и я увидел, что шум исходит от большой летучей мыши, которая кружилась у самого окна, ударяясь о него крыльями, видимо, привлеченная тусклым светом из комнаты. Вернувшись на свое место, я обнаружил, что Люси немного подвинулась и сорвала с шеи венок. Я, как смог, приладил его обратно и продолжил наблюдать за нею.
202
БРЭМ СТОКЕР
Вскоре она проснулась, я дал ей поесть, как велел Ван Хелсинг. Люси ела мало и неохотно. Казалось, в ней уже не шла бессознательная борьба за жизнь, до сих пор столь характерная для хода ее болезни. Меня удивило, что, едва придя в чувство, она лихорадочно прижала к себе цветы чеснока. Это было тем более странно, что всякий раз, впадая в состояние, напоминающее летаргический сон, она начинала вдруг задыхаться и сбрасывала их, просыпаясь же, вновь прижимала к себе. Похоже, это было не случайно, потому что в течение нескольких часов такое повторялось неоднократно.
В шесть утра Ван Хелсинг сменил меня. Артур заснул, и профессор, пожалев его, не стал будить. И вдруг, взглянув на Люси, он судорожно вздохнул и прошептал:
«Откройте шторы, мне нужен свет!»
Потом он наклонился, почти прикоснувшись лицом к лицу больной, и внимательно осмотрел ее, а когда снял цветы и шелковый платок с шеи, отпрянул и еле слышно, как будто что-то сдавило ему горло, произнес:
«Mein Gott!»*
Я наклонился, взглянул и внезапно ощутил озноб. Ранки на горле исчезли.
Целых пять минут Ван Хелсинг напряженно всматривался в лицо девушки. Потом повернулся ко мне и негромко сказал:
«Она умирает. Скоро всё закончится. Но, помяни мое слово, очень важно, умрет она в сознании или во сне. Разбуди этого несчастного мальчика, пусть придет проститься с нею; он доверяет нам, а мы ему это обещали».
Я пошел в гостиную и разбудил Артура. В первую минуту он не мог сообразить, что к чему, но, увидев солнечный свет, проникающий сквозь щели ставен, испугался, что проспал. Я успокоил его, сказав, что Люси еще не просыпалась, и осторожно намекнул, что, возможно, близок конец. Артур закрыл лицо руками, опустился на колени и несколько минут молился; плечи его вздрагивали от горя.
Я положил руку ему на плечо и помог подняться:
* Боже мой! [нем)
ДРАКУЛА. Глава XII
203
«Пойдем, старина, собери всё свое мужество: так ей будет лучше и легче».
Когда мы пришли в комнату Люси, я заметил, что Ван Хелсинг со свойственной ему предусмотрительностью навел там порядок, чтобы всё выглядело не так мрачно. Он причесал Люси — ее волосы лежали на подушке светлыми волнами. Как только мы вошли, девушка открыла глаза и, взглянув в нашу сторону, прошептала:
«Артур, любовь моя! Я так рада, что ты пришел!»
Он нагнулся, чтобы поцеловать ее, но Ван Хелсинг резким жестом остановил его и шепнул на ухо:
«Нет, не теперь! Возьмите ее за руку, это больше успокоит ее».
Артур, взяв Люси за руку, встал перед ней на колени. Она ласково посмотрела на него своими чудесными, добрыми, ангельскими глазами. Потом медленно закрыла их и задремала. Ее грудь, казалось, поднималась и опускалась спокойно, но дышала она прерывисто, как утомленное дитя.
И вдруг в ней произошла резкая перемена, которую я уже наблюдал ночью: дыхание стало затрудненным, рот приоткрылся, обнажились бледные десны, отошедшие от зубов, показавшихся мне необычайно длинными и острыми. В полусне, бессознательно, Люси открыла глаза, ставшие теперь тусклыми и жестокими, и сказала необычным для себя, вкрадчивым, сладострастным тоном:
«Артур! Любовь моя, я так рада, что ты пришел! Поцелуй меня!»
Молодой человек сразу же наклонился к ней, чтобы поцеловать, но тут Ван Хелсинг, пораженный, как и я, ее голосом, бросился к нему, схватил за шиворот обеими руками и с неожиданной для него силой неистово отбросил едва ли не в другой конец комнаты.
«Ради вашей жизни, — воскликнул Ван Хелсинг, — ради спасения вашей и ее души — не трогайте ее!»
Профессор стоял между ними, как затравленный лев. Артур настолько опешил, что в первую минуту не знал, как реагировать, но взял себя в руки, не дав волю гневу, и застыл на месте.
Мы с Ван Хелсингом не сводили глаз с Люси: судорога ярости, как тень, мелькнула на ее лице, острые зубы щелкнули от досады. Потом глаза ее закрылись, и она тяжело задышала.
204
БРЭМ СТОКЕР
Однако вскоре она снова открыла глаза, и взгляд ее излучал, как обычно, нежность. Ослабевшей бледной рукой она взяла большую загорелую руку Ван Хелсинга и, притянув к себе, поцеловала.
«Мой верный друг! — слабым голосом, но с невыразимым чувством произнесла она. — Верный друг нас обоих! Молю вас, берегите его и дайте мне надежду на покой!»
«Клянусь вам! — взволнованно воскликнул профессор и, встав на колени подле нее, поднял в клятвенном жесте руку. Потом повернулся к Артуру и сказал: — Подойдите, друг мой. Возьмите ее за руку и поцелуйте в лоб, но только один раз».
Глаза Люси и Артура встретились — так они попрощались.
Веки девушки смежились. Ван Хелсинг, внимательно следивший за ней, взял Артура под руку и отвел в сторону.
Дыхание Люси стало вновь прерывистым и вдруг совсем прекратилось.
«Всё кончено, — прошептал Ван Хелсинг. — Она умерла».
Я увел Артура в гостиную, где он сел и, закрыв лицо руками, начал так рыдать, что у меня сердце разрывалось на части.
Вернувшись в комнату, я увидел, что Ван Хелсинг внимательно наблюдает за бедной Люси и лицо его стало еще более суровым, чем прежде. С ней произошла перемена: смерть частично вернула ей былую красоту, восстановив плавные линии щек, бровей, даже губы не были уже так бледны. Как будто кровь, в которой уже больше не нуждалось сердце, прилила к лицу, смягчив страшную работу смерти.
Уснула, и кажется нам — умерла,
Скончалась, мы думаем — спит*’ и.
«Ну вот, наконец-то бедняжка обрела покой! Всё кончено!» — вздохнул я, стоя позади Ван Хелсинга.
Он обернулся и сказал необычайно серьезно:
* Пер. М.Л. Михайлова.
ДРАКУЛА. Глава XII
205
«Нет. Увы, нет! Всё еще только начинается!»
Я спросил, что он имеет в виду. Но профессор лишь покачал головой и ответил:
«Пока мы ничего не можем сделать. Поживем — увидим».
\ll
(ь^елмэкем*-)
WÊ5WW
охороны назначили на послезавтра; Люси похоронят вместе с матерью. Всеми печальными формальностями занимался я. Похоронные агенты были расторопны, обходительны, обладали благословенным даром сочувствия, как и их любезный хозяин. Даже женщина, обряжавшая усопших, профессионально-доверительно и дружелюбно поделилась со мной, выйдя из покойницкой:
«Какая у вас красивая покойница, сэр! Это просто честь для меня позаботиться о ней. И уж конечно, ее похороны повысят престиж нашего заведения!»
Я заметил, что Ван Хелсинг никуда не отлучался, возможно, из-за неразберихи, царившей в доме. Никто из родственников не присутствовал. Артур должен приехать только завтра, после похорон отца, а нам так и не удалось уведомить никого из тех, кого следовало поставить в известность. Поэтому нам с Ван Хелсингом пришлось самим разбирать письма и документы. Профессор непременно хотел просмотреть личные бумаги Люси. Опасаясь, как бы нам по неведению не нарушить какие-нибудь законы — ведь Ван Хелсинг иностранец и не разбирается в тонкостях английского права, — я спросил его, почему он так на этом настаивает.
«В общем-то твои опасения небезосновательны, — ответил профессор, — но не забывай, я не только врач, но и юрист. И тут как раз лучше
208
БРЭМ СТОКЕР
обойтись без вмешательства законников. Ты ведь это понимал, когда постарался обойтись без коронера1. Мне же нужно избежать большего — возможно, в архиве найдутся еще такие бумаги, как эта. — И он вытащил из бумажника листки, которые Люси хранила за пазухой и разорвала во сне. — Если найдешь адрес поверенного покойной миссис Вестенра, опечатай все ее бумаги и сегодня же напиши ему. А я за ночь обследую эту комнату и прежнюю спальню Люси — ее тайные записи не должны попасть в чужие руки».
Я взялся за дело, через полчаса нашел адрес поверенного миссис Вестенра и написал ему. Ее бумаги были в порядке, даже оставлены четкие указания, где ее похоронить. Едва я запечатал письмо, как в комнату, к моему удивлению, вошел Ван Хелсинг.
«Не могу ли я помочь тебе, Джон? Я освободился и теперь к твоим услугам».
«Вы нашли, что искали?»
«Я не искал ничего конкретного — лишь надеялся найти и нашел несколько писем, записок и недавно начатый дневник. Вот они, и пока мы о них никому не скажем. Завтра вечером я увижу нашего беднягу Артура и с его разрешения изучу некоторые из них».
Когда мы покончили с неотложными делами, профессор сказал:
«А теперь, друг Джон, нам обоим необходимо выспаться. Завтра много хлопот, а сегодня — увы! — мы уже не нужны».
Перед сном мы еще раз зашли к нашей несчастной милой Люси. Похоронное бюро хорошо потрудилось: комната превратилась в chapelle ardente*’2. Всё утопало в прекрасных белых цветах, и смерть не производила отталкивающего впечатления. Белоснежный саван укрывал лицо усопшей. Профессор наклонился и осторожно приподнял его. Высокие восковые свечи светили достаточно ярко, и мы оба были поражены. Вся прежняя прелесть девушки вернулась к ней — такое впечатление, будто «губительные пальцы смерти»3, вместо того чтобы разрушить, за прошедшие часы восстановили всю ее живую красоту; мне даже стало казаться, что Люси не умерла, а лишь спит.
* пылающую часовню (фр).
ДРАКУЛА. Глава ХП1
209
Профессор был очень серьезен, даже суров. Конечно, он не любил ее так, как я, и в глазах его не было слез.
«Побудь здесь, я сейчас вернусь», — сказал он и вышел.
Вскоре он вернулся с охапкой белых цветов чеснока из недавно доставленного почтой ящика, стоявшего нераспакованным в передней, и рассыпал их среди других цветов на кровати, а затем и вокруг нее. Потом, сняв с себя маленький золотой крестик, положил его на губы покойной4, снова прикрыл ее саваном. И мы вышли.
Я раздевался у себя в комнате, когда раздался стук в дверь — вошел Ван Хелсинг и с порога заявил:
«Прошу тебя, раздобудь завтра к вечеру набор инструментов для вскрытия».
«Хотите сделать аутопсию?»5
«И да, и нет. Необходимо сделать операцию, но не ту, что ты думаешь. Тебе скажу, но больше никому ни слова. Хочу отрезать ей голову и удалить сердце. Ай-ай-ай, хирург, а так шокирован! И это ты, недрогнувшей рукой спасавший жизни и делавший операции, от которых другие хирурги отказывались. Конечно, мой милый друг Джон, я не должен забывать, что ты любил ее. Но я и не забываю. Операцию я беру на себя, ты будешь только ассистировать мне. Я бы сделал это сегодня, но из-за Артура придется отложить. Он освободится лишь завтра, после похорон отца, и, конечно, захочет еще раз взглянуть на нее — на то, что осталось от нее. Потом ее положат в гроб, и мы, когда все лягут спать, откроем его, проведем операцию и всё вернем на место, чтобы, кроме нас, никто ничего не знал».
«Но зачем это? Девушка умерла. К чему без нужды терзать ее бедное тело? Ведь никакой пользы ни ей, ни нам, ни науке, ни человечеству вскрытие не принесет! И без того всё это так ужасно!»
Профессор положил мне руку на плечо и сказал очень ласково:
«Друг Джон, мне очень жаль твое бедное, обливающееся кровью сердце, я еще больше люблю тебя за то, что ты способен так глубоко переживать. Если бы это было в моих силах, я бы взял на себя всю тяжесть с твоей души. Однако есть то, чего ты не знаешь, но в свое время узнаешь и тогда поблагодаришь меня за то, что узнал, хотя вряд
210
БРЭМ СТОКЕР
ли это тебя порадует. Джон, мальчик мой, ты много лет был моим другом, вспомни — делал ли я хоть раз что-нибудь без серьезных на то оснований? Я могу ошибаться — все мы люди! — но я всегда продумываю свои поступки и уверен в необходимости того, что делаю. Не потому ли ты вызвал меня, когда пришла эта беда? Конечно, поэтому! А разве тебя не удивило и даже не возмутило, когда я не позволил Артуру поцеловать возлюбленную и изо всех сил отшвырнул его, хотя она умирала? Разумеется, удивило! Но разве ты не слышал и не видел, как она потом благодарила меня слабым голосом, взглядом прекрасных угасающих глаз, как она целовала мою морщинистую старческую руку и молила о покое? Разумеется, видел! А разве ты не помнишь, как я поклялся ей исполнить ее просьбу и она спокойно закрыла глаза? Разумеется, помнишь! Так вот, у меня есть серьезные основания для того, что я намереваюсь сделать. Ты долгие годы верил мне, но в последние недели происходили такие странные явления, что в душу твою могло закрасться сомнение. Так поверь же мне еще раз, друг Джон. Если же ты больше не доверяешь своему старому профессору, тогда мне придется поделиться с тобой своими соображениями, а это пока преждевременно и не приведет к добру. А если я продолжу работать без друга, без его веры в меня — а я всё равно продолжу работать, не важно, верят мне или нет, — то, конечно, мне будет очень тяжело и, что ж тут скажешь, одиноко. Ведь именно теперь я так нуждаюсь в помощи и поддержке!»
Немного помолчав, он многозначительно добавил:
«Друг Джон, нам предстоят тяжелые и страшные дни. Так давай же будем верить друг другу, и тогда мы добьемся успеха. Ты веришь мне?»
Я пожал ему руку и обещал помочь. Задумавшись, не закрывая дверь своей комнаты, я смотрел, как он прошел к себе и затворил дверь. Вслед за ним одна из служанок — она была спиной ко мне и не видела меня — тихо пробежала по коридору в комнату, где лежала Люси. Это покорило меня. Преданность — редкое явление и невольно трогает, особенно когда проявляется бескорыстно по отношению к тем, кого мы любим. Бедная девушка, преодолев естественный страх смер¬
ДРАКУЛА. Глава ХШ
211
ти, хочет побыть рядом с любимой хозяйкой, чтобы та не чувствовала себя покинутой, пока не обретет вечный покой...
Должно быть, я спал долго и крепко — уже вовсю светило солнце, когда Ван Хелсинг разбудил меня. Подойдя к моей кровати, он сказал:
«Можешь не беспокоиться насчет инструментов — всё отменяется».
«Почему?» — удивился я, поскольку накануне вечером его решительность произвела на меня глубокое впечатление.
«Потому, — ответил он сурово, — что уже слишком поздно — или слишком рано. Взгляни! Ночью его украли». — И показал мне свой золотой крестик.
«Как же его украли, — спросил я удивленно, — если он у вас?»
«Я отобрал его у служанки — эта негодная девчонка обобрала и мертвых, и живых. Она, конечно, будет наказана, но не мною, ибо она не ведала, что творит, — думала, совершает лишь кражу. Теперь нам придется подождать».
С этими словами он вышел, задав мне новую загадку, очередную головоломку.
Утро прошло тоскливо, а в полдень пришел стряпчий — мистер Маркенд из компании «Сыновья Холмен, Маркенд и Лиддердейл». Очень приветливый, он одобрил всё, что мы сделали, и остальные заботы, вплоть до мелочей, взял на себя. За обедом он рассказал нам, что миссис Вестенра, зная о своей болезни и с некоторых пор ожидая смерти, привела свои дела в полный порядок и всё состояние, движимое и недвижимое, завещала Артуру Холмвуду — всё, кроме родового имения отца Люси, которое теперь, за отсутствием прямых наследников, перейдет к побочной ветви семьи.
«Честно говоря, — продолжал стряпчий развивать эту тему, — мы как могли старались воспрепятствовать такому завещанию, говорили ей о возможных ситуациях, при которых ее дочь может остаться без единого пенни или же лишенной той свободы действий, которая необходима в брачном союзе. В результате чуть не дошло до конфликта, миссис Вестенра даже прямо спросила, намерены ли мы исполнять ее волю. Выбора у нас не было, пришлось согласиться. Хотя в принципе наша правота подтверждается жизнью в девяноста девяти случаях из
212
БРЭМ СТОКЕР
ста. Но, откровенно говоря, должен признать, в сложившейся ситуации без такого завещания исполнить ее волю было бы невозможно. Не оставь она такого распоряжения, после ее смерти всё состояние перешло бы к дочери, и если бы та пережила мать хоть на пять минут, то вся собственность — не будь завещания, а в данном случае его было практически невозможно составить — досталась бы наследникам по закону6. В этом случае лорд Годалминг, хотя он и был близким другом семьи, не имел бы никаких имущественных прав. А родственники, даже самые дальние, едва ли из сентиментальных соображений отказались бы от своих прав в пользу постороннего человека. Уверяю вас, джентльмены, я рад такому результату, очень рад».
Конечно, стряпчий был неплохой человек, но речь всё же шла о большой трагедии, и его радость по поводу частного дела, в котором он профессионально заинтересован, — наглядный пример ограниченной способности людей к пониманию и сочувствию.
Мистер Маркенд пробыл недолго и сказал, что зайдет попозже — поговорить с лордом Годалмингом. Приход стряпчего немного отвлек и успокоил нас — по крайней мере, мы могли не бояться критики в свой адрес в связи с нашими распоряжениями в эти дни.
Артур должен был приехать к пяти часам. Перед этим мы зашли в спальню, ставшую настоящей усыпальницей — теперь в ней лежали мать и дочь. Похоронных дел мастер продемонстрировал всё свое мастерство, и траурная атмосфера тягостно подействовала на наше настроение. Однако Ван Хелсинг распорядился восстановить всё, как было накануне, объяснив, что лорду Годалмингу, который вот-вот появится, будет легче увидеть сначала только свою невесту. Мастер сильно огорчился из-за своей недогадливости и быстро исправил положение, так что к приезду Артура было сделано всё, что хоть как-то могло пощадить его чувства.
Бедный Артур! Он был разбит и пребывал в отчаянии. Тяжкие переживания сказались даже на его мужественной внешности. Он был, я знал, искренне привязан к отцу. И эта утрата — большой удар для него, да еще при таком стечении обстоятельств! Со мной он был, как всегда, сердечен, с Ван Хелсингом — очень любезен. Но я почувствовал в нем
ДРАКУЛА. Глава ХП1
213
какую-то скованность, профессор тоже заметил это и знаком дал мне понять, чтобы я проводил Артура наверх.
У дверей спальни я остановился, думая, что ему хочется побыть с Люси наедине, но он, взяв меня под руку, завел в комнату и сдавленным голосом сказал:
«Ты тоже любил ее, старина. Она мне всё рассказала, говорила, что у нее нет друга лучше, чем ты. Не знаю, как мне благодарить тебя за всё, что ты сделал для нее. Я еще не могу... — Тут силы изменили ему, он обнял меня, прильнул и заплакал: — О Джек, Джек! Как мне жить дальше! Я внезапно потерял всё, что мне было дорого, и в целом мире не осталось ничего, ради чего мне стоило бы жить!»
Я утешал его как мог. В таких случаях не нужно много слов. Пожать руку, обнять за плечи, вместе поплакать — вот знаки сочувствия, дорогие мужскому сердцу. Я тихо стоял и ждал, пока он успокоится, а потом мягко сказал:
«Пойдем посмотрим на нее».
Мы подошли к кровати, я откинул покрывало с ее лица. Господи! Как она была хороша! Казалось, с каждым часом красота ее расцветала. Это изумило и напугало меня. Артур же дрожал, как в лихорадке; в конце концов сомнение вкралось ему в душу. После долгого молчания он тихо прошептал:
«Джек, она действительно умерла?»
Я с грустью сказал ему, что это так; нужно было немедленно рассеять это ужасное сомнение, мне пришлось объяснить ему, что довольно часто у покойных черты лица смягчаются и даже восстанавливается их былая красота, особенно если смерти предшествовала мучительная или продолжительная болезнь. Мне показалось, что я убедил его. Артур опустился на колени и долго всматривался в лицо Люси, потом отвернулся. Я напомнил ему, что надо прощаться — начинаются приготовления к похоронам. Он поцеловал ее руку, затем, наклонившись, коснулся губами холодного лба. Уходя, обернулся и вновь посмотрел на свою невесту долгим, любящим взглядом.
Оставив Артура в гостиной, я сообщил Ван Хелсингу, что мой бедный друг простился с Люси. Профессор прошел на кухню, где ожидали
214
БРЭМ СТОКЕР
работники бюро, и распорядился завинтить крышку гроба и начать приготовления к похоронам. Когда он вернулся, я пересказал ему, о чем спрашивал меня Артур, и он ответил:
«Это меня не удивляет. Я сам только что на миг усомнился в ее смерти».
Мы обедали все вместе, и я видел, что бедняга Арт старается держаться изо всех сил. Ван Хелсинг всё время молчал и заговорил, лишь когда мы закурили сигары:
«Лорд...» — начал было он, но Артур перебил его:
«Нет, нет, ради бога, только не это! По крайней мере, не теперь. Простите, сэр, не хочу вас обидеть, но мне бы не хотелось сейчас слышать этот титул — моя рана слишком свежа»7.
«Я назвал вас так, — мягко пояснил профессор, — лишь потому, что не знаю, как к вам обращаться. Не могу называть вас “мистер”, ведь я полюбил вас — да, мой милый мальчик, я полюбил вас как... как Артура».
Молодой человек горячо пожал руку старика:
«Называйте меня как хотите. Надеюсь, за мной навсегда сохранится титул вашего друга. И позвольте мне — я просто не нахожу слов — поблагодарить вас за доброе отношение к моей бедной Люси. — Артур сделал паузу и продолжил: — Знаю, она очень ценила вас. И прошу простить меня, если я был резок с вами или как-то проявил недовольство — помните, в тот день?»
Профессор кивнул и ответил очень сердечно:
«Знаю, как трудно вам было тогда понять меня. Чтобы признать необходимость столь сурового поведения, нужно понять причины. Допускаю, что вы и теперь не вполне мне доверяете, поскольку по- прежнему не понимаете, в чем дело. Но, возможно, возникнут и другие ситуации, когда мне потребуется ваше доверие, а вы при всём желании не сможете — да и не должны будете — пока понять смысл моих действий. Однако придет время — вы всё поймете и станете полностью доверять мне, тьма отступит, и в солнечных лучах всё тайное станет явным. И тогда вы будете благодарить меня — за себя, за других и за ту, чей покой я поклялся оградить».
ДРАКУЛА. Глава ХШ
215
«Конечно, конечно, сэр, — горячо заговорил Артур, — я во всём доверяю вам. Я знаю, вы — человек благородной души, вы друг Джека, вы были и ее другом. Делайте всё, что считаете нужным».
Профессор смущенно откашлялся и наконец заговорил:
«Могу ли я попросить вас кое о чем?»
«Конечно».
«Вы знаете, что миссис Вестенра оставила вам всё свое состояние?»
«О господи! Понятия не имел!»
«Теперь всё принадлежит вам, и вы вправе располагать всем по своему усмотрению. Я хочу, чтобы вы позволили мне ознакомиться с письмами и бумагами мисс Люси. Поверьте, это не праздное любопытство. У меня есть для этого серьезные основания, которые она несомненно одобрила бы. Вот эти бумаги. Я взял их до того, как мне стало известно о ваших правах, — мне не хотелось, чтобы чужая рука коснулась их и чужой взгляд проник в ее душу. Если вы не против, я оставлю эти бумаги у себя. Даже вам я пока не хотел бы их показывать, но можете не сомневаться: у меня они будут в полной сохранности. Не пропадет ни единое слово. В свое время я верну их вам. Понимаю, что прошу очень многого, но вы ведь не откажете... ради Люси?»
Артур ответил со столь свойственной ему сердечностью:
«Доктор Ван Хелсинг, делайте всё, что считаете необходимым. Я чувствую, что Люси одобрила бы мое решение. И не буду беспокоить вас вопросами, пока не настанет время».
Профессор встал и сказал очень серьезно:
«Вы поступаете правильно, нас ждет еще много страданий, и не только страданий, и страдания эти продлятся долго. Всем нам, и в первую очередь вам, мой милый мальчик, предстоит вкусить много горечи, прежде чем мы вновь ощутим радость жизни. Но не стоит падать духом, надо исполнять свой долг, и тогда всё будет хорошо!»
Эту ночь я спал на кушетке в комнате Артура. Ван Хелсинг вообще не ложился. Он ходил взад-вперед, точно охранял дом, и внимательно следил за комнатой, где в гробу лежала Люси, осыпанная белыми цветами чеснока, тяжелый и резкий запах которого смешивался в ночном воздухе с ароматом лилий и роз.
216
БРЭМ СТОКЕР
жшк
Мьы* Гми-
22 сентября В поезде по дороге в Эксетер
Джонатан спит. Кажется, только вчера я сделала последнюю запись в дневнике. А уже столь многое отделяет меня от жизни в Уитби, когда Джонатан был далеко и не подавал никаких вестей. Теперь я замужем за ним, он — стряпчий, богат, совладелец, а затем и владелец фирмы, мистер Хокинс умер и похоронен, а у Д жонатана снова приступ, опасный для его здоровья. Когда-нибудь, возможно, он станет расспрашивать меня об этом. Всё проходит. Да, я, конечно, немного подзабыла стенографию — вот что делает с нами неожиданное богатство, — так что не мешало бы слегка освежить забытые навыки.
Похороны были очень скромные, но торжественные. За гробом шли только мы, несколько слуг, пара старых друзей мистера Хокинса, приехавших из Эксетера, лондонский агент фирмы и еще один джентльмен, представитель сэра Джона Пакстона, президента Юридического общества8. Мы с Д жонатаном стояли, держась за руки, и ощущали, что потеряли нашего самого дорогого, самого близкого друга.
Потом мы вернулись в город, доехав омнибусом до Гайд-парка9. Джонатан решил, что мне будет интересно прогуляться по Роу:10 мы посидели там, народу было мало, от пустовавших кресел веяло грустью. Они напомнили нам о пустом кресле у нас дома. Мы встали и решили пройтись по Пикадилли11.
Джонатан держал меня за руку, как в былые времена, еще до моей работы в школе. Мне это показалось не совсем приличным — когда несколько лет учишь девушек правилам хорошего тона, невольно сама становишься чересчур щепетильной, — но я не стала возражать: все- таки это был Джонатан, мой муж, а вокруг лишь незнакомые люди. Так мы и шли, держась за руки. Я засмотрелась на очень красивую девушку в шляпе с широкими полями, сидевшую в двухместном экипаже12 у магазина Гильяно13. Вдруг Джонатан до боли сжал мне руку и еле слышно прошептал:
ДРАКУЛА. Глава XIII
217
«О господи!»
Я в постоянной тревоге за него, боюсь, как бы какое-нибудь волнение не вызвало рецидива болезни. Моментально повернувшись к нему, я спросила, что случилось.
Побледнев, Джонатан во все глаза, изумленно и испуганно, смотрел на высокого худого человека с крючковатым носом, черными усами и острой бородкой, пристально глядевшего на ту же хорошенькую барышню и не замечавшего нас. Поэтому я смогла хорошо разглядеть его. Лицо у него было недоброе, жестокое, чувственное; крупные белые зубы, казавшиеся еще белее из-за ярко-красных губ, больше походили на зубы хищного зверя, чем человека. Джонатан не спускал с него глаз, и я испугалась, как бы тот не заметил: ему это могло не понравиться, а вид у него был очень злобный и агрессивный. Я вновь спросила Джонатана, что его так взволновало, и он ответил, явно уверенный, что я всё знаю так же, как и он:
«Разве не видишь, кто это?»
«Нет, дорогой, я его не знаю. Кто это?»
Его ответ поразил и взволновал меня — казалось, Джонатан не сознаёт, что разговаривает со мной:
«Это он\»
Бедняжка был явно напуган — очень напуган; не обопрись он на меня и не поддержи я его, он бы, наверное, упал. Не отрываясь, Джонатан смотрел на этого человека. В это время какой-то господин вышел из магазина с небольшим пакетом, передал его девушке, и она уехала. Мрачный незнакомец, привлекший внимание моего мужа, увидев, что ее экипаж поехал по Пикадилли, быстро нанял извозчика и последовал за нею. Джонатан проводил его взглядом и сказал как бы про себя
«Кажется, это граф, но он очень помолодел. Господи Боже мой! Неужели это он! О Господи! Господи! Если б я был уверен! Если б я был уверен!»
Он был так взвинчен, что я побоялась расспрашивать, промолчала и постаралась потихоньку увести его, а он, держа меня за руку, сразу пошел со мной. Мы немного прогулялись и оказались в Грин-парке14. День был довольно жаркий для осени, и мы нашли удобную скамейку в тени. Несколько минут Джонатан сидел, уставившись в пространство,
218
БРЭМ СТОКЕР
потом глаза его закрылись, и, положив голову мне на плечо, он заснул. По-моему, это было лучшее для него лекарство, я не стала его тревожить. Минут через двадцать он проснулся и весело сказал мне:
«Что это, Мина, неужели я заснул? Прости, пожалуйста. Пойдем попьем чаю где-нибудь».
Похоже, он совершенно забыл о мрачном незнакомце, как во время болезни забыл всё, что с ним произошло. Мне не нравятся эти его провалы в памяти. Они могут быть следствием травмы мозга, которая вредит ему и теперь. Расспрашивать его я не буду — боюсь причинить этим больше вреда, чем пользы. Но все-таки мне нужно выяснить, что же стряслось с ним за границей. Боюсь, наступило время распечатать заветный пакет и прочитать хранящийся в нем дневник. О Джонатан, я уверена, ты простишь мне — я сделаю это ради тебя.
Печальное во всех отношениях возвращение в Эссекс — без нашего доброго друга дом опустел. Джонатан еще бледен и слаб после небольшого рецидива болезни. А тут еще телеграмма от некоего Ван Хелсинга.
О, сколько горя в нескольких словах! Бедная миссис Весгенра! Бедная Люси! Ушли, ушли — и больше никогда не вернутся к нам! Бедный, бедный Артур — какая страшная утрата для него! Господи, помоги нам перенести все невзгоды!
Всё позади. Артур уехал в Ринг с Куинси Моррисом. Какой же этот Куинси славный малый! В глубине души он, наверное, переживает смерть Люси не меньше нас, но держится как настоящий викинг. Если
Позже
С ПРИСКОРБИЕМ СООБЩАЮ: ПЯТЬ ДНЕЙ НАЗАД СКОНЧАЛАСЬ МИССИС ВЕСТЕНРА, ПОЗАВЧЕРА — ЛЮСИ. ОБЕИХ ПОХОРОНИЛИ СЕГОДНЯ.
ътш
22 сентября
ДРАКУЛА. Глава XIII
219
Америка будет и дальше рождать таких людей, она, несомненно, станет мировой державой15. Ван Хелсинг прилег отдохнуть — набраться сил перед поездкой: вечером едет в Амстердам, но обещает вернуться завтра к концу дня; у него там дела, которые требуют его личного участия.
Вернувшись, он, если позволят обстоятельства, остановится у меня — говорит, у него кое-какие дела в Лондоне; возможно, они займут некоторое время. Бедный старик! Боюсь, напряжение последней недели сказалось даже на его железной выдержке. Во время похорон, я видел, он был на пределе сил. После траурной церемонии, когда мы окружили Артура, молодой человек вдруг вспомнил о процедуре переливания, когда его кровь перетекла в вены Люси. Слушая его, Ван Хелсинг то краснел, то бледнел. Артур говорит, что с тех пор у него такое чувство, будто они с Люси действительно женаты, она — его жена перед Богом. Никто из нас ни слова не сказал — и не скажет — о тех переливаниях крови, в которых мы приняли участие.
Артур и Куинси уехали на вокзал, а мы с Ван Хелсингом — ко мне. Как только мы с ним остались в экипаже одни, профессор впал в настоящую истерику — позднее он отрицал, что это была истерика, уверял, что в критических обстоятельствах так проявляется его чувство юмора. Он смеялся до слез — мне пришлось задернуть занавески, чтобы никто нас не увидел и не подумал чего-то предосудительного. Потом профессор заплакал, но его всхлипы сменились смехом — он плакал и смеялся одновременно, как это обычно бывает у женщин. Я попробовал быть с ним построже — с женщинами это иногда помогает, — но безрезультатно.
У мужчин и женщин нервные срывы протекают по-разному!16 Наконец он успокоился, посерьезнел, и я спросил его: с чего бы такое веселье, да еще в такое время? Ответ был вполне в его духе — логичен, убедителен и таинствен:
«О, ты не понимаешь, друг Джон. Не думай, что мне весело, хотя я и смеюсь. Заметь, я плакал, хотя смех душил меня. Но и не верь, что твой профессор целиком охвачен скорбью, ведь, когда я плакал, я и смеялся тоже. Всегда помни, что смех, который стучит в твою дверь и спрашивает: “Можно войти?” — не настоящий. Нет, истинный Смех —
220
БРЭМ СТОКЕР
король, он является, когда и как ему вздумается. И не выбирает удобное время, а лишь возвещает: “Я здесь”. Например, я очень переживаю из-за этой милой девушки, ради которой, хоть я уже стар и потрепан жизнью, пожертвовал кровь, потратил время, знания, не спал, оставил других пациентов. И всё же я могу смеяться у ее могилы — смеяться, когда глина падает с лопаты похоронщика, ударяется о крышку гроба и отдается в моем сердце — бух! бух! — пока оно вновь не подкачает кровь к лицу. У меня болит душа за этого бедного милого мальчика — он был бы ровесником моего сына, если бы волею Небес тот остался жив; у них одинаковые волосы, одинаковые глаза... теперь ты знаешь, почему я его так полюбил. Но даже когда он говорит нечто такое, что до глубины трогает мое мужское сердце и заставляет мою отцовскую душу рваться к нему, как ни к кому иному — даже к тебе, с тобой, мой друг Джон, мы на равных, наши отношения нельзя назвать отношениями отца и сына. И даже в такой момент ко мне заявляется Король Смех и вопит мне в самое ухо: “А вот и я! Вот и я!”, до тех пор, пока кровь не совершит свой пируэт, не вернется ко мне и не оживит мои щеки солнечным светом. О друг Джон, этот мир непостижим, он печален, полон боли, горя и скорби, и всё же, когда является Король Смех, он заставляет сию печальную троицу плясать под свою шутовскую дудку. Кровоточащие сердца, иссохшие на кладбище кости, жгучие слезы — все пускаются в пляс под его музыку, исполняемую им без тени улыбки. И поверь мне, друг Джон, благо, когда он приходит. Все мы, и мужчины, и женщины, живем в напряжении, мы как туго натянутые канаты, нас дергают из стороны в сторону. А наши слезы подобны дождю, который, намочив веревки, лишь способствует их натяжению, пока оно не становится предельным, и тогда мы рвемся. И тут, словно солнце, появляется Король Смех. Он снимает напряжение, и мы возвращаемся к своим повседневным заботам».
Я не хотел задеть его, дав понять, что не улавливаю, в чем смысл его рассуждения, но поскольку я действительно не совсем понял, над чем он смеялся, то спросил его об этом прямо. Ван Хелсинг сразу посуровел и ответил в совершенно иной тональности:
«Меня рассмешила мрачная ирония происходившего: красивая леди, вся в цветах, прекрасная, как сама жизнь — так что мы даже усо¬
ДРАКУЛА. Глава XIII
221
мнились, в самом ли деле она умерла, — лежит рядом с любимой матерью в дивном мраморном склепе на уединенном кладбище, где покоятся многие ее родственники; церковный колокол так печально и мерно звонит: “Бом! Бом! Бом!”; священники в белых ангельских одеждах делают вид, что читают святые книги, а сами даже не заглядывают в них; мы же стоим склонив головы. А зачем всё это? Ведь она умерла, что ни говори... Разве нет?»
«Хоть убейте, профессор, — воскликнул я, — не вижу ничего смешного во всём этом. Ваше объяснение совсем сбило меня с толку. Даже если в церемонии похорон было что-то комичное, то что смешного в бедном Арте и его горе? Ведь его сердце разбито».
«Вот именно. Но не он ли сказал, что, после того как его кровь наполнила ее вены, она — его жена перед Богом?»
«Да, и это его очень утешает».
«Совершенно верно. Но есть небольшое осложнение, друг Джон. Если так, то как же быть со всеми остальными? Хо-хо! Тогда у этой славной девушки несколько мужей. А я в таком случае, обвенчанный со своей ныне покойной, но живой для Бога женой, — просто с ума сойти! — даже я, верный муж теперь уже не-жены — становлюсь двоеженцем».
«Не вижу и в этом ничего смешного», — сухо заметил я; мне вообще не понравилось всё сказанное им.
Ван Хелсинг положил руку мне на плечо:
«Друг Джон, прости меня, если причинил тебе боль. Я не делюсь своими чувствами с другими, чтобы никого не ранить, только — с тобой, моим старым другом, потому что доверяю тебе. Если бы ты заглянул в мою душу, когда мне хочется смеяться, или когда я смеюсь, или сейчас, когда Король Смех снимает с себя корону и складывает весь свой реквизит, чтобы уехать очень-очень далеко и покинуть меня очень-очень надолго, может быть, ты и пожалел бы меня».
«Но почему?» — спросил я, тронутый его душевной, доверительной интонацией.
«Потому что я кое-что знаю!»
Теперь нас всех разбросало в разные стороны; и на много дней одиночество осенило своим крылом крыши наших домов. Люси — вдали от шумной лондонской толпы, в фамильном склепе, роскошной обите¬
222
БРЭМ СТОКЕР
ли смерти, на уединенном кладбище, где воздух свеж, солнце освещает Хэмпстед17 и привольно растут дикие цветы.
Итак, заканчиваю свой дневник, и один лишь Бог знает, начну ли новый. Если начну или как-нибудь продолжу этот, то уже в связи с другими темами и другими людьми, ибо романтический этап моей жизни закончился; я возвращаюсь к работе и с грустью, без надежды на лучшие времена, говорю:
В окрестностях Хэмпстеда происходят события, перекликающиеся с теми, о которых писали репортеры других газет под рубриками «Ужасы Кенсингтона», «Женщина-убийца», «Женщина в черном». В последние два-три дня отмечены несколько случаев, когда дети надолго пропадали из дому и возвращались с прогулок на пустоши очень поздно. Во всех этих случаях пострадавшие были слишком малы, чтобы связно рассказать о приключившемся с ними, но, оправдываясь, все они говорили, что гуляли с «феей»19. Происходило это обычно по вечерам, в двух случаях детей нашли лишь на следующее утро.
В округе считают: после того, как первый малыш объяснил причину своего отсутствия тем, что «фея» позвала его пройтись, остальные малыши подхватили эту версию и повторяют ее. Чему ж тут удивляться? Ведь любимая детская игра — заманивать друг друга в лес различными хитростями. Как отмечает наш корреспондент, очень забавно наблюдать этих крох, изображающих «фею-соблазнительницу». Редко когда ирония гротеска столь ярко высвечивает реальность — тут есть чему поучиться нашим художникам-карикатуристам. Фея-соблазнительница стала столь популярным персонажем в этих спектаклях на свежем воздухе именно благодаря тому, что соответствовала изначаль¬
Finis*
«тпнинш metu9
ТАЙНА ХЭМПСТЕДА
* Конец (лат.).
ДРАКУЛА. Глава XIII
223
ным ожиданиям публики. Даже Эллен Терри20, по простодушному замечанию нашего корреспондента, не столь неотразима и очаровательна, как эти чумазые ребятишки, выступающие в роли «феи» и даже отождествляющие себя с ней.
Однако вполне возможно, всё не так забавно, ибо у детей, которые пропадали на ночь, на шеях обнаружились ранки, как после укуса крысы или маленькой собачки. Укусы кажутся неопасными, они однотипны, но чьи это укусы? Вот в чем загадка.
Полиции дано указание отыскивать в районе Хэмпстед-Хит21 заблудившихся детей, особенно малолетних, а также и бродячих собак.
Нам только что сообщили, что вчера вечером пропал еще один ребенок. Его нашли утром в кустах утесника на склоне холма Шутерс- хилл22, вероятно, самой безлюдной части парка Хэмпстед-Хит. У малыша такая же ранка на шее, как и у других детей. Ребенок был очень слаб и выглядел изможденным. Немного оправившись, он рассказал всё ту же историю о заманившей его «фее».
Вестминстер газят*
УЖАСЫ ХЭМПСТЕДА
ЕЩЕ ОДИН ПОСТРАДАВШИЙ РЕБЕНОК Снова фея-соблазнительница
XIV
23 сентября
ттк
жонатан чувствует себя лучше, хотя ночь была тревожной. Я так рада, что у него много работы, — это отвлекает его от ужасных мыслей и воспоминаний. Особенно радует то, что он освоился и не переживает из-за свалившейся на него ответственности. Не сомневаюсь, к нему вернется его былая уверенность; и теперь я с гордостью наблюдаю, как мой Джонатан всё более соответствует новой должности и легко справляется с новыми обязанностями. Сегодня он вернется поздно — предупредил, что обедает не дома. По хозяйству я уже всё сделала; пожалуй, закроюсь у себя в комнате и прочту его заграничный дневник...
24 сентября
Не хватило духу писать что-либо вчера — так поразил меня страшный дневник Джонатана. О, бедняжка, мой дорогой! Не знаю, правда ли всё это или фантазия, — но как он страдал! Конечно, мне бы хотелось знать, случилось ли это на самом деле. Или источник описанных им кошмаров — лихорадка? Или... Боюсь, я так и не узнаю, у него же не решусь спросить.
А мрачный человек, которого мы встретили вчера!..1 Бедный Джонатан! Наверное, его расстроили похороны, направив его мысли в пе-
226
БРЭМ СТОКЕР
чальное русло... Но сам-то он верит во всё это. Помню, в день нашего венчания он сказал: «Лишь высший долг может заставить меня вернуться к тем мучительным часам моей жизни, во сне или наяву, в безумии или здравом уме».
Наверное, тут есть некая связь... Тот ужасный граф собирался в Лондон... А вдруг он уже приехал в этот многолюдный город, населенный миллионами жителей?.. Да, очень может быть, что высший долг и призовет нас, тогда мы должны его исполнить... Что ж, буду готовиться. Немедленно начну расшифровывать стенографические записи и печатать их на машинке. А потом, если потребуется, покажем их другим людям.
И быть может, тогда мне удастся уберечь Джонатана — я смогу выступать от его имени, не дам ему волноваться, нервничать. А позднее, когда он совсем придет в себя, возможно, и сам расскажет мне обо всём, тогда-то я и расспрошу его, выясню все детали и пойму, как можно ему помочь.
письмо
24 сентября [лично в руки)
Дорогая миссис Гаркер, прошу прощения за то, что, не будучи Вашим другом, взял на себя миссию послать Вам печальную весть о смерти Люси Вестенра. С разрешения лорда Годалминга, я, глубоко обеспокоенный некоторыми жизненно важными обстоятельствами, прочитал ее бумаги и нашел среди них Ваши письма, свидетельствующие о том, что вы были подругами и что Вы ее очень любите. О мадам Мина, во имя этой любви, умоляю Вас помочь мне! Прошу ради блага других людей — для исправления великого зла, предотвращения многих ужасных бед, которые могут превзойти все самые мрачные фантазии. Могу ли я увидеться с Вами? Пожалуйста, не сомневайтесь во мне. Я — друг доктора Джона Сьюарда и лорда Годалминга (известного Вам по письмам мисс Люси как Артур). Пока что мне хотелось бы сохранить наше знакомство в тайне от всех. Готов приехать в Эксетер, как только Вы
ДРАКУЛА. Глава XIV
227
сообщите мне, где и когда я могу иметь удовольствие встретиться с Вами. Умоляю простить меня за то, тгго тревожу Вас, мадам, но я прочитал Ваши письма к бедной Люси и понял, как Вы добры и как страдает Ваш муж; учитывая последнее обстоятельство, прошу Вас ничего не сообщать ему, чтобы никоим образом не беспокоить его. Еще раз прошу прощения.
Ван Хелсинг
ТШГРАННА
лицеем. Г*Ш4- — Хшшм
25 сентября
Выезжайте сегодня поездом в десять пятнадцать2, если успеете. Жду Вас в любое время. Вильгельмина Гаркер.
жъш
ГAj4ej^
25 сентября
Очень волнуюсь перед приездом Ван Хелсинга: может быть, он хоть как-то сможет истолковать печальные приключения Джонатана и расскажет мне о последних днях моей милой Люси — ведь он наблюдал ее во время болезни. В этом и причина его визита, скорее всего, связанного с Люси и ее лунатизмом, а не с Джонатаном. Эх, видимо, я уже никогда не узнаю правду! Господи, как же я глупа. У меня не выходит из головы этот ужасный дневник, он затмевает всё остальное. Разумеется, Ван Хелсинг приезжает из-за Люси. Думаю, к бедняжке вернулась ее привычка, из-за нее она, наверное, и заболела — в ту страшную ночь. Погрузившись в свои заботы, я почти забыла о ее страданиях. Вероятно, Люси рассказала ему о ночном приключении на утесе и о том, что я всё об этом знаю, и, наверное, он хочет выслушать меня и разобраться в произошедшем. Поступила ли я правильно, ничего не сказав миссис Весгенра? Никогда бы не простила себе, если бы хоть чем-то навре¬
228
БРЭМ СТОКЕР
дила моей милой бедной подруге. Надеюсь, профессор Ван Хелсинг не будет меня винить. Я столько пережила в последнее время, что чувствую — большего не вынесу.
Иногда просто необходимо поплакать, становится легче — так освежается воздух после дождя. Возможно, меня выбил из колеи дневник Джонатана, а может быть, и его отъезд по делам сегодня утром — это наше первое после свадьбы расставание на целый день и ночь. Очень надеюсь, что у него всё пройдет хорошо и ничто его не растревожит. Уже два часа. Скоро приедет Ван Хелсинг. Ничего не буду говорить ему о дневнике Джонатана, если он сам не спросит. И я так рада, что перепечатала на машинке собственный дневник; если Ван Хелсинг заговорит о Люси, просто дам ему свои записи — это избавит меня от лишних расспросов.
Позднее
Был и ушел. Какая необычная встреча, у меня голова идет кругом! Я как во сне. Реально ли всё это... или хотя бы часть? Если бы прежде я не прочитала дневник Джонатана, то ни за что бы не поверила, что такое возможно. Бедный, бедный мой милый Джонатан! Сколько он пережил! Господь Всемогущий, пожалуйста, огради его впредь от таких страданий! Постараюсь и я уберечь его. Впрочем, если его преследуют сомнения и он наконец узнает, что глаза и уши его не обманывали, что всё это — правда, может быть, ему станет легче, несмотря на весь ужас произошедшего и его последствия. Возможно, именно сомнения не дают ему покоя, и, если они отпадут — не важно, что окажется истиной, сон или явь, — он немного успокоится и ему будет легче справиться с пережитым.
Я догадывалась, что доктор Ван Хелсинг, должно быть, очень хороший и умный человек, раз он друг Артура и доктора Сьюарда и они пригласили его из самой Голландии для лечения Люси. А теперь я и сама убедилась, что он действительно хороший, добрый и благородный. Завтра он придет снова — посоветуюсь с ним насчет Джонатана; бог даст, и все эти тревоги и невзгоды наконец уйдут. Когда-то я дума¬
ДРАКУЛА. Глава XIV
229
ла, что буду вести дневник, следуя правилам интервью. Друг Джонатана из «Эксетер Ньюз»3 говорил ему, что для интервью главное — память, нужно уметь точно воспроизвести почти каждое слово, даже если потом и придется текст слегка отредактировать. По-моему, наш разговор с профессором можно оформить как замечательное интервью, попытаюсь зафиксировать наш диалог verbatim*.
В половине третьего раздался стук в дверь. В ожидании я собралась с силами à deux mains**. Через пару минут Мэри доложила: «Доктор Ван Хелсинг».
Когда он вошел, я встала и поздоровалась с ним. Это был мужчина среднего роста, крепкого телосложения, широкоплечий, с хорошей осанкой. Своей манерой держаться он производит впечатление человека умного, властного, волевого. Голова аристократичная, крупная, четких пропорций. Лицо чисто выбритое, с массивным квадратным подбородком, большим, решительным, подвижным ртом, довольно крупным прямым носом, но с тонкими, деликатными ноздрями, которые расширяются, тогда как высоко расположенные густые брови постепенно сужаются, губы сжаты. Лоб широкий, красивый и покатый, а над ним — две тттитттки, или два бугра4. Рыжеватые волосы зачесаны назад, но ниспадать на лоб они и не могли бы из-за его формы. Широко поставленные большие синие глаза очень выразительны, и взгляд то ласков, то строг.
«Миссис Гаркер, не так ли?»
Я кивнула.
«Бывшая мисс Мина Меррей?»
Я снова кивнула.
«Я пришел к Мине Меррей как к подруге бедной милой девушки, Люси Вестенра. Собственно я здесь из-за нее, мадам Мина».
«Сэр, — сказала я, — для меня нет лучшей рекомендации, чем то, что вы были другом Люси и помогали ей». — И протянула ему руку.
Профессор пожал ее и очень мягко ответил:
* дословно [лат).
** обеими руками (<фр.).
230
БРЭМ СТОКЕР
«О мадам Мина, я не сомневался, что у этой бедной милой девушки — замечательная подруга, но реальность превосходит мои ожидания...» — И он учтиво поклонился.
Я спросила, чем обязана его интересу к моей персоне, и профессор сразу перешел к делу:
«Я прочел ваши письма к мисс Люси — простите меня за это, — и мне захотелось кое-что уточнить, но спросить было не у кого. Знаю, вы отдыхали с нею в Уитби. Она время от времени вела дневник— не удивляйтесь, мадам Мина. После вашего отъезда она начала делать записи, последовав вашему примеру. Среди прочего она упоминает о своей лунатической прогулке и о том, как вы спасли ее. Я был потрясен и теперь прошу вас не отказать мне в любезности и поведать о том, что вы помните».
«Думаю, доктор Ван Хелсинг, я смогу рассказать вам всё».
«Ах, неужели! Стало быть, у вас хорошая память на факты и события? Это не так часто встречается среди молодых дам».
«Нет, доктор, просто я всё записала тогда и могу показать вам, если хотите».
«О мадам Мина, буду очень признателен. Вы окажете мне большую услугу».
Я не устояла перед соблазном слегка озадачить его — это, наверное, чисто женское свойство; возможно, всему виной вкус того запретного райского яблока, который до сих пор помнит каждая женщина, — и подала ему стенографический дневник.
Он благодарно поклонился:
«Вы позволите мне прочесть его?»
«Если желаете», — ответила я притворно застенчиво.
Профессор открыл дневник — и на мгновение лицо его изменилось. Он встал и вновь поклонился.
«О, какая вы умница! Я знал, что мистер Джонатан — весьма одаренный человек; оказывается, у его жены те же достоинства. Но не будете ли вы так любезны помочь мне расшифровать его? Увы, я не владею стенографией».
Тут я поняла, что на этом вся моя шутка исчерпана; мне стало неловко, я достала из рабочей корзинки напечатанный на машинке экземпляр и протянула Ван Хелсингу.
ДРАКУЛА. Глава XIV
231
«Простите, — сказала я, — неудачная шутка, но, конечно, я подумала о том, что вам, может быть, захочется расспросить о бедной Люси, а времени у вас мало — вот я и напечатала всё на машинке».
Он взял у меня листки, и глаза его просветлели.
«Как любезно с вашей стороны, — сказал он. — Не позволите ли прочесть его сразу? У меня могут возникнуть вопросы».
«Конечно, пожалуйста, а я пока распоряжусь насчет ланча5, за которым вы сможете задать мне вопросы».
Ван Хелсинг поклонился и, устроившись в кресле спиной к свету, углубился в чтение. Я же вышла под тем предлогом, что должна распорядиться по поводу ланча, но главным образом для того, чтобы не мешать ему. Когда я вернулась, он нервно ходил взад и вперед по комнате, лицо у него пылало от волнения. Бросившись ко мне, он взял меня за руки.
«О мадам Мина, если б вы знали, чем я вам обязан! Эти записки как луч солнца. Они открыли мне глаза. Я ошеломлен, я ослеплен — столько света, хотя всякий раз за солнцем скрываются тучи! Но вы, конечно, пока не понимаете, о чем я говорю; пока это непросто понять. Ах, как я благодарен вам, какая же вы умница! Мадам, — сказал он очень серьезно, — если когда-нибудь Абрахам Ван Хелсинг сможет быть чем-то полезен вам или членам вашей семьи, надеюсь, вы дадите мне знать. Сочту за честь и удовольствие помочь вам как друг. И как друг сделаю для вас и ваших близких всё, что позволят мои знания и опыт, всё, что в моих силах. Есть люди с темной душой и светлой; вы излучаете свет. И вас ожидает солнечная и благополучная жизнь, а ваш муж будет счастлив — благодаря вам».
«Но, профессор, вы переоцениваете меня — вы же меня совсем не знаете».
«Не знаю вас? Я, старец, всю жизнь изучавший людей; я, исследовавший человеческий мозг в его разных проявлениях?! Я прочитал ваш дневник, который вы любезно перепечатали для меня, — каждая строка в нем дышит истиной. Я прочитал ваше милое письмо к бедной Люси о вашем замужестве и надеждах, — и я не знаю вас?! О мадам Мина, то, что рассказывают достойные женщины о своей жизни, о каждом их дне, часе, минуте, позволено читать и ангелам. А у нас, мужчин, которые хотят об этом знать, глаза ангелов. Вы благородны, как и ваш муж,
232
БРЭМ СТОКЕР
— вы доверяете людям, а люди низкие подозрительны. Расскажите же мне о своем муже. Он уже окончательно поправился? Лихорадка прошла бесследно, он снова здоров и полон сил?»
Тут я воспользовалась возможностью поговорить о Джонатане.
«Он почти совсем выздоровел, но смерть мистера Хокинса выбила его из колеи...»
Ван Хелсинг перебил меня:
«О да, знаю, знаю. Читал ваши последние письма».
«Думаю, эта утрата сильно расстроила его, потому что, когда в прошлый четверг мы были в Лондоне, у него снова случился срыв».
«Срыв? Так скоро после лихорадки! Это может иметь тяжкие последствия. А что за срыв?»
«Ему показалось, что он видел кого-то, кто напомнил ему о чем-то ужасном — о том, что, собственно, и привело к болезни».
И тут я не выдержала. Всё разом нахлынуло на меня — и жалость к Джонатану, и пережитый им кошмар, и жуткая тайна его дневника, и страх, не покидавший меня с тех пор. Меня охватило смятение и, наверное, случилась настоящая истерика — я бросилась на колени и, протянув руки, умоляла вылечить моего мужа. Доктор Ван Хелсинг взял меня за руки и, усадив на диван, сел рядом, а потом сказал — с безграничной сердечностью:
«Моя жизнь — пустыня, я одинок. И всегда так много работал, что времени для дружбы оставалось мало. Но с тех пор, как мой друг Джон Сьюард вызвал меня сюда, я узнал столько хороших людей, видел столько благородства, что теперь пуще прежнего ощущаю свое стариковское одиночество. Уверяю вас в своей бесконечной преданности — вы вселили в меня надежду, — и тут дело не лично во мне, а в том, что все-таки остались женщины, благодаря которым жизнь становится счастливой, и сама их жизнь может послужить достойным образцом для детей. Я рад, очень рад, что могу быть полезным вам; ваш муж болен, но его болезнь в моей компетенции. И я сделаю всё, что в моих силах, чтобы он выздоровел, обрел душевное равновесие и вы были счастливы. А теперь вам нужно подкрепиться. Вы переволновались и, возможно, излишне тревожитесь. Вашему Джонатану не понравится, что вы так бледны. А всё, что ему не нравится в тех, кого он любит, ему
ДРАКУЛА. Глава XIV
233
не на пользу. Поэтому ради него вам нужно поесть и улыбнуться. Теперь, когда вы рассказали мне всё о Люси, мы больше не будем говорить о ней, чтобы не расстраиваться. Я переночую в Эксетере — хочу обдумать то, что вы сообщили, а затем, если позволите, задать вам несколько вопросов. Кстати, вы еще должны рассказать мне о болезни вашего Джонатана, но не сейчас. Теперь вам надо поесть, а потом вы всё мне расскажете».
Когда после ланча мы вернулись в гостиную, Ван Хелсинг кивнул мне:
«А теперь расскажите мне всё о нем».
И тут мне стало страшно: а вдруг этот серьезный ученый решит, что я полная дурочка, а Джонатан — сумасшедший, ведь у него такой сумбурный дневник. Я было заколебалась, но, подумав о доброте Ван Хелсинга и обещании помочь, все-таки решила довериться.
«Доктор Ван Хелсинг, — начала я, — мой рассказ будет столь необычным, что прошу вас не смеяться надо мной или моим мужем. Со вчерашнего дня я и сама охвачена какой-то лихорадкой — меня терзают сомнения; пожалуйста, будьте снисходительны и не считайте меня наивной простушкой из-за того, что я хоть в какой-то мере поверила в реальность столь невероятных событий».
Его слова и то, как он их произнес, успокоили меня:
«О моя дорогая, если бы вы знали, по какому невероятному поводу нахожусь здесь я, то смеялись бы вы. Я умею уважать чужой опыт, каким бы он ни был. И всегда стремился быть открытым миру и постигать непознанное; и, конечно, для меня представляют интерес не повседневные и обыденные, а именно странные, необычные, заставляющие сомневаться явления, и не важно, кажутся они бредом или находятся в пределах нормы».
«Благодарю вас, бесконечно благодарю! Вы сняли груз с моей души. Если вы не против, я дам вам прочесть кое-какие бумаги. Текст довольно пространный, я напечатала его на машинке. И тогда вы поймете, что тревожит меня и Джонатана. Это копия дневника, который Джонатан вел за границей, там описано всё, что с ним произошло. Я не рискну это комментировать сейчас. Прочтете сами и рассудите. И тогда, возможно, любезно поделитесь со мной своим мнением».
234
БРЭМ СТОКЕР
«Обещаю, — сказал он, и я передала ему бумаги. — Если позволите, завтра утром, когда буду готов, я зайду навестить вас и вашего мужа».
«Джонатан вернется в половине двенадцатого, приходите к ланчу, и вы познакомитесь с ним. Потом можно успеть на скорый поезд в три тридцать четыре6, он доставит вас на вокзал Паддингтон7 около восьми».
Профессор был удивлен тем, что я знаю наизусть расписание поездов, а я просто выписала для Джонатана те, которые могут ему понадобиться.
Ван Хелсинг взял бумаги и ушел, а я сижу и думаю — сама не знаю, о чем.
письмо
Хисьм* — JMfiCCbt
25 сентября, 6 часов вечера
Дорогая мадам Мина!
Я прочитал поразительный дневник Вашего мужа. Вы можете не мучить себя сомнениями. Хоть всё это необычно и страшно, но — совершенная правда. Ручаюсь головой! Возможно, это и опасно для кого-то, но не для Вас с Д жонатаном. Он — смелый человек, и уверяю Вас (а я знаю людей), что у того, кто способен спуститься по стене и проникнуть в комнату хозяина замка — да еще проделать это дважды! — потрясение не может иметь роковых последствий. Его мозг и сердце в порядке, в этом я не сомневаюсь, даже еще не встретившись с Вашим мужем, так что не волнуйтесь. Мне необходимо о многом расспросить его. Я счастлив, что повидал Вас сегодня: узнал сразу так много нового, что просто ошеломлен — ошеломлен больше прежнего и должен всё обдумать.
Безгранично
преданный Вам
Абрахам Ван Хелсинг
ДРАКУЛА. Глава XIV
235
письмо
мл*ш*с — gtu Хш**му
25 сентября, 6.30 вечера
Милый доктор Ван Хелсинг!
Бесконечно благодарна Вам за теплое письмо, так облегчившее мне душу. Но неужели это правда и такие кошмары возможны? Какой ужас, если этот господин, это чудовище действительно в Лондоне! Страшно даже подумать об этом. Только что получила телеграмму от Джонатана: он выезжает вечером в 6.25 из Лонстона8 и будет здесь сегодня же в 10.18, так что скоро я уже перестану бояться за него. И если это не слишком рано для Вас, пожалуйста, приходите к нам завтракать к восьми утра. Вы сможете уехать, если торопитесь, поездом в 10.30, прибывающим на Паддингтон в 2.35 пополудни. Если Вас это устраивает, можно не отвечать на письмо, тогда я просто жду Вас к завтраку.
Ваш верный, благодарный Вам друг
Мина Гаркер
ттт
26 сентября
Думал, с дневником покончено навсегда, но ошибся. Вчера вечером я вернулся домой, мы с Миной поужинали, и она рассказала мне о визите Ван Хелсинга, о том, что отдала ему копии наших дневников, о своей тревоге за меня. Она показала мне письмо профессора, подтверждающее достоверность всех записей в дневнике. Я буквально воспрянул духом. Именно сомнение в реальности происшедшего со мной лишало меня опоры. Я ощущал себя обессиленным, блуждающим в темноте, подавленным. Но теперь, когда я уверен в себе, мне никто не страшен, даже граф. Видимо, он все-таки осуществил свои намерения и приехал в Лондон; похоже, его-то я и видел. Он помолодел, но каким образом? Возможно, Ван Хелсинг, если он в самом деле таков, как его описывает
236
БРЭМ СТОКЕР
Мина, и есть тот человек, который сможет выследить и разоблачить Дракулу. Мы просидели допоздна, обсуждая всё это.
Утром, пока Мина одевается, я через несколько минут отправляюсь в гостиницу за Ван Хелсингом...
Кажется, он удивился моему приходу. Когда я вошел в его комнату и представился, он взял меня за плечо, повернул к свету и, вглядевшись в мое лицо, произнес:
«Мадам Мина сказала мне, что вы были больны, перенесли потрясение».
Так забавно слышать, что этот добрый старик с волевым лицом называет мою жену «мадам Мина»! Я улыбнулся и ответил:
«Я действительно был болен и перенес потрясение, но вы уже вылечили меня».
«Каким образом?»
«Своим вчерашним письмом Мине. Меня мучили сомнения, всё казалось нереальным, я не знал, чему верить, не верил даже собственным чувствам и был растерян. В результате мне не оставалось ничего другого, как идти проторенной дорогой — просто делать свою работу, но это меня не удовлетворяло, я потерял себя. Доктор Ван Хелсинг, вы не представляете себе, что это значит — сомневаться во всём, даже в самом себе. Нет, судя по тому, как вы нахмурили брови, вы не можете себе этого представить...»
Явно польщенный, Ван Хелсинг рассмеялся:
«Значит, вы — физиономист9. Здесь я каждый час открываю для себя что-то новенькое. С большим удовольствием позавтракаю у вас. О сэр, извините меня, старика, но должен вам сказать: вы — счастливый человек, вам очень повезло с женой».
Похвалы Мине я мог бы слушать целый день, поэтому просто кивнул головой, не желая перебивать.
«Такие женщины сотворены рукой Самого Господа, чтобы показать людям: рай действительно существует и путь туда никому не заказан, а свет его проникает и сюда, на землю. Она такая искренняя, милая, благородная, заботливая, а это, позвольте вам заметить, в наш эгоистический и скептический век большая редкость. Я читал ее пись¬
ДРАКУЛА. Глава XIV
237
ма к бедной мисс Люси, там говорится и о вас, так что я и раньше был о вас наслышан, но по-настоящему узнал вас лишь вчера. Позвольте вашу руку, и будем отныне друзьями».
Мы пожали друг другу руки. Он был так серьезен и сердечен, что тронул меня до глубины души.
«А теперь, — сказал профессор, — могу ли я попросить вас о помощи? Мне предстоит решить сложную задачу, и для начала нужно кое- что выяснить. В этом вы мне можете помочь. Не могли бы вы рассказать, что предшествовало вашей поездке в Трансильванию? Позднее мне может понадобиться ваша помощь и другого характера, но пока достаточно этого».
«Скажите, сэр, — спросил я, — ваши намерения имеют какое-то отношение к графу?»
«Имеют», — ответил он многозначительно.
«Тогда я к вашим услугам всей душой и телом. У меня есть кое- какие бумаги, но если вы едете поездом десять тридцать, то не успеете прочесть их здесь; пожалуйста, возьмите их с собой и прочитайте в дороге».
После завтрака я проводил его на вокзал. Прощаясь, доктор Ван Хелсинг спросил:
«А смогли бы вы с женой приехать в Лондон, если я вас попрошу?»
«Конечно, мы приедем когда угодно».
Я купил ему местные утренние и вчерашние лондонские газеты. Пока мы переговаривались через окно вагона, ожидая отправления, он небрежно перелистывал их. Вдруг что-то привлекло его внимание в «Вестминстер Газетт» — я узнал ее по цвету бумаги10. Ван Хелсинг побледнел. Внимательно что-то прочитав, он тихо простонал:
«Mein Gott! Mein Gott! Неужели так скоро!»
Кажется, в эту минуту он забыл обо мне. Тут раздался свисток, поезд тронулся. Это заставило его опомниться, он высунулся из окна, помахал мне рукой и крикнул:
«Мое почтение мадам Мине. Напишу при первой же возможно¬
сти».
238
БРЭМ СТОКЕР
ттж
26 сентября
Поистине, ничему нет конца в этом мире. Не прошло и недели, как я сказал себе «Finis», и вот вновь начинаю или, точнее, продолжаю свои записи. До сегодняшнего дня у меня не было необходимости возвращаться к ним. Ренфилд стал вполне вменяемым, как и прежде. Покончил с мухами, занялся пауками и не доставлял мне никаких хлопот. Я получил письмо от Артура, написанное в воскресенье; судя по всему, он держится молодцом. Его очень поддерживает Куинси Моррис, вот уж у кого энергия бьет ключом. В конце оказалась краткая приписка от Куинси о том, что Артур приходит в себя. В общем за них я спокоен. Сам я с прежним энтузиазмом вернулся к работе, так что, пожалуй, рана, нанесенная мне судьбой бедной Люси, начала затягиваться. Но только что эта рана вновь открылась. И лишь Господь знает, чем всё это кончится. Мне кажется, знает и Ван Хелсинг, но приоткрывает он завесу лишь время от времени, словно подстегивает мое любопытство.
Вчера профессор ездил в Эксетер и ночевал там, а сегодня в половине шестого ворвался ко мне со вчерашним выпуском «Вестминстер Газетт».
«Что скажешь?» — спросил он, скрестив руки на груди.
Я просмотрел газету, но не понял, что он имеет в виду. Тогда Ван Хелсинг ткнул в статью о детях, которых заманивали в лес в Хэмпстеде. Это мне ни о чем не говорило, пока я не дошел до того места, где описывались крохотные ранки у них на шее. Так вот оно в чем дело! Я взглянул на профессора.
«Ну что?» — спросил он.
«Ранки, как у бедной Люси».
«И что ты об этом скажешь?»
«Видимо, причина одна. Что повредило ей, то — и им».
Я не совсем понял его ответ:
«В целом ты прав, но в данном случае всё обстоит иначе».
«Что это значит, профессор? — Сначала я почти не придал значения его серьезности — четыре дня отдыха от острой, мучительной тре¬
ДРАКУЛА. Глава XIV
239
воги вернули мне бодрость духа и настроили на иной лад, но, взглянув на него, я поразился: никогда еще не видел его таким суровым, даже когда мы пребывали в отчаянии из-за Люси. — Объясните мне! — попросил я. — Не рискну ничего предположить. Не знаю, что и думать, мне даже не на чем строить догадки».
«Хочешь ли ты сказать, друг мой Джон, что до сих пор не догадываешься, отчего умерла Люси, даже после того, что увидел своими глазами, не говоря уж о моих намеках?»
«От нервного истощения, сопровождавшегося большой потерей крови».
«А отчего произошла потеря крови, ты знаешь?»
Я покачал головой. Ван Хелсинг подошел ко мне и сел рядом:
«Ты умный человек, друг мой Джон, и здраво рассуждаешь, но ты загоняешь себя в рамки общепринятых представлений. Ты не позволяешь себе видеть и слышать всё, что выходит за пределы обыденной жизни. Ведь те явления, которые тебе непонятны, для тебя не существуют, однако их немало, — и ты не веришь, что есть люди, способные видеть то, чего не видят другие. Но с древности и до сих пор есть многое, что недоступно восприятию людей, уверенных, что уж они-то всё знают — во всяком случае, думают, что знают, хотя знают они лишь то, что услышали от других. Да и наша наука страдает тем же недостатком — она стремится всё объяснить, а если что-то не поддается объяснению, то тут же заявляет: “А что тут объяснять?” Мы ежедневно наблюдаем, как возникают новые идеи — то есть их считают новыми, но на самом деле они стары как мир, однако, как оперные примадонны, хотят казаться молодыми. Думаю, ты не веритпъ в телесный перенос? Не веришь? А в материализацию? Нет? А в астральное тело?11 Тоже нет? А в чтение мыслей? Нет? А в гипноз?»
«В гипноз верю. Шарко убедительно доказал, что это не химера»12.
Профессор улыбнулся и продолжал:
«А, так, значит, в гипноз веришь? И, разумеется, ты постиг природу его воздействия. Да? И, наверное, понимаешь, как работает метод великого Шарко — увы, его уже нет в живых, — вот кто проникал в самую душу пациента, которого исцелял. Или всё же нет? Тогда, друг мой Джон, следует ли из этого, что ты просто довольствуешься фактами и
240
БРЭМ СТОКЕР
не ищешь им объяснения? Тоже нет? Тогда скажи — мне как исследователю мозга это даже любопытно, — как же ты, признавая гипноз, отрицаешь чтение мыслей? Позволь, мой друг, обратить твое внимание: ныне сделаны такие открытия в области электричества, что их сочли бы проделками дьявола даже его первооткрыватели, хотя их самих в не столь отдаленном прошлом тоже сожгли бы как колдунов. Жизнь всегда полна тайн. Почему Мафусаил прожил девятьсот лет13, старый Парр — сто шестьдесят девять14, а бедной Люси, в венах которой струилась кровь четырех человек, не хватило одного дня? Ведь, проживи она еще один день, мы бы спасли ее. А знаешь ли ты тайну жизни и смерти? Можешь ли с позиций сравнительной анатомии объяснить, отчего в некоторых людях так много от животных, а в других — нет? Можешь ли сказать мне, почему маленькие пауки, как правило, умирают рано, но вот нашелся один большой паук, который несколько веков прожил под куполом старой испанской церкви и вырос до таких размеров, что спустился вниз и смог вылакать всё масло из церковных лампад? Известно ли тебе, что в пампасах, а может быть, и еще где-нибудь, живут летучие мыши, которые прилетают ночью и прокусывают вены у рогатого скота и лошадей и высасывают из них всю кровь? Или что на некоторых островах западных морей обитают такие летучие мыши, которые целыми днями висят на деревьях, как огромные орехи или стручки, а ночью набрасываются на матросов, из-за духоты спящих на палубе, и утром этих несчастных находят мертвыми и бледными, как мисс Люси?»
«Боже милостивый, профессор! — Я так и подскочил. — Вы хотите сказать, что Люси была укушена такой летучей мышью и это возможно здесь, в Лондоне, в девятнадцатом веке?»
Он прервал меня движением руки и продолжал:
«А можешь ли ты объяснить мне, почему черепаха живет дольше, чем несколько поколений людей, слон переживает целые династии, а для попугая смертельны не укусы кошки или собаки, а другие недуги? Скажи мне, почему во все времена и повсюду верили в то, что некоторые люди при благоприятных обстоятельствах могут жить вечно? Известно — и наука подтверждает этот факт, — что в скалах на протяжении нескольких тысячелетий были замурованы живые жабы15, так они и жили, запертые в узких расщелинах с первобытных времен. Можешь
ДРАКУЛА. Глава XIV
241
ли ты объяснить мне, как это индийский факир по своей воле умирает, его хоронят, на его могиле сеют пшеницу, она прорастает, созревает, люди собирают урожай, потом снова сеют, снова она созревает и ее жнут — и лишь тогда раскапывают могилу, и факир встает живой, как ни в чем не бывало?»
Тут я перебил его, совершенно ошеломленный перечислением необычных явлений природы и невероятных возможностей человека — для моего воображения это было слишком. Мне показалось, Ван Хел- синг подводит меня к некоему выводу, как когда-то в дни моей учебы в Амстердаме, но тогда он говорил яснее, конкретней, и было понятно, к чему он клонит, теперь же я не улавливал его мысль и поэтому попросил:
«Профессор, позвольте мне снова стать вашим послушным учеником. Скажите мне ваш основной тезис, и тогда я смогу проследить за ходом ваших рассуждений. Пока же мысль моя, как у безумца, скачет с одного на другое, и я чувствую себя как заблудившийся путник — словно бреду в тумане по болоту, перескакивая с кочки на кочку в надежде выбраться, но, куда бреду, сам не знаю».
«Хороший образ, — заметил он. — Ну что ж, вот мой основной тезис: хочу, чтобы ты поверил».
«Во что?»
«В то, во что ты не веришь. Приведу пример. Мне довелось от одного американца услышать такое определение веры: “Вера — это способность, позволяющая нам принимать то, что нашему разуму представляется невероятным”16. В одном я с ним согласен: он имел в виду, что следует шире смотреть на жизнь, не допускать, чтобы крупица истины препятствовала движению истины в целом, как маленькая скала препятствует движению поезда. Сначала мы постигаем крупицу истины. Прекрасно! Мы лелеем и ценим ее, но нельзя принимать ее за истину в последней инстанции».
«Значит, вы опасаетесь, что мои предшествующие убеждения и опыт мешают мне понять некоторые необычные явления? Я вас правильно понял?»
«Да, не зря все-таки ты — мой любимый ученик. Учеба идет тебе на пользу. Пожелав понять, ты уже сделал первый шаг к открытию. Зна¬
242
БРЭМ СТОКЕР
чит, думаешь, ранки на шее у детей того же происхождения, что и у мисс Люси?»
«Мне так кажется».
«Но ты ошибаешься. — Он даже встал, говоря это. — О, если бы это было так! Но увы! Всё хуже, гораздо, гораздо хуже».
«Ради бога, профессор, что вы хотите сказать?!» — воскликнул я.
Всем своим видом выражая отчаяние, Ван Хелсинг опустился в кресло. Он облокотился о стол, закрыл лицо руками и произнес:
«Эти ранки им нанесла мисс Люси».
XV
иневж
меня в глазах потемнело от негодования — такое чувство, будто он при мне дал пощечину живой Люси. Стукнув кулаком по столу, я вскочил.
«Профессор Ван Хел синг, вы что, с ума сошли?»
Он поднял голову и
взглянул на меня — лицо его было грустным и добрым, это сразу остудило мой пыл.
«Если бы! Уж лучше сумасшествие, чем такая реальность. О мой друг, подумай, почему я так долго ходил вокруг да около и не решался тебе признаться? Неужели потому, что ненавижу или ненавидел тебя всю жизнь? Неужели потому, что хотел причинить тебе боль? А может, я решил хоть и поздновато, но отомстить тебе за то, что ты спас мне когда-то жизнь, уберег от ужасной смерти? Конечно нет!»
«Простите меня», — сказал я.
«Мой друг, — продолжал Ван Хелсинг, — просто я, как мог, старался смягчить удар — ведь я же знаю, ты любил эту милую девушку. Хотя, допускаю, ты и сейчас мне не веришь. Трудно сразу принять даже абстрактную истину, если ты всю жизнь ее отрицал, а уж принять столь печальную конкретную истину, да еще касающуюся мисс Люси, — еще труднее. Сегодня ночью хочу проверить, прав ли я. Рискнешь пойти со мной?»
246
БРЭМ СТОКЕР
Я был в нерешительности. Никому не хочется подвергать сомнению то, во что веришь, исключение — лишь Байрон, когда речь идет о ревности:
И подтвердила истину, страшившую его1.
Заметив мои колебания, профессор добавил:
«Моя логика проста; на сей раз это уже не логика безумца, прыгающего в тумане по болоту с кочки на кочку. Если моя догадка не подтвердится, мы вздохнем с облегчением; во всяком случае, проверка никак не повредит. А если подтвердится! Да, это будет ужасно, но, возможно, в самом этом ужасе есть и надежда на спасение. И вот мой план: во-первых, немедленно навестим в больнице того ребенка. В газете написано, что он в Северном госпитале2 — а там работает доктор Винсент3, мой и, думаю, твой друг со времен учебы в Амстердаме. Если он не пустит друзей, то пустит ученых — взглянуть на больного. Скажем, что нас интересует этот случай исключительно с научной точки зрения. А потом...»
«А потом?»
Он вытащил из кармана ключ и показал мне.
«А потом мы с тобой проведем ночь на кладбище, где похоронена Люси. Это ключ от ее склепа. Я взял его у агента похоронного бюро, чтобы передать Артуру».
У меня защемило сердце от недобрых предчувствий — нас ожидало что-то ужасное. Но делать было нечего, я собрался с духом и сказал, что нам лучше поторопиться, наступает вечер...
Ребенок уже отоспался, поел и чувствовал себя хорошо. Доктор Винсент, сняв повязку с его шеи, показал нам ранки. Их тождественность ранкам Люси не вызывала сомнения. Они были лишь поменьше и края посвежее. Мы спросили Винсента, как он их объясняет. По его мнению, это был укус какого-то животного, возможно, крысы, но скорее всего — одной из тех летучих мышей, которых полно в холмистой северной части Лондона.
«Среди совершенно безвредных, — заметил он, — могли оказаться хищные экземпляры из южных стран. Возможно, какой-нибудь моряк
ДРАКУЛА. Глава XV
247
привез такую мышку домой, а она улетела, или же какая-нибудь экзотическая особь из семейства Вампировые вырвалась из Зоопарка. Такое, знаете ли, бывает. Дней десять назад оттуда сбежал волк и бродил, кажется, по нашей округе. Потом целую неделю дети в Хит4 и окрестностях играли только в Красную Шапочку, пока не началась паника с этой “феей” и все с восторгом переключились на нее. Даже этот бедный крошка, проснувшись, спросил сиделку, нельзя ли ему уйти. А когда та поинтересовалась, куда, объяснил, что хотел бы поиграть с “феей”».
«Надеюсь, — сказал Ван Хелсинг, — после выписки вы предупредите родителей ребенка, чтобы за ним строго следили. Все фантазии и прогулки очень опасны, еще одна такая ночь может обернуться уже роковыми последствиями. Надеюсь, он пробудет здесь еще хоть несколько дней?»
«Конечно, по крайней мере неделю или даже дольше, пока ранка не заживет».
Мы вышли из больницы позже, чем рассчитывали. Солнце уже село.
«Спешить нам некуда, — заметил Ван Хелсинг, увидев, что стемнело. — Мы можем не спешить, хотя время пролетело быстрее, чем я думал. Пожалуй, зайдем куда-нибудь поесть, а затем двинемся дальше».
Мы поужинали в «Замке Джека Строу»5 в веселом и шумном окружении велосипедистов и других посетителей. Около десяти мы вышли из паба. Было очень темно, фонари попадались редко, и, когда мы отходили от них, мрак казался еще гуще. Профессор, видимо, заранее наметил дорогу и шагал уверенно, я же совершенно не ориентировался. Людей по пути попадалось всё меньше и меньше: мы даже несколько удивились, встретив конный полицейский патруль, объезжавший участок.
Наконец дошли до кладбищенской стены и не без труда перелезли через нее. В темноте кладбище казалось настоящим лабиринтом. Наконец мы нашли фамильный склеп Вестенра. Профессор открыл ключом скрипучую дверь. Потом, видимо неосознанно, чуть отступив, любезно пропустил меня вперед. В такой изысканной вежливости, прояв¬
248
БРЭМ СТОКЕР
ленной в столь жуткой обстановке, крылась некая ирония. Мой спутник тотчас последовал за мной, осторожно прикрыв за собой дверь, предварительно убедившись, что замок не пружинный и она не захлопнется. В противном случае мы оказались бы в незавидном положении. Порывшись в сумке, профессор достал из нее спички, огарок свечи и зажег ее. Даже и при свете дня, во время похорон, в склепе — хотя и украшенном свежими цветами — было сумрачно и жутковато, теперь же, ночью, по прошествии нескольких суток, при слабом мерцании свечи он производил поистине ужасное и отталкивающее впечатление: цветы увяли и поникли, их белые лепестки стали ржавыми, а стебли — коричневыми; зато пауки и жуки чувствовали себя здесь как дома. Свет свечи тускло отражался от обесцветившегося со временем камня, от пропитавшейся пылью извести, от ржавого отсыревшего железа, от позеленевшей меди, от потемневших серебряных табличек с надписями. Всё это навевало мысль о скоротечности жизни и бренности всего сущего.
Ван Хелсинг действовал методично — освещал свечой надписи на надгробиях, оставляя на них белые, мгновенно застывавшие пятна стеарина, и наконец нашел гроб Люси.
Снова порывшись в сумке, он извлек отвертку.
«Что вы собираетесь делать?» — спросил я.
«Открою гроб. И ты сможешь убедиться».
Он выкрутил винты и снял крышку, под которой оказался еще один гроб, свинцовый. Это было уже выше моих сил: просто оскорбление покойной, как если бы ее живую раздевали во сне. Я невольно схватил профессора за руку, пытаясь остановить его. Но он лишь возразил: «Сейчас сам увидишь», — и, вновь порывшись в сумке, достал оттуда крошечную ножовку. Резким ударом, заставившим меня вздрогнуть, он пробил отверткой небольшое отверстие в свинце, достаточное, чтобы вставить в него пилу. Я невольно отступил к двери, ожидая обычного запаха от пролежавшего неделю тела: мы, врачи, знаем, чего следует опасаться, и привыкли к таким вещам. Но профессор и не думал останавливаться — пропилил пару футов вдоль одного края гроба, затем проделал то же самое с другой стороны, отогнул надпиленный угол и, освещая свечой отверстие, подозвал меня.
Я подошел и остолбенел: гроб был пуст!
ДРАКУЛА. Глава XV
249
Я стоял как громом пораженный, Ван Хелсинг же оставался невозмутим. Теперь он почувствовал себя еще более уверенным в своей правоте, и это приободрило его.
«Ну как, дружище Джон, убедился?»
А у меня возникло непреодолимое желание возразить ему, оспорить его правоту:
«Я убедился, но лишь в том, что в гробу нет тела Люси... а это свидетельствует только об одном».
«О чем же именно, друг Джон?»
«О том, что его там нет».
«Ну, положим, в логике тебе не откажешь, — сказал Ван Хелсинг. — Так и есть. Но как ты объяснишь его отсутствие?»
«Возможно, его украли, — предположил я. — Может быть, кто- нибудь из могильщиков?»
Я почувствовал, что сморозил глупость, но больше ничего не мог придумать. Профессор устало вздохнул:
«Ну что ж, значит, нужны еще доказательства... Пойдем со мной».
Ван Хелсинг вернул крышку на место, собрал все свои вещи в сумку и, задув свечу, положил ее туда же. Мы вышли из склепа. Заперев дверь, он протянул мне ключ:
«Возьмешь? Тогда у тебя будет меньше сомнений».
Я засмеялся — признаюсь, мой смех был невеселым — и отмахнулся:
«Ключ — это ерунда, ведь могут быть дубликаты, да и открыть такой замок пара пустяков».
Профессор не стал возражать, сунул ключ в карман и велел мне караулить на одной стороне кладбища, сам же пошел в другой его конец. Я устроился за стволом тиса и видел, как его темная фигура движется среди памятников и деревьев; потом потерял его из виду.
Ожидание было тоскливым. Я слышал, как вдалеке часы пробили полночь, потом час, два... Я продрог, нервничал, сердился на профессора за то, что он втянул меня в эту историю, ругал себя за то, что согласился. И так замерз, так хотел спать, что начал терять бдительность, но, боясь подвести профессора, боролся со сном.
Ситуация была пренеприятная, нелепая и невыносимо тягостная...
250
БРЭМ СТОКЕР
Вдруг, обернувшись, я увидел, как между двумя темными тисами в самой удаленной от могилы части кладбища мелькнул какой-то белый силуэт, и тут же к нему устремилась темная фигура с той стороны, где находился профессор. Я тоже поспешил к призрачному силуэту, но по дороге пришлось обходить памятники и склепы, а несколько раз я чуть не упал, споткнувшись о могилы. Было еще темно, но где-то пропел ранний петух. Невдалеке за редкими кустами можжевельника, посаженного вдоль дорожки к церкви, вновь появился смутный белый силуэт, он двигался к склепу, окруженному деревьями. И из-за них я не разглядел, куда он скрылся. Тут мне послышался шорох в той части кладбища, где я впервые заметил белый силуэт. Я кинулся туда — и обнаружил профессора с маленьким ребенком на руках. Увидев меня, Ван Хелсинг показал на него:
«Ну как, теперь убедился?»
«Нет», — ответил я довольно резко.
«Разве ты не видишь ребенка?»
«Вижу, но кто принес его сюда? У него что, есть ранки?»
«Сейчас посмотрим», — сказал профессор.
Мы поспешили покинуть кладбище. Ван Хелсинг нес на руках спящее дитя.
Неподалеку от кладбища, в какой-то рощице, мы остановились и при свете спички осмотрели малыша: на его шее не было ни царапин, ни ранок.
«Ну, и кто прав?» — торжествующе спросил я.
«Мы пришли как раз вовремя», — ответил с явным удовлетворением профессор.
Надо было решить, что делать с ребенком, и мы стали совещаться. Если заявиться с ним в полицейский участок, придется дать отчет о наших ночных похождениях или по крайней мере о том, как мы нашли ребенка. Поэтому мы решили отнести его в Хит, дождаться приближения полицейского и оставить кроху где-нибудь на видном месте, чтобы полицейский его непременно нашел, самим же как можно быстрее отправиться по домам.
Наш план удался. На входе в Хэмпстед-Хит мы, заслышав тяжелые шаги полицейского, положили малыша на дорожку. Дежурный полис¬
ДРАКУЛА. Глава XV
251
мен шел, освещая путь фонарем, потом мы услышали, как он ахнул от удивления, увидев дитя. Тогда мы тихонько удалились, очень удачно около паба «Испанцы»6 наняли кэб и поехали домой.
Не могу заснуть, вот и решил всё описать. Но, конечно, нужно поспать хоть несколько часов — в полдень за мной зайдет Ван Хелсинг. Он хочет, чтобы мы предприняли еще одну вылазку.
2 7 сентября
Возможность повторить наш опыт представилась лишь в два часа дня. Закончились чьи-то похороны, начавшиеся в полдень, медленно удалились последние участники траурной церемонии. Спрятавшись в зарослях ольхи, мы видели, как церковный сторож запер за собой ворота. Итак, до утра нас здесь никто не потревожит; впрочем, по словам профессора, нам требовалось не более часа. И вновь я ощутил ужас реальности, по своей фантастичности превосходящей любую фантазию; а тут еще гнетущее сознание того, что мы рискуем предстать перед судом как осквернители могилы. Кроме того, мне казалось, что наш новый приход на кладбище лишен смысла. Просто кощунственно вскрывать свинцовый гроб, чтобы убедиться: женщина, умершая неделю назад, действительно мертва, и уж совсем верх глупости — вскрывать его вновь, когда мы собственными глазами видели, что гроб пуст. Я пожал плечами, но не стал возражать Ван Хелсингу — раз у него свой план действий, он и слушать не будет никаких увещеваний.
Открыв склеп ключом, профессор вновь любезно пропустил меня вперед. Внутри было не так мрачно, как прошлой ночью, но и при свете солнца от холодных стен веяло промозглой сыростью, запущенностью и тоской. Ван Хелсинг подошел к гробу Люси, я последовал за ним. Он наклонился и потянул на себя отпиленную накануне часть свинцового верха — тут изумление и страх пронзили меня. Девушка лежала в грабу! И выглядела точно так же, как накануне похорон! Пожалуй, она казалась даже еще более ослепительно прекрасной, если можно так выразиться. Я не мог поверить, что она мертва. Пунцовые, ярче прежнего, губы, на щеках — нежный румянец.
«Это что, какой-то трюк?» — прошептал я.
252
БРЭМ СТОКЕР
«Ну, теперь убедился? — вопросом на вопрос ответил профессор и, протянув руку, жестом, от которого я содрогнулся, раздвинул губы покойной — обнажились белые зубы. — Посмотри, они еще острее, чем раньше. Этим и этим, — он указал на один из верхних клыков и нижний зуб под ним, — она и кусала малышей. Ну что, друг мой Джон, теперь веришь?»
Дух противоречия снова взыграл во мне. Я просто не мог признать его правоту и с полемическим жаром, вызвавшим у меня самого чувство неловкости, возразил:
«Может быть, ее вчера сюда положили».
«Неужели? И кто же это сделал?»
«Не знаю. Кто-нибудь».
«Обрати внимание — она умерла неделю назад. Обычно за такой срок покойники очень меняются».
Тут мне нечего было сказать. Ван Хелсинг же, казалось, не обратил никакого внимания на мое молчание: ни в коей мере не досадовал и не торжествовал. Он изучал лицо покойной, поднимал ей веки, разглядывал глаза, вновь осмотрел зубы. Потом повернулся ко мне и сказал:
«Перед нами из ряда вон выходящий случай, ничего подобного до сих пор никто не описывал! Речь идет о так называемой двойной жизни. Ее укусил вампир, когда она в состоянии транса разгуливала во сне. О, ты поражен, ты не догадывался об этом, мой дружище Джон, но позднее тебе всё станет ясно. Он высасывал у нее кровь во время приступов лунатизма. В состоянии транса Люси умерла и в трансе остается “живым мертвецом”7. Этим она отличается от других. Обычно, когда “живые мертвецы” спят дома, — и он выразительно повел рукой, указывая, что разумеет под “домом” вампира, — по их лицам видно, кто они такие; а Люси такая милая, что, переставая быть вампиром, то есть “живым мертвецом”, обретает вид обычной покойницы, и тогда она не опасна, поэтому мне будет так тяжело убить ее».
Я весь похолодел и вдруг понял, что верю Ван Хелсингу. Но если она действительно мертва, почему же мысль об ее убийстве показалась мне такой ужасной? Профессор взглянул на меня и явно заметил перемену в моем лице, потому что вдруг спросил с надеждой:
«Ну, теперь веришь?»
ДРАКУЛА. Глава XV
253
«Пожалуйста, не требуйте от меня всего сразу. Я почти готов признать вашу правоту. Но как вы собираетесь убить ту, что уже мертва?»
«Отрежу ей голову, наполню рот чесноком и проткну насквозь колом».
Я содрогнулся при мысли о том, как он изуродует тело моей любимой женщины. И всё же моя реакция оказалась не так сильна, как я ожидал. На самом деле мне уже стало не по себе в присутствии этого, по словам Ван Хелсинга, «живого мертвеца», к которому у меня невольно возникло отвращение. Неужели любовь целиком зависит от субъективных или объективных обстоятельств?
Я довольно долго ждал, когда же профессор приступит к исполнению своего плана, но он стоял, погрузившись в раздумье. Вскоре он резко захлопнул свой саквояж и сказал:
«Я передумал. Хотя, конечно, нужно действовать решительно и немедленно, но тут может возникнуть много непредвиденных осложнений. И вот почему. Она еще не погубила ни одной жизни, хотя это лишь вопрос времени; действовать немедленно — значит уберечь ее от этой опасности раз и навсегда. Но для этого нам нужен Артур, а как мы ему об этом скажем? Если даже ты не верил мне — а ведь ты видел ранки у нее на шее и такие же у того ребенка в больнице, видел гроб прошлой ночью пустым, а сегодня в нем женщину, которая если и изменилась, то лишь расцвела и похорошела, хотя после ее смерти прошла уже целая неделя, видел и белую фигуру, которая принесла ребенка на кладбище, — то что же мне ожидать от Артура, который ничего об этом не знает? Он усомнился во мне, когда я не позволил ему поцеловать Люси перед смертью. Потом он простил меня, считая, что я исходил из какого-то ошибочного соображения, помешав ему попрощаться с нею как следует; но теперь он может подумать, что мы по ошибке похоронили девушку живой, а затем, чтобы скрыть это, убили ее. То есть для него виноваты будем мы: мол, они убили мою невесту из-за своих заблуждений. Он навеки потеряет покой. Сомнения будут одолевать его, а это самое ужасное. Мысль о том, что его любимую похоронили заживо, станет навязчивой, ужасы ее страданий будут ему сниться. Или же он все-таки признает, что мы правы, а его бесконечно любимая стала, в конце концов, “живым мертвецом”. Нет, я как-то говорил
254
БРЭМ СТОКЕР
ему об этом, а с тех пор я и сам многое узнал. Но теперь, когда мне ясно, что все мои предположения оказались правдой, я в тысячу раз больше убежден в том, что Артуру предстоит преодолеть горькие воды8, прежде чем он выплывет в чистые. Бедняге придется пережить час, когда даже небо покажется ему черным, но тогда мы придем на помощь и он обретет душевный покой. Всё, я решил. Пошли. Ты возвращайся в свою лечебницу и проследи там за порядком. А я проведу ночь здесь, на кладбище. Завтра вечером приходи ко мне в гостиницу “Беркли” к десяти часам. Я вызову Артура и еще того славного молодого американца, который поделился своей кровью. И позднее нам всем будет чем заняться. Сейчас доеду с тобой до Пикадилли — там пообедаю, и должен вернуться сюда до захода солнца».
Мы заперли склеп, перелезли через кладбищенскую стену, что оказалось нетрудно, и поехали на Пикадилли.
тист
УшАлнгел
Ь сы суШ, i
ut иямучиж)
2 7 сентября
Друг мой Джон, пишу на случай, если что-то произойдет. Отправляюсь на кладбище в одиночку. Надеюсь, сегодня наш «живой мертвец», мисс Люси, не выйдет на свой промысел, — но уж завтра ей не будет удержу. Зная о ее нелюбви к кресту и чесноку, я перекрою ей выход из склепа. Она пока начинающий «живой мертвец» и, пожалуй, поостережется. Кстати, все эти меры предприняты только для того, чтобы помешать нашему «живому мертвецу» выйти, но потом мы не должны препятствовать ей вернуться: в противном случае она может, как все «живые мертвецы», прийти в отчаяние и натворить дел. Я буду на страже всю ночь — от заката до рассвета — и постараюсь понять, как нам действовать дальше. Мисс Люси меня не пугает, опасен тот, кто сделал ее «живым мертвецом», он теперь обладает правом найти убежище в ее моги¬
ДРАКУЛА. Глава XV
255
ле. Он хитер и коварен, судя по рассказу мистера Джонатана и по тому, как он обошел нас в истории с Люси. Во многих отношениях «живые мертвецы» очень сильны, а уж у этого силища такая, что с ним и двадцати мужчинам не справиться. Даже наша энергия, вместе с кровью переданная Люси, перешла к нему. Кроме того, он может призвать своего волка и уж не знаю, кого еще; в общем, следует ожидать чего угодно. Так что если он пожалует на кладбище сегодня ночью и встретит меня, а вокруг больше ни души, то может выйти скверная история. Но, вероятно, он все-таки не появится. Особых поводов у него для этого нет, зато есть много других мест, более интересных для него, чем кладбище, где покоится женщина — «живой мертвец», а старик ее караулит.
Однако нужно быть готовым к худшему... В случае чего возьми в этой сумке дневники Гаркера и остальные бумаги, прочти их, разыщи этого могучего «живого мертвеца» и отруби ему голову, а сердце сожги или вбей в него кол, чтобы наконец избавить мир от чудовища.
На всякий случай — прощай.
Ван Хелсинг
теше
28 сентября
Просто удивительно, какое же благо ночной сон. Еще вчера я был готов поверить Ван Хелсингу — его чудовищным идеям, а сегодня они мне кажутся отвратительными, противоречащими здравому смыслу. Хотя, несомненно, сам он во всё это искренне верит. Не знаю, может быть, он слегка помешался. Но должно же существовать хоть какое-то рациональное объяснение всех этих таинственных явлений. Возможно ли, чтобы профессор сам всё это подстроил? Он так невероятно умен, что если свихнется, то будет необычайно последователен в воплощении в жизнь всех своих навязчивых идей. Не хочется даже думать об этом; нет, просто немыслимо, чтобы Ван Хелсинг сошел с ума, но на всякий случай все-таки внимательно послежу за ним. Может быть, найду какую-нибудь разгадку этой тайны.
256
БРЭМ СТОКЕР
29 сентября, утро
Вчера вечером, около десяти, Артур, Куинси и я пришли в гостиницу к Ван Хелсингу и он заявил нам, что рассчитывает на нашу поддержку, обращаясь, правда, в основном к Артуру, будто он главный среди нас.
«Нам предстоит выполнить важный долг. Вас, конечно, удивило мое письмо?» — Этот вопрос был обращен к лорду Годалмингу.
«Пожалуй. Впрочем, скорее встревожило, — ответил Артур. — С некоторых пор беды просто преследуют меня, я надеялся хоть на какую- то передышку. Но мне, конечно, интересно знать, что вы имеете в виду. Чем дольше мы с Куинси обсуждали этот вопрос, тем больше недоумевали. Я и сейчас почти ничего не понимаю».
«Я тоже», — коротко отозвался Куинси.
«Что ж, — кивнул профессор, — тогда вы оба все-таки ближе к истине, чем друг Джон, которому предстоит еще проделать долгий путь, чтобы к ней приблизиться».
Видно, Ван Хелсинг сразу, без слов, уловил, что прежние сомнения вернулись ко мне. Обращаясь к Артуру и Куинси, он очень серьезно сказал:
«Мне нужно ваше согласие на то, что я считаю необходимым сделать сегодня ночью. Понимаю, что прошу многого, но, лишь узнав, что именно я намереваюсь сделать, вы поймете, сколь велика моя просьба. Поэтому мне хотелось бы, чтобы вы дали мне разрешение авансом; тогда потом, если вы и будете сердиться на меня некоторое время — а я не исключаю такую возможность, — вам, по крайней мере, не в чем будет упрекнуть себя».
«Что ж, во всяком случае, сказано откровенно! — воскликнул Куинси. — Я не сомневаюсь в профессоре и, хотя не совсем понимаю, куда он клонит, готов поклясться, что он искренен; для меня этого достаточно».
«Спасибо, сэр, — прочувствованно ответил Ван Хелсинг. — Это честь для меня — иметь такого друга, как вы; ваша поддержка очень ценна».
Он протянул руку, и Куинси пожал ее. Тут заговорил Артур:
«Видите ли, профессор Ван Хелсинг, мне не хотелось бы покупать свинью в мешке, как говорят в Шотландии9, и если будет затронута моя честь джентльмена или вера христианина, то я просто не могу дать сво-
ДРАКУЛА. Глава XV
257
его согласия. Оно возможно лишь при гарантии, что не пострадает ни то, ни другое, хотя, ей-богу, я не улавливаю, к чему вы клоните».
«Принимаю ваши условия, — сказал Ван Хелсинг, — и прошу лишь об одном: прежде чем выносить приговор моим действиям, хорошенько всё обдумать и разобраться, противоречат ли они вашим принципам».
«Согласен! — сказал Артур. — Это справедливо. А теперь, когда pourparlers* закончены, могу я узнать, что же все-таки мы должны делать?»
«Я хочу, чтобы вы пошли со мной на кладбище в Кингстед10 — тайно, ни одна живая душа не должна об этом знать».
«Туда, где похоронена Люси?»
Профессор кивнул.
«Зачем?»
«Чтобы войти в склеп!»
Артур встал:
«Вы это серьезно, профессор, или это какая-то жестокая шутка?.. Простите, я вижу, вы не шутите. — Он снова сел с чувством собственного достоинства, непреклонный и явно задетый за живое; и, помолчав немного, спросил: — В склеп? Но зачем?»
«Чтобы вскрыть гроб».
«Ну, это уж слишком! — гневно воскликнул Артур и вновь встал. — Я готов поддерживать всё разумное, но такое... осквернение могилы той... которую...»
От негодования у него перехватило дыхание, и он не смог продолжить. Профессор посмотрел на него с сочувствием.
«Если бы у меня была хоть малейшая возможность уберечь вас от боли, мой бедный друг, видит Бог, я бы это сделал. Но этой ночью мы должны пройти тернистый путь11, иначе потом — может быть, даже вечно — вашей любимой придется ходить по раскаленным углям!»
Лицо Артура стало напряженным и бледным:
«Осторожнее, сэр, вы зашли слишком далеко!»
* предварительные переговоры (<фр.).
258
БРЭМ СТОКЕР
«Но не разумнее ли все-таки выслушать меня?! — воскликнул Ван Хелсинг. — Тогда, по крайней мере, вы будете знать, что именно и ради чего я предлагаю. Могу я продолжить?»
«Это справедливо», — вставил Моррис.
Немного помолчав, профессор продолжал, хотя ему было явно не по себе:
«Мисс Люси умерла, не так ли? Так! В этом случае мы не причиним ей никакого вреда. Но если она не умерла...»
От неожиданности Артур просто вскочил.
«Боже мой! — вскрикнул он. — Что вы имеете в виду? Произошла ошибка? Ее похоронили живой?» — Он был в таком отчаянии, что, казалось, ничто не сможет его утешить.
Помолчав, Ван Хелсинг явно с трудом продолжил:
«Дитя мое, никто не говорит, что она жива. Я не это имел в виду. А лишь хотел сказать, что она стала “живым мертвецом”».
«“Живым мертвецом”! Но ее нет в живых! Что вы хотите этим сказать? Что за кошмар? Вообще — что это такое?»
«Существуют тайны, о которых люди лишь догадываются, и только с течением времени завеса постепенно приоткрывается, но не сразу и не вся. Поверьте, перед нами одна из таких тайн... Пока я бьюсь над ее разгадкой. И пока ничего не сделал. Но надеюсь, вы позволите мне отрезать голову бедной мисс Люси?»
«Ни в коем случае! — в бешенстве закричал Артур. — Ни за что на свете я не позволю осквернить ее тело. Профессор Ван Хелсинг, вы злоупотребляете моим терпением. За что вы так мучаете меня, что я вам сделал? Что сделала вам эта бедная, добрая девушка, за что вы хотите так надругаться над ее могилой? Может быть, вы сошли с ума и в безумии говорите такие чудовищные вещи? Или это я помешался настолько, что слушаю вас? Даже думать не смейте о таком кощунстве, я ни за что не дам своего согласия. Мой долг — защищать ее могилу, и, видит Бог, я так и сделаю».
Ван Хелсинг, всё это время сидевший неподвижно, встал и сказал очень сурово:
«Дорогой лорд Годалминг, у меня тоже есть долг, долг перед людьми, долг перед вами и перед покойной, и, видит Бог, я выполню его!
ДРАКУЛА. Глава XV
259
Прошу вас лишь об одном: пойдемте со мной; смотрите, слушайте и, если позднее я повторю свое предложение, постарайтесь не превзойти меня в рвении. Я же выполню свой долг, невзирая ни на что, и дам вам полный отчет в любое время и где угодно. — Голос у него немного дрогнул, и он продолжал уже гораздо мягче, с явным сочувствием: — Но умоляю вас, не давайте волю своему гневу. За долгую жизнь мне пришлось пережить много неприятного, мучительного, но такое тяжелое, трудное дело выпало на мою долю впервые. Поверьте, наступит время — и вы перемените свое отношение ко мне, и одного вашего доброжелательного взгляда будет достаточно, чтобы снять с меня всю тяжесть этого часа; в свою очередь я готов сделать всё, что в человеческих силах, лишь бы избавить вас от скорби. Подумайте только, чего ради стал бы я так стараться и так переживать? Я приехал сюда издалека, со своей родины, потому что был здесь нужен — надо было помочь моему другу Джону и милой девушке, которую ваш покорный слуга полюбил всей душой. Я сделал для нее то же, что и вы, — не хотел говорить, но ради вас скажу: дал ей свою кровь, хотя, в отличие от вас, не был ее возлюбленным, а всего лишь врачом и другом. Я сидел подле нее днями и ночами — до самой ее смерти и после. И если бы моя жизнь могла хоть чем-то помочь ей даже теперь, когда она стала “живым мертвецом”, я охотно пожертвовал бы собой».
Профессор произнес всё это так проникновенно, с таким благородным достоинством, что Артур был тронут. Он взял старика за руку и сказал срывающимся голосом:
«Немыслимо тяжело даже думать об этом, и я сбит с толку... но, что бы там ни было, я пойду с вами».
XVI
ыло без четверти двенадцать, когда мы перелезли через низкую ограду кладбища. Ночь была темной, луна литтть изредка проглядывала сквозь прорехи в густых облаках, тянувшихся по небу. Мы невольно старались держаться вместе, лишь Ван Хелсинг шел чуть впереди, показывая дорогу.
Когда мы подошли к склепу, я взглянул на Артура, опасаясь, что печальные воспоминания могут вконец расстроить его, но тот держался молодцом. Похоже, таинственность происходящего захватила его. Профессор отпер дверь склепа, пропуская нас, но мы по разным причинам замешкались, и, уловив нашу нерешительность, он вошел первым. Мы последовали за ним. Он закрыл дверь, зажег потайной фонарь1 и указал на гроб. Артур неуверенно шагнул вперед. Ван Хелсинг обратился ко мне:
«Вчера ты был здесь со мною. Скажи, тело мисс Люси лежало в гробу?»
«Да, лежало».
Профессор повернулся к Артуру и Куинси:
«Вы слышите? И все-таки мне никто не верит».
Он достал отвертку и снял крышку гроба. Тут молча наблюдавший за ним Артур, очень бледный, приблизился к нему. Очевидно, он не знал о том, что есть еще и свинцовый гроб, или, во всяком случае, не
vnc&rjvib,
262
БРЭМ СТОКЕР
думал об этом. Когда он увидел надпил на свинцовом гробу, кровь бросилась ему в лицо, но уже через мгновение он снова стал белым как мел, однако по-прежнему не проронил ни слова. Ван Хелсинг отогнул свинцовую кромку, мы заглянули внутрь и в изумлении отпрянули.
Гроб был пуст!
Несколько минут царило молчание. Его нарушил Куинси Моррис:
«Профессор, я поручился за вас. И мне достаточно вашего слова. Я никогда бы не решился задать вам такой вопрос и не хотел бы сомнением хоть в малой степени бросить тень на вашу репутацию, однако тут кроется тайна, выводящая за рамки таких понятий, как честь и бесчестие. Скажите, это ваших рук дело?»
«Клянусь вам всем, что для меня свято, я не выносил ее отсюда и даже не прикасался к ней. На самом деле произошло следующее: две ночи назад мы с моим другом Сьюардом пришли сюда — поверьте мне, с добрыми намерениями. Я вскрыл гроб — он был запечатан и так же, как теперь, пуст. Тогда мы стали ждать и увидели, как что-то белое мелькает меж деревьями. На следующий день мы пришли сюда днем — она лежала в гробу; не так ли, друг Джон?»
«Так».
«В ту ночь мы подоспели вовремя. Пропал еще один маленький ребенок, и, слава богу, мы нашли его целым и невредимым среди могил. Вчера я пришел сюда перед заходом солнца: “живые мертвецы” просыпаются на закате2. Прождал всю ночь до рассвета, но никто не появился. Это было неудивительно, ведь я проложил дверь чесноком и еще кое-чем, чего они не выносят и остерегаются. Итак, прошлой ночью она не выходила. Сегодня перед заходом солнца я убрал чеснок и всё прочее — и вот мы находим пустой гроб. Что ж, теперь наберитесь терпения. Уже и так произошло и происходит много необычного. Спрячемся снаружи и подождем, возможны и другие еще более необычные сюрпризы. Итак, — тут он прикрыл рукой потайной фонарь, — идемте».
Открыв дверь, он подождал, когда мы один за другим вышли из склепа, и снова ее запер.
О, каким свежим и чистым показался ночной воздух после невыносимой духоты подземелья! Как приятно было видеть скользящие по небу облака и лунные просветы между ними — совсем как смена радос¬
ДРАКУЛА. Глава XVI
263
тей и горестей в жизни человека; как чудесно дышать свежим воздухом, а не смрадным духом смерти и тления, видеть красноватые отблески фонарей за холмом, слышать где-то вдали глухой шум жизни большого города!
Каждый из нас, по-своему ощутив это, вздохнул с облегчением. Артур молчал, видимо пытаясь постичь цель и смысл происходящего, проникнуть в суть этой тайны. Я сам теперь стал терпимее и был почти готов вновь отбросить сомнения и принять аргументы Ван Хелсинга. Куинси Моррис держался невозмутимо, как человек, который привык принимать всё, что происходит, хладнокровно, мужественно и готов рисковать. Не имея возможности закурить, он отломил кусочек прессованного табака и принялся жевать его. А вот Ван Хелсинг занялся конкретными делами: достал что-то вроде маленьких круглых вафель3, аккуратно завернутых в белую салфетку, затем комок беловатого вещества, напоминавшего не то тесто, не то шпаклевку. Мелко покрошив вафли, он смешал их с этим беловатым комком, а из полученной массы приготовил тонкие полоски, которыми стал замазывать щели по периметру двери в склеп. Я, стоявший подле него, был озадачен и спросил, что он делает. Артур и Куинси, заинтересовавшись, тоже подошли ближе.
«Запечатываю вход в склеп, — ответил профессор, — чтобы “живой мертвец” не мог войти».
«И такая вот штука может это предотвратить? — спросил Куинси. — Боже мой!4 Мы что, в игры сюда пришли играть? И вы это всерьез?»
«Ну, разумеется. Тут не до шуток».
«Что же это все-таки такое?» — вмешался Артур.
«Святые Дары5, — ответил Ван Хелсинг и благоговейно снял шляпу. — Я привез их из Амстердама. Мне был отпущен этот грех»6.
Ответ произвел впечатление даже на самых отъявленных скептиков среди нас. Стало ясно, дело действительно серьезное, если профессор решился пустить в ход столь святое для него средство; невозможно было не поверить ему. В почтительном молчании мы заняли указанные нам укромные места вокруг склепа. Я жалел Куинси и особенно Артура. Мне уже был знаком этот кошмар ожидания, но всё равно, хотя еще час назад я и отрицал правоту профессора, сердце у меня теперь
264
БРЭМ СТОКЕР
замирало. Надгробия казались мне белыми призраками, тисы, можжевельник и кипарисы — воплощением кладбищенского мрака, малейший шорох, шуршание дерева или травы — угрожающими, скрип сучьев — таинственным, а вой собак вдали — зловещим предзнаменованием.
Воцарилось долгое молчание. Бесконечную, томительную тишину вдруг прервал резкий присвист — «с-с-с» — профессора, подавшего нам знак. Вдалеке, на тисовой аллее, мы увидели белый силуэт — неясную белую фигуру, она приближалась к нам и прижимала к груди что-то темное. Фигура остановилась, в этот момент луна выглянула из-за туч и явственно осветила темноволосую женщину в саване. Лица ее не было видно, она наклонилась — как теперь удалось рассмотреть — над белокурым ребенком. Было совсем тихо, а потом раздался пронзительный звук — так иногда вскрикивают во сне дети или повизгивают дремлющие у камина собаки. Мы хотели броситься туда, но профессор, прятавшийся за тисом, предостерегающим взмахом руки остановил нас.
И тут белая фигура двинулась дальше. Вскоре она была уже так близко, что мы ясно разглядели ее — луна всё еще светила. Меня пробрала ледяная дрожь, стало слышно, как нервно дышит Артур: у призрака были черты лица Люси Весгенра. Да, это была Люси, но как же она изменилась! На ее лице, прежде таком нежном и невинном, теперь запечатлелось жуткое выражение бессердечной жестокости и сладострастия. Ван Хелсинг выступил вперед, и, повинуясь его жесту, мы последовали за ним, встав цепочкой перед дверью склепа. Профессор поднял фонарь, отодвинул затвор7 и осветил ее лицо: мы увидели, что губы у покойной в крови, которая, стекая по подбородку, уже запятнала белизну батистового савана.
Мы замерли, парализованные ужасом. Судя по тому, как задрожал свет фонаря, я понял, что не выдержали даже железные нервы Ван Хелсинга. Артур стоял рядом со мной, и, если бы я не поддержал его, он бы, наверное, упал.
Увидев нас, Люси — я называю это существо «Люси» лишь потому, что оно имело ее облик, — отступила назад, со злобным шипением, как застигнутая врасплох кошка, и окинула нас взглядом. По форме и цвету это были глаза Люси, но не ясные и ласковые, как прежде, а тусклые, тлеющие дьявольским огнем. В это мгновение остаток моей любви
ДРАКУЛА. Глава XVI
265
к ней перешел в чувство ненависти и омерзения. Если бы надо было убить ее на месте, я бы сделал это с восторгом дикаря. Когда она взглянула на нас, ее глаза злобно вспыхнули, а лицо исказила порочная улыбка. Не приведи Господи снова увидеть такое!
Небрежным движением, бессердечная, словно сам дьявол, она швырнула на землю ребенка, которого только что крепко прижимала к груди, урча при этом, как собака над костью. Ребенок вскрикнул и, хныкая, остался лежать на земле. При виде этой жестокости у Артура вырвался сгон. Она же двинулась к нему с распростертыми объятиями, плотоядно улыбаясь, — он отшатнулся и закрыл лицо руками. Но это не смутило ее — с томным чувственным придыханием она стала заклинать:
«Иди ко мне, Артур. Оставь их и иди ко мне. Мои объятия жаждут тебя. Ну же, иди сюда, нам будет хорошо. Приди ко мне, муж мой, приди!»
В ее голосе была какая-то дьявольская сладость, он звучал как хрустальный колокольчик и завораживал всех нас, хотя слова ее были обращены к Артуру. Он же, под воздействием ее магии, отвел руки от лица и протянул их к ней, готовый обнять ее. Она было метнулась к Арту, но тут к ним бросился Ван Хелсинг с маленьким золотым крестиком. Люси отшатнулась от священного символа и с искаженным от ненависти лицом, полная ярости, бросилась ко входу в склеп — однако в нескольких шагах от двери замерла, будто остановленная непреодолимой силой, и обернулась. В ясном свете луны и фонаря — у Ван Хел- синга уже не дрожали руки — стало хорошо видно ее лицо. Еще никогда в жизни мне не доводилось видеть лица, исполненного такой инфернальной злобы. И надеюсь, никто из смертных больше не увидит ничего подобного. Нежные краски сменились багрово-синими, глаза метали искры дьявольского пламени, брови изогнулись, будто змеи Медузы Горгоны8, а когда-то очаровательный рот, измазанный кровью, напоминал зияющий квадрат, как на греческих и японских масках9. Если у смерти есть лицо, способное убить одним своим видом, то оно предстало перед нами.
Она стояла между крестом и священным препятствием, не пускавшим ее в склеп, не больше минуты, но нам это время показалось вечностью.
266
БРЭМ СТОКЕР
Ван Хелсинг нарушил молчание, обратившись к Артуру:
«Ну, что скажешь, мой друг? Должен ли я исполнить свой долг?» Артур рухнул на колени и, закрыв лицо руками, простонал:
«О мой друг, делайте как сочтете нужным, как сочтете нужным. Этот кошмар не может больше продолжаться».
Ему стало дурно, мы с Куинси взяли его под руки. Стало слышно, как Ван Хелсинг поставил фонарь, предварительно щелкнув затвором. Потом он подошел к склепу, извлек из щелей сакральные печати и отступил в сторону. Мы были поражены: женщина, вроде бы со столь же реальной плотью, как и у нас, вдруг проскользнула в щель, через которую едва ли прошло бы лезвие ножа. Глядя, как профессор хладнокровно вновь замазывает щели, мы испытали чувство облегчения. Закончив свою работу, он взял ребенка на руки и сказал:
«Идемте, друзья мои. До завтрашнего дня нам тут делать нечего. В полдень здесь похороны, нам надо явиться сюда вскоре после их окончания. Друзья покойного разойдутся к двум, сторож закроет ворота, а мы останемся. Тогда-то и можно будет предпринять то, что не удалось нам этой ночью. Что касается малютки, то он серьезно не пострадал и уже завтра будет в порядке. Оставим ребенка где-нибудь на видном месте, чтобы полиция, как в ту ночь, сразу его нашла, и разойдемся по домам».
Повернувшись к Артуру, Ван Хелсинг тихо произнес:
«Друг мой Артур, на вашу долю выпало тяжелое испытание. Но потом, оглянувшись назад, вы поймете, что его надо было пережить. Вы сейчас в горьких водах, дитя мое. Не убивайтесь. Бог даст, завтра в это время вам станет легче. А до тех пор я не прошу вас простить меня».
Ребенка мы оставили в безопасном месте. Артур и Куинси поехали ко мне: мы старались приободрить друг друга, а когда, едва живые от усталости, легли спать, то сон и реальность слились для нас в одну кошмарную фантасмагорию.
29 сентября, ночь
Около полудня мы втроем — Артур, Куинси Моррис и я — приехали к профессору. Не сговариваясь, мы все оделись в черное, хотя лишь Ар¬
ДРАКУЛА. Глава XVI
267
тур официально был в трауре, но остальных подвигло к этому чувство солидарности. К половине второго мы уже прибыли на кладбище и бродили по тенистым аллеям, стараясь не привлекать к себе внимание кладбищенских сторожей. Наконец могильщики закончили свои дела, сторож, уверенный, что все ушли, запер ворота, и на кладбище никого не осталось, кроме нас. Ван Хелсинг вместо своей обычной небольшой черной сумки принес длинную кожаную, похожую на футляр для крикетных бит10 и явно тяжелую.
Когда не стало слышно ничьих шагов, мы молча, словно по приказу, последовали за профессором к склепу. Он отпер дверь, мы вошли и закрыли ее за собою. Ван Хелсинг вытащил из сумки фонарь, зажег его и две восковые свечи. Он расплавил их нижнюю часть и установил на соседние надгробия — света было достаточно для работы. Когда Ван Хелсинг поднял крышку гроба Люси — Артур дрожал как осиновый лист, — мы увидели покойницу во всей ее красе. В моей душе уже не было любви, только отвращение к мерзкому существу, принявшему облик Люси, но лишенному ее души. Я видел, каким напряженным стало лицо Артура.
«Скажите, это Люси — или демон в ее обличье?» — спросил он Ван Хелсинга.
«Тело ее — и в то же время не ее. Погодите немного, и вы увидите, какой она была и какая есть на самом деле».
В гробу лежала Люси, но такой она могла нам привидеться лишь в страшном сне: острые зубы, окровавленные, сладострастные губы, на которые невозможно было смотреть без содроганья, — мертвое, бездушное существо, дьявольская насмешка над чистотой и непорочностью Люси. Ван Хелсинг, со свойственной ему последовательностью, начал выкладывать разнообразное содержимое своей сумки: сначала паяльник и свинцовый припой, потом маленькую масляную газовую лампу, которая, когда ее зажгли в углу склепа, загорелась ярко-синим пламенем; затем хирургические инструменты — их он положил рядом с собой — и, наконец, круглый деревянный кол, толщиной два с половиной — три дюйма и длиной около трех футов, обожженный и сильно заостренный с одного края. Он вынул также тяжелый молоток, который обычно в домашнем хозяйстве используют для дробления угля. На
268
БРЭМ СТОКЕР
меня как на врача уже один только вид ланцетов и скальпелей подействовал вдохновляюще, но Артура и Куинси они явно смутили, хотя оба сохраняли мужество, молчали и терпеливо ждали.
Закончив приготовления, Ван Хелсинг сказал:
«Объясню вам, что я собираюсь делать, следуя опыту древних и всех тех, кто изучал феномен “живых мертвецов”. На этих несчастных лежит проклятие бессмертия — умереть они не могут и из века в век влачат жалкое существование, увеличивая число своих жертв и умножая зло в мире, ибо все, кто становятся их жертвами, сами превращаются в “живых мертвецов” и в свою очередь порождают себе подобных. Таким образом, круг постоянно расширяется, подобно кругам на воде от брошенного камня. Друг Артур, если бы Люси поцеловала вас, помните, тогда, перед смертью, или вчера ночью, когда вы были готовы обнять ее, то со временем, после своей кончины, и вы бы стали, как говорят в Восточной Европе, носферату11 и пополнили бы собою число “живых мертвецов”, наводящих на нас такой ужас. Эта милая несчастная леди еще только в самом начале своего страшного пути. У детей, кровь которых она высасывала, дела еще не так плохи12, но, если ее бессмертное существование продлится, они будут обречены: бедняжка возымела над ними особую власть, и они уже сами приходили бы к ней до тех пор, пока она бы их не обескровила. Но, если она умрет по- настоящему, всё прекратится: ранки затянутся, дети вернутся к своим играм и забудут о том, что с ними произошло. И самое главное, когда наш “живой мертвец” обретет покой, то есть действительно умрет, тогда и душа бедной дорогой Люси обретет свободу. И вместо того, чтобы творить по ночам зло, а днем всё глубже погрязать в адской пучине, упиваясь своей страшной добычей, она сможет занять свое место в сонме ангелов. Так что, мой друг, рука, которая нанесет ей удар и освободит ее, будет для нее благословенной. Я готов это сделать сам. Но, возможно, есть кое-кто, у кого на это больше прав? Не радостно ли будет потом, в ночной тиши, когда сон нейдет, думать: “Это моя рука вернула ее на небеса, ведь я больше всех любил ее, и она сама бы выбрала эту руку, если бы могла выбирать?” Скажите мне, есть ли такой среди нас?»
Мы все смотрели на Артура. Он, как и мы, оценил бесконечную доброту Ван Хелсинга, который предлагал ему восстановить святую
ДРАКУЛА. Глава XVI
269
память о Люси для всех нас, и, выступив вперед, сказал смело, хотя руки его дрожали, а лицо было белым как снег:
«Вы — верный друг, благодарю вас из самых глубин моего разбитого сердца. Скажите мне, что нужно сделать, и я не дрогну».
Ван Хелсинг положил ему руку на плечо:
«Вы — смельчак! Немного мужества — это всё, что от вас потребуется. Нужно вбить этот кол ей в самое сердце. Знайте, это мучительное испытание, хотя продлится оно недолго, а потом наступят облегчение и радость, и они превзойдут боль и страдание. Вы выйдете отсюда с легкой душой! Но, начав, вы не должны отступать. Думайте лишь о том, что мы, ваши верные друзья, — рядом и молимся за вас».
«Хорошо, — хрипло ответил Артур. — Говорите, что делать».
«Возьмите кол в левую руку — будьте готовы направить его острие в сердце, — а молоток в правую. Когда мы начнем заупокойную молитву, вы все повторяйте ее за мной, я принес молитвенник, — и, во имя Господа, бейте по колу, чтобы покойной, которую мы любим, стало хорошо и “живой мертвец” сгинул».
Артур взял кол и молоток — а уж если он решился, то рука у него не дрогнет. Ван Хелсинг открыл молитвенник и начал читать заупокойный канон, а мы с Куинси, как могли, вторили ему. Артур приставил деревянное острие к сердцу Люси — я увидел, как оно придавило белую плоть — и ударил изо всех сил.
Существо в гробу стало корчиться, и ужасный, леденящий душу вопль сорвался с красных губ. Тело тряслось и дрожало, извивалось в неистовых конвульсиях, острые белые зубы клацали, прокусывая губы, рот был в кровавой пене. Но Артур не дрогнул. Подобный Тору13, он твердой рукой всё глубже и глубже загонял свой благотворный кол в сердце, из которого, разбрызгиваясь, хлестала кровь. Он был очень сосредоточен, преисполненный чувством высокого долга, его вид вселял мужество в нас, и голоса наши звенели под сводами тесного склепа.
Судороги явно слабели, зубы перестали стучать, лицо разгладилось... Тело Люси наконец успокоилось. Ужасный труд был завершен.
Молоток выпал из руки Артура. Он пошатнулся и не устоял бы на ногах, если бы мы его не поддержали. Пот градом катился у него со
270
БРЭМ СТОКЕР
лба. Он задыхался — слишком чудовищным было напряжение. Если бы не высокая цель — во что бы то ни стало спасти душу своей невесты, — у него могло бы не хватить сил. Несколько минут мы были заняты им и не обращали внимания на гроб, а когда взглянули туда, шепот изумления пробежал меж нами. Мы так внимательно всматривались, что Артур встал с пола, на который в изнеможении было сел, и подошел взглянуть. Мрачное лицо его осветилось радостью.
В гробу лежало не то отвратительное, вызывающее содрогание и ненависть существо, уничтожить которое было доверено наиболее достойному этой миссии, там была Люси — такая, какой мы привыкли видеть ее при жизни, с милым, несравненной чистоты лицом. И хотя невзгоды, страдания и горе оставили на нем свои следы, Люси от этого была нам еще милее и дороже, ведь они свидетельствовали о том, какой она была на самом деле и какой мы ее знали. Мы почувствовали, что непорочная безмятежность, которая, как солнечный свет, отразилась на ее измученном лице, была не чем иным, как знамением грядущего вечного блаженства.
Ван Хелсинг положил руку на плечо Артуру и спросил:
«А теперь, друг мой Артур, мое дорогое дитя, вы простили меня?»
Видимо, после колоссального напряжения наступила разрядка — Артур взял руку старика, поцеловал и воскликнул:
«Простил! Да благословит вас Бог за то, что вы вернули моей любимой ее душу, а мне — покой».
Он обнял профессора и, положив голову ему на грудь, беззвучно заплакал. Мы стояли молча. Когда Артур несколько успокоился, Ван Хелсинг произнес:
«А теперь, дитя мое, если хотите, можете ее поцеловать, даже в губы, против чего она, наверное, не возражала бы, если бы могла высказаться. Люси теперь не служительница дьявола с лукавой ухмылкой, не подвластный ему “живой мертвец”, не ужасное, навеки обреченное существо — она принадлежит Богу, душа ее отныне с Ним!»
Артур наклонился и поцеловал Люси. Потом профессор отправил его с Куинси на воздух. А мы вдвоем отпилили кол, оставив его острие в сердце, отрезали покойной голову, наполнили рот чесноком, а затем
ДРАКУЛА. Глава XVI
271
запаяли свинец, привинтили крышку гроба и, собрав свои вещи, вышли. Заперев дверь, профессор отдал ключ Артуру.
Было тепло, светило солнце, пели птицы — казалось, вся природа преисполнена покоем, радостью и весельем, поскольку мы сами обрели покой и радовались, хотя в наших душах и оставалась печаль.
«Ну что же, друзья мои, — сказал Ван Хелсинг на прощание, — это первый шаг, самый мучительный для нас. Но впереди — очень серьезная задача: найти источник наших бед и уничтожить его. У меня есть нить, которая позволит нам добраться до него, но это долгое и непростое дело, сопряженное с опасностью и титаническими усилиями. Вы поможете мне? Мы ведь научились доверять друг другу, не так ли? А если так, то разве это не наш долг? Конечно! Так дадим же обещание исполнить его до конца!»
Мы все пожали ему руку, скрепив тем самым клятву. Затем профессор продолжил:
«Через два дня прошу вас пожаловать ко мне на ужин к семи часам. Я представлю вам еще двух своих друзей, которых вы пока не знаете, и изложу вам наши планы и свои соображения. Друг Джон, пойдем ко мне, хочу посоветоваться с тобой, ты можешь мне помочь. Вечером я уезжаю в Амстердам, но завтра же вернусь. И тогда начнется великий поиск. Но сначала я хотел бы многое поведать вам, чтобы вы знали, что делать, чего опасаться. И после этого мы должны снова поклясться друг другу исполнить свой долг до конца, ибо перед нами ужасная задача, а взявшись за плуг, мы не должны отступать»14.
XVI
огда мы приехали в гостиницу «Беркли», Ван Хелсинга ждала телеграмма:
ПРИЕДУ ПОЕЗДОМ. ДЖОНАТАН В УИТБИ. ВАЖНЫЕ НОВОСТИ.
МИНА ГАРКЕР
Профессор был очень доволен:
«О, эта чудная мадам Мина, не женщина, а жемчужина! Но я не могу остаться, несмотря на ее приезд. Прими нашу гостью у себя, друг Джон. Ты должен встретить ее на вокзале. Только предупреди — телеграфируй ей en route»*’l.
Отправив телеграмму, мы сели пить чай; Ван Хелсинг поведал мне о дневнике Джонатана Гаркера, который тот вел за границей, — и передал мне его машинописную копию, а также и о дневнике миссис Гар- кер, который она вела в Уитби.
«Возьми их и очень внимательно прочитай. К моему приезду хорошенько во всём разберись, возможно, это облегчит нам расследование. Береги дневники — в них много ценного. Как и необычного — тебе будет трудно поверить в реальность того, что в них написано, даже после сегодняшнего дня. Рассказанное здесь, — и он выразительно положил руку на стопку бумаг, — может быть началом конца для тебя, меня и
ЖШк
CbtoAfyA
* в дороге (iфр.).
274
БРЭМ СТОКЕР
многих других, но оно же может стать и предвестием гибели “живых мертвецов”, разгуливающих по земле. Прошу тебя, прочти без иронии, скепсиса и предвзятости и, если сможешь, выскажи свои соображения, это крайне важно. Ты ведь тоже вел дневник о необычных явлениях, не так ли? Вел! При встрече мы всё сопоставим».
Потом он уложил вещи и поехал на Ливерпульский вокзал2, а я направился на вокзал в Паддингтон и минут за пятнадцать до прихода поезда был там.
Обычной суеты, возникающей на платформе по прибытии состава, я не заметил и уж было забеспокоился, не пропустил ли свою гостью, но тут ко мне подошла миловидная, элегантная девушка и, окинув меня быстрым взглядом, спросила:
«Доктор Сьюард, не так ли?»
«А вы миссис Гаркер?» — мгновенно откликнулся я.
Девушка протянула мне руку.
«Я узнала вас по описанию моей бедной Люси, но...» — Тут она запнулась и покраснела.
Я тоже покраснел и этим невольным откликом на ее смущение как бы снял возникшую было неловкость. Я взял ее багаж — среди вещей была пишущая машинка — и послал депешу экономке, чтобы она приготовила гостиную и спальню для миссис Гаркер. Мы доехали по подземке до Фенчёрч-сгрит3. И в назначенное время прибыли в Карфакс. Миссис Гаркер, конечно, знала, что мы едем в психиатрическую лечебницу, но, когда мы вошли на территорию, не смогла скрыть волнения. Потом спросила, нельзя ли ей чуть позднее зайти ко мне в кабинет — ей нужно о многом поговорить.
И вот я жду ее, делая запись в дневник, который веду на фонографе. Я еще не успел прочитать материалы, которые дал мне Ван Хел- синг, хотя они уже лежат на столе передо мной. Надо будет чем-то занять ее, чтобы у меня была возможность прочитать их. Она не представляет себе, как дорого время и какая нам предстоит работа. Разумеется, нужно быть деликатным и не напугать ее. А вот и она!
ДРАКУЛА. Глава XVII
275
ЖЖ1С
29 сентября
Быстро приведя себя в порядок, я спустилась в кабинет доктора Сьюарда. У дверей на минутку замешкалась: показалось, он с кем-то разговаривает. Но он просил меня не задерживаться, поэтому я постучала в дверь и, услышав «Да, пожалуйста!», вошла.
К моему удивлению, он был один, а на столе прямо перед ним стоял аппарат, в котором я сразу, по описанию, узнала фонограф. Никогда раньше я не видела такого устройства и очень заинтересовалась им.
«Надеюсь, я не заставила вас ждать, — сказала я, — не сразу решилась войти — услышала, как вы с кем-то разговариваете, и решила, что тут кто-то есть».
«Нет, — улыбнулся он, — просто я делал записи в дневнике».
«Дневнике?» — спросила я удивленно.
«Да, я записываю его на этом аппарате». — И он положил руку на фонограф.
Я была поражена, и у меня невольно вырвалось:
«Да ведь это похлеще стенографии! А можно мне что-нибудь послушать?»
«Конечно, — с готовностью ответил доктор и встал, чтобы включить аппарат, но вдруг замер в замешательстве. — Дело в том, — сказал он неуверенно, — что на нем записан только мой дневник, а он целиком — или почти целиком — состоит из описания историй болезни моих пациентов, поэтому как-то неудобно, то есть я имею в виду...» — И смущенно замолчал.
Я попробовала вывести его из затруднительного положения:
«Вы помогали ухаживать за умирающей Люси. Позвольте мне послушать описание ее последних дней: я буду вам чрезвычайно благодарна за любые сведения. Люси очень, очень дорога мне».
К моему удивлению, он пришел в ужас:
«Включить вам запись о ее последних днях? Ни за что на свете!»
«Но почему?» — спросила я, и страшное предчувствие охватило меня.
276
БРЭМ СТОКЕР
Он снова замолчал, очевидно подыскивая подходящую отговорку. Наконец ответил:
«Видите ли, я не могу найти в дневнике интересующее вас место. — Эта мысль ему явно понравилась, и он простодушно и совершенно иным тоном, с какой-то даже детской наивностью, воскликнул: — И это правда, честное слово! Ей-богу!»4
Я не смогла сдержать улыбку, при виде которой он виновато потупил глаза и пробормотал:
«Ну вот, проговорился. Но поверьте, я вел этот дневник в течение нескольких месяцев, однако мне и в голову не приходило, каким образом в случае необходимости найти то или иное место».
Это окончательно убедило меня — наверняка дневник доктора, лечившего Люси, может существенно дополнить наши сведения о том ужасном существе, и я пошла ва-банк:
«В таком случае, доктор Сьюард, позвольте мне перепечатать ваш дневник на машинке»5.
Он побледнел как смерть и воскликнул:
«Нет! Нет и нет! Ни за что на свете — вам лучше не знать эту ужасную историю!»
Значит, все-таки была «ужасная история», моя интуиция меня не подвела! Я задумалась, размышляя, как быть, как уговорить его, а взгляд мой рассеянно скользил по комнате и вдруг упал на толстую пачку машинописных страниц на столе. Доктор перехватил мой взгляд и понял, о чем я думала.
«Вы не знаете меня, — поспешно заговорила я, — но, прочитав эти записи, напечатанный мною дневник моего мужа, а также и мой собственный дневник — вы узнаете меня лучше. Я написала там всё искренне, без утайки, но, разумеется, пока вы не ознакомились с ними, я не могу рассчитывать на ваше доверие».
Конечно, он — благородный человек, моя бедная Люси была права. Выдвинув большой ящик, в котором хранились сложенные по порядку полые металлические валики, покрытые темным воском, он сказал:
«Ну что же, вы правы: я не доверял вам, потому что не знал вас. Но теперь знаю, и мне жаль, что не знал прежде; наверное, Люси говорила вам обо мне, а мне — о вас. Позвольте искупить свое недоверие един¬
ДРАКУЛА. Глава ХУП
277
ственным доступным путем. Возьмите эти валики и прослушайте их — первые полдюжины не страшные, они относятся ко мне и позволят вам получше узнать меня. Я же пока прочитаю эти бумаги и попробую разобраться, что к чему. А за это время и ужин будет готов».
Доктор перенес фонограф в мою гостиную и наладил его; теперь я, наверное, познакомлюсь с другой стороной уже известной мне любовной истории — это, должно быть, интересно...
С головой уйдя в чтение поразительных дневников Джонатана Гаркера и его жены, я потерял счет времени. Служанка доложила, что ужин готов, но миссис Гаркер еще не спустилась, поэтому, предположив, что она устала, я попросил отложить ужин на час и продолжил чтение. Только закончил читать дневник миссис Гаркер, как она вошла в кабинет, по-прежнему хорошенькая, но очень расстроенная, с покрасневшими от слез глазами. Это растрогало меня. Видит бог, у меня в последнее время было много поводов для слез, но я не могу плакать — лишен этой благодати, и вид этих милых заплаканных глаз тронул меня до глубины души:
«Боюсь, я расстроил вас», — сказал я проникновенно.
«Что вы! Нет! Я бесконечно взволнована всем, что вам пришлось пережить. Этот чудо-аппарат жесток в своей правдивости. Он во всех тонкостях передал мне вашу душевную боль. Это словно крик души, обращенный к всемогущему Богу. Никто не должен услышать его! Видите, я постаралась быть полезной и напечатала всё на машинке; теперь нет нужды, чтоб другие слушали биение вашего сердца».
«Никому больше не нужно знать об этом, и никто не узнает», — тихо произнес я.
Она положила свою руку на мою и сказала очень серьезно:
«И всё же необходимо, чтобы узнали!»
«Необходимо? Но почему?» — спросил я.
оневник
29 сентября
278
БРЭМ СТОКЕР
«Потому что это часть общей ужасной истории, которая привела к смерти моей дорогой Люси; в предстоящей борьбе с этим чудовищем нам нужно собрать воедино все возможные сведения и силы, всё, что может нам помочь избавить от него мир. Думаю, благодаря этим валикам я узнала гораздо больше, чем вы полагаете. Ваши записи многое проясняют в этой мрачной тайне. Ведь вы позволите мне помочь вам? Пока эта история известна мне до определенного момента: я прослушала ваш дневник лишь до седьмого сентября, но уже вижу, как подготавливалась ужасная гибель Люси. После встречи с профессором Ван Хелсингом мы с Джонатаном работали не покладая рук. Теперь мой муж отправился в Уигби, чтобы собрать дополнительную информацию, и завтра приедет сюда помогать нам. Мы не должны ничего скрывать друг от друга, полное доверие сделает нас всех сильнее; ничего хорошего не получится, если кто-то из нас будет блуждать впотьмах».
Она хоть и смотрела на меня умоляюще, но проявила такую стойкость и решительность, что я не мог не согласиться с нею:
«Поступайте в данном случае как считаете нужным. Господи, прости меня, если я не прав! Вам предстоит узнать еще много ужасного, но раз уж вы столь многое узнали об обстоятельствах смерти бедной Люси, то, конечно, захотите дойти до конца. Более того, лишь конец — самый конец — и может дать вам проблеск надежды. А пока пойдемте поужинаем. Нужно поддерживать силы, нас ждут страшные и жестокие испытания. После ужина вы узнаете остальное, и я отвечу на все ваши вопросы, если что-то будет вам непонятно, хотя нам ясно, о ком речь».
После ужина я прошла с доктором Сьюардом в его кабинет. Он принес фонограф из моей комнаты, а я — пишущую машинку. Усадив меня в удобное кресло, он расположил фонограф так, чтобы я могла дотя-
шши
29 сентября
ДРАКУЛА. Глава ХУП
279
нутъся до него не вставая, и показал, как его останавливать, если нужна пауза. Затем доктор деликатно сел спиной ко мне, чтобы я чувствовала себя свободно, и вернулся к чтению. Я же надела наушники и стала слушать.
Дойдя до конца ужасной истории смерти Люси и всего, что за ней последовало, я без сил откинулась на спинку кресла. К счастью, я не склонна к обморокам. Однако, оглянувшись на меня, доктор Сьюард с испуганным возгласом вскочил и, быстро достав из стенного шкафа бутылку, налил мне немного бренди, который слегка подкрепил мои силы. Голова у меня шла кругом, и, если бы не пробившийся сквозь эти кошмары обнадеживающий лучик — мысль о том, что моя милая, славная Люси обрела наконец покой, — едва ли я смогла бы выдержать всё это, не сорвавшись на крик и не устроив истерику. Если бы не трансильванский опыт Джонатана, я бы ни за что не поверила в реальность случившегося, настолько диким, странным и таинственным это казалось. Мне и так с трудом верится. Принять и пережить такое трудно, и я решила занять себя делом. Сняв футляр с машинки, я предложила доктору Сьюарду:
«Давайте я всё напечатаю. Подготовимся к приезду профессора Ван Хелсинга. Я послала телеграмму Джонатану, чтобы он, вернувшись из Уитби в Лондон, сразу ехал сюда. А мы пока соберем все материалы, расположим их в хронологическом порядке и тем самым подготовимся — ведь в таком деле очень важна последовательность, система. Вы говорите, что лорд Годалминг и мистер Моррис тоже приедут, значит, наша работа пригодится».
Он поставил фонограф на малую скорость, и я начала печатать с седьмого валика. Как и прежде, я сделала три экземпляра дневника под копирку6. Было уже поздно, когда я закончила работу. Доктор Сьюард всё это время читал — прервался лишь на вечерний обход. Вернувшись, он снова принялся за чтение, сев рядом со мной, чтобы я не чувствовала себя одиноко за работой. Он очень добр и внимателен: хоть на свете и существуют чудовища, но хороших людей все-таки немало — и это обнадеживает.
Перед уходом к себе я вспомнила запись в дневнике Джонатана о том, как разволновался профессор, прочитав что-то в вечерней газете
280
БРЭМ СТОКЕР
на вокзале в Эксетере; поэтому, увидев, что доктор Сьюард хранит старую прессу, я взяла подшивки «Вестминстер Газетт» и «Пэлл Мэлл» к себе в комнату. Я помнила, как вырезки из «Дейлиграф» и «Уитби Газетт» помогли нам разобраться в ужасных событиях в Уитби, когда туда прибыл граф Дракула; возможно, я выясню еще что-нибудь, просмотрев вышедшие с тех пор вечерние номера. Спать не хочется, а работа меня успокаивает.
Мистер Гаркер приехал в девять. Он получил телеграмму от жены перед самым отъездом из Уитби. Мне кажется, он очень умен и к тому же полон энергии. А судя по дневнику и по тому, что он пережил, — должно быть, еще и силен духом. Чтобы второй раз спуститься в тот подвал, нужно быть по-настоящему отважным. Прочитав его дневник, я представлял его себе этаким сверхчеловеком, а увидел спокойного, деловитого джентльмена.
После обеда Гаркер и его жена пошли к себе, и чуть позже, проходя мимо их дверей, я услышал постукивание пишущей машинки. Эта история их явно занимает. По словам миссис Гаркер, они по крупицам собирают все сведения и выстраивают их в хронологической последовательности. Гаркеру удалось раздобыть переписку между отправителем ящиков из Уитби и их получателем в Лондоне, в чье вёдение они поступили. Теперь он читает мой дневник, напечатанный на машинке его женой. Интересно, что же они из него извлекут. А вот и Гаркер...
Надо же, мне и в голову не приходило, что соседний дом может быть убежищем Дракулы!7 Передо мной пачка писем о покупке дома, к ней приложена машинописная копия. А кто бы мог подумать, что по¬
шшк
30 сентября
Позднее
ДРАКУЛА. Глава XVII
281
ведение моего пациента Ренфилда связано с появлением графа! О, если бы всё это было известно нам раньше, мы бы спасли бедную Люси! Хватит! От этого легко сойти с ума!8 Гаркер вернулся к себе, чтобы продолжить сводить данные. Говорит, что к ужину они смогут восстановить всю последовательность событий. Он посоветовал мне навестить Ренфилда — до сих пор тот был своеобразным барометром приездов и отъездов графа. Я еще не совсем улавливаю суть дела, но надеюсь, сопоставив даты, разобраться. Как хорошо, что миссис Гаркер напечатала мои фонографические записи! Иначе мы бы никогда не сориентировались в датах...
Ренфилд мирно сидел у себя в палате, бездельничая и добродушно улыбаясь. Выглядел он абсолютно нормальным. Я сел и начал беседовать с ним на разные темы, он рассуждал обо всём вполне разумно. Потом вдруг заговорил о своем возвращении домой; прежде, за всё время пребывания в лечебнице, он никогда не изъявлял такого желания. Теперь же просто настаивал на немедленной выписке. Да, не поговори я с Гаркером, не сопоставь даты деловых писем и время припадков Ренфилда, — тогда, еще немного понаблюдав за ним, я вскоре наверняка бы отпустил его домой. Но теперь я настороже. Все его срывы неясным для меня образом связаны с графом, находившимся поблизости. А что значит его теперешнее невозмутимое спокойствие? Быть может, он инстинктивно удовлетворен последним триумфом этого кровопийцы? Хотя что ж это я? Ведь он и сам зоофаг, а у дверей часовни соседнего дома твердил о каком-то «хозяине» и «господине». Кажется, это тоже подтверждает нашу версию. Однако я не стал засиживаться у него; пожалуй, больной не настолько безумен — небезопасно бередить его вопросами. Еще, чего доброго, призадумается, и тогда... Поэтому я ушел. Ох уж эти его спокойные состояния! Не доверяю я им; вот и сейчас на всякий случай распорядился, чтобы санитар получше присматривал за больным и всё время держал наготове смирительную рубашку.
282
БРЭМ СТОКЕР
дневник
1)Зк4>4*б41*МЖ
29 сентября, в поезде, по дороге в Лондон
Получив любезное письмо мистера Биллингтона о том, что он готов предоставить мне любую имеющуюся в его распоряжении информацию, я предпочел сам поехать в Уигби и всё выяснить на месте. Сейчас моя цель — проследить путь ужасного груза, отправленного графом в Лондон. Позже мы займемся и прочим. Биллингтон-младший, симпатичный юноша, встретил меня на вокзале и привез в дом к отцу — они пригласили меня переночевать у них. Им свойственно подлинно йоркширское гостеприимство: обеспечить гостя всем необходимым и предоставить полную свободу действий. Зная, что я очень занят и приехал ненадолго, мистер Биллингтон приготовил в своей конторе бумаги об отправке ящиков. Я пережил очень неприятный момент, когда мне в руки попало письмо, которое я уже видел — на столе у графа, еще не зная о его дьявольских планах.
Просмотрев документы, я понял, что всё было тщательно продумано, четко спланировано и точно исполнено. Казалось, граф предусмотрел любое, даже случайное, препятствие, способное помешать исполнению его замыслов. Или, как говорят американцы, «застраховался на все сто»9, абсолютная точность в выполнении инструкций была просто логическим следствием его предусмотрительности. Я снял копии с накладной («Пятьдесят ящиков обычной земли — для опытов»), с письма компании «Картер и Патерсон» и с ответа адвокатской конторы «Биллингтон и сын». Вот фактически всё, что смог предоставить в мое распоряжение мистер Биллингтон.
Потом я направился в гавань и поговорил с береговой охраной, таможенными чиновниками и начальником порта. У всех нашлось что рассказать об этой странной истории со шхуной, этой истории, которая, казалось, уже должна была быльем порасти, но никто не смог дополнить простое описание «пятидесяти ящиков обычной земли». Встретился я и с начальником станции, он любезно свел меня с рабочими, непо¬
ДРАКУЛА. Глава XVII
283
средственно занимавшимися погрузкой ящиков в поезд. Их квитанции соответствовали списку, и они лишь добавили, что ящики были «большие, тяжеленные» и никто их «не сопровождал».
«Не было при них, — с сожалением буркнул один из грузчиков, — такого джентльмена, как вы, сэр, чтобы оценить наш каторжный труд».
А другой многозначительно заметил, что даже со временем не ослабела возникшая тогда необычайная жажда. Излишне говорить, что, прежде чем проститься, я позаботился о том, чтобы надолго и в должной мере перекрыть этот источник упреков и недовольства.
30 сентября
Начальник станции был настолько любезен, что дал мне рекомендательную записку к своему старому приятелю — начальнику станции на Кингз-Кросс. Приехав утром в Лондон, я расспросил его о прибытии ящиков. Он тоже сразу свел меня с теми, кто ими занимался. Предоставленная квитанция также соответствовала накладной. О жажде упоминали и здесь, и хоть она оказалась более умеренной, я вновь позаботился о том, чтобы ее утолили ex posto facto*.
Оттуда я направился в центральную контору «Картер и Патерсон», где меня встретили очень любезно. Они просмотрели свои журналы и телефонировали10 в свое отделение на Кингз-Кросс, чтобы получить дополнительные сведения. К счастью, там оказались люди, сопровождавшие груз; начальник сразу прислал их в центральную контору, передав с ними накладную и все бумаги, имеющие отношение к доставке грузов в Карфакс. И вновь я убедился в полном соответствии с квитанцией; грузчики смогли дополнить скудное описание груза некоторыми подробностями, относившимися исключительно к пыльному характеру работы и к возникшей в результате жажде. После того как я, потворствуя их благословенному пороку, предоставил им, с помощью государственного денежного знака, возможность утолить ее, хоть и с некоторым запозданием, один из них заметил:
* задним числом [лат).
284
БРЭМ СТОКЕР
«Сударь, это был самый странный дом, в котором я когда-либо бывал в своей жизни. Провалиться мне на этом месте! В нем никто не жил лет сто. Там была такая пылища, что хоть спать ложись — жестко не будет. И всё там такое старое и в таком запустении, что мы враз почуяли запах допотопных времен. А уж старая часовня — в ней просто дух от страха захватывало! Уж конечно, мы с напарником постарались поскорее унести оттуда ноги. Ей-богу, предложи мне фунт в минуту, я бы всё равно ни за что не остался там после того, как стемнеет».
Я вполне разделял его чувства, но не признался, что бывал в этом доме и знаю, о чем речь, иначе его аппетиты могли бы возрасти.
Одним выяснившимся обстоятельством я доволен: ящики, прибывшие из Варны в Уитби на борту «Деметры», все до единого, целыми и сохранными, доставлены в старую часовню в Карфаксе. Их должно быть пятьдесят; боюсь, правда, что несколько, судя по дневнику Сьюарда, куда-то перевезли. Попытаюсь найти возчиков, забиравших ящики из Карфакса, когда на них напал Ренфилд. Может быть, они расскажут что-нибудь дельное.
Позднее
Мы с Миной работали с бумагами весь день и выстроили всё в хронологической последовательности.
жтк
Ими*
30 сентября
Радость просто переполняет меня. Наверное, потому, что миновал период постоянных опасений за Джонатана — не нанесли ли переживания в замке Дракулы и новая встреча с ним непоправимого ущерба здоровью моего мужа. Я видела, как решительно он был настроен, когда уезжал в Уитби, а у меня в душе всё замирало от недобрых предчувствий. Однако активная деятельность ему явно на пользу. Он никогда не был
ДРАКУЛА. Глава ХУП
285
таким энергичным, целеустремленным и усердным, как теперь. Милый, славный профессор Ван Хелсинг оказался прав: Джонатан — крепкий орешек, и испытания, которые слабого просто убили бы, делают его лишь более стойким. Он вернулся полный жизни, надежды и решимости; к вечеру мы привели бумаги в полный порядок. Я очень волнуюсь. Наверное, любое живое существо, на которое бы так охотились, как на графа, вызвало бы сочувствие. Но то-то и оно, что это не человек и даже не зверь. Достаточно почитать дневник доктора Сьюарда о смерти бедняжки Люси и последующих событиях, чтобы в душе сразу иссякли все источники жалости.
Позднее
Лорд Годалминг и мистер Моррис приехали раньше, чем мы ожидали. Доктор Сьюард и Джонатан ушли по делам, так что встретила их я. Для меня эта встреча была мучительной, ибо напомнила о совсем недавних надеждах Люси. Прошло всего несколько месяцев... Конечно, она говорила им обо мне; оказалось, доктор Ван Хелсинг также «пел мне дифирамбы», как выразился мистер Моррис. Бедняги, никто из них не догадывается, что мне всё известно о предложениях, которые они делали Люси.
Они чувствовали себя неловко, не зная, насколько я посвящена в происходящее и о чем можно со мной говорить, поэтому беседовали на нейтральные темы. Подумав, я решила, что лучше сразу обсудить всё, что нам известно на сегодняшний день. Из дневника доктора Сьюарда я узнала, что они присутствовали при смерти Люси — ее настоящей смерти, — поэтому, мне кажется, я не выдам преждевременно никаких тайн, если скажу им, что прочитала все бумаги и дневники, перепечатала их на машинке и мы с мужем только что привели их в порядок, выстроив события в хронологической последовательности. Итак, я вручила каждому из них по экземпляру и предложила тут же, в библиотеке, прочитать.
Лорд Годалминг, полистав свой экземпляр — получилась солидная стопка бумаг, — спросил:
286
БРЭМ СТОКЕР
«И всё это вы напечатали сами, миссис Гаркер? — А когда я кивнула, продолжил: — Не совсем понимаю, что вас побудило к этому, но вы с вашим мужем такие милые, добрые люди и работали так серьезно и энергично, что мне остается лишь, не задавая лишних вопросов, постараться помочь вам. Я уже получил урок, как следует относиться к фактам — вполне достаточный для того, чтобы стать человеком смиренным до конца своих дней. Кроме того, я знаю, вы любили мою бедную Люси...»
Голос Артура дрогнул; закрыв лицо руками, он отвернулся, не желая, чтоб видели его слезы. Мистер Моррис на мгновение деликатно положил руку ему на плечо, а затем тихо вышел из комнаты. Мне кажется, есть нечто в самой природе женщин, что позволяет мужчинам открывать им душу, делиться чувствами, не испытывая при этом унижения мужского достоинства: оставшись со мной наедине, лорд Годал- минг сел на диван и дал волю своему душевному состоянию.
Я села подле него и взяла его за руку11. Надеюсь, он не счел это слишком смелым с моей стороны и не сочтет потом. Впрочем, я несправедлива к нему, ведь он — настоящий джентльмен. Видя, что сердце у него просто разрывается на части, я попыталась поддержать его:
«Я любила Люси и понимаю, что она значила для вас, а вы для нее. Мы были с нею как сестры. И теперь, когда ее больше нет с нами, позвольте мне быть вам сестрой и разделить ваше горе. Я знаю, как много несчастий выпало на вашу долю, хотя не могу в полной мере постичь всю их глубину. Если сочувствие и сострадание хоть в какой- то мере могут поддержать вас, позвольте мне ради Люси помочь вам!»
Несколько минут бедный Артур просто не мог справиться с собой. Казалось, нашла выход вся боль пережитого им в последнее время. У него началась истерика — в тоске и отчаянии он то простирал руки к небу, то заламывал их. Он метался по комнате, а слезы потоком текли по его щекам. Мне было бесконечно жаль Артура, я обняла его. Он положил мне голову на плечо и плакал, как измученный ребенок, дрожащий от избытка чувств.
Вероятно, в сердце каждой женщины живет материнское чувство, заставляющее нас быть выше предрассудков и мирской суеты. На мгно¬
ДРАКУЛА. Глава XVII
287
вение мне показалось, что голова этого взрослого, охваченного горем человека, — голова ребенка, которую, может быть, когда-нибудь я прижму к себе. Я гладила его волосы так, будто он мой сын. В ту минуту у меня и мысли не было, что это может выглядеть странно.
Вскоре Артур успокоился, попросил извинить его за то, что не сумел сдержать свои эмоции, и сказал, что в минувшие дни и ночи — томительные дни, бессонные ночи — ему не с кем было поделиться своим горем. Не было женщины, которая бы посочувствовала ему и с которой, учитывая чудовищные обстоятельства, сопутствовавшие его горю, он мог бы откровенно поговорить.
«Теперь я понял, как я страдал, — сказал он, вытирая глаза, — но пока не знаю, и, наверное, лишь со временем смогу в полной мере оценить, что значило для меня ваше сочувствие, хотя я и сейчас уже глубоко признателен вам. Позвольте мне стать вашим братом на всю жизнь — ради нашей дорогой Люси!»
«Ради нашей дорогой Люси», — ответила я, пожимая ему руку.
«И ради вас, — добавил он. — Сегодня вы навсегда завоевали мое почтение и благодарность. И если когда-нибудь в будущем вам понадобится помощь, знайте, вам не придется долго ждать. Конечно, дай бог, чтобы ничто не затмило солнца в вашей жизни, но, если возникнет необходимость, обещайте, что известите меня».
Артур был очень серьезен, а его рана еще так свежа — и, поняв, что это его успокоит, я сказала:
«Обещаю».
Проходя по коридору, я увидела мистера Морриса, смотревшего в окно. Услышав мои шаги, он обернулся:
«Как там Арт? — спросил он и заметил мои красные глаза. — А, я вижу, вы его утешали. Бедняга! Ему это необходимо. Только женщина может помочь мужчине, когда у него сердечные неурядицы».
Сам Куинси так стойко переносил свое горе, что у меня просто защемило в груди. В руках у него была стопка бумаг; прочитав их, подумала я, он поймет, как много мне известно. И сказала ему:
«Я бы хотела утешить всех, кто страдает. Позвольте мне быть и вашим другом и, пожалуйста, приходите ко мне, если я хоть чем-то смогу вам помочь. Позднее вы поймете, почему я так говорю».
288
БРЭМ СТОКЕР
Увидев, что я говорю серьезно, он взял мою руку и, наклонившись, коснулся ее губами. Это показалось мне жалким утешением для такой мужественной, бескорыстной души, и, импульсивно потянувшись к нему, я поцеловала его. На глаза его навернулись слезы, на мгновение у него даже перехватило дыхание, но он произнес совершенно спокойно:
«Милая девочка, вы никогда не раскаетесь в своей чистосердечной доброте!» — и прошел в кабинет к своему другу.
«Милая девочка» — именно так он называл Люси! И уж кому-кому, а ей он доказал свою преданность!
30 сентября
ернулся домой в пять часов. К тому времени Годалминг и Моррис успели не только приехать, но и прочитать машинописные копии дневников и писем, собранные и систематизированные Гаркером и его замечательной женой. Гаркер еще не вернулся из поездки к возчикам, о которых мне писал доктор Хеннесси. Миссис Гаркер напоила нас чаем, и буду откровенен: впервые с тех пор, как я живу здесь, это старое здание стало похоже на домашний очаг.
Когда мы закончили пить чай, миссис Гаркер сказала:
«Доктор Сьюард, у меня к вам просьба. Хочу увидеть вашего пациента, мистера Ренфилда. Позвольте мне встретиться с ним. Меня очень интересует то, что вы написали о нем в своем дневнике!»
Она была такой трогательной и милой, что я не мог ей отказать, да и никаких оснований для отказа у меня не было. Поэтому пригласил ее с собой.
Зайдя к Ренфилду, я сообщил ему, что его хочет навестить одна дама; тот отреагировал лаконично:
«Зачем?»
«Она осматривает дом, хотела бы познакомиться с его обитателями».
«А, ну хорошо, — буркнул он, — конечно, пусть заходит. Только одну минутку, я немного приберу».
292
БРЭМ СТОКЕР
Уборка была своеобразной: он просто проглотил всех мух и пауков из своих коробок, прежде чем я успел его остановить. Он явно опасался вмешательства в свой уклад жизни. Закончив уборку и сразу повеселев, Ренфилд сказал:
«Пусть дама войдет», — и уселся на край постели, опустив голову и глядя исподлобья, чтобы все-таки видеть гостью.
У меня промелькнуло опасение, не учинит ли он какую-нибудь пакость. Помня, каким спокойным он был перед тем, как напасть на меня в моем же кабинете, я встал так, чтобы сразу перехватить его, если он только попытается броситься на миссис Гаркер.
Она вошла в палату с непринужденностью, обычно вызывающей доверие у всех сумасшедших: непосредственность — это как раз то качество, которое они очень ценят. Подойдя к нему, она с милой улыбкой приветствовала его и протянула ему руку:
«Добрый вечер, мистер Ренфилд! Как видите, я вас знаю — доктор Сьюард мне о вас рассказывал».
Он ответил не сразу, внимательно и хмуро разглядывая ее. Потом на его лице возникло выражение любопытства, сменившееся сомнением; затем, к моему великому изумлению, он воскликнул.
«Вы же не та девушка, на которой доктор хотел жениться? Впрочем, вы и не можете быть ею, ведь она умерла».
«О нет, — ответила гостья с милой улыбкой, — у меня есть муж, мы поженились еще до знакомства с доктором Сьюардом. Я — миссис Гаркер».
«Тогда что вы здесь делаете?»
«Мы с мужем гостим у доктора Сьюарда».
«Лучше уезжайте».
«Почему же?»
Я подумал, что разговор в таком духе столь же малоприятен миссис Гаркер, как и мне, и попытался переменить тему:
«Откуда вы знаете, что я хотел жениться?»
Ренфилд помолчал, перевел взгляд с миссис Гаркер на меня, презрительно заметил:
«Что за ослиный вопрос!» — и снова уставился на нее.
ДРАКУЛА. Глава XVIII
293
«Не могу согласиться с вами, мистер Ренфилд», — вступилась за меня миссис Гаркер.
Насколько презрителен он был со мной, настолько любезен и уважителен — с нею.
«Вы, конечно, понимаете, миссис Гаркер, что когда человека так любят и уважают, как нашего доктора, то всё, имеющее к нему отношение, интересует нашу маленькую общину. Доктора Сьюарда любят не только домочадцы и друзья, но даже его пациенты, хотя у некоторых из них нарушено душевное равновесие и они склонны путать местами причины и следствия. Будучи и сам постояльцем этой психиатрической лечебницы, я не мог не заметить, что софистические тенденции в мышлении некоторых больных ведут к путанице non causa* * и ignoratio elenchi»**1.
Я просто открыл рот, услышав эту тираду. Мой любимый сумасшедший, самый яркий образец из всех ему подобных, которые мне когда-либо попадались, рассуждал на философские темы, демонстрируя манеры изысканного джентльмена. Интересно, не приход ли миссис Гаркер затронул какую-то струну в его памяти? Независимо от того, была ли эта новая фаза самопроизвольной или же бессознательно инспирированной нашей милой гостьей, у этой женщины, несомненно, особая сила или дар.
Мы беседовали еще некоторое время. Увидев, что Ренфилд вполне разумен, миссис Гаркер решилась, вопросительно взглянув на меня, навести больного на его любимую тему. И вновь я был поражен, услышав, как он беспристрастно, абсолютно здраво рассуждает и даже приводит себя в качестве примера.
«Ведь я и сам человек со странными представлениями. Ничего удивительного, что мои друзья встревожились и настояли на том, чтобы меня поместили сюда. Я вообразил, что жизнь — это некая ощутимая и вечная субстанция и что, поглощая множество живых существ, пусть даже находящихся на самой низкой ступени развития, можно бесконеч¬
* нет причины (лат.).
* отсутствие [истинного] следствия (лат.).
294
БРЭМ СТОКЕР
но продлевать свою жизнь. Я так сильно в это уверовал, что как-то даже посягнул на жизнь человека. Доктор подтвердит, что однажды я пытался убить его, чтобы укрепить свои жизненные силы за счет его крови, основываясь на Священном Писании, в котором сказано: “Ибо кровь — это жизнь”2. Хотя продажа одного патентованного средства опошлила эту общеизвестную истину3. Не так ли, доктор?»
Изумленный, я кивнул в знак согласия, не зная, что и думать: невозможно было представить себе, что пять минут назад этот человек на моих глазах поедал пауков и мух. Взглянув на часы, я увидел, что пора ехать на вокзал встречать Ван Хелсинга, и сказал миссис Гаркер, что мы должны идти. Она любезно попрощалась с Ренфилдом:
«До свидания, надеюсь еще увидеть вас, но при более приятных обстоятельствах».
На это, к моему великому удивлению, он ответил:
«Прощайте, дорогая. Молю Бога, чтобы я больше никогда не увидел ваше милое лицо. Да хранит вас Господь!»
Я поехал на вокзал, а все остались дома. Бедный Арт немного повеселел, пожалуй, впервые со времени болезни Люси. И у Куинси прибавилось жизнерадостности — он наконец стал похож на самого себя.
Ван Хелсинг с мальчишеской проворностью выпрыгнул из вагона и бросился ко мне:
«А, дружище Джон, ну, как дела? Хороши? Так-так! А я был очень занят — устраивал всё таким образом, чтобы находиться здесь сколько потребуется. Мне надо вам о многом рассказать. Мадам Мина у тебя? Да? А ее славный муж? А Артур и мой друг Куинси, они тоже у тебя? Прекрасно!»
Пока мы ехали домой, я рассказал ему, что произошло за это время и как благодаря миссис Гаркер пригодился мой дневник. Профессор перебил меня:
«Ах, эта удивительная мадам Мина! У нее сердце женщины и ум мужчины, притом мужчины одаренного. Создав такое замечательное сочетание, Господь преследовал, поверь мне, определенную цель. По воле судьбы, друг мой Джон, эта женщина очень помогала нам до сих пор, но с сегодняшнего вечера она больше не будет принимать участия
ДРАКУЛА. Глава ХУШ
295
в этом ужасном предприятии. Нельзя подвергать ее такому риску. Уничтожить это чудовище должны мы, мужчины, — разве мы не дали обещание? Это не женское дело. Даже если ей не будет причинен прямой ущерб, ее сердце может не выдержать таких ужасов. И она будет страдать — наяву от нервных припадков, а во сне от кошмаров. Кроме того, она молодая женщина, замужем недавно, надо подумать и о других вещах, о будущем. Ты говоришь, она всё напечатала? Тогда ладно, сегодня уж пусть она участвует в нашем разговоре, но завтра ей надо проститься с этим делом, мы справимся сами».
Я от души согласился с ним и рассказал, что нам удалось выяснить в его отсутствие: особняк, который купил Дракула, находится по соседству с моим домом. Профессор был изумлен и, как мне показалось, расстроен.
«О, если бы мы знали об этом раньше, — вздохнул он, — мы могли бы вовремя добраться до него и спасти бедную Люси. Однако, как говорится, слезами горю не поможешь и утраченного не вернешь4. Впрочем, не будем об этом, а пройдем наш путь до самого конца».
Затем Ван Хелсинг замолчал и не вымолвил ни слова до самого дома.
Прежде чем пойти переодеться к ужину, он сказал миссис Гаркер:
«Я узнал, мадам Мина, от моего друга Джона, что вы с мужем привели в полный порядок все бумаги о происшедших событиях вплоть до настоящей минуты».
«Не до настоящей минуты, — невольно вырвалось у нее, — а до сегодняшнего утра».
«Но почему не до настоящей минуты? Мы уже видели, как важны были самые незначительные детали. Мы все поведали друг другу свои тайны, и никому от этого не стало хуже».
Миссис Гаркер покраснела и вынула из кармана листок бумаги:5
«Профессор Ван Хелсинг, пожалуйста, прочтите и скажите, стоит ли включать это? Здесь мое описание сегодняшнего дня. Я сочла необходимым записывать теперь даже пустяки, но здесь в основном всё личного характера. Взгляните, пожалуйста».
Профессор внимательно прочитал написанное и вернул ей со словами:
296
БРЭМ СТОКЕР
«Если вы возражаете, можно и не включать, но, по-моему, включить нужно. От этого ваш муж полюбит вас лишь еще сильнее, а мы, ваши друзья, будем еще больше вас чтить, уважать и — тоже любить».
Она, снова покраснев, с улыбкой взяла листок.
Таким образом, всё, что можно, вплоть до настоящего часа, собрано и приведено в порядок. Профессор тоже взял экземпляр, чтобы изучить рукопись после ужина до нашего собрания, назначенного на девять; остальные уже ее прочли. Таким образом, когда мы встретимся в кабинете, все уже ознакомятся с фактами и смогут обсудить план действий против могущественного и таинственного врага.
Собравшись в кабинете доктора Сьюарда через пару часов после ужина, назначенного на шесть, мы невольно выглядели как участники заседания какой-нибудь комиссии или комитета. Профессор Ван Хел- синг, по просьбе доктора Сьюарда, сел во главе стола. Меня он посадил справа от себя, предложив быть секретарем. Джонатан занял место рядом со мной, лорд Годалминг, доктор Сьюард и мистер Моррис — напротив.
«Надеюсь, вы все ознакомились с фактами, изложенными в этих бумагах, — начал профессор и, получив наше подтверждение, продолжал: — В таком случае, думаю, необходимо пояснить вам, с каким врагом мы имеем дело. Я расскажу вам также и о некоторых эпизодах из его жизни, мне удалось кое-что узнать. И тогда мы сможем обсудить, как нам действовать и что предпринять.
На свете существуют вампиры — у некоторых из нас была печальная возможность убедиться в этом. Но, даже не имей мы собственного горького опыта, для разумных людей свидетельства и учения прошлого достаточно убедительны. Признаюсь, вначале я был настроен скептически. Не приучай я себя долгие годы воспринимать явления как они есть, непредвзято, я не смог бы признать этот факт, наверное, до тех самых
жшк
30 сентября
ДРАКУЛА. Глава XVIII
297
пор, пока он сам не завопил бы мне прямо в ухо: “Смотри! Смотри! Вот он я. Я есть”. Увы! Знай я с самого начала то, что знаю теперь, прозрей я раньше — и одна драгоценная жизнь была бы спасена — на радость всем любившим Люси. Но возврата нет. И мы должны действовать, чтобы не дать погибнуть другим страдающим душам, пока мы еще можем их спасти. Носферату, укусивший человека, в отличие от ужалившей пчелы, не умирает. Он лишь крепнет раз от раза и обретает еще большую способность творить зло. Вампир, живущий среди нас, силен, как двадцать человек, он хитрее и коварнее, чем смертный, ибо его хитрость и коварство накапливались веками. Ему помогает некромантия, то есть, в соответствии с этимологией этого слова, гадание путем общения с душами умерших;6 мертвые, к которым он приближается, — в его власти; он жесток и даже более чем жесток, он — сам дьявол, и сердца у него нет. Носферату обладает способностью — в известных пределах, конечно — появляться когда и где угодно и в любом из своих обличий. Он может в некоторой степени управлять стихиями: бурей, туманом, громом. Ему послушны крысы, совы, летучие мыши, а еще — ночные мотыльки, и лисы, и волки; он может уменьшаться и увеличиваться в размерах, внезапно исчезать и становиться невидимым7. Но как же нам бороться с ним? Как найти его, а если найдем, то как уничтожить? Друзья мои, нам предстоят серьезные испытания; мы взялись за страшное дело и можем столкнуться с такими ужасами, от которых содрогнутся даже самые мужественные люди. В случае нашего поражения в этой битве и его победы — что нас ждет? Расстаться с жизнью — сущий пустяк, я опасаюсь не этого. На кону не просто жизнь или смерть: проиграв, мы уподобимся ему и превратимся в столь же мерзких ночных существ, как и он, чуждых совести и бессердечных, охотников за телами и душами наших близких. Небесные врата закроются для нас навсегда, и сможет ли кто-нибудь помочь нам открыть их снова? Мы будем влачить свое существование, окруженные всеобщей ненавистью, мы станем темным пятном на лике божественного солнечного мира, стрелой, направленной против Того, Кто умер за всех людей. Но нас зовет долг — так неужели мы отступим? Скажу о себе: я не отступлю. Однако я стар, и жизнь с ее солнечным светом, красотами, пением птиц, музыкой и любовью осталась для меня в прошлом. Вы же все
298
БРЭМ СТОКЕР
молоды. Некоторые из вас уже познали горе, но впереди еще немало прекрасных дней. Так что вы мне ответите?»
Профессор еще не завершил свою речь, когда Джонатан взял меня за руку. О, как же я встревожилась от того, что он протянул мне руку — я подумала, не охватил ли его страх перед надвигающейся опасностью, но каким же счастьем оказалось прикосновение этой сильной, надежной, решительной руки мужественного человека, говорящее само за себя. Тут даже не нужна женская любовь, чтобы оценить этот жест. Когда профессор закончил, мы с Джонатаном переглянулись — и поняли друг друга без слов.
«Я даю согласие за Мину и за себя», — сказал Джонатан.
«Рассчитывайте на меня, профессор», — как всегда лаконично ответил мистер Куинси Моррис.
«Я с вами, — сказал лорд Годалминг, — ради Люси, даже если бы не было других причин».
Доктор Сьюард просто кивнул.
Профессор встал и, положив на стол золотое распятие, раскинул руки в обе стороны. Я взяла его за правую руку, а лорд Годалминг — за левую, Джонатан левой рукой держал мою правую руку, и протянул свою правую руку мистеру Моррису; таким образом мы скрепили наш союз. У меня похолодело сердце, но мне и в голову не пришло отступить. Мы снова сели, и доктор Ван Хелсинг оживленно заговорил — с этого началась серьезная работа, которая требовала целеустремленности и предприимчивости, как любое жизненно важное дело.
«Итак, вы знаете, с чем нам предстоит столкнуться — но и мы с вами не беспомощны. На нашей стороне сила единения, недоступная вампирам, с нами наука, мы можем свободно думать и действовать; день и ночь в равной степени принадлежат нам. Мы ничем не ограничены и можем свободно использовать свои преимущества. Мы решительны, преданы делу и бескорыстны — это немало.
А теперь посмотрим, каковы слабости противостоящих нам общих сил противника и каковы они у отдельно взятого врага. Иными словами, в чем уязвимость вампиров вообще и данного вампира в частности. Тут мы можем обратиться только к традициям и поверьям, точнее, суеверьям. На первый взгляд кажется, что этого маловато, когда речь
ДРАКУЛА. Глава ХУШ
299
идет о жизни и смерти... или даже о чем-то большем, чем жизнь и смерть. Однако приходится довольствоваться тем, что есть. Во-первых, у нас нет иных источников, во-вторых, чтобы понять, какое оружие нужно против нашего врага, традиций и поверий вполне достаточно. Не на них ли основываются представления людей о вампирах? Впрочем, для нас — увы! — уже не только на них. Кто из нас, людей девятнадцатого века — века науки, скептицизма, материализма, — еще год назад поверил бы в существование вампиров? Мы пренебрегали даже тем, что видели собственными глазами. Но приходится признать, что представления о вампирах, их слабых сторонах и способах избавления от них ныне те же, что и прежде.
Обратите внимание на то, что вампиры встречаются всюду и во все века: в Древней Греции, в Древнем Риме; они расплодились по всей Германии, Франции, Индии, даже в Херсонесе;8 а в Китае, столь далеком от нас во всех отношениях, люди боятся их до сих пор. Вампиризм распространен среди исландских берсерков9, одержимых дьяволом гуннов, а также у славян, саксонцев, мадьяр. Так что у нас есть базовые знания, и, должен сказать, очень многие поверья подтверждаются нашим собственным горьким опытом. Вампир не смертен, он не может умереть, как люди, когда наступает их срок; ему хорошо, лишь когда он насыщается кровью живых. Более того, тогда, как мы наблюдали, он может даже молодеть; его жизненные силы возрастают, если ему в изобилии доступен его специфический корм. Но, лишенный своего питания, он хиреет — ведь он не ест, как другие, обычную пищу. Даже наш друг Д жонатан, который провел с ним несколько недель, ни разу не видел, чтобы он ел. Ни разу! Вампир не отбрасывает тени10, не отражается в зеркале — опять-таки по наблюдениям Д жонатана. Он очень силен — вспомним свидетельство Джонатана, как Дракула помог ему сойти с дилижанса или отогнал волков от дверей.
Из рассказов о прибытии шхуны в Унггби очевидно, что вампир может и сам превращаться в волка: это он растерзал собаку. Он также может принять облик летучей мыши — мадам Мина видела его на подоконнике в Уитби, мой друг Куинси — у окна мисс Люси, а Джон заметил, как тот вылетел из соседнего дома. Кроме того, он способен напускать туман — это обнаружил погибший капитан шхуны; впрочем,
300
БРЭМ СТОКЕР
участок распространения тумана невелик — только вокруг самого вампира. Он возникает в лунном свете в виде частиц пыли — Джонатан видел это в замке Дракулы при появлении обитавших там сестриц. Он может существенно уменьшаться в размерах — мы сами наблюдали, как мисс Люси до того, как обрела покой, проскользнула в склеп через щель не толще волоска. Он может, единожды проложив себе путь, проникать куда угодно и свободно выходить откуда угодно, даже если это запертые на замок помещения или герметично запаянные емкости. Он видит в темноте — немалое подспорье в нашем мире, наполовину погруженном во мрак.
А теперь слушайте меня внимательно! Да, вампир всё это умеет, но он не свободен. Точнее, свободен в той же степени, что и раб на галерах или сумасшедший у себя в палате. Он не властен пойти куда ему вздумается; будучи выродком природы, он всё же обязан подчиняться некоторым ее законам. Он не может войти ни в один дом, пока кто- нибудь из домочадцев не пригласит его; зато потом уже волен приходить, когда ему вздумается11. Его, как и всякой нечистой силы, могуществу наступает конец с рассветом. То есть его свобода действий ограничена определенными рамками. Если он находится не на своей территории, то может менять облик лишь в полночь или же на восходе либо закате солнца. Это отмечалось в прошлом и подтверждается нашим опытом.
Таким образом, если в отведенных ему пределах: в своем земном доме, в гробу, в преисподней, в неосвященном месте — например, мы знаем, как он приходил на могилу самоубийцы в Уитби, — вампир волен поступать как ему угодно, то в других местах он может менять свой облик лишь в определенное время. Известно, что он способен переходить через проточную воду лишь при слабом течении или при мелководье во время отлива. Существуют вещи, предметы, растения, которые своим воздействием лишают его силы, например, как вам уже известно, чеснок; что же касается сакральных символов, таких как мое распятие, освятившее нашу клятву, то для вампиров они ничего не значат, тем не менее эта нечисть старается держаться от них подальше и относится к ним с безмолвной почтительностью. Назову вам и другие предметы — это может вам понадобиться. Ветка шиповника, положен¬
ДРАКУЛА. Глава ХУШ
301
ная на гроб вампира, не позволит ему выйти оттуда; освященная пуля, если выстрелить в гроб, действительно убьет его насмерть, как и кол — в чем мы имели возможность убедиться; отрезанная голова также обрекает его на вечный покой. Всё это мы видели своими глазами.
Таким образом, разыскав прибежище того, кто некогда был человеком, мы можем запереть его в гробу и уничтожить, если воспользуемся уже известными нам средствами. Но он умен. Я попросил моего друга Арминия из Будапештского университета12 навести о нем справки, и вот что он выяснил по доступным источникам. По-видимому, наш вампир действительно когда-то был тем самым воеводой Дракулой, который прославился в битве с турками у Великой реки на самой границе с Турцией13. Если это правда, тогда он — недюжинный человек, потому что и в те времена, и несколько веков спустя он был известен как необыкновенно расчетливый, хитрый и храбрый воин из Залесья14. Могучий ум и железная воля ушли вместе с ним в могилу — и теперь они направлены против нас. Как сообщает Арминий15, Дракулы были великим и благородным родом16, хотя современники подозревали, что кое-кто из них имел дело с нечистой силой. Многие тайны узнали Дракулы в Шоломанче, что в горах над Германштадтским озером17, где каждый десятый ученик по соглашению становится подручным дьявола. В источниках встречаются такие слова, как stregoica — “ведьма”, ordog и pokol — соответственно “сатана” и “ад”18, а в одном из преданий Дракула прямо назван “вампиром” — теперь мы прекрасно понимаем почему. В его роду были великие мужи и добрые жены, их славные останки освящают землю, в которой гнездится эта нечисть. Тут немаловажно и не менее пугающе то, что это дьявольское существо обитает непременно по соседству с добром; его кости не могут находиться в земле, не освященной прахом предков».
В это время мистер Моррис начал пристально всматриваться в окно, затем тихо встал и вышел из комнаты. После недолгой паузы профессор продолжал:
«А теперь мы должны решить, что делать. У нас много данных, и нам надо заняться подготовкой нашей кампании. Джонатан установил, что из Трансильвании в Уитби прибыло пятьдесят ящиков земли, все они были доставлены в Карфакс; известно также, что затем несколько ящиков отправили в другое место. Мне кажется, прежде всего нужно
302
БРЭМ СТОКЕР
установить, находятся ли остальные ящики в соседнем доме или их также куда-то перевезли; тогда мы должны проследить...»
Внезапно нас прервали. На улице грянул пистолетный выстрел, пуля пробила оконное стекло — оно разлетелось вдребезги, а пуля рикошетом отскочила от верхней части проема и ударилась о противоположную стену комнаты.
Я вскрикнула — наверное, в душе я трусиха. Мужчины вскочили, лорд Годалминг бросился к окну, распахнул его, и мы услышали голос мистера Морриса:
«Простите! Я, должно быть, напугал вас. Сейчас вернусь и объясню, в чем дело».
Через минуту он вошел и сказал:
«Конечно, это была глупость с моей стороны, искренне прошу простить меня, миссис Гаркер. Боюсь, я ужасно напугал вас. Дело в том, что во время рассказа профессора прилетела огромная летучая мышь и села на подоконник. После недавних событий я просто не терплю этих мерзких тварей, поэтому я вышел на улицу и выстрелил в нее: теперь я всегда так делаю, когда вижу их по вечерам. Ты еще смеялся надо мной из-за этого, Арт».
«Вы попали в нее?» — спросил Ван Хелсинг.
«Не знаю; думаю, что нет — она улетела в лес».
И он сел на свое место, а профессор продолжил:
«Мы должны установить местонахождение всех ящиков и после этого поймать и убить чудовище в его укрытии или, скажем так, стерилизовать землю, чтобы оно не могло больше в ней укрываться — тогда в конце концов мы сможем найти его в человеческом образе между полуднем и заходом солнца, то есть когда оно слабее всего. Теперь о вас, мадам Мина. Сегодня вечером вы участвуете в наших делах последний раз. Вы слишком дороги всем нам, чтобы подвергать вас такому риску. С этого вечера никаких вопросов. Мы всё расскажем вам в свое время. Мы — мужчины и должны сами справляться с проблемами. Вы же — наша звезда и надежда, мы будем гораздо свободнее в своих действиях, зная, что вы — вне опасности».
Все мужчины, даже Джонатан, казалось, почувствовали облегчение. Получается, они будут подвергаться риску и даже, быть может,
ДРАКУЛА. Глава XVIII
303
ради моей безопасности меньше заботиться о своей. Но они уже всё решили, и, хотя эта пилюля показалась мне очень горькой, ничего не оставалось, кроме как смириться с таким проявлением рыцарства.
Обсуждение завершил мистер Моррис:
«Не будем терять ни минуты. Предлагаю осмотреть его дом сейчас же. В этом деле всё решает время, а наши быстрые действия помогут избежать новых жертв».
Признаюсь, когда пришло время взяться за работу, сердце у меня упало, но я не произнесла ни слова, больше всего опасаясь стать для них обузой или помехой — тогда они могут отстранить меня даже от участия в совещаниях. Итак, они отправились в Карфакс, намереваясь пробраться в дом.
Мне же, очень по-мужски, предложили лечь спать, — как будто женщина может заснуть, когда ее любимый в опасности! Ну что же, лягу и притворюсь спящей, чтобы Джонатан лишний раз не волновался из-за меня, когда вернется.
Только мы собрались выйти из дома, как принесли записку от Ренфил- да. Он спрашивал, могу ли я немедленно прийти к нему — у него для меня чрезвычайно важное сообщение. Я велел санитару ответить, что зайду утром, а сейчас занят. Однако тот пояснил:
«Он очень настаивает, сэр. Никогда не видел его в таком нетерпении. Конечно, наверняка я не знаю, но думаю, что, если вы с ним сейчас не повидаетесь, у него может случиться ужасный припадок».
Я знаю, этот человек не будет говорить зря, поэтому ответил: «Хорошо, сейчас приду», — и попросил остальных немного подождать, поскольку мне надо срочно навестить пациента.
«Возьми меня с собой, дружище Джон, — попросил профессор. — Его случай, описанный в твоем дневнике, меня очень заинтересовал, и, кроме того, болезнь этого человека имеет отношение к нашему делу.
wттч
1 октября, 4 часа утра
304
БРЭМ СТОКЕР
Мне необходимо увидеть его, особенно теперь, когда он в возбужденном состоянии».
«А можно и мне пойти?» — спросил лорд Годалминг.
«А нам?» — присоединились Куинси Моррис и Гаркер.
Я кивнул, и мы все вместе пошли по коридору.
Ренфилд действительно был сильно возбужден, но говорил и держался гораздо лучше, чем при нашей последней встрече. Он вел себя так, будто хорошо сознавал собственное положение — никогда раньше я не наблюдал подобного у сумасшедших; к тому же он был абсолютно уверен, что его аргументы гораздо убедительнее всех прочих.
Мы вошли к нему в палату вчетвером; кроме меня вначале никто не произнес ни слова. Ренфилд потребовал, чтобы я немедленно выписал его из лечебницы и отпустил домой, так как он выздоровел, — и своими разговорами, манерой держаться стал показывать мне, насколько хорошо себя чувствует.
«Я взываю к вашим друзьям — возможно, они не откажутся высказаться по моему делу. Кстати, вы забыли нас познакомить».
Я был настолько поражен его поведением, что в тот момент меня даже не удивила необычность претензии сумасшедшего, который, находясь в психиатрической лечебнице, требует представить его посетителям. К тому же больной держался с достоинством истинного джентльмена, привыкшего к общению с равными себе, поэтому я тотчас исправил свою ошибку:
«Лорд Годалминг, профессор Ван Хелсинг, мистер Куинси Моррис из Техаса, мистер Джонатан Гаркер — мистер Ренфилд».
Он по очереди пожал всем руки и даже нашел, что сказать большинству присутствующих:
«Лорд Годалминг, я имел честь быть одно время помощником вашего отца в “Уиндеме”;19 очень огорчен тем, что, судя по вашему титулу, его уже нет в живых. Этого в высшей степени достойного человека любили и уважали все, кому довелось его знать; мне рассказывали, что в молодости он придумал жженый ромовый пунш, ныне популярный на празднике в Дерби...20
Мистер Моррис, вы должны гордиться великим Техасом. Его принятие в состав Соединенных Штатов21 — прецедент, который будет
ДРАКУЛА. Глава XVIII
305
иметь далекоидущие последствия; настанет день, когда и полюс22, и тропики присягнут на верность звездно-полосатому флагу... Мощь Американского государства может возрасти настолько, что доктрина Монро23 отойдет в область политических преданий.
Как можно выразить восторг от встречи с Ван Хелсингом? Сэр, я не прошу прощения за то, что не предваряю ваше имя обычными титулами. Когда человек совершил революцию в терапии своим открытием непрерывной эволюции мозгового вещества, обычные ученые звания становятся неуместны, так как низводят великое имя до обыкновенного. Вас, джентльмены, призванных занимать почетное место в этом непрестанно меняющемся мире, как принадлежностью к славным фамилиям, так и своими природными дарованиями, приглашаю в свидетели: я столь же нормален, как и большинство людей, пользующихся полной свободой. Уверен, что вы, доктор Сьюард, будучи гуманистом и юридически просвещенным врачом, сочтете своим моральным долгом отнестись ко мне как к человеку, попавшему в экстраординарную ситуацию и заслуживающему самого серьезного отношения к его просьбе». — Последнюю фразу он произнес льстиво, убежденно и даже с некоторым шармом.
Все буквально опешили. На миг даже мне, знакомому с характером Ренфилда и историей его болезни, показалось, что рассудок вернулся к нему, и у меня возникло сильное желание сказать, что я удовлетворен его состоянием и позабочусь о формальностях, необходимых для его выписки утром. Но потом всё же решил подождать, прежде чем делать такое серьезное заявление, зная по опыту, что больной подвержен внезапным рецидивам. Поэтому я ограничился общим замечанием о стремительном улучшении его состояния, обещая утром подробнее поговорить с ним и подумать, что можно сделать для удовлетворения его просьбы.
Это совершенно не устроило Ренфилда.
«Боюсь, доктор Сьюард, что вы не совсем поняли меня, — быстро заговорил он. — Я хочу уехать немедленно, сейчас, сию минуту! Время не ждет — такова суть моего, да и вашего тоже, негласного соглашения с костлявой24. Уверен, что великолепному практику доктору Сьюарду
306
БРЭМ СТОКЕР
достаточно услышать столь простое, но не терпящее отлагательства желание, чтобы его исполнение было гарантировано».
Он внимательно посмотрел на меня и, угадав на моем лице отказ, повернулся к остальным, испытующе вглядываясь в каждого из них. Однако, не найдя отклика, спросил:
«Неужели мои надежды обманули меня?»
«Да, обманули», — сказал я откровенно и даже резко, что сам сразу же ощутил.
Наступило молчание, потом Ренфилд медленно произнес:
«Тогда позвольте несколько по-иному выразить мою просьбу. Прошу вас об уступке, милости, привилегии, — как угодно. Готов умолять — не ради себя, а ради других. Я не вправе сообщить вам свои мотивы, но, поверьте, это добрые, серьезные, бескорыстные мотивы, основанные на высоком чувстве долга. Если бы вы могли, сэр, заглянуть в мое сердце, то непременно разделили бы мои чувства. Более того, вы причислили бы меня к своим лучшим и самым верным друзьям».
И он опять обвел нас испытующим взглядом. У меня же крепло убеждение в том, что внезапная перемена в его манере выражаться, в его логике — лишь новая форма или фаза помешательства, и я решил дать ему возможность продолжать, зная по опыту, что, как все сумасшедшие, он в конце концов себя выдаст.
Ван Хелсинг смотрел на Ренфилда так внимательно, что от напряженной сосредоточенности взгляда его густые брови почти сошлись. И вдруг он обратился к моему больному тоном, который буквально поразил меня — но не в тот момент (сразу я не обратил на это внимания), а потом, когда вспомнил, — это был тон обращения к равному: «Не могли бы вы откровенно изложить подлинную причину вашего желания выйти на свободу именно этой ночью? Ручаюсь, если вы убедите меня — человека постороннего, лишенного предрассудков, обладающего открытым умом, — то доктор Сьюард на свой страх и риск, под свою ответственность предоставит вам эту привилегию».
Ренфилд грустно покачал головой с выражением горького сожаления на лице. Тогда профессор продолжал:
«Послушайте, сэр, подумайте сами! Вы требуете, чтобы к вам отнеслись как к совершенно здоровому человеку, стараетесь произвести
ДРАКУЛА. Глава XVIII
307
на нас впечатление своей разумностью, здравым смыслом, однако у нас есть основания сомневаться в ваших словах — вы же еще не прошли весь курс лечения. И если вы не поможете нам подобрать самый правильный курс, то как же мы сможем оказать вам помощь, которой вы ждете от нас? Будьте благоразумны, помогите нам, а мы, если это в наших силах, пойдем вам навстречу».
Ренфилд, вновь покачав головой, ответил:
«Мне нечего сказать, профессор Ван Хелсинг. Ваши аргументы убедительны, и, будь я вправе говорить, у меня бы не было ни малейших колебаний, но в моем случае не я хозяин положения. Могу лишь просить вас поверить мне. Но в случае отказа я снимаю с себя всякую ответственность».
На этом я решил прекратить эту сцену, приобретающую оттенок какой-то комической мелодрамы, и, направившись к двери, сказал:
«Идемте, друзья мои. У нас еще есть дела. Спокойной ночи, Ренфилд».
Однако, когда я был уже у самой двери, с больным произошла разительная перемена. Он бросился ко мне так стремительно, что у меня мелькнула мысль о попытке нового покушения. Но мои подозрения были напрасными: он умоляюще простер ко мне руки — безмолвно повторяя свою просьбу об освобождении. Хотя он и почувствовал, что такой переизбыток эмоций настраивает нас против него и возвращает к прежнему представлению о нем, он, однако же, сделался еще экспансивнее.
Взглянув на Ван Хелсинга и увидев по его глазам, что он разделяет мое мнение, я стал еще строже и жестом показал Ренфилду, что все его усилия ни к чему не приведут.
Мне уже и раньше приходилось наблюдать, как в нем нарастало возбуждение, когда он требовал чего-то важного для себя, например кошку. Я ожидал обычной угрюмой покорности после категорического отказа, но мои ожидания не оправдались: убедившись, что ему рассчитывать не на что, Ренфилд впал в настоящее неистовство — бросился на колени, протягивая ко мне руки, заламывая их в жалобной мольбе, и разразился потоком стенаний, при этом слезы ручьем лились по его щекам, лицо и жесты выдавали глубочайшее волнение.
308
БРЭМ СТОКЕР
«Взываю к вам, доктор Сьюард, о, просто заклинаю — сейчас же выпустите меня из этого дома. Вышлите меня как и куда угодно, в цепях, в смирительной рубашке, скованного по рукам и ногам, в сопровождении санитаров с кнутами, хоть в тюрьму, только позвольте уйти отсюда. Вы не понимаете, что творите, оставляя меня здесь. Говорю вам от чистого сердца, от всей души. О, если бы вы знали, кому вредите и как! О, если бы я мог вам сказать! Горе мне, ибо я не могу! Во имя всего, что для вас свято и дорого, в память о вашей погибшей любви, ради еще живущей в вас надежды, ради всемогущего Господа, увезите меня отсюда и спасите мою душу от гибели! Неужели вы не слышите меня, люди? Не понимаете! И ничто вас не учит! Неужели вы не видите, что я в здравом уме и говорю серьезно, что я не шучу, я не сумасшедший в припадке безумия, а нормальный, разумный человек, который стремится спасти свою душу?! О, услышьте меня! Услышьте! Отпустите! Отпустите! Отпустите!»
Понимая, что, если это еще продлится, он совсем разойдется и всё кончится припадком, я поднял его с колен, взяв за руку.
«Довольно, довольно, более чем достаточно, — твердо произнес я. — Ложитесь в постель и постарайтесь успокоиться, возьмите себя в руки».
Ренфилд неожиданно затих и внимательно посмотрел на меня. Потом, не говоря ни слова, встал, прошел по комнате и сел на край постели. Силы, как бывало и прежде, покинули его — я этого ожидал.
Когда я последним выходил из палаты, он сказал мне каким-то неестественно спокойным голосом:
«Думаю, со временем вы оцените мою сегодняшнюю попытку по достоинству, доктор Сьюард, — я сделал всё, что мог, пытаясь убедить вас».
XIX
WBBHHK
7 октября, 5 часов утра
легким сердцем я отправился вместе с остальными в соседний, принадлежащий графу дом, ибо давно уже не видел Мину в таком прекрасном настроении. Я так рад, что она согласилась отойти от этого дела, предоставив его нам, мужчинам. Мне всё время было не по себе оттого, что она участвует в этом опасном предприятии. Но теперь ее миссия закончена, а ведь благодаря именно ее энергии, уму и предусмотрительности удалось воссоздать полную картину событий, связать концы с концами так, что каждая деталь обрела смысл. Она свое дело сделала, остальное ложится на наши плечи.
Мне кажется, всех немного расстроила сцена с мистером Ренфил- дом. Выйдя из его палаты, мы хранили тяжелое молчание, пока не вернулись в кабинет.
«Слушай, Джек, — обратился мистер Моррис к доктору Сьюарду, — если этот человек не блефовал, то он — самый разумный сумасшедший из тех, что мне встречались. Стопроцентной уверенности у меня, конечно, нет, но, похоже, у него и в самом деле была серьезная причина, и в таком случае с ним обошлись сурово, даже не дав ему
шанса».
Лорд Годалминг и я молчали, а профессор Ван Хелсинг заметил: «Джон, дружище, разумеется, ты знаешь о сумасшедших больше меня, и я этому рад, ведь, боюсь, если бы решать пришлось мне, я бы
312
БРЭМ СТОКЕР
отпустил его до того, как он закатил эту истерику в конце. Но век живи — век учись, а в нашем деле нельзя без страховки на все сто, как сказал бы мой друг Куинси. Что ни делается, всё делается к лучшему».
Доктор Сьюард ответил им задумчиво:
«Не знаю! Но, пожалуй, кое в чем я с вами согласен. Если бы этот человек был обычным сумасшедшим, наверное, ему можно было бы поверить, но он явно связан с графом, и я боюсь наломать дров, потакая его причудам. Помню, он с такой же страстью молил о кошке и кидался на меня, готовый в буквальном смысле перегрызть мне горло. Кроме того, он называл графа “господин” и “хозяин” и, возможно, хочет выйти на волю, чтобы каким-нибудь дьявольским образом помочь ему. А уж это чудовище, со всеми его волками, крысами и прочей нечистью, думаю, не побрезгует использовать и столь респектабельного безумца. Хотя согласен: на сей раз Ренфилд выглядел вполне нормальным. Надеюсь, мы поступили правильно. Всё, что связано с этим жутким делом, способно вывести из равновесия любого человека».
«Дружище Джон, не волнуйся, — сказал серьезно и благожелательно профессор, положив ему руку на плечо. — Мы постараемся исполнить свой долг в этой очень печальной и тяжелой ситуации и будем стараться поступать наилучшим образом. Нам остается надеяться лишь на милосердие всемогущего Господа».
Тут лорд Годалминг, тихо вышедший из комнаты на несколько минут, вернулся с серебряным свистком в руках.
«В этой старой развалине, — заметил он, — вероятно, полно крыс; будем их распугивать свистом».
Перебравшись через стену, мы направились к дому, стараясь, когда из-за облаков выходила луна, держаться в тени деревьев на лужайке. Мы подошли к крыльцу, профессор открыл сумку и, вытащив оттуда всякую всячину, разложил на ступеньках на четыре кучки, видимо, для каждого из нас.
«Друзья мои, — сказал он, — мы затеяли очень опасную игру и должны защитить себя всеми возможными способами. Наш противник не просто бесплотен. Помните, он силен, как двадцать взрослых мужчин; наши с вами шеи можно сломать и свернуть, а на него обычной силой воздействовать нельзя. Один богатырь или несколько сильных мужчин
ДРАКУЛА. Глава XIX
313
вместе еще могут иногда удержать его, но нанести ему увечье — так, как это способен сделать он, — люди, конечно, не в состоянии. И нужно остерегаться его прикосновений. Носйте это у самого сердца. — И он протянул мне, стоявшему подле него, маленькое серебряное распятие. — Наденьте эти цветы себе на шею. — И он дал каждому венок из увядших цветков чеснока. — А для более земных врагов — револьвер и нож. И на всякий случай вот вам маленькие электрические лампочки1, можете прикрепить их себе на грудь, но самое главное и важное — вот это: с сим сакральным предметом мы должны обращаться очень бережно, не расточая понапрасну».
Он положил в обертку маленький кусочек освященной облатки и передал мне. Все остальные получили то же самое.
«А теперь, дружище Джон, — сказал профессор, — где отмычки? Если нам удастся открыть дверь, то не придется вламываться в дом через окно, как тогда у мисс Люси».
Доктор Сьюард, попробовав несколько отмычек, быстро нашел подходящую — дала себя знать сноровка хирурга. После некоторого раскачивания взад-вперед дверь поддалась и, скрежеща ржавыми петлями, медленно отворилась. Это поразительно напомнило мне эпизод из дневника доктора Сьюарда — наверное, с таким же отвратительным скрежетом открывалась дверь склепа мисс Вестенра. Видимо, то же пришло в голову и остальным: не сговариваясь, все слегка отпрянули. Первым в дом вошел профессор.
«In manus tuas, Domine!»*’2 — проговорил он и перекрестился, переступая порог.
Мы закрыли за собой дверь, чтобы свет фонариков не привлек ничьего внимания со стороны дороги. Профессор тщательно проверил, как работает замок — сможем ли мы быстро отпереть его, если будем торопиться к выходу, — и, включив наши лампочки, мы приступили к поискам.
Лучи крохотных фонариков перекрещивались, создавая причудливую игру света, или, может, это мы отбрасывали гигантские тени, но я не мог избавиться от ощущения, что в доме был кто-то еще. Скорее
* В руки Твои, Господи! [лат)
314
БРЭМ СТОКЕР
всего, под воздействием мрачной обстановки во мне пробудились воспоминания о страшных днях в Трансильвании. Но, думаю, остальные ощущали то же самое — они, как и я, оглядывались на каждую мелькнувшую тень, на каждый шорох.
Всё было покрыто густым слоем пыли. Казалось, сплошной серый ковер устилал пол, за исключением тех мест, где были заметны свежие следы; осветив их фонариком, я различил отпечатки сапожных гвоздей с широкой шляпкой. Ворсистыми от пыли были и стены, а по углам под ее тяжестью, подобно старым лохмотьям, провисали сети паутины. В зале на столе лежала большая связка ключей, на каждом из них был пожелтевший ярлык. По-видимому, ключами несколько раз пользовались — в слое пыли на столе имелись прогалины, подобные той, что образовалась, когда профессор взял связку. Он повернулся ко мне и спросил:
«Вы ведь знаете этот дом, Джонатан? Вы же делали копию его плана, во всяком случае, вам он знаком больше, чем нам. Как пройти в часовню?»
Я приблизительно представлял себе, где она находится, хотя в свой первый визит сюда и не смог в нее попасть. В конце концов, после нескольких неверных поворотов, я всё же привел моих спутников к низкой, сводчатой дубовой двери, обитой железными полосами.
«Мы вот здесь», — пробормотал профессор, осветив лампочкой маленький план дома, скопированный с моих документов для купли-продажи.
Немного повозившись, мы подобрали ключ из связки, открыли замок и вошли. Конечно, мы готовились к чему-то неприятному, тем более что сквозь щели просачивался слабый нехороший запах, но такого страшного смрада не ожидал никто. Из всех нас лишь я встречался с графом лицом к лицу, однако тогда в замке он «постился»; впрочем, один раз я все-таки видел его напившегося кровью, это было в разрушенной часовне замка, но она сравнительно хорошо проветривалась. В этом же закрытом и тесном помещении воздух был затхлым и зловонным — пахло гниющей землей и какими-то тошнотворными испарениями. Как описать этот смрад? Это был не просто запах разложения, смешанный со сладковатым едким запахом крови, а, казалось, сам
ДРАКУЛА. Глава XIX
315
тлен. Фу! Меня мутит от одного воспоминания. Дыхание этого чудовища просто отравило воздух и само место, сделав его еще отвратительнее.
В обычных обстоятельствах зловоние, конечно, положило бы конец нашему предприятию, но обстоятельства были из ряда вон; благородная цель придавала нам силы, позволившие преодолеть физическое отвращение. Справившись с приступом гадливости, вызванным первой тошнотворной волной смрада, мы взялись за работу, как будто находились в саду, полном роз.
«Прежде всего, — наставлял профессор, — нужно установить, сколько здесь ящиков, потом обследовать каждую дыру, угол, щель; возможно, прояснится, куда делись остальные».
Мы внимательно осмотрели помещение. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: ящики такие громадные, что невозможно ошибиться при подсчете. Из пятидесяти в наличии — лишь двадцать девять!
Тут я обмер от страха, когда вслед за лордом Годалмингом, внезапно повернувшимся к двери, заглянул в глубь темного коридора: мне показалось, я увидел силуэт графа, его мертвенно-бледное зловещее лицо с горбатым носом, красные глаза и красные губы. Когда спустя мгновение призрак исчез, лорд Годалминг воскликнул:
«Мне почудилось чье-то лицо, но это лишь игра теней!»
И он возобновил осмотр, я же осветил коридор фонариком: там никого не было, только толстые капитальные стены — ни потайных уголков, ни дверей, ни проемов, спрятаться было некуда, даже ему. Решив, что у меня от страха просто разыгралось воображение, я никому ничего не сказал.
Несколько минут спустя Моррис, осматривая какой-то угол, внезапно отшатнулся. Мы все моментально взглянули в его сторону — нервное напряжение явно возрастало — и увидели множество фосфоресцирующих точек, мерцавших, как крохотные звездочки. Мы все невольно отпрянули: в комнату хлынул поток крыс.
Мы застыли в шоке — все, кроме лорда Годалминга, явно предвидевшего эту встречу. Бросившись к огромной, обитой железом дубовой двери — ее вид снаружи описал доктор Сьюард, да и мне тоже она была уже знакома, — он повернул ключ в замке, отодвинул большие
316
БРЭМ СТОКЕР
засовы и, распахнув ее, пронзительно свистнул в маленький серебряный свисток, который достал из кармана. Ему ответил собачий лай, донесшийся от дома доктора Сьюарда, и через минуту из-за угла выскочили три терьера3. Мы невольно отступили к двери, и я заметил, что в этом месте на слое пыли виднелись следы — видимо, здесь выносили ящики.
А крыс тем временем становилось всё больше. В лучах фонариков, освещавших их юркие темные спины и мерцающие зловещие глаза, стало казаться, будто земляной пол усеян светлячками. Собаки бросились к нам, но у порога вдруг остановились, зарычали, а потом, одновременно подняв морды кверху, жалобно завыли. Крысы просто кишмя кишели и буквально вытеснили нас из помещения.
Тогда лорд Годалминг взял одну из собак на руки, внес ее внутрь и опустил на пол. Едва ее лапы коснулись земли, как к ней вернулся инстинкт, и она храбро ринулась на своих исконных врагов. Успев разделаться лишь с десятком-другим грызунов, она так быстро обратила их в бегство, что прочим собакам, попавшим внутрь тем же способом, досталось уже совсем мало добычи.
После бегства крыс мы почувствовали облегчение, будто избавились от присутствия темных сил; собаки носились и весело лаяли на тела поверженных врагов, переворачивая их, встряхивая и подкидывая в воздух. К нам вернулось бодрое настроение. То ли атмосфера как-то посвежела после того, как мы открыли дверь часовни, выходящую во двор, то ли мы сами ощутили себя лучше, выйдя на воздух, но, несомненно, страх и напряжение спали с нас, как пелена, и наше пребывание здесь уже не казалось столь мрачным, как вначале, хотя мы ни на йоту не поколебались в своей решимости.
Заперев дверь и взяв с собой собак, мы осмотрели дом, но ничего не нашли, кроме необычайно толстого слоя пыли, сохранившего лишь мои следы, оставленные во время первого посещения.
Собаки вели себя спокойно и, даже когда мы вернулись в часовню, рыскали по ней, как будто охотились на кроликов в летнем лесу.
На востоке уже светало, когда мы вышли на крыльцо. Профессор Ван Хелсинг вынул из связки ключ от двери дома и, заперев ее, положил себе в карман.
ДРАКУЛА. Глава XIX
317
«Итак, — подвел он итог нашей вылазки, — ночь прошла весьма удачно. Несмотря на опасения, мы не понесли никакого урона и установили, сколько ящиков отсутствует. Но более всего я рад, что наш первый и, возможно, самый трудный и опасный шаг был совершен без участия нашей милой мадам Мины, без омрачения ее жизни кошмарными зрелищами, звуками, запахами, которые, может быть, она не забыла бы никогда. И еще один урок мы получили, если уж рассуждать a particulari:* 4 эти твари, подчиняющиеся графу, не обладают никакими сверхъестественными способностями — вы видели, крысы, как и волки, откликаются на его зов, но крысы очертя голову бегут от собачек моего друга Артура. Конечно, нас ожидают новые трудности и опасности, но сегодня ночью это чудовище не пустило в ход свою власть над темными силами. Вполне вероятно, оно было где-то в другом месте. Ну что ж! Мы объявили “шах” в той шахматной партии, где на кону человеческие души. А теперь идемте домой. Близок рассвет, и у нас все основания быть довольными своей работой в первую ночь. Хотя впереди, возможно, нас ожидает еще много опасных дней и ночей, но мы не отступим перед угрозой».
Когда мы вернулись, в здании лечебницы было тихо, лишь какой-то несчастный вскрикивал в одной из дальних комнат да из палаты Рен- филда доносились тихие стоны. Бедняга наверняка, как и многие безумцы, терзал себя ненужными мучительными размышлениями.
Я на цыпочках пошел в отведенную нам комнату. Мина во сне дышала так тихо, что мне пришлось нагнуться к ней, чтобы услышать дыхание. Выглядела она бледнее обычного. Надеюсь, наши вчерашние разговоры не очень ее расстроили. Я действительно очень благодарен профессору за то, что она больше не будет участвовать в наших делах, даже в их обсуждении. Для женщины это слишком сильное испытание. Поначалу я так не думал, но теперь понял и рад, что вопрос решен. Мину легко растревожить, а скрывать от нее что-либо еще хуже — она может заподозрить неладное. Поэтому лучше ей вообще ничего не знать о наших планах, а когда придет время, мы расскажем ей, что всё позади и земля свободна от этого исчадия ада. Конечно, трудно скрытничать
* в частности (лат.).
318
БРЭМ СТОКЕР
после нашей ставшей уже привычной откровенности, но нужно проявить твердость — утром ничего не скажу ей о ночных событиях, даже если она будет спрашивать. Лягу на диване, чтобы не разбудить ее.
Вполне естественно, что после напряженного дня и бессонной ночи мы спали как убитые. Даже на Мине сказалось вчерашнее напряжение: хотя я и сам спал едва ли не до полудня, но проснулся всё же раньше и с трудом разбудил ее. Она так крепко спала, что, открыв глаза, первые несколько минут смотрела на меня с невыразимым ужасом, явно не узнавая. Так обычно ведут себя после увиденного во сне кошмара. Она жаловалась на усталость, и я оставил ее лежать в постели.
Теперь мы знаем, что вывезен двадцать один ящик и, вероятно, сможем отыскать следы нескольких из них, а возможно, и всех. И чем скорее, тем лучше. Наша решимость, конечно, поможет нам. Я сегодня же постараюсь найти Томаса Снеллинга.
Около полудня меня разбудил профессор; он вошел в мою комнату и был веселее обычного — очевидно, результаты нашей вылазки сняли с его души какую-то тяжесть. Поговорив о событиях минувшей ночи, он вдруг заметил:
«Меня очень интересует твой пациент. Можно мне сегодня утром вместе с тобой проведать его? Но, если ты сейчас будешь занят, могу, с твоего позволения, зайти к нему один? Впервые встречаю сумасшедшего, рассуждающего на философские темы, да еще так здраво».
У меня была срочная работа, я не хотел заставлять его ждать, поэтому был не только не против, но даже рад, что он пойдет один. Позвав санитара, я дал ему необходимые инструкции. Перед уходом я предостерег Ван Хелсинга от иллюзий по поводу моего пациента.
1 октября, позднее
жшк
1 октября
ДРАКУЛА. Глава XIX
319
«Но я собираюсь, — ответил профессор, — говорить с ним о нем самом, о его мании поглощать живых существ. Я прочел вчера в твоем дневнике, что он сказал мадам Мине, будто когда-то верил в полезность этого занятия. Почему ты улыбаешься, друг Джон?»
«Простите, но ответ здесь, — сказал я, положив руку на напечатанные материалы. — Когда наш разумный и образованный сумасшедший рассказывал, что когда-то имел обыкновение поглощать жизнь, во рту у него еще сохранялся отвратительный вкус мух и пауков, которых он съел на моих глазах перед самым приходом миссис Гаркер».
«Прекрасно! — в свою очередь улыбнулся Ван Хелсинг. — Хорошая память, дружище Джон. Мне бы такую же. Но пойми, именно из-за такой непоследовательности психические заболевания и интересны для исследования. Возможно, из глупостей сумасшедшего я извлеку больше полезного, чем из премудрых теорий иных ученых. Кто знает?»
Я занялся своей работой и вскоре закончил ее. Казалось, времени прошло совсем немного, но Ван Хелсинг уже вернулся в мой кабинет.
«Не помешаю?» — вежливо спросил он, остановившись в дверях.
«Нисколько, — ответил я. — Заходите. Работа закончена, я свободен. Могу пойти с вами, если хотите».
«Не нужно, я его уже видел».
«Ну и как?»
«Боюсь, твой пациент невысокого мнения обо мне. Наша беседа была короткой. Когда я вошел, он сидел на табурете посреди комнаты, опершись локтями о колени, с выражением мрачного недовольства на лице. Я обратился к нему приветливо и почтительно. Он промолчал. “Разве вы не узнаёте меня?” — спросил я. Ответ был не слишком обнадеживающим: “Узнаю, и очень хорошо узнаю. Вы — старый дурак Ван Хелсинг. Хорошо, если б вы убрались вместе со своими идиотскими теориями куда-нибудь подальше. Будь прокляты тупоголовые голландцы!” И больше не проронил ни слова, так и сидел, невозмутимо-мрачный, игнорируя мое присутствие, как будто меня и не было в комнате. Ну что же, на сей раз поучиться у мудрого безумца не получилось; пойду, пожалуй, отведу душу в приятной беседе с нашей милой мадам Миной. Друг мой Джон, меня бесконечно радует то, что она больше не
320
БРЭМ СТОКЕР
станет волноваться из-за этих ужасов. Хотя нам будет, конечно, сильно недоставать ее общества, но так лучше».
«Вы совершенно правы, — подхватил я, не желая, чтобы у него возникли какие-либо сомнения на этот счет. — Конечно, миссис Гаркер надо держаться подальше от этого кошмара, достаточно тяжкого и для нас-то, умудренных жизненным опытом и не раз попадавших в сложные переплеты. Это испытание не для женщины, со временем оно бы неизбежно ее подкосило».
Итак, Ван Хелсинг пошел к миссис Гаркер и ее мужу; Куинси и Арт поехали выяснять местонахождение увезенных ящиков. Я же закончу дела, и вечером мы все вместе встретимся.
Довольно странно находиться в неведении и после стольких лет нашей с Джонатаном полной откровенности видеть, как он старательно избегает говорить на некоторые, жизненно важные, темы. После вчерашнего утомительного дня я спала очень долго; правда, и Джонатан встал поздно — но всё же раньше меня. Перед уходом он говорил со мной особенно ласково и нежно, но не проронил ни слова о вчерашнем посещении дома графа, хотя, конечно, понимал, как я беспокоилась. Бедняжка! Думаю, это расстроило его еще больше, чем меня. Они все говорили, что мне лучше не вмешиваться в это ужасное дело, и я уступила. Теперь же стоит мне лить подумать о том, что он скрывает от меня нечто важное, и... и я, как дурочка, плачу, хотя знаю: эта таинственность продиктована искренней любовью мужа и самыми добрыми намерениями друзей.
Мне стало легче. Что ж, когда-нибудь Джонатан расскажет всё, а чтобы он не думал, будто я утаиваю от него хоть что-нибудь, стану, как обычно, вести свои записи. И, если он усомнится в моем доверии, покажу ему этот дневник, где для его дорогих глаз записано каждое мое
штш
1 октября
ДРАКУЛА. Глава XIX
321
наблюдение, любое, самое незначительное переживание. Сегодня мне необычайно грустно, настроение скверное. Видимо, это последствия сильного волнения.
Прошлой ночью я легла в постель после ухода Джонатана и остальных лишь потому, что они так велели. Спать не хотелось: я места себе не находила от беспокойства. Стала думать о том, что произошло с нами с тех пор, как Джонатан приехал повидать меня в Лондоне, и теперь все последующие события выстраиваются в роковую цепочку — будто судьба неумолимо ведет нас к трагическому, изначально предопределенному финалу.
Что бы мы ни делали, как бы правильно ни поступали — результат самый плачевный. Если бы я не приехала в Уитби, возможно, моя милая, бедная Люси была бы и теперь с нами. Ведь до моего появления у нее не было желания ходить на кладбище, а если бы она не бывала там со мной днем, то не пошла бы туда и ночью — во сне, и тогда бы это чудовище не погубило ее. Господи, и зачем только я поехала в Уитби?!
Ну вот, опять слезы! Не знаю, что нашло на меня сегодня. Но эти записи точно не следует показывать Джонатану: узнав, что я дважды плакала за одно утро — а я вообще не имею привычки плакать и никогда не плакала из-за неприятностей, — он очень расстроится. Приму веселый вид, а уж если захочется всплакнуть, то скрою от моего дорогого мужа. Думаю, нам, бедным женщинам, нужно придерживаться этого правила.
Не помню, как я заснула прошлой ночью. Помню только внезапный лай собак и множество неожиданных звуков, напомнивших мне возбужденную громкую молитву, она доносилась из палаты мистера Ренфилда, которая находится этажом ниже. Потом наступила полная тишина, такая глубокая, что это меня поразило — я встала и выглянула в окно. Темно и тихо; густые тени, появившиеся при лунном свете, казалось, исполнены молчаливой тайны. Всё замерло — мрачное и неподвижное, как смерть или рок; двигалась лишь тонкая белесая полоска тумана, она медленно ползла по траве к дому.
Видимо, мои раздумья пошли мне на пользу и, когда я вернулась в постель, меня стало клонить в сон. Полежала немного, но заснуть не
322
БРЭМ СТОКЕР
смогла, снова встала и выглянула в окно. Туман расстилался теперь у самого дома, полз по стене, как бы подкрадываясь к окнам. Несчастный мистер Ренфилд бушевал в своей палате еще громче прежнего, и я, хотя и не могла разобрать ни слова, уловила, что он как будто страстно молит кого-то. Затем послышался шум борьбы — видимо, санитары надевали на него смирительную рубашку. Я так испугалась, что бросилась в постель и, закутавшись в одеяло с головой, заткнула уши пальцами.
Спать было неохота — так, по крайней мере, мне казалось, — но, должно быть, я все-таки заснула, потому что, кроме снов, больше ничего не помню до самого утра. И когда Джонатан разбудил меня, пришлось даже сделать усилие, чтобы понять, где я и что надо мной склонился мой муж. Мне приснился очень странный сон, в котором отразилось многое из того, что я думала и переживала наяву.
Мне как будто бы снилось, что я жду возвращения Джонатана, беспокоюсь за него, а сделать ничего не могу: руки, ноги, голова отяжелели и всё происходит в замедленном темпе. Тревожные мысли одолевали меня. Стало как будто сыро, холодно и душно. Я откинула одеяло с лица и, к своему удивлению, увидела, что туман проник в комнату. Газовый рожок, который я оставила гореть для Д жонатана, потускнел и мерцал крошечной алой искрой сквозь пелену тумана, который становился всё плотнее и постепенно заполнял комнату. Мне казалось, что, прежде чем лечь в постель, я закрывала окно. Хотела встать и проверить, но мои конечности как будто налились свинцом5, парализовало даже силу воли. Я просто не в силах была пошевелиться. Прикрыв глаза, я, однако, могла видеть сквозь ресницы. (Удивительно, чего только не происходит с нами во снах и как в них разыгрывается фантазия!) Туман становился всё гуще и гуще, и я увидела, что он, как дым или пары кипятка, проникал не через окно, а сквозь дверные щели... Всё более сгущаясь, туманное облако в конце концов приняло форму колонны, над которой зловещим оком тлел газовый рожок. Голова у меня закружилась — закружилось по комнате и сотканное из облака подобие столпа, и на нем проступили слова из Священного Писания: «...облако днем и огонь ночью»6. Неужели какое-то духовное прозрение снизошло на меня во сне? На столпе запечатлелись слова про день и
ДРАКУЛА. Глава XIX
323
ночь, причем огонь сконцентрировался в красном оке, которое приобрело для меня какой-то особый смысл и очарование; потом пламя раздвоилось и мерцало в тумане, как два красных глаза, похожих на те, что на мгновение привиделись мне и Люси на утесе, когда заходящее солнце отразилось в окнах церкви Святой Марии. И вдруг меня пронзил ужас — я вспомнила, что именно так, по словам Джонатана, из туманной круговерти в лунном сиянии возникли ужасные дьяволицы; и тут, наверное, во сне мне стало дурно, и всё померкло. В последнем проблеске сознания мелькнуло мертвенно-бледное лицо, наклонявшееся ко мне из тумана...
Да, такие сны ни к чему — они могут просто расстроить рассудок. Вероятно, стоило бы попросить профессора Ван Хелсинга или доктора Сьюарда прописать мне что-нибудь для спокойного сна, но, боюсь, моя просьба их встревожит. Они и так слишком за меня волнуются. Постараюсь сегодня выспаться как следует, без всяких снотворных. А если уж не удастся, тогда попрошу у них хлорала — один раз можно принять, зато высплюсь хорошенько. Прошлая ночь утомила меня больше, чем бессонница.
2 октября, 10 часов вечера
Минувшей ночью спала без всяких снов и, наверное, крепко — даже Джонатан, когда ложился в постель, не разбудил меня. Но сон не подкрепил меня, сегодня — полное бессилие. Вчера я провела день, пытаясь читать, или лежала и дремала. Днем мистер Ренфилд попросил позволения увидеться со мной. Бедный, он был очень кроток и, когда я уходила, поцеловал мне руку и призвал на меня Божье благословение. Это очень тронуло меня. Я невольно плачу, думая о нем. Слезы — моя новая слабость, однако надо взять себя в руки. Джонатан огорчится, если узнает.
До ужина дома никого не было; вернулись все вымотанные. Я старалась поднять им настроение; вероятно, мне и самой стало от этого лучше — даже забыла о своей усталости. После ужина мужчины отправили меня спать, а сами пошли покурить — это они так сказали, но бы¬
324
БРЭМ СТОКЕР
ло ясно, что им хотелось поделиться друг с другом своими дневными впечатлениями. По виду Джонатана я поняла — он хотел сообщить остальным что-то важное.
Спать почему-то совсем не хотелось, и я попросила у доктора Сьюарда немного легкого снотворного, поскольку прошлую ночь спала плохо7. Он был так добр, что сам приготовил мне микстуру, сказав, что мягкое снотворное не повредит мне. Я выпила его и теперь жду сна, который пока не идет. Надеюсь, я не совершила ошибки: мне уже хочется спать, но меня начал одолевать безотчетный страх — а что, если я не смогу проснуться? Глаза слипаются... Спокойной ночи.
XX
Df/£gf/W 7 октября, вечер
ГбМШ/Ж застал Томаса Снеллинга дома,
в Бетнал-Грин1, но, к сожалению, он был не в состоянии что- либо вспомнить. Сама возможность «выпить пивка», связанная с моим приходом, оказалась для него непосильным испытанием — непосильным настолько, что он запил с самого утра. Однако от его жены — как мне показалось, скромной и порядочной — я узнал, что он лишь помощник Смоллета, одного из двух компаньонов, который и был ответственным лицом фирмы.
Я поехал в Уолворт2 и застал мистера Джозефа Смоллета дома. Сидя в рубашке, он пил свой поздний утренний чай из блюдечка. Он оказался приличным и очень толковым человеком, который серьезно и добросовестно относился к своей работе и явно обладал смекалкой. Историю с ящиками он помнил хорошо и, выудив из какого-то потайного кармана брюк потрепанную записную книжку, содержавшую иероглифические полуистершиеся карандашные пометки, сообщил мне, куда были доставлены ящики. Шесть из них он вывез на подводе из Карфакса и доставил по адресу: Майл-Энд-Нью-Таун, Чиксенд- стрит, дом 1973, а еще шесть — в Бермондси, Джамайка-лейн4. Если граф замыслил разместить ящики по всей столице, то эти два адреса наверняка лишь «перевалочные пункты» — он надеялся доставить свои страшные пристанища и по другим адресам. Граф действовал по опре¬
328
БРЭМ СТОКЕР
деленной системе, и это навело меня на мысль, что он не ограничится двумя районами Лондона. Он уже охватил всю северо-восточную, юго- восточную и южную части города. И, конечно, его дьявольский план не обойдет северных и западных районов, не говоря уж о Сити и фешенебельных кварталах на юго-западе и западе. Я спросил Смоллета, не знает ли он, куда были доставлены другие ящики из Карфакса.
«Что ж, босс, вы уважили меня, — ответил он, явно намекая на полсоверена, которые я дал ему, — и потому выложу всё, что знаю. Я слышал, как один парень по фамилии Блоксем несколько дней назад трепался в “Лисичках” на Пинчер-элли5, что ему с напарником досталась шибко пыльная работа в старом доме в Пёрфлите6. Такие заказы перепадают нечасто, и, смекаю, Сэм Блоксем может кое-что вам наболтать».
Я спросил, не знает ли он, где найти Сэма, и пообещал еще полсоверена, если он раздобудет мне его адрес. Смоллет наскоро допил чай, встал и сказал, что немедленно отправляется на поиски. В дверях он остановился:
«Послушайте, босс, вам нет смысла торчать здесь. Не знаю, быстро ли я найду Сэма. К тому же вряд ли он сможет многое рассказать вам сегодня: когда он закладывает за воротник, к нему не подходи. Дайте мне конверт с маркой и своим адресом, я разведаю, где Сэм, и сегодня же вечером сообщу вам письмом. А вы наведайтесь к нему с утра пораньше, а то ищи-свшци: Сэм уходит из дома рано, не гляди, что накануне был в стельку».
Это показалось мне разумным. Одна из его дочек, получив пенни, сбегала за конвертом и бумагой. Когда она вернулась, я надписал конверт, приклеил марку и, вновь получив заверения Смоллета, что он всё выполнит, поехал домой. В общем, мы напали на след.
Я устал и хочу спать. Мина крепко спит; что-то она слишком бледна и, судя по глазам, плакала. Бедняжка! Неведение, я уверен, расстраивает ее и лишь усиливает тревогу за меня и других. Но лучше пусть будет так, как есть. Сьюард и Ван Хелсинг были правы, настаивая на ее отстранении от этого ужасного дела. Лучше видеть ее разочарованной и обеспокоенной, чем позволить ей вконец расшатать себе нервы. Надо быть твердым и нести груз этого молчания. Никогда и ни за что не буду
ДРАКУЛА. Глава XX
329
обсуждать с ней свои проблемы, тем более это не так уж и сложно. Мина и сама избегает разговоров о графе и его действиях с тех пор, как мы сообщили ей о своем решении.
Долгий, мучительный и тревожный день. С первой же почтой я получил конверт, а в нем — грязный клочок бумаги, на котором размашистым почерком карандашом было написано:
Письмо принесли, когда я был еще в постели; я встал, стараясь не потревожить Мину. Она выглядела усталой, бледной, нездоровой. Я решил не будить ее; когда вернусь после очередных поисков, устрою ее отъезд в Эксетер. Дома, за повседневными хлопотами, ей станет гораздо лучше, по крайней мере, она не будет чувствовать себя не у дел. Встретив доктора Сьюарда, я уведомил его, куда еду, обещав вернуться поскорее и рассказать всё, что удастся разузнать.
В Уолворте не без труда разыскал Поттерс-корт — орфография мистера Смоллета ввела меня в заблуждение: я спрашивал «Поутерс» вместо «Поттере». Зато меблированные комнаты «Коркоран» нашел легко. Человек, открывший мне дверь, на вопрос о порте покачал головой и ответил:
«Не знаю. Да и нет здесь такого. Отродясь не слышал. Нигде — ни здесь, ни в округе никакого порта нет».
Я достал письмо Смоллета, перечитал его и, учтя урок правописания слова «Поттере», спросил:
«А вы кто?»
«Я — портье».
Понятно, орфография вновь чуть было не сбила меня с толку, но я по-прежнему был на верном пути. За полкроны удалось выяснить, что мистер Блоксем, проспавшись после выпитого накануне в «Коркоране» пива, в пять утра отправился на работу в Поплар8. Точного адреса
2 октября, вечер
330
БРЭМ СТОКЕР
портье не знал, но смутно помнил, что это «новый товарный склад». Ухватившись за эту ниточку, я отправился в Поплар. Лишь к полудню мне удалось раздобыть кое-какую информацию в кофейне, где обедали несколько рабочих.
Один из них сказал, что на Кросс-Энджел-стрит9 строят новый «холодный склад»10, и поскольку это перекликалось с «новым товарным складом», я немедленно поехал туда. Беседу с угрюмым сторожем и еще более угрюмым бригадиром пришлось «подмазать» звонкой монетой. И лишь после того, как я обещал бригадиру компенсировать дневной заработок мистера Блоксема, за ним послали, и я получил возможность задать ему несколько вопросов. Сэм Блоксем оказался довольно смышленым парнем, хотя говорил и держался грубовато. Когда я обещал оплатить его сведения и дал ему приличный задаток, он сообщил, что дважды ездил из Карфакса в какой-то дом на Пикадилли. На специально нанятой для этого лошади и повозке он отвез туда девять больших ящиков — « жуть каких тяжеленных». На вопрос о номере дома на Пикадилли Блоксем ответил:
«Ну вот номер-то, командир, я и не помню, но это в двух шагах от большой белой церкви11 или чего-то такого же, недавно построенного. Дом пыльный и старый, хоть и не такой запущенный, как тот, откуда мы брали эти чертовы ящики».
«Как же вы попали в эти дома, если в них никто не живет?»
«В Пёрфлите в доме был старикан, который меня нанимал. Он и помог погрузить ящики на подводу. Разрази меня гром, в жизни не видел такого здоровяка. Ты не гляди, что старик с седыми усами да такой тощий, что и не сразу и поймешь, сможет ли он тень отбросить».
Эти слова потрясли меня.
«И что же? — продолжал Блоксем. — Он поднимал ящики с другой стороны так, будто это фунт чая. А я на своем конце обливался потом и задыхался, а ведь и я — не цыпленок».
«А как вы попали в дом на Пикадилли?»
«Опять же, он там был. Видать, приехал туда раньше меня — когда я позвонил в колокольчик, он открыл дверь и помог внести ящики в дом».
«Все девять?» — спросил я.
ДРАКУЛА. Глава XX
331
«Да, в первую ездку — пять, во вторую — четыре. Чертовски тяжелая работа, даже не упомню, как добрался домой...»
«Вы оставили ящики в передней?» — перебил я его.
«Да, в очень большой и пустой».
Я предпринял очередную попытку выяснить хоть что-то еще.
«А ключей у вас не было никаких?»
«А на кой они мне? Старик сам открывал и закрывал дверь. Последний раз, правда, не помню, как отъезжал, — всё это проклятое пиво».
«А номер дома не сможете вспомнить?»
«Нет, сэр. Но вы легко найдете его. Дом высокий, с каменным фасадом, наверху арка и крутые ступени перед дверью12. Ох, хорошо я помню эти ступени, по ним-то я и таскал ящики вместе с тремя бродягами — они хотели подзаработать. Старик дал им по шиллингу, они поразевали рты от такой щедрости, но тут же нагло потребовали еще, а он схватил одного из них за плечо и чуть было не спустил с лестницы, ну и тогда они, ругаясь, удрали».
Я решил, что по такому описанию смогу найти дом, и, заплатив Блоксему за ценную информацию, поехал на Пикадилли. И тут меня кольнула новая неприятная догадка: а ведь граф явно мог справиться с ящиками и один. В таком случае надо поторопиться — ведь теперь, когда он развез ящики по разным адресам, он может в удобное для себя время перемещать их, не привлекая ничьего внимания. На площади Пикадилли13, отпустив кэб, я пошел пешком. И возле «Джуниор Конститьюшенл»14 нашел дом, похожий на описанный Блоксемом, — еще одно логово Дракулы. Здание выглядело очень запущенным — в нем явно давно никто не жил. Окна запылились, а ставни были открыты. Весь фасад потемнел от времени, на металле облупилась краска.
Перед балконом еще сохранился явно недавний след большой, видимо грубо сорванной таблички с объявлением о продаже; а подставка, на которой крепили табличку, еще сохранилась. За перилами балкона беспорядочно валялись доски с необработанными, некрашеными кромками. Многое бы я дал, чтобы прочитать объявление, — тогда, возможно, удалось бы установить прежнего хозяина. Мой опыт расследования
332
БРЭМ СТОКЕР
и покупки дома в Карфаксе подсказывал, что, если разыскать предыдущего владельца, то найдутся и способы попасть в дом.
Что ж, я разузнал достаточно, и пока на Пикадилли мне было делать нечего. Я обошел дом с тыла, надеясь там еще что-нибудь разведать. С той стороны оказалась конюшня, по всей видимости обслуживающая дома, выходящие на Пикадилли. Я расспросил нескольких конюхов и их помощников о пустом доме. Один из них слышал, что дом недавно продан, но кем — не знал и посоветовал обратиться к агентам по сделкам с недвижимостью «Митчелл, сыновья и Кэнди» — кажется, он видел название их фирмы на объявлении о продаже, еще недавно висевшем на доме. Я старался не проявлять слишком большой заинтересованности, чтобы он не догадался, насколько это для меня важно, и, как водится, поблагодарив, отправился дальше. Наступали сумерки, близился осенний вечер, так что я не хотел терять времени. В гостинице «Беркли» я разыскал в справочнике адрес «Митчелла, сыновей и Кэнди» и вскоре уже входил в их контору на Сэквилл- стрит15.
Встретивший меня господин был столь же любезен, сколь немногословен. Подтвердив, что дом на Пикадилли — он называл его «особняк» — продан, он счел эту тему исчерпанной. На мой вопрос, кто его купил, конторщик слегка приподнял брови и после короткой паузы ответил:
«Он продан, сэр».
«Прошу меня извинить, — не менее любезно сказал я, — но у меня есть особые причины, по которым мне необходимо знать, кто покупатель».
Конторщик снова, сделав еще большую паузу и еще выше подняв брови, лаконично произнес:
«Он продан, сэр».
«Но неужели вы мне больше ничего не можете сообщить?» — все- таки спросил я.
«Ничего, — ответил он. — Информация о делах клиентов “Митчелл, сыновья и Кэнди” сугубо конфиденциальна».
Да, это был чистейшей воды крючкотвор, спорить с ним не имело смысла, поэтому я решил перейти на язык близких ему понятий:
ДРАКУЛА. Глава XX
333
«Вашим клиентам, сэр, очень повезло иметь такого надежного поверенного. Я сам юрист. — И подал ему свою визитную карточку. — И я здесь не из любопытства. В данном случае я представляю интересы лорда Годалминга, он хотел бы навести кое-какие справки о недвижимости, которая, как ему стало известно, недавно продавалась».
Это в корне изменило ситуацию.
«Если б я мог, — ответил конторщик, — то охотно оказал бы услугу вам, мистер Гаркер, и уж конечно его светлости. Мы как-то исполняли его поручение по аренде квартиры, когда он был еще достопочтенным Артуром Холмвудом. Если вы оставите мне адрес, то, посоветовавшись с начальством, я в любом случае сегодня же напишу его светлости. Мне доставит удовольствие, отступив, насколько это возможно, от наших правил, сообщить необходимые его светлости сведения».
Я хотел приобрести друга, а не врага, поэтому поблагодарил конторщика, оставил ему адрес доктора Сьюарда и ушел. Было уже темно, я устал и проголодался. Выпил чаю в «Аэрейтед Брэд Компани»17 и ближайшим поездом поехал в Пёрфлит.
Я застал всех дома. Мина выглядела усталой и бледной, но держалась стойко и старалась выглядеть веселой и оживленной. У меня сжималось сердце оттого, что я должен что-то скрывать от нее и быть причиной ее беспокойства. Слава богу, вечером, когда мы проведем совещание без нее, мы в последний раз огорчим ее своим недоверием. Мне потребовалось собраться с духом, чтобы сдержать слово и вновь отстранить ее от участия в нашей зловещей затее. Но она как будто смирилась, более того, по-моему, сама эта тема стала ей неприятна — любой случайный намек вызывает у нее содрогание. Да, мы вовремя приняли решение — если она так реагирует теперь, то что бы с нею стало, если б мы посвящали ее во все детали?
Я смог рассказать остальным о своих последних открытиях лишь после ухода Мины. Дело в том, что, поужинав, мы немного послушали музыку, чтобы хоть ненадолго вернуть ощущение нормальной жизни. Потом я проводил Мину в нашу комнату и уговорил лечь спать. Моя дорогая женушка была очень ласкова и так льнула ко мне, будто ни за что не хотела отпускать.
334
БРЭМ СТОКЕР
Но мне следовало возвращаться, чтобы обсудить важные вопросы, и я ушел. Слава богу, вынужденная скрытность не сказалась на наших отношениях.
Вернувшись, я застал друзей в кабинете у камина. В поезде я сделал точные записи в дневнике, и теперь мне было достаточно просто прочитать их, чтобы ввести всех в курс того, что я узнал. Когда я закончил, Ван Хелсинг сказал:
«Да, сегодня вам пришлось изрядно потрудиться, друг Джонатан. Зато теперь мы напали на след пропавших ящиков. Если мы найдем их в том доме, то дело близко к концу, но, если хоть одного не будет хватать, придется продолжать поиски — до победного конца. Тогда мы сможем нанести последний удар — заставить это чудовище наконец прекратить свое существование».
Некоторое время мы сидели молча, потом Моррис вдруг спросил:
«Послушайте, а как мы проникнем в тот дом?»
«Так же, как и в первый», — сразу ответил лорд Годалминг.
«Но, Арт, тут совсем другое дело. В Карфаксе мы попали в дом ночью, да и огороженный стеной парк прикрывал нас. Взломать дверь дома на Пикадилли, что днем, что ночью, гораздо трудней. Не представляю себе, как мы туда попадем, если этот индюк из агентства не раздобудет нам ключи; возможно, завтра мы получим от него письмо, и всё выяснится».
Лорд Годалминг нахмурился, встал, прошелся по комнате, потом сказал, оглядывая нас всех:
«Куинси прав. Проникновение со взломом — дело нешуточное; один раз обошлось, но теперь случай посложнее; разве только мы найдем ключи у самого графа».
До утра мы уже ничего не могли предпринять, нужно было дождаться письма от Митчелла, и мы решили устроить передышку до завтрака. Долго еще сидели, курили, обсуждали разные варианты и возможности; я на всякий случай записал всё это в дневник. Теперь очень хочется спать, пойду и лягу...
Еще пара слов. Мина крепко спит, дышит ровно. Немного морщит лоб, будто думает даже во сне. Она еще слишком бледна, но не выгля¬
ДРАКУЛА. Глава XX
335
дит такой измученной, как утром. Завтра, я надеюсь, всё образуется. Дома в Эксетере она придет в себя. Господи, как же хочется спать!
Ренфилд снова удивляет меня. Его настроения меняются так быстро, что я не всегда успеваю понять их, а поскольку за всем этим кроется нечто большее, чем его личное душевное состояние, наблюдение за ним представляет несомненный интерес. Сегодня утром я зашел к нему после того, как он отбрил Ван Хелсинга, — у Ренфилда был такой вид, будто он вершит судьбами. Бедняга действительно вершит ими, но в своем воображении. Земные суетные дела его не трогают, он парит в облаках и взирает свысока на нас, несчастных смертных, и на наши слабости. Чтобы прояснить ситуацию и найти какую-нибудь зацепку, я спросил его:
«Ну, как поживают мухи?»
Ренфилд надменно улыбнулся мне — так, наверное, улыбался Маль- волио17 — и ответил:
«У мухи, уважаемый сэр, есть одна поразительная особенность — она, как и душа, обладает крыльями. Древние греки были совершенно правы, назвав душу и бабочку одним словом!»18
Я решил довести его аналогию до логического завершения и быстро спросил:
«Значит, теперь ваша цель — души?»
Но тут, видимо, безумие затуманило его разум: на лице у Ренфилда появилось озадаченное выражение, и с необычной для себя решительностью он покачал головой:
«О нет, нет, нет! Души мне не нужны. Жизнь — вот всё, что мне надо. — Тут у него в мозгу что-то прояснилось. — Хотя теперь меня это не трогает. С жизнью полный порядок — у меня есть всё необходимое. Ищите себе нового пациента, доктор, если вас интересуют зоофаги!»
Это заинтриговало меня, и я постарался разговорить его:
ьнешк
1 октября
336
БРЭМ СТОКЕР
«Значит, вы теперь распоряжаетесь жизнью; вы что же — Бог?»
Он улыбнулся с едва заметным снисходительным превосходством.
«О нет! Я далек от того, чтобы приписывать себе атрибуты Бога. Да меня, собственно, не очень-то и привлекают Его творения. Моя позиция по отношению к сугубо земным делам, пожалуй, близка к позиции Еноха!»
Он озадачил меня; что там, в Библии, говорилось о Енохе, я не помнил и вынужден был задать вопрос, хотя чувствовал, что тем самым умаляю себя в глазах безумца:
«А почему Еноха?»
«Потому что он был взят Богом»19.
Я так и не понял, в чем связь между ним и Енохом, но не стал признаваться, а вернулся к тому, что он отрицал:
«Значит, до жизни вам нет дела и души вам не нужны. Но почему?»
Я намеренно задал вопрос без промедления и в лоб, чтобы смутить его. И преуспел. На минуту он вернулся к своему обычному подобострастию, льстиво изогнувшись предо мной:
«Не надо мне никаких душ, это правда, правда! Не надо! Я даже не знаю, что с ними делать; какая мне от них польза? Я не смог бы их съесть или... — Тут он умолк, и по лицу его, как дуновение ветра по поверхности воды, скользнуло хитрое выражение. — Эх, доктор, а, в конце концов, что такое жизнь? Иметь всё, что необходимо, знать, что никогда ни в чем не будешь нуждаться, — вот и всё. У меня есть друзья, прекрасные друзья, — например, вы, доктор Сьюард. — Эти слова сопровождались невыразимо лукавым взглядом. — Я уверен, что они никогда не будут знать нужды!»
Наверное, сквозь туман своего безумия Ренфилд все-таки ощущал во мне какое-то сопротивление, потому что внезапно замолчал, будто в убежище скрылся. Вскоре я понял тщетность своих попыток продолжить разговор. Он был не в духе, и я ушел.
Позднее мне передали его просьбу зайти к нему. В другое время я, быть может, и не откликнулся бы, но только не сейчас, когда я испытываю к нему повышенный интерес и потому охотно иду с ним на контакт. Кроме того, меня обрадовала возможность чем-то заполнить паузу: Гаркера нет дома — он продолжает идти по следу, лорд Годалминг
ДРАКУЛА. Глава XX
337
и Куинси тоже куда-то уехали. Ван Хелсинг уединился в кабинете и изучает материалы, собранные Гаркерами, в надежде, что пристальный анализ всех деталей прольет дополнительный свет на ситуацию, и просил не беспокоить его без причины. Я бы взял профессора с собой, однако подумал, что после последнего визита он едва ли захочет пойти опять. Да и Ренфилд, скорее всего, не станет говорить открыто в присутствии третьего человека.
Больной сидел на табурете посреди комнаты — поза, обычно присущая ему в состоянии сильного возбуждения. Когда я вошел, он тут же спросил — вопрос будто висел у него на кончике языка:
«Так что, собственно, души?»
Очевидно, мое предположение было верным: он подсознательно продолжал всё осмысливать, даже несмотря на психический недуг. Я решил разобраться.
«А что вы сами об этом думаете?»
Ренфилд ответил не сразу — оглядывался по сторонам, смотрел вверх, вниз, будто искал подсказки.
«Не нужны мне никакие души!» — сказал он едва слышно, с виноватой интонацией.
Но этот вопрос явно занимал его, и я решил его дожать — «из жалости я должен быть жесток»20. Поэтому спросил:
«Значит, вы любите жизнь и нуждаетесь в ней?»
«О да! Но с этим всё в порядке, не беспокойтесь!»
«Но как же можно заполучить жизнь, не прихватив при этом дугой? — Это вроде бы озадачило его, а я продолжал: — Чудное время настанет для вас, когда вы улетите отсюда в окружении душ тысяч мух, пауков, птиц и кошек, жужжащих, чирикающих и мяукающих. Вы отняли у них жизнь — и вам придется держать ответ за их души!»
Видимо, мои слова произвели на него впечатление: он заткнул пальцами уши и зажмурил глаза, как маленький мальчик, которому намыливают лицо. Это тронуло меня, напомнив, что, в сущности, я и имею дело с ребенком — только у этого ребенка измученное жизнью лицо и седая щетина на щеках. Было очевидно, что больной утратил душевное равновесие, и, зная, с каким трудом он воспринимает чуждые ему представления, я решил попробовать вместе с ним пройти этот путь. Пре¬
338
БРЭМ СТОКЕР
жде всего нужно было восстановить его доверие, поэтому я спросил довольно громко, чтобы он расслышал меня сквозь заткнутые уши:
«Вам не нужен сахар, чтобы привлечь мух?»
Ренфилд отреагировал мгновенно — покачал отрицательно головой и со смехом сказал:
«Ни в коем случае! В конце концов, мухи — несчастные создания. — И, помолчав, добавил: — К тому же я не хочу, чтобы их души жужжали вокруг меня».
«А пауки?» — упорствовал я.
«К черту пауков! Какой от них прок? Ни поесть, ни...» — Тут он внезапно замолчал, как будто коснулся запретной темы.
«Вот так-так! — подумал я. — Второй раз он вдруг замолкает на слове “пить”. Что это может означать?»
Ренфилд, казалось, пожалел о своем промахе и засуетился, стараясь отвлечь мое внимание:
«Да всё это гроша ломаного не стоит. “Крысы, мыши и прочие твари”, как сказано у Шекспира, их можно назвать “трусливым содержимым кладовых”21. Вся эта чепуха для меня — в прошлом. Вы можете с равным успехом просить человека есть молекулы китайскими палочками и пытаться заинтересовать меня мелкими плотоядными; я-то знаю, что меня ждет».
«Понимаю, — сказал я. — Вам хочется чего-то покрупнее, во что можно вонзить зубы? А может быть, подать вам к завтраку слона?»
«Что за вздор вы говорите!»
Больной достаточно расслабился, можно было еще раз как следует нажать на него.
«Интересно, — произнес я задумчиво, — какая душа у слона?»
И снова преуспел — он упал со своих высот и вновь стал как ребенок.
«Не хочу я никаких душ — ни слона, ни любой другой твари, — пробормотал Ренфилд и некоторое время подавленно молчал, потом вскочил со сверкающими глазами и всеми признаками крайнего волнения. — К черту вас и ваши души! — закричал он. — Что вы надоедаете мне этими душами? Мне и без ваших душ хватает волнений и хворей».
ДРАКУЛА. Глава XX
339
Он с такой ненавистью посмотрел на меня, что я невольно подумал о возможности нового покушения и свистнул в свисток. Однако он в ту же секунду успокоился и смущенно сказал:
«Извините, доктор, я забылся. Вам не понадобится защита от меня. Я так взволнован, что легко выхожу из себя. Если бы вы знали, какая передо мной стоит задача, что мне предстоит решить, вы бы пожалели и простили меня, проявив терпимость. Пожалуйста, не надевайте на меня смирительную рубашку, я не могу свободно думать, когда тело сковано по рукам и ногам. Уверен, вы меня поймете!»
Больной явно владел собой. Поэтому я успокоил и отпустил прибежавших санитаров. Ренфилд проводил их взглядом. Когда дверь за ними закрылась, он сказал с достоинством и теплотой:
«Доктор Сьюард, вы так внимательны ко мне. Поверьте, я очень, очень вам благодарен!»
Решив, что лучше расстаться с ним на этой ноте, я ушел. Да, тут есть над чем подумать. Несколько тезисов, если их выстроить надлежащим образом, могут послужить основой того, что американский журналист назвал бы «историей». Итак, Ренфилд:
• остерегается употреблять слово «пить»;
• боится быть обремененным чьей-либо «душой»;
• не боится, что ему в будущем потребуется чья-либо «жизнь»;
• презирает все низшие формы жизни, хотя и опасается, что их души будут его преследовать.
Логически всё это свидетельствует об одном! Он уверен, что обретет некую высшую жизнь. Но боится расплаты — взять на себя бремя чьей- то души. Значит, он посягает на человеческую жизнь!
Но откуда у него эти мысли?..
Боже милосердный! Его навестил граф, и он затевает новые жуткие козни!
340
БРЭМ СТОКЕР
Позднее
После обхода я пошел к Ван Хелсингу и рассказал ему о своих подозрениях. Он призадумался, потом попросил отвести его к Ренфилду. Я согласился. Подойдя к двери палаты, мы услышали его веселое пение — такого за ним не наблюдалось давно. Когда мы вошли, то с изумлением увидели, что он сыплет на подоконник сахар, как раньше. По-осеннему вялые мухи с жужжанием начали слетаться в палату.
Мы попытались навести его на тему нашего последнего разговора, но он не реагировал и продолжал петь, будто нас в комнате не было. Достав клочок бумаги, он вложил его в свою записную книжку. В общем, мы так и ушли ни с чем.
Да, любопытный он экземпляр, сегодня ночью надо за ним понаблюдать.
Мы всегда рады быть Вам полезными. Сообщаем по Вашей просьбе, переданной нам мистером Гаркером, следующие сведения о продаже и покупке дома N© 347 по Пикадилли23. Продавцы — поверенные покойного мистера Арчибалда Уинтер-Саффилда. Покупатель — знатный иностранец, граф де Билль24, он сам осуществил покупку, заплатив всю сумму наличными, «выложив деньги на бочку», если Ваша светлость позволит нам употребить такое вульгарное выражение. Более нам ничего о нем не известно.
письмо
DM* ICDM4*MUMa
7 октября22
Милостивый государь!
Всегда к услугам Вашей светлости,
«Митчелл, сыновья и Кэнди».
ДРАКУЛА. Глава XX
341
2 октября
Вчера ночью я установил пост наблюдения в коридоре и велел санитару внимательно прислушиваться ко всем звукам, доносящимся из палаты Ренфилда, а в случае чего немедленно звать меня.
После ужина миссис Гаркер пошла отдыхать, а мы собрались в кабинете у камина и обсуждали итоги дня. Одному Гаркеру удалось узнать что-то новое, и это, надеемся, приведет нас к важным результатам.
Перед сном я прошел к палате Ренфилда и посмотрел в глазок. Он спокойно спал, грудь ритмично поднималась и опускалась.
Утром дежурный сообщил мне, что вскоре после полуночи Рен- филд проснулся и принялся довольно громко молиться. На мой вопрос: «И это всё?», санитар ответил, что больше ничего не слышал. Его отчет показался мне подозрительным, и я спросил прямо, не заснул ли он на дежурстве. Сначала он отрицал это, а потом признался, что «немного вздремнул». Прискорбно, что людям нельзя доверять и приходится следить за исполнением поручений.
Сегодня Гаркер продолжает свое расследование, а Арт и Куинси ищут лошадей. Годалминг считает, что у нас всё время должны быть под рукой лошади; когда картина станет ясной, на поиски не останется времени — надо будет сразу действовать.
Нам необходимо стерилизовать всю привезенную графом землю между восходом и закатом солнца, тогда мы сможем напасть на него в период его наибольшей уязвимости, и ему уже будет не спрятаться в свое убежище.
Ван Хелсинг отправился в Британский музей посмотреть трактаты по древней медицине25. Лекари в давние времена обращали внимание на явления, которые их просвещенные последователи отказываются признавать; профессор ищет средства против ведьм и бесов; возможно, что-то нам пригодится.
Порою мне кажется, что мы все сошли с ума и вылечит нас только смирительная рубашка.
342
БРЭМ СТОКЕР
Позднее
Мы снова собрались все вместе. Кажется, мы напали на след и завтра сможем выйти на финишную прямую. Интересно, имеет ли спокойствие Ренфилда какое-то отношение к графу? Все-таки настроения больного связаны с передвижениями этого чудовища, и, вероятно, его гибель как-нибудь да скажется на Ренфилде. Если бы у нас было хоть малейшее представление о том, что происходило у него в мозгу между моим разговором с ним сегодня и тем, что он снова начал ловить мух, возможно, у нас в руках была бы еще одна важная нить. Теперь он как будто ненадолго успокоился...
Но успокоился ли? Кажется, из его палаты раздался дикий вопль... Ко мне в кабинет ворвался санитар и сообщил, что с Ренфилдом что-то случилось. Услышав крики, дежурный вбежал к нему и нашел его лежащим на полу ничком, в луже крови. Срочно к Ренфилду...
XX
ЖШ1С
3 октября
остараюсь по возможности точно, не упустив ни одной детали, изложить случившееся — всё, что я запомнил. Теперь, успокоившись, я могу сделать записи.
Когда я вошел в палату, Рен- филд лежал на левом боку в луже крови1. Я хотел поднять его и увидел, что он получил тяжкие повреждения, нанесенные хаотично и бессмысленно, — такое впечатление, будто действовал безумец. Лицо Рен- филда было столь чудовищно изувечено, будто его били об пол — лужа крови образовалась от лицевых ран. Когда мы перевернули его, санитар, стоявший возле несчастного на коленях, сказал мне:
«Мне кажется, сэр, у него сломан позвоночник. Смотрите, правая рука, нога и часть лица парализованы. — Он был крайне озадачен тем, как это могло произойти, и, нахмурившись, недоуменно заметил: — Не понимаю двух вещей. Больной мог расквасить себе лицо, если бы бился головой об пол. Я сам видел — в Эверсфилдском сумасшедшем доме2 такое было с одной молодой женщиной, пока ее кто-то не схватил. Допустим, шею он мог сломать, неудачно упав с кровати. Но совершенно не представляю себе, как могло произойти сразу и то, и другое: если у него сломан хребет, он не мог биться головой об пол, а если лицо было разбито до падения, тогда остались бы следы на постели».
«Бегите к профессору Ван Хелсингу, — велел я ему, — и попросите его немедленно прийти сюда. Скажите, что дело безотлагательное!»
346
БРЭМ СТОКЕР
Санитар убежал, и через несколько минут в халате и шлепанцах появился профессор. Увидев Ренфилда на полу, он пристально посмотрел на него, потом на меня: видимо, по моим глазам понял, о чем я думал, и спокойно (вероятно, в расчете на санитара) сказал:
«Ах, какой кошмарный несчастный случай! Больному потребуется тщательный уход и внимание. Я помогу вам, но сначала оденусь. Побудьте здесь, я через несколько минут приду».
Ренфилд тяжело и хрипло дышал; несомненно, ему были нанесены серьезные повреждения. Ван Хелсинг вернулся очень скоро с набором хирургических инструментов. Видимо, он уже успел всё обдумать и, прежде чем заняться несчастным, шепнул мне:
«Отошлите помощника. Мы должны быть наедине с Ренфилдом, когда он придет в себя после операции».
«Благодарю вас, Симмонс, — сказал я санитару. — Всё, что могли, мы с вами пока сделали. Займитесь обходом, а профессор Ван Хелсинг займется больным. Если будет происходить что-то необычное, немедленно сообщите мне».
Санитар ушел, а мы приступили к тщательному осмотру Ренфилда. Раны на лице были поверхностными, реальную опасность представлял глубокий перелом основания черепа. Профессор, подумав минуту, сказал:
«Нужно как можно скорее понизить давление и, насколько это возможно, восстановить нормальные показатели;3 обильное кровоизлияние — показатель серьезности травмы. Кажется, затронут двигательный центр. Мозговое кровоизлияние может усилиться, нужно делать трепанацию немедленно4, иначе будет поздно.
Раздался легкий стук в дверь. Открыв, я увидел Артура и Куинси в пижамах и шлепанцах.
«Я слышал, как твой помощник сообщил доктору Ван Хелсингу о несчастном случае, — сказал Артур. — Я разбудил, вернее, позвал Куинси — он еще не спал. События развиваются слишком быстро и необычно, чтобы можно было спокойно спать. Думаю, завтра ночью всё будет уже по-иному. Придется действовать с большей оглядкой, чем прежде. Можно к вам?»
ДРАКУЛА. Глава XXI
347
Я кивнул и, когда они вошли, закрыл дверь. Увидев, в каком положении находится Ренфилд и ужасную лужу крови на полу, Куинси прошептал:
«Боже мой! Что с ним случилось? Вот бедняга-то!»
Я вкратце рассказал им всё, выразив надежду, что после операции больной придет в себя, по крайней мере ненадолго. Куинси с Артуром сели на край соседней постели, и мы все стали терпеливо наблюдать за происходящим.
«Подождем немного, — сказал Ван Хелсинг, — чтобы определить, где лучше произвести трепанацию — нужно как можно быстрее удалить тромб: кровоизлияние явно усугубляется».
Минуты ожидания тянулись томительно медленно. У меня замирало сердце, и по лицу Ван Хелсинга я видел — он опасается того, что может случиться. А я боялся того, что скажет Ренфилд; об этом даже не хотелось думать; меня угнетало предчувствие надвигающейся беды — мне приходилось читать о людях, которые слышали, как смерть отсчитывает минуты5. Тем временем дыхание бедняги стало прерывистым. Казалось, он вот-вот откроет глаза и заговорит, но дыхание было тяжелым, он хрипел и по-прежнему пребывал в беспамятстве. Несмотря на то, что я привык наблюдать за болезнями и смертями, это ожидание всё более действовало мне на нервы. Я ощущал, как колотится сердце, и кровь пульсировала в висках, подобно ударам молотка. Ожидание становилось мучительным. Я смотрел на своих товарищей: судя по их пылающим лицам и испарине на лбу, они испытывали то же самое. Мы были в таком напряжении, словно над нами повис огромный страшный колокол, готовый когда угодно разразиться неожиданным оглушительным звоном.
Стало ясно, что больной стремительно угасает и может умереть в любой момент. Я взглянул на профессора и встретился с ним взглядом.
«Нельзя терять ни минуты. От его слов зависит жизнь многих людей! — воскликнул он с мрачным выражением лица. — Я всё продумал. Возможно, чья-то душа в опасности! Трепанацию произведем прямо над ухом».
348
БРЭМ СТОКЕР
И без лишних слов профессор приступил к операции. Еще несколько минут дыхание больного оставалось тяжелым. Потом последовал такой долгий вдох, что мы невольно испугались, как бы у пациента не лопнули легкие. Вдруг Ренфилд открыл глаза — взгляд был диким и беспомощным, но через несколько секунд он смягчился, в нем появилось выражение приятного удивления, с губ сорвался вздох облегчения. Сделав судорожное движение, больной прошептал:
«Я буду спокоен, доктор. Велите снять с меня смирительную рубашку. Я видел страшный сон и так обессилел от него, что не могу двигаться. Что с моим лицом? Оно будто распухло и очень болит».
Он слегка повернул голову, но от одного только усилия глаза его вновь потускнели, и я осторожно вернул ее в прежнее положение. Тогда Ван Хелсинг сказал спокойно и серьезно:
«Расскажите нам ваш сон, мистер Ренфилд».
При звуках его голоса израненное лицо Ренфилда прояснилось. «Это вы, профессор Ван Хелсинг, — пробормотал он. — Как вы добры, что пришли ко мне. Дайте мне воды, у меня пересохли губы. Попытаюсь рассказать вам. Мне приснилось...» — Тут бедняга замолчал — видимо, потерял сознание.
«Бренди! В моем кабинете, скорее!» — тихо сказал я Куинси.
Он убежал и быстро вернулся со стаканом и графинами бренди и воды. Мы смочили Ренфилду пересохшие губы, и он очнулся. Но, очевидно, его несчастный поврежденный мозг не переставал работать: когда бедняга пришел в себя, то пронзительно посмотрел мне в глаза и с мучительным смущением, которого я никогда не забуду, пролепетал: «Не стоит обманываться: это был не сон, а жестокая реальность. — Он обвел взглядом палату и остановил его на двух фигурах, терпеливо сидевших на краю соседней постели. — Даже если бы я не был уверен в этом, то понял бы уже по одному их присутствию».
На мгновение глаза Ренфилда закрылись, но не от боли или дремоты, а потому, что больной как будто собирался с силами; открыв их снова, он заговорил быстрее и энергичнее, чем прежде:
«Скорее, доктор, скорее! Я умираю! Чувствую, осталось всего несколько минут — и я вернусь в небытие... или еще хуже!6 Смочите мне еще губы вашим бренди. Я должен кое-что сказать, прежде чем умру...
ДРАКУЛА. Глава XXI
349
или до того, как умрет мой бедный изувеченный мозг. Спасибо!.. Это произошло в ту ночь, когда я умолял вас отпустить меня. Я не мог тогда говорить — мой язык не подчинялся мне, но я находился в здравом уме — так же, как и сейчас. После вашего ухода я долго был в отчаянии; наверное, несколько часов. Потом на меня снизошел неожиданный покой, в голове прояснилось, и я осознал, где нахожусь. И вдруг услышал, как собаки лают за нашим домом, но не там, где стоял Он!»
Ван Хелсинг слушал Ренфилда не мигая, потом вдруг взял меня за руку и крепко сжал ее, но более ничем не выдал своего волнения. И, слегка кивнув, тихо сказал:
«Говорите».
«Он подошел к окну, окутанный туманом, — продолжал Ренфилд, — так же, как и прежде, но на этот раз Он казался вполне материальным, не призраком, и глаза его были лютыми, Он был не на шутку разгневан. Его красный рот смеялся, острые белые зубы ярко блестели в лунном свете, когда Он, поворачиваясь, поглядывал в сторону деревьев, за которыми лаяли собаки. Сначала я не приглашал Его войти, хотя знал, что Он этого хочет7 — Он всегда этого хотел. Потом Он начал соблазнять меня всякими посулами — но не на словах».
«А каким же образом?» — прервал рассказ профессор.
«Явственно, — так же, как Он обычно присылал мне днем мух, больших, жирных, с крыльями, отливавшими стальным и сапфировым блеском, а ночью — громадных мотыльков с черепами и скрещенными костями на крыльях».
Ван Хелсинг кивнул ему, а мне машинально прошептал:
«Acherontia atropos, из подсемейства Сфинксовые, — этих бабочек называют “мертвая голова”»8.
А Ренфилд продолжал не останавливаясь:
«Потом Он начал вкрадчиво обещать: крысы! Сотни, тысячи, миллионы крыс, и в каждой — жизнь, и поедающие их собаки и кошки, тоже живые! С красной кровью, копившей жизнь многие годы, а не какие-то там “жужжащие мухи”. Я засмеялся — мне просто хотелось узнать, на что Он способен. Но тут в Его доме за темными деревьями завыли собаки. Он подозвал меня к окну. Я подошел и выглянул, а Он простер руки, как бы без слов созывая кого-то. И тогда темная масса
350
БРЭМ СТОКЕР
покрыла траву, внезапно, как пламя пожара, а Он раздвинул туман вправо и влево, и я увидел тысячи крыс с огненными красными глазами, такими же, как у него, только маленькими. Он поднял руки, и крысы замерли; мне казалось, Он говорит: “Все эти жизни я подарю тебе, и много, много других еще лучше — на вечные времена, если ты падешь ниц предо мной и будешь мне поклоняться!” Тут облако цвета крови заволокло мне глаза, и, прежде чем я сообразил, что делаю, я открыл окно и сказал ему: “Войди, Господин и Учитель!” Крысы исчезли, а Он проскользнул в палату через створку, хотя я приоткрыл ее всего на дюйм, — как лунный свет проскальзывает через малейшую щель и мерцает во всём своем великолепии...»
Голос больного становился слабее, я вновь смочил ему губы бренди. Казалось, его память не прерывала работу и во время этой краткой передышки — потому что он продолжил рассказ явно не с того места, где остановился. Я хотел сказать ему об этом, но Ван Хелсинг шепнул мне:
«Пусть говорит. Не прерывай его, ему трудно вернуться обратно, а сбившись, он может и вовсе потерять нить».
«Весь день я ждал от Него какого-нибудь знака, — продолжал Рен- филд, — но он ничего не прислал мне, даже мясной мухи, и, когда взошла луна, я изрядно разозлился на Него. Когда Он снова, даже не постучавшись, проскользнул в окно, хотя оно было закрыто, я просто вышел из себя. Он насмехался надо мной, Его бледное лицо с мерцающими красными глазами проступало из тумана. Он держался так, будто всё здесь принадлежит Ему, а я — никто. И даже самый запах Его изменился — я почувствовал это, когда Он проходил совсем близко от меня, а я не смог Его задержать. Но мне показалось, будто в палату вошла миссис Гаркер».
Артур и Куинси, сидевшие на кровати, встали и подошли к больному сзади — так, что он их не видел, но теперь им было слышно его гораздо лучше. Оба молчали. Профессор же вздрогнул и никак не мог унять дрожь, лицо его, однако, еще более омрачилось и посуровело. Ренфилд, ничего не замечая, продолжал:
«Когда миссис Гаркер пришла ко мне сегодня днем, она была не такая, как прежде, — словно чай, разбавленный водой. — Тут мы все
ДРАКУЛА. Глава XXI
351
придвинулись к нему, но никто не проронил ни слова. — Я не заметил ее присутствия, пока она не заговорила: она очень изменилась. Мне не по душе бледные люди, я люблю полнокровных, а из нее, казалось, вытекла вся кровь. В ту минуту я не подумал об этом, но потом, когда она ушла, я задумался, и мысль о том, что Он отнимает жизнь у нее, просто свела меня с ума. — Я почувствовал, что все содрогнулись, как и я сам, но сохраняли спокойствие. — Он явился сегодня вечером, и я был готов к Его приходу. Было видно, как просачивается туман, и я пытался помешать Ему. Сумасшедшие, как мне приходилось слышать, обладают невероятной силой, и, зная о том, что я сумасшедший, по крайней мере временами, я захотел использовать свою силу. Увы, Он тоже это почувствовал и вынужден был выйти из тумана, чтобы сразиться со мной. Решив во что бы то ни стало не дать Ему погубить миссис Гаркер, я держался стойко и, как мне показалось, был близок к победе, но тут увидел Его глаза. Они прожгли меня насквозь, и моя сила растаяла, как дым. Он одержал верх — я пытался вцепиться в Него, но Он поднял меня и швырнул об пол. Мне показалось, будто грянул гром, меня окутало красное облако, а туман уполз под дверь».
Голос Ренфилда становился всё слабее, дыхание — всё более хриплым. Ван Хелсинг машинально встал и сказал:
«Теперь нам известно всё, и даже самое худшее. Он — здесь, и понятно, с какой целью. Но, может быть, еще не слишком поздно. Вооружимся, как в ту ночь, и поторопимся, дорога каждая секунда».
Ничего не надо было объяснять или напоминать — наши страхи, как и решимость, давно стали общими. Мы быстро взяли в своих комнатах то, с чем ходили в дом графа; у профессора всё было с собой. Когда мы сошлись в коридоре, он выразительно указал на обереги: «Никогда не расстаюсь с ними и не расстанусь, пока мы не завершим задуманное. Будьте так же благоразумны, друзья мои. Мы имеем дело с необычайно изворотливым врагом. Увы! Увы! Подумать только, теперь угроза нависла и над дорогой мадам Миной!»
Голос его дрогнул, он замолчал, и я не знаю, чего было больше в моем сердце — ужаса или гнева.
У двери Гаркеров мы остановились. Арт и Куинси слегка отступили назад.
352
БРЭМ СТОКЕР
«Удобно ли тревожить ее?» — спросил Куинси.
«Это необходимо, — мрачно ответил Ван Хелсинг. — Если дверь заперта, я взломаю ее».
«Это же может напугать миссис Гаркер. Как-то не принято врываться в комнату леди...»
«Вы, безусловно, правы, — мрачно сказал Ван Хелсинг, — но в данном случае речь идет о жизни и смерти. Врач должен преодолевать любые преграды, когда спешит к пациенту; в жизни, конечно, это не всегда так, но только не сегодняшней ночью. Джон, дружище, я поверну ручку, и если дверь не откроется, то изо всех сил надави на нее плечом, и вы тоже, друзья мои. Вперед!»
Он повернул ручку — дверь не поддалась. Мы дружно бросились на нее — и она с треском распахнулась: мы ввалились в комнату, пролетев чуть ли не головами вперед. Профессор таки упал, но мгновенно поднялся. Нашим глазам открылась ужасная картина — волосы у меня на голове встали дыбом, а сердце замерло.
Луна светила так ярко, что, несмотря на плотную желтую штору, в комнате было светло. На одном краю кровати, у окна, лежал Джонатан Гаркер, с красным лицом, тяжело дыша, как будто без сознания, а на другом — мы увидели его жену: одетая в белое, она стояла на коленях. А рядом с ней — высокий худой мужчина в черном. Лицо его было видно нечетко, но мы сразу по всем признакам узнали графа, даже по шраму у него на лбу. Левой рукой он сжимал руки миссис Гаркер, с силой отводя их в сторону, а правой, взявши за затылок, пытался склонить ее голову к себе на грудь. Белая ночная сорочка миссис Гаркер была испачкана кровью, тонкой струйкой она стекала по обнаженной груди графа, видневшейся сквозь его разорванную одежду. В этой чудовищной сцене было кошмарное сходство с тем, как ребенок тычет носом котенка в блюдце с молоком, заставляя его пить.
Когда мы ворвались в комнату, граф обернулся на шум, и мы увидели жуткий взгляд, столь знакомый нам по описанию. Глаза Дракулы пламенели дьявольской страстью, широкие ноздри орлиного носа хищно раздувались, белые острые зубы были оскалены, как у дикого зверя, с полных губ стекала кровь. Резким движением он отшвырнул
ДРАКУЛА. Глава XXI
353
свою жертву на кровать и бросился на нас. Но профессор был уже на ногах и успел выставить перед собой сверток с освященной облаткой. Граф внезапно остановился, как тогда бедняжка Люси у склепа, и попятился. И пятился всё дальше и дальше, а мы, подняв распятия, наступали на него. Вдруг стало темно — большая черная туча закрыла луну, а когда Куинси зажег спичкой газовую лампу, мы увидели лишь легкий туман, утекавший под дверь, которая за это время успела захлопнуться.
Ван Хелсинг, Арт и я ринулись к миссис Гаркер, которая, вздохнув, вскрикнула так отчаянно, пронзительно и дико, что этот крик я, наверное, не забуду до конца своих дней. Несколько секунд она оставалась лежать неподвижно — беспомощная и безвольная. Лицо ее было мертвенно-бледным, и от кровавых пятен на губах, щеках и подбородке казалось еще бледнее, с шеи стекала тонкая струйка крови, в глазах застыл неподдельный ужас. Она закрыла лицо крепко стиснутыми руками, на которых еще видны были багровые отметины — следы железной хватки чудовища, и мы услышали тихий, безутешный плач, он потряс нас не меньше, чем страшный крик, ставший лишь первым выражением бесконечного страдания. Ван Хелсинг подошел к постели и бережно накрыл Мину одеялом; Арт несколько мгновений в отчаянии глядел на нее, а потом выбежал из комнаты.
Профессор шепнул мне:
«Мы ничем не можем помочь бедной мадам Мине, пока она немного не успокоится. Джонатан — в оцепенении, которое, как известно, может навлечь вампир9. Нужно привести его в чувство».
Он смочил край полотенца холодной водой и слегка пошлепал им по лицу Джонатана, а его жена, по-прежнему закрыв лицо руками, рыдала так, что сердце разрывалось на части. Я отодвинул штору и посмотрел в окно. Ярко светила луна. И я увидел, как Куинси Моррис пробежал по полянке и спрятался в тени большого тиса. Меня заинтриговало, что он там делает, но я не успел разобраться — отвлекло восклицание Гаркера, который пришел в себя и взглянул на кровать. На лице его, как и следовало ожидать, было выражение изумления и растерянности. Несколько секунд несчастный не мог сообразить, что к че¬
354
БРЭМ СТОКЕР
му, а потом осознал, где он и что происходит, и вздрогнул. Миссис Гаркер быстро повернулась к нему и протянула руки, словно желая обнять его, но тут же отвела их и, закрыв ими лицо, забилась, как в приступе сильной лихорадки.
«Бога ради, что это значит? — воскликнул Джонатан. — Доктор Сьюард, профессор Ван Хелсинг, что это? Что случилось? Что стряслось? Мина, дорогая, что такое? Откуда эта кровь? Боже мой, Боже мой! Неужели дошло до этого? — И, вскочив на колени, резко хлопнул руками. — Боже милосердный, помоги нам! Помоги ей! О, помоги ей!»
В следующее мгновение Гаркер спрыгнул с постели и начал быстро одеваться — как всякий настоящий мужчина, он ощутил потребность немедленно действовать.
«Что случилось? Расскажите мне всё! — громко повторял он. — Профессор Ван Хелсинг, я знаю, вы любите Мину. Так сделайте что-нибудь, спасите ее! Это еще не могло зайти слишком далеко. Охраняйте ее, пока я буду искать это чудовище!»
Мина, несмотря на отчаяние, ужас и боль, сразу поняла, что мужу грозит опасность, и, мгновенно забыв о своем бедственном положении, вцепилась в него и закричала:
«Нет! Нет! Джонатан, не оставляй меня! Бог свидетель, я и так уже слишком настрадалась сегодня ночью, чтобы пережить еще и кошмар волнения за тебя. Ты должен остаться со мной, с нашими друзьями, которые могут защитить тебя!»
Лицо у нее сделалось просто безумным, она заставила его сесть на кровать и отчаянно прижалась к нему. Мы с Ван Хелсингом старались успокоить их обоих.
«Не бойтесь, дорогая, — мы с вами! — сказал профессор с удивительным спокойствием и поднял свое маленькое золотое распятие. — А пока и оно рядом с вами, никакая нечисть к вам не приблизится. На остаток ночи вы в безопасности; мы же должны сохранять спокойствие и посоветоваться друг с другом, что делать дальше».
Миссис Гаркер, дрожа и не говоря ни слова, припала к груди мужа. Когда она подняла голову, его белая сорочка оказалась запятнана кровью в тех местах, которых коснулись ее губы и куда упали капли
ДРАКУЛА. Глава XXI
355
из крохотной ранки на шее. Увидев это, она отодвинулась с тихим плачем и зашептала сквозь душившие ее рыдания:
«Нечистая, нечистая!10 Я не должна больше прикасаться к нему или целовать его. О, как же это могло случиться, что именно я теперь — его злейший враг, которого он должен больше всех остерегаться».
«Ну что за чепуха, Мина! — решительно сказал Гаркер. — Мне просто стыдно слышать такое от тебя. Я не хочу слышать это от тебя. И не буду слушать. Пусть Господь судит меня по заслугам и накажет еще большим страданием, чем сегодня, если когда-либо по моей вине или воле что-нибудь встанет между нами!»
Обняв продолжавшую плакать жену и прижимая ее к груди, он смотрел на нас поверх ее головы; глаза у него были печальны и полны слез, губы плотно сжаты. А миссис Гаркер начала успокаиваться, всхлипы ее стали реже и тише, и тогда он сказал мне с нарочитым спокойствием, которое, как я почувствовал, стоило ему предельного напряжения нервов:
«Доктор Сьюард, а теперь расскажите мне всё. Суть я уловил, но хочу знать подробности».
И я обстоятельно изложил ему всё, что произошло. Казалось, он слушал бесстрастно, но ноздри его трепетали, а глаза вспыхивали, когда я рассказывал, как граф безжалостно удерживал миссис Гаркер в жуткой, чудовищной позе, принуждая ее прильнуть губами к открытой ране на его груди11. Про себя я отметил, что даже в такой момент, когда лицо Джонатана было бледным от напряжения, его руки ласково гладили растрепавшиеся волосы жены.
Едва я закончил, как в дверь постучали — вошли Куинси и лорд Годалминг, готовые к дальнейшим действиям. Ван Хелсинг вопросительно посмотрел на меня, как бы спрашивая: не воспользоваться ли нам их появлением, чтобы отвлечь внимание несчастных мужа и жены друг от друга и от самих себя. Я кивнул, и профессор поинтересовался у пришедших, что они видели и делали. Лорд Годалминг ответил:
«Я не нашел его нигде: ни в коридоре, ни в наших комнатах. Он явно побывал в кабинете. Хотя...»
Тут Артур замолчал, взглянув на поникшую на постели фигуру. Но Ван Хелсинг печально сказал:
356
БРЭМ СТОКЕР
«Продолжайте, друг Артур. Теперь не нужно больше никаких тайн. Ради общей пользы мы должны быть полностью откровенны друг с другом. Говорите свободно».
«И хотя он пробыл там, — продолжал лорд Годалминг, — возможно, лишь несколько секунд, но устроил страшный кавардак. Сжег все рукописи, — голубое пламя еще вспыхивало среди белого пепла; бросил в огонь валики с вашими записями, доктор, — воск лишь помог пламени».
Тут я прервал его:
«Есть еще один экземпляр в сейфе, слава богу!»
Лицо Артура просветлело на мгновение, но потом снова омрачилось.
«Я сбежал вниз по лестнице — никого. Заглянул в палату Ренфилда, и там — его не было, а...» — И он вновь замолчал.
«Продолжайте», — хрипло сказал Гаркер.
Артур опустил голову и, проведя по пересохшим губам кончиком языка, вымолвил:
«Бедняга Ренфилд умер».
Миссис Гаркер подняла голову и, обведя нас взглядом, произнесла с чувством:
«На всё воля Божья!»
Я догадался, что Артур намеренно чего-то недоговаривает, — поэтому ничего не сказал.
«Ну а вы, друг Куинси, можете чего-нибудь добавить?» — спросил Ван Хелсинг.
«Кажется, могу. Возможно, это имеет значение, хотя сейчас трудно сказать. Я решил разведать, куда, выйдя из дома, двинется граф. Но его самого не увидел, зато заметил, как из окна Ренфилда выпорхнула летучая мышь и полетела на запад. Я ожидал появления графа — в любом обличил — в Карфаксе, но, очевидно, он предпочел другое убежище. Сегодня он наверняка не вернется — заря уже занимается, скоро рассвет. Днем нам надо действовать!»
Последние слова Куинси процедил сквозь стиснутые зубы. Минуты две все молчали, мне казалось, я слышу биение наших сердец. Потом Ван Хелсинг, очень нежно положив руку на голову миссис Гаркер, сказал:
ДРАКУЛА. Глава XXI
357
«А теперь, мадам Мина, бедная, дорогая, милая мадам Мина, расскажите нам подробно, что произошло. Видит Бог, я не хочу вынуждать вас страдать, но необходимо, чтобы мы знали всё. Теперь нам надо действовать быстро, решительно и наверняка. Близок день, когда всё это наконец закончится, а теперь нам нужно извлечь из случившегося урок».
Бедная, славная миссис Гаркер дрожала, нервы ее явно были на пределе: припав к мужу, она прятала голову у него на груди. Но потом гордо выпрямилась и протянула руку Ван Хелсингу, который взял ее и, наклонившись, почтительно поцеловал. Джонатан обнимал жену, словно стремясь защитить. После паузы, видимо собравшись с мыслями, миссис Гаркер начала:
«Я приняла снотворное, которое вы любезно приготовили для меня, но оно долго не действовало. Сна не было ни в одном глазу, меня начали одолевать какие-то страшные фантазии, мысли о смерти, вампирах, о крови, боли и страдании. — Тут ее муж невольно застонал; она повернулась к нему и сказала с любовью: — Не волнуйся, дорогой! Будь храбрым, сильным и помоги мне перенести это страшное испытание. Если бы ты знал, как мне трудно говорить об этом кошмаре и как я нуждаюсь в твоей поддержке. Итак, я поняла, что лекарства мне мало, нужно помочь его действию концентрацией воли, и решила заснуть во что бы то ни стало. Наверное, вскоре я и правда заснула, потому что дальше ничего не помню. Джонатан не разбудил меня своим приходом; но помню, как он уже лежит около меня, а по комнате стелется знакомый легкий белый туман. Возможно, я раньше не рассказывала вам о нем, но вы сможете прочитать об этом в моем дневнике — там есть этот эпизод. Меня охватило уже привычное чувство смутного страха, я ощущала чье-то присутствие. Попробовала разбудить Джонатана, но он спал крепко и не просыпался, как будто не я, а он принял снотворное. Я пыталась, но так и не смогла разбудить его. Охваченная страхом, я испуганно оглядывала комнату. И тут сердце у меня просто упало: рядом с постелью стоял высокий, худой человек в черном, — он словно возник из тумана или, скорее, туман превратился в него. Я сразу узнала его по описаниям. Восковое лицо, резко очерченный орлиный нос, освещенный узкой полоской света, красные приоткрытые губы и острые
358
БРЭМ СТОКЕР
белые клыки, красные глаза, которые я уже видела при заходе солнца в окнах церкви Святой Марии в Уитби. Узнала я и красный шрам у него на лбу12 — след от удара Джонатана. На мгновение у меня сердце замерло. Я хотела было закричать, но меня будто парализовало. Тут он пронзительно и угрожающе зашептал, показывая на Джонатана: “Тихо! Если ты издашь хоть один звук, я размозжу ему голову прямо у тебя на глазах”. Я была в слишком большом смятении, чтобы хоть что- нибудь сказать или сделать. С издевательской улыбкой он одной рукой крепко взял меня за плечо, а другой — обнажил мое горло, сказав при этом: “Сначала — глоток освежающего напитка в награду за мои труды. Только не волнуйся, пора бы привыкнуть: уже не в первый и даже не во второй раз я утоляю жажду кровью из твоих вен!” Я была просто в шоке, но, что довольно странно, не ощущала ни малейшего желания сопротивляться. Видимо, это часть его чудовищного ритуала — он гипнотизирует жертву. И — о Боже мой! Боже, сжалься надо мною!.. — и он приник своими мерзкими губами к моему горлу».
Джонатан снова застонал. Миссис Гаркер, сжав его руку, посмотрела на него с таким сочувствием, будто пострадал он, а не она, и продолжила:
«Силы покидали меня, я была почти в обмороке. Сколько длился этот кошмар, не знаю; мне показалось, прошло очень много времени, прежде чем он оторвал от меня свой гадкий, ужасный, ухмыляющийся рот. Свежая кровь капала с его губ!..»
Это воспоминание, казалось, лишило ее сил, несчастная женщина опустила голову и, наверное, совсем бы сникла, если бы не ободряющая поддержка мужа. С большим трудом она продолжила рассказ:
«Потом он сказал мне с усмешкой: “Итак, ты вместе с остальными намерена тягаться со мной, хочешь помочь своим дружкам выследить меня и расстроить мои планы. Но теперь ты знаешь, а вскоре узнают и они, что значит встать мне поперек дороги. Им следовало бы беречь свои силы для защиты дома, а они строят козни против меня — это против меня-то, мастера интриг и великого властителя, еще за сотни лет до их рождения повелевавшего народами! Разумеется, я обвел их вокруг пальца. И ты, столь бесценная для них, сделалась плотью от плоти моей, кровью от крови моей13, породнившись со мной; еще какое-то время
ДРАКУЛА. Глава XXI
359
ты послужишь мне рогом изобилия — я буду пить из тебя кровь, как вино; а потом станешь моей спутницей и помощницей. Но ты будешь отмщена за то, что они не уберегли тебя — ведь никто из них не пришел тебе на помощь. А пока тебя следует наказать за содеянное. Ты участвовала в кознях против меня и теперь станешь подвластна моему зову. Как только я мысленно прикажу тебе: ‘Приди!’ — ты помчишься на мой зов через материки и океаны; для этого я сделаю вот что!” И он разорвал на себе рубашку и длинными острыми ногтями вскрыл вену у себя на груди. Брызнула кровь, и он, схватив мои запястья своей пятерней, другой рукой стал прижимать мой рот к ране так, что я должна была или задохнуться, или глотнуть... О, Боже мой! Боже мой! Что я наделала? Чем я провинилась, что заслужила такое наказание? Ведь я всегда старалась жить кротко и честно. Господи, смилуйся! Сжалься над бедной душой, которой грозит опасность даже пострашнее смерти; смилуйся над теми, кому я дорога!»
И, словно желая очистить губы от скверны, миссис Гаркер принялась тереть их.
Пока она рассказывала свою ужасную историю, небо на востоке начало светлеть. Гаркер молчал и внешне казался спокойным, но на лицо его во время ужасного рассказа легла тень, которая всё более сгущалась. И, когда блеснула первая полоска утренней зари, лицо его стало еще темнее на фоне поседевших за ночь волос...
Мы договорились, что один из нас будет всё время неподалеку от несчастных супругов, пока мы не соберемся вместе и не обсудим план дальнейших действий.
В одном у меня нет сомнений: солнце взошло над несчастнейшим из домов на протяжении всего своего суточного пути.
XXI
WWW Зшшф.
FШМЖ зялся за дневник — должен что-
то делать, иначе сойду с ума. Шесть утра. Через полчаса мы должны собраться в кабинете и позавтракать; профессор Ван Хелсинг и доктор Сьюард считают, что голод — не помощник в нашем деле. Да, видит бог, сегодня нам потребуется много сил. Буду при малейшей возможности вести записи — лишь бы ни о чем не думать. Стану описывать всё подряд — и важные события, и мелочи, ведь именно мелочи могут оказаться наиболее поучительными. Хотя никакой урок, большой или малый, преподнесенный жизнью нам с Миной, не может быть хуже того, который мы уже получили. Но нужно не унывать и надеяться на лучшее. Бедная Мина сейчас сказала мне — при этом слезы градом лились по ее щекам, — что в несчастьях и испытаниях проверяется наша вера и, несмотря ни на что, нужно уповать на Бога, и в конце концов Он поможет нам. В конце концов! О, Боже мой! В каком конце?.. Надо действовать! Действовать!
Когда профессор Ван Хелсинг и доктор Сьюард вернулись из комнаты бедного Ренфилда, мы стали обсуждать ситуацию.
Сначала доктор Сьюард рассказал, что они с профессором нашли Ренфилда лежащим на полу, как куль; всё лицо его было разбито, а шея сломана. Доктор Сьюард пригласил санитара, который дежурил тогда на посту в коридоре, и спросил, слышал ли тот что-нибудь. Он
362
БРЭМ СТОКЕР
сообщил, что слышал — правда, сквозь полузабытье — голоса в палате, и затем Ренфилд несколько раз громко выкрикнул: «Боже! Боже! Боже!» — потом раздался шум, будто что-то упало; вбежав в палату, дежурный нашел больного на полу, лицом вниз — так, как позднее увидели его профессор и доктор. На вопрос Ван Хелсинга, слышал ли он «голоса» или «голос», дежурный не мог ответить определенно: сначала ему вроде бы послышались два голоса, но, заметил он, раз в палате находился только Ренфилд, значит, и голос там мог быть только один. И, если нужно, он мог бы поклясться, что слово «Боже» произнес Ренфилд.
Когда санитар покинул кабинет, доктор Сьюард сказал, что не хотел бы особенно углубляться в это дело. Если будет предпринято расследование, правду говорить бессмысленно, всё равно никто не поверит, а так — на основании слов дежурного — он напишет заключение о смерти в результате несчастного случая, после падения с кровати. Ну а если коронер потребует официального расследования, оно неизбежно приведет к тому же результату.
Приступая к обсуждению плана действий, мы перво-наперво решили, что Мина должна всё знать, нельзя скрывать от нее ничего, вплоть до самого тяжкого и страшного. Она признала наше решение мудрым, но как же грустно было видеть ее, несмотря на всю ее стойкость, в такой пучине отчаяния.
«Больше никаких тайн, — грустно сказала она. — Увы! Мы уже достаточно молчали, да и ничто в этом мире не сможет причинить мне большее страдание, чем то, что пришлось пережить! Что бы ни случилось, я готова — либо появится новая надежда, либо снова потребуется мужество!»
Ван Хелсинг внимательно посмотрел на нее и вдруг спокойно спросил:
«Но, дорогая мадам Мина, неужели после всего, что произошло, вы не боитесь — если не за себя, то хотя бы за других?»
Лицо у нее напряглось, а в глазах читалось смирение мученицы.
«Нет, — ответила она, — я готова на всё!»
«На что именно?» — спросил он мягко; мы же молчали, смутно представляя себе, что она имеет в виду.
ДРАКУЛА. Глава XXII
363
Очень непосредственно и просто, как будто констатируя самый обыденный факт, Мина пояснила:
«Если пойму — а я буду настороже, — что причиняю вред тем, кого люблю, то предпочту умереть!»
«Неужели вы способны покончить с собой?» — спросил профессор хрипло.
«Да, я бы сделала это, не будь у меня друга, который, ради любви ко мне, мог бы избавить меня от боли и такого страшного поступка!»
И она выразительно посмотрела на Ван Хелсинга. Тот встал, подошел к ней и, положив руку ей на голову, прочувствованно сказал:
«Дитя мое, такой друг у вас есть. Я взял бы на себя грех перед Всевышним и нашел бы средство, чтобы вы безболезненно покинули этот мир — даже прямо сейчас. Но нет, это опасно! Дитя мое... — Голос у него сорвался, казалось, в горле возник комок, и профессор поперхнулся, однако справился с волнением и продолжил: — Тут есть люди, которые встанут между вами и смертью. Но ни от чьей руки, тем более своей собственной, вы не должны умирать — по крайней мере, пока по-настоящему не умрет тот, кто отравил вашу светлую жизнь, иначе после смерти вы станете такой же, как он. Нет, вы просто обязаны жить! Вы должны жить и бороться, даже если смерть покажется вам невыразимым благом. Вы должны противостоять самой смерти, застанет ли она вас в радости или горе, днем или ночью, в безопасном укрытии или в момент предельного риска!1 Ради спасения вашей души заклинаю вас не умирать, более того — даже не думать о смерти, пока не будет покончено с этим злом».
Моя бедняжка побледнела как полотно, ее охватил озноб, напомнивший мне о мелкой дрожи сыпучего песка во время прилива. Мы молчали — что мы могли сделать?! Наконец она успокоилась и, протянув профессору руку, сказала мягко и — о, до чего же печально:
«Даю вам слово, мой дорогой друг, если Господь оставит меня в живых, я постараюсь следовать вашим советам, и, надеюсь, наступит час, когда этот ужас закончится».
Доброта и смелость Мины укрепили нашу решимость действовать и постоять за нее. Мы перешли к обсуждению конкретных задач. Я сообщил Мине, что ей поручается хранение документов — всех бумаг,
364
БРЭМ СТОКЕР
дневников, фонографических валиков, которые могут нам пригодиться. Кроме того, она должна, как и прежде, сама вести записи. Мина была очень рада этим поручениям — если, конечно, слово «рада» можно употребить в сочетании с такими мрачными обстоятельствами.
Как обычно, Ван Хелсинг уже всё продумал и подготовил точный план действий.
«Возможно, оно и к лучшему, — сказал он, — что после посещения Карфакса мы решили не трогать ящики с землей, которые там находятся. Тронь мы их, граф догадался бы о наших замыслах и, несомненно, заранее принял бы меры, чтобы помешать нам в других местах. Но теперь он не знает о наших намерениях. Вероятнее всего, он даже не подозревает о том, что у нас есть средство, чтобы стерилизовать землю в его логовах и тем самым лишить его убежищ. А мы теперь располагаем сведениями, где они находятся; осталось лишь обследовать дом на Пикадилли и установить, последнее ли это укрытие. Все надежды — на сегодняшний день. Солнце, осветившее утром нашу печаль, теперь оберегает нас. Нужно, чтобы это чудовище оставалось в том же облике до самого заката. В своем земном образе граф окажется в ловушке и не сможет растаять в воздухе или проскользнуть сквозь щель или замочную скважину. А коли захочет выйти в дверь, так пусть открывает ее как простой смертный. Сегодня нам нужно найти и стерилизовать все его убежища. Если же не удастся схватить и уничтожить самого Дракулу, надо, по крайней мере, загнать его в такое место, где мы смогли бы наверняка разделаться с ним впоследствии».
Тут я не выдержал и вскочил — мол, вместо того, чтобы действовать, мы тратим время на разговоры, теряя бесценные минуты, от которых зависят жизнь и счастье Мины. Но Ван Хелсинг предостерегающе поднял руку:
«Нет, друг Джонатан, тише едешь — дальше будешь, как говорит пословица2. Мы будем действовать, и действовать с ошеломительной быстротой, но в надлежащий момент. А теперь подумайте: скорее всего, все нити сходятся в доме на Пикадилли. Граф мог приобрести много домов. Значит, должны быть документы об их покупке, ключи и прочее. А бумага, на которой он пишет, а чековая книжка3 и другие необходимые вещи — где-то же он хранит их! Почему бы не в этом до¬
ДРАКУЛА. Глава ХХП
365
ме в центре? Ведь в нем граф может спокойно пользоваться парадным или черным входом в любое время, не привлекая к себе внимания — там всегда полно народу. Мы поедем на Пикадилли, обыщем дом, выясним всё необходимое и лишь затем начнем, как говорит наш друг Артур на своем охотничьем жаргоне, “засыпав норы”, “гнать лису”. Ну что, договорились?»
«Так поехали немедленно! — вскричал я. — Мы зря теряем драгоценное время!»
Но профессор даже не шелохнулся и спокойно спросил:
«А как вы собираетесь попасть в дом на Пикадилли?»
«Да всё равно как! — воскликнул я. — Взломаем дверь, если нужно».
«А полиция? Как она на это посмотрит и что скажет?»
Я слегка опешил, поняв, что, если профессор не торопится, у него есть на то свои основания. Поэтому ответил как можно спокойнее:
«Но не медлите долее, чем необходимо. Вы ведь знаете, в каком я состоянии».
«Ах, мальчик мой, знаю, и у меня нет ни малейшего желания продлевать ваши страдания. Но наш черед настанет только тогда, когда всё вокруг придет в движение. Так вот, я долго размышлял и решил, что самый простой путь — самый лучший. Мы хотим войти в дом, но ключа у нас нет. Ведь так? — Я кивнул. — Теперь представьте себе, что вы — хозяин дома и не можете попасть в него. Но идея взлома не приходит вам в голову, потому что вам чужда психология взломщика. Что бы вы сделали?»
«Я бы пригласил хорошего слесаря и попросил открыть дверь».
«А как же полиция?»
«Полиция не станет вмешиваться, если будет знать, что слесарь приглашен хозяином».
«Значит, — он внимательно посмотрел на меня, — главное, чтобы полицейский не усомнился в том, что владелец настоящий. Ваша полиция действительно очень усердна и умна — о, весьма умна! — и разбирается в людях. Однако, друг мой Джон, можно открыть сотни пустых домов и в Лондоне, и в других городах мира, если действовать умно да еще в самое удобное для этого время, тогда никто не подумает помешать вам. Я читал об одном джентльмене — владельце прекрасно¬
366
БРЭМ СТОКЕР
го дома в Лондоне; он, заперев свой особняк, на всё лето поехал в Швейцарию. Грабитель, разбив заднее окно, проник в дом, открыл ставни и вышел через парадный вход на глазах у полицейского. Потом устроил в этом самом доме аукцион, предварительно разрекламировав его и разместив на улице большое объявление. И в один прекрасный день с помощью известного аукциониста продал всё, что было в доме. А затем договорился со строительной фирмой о продаже особняка, поставив условие, что здание должно быть разобрано к определенному сроку и увезено. Ваша полиция и власти всемерно помогали ему. Когда настоящий владелец вернулся из Швейцарии, то обнаружил лишь пустое место4.
Всё было сделано en règle*, и мы тоже будем действовать en règle. Не поедем туда слишком рано, чтобы не вызвать подозрения у полицейского, который утром не очень занят. Отправимся после десяти, когда на улице уже много народу и ни у кого не возникнет сомнений в том, что мы и есть хозяева».
Такой план показался мне очень разумным, даже у Мины немного прояснилось лицо. Забрезжила хоть какая-то надежда.
«Попав в дом, — продолжал Ван Хелсинг, — мы можем обнаружить что-то важное. В любом случае часть из нас останется там, другие отправятся в Бермондси и Майл-Энд — на поиски ящиков».
Лорд Годалминг встал:
«Тут я могу кое-чем помочь. Телеграфирую своим людям, чтобы они в определенных местах держали наготове лошадей и экипажи».
«Слушай, дружище, это прекрасная мысль! — воскликнул Моррис. — Конечно, нам могут понадобиться лошади. Но не кажется ли тебе, что твои фешенебельные экипажи, украшенные фамильным гербом, привлекут слишком много внимания на проселочных дорогах Уолворта и Майл-Энда? Думаю, когда мы отправимся на юг или восток, лучше нанять кэбы, да и то оставлять их где-нибудь по соседству, а не около домов».
«Наш друг Куинси прав! — сказал профессор. — Котелок у него, как говорится, варит. Нам предстоит решить нелегкую задачу, и лучше не привлекать к себе внимание посторонних».
* по правилам (фр).
ДРАКУЛА. Глава XXII
367
Мина проявляла всё больший интерес к обсуждению, и я был доволен — это отвлекало ее от ужасного ночного переживания. Она была очень, очень бледна, почти как мел, и так исхудала, что губы оттянулись, обнажив зубы. Я не сказал ей об этом, чтобы не огорчать понапрасну, но у самого просто леденела кровь в жилах при воспоминании о том, что произошло с Люси после того, как граф напился ее крови. Правда, незаметно, чтобы у Мины зубы стали острее, но прошло еще слишком мало времени...
Когда мы стали обсуждать последовательность наших действий и расстановку сил, возникли новые сомнения. В конце концов было решено перед поездкой на Пикадилли разрушить ближайшее логово графа. Даже если он узнает об этом прежде времени, мы всё равно опередим его, а появление его в материальном и самом уязвимом для него облике даст нам некоторое преимущество.
После посещения Карфакса нам всем, по мнению профессора, следует ехать на Пикадилли; потом он, доктор и я останемся там, а лорд Годалминг и Куинси отыщут и уничтожат убежища в Уолворте и Майл- Энде. Профессор допускал, хотя и считал маловероятной, возможность прихода Дракулы на Пикадилли днем — но на всякий случай нам нужно быть готовыми к схватке. И при первом же удобном случае попытаться преследовать графа. Я был против этого плана, точнее, против моей поездки, твердо решив остаться и защищать Мину, но она и слышать об этом не хотела — считала, что на Пикадилли могут возникнуть юридические вопросы, входящие в мою компетенцию, или вдруг в бумагах графа обнаружатся какие-то зацепки, понятные лишь мне с моим трансильванским опытом; не говоря уж о том, что для борьбы со столь могучим чудовищем необходимо объединить все наши силы. Я вынужден был уступить. Очень решительно настроенная Мина сказала, что ее последняя надежда — на нашу сплоченность.
«Что касается меня, — заметила она, — я не боюсь. Со мной уже случилось худшее, но теперь, что бы там ни было, все-таки есть надежда. Ступай, мой родной! И, если Богу будет угодно, Он защитит меня так же, как и всех нас».
Тогда я встал и воскликнул:
«Ради бога, пойдемте скорее, не теряя больше времени. Граф может заявиться на Пикадилли раньше, чем мы думаем».
368
БРЭМ СТОКЕР
«Едва ли!» — сказал Ван Хелсинг, махнув рукой.
«Почему?» — спросил я.
«Вы забыли, — невесело усмехнулся он, — прошлой ночью он лихо пировал, поэтому встанет поздно».
Мог ли я забыть? Разве я когда-нибудь забуду! Сможет ли кто- нибудь из нас забыть эту ужасную сцену? Мина собрала все свои силы, чтобы сохранить спокойствие, но боль воспоминаний захлестнула ее, и она, закрыв лицо руками, задрожала и застонала. Конечно, Ван Хелсинг вовсе не хотел напомнить ей о пережитом ужасе. Его внимание было сосредоточено на плане действий, и он просто упустил из виду ее присутствие. Когда до профессора дошло, что сорвалось у него с языка, он пришел в ужас от своей бестактности и попытался успокоить Мину:
«О мадам Мина, дорогая, дорогая мадам Мина! И надо же, чтобы именно я, который столь почитает вас, брякнул такое. Но не стоит обращать внимание на глупого болтливого старика. Вы ведь забудете, правда?»
Он склонился к ней, она взяла его руку и сквозь слезы сказала охрипшим голосом:
«Нет, не забуду — нельзя забывать, к тому же у меня так много добрых воспоминаний о вас, и всё переплетается. Но всем вам скоро пора отправляться. Завтрак готов, нужно поесть, чтобы подкрепить силы».
Этот завтрак не походил на наши обычные трапезы. Мы изо всех сил старались быть веселыми, подбадривали друг друга; самой общительной и веселой казалась Мина. После завтрака Ван Хелсинг встал и сказал:
«А теперь, друзья мои, нам пора приступить к выполнению нашей ужасной миссии. Все ли мы защищены, как в ту ночь, когда впервые побывали в логове врага? Вооружены ли вы против оккультной и телесной атаки? — Мы подтвердили, что оснащены всем необходимым. — Ну что ж, хорошо. Мадам Мина, вы совершенно в безопасности здесь, по крайней мере до захода солнца, к тому времени мы вернемся... если... Мы обязательно вернемся! Но перед уходом я хочу быть уверенным, что вы защищены от его нападения. Пока вы были внизу, я подготовил
ДРАКУЛА. Глава XXII
369
вашу комнату, разложив в ней известные вам предметы — туда он не войдет. Теперь я хочу обезопасить и вас саму. Этой частицей Святых Даров я освящаю ваше чело во имя Отца и Сына и...»
Раздался ужасный, пронзительный, леденящий душу крик. Облатка, коснувшись лба Мины, обожгла ее — опалила кожу, как будто то был кусок раскаленного металла! Бедняжка сразу всё поняла, ее измученные нервы не выдержали, и она в отчаянии закричала. Но дар речи быстро вернулся к ней. Ее крик еще звенел в наших ушах, когда она упала на колени в мучительном унижении и, закрыв лицо своими чудесными волосами, как прокаженный в старину капюшоном, запричитала сквозь рыдания:
«Нечистая! Нечистая! Даже Господь чурается моей оскверненной плоти! Я должна носить это позорное клеймо на лбу до дня Страшного суда!»
Все затихли. Я бросился на колени рядом с ней и крепко обнял ее, ощущая беспомощность и отчаяние. Несколько минут наши истерзанные сердца бились вместе, а друзья плакали, отвернувшись, чтобы скрыть слезы. Потом Ван Хелсинг повернулся к нам и заговорил необычайно серьезно, так, что я почувствовал — на него словно свыше снизошло вдохновение:
«Может быть, вам и придется нести это клеймо, пока в день Страшного суда Сам Господь не воздаст всем должное и не снимет со Своих невинных чад тот груз зла, который лег на их плечи в земной юдоли. О мадам Мина, о моя дорогая, моя дорогая, я верю, что все мы, любящие вас, обязательно окажемся тогда перед престолом Всевышнего и увидим, как этот красный шрам, знак всеведения Господа, исчезнет и ваше чело вновь станет таким же чистым, как и ваше сердце! Я не сомневаюсь, что клеймо пропадет, когда Богу будет угодно снять бремя, столь тяжкое для нас. До тех пор мы будем нести свой крест, как нес свой крест Его Сын, послушный Его замыслу. Кто знает, может быть, мы избраны Его доброй волей для испытания и должны следовать Его указаниям, несмотря на муки, стыд, слезы и кровь, сомнения, страхи и всё остальное, чем человек отличается от Бога».
В словах профессора звучали надежда, утешение, призыв смириться. Мы с Миной почувствовали это и, склонив головы, поцеловали ему
370
БРЭМ СТОКЕР
руку. Потом, ни слова не говоря, все встали на колени и, держась за руки, поклялись в верности друг другу. А мы, мужчины, дали клятву не отступать, пока не избавим от горя ту, которую каждый из нас по- своему любил; и мы молили Бога о покровительстве и помощи в том страшном деле, которое нам предстояло.
Пора было выходить. Я попрощался с Миной — этого прощания мы с ней не забудем до конца наших дней. Но я решил твердо: если выяснится, что Мине всё же суждено стать вампиром, в этот неведомый кошмар она уйдет не одна.
Думаю, что в давние времена именно так и бывало: появлялся один вампир и следом за ним — множество других; искренняя, беззаветная любовь вербовала новобранцев в их ужасные ряды — это напоминает о том, что только в освященной земле могли быть похоронены их мерзкие останки.
Без особых затруднений мы проникли в карфаксскую усадьбу — там всё было, как и при нашем первом посещении. Трудно поверить, что в этой прозаичной обстановке — с ее запущенностью, пылью и грязью — таится источник запредельного страха, который мы испытали минувшей ночью. Если бы не наше решение и не ужасные воспоминания, не дававшие нам покоя, едва ли мы смогли бы взяться за дело. Никаких бумаг, ничего, представлявшего интерес, в доме мы не нашли; в старой часовне массивные ящики выглядели точно так же, как в прошлый раз. Ван Хелсинг, стоя подле них, торжественно произнес:
«А теперь, друзья мои, настало время очистить землю, которую чудовище привезло из дальнего края для своих бесчеловечных целей. Граф выбрал именно эту землю, ибо она была освящена его предками, но мы победим злодея его же оружием — еще раз освятим ее. Она была освящена во имя человека, теперь мы сделаем это во имя Бога».
Затем профессор достал из сумки отвертку и стамеску, и вскоре крышку одного из ящиков удалось с шумом снять. Земля пахла плесенью и затхлостью, но мы не обращали на это внимания, наблюдая за Ван Хелсингом. Вынув из коробочки частицу освященной облатки, он благоговейно положил ее на смрадную землю, накрыл ящик крышкой и с нашей помощью закрепил ее. Мы проделали это со всеми ящиками; внешний их вид никак не изменился, но в каждом остался кусочек
ДРАКУЛА. Глава XXII
371
Даров. Когда мы вышли и закрыли за собой дверь, профессор сказал с чувством:
«Ну вот, кое-что сделано! Если нам так же будет везти и дальше, то еще до захода солнца лоб мадам Мины снова станет белым, как слоновая кость, и обретет свою первозданную чистоту!»
По дороге на станцию мы пересекли лужайку, с которой был виден фасад нашего дома. В окне я заметил Мину, помахал ей рукой и кивнул в знак того, что работа наша успешно выполнена. Она поняла и кивнула в ответ. Оглядываясь, я видел, как она махала нам рукой на прощание. С тяжелым сердцем мы пришли на станцию и как раз успели на подоспевший поезд.
Эти записи я сделал в вагоне.
Пикадилли, 12 часов 30 минут
Перед приходом поезда на Фенчёрч-стрит лорд Годалминг сказал мне:
«Мы с Куинси поищем слесаря. Вы лучше не ходите с нами; если возникнут осложнения, то для нас вторжение в пустой дом не будет иметь серьезных последствий. А вы — стряпчий. Юридическая корпорация5 может не одобрить ваши действия».
Я возразил, что мне нет дела до чужих мнений обо мне или моей репутации, но он настаивал:
«К тому же, чем нас меньше, тем меньше внимания мы привлечем. Мой титул поможет при переговорах со слесарем, да и с полицейским, если тот вмешается. Ступайте лучше с Джоном и профессором в Грин- парк и оттуда наблюдайте за домом, а увидев, что вопрос с дверью решен и слесарь удалился, приходите. Мы будем ждать и впустим вас в дом».
«Хороший план!» — одобрил Ван Хелсинг, и я больше не спорил.
Лорд Годалминг и Моррис поехали в одном кэбе, мы — в другом. На углу Арлингтон-стрит() мы вышли и проследовали в Грин-парк. При виде дома, с которым было связано столько наших надежд, сердце у меня забилось. Он стоял мрачный, заброшенный, в окружении жизнелюбивых, нарядных соседей. Мы сели на скамейку так, чтобы видеть
372
БРЭМ СТОКЕР
входную дверь, и закурили сигары, стараясь не привлекать к себе внимания. Время тянулось невыносимо медленно.
Наконец подъехал экипаж, из которого неторопливо вышли лорд Годалминг и Моррис, а с козел спустился коренастый рабочий с плетеной корзиной в руках — в ней были инструменты. Моррис заплатил кучеру, тот поблагодарил, прикоснувшись к шляпе, и уехал. Поднявшись по ступенькам, лорд Годалминг показал рабочему, что надо делать. Парень не спеша снял куртку и, повесив ее на перила, что-то сказал проходившему мимо полицейскому. Тот утвердительно кивнул, слесарь опустился на колени и придвинул к себе корзину. Порывшись в ней, он вытащил несколько инструментов и разложил около себя. Потом встал, заглянул в замочную скважину, подул в нее и, повернувшись к своим заказчикам, что-то сказал. Лорд Годалминг улыбнулся, слесарь достал большую связку ключей, выбрал один из них и, вставив его в замочную скважину, стал поворачивать туда-сюда. Потом попробовал другой ключ, затем — третий. И вдруг дверь — после того, как слесарь слегка нажал на нее — распахнулась, и все трое вошли в дом.
Мы молча ждали: я нервно курил сигару, Ван Хелсинг же сохранял спокойствие. Потом мы увидели, как вышел слесарь, взял свою корзину и вернулся в дом. Придерживая коленом полуоткрытую дверь, он еще раз провернул ключ в замочной скважине и отдал его лорду Годал- мингу. Тот достал кошелек и расплатился; слесарь надел куртку, взял корзину, попрощался, тронув рукой шляпу, и ушел. Никому не было дела до того, что произошло.
Когда рабочий скрылся, мы пересекли улицу и постучали в дверь. Ее мгновенно открыл Куинси Моррис; рядом стоял лорд Годалминг, куривший сигару.
«Тут пахнет прескверно», — сказал он, едва мы переступили порог.
Действительно, смрад был, как в старой часовне в Карфаксе: судя по всему, граф часто пользовался этим убежищем. Мы стали осматривать дом, стараясь на случай нападения держаться вместе, так как очень хорошо знали, что имеем дело с сильным и коварным врагом, а пока еще было неясно, в доме чудовище или нет. В столовой, примыкавшей к передней, мы нашли восемь ящиков с землей. Только восемь из девяти! Нашу работу нельзя было считать законченной, пока мы не
ДРАКУЛА. Глава XXII
373
найдем недостающий ящик. Первым делом мы открыли ставни на окнах, выходивших в маленький, вымощенный камнем двор. Напротив находилась глухая стена конюшни, похожей на маленький домик. Поскольку окон там не было, мы могли не опасаться любопытных взглядов. Не теряя времени, мы занялись ящиками — по очереди открывали их с помощью инструментов, а потом проделывали с землей ту же операцию, что и в часовне. Было ясно, что графа в доме нет, и мы принялись искать его вещи.
После беглого осмотра здания от подвала до мансарды мы обнаружили кое-что лишь в столовой, на огромном обеденном столе. В беспорядке, не лишенном, однако, своей системы, лежали предметы, которые могли принадлежать графу. Мы внимательно их осмотрели: пачка документов о покупке домов на Пикадилли, в Майл-Энде и Бермондси, почтовая бумага, конверты, перьевые ручки и чернила. Всё было покрыто тонкой оберточной бумагой — от пыли. Потом мы нашли платяную щетку, расческу, кувшин и таз с грязной водой, красной от крови. И наконец — небольшую связку ключей разных видов и размеров, наверное, от других домов.
Когда осмотр был закончен, лорд Годалминг и Куинси Моррис, записав адреса домов на востоке и юге Лондона, отправились туда с этими ключами, чтобы стерилизовать землю в ящиках и там. Нам же — профессору Ван Хелсингу, доктору Сьюарду и мне, пришлось запастись терпением и ждать их возвращения — или прихода графа.
XX
3 октября
ы сидели в ожидании лорда Годал- минга и Куинси — время тянулось очень медленно. Профессор всячески старался занять и приободрить нас, особенно Гаркера — я видел, как озабоченно он время от времени искоса поглядывал на него. Бедняга так подавлен свалившимся на него горем, что просто страшно смотреть. Еще вчера вечером темноволосый молодой человек, веселый и полный сил, сегодня он превратился в мрачного, изможденного старика, седовласого, с запавшими горящими глазами и горестными морщинами на лице. Не иссякла только его энергия; более того, он — как пылающий факел. Вероятно, это и спасет его — поможет ему преодолеть тяжкий период отчаяния и вернуться к нормальной жизни, если всё сложится хорошо. Бедняга, если мое горе казалось мне ужасным, то уж его...
Профессор, хорошо понимая это, всячески старался отвлечь Гаркера и рассказывал поразительно интересные вещи. Воспроизведу по памяти то, что он поведал нам:
«Я основательно изучил все попавшие ко мне в руки бумаги, имевшие отношение к этому чудовищу; и чем глубже вникал в них, тем больше убеждался в необходимости его уничтожить. В них много говорится о его успехах, и видно, что он сознаёт свое могущество. Благодаря исследованиям моего друга Арминия из Будапешта удалось выяснить, что в жизни это был совершенно необыкновенный человек: воен-
тгш
CbHMjyA
376
БРЭМ СТОКЕР
ный, он же воевода, и алхимик — а алхимия в его времена считалась вершиной научного знания1. Он обладал незаурядным умом и невиданными познаниями, а сердце его не ведало страха и жалости. Граф даже учился в Шоломанче, и не было науки в те времена, которую бы он не постиг. Очевидно, что после физической смерти его умственная мощь сохранилась, лишь слегка ослабела память. Конечно, кое в чем его интеллект инфантилен, однако он подвижен и способен к развитию. Граф экспериментирует, и вполне успешно. И, не окажись мы на его пути, он, вероятно, стал бы — а в случае нашего поражения и станет — родоначальником существ нового типа, которые будут обитать “в смерти”, а не “в жизни”».
Гаркер застонал:
«И эта сила направлена против моей любимой! Но как он экспериментирует? Зная это, мы можем покончить с ним!»
«Как только граф прибыл сюда, он начал испытывать воздействие своих сил на окружающих — постепенно, но уверенно продвигаясь вперед. К счастью для нас, у него довольно неразвитое, в каком-то смысле даже младенческое, сознание: если бы он сразу предпринял кое-какие шаги, мы бы давно оказались бессильны перед ним. В любом случае граф полон решимости добиться успеха, у него впереди столетия, — он может позволить себе не спешить. “Festina lente”*’2 — вот его девиз».
«Не понимаю, — устало перебил профессора Гаркер. — Пожалуйста, объясните поподробнее! Вероятно, горе и беспокойство притупили мой ум».
Ван Хелсинг положил ему руку на плечо:
«Хорошо, дитя мое, постараюсь. Разве вы не видите, как постепенно и осторожно это чудовище пробовало свои силы, постепенно копило знания, как граф использовал больного-зоофага, чтобы проникнуть в дом нашего друга Джона, — ведь вампир хоть и может проникать в дом как ему угодно, но лишь после приглашения кого-нибудь живущего там3. Но это, конечно, не главные его опыты. Разве мы не знаем, что поначалу все эти громадные ящики перетаскивали грузчики. Так было им запланировано. Но по мере того, как его инфантильный интеллект
* «Торопись медленно» [лат).
ДРАКУЛА. Глава ХХШ
377
развивался, граф задумался: почему бы ему самому не переносить их? Он начал помогать грузчикам, потом увидел, что всё идет хорошо — он может обойтись и без посторонней помощи.
Это открыло перед ним новые возможности: если он рассредоточит свои могильные ящики по разным местам, тогда только ему одному будет известно их расположение. Можно даже запрятать их глубоко в землю и пользоваться ими ночью или же в то время, когда он способен изменить облик, — в таком случае никто не сможет узнать, где эти убежища! Но, друг мой, не отчаивайтесь — он понял это слишком поздно! Уже все его логова стерилизованы — кроме одного, но мы найдем его до захода солнца. Тогда у чудовища не останется укрытий. Я медлил сегодня утром, чтобы действовать наверняка. Ведь мы рискуем большим, чем он! Значит, нам надо проявить и большую осторожность. Время — час дня и, если всё обошлось благополучно, Артур и Куинси должны быть уже на пути к нам. Сегодня наш день, и нам надо действовать уверенно, не торопясь, но и не упуская возможностей. Подумайте! Ведь, когда вернутся наши друзья, нас станет пятеро!»
При его последних словах мы вздрогнули — раздался стук в дверь, два коротких удара — так обычно стучит почтальон4. Мы с Гаркером бросились в переднюю, но Ван Хелсинг жестом велел нам молчать, подошел к двери и открыл ее. Мальчишка-рассыльный подал ему телеграмму. Профессор, закрыв дверь, взглянул, кому она адресована, вскрыл и прочитал вслух:
«Берегитесь Д. Он только что, в двенадцать сорок пять, из Карфак- са поспешно направился к югу. Видимо, совершает обход, может заглянуть к вам. Мина».
Наступило молчание. Его прервал Джонатан Гаркер:
«Слава богу, скоро мы встретимся!»
Ван Хелсинг быстро повернулся к нему и сказал:
«Всё случится по воле Божьей, когда и как Он пожелает. Не бойтесь, но и не радуйтесь преждевременно — как бы именно то, чего мы так жаждем, не привело к нашей гибели».
«Меня теперь волнует только одно, — возбужденно воскликнул Гаркер, — как стереть этого зверя с лица земли. Ради этой цели я готов даже продать свою душу!»
378
БРЭМ СТОКЕР
«Тише, тише, дитя мое! — перебил его Ван Хелсинг. — Бог не покупает души, а дьявол если и делает это, то не выполняет обещаний. Но Бог милостив и справедлив. Он знает о ваших страданиях и любви к дорогой мадам Мине. Подумайте, сколь возросло бы ее горе, если бы она услышала ваши безумные слова. Доверьтесь нам, ведь мы преданы нашему общему делу, и сегодня всё должно кончиться. Настает время действовать; днем вампир не сильнее человека и до захода солнца не сможет изменить свой облик. Ему нужно время, чтобы добраться сюда; смотрите, уже двадцать минут второго — до его прихода еще есть немного времени. Будем надеяться, что Артур и Куинси появятся раньше».
Приблизительно через полчаса после телеграммы от миссис Гаркер раздался уверенный стук в дверь. Это был самый обычный стук, так стучат тысячи людей, но при его звуке наши сердца сильно забились. Мы переглянулись и все вместе вышли в переднюю; каждый держал наготове свое оружие: в левой руке — против потусторонних сил, в правой — против смертных. Ван Хелсинг отодвинул задвижку и, приоткрыв дверь, отскочил, приготовившись к нападению. Как же мы обрадовались, увидев на пороге лорда Годалминга и Куинси Морриса! Они быстро вошли и закрыли за собой дверь. Артур, проходя через переднюю, объявил:
«Всё в порядке. Мы нашли оба логова, в каждом — по шесть ящиков, мы их уничтожили!»
«Уничтожили?» — переспросил профессор.
«Да, он не сможет ими воспользоваться!»
Наступила пауза, потом Куинси сказал:
«Теперь остается лишь одно — ждать здесь. Если до пяти он не появится, нам придется уйти — нельзя оставлять миссис Гаркер одну после захода солнца».
«Он скоро придет, — ответил Ван Хелсинг, просматривая свою записную книжку. — Nota bene:* в телеграмме мадам Мины сказано, что он движется к югу; значит, ему придется переправиться через реку, а
* Обратите внимание [лат).
ДРАКУЛА. Глава XXIII
379
это возможно только во время отлива5, то есть приблизительно около часа дня. Для нас важно то, что он выбрал юг. Пока он лишь смутно что-то подозревает. И из Карфакса последовал туда, где менее всего ожидает нашего появления. Вероятно, вы побывали в Бермондси перед самым его приходом. Раз он еще не здесь, значит, в Майл-Энде. Дорога заняла у него некоторое время — ему надо было вновь переправляться через реку. Поверьте, друзья мои, ждать осталось недолго. Нужно составить план нападения, чтобы ничего не упустить... Тише! Всё! Время пришло! Приготовьте оружие!»
Профессор предупреждающе поднял руку, и мы услышали, как в замочной скважине входной двери тихо повернулся ключ.
Даже в такой страшный миг я не мог не восхититься удивительным проявлением сильного характера. Всегда, когда мы вместе охотились или просто путешествовали по свету, лидером у нас был Куинси Моррис — он составлял план действий, а мы с Артуром привыкли безоговорочно подчиняться ему. Старая привычка сработала и на этот раз. Быстро оглядев комнату, Куинси мгновенно составил план нападения и, не проронив ни слова, жестами расставил нас по местам. Ван Хелсинг, Гаркер и я замерли у двери: профессор должен был контролировать ее, а мы, когда она откроется, оказаться между нею и вошедшим, отрезав ему выход. Лорд Годалминг и Куинси встали друг за другом, спрятавшись так, что они были вне поле зрения вошедшего, но могли мгновенно преградить ему путь к окну. Ожидание стало столь напряженным, что секунды тянулись, как в кошмарном сне.
В передней раздались осторожные шаги: очевидно, граф был готов к неожиданности — по крайней мере, чего-то опасался. Вдруг одним прыжком он очутился посреди комнаты, прежде чем кто-нибудь из нас успел даже пальцем пошевелить. Он походил на пантеру — и столько хищного, нечеловеческого было в его повадках, что мы на миг оторопели от его внезапного появления, но тут же опомнились.
Первым пришел в себя Гаркер — он метнулся вперед и заслонил дверь, ведущую в другую комнату. При виде нас лицо графа исказила ужасная гримаса — он оскалился, но злобная усмешка мгновенно сменилась холодным, презрительно-надменным взглядом льва — царя зве¬
380
БРЭМ СТОКЕР
рей. Когда в едином порыве мы двинулись на него, выражение его лица вновь поменялось. Как жаль, что мы все-таки не продумали толком план нападения: даже в этот момент я не понимал, что нам делать и поможет ли в данной ситуации наше смертельное оружие.
Гаркер попробовал выяснить это на практике — большим кривым непальским кинжалом6 он в бешенстве замахнулся на графа. Удар был страшный, граф спасся лишь благодаря дьявольской ловкости, с которой отпрыгнул назад. Опоздай он на секунду — и острое лезвие пронзило бы его сердце. Но оно лишь кончиком полоснуло его сюртук, из разреза выпала пачка банкнот и посыпались золотые монеты. Лицо графа стало таким жутким, что я испугался за Гаркера, хотя видел, что он поднял свой смертоносный нож для второго удара. Невольно я подался вперед, выставив левую руку с распятием и частицей Святых Даров, и тут же ощутил в ней могучую силу. Я не удивился, когда чудовище, съежившись, отступило — даже прежде, чем мои друзья инстинктивно последовали моему примеру. Выражение лютой ненависти, бессильной злобы, дьявольского бешенства, исказившее его черты, не поддается описанию. Восковой цвет его лица сделался зеленовато-желтым, оттенив пылающие глаза, а красный шрам на бледном лбу выглядел как разверстая рана.
В следующую секунду граф, ловко проскользнув под рукой Гаркера, схватил с пола горсть монет, пронесся через комнату и прыгнул в окно. Оконное стекло разлетелось вдребезги, а Дракула рухнул на каменные плиты двора. Сквозь звон разбитого стекла было слышно, как, ударившись о них, звякнули золотые соверены7.
Мы бросились к окну, но граф уже вскочил, целый и невредимый, и, взбежав по ступенькам, стремительно пересек двор и распахнул ворота конюшни. Потом обернулся и крикнул нам:
«Хотите загнать меня в угол? Да вы же все, как стадо баранов на бойне, — безликие, бледные. Вы еще горько пожалеете об этом! Думаете, лишили меня убежища? Как бы не так! Вы еще узнаете, что значит моя месть! Она продлится многие века — время работает на меня. Женщины, которых вы любите, уже мои, а с их помощью и вы станете моими клевретами, будете выполнять мои приказания и, как шакалы, ждать моих подачек. Ясно?»
ДРАКУЛА. Глава XXIII
381
И, презрительно ухмыльнувшись, граф исчез в конюшне: мы услышали скрежет задвигаемого ржавого засова. Где-то открылась и захлопнулась дверь.
Первым из нас прервал молчание профессор, когда мы, поняв, что бежать за ним через двор бессмысленно, бросились в переднюю:
«А ведь мы узнали сейчас немало! Несмотря на свои громкие слова, это чудовище боится нас, а еще — боится времени, боится нужды! Если б было не так, зачем ему убегать? Сам тон выдает его — или уши меня обманывают! Зачем ему подбирать деньги? Скорее за ним! Представьте себе, что вы гонитесь за хищным зверем. А уж я не оставлю здесь ничего ценного для него, если он вздумает вернуться».
И он положил оставшиеся деньги в карман и взял пачку документов о праве собственности на дом, а остальное бросил в камин и спичкой разжег огонь.
Годалминг и Моррис выбежали во двор, а Гаркер спустился туда через окно, но ворота конюшни оказались запертыми. Пока их взламывали, графа уже и след простыл. На конюшне никого не оказалось. Мы с Ван Хелсингом пытались разузнать о нем на заднем дворе, но никто ничего не видел.
Приближался вечер, до захода солнца оставалось не так много времени. Пришлось признать, что эту партию мы проиграли. И с тяжелым сердцем мы были вынуждены согласиться с профессором, когда он сказал:
«Вернемся к мадам Мине — нашей бедной, дорогой мадам Мине. Всё, что возможно, мы сегодня сделали. А теперь должны, по крайней мере, защитить ее. И не нужно впадать в отчаяние. Остался всего один ящик, и необходимо его найти — после этого всё будет хорошо».
Я понял, что Ван Хелсинг говорил так уверенно, чтобы успокоить Гаркера. Бедняга был совсем подавлен и лишь время от времени издавал тихие стоны, видимо, думая о жене.
Печальные, мы вернулись домой, где нас ждала миссис Гаркер, внешне выглядевшая бодро, что делало честь ее стойкости и благородству. Увидев наши лица, она побледнела как смерть, на мгновение закрыла глаза, как будто молилась про себя, а потом спокойно сказала:
382
БРЭМ СТОКЕР
«Не знаю, как мне вас всех благодарить! О мой бедный, милый Джонатан! — И она, нежно обняв мужа, поцеловала его поседевшую голову. — Приляг здесь и отдохни. Всё еще будет хорошо, дорогой! Бог защитит нас, если будет на то Его воля».
В ответ бедняга лишь застонал: в его великом отчаянии уже не было места словам.
Мы поужинали все вместе без особого аппетита, но все-таки немного повеселели. Возможно, нас, голодных — ведь после завтрака мы ничего не ели, — просто согрела теплая пища, а может быть, и тепло дружеского общения. Во всяком случае, мы почувствовали себя менее несчастными и обрели надежду на завтрашний день. Верные своему обещанию, мы рассказали миссис Гаркер всё, что произошло. Она слушала спокойно, без страха, лишь изредка становилась белой как снег, когда ей казалось, что ее мужу угрожала опасность, или же краснела при описании проявлений его преданности ей. Во время рассказа о том, как Джонатан отважно бросился на графа, она прильнула к руке мужа и крепко сжала ее, будто защищая его от всех возможных несчастий.
Миссис Гаркер не проронила ни слова, пока мы не закончили повествование. Она поняла всю сложность нашего положения. И, не выпуская руки мужа, она встала и заговорила. О, если б я мог передать эту сцену: мягкость и доброту этой женщины — на фоне нашей сумрачной ненависти, ее светлую веру — на фоне наших страхов и сомнений; славная, милая, добрая, во всей лучезарной красоте своей молодости, вдохновенная, — и с красной отметиной на лбу, о которой она ни на секунду не забывала, а у нас при виде этого клейма сжимались зубы — мы помнили, когда и как оно появилось. И знали, что при всей своей доброте, чистоте и вере она была парией, отверженной Богом.
«Джонатан, — сказала миссис Гаркер, и это имя в ее устах прозвучало как музыка, исполненная любви и нежности, — дорогой Джонатан, и вы, мои верные друзья, я хочу, чтоб вы помнили кое о чем в это ужасное время. Конечно, вы должны бороться — и уничтожить чудовище, как вы уничтожили мнимую Люси, чтобы истинная, всеми нами любимая Люси перестала страдать. Но пусть вас ведет не ненависть. Бедная душа, по чьей вине возник весь этот кошмар, и сама достойна великого сожаления. Вы только представьте себе, как обрадуется убий¬
ДРАКУЛА. Глава XXIII
383
ца, когда его худшая половина будет уничтожена, а лучшая — получит шанс обрести бессмертие. Пожалейте его, хотя это не должно помешать вам покончить с ним».
Лицо ее мужа напряглось и потемнело: казалось, гнев прожег его насквозь. И он инстинктивно сжал руку Мины с такой силой, что костяшки его пальцев побелели. Но она даже не поморщилась, хотя, знаю, ей стало больно, и лишь смотрела на него еще более умоляющими глазами. Когда она замолчала, он вскочил, резко отняв у нее свою ладонь, и закричал:
«Дай бог, чтоб он наконец попался мне, и уж я-то постараюсь, чтобы его земная жизнь закончилась. А если бы я еще мог на веки вечные отправить его душу в ад, то охотно сделал бы и это!»
«О, тише, тише! Ради бога, не говори такое, Джонатан, родной, ты просто повергаешь меня в ужас. Подумай только, мой дорогой, — весь этот долгий, бесконечный день я думала, что, может быть... когда-нибудь... и я буду нуждаться в жалости и кто-нибудь, как вы теперь, с теми же основаниями для гнева, откажет мне в милосердии! О мой ненаглядный! Если бы я могла, то не стала бы говорить тебе это, и молю Бога отнестись к твоим безумным словам лишь как к вспышке убитого горем любящего человека. О Господи, взгляни на его седые волосы — свидетельство страданий того, кто за всю свою жизнь никому не причинил зла и на чью долю выпали такие муки».
Невозможно было удержаться от слез. Да мы их и не стеснялись. Миссис Гаркер тоже заплакала, увидев, что ее увещевания подействовали. Джонатан бросился перед ней на колени и, обняв жену, спрятал лицо в складках ее платья. Ван Хелсинг кивнул нам, и мы тихо вышли, оставив эти любящие сердца наедине с Богом.
Прежде чем лечь спать, профессор проделал всё необходимое, чтобы вампир не вошел в их комнату, и уверил миссис Гаркер в ее полной безопасности. Милая женщина сама хотела верить в это и, явно ради мужа, старалась выглядеть спокойной. Это далось ей нелегко, но думаю и надеюсь, что ей стало лучше. Напоследок Ван Хелсинг оставил им колокольчик, чтобы в случае опасности они позвонили.
Когда они ушли, Куинси, Годалминг и я условились дежурить по очереди, охраняя несчастную, попавшую в беду леди. Первым выпало
384
БРЭМ СТОКЕР
сторожить Куинси, мы же с Артуром решили поскорее лечь, чтобы хорошо отдохнуть. Лорд Годалминг, который должен сменить Куинси, уже спит. Теперь и я, окончив записи, последую его примеру.
жшч
3—4 октября, несколько минут до полуночи
Мне казалось, что этот день никогда не кончится. Сначала безумно хотелось заснуть с наивной надеждой, что утром, когда я проснусь, всё уже переменится — а дела таковы, что всякая перемена к лучшему. Прежде чем разойтись, мы обсуждали дальнейшие действия, но не пришли к соглашению. Нам известно, что остался один ящик с землей, но только граф знает, где он. И если Дракула решит залечь на дно, то в течение многих лет сможет морочить нам голову, а за это время... От одной лишь мысли мне делается страшно. Боюсь даже думать об этом теперь. Единственное, в чем я уверен: если может быть на свете женщина, являющая собой совершенство, то это моя бедная опороченная жена. Я люблю ее в тысячу раз больше за ее сегодняшнее великодушие, рядом с которым моя оголтелая ненависть к чудовищу достойна осуждения. Я верю, что Господь не допустит гибели столь прекрасной души. На это я уповаю. Нас несет на рифы, и вера — наш единственный спасительный якорь.
Слава богу, Мина спит, и спит спокойно, без кошмаров. Страшно представить себе, что может присниться ей, при такой ужасной реальности. После захода солнца она наконец выглядит умиротворенной. Лицо ее засияло тихим светом, как будто после мартовских метелей наступила весна. Сначала я думал, на ее лице заиграл отблеск алого заката, но теперь мне кажется, что, возможно, тут кроется иной, более глубокий смысл. Сам я не сплю, хотя устал, смертельно устал. Однако надо спать, завтра следует собраться с мыслями, не будет мне покоя, пока...
ДРАКУЛА. Глава ХХШ
385
Позднее
Похоже, я заснул, потому что Мина разбудила меня. При свете лампы, которую мы не гасили на ночь, я увидел — она сидит на кровати, и лицо у нее испуганное. Предупреждающе прикрыв мне ладонью рот, она прошептала на ухо:
«Тихо! В коридоре кто-то есть».
Я бесшумно встал и, подойдя к двери, осторожно открыл ее.
Передо мной, растянувшись на тюфяке, лежал мистер Моррис и смотрел на меня. Призывая к молчанию, он поднес палец к губам и прошептал:
«Тише! Спите спокойно, всё в порядке. Тут всю ночь будет кто-то дежурить, мы решили не испытывать судьбу!»
Его вид и решительный жест не допускали возражений, я вернулся к Мине и рассказал ей, в чем дело. Она вздохнула, и подобие улыбки промелькнуло на ее измученном бледном лице. Обняв меня, она нежно сказала:
«Да поможет Бог этим добрым, храбрым людям!»
С тяжелым вздохом Мина легла на кровать и вскоре опять погрузилась в сон. Я же не сплю и пишу эти строки — хотя нужно попытаться заснуть.
4 октября, утро
Ночью Мина снова разбудила меня. Видимо, мы спали довольно долго — хмурый рассвет уже очертил контуры окон, а газовая лампа горела тускло.
«Скорее позови профессора, — проговорила она торопливо. — Мне нужно немедленно видеть его».
«Зачем?» — спросил я.
«У меня есть идея. Она возникла еще ночью и, видимо, созрела, пока я спала. Меня нужно загипнотизировать до восхода солнца, и, может быть, я смогу что-нибудь рассказать8. Скорее, дорогой мой. Осталось мало времени».
Я открыл дверь. Доктор Сьюард лежал на тюфяке и, увидев меня, мгновенно вскочил.
386
БРЭМ СТОКЕР
«Что-то случилось?» — спросил он в тревоге.
«Нет, — успокоил я его, — но Мина хочет немедленно видеть профессора Ван Хелсинга».
«Я позову его», — сказал он и поспешно ушел.
Через пару минут одетый в халат Ван Хелсинг уже был в нашей комнате, а мистер Моррис и лорд Годалминг расспрашивали в дверях доктора Сьюарда. Увидев Мину, профессор, скрывая беспокойство, ободряюще улыбнулся и произнес:
«О моя дорогая мадам Мина, вижу перемены к лучшему. Смотриге- ка! Друг мой Джонатан, наша дорогая мадам Мина выглядит совсем как прежде! — А потом повернулся к миссис Гаркер и оживленно добавил: — Скажите, чем я могу вам помочь? Ведь не зря же вы позвали меня в такой неурочный час».
«Я хочу, чтобы вы меня загипнотизировали! — ответила она. — До восхода солнца. Мне кажется, я смогу кое-что рассказать, может быть, что-то важное. Скорее, времени мало!»
Профессор без липших слов усадил Мину на постели и, вперившись в нее пристальным взглядом, стал делать пассы, проводя то одной, то другой рукой от ее макушки и вдоль лица9. Несколько минут Мина не сводила с него глаз, у меня бешено колотилось сердце — я ощущал приближение какого-то перелома. Постепенно глаза ее закрылись, она сидела совершенно неподвижно, лишь по легкому ритмичному движению груди было видно, что она жива. Профессор сделал еще несколько пассов и остановился, — я заметил, что на лбу у него выступили крупные капли пота. Вдруг Мина открыла глаза, но это была совсем другая женщина — с отсутствующим взглядом и чужим голосом, который, как мне показалось, звучал не от мира сего.
Ван Хелсинг поднял руку, требуя молчания, и знаком велел мне позвать остальных. Они вошли на цыпочках, закрыв за собой дверь, и встали у изножья кровати. Мина их явно не замечала. Наконец профессор нарушил молчание и тихо, чтобы не мешать течению ее мыслей, спросил:
«Где вы?»
Она ответила неопределенно:
«Не знаю. У сна нет своего места».
ДРАКУЛА. Глава XXIII
387
Несколько минут царило молчание. Мина сидела неподвижно, а профессор стоял рядом, пристально глядя на нее, мы же, свидетели этого, едва дышали. В комнате постепенно светлело; не сводя глаз с лица Мины, профессор подал мне знак поднять шторы, что я и сделал, и, казалось, мы увидели само начало дня. На горизонте прорезала красная полоска, по комнате разлился розовый свет. И тут Ван Хелсинг заговорил вновь:
«Где вы теперь?»
Ответ прозвучал задумчиво, но твердо, и вместе с тем Мина как будто силилась понять что-то. Она заговорила тем же голосом, каким расшифровывала вслух свои стенографические записи:
«Не знаю. Всё здесь мне незнакомо!»
«Что вы видите?»
«Ничего. Кромешная тьма».
«Что вы слышите?»
Тут я почувствовал напряжение в ее голосе:
«Плеск воды. Она булькает, слышу негромкий шум волн. Снаружи».
«Значит, вы на корабле?»
В недоумении мы переглянулись в поиске ответа на вопрос, что происходит. Догадка напугала нас.
«О да!» — последовал быстрый ответ.
«Что еще вы слышите?»
«Слышу топот над головой. Лязг цепей, скрежет стоп-механизма лебедки»10.
«Что вы делаете?»
«Лежу спокойно — так неподвижно, как будто умерла!»
Голос ослабел и перешел в глубокое дыхание, как во сне; Мина закрыла глаза.
К тому времени солнце поднялось уже довольно высоко, стало совсем светло. Ван Хелсинг взял Мину за плечи и осторожно опустил ее голову на подушку. Несколько минут она лежала, как спящее дитя, потом глубоко вздохнула, проснулась, удивленно посмотрела на нас, столпившихся вокруг нее, и задала лишь один-единственный вопрос:
388
БРЭМ СТОКЕР
«Я говорила во сне?»
По-видимому, Мина и так знала ответ, но ей хотелось услышать, о чем она говорила. Профессор повторил ей весь разговор, и она сказала: «Нельзя терять ни минуты: возможно, еще не поздно!»
Мистер Моррис и лорд Годалминг уже направились к двери, но профессор спокойно окликнул их:
«Подождите, друзья мои. Судно это явно поднимало якорь. В огромном Лондонском порту многие суда сейчас готовы к отплытию. Которое из них наше? Слава богу, у нас вновь есть нить, хотя неизвестно, куда она приведет. Мы были слепы, как это свойственно людям. Теперь, оглядываясь назад, мы понимаем, что, вероятно, будущее было бы гораздо яснее нам, если бы мы в полной мере смогли оценить то, что имели возможность увидеть! Увы, кажется, я выражаюсь не совсем ясно? Итак, теперь мы знаем, что было у графа на уме, когда он подбирал деньги, хотя Джонатан угрожал ему своим ужасающим кинжалом, которого испугалось даже это чудовище. Он решил бежать. Вы слышите? Бежать! Зная, что у него остался всего один ящик и несколько человек преследуют его, как собаки — лиса. Граф понял, что из Лондона надо уносить ноги. Погрузив на судно свой последний ящик с землей, он покидает страну. И думает, что сбежит, но нет! Мы последуем за ним. “Ату!” — как сказал бы наш друг Артур, надев свой красный охотничий костюм. Наш старый лис хитер, ох как хитер! — и мы должны взять его хитростью. Ведь я тоже хитер, и мне кажется, знаю, что у него на уме. Так что пока мы можем быть спокойны — нас отделяет от него вода, которую он не захочет пересечь, а если и захочет, то не сможет — судно должно пристать к берегу, а это возможно лишь при полном или хоть каком-то приливе. Смотрите, солнце уже высоко, и весь день до захода солнца принадлежит нам. Примем ванну, оденемся, позавтракаем — это нам всем не повредит, теперь мы можем поесть с удовольствием — графа уже нет в этой стране».
Мина, умоляюще взглянув на Ван Хелсинга, спросила:
«Но зачем нам его разыскивать, раз он уплыл?»
Профессор взял ее руку, погладил и сказал:
«Пока не расспрашивайте меня. После завтрака я отвечу на все вопросы».
ДРАКУЛА. Глава ХХШ
389
Без лишних слов мы разошлись по комнатам, чтобы переодеться.
Когда все позавтракали, Мина повторила свой вопрос. Несколько мгновений Ван Хелсинг смотрел на нее серьезно и печально, а потом заговорил:
«Моя дорогая, милая мадам Мина, теперь нам как никогда необходимо настичь его, даже если придется последовать за ним в саму преисподнюю!»
Она побледнела и спросила едва слышно:
«Почему?»
«Потому что, — ответил он горестно, — он может жить сотни лет, а вы — лишь смертная женщина. С тех пор как он оставил свою метку на вашем горле, надо бояться времени — оно не на нашей стороне...»
Я едва успел подхватить Мину — она упала без сознания.
XXIV
сгавайтесь с дорогой мадам Миной. Мы же продолжим наши разыскания, если это так можно назвать, ведь мы ищем подтверждение тому, что уже знаем. А вам необходимо остаться — позаботьтесь о ней. Это ваш святой долг. Пока
граф здесь ни в коем случае не появится.
Позвольте вам рассказать то, что уже известно остальным, поскольку я уже успел с ними поделиться. Наш враг бежал, он возвращается в Трансильванию в свой замок — тут у меня нет никаких сомнений, будто чья-то рука огнем начертала на стене это известие1.
Он на всякий случай готовился к бегству, потому и припрятал где- то последний ящик с землей. Поэтому он схватил деньги — и торопился, чтобы мы не задержали его до захода солнца. Это была его последняя надежда. Прежде он рассчитывал укрыться в склепе бедной мисс Люси, думая, что она такая же, как и он. Но не тут-то было. Когда его постигла неудача, он устремился к своему последнему оплоту — своему, так сказать, земному пристанищу, double entente*, как хотелось бы мне.
Он умен — о, он очень умен! Он понял, что здесь игра окончена, и решил вернуться домой. Отыскал корабль с подходящим маршрутом
ЖЖ1С
ш*, Хиша* (с
* в прямом и переносном смысле (фр.).
392
БРЭМ СТОКЕР
и взошел на борт. Мы должны немедленно узнать, что это за судно и куда оно направилось. Потом вернемся и всё вам расскажем. Дождитесь новостей — они успокоят и вас, и бедную мадам Мину. Обдумав их, вы поймете, что еще не всё потеряно. Этому чудовищу понадобились сотни лет, чтобы добраться до Лондона, а изгнали мы его за один день, зная его возможности и их пределы. Он уязвим, его можно уничтожить, хотя он и способен натворить много бед и чувствует не так, как мы — иначе. Но и мы сильны, каждый по-своему, а вместе еще сильнее. Воспряньте духом, дорогой муж мадам Мины! Борьба только началась, и в конце концов мы победим — я в этом уверен так же, как и в том, что Господь взирает с Небес на Своих детей. Поэтому не тревожьтесь, отдыхайте и ждите нашего возвращения.
Ван Хелсинг
№&Ж
4 октября
Мина, моя бедная девочка, прослушав фонографическое послание Ван Хелсинга, значительно повеселела. Уже одна уверенность в том, что граф находится за пределами страны, успокоила ее, а значит, и придала силы. Теперь, когда опасность не угрожает нам непосредственно, мне с трудом верится в ее реальность. Даже мои ужасные приключения в замке Дракулы кажутся давно забытым сном. Здесь, на свежем осеннем воздухе, в ярких лучах солнца...
Но как! Как я могу больше не верить в этот кошмар?! Только я размечтался, как мой взгляд упал на красное клеймо на белоснежном лбу моей милой. Пока оно не исчезнет, невозможно расслабиться. К тому же само воспоминание о нем поддерживает кристальную чистоту нашей веры. Мина и я, не желая сидеть сложа руки, вновь и вновь обращаемся к своим дневникам. И так или иначе, но жизнь кажется всё более привлекательной, а боль и страх затихают. Как будто бы забрезжила путеводная звезда, и это обнадеживает. Мина считает, что мы в этой истории выступаем как проводники высшего блага. Вполне может
ДРАКУЛА. Глава XXIV
393
быть! Попробую обдумать всё в этом свете, как она. О будущем мы с нею не говорим. Прежде нам нужно узнать, что удалось выяснить профессору и остальным.
Время сегодня бежит, слава богу, быстро, а то мне стало казаться, что для меня оно остановилось. Уже три часа дня.
Отчет о нашем собрании. Присутствовали: профессор Ван Хелсинг, лорд Годалминг, доктор Сьюард, мистер Куинси Моррис, Джонатан и Мина Гаркер.
Профессор рассказал, как удалось узнать, на каком корабле и куда бежал Дракула:
«Понимая, что наш враг хочет вернуться в Трансильванию, я был уверен, что он изберет тот же путь через устье Дуная и Черное море, каким прибыл сюда. А далее — перед нами полная неизвестность. Omne ignotum pro magnifico...*’2 С тяжелым сердцем мы стали выяснять, какие корабли отправились накануне вечером в Черное море. Речь шла о паруснике, ведь, по словам мадам Мины, она слышала, как на судне поднимали паруса. Обычно о таких судах не сообщают в том расписании, что печатают в “Таймс”. И, по совету лорда Годалминга, мы обратились в контору “Ллойд”3, где фиксируют отплытие и прибытие всех судов, даже самых маленьких. Удалось установить: только одно судно вчера с наступлением прилива ушло в Черное море — “Царица Екатерина”4, отправившаяся от Дулитлской пристани5 в Варну, далее этот корабль будет заходить в разные порты вверх по Дунаю. “На нем, — сказал я, — и находится граф”. Мы поспешили на Дулитлскую пристань. Там, в крошечном фанерном домике, мы обнаружили господина, казавшегося крупнее своей конторы, и навели у него справки об отплытии “Царицы Екатерины”. Господин был очень шумным, с крас¬
* Всё неизвестное кажется величественным (лат).
шшч
5 октября, 5 часов вечера
394
БРЭМ СТОКЕР
ным лицом, сквернословил, но в целом оказался славным малым; а когда Куинси передал ему кое-что из своего кармана, захрустевшее, когда он это складывал, чтобы убрать в извлеченный из недр его одежды кошелек, он стал навеки преданным нам слугой и тут же отправился с нами, расспрашивая по пути грубых и разгоряченных рабочих. Они не отличались особой вежливостью, томимые жаждой, но стоило ее утолить, и эти хмурые парии вдруг, как по мановению волшебной палочки, превращались в весьма милых и доброжелательных людей. Правда, они много чертыхались, без конца вставляли непонятные мне словечки, однако сообщили всё, что нас интересовало.
По их словам, вчера к вечеру, около пяти часов, на пристань прибежал какой-то человек — высокий, худой, бледный, с крупным горбатым носом, белыми зубами и пылающими глазами. Одет он был во всё черное, только шляпа на нем была не по сезону — соломенная. Он не жалел денег, торопливо расспрашивая, какое судно отправляется в Черное море. Ему указали контору, а потом и корабль, но он не захотел подняться на борт и остановился у трапа, попросив вызвать капитана. Тот вышел, узнав, что речь идет о хорошем куше. И хотя поначалу капитан ворчал и ругался, потом они всё же договорились. Тогда худощавый господин ушел, узнав, где можно нанять лошадь и повозку, и вскоре вернулся — он сам привез на пристань большой ящик. И сам снял его с повозки — хотя для того, чтобы перенести груз на корабль, понадобилось несколько человек, — и долго объяснял капитану, куда и как надо поставить этот ящик. Капитану это не понравилось, он грубо выразил свое недовольство на разных языках и предложил худощавому господину, если он изволит, самому подняться и посмотреть, где будет стоять ящик. Но тот отказался, сославшись на то, что у него еще много дел. Тогда капитан посоветовал ему, черт побери, поторопиться, потому что судно, черт бы его побрал, скоро отчаливает, и нужно, ко всем чертям, успеть сняться с якоря во время прилива. Худощавый господин улыбнулся и сказал, что, конечно, судно должно отправиться, когда капитан сочтет нужным, но все-таки маловероятно, чтобы это произошло очень скоро. Капитан вновь стал ругаться на разных языках, а худощавый поклонился, поблагодарил его и сказал, что не желает злоупотреблять его любезностью и явится на судно перед самым
ДРАКУЛА. Глава XXIV
395
отплытием. Тогда капитан побагровел и, обнаружив знание еще нескольких языков, заявил, что не потерпит на своей чертовой посудине никаких французов, сто чертей им в бок. Господин же спокойно спросил, где поблизости корабельный склад, где он может купить судовые крепления. Никто не знал, да и никого не интересовало, куда, черт бы его побрал, он направился, — у всех и без того было, к чертям собачьим, дел по горло, а вскоре стало ясно, что “Царица Екатерина” не уйдет в намеченное время. Над рекой поднялся туман, он всё более сгущался и вскоре плотной пеленой окутал и корабль, и пристань. Капитан ругался на разных языках, как только мог, поминал черта и его родственников, но ничего не мог поделать. Вода прибывала и прибывала, и он стал опасаться, что упустит прилив. Настроение у него было, мягко говоря, недружелюбное, когда у трапа наверху, в самый пик прилива, появился тот самый тощий господин и спросил, куда поставили ящик. Капитан пожелал ему вместе с ящиком отправиться черт знает куда, к чертям поганым — прямиком в ад. Но господин не обиделся, спустился с помощником капитана в трюм, посмотрел, где ящик, и, поднявшись на палубу, скрылся на ней в тумане. Должно быть, потом он куда-то ушел, никто не обратил внимания — было не до него. Туман стал рассеиваться, и вскоре совсем прояснилось. Мои промочившие глотку приятели, перемежая свою речь ругательствами, со смехом рассказывали, что проклятья капитана превзошли пределы возможностей всех существующих языков: он просто потряс команду своим красноречием, когда узнал от других моряков, поднимавшихся и спускавшихся в тот час по реке, что, кроме этой пристани, тумана нигде и в помине не было. Наконец, когда уже начинался отлив, судно отчалило; к утру оно, несомненно, было в устье Темзы, а к моменту наших расспросов — далеко в море.
Итак, моя дорогая мадам Мина, мы можем немного перевести дух, наш враг в море — плывет, повелевая туманом, к устью Дуная. Путешествие на паруснике требует много времени, а мы можем добраться туда по суше гораздо быстрее и встретить его там. Лучше всего захватить его, когда он будет в своем ящике, — между восходом и заходом солнца, тогда граф не сможет сопротивляться, и мы осуществим свой замысел. У нас еще есть несколько дней, чтобы обдумать план действий.
396
БРЭМ СТОКЕР
Мы знаем, куда он держит путь, хозяин судна показывал нам все судовые бумаги и накладные. Ящик должны выгрузить в Варне и передать агенту, некоему Ристиксу, который наделен там всеми полномочиями. Так что наш друг-торговец помог нам. Он даже встревожился: может быть, с ящиком что-то неладно, тогда он телеграфирует в Варну, чтобы там провели расследование, — но мы его успокоили. Конечно, вмешательство полиции или таможни для нас нежелательно. Мы всё должны сделать сами и так, как сочтем нужным».
Когда профессор Ван Хелсинг закончил, я спросила его, уверен ли он в том, что граф находится на борту корабля.
«Лучшее подтверждение этому, — ответил он, — ваш собственный рассказ под гипнозом сегодня утром».
Я вновь спросила его: неужели так необходимо преследовать графа? Разлука с Джонатаном просто невыносима для меня, а он, конечно, поедет, если поедут остальные. Ван Хелсинг отвечал сначала спокойно, потом более страстно, даже гневно, всё с большей силой и убежденностью — так что в конце концов мы почувствовали, почему именно он был нашим мозговым центром и предводителем.
«Да, это необходимо, совершенно необходимо! Прежде всего ради вас, но также и для блага человечества. Это чудовище причинило уже много вреда, хотя пока в небольших масштабах и за короткий период времени, когда он только пробовал свои темные силы. Об этом я уже говорил нашим друзьям; вы, дорогая мадам Мина, можете послушать фонограмму дневника моего друга Джона или почитать записи вашего мужа. Я говорил им о том, что потребовались столетия, чтобы он решился оставить свою оскудевшую, малонаселенную родину и отправиться в новую страну, изобилующую людьми, как урожайное поле — колосьями. У любого другого “живого мертвеца”, попытайся он проделать то, что проделал Дракула, скорее всего ничего бы не вышло, никакие столетия ему бы не помогли. В данном же случае силы природы — оккультные, глубокие, мощные — сработали удивительным образом. Сама местность, где он обитал на протяжении веков, своеобразна даже с точки зрения геологии и химии. Там есть глубокие пещеры и расщелины, ведущие неведомо куда. Там есть вулканы, кратеры которых до сих пор извергают потоки лавы6, есть там и подземные источни¬
ДРАКУЛА. Глава XXIV
397
ки, способные отравить или, наоборот, исцелить человека. Несомненно, в сочетаниях оккультных сил проявляются особые магнитные или электрические свойства, непредсказуемо воздействующие на физическую жизнь. Да и нашему врагу еще при его жизни были присущи великие достоинства. В свои тяжелые, неспокойные времена он славился железной выдержкой, хитрым, изворотливым умом, необычайной храбростью. Некоторые способности человека оказались в нем развиты до предела, параллельно совершенствовался и его ум. Эти качества были заложены в нем от природы как добрые начала. Но он, конечно, не пренебрег и помощью дьявола. И таким он предстал перед нами. Он заразил вас — о, простите меня, дорогая, я вынужден говорить об этом, но только ради вашего блага. Он столь коварно отравил вашу кровь, что, даже если такого никогда больше не повторится, вам после смерти, являющейся по воле Бога общечеловеческим уделом, предстоит стать подобной этому чудовищу, как бы хорошо и достойно вы ни прожили свою жизнь. Этого мы не можем допустить! Мы поклялись. Тем самым мы лишь исполняем волю Всевышнего, пожелавшего, чтобы мир и люди, за которых принял страдания Его Сын, не были отданы на поругание чудовищам, самим своим существованием оскорбляющим Его великую жертву.
Нам уже удалось спасти одну душу, и, подобно крестоносцам былых времен7, мы отправляемся в путь для спасения других. Как и они, мы пойдем туда, где восходит солнце, на восток, — и если погибнем, то за святое дело».
Ван Хелсинг сделал паузу, и я спросила:
«Быть может, граф благоразумно отнесется к своему поражению? Поскольку вы изгнали его из Англии, возможно, он будет избегать ее, как тигр обходит стороной деревню, в которой его ранили?»
«Что ж! — сказал профессор. — Ваше сравнение с тигром мне нравится, и я воспользуюсь им. Тигра, который, однажды отведав кровь человека, уже не признаёт иной добычи и рыщет по округе, подстерегая людей, в Индии называют людоедом. Тигр, изгнанный из нашей деревни, — тоже людоед, и он никогда не перестанет охотиться на человека. Более того, он не из тех, кто отступает и сдается. В свое время, еще будучи таким, как мы, он переходил турецкую границу и атаковал
398
БРЭМ СТОКЕР
врага на его территории8, его изгоняли обратно — и что же? Он принял поражение? Нет! Он возвращался опять и опять. Обратите внимание на его настойчивость и выдержку. В его инфантильном сознании давно возникла мысль отправиться в большой город. Что же он делает? Находит самое подходящее для себя место в мире и начинает неторопливо готовиться. Терпеливо пробует свои силы и возможности, изучает новые языки, новую социальную среду, новые способы решения извечных проблем, политику, законы, финансы, науки, обычаи другой страны и людей иного для него времени. Всё это лишь раздразнило его аппетит, усилило желание и развило ум, подтвердив, что он был прав в своих предположениях. И всё это он проделал один, один как перст, из разрушенного склепа в заброшенном краю.
Так на что же он будет способен, когда великий мир знания откроется ему?! Ведь, как нам известно, он может смеяться над смертью; ему нипочем эпидемии, от которых вымирают целые народы. О, если бы он был от Бога, а не от дьявола, каким мощным источником добра стал он бы в этом нашем старом мире! А теперь мы призваны освободить мир от него. Мы должны действовать тихо и тайно, ибо в наш просвещенный век не верят даже в то, что видят своими глазами; скептицизм ученых для него — благо, способное его защитить, это его латы и доспехи, а также оружие, которым он пользуется для борьбы с нами, своими врагами, готовыми погубить даже свои души ради спасения той, которую мы любим, и ради блага человечества, во имя славы Господней».
Посоветовавшись, мы решили, что утро вечера мудренее — надо и хорошенько выспаться, и всё обдумать. А утром за завтраком, на свежую голову, — обменяться мнениями и составить план действий.
-к -к -к
Сегодня ночью мне так спокойно и легко, как будто я освободилась от чьего-то навязчивого присутствия. Может быть...
Не успела дописать фразу, да и не смогла бы этого сделать — увидела в зеркале красную отметину у себя на лбу; ведь я еще не избавилась от скверны!
ДРАКУЛА. Глава XXIV
399
Dfmm
5 октября
Все встали рано, и, думаю, сон благотворно подействовал на нас. Встретившись за завтраком, мы удивились, что еще способны быть в таком хорошем настроении. Просто поразительно, как быстро человек обретает утраченный покой. Стоит лишь устранить помеху — не важно, какие до этого были понесены потери, иногда даже чья-то жизнь, — и вновь возвращаются надежда и радость. Не раз, пока мы сидели за столом, у меня возникало сомнение, не во сне ли явились нам кошмары последних дней. Однако зловещее красное клеймо на лбу миссис Гар- кер тут же возвращало меня к действительности. Но и теперь, когда я перебираю в памяти всё случившееся, кажется просто невероятным, что источник наших бед еще существует. Даже миссис Гаркер почти забыла о своих страданиях и вспоминает об ужасной метке, только когда что-нибудь наводит ее на мысль о ней.
Через полчаса мы встречаемся в моем кабинете и разрабатываем план действий. И скорее интуиция, чем разум, подсказывает мне, что есть одна закавыка: нужна полная откровенность, а бедная миссис Гаркер, боюсь, по неким таинственным причинам не свободна. Я уверен, у нее есть свои соображения и выводы, и, судя по прошлым ее прозрениям, легко представить себе, как они справедливы и близки к истине, но, вполне вероятно, она не захочет или не сможет открыться. Я сказал об этом Ван Хелсингу, и мы решили поговорить наедине. Мне кажется, ужасный яд, попавший в кровь миссис Гаркер, начинает действовать. Несомненно, у графа была особая цель, когда он осуществил то, что Ван Хелсинг называет «крещением кровью вампира». Должно быть, существует яд, самопроизвольно образующийся из безвредных веществ; этому не приходится удивляться — похоже, сходным химическим процессом обусловлено возникновение трупных ядов, природа которых в наш век по-прежнему остается загадкой9. Ясно одно: если меня не обманывает чутье, то молчание миссис Гаркер не просто загвоздка — оно чревато неведомой для нас опасностью. Сила, которая вынуждает миссис Гаркер молчать, может заставить ее и за¬
СМАЙЛА
400
БРЭМ СТОКЕР
говорить. Не смею развивать эту линию дальше, ибо даже в мыслях не хочу допустить ничего недостойного в отношении этой благородной женщины!
Ван Хелсинг придет ко мне в кабинет немного раньше других, и мы попытаемся разобраться.
Позднее
Пришел профессор, мы говорили о том о сем; я видел, что он колеблется, не решаясь сказать главное, но, еще немного походив вокруг да около, все-таки собрался с духом:
«Друг мой Джон, нам с тобой нужно кое-что обсудить конфиденциально, по крайней мере поначалу. Позднее, возможно, мы посвятим и остальных... — Ван Хелсинг ненадолго задумался, а потом сказал: — Мадам Мина, наша бедная, дорогая мадам Мина меняется на глазах».
Меня охватила дрожь, когда я услышал подтверждение самым худшим своим опасениям.
«Учитывая печальный опыт мисс Люси, — продолжал профессор, — мы должны на этот раз опередить события. Правда, в данном случае наша задача значительно труднее, дорог каждый час. Я вижу, как характерные черты вампира проступают на ее лице. Они пока едва заметны, но видны, если посмотреть внимательно и беспристрастно. Зубы сделались острее, взгляд иногда кажется жестче. Но это не всё: она стала замкнутой и немногословной, как в свое время мисс Люси, предпочитавшая молчать, хотя подробно излагала свои переживания в записях. И еще я боюсь вот чего: если в состоянии гипноза она может сообщать, что видит и слышит граф, то вполне вероятно и обратное — тот, кто загипнотизировал ее первым, пил ее кровь и вынудил выпить свою, может заставить бедную женщину раскрыть ему наши планы».
Я кивнул в знак согласия, а он продолжал:
«Нам надо во что бы то ни стало помешать этому; мы должны скрыть от нее наши намерения, и тогда она не сможет передать ему то, чего не знает. О, это так мучительно, так больно, что у меня просто разрывается сердце, но иначе нельзя. Когда мы сегодня увидимся, я
ДРАКУЛА. Глава XXIV
401
скажу ей, что в силу причин, раскрыть которые мы пока не можем, она не должна больше присутствовать на наших совещаниях, оставаясь тем не менее под нашей защитой».
Профессор вытер испарину, которая выступила у него на лбу при мысли о том, какую боль ему придется причинить бедной, измученной душе. Надеясь как-то утешить его и, возможно, избавить от тяжких сомнений, я сказал, что пришел к тому же выводу. Ему действительно стало легче.
До нашего общего сбора осталось совсем немного времени. Ван Хелсинг ушел к себе, чтобы подготовиться к совещанию и своей печальной миссии. Мне кажется, он просто хочет помолиться в уединении.
Немного позже
В начале нашего совещания у нас с Ван Хелсингом словно гора с плеч свалилась: Гаркер сообщил, что жена просила извинить ее, но она не будет участвовать в сегодняшнем обсуждении; ей кажется, мы будем чувствовать себя свободнее, не стесненные ее присутствием. Мы с профессором быстро переглянулись и вздохнули с облегчением. Похоже, миссис Гаркер сама поняла опасность и решила избавить всех от новых страданий и неприятностей. На мой вопросительный взгляд профессор приложил палец к губам. Значит, пока не будем говорить о своих подозрениях, не посовещавшись вновь наедине. Мы приступили к составлению плана нашей кампании. Для начала Ван Хелсинг изложил факты:
«“Царица Екатерина” вчера утром покинула устье Темзы. Ей потребуется, по крайней мере, три недели, чтобы, идя на всех парусах, добраться до Варны, мы же по суше прибудем туда через три дня. Допустим, благодаря способности графа повелевать стихиями судно выиграет пару дней, а какие-то случайности могут задержать нас, скажем, на сутки; но даже тогда в нашем распоряжении остается около двух недель. Поэтому, чтобы не волноваться, мы должны выехать не позднее семнадцатого. В любом случае мы будем в Варне за день до прибытия судна и успеем подготовиться. Конечно, мы отправимся в путь вооруженные против всякого зла, и духовного, и физического».
402
БРЭМ СТОКЕР
«Насколько я понял, — заметил Куинси Моррис, — граф родом из страны волков; возможно, он доберется туда раньше нас. Предлагаю дополнить нашу амуницию винчестерами10. В такого рода затруднительных обстоятельствах они могут нас выручить. Помнишь, Арт, как за нами гналась волчья стая под Тобольском?11 Чего бы мы тогда не дали за приличную многозарядную винтовку!»
«Хорошо! — согласился Ван Хелсинг. — Берем и винчестеры. Куинси, как всегда, дает дельные советы, особенно когда речь идет об охоте. Однако есть нечто сильнее, чем трезвый расчет, — мы вооружаемся против опасностей пострашнее, чем волки. В общем, здесь нам делать больше нечего. А поскольку в Варне никто из нас не был, не отправиться ли нам туда пораньше? Не всё ли равно, где ждать, там или здесь? Сегодняшнего вечера и завтрашнего дня вполне достаточно на сборы, и тогда, если всё будет в порядке, мы вчетвером тронемся в путь».
«Вчетвером?» — удивленно спросил Гаркер и поочередно взглянул на каждого из нас.
«Конечно! — быстро ответил профессор. — Вам нужно остаться здесь и позаботиться о вашей милой жене!»
Немного помолчав, Гаркер сказал глухим голосом:
«Вернемся к этой теме завтра утром. Я посоветуюсь с Миной».
Полагая, что настало время Ван Хелсингу предупредить его, чтобы он не раскрывал ей наши планы, я выразительно посмотрел на профессора и кашлянул. Вместо ответа он приложил палец к губам и отвернулся.
ттк
5 октября, вечером
После нашего сегодняшнего совещания я просто в растерянности, не знаю, что и думать. Новый поворот событий привел меня в смятение. Решение Мины не участвовать в совещании озадачило меня, а поскольку я не стал с ней это обсуждать, то мог лишь строить догадки. Но так ни к чему и не пришел. Меня удивило и то, как остальные восприняли
ДРАКУЛА. Глава XXIV
403
это, — ведь мы договорились, что у нас не должно быть никаких тайн друг от друга. Мина спит, тихо и сладко, как дитя. Губы полураскрыты, лицо счастливое. Слава богу, что еще бывают такие минуты.
Позднее
Как странно! Я сидел, сторожил счастливый сон Мины и сам почувствовал себя как никогда счастливым. Наступал вечер, солнце садилось, темнота сгущалась над землей, а я всё больше ощущал неповторимость этого мгновения, тишины, заполнившей комнату. Вдруг Мина открыла глаза и, нежно посмотрев на меня, сказала:
«Джонатан, дай честное слово, что исполнишь мою просьбу. Поклянись как на духу, перед Богом — и не нарушай клятву, даже если я буду умолять тебя об этом на коленях, обливаясь горькими слезами. Скорее, клянись, сейчас же».
«Мина, — ответил я, — я не могу сразу дать тебе обещание. Может быть, я не имею права на это».
«Но, дорогой, — воскликнула она с такой убежденностью, что глаза ее засверкали, как две Полярных звезды12, — я очень этого хочу — и не ради себя! Можешь спросить у профессора Ван Хелсинга, права ли я; если он со мной не согласится, поступай как знаешь. Более того, если вы все так решите, ты будешь свободен от обещания».
«Обещаю!» — сдался я, и в это мгновение бедняжка выглядела очень счастливой, хотя, мне кажется, она не может быть счастлива, пока на лбу у нее остается красная метка.
«Обещай ни слова не говорить мне о том, что вы замыслили против графа. Ни прямо, ни косвенно, пока это не исчезнет». — И она показала на свой зловещий рубец.
Я понял, что для Мины это важно, и ответил очень серьезно:
«Обещаю!» — и тут же ощутил, что с этой минуты между нами возникла стена.
Позднее, в полночь
Мина была радостна и весела весь вечер — так, что и остальные приободрились. В результате даже я почувствовал, что пелена мрака, окутав¬
404
БРЭМ СТОКЕР
шая нас, слегка рассеялась. Легли рано. Мина вновь спит как дитя; хорошо все-таки, что даже в таком аду кромешном у нее сохраняется способность спать. Слава тебе, Господи, по крайней мере, хоть в эти часы ей удается забыть о своих печалях. Может быть, ее пример вновь вдохновит меня, как вечером — ее хорошее настроение. Попытаюсь, и пусть это будет сон без сновидений!
6 октября, утро
Вновь сюрприз! Мина разбудила меня почти так же рано, как вчера, и попросила позвать доктора Ван Хелсинга. Я решил, что речь опять идет о гипнозе, и, не задавая вопросов, сразу же пошел за профессором. Такое впечатление, будто он ждал этого приглашения, потому что был уже одет, дверь в его комнату широко распахнута, и он явно слышал, как открылась наша дверь. Он тотчас же пришел к нам в комнату и спросил Мину, можно ли позвать остальных.
«Нет, — просто ответила она, — в этом нет необходимости. Вы сможете рассказать им потом. Дело в том, что я должна поехать с вами».
Ван Хелсинг был поражен не меньше, чем я. После недолгой паузы он спросил:
«Но зачем?»
«Вы должны взять меня с собою. Так будет безопаснее для меня и для вас».
«Но почему же, дорогая мадам Мина? Помните, забота о вашей безопасности — наш священный долг. Мы все подвергаемся риску, но вы — особенно, вследствие разных... обстоятельств, учитывая то, что произошло...»
Профессор замер в замешательстве, когда она, показав пальцем на свой лоб, сказала:
«Помню. Именно поэтому и должна ехать с вами. Теперь, когда восходит солнце, я могу вам это сказать, а потом, возможно, буду уже не в состоянии. Я знаю, что по воле графа должна буду последовать за ним. Знаю, что, если он прикажет мне прийти тайно, я пущусь на любые хитрости, могу даже обмануть Джонатана».
О, Господь свидетель того, как она посмотрела на меня! Если в самом деле существует ангел, записывающий все наши поступки и движения души, то взгляд этот был бы отмечен к ее вечной чести. Я лишь
ДРАКУЛА. Глава XXIV
405
пожал руку любимой жены и не мог ничего произнести — меня охватило чувство слишком сильное, чтобы найти облегчение в слезах.
«Вы, мужчины, сильны и отважны, — продолжала Мина. — Вы сильны своим единством и, охраняя меня, можете выдержать то, чего не выдержит одиночка. Кроме того, я буду полезна вам — с помощью гипноза можно многое выяснить».
Ван Хелсинг ответил очень серьезно:
«Мадам Мина, вы, как всегда, рассудили мудро. Вы поедете с нами, и все вместе мы исполним свой долг».
Мина молчала, я с недоумением взглянул на нее. Она заснула, откинувшись на подушку, и не пробудилась, даже когда я поднял пггору и хлынул солнечный свет. Ван Хелсинг махнул мне рукой, и мы тихо прошли к нему. Через минуту к нам присоединились лорд Годалминг, доктор Сьюард и мистер Моррис. Пересказав им свой разговор с Миной, профессор подвел итог:
«Утром мы выедем в Варну. Теперь нам надо считаться с тем, что с нами мадам Мина. О, как чиста ее душа! Каких страданий ей стоило поведать нам такое! Но она поступила правильно — вовремя нас предупредила. Нам нельзя упускать ни одного шанса, а в Варне мы должны быть в полной готовности к моменту прибытия судна».
«Что именно нам надо делать?» — лаконично спросил мистер Моррис.
Профессор, подумав, ответил:
«Первым делом попасть на корабль, затем найти ящик и, чтобы граф не смог оттуда выйти, положить на него ветку шиповника — так, по крайней мере, сказано в поверье. А именно поверья прежде всего и являются для нас настоящим источником. В них сосредоточено то, во что верили люди в старые времена, и вера по-прежнему остается их основой. Потом, дождавшись удобного момента — надо, чтобы поблизости никого не было, — мы откроем ящик и... всё будет в порядке».
«Я не стану ждать удобного момента, — буркнул Моррис. — Вскрою ящик, как только увижу его, и сразу же уничтожу чудовище, пусть будет хоть тысяча свидетелей, а сам я тут же погибну!»
Я невольно схватил его за руку — она была твердой как сталь. И думаю, он понял, какие я чувства испытываю. Надеюсь, что понял.
406
БРЭМ СТОКЕР
«Мой славный и храбрый Куинси! — воскликнул Ван Хелсинг. — Настоящий мужчина! Благослови вас Господь за это! Друг мой, поверьте, никто из нас не намерен мешкать из страха. Я говорю лишь о наших вероятных действиях и о том, что мы должны сделать, но, как мы поступим на самом деле, непредсказуемо. Нас ждет много неожиданностей, самых разных, и, какое мы примем решение, будет зависеть от конкретной ситуации. Конечно, нам надо быть во всеоружии и, когда пробьет наш час, всё вовремя пустить в ход. А сегодня давайте приведем в порядок дела. Я имею в виду то, что касается наших родных, близких — всех, кто зависит от нас, ведь никто не знает, каков будет исход. Я уже обо всём позаботился, делать мне вроде бы нечего, и я займусь подготовкой к поездке, куплю билеты и прочее.
На этом, условившись обо всём, мы расстались. Теперь приведу в порядок свои земные дела, а там будь что будет...
Позднее
Итак, завещание составлено, всё сделано, завершено. Мина — моя единственная наследница, если переживет меня. Если же нет — всё получат те, кто были так добры к нам.
День клонится к закату. Я вижу, что Мина чем-то обеспокоена. Уверен, что-то у нее на уме, а что именно, возможно, выяснится при заходе солнца. Каждый раз мы в напряжении ждем его восхода и заката, несущих с собою новые опасности, страдания, несчастья; возможно, они — дай-то Бог! — лишь испытания на пути к благополучному исходу. Пишу об этом в дневнике, поскольку теперь моя дорогая не должна ни о чем знать, но потом, когда всё образуется, она сможет прочитать его.
Она зовет меня.
XXV
7 7 октября,
жонатан Гаркер попросил меня вести записи в этот раз — сам он, по его словам, просто не в силах, а ему нужна точность.
Никто из нас не удивился приглашению к миссис Гаркер незадолго до захода солнца. В последние дни мы заметили, что во время его восхода и захода она чувствует себя более свободно; когда не действует сила, подавляющая ее и побуждающая к несвойственным ей поступкам - именно тогда и проявляется ее прежний характер. Это настроение или состояние наблюдается приблизительно за полчаса до восхода или заката и продолжается, пока солнце не поднимется высоко или же облака пылают в лучах уходящего за горизонт светила. Сначала миссис Гаркер находится в каком-то зыбком, переменчивом настроении, словно ослабевают некие сковывающие ее узы, потом внезапно наступает состояние абсолютной свободы; так же внезапно оно и проходит, чему предшествует фаза предостерегающего молчания.
Когда мы сегодня вечером пришли к миссис Гаркер, она была еще несколько скованна, в ней явно шла борьба. Но через несколько минут она уже совершенно владела собою, хотя я сразу заметил, что ей пришлось сделать невероятное усилие. Несчастная женщина полулежала на диване и жестом пригласила Джонатана сесть рядом, а мы разместились на стульях вокруг. Взяв мужа за руку, она начала говорить:
410
БРЭМ СТОКЕР
«Мы собрались здесь все вместе так вольготно — возможно, в последний раз! Знаю, дорогой, знаю, ты будешь со мной до конца, — сказала она мужу, который, как мы заметили, крепко сжал ей руку. — Утром мы тронемся в путь, и только Богу известно, что ждет нас. Вы так добры, что согласились взять меня с собою. Не сомневаюсь, вы сделаете всё возможное, всё, что отважные, стойкие мужчины смогут сделать для бедной слабой женщины, душа которой, может быть, погибла — нет, не волнуйтесь, еще нет, но, во всяком случае, находится в опасности. Однако вы должны помнить: я уже не такая, как вы. В моей крови и душе — яд, способный погубить меня, и непременно погубит, если мне не помочь. О друзья мои, вы, как и я, хорошо знаете, какая опасность угрожает моей душе, и, хотя для меня существует лишь один выход, ни вы, ни я не должны избрать его!»
Она умоляюще посмотрела на мужа, потом на каждого из нас, и вновь — на Гаркера.
«Какой выход? — хрипло спросил Ван Хелсинг. — Какой же это выход, который мы не должны — не можем — избрать?»
«Этот выход — моя немедленная смерть от моей собственной или любой другой руки, пока не произошло нечто еще более ужасное. Как и вы, я знаю: в случае моей смерти вы смогли бы спасти мою бессмертную душу, как когда-то душу моей бедной Люси. Будь смерть или страх смерти единственным препятствием на моем пути, я, не задумываясь, умерла бы здесь и сейчас, среди любящих друзей. Но смерть — это еще не конец. Теперь, когда мы должны исполнить свой горький долг и перед нами мелькает огонек надежды, не думаю, что Бог одобрил бы такой выход. Поэтому я добровольно отказываюсь от вечного покоя и вступаю в неизвестность, таящую в себе, возможно, самые ужасные кошмары этого мира и ада!»
Мы молчали, интуиция подсказывала, что это лишь прелюдия. У всех были напряженные лица, а у Гаркера оно стало пепельно-серым; возможно, он раньше нас догадался, к чему клонит его жена.
«Таков мой вклад, — продолжала миссис Гаркер, — в нашу общую имущественную массу. — Я невольно обратил внимание на необычность юридического термина в таком контексте, да еще произнесенного с такой серьезной интонацией. — А что внесет каждый из вас? Конечно, —
ДРАКУЛА. Глава XXV
411
сказала она быстро, — вы ставите на карту свои жизни, но для отважных людей это не так уж много. Ваши жизни принадлежат Богу и вернутся к Нему; а вот чем вы готовы пожертвовать для меня?»
Она посмотрела на нас испытующе, избегая на этот раз взгляда своего мужа. Куинси как будто бы понял и кивнул головой; лицо Мины просияло.
«Пожалуй, скажу прямо, что мне нужно: между нами не должно быть никаких сомнений и недомолвок. Обещайте мне все — и даже ты, мой любимый муж, — что в случае необходимости вы убьете меня».
«В случае какой необходимости?» — спросил неестественно тихим голосом Куинси.
«Если вы поймете, что перемены, происшедшие во мне, необратимы и мне лучше умереть, чем жить. А когда умрет мое тело, то, не медля ни минуты, пронзите меня колом и отрежьте голову, в общем, сделайте всё, что нужно для моего покоя!»
После некоторой паузы первым отреагировал Куинси. Он опустился перед ней на колено и, взяв ее за руку, торжественно произнес:
«Я всего лишь рубаха-парень, возможно, своей жизнью и не заслуживший такого доверия, но клянусь всем, что для меня свято: в случае необходимости я не дрогну и выполню то, о чем вы просите. И обещаю также, что сделаю всё, как положено, и как только у меня возникнут сомнения, я пойму, что час пробил».
«Вы настоящий друг!» — едва смогла вымолвить бедная женщина, горько заплакав, и, быстро наклонившись, поцеловала ему руку.
«Клянусь поступить так же, моя дорогая мадам Мина!» — проговорил Ван Хелсинг.
«И я!» — сказал лорд Годалминг.
И они по очереди опустились перед ней на колено, давая клятву. Последовал их примеру и я. Потом ее муж взглянул на нее потухшими глазами — зеленоватая бледность его лица оттенялась снежной белизной волос — и спросил:
«Жена моя, я тоже должен дать такое обещание?»
«Ты тоже, бесценный мой, — сказала миссис Гаркер с бесконечным сочувствием. — Ты не должен отказываться. Ты — мой самый близкий, самый дорогой, ты — всё для меня, наши души срослись воедино на эту
412
БРЭМ СТОКЕР
жизнь и на века. Вспомни, мой дорогой, о тех временах, когда храбрые мужья убивали своих жен и возлюбленных, чтобы они не достались врагу. Они делали это твердой рукой, ибо те, кого они любили, сами умоляли их об этом. Таков во времена тяжких испытаний долг мужчин перед теми, кого они любят! И если уж, дорогой мой, мне суждено умереть от чьей-либо руки, пусть это будет рука того, кто любит меня сильнее всех. Профессор Ван Хелсинг, я не забыла ваше милосердие в истории бедной Люси по отношению к тому, кто любил... — Она запнулась, на мгновение покраснев, и сказала по-другому: — К тому, кто обладал наибольшим правом дать ей покой. И, если возникнет необходимость, обращаюсь к вам: пусть на долю моего мужа выпадет счастливое воспоминание о том, что именно он своею любящей рукой освободил меня от чудовищного рабства».
«Еще раз клянусь!» — раздался звучный голос профессора.
Миссис Гаркер улыбнулась, действительно улыбнулась, со вздохом облегчения откинулась на спинку дивана и сказала:
«И еще одно предостережение, никогда не забывайте о нем: необходимость может возникнуть быстро и неожиданно, в таком случае не теряйте ни минуты. В этой ситуации я могу быть — и, более того, непременно буду — в союзе с нашим врагом против вас. И последняя просьба, — сказала она очень серьезно, — конечно, не такая важная, как первая, но прошу вас, если можно, оказать мне одну услугу... — Мы кивнули молча. Слова были излишни. — Я хочу, чтобы вы сейчас отслужили по мне панихиду».
Ее прервал громкий стон мужа; она взяла его руку, прижала ее к сердцу и продолжила:
«Всё равно вы когда-нибудь должны будете ее отслужить. Но, чем бы ни кончилась эта ужасная история, молитва послужит утешением для всех или хотя бы для некоторых из нас. А ты, мой бесценный, я надеюсь, прочтешь ее так, что она навеки сохранится в моей памяти именно в твоем чтении!»
«Но, дорогая моя, — взмолился Гаркер, — смерть еще так далеко от тебя».
«Нет, — возразила она, — я сейчас ближе к смерти, чем если бы лежала под тяжелой могильной плитой!»
ДРАКУЛА. Глава XXV
413
«О жена моя, — произнес он, — неужели я должен прочесть это?»
«Да, мой родной, это послужит мне утешением!» — вот и всё, что она сказала, и Джонатан начал читать, открыв приготовленный ею требник.
В силах ли я — или кто-либо иной — описать эту сцену, такую торжественную, сумрачную, печальную, ужасную — и в то же время такую трогательную? Даже отъявленный скептик, склонный травестировать горькие истины сакрального или эмоционального толка, был бы до глубины души растроган, если бы увидел эту горстку коленопреклоненных друзей вокруг страждущей, убитой горем женщины и услышал, с какой страстной нежностью, срывающимся от волнения голосом ее муж читал простые, удивительной красоты слова англиканской заупокойной молитвы. Не могу продолжать... слова... и... г... голос... от... отказывают мне!
Мадам Мина оказалась права. Интуиция и на сей раз не подвела ее. Какой бы странной ни казалась эта панихида даже нам, ощутившим на себе непосредственную силу ее воздействия, она очень нас успокоила. И молчание, свидетельствовавшее о скором переходе миссис Гаркер в иную ипостась, уже не вызывало у нас такого крайнего отчаяния, как мы опасались.
ЬНЕВНИК
15 октября, Варна
Двенадцатого утром мы покинули Лондон с вокзала на Чаринг-Кросс1, приехали в Париж вечером того же дня и сели на Восточный экспресс2, места были забронированы заранее. Ехали ночью и днем и прибыли в Варну около пяти часов. Лорд Годалминг пошел в консульство — узнать, нет ли ему телеграмм, а мы все остались в гостинице «Одес- сус»3. В пути, вероятно, были какие-то маленькие события, достойные описания, но я ни на что не обращал внимания, поглощенный желанием поскорее добраться до места. До прихода «Царицы Екатерины» меня в этом мире ничего не интересует. Слава богу, Мина чувствует себя
414
БРЭМ СТОКЕР
хорошо и даже окрепла, возвращается румянец! Она много спит. В дороге спала почти всё время. Оживляется лишь перед восходом и закатом. У Ван Хелсинга уже вошло в привычку проводить с ней в такие часы сеанс гипноза. Сначала это давалось ему не без труда, приходилось делать много пассов, теперь же она поддается сразу, будто по привычке. Кажется, будто ему стоит только приказать — и она сразу мысленно подчиняется ему. Профессор неизменно спрашивает ее, что она видит и слышит, и Мина отвечает одно и то же — на первый вопрос: «Ничего, всё темно», и на второй: «Слышу, как волны разбиваются о борт и скрипят мачты и реи. Ветер такой сильный, что я слышу, как гудят паруса и снасти, а нос корабля с шипением рассекает пенящиеся валы».
«Царица Екатерина» явно еще в море и на всех парусах мчится в Варну. Только что вернулся лорд Годалминг. С момента нашего отплытия он получил четыре телеграммы, по одной в день и все одинакового содержания: никаких сведений о «Царице Екатерине» в филиалы «Ллойд» не поступало. Перед тем как покинуть Лондон, Артур договорился со своим агентом, что тот будет ежедневно отправлять ему телеграммы независимо от того, появится информация о судне или нет, чтобы мы были уверены: ситуация контролируется.
Мы поужинали и рано легли спать. Завтра надо повидать еще вице- консула и договориться с ним, чтобы он помог нам попасть на борт корабля сразу по его прибытии. По словам Ван Хелсинга, необходимо проникнуть на судно между восходом и заходом солнца. Граф, превратись он даже в летучую мышь, не сможет преодолеть море, то есть пространство с мощным течением, и по своему желанию покинуть судно. Вряд ли чудовище решится показаться в облике человека, это вызовет много подозрений, что графу совсем ни к чему, поэтому он, скорее всего, останется в ящике. Если нам удастся попасть на корабль после восхода, граф окажется в нашей власти, мы сможем открыть ящик и, как в случае с бедной Люси, покончить с ним, прежде чем он проснется. Пощады ему ждать от нас не приходится. Надеюсь, у нас не будет осложнений с чиновниками и моряками. Слава богу, в этой стране подкупом можно добиться чего угодно, а денег у нас достаточно. Нужно лишь похлопотать, чтобы, если судно войдет в порт между за¬
ДРАКУЛА. Глава XXV
415
ходом и восходом солнца, нас непременно предупредили. Тогда всё будет в порядке — думаю, господин Денежный Мешок решит и эту проблему!
16 октября
Мина сообщает всё то же самое: плеск волн, шум моря, темнота, вой попутного ветра. У нас еще есть время в запасе, и к приходу «Царицы Екатерины» мы будем готовы. Нам обязательно сообщат, когда судно пройдет через Дарданеллы4.
7 7 октября
Кажется, всё уже готово для встречи графа, возвращающегося из путешествия. Годалминг сказал судовладельцу, что подозревает, будто в ящике, погруженном на борт, находятся вещи, украденные у его друга, и уже почти договорился о вскрытии сомнительной тары под свою ответственность. Во всяком случае, владелец дал ему письмо для капитана, содержащее распоряжение предоставить подателю полную свободу действий на судне, и аналогичное письмо — агенту в Варне. Мы встретились с агентом, на которого произвело сильное впечатление любезное обращение с ним лорда Годалминга, и теперь мы спокойны: всё от него зависящее он для нас сделает.
Составлен и план действий после вскрытия ящика. Если граф окажется там, Ван Хелсинг и Сьюард сразу же отсекут ему голову и проткнут колом сердце. Моррис, Годалминг и я будем стоять на страже, чтобы предупредить любое вмешательство, пустив в ход, если понадобится, даже оружие. Профессор говорит, когда мы всё сделаем, тело графа быстро превратится в прах.
В таком случае, если возникнет подозрение в убийстве, против нас не будет никаких улик. А при неблагоприятном повороте событий, возможно, эти записи в дальнейшем спасут нас от петли. Что касается меня, я буду благодарен судьбе за любой шанс разделаться с графом. Мы готовы на всё, лишь бы исполнить задуманное. Уже есть договоренность с соответствующими чиновниками: как только на горизонте покажется «Царица Екатерина», нам тут же пришлют гонца.
416
БРЭМ СТОКЕР
24 октября
Целая неделя ожидания. Ежедневные телеграммы лорду Годалмингу с неизменным: «Известий нет». В утренних и вечерних сообщениях Мины, сделанных под гипнозом, тоже ничего нового: плеск волн, шум моря, скрипящие мачты...
телегРйммА
СММЬЛ, «/\лб4луъг höMyOfa,
I (ÿJ& M)j^A Гбулшжм)
24 октября
Сегодня утром в Дарданеллах замечена «Царица Екатерина».
ьтт
24 октября
Как мне не хватает моего фонографа! Писать дневник ручкой — утомительное дело, но Ван Хелсинг настаивает. Сегодня мы страшно разволновались, когда лорд Годалминг получил телеграмму от «Ллойд». Теперь я знаю, как чувствуют себя люди, когда слышат приказ начать атаку. Одна лишь миссис Гаркер сохраняла хладнокровие. Хотя это неудивительно, ведь она мало что знает, а мы в ее присутствии стараемся скрывать волнение. Раньше, несмотря на все старания, нам бы вряд ли удалось что-нибудь от нее скрыть, но за последние три недели она очень изменилась. Сонливость, апатия всё более овладевают ею. И хотя выглядит она хорошо, вполне здоровой, даже вернулся прежний румянец, мы с Ван Хелсингом обеспокоены ее состоянием. Часто говорим о ней, но своими опасениями с остальными не делимся. Если бы Гаркер узнал о наших подозрениях, это разбило бы ему сердце, не говоря уж о вероятности нервного срыва. Каждый раз во время гипнотического сеанса профессор внимательно осматривает ее зубы. Он считает, что,
Смелел
ДРАКУЛА. Глава XXV
417
пока зубы не начали заостряться, миссис Гаркер ничего не угрожает. Вот если начнут, тогда необходимо решительно действовать!.. А уж как — нам обоим это хорошо известно, хотя мы не делимся друг с другом соображениями по этому поводу. И никто из нас не намерен уклониться от этой страшной миссии. «Эвтаназия» — замечательное, успокаивающее слово! Я благодарен тому, кто придумал его5.
Из Дарданелл до Варны двадцать четыре часа ходу при той скорости, с которой «Царица Екатерина» идет из Лондона. Значит, она должна прийти где-то утром, и, хотя едва ли она появится раньше, мы решили лечь загодя, а встать в час ночи и быть наготове.
25 октября, полдень
Никаких известий о приходе судна. Утром миссис Гаркер в состоянии гипноза рассказывала нам всё то же самое, так что новости могут поступить в любой момент. Все мужчины в лихорадочном возбуждении, кроме Гаркера, сохраняющего полное спокойствие. Руки у него холодны, словно лед; час назад я видел, как он точил свой гуркхский кинжал6, с которым он теперь не расстается. Да, плохо придется графу, если это страшное оружие, направленное этой неумолимой, ледяной рукой, вонзится ему в горло!
Мы с Ван Хелсингом несколько обеспокоены сегодняшним состоянием миссис Гаркер. Около полудня она впала в сон, который нам не понравился. Остальным мы ничего не сказали, но сами встревожились. Всё утро наша подопечная не находила себе места, поэтому мы поначалу обрадовались, увидев, что она заснула. Однако, когда Джонатан сказал, что она спит очень крепко и он не может разбудить ее, мы пошли в их комнату. Миссис Гаркер дышала спокойно и выглядела так хорошо, что мы невольно согласились — сон ей на пользу. Бедняжка! Ей надо столь многое забыть, что сон, приносящий забвение, для нее настоящая панацея.
Позднее
Наше предположение оправдалось. Проспав несколько часов, миссис Гаркер проснулась бодрее и веселее, чем в последние дни. На закате во
418
БРЭМ СТОКЕР
время сеанса гипноза она сказала то же, что и прежде. Ясно, что граф где-то в Черном море, спешит к месту назначения. И, надеюсь, к своей гибели!
26 октября
Вновь никаких известий о «Царице Екатерине». Корабль, должно быть, уже на подходе. Хотя очевидно, что он еще где-то в пути, потому что на рассвете миссис Гаркер под гипнозом не сообщила ничего нового. Вполне вероятно, он может дрейфовать из-за тумана: с пароходов, пришедших вчера вечером, поступили сообщения о густой пелене к северу и югу от порта. Нужно быть наготове — «Царица Екатерина» может появиться в любой момент.
2 7 октября, полдень
Очень странно: никаких известий о судне. Миссис Гаркер и вчера вечером, и сегодня утром по-прежнему говорит об одном и том же: плеск волн, шум моря, — правда, теперь добавляет: «Волны очень слабые». А в телеграммах из Лондона неизменное: «Известий нет». Ван Хелсинг крайне встревожен; высказав мне свои опасения о том, что граф может ускользнуть, он мрачно сказал:
«Ох, не нравится мне эта сонливость мадам Мины. Душа и память способны на странные штуки во время транса».
Я хотел расспросить его, но тут вошел Гаркер, и профессор сделал мне предостерегающий знак. Сегодня вечером во время сеанса нужно ее разговорить.
иЛЁГРЙИИА
«А^САлЛУ», AdMlCU,
I (ÿA& ГеуММАлМб)
28 октября
Сегодня в час пополудни «Царица Екатерина» вошла в Галац7.
ДРАКУЛА. Глава XXV
419
шъш
28 октября
Телеграмма о прибытии судна в Галац, мне кажется, не была для нас такой уж неожиданностью. Конечно, мы не знали, откуда и как грянет гром, но подвоха ожидали. Опоздание корабля в Варну подготовило нас к тому, что события сложатся не так, как мы предполагали; вот только никто из нас не мог знать, когда, как именно и в чем будут нарушены наши планы. И всё равно это оказалось неожиданностью. Видимо, так уж устроен человек — несмотря ни на что, он надеется на благополучный исход. Трансцендентализм — это маяк для ангелов, а для человека он лишь блуждающий огонек, нечто неуловимое8.
Телеграмма стала для нас ударом, который мы восприняли по- разному. Ван Хелсинг вскинул руку над головой, как бы упрекая Всевышнего, но не сказал ни слова. И уже через несколько секунд был на ногах, полный решимости. Лорд Годалминг побледнел как полотно и стал тяжело дышать. Я был ошеломлен и в смятении переводил глаза с одного на другого. Куинси Моррис хорошо знакомым мне движением потуже затянул ремень, что в наших прежних приключениях означало: «Вперед!» Миссис Гаркер побелела так, что красная отметина на ее лбу, казалось, запылала, но эта милая женщина кротко сложила руки и явно молилась про себя. Гаркер улыбнулся, действительно улыбнулся, горькой улыбкой человека, утратившего надежду, однако движение его рук, инстинктивно сжавших рукоятку большого гуркхского ножа, говорило о другом.
«Когда ближайший поезд в Галац?» — спросил Ван Хелсинг, обращаясь сразу ко всем.
«В шесть тридцать завтра утром!»
Мы в изумлении переглянулись, ибо ответ исходил от миссис Гаркер.
«Откуда вы знаете?» — спросил Арт.
«Вы забываете... или, возможно, не знаете, хотя Джонатану и профессору Ван Хелсингу это хорошо известно, — я дока по части железнодорожных расписаний. Дома, в Эксетере, я всегда составляла выпис¬
420
БРЭМ СТОКЕР
ки из них для мужа. И теперь с интересом просматриваю расписания — считаю это очень полезным. Предчувствуя вероятность поездки в замок Дракулы и понимая, что ехать придется через Галац или даже Бухарест, я внимательно изучила время отправки поездов. К сожалению, запоминать пришлось немного, завтра, насколько я знаю, будет лишь один поезд».
«Удивительная женщина», — прошептал профессор.
«А что, если заказать экстренный?» — спросил лорд Годалминг.
Ван Хелсинг покачал головой:
«Боюсь, что это невозможно. Эта страна отличается от вашей или моей. Даже если бы нам удалось заказать экстренный поезд, вероятнее всего, он прибыл бы на место позднее обычного. Кроме того, нам надо подготовиться, обдумать всё, организовать. Вы, друг Артур, идите на вокзал и купите билеты, чтобы завтра утром мы смогли уехать. Вы, друг Джонатан, наведайтесь к судовому агенту и возьмите у него письма к агенту в Галаде с разрешением осмотреть судно, в общем, с теми же полномочиями, что и здесь. Вы, Куинси Моррис, повидайте вице- консула — заручитесь поддержкой его коллеги в Галаце, чтобы у нас не было никаких помех по дороге и когда мы уже окажемся за Дунаем — в Румынии. Джон останется со мной и мадам Миной, мы обсудим ситуацию. Если будете задерживаться, не волнуйтесь — когда зайдет солнце, я расспрошу мадам Мину».
«Я тоже, — подхватила миссис Гаркер с прежней живостью, — постараюсь быть вам полезной — буду, как прежде, обдумывать и записывать всё примечательное. Не знаю почему, но я чувствую себя гораздо легче, свободнее, словно что-то отпустило меня!»
Трое молодых людей просто просияли, услышав это, а мы с Ван Хелсингом тревожно и мрачно переглянулись, но пока ничего не стали говорить.
Когда все разошлись исполнять поручения, Ван Хелсинг попросил миссис Гаркер найти в дневниках Джонатана описание его пребывания в замке Дракулы. Она пошла в свою комнату. Когда дверь за ней закрылась, профессор сказал мне:
«Итак, мы подумали об одном и том же! Выкладывай!»
«По-моему, в ней наметилась перемена. Но это зыбкая, обманчивая надежда, от которой мне становится просто дурно».
ДРАКУЛА. Глава XXV
421
«Вот именно. Ты понял, почему я попросил ее принести рукопись?»
«Нет, разве что вы хотели поговорить со мной наедине».
«Отчасти ты прав, друг мой Джон, но литтть отчасти. Хочу кое-что сказать тебе. О мой друг, я иду на огромный — страшный! — риск, но, думаю, он оправдан. В ту минуту, когда мадам Мина произнесла слова, которые привлекли наше внимание, меня вдруг осенило. Три дня назад, когда она находилась в трансе, граф послал свой дух, чтобы прочесть ее мысли, или, вероятнее, он вызвал ее дух к себе, когда лежал в своем ящике на корабле среди плещущих волн, как раз на восходе и на закате солнца. Тогда-то он и узнал, что мы здесь, ведь она, чьи глаза видят, а уши слышат, будучи здесь, на воле, могла многое сообщить ему, запертому в его ящике-гробу. Теперь граф пытается скрыться от нас, и мадам Мина пока не нужна ему. Он абсолютно уверен, что, когда понадобится, она явится на его зов, сейчас он отдаляется от нее, выводит ее — он это умеет — за пределы своей власти, чтобы она не приходила к нему. Вот тут-то я и надеюсь, что наша мужская смекалка, наш ум зрелых людей, не утративших Божией благодати, окажутся сильнее неразвитого, инфантильного ума того, кто целые века провел в могиле и теперь преследует свои эгоистические, а значит ничтожные, цели... Мадам Мина идет — ни слова о ее трансе! Она ничего о нем не знает, а если узнает, придет в смятение и отчаяние, но именно сейчас нам нужны всё ее мужество, стойкость и, главное, замечательный ум — по- мужски ясный, по-женски милосердный; к тому же она обладает особыми качествами, которыми наделил ее граф, — едва ли они сразу исчезнут, хотя наш противник думает иначе. Прошу, молчи! Я буду говорить, а ты внимательно слушай. О Джон, друг мой, мы попали в ужасное положение. Мне страшно, как никогда. Единственная надежда — милосердие Божье. Тихо! Вот и она».
Мне показалось, что профессор на грани нервного срыва и у него сейчас начнется истерика, как тогда, после смерти Люси, но усилием воли он сдержал себя и был совершенно спокоен, когда миссис Гаркер быстро вошла в комнату, веселая, счастливая и, казалось, позабывшая о своих несчастьях. Она вручила Ван Хелсингу несколько машинописных страниц, он стал просматривать их, оживляясь по мере чтения. Потом, зажав страницы между указательным и большим пальцами, сказал:
422
БРЭМ СТОКЕР
«Джон, дружище, вот урок и для тебя, человека, обладающего уже значительным жизненным опытом, и для вас, дорогая мадам Мина, еще совсем молодой женщины: никогда не бойтесь давать волю своей интуиции. Несколько раз у меня в голове мелькало нечто смутное, но я опасался, что это ложный огонек и он лишь уведет меня в сторону. Теперь, уже зная намного больше, я возвращаюсь к тем смутным проблескам и понимаю, что за ними скрывалась настоящая мысль, хотя еще слишком слабая, чтобы взлететь самостоятельно. Более того, как в “Гадком утенке” моего друга Ханса Андерсена9, эта мысль — вовсе не утенок, а прекрасный лебедь, который гордо взлетит на широко распростертых крыльях, когда наступит час. Слушайте, я прочту, что пишет Джонатан:
Не пример ли Дракулы-героя вдохновил позднее одного из его потомков вновь и вновь переправляться через Великую реку в Турцию? И, несмотря на цепь поражений, снова и снова возвращаться туда? И хотя с кровавого поля боя, где гибли его полки, он приходил домой один, но всё равно был неизменно уверен, что в конце концов одержит победу.
Какой можно сделать вывод? Думаете, никакого? Ошибаетесь! Очевидно, что граф со своим незрелым умом не видит здесь ничего особенного, потому и рассказывает об этом так свободно. Впрочем, и ваш зрелый мужской ум, друг Джон, ничего не усматривает в этих словах. Да и мой тоже был слеп — но только до настоящей минуты. Так! Ну, а что скажет та, которая видит всё со стороны, непредвзято и непосредственно?.. Тоже не знает? А ведь наше мышление похоже вот на что: некие элементы вроде бы неподвижны, но в круговороте природы они вершат свой путь, взаимодействуют, затем — бабах! — и вспышка света озаряет всё небо, способная ослепить, убить, разрушить, а внизу освещаются обширные земные пространства. Разве не так? Не ясно? Хорошо, сейчас поясню. Сначала ответьте: изучали ли вы философию преступления? Да или нет? Ты, Джон, конечно да, ибо это и есть исследование безумия. Вы, мадам Мина, нет, ведь преступление — далекая от
ДРАКУЛА. Глава XXV
423
вас сфера, и вы соприкоснулись с ней литтть однажды. Но ваш ум работает правильно и не станет оспаривать умозаключение a particulari ad universale* *’10. У преступников всех времен и народов есть одна особенность. Даже полиция, не слишком сведущая в высоких материях, приходит к ее пониманию эмпирическим путем. Да, это эмпирика. Преступник всегда тяготеет к одному виду преступления, речь идет о настоящем преступнике, о том, кому на роду написано быть преступником, иной судьбы он и не хочет. Его ум нельзя назвать зрелым. Преступник может быть сметливым, хитрым, находчивым, но его ум во многом неразвитый, инфантильный... Вот и нашему преступнику уготовано быть преступником, у него тоже инфантильный ум, и поступает он так, как поступил бы ребенок. Птенцы, мальки рыб, зверята не изучают теорию, а постигают мир эмпирически, опытным путем, основьюаясь на уже полученном ими опыте. “Dos pou sto**, — говорил Архимед. — Дайте мне точку опоры, и я переверну мир!”11 Сделав нечто однажды, детеныш обретает точку опоры, и постепенно его детское сознание взрослеет; пока у него сохраняется цель, он будет вновь и вновь повторять уже раз содеянное! О моя дорогая, вижу, что ваши глаза широко открылись и вспышка света позволила вам обозреть всё пространство! — воскликнул профессор, когда миссис Гаркер захлопала в ладоши, а глаза у нее оживились. — А теперь скажите двум ученым сухарям, что вы заметили своими прозревшими глазами?»
Он взял ее руку и держал так, невольно подумал я, будто измерял ей пульс, пока она говорила:
«Граф и преступник, и преступный типаж — так бы определили его Нордау и Ломброзо12. Как у всякого преступника, его интеллект недостаточно развит. Именно поэтому в трудных ситуациях он бессознательно прибегает к шаблонным действиям. Разгадку надо искать в его прошлом; об одном из эпизодов граф сам рассказал моему мужу: когда-то он попал в переплет в стране, которую безуспешно пытался завоевать, и вынужден был бежать на родину, но не отказался от цели и стал снова готовиться к новой атаке. И опять, подготовленный на этот
* от частного к общему [лат).
* дайте точку опоры [др.-греч).
424
БРЭМ СТОКЕР
раз лучше, отправился в ту же страну — и победил. Точно так же он прибыл в Лондон, чтобы завоевать его, но потерпел поражение; и вот теперь, когда само его существование оказалось в опасности, он, потеряв все надежды на успех, бежал за море, домой, как когда-то бежал через Дунай из Турции».
«Хорошо, молодец! О, какая вы умница! — воскликнул в восторге Ван Хелсинг и, наклонившись, поцеловал ей руку. И тут же, как коллега коллеге, будто мы консультировали больного, бросил мне: — Пульс только семьдесят два, и это при таком волнении! Похоже, надежда есть... — И, вновь повернувшись к ней, нетерпеливо подбодрил: — Но продолжайте, продолжайте! Вы можете сказать больше. Не бойтесь. Джон и я знаем — по крайней мере, я. И если вы правы, я скажу вам об этом. Говорите смелее!»
«Попытаюсь, но вы простите меня, если я покажусь вам слишком эгоцентричной».
«Ну конечно! Не бойтесь, вы и должны быть эгоцентричной, ведь о вас-то мы прежде всего и думаем».
«Итак, как и всякий преступник, граф себялюбив, и, поскольку ум его ограничен, а поступки эгоистичны, он сосредоточен на одной цели. И на пути к ней не знает ни жалости, ни пощады. Когда-то он бежал через Дунай, бросив войска на растерзание врагу, так же и теперь: главное для него — спастись любой ценой. Ведомый своим патологическим эгоизмом, он освобождает мою душу от ужасной власти, которую он обрел надо мной в ту кошмарную ночь. Я чувствовала ее! О, как я ее чувствовала! Благодарю Господа за Его великое милосердие! Впервые после того ужасного часа душа моя свободна; меня мучает лишь страх, что во сне или в трансе он мог выведать у меня ваши планы».
Тут профессор встал и сказал:
«Граф уже их у вас выведал, и в результате мы сидим в Варне, а он провел корабль через туман в Галац, где, несомненно, рассчитывает ускользнуть от нас. Но его инфантильного ума хватило лишь на это, дальше он не пошел; и вполне возможно, по Божьему Провидению, то, на что злодей возлагал свои надежды, как раз и подведет его. Не рой другому яму, как говорит великий псалмопевец13. Именно теперь, когда он уверен, что обвел нас вокруг пальца, сбил с толку и опередил, его
ДРАКУЛА. Глава XXV
425
эгоистичный умишко убаюкает сам себя. Отказавшись от вас как от источника информации, граф думает, что перекрыл нам канал сведений. Вот тут-то он и ошибается! Чудовищное крещенье его кровью даст вам возможность мысленно являться к нему, что вы и делали в краткие периоды своей свободы на восходе и заходе солнца. Вот только являлись вы к нему по моей, а не по его воле; эту свою способность, столь полезную нам, вы получили от него ценой ваших страданий. Теперь эта способность особенно ценна, так как графу о ней ничего не известно, и, оберегая себя, он теперь отрезал себе даже возможность узнать, где мы находимся. В отличие от него, мы не себялюбивы и верим, что Господь не оставит нас в эти сумрачные часы. Мы будем преследовать графа и не дрогнем, даже если над нами нависнет опасность стать такими же, как он. Друг Джон, это был важный час — мы сделали шаг вперед. Вы должны зафиксировать всё сказанное, и когда остальные вернутся, дайте им прочитать».
В ожидании их прихода я всё записал, а миссис Гаркер напечатала на машинке ту часть, в которой говорилось, что произошло после ее возвращения с рукописями.
XXVI
29 октября
ишу в поезде, по дороге из Варны в Галац. Вчера вечером незадолго до захода солнца мы вновь собрались все вместе. Каждый из нас постарался выполнить свое поручение как можно лучше, и мы были готовы к путешествию и к нашей миссии в Галаце. Как обычно, Ван Хел- синг начал сеанс гипноза с миссис Гаркер. На этот раз ему потребовалось больше времени и усилий, чем обычно, чтобы погрузить ее в транс. Миссис Гаркер всегда отвечала на вопросы мгновенно, теперь же профессору пришлось несколько раз четко формулировать их, прежде чем удалось что-то узнать. Наконец она ответила:
«Ничего не вижу, стоим на месте, шума волн нет, лишь мягкое журчание воды, рассекаемой тросом. Слышу близкие и далекие голоса людей, скрипят весла в уключинах. Где-то выстрелили из ружья, далеко отозвалось эхо. Над головой — топот ног, похоже, волокут какие-то канаты и цепи. Что это? Слабый свет. Чувствую дуновение ветерка...»
Тут Мина замолчала. Резко вскочив с дивана, на котором лежала, она подняла руки ладонями вверх, как будто поддерживая какую-то тяжесть. Мы с Ван Хелсингом обменялись понимающими взглядами. Куинси, слегка приподняв брови, внимательно смотрел на нее. Гаркер инстинктивно сжал рукоятку гуркхского кинжала. Наступило продолжительное молчание. Мы поняли, что больше она ничего не скажет, да
428
БРЭМ СТОКЕР
и бессмысленно было что-либо добавлять. Вдруг миссис Гаркер села, открыв глаза, мило и просто сказала:
«Вы все, наверное, так устали! Не хотите ли чаю?»
Мы были готовы на всё, чтобы сделать ей приятное, и конечно же согласились. Она быстро вышла из комнаты, чтобы распорядиться насчет чая. А Ван Хелсинг сказал:
«Поняли, друзья мои? Граф собирается на берег. Свой ящик он покинул. Но ему не так-то просто перебраться на сушу. Ночью он еще может где-нибудь спрятаться, но ему удастся покинуть борт, только если его перенесут на берег или корабль причалит. Впрочем, вампир способен — но только ночью — изменить облик и перелететь или выпрыгнуть на берег, как он сделал это в Уитби. Но, если день наступит прежде, чем судно пришвартуется, он останется на борту. Днем же, когда ящик будут выносить, таможенные чиновники могут обнаружить его содержимое. Короче говоря, если граф не выберется на берег сегодня ночью, по крайней мере, до рассвета, весь завтрашний день для него пропадет. Тогда у нас есть шанс успеть и захватить его в ящике — ведь, опасаясь, что его могут опознать, вампир едва ли решится разгуливать по судну днем».
Ничего не оставалось, как терпеливо ждать рассвета в надежде на то, что миссис Гаркер расскажет что-нибудь еще.
Рано утром мы вновь, затаив дыхание, следили за сеансом гипноза. На этот раз внушение не действовало еще дольше; когда же транс наступил, времени до восхода оставалось так мало, что мы были уже на грани отчаяния. Ван Хелсинг старался как мог; наконец, повинуясь его воле, миссис Гаркер заговорила:
«Всюду мрак. Слышу плеск воды на одном уровне со мной и звук трения дерева о дерево».
Она замолчала. На горизонте стремительно взошло красное солнце. Придется ждать вечера.
И вот мы на пути в Галац, сгораем от нетерпения. Согласно расписанию, мы должны быть на месте между двумя и тремя часами утра, но уже в Бухарест поезд пришел с трехчасовым опозданием, так что, скорее всего, в Галаце будем лишь после восхода солнца. Таким образом, удастся провести еще два сеанса гипноза с миссис Гаркер, и каж¬
ДРАКУЛА. Глава XXVI
429
дый из них или оба смогут пролить хоть какой-то свет на то, что происходит.
Позднее
Солнце зашло. К счастью, в это время нас ничего не отвлекало; будь мы на станции, нам не удалось бы обеспечить необходимые для сеанса уединение и спокойствие. Миссис Гаркер еще труднее, чем на рассвете, поддалась гипнозу. Боюсь, ее способность передавать ощущения графа исчезнет как раз тогда, когда мы более всего будем в этом нуждаться. До сих пор в состоянии транса она ограничивалась лишь констатацией самых простых наблюдений, а теперь, мне кажется, начинает работать ее собственная фантазия. Если я прав, это может ввести нас в заблуждение. Конечно, хорошо, что граф утрачивает над нею власть, но в равной мере и она теряет способность следить за тем, что происходит с ним. Хотя у меня нет уверенности. Когда она наконец заговорила, слова ее показались загадочными:
«Что-то появилось. Прошло мимо меня, как холодный ветер. Слышу вдали какие-то беспорядочные звуки — кажется, люди говорят на непонятных языках; сильный шум падающей воды, вой волков...»
Миссис Гаркер замолчала, по ее телу вдруг пробежала дрожь, которая усиливалась до тех пор, пока бедную женщину не стало трясти, как в приступе падучей. Несмотря на все старания профессора, больше она на вопросы не отвечала. Очнулась измученной, усталой, апатичной, ничего не помнила, но ее живо интересовало, что она говорила. Когда ей пересказали, она погрузилась в глубокое раздумье.
30 октября, 7 часов утра
Подъезжаем к Галацу; боюсь, потом будет не до записей. Мы с нетерпением ждали восхода солнца. Поскольку с каждым разом миссис Гаркер всё труднее поддается гипнозу, Ван Хелсинг начал сеанс раньше обычного, но ничего не получалось. Ему удалось добиться результата лишь за минуту до восхода солнца. Не теряя времени, он стал быстро задавать ей вопросы, и она так же быстро отвечала:
430
БРЭМ СТОКЕР
«Всё темно. Слышу шум воды совсем близко, на одном со мной уровне, и звук трения дерева по дереву. Где-то вдалеке мычат коровы. Еще какой-то звук, очень странный, будто...» — Она замолчала и побледнела, а потом стала просто белой.
«Дальше, продолжайте! Продолжайте, приказываю вам!» — взволнованно твердил Ван Хелсинг, хотя глаза его выражали отчаяние — солнце уже взошло, и его лучи окрасили даже бледное лицо миссис Гаркер. И тут она открыла глаза, и мы невольно вздрогнули, услышав ее совершенно беззаботный, нежный голос:
«О профессор, почему вы просите меня о том, что превосходит мои возможности? Я ничего не помню. — Увидев удивление на наших лицах, она не на шутку встревожилась и обвела нас взглядом: — Что я сказала? Что я сделала? Ничего не помню, кроме того, что лежала тут в полусне, а вы, профессор, мне говорили: “Дальше! Продолжайте, приказываю вам!” Так забавно было слышать, как вы строго говорите со мной, будто я непослушное дитя!»
«О мадам Мина, — сказал печально Ван Хелсинг, — это лишь еще одно доказательство, если оно вообще нужно, моей любви и уважения к вам; в сложившейся ситуации любое слово, сказанное ради вашего же блага более строгим тоном, действительно может показаться странным: получается, будто я отдаю приказание той, которой был бы рад повиноваться сам!»
Слышны свистки: приближаемся к Галацу — и просто сгораем от нетерпения, тревоги и желания действовать.
В гостиницу, где по телеграфу мы зарезервировали номера, меня отвез мистер Моррис — он пока не у дел, поскольку не знает ни одного иностранного языка. Обязанности распределили так же, как в Варне, только к вице-консулу отправился лорд Годалминг: его титул может послужить гарантом более эффективной поддержки со стороны официаль¬
wтник
30 октября
ДРАКУЛА. Глава XXVI
431
ного британского представителя, ведь времени у нас в обрез. Джонатан, профессор и доктор пошли к судовому агенту — выяснить подробности прибытия «Царицы Екатерины».
Позднее
Вернулся лорд Годалминг. Консул в отъезде, вице-консул болен, делами занимается секретарь, который был очень любезен и обещал сделать всё, что в его власти.
тшж
30 октября
В девять часов мы с профессором Ван Хелсингом и доктором Сьюардом посетили компанию «Маккензи и Стейнкофф», представителей лондонской фирмы «Хэпгуд»1. В ответ на телеграфный запрос лорда Годалминга в конторе получили телеграмму из Лондона с просьбой оказать нам всемерную поддержку; служащие были чрезвычайно любезны и немедленно доставили нас на борт «Царицы Екатерины», бросившей якорь в речном порту. Мы встретились с ее капитаном — мистером Донелсоном, по словам которого, у него в жизни не было такого удачного рейса.
«Ну, чего тут говорить-то, — сказал он, — мы аж забоялись — слишком всё складно, такое даром не проходит — как бы чего не стряслось, лишь бы уж теперь всё путем было. Эка невидаль — проскочить из Лондона в Черное море при попутном ветре, когда, кажись, у самого дьявола свой интерес наполнить паруса. И ни черта не видно. А стоило приблизиться к какому-нибудь кораблю, порту или мысу, тут сразу туман; а как рассеется — глядь: вокруг никого и ничего. Промчались через Гибралтар — даже сигнал не успели дать. И так никого до самых Дарданелл, а там уж пришлось ждать разрешения на проход. Поначалу-то я всё хотел спустить паруса и переждать туман, но потом скумекал: коли дьявол хочет, чтоб мы скорее попали в Черное море, так тому и быть, никуда не денешься. Ни владельцам, ни нам от этого никакого
432
БРЭМ СТОКЕР
убытка, а старина дьявол2 будет нам только благодарен за то, что мы ему палки в колеса не вставляли».
Такая смесь простодушия и хитрости3, суеверия и практических соображений произвела впечатление на Ван Хелсинга.
«Мой друг, — сказал он, — этот ваш старина дьявол гораздо умнее, чем кажется, и умеет ценить достойного соперника!»
Довольный комплиментом капитан продолжал:
«Прошли мы Босфор — тут люди роптать начали. Некоторые, румыны, пришли ко мне и требовали выбросить за борт здоровенный ящик — его перед самым отходом из Лондона притащил на судно какой-то странный старик. Я еще тогда заметил, как, глядя на него, они выставляли два пальца — от дурного глаза. Ну, не умора ли! Дикари суеверные! Я их быстро послал куда надо. Но, когда нас туман окутал, подумал: может, они и правы, хотя дался им этот ящик! Итак, мы мчались дальше, а туман стоял еще пять дней, и я решил: пусть ветер несет нас — против дьявола не попрешь, всё равно сделает, как ему надо. Но и мы не лыком шиты — будем в оба смотреть, чтоб ничего не стряслось. Как бы там ни было, мчали мы славно, никаких мелей. А два дня назад, когда сквозь туман проклюнулось восходящее солнце, под килем уже бурлила речная вода и перед нами возник Галац. Но тут уж румыны совсем спятили и правдами-неправдами давили на меня, чтоб я выбросил ящик в реку. Пришлось им ответить пинками да ганшпугом. И лишь так, когда последний из них убрался с палубы, держась за голову, мне удалось их убедить. Дурной глаз, не дурной, но собственность и доверие тех, кто меня нанял, в моих руках посохраннее, чем на дне Дуная. А ведь они, черт побери, уже выволокли ящик на палубу и едва не ухнули в реку; на его стенке значилось: “В Галац, через Варну”. А я решил: пусть лежит на палубе — выгрузим его в порту, тогда и избавимся. Туман не убывал, и всю ночь мы проболтались на якоре. А ни свет ни заря, вроде бы за час до рассвета, явился человек с письменным поручением из Англии, а в нем значится: забрать ящик, адресованный какому-то графу Дракуле. А ящик-то под рукой — вот-те и пожалуйста. Бумаги были в порядке, и я с радостью отделался от этой чертовой штуковины — ох, она мне надоела! Если уж у дьявола и был багаж на судне, так наверняка этот самый ящик!»
ДРАКУЛА. Глава XXVI
433
«Как звали человека, который забрал его?» — спросил Ван Хелсинг, едва сдерживая нетерпение.
«Щас, я мигом!» — ответил капитан и спустился в каюту. Вернувшись, он предъявил расписку, заверенную Иммануилом Гильдшеймом, в ней был указан его адрес: «Бургенпгграссе, 16»4.
Больше капитан ничего не знал. Мы поблагодарили его и ушли.
Гильдшейма мы застали в его конторе. Это был старый еврей с большим горбатым, как у овцы, носом и в ермолке — будто только что со сцены «Аделфи»5. За свои сведения он потребовал «золотую монету» — именно так и выразился — и, немного поторговавшись, сообщил нам всё, что знал. Сведения его были скудными, но очень важными для нас. Он получил письмо от мистера де Билля из Лондона с просьбой, если возможно, до рассвета, чтобы не связываться с таможней, забрать ящик с прибывающей в Галац «Царицы Екатерины» и передать его некоему Петру Скинскому6, который вел дела со словаками, сплавлявшими грузы по реке. Получив за труды английский кредитный билет, Гильдшейм обменял его на золото в Дунайском международном банке7. Когда к нему пришел Скинский, они вместе поехали на судно, забрали ящик, и этот господин его увез. Вот и всё, что знал Гильдшейм.
Мы занялись поисками Скинского, но нигде не могли его найти. Один его сосед, видимо не питавший к нему особой любви, сказал, что тот ушел из дому два дня назад, а куда — неизвестно. Это подтвердил и хозяин дома, который вчера вечером, между десятью и одиннадцатью часами, получил через посыльного ключи от квартиры исчезнувшего жильца и положенную плату в английских деньгах. Мы снова оказались в тупике.
Пока мы разговаривали, подбежал какой-то человек и впопыхах сообщил, что на кладбище при церкви Святого Петра8 нашли тело Скинского: у него так разодрано горло, будто на него напал какой-то дикий зверь. Наши собеседники тут же побежали туда взглянуть на этот кошмар, женщины голосили: «Это дело рук словаков!» Мы же поспешили ретироваться, чтобы не влипнуть в историю и не потерять время.
Вернувшись в гостиницу, мы подвели итоги: у нас нет ничего определенного, ясно лишь, что ящик в пути, куда-то перемещается по воде,
434
БРЭМ СТОКЕР
но куда — еще нужно выяснять. С тяжелым сердцем мы побрели к Мине. Еще раньше, когда мы собрались вместе, вначале обсудили, посвящать ли ее снова в наши дела. И решили всё рассказать ей. Поэтому меня освободили от обещания, данного Мине. Положение наше становится отчаянным, но все-таки какой-то, хотя и небольшой, шанс остается.
жтк
Мьм» Г Afjuf-
30 октября, вечером
Мужчины вернулись такие усталые, измученные и удрученные, что им просто необходимо было немного отдохнуть. Предложила им прилечь хоть на полчасика, пока я напечатаю записи. Я так благодарна изобретателю дорожной пишущей машинки и мистеру Моррису, доставшему ее для меня9. Сама я совершенно отвыкла делать записи ручкой...
Вот всё и напечатано. Бедный, милый, дорогой мой Джонатан! Как он, должно быть, страдал и как переживает теперь! Без сил лежит на диване, словно бездыханный; кажется, он в полном коллапсе: брови нахмурены, лицо страдальческое. Бедняжка, он так сосредоточенно думает, что всё лицо его пошло морщинками. О, если бы я могла хоть чем-то ему помочь!.. Сделаю всё, что в моих силах...
Профессор Ван Хелсинг по моей просьбе дал мне бумаги, которые я еще не видела, — пока мужчины отдыхают, внимательно всё просмотрю и, возможно, приду к какому-нибудь выводу. Постараюсь следовать примеру профессора и обдумаю все факты с «открытым умом», непредвзято.
Верю, что Божье Провидение поможет мне. Надо бы раздобыть карты и просмотреть их...
Твердо убеждена, что моя догадка правильна. Заключение готово, соберу всех и прочитаю. Пусть обсудят, нужна предельная точность, продуманность, дорога каждая минута.
ДРАКУЛА. Глава XXVI
435
У\№ КИ
Нимл
ilfiumcuMuc I а ум1мж)
-Предмет исследования-
Основная цель графа Дракулы — добраться домой
А. Кто-то должен доставить его в замок.
Это очевидно. Если бы он мог передвигаться сам, то сделал бы это в облике человека, волка или летучей мыши либо в каком-то еще. Видимо, он боится, что его узнают или как-то навредят ему, пока он, беспомощный, от рассвета до заката находится в своем деревянном ящике.
Б. Как его повезут?
По дороге, на поезде, по воде? Ответить на этот вопрос поможет метод исключения.
По дороге
Тут слишком много осложнений, особенно при выезде из города: [а) встречаются люди, а они любопытны и недоверчивы: любой намек, подозрение, сомнение по поводу содержимого ящика может погубить графа; (6) возможен контроль со стороны городской таможни10 и полиции; (в) могут появиться и преследователи. Это самая страшная опасность для графа: боясь себя выдать, он даже отказался от своей жертвы — от меня!
На поезде
Никто не сопровождает ящик. В дороге возможны задержки, а для графа любое промедление смерти подобно — враги гонятся по пятам. Конечно, он может сбежать ночью, но что ему делать на чужой территории без убежища? Это его не устраивает, а рисковать он не хочет.
По воде
Это наиболее верный путь в одном отношении и опасный — в другом. На воде вампир лишен всех своих преимуществ, кроме как
436
БРЭМ СТОКЕР
ночью, но и тогда он может повелевать лить туманом, бурей, снегом и волками. А случись кораблекрушение и окажись граф в воде — он, совершенно беспомощный, сразу пойдет ко дну. Конечно, он мог бы направить судно к берегу, но если это враждебная ему территория, по которой он не может передвигаться свободно, то всё равно окажется в отчаянной ситуации.
Итак, делаем вывод — он на воде; значит, надо установить, где именно. И прежде всего — точно определить, что ему уже удалось сделать, тогда станет ясна его дальнейшая цель.
Во-первых, нужно разобраться, что он успел предпринять в Лондоне для выполнения своего общего плана, ведь времени у него было в обрез.
Во-вторых — сообразить, исходя из имеющихся у нас данных, что он успел сделать здесь.
Очевидно, что местом назначения сразу был Галац, однако в накладной граф указал Варну, чтобы сбить нас с толку, если мы установим, каким путем он покинул Англию; тогда его непосредственная и единственная цель — бегство. Об этом свидетельствует письмо Иммануилу Гильдшейму с указанием забрать ящик до восхода солнца. Была еще и инструкция Петру Скинскому. Здесь можно лишь строить догадки: видимо, Скинский получил какое-то письменное поручение, поскольку пришел к Гильдшейму.
Как видим, планы графа до сих пор успешно осуществлялись. «Царица Екатерина» столь стремительно совершила свой рейс, что даже у капитана Донелсона возникли подозрения, но его суеверность в сочетании с осмотрительностью сыграли графу на руку, судно с попутным ветром промчалось сквозь туманы и практически вслепую прибыло в Галац. Таким образом, то, что граф всё хорошо продумал, можно считать доказанным. Гильдшейм принял ящик, забрал его и передал Скинскому. Тот его получил — и тут след теряется. Мы лишь знаем, что, миновав таможню и полицию, ящик плывет где-то по воде.
Теперь разберемся, что именно граф, вероятно, делал, оказавшись на берегу, в Галаце.
К Скинскому ящик попал до восхода солнца. После восхода граф смог появиться в своем настоящем обличье. Возникает вопрос: зачем
ДРАКУЛА. Глава XXVI
437
вообще был нужен Скинский в этом деле? В дневнике моего мужа сказано, что он водился со словаками, перевозящими грузы по реке; местные женщины считают, что словаки и убили его — это значит, что к ним в этих краях относятся враждебно. А граф хочет, чтобы о нем никто ничего не узнал.
У меня такое предположение: в Лондоне граф решил вернуться в замок водным путем, считая его наиболее безопасным и незаметным. Из замка его вывезли местные цыгане11, вероятно, они и доставили груз словакам, которые переправили его в Варну — на корабль, шедший в Лондон. То есть граф уже знает людей, готовых ему помочь. А на днях, когда ящик прибыл на сушу, граф перед восходом солнца или же после заката вышел из него, встретился со Скинским и объяснил, как отправить ящик дальше по реке. После этого, убедившись, что всё сделано и идет по плану, уничтожил следы, убив посредника.
Судя по карте, наиболее вероятная в данном случае река, используемая словаками, — Прут или Сирет12. Я прочитала, что в состоянии гипноза слышала мычание коров, шум воды на одном со мной уровне и скрип дерева. Видимо, граф в своем ящике плывет по реке в открытой лодке, управляемой веслами или шестами, — берега близко, и лодка идет против течения: иди она по течению, не было бы такого шума воды.
Возможно, река — не Сирет и не Прут, тут нужно разбираться. Причем из этих двух рек Прут более судоходный, зато в Сирет близ Фунду впадает Бистрица13, огибающая ущелье Борго. Делая петлю, она ближе других рек подходит к замку Дракулы.
Когда я кончила читать, Д жонатан обнял меня и поцеловал. Остальные благодарили, пожимая мне руки, а профессор Ван Хелсинг сказал: «Наша дорогая мадам Мина вновь преподала нам урок, оказавшись зрячей там, где мы были слепы. Мы вновь выходим на след, и на этот раз у нас есть шанс на успех. Сейчас наш враг наиболее уязвим, и, если
оншж
438
БРЭМ СТОКЕР
мы настигнем его днем на реке, наша миссия будет выполнена. Начав свое плавание, граф не в силах его ускорить, ибо, если он выйдет из ящика, гребцы, охваченные суеверным ужасом, могут сбросить его в реку — тогда он погибнет. Зная об этом, он будет вести себя тихо. А теперь, господа, приступим к нашему военному совету; необходимо здесь и сейчас решить, кто что будет делать».
«Я достану паровой катер и пущусь за ним по реке», — сказал лорд Годалминг.
«А я — лошадей, чтобы следовать за ним по берегу на случай, если он высадится», — предложил мистер Моррис.
«Хорошо! — одобрил профессор. — И то, и другое очень уместно. Но никому из нас нельзя действовать в одиночку. Против силы нужна сила, а словаки ребята крепкие, неотесанные, и оружие у них допотопное».
Мужчины заулыбались — у каждого из них был небольшой арсенал.
«Я привез с собою несколько винчестеров, — сказал мистер Моррис, — они помогут справиться с целой толпой, а заодно и с волками, если они появятся. Не забывайте, что и граф предпринял меры предосторожности, потому-то миссис Гаркер и не смогла правильно истолковать услышанные ею звуки. Мы должны быть готовы ко всему».
«Пожалуй, я поеду с Куинси, — заметил доктор Сьюард. — Мы привыкли вместе охотиться и вдвоем можем противостоять кому угодно. Но и тебе, Арт, нельзя оставаться одному. Возможно, придется сразиться со словаками, хотя сомневаюсь, что у них есть огнестрельное оружие; тем не менее на этот раз ошибиться нельзя, иначе рухнут все наши планы. А мы не успокоимся, пока не отсечем графу голову и не убедимся в том, что он более не оживет».
При этом доктор Сьюард смотрел на Джонатана, а тот на меня, и видно было, что мой бедняжка просто-таки разрывается на части. Конечно, он хотел быть со мной, но ему было ясно, что именно у тех, кто будет на катере, наибольший шанс разделаться с... с... вампиром. (Почему мне так трудно писать это слово?) Он сидел молча, и тогда слово взял профессор Ван Хелсинг:
«Друг мой Джонатан, вы должны быть там по двум причинам. Во- первых, вы молоды, отважны и способны сражаться, а схватка может
ДРАКУЛА. Глава XXVI
439
потребовать много сил; и это ваше право — уничтожить того, кто причинил столько горя вам и вашим близким. Не бойтесь за мадам Мину, я сделаю для нее всё, что в моих силах. Сам я стар, ноги мои уже не могут бегать быстро. Я не привык долго ездить верхом, вести погоню или сражаться со смертоносным оружием в руках, но всё же могу быть полезен. Я могу бороться, хотя и несколько иными способами. Могу и умереть в случае необходимости — как и вы, молодые. А теперь позвольте сказать, чем займусь я, пока вы, лорд Годалминг, и вы, друг мой Джонатан, мчитесь на быстром паровом катере по реке, а Джон и Куинси следят за берегом — вдруг граф высадится. Мы с мадам Миной направимся в самое сердце вражеского стана. Пока старый лис заперт в своем ящике и поднимается вверх по течению, он не сойдет на берег, не решится выглянуть из своего гроба, опасаясь, что перевозчики-словаки бросят его на погибель. А мы тем временем пойдем по следам Джонатана: из Бистрицы, через ущелье Борго — в замок Дракулы. И благодаря гипнотическим прозрениям мадам Мины разыщем дорогу, иначе неведомую и недоступную нам, а после восхода солнца постараемся добраться до рокового места. Нам предстоит многое сделать, освятить землю и в самом замке, и вокруг, чтобы навсегда уничтожить это змеиное гнездо».
Тут Джонатан резко прервал его:
«Вы хотите сказать, профессор Ван Хелсинг, что повезете Мину в ее ужасном состоянии, зараженную дьявольской болезнью, прямо в логово к этому извергу? Ни за что на свете! Ни за какие блага! — От негодования он на миг даже лишился дара речи, а потом продолжил: — Да знаете ли вы, что это за местность? Разве вы видели это сатанинское логово с мерзкими призраками в лунном свете, где каждая пылинка, взметаемая ветром, таит в себе частицу кошмарного чудовища? А вы когда-нибудь ощущали губы вампира на своем горле?»
Джонатан повернулся, взглянул на мой лоб и, протянув ко мне руки, закричал:
«О Господи, чем мы прогневили Тебя и навлекли на себя весь этот ужас?!» — и в отчаянии рухнул на диван.
Но тут раздался ясный и уверенный, словно вибрировавший в воздухе, голос профессора, который подействовал на нас успокаивающе:
440
БРЭМ СТОКЕР
«О мой друг, конечно же я уберегу мадам Мину от этого ужасного места. Бог не простит мне, если я возьму ее туда. Там предстоит много работы, ужасной работы, которую она не должна видеть. Кроме вас, Джонатан, все уже знают, что нужно делать, чтобы очистить эту оскверненную землю. Но не забывайте, в каком катастрофическом положении мы находимся. Если граф ускользнет от нас — а он силен, ловок, хитер, — то на этот раз сможет проспать хоть целое столетие, и тогда наша дорогая мадам Мина, — профессор взял меня за руку, — составит ему компанию и станет такою же, как и те, которых вы, Джонатан, видели. Вы рассказывали нам об их алчущих устах, вы слышали их порочный смех, когда они схватили шевелящийся мешок, брошенный им графом. Вы содрогаетесь, а ведь всё может быть. Простите меня — я причиняю вам боль, но иначе нельзя. Друг мой, разве нас ведет не жестокая необходимость, не цель, ради которой, возможно, мне суждено пожертвовать жизнью? Ведь если кому-то и придется забраться в то логово и противостоять его обитателям, то, конечно, именно мне».
«Делайте, как сочтете нужным, — прошептал Джонатан и разрыдался. — Все мы в руках Господа!»
Позднее
О, до чего же приятно было видеть, как действуют эти смелые люди. Как мы, женщины можем поддержать любимых мужчин, которые столь решительны, столь искренни и отважны! И еще я невольно подумала: какая, однако, великая сила заключена в деньгах! Сколь многого можно добиться, если использовать их на благое дело, но какой же вред они способны нанести, если пустить их на низкие цели. Я так рада, что лорд Годалминг богат и они с мистером Моррисом, у которого тоже много денег, могут так свободно распоряжаться ими. В противном случае наша маленькая экспедиция просто не состоялась бы, по крайней мере, в такие сжатые сроки, и не была бы так хорошо оснащена, — а ведь мы уже скоро, где-то через час, отправляемся в путь. Не прошло и трех часов после нашего военного совета, когда было решено, что делать каждому из нас, а у лорда Годалминга и Джонатана уже есть чудесный катер, готовый отплыть на всех napâx в любую минуту, и у
ДРАКУЛА. Глава XXVI
441
доктора Сьюарда с мистером Моррисом — полдюжины отличных лошадей в полном снаряжении. И у всех — подробные карты, путеводители, справочники. Мы же с профессором Ван Хелсингом вечерним поездом в 11.40 отправляемся в Верешти14, где найдем экипаж и поедем в ущелье Борго. Денег мы берем с собой предостаточно — придется купить повозку и лошадей. Обойдемся без кучера — в нашем случае нельзя доверяться посторонним. Профессор знает много языков, так что как-нибудь справимся. У нас у всех есть оружие, даже у меня — крупнокалиберный револьвер. Джонатан просто места себе не находил, пока и меня не вооружили, как остальных. Увы, духовным оружием я, отмеченная дьявольским рубцом, воспользоваться не могу. Дорогой профессор Ван Хелсинг утешает меня тем, что с такой отметиной на лбу мне не страшны никакие волки. С каждым часом становится холоднее, и время от времени, словно предупреждение, налетают порывы ветра со снегом.
Позднее
Пришлось собрать все силы, чтобы проститься с моим любимым. Может случиться, что мы больше не увидимся. Мужайся, Мина! Ван Хелсинг пристально и предостерегающе смотрит на меня. Не надо слез — пусть они, с Божьего соизволения, прольются в час радости.
ыттс
30 октября, ночью
Пишу при свете пылающей топки нашего катера, в которую лорд Го- далминг подкидывает уголь. Он хорошо управляется, имея большой опыт: у него с давних пор катер на Темзе и еще один на Норфолкских плёсах15. Сверившись с картами, мы в итоге решили, что догадка Мины верна и граф — если он действительно предпочел водный путь, чтобы сбежать в свой замок, — скорее всего, выбрал Сирет с впадающей в него Бистрицей. Мы рассчитали, что приблизительно на 47-м градусе северной широты ему удобнее всего пересечь местность — между рекой и
442
БРЭМ СТОКЕР
Карпатами. Ночью мы смело идем на большой скорости: река здесь широкая и полноводная, так что даже в темноте плыть несложно. Лорд Годалминг отпустил меня отдохнуть — пока достаточно одного вахтенного. Однако какой уж тут сон, когда я всё время думаю о том, какая опасность грозит моей любимой, отправившейся в этот проклятый замок?.. Утешаюсь лишь тем, что всё в руках Божьих. Но с этой верой легче умереть, чем жить в водовороте кошмаров.
Мистер Моррис и доктор Сьюард выехали верхом гораздо раньше нас. Они скачут по правому берегу — по возвышенностям, пока довольно далеко от реки, но оттуда хорошо видно русло. Таким образом, они сокращают путь, избегая речных изгибов. Чтобы не вызывать любопытства случайных свидетелей, они пригласили двух местных — сопровождать их на первых порах и присматривать за сменными лошадьми. Но вскоре провожатых отпустят и будут справляться сами. Если мы сможем объединиться, лошадей хватит всем, и даже для Мины есть лошадка с регулируемым седлом.
Да, мы затеяли безумное предприятие. Это стало ясно только теперь, когда сгустился сумрак: поднимающаяся от реки промозглая сырость вызывает дрожь, вокруг звучат таинственные голоса ночи.
Наш катер уплывает всё дальше — бог знает куда, в неведомый край мрака и ужасов. Годалминг закрывает дверцу топки...
31 октября
Всё еще мчимся по реке. Наступило утро. Годалминг спит. Я — на вахте. Очень холодно. Впрочем, на нас теплые меховые куртки, к тому же приятно согревает тепло раскаленной топки. До сих пор мы обогнали лишь несколько открытых лодок, но ни в одной из них не было видно ящика или груза большого объема. Люди в лодках всякий раз, как мы наводили на них большой электрический фонарь, пугались, падали на колени и молились.
1 ноября, вечер
Весь день ничего нового: поиски пока безрезультатны. Уже вошли в Бистрицу, и, если наше предположение ошибочно, всё пропало. Обо¬
ДРАКУЛА. Глава XXVI
443
гнали и осмотрели много лодок, больших и маленьких. Сегодня рано утром одна команда приняла нас за правительственный катер и отреагировала соответственно, тем самым подсказав нам, как действовать. В Фунду, где Бистрица впадает в Сирет, мы раздобыли румынский флаг — теперь он развевается над нашим катером. Замысел себя оправдал: теперь на всех лодках, которые мы обгоняем, к нам относятся с необычайным почтением и охотно отвечают на наши вопросы. Уже несколько словаков сказали, что большая лодка с удвоенной командой на борту пронеслась мимо них как на крыльях. Но все они видели ее до своего прихода в Фунду, поэтому не могли сказать, повернула ли она в Бистрицу или пошла прямо по Сирету. В Фунду об этой таинственной лодке ничего не знали, возможно, она прошла ночью. Просто с ног валюсь — так хочется спать; видимо, сказывается холод, да и измученному постоянным бдением организму нужен отдых... Лорд Годалминг настаивает на том, чтобы первым нес вахту он. Да хранит его Господь за всю его доброту к моей бедной Мине и ко мне!
2 ноября, утро
Уже совсем рассвело. Мой добрый друг не стал будить меня. Говорит, что это было бы просто грешно — так безмятежно я спал, забыв обо всех несчастьях. Конечно, просто свинство с моей стороны — проспать так долго и заставить Артура дежурить всю ночь. Но он прав, сегодня утром я совершенно другой человек. Теперь он спит, а я делаю всё необходимое — слежу за двигателем, управляю судном и осматриваю окрестности. Сила и энергия вернулись ко мне.
Где же теперь Мина и Ван Хелсинг? До Верешти они добрались, наверное, в среду к полудню. Некоторое время у них уйдет на покупку повозки и лошадей. Значит, если они отправились вовремя и ехали быстро, то теперь должны быть в ущелье Борго. Да поможет им Господь! Страшно подумать, что может случиться... Если бы мы только могли прибавить ходу! Но это невозможно, слышно, что мотор работает уже на пределе.
Интересно, как дела у доктора Сьюарда и мистера Морриса? Бесчисленные ручьи стекают с гор в реку; правда, в это время года они
444
БРЭМ СТОКЕР
невелики и потому для всадников не помеха, зимой же наверняка ужасны, а при таянии снегов тут вообще не проедешь. Надеюсь, мы увидим наших друзей где-то перед Страсбой16. Если до этого не догоним графа, надо будет посоветоваться, что делать дальше.
Три дня в пути. Никаких новостей; впрочем, если бы они и были, нет времени их описывать — дорога каждая минута. Останавливаемся только для того, чтобы дать отдохнуть лошадям, сами чувствуем себя прекрасно. Эти напряженные, полные приключений дни благотворно действуют на нас. Нужно спешить; не успокоимся, пока не увидим плывущий по реке катер.
В Фунду узнали, что катер пошел вверх по Бистрице. Холодина страшная — как хочется тепла! Судя по всему, пойдет снег! Сильный снегопад может помешать нам. Тогда придется продолжать путь по-русски — на санях.
Сегодня узнали, что катер что-то задержало у порогов на Бистрице. Словацкие лодки, при умелом управлении, проходят их благополучно, используя веревки. Кое-кто из словаков несколько часов как оттуда. Впрочем, лорд Годалминг — сам механик, и ему удалось наладить катер. В конце концов с помощью местных жителей им удалось успешно миновать пороги и возобновить погоню. Боюсь только, катер все-таки пострадал: крестьяне говорят, что видели, как уже в спокойных водах он несколько раз останавливался, пока не скрылся из виду. Надо спешить изо всех сил, может потребоваться наша помощь.
2 ноября
3 ноября
4 ноября
шгцт
Ишы Г
ДРАКУЛА. Глава XXVI
445
31 октября
В полдень приехали в Верешти. Профессор говорит, что сегодня на рассвете ему едва-едва удалось меня загипнотизировать. «Темно и тихо» — вот всё, что я сказала. Он пошел покупать повозку и лошадей. И сказал, что позднее еще купит лошадей, чтобы менять их на перегонах. Нам предстоит проехать более семидесяти миль. Местность очень живописная и вызывает неподдельный интерес, при иных обстоятельствах мы бы получили большое удовольствие от пребывания здесь. Какое счастье было бы путешествовать здесь вдвоем с Джонатаном, останавливаться, беседовать с людьми, узнавать, как они живут, наслаждаться яркими красками и пейзажами этого дикого чудесного края и общением с его необычными жителями! Увы!
Позднее
Вернулся профессор. Он купил повозку и лошадей. Мы пообедаем и через час тронемся. Хозяйка собирает нам корзину провизии — хватило бы на взвод солдат! Ван Хелсинг всячески поощряет ее и нашептывает мне, что, может быть, целую неделю негде будет раздобыть хорошей еды. Он закупил также меховые пальто, одеяла и другие теплые вещи. Уж по крайней мере не замерзнем в дороге.
•к к *
Скоро выезжаем. Боюсь даже думать, что нам грозит. Поистине, мы в руках Божьих. Только Он знает, что нас ждет, и я из глубин своей измученной, но полной смирения души молю Его сохранить моего возлюбленного мужа. Что бы ни случилось, пусть Джонатан знает: я люблю и ценю его так, что словами не выразишь, и моя последняя мысль будет о нем.
XXVI
ттш
Мим*
1 ноября
Га{4Ц
хали весь день, причем в страшной спешке. Лошади, вероятно, чувствуют, когда к ним хорошо относятся, и несутся во весь опор. Мы уже несколько раз меняли упряжки; обстоятельства складываются благоприятно — может быть, и всё путешествие пройдет так же. Профессор Ван Хелсинг немногословен: он объясняет крестьянам, что спешит в Бистрицу, и хорошо платит за смену лошадей. Наспех глотаем горячий суп, кофе или чай и едем дальше.
Местность очень живописна, много прекрасных и разнообразных пейзажей, люди храбрые, сильные, простые, и вообще в них много хорошего, но они до крайности суеверны. В первом же доме, где мы остановились, женщина, прислуживавшая нам, заметив рубец у меня на лбу, перекрестилась и подняла два пальца, чтобы уберечься от дурного глаза. Кажется, она даже положила в нашу еду вдвое больше чеснока, чем следует, а я его совершенно не выношу. С тех пор не снимаю шляпку или вуаль, чтобы избежать ненужных подозрений.
Едем без кучера, но очень быстро, а значит — опережаем нелепые слухи о себе; однако боязнь дурного глаза, наверное, будет преследовать нас постоянно. Профессор просто неутомим. Весь день он правил лошадьми, меня же уговорил поспать и долго не будил. На закате он провел со мной сеанс гипноза; говорит, что ничего нового я не сказала: «Темно, журчание воды, скрип дерева»; видимо, наш враг всё еще на
448
БРЭМ СТОКЕР
реке. Боюсь думать о Джонатане, хотя почему-то уже не испытываю страха ни за него, ни за себя.
Пишу в доме фермера в ожидании лошадей. Профессор Ван Хел- синг спит. Бедняжка, он такой усталый, постаревший, седой, но даже во сне у него решительный вид и рот сжат твердо, как у победителя. Когда тронемся в путь, я заставлю его отдыхать и буду править сама. Объясню ему, что впереди еще несколько дней пути и перед решающим этапом нам следует поберечь силы... Всё готово, скоро отправляемся.
2 ноября, утро
Мне удалось уговорить профессора, и всю ночь мы правили по очереди. Наступает день, ясный, но холодный. В воздухе — странная тяжесть (пишу «тяжесть», так как не могу подобрать более точного слова). Что- то гнетет нас обоих. Очень холодно, выручает только теплая меховая одежда. На рассвете Ван Хелсинг загипнотизировал меня и получил в ответ: «Темно, скрип дерева, сильный шум воды» — похоже, они поднимаются вверх по реке и ее течение меняется. Надеюсь, мой милый избежит опасности, но если она появится, то пусть будет хотя бы не такой большой — мы все в руках Божьих...
2 ноября, ночь
Целый день быстрой езды. Местность становится всё более дикой, необитаемой. В Веренгги, издалека, громады Карпатских гор казались невысокими на линии горизонта, а теперь они обступили нас со всех сторон и высятся перед нами.
Мне кажется, мы оба в хорошем настроении. Но думаю, что просто стараемся поддержать друг друга и таким образом взбадриваем самих себя. Ван Хелсинг говорит, что утром мы будем уже в ущелье Борго. Дома попадаются редко; по мнению профессора, мы больше уже не сможем поменять лошадей. Последний раз мы сменили двух, и ему удалось раздобыть еще двух, так что сейчас в нашей упряжке крепкая четверка. Все выносливые, послушные и не причиняют нам никаких беспокойств. Теперь маловероятна встреча с людьми, поэтому я могу
ДРАКУЛА. Глава ХХУП
449
свободно править. В ущелье Борго мы будем на рассвете, раньше нам и не нужно, так что едем медленнее, давая друг другу подольше отдыхать. Ох, что же-то ждет нас завтра?! Попробуем разыскать место, где мой милый так настрадался. Да поможет нам Бог выехать на правильный путь, да сохранит Он моего мужа и тех, кто нам дорог и подвергается смертельной опасности. Я же недостойна Его милости. Увы! Для Него я нечистая и останусь таковой, пока Он не позволит мне предстать перед ним среди тех, кого Он осенил Своей благодатью.
Эти записи адресую моему старому и верному другу Джону Сьюарду, доктору медицины, проживающему в Пёрфлите, Лондон, — на случай, если я его не увижу. Надеюсь, они помогут ему кое в чем разобраться.
Утро, пишу при свете догорающего костра; мадам Мина всю ночь помогала мне поддерживать огонь. Холодно, очень холодно; серое тяжелое небо набухло снегом, который валит и валит — и ложится на землю, чтобы не таять теперь всю зиму.
Кажется, погода подействовала и на мадам Мину; она изменилась, стала сегодня вялой, непохожей на себя — спит, спит и спит! Обычно такая энергичная и живая, она весь день ничем не занималась и начисто утратила аппетит. Даже перестала делать записи в своем блокнотике — это она-то, раньше использовавшая любую передышку, чтобы вести дневник. Чувствую, что-то тут нечисто. Однако к вечеру она выглядела более vif*’1. Долгий сон освежил ее, подбодрил, и теперь она весела и мила, как обычно. На закате я попытался ее загипнотизировать, но — увы! — ничего не вышло; в последнее время мое влияние ослабевало с каждым днем, а сегодня и вовсе сошло на нет. Ну что ж, на всё воля Божья, что бы там ни случилось!
тиси
4 ноября
* живой (<фр.).
450
БРЭМ СТОКЕР
Теперь — к фактам. Поскольку мадам Мина больше не ведет стенографические записи, придется это делать мне, моим нескладным старомодным почерком, чтобы ни один наш день не был пропущен.
В ущелье Борго мы въехали вчера после восхода солнца. Незадолго до этого, перед рассветом, я остановил повозку, мы отошли немного в сторону, чтобы нам не помешали, и подготовились к сеансу гипноза. Я соорудил меховое ложе, мадам Мина легла как обычно и с величайшим трудом на очень короткое время впала в транс. Единственным, что я от нее услышал, было всё то же: «Темно, журчание воды». И она пришла в себя, веселая и радостная. Затем мы продолжили наш путь и скоро были в ущелье. И тут внезапно мадам Мину словно озарило, к ней вернулся дар ясновидения — она указала в сторону и сказала:
«Нам сюда».
«Откуда вы знаете?» — спросил я.
«Знаю, — ответила она и, помолчав, добавила: — Разве мой Джонатан здесь не ездил и не описал свое путешествие?»
Сначала я удивился, но, присмотревшись, увидел, что там действительно есть дорога, хотя явно ею пользуются редко, она отличается от широкого, наезженного большака, ведущего из Буковины в Бистрицу2.
Мы поехали по этой дороге. И теперь, когда нам попадаются другие просёлки, еще более запущенные и засыпанные свежим снегом — даже нет уверенности, что по ним можно проехать, — мы предоставляем выбор лошадям: они сами чуют путь. Я отпускаю поводья, и наши смышленые лошадки ведут нас куда надо. Постепенно начинаем узнавать места, которые описал Джонатан в своем замечательном дневнике. И едем, и едем — долгие часы. Вначале я уговорил мадам Мину поспать, она послушалась и заснула. И теперь спит не просыпаясь, я уже начинаю подозревать неладное и пытаюсь разбудить ее. Но она спит и спит — не могу добудиться, хоть и стараюсь. Конечно, я не очень ее тормошу, боюсь навредить: ведь она слишком много страдала, и сон для нее крайне важен. Кажется, я и сам задремал, но внезапно остро ощутил чувство вины, будто сделал что-то не то, — и осознал, что сижу с поводьями в руках, а добросовестные лошади не спеша бредут и бредут вперед. Проверил — мадам Мина еще спит. Солнце клонится к закату, и поверх снега струятся золотистые потоки света, а наш экипаж
ДРАКУЛА. Глава XXVII
451
отбрасывает длинную тень на отвесную гору. Мы по-прежнему поднимаемся вверх, и всё вокруг такое дикое и каменистое, словно это край земли.
Наконец мадам Мину удалось разбудить. На этот раз она проснулась довольно легко, и я попытался загипнотизировать ее. Но она не поддавалась гипнозу — мои старания были напрасны. Но я всё не прекращал, пока совсем не стемнело, — когда я опомнился, солнце уже зашло. Мадам Мина смеется, я оборачиваюсь и смотрю на нее. Она совсем проснулась и выглядит просто замечательно: последний раз я видел ее такой в ту ночь, когда мы впервые пробрались в дом графа в Карфаксе.
Я удивлен, и мне как-то не по себе, но она так мила, внимательна, заботлива, что страхи мои отступают. Развожу огонь, ведь у нас с собой запас дров; она готовит ужин, а я распрягаю лошадей, привязываю их в укромном месте, кормлю. Когда я возвращаюсь к костру, еда для меня готова. Хочу положить и мадам Мине, но она с улыбкой говорит, что уже поела — от голода даже не смогла меня дождаться. Мне это не нравится, у меня возникают серьезные сомнения, но пугать ее не хочется, и я молчу. Она подает мне еду, и я ем один. Потом, завернувшись в меха, устраиваемся на ночлег поближе к костру. Уговариваю Мину поспать, пока я буду следить за огнем. Однако вскоре забываю о своей обязанности и впадаю в дремоту, а когда вдруг, спохватившись, вспоминаю, то вижу, что она лежит тихо, не спит и смотрит на меня странно блестящими глазами. Это повторяется несколько раз. К утру мне все- таки удается выспаться.
Проснувшись, пытаюсь загипнотизировать ее, но увы! Она, хотя и закрывает послушно глаза, гипнозу не поддается. Солнце поднимается всё выше, и выше, и выше; а мадам Мина наконец засыпает — но уже слишком поздно, — да еще так крепко, что никак не могу ее добудиться. После того, как я запряг лошадей и закончил приготовления к дороге, пришлось перенести ее в экипаж. Она по-прежнему спит и выглядит во сне здоровее и румянее. Ох, не нравится мне это. Я боюсь, боюсь, боюсь! Боюсь всего, и даже думать боюсь, но сворачивать с пути нельзя. На карту поставлены и жизнь, и смерть, и даже нечто большее; мы не должны отступать.
452
БРЭМ СТОКЕР
5 ноября2, утро
Запишу всё точно, в деталях. Хотя нам обоим и довелось повидать много необычного, опасаюсь, как бы вы, друг мой Джон, не подумали, что все пережитые ужасы и нервное напряжение сказались на моем мозге и я, Ван Хелсинг, сошел с ума.
Вчера мы весь день продолжали ехать, углубляясь во всё более дикую и пустынную горную местность. Встречаются огромные мрачные пропасти, много водопадов. Природа и здесь порой устраивает свои карнавалы. Мадам Мина всё спит и спит. Я проголодался и поел, так и не сумев ее разбудить даже для того, чтобы накормить. Начал опасаться — чары этого мрачного места роковым образом действуют на нее, отмеченную вампирским крещением. «Ну что ж, — сказал я себе, — если необходимо, чтобы она спала весь день, придется мне не спать и ночью».
Дорога — плохая, старая, тряская, невольно голова моя поникла, и я заснул. Проснулся вновь с чувством вины, не понимая, сколько прошло времени, увидел, что мадам Мина всё еще спит, а солнце клонится к закату. Пейзаж изменился — хмурые горы, кажется, отдалились, а мы почти заехали за крутой холм, вершину которого венчает замок, похожий на тот, что описал в дневнике Д жонатан. Смешанное чувство торжества и страха охватило меня — к добру ли или к худу, но развязка близка...
Я разбудил мадам Мину и вновь попытался загипнотизировать ее. Но — увы! — бесполезно. И прежде чем стало совсем темно — даже после заката солнечные лучи еще какое-то время, казалось, отражались от снега и всё погрузилось в сумерки, — я распряг лошадей, кое-как устроил их и покормил. Потом развел огонь и усадил рядом с ним закутанную в пледы мадам Мину, теперь уже бодрую и очаровательную.
Приготовил ужин, но она не стала есть, сказав просто, что не голодна. Я не настаивал, понимая тщетность уговоров. Но сам поел, мне нужно было набраться сил за двоих. Затем, опасаясь, как бы чего не случилось, начертил большой круг, в центре которого была мадам Мина, и, раскрошив внутри него освященную облатку, тем самым оградил мою спутницу. Она сидела тихо, неподвижно, как покойница, не гово¬
ДРАКУЛА. Глава ХХУП
453
ря ни слова, и только всё бледнела и бледнела, пока не стала белее снега. Но когда я подошел к ней, бедная женщина прижалась ко мне, и с болью в сердце я почувствовал, что она вся дрожит. Потом она немного успокоилась, и я, чтобы выяснить, что с ней, предложил:
«Пойдемте к костру».
Мадам Мина послушно встала, сделала шаг вперед и остановилась как вкопанная.
«Почему вы не идете?» — спросил я.
Она покачала головой, вернулась и села на свое место. Затем, взглянув на меня широко открытыми глазами, какие бывают у только что проснувшегося человека, просто сказала:
«Не могу».
Я обрадовался: то, чего не может она, не могут и те, кого мы боимся. Хотя ей по-прежнему угрожает физическая опасность, душа ее защищена!
Тут лошади начали всхрапывать, рваться с привязи — я подошел к ним; почувствовав мои руки, они негромко заржали, норовя лизнуть их, и на время успокоились. За ночь я подходил к лошадям много раз — вплоть до того холодного часа, когда всё в природе замирает, — и каждый мой приход успокаивал их. В самый холодный час ночи, когда начал мести снег и опустился студеный туман, огонь стал угасать; я собирался выйти за пределы круга, чтобы подбросить дров. Однако в темноте наблюдалось какое-то свечение над снегом; мне стало казаться, будто круговорот снежинок и клубящийся туман принимают форму женщин в длинных одеяниях со шлейфами. Царила зловещая, гробовая тишина, лишь лошади негромко ржали и жались друг к другу, словно предчувствуя неладное. Ужас, леденящий кровь ужас стал одолевать меня, но мне удалось взять себя в руки: в пределах своего круга я был в безопасности. И вскоре, когда я уже начал думать, что мои видёния — следствие ночи, мрака, усталости и пережитых тревог, передо мной словно ожили воспоминания об ужасных приключениях Джонатана: снежинки вдруг закружились в туманной мгле, приняв в конце концов облик тех призрачных женщин, которые хотели его поцеловать. Лошади жались друг к другу всё сильней и сильней и стонали от страха, как человек от боли. Безумный страх настолько сковал их, что
454
БРЭМ СТОКЕР
они были не в состоянии бежать, сорвавшись с привязи. Я испугался за мою дорогую мадам Мину, когда эти потусторонние фигуры приблизились и окружили нас. Я взглянул на свою спутницу: она сидела спокойно и улыбалась мне; когда же я двинулся к огню, чтобы поворошить дрова, она схватила меня за руку, потянула к себе и произнесла таким вкрадчивым голосом, какой мне доводилось слышать лишь во сне: «Нет, нет! Не выходите! Здесь вы в безопасности!»
Я повернулся и, глядя ей в глаза, спросил:
«А вы? Ведь я за вас боюсь!»
Тут она тихо и неестественно засмеялась:
«За меня\ Чего ж за меня бояться? Уж кому-кому, а мне-то они вреда не причинят».
И, пока я размышлял над смыслом ее слов, порыв ветра раздул пламя и осветил красный знак на ее лбу. И тогда — увы! — я понял. А если бы не понял в ту минуту, то понял бы чуть позднее, когда призрачные парящие фигуры приблизились к кругу, однако не переступили освященную границу. Затем они стали материализовываться, и наконец — если только Господь не лишил меня рассудка, потому что я видел это собственными глазами — передо мной возникли три женщины; именно они хотели поцеловать Джонатана в той злополучной комнате, где он их встретил. Я узнал их гибкие фигуры, блестящие и холодные глаза, белые зубы, пунцовые щеки, сладострастные губы. Их смех звенел в ночной тишине, они улыбались бедной мадам Мине, простирали к ней руки и завораживающе заклинали — их голоса Джонатан описал как невыносимо сладостные, подобные звукам, которые извлекает умелая рука, скользящая по кромке бокала:
«Приди же, сестрица! Иди к нам! Иди, иди сюда!»
В страхе я взглянул на мою бедную мадам Мину, и сердце у меня радостно забилось: в ее милых глазах застыли ужас, отвращение, страх, и это придало мне надежду. Слава богу, она еще не принадлежала им. Я схватил лежавшее рядом со мной полено и, держа перед собой облатку, двинулся на них, одновременно приближаясь к костру. Они стали отступать и ужасно при этом хохотали. Я подбросил дров в огонь, и страх покинул меня: мы были защищены от этих дьявольских созданий: я — Святыми Дарами, мадам Мина — магическим кругом, из кото¬
ДРАКУЛА. Глава XXVII
455
рого она не могла выйти и в который они не смели войти. Лошади перестали стонать и улеглись на землю, снег мягко укутал их белым покровом. Им тоже больше нечего было бояться.
Так мы дождались зари — ее алый цвет проступил сквозь снежную мглу. Я чувствовал себя опустошенным, испуганным, несчастным, мне стало страшно, но при виде прекрасного восходящего на горизонте солнца я ожил. Как только начало светать, жуткие фигуры растворились в клубах тумана и снега. Полосы прозрачного сумрака двинулись прочь от нас — в сторону замка — и исчезли.
Ближе к рассвету я инстинктивно повернулся к мадам Мине, намереваясь провести сеанс гипноза, но она спала так крепко, что мне не удалось ее разбудить. Попробовал загипнотизировать спящую, но безрезультатно. Наступил день. Всё еще боюсь двинуться с места. Развел огонь и подошел к лошадям — все они мертвы...4
У меня сегодня много дел, но, пожалуй, подожду, пока солнце поднимется выше: мне придется наведаться в такие места, где солнечный свет, несмотря на снег и туман, должен послужить мне защитой.
Подкреплюсь завтраком, а потом меня ждет ужасная работа. Мадам Мина всё еще спит. Слава богу, сон ее спокоен...
жшк
4 ноября, вечер
Авария на катере ужасно подвела нас. Если бы не она, мы бы уже давно догнали лодку и теперь моя дорогая Мина была бы свободна. Боюсь даже думать о ней. Где-то она теперь? Наверное, уже на пустынном нагорье, совсем рядом с кошмарным замком. Мы достали лошадей и собираемся продолжить погоню. Пишу, пока лорд Годалминг готовит всё к отъезду. Мы вооружены. Цыганам придется плохо, если вздумают с нами схватиться. Эх, если бы нам еще объединиться с Моррисом и Сьюардом! Будем надеяться! Но если мне уже не придется больше делать записи, то — прощай, Мина! Да благословит и сохранит тебя Господь!
456
БРЭМ СТОКЕР
жшк
5 ноября
На рассвете мы увидели группу цыган, отъезжающих от реки. Они, окружив со всех сторон длинную арбу, так спешили, точно их преследовали. Падает легкий снег, в воздухе ощущается необъяснимое волнение, возможно, мы сами его излучаем. А может быть, это не волнение, а скорее чувство безысходности. Вдали слышен вой волков, снегопад гонит их с гор. Опасности подстерегают нас на каждом шагу. Лошади почти готовы, скоро двинемся в путь. Помчимся навстречу смерти. Одному Богу известно, кто, где, когда и как...
ЗАПИСИ
Хшьма
5 ноября, полдень
По крайней мере, я еще в здравом уме. Благодарю Бога за эту благодать, хотя доказательство было ужасным. Оставив спящую мадам Мину в освященном круге, я направился к замку. Там мне пригодился кузнечный молот, который я захватил в Верешти: хотя все двери были открыты, я сбил их с проржавевших петель, чтобы по чьей-нибудь злой воле или нелепой случайности они не захлопнулись и я не оказался взаперти. Горький опыт Джонатана сослужил мне службу. Хорошо помня его записи, я нашел старую часовню: тут-то мне и предстояло потрудиться. Воздух внутри был тяжелым. Мне почудился запах серы, от которого временами кружилась голова. То ли у меня шумело в ушах, то ли вдали и вправду послышался вой волков. Тогда я подумал о бедной мадам Мине, и ужасная дилемма встала передо мной.
Я не рискнул взять ее сюда, а оставил в недоступном вампирам круге, но волк-то мог войти в него! И все-таки я решил закончить свое дело здесь, а в остальном положиться на Божью волю. По крайней мере, бедной женщине грозит лишь смерть и последующее искупление. Итак, я сделал за нее выбор. Если бы речь шла обо мне, выбор был бы
ДРАКУЛА. Глава XXVII
457
легким: я бы предпочел утробу волка могиле вампира! И я продолжил работу.
Зная, что здесь должно быть, по крайней мере, три обитаемых гроба, я начал искать и искал до тех пор, пока наконец не нашел один. В нем спала женщина — сном вампира, полная жизни и столь сладо- страстно-прекрасная, что я невольно содрогнулся: неужели мне придется убить ее? О, я уверен, у многих мужчин, намеревавшихся до меня исполнить подобный ритуал, в последнюю минуту могла дрогнуть рука и сдать нервы. Они медлили, откладывали, оттягивали, пока наконец красота и прелесть порочного «живого мертвеца» не сковывали их по рукам и ногам. Но вот солнце скрывалось за горизонтом, и вампир просыпался, а человек всё стоял и стоял. Прекрасные глаза восхитительной женщины открывались и смотрели с любовью, сладострастные губы вытягивались для поцелуя, и — мужчина слаб! — в объятиях вампира оказывалась новая жертва, пополнявшая страшные, безжалостные ряды «живых мертвецов»!..
Соблазн, наверное, действительно очень велик, если даже меня привлекло это существо, хотя оно и лежало в гробу, изъеденном временем, в пыли, копившейся веками, окутанное ужасным смрадом, царившим во всех убежищах графа. Даже меня это зрелище взволновало — меня, Ван Хелсинга, — несмотря на мою цель, решимость и ненависть; возникло желание еще немного помедлить, парализовавшее мою волю. Возможно, сказалось недосыпание и что-то гнетущее в воздухе — меня стал одолевать сон: я словно спал с открытыми глазами, постепенно поддаваясь сладостному очарованию. Но тут сквозь снежное безмолвие пробился протяжный, негромкий, горестный крик, пробудивший меня, как звук горна. Это был голос моей дорогой мадам Мины.
Тогда силы вернулись ко мне, и я занялся своим ужасающим делом. Открывая подряд крышки гробов, я нашел еще одну — брюнетку. Я не стал мешкать и смотреть на нее, как на ее сестрицу, чтобы не поддаться ее дьявольскому очарованию, и продолжал поиски, пока наконец в большом высоком гробу, сделанном явно для самой любимой женщины, не обнаружил третью — белокурую, которую я, как и Джонатан, уже видел возникающей из частиц тумана. От нее невозможно
458
БРЭМ СТОКЕР
было оторвать глаз — она казалась столь ослепительной, столь утонченно-чувственной, что во мне проснулся мужской инстинкт, побуждающий любить и защищать женщин; от невольного волнения голова закружилась. Но, слава богу, вырвавшийся из глубины души крик моей дорогой мадам Мины еще звучал в моих ушах. И, прежде чем чары блондинки успели полностью парализовать мою волю, я ревностно принялся за свою жуткую работу. После осмотра всех гробов в часовне стало ясно: кроме этих трех, других «живых мертвецов» здесь нет, тем более что и прошлой ночью нас окружили только они. Особняком стоял гроб колоссальных размеров, он был величественнее остальных и необычайно изысканной формы. На нем значилось лишь одно-един- ственное имя:
ДРЛКЫПЛ
Итак, вот оно, логово нежити — короля вампиров, которому столь многие хотели воздать по заслугам. Ожидаемая пустота гроба говорила сама за себя. Прежде чем — в результате моей черной работы — вернуть этим женщинам их подлинный облик, я положил в гроб Дракулы облатку и тем самым навсегда преградил ему путь туда.
Затем я приступил к выполнению тяжкого долга, преодолевая страх и опасения. О, если бы речь шла хотя бы об одной... Но три! Трижды проходить через один и тот же кошмар! Раз уж это было так ужасно в случае с милой мисс Люси, чего же можно ожидать от этих незнакомок, переживших века, обретших силу с течением времени; будь у них возможность, как бы они боролись за свои оскверненные жизни...
О мой друг Джон, это была работа мясника; и, если бы не мысль о двух наших женщинах — той, умершей, и этой, живой, над которой нависла такая опасность, — я бы не смог довести дело до конца. Дрожь не оставляет меня до сих пор, хотя, слава богу, мои нервы выдержали. Если бы я не увидел выражение покоя и последующей радости на лице первой женщины перед ее обращением в прах, мгновение торжества души, — то не смог бы продолжить эту бойню. И не вынес бы пронзительного визга, когда вбивал кол в сердце, и вида корчащегося в муках тела, и кровавой пены на губах. Я бы в ужасе бежал и не довел бы дело до конца.
ДРАКУЛА. Глава XXVII
459
Но теперь всё позади! Эти бедные души — теперь я могу оплакивать их, думая о том, что им пришлось пережить, и вспоминая промелькнувшее на их лицах выражение блаженного покоя перед превращением в пригоршню праха. Друг Джон, едва мой нож отсекал им головы, как их тела начинали распадаться и рассыпались в пыль, будто смерть, которая должна была наступить несколько веков назад, наконец настигла их и сразу же громко возвестила: «Я здесь!»
Прежде чем покинуть замок, я так запечатал все входы, чтобы граф уже никогда не смог войти в него «живым мертвецом».
Когда я вернулся в круг, мадам Мина спала; вскоре она проснулась и, увидев меня, вскрикнула, видимо, в знак сочувствия тому, что выпало на мою долю:
«Скорее! Покинем это ужасное место! Пойдемте навстречу моему мужу, я чувствую, он уже близко».
Она была такой худой, бледной, слабой, но ее ясный взгляд излучал энергию.
Я не огорчился из-за ее бледности и болезненного вида, кошмарные воспоминания о безмятежно спящих румяных сестрицах были еще слишком свежи.
Итак, с верой и надеждою, хотя и не без страха, мы идем в восточном направлении — навстречу друзьям и ему, как сказала мне мадам Мина, — она это точно знает.
День уже клонился к вечеру, когда мы с профессором отправились на восток, оттуда, как я знаю, должен появиться Джонатан. Дорога шла круто под гору, но мы брели медленно, сгибаясь под тяжестью пледов и теплых вещей — без них просто невозможно было обойтись в такой холод и снег. Пришлось также взять и провизию — ведь мы были совсем одни, в окружавшей нас снежной мгле не наблюдалось никаких признаков жилья.
ьтш
6 ноября
460
БРЭМ СТОКЕР
Пройдя около мили, я устала от тяжелой дороги и села отдохнуть. Оглянувшись, увидела на фоне неба четкий силуэт графского замка, венчавшего вершину того утеса, у подножия которого мы находились, — отсюда открывался чудесный вид на Карпатские горы, расположенные, как казалось, гораздо ниже. Замок предстал перед нами во всём своем величии, он располагался выше нас на тысячу футов — на самом краю пропасти, с разных сторон отделявшей его от соседней крутой горы. Местность была дикой и таинственной. Вдали слышался приглушенный пеленой снегопада вой волков, и, несмотря на расстояние, он не мог не вызывать страх. Судя по тому, как профессор Ван Хелсинг осматривал окрестности, я поняла, что он ищет безопасное место, где мы могли бы укрыться в случае нападения. Каменистая, припорошенная снегом дорога по-прежнему вела вниз.
Вскоре профессор жестом подозвал меня — я подошла к нему. Он нашел замечательное место, нечто вроде естественной пещеры в скале — ее вход, ограниченный двумя валунами, напоминал дверной проем. Ван Хелсинг взял меня за руку и ввел внутрь.
«Ну вот, — сказал он, — здесь вы будете в безопасности, а если нагрянут волки, я смогу разделаться с ними по очереди».
Он принес наши меха, приготовил мне уютное ложе и, достав еду, стал уговаривать поесть. Но я не могла проглотить ни кусочка, и, как бы ни хотела сделать ему приятное, пересилить себя не удалось. Профессор очень расстроился, но не сказал и слова упрека. Вытащив из футляра бинокль, он поднялся на скалу, стал вглядываться в даль и вдруг воскликнул:
«Посмотрите! Мадам Мина, скорее! Взгляните!»
Я подскочила к нему и встала рядом, а он протянул мне бинокль и показал, куда смотреть. Неистово кружился густой снег, потому что подул сильный ветер. Однако временами снегопад стихал, и тогда можно было разглядеть как окрестности, так и отдаленную местность. С нашей высоты, даже сквозь снежную пелену, угадывалась извивающаяся черная лента реки, а навстречу нам, уже довольно близко — я удивилась, как это мы не заметили их раньше, — мчалась группа всадников. Они сопровождали арбу, которая, виляя как собачий хвост, подпрыгивала на ухабах неровной дороги. Фигуры всадников четко вырисовыва¬
ДРАКУЛА. Глава XXVII
461
лись на снежном фоне, и, судя по одежде, это были жители деревень или цыгане.
На повозке я увидела большой прямоугольный ящик. Сердце у меня ёкнуло — я почувствовала приближение развязки. Наступал вечер, и я прекрасно понимала, что существо, находившееся в ящике, на закате обретет свободу и, приняв один из своих многочисленных обликов, вновь ускользнет от нас.
В тревоге я повернулась к профессору — к моему изумлению, его не оказалось рядом. Он был уже внизу — обводил скалу защитным кругом, таким же, как и тот, что уберег нас минувшей ночью. Закончив дело, он поднялся ко мне и сказал:
«По крайней мере, так вы будете защищены от него\»
Ван Хелсинг взял у меня бинокль; тут как раз снегопад на время прекратился, и всё стало ясно видно.
«Обратите внимание, — произнес профессор, — как они гонят лошадей, скачут во весь дух. — Помолчав, он глухо добавил: — Хотят успеть до захода солнца. Как бы мы не опоздали. Да поможет нам Бог!»
Снова пошел густой снег и скрыл всю округу из виду. Но скоро он прекратился, и Ван Хелсинг опять припал к биноклю, рассматривая равнину.
«Смотрите! Скорее, скорее! — вдруг закричал он. — С юга несутся два всадника. Это, должно быть, Куинси и Джон. Возьмите бинокль! Взгляните, пока снег еще не мешает».
Я посмотрела и увидела, что всадниками, скорее всего, действительно были доктор Сьюард и мистер Моррис. Во всяком случае, не Джонатан. В то же время я знала, что он уже где-то недалеко. Оглядевшись, я заметила еще двух всадников, мчавшихся во весь опор с северной стороны, и сразу же поняла, что один из них — Джонатан, а второй, конечно, лорд Годалминг. Они тоже преследовали повозку. Когда я сказала об этом профессору, он от радости по-мальчишески вскрикнул и внимательно следил за развитием событий, пока вновь не повалил снег. Потом он зарядил винчестер и прислонил его к валуну при входе в наше убежище.
«Они уже вот-вот сойдутся, — пояснил он. — Скоро придется столкнуться с цыганами, а их много».
462
БРЭМ СТОКЕР
Я приготовила револьвер: вой волков делался громче — они явно приближались. Когда вьюга вновь поутихла, мы вновь по очереди приникали к биноклю. Невероятно: у нас тут шел снег, то и дело налетала метель, а там, дальше, ярко сияло солнце, клонившееся к вершинам дальних гор. Оглядывая окрестности, я заметила на снегу движущиеся темные точки: волки — поодиночке, по двое, по трое или большими стаями — сбегались со всех сторон, почуяв добычу.
Минуты ожидания казались вечностью. Сильные порывы ветра взметали снег, порой ничего не было видно даже на расстоянии вытянутой руки, но иногда завывающий ветер очищал пространство, всё прояснялось, и мы могли обозревать округу. Последнее время мы так часто наблюдали рассвет и закат, что уже довольно точно предвидели их; вот и сейчас было ясно, что солнце скоро скроется. Трудно было поверить, что мы провели в нашем скалистом убежище менее часа, когда на горизонте с разных сторон возникли всадники и стали стремительно двигаться в нашем направлении. Тут сильный, порывистый ветер с севера разогнал мрачные тучи, и теперь падал редкий снег. Мы беспрепятственно наблюдали и за преследователями, и за преследуемыми, которые, казалось, не замечали погони или не обращали на нее никакого внимания, однако, когда солнце спустилось еще ниже — к вершинам гор, стали как бешеные нахлестывать лошадей.
Расстояние между всадниками, а также между ними и нашей скалой, сокращалось. Мы с профессором затаились, держа оружие наготове. Я видела, что Ван Хелсинг собран, сосредоточен и полон решимости не пропустить цыган. О нашем присутствии никто даже не подозревал.
Вдруг два голоса прокричали:
«Halt!»*’5
Один — голос моего Джонатана, крайне взволнованный; другой — мистера Морриса, прозвучавший спокойно и решительно, как приказ. Цыгане скорее всего не знали немецкого, но тон, которым была произнесена команда, исключал всякие сомнения относительно ее смысла. Они невольно придержали коней, и тут же их нагнали лорд Годалминг
* Стой! [нем)
ДРАКУЛА. Глава XXVII
463
и Джонатан с одной стороны, а с другой — доктор Сьюард и мистер Моррис.
Вожак цыган, смуглый красавец, сидевший в седле как влитой — настоящий кентавр! — помахал им и резко что-то крикнул, видимо, велел своим товарищам гнать дальше, потому что цыгане хлестнули лошадей, и те рванулись вперед. Тогда наши мужчины вскинули винчестеры и недвусмысленно потребовали остановиться. В то же мгновение мы с профессором Ван Хелсингом выглянули из-за камня, направив на цыган оружие. Видя, что они окружены, цыгане натянули поводья и остановились. Вожак что-то сказал им, и они, вынув ножи и пистолеты, приготовились к нападению. Всё это произошло в считанные секунды.
Затем вожак выехал вперед и, указав сначала на солнце, опускавшееся за холмы, потом — на замок, что-то произнес, я не разобрала, что именно. Тогда четверо наших мужчин быстро спешились и бросились к повозке. Наверное, мне следовало бы испугаться, ведь Джонатан подвергался такой опасности, но азарт схватки, видимо, подействовал и на меня — я испытывала не страх, а лишь неистовое, непреодолимое желание что-нибудь сделать.
В ответ на реакцию с нашей стороны цыганский вожак отдал какое- то приказание, которое его люди с необычайным усердием бросились, толкая друг друга, исполнять и мгновенно окружили арбу. Я видела, что Джонатан с одной стороны, а Куинси — с другой пытаются прорваться к повозке сквозь живое кольцо: они явно стремились завершить дело до захода солнца. Казалось, ничто не могло ни помешать им, ни тем более остановить их — ни наведенные на них пистолеты, ни сверкающие ножи, ни вой волков позади, как будто рассчитанный на то, чтобы отвлечь их внимание. Стремительность и безоглядная решимость Джонатана, похоже, вызвали благоговейный страх у цыган, они невольно пропустили его.
В мгновение ока он вскочил на арбу и с невероятной, неведомо откуда взявшейся силой поднял огромный ящик и швырнул его на землю. Тем временем мистеру Моррису пришлось силой пробиваться сквозь кольцо цыган. Я, затаив дыхание, следила за Д жонатаном, не упуская из виду и мистера Морриса, который отчаянно рвался вперед; я видела, как ножи цыган, сверкнув, взметнулись и вонзились в него. Продолжая
464
БРЭМ СТОКЕР
ловко отбиваться ножом Боуи6, мистер Моррис — мне даже показалось, что он вышел из схватки целым и невредимым, — приблизился к Джонатану, который уже соскочил с арбы, и тут только я увидала, что мистер Моррис прижимает левую руку к боку и кровь струится у него между пальцев. Однако, несмотря на рану, он бросился на помощь Джонатану. Тот отчаянно пытался своим гуркхским ножом приподнять крышку ящика с одной стороны, а мистер Моррис ножом Боуи стал делать то же самое с другой. В результате их усилий скрипнули вырванные гвозди, крышка поддалась и была отброшена.
К этому моменту цыгане под прицелом винчестеров оказались во власти лорда Годалминга и доктора Сьюарда и прекратили всякое сопротивление. Солнце уже почти коснулось горных вершин, и тени людей четко вырисовывались на снегу. Я увидела графа. Он лежал в своем ящике — в земле, после резкого падения с арбы слегка присыпанный черными комьями. На его мертвенно-бледном, как у восковой куклы, лице выделялись зловеще-красные глаза, в которых тлело хорошо мне знакомое выражение ненависти; они были прикованы к заходящему солнцу, в них уже сверкнуло торжество... Но в тот же миг в руках у Д жонатана сверкнул кинжал, он взмахнул им — я вскрикнула, — кривое лезвие рассекло вампиру горло; и почти одновременно мистер Моррис ножом пронзил ему сердце.
И тут на наших глазах произошло невероятное: в одно мгновение тело графа рассыпалось в прах и исчезло. Но перед этим на его лице появилось выражение несказанного покоя — в течение всей своей последующей жизни я буду радоваться этому, ибо и представить себе не могла такое благостное выражение на этом страшном лице.
Замок Дракулы четко вырисовывался на фоне багряного неба, и в последних солнечных лучах был ясно виден каждый камень полуразрушенных зубчатых стен.
Цыгане, посчитавшие нас виновниками необъяснимого исчезновения покойника, не говоря ни слова, развернулись и поскакали прочь, явно опасаясь за собственные жизни. Те, у кого не было лошадей, вскочили на арбу и крикнули всадникам, чтобы те их не бросали. Волки, уже отошедшие на порядочное расстояние, последовали за цыганами. Мы остались одни...
ДРАКУЛА. Глава XXVII
465
Мистер Моррис прилег на землю, опираясь на левый локоть и всё так же держась за бок, — кровь по-прежнему струилась у него сквозь пальцы. К нему бросились оба доктора и я, более не удерживаемая освященным кругом. Джонатан встал на колени подле раненого, тот положил ему голову на плечо и, со вздохом, собрав все силы, взял меня за руку той рукой, что была не испачкана кровью. И, прочитав на моем лице душевную боль и тревогу, он улыбнулся мне и сказал:
«Я более чем счастлив оттого, что смог помочь вам! О господи! — вдруг вскрикнул он, стараясь приподняться и указывая на меня. — Ради этого стоило умереть! Взгляните! Взгляните!»
Солнце теперь достигло вершины горы, и его красноватый отблеск падал мне на лицо и окрашивал его в розовый цвет. Охваченные единым чувством, мужчины опустились на колени, и проникновенное «Аминь» вырвалось у них, когда они посмотрели туда, куда им указывал мистер Моррис.
«Слава Богу, всё было не напрасно! — воскликнул умирающий. — Посмотрите! Ее лоб чище снега!7 Проклятие снято!»
И, к великому нашему горю, этот благородный человек тихо скончался с улыбкой на устах...
емь лет минуло после тех тяжких испытаний, и некоторые из нас в конце концов обрели счастье, соразмерное пережитым страданиям. Нас с Миной радует то, что наш сын родился в годовщину гибели Куинси Морриса. Мина видит в этом глубокий смысл и, я знаю, втайне надеется, что сын унаследует храбрый дух нашего друга. Его полное имя включает в себя имена всех наших друзей, но между собой мы называем его Куинси.
Этим летом мы вновь побывали в Трансильвании и проехали по тем местам, которые по-прежнему вызывают в нас живые и ужасные воспоминания. Теперь очень трудно поверить в реальность того, что мы некогда видели своими глазами и слышали своими ушами. Не сохранилось никаких следов происшедшего. Лишь замок, как и прежде, возвышается над пустынной местностью.
Вернувшись домой, мы вспоминали прошлое, испытывая при этом светлую печаль; лорд Годалминг и доктор Сьюард женились и счастливы. Я достал дневниковые записи и весь тогдашний архив из сейфа, в котором они хранились с тех пор, как мы возвратились в Англию семь лет назад. Поразительно, но среди всех этих материалов едва ли найдется хоть один настоящий документ — ведь практически это дневники Мины, доктора Сьюарда и мои, а также записи профессора Ван Хелсинга; в основном — стопки машинописных страничек, за исключением поздних заметок. Даже если у нас возникнет желание кому-
468
БРЭМ СТОКЕР
нибудь их показать, вряд ли их воспримут как неопровержимые доказательства той немыслимой истории, итог которой подвел, посадив нашего сына к себе на колени, профессор Ван Хелсинг:
«Не нужно никаких доказательств, мы не требуем, чтобы нам верили! Но когда-нибудь этот мальчик узнает, какая смелая и благородная женщина его мать.
Он уже познал ее доброту и любовь,
а позднее поймет, за что так любили ее друзья, столь многим рисковавшие
ради нее».
эюошхлгиэин.
Брэм
СТОКЕР
ГОСТЬ
ДРАКУЛЫ
I огда мы тронулись в путь, над Мюнхеном ярко светило солнце, а в воздухе была разлита радость раннего лета. Перед самым нашим отъездом герр Дельбрук, управляющий гостиницы «Quatre Saisons»* *’ \ где я остановился, спустился с непокрытой головой к экипажу и, пожелав мне счастливого пути, сказал кучеру, придерживая ручку дверцы экипажа:
— Помните, нужно вернуться до наступления сумерек. Небо вроде бы ясное, но, судя по порывам северного ветра, может внезапно разразиться буря. Надеюсь, вы возвратитесь вовремя — И, улыбнувшись, добавил: — Вы же знаете, какая сегодня ночь.
—Ja, mein Herr**, — ответил с особым выражением Иоганн и, прикоснувшись к шляпе, быстро поехал.
Когда мы были уже за городом, я подал ему знак остановиться и спросил:
— Скажите, Иоганн, а что сегодня за ночь?
Перекрестившись, он коротко ответил:
— Walpurgis Nacht***’2.
Затем достал старинные, величиной с репу часы из немецкого серебра, нахмурившись, взглянул на них и раздраженно пожал плечами.
Я понял, таким образом он вежливо выразил протест против непредусмотренной задержки, и, махнув ему рукой, чтобы он ехал даль¬
* «Четыре сезона» (фр.).
* Да, господин (нем.).
* Вальпургиева ночь [нем).
Брэм Стокер. ГОСТЬ ДРАКУЛЫ
473
ше, откинулся на спинку сиденья — вглубь экипажа. Кучер щелкнул бичом, словно желая наверстать упущенное время. Лошади то и дело вскидывали головы и настороженно принюхивались. Тогда и я стал тревожно поглядывать по сторонам.
Округа была довольно унылой — мы ехали по выветренному плоскогорью. Вскоре я заметил дорогу, по которой, судя по всему, мало кто ездил: она уходила в небольшую извилистую лощину и выглядела так заманчиво, что я, рискуя вызвать недовольство Иоганна, все-таки крикнул, чтобы он остановился. Когда кучер натянул поводья, я попросил его свернуть на эту дорогу. Иоганн стал отказываться под самыми разными предлогами, при этом без конца крестился, чем лишь подогрел мое любопытство, и я засыпал его вопросами. В знак недовольства он поглядывал на часы и отвечал сбивчиво.
В конце концов я не выдержал:
— Вот что, Иоганн, я хочу поехать по этой дороге. Если вы не хотите, не надо, но объясните, почему, — вот всё, о чем я прошу.
В ответ кучер, как мне показалось, просто упал с козел — так быстро он оказался на земле — и, умоляюще простирая ко мне руки, стал заклинать меня не ехать туда. В его немецкой речи было достаточно английских слов, чтобы я уловил ее смысл. Казалось, Иоганн уже готов был о чем-то рассказать мне, но, очевидно, сама мысль об этом пугала его, и он, сдерживая себя, крестился и лишь повторял: «Walpur- gis Nacht».
Я попробовал убедить его, однако трудно убедить человека, если не знаешь его языка. Разумеется, Иоганн остался при своем мнении; правда, он честно пытался говорить со мной по-английски, ужасно и бессвязно, и неизменно начинал так волноваться, что переходил на родной язык, при этом часто поглядывал на часы.
Лошади вдруг встрепенулись и стали беспокойно принюхиваться. При виде этого Иоганн сильно побледнел и, со страхом озираясь по сторонам, бросился к лошадям, схватил их под уздцы и прошел с ними футов двадцать. Я пошел за ним и спросил, зачем он это сделал.
Вместо ответа Иоганн перекрестился, указал на место, только что покинутое нами, и, направив экипаж к другой дороге, пробормотал, снова перекрестившись, сначала по-немецки, потом по-английски:
474
ДОПОЛНЕНИЯ
— Там похоронили его — ну, того, что убивают себя.
Я вспомнил о старом обычае хоронить самоубийц на перекрестках дорог3.
— А! Понимаю, самоубийца! Любопытно!
Но, хоть убей, я не мог понять, что встревожило лошадей.
Во время нашего разговора раздался странный звук — что-то среднее между визгом и лаем. И хотя он донесся издалека, наши лошади еще больше забеспокоились: Иоганну потребовалось немало времени и сил, чтобы их успокоить.
— Похоже на волка, вот только откуда он здесь сейчас, — растерянно пробормотал по-прежнему бледный кучер.
— Как «откуда»? — Его слова удивили меня. — Неужели их уже нет в этих местах?
— Как не быть. Но не весной и летом. Вот зимой, когда много снега, с ними тут сладу нет.
Пока он успокаивающе похлопывал и гладил лошадей, темные тучи быстро затянули небо, скрыв солнце. Волна ледяного воздуха захлестнула нас. Однако это был всего лишь порыв холодного ветра, что-то вроде предупреждения, потому что вновь выглянуло яркое солнце. Иоганн прикрыл глаза рукой как козырьком и вгляделся в даль.
— Буря, — мрачно сказал он, — скоро начнется буря.
Потом он снова посмотрел на часы и, крепко держа поводья, — лошади по-прежнему встревоженно били землю копытами и трясли головами, — быстро взобрался на козлы, давая понять, что пора ехать. Я из чувства противоречия не сразу сел в экипаж.
— Расскажите мне о месте, куда ведет та дорога, — попросил я и показал вниз.
Иоганн опять перекрестился, пробормотал молитву и лишь потом ответил:
— Оно нечисто.
— Что нечисто? - спросил я.
— Селение.
— Значит, там селение?
— Да нет же, там уж лет триста—четыреста никто не живет.
Брэм Стокер. ГОСТЬ ДРАКУЛЫ
475
Мое любопытство возросло.
— Но вы сказали, там было селение.
— Было.
— А где же оно теперь?
И тогда он стал подробно рассказывать, то по-немецки, то по- английски, да так путано, что мне трудно было разобрать, о чем речь. В общих чертах я понял, что давным-давно, несколько столетий назад, там умерли люди, их похоронили, а вскоре там во время очередных похорон из-под глинистой земли стали доноситься звуки, и когда могилы раскопали, то обнаружили в них пышущих здоровьем румяных мужчин и женщин с испачканными кровью губами.
— А потому, чтобы спасти свои жизни — и уж конечно души, — Иоганн перекрестился, — селяне наспех собрались и бежали в другие места, туда, где живые живы, а покойники мертвы, а не... а не что-то... этакое.
Кучеру явно было страшно произносить последние слова. По мере рассказа волнение его возрастало, а разыгравшееся воображение окончательно выбило его из колеи, вызвав приступ неподдельного ужаса; с белым как мел лицом, весь в испарине, он озирался по сторонам, словно ожидая, что вот-вот здесь, на открытой местности, при свете солнца появится что-то жуткое. Наконец в порыве отчаяния он крикнул:
— Walpurgis Nacht! — и кивнул на экипаж, предлагая мне вернуться на место.
Кровь англичанина взыграла во мне, и я, немного отступив назад, сказал:
— Вы просто боитесь, Иоганн! Просто боитесь! Поезжайте домой, я вернусь один, мне полезно пройтись.
Дверца экипажа была открыта. Я взял с сиденья дубовую трость, с которой никогда не расставался на воскресных прогулках, и, закрыв дверцу, указал в сторону Мюнхена.
— Поезжайте-ка вы домой, Иоганн! Walpurgis Nacht не имеет к англичанам никакого отношения.
Лошади разбушевались пуще прежнего. Иоганн пытался их удержать и в то же время возбужденно умолял меня не вести себя так глупо. Мне было жаль беднягу, который относился ко всем этим пред рас-
476
ДОПОЛНЕНИЯ
судкам с такой убийственной серьезностью; вместе с тем я не мог сдержать смех.
Иоганн мало-помалу окончательно перешел на родной язык. От волнения он забыл, что я понимаю только английский, и бормотал что- то невнятное по-немецки. Это становилось утомительным.
— Возвращайтесь! — крикнул я кучеру, махнув рукой в сторону города, и направился к спуску в лощину.
С жестом отчаяния Иоганн развернул экипаж в сторону Мюнхена. Опершись на трость, я смотрел ему вслед. Некоторое время он ехал медленно; потом на гребне холма появился мужчина, высокий и худой. Я отчетливо разглядел его, хотя был далеко. Когда он приблизился к лошадям, те шарахнулись в сторону, забили копытами и испуганно заржали. Иоганн не смог удержать поводья, лошади понеслись по дороге — и как одержимые умчались. Когда они скрылись из виду, я взглянул в сторону незнакомца и обнаружил, что он тоже исчез.
С облегчением я свернул на ведущую вглубь лощины дорогу, против которой был так настроен Иоганн. Для этого не было никаких оснований — по крайней мере, я их не видел. Думаю, я шел часа два, забыв о времени и расстоянии, и, конечно, не увидел ни людей, ни жилья. Что касается местности, она была само запустение. Но я не очень замечал это, пока, миновав очередной поворот, не вышел к лысоватой опушке леса: только тогда до меня дошло, что, не отдавая себе в этом отчета, я был потрясен запустением местности, по которой проходил мой путь.
Я присел отдохнуть и начал осматриваться. И тут кое-что поразило меня — стало гораздо холоднее, вокруг раздавались какие-то вздохи, а время от времени с неба доносилось что-то вроде приглушенного рычания. Взглянув вверх, я увидел, как огромные тяжелые тучи, бегущие с севера на юг, быстро затягивают небо. Судя по верхним слоям атмосферы, назревала буря. Мне стало зябко, я объяснил это тем, что слишком долго сижу после быстрой ходьбы, и продолжил путь.
Местность, по которой я шел сейчас, была гораздо живописнее. Ничто не резало глаз, во всём было очарование красоты. Я почти совсем забыл о времени и, лишь заметив, что сумерки сгущаются, начал думать о возвращении. Стало очень холодно. Яркие краски дня померкли. Еще четче определилось движение туч высоко в небе. Общей мрач¬
Брэм Стокер. ГОСТЬ ДРАКУЛЫ
4 77
ности сопутствовал далекий пронзительный звук, сквозь который порой прорывался загадочный вой — его-то кучер и приписал волку.
Помедлив немного в раздумье, я решил всё же осмотреть покинутое селение, пошел дальше и вскоре вышел в просторную долину, окруженную со всех сторон холмами. На их отлогих, спускавшихся к равнине склонах и в ложбинах росли деревья, образуя многочисленные рощицы. Я стал разглядывать извилистую дорогу: она сворачивала к самой густой из них и потом терялась из виду.
Вдруг, пока я осматривался, по воздуху пробежала холодная дрожь и пошел снег. Прикинув, сколько миль пройдено по этой мрачной местности, я поспешил укрыться в лесу. Небо темнело, всё сильнее валил снег, вскоре вокруг меня возник сверкающий белый ковер, дальний край которого терялся в туманной мгле. Здесь была дорога, но она заросла. Ее границы стерлись, на деревьях не было зарубок, как принято на просеках. Вскоре я понял, что, по-видимому, сбился с пути и увяз — трава и мох оказались мне по щиколотку.
Мощный ветер дул мне в спину, подгонял и заставлял меня бежать. Воздух стал просто ледяным, и, несмотря на бег, у меня зуб на зуб не попадал. Снегопад усиливался, и вьюга, залепляя мне глаза, затягивала меня в свой круговорот. Яркие молнии раздирали небо, и я видел впереди озаренную вспышками лесную чащу, состоявшую в основном из засыпанных снегом тисов и кипарисов.
Вскоре я нашел укрытие под деревьями: там было относительно тихо, только где-то высоко ревел ветер. Ночная тьма из-за низко летящих туч казалась еще более непроглядной. Буря как будто стихала, о ней напоминали лишь редкие порывы ветра. В такие моменты жуткий волчий вой эхом отзывался многочисленными, сходными с ним звуками где-то вокруг меня.
Порой сквозь черную пелену дрейфующих облаков пробивался зыбкий лунный луч, и тогда я видел, что нахожусь на краю кипарисовотисовых зарослей. Когда перестал идти снег, я выбрался из укрытия и стал внимательнее изучать округу. Меня вдруг осенило, что среди развалин, мимо которых я проходил, вполне вероятно, есть дом, пусть даже разрушенный, и в нем можно ненадолго найти хоть какое-то убежище. За зарослями я обнаружил окаймлявшую их низкую стену, пошел
478
ДОПОЛНЕНИЯ
вдоль нее и вскоре обнаружил проем. Кипарисовая аллея вела прямо к какому-то квадратному строению. Я не успел его рассмотреть — туча закрыла луну, и дальше мне пришлось идти в темноте. Ветер вроде бы стал еще холоднее — во время ходьбы меня вдруг начало знобить, но, не теряя надежду найти убежище, я продолжал брести вслепую, на- ощупь.
Внезапно наступила тишина — я замер: буря окончательно стихла, и, вероятно, из солидарности с полным безмолвием природы сердце мое, казалось, перестало биться. Но это длилось лишь мгновение: сквозь тучи внезапно проник лунный свет, и я увидел, что нахожусь на кладбище, а квадратное строение — это величественный мраморный склеп, белый, как снег, лежащий на нем и вокруг него.
Появление лунного света сопровождалось свирепым вздохом бури. Она разыгралась вновь, протяжно и негромко завывая, словно свора бездомных собак или стая волков. Я был напуган и потрясен, холод пронзил меня до костей, сердце как будто стиснули ледяные пальцы. Лунный свет еще освещал мраморную гробницу, буря же тем временем явно набирала силу. Словно влекомый колдовскими чарами, я приблизился к склепу, намереваясь рассмотреть его и понять, почему такое монументальное сооружение находится здесь, в таком месте, в полном уединении. Я подошел к гробнице и прочитал надпись на немецком над дверным проемом, образованным дорическими колоннами:
•1801•
На самом верху склепа, возведенного из прочного настоящего мрамора — вся постройка состояла из нескольких огромных блоков, — торчало длинное железное копье или кол. Обойдя гробницу, я увидел на задней стене надпись, высеченную большими русскими буквами:5
Брэм Стокер. ГОСТЬ ДРАКУЛЫ
479
б
Всё это было таким странным, непонятным и жутким, что мне стало нехорошо, к горлу подступила тошнота. Впервые я пожалел, что пренебрег советом Иоганна. И в этих, можно сказать, почти невероятных обстоятельствах внезапная мысль поразила меня: Вальпургиева ночь!
В эту ночь, как верят миллионы людей, дьявол являет себя: открываются могилы, покойники покидают их и бродят по свету. Вся нечисть — на земле, в воздухе и на воде — собирается на шабаш. Потому кучер и остерегался этого места. Ведь именно здесь находится селение, обезлюдевшее несколько веков назад, а на местном кладбище покоится самоубийца. И я оказался здесь один, совершенно один, дрожащий от холода в снежном саване, и на меня вновь надвигается жуткая буря!
Мне пришлось собраться с духом, потребовались все мои убеждения, вся моя вера — всё, чему меня учили, всё мое мужество, чтобы не поддаться паническому приступу страха.
И тут на меня обрушился настоящий шквал. Земля задрожала так, словно по ней неслись тысячи лошадей: на этот раз буря на своих ледяных крыльях принесла не снег, а крупные градины, которые летели с таким неистовством, будто их бросали балеарские пращники7. Град срывал листья и ветви, под кипарисами укрыться стало уже невозможно — с таким же успехом можно было прятаться меж стеблей пшеницы. Я кинулся было к ближайшему дереву, но тут же понял, что единственное место, способное послужить убежищем, — глубокая ниша дорического входа в мраморную усыпальницу. Там, скорчившись у массивной бронзовой двери, я кое-как укрылся от града: теперь ледяные шары попадали в меня лишь рикошетом, отскакивая от земли или мрамора.
Когда я прижался к двери, она слегка дрогнула и приоткрылась. В сравнении с безжалостной бурей даже склеп казался уютным убежищем, и я уж было собрался войти в него, как вдруг зигзагообразная вспышка молнии осветила небо. Любопытный, как все смертные, я сразу же заглянул в склеп и увидел прекрасную женщину с пухлыми щеками и алыми губами, казалось, спавшую в гробу.
480
ДОПОЛНЕНИЯ
Грянул гром — и меня, будто подхваченного исполинской рукой, вышвырнуло из склепа в бурю. Всё произошло так внезапно, что я даже не успел осознать пережитое потрясение — душевное и физическое; чувствовал только, как град стегает меня. Одновременно меня пронзило ощущение, что я не один. Я взглянул в сторону склепа. В этот миг вновь блеснула ослепительная молния, ударила в железный кол на склепе и сбежала вниз, подобно огненному сполоху, разрушая и обращая мрамор в пыль.
Покойница, объятая пламенем, на мгновение приподнялась в агонии, и ее мучительный вопль заглушил раскаты грома.
В моих ушах еще звучала кошмарная какофония, когда меня вновь подхватила исполинская рука и отшвырнула в сторону; град неистово сек меня, а воздух, казалось, вибрировал от волчьего воя. Последнее, что я запомнил, — это смутная расплывчатая белая масса, как будто могилы вдруг разверзлись и призраки в белых саванах теперь надвигались на меня сквозь белесое облако града...
•к * *
Постепенно сознание — поначалу как в тумане — вернулось ко мне; я ощутил смертельную усталость. Некоторое время я ничего не помнил, и лишь потом память стала потихоньку восстанавливаться. Ноги просто разрывались от изнуряющей боли, я не мог даже пошевелить ими. Казалось, они отнялись. Волна ледяного озноба прокатилась по шее и спине; уши, как и ноги, омертвели, но при этом мучительно болели; в груди же было восхитительное ощущение тепла. Это был кошмар — кошмар во плоти, если можно так выразиться, ибо из-за какого-то тяжелого груза, давившего на грудь, мне было трудно дышать. Эта полулетарги- ческая прострация сохранялась долго и лишь постепенно, должно быть, перешла в обычный сон или обморок. Затем меня стало подташнивать, как на первой стадии морской болезни, возникло безумное желание освободиться от чего-то — вот только я не знал, от чего.
А затем на меня снизошел невероятный покой — казалось, весь мир уснул или умер, — нарушаемый лишь тяжелым дыханием какого-то
Брэм Стокер. ГОСТЬ ДРАКУЛЫ
481
зверя поблизости. Я чувствовал, как что-то теплое трется о мое горло, и внезапно осознал весь кошмар происходящего. Холод подступил к сердцу, кровь бросилась в голову: какой-то огромный зверь лежал на мне и лизал мое горло. Я боялся шевельнуться — инстинкт самосохранения повелевал мне лежать неподвижно; но зверь, наверное, почувствовал перемену в моем состоянии и поднял голову. Сквозь ресницы я увидел над собою два больших огненных глаза огромного волка. Острые белые клыки зловеще поблескивали в зияющей красной пасти, и я чувствовал на лице горячее дыхание — едкое и яростное...
Дальше не помню ничего. Придя в себя, я услышал негромкое рычание, сменявшееся подвыванием, то затихающим, то нарастающим. Тут, судя по всему издалека, до меня донеслись голоса — казалось, много людей кричали в унисон: «Халло! Халло!» Я осторожно поднял голову и взглянул туда, откуда слышались крики, но кладбище закрывало вид. Волк еще продолжал жутковато подвывать, а в кипарисовой роще возникло красное свечение, словно сопровождающее звуки. Голоса приближались, волк стал подвывать чаще и громче. Я боялся пошевелиться или издать хотя бы стон. Красное свечение становилось всё ближе, простираясь над белым покровом, уходившим в окружавшую меня тьму.
Из-за деревьев неожиданно показался ехавший рысью отряд всадников с факелами в руках. Волк соскочил с моей груди и бросился к кладбищу. Я увидел, как один из всадников — судя по фуражкам и длинным форменным плащам, это были солдаты — вскинул карабин и прицелился. А другой ударил его под локоть, и пуля просвистела над моей головой. Очевидно, он принял меня за волка. Еще один всадник, заметив убегающего зверя, выстрелил ему вслед. Затем отряд перешел на галоп и разделился: одна группа скакала ко мне, другая — за волком, скрывшимся среди заснеженных кипарисов.
Когда всадники приблизились, я попытался пошевелиться, но не смог, хотя видел и слышал всё, что происходило вокруг. Двое или трое солдат, спешившись, склонились надо мной. Один приподнял мне голову и положил руку на сердце.
— Жив! — воскликнул он. — Сердце бьется!
482
ДОПОЛНЕНИЯ
После того как мне влили в рот бренди8, я почувствовал себя лучше, смог открыть глаза и осмотреться. Среди деревьев мелькали огни и тени, я слышал, как перекликались люди. Они скучились, в их возгласах ощущался страх. Потом, освещая себе путь факелами, из кладбищенского лабиринта вышла группа солдат — они выглядели как помешанные. Когда они подошли, тот, который был рядом со мной, с нетерпением спросил:
— Ну что, нашли?
— Какое там! — последовал торопливый ответ. — Скорей, скорей уходим отсюда! Оставаться здесь нельзя, особенно этой ночью!
— Что это было? — в разных вариациях звучал один и тот же вопрос.
Ответов было много, но все крайне неопределенные, как будто всех объединяло общее желание дать свое объяснение, но сдерживал общий страх сказать правду.
— Эт-то б-было оно... — пробормотал один из солдат, явно не в себе.
— Волк — и всё же не волк! — вставил другой, дрожа от страха.
— Для такого нужна освященная пуля9, — сказал третий уже спокойнее.
— И все-таки ночь прошла не без пользы, не зря мы сюда прискакали. Честно заработали тысячу марок! — воскликнул четвертый.
— На осколках мрамора — кровь, — после недолгой паузы заметил пятый. — От молнии такого не бывает. А с ним-то что — он в порядке? Взгляните на его горло! Смотрите, ребята, волк лежал на нем и согревал его.
Офицер осмотрел мою шею.
— Он в порядке, укусов нет. Что вообще всё это значит? Если бы не волчий вой, мы бы никогда его не нашли.
— А что с волком? — спросил поддерживавший мне голову солдат, пожалуй, единственный, кто не поддался панике: руки его совсем не дрожали. На рукаве у него была нашивка младшего офицера.
— Как сквозь землю провалился, — бросил солдат с худым, мертвенно-бледным лицом; озираясь по сторонам, он буквально трясся от стра¬
Брэм Стокер. ГОСТЬ ДРАКУЛЫ
483
ха. — Здесь достаточно могил, в которых это чудовище может залечь. Поехали, ребята, поехали поскорей!.. Надо уходить из этого проклятого места.
Говоря всё это, офицер привел меня в сидячее положение, затем несколько человек усадили меня на лошадь. Офицер вскочил в седло позади и, обхватив меня руками, приказал трогаться. Выстроившись по-военному, строем, мы поспешно выехали...
Язык всё еще отказывался повиноваться, и я был вынужден молчать; должно быть, вскоре я заснул, ибо, когда пришел в себя, стоял, поддерживаемый с двух сторон солдатами. Почти совсем рассвело, а на севере на небе отразилась красная полоса солнечного света, как кровавый след на рыхлом снегу. Офицер приказал своим людям держать язык за зубами, говорить лишь, что нашли заблудившегося англичанина, которого охранял большой пес.
— Пес! Какой же это пес! — возразил солдат с мертвенно-бледным лицом. — Уж я как-нибудь могу отличить волка от собаки.
— Я сказал: пес, — твердо и невозмутимо повторил молодой офицер.
— Ну конечно, пес, кто же еще! — иронично скривил рот другой солдат, который с восходом солнца стал, очевидно, смелей. Тыча в меня пальцем, он воскликнул: — Посмотрите-ка на его горло. Это что, песик поработал, господин офицер?
Я инстинктивно схватился за горло и тут же вскрикнул от боли.
Солдаты обступили меня, а те, что были в седле, наклонились, пытаясь разглядеть мою шею, но тут снова раздался спокойный голос молодого офицера:
— Я сказал: пес, и баста, если не хотите стать посмешищем.
Потом меня усадили в седло к одному из всадников, и вскоре мы
въехали в предместье Мюнхена. Здесь мы натолкнулись на брошенную повозку; меня перенесли в нее и повезли в гостиницу «Quatre Saisons»: меня сопровождал молодой офицер, один из солдат ехал рядом, держа под уздцы его лошадь, остальные отправились в казармы.
Когда мы прибыли, герр Дельбрук так быстро сбежал по лестнице мне навстречу, что я понял: он уже давно ждал нас, глядя в окно. За¬
484
ДОПОЛНЕНИЯ
ботливо поддерживая меня, он помог мне войти в дом. Офицер отдал честь и собрался уйти, но я настоял, чтобы он зашел ко мне в номер. За бокалом вина я сердечно поблагодарил его и его храбрых товарищей за спасение. Он скромно ответил, что очень рад, но именно герр Дель- брук с самого начала обещал поощрить поисковый отряд. Метрдотель улыбнулся, услышав это несколько туманное объяснение, а офицер сослался на свою занятость и ушел.
— Герр Дельбрук, — спросил я, — как и почему именно солдаты были отправлены на мои поиски?
Управляющий пожал плечами и, явно не желая присваивать себе чужие лавры, ответил:
— Видите ли, я получил разрешение набрать добровольцев у командира полка, в котором когда-то служил.
— Но как вы узнали, что я пропал?
— Кучер вернулся на разбитом экипаже и сказал, что лошади понесли.
— И лишь из-за этого вы послали на мои поиски целый отряд? И вы хотите, чтоб я поверил?
— Конечно нет! Еще до возвращения кучера я получил телеграмму от боярина10, пригласившего вас погостить. — И герр Дельбрук достал из кармана телеграмму и вручил ее мне.
Я прочел:
БИСТРИЦА11
ПОЗАБОТЬТЕСЬ О МОЕМ ГОСТЕ: ЕГО БЕЗОПАСНОСТЬ КРАЙНЕ ВАЖНА ДЛЯ МЕНЯ.
ЕСЛИ С НИМ ЧТО-НИБУДЬ СЛУЧИТСЯ ИЛИ ОН ИСЧЕЗНЕТ, НЕ ЖАЛЕЙТЕ СРЕДСТВ,
ЧТОБЫ НАЙТИ ЕГО И ОБЕСПЕЧИТЬ ЕГО БЕЗОПАСНОСТЬ. ОН — АНГЛИЧАНИН И ПОТОМУ СКЛОНЕН К ПРИКЛЮЧЕНИЯМ. ОПАСНОСТЬ ПРЕДСТАВЛЯЮТ СНЕГ,
ВОЛКИ И НОЧЬ. НЕ ТЕРЯЙТЕ НИ СЕКУНДЫ, ЕСЛИ У ВАС ВОЗНИКНУТ ПОДОЗРЕНИЯ,
ЧТО ЕМУ ГРОЗИТ БЕДА. ВАШЕ УСЕРДИЕ БУДЕТ ЩЕДРО ВОЗНАГРАЖДЕНО.
ДРАКУЛА
Я так и застыл с телеграммой в руке; комната вдруг поплыла перед глазами, и, если бы внимательный метрдотель не подхватил меня, думаю, я бы упал. Во всём этом таилось нечто странное, нечто столь за¬
Брэм Стокер. ГОСТЬ ДРАКУЛЫ
485
гадочное и невообразимое, что я вдруг ощутил себя безвольной игрушкой неких враждебных сил — уже одна только смутная мысль об этом едва не парализовала меня. Итак, у меня был таинственный покровитель. Из далекой неведомой мне страны в самую роковую минуту пришло послание, которое спасло меня и от смерти в сугробе, и от волчьих клыков...
о
БРЭМЕ СТОКЕРЕ И ЕГО РОМАНЕ
По доатерааладо англоязычной прессы
1007-1011
Лорна
МИСТЕР БРЭМ СТОКЕР
Беседа с автором »Дракулы»
и з недавно вышедших романов один из самых интересных и увлекательных — «Дракула» мистера Брэма Стокера. Роман этот основан на старинной, средневековой легенде о вампирах, и ни в одном произведении английской литературы эта легенда не применялась с таким блеском. Действие происходит частично в Трансильвании, частично в Англии. Первые пятьдесят четыре страницы — дневник Джонатана Гарке- ра, где описаны события начиная с его отъезда из Вены и до того момента, когда он решает бежать из замка Дракулы, — по своей удивительной силе превосходят все художественные произведения последних лет. Единственная книга, которая, насколько мне известно, может соперничать с ними, — это «Воды Геркулеса» Э.Д. Джерарда, где также описываются дикие и малоизвестные места Восточной Европы1. Не раскрывая подробностей сюжета, могу лишь сказать, что Джонатан Гар- кер, из дневника которого мы впервые узнаём о графе-вампире, — это молодой стряпчий, посланный начальником в замок Дракулы, чтобы подготовить бумаги для покупки дома и поместья в Англии.
С первого же дня его путешествия с ним происходят странные и предзнаменующие события. В «Золотой короне» в Бистрице хозяйка гостиницы отговаривает Гаркера ехать в замок Дракулы, а узнав, что поездку отменить нельзя, надевает ему на шею крест с четками. Впоследствии у него будет серьезный повод поблагодарить ее за этот подарок. Попутчики Гаркера по дилижансу по мере приближения к владениям графа всё больше тревожатся о безопасности героя. Его любезно уговаривают принять в дар шиповник, чеснок и ветку рябины, кото¬
488
ДОПОЛНЕНИЯ
рые должны оберечь от дурного глаза. Автору, похоже, известен каждый уголок Трансильвании, равно как и все тамошние предрассудки. В ущелье Борго дилижанс нагоняет коляска, запряженная четверкой лошадей.
На козлах сидел высокий человек с длинной темной бородой, в широкой черной шляпе, скрывавшей его лицо. Он повернулся к нам — я заметил лишь блеск его глаз, показавшихся мне красными в свете фонарей <...> он улыбался, и фонари освещали его жестко очерченный рот, ярко-красные губы и острые зубы, белые, как слоновая кость. Тут один из моих попутчиков прошептал соседу строку из «Леноры» Бюргера:
«Denn die Toden reiten schnell!» («Гладка дорога мертвецам!»).
Это и есть знаменитый король вампиров, граф Дракула, который в стародавние времена был воинственным трансильванским вельможей. Джонатан Гаркер с самого начала понимает, что оказался в таинственном и кошмарном месте. Даже во время ночной поездки в замок, стоит ужасному вознице поднять руку, и волки, окружающие коляску, разбегаются. По приезде гость остается в одиночестве, пока не появляется высокий старик (в котором Гаркер сразу же подозревает возницу) и не приглашает его в дом. Граф никогда не ест вместе с гостем. Днем он всегда отсутствует, а ночью ведет беседы, которые прекращает с рассветом. Ни в одном из уголков древнего замка нет зеркал, и опасения молодого стряпчего подтверждаются однажды утром, когда граф неожиданно приходит к нему в спальню и встает у него за спиной, глядя через плечо: в зеркальце для бритья, которое Гаркер привез с собой из Лондона, он видит всю комнату позади себя, но граф в нем не отражается. Историю приключений Джонатана Гаркера хочется перечитывать снова и снова. Столь же захватывающе описано путешествие шхуны «Деметра» из Варны в Уитби. Сверхъестественный ужас охватывает всю команду с той самой минуты, как судно выходит из Дарданелл: постепенно, один за другим начинают исчезать члены экипажа. Поговаривают, что ночами по кораблю расхаживает высокий, худой человек
Лорна, МИСТЕР БРЭМ СТОКЕР...
489
с мертвенно-бледным лицом. Помощник капитана, румын, которому, вероятно, известны легенды о вампирах, днем осматривает ящики в трюме и в одном из них обнаруживает спящего Дракулу, после чего кончает жизнь самоубийством; умирает и капитан, и, когда шхуна прибывает в Уигби, вампир, обернувшись огромным псом, сбегает. Удивительно, что книга, местами жуткая, оставляет в душе абсолютно благоприятное впечатление. Описываемые в ней события настолько далеки от повседневной жизни, что не терзают воображение. Определенно, никто другой из современных авторов не смог бы написать столь замечательное произведение.
В понедельник утром я имела удовольствие немного побеседовать с мистером Брэмом Стокером, который, как многим известно, работает управляющим2 в театре «Лицеум» сэра Генри Ирвинга. В ответ на мой вопрос он рассказал, что вынашивал этот сюжет довольно долго, а сам роман писал около трех лет. Легенды о вампирах всегда его интересовали.
— Нет ни малейшего сомнения, — отметил он, — что это весьма захватывающая тема, поскольку она затрагивает как таинственное, так и факты. В средние века из-за боязни вампиров крестьяне, бывало, бросали свои деревни.
— У этой легенды есть какая-то историческая основа?
— Полагаю, ее породили случаи вот какого рода. Человек мог впасть в состояние, близкое к смерти, и его хоронили преждевременно. Затем тело могли выкопать, обнаружить, что человек жив; людей охватывал ужас, и они по своему невежеству решали, что перед ними вампир. Иные люди, склонные к истерии, перепугавшись, и сами могли впасть в подобный транс, поэтому и пошли истории о вампирах, которые массово порабощают других и делают их себе подобными. Даже в деревнях, стоявших обособленно, верили в существование подобных существ. А когда население впадало в панику, все думали лишь о том, как бы сбежать.
— В каких частях Европы эти верования были наиболее распространены?
— Дольше всего они сохранялись и были особо крепки в некоторых районах Штирии; но в общем эта легенда распространена во многих
490
ДОПОЛНЕНИЯ
странах: в Китае, Исландии, Германии, Саксонии, Турции, в Херсоне- се3, России, Польше, Италии, Франции, Англии, а также среди татар.
— Насколько я понимаю, чтобы разобраться в этой легенде, пришлось изучить много источников?
Мистер Стокер рассказал мне, что сведения об описанных в «Дракуле» суевериях касательно вампиров он отыскивал, читая множество различных книг.
— Ни в одной из известных мне книг не собраны все факты. Многое я почерпнул из «Очерков о румынских суевериях» Э. Джерард — вначале они появились в «Девятнадцатом веке»4, впоследствии были собраны в двухтомник. Кое-что я узнал из «Книги оборотней» мистера Бэринг-Гулда5. Мистер Гулд обещал написать и книгу о вампирах, но я не знаю, далеко ли он продвинулся.
Читатели «Дракулы» наверняка помнят самого знаменитого героя книги — профессора Ван Хелсинга, голландского врача, который, обладая удивительной сноровкой, самоотверженностью и трудолюбием, в конце концов находит способ перехитрить и уничтожить вампира. Мистер Стокер рассказал мне, что прототипом Ван Хелсинга послужил реальный человек. В недавней статье о «Дракуле», опубликованной в передовице одной из провинциальных газет, высказывается мысль, что из этой книги можно извлечь немало нравственных уроков. Я спросила мистера Стокера, ставил ли он перед собой такие задачи, однако он ушел от прямого ответа.
— Полагаю, в любой книге подобного рода содержится мораль, — сказал он, — но я предпочитаю, чтобы читатели сами отыскали ее.
В ответ на последующие вопросы мистер Стокер рассказал, что родился в Дублине и тринадцать лет провел на государственной службе. Он получил степень магистра в дублинском Тринити-колледже. Его свояк — мистер Франкфурт Мур6, один из самых популярных молодых писателей нашего времени. Сам Стокер пишет давно. Его первым опубликованным сочинением была книга «Обязанности клерков магистратского суда в Ирландии»7. Затем Сэмпсон Лоу выпустил его сборник рассказов для детей «Под Закатным солнцем»8. Далее последовала самая известная его книга — «Тропа змей»9. В издательстве господ Констеблей, в библиотечке «Акме» вышел изумительный томик «Уотерз Моу»10,
Лорна. МИСТЕР БРЭМ СТОКЕР...
491
который, вместе с романом «На склоне Шасты»11, завершает список романов мистера Стокера. Он живет в Лондоне уже почти девятнадцать лет и считает его лучшим местом для литератора. «Писатель, если он чего-нибудь стоит, всегда сможет здесь пробиться, признание — это только вопрос времени». О великодушии, с которым литераторы относятся друг к другу, мистер Стокер говорит тоном, который ясно показывает: уж он-то не намерен ссориться с критиками.
Мистер Стокер не считает необходимым пользоваться услугами литературных агентов. По его мнению, писатель с заурядными способностями к ведёнию дел добьется для себя более выгодных условий, чем если бы он действовал через литературного агента. «Нынче многие писатели зарабатывают своими романами по десяти тысяч в год, и вряд ли будет справедливо отдавать пять или десять процентов от этой немалой суммы посреднику. Написав с дюжину писем за год, они могут разобраться со своими литературными делами самостоятельно». Мистер Стокер так не сказал, но я склонна считать, что для него литературный агент — это вампир девятнадцатого века.
На этой неделе никакое интервью не может обойтись без упоминаний о юбилее12, поэтому я спросила мистера Стокера, который прожил в Лондоне почти двадцать лет, как он относится к этим торжествам.
— Все горды тем, что этот великий день прошел с таким успехом, — сказал он. — Пред нами предстала империя во всём ее блеске, и шествия на прошлой неделе как ничто иное пробудили в нас ощущение того, сколь разнообразны владения Ее Величества13.
РЕЦЕНЗИИ
НА РОМАН «ДРАКУЛА»
«The Athenæum»
ш
I ынче появляется множество рассказов и романов, отмеченных более или менее искренней верой в зримость сверхъестественных сил. Усиление давно забытой веры в фантастическое, магический, а не сугубо материалистический, взгляд на вещи — примета нашего времени, обратная реакция (скорее искусственная, нежели естественная) на новейшие течения философии1. Мистер Стокер проповедует так много странных идей, что «Дракула» воспринимается как решительная попытка перещеголять всех прочих, работающих в данной области. Насколько сам автор верит в описываемые им феномены, решать не рецензенту. Он может лишь попытаться прикинуть, насколько вера в ведьм, колдунов и вампиров (если допустить, что она распространена повсеместно, в достаточно значительной степени) может усилиться благодаря данной книге. Представления о вампирах действительно известны с древних времен, и вера в подобных существ объясняется загадочными силами, которые, вне сомнения, существуют в природе. Способ, выбранный мистером Стокером для подачи этой темы, да и сама тема — слишком прямолинейны и бескомпромиссны. В них отсутствует весьма существенный признак ужасной отдаленности и в то же время едва уловимой близости, что и отделяет, и связывает человечество с неведомыми существами и возможностями, таящимися на границе с известным нам миром. «Дракула» — произведение сенсационное2, но к нему есть претензии, касающиеся как строя самого текста, так и собственно литературных качеств. Некоторые пассажи воспринимаются как череда до гротеска невероятных событий, но есть и более удачные
РЕЦЕНЗИИ НА РОМАН «ДРАКУЛА»...
493
эпизоды, в них чувствуется мощь, хотя и они не вызывают того трепета, который могли бы вызвать, будучи написаны рукой мастера. В книге есть огромное количество энергии, она до некоторой степени будит воображение, в ней присутствует множество хитроумных и ужасающих деталей. В некоторых случаях мистеру Стокеру почти удается создать ощущение возможного в невозможном, в других он просто вываливает на читателя груду аляповатых описаний невероятных действий. Лучше всего ему удалось начало: в нем есть зарок того, что автор докопается до истоков таинственности и страха, таящихся в глубинах человеческой натуры; но далее недостаток писательского мастерства и изящества стиля становится всё очевиднее. В людях, которые объединяются, чтобы загнать вампира в западню, нет ни индивидуальности, ни естества. Немецкий ученый3 изображен совсем уж убого, постоянно впадает, как и положено немцу, в поверхностную сентиментальность. Однако мистер Стокер сумел собрать некоторое количество «жутких» подробностей, и своей цели, если считать таковой мрачный ужас, он вполне достиг. Отдельные сцены и детали получились достаточно кошмарными, чтобы понравиться тем, для кого они предназначены.
В «The Spectator»
озникает ощущение (возможно, и неправомерное), что мистер Брэм Стокер поставил целью проявить себя в «Дракуле» так, чтобы заткнуть за пояс всех своих предшественников, работавших в области ужасного, превзойти Уилки Коллинза1 (чью манеру повествования он во многом перенял), Шеридана Ле Фаню2 и прочих мастеров «щекотать нервы».
Заглавный герой книги — граф Дракула, трансильванский вельможа, который покупает поместье в Англии, а молодой стряпчий Джонатан Гаркер приезжает в его родовой замок оформить необходимые бумаги. Джонатану Гаркеру приходится пережить ужасные испытания, поскольку граф (он вампир, древний, хитроумный и опытный) держит его несколько недель в плену, а когда несчастному молодому человеку
494
ДОПОЛНЕНИЯ
удается бежать из этого мрачного склепа, он едва не умирает от горячки в одной из больниц Будапешта.
Затем действие переносится в Англию, куда граф добирается морем в обличье демонического пса, уничтожив всю команду корабля, и где возобновляет свою жуткую деятельность, избрав главной жертвой мисс Люси Весгенра, невесту достопочтенного Артура Холмвуда, предполагаемого наследника лорда Годалминга. С этого момента главной линией сюжета становится битва между защитниками Люси (среди которых двое отвергнутых ею кавалеров — американец и врач-«мозгоправ», — а также на редкость умный специалист из Амстердама) и ее обладающим сверхъестественными силами преследователем. Ключ к разгадке помогает найти Джонатан Гаркер, невеста которого, Мина Меррей, — ближайшая подруга Люси, и тогда разворачивается долгая и тяжелая битва.
Люси не в силах выстоять, и, что хуже всего, она на время превращается в вампира. Читателей, которые хотят узнать, как она была избавлена от этого неприятного воплощения и перешла в мирное посмертное состояние, как граф выбрал следующей жертвой Мину, как его изгоняют из Англии и в конце концов совместными усилиями уничтожают, а также много других захватывающих подробностей, мы отсылаем непосредственно к умному, но смертельно страшному роману мистера Стокера. Сила этой книги в том, как построен ее сюжет, поскольку эмоции, которые он вызывает, чересчур сентиментальны. Мистер Стокер продемонстрировал немалые способности, использовав материалы по вампирологии, но, по нашему мнению, история получилась бы куда эффектнее, если бы он обратился к более ранней эпохе. Приметы современности в книге — записи на фонографе, пишущие машинки и тому подобное — не очень сочетаются со средневековыми методами, при помощи которых враги графа Дракулы его побеждают.
_ НЕКРОЛОГ
Лондоне только что скончался fidus achates* Генри Ирвинга1, человека, внесшего величайший вклад в историю театра; и хотя он был талантливым писателем, историком и журналистом — прежде всего Брэм Стокер известен как «личный представитель и управляющий делами» великого английского актера. Сэр Генри встретился со Стокером много лет назад, и это в значительной степени определило его дальнейшую карьеру. До этого он посвящал себя исключительно искусству, его нисколько не интересовали внимание публики и коммерческие вопросы, которыми впоследствии занимался Стокер, и делал это блестяще, чем немало способствовал успехам Ирвинга и на родине, и за границей.
В 1878 году Ирвинг познакомился с двумя журналистами, Холлом Кейном2 и Брэмом Стокером. Кейна Ирвинг всегда называл «стариной Шекспиром», а в Стокере сразу распознал человека, чьи услуги ему очень пригодятся. Стокер охотно принял его предложение, они путешествовали вместе до самой кончины Ирвинга, и именно Стокер написал самую замечательную биографию этого крупнейшего театрального деятеля3. Познакомившись со Стокером и Кейном поближе, Ирвинг изменил свое представление о журналистской братии, и, когда какой- нибудь газетчик просил его об интервью, всякий раз был любезен и обходителен.
Стокер скончался в 64 года, но до конца жизни удивительным образом сохранял юношескую энергичность, и его близкие друзья уверя¬
* преданный друг [лат).
496
ДОПОЛНЕНИЯ
ли, что, доживи он до девяноста лет, и тогда будет по-прежнему молод. Его самый известный роман «Дракула», ледянящая кровь история, особенно примечателен для знакомых автора тем, что сочинил ее тихий и спокойный ирландец, человек светский, который всегда держался дружелюбно, ни при каких обстоятельствах не повышал голос. Позже он опубликовал кншу необычных исторических заметок4, которая вызвала некоторые споры, — но запомнится он как партнер Ирвинга, помогавший ему осуществлять все его грандиозные театральные проекты.
СРЕДНЕВЕКОВЫЕ
СКАЗАНИЯ
О
ВЛАДЕ
ЦЕПЕШЕ
Пий II
ЗАПИСКИ
О ДОСТОПАМЯТНЫХ ДЕЯНИЯХ
Фрагмент
Ыоанна Т)рагулы1 необыкновенная и нечестивая жестокость, его открывшееся вероломство против правителя 'Венгрии и, наконец, его плен.
Т)
X/ обавить еще нужно об ужасном беспутстве и чудовищном нраве Иоанна Драгулы, чьи преступления настолько известны среди валахов, которыми он правил, что никакая трагедия2 не может их превзойти.
Валахи — это народ, обитающий за Дунаем между Эвксинским морем3 и регионами, которые сегодня называют Трансильванскими, где находятся семь городов тевтонского наречия4. Валахи языком пользуются италийским, но несовершенным и весьма испорченным <...>
У них в наше время правил Драгула5, характера непостоянного и переменчивого, которого в году 1456 от Рождества Христова Иоанн Хуньяди6, правитель королевства Венгерского7, за то, что тот перешел на сторону турок, на войне побежденного и захваченного вместе с другим его сыном, предал смерти; ему наследовал некий Владислав, который стал править землями Валахии8.
Избежал руки правителя другой сын Драгулы по имени Иоанн, который немногим позднее, когда было набрано войско и был убит Владислав, вновь принял большую часть отцовского наследства, жестоко убив всех, кто был враждебен ему и отцу.
Вторгшись в Цибинскую провинцию9, множество домов с людьми он сжег, мужчин очень многих, в цепях в Валахию приведенных, пронзил кольями.
Пий П. ЗАПИСКИ О ДОСТОПАМЯТНЫХ ДЕЯНИЯХ. Фрагмент
499
Купцов, уверенных в своей безопасности, проходящих через Валахию с ценным товаром, отняв товары, убил.
Из Вуртии10 400 мальчиков, как будто для того, чтобы языку валашскому обучить, приказал он к себе привести. Заключив их в низине, подбросил туда огонь и сжег их.
Родственников своих, людей благородных и приближенных к нему, с детьми и женами истребил. Некоторых из своих домашних приказал по пояс зарыть в землю и пронзить стрелами. С некоторых снял кожу.
Даима некоего, сына другого Даима, воеводы, на войне захватил в плен и ему, живому и видящему это, воздвигнул могилу и приказал плакальщицам петь. Когда они закончили, он отрубил пленнику голову11.
Пятьдесят трех сицилийских и трансильванских послов, присланных к нему, заковал в цепи и, вторгшись в их земли, не ожидавшие ничего враждебного, огнем и мечом все опустошил12.
Цеилина, командира его войска, за то, что дикости его не подчинился, колом пронзил13.
Шестьсот человек из Вуртии, направляющихся в другую провинцию, когда они оказались в его власти, на колах умертвил.
Некоего Зегана14, когда тот отказался собственноручно повесить пойманного вора, в большом котле сварил и дал своим гражданам на съедение.
Детей еще грудных с рук матерей забрал и на их глазах разбил о камень.
Войдя в провинцию Трансильванию, всех живущих там валахов позвал к себе как друзей, собрал в одном месте и, приведя воинов, убил и дома их сжег. Говорят, что таким способом он уничтожил больше 30 тысяч человек.
В год 1462 турецкий император, под чьим господством он находился15, потребовал переписи имущества. Дракул сказал, что сам приедет в Адрианополь16 и опись привезет. Для этого потребовал к префектам письма, с которыми тогда мог ехать; письма были предоставлены. Пересекши с войском Дунай, который был скован льдом, турецких префектов, попадавшихся ему, убил и, сильно углубившись в народ, более 25 тысяч умертвил и мужчин и женщин, в числе которых погибли и
500
ДОПОЛНЕНИЯ
красивейшие женщины, хотя валахи нуждались в женах. В Валахию он отвел большое число пленных, из которых с одних снял кожу, других на вертелах поджарил на огне, сварил в кипящем масле, остальных посадил на колы, так что как бы лес из колов появился на поле, где это всё совершалось.
Когда он заметил некоего человека, работавшего в поле, у которого короткая рубашка едва стыд закрывала, то спросил его, есть ли у него жена; когда узнал, что тот женат, приказал привести женщину и, когда она пришла, спросил, что она умеет делать. Она ответила: «Прясть и шить». «Тогда почему, — добавил он, — ты не сшила мужу своему рубашку, которая закрыла бы стыд?» — и приказал тотчас вести ее на кол, а человеку этому дал другую жену.
Когда столько преступлений он совершил, венгерским королем Маттияшем17 он все-таки был схвачен — в ту зиму, когда папа Пий из Тоди вернулся в Рим18. Причиной тому стали его письма к турецкому императору19, которые были перехвачены, написанные так:
Перед Императором императоров и Правителем правителей, которые есть под солнцем, великим эмиром и великим султаном Махметом, счастливым во всём, — Иоанн, воевода и правитель20 Валахии, смиренно преклоняется.
Я, слуга Вашего Величества, сообщаю, что я нынче в землю свою отправляюсь с войском и надеюсь на Бога, что она будет занята мной, если мне не помешает твое распоряжение. Посему, твое Величество умоляя, прошу на мои ошибки и прегрешения мои великие не обращать внимания, так как по неразумию я грешил против тебя и зло совершал в твоей земле. Но пусть Милость твоя возымеет ко мне сострадание и разрешит, чтоб я мог отправить к тебе послов.
Мне известна вся область Трансильвании и вся Венгрия, и о состоянии мест и дел я осведомлен. Если будет угодно Вашему Величеству, я могу в качестве искупления моей вины всю землю Трансильвании предать в твои руки, какового владения достигнув, ты смог бы всю Венгрию своей власти покорить. Послы мои еще больше тебе сообщат.
Пий IL ЗАПИСКИ О ДОСТОПАМЯТНЫХ ДЕЯНИЯХ. Фрагмент
501
Я, сколько буду жив, останусь преданным и верным твоим слугою. Господь да даст великой Власти твоей многие годы.
Написано в Рютеле21, на ноябрьские иды22,
в 1462 году.
Были и другие два письма с таким же содержанием; одно к Басе, другие к правителю Теноны23, где Дракул ручался за себя перед великим императором. Они, с болгарского языка24 на латинский переведенные, были представлены Понтифику.
Валах до сих пор в темнице пребывает, человек крупный и благородной внешности, чей облик казался достойным власти; так часто отличается внешность человека от его души.
Михаэль Бехайм
ДРАКУЛ-ВОЕВОДА.
О ЗЛОДЕЕ, КОТОРЫЙ ЗВАЛСЯ ДРАКУЛ
и был воеводой Валахии
О самом лютом из владык, кто подданных своих привык тиранить повсеместно,
с тех пор как мир был сотворен, о злейшем звере всех времен, насколько мне известно, поведаю стихами, как Дракул, злобствуя, владел Валахией и свой удел упрочить мнил грехами.
Отец его душил народ; свирепейший из воевод, он множил непотребство;
нашелся, впрочем, человек, который голову отсек тирану за свирепство;
его за норов зверский, который всех и вся попрал,
Хуньяди Янош покарал, чей сын — король венгерский1.
Родился Дракул весь в отца: злодейство множил без конца.
Михаэль Бехайм. ДРАКУЛ-ВОЕВОДА...
503
Он вырос вместе с братом.
Молились идолам они2, запятнаны в былые дни языческим развратом;
от своего поганства для виду братья отреклись и вечно выступать клялись в защиту христианства.
Злоумышлением томим, хвалился Дракул, что над ним Всевышнего опека,
и, добрым людям на беду, он в пятьдесят шестом году пятнадцатого века
был избран воеводой, прибрал Валахию к рукам, хоть был уже известен там дурной своей породой.
Изведал Дракул торжество, но в мрачном сердце у него неистовство не гасло;
казнил он тех, кто именит, и первый Дракулом убит был воевода Ласло3.
Он прежде правил тоже. Тем более жесток и скор был беспощадный приговор несчастному вельможе.
А Дракул в ярости тогда стал жечь большие города и малые селенья.
Былую выслушав молву,
504
ДОПОЛНЕНИЯ
кое-какие назову из них без промедленья.
Названья их не тайна, хоть нет им, кажется, числа; сожжен был Клостерхолыд дотла, и Нойдорф, и Хольцмайна.
Был город Бекендорф сожжен4, включая и мужей, и жен, и маленьких детишек.
Был Вурценланд5 наказан так, как будто каждый там был враг, а весь народ — излишек.
Тех, что в живых остались, велел он в цепи заковать, и сына, и отца, и мать, чтоб скрыться не пытались.
Всех в край Валашский он угнал, в дороге многих доконал, как бедный люд ни плакал,
но Дракул бедных не жалел, при этом также повелел сажать богатых на кол.
Казнил он оборванцев и с ними франтов — словом, всех, и было много, как на грех, там юных чужестранцев;
они учились языку, но Дракул грозный начеку, и по его приказу
сожгли приезжих тех господ, не менее четырехсот6,
Михаэль Бехайм. ДРАКУЛ-ВОЕВО ДА...
505
в них усмотрев заразу.
«Волков не пустим в стадо, — сам Дракул говорил про них, — и соглядатаев чужих стране моей не надо».
При этом так он был жесток, что каждый истреблял росток затравленного рода,
и сыновей, и дочерей, как и отцов и матерей, чтоб не было приплода.
Детей казнил он малых, изничтожая на корню всю разветвленную родню в гонениях небывалых.
А если целая толпа зарыта в землю до пупа — что может быть ужасней?
В людей пускали тучу стрел, чтобы никто не уцелел.
Негоже просто басней
считать рассказ подобный. Людишек свежевать живых, их жарить в топках огневых велел властитель злобный.
Когда был схвачен рыцарь Дан7, священников позвал тиран, и пленника отпели.
Был замысел злодейский дик, но Дракул все-таки достиг своей преступной цели.
506
ДОПОЛНЕНИЯ
Был рыцарь обесславлен. Нельзя сказать, что осужден, к могиле был препровожден и тут же обезглавлен.
А Дракул принимал послов из разных стран и городов, включая Семиградье;8
он всех не прочь был задержать и на кол всех пересажать, кто знал, что за исчадье
здесь тайно строит ковы; и видел в ужасе посол перед своею дверью кол, проткнуть его готовый.
Такое Дракул затевал, что худшее подозревал в заезжих интриганах.
Послов держал он под замком, чтобы, болтая языком, в недружественных странах не выдали секрета, а сам он в темноте ночной на Вурценланд пошел войной, нагрянув до рассвета.
Он по стране грозою шел, сжег столько городов и сел, что перечтешь едва ли.
О, беспощадная судьба! Жилища жгли, сады, хлеба, а скольких убивали!
Народу нет защиты.
Уже запуганы на страх,
Михаэль Бехайм. ДРАКУЛ-ВОЕВОДА...
507
и в деревнях, и в городах все были перебиты.
И Кронштадт был сожжен дотла. Там церковь Якову была посвящена святому,
но, не страшась церковных свеч, распорядился Дракул сжечь предместье, как солому9.
В угоду господину хватали выживших войска, и юношу, и старика, всех гнали, как скотину.
Потом на утренней заре устроил Дракул на горе подобие застолья.
Себя решил он усладить, велел он пленных насадить вокруг себя на колья.
Чем колышки теснее, как убедился супостат, охочий до таких услад, тем завтракать вкуснее.
Кровь обожал служитель зла. Смотрел он жадно, как текла кровь жаркая людская.
Любуясь кровью вновь и вновь, он, погружая руки в кровь, ел, алого алкая.
Вкус Дракула был ведом, и мог он, мучаясь тоской, утехой разве что такой развлечься за обедом.
508
ДОПОЛНЕНИЯ
Когда во власти палача бедняги корчились, крича, смотрел на их мученья,
жестокой тешился игрой и приговаривал порой:
«Нет лучше развлеченья!»
Старались душегубы: то мастера кровавых сцен за членом отрубали член, то вышибали зубы.
Велел выдергивать власы, рубить приказывал носы, рубили также уши.
Повесить каждого могли, тела поруганные жгли, спасти мешая души.
Так всё, что заставляло людей отчаянно кричать, испробовал на многих тать, но всё злодею мало.
А если крик надоедал, по-свойски жертвам сострадал он, так что с плеч любая
могла скатиться голова, и сабля, думал он, права, их все подряд срубая.
Душил собственноручно мужчин, и женщин, и детей; без этих дьявольских затей ему бывало скучно.
Он разоренье нес церквам. Святого в Кронштадте был храм
Михаэль Бехайм. ДРАКУЛ-ВОЕВОДА...
509
тогда Варфоломея.
Когда вошел захватчик в раж, там не осталось даже чаш:10 вот подвиги злодея.
Послал он капитана, с которым воинство пришло, с приказом сжечь дотла село.
Таков был нрав тирана.
Зайдлингом то село звалось11, но сжечь его не удалось: отпор крестьяне дали.
Вернувшись к воеводе в стан, сказал смущенно капитан:
«Такого мы не ждали.
Я рад бы, сударь, сжечь их, но так дерутся мужики, что биться с ними не с руки, сил выше человечьих».
Был Дракул гневом обуян, и тут же на кол капитан без лишних слов посажен.
Утратил мигом жизнь свою за то, что не был он в бою как следует отважен.
Тем более дурная постигла там в конце концов судьба, как слышал я, купцов на берегу Дуная.
Шестьсот их было человек, и смерти лютой не избег никто, как мне сказали.
Недолго Дракул их судил.
510
ДОПОЛНЕНИЯ
Он многих на кол посадил, а прочих истязали,
конфисковав товары. Червонцы Дракул предпочел, и принесли потом котел для нестерпимой кары.
Велел он, чтобы, как сельдей, в котел с водой живых людей под крышку водворили,
в которой дыры для голов, и в кипятке такой улов безжалостно сварили.
Хоть быть разнообразней чудовищный мог произвол, предпочитал он всё же кол всем прочим видам казней.
Он в Семиградье не дремал. Людские кости тать ломал и радовался хрусту;
людей рубил по всей земле, как рубят где-нибудь в селе по осени капусту.
Так Дракул-кровопийца губил и взрослых, и ребят; сажая на кол всех подряд, торжествовал убийца.
Настолько полюбил он зло, что наихудшее влекло жестокого тирана.
Жег Дракул, резал и громил. Нерона, Ирода затмил и Диоклетиана12.
Михаэль Бехайм. ДРАКУЛ-ВОЕВОДА...
511
Кромсал живых вначале, на раны сыпал соль потом и в кипятке варил крутом, а многих жарил в сале.
Свою жестокость он дразнил; кого хотел, того казнил на разных эшафотах,
и, кожу с жертв своих содрав, свой кровожадный тешил нрав; одних он в нечистотах
топил, а неохочих служить — в цепях гноил стальных; за волосы вешал иных, вниз головами — прочих.
Людей приказывал терзать, носы и уши отрезать, срамные также части;
злодею сердце веселя, служили камень и петля кровопролитной страсти.
Вбивать в глаза и в уши велел он гвозди, а тела живые, чтобы кровь текла, разделывать, как туши.
И жечь, и резать, и колоть людскую страждущую плоть дал Дракул полномочья.
Своим псарям он делал знак и сам науськивал собак, чтоб разрывали в клочья.
Играл он черепами, тела гвоздями исколов,
512
ДОПОЛНЕНИЯ
мозг выбивая из голов дубинами, цепами.
И, заставляя лошадей вдаль по камням тащить людей, любил свою затею,
и вслед за каждой из телег в пыли волокся человек, пока не сломит шею.
С крыш сбрасывал он многих — попробуй только в толк возьми! Стрелял из пушек он людьми, в жерло вогнав двуногих.
Его повадки таковы: людей в колодцы и во рвы бросал с высоких башен.
Он руки-ноги отрубал, и расчлененный погибал.
Был воевода страшен.
И в злобе сатанинской казнил он всех его родных, младенцев отрывал грудных от нежной материнской
груди, хоть были хороши младенцы в ласковой тиши, но маленький ребенок
нередко с матерью страдал и с нею на кол попадал: кровь капала с пеленок,
и дьявольской сноровки порой хватало, чтоб злодей взамен отрезанных грудей клал детские головки.
Михаэль Бехайм. ДРАКУЛ-ВОЕВОДА...
513
Младенцев жарил он шутя, чтоб ела мать свое дитя; он скрашивал досуги
свои, когда, вселяя жуть, есть заставлял он мужа грудь еще живой супруги.
Чем кровь лилась обильней, тем пуще упивался злом, одних приканчивал колом, других крушил давильней.
И был при этом Дракул рад. На кольях прыгал стар и млад, как прыгают лягушки,
заметив аиста вблизи.
А Дракул: «Дело на мази. Прелестные резвушки!
Как пляшут грациозно!
Ну просто радуется взгляд!»
И снова всех велел подряд проткнуть, пока не поздно.
Он жителей различных стран, язычников и христиан, русинов и валахов,
цыган, евреев истреблял, во многих ужас он вселял, рассказывают страхов о воеводе много.
Велел цыгана одного повесить он за воровство, но поднялась тревога
среди цыган, и говорят они владыке: «Наш он брат,
514
ДОПОЛНЕНИЯ
нам выдайте вы брата!»
Ответил Дракул: «Что за вздор! Достоин виселицы вор.
Где грех, там и расплата».
«Такого приговора не допускает наш закон, — цыгане лезли на рожон, — нельзя повесить вора,
поскольку, сударь, вешать нас монарший запретил указ, и чтите вы корону»13.
К преступнику, однако, строг, коварный Дракул превозмог подобную препону;
велел своим клевретам сварить виновного в котле, и живших на его земле цыган созвал при этом.
Как соучастники вины, цыгане были все должны есть варево с костями.
Другой послушайте рассказ. Почтенный гость в недобрый час был странными вестями,
ходившими в народе, в злосчастный город привлечен, и, видом кольев удручен, пошел он к воеводе.
На кольях частых, словно лес, висело множество телес, отравленных распадом.
Не устрашившись никого,
Михаэль Бехайм. ДРАКУЛ-ВОЕВОДА...
515
сказал он честно, каково дышать подобным смрадом.
Задет его словами был Дракул, говорят, всерьез и гостя выше всех вознес над всеми головами.
И на колу своем смельчак не мог почувствовать никак отвратного зловонья.
Священник среди бела дня явился, Дракула виня в разврате беззаконья.
Он, дескать, слишком злобен, избрал дурной, преступный путь, и то, что отнял он, вернуть он людям не способен.
Увещевание за хулу приняв, позвал злодей к столу священника радушно.
Был с виду Дракул не свиреп, крошил ему в тарелку хлеб, ел крошки тот послушно,
ловил за крошкой крошку, казалось, даже на лету, прилежно поднося ко рту обеденную ложку.
А Дракул говорит: «Ответь! Тот, значит, не спасется впредь, кто на чужое льстится,
и не уйдет он от суда?» Ответствовал священник: «Да!
Такое не простится».
516
ДОПОЛНЕНИЯ
«Ешь не мои ли крохи, — заметил Дракул, — ты со мной?
Ты обличен своей виной.
Твои делишки плохи».
Так, приглашен сперва к столу, поп оказался на колу по воле негодяя,
а Дракул повелел созвать на пир отборнейшую знать, ответить заставляя
всех на вопрос опасный, который, в сущности, таков, чтобы сорваться с языков мог помысел негласный;
спросил он избранных господ, кто помнит, сколько воевод Валахией владело;
и каждый называл, как мог, число властителей и срок земного их удела.
Так воевод немало припомнили наверняка; у юноши и старика число не совпадало;
кому что в голову пришло, однако точное число — по-прежнему загадка;
попробуй всех перебери!
Один сказал, десятка три, другой, что два десятка.
Не находя ответа, свел их число юнец к семи
Михаэль Бехайм. ДРАКУА-ВОЕВОДА...
517
перед знатнейшими людьми; была их песня спета.
Рек Дракул: «А по чьей вине сменилось в бедной сей стране властителей так много,
как это было до сих пор?
За этот гибельный позор судить вас нужно строго».
Старейших и юнейших, всех без изъятья осудил; на колья Дракул посадил пятьсот мужей знатнейших.
Бабенка с Дракулом жила и оказалась тяжела.
Велел другой бабенке
он в дело вникнуть, а потом, к симптому приобщив симптом, о будущем ребенке
по всем статьям подробный отчет представить, но живот он первой взрезал, чтобы плод узреть, ему подобный,
в чем он увериться готов, срамную часть ей распоров; как лес для дровосека,
для Дракула был весь народ. Пошел шестидесятый год пятнадцатого века.
И в день Варфоломея он двинул войско в край лесной. Шел на валахов он войной14 и уводил, зверея,
518
ДОПОЛНЕНИЯ
с собой мужской и женский пол, творя великий произвол.
Угнал он половину
народа, свой потешив нрав: что делал он, их всех собрав, сказать я не премину.
Поддев людей крюками, всех перевешал, как хотел, веля рубить капусту тел ножами и клинками.
А что касается других, на колья посадил он их, пронзая плоть живую;
как жгут обычные костры, он жег деревни, жег дворы, о чем я повествую.
Сажая на кол пленных, оставил Дракул по пути не меньше тысяч тридцати невинно убиенных.
Прошло не более двух лет, и вновь спасенья нет от бед.
Скорбям не видно края.
На Шилтерн двинулся тиран15, язычников и христиан везде уничтожая.
Смерть лучше поруганья.
Убито тысяч двадцать пять16. Подобному подсчету внять нельзя без содроганья.
Красавиц множество в плену.
Из них избрать себе жену
Михаэль Бехайм. ДРАКУЛ-ВОЕВОДА...
519
не прочь иной придворный.
Не убивать просили дев, чем привели владыку в гаев.
Дух чуя непокорный,
узрел врагов опасных в тех, кто осмелился любить: в куски велел он изрубить капусту тел прекрасных.
Предпочитая миру брань, платить был должен Дракул дань турецкому султану.
Напоминал ему посол о том, что срок платить пришел. «Тебе платить не стану,
но до скончанья года султану вашему я сам, что полагается, воздам», — ответил воевода.
Послы поверили сперва в миролюбивые слова, которые морочат,
но Дракул им нанес урон, их обточив со всех сторон, как нож на камне точат.
Без долгих катавасий велел жестокий кровосос их писарю отрезать нос и выгнать восвояси.
Звалась Болгарией страна, которая вся сожжена17 при Дракуле кровавом;
пусть время страшное прошло,
520
ДОПОЛНЕНИЯ
узнать вам следует число подвергнутых расправам.
Оружием сраженных там было тысяч двадцать пять, но как не помянуть опять всех заживо сожженных!
Пошел на Фуграх супостат18, в походе жег за градом град, людей уничтожал он.
Был каждый Дракулом гоним. Рубил он головы одним, других на кол сажал он.
Послам из Семиградья Валахия была страшна.
Вся в трупах, вся в крови страна. Послы, на колья глядя,
их приняли за частый лес, как будто больше нет небес.
Средь кольев Дракул весел.
Людей варил он, жег, душил, он многим черепа крушил, а скольких он повесил!
Вверял свои секреты советникам он, говорят; когда явились все подряд к нему его клевреты,
сам Дракул обезглавил всех, ужасный совершая грех, чтобы со всем народом
душа не знала ни одна, где спрятана его казна, в земле или под сводом.
Михаэль Бехайм. ДРАКУЛ-ВОЕВОДА...
521
Деяния всё хуже он совершал день ото дня. людские души леденя; был страх подобен стуже.
Использовать он был готов приваду из людских голов в реке для ловли раков.
Его затеи удались.
Друзья казненных собрались, друзей своих оплакав.
Я пропою о жутком злодействе: тешился тиран на ужас жителям всех стран, своим привержен шуткам.
Надумал Дракул-хлебосол тех самых раков им на стол подать, спросив лукаво,
каков на вкус для друга друг, — и тут же все на кольях вдруг.
Забава так забава!
Ища, кто виноватый, увидев, что у мужика рубаха слишком коротка, спросил он: «Ты женатый?»
Мужик ответил: «Сударь, да!» — «Веди свою жену сюда!»
«И в чем твоя работа?» —
спросил он мужнюю жену.
«Я стряпаю, и шью, и жну, лениться неохота!»
Не уловив подвоха, надеялась на похвалу —
522
ДОПОЛНЕНИЯ
и оказалась на колу за то, что шила плохо19.
Стыд все-таки для мужика, когда рубашка коротка и весь живот наружу.
А Дракул отыскал жену для мужика еще одну, сказав: «Служи ты мужу!
Лень хуже злодеянья!
Когда ты мужу повредишь, ты тоже на кол угодишь, умрешь без покаянья».
Еще одна быль такова: при Дракуле монаха два из Ордена святого
Бернарда20 начали гнусить и подаяния просить.
«Вам худо, право слово», —
нахмурился властитель.
Они в ответ: «Нас, господин, удел вознаградит один: небесная обитель».
Спросил он: «Из юдоли сей хотите в небо поскорей?»
Они в ответ: «Как Богу
угодно будет, государь.
К Творцу всегда стремится тварь». — «Вам окажу подмогу,
чтоб вы достигли цели».
Вмиг были оба на колах,
А Дракул молвил: «Это прах.
Они там, где хотели».
Михаэль Бехайм. ДРАКУЛ-ВОЕВОДА...
523
А у монахов был осел.
Он к Дракулу во двор зашел, а на осле поклажа,
и скарб, и всяческая снедь.
И начал вдруг осел реветь, окрестность будоража.
Ревел он заунывно, тоску нагнав на всех вокруг, и Дракул спрашивает слуг:
«Кто так ревет противно?»
Ему сказали, что осел во двор с монахами зашел и слышен рев ослиный.
Ответил Дракул: «Слышу сам.
К своим он хочет господам.
Что ж, это путь недлинный.
Здесь так реветь негоже, обычай здешний не таков».
И на кол без обиняков осел посажен тоже.
А Дракул в край валашский свой спешил из Сербии, где бой он вел, убийца многих.
И монастырь увидел он, а монастырь тот — Горрион — для братьев босоногих21.
Ему за четверть мили брат-вратарь встретился с двумя другими братьями; кормя всю братию, ходили
по селам братья день за днем за подаянием втроем.
524
ДОПОЛНЕНИЯ
Был труд их одинаков
и каждый Богом был храним. Брат-BpâTapb Ганс, а вместе с ним брат Михель и брат Яков.
На Михеля владыка взглянул, внушать привыкший страх, и крикнул: «Господин монах!
А ну-ка подойди-ка!»
Спросил монаха грозный муж:
«Не знаешь ли ты, сколько душ из мерзости телесной
мной были освобождены и, значит, вознаграждены обителью небесной,
чтобы туда вселиться?»
Когда блажен тот, кто убит, не должен ли весь их синклит за Дракула молиться?
Без всяких россказней пустых он, Дракул, — делатель святых вне всякого сомненья.
Не он один ли вправду свят из всех, кого на свет родят.
К чему тут объяснения?
«Вы так не вознесетесь, — сказал брат Михель, — господин, спасти вас может Бог один.
Покайтесь и спасетесь».
Брат-вратарь Ганс предстал пред ним. Рек Дракул: «Что ж, поговорим!
Скажи мне откровенно,
что будет, господин монах,
Михаэль Бехайм. ДРАКУЛ-ВОЕВОДА...
525
со мной в грядущих временах». «Дождешься, несомненно,
ты вскоре вечной муки, — сказал монах, — убил, злодей, безвинных много ты людей, в крови купая руки.
Ты всё еще здесь потому, что дьяволу ты самому внушаешь отвращенье.
Я знаю, смерть мне предстоит, тобою буду я убит, но ты не жди прощенья.
Жизнь для меня лишь бремя,
но ты меня не прерывай!» Рек Дракул: «Говори давай! А я тебе дам время,
кол тоже может подождать». Сказал монах: «Ты лютый тать!
В деяньях душевредных
ты заводила-атаман, ты, кровопийца, ты, тиран, зачем терзаешь бедных?
Невинно осужденных, беременных казнишь, скажи, ты за какие мятежи казнишь новорожденных?
Трехдневных и трехчасовых не оставляешь ты в живых, всех на кол ты сажаешь;
тебе не причинивших зла ты губишь, лишь бы кровь текла, в кровь руки погружаешь,
526
ДОПОЛНЕНИЯ
как будто бы здоровью она потребна твоему: непостижимое уму питанье чистой кровью.
Откуда злоба у тебя, что множится, людей губя, ты растолкуй попробуй».
Ответил Дракул: «Не таю. Предусмотрительность мою ты называешь злобой.
Труд без нее напрасен. Обрубишь ветки на стволе, а цепкий корень цел в земле и, стало быть, опасен.
А если корень цел, тогда возобновляется вражда под видом новых веток,
и, как себя ни береги, выходят злейшие враги из бывших малолеток.
Нет, лучше корни эти я выжгу все в конце концов, иначе будут за отцов мстить выросшие дети».
Монах сказал ему: «Злодей, подумай о душе своей, считай, что жизнь ты прожил.
Напомнив о кровавом псе, против тебя восстанут все, кого ты уничтожил.
Дойдет их вопль до Бога, хоть был, глупец, ты в жизни глух,
Михаэль Бехайм. ДРАКУЛ-ВОЕВОДА...
527
и в ад отправится твой дух, туда тебе дорога».
Строптивых Дракул не щадил, монаха на кол посадил он собственной рукою,
но кол воткнул ему не в зад, а в мозг, на необычный лад, чтоб карою такою
над прочими врагами торжествовать, чтоб на глазах у них подольше был монах, торчавший вверх ногами.
Тот кол был пред монастырем. «Такою смертью все умрем», — монахи полагали,
и, право, может быть, не зря.
Со страху из монастыря монахи убегали.
Так убежал брат Яков, жил в Нёйштадте, в монастыре, при императорском дворе22 казненного оплакав.
Я, Михаэль Бехайм, с ним там беседовал, бывало, сам о грозном воеводе,
как тешил свой преступный нрав он, добродетели поправ; сложил я в этом роде
стихов уже немало, но не вместят и сотни строк всё, что о нем я слышать мог, что душу занимало.
528
ДОПОЛНЕНИЯ
Однажды согни три цыган, свой кочевой разбили стан в одном валашском доле;
поджарил Дракул трех из них, чтоб никому из остальных не отказали в доле
подобного жаркого, чтоб средь мужей, детей и жен никто не хвастал, что лишен был кушанья такого.
Сказал им Дракул: «Вряд ли впредь достанется другая снедь вам, кроме вашей плоти.
Пожрете сами весь ваш род, когда со мною вы в поход на турок не пойдете».
Ответили цыгане:
«Мы, господин, идти не прочь, да только нам дойти невмочь с тобой до поля брани».
Но был у Дракула свой план: на лошадей и на цыган надел коровьи шкуры.
Он их на турок напустил, которых зрелищем смутил чудовищной натуры.
Назад рванулись кони турецкие, заслышав стук копыт, внушающих испуг, спасались от погони,
коровьих устрашившись шкур, что оказалось чересчур
Михаэль Бехайм. ДРАКУЛ-ВОЕВОДА...
529
для всадников отважных.
Так доскакали до реки, где не коровы, не быки, их на прибрежьях влажных цыгане вновь пугнули, и, в неожиданной беде ища спасения в воде, все турки потонули.
Сей беспощадный человек вдруг пригласил к себе калек, и нищих, и убогих.
Для тех, кто немощен и сир, устроил Дракул целый пир, где потчевали многих.
И сжег он ублаженных, сказав: «Никчемный вы народ».
И было человек шестьсот их, заживо сожженных.
Из юго-западной земли однажды к Дракулу пришли учтивые посланцы.
И, право, не было вреда в том, что не сняли, как всегда, беретов итальянцы,
но перед воеводой лишь с непокрытой головой должны стоять чужой и свой, пренебрегая модой.
Спросил их воевода, как дерзнули на подобный шаг они в обход запретов,
и, соизволив шляпы снять,
530
ДОПОЛНЕНИЯ
готовы на себя пенять, не сняв при нем беретов?
Ответили: «Ломаем мы шапки, если захотим, но перед кесарем самим беретов не снимаем».
Ответил Дракул: «Вам и впредь отныне так вольно хотеть, даю вам слово в этом».
Сказали Дракулу послы: «Почтительнейшие хвалы мы перед целым светом
вам, государь достойный, благоговейно вознесем.
Вам будем преданы во всём.
Уж будьте вы спокойны».
А он потребовал гвоздей, чтобы вознаградить гостей за умные ответы.
Как я могу поведать вам, прибить велел к их головам он модные береты.
Вы скажете: «Ужасно!»
Однако жизнь при этом шла.
Такие жуткие дела творил он ежечасно.
Упорно Дракул делал зло.
При этом так ему везло, что всем его деяньям
я подвести в стихах итог при всём желанье бы не смог, а под его влияньем
Михаэль Бехайм. ДРАКУЛ-ВОЕВО ДА...
531
ожесточались нравы.
Тот был у Дракула в чести, кто худшее изобрести мог для его забавы.
Кому злодейство по нутру, тот приглашался ко двору и принят был радушно;
и тот, кто в преступленьях яр, татарин, турок и мадьяр там буйствовал послушно.
И, не жалея злата, там Дракул выглядел как жрец, а двор его был образец кощунства и разврата.
Там был со зверем каждый схож. Царили там интриги, ложь и низкое притворство.
Был каждый каждому врагом и видел ненависть в другом, в предательстве — проворство.
Там рознь была свирепа.
Двор хищный Дракула таков: в смешение разных языков — подобие вертепа.
И погрузился Дракул в смрад, единству предпочел разлад, сотрудничеству — козни;
но без приспешников не мог торжествовать его порок, нуждаясь в этой розни.
Когда бы не тлетворный дух, омрачивший белый свет,
532
ДОПОЛНЕНИЯ
не царствовал бы столько лет преступник богоборный.
Турецкий гневался султан, которому урок был дан, как мною было спето.
Вооружить велел он рать, чтоб воеводу покарать.
Приняв решенье это,
султан такие вести направил всей своей стране, чтобы готовились к войне язычники с ним вместе.
Услышал Дракул эту весть и понял, что врагов не счесть, и, если в наступленье
пойдет подобная орда, нет смысла, кажется, тогда в любом сопротивленье.
Как с полчищами в жмурки играть, когда в глазах темно?
Страну захватят всё равно воинственные турки.
«Что ж, если враг непобедим, попробую сдружиться с ним».
Так Дракул был коварен.
Направил к туркам он посла, такие посулив дела, что будет благодарен
султан за предложенье, его способное прельстить; он мог бы Дракулу простить былое пораженье.
Михаэль Бехайм. ДРАКУЛ-ВОЕВОДА...
533
Султан ценой таких заслуг, уверившись, что Дракул — друг, его почтит защитой,
и преуспеет он, суля султану выдать короля венгерского со свитой.
Турецкому султану зачем на это возражать?
Султан решил бы: «Угрожать союзнику не стану».
Раскинул Дракул тут умом, потом порадовал письмом турецкого султана23,
который втайне думал так: «Король венгерский — злейший враг. Пускай путем обмана,
взять венгра хорошо бы». Средь государственных забот вкусить готов был Дракул плод своей лукавой злобы.
В коварстве вкрадчивом своем он переписку с королем венгерским затевает.
Грозят Валахии войной, и Дракул к Венгрии одной о помощи взывает.
Султан ему опасен.
В беде валашская земля.
Вассалом верным короля он, Дракул, быть согласен,
Так пусть от вражеских обид всегда Валахию хранит
534
ДОПОЛНЕНИЯ
венгерская корона.
Король в ответ на этот зов на помощь был прийти готов, спасая от урона
неверного соседа.
И, от врага недалеки, по Семиградью шли полки; им виделась победа.
Шел в битву сам король тогда. Бароны, графы, господа включились в наступленье.
Им Дракул предрекал успех, скрыть ухитрившись ото всех свое злоумышленье.
Так минуло в походе по меньшей мере пять недель, покуда Дракулову цель, противную природе,
не разгадал король в пути. Намерен Дракул перейти к турецкому султану.
Д вурушничал валашский князь, с язычником объединясь и напустив туману.
Вступить с врагами в сечу король венгерский предложил и двигаться по мере сил язычникам навстречу.
И шли на Турцию войска через Валахию пока, язычников тревожа,
вступить готовы с ними в бой.
Михаэль Бехайм. ДРАКУЛ-ВОЕВОДА...
535
Отважен, кажется, любой был среди них вельможа.
Край этот населенный.
От Кронштадта милях в шести случилось воинам войти там в замок укрепленный.
Уверен Дракул: замок тот — надежный для него оплот.
(Он звался Кёнингштейном24.)
И там-то Дракул схвачен был, растратив свой преступный пыл, что в демоноговейном
горниле крылся, тлея;
Ян Искра25 — имя смельчака, чья обезвредила рука презренного злодея.
В своей Валахии пленен, был Дракул тут же обвинен, трусливый, хоть и дерзкий.
Приставлен был к нему конвой, чтобы доставлен был живой преступник в край венгерский.
Король дал порученье стеречь его, как страшный клад. Зовется крепость Вышеград26, где Дракул в заточенье.
Варфоломей Готан
ОБ ОДНОМ
ЗЛОМ ТИРАНЕ, ПРОЗВАННОМ ДРАКУЛА-ВОЕВОДА
72
году 1456-м от Рождества Господа нашего Иисуса Христа сотворил Дракула-воевода много страшных и удивительных дел в Валахии и в Венгрии.
Старый губернатор приказал казнить старого Дракула1. А Дракула и его брат отступили от своей веры и поклялись хранить христианскую веру.
В том же году Дракула был назначен правителем Валахии и тотчас же приказал убить Аасло-воеводу2, который там был государем.
Вскоре он приказал сжечь поселение Бекендорф в Семиградье, в Бурценланде. А всех женщин и мужчин, молодых и старых, он угнал в Валахию в железных цепях и там всех посадил на кол.
Всех юношей, которые были посланы в его страну, чтобы изучать язык, он приказал запереть в палате и сжечь. А было их четыреста.
Он установил мир в своей стране, но в это же самое время повелел посадить на кол многих купцов и торговцев из Бурценланда.
Он повелел истребить большой род и всех посадить на кол, от мала до велика, молодых и старых.
Он приказал некоторых из своего народа голыми закопать до пупа и приказал в них стрелять. А некоторых он также повелел жарить и жечь.
Он взял в плен молодого Дана3 и приказал выкопать ему могилу и отпеть его по христианскому обычаю, а затем отрубить ему голову у той самой могилы.
Варфоломей Готан. ОБ ОДНОМ ЗЛОМ ТИРАНЕ...
537
Послы были присланы в Валахию из Венгерского королевства, и из Саксонии и Семиградья. Числом их было 55. Дракула заставил их ждать 5 недель и приказал поставить колья перед домом, где они поселились, так что послы пребывали в великой тревоге. Это он сделал потому, что боялся предательства. Тем временем он отправился в Бур- ценланд и уничтожил там урожаи ржи, и все плоды приказал сжечь. А народ повелел пленить, и также людей возле Кронштадта4. И там, около часовни Святого Якова, Дракула отдыхал, приказав сжечь пригороды. На другое же утро он повелел у этой часовни, у подножия горы, посадить на кол женщин и мужчин, молодых и старых. А сам сел посреди этих кольев и завтракал с большой радостью.
Он приказал сжечь церковь Святого Варфоломея и всё убранство и утварь забрал с собой.
Он послал одного из своих военачальников в одну большую деревню, называвшуюся Цайдинг5, чтобы ее сжечь. Но тот военачальник не смог сжечь эту деревню, потому что жители оказали ему сопротивление. Он возвратился к Дракуле и сказал: «Я не смог сделать то, что ты приказал мне». Дракула тут же велел посадить его на кол.
Купцы и другие торговцы прибыли из Бурценланда через Дунай в Брегель6, всего числом шесть сотен. Дракула велел всех их посадить на кол, а их имущество забрать.
Он велел сделать большой медный котел, а к нему широкую крышку с отверстиями, и людей посадить в котел и накрыть этой крышкой так, чтобы их головы торчали из отверстий, а котел наполнить водой. Под котлом разожгли большой огонь, и люди душераздирающе кричали и вопили, пока совсем не сварились.
Много ужасных, чудовищных и неописуемых пыток он придумал. По его приказу матерей и младенцев, сосавших их грудь, протыкали колом, и младенцы дергались у них на груди, пока не умирали. Также он отрезал матерям груди и засовывал детей туда головами, и обоих так сажал на кол.
Самых разных людей — христиан, евреев и язычников — он велел протыкать кольями сбоку, так что они долго извивались и дергались, как лягушки. Потом он велел протыкать им кольями также и ладони и
538
ДОПОЛНЕНИЯ
ступни и говорил при этом на своем языке: «Как они теперь аккуратно выглядят!» И находил в этом Дракула великую радость.
Он поймал одного цыгана, который совершил кражу. Тогда пришли другие цыгане и просили отпустить его. На это Дракула ответил им: «Он должен быть повешен, и вы сами его повесите». Они сказали, что это не в их обычае. Тогда Дракула приказал сварить того цыгана в котле, а остальным цыганам пришлось его съесть: и мясо, и кости.
К нему был послан некий высокородный человек. Он пришел к Дракуле, который сидел среди несчастных, посаженных по его приказу на колья. Дракула часто гулял между ними, словно по большому густому лесу, и осматривал их. И вот этот человек спросил Дракулу, зачем он ходит среди такого смрада. Дракула в ответ спросил его, мешает ли ему вонь, и человек ответил: «Да». Тогда Дракула велел поставить кол выше всех остальных и посадить того дворянина на этот кол, чтобы там наверху смрад его больше не беспокоил.
В его стране один священник проповедовал, что грехи не отпускаются, а за каждый проступок следует возмездие. Дракула пригласил этого священника к себе и усадил его с собой за стол. Дракула отрезал кусок белого хлеба, который сам желал съесть, а священник по недогадливости взял этот кусок и съел. Тут Дракула спросил его: «Ты же проповедовал, что грехи не отпускаются, а за каждый проступок следует возмездие?» Священник ответил: «Да». Тогда Дракула сказал: «Зачем же ты тогда ешь мой кусок хлеба, который я себе отрезал?» И велел тут же посадить священника на кол.
Однажды Дракула прибыл в Калмотц7 в Семиградье и там приказал людей порубить мелко, как капусту. А некоторых увел в свою страну и там приказал посадить их на кол.
Он пригласил к себе всех наместников и дворян, бывших в его стране. Когда обед был окончен, Дракула спросил самого старшего из них, сколько он помнит государей, правивших этой страной. Затем он расспросил всех остальных одного за другим. Один сказал — пятьдесят, другой — тридцать, и никто из них не назвал меньше семи. Дракула всех их приказал посадить на кол. А было их числом пятьсот.
Он приказал многих людей шлифовать на шлифовальном камне до смерти и сотворил много других бесчеловечных злодейств, о которых рассказывают в разных землях.
Варфоломей Готан. ОБ ОДНОМ ЗЛОМ ТИРАНЕ...
539
У него была любовница, которая захотела его порадовать и сказала, что беременна от него. Дракула велел повитухам ее осмотреть, и они сказали ему, что она не беременна. Тогда Дракула вспорол ей живот снизу до груди и сказал, что хочет взглянуть, где находился его плод.
К нему в Валахию были отправлены послы из Германштадта8, они видели все те ужасы, что он сотворил, а когда вернулись домой, то рассказывали, что видели огромный лес из кольев, усаженных мертвыми людьми.
Лета Господня 1462-го Дракула пришел в Большой Шильтау], и там по его приказу было казнено более пяти тысяч человек — христиан, евреев и язычников. Среди них были красивейшие женщины, которых придворные Дракулы сберегли и просили дать их им в жены. Но Дракула приказал и этих мужчин, и женщин и девиц мечами изрубить, как капусту.
Турки обложили его страну данью и потребовали выплатить подать. Дракула сказал турецким послам, что привезет дань сам, и отправился в их страну. К нему навстречу поскакали люди, хотевшие первыми забрать у него дань и отвезти ее султану, отряд за отрядом. Тут Дракула увидел, что настало его время, и перебил ничего не подозревавших турок по очереди.
Дракула сжег всю Булгарию10, а всех, кого сумел изловить, велел посадить на кол, и было их числом двадцать пять тысяч — кроме тех, что сгинули в огне.
Дракула увидел одного человека, работавшего в поле в короткой рубашке. Он спросил его, есть ли у него жена, и тот ответил: «Да». Дракула велел привести ее и спросил, какую работу она делает. Она ответила: «Я стираю, готовлю и пряду». Он тут же приказал посадить ее на кол, потому что она не смогла сшить своему мужу длинную рубаху. А крестьянину дал другую жену и сказал, что она должна сшить ему длинную рубаху, а если не сумеет, то он и ее посадит на кол.
Однажды в его страну пришли три сотни цыган, и он взял троих лучших из них и велел их изжарить, а остальным пришлось их съесть. Дракула сказал им: «Или вы все друг друга съедите, или отправляйтесь в поход против турок». Цыгане с радостью согласились воевать. Дракула приказал людей и коней одеть в коровьи шкуры. И когда цыгане
540
ДОПОЛНЕНИЯ
помчались в атаку, кони турок испугались шума от коровьих шкур и поскакали прочь прямо в реку. И много турок утонуло, а цыгане выиграли битву.
Дракуле встретился один монах из Ордена францисканцев, ехавший верхом на осле. Дракула велел монаха и его осла вместе посадить на кол.
Прибыли к нему иноземные послы и, склонившись перед ним, сняли свои головные уборы, но не шапочки, которые были под ними. Дракула спросил их, почему они не снимут и шапочки. Послы ответили, что таков их обычаи и что они не сняли бы их даже перед императором. Дракул сказал: «Я подтвержу этот ваш обычаи». И велел прибить их шапочки гвоздями к их головам, чтобы они уж точно не свалились.
Однажды в его страну прибыли два монаха. Дракула велел им передать, чтобы они явились к нему; они так и сделали. Тогда он позвал к себе одного из монахов и спросил, что о нем, Дракуле, рассказывают люди. Монах в страхе перед ним сказал: «О вас говорят только хорошее, что вы добродетельны, и то же и я скажу о вас». Тогда Дракула велел привести второго монаха и задал ему тот же вопрос. Монах подумал: «Меня всё равно казнят, скажу ему правду». И ответил: «Вы величайший и гнуснейший тиран на всём свете, и я не встречал людей, которые могли бы сказать о вас что-либо хорошее. И это вы сами вполне доказали тем, как обошлись с множеством людей». Дракула ответствовал: «Ты сказал мне правду, поэтому я сохраню тебе жизнь». И позвал к себе первого монаха и снова спросил его о том же, думая, что теперь-то он скажет ему правду. Но тот опять ответил так же. Тогда Дракула сказал своим палачам: «Уведите его и предайте смерти». И велел его посадить на кол, потому что он утаил от него правду11.
Этот Дракула приказывал жарить маленьких детей и заставлял их матерей есть их, а многим женщинам велел отрезать груди, и их мужья должны были их есть. А потом он приказывал всех их посадить на кол.
Он повелел приготовить хороший обед для всех попрошаек в его стране. А после пира приказал запереть их в том зале, где они ели и пили, и поджечь его. Он сделал так потому, что считал, что они даром едят хлеб других людей, а сами его заработать не могут.
Варфоломей Готан. ОБ ОДНОМ ЗЛОМ ТИРАНЕ...
541
Вскоре его взял в плен король Венгрии и долгое время держал его в суровом заточении. Наконец Дракула крестился и принес великое покаяние, и тогда венгерский король снова сделал его государем. И говорят, что после этого Дракула сделал очень много добрых дел, потому что стал христианином12.
СКАЗАНИЕ О ДРАКУЛЕ-ВОЕВОДЕ
ыл в Мунтьянской земле1 воевода, христианин греческой веры, имя его по-валашски Дракула, а по-нашему — дьявол2. Так жесток и мудр3 был, что, каково имя, такова была и жизнь его.
Однажды пришли к нему послы от турецкого царя4 и, войдя, поклонились по своему обычаю, а колпаков своих с голов не сняли. Он же спросил их: «Почему так поступили: пришли к великому государю и такое бесчестие мне нанесли?» Они же отвечали: «Таков обычай, государь, наш и в земле нашей». А он сказал им: «И я хочу закон ваш подтвердить, чтобы крепко его держались». И приказал прибить колпаки к их головам железными гвоздиками, и отпустил их со словами: «Идите и скажите государю вашему: он привык терпеть от вас такое бесчестие, а мы не привыкли, и пусть не посылает свой обычай являть другим государям, которым обычай такой чужд, а у себя его блюдет».
Царь же весьма разгневался, и пошел на Дракулу войной, и напал на него с великими силами. Тот же, собрав всё войско свое, ударил на турок ночью и перебил их множество. Но не смог со своей небольшой ратью одолеть огромного войска и отступил. И стал сам осматривать всех, кто вернулся с ним с поля битвы: кто был ранен в грудь, тому воздавал почести и в витязи того производил, а кто в спину — того велел сажать на кол, говоря: «Не мужчина ты, а баба!» А когда снова пошел войной против турок, то так сказал своим воинам: «Кто о смерти думает, пусть не идет со мной, а здесь остается». Царь же, услышав об этом, повернул назад с великим позором, потеряв без числа воинов, и не посмел выступить против Дракулы.
СКАЗАНИЕ О ДРАКУЛЕгВОЕВОДЕ
543
И отправил царь к Дракуле посла5, требуя от него дани. Дракула же воздал послу тому пышные почести, и показал ему свое богатство, и сказал ему: «Я не только готов платить дань царю, но со всем воинством своим и со всем богатством хочу пойти к нему на службу, и как повелит мне, так ему служить буду. И ты передай царю, что, когда пойду к нему, пусть объявит он по своей земле, чтобы не чинили зла мне и людям моим, а вскоре вслед за тобою пойду к царю, и дань принесу, и сам к нему прибуду». Царь же, услышав от посла своего, что хочет Дракула прийти к нему на службу, и послу его честь воздал и одарил его богато. И рад был царь, ибо в то время вел войну на востоке6. И тотчас послал объявить по всем городам и по всей земле, чтобы, когда пойдет Дракула, никто никакого зла бы ему не причинял, а, напротив, встречали бы его с почетом. Дракула же, собрав всё войско, двинулся в путь, и сопровождали его царские приставы, и воздавали ему великие почести. Он же, углубившись в Турецкую землю на пять дневных переходов, внезапно повернул назад и начал разорять города и села, и людей множество пленил и перебил, одних турок на колья сажал, других рассекал надвое или сжигал, не щадя и грудных младенцев. Ничего не оставил на пути своем, всю землю в пустыню превратил, а бывших там христиан увел и поселил в своей земле. И возвратился восвояси, захватив несметные богатства, а приставов царских отпустил с почестями, напутствуя: «Идите и поведайте царю вашему обо всём, что видели: сколько смог, послужил ему. И, если люба ему моя служба, готов и еще ему так же служить, сколько сил моих станет». Царь же ничего не смог с ним сделать, только себя опозорил.
И так ненавидел Дракула зло в своей земле, что, если кто совершит какое-либо преступление, украдет, или ограбит, или обманет, или обидит, не избегнуть тому смерти. Будь он знатным вельможей, или священником, или монахом, или простым человеком, пусть бы он владел несметными богатствами, всё равно не мог откупиться он от смерти, так грозен был Дракула7.
Был в земле его источник и колодец, и сходились к тому колодцу и источнику со всех сторон дороги, и множество людей приходило пить воду из того колодца и родника, ибо была она холодна и приятна на вкус. Дракула же возле того колодца, хотя был он в безлюдном месте,
544
ДОПОЛНЕНИЯ
поставил большую золотую чару дивной красоты, чтобы всякий, кто захочет пить, пил из той чары и ставил ее на место, и сколько времени прошло — никто не посмел украсть ту чару.
Однажды объявил Дракула по всей земле своей: пусть придут к нему все, кто стар, или немощен, или болен чем, или беден. И собралось к нему бесчисленное множество нищих и бродяг, ожидая от него щедрой милостыни. Он же велел собрать их всех в построенном для того хороме и велел принести им вдоволь еды и вина; они же пировали и веселились. Дракула же сам к ним пришел и спросил: «Чего еще хотите?» Они же все отвечали: «Это ведомо Богу, государь, и тебе: на что тебя Бог наставит». Он же спросил их: «Хотите ли, чтобы сделал я вас счастливыми на этом свете и ни в чем не будете нуждаться?» Они же, ожидая от него великих благодеяний, закричали разом: «Хотим, государь!» А Дракула приказал запереть хором и зажечь его, и сгорели все те люди. И сказал Дракула боярам своим: «Знайте, почему я сделал так: во-первых, пусть не докучают людям, и не будет нищих в моей земле, а будут все богаты; во-вторых, я и их самих освободил: пусть не страдает никто из них на этом свете от нищеты или болезней».
Пришли как-то к Дракуле два католических8 монаха из Венгерской земли собирать подаяние. Он же велел развести их порознь, позвал к себе одного из них и, указав на двор, где было бесчисленное множество людей, посаженных на кол или колесованных, спросил: «Хорошо ли я поступил и кто эти люди, посаженные на колья?» Монах же ответил: «Нет, государь, зло ты творишь, казня без милосердия; должен государь быть милостивым. А те на кольях — мученики!» Призвал Дракула другого и спросил его о том же. Отвечал тот: «Ты, государь, Богом поставлен казнить злодеев и награждать добродетельных. А люди эти творили зло, по делам своим и наказаны». Дракула же, призвав первого монаха, сказал ему: «Зачем же ты вышел из монастыря и из кельи своей и ходишь по великим государям, раз ничего не смыслишь? Сам же сказал, что люди эти — мученики, вот я и хочу тебя тоже мучеником сделать, будешь и ты с ними в мучениках». И приказал посадить его на кол, а другому велел дать пятьдесят золотых дукатов9, говоря: «Ты мудрый человек». И велел его в колеснице довезти до рубежа Венгерской земли.
СКАЗАНИЕ О ДРАКУЛЕ-ВОЕВОДЕ
545
Однажды прибыл из Венгерской земли купец в город Дракулы. И, как принято было у Дракулы, оставил воз свой на городской улице перед домом, а товар свой — на возу, а сам лег спать в доме. И кто-то украл с воза 160 золотых дукатов. Купец, придя к Дракуле, поведал ему о пропаже золота. Дракула же отвечал: «Иди, этой же ночью найдешь свое золото». И приказал по всему городу искать вора, пригрозив: «Если не найдете преступника, весь город погублю». И велел той же ночью положить на воз свое золото и добавить один липший дукат. Купец же наутро, встав, обнаружил золото и пересчитал его и раз, и другой, и увидел, что один дукат липший, и, придя к Дракуле, сказал: «Государь, нашел золото, но вот один дукат не мой — лишний». В это время привели и вора с похищенным золотом. И сказал Дракула купцу: «Иди с миром! Если бы не сказал мне о липшем дукате, то посадил бы и тебя на кол вместе с этим вором».
Если какая-либо женщина изменит своему мужу, то приказывал Дракула вырезать ей срамное место, и кожу содрать, и привязать ее нагую, а кожу ту повесить на столбе, на базарной площади посреди города. И девицам, не сохранившим девственности, и вдовам [распутным] также — иным груди отрезали, а другим сдирали кожу со срамных мест, или, раскалив железный прут, вонзали его в срамное место, так что выходил он через рот. И в таком виде, нагая, стояла женщина, привязанная к столбу, пока не истлеет плоть и не распадутся кости или не расклюют ее птицы.
Однажды ехал Дракула по дороге и увидел на некоем бедняке10 ветхую и разодранную рубашку и спросил его: «Есть ли у тебя жена?» «Да, государь», — отвечал тот. Дракула повелел: «Веди меня в дом свой, хочу на нее посмотреть». И увидел, что жена бедняка молодая и здоровая, и спросил ее мужа: «Разве ты не сеял льна?» Он же отвечал: «Много льна у меня, господин». И показал ему множество льна. И сказал Дракула женщине: «Почему же ленишься ты для мужа своего? Он должен сеять, и пахать, и тебя беречь, а ты должна шить мужу нарядные и красивые одежды; ты же и рубашки ему не хочешь сшить, хотя сильна и здорова. Ты виновна, а не муж твой: если бы он не сеял льна, то был бы он виноват». И приказал оттрубить ей руки и труп ее посадить на кол.
546
ДОПОЛНЕНИЯ
Как-то обедал Дракула среди трупов, посаженных на кол, много их было вокруг стола его, он же ел среди них и в том находил удовольствие. Но слуга его, подававший ему яства, не мог терпеть смрада и заткнул нос и отвернулся. Тот же спросил его: «Что ты делаешь?» А слуга отвечал: «Государь, не могу вынести этого смрада». Дракула тотчас же велел посадить его на кол, говоря: «Там ты будешь сидеть высоко, и смраду до тебя будет далеко!»
Пришел однажды к Дракуле посол от венгерского короля Матья- ша11, знатный боярин, родом поляк. И повелел ему Дракула сесть с собою обедать среди трупов тех. И лежал перед Дракулой толстый и длинный кол, весь позолоченный, и спросил Дракула посла: «Скажи мне, для чего я приготовил такой кол?» Испугался посол тот немало и сказал: «Думается мне, государь, что провинился перед тобой кто-либо из знатных людей и хочешь предать его смерти более почетной, чем других». Дракула же изрек: «Верно говоришь; вот ты — великого государя посол, посол королевский, для тебя и приготовил этот кол». Он же отвечал: «Государь, если совершил я что-либо, достойное смерти, делай как хочешь. Ты судья справедливый — не ты будешь в смерти моей повинен, но я сам». Рассмеялся Дракула и сказал: «Если бы ты не так ответил, быть бы тебе на этом коле». И воздал ему почести великие и, одарив, отпустил со словами: «Можешь ходить ты послом от великих государей к великим государям, ибо умеешь с великими государями говорить, а другие пусть и не берутся, а сначала поучатся, как беседовать с великими государями». Был такой обычай у Дракулы: когда приходил к нему неопытный посол от царя или от короля и не мог ответить на коварные вопросы, то сажал он посла на кол, говоря: «Не я виноват в твоей смерти, а либо государь твой, либо ты сам. Если государь твой, зная, что неумен ты и неопытен, послал тебя ко мне, многомудрому государю, то твой государь и убил тебя; если же ты сам решился идти, неученый, то сам себя и убил». И так готовил для посла высокий позолоченный кол и сажал его на кол, а государю его посылал грамоту с кем-либо, чтобы впредь не отправлял послом к многомудрому государю глупого и неученого мужа.
Изготовили мастера для Дракулы железные бочки, а он наполнил их золотом и погрузил в реку. А мастеров тех велел казнить, чтобы никто не узнал о его окаянстве, кроме тезки его — дьявола12.
СКАЗАНИЕ О ДРАКУЛЕ-ВОЕВОДЕ
547
Однажды пошел на него войной венгерский король Матьяш; Дракула выступил ему навстречу, сошлись, и сразились, и выдали Дракулу изменники живым в руки противника. Привели Дракулу к королю, и приказал тот бросить его в темницу. И провел он там, в Вышеграде на Дунае, в четырех верстах выше Буды13, двенадцать лет. А в Мунтьян- ской земле король посадил другого воеводу14.
Когда же тот воевода умер, послал король к Дракуле в темницу сказать, что если хочет он, как и прежде, быть в Мунтьянской земле воеводой, то пусть примет католическую веру, а если не согласен он, то так и умрет в темнице. И предпочел Дракула радости суетного мира вечному и бесконечному, и изменил православию, и отступил от истины, и оставил свет, и вверг себя во тьму. Увы, не смог перенести временных тягот заключения, и отдал себя на вечные муки, и оставил нашу православную веру, и принял ложное учение католическое. Король же не только вернул ему Мунтьянское воеводство, но и отдал в жены ему родную сестру, от которой породил Дракула двух сыновей. Прожил он еще около десяти лет и умер в ложной той вере.
Рассказывали о нем, что, сидя в темнице, не оставил он своих жестоких привычек: ловил мышей или птиц покупал на базаре и мучил их — одних на кол сажал, другим отрезал голову, а птиц отпускал, выщипав перья. И научился шить и кормился этим в темнице.
Когда же король освободил Дракулу из темницы, привезли его в Буду, и отвели ему дом в Пеште, что против Буды, — но еще не был допущен Дракула к королю, и вот тогда случилось, что некий разбойник забежал во двор к Дракуле и спрятался там. Преследователи же пришли и стали искать преступника и нашли его. Тогда Дракула вскочил, схватил свой меч, выбежал из дома, отсек голову приставу, державшему разбойника, а того отпустил; остальные же обратились в бегство и, придя к судье, рассказали ему о случившемся. Судья же со всеми посадниками отправился к королю с жалобою на Дракулу. Послал король к Дракуле, спрашивая: «Зачем же ты совершил такое злодеяние?» Он же отвечал так: «Никакого зла я не совершал, а пристав сам же себя убил: так должен погибнуть всякий, кто, словно разбойник, врывается в дом великого государя. Если бы он пришел ко мне и объявил о происшедшем, то я бы нашел злодея в своем доме и либо выдал
548
ДОПОЛНЕНИЯ
его, либо простил бы его от смерти». Это поведали королю. Король же посмеялся и удивился его нраву.
Конец же Дракулы был таков: когда был он уже в Мунтьянской земле, напали на землю его турки и начали ее разорять. Ударил Дракула на турок, и обратились они в бегство. Воины же Дракулы, преследуя их, рубили их беспощадно. Дракула же в радости поскакал на гору, чтобы видеть, как рубят турок, и отъехал от своего войска; приближенные же приняли его за турка, и один из них ударил его копьем. Тот же, видя, что убивают его свои, сразил мечом пятерых своих убийц, но и его пронзили несколькими копьями, и так был он убит.
Король же взял сестру свою с двумя сыновьями в Венгерскую землю, в Буду. Один сын при короле живет, а другой был у варданского епископа15 и при нас умер, а третьего, старшего сына, Михаила16, видели тут же в Вуде — он бежал к королю от турецкого царя; еще не будучи женат, прижил этого сына Дракула с одной девкой. Стефан же молдавский по королевской воле посадил в Мунтьянской земле некоего воеводского сына по имени Влад17. Был тот Влад с юных лет монахом, потом — священником и игуменом монастыря, а потом расстригся и сел на воеводство, и женился он на вдове воеводы, правившего недолгое время после Дракулы и убитого Стефаном молдавским18, вот на его вдове он и женился. И ныне воевода в Мунтьянской земле Влад, что был чернец и игумен.
Джордже Бранкович
СЛАВЯНОСЕРБСКИЕ
ХРОНИКИ
Фрагменты
5 7444 году король польский и венгерский Владислав, возглавивший крестовый поход против турецкого султана ААурада II, дошел до болгарского города Q-Luko- -ш поля1 и встал таил лагерелл.
J L риходит к Владиславу-королю Влад2, воевода Влахозапаланской и Молдавской земли3, который назывался также и Дракул; муж этот отличался правдою великою, и праведным рассуждением, и сильною крепостью в любой ратной брани, всегда царем повелительным выступал и признавался.
Малым своим воинством он, с великодушием, и премудростью, и благонарочитым мужеством своего воинства, войну с турками, которую вся христианская сила не сможет выдержать, без договоров и помощи от внешних народов многие годы выдерживал и непрестанно воевал, и в державе его такие пагубы творились, что земледельцы в ней едва остались; этот Дракула-воевода4, видя свою слабость и не желая в турецкую поработительную службу впасть, к королевскому войску приходит, рассчитывая, что получит избавление от варварского нападения, если с Владиславом-королем соединится; когда же прибыл Дракула-воевода на место устроенного королевского табора5 и осмотрел королевское воинство, то увидел, что воинское ополчение малочисленно, и пришел в страх, ибо конных было едва пятнадцать тысяч, а пеших того меньше; в тот час начал он просить короля и прочих князей, и не только просить, но свидетельства приводить, чтобы они вперед не шли, но вспять бы обратились, потому что знал, сколь велика турецкая сила, говоря, что султан турецкий, когда на торжественное звероловление
550
ДОПОЛНЕНИЯ
выходит, во много раз больше служителей имеет, нежели тогда войско венгерское, на брань ополчившись, насчитывало; еще и ту причину приводил, что в настоящем из-за зимних холодов войну вести трудно, а лучше, если в настоящем войско поначалу удержится; потом же воинство внешней помощью приумножить подобает, ибо не следует в такой силе воевать, — так говорил.
Некие же во зло и лесть слова Дракула-воеводы претворили, якобы заговор с турками сотворил и потому так говорит; впоследствии же сами дела свидетельствовали, что Дракула-воевода советовал по правде и по здравому рассуждению; Юлиан же кардинал6 по все дни настаивал, что надо двигаться дальше вперед, а прехвального совета Дракулы-во- еводы никак не принимать; Дракула же воевода, видя, что не может короля вспять обратить, в помощь ему дал сына своего, с конным воинством, отобрав четыре тысячи, дал еще двух воинов, хорошо знающих места и пути и в военном деле полезных, и двух коней ему подарил, чтобы в случае неожиданного несчастья можно было избавиться от всякой печальной нужды; сына же своего Дракула-воевода с великим целомудрием вразумлял, говоря, чтобы, если битва пойдет несчастливо, он с опасным несчастием не впадал в ярость, но до лучших времен сохранил себя. <...>
Прогноз валашского воеводы сбылся: в */444 году под 'Варной крестоносцы потерпели катастрофическое поражение7, среди погибших, были также король Владислав и кардинал Чезарини8.
Янко же воевода9, оставив табор и всех, с несколькими венгерскими и валашскими конниками утекая к Дунаю, перешел реку Дунай и во Вла- хозапаланскую землю утек; когда же это случилось, Владиславу-коро- лю было двадцать два года, он обладал польским королевством 11 лет, венгерским же королевством — 5 лет. Когда же Янко-воевода, по причине враждебных усобиц соседей, двигался сквозь Валашские земли, а сын Дракула-воеводы еще вспять не поспел10, то Янко-воевода был задержан на несколько дней Владом Дракулом, воеводой валашским; потом со многою честью и дарами был он отпущен в Семиградскую свою область11, оттуда же в Будимский град12 отходит. <...>
Дж. Бранкович. СЛАВЯНОСЕРБСКИЕ ХРОНИКИ. Фрагменты
551
3 Зенгрии после гибели Зладислава на престол был избран новый король — юный Ладислав JlocmyuA13, a Янош сКуньяди (Янко-воевода) стал «наместона- нальником» (регентолл) королевства. 31447 году Янош.
сКуньяди вторгся в Заданию.
Наместоначальник же королевский Янко-воевода, отмщение захотев сотворить Дракулу-воеводе, который задержал его в Валашской земле, когда тот утекал от варнской погибели, совокупил воинство и вступил во Влахозапланинскую землю, грады и села спалил, многопагубный плен сотворил; Дракула-воеводу с двумя его сыновьями лестью в некоем месте захватив, землю Валашскую под свою власть принял и, по свидетельству Бонфини14, мольбы в ничто вменяя, отца со старшим сыном погубить повелел; головы им обоим были отсечены, второго же сына его, меньшего, ослепили15, и оба ока ему были извергнуты, и на Драку- лово место как своего наместника иного воеводу поставляет16. <...>
Салюго Зла&а Т>ракулу 1Ьранкович. впервые упоминает при описании войн с туркалли венгерского короля
ЛЛатьяша Корвина.
Халил-бег17, снова устремив основную силу, восхотел сотворить брань и наступает против Семиградской, или Эрдельской, земли18, и там венгры, напав на него, встречают его при Темешварском граде19, где победоносною рукою преодолевают его; Халил-бег же, вдавшись бегству, течет в Смедеревский град;20 тогда Матиаш, король венгерский, захотев присвоить рукою воинственною Влахозапланинскую страну, то есть Угровалахскую землю21, туда наступает; Влахозапланинской землей о&- лад ал некто по имени Влад Дракулович22, которому Матиаш-король родственницу свою в жены дал и потому от турок избавить понуждал ту область; турки же, увидев, что Влад Дракулович вступил в согласие с королем венгерским, его предают изгнанию и на его место иного Дра- куловича, родственника вышеназванного Дракуловича23, поставляют воеводой и властителем Влахозапланинской земли; Влад Дракулович же, несмотря на венгерскую помощь, сопротивляться туркам не смог и бегством утекает в Семиградскую землю; король же, разгневавшись, что тот не смог принять под власть Влахозапланинскую землю, в гневе схватил Влада Дракуловича, воеводу, в Семиградской земле и повелел
552
ДОПОЛНЕНИЯ
в узилище в Будимский град доставить, где тому пришлось десять лет в заточении страдать; вспоминают этого Дракула24 за его неслыханное немилосердие и неправду; рассказывают, что когда пришли к нему турецкие посланники и по обычаю своей державы честно не захотели совершить клобукоснятие, то есть снять чалмы, на турецком языке — саруки, то Дракул-воевода повелел тремя железными клиньями чалмы к головам им пригвоздить, дабы твердо держались и потом никогда бы не снимались; без числа турецких людей на острые колья водрузив, между ними с возлюбленными своими весело пировать и сидеть изволил; впавших в нищету, просящих подаяние убогих и ленивых, больных недугами, также своего имения лишившихся, приняв на пир со славным веселием, потом, когда они виноопитием и снедью обильно насытились, в огонь вверг и спалил; на захваченных в плен турок, кожу с ног им содрав и язвы истолченной солью посолив, пустил коз, чтобы козы острым языком ноги их лизали и больше мучили; некий купец, то есть торговец, настойчиво пекся о сбережении своего имущества и высматривал, где бы денежное богатство свое сохранить, торговец тот был из итальянского города Флоренции, Дракул же воевода повелел деньги положить посреди проезжей дороги, тот так и сотворил на целую ночь, а на другой день прямо и безо всякой лжи сообщил, что ничего не пропало и ровным счетом в целости и сохранности всё есть, и был отпущен с миром; в той земле воевода столь грозный25 страх приумножил, что, если бы кто захотел с имуществом посреди горного леса находиться, смело мог бы не опасаться печального ущерба; этому Дра- куловичу-воеводе Матиаш-король вернул прежнюю власть, однако же потом, когда Дракулович-воевода воевал против турок, то был убит в ратной сече, и была отсечена голова его и Мехмету, царю турецкому, отослана26, о чем свидетельствует историк Бонфини.
Эпизод, относящийся к годам, венгерского плена Т>раку-
лы, демонстрирует, насколько турки его боялись.
Матиаша, короля венгерского, который был юн и дерзновенен, понуждал [к войне] папа Павел27, уведавший, что турки основную силу свою в Азию, называемую Анатолией, обратили и, затеяв войну в сирийских и
Дж. Бранкович. СЛАВЯНОСЕРБСКИЕ ХРОНИКИ. Фрагменты
553
иерусалимских пределах, там брань ведут;28 король же Матиаш со всем венгерским собранием решительно советоизложение претворяют, дабы по желанию Павла-папы, пребывающего в согласии с кесарем римским29, которое те выразили в своих посланиях, полученных Матиа- шем, королем венгерским, благопроизволительную войну начать; при том же случае поспели и посланники турецкие, которые именем Мех- мета, царя турецкого, искали мир утвердить, обещая благоугодную любовь к венграм; король же во утверждение мира с турками Дракулови- ча-воеводу в узилище держал, весьма грозного туркам супостата, ими часто вспоминаемого; турки же Дракуловича узнали, от него многажды напрасные мучения принимая и бегству прежде предаваясь, прикрив- леннозренными очами на него взирали и тем более мир с венграми совершить тщились; когда же мир был утвержден, посланники турецкие с честью были отпущены и, собрав воинство, против еретиков чехов30 брань творить положили; так обстояли дела, когда король, от Эгерско- го града31 поднявшись, отходит в Будим и, там скоро совершив приготовления, оттуда обращается против Георгия, короля чешского32. <...>
Стесран III Великий, могущественный молдавский господарь, вел многолетнюю борьбу с Лурецкой империей и, в частности, стремился утверждать и поддерживать своих, сторонников на валашском престоле, В 1477 году он совершил очередной поход в 'Валахию.
Потом силою воинскою устремился Стефан, воевода Влахомолдавский, творить брань и на землю Влахозапланинскую входит; Радула-воеводу, называемого и Дракулой33, в той области начальствовавшего, с помощью жителей города Брашова34 захватив, извергает из земли Вла- хозапланинской бдительную силу турецкую, поставив одного из благоверных своих, по имени Цепелюш35, начальствовать над народом вла- хозапланинским; также и Тротушские пределы избавил, которые турками захвачены были, оружием и огнем истощив и соленые места велеплодоносные36 огнем спалив; Радула-воеводу в узилище вверг, а вышерекомый Цепелюш, которого так называет польский историк Кромер37, был поставлен начальником великоименитым и предобрым Стефаном, воеводой великомолдавским; после же поставления того
55 4
ДОПОЛНЕНИЯ
Цепелюша народ влахозапланинский назвал его Влад Цепеш, воевода;38 по прошествии же некоторого времени тот воевода Влад Цепеш был предан изгнанию от устремившегося на него воеводы по имени Нягое, из рода Басараба39. <...>
Обсуждением, прозвища и фольклорной репутации 'Оракулы сопровождается рассказ о событиях, 1512 года, когда на валашский престол взошел воевода 0-1ягое Ъаса- раб.
Крайовеску же, упомянутые те бояре, старинного рода, будучи отраслью лозы Басараба40, из своих родственников еще в юных годах присмотрели юношу, именуемого Нягое41, который службу свою вел прежде при дворе преблагого и предоброго вышеописанного Радула- воеводы, называемого Дракуловичем;42 этот Радул Дракулович, из старинного рода, продолжал лозу Басараба, но один из них, который прежде господствовал в валашском том народе, был одержим великим лютым немилосердием и крепко насилие творил, особенно против турецкого народа; знаменитые поругания и дивные казни делал, как выше на своем месте написано, и по причине таких немилосердных поступков как влахами, так греками и турками Дракулой был наречен; так он был наречен не по толковательному разумению валашского языка, на котором это — враждебный дьявол, но по-гречески от своих сродников назван был Драконом43, что по нашему разуметельному толкованию — дракон-змей, и те, кто боролись с Дракулой-воеводой, такое жестокосердие вменяли ему, что уподобляли его нрав змеиному. <...>
Продолжая рассказ о том, как в 1512 году Я-1ягое Ъаса- раб стал валашским воеводой, Ъранкович возвращается к толкованию прозвища ]А,епеш.
Здесь предстоит пространнее говорить нам о Нягое Басарабе, воеводе влахозапланинском, зяте выше многократно названного святопочившего Максима-митрополита;44 когда был он поставлен турецкою силою повелителем государства своего и та часть бояр, которая вместе с ним бежала к туркам, оставалась ему благоверной, то другие бояре, которые бежали в Молдавию и Польшу, избирают себе начальником Цепелюша45, или, другими словами, Цепеша, которого великоименитый Сте¬
Дж. Бранкович. СЛАВЯНОСЕРБСКИЕ ХРОНИКИ. Фрагменты
555
фан, воевода Влахомолдавский, поставил обладателем Влахозапланин- ской земли; однако нам не довольно ведомо, правил ли прежде поставления Цепелюша кто-то по прозванию Цепеш-воевода или из сыновей или сродственников [прежнего Цепеша-воеводы] был тот Цепеш-воевода, который был избран в соперники Нягое-воеводе; достаточно нам, что в дни Нягое-воеводы обретается его супостат Цепеш-воевода, которого, как выше сказано, валашские бояре, бежавшие в Молдавию и Польшу, избирают и, спустившись с чужеземным союзным воинством, во Влахозапланинскую землю вторгаются; Нягое же воевода, услышав об их вторжении в его страну, повелевает приготовить воинство валашского своего народа и турецкую силу и навстречу вторжению выступает; супостаты его, услышав, что Нягое-воевода крепко ополчился и что предстоит сойтись с ним несравнимо слабейшею рукою, вступают в малое сражение с передовым полком и видят, что чужеземное союзное воинство пользу не приносит, но, скорее, конечная погибель грозит; видя это, их, противников Нягое, начальники после малого сражения снова к Семиградию, Польше и Молдавии вспять обратились.
Цепеш же, который в крещении назван был Влад Цепеш, воевода, с малою некою частью добирается до предгорьев Карпат, тайно по горам сюда и туда ходит, ища возможности рядом с Дунаем-рекою в Турецкую землю пройти; однако не вышло ничего из его расчетов, так как многократно упомянутые бояре Крайовеску, в той стране и Карпатских горах власть имеющие, опираясь на воинскую силу Нягое-воеводы и на своих людей, со всех сторон его обступили; и вот, когда со всех сторон был он окружен, ночью внезапно нападают на Цепеша Влада, воеводу, в пределах торгового города, называемого Бая, где много меди на огне выплавляют, от него же недалеко Тисманский монастырь отстоит46, и неожиданно смертоносному погублению предают; и таким образом Нягое Басараб, воевода, всех супостатов своих попрал, благонарочитую тишину в области подручной себе благоугодно сотворив.
ТА. Михайлова, М.П. Одесский
ДРАКУЛА БРЭМА СТОКЕРА
Под «вечными образами» в истории мировой литературы принято подразумевать таких персонажей, как Прометей, Дон-Жуан, Фауст. Однако изучение современной культуры настоятельно требует пополнить этот традиционный список новыми именами, которые ранее безоговорочно заключались в рамки массовой культуры и жестко отграничивались от классического наследия. Среди них — Шерлок Холмс, Тарзан, Голем и т. д. Но, наверное, образцовым «вечным образом» массовой культуры является кровожадный и хитрый вампир граф Дракула: начиная с XX века и до сих пор он функционирует как популярнейший герой литературы, кино и молодежной субкультуры. Сейчас принадлежность Дракулы к «вечным образам» кажется уже очевидной, и невольно забываешь о том, что создать «вечный образ» очень непросто: для этого требуются особые исторические и культурные условия, он сам должен иметь несколько прототипов, как бы укореняющих его в виртуальной реальности текста, опирающейся на уже в достаточной степени подготовленный горизонт читательского ожидания, а его создатель — входить в ряд наиболее талантливых авторов своего времени.
Как это ни странно, или даже парадоксально, но в нашем случае последнее условие скорее не выполнено. Брэм (Эйбрехам) Стокер не может быть назван «наиболее талантливым автором своего времени», о чем ясно говорят другие написанные им романы и повести. «Дракула» представляет здесь исключение. Можно сказать, что именно с этого памятника начинается новая жизнь «массового текста» и способы существования литературной словесности обретают новый для себя путь, превратившийся в более позднее время в широкое заезженное шоссе.
560
ПРИЛОЖЕНИЯ
Однако при внешней примитивности образа Дракулы, при всей его очевидной «массовости», его фактическое место в культурном пространстве требует серьезного историко-филологического анализа. Появившись однажды в литературе, он не стал ее прошлым и до настоящего времени постоянно присутствует в литературном процессе, что характерно только для самых великих персонажей.
Дракула имеет несколько прототипов. К концу XIX века образ вампира в целом был уже во многом вычеканен романтической литературой и так называемой «викторианской готикой». Валашский воевода Влад Цепеш дал герою Стокера свое имя, однако о садистических наклонностях этого исторического персонажа автору ничего не было известно. Дракула в качестве психологического (как принято говорить сейчас — «энергетического) вампира предположительно восходит к знаменитому актеру Генри Ирвингу, сотрудником и помощником которого был Стокер, и писателю Оскару Уайлду (сложная история их взаимоотношений со Стокером представляет собой отдельный увлекательный сюжет).
Таким образом, роман Брэма Стокера оказывается матрицей филологического сюжета, который в дальнейшем многократно и успешно воспроизводился в литературе и кино. В то же время, он интересен не только этим, но и самой историей своего возникновения, поскольку, по сути, представляет собой памятник поздневикторианской эпохи в целом, с ее интересом к мистике, зарождающемуся психоанализу, истории Балкан и т. д.
1
Несмотря на малую известность прочих произведений Брэма Стокера, его, строго говоря, некорректно именовать автором одной книги. Стокер занимался литературой постоянно и профессионально (равно как и театральной деятельностью — его главной страстью), выпустив внушительное количество книг. В их числе — справочник «Обязанности клерков магистратского суда в Ирландии», «Личные воспоминания о Генри Ирвинге», исторические очерки «Знаменитые самозванцы», — но, прежде всего, наследие Стокера включает художественные произведения. Это рассказы (вошедшие в изданный вдовой писателя сборник «“Гость Дракулы” и другие волшебные рассказы»), сказки (сборник «Под Закатным солнцем») и многочисленные романы. Стокер пробовал себя
БРЭМ СТОКЕР:
ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО
Ил. 1
Эйбрехам Стокер, отец писателя Фотограф не установлен 1865 г.
Ил. 2
Шарлотта Матильда Блейк Стокер (урожд. Торили), мать писателя Фотограф не установлен 1850-е годы
Ил. 3
Брэм Стокер в возрасте 7 лет Фотограф не установлен 1854 г.
Первая
фотография
писателя
БРЭМ СТОКЕР:
ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО
Ил. 4
Тринити-
колледж,
aima mater
Брэма Стокера
Современная
фотография
Ил. 5
Библиотека
Тринити-
колледжа.
Гравюра
Худ. не установлен
1878 г.
БРЭМ СТОКЕР:
ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО
Ил. 6
Театр «Лицеум» Фотограф не установлен 1880-е годы
Ил. 7
«Бифштексная» при театре «Лицеум». Гравюра Худ. не установлен 1880-е годы
БРЭМ СТОКЕР:
ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО
Ил. 8
Генри Ирвинг
Фотограф не установлен 1875 г.
БРЭМ СТОКЕР:
ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО
Ил. 9
Ил. 10
Генри Ирвинг в образе Шейлока («Венецианский купец» У. Шекспира) Фотограф не установлен 1879 г.
Эллен Терри в образе Порции («Венецианский купец» У. Шекспира) Фотограф не установлен 1879 г.
Ил. 11
Генри Ирвинг ( третий справа) и Брэм Стокер (первый справа) выходят из театра «Лицеум» Фотограф не установлен 1880-е годы
БРЭМ СТОКЕР:
ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО
Ил. 12
Начало первой главы романа Стокера «Тропа наслаждений», сериализованного в журнале «Шэмрок».
6 февраля 1875 г.
БРЭМ СТОКЕР:
ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО
Ил. 13
Ил. 14
Флоренс Балкомб, будущая жена Стокера Фотограф не установлен Кон. 1870-х годов
Флоренс Балкомб Худ. 0. Уайлд 1876 г.
Ил. 15
Оскар Уайлд накануне поступления в Оксфорд Фотограф не установлен 1876 г.
Ил. 16
Брэм Стокер Шарж Худ. А. Брайан 1876 г.
БРЭМ СТОКЕР:
ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО
Ил. 17
Флоренс Стокер с сыном Ноэлем Фотограф не установлен 1884 г.
Ил. 18
Сыновий упрек Худ. Дж. Дю Марье 1890 г.
Ил. 19 Холл Кейн
Фотограф не установлен 1880-е годы
Ил. 20
Брэм Стокер в возрасте 37 лет Фотограф не установлен 1884 г.
БРЭМ СТОКЕР: ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО
БРЭМ СТОКЕР:
ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО
Ил. 21
Брэм Стокер в старости Худ. Ч.Г. Андерсон 1910 г.
Ил. 22
Уильям Торили Стокер, старший брат Брэма Стокера Фотограф не установлен 1900-е годы
Ил. 23
Дом в деревне Краден-Бэй, на берегу Северного моря, где был написан роман «Дракула» и где Стокер провел свое последнее лето Худ. не установлен 1910-е годы
БРЭМ СТОКЕР: ПАМЯТЬ
Ил. 24
Дом Стокера в Дублине на Килдер-стрит
и мемориальная табличка на нем Современная фотография
Ил. 25
Урна с прахом Стокера и его сына Ноэля в крематории Голдерз-Грин
Современная фотография
РАБОТА НАД РОМАНОМ «ДРАКУЛА
Ил. 26
У. Уилкинсон Рассказ о княжествах Валахия и Молдавия
Ил. 27 Э. С. Джонсон Путем полумесяца
Титульная
страница
Титульная
страница
Ил. 28 Э. Джерард Страна за лесами
Титульная страница и фронтиспис
Ил. 29-31 — Иллюстрации из травелога Э.С. Джонсона «Путем полумесяца»
РАБОТА НАД РОМАНОМ «ДРАКУЛА»
Словацкий крестьянин
Женщина-валашка
Деревня в Трансильвании
РАБОТА НАД РОМАНОМ «ДРАКУЛА»
Ил. 32
«Вампир»
Байрона—
Полидори
Худ.
Ф. Гилберт 1884 г. (массовое издание)
Ил. 33 «Варни- вампир, или
Кровавое
пиршество»
Худ.
не установлен 1845 г.
Ил. 34
Иллюстрация к повести Ш. Ле Фаню «Кармилла»
Худ.Д.Г. Фристон 1862 г.
РАБОТА НАД РОМАНОМ «ДРАКУЛА»
Ил. 35
План романа «Дракула» Ок. 1895 г.
РАБОТА НАД РОМАНОМ «ДРАКУЛА»
Руины аббатства Уитби
Церковь Святой Марии и кладбище
РАБОТА НАД РОМАНОМ «ДРАКУЛА»
Пирс Уитби
Восточный утес Ил. 36-39
Фотографии из альбома «Виды Уитби» Фотограф Ф.М. Сатклиф 1911г.
РАБОТА НАД РОМАНОМ «ДРАКУЛА
Ил. 40
Памятная табличка на скамье в Уитби Современная фотография
Надпись: Вид, открывающийся с этого места, некогда вдохновил Брэма Стокера на то, чтобы сделать Уитби местом действия отдельных сцен его знаменитого на весь мир романа «Дракула». Скамейка была установлена 20 апреля 1980 года по решению совета округа Скарборо и «Общества Дракулы» в честь 68-й годовщины со дня смерти Стокера.
Ил. 41
Шхуна «Димитрий», выброшенная на берег. Кольерз-Хоуп, Уитби Фотограф Ф.М. Сатклиф 24 октября 1885 г.
РАБОТА НАД РОМАНОМ «ДРАКУЛА»
Ил. 42
Площадь Пикадилли Фотограф не установлен Ок. 1890 г.
Ил. 43
Гайд-парк, Роттен-роу Фотограф не установлен Ок. 1890 г.
ИЗДАНИЯ «ДРАКУЛЫ»
Ил. 44
Лондон, 1901
Передняя сторонка обложки
ИЗДАНИЯ «ДРАКУЛЫ»
Ил. 45
Лондон, 1897 (первое издание)
Ил. 46
Нью-Йорк, 1899 (первое американское издание)
Ил. 47
Нью-Йорк, 1904
Ил. 48
Лондон, 1919
ПЕРВЫЕ ИЗДАНИЯ
ДРУГИХ СОЧИНЕНИЙ СТОКЕРА
Ил. 49
«Тропа змей» (Лондон, 1891)
Ил. 50
«Уотерз Моу» (Лондон, 1894)
Ил. 51
«На склоне Шасты» (Лондон, 1895)
Ил. 52
«Леди в саване» (Лондон,1909)
ПЕРВЫЕ ИЗДАНИЯ
ДРУГИХ СОЧИНЕНИЙ СТОКЕРА
Ил. 53
«“Гость Дракулы” и другие волшебные рассказы» (1914)
ИСТОРИЧЕСКИМ ДРАКУЛА
Ил. 54 Влад Цепеш Худ. не установлен Втор. пол. XVI в.
Ил. 57
Начало «Сказания о воеводе-Дракуле» (сборник Кирилло-Белозерского монастыря, 1491 г.)
ИСТОРИЧЕСКИЙ ДРАКУЛА
Ил. 55
Титульная страница «Сказания о Дракул е-воеводе В. Готана с портретом Влада Цепеша (Любек, 1485)
Ил. 56
Начало поэмы М. Бехайма «О злодее,
который звался Дракула...» (Вена, 1457-1458)
ИСТОРИЧЕСКИЙ ДРАКУЛА
Ил. 58
Т рансильвания
Ил. 60
Картограф
Туман
А. Ортелий
над
Антверпен,
Залесьем
1601 г.
Фотограф Т.А. Михайлова
Ил. 59
Ил. 61 —*
Посажение
Замок
на кол
Бран в 30 км
Худ.
от Брашова,
не установлен
одна из
Нюрнберг,
походных
1499 г.
резиденций
Влада
Слева,
Цепеша
за столом, —
Современная
Влад Цепеш.
фотография
ИСТОРИЧЕСКИЙ ДРАКУЛА
ДРАКУЛА И СОВРЕМЕННОСТЬ
Ил. 62-64
Кинофильм «Носферату: симфония ужаса» (1922) Реж. Ф.В. Мурнау
Плакат
В роли графа Орлока (Носферату) — Макс Шрек
ДРАКУЛА И СОВРЕМЕННОСТЬ
ДРАКУЛА И СОВРЕМЕННОСТЬ
ДРАКУЛА И СОВРЕМЕННОСТЬ
Ил. 65, 66 Кинофильм «Дракула» (1931) Реж. Т. Браунинг
В роли графа Дракулы —
Бела Лугоши
Ил. 67, 68 Кинофильм «Дракула Брэма Стокера» (1992)
Реж. Ф.Ф. Коппола В роли
графа Дракулы — Гэри Олдмэн
ДРАКУЛА И СОВРЕМЕННОСТЬ
Ил. 69
Крик Дракулы. Ковер ручной работы Худ. Дж. Репулино 2001 г.
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
561
в различных типах романа: ирландский («Тропа змей»), роман-путешествие («На склоне Шасты»), любовно-приключенческий («Уотерз Моу», «Тайна моря»), идеологический роман о современной английской жизни («Мужчина», вариант заглавия — «Врата жизни») и — роман ужасов. Но даже четыре романа ужасов, принадлежащие Стокеру, разнятся друг от друга тем, что функционирует в качестве носителя таинственного и сверхъестественного: роман об ожившей египетской мумии («Сокровище семи звезд»), о женщине-ящере («Логово Белого Червя») и два романа о вампирах («Дракула», «Леди в саване»), сюжеты которых ничем не похожи: в первом действует вампир и носитель тотального зла, а во втором — мнимый вампир, который на самом деле — благородная красавица.
Таким образом, описание художественного мира Стокера (в отличие, например, от Оскара Уайлда) — задача сложная, если вообще продуктивная: скорее его романы сконструированы как относительно самостоятельные миры. И тот Стокер, которого уже более ста лет завороженно читают, экранизируют и т. д., — автор только «Дракулы».
Стокер использовал в «Дракуле» эффектный прием. Повествовательная единица в этом романе о вампирах имитирует подлинный документ. Современники Стокера фиксировали эту особенность и старались определить ее генезис. Так, по мнению наблюдательного рецензента из газеты «The Spectator» (статья от 31 июля 1897 года), автор «Дракулы» перенял «манеру повествования» Уилки Коллинза (см. с. 493 наст. изд.). Рецензент явно имел в виду роман «Женщина в белом» (1860) — замечательный пример литературы таинственного, построенной как монтаж «рассказов» участников происшествия. Но Стокер не просто повторяет прием предшественника. У Коллинза повествовательные единицы имеют заглавия, начинающиеся словами: «рассказывает» («the story begun by...») или «рассказ продолжает» («the story continued...») такой-то персонаж. В «Дракуле» в дополнение к подобным фрагментам повествования приводятся разнообразные актуальные «документы»: дневниковые записи (Гаркера, Мины, Люси, Сьюарда), письма, телеграммы, вырезки из газет. И в романе дается объяснение того, как этот свод документов формировался. Джонатан Гаркер, отправляясь в Трансильванию, ведет стенографический дневник. Мина Меррей, также владея стенографией, расшифровывает и печатает дневник мужа на пишущей машинке, да еще — посредством копирки — в нескольких экземплярах. Она же перепечатывает дневник погибшей Люси, а во время погони за Дракулой использует портативную пишу¬
562
ПРИЛОЖЕНИЯ
щую машинку. Доктор Сьюард ведет свой дневник, диктуя текст на фонограф. По ходу развития событий возникает «дело» Дракулы, изучая которое профессор Ван Хелсинг приходит к ясному пониманию ситуации.
Акцентирование Стокером технических подробностей ведёния записей также не укрылось от критика из «The Spectator», но не вызвало сочувствия. Автор рецензии констатирует:
Мистер Стокер продемонстрировал немалые способности, использовав материалы по вампирологии, но, по нашему мнению, история получилась бы куда эффектнее, если бы он обратился к более ранней эпохе. Приметы современности в книге — записи на фонографе, пишущие машинки и тому подобное — не очень сочетаются со средневековыми методами, при помощи которых враги графа Дракулы его побеждают.
С. 494 наст. изд.
И сам Стокер в предисловии к исландскому переводу (1901) — первому переводу «Дракулы» на иностранный язык — выразил озабоченность тем, поверит ли читатель, что автор точно передает «рассказы участников событий»:
Читающие эти строки скоро поймут, каким образом описанные здесь события объединились в одно логическое целое. Я опустил некоторые подробности, которые счел несущественными, в остальном же оставил рассказы участников событий как есть, однако по очевидным причинам изменил имена этих людей и названия мест. В остальном же рукопись я не менял — из уважения к пожеланиям тех, кто счел своим долгом представить ее публике.
С. 706 наст. изд.
В «Дракуле» документ призван гарантировать читателю не то, что события, о которых рассказано в романе, произошли в действительности (как в случае с «Женщиной в белом»), а что они сверхъестественны, причем произошли «здесь и сейчас» — в современном цивилизованном Лондоне.
Однако Стокер не настолько экспериментатор, чтобы оформить роман как монтаж «документов»: они — повествовательные единицы, так сказать, первичного уровня, а «Дракула», сверх того, разделен на двадцать семь глав и эпилог. Поглавное деление, позволяя читателю комфортней воспринимать материал, обнаруживает пространственную схему сюжета. Схема трехчастная.
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
563
Главы с I по IV развертываются в «чужой» Трансильвании, в которую вынужденно отправляется один из ключевых героев, Джонатан Гаркер; затем действие переносится в «свою» Англию, куда вторгается Дракула; наконец, в двух заключительных главах защитники цивилизации преследуют врага в его (снова «чужом») мире. Пространственная оппозиция «свое» — «чужое» обнаруживает базовый конфликт романа — противостояние современных цивилизованных людей, представителей англосаксонского мира, и опасного пришельца из мира Балкан, пришельца сверхъестественной природы — кровожадного вампира.
2
Вампир Стокера — вампир не фольклорный, а литературный, ведь, прежде всего, автор «Дракулы» использовал и аранжировал литературные источники. В текст романа инкорпорированы цитаты, указывающие на предромантиче- ские и романтические тексты, которые первыми ввели вампиров в художественный мир. Эти цитаты — своего рода путеводитель по художественной вампирологии.
При первом явлении Дракулы (глава I) Стокер цитирует (указывая источник) написанную в 1773 году балладу Г. Бюргера «Ленора»; строка из нее — «Гладка дорога мертвецам» (в пер. В.А. Жуковского) — повторяется и в рассказе «Гость Дракулы». В стихотворении немецкого поэта собственно вампир пока не фигурирует, но баллада стала своего рода эмблемой романтической моды на ужасное, — к примеру, поэт Джованни Берше, один из основоположников итальянского романтизма, задиристо посвятил в 1816 году статью именно «Леноре» (см.: Берше 1984), — а бюргеровский мертвец, посещающий бывшую невесту (обработка традиционного фольклорного сюжета), оказался предтечей литературных вампиров (см.: Summers 1995: 277).
Также в главе УП своего романа Стокер цитирует «Сказание о Старом Мореходе» (1798) поэта-романтика С.Т. Колриджа. Заглавный герой «Сказания...», строго говоря, не вампир, а грешник, обреченный вечно исповедоваться в своем преступлении, но призрак «Жизни-в-Смерти» (Iife-in-Death), которому отдан во власть Мореход, и мотив неутолимой жажды (пусть и не крови) провоцируют сопоставление поэмы с в эмпирическими текстами (см., напр.: Twitchell 1981: 145—160). В другой поэме Колриджа — «Крисгабель», опублико¬
564
ПРИЛОЖЕНИЯ
ванной в 1816 году при содействии Дж.Г. Байрона, Джеральдина — женщина со змеиными глазами, которая преследует юную Кристабель, — существо сверхъестественное, однако природа ее сверхъестественности автором намеренно не раскрывается. Тем не менее, знаток литературы таинственного М. Саммерс указывал на связь «Кристабели» с «Ленорой» (см.: Summers 1995: 276), а некоторые особенности Джеральдины (невозможность самой переступить порог дома атакуемой жертвы, отвращение к христианской молитве) оказали несомненное воздействие на формирование литературного канона монстров-кровососов.
Собственно вампир вошел в европейскую литературу в конце ХЛТП — начале XIX века, когда новая эпоха вызвала его вместе с другими сверхъестественными существами (о соотношении «готического» и «вампирического» см.: Vanna 1957; см. также: Гопман 2012: 176—200). Увлечение сверхъестественным включало несколько элементов: декларативную установку на народную традицию, интерес к экзотическим травелогам (путешествия в «варварские» земли), очередную реинтерпретацию античности (теперь как фольклорной традиции) и т. п. Кроме того, в специфическом случае с «вампирами» это увлечение подразумевало обращение к псевдонаучной в ампир ологии эпохи Просвещения, иногда неожиданно именуемой «золотым веком вампиризма» (см.: Мариньи 2002: 45—63).
В 1720-х годах на территории, незадолго перед тем (1717 г.) завоеванной у Турции, австрийские чиновники официально расследовали «случаи» обвиненных в вампиризме крестьян, Петра Плогойовица и Арнольда Паоля, что было зафиксировано в аккуратных протоколах (где, похоже, впервые использовался термин «вампир»). Публикация этих документов (1732 г.) получила широкий европейский резонанс. Их обсуждение в периодике обусловило проникновение слова «вампир» из Центральной Европы во французский и английский языки. Так, ученый аббат-бенедиктинец Огюстен Кальме написал двухтомный «Трактат о привидениях во плоти, об отлученных от Церкви, об упырях или вампирах; о вурдалаках в Венгрии и Моравии» («Traité sur les apparitions des esprits et sur les vampires ou les revenants de Hongrie, de Moravie»; 1746; рус. пер. см. в изд.: Калмет 1866—1867). Опровергая веру в вампиров, Кальме систематизировал и представил столько «случаев», что его трактат парадоксально стал неисчерпаемым псевдофольклорным источником для литературной топики.
В художественную литературу вампира официально ввел английский поэт-романтик Р. Саути: кровосос мелькает в его поэме «Талаба-Разруши-
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
565
тель» (1801), и там же помещено фольклористское примечание о турецкой вере в вампиров, с упоминанием «случая» Арнольда Паоля. Инициативу подхватил Дж.Г. Байрон в «турецкой повести» «Гяур» (1813) — еще одной поэме с восточным колоритом.
В главе ХШ Стокер приводит стих из «Гяура» («decay’s effacing fingers» — «губительные пальцы смерти»); а в другом месте этой поэмы — в эпизоде проклятия, которое произносится от лица мусульманина и потому окрашено этнографической экзотикой, — упоминается и вампир:
Но перед этим из могилы Ты снова должен выйти в мир И, как чудовищный вампир,
Под кровлю приходить родную —
И будешь пить ты кровь живую Своих же собственных детей.
Во мгле томительных ночей,
Судьбу и Небо проклиная,
Под кровом мрачной тишины Вопьешься в грудь детей, жены,
Мгновенья жизни сокращая.
Но перед тем, как умирать,
В тебе отца они признать Успеют. Горькие проклятья Твои смертельные объятья В сердцах их скорбных породят,
Пока совсем не облетят Цветы твоей семьи несчастной.
Байрон 2010: 35—36.
Пер. С.Б. Ильина
В примечании к «турецкой повести» Дж.Г. Байрон — вслед за Р. Саути — указал, что «вера в вампиров распространена повсюду на Востоке» и что греческие синонимы слова «вампир» — «вурдалак» и «бруколок» (см.: Алексеев 1960: 316-318).
Наконец, Байрон имел непосредственное отношение к повести «Вампир», опубликованной в 1819 году и положившей начало именно в эмпирической
566
ПРИЛОЖЕНИЯ
линии внутри литературы таинственного и сверхъестественного. В 1816 году на вилле Диодати (близ Женевского озера) туристы из Англии — Джордж Гордон Байрон, Перси Биш Шелли, Мэри Годвин, врач и секретарь Байрона Джон Полидори (дядя прерафаэлита Д.Г. Россети) — развлекались «готическими» историями (в соприсутствии посетившего их Мэтью Грегори Льюиса, автора образцового «готического» романа «Монах», изданного в 1796 году). Интересно, что после этого случая поэта П.Б. Шелли преследовали кошмары, порожденные поэмой С.Т. Колриджа «Кристабель».
В результате эксперимента с «готическими» историями Мэри Годвин создала эпохальный роман «Франкенштейн, или Современный Прометей», опубликованный анонимно в 1818 году, в котором заглавный герой сравнивает созданного им монстра с «вампиром, вырвавшимся из гроба, чтобы уничтожать всё, что мне дорого» («<...> of my own vampire, my own spirit let loose from the grave, and forced to destroy all that was dear to me»); Шелли прибег к сравнению с вампиром в финале третьего действия лирической драмы «Освобожденный Прометей» (1819), где говорится о тех, кто лишен способности любить и кто обречен «с изношенной душою, | Среди людей влачиться, как вампир, | Внося во всё своей души заразу» [Пер. К.Д. Балъмонта\ в оригинале — «<...> а soul self-consumed, | And the wretch crept a vampire among men, | Infecting all with his own hideous ill...»), а Полидори обработал сюжет о вампире, намеченный Байроном. В 1819 году «Вампир», написанный врачом-секретарем Дж.Г. Байрона и выданный за сочинение последнего, был напечатан в «Нью- Мансли Мэгезин» («The New Monthly Magazine»), a потом — отдельным изданием. В журнале текст «Вампира» сопровождался анонимным «Отрывком письма из Женевы» (который излагал экстравагантные обстоятельства написания повести) и редакторской заметкой, суммирующей достижения в ампир о- логии. Согласно заметке,
суеверие, на котором основана повесть, очень распространено на Востоке. Оно присуще арабам; греки его не знали до установления христианства; оно приняло настоящую форму только после разделения Церкви на латинскую и греческую; в это время стала преобладать идея, что тело католика не подвержено тлению, если оно захоронено в своей земле; популярность идеи постепенно росла, и создавалось множество всё еще бытующих чудесных историй о мертвецах, восстающих из могил и питающихся кровью молодых и прекрасных жертв. На Западе это суеверие известно, с незначи¬
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
567
тельными вариациями, в Венгрии, Польше, Австрии и Лотарингии, где убеждены, что вампиры по ночам всасывают определенную порцию крови своих жертв, которые истощаются, теряют силу и вскоре умирают от разрушительных болезней; тем временем кровососы толстеют, а их жилы раздуваются до такой степени, что кровь выходит из всех отверстий и даже из кожных пор.
Цит. по: Summers 1995: 282.
Далее редактор отсылал читателя к «Талабе-Разрушителю» Р. Саути, «Гяуру» Дж.Г. Байрона и к трактату О. Кальме («случай» серба Паоля), а завершал текст терминологическим экскурсом:
<...> мы чувствуем, что вышли за рамки заметки, которую необходимо посвятить объяснению странного произведения, предлагаемого вниманию наших читателей; в заключение, однако, мы должны еще заметить, что хотя термин «вампир» общепринят, у него существует несколько синонимов, которые используются в разных частях света, а именно: вруколак (Vrou- colocha), вурдалак (Vardoulacha), гул (Goul), бруколак (Broucoloka) и т. д.
Цит. по: Ibid. 283.
Повесть Псевдо-Байрона имела такой успех, что сам Байрон поспешил от нее отречься и придать гласности (вместе с поэмой «Мазепа» и «Одой Венеции») «Фрагмент», который он написал на вилле и теперь авторизовал. Однако читатели пошли своим путем: они предпочли вариант Полидори, но поверили в авторство сверхпопулярного Байрона и включили в ряд его героев «вампира» из текста, написанного секретарем.
Воздерживаясь от пересказа известного текста, необходимо, тем не менее, акцентировать его «вампирические» нюансы. Во-первых, в произведении Дж. Полидори непосредственно присутствует ключевой термин «вампир». Причем присутствует он только у Полидори — повесть венчается формулой: «Лорд Рутвен исчез; сестра Обри утолила жажду вампира!» (Полидори 2007: 114). Определив «породу» кровососа, автор тем самым апеллировал к «вампи- рологии» ХУШ века. Именно потому редактор журнала, предваряя сочинение Псевдо-Байрона, и счел необходимым напомнить читателям как о романтических поэмах, так и о трактате Кальме. В отличие от Полидори, Байрон, стремясь избежать художественной однозначности, отнюдь не именовал сво¬
568
ПРИЛОЖЕНИЯ
его Дарвелла «вампиром» (во «Фрагменте» говорится о «singular being» — «уникальном создании»), а в открытом письме, где он отказывался от «Вампира», декларировал: «Помимо всего прочего, я испытываю личное отвращение к “вампирам”, и весьма отдаленное знакомство с ними побуждает меня ни в коем случае не обнародовать их секретов» (цит. по: Вацуро 1992: 42). Во- вторых, в текстах Байрона—Полидори вампирическая история развертывается в современной Европе, и герой выступает как наделенный сексуальной притягательностью роковой мужчина, представитель «байронических» героев, «героев экстремальных чувств и трагической судьбы» (Там же: 506). В-третьих, если во «Фрагменте» Байрона сверхъестественная сущность вампира обнаруживается не в цивилизованной Европе, а в «диких» регионах (в духе традиционной для романтизма установки на «местный колорит» и фольклор), то в повести Полидори последнее преступление совершено в Англии.
Демонстрируя в «Дракуле» сопричастность романтикам, Стокер, однако, заимствовал фантастические подробности и сюжетные ходы не столько у них, сколько в близкой по времени литературе первых десятилетий викторианской эпохи, которая характеризовалась, по общей формуле специалистов, «взаимопроникновением» романтизма и реализма (см.: ИВЛ 1983—1994/6: 116). Например, даже в «Джейн Эйр» (1847) Шарлотты Бронте обстоятельства в главе 25 складываются так, что заглавная героиня (а вслед за ней — и читатели) готова поверить: ночью ее посетило «призрачное германское чудовище — вампир»: «Багровое лицо, свирепое лицо! Как мне хотелось бы забыть блуждающие, налитые кровью глаза, черную опухлость черт!» (Бронте 1989: 332), а в главе 36 романа Эмили Бронте «Грозовой перевал» (1847) простая женщина пытается найти определение демоническому Хитклифу: «Уж не оборотень (в оригинале: “ghoul” — “гул”. — Т.М., М.О.) ли он или вампир? <...> Мне случалось читать об этих мерзостных, бесовских воплощениях» (Бронте 2016: 365).
В области литературы таинственного «взаимопроникновение» романтизма и реализма выражалось (согласно социологизированной статье Л.В. Пумпянского 1929 года) в «грубом» «союзе суеверия с позитивизмом»:
<...> явление, с одной стороны, признаётся сверхъестественным, с другой — признаётся не только его наличность, но и доступность опытному познанию и даже экспериментированию, — следовательно, «естественность». Таинственность перестает быть фантастикой, становится оккультной эмпирией <...>.
Пумпянский 2000: 453
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
569
Зависимость «Дракулы» от викторианской литературы не укрылась от наблюдательности современника — автора рецензии в газете «The Spectator» (31 июля 1897 г.):
Возникает ощущение (возможно, и неправомерное), что мистер Брэм Стокер поставил целью проявить себя в «Дракуле» так, чтобы заткнуть за пояс всех своих предшественников, работавших в области ужасного, превзойти Уилки Коллинза (чью манеру повествования он во многом перенял), Шеридана Ле Фаню и прочих мастеров «щекотать нервы».
С. 493 наст. изд.
Рецензент не упомянул еще один очевидный источник — анонимный роман «Варни-вампир, или Кровавое пиршество» (1847; атрибутируется Дж.М. Рай- меру), но здесь дело, вероятно, в том, что «Варни-вампир...» — роман-фельетон (серийный роман с продолжением), произведение «низкой» массовой литературы. Однако в этом романе есть и роковой джентльмен-вампир — сэр Фрэнсис Варни, который угрожает в условиях современной Британии (первая половина XIX века) аристократичному семейству и пьет кровь благородных девушек, и загадочные в эмпирические ритуалы на ночном кладбище, и черный капюшон (который позднее актуализируется в фильмах о Дракуле), и группа отважных мужчин, пытающихся остановить кровососа. Но интересно, что последним в борьбе с вампиром не понадобились специальные знания и помощь эксперта-оккультиста; более того, у Раймера заклятый враг людей уходит по собственному желанию: устав от своего «образа жизни», он бросается в жерло Везувия. Забавно, что в романе-фельетоне действует персонаж, никак с вампиром не связанный, но носящий аллюзивное имя «граф Полидори». Для полноты списка допустимо указать мелодраму «Вампир» (1852) успешного драматурга и актера Д. Бусико (заглавную роль исполнил сам автор). Спектакль публике понравился, его дважды смотрела королева Виктория; вампир здесь — как у Байрона—Полидори и Раймера — предстал привлекательным джентльменом.
Что касается «Женщины в белом», в «Дракуле» не только повторяется композиционный прием монтажа свидетельств, но и вообще роман Стокера функционирует в напряженном текстуальном диалоге с романом Коллинза. Сюжет романа «Женщина в белом» начинается почти мистической встречей протагониста — пафосного юноши Уолтера Хартрайта — с таинственной незнакомкой:
570
ПРИЛОЖЕНИЯ
Я дошел до перекрестка. Отсюда четыре дороги вели в разные стороны: в Хемпстед, откуда я шел, в Финчли, на запад и в Лондон. Я машинально свернул на последнюю. Я тихо брел по пустынной, озаренной луной дороге <...>. Вдруг вся кровь моя оледенела от легкого прикосновения чьей-то руки к моему плечу. <...> Передо мной, как если бы она выросла из-под земли или спустилась с неба, стояла одинокая фигура женщины, с головы до ног одетая в белое. На ее лице, обращенном ко мне, застыл немой вопрос — рукой она указывала на темную тучу, нависшую над Лондоном. Я был так потрясен ее внезапным появлением глухой ночной порой в этом безлюдном месте, что не мог произнести ни слова.
Коллинз 1975: 15
А в романе «Дракула» именно на кладбище в Хэмпстеде находилась могила вампирессы Люси Вестенра. Оттуда она ночами выходила на кровавую охоту, о чем сообщала (согласно Стокеру) «Вестминстер Газетт»:
В окрестностях Хэмпстеда происходят события, перекликающиеся с теми, о которых писали репортеры других газет под рубриками «Ужасы Кенсингтона», «Женщина-убийца», «Женщина в черном». В последние два-три дня отмечены несколько случаев, когда дети надолго пропадали из дому и возвращались с прогулок на пустоши очень поздно. Во всех этих случаях пострадавшие были слишком малы, чтобы связно рассказать о приключившемся с ними, но, оправдываясь, все они говорили, что гуляли с «феей».
С. 222 наст. изд.
И у Коллинза, и в «Дракуле» со сверхъественным существом (мнимым — в первом случае, реальным — во втором) сталкиваются дети (см.: Leatherdale 2001: 84). В двух романах похожи даже одеяния героинь: у Коллинза — женщина в белом платье, в «Дракуле» — «женщина в [белом] саване» (с. 264 наст, изд.). Кстати, на кладбище в Хэмпстеде совершал вампирические ритуалы и вампир Варни.
Повесть «Кармилла» (1871—1872) Дж. Шеридана Ле Фаню — уже чисто в эмпирическая, и Стокер ей многим обязан. Начать нужно с того, что автор «Дракулы» знал Ле Фаню лично: оба были ирландцами, оба (в разное время) учились в Тринити-колледже, в Дублине жили по соседству и посещали об¬
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
571
щих знакомых (в частности, дом Джейн Уайлд, матери Оскара Уайлда, видной представительницы ирландской интеллектуальной элиты), а в качестве театрального рецензента Стокер даже сотрудничал в дублинской газете Ле Фаню «Evening Mail» (см. об этом: Beiford 1996: 50—51).
Действие в «Кармилле» происходит в Центральной Европе, в Штирии, но изначально в первой части романа Стокера, судя по «Гостю Дракулы», аналогично фигурировала Штирия, да и оставшаяся в романе Трансильвания тоже расположена в Центральной Европе. Сюжет повести Ле Фаню построен на том, что опасная вампиресса Миркалла (под анаграмматическим именем «Кармилла»), графиня фон Карннггейн, преследует юную аристократку Лауру (о сходстве сюжета с поэмой Колриджа «Крисгабель» и о лесбийских коннотациях см.: Auerbach 1995: 47—52). Образ женщины-вампира «откликнется» в вампирессах Стокера (три спутницы Дракулы из замка и Люси Вестенра), а ее титул — в титуле Дракулы, не свойственном трансильванским аристократам. Кроме того, в обоих произведениях прекрасных женщин защищает группа рыцарственных мужчин, поступающих с Кармиллой почти так же, как с Люси: найдя ее тело в родовой часовне Карннггейнов, в свинцовом гробу, затопленном кровью, они пронзают ее сердце осиновым колом. Наконец, произведения сборника «В зеркале отуманенном», в который включена «Кармилла», объединяет персонаж Мартин Гесселиус, врач-психиатр и «доктор оккультных наук», собирающий «случаи» необъяснимого для современной науки и, в частности, посвятивший жизнь
кропотливому изучению огромной литературы о вампиризме. Наперечет знал он все большие и малые трактаты — такие как «Magia Posthuma»1, «Phlegon de Mirabilibus»1 2, «Augustinus de cura pro mortuis»3, «Philosophicae et Christianae Cogitationes de Vampires»4 Иоганна Христофора Харенберга и тысячи других <...> Он свел воедино несчетные судебные отчеты, и образовалось нечто вроде описания этого загадочного феномена с его обязательными и необязательными признаками.
Ле Фаню 1993: 50
1 «Посмертная магия» [лат).
2 Флегонт. «О чудесах» [лат).
3 Августин. «О сочинениях в защиту мертвых» [лат).
4 «Философские и христианские рассуждения о вампирах» [лат).
572
ПРИЛОЖЕНИЯ
Это — явный прообраз Ван Хелсинга, которого Стокер наделил оккультными познаниями Гесселиуса и своим именем «Абрахам» (Abraham).
3
Публикация «Дракулы» пришлась на закатный, поздний период викторианской эпохи. Этот период можно охарактеризовать двумя символическими событиями, имеющими различный смысл. 1888 год — лондонские преступления Джека Потрошителя; 1897 год — «бриллиантовый юбилей» правления королевы Виктории (60 лет — с 1837 года), который праздновался как грандиозный Фестиваль империи. По словам историка А. Тойнби, в 1897 году для представителей английского среднего класса «история закончилась»: «И у них имелись все причины, чтобы поздравить себя с постоянным государством благоденствия, которым подобное окончание истории их одарило» (цит. по: Хантингтон 2017: 538). Королева умрет в 1901 году, и эпоха завершится.
В предисловии к исландскому переводу романа Стокер сравнил преступления своего Дракулы (выдаваемые за реальные события) и Джека Потрошителя. Осенью 1888 года все лондонские газеты были полны отчетов о страшном убийце, который так и не был найден, но в котором публика охотно видела анонимного иностранца. Обсуждалось и другое предположение: им мог быть вполне респектабельный член общества, имеющий постоянную работу, достаточно состоятельный и обладающий познаниями в медицине. Подозревались даже особы королевской крови. Ночью этот человек перевоплощался в жаждущего крови монстра, что, возможно, натолкнуло Стокера на идею перенесения вампира из экзотических районов Штирии или Балкан на улицы респектабельных английских городов. Более того, в отчете, опубликованном 8 сентября в газете «Star», анонимный убийца назван вурдалаком: «Дикая злоба и дьявольская хитрость, одержимость жаждой крови — вот что характерно для совершаемых им убийств. Подобный вурдалаку5, он скитается по улицам, выискивая очередную жертву» (цит. по: Сагден 2001: 126).
О втором символическом событии — «бриллиантовом юбилее» королевы, на год которого пришлась публикация романа, — Стокер высказался в интер¬
Мы пользовались русским переводом книги Ф. Сагдена и поэтому не знаем, какое именно слово было употреблено в оригинале. Полагаем, что вряд ли это было «vampire»,
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
573
вью журналисту Джейн Стоддард, печатавшейся под псведонимом «Лорна»: «Все горды тем, что этот великий день прошел с таким успехом. <...> Пред нами предстала империя во всём ее блеске, и празднования на прошлой неделе как ничто иное пробудили в нас ощущение того, сколь разнообразны владения Ее Величества» (с. 491 наст. изд.).
Другой показательный признак конца 19-го столетия — витающий в воздухе дух фрейдизма. Первая психоаналитическая работа Зигмунда Фрейда (о наследственности неврозов) вышла во французском переводе в 1896 году, и Стокеру, видимо, известна не была, однако предшественник Фрейда — Жан Мартен Шарко, о котором на страницах романа не раз говорят доктор Сьюард и Ван Хелсинг («<...> ты постиг природу его (гипноза. — Т.М., М.О.) воздействия <...>, понимаешь, как работает метод великого Шарко <...> — вот кто проникал в самую душу пациента <...>». — С. 239 наст, изд.), — был даже немного знаком ему лично, так как посещал в Лондоне театр «Лицеум».
Всё это — нити одной паутины, сотканной Стокером в романе.
Согласно авторам «Истории всемирной литературы», «в последнюю четверть XIX века в Англии оформилось значительное литературное направление, называемое неоромантизмом»: «Многие видные писатели мучились жаждой красоты, <...> обращаясь к экзотике, избирая авантюрно-экзотические сюжеты, выражали устремления к жизненной цельности, сочетающей героическое, нравственное и эстетическое начала» (ИВА 1983—1994/7: 356).
Из пространного перечня произведений, признанных шедеврами, достаточно назвать: «Странная история доктора Джекилла и мистера Хайда» (1886) Р.Л. Стивенсона, «Она. История приключения» (1887) Г.Р. Хаггарда, «Портрет Дориана Грея» (1890) О. Уайлда, «Великий бог Пан» (1894) А. Мей- чена, «Трильби» (1894) Дж. Дю Морье, «Машина времени» (1895) и «Человек- невидимка» (1897) Г. Уэллса, романы «Этюд в багровых тонах» (1887), «Знак четырех» (1890) и сборники рассказов о Шерлоке Холмсе (1891, 1893) А. Конан Дойла и др. С «Дракулой» их объединяет как «авантюрно-экзотические сюжеты», так и решающее влияние на массовую культуру XX и уже начала XXI века.
так как в таком случае переводчик сохранил бы более близкий к оригиналу русский эквивалент. Можно предположить, что журналист употребил «volkodlak», что на самом деле скорее означает «волк-оборотень» (образ — также близкий к теме ночного перерождения обычного человека в монстра-убийцу).
574
ПРИЛОЖЕНИЯ
Но в не меньшей степени, чем собственно литературные ориентиры, на создание повествовательной канвы романа повлияла и просто жизнь самого его автора, с одной стороны, и постоянно меняющийся и развивающийся мир Западной Цивилизации — с другой. Что-то прослеживается в тексте достаточно явно, что-то — как намек, понятный лишь кругу знакомых Стокера.
Особое место среди них, конечно, занимает Генри Ирвинг. Главным «ключом» к образу Дракулы М. Хайндл считает фразу «Этот человек принадлежит мне!» (см.: Stoker 1993: XXVTII). Записанная в начале листа одного из рабочих блокнотов и дважды подчеркнутая Стокером, она затем была вложена в уста Дракулы во время сцены «вампирического соблазнения» Джонатана Гаркера тремя женщинами-вампирами:
«Как вы — вы! — смеете его трогать?! Или даже смотреть в его сторону? Разве я вам не запретил? Назад, кому говорю! Этот человек принадлежит мне! Попробуйте только его тронуть — и будете иметь дело со мной».
Блондинка с каким-то вульгарным кокетством усмехнулась:
«Ты никого никогда не любил и не любишь!»
С. 53—54 наст. изд.
Так кем же был этот человек, никого никогда не любивший?
Идея, что за фигурой графа Дракулы стоит реальная личность, сыгравшая в жизни самого Стокера большую роль, не нова. Главной кандидатурой здесь принято считать Генри Ирвинга, которому Стокер едва ли не поклонялся, но перед которым испытывал постоянный страх. Как сам он вспоминает в трогательных «Личных воспоминаниях о Генри Ирвинге» (опубликованы в 1906-м, вскоре после смерти великого актера; см.: Stoker 1906), они познакомились в 1876 году на представлении «Гамлета». Ирвинг, знавший Стокера как начинающего театрального критика, пригласил его принять участие в небольшом ужине. В конце Ирвинг прочел перед собравшимися поэму Томаса Гуда «Сон Евгения Арама». Когда декламация закончилась, Стокер от потрясения потерял сознание и упал. Ирвинг остался доволен произведенным эффектом и через какое-то время пригласил Стокера стать директором-распорядителем его театра в Лондоне.
Генри Ирвинг был человеком ярким, но властным и жестоким. Из всех живых существ он искренне привязался только к своей собачке Фусси. Его взаимоотношения с другими актерами труппы порой оказывались тягостны¬
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
575
ми для последних и часто — унизительными. Например, в ответ на слова крупнейшей исполнительницы женских ролей в пьесах Шекспира Эллен Терри о том, что перед исполнением роли Офелии она специально провела несколько дней в сумасшедшем доме, наблюдая за поведением девушек, Ирвинг произнес: «Мадам, нечего волноваться, в этих сценах и спектакле в целом есть лишь один яркий персонаж — Гамлет». Естественно, Гамлета играл он сам.
Со Стокером отношения у Ирвинга были очень сложными и противоречивыми: он постоянно ругал помощника, но при этом уважал его за университетскую образованность, по-своему любил и даже ревновал. Так, в 1878 году, когда Стокер женился, Ирвинг был возмущен этим и прямо сказал: «Почему у вас вообще должна быть какая-то жена?!»
Отметим и то, что главной своей ролью Ирвинг, кроме Гамлета, считал образ Мефистофеля (в переделке трагедии И.В. Гёте «Фауст»). Поэтому для Стокера, наверное, было естественным предполагать, что образ «графа-дьявола» также будет предназначен для сценического воплощения именно его знаменитым кумиром. Но этого не случилось. Когда в 1897 году Стокер подготовил текст пьесы «Дракула, или Живой мертвец» (премьера состоялась в театре «Лицеум» 18 мая), Ирвинг не только отказался исполнять роль Дракулы, но просто «блокировал» саму постановку, сказав, что «пьеса слабая». Похоже, отчасти так оно и было, но возможно и другое: Ирвинг видел в Стокере в первую очередь своего помощника в административных делах и был не очень доволен тем, что тот занимается еще и сочинением пьес. При этом Стокер всегда искренне восхищался Ирвингом и всегда стремился служить ему, не изменив отношение к своему «шефу» — как явствует из мемуаров — и после его кончины.
Утверждать, что именно Ирвинг был психологическим прототипом графа Дракулы, мы, естественно, не станем. Конечно, прообразов было несколько, а потому называть прототипом одного-единственного человека, равно как и персонажа — вымышленным, нельзя. Наверное, часто и сам автор не знает ответа на вопрос, кого он изобразил в том или ином персонаже; в связи с этим не исключено, что и Стокер мог бы сказать вслед за Флобером: «Дракула — это я». Но всё же степень абстрактной собирательности здесь не всегда невы- членима, и знаменитый кровопийца, как, наверное, и его преследователи, сохранил в своем облике, речи и характере черты многих известных людей из окружения автора.
576
ПРИЛОЖЕНИЯ
В частности, специального рассмотрения заслуживает история отношений Брэма Стокера с Оскаром Уайлдом — на личном, социальном и художественном уровнях.
Женой Стокера была красавица Флоренс Балкомб, внешностью которой восхищался и О. Уайлд. Он навещал ее, писал письма, даже нарисовал ее портрет (см. ил. 14), однако расхожее мнение, что он к ней сватался, но она отказала, предпочтя более надежного Стокера, на самом деле истине не соответствует. Уайлд жениться на бедной девушке не собирался, хотя, узнав в 1878 году о ее помолвке, действительно был задет. Он написал прощальное письмо, где просил вернуть золотой крестик с его именем, который он ей подарил:
Флоренс Балкомб.
Меррион-сквер Норт, 1.
Понедельник, вечер.
Дорогая Флорри, так как на днях я уезжаю обратно в Англию, наверное навсегда, я хотел бы взять с собой золотой крестик, который я подарил Вам давным-давно утром на Рождество.
Надо ли говорить, что я не стал бы просить Вас вернуть его, если бы он представлял для Вас какую-нибудь ценность, но для меня этот ничего не стоящий крестик служит памятью о двух чудесных годах — самых чудесных годах моей юности, — и я хотел бы всегда иметь его при себе. Если бы Вы захотели передать его мне сами, я мог бы встретиться с Вами в любое время в среду, а не то отдайте его Фил, с которой я увижусь сегодня днем.
Хотя Вы не сочли нужным известить меня о том, что выходите замуж, я всё же не могу уехать из Ирландии, не пожелав Вам счастья; что бы ни случилось, я никак не могу быть безразличен к Вашему благополучию: слишком долго пути наших жизней шли рядом.
Теперь они разошлись, но крестик будет напоминать мне о минувших днях, и, хотя после моего отъезда из Ирландии мы никогда больше не увидимся, я всегда буду поминать Вас в молитвах. Прощайте и да благословит Вас Бог.
Оскар
Цит. по: Уайльд 1997: 38—39.
В ответ Флоренс сообщила, что оставит крестик в доме «на Харкурт-стрит»; говоря так, она имела в виду квартиру Брэма Стокера, который в то время
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
577
проживал на этой улице (обратим внимание, что фамилия Гаркер6 созвучна названию этой улицы). Уайлд ответил, что предпочел бы встретиться лично, лучше — в ее доме, так как предложенный ею вариант унижает и его, и ее, и «человека Харкурт-сгрит» (то есть фамилию Стокера он не называет). Флоренс потребовала возврата ее писем, но чем это кончилось — неизвестно. Как пишет один из исследователей, «этот крестик ни разу не всплыл ни в одной из коллекций, но зато часто упоминается на страницах “Дракулы”» (Belford 1996: 83). Мы не так уж в этом уверены, поскольку большой крестик, который оберегает Джонатана Гаркера и который ему на шею надела румынская крестьянка, вряд ли мог быть золотым (вспомним, однако, золотое распятие, оставленное Ван Хелсингом на теле покойной Люси Весгенра).
Как в дальнейшем складывались их отношения? Те вряд ли могли иметь серьезный характер, несмотря на то, что Флоренс вместе с мужем тоже впоследствии переехала в Лондон и их пути с Оскаром Уайлдом, наверное, не раз пересекались. Они изредка встречались, Уайлд даже посылал ей записки и цветы, что, как пишет Б. Белфорд, «весьма досаждало Стокеру, хотя назвать ревностью это чувство было нельзя. Он скорее испытывал “эффект трио”, когда подавленное гомосексуальное влечение выражается в желании разделить партнера» (Ibid.: 247). В последний раз Уайлд совершил некую попытку сближения в 1893 году, когда подарил Флоренс экземпляр своей пьесы «Саломея». О том, что былой роман возродился, мы сведениями не располагаем. Однако известно, что с мужем у Флоренс отношения были плохими — после рождения сына Ноэля в 1880 году она отказывала ему в супружеской близо¬
6 Тот факт, что имя героя, возможно, было «подсказано» Стокеру именем декоратора «Лицеума» Джона Гаркера, нашему предположению не противоречит. Согласно другому мнению, как кажется, более вероятному, фамилия героя романа была найдена Стокером в приморском городке Уитби, где он начал работать над романам и где он провел лето 1890 г. В Уитби Гаркеры (Harkers) представляли собой целый клан, владевший разработками каменного угля и его разновидности — гагата (изделия из последнего как фирменный знак города продаются там и сейчас). Более того, один из исследователей романа, будучи сам родом из семьи Гаркеров, предположил, что семья Стокера снимала дом N° 7 по Роял-Кресент-авеню, принадлежавший его прабабушке Фанни Гаркер (см.: Waters 2009). Однако в другом исследовании восстанавливается истинный адрес проживания Стокеров — дом N° 6 по Роял-Кресцент-авеню, сейчас отмеченный небольшой мемориальной доской; тщательно восстановленные автором описания передвижения Люси и Мины показывают, что именно в этом доме, стоящем на берегу залива, Сшкер «поселил» семью Весгенра (см.: Thompson 2012: 31—34).
578
ПРИЛОЖЕНИЯ
сти. Ко времени окончания работы над романом «Дракула» жена Стокера превратилась в зрелую красавицу, но настоящей подругой писателю не была. По свидетельству его внучатого племянника и биографа Дэниэла Фарсона, Стокер был вынужден искать развлечений на стороне (в притонах Ист-Энда) и в результате заразился сифилисом (см.: Farson 1975). Тем не менее идея, что все эти годы Флоренс хранила в глубинах своей души любовь к Уайлду, — это скорее измышления. Интересно, однако, что, когда в 1905 году по предложению Стокера была издана брошюра со списком знаменитостей, посещавших театр «Лицеум», имени Оскара Уайлда там не оказалось.
Как уже было сказано, Б. Белфорд предлагает видеть во взаимоотношениях «Стокер — Флоренс — Уайлд» извращенный любовный треугольник, в котором два мужчины не столько соперничают из-за одной женщины, сколько оперируют ею как своего рода символом, заместителем их влечения друг к другу. Естественно, определенная ориентация Оскара Уайлда здесь играет на руку интерпретатору. Более того, гомосексуальный характер влечения Дракулы к Джонатану Гаркеру в настоящее время также детально описан, став «общим местом» литературы о самом известном вампире (см., напр.: Craft 1984). Но, развивая мысль Белфорд, мы должны будем сделать простой вывод: этот сложный треугольник был затем воспроизведен в романе как трио «Джонатан — Мина — Дракула». Если следовать этой теории, то и сам брак Стокера будет выглядеть как желание овладеть той, которой стремился обладать Оскар Уайлд, причем в итоге — овладение-обладание оказывается мнимым, и испытавший глубокую фрустрацию Стокер изливает свою желчь в романе.
Но подозрение кого бы то ни было в скрытом, подавленном гомосексуальном влечении тем и хорошо, что в принципе это обвинение нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Поэтому мы предлагаем смотреть на взаимоотношения Брэма Стокера и Оскара Уайлда проще и считать их лишь соперниками, соперниками в очень широком смысле слова и на разных, так сказать, «спортивных» площадках.
Они были знакомы с самых юных лет, так как, будучи студентом старших курсов Тринити-колледжа в Дублине, Стокер посещал дом родителей Оскара. Когда сам Уайлд поступил в Тринити, Стокер начал его опекать, но встретил довольно презрительное и насмешливое отношение к себе. Оскар разрешил вписать себя во все общества, во главе которых стоял Стокер (атлетическое, историческое, философское), но совершенно не посещал этих засе¬
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
579
даний. Затем оба отправились завоевывать Лондон, и каждый в своем роде преуспел. Отметим, что завоевывать Лондон едет и граф Дракула, тоже — из «глухого угла». Интересно в этой связи замечание автора книги «Тайна Дракулы»: «Стокер сознавал, что его провинциальное происхождение постоянно звучит в его произношении. Но, в отличие от своего монстра (или от друга его семьи — Оскара Уайлда), он нарочно не стал избавляться от акцента» (Valente 2002: 39). А вот — в романе:
«Помилуйте, граф, вы в совершенстве владеете английским!»
Он степенно поклонился:
«Благодарю вас, мой друг, за ваше лестное мнение обо мне, но боюсь, что я всего лишь в начале пути. Конечно, я знаю грамматику и слова, но еще не умею толком пользоваться ими».
«Поверьте мне, — заверил я, — вы прекрасно говорите».
«Это не так, — настаивал он. — Уверен, если бы я переехал в Лондон, любой сразу бы понял, что я иностранец, а мне бы этого не хотелось. Здесь я знатен, я — граф, народ меня знает, я — господин. А пришелец в чужой земле — никто; люди его не знают и, следовательно, равнодушны к нему. Я бы хотел не отличаться от других, чтобы на меня не обращали особого внимания, а услышав мою речь, не говорили бы: “Ха! Да это же иностранец!”»
С. 33 наст. изд.
Образ Падди (шутливое прозвище ирландцев) в лондонском обществе был карикатурен и жалок. Ирландский акцент был прочно связан с отсутствием образования, узостью мышления, тупостью и неумением держать себя прилично и логически рассуждать. Причем уроженца Ирландии выдавала не столько внешность, сколько вульгарный акцент. Брэм Стокер хорошо это понимал и сам же в своем первом романе «Тропа змей» (1890) тщательно воспроизвел речь жителей графства Голуэй, возможно, не совсем понятную тем, кто владел литературным британским английским. В «Дракуле» он не менее тщательно воспроизводит диалекты Уитби, Сохо, шотландских моряков. И наверное, за этим тоже стоят какие-то, уже точно нам не известные, юношеские переживания и обиды.
С другим знаменитым современником — художником журнала «Панч» («Punch») Джорджем Дю Морье (дед романистки Дафны Дюморье) — отно¬
580
ПРИЛОЖЕНИЯ
шения Стокера были ровно дружественными. Так, в 1890 году (год начала работы над «Дракулой»!) Дю Морье отдыхал с семьей Стокера в Уитби и запечатлел их быт в юмористическом рисунке (см. примеч. 24 к гл. П «Дракулы»). В романе «Трильби», который принес Дю Морье славу, выведен образ злокозненного гения гипноза Свенгали. Вместе с преступным обращением к гипнозу, Свенгали сближен с Дракулой «инородностью»: оба они — еврей из Центральной Европы и вампир из Трансильвании — угрожают стабильности европейской цивилизации.
Взаимной симпатией также были окрашены и контакты с А. Конан Дойлом: Стокер способствовал необычайно успешной постановке первой драмы Конан Дойла «Ватерлоо» (1894, в главной роли — Генри Ирвинг), да и, похоже, передавал ему своеобразный «привет» в романе «Дракула» (см. примеч. 2 к гл. XXIV и примеч. 15 к гл. XXVI). Со своей стороны создатель Холмса откликнулся на выход «Дракулы» теплым и профессионально-лестным письмом: «Полагаю, это лучшая история о чертовщине из тех, что я прочел за много лет. Действительно, удивляет, как — возбуждая такой интерес в столь протяженной книге — никогда не допускаются срывы (anticlimax)» (цит. по: Belford 1996: 275). А после смерти Стокера — в рассказе «Вампир из Сассекса» (1924) — Конан Дойл, видимо, поспорил с «Дракулой»: хотя сам автор, пропагандист спиритизма, уже обнаружил тем самым заинтересованность сверхъестественным, его Шерлок Холмс, столкнувшись со странным случаем, который кажется вампирическим, в результате расследования доказал, что вампиризм — мнимый и всё объясняется в пределах обыкновенной реальности.
4
Анализируя в контексте поздневикторианской литературы роман «Дракула», следует начать с антагониста, борьба с которым и составляет основу авантюрно-экзотического сюжета.
Дракула — во-первых, историческое лицо, валашский воевода, правивший в XV веке (см. подборку материалов о нем на с. 498—555 наст, изд.), и, во- вторых, носитель зла. Не просто зла, но зла дьявольского.
Конституирующую идею образа Дракулы правомерно сформулировать, обратившись к выпискам из исторического сочинения английского дипломата Уильяма Уилкинсона «Рассказ о княжествах Валахия и Молдавия» (см.: Wil¬
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
581
kinson 1820), которое Стокер включил в список источников романа (см.: Miller 2006: 9): «Дракула в валашском языке значит “дьявол”. Валахи в то время, как и сейчас, имели обыкновение использовать его в качестве прозвища человека, который обратил на себя внимание мужеством, жестокими деяниями или коварством (<англ. cunning)» (Wilkinson 1820: 19).
Определение «cunning» (восходит к древнему корню со значением «знать», «ведать») становится своего рода лейтмотивом, маркируя в романе Дракулу и его приспешников. Впервые оно возникает в главе Ш: смех вампиресс, пребывающих в замке Дракулы, кажется Гаркеру «невыносимым <...> звуком», который, водя по краю наполненного водой стакана, «извлекает умелая (cunning) рука». Это слово постоянно используется при характеристике безумного Ренфилда, мистически связанного с Дракулой: в главе ХП фиксируется «уловка с его стороны» (в оригинале: «only another instance of his cunning»), а в главе XX — «и по лицу его <...> скользнуло хитрое выражение» («cunning look <...> over his face») и «невыразимо лукавый взгляд» («leer of inexpressible cunning»). Интересный пример словоупотребления содержит глава XXVI: бывалый капитан корабля, повествуя о том, как неведомо для себя доставил Дракулу из Лондона обратно на Балканы и каким быстрым было плавание, бессознательно открывает причину этой удивительной быстроты: «<...> старина дьявол будет нам только благодарен за то, что мы ему палки в колеса не вставляли» (с. 432 наст, изд.), — а Джонатан Гаркер, передавая речь капитана, характеризует ее как «смесь простодушия и хитрости» («mixture of simplicity and cunning»).
Однако преимущественно слово «cunning» соотнесено с самим Дракулой; ср. в главе XV: «he is cunning» — «он хитер и коварен» (с. 255 наст, изд.); в главе ХУТП: «<...> he is of cunning more than mortal, for his cunning be the growth of ages» — «<...> он хитрее и коварнее, чем смертный, ибо его хитрость и коварство накапливались веками» (с. 297 наст, изд.); в главе XXV при аналитике его стратегии: «<...> he is clever and cunning» — «Преступник может быть сметливым, хитрым, находчивым <...>» (с. 423 наст, изд.); в главе XXVI: «<...> he is strong and subtle and cunning» — «<...> он силен, ловок, хитер <...>» (с. 440 наст, изд.). В главе XVIII слово «cunning» употреблено применительно к историческому воеводе Дракуле, оно входит в исходное определение, данное У. Уилкинсоном: «<...> он — недюжинный человек, потому что и в те времена, и много веков спустя он был известен как необыкновенно расчетливый, хитрый (the most cunning) и храбрый воин <...>» (с. 301 наст. изд.).
582
ПРИЛОЖЕНИЯ
Как легко удостовериться, «cunning» не поддается адекватному переводу на русский: «умелый», «хитрый», «лукавый»; наконец, иногда требуются даже два слова — «хитрый и коварный». Это поразительно напоминает затруднения, которые преодолевал переводчик древнерусского «Сказания о Дракуле- воеводе», передавая оригинальное краткое прилагательное «зломудръ» двумя словами — «жесток и мудр». А ведь «зломудръ» — ключевое слово для понимания валашского воеводы (см. с. 542 наст, изд.), и автор «Сказания...», видимо, создал этот неологизм, чтобы передать некое исходное определение исторического Дракулы, близкое к латинскому «malignus» (ср. также в английском, румынском и др.). Слово «malignus» значит лукавый и способный на злые выходки; «лукавый» в смысле «дьявольский»; остроумный (см.: Одесский 1996), — и, как и «cunning», не поддается переводу на «пословном» уровне (см. примеч. 3 к «Сказанию о Дракуле-воеводе»). Кстати, Стокер использует для описания Дракулы и его последователей слово «malice», которое также вызывает серьезные сложности при переводе. Например, в главе IV Гаркер, обнаружив Дракулу в гробу, видит «вздутое, окровавленное, злорадное (with a grin of malice) лицо» (с. 69 наст, изд.), а в главе XVI, столкнувшись с вампи- рессой Люси Вестенра, некогда влюбленный в нее доктор Сьюард признаётся: «Never did I see such baffled malice on a face» — «Никогда в жизни мне не доводилось видеть лица, исполненного такой инфернальной злобы» (с. 265 наст, изд.).
Таким образом, слово «cunning», будучи — подобно «malignus» — связанным с исходными представлениями об историческом валашском воеводе, было адаптировано Стокером — через посредство сочинения Уилкинсона — для обозначения сверхзлодея: того, кто сознательно «имел дело с нечистой силой» и, по сведениям эксперта Ван Хелсинга, обучался черной магии в Шоломан- че — «школе дьявола» у Германпггадтского озера (глава ХЛТП), — то есть повелителя демонического царства, дьяволопоклонника и чернокнижника.
Но при всём устрашающем масштабе злодейства Дракула отнюдь не всесилен, и сюжет развертывается как противостояние ему — в конечном счете успешное — рыцарственных молодых людей во главе с многоопытным вра- чом-оккультисгом Ван Хелсингом, практически белым магом. Успех положительных персонажей определяется тем, что они усвоили правила поведения вампира и одержали победу, в точности этим правилам следуя. Формулируя свод правил — своего рода «вампирский этикет», Стокер опирался на литературных предшественников и фольклорные верования, но настолько увлекся
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
583
отбором и систематизацией, что в итоге это обусловило эффект беспрецедентного нагнетания ужаса.
Уже делая предварительные выписки из источников, Стокер набрасывает «правила вампира», хотя некоторые из них затем в роман не вошли: «художники не могут нарисовать его — всегда похож на кого-нибудь другого»; «нечувствительность к музыке»; не отражается в зеркале; не отбрасывает тень; должен быть переведен через порог (приглашен в дом); обладает ненормальной силой; повелевает крысами; с трудом преодолевает водные преграды; может становиться меньше и больше (см.: Miller 2006: 16).
В главе XVTH романа Стокер, облекая перечень в свою излюбленную лекционную форму, подробно излагает его устами Ван Хелсинга. Итак, вампир способен «появляться когда и где угодно и в любом из своих обличий. Он может в некоторой степени управлять стихиями: бурей, туманом, громом. Ему послушны крысы, совы, летучие мыши, а еще — ночные мотыльки, и лисы, и волки; он может уменьшаться и увеличиваться в размерах, внезапно исчезать и становиться невидимым» (с. 297 наст, изд.); «он может даже молодеть; его жизненные силы возрастают, если ему в изобилии доступен его специфический корм» (с. 299 наст, изд.); «[он] не отбрасывает тени, не отражается в зеркале» (с. 299 наст, изд.); «он очень силен» (с. 299 наст, изд.); «вампир может и сам превращаться в волка» (с. 299 наст, изд.); «может принять облик летучей мыши» (с. 299 наст, изд.); «он способен напускать туман <...>; впрочем, участок распространения тумана невелик — только вокруг самого вампира. Он возникает в лунном свете в виде частиц пыли» (с. 299—300 наст, изд.); «может, единожды проложив себе путь, проникать куда угодно и свободно выходить откуда угодно, даже если это запертые на замок помещения или герметически запаянные емкости. Он видит в темноте — немалое подспорье в нашем мире, наполовину погруженном во мрак» (с. 300 наст, изд.); «Да, вампир всё это умеет, но он не свободен. <...> будучи выродком природы, он всё же обязан подчиняться некоторым ее законам. Он не может войти ни в один дом, пока кто-нибудь из домочадцев не пригласит его; зато потом уже волен приходить, когда ему вздумается. Его, как и всякой нечистой силы, могуществу наступает конец с рассветом. То есть его свобода действий ограничена определенными рамками. Если он находится не на своей территории, то может менять облик лишь в полночь или же на восходе либо закате солнца» (с. 300 наст, изд.); «он способен переходить через проточную воду лишь при слабом течении или при мелководье во время отлива. Существуют вещи, предметы, растения, которые
584
ПРИЛОЖЕНИЯ
своим воздействием лишают его силы, например <...> чеснок; что же касается сакральных символов, таких как мое распятие <...>, то для вампиров они ничего не значат, тем не менее эта нечисть старается держаться от них подальше и относится к ним с безмолвной почтительностью. Назову <...> и другие предметы <...>. Ветка шиповника, положенная на гроб вампира, не позволит ему выйти оттуда; освященная пуля, если выстрелить в гроб, действительно убьет его насмерть, как и кол» (с. 300—301 наст, изд.); «отрезанная голова <...> обрекает его на вечный покой» (с. 301 наст. изд.).
Очевидно, осознавая свое новаторство, Стокер эксплицировал «вампирский этикет» в позднейшем романе «Леди в саване». Там центральный персонаж, благородный англичанин Руперт Сент Леджер, встретив во время балканских странствий загадочную заглавную героиню («леди в саване»), пытается анализировать ее природу:
В результате размышлений я невольно увидел поразительное подобие случая с моей гостьей и обстоятельств, соединяемых в традиционных и суеверных представлениях с такими странными существами, которые скорее не перешли в мир мертвых, чем остались в мире живых, — они всё еще ходят по земле, хотя им место среди мертвецов. К таким существам относится, например, вампир, или вервольфы. <...> Это также обитатели астрального мира. В каждом случае необходима материальная оболочка, которая создается единожды или же многократно.
Стокер 2012: 186
Чем больше Руперт размышляет — тем неутешительней становятся выводы: «В процессе исключения менее вероятного я пришел к выводу, что жуткая разновидность этих существ, наиболее соответствующая моему случаю и походившая на мою фантастическую гостью, являлась разновидностью вампиров» (Там же: 187). Отважный джентльмен четко аргументирует гипотезу, беспристрастно суммируя наблюдения и сравнивая их с «вампирским этикетом»:
Свидетельства, подтверждающие соответствие моего случая теории о вампирах, вкратце были таковы:
• она появлялась ночью, а это время, когда, согласно преданию, вампиры могут свободно передвигаться;
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
585
• на ней был саван как следствие того, что она недавно вышла из могилы или гробницы; нет никаких неясностей в отношении одеяния, когда оно не имеет астральной или подобной природы;
• ей потребовалась помощь, чтобы попасть в мою комнату, а это строго соответствует «этикету вампиров», как выразился один скептически настроенный критик оккультизма;
• она чудовищно торопилась покинуть мою комнату после того, как прокричал петух;
• она была противоестественно холодной; ее сон был почти аномально глубоким, и, однако, она расслышала во сне петушиный крик.
Всё это показывало, что она подчинялась тем же законам — пусть и не столь безоговорочно, — которые управляют людьми.
Там же: 188
Чем неутешительней становятся выводы — тем больше Руперт тоскует о гостье. Он ищет ее и, к дальнейшему расстройству, обнаруживает — в крипте старой православной церкви, в забытьи, в гробу! Опять подводя итоги, эксперт по вампирологии находит лишь дополнительные аргументы в пользу печальной теории: гроб; проникновение — сквозь двери и запоры — в любое помещение замка; специфические, бесшумные (хотя грациозные) движения в лунном свете.
Однако добросовестный джентльмен одновременно коллекционирует аргументы против того, что «леди в саване» — вампир, тоже ориентируясь на «этикет» кровососов. Аргументов у героя немного: «<...> ее дыхание было сладостным — свежим, как дыхание олененка», — и невозможно «поверить, что такое сладостное дыхание слетает с губ мертвой» (Там же: 228—229); она способна обращаться к Богу (см.: Там же: 241).
Реакция критики на выход «Дракулы»7 показала, что роман отвечал горизонту читательских ожиданий (в рамках литературы таинственного), а выделялся — эмоциональным воздействием, которое вызывали установка на совре¬
7 Кроме цитировавшейся газеты «The Spectator» (31 июля 1897 г.) были напечатаны рецензии в «The Daily Mail» (1 июня 1897 г.), «Pall Mall Gazette» (1 июня 1897 г.), «Morning Post» (3 июня 1897 г.), «Hampshire Advertiser» (5 июня 1897 г.), «Glasgow Herald» (10 июня 1897 г.), «Manchester Guardian» (15 июня 1897 г.), «Derby Mercury» (23 июня 1897 г.), «The Athenæum» (26 июня 1897 г.), «Punch» (26 июня 1897 г.), а также интервью Лорны (Джейн Огоддард), опубликованное 1 июля 1897 г. в еженедельнике «British Weekly. Ajournai of Social and Christian Progress».
586
ПРИЛОЖЕНИЯ
менность изображенных сверхъестественных событий и детализированность их описания.
Критикуя стилистические и композиционные погрешности, рецензенты согласно признали, что роман оказывает сильное впечатление на читателя. Уже цитировалась рецензия из газеты «The Spectator»: «Возникает ощущение (возможно, и неправомерное), что мистер Брэм Стокер поставил целью проявить себя в “Дракуле” так, чтобы заткнуть за пояс всех своих предшественников, работавших в области ужасного <...>». Таково же мнение, высказанное на страницах еженедельника «The Athenæum»:
Нынче появляется множество рассказов и романов, отмеченных более или менее искренней верой в зримость сверхъестественных сил. Усиление давно забытой веры в фантастическое, магический, а не сугубо материалистический взгляд на вещи — примета нашего времени, обратная реакция (скорее искусственная, нежели естественная) на новейшие течения философии. Мистер Стокер проповедует так много странных идей, что «Дракула» воспринимается как решительная попытка перещеголять всех прочих, работающих в данной области.
С. 492 наст. изд.
Сына энергично поддержала Шарлотта Стокер: «Ни одна книга после “Франкенштейна” миссис Шелли и вообще никакая другая книга не стоит рядом с твоей по оригинальности и по вызываемому ужасу, — [Эдгар По] и близко не такой страшный» (цит. по: Beiford 1996: 274). Позднее, в 1908 году, Уинстон Черчилль признавался, что «Дракула» когда-то подействовал на его «юное воображение», и только поэтому — вопреки постоянной занятости — он согласился дать интервью Стокеру (статья в «Daily Chronicle» от 15 января 1908 г.; цит. по: Ibid.: 311).
Брэм Стокер даже опасался, что столь прессингующее представление сверхъестественного, в особенности — «оккультных правил» как у отрицательных, так и у положительных персонажей (ср. в газете «The Spectator» слова о «средневековых методах, при помощи которых враги графа Дракулы его побеждают»), приведет к обвинениям его в нарушении общественной и христианской благопристойности. Отправляя только что вышедший роман Уильяму Гладстону, глубоко им уважаемому лидеру либералов и религиозному человеку, Стокер в сопроводительной записке счел нужным превентивно защититься:
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
587
<...> роман этот, в силу необходимости, полон всевозможных кошмаров и ужасов, но, я полагаю, дозы их так рассчитаны, что помогут очистить разум посредством страха и сострадания. В любом случае, в книге нет ничего низкого, и, хотя суеверие поражается в ней оружием суеверия же, я надеюсь, что в этом нет ничего неблагопристойного (irreverent).
Цит. по: Ibid.: 274—275.
Однако скандала — в частности сексуального, которого легко можно было ожидать, слишком доверившись эротической интерпретации романа (см., напр.: Wolf 1972) — не случилось. Подводя итог жизни и творчеству Стокера, автор некролога (нью-йоркский журнал «The Bookman. A Magazine of Literature and Life», январь 1911 г.) писал:
Его самый известный роман «Дракула», леденящая кровь история, особенно примечательная для знакомых автора тем, что сочинил ее тихий и спокойный ирландец, человек светский, который всегда держался дружелюбно, ни при каких обстоятельствах не повышал голос. Позже он опубликовал книгу необычных исторических заметок, которая вызвала некоторые споры <...>.
С. 496 наст. изд.
Так что если у Стокера и были «спорные» произведения, то это — его историческая книга «Знаменитые самозванцы» (1910; в ней, к примеру, доказывалось, что королева Елизавета в действительности была мужчиной — принцесса умерла в детстве, и ее подменили мальчиком), а «Дракула» — просто «леденящая кровь история», которую написал «тихий и спокойный ирландец, человек светский».
Несколько иначе открывается литературное новаторство Стокера при ретроспективном взгляде из будущего. В самом деле, его роман подчинен принципиально новой закономерности (как и у Конан Дойла, хотя герои в их сочинениях служат противоположным началам: Ван Хелсинг и Дракула — иррациональному, Холмс и его антагонист Мориарти — разуму; см.: Köppl 2010: 89—96). Борьба положительных и отрицательных персонажей, которая развертывается в «Дракуле», не столько манифестирует конфликт Добра и Зла, сколько реализует внеморальные правила, обязательные для обеих борющихся сторон — романтический конфликт трансформируется в неоромантическую литературную игру. И если современники предсказуемо реагировали на
588
ПРИЛОЖЕНИЯ
первичный эмоциональный шок, для позднейшей культуры (особенно массовой) в «Дракуле» актуализировался скорее «вампирский этикет», а новаторское значение романа Стокера выразилось в отождествлении правил вампи- рологии с правилами литературной игры и тем самым — в формировании отдельного влиятельного «вампирского» жанра в литературе и позднее кино.
5
Увлеченность авантюрно-экзотическим, присущая литературе поздневикторианской эпохи, неразрывно связана с другой ее важной особенностью:
Утопичность миросозерцания, широкое использование жанра утопии — характерная черта всего этого периода, когда английская литература, откликаясь на веяния времени, ищет пути идейного и художественного обновления. В [18] 90-е годы, когда викторианское общество и викторианское сознание были на исходе, утопические идеи притягивали многих писателей. <...> Утопические идеи в английской литературе были столь плодотворны потому, что Англия была страной передовой техники и развитой науки. Но есть и другая причина, объясняющая утопизм взглядов английских писателей. Конфликт с буржуазным обществом сопровождался в Англии пробуждением интереса к социализму, которым английская интеллигенция очень увлекалась в этот период.
ИВА 1983-1994/8: 371
Стокер принадлежал к сторонникам либерального У. Гладстона и — в отличие, например, от приятеля и земляка-ирландца Б. Шоу — социализмом не увлекался. Однако правомерно говорить и о его утопизме, только иного характера, обусловленного близостью к такому влиятельному движению, как «Оккультное Возрождение» (см.: Webb 1971).
Научно-техническая революция, социалистическая программа радикального общественного преобразования, кризис философии позитивизма, потрясающие успехи этнографии и т. д. создали в Англии второй половины XIX века впечатление глобальной смены мировоззренческой парадигмы. В этих условиях сформировался запрос на спиритизм и тому подобные «психические феномены», которые традиционно квалифицировались как суеверия и которые мистически настроенные интеллектуалы теперь стремились объяснить,
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
589
соединяя методы классической науки и оккультного знания. Получили распространение (кроме масонства, привычного для культурного ландшафта Европы) розенкрейцерство (во главе с популярным писателем и политиком Э. Бульвер-Литтоном), теософия и, как ответвление розенкрейцеров, Герметический Орден Золотой Зари — которые, правда, по строгому суждению позднейшего оккультиста, были окрашены «викторианскими причудами и фантазиями» (Регарди 2011: 64).
Вождь Теософского общества Е.П. Блаватская помещала актуализированные древние мифы в один ряд с потрясающими техническими изобретениями современности, декларируя в «Разоблаченной Изиде» (1877):
Хаос древних; <...> огонь Гермеса; огонь св. Эльма древних германцев; <...> огненные языки дня Св<ятой> Троицы; неопалимая купина Моисея; огненный столп в Исходе и «горящий светильник» Авраама; <...> звездный свет розенкрейцеров; Акаша индусских адептов; астральный свет Элифаса Леви (французский оккультист и пропагандист «церемониальной магии». — Т.М., М.О.); <...> атмосферный магнетизм некоторых натуралистов; гальванизм и, наконец, электричество — всё это лишь различные наименования для многих различных проявлений или воздействий той же самой таинственной, всё проникающей Причины <...>.
Блаватская 2002-2003/1: 216-217
При таком подходе изобретения Т. Эдисона и А. Белла (телеграф, телефон) функционировали как доказательства «древних исторических повествований, касающихся некоторых секретов во владении египетского жречества, которое могло мгновенно сообщаться между собой в течение празднования мистерий из одного храма в другой, несмотря на то, что один храм находился в Фивах, а другой — в другом конце страны» (Там же: 219).
Кстати, в ряду «психических феноменов» Блаватская рассматривала и вампиризм:
Славянские национальности, греки, валахи и сербы скорее усомнятся в существовании своих врагов турок, нежели в факте, что существуют вампиры. Бруколак, или вурдулак, как последних называют, слишком знакомый гость у славянского очага. Даровитые писатели, люди большой проницательности и честности, трактовали этот предмет и верили в него. Откуда же тогда взялось такое суеверие? <...>
590
ПРИЛОЖЕНИЯ
Первый путь — путь объяснения феномена физическими, хотя и оккультными причинами <...> И спиритуалисты не имеют права сомневаться в правдоподобности <...> [этого] объяснения. Второй путь — это план, принятый наукою и скептиками. Они категорически всё отрицают.
Блаватская 2002—2003/1: 614—615
К теософам Стокер не принадлежал, но проблема его отношений с Орденом Золотой Зари стала предметом научного изучения. Членами этого Ордена были яркие представители викторианской интеллектуальной элиты: среди них — ирландский поэт и собиратель фольклора, в будущем нобелевский лауреат У.Б. Йейтс; романисты с интересом к сверхъестественному — А. Мейчен и Э. Блэквуд; А. Кроули, оккультист с шумным общественным успехом и романист; актриса Флоренс Фарр, исполнительница ролей передовых женщин в пьесах Г. Ибсена и корреспондентка Б. Шоу; Констанс — жена О. Уайлда и Мина — сестра философа А. Бергсона (знаменитые муж и брат не разделяли их увлечения) и др. Л. Повель и Ж. Бержье в сенсационной книге «Утро магов. Посвящение в фантастический реализм» (I960) привлекшие внимание к оккультному контексту научных открытий и политических катаклизмов XX века, включали Стокера в число «посвященных» (см.: Повель, Бержье 1994: 169), однако историки Ордена убежденно доказывают, что это «миф» (см.: Хоув 2008: 475). Осторожно подытоживая подобные споры, биограф Стокера солидаризируется с теми, кто относит автора «Дракулы» к «внешним наблюдателям с множеством близких друзей, которые были членами (Ордена Золотой Зари. — Т.М., Af.O.)», при этом отмечая, что тот «мог бы узнать многое о ритуалах, если они нарушали обет молчания» (Belford 1996: 213). Таким другом можно считать художницу П. Колман-Смит, иллюстратора сто- керовского романа ужасов «Логово Белого Червя» и в то же время дизайнера комплекта карт Таро (так называемая «колода Уэйта»), авторитетного у оккультистов; равным образом — У. Броди-Иннеса, юриста, библиофила, писателя, который предварил свой оккультный роман «Любовница Дьявола» (1915) знаменательным посвящением Стокеру: «Памяти моего дорогого друга, автора “Дракулы”, чьей помощи и поощрению я обязан более, чем ныне имею возможность сообщить» (цит. по: Ibid.: 216).
Не вдаваясь в подробное рассмотрение взаимосвязей авантюрно-экзотической литературы с «Оккультным Возрождением», достаточно привести ряд авторитетных признаний: Е.П. Блаватская в «Разоблаченной Изиде» с восхи¬
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
591
щением апеллировала к романам Э. Бульвер-Литтона «Занони» (1842, в совр. рус. пер. — «Призрак») и «Грядущая раса» (1871), в «Таиной доктрине» (1888— 1897) — к «Странной истории доктора Джекилла и мистера Хайда» Р.Л. Стивенсона и к роману «Она. История приключения» Г.Р. Хаггарда, а рафинированный апологет оккультной Традиции Рене Генон (в классическом труде «Царь Мира»; 1927) — к сочинениям французского писателя Луи Жаколио и травелогу русского эмигранта Фердинанда Оссендовского «И звери, и люди, и боги» (1924) и т. д. Сходным образом, продолжатель дела Блаватской теософ Чарлз Ледбитер увлекался романом «Дракула» (см.: Webb 1971: 56). Так что если для одних читателей (большинства) «Дракула» Стокера — классический роман «ужасов», то для других в нем также следует допустить оккультное послание, которое, оказывается, имело своего адресата и превращало роман в систему оккультных символов, содержащую его сокровенный смысл (см.: Гюйо 1995; Одесский 1995; Михайлова, Одесский 2009; Barclay 1978: 39— 63).
В оккультной перспективе «Дракула» не только готический роман о свирепом упыре, но и — созданный близким к кругу Ордена Золотой Зари писателем роман о черном маге, с которым «средневековыми методами» борется белый маг Ван Хелсинг (об этом сюжете в литературе, связанной с оккультизмом, см.: Одесский 20116).
Стокер постоянно напоминает «своему» читателю о науке гримуаров. Человек — микрокосм, он создан по тем же законам, что макрокосм. Организм содержит все элементы мироздания. Мир «неживой», «минеральный» представлен скелетом, мир «растительный», «холодной жизни», представлен в признаках пола (символика семени), тогда как мир «животный» представлен кровью — носителем «теплой жизни», души. А значит, кровососание — похищение души. Потому последователи антропософии, преуспевшие в систематизации опыта оккультизма, утверждают, что у самых могущественных духов зла — в эмпирическая природа (см.: Прокофьев 1992: 38). Соответственно, у стоке- ровского повелителя вампиров — природа духа зла. Так, душевнобольной Ренфилд одержим страстью к поглощению живого: мух, пауков, воробьев, кошек и т. д. (некоторые исследователи симптоматично, но едва ли справедливо возводят это к древнерусскому «Сказанию...», где Дракула, оказавшись в тюрьме, пытает животных (см.: ПД 1964: 35; KirÜey 1956: 136)), — и оправдывает он свою манию библейской цитатой: «Кровь — это жизнь» (с. 182 наст, изд.). Однако безумец не столько цитирует, сколько демонически «выворачи¬
592
ПРИЛОЖЕНИЯ
вает» Библию — во Второзаконии у этих слов противоположный смысл: «Только строго наблюдай, чтобы не есть крови, потому что кровь есть душа: не ешь души вместе с мясом» (Втор. 12: 23). (О сатанинском начале в романе см.: Leatherdale 2001: 193—209.)
Будучи чернокнижником и выпускником «школы дьявола», Дракула ищет жертв не только для того, чтобы удовлетворить свою «физиологическую» потребность, но и преследует «сверхзадачу» — он множит число подданных, готовых следовать за ним, и в этом качестве сатанински копирует «Ловца человеков», а потому в романе укус монстра неоднократно назван вампирическим крещением. Что ж тут удивительного: дьявол — обезьяна Бога.
Потому масштаб предприятия, в которое пускаются Ван Хелсинг и его друзья, далеко не локальный: они должны не только спасти укушенную вампиром Мину, и не только уберечь Лондон от трансильванского агрессора, но спасти цивилизованный Запад, всё человечество от эсхатологической угрозы. Таким образом:
• С точки зрения нарративной техники, борьба команды Ван Хелсинга с Дракулой — игровое столкновение равных по возможностям «хороших» и «плохих парней», которое нащупывает поздневикторианская литература.
• С точки зрения политики, эта борьба — своего рода предчувствие мировой войны, где «англоговорящим народам» (концептуальное выражение У. Черчилля) предстояло помериться силами с империями Центральной Европы (Трансильвания входила в состав Австро-Венгрии) (см.: Leather- dale 2001: 233). В рядах «хороших парней» с центральноевропейским монстром сражаются британский лорд Годалминг и техасец Куинси Моррис, которого эрудированные персонажи осыпают комплиментами, проявляя осведомленность о «доктрине Монро» и особых обстоятельствах присоединения к США его штата (см. с. 305 наст. изд.). Это — выражение базовой идеи необходимости тотальной защиты прогресса и цивилизации, сформулированной Стокером в поздней охранительной статье «Цензура и литература» (1908):
Сила зла — анти этическая сила — опасна тем более, что она — естественная сила. Для человека грешить так же естественно, как жить и участвовать в необходимой борьбе за жизнь. Но если прогресс благ и нацелен на органи¬
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
593
зацию национальных сил, то силам зла — как естественным, так и условным (arbitrary) — должно дать бой по всей линии. Недостаточно там и здесь удерживать позицию, сколь бы важной она ни была; должно защищать всю границу.
Stoker 2000: 435-436
Для автора «Дракулы» «англоговорящие народы» представляют прогресс и цивилизацию, их враги — вырождение и дикость.
• С точки зрения эзотеризма борьба Ван Хелсинга с Дракулой — это борьба белого и черного магов, одинаково посвященных в науку гримуаров. Как писала Е.П. Блаватская в «Тайной доктрине»:
Библия, начиная с Книги Бьггия и до Откровения, есть лишь ряд исторических рекордов великой борьбы между Белой и Черной Магией, между Адептами Правой Тропы, Пророками, и Адептами Тропы Левой — левитами, священством грубых толп. Даже изучающие Оккультизм, несмотря на то, что некоторые из них имеют большое количество архаических Манускриптов и непосредственное обучение, на чем они могут основываться, всё же часто затрудняются провести линию разграничения между Последователями Правой и Левой тропы.
Блаватская 1991—1992/3: 265—266
Победе Запада в предстоящей (точнее — уже начавшейся) схватке препятствует позитивизм, культ положительного знания, отвергающий то, что выходит за пределы чистой науки. «Да и наша наука страдает недостатком, — сетует Ван Хелсинг, — она стремится всё объяснить, а если что-то не поддается объяснению, то тут же заявляет: “А что тут объяснять?”» (с. 239 наст. изд.). Напротив, герои Стокера готовы к встрече с оккультной опасностью, будучи оснащены, во-первых, «паранаучными» фактами и гипотезами, которые накапливались одновременно с научными открытиями («бестиарные» легенды о пауках-долгожителях, всякого рода «достоверные» слухи); во-вторых, фольклорными преданиями, аккумулирующими оккультный опыт; наконец, в-третьих, мистическим знанием. В результате Ван Хелсинг лечит жертву вампира переливанием донорской крови, а в качестве средств защиты от Дракулы использует магические растения, крест, освященную облатку и т. п. Ван Хелсинг обращается с Телом Христовым утилитарно, почти кощунственно, замазывая им щели в склепе и объясняя, что загодя искупил прегрешение.
594
ПРИЛОЖЕНИЯ
Это поступки не католика, а ведуна, применяющего сакральные объекты для достижения магических целей. Это не христианство, но знание-ведание, при помощи которого единственно и возможно остановить монстра. По Стокеру, черного мага ниспровергнет только белый маг.
Финальная погоня за ускользающим графом наглядно иллюстрирует комплексность мер, обеспечивающих одоление чудовища. На стороне Дракулы — ненастье, волки, цыгане. На стороне современных крестоносцев — их рыцарственность джентльменов, техническое превосходство (винчестеры), дипломатические связи, гипноз, но прежде всего — оккультные навыки ликвидации вампиров (успеть поразить Дракулу до захода солнца, пока повелитель вампиров заключен в гробу, и т. д.). Синтез достижений цивилизации и традиционного эзотеризма символизируется оружием, окончательно поражающим Дракулу: Моррис действует ножом Боуи — американской новинкой, техасским изобретением, а Гаркер — ножом-кукри, кинжалом жителей загадочного Непала. И самое главное, что приносит победу защитникам цивилизации, — собственный мистериальный опыт. Кабинетным знанием здесь не обойтись: им пришлось предварительно пережить шок во время ночного нисхождения в склеп Люси и надругательства над телом девушки, а Ван Хелсинг — по просьбе самой Мины, получившей «кровавое крещение», — должен был над ней, еще живой, прочесть заупокойную службу.
Магу в силах противиться только другой маг, потому что магия открывает путь к обретению сверхвозможностей. В главе IV, когда Джонатан Гаркер пытался нанести «дремлющему» в гробу Дракуле смертоносный удар (анализ эпизода в связи с ключевым словом «malice» см. ранее в наст, статье), его останавливает, околдовывает взгляд вампира, уподобляемый романистом взору василиска. Василиск, «царь змей», традиционно символизирует идею, манифестированную в одной из каббалистических сефирот (от др.-греч. Eecpipox — «сфера»), а именно — в пятой, Geburah (Власть) (см.: Кавендиш 1994: 49). В эзотерической доктрине Ордена Золотой Зари ведущую роль играло учение о Древе Жизни, возводимое к Каббале:
На схеме Древа Жизни отображена Вселенная, какой ее представляли евреи, прежде чем их мировоззрение преобразила наука. <...> Схема эта состоит из десяти сфер или окружностей (имеется в виду «сефирот». — Т.М., М.О.), соединенных двадцатью двумя Путями. <...> Схема Древа Жизни — незаменимое мнемоническое приспособление для донаучной картины мира,
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
595
в которой и с которой работает маг. Сверяясь с этой схемой, он обеспечивает соответствие между призываемой силой и цветами, благовониями, символами и ритуальными действиями, которые используются в церемонии.
Йорк 2008: 11-13
Дополнительное значение доктрины заключалось в том, что «степени в Ордене [Золотой Зари] соответствуют десяти сефирот Древа Жизни, и переход от степени к степени оформлен как прохождение Путей, соединяющих сефирот между собой» (Регарди 2011: 91).
Воздействие на сефирот предоставляет магу различные блага. Зло порождается не природой этих сфер, но их односторонним, корыстным использованием. Как таковая сефира Власти предполагает суровость, но суровость матери, наказывающей детей, — однако в руках опытного чернокнижника пятая сефира работает в целях «ненависти и разрушения» (Кавендиш 1994: 49). На «языке планет» сефира Власти показательно символизируется Марсом, на «языке металлов» — железом, на «языке цвета» — красным.
Дракула, воздействуя на сефиру Власти, предался «ненависти и разрушению», и его особые умения — не столько «обычные» атрибуты вампира, сколько следствие магических операций. Трансильванский граф не «просто» упырь (превращение в которого Стокер никак не мотивировал), а чернокнижник, избравший путь служения дьяволу. Под таким углом зрения корректно рассматривать и «кровососание» — отличительный признак Дракулы. Цвет крови — красный, цвет пятой сефиры. Здесь кроется мистическая причина того, почему Дракула погубил Люси Вестенра и потерпел неудачу с Миной Гаркер. Кровь, через посредство «красного» уподобленная огню, характеризуется двумя отличительными признаками: теплотой (обращенность к «животной душе») и светом (обращенность к духу). Люси, имя которой указывает на «свет» [лат. lux), попадает в полную зависимость от Дракулы потому, что глубже — в дух — поражена. Мина же спасается: она есть аллегория души (обратное чтение имени «Mina» дает «Anima» — лат. «душа»).
Однако наука гримуаров, по убеждению адептов, не только и не столько путь к земному могуществу. Глубинная ее цель — возрождение, восстановление того совершенства, которым человек был наделен до грехопадения. Это возрождение мыслимо как ступенчатый процесс, восхождение по степеням посвящения. Соответственно, история борьбы магов в романе Стокера может быть прочитана и как притча о возрождении.
596
ПРИЛОЖЕНИЯ
Если опираться на символику сефирот и карт Таро (анализ «подтекста Таро» в романе как интерпретацию приключений и духовного пути Джонатана Гаркера см. в изд.: Leatherdale 2001: 210—216), то группа смыслов, притягиваемая сефирой Geburah, означает, в частности, «смерть и суд, убийство и очищение от ложного “я”, которые предшествуют созиданию истинного, внутреннего “я”» (Кавендиш 1994: 57). Сефира, на «прикладном» уровне открывающая губительные возможности «ненависти и разрушения», в то же время подразумевает другую интерпретацию: «ненависть и разрушение» врёменного, необходимые для восстановления вечного. Отсюда понятно, почему Люси и вслед за ней сам повелитель вампиров перед окончательным уничтожением счастливы.
Стокеровский Дракула — не-мертвый, отлученный от смерти. Бессмертие Дракулы, с одной стороны, — аллегория могущества, с другой — аллегория заблуждения, остановки на пути самосовершенствования. Как и положено дьявольскому дару, вечная жизнь оборачивается проклятием — вечной смертью: попавший в дьявольскую ловушку уже не в силах сам выбраться из нее и возродиться. Потому, когда в финале романа тело вампира, чье сердце пронзено и горло перерезано, рассыпается в прах, именно тогда на Дракулу нисходит счастливое умиротворение. На мистическом уровне — во прах рассыпалось ложное, тленное, а посвященный миновал роковой рубеж. Теперь Дракула мертв для смерти и жив для жизни вечной. Таково мистическое послание Брэма Стокера.
6
Баллада Г. Бюргера «Ленора», имевшая общеевропейское значение в распространении моды на ужасное, в России отозвалась в двух переводах В.А. Жуковского («Людмила»; 1808; «Светлана»; 1813), которые ознаменовали вступление на литературную арену русского романтизма, а в 1816 году «замечательная полемика» (Тынянов 1969: 37) вокруг переводов Жуковского и альтернативного им перевода П.А. Катенина («Ольга»; 1816), привлекшая и юного А. С. Грибоедова, выразила основополагающее для отечественной культуры противостояние карамзинистов и «архаистов».
В свой черед проник в Россию и романтический вампиризм. Более того, по замечанию Т.В. Измайлова, в эмпирическая легенда должна была представ¬
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
597
лять особый интерес для русских в силу ее этно-конфессиональной родственности, связи с «поверьями балканских народов, преимущественно сербов и греков» (Измайлов 1976: 511). Будущий фольклорист П.В. Киреевский перевел в 1828 году материалы журнальной публикации «Вампира» Полидори (текст повести, реферат письма из Женевы, редакторскую заметку о вампиризме), а также «Фрагмент» Байрона; в том же году популярный журнал «Сын Отечества» поместил хвалебную рецензию на мистификацию П. Мери- ме, напечатавшего в 1827 году якобы фольклорную книгу «Гузла, или Сборник иллирийских песен, записанных в Далмации, Боснии, Хорватии и Герцеговине», в которую, в частности, входили песни о вампирах, а серьезный университетский журнал «Атеней» (1828. Ч. 6. N° 24. Смесь. С. 380—387) — перевод (анонимно, без указаний на источник) этюда Мериме «О вампиризме», предварявшего в «Гузле» соответствующие песни; в пушкинской «Литературной газете» (26 мая 1830 г.) был опубликован перевод статьи Ш. Нодье «Пение морлаков», посвященной фольклору южных славян и содержавшей рассказы о вампирах (см.: Измайлов 1976: 511).
В.Э. Вацуро обратил в этом ракурсе внимание на творчество О.М. Сомова (см.: Вацуро 2002: 497—514), который в 1818 году опубликовал в журнале «Соревнователь» перевод нескольких глав из «Путешествия по Далмации» (1774) — книга эта имелась в библиотеке Пушкина, и ее приобретение правдоподобно связывается с работой над «Песнями западных славян» (см.: Пушкин 1997: 616), — а в 1821 году читал для литературного общества «Сословие друзей просвещения» перевод байроновского «Фрагмента». В «народной повести» «Киевские ведьмы» (1833) Сомов использовал вампирический мотив, но не с целью нагнетать ужас, а чтобы поведать о любви, и вампир (жена киевского казака) в этом произведении не есть собственно вампир. Это — ведьма, которой велено наказать любимого (подсмотревшего тайны ведьмовского сообщества), высосав его кровь, причем с согласия партнера и не из шеи, а из сердца, так что акт кровососания правомерно квалифицировать как символический образ любви-смерти.
Эффект «вампирической» моды был столь разительным, что — как часто случается с сильнодействующими средствами — образ вампира превратился в негативный знак литературного штампа.
Пушкин в главе 3 «Евгения Онегина» (1824; опубл. 1827) представил очерк романтической литературы, в который включен «задумчивый Вампир». Причем поэт снабдил упоминание Вампира примечанием: «Повесть, неправильно
598
ПРИЛОЖЕНИЯ
приписанная лорду Байрону»8. О.М. Сомов предварил сказку «Оборотень» (1828/1829) предисловием, где писал:
«Это что за название?» — скажете или подумаете вы, любезные мои читатели (какому автору читатели не любезны!). И я, слыша или угадывая ваш вопрос, отвечаю: что ж делать! виноват ли я, что неусыпные мои современники, романтические поэты в стихах и в прозе, разобрали уже по рукам все другие затейливые названия? Корсары, Пираты, Гяуры, Ренегаты и даже Вампиры попеременно, один за другими, делали набеги на читающее поколение или при лунном свете закрадывались в будуары чувствительных красавиц. Воображение мое так наполнено всеми этими живыми и мертвыми страшилищами, что я, кажется, и теперь слышу за плечами щелканье зубов Вампира <...>.
Сомов 1989: 90
Злоязычный О.И. Сенковский в сатирической повести «Большой выход у Сатаны» (1833) устами чертей высмеивал тематику новейшей литературы: «Главные пружины нынешней поэзии суть: вместо Венеры — ведьма; вместо Аполлона — страшный, засаленный, вонючий шаман; вместо нимф — вампиры; она завалена трупами, черепами, скелетами; из каждой ее строки каплет гнойная материя» (Сенковский 1989: 253). М.Ю. Лермонтов в первоначальном варианте (1841) предисловия к «Герою нашего времени», защищая право автора изображать противоречивый характер Печорина, почти буквально повторил Пушкина: «Вы мне опять скажете, что человек не может быть так дурен — а я вам скажу, что вы все почти таковы; иные немного лучше, многие гораздо хуже. Если вы верили существованию Мельмота, Вампира и других — отчего же вы не верите в действительность Печорина?» (Лермонтов 1996: 196)
Однако полемические выпады против вампиров и других постоянных романтических героев никак не означали (а скорее предполагали — согласно принципу «романтической иронии»), что русские писатели отказывались их
О перекличках с повестью «Вампир» в эпизоде сна Татьяны («Евгений Онегин», глава 5, сф XVI—XX) см.: Тархов 1980: 256—257; ср.: «Итак: хозяин шайки домовых, страшный председатель кровавого застолья, вампир своей суженой и убийца своего друга — таким предстает Онегин в вещем сне Татьяны» (Там же: 257).
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
599
изображать, причем в совершенно серьезном ключе. В частности, Сомов — после шуток в «Оборотне» — напечатал отнюдь не шутливую повесть «Киевские ведьмы». А Пушкин в 1830-х годах — в пору расцвета его так называемого реализма! — продолжал создавать и публиковать произведения, относящиеся к фантастическому роду. Так, в 1835 году в журнале Сенковского «Библиотека для чтения» (где годом ранее публиковалась петербургская фантастика «Пиковой дамы») были напечатаны «Песни западных славян» — поэтический перевод «Гузлы» Мериме, который в том же году вошел в шестую часть «Стихотворений Александра Пушкина». Цикл «Песен...» помещен в сильную — финальную — позицию и, к слову, был положительно оценен современной критикой (свод суждений см. в изд.: Пушкин 1997: 448-450).
Соотношение оригинала и перевода — текстов Мериме и Пушкина — многократно и основательно изучалось. Различия очевидны: некоторые «иллирийские» песни оставлены без перевода, а другие, напротив, добавлены (в их числе — две песни из аутентичного фольклорного сборника Бука Караджича и три, которые считаются собственным творчеством русского поэта); прозаический текст превращен в поэтический, причем Пушкин выбрал стихотворные размеры, наделенные «этнографическим» семантическим ореолом; активно использована подходящая к фольклорному заданию народная лексика, меняются имена, реалии, сокращаются примечания. Наконец, вместо термина «иллирийский» Пушкин вводит определение «западный», что отвечало принятой тогда в славистике классификации: к примеру, И.И. Срезневский в начале 1840-х годов делил свой университетский курс на три части — «1. Энциклопедическое введение в изучение славянства; 2. Западные славяне южной отрасли; 3. Западные славяне северной отрасли» (цит. по: Досталь 2003: 101).
В общем, Пушкин — при помощи других художественных средств — следует установке «Гузлы» на фольклорную имитацию. Сказанное полностью применимо и к в эмпирической топике. Во-первых, Пушкин, отказавшись от остальных песен (равно — от прозаической статьи), оставил две — «Марко Якубович» и «Вурдалак»:
<...> в первой тема вампиризма толкуется очень серьезно, даже с некоторой патетикой. <...> В «Вурдалаке» та же тема становится предметом шутки, суеверный страх перед вампирами высмеивается на примере забавного
600
ПРИЛОЖЕНИЯ
случая с «бедным Ваней». При этом «Вурдалак» не разоблачает «Марко Якубовича» — одна точка зрения не отменяет другую.
Муравьёва 1987: 126
Во-вторых, проза преобразована в поэзию — песня «Марко Якубович» переведена экспериментальным стихом, стилизованным под южнославянский фольклор, а «Вурдалак» — четырехстопным хореем, характерным для русской традиции воспроизведения фольклорных текстов. В-третьих, видоизменяются имена (Марко Якубович вместо Константина Якубовича и т. д.) и реалии. С точки зрения вампирологической традиции, показательно, что «Пушкин снимает мотивировку превращения чужеземца в упыря» (Там же: 126), то есть «неправильного» захоронения.
Можно сказать, эмблематическими для текстов Пушкина становятся его терминологические поиски. В переводе обеих песен он планомерно вводит слово «вурдалак»: в песне «Марко Якубович» — вместо «вампира», в «Вурдалаке» — вместо «бруколака». Этим переводчик никак не противоречил намерениям Мериме, который в статье «О вампиризме» приравнял европейский термин к иллирийскому «вудкодлак», а песню «Jeannot» — источник «Вурдалака» — сопроводил пояснением: «<...> “бруколак” — <...> “нечто вроде вампира”» (Пушкин 1997: 622). Да и в редакторской статье, предварявшей издание По- лидори, утверждалось, что «вруколак», «вурдалак», «гул», «бруколак» — синонимы слова «вампир» (см.: Summers 1995: 283). Соответственно, Пушкин, систематизировав словоупотребление, придал фольклорно-этнографической модели описания кровососа терминологическую точность: его — в отличие от модернизированного «вампира» (явленного в тексте Байрона—Полидори) — предлагалось именовать «вурдалаком». Более того, в «Песнях западных славян» поэт сделал важный шаг в направлении русификации монсгра-кровососа, добавив в перечень синонимов «упыря»: «Вурдалаки, вудкодлаки, упыри — мертвецы, выходящие из своих могил и сосущие кровь живых людей» (Пушкин 1997: 389).
В показательном для литературы 1830-х годов романе А.Ф. Вельтмана «Светославич, вражий питомец», изобилующем полуироническими-полу- серьезными историософскими концепциями, на месте будущего Киева «завелся стольный град нелегких, упырей, ведьм и русалок» (Вельтман 1985: 241).
Ранние повести А.К. Толстого «Семья вурдалака» и «Упырь» — своего рода пролог к творчеству признанного мэтра. «Семья вурдалака» (традицион¬
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
601
но датируется концом 1830-х годов) вообще не печаталась при жизни автора (вместе с парной повестью «Встреча через триста лет»), поэтому его дебюшой публикацией (под псевдонимом Краснорогский) стал «Упырь», написанный несколько позже, в 1841 году. Эти произведения — в отличие от лирики, исторического романа «Князь Серебряный», драматургии — имеют, так сказать, «несерьезный» статус. Вместе с тем, в их художественной ценности нет сомнений: В.С. Соловьёв уверенно писал о даровании А.К. Толстого как автора «Упыря» (см.: Соловьёв 1991), а современный ученый назвал «Семью вурдалака» его «лучшей вещью в прозе» (Илюшин 1999: 25).
По академической формуле Н.А. Котляревского, Толстой — «чистокровный романтик, запоздавший рождением» (Котляревский 1999: 509—510). Точнее — если в 1850—1870-х годах, когда широкий читатель узнал зрелого А.К. Толстого, писатель экстравагантно казался «запоздавшим рождением», то в 1830—1840-х автор «Семьи вурдалака» и «Упыря» был характерным представителем еще господствующего романтизма (подробнее об этом см: Одесский 2010).
Здесь необходимо вспомнить его дядю и любимого воспитателя А.А. Перовского — влиятельного чиновника и литератора (псевдоним: Антоний Погорельский). Погорельский считается родоначальником отечественной гофма- нианы, и, действительно, его «Двойник, или Мои вечера в Малороссии» (1828) — подражание «Серапионовым братьям». Это — собрание фантастических новелл, обрамленное сюжетом собеседования рассказчика с собственным двойником; причем вынесенное в заглавие слово «Двойник» как аналог немецкого термина «Doppelgänger» (которое также фигурирует в книге) — семантический неологизм, ранее обозначавший «разнообразные предметы, состоящие из чего-нибудь сдвоенного, или двойного, или содержащие что-нибудь в двойном размере», а у писателя-романтика — «ту мечту воображения, на которой основалось поверье, будто бы человек видит иногда самого себя в каком-то зловещем призраке» (Виноградов 1999: 128—129).
Примечательно, что в письме от 18 марта 1835 года Перовский делился с племянником литературным опытом: «Не спеши с “Loup-garou”. Лучше оставь его на время, а то испортишь. Большую пьесу можно делать помаленьку, и если тебе придет между тем другое что-нибудь на мысль, так ты можешь и другим заняться» (Погорельский 2010: 426). В комментарии указано, что это «самое раннее упоминание о первой повести А.К. Толстого “Упырь”» (Турьян 2010: 719). Очевидно, под «Loup-garou» имеется в виду
602
ПРИЛОЖЕНИЯ
французское слово «оборотень», и Погорельский обсуждает с молодым Толстым его фантастические истории, что наглядно демонстрирует их принадлежность к общей традиции.
Термин «вурдалак», фигурирующий в заглавии повести «Семья вурдалака» (см.: Толстой 1963—1964/3: 69—93), может восприниматься как ссылка на прецедент Мериме—Пушкина и тем самым на освященное Пушкиным обозначение фольклорно-этнографической модели вампиризма. В то же время «Семья вурдалака» никак не сопряжена ни с фольклором, ни с географическим «опытом» автора и построена как вариация на литературные темы. В 1855 году Толстой, находясь с армией в болгарской деревне, в письме к С.А. Миллер (будущей жене) с удовольствием акцентировал элемент вымысла: «Я никогда не был в такой стране, но они (ее обитатели — Т.М., М.О.) мне напоминают мою повесть “Вурдалак”» (Там же/4: 80). Французский язык, на котором в оригинале написано сочинение, также сближает его с текстом Мериме (ср. другие готические шедевры — повесть «Ватек» (1782) и роман «Рукопись, найденная в Сарагосе» (1804), которые были опубликованы авторами — англичанином Уильямом Бекфордом и поляком Яном Потоцким — на французском языке).
Повесть «Семья вурдалака», с композиционной точки зрения, представляет собой «рассказ в рассказе»: в 1815 году — во время Венского конгресса — «маркиз д’Юрфе, старик эмигрант» делится воспоминаниями о событиях 1759 года, когда ему случилось оказаться в некой сербской деревне. Это напоминает другие произведения «литературной готики», однако столь же необходимо констатировать здесь сходство с сюжетной ситуацией, намеченной в статье Мериме «О вампиризме»: в обоих случаях «цивилизованный» путешественник-француз становится свидетелем и участником в эмпирического «случая» (подлинного или мнимого) с девушкой в «дикой» деревне. Имя и титул рассказчика — маркиз д’Юрфе — повторяют имя и титул второстепенного персонажа романа «Рукопись, найденная в Сарагосе» (день 3), что правомерно толковать как аллюзию (см.: Васильев 1989: 43).
В повести старый серб Горча отправляется «с другими смельчаками поохотиться на поганого пса Алибека (так звали разбойника-турка, разорявшего последнее время весь тот край)» (Толстой 1963—1964/3: 72). Горча убивает этого турка, но, как обязан догадаться читатель из дальнейшего повествования, турок был вампиром и ему удалось перед смертью укусить и «заразить» своего убийцу. (Ср. слова вампира у Мериме—Пушкина: «Три дня, — молвил, —
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
603
ношу я под сердцем | Бусурмана свинцовую пулю» (Пушкин 1997: 369); во французском оригинале — «неверного пса».) Толстой добавляет деталь, драматизирующую ситуацию: Горча (по-видимому, догадываясь, что Алибек — вампир) предупреждает семью, что если он вернется после назначенного срока, то он — «проклятый вурдалак» и его следует уничтожить; старик опаздывает всего на несколько мгновений, и семья пребывает в недоумении, вурдалак он или нет (ср. в статье Мериме: умирающая девушка просит отца «обещать, что после ее смерти он сам перережет ей горло <...>, дабы она, в свою очередь, не стала вампиром» (Мериме 1963: 104)).
Согласно сведениям маркиза д’Юрфе—Толстого, «вурдалаки, как называются у славянских народов вампиры, не что иное в представлении местных жителей, как мертвецы, вышедшие из могил, чтобы сосать кровь живых людей» (Толстой 1963—1964/3: 72; ср. у Пушкина: «Вурдолакщ вудкодлаки, упыри — мертвецы, выходящие из своих могил и сосущие кровь живых людей»). Вурдалаки «сосут предпочтительно кровь у самых близких своих родственников и лучших своих друзей, а те, когда умрут, тоже становятся вампирами» (Там же; ср. у Мериме: «Те, кто погибает жертвой вампира, сами становятся после смерти вампирами. По-видимому, вампиры совершенно теряют всякое чувство привязанности к близким людям, ибо установлено, что они гораздо чаще мучат своих друзей и родственников, чем посторонних» (Мериме 1963: 98)). Также рассказчик в повести Толстого ссылается на авторитет «вампироло- гии»: «В любопытном труде о привидениях аббат Огюстен Кальме приводит тому ужасающие примеры» (Толстой 1963—1964/3: 72; ср. ссылки на Кальме у Мериме, а также в примечаниях к поэме Саути и к первому изданию «Вампира» Полидори).
Будучи гостем в сербской деревне, маркиз становится свидетелем того, как Горча является — подобно незнакомцу в песне Мериме — из лесу: «Это был высокий старик с белыми усами, с лицом бледным и строгим; двигался он с трудом, опираясь на палку» (Там же: 75; ср. у Пушкина: «Бледен он и чуть ноги волочит...» (Пушкин 1997: 369); у Мериме: «Лицо у него молодое, но волосы уже поседели, глаза потускнели, щеки ввалились, и он шатается на ходу» (Мериме 1963: 111)). На старика Горчу воет пес — общий признак реакции собак на нечистую силу. Горча охотится на членов семьи, начав с любимого внука, что отвечает описанию Мериме. Но если в песне Мериме—Пушкина укушенного сына хозяина спасают, то в «Семье вурдалака» он — а следом и другие члены семьи — гибнут. У Толстого маркиз подслушивает, как Горча
604
ПРИЛОЖЕНИЯ
говорит внуку: «<...> открой окошко да поцелуй меня!» (Толстой 1963—1964/3: 80) И в финальной сцене вся семья вурдалака, прильнув к окнам, следит за д’Юрфе. Это напоминает подробность из статьи Мериме «О вампиризме»: девушка рассказывает, что «видела, как открылось окно и какой-то бледный, закутанный в саван человек набросился на нее, укусил и попытался задушить. <...> ей показалось, что в вампире она узнаёт одного из местных жителей, по имени Вечнаный, умершего две недели тому назад» (Мериме 1963: 101). Окно как отверстие из «своего» мира в «чужой» соприродно лесу, откуда первоначально является вампир, а также заставляет вспомнить о характерном для «вампирского этикета» топосе — невозможности для вампира проникнуть в дом, если его не приглашают хозяева (в «Двойнике» Перовского загадочный гость — не вампир, но существо сверхъестественное — также не входит в дом без приглашения). Сын Георгий, убежденный в том, что отец — вурдалак, требует, чтобы тот помолился, но Горча отказывается. У Мериме—Пушкина вампир страшится молитв отшельника-«калуера», но Толстой конкретизирует эту несовместимость. Когда Георгий бросается на отца-вурдалака с осиновым колом, «тот дико завыл и побежал в сторону леса с такой быстротой, которая для его возраста казалась сверхъестественной» (Толстой 1963—1964/3: 84; ср. у Пушкина: «Бедный Марко колом замахнулся, | Но мертвец завизжал и проворно I Из могилы в лес бегом пустился. | Он бежал быстрее, чем лошадь...» (Пушкин 1997: 370)). Значимо также, что у Толстого, вслед за Мериме и Пушкиным, вампир ищет убежище в «чужом» пространстве — лесу, откуда первоначально явился в деревню.
Как читатель вправе догадаться, Георгий догнал отца и пронзил его колом. Однако вскоре вся семья стала жертвой в эмпирической эпидемии. Монах из соседнего монастыря поведал маркизу, что Горча успел высосать кровь у второго сына:
«Мальчик и вернулся ночью, плакал под дверью, ему, мол, холодно и домой хочется. У дуры-матери, хоть она сама его и хоронила, не хватило духа прогнать мальчика на кладбище, — она и впустила его. Тут он набросился на нее и высосал у нее всю кровь. Когда ее тоже похоронили, она вернулась и высосала кровь у меньшого мальчика, потом — у мужа, а потом у деверя. Всем — один конец».
Толстой 1963—1964/3: 86
Ср. описание «случая» Плогойовица у Кальме и Мериме:
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
605
В эту ночь отец не появлялся, но на следующую он опять явился и попросил есть. Неизвестно, дал ли ему сын поесть, но наутро сына нашли мертвым в постели. В тот же день в деревне заболели пять или шесть человек, которые и умерли один за другим через несколько дней.
Мериме 1963: 98—99
Вернувшийся после отлучки маркиз встречает Зденку — дочь Горчи, которую любит, но которая теперь прямо на его глазах завершает вампирическую трансформацию. Маркиз замечает, что «на шее у нее не было, как раньше, всех тех образков, ладанок, которые сербы в великом множестве носят с детства до самой смерти» (Толстой 1963—1964/3: 90), но, влюбленный, не придает значения этому, а равно и тому, что Зденка из скромной девушки стала сладострастной соблазнительницей (ср. сексуальность женского персонажа в балладе И.В. Гёте «Коринфская невеста», которую Толстой переведет в 1867 году, а также в «Дракуле»). Однако нательный крест, «вонзившись» в д’Юрфе, разрушает чары, и тот видит, что обнимается с «трупом», — то есть маркиза спасает крест (ср. в романе Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе» многократные усилия двух красавиц — которых читатель вправе подозревать в оборотничестве и вампиризме — заставить героя снять с шеи медальон, содержащий частицу животворного креста).
Финальный эпизод погони вурдалаков за маркизом д’Юрфе (которому посчастливилось сбежать) Толстой расцветил гротескными подробностями (Зденка прыгает на коня и пытается укусить маркиза сзади, Горча опирается на кол и делает «прыжки, подобно тирольцам», а потом, «действуя колом, как пращой», швыряет вслед беглецу младенцев-вампиров (см.: Там же: 92—93)), близкими «готической» топике «Дикой Охоты». Ср. в романе «Рукопись, найденная в Сарагосе»:
Через несколько мгновений я подумал, что счастливо отделался от ужасных призраков, но, обернувшись, увидел, что висельники гонятся за мной. Я пустился со всех ног вперед и вскоре оставил висельников далеко позади. Но радость моя недолго длилась. Гнусные создания пошли колесом, пустив в ход руки и ноги, и в одну минуту догнали меня. <...> Вдруг я почувствовал, что один из повешенных схватил меня за левую лодыжку; я хотел ее выдернуть, но тут второй встал мне поперек дороги. <...> Одной рукой он схватил меня за горло, а другой — вырвал вот этот глаз, — до сих
606
ПРИЛОЖЕНИЯ
пор рана не заживает. Потом всунул в пустую глазницу свой раскаленный язык и начал лизать мне мозг, так что я взревел от боли.
Потоцкий 2011: 33
Повесть А.К. Толстого «Упырь» (см.: Толстой 1963—1964/3: 7—68) построена более сложно, чем «Семья вурдалака»: автор изобретательно синтезирует собственно в эмпирическую топику с готической. Новая повесть — в противоположность «Семье вурдалака» — написана по-русски, и действие начинается не в «чужом» экзотическом пространстве, а в «своей» Москве, которая оказывается инфицированной вампирами.
На балу в Москве протагонист — Руневский — встречает странного человека, Рыбаренко, который рассказывает о вампирах, предлагая именовать их «упырями»:
«Вы их, бог знает почему, называете вампирами, но я могу вас уверить, что им настоящее русское название: упырь\ а так как они происхождения чисто славянского, хотя встречаются во всей Европе и даже в Азии, то и неосновательно придерживаться имени, исковерканного венгерскими монахами, которые вздумали было всё переворачивать на латинский лад и из упыря сделали вампира. Вампир, вампир\ — повторил он с презрением, — это всё равно, что если бы мы, русские, говорили вместо привидения — фантом илиревенант).»
Там же: 7—8
Рыбаренко в какой-то мере повторяет определение Пушкина (уже дважды приводившееся ранее в наст, статье), однако, с лингвистической точки зрения, он более точен9.
В повести Толстого (вслед за Байроном—Полидори) вампирами оказываются не обитатели «варварских» стран, но современные «цивилизованные» дворяне. В «Упыре» это отнюдь не байронические персонажи, а, казалось бы, комичные бригадирша Сугробина (чин которой апеллирует к комедии Д.И. Фонвизина) и чудаковатый статский советник Теляев. Обыденность при¬
9 Ср. убедительное наблюдение Л.М. Лотман о том, что рассуждения Рыбаренко ведут к диалогу коррумпированных чиновников о «значении слова “вурдалак” — “упырь”» в гротескной пьесе А.В. Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина» (1869) (см.: Лотман 1961: 241).
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
607
дает фантастике дополнительную эффективность. Анализируя повесть «Упырь», В.С. Соловьёв писал: «Хотя она насыщена фантастическим элементом, он везде растворен житейской реальностью и нигде не выступает в обнаженном виде» (Соловьёв 1991: 611).
«Гнусный упырь» Сугробина особенно опасна для близких (ср. Горчу в «Семье вурдалака»): она некогда уничтожила дочь («<...> в последний день ее платье было покрыто маменькиной кровью») и теперь рассчитывает «насытиться <...> кровью» внучки Дашеньки (Толстой 1963—1964/3: 15, 8). Обличитель кровососов Рыбаренко возмущен тем, что, хотя упырь Сугробина была похоронена, теперь она дерзко ходит среди людей (ср. подразумеваемые множественные смерти и воскресения Рутвена в «Вампире»). Но ведь Рыбаренко слывет «помешанным», и предполагаемое безумие обесценивает его откровения.
Толстой, со свойственным ему пластическим объективированием фантастики (ср. укол нательного креста в «Семье вурдалака»), вводит замечательный признак упырей: они, «встречаясь друг с другом, щелкают языком. Это по- настоящему не щелканье, а звук, похожий на тот, который производят губами, когда сосут апельсин. Это их условный знак, и так они друг друга узнают и приветствуют» (Там же: 9; ср. в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» один из симптомов превращения в вурдалака администратора Варенухи — «отвратительная манера присасывать и причмокивать» (Булгаков 1973: 572)).
Протагонист Руневский, движимый любовью к Дашеньке — внучке Сугробиной, посещает усадьбу бригадирши. Здание «вместе легко и величественно; можно было с первого взгляда угадать, что его строил архитектор италиян- ский» (Толстой 1963—1964/3: 16). В доме Сугробиной Руневский переживает встречу с привидением — ожившим портретом Прасковьи Андреевны, приходящейся сестрой бабушке бригадирши, а потому внешне напоминающей Дашу (в качестве источника мотива ожившего портрета можно указать «Портрет» Н.В. Гоголя и другие романтические тексты).
Возвратившись из усадьбы Сугробиной, Руневский — в ночном Александровском саду (московская реалия, приближающая сверхъестественное к русскому читателю) — встречает Рыбаренко, который, увязывая историю Прасковьи Андреевны с упырем Сугробиной, повествует о поездке в Италию («три года тому назад»): рассказ в рассказе — композиционный прием, часто встречающийся в романтической и готической литературе (ср. «Семью вурдалака»).
608
ПРИЛОЖЕНИЯ
Теперь действие происходит в городе Комо, который — в отличие от Сербии из повести «Семья вурдалака» — описан автором по собственным впечатлениям (юный Толстой посетил его в 1838 году; ср. в письме жене от 2 (14) апреля 1872 года упоминание «виллы Ремонди, Пепина и проч.». — Толстой 1963—1964/4: 563), и топографическая точность придает достоверность фантастической истории. В повести Толстого перемещение из России в Италию есть перемещение из «своего» пространства в «чужое» (ср. тур Рутвена и Обри в «Вампире») и одновременно из одного проклятого места в другое (зловещие приключения произойдут в усадьбе Пьетро д’Ур джина — того самого, который был женихом Прасковьи Андреевны и построил усадьбу Сугробиной), из подмосковной Италии в собственно Италию — со времен романов Анны Рад- клиф страну «готического» ужаса. В Италии Рыбаренко и два его спутника — Владимир и Антонио, рискованно экспериментируя со сверхъестественным, проводят ночь в «чертовом доме» — усадьбе Пьетро д’Ур джина (ср. зачин романа Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе»). Три друга — ради чистоты эксперимента — ночуют в разных комнатах, и с каждым происходят чудесные события. Все три происшествия объединяет то, что призраки стремятся укусить героев в шею, то есть оказываются вампирами. Рыбаренко и Антонио получают в эмпирическую метку и погибают (Антонио — почти сразу, Рыбаренко — в финале повести), а Владимир уберегается и остается жив. У Антонио оказывается «на шее маленькая синяя ранка» (Там же/3: 48; ср. в «Вампире» Полидори: «<...> на горле виднелись следы зубов, прокусивших вену»). Приключение, пережитое Антонио, заключалось в том, что он — по подземным ходам — перенесся в обитель античных богов, где Юнона укусила его в горло. Догадливый читатель вправе соотнести это с тем обстоятельством, что, если верить местным жителям, «чертов дом построен на том самом месте, где некогда находился языческий храм, посвященный Гекате и ламиям. Многие пещеры и подземельные ходы этого храма, как гласит молва, и поныне сохранились» (Там же: 49). Античные боги оказываются маскированными бесами, что есть не только выражение религиозно-историософских построений Толстого (ср. сюжет повести «Амена»), но и реализация антикизирующего изображения вампиров, образцово представленного в балладе И.В. Гёте «Коринфская невеста».
В Москве Руневский просит руки Даши; его вызывает на дуэль брат другой, отвергнутой им, девушки; во время дуэли секундант Руневского Рыбаренко узнаёт в этом брате давнего друга Владимира, участника итальянского
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
609
эксперимента. Раненный на дуэли Руневский перенесен в усадьбу бригадирши Сугробиной. В первом лихорадочном сне он видит, как Сугробина и Те- ляев пытаются выпить кровь Дашеньки, они облачены в средневековые одеяния и, как потом выяснится, повторяют преступление предков (интересная деталь: род Сугробиной — старинный венгерский род, прославленный в XV веке и имевший гербом летучую мышь на красном поле), однако Дашенькина воспитательница Клеопатра Платоновна разбивает некую каббалистическую доску, и грешников уносит некто в черном костюме домино — дьявол. Во втором сне Руневский — якобы в сопровождении Рыбаренко — оказывается в итальянском «чертовом доме», который окончательно обнаруживает сатанинскую суть: в подземельях Руневский видит бригадиршу (в предыдущем видёнии унесенную в ад), которая облизывает «свои кровавые губы» (Там же: 57).
Наконец, Руневский выздоравливает и женится на Дашеньке. Они с Владимиром обсуждают происшествия и доходят до того, что упыри — вымысел Рыбаренко, порожденный, по словам Руневского, хроническим безумием, что причиной итальянских открытий стал невольно принятый опий и что всё «элементарно»: семья Сугробиной — жертва древнего родового проклятия. Родовое проклятие почему-то — в сравнении с упырями — для них вполне правдоподобно.
Однако Толстой не остановился на этом: Рыбаренко (оказавшийся незаконным сыном Сугробиной и представителем этого проклятого рода) бросается с колокольни Ивана Великого и гибнет; Теляев, который «принадлежит к самой лютой породе упырей» и «еще гораздо кровожаднее Сугробиной» (Там же: 29), ходит в гости, прищелкивает языком и носит табакерку со старинным гербом; вдобавок Руневский делает тревожное открытие:
<...> он побледнел, ибо в то же время заметил на шее у Даши маленький шрам, как будто от недавно зажившей ранки.
— Откуда у тебя этот шрам? — спросил он.
— Не знаю, мой милый. Я была больна и, верно, обо что-нибудь укололась. Я сама удивилась, когда увидела свою подушку всю в крови.
— А когда это было? Не помнишь ли ты?
— В ту самую ночь, когда скончалась бабушка. Несколько минут перед ее смертью. Это маленькое приключение было причиною, что я не могла с нею проститься: так я вдруг сделалась слаба!
610
ПРИЛОЖЕНИЯ
Клеопатра Платоновна в продолжение этого разговора что-то про себя шептала, и Руневскому показалось, что она тихонько молится.
Толстой 1963—1964/3: 67
Шрам, ранка (как у Рыбаренко и Антонио) — след вампирического укуса. В позднейшей традиции вампирическая ранка стала бы верным сигналом фатального заражения и почти неизбежного монструозного превращения Дашеньки. Следуя этой логике и кинообразцам («Бал вампиров» (1967) Р. Полански, «Логово Белого Червя» (1988) К. Рассела), создатели экранизации «Упыря» — фильм «Пьющие кровь» (1991, режиссер Е. Татарский, автор сценария А. Макаров, в роли Сугробиной — М. Влади) — придают лицу Даттти в заключительной сцене зловещее выражение и тем самым намекают на начавшуюся в эмпирическую трансформацию. Однако в оригинальном тексте Толстого ситуация несколько иная: Антонио и Рыбаренко погибают, но Даша, похоже, вообще избегает опасности. Ранка — просто след пережитого злоключения, это не должно омрачать «хэппи-энд». Но и сомневаться в упырях безосновательно и опрометчиво, потому для Теляева — «когда бы ни приехал» — счастливых Руневского и его жены «нет дома. Слышишь ли? никогда!» (Там же: 68)
Суммируем сказанное: в повести «Упырь» в эмпирический сюжет позволяет раскрыть такие проблемы, как «нравственная наследственность, устойчивость и повторяемость типов и деяний, искупление предков потомками» (Соловьёв 1991: 612—613; в этой сжатой характеристике возможен намек на биографические обстоятельства А.К. Толстого), но прежде всего дает возможность экспериментировать с самодостаточной литературной игрой в готическую традицию, осуществляя установку на «эстетизацию и деидеологизацию» (Васильев 1989: 33). Это справедливо и для повести «Семья вурдалака».
Игра А.К. Толстого с литературой ужасного — воспроизведение известных топосов и изобретение новых, отличающихся пластической убедительностью (страх нательного креста, щелканье языком и т. п.), — манифестирует тот же поиск правил существования вампиров и борьбы с ними, который будет характерен для «Дракулы», со свойственными роману Стокера подытоживанием и систематизацией «вампирского этикета».
В качестве русского аналога викторианских произведений о вампирах и своего рода увенчания периода «до Стокера» можно рассматривать новеллу (авторское определение жанра — «фантазия») И.С. Тургенева «Призраки»,
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
611
в 1864 году напечатанную в журнале братьев Достоевских «Эпоха» (текст новеллы и подробный комментарий см. в изд.: Тургенев 1978—2018/7: 191— 219). Французский перевод принадлежал П. Мериме (журнал «Revue des Deux Mondes», номер от 15 июня 1866 года).
По подсчетам Л.В. Пумпянского, «одна четверть всех новелл Тургенева прямым образом связана с верой в сверхъестественные явления, а если присоединить сюда в различной степени и в различном смысле примыкающие к ним новеллы, то дробь эта увеличится до одной трети» (Пумпянский 2000: 449), но «Призраки», как он же справедливо констатирует, относятся к «категории “вампирических” новелл» (Там же: 461).
Некоторые обстоятельства, сопровождающие явление рассказчику загадочной женщины по имени Эллис, имеют достаточно общий характер: ( 7) призрак является при луне — «луна стояла низко на небе» (Тургенев 1978— 2018/7: 191); «месяц засиял снова» (Там же: 193); (2) она — «белая фигура», которая «как бы соткана из полупрозрачного, молочного тумана» (Там же; ср. «психические феномены» в спиритизме); (3) после контакта Эллис с рассказчиком «дворовая собака подошла было, подозрительно оглянула меня — и с воем бросилась прочь» (Там же: 208). Однако присутствуют и признаки, безусловно сигнализирующие о «вампирском этикете»: •• Производящие «неприятное впечатление» «физиологические подробности» (Пумпянский 2000: 461), когда Эллис пьет кровь рассказчика, приникая, правда, не к шее, а к губам: «Я почувствовал на губах моих какое- то странное ощущение, как бы прикосновение тонкого и мягкого жала... Незлые пиявки так берутся» (Тургенев 1978—2018/7: 198); «А когда я летаю, мне всё кажется, что его (сердце. — Т.М., М.О.) кто-то сосет или как будто из него что-то сочится, — вот как весной сок из березы, если воткнуть в нее топор. <...> Но если она пьет мою кровь?» (Там же: 208—209); «<...> я успел почувствовать на губах моих прикосновение того мягкого, тупого жала...» (Там же: 214)
• Панический страх перед солнцем и дневным светом — Эллис не может лететь в Америку — «Там теперь день» (Там же: 199); однако интересная подробность — подобно вампирам в современном кино, Эллис не боится ночных посещений «больших городов, Парижа, например», хотя там «светло, как на бульварах»: «Это не дневной свет» (Там же: 210).
612
ПРИЛОЖЕНИЯ
После встреч с Эллис рассказчик слабеет, бледнеет и постепенно приходит на грань смерти: «<...> я чувствовал себя до того разбитым и истощенным, что мог только проговорить в ответ: “Домой... Домой!..”» (Тургенев 1978—2018/7: 207); «Всё следующее утро у меня голова болела, и я едва передвигал ноги <...>» (Там же: 208); ключница тревожится: «Да и бледен же ты, кормилец: вот как есть ни кровинки в лице» (Там же); наконец, в финале: «<...> здоровье расстроилось: грудь заболела, бессонница, кашель. Всё тело сохнет. Лицо желтое, как у мертвеца. Доктор уверяет, что у меня крови мало, называет мою болезнь греческим именем “анемией” <...>» (Там же: 219).
По мере того как рассказчик слабеет, Эллис постепенно обретает плоть: вначале она — «белая фигура»; потом ее лицо «показалось мне не столь прозрачным, как накануне» (Там же: 201); «Тут я в первый раз заметил, что она перестала быть прозрачной. И лицо ее как будто окрасилось; по туманной его белизне разливался алый оттенок. Я взглянул в ее глаза... и мне стало жутко: в этих глазах что-то двигалось — медленным, безостановочным и зловещим движением свернувшейся и застывшей змеи, которую начинает отогревать солнце» (Там же: 210; ср. змеиную природу Джеральдины Колриджа); в финале перед рассказчиком предстает уже «молодая женщина в белом платье, с разбросанными густыми волосами, с обнаженным плечом» (Там же: 218), их последнее объятие может толковаться и как страсть, и как прощальный укус: «<...> темные пронзительные глаза впились в меня — и в то же мгновенье в меня впились и губы, теплые, влажные, с кровяным запахом... мягкие руки крепко обвились вокруг моей шеи, горячая полная грудь судорожно прижалась к моей» (Там же).
Эллис странно реагирует на имя Бога: «Что ты говоришь? — промолвила она с недоумением. — Я не понимаю» (Там же: 198).
По требованию Эллис, рассказчик должен произнести, что принадлежит ей — своего рода добровольное приглашение вампира:
— Отдайся мне, — снова прошелестело мне в ответ.
— Отдаться тебе! Но ты призрак — у тебя и тела нет. — Странное одушевление овладело мною. — Что ты такое, дым, воздух, пар? Отдаться тебе! Отвечай мне сперва: кто ты? Жила ли ты на земле? Откуда ты явилась?
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
613
— Отдайся мне. Я тебе зла не сделаю. Скажи только два слова: возьми меня.
Я посмотрел на нее. «Что это она говорит? — подумал я. — Что это всё значит? И как же она возьмет меня? Или попытаться?»
— Ну, хорошо, — произнес я вслух и неожиданно громко, словно кто сзади меня подтолкнул. — Возьми меня!
Там же: 194
Рассказчик, которому автор не дает оснований усомниться в реальности призрака, бьется над раскрытием его природы. Кто такая Эллис? Возможных ответов несколько: ( 7) фантастическое явление женщины, которую он некогда (в другой жизни?) знал: «Мне показалось, что я видел ее прежде <...>» (Там же: 192); «Ты знала меня прежде?» (Там же: 198); «<...> более женственное и более важное, оно (лицо Эллис. — TM., М.О.) напомнило мне то прекрасное создание, которое мелькнуло передо мной на утренней заре перед разлукой» (Там же: 201); (2) «преступная, осужденная душа» (Там же: 198); (3) неприкаянная душа: «Или ты — как эта комета носится между планетами и солнцем — носишься между людьми... и чем?» (Там же); (4) какое-то странное существо, подчиняющееся почти сказочным запретам: «Меня задержали, — продолжала она, — меня караулили» (Там же: 209); [5) посланница дьявола: «Я пропал, я во власти сатаны <...>» (Там же: 194).
В рукописи, присланной в редакцию «Эпохи», был фрагмент, который при публикации был снят:
— <...> Ты мне не отвечаешь? Это несносно! И я опять-таки повторяю: как можешь ты, без тела, без крови, любить меня?
— У тебя есть кровь, — промолвила моя спутница, и мне показалось, что она улыбнулась.
Сердце во мне ёкнуло. Рассказы об упырях, о вампирах пришли мне на ум. «Неужели я во власти подобного существа?..»
Там же: 476
Комментаторы согласны в том, что правка была осуществлена под влиянием Ф.М. Достоевского, который писал Тургеневу 23 декабря 1863 года:
Почему Вы думаете, Иван Сергеевич (если только Вы так думаете), что Ваши «Призраки» теперь не ко времени и что их не поймут? Напротив,
614
ПРИЛОЖЕНИЯ
бездарность, 6 лет сряду подражавшая мастерам, до такой пошлости довела положительное, что произведению чисто поэтическому (наиболее поэтическому) даже были бы рады. Встретят многие с недоумением, но с недоумением приятным. <...>
У Вас являющееся существо объяснено как упырь. По-моему бы, не надо этого объяснения. Анненков не согласился со мной и представил доводы, что здесь намекается на потерю крови, то есть положительных сил, и т. д. А я тоже с ним не согласен. Мне довольно, что я уж слишком осязательно понял тоску и прекрасную форму, в которую она вылилась, то есть брожением пор всей действительности без всякого облегчения.
Достоевский 1972—1990/28.2: 60—61
Тургенев отказался от этой беседы с Эллис — но не от называния в эмпирического мотива (и комментаторы письма Достоевского наивно упрекают Тургенева в «известной непоследовательности» (Там же: 392)). В финале рассказчик — нарочито буднично — повторяет различные диагнозы:
Я много и долго размышлял об этом непонятном, почти бестолковом казусе — и я убедился, что не только наука его не объясняет, но что даже в сказках, в легендах не встречается ничего подобного. Что такое Эллис в самом деле? Привидение, скитающаяся душа, злой дух, сильфида, вампир, наконец? Иногда мне опять казалось, что Эллис — женщина, которую я когда-то знал, — и я делал страшные усилия, чтобы припомнить, где я ее видел... Вот-вот — казалось иногда, — сейчас, сию минуту вспомню... Куда! всё опять расплывалось как сон. Да, я думал много и, как водится, ни до чего не додумался.
Тургенев 1978—2018/7: 219
Однозначного ответа не дается, но «вампир» (более общее и европейское определение, чем русский «упырь») в этом перечне присутствует, причем в сильной замыкающей позиции.
В отличие от А.К. Толстого, Тургенев явно преследовал не только эстетские, литературно-игровые цели и был далек от послушного воспроизведения «вампирского этикета». Его кровосос наделен особыми приметами. Прежде всего, образ Эллис знаменует «переход от вампиризма мужского <...> к женскому» (ср. вскоре появившуюся женщину-в ампир а в повести «Кармил-
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
615
ла» Ле Фаню), что Л.В. Пумпянский считает возможным увязать с общим развитием мировой литературы: открытием Э.А. По — новеллиста; ранним французским декадентством; «английским прерафаэлитизмом (к которому, по-видимому, восходит фигура Эллис)», — и, соответственно, призывает к «компаративистскому обследованию всего этого процесса, частью которого являются “Призраки”» (Пумпянский 2000: 461). Кстати о компаративном исследовании: с новеллами Э.А. По сравнивала «Дракулу» мать Брэма Стокера, а в 1861 году в журнале братьев Достоевских «Время» публиковались переводы этих новелл, сопровождаемые общим предисловием Ф.М. Достоевского (см.: Достоевский 1972—1990/19: 88—89), в котором он кратко сформулировал свое понимание отличий современной фантастики от фантастики романтической.
Другая необыкновенная особенность Эллис — соединение вампирического мотива с мотивом полета (ср. рассуждения Н. Ауэрбах о том, что в литературе и кино это напрашивающееся соединение остается невостребованным: Auerbach 1995: 174), что есть, вероятно, результат соединения образа вампира с образом духа воздуха сильфиды (в финальном размышлении рассказчика оба определения помещены рядом). В самом деле, А.С. Орлов достаточно давно отметил воздействие на «Призраков» повести В.Ф. Одоевского «Сильфида» (1837), где таинственный дух переносит героя-мечтателя в Древний Рим (как и в новелле Тургенева) и т. д. (см.: Орлов 1927: 46—75).
«Усложнение» вампира выражает и сложность его функции в концепции новеллы. Н.Н. Страхов в статье 1867 года назвал Эллис «воплощенной поэзией», которая подталкивает автора к пессимистическому выводу: «С тоскою и унынием отворачивается поэт от настоящего и прошедшего и, наконец, встречает смерть и отдается ужасу при мысли о ничтожестве всего на свете» (Страхов 1984: 222), а близкий друг Тургенева П.В. Анненков разглядел в «Призраках» автобиографизм, с чем согласился сам автор (в ответном письме от 28 сентября (10 октября) 1863 года; см.: Тургенев 1978—2018/7: 479) и что может толковаться как трагическое изображение любви (ср., напр.: Топоров 1998). Но в любом случае справедливо толкование Пумпянского, который, обратив внимание на совершенную серьезность изображения «агрессивного метабиологического мира», вторгающегося в жизнь героя, утверждал, что философское послание «Призраков» — «страх» человека перед всепроникающим «неведомым» (Пумпянский 2000: 460).
616
ПРИЛОЖЕНИЯ
7
«Дракула» Брэма Стокера достиг России в 1900-х годах — практически безотлагательно (см.: Bunson 1993: 74). До Октябрьского переворота 1917 года роман переводили несколько раз, явно воспринимая как популярное авантюрное сочинение. В одном из переводов «Дракула» — по аналогии — был даже приписан Мэри Корелли, известной русским читателям в качестве автора мистико-приключенческих романов, а в 1912—1913 годах он вышел в серии приложений к еженедельнику «Синий журнал» — типичному образчику массовой журналистики.
М.Г. Корнфельд, издатель этого еженедельника, выпускал также юмористический журнал «Сатирикон», детский журнал «Галчонок» и, очевидно, тяготел к паралитературе. Потому, решив, наряду с прочими средствами привлечения читателей, прибегнуть к изданию библиотеки-приложения, он включил в серию не только авантюрные романы (А. Конан Дойла и др.), но и, как гласила реклама, «литературу из области таинственных и неизвестных миров и необыкновенных событий». Своего рода жемчужиной серии, опять же согласно рекламе, надлежало стать «самой страшной книге мировой литературы» — «Граф Дракула (Вампир)» Брэма Стокера.
Соответственно, работавшая для «Синего журнала» переводчица Нина Сандрова (псевдоним Надежды Яковлевны Гольдберг) интерпретировала «Дракулу» в качестве феномена паралитературы. Она произвольно исключала или кратко пересказывала сцены, которые, по ее мнению, не содержали действия, да к тому же были сложны с языковой точки зрения. Так, бессвязная речь Ренфилда в главе ХУШ: «<...> вы должны гордиться своим состоянием и высоким положением. Признание их Соединенными Штатами является прецедентом <...>» (Стокер 1912—1913: 257), — отнюдь не должна обнаруживать безумие пациента дома умалишенных: слово «state», переведенное как «состояние», в данном случае значит «штат» — Ренфилд говорит о штате Техас, откуда родом его собеседник Моррис, наоборот, демонстрируя удивительные познания в истории Северной Америки.
В результате такого рода вольностей особенно страдали эпизоды, где Стокер использовал излюбленные им диалектные особенности. Стоит отметить, что эти эпизоды принципиальны для понимания романа. Например, чудаковатый старый моряк, рассуждения которого выпали по вине Сандровой из главы VI, рассказывает историю самоубийцы, — а именно в его могиле позд¬
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
617
нее найдет первое убежище Дракула, высадившийся на английский берег, — тем самым исчез и намек на родство самоубийц с вампирами.
Однако формату развлекательной библиотеки «Дракула» Нины Сандро- вой, видимо, отвечал и в качестве паралитературного романа нашел в России подражателей. В том же «Синем журнале» за 1912 год Сергей Соломин (наст, имя: Сергей Яковлевич Стечкин) напечатал рассказ «Вампир» (Nq 46), где влияние «Дракулы» ощутимо и на сюжетном уровне (рассказанная на новый лад история Синей Бороды, жёны которого подозрительно умирают от малокровия), и в параллельности научных (причина смерти несчастных женщин — неизвестный вирус) и таинственных интерпретаций.
В том же году московской типографией В.М. Саблина была выпущена книга «Вампиры» — «Фантастический роман барона Олшеври из семейной хроники графов Дракула-Карди» (см.: Барон Олшеври 1912). Роман выполняет функцию предыстории событий, развертывающихся в произведении Стокера (например, там раскрываются обстоятельства появления вампиресс, обитающих в трансильванском замке). Сочетание «иностранного» имени и титула неизвестного сочинителя — «барон Олшеври» — правдоподобно расшифровывается с учетом принятых форм сокращения: «б<арон>Олшеври» — «больше ври», демонстрируя русское происхождение и явную установку не столько на оккультизм, сколько на развлечение (отнюдь не на шутку — роман страшный).
Иным было прочтение «Дракулы» русскими символистами (об оккультизме в контексте русского модернизма см.: Богомолов 1999). А.А. Блок (знавший роман по переводу 1902 года) в письме к Е.П. Иванову (3 сентября 1908 года) сообщал другу: «Читал две ночи и боялся отчаянно. Потом понял еще и глубину этого, независимо от литературности и т. д.» (Блок 1936: 66).
Прервав цитирование письма, стоит напомнить запись в дневнике Блока (от 16 апреля 1913 года) о его знакомой, которая
читала «Вампира — графа Дракулу» и боялась, положила горничную спать с собой. Перед окном ее спальни — дерево, любимое в Петербурге, на нем ворона сидела в гнезде. Гнездо разрушили. Утром после чтения «Вампира» ворона вращала глазами и пугала.
Блок 1989: 197
Теперь снова — письмо Иванову: «Написал в “Руно” юбилейную статью о Толстом под влиянием этой повести. Это — вещь замечательная и неисчерпаемая,
618
ПРИЛОЖЕНИЯ
благодарю тебя за то, что ты заставил, наконец, меня прочесть ее» (Блок 1936: бб). В статье «Солнце над Россией» (опубликована в журнале «Золотое Руно» в сентябре 1908 года), о которой идет речь в письме, Блок использует юбилей Л.Н. Толстого для противопоставления писателя царящим в России силам зла. Причем речь идет не только о реакционной бюрократии, наследниках «старого упыря» К.П. Победоносцева:
<...> не они смотрят за Толстым, их глазами глядит мертвое и зоркое око, подземный, могильный глаз упыря. <...>
Пока Толстой жив, идет по борозде за плугом, за своей белой лошадкой, — еще росисто утро, свежо, нестрашно, упыри дремлют, и — слава Богу. Толстой идет — ведь это солнце идет. А если закатится солнце, умрет Толстой, уйдет последний гений, — что тогда?
Блок 1997-2014/8: 55
В связи с этим современный славист указывает: «<...> опираясь на отраженную в романе Стокера традицию поверий, связанных с вампирами, Блок уподобляет Толстого солнцу — его присутствие помогает сдерживать силы тьмы. Но что произойдет после заката?» (Баран 1993: 271).
Правда, не сохранись цитированное выше письмо, вряд ли удалось бы доказать, что именно роман Стокера побудил Блока написать статью о Толстом: изображение «реакционеров» и «угнетателей» в виде вампиров — «общее место» политической риторики, по крайней мере, с ХУШ века, Вольтера. «Общим местом» было и уподобление упырю Победоносцева, которого, по словам А.В. Амфитеатрова, «часто обзывают и рисуют в карикатурах “вампиром” России» (Амфитеатров, Аничков 1907: 38).
Блок, однако, не столько отдавал дань публицистическому штампу, сколько визионерствовал. Этот «мистический реализм» в подходе к политико-социальной злободневности свойствен и другим символистам. Гнетущая атмосфера революции 1905—1907 годов отразилась в дневнике М.А. Волошина, который фиксировал сны-видёния поэта Эллиса (наст, имя: Лев Львович Ко- былинский). Ср., напр., запись от 25 ноября 1907 года:
Я знаю, что там режут студентов. Вот, знакомых студентов. Там у одного рыжая борода. Другой в очках. И я думаю: никогда не забуду! И вдруг — всё такая же ночь и я стою и знаю, что забыл. <...> И я оборачиваюсь... и
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
619
вдруг вижу: посмотри — вот так, на обрубленных коленях, мертвый, прямо ко мне. Хочу бежать, оттолкнуть. А вместо этого вдруг обнимаю и целую его. А он впивается сюда, в шею, и начинает сосать... кровь. И говорит: я еще приду. Я просыпаюсь. И вижу, окно в комнате отворено и вся она полна туманов. И 8 ночей подряд он еще приходил ко мне. В разных видах.
Волошин 1991: 279
Переплетение мотивов «реакция», «вампиризм», «туман» встречается, например, в памфлете А.В. Амфитеатрова, обогащавшего не слишком оригинальный образ вампира-Победоносцева колоритными деталями.
Вампир! В Моравии — этой классической стране вампиров — существует поверье о необычайной способности их проникать в жизнь человеческую, под видом густого зловредного тумана, в котором никто не подозревает враждебной демонической воли: все думают, что имеют дело с самым обыкновенным природным явлением, а, между тем, живой туман, выждав свой час, материализуется в грозный фангом, — свирепое привидение склоняется к постелям спящих и сосет кровь человеческую.
Амфитеатров, Аничков 1907: 39
Или:
Вездесущий, всевидящий, всеслышаший, всепроникающий, всеотравля- ющий туман кровососной власти, от которого нечем дышать русскому обывателю и напитываясь которым дуреет и впадает в административное неистовство русский государственный деятель, министр. Он — медленное убийство в среде правящих и медленная смерть среди управляемых.
Там же: 41
Амфитеатров, имевший репутацию знатока «таинственного», вполне мог обойтись без подсказок Стокера, да и «классической страной вампиров» им объявлена не Трансильвания, а Моравия. Но в случае с Эллисом нельзя исключать влияние такого источника, как «Дракула», где туман часто изображается орудием повелителя вампиров. Тем более что поцелуй-укус страшного посетителя перекликается с любовью-кровососанием стокеровских персона¬
620
ПРИЛОЖЕНИЯ
жей. Впечатляющий образ любовника-кровососа, сыгравший немалую роль в популярности романа, эффектно рифмовался с идейными и жизнестроительными поисками Серебряного века (дионисийское «кровь-вино» В.И. Иванова, проблематика «обонятельного и осязательного отношения к крови у евреев» В.В. Розанова и т. д.).
Сходным образом, в интимной лирике Блока лирический герой нередко наделяется чертами вампира, как, например, в стихотворении «Я ее победил наконец...» (1909, опубл. 1914) из цикла «Черная кровь»:
Я ее победил наконец!
Я завлек ее в мой дворец!
<...>
Гаснут свечи, глаза, слова...
«Ты мертва, наконец мертва!»
Знаю, выпил я кровь твою...
Я кладу тебя в гроб и пою, —
Мглистой ночью о нежной весне
Будет петь твоя кровь во мне!
Блок 1997-2014/3: 36-37
Но персонаж Блока — скорее представитель породы романтических вампиров, лишенный специфических признаков стокеровского героя (см.: Баран 1993: 276—277). Зато, по замечанию А.В. Лаврова (см.: Лавров 2000: 222—223), аллюзии на «Дракулу» — наряду со «Страшной местью» Н.В. Гоголя — угадываются в первых строках загадочного стихотворения «Было то в темных Карпатах...» (кон. 1913, опубл. 1915) из цикла «О чем поет ветер»:
Было то в темных Карпатах,
Было в Богемии дальней...
Впрочем, прости... мне немного
Жутко и холодно стало;
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
621
Это — я помню не ясно,
Это — отрывок случайный,
Это — из жизни другой мне Жалобно ветер напел...
Блок 1997-2014/3: 195
Согласно реконструкции А.В. Лаврова, стихотворение первоначально задумывалось как полемический выпад против литературных оппонентов, на что указывают строки, не вошедшие в окончательный вариант:
Что? «Не общественно»? — Знаю.
Что? «Декадентство»? — Пожалуй.
Что? «Непонятно»? — Ну, пусть;
Все-таки вечер прошел.
Там же: 558; ср. еще один вариант: Там же: 559
Получается, что стихотворение было почти манифестом: «Текст “программно” апеллирует к “своей” аудитории, которая способна оценить загадочность, непроясненность, он — заявленное право поэта на суггестивность» (Лавров 2000: 229).
Однако в 1916 году — во время мировой войны, после кровопролитных сражений — Блок выстраивает схему, при которой цикл «О чем поет ветер» завершает все три тома его лирики как цельного произведения. В таком случае стихотворение «Было то в темных Карпатах...» — последнее в последнем цикле — оказывается финалом грандиозной лирической эпопеи. При этом поэт снимает четыре полемических строки, и тем самым стихотворение превращается в таинственное прозрение катастроф, ожидающих (к моменту новой публикации — свершившихся) русскую армию в Карпатах.
Друг и родственник Блока — С.М. Соловьёв связывал «Было то в темных Карпатах...» с кровавыми сражениями на Галицийском фронте:
Оба мы были тогда поглощены войной и Галицийским фронтом.
Грусть — ее застилает отравленный пар С галицийских кровавых полей...
622
ПРИЛОЖЕНИЯ
Было то в темных Карпатах, Было в Богемии дальней...
То же пелось и мне, я уезжал во Львов.
Соловьёв 2003: 402
Блоковское прозрение царства упырей в России 1900-х и его «дракулическое» пророчество о мировой войне жутковато перекликаются с тем, что в октябре 1917 года Николай П читал «Дракулу» (в русском переводе) — факт, зафиксированный в дневниковых записях отрекшегося самодержца (см.: Николай Второй 1991: 656). А на исходе 1917 года Д.С. Мережковский писал: «Когда убивают колдуна, то из могилы его выходит упырь, чтобы сосать кровь живых. Из убитого самодержавия Романовского вышел упырь — самодержавие Ленинское» (Мережковский 1991: 74).
В истории рецепции «Дракулы» отдельного рассмотрения заслуживает А.А. Богданов (наст, фамилия: Малиновский; 1873—1928) — врач, один из большевистских лидеров революции 1905—1907 годов, философ-марксист, естествоиспытатель, автор научно-фантастической дилогии о марсианской цивилизации — романов «Красная звезда» (СПб., 1907; на титульном листе — 1908; см.: Богданов 1908) и «Инженер Мэнни» (М., 1912; на титульном листе — 1913; см.: Богданов 1913).
Богдановские романы интересны прежде всего в аспекте картин общества будущего, якобы построенного марсианами. Большевики положительно оце- нили футурологические идеи «Красной звезды». Роман многократно переиздавался после 1917 года, а в программном сборнике «Жизнь и техника будущего» (1928) Богданов — единственный русский марксист, чьи утопические проекты подробно реферируются вместе с «пророками» социализма Мором, Кампанеллой, Сен-Симоном, Фурье, Бебелем. Принципиально иначе товарищи оценили второй его роман. С одной стороны, Ленин — к 1912 году непримиримый противник Богданова — резко критиковал «Инженера Мэнни», с другой — левые радикалы небольшевистской ориентации отметали книгу как догматическую поделку. К примеру, в рецензии, опубликованной околоэсе- ровским журналом «Заветы», указывалось: в романе слишком много разговоров, и
автору кажется, что разговоры заменяют известный образ реального исторического действия. Оттого фабула кажется очень неудачно сшитой белы¬
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
623
ми нитками, а разговоры производят впечатление искусственно притянутых к описываемым событиям. Произведение очень и очень неудачное.
Заветы. 1913. Nq 1.
С. 175
Неуспех романа, наряду со всем прочим, обуславливался тем, что автор, отвлекаясь от коммунистических идей «Красной звезды», ставил и решал проблемы, соотнесенные с «тектологией» — созданной им «всеобщей организационной наукой» (Богданов 1990: 14). К организационным Богданов сводил практически все задачи любой отрасли знаний; тектология, по сути, — универсальная наука управления.
Действие «Инженера Мэнни» развертывается на планете Марс в условиях «развитого капитализма»: заглавный герой руководит строительством пресловутых каналов, он честен, однако слишком жестко стремится учитывать исключительно организационный аспект общественных отношений. Инженеру Мэнни идеологически противостоит его сын Нэтти, также осознающий важность строгой организованности, но в первую очередь защищающий интересы рабочих при помощи социальной доктрины «великого ученого» Ксарма (прозрачная анаграмма Маркса). В финале организатор добровольно уходит из жизни, потому что, с точки зрения общественной пользы, Нэтти уже вполне способен заменить отца, а с точки зрения идеологии, Мэнни воплощает прошлое. Решающим обстоятельством, подтолкнувшим Мэнни к самоубийству, становится встреча с Вампиром. Сюжетный ход, казалось бы, — неподходящий для автора-атеисга (о «вампирическом» компоненте идей Богданова см.: Одесский 1995; Одесский 2004; см. также об их общем интеллектуальном контексте: Krementzov 2010).
«Вампирическая» тема вводится задолго до финала. В главе «Легенда о вампирах» Нэтти, споря с отцом, поминает упырей, а Мэнни недоумевает, при чем здесь «нелепая сказка о мертвецах, которые выходят из могил, чтобы пить кровь живых людей». Сын возражает ему:
«Взятое буквально, это, разумеется, нелепая сказка. Но у народной поэзии способы выражать истину иные, чем у точной науки. На самом деле в легенде о вампирах воплощена одна из величайших, хотя, правда, и самых мрачных, истин о жизни и смерти».
Богданов 1990: 264
624
ПРИЛОЖЕНИЯ
Пропагандист тектологии, Богданов вообще часто использовал метод «аналогии» — «перекодировки» с языка одной области человеческой деятельности (или природных закономерностей) на язык другой, и в «Инженере Мэн- ни» конечно же не ограничился примитивным сведёнием вампиров к ординарным «угнетателям-кровососам»: это, говорит Нэтти, «просто брань или, в крайнем случае, агитационный прием» (Богданов 1990: 264).
Согласно Богданову—Нэтти, смысл «мрачной фантазии» сложнее: «Вреден и обыкновенный, физиологический труп: его надо удалять или уничтожать, иначе он заражает воздух и приносит болезни» (Там же: 265). Точно так же вреден для окружающих человек, «когда он начинает брать у жизни больше, чем дает ей <...> Это — не человек, потому что существо человеческое, социально-творческое, уже умерло в нем; это — труп такого существа» (Там же).
Рассуждения Нэтти, в которых явно смешиваются «биологическое» и «общественное», основаны на тезисах, сформулированных в первом романе «марсианской» дилогии. Именно в «Красной звезде» Богданов изложил программу «обновления жизни» — способ отвоевать у природы дополнительное время для «социально-творческой» активности человека, способ, применение которого возможно только в условиях «коллективистского строя», то есть коммунизма. Ради получения этого дополнительного времени необходимо
одновременное переливание крови от одного человека другому и обратно путем двойного соединения соответственными приборами их кровеносных сосудов. При соблюдении всех предосторожностей это совершенно безопасно; кровь одного человека продолжает жить в организме другого, смешавшись там с его кровью и внося глубокое обновление во все его ткани.
Там же: 158
Обобщая «рецепты» обоих романов, можно сказать, что, по Богданову, если человек «слишком долго живет, рано или поздно переживает сам себя» (Там же: 265), то он либо (в коллективистском обществе) «обновится» кровью товарищей, либо (в обществе индивидуалистическом) превратится в мучимого неутолимой жаждой социального вампира, причем «вампир, живой мертвец, много вреднее и опаснее, если при его жизни он был сильным человеком» (Там же).
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
625
Нэтти между тем нанизывает новые «аналогии»: «Идеи умирают, как люди, но еще упорнее они впиваются в жизнь после своей смерти» (Там же), и вампиризм идеи страшнее элементарного вампиризма: в число его жертв попадают не физические или духовные старики, а «благородные и мужественные бойцы» (Там же).
Ламентации о «благородных и мужественных бойцах» почти дословно воспроизводят суждения Богданова в статье «Вера и наука» (см.: Богданов 1991), которая была ответом на антибогдановский трактат Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» (1909).
Богданов утверждал: когда идеология, пусть даже революционная, «переживает свою социально-трудовую основу», то «становится консервативною, а затем реакционною», превращаясь в «мертвеца, который хватает живого» (Там же: 88). В частности, на погибель русских пролетариев старый мир
сотворил вампира, по внешнему образу и подобию своего врага, и послал его бороться против молодой жизни. Имя этому призраку — «абсолютный марксизм». Вампир исполняет свою работу. Он проникает в ряды борцов, присасывается к тем, кто не разгадал его под оболочкой, и иногда достигает своей цели: превращает вчерашних полезных работников в озлобленных врагов необходимого развития пролетарской мысли. Наше отечество — страна молодого рабочего движения, неукрепившейся культуры, страна мучительно-изнуряющей борьбы — дала этому призраку едва ли не лучшие его жертвы: Г. Плеханова еще недавно, В. Ильина (псевдоним Ленина, которым подписан «Материализм и эмпириокритицизм». — Т.М., М.О.) теперь, не считая иных, менее крупных сил, но в свое время также полезных для общего дела. Товарищей, попавших во власть злого призрака, мы пожалеем и постараемся вылечить, хотя бы суровыми средствами, если нельзя иначе. А с вампиром поступим так, как со всякими вампирами поступать полагается: голову долой и осиновый кол в сердце!
Богданов 1991: 88
Другими словами, жертва вампиризма «идеи» должна выбирать: либо, предавшись индивидуалистической самоизоляции, совершенно переродиться, либо, раскаявшись, вернуться в лоно спасительного «коллектива». Вот какими словами заключает Нэтти толкование «легенды о вампирах»:
626
ПРИЛОЖЕНИЯ
«Иногда я думал: вот, я встречаю разных людей, живу с ними, верю им, даже люблю их; а всегда ли я знаю, кто они в действительности? Может быть, именно в эту минуту человек, который дружески беседует со мной, невидимо для меня и для себя переходит роковую границу: что-то разрушается, что-то меняется в нем — только что он был живым, а теперь... И меня охватывал почти страх».
Богданов 1990: 266
В художественно-функциональном аспекте слова Нэтти готовят читателя к встрече Мэнни с вампиром — последнему искушению великого организатора. Но тут есть еще один важный аспект: это своего рода отклик Богданова на психическую травму расставания с Лениным. Отсюда и замечание об особой опасности вампиризма «идеи», когда гибнут не «средние люди», а «благородные и мужественные борцы», революционная элита.
Инженер Мэнни, во всеоружии «теории» своего сына, напрямую сталкивается с вампиром, принявшим облик некоего Маро — прислужника угнетателей, который ранее был заслуженно убит самим Мэнни. Зловещий «фантом» не скрывает своей природы: «Да, я — Вампир; не специально ваш друг Маро, а Вампир вообще, властитель мертвой жизни. Я принял сегодня этот образ, как наиболее подходящий для нашей беседы и, пожалуй, один из лучших» (Там же: 268). Не скрывает «фантом» и агрессивных намерений (ведь Маро — лишь один из возможных обликов монстра): «Но у меня есть и сколько угодно других; а очень скоро я приобрету еще один, много лучше...» (Там же)
Созданный воображением марксиста, Вампир отнюдь не аллегоричен, но демонстративно демоничен, и неудивительно, что его описание перекликается с соответствующими сценами из романа Стокера. Сходно, например, изображены явления Вампира: ср. у Богданова: «В самом дальнем от него (Мэнни. — Т.М., М.О.) углу мрак сгустился и принял, сначала неопределенно, очертания человеческой фигуры; но уже резко выделялись горящие глаза», «лицо было гораздо бледнее, глаза ярче, губы краснее» (Там же); у Стокера (в переводе Н. Сандровой; слова Мины в главе VTH): «<...> тень подняла голову, и со своего места я ясно различила бледное лицо с красными сверкающими глазами» (Стокер 1912—1913: 104).
Сходно указаны некоторые атрибуты вампира; ср.: «Фосфорические огоньки носятся вокруг, вспыхивают ярче, погасают... В колеблющемся свете изменяется пустая улыбка; оживляются пыльно-желтые черты» (Богданов 1990:
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
627
275); «Воздух полон кружащимися и вертящимися мошками, и огоньки в глазах волка светятся каким-то синим тусклым светом» (Стокер 1912—1913: 158).
Напоминает «Дракулу» и угроза Вампира, приводящая Мэнни в смущение. Поначалу Вампир искушал жертву идеалами постоянства, верности самому себе, но Мэнни, наученный сыном, разглядел под благородной оболочкой ненавистное ему неприятие развивающейся жизни. Тогда «фантом» прибег к новому аргументу:
«Знай же, твоя судьба решена, ты не можешь уйти от меня! Пятнадцать лет ты живешь в моем царстве, пятнадцать лет я пью понемногу твою кровь. Еще осталось несколько капель живой крови, и оттого ты бунтуешь... Но это пройдет, пройдет! Я — необходимость, и потому я — истина. Ты мой, ты мой, ты мой!»
Богданов 1990: 272
Вампир придерживается теории Нэтти: индивид не может не стать жертвой вампиризма «жизни» — это «необходимость», закон старения. Однако речи Вампира связаны и с речами Дракулы (глава XX): «Мщение мое только что [ж!] начинается! Оно будет продолжаться столетия, и время будет моим верным союзником. Женщины, которых вы любите, уже все мои, а через них и вы все будете моими — моими тварями, исполняющими мои приказания, и моими шакалами, вот!» (Стокер 1912—1913: 323)
Учет стокеровского контекста позволяет парадоксально интерпретировать исход схватки Мэнни с Вампиром. Инженер решает, что если при капитализме нельзя избегнуть старения, то, по крайней мере, можно освободиться от вампиризма «идеи» посредством самоубийства — не превратиться в игрушку сил прошлого, но открыть дорогу Нэтти к социализму. Дракула тоже оставляет жертвам возможность освободиться через добровольное самоубийство, но это оборачивается очередной ловушкой: самоубийца окончательно попадает под дьявольскую власть вампира. В системе ценностей Стокера (и в полном соответствии с христианской и магической традициями) самоубийство — пособничество вампиру, а по Богданову, наоборот, — акт героического сопротивления.
После 1917 года Богданов попытался реализовать благотворно-вампириче- скую программу «обновления жизни» — в масштабах, не сопоставимых с келейными опытами жизнестроительства Серебряного века. Он по-прежнему
628
ПРИЛОЖЕНИЯ
осуждал Ленина и ленинцев, а те, со своей стороны, платили «отщепенцу» недоверием, однако в стремлении создать алгоритм «борьбы за жизнеспособность» их интересы совпадали.
В 1920—1921 годах против Богданова предпринимается политический демарш: по прямому указанию Ленина был реформирован (фактически — разгромлен) Пролеткульт, просветительская и литературно-художественная организация, ставившая перед собой цель создания новой культуры путем развития творческой самодеятельности пролетариата. Основная вина сводилась к тому, что пролеткультовцы, по мнению Ленина, находились под влиянием Богданова. Действительно, в 1918 году критик С. С. Динамов, рецензируя на страницах журнала «Пролетарская культура» (теоретический орган Всероссийского совета Пролеткульта) второе издание романа «Инженер Мэнни», декларировал: «Наш журнал как раз и является попыткой осуществить мечты Нэтти» (1918. No 3. С. 34). Перспектива конкуренции с Богдановым показалась большевистскому руководству вполне реальной и опасной, и оно приняло решительные меры. Однако, изолировав пролеткультовцев от давнего оппонента, Ленин не стал физически его уничтожать или ссылать, а рекомендовал сосредоточиться на другой идее — опытах по обменному переливанию крови.
Как сообщает Богданов, в 1922 году ему удалось «добыть необходимые средства и кое-какие приборы для этих опытов» (Богданов 1927: 123), причем оборудование получили из Англии. С 1923 года Богданов и несколько врачей- энтузиасгов ставят эксперименты, используя в качестве лаборатории частные квартиры. Когда в 1923 году Богданов был арестован ГПУ по подозрению в причастности к антиправительственному заговору, он писал:
Благодаря исследованиям английских и американских врачей, делавших многие тысячи операций переливания крови, стала практически осуществима моя старая мечта об опытах развития жизненной энергии путем «физиологического коллективизма», обмена крови между людьми, укрепляющего каждый организм по линии его слабости. И новые данные подтверждают вероятность такого решения. <...> И этим рисковать, этим жертвовать ради какого-то маленького подполья?
Богданов 1993: 28
Богданова отпустили, а через некоторое время — по инициативе И.В. Сталина, Н.И. Бухарина, наркома здравоохранения Н.А. Семашко — создается Институт переливания крови. «В конце 1925 года, — сообщал Богданов, — тов. Ста¬
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
629
лин предложил мне взять на себя организацию Института, причем обещал, что будут предоставлены все возможности для плодотворной работы» (Богданов 1927: 40). В 1926 году Институт разместился на Большой Якиманке в бывшем особняке купца Игумнова — здании, которое позднее было отдано французскому посольству.
В 1927 году, суммируя итоги многолетних исследований в специальной монографии, Богданов почти дословно, но в «тектологической» терминологии воспроизвел формулировку из «Красной звезды»: сопоставление
разного рода жизненных сочетаний привело меня к мысли, что и для высших организмов возможна «конъюгация» не только половая, но и иного рода — «конъюгация» для повышения индивидуальной жизнеспособности, а именно в форме обмена универсальной тканью организмов — их кровью.
Там же: 122
Как и прежде, Богданов не пренебрегает «аналогиями» с «мечтами далекого прошлого», в частности, прямо называя среди предшественников «физиологического коллективизма» Жиля де Реца. Для этого странного марксиста сверхъестественное было сокровищницей тектологических идей, сформулированных, естественно, в донаучных терминах. Соответственно, и роман Стокера функционировал как своего рода источник полезной информации.
Богданов мечтал связать узами «кровного родства» всё человечество, одолев старость и избавившись от вампиризма «жизни». Но коль скоро, по его убеждению, коллективистский строй в России — несмотря на победу большевиков — не установлен, объективные условия для полной реализации спасительной методики пока отсутствуют:
В нашу эпоху господствует культура индивидуалистическая; ее атмосфера неблагоприятна для нашего метода и точки зрения, лежащей в его основе. Трудовой коллективизм еще только пробивается к жизни. Когда он победит, тогда будут устранены трудности и препятствия, стоящие теперь на пути коллективизма физиологического, тогда наступит его расцвет.
Там же: 154
В ожидании «светлого будущего» Богданов мог бы ограничиться проведением исследовательских работ, решением прикладно-медицинских задач (среди исцеленных посредством обменного переливания крови — сын самого экспери¬
630
ПРИЛОЖЕНИЯ
ментатора). Однако есть основания полагать, что создатель тектологии не смирился с отказом от «генеральных» целей.
Дело в том, что особую категорию пациентов Богданова составляли «ветераны партии»: В.А. Базаров, давний товарищ по марксистскому движению; М.И. Ульянова, сестра Ленина, болезнь которой, несмотря на предсказанный кремлевскими врачами летальный исход, была излечена благодаря обменному переливанию крови, и др.
Конечно, «физиологический коллективизм» функционировал в рамках системы специальных услуг высокопоставленным номенклатурным работникам. Но вместе с тем Богданов, так сказать, практиковал свою «тектологиче- скую магию». Ведь, согласно принципам «обменного переливания крови», операция в идеале требует участия старика и юноши, а значит, «партнерами» ветеранов должны быть молодые люди. Ветераны партии передают свою «голубую кровь» подрастающему поколению, связывая «кровными узами» молодежь псевдокоммунисгического государства Ленина—Сталина с проверенными борцами за истинный коллективизм.
Своего рода мост перебрасывался от уходящих к людям будущего, минуя живых. Идея, что называется, носилась в воздухе. Например, в сборнике «Жизнь и техника будущего» сообщалось:
Тщательное изучение мозга нашего гениального современника В.И. Ленина и сравнение тонкого архитектурного строения его мозга с мозгами [ж!] людей среднего психического уровня, выявляет необычайное богатство материального субстрата — архитектуру строения и развития нервных клеток и нервных отпечатков коры мозга В.И. Ленина, который (т. е. мозг) является несомненным прототипом мозга грядущего сверхчеловека.
Мелик-Пашаев 1928: 367—368; подробнее об этом проекте см.: Спивак 2012.
Институт мозга располагался в том же особняке на Большой Якиманке, что и богдановский Институт переливания крови.
Ветераны партии, однако, не только выполняли миссию идейно-кровяного донорства, но и, в свою очередь, получая кровь, «причащались» массам, что могло придать им сил жить «по-человечески», «социально-творчески». Иными словами, как надеялся Богданов, «ленинская гвардия» получала шанс в борьбе с вампиризмом жизни, а может, и «идеи». «Дракулическая» идея магического
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
631
вампиризма, использованная для нужд коммунистического строительства, преобразована в эзотерическую доктрину, предполагающую укоренение общества будущего (на первых порах — элиты «истинных коллективистов») в «физиологическом коллективизме», где индивиды соединены цепью «кровавых» взаимообменов.
Разумеется, такого рода идеологические конструкции устраивали далеко не всех коммунистов. Л.Д. Троцкий, высмеивая симпатии И.В. Сталина и Н.И. Бухарина к китайской партии Гоминьдан, в 1927 году иронизировал:
Гоминьдан не труп, он только болен. Чем? Недостатком революционной рабоче-крестьянской крови. Нужно, чтобы коммунистическая партия оказала «содействие притоку этой крови» и т. д. Словом, нужно произвести очень популярную за последнее время операцию переливания крови, но уже не в индивидуальном, а в классовом масштабе.
Троцкий 1999—2002/1: 48
Богданов возглавлял Институт переливания крови до самой смерти, произошедшей в результате очередного — в его жизни одиннадцатого — обменного переливания.
Представлявший Политбюро Бухарин произнес на похоронах речь, сочтя нужным напомнить собравшимся, что Богданов
был коллективистом и по чувству, и по разуму одновременно. Даже его идеи о переливании крови покоились на необходимости своеобразного физиологического коллективизма, где отдельные сочеловеки смыкаются в общую физиологическую цепь и повышают тем жизнеспособность всех вместе и каждого в отдельности.
Бухарин 1928: X
Впрочем, хотя Сталин, в отличие от Ленина (и, возможно, в пику «учителю»), симпатизировал Богданову и даже покровительствовал, но в 1930-х годах идеи основателя тектологии были объявлены антиленинскими. В связи с этим один из руководителей Института переливания крови, каясь, писал, что «теория т. н. “физиологического коллективизма” и теория борьбы со старостью являются методологически ошибочными, чуждыми марксизму установками» (ПКНМ 1935: 90).
632
ПРИЛОЖЕНИЯ
Деятельность Богданова, вызывавшая нарекания со стороны ортодоксальных социалистов, выглядела сомнительной и с точки зрения исканий Серебряного века.
В поэтическом цикле М.А. Кузмина «Форель разбивает лед» (1927, опубл. 1929) вампирическая образность дана на серьезный лад, маркируя эротическую тему и подразумевая аллюзии на лирику Блока:
Кони бьются, храпят в испуге,
Синей лентой обвиты дуги,
Волки, снег, бубенцы, пальба!
Что до страшной, как ночь, расплаты?
Разве дрогнут твои Карпаты?
В старом роге застынет мед?
<...>
Отчего ж твои губы желты?
Сам не знаешь, на что пошел ты?
Тут о шутках, дружок, забудь!
Не богемских лесов вампиром —
Смертным братом пред целым миром Ты назвался, так будь же брат!
А законы у нас в остроге,
Ах, привольны они и строги:
Кровь за кровь, за любовь любовь.
Мы берем и даем по чести,
Нам не надо кровавой мести:
От зарока развяжет Бог,
Сам себя осуждает Каин...
Побледнел молодой хозяин,
Резанул по ладони вкось...
Тихо капает кровь в стаканы:
Знак обмена и знак охраны...
На конюшню ведут коней...
Кузмин 1996: 533—534
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
633
Вместе с тем, историки литературы (см.: Гаспаров 1989: 91—92; Богомолов 1999: 176) подозревают в тексте Кузмина также иронический отклик на идеи Богданова, профанирующие вампиризм Серебряного века: «Буквально вырази обмен, — I Базарный выйдет феномен» (Кузмин 1996: 535).
Итак, легенда о румынском воеводе-маге Дракуле — через английское посредство — вернулась в Центральную и Восточную Европу, где трансформировалась в одну из версий эзотерической доктрины политического радикализма. Такого рода симбиоз экстремизма и оккультизма — любопытнейший феномен конца XIX — начала XX века. Кроме фашистского эзотеризма, можно указать эксграваганцы народовольца Н.А. Морозова, масонские искания кадетов, эсеров и меньшевиков (у большевиков — И.И. Скворцов-Степанов, приятель и соавтор Богданова; см.: Аронсон 1990), тамплиерство анархистов (см.: ОРТ 2003) и, наконец, добротворный вампиризм Богданова. Как заметил специалист по современной эзотерической традиции Дж. Уэбб, «рост национализма и социализма происходит в то же время и как следствие тех же причин, что возрождение оккультизма» (Webb 1971: 218).
8
С 30-х годов прошлого столетия и до начала нашего роман Брэма Стокера приобрел новое свойство, устойчиво функционируя в качестве образцового произведения массовой культуры. Образцового до такой степе™, что, с одной стороны, снова и снова приходится доказывать (и не всегда убедительно) наличие у Стокера художественного таланта, а в романе — наличие признаков литературы, но, с другой, роман уже заставил корректировать статус своего автора в английской культуре, ранее невысокий.
Знаковыми, с этой точки зрения, можно назвать: открытие в Лондоне в 1977 году памятной таблички на доме (по адресу — 18 St. Leonard’s Terrace), где писатель жил в ту пору, когда был опубликован «Дракула»; включение его биограф™ в добавочный том (1993) авторитетнейшего издания «Dictionary of National Biography» — стандартного указателя значимых фигур британской истор™ (выпускается с 1882 года); публикация «Дракулы» в Оксфордской сер™ классических памятников литературы (1983), а также издания романа, сопровождаемые комментариями разной степе™ пространности (см., напр.: Stoker 1975; Stoker 1998; Stoker 2000; Stoker 2008; Stoker 2011).
634
ПРИЛОЖЕНИЯ
Другой верный показатель принадлежности «Дракулы» к массовой культуре — успешные экранизации, то есть завоевание романом кино, для XX века — искусства искусств.
Своего рода прологом к кино стали попытки инсценировать «Дракулу». 18 мая 1897 года — за несколько дней до поступления романа в продажу — Стокер устроил в «Лицеуме» читку актерами труппы спешно изготовленной им самим театральной версии «Дракулы», что должно было защитить авторские права на случай возможных постановок. Пьеса была принята без восторга и защищать права не пришлось. В 1924 году ирландский актер и драматург Гамильтон Дин (примечательно, что он родился в Клонтарфе и выступал в труппе Ирвинга), захотев наконец поставить пьесу о Дракуле и убедившись, что текст Стокера не сохранился, договорился с вдовой писателя о правах и сочинил свою театральную версию. В том же году состоялась премьера — именно Дин создал тот облик Дракулы, который позднее стал узнаваемым: фрак, стоячий воротник, черный капюшон (в котором некогда ходил вампир Варни). Эмоциональный эффект ожидался такой, что Дин «нанял медсестру, которая должна была присутствовать на спектаклях и помогать зрителям, которые реагировали на пьесу головокружением или тошнотой» (Мелтон 1998: 173).
В 1927 году пьеса Дина пересекла океан: в США ее редактировал журналист и начинающий драматург Джон Балдерстон, а заглавную роль сыграл пока никому не ведомый Бела Лугоши (наст, имя: Бела Блашко), родившийся в венгерском местечке недалеко от Трансильвании. Аристократический, говорящий с венгерским акцентом Дракула зрителям на Бродвее понравился. (В 1939 году Дину удалось самому сыграть Дракулу в собственной пьесе, причем — в помещении «Лицеума», и Лугоши, присутствовавший на спектакле, бросился на сцену и обнял его (см.: Там же: 174).)
Что касается кино, то самый ранний из сохранившихся фильмов о Дракуле (насколько известно) — немой шедевр «Носферату: симфония ужаса» 1922 года, единственный законченный продукт немецкой фирмы «Ргапа Film». Его создатели к тому времени уже понаторели в фильмах ужаса. В 1920 году режиссер Фридрих Вильгельм Мурнау снял «Голову Януса» — экранизацию повести Р.Л. Стивенсона «Странная история доктора Джекил- ла и мистера Хайда»; сценарист Хенрик Галеен побывал сорежиссером и соавтором сценария (с Паулем Вегенером) вышедшего в 1915 году фильма
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
635
«Голем» (а после «Носферату...» выступил режиссером «Пражского студента» и «Альрауны»).
Все персонажи в фильме Мурнау были переименованы. Граф Дракула превратился в графа Орлока, а в качестве обозначения его сверхъестественной специфики было выбрано слово «носферату», впрочем, использовавшееся Стокером как синоним «вампира» (см. примеч. 11 к гл. XVI «Дракулы»). Носферату граф Орлок (в исполнении Макса Шрека) был карикатурен: лыс, отвратителен, ходил медленно и тяжело, посредине рта — как у грызуна — торчали два зуба. Также был радикально трансформирован сюжет. Место действия второй части романа перенесено из Англии в Германию — в вымышленный город Висборг, где в 1838 году разражается эпидемия чумы, и порождено это бедствие прибытием Дракулы.
Зигфрид Кракауэр — мыслитель, выдающийся искусствовед, кинокритик — был современным зрителем фильмов 1920-х годов, но свои соображения суммировал уже в монографии 1947 года «От Калигари до Гитлера. Психологическая история немецкого кино». В этом труде он привел слова венгерского критика Белы Балажа о том, что «по сценам “Носферату” пробегал знобящий холод Судного дня», и попытался объяснить те средства, которыми достигался эффект:
Мурнау и его оператор Фриц Арно Вагнер достигли этого различными приемами. Кадры негатива изображали карпатские леса — массу призрачных белых деревьев на фоне черного неба. Кадры, снятые двойной экспозицией, преображали кровать клерка в зловещую ладью, толчками двигающуюся вперед. Но самым впечатляющим эпизодом был тот, где корабль-призрак со своим страшным грузом скользил по фосфоресцирующим волнам. Примечательно, что символика кадров и все технические ухищрения преследовали одну-единственную цель — нагнетание ужаса.
Кракауэр 1977: 84—85
В финале «Носферату...» Эллен Хатгер (киновариант Мины Меррей) добровольно приносит себя в жертву: Орлок, в сексуально-вампирическом экстазе припав к ее шее, медлит в объятиях героической и добродетельной девы и погибает, будучи застигнут солнечными лучами. Эпидемия прекращается. По мнению Кракауэра, убежденного в том, что кинематограф 1920-х диагноста-
636
ПРИЛОЖЕНИЯ
ровал атмосферу, которая объясняет пришествие Гитлера, «именно в эту пору немецкая фантазия постоянно обращается к таким образам, точно ею движет любовь-ненависть», а «центральная идея фильма — силы тирании пасуют перед великой любовью» (Кракауэр 1977: 85).
По прошествии лет «Носферату...» был признан киноклассикой и вершиной европейского экспрессионизма, в свою очередь завоевав культовый статус (правда, только среди интеллектуалов). Однако к моменту выхода на экраны ничто не предвещало столь впечатляющего успеха. Наоборот, разразился скандал. Флоренс Стокер выразила темпераментный протест против нарушения авторских прав ее покойного мужа, началась долгая судебная тяжба, «Prana Film» заявила о банкротстве, и в 1925 года прокат фильма «Носферату...» был запрещен, а его немецкие копии приговорены к уничтожению.
Вместе с тем, противостоя немецкому кинопрокату, Флоренс Стокер сумела реализовать проект законной экранизации. После бродвейского аншлага американская студия «Universal Retures» приобрела у вдовы писателя права на экранизацию романа (собственно — пьесы Дина—Балдерстона, переработанной в сценарий), и в 1931 году вышел звуковой фильм «Дракула» (режиссер — Тод Браунинг, исполнитель роли Дракулы — Бела Лугоши):
Показ начался в Лос-Анджелесе без особого шума, так как «Universal» была на грани финансового краха. Несмотря на медленный старт, «Дракула» (первый фильм, от которого будут отталкиваться все звуковые фильмы ужасов) захватил воображение зрителей и стал самым кассовым фильмом года для «Universal». Впервые с начала Депрессии студия, которой угрожало закрытие, получила прибыль.
Мелтон 1998: 182
Одновременно с «Дракулой» — в 1931 году — к американскому кинозрителю пришли «Свенгали» (по роману Дю Морье «Трильби», режиссер Арчи Майо, в заглавной роли Джон Бэрримор) и «Франкенштейн» (режиссер Джеймс Уэйл, монстр — Борис Карлофф): в этих фильмах, основанных, как и «Дракула», на популярных романах, некоторые интерпретаторы распознают визуализацию общественных страхов эпохи Великой депрессии (например, Дракула — «кровавый капиталист»; см.: Skai 1993: 159), но большинство — скорее бегство от реальности в вымышленные миры.
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
637
Сюжет фильма зримо отличается от романа: в Трансильванию путешествует не Гаркер, а Ренфилд, который предстает чудаковатым туристом в белой шляпе и с тросточкой; из числа персонажей — в американском фильме! — исключен неустрашимый американец Моррис; финальная схватка с вампиром разворачивается не в Трансильвании, а в Англии и т. д. Персонажа Бела Лугоши — вслед за театральной версией и в противоположность Максу Шре- ку-
отличало завораживающее изящество. Его главная странность состояла в необычном гортанном выговоре. В ранний период звукового кино речь записывалась прямо на площадке, и собственный акцент исполнителя передался персонажу. «I — am — Dr-ra-cula» — фраза, с которой Дракула появился на экране, навсегда стала культовой.
Добротворский 1997: 90
Браунинг ставил далеко не рядовые фильмы (в частности, в 1927 году «Лондон после полуночи» с актером Лоном Чейни; в фильме обыграна в эмпирическая тема, Чейни первоначально планировался на ту роль, которая потом досталась Лугоши), однако его «Дракулу» эстетически оценивают сдержанно (в отличие от «Носферату...» Мурнау) — как фильм коммерческий и в лучшем случае неровный. Тем не менее многие сцены, выстроенные в экспрессионистской манере, производят сильное живописное впечатление: Дракула, приветствующий Ренфилда в своем трансильванском замке, стоит на лестнице и за ним — преувеличенно гигантская паутина. Ван Хелсинг в кинокартине 1931 года настолько возвышается над соратниками, что в нем Н. Ауэрбах (отказавшаяся признать в Дракуле актуальный образ «кровавого капиталиста») готова видеть другой созвучный эпохе пугающий образ — авторитарного лидера (см.: Auerbach 1995: 78).
В любом случае — именно фильм Браунинга (а не шедевр Мурнау) и вампир Лугоши сформировали парадигму кино-Дракулы: использование «вампирского этикета»; варьирование и перетасовка сценария Дина—Балдерстона; аристократическая чеканка графа.
Мода на трансильванского вампира в дальнейшем неуклонно возрастала — и столь же неуклонно увеличивалось расхождение новых сценариев с исходными литературными текстами. После Второй мировой войны доминирующей тенденцией стала коммерческая «сериализация», представленная
638
ПРИЛОЖЕНИЯ
продукцией британской студии «Hammer Films» (см., напр.: Шарый, Ведраш- ко 2009: 134—146) и эмблематизированная Дракулой в исполнении Кристофера Ли (позднее актер сыграет мага-злодея в знаменитой трилогии Питера Джексона «Властелин колец»; 2001—2003).
Новый этап в кино-рецепции романа Стокера пришелся на 1970-е годы. Это выразилось в том воздействии, которое на деятелей кино стали оказывать работы историков, начавших искать аутентичного Дракулу и увязывать персонаж английского романа с валашским воеводой Владом Ш Цепешем — масс- культовый успех романа благоприятно сказался на «реабилитации» не только автора, но также исторического прототипа заглавного героя.
Особая роль в поисках исторического Дракулы принадлежит Раду Флоре- ску (1925—2014), выходцу из аристократической румынской семьи, сыну дипло- мата-антифашиста, специалисту по истории Центральной и Восточной Европы; в первой половине 1970-х годов в соавторстве с бостонским коллегой Рай- мундом Макнелли (1931—2002; ранее опубликовал книгу о П.Я. Чаадаеве, см.: McNally 1971) он выпустил обстоятельные монографии о знаменитом валашском господаре (см.: Florescu, McNally 1973; Florescu, McNally 1979 (1-е изд. — 1972)).
Соответственно, в предназначенном для британского телевидения фильме «Дракула Брэма Стокера» (1973) режиссер Дэн Куртис и актер Джек Па- ланса (в 1968 году дуэт отметился экранизацией «Странной истории доктора Джекилла и мистера Хайда») подчеркнуто учитывают исторические факты (в замке вампира висит портрет воителя XV века). Выбирая для фильма столь демонстративное заглавие, Куртис и Паланса давали понять, что, отказываясь от посредничества Дина—Балдерсгона и «сериализаций», возвращаются к роману, однако они, в свою очередь, радикально изменили сюжет. Теперь Дракула потому преследует современную англичанку, что опознал в ней реинкарнацию погибшей в XV веке жены. Оказывается, вампир — верный романтический любовник и герой-воин.
Аналогичная тенденция прослеживается в «Дракуле» (1979) Джона Бэдхе- ма (в 1977 году вышел его музыкальный фильм «Лихорадка субботним вечером» с Джоном Траволтой — манифест поколения диско). Действие перенесено в 1920-е (оммаж времени первой театральной постановки) и развертывается в Англии. Фрэнк Ланджелла в роли Дракулы — романтичен и неотразимо обаятелен. Люси (в этом фильме не Мина, а она остается в живых) в духе феминистских веяний освобождается от доминантного отца (доктора Сьюар¬
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
639
да!) и сознательно становится вампирессой, вечной спутницей любимого. В финале — посреди моря, на корабле, следующем в Румынию, — Дракула смертельно ранит Ван Хелсинга, но тому удается воткнуть во врага крюк с веревкой, Гаркер тянет за веревку и вытягивает Дракулу на дневной свет. Но финал — визуально — не ожидаемая сцена распада тела, а гигантское солнце, не катастрофическое, а прекрасное. Кроме того, сюжет оставляет возможность допустить, что Дракула не умер (его одеяние уносится ветром и обращается в летучую мышь), а Люси ждет от вампира ребенка как залог вечного продолжения.
Фильм классика американского кино Фрэнсиса Форда Копполы «Дракула Брэма Стокера» (1992) некоторым критикам «кажется уже вторичным» (Добротворский 1997: 90), но скорее это — художественный итог (естественно, промежуточный) истории Дракулы в кино (подробнее см.: Максимов, Одесский 1993). Режиссер, с одной стороны, повторил в названии — вслед за Куртисом — установку «назад к Стокеру», с другой — способствовал модернизации масскультовой природы персонажа, спровоцировав предложение широкого спектра культурных услуг — от порноверсии (рискованный секс с вампиресса- ми в замке Дракулы) до вполне достойных энциклопедий и словарей о вампирах и вампиризме (см., напр.: Мелтон 1998, первое издание — 1994; Bunson 1993) и т. д. С одной стороны, Коппола, стремясь преодолеть коммерческие шаблоны, привлекал (и здесь вслед за Куртисом) научную информацию о Дракуле, собранную Р. Флореску и Р. Макнелли. С другой — он, подобно предшественникам и снова вслед за Куртисом, существенно изменил сюжет романа: Дракула Ф.Ф. Копполы ищет утраченную в XV веке возлюбленную и открывает ее в английской девушке Мине Меррей.
Для творческой карьеры Копполы фильм имел решающее значение: во второй половине 1980-х — первой половине 1990-х годов за режиссером прочно закрепилась репутация «поверженного классика», шедевры которого (первая, вторая части «Крестного отца», «Апокалипсис сегодня») остались в прошлом и который казался обречен на существование в тени прежней славы. Однако «Дракула Брэма Стокера» оказался победой режиссера (по-видимому, последней).
Формула фильма предлагала сочетание знаменитых имен: Коппола ставит «Дракулу» — режиссер par exellence снимает фильм о легендарном Герое Экрана. Эта формула обновляла «звездный» статус Копполы: в связке с Дракулой для массового сознания он превращался из реального режиссера с дра¬
640
ПРИЛОЖЕНИЯ
матически складывающейся карьерой в символ кинематографа. Продвижение фильма в прокат зафиксировало чрезвычайно высокие ожидания аудитории. «Дракула Брэма Стокера», рекламировавшийся как фильм Фрэнсиса Форда Копполы, по стартовым показателям первого уик-энда после выхода на экран оказался седьмым в истории американского кино и первым — в прокате Великобритании. Итоговые сборы не были столь впечатляющими. Картина сильно отставала от тогдашних коммерческих колоссов, но это был несомненный успех: среди фильмов Копполы «Дракулу» превзошел в прокате только первый «Крестный отец».
В прологе, придуманном сценаристом и корректно отсеченном от основного действия заглавным титром — «Дракула Брэма Стокера», — предстает воинственный и жестокий государь XV века Влад Цепеш. Мистериальный пролог призван объяснить, когда и почему Дракула отказался от смерти, превратившись в носферату. Образ Вампира двоится: сквозь оболочку смерти с ее непрерывными метаморфозами (Дракула по желанию меняет облик — волк, летучая мышь, зеленый туман) проступает измученный лик Отреченного, который сумел начать, но не может окончить спор с Богом. Цвета фильма — красный и синий, фиксирующие два противоположных состояния души, — разводят сцены по эмоциональным полюсам. Миру крови и огня противостоит «синий ад», как его называет пленник замка Вампира, — зимний, ночной мир остывающего греха, где «не-мертвые» преследуют живых, а живые охотятся на «не-мертвых».
Коппола обратил экранную реальность в гигантский артефакт. Время действия — время написания и публикации романа Стокера; викторианский Лондон снят на загримированной под Европу «нью-йоркской» улице студийного комплекса «Universal», а горы и долы таинственной Трансильвании простираются в обширных павильонах «Sony Studious». Жестко очерченное иллюзионистскими фактурами, пространство отчетливо задает тезу вйдения, определяющую изобразительные структуры фильма.
Традиционно отдававший предпочтение полижанровым формам, Коппола в «Дракуле» устроил настоящий калейдоскоп имитаций самых разнообразных жанров и индивидуальных режиссерских манер. Сюжет картины попеременно окрашивается в жанровые тона, репрезентативные для амплуа основных действующих лиц и характерные для их внутреннего состояния. Тщеславная Мина Меррей грезит жестокой мелодрамой со сказочным финалом на манер «Красавицы и Чудовища» (последний, спасительный поцелуй).
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
641
Инфантильный герой-любовник Джонатан Гаркер погружается в приключенческий фильм об опасном путешествии на край света (замок Дракулы среди лесов и гор Трансильвании) с элементами «мягкого» порно (атака вампиресс). Заезжему американцу Моррису видится вестерн (погоня за дилижансом со стрельбой), лорду Годалмингу — салонная драма с непременным соперничеством (эпизоды светской любовной интриги). Сумасшедший «дракулоборец» Ван Хелсинг и его ассистент-наркоман Сьюард, впадая в транс, созерцают психоделический видеоклип (сцена прибытия Вампира в Британию). Представлен и квазиавторский взгляд, где Коппола снимает «под Копполу» времен первого «Крестного отца»: сцена бракосочетания Мины Меррей и Джонатана Гаркера монтажно сопоставлена со сценой, в которой Дракула пьет кровь Люси Вестенра, что подчеркивает контрастный параллелизм христианской свадьбы (в православном храме) и вампирической свадьбы, таинства причащения Крови Христовой и вампирического ритуала причащения человеческой крови.
Но наиболее детально разработано вйдение Дракулы. Его первое впечатление от Лондона (наивный восторг провинциала) подано под кинопримитив — для этой цели использована настоящая камера «Патэ» («Pathé»). Ночные рейды волка-оборотня с их стремительным рваным ритмом и неожиданными (в животной пластике) застываниями сделаны в анимационной технике — на стоп-кадрах, снятых через резко меняющиеся интервалы. Дракула у Копполы — это абсолют стилизатора. Он (Гэри Олдмэн) не карикатурен (подобно Максу Шреку) и не импозантен (подобно Беле Лугоши), точнее — то карикатурен, то импозантен. Всматриваясь в окружающих, он меняет свой облик, проникая в чужие «сны». Он заново воссоздает себя в сознании каждого героя, образующем замкнутую жанровую мини-систему. Социально ущербному Баркеру, чья карьера зависит от прихоти очередного клиента, он является как эксцентричный аристократ, на глазах становящийся непредсказуемо деспотичным. К Люси Вестенра, шокирующей Мину сексуальностью и увлеченной перевиранием женихов, он приходит мужчиной-зверем, жадно впивающимся в тело и пожирающим ее. Мину же он посещает как иноземный принц, обернувшийся вдруг «живым мертвецом».
В прологе точка зрения Дракулы представлена исторической драмой (стилизованной под «Ивана Грозного» С.М. Эйзенштейна). Это оказывается опасным: герой попадает в визуальную ловушку. Эффектно поддев копьем врага, воевода Влад ложной мотивировкой переосмысливает следующий кадр, где
642
ПРИЛОЖЕНИЯ
весь горизонт уставлен колами (читающимися как копья) с нанизанными на них телами казненных. Место битвы, таким образом, превращается в место расправы, а неустрашимый воин — в палача. Воевода посвятил свою победу над иноверными Богу, но Бог отвернулся от этой победы. И Дракула восстает на Бога. Коппола задает тему разрыва с миром при помощи символа, намеченного в романе Стокера. Имя главной героини — «Мина» (Вильгельмина) — легко поддается расшифровке при обратном прочтении: «Аним(а)», или Душа. Она является в прологе как невеста Влада, чтобы, раскинув руки, броситься в пропасть. Дракула, потерявший Душу и в отместку погружающий человека в поток упоительных и страшных мечтаний, найдет Ее снова. Они узнают друг друга. В фильме Копполы это произойдет в помещении синематографа на закате XIX века, что должно подчеркнуть: Дракула Брэма Стокера — в прочтении Копполы — ровесник и символ искусства кино; а по мнению немецкого культуролога Ф. Киттлера, роман Стокера — благодаря множеству использованных персонажами технических достижений — вообще может интерпретироваться как символ вытеснения литературы новыми медиа (см.: Kittier 1997: 83).
Поскольку изначально рядом с коммерческим «Дракулой» Браунинга таился экспериментальный «Носферату», постольку киноисгория стокеров- ского романа включает и экспериментальные проекты. Так, в «Бале вампиров» (1967; название американской прокатной версии — «Бесстрашные убийцы вампиров, или Простите, но ваши зубы впились мне в шею»), первом цветном фильме Романа Полански (позднее он снимет еще несколько классических «ужасов»), сюжет романа изменен до неузнаваемости: из всего набора персонажей осталась пара антагонистов — вампир фон Кролок (явно — Орлок) и профессор-вампироборец; события происходят исключительно в Трансильвании и герои живут в еврейской гостинице, фамилия хозяина которой — Шагал; готический роман преобразован в черную комедию, тяготеющую к притче.
К фильму Полански типологически близка «Кровь для Дракулы» 1974 года (режиссер — Пол Морриси, продюсер — классик поп-арта Энди Уорхол). Уорхол и Морриси выпустили целую серию эпатирующих лент, такова и «Кровь для Дракулы» — провокативная сатира, изобилующая сексуальными сценами. Ослабевший граф Дракула, чтобы продолжить существование, нуждается в крови девственниц, которых в довоенной Румынии не осталось. Приехав в католическую Италию, где надежд больше, Дракула знакомится с
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
643
обанкротившимся аристократом — маркизом Ди Фиоре, который ищет для своих дочерей богатого и равного себе жениха. Однако у двух из четырех дочерей — интрижки с брутальным красавцем Марио Балато, разнорабочим- марксистом (цитирует Льва Троцкого и Мао Цзэдуна), старшая помолвлена, а оставшуюся младшую — в момент вампирической атаки — тот же Марио успевает лишить невинности. В конце концов маркиз Ди Фиоре уезжает из Италии, чтобы навести справки о Дракуле, а Марио разрубает Дракулу топором и фактически становится новым хозяином поместья. Одну из второстепенных ролей — в качестве своего рода жанрового знака — играет Роман Полански.
В 1978 году Вернер Херцог (представитель блестящего поколения немецких режиссеров второй половины столетия) снял изысканный ремейк фильма 1922 года — «Носферату, призрак ночи» (с Клаусом Кински и обольстительной француженкой Изабель Аджани), а в 2000 году американский режиссер-экспериментатор Элиас Меридж — мистический триллер «Тень вампира», в котором режиссер Мурнау (Дж. Малкович) выбирает Макса Шрека (У. Дефо) на роль графа Орлока по той простой причине, что Шрек — действительно вампир (Дефо и создатели грима Шрека были номинированы на премию «Оскар»). То есть роман «Дракула» — после Стокера и Влада Ш Цепеша — втянул в массовое сознание создателей фильма «Носферату».
Правомерно рассматривать в этом ряду и ленту канадского режиссера Гая Мэддина «Дракула. Страницы из дневника девственницы» (2002), которая снята как эстетский балет, где персонажи, похожие на героев Копполы, действуют в черно-белом немом фильме, похожем на «Носферату» Мурнау, манифестируя вечное противостояние викторианской непорочности и вампирической сексуальности.
Таким образом, фильмы о Дракуле и вампирах не просто реализовали парадигму, предложенную Т. Браунингом (и Ф.В. Мурнау), но образовали отдельный жанр. А если это утверждение нуждается в дополнительных аргументах — достаточно напомнить о фильме «Дракула: мертвый и довольный» (1995) американского комедиографа Мела Брукса, который создал целую «энциклопедию» пародий на популярные жанры и счел «Дракулу» необходимым для нее.
Прийти к выводам относительно XXI века пока затруднительно. Общественным событием стала адресованная подросткам серия, открывшаяся фильмом «Сумерки» (2008; режиссер Кэтрин Хардвик), по романам Стефа¬
644
ПРИЛОЖЕНИЯ
нии Майер, но «Сумерки» не имеют отношения к Дракуле, это мелодрама о другом вампире (хотя в современной культуре «говорим вампир — подразумеваем Дракулу»).
Более показателен «Ван Хелсинг» Стивена Соммерса (2004), согласующийся с современной модой на экранизации комиксов и на постмодернистское смешение различных текстов и жанров: Ван Хелсинг (играет секс-символ Хью Джекман) — красавец супермен и антикиллер на службе Ватикана — в первых кадрах ликвидирует монструозного мистера Хайда, а затем начинает борьбу, с пальбой, поединками и при помощи монстра Франкенштейна, против Дракулы.
Фильм «Дракула 2000» (режиссер Патрик Луссьер) снят по оригинальному сценарию (написан самим режиссером в соавторстве с Джо элем Сойзо- ном). Лента не ориентирована на семейный просмотр и адресована интеллектуалам (о чем свидетельствует марка фирмы «Miramax» и участие продюсера Уэса Крейвена, как режиссер отметившегося в истории несколькими кино- «ужасами», в том числе комической вариацией 1995 года «Вампир в Бруклине» с вампиром-негром, которого играл Эдди Мерфи).
Указание года, включенное в название фильма, — аллюзия на популярную эсхатологию миллениума. Сюжет привычно построен на очередном воскресении Дракулы, но содержит неожиданный постмодернистский поворот: великий вампир предстает реинкарнацией великого предателя — Иуды. Этот поворот позволяет «обогатить» традиционный образ, мотивировав ненависть вампира к Христу, христианской конфессии и т. д.
Восприятие фильма Луссьера в России ознаменовалось специфическим побочным эффектом, который обусловлен несложной логической операцией: Дракула — Иуда Искариот, Иуда — еврей, значит, Дракула — еврей. Один из участников интернет-диалога делится такими соображениями:
Недавно мне наконец-то удалось посмотреть этот фильм. И я сделала такой вывод — слишком слабая раскрутка для этого весьма неплохого фильма. <...> Фильм очень классический и следует устоявшимся мифам о вампирах — они боятся крестов, святой воды и т. д.; убить их можно осиновым колом, предварительно отрубив голову. Все, покусанные Дракулой, смогут вернуться обратно в человеческий облик, если того убьют.
Но! <...> Дракула — это не известный всем Влад Цепеш, а еще более известный Иуда Искариот. В общем, вспомнили авторы о том, что есть
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
645
еще больший грешник в истории, чем какой-то там польский князек (ну подумаешь, на кол он людей сажал и на трупах пировал, зато Иуда — круче, на самого Бога замахнулся). И тут меня осенило — Дракула, получается, еврей! Ух, какой националистский фильм получился — опять евреи во всем виноваты10.
Интернет-автор, очевидно, иронизирует. Напротив того, сочинение Владимира Попова «Возвращение Руси (На пути к Русскому государству)», примерно в то же время размещенное в интернете, — вполне серьезно. Попов (главный редактор газеты «Эхо России»), синтезируя результаты антисемитской историографии, теософии и разысканий о научных авантюрах начала XX века (советский проект скрещивания человека с обезьяной), сформулировал масштабные выводы:
Легенда о Дракуле открывает нам самую тайную реальность этих нечеловеческих существ. Дракула — это автобиография обезьяны-еврея. Чтобы продлить свою жизнь вампира, он должен сосать арийскую кровь, продлевая таким образом до бесконечности свое существование зомби, впитывая магическую субстанцию, содержащуюся в ней.
Правда о ритуальных преступлениях евреев исторически доказана великим русским исследователем Владимиром Далем, автором знаменитого Толкового словаря русского языка. <...> Те, кто верит, будто потомки ле- мурийских обезьян — такие же существа, как остальные люди, никогда не сможет понять их.
В интернет-версию сочинения Попова включена актуальная информация к размышлению:
Весной 2002 года Москва была заклеена рекламой «романтического мюзикла» «Дракула», посвященного жизни румынского князя-вампира. Субкультура вампиров вышла из подвалов на белый свет и распространяется уже не только магазином элитарной музыки «Трансильвания-2000» на Тверской улице, д. 6/1. Теперь пропагандой вампиризма занимаются наряду с голливудскими кинокомпаниями «Русское радио», «Независимая
10 URL: http://vvww.proza.ru/2004/l0/26-222 (дата обращения: 12.05.2020).
646
ПРИЛОЖЕНИЯ
газета», «Аргументы и факты», «Новые известия», ГАЗПРОМ, СЛАВНЕФТЬ, ЮКОС и другие менее известные конторы11.
Но если вампиры-паразиты и эксплуататоры — публицистический штамп (от Вольтера до Маркса), то буквальное отождествление евреев с Дракулой и вампирами — дифференциальный признак именно современной версии вампиризма (подробнее об этом см.: Одесский 2011а). В условиях постиндустриального общества, постмодернизма и т. п. в эмпирический миф — при фольклорном генезисе — продолжает развиваться и завоевывает всё большую популярность. Вырабатываются новые правила. Усложняется структура образа традиционного кровососа, что и порождает оптимальные условия для дальнейших манипуляций. Дракула свободно совмещается с Иудой, и в этой связи «обнаруженная» принадлежность его к евреям резонирует в социальном пространстве и направляет «озабоченную» аудиторию на актуальные размышления о евреях-упырях.
Принадлежность к массовой культуре романа Стокера выражается не только в успехе книги и многочисленных экранизаций: литературная и экранная рецепция образа сигнализирует о важном семантическом сдвиге, который связан с двойной автономизацией Дракулы. Во-первых, роман «Дракула» ав- тономизировался от конкретно-исторического контекста творчества писателя Брэма Стокера и английской литературы рубежа XIX—XX веков; во-вторых, заглавный персонаж автономизировался от текста романа. Тем самым Дракула пополнил список древних (Прометей, Фауст, Дон-Жуан) и новых (Шерлок Холмс, Питер Пэн, Голем, Тарзан — вплоть до Микки Мауса) «вечных образов», которые эффектно подтверждают «смерть автора».
Другими словами, масскультовая интерпретация Дракулы апеллирует не столько к роману Стокера, сколько к его переделкам, трансформациям:
• в пределах от адаптаций для сцены и экрана — до Vor- (или Nach-) Geschichte, то есть предыстории или продолжения истории: уже Флоренс Стокер в 1914 году — почти одновременно с русским «Фантастическим романом барона Олшеври» (Nach-Geschichte) — опубликовала рассказ своего мужа «Гость Дракулы», который в качестве самостоятельного текста
11 Электронный ресурс: ht^://vvww.serrano4enin.ru/golem.html (дата обращения: 15.05.2020).
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
647
функционировал как предыстория Дракулы (Vor-Geschichte), рекламно дав заглавие всему посмертно изданному сборнику прозы Брэма Стокера «Гость Дракулы и другие волшебные рассказы»;
• от Vor- (или Nach-) Geschichte — до совершенно новых текстов, которые почти не связаны с романом «Дракула». О кинопеределках уже упоминалось, а литературные переделки-аллюзии хотя редко достигали художественных высот, но их так много, что они заслуживают отдельного рассмотрения.
Необходимо здесь кратко остановиться на романе американского писателя Стивена Кинга «Судьба Иерусалима» («Salem’s Lot»; 1975; существуют различные варианты русского перевода заглавия), который стал событием в истории «хоррора». Вышедший в одну четверть века с комедией Мела Брукса и романтическим «Дракулой» Дж. Бэдхема, это произведение — совершенно иное по духу. Кровососы у Кинга не вызывают никаких амбивалентных чувств, они непримиримо-жестоки и опасны для человека. Сюжет развертывается здесь и сейчас — в современной американской провинции (вымышленный городок Salem — не путать с одноименным городом, где в 1690-х годах жгли ведьм). Дракула в романе не фигурирует, но самый страшный вампир Барлоу — европеец, антиквар из Германии, хотя в качестве резиденции он выбирает проклятый дом, аккумулировавший вполне местные преступления, да и «страшная провинция» — топос, показательный для американского искусства. Более того, Н. Ауэрбах, склонная к социологическому анализу, доказывает, что послание Кинга обусловлено характерными особенностями 1970-х годов: разочарованием молодых американцев во властях и страхом перед вступлением во взрослую жизнь (см.: Auerbach 1995: 158—161).
В то же время Кинг декларировал, что «Судьба Иерусалима» — диалог с «Дракулой» Стокера (см.: King 1981: 38—39). Действительно, персонажи, вступившие в борьбу с вампирами, воспринимают в качестве базового практического пособия роман «Дракула» — то вместе с «хаммеровскими фильмами с Кристофером Ли» (Кинг 1993: 173), то с «Гостем Дракулы» и монографией Р. Флореску и Р. Макнелли «В поисках Дракулы» (см.: Там же: 285), а, убивая возлюбленную-вампирессу, герой утешает себя тем, что «цитирует» сцену уничтожения вампирессы Люси (см.: Там же: 325).
Кинг ясно осознает проблемность такого рода синтеза традиционного и нетрадиционного: на семинаре в Университете Пенсильвании, организован¬
648
ПРИЛОЖЕНИЯ
ном Н. Ауэрбах, он мечтательно рассуждал о возможностях романа, в котором «чеснок не действует, распятие не действует, кол не действует, ничего не действует, и вы — в полном дерьме. Вы ничего не можете сделать» (цит. по: Auerbach 1995: 160). Это и отчетливое отождествление «вампирического» жанра с правилами кровососного «этикета», и призыв к обновлению «памяти жанра», причем в целях не формального усложнения, а передачи современного трагического мироощущения.
Также показательно, что американский писатель Дэн Симмонс — автор серии романов, разрабатывающих особую вселенную Гипериона, и других произведений в различных жанрах — в полуфантастическом-полумистическом романе «Дети ночи» (1992) попытался дать рациональное и последовательное объяснение феномена вампиризма и его регионального распространения. Действие происходит в наши дни. Вначале героиня, американка Кейт, биолог, носительница положительного светлого научного начала, усыновив бедного румынского младенца, обнаруживает странности в его физическом развитии и составе крови. Она едет в Румынию, чтобы выявить истоки предполагаемого вируса Д, носителем которого оказался ребенок, и тут же сталкивается со сгригоями (румынская версия вампиров) во всём их безобразии. Естественно, в романе присутствуют «научные» отступления: «Вспомни, Кейг, про очень редкий двойной рециссив. У большинства спаривающихся носителей вируса Д рождаются нормальные дети. Регрессия составляет примерно девяносто восемь процентов от общего числа. Иначе мир заполнили бы сгригои <...>» (Симмонс 1997: 418). У Симмонса в романе сгригои описаны как прирожденные вампиры, а вовсе не как ожившие мертвецы. Однако интереснее здесь другое: румынские вампиры изображаются как часть правящей элиты, они, так сказать, по своему рождению призваны стоять во главе общества; они мудры извечной мудростью и к тому же практически неуязвимы для любого оружия. Но, конечно, биоло1у и ее спутнику — американскому полицейскому — удается и победить местных вампиров, и спасти мальчика от приобщения к ритуалу питья крови, и изобрести особые таблетки, которые эта ритуалы заменят. Кончается роман неожиданным явлением самого Дракулы, который потихоньку забирает себе все синтезированные американцами таблетки, содержащие вещество, которое может заменить живую кровь, и многозначительно говорит, что еще не весь мир он повидал, вот, например, никогда не был в Японии...
Для XXI века симптоматичны романы «Историк» (2005) Элизабет Костовой и «Карта времени» (2008) Феликса Пальмы. Первый стал громким
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
649
дебютом американской писательницы: в нем сплетены исторический Влад Це- пеш, сгокеровский роман, бытие Дракулы в ипостаси вампира и, наконец, современные историки, разгадывающие великие тайны прошлого, — в общем, постмодернистская адаптация художественных рецептов Дэна Брауна. Роман испанского писателя близок по поэтике к американскому, но более причудлив: игриво поданные размышления о природе времени и творчества реализованы при помощи детективно-фантастического сюжета, помещенного в викторианские декорации 1896 года. В частности, значительная роль принадлежит преступлениям Джека Потрошителя и даже Герберту Уэллсу. В финале Уэллс — вместе с Генри Джеймсом и Брэмом Стокером — оказывается втянут в одну из острейших перипетий: спасение признанных человечеством гениальными «Человека-невидимки», «Поворота винта» и — «Дракулы», который занимает «третье место среди самых читаемых во всем мире книг на английском языке — да, после Библии и шекспировского “Гамлета”» (Пальма 2011: 565; благодарим Н.А. Богомолову за указание на данный роман). То есть принадлежность к массовой культуре, обуславливая автономизацию образа Дракулы от Стокера, одновременно «заражает» автора масскультовостью его героя.
Наконец, масскультовый статус Дракулы подразумевает воздействие литературного персонажа на социальное пространство. Это, например:
• возникновение (особенно с последней трети XX века) международных организаций, задавшихся целью (в лучшем случае) собирать информацию о вампирах (в качестве «странного сближенья» здесь стоит вспомнить «физиологический коллективизм» А.А. Богданова в СССР);
• молодежная мода;
• формирование в посткоммунистической Румынии туристических маршрутов по местам событий романа и деяний господаря Влада Цепеша (что в профанированном виде напоминает средневековые паломничества, предполагавшие перекодирование текста Библии на пространственный текст реальной Палестины): упорные поиски в Трансильвании замка Дракулы и т. п.
В заключение — краткий экскурс в современную русскую литературу.
Повесть А.Н. и Б.Н. Стругацких «Понедельник начинается в субботу», впервые опубликованная в 1965 году, немедленно завоевала общую любовь советских читателей: формально — научная фантастика, по сути — социаль-
650
ПРИЛОЖЕНИЯ
нал сатира о противостоянии свободы творчества и бюрократии. Однако «фантастическое» не просто маскировало сатиру, но добавляло легкость эскапизма в мир чародейства и волшебства (место действия — НИИЧАВО, Научно-исследовательский институт чародейства и волшебства, почти Шоломанча из романа Стокера). В музее при НИИЧАВО главный герой осматривает экспозицию, где — среди прочего (и вместе со скелетом Змея Горыныча) — «“правый глазной (рабочий) зуб графа Дракулы Задунайского” (я не Кювье, но, судя по этому зубу, граф Дракула Задунайский был человеком весьма странным и неприятным)» (Стругацкие 1991—1994/4: 60). А в игровом «Кратком послесловии и комментарии», якобы написанном тем же персонажем, имеется справка о Дракуле:
Дракула, граф — знаменитый венгерский вурдалак XVH—XIX вв. Графом никогда не был. Совершил массу преступлений против человечности. Был изловлен гусарами и торжественно проткнут осиновым колом при большом скоплении народа. Отличался необычайной жизнеспособностью: вскрытие обнаружило в нем полтора килограмма серебряных пуль.
Там же: 194
На современный взгляд, вооруженный «дракулианой» в литературе и кино, здесь сплошь ошибки, но, надо полагать, это — культуртрегерское по тем временем упоминание имени (роман Стокера при советской власти не переиздавался) и вполне сознательная игра с ним (ведь исторический Дракула впрямь «графом никогда не был», да и хронологические рамки «XVII—XIX вв.» — осмысленные: от первых «вампирских» случаев — до романа Стокера).
Роман В.О. Пелевина «Empire “V” <Ампир В>: Повесть о настоящем сверхчеловеке» (2006) — не о Дракуле, а об «обычных» вампирах, но, как уже отмечалось, в современной ситуации эти темы нерасторжимо связаны. Пелевин — один из ведущих представителей отечественного постмодернизма. Вместе с тем, специфика его художественного мира определяется, кроме многих других факторов, генетической связью (или тесным соприкосновением) со школой Стругацких — «традициями социальной фантастики». По крайней мере, именно так определена в аннотации направленность давней антологии (см.: МЧ 1990), в которую вошли — наряду с прозой самого составителя Виктора Бабенко, Кира Булычева, Михаила Успенского — рассказы Пелевина «Оружие возмездия» и «Затворник и Шестипалый». В этой перспективе закономер¬
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера
651
но, что элемент «социальной фантастики» выявляется и в романе о вампирах, где они — некая древняя элита, веками управляющая миром, практикующая (кроме кровососания) «гламур» и «дискурс» и обслуживаемая «халдеями» — рекламщиками, которые первоначально фигурировали как высшая власть в нашумевшем романе Пелевина «Generation П» (1999).
Что ж: коль скоро Дракула стал «иконой» массовой культуры и вошел в категорию вечных (с вопросом) образов — он должен осваиваться различными авторами и эпохами. И Дракула — согласно диагнозу режиссера Фрэнсиса Форда Копполы — свидетельствует как о своей идентичности, так и об отражениях в художественной оптике других художников, вспоминающих о великом вампире.
М.П. Одесский
УПЫРИ И ДРАКУЛА В СЛАВЯНСКОМ СВЕТЕ
i
Для современного сознания «Дракула» и «упырь» — полные синонимы. В действительности, чтобы неразрывно слить два этих слова в единый образ самого известного вампира, понадобился английский писатель Брэм Стокер с его романом «Дракула» (1897). Это — с одной стороны. С другой — имя «Дракула» и слово «упырь» равно достойны рассмотрения в свете культуры славянских народов: история валашского воеводы Дракулы освоена славянскими литературами, и хотя слово «упырь» применительно к воеводе в них не используется и никаких прямых утверждений о его принадлежности к породе монстров- кровососов нет (подробнее об этом см.: Одесский 2002), но само слово, согласно вампирологическим справочникам, впервые «встречается именно у русских» (Мелтон 1998: 468).
Действительно, еще знаменитый словарь древнерусского языка по письменным памятникам И.И. Срезневского (опубл. посмертно, в 1893—1912 гг.) содержит статью о лексеме «упырь» (см.: Срезневский 1989/3.2: стб 1238—1239). Эта словарная статья до сих пор может функционировать в качестве концептуального конспекта, комментированное развертывание которого позволяет реконструировать представления об упырях, присутствующие в древней книжности (ср.: Одесский 2011 в).
Сообщая о русском приоритете в открытии упыря, «вампирические» энциклопедии подразумевают книжника по прозванию Упырь Лихой. В словар-
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
653
ной статье Срезневский приводит это «прозвание или собственное имя», сославшись на «Послесловие» к «Толкованию на книги пророческие» (сохранилось в рукописях XV века, но, как явствует из текста, восходит к оригиналу XI века).
В 1861 году Ф.И. Буслаев воспроизвел «Послесловие» (специалистам оно и ранее было известно) в «Исторической хрисгоматии [ж!] церковно-славянского и древне-русского языков» (см.: Буслаев 18616: сгб 173—174). Копиист благодарит Бога за то, что сподобил переписать-«написати» книги Пророчеств «ис кирилоце» (пояснение публикатора: «из списка, писанного Кириллицею». — Там же: сгб 193) при князе Владимире Ярославиче, княжащем в Новгороде; книжник приступил к работе в лето 6555 от сотворения мира (1047 год) 14 мая и окончил 19 декабря; он хвалит книги и завершает «Послесловие» обращением к князю Владимиру Ярославину.
Согласно Ф.И. Буслаеву, «в языке перевода Пророчеств сохранились — несмотря на подновления писцов — следы глубокой древности» (Там же). Пожалуй, самый любопытный такой «след» — имя переписчика: «Азъ попъ Оупирь (у Буслаева разночтение по другому списку: «упыръ». — М.О.) Ли- хыи». Имя обратило на себя внимание как загадочное, не подобающее священнику. Настолько загадочное и настолько неподобающее, что А. Шеберг счел необходимым прибегнуть к эпатирующей разгадке (см.: Шеберг 1996). Шведский славист «опознал» в книжнике по имени Оупирь Лихыи, работавшем для новгородского князя, — шведского рунорезца (изготовителя рунических надписей на мемориальных камнях) по имени Эпир Неробкий (Upir Ofeg). Шеберг предположил, что Эпир мог оказаться в свите Ингегерд, дочери шведского короля, ставшей женой князя Ярослава Мудрого и матерью князя Владимира Ярославича. Коль так, слово «Оупирь» — механическая транслитерация имени «Эпир», а «Лихыи» — перевод эпитета «Ofeg».
Буслаев, публикуя приписку Упыря Лихого, никак не комментировал ни компонент «оупирь», ни эпитет «лихыи», по-видимому, сочтя это необязательным в случае имени собственного. Однако слово «упырь» все-таки не встречается в церковнославянском языке в позитивном контексте, а слово «лихыи» (вместе с ему однокоренными) обозначало не только «неробость», но и разные степе™ и формы зла — вплоть до «сатаны» (данные толкового словаря В.И. Даля; см.: Даль 1978—1980/2: 257). Соответственно, имя автора «Послесловия» к «Толкованию...» — Оупирь Лихыи, — хотя и могло быть безобидной транслитерацией или переводом, но скорее воспринималось
654
ПРИЛОЖЕНИЯ
древнерусскими книжниками приблизительно так же, как позднее — «вампи- рическими» энциклопедиями. Кроме того, в русской традиции имена-прозвища вполне уважаемых людей часто содержали негативную семантику. В итоге остается несколько скупых фактов: прозвание «Оупирь» восходит к XI веку, оно — уникально и в имени попа-копииста соположено с другим словом, имеющим, вероятно, негативные (инфернальные) коннотации (имя = упырь + лихой).
В качестве базового источника для интерпретации «упыря» Срезневский справедливо принимает не «Послесловие» Упыря Лихого, но другой памятник книжности — «Слово святого Григория, изобретено в толцех, о том, како первое погани суще языци кланялися идоломъ и требы им клали; то и ныне творят». Это — компиляция, составленная на основе «Слова на Богоявление» Григория Богослова (см.: Григорий Богослов 2005: 99—111). Если оригинальное сочинение Отца Церкви, существовавшее и в славянском переводе XI века (см.: Будилович 1875), излагало теологию праздника, то «толковое слово» («изобретено в толцех») функционировало на русской почве как обличение всякого рода язычников, иноверцев, а в процессе бытования дополнялось вставками, которые аккумулировали бесценную информацию о местной традиции (см.: Буланина 1987; ППДР 2003: 155—157).
Толковое слово открыл С.П. Шевырёв, обнаружив его в составе Паисиев- ского сборника (XIV — начало XV века). По воспоминаниям М.П. Погодина,
в 1847 году на вакации Шевырёв посетил Кирилло-Белозерский монастырь, осматривал тамошнюю библиотеку и нашел в ней несколько драгоценных неизвестных дотоле памятников. Из них так называемый Паисиевский сборник сделался предметом многосторонних ученых исследований и подал повод к важным заключениям. (Описание этой поездки, с приложением 25-ти литографированных рисунков, вышло в начале 1850 года.)
Погодин 2009: 376
Сообщая в «Поездке в Кирилло-Белозерский монастырь в 1847 году» о «драгоценных памятниках», Шевырёв, в частности, цитировал вставки о язычестве, а И.И. Срезневский тогда счел их настолько важными, что опубликовал в журнале «Москвитянин» специальную статью.
В журнальной статье ученый датировал языческие вставки концом ХШ — началом XIV века (см.: Срезневский 1851: 55—56) и сопоставил их с поздней¬
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
655
шим списком «Слова святого Григория...» (XVI век). Среди представленных вставок — своего рода очерк истории славянского язычества: «<...> преже Перуна бога ихъ, а преже того клали требу упирем и берегинямъ». Авторитетный специалист предложил исправить чтение: «<...> переже [бо того] Перуна бога и иных словили, и клали требу [имъ и] упыремъ и берегинямъ» (Там же: 58). Соображения Срезневского носили не столько текстологический, сколько историософский характер и определялись представлением об изначальном в язычестве «догмате о едином, верховном Боге, родоначальнике всех других божеств» (Срезневский 1848: 2). Ведь если следовать Паисиев- скому сборнику, то
надо принять, что сочинитель имел понятие о трех периодах русского язычества, что период обожания Перуна он считал последним, период поклонения роду и рожаницам ему предшествовавшим, а период поклонения упырям и берегиням древнейшим. Мог ли сочинитель иметь такое понятие о русском язычестве и желать его выразить? Мне кажется, не мог. Не мог потому, что ему как христианину средних веков не могло прийти на мысль рассматривать язычество как явление историческое, постепенно изменявшееся.
Срезневский 1851: 60
Комментируя текст, Срезневский привел другие случаи употребления слова «упырь»:
Об упырях, кроме упыря лихого, сколько могу припомнить, ничего не бывало известно по древним и старым памятникам. В народных преданиях славян сохранилось это слово до сих пор почти везде — кое-где в форме мужеского рода (упир, упгор, впир, вампир), кое-где в форме рода женского (упирина, ymipja, вампера), и почт везде в двух смыслах: во-первых, в значении летучей мыши — vespertilio, а во-вторых, в значении (а) привидения, (b) злого духа, высасывающего кровь у людей, или же оборотня, вол- кодлака. Вампиры в этом втором значении известны целой Европе.
Там же: 62
Срезневский отметил только два книжных случая употребления «упыря» — «Послесловие» Лихого «попа» и «Слово святого Григория...». Потому значе¬
656
ПРИЛОЖЕНИЯ
ние слова восстанавливается по «народным преданиям славян»: оно получилось многообразным: ( 7) летучая мышь, (2) призрак, (За) злой дух-кровосос, (36) оборотень.
Последние нюансы Срезневский устанавливал, апеллируя к кровососам- «вампирам», которые «известны целой Европе». Логика лексикографического умозаключения здесь ясна. Этимология слова «упырь» была и остается непрозрачной: М. Фасмер в словаре подчеркнул, что «реконструкция прасла- в<янской> формы сопряжена с трудностями»; в качестве приемлемых он перечисляет сближения с «парить, перо» или с «пирата — дуть» (Фасмер 1996/4: 165). Напротив того, вампиры были на слуху. Во второй трети XVTII века Центральную Европу поразила «вампирическая эпидемия», которую потом азартно обсуждали интеллектуалы-просветители (см.: Мариньи 2002: 48). Информация об этой «эпидемии» своевременно проникла в Россию: в 1739 году новости о вампирах печатались в петербургской периодике — «Примечаниях к Санкт-Петербургским ведомостям», а в 1769 году популярный «Словарь разноязычный» Н.Г. Курганова зафиксировал слово «вампир» (см.: СРЯ 1984— 2019/2: 212). Родственность слов «упырь» и «вампир» более или менее очевидна, тем самым автоматически актуализируется некий интерпретативный путь. Оставалось прямо объяснить «упырей» через «вампиров», в чем Срезневский объективно следовал сложившейся культурной традиции. К примеру, А. С. Пушкин, переводя мистификацию П. Мериме «Песни западных славян» (1835), вместо «вампира» (песня «Марко Якубович») и вместо «бруколака» (песня «Вурдалак») планомерно вводил «вурдалака», а «вурдалака» приравнял к «упырю» (примечание к «Марко Якубовичу»): «Вурдолаки, Вудкодлаки, Упыри — мертвецы, выходящие из своих могил и сосущие кровь живых людей» (Пушкин 1997: 389).
Благодаря статье Срезневского «Слово святого Григория...» прочно вошло в научный оборот, и Буслаев включил памятник в свою хрестоматию. В этом случае, пояснив слово «упырь» как имя нарицательное (в отличие от имени собственного «Оупирь»), он — вслед за Срезневским — отождествил упырей с «вампирами» (см.: Буслаев 18616: стб 540), но опустил параллели с «народными преданиями славян».
В статье «Древнейшие эпические предания славянских племен» Буслаев также привлек «Слово святого Григория...» для описания системы славянского язычества. Буслаев не согласился со Срезневским в отрицании «Слова святого Григория...» как источника по доперуновской «эпохе поклонения стихи¬
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
657
ям» (Буслаев 1861а: 365). По его мнению, свидетельство текста из Паисиевско- го сборника
драгоценно по двум указаниям: во-первых, что в нашей мифологии было несколько различных моментов развития, и столь заметных, что на них обратил внимание даже старинный книжник, вовсе не интересовавшийся исгориею мифологии; и во-вторых, что позднейшая мифологическая эпоха определяется господством Перуна. Указание на то, что до Перуна требы клали каким-то Упирям и Берегиням, Роду и Роженицам, само собой разумеется — не исключает других божеств, которых благочестивый автор мог не знать или не находить нужным о них упомянуть.
Там же: 363
Вместе с тем, Буслаев — как и в хрестоматии — удержался от соблазна объяснять упырей при помощи данных славянского фольклора.
Альтернативный методологический проект был реализован в трехтомном компендиуме А.Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» (1865—1869). Афанасьев демонстративно отверг «летописные свидетельства о дохристианском быте славян» как «слишком незначительные» (Афанасьев 1865—1869/1: 22). В пространном разделе об упырях он бегло упомянул Паиси- евский сборник в качестве единичного свидетельства (см.: Там же/3: 557), но в дальнейшем совершенно перенес акцент на фольклор, рассматривая материал «в общеславянском и индоевропейском контексте» (Топорков 1997: 163) и тем самым — при помощи приемов мифологической школы — практически безгранично расширив круг источников.
По Афанасьеву, «упыри» — «мертвецы, бывшие при жизни своей колдунами, вовкулаками и вообще людьми, отверженными Церковью» (Афанасьев 1865—1869/3: 557). Предпринимая попытку этимологического толкования слова, он напомнил, что оно «доселе не объяснено надлежащим образом», — и выдвинул версию, согласно которой «вампир будет означать опойцу, существо, которое впивается в живое тело и сосет из него кровь, как пьявка» (Там же: 563).
Фольклорные факты — в освещении этимологии и «мифологической» концепции — становятся основой для теоретического вывода:
Это существенное, характеристическое свойство упыря роднит его с змеем (смоком), высасывающим из своих жертв молоко и кровь, и с великаном
658
ПРИЛОЖЕНИЯ
Опивалою. Первоначально под именем упыря предки наши должны были разуметь грозового демона, который сосет тучи и упивается дождевою влагою; ибо в древнейших мифических сказаниях дождь уподоблялся крови, текущей в жилах облачных духов и животных. Очевидно, высасывание крови вампирами есть то же самое, что высасывание ведьмами и вовкула- ками молока из небесных кобылиц и коров; меняются только поэтические краски, основная же мысль и там, и здесь — одна.
Афанасьев 1865—1869/3: 563—564
Афанасьев вписывает в ту же схему пресловутое средство борьбы с вампирами: «Осиновый или дубовый кол, вбиваемый в грудь мертвеца, — символ громовой палицы; в погребальном обряде ему соответствует молот Индры или Тора, которым издревле освящали покойника и приуготовленный для него костер» (Там же: 581). Забавно, что в парадигматическом романе Б. Стокера «Дракула» персонаж, вгоняющий осиновый кол в вампира, уподобляется Тору (см. с. 269 наст. изд.).
Создавая труд своей жизни и поместив в словаре статью об «упыре», Срезневский подвел итог многолетнему собиранию материала. Тем не менее, толкуя «упыря» со ссылкой на «Слово святого Григория...», он — вслед за Буслаевым и в противность Афанасьеву — симптоматично сузил базовое значение лексемы, которую некогда предложил в 1851 году (ср. лаконизм пояснений Буслаева в хрестоматии). В словаре упырь — «по древнему верованию, мертвец, встающий из могилы и сосущий кровь людей». «Упырь» по- прежнему остался «кровососом», но он более не «летучая мышь», не «призрак», не «оборотень», а «мертвец», то есть мертвец-кровосос (= европейский «вампир»).
В первой четверти XX века авторы новых монографий о восточнославянском язычестве — в поисках источниковедческой гарантии против генерализаций мифологической школы — отчасти реабилитировали строгую текстуальную конкретность антиязыческих поучений (см.: Петрухин, Толстая 2005: 46-47). «Слово святого Григория...» — вместе со сходными поучениями — снова становится объектом специального изучения у Е.В. Аничкова, Н.М. Галь- ковского и В.И. Мансикки.
В том, что касается интерпретации «упырей», Аничков осторожнее предшественников: «Рядом с такими религиозными актами», которые «кто-то мог еще видеть своими глазами, а при желании даже участвовать во всём этом»,
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
659
«наши проповеди могут назвать еще кое-каких богов и вместе с ними бере- гынь и упырей. Но тут кроме имен уже ничего не известно и ничего не сообщается» (Аничков 1914: 237).
Н.М. Гальковский и В.И. Мансикка также преимущественно опирались на письменные источники, но — в противность Аничкову — принимали в расчет фольклорный материал.
Гальковский в общем следовал линии Срезневского и Буслаева:
Вера в упырей, вампиров, которые ночами встают из могил и высасывают кровь из живых людей, повсеместна. Итак, упыри — это мертвецы, покойники. Упырем делается всякий самоубийца. Упырями же делаются после смерти колдуны, пока их не пробьют колом. По позднейшим верованиям, упыри — это живые, напускающие на живых болезни: чуму, холеру и проч. Собственно, это колдуны, но они имеют какую-то связь с мертвецами. <...> Кажется, упыри принимали вид собак и в таком виде ходили по дворам <...> упыри имеют связь с мертвецами, они высасывают кровь, могут делаться оборотнями. <...> Как было отмечено выше, первоначально славяне поклонялись (веровали) упырям и берегиням, то есть первоначальной религией славян был культ мертвых. Интересна эволюция верований в упырей. <...> Оказывается, что упырями, выходцами с того света, делаются люди, которые при жизни не веровали во Христа и пресвятую Троицу. Когда-то верили, что сами покойники встают. Потом пришли к мысли, что в виде покойника причиняет людям зло бес <...>
Гальковский 1916/1: 69—70
Гальковский расширил шкалу толкований (в сравнении не с Афанасьевым, а со Срезневским или Буслаевым): упырь — (/) мертвец-кровосос, в том числе (1а) самоубийца, (16) умерший колдун, своевременно не проткнутый колом, ( 1в) умерший нечестивец, не веровавший «во Христа и пресвятую Троицу»; (2) живой колдун, насылающий всякого рода порчу (однако имеющий «какую-то связь с мертвецами»); (3) упырь-собака; (4) упырь-оборотень; (5) бес, принимающий вид умершего. Кроме того, исследователь — в отличие от Срезневского и в согласии с Буслаевым — готов признать присутствие в «Слове святого Григория...» взгляда на «язычество как явление историческое», допуская, что в прошлом славяне «поклонялись (веровали) упырям и берегиням», потому что «первоначальной религией славян был культ мертвых».
660
ПРИЛОЖЕНИЯ
Наоборот, комментарий В.И. Мансикки в «Религии восточных славян» более сжат:
Более или менее достоверный мифологический материал толкования заключается, следовательно, в следующем: <...> когда-то в дохристианскую старину клали требу упырям и берегиням, под которыми надо разуметь души злых покойников и утопленниц <...>.
Мансикка 2005: 148—149
Современные специалисты, издавшие по авторской рукописи русский вариант этого классического труда (впервые напечатан в 1922 году по-немецки), не сочли необходимым добавить что-либо к замечаниям финского ученого.
Версия Гальковского и Мансикки построена на нескольких логических ходах. «Упырь», упомянутый в древнем тексте, и позднейший фольклорный упырь — одно и то же существо, причастное миру мертвых. Письменный текст сообщает о культе упырей, фольклорные данные — о преследовании их. Значит, имела место «эволюция верований»: если в древности упырям в качестве мертвецов поклонялись, то в «фольклорное» время их — в том же качестве — боялись и пытались вытеснить из мира живых. Напротив, Аничков, принципиально не смешивая историю древнего язычества с фольклором, исключил фольклорные данные при объяснении «упырей». И остался при пустой семантике слова.
Не прибавляют ясности соседи «упырей» по синтагме — «берегини».
В списке «Слова святого Григория...» XVI века (или второй половины XV века; см.: 1111ДР 2003: 157), опубликованном Н.М. Гальковским, берегини приравнены к неким «сестриницам» (Гальковский 1916/2: 33), как и в другой проповеди против язычников («Слово святого отца нашего Иоанна Златоуста о том, како погани кланялися идоломь», которое Аничков считал зависимым от «Слова святого Григория...»), только в списке «Слова святого Григория...» их семь, а в «Слове святого отца нашего Иоанна Златоуста...» — «три девять» (Аничков 1914: 89) — то есть двадцать семь.
Б.А. Рыбаков с обыкновенной «свободой ассоциаций» (Петрухин, Толстая 2005: 52) уподобил загадочных «сестриниц» благотворным вилам-русалкам (см.: Рыбаков 1981: 16). Как кажется, они ничуть не менее напоминают двенадцать (число варьируется) лихорадок, которыми повелевает Гилло (в заговорах, распространенных в разных регионах и в том числе у славян). По замечанию академика А.Н. Веселовского, Гилло — «демоническое существо, похи¬
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
661
щавшее и пожиравшее новорожденных, по поверью, восходящему к Древней Греции, популярному в средние века, живому и в современном простонародье» (Веселовский 2006: 271). Другими словами, Гилло есть женская разновидность вампиров, которая описана в «вампирических» справочниках (см., напр.: Bunson 1993: 107) и которая, кстати, попала — через словарь Брокгауза и Эфрона — в роман «Мастер и Маргарита», «аукнувшись» в кровожадной Гелле (см.: Соколов 1996: 169).
Б.А. Рыбаков, следуя гипотезе о тождестве «сесгриниц» с русалками, заключил, что в «Слове святого Григория...» упыри сополагаются с берегинями по контрасту: «Упыри и берегини — древние, архаичные наименования олицетворений двух противоположных начал — злого и доброго, враждебного человеку и оберегающего человека» (Рыбаков 1981: 17). Однако если согласиться с предположением о берегинях — прислужницах Гилло или же вообще не отдаваться «свободе ассоциаций», то «формула», подразумеваемая «Словом святого Григория...», должна толковаться как соположение по сходству (ср. соположение компонентов «оупирь» и «лихыи» в имени новгородского книжника): «клали требу» «упирям» -I- «берегиням» («сесгриницам»-вампирессам?).
Наконец, суммируя при составлении словаря новые материалы, Срезневский добавил — к основному значению слова (по Паисиевскому сборнику) и к «прозванию или собственному имени» Оупирь Лихыи — пример функционирования «упыря» как «бранного слова».
Пример был извлечен из «Послания» Ивана Грозного в Кирилло-Бело- зерский монастырь (было известно еще Н.М. Карамзину, издано в 1841 году, сохранилось несколько списков не ранее ХУП века, в том числе в Кирилло- Белозерском монастыре). Царь, обращаясь в обыкновенной ерничающей манере к игумену и братии, сетовал на испорченность нравов бояр, которые приняли постриг и пребывали в монастыре:
Но доколе молвы и смущения, доколе плшца и мятежа, доколе рати и шепетания, и суесловия? И чесо ради? — злобеснаго ради пса Василья Со- бакина <...>. А сей и платья не знает, не токмо жительства. Или бесова для сына Иоанна Шереметева? Или дурака для и упиря Хабарова? Воистинну, отцы святии, несть сии чернецы, но поругатели иноческому житию. Или не весте Шереметева отца Василия? Веть его бесом звали!
Иван Грозный 2005: 175; курсив наш. — М.О.
662
ПРИЛОЖЕНИЯ
Аналогичный пример словоупотребления содержится и в не известном Срезневскому «Сказании о молодце и девице» (XVII век). Это анонимное сказание представляет собой эротически окрашенный диалог юноши и девушки: юноша осыпает девушку (двусмысленными) комплиментами, она отвечает бранью, но в финале юноша добивается своего и, компенсируя словесное бесчестие, бесчестит грубиянку. Та, в частности, говорила: «<...> упиревая рожа, сычевые глаза, медвежья голова, щучьи зубы, севрюжий нос, волчей рот, немилой вьзгляд <...> Жаба, мышь, лихая образина, вонючая твоя душа, нечистой дух <...>» (СМД 1989: 232).
Контекст в обоих случаях вполне ясен, и квалификация использования царем и «девицей» слова «упырь» как «бранного» не вызывает принципиальных сомнений. Однако в послании Ивана Грозного слово функционирует в поразительной связке со «злобесным псом», «бесовым» сыном, «бесом»: бояре = злобесный пес + бесов сын + дурак + упирь + бес. Это образует специфически «бесовскую» «тесноту» семантического ряда, а ведь уже установлено, что ругательства Ивана Грозного порой балансируют на грани бранно-переносного употребления и прямого. Так, согласно комментариям Я.С. Лурье, царь, обзывая лицо Курбского «эфиопским», не просто допускает «полемическую грубость», но выражает характерное для средневековой философии убеждение в том, что «сама внешность Курбского говорит о его “злолукавом нраве”» (Лурье 2005: 608). Аналогично, в тираде «девицы» «упиревая рожа» сочетается с «лихой образиной» и «нечистым духом». Потому и здесь напрашивается предположение, что в слове «упырь» проступает прямое значение, не артикулированное, но причастное инфернальному миру.
Ради наглядности целесообразно сравнить основное значение слова «упырь», как его определяет Срезневский (мертвец-кровосос), со «Словарем живого великорусского языка» (1863—1866), составленного В.И. Далем, где «упырь» — «перекидыш, перевертыш, оборотень, бродящий по ночам ведма- ком, волком или пугачем и пр. и засасывающий людей и скотину; кровосос (вампир?); злые знахари, по смерти, бродят упырями, и чтобы угомонить их, раскапывают могилу и пробивают труп осиновым колом. | | Южн<ое наре- чие>, головастый ребенок, с водянкою в голове. | | Ниж<нерусское наречие>, Костр<омская губерния> злой и упрямый, упорный, строптивый человек; от упираться или от вампир?» — и далее приводит пример из Ивана Грозного; а «упырство» — «ср. вообще преданья об упырях, состоянье, бытность их, или верованье в них» (Даль 1978—1980/4: 506).
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
663
На первый взгляд, расхождение двух лексикографов диктуется принципами отбора материала: у Даля — «живой великорусский язык» (в идеологизированном далевском понимании), у Срезневского — «древнерусский язык», отраженный в письменных памятниках. Однако в этом техническом расхождении открывается глубинный уровень: Даль привлекал фольклорный материал (и даже сомневался в правомерности параллели с западным «вампиром»), а Срезневский — в 1860—1870-х годах приверженец демонстративной эмпиричности и антитеоретичности (см.: Досталь 2003: 175—179) — игнорировал фольклор и ограничился имплицитным отождествлением «упыря» с «вампиром». Пределом именно в этом движении к герменевтическому минимализму позднее станет позиция Аничкова, который, толкуя «упырей», отказался и от фольклора, и от взгляда на «язычество как явление историческое», и, наконец, от неотвязных «вампирических» ассоциаций.
Итак, ориентируясь на данные фольклора и языка, историки получают возможность подробно описать верования в упырей у разных народов и в разное время, тогда как, ориентируясь на литературные памятники, они не извлекают практически никакой информации. Это, однако, только первое впечатление, которое подталкивает к рафинированию приемов интерпретации.
Прежде всего, параллели с другими народами и другими эпохами — лить параллели, а «деловой» характер называния «упырей» в «Слове святого Григория...» сам по себе сразу свидетельствует о серьезности отношения к ним, что подтверждает и «бранный» контекст «Послания» Ивана Грозного и «Сказания о молодце и девице»: раз бранят «упырем» (как и бесом), значит, верование сохраняется.
Более того, очевидно, что упоминания «упырей» в древнерусской книжности подчинены некой формальной закономерности: ( /) в «Послесловии» к новгородской рукописи: «имя = упырь + лихой»; (2) в «Слове святого Григория...»: «клали требу» «упирям»+«6ерегиням» («сесгриницам»-вампирессам?); (3) в «Послании» Ивана Грозного: бояре = злобесный пес + бесов сын + дурак + упирь + бес; (4) в «Сказании о молодце и девице»: молодец = упиревая рожа + волчей рот + немилой вьзгляд + лихая образина + вонючая душа + нечистой дух.
С синтаксической точки зрения, в первом случае имя-прозвание книжника соположено с другим его прозванием, во втором — один объект культа со- положен с другим объектом, в третьем — соположены «бранные» определения
664
ПРИЛОЖЕНИЯ
нескольких бояр в рамках одного периода. Но, отвлекаясь от вариативности, правомерно подытожить, что слово «упырь» неуклонно вставляется в семантический ряд, явно инфернально окрашенный. Такого рода закономерность можно с уверенностью счесть формальным выражением той же «аморфности упырей» (выражение Б.А. Рыбакова), которую, со своей стороны, обнаруживает фольклорный материал, где упыри и по-разному определяются (ср. комментарии Срезневского 1851 года или Гальковского; ср. также в обыгрывающем фольклорные источники романе А.Ф. Вельтмана «Светославич, вражий питомец» (1835) ряд «нелегкие, упыри, ведьмы и русалки». — Вельтман 1985: 241), и отделены весьма расплывчатой границей от оборотней и другой нечисти (ср. аналитический перечень разновидностей оборотней в изд.: Свешникова 1997; автор, например, замечает: «Стригоев смешивают иногда с другим видом оборотней — moroi». — Там же: 385).
Интерпретативный потенциал «аморфности упырей» в древнерусской письменности (формально) и фольклоре (семантически) актуализируется при сопоставлении с ситуацией конца XIX — начала XXI века, где упырь-вампир доминирует в качестве обсессивной фшуры современного искусства и массовой культуры. Новаторство романа «Дракула» заключалось в том, что Б. Стокер с подчеркнутой отчетливостью — как полагается в игре — перечислил правила существования монстров-кровососов и успешной борьбы с ними (см.: Михайлова, Одесский 2009: 117—124). Контраст «аморфности» / отчетливости настолько разителен, что позволяет утверждать: «аморфный» традиционный вампир (в частости, древнерусский, славянский) и «отчетливо-игровой» вампир масскульта практически ничем — кроме имени — не связаны. «Бытность их, или верованье в них» обусловлены настолько различными социокультурными факторами, что продуктивно анализировать не эволюционную, а революционную трансформацию традиционного вампира в современного. При подобном подходе «аморфность» упыря в древней словесности оказывается неожиданно информативной.
2
Пятнадцатое столетие — время деятельности исторического воеводы Дракулы — в европейской истории ознаменовано прежде всего радикальным изменением философии власти. Традиционная монархия трансформируется в государство нового типа. Отсюда — кровавые усобицы: от Московии, где вели¬
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
665
кий князь Василий П сначала ослепляет кузенов, а затем сам ослепляется ими, до Англии, терзаемой многолетней распрей Алой и Белой Розы. Отсюда же — новый тип монарха, не столько доблестного рыцаря, сколько хозяйственника, собирателя земель, бессердечного ликвидатора конкурентов, представителей знатных семейств: от французского Людовика XI до Ивана Ш, первого русского самодержца.
В плане идеологии новое государство определяет новую модель власти, которая призвана аргументировать расширение полномочий государя. Властитель получал право преступать ограничения, налагаемые традицией, обычаем, — в той мере, в какой он, по образцу второй ипостаси Троицы, претендовал на обладание «двойной» природой: и Божественной, и человеческой. Но Христос — Бог, властителю же «божественность» приписывалась аллегорически, что выражалось в нахождении условий, создающих особое положение монарха.
Культуролог Эрнст Канторович — автор фундаментального исследования «средневековой политической теологии» (см.: Kantorowicz 1997; рус. пер.: Канторович 2015) — обозначил модель «условно-божественной» власти как «Государь — блюститель закона» («Law-Centered Kingship»). На Руси понятие закона, который надлежит блюсти государю, наполняется не только светским, но и конфессиональным содержанием: закон есть православие, покушение на православие — «беззаконие». Московский государь олицетворяет законность в обоих смыслах (см.: Зимин 1972: 134—141; ср. также византийскую ситуацию: Рансимен 1998: 152—153).
Соответственно — по контрасту — древнерусская культура знает и амбивалентный образ «грозного» повелителя державы, блюдущего светский, но нарушающего религиозный закон. Таков и валашский воевода Дракула. А если проследить эволюцию модели «Государь — блюститель закона» до начала XVI века, то в европейской перспективе ее логичным (хотя и парадоксальным) итогом предстанет пресловутая концепция Н. Макиавелли, который, как известно, стремился жестко различать сферу этики (с ее религиозными коннотациями) и сферу вненравственного государственного интереса.
Пятнадцатый век в геополитическом отношении — время неудержимого турецкого наступления на Европу, что обусловило исторический контекст деятельности валашских господарей.
В последней трети XIV века основной удар приняла православная Сербия, которая после смерти могущественного царя Стефана Душана (1355 г.)
666
ПРИЛОЖЕНИЯ
выродилась в «олигархию мелких властителей, укрепившихся в различных провинциях» (Дворник 2001: 153). В 1371 году правитель Македонии Вукашин потерпел поражение в битве на реке Марице, а его сын и наследник «королевич Марко» оказался среди «первых турецких вассалов из числа сербских феодалов» (Голенищев-Кутузов 1973: 222). Сильнейший из сербских правителей — князь Лазарь Стефанович из рода Хребеляновичей — выступил против султана во главе могущественной армии, но был разбит в сражении на Косовом поле (1389 г.).
Турки овладели Балканами, а «защита европейских границ перешла к венграм и их союзникам — хорватам» (Там же: 39), то есть католикам, которых поддерживали (с разной степенью самоотверженности в разные периоды) папский Рим и другие христианские государства. К антиосманскому союзу присоединился Мирча Старый, валашский господарь (с перерывами) в 1386— 1418 годах, который благодаря мудрости и военным удачам заслужил славу румынского Шарлеманя. В 1394 году Мирча разгромил войско султана при Ровине (на реке Арджеш), причем в этой битве пал сражавшийся на стороне турок Марко Королевич (Кралевич). Однако в 1396 году при Никополе турки наголову разгромили крестоносцев, собранных венгерским королем Сигиз- мундом Люксембургом. Валахия попала под контроль победителей.
В XV веке наступательное движение Турции продолжилось, борьбу с агрессорами по-прежнему вела преимущественно Венгрия (в которой сменялись династии и короли), а православная Валахия превратилась в яблоко раздора. Противостояние Венгрии и Турции на территории Валахии выражалось в смене хозяев валашского трона. Схема была простой: принц из династии Басараба Великого, претендовавший на трон, уже занятый ставленником одной из держав, получал поддержку (финансовую, военную и т. п.) от ее соперницы. После этого претендент, опираясь на группу недовольных бояр, затевал смуту и, если удача ему сопутствовала, становился господарем.
Сын Мирчи Старого — Влад Дракул — захватил престол в 1436 году, свергнув двоюродного брата при поддержке венгерского короля (и императора Священной Римской империи) Сигизмунда Люксембурга. В 1444 году венгерский король Владислав (из польско-литовских Ягеллонов) был разбит при Варне. Теперь борьбу возглавлял удачливый полководец Янош Хуньяди. В 1447 году по повелению Хуньяди воевода Влад II Дракул был убит. (Подробнее о Владе П Дракуле см. в «Славяносербских хрониках» Дж. Бранко- вича, на с. 548—550 наст, изд.) В 1448 году семнадцатилетний сын и тезка гос¬
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
667
подаря Влад Ш предпринял первую попытку вернуть престол. Воспользовавшись тем, что Хуньяди был разгромлен турками, новый Влад — не Дракул, а Дракула — с их помощью ворвался в Валахию, но венгерский протеже, собравшись с силами, отстоял престол. В 1456 году Влад — теперь при поддержке Яноша Хуньяди, под Белградом нанесшего поражение турецкому султану, — вновь вступил во владение отцовским наследием. Он правил, сохраняя верность роду Хуньяди, и даже в 1458 году помог утвердиться сыну Яноша — Матьяшу Корвину — в качестве венгерского короля. На этот раз Влад удерживал власть до 1462 года — в течение шести лет.
В дальнейшем деятельность Влада оказалась неразрывно связана с политикой энергичного короля Матьяша, который то военными, то дипломатическими мерами эффективно противился турецкому продвижению. После его смерти (1490 г.) на венгерский престол вернулись Ягеллоны, и в 1526 году последний из них — Людовик (Лайош) — погиб в катастрофической для венгров битве при Мохаче (упомянута в романе «Дракула» Б. Стокера, см. с. 44 наст, изд.). Венгрия попала в сферу влияния Турции, а бремя европейской борьбы легло на Габсбургов и Венецию.
Отдельный сюжет, связанный с турецким вторжением в Европу, — судьба Византии. Стремление к Константинополю угадывалось за всеми походами османов с конца XIV века, и в 1453 году «второй Рим» пал, превратившись в Стамбул — столицу Оттоманской империи. На протяжении последних десятилетий существования Византии первый — католический — Рим пытался организовать ее защиту, однако ценой унии, то есть подчинения константинопольского патриарха Папе. Как известно, уния была заключена, но Константинополь достался туркам, тысячелетняя история Византии прекратилась, и проект не оказал воздействия на позднейшие события. Эти обстоятельства создали специфическую конфессиональную напряженность, которая многое объясняет в биографии Влада Дракулы.
В те же годы — в первой половине 15-го столетия — католическая Европа столкнулась еще с одной религиозной проблемой. Чехия, которая при императоре Карле IV Люксембурге функционировала в качестве центра европейской цивилизации, превратилась для последней в угрозу. Она стала источником религиозного движения, нацеленного на реформу католицизма и олицетворенного в личности проповедника Яна Гуса. Призывы к реформе привели к его казни, а затем — к кровопролитным войнам, которые чешские гуситы вели с европейским рыцарством, возглавленным сыном Карла TV — упоминав¬
668
ПРИЛОЖЕНИЯ
шимся Сигизмундом Люксембургом. Гуситы проявили себя замечательными воинами, их вожди — прежде всего слепец Ян Жижка — замечательными полководцами; идея античешских (как и антитурецких) крестовых походов провалилась, и, в конце концов, всем пришлось договариваться.
Примечательно, что гуситы, будучи сторонниками реформы Католической церкви, испытывали симпатии к православию. Во-первых, в их призывах к «введению в литургию национального языка», по-видимому, сказывались рудименты продолжавшейся кирилло-мефодиевской традиции, и показательно, что Эммаусовский монастырь, в котором некогда по ходатайству Карла IV разрешили славянскую литургию, выступил на стороне гуситов (см.: Дворник 2001: 255). Во-вторых, гуситы верили, что в Византии «всё еще преобладала жизнь первых христиан», и даже «начали переговоры об унии с Константинопольской церковью» (Там же: 259). В-третьих, гуситы (согласно их официальной декларации) требовали причастия «хлебом и вином для всех верных христиан» (хартия гуситов «Четыре Пражских статьи»; цит. по: Palacky 1907: 551).
По словам авторитетного историка, «так получилось, что вскоре последователей Гуса католики стали называть утраквистами (чашниками), поскольку они принимали святое причастие под обоими видами (sub utraque specie) — хлебом и вином из чаши» (Дворник 2001: 259). Борьба за причастие «под обоими видами» также объективно сближала гуситов с православными, хотя объясняется этот лозунг, по мнению историков, скорее социальными мотивами, так как, уравнивая правила принятия святого причастия клиром и мирянами, он тем самым «уравнивал церковников со всеми прочими социальными группами» (Мельников 1995: 98). В итоге вопросы крови приобрели в XV веке дополнительный, так сказать, «политический» характер. Что небезразлично для оценки контекста биографии Дракулы.
Таким образом, для европейской цивилизации XV век стал эпохой жесточайших испытаний, которые протекали в условиях напряженных этнических, культурных, конфессиональных встреч и конфликтов. И, может, по этой причине он оказался «мифогенным»: многие события и деятели того времени приобрели фольклорный статус.
Сербский князь (деспот) Вук Бранкович (ум. 1485) — по прозвищу Огненный Змей — прославился (почти в одни годы с Дракулой) как успешный полководец Матьяша Корвина, и он же был «прославлен в эпических песнях. В одной из них Вуку приписывается знакомство с вилами и драконами» (Голе-
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
669
ншцев-Кутузов 1973: 227). Р.О. Якобсон в авторитетной статье (сопоставив песни о Буке — Огненном Змее с былиной о князе-кудеснике Волхе Всеславьевиче и с образом полоцкого князя Всеслава Брячеславича в древнерусской литературе, а также с общеславянским культом волка) даже пытался реконструировать «единый общеславянский эпический сюжет», основанный на «общем мифологическом наследии», в котором повествуется о государе, наделенном атрибутами оборотня и чернокнижника (см.:Jakobson, Ruzicic 1950). В.М. Жирмунский, отвергая гипотезу об общем происхождении русской былины и южнославянской песни, тем не менее был готов признать наличие в южнославянском эпосе богатырской сказки о волшебнике-змееборце и лишь недоумевал, «почему эта древняя богатырская сказка прикрепилась к историческому имени деспота Вука» (Жирмунский 2004: 280).
Нет надобности доказывать важность Марко Королевича для фольклора балканских народов, хотя «исследователи сербского эпоса охотно занимаются неразрешимой проблемой: почему гусляры сделали общеславянским героем вассала турецкого султана, не слишком удачливого в военных и политических делах македонского князька, сына непопулярного короля Вукашина» (Голенищев-Кутузов 1973: 253).
Притом — независимо от исторической достоверности — Марко Королевича правомерно классифицировать как фигуру не только популярную, но мессианскую. Как указывал В.М. Жирмунский,
среди народа, в особенности в Македонии и в Болгарии, широко было распространено предание, что Марко Кралевич не умер, но скрылся в горную пещеру или на остров вместе со своим конем и что придет час его возвращения, который связывали с надеждой на освобождение от турецкого владычества.
Жирмунский 2004: 261
Исследователь продолжает (апеллируя к исследованиям А.Н. Веселовского):
Подобного рода мессианистические легенды слагались в разное время у народов, находившихся под чужеземным владычеством. <...> А.Н. Веселовский называет в этой связи немецкую легенду об императоре Фридрихе (Барбароссе. — М.О.), скрывающемся в горной пещере на Кифгейзере, с пробуждением которого связывалась надежда на восстановление былого
670
ПРИЛОЖЕНИЯ
величия Германии, о Карле Великом, о чешском святом короле Вячеславе, который «сидит со своими рыцарями в горе Бланике, или в Белой горе у Праги, или в горе Вышкобере, наконец, около Мельника».
Жирмунский 2004: 261
Следует напомнить, что и Матьяш Корвин, согласно балканской версии распространенной легенды, до поры до времени спит чудесным сном вместе с армией в чреве горы. Он открывается случайному встречному:
«Скоро я встану и обнажу свою саблю. В тот же миг подует теплый ветер и вдохнет в людей жажду свободы. Всяк, кто достоин называться мужчиной, возьмется за оружие. И стар и млад — все поднимутся защищать свое отечество. И такая нагрянет сила, что людям в спешке будет не до воинских доспехов — побегут в чем есть. А коли кто выронит в бою хлеб, сосед ему скажет: “Не ищи, брат, пусть его валяется. Скоро будет вдоволь и хлеба, и всего прочего”».
СНЮ 1991: 200-202; подробнее см.: Кузеля 1906
Равным образом, Ян Жижка после смерти превратился для чехов в героя своеобразного религиозного культа (см.: Ирасек 1991: 179), а в романе «Вальпургиева ночь» (1917) австрийского писателя-мистика Г. Майринка он — предводитель адской Дикой Охоты (см.: Майринк 2000: 455). В этом ряду продуктивно рассматривать и фольклорно-исторические трансфигурации воеводы Дракулы.
3
В XV веке, как и ранее, в Валахии не велись хроники — ни княжеские, ни монастырские. Сохранилась лишь дипломатическая переписка самого Дракулы (на латыни и церковнославянском; см.: Bogdan 1896; описание его писем см. в изд.: Florescu, McNally 1973: 215—217) и его современников да фольклорные предания в поздней записи (см., напр.: ПД 1964: 194—203). Зато о Дракуле охотно писали современники-иностранцы: в частности, известны немецкие, венгерские, поздневизантийские и русские сочинения. Построены эти произведения при помощи одного композиционного приема: их авторы,
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
671
отказавшись от хронологического порядка, излагают отдельные достопамятные «анекдоты» — деяния или речения валашского воеводы. По справедливому замечанию И.Н. Голенищева-Кутузова, «для людей Средневековья не существовало резкого различия между летописью, преданием и героической песнью» (Голеншцев-Кутузов 1973: 246); причем «с достаточной вероятностью можно считать, что устные рассказы о событиях (анекдоты, повести, легенды, сказки) предшествовали героическим песням XV—XVI веков на ту же тему» (Там же: 267). Аналогично, и «дракулескные» анекдоты явно восходят к устным преданиям (см.: Яцимирский 1901: 29; Одесский 1996: 145).
Несмотря на сходство поэтики, нравственная оценка Дракулы в различных сочинениях существенно варьируется. Католические источники скорее враждебны. Венгерская точка зрения представлена итальянским гуманистом А. Бонфини — автором латинской хроники, подвизавшимся при дворе Матья- ша Корвина. Таковы же немецкие печатные броппоры-памфлеты (раннее из этих изданий сохранилось в рукописной копии), повествующие о зверских деяниях господаря-изверга, или поэма «О злодее, который звался Дракул и был воеводой Валахии» габсбургского мейстерзингера Михаэля Бехайма (ум. после 1472/1474):
Он разоренье нес церквам. Святого в Кронштадте был храм тогда Варфоломея.
Когда вошел захватчик в раж, там не осталось даже чаш: вот подвиги злодея.
С. 508—509 наст. изд.
Тогда же было составлено русское «Сказание о Дракуле-воеводе», которое, по-видимому, представляет собой не перевод, но оригинальное сочинение. «Сказание...» известно в нескольких списках. Оно не входило в хронографические и летописные своды, и его принято атрибутировать посольскому дьяку Федору Васильевичу Курицыну (см.: Востоков 1842: 511—512), дипломату и, можно сказать, фавориту властного великого князя Ивана Ш Васильевича. «Того бо державный во всем послушаше», — вспоминал впоследствии его непримиримый враг Иосиф Волоцкий (цит. по: Лурье 1988:123). Фавор Курицына приходится на последние пятнадцать лет столетия: он не просто один из
672
ПРИЛОЖЕНИЯ
руководителей внешней политики Руси, но — покровитель группы влиятельных еретиков, которых противники именовали «жидовсгвующими». Насколько можно судить, еретики отрицали догмат Троичности, божественную природу Христа, институт монашества, право Церкви на собственность и т. п. Одновременно они выступали апологетами сильной власти, что в определенной мере могло ей импонировать и что может объяснить двойственное отношение Курицына к образу Дракулы. Влияние Курицына было настолько велико, что его подозревали в колдовстве. Но к началу XVI века становится ясно, что великий князь отказался от союза с еретиками или толерантного к ним отношения. Вскоре они были осуждены и казнены. Однако Курицына среди казненных не оказалось, и судьба его неизвестна. С 1500 года имя дипло- мата-ересиарха ни разу и ни по какому поводу не упоминалось ни в одной летописи.
В качестве предполагаемого автора «Сказания о Дракуле-воеводе» Курицын — доверенное лицо великого князя московского и посол при дворе Матья- ша Корвина — уникален тем, что его сочинение функционирует в двух перспективах: европейской и русской (см.: Одесский 2002). И если в европейском контексте «Сказание...» — это один из памфлетов против актуального политика, то в русском — одна из историко-легендарных повестей, в которых действие переносится в другие страны, а по древнерусским представлениям — в «антимир», что открывало возможности для фантастической образности и даже утопических построений.
Начинает автор, что называется, с места в карьер, расшифровывая имя воеводы и тем самым давая основную оценочную установку:
Был в Мунтьянской земле (в данном случае синоним Валахии. — М.О.) воевода, христианин греческой веры, имя его по-валашски Дракула, а по- нашему — дьявол. Так жесток и мудр был, что, каково имя, такова была и жизнь его.
С. 542 наст. изд.
В оригинале:
Бысть в Мунтьянской земли греческыя веры христианинъ воевода именем Дракула влашеским языком, а нашим — диаволъ. Толико зломудръ, якоже по имени его, тако и житие его.
СДВ 1999: 460
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
673
Звали воеводу не Дракула, но Влад, однако его имя ни разу не встречается в тексте (кроме единственного позднего списка, датируемого второй половиной ХУШ века; см.: ПД 1964: 97). И прозвище — Дракула (в официальных документах господарь назывался «Dragkulya»; см.: Яцимирский 1897: 11) — переводится не совсем так, как полагал автор древнерусского «Сказания» (подробное обсуждение различных интерпретаций прозвища «Дракула» см.: Giraudo 1972: 42—48). По-румынски «Dracula» — сын того, кого называют «Dracul». Византийский хронист Лаоник Халкокондил именует «Дракулой» и Влада, и его брата Раду Красивого (греческий текст см. в изд.: Laonic Chal- cocondil 1958: гл. 516, п. 3), а в сербской летописи повествуется о том, что турецкий султан ходил войной на «Дракоулика Влада» (цит. по: Яцимирский 1897: 11), то есть Влада Дракуловича. Прозвище «Дракул» заслужил Влад П, отец Влада Ш (см.: Florescu, McNally 1973: 9—10). Влад П, еще не заняв престол, вступил при дворе Сигизмунда Люксембурга в орден Дракона, созданный для борьбы с «неверными», главным образом — турками. Этот орден, его элитарный характер и герб описаны Э. Виндеке, современником и биографом Сигизмунда Люксембурга (см.: Windecke 1886: гл. 136). Став господарем, Влад по-прежнему относился к рыцарским обязанностям настолько серьезно, что повелел изобразить дракона — элемент орденской символики — даже на монетах. Соответственно, неуемный рыцарь и заработал мрачноватое прозвище: «Дракул» по-румынски означает не только «дракон», но и «дьявол» (возможно, под влиянием греческого языка). И все-таки, излагая «эмблематическую» версию, даже ее сторонники Р. Флореску и Р. Макнелли оговариваются: возможно, современники понимали прозвище господарей буквально и изображение дракона вызывало вполне определенные ассоциации. Прямых свидетельств того, что Влад П Дракул считался колдуном, нет, однако если прозвище «Дьявол» всё же закрепилось (вне зависимости от причин его возникновения), значит, в народном сознании сложилось соответствующее представление. То же самое можно сказать и о его отпрыске: чем бы ни было обусловлено прозвище господаря, оно сохранилось в фольклоре, то есть информация, в нем заложенная, оставалась актуальной. Потому имя «Дракула» правомерно толковать и как «сын человека, которого называют Дьявол», и как «сын (в значении: приверженец) Дьявола».
Краткое прилагательное «зломудръ», которое в оригинале использует автор «Сказания...» для вводной характеристики Дракулы, — неологизм, а потому на современный русский язык не столько переводится, сколько переда¬
674
ПРИЛОЖЕНИЯ
ется перифрастическим словосочетанием «жесток и мудр». В древнерусских текстах присутствовало только слово «злохитрый», и для «злохитрого» «зломудрый» могло функционировать как своего рода искусственная превосходная степень. С компаративистской точки зрения поучительно, что академик А.Н. Веселовский — знаток и переводчик текстов Дж. Боккаччо — счел словосочетание «крайне злохитростная» (превосходная степень!) адекватным для передачи непереводимого итальянского прилагательного «maliziosa» (Декамерон. День УП, новелла 8; см.: Веселовский 1939: 301), восходящего к латинскому «malignus» (ср. также во французском, английском и др.). Если допустить, что русский книжник XV века, прибегая к неологизму «зломудрый», также стремился передать слово «malignus» (ср. румынское прилагательное «maliti- os»), то компоненты значения этого рокового слова помогут реконструировать представления о Дракуле его современников. А именно: лукавый, способный на злые выходки, затем — дьявольский, сатанинский (см. «злой дух», то есть дьявол), наконец, колкий, остроумный (см.: Одесский 1996: 145—146). И в самом деле, дальнейший рассказ о жизни Дракулы изобилует исполненными черного юмора «анекдотами» — его жестокими деяниями и мрачно-ироническими афоризмами (см. параллели с юмором «Декамерона»: Giraudo 1972: 95—96), то есть эпитет «зломудръ» — если считать его попыткой перевода — эмбрионально содержит в себе основные идеи и композицию «Сказания о Дракуле».
Однако загадочная амбивалентность русского «Сказания...» выражается в том, что «зломудрый» последователь дьявола — справедливый государь:
И так ненавидел Дракула зло в своей земле, что, если кто совершит какое- либо преступление, украдет, или ограбит, или обманет, или обидит, не избегнуть тому смерти. Будь он знатным вельможей, или священником, или монахом, или простым человеком, пусть бы он владел несметными богатствами, всё равно не мог откупиться он от смерти, так грозен был Дракула.
С. 543 наст. изд.
В оригинале:
И толико ненавидя во своей земли зла, яко хто учинит кое зло, татбу или разбой, или кую лжу, или неправду, той никако не будет живъ. Аще ль велики боляринъ, иль священник, иль инок, или просты, аще и велико б о-
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
675
гатъство имел бы кто, не может искупитись от смерти, и толико грозенъ бысть.
СДВ 1999: 462
Дракула здесь настолько привержен социальной справедливости и правосудию, что кажется фольклорным персонажем, уместным только в рамках историко-легендарной повести. Валахия описывается не как реальное государство, но как фольклорное «тридевятое царство», в котором — что непредставимо в реальном мире — перед судьей-властителем равны мирянин и священник, знатный и простец, богатый и бедный. Это — «антимир», где идеально «грозный», то есть скорый на суд, государь установил жестокую, но справедливую систему управления, что превращает пример валашского воеводы почти в наставление: дескать, Дракула — повелитель «чужого» мира, но и «своему» православному государю есть чему у него поучиться. Замечательно, что Л.В. Черепнин видел связь подготовки «Судебника» Ивана Ш — государя нового типа — с историей воеводы, богатой примерами жестокого искоренения «беззакония» (см.: Черепнин 1948—1951: 310—313).
По замечанию А.А. Зимина, такого рода утопическая Валахия напоминает турецкие порядки (кстати, заведенные при Мехмеде Завоевателе!), которые в первые годы правления Ивана Грозного пропагандировал (ссылаясь на слова молдавского воеводы Петра Рареша) И.С. Пересветов (см.: Зимин 1958: 396— 400). И показательно, что Пересветов так же неоднократно использует термин «гроза» (ср. знаменитые слова «турецкого царя» в «Сказании о Магмете-султа- не»: «Без таковыя грозы не мочно в царство правды ввести». — Пересветов 1956: 153).
Столь же амбивалентен эпизод с нищими:
Однажды объявил Дракула по всей земле своей: пусть придут к нему все, кто стар, или немощен, или болен чем, или беден. И собралось к нему бесчисленное множество нищих и бродяг, ожидая от него щедрой милостыни. Он же велел собрать их всех в построенном для того хороме и велел принести им вдоволь еды и вина; они же пировали и веселились. Дракула же сам к ним пришел и спросил: «Чего еще хотите?» Они же все отвечали: «Это ведомо Богу, государь, и тебе: на что тебя Бог наставит». Он же спросил их: «Хотите ли, чтобы сделал я вас счастливыми на этом свете и ни в чем не будете нуждаться?» Они же, ожидая от него великих
676
ПРИЛОЖЕНИЯ
благодеяний, закричали разом: «Хотим, государь!» А Дракула приказал запереть хором и зажечь его, и сгорели все те люди. И сказал Дракула боярам своим: «Знайте, почему я сделал так: во-первых, пусть не докучают людям, и не будет нищих в моей земле, а будут все богаты; во-вторых, я и их самих освободил: пусть не страдает никто из них на этом свете от нищеты или болезней».
С. 544 наст. изд.
В оригинале:
Единою ж пусти по всей земли свое веление, да кто старь, иль немощенъ, иль чимъ вреденъ, или нищь, вси да приидут к нему. И собрашась бесчис- леное множество нищих и странных к нему, чающе от него великиа милости. Он же повеле собрати всех во едину храмину велику, на то устроену, и повеле дата имъ яста и пита доволно; они ж ядше и возвеселишась. Он же сам приде к нимъ и глагола имъ: «Что еще требуете?» Они же вси от- вещаша: «Ведает, государю, Богъ и твое величество, как тя Богъ вразумит». Он же глагола к ним: «Хощете ли, да сотворю вас беспечалны на сем свете, и ничим не нужни будете?» Они же, чающи от него велико нечто, и глаго- лаша вси: «Хощемъ, государю». Он же повеле заперета храм и зажещи огнем, и вси ту изгореша. И глаголаше к боляром своимъ: «Да весте, что учиних тако: первое, да не стужают людем и никтоже да не будеть нищь в моей земли, но вси богатии; второе, свободих ихъ, да не стражут никто ж от них на семь свете от нищеты иль от недуга».
СДВ 1999: 462, 464
По замечанию Я.С. Лурье,
весьма популярной была в средневековом фольклоре и легенда о жестоком феодале, пригласившем к себе нищих и затем приказавшем сжечь их. Легенда эта рассказывалась, в частности, о двух майнцских епископах Баттоне I и Гатгоне П; она была воспринята и рядом писателей — вплоть до Р. Саута и В.А. Жуковского в XIX веке. Любопытно, что анекдот этот имел совершенно различную окраску в сказаниях о Гатгоне и в «Повести о Дракуле»: легенда о жестоком епископе кончалась суровым Божьим судом над злодеем — его пожирали крысы; в повести Дракула не получал
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
677
никакого возмездия за свою расправу с нищими, и последнее слово предоставлялось «зломудрому» князю, который сам объяснял и оправдывал свой поступок.
ИРБ 1970: 372
Симптоматично, что английский дипломат Дж. Горсей (Горси) передавал аналогичную историю, приуроченную к правлению Ивана Грозного и изложенную с совершенной симпатией: «праздным нищим» и «притворным калекам»
было объявлено, что они могут получить милостыню от царя в назначенный день в Слободе. Из нескольких тысяч пришедших 700 человек — самых диких обманщиков и негодяев — были убиты ударом в голову и сброшены в большое озеро на добычу рыбам <...>.
Горсей 1990: 92
Действительно, планомерная ликвидация нищих, больных, стариков дополняет образ Валахии как «антимира» с «грозным» государем и рационально устроенным обществом. В утопии все работают, каждый — на своем месте, а если неработающих там не должно быть («да не сгужают людем»), то, значит, их следует удалить физически. Однако в то же время жестокое уничтожение слабых манифестирует сатанинскую природу Дракулы: по «содержанию» — благотворительность в средние века почиталась не столько социальной, сколько религиозной добродетелью властителя, и убийства несчастных — дьявольщина, а по «форме» — сатанинское «зломудрие» Дракулы. Оно проявляется в «остроумной» мотивировке убийства «нищих и странных», когда господарь фактически выполнил их собственную, буквально понятую волю — «да не сгражут никто ж от них на семь свете от нищеты иль от недуга». Ведь мертвым ничего не нужно.
Анекдот с католическими монахами снова демонстрирует принадлежность Валахии к «антимиру»:
Пришли как-то к Дракуле два католических монаха из Венгерской земли собирать подаяние. Он же велел развести их порознь, позвал к себе одного из них и, указав на двор, где было бесчисленное множество людей, посаженных на кол или колесованных, спросил: «Хорошо ли я поступил и кто эти люди, посаженные на колья?» Монах же ответил: «Нет, государь, зло
678
ПРИЛОЖЕНИЯ
ты творишь, казня без милосердия; должен государь быть милостивым. А те на кольях — мученики!» Призвал Дракула другого и спросил его о том же. Отвечал тот: «Ты, государь, Богом поставлен казнить злодеев и награждать добродетельных. А люди эти творили зло, по делам своим и наказаны». Дракула же, призвав первого монаха, сказал ему: «Зачем же ты вышел из монастыря и из кельи своей и ходишь по великим государям, раз ничего не смыслишь? Сам же сказал, что люди эти — мученики, вот я и хочу тебя тоже мучеником сделать, будешь и ты с ними в мучениках». И приказал посадить его на кол, а другому велел дать пятьдесят золотых дукатов, говоря: «Ты мудрый человек». И велел его в колеснице довезти до рубежа Венгерской земли.
С. 544 наст. изд.
В оригинале:
Единою ж приидоша к нему от Угорскыя земли два латинска мниха милостыни ради. Он же повеле их развести разно, и призва к себе единого от них, и показа ему округ двора множьство бесчисленое людей на колехъ и на колесех, и вопроси его: «Добро ли тако сътворих, и како ти суть, иже на колии?» Он же глагола: «Ни, государю, зло чиншш, без милости казниши; подобает государю милостиву быти. А ти же на кольи мученици суть». Призвав же и другаго и вопроси его тако же. Он же отвеща: «Ты, госуда- дарь, от Бога поставленъ еси лихо творящих казнити, а добро творящих жаловати. А ти лихо творили, по своимъ деломъ въсприали». Он же при- звавъ перваго и глагола к нему: «Да почто ты из монастыря и ис келии своея ходиши по великым государемъ, не зная ничтоже? А ныне самъ еси глаголалъ, яко ти мученици суть, азъ и тебе хощу мученика учинити, да и ты с ними будеши мученикъ». И повеле его на коль посадити проходомъ, а другому повеле дат 50 дукать злата, глаголя: «Ты еси разуменъ муж». И повеле его на возе с почестиемъ отвеет и до Угорскыя земли.
СДВ 1999: 464
Казалось бы, православная Валахия — по причине конфессиональной родственности — должна была восприниматься на Руси как «своя» страна, но в «Сказании...» католическая Венгрия последовательно противопоставляется православной Валахии как норма — фольклорной аномалии. Если персонаж из Венгрии попадает в Валахию, он всегда из мира ценностей общепринятых
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
679
и не нуждающихся в пояснении попадает в небезопасный «антимир», где всё «наоборот» и всё зависит от «зломудрого» демиурга. Тот, кто готов «учинити мучеником» монахов — мучитель, то есть тиран. И Бехайм прямо именует Дракулу «тираном» («tiraim»), обвиняет в том, что воевода совершал злодеяния «против Бога» («wider Got»), и оценивает его крах как Божью кару. Но, впрочем, допустима и другая интерпретация. Если не забывать о том, что Курицын — будущий покровитель «жидовсгвующих» и противник вмешательства Церкви в государственные дела, то расправа с монахами, «дерзавшими учить <...> великого государя, как надо управлять государством» (ПД 1964: 55), может оказаться советом.
С технической точки зрения, в эпизоде с монахами Дракула снова демонстрирует дьявольское остроумие, заставляя очередную жертву саму напроситься на казнь. Как и в жутковатом анекдоте о 6едняке-«сиромахе» :
Однажды ехал Дракула по дороге и увидел на некоем бедняке ветхую и разодранную рубашку и спросил его: «Есть ли у тебя жена?» «Да, государь», — отвечал тот. Дракула повелел: «Веди меня в дом свой, хочу на нее посмотреть». И увидел, что жена бедняка молодая и здоровая, и спросил ее мужа: «Разве ты не сеял льна?» Он же отвечал: «Много льна у меня, господин». И показал ему множество льна. И сказал Дракула женщине: «Почему же ленишься ты для мужа своего? Он должен сеять, и пахать, и тебя беречь, а ты должна шить мужу нарядные и красивые одежды; ты же и рубашки ему не хочешь сшить, хотя сильна и здорова. Ты виновна, а не муж твой: если бы он не сеял льна, то был бы он виноват». И приказал отрубить ей руки и труп ее посадить на кол.
С. 545 наст. изд.
В оригинале:
Единою ж яздящу ему путем, и узре на некоем сиромахе срачицю издрану худу и въпроси его: «Имаши ли жену?» Он же отвеща: «Имамъ, государю». Он же глагола: «Веди мя в дом твой, да вижю». И узре жену его, младу сущу и здраву, и глагола мужу ея: «Не си ли лень сеялъ?» Он же отвеща: «Господи, много имам лну». И показа ему много лну. И глагола жене его: «Да почто ты леность имееши к мужу своему? Онъ долженъ есть сеяти, и орати, и тебе хранит, а ты должна еси на мужа своего одежю светлу и лепу чинит, а ты и срачици не хощеши ему учинит, а здрава сущ и телом.
680
ПРИЛОЖЕНИЯ
Ты еси повинна, а не муж твой, аще ли бы муж не сеялъ лну, то бы мужь твой повиненъ был». И повеле ей руце отсещи и трупъ ея на коль всадити.
СДВ 1999: 464, 466
Безусловно, здесь Дракула не столько устраивает идеальный быт подданных, взявшись регулировать отношения внутри семьи «сиромаха» (южнославянское слово, обозначающее крестьянина), сколько «острит», буквально реализуя словесный образ «безрукой» — ничего не умеющей — женщины.
Чем ближе финал «Сказания...», тем в большей степени амбивалентность в изображении Дракулы отходит на второй план и акцентируется его дьявольская сущность, которая была декларирована в самом начале.
Воевода Дракула чудовищно кровожаден: «Как-то обедал Дракула среди трупов, посаженных на кол, много их было вокруг стола его, он же ел среди них и в том находил удовольствие» (с. 546 наст, изд.) — «Некогда же обедова- ше под трупиемъ мертвых человекъ, иже на колие саженых множьство бо округ стола его; он же среди ихъ ядяттте и темь услажашесь».
Сходная сцена присутствует в стихотворении Бехайма:
Кровь обожал (es waz sein lust
und gab im mut) служитель зла,
Смотрел он жадно, как текла кровь жаркая людская (menschen plut).
Любуясь кровью вновь и вновь, он, погружая руки в кровь, ел, алого алкая.
С. 507 наст. изд.
Автор древнерусского «Сказания...» и немецкий мейстерзингер диагностируют, что Дракула испытывал патологическое чувство к крови — «услаждение» (ср. нем. lust). Однако, согласно науке чернокнижников, кровь была нужна для совершения магических обрядов (ср. рассказ классика вампирологии ХУШ века О. Кальме о священнике, который совершал все представимые грехи: сожительствовал с «воображаемой женой», во время литургии не произносил нужных слов, «для какого-то безбожного употребления сосал кровь детей» и т. д. — Калмет 1866—1867/2: 43). Трудно не сопоставить кровожадные акции Дракулы со «случаем» его французского современника: Жиль де Ре (Рец;
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
681
1400—1440), славный полководец, соратник Жанны д’Арк и маршал Франции, оставивший след в фольклоре в качестве Синей Бороды, был осужден на официальном процессе как преступник и еретик. Отвлекаясь от надежности и адекватности обвинений и показаний, зафиксированных на суде, правомерно вместе с тем обратиться к тексту протоколов как навигатору по общественному сознанию XV века. К примеру, согласно обвинению, Жиль де Ре и его сообщники избивали и умерщвляли детей, «дабы заполучить кровь их, сердце, печень или иные подобные части тела и чтобы преподнести их в жертву дьяволу или иное колдовство с ними творить, по поводу чего множество имеется жалоб» (Батай 2008: 264), а сам обвиняемый объяснял цель своих контактов с дьяволом тем, что «намеревался попросить у него знания, могущества и богатства, дабы вновь сеньорию свою и могущество восстановить» (Там же: 208). Значит, и Владу Дракуле полагалось быть изощренно жестоким, чтобы не только сладострастно экспериментировать с человеческим телом и кровью, но также исполнять сатанинское предназначение.
Точки над «i» автор «Сказания...» расставляет в эпизоде с сокровищами Дракулы: «Изготовили мастера для Дракулы железные бочки, а он наполнил их золотом и погрузил в реку. А мастеров тех велел казнить, чтобы никто не узнал о его окаянстве, кроме тезки его — дьявола» (с. 546—547 наст, изд.) — «Учиниша же ему мастери бочкы железны; он же насыпа их злата, в реку положи. А масгеровъ тех посещи повеле, да никтоже увесть съделаннаго имъ окаансгва, токмо тезоимениты ему диаволъ» (СДВ 1999: 468).
Это — второй, и последний, раз, когда в «Сказании...» Дракула идентифицируется с дьяволом. Дело в том, что эпизод с «мастерами» прямо указывает на колдовские, то есть дьявольские, атрибуты воеводы. Согласно фольклорным представлениям, клады прячут разбойники и колдуны,
разбойники используют волшебные предметы, едят человеческое мясо, умеют превращаться в зверей и птиц, им ведомы «запретные слова», которым повинуются люди, животные и предметы <...> Фольклорные грабители не только умеют грабить, они знают, как хранить награбленное. Такое знание доступно не всякому смертному и, судя по фольклорным текстам, есть знание вполне волшебное.
Богданов 1995: 18; ср. также: Зеленин 1995; Соколова 1970
682
ПРИЛОЖЕНИЯ
«По народному поверью, — поясняет В.И. Даль, — клады кладутся с зароком и даются тому только, кто исполнит зарок» (Даль 1978—1980/2: сл. ст. «клад»). Достойно внимания, что в румынских преданиях одной из причин «неупокоенности мертвеца» бывают спрятанные им при жизни сокровища (см.: Gerard 1888/1: 319). Действительно, ценность золотых монет и украшений не определяется только их реальной стоимостью: это, как указывает В.Я. Пропп, «утратившие свою магическую функцию предметы из потустороннего мира, дающие долголетие и бессмертие» (Пропп 1986: 297). Кстати, «богатства» чаял получить от дьявола и Жиль де Ре. В «Сказании...» же всё прямо названо своими именами: автор как бы дешифрует миф, подчеркивая, что валашский господарь не просто тезка дьявола, но и действует словно колдун, по определению с дьяволом связанный.
Попав в 1462 году в венгерскую тюрьму, Влад Дракула пробыл там более десяти лет. Зиму 1463/1464 года (которую он считал «незабываемой»; см.: Го- леншцев-Кутузов 1963: 132—133) провел при просвещенном венгерском дворе епископ Николай Модрушский (ум. 1480), хорват, представитель папы Пия П; в позднейшем сочинении «О войнах готов» (1470-е годы) этот дипломат-интеллектуал оставил словесный портрет Дракулы, которого ему довелось видеть:
Он был не особенно высок, но очень крепок и силен, с холодной и ужасающей внешностью, с орлиным носом, раздувающимися ноздрями, с узким багровым лицом; длинные ресницы обрамляли зеленые навыкате глаза, густые черные брови делали их грозными. Он брил щеки и подбородок, но носил усы. Вздувшиеся вены на висках делали голову больше, голову соединяла с телом бычья шея, черные кудрявые волосы ниспадали на широкие плечи.
Цит. по: Söhrman 2016: 13—14.
Свободу Дракула получил лишь ценой перехода в католичество. По логике «Сказания...», в страшном грехе вероотступничества закономерно выражается дьявольская сущность воеводы:
<...> послал король к Дракуле в темницу сказать, что если хочет он, как и прежде, быть в Мунтьянской земле воеводой, то пусть примет католическую веру, а если не согласен он, то так и умрет в темнице. И предпочел Дракула радости суетного мира вечному и бесконечному, и изменил право¬
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
683
славию, и отступил от истины, и оставил свет, и вверг себя во тьму. Увы, не смог перенести временных тягот заключения, и отдал себя на вечные муки, и оставил нашу православную веру, и принял ложное учение католическое.
С. 547 наст. изд.
В оригинале:
<...> краль пусти к нему в темницю, да аще восхощет быти воевода на Муншянской земли, якоже и первие, то да латиньскую веру прииметь, аще ль же ни, то умрети в темници хощеть. Дракула же возлюби паче времен- наго света сладость, нежели вечнаго и бесконечнаго, и отпаде православия, и отступи от истинны, и остави светь, и приа тму. Увы, не возможе темнич- ныя временныя тяготы понести, и уготовася на бесконечное мучение, и остави православную нашу веру, и приать латыньскую прелесть.
СДВ 1999: 468
Напротив, авторам немецких печатных брошюр это его деяние послужило поводом к некоторому оправданию Дракулы, соответствуя «распространенному сюжету о злодее (разбойнике, тиране), исправившемся после крещения и покаяния» (Варбанец 1964: 190), что делало «повесть о Дракуле удобным материалом для проповеди» (Там же: 186) и, возможно, объясняет наличие текстов «в монастырских библиотеках и в числе книг, принадлежавших лицам духовного звания» (Несселыптраус 2000: 163). У румын же, напротив того, существует поверье: православный, отрекшийся от своей веры, становится вампиром (см.: Florescu, McNally 1979: 150; о других фольклорных причинах генезиса вампиров и оборотней см.: Свешникова 1997). Возникновение этого верования, видимо, обусловлено механизмом своеобразной «компенсации»: переходя в католичество, православный, хотя и сохранял право на причащение Телом Христовым, отказывался от причастия Кровью, которое в католичестве есть привилегия клира. Соответственно, вероотступник должен был стремиться компенсировать «ущерб», а коль скоро измена вере не обходится без дьявольского вмешательства, то и способ «компенсации» выбирается по дьявольской подсказке.
В XV веке тема вероотступничества была особенно актуальна. О степени накаленности конфликта между различными версиями христианства свиде¬
684
ПРИЛОЖЕНИЯ
тельствуют слова Стефана Великого, молдавского господаря (1457—1504 гг.), обращенные к Ивану Ш: «<...> от двою сторон поганьство тяжкое, а от трех сторон ркучи христиане, але мне суть хуже поганьства» (цит. по: Казакова, Лурье 1955: 388; ср.: Панаитеску 1963: 279), то есть католики — самые опасные враги. Именно тогда гуситы воевали со всем католическим рыцарством, отстаивая право причастия «хлебом и вином для всех верных христиан»; отец Дракулы стал «рыцарем Дракона», а главным противником Ордена оказались не турки, а мятежники-гуситы (см.: Windecke 1886: 111—112). Вероятно, к годам правления Ивана Ш относится также «Повесть о убиении Батыя» (см.: Горский 2018: 354; о датировке и атрибуции «Повести...» выходцу с Балкан Пахомию Сербу см.: Там же: 333—353), где венгерский король «сотворяет приступит к непорочней хрисгиансгей вере Гречестей, не явленно, но отай, боя- ше се востания Угров на ся»: положение православных в Венгрии таково, что даже государь принимает его «отай», опасаясь подданных.
Получается, что зловещая репутация вампира, на которой Стокер построил роман «Дракула», могла складываться еще при жизни валашского воеводы, и если отложилась в рассказах о его жизни неотчетливо, то по той причине, что была «закодирована» на фольклорный манер (см.: Одесский 1995). Современники вполне могли видеть в Дракуле упыря, однако следует учитывать, что — в отличие от нынешнего представления о вампире — в XV веке упыря считали колдуном, чернокнижником, обязательно заключившим союз с дьяволом ради благ мирских (см. обзор исторических сведений о вампирах в изд.: Ambelain 1977; Summers 1995). Такому колдуну-вампиру вполне подходила и жажда крови, необходимой для демонических церемоний. Любопытная параллель есть в русской литературе: колдун-оборотень из повести Н.В. Гоголя «Страшная месть» — вероотступник, причем именно перешедший в католичество; и он — подобно Дракуле — хранит в земле несметные сокровища.
«Конец же Дракулы», согласно «Сказанию...», «был таков»:
<...> когда был он уже в Мунтьянской земле, напали на землю его турки и начали ее разорять. Ударил Дракула на турок, и обратились они в бегство. Воины же Дракулы, преследуя их, рубили их беспощадно. Дракула же в радости поскакал на гору, чтобы видеть, как рубят турок, и отъехал от своего войска; приближенные же приняли его за турка, и один из них ударил его копьем. Тот же, видя, что убивают его свои, сразил мечом пя¬
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
685
терых своих убийц, но и его пронзили несколькими копьями, и так был он убит.
С. 548 наст. изд.
В оригинале:
Конец же его сице: живяше на Мунтианской земли, и приидоша на землю его турци, начата пленит. Он же удари на них, и побегоша турци. Драку- лино же войско безъ милости начата их сещи и гнаша их. Дракула же от радости възгнавъ на гору, да видить, како секутъ турковъ, и отторгъся от войска; ближнии его, мнящись яко турчин, и удари его единъ копиемъ. Он же видевъ, яко от своих убиваемъ, и ту уби своих убийць мечем своимъ 5, его же мнозими копии сбодоша, и тако убиенъ бысть.
СДВ 1999: 468, 470
В 1476 году Дракула попытался в третий раз утвердиться на престоле, однако в решительном сражении — недалеко от Бухареста — погиб, а его соперник Басараб Ш Старый вернул себе власть. Обстоятельства смерти Дракулы толком не выяснены, и сведения, сообщаемые «Сказанием...», очень важны. Есть основания предполагать, что «ближние» Влада обратили копья против господаря по соображениям страха и мести. Правдоподобна и «турецкая» версия: в «Сказании...» о подробностях убийства ничего не говорится, но из других источников известно, что мертвого Дракулу обезглавили и голову послали султану — в Стамбуле ее выставили на всеобщее обозрение. Но при всём том воины Дракулы действовали именно так, как обычай предписывал поступать с вампирами: тело кровопийцы надлежало пронзить острым оружием, а голову — непременно отделить от туловища.
Своего рода послесловие сообщает о потомках Дракулы:
Король же взял сестру свою с двумя сыновьями в Венгерскую землю, в Буду. Один сын при короле живет, а другой был у варданского епископа и при нас умер, а третьего, старшего сына, Михаила, видели тут же в Буде — он бежал к королю от турецкого царя; еще не будучи женат, прижил этого сына Дракула с одной девкой.
С. 548 наст. изд.
В оригинале:
686
ПРИЛОЖЕНИЯ
Корол же сестру свою взят, и со двема сынми, въ Угорскую землю на Бу- динъ. Единъ при кралеви сыне живет, а другий был у варадинского бископа и при нас умре, а третъяго сына, старейшаго, Михаила, тут же на Будину видехом, от царя турскаго прибегъ ко кралю; еще не женився, прижил его Дракула съ единою девкою.
СДВ 1999: 470
Приведенный пассаж параллельно прямо свидетельствует о пребывании автора, сопровождаемого спутниками, в Венгрии. Это и послужило «внутренним доказательством» при атрибуции «Сказания...» Федору Курицыну, который в 1482 году «с своими товарищи» посетил Матьяша Корвина, исполняя поручение великого князя Ивана Ш договориться «о братстве и о любви» (о союзе против польского короля Казимира Ягеллона) с венгерским королем (подробнее об этом см.: ПД 1964: 42—44; Базилевич 2001: 220—225). Во время их посольства — «при» них — умер тот сын Дракулы, который находился у епископа города Вардана (или Варадина Великого, ныне — город Орядя в Румынии): имеется в виду руководитель венгерской дипломатии Ян Фили- пец.
Финал «Сказания...» — вольно или невольно — получился своего рода эхом начала:
Стефан же молдавский по королевской воле посадил в Мунтьянской земле некоего воеводского сына по имени Влад. Был тот Влад с юных лет монахом, потом — священником и игуменом монастыря, а потом расстригся и сел на воеводство, и женился он на вдове воеводы, правившего недолгое время после Дракулы и убитого Стефаном молдавским, вот на его вдове он и женился. И ныне воевода в Мунтьянской земле Влад, что был чернец и игумен.
С. 548 наст. изд.
В оригинале:
Стефан же молдовскый з кралевы воли посади на Мунтьянской земли некоего воеводскаго сына, Влада именем. Бысть 6о той Владъ от младенства инокъ, потомъ и священникъ и игуменъ в монастыри, потомъ ростригся и сель на воеводство, и женился, понялъ воеводскую жену, иже после Дра¬
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
687
кулы мало побылъ, и убилъ его Стефан волосьскы, того жену понялъ. И ныне воевода на Мунтьянской земли Владъ, иже бывы чернецъ и игу- менъ.
СДВ 1999: 470
Успешно проведя венгерские переговоры, Федор Курицын — на обратном пути в Москву — в 1484 году посетил Стефана Великого, молдавского господаря. Показательно, кстати, что информированный автор «Сказания...» безразлично именует Стефана то молдавским властителем, то валашским. В отличие от Молдавии, с которой у Руси складывались тесные отношения (дочь Стефана — Елена Волошанка — выйдет замуж за наследника Ивана Ш), Валахия все-таки оставалась страной неопределенной, «антимирной». Очевидно, при дворе Стефана, давнего (и почти верного) союзника Дракулы, автор «Сказания...» почерпнул дополнительные сведения о валашских господарях. Воевода Влад, о котором идет речь в произведении, — это Влад IV Монах, благодаря активнейшему содействию Стефана Великого взошедший на престол Валахии (1481, 1482—1495 гг.). Автор явно не знает, что Влад IV Монах — брат Дракулы, но ему важно закончить повесть о «зломудром» воеводе эпизодом с его «достойным» преемником — государем-рассгригой, женившемся на вдове убитого предшественника.
Итак, «Сказание...» специфично тем, что основано на сведениях, собранных за границей, вдобавок оно, может быть, за границей и создавалось. Я. С. Лурье суммирует:
Русский посол, приехавший до августа 1485 года, имел полную физическую возможность написать это произведение на основе устных рассказов, услышанных во время пребывания в Будине, Варадине и Молдавии. Задержанный в 1484 году в Белгороде (Аккермане, то есть в Турции. — М.О.), посол получил и вынужденный досуг для письменных занятий.
ПД 1964: 44
Относительная пространственно-временная приближенность автора «Сказания...» к описываемым событиям отразилась и на лексике: опираясь на «анекдоты», которые рассказывали иноземцы (или в иноземной среде), он в собственном тексте сохраняет иностранные слова («сиромах»), а также — сталкиваясь с неразрешимыми переводческими трудностями — прибегает к
688
ПРИЛОЖЕНИЯ
«потенциальным словам», к словотворчеству («зломудрый»). Неудивительно, что «Сказание...» до определенной степени достоверно.
Но важно учитывать, что автор, описывая Валахию, сведения собирал в Венгрии (и, возможно, в Молдавии). Валахия оставалась для него «незнаемой» страной, что не компенсировалось даже конфессиональной общностью: католическая Венгрия в «Сказании...» оказывается зримей и понятней, чем православная Румыния. Более того, Валахия прямо мифична, ведь автор ориентировался на устные «анекдоты», в которых информация «кодировалась» по фольклорно-мифологическим законам.
Румыния изображена сказочным — вне каких-то особых «этнографических» подробностей, без имени столицы (тогда Тырговипгге) — государством, где реализована утопия «грозного» царя. Иначе говоря, Валахия — это страна Дракулы и «дракулических» (вроде Влада Монаха) воевод, а Дракула — демонический государь со всеми подобающими атрибутами: жестокостью, остроумием, даром колдуна.
Образ Дракулы отнюдь не формулируется автором «Сказания...» как альтернатива привычному на Руси образу властителя. Правдоподобней здесь другая логика, напоминающая позднейшие сочинения Пересветова. Дракула — повелитель «антимира». Но государю «нормальной» Москвы, к примеру, не худо бы освоить навыки «грозного» — жестокого, но справедливого — управления (см.: Одесский 2000: 9—11): что получалось у «зломудрого» Дракулы, уместней смотрелось бы на Святой Руси.
4
Значение для сочинений о Дракуле-воеводе «дракулических» анекдотов, которые имели хождение в дипломатической среде и, возможно, восходили к устным преданиям (см.: Яцимирский 1897: 29), обнаруживает связь этих книжных повестей с фольклором и определяет мифологический потенциал образа Дракулы (см.: Михайлова, Одесский 2009: 63—65). Эти соображения применимы и к русскому «Сказанию...», и к позднейшим «Славяносербским хроникам» Бранковича.
Граф Джордже (Георгий) Бранкович (1645—1711) составил «Славяносербские хроники», оказавшись на склоне лет вне политики. Этот монументальный труд регулярно удостаивался краткого реферирования в исгорико-лите-
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
689
ратурных обзорах, однако только сейчас ученые приступили к его публикации. Издание готовит лингвист Анна Кречмер (см.: Бранкович 2008—2011; см. также: Одесский 2015).
«Славяносербские хроники» — не просто очередной исторический источник, но замечательный памятник славянской словесности. Во-первых, замечателен их язык — экзотический вариант церковнославянского языка, требующий специального скрупулезного изучения. Во-вторых, историческое повествование часто перемежается обстоятельными экскурсами в различные области знания: географию, генеалогию, богословие, лингвистику. В-третьих, Бранкович имеет обыкновение указывать источники, из которых почерпнул факты. В-четвертых, в центре внимания писателя-политика (по крайней мере, в четвертой книге, где описано турецкое покорение Балкан в XIV—XVI веках) не столько история какого-либо государства, сколько магистральный исторический сюжет — роковое противостояние с турками, что создает свободную от национальной фрагментарности картину балканской трагедии. В-пятых, Бранкович сосредоточен на установлении прагматических причинно-следственных связей излагаемых им событий.
Среди персонажей «Славяносербских хроник» фигурирует и Дракула.
Для Бранковича история Валахии — звено в истории борьбы с турецкой агрессией. Он представляет запутанные интриги, которые плели лихорадочно «подсиживающие» друг друга воеводы; симпатии писателя, бесспорно, на стороне тех воевод, которые выбирали войну с Турцией, что отнюдь не делает автора венгерским апологетом.
В этом контексте Бранкович (в отличие от русского автора «Сказания...») вводит в повествование отца Дракулы — валашского воеводу Влада П. Влад П принял участие в неудачном крестовом походе 1444 года против турецкого султана Мурада П, возглавляемом королем польским и венгерским Владиславом и воеводой Яношем Хуньяди. В королевский лагерь прибыл
Влад, воевода Влахозапаланской (Валашской. — М.О) и Молдавской земли, который назывался также и Дракул; муж этот отличался правдою великою, и праведным рассуждением, и сильною крепостью в любой ратной брани, всегда царем повелительным выступал и признавался.
Малым своим воинством он, с великодушием, и премудростью, и благонарочитым мужеством своего воинства, войну с турками, которую вся христианская сила не сможет выдержать, без договоров и помощи от внешних
690
ПРИЛОЖЕНИЯ
народов многие годы выдерживал и непрестанно воевал, и в державе его такие пагубы творились, что земледельцы в ней едва остались; этот Драку- ла-воевода (Бранкович безразлично именует воеводу «Дракул» и «Дракула» так же, как М. Бехайм называет Влада Ш Дракулу — «Дракул». — М.О.), видя свою слабость и не желая в турецкую поработительную службу впасть, к королевскому войску приходит, рассчитывая, что получит избавление от варварского нападения, если с Владиславом-королем соединится <...>.
С. 549 наст. изд.
Валашский воевода, оценив опасное положение крестоносцев, старался советами «по правде и по здравому рассуждению» помочь, но его не послушали — и воевода, оставив королю небольшой отряд, удалился. Прогноз сбылся: в битве под Варной крестоносцы потерпели катастрофическое поражение, среди погибших был также король. В 1447 году уцелевший после разгрома Янош Хуньяди вступил в Валахию и казнил Влада П. Излагая (весьма неясные) подробности казни, Бранкович аккуратно сослался на авторитетный источник — латинскую историю Венгрии, составленную итальянским гуманистом Антонио Бонфини.
Самого Дракулу автор «Славяносербских хроник» впервые упоминает при описании войн с турками венгерского короля Матьяша Корвина:
<...> тогда Матиаш, король венгерский, захотев присвоить рукою воинственною Влахозапланинскую страну, то есть Угровалахскую землю (лингвистический комментарий, свойственный ученому стилю Бранковича. — М.О), туда наступает; Влахозапланинской землей обладал некто по имени Влад Дракулович, которому Матиаш-король родственницу свою в жены дал и потому от турок избавить понуждал ту область; турки же, увидев, что Влад Дракулович вступил в согласие с королем венгерским, его предают изгнанию и на его место иного Дракуловича, родственника вышеназванного Дракуловича, поставляют воеводой и властителем Влахозапланинской земли (речь идет о Раду Красивом. — М.О); Влад Дракулович же, несмотря на венгерскую помощь, сопротивляться туркам не смог и бегством утекает в Семиградскую землю; король же, разгневавшись, что тот не смог принять под власть Влахозапланинскую землю, в гневе схватил Влада Дракуловича, воеводу, в Семиградской земле и повелел в узилище в Будимский град доставить, где тому пришлось десять лет в заточении
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
691
страдать; вспоминают этого Дракула за его неслыханное немилосердие и неправду; рассказывают, что когда пришли к нему турецкие посланники и по обычаю своей державы честно не захотели совершить клобукоснятие, то есть снять чалмы, на турецком языке — саруки (снова лингвистический экскурс. — М.О.), то Дракул-воевода повелел тремя железными клиньями чалмы к головам им пригвоздить, дабы твердо держались и потом никогда бы не снимались; без числа турецких людей на острые колья водрузив, между ними с возлюбленными своими весело пировать и сидеть изволил; впавших в нищету, просящих подаяние убогих и ленивых, больных недугами, также своего имения лишившихся, приняв на пир со славным веселием, потом, когда они виноопитием и снедью обильно насытились, в огонь вверг и спалил; на захваченных в плен турок, кожу с ног им содрав и язвы истолченной солью посолив, пустил коз, чтобы козы острым языком ноги их лизали и больше мучили; некий купец, то есть торговец, настойчиво пекся о сбережении своего имущества и высматривал, где бы денежное богатство свое сохранить, торговец тот был из итальянского города Флоренции, Дракул же воевода повелел деньги положить посреди проезжей дороги, тот так и сотворил на целую ночь, а на другой день прямо и безо всякой лжи сообщил, что ничего не пропало и ровным счетом в целости и сохранности всё есть, и был отпущен с миром; в той земле воевода столь грозный страх приумножил, что, если бы кто захотел с имуществом посреди горного леса находиться, смело мог бы не опасаться печального ущерба; этому Дракуловичу-воеводе Матиаш-король вернул прежнюю власть, однако же потом когда Дракулович-воевода воевал против турок, то был убит в ратной сече, и была отсечена голова его и Мехмету, царю турецкому, отослана, о чем свидетельствует историк Бонфини.
С. 551—552 наст. изд.
Легко убедиться, что Бранкович излагает сведения о войне Дракулы с турками, венгерском плене и повторном возвращении в Валахию примерно так же, как русский писатель, и так же соединяет изложение исторических событий с «дракулическими» анекдотами. Прослеживается и сходное двойственное отношение к самому воеводе.
Казалось бы, автор «Хроник...», анекдоты лишь кратко реферируя, выносит воеводе на их основе однозначный — особенно на фоне панегирического образа отца, Влада П, — приговор: «<...> вспоминают этого Дракула за его не¬
692
ПРИЛОЖЕНИЯ
слыханное немилосердие и неправду» (с. 552 наст, изд.) — «<...> неуслышанным немилосьрдием, и неправдою биты сего Дракула васпоменуют». Однако Бран- кович не забьюает отметить и смягчающие обстоятельства, ведь «в той земле воевода столь грозный страх приумножил, что, если бы кто захотел с имуществом посреди горного леса находиться, смело мог бы не опасаться печального ущерба» (с. 552 наст. изд.).
Знаменательно, что автор «Славяносербских хроник» употребляет словосочетание «грозный страх», которое напоминает о русском «Сказании...». Повторно Бранкович прибегает к эпитету «грозный» применительно к Дракуле, когда пишет, что король Матьяш Корвин
во утверждение мира с турками Дракуловича-воеводу в узилище держал, весьма грозного туркам супостата, ими часто вспоминаемого; турки же Дракуловича узнали, от него многажды напрасные мучения принимая и бегству прежде предаваясь, прикривленнозренными очами на него взирали и тем более мир с Венграми совершить тщились <...>.
С. 553 наст. изд.
Здесь — в контексте общей концепции «Славяносербских хроник» — эпитет «грозный» уже явно хвалебный.
Более Влад Дракула-Дракулович в данных хрониках не фигурирует, но тут начинается самое неожиданное.
Согласно Бранковичу, в 1477 году — уже после гибели Влада Ш Дракулы — молдавский господарь Стефан Ш Великий лишил власти «Радула-воеводу, называемого и Дракулой» (то есть Раду Красивого) и поставил «одного из благоверных своих, по имени Цепелюш, начальствовать над народом влахоза- планинским (Цепелюш — прозвище Басараба IV Молодого, правившего затем до 1481 года. — М.О.) <...> после же поставления того Цепелюша народ влахо- запланинский назвал его Влад Цепеш, воевода <...>» (с. 553—554 наст. изд.).
Что странно: ведь «Влад Цепеш» (рум. Тере§ — «Колыцик», «Прокалыва- тель») — это не Басараб Цепелюш, а Влад Дракула. Столь же странно выглядит, что Цепелюш, «по поставленному же бившу», переименовывается во «Влада Цепеша». Прозвище «Цепелюш» принято толковать не в качестве варианта, но в качестве деривата от имени «Цепеш» — так сказать, «Цепеш-По- следыш», продолжатель жестоких деяний исходного «Цепеша». Да и звали Цепелюша не Влад, а Басараб, и происходил он из клана Данешти, а не Дра- кулешти. Так что трудно избавиться от впечатления, что автор «Славяносерб¬
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
693
ских хроник» здесь контаминирует Басараба Молодого с Владом Ш Дракулой или с Владом IV Монахом, который в 1481 году, в свою очередь, свергнув Басараба, воеводствовал до 1495 года и к тому же приходился сводным братом Дракуле (о воеводе-расстриге Владе, без указания на его родство с Дракулой, идет речь в финале русского «Сказания...»).
Снова Бранкович касается валашских воевод, их имен и прозвищ, повествуя о событиях 1512 года. Когда воеводой стал успешный Нягое I Басараб (1512—1521 гг.), он столкнулся с оппозицией части бояр, которые, согласно «Славяносербским хроникам», «избирают себе начальником Цепелюша, или, другими словами, Цепеша, которого великоименитый Стефан, воевода Влахомолдавский, поставил обладателем Влахозапланинской земли <...>» (с. 554— 555 наст. изд.).
Опять фантасмагорическая контаминация. Новый Цепеш-Цепелюш, разумеется, не Влад Дракула, но и не Басараб IV Молодой, который ранее так именовался. Теперь, оказывается, Цепеш-Цепелюш — воевода Влад V, сын Влада IV Монаха и племянник Дракулы.
Бранкович признаёт свое бессилие перед генеалогическими хитросплетениями:
<...> однако нам не довольно ведомо, правил ли прежде поставления Цепелюша кто-то по прозванию Цепеш-воевода или из сыновей или сродственников [прежнего Цепеша-воеводы] был тот Цепеш-воевода, который был избран в соперники Нягое-воеводе; достаточно нам, что в дни Нягое-воево- ды обретается его супостат Цепеш-воевода, которого, как выше сказано, валашские бояре, бежавшие в Молдавию и Польшу, избирают <...>.
С. 555 наст. изд.
Действительно, призрак Цепеша-Цепелюша бродит по Румынии, и самонадеянно предлагать здесь простое толкование. Историки считают, что письменные источники фиксируют слово «Цепеш» как прозвище Влада Ш только в конце XV — начале XVI века (см., напр.: Bogdan 1896: 69—70; Andreescu 1976). Однако это ведь может объясняться двояко: ( 7) прозвище существовало ранее — при жизни воеводы и отразилось в прозвище Басараба Молодого «Цепелюша», но в документы своевременно не попало; (2) прозвище — в условиях информационной румынской путаницы — «приклеилось» к Дракуле позднее и первоначально было связано с другим господарем, то есть «Цепеш» — сугубый «Цепелюш».
694
ПРИЛОЖЕНИЯ
В русском «Сказании...» прозвища «Цепеш» нет, как нет и имени воеводы, зато, как известно, «Сказание...» начинается со справки об этимологии имени «Дракула». Бранкович свою этимологическую версию включил в историю Нягое I Басараба. В «Славяносербских хрониках» рассказано о начале карьеры будущего господаря, которое состоялось «при дворе преблагого и предоброго вышеописанного Радула-воеводы, называемого Дракуловичем». Это не Раду Красивый, сын Влада П, а Раду IV Великий (1495—1508 гг.), тоже, однако, правомерный Дракулович — сын Влада IV Монаха и внук Влада П Дракула/Дракулы.
Восхваляя происхождение Раду Великого, автор «Славяносербских хроник» — по контрасту — упоминает и о недостойном представителе «лозы»,
который прежде господствовал в валашском том народе, был одержим великим лютым немилосердием и крепко насилие творил, особенно против турецкого народа; знаменитые поругания и дивные казни делал, как выше на своем месте написано, и по причине таких немилосердных поступков как влахами, так греками и турками Дракулой был наречен; так он был наречен не по толковательному разумению валашского языка, на котором это — враждебный дьявол, но по-гречески от своих сродников назван был Драконом, что по нашему разуметельному толкованию — дракон- змей, и те, кто боролись с Дракулой-воеводой, такое жестокосердие вменяли ему, что уподобляли его нрав змеиному.
С. 554 наст. изд.
По русскому «Сказанию...», имя Дракулы открывает дьявольское «злому- дрие»; напротив, Бранкович прямо отвергает подобную религиозную интерпретацию в пользу рациональной, прагматической — не «зломудрие», а, так сказать, всего лишь «жестокосердие». И это «жестокосердие» (ср. «лютое немилосер дие» ит. д.) объективно подчеркивается — несмотря на положительное отношение к заведенным Дракулой порядкам — сопоставлением с отцом воеводы, Владом П.
Итак, в обоих славянских текстах персонаж по имени Дракула функционирует в двойной нарратологической перспективе: ( 7) как историческое лицо — в линеарно-прагматической перспективе и (2) как фольклорный герой — в кумулятивно-мифогенной перспективе. Но если русский книжник акцентировал скорее «дракулический» анекдот, то Бранкович — при дверях Век
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете
695
Просвещения! — включенность в политическую историю, хотя вольно или невольно переносил в повествование и амбивалентную энергетику легенды.
5
В заключение стоит отметить, что на Руси, несмотря на разгром еретиков и исчезновение Федора Курицына, «Сказание...» охотно читали и копировали вплоть до XVTII века, а в XVI веке некий монах из Волоколамской обители прозывался Дракула Вассиан. Если он не принадлежал к выходцам из Румынии (см.: Cazacu 1996: 79—80), то имя (или прозвище) странного монаха заставляет задуматься о причудливом отношении русских к его знаменитому тезке.
А.М. Панченко и Б.А. Успенский считают, что отношение было скорее положительным:
Какой смысловой ореол окружал в ту пору мирское имя, или прозвище, Дракула? Как его воспринимало русское ухо — как бранное, уничижительное, нейтральное или почетное? Высказываемся за последние оттенки, и вот почему. Оно принадлежит к ряду «литературных» имен русского оно- мастикона — таких как Плакида <...>, Китоврас <...>, Уруслан <...>, Езоп <...>. К этому же ряду относится русское мирское имя Вова <...>. Сонм «литературных» имен XVI века — это сонм образцовых персонажей, собор героев, богатырей, мудрецов, пусть и не безупречных с церковной точки зрения. Нет никаких оснований полагать, что Дракула среди них — белая ворона <...> Контекст «исторического» среза также не позволяет приписывать прозвищу Дракула пейоративный оттенок. Как известно, в общественном сознании валашский князь достаточно рано стал ассоциироваться с Грозным.
Панченко, Успенский 1983: 61—62
Именно в непременной связке с Грозным Дракула впервые проник в новую русскую культуру. Характеризуя литературу в канун воцарения Ивана IV, Н.М. Карамзин указал «Повесть о Дракуле» и увенчал краткий ее реферат меланхолическим замечанием: «Автор мог бы заключить сию сказку прекрасным нравоучением, но не сделал того, оставляя читателям судить о философии Дракулы, который лечил подданных от злодейства, пороков, слабостей, нище¬
696
ПРИЛОЖЕНИЯ
ты и болезней одним лекарством: смертию!» (Карамзин 1818—1829/7: 231). А в 1843 году второстепенный литератор Б.М. Фёдоров (он увлекался древностью и общался с Карамзиным) выпустил третью часть исторического романа «Князь Курбский», где дворцовый сказочник, развлекая Ивана Грозного «сказкой о Дракуле» (со ссылкой в тексте романа на «Историю государства Российского»), завершает «сказку» карамзинской сентенцией: «Хороша строгость с разумом, хорошо правосудие — с милостью» (Фёдоров 1843: 174—178). (Любезным указанием на роман Б.М. Фёдорова мы обязаны М.Я. Вайскопфу; о воздействии на роман Фёдорова европейской литературы «ужасов» см. также: Вацуро 2002: 472-^78.)
Итак, до Брэма Стокера популярность Дракулы в России (и в других странах Европы) оставалась локальной: всего лишь кровавый правитель небольшого государства — то ли тиран, то ли борец за справедливость. И — если не вчитываться в мифологические «коды» — никакой не вампир. Чтобы высветить несомненную и почти автоматическую ассоциацию славянского упыря (в его центральноевропейской «вампирической» версии) с румынским господарем, понадобился роман английского писателя, который в 1897 году синтезировал культовый миф современной эпохи — графа Дракулу — и законы его функционирования.
Преодолевая временной промежуток и перемещаясь в наше столетие и тысячелетие, поучительно указать на «Венерин волос» (2005) М.П. Шишкина. В этом сложно построенном романе, который критики лестно уподобляли модернистским образцам — от У. Джойса до В.В. Набокова, — переплетены несколько сюжетных линий; среди них — история толмача-переводчика, который в Швейцарии анкетирует желающих перебраться в эту счастливую европейскую страну. Просители приводят различные причины эмиграции: к примеру, коррумпированность начальства, участие в политической деятельности оппозиции и вдруг — неожиданно с реалистической точки зрения — зверства мунтянского воеводы Дракулы, описание которых представляет собой точный реферат нескольких анекдотов из русского «Сказания...» и украшено разве что изысканной стилизацией (послы, которым прибьют шапки к головам, не просто прибывают от султана к Дракуле, но — на фольклорный манер — «с требованием отказаться от православной веры и покориться») (см.: Шишкин 2010: 21). То есть романист-интеллектуал эпатажно апеллирует не к Дракуле- упырю, ожидаемому в ситуации «после Стокера», но к досгокеровскому жестокому властителю, методы которого отнюдь не устарели.
А.П. Каштрская
ВЛАД ДРАКУЛА
ИСТОРИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ
Имя Влада Ш Дракулы встречается в относительно большом количестве документов современной ему эпохи — в переписке, договорах, дипломатических сообщениях, хрониках, литературных произведениях. Из этих свидетельств и литературных источников можно восстановить исторический образ Дракулы. На его формирование повлияли главным образом три ключевых исторических момента: борьба за престол и централизацию власти в Валахии, конфликт Влада Ш с трансильванскими городами Брашов (Кронштадт) и Сибиу (Германпггадт) и противостояние Османской империи. Историческим фактам посвящена обширная литература, в частности, работы М. Казаку (см.: Cazacu 1970: 23—31; Cazacu 1979), К. Караджи (см.: Karadja 1931), Р. Флореску и Р. МакНалли (см.: Florescu, McNally 1973), К. Трептова (см.: Treptow 2000). Здесь и далее в нашей статье будут использованы сведения из этих исследований.
С момента смерти Мирчи Старого в 1418 году за валашский престол боролись две ветви династии, основанной Басарабом I Великим, — Данепгги и Дракулешти. Отец Влада Ш, Влад Дракул, был свергнут в 1447 году в результате военного переворота, устроенного венгерским правителем Яношем Хунья- ди, и погиб вместе со своим старшим сыном. Его младший сын Влад Ш Дракула в дальнейшем пытался вернуть отцовский трон при турецкой поддержке; это удалось ему в 1448 году. Его соперник, Владислав П, сын Дана П из рода Данепгги, был в это время с венгерским наместником в Сербии и воевал против турок. Вернувшись после проигранной битвы на Косовом поле (17—20 октября), Владислав П изгнал Дракулу. Но в середине 1456 года Влад Ш снова взошел на престол, заручившись поддержкой того же венгерского правителя, и уничтожил противника.
698
ПРИЛОЖЕНИЯ
В начале своего правления Влад Ш еще не чувствовал себя в силах противостоять туркам. Политическая ситуация вынуждала его балансировать между Венгрией и Османской империей, и осенью 1456 года он восстановил дипломатические отношения с Портой, несмотря на то что ранее принес вассальную клятву Венгрии и подтвердил особые торговые привилегии для Брашова и Сибиу. Венгрия отреагировала на эту неоднозначную ситуацию, послав к границам Валахии Дана из конкурирующего рода Данешти (см.: Cazacu 1970: 23—31). Напряженная ситуация сложилась и в саксонских городах Трансиль- вании: несмотря на получение торговых привилегий, они одновременно потеряли часть свободы из-за стремления Влада Дракулы взять торговлю в Семи- градье под свой полный контроль. Поэтому трансильванцы попытались увеличить свою политическую значимость, дав приют претенденту на престол Дану Ш. Влад Ш ответил точечными карательными походами против непокорных поселений, одновременно уведомляя в своих письмах жителей лояльных Валахии городов, таких как Сибиу, что им ничто не угрожает. Эти события, в искаженном виде, впоследствии послужили основой для нескольких эпизодов в немецких текстах о Дракуле. В конце концов, в 1460 году Валахия и Трансильвания пришли к миру. Были заключены соглашения с саксонскими городами, а также тайный союз против Османской империи между Дракулой и новым королем Венгрии, Матьяшем Корвином, сыном Яноша Хуньяди (см.: Gündisch 1969: 981—992).
Зимой 1461/1462 года Валахия фактически вступила в войну с Портой. Султан Мехмет П Фатих (Завоеватель) направил в Валахию последнее предупреждение, требуя выплатить давнишний долг по дани. Одновременно он отдал приказ: при передаче дани подстроить Владу ловушку и взять его в плен. План не удался, и в конце января — начале февраля 1462 года Влад захватил крепость Джурджиу, перешел с войском Дунай, уничтожил турецкие гарнизоны и опустошил большую область. Этот успешный поход ознаменовал начало войны 1462 года.
В мае 1462-го Дракула одержал вторую победу против турок. В течение весны этого года султан Мехмет собрал армию, которая, по словам современных тем событиям источников, уступала размерами только той, с которой Фатих напал на Константинополь. За день до того, как основное войско выступило, султан отправил вперед отряд под предводительством великого визиря Махмуда-паши; его задачей было следить за противоположным берегом Дуная и не допустить, чтобы валашский князь снова напал неожиданно. Но
А.П. Кашперская. Влад Дракула: исторический комментарий
699
поскольку великий визирь рассчитывал на легкую победу над противником, он сделал больше, чем ему было приказано: со своим отрядом перешел реку, напал на одну из валашских крепостей, разорил ее и отправился назад с добычей и пленными. Однако на обратном пути он был застигнут врасплох валашскими войсками и в завязавшемся бою потерял больше половины своих воинов, а также лишился награбленного и пленных. Известие о его поражении вызвало в столице Порты панику, а немалая часть османского населения бежала на другую сторону Босфора.
Поход Мехмеда П на Валахию начался в июне 1462 года. Одновременно с нападением на суше турецкий флот зашел из Черного моря в Дунай и осадил находившуюся в устье реки крепость Килию. Ответная тактика валашского господаря заключалась в том, чтобы уводить население из областей, по которым продвигалась вражеская армия, в горы и леса и самим разорять поселения, оставляя врага без возможности пополнить запасы провианта. (Возможно, это также отчасти послужило основой для повторяющегося мотива в немецких текстах, где Дракула сжигает трансильванские города и деревни, несмотря на то, что в реальности сожжены были собственные поселения в качестве тактического хода.) Избегая прямого столкновения с противником, поскольку османская армия по численности значительно превосходила валашское войско, Дракула предпринимал стремительные ночные атаки на турецкий лагерь. Наиболее заметной из них было нападение в ночь с 17 на 18 июня, когда османское войско стояло рядом с Тырговипгге. Цель атаки — убийство самого султана — не была достигнута, но турки понесли большие потери, и вероятно, что после этого боевой дух османского войска, измученного голодом и эпидемиями, был окончательно подорван. Мехмед П, опасаясь к тому же, что Дракула получит подкрепление от венгерского короля, принял решение отступить. 11 июля 1462 года он вернулся в Адрианополь, так и не осуществив своего намерения победить Влада Дракулу и подчинить Валахию Порте. Тем не менее, он оставил вблизи границ крупный отряд под командованием претендента на валашский трон Раду Красивого — младшего брата Влада, с детства находившегося в Порте в качестве заложника. Между этим отрядом и войсками Дракулы произошло еще несколько столкновений, которые, впрочем, не имели бы никаких последствий, если бы валашское боярство не решило, что более выгодным будет заключить мир с турками и согласиться на условия Мехмеда П. Фатих отказался от мысли сделать Валахию частью империи, а не вассальным государством, но требовал, чтобы Вла¬
700
ПРИЛОЖЕНИЯ
да Дракулу на троне сменил Раду, верный султану (см.: Florescu, McNally 1973).
Дракула, напротив, считал, что борьба должна быть продолжена. После того, как Раду Красивый был признан большинством бояр господарем Валахии, Влад отступил на юг Тр ансильв ании вместе с теми немногочисленными воинами, которые остались ему верны. Он ожидал обещанной помощи от Матьяша Корвина, чтобы не только вернуть себе трон, но и продолжить отвоевывать земли к югу от Дуная.
Наконец в октябре 1462 года, после трехмесячного перехода (чрезмерно долгого, что уже позволяет предположить, что у короля не было серьезных намерений вступать в битву с турками), Матьяш Корвин лично прибыл в Бра- шов (Кронштадт), чтобы встретиться с валашским воеводой. Политические переговоры длились пять недель, в течение которых Корвин постоянно подтверждал готовность помочь Владу Ш осуществить свои планы. Однако, когда в середине ноября Дракула выступил обратно в Валахию со своими воинами и венгерской кавалерией, он был неожиданно взят под стражу по тайному распоряжению Корвина (см.: Deutsch, Andreescu 1980). Влада Ш обвинили в том, что он заключил тайное соглашение с Мехмедом и собирался во время военных действий перейти на сторону врага.
В 1475 году Влад Ш Дракула был освобожден из венгерской тюрьмы и снова начал участвовать в походах против турок. В ноябре 1475 года он в составе венгерской армии (как один из военачальников короля Матьяша, «королевский капитан») отправился в Сербию, где с января по февраль 1476 года участвовал в осаде турецкой крепости Шабац. В ноябре 1476 года Влад Дракула при помощи Стефана Молдавского сверг протурецки настроенного валашского князя Лайоту Басараба из рода Данешти. 16 ноября был взят Бухарест, а 26 ноября общее собрание боярства Валахии избрало Дракулу своим повелителем (см.: Stoicescu 1978: 286).
Затем войска Стефана Молдавского ушли из Валахии, а с Владом Дракулой остались только те воины, которые подчинялись непосредственно ему (около 4 тыс. человек). Вскоре после этого Влад был убит по инициативе Лай- оты Басараба, однако в рассказах о способе убийства и непосредственных исполнителях источники расходятся. Некоторые хронисты XV века придерживались версии, что он был умерщвлен собственным слугой, подкупленным турками (см.: Florescu, McNally 1979: 102—103). Автор «Сказания о Дракуле воеводе» Федор Курицын считает, что Влад Дракула был убит во время бит¬
А.П. Кашперская. Влад Дракула: исторический комментарий
701
вы с турками группой людей, которые якобы приняли его за турка (см. с. 548 наст. изд.). Также сохранилось свидетельство Стефана Молдавского, помогавшего Владу занять валашский престол:
И я незамедлительно собрал воинов, а когда они пришли, то я объединился с одним из королевских капитанов, и, объединившись, мы привели упомянутого Дракулу к власти. И тот, когда пришел к власти, попросил нас оставить ему наших людей в качестве стражи, потому что он не слишком доверял валахам, и я оставил ему 200 своих людей. И когда я это сделал, мы [с королевским капитаном] удалились. И почти сразу вернулся тот предатель Басараб и, настигнув Дракулу, оставшегося без нас, убил его, и также оказались убиты все мои люди, за исключением десяти.
Цит. по: Bogdan 1913/2: 353.
В завершение описания исторических событий, связанных с Владом Ш, необходимо отметить сжатость их хронологии: важнейшие из них разворачиваются с 1456 года по октябрь—ноябрь 1462 года и с 1475 по конец 1476 года. Ниже мы увидим, что немецкая литературная традиция текстов о Дракуле, следуя за фактами, развивалась столь же стремительно.
Изложенные выше исторические события (до 1462 года) породили полноценную пропагандистскую кампанию против Влада Ш. Причин, по которым венгерский король предал союзника, по-видимому, было несколько. Матьяш Корвин находился на тот момент в конфликте с императором Фридрихом Ш; к тому же его положению на престоле всё еще угрожали некоторые недовольные новым королем венгерские магнаты. На фоне этих проблем участие в широкомасштабной войне с Османской империей казалось Корвину несвоевременным (таково мнение историка, выраженное в изд.: Franknôi 1891: 77— 84). Однако на том настаивал не только господарь Валахии: незадолго до этого Папа Римский Пий П призвал к крестовому походу против турок. По его указанию Фридрих Ш велел распространить по империи буллу о крестовом походе (см.: Eysser 1938: 1—33). Историки сообщают, что Венгрия получила от Папы Римского денежную сумму, которая должна была быть истрачена на войну с Османской империей. В итоге целью венгерского короля было, с одной стороны, избежать участия в походе против османов, а с другой — оправдать средства, предоставленные Римом, и продемонстрировать, что они были не присвоены королем, а по крайней мере частично использованы, чтобы сна¬
702
ПРИЛОЖЕНИЯ
рядить войско против Дракулы, который был представлен как предатель и сторонник султана.
Основанием для обвинения Влада Ш в измене послужило письмо к султану, якобы найденное у Дракулы; оно упоминается в «Записках...» Пия П. Очевидно, однако, что эти письма были сфальсифицированы, чтобы оправдать перед Папой взятие Дракулы в плен. В пользу этого свидетельствует и то, что, согласно «Запискам...», оно было написано на «болгарском языке»: «<...> de lingua Bulgarica in latinum conversæ ad Pontificem missæ fixere» — «<...> они, с болгарского языка на латинский переведенные, были представлены Понтифику» (с. 501 наст. изд.). Представляется нереалистичным, что Дракула, до этого ведший переписку с Мехмедом на турецком (см.: McNally, Florescu 1979), неожиданно решил обратиться к последнему на церковнославянском языке.
Оправдание взятия Дракулы в плен было необходимо еще и потому, что он в одиночку, единственный из правителей, вел борьбу с Османской империей, в то время как ни один из европейских монархов не откликнулся на призыв Папы Римского к крестовому походу. Этой цели могла послужить кампания по очернению Дракулы, начатая одновременно или сразу после составления поддельных писем. Основой для нее послужили сведения о казнях и карательных походах в Трансильванию, предпринятых Дракулой. Можно спорить о том, отличались ли реальные действия валашского князя особой жестокостью или же не выглядели чем-то необычным на фоне политики его ближайших соседей, в частности Стефана Молдавского. Но так или иначе, поданные в определенном свете и значительно преувеличенные, действия Дракулы оказались подходящей базой для того, чтобы представить его бесчеловечным тираном, наводившим ужас на Валахию и близлежащие земли.
Рукописные варианты истории о Дракуле и вся дальнейшая традиция немецких текстов XV века о нем — это и отражение, и частично инструмент данной кампании. Обилие трансильванских топонимов и точные даты указывают на то, что одним из источников информации могли быть люди, хорошо осведомленные о событиях и местах, где они происходили. Особый акцент, сделанный на несправедливом и бесчеловечном обращении Дракулы с купцами, позволяет предположить, что изначальный текст мог частично основываться на письмах-жалобах семиградского купечества из Брашова (Кронштадт) и Сибиу (Германпггадт). Из этого, однако, не следует, что автором текста является непосредственно трансильванский саксонец. Как упоминалось ранее, к 1460 году отношения между князем и трансильванскими города¬
Л.П. Кашперская. Влад Дракула: исторический комментарий
703
ми уже были урегулированы мирным договором, а в 1462 году несколько отрядов из Семиградья сражались вместе с валашской армией против турок. Поскольку единственным, кто в итоге был заинтересован в оклеветании Дракулы, был Матьяш Корвин, исходным пунктом кампании являлся королевский двор в Буде (см.: Harmening 1983: 18). Как и поддельные письма к султану, так и, по-видимому, исходный текст «Истории о Дракуле» был составлен именно там.
Наиболее ранними из сохранившихся немецких текстов о Дракуле являются рукописные сообщения, составленные бенедиктинскими монахами около 1462 года и сохранившиеся в Ламбахской (список 1470 года), Санкт-Гал- ленской (список приблизительно 1500 года), Кольмарской (4-я четверть XV века) и Лондонской (конец XV века) рукописях. Всего в различных вариантах рукописных текстов выделяется 42 эпизода, большая часть которых повторяется во всех манускриптах.
Фактологическую основу рукописного текста предположительно составляют несколько источников. Во-первых, текст мог частично основываться на жалобах трансильванских купцов. Второй источник — текст донесения, составленного для папского посланника на латыни и содержавшего информацию о сговоре Влада Ш с турецким султаном. Выдержки из этого несохранив- шегося письма можно найти в «Записках...» папы Пия П (до 1464 года). На основе материала бенедиктинской рукописи впоследствии были созданы входящие в корпус немецкоязычные литературные обработки, различные по своему жанру.
Точкой перехода сюжета о Дракуле в область художественной словесности является поэма Михаэля Бехайма («О злодее, который звался Дракул и был воеводой Валахии» («Von ainem wutrich der hies Trakle waida von der Walachei»), написанная в 1463 году для исполнения при дворе императора Фридриха Ш в Вене. Поэма полностью включает в себя материалы донесения бенедиктинских монахов и добавляет некоторые дополнительные эпизоды.
Популяризация истории о Дракуле продолжилась и после его смерти в 1476 году. Это было связано с тем, что именно на данный период (1470—1480-е годы) пришелся момент смены эпох и наступление эры книгопечатания. Выбор тематики для народных книг — небольших печатных брошюр — обуславливался прежде всего спросом со стороны читателя. Популярны были, в числе прочего, страшные истории и рассказы, связанные с войной с турками. Повествование о Дракуле соответствовало этим критериям. Поэтому, хотя полита-
704
ПРИЛОЖЕНИЯ
ческая пропаганда против Влада Ш изжила себя, это не помешало издателям использовать коммерческий потенциал историй о нем.
Народные книги о Дракуле не преследуют политических задач, и столь важные для предыдущих версий подробные описания казней в них сокращены, чтобы не занимать лишнего объема: печатный формат требовал более сжатого изложения. Кроме того, основной целью текста стало привлечение интереса массового читателя, которого могли утомить чересчур долгие описания деталей и обилие незнакомых ему географических имен.
В настоящее время известно тринадцать печатных изданий истории о Дракуле, созданных в XV—XVI веках: семь из них датируются XV веком, в XVI были напечатаны еще шесть. Издания разделяются на две основные ветви: ( 7) верхненемецкую, происходящую от издания печатника Марка Айрера 1488 года в Нюрнберге, и (2) нижненемецкую, основанную на издании печатника Варфоломея Готана 1488—1493 годов.
Примечания
Брэм Стокер
ДРАКУЛА
Bram Stoker DRACULA
Роман «Дракула» — не первый роман, написанный Брэмом Стокером (ему предшествовал роман «Тропа змей» («The Snake’s Pass»), опубликованный в 1890 году), но единственный, над которым он работал долго и кропотливо, не прекращая, разумеется, театральных занятий в театре «Лицеум» («Lyceum Theatre») и занимаясь прочими насущными делами. Стокер приступил к созданию «Дракулы» в 1890 году в городе Уигби, где потом будут локализованы важные события романа (см. примеч. 24 к гл. П и примеч. 4 к гл. VI). Параллельно с выстраиванием и обработкой произведения о графе-вампире он пишет и публикует два авантюрных романа — «Уотерз Моу» («The Watter’s Mou») и «На склоне Шасты» («The Shoulder of Shasta») (оба — 1895). В 1896 году — во время пребывания писателя в шотландской приморской деревне Краден Бэй (Cruden Вау) — роман был наконец завершен. Показательно, что и начало, и финал работы приходятся на месяцы отдыха: слишком занят был Стокер в остальное время.
Творческая история романа отразилась в черновых материалах, которые в 1913 году в составе архива писателя были проданы его вдовой на аукционе в Сотби и в результате оказались в Филадельфии, в Библиотеке и музее Ро- зенбаха (Rosenbach Museum and Library) (см.: OD 1987), и в рукописи (собственно — машинописи), которая хранится в частной коллекции (см.: Beiford 1996: 265—268). Черновые материалы содержат заметки, фиксирующие список использованной добросовестным Стокером научной литературы (см., напр., примеч. 11 к гл. I), а также планы, наброски, календарную схему сюжетных происшествий, и, наконец, рукопись, отражающую некую стадию работы, близкую к финальной, но все-таки не окончательную (в частности, роман еще озаглавлен «Не-мертвый» — «The Un-Dead» (см. примеч. 7 к гл. XV); в главе
706
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
ХХУП были не только уничтожены Дракула с вампирессами, но и разрушен замок графа).
В 1897 году роман выходит из печати в лондонском издательстве «Constable & С°» (в 1895 году оно же выпустило два предыдущих романа Стокера). Рецензии английских и американских критиков позволяют судить, что «Дракула» произвел впечатление как яркий образчик литературы сверхъестественного и ужасного, но сенсацией, безусловно, не стал (см. с. 492-494 наст. изд.). В 1901 году то же издательство публикует «Дракулу» в мягкой обложке (с эффектным изображением графа-вампира, ползущего по замковой стене головой вниз, см. ил. 44), с сокращениями и правкой. Исследователи спорят, чью волю — автора или издательства — отражает сокращенная редакция романа (см., напр.: Miller 1997); однако, в любом случае, «Дракулу» принято публиковать по полному изданию 1897 года.
В 1901 году роман впервые выходит в переводе на иностранный язык — исландский; данный перевод, в отличие от английских изданий, сопровождался «Предисловием автора».
Читающие эти строки скоро поймут, каким образом описанные здесь события объединились в одно логическое целое. Я опустил некоторые подробности, которые счел несущественными, в остальном же оставил рассказы участников событий как есть, однако по очевидным причинам изменил имена этих людей и названия мест. В остальном же рукопись я не менял — из уважения к пожеланиям тех, кто счел своим долгом представить ее публике.
Я искренне убежден: вне всякого сомнения, изложенные здесь события, сколь невероятными и непостижимыми они бы на первый взгляд ни казались, действительно имели место. Я также убежден, что до некоторой степени они так и останутся непостижимыми, хотя в будущем благодаря дальнейшим исследованиям в области психологии и естественных наук, возможно, появятся логические объяснения тех странных событий, которые пока что не в состоянии понять ни ученые, ни секретные службы. Я вновь хочу подчеркнуть, что описанная здесь таинственная трагедия совершенно достоверна по внешним воздействиям, хотя, естественно, по некоторым вопросам мои выводы отличаются от тех, к которым пришли участники событий. Но сомнений в том, что это произошло, нет никаких, и об этих событиях известно стольким людям, что отрицать случившееся невозможно. Еще свежа в памяти череда описанных преступлений — преступлений, которые очевидно были совершены одним
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
707
человеком и вызвали у людей то же негодование, что и убийства, совершённые Джеком Потрошителем немногим позднее. Мысленно многие будут возвращаться к примечательной группе иностранцев, которые много лет играли весьма заметную роль в жизни аристократии здесь, в Лондоне, и некоторые вспомнят, что один из них внезапно, без всяких видимых причин, бесследно исчез. Все те, кто по своей — или не по своей — воле играл роль в этой удивительной истории, — люди хорошо известные и уважаемые. И Джонатан Гаркер с супругой (женщиной с сильным характером), и доктор Сьюард — мои друзья на протяжении многих лет, и я никогда не сомневался в правдивости их рассказов, а высокоуважаемый ученый, выведенный здесь под псевдонимом, слишком известен в просвещенном мире под своим настоящим именем (которое я предпочту не называть), и скрыть его личность невозможно, во всяком случае, от тех, кто имел непосредственную возможность оценить его гений и достижения, хотя эти люди придерживаются его взглядов на жизнь не более, чем я. Но в наше время всем мыслящим людям должно быть ясно, что «много в мире есть того, что вашей философии не снилось»*
Лондон, август 1898 года.
Б<рэм> С<токер>
Цит. по: Stoker 2008: 5—6. Пер. В.В. Пророковой.
Для настоящего издания Т.Н. Красавченко (ИНИОН РАН) специально подготовила новую редакцию перевода романа «Дракула». Прежде роман в ее переводе публиковался неоднократно — он выходил в издательствах «Старт» (1992), «Энигма» (2005, 2015, 2019), «Амфора» (2010), «Азбука» (2013), «ЭКС- МО» (2014, 2017). Новая редакция перевода романа и рассказа осуществлена по изд.: Stoker 1975, с учетом изд.: Stoker 1998. В последней трети XX века — когда роман Стокера приобрел классический статус (см. об этом статью Т.А. Михайловой, М.П. Одесского, с. 633—651 наст, изд.) — некоторые его издания стали снабжаться подробным и разнообразным реальным комментарием; в наших примечаниях мы учитываем, напр., следующие изд.: Stoker 1975; Stoker 1998; Stoker 2000; Stoker 2011; особенно — Stoker 2008.
1 Хомми Бег (Hommy Beg) — прозвище романиста Томаса Генри Холла Кейна (1853—1931), друга Стокера. Кейн начинал свою литературную карьеру как журналист, потом сблизился с кругом прерафаэлитов и стал секретарем
* Цитата из «Гамлета» У. Шекспира (Акт I, сц. 5. Пер. Б.Л. Пастернака. — В.П.).
708
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
Данте Габриэля Россетти (1828—1882), творчеству которого посвятил несколько эссе; с конца 1880-х годов он стал известен как прозаик, пользовавшийся большим успехом благодаря остроте фабулы и изображению ярких страстей в своих скорее «бульварных» романах: «Тень преступления» («The Shadow of a Crime»; 1885), «Невольник. Новая сага» («The Bondman: A New Saga»; 1891), «Христианин» («The Christian»; 1897), «Вечный город» («The Eternal City»; 1901), «Блудный сын» («The Prodigal Son»; 1904) и др. В общей сложности Кейн написал более пятидесяти романов, многие из которых были экранизированы (в 1929 г. по его роману «Человек с острова Мэн» («The Manxman»; 1894) был снят последний немой фильм Альфреда Хичкока). Его знакомство со Стокером состоялось в декабре 1878 г., когда Кейн приехал в Лондон, чтобы присутствовать на выступлении Генри Ирвинга в театре «Лицеум». В дальнейшем благодаря общим интересам — литература, театр, искусство, мистика, спиритизм — знакомство переросло в близкую дружбу. Отец Кейна был родом с Мэна, и это давало Стокеру возможность говорить, что он считает своего друга «таким же ирландцем», как и он сам. Действительно, языку, фольклору и истории Мэна Кейн уделял в своем творчестве достаточно много внимания (и даже восславил его в одном из своих самых известных романов — «Человек с острова Мэн»); его прозвище, которое использовал Стокер, тоже приводится на мэнском языке (Hommy Beg — букв.: «Малыш Томми») (см.: Brownlow 1990; Beiford 1996: 218—220; Allen 1997). В 1893 г. Кейн выпустил книгу из трех новелл и посвятил ее Стокеру.
Глава I
1 ...в стенографической записи. — В сер. XIX в. в Англии приобрела популярность так называемая «скоропись» (shorthand), созданная специально для английского языка Айзеком Питмэном (1813—1897). Впервые объяснение этой системы было опубликовано в 1837 г.; она базировалась на кодифицированной передаче звучащей речи, а в качестве графем использовались прямые, волнистые и изогнутые штрихи, легко воспроизводимые на бумаге; гласные звуки записывались при помощи точек (см.: Pitman 1845). Система Питмэна получила широкое распространение в среде журналистов, а также оказалась полезной в работе разного рода секретарей, которым приходилось быстро фиксировать устную речь. Далее в романе сообщается, что к этой системе прибегает и невеста Джонатана Гаркера Мина Меррей, которая также «уси¬
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
709
ленно занимается стенографией» (с. 73 наст. изд.). В данном случае важно, что оба они — и Мина, и Джонатан — придерживаются одной стенографической системы.
2 Бистрица (рум. BistriÇa, у Стокера — Bistritz) — город в Трансильвании, тесно связанный с деятельностью Влада Ш Дракулы и его современников (см. также примеч. 4 к «Запискам...» Пия П).
3 Выехал из Мюнхена в 8.35 вечера, 7 жал... — Мюнхен [нем. München) — столица Баварского королевства (правитель в описываемые времена — король Отто I), входившего в состав Германской империи. В рассказе «Гость Дракулы» (который в черновых заметках к роману выступал как его вторая глава) действие происходит именно в этом городе и его окрестностях, в Вальпургиеву ночь — с 30 апреля на 1 мая (см. с. 472 наст. изд.).
4 ...утром следующего дня был в Вене\ поезд вместо 6.46 пришел на час позже. — Вена [нем. Wien) — столица Австро-Венгерской империи; в описываемые времена в ее состав входила Трансильвания (ныне — часть Румынии), где находился замок графа Дракулы. В романе Стокера Австро-Венгрия символически соединяет Запад с Востоком, при этом ее «блестящая» столица Вена всё же больше ассоциируется с последним, отмечаясь лейтмотивом опаздывающего транспорта.
5 ...самый западный из великолепных мостов через... Дунай... — Имеется в виду Цепной мост, в 1849 г. соединивший исторические части венгерской столицы — Буду и Пепгг; в описываемые времена считался инженерным чудом; был воздвигнут по инициативе графа Ипггвана Сеченьи (1791—1860), видного политика-реформатора; отсюда и второе название моста — мост Сеченьи (венг. Széchenyi lânchid)
6 ...еще сохраняющий следы турецкого владычества. — Подробнее об этом см. в статье А.П. Кашперской, на с. 697—698 наст. изд.
7 Клаузенбург (нем. Klausenburg, венгерское название — Коложвар (Kolozs- vâr); ныне — Клуж-Напока (рум. Cluj-Napoca)) — город в Северной Трансильвании; расположен на территории совр. Румынии и является вторым (после Бухареста) из крупнейших ее городов.
8 Не забыть взять рецепт для Мины. — В оригинале: «Мет.» (от англ, memory — «память»). Здесь Стокер имитирует собственную манеру вести дневник, снабжая записи короткими пометами типа: «Mem. Write poor Duff funeral» — «Не забыть. Написать о похоронах бедняги Даффа» (цит. по: Miller, Stoker 2012: 52).
710
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
9 Paprika hendl — традиционное блюдо австрийской и венгерской кухни, также известное как куриный паприкаш. В современных Стокеру английских путеводителях это блюдо упоминалось как характерное для Венгрии (см., напр.: HTSG 1867: 541).
10 ...побывал в библиотеке Британского музея. — Еще одна отсылка к собственному опыту Стокера (который в ходе подготовительной работы над романом делал выписки из справочных изданий, найденных в библиотеке Британского музея), а также — желание показать своего героя рациональным и обстоятельным (см.: Umland 1983: 8). Британский музей был открыт в 1753 г., его библиотека — в 1857 г.
11 ...с трансильванским аристократом Дракулой... — Имя для своего персонажа — Дракула — Стокер позаимствовал из исторического сочинения Уильяма Уилкинсона (ум. 1836) «Рассказ о княжествах Валахия и Молдавия» (см.: Wilkinson 1820), о чем свидетельствуют выписки в подготовительных материалах к роману:
Валахия продолжала платить дань до 1444 года, когда венгерский король Владислав, готовясь к войне с турками, принудил воеводу Дракулу к заключению союза. <...>
Их воевода, которого также именовали Дракула, не удовлетворился лишь осторожными оборонными действиями: со своей армией он пересек Дунай и атаковал несколько турецких отрядов, которые были расположены по соседству <...>.
Цит. по: Miller 2006: 11—12.
Получается, что и Влад П, и Влад Ш названы Дракулами (как и в «Славяносербских хрониках» Дж. Бранковича, см. с. 552 наст, изд.); вслед за Уилкинсоном это имя использует также Стокер. Писателя, очевидно, привлекло значение слова «Дракула», которое сообщает Уилкинсон: «Дракула в валашском языке значит “дьявол”. Валахи в то время, как и сейчас, имели обыкновение использовать его в качестве прозвища человека, который обратил на себя внимание мужеством, жестокими деяниями или коварством (cunning)» (Wilkinson 1820: 19). Таким образом, по замыслу автора романа, имя Дракулы сигнализирует о его дьявольской сущности. Кстати, расшифровка этого имени, предложенная английским историком, явно восходит к историческим повестям о Владе Ш и, в частности, очень близка к русскому «Сказанию о Дракуле- воеводе» — вплоть до употребления Уилкинсоном многозначного слова «сип-
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
711
ning», столь же не подлежащего точному переводу, как и эпитет «зломудрый», к которому прибег книжник XV в. См. об этом также в статье М.П. Одесского, с. 673—679 наст. изд.
12 ...и Буковины... — Имеется в виду герцогство Буковина (рум. Bucovina) — в описываемые времена регион на востоке Австро-Венгрии; ныне его территория входит в состав Румынии.
13 Британское Государственное картографическое управление (Ordnance Survey) — авторитетное британское агентство, отвечающее за изготовление карт; было учреждено в 1791 г. и первоначально преследовало военные цели.
14 ...четыре народа: на юге — саксонцы вперемежку с потомками даков — валахами; на западе — мадьяры, на востоке и севере — секлеры. — Саксонцы — в данном случае призванные в Трансильванию поселенцы из прибрежных регионов Рейна и Мозеля, а также из Люксембурга, которые основали здесь процветающие города (другое название Трансильвании — Семиградье; см. также при- меч. 4 к «Запискам...» Пия П), пользовавшиеся правовой системой саксонского Магдебурга, что, видимо, и дало название их сообществу — «саксонцы». Валахи (румыны), согласно распространенной этногенетической концепции, считаются потомками даков — фракийского народа, проживавшего на территории совр. Румынии; в нач. П в. н. э. Дакийское царство было завоевано Римом. Мадьяры — одно из самоназваний венгров. Секлеры — группа финно-угорских племен, родственных венграм; они защищали южные границы Трансильвании и прославились воинственностью; секлерами были многие выдающиеся военачальники, в частности, польский король Стефан Баторий (1533—1586; правил с 1576 г.). Описание четырех народов заимствовано из книги Эндрю Ф. Кросса «Вокруг Карпат», которой Стокер пользовался при написании романа (см.: Crosse 1878); она же указана в стокеровском перечне источников (см.: Miller 2006: 9).
15 ...секлеров, считающих своими предками Аттилу и гуннов ~ когда мадьяры в XI веке завоевали эту область, она была заселена гуннами. — По свидетельству Эмили Джерард (1849—1905), которое она приводит в статье «Суеверия Трансильвании» (см.: Gerard 1885; включена автором в ее знаменитый травелог «Страна за лесами» («The Land Beyond the Forest»; 1888); выписки из нее сохранились в подготовительных материалах Стокера), некоторые аристократические семьи секлеров возводили свой род к правителю гуннов Аттиле (в 434— 453 гг.); однако, согласно официальной исторической доктрине, сформулированной еще при дворе короля Матьяша I Корвина (1443—1490; правил с
712
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
1458 г.), венгры также видели в себе потомков гуннов и их знаменитого предводителя (см.: Голенищев-Кутузов 1963: 146—164). Определение секлеров как автохтонных (коренных) обитателей Трансильвании, которые в XI в. противостояли завоевателям-венграм, восходит к книге Э.Ф. Кросса «Вокруг Карпат» (см. пред, примеч.). Функция «секлерской» исторической концепции в романе заключается в том, что в главе Ш секлером (а значит, потомком Аттилы) объявит себя и граф Дракула (см. с. 43 наст. изд.).
16 ...все существующие на свете суеверия сосредоточились в подкове Карпатских гор... — Определение Трансильвании как «страны суеверий» восходит к статье Э. Джерард «Суеверия Трансильвании» (см.: Gerard 1885: 130). См. также пред, примеч.
17 Но сажое странное впечатление своим нецивилизованным видом производили словаки ~ словаки, несомненно, живописны, но к себе не располагают. — Ср. с описанием, встречающимся в подготовительных: материалах к роману: «Словаки (трансильванские крестьяне) <...> белые льняные рубахи, свободные белые штаны <...> неимоверно широкие кожаные пояса — длинные прямые волосы до плеч, тяжелые черные усы <...> непомерного размера шляпы» (цит. по: Stoker 2011: 364). Данный фрагмент представляет собой выписку из траве- лога майора Э.С. Джонсона (см.: Johnson 1885), книги, включенной Стокером в список источников романа (см.: Miller 2006: 9). Армейский офицер и путешественник, Джонсон оставил живописные зарисовки быта народов, населяющих Трансильвалию (с особенной антипатией изображены цыгане, которые, кстати, постоянно имеют дело с волками); в его травелоге встречаются упоминания «секлеров», «воевод», «господарей», «валахов»; вся книга пронизана ощущением англосаксонского расового превосходства (см.: Lucendo 2009: 121— 122).
18 Ущелье Борго (Borgo Pass; совр. название — перевал Тихуца (Tihuîa Pass)) — высокогорное ущелье в Восточных Карпатах.
19 Канун святого Георгия. — День святого Георгия (Юрьев день) являлся одним из наиболее значимых весенних праздников у всех славянских и балканских народов. Традиционно считающийся днем начала теплого времени года и выпаса скота на летних пастбищах, он восходил к архаической обрядности, связанной с плодородием. Болгары, сербы, хорваты, венгры в первую очередь акцентировали именно этот аспект праздника: дома украшали ветками, ночью зажигали костры, вокруг которых плясали, скот прогоняли по углям (для очищения), быкам и баранам на рога повязывали разноцветные
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
713
ленты. В Румынии этот праздник, однако, приобрел иную окраску: считалось, что в канун Юрьева дня нечистая сила свободно разгуливает по земле:
Канун Дня св<ятого> Георгия в народном представлении был опасным временем, ибо, как только стемнеет и до пения первого петуха, по дворам бродили злые силы и забирали манну у молочного скота. В понятие «манна» народ включал и жизненную силу животного, и молоко.
Саламанович 1977: 309
На Британских островах праздник в такой форме распространен не был, и сведения о нем Стокер мог почерпнуть только из литературы. Описание обрядности Дня святого Георгия присутствует, напр., в статье Э. Джерард «Суеверия Трансильвании» (см.: Gerard 1885: 134—136). В романе указана дата — 5 мая, то есть Гаркер (как и сам Стокер) использует григорианский календарь.
20 ...я принадлежу к Англиканской церкви и привык относиться к таким проявлениям веры как к идолопоклонству... — Англиканская церковь (Церковь Англии) — государственная христианская Церковь, установленная в Англии в XVI в. в процессе религиозной Реформации; отрицает внешние проявления религиозного культа (такие как иконы, нательные кресты и т. п.), отсюда и реакция англиканина Гаркера на предложенный ему католический крест.
21 ...совсем как конину в Лондоне\ — В оригинале: «London cat’s meat» (букв.: «лондонское мясо для кошек») — отсылка к существовавшему в Лондоне времен Стокера обычаю жарить на улицах на углях мясо для кошек. В основном для этого использовалась конина, однако в рацион входили также и субпродукты. Приготовленное таким образом мясо затем раздавалось кошкам, хозяева которых за это платили (см.: Stoker 1993: 508).
22 «Золотой Медиаш» («Golden Mediasch»). — Это вино упоминается в книге Э.Ф. Кросса как одно из лучших в Трансильвании (см.: Crosse 1878: 120).
23 «Полиглот» — словарь, содержащий фразы и короткие тексты на различных языках, предтеча современного разговорника.
24 Ordog — венгерское обозначение «дьявола»; это слово встречается в книге «Парень из Карпатских гор» («А Fellow of the Carpathian Society»; 1881), упомянутой в стокеровском списке источников романа (см.: Miller 2006: 9).
25 ...stregoica — «ведьма»... — Комментаторы романа (см., напр.: Stoker 2011: 365) указывают, что такую трактовку румынского слова «stregoica» Стокер мог найти в сочинении У. Уилкинсона «Рассказ о княжествах Валахия и Молдавия» (см.: Wilkinson 1820: 213). Кроме того, в статье Э. Джерард «Суеверия
714
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
Трансильвании» (см. выше, примем. 15) упомянуты «strigoi» — души, не нашедшие упокоения по причине неправильно совершенных погребальных обрядов (см.: Gerard 1885: 140); согласно румынскому фольклору стригои — мертвецы, которые в канун Дня святого Андрея (30 ноября) выходят из могил и проведывают своих близких, или люди, которые днем кажутся обычными, но ночью их души покидают тело и присоединяются к другим стригоям; считаются злокозненными существами, которые убивают детей, пьют их кровь, расстраивают свадьбы, губят урожаи и т. п. (см.: Свешникова 1997: 383—385).
26 ...vrolok и vlkoslak, на сербском и словацком обозначающие одно и то же\ что- то вроде оборотня или вампира. — Эти славянские слова, обозначающие оборотней и в расширительном смысле прилагаемые к вампирам, использовались еще в сочинениях Р. Саути и Дж.Г. Байрона (подробнее об этом см. в статье Т.А. Михайловой и М.П. Одесского, на с. 565—569 наст. изд.). Стокер, вероятно, позаимствовал их из «Книги об оборотнях» («The Book of Were-Wolves»; 1865), труда англиканского священника Сэбина Бэринг-Гулда (1834—1924), указанного им в списке источников романа (см.: Miller 2006: 9; см. также: Бэринг- Гулд 2010: 121-124).
27 ...перекрестились и указали двумя пальцами в мою сторону ~ это особый жест защиты от дурного глаза. — Имеется в виду жест, распространенный на Балканах и в Италии, так называемая «рогатая рука» [um. mano camuta). Он делается обычно левой рукой: вперед выставляются указательный палец и мизинец, а остальные пальцы поджимаются к ладони. История жеста уходит в глубокую древность: он встречается как в ранних христианских (в катакомбах), так и в античных и даже индуистских изображениях. Видимо, он был призван имитировать голову священного быка, защищающего от дурного глаза или приносящего удачу. Стокер мог либо узнать об этом жесте из литературы — напр., из сочинения Фредерика Томаса Элуорти «Дурной глаз» (см.: Elworthy 1895), — либо наблюдать его лично в Ирландии, где он также был распространен среди суеверных крестьян.
28 Перед нами расстилалась зеленая, покрытая рощами и густыми лесами местность... — На самом деле ущелье Борго (см. выше, примеч. 18) пролегает в скалистой местности, лишенной лесов и рощ. Видимо, Стокер, никогда не бывавший в описываемых им местах, взял этот романтический пейзаж из какого-то другого источника либо придумал (см.: Leatherdale 1985).
29 Mittel Land — невысокие холмы недалеко от Бисгрицы; описаны в тра- велоге Чарлза Бонера «Трансильвания, ее порождения и люди» (см.: Boner
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
715
1865), который числится в сгокеровском списке источников романа (см.: Miller 2006: 9).
30 Господари — официальный титул правителей Румынии и Молдавии с XV в. до 1866 г.
31 Isten szek\ Обитель Бога\» — Описание величественной горы заимствовано из книги майора Э.С. Джонсона (см.: Johnson 1885: 278).
32 Я заметил, что многие из них страдают зобом. — Зоб — увеличение щитовидной железы; может быть вызвано как недостатком йода в постоянном пищевом рационе, так и генетической предрасположенностью к заболеванию, вызывающему врожденные нарушения синтеза гормонов щитовидной железы; в последнем случае «зоб» влечет за собой задержку физического и умственного развития. Видимо, Стокер намекает как раз на второй случай.
33 Leiter-wagon (нем. — букв.: «повозка с боковой решеткой») — телега с решетчатыми бортами, арба, фура; упомянута в книге Э.Ф. Кросса (см.: Crosse 1878: 17).
34 Некоторые попутчики предложили мне подарки, да так настойчиво, что отказаться было невозможно... — Одним из способов уберечься от нечистой силы и от дурного глаза у народов Балкан, а также славян из других регионов является ритуальное дарение того или иного предмета в момент «опасности»; при этом считается, что внимание опасного потенциального «врага» будет обращено к одариваемому и тот, кто совершает акт дарения, будет им не замечен. В то же время ритуальное одаривание нищих, гостей и посторонних незнакомых людей связывалось с идеей о странствующем боге и об «обратимости» дара: акт дарения превращается в акт защиты (см.: СД 1999—2012/2: 16-21).
35 ...строку из «Леноры» Бюргера: «Denn die Toden reiten schnell!» [«Гладка дорога мертвецам}.») — Баллада «Ленора» («Lenore») была написана немецким поэтом Готфридом Бюргером (1747—1794) в 1773 г.; в ней повествуется о том, как мертвый жених, явившись к своей бывшей невесте Аеноре, убеждает ее сесть вместе с ним на коня и отправиться в его жилище. К утру, после бешеной скачки, они прибывают на кладбище, где жених превращается в скелет, а Ленора падает в его могилу. В России сюжет «Леноры» был переработан В.А. Жуковским в балладах «Людмила» (1808) и «Светлана» (1813), а в 1831 г. появился и собственно перевод, выполненный им же и вышедший под оригинальным названием, где упомянутая в романе строка повторяется несколько раз как рефрен в составе двустишия: «Но месяц встал, он светит нам, | Гладка
716
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
дорога мертвецам!» Баллада была широко известна в Англии, где она существует во множестве переводов, включая версии В. Скотта (1794), У.Р. Спенсера (1796), Д.Г. Россетти (1844) и др. В оригинале романа строка цитируется по-немецки («Denn die Todten reiten schnell») с английским переводом («For the dead travel fast» — букв.: «Мертвые скачут быстро»), который не соответствует ни одному из существовавших во времена Стокера переводов (см.: Emerson 1916).
36 ..„мой хозяин, граф... — В действительности Влад Ш Дракула трансильванским графом не был. Предположительно этот титул «возник» на подготовительных стадиях работы над романом, когда Стокер условно называл будущего героя «граф Вампир» («Count Vampire) и предполагал, что местом действия первых глав будет Австрия. Этот этап работы отразился в рассказе «Гость Дракулы», где действует вампиресса из Штирии — графиня Долинген (см. с. 478 наст. изд.). В свою очередь, образ графини Долинген, очевидно, перекликается с вампирессой из повеет Д жозефа Шеридана Ле Фаню (1814— 1873) «Кармилла» («СагтШа»; 1871). Истинное скрываемое имя Кармиллы — графиня Карнпггейн (Kamstein), чьим прообразом называют проживавшую в Штирии шотландскую графиню Крэнстоун (Cranstoun); таинственные слухи о ней, ее зймке и погребении зафиксировал английский литератор Бэзил Холл (1788—1844) в популярном травелоге «Замок Хайнфилд, или Зима в Нижней Штирии» (см.: Hall 1836: 35—38), который мог быть известен Ле Фаню (см.: Köppl 2010: 53—55). Кроме того, на титул Дракулы мог повлиять образ графини Елизаветы Батори: славный трансильванский род Батори, из которого происходила садистка, графским не был, но титул графини она получила от му- жа-венгра (см.: Leatherdale 1985: 100—101).
Глава II
1 Помощник стряпчего ~ стал полноценным стряпчим\ — Перед самой поездкой в Трансильванию Гаркер сдал соответствующий экзамен и из помощника стряпчего (solicitor’s clerk) стал стряпчим, или солиситором (solicitor). Солиситорами «называли адвокатов низшего разряда, поверенных, которые наблюдали за юридической стороною дел своих клиентов, управляли их домами и имуществом, занимались коммерческими делами, агентурой и т. д.» (Шлет 2000: 686).
2 Входите смело, по своей воле\» — Отголосок распространенного поверья, согласно которому представители «нечистой силы» могут вступать в контакт
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
717
с человеком лишь по его доброй воле; данный мотив присутствует, напр., в трагедии И.-В. Гёте «Фауст» (сц. 3: «Кабинет»). В «Дракуле» оказывается акцентированной тема пересгупания порога, настолько широко известная по народным верованиям, что говорить здесь о каком-то конкретном источнике вряд ли имеет смысл. Мотив «вампир не может войти в дом, куда его не приглашают», фигурирует в повести А.К. Толстого (1817—1875) «Семья вурдалака» (1839): упырь Горча не переступает порог, но может вызвать из дома своего внука, который добровольно отдает себя во власть деда. Став, в свою очередь, упырем, мальчик приходит к дому и просит мать впустить его: «У дуры-матери, хоть она сама его и хоронила, не хватило духа прогнать мальчика на кладбище, — она и впустила его. Тут он на нее набросился и высосал у нее всю кровь» (Толстой 1963—1964/3: 86). Этот мотив мог быть известен Стокеру по поэме Сэмюэла Тейлора Колриджа (1772—1834) «Кристабель» (подробнее об этом см. в статье Т.А. Михайловой и М.П. Одесского, на с. 563 наст, изд.) или по повести Ш. Ле Фаню «Кармилла», но окончательно был «канонизирован» им самим (роман «Леди в саване») как устойчивый элемент «вампирского этикета» (см.: Одесский 2012). В дальнейшем мотив широко использовался в вампирических текстах (ср., напр., роман шведского писателя Юна Айвиде Линдквиста «Впусти меня» («Lät den rätte komme in»; 2004)).
3 ...я обедал и обычно не ужинаю». — В оригинале: «I have dined already, and I do not sup». Ко времени написания романа в Англии установился обычай есть три раза в день: утром — легкий завтрак (breakfast), между часом и двумя — ланч (lunch), между шестью и семью часами — обед (dinner), иногда называемый ужином; четвертая трапеза (supper) была уже не так обязательна, в повседневной жизни (за исключением поздних приемов и посещения ресторанов) она почти не практиковалась; поэтому фраза Дракулы не должна была вызвать недоумения у героя.
4 ...заостренные кверху уши ~ на его ладонях росли волосы! — Намек на проявляющуюся в облике Дракулы звериную природу, роднящую его с волка- ми-оборотнями (ср. также образ такого волка в рассказе «Гость Дракулы», на с. 481—482 наст. изд.). Комментаторы указывали на некоторое родство внешности Дракулы с описанием оборотня у С. Бэринг-Гулда: «<...> крупные зубы сияли белизной, причем клыки виднелись даже тогда, когда губы были сомкнуты. Большие сильные руки казались бы даже красивыми, если бы не уродливые грязные ногти, заостренные на концах <...>» (Бэринг-Гулд 2010: 99).
718
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
5 ...у него было зловонное дыхание, и я ощутил невольный приступ тошноты,
который, /сяк ни старался, слш скрыть. — Очередной намек на близость
вампира и волка-оборотня (см. пред, примеч.).
6 Подобные ткани я видел в Хэмптон-Корте... — Хэмптон-Корт (Hampton- Court) — королевский дворец в Лондоне; строительство его началось в XVI в., а при королеве Виктории (1819—1901, правила с 1837 г.) он был открыт для доступа широкой публики; в частности, во дворце экспонировалась богатая коллекция гобеленов, на что, вероятно, и намекает Джонатан.
7 ...ни в одной комнате нет зеркала. — Для современного читателя данная фраза должна выглядеть как своего рода «знак», по которому он может догадаться, что хозяин замка — вампир. Однако на самом деле эта особенность была впервые введена Стокером (и нашла сюжетное продолжение в данной главе). Часть «вампирических черт», записанных им в ходе работы над романом, развития, напротив, не получила (напр., то, что вампира нельзя сфотографировать — вспомним «Кодак» Гаркера!), что вампира нельзя нарисовать, что он не восприимчив к музыке и т. д. (см.: Miller 2006: 6).
8 Лондонская адресная книга. — В оригинале: «London Directory». Имеется в виду «Почтовая лондонская адресная книга» («Post Office London Directory»), справочник, содержавший адреса и сведения о роде занятий лондонцев; начал выходить в 1799 г. С 1855 по 1991 г. стандартным был формат издания, разработанный Фредериком Келли: такой справочник включал также адреса правительственных учреждений, банков и т. д.
9 ...«Красная» и «Синяя» книги... — «Красная книга» («Red Book») — указатель состоящих на придворной и гражданской службе. «Синяя книга» («Blue Book») — справочник, содержащий официальные документы, преимущественно — отчеты парламентских комитетов и статистическую информацию. Впрочем, некоторые современные исследователи высказывают мнение, что «Красная книга» и «Синяя книга» в данном случае — родовые понятия и опознать в них конкретные справочные издания невозможно (см.: Stoker 2008: 50).
10 Альманах Уитакера (Whitaker’s Almanack) — ежегодное издание, выходившее с 1868 г. и содержавшее информацию об экономике, политике, культуре, жизни светского общества.
11 ..Армейский и Флотский реестры... — Имеются в виду справочники офицеров армии и флота, находящихся как на действительной службе, так и в резерве.
12 «Юридический справочник» (Law List) — указатель юристов Великобрита¬
нии.
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
719
13 ...я — граф... — В оригинале Дракула называет себя «Ьоуаг», то есть боярином. Действие романа происходит в кон. XIX в., поэтому упоминание «боярского звания» в данном случае оказывается анахронизмом: реальная власть бояр в Валахии и Молдавии прекратилась в ходе Революции 1848 г. в Дунайских княжествах. Действительно, Дракула описан не как феодал, но скорее как владелец замка, и не более того. Исторический воевода Влад Дракула был не просто боярином, но господарем — повелителем Валахии (см. примеч. 30 к гл. I). Однако трудно сказать, отдавал ли себе отчет Стокер в такого рода социальных нюансах; если да, то здесь, возможно, содержится намек на фантастический «возраст» героя: Дракуле примерно 450 лет — вряд ли его психология и самооценка могли вдруг резко измениться.
14 ...пришелец в чужой зеллле... — Библейская аллюзия: «Она (Сепфора, дочь мадиамского священника Рагуила. — Т.М., М.О.) родила сына, и Моисей нарек ему имя: Бирсам, потому что, говорил он, я стал пришельцем в чужой земле» (Исх. 2: 22).
15 “Ха\ Да это же иностранец!” — Хорошо понятный в кругу Стокера намек на Оскара Уайлда (1854—1900), который, приехав в Лондон из Дублина, нанял себе учителя, чтобы избавиться от ирландского акцента. Интересно в данной связи замечание Дж. Валенте, автора монографии «Гробница Дракулы» («Dra- cula’s Crypt»): «Стокер сознавал, что его провинциальное происхождение постоянно звучит в его произношении. Но, в отличие от своего монстра (или от друга его семьи — Оскара Уайлда), он нарочно не стал избавляться от акцента» (Valente 2002: 39).
16 Эксетер (Exeter) — крупный город в графстве Девоншир, на реке Эск; главная достопримечательность — Эксетерский кафедральный собор (см. примеч. 26 к гл. Ш).
17...там, где спрятаны клады, появляются голубые огоньки. — Мотив, известный Стокеру по статье Э. Джерард «Суеверия Трансильвании» (см.: Gerard 1885: 134); дальнейшего развития в сюжете не находит.
18 ...несколько веков в этом краю шла борьба между валахами, саксонцами и турками. — Эта фраза была включена в текст рукописи издателем — предположительно для того, чтобы точнее локализовать действие романа (см.: Stoker 2008: 53).
19 В прошлом сюда являлись полчища австрийцев и венгров... — Венгерские правители неоднократно вторгались в Трансильванию еще при Владе Ш Дракуле (см. об этом, напр., в разделе «Средневековые сказания о Владе Депеше», на с. 547 и 550—551 наст, изд.); в 1697 г. Трансильвания была формально
720
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
присоединена к Священной Римской империи, а с 1804 г. входила в состав Австрийской империи.
20 Справочник «Брэдшо» (English Bradshaw’s Guide) — железнодорожное расписание Великобритании, которое ежегодно публиковалось в 1839—2006 гг.; первым его издателем был Джордж Брэдшо (1801—1853). В 1878 г., когда в Лондоне установили вывезенный из Египта древний обелиск «Игла Клеопатры», в его основании была захоронена капсула времени, содержавшая в том числе справочник «Брэдшо» (и альманах Уитакера; см. выше, примеч. 10) как один из символов британской цивилизации.
21 Пёрфлит (Purfleet) — портовый городок, расположенный на левом берегу Темзы, в графстве Эссекс; сейчас находится на востоке территории так называемого «Большого Лондона».
22 Усадьба называется Карфакс, — несомненно, искаженное старое французское название «Kamp Фас» («Четыре Лица»): все четыре стены дома расположены по основным направлениям компаса. — На самом деле название усадьбы восходит к латинскому слову «quadrifucus» [лат. — букв.: «Четыре Направления»), которое можно перевести как «перекресток». Предположительно, Стокер мог знать о распространенных народных верованиях, связывающих перекрестки дорог с локусами явления нечистой силы, чего его персонаж Гаркер явно не понимает. В дальнейшем эта тема развития в романе не получила.
23 ...сделал несколько ее снимков своим «Кодаком». — Патент на камеру «Кодак» был получен в 1886 г. Джорджем Истмэном (1854—1932), американским предпринимателем, основателем компании «Eastman Kodak»; рекламный слоган изобретения гласил: «Вы нажимаете на кнопку, а мы делаем всё остальное»: чтобы получить готовые снимки, собственники должны были отправлять обратно в компанию не пленку, а камеру целиком. Упрощенный (и удешевленный) вариант «Кодака» выпускался с 1895 г.
24 Уитби (Whitby) — небольшой портовый город, расположенный в дельте реки Эск в графстве Норт-Йоркшир на восточном побережье Британии; основан в 656 г. нортумбрийским королем Освиу (612—670; правил с 655 г.). Статус города и окончательное название Уитби (от сканд. Hwetbi — «Белое селение») получил в ХП в. Известен тем, что именно оттуда отправился в одно из путешествий капитан Джеймс Кук (в 1986 г. в городе открылся его дом-музей). В нач. XIX в. возле Уитби был обнаружен источник минеральных вод, и город превратился в туристический центр. Согласно переписи 1891 г., его население составляло 13 261 человек, а по переписи 2001 г. — ок. 13 500 человек.
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
721
Описание города, порта, длинных лестниц и развалин аббатства были сделаны Стокером по личным впечатлениям и заметкам: он посетил Уитби летом 1890 г. и провел там три недели (см.: Belford 1996: 220-226). Семья Стокеров отдыхала здесь вместе с Джорджем дю Морье (1834—1896), художником из журнала «Панч» («Punch»), а в скором будущем — автором сенсационного романа «Трильби» («Trilby»; 1894), который принято сопоставлять с «Дракулой» (см. об этом в статье Т.А. Михайловой и М.П. Одесского, на с. 580 наст, изд.). Дю Морье запечатлел быт друзей в шарже «Сыновний упрек»: на рисунке изображены сидящие на поляне Брэм, Флоренс и маленький Ноэль Стокеры; подпись гласит:
Мама — Ноэлю [который склонен быть слишком разговорчивым) Успокойся, Ноэль! Разве я не говорю тебе всё время, что маленькие мальчики должны быть Видимыми, а не Слышимыми?
Ноэль
Да, мама! Но ты ведь не смотришь на меня!
Цит. по: Belford 1996: 227.
Глава III
1 Зачем они дали мне распятие, чеснок, шиповник, ветку рябины? — Вера в то, что чеснок является защитным средством от нечистой силы, возникла очень давно и известна уже по древнегреческим источникам. Предположительно, толчком к данному поверью послужили активные антибактериальные свойства растения. Как средство против нечисти чеснок был особенно популярен на Балканах и в Карпатах: там его использовали в апотропеических (защитных) целях в течение всего календарного года, особенно — в Сочельник, на святки, в День святого Георгия (см. примеч. 19 к гл. I), на Ивана Купалу. Головки чеснока нанизывали на нитки и вешали по всему дому, а также — на шею детям. Популярно было также натирание тела соком чеснока — в качестве защиты не только от вампиров и иной нечисти, но и против болезней (см.: СД 1995—2012/5: 529—532). Стокер, видимо, почерпнул сведения о вере в силу чеснока из статьи Э. Джерард «Суеверия Трансильвании» (см.: Gerard 1885: 142,145). «Шиповник» и «рябина» были добавлены писателем позднее, в окончательной редакции рукописи. Вера в то, что шиповник может служить обе¬
722
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
регом от вампиров, является поздним и мало распространенным «открытием»; вероятно, ее возникновение было обусловлено, с одной стороны, отказом от аналогичных поверий, связанных с боярышником (который, согласно балканским представлениям, мог помешать покойнику стать вампиром) (см.: СД 1995—2012/1: 242—244), с другой — почитанием дикой розы, распространенным в поздней греко-римской традиции, а позднее — связанным с культом Девы Марии. Вера в апотропеические силы рябины существовала еще среди греков и римлян, но более распространена была у скандинавских народов: прутья этого растения должны были служить оберегом жилища, в которое, как считалось, мог вернуться умерший. В качестве личного апотропея также использовались ветки рябины с ягодами: считалось, что нечистая сила боится красного цвета (последнее поверье была распространено и у южных славян, см.: Там же/4: 514—519). Источник сведений Стокера в данном случае не совсем ясен.
2 ...для боярина... — В оригинале: «Ьоуаг». См. примеч. 13 к гл. П.
3 «Мы, секлеры... — Исторический Влад Дракула происходил из рода валашских господарей и никакого отношения к секлерам не имел. Любопытно, что, по наблюдению современного историка М. Казаку, «трансильванские потомки Влада обосновались в области секлеров, на востоке Трансильвании. А точнее — в графстве Добока, которое <...> принадлежало к Борго, местности, ставшей знаменитой благодаря роману Брэма Стокера <...>» (Казаку 2011: 210). Однако едва ли эти сведения входили в исторический кругозор Стокера.
4 ...в водовороте европейских племен... — «Водоворот» (whirlpool) — негативно окрашенный «неполиткорректный» термин, в викторианскую эпоху обозначавший места скопления иммигрантов (вроде Исг-Энда в Лондоне) (см.: Stoker 2011:368).
5 ...угрыунаследовали от исландцев воинственный дух Тора и Одина, а берсерки вели себя... так жестоко, что люди принимали их за оборотней. — Согласно Стокеру, угры-венгры «в водовороте европейских племен» (см. пред, примеч.) переняли воинственный дух германцев-викингов, который символизируется именами древних германских богов — Тора (бог грома; см. также примеч. 13 к гл. XVI) и Одина (верховный бог). Отсюда — возможность воздействия на венгров «обычая» берсерков, скандинавских воинов, во время битвы терявших рассудок и в силу этого обретавших особую неустрашимость. Этимологически древнеисландское слово «berserkr» означает «медвежья шкура» (см.: Vries 1962: 34) и, видимо, было связано с верой в способность берсерков превра¬
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
723
щаться в хищных животных. Сведения о берсерках Стокер мог почерпнуть в «Книге об оборотнях» С. Бэринг-Гулда; см., напр.:
У древних скандинавов был распространен такой обычай: воины одевались в шкуры убитых ими зверей, для того чтобы уподобиться им по силе и ярости и навести ужас на врагов. <...> По многочисленным свидетельствам, берсерки могли впадать в бешенство и тогда в них вселялись демоны, наделяя их сверхъестественной силой и побуждая совершать поступки, на которые они в обычной жизни были не способны. <...> разъяренных берсерков не брал ни огонь, ни меч — остановить их можно было разве что ударом дубины, желательно по голове. <...> Когда же дело доходило до схватки, они бросались в бой с диким воем, словно волки или бешеные псы.
Бэринг-Гулд 2010: 56—61
6 ...столкнулись с гуннами... — Стокер развивает свою фантастическую концепцию, согласно которой венгры, вторгнувшись в XI в. в Трансильванию, столкнулись здесь с секлерами — потомками гуннов. См. также выше, при- меч. 3.
1 ...eux жилах течет кровь старых ведьм, изгнанных из Скифии и совокупившихся с бесами пустыни. — Источником этого предания служит классический труд готского историка Иордана (ум. после 551) «О происхождении и деяниях гетов», или «Гетика» («De rebus Geticis»):
Спустя немного времени, как передает Орозий, взъярилось на готов племя гуннов, самое страшное из всех своей дикостью. Из древних преданий мы узнаем, как они произошли.
Король готов Филимер, сын великого Гадариха, после выхода с острова Скандзы, пятым по порядку держал власть над гетами и <...> вступил в скифские земли. Он обнаружил среди своего племени несколько женщин-колдуний, которых он сам на родном языке называл галиуруннами. Сочтя их подозрительными, он прогнал их далеко от своего войска и, обратив их таким образом в бегство, принудил блуждать в пустыне. Когда их, бродящих по бесплодным пространствам, увидели нечистые духи, то в их объятиях соитием смешались с ними и произвели то свирепейшее племя, которое жило сначала среди болот, — малорослое, отвратительное и сухопарое, понятное как некий род людей только лишь в том смысле, что обнаруживало подобие человеческой речи.
Иордан 1960: 90
724
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
Впрочем, откуда Стокеру мог быть известен этот труд, не совсем ясно. В 9-м изд. «Британской энциклопедии» (1870—1888), которым мог пользоваться писатель, в статье, посвященной гуннам, этот рассказ не приводится, однако упоминается «Гетика» — как один из источников ранних сведений о них; притом отмечается, что данное автором описание гуннов «предвзято» и его следует рассматривать на фоне общего отрицательного отношения готов к гуннам, в которых они видели лишь дикую, агрессивную, враждебную силу.
8 ...великим Аттилой, кровь которого струится в моих венах? — См. примеч. 15 к гл. I.
9 ..лангобарды, авары... — Германское племя лангобардов и авары входили в союз тюркоязычных племен, которые участвовали в Великом переселении народов (IV—УП вв.).
10 Арпад (845/855—907) — вождь мадьярских племен, завоевавших современную территорию Венгрии, и первый ее правитель (889—907 гг.), основатель династии, управлявшей Венгерским королевством до 1301 г.
11 Хонфоглалаш. — В оригинале: «Honfoglalas» (венг. — букв.: «обретение родины») — термин официальной венгерской историографии, обозначающий вторжение мадьярских племен во главе с Арпадом (см. пред, примеч.) на территорию совр. Венгрии и подразумевающий, что это было не завоевание, а обретение прежней родины — земли, которой некогда управляли гунны, то есть предки мадьяр; в 1896 г. в Австро-Венгрии торжественно отмечалось тысячелетие Хонфоглалаша; в частности, в Будапеште была открыта грандиозная Площадь героев.
12 А когда мадьяры двинули на восток... — В XI в. венгры взяли под контроль Трансильванию.
13 ...как говорят турки, “даже вода спит, а враг никогда не дрелллет”. — В оригинале: «water sleeps, and enemy is sleepless» — вероятно, перефразированная поговорка «water sleeps, the enemy wakes», которая впервые появилась на страницах журнала «Ливинг Эйдж» (см.: Living Age. 1885. T. 165. P. 59), в статье «Некоторые турецкие поговорки» («Some Turkish Proverbs»), а затем, с пометой «тур.» [«Turk.»), была включена в книгу «Пословицы, афоризмы и выражения разных веков» (см.: РМР 1887: 299).
14 ...во времена “четырех наций”... — См. примеч. 14 к гл. I.
15 ...позор Косова... — В так называемой Второй битве на Косовом поле в 1448 г. (Первая завершилась катастрофическим поражением сербов в 1389 г.) турецкий султан Мурад П (1404—1451; правил в 1421—1444, 1446—1451 гг.) раз¬
Брэж Стокер. ДРАКУЛА
725
громил войско венгерского полководца Яноша Хуньяди (1387—1456), вместе с которым сражался валашский господарь Владислав П Данеигги; в реальности именно благодаря этому событию (которое стало катастрофой для его тогдашних врагов) Влад Ш впервые захватил власть в Валахии. Подробнее об этом см. в статье А.П. Кашперской, на с. 697 наст. изд.
16 ...перед полумесяцем? — Звезда и полумесяц как символы ислама впервые стали использоваться в Османской империи только с нач. ХЗХ в., причем изображались лишь на знаменах. Более ранние изображения полумесяца носили скорее династический характер или служили воинской символикой (могли трактоваться как изображения конской подковы), но с исламом непосредственно связаны не были (см.: Бартольд 1966: 489-491). Строго говоря, Стокер мог употребить слово «полумесяц» и вне религиозной символики; в таком случае в словах Дракулы не содержится анахронизма.
17 Кто же, как не один из моих предков — воевода, — переправился через Дунай и разбил турок на их зелие? — Ср. следующий пассаж из сочинения У. Уилкинсона «Рассказ о княжествах Валахия и Молдавия»: «Их воевода, которого также именовали Дракула, не удовлетворился лишь осторожными оборонными действиями: со своей армией он пересек Дунай и атаковал несколько турецких отрядов, которые были расположены по соседству <...>» (Wilkinson 1820: 19). См. также примеч. 11 к гл. I.
18 ...после крушения доблестного воеводы его родной брат повел себя недостойно — он продал своих людей туркам и навлек на них позор рабства! — У. Уилкинсон именует брата Дракулы, предавшего свой народ, «Владом» («Bladus») (см.: Wilkinson 1820: 19) и никогда не употребляет исторически верное имя «Влад» применительно к Владу Ш. В действительности же в 1462 г. в роли «недостойного брата» выступил не фантомный «Влад», а Раду Ш Красивый (см. таблицу «Господари Валахии», на с. 826 наст. изд.). Также недавно обнаружено, что еще в 1860-х годах в Дублине, Стокер читал географическое сочинение Питера Хейлена «Космография в четырех книгах, включающая хорографию и историю всего мира» («Cosmographie in foure Books Contayning the Chorographie and Historié of the whole World»; 1682), где, в частности, сообщается: когда Мехмед Завоеватель начал войну с воеводой Владом, турки «устроили, чтобы Дракула, младший брат Влада, претендовал на власть и с помощью этого предателя смогли захватить и установить контроль над Валахией» (McElligott 2019: 71). Впрочем, публикатор не настаивает, что при написании романа Стокер это помнил и учитывал (см.: Ibid.).
726
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
19 Не пример ли Дракулы, героя, вдохновил позднее одного из его потомков вновь и вновь переправляться через Великую реку в Турцию? — См. примем. 11 к гл. I.
20 ...после Мохачской битвы было сброшено венгерское иго... — В 1526 г. в битве при Мохаче турецкая армия разгромила венгерскую, и Трансильвания стала самостоятельным княжеством.
21 ...вожаками были мы — Дракулы... — Основываясь на сочинении У. Уилкинсона (см. примем. 11 к гл. I), Стокер, очевидно, воспринимает имя «Дракула» как родовое.
22 ...секлеры... могут похвалиться древностью своего происхождения и стойкостью, неведомыми этим новоиспеченным династиям Габсбургов и Романовых. — Согласно фантастической историософской концепции Стокера—Дракулы, восходящий к Аттиле род секлеров оказывается древнёй знаменитых династий — австрийских Габсбургов (1342—1918 гг.) и российских Романовых (1613-1918 гг.).
23 ..мой дневник... напоминает сказки «Тысячи и одной ночи»... — В памятнике арабской литературы «Книга тысячи и одной ночи» (IX в.) каждый ночной рассказ красавицы Шахразады персидскому царю Шахрияру прерывается постоянной формулой: «Но тут застигло Шахразаду утро, и она прекратила дозволенные речи». Стокер развивает параллель: Гаркер, с его справками об английской цивилизации, предстает своего рода Шахразадой, а Дракула — опасным царем-слушателем, ведь утрата им интереса к рассказам Гаркера чревата для последнего (как и для Шахразады) гибелью. Известный (но далеко не первый) английский перевод «Книги тысячи и одной ночи» был выполнен в 1885 г. сэром Ричардом Фрэнсисом Бёртоном (1821—1890), легендарным путешественником, этнографом и писателем; Стокер, хорошо знакомый с Бёртоном, позднее вспоминал его как человека «исполненного силы, властного, безжалостного», у которого, когда он смеялся, «поднималась верхняя губа, и во всю длину показывались его длинные волчьи зубы, похожие на лезвие кинжала» (Stoker 1906/2: 350, 359). О сходстве внешности Р.Фр. Бёртона с портретом сгокеровского Дракулы см. также: Beiford 1996: 238.
24 ...историю призрака отца Гамлета... — В трагедии У. Шекспира «Гамлет» («Hamlet»; 1600—1601) рассказ Призрака (Акт I, сц. 1) прерывается с наступлением утра. По мнению специалистов, Призрак отца Гамлета оказал влияние на образы вампиров в английской литературе пер. пол. XIX в. — в частности, в сочинениях Байрона—Полидори, Дж.М. Раймера и др. (см.: Auerbach 1995: 20). См. об этом также в статье Т.А. Михайловой и М.П. Одесского, на с. 566— 569 наст. изд.
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
727
25 Линкальнз-Инн (Lincoln’s Inn) — школа при одной из основных лондонских юридических корпораций. «Иннами» «назывались общества, существование которых в качестве юридических школ можно проследить вплоть до ХШ века» (Шлет 2000: 687); в Лондоне данные учреждения нередко приобретали «собственные дома, где производилась подготовка будущих юристов, которым получение ученой степени давало право выступать на суде». В столице Англии «было четыре таких Судебных Инна», «а именно — Внутренний Темпль, Средний Темпль, Линкольнз-Инн и Грейз-Инн, за которыми постоянно признавалась привилегия допущения адвокатов к суду» (Там же). Гаркер не так давно сдал экзамены на стряпчего-солиситора (см. примеч. 1 к гл. П) и пока не мог сдавать экзамен на барристера — следующую ступень в адвокатской иерархии, так что здесь речь, вероятно, идет о каком-то испытании предварительного характера.
26 ...прекрасного собора в Эксетере... — Имеется в виду здание Эксетерского собора, возведенное на месте старого, существовавшего с XI в.; строительство было завершено к 1400 г. Здание пострадало во время Реформации, но потом функционировало как англиканский кафедральный собор Петра и Павла; в викторианскую эпоху подвергалось обновлениям. См. также примеч. 16 к гл. П.
27.. .Ньюкасл, Дарем, Харидж или Дувр... — Дракула перечисляет английские портовые города, расположенные на судоходных реках: Ньюкасл (Newcastle) — на реке Тайн, Дарем (Durham) — на реке Уир; или же имеющие выход к Атлантическому океану: Харидж (Harwich) находится на берегу Северного моря, Дувр (Dover) — на берегу Ла-Манша.
28 Кресент (Crescent). — Имеется в виду Ройал-Кресент (Royal Crescent), улица в форме подковы или полумесяца (отсюда и название) в северо-западной части Уигби, неподалеку от пляжа.
29 Варна — болгарский порт на Черном море; интересно, что брат писателя Джордж Стокер (1855—1920), служивший врачом на Русско-турецкой войне 1877—1878 гг., путешествовал из Варны в Константинополь; Уитби (см. примеч. 24 к гл. П) и Варна — географические пункты, связанные с морским путешествием в Англию, которое планирует Дракула.
30.. .«“Кутсу и — Имеется в виду английский частный банк «Coutts», один из семи старейших в мире (основан в 1692 г.); к его услугам постоянно обращалась британская королевская семья.
31 ...со зловещим видом он показал, что умывает руки. — Вероятно, библейская реминисценция, отсылка к поступку Понтия Пилата, впоследствии во¬
728
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
шедшему в поговорку со значением «слагать с себя всякую ответственность»: «Пилат, видя, что ничто не помогает, <...> взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего» (Мф. 27: 24).
32 Кулеврина (англ, culverine; фр. couleuvrine — букв.: «подобный ужу») — стрелковое оружие, распространившееся в Европе в XIV в. Первоначально кулеврины представляли собой разновидность мушкетов и использовались для ручной стрельбы; после XVI в. ручные кулеврины вышли из употребления и были заменены станковыми, превратившись в своего рода легкие пушки.
33 ...иначе яив самом деле сойду сума. — В оригинале: «for out of that way lies madness indeed» — аллюзия на трагедию У. Шекспира «Король Лир» («King Lear»; 1605—1606), где начинающий сходить с ума король говорит: «О, that way madness lies» (Акт Ш, сц. 4); ср. в пер. Б.Л. Пастернака: «Слабеет мой рассудок, I От этого легко сойти с ума»).
34 Таблички мне, скорей мои та6лички\ — В оригинале: «Му tablets! quick my tablets! | Tis meet that I put it down» — букв.: «Мои таблички! Скорей мои таблички, I Чтоб мог я записать». Стокер в данном случае цитирует не собственно текст Шекспира («Му tables — meet it is I set it down <...>»), но, верный театру «Лицеум» и Генри Ирвингу (исполнителю роли Гамлета), приводит слова из обработки шекспировской драмы, осуществленной специально для лондонской постановки (1874). Данную обработку Бернард Шоу называл «убийством барда» (цит. по: Stoker 1993: 511).
35 Ее лицо показалось мне знакомым... — В черновом варианте этой сцены герой вспоминал графиню Долинген-Грац, в склепе которой он оказался по дороге в Трансильванию (см. в рассказе «Гость Дракулы», на с. 478 наст, изд.).
36 ...л закрыл глаза в томном восторге и ждал — ждал, весь трепеща... — В данном эпизоде Стокер обращается к особому аспекту вампирической темы — эротической притягательности женщины-вампира (см. эпизоды с Люси и ее женихом). Предшественниками его в этом были Ш. Ле Фаню («Кармил- ла»), но в еще большей степени — Теофиль Готье, автор новеллы «Любовь мертвой красавицы» («La morte amoureuse»; 1836), предположительно известной Стокеру по английскому пересказу (см.: Du Camp 1893). Образ красавицы Кларимонды, несомненно, перекликается с изображенной Стокером голубоглазой блондинкой, притягательной силе которой герой не может противостоять:
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
729
Она была довольно высокого роста, с фигурой и осанкой богини. Ее нежно-белокурые волосы, разделенные пробором, струились по вискам, как два золотых потока: она напоминала увенчанную короной царицу. Ее просторный чистый лоб сиял голубовато-прозрачной белизной над дугами темных ресниц, еще больше оттенявших глаза цвета морской волны, живости и блеска которых не вынес бы ни один мужчина: судьба его решалась в этих лучах.
Готье 2007: 153
37 Этот человек принадлежит жне\ — В оригинале: «This man belongs to me!» Эта фраза фигурирует в заметках Стокера, сделанных на самом раннем этапе работы над романом; реплика была записана им в марте 1890 г. и может считаться ключевой для замысла в целом. Выдвигалось предположение, что здесь скрывается намек на гомосексуальное влечение Дракулы к герою (см.: Craft 1984: 109—110). Также эти слова перекликаются со словами Кармиллы (которые соответственно имеют смешанную вампирически-лесбийскую окраску) в повести Ш. Ле Фаню (глава IV):
Это было похоже на любовный пыл; я стыдилась, но противиться не могла; жадные глаза притягивали меня, я поникала в ее объятиях, жаркие влажные губы скользили по моим щекам, и она прерывисто шептала:
— Ой, ты моя, мы будем с тобой вместе навечно (You are mine, you shall be mine).
Ле Фаню 1993: 20
38 ...вздохи и тихий плач полу задушенного ребенка... — То, что основной «пищей» вампиров в романе являются дети, считается следствием ирландского происхождения автора: в Ирландии еще в кон. XIX в. были распространены убийства детей в бедных многодетных семьях.
Глава IV
1 В замок пришел цыганский табор... — Цыгане — межгрупповое этническое образование; имя его, предположительно восходящее к «Житию святого Георгия Афонского» (XI в.), где этот народ называют греческим термином «aGtyyavoç» — «неприкасаемые», впоследствии закрепилось исключительно за европейскими цыганами. В английском языке традиционно используется эт¬
730
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
ноним «gypsies» (искаж. egyptians — «египтяне»), однако Стокер в своем романе употребляет местное слово «szgany», имея в виду, вероятно, цыган, живущих на Балканах.
2 ...столь же непонятные, как и их язык... — В оригинале: «their varieties of the Romany tongue» — букв.: «их вариант романского языка». Собственно цыганский язык относится к индоарийской группе индоевропейских языков, однако распространение цыган в Европе вызвало появление его локальных субвариантов, из которых наиболее известным является «рома» (гота) — язык балканских цыган, испытавший фонетическое и синтаксическое влияние балканского языкового союза. Предположительно, обозначение Стокером языка цыган как «Romany» («романи») было вызвано распространением этого термина на Британских островах: так называлось наречие местных цыган, испытавшее влияние как английского, так и кельтских языков. Язык «романи» распадается на шесть диалектных ветвей, границы между которыми условны (см. об этом: Вентцель 1964; Hancock 1984).
3 «Вот эти послания мне передали цыгане... — Исторический Влад Ш Дракула жестоко преследовал цыган (см. об этом в разделе «Средневековые сказания о Владе Цепеше», на с. 513—514, 528—529, 538—540 наст, изд.), что может объясняться его нежеланием признавать привилегии, которые были даны цыганам еще императором Сигизмундом Люксембургом (1368—1437; правил с 1433 г.) (см.: Казаку 2011: 238; см. также примеч. 13 к «Дракулу-воево- де» М. Бехайма). В 1775—1776 гг. румынский поэт Ион Будай-Деляну (ок. 1760— 1820) написал ироикомическую поэму «Цыганиада» («Xiganiada sau Tabära hganilor»), где Дракула, возглавив армию цыган, борется с турками, злокозненными боярами и — вампирами (Canto V, Is 74—77). Будай-Деляну использовал в своем сочинении фольклорные сюжеты, потому указания на связь Дракулы с вампирами и цыганами особенно важны. А в том, что будай-деля- новский Дракула не вампир, но противник вампиров, ничего удивительного нет: это обычное для фольклорно-мифологического сознания «обращение» мотива: герой сражается с собственной ипостасью. Однако источник стоке- ровской ассоциации вампира с цыганами можно интерпретировать проще: цыгане традиционно считались народом мистическим — народом гадалок и колдунов.
4 Аккредитив. — В оригинале: «letter of credit» — букв.: «кредитное письмо». Впервые этот термин появился во Франции в XVII в.: так назывался документ, полученный в местном банке; по его предъявлении путешественник мог
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
731
обналичить деньги в банке-партнере другой страны. Аккредитивы получили широкое распространение в Европе в поел. четв. XIX в.
5 ...цыганский вожак... — В оригинале использовано слово «hetman» (букв.: «гетман»), которое Стокер рассматривает как «чужое» и заключает в кавычки.
6 ...поплевав на них на счастье... — Обычаи плевать на деньги, чтобы они умножились, является широко распространенным и в наше время (см., напр.: ФТ 2013). Известен он был и на Британских островах (поэтому о нем, вероятно, знал Стокер): так, в частности, поступали извозчики наемных карет по всей Англии (см.: Dalyell 1834: 71 fl).
7 ...странные мелькающие пятнышки, вроде крохотных пылинок ~ Наблюдая за ними, я постепенно успокоился и даже постарался поудобней устроиться в оконном проеме, чтобы полюбоваться этой игрой природы. — Ср. в главе XI: «<...> с дуновением ветра ворвались мириады мошек — они кружились, подобно пыльному вихрю» (с. 184 наст. изд.). Стокер, несомненно, намекает здесь на увлечение гипнозом, охватившее европейское общество в кон. XIX в. В данном случае он, вероятно, имеет в виду определенные школы гипноза, в частности, парижскую, которой руководил известный французский психиатр Жан-Мартен Шарко (1825—1893); согласно учению последнего, гипнотический эффект возникает в результате воздействия мелькающего рассеянного света. В указанных фрагментах герои впадают в гипнотический транс по желанию Дракулы (ср. строки из дневника Люси: «Я попробовала встать, но не смогла пошевелиться, как будто меня околдовали» (с. 184 наст. изд.)). К теме гипноза обращались и другие писатели того времени; так, напр., приятель Стокера Дж. Дю Морье в нашумевшем романе «Трильби» создал образ злодея-гипно- тизера Свенгали (см. также примеч. 24 к гл. П).
8 Светлое пятно... показалось мне похожим на голубку из ковчега. — Библейская аллюзия: после потопа Ной проверяет, сошла ли вода, и выпускает для этого из ковчега голубей: «Он помедлил еще семь дней других и выпустил голубя; и он уже не возвратился к нему» (Быт. 8: 12). В христианских культурах «голубка из ковчега» считается символом спасения и надежды.
9 ...есть одна поговорка... “Сердечно приветствуй гостя приходящего и не задерживай уходящего". — Вероятно, аллюзия на стихи «Одиссеи» Гомера: «Нехорошо и к отъезду гостей понуждать против воли, | Нехорошо и удерживать тех, кто желает уехать» (XV.72—73. Пер. В.В. Вересаева); для английской культуры образцовым во времена Стокера считался перевод А. Поупа, осуществленный в 1725—1726 гг.
732
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
10 ...это чудовище просто лопалось от крови. — Именно так выглядит фольклорный вампир; согласно южнославянским поверьям, «он раздут, как мешок, т<ак> к<ак> у него вместо тела одна кожа, полная крови» (СД 1995— 2012/1: 284). Идея «надутости» вампира-упыря кровью жертв, по мнению ряда исследователей, отражается и в его обозначении, возводимом к индоевропейскому корню «*pir» (см.: Валенцова 2015: 65). В приведенном эпизоде, как следует из сюжета, Дракула, видимо, намеренно выпивает большее, чем обычно, количество крови, чтобы из высохшего старика превратиться в молодого мужчину. О крови как источнике жизни см. также: Jones 1951.
11 Василиск — фантастическое животное, небольшого размера, но способное убивать взглядом (а также дыханием, шипением). Впервые он был описан в «Естественной истории» Плиния Старшего (см.: VIII.33.78); в средние века неоднократно упоминался в бестиариях (ср., напр.: «<...> на лапах у него шпоры, на голове — петушиный гребень (иногда в виде короны, украшенной драгоценным камнем), сзади змеиный хвост; он имел также лебединые крылья») и отождествлялся с дьяволом; среди скульптур кафедрального собора в Амьене есть изваяние Христа, попирающего василиска (см.: Махов 1998: 68—69).
Глава V
1 Учительница. — В оригинале: «ап assistant schoolmistress» — букв.: «помощница учителя». Для кон. XIX в. должность учительницы в Англии была относительно редкой, и образованная девушка скорее могла рассчитывать на место гувернантки в частном доме. В других странах Европы частные школы, где работали женщины-учителя, появились раньше (ср., напр., описание подобной школы во Франции в романе Шарлотты Бронте «Городок» («Villette»; 1853)); работа их состояла не только в преподавании, но и в воспитании уче- ниц-пансионерок, руководстве их занятиями в свободное время и проч. Получить место учительницы было можно, лишь представив рекомендации от частных лиц и «дипломы об образовании» (курсы и т. п.). Собственно высшее образование девушкам в Англии до нач. XX в. было почти недоступно, хотя в 1871 г. в Кембридже был открыт Ньюнем-колледж, предназначенный для женщин (в первом наборе было всего пять студенток). В любом случае, Стокер изображает невесту героя как очень прогрессивную девушку (см.: Holcombe 1973).
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
733
2 ...печатать записи на машинке... — Первая пишущая машинка с клавиатурой была сконструирована Кристофером Шоулзом (1819—1890) в городе Милуоки (США). В 1873 г. он подписал договор с фирмой «Ремингтон» («Remington») о массовом изготовлении машинок с «универсальной» клавиатурой (первоначально клавиши располагались по алфавиту). Машинопись получила широкое распространение, и уже к 1886 г. в Америке насчитывалось более 60 тыс. женщин-машинисток. В 1890 г. фабрикант Джон Томас Ундервуд (правильнее — Андервуд; 1857—1937) начал изготавливать усовершенствованные машинки с горизонтальными буквенными рычагами и валиком, видимым при печатании; именно они и распространились затем в Европе. См. также примеч. 9 к гл. XXVI.
3 Журналистки (lady journalists). — В Великобритании кон. XIX в., в отличие от Северной Америки, женщины почти не работали в области журналистики (ср., впрочем, интервью, которое взяла у Стокера Лорна (псевдоним Джейн Стоддард) в разделе «О Брэме Стокере и его романе», на с. 487^191 наст. изд.).
4 Чэтем-стрит (Chatham Street) — улица в Южном Лондоне, в районе Ламбет; на ней, очевидно, находится Хиллингем, лондонский особняк семейства Вестенра (см. примеч. 8 к гл. IX).
5 ...на последнем концерте. — В оригинале: «Рор» — новое для того времени лондонское жаргонное слово, сокращение от «popular concert» (букв.: «популярный концерт»); упоминается в «Словаре языка Лондона» Ч. Диккенса- младшего за 1888 г. (см.: Dickens 1993).
6 ...я представляю собой любопытный объект для психологического исследования... — Интерес к психиатрии и психологии в кон. ХЗХ в. необычайно возрос, причем в самых широких кругах: собственно душевное заболевание перестало восприниматься как нечто постыдное, с одной стороны, и начало представать как особенность личности — с другой. Большой популярностью пользовался краткий курс «Психиатрия» немецкого психолога Эмиля Крепелина (1856—1926), вышедший впервые в 1883 г., выдержавший пять переизданий и переведенный на английский язык (см.: Каннабих 1994). В подготовительных записях Стокера упомянут еще один труд по психиатрии — книга Томаса Джеймса Петтигрю «О предрассудках, связанных с историей и практикой врачебной науки и хирургии» (см.: Pettigrew 1844). Эта книга посвящена изучению суеверий, однако в ней приводится множество интересных «случаев», превращающих ее в историю лечения психических заболеваний.
734
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
1Я хорошо понимаю бедную Дездемону, не устоявшую перед головокружительным потоком рассказов... — Аллюзия на эпизод из трагедии У. Шекспира «Отелло» («Othello»; 1603), в котором заглавный герой рассказывает о том, как Дездемона в него влюбилась:
Рассказы занимали Дездемону,
И, отлучаясь по делам, она
Всегда старалась кончить их пораньше,
Чтоб вовремя вернуться и поймать Утерянную нить повествованья.
<...>
Когда я кончил, я был награжден За эту повесть целым миром вздохов.
Акт 1П, сц. 1.
Пер. Б.Л. Пастернака
8 ...пусть даже из уст мавра. — В оригинале: «even by a black man» — «пусть даже из уст чернокожего». Люси — типичная представительница Британской империи, и поэтому в ее устах презрительная оценка «черных» (black) звучит естественно. Колониальная политика Великобритании кон. XIX в. имела не только политические и экономические последствия — она сформировала особый тип самооценки представителей «белой» (европеоидной) расы, нашедший воплощение в известном стихотворении Р.Л. Киплинга «Бремя белых» («The White Man’s Burden»; 1899).
9 ..меня забавляет его американский жаргон... — В данном случае Люси довольно снисходительна: известная британская ксенофобия выражалась в первую очередь в презрительном отношении к жаргону и акценту других англоговорящих стран, что ирландец Стокер понимал очень хорошо. Но, возможно, здесь также имеет место отсылка к американским впечатлениям писателя: он посетил Соединенные Штаты в 1878—1884 гг., сопровождая Генри Ирвинга во время его поездки (см.: Beiford 1996: 146—170).
10 ...уподобитесь семи евангельским девам со светильниками. — Евангельская аллюзия на Притчу о десяти девах (см.: Мф. 25: 1—13), согласно которой пять разумных (мудрых) дев запаслись маслом для светильников и оказались готовы к приходу жениха, а пять неразумных — не готовы. Стокер изменяет число «евангельских дев», что можно истолковать как ( 7) ошибку автора; (2) характеристику американца Морриса, не слишком сведущего в библейском
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
735
тексте; (3) включение нумерологической символики (позднейший мистический роман Стокера назывался «Сокровище семи звезд» («The Jewel of Seven Stars»; 1903)).
11 ...фонографическая запись... — Фонограф, первый прибор для записи и воспроизведения звука, был изобретен в 1877 г. американским инженером Томасом Эдисоном (1847—1931): звуковая дорожка размещалась по цилиндрической спирали на сменном вращающемся барабане (валике), а при воспроизведении игла, двигающаяся по канавке, передавала колебания на упругую мембрану, которая производила звук. Сьюард использует несколько модифицированную версию фонографа, предполагавшую использование цилиндра с восковым покрытием. С 1892 г. права на усовершенствованный фонограф принадлежали компании «Edison Bell Corporation», и прибор этот применялся как офисный диктофон.
12 Omnia Romœ venalia sunt. — Крылатая фраза, восходящая к сочинению римского историка Гая Саллюстия Криспа (86—35 до н. э.) «Югуртинская война» («Bellum Iugurthinum»); cp.: «<...> в Риме же всё продажно» (УШ.1. Пер. В.О. Горенштейна).
13 Verb. sap. — сокращение от слов «Verbum sapienti sat est» [лат) — букв.: «Мудрому слова достаточно».
14 Сангвинического темперамента... — Учение о четырех темпераментах восходит к античности и впервые оформилось в трудах древнегреческого врача Гиппократа (V—IV вв. до н. э.); согласно последним, преобладание в теле человека лимфы делает его флегматиком, желчи — холериком, черной желчи — меланхоликом, а крови — сангвиником. Сангвинический темперамент одержимого жаждой убийств Ренфилда перекликается, таким образом, с темой крови, что находит развитие в сюжете романа.
15 ...достопочтенному... — В оригинале «hon.» (сокр. от «honourable») — здесь: титул отпрыска английского пэра.
16 Маркизские острова — архипелаг вулканического происхождения в центральной части Тихого океана; входит в состав французской Полинезии.
17 Титикака — самое большое по запасам пресной воды озеро в Южной Америке на границе Перу и Боливии.
18 ...Джек Сьюард. — Джек (Jack) — разговорная форма английского имени Джон.
19 Телеграмма. — Коммерческое использование электрического телеграфа традиционно связывают с деятельностью американского изобретателя Сэмю¬
736
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
эля Морзе (1791—1872); Верховный суд США признал его авторские права в 1854 г.
Глава VI
1 ...встретившая меня на вокзале... — Железнодорожная линия, соединяющая Уитби с Йорком, была открыта в 1839 г.
2 Эск (Esk) — судоходная река протяженностью ок. 45 км в графстве Норт- Йоркшир, впадающая в Северное море; город Уитби находится как раз в ее дельте.
3 ...как на пейзажах Нюрнберга. — Стокер побывал в Нюрнберге летом 1890 г., во время долгих каникул, которые он провел с семьей. Этот древний город, расположенный в северо-центральной части Баварии на берегу реки Пегниц, произвел на писателя сильное впечатление. Упоминая «пейзажи Нюрнберга», Стокер, предположительно, держал в памяти собственную коллекцию открыток.
4 ...руины аббатства Уитби... — Аббатство Уитби (Whitby Abbey) было основано королем Освиу в 657 г. и известно как монастырь Святого Петра; здесь получил воспитание один из первых английских поэтов — Кэдмон (657—680). В 664 г. в монастыре Уитби состоялся церковный Собор, посвященный разногласиям между Римской и Кельтской церковью в вопросе вычисления даты Пасхи (см.: МакКензи 2003: 72—80). Во втор. пол. IX в. аббатство было полностью разрушено викингами; отстроено вновь в XI в. после завоевания территории норманнами, когда город был пожалован во владение барону де Перси, основавшему там бенедиктинский монастырь. Покровительницей аббатства считается св. Хильда, бьюшая его первой настоятельницей и затем канонизированная. В 1538 г. по указу Генриха УШ (1491—1547; правил с 1509 г.), проводившего политику секуляризации церковных земель, монастырь был закрыт, а здание его постепенно превратилось в руины.
5 ...некогда разоренного датчанами... — В оригинале: «by the Danes» — букв.: «данами». Так называемая «эпоха викингов» для Британских островов началась, как принято считать, в 789 г., когда у берегов графства Дорсет появились три корабля, приплывших из Скандинавии. Систематические набеги начались в 793 г., когда скандинавские пираты разграбили и сожгли монастырь Линдисфарн (Lindisfarne), находящийся на одноименном острове у берегов Нортумбрии; годом позже был сожжен и монастырь Святого Павла в го-
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
737
роде Ярроу (Jarrow). К сер. IX в. на территории Англии образовалось несколько колоний, заселенных викингами, в частности — в Нортумбрии.
Нужно сказать, что викинги — понятие не этническое; так назывались вооруженные морские отряды, прибывавшие из Скандинавии, но
современников мало заботило то, откуда прибыли грабители; в глазах своих жертв они были просто язычниками, идолопоклонниками, пиратами или варварами, и даже тогда, когда их именовали датчанами или норвежцами, эти термины редко использовались в строгом смысле для отделения одних от других.
Сойер 2002: 9—10
Действительно, начало распада общескандинавской этнической и языковой общности датируется УШ—IX вв. и совпадает с экспансией викингов. Поэтому, когда в «Англосаксонской хронике» за 893 г. указывается, что «датчане из Нортумбрии и Восточной Англии собирают около сотни кораблей и отправляются на юг вдоль побережья», мы не можем с уверенностью утверждать, что все участники очередного похода были выходцами именно из Дании, хотя традиционно считается, что на Британию в основном нападали викинги именно из этой страны, а на Ирландию — из Норвегии (см.: Арбман 2003: 85—86). Возможно, Дракула, повторяя, вслед за викингами, высадку в Уитби, следует родовым традициям (см. примеч. 5 к гл. Ш, а также его рассуждения о «воинственном духе Тора и Одина», унаследованном уграми от скандинавов).
6 ...описано в поэме «Мармион», в той ее части, где девушку замуровывают в стену. — Имеется в виду пространная поэма в шести песнях (ее иногда определяют как роман в стихах) «Мармион» («Marmion»; 1808), которая принесла славу тогда еще безвестному Вальтеру Скотту (1771—1832) и стала классическим произведением английской литературы. В песни П, озаглавленной «Монастырь» («Monastery»), описано, как в стены аббатства Уитби по постановлению церковного суда заживо замуровывается беглая монахиня, вставшая на путь порока из-за любви к заглавному герою — привлекательному, но безнравственному рыцарю.
7 Существует легенда, что в одном из окон порой появляется женщина в белом одеянии. — Действительно, согласно местному преданию, в окне аббатства периодически появляется призрак женщины в белых одеждах — возможно, дух св. Хильды (см. выше, примеч. 4), которая посещает руины своего монастыря. Эта легенда пересказана в «Путеводителе Хорна» («Home’s Guide»; 1891), ко¬
738
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
торым мог пользоваться Стокер (см.: HG 1891: 13—14). Впрочем, стоит отметить, что писатель побывал в Уитби за год до выхода путеводителя, и рассказы о призраке и колоколе (см. ниже, примеч. 11) могли быть записаны им на месте. См. также примеч. 24 к гл. П.
8 ...приходская церковь... — Имеется в виду церковь Святой Марии (см.: HG 1891: 13).
9 Кеттлнесс (KetÜeness) — мыс, выдающийся в море севернее уитбийского порта. Во времена Стокера на нем располагался маяк, свет которого помогал прибывающим судам избежать подводных скал.
10 ...бакен с колоколом, заунывные звуки которого разносятся ветром в плохую погоду. — Бакен с установленным на нем небольшим колоколом, удары которого слышны перед бурей и, согласно преданию, предвещают кораблекрушение, описан в «Путеводителе Хорна» (см.: HG 1891: 17). См. также выше, примеч. 7.
11 Местная легенда гласит, если корабль сбивается с курса, то в море слышится колокольный звон. — Еще одна отсылка к местным преданиям (см. также выше, примеч. 6 и 7); согласно легенде после закрытия монастыря при Генрихе УШ церковные колокола были погружены на корабль, который в скором времени потерпел крушение и затонул; с тех пор, когда тонет моряк из Уитби — как бы далеко от дома он ни был, — согласно преданию, над морем звучит колокольный звон (см. вышедшее почти через сто лет после романа собрание преданий Уитби: McDermott 1987; ссылка по изд.: Stoker 2011: 373).
12 ...еще во время битвы при Ватерлоо. — Имеется в виду знаменитое сражение между армией Седьмой коалиции и войсками Наполеона, состоявшееся 18 июня 1815 г. и завершившееся поражением последнего.
13 ...из Йорка и Лидса... — Йорк (York) и Лидс (Leads) — крупные города в графстве Йоркшир на севере Англии.
14 Гагат (jet) — разновидность каменного угля, известная также как «черный янтарь»; используется для изготовления недорогих ювелирных изделий. Разработка гагата и торговля им были распространены на территории Уитби еще в период римского завоевания и экспансии, то есть в I—V вв. н. э. (см.: Salway 1993: 465). В викторианской Англии этот камень использовался, в частности, для производства траурных украшений — причем не только благодаря черному цвету, но и ввиду того, что, согласно поверьям, он служил оберегом от нечистой силы и от дурного глаза.
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
739
15...признанный оракул... — В оригинале: «Sir Oracle» — цитата из пьесы У. Шекспира «Венецианский купец» («The Merchant of Venice»; ок. 1596):
Есть люди, у которых лица Покрыты пленкой, точно гладь болота;
Они хранят нарочно неподвижность,
Чтоб общая молва им приписала Серьезность, мудрость и глубокий ум.
И словно говорят нам: «Я оракул (Sir Oracle),
Когда вещаю, пусть и пес не лает!»
Акт I, сц. 1.
Пер. Т.Л. Щепкиной-Куперник
16 ...не совсш понижала его местный диалект. — Собеседник Мины говорит на диалекте Уитби. В подготовительных заметках к роману Стокер, чуткий к языковым различиям, специально делал выписки из изд.: Robinson 1876, которое фигурирует у него как «А Whitby Glossary» — «Уитбийский словарь». Во время посещения Уитби в 1890 г. писатель зафиксировал 164 местных слова и 64 из них использовал в романе, напр.: «ley-beds» — «могилы» (букв.: «лежанки»), «toom» — «пустой» и т. д. (см.: Miller, Stoker 2012: 55—57).
17 ...убит пиратами у берегов Андреса... — Остров Сан-Андрес (San-Andres) находится в Карибском море у берегов Никарагуа. Основная пиратская активность в районе Карибского бассейна приходится на XVT—ХУШ вв., однако и впоследствии там отмечались сосредоточения пиратских группировок, особенно — в 1793—1815 гг., когда сражающиеся друг с другом Франция и Англия невольно ослабили контроль за колониями (нападения на английские корабли отмечались и позднее; ср., напр., процесс над А. Смитом, который попал в плен к пиратам возле Кубы в 1821 г. и впоследствии вступил с ними в сотрудничество). В этот период собственно незаконный «морской разбой» в указанном регионе вытеснялся отчасти легальным пиратством — нападениями на иностранные корабли и вымогательством ценностей по поручению местного колониального правительства. В 1856 г. решением Парижской конференции по международному праву такого рода практика была объявлена незаконной (см.: Маховский 1972).
18 Мыс Фарвеля (Cape Farewell) — самая южная точка Гренландии. В XVI—XIX вв. английские рыбаки активно занимались в северных морях китобойным промыслом; наиболее популярными были воды у южных грен¬
740
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
ландских берегов (ср. места гибели моряков, перечисленные во фрагменте в целом).
19 Вот потеха будет архангелу Гавришу... — Ошибка Стокера или мистера Суэйлза: согласно христианской эсхатологии, созывать души на Страшный суд трубным гласом будет архангел Михаил.
20 Армия спасения (Salvation Army) — международная религиозная и благотворительная организация, основанная в 1865 г. в Великобритании для оказания помощи нуждающимся.
21 ...он не расстается с маленькой записной книжкой и часто делает в ней пометки. — Сам Стокер всегда носил с собой блокноты, где часто делал всевозможные записи; его герои также ведут дневники, стенографируют, пользуются фонографом, делают выписки из газет. О романе «Дракула» как о «повести производства текста» см.: Miller, Stoker 2012: 53—55.
22 Мыслящее подсознание (unconscious cerebration) — термин, принадлежащий английскому анатому, физиологу и зоологу Уильяму Карпентеру (1813— 1885), занимавшемуся изучением закономерностей поведения человека и животных и их мозговой деятельности. Согласно его теории, сформулированной в работе «Принципы душевной физиологии» («Principles of Mental Physiology»; 1874), в состоянии сна или во время умственного расстройства сознание продолжает работать. В поздних трудах ученый обращался к анализу понятия «Эго» (Ego) и может быть в этой связи назван одним из предшественников Зигмунда Фрейда.
23 В комнате на полу валялось несколько перьев, а на подушке я заметш пятнышко крови. — Болезненная привычка Ренфилда напоминает причуды исторического Дракулы, мучившего животных в венгерской тюрьме (см.: Kirtley 1956: 136, а также в «Повести о воеводе Дракуле», на с. 547 наст, изд.), однако источник осведомленности самого Стокера неясен.
24 Опыты на животных когда-то высмеивались, но посмотрите сегодня на результаты! — Опыты разного рода, проводимые в медицинских целях на животных, известны еще с античных времен; при этом первый закон, требующий непременного обезболивания животного, был введен именно в Великобритании — в 1876 г. Вскоре, в 1883 г., в США было создано «Американское общество по борьбе с вивисекцией».
25 ...физиология Бёрдон-Сандерсона... — Имеется в виду Джон-Скотт Бёрдон- Сандерсон (1828—1905), английский физиолог и патологоанатом, автор извесг-
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
741
ного «Практического курса физиологии» («Course of Practical Exercises in Physiology»), вышедшего в 1873 г. (рус. пер. — 1886).
26 ...учение Ферье о мозге... — Речь о шотландском философе Джеймсе Фредерике Ферье (1808—1864), авторе труда «Метафизические институты» («Institutes of Metaphysic»; 1854), в котором анализируются когнитивные особенности человеческого восприятия.
27 ...вернулась к своей привычке бродить во сне. — Согласно У. Карпентеру, если сознание функционирует во сне (см. выше, примеч. 22), то это, помимо прочего, объясняет и передвижение тела спящего, в том числе — хождение; кроме того, сомнамбулизм как результат умственного расстройства близок к индуцированному сомнамбулизму, возникающему под гипнотическим воздействием (см. подборку соответствующих суждений Карпентера в изд.: Stoker 2000: 458-^67). Таким образом, эта особенность Люси делает ее дополнительно подверженной атакам Дракулы. В XIX в. художники часто обращались к образу сомнамбул (ср., напр., оперу В. Беллини «Сомнамбула» (1831), роман У. Коллинза «Лунный камень» (1868) и др.).
28 ...фигурки людей, «проходящих, как деревья». — Евангельская аллюзия: слепец, которого исцеляет Христос и к которому зрение еще не вернулось полностью, говорит: «<...> вижу проходящих людей, как деревья» (Мк. 8: 24).
29 Скоро уж ангел вострубит надо мною. — В отличие от иудаизма или ислама, христианство не выделяет особого ангела смерти; впрочем, иногда этими словами именуется архангел Гавриил, согласно преданию, принесший Деве Марии весть о ее скором успении (см.: ЖС 2004/8: 239).
30 ...береговой службы... — Имеется в виду Британская королевская береговая охрана (His/Her Majesty’s Coast Guard), учрежденная в 1809 г.; с 1845 г. подчиняется Адмиралтейству. Ее функции неоднократно менялись; во времена Стокера они преимущественно заключались в спасении пассажиров и имущества с кораблей, терпящих бедствие вблизи берега.
Глава VII
1 «Дейлиграф» («Dailygraph») — вымышленное периодическое издание. В кон. XIX в. в Уитби выходило всего две газеты — «Уитби Газетт» («Whitby Gasette»; с 1854 г.) и «Уитби Таймс» («Whitby Times»; с 1869 г.). Возможно, в названии «Дейлиграф» содержится намек на известное лондонское ежеднев¬
742
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
ное издание «Дейли Телеграф» (см. примеч. 17 к гл. IX), которое было (и остается в наши дни) одним из наиболее читаемых, отчасти благодаря публикации скандальных и «загадочных» историй.
2 Малгрейв-Вудз (Mulgrave Woods) — обширный лесной массив (лесопарк) примерно в 8 км от Уитби, излюбленное место прогулок горожан. На его территории находятся руины Малгрейвского замка (Mulgrave Castle; первые постройки — VI в. н. э.), еще в путеводителях XIX в. отмечавшиеся как живописное место (см.: HTY 1882: 205—207).
3 Бухта Робин Гуда (Robin Hood’s Bay) — небольшой залив к югу от Уитби. Имя Робин Гуда, легендарного английского разбойника, предания обычно отождествляют с другими районами Англии — Шервудским лесом, находящимся в Ноттингемпшире, а также с Барнсдейлским лесом; однако упоминание города Уитби встречается в балладе «Как Робин Гуд рыбачил» («Robin Hood’s Fishing»; опубл. 1631), рассказывающей о том, как знаменитый разбойник решил сделаться рыбаком: назвавшись именем Саймон Ли, он отправился попытать счастья в море и в итоге спас рыбаков от французских пиратов, метко перестреляв неприятеля; в заключение баллады Робин Гуд отдает всю добычу корабельщикам и притом говорит: «И если милостью Христа | На берег я живой сойду, I То в честь спасенья, видит Бог, | В Уитби церковь возведу» (РГ 2018: 576. Пер. В.С. Сергеевой).
Кроме того, в «Путеводителе Хорна» сообщается, что залив носил это название уже в 1538 г., и предположительно оно могло как-то соотноситься с именем некоего Роберта (Робина) Гуда, который собирался устроить там «прибрежную резиденцию» (см.: HG 1891: 102).
4 Риг-Милл (Rig Mill) — живописная водяная мельница, расположенная в низине в 1,5 км от Уитби; упоминается в «Путеводителе Хорна» (как «Rigg Mill») (см.: HG 1891: 53).
5 Раисуик (Runswick) — рыболовное местечко в 6 км от Уитби; согласно «Путеводителю Хорна», добраться туда можно на поезде, от станции на Восточном утесе (см.: HG 1891: 125).
6 Стейтес (Staithes) — рыбацкая деревушка в 17 км к северо-западу от Уитби; упоминается в «Путеводителе Хорна», там же приводятся две ее фотографии: «Стейтес» и «Стейтес, вид с пляжа» (см.: HG 1891: 129, 131, 135).
7 ...в следующем мае зарисовки «Перед штормом»украсят стены Королевской академии художеств и Королевского института художников-акварелистов. — Ко¬
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
743
ролевская академия художеств (в оригинале: «R.A.», сокр. от «Royal Academy of Arts») была основана в 1768 г., и ее членами, число которых всегда было строго ограничено, состояли многие известные мастера; однако во время ежегодных майских выставок, которые проводила академия, демонстрировались и картины начинающих авторов, далеко не всегда талантливые и часто — эпигонские. Предположительно, Стокер намекает здесь на какую-то конкретную картину (в оригинале: «Prelude to the Great Storm»), явно написанную в подражание Уильяму Тёрнеру (1775—1851) или другому известному маринисту, однако этот намек был понятен лишь окружению писателя. Королевский институт художников-акварелистов (в оригинале: «RL», сокр. от «The Royal Institute of Painters in Water Colours») — общество британских художников, пишущих акварелью; основано в 1831 г.; как и Королевская академия художеств, устраивало ежегодные выставки.
8 Корабль наш спит, | Как в нарисованной воде рисованный стоит. — Цитата из «Поэмы о Старом Мореходе» [вариант пер:. «Сказание о Старом Мореходе»; «The Rime of the Ancient Mariner»; опубл. 1798) C.T. Колриджа, которая также имеет отношение к в эмпирическому сюжету (см. об этом в статье Т.А. Михайловой и М.П. Одесского, на с. 563—564 наст. изд.).
9 ...mirabile dictum... — Вводя в текст заметки латинское выражение, Стокер иронизирует над журналистами, которые нарочито желают показать свою образованность.
10 Тейт-Хилл (Tate Hill) — пирс в северной части Уитби, неподалеку от церкви Святой Марии; находится напротив городского пляжа и отделяется от него рекой Эск.
11 ...через Дробридж до пирса Тейт-Хилл путь не близок, но ваш покорный слуга — хороший бегун и намного опередил остальных. — Под «Дробриджем» (Drawbridge), вероятно, подразумевается Свинг-бридж (Swing Bridge — букв.: «Качельный мост»), перекинутый через реку Эск к югу от Тейт-Хилла; мост разводной (что буквально означает английское слово «drawbridge»), и не исключено, что именно это и хотел сказать Стокер; в таком случае прописная литера — его недосмотр или же ошибка наборщика. От Западного моста до моста Свинг-бридж примерно 1 км, оттуда до Тейг-Хилла — еще 0,3 км; если корреспондент одолел это расстояние бегом и без передышек, то он действительно находится в весьма хорошей физической форме.
12 ...военно-морской врач Дж.М. Кэффин, проживающий на Ист-Эллиот- плейс, 33... — Имя и адрес врача, естественно, вымышлены; видимо, здесь Сто¬
744
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
кер пародирует манеру журналистов вставлять в статьи информацию, имеющую рекламный характер.
13 Адмиралтейский суд (Admiralty court) — учреждение, занимающееся правонарушениями в области контрактов, а также рассматривающее иски о возмещении ущерба и т. п., связанные с флотом.
14 ...по закону о «мертвой руке», поскольку штурвал находился в руке мертвеца... — В оригинале: «mortmaine» — «мортмейн» (от старофр. morte main — букв.: «мертвая рука»), средневековый юридический термин (в ХШ в. были приняты два закона о «мортмейне», препятствовавшие передаче земли в собственность Церкви), в широком смысле — неотчуждаемое право собственности. В романе же обыгрывается юридическое крючкотворство: судовладелец потерял права на шхуну постольку, поскольку на штурвале находилась рука привязанного к нему мертвеца — собственно «мертвая рука», что и (якобы) предполагает передачу права на собственность.
15 ...с верностью долгу юного Касабьянки... — Касабьянка — персонаж одноименного стихотворения («Casablanca»; 1826) английской поэтессы Фелиции Доротеи Хеменс (1793—1835), мальчик, который после гибели отца-адмирала героически исполнил свой долг, оставшись на горящем корабле и, сделав это, также погиб. Возможно, Стокер снова иронизирует над журналистом, который апеллирует к хрестоматийному стихотворению (его учили наизусть в начальной школе).
16 ...русская шхуна «Деметра»... — Деметра — древнегреческая богиня урожая, символизирующая циклическое чередование жизни и смерти; в 1889 г. Альфред Теннисон (1809—1892) опубликовал сборник «“Деметра” и другие стихотворения» («“Demeter” and Other Poems»), так что, возможно, имя шхуны — аллюзия на произведение высокочтимого поэта (см.: Beiford 1996: 232). Кроме того, выбирая название для шхуны, Стокер очевидно подразумевал и историю реального русского корабля «Димитрий»: в библиотеке Уитби писатель нашел короткую заметку, опубликованную в номере «Уитби Газетт» (см. выше, примеч. 1) от 24 октября 1885 г. В заметке рассказывалось о русской шхуне, которая прибыла из Нарвы; однако, когда она входила в порт, разразилась буря. «Димитрий», потеряв управление, врезался в береговую насыпь и сел на мель; однако ни сам он, ни команда не пострадали. В то же время буря, мечущийся среди волн корабль, которому грозит гибель, превратились во впечатляющий спектакль для наблюдавшей с набережной публики; эта сцена была запечатлена местным фотографом Фрэнком Сатклиффом, и экземп¬
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
745
ляр фотографии хранился в библиотеке Уитби, где ее видел Стокер (см.: Ibid.: 222).
17 Серебристый песок — материал, который в данном случае использовался как балласт, обыкновенно употреблялся для полировки камней и при литографировании.
18 Комитет по торговле (Board of Trade) — в XIX в. комитет при Тайном совете Великобритании с совещательными функциями, занимавшийся проблемами экономики; название употреблялось с 1861 г.
19 ...«Девятью днями чуда»... — В оригинале: «Nine Days of Wonder» — здесь в значении: стало сенсацией; фразеологизм восходит к заглавию брошюры, в которой знаменитый английский актер и танцор Уильям Кемп (ум. 1603) рекламировал в 1600 г. свой проект, когда он 9 дней подряд — на пути из Лондона в Норвич — с невероятным успехом исполнял «мавританский танец» (традиционный английский танец, исполняемый во время празднования Майского дня).
20 ...сит grano... — Сокращение от «cum grano salis» [лат. — букв.: «с щепоткой соли», то есть «с долей иронии», «с определенными оговорками»).
21 Бакшиш — взятка (от перс, bakhshishn — букв.: «дарить подарки»).
22 Дарданеллы — пролив (а точнее, серия проливов), соединяющий Эгейское море с Мраморным; старое название — Геллеспонт.
23 Мыс Матапан — самая южная точка материковой Греции.
24 ...после восьми склянок... — Склянка (bell) — в морской практике единица измерения времени, равная 30 минутам, то есть восемь склянок — это четыре часа.
25 Г аншпуг (англ, handspike; от н и д е р л. handspaak — «рука-рычаг») — приспособление для подъема тяжестей на корабле, продолговатый брус, обычно изготовляемый из дерева крепких пород.
26 ...они составили петицию... — В оригинале: «round robin» — специфическая петиция, в которой имена подающих ее расположены по кругу, чтобы никто из подписавшихся не оказался первым и не был виден инициатор.
27 Дуврский пролив (Straits of Dover) — пролив между Англией и материковой частью Европы, самое узкое место Ла-Манша; другое название — Па-де- Кале.
28 Норт-Форленд (North Foreland) — мыс в графстве Кент (на юго-востоке Англии), на котором был установлен маяк (первое упоминание относится к 1636 г., в 1860 г. была проведена его техническая модернизация).
746
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
29 ...«тайной моря»... — В оригинале: «mystery of the sea». В 1902 г. — через пять лет после «Дракулы» — Стокер выпустил роман с таким же заглавием («The Mystery of the Sea»).
Глава VIII
1 ...«новую женщину». — В оригинале: «new woman». Имеется в виду представительницы движения суфражисток, которое в 1890-е годы вызывало активные споры и оказало воздействие на феминизм XX в.; термин «новая женщина» вычеканен писательницей-активисткой Сарой Гранд (1854—1943), автором статьи «Новые аспекты женского вопроса» («The New Aspect of the Woman Question»), опубликованной в 1894 г. в журнале «North American Review». Программа движения предполагала право «новых женщин» на образование, работу, способную обеспечить финансовую независимость, участие в политической жизни, а также свободу в вопросах брака и деторождения, ношения удобной (в частности мужской) одежды; кроме того, подымался вопрос о праве пить и курить в общественных местах. «Новых женщин» поддержали такие влиятельные литераторы, как Б. Шоу и Г. Уэллс. Позиция Стокера по этому вопросу, заявленная в «Дракуле», трактуется неоднозначно: с одной стороны, его героини Люси и Мина в каком-то смысле — «новые женщины» викторианской Англии: Люси мечтает о сексуальной раскрепощенности, а Мина — о социальной самореализации; с другой стороны, в адрес «новых женщин» постоянно отпускаются иронические замечания (см. также ниже, при- меч. 4 и 5) (см.: Beiford 1996: 235—239; Nystrom 2009). Типологически это напоминает ситуацию в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети» (1862), где привлекательные «новые женщины» (Катя и Анна Одинцовы) противопоставлены «эмансипе» Кукшиной. В дальнейшем теме «новой женщины» Стокер посвятил целый роман «Мужчина» («Man»; другое название — «Врата жизни» («The Gates of Life»); 1905; рус. пер. — 2015). Показательно, что в американском издании «Дракулы» Стокер постарается удалить антифеминисгские выпады.
2 Викарий (curate) — младший священник прихода.
3 ...борясь со сном... — В оригинале: «with the dusty miller» — букв.: «с пыльным мельником». Данное выражение распространено в Северной Америке; «пыльный мельник» — эквивалент европейского «песочного человечка» (англ. sandman; нем. Sandmänch) — персонажа, популярного в детском фольклоре. Считается, что вечером он сыплет детям песок в глаза, от чего они начинают
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
7 47
их тереть и засыпают; имеет скорее добрый характер (ср., однако, известную повесть Эрнеста Теодора Амадея Гофмана (1776—1822) «Der Sandmann» (1817), где песочный человек изображен как монстр).
4 ...нужноувидеть друг друга спящими... — Для викторианской литературы эта фраза непристойна. Не случайно Стокер чуть ранее в тексте упоминает «“новых женщин” — писательниц», которые, видимо, вызывают у него иронию (см. выше, примеч. 1).
5 ...«новая женщина»... откажется от унизительной необходимости «принимать предложение» и будет делать его сама. — Этот сюжет Стокер реализует в направленном против идеологии «новых женщин» романе «Мужчина» (см. выше, примеч. 1).
6 Было... полнолуние... — Действие романа по замыслу автора происходит в нач. 1890-х годов, однако в кон. XDC в. ночь на 11 августа совпадала с полнолунием только однажды — в 1888 г. Видимо, это — ошибка Стокера (подробнее об этом см.: Stoker 2008: 517—520).
7 ...удивительную игру света и тени. — В оригинале: «fleeting diorama of light and shade» — «летучую диораму света и тени». Диорама (diorama) — популярное в 1820—1850-х годах развлечение, когда ландшафтные панно «оживлялись» при помощи световых эффектов, зеркал и движения, а зритель, как в современном кинотеатре, любовался горами, руинами замков, итальянскими пейзажами и т. д.
8 ...если мы встретим кого-нибудь, будет незаметно, что я босиком. — Для приличной девушки викторианской эпохи появление на улице без обуви было совершенно непристойным. Выйдя из дома, Мина «закуталась в шаль» — несомненно, не только от холода, но и для того, чтобы прикрыть голову; предположительно, этот нюанс — ирония со стороны автора.
9 ...по ведущей круто вверх узкой улочке — в Шотландии у таких проулков даже особое название... — В оригинале: «wynds’ as they call them in Scotland». Добавление диалектного слова «wynd» (букв.: «изгиб») не мотивировано сюжетом, поскольку действие происходит не в Шотландии, и, видимо, объясняется постоянным интересом Стокера к диалектизмам. Возможно, Мина использует шотландизм в силу каких-то биографических моментов или потому что ее семья, вероятно, каким-то образом связана с Шотландией (фамилия «Меррей» распространена в этой стране).
10 Казино-террэйс (Casino Terrace). — Улицы с таким названием в Уитби нет (неточность или намеренная мистификация Стокера).
748
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
11 ...насладились прекрасной музыкой Шпора и Маккензи... — Луи Шпор (1784—1859) — немецкий скрипач-виртуоз, композитор; сэр Алекасндр Кэмбелл Маккензи (1847—1935) — шотландский скрипач, композитор; в 1892 г. он был гостем знаменитой «Бифпггексной» при театре «Лицеум», в которой собирались артисты и которую курировал Стокер.
12 Недалеко от окна кружила большая летучая мышь... — Идея, что вампиры могут превращаться в некоторых животных (волков, собак, летучих мышей, ночных птиц), как принято считать, была впервые акцентирована Стокером, однако за ней, безусловно, стоят общие фольклорные представления о нечистой силе, причем не только затрагивающие тему волка-оборотня: ср. превращение ведьмы в зайца, в змею, жабу, сороку и т. д. (см.: СД 1995— 2012/4: 460—471)). Появление именно летучей мыши как символа вампира (канонизировано опять же Стокером, хотя присутствует еще в повести «Упырь» А.К. Толстого) связано с тем, что среди рукокрылых действительно существует подсемейство Вампировые [лат. Desmodontinæ), представители которого питаются исключительно кровью других млекопитающих, в основном — крупного скота, но могут напасть и на человека; правда, встречаются они только в Центральной и Южной Америке. В Англии также водятся летучие мыши, однако они небольшого размера и питаются в основном насекомыми. В то же время Стокеру, возможно, могли быть известны легенды о том, что в Индии, на Филиппинах, на острове Ява есть гигантские летучие мыши, высасывающие кровь у людей. Ср. описание такой мыши в романе популярного французского писателя Эжена Сю (1804—1857) «Вечный жид» («Le Juif errant»; 1845; рус. пер. — «Агасфер»): «<...> вампир, эта исполинская летучая мышь, высасывает кровь из своих жертв, усыпляя их свежестью и ароматами, навеваемыми его большими крыльями, пахнущими мускусом» (Сю 1990/1: 346). Роман «Вечный жид» печатался в виде отдельных «фельетонов», через год был издан отдельной книгой, а затем несколько раз переиздавался и, несомненно, Стокеру был знаком. На самом деле, гигантская летучая мышь с острова Ява (а точнее — летучая лисица, с размахом крыльев свыше 3 м), известная как «ахул», питается фруктами и насекомыми; последний раз ее видели в 1927 г., причем уже тогда этот вид находился на грани вымирания.
13 «Картер, Патерсон и К°» («Carter, Paterson & С°») — известная компания по перевозке грузов, основанная в 1860 г.
14 Большая Северная железная дорога (Great Northern Railway/. — Построенная в 1852 г., эта железнодорожная линия соединила Лондон и Йорк; в 1870 г.
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
749
линия протянулась до Эдинбурга. Ходившие по ней составы отличались высокой для того времени скоростью и в основном были заняты грузоперевозками; путь из Лондона до Эдинбурга занимал восемь с половиной часов. В 1888 г. по этой дороге были пущены комфортабельные пассажирские поезда.
15 Грузовая станция Кингз-Кросс (Goods station King’s Cross) — станция, построенная в северо-восточной части Лондона в 1852 г. как отправной пункт Большой Северной железной дороги (см. пред, примеч.). Открытие вокзала, спроектированного архитекторами Дж. Тёрнбуллом и Л. Кабиттом, было приурочено к первой Всемирной выставке, состоявшейся годом ранее. Задуманное как «здание будущего» и лишенное характерных декоров (сочетание металла и бетона), здание привлекало внимание публики. Этому способствовала и построенная неподалеку «Большая северная гостиница» («Great Northern Hotel»). Однако со временем район заполнился дешевым жильем и был заселен лондонскими «низами» общества. В рассказе Бернарда Шоу «Новая игра — воздушный футбол» («Ærial Football: The New Game»; 1907) попавшая под поезд падшая женщина переносится «на небеса», где всё оказывается так убого, что ей это даже нравится: «А я вот рада, что здесь нет престола и ничего такого прочего. Так больше похоже на Кингз-Кросс» (Шоу 1993: 537. Пер. В А. Ашкенази). В наше время район в основном заселен мигрантами из Азии и Центральной Европы.
1(3 ...я не хотела будить Джорди». — Имеется в виду Джордж Кэнон, согласно рассказу старика Суэйлза, покончивший с собой (см. с. 90 наст. изд.). Предположительно, именно в могиле самоубийцы скрылся застигнутый Миной Дракула.
17 ...пролежал... в сильнейшей лихорадке. — В оригинале: «brain fever» (букв.: «мозговая лихорадка») — фиктивное заболевание, часто описываемое в романах викторианской эпохи и нередко становящееся в них причиной смерти персонажа. Иногда под «мозговой лихорадкой» подразумевается менингит, но чаще речь идет о последствиях перенесенного стресса и собственно заболевание носит психосоматический характер, а потому требует соответствующей терапии.
18 «Те, кто ждет невесту, рады и подружкам, но с появлением невесты подружки меркнут». — В загадочной реплике Ренфилда, возможно, присутствует кощунственно «перевернутая» аллюзия на евангельский стих: «Имеющий невесту есть жених, а друг жениха, стоящий и внимающий ему, радостью радуется, слыша голос жениха» (Ин. 3: 29). См. также примеч. 11 к гл. XI.
750
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
19...приму хлорал, этот современный Морфей... — Морфей — бог сна и сновидений в греческой мифологии. Его имя дало название наркотическому веществу — морфину (алкалоид опия), впервые выделенному в 1804 г. немецким фармакологом Фридрихом Сертюрнером (1783—1841), получившему широкую популярность в медицине, а в малых дозах употреблявшемуся как снотворное. Здесь доктор Сьюард намекает на аналог морфина — хлорал, который был впервые синтезирован в 1832 г. немецким химиком-органиком Юстусом фон Либихом (1803—1873). Водный раствор хлорала, называемый хлоралгидратом, стал одним из первых снотворных и седативных препаратов, не имеющих в малых дозах наркотического эффекта, однако обладающих эффектом привыкания (отсюда и озабоченность Сьюарда чуть далее в тексте: «<...> нужно следить, чтобы это не вошло в привычку»).
20 ..мой пациент... — В рукописи вместо слова «пациент» («patient») первоначально стояло «человек-муха, как я всегда мысленно называю его» («fly-man, as I always think of him»), что выражает пренебрежительное отношение к больному, не подобающее врачу (см.: Stoker 2008: 170), но одновременно демонстрирует врачебный метод — найти основную точку мании. В XIX в. была распространена теория мономании, согласно которой безумие концентрируется в какой-то одной точке; выявить ее и является основной задачей врача (см.: Фуко 1997: 513).
21 Думает о хлебе и рыбах, хотя убежден, что перед ним Бог. — Имеется в виду так называемое «чудо пяти хлебов и двух рыб», когда Христос насытил небольшим количеством еды 5 тыс. человек; единственное из чудес, которое описано во всех четырех канонических Евангелиях (см.: Мф. 14: 13—21; Мк. 6: 31—44; Лк. 9: 10—17; Ин. 6: 5—14). Сьюард хочет сказать, что Ренфилд, подобно большинству людей, думает не о божественной, а о материальной стороне чуда.
22 Джек Шеппард (1702—1724) — знаменитый английский преступник, мастер дерзких побегов; в частности, Даниель Дефо (1660—1731) на основе его биографии сочинил «Историю замечательной жизни Джона Шеппарда» («The History Of The Remarkable Life of John Sheppard»; 1724). См. также примеч. 18 к гл. V.
23 ...его поместили в обитую войлоком палату, приковав цепью к стене. — Изоляция безумцев, лишение их возможности передвигаться и причинить вред себе и окружающим были основными методами лечения до нач. XIX в. (при этом лишь к середине столетия появились психиатрические лечебницы, в ко¬
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
751
торых больной мог относительно свободно передвигаться по своей палате). В 1821 г. в Линкольне была открыта психиатрическая клиника нового типа; ее медицинский инспектор Эдуард Паркер Чарлзуорт (1783—1853) стал первым, кто добился того, что цепи и смирительные рубашки начали применяться лишь в исключительных случаях и по предписанию лечащего врача. Учеником и последователем Чарлзуорта был Роберт Гардинер Хилл (1811—1878), придерживавшийся теории, что только постоянное общение и диалог с врачом могут привести к выздоровлению (Хиллу принадлежит известный доклад «Полное прекращение насилия над человеком при лечении душевнобольных» («Total Abolition of Personal Restraint in the Treatment of the Insane»), прочитанный им в Линкольне в 1837 г.). В 1839 г. в больницах Англии были отменены цепи, однако смирительные рубашки остались. Таким образом, доктор Сьюард — естественно, сторонник новейших методов лечения — прибегает к устаревшему и даже запрещенному способу изоляции пациента (см.: Каннабих 1994: 210—217; Фуко 1997: 300—342).
Глава IX
1 Халл (Hall) — портовый город в 96 км от Уитби.
2 ...перенес лихорадку и был на грани безумия. — В оригинале: «brain fever» (см. примеч. 17 к гл. УП!).
3 ...послали за священником Английской миссии. — Применительно к Европе речь идет о священнике при посольстве или каком-либо представительстве.
4 Я теперь настоящая обжора... — В оригинале: «I have an appetite like a cormorant» — «У меня аппетит как у баклана». Бакланы, подобно пеликанам, считались необыкновенно прожорливыми.
5 Первую неделю после припадка... — Неточность Стокера: припадок у Рен- филда был в ночь с 18 на 19 августа, то есть с того времени прошло лишь полтора дня.
6 ...весьма схожую с коматозным состоянием. — Втор. пол. XIX в. в Европе была отмечена широко распространившимся как в общественных «слухах» и журналах, так и в литературе страхом быть погребенным заживо (ср. возникший термин — тафофобия). Начало подобным фобиям было положено еще в 1746 г. с выходом в свет труда монаха-бенедиктинца дома Огюстена Кальме (1672—1757) «Трактат о привидениях во плоти, об отлученных от Церкви, об
752
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
упырях или вампирах, о вурдалаках в Венгрии, Моравии и проч.» («Traité sur les apparitions des esprits et sur les vampires ou les revenans de Hongrie, de Moravie, etc.»; 1746; рус. nep. — 1866). В работе доказывалось, что вылезавшие по ночам из могил «вампиры» на самом деле были людьми, которые, погребенные заживо, очнулись в своих гробах и от ужаса утратили рассудок. Страхи эти были далеко не беспочвенны: общество открыло для себя опасные последствия такого заболевания, как летаргия (которую в то время научились распознавать), в его более глубокой форме определявшегося как «коматозное состояние». Психиатры также описывали случаи кратких приступов глубокой летаргии, наступающих после истерических атак, стрессов или просто сильных волнений. Видимо, нечто подобное описано и в романе, причем смутно намеченная связь между псевдокоматозным состоянием и «сном» вампира в теме психически больного Ренфклда для Стокера оказывается далеко не случайной (см.: Уотсон 1991: 99 сл.).
7 «Всегда случается то, чего совсем не ждешь». Как же все-таки хорошо Дизраэли знал жизнь\ — В оригинале: «The unexpected always happens». Сьюард приводит известный афоризм Бенджамина Дизраэли (1804—1881), влиятельнейшего английского политического деятеля (многолетний соперник почитаемого Стокером У. Гладстона) и популярного писателя; источник цитаты — любовный роман «Генриетта Темпл», где, впрочем, эта фраза звучит чуть иначе: «What we least expect, generally happens» — «Обычно случается то, чего мы меньше всего ожидаем» (см.: Disraeli 1837/1: 147).
8 Хиллингем (Hillingham) — дом семьи Вестенра в Лондоне.
9 Отель «Албемарл» (Albemarle Hotel) — гостиница на улице Пикадилли; согласно справочнику Карла Бедекера-младшего (1896), в описываемые времена считалась одной из самых дорогих и престижных в Лондоне.
10 Ринг (Ring — букв.: «Кольцо») — усадьба семейства Годалмингов.
11 ..miне не удалось осмотреть ее как следует... — В викторианской Англии женщины во время медицинского осмотра не раздевались, и, поскольку они оставались в одежде, «осмотр» имел тактильный характер.
12 Состав крови в рамках нормы... — Во времена Стокера анализ состава крови производился при помощи микроскопического исследования образцов. Прежде всего «на глаз» определялось соотношение красных и белых кровяных шариков; считалось, что примерно на 350 красных шариков должен приходиться всего один белый. Кроме того, определялась насыщенность окраски красных кровяных телец: появление более бледных шариков считалось след¬
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
753
ствием недостатка в организме гемоглобина; низкий же гемоглобин является причиной анемии, к симптомам которой относятся бледность, вялость и сонливость (см.: Ранке 1903: 250—266).
13 ...из Амстердама... — Сам Стокер посещал Амстердам летом 1890 г., во время своей поездки по Европе.
14 ...хладнокровие... — В оригинале: «а temper of the ice brook» — цитата из трагедии У. Шекспира «Отелло», слова, изначально относящиеся к испанскому мечу; ср. в пер. Б.Л. Пастернака: «Он закален в ручье, как лед, холодном» (Акт V, сц. 2).
15 ...высосав яд гангрены из моей раны от нелепого пореза ножом, выскользнувшим из рук нашего чересчур нервного товарища... — Несмотря на то, что оперативная медицина была известна еще с античности, в XIX в. гнойная хирургия еще находилась в начальной стадии развития; не существовало четко выраженных правил антисептики, а идея, что, удаляя зараженные ткани, хирург подвергает опасности себя и окружающих, только начала формироваться. Значительный сдвиг в развитии гнойной хирургии произвело открытие Луи Пастером (1822—1895) того, что высокая температура уничтожает микроорганизмы; оно подвигло медиков проводить обеззараживание своих инструментов посредством кипячения; до этого одним и тем же скальпелем производили операции на нескольких больных (см.: Мирский 2000). Описанную Стокером ситуацию следует, вероятно, реконструировать так: гангрена была не у самого профессора, но у больного, которого оперировал хирург, а ему ассистировали Ван Хелсинг и доктор Сьюард.
16 «Большой восточный отель» («Great Eastern Hotel») — гостиница в лондонском районе Сити; в 1891 г. была пристроена к Ливерпульскому вокзалу (открыт в 1874 г.); популярность получила после того, как в 1895 г. была сильно расширена. Видимо, упоминание о ней было вписано Стокером уже на последней стадии работы над романом.
17 «Дейли Телеграф» («Daily Telegraph») — дешевая газета, основанная в 1855 г.; ее популярность обеспечивалась, среди прочего, живописным слогом репортажей. См. также примеч. 1 к гл. УП.
18 ...туманы в Лондоне не такие густые, как прежде... — Развитие городского строительства в Лондоне сер. XIX в., скученность построек, отапливаемых углем, устройство железных дорог привели к тому, что туманы в Лондоне становились всё гуще; из-за этого на улицах временами нельзя было разглядеть ничего буквально в нескольких метрах от себя. Замечание Ван Хелсинга
754
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
(который учился в Лондоне), что туманы стали не такими густыми, кажется не соответствующим действительности: если в 1870-х годах густой туман днем отмечался в Лондоне 51 раз, то в начале 1890-х — уже 75 (см.: Диттрич 2007: 18-23).
Глава X
1 Встретил Ван Хелсинга на Аиверпул-стрит... — Здесь, метонимически, речь идет о Ливерпульском вокзале (Liverpool Street station), расположенном на улице Ливерпул-стрит, наподалеку от «Большого восточного отеля» (см. примеч. 16 к гл. IX), где поселился Ван Хелсинг.
2 Требуется немедленное переливание. Кто из нас\ ты или я?» — Современному читателю этот эпизод может показаться смешным: Ван Хелсинг при выборе донора для Люси руководствуется лишь его здоровьем и крепостью организма, но совсем не задается вопросом о совместимости групп крови. Последние, действительно, были открыты только в 1900 г. австрийским врачом и иммунологом Карлом Ландпггейнером (1868—1943), который ввел так называемую «систему АВ0». Как известно, попытки переливания крови одного человека другому предпринимались еще в средние века, в ряде случаев эксперимент оказывался успешным, но чаще — реципиент погибал. Тем не менее эксперименты по переливанию крови продолжали производиться, несмотря на естественный риск. В частности, в 1818 г. британский акушер и хирург Джеймс Бланделл (1790—1878) вошел в историю медицины критических состояний как врач, впервые выполнивший успешную гемотрансфузию по схеме «от человека к человеку». Кроме того, в XIX в. был широко известен странный феномен двух регионов (Мексика и Ирландия), в которых переливания крови всегда проходили успешно; как мы теперь понимаем, это объяснялось тем, что в указанных странах была относительная генетическая гомогенность населения, которое обладало в основном одной группой крови: по Ландпггей- неру — А, в российской традиции — 1-я. Видимо, Стокер, будучи ирландцем, просто не задумывался о том, что перелитая Люси кровь может оказаться несовместимой (см.: Sykes 2006).
3 ...кровь не так ярка... — Слово «яркий» (bright) — в данном случае метафора; видимо, предполагается слабая насыщенность крови красными тельцами, заметная глазу при микроскопическом анализе (см. примеч. 12 к гл. IX).
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
755
4 ...снотворное с обезболивающим... — В оригинале: «narcotic» — букв.: «наркотик». Видимо, речь идет о так называемом «лаудануме» [лат. laudanum) — настойке опия, содержащей примерно 10% наркотического вещества. Лауданум был очень популярен в викторианской Англии; его широко употребляли женщины, а врачи даже выписывали его маленьким детям; для последних выпускались настойки более слабой концентрации с добавлением сиропов. В ряде случаев препарат приводил к зависимости, которая не считалась тогда «наркотической», но воспринималась скорее как привычка. Такие деятели искусства, как Чарлз Диккенс, Элизабет Сид дал (натурщица прерафаэлитов), Сэмюэл Тейлор Колридж, Элизабет Баррет Браунинг и, конечно, Томас Де Квинси, в среде которых лауданум имел наиболее широкое распространение, осознавали свою привязанность к препарату, но для многих других, применявших его лишь изредка и в малых дозах, он мог действительно оказаться полезным, поскольку снимал боль и чувство тревоги, а также помогал заснуть. К кон. XIX в. лауданум стал особенно популярен среди «приличных» женщин, считавших курение и пристрастие к алкоголю недопустимыми для них «мужскими» пороками (см.: Коути, Гринберг 2016: 98—100).
5 ...нет нужды ее дефибринировать». — Дефибринированием называется процесс, приводящий к освобождению крови от белка фибрина, который способствует ее свертываемости; таким образом, дефибринированная кровь хранится гораздо дольше, ведь эритроциты в ней не гибнут. Однако в романе речь идет, скорее, о том, что кровь молодого и здорового Артура не нуждается в очистке. Можно предположить, что автор сам не очень точно понимал значение употребленного им медицинского термина.
6 Яремная вена (лат. venæ jugularis). — Речь идет об одной из трех парных вен (в данном случае, очевидно, самой крупной — наружной), которые тянутся из-за ушной раковины вниз, по передней поверхности шеи, и являются основными сосудами, по которым кровь уносится от шеи и головы.
7 «Gott in Himmel\» — Немецкий язык, по замыслу Стокера, указывает на иностранное происхождение Ван Хелсинга (хотя на самом деле он — голландец). Иронично, что профессор употребляет неверный предлог (правильно — «Gott im Himmel»).
8 Принеси бренди\» — В кон. XIX в. использование алкоголя (бренди, виски) как стимулирующего средства считалось в медицине вполне допустимым.
9 ...сделаю ей подкожно инъекцию морфия». — Как и лауданум (см. выше, при- меч. 4), в викторианской Англии (и в России XIX в.) морфий широко приме¬
756
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
нялся и в качестве обезболивающего, и в качестве средства, улучшающего сон; впрочем, второе из веществ считалось более сильным препаратом, который следует применять лишь при сильной боли (см. также примеч. 19 к гл. УШ). Идея, что морфин, содержащийся в крови Люси, может как-то подействовать на Дракулу, видимо, Стокеру в голову не приходила. В последующей литературе «вампиризма» появляется тема «испорченной» крови, способной отрицательно воздействовать на в ампира-потребителя.
10 Они, подобно лотосу, заставят вас забыть неприятности. — Видимо, намек на один из эпизодов «Одиссеи» Гомера, где путники попадают на остров лото фагов: жители его питаются исключительно цветками лотоса, которые не только полностью насыщают людей, но и заставляют их забыть о прошлом:
Встретив, им лотоса дали отведать они; но лишь только Сладко-медвяного лотоса каждый отведал, мгновенно Всё позабыл и, утратив желанье назад возвратиться,
Вдруг захотел в стране лотофагов остаться <...>.
IX.94-97. Пер. В А. Жуковского
Миф о цветке лотоса, который дарует наслаждение и забвение, был широко распространен в Европе в виде различных пересказов и авторских обработок; ср., напр., знаменитое стихотворение А. Теннисона «Вкушающие лотос» («The Lotos-Eaters»), впервые опубликованное в 1832 г.
11 Пахнут эти цветы, как воды Леты... — Лета — в античной мифологии река, омывающая Аид, царство смерти. В «Энеиде» Вергилия подробно описано, как души усопших вначале пьют воду из этой реки, чтобы забыть о своей прежней земной жизни, но затем, проведя в царстве мертвых достаточное время и «вновь обретя чистоту», возвращаются в мир живых, чтобы возродиться в новом теле, причем для этого вновь переправляются через воды Леты, которые на этот раз возвращают «душ изначальный огонь, эфирным дыханьем зажженный» (VI.745, 747. Пер. С А. Ошерова). Отсюда можно сделать вывод, что воды Леты обладали резким запахом, напоминающим запах уксуса или популярных во времена Стокера «нюхательных солей».
12 ...тот источник молодости, который конкистадоры искали во Флориде, но нашли слишком поздно». — Намек на испанского конкистадора Хуана Понсе де Леона (1460/1674—1521) и его спутников, которые, стремясь найти легенд ар-
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
757
ный источник вечной молодости, упомянутый еще в «Истории» Геродота (см.: Ш.23), в 1512 г. открыли полуостров Флориду.
13 ...ведь это обычный чеснок\» — В действительности чеснок, который привез Ван Хелсинг, не обычный, а декоративный (скорее всего, неаполитанский), поскольку именно он имеет белые цветы (цветы большинства других сортов — розовые или фиолетовые, в редких случаях — желтые).
14 Харлем (Haarlem) — портовый город в Нидерландах, в 20 км к западу от Амстердама.
15 ...наемном экипаже. — В оригинале: «fly» (букв.: «муха»). Имеется в виду двухколесный экипаж, прозванный «мухой» за быстроту; услуга перевозки на нем была достаточно дорогой.
Глава XI
1 ...«невестиными венками и россыпями девических цветов». — В оригинале: «virgin crants and maiden strewments» — цитата из трагедии У. Шекспира «Гамлет» (Акт V, сц. 1); сцена, из которой она заимствована, представляет собой описание похорон Офелии, и аллюзия имеет мрачный характер; ср. в пер. М.Л. Лозинского: «А ей даны невестины венки, | И россыпи девических цветов, I И звон, и проводы».
2 «Беркли» («Berkeley») — гостиница на Пикадилли; согласно справочникам, ресторан при ней пользовался большой популярностью.
3 «Пэлл Мэлл Газетт» («РаД Mall Gazette») — лондонская ежевечерняя газета, основанная в 1865 г.; в 1882—1890 гг. придерживалась либерального направления, затрагивала социальные, национальные и экономические вопросы, во многом — благодаря деятельности главного редактора Уильяма Томаса Сгеда (1849—1912); в частности, он первым начал открыто бороться в прессе с детской проституцией. Его «изобретением» считается журналистское интервью с «места событий». В 1890 г. Стед ушел из газеты, и она постепенно перешла на консервативные позиции. В апреле 1912 г. он ответил согласием на приглашение американского президента У.Г. Тафта принять участие в мирном конгрессе в Карнеги-холле и, направляясь в Нью-Йорк, погиб при крушении «Титаника».
4 Зоопарк (Zoo). — Имеется в виду Лондонский зоопарк (London Zoo), старейший научный зоопарк в мире, основанный в 1828 г. (по инициативе Лондон¬
758
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
ского зоологического общества, в вёдении которого находится и по сей день), а с 1847 г. открывшийся для публичного посещения; в 1849 г. на его территории появился серпентарий, в 1853 г. — аквариум, а в 1881 г. — павильон с насекомыми (инсектарий).
5 Берсикер. — В оригинале: «Bersicker» (искаж. Berserker). Имя волка, избранного Дракулой, явно не случайно (см. примеч. 5 к гл. Ш).
6 ...торговцу животными Джамраху... — Реальное лицо: Чарлз Джамрах был известным торговцем «восточной экзотикой», а также дикими зверями; упоминается Чарлзом Диккенсом-младшим в «Словаре языка Лондона» за 1888 г.
7 ...обнажил белые острые зубы... — Деталь, понятная читателю, но ничего не говорящая рассказчику. Данный образ, изобретенный самим Стокером, в дальнейшем широко использовался в литературе о вампирах (см. также примеч. 23 к гл. Ш).
8 Парк-роуд (Park road) — улица, тянущаяся вдоль западной ограды Лондонского зоопарка (см. выше, примеч. 4).
9 ...из певческого клуба... — В оригинале: «‘armony» (искаж. harmony) — жаргонное именование клуба или товарищества, организованного для совместного исполнения песен, баллад и проч. без музыкального аккомпанемента.
10 ...его приняли и приласкали, как хищного блудного сына. — Травестийная отсылка к евангельской притче о блудном сыне (см.: Лк. 15: 11—32).
11 «Кровь — это жизнь\ Кровь — это жизнь\» — В оригинале: «The blood is the life!» — библейская цитата: «<...> только строго наблюдай, чтобы не есть крови, потому что кровь есть душа (blood is the life) <...>» (Втор. 12: 23); Рен- филд сатанински переиначивает смысл данных слов: в Библии это аргументация запрета на употребление крови, а у приспешника Дракулы — довод в пользу ее употребления (см. также примеч. 18 к гл. УШ).
12 ...отправлена в Карфакс, Суссекс, поскольку графство не было указано, доставлена на сутки позже. — Небольшой городок Карфакс (Carfax) находится в административном округе Хоршем (графство Западный Суссекс), к югу от Лондона. Стокер здесь явно хочет подчеркнуть безупречность работы английской почты.
13 ...возьму с собой валик — закончу эту запись на фонографе... — См. примеч. 11 к гл. V.
14 ...ворвались мириады мошек — они кружились, подобно пыльному вихрю или столпу, который наблюдают путешественники в пустыне во время самума. — См. примеч. 7 к гл. IV. Самум — сухой и горячий ветер, дующий в пустынях
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
759
Африки и Аравийского полуострова и несущий песчаные вихри; крайне опасен для путешественников.
15 ...в нашем кустарнике, как будто прямо под окном, ягл соловей. — Пение соловья в середине сентября представляет собой природную аномалию. Видимо, подразумевается наведенная Дракулой галлюцинация.
16 ...пахло лауданумом. — См. примем. 4 к гл. X.
Глава XII
1 Нам лучше... составить свидетельство о смерти. — Согласно английским законам при внезапной кончине, если умерший не обращался за медицинской помощью в течение двух недель до смерти или ее причины не были надлежащим образом засвидетельствованы присутствующим тут же врачом, возникает необходимость в особом коронерском расследовании, даже если и нет подозрений, что смерть могла быть насильственной. О должности коронера см. примем. 1 к гл. ХШ.
2 Пампасы — степной район на юго-востоке Южной Америки; располагается преимущественно в субтропическом поясе на территории Аргентины; на западе ограничен Андами, на востоке — Атлантическим океаном. В кон. XIX в. в пампасах обитали в основном индейцы гаучо, избегавшие контактов с европейскими переселенцами. Что мог там делать Куинси Моррис, не совсем понятно (см.: Stoker 2008: 231). В европейские языки слово «пампасы» пришло из испанского (Pampa), который заимствовал его из языка кечуа, где оно означает «равнина».
3 Большая летучая мышь — их называют вампирами — напала на нее ночью и, напившись кровщ улетела... — Среди летучих мышей, обитающих в Центральной и Южной Европе, встречается Vampyrum Spectrum (лат.) — «гигантский лжевампир», или «ложный вампир». Эти крупные животные, обладающие бульдожьей головой и острыми резцами, неоднократно подозревались в желании напасть на человека и высосать его кровь, однако на самом деле гематофагами они не являются, питаются в основном насекомыми и растениями (редкие особи могут употреблять в пищу мелких позвоночных — грызунов, птиц и т. д.) и для человека совершенно не опасны. Среди летучих мышей действительно существует подсемейство, называемое Десмодовые (лат. Desmodontinæ), или Вампировые; его представители питаются исключительно кровью других млекопитающих, в основном — крупного скота, однако могут напасть и на человека. Размер животных невелик — не более 10 см в длину
760
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
при размахе крыльев 30—35 см. На конце носа у них расположены инфракрасные рецепторы, при помощи которых они по ночам находят теплокровную добычу. Прокусив у спящей жертвы кожу, они прикладывают к ней нижнюю сторону языка, который заворачивается вниз, создавая подобие трубки. Впрочем, летучие мыши подсемейства Вампировые обитают только в Центральной и Южной Америке — от Мексики до Северной Аргентины.
4 ...из прокушенной вены продолжала течь кровь... — Слюна летучих мышей- вампиров содержит особое вещество, препятствующее быстрому свертыванию крови, поэтому одна особь может выпить сразу до 40 мл, причем обычно за ней пристраивается несколько других.
5 ...члена Королевского медицинского колледжа... — В оригинале: «M.R.C.S.» (сокр. от «Member of the Royal College of Surgeons»). Речь идет о Королевской коллегии хирургов Англии, основанной в 1745 г. и расположенной в Лондоне, на площади Линкольнз-Инн-Филдз, неподалеку от Линкольнз-Инн (см. при- меч. 25 к гл. Ш).
6 ...выпускника медицинского колледжа Короля и Королевы... — В оригинале: «L.K.Q.C.P.I.» (сокр. от «licentiate of the King’s and Queen’s College of Physicians in Ireland»). Имеется в виду организация, основанная в 1654 г. по инициативе профессора Тринити-колледжа (Trinity College), академика Джона Стерна (1624—1669); первоначально подчинялась Тринити-колледжу, но в 1692 г. получила независимость указом короля Вильгельма Ш (1650—1702; правил с 1689 г.) и его супруги, королевы Марии П (1662—1694), в честь которых и получила название. В 1890 г. учреждение было переименовано в Королевский колледж врачей Ирландии (Royal College of Physicians of Ireland); таким образом, Стокер использует старое название, что позволяет точнее определить время действия романа. Кроме того, как отмечают исследователи, писатель в данном случае приводит звания и регалии (см. также пред, примеч.), принадлежавшие его брату, известному врачу сэру Уильяму Торнли Стокеру (1845—1912) (см., напр.: Stoker 2011: 380).
7 ...крепкого грога... — Грог — алкогольный напиток, ром, подслащенный сахаром и сильно разбавленный водой; пьется горячим. Прилагательное «крепкий» («stiff») в данном случае указывает на то, что разбавлен он был не сильно.
8 ...Кинг-Джордж-роуд, Грейт-Уолворт... — Улицы с названием Кинг- Джордж-роуд в Лондоне нет; скорее всего, имеется в виду улица Сент- Джордж-роуд (St George’s Road), которая действительно расположена в районе Грейт-Уолворт (Great Warworth), округ Саутворк в Центральном Лондоне.
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
761
9.. .Питер-Фарли-роу, Гайд-Корт, Бетнал-Грин. — Бетнал-Грин (Bethnal Green) — скромный квартал в лондонском Ист-Энде; см. о нем также примем. 1 к гл. XX. Гайд-Корт (Guide Court) и Питер-Фарли-роу (Peter Farley’s Row) — судя по всему, вымышленные топонимы.
10.. .0рендж-Мастерс-ярд, Сохо. — Сохо (Soho) — квартал в центре Лондона, где селились в основном эмигранты, место расположения дешевых гостиниц и магазинчиков, таверн, публичных домов и т. д. Название, предположительно, восходит к охотничьему кличу, поскольку в XVI в. там располагались королевские охотничьи угодья. Во времена Стокера квартал пользовался сомнительной репутацией. В свое время там снимал квартиру Карл Маркс (1818— 1883). Орендж-Масгерс-ярд (Orange Master’s Yard) — вымышленная улица.
11 Уснула, и кажется нам —умерла, | Скончалась, мы думаем — спит. — Строки из стихотворения «У смертного одра» («The Death-Bed»; 1840) английского поэта Томаса Худа (1799—1845).
Глава XIII
1 ...постарался обойтись без коронера. — Коронер (coroner) — в средние века представитель короны и гарант ее интересов; с XIX в. — следователь, проводящий дознание в случае скоропостижной или насильственной смерти. Коро- нерское расследование, даже признавшее, что смерть наступила в результате естественных причин, неизменно отягощало семью и бросало на нее тень; кроме того, оно неизбежно задерживало похороны. См. также примеч. 1 к гл. ХП.
2 Chapelle ardente — комната, в которой тело покойного выставлено до погребения, при большом количестве зажженных свечей.
3 ...«губительные пальцы смерти»... — В оригинале: «decay’s effacing fingers» — цитата из поэмы Джорджа Гордона Байрона (1788—1824) «Гяур» («Giaour»; 1813); ср. ее в пер. В.А. Петрова (1874): «Пока еще не сгладил вдруг | Перст разрушения черты | В нем пережившей красоты»; В.П. Бетаки (1961): «Пока не властно разложенье, | Пока еще его черты | С лица не стерли красоты»; С.Б. Ильина (1981): «Пока рукою тяжкой тленье | Не совершило разрушенья I Его печальной красоты». Отсылка к поэме Байрона в данном случае закономерна, поскольку в ходе развития ее сюжета произносится проклятие, важное для формирования образа «литературного вампира»:
Ты снова должен выйти в мир,
И, как чудовищный вампир,
762
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
Под кровлю приходить родную —
И будешь пить ты кровь живую Своих же собственных детей.
Пер. С.Б. Ильина
4 ...сняв с себя маленький золотой крестик, положил его на губы покойной... — В мотиве золотого крестика наблюдаются сюжетные накладки. Неясно, с какой целью Ван Хелсинг положил его на губы Люси, если, по его мнению, она уже стала вампиром. Чтобы помешать ей выходить из склепа? При этом, если он верил в силу креста, почему он не надел его ей на шею раньше? Похищение крестика служанкой тоже кажется странным, если не чудовищным (ср. предположение Сьюарда о том, что «бедная девушка, преодолев страх смерти, хочет побыть рядом с любимой хозяйкой» (с. 210—211 наст, изд.)); возможно, Стокер хотел намекнуть читателю на гипнотическую силу Дракулы.
5 Аутопсия (от д р. - г р е ч. ocùtoç — «сам» и ôcptç — «зрение») — судебно-медицинская процедура, посмертное вскрытие тела и изучение внутренних органов с целью, как правило, установить точную причину смерти.
6 ...если бы та пережила мать хоть на пять минут, то вся собственность — не будь завещания, а в данном случае его было практически невозможно составить — досталась бы наследникам по закону. — Согласно английскому праву Люси не могла стать полновесной наследницей матери и завещать Артуру унаследованное состояние, потому что ей не было 21 года.
7 ...я не могу слышать этот титул: моя рана слишком свежа». — После смерти отца Артур унаследовал его титул и стал лордом Годалмингом.
8 Юридическое общество. — В оригинале: «Incorporated Law Society». Скорее всего, имеется в виду общество, объединяющее юристов Англии и Уэльса; основанное в 1825 г., оно было призвано регулировать работу солиситоров и адвокатов, а также защищать их права.
9 ...до Гайд-парка. — В оригинале: «Hyde Park Corner» — букв.: «Угол Гайд парка». Имеется в виду юго-восточный район знаменитого парка в Лондоне, одно из излюбленных мест для прогулок. Собственно парк переходит в этом месте в широкий бульвар, обрамленный красивыми особняками, обшитыми мрамором. Дома эти были построены в 1828 г. и предназначались для представителей знати и богатой буржуазии.
10 ...прогуляться по Роу... — Имеется в виду Ротген-роу (Rotten Row), широкая улица-променад и одновременно — аллея, ведущая от Гайд-парка к Королевским воротам. Традиционно здесь устраивались выезды карет, а также
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
763
проходили верховые прогулки «богатых и знатных», на которых смотрели пешеходы. Фотографии гуляющих по Роттен-роу и роскошных выездов приводятся в иллюстрированном издании «Королевский Лондон», выпущенном в канун 60-летия со дня восшествия Виктории на престол — так называемого «Бриллиантового юбилея» (см.: QL 1896).
11 Пикадилли (Piccadilly) — оживленная широкая улица в Центральном Лондоне, тянущаяся от одноименной площади до Грин-парка (см. ниже, при- меч. 14). Именно здесь, в здании Бёрлингтон-Хауз (Burlington House), расположена Королевская академия художеств (см. примеч. 7 к гл. УП).
12 ...в двухместном экипаже... — В оригинале: «victoria» [англ. — букв.: «победа»; назван в честь королевы Виктории) — легкий низкий экипаж.
13 ...у магазина Ггиьяно. — Видимо, имеется в виду известный ювелирный магазин Карло Гальяно (1831—1895), открытый в 1875 г. и находившийся в доме 115 по улице Пикадилли.
14 Грин-парк (Green Park) — большой сквер между Букингемским дворцом и Пикадилли. Маршрут Джонатана и Мины описан в романе очень точно.
15 Если Америка будет и дальше рождать таких людей, она, несомненно, станет мировой державой. — Среди современников Стокер считался специалистом по США. Он неоднократно посещал страну вместе с труппой Г. Ирвинга (первые гастроли состоялись в 1883 г.), еще с дублинских лет был поклонником и корреспондентом Уолта Уитмена (1819—1892), дружил с Марком Твеном (1835—1910), а в 1885 г. прочел публичную лекцию «Взгляд на Америку» («А Glimpse of America»), которая потом была выпущена отдельным изданием и высоко оценивалась публикой (см.: Stoker 1886). В 1895 г. вышел приключенческий роман Стокера «На склоне Шасты», действие которого разворачивается в Калифорнии.
16 У мужчин и женщин нервные срывы протекают по-разному\ — Описанный Стокером неожиданный приступ, напоминающий скорее женскую истерику, видимо, был навеян идеями Жан-Мартена Шарко (см. примеч. 7 к гл. IV), исследовавшего феномен истерии в парижской больнице Питье-Сальпетриер (Pitié-Salpêtrière). Труды Шарко были хорошо известны в Великобритании, а сам он неоднократно приезжал в Лондон, Дублин и Борнмут и выступал с публичными лекциями и показами больных. Поскольку предположительно данная глава была написана после 1893 г., на Стокера также могли повлиять многочисленные некрологи и журнальные статьи о Шарко, умершего незадолго до этого (см.: Каннабих 1994: 353—357; Hierons 1993).
764
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
17 Хэмпстед (Hampstead) — фешенебельный район на севере Лондона; во времена Стокера примыкал к сельской местности.
18 «Вестминстер Газетт» («Westminster Gazette») — издание либерального направления, основанное в 1893 г.; в нем публиковались статьи о моде, женском вопросе, описывались необычные происшествия и т. д. Имея такое направление, газета действительно могла описать «Тайны Хэмпстеда», однако, поскольку действие лондонских глав романа предположительно относится к 1890 или 1891 г. (судя по ретроспективным заметкам Гаркера), ее упоминание — анахронистическая ошибка автора. Впрочем, соотнесение упомянутых в дневниках дат и дней недели как раз соответствуют 1893 г., когда, видимо, эти главы и были написаны Стокером.
19 Фея. — В оригинале: «bloofer lady» — «прекрасная леди» (в детском произношении).
20 Эллен Терри (1847—1928) — известная драматическая актриса, прославившаяся в основном в постановках пьес Шекспира, особенно — в роли Офелии в театре «Лицеум», где она играла с 1878 г. Стокер и Терри состояли в дружеских отношениях; писатель высоко оценил ее автобиографию, вышедшую в 1908 г. (рус. пер. см. в изд.: Терри 1963). Терри никогда не считалась «лицом эпохи» и не славилась особенной красотой: видимо, Стокер упомянул ее в романе просто для того, чтобы сделать Эллен приятно, а также для «своего» читателя.
21 Хэмпстед-Хит (Hampstead Heath) — лесопарковое пространство в северной части Лондона, между районами Хайгейт и Хэмпстед (см. выше, при- меч. 17).
22 Шутерс-хилл (Shooter’s Hill) — холм, расположенный в центре лесопарка Хэмпсгед-Хит (см. пред, примеч.).
Глава XIV
1 А мрачный человек, которого мы встретили вчера}... — Здесь Мина ошибается: Дракулу они встретили 22 сентября, тогда как эта запись датируется 24-м.
2 ...поездом в десять пятнадцать... — Здесь и далее расписание поездов вымышлено, к тому же время следования поезда с вокзала Паддингтон (см. ниже, примеч. 7) в Эксетер сильно занижено: выехав из Лондона в 10.15, Ван Хелсинг вряд ли мог бы оказаться у Мины раньше 17.00 (см.: Stoker 2008: 265).
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
765
3 «Эксетер Нъюз» («Exeter News») — вымышленная газета.
4 Лоб широкий... а над ним — две шишки, или два бугра. — «Шишки» (bumps) и «бугры» (ridges) — термины френологии, науки (которая сейчас относится к лженаукам) о связи психики человека со строением поверхности его черепа; основана австрийским врачом Францем Йозефом Галлем (1758—1828); согласно френологии, «шишки», о которых упоминает Мина, могут указывать на доброжелательный характер профессора.
5 ...я пока распоряжусь насчет ланча... — Время для ланча кажется слишком поздним (см. примеч. 3 к гл. П), однако, учитывая все обстоятельства, Мина несомненно должна была как-то угостить профессора. Интересно и то, что Стокер употребляет здесь традиционное название английской трапезы, видимо — как знак собственной акклиматизации в Лондоне.
6 ..лложноуспеть на скорый поезд в три тридцать четыре... — Во времена Стокера действительно начали появляться поезда-экспрессы; в частности, в будние дни из Эксетера в 15.55 выходил поезд, который прибывал на вокзал Паддингтон в 20.10. В оригинале, естественно, указывается 12-часовое обозначение времени суток, как принят в Англии: «3.34 Р.М».
7 Паддингтон (Paddington) — вокзал в Лондоне, конечная станция Большой Западной железной дороги. См. также выше, примеч. 2.
8 Лонстон (Launceston) — небольшой город в графстве Корнуолл, примерно в 160 км к юго-западу от Лондона.
9 «Значит, вы — физиономист. — Имеется в виду человек, хорошо разбирающийся в физиогномике — методе определения умственных способностей человека и его душевных качеств по чертам лица и свойственному ему выражению. Впервые данный термин был употреблен еще Гиппократом (V в. до н. э.). В настоящее время физиогномика считается псевдонаукой, однако в XVTH— XIX вв. была популярна в Европе, особенно — после выхода трудов швейцарского философа, психолога и богослова Иоганна Каспара Лафатера (1741— 1801), известных под общим названием «Физиогномические фрагменты для поощрения человеческих знаний и любви» («Physiognomische Fragmente zur Beförderung der Menschenkenntniss und Menschenliebe»; 1772—1778). Увеличение интереса к психологии и физиологии в кон. XIX в. (к чему постоянно отсылает Стокер) вызвало всплеск интереса и к физиогномике.
10 ...в «Вестминстер Газетт» — я узнал ее по цвету бумаги. — Бумага, на которой печаталась «Вестминстер Газетт», имела характерный коричневожелтоватый оттенок.
766
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
11 Думаю, ты не веришь в телесный перенос? ~ А в материализацию? - Я в астральное тело? — Ван Хелсинг апеллирует к «научным фактам», которым оккультисты втор. пол. XIX в. придавали особое значение в качестве доказательств существования души. «Телесный перенос» (corporeal transference) — в оккультизме способность души переходить из одного тела в другое или управлять им: в позднейшем романе Стокера «Сокровище семи звезд», содержащем аллюзии на доктрину розенкрейцеров, с «телесным переносом» связана одна из важных сюжетных линий — духовное воздействие египетской мумии на современную англичанку. Материализация (materialization) — спиритический термин, обозначающий проявление в присутствии медиума живой материи различного уровня организованности, способной принимать формы человеческих фигур и т. п. Астральное тело (astral body) — термин теософии Е.П. Блаватской (1831—1891); согласно ее трактовке, «тонкие» тела человека — «астральное» и «эфирное» оказываются противопоставлены телу «физическому» как своего рода промежуточная реальность между плотью и душой, не воспринимаемая обыкновенными чувствами.
12 «В гипноз верю. Шаркоубедительно доказал, что это не химера». — Жан- Мартен Шарко (см. примеч. 7 к гл. IV и примеч. 16 к гл. ХШ) в лечении истерии использовал метод гипноза, открытый немецким врачом Францем Антоном Месмером (1734—1815). Признавая из перечисленного Ван Хелсингом исключительно гипноз, Сьюард тем самым отказывается признать в качестве научных фактов всё остальное: телесный перенос, материализацию и астральные тела (см. пред, примеч.).
13 Почему Мафусаил прожил девятьсот лет... — Мафусаил (Мафусал) — библейский персонаж, один из праотцев человечества; сын Еноха; согласно ветхозаветной Книге Бытия, прожил 969 лет и умер незадолго до Всемирного потопа (см.: Быт. 5: 27).
14 ...старый Парр — сто шестьдесят девять... — Имеется в виду сэр Томас Парр, который родился в 1483 г. и прожил почти 153 года (у Стокера возраст указан ошибочно); по распоряжению короля Карла I (1600—1649; правил с 1625 г.) был погребен в Вестминстерском аббатстве. Информация о «старом Парре» содержится в брошюре Джона Тейлора, вышедшей в 1635 г., где описана строгая диета долгожителя и его спокойный характер. Впрочем, историчность Парра лишь предположительна.
15 ...в скалах на протяжении нескольких тысячелетий были замурованы живые жабы... — Жабы действительно могут жить до сорока или даже до пяти¬
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
767
десяти лет, однако рассказ об этих животных, замурованных в скалах в течение нескольких тысячелетий, явно придуман автором или, предположительно, где-то им услышан.
16 Мне довелось от одного американца услышать такое определение веры: “Вера — это способность, позволяющая нам принимать то, что нашему разуму представляется невероятным”. — Видимо, Стокер намекает на Марка Твена, с которым у него сложились приятельские отношения; данный афоризм (правда, в несколько иной формулировке: «Faith is believing what you know ain’t so» — «Веровать — это верить в то, чего не существует») содержится в эпиграфе к главе ХП книги «По экватору» («Following the Equator»; 1897), написанной Твеном во время пребывания в Англии и опубликованной одновременно с «Дракулой». В качестве источника эпиграфа указан «“Новый календарь” Простофили Вильсона» («Pudd’nhead Wilson’s “New Calendar”»), что отсылает к книге Марка Твена «Простофиля Вильсон» («Pudd’nhead Wilson»; 1894; рус. пер. — 1899, под заглавием «Вильсон Мякинная Голова»), экземпляр которой автор подарил Стокеру.
Глава XV
1 И подтвердила истину, страшившую его. — В оригинале: «And prove the very truth he most abhorred» — искаженная строка из поэмы Дж.Г. Байрона «Дон Жуан»: «То prove himself the thing he most abhorr’d» (Canto I, stz 139, Is 8), cp. в пер. Т.Г. Гнедич: «[Ревнивец безрассудный!] От кого, | Чему и где искал он подтверждены!...»
1 ...в Северном госпитале... — Не совсем понятно, какую именно больницу мог иметь в виду Стокер. Предположительно речь идет о Северном лондонском туберкулезном госпитале (North London Hospital for Consumption), основанном в 1860 г.; в 1879 г. он был перестроен и значительно расширен, в нем открылись новые отделения, в частности — психиатрическое и детское. Однако больной ребенок мог быть направлен и в Северо-западный лондонский госпиталь (North West London Hospital), также находившийся неподалеку. Впрочем, не исключено, что Стокер не имел в виду ничего конкретного.
3 ...доктор Винсент... — Возможно, имеется в виду психиатр Литтлтон Стюарт Форбес Уинслоу (1844—1913), автор учебного пособия по уходу за душевнобольными («Handbook For Attendants On The Insane»; 1877); работал в Северном лондонском туберкулезном госпитале (см. пред, примеч.).
768
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
4 Хит. — См. примеч. 21 к гл. ХШ.
5 «Замок Джека Строу» («Jack Straw’s Castle») — известный паб в районе Хэмпстеда. Здание было возведено в 1721 г., затем неоднократно перестраивалось и ремонтировалось; паб существует и сейчас и по-прежнему популярен.
6 «Испанцы» («Spaniards») — паб на пересечении Хит-стрит и Спаниард-ро- уд, в районе Хэмпстед.
7 ...“живым мертвецом”. — В оригинале: «Un-Dead» (букв.: «не-мертвый»); данный термин употреблялся в английском фольклоре и готической литературе еще до Стокера, но скорее в ином значении — «близкий к смерти», «едва живой» (см.: Stoker 1975: 193). «Un-Dead» — начальный вариант заглавия романа, от которого Стокер позднее отказался; кроме того, театральная версия «Дракулы», которая должна была защитить авторские права на случай возможных постановок и была прочитана актерами «Лицеума» 18 мая 1897 г., называлась «Дракула, или Живой мертвец» («Dracula, or The Un-Dead»).
8 ...преодолеть горькие воды... — В оригинале: «bitter waters» — библейская аллюзия: «<...> и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки (bitter)» (Откр. 8: 11).
9 ..June не хотелось бы покупать свинью в мешке, как говорят в Шотландии... — В оригинале: «to buy a pig in а роке» (букв.: «покупать свинью в мешочке») — английская пословица, по смыслу соответствующая русскому выражению «покупать кота в мешке». Скорее всего, русский вариант вторичен по отношению к английскому, являясь отражением реально существовавшей в средневековой Европе практики: нечестные торговцы в последнюю минуту подсовывали покупателю мешок, в котором вместо поросенка сидел кот. Об обмане покупатель узнавал уже дома, когда открывал мешок; отсюда — английское выражение «to let the cat out of the bag» (букв.: «выпустить кота из мешка») со значением «раскрыть обман». Диалектное слово «роке» («небольшой мешок») до сих пор употребляется в Шотландии; видимо, поэтому существует ошибочное представление о том, что поговорка появилась именно там.
10 ...на кладбище в Кингстед... — В оригинале: «Kingstead» — несуществующий топоним; скорее всего, ошибка Стокера и следует понимать: «Хэмпстед» (см. примеч. 17 к гл. ХШ).
11 ..Л1Ы должны пройти тернистый путь... — В оригинале: «thorny paths» [англ. — букв.: «тернистые тропы») — широко распространенный евангелизм, намек на путь Христа в терновом венце на Голгофу.
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
769
Глава XVI
1 ...зажег потайной фонарь... — В оригинале: «а dark lantern» (букв.: «темный фонарь»), изобретение втор. пол. XIX в.: газовая или керосиновая лампа, снабженная ручкой и металлическим колпаком с боковым отверстием, которая позволяла направить слабый луч света в нужном направлении.
2 ...“живые мертвецы” просыпаются на закате. — Сам граф Дракула мог действовать и в светлое время суток; видимо, потребность проводить весь день в гробу и «оживать» лишь с заходом солнца, по идее Стокера, отличала лишь «молодых» вампиров.
3 ...что-то вроде маленьких круглых вафель... — Имеются в виду гостии (опресноки) — лепешки, выпекаемые из пресного теста, состоящего из муки и воды; в католицизме латинского обряда, а также англиканстве и некоторых других протестантских Церквах используются во время литургии для Таинства Евхаристии; уже освященные гостии (Святые Дары) хранятся в дарохранительницах; в фольклорной культуре католических стран они действовали как оберег от нечистой силы, а также как одно из средств народной медицины.
4 Боже мой\ — В оригинале: «Great Scott» (букв.: «Великий Скотт», предположительно — искаж. «[by the] grace of God» (букв.: «по благодати Божией»)) — выражение, передающее удивление или потрясение; было распространено в английском языке в XIX в., позднее стало считаться вульгарным.
5 Святые Дары. — См. выше, примеч. 3.
6 Мне был отпущен этот грех». — В оригинале: «I have an Indulgence». Предположительно, Ван Хелсинг исповедался и получил благословение для будущего использования Святых Даров в борьбе с нечистью; иначе его действия представали бы как греховные (осквернение гостии), в первую очередь — в его собственных глазах.
7 Профессор поднял фонарь, отодвинул затвор... — См. выше, примеч. 1.
8 ...будто змеи Медузы Горгоны... — Медуза Горгона — в греческой мифологии чудовище с лицом женщины и змеями вместо волос; как и другие Горгоны, она считалась дочерью морского божества Форкиса и его сестры Кето и, видимо, являлась олицетворением бурного моря (см.: МНМ 1991—1992/1: 316).
9 ...зияющий квадрат, как на греческих и японских масках. — Актеры древнегреческого театра всегда носили маски, исключающие мимику, но создающие
770
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
законченный образ, воплощенный в застывшем гротескном выражении лица. Предположительно ношение масок уходило корнями в дионисийские культы, в которых жрец, изображающий божество, не должен был показывать свое реальное лицо. Греческие маски изготавливались из дерева или промасленного полотна, в них делались небольшие прорези для глаз и довольно большие, круглые или квадратные, — для рта, не мешающие артикуляции актера (см.: Иванов 2007; Кулишова 2013). Маски также использовались в японском традиционном театре Но, однако у них, как правило, не было квадратных отверстий для рта, а вместо этого — застывшая улыбка. Исключение составляет так называемая маска Хання, изображающая душу женщины, от ревности или отчаяния превратившейся в демона: эта маска имеет на месте рта страшный оскал, а также обычно — небольшие рога.
10 ...футляр для крикетных бит... — Крикет — излюбленный английский вид спорта, был популярен в ХУШ — нач. XX в. в виде любительских состязаний ; представляет собой групповое соревнование, в ходе которого каждая команда, включающая 11 игроков, должна забивать мячи в ворота противника при помощи бит. В описываемые времена биты обычно изготавливались из дерева и были длиной ок. 1 м.
11 ...как говорят в Восточной Европе, носферату... — Слово «nosferatu» встречается в статье Э. Джерард «Суеверия Трансильвании» как синоним существительного «вампир»: «Более страшное зло, однако, — это вампир, или носферату, в которого каждый румынский крестьянин верует так же твердо, как в рай или ад» (Gerard 1885: 142). Оно не зафиксировано в словарях румынского языка и, возможно, употреблялось исключительно в устной речи; этимологически восходит, вероятно, к др.-греч. voaocpopoç — «приносящий болезнь», в частности чуму (см.: Мелтон 1998: 376). Возможно также, что генезис этого слова заключается в ошибке или ослышке; выдвигались предположения, что Джерард имела в виду, напр., румынские слова «necurat» («нечистый») или «nesu- ferit» («несносный»), которые могут употребляться по отношению к дьяволу (см.: Stoker 2011: 384).
12 У детей, кровь которых она высасывала, дела еще не так плохи... — Это заявление Ван Хелсинга оказывается в противоречии с его же предыдущими словами, обращенными к Артуру: «<...> если бы Люси поцеловала вас <...>, то со временем, после своей кончины, и вы бы стали <...> носферату <...>» .
13 Тор — бог грома в скандинавской мифологии (см. примеч. 5 к гл. Ш), восходит к олицетворению грозы (герм. Donar); его постоянным атрибутом
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
771
является большой молот, который в сохранившихся изображениях он держит двумя руками перед собой (см.: МНМ 1991—1992/2: 519—520).
14 ...а взявшись за плуг, мы не должны отступать». — Парафраз евангельского текста: «Но Иисус сказал <...>: никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царства Божия» (Лк. 9: 62).
Глава XVII
1 ...телеграфируй ей en route». — Во многих современных Стокеру английских путеводителях специально оговаривалось, что на железнодорожных станциях, а также во всех почтовых отделениях страны возможно получать телеграммы.
2 Ливерпульский вокзал. — См. примеч. 1 к гл. X.
3 ...по подземке до Фенчёрч-стрит. — Подземная железная дорога была открыта в Лондоне в 1863 г. и стала прообразом будущего метро. Первая линия проходила между станциями Фаррингтон и Бишопе (Паддингтон). Первоначально на подземной дороге использовались тепловозы, однако с 1890 г. поезда стали получать электрическую энергию, что решило проблему задымленности туннелей и позволило открыть еще несколько станций, а также проложить новые ветки. Чтобы попасть на Фенчёрч-сгриг (Fenchurch Street), улицу в лондонском Сити, Мина и доктор Сьюард должны были проехать от Паддингтона до станции Парфлит.
4 Ей-6огу\» — В оригинале: «Honest Indian» — букв.: «честное индейское». Идиома основана на предрассудке, что североамериканские индейцы по природе своей настолько лживы, что если говорят правду, то это — случайная проговорка.
5 ...позвольте мне перепечатать ваш дневник на машинке». — Мина не только хорошо знакома со стенографией, но и умеет печатать на машинке «с голоса», что выдает ее высокий профессионализм: для кон. XIX в. такие умения — большая редкость.
6 ...я сделала три экземпляра дневника под копирку. — Копировальная бумага появилась примерно тогда же, когда были изобретены пишущие машинки, то есть в 1870-х годах; по форме она представляла собой тонкий лист, на который наносилась сажа, позволяющая копировать форму литер. Недостатком первых опытов было загрязнение рук, а также чистых оборотных листов бумаги, сложенной в пачки. С широким распространением пишущих машинок
772
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
появилась копирка нового типа, на которую наносилась сажа, смешанная с особой мастикой, что устраняло главный недостаток бумаги старого образца. Стандартное числом копий, которое можно было изготовить на первых машинках, равнялось трем; четыре копии стали возможны лишь в XX в. в связи с изобретением новых печатных устройств, более чувствительных к ударам пальцем.
7 ,.м,не и в голову не приходило, что соседний дом может быть убежищем Дракулы'. — Это странное стечение обстоятельств предположительно могло быть и не совпадением: оказавшись в купленном доме, граф Дракула телепатически «осмотрел» округу, проник в мысли доктора Сьюарда, обнаружил, что тот влюблен в Люси, а затем, тоже мысленно, нашел ее в Уитби и понял, что эта девушка будет для него идеальной жертвой (см.: Stoker 2008: 323). Также вероятно, что на дом в Карфаксе Дракулу могло навести соседство с больницей, где был заперт его «слуга» Ренфилд, которого граф себе подчинил (см. об этом в гл. XXI) и впоследствии находился с ним в постоянной телепатической связи; ср. далее в тексте: «А кто бы мог подумать, что поведение моего пациента Ренфилда связано с появлением графа!» (С. 280—281 наст, изд.)
8 От этого легко сойти сума\ — В оригинале: «that way madness lies» — цитата из трагедии У. Шекспира «Король Лир» (см. примеч. 33 к гл. Ш).
9 ...«застраховался на все сто»... — В оригинале: «taken no chances» (букв.: «не оставил шанса [на провал]») — американское жаргонное выражение.
10 ...телефонировали... — Стокер упоминает очередное техническое новшество — телефон (патент получен в 1876 г. инженером Александром Грэмом Беллом (1847—1922); в истории науки указываются имена и его предшественников).
11 Я села подле него и взяла его руку. — Смелый вызов викторианской морали, намеренно брошенный Стокером (см. слова Мины далее в тексте: «Надеюсь, он не счел это слишком смелым с моей стороны <...>», а также всю последующую сцену).
Глава XVIII
1 ...non causa и ignoratio elenchi. — Ренфилд называет латинские термины, обозначающие типы логических ошибок.
2 ...основываясь на Священном Писании, в котором сказано: “Ибо кровь — это жизнь”. — См. примеч. 11 к гл. XI.
Брэж Стокер. ДРАКУЛА
773
3 ...продажа одного патентованного средства опошлила эту... истину. — В кон. XIX в. появилось множество микстур и иных «патентованных средств», которые якобы продлевали жизнь и период активной деятельности человека, в частности — посредством очищения крови. Трудно сказать, какие из них Стокер в данном случае имеет в виду. Возможно, это могли быть так называемые «пилюли Хьюза» («Hughes’ Pilis»), рекламируемые как «универсальное средство оздоровления человека путем очищения и обогащения крови». Но скорее, учитывая контекст, автор намекает на «Всемирно известную кровяную микстуру Кларка» («Clarke’s World Fame Blood Mixture»), изготовленную в I860 г. химиком из города Линкольн Фрэнсисом Джонатаном Кларком (1842—1888) и призванную полностью излечивать болезни крови, а также кожные заболевания. На рекламной листовке, прилагаемой к пузырькам с микстурой, было написано: «For the blood is the life» — «Ибо кровь — это жизнь» (цит. по: Pittard 2011: 202; см. также: Homan, Hudson, Rowe 2007) — та самая библейская цитата (см. примеч. 11 к гл. XI), при помощи которой Ренфилд кощунственно аргументирует вампиризм.
4 ...слезами горю не поможешь и утраченного не вернешь. — В оригинале английская пословица: «The milk that is split cries not out afterwards» — букв.: «Разливши молоко, незачем о нем плакать».
5 ...вынула из кармана листок бумаги... — На викторианских платьях начиная с 1840-х годов имелся кармашек, первоначально предназначенный для карманных часов (dress-pocket), но использовавшийся для хранения и других небольших предметов (см.: Goldthorpe 1988: 40); он был достаточно глубоким, чтобы убрать туда письмо или сложенный лист бумаги.
6...некромантия, то есть, в соответствии с этимологией этого слова, гадание путем общения с душами умерших... — Некромантия (от др.-греч. vexpoç — «мертвый» и [xavTeta — «гадание», «предсказание») — гадания посредством вызывания духов умерших, описанные в античной традиции и в Ветхом Завете (см.: Ogden 2001). Стокер, несомненно, понимает точное значение слова; тем не менее в сюжете никак не отмечены такого рода практики и не совсем понятно, зачем графу они нужны; возможно, искусство некромантии следует интерпретировать как очередной атрибут Дракулы — черного мага.
7 Носферату обладает способностью... появляться когда и где угодно ~ внезапно исчезать и становиться невидимым. — Подробнее о «вампирском этикете», сформулированном Стокером, см. в статье Т.А. Михайловой и М.П. Одесского, на с. 582—585 наст. изд.
774
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
8 Херсонес. — В данном случае имеется в виду не полуостров Херсонес в Греции и не Херсонес Таврический (греческий полис, основанный на территории совр. Крыма), а «Золотой Херсонес», как называли в английских изданиях кон. XIX в. Малайский полуостров. Согласно данным, которые Стокер почерпнул из изд.: Bird 1883, малайцы верят в существование демона, называемого полонг, который питается кровью живых людей (см.: Curran 2005).
9 Вампиризм распространен среди исландских берсерков... — Стокер смешивает вампиризм и ликантропию, то есть способность превращаться в волка, или вервольфа (werewolf), — однако в этом он следует «Книге оборотней» С. Бэ- ринг-Гулда, которой пользовался при написании романа (см.: Miller 2006: 15) и в которой берсеркам посвящена глава IV (см.: Бэринг-Гулд 2010: 55—71). См. также примеч. 4 к гл. П и примеч. 5 к гл. Ш.
10 Вампир не отбрасывает тени... — Еще одна черта, придуманная Стокером и затем широко использовавшаяся в литературной традиции (см.: Miller 2006: 3-19).
11 Он не может войти ни в один дом, пока кто-нибудь из домочадцев не пригласит его; зато потом уже волен приходить, когда ему вздумается. — Данная фраза была вписана автором в текст романа на поздней стадии работы; в эпизодах с Люси Дракула проникает в дом в виде летучей мыши или мистического тумана без всякого на то приглашения. См. также примеч. 2 к гл. П.
12 ..моего друга Арминия из Будапештского университета... — Друг Ван Хел- синга Арминий Вамбери (Герман Бамбергер; венг. Armin Vâmbéry; нем. Hermann Bamberger; 1832—1913) — историческое лицо, специалист по восточным языкам и культуре, путешественник. Вамбери родился в Словакии, которая входила в состав Венгрии; выучив много языков, в одеянии дервиша совершил путешествие по Азии и посетил места, где европейцам показываться было опасно; в 1864 г. выпустил на английском языке книгу «Путешествие по Средней Азии» (рус. пер. — Вамбери 2003), которая принесла ему широкую известность (в 1926 г. советский писатель Н.С. Тихонов опубликовал повесть для юношества «Вамбери»); с 1865 г. преподавал восточные языки в университете Будапешта; испытывал симпатии к Великобритании (противопоставляя ей Россию как опасного агрессора) и пропагандировал ее колониальную политику, а потому пользовался популярностью в английском обществе. В 1889 г. он удостоился приема в Виндзорском дворце у королевы Виктории, а позднее в мемуарах посвятил особую главу своим успехам при английском дворе (см.: Vambéry 1905/2: 331—342). По собственным воспоминаниям, Стокер встречался с Вамбери, когда тот был в зените славы, в «Бифпггексной» при театре
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
775
«Лицеум» (см. о ней примем. 11 к гл. VTŒ). Ссылка на Вамбери — профессора из Будапешта (в романе «Дракула» этот город — своего рода «вход» в Транс- ильванию), причастного к восточным тайнам, — может трактоваться как указание Стокера на действительный устный источник сведений об историческом валашском воеводе. В то же время нет оснований утверждать, что их беседы имели обстоятельный характер, и, принимая это во внимание, можно считать ссылку на Вамбери лишь очередной аллюзией «для своих», намек на актуальную современную фигуру. Тип личности Вамбери — сочетание авантюриста с путешественником и писателем — напоминает также Р.Фр. Бёртона (см. примем. 23 к гл. Ш).
13 ...прославился в битве с турками у Великой реки на самой границе с Турцией. — Имеется в виду кампания Влада Ш против турок, сведения о которой содержатся в книге У. Уилкинсона «Рассказ о княжествах Валахия и Молдавия» (см. примем. 11 к гл. I).
14 Залесье. — В оригинале: «land beyond the forest» — буквальный перевод этнонима «Трансильвания», придающий ему фантастический колорит.
15 Как сообщает Арллиний... — В оригинале использован глагол «says», что подразумевает указание как на беседу (см. выше, примем. 12), так и на письменный источник.
16 ...Дракулы были великим и благородным родом... — Стокер, вслед за Уилкинсоном, интерпретирует имя «Дракула» как родовое (см. примем. 11 к гл. I и примем. 21 к гл. Ш).
17 Многие тайны узнали Дракулы в Шоломанче, что в горах над Герман- штадтским озером... — Информация почерпнута Стокером из статьи Э. Джерард «Трансильванские суеверия»:
<...> я могу также здесь упомянуть Шоломанчу — школу, которая предположительно существует где-то в сердце гор и в которой все тайны природы, язык зверей и все вообразимые магические заклинания и чары преподаются лично дьяволом. Одновременно в школе находятся только десять учеников, и, когда курс обучения закончен, девять из них выпускаются и возвращаются домой, а десятый удерживается дьяволом в качестве платы и, поднявшись на <...> змёе [в небо], становится с тех пор адъютантом дьявола, ассистируя ему в «делании погоды», то есть готовя молнии.
Маленькое озеро неизмеримой глубины, лежащее высоко в горах к югу от Германпггадта, считается котлом, где готовят (brewed — букв.: «варят». — Т.М., М.О.) гром, а в хорошую погоду змей спит там под водой.
Gerard 1888: 136
776
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
О Германиггадте см. также примем. 4 к «Запискам...» Пия П.
18 ...stregoica — “ведьма”, ordog и pokol — соответственно “сатана” и “ад”... — О словах «stregoica» и «pokol» см. соответственно примем. 24 и 25 к гл. I. Словом «ordog» (правильнее — ördög) в венгерской мифологии именовалось существо, контролирующее все темные и злые силы в мире; впоследствии, после христианизации этих земель, стало отождествляться с дьяволом; истопник, из которого Стокер понерпнул о нем сведения, установить не удалось.
19 ...я имел честь... быть... помощником вашего отца в “Уиндеме”... — В оригинале: «Windham»; ремь идет о закрытом клубе, основанном в 1828 г. и полупившем название по имени бывшего владельца дома № 106 по Пэлл-Мэлл — Уильяма Уиндема.
20 ...на празднике в Дерби... — Имеются в виду знаменитые сканки, собиравшие самую аристократическую публику Англии и популярные до сих пор. Впервые состоялись в 1778 г. и полумили название по имени Эдварда Смита Стэнли, 12-го графа Дерби (1752—1834), упредившего ежегодные состязания для чистокровных лошадей-трехлеток; традиционно проводятся в городе Эпсом, на юго-востоке Англии.
21 Его принятие в состав Соединенных Штатов... — С нам. XIX в. территория совр. Техаса входила в состав Мексики; однако в 1836 г. была провозглашена независимая Республика Техас, которая в 1845 г. была официально принята в США как один из штатов.
22 ...полюс... — Имеется в виду Северный полюс; на момент написания романа Южный еще не был открыт (это произойдет в 1912 г., в результате экспедиции Р. Амундсена).
23 Доктрина Монро (Monroe Doctrine). — Ренфилд говорит о Декларации принципов внешней политики США; этот документ был составлен государственным секретарем Джоном Куинси Адамсом (1767—1848) и провозглашен Джеймсом Монро (1758—1831; президент в 1817—1825 гг.) в ежегодном послании Конгрессу от 1823 г. Согласно декларации, любая попытка европейских держав вмешаться в дела бывших колоний в Западном полушарии расценивалась как нарушение интересов Соединенных Штатов. О Стокере как «эксперте» по США см. примем. 9 к гл. V и примем. 15 к гл. ХШ.
24 ...негласного соглашения с костлявой. — В оригинале: «scytheman» (букв.: «косарь»); в данном случае Стокер подразумевает не столько аллегорию Смерти, сколько аллегорию Времени, символом постоянного течения которого еще в античности служили серп или коса.
Бром Стокер. ДРАКУЛА
777
Глава XIX
1 ...вот вам маленькие электрические лампочки... — Электрическая лампа была изобретена и испытана в 1879 г., независимо друг от друга, двумя исследователями — американским инженером Томасом Алвой Эдисоном (1847— 1931) и английским химиком Джозефом Уилсоном Суоном (1828—1914); в 1881 г. последний продемонстрировал и электрический переносной фонарь, представлявший собой небольшую лампочку весом ок. 700 г, которая работала от довольно массивного (ок. 4 кг) аккумулятора (см.: Swan 1881). В том же году такие аккумуляторы начали использовать в английских театрах, в том числе и для подсветки костюма актера (один из первых случаев — постановка комической оперы У. Гилберта и А. Салливана «Иоланта, или Пэр и Пери» («Iolanthe; or, The Peer and the Peri»), состоявшаяся 25 ноября 1882 г.). Лампочки крепились на костюме актера, а провода и собственно аккумулятор скрывались в складках одежды. Впоследствии аккумуляторы стали легче (ок. 700 г), и их можно было скрыть в высоких металлических подошвах, от которых по всему костюму тянулись проводки; этот эффект был использован в театре «Лицеум», при постановке «Фауста» («Faust») в 1886 г.: от правого ботинка актера, игравшего главную роль, были протянуты проводки, которые соединялись с мечом, отчего его клинок (в сцене поединка с Валентином) вспыхивал таинственным синим пламенем (см.: Bouth 1991: 92). Вероятно, подобные лампочки раздает своим спутникам и Ван Хелсинг, хотя Стокер ничего не упоминает об аккумуляторе.
2 «In manus tuas, Domine!» — Начало слов «In manus tuas, Domine, commendo spiritum meum» — «В руки Твои, Господи, передаю дух мой» (ср.: Лк. 23: 46), произнесенных Христом перед смертью. В христианской традиции так нередко звучат предсмертные речения (ср. слова, приписываемые Марии Стюарт: «Господи, в твои руки предаю себя, чтоб не остаться в вечном стыду...»). В то же время, с этих слов начинается католическая оградительная молитва на сон грядущий: «In manus tuas commendo spiritum meum: redemisti me, Domine, Deus veritatis» — ср.: «В Твою руку предаю дух мой; Ты избавлял меня, Господи, Боже истины» (Пс. 30: 6) — и предположительно именно в этом ключе употребляет их здесь Ван Хелсинг.
3 ...три терьера. — Видимо, речь идет о так называемых манчестерских терьерах, которые были выведены в Англии в нач. XIX в. путем скрещивания уиппета и английского белого терьера, специально как порода, подходящая
778
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
для охоты на крыс. Это гладкошерстые, черные или темно-коричневые собаки, в холке достигающие 40 см, быстрые, ловкие и бесстрашные. В кон. XIX в. они были очень популярны: с их участием устраивались специальные соревнования по спортивной травле крыс (известен рекорд: за 6 минут терьер уничтожил 100 крыс). Позднее, когда травля крыс перестала практиковаться как вид спорта, манчестерские терьеры утратили популярность. На базе этой породы были выведены той-терьеры, по форме повторяющие манчестерских, но значительно уступающие им в размерах.
4 ...рассуждать a particulari... — В данном случае «a particulari» — логический термин, обозначающий рассуждение на основе отдельного, частного случая.
5 Хотела встать и проверить, но мои конечности как будто налились свинцом... — Подобное состояние, когда человек во сне испытывает неприятное ощущение тяжести в теле в сочетании с тревогой, но при этом не может пошевельнуться, подробно описано в книге ученика 3. Фрейда Эрнеста Джонса (1879—1958) «Ночной кошмар» (см.: Jones 1951). Джонс полагал, что данное состояние, имеющее чисто физиологическую и психологическую природу, послужило толчком к появлению преданий о ночных «гостях» — домовых, маре, инкубах, чудовищной старухе и, в частности, о вампирах.
6 ...проступили слова из Священного Писания: «...облако днем и огонь ночью». — В оригинале: «а pillar of cloud by day and the fire by night». Мина немного неточно цитирует Книгу Исход; ср.: «For the cloud of the Lord was upon the tabernacle by day, and fire was on it by night <...>» — «<...> ибо облако Господне стояло над скиниею днем, и огонь был ночью в ней <...>» (Исх. 40: 38).
7 ...поскольку прошлую ночь спала плохо. — Мина, очевидно, утрачивает присущую ей ясность мысли и хорошую память, поскольку в записи от 2 октября она пишет: «Минувшей ночью спала без всяких снов и, наверное, крепко <...>» (с. 323 наст. изд.). Несомненно, это — намеренный ход Стокера, желающего подготовить читателя к дальнейшему развитию событий.
Глава XX
1 Бетнал-Грин (Bethnal Green) — район в Ист-Энде (Восточный Лондон), примерно в 1,5 км к северу от Ливерпульского вокзала (см. примеч. 1 к гл. X); в описываемые времена представлял собой трущобы, заселенные бедняками и эмигрантами, и считался одним из беднейших районов Лондона. В западной
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
779
его части, граничащей с Уайтчепелом, орудовал в 1888 г. Джек Потрошитель (см. также ниже, примеч. 3).
2 Уолворт (Walworth) — район в Центральном Лондоне, в округе Саутворк; подробно описан в романе Ч. Диккенса «Большие надежды» («Great Expectations»; 1860—1861).
3 ...по адресу: Майл-Энд-Нью-Таун, Чиксенд-стрит, дом 197... — Реальный адрес в Лондоне: тупиковая улица Майл-Энд-Нью-Таун (Mile End New Town), отходящая от Чиксенд-стрит (Chicksand Street), находится на севере района Уайтчепел (Whitechapel), к северу от Темзы, печально известного после 1888 г.: именно там произошли так и не раскрытые убийства Джека Потрошителя, часть которых была совершена именно на названной улице. Мрачный и грязный, с его проститутками и питейными домами, район был несомненно выбран Дракулой не случайно: при необходимости граф всегда мог найти там себе пропитание (см.: Eighteen-Bisang 2005).
4 ...а еще шесть — Бермондси, Джамайка-лейн. — Район Бермондси (Bermondsey) находится к югу от Темзы; в кон. XIX в. это был район доков, известный также своими подпольными опиумными курильнями и воровскими притонами (вновь не случайный выбор адреса); описан Ч. Диккенсом в романе «Оливер Твист» («Oliver Twist»; 1837—1839). Джамайка-лейн (Jamaica Lane) — несуществующий топоним; вероятно, подразумевалась Джамайка-роуд, улица протяженностью ок. 1,5 км, пролегающая как раз в районе Бермондси, параллельно изгибу Темзы.
5 Пинчер-элли (Pincher Alley) — вымышленная улица; возможно, намек на Пинчер-стрит (Pincher Street), находящуюся в районе Уайтчепел (см. выше, примеч. 3).
6 ...в старом доме в Пёрфлите. — О районе Пёрфлит см. примеч. 21 к гл. П. Судя по карте расположения гробов, Дракула действительно разработал план с целью охватить как можно большую территорию.
7 ...Коркренс... Поутерс-корт... Бартел-стрит... — Эти топонимы, равно как и их «уточненные» формы (см. далее в тексте: Поттерс-корт, «Коркоран»), вымышлены Стокером и, скорее всего, не имеют конкретных прототипов.
8 Поплар (Poplar — букв.: «Тополь») — район в восточной части Лондона (более известной как Ист-Энд), к югу от Уайтчепела (см. выше, примеч. 3).
9 Кросс-Энджел-стрит (Cross Angel Street) — вымышленная улица.
10 ...новый «холодный склад»... — Начиная с 1879 г. для хранения продуктов, в первую очередь мяса, в Лондоне начали использоваться специальные реф¬
780
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
рижераторы, работа которых была основана на принципе обезвоживания воздуха. Первые холодильные камеры представляли собой огромные помещения складского типа, по стенам которых располагались металлические цистерны с эфиром, поглощавшим из воздуха пары.
11 ...в двух шагах от большой белой церкви... — Предположительно имеется в виду церковь Крайсг-Чёрч (Christ Church) на Даун-стрит (Down Street) в аристократическом районе Мэйфер (Mayfare), неподалеку от Пикадилли; построена в 1865 г.
12 Дом высокий, с каменным фасадом, наверху арка и крутые ступени перед дверью. — Упоминание об арке было включено Стокером в рукопись на завершающем этапе; предположительно он имел в виду облик какого-то реального дома.
13 Площадь Пикадилли (Piccadilly Circus) — оживленная площадь в Центральном Лондоне (район Вестминстер); построена в 1819 г. как развязка между улицами Реджент-стрит и Пикадилли.
14 И возле «Джуниор Конститьюшенл»... — Имеется в виду здание клуба «Junior Constitutional», основанного в 1897 г. и располагавшегося по адресу: Пикадилли, 101. Клуб имел консервативное направление; согласно альманаху Уитакера (см. примеч. 10 к гл. П), в 1890 г. он насчитывал почти тысячу членов.
15 Сэквилл-стрит (Sackville Street) — улица рядом с Пикадилли.
16 Выпил чаю в «Аэрейтед Брэд Компани»... — В оригинале: «Aerated Bread Company». Имеется в виду одно из многочисленных кафе, в которых подавалась выпечка, приготовленная особым способом: вместо традиционных дрожжей в тесто добавлялись кислоты, гасившиеся карбонатом натрия (то есть пищевой содой). В результате процесс приготовления выпечки убыстрялся в несколько раз, а сами изделия считались менее калорийными и более полезными для здоровья.
17...так, наверное,улыбался Мальволио... — Мальволио — персонаж комедии У. Шекспира «Двенадцатая ночь, или Что угодно» («Twelfth Night, or What You Will»; 1601—1602), напыщенный мажордом; он то и дело улыбается, следуя совету, полученному им в письме, как он думает, от влюбленной в него хозяйки, Оливии: «<...> если ты принимаешь мою любовь, покажи это своей улыбкой. Тебе так идет улыбка. Поэтому при мне всегда улыбайся <...>» (Акт П, сц. 5. Пер. Д.С. Самойлова).
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
781
18 Древние греки были... правы, назвав душу и бабочку одним словом}.» — Греческое слово «cpuxVj» действительно имеет несколько переводов: ( 7) «душа», (2) «жизнь», (3) «дыхание», (4) «бабочка».
19 Моя позиция по отношению к... земным делам... близка к позиции Еноха ~ он был взят Богом». — Библейская аллюзия: «И ходил Енох пред Богом, по рождении Мафусаила, триста лет и родил сынов и дочерей. Всех же дней Еноха было триста шестьдесят пять лет. И ходил Енох пред Богом; и не стало его, потому что Бог взял его» (Быт. 5: 22—24). Видимо, Ренфилд намекает на нахождение способа продления жизни, а также на союз с Дракулой, в котором он видит своего рода божество.
20 ...«из жалости я должен быть жесток». — В оригинале: «be cruel only to be kind» — цитата из трагедии У. Шекспира «Гамлет», реплика заглавного героя, обращенная к матери (Акт Ш, сц. 4. Пер. М.Л. Лозинского).
21 “Крысы, мыши и прочие твари!\ как сказано у Шекспира, их можно назвать “трусливым содержимым кладовых”. — Первая цитата, приводимая Рен- филдом (в оригинале: «But mice and rats, and such small deer») заимствована из шекспировской пьесы «Король Лир» (Акт Ш, сц. 4); это слова Эдгара о рационе помешанного по имени Том, который питается гнилыми отбросами, дохлыми собаками, крысами и лягушками; ср. в пер. М.А. Кузмина: «Мышей да крыс — вот мелкий скот, | Что бедный Том семь лет уж жрет». Источник второй цитаты (в оригинале: «chicken-feed of the larder» — букв.: «всякая мелочевка из кладовой») не установлен; возможно, она заимствована из какой-то театральной обработки пьесы, как то было ранее, в случае с «Гамлетом» (см. примеч. 34 к гл. Ш).
22 1 октября. — Намеренная или случайная ошибка Стокера: согласно дневнику Гаркера, он посетил «Митчелла, сыновей и Кэнди» только 2 октября.
23 ...Nq 34 7 по Пикадилли. — Адрес вымышленный; с находящимся по нему строением описанный дом не имеет ничего общего.
24 Граф де Билль (Count de Ville). — Игра слов, которая должна была быть понятна читателю: «Count de Ville» звучит как «Count Devii» (букв.: «граф Дьявол»). Ср. учтенные Стокером сведения У. Уилкинсона об историческом Дракуле: «Дракула в валашском языке значит “дьявол”» (см. примеч. 11 к гл. I).
25 Ван Хелсинг отправился в Британский музей посмотреть трактаты по древней медицине. — О библиотеке Британского музея см. примеч. 10 к гл. I.
782
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
Глава XXI
1 ...Ренфилд лежал на левам боку в луже крови. — Нестыковка у Стокера: в конце предыдущей главы упоминается, что Ренфилд лежал на полу ничком (см. с. 342 наст, изд.); будучи без сознания, едва ли он мог повернуться.
2 Эверсфилдский сумасшедший дом (Eversfîeld Asylum) — вымышленная психиатрическая лечебница.
3 «Нужно как можно скорее понизить давление и, насколько это возможно, восстановить нормальные показатели... — Здесь и далее описание травмы Рен- филда и попыток ее излечения изобилует неточностями и грубыми ошибками с точки зрения нейрохирургии, даже по меркам кон. XIX в. То, что к больному после хирургического вмешательства сразу вернулась речь, — невероятно. Кроме того, ничего не говорится о наркозе (кроме упоминания нескольких капель бренди). Однако идея, что хирургическое вмешательство, произведенное сразу после кровоизлияния в мозг, может спасти пациента, в описываемые времена действительно встречалась; так, описание частичного выведения пациента из комы фигурирует в заметках старшего брата писателя, Уильяма Торнли Стокера.
4 ...нужно делать трепанацию немедленно... — Трепанации черепа (разрушение свода черепной коробки и вскрытие ее полости) известны в истории медицины с древнейших времен. Такие операции предположительно практиковались во времена Гиппократа (см. примеч. 14 к гл. V), а в целом подобные вмешательства в мозг, судя по данным археологии, осуществлялись еще в период неолита. Далеко не всегда трепанация производилась с чисто медицинскими целями (уменьшение последствий внутреннего черепного кровоизлияния); в ряде религиозных культов ее целью было освободить сознание больного или одержимого от влияния злого духа, якобы находящегося в его черепе. Возможно, отчасти нечто подобное было неосознанно воспроизведено Стокером в сцене освобождения Ренфилда от влияния графа.
5 ..ллне приходилось читать о людях, которые слышали, как смерть отсчитывает минуты. — Распространенный предрассудок, вызванный похожестью звука, который издает жук-древоточец [англ, death-watch beetle — букв.: «жук часов смерти»), на тиканье часов (особенно — в ночной тишине). Согласно поверью, этот звук становится наиболее отчетливым перед чьей-либо смертью или во время эпидемий. Мать Стокера рассказывала, что подобное «тиканье» было явственно слышно в графстве Слайго (Ирландия) во время эпидемии холеры (см.: Stoker 2008: 385).
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
783
6 ...и я вернусь в небытие... или еще хуже\ — Видимо, Ренфилд боится, что тоже станет вампиром, хотя, как кажется, оснований для этого у него нет.
7 Сначала я не приглашал Его войти, хотя знал, что Он этого хочет... — Стокер снова обыгрывает мотив невозможности для вампира войти в дом без приглашения (см. примеч. 2 к гл. П). Однако, проникая в комнату к Мине, как и ранее — к Люси, Дракула каким-то образом обходился без него. Возможно, здесь проявляется викторианское отношение к женщине как к существу, не в полной мере обладающему собственной волей, с чем Стокер, казалось бы, часто спорит (см. примеч. 1 и 5 к гл. VTH).
8 «Acherontia atropos, из подсемейства Сфинксовые, — этих бабочек называют “мертвая голова”». — Acherontia atropos — крупные (размах крыльев достигает 14 см) ночные бабочки из семейства Бражниковые (подсемейство Сфинксовые); в народе они действительно получили упомянутое Стокером название: на спинке у них расположен рисунок, по форме напоминающий череп. В Европе эти насекомые распространены практически всюду, но могут размножаться только в жаркое время года. При создании благоприятных климатических условий бражники начинают мигрировать и достигают Скандинавии и даже Исландии. Внешний вид бабочки породил множество суеверных преданий; в частности, в Румынии считается, что в ее обличье вампир по ночам ищет свою жертву; тот, кто увидит такую бабочку, должен постараться быстро при помощи иглы, булавки или гвоздя пришпилить ее к деревянной стене и не снимать, пока насекомое полностью не высохнет (см.: Murgoçi 1926).
9 ...в оцепенении, которое, как известно, может навлечь вампир. — Здесь Стокер дополняет признаки «вампирского этикета» — непосредственно в ходе работы над романом (см. также примеч. 2 к гл. П и примеч. 5 к гл. ХЕК).
10 «Нечистая, нечистая\ — В оригинале: «Unclean, unclean!» Мина вспоминает предписания по отношению к зараженным проказой, приводящиеся в ветхозаветной Книге Левит: «У прокаженного, на котором <...> язва, должна быть разодрана одежда, и голова его должна быть не покрыта, и до уст он должен быть закрыт и кричать: нечист! нечист! (unclean, unclean!) Во все дни, доколе на нем язва, он должен быть нечист, нечист он <...>» (Лев. 13: 45-46).
11 ...принуждая ее прильнуть губами к открытой ране на его груди. — Стокер снова обогащает «вампирский этикет» (см. выше, примеч. 9): желая не просто создать нового вампира, но существо, с которым он находится в особых тесных телепатических отношениях, Дракула пытается заставить Мину выпить его кровь. Мотив этот, несомненно, почерпнут Стокером из сведений о древ¬
784
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
них обрядах побратимства, практикуемых у разных народов; напр., Геродот пишет в «Истории», что скифы освящают договоры о дружбе, наливая
в большую глиняную чашу <...> вино, смешанное с кровью участников договора (а для этого делают укол шипом на коже или маленький надрез ножом). Затем в чашу погружают меч, стрелы, секиру и копье. После этого обряда произносят длинные заклинания, а затем как сами участники договора, так и наиболее уважаемые из присутствующих пьют из чаши.
IV.70. Пер. ГА. Стратановского
Также источником для описанного эпизода могли послужить и известные Стокеру древние обычаи германцев (в основном — скандинавов), которые пили кровь из ран друг друга, заключая таким образом прочный «договор», обязывающий обе стороны во всём помогать друг другу и, что важно, всегда отзываться на призыв побратима (ср. рассказ Мины далее в тексте наст, главы).
12 Узнала я и красный шрам, у него на лбу... — В главе IV Гаркер пытался лопатой зарубить лежащего в гробу Дракулу, но попал под действие демонических чар (взгляд «василиска») и только оставил «глубокую метину на его лбу» (с. 69 наст. изд.).
13 ...сделалась плотью от плоти моей, кровью от крови моей... — Дракула, подобно Ренфилду (см. примеч. 18 к гл. УШ и примеч. 11 к гл. XI), кощунственно цитирует Священное Писание: «И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа» (Быт. 2: 23). Если в Библии Ева — «плоть от плоти» Адама и «будет называться женою» человека, то Дракула, причащая Мину своей кровью, превращает ее в свою жену.
Глава XXII
1 ...в радости или горе, днем или ночью, в безопасном укрытии или в момент предельного риска\ — Слова Ван Хелсинга своей патетичностью напоминают о брачных обетах и, шире, о некой клятве, да и сами звучат как заклинание. По мнению некоторых исследователей, Ван Хелсинг стремится противопоставить силе Дракулы — силу некоего Братства, союза, освященного торжественной клятвой. Можно даже предположить, что за профессором стоит сила более
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
785
крупного тайного общества, призванного искоренять Зло (см., нанр.: Rarignac 2012: 115).
2 ...тише едешь — дальше будешь, как говорит пословица. — В оригинале: «The quickest way home is the longest way, so your proverb say» — «Самый быстрый путь домой — это самый долгий путь, как гласит ваша пословица». Будучи голландцем, Ван Хелсинг не забывает, что говорит с англичанином, и призывает его, с известной долей иронии, опираться на английскую народную мудрость.
3 ...чековая книжка... — Первые чеки в Англии начали выписываться уже в ХУП в., а с 1717 г. бланки чеков стали печатать в типографиях. В 1830 г. Банк Англии начал предлагать клиентам собственно чековые книжки: по 50, 100 и 200 сброшюрованных бланков, которые печатались на специальной бумаге и имели водяные знаки. К кон. XIX в. расчеты, производимые при помощи чеков, в Англии обрели большую популярность.
4 Я читал об одном джентльмене ~ обнаружил лишь пустое место. — Источник приведенного анекдота не выяснен; возможно, вся эта история, довольно неправдоподобная, придумана самим Стокером. Во втором, сокращенном, издании романа данный эпизод был выпущен.
5 Юридическая корпорация (The Incorporated Law Society) — основанное в 1825 г. общество, объединявшее юристов Англии и Уэльса; было призвано регулировать работу солиситоров и адвокатов, а также защищать их права.
6 Арлингтон-стрит (Arlington-street) — короткая улица, к востоку от Грин- парка (см. примеч. 14 к гл. ХШ); на северо-западе граничит с Пикадилли.
Глава XXIII
1 ...алхимик — а алхимия в его времена считалась вершиной научного знания. — Сведений о занятиях Влада Дракулы алхимией нет ни в труде У. Уилкинсона (см. примеч. 11 к гл. I), ни в записях Стокера, ни в исторических сказаниях о валашском воеводе, однако в случае романного графа это уточнение можно толковать как очередной традиционный атрибут черного мага (см. примеч. 6 к гл. Х\ТП). Интересно, что алхимическими опытами интересовался современник Влада Ш — садист, маршал Жиль де Ре (1405—1440; см. о нем в статье М.П. Одесского, на с. 680—681 наст, изд.); С. Бэринг-Гулд в «Книге оборотней» подробно рассказывает о его зверствах (см.: Бэринг-Гулд 2010: 172—213), но как раз их магический аспект игнорирует. Восполнить пробел
786
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
Стокер мог, обратившись к материалам процесса Жиля де Ре, опубликованным французским историком Жюлем Мишле (1798—1874), на которые у Бэ- ринг-Гулда имеется ссылка (см.: Там же: 172—173).
2 “Festina lente”... — Эта латинская пословица греческого происхождения, которую можно перевести как «торопись медленно», «спеши не торопясь», впервые встречается в сочинении Гая Светония Транквилла (ок. 70 — ок. 122) «Жизнь двенадцати цезарей» (см.: Божественный Август. XXV.4).
3 ...ведь вампир хоть и может проникать в дом как ему угодно, но лишь после приглашения кого-нибудь живущего там. — См. примеч. 2 к гл. П и примеч. 7 к гл. XXI.
4 ...раздался стук в дверь, два коротких удара — так обычно стучит почтальон. — Стокер отсылает к характерному стуку, которым в Англии и некоторых других западных странах (напр., в США) извещает о себе почтальон.
5 ...ему придется переправиться через реку, а это возможно только во врелля отлива... — В своих заметках к роману Стокер, в частости, вносит в «вампирский этикет» правило: вампир не может переправиться через текущую воду, он способен пересечь реку только в момент максимально низкого уровня воды (см.: Miller 2006: 16). Мотив, в дальнейшем не получивший развития ни в «Дракуле», ни в «вампирической» литературе, своим происхождением, очевидно, обязан широко распространенным народным поверьям, согласно которым ожившие мертвецы и другие представители низшей мифологии не могут преодолеть естественную преграду в виде текущей воды (в отличие от стоячей — пруда, озера и т. д.).
6 ...большим кривым непальским кинжалом... — В оригинале: «Kukri knife» — «нож-кукри», изогнутый нож длиной ок. 40 см, традиционно используемый как оружие непальскими гуркхами; обычно такой клинок носят в особых ножнах на поясе за спиной, и противник, до последней минуты не видящий оружия, оказывается захвачен врасплох. Согласно преданию, кукри был завезен в Непал в IV в. до н. э., вместе с армией Александра Македонского (356—323 до н. э); в этой стране он имеет не только практическое, но и символическое значение: существовало поверье, что тому, кто носит его с собой, благоприятствует бог Шива. В Англии такие клинки также не были редкостью: их обычно привозили из Азии, дарили знакомым, продавали в сувенирных лавках и даже использовали как ножи для разрезания бумаги.
7 Соверен — британская золотая монета номиналом в 1 фунт стерлингов (вес — 15,55 г); имела хождение в 1489—1917 гг.
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
787
8 Меня нужно загипнотизировать до восхода солнца, и, может быть, я смогу что-нибудь рассказать. — Видимо, Мина ощущает свою ментальную связь со спящим в эти минуты Дракулой.
9 ...стал делать пассы, проводя то одной, то другой рукой от ее макушки и вдоль лица. — Техника, при помощи которой Ван Хелсинг вводит Мину в состояние транса, напоминает не столько гипнотическое воздействие, когда пациента усыпляют при помощи повторяющихся движений, сколько методы школы Ф.А. Месмера (см. примеч. 12 к гл. XTV), который посредством пассов стремился активизировать в теле пациента «животный магнетизм» (см.: Stoker 2011: 388). Стокер посвятил Месмеру очерк в книге «Знаменитые самозванцы» (см.: Stoker 1910: 95—100), где, в частости, описал, что тот делал «пассы», касаясь лба пациента и совершая быстрые движения рукой, ладонью к пациенту, с расставленными пальцами.
10 ...скрежет стоп-механизма лебедки». — В оригинале: «the loud tinkle as the check of the capstan falls into the rächet» — «громкий лязг, когда стопор кабестана упирается в храповик». Стокер использует узкоспециальные мореходные термины (кабестан — лебедка с вертикальным барабаном для поднятия грузов или корабельного якоря; храповик — механизм, препятствующий вращению вала в обратном направлении, проще говоря — стопор лебедки), которые едва ли может знать учительница Мина; в дальнейшем этот мотив развития не получает, а потому лексика в переводе заменена на более нейтральную.
Глава XXIV
1 ...туту меня нет никаких сомнений, будто чья-то рука огнем начертала на стене это известие. — Отсылка к библейской Книге пророка Даниила, к эпизоду, когда во время пира, устроенного царем Валтасаром, на дворцовой стене появляются слова «мене, мене, текел, упарасин», начертанные появившейся из лампады рукой и предвещающие Валтасару скорую гибель: «В тот самый час вышли персты руки человеческой и писали против лампады на извести стены чертога царского, и царь видел кисть руки, которая писала» (Дан. 5: 5). В библейском тексте буквы не названы огненными, однако в известном романе Александра Дюма-старшего (1802—1870) «Граф Монте-Кристо» («Le Comte de Monte-Cristo»; 1844) сходный эпизод, в ходе которого герой вспоминает о тексте доноса против него, представлен более ярко: «Каждая
788
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
строка пылала огненными буквами на стене, как “Мене, Текел, Фарес” Валтасара» (Дюма 2002: 107). Видимо, роман Дюма и послужил источником для Стокера.
2 Omne ignotum pro magnifico... — Сокращенная (и тем самым лишенная синтаксического смысла) цитата из трактата римского историка Публия Корнелия Тацита «Жизнеописание Юлия Агриколы» («De vita et moribus Iulii Agricolæ»; полностью звучит так: «Omne ignotum pro magnifico est» — «Всё неведомое кажется особенно драгоценным» (30. Пер. А.С. Бобовича). Впрочем, именно в сокращенной форме она, вложенная в уста Шерлока Холмса, фигурирует в рассказе А. Конан Дойла «Союз рыжих» («The Red-Headed League»; 1891), видимо и послужившем непосредственным источником для автора «Дракулы». Симптоматично, что К.И. Чуковский (1882—1969) в книге «Нат Пинкертон и современная литература» (1908) указывает этот латинский афоризм как узнаваемый атрибут Холмса (см.: Чуковский 2012: 40—41), — а потому, похоже, Стокер не просто заимствует цитату, но и, так сказать, адресуется к «своим» (о контактах Стокера и Конан Дойла см. в статье Т.А. Михайловой и М.П. Одесского, на с. 580 наст. изд.).
3 ...в контору “Ллойд”... — Имеется в виду страховая компания лондонской торговой династии «Ллойд» («Lloyd’s»), считавшаяся очень надежной. Фирма была основана в 1760 г.; обратившись в нее, можно было получить точные сведения о передвижении кораблей.
4 «Царица Екатерина». — Имя корабля «Czarina Catherine», с присущим ему «русским» колоритом, придумано Стокером (см. также примеч. 16 к гл. УП).
5 Дулитлская пристань (Doolittle’s Wharf) — небольшая пристань в устье Темзы, названа по имени ее первого владельца.
6 Там есть вулканы, кратеры которых до сих пор извергают потоки лавы... — Э. Джерард в своей статье указывает на своеобразное геологическое строение Трансильванского плато как на один из источников местных «суеверий» (см.: Gerard 1885: 130), однако о вулканах не упоминает. Действующих вулканов на территории Румынии и Молдавии нет, но есть необычные геологические образования, названные «грязевыми вулканами»; это горы небольшого размера, из вершины которых изливается серая масса, состоящая из почвы, воды и нефти; потом, оползая по склонам, она постепенно застывает. Районы, в которых встречаются такие «вулканы», лишены растительности, им присущ сухой растрескавшийся грунт, что в целом действительно придает пейзажу злове¬
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
789
щий вид. Возможно, Стокер почерпнул их описание из каких-то туристических справочников или рассказов путешественников. Ближайшее к «замку Дракулы» место расположения грязевых вулканов находится в 150 км от города Брашов (см. примеч. 34 к «Запискам...» Пия П).
7...подобно крестоносцам былых времен... — В оригинале: «as the old knights of the Cross». В речи Ван Хелсинга уподобление преследователей Дракулы участникам крестовых походов против мусульман, завладевших Гробом Господним, снова (ср. примеч. 1 к гл. ХХП) акцентирует рыцарски-религиозный характер борьбы с демоническим противником.
8 В свое время... он переходил турецкую границу и атаковал врага на его территории... — См. примеч. 11 к гл. I.
9 ...сходным химическим процессом обусловлено возникновение трупных ядов, природа которых в наш век по-прежнему остается загадкой. — В оригинале Стокер употребляет слово «ptomaine» (от др.-греч. тгтоо[ла — «тело», «труп»). Птомаины, или трупные яды, представляют собой смесь биогенных диаминов, появляющихся в результате гниения и частичного разложения белка и аминокислот; имеют характерный сладковатый запах. В кон. XIX в. их появление приписывали действию различных микроорганизмов, ядовитых по своей природе. Считалось, что наиболее активно птомаины вырабатываются в телах жертв инфекционных заболеваний — холеры, тифа и т. д. Отчасти это так: птомаины действительно могут содержать в себе микроорганизмы, однако их опасность для живых существ на самом деле относительно невелика по сравнению с гангренозными выделениями, с которыми во времена Стокера их иногда путали (о взглядах на происхождение «трупных ядов» на рубеже XIX— XX вв. см.: ЭСБЕ 1890-1907/50: 737).
10 Винчестеры (Winchesters) — винтовки нескольких типов, выпускавшиеся в США во втор. пол. XIX в.; от обычных винтовок их отличало наличие под- сгвольного магазина и продольно скользящего затвора, что обеспечивало быструю перезарядку и большую скорость стрельбы; они были названы в честь основателя кампании, изготовлявшей винтовки нового типа, Оливера Фишера Винчестера (1810—1880); название употребляется с 1866 г.
11 Тобольск — город в Тюменской области, назван по имени реки Тобол, на которой он расположен; был основан в 1590 г. на месте впадения Тобола в Иртыш, до кон. XVTH в. был главным административным центром Сибири; в XIX в., в связи с прокладкой железной дороги, проходившей южнее этого города, его значение резко снизилось. Как под Тобольском мог оказаться Куин¬
790
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
си Моррис и что он там делал — неясно; возможно, он как литературный персонаж оказывается прообразом «американского супермена», который побывал всюду, всё видел и испытал и всегда героически выходил из затруднительных ситуаций (ср. его рассказ о пампасах в гл. ХП). Интересно, что Тобольск подробно описан в «Дальнейших приключениях Робинзона Крузо» («The Farther Adventures of Robinson Crusoe»; 1719) — продолжении знаменитого романа Д. Дефо, где главный герой странствует по Сибири (см.: Алексеев 1983: 74—75).
12 ...глаза ее засверкали, как две Полярных звезды... — В оригинале: «like pole stars». Существует только одна Полярная звезда — в созвездии Малой Медведицы ; эта ярчайшая пульсирующая звезда расположена вблизи Северного небесного полюса.
Глава XXV
1 ..ялы покинули Лондон с вокзала на Чаринг-Кросс... — Вокзал Чаринг-Кросс (Charing Cross, открыт в 1846 г.), расположенный на одноименной площади, находится в центре Лондона; оттуда в кон. XIX в. традиционно отправлялись составы в портовые города Дувр и Фолкстон, где пассажиры пересаживались на паром, доставлявший их во французский порт Кале. Паром и железнодорожная кампания работали синхронно, поэтому путь от Лондона до Парижа был для того времени довольно быстрым. Поездка от Чаринг-Кросс до Дувра занимала примерно три часа, а переправа через пролив — чуть более часа; в Кале пассажиров уже ждали поезда до Парижа, время пути до которого занимало от пяти до семи часов.
2 Восточный экспресс — пассажирский поезд повышенной комфортности, курсирующий между Парижем и Константинополем (Стамбул). Идея комфортных скорых поездов, связывающих запад и восток Европы, принадлежала бельгийскому бизнесмену Жоржу Нагельмакерсу (1845—1905), создателю «Международной компании спальных вагонов» («La Companie Internationale des Wagon-Lits»). Экспресс начал курсировать в 1883 г. и преодолевал расстояние между двумя столицами примерно за 67 часов. Во время Первой мировой войны движение поездов было остановлено. После 1919 г. к основному маршруту через Мюнхен (Вену и Будапешт) добавилось несколько других, сохранивших обобщенное название «Восточный экспресс». Собственно говоря, это уже был не один маршрут, а несколько, разнившихся пунктами следо¬
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
791
вания, но сохранявших главные отличительные признаки — комфорт и быстрота поездов. До Стамбула можно было доехать через Милан (минуя Венецию и Белград — «Симплон Экспресс») или через Цюрих (минуя Инсбрук и Вену — «Альберг Экспресс»). Впрочем, указанное Стокером предположительное время отправления и прибытия в Варну кажутся маловероятными. В кон. XIX в. поездка от Парижа до Варны должна была занять как минимум трое суток, а путь до конечного пункта, Стамбула, — шесть дней и пять ночей.
3 ...в гостинице «Одессус». — Гостиница названа в честь старинного греческого города во Фракии, расположенного на берегу Понта Эвксинского (то есть Черного моря). В основном Одессус известен как торговый порт; в IV в. н. э. он был присоединен к фракийской Варне и утратил экономическую независимость.
4 ...когда судно пройдет через Дарданеллы. — О проливе Дарданеллы см. при- меч. 22 к гл. УП. Чтобы попасть в Варну, кораблю было необходимо также пройти пролив Босфор, находящийся в акватории Константинополя.
5 «Эвтаназия» — замечательное, успокаивающее слово\ Я благодарен тому, кто придумал его. — Эвтаназия (от др.-греч. ей — «добрый», «хороший» и Gàvônroç — «смерть») — прекращение жизни человека, страдающего неизлечимым заболеванием и переносящего при этом тяжкие боли. Впервые термин был употреблен Фрэнсисом Бэконом (1561—1626) в трактате «О достоинстве и приумножении наук» («The Advancement of Learning»; 1605) в значении «легкая смерть». Во втор. пол. XIX в. эвтаназия была довольно популярна в США и Западной Европе, причем употреблявшиеся при ней опиаты, как правило, делали облегчение страданий больного и ускорение его ухода из жизни качественно неразличимыми. После Второй мировой войны отношение к эвтаназии резко изменилось (см.: Гусейнов, Апресян 2000: 339—346).
6 ...точил свой гуркхский кинжал... — См. примеч. 6 к гл. ХХШ.
7 Галац (рум. Galati) — город и порт на востоке Румынии, в устье Дуная, примерно в 240 км к северу от Варны.
8 Трансцендентализм — это маяк для ангелов, а для человека он лишь блуждающий огонек, нечто неуловимое. — В оригинале: «Transcendentalism is a beacon to the angels, even if it be a will-o’-the-wisp to man». Под словом «transcendentalism» доктор Сьюард может иметь в виду течение американской мысли XIX в., объединявшее философов и писателей (Р.У. Эмерсон, Г.Д. Торо и др.); термин «трансцендентализм» должен был сигнализировать об их ориентированности на немецкую философию XIX в., для которой — вслед за Иммануилом
792
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
Кантом (1724—1804) — характерно использование понятия «трансцендентальный»; однако более очевидной была их связь с С.Т. Колриджем и английскими романтиками: подобно им, трансценденталисты утверждали, что инструмент познания мира — не эмпирическая наука, но интроспекция человека, тогда как сам человек есть часть гармоничного и динамичного космического начала. Также не исключено, что речь в романе идет прямо о понятии «трансцендентальное», которое в кантианской традиции обозначает условия восприятия внешнего, окружающего мира, не столько отражающие этот мир, сколько порожденные внутренними особенностями воспринимающего субъекта — то есть сознанием человека. Блуждающий огонек (will-o-the-wisp) — природное явление, фантомный огонь, возникающий на болотах или кладбищах; согласно фольклору, такие огни могут заманить путника, увлекая за собой, и тем самым либо погубить его (напр., завести в трясину, непролазные дебри и проч.), либо, наоборот, указать на спрятанное сокровище (ср. упоминание голубых огней в гл. П).
9 ...в «Гадкомутенке» моего друга Ханса Андерсена... — Ханс Кристиан Андерсен (1805—1875) — датский писатель; в основном известен как автор «литературных сказок», в том числе — сказки «Гадкий утенок» («Den grimme Ælling»; 1843). Поскольку Ван Хелсинг представлен в романе как пожилой человек, он действительно мог быть знаком с Андерсеном, который к тому же постоянно путешествовал по Европе в поисках народных сказок. Посещал Андерсен и Англию, где в 1847 г. был принят с триумфом, а потому его упоминание Ван Хелсингом — такое же указание на знаменитость, как и в случае с Вамбери (см. примеч. 12 к гл. ХЛ/Ш).
10 ...a particulari ad universale. — Имеется в виду индукция, то есть процесс логического вывода на основе перехода от частного положения к общему, который в XIX в. сыграл большую роль в развитии эмпирических наук и особенно успешно разрабатывался английскими мыслителями.
11 «Dos рои sto, — говорил Архимед. — Дайте мне точку опоры, и я переверну мир\» — Ван Хелсинг цитирует знаменитое изречение древнегреческого ученого Архимеда (287—212 до н. э.), формулирующее открытый им принцип рычага.
12 «Граф и преступник, и преступный типаж — так бы определили его Нордау и Ломброзо. — Чезаре Ломброзо (1835—1909), итальянский психиатр и криминолог; в монографии «Преступный человек» («L’Uomo delinquente»; 1876) он доказывал, что злодеяние следует объяснять не социальными обстоятельства¬
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
793
ми, но физиологически-психическими особенностями того, кто его совершил, — принадлежностью к «преступному типу» (типажу); последний описывается при помощи внутренних и даже внешних признаков (напр., повышенная «волосатость» — ср. волосатые ладони графа Дракулы). Происхождение «преступного типа» Ломброзо объяснял отклонением от нормы — атавизмом или «вырождением». Ко времени работы над романом книга Ломброзо не была переведена на английский, но Стокер мог познакомиться с ней во французском переводе 1895 г. (см.: Stoker 2000: 468-469). В свою очередь, Макс Нордау (наст, имя: Симха Меер Зюдфельд; 1849—1923), австрийский врач и литератор, в сенсационной книге «Вырождение» («Entartung»; 1892—1893), апеллируя к трудам Ломброзо, утверждал, что «вырождение» — не исключительная черта маргиналов, но доминанта современной культуры (см.: Нордау 1995: 26). Вот что он, в частности, писал о внешних признаках «вырожденца», или, по Ломброзо, «преступного типа»:
Вырождение проявляется у человека известными физическими признаками, которые называются стигматом или клеймом, выражение весьма неудачное, ибо оно заставляет предполагать, будто бы вырождение неизбежно является последствием вины, а его признаки — наказанием. Между тем эти стигматы составляют не что иное, как последствие ненормального развития, и выражаются, прежде всего, в асимметрии, т. е. неодинаковом развитии обеих половин лица и черепа, в несовершенствах ушной раковины, поражающей несообразной величиной или оттопыренной, словно ручки у горшка, с недостающей или приросшей мочкой, с незагнутыми краями, далее в косоглазии, заячьей губе, неправильностях строения зубов и нёба, плоского или образующего острый угол, в сросшихся или излишних пальцах и т. д.
Там же: 33
13 Не рой другому яму, как говорит великий псалмопевец. — Библейская аллюзия: «Обрушились народы в яму, которую выкопали <...>» (Пс. 9: 16). Под «великим псалмопевцем» имеется в виду царь Давид.
Глава XXVI
1 ..лондонской фирмы «Хэпгуд». — Сведений о компании «Hapgood» получить не удалось.
794
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
2 ...старина дьявол... — В оригинале использовано просторечное выражение «Old Mon» — букв.: «старый приятель».
3 ...смесь простодушия и хитрости... — В оригинале: «mixture of simplicity and cunning». Характеризуя капитана Донелсона, Стокер использует прилагательное «cunning» («хитрый») — постоянный эпитет для Дракулы в исторических текстах (см. об этом в статье Т.А. Михайловой и М.П. Одесского, на с. 581— 582 наст, изд.); потому, по словам Ван Хелсинга, капитан и оказался «достойным противником» («match») «старины дьявола» (см. пред, примеч.) — Дракулы (в речи Ван Хелсинга — «Devii»; профессор переводит диалектное выражение «Old Mon», которое употреблял капитан, на литературный язык).
4... предъявил расписку... в ней был указан... адрес: Бургенштрассе, 16. — В оригинале адрес написан по-немецки: «Burgenstrasse, 16». Вероятно, Стокер ошибочно полагал, что Валахия и Молдавия — по аналогии с Трансильвалией — составляли часть Австро-Венгрии, тогда как на самом деле с 1881 г. они входили в независимое Королевство Румыния (первым его властителем был Кароль I (1839—1914, правил с 1881 г.)). Возможно также, что немецкий представлялся писателю — не без оснований — языком межнационального общения в Центральной Европе, главным образом в том, что касалось почтовых отправлений.
5 ...будто только что со сцены «Лделфи». — Имеется в виду известный лондонский театр, открытый в 1858 г. (официальное название — «Королевский театр Аделфи», англ. «Royal Adelphi»); он специализировался на постановках комедий, мелодрам и приключенческих пьес. Театрал Стокер, безусловно, адресуется к «своему читателю», намекая на драму «Вечный жид» («The Wandering Jew»; 1873) Леопольда Дэвиса Льюиса (1828—1890). Льюис дебютировал в театре «Лицеум» в 1871 г. с пьесой «Колокола» («The Beils») — адаптацией «Польского еврея» («Le Juif Polonais»), трехактной оперы Эркмана-Шатриана (общий псевдоним двух французских писателей Эмиля Эркмана (1822—1899) и Александра Шатриана (1826—1890)); успех пьесы обычно приписывался игре Генри Ирвинга, хотя сам драматург считал иначе. «Вечный жид», имея мало общего с одноименным приключенческим романом Эжена Сю (см. примеч. 12 к гл. VTH), концентрируется скорее на общей идее искупления греха Агасфера ценой страдания не только отдельной личности, но и всего народа. Пьеса была поставлена в 1872 г. и продержалась в «Аделфи» два сезона, за которые ее сыграли 151 раз. Последующие драматические опыты Льюиса успеха не имели.
6 ...некоему Петру Скинскому... — В оригинале: «Petrof Skinsky»; возможно,
Брэм Стокер. ДРАКУЛА
795
Стокер полагал, что славянский вариант греческого имени «Петр» (Петрос;) имеет форму «Петров».
7 ...в Дунайском международном банке. — Предположительно, банк придуман Стокером; в описываемые времена в Будапеште функционировал Дунайский банк, но вряд ли он имел отделения в Румынии, особенно — в таком маленьком городке, как Галац (см. примеч. 7 к гл. XXV).
8 ...на кладбище при церкви Святого Петра... — Неточность или вымысел Стокера: церкви с таким названием в Галаце нет.
9 Я так благодарна изобретателю дорожной пишущей машинки и мистеру Моррису, доставшему ее для меня. — Так называемая «дорожная» (traveler’s) пишущая машинка была запатентована в США (штат Коннектикут) Джорджем Бликендерфером в 1889 г., однако ее массовый выпуск начался только после 1893 г. Данное устройство отличалось от более ранних образцов фронтальным расположением рычажно-литерной корзины, что позволяло значительно уменьшить размеры машинки. В дальнейшем этот же принцип, несколько усовершенствованный, был использован известной нью-йоркской фирмой «Ундервуд» («Underwood»), начавшей выпуск машинок с 1895 г. (см. примеч. 2 к гл. V); последние весили примерно б кг и считались «портативными». Где и как Куинси Моррис во время путешествия по Румынии смог раздобыть подобное устройство, остается неясным, однако верно указание Мины на «источник»: родиной этих машинок была Америка.
10 ...возможен контроль со стороны городской таможни... — В оригинале: «customs and octroi officers»; слово «octroi» (фр. — букв.: «пожалование») здесь употребляется в значении «ввозная пошлина», причем не всегда законная, что подразумевает намек на коррумпированность таможенников.
11 ..местные цыгане... — В оригинале: «Szgany» (см. примеч. 1 к гл. IV).
12 ...река, используемая словаками, — Прут или Сирет. — Речь идет о судоходных реках Прут {рум. Prut) и Сирет [рум. Sir et), протяженностью соответственно 950 и 726 км, берущих начало в Карпатах и впадающих в Дунай.
13 ...зато в Сирет близ Фунду впадает Бистрица... — Действительно, река Бистрица впадает в Сирет в районе города Бакэу (рум. Bacäu), к северу от Галаца. Здесь и далее географические подробности — за редким исключением (см. ниже, примеч. 16) — переданы Стокером с удивительной точностью. Фунду (рум. Fundu) — деревня рядом с тем местом, где Бистрица впадает в Сирет (см.: Stoker 2011: 328—329); на карте Бедекера 1896 г., которой мог пользоваться Стокер, в этом месте ошибочно расположен населенный пункт Фараоани.
796
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
14 Верешти (рум. Vere§ti) — небольшой городок южнее города Сучава, у западных отрогов Карпат.
15 ...у него с давних пор свой катер на Темзе и еще один на Норфолкских плёсах. — Ср. гонку на катерах по Темзе, описанную в повести А. Конан Дойла «Знак четырех» («The Sign of the Four»; 1890). Норфолк (Norfolk) — графство на востоке Англии, имеющее выход к Северному морю. Норфолкские плёсы (Norfolk Broads) — система судоходных рек и озер общей протяженностью ок. 200 км на территории этого графства.
16 ...перед Страсбой. — В оригинале: «Strasba». Неточность Стокера: поселения с таким названием в описываемых местах нет; вероятно, речь идет о небольшом городе Стража (Straja), расположенном южнее Бакеу, очень близко от места, где Бистрица впадает в Сирет (см. выше, примеч. 13).
Глава XXVII
1 Однако к вечеру она выглядела более vif. — Стокер использует французское слово «vif», которое переводится как «живой» (именно в мужском роде), но коль скоро это — определение Мины, правильно было бы употребить французское прилагательное в женском роде — «vive».
2 ...из Буковины в Бистрицу. — О герцогстве Буковина см. примеч. 12 к гл. I. Бистрица здесь — не река, а город (см. примеч. 2 к гл. I).
3 5 ноября. — В ночь на 5 ноября в Великобритании с ХУП в. отмечается праздник, установленный в память событий 1605 г., когда удалось предотвратить попытку католика Гая Фокса взорвать короля Якова I и всю элиту страны (так называемый «Пороховой заговор»). Праздник имеет как национальное, так и религиозное значение (торжество ценностей англиканства), что, возможно, учитывал Стокер, датируя именно этим числом победу над демоническими силами (см.: McElligott 2019: 55—58).
4 ...подошел к лошадям — все они мертвы... — Гибель лошадей в романе не совсем мотивирована. Идея, что вампиры могут питаться кровью животных, у Стокера не представлена; нет и упоминания о нападении волков. Видимо, лошади были намеренно убиты вампирессами Дракулы, чтобы помешать путникам добраться до замка.
5 «Halt\» — Гаркер и Моррис употребляют немецкую военную команду, предполагая, видимо, что в этом районе она всем понятна (см. примеч. 4 к гл. XXVI).
6 ...ножом Боуи... — Боуи (Bowie) — длинный нож, на конце клинка которо¬
Брэм Стокер. ГОСТЬ ДРАКУЛЫ
797
го имеется характерный скос; название получил в честь своего изобретателя Джеймса Боуи (1796—1836), одного из предводителей борьбы за независимость Техаса (см. примеч. 21 к гл. ХУШ). Это оружие было популярно на юге США, использовалось военными, а также во время охоты. То, что им «орудует» Куинси Моррис, должно свидетельствовать в пользу того, что герой по своим убеждениям — не янки, а скорее южанин; впрочем, возможно, Стокер не имел этого в виду.
7 Ее лоб чище снега\ — Библейская аллюзия: «Окропи меня иссопом, и буду чист; омой меня, и буду белее снега» (Пс. 50: 9).
ДОПОЛНЕНИЯ
Брэм Стокер
ГОСТЬ ДРАКУЛЫ
Bram Stoker DRACULA’S GUEST
Впервые опубл. в изд.: Stoker 1914: 1—14.
Судя по черновым планам романа «Дракула», содержание рассказа первоначально составляло его вторую главу (полное рукописное оглавление см. в изд.: Beiford 1996: 262). Действительно, если окончательный текст романа начинается записью от 3 мая и словами «Выехал из Мюнхена в 8.35 вечера, 1 мая <...>» (см. примеч. 3 к гл. I «Дракулы»), то действие рассказа происходит в Вальпургиеву ночь — с 30 апреля на 1 мая — в Мюнхене. В рассказе вампирес- са графиня Долинген связана со Штирией, что отсылает к месту действия повести Ш. Ле Фаню «Кармилла» (см. примеч. 36 к гл. I «Дракулы», а также статью Т.А. Михайловой и М.П. Одесского, на с. 570—571 наст, изд.); да и, судя по черновым заметкам к «Дракуле», действие первых глав романа также должно было происходить в Штирии (см.: Ibid.: 260) и лить позднее было перенесено в Трансильванию. След бытования рассказа «Гость Дракулы» в составе романа «Дракула» можно распознать и в том, что Гаркеру в главе Ш показалась «знакомой» одна из вампиресс (см. с. 52 наст, изд): это может интерпретироваться как воспоминание об ужасной встрече под Мюнхеном с графиней Долинген (см. примеч. 35 к гл. Ш «Дракулы»).
798
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
Однако печатать рассказ как своего рода первую главу романа неправомерно. Сборник «“Гость Дракулы” и другие волшебные рассказы» хоть и был опубликован после смерти автора, но готовился при его участии (см.: Ibid.: 325), а значит, его заглавный рассказ подавался как самостоятельное произведение — Vorgeschichte (см. об этом в статье Т.А. Михайловой и М.П. Одесского, на с. 646—647 наст. изд.). Показательно, что имя Джонатана Гаркера в нем не упоминается: повествование ведется от лица некоего путешественника-анг- личанина. Показательно также, что именно этот эффектный рассказ дал заглавие всему сборнику и на обложке книги был изображен волк над впавшим в беспамятство человеком (см. ил. 52) — одна из финальных сцен; так что «Гость Дракулы», апеллирующий к знаменитому роману, рекламно «продвигал» и сборник.
Перевод рассказа, впервые осуществленный в 2005 году Т.Н. Красавчен- ко (ИНИОН РАН), публикуется в новой редакции, подготовленной переводчицей специально для наст. изд.
1 «Quatre Saisons» — фешенебельная гостиница в Мюнхене, открыта в 1858 г.; ко времени действия романа была снабжена телефонной связью и электрифицирована.
2 Walpurgis Nacht — ночь с 30 апреля на 1 мая (день канонизации св. Валь- пурги Хайденхаймской) ; у древних германцев — праздник начала весны. По немецким народным поверьям, в эту ночь на горе Брокен в Гарце происходит «великий шабаш» (ср. знаменитый эпизод первой части трагедии И.В. Гёте «Фауст» (сц. 21: «Вальпургиева ночь»)). Согласно поверьям, во время Вальпургиевой ночи ведьмы пытаются помешать благополучному течению весны и насылают порчу на людей и скот; возможно, именно этим объясняется необычный для конца апреля снегопад, описанный Стокером.
3 Я вспомнил о старом обычае хоронить самоубийц на перекрестках дорог. — Согласно английской народной традиции (сохранявшейся вплоть до XIX в.), тех, кому было отказано в церковном погребении (в том числе — самоубийц), хоронили на перекрестках — возможно, с той целью, чтобы душа умершего не могла найти «правильный путь» и вернуться на землю. О связи Дракулы с самоубийцей см. примеч. 16 к гл. УШ «Дракулы».
4 Грац (н е м. Graz) — столица австрийской земли Штирия.
5 ...большими русскими буквами... — В оригинале: «in great Russian letters». He очень понятно, зачем Стокеру понадобились «русские буквы» (см.: Stoker 2008: 509); возможно, подразумевается культурная связь вампиров со славянскими поверьями.
Лорна. МИСТЕР БРЭМ СТОКЕР...
799
0 Гладка дорога мертвецам,. — См. примеч. 35 к гл. I «Дракулы».
7..летели с таким неистовством, будто их бросали балеарские пращники. — Во время Пунических войн жители Балеарских островов часто выступали в качестве наемников и были известны как виртуозные пращники. Праща — метательное оружие, представляющее собой веревку или ремень; один из концов ее свернут в петлю, в которую продевается кисть вооруженного ею воина — пращника. В расширенную часть пращи, находящуюся в центре, вкладывается один либо сразу множество камней и т. п.; для метания снаряда воин раскручивает пращу, постепенно усиливая круговые движения, и в момент наиболее сильного маха выпускает ее свободный конец.
8 ..ллне влили в рот бренди... — См. примеч. 8 к гл. X «Дракулы».
9 ...освященная пуля... — В оригинале: «sacred bullets». Очевидно, имеются в виду серебряные пули; о них как средстве борьбы с оборотнями см., напр.: Бэринг-Гулд 2010: 110.
10 Боярин. — В оригинале: «Воуаг» (см. примеч. 13 к гл. П «Дракулы»).
11 Бистрица. — См. примеч. 2 к гл. I «Дракулы».
О БРЭМЕ СТОКЕРЕ И ЕГО РОМАНЕ
ПО МАТЕРИАЛАМ АНГЛОЯЗЫЧНОЙ ПРЕССЫ
1897-1911
Лорна
МИСТЕР БРЭМ СТОКЕР
БЕСЕДА С АВТОРОМ «ДРАКУЛЫ»
Впервые опубл. в изд.: British Weekly. Ajournai of Social and Christian Progress. L, 1897. 1 July. P. 185.
«Бритиш Уикли» («British Weekly») — британский еженедельник, выходивший в 1886—1961 годах. Лорна — псевдоним журналистки Джейн Стоддард.
800
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
1 ...«Воды Геркулеса» Э.Д. Джерарда, где также описываются дикие и малоизвестные места Восточной Европы. — Э.Д. Джерард — псевдоним сестер Эмили (1849—1905) и Доротеи (1855—1915) Джерард, совместно написавших множество произведений. Действие романа «Воды Геркулеса» («The Waters of Hercules»; 1885) происходит на границе Венгрии и Румынии.
2 ...управляющим... — В оригинале: «manager» — «администратор», «менеджер». Официальная должность Стокера звучала как «acting manager» — букв.: «актер-менеджер».
3 ..Херсонесе... — Вероятно, имеется в виду Золотой Херсонес (см. примем. 8 к гл. ХУШ «Дракулы»).
4 «Девятнадцатый век» («The Nineteenth Century») — ежемесячный литературный журнал, издававшийся в Англии с 1877 г. В 1885 г. здесь была опубликована статья Э. Джерард «Суеверия Трансильвании», которая затем вошла в ее двухтомный травелог «Страна за лесами» (см. примем. 15 к гл. I «Дракулы»).
5 ...из «Книги оборотней» мистера Бэринг-Гулда. — См. примем. 26 к гл. I «Дракулы».
0 Фрэнсис Франкфурт Мур (1855—1931) — журналист, драматург, автор романов, новелл; был женат на Элис Грейс Балкомб, сестре жены Брэма Стокера — Флоренс.
7 «Обязанности клерков магистратского суда в Ирландии» («The Duties of Clerks of Petty Sessions») — сочинение Стокера, опубликованное в 1879 г.
8 Затем Сэмпсон Лоу выпустил его сборник рассказов для детей «Под Закатным солнцем». — Сэмпсон Лоу (1797—1886) — основатель лондонского книгоиздательства «Сампсон Лоу, Сын и Компания» («Sampson Low, Son & С°»). Сборник рассказов «Под Закатным солнцем» («Under the Sunset») был напечатан в 1881 г.
9 «Тропа змей» — роман Стокера, опубликованный в 1890 г.; см. о нем также в преамбуле к примечаниям к «Дракуле».
10 В издательстве господ Констеблей, в библиотечке «Акме», вышел изумительный томик «Уотерз Моу»... — «Акме» («Acme») — литературная серия издательства «Констебл и К°» («Constable & С°»); в рамках данной серии под вторым номером в 1895 г. вышел роман Стокера «Уотерз Моу» (под номером первым в 1894 г. — роман А. Конан Дойла «Паразит»); это же издательство в 1897 г. выпустило роман «Дракула».
11 «На склоне Шасты» — роман Стокера, опубликованный в 1895 г.; см. о нем также в преамбуле к примечаниям к «Дракуле».
Лорна. МИСТЕР БРЭМ СТОКЕР...
801
12 .„безупоминаний о юбилее... — Имеется в виду так называемый «Бриллиантовый юбилей» королевы Виктории (шестидесятилетие ее правления), который торжественно отмечался в 1897 г.
13 ...шествия на прошлой неделе как ничто иное пробудили в нас ощущение того, сколь разнообразны владения Ее Величества. — Имеются в виду торжественные шествия в честь Бриллиантового юбилея (см. пред, примеч.), в которых приняли участие представители многочисленных британских колоний (в описываемое время их насчитывалось более 70).
«The Athenæum»
Опубл. в изд.: Athenæum. 1897. July 26. P. 835
«Атенеум» («Athenæum») — литературный журнал-еженедельник, издававшийся в Лондоне с 1828 по 1921 год; в нем публиковались самые известные писатели и критики своего времени.
1 Усиление давно забытой веры в фантастическое... примета нашего времени, обратная реакция... на новейшие течения философии. — Под «новейшими течениями философии» подразумевается в первую очередь позитивизм (для которого единственным источником познания является эмпирический опыт), берущий исток в сочинении Огюста Конта (1798—1857) «Дух позитивной философии» («Discours sur l’ensemble du positivisme»; 1844, англ. пер. — 1865), и ответвившийся от него прагматизм (практика как критерий истины), получивший развитие в трудах Чарлза Сандерса Пирса (1839—1914), Уильяма Джеймса (1842—1910) и проч.
2 ...произведение сенсационное... — В оригинале: «sensational» — то есть относящееся к жанру сенсационного романа (sensational novel), получившему развитие в I860—1870-х годах (сочинения У. Коллинза, М.Э. Брэддон, Э. Вуд и проч.); во времена Стокера популярность жанра уже шла на спад, и потому реплика рецензента имеет долю иронии.
3 Немецкий ученый... — Автор рецензии ошибочно указывает национальность Ван Хелсинга: он не немец, а голландец.
«The Spectator»
Опубл. в изд.: Spectator. 1897. 31 June. P. 150—151.
802
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
«Спектейтер» («Spectator» — букв.: «Наблюдатель») — ежедневный журнал, который печатается с 1828 года и считается старейшим в Великобритании беспрерывно издающимся журналом.
1 ...превзойти Уилки Коллинза... — Уильям Уилки Коллинз (1824—1889) — известный писатель викторианской эпохи, работавший в жанре «сенсационного романа» (см. примеч. 2 к рецензии из журнала «Athenæum»); в романе «Женщина в белом» («The Woman in White»; опубл. 1860) им применен такой повествовательный прием, как использование показаний свидетелей, к которому потом обращался Стокер.
2 Джозеф Шеридан Ле Фаню — ирландский писатель, в частности, известный вампирической повестью «Кармилла» (см. о нем примеч. 36 к гл. I и примеч. 36 к гл. Ш «Дракулы»).
[НЕКРОЛОГ]
Впервые опубл. в изд. The Bookman. A Magazine of Literature and Life. 1911. January. Vol. 32. No. 5. [n. p.].
«Букмэн» ( «The Bookman» — букв.: «Книжный человек») — американский литературный журнал, который издавался в Нью-Йорке с 1895 по 1933 год; до 1912 года был единственным изданием, публиковавшим списки бестселлеров.
1 Генри Ирвинг (1838—1905) — английский актер и антрепренер, чьи черты отразились в образе графа Дракулы; Стокер написал и издал воспоминания о нем. Подробнее об Ирвинге см. в статье Т.А. Михайловой и М.П. Одесского, на с. 574—575 наст. изд.
2 ..Коллом Кейном... — Имеется в виду Томас Генри Холл Кейн, английский писатель и драматург, близкий друг Стокера, которому он посвятил роман «Дракула» (см. примеч. 1 к «Посвящению»).
3 ...именно Стокер написал замечательную биографию этого крупнейшего театрального деятеля. — Речь идет о сочинении «Личные воспоминаниях о Генри Ирвинге» («Personal Reminiscences of Henry Irving»), опубликованном Б. Стокером в 1906 г., через год после смерти актера.
4 ...он опубликовал книгу... исторических заметок... — По-видимому, имеется в виду сочинение Б. Стокера «Знаменитые самозванцы» (см. примеч. 9 к
Пий IL ЗАПИСКИ О ДОСТОПАМЯТНЫХ ДЕЯНИЯХ...
803
гл. ХХШ «Дракулы»), где, в частности, доказывалось, что королева Елизавета I (1533—1603; правила с 1558 г.) в действительности была мужчиной, потому что принцесса якобы умерла в детстве и ее подменили мальчиком.
СРЕДНЕВЕКОВЫЕ СКАЗАНИЯ О ВЛАДЕ ЦЕПЕШЕ
Пий II
(iЭней Сильвий Пикколомини)
ЗАПИСКИ
О ДОСТОПАМЯТНЫХ ДЕЯНИЯХ
Фрагмент
Pio II (Æneas Silvius Piccolomini)
COMMENTARII
Папа Римский Пий П (в миру: Энеа Сильвио Бартоломео Пикколомини; 1405— 1464; понтифик с 1458 года) принадлежал к числу выдающихся гуманистов XV века. Одним из наиболее важных и объемных его литературных трудов является автобиография «Записки о памятных событиях, случившихся в его [ж!] время» («Commentarii rerum memorabilium quæ temporibus suis contigerunt»). Данное произведение было создано в 1462—1463 годах и состоит из тринадцати книг, первая из которых описывает жизнь автора до избрания его Папой Римским. Существуют два основных манускрипта «Записок...»: Ватиканский (Bibi. Apost., Reg. lat. 1995), созданный писцом Агостино Патрици (а также самого Пия П) и им же исправленный; и Римский (Bibi. Corsiniana, 147), составленный и отредактированный Джованни Антонио Кампано на основе Ватиканского, переписанный профессиональным писцом Иоанном Гобелли- ном (Gobellinus) и одобренный Пием П. Остальные манускрипты являются копиями этих двух вариантов.
«Записки...» были впервые напечатаны в 1584 году кардиналом Франческо Бандини Пикколомини (1505—1588), дальним родственником Пия П, ар¬
804
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
хиепископом Сиены (с 1529 г.). Кардинал Пикколомини подверг текст цензуре, убирая некоторые слова, фразы или целые пассажи, которые счел «нелестными» для своего родственника. «Записки...» были изданы под именем писца Гобеллина, которого впоследствии ошибочно посчитали их автором (тем более что повествование в автобиографии ведется от третьего лица); полные издания этого сочинения появились только в 1984 году (см.: Pio П 1984; Heck 1984).
Глава «Записок...», повествующая о Дракуле, по-видимому, основана на тексте донесения, составленного для папского посланника на латыни и содержавшего информацию о сговоре Дракулы с турецким султаном (см. об этом статью А.П. Кашперской, с. 702 наст. изд.). В этой главе уже присутствуют некоторые эпизоды, встречающиеся позднее в немецких текстах о Дракуле XV века (напр., казнь старого Дракулы, убийство воеводы Ласло, разорение Трансильвании, рассказ о крестьянине в короткой рубашке и т. д.).
Перевод фрагмента выполнен по изд.: Pio П 1984/2: 2156—2164.
1 Иоанна Драгулы... — Имеется в виду Влад Ш Дракула; использованное в оригинале имя Иоганн «в румынской дипломатии <...> было nomen sacrum (имя, означавшее “милость Божью” и употреблявшееся перед именем правящего князя)», будучи заимствованным притом «из древней болгарской дипломатии» (Казаку 2011: 188).
2 Трагедия. — В оригинале: «tragoedia»; точная передача выражения автора «Записок...».
3 Эвксинское море. — То есть Черное море (ср.: Понтийское море, Понт Эвксинский). См. также примеч. 3 к гл. XXV «Дракулы».
4 ...регионами, которые... называют Трансильванскими, где находятся семь городов тевтонского наречия. — Немецкое название области Трансильвания — Siebenbürgen (букв.: «Семиградье»); считается, что это именование происходит от семи городов, основанных саксонскими купцами-колонистами: Герман- шгадт (совр. румынское название — Сибиу), Кронштадт (Брашов), Бистриц (Бисгрица), Шесбург (Сигишоара), Мюльбах (Себеш), Броос (Орэштие) и Кла- узенбург (Клуж-Напока). См. также примеч. 14 к гл. I «Дракулы».
5 У них в наше время правил Драгула... — Имеется в виду Влад П Дракул, отец Влада Ш Дракулы. См. также примеч. 2 к «Сказанию о Дракуле-воево- де».
Пий IL ЗАПИСКИ О ДОСТОПАМЯТНЫХ ДЕЯНИЯХ...
805
6 Иоганн Хунъяди. — Имеется в виду Янош Хуньяди, венгерский военный и политический деятель, трансильванский воевода (см. о нем также примем. 15 к гл. Ш «Дракулы»).
7 ...правитель королевства Венгерского... — В оригинале: «gubernator» — букв.: «губернатор».
8 ...ему наследовал некий Владислав, который стал править зелиями Валахии. — После убийства Влада П в 1447 г. (в тексте «Записок...» год указан неверно) валашский престол занял Владислав П из рода Данешти, давних конкурентов Дракулешти (род Дракулы). В 1456 г. он, в свою очередь, был убит Владом Ш Дракулой.
9 Цибинскал провинция. — В оригинале: «Cybiniensem provincia». Имеется в виду область вокруг трансильванского города Сибиу (см. о нем выше, примем. 4).
10 Вуртия (Vurtia). — То есть Бурценланд (или Вурценланд, нем. Vurzen- land), область в Трансильвании, земли вокруг города Брашов.
11 Даима некоего, сына другого Даима-воеводы, на войне захватил в плен ~ отрубил пленнику голову. — Речь идет о судьбе Дана Ш (ум. 1460) из рода Данешти, сына воеводы Дана П; он пытался захватить власть в Валахии и свергнуть Влада Дракулу с престола, но был им разбит и казнен.
12 ...сицилийских и трансильванских послов... заковал в цепи и, вторгшись в их зелии... огнем и мечом все опустошил. — В 1460 г. Дракула организовал карательную экспедицию против трансильванских бояр, ранее поддержавших претензии Дана Ш на валашский престол. «Сицилийскими» («Sicolorum») Пий П, возможно, назвал послов венгерского короля (они прямо именуются венгерскими, напр., в печатной книге В. Готана; ср. с. 537 наст, изд.), ведь представители Анжуйской династии, правившие в Венгрии в 1307—1387 гг., были также повелителями Неаполитанского королевства, в состав которого формально входила Сицилия.
13 Цеилина, командира его войска... колом пронзил. — В оригинале: «Cæili- num» (в некоторых версиях — «Ceilinum»). В румынском языке действительно существует схожее имя — Catalin; однако, возможно, в данном случае это искаженный немецкий топоним «Zeyding» (Цайдинг) — название поселения в Трансильвании (совр. город Кодля). В поэме М. Бехайма повествуется об аналогичной казни безымянного капитана, который как раз обесчестил себя при нападении на Цайдинг в 1460 г. (подробнее об этом см. в примем. 11 к указанному произведению).
806
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
14 Некоего Зегана... — В оригинале: «Zegamim» — произв. от ранненововерхненем. zeginer — «цыган», очевидно, неверно понятого при переводе и превратившегося в имя собственное. Ср. изложение этой истории в поэме М. Бехайма, на с. 513—514 наст. изд.).
15 В год 1462 турецкий император, под чьим господством он находился... — Речь идет о Мехмеде П Завоевателе (1432—1481), османском султане в 1444— 1446 и 1451—1481 гг.
16 Адрианополь (Эдирне, тур. Edime) — город на территории совр. Турции, в 1365—1453 гг. — столица Османского государства.
17 ...венгерским королем Маттияшем... — Имеется в виду Матьяш (Мат- тиаш) I Корвин, венгерский король из рода Хуньяди (см. о нем также при- меч. 15 к гл. I «Дракулы»).
18 ...когда папа Пий из Тоди вернулся в Рим. — Тоди [um. Todi) — город в Центральной Италии, в совр. области Умбрия; начиная с ХП в. был столицей одноименного диоцеза (епископата), с чем, вероятно, и была связана поездка туда Пия П.
19 Причиной тому стали... письма к турецкому императору... — Подробнее об этом см. в статье А.П. Кашперской, на с. 702 наст. изд.
20 ...воевода и правитель... — В оригинале: «vaivoda et dominus» — букв.: «воевода и господарь», официальный титул правителей Валахии. См. также при- меч. 30 к гл. I «Дракулы».
21 Рютель (Rhotel). — По мнению М. Казаку, речь идет о местности в Тран- сильвании рядом с Сибиу (Киснадия) (см.: Казаку 2011: 188); по мнению Н. Иорги, имеется в виду деревня Rhotel (Rochel, Rükel) на границе с Венгрией (см.: Iorga 1896).
22 ...на ноябрьские иды... — То есть 13 ноября. Идами в римском календаре назывался день в середине месяца; в случае марта, мая, июля и октября этим днем считалось пятнадцатое число, в случае остальных восьми — тринадцатое.
23 Были и другие два письма с таким же содержанием; одни к Басе, другие к правителю Теноны... — Баса [лат. Basa) — искаженный османский титул «паша». Топоним Тенона [лат. Thœnona) идентификации не подлежит и мог быть выдуман.
24 ...с болгарского языка... — В данном случае имеется в виду церковнославянский язык, принятый, как и латынь, в дипломатической переписке валашских господарей.
Михаэль Бехайм. ДРАКУЛ-ВОЕВОДА. О ЗЛОДЕЕ...
807
Михаэль Бехайм
ДРАКУЛ-ВОЕВОДА
О ЗЛОДЕЕ, КОТОРЫЙ ЗВАЛСЯ ДРАКУЛ И БЫЛ ВОЕВОДОЙ ВАЛАХИИ
Michael Behaim
VON AINEM WUTRICH DER HIES TRAKLE WAIDA VON DER WALACHEI
Поэма Михаэля Бехайма (1417—1472/1474) «Von ainem wutrich der hies Trakle Waida von der Walachei» [сен. — букв.: «О злодее, прозванном Дракула, воеводе валашском») была создана в 1463 году. Рукописный оригинал произведения наиболее полно сохранился в составе 458-страничного кодекса, датируемого 1474 годом и содержащего тексты как религиозного, так и светского характера (описание его см. в изд.: Bartsch 1887; текст доступен в библиотеке Гейдельбергского университета: Codex CPG 334, 1. 94а— 104а). Кодекс заканчивается индексом текстов в двенадцать столбцов, где поэма Бехайма отмечена как «Item von dem Dracole» [сен. — «Далее о Дракуле»). Авторство указано в следующем тут же комментарии красными чернилами: «Diese nachgeschriben ge- ticht sten Michel Pehaims oster weis und das erst in den noten sagt vom hailigen gaiste» [сен. — «Это записанное стихотворение Михеля Бехайма, [исполняющееся как] пасхальное песнопение, в котором в нотах сначала говорится о Святом Духе»). Рукописный текст поэмы имеется также в кодексе Государственной библиотеки Баварии (CPG 291) ив виде отрывков в других сборных рукописях.
О личности автора поэмы известны самые общие факты. Михаэль (Михель) Бехайм родился в семье ткача и был выучен ремеслу своего отца, но в 1439 году поступил на службу к императорскому казначею (Reichserbkämmerer) Конраду фон Вайнсбергу, за которым, предположительно, следовал во время его поездок к княжеским дворам. Судя по всему, в это время он начинает пробовать себя в карьере придворного поэта. После смерти Конрада он перешел на службу к маркграфу Альбрехту Бранденбургскому, потом жил при дворах короля датского и норвежского Кристиана I, герцога Альбрехта Ш Баварского, а затем короля Венгрии Ладислава Постума, пока в 1457 году не обосновался в Вене при особе императора Священной Римской империи Фридриха Ш (см.: Bleyer 1903). Ко времени его службы у последнего и относится поэма
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
«Von ainem wutrich der hies Trakle waida von der Walachei». В последних ее строках автор утверждает, что она написана со слов монаха Якоба, который сам был свидетелем зверств валашского воеводы, бежал от них в австрийские земли, остановился в городе Винер-Нойиггадт (тогда относился к Штирии; см. о нем ниже, примеч. 22), где часто встречался с самим Бехаймом и поведал ему эту историю:
kam er in dy Newenstadt auff unsers herren des kaisers haff in ain kloster zu hande.
Da selbst ich Michel Beham gar offi zu disem bruder kam. der saget mir vil übel Dy der Trakal waida began, der ich ain tail geächtet han van disem galgenschübel.
Ls 805—816
(«Брат Якоб, которого я упомянул вместе с этим чудищем, пришел в монастырь в Нойштадте в Штирии, принадлежащий нашему господину императору. Туда я сам, Михель Бехайм, часто приходил к нему, и он рассказал мне о тех многих злодействах, которые совершил Дракула-вое- вода, и часть из них я описал в стихах — об этом висельнике»).
Неизвестно, существовал ли этот свидетель на самом деле, но даже если беседы с братом Якобом действительно имели место, основным источником информации его рассказы быть не могли (см. об этом в статье А.П. Кашперской, на с. 703 наст. изд.). Известно другое: большая часть поэтических произведений Бехайма носила характер политических памфлетов, поддерживающих, прямо или косвенно, высочайшего покровителя поэта (см.: Schlott 2001). Так, напр., «Das Buch von den Wienern» — объемная, в 13 тыс. строк «Книга о горожанах Вены», повествует об осаде королевского замка мятежниками. Жители Вены, примкнувшие к бунту, подвергаются в поэме порицанию и поношению со стороны автора. «Handwerker, Schälke und Lasterbälge» («Ремесленники, плуты и злословы») — называет их Бехайм. Другие примеры заказных поэтических произведений автора — «Жизнь Фридриха I Пфальцского» («Das Leben Friedrichs I der Pfalz»; 1469) и «Пфальцская рифмованная хроника» («Pfälzische
Михаэль Бехайм. ДРАКУЛ-ВОЕВОДА. О ЗЛОДЕЕ...
809
Reimchronik»; 1471; оцифрованная рукопись, университет Рупрехта-Карла, Гейдельберг: URL: http://digi.ub.uni-heidelberg.de/digliycpg335. Логичным представляется, что и тематика для поэмы о Дракуле была выбрана придворным поэтом не случайно, тем более что она отличалась не только острой политической актуальностью, но и затрагивала интересы Фридриха Ш. Однако поэме «Von ainem wutrich der hies Trakle...» было уготовано особое место среди многочисленных произведений автора: она положила начало литературному мифу о Дракуле-злодее, оказавшемуся впоследствии одним из наиболее стойких в литературной традиции. Это сочинение Бехайма является первой художественной обработкой текста о Дракуле: ее автор первым сделал шаг от документа к литературе.
Написанная в 1463 году, поэма была исполнена автором зимой того же года при венском императорском дворе. Как и все произведения Бехайма, она предназначалась не для чтения вслух, но для пения под музыкальный аккомпанемент (см.: Dickens, Miller 2003). Ее структура соответствует законам мей- стерзанга: она исполнялась на мотив «Osterweise» (мелодия пасхальных песнопений). Безусловно, сама поэма представляет собой длинный повествовательный текст и не может являться классическим примером мейстерзанга, но при этом автор использует и характерную для данного вида искусства мелодию, и стансовую ритмику. Поэма «Von ainem wutrich der hies Trakle...» состоит из 1070 строк, объединенных в 107 десятистрочных стансов, каждый из которых включает в себя два трехстрочных пгголлена [нем. Stollen, схема рифмы: aab и ccb) и один четырехстрочный абгезанг [нем. Abgesang, схема рифмы: deed) — типы строф в традиции мейстерзанга.
Поэма предполагала в первую очередь эмоциональное воздействие на аудиторию, когда объективность повествования становится второстепенной. Текст изобилует оценочной лексикой: «wutrich und tir arm» («злодей и тиран»), «der ubel plut vergiesser» («злодей, проливающий кровь») и т. д. Кроме того, Дракула представлен язычником, по умолчанию не подлежащим оправданию. Описывая казни жертв Дракулы, Бехайм эффективно использует гиперболы с целью поразить слушателя поэмы и создать неизгладимый и абсолютно отрицательный образ жестокого воеводы-садисга.
Оригинальный текст поэмы М. Бехайма см. в изд.: Beheim 1968. Стихотворный перевод В.Б. Микушевича со средневерхненемецкого печатается по изд.: Бехайм 2005, с уточнениями и поправками переводчика.
810
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
1 Отец его душил народ ~ его за норов зверский, | который всех и вся попрал, | Хуньяди Янош покарал, | чей сын — король венгерский. — См. об этом в статье А.П. Кашперской, на с. 697 наст. изд.
2 Молились идолам они... — Примечательная особенность как поэмы Бехай- ма, так и всех других немецких текстов XV в. о Дракуле заключается в том, что воевода в них назван язычником, несмотря на то, что он, как и все господари валашские, был православным христианином. Этот прием, здесь являющийся литературным, обусловлен политическим контекстом. Так, в послании 1371 г. к венгерской королеве Елизавете, в котором папа Григорий XI (1329—1378; понтифик с 1371 г.) просит ее убедить князя Мазовецкого не оказывать помощи литовцам и русским против Тевтонского ордена, говорится о «неверных литовцах и русских раскольниках, нападающих на братьев (тевтонцев. — А.К.) и других христиан (infideles Iitwanos et nonnulos Ruthenos scisma- ticos <...> impugnantes ipsos fraters et alios christianos, также den ungelovigen Rossen)» (циг. по: Сквайре 2000: 460). Некорректные термины «неверные» и «язычники» используются здесь намеренно: православных часто называли «нехристями», когда это было выгодно с политической точки зрения; очевидно, подобное произошло и в случае Бехайма с Дракулой.
3 Воевода Ласло. — Имеется в виду валашский воевода Владислав П из рода Данешти (см. о нем примеч. 8 к «Запискам...» Пия П).
4 ...сожжен был Клостерхольц дотла \ и Нойдорф, иХольимайна. \ \ Был город Бекендорф сожжен... — Речь идет о селениях в Трансильвании:
• Клостерхольц (Closterholcz) — имеется в виду Кастенхольц {нем. Kastenholz), совр. Кашолц {рум. Ca§ofi), в 10 км к востоку от Сибиу;
•Нойдорф (Neudorf, у Бехайма — Newdorff) — совр. Ноу (рум. Nou), в 11 км к северо-востоку от Сибиу;
•Хольцмайна (Halczmaina) — то есть Хольцменген (нем. Holzmengen), совр. Хосман (рум. Hosman), в 22 км к востоку от Сибиу;
• Бекендорф (Beckendorff) — имеется в виду Бренндорф (нем. Brenndorf), совр. Бод (рум. Bod, венг. Botfalu) к северо-востоку от Брашова.
5 Вурценланд (Бурценланд; нем. Burzenland) — собирательное название города Брашова (рум. Brasov) и его окрестностей.
6 ...сожгли приезжих тех господ, | не менее четырехсот... — Ср. аналогичный эпизод в «Записках...» Пия II (где, однако, указывается иная цифра — «Шестьсот человек из Вуртии <...>»), на с. 499 наст. изд.
Михаэль Бехайм. ДРАКУЛ-ВОЕВОДА. О ЗЛОДЕЕ...
811
7 Когда был схвачен рыцарь Дан... — Имеется в виду Дан Ш из рода Данеш- ти, претендент на валашский престол (см. примеч. 11 к «Запискам...» Пия П).
8 Семиградъе. — См. примеч. 4 к «Запискам...» Пия П.
9 И Кронштадт был сожжен дотла ~ распорядился Дракул сжечь \ предместье, как солому. — Речь идет о карательном рейде 1460 г. против трансильванских бояр Кронштадта (нем. Kronstadt; румынское название — Брашов (см. выше, примеч. 5), у Бехайма — Kr ans tat), поддержавших Дана Ш. Захватив их посланников (см. об этом ранее, в предыдущих строфах поэмы), Дракула вторгся в Трансильвалию и сжег брашовские предместья. Согласно немецкой «Истории о Дракуле», казни пленных происходили рядом с церковью Святого Якова, которая располагалась на холме в пригороде Брашова (см.: Казаку 2011: 153-154).
10 Святого в Кронштадте был храм | тогда Варфоломея. \ Когда вошел захватчик в раж, I то не осталось даже чаш... — Речь идет о католической церкви Святого Варфоломея, построенной в 1223—1260 гг. (одно из первых зданий в городе) и сохранившейся до наших дней (следовательно, Дракула не уничтожал ее, а только разграбил).
11 Зайдлингом то село звалось... — Имеется в виду Цайдинг (нем. Zeiding, у Бехайма — Seiding), поселение в Трансильвании, совр. город Ко для (рум. Codlea) в 13 км к западу от Брашова; пострадало в 1460 г., во время трансильванского рейда Дракулы (см. также примеч. 13 к «Запискам...» Пия П).
12 Нерона, Ирода затмил \ и Диоклетиана. — Сравнение с иудейским царем Иродом Антипой (20 до н. э. — 39 н. э.; правил с 4 г. до н. э.), стремившимся погубить младенца Иисуса, и с римскими императорами Нероном (37—68; правил с 54 г.) и Диоклетианом (244—305; правил с 284 г.) — гонителями христиан свойственно парадигме немецких текстов XV в. о Дракуле. Данная параллель не случайна; во всём их корпусе, как и в поэме Бехайма, Дракула изображен языческим тираном, подвергающим мучениям христиан (см. также выше, примеч. 2).
13 ...вешать нас \ монарший запретил указ, \ и чтите вы корону». — В нач. XV в. первым цыганским таборам, прибывавшим в Европу, выдавались охранные грамоты, согласно которым лишь цыганский вожак мог вершить суд над своими подданными; ср., в частности, следующие слова из грамоты, выданной в 1429 г. императором Сигизмундом Люксембургом (см. примеч. 3 к гл. IV «Дракулы») цыганскому вожаку Ладиславу и адресованной его (Сигизмунда) подданным:
812
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
Вам следует оказать покровительство всеми способами, дабы воевода Ладислав и подвластные ему цыгане могли бы проживать без ущерба в стенах ваших городов. Если найдется среди них сорная трава, если случится неприятное происшествие, не важно какого рода, Мы желаем и категорически настаиваем, что один лишь Ладислав воевода имеет право карать и миловать виновных, у вас же такого права нет <...>.
Цит. по: Бессонов 2000: 28.
Кроме того, были и другие привилегии; в частности, в 1432 г. Сигизмунд освободил от налогов цыган, занимавшихся кузнечным делом.
14 И в день Варфоломея ~ Шел на валахов он войной... — День святого Варфоломея отмечается 24 августа. В этот день в 1460 г. Дракула, предприняв вторую карательную экспедицию против сторонников Дана Ш в Трансильвании, захватил деревню Амлаш (Омлаш, рум. Amla§) и, по сообщению немецкой «Истории о Дракуле», подверг жителей пыткам и казням (см.: Казаку 2011: 155). Данная экспедиция была направлена не против немецких городов Трансильвании, а против населенных трансильванскими валахами земель, на которые Дракула претендовал как на наследственную собственность.
15 На Шилтерн двинулся тиран... — Имеется в виду Шильтау (рум. Schyltau, у Бехайма — Schiitem), поселение в Трансильвании.
16 Убито тысяч двадцать пять... — Значительное преувеличение Бехайма; подробнее см. ниже, примеч. 18.
17 Звалась Болгарией страна, | которая вся сожжена... — В 1462 г. Дракула, начав войну с Турцией, разорил ранее завоеванные султаном Мехмедом П болгарские земли.
18 Пошел на Фуграх супостат... — Поселение Фэгэраш рум. Fägära§, венг. Fogaras, у Бехайма — Fugrach) в 66 км к северо-востоку от Брашова также было целью карательной экспедиции 1460 г. (ср. выше, примеч. 14). Однако, что касается количества убитых, преувеличение очевидно: если бы население Амлаша действительно составляло 30 тыс. или более человек, это была бы не деревня, а крупный и значимый для своего времени город. Для сравнения: в кон. XV — нач. XVI в. население Любека составляло 20 тыс. жителей, Страсбурга — 25 тыс., Кёльна — 35 тыс. Если прибавить к этому в сумме еще 50 тыс. убитых в 1462 г., то мы получим в итоге 80 тыс. человек и более. Кроме того, в реальности в 1462 г. никаких конфликтов у Дракулы с Трансильванией уже не происходило: мирный договор был подписан 1 октября 1460 г.
Михаэль Бехайм. ДРАКУЛ-ВОЕВОДА. О ЗЛОДЕЕ...
813
19 ...увидев, что у мужика | рубаха слишком коротка ~ и оказалась на колу | за то, что шила плохо. — Аналогичный эпизод впервые встречается в сообщении о Дракуле в «Записках...» Пия П (см. с. 499 наст. изд.).
20 ..ллонаха два \ из Ордена святого \ Бернарда... — Имеются в виду обсер- ванты, ветвь Ордена францисканцев, получившие свое наименование по имени прославившего их св. Бернардина Сиенского (1380—1444).
21 ..лАонастыръ тот — Горрион — | для братьев босоногих. — Босоногие [лат. discalceati — букв.: «необутые») — монахи католических орденов, в качестве одной из форм аскезы не носящие обуви или же носящие сандалии. В XV в. эта практика была распространена только среди францисканцев; о них здесь и идет речь. Монастырь Горрион (Gonion), по предположению Р. Флореску и Р.Т. МакНелли, располагался на территории совр. муниципалитета Горний Град [слов. Obcina Gomji Grad) в Словении; однако единственный монастырь в этом городе, основанный в ХП в., является бенедиктинской обителью (см.: Florescu, McNally 1973).
22 ...жил в Нёйштадте, в монастыре, \ при императорском дворе... — Речь идет о городе Винер-Нойпггадт [нем. Wiener Neustadt), любимой резиденции императора Священной Римской империи Фридриха Ш (1415—1493; правил с 1440 г.).
23 ...порадовал письмом \ турецкого султана... — О письмах Дракулы к турецкому султану Мехмеду П см. в статье А.П. Кашперской, на с. 702 наст. изд.
24 Он звался Кёнингштейном. — Кёни(н)гиггейн (Кёнигшгайн; нем. Königstein) — немецкое название горного массива Пьятра-Крайулуй [рум. Piatra Craiu- lui) на юго-западе Восточных Карпат. Дракула был взят в плен в Трансильвании, но достоверных сведений о месте, где это произошло, не сохранилось. Замка с подобным названием в Семиградье не было.
25 Ян Искра (Иискра; ок. 1400—1468) — участник гуситского движения, потом один из командиров армии наемников короля Матьяша (Черная армия); в 1440—1452 гг. — верховный гетман венгерского короля в Словакии; в 1462 г. по договору с королем Матьяшем отказался от власти в Словакии в обмен на земли в Трансильвании. Действительно, именно он в 1462 г. арестовал Влада Дракулу.
26 Вышеград (Вишеград, чеш. Vysehrad) — королевский замок на Дунае, в XV в. — летняя резиденция венгерских королей. См. также примеч. 13 к «Сказанию о Дракуле-воеводе».
814
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
Варфоломей Готан
ОБ
ОДНОМ ЗЛОМ ТИРАНЕ, ПРОЗВАННОМ ДРАКУЛА-ВОЕВОДА
Bartholomäus Ghotan
VAN DEME QUADEN THYRANNE DRACOLE WYDA
Немецкий книгопечатник Варфоломей Готан (ум. не позже 1496) начал свою издательскую деятельность в Марбурге, печатая календари и литургические тексты. В 1483—1484 годах он переехал в Любек, где продолжил заниматься своим делом, распространяя печатную продукцию на многие страны балтийского региона. С 1485 года Готан работал в Любеке и Стокгольме; он был первым типографом, исполнявшим заказы для Финляндии и Швеции («Missale Strengnense» по заказу епископа стокгольмского; «Missale Aboense» 1488 года для монастыря города Або). Готан печатал индульгенции, псалтири («Psalterium Upsalense») и миссалы (упомянутые «Missale Strengnense» и «Missale Aboense», «Missale Magdeburgense» и др.). В 1493 году он отправился в Новгород, чтобы открыть печатный двор, и умер там при невыясненных обстоятельствах. Достоверно известно, что к августу 1496 года его уже не было в живых, так как в налоговых записях города Любека его жена упоминается в качестве вдовы, а в сентябре наследники продали его любекский дом.
Нижненемецкое печатное издание истории о Дракуле вышло в книгопечатне Готана в Любеке не ранее 1488 года. Брошюра была снабжена гравюрой-иллюстрацией — портретом Дракулы — и состояла из 6 листов. Единственный сохранившийся экземпляр хранится в Национальной библиотеке им. Сеченьи в Будапеште (шифр — Inc. 846).
Перевод осуществлен по изд.: Ghotan 1973.
1 Старый губернатор приказал казнить старого Дракула. — Имеется в виду убийство в 1447 г. Влада П Дракула Яношем Хуньяди (см. об этом в статье А.П. Кашперской, на с. 697 наст. изд.).
2 ...Дракула был назначен правителем Валахии и... приказал убить Ласло- воеводу... — Об убийстве господаря Владислава П см. примеч. 8 к «Запискам...» Пия П.
Варфоломей Готан. ОБ ОДНОМ ЗЛОМ ТИРАНЕ...
815
3....молодого Дана... — Имеется в виду претендент на валашский престол Дан Ш (см. примем. 11 к «Запискам...» Пия П).
4 А народ повелел схватить, и также людей возле Кронштадта. — Речь идет о карательной экспедиции Дракулы против трансильванских сторонников Дана Ш в 1460 г. Подробнее об этом см. примем. 14 к «Дракуле-воеводе» М. Бе- хайма.
5 ...послал одного из своих военачальников в одну большую деревню, именовавшуюся Цайдинг... — См. примем. 11 к «Дракуле-воеводе» М. Бехайма.
6 Брегель (Прегель, рум. Pregel) — местность в Трансильвании.
7 Калмотц (совр. Тэлмачу, рум. Tälmaciu) — город в окрестностях Сибиу (см. примем. 4 к «Запискам...» Пия П).
8 Германштадт. — То есть Сибиу (см. примем. 4 к «Запискам...» Пия П).
9 Большой Шильтау. — Имеется в виду Шильтау (см. примем. 15 к «Дракуле-воеводе» М. Бехайма).
10 Дракула сжег всю Булгарию... — О разорении Болгарской земли см. примем. 17 к «Дракуле-воеводе» М. Бехайма.
11 Однажды в его страну прибыли два монаха ~ велел его посадить на кол, потому что он утаил от него правду. — Ср. соответствующий эпизод в поэме Бехайма, на с. 523—527 наст. изд. (монахов там трое, и Дракула казнит того, кто сказал ему правду).
12 Вскоре его взял в плен король Венгрии ~ говорят, что после этого Дракула сделал очень много добрых дел, потому что стал христианином. — Подобная концовка впервые появляется в печатных изданиях истории о Дракуле. Здесь речь идет о том, что Дракула был схвачен войсками венгерского короля, в плену «крестился» (перешел из православия в католичество) и покаялся во всём содеянном ранее, после чего король отпустил его на свободу и вернул трон. Этот эпизод отражает частично достоверную информацию о событиях 1476 г., которую предыдущие источники еще не могли зафиксировать в силу хронологического фактора и в которой прослеживается новая политическая концепция, сформировавшаяся при дворе Матьяша Корвина после освобождения Влада Ш из заточения. Дракула представлен теперь раскаявшимся и «вставшим на путь истинный» благодаря мудрости венгерского короля. Книга Готана знаменует также переход от текста, имеющего актуальную политическую направленность, к христианско-нравоучительной истории, а акцент смещается с демонстрации злодеяний тирана к выведению морали о том, что даже самый худший грешник может, принеся покаяние, исправиться и стать хорошим человеком.
816
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
СКАЗАНИЕ О ДРАКУЛЕ-ВОЕВОДЕ
Данный текст сохранился более чем в двадцати рукописях XV—XVTH веков. «Сказание...» анонимно, однако существует несколько версий его происхождения. Наиболее вероятная принадлежит академику А.Х. Востокову (1781—1864), который, анализируя фактографические сведения, содержащиеся в этом произведении, предложил считать его автором Федора Васильевича Курицына — посольского дьяка при великом князе Иване Ш Васильевиче (см.: Востоков 1842: 511—512). Действительно, в 1482 году именно Курицын был отправлен в посольство к венгерскому королю Матьяшу Корвину с предложением «дружить против» польско-литовского государства. Курицын пребывал в Венгрии до 1484 года, а на обратном пути посетил молдавского господаря Стефана Ш Великого (1429—1504; правил с 1457 г.), что также нашло отражение в «Сказании...». По возвращении из посольства Курицын сблизился с кругом Елены Волошанки, дочери Стефана Ш и жены наследника московского престола Ивана Ивановича (1458—1490), а после смерти последнего — со сторонниками его сына Дмитрия (1483—1509; с 1498 г. соправитель деда — Ивана Ш). В 1490-х годах Курицын — «один из вдохновителей великокняжеской политики» (Зимин 1982: 174). Кроме того, с его возвращением из венгерского посольства и оказанным ему покровительством его противники связывали возникновение в столице влиятельной группы еретиков-«жидовствующих». В 1499 году Иван Ш объявил новым наследником своего сына — будущего Василия Ш (1479—1533; правил с 1505 г.), а в 1502 году наложил опалу на внука Дмитрия и Елену Во- лошанку. С апреля 1500 года имя Курицына исчезает из документов, и его дальнейшая судьба неизвестна. В 1504 году великий князь и митрополит решили судьбу «жидовствующих» — «повелеша их лихих смертною казнию казни- ти; и сожгоша в клетке» (цит. по: Там же: 226). Среди казненных был брат Ф.В. Курицына — дьяк Иван Курицын, по прозвищу Волк, дипломат и книжник.
Помимо «Сказания...» Курицыну принадлежит «Лаодикийское послание»; оно начинается цепочкой загадочных афоризмов, в которой первое слово каждого последующего высказывания повторяет последнее слово предыдущего, напр.: «Душа самовластна, заграда ей — вера. Вера — наказание, ставится пророком. Пророк — старейшина, исправляется чудотворением» и т. д. (цит.
СКАЗАНИЕ О ДРАКУЛЕ-ВОЕВОДЕ
817
по: Лурье 1988: 105; подробнее см.: De Michelis 1993: 41—61). За афоризмами следует таблица из 40 клеток, в каждой из которых помещено по две буквы — красная (киноварь) и черная. Буквы, включенные в квадраты, заменяют друг друга, что образует шифр, который использовал Курицын, подписывая послание своим закодированным именем.
«Сказание...», законченное Курицыным в венгерском посольстве, было введено в научный обиход Н.М. Карамзиным в «Истории государства Российского» (т. УП, гл. 4).
Перевод О.В. Творогова на современный русский язык публикуется по изд.: СДВ 1999. В основу перевода был положен древнейший список (РНБ. Кирилло-Белозерское собрание. № 11/1086). Помимо «Сказания о Дракуле-во- еводе», эта рукопись включает такие сочинения, как «Задонщина», «Сербская Александрия», «Сказание об Индийском царстве», «Повесть о двенадцати снах царя Шахаиши» и сказания о Соломоне и Китоврасе. Сборник составлен в 1486 году знаменитым переписчиком — монахом Кирилло-Белозерского монастыря Ефросином (см.: ПД 1964: 69).
1 ...в Мунтъянской земле... — Словом «Мунтения» {рум. muntean — «горная страна») традиционно именуется часть Румынии, ограниченная с одной стороны реками Дунай и Олт, а с другой — Карпатскими горами; иногда оно также выступает как синоним Валахии. В XVTI в. один из переписчиков «Сказания...», не удовлетворенный отсутствием имени валашской столицы (Тырго- випгге, рум. Târgoviçte), придумал фантастический топоним «Мутьян» [да!] (см.: ПД 1964: 37).
2 ...имя его по-валашски Дракула, а по-нашему — дьявол. — Имя воеводы в действительности — не Дракула, а Влад; однако оно ни разу не встречается в тексте (кроме единственного позднего списка, датируемого второй половиной ХУШ в.; см.: ПД 1964: 97). Дракула (Dracula) же — это прозвище (сам господарь писал его как «Dragkulya»; см.: Яцимирский 1897: 11), производное от слова «dracul». Последнее действительно может означать «дьявол», но кроме того имеет и другие значения — «дракон», «змей». Прозвище «Дракул» [да!] изначально получил отец Влада Ш, и значило оно, по всей видимости, «Дракон» (см. об этом в статье М.П. Одесского, на с. 673 наст, изд.; обсуждение различных интерпретаций этого прозвища см. в изд.: Giraudo 1972: 42—48); соответственно, самое простое толкование имени «Дракула» — «сын человека по прозвищу Дракул», буквально — «сын дракона», «сын дьявола».
818
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
3 ...жесток и мудр... — Этим перифрастическим словосочетанием О.В. Тво- рогов передает краткое прилагательное «зломудръ», которое принадлежит к разряду «потенциальных слов»: несмотря на прозрачность смысла и структуры , оно изобретено автором «Сказания...» (позднейшие копиисты трансформировали его в фонетически сходное и понятное словосочетание «зело мудрый», «очень мудрый»; см.: ПД 1964: 123—125, 179—181). Логика словотворчества, вероятно, основана на том, что «зломудрый» напоминает прилагательное «злохитрый», которое часто встречается в древнерусских текстах: для «злохитрого» «зломудрый» — это как бы «превосходная степень». В порядке компаративистской параллели уместно напомнить, что академик А.Н. Веселовский — при переводе «Декамерона» Дж. Боккаччо (День УП, новелла 8) — счел словосочетание «крайне злохитростная» (превосходная степень!) подходящим эквивалентом непереводимого итальянского прилагательного «maliziosa» (см.: Веселовский 1939: 301), восходящего к латинскому «malignus» (ср. также во французском, английском и др.), которое до сих пор не подлежит переводу на «пословном» уровне. Исходя из этого, можно гипотетически предположить, что русский книжник XV в., прибегая к неологизму «зломудрый», также стремился передать слово «malignus» (ср. румынское прилагательное «malitios»). Контекстуальные реализации этого рокового слова подразумевают компоненты значения, которые были бы принципиально важны для реконструкции представлений о Дракуле его современников: ( 7) лукавый, (2) затем — дьявольский, сатанинский (ср.: «злой дух», то есть собственно «диаволъ») и, наконец, (3) колкий (см.: Одесский 1996: 145—146).
4 ...от турецкого царя... — Валашские господари попеременно признавали себя вассалами то венгерского короля, то турецкого султана; последний — как на Руси хан Золотой Орды — именовался «царем», то есть императором. Турецким султаном в ту пору был покоритель Константинополя Мехмед П Завоеватель (Фатих). См. также примеч. 15 к «Запискам...» Пия П.
5 ...посла... — В оригинале: «поклисарь» (искаж. грен, rcpeaßeuTrjc; — «посол»); термин был характерен для тогдашнего румынского дипломатического этикета (ср. примеры из деловой переписки валашских господарей в изд.: Сырку 1906: 19).
6 ...вел войну на востоке. — Мехмед П воевал с Узун-Хасаном (1423—1478), могущественным правителем Ак-Коюнлу — государства тюрок-огузов в Центральной Азии.
7 И так ненавидел Дракула зло в своей зеллле ~ всё равно не мог откупиться он от смерти, так грозен был Дракула. — Ср. это описание валашских порядков
СКАЗАНИЕ О ДРАКУЛЕ-ВОЕВОДЕ
819
при Дракуле с описанием порядков в турецкой земле, встречающееся в позднейших трудах И.С. Пересветова (ср. также, в частности, позитивное значение термина «гроза») (см.: Зимин 1958: 396—400).
8 ...католических... — В оригинале: «латинска» — «латинских».
9 ...золотых дукатов... — Иноземная номенклатура золотых монет вполне объяснима — и не только тем, что действие «Сказания...» развертывается в Валахии. На Руси XV в. золотые монеты, в отличие от серебряных, практически не чеканились; при надобности пользовались «золотыми» иностранного происхождения (гульденами, флоринами — достоинством в дукат), в частности — «золотыми угорскими» (см., напр., этот термин в документе 1480 г.: Акты 1846—1853/1: 95). Нумизматам известен «уникальный русский “золотой” — подражание венгерскому дукату середины XV века, с изображением святого патрона Венгрии и государственного герба последней, но с именами Ивана Ш и его сына Ивана Молодого» (Спасский 1977: 249; ср. также: Потин 1972).
10 Бедняк. — В оригинале: «сиромах» — южнославянское слово, обозначающее крестьянина, человека из народа, подданного; было распространено в Валахии, что указывает на устные рассказы как возможный источник сведений для автора «Сказания...»: напр., валашский господарь Басараб Ш, постоянный противник Дракулы, ходатайствовал перед магистратом трансильванского города Сибиу за своего подданного — «человека сиромаха» (Сырку 1906:16).
11 ...посол от венгерского короля Матьяша... — Имеется в виду Матьяш I Корвин (см. выше, преамбулу к примечаниям, а также примеч. 15 к гл. I «Дракулы»).
12 ...чтобникто не знал о его окаянстве, кролле тезки его — дьявола. — См. выше, примеч. 2.
13 ...в Вышеграде на Дунае, в четырех верстах выше Буды... — Речь идет о крепости Вышеград, расположенной на холме на левом берегу Дуная (см. также примеч. 26 к «Дракуле-воеводе» М. Бехайма). Указание конкретного расстояния, отделяющего эту крепость от Буды (совр. Будапешт), а также иноземная система измерения (в оригинале — «мили», то есть приблизительно версты), в которой оно приведено, соответствует биографической ситуации Ф.В. Курицына как гипотетического автора «Сказания...»: будучи посланником в Венгрии, он хорошо знал тамошние реалии — и сообщал о них русскому читателю, сохраняя местную специфику.
14 А в Мунтьянской зелие король посадил другого воеводу. — Новым валашским господарем стал Раду Красивый (1435—1475), младший брат Влада Дракулы.
820
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
15 ...у варданского епископа... — Вардан — совр. город Орадя {рум. Oradea) на западе Румынии, недалеко от венгерской границы; во время пребывания Курицына в Венгрии кафедру варданского епископа (1477—1490 гг.) занимал гуманист Ян (Иоганн) Филипец (1431—1508), выдающийся венгерский государственный и церковный деятель.
16 ...старшего сына, Михаила... — У Дракулы было три сына: Михаил (Мих- ня Злой), побывавший валашским воеводой; Влад, неудачно пытавшийся захватить престол в 1495 г.; и третий сын (имя неизвестно), который находился во время русского посольства 1482—1484 гг. при епископе города Вардана (см. пред, примеч.).
17 ...посадил в Мунтьянской зелие... воеводского сына по имени Влад. — Имеется в виду Влад IV Монах, валашский воевода в 1481—1495 гг., брат Влада Дракулы.
18 ...убитого Стефаном Молдавским... — При поддержке молдавского господаря Стефана Ш Великого Влад Монах в 1481 г. сменил на валашском престоле воеводу Басараба Цепелюша из династии Басарабов-Даненпгги (см. пред, примеч.). В оригинале Стефан определен здесь как «Стефан волосьски» («валашский»), хотя ранее в тексте он именовался «Стефан молдовский» («молдавский») — то есть информированный автор «Сказания...» безразлично именует Стефана и молдавским властителем, и валашским. С Молдавией у Руси складывались тесные отношения (см. об этом выше, в преамбуле к примечаниям), Валахия же, напротив, оставалась страной легендарной, «антимир- ной» (подробнее об этом см. в статье М.П. Одесского, на с. 672—679 наст. изд.).
Джордже Бранкович
СЛАВЯНОСЕРБСКИЕ
ХРОНИКИ
Фрагменты
Ъор?)е БранковиН СЛАВЕНОСРПСКЕ ХРОНИКЕ
Граф Джордже (Георгий) Бранкович (1645—1711) — государственный деятель, потомок сербских деспотов, младший брат трансильванского митрополита Саввы (в XX веке канонизирован Румынской православной церковью). Участ¬
Джордже Бранкович. СЛАВЯНОСЕРБСКИЕ ХРОНИКИ
821
вуя в последней трети ХУП века в освободительной борьбе балканских народов, Бранкович претендовал на роль правителя вассального сербского государства (которое намеревалась воссоздать Австрия), но, когда ситуация изменилась, был арестован австрийскими властями, сослан и скончался в чешском городе Хебе. В свите старшего брата Дж. Бранкович посещал Москву при царе Алексее Михайловиче, позднее контактировал с русскими дипломатами.
Будучи отлучен от политики, Бранкович занялся составлением «Славяносербских хроник». Первое издание этого монументального труда в настоящее время осуществляется в Сербии по списку, хранящемуся в Библиотеке сербской патриархии (см.: Бранкович 2008—2011; титул на русском языке); подготовителем его выступает А. Кречмер (сотрудница Венского университета). Издание рассчитано на пять томов. В первый том (Белград, 2008) вошли первые три книги хроники, в которых Бранкович излагает легенду о происхождении славян, повествует о государственной и церковной истории Византии со времен императора Константина Великого, миссии славянских просветителей и истории сербов при Неманичах (1170—1371 гг.). Второй том (Белград, 2011) содержит четвертую книгу «Хроник», где подробно описаны события последней трети XIV — первой трети XVI века, а именно — покорение турками Балкан. Планируется, что в третьем и четвертом томах будет представлена финальная пятая книга, а в последнем томе — научное исследование хроники. Кстати, в романе сербского писателя Милорада Павича «Хазарский словарь» («Хазарски речник»; 1984) в качестве одного из центральных персонажей действует вымышленный граф Аврам Бранкович, которому его родственник Джордже Бранкович якобы отвел «некоторое место» «в обширных сербских хрониках, в тех частях, которые, к сожалению, в настоящее время утрачены» (Павич 1997: 33).
По этому изданию и осуществлен настоящий перевод фрагментов из Дж. Бранковича. За помощь в этой работе благодарю профессора К. Ичин (Сербия, Белград) и уважаемого коллегу И. Корина (Германия, Геттинген).
1 Никополь — город на территории совр. Болгарии, на правом берегу Дуная; в описываемые времена находился под властью Османской империи.
2 Приходит к Владиславу-королю Влад... — Речь идет соответственно о венгерском короле Владиславе П и Владе П Дракуле, валашском воеводе, отце Влада Дракулы.
3 ...воевода Влахозапаланской... зелыи... — Имеется в виду Влахозакарпатская (Угровлахийская) земля, то есть Валахия.
822
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
4 ...этот Дракула-воевода... — Дж. Бранкович называет воеводу Влада П (см. выше, примеч. 2) как «Дракул», так и «Дракула».
5 Табор — здесь: военный лагерь.
6 Юлиан... кардинал... — Подразумевается кардинал Джулиано Чезарини (1398—1444), папский легат и вдохновитель крестового похода короля Владислава.
7 ...в 1444 году под Варной крестоносцы потерпели катастрофическое поражение... — Речь идет о сражении, произошедшем 10 ноября 1444 г. между союзной армией венгерских и польских крестоносцев и османским войском близ города Варны и закончившемся победой последнего.
8 Кардинал Чезарини. — См. выше, примеч. 6.
9 Янко... воевода... — Речь идет о Яноше Хуньяди (см. примеч. 6 к «Запискам...» Пия П).
10 ...сын Дракула-воеводы еще вспять не поспел... — Следует понимать, что сын воеводы еще не вернулся в Валахию после Варнской битвы (1444 г.).
11 Семиградская область. — То есть Трансильвания (см. примеч. 4 к «Запискам...» Пия П).
12 Будимский град. — Имеется в виду Буда, в описываемые времена — столица Венгрии (см. также примеч. 13 к «Сказанию о Дракуле-воеводе»).
13 Ладислав Постум (1440—1457) — король Венгрии и Богемии (с 1453 г.) из династии Габсбургов.
14 ...по свидетельству Бонфини... — Бранкович ссылается на историю Венгрии («Historia Pannonica: Sive Hungaricanim Rerum Decades IV»), написанную итальянским гуманистом Антонио Бонфини (1434—1503).
15 ...головы им обоим были отсечены, второго же сына его, меньшего, ослепили... — Обстоятельства гибели Влада П Дракула и его старшего сына Мирчи (1447 г.) по-разному излагаются в исторических источниках. Личность «второго сына» не установлена; возможно, неточность Бранковича, поскольку у Влада П, помимо Мирчи и Влада Дракулы, было всего четверо сыновей — Раду Красивый и Влад Монах (см. примеч. 14 и 17 к «Сказанию о Дракуле-воево- де»).
16 ...на Дракулово место... иного воеводу поставляет. — Речь идет о Владиславе П, валашском воеводе в 1447—1448, 1448—1456 гг.
17 Халил-бег. — Имеется в виду Чандарлы Халил-паша Младший, великий визирь (главный министр) Османской империи в 1439—1453 гг. (при султане Мехмеде П), участник битвы при Варне (см. выше, примеч. 7).
Джордже Бранкович. СЛАВЯНОСЕРБСКИЕ ХРОНИКИ
823
18...Семиградской, или Эрделъской, земли... — Эрдельская земля — венгерское название Трансильвании; Бранкович постоянно приводит различные языковые варианты топонимов (см. также выше, примеч. 11).
19 Темешварский град. — Подразумевается Тимишоара (рум. Timisoara, венг. Temesvâr), город на западе совр. Румынии, недалеко от венгерской границы.
20 Смедеревский град. — То есть Смёдерево, крупный город в Сербии; в 1458 г. был захвачен турками.
21 ...Влахозапланинскую страну, то есть Угровалахскую зелию... — См. выше, примеч. 3.
22 ...некто по имени Влад Дракулович... — Бранкович называет Влада Ш Дракуловичем, то есть сыном Влада П Дракула.
23 ...иного Дракуловича, родственника вышеназванного Дракуловича... — Имеется в виду валашский воевода Раду Красивый (см. примеч. 14 к «Сказанию о Дракуле-воеводе»), который здесь назван Дракуловичем по имени отца — Влада П Дракула. См. также пред, примеч.
24 ...этого Дракула... — Бранкович именует валашского воеводу не только Влад Дракулович, но — как и его отца — Дракул.
25 ...грозный... — Бранкович применяет к деятельности Влада Дракулы то же определение, что и автор русского «Сказания...» (см. примеч. 7 к указанному произведению).
26 ...бьиа отсечена голова его и Мехмету, царю турецкому, отослана... — Бранкович завершает рассказ о правлении Влада Дракулы в 1456—1462 гг. и многолетнем венгерском плене упоминанием его последнего правления в Валахии и гибели в 1476 г.
27 ...папа Павел... — Подразумевается Павел П, Папа Римский в 1464— 1471 гг.
28 ...затеяв войну в сирийских и иерусалимских пределах, там брань ведут... — Имеется в виду борьба Мехмеда П с Узун-Хасаном, правителем Ак-Коюнлу (см. примеч. 6 к «Сказанию о Дракуле-воеводе»).
29 ...с кесарем римским... — То есть с Фридрихом Ш Габсбургом, императором Священной Римской империи (см. примеч. 22 к «Дракуле-воеводе» М. Бе- хайма).
30 ...еретиков чехов... — Имеются в виду гуситы, последователи религиозного реформатора Яна Гуса (1369—1415), которые были у власти в Чехии в XV в.
31 ...от Эгерского града... — Речь идет о венгерском городе Эгер [венг. Eger).
824
ПРИЛОЖЕНИЯ. Примечания
32 ...против Георгия, короля чешского... — Подразумевается Георгий (Ииржи) из Подебрад (1420—1471), чешский король-гусит (с 1458 г.).
33...Радула-воеводу, называемого и Дракулой... — Бранкович пишет о Раду (Радуле) Красивом, которого раньше, по имени его отца, именовал «Дракуло- вичем», а теперь — «Дракулой» (см. выше, примеч. 22).
34 Брашов. — См. примеч. 4 к «Запискам...» Пия П.
35 ...одного из благоверных своих, по имени Цепелюш... — Имеется в виду Баса- раб IV (Молодой) Цепелюш (ум. 1482), валашский воевода в 1477—1481 гг.
36 ...Тротушские пределы... соленые места велегиодоносные... — На берегу реки Тротуш (Trotu§), протекающей по территории совр. Румынии, располагались старинные места соледобычи (Тыргу-Окна).
37 ...польский историк Кромер... — Речь идет о Мартине Кромере (1512— 1589), польском историке и церковном деятеле, авторе исторического труда «О происхождении и деяниях поляков, в 30 книгах» («De origine et rebus gestis Polonorum libri XXX»; 1555).
38 ...Влад Цепеш, воевода... — В данном фрагменте Бранкович именует «Владом Цепешем» (рум. ТеРе§ — «Прокалыватель») не воеводу Влада III Дракулу, но Басараба IV, происходившего из рода Данепгги (а не Дракулеш- ти) и прозванного Цепелюшем (см. выше, примеч. 35). Согласно «Румынской энциклопедии» («Enciclopedia României»), Басараб IV получил свое прозвище, потому что практиковал жестокие наказания, подражая Владу Дракуле: http://enciclopediaromaniei.ro/vviki/Basarab_al_rV-lea_cel_T%C3%A2n%C4%83r_ %C5%A2epelu%C5%9F. За указание источника благодарю С.Е. Эрлиха.
39 ...Влад Цепеш был предан изгнанию от... воеводы по имени Нягое, из рода Басараба. — Нягое I Басараб — валашский воевода в 1512—1521 гг.; государственная деятельность его приходится не на последнюю треть XV в., а на первую треть XVI в.: соответственно, его соперником в борьбе за валашский престол выступал не Басараб IV Цепелюш (см. выше, примеч. 35), а Влад V Молодой (см. ниже, примеч. 45); см. об их соперничестве далее в тексте, на с. 555 наст. изд.
40 Крайовеску же, упомянутые те бояре, старинного рода, будучи отраслью лозы Басараба... — Представители валашского боярского рода Крайовеску называли себя потомками Басараба I — валашского воеводы в 1310—1352 гг., основателя правящей династии валашских господарей.
41 ...из своих родственников еще в юных годах присмотрели юношу, именуемого Нягое... — Эта несколько туманная формулировка, возможно, намекает на то,
Джордже Бранкович. СЛАВЯНОСЕРБСКИЕ ХРОНИКИ
825
что Нягое Басараб происходил не из рода валашских воевод, а из рода бояр Крайовеску.
42 ...Радула-воеводы, называемого Дракуловичелл... — Имеется в виду Раду (Радул) IV Великий (1467—1508), могущественный валашский воевода (с 1495 г.), сын Влада IV Монаха, который, в свою очередь, вел род «от Дракуловича-во- еводы» (Бранкович 2008—2011/2: 347). Интересно, что прямым потомком Влада IV является английский король Георг VI (см.: Söhrman 2016: 156).
43 ...он был наречен не по толковательноллу разумению валашского языка, на котором это — враждебный дьявол, но по-гречески... назван был Драконом... — См. примеч. 2 к «Сказанию о Дракуле-воеводе».
44 ...святопочившего Максима-митрополита... — Имеется в виду митрополит сербский Максим (ум. 1516); в миру — Георгий Бранкович, сербский деспот (1486 — не позднее 1497 гг.).
45 ...избирают себе начальником Цепелюша... — Речь здесь идет не о Басарабе Цепелюше, но о Владе V Молодом, валашском воеводе (1510—1512 гг.), сыне Влада IV Монаха и брате Раду Великого. См. также выше, примеч. 38.
46 ...в пределах торгового города, называемого Бая, где много меди на огне выплавляют, от него же недалеко Тисманский монастырь отстоит... — Тисманский монастырь — старинная обитель в румынской области Олтения (рум. Oltenia); недалеко от него находился город Бая (ныне — Бая-де-Арамэ, рум. Baia de Агата — «Медный рудник»). За консультацию благодарю С.Е. Эрлиха.
ГОСПОДАРИ ВАЛАХИИ В 1436-1521 ГОДАХ (Династия Басарабов)
Господарь
Годы правления
Влад П Дракул
Владислав II из рода Данепгги
Влад П1 Дракула, сын Влада П Дракула
Владислав II
Влад П1 Дракула
Раду Ш Красивый, сын Влада П Дракула
Басараб III Старый (Лайота), брат Владислава П
Влад III Дракула
Басараб III Старый
Басараб IV Молодой Цепелюш, двоюродный брат Басараба III
Влад IV Монах, сын Влада II
Раду IV Великий, сын Влада IV
1436-1442, 1443-1447 гг. 1447-1448 гг.
1448 г.
1448-1456 гг.
1456-1462 гг.
1462-1473, 1473-1474, 1474,
1474-1475 гг.
1473, 1474, 1475-1476 гг. 1476 г.
1476- 1477 гг.
1477- 1481, 1481-1482 гг.
1481, 1482-1495 гг. 1495-1508 гг.
ГОСПОДАРИ ВАЛАХИИ В 1436-1521 ГОДАХ... Таблица
827
Михня I Злой, сын Влада III Дракулы
Мирна III, сын Михни I Злого Влад V Молодой, сын Влада IV
Пятое I Басараб из рода бояр Крайо- веску
1508- 1509 гг.
1509- 1510 гг.
1510- 1512 гг. 1512-1521 гг.
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА ЭЙБРЕХАМА (БРЭМА) СТОКЕРА
1847
8 ноября
В Клонтарфе рядом с Дублином появляется на свет Эйбрехам (Брэм) Стокер — третий из семи детей в семье католиков, потомков выходцев из Англии; отец — Эйбрехам Стокер (1799—1876), чиновник в Дублинском замке, мать — Шарлотта Матильда Блейк Торнли (1818—1902).
1847-1854
Странная болезнь Брэма, парализующая ноги.
1846-1850
Картофельный голод в Ирландии, сокративший население страны почти на четверть.
1853-1859
Б. Стокер обучается в закрытой школе Вильяма Вуда в Дублине.
1863
Поступает в престижный Тринити-колледж (Дублин), на математический факультет; переходит в протестантизм; вступает в «Атлетическое общество» Тринити, а также в «Историческое общество», председателем которого он станет в 1867 году.
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА...
829
1865
Эйбрехам Стокер уходит со службы в положенном возрасте (65 лет).
1866
Брэм работает клерком в магистратском суде (Дублинский замок).
1867
28 августа
Впервые присутствует на спектакле с участием Генри Ирвинга, который в это время выступал с гастролями в Дублине.
1870
Заканчивает Тринити-колледж; продолжает служить в суде; начинает публиковаться в газете «Dublin Evening Mail», занимая позицию неоплачиваемого театрального критика.
1872
Родители и сестры Б. Стокера покидают Ирландию и селятся в Европе.
1872
18 февраля
Начало многолетней переписки с американским поэтом Уолтом Уитменом.
1874
Публикует первое художественное произведение — фантастическую новеллу «Хрустальная чаша» («The Crystal Cup»).
1875
Получает степень магистра по математике; одновременно публикует в дублинских журналах короткие рассказы романтического характера и (в нескольких выпусках) роман «Тропа наслаждений» («The Primerose Path»).
830
ПРИЛОЖЕНИЯ
1876
Эйбрехам Стокер умирает в Италии; его сын занимает должность инспектора магистратских (мировых) судов.
ноябрь
Личное знакомство с Генри Ирвингом.
1878
Принимает приглашение Г. Ирвинга стать его помощником (официально — актер-менеджером, англ, acting (actor) manager) в театре «Лицеум». Женится на Флоренс Балкомб (1858—1937) и, оставив службу, переезжает с супругой в Лондон.
1879
Издает свою первую книгу — справочник «Обязанности клерков магистратского суда в Ирландии» («The Duties of Clerks of Petty Sessions in Ireland»).
31 декабря
Рождается единственный ребенок Б. Стокера, получивший имя Ирвинг Ноэль Торнли («Ирвинг» — в честь Г. Ирвинга).
1881
Выходит первая художественная книга Б. Стокера — посвященный Ноэлю сборник волшебных сказок для детей «Под Закатным солнцем» («Under the Sunset»); озаглавлен по первой сказке, где действие происходит в чудесной Стране под Закатным солнцем (Country Under the Sunset).
1883
Первая поездка на гастроли в США с труппой Г. Ирвинга; встречается с У. Уитменом, которым давно восхищался; начинает учиться на адвоката.
1885
После вторых гастролей в США читает публичную лекцию «Взгляд на Америку» («А Glimpse of America»), которая была хорошо принята английской публикой и в следующем году вышла отдельной брошюрой; мать Стокера возвращается в Дублин.
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА...
831
1887-1888
Гастроли в США (в сопровождении Флоренс и Ноэля).
1890
Опубликован первый (отдельной книгой) роман Стокера «Тропа змей» («The Snake’s Pass»), действие которого происходит на западе Ирландии (в поисках таинственного «короля змей» герой находит ценное месторождение глины, а затем женится на местной крестьянской девушке). Получает право адвокатской практики (барристер во Внутреннем Темпле; см. примеч. 25 к гл. Ш «Дракулы»). На отдыхе в городе Уитби начинает работу над романом о вампире.
1893
Впервые отдыхает в приморской деревне Краден Бэй (Cruden Вау), неподалеку от города Абердин (Шотландия).
1895
Публикует два любовно-приключенческих романа. Первый из них, «Уотерз Моу» («The Watter’s Mou»), назван по котловине естественного происхождения рядом с Краден Бэй; в этой местности развертывается борьба юного офицера таможенной службы с контрабандистами, переплетенная с любовной историей. Второй, «На склоне Шасты» («The Scoulder of Shasta»), навеян посещением Калифорнии во время гастролей; Шаста — гора на севере этого штата; там путешествуют герои, и девушка влюбляется в мужественного аме- риканца-проводника. Г. Ирвинг становится первым актером, удостоенным рыцарского достоинства. Процесс О. Уайлда.
1896
В Краден Бэй Стокер завершает роман «Дракула».
1897
18 мая
В «Лицеуме» актеры читают спешно изготовленную театральную версию «Дракулы», что должно защитить авторские права на случай возможных постановок (пьеса не сохранилась).
832
ПРИЛОЖЕНИЯ
26 мая
Роман «Дракула» поступает в продажу.
1898
Опубликован любовный роман «Мисс Бетти» («Miss Betty»); действие происходит в Англии. После пожара в «Лицеуме» Г. Ирвинг продает права на театр синдикату (при посредничестве драматурга и делового человека Джозефа Карра), но остается художественным руководителем.
1901
Роман «Дракула» с авторским предисловием выходит в Исландии; это — первый его перевод на иностранный язык.
1902
Опубликован роман «Тайна моря» («The Mystery of the Sea») с элементами авантюрности и таинственного. Мать Б. Стокера умирает в Дублине. Вследствие финансовых затруднений труппа Г. Ирвинга вынуждена оставить «Ли- цеум» и дает последние представления в здании театра. Ирвинг продолжает выступать в других театрах, Стокер сопровождает его.
1903
Опубликован роман «Сокровище семи звезд» («The Jewel of Seven Stars») о тайне египетской мумии, соединяющий элементы фантастического, «готического» и оккультного.
1905
Опубликован роман «Мужчина» («The Man», рус. пер. — «Врата жизни»), в котором любовная история становится поводом для осмысления образа «новой женщины». Во время гастролей (в которых Стокер, по обыкновению, участвует) Г. Ирвинг умирает, его торжественно хоронят в Вестминстерском аббатстве.
1906
Опубликованы «Личные воспоминания о Генри Ирвинге» («Personal Reminiscences of Henry Irving»). Стокер переживает первый апоплексический удар.
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА...
833
1907
Активно выступает в качестве журналиста, печатается в английских и американских периодических изданиях (в том числе участвует в дискуссии о цензуре и отстаивает ее пользу, акцентируя право социума на защиту от бесстыдства в тематике и языке и считая основным средством защиты ответственное самоограничение). Принимает участие в торжественном приеме своего давнего знакомого Марка Твена, которому была присуждена почетная степень в Оксфорде.
1908
Опубликован любовный роман «Леди Этлин» («Lady Athlyne») — об американской девушке, выдававшей себя за жену ирландского аристократа.
1909
Опубликован второй роман с вампирической тематикой — «Леди в саване» («The Lady on the Shroud»). Стокер переживает второй апоплексический удар.
1910
Женитьба сына Ноэля.
1911
Публикует исторические очерки «Знаменитые самозванцы» («The Lair of the White Worm») и свой последний фантастический роман «Логово Белого Червя» («The Lair of the White Worm»). Начинает собирать и готовить к изданию рассказы.
1912
20 апреля
Умирает у себя дома, в присутствии сына и жены; диагноз — локомоторная атараксия (что позднее вызвало полемику биографов о том, был ли причиной болезни сифилис); состояние завещано вдове. Тело кремировано и захоронено в крематории Голдерз-Грин (открыт в 1902 году; здесь покоятся урны с прахом Анны Павловой, Зигмунда Фрейда и других знаменитостей). На похоронах присутствуют Лоуренс Ирвинг (сын Генри), писатель Генри Холл Кейн, актриса Женевьева Уорд и др.
834
ПРИЛОЖЕНИЯ
1913
На аукционе в Сотби продаются коллекция и архив Стокера, в том числе материалы, относящиеся к работе над романом «Дракула».
1914
Флоренс Стокер издает сборник рассказов покойного мужа «“Гость Дракулы” и другие волшебные рассказы» («“Dracula’s Guest” and Other Weird Stories»).
1922
В Германии выходит немой фильм Фридриха Мурнау «Носферату: Симфония ужаса» («Nosferatu, eine Symphonie des Grauens»), основанный на романе «Дракула». Флоренс Стокер протестует против показа, так как немецкая фирма ничего с ней не согласовала и не заплатила.
1924
Ирландский актер и драматург Гамильтон Дин создает сценическую версию романа «Дракула» и — в отличие от фирмы Мурнау — договаривается с Флоренс Стокер об авторских правах. Премьера пьесы Дина.
1925
После долгой судебной тяжбы прокат фильма «Носферату» запрещен, а его немецкие копии приговариваются к уничтожению.
1927
Постановка пьесы Г. Дина в США, где ее редактирует журналист и драматург Джон Балдерстон; заглавную роль играет Бела Лугоши (Бласко).
1931
На экраны выходит американский фильм «Дракула» режиссера Тода Браунинга (сценарий восходит к пьесе Дина—Балд ерсгона; в главной роли — Бела Лугоши), открывающий «официальную» киноисторию романа Стокера; Флоренс Стокер получает внушительную сумму.
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА...
835
1937
Умирает Флоренс Брэм Стокер; кремирована, прах развеян над Голдерз-Грин. 1977
В Лондоне открыт памятный знак на доме (по адресу: Сент-Леонардз-террес, 18), где жил Стокер в ту пору, когда был опубликован «Дракула».
список
ИЛЛЮСТРАЦИЙ
Ил. на с. 5
Брэм Стокер. Фотограф не установлен. 1906 г. Частная коллекция (далее — ЧК).
Ил. 7
Эйбрехам Стокер, отец писателя. Фотограф не установлен. 1865 г. Публ. по изд.: Beiford В. Bram Stoker: A Biography of the Author of «Dracula». N. Y.: Alfred A. Knopf, 1996. P. 35.
Ил. 2
Шарлотта Матильда Блейк Стокер (урожд. Торнли), мать писателя. Фотограф не установлен. 1850-е годы. Публ. по изд.: Beiford В. Bram Stoker: A Biography of the Author of «Dracula». P. 26.
Ил. 3
Брэм Стокер в возрасте 7 лет. Фотограф не установлен. 1854 г. Публ. по изд.: Beiford В. Bram Stoker: A Biography of the Author of «Dracula». P. 16.
Ил. 4
Тринити-колледж, alma mater Брэма Стокера. Современная фотография.
Ил. 5
Библиотека Тринити-колледжа. Гравюра. Худ. не установлен. Публ. по изд.: The Graphic. 17 August 1878. P. 181.
Ил. 6
Театр «Лицеум». Фотограф не установлен. 1880-е годы. Публ. по изд.: Beiford В. Bram Stoker: A Biography of the Author of «Dracula». P. 88.
СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ
837
Ил. 7
«Бифштексная» при театре «Лицеум». Гравюра. Худ. не установлен. 1880-е годы. Публ. по изд.: Beiford В. Bram Stoker: A Biography of the Author of «Dracula». P. 124.
Ил. 8
Генри Ирвинг. Фотограф не установлен. 1875 г. ЧК.
Ил. 9
Генри Ирвинг в образе Шейлока («Венецианский купец» У. Шекспира). Фотограф не установлен. 1879 г. Публ. по изд.: Beiford В. Bram Stoker: A Biography of the Author of «Dracula». P. 119.
Ил. 10
Эллен Терри в образе Порции («Венецианский купец» У. Шекспира). Фотограф не установлен. 1879 г. ЧК.
Ил. 11
Генри Ирвинг и Брэм Стокер выходят из театра «Лицеум». Фотограф не установлен. 1880-е годы. Публ. по изд.: Beiford В. Bram Stoker: A Biography of the Author of «Dracula». P. 279.
Ил. 12
Начало первой главы романа Стокера «Тропа наслаждений», сериализованного в журнале «Шэмрок». б февраля 1875 г. Публ. по изд.: Beiford В. Bram Stoker: A Biography of the Author of «Dracula». P. 67.
Ил. 13
Флоренс Балкомб, будущая жена Стокера. Фотограф не установлен. Кон. 1870-х годов. ЧК.
Ил. 14
Флоренс Балкомб. Карандашный рисунок. Худ. О. Уайлд (Oscar Wilde; 1854— 1900). 1876 г. Публ. по изд.: Beiford В. Bram Stoker: A Biography of the Author of «Dracula». P. 84.
Ил. 15
Оскар Уайлд накануне поступления в Оксфорд. Фотограф не установлен.
838
ПРИЛОЖЕНИЯ
1876 г. Публ. по изд.: Beiford В. Bram Stoker: A Biography of the Author of «Dracula». P. 61.
Ил. 16
Брэм Стокер. Шарж. Худ. А. Брайан (Alfred Bryan; 1852—1899). 1876 г. Публ. по изд.: Beiford В. Bram Stoker: A Biography of the Author of «Dracula». P. 176.
Ил. 17
Флоренс Стокер с сыном Ноэлем. Фотограф не установлен. 1884 г. Публ. по изд.: Beiford В. Bram Stoker: A Biography of the Author of «Dracula». P. 136.
Ил. 18
Сыновий упрек. Худ. Дж. Дю Морье (George Du Maurier; 1834—1896). 1890 г. Публ. по изд.: Beiford В. Bram Stoker: A Biography of the Author of «Dracula». P. 227.
Ил. 19
Холл Кейн. Фотограф не установлен. 1880-е годы. Публ. по изд.: Beiford В. Bram Stoker: A Biography of the Author of «Dracula». P. 219.
Ил. 20
Брэм Стокер в возрасте 37 лет. Фотограф не установлен. 1884 г. Публ. по изд.: Beiford В. Bram Stoker: A Biography of the Author of «Dracula». P. 147.
Ил. 21
Стокер в старости. Худ. Ч.Г. Андерсон (Charles Goldsborough Anderson; 1865— 1936). 1910 г. Холст, масло. Публ. по изд.: Beiford В. Bram Stoker: A Biography of the Author of «Dracula». P. 318.
Ил, 22
Уильям Торнли Стокер, старший брат Брэма Стокера. Фотограф не установлен. 1900-е годы. ЧК.
Ил. 23
Дом в деревне Краден-Бэй, на берегу Северного моря, где Сшкер провел свое последнее лето. Худ. не установлен. 1910-е годы. Публ. по изд.: Beiford В. Bram Stoker: A Biography of the Author of «Dracula». P. 295.
СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ
839
Ил. 24
Дом Стокера в Дублине на Килдер-стрит и мемориальная табличка на нем. Современная фотография.
Ил. 25
Урна с прахом Стокера и его сына Ноэля в крематории Голдерз-Грин. Современная фотография.
Ил. 26
Титульная страница изд.: Wilkinson W. An Account of the Principalities of Wallachia and Moldavia: With Various Political Observations Relating to Them. N.Y.: Longman, Hurst, Rees, Orme & Brown, 1820.
Ил. 27
Титульная страница изд.: Johnson Е.S., Major. On the Track of the Crescent: Erratic Notes from the Piræus to Pesth. L.: Hurst & Blackett, 1885.
Ил. 28
Титульная страница и фронтиспис изд.: Gerard Е. The Land Beyond the Forest- Facts, Figures and Fancies from Transylvania: In 2 vol. L.; N.Y.: Harper, 1888. Vol. 1.
Ил. 29-31
Публ. по изд.: Johnson E.S., Major. On the Track of the Crescent...
Ил. 29. Словацкий крестьянин.
Ил. 30. Женщина-валашка.
Ил. 31. Деревня в Трансильвании.
Ил. 32
Передняя сторонка обложки изд.: The Vampyre: A Tale by Lord Byron / Ш. by F. Gilbert L: John Dicks, 1884. (People’s Edition).
Ил. 33
Передняя сторонка обложки изд.: Varney the Vampire, or The Feast of Blood / By the Author of «The Grace Rivers, or The Merchants Daughter». L.: E. Uoyd, 1845. No 1.
840
ПРИЛОЖЕНИЯ
Ил. 34
Иллюстрация к повести Ш. Ле Фаню «Кармилла». Худ. Д.Г. Фристон (David Нету Fristen; 1820—1906). Публ. по изд.: The Dark Blue. 1872.
Ил. 35
План романа «Дракула». Ок. 1895 г. ЧК.
Ил. 36-39
Фотографии из альбома «Виды Уитби». Фотограф Ф.М. Сатклиф (Francis Meadow (Frank) Sutcliffe; 1853—1941). Публ. по изд.: Photographic View Album of Whitby. Dundee: Valentine & Sons, [1910].
Ил. 36. Руины аббатства Уитби.
Ил. 37. Церковь Святой Марии и кладбище.
Ил. 38. Пирс Уитби.
Ил. 39. Восточный утес.
Ил. 40
Памятная табличка на скамье в Уитби. Современная фотография.
Ил. 41
Шхуна «Димитрий», выброшенная на берег. Кольерз-Хоуп, Уитби. Фотограф Ф.М. Сатклиф. 24 октября 1885 г. Публ. по изд.: Beiford В. Bram Stoker: A Biography of the Author of «Dracula». P. 222.
Ил. 42
Площадь Пикадилли. Фотограф не установлен. Ок. 1890 г. ЧК.
Ил. 43
Гайд-парк, Ротген-роу. Фотограф не установлен. Ок. 1890 г. ЧК.
Ил. 44
Передняя сторонка обложки изд.: Stoker В. Dracula. L.: Archibald Constable & С°, 1901.
Ил. 45
Передняя сторонка обложки изд.: Stoker В. Dracula. L.: Archibald Constable & С°, 1897.
СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ
841
Ил. 46
Передняя сторонка обложки изд.: Stoker В. Dracula. N.Y.: Doubleday & McClure, 1899.
Ил. 47
Передняя сторонка обложки изд.: Stoker В. Dracula. N.Y.: Doubleday, Page & С°, 1904.
Ил. 48
Передняя сторонка обложки изд.: Stoker В. Dracula. L.: William Rider & Fils, 1919.
Ил. 49
Внешний вид изд.: Stoker В. The Snake’s Pass. L.: Sampson Low, Marston, et al., 1891.
Ил. 50
Внешний вид изд.: Stoker В. Watter’s Mau. L.: Archibald Constable & C°, 1894. Ил. 51
Внешний вид изд.: Stoker В. The Shoulder of Shasta. L.: Archibald Constable & C°, 1895.
Ил. 52
Внешний вид изд.: Stoker В. The Lady in the Shroud. L.: Rider & C°, 1909.
Ил. 53
Передняя сторонка обложки изд.: Stoker В. «Dracula’s Guest» and Other Weird Tales. L.: Routeledge, 1914.
Ил. 54
Влад Цепеш. Худ. не установлен. Втор. пол. XVI в. Холст, масло. 60 х 50 см. Музей истории искусств (Вена).
Ил. 55
Титульная страница изд.: Van deme quaden thyranne Dracole wyda. Lübeck: [s. L], 1485.
Ил. 56
Начало поэмы M. Бехайма «О злодее, который звался Дракула...». Вена, 1457— 1458. Библиотека Гейдельбергского университета. Codex CPG 334,1. 94а.
842
ПРИЛОЖЕНИЯ
Ил. 57
Начало «Сказания о воеводе Дракуле». Сборник Кирилло-Белозерского монастыря, 1491 г. Книгописец иеромонах Ефросин. № 11/1088. Л. 204.
Ил. 58
Карта Трансильвании. Картограф А. Ортелий (Abraham Ortelius; 1527—1598). Антверпен, 1601 г. 12,7 х 8,9 см. ЧК.
Ил. 59
Посажение на кол. Гравюра. Худ. не установлен. Нюрнберг, 1499 г. ЧК.
Ил. 60
Туман над Залесьем. Фотограф ТА. Михайлова.
Ил. 61
Замок Бран в 30 км от Брашова, одна из походных резиденций Влада Цепеша. Современная фотография.
Ил. 62-64
Плакат к кинофильму «Носферату: симфония ужаса» (1922) и кадры из него. Реж. Ф.В. Мурнау (Friedrich Wilhelm Mumau; 1888—1931). 1922 г.
Ил. 65, 66
Кадры из кинофильма «Дракула» («Dracula»). Реж. Т Браунинг (Tod Browning; 1880-1962). 1931 г.
Ил. 67, 68
Кадры из кинофильма «Дракула Брэма Стокера» («Bram Stoker’s Dracula»). Реж. Ф.Ф. Коппола (Francis Ford Coppola; род. 1939). 1992 г.
Ил. 69
Крик Дракулы (полное название: «1975: Снаговский лес, крик Влада звучит непрерывно с 1475 года, пятисотлетняя непризнанносгь непрестанно озвучивается деревьями леса»; цикл «Врата могильщиков к подземелью моей памяти»). Худ. Дж. Репулино (Giulio Repulino). Ковер ручной работы. Шелк. 2001 г. ЧК.
список
СОКРАЩЕНИЙ
Акты 1846-1853
Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографическою комиссиею: В 5 т. СПб.: Типография 2-го отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии, 1846—1853.
Алексеев 1960
Алексеев М.П. Байрон и фольклор Ц Алексеев М.П. Из истории английской литературы: Этюды. Очерки. Исследования. М.; Л.: Гослитиздат, 1960. С. 304-346.
Алексеев 1983
Алексеев М.П. Сибирь в романе Даниэля Дефо Ц Алексеев М.П. Сравнительное литературоведение / Огв. ред. Г.В. Степанов. Л.: Наука, 1983. С. 64-82.
Амфитеатров, Аничков 1907
Амфитеатров А.В., Аничков Е.В. Победоносцев. СПб.: Шиповник, 1907.
Аничков 1914
Аничков Е.В. Язычество и Древняя Русь. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1914. (Записки Историко-филологического факультета Императорского Санкт- Петербургского университета. Ч. 117).
Арбман 2003
Арбман X. Викинги / Пер. с англ. Н.В. Ерёминой. СПб.: Евразия, 2006. (Историческая библиотека).
844
ПРИЛОЖЕНИЯ
Аронсон 1990
Аронсон Г. Масоны в русской политике Ц Николаевский Б.И. Русские масоны и революция / Ред.-сосг. Ю.Г. Фельштинский. М.: Терра, 1990. С. 148—172.
Афанасьев 1865—1869
Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований, в связи с мифическими сказаниями других родственных народов: В 3 т. М.: К. Солдатенков, 1865—1869.
Базилевич 2001
Базилевич К.В. Внешняя политика Русского централизованного государства. Вторая половина XV века. 2-е изд. М.: Издательство МГУ, 2001.
Байрон 2010
Байрон Дж.Г. Абидосская невеста [и другие поэмы] / Пер. с англ. В.А. Жуковского и др. СПб.: Азбука, 2010. (Азбука-классика).
Баран 1993
Баран X. Поэтика русской литературы начала XX века / Авториз. пер. с англ, под общ. ред. Н.В. Котрелёва, А.Л. Осповата; предисл. Н.В. Котрелёва. М.: Прогресс: Универе, 1993.
Баюн Олшеври 1912
Вампиры. Фантастический роман барона Олшеври из семейной хроники графов Дракула-Карди. М.: Типография В.М. Саблина, 1912.
Бартольд 1966
Бартольд ВБ. К вопросу о полумесяце как символе ислама // Бартольд В.В. Сочинения: В 9 т. М.: Наука, 1966. Т. 6: Работы по истории ислама и Арабского халифата. С. 489-491.
Батай 2008
Батай Ж. Процесс Жиля де Рэ / Пер. с фр. И.А. Болдырева. Тверь: Kolonna Publications, 2008. (Crème de la Crème).
Берше 1984
Берше Дж. О «Диком охотнике» и «Аеноре» Готфрида Августа Бюргера //
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
845
Романтизм глазами итальянских писателей / Сост., в ступ, статья, пер. и коммент. Н. Томашевского. М.: Радуга, 1984. С. 23—59.
Бессонов 2000
Бессонов Н. История цыган Западной Европы (XV—XIX вв.) // Деметер Н., Бессонов Н., Кутенков В. История цыган: Новый взгляд. Воронеж: Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая, 2000. С. 24—37.
Бехайм2005
Бехайм М. Дракул-воевода / Пер. со свн. В.Б. Микушевича / Сост. М.П. Одесский; пер. с англ, и примеч. Т.Н. Красавченко. М.: Энигма, 2005. (Гримуар: литература фантастической реальности). С. 501—536.
Блаватская 1991—1992
Блаватская Е.П. Тайная доктрина: В 5 кн.: репринтное изд. / Пер. с англ. М.: Прогресс: Сиринъ, 1991—1992.
Блаватская 2002-2003
Блаватская Е.П. Разоблаченная Изида: В 2 т. / Пер. с англ. К. Леонов, О. Колесников. М.: ACT, 2002—2003.
Блок 1936
Письма Ал. Блока к Е.П. Иванову: С приложением писем Ал. Блока к М.П. Ивановой и «Петербургской поэмы» Блока / Ред. и предисл. Ц. Вольпе; подгот. текста и коммент. А. Космана. М.; Л.: Издательство АН СССР, 1936.
Блок 1989
Блок А А. Дневник / Подгот. текста, вступ. статья и примеч. А.Л. Гришунина. М.: Советская Россия, 1989. (Русские дневники).
Блок 1997-2014
Блок А А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. М.: Наука, 1997—2014 (издание продолжается).
Богданов 1908
Богданов А А. Красная звезда: утопия. СПб.: Т-во художественной печати, 1908.
846
ПРИЛОЖЕНИЯ
Богданов 1913
Богданов АЛ. Инженер Мэнни: фантастический роман. М.: С. Дороватовский и А. Чарушников, 1913.
Богданов 1927
Богданов АЛ. Борьба за жизнеспособность. М.: Новая Москва; Л.: Тип. изд. «Прибой» им. Евг. Соколовой, 1927.
Богданов 1990
Богданов АЛ. Вопросы социализма: Работы разных лет. М.: Политиздат, 1990. Богданов 1991
Богданов АЛ. Вера и наука: (О книге В. Ильина «Материализм и эмпириокритицизм») Ц Вопросы философии. 1991. № 12. С. 39—88.
Богданов 1993
Богданов АЛ. Пять недель в ГПУ / Публ. М.П. Одесского, Д.М. Фельдмана / De Visu. 1993. № 7. С. 28-13.
Богданов 1995
Богданов КЛ. Деньги в фольклоре. СПб.: Bell, 1995.
Богомолов 1999
Богомолов НЛ. Русская литература начала XX века и оккультизм: исследования и материалы. М.: Новое литературное обозрение, 1999. (Научная библиотека).
Бранкович 2008-2011
Бранкович Дж. Славяносербские хроники: В 5 т. / Изд. подгот. А.Г. Кречмер. Белград, 2008—2011. (Отделение языка и литературы. Критические издания сербских писателей).
Бронте 2003а
Бронте Ш. Джейн Эйр / Пер. с англ. И. Гуровой // Бронте Ш. Джейн Эйр; Бронте Э. Грозовой перевал / Пер. с англ.; вступ. статья Е.Ю. Гениевой. М.:
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
847
Пушкинская библиотека: ACT, 2003. (Золотой фонд мировой классики). С. 15-483.
Бронте 20036
Бронте Э. Грозовой перевал / Пер. с англ. Н. Вольпин // Бронте Ш. Джейн Эйр; Бронте Э. Грозовой перевал / Пер. с англ.; всгуп. статья Е.Ю. Гениевой. М.: Пушкинская библиотека: ACT, 2003. (Золотой фонд мировой классики). С. 485-776.
Будилович 1875
Будгиович А.С. ХШ слов Григория Богослова в древнеславянском переводе по рукописи Императорской Публичной библиотеки XI века: критико-палео- гр<афический> труд. СПб.: Отделение русского языка и словесности Императорской Академии наук, 1875.
Буланина 1987
Буланина ТВ. Слово святого Григория изобретено в толцех Ц Словарь книжников и книжности Древней Руси / Отв. ред. Д.С. Лихачёв. Л.: Наука, 1987. Вып. 1: XI — первая половина XIV в. С. 437^38.
Булгаков 1973
Булгаков МЛ. Белая гвардия. Театральный роман. Мастер и Маргарита/ Пре- дисл. К. Симонова. М.: Художественная литература, 1973.
Буслаев 1861а
Буслаев Ф.И. Древнейшие эпические предания славянских племен Ц Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства: В 2 т. СПб.: Д.Е. Кожанчиков, 1861. T. 1: Русская народная поэзия. С. 355—376.
Буслаев 18616
Историческая христоматия (ж!) церковно-славянского и древне-русского языков / Сосг. на основании наставления для образования воспитанников военноучебных заведений, высочайше утвержденного 24 декабря 1848 года Ф. Буслаевым. М.: В Университетской типографии, 1861. (Учебные руководства для военных учебных заведений).
848
ПРИЛОЖЕНИЯ
Бухарин 1928
Бухарин Н.И. Памяти А.А. Богданова. (Речь на гражданской панихиде) Ц На новом поле: Труды Государственного научного института переливания крови им. А.А. Богданова. Вып. 1. М.: Государственный научный институт переливания крови, 1928. С. IX—XI.
Бэринг-Гулд 2010
Бэринг-Гулд С. Книга оборотней / Пер. с англ. Е. Третьяковой, Т. Казаковой. СПб.: Азбука, 2010. (Азбука-классика).
Валенцова 2015
Валещова ММ. Этнолингвистический комментарий к этимологии слов «мара» и «упырь» Ц Труды Института русского языка им. В.В. Виноградова. Серия IV. Этимология / Отв. ред. выпуска Ж.Ж. Варбот. М.: [б. и.], 2015. С. 51—66.
Вамбери 2003
Вамбери А. Путешествие по Средней Азии / Пер. с нем. З.Д. Голубевой. М.: Восточная литература, 2003. (Рассказы о странах Востока).
Варбанец 1964
Варбанец Н.В. Немецкая брошюра «Об одном великом изверге» — лейпцигское издание 1493 г. Ц Повесть о Дракуле / Исслед. и подгот. текстов Я.С. Лурье. М.; Л.: Наука, 1964. С. 185—193.
Васильев 1989
Васильев С.Ф. Проза А.К. Толстого: Направление эволюции и контекст: учебное пособие. Ижевск: Издательство УдГУ, 1989.
Вацуро 1992
Вацуро В.Э. Ненастное лето в Женеве, или История одной мистификации // Бездна: «Я» на границе страха и абсурда. СПб.: Журнал «АРС», 1992. С. 36— 48.
Вацуро 2002
Вацуро В.Э. Готический роман в России. М.: Новое литературное обозрение, 2002. (Филологическое наследие).
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
849
Вельтман 1985
Велыпмап А.Ф. Романы / Сосг. и всгуп. статья В.И. Калугина; послесл. и ком- мент. А.П. Богданова. М.: Современник, 1985.
Вентцель 1964
Вентцелъ Т.В. Цыганский язык: севернорусский диалект. М.: Наука, 1964. (Языки народов Азии и Африки).
Веселовский 1939
Веселовский А.Н. Избранные статьи / Всгуп. статья В.М. Жирмунского; ком- мент. М.П. Алексеева. Л.: Художественная литература, 1939.
Веселовский 2006
Веселовский А.Н. Духовные сюжеты в литературе и народной поэзии румын // Веселовский А.Н. Народные представления славян. М.: ACT, 2006. (Philosophy). С. 242-299.
Виноградов 1999
Виноградов В.В. История слов: около 1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связанных. М.: Институт русского языка им. В.В. Виноградова, 1999.
Волошин 1991
Волошин MA. Автобиографическая проза. Дневники / Сосг., статья и примеч. З.Д. Давыдова, В.П. Купченко. М.: Книга, 1991. (Из литературного наследия).
Востоков 1842
Востоков А.Ф. Описание русских и словенских рукописей Румянцевского му- зеума. СПб.: В тип. Императорской Академии наук, 1842.
Гальковский 1916
Гальковский НМ. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси: В 2 т. Репринтное издание. М.: Индрик, 2000. (Памятники древней письменности. Исследования. Тексты).
Гаспаров 1989
Гаспаров БМ. Еще раз о прекрасной ясности: эстетика М. Кузмина в зеркале
850
ПРИЛОЖЕНИЯ
ее символического воплощения в поэме «Форель разбивает лед» // Studies in the Life and Works of Mixail Kuzmin / Ed. by J.E. Malmstad. Wien: [s. n.], 1989. P. 83-114.
Голенищев-Кутузов 1963
Голенищев-Кутузов И.Н. Итальянское Возрождение и славянские литературы XV—XVI веков. М.: Издательство АН СССР, 1963.
Голенищев-Кутузов 1973
Голенищев-Кутузов И.Н. Славянские литературы: статьи и исследования / Сосг. и подгот. текста И.В. Голенищевой-Кутузовой, вступ. статья Д.С. Лихачёва. М.: Художественная литература, 1973.
Гопман 2012
Гопман В. Золотая пыль: Фантастическое в английском романе: последняя треть XIX—XX в. М.: РГГУ, 2012.
Горсей 1990
Горсей Дж. Записки о России, XVI — начало XVII в. / Вступ. статья, пер. с англ, и коммент. А.А. Севастьяновой. М.: Издательство МГУ, 1990.
Горский 2018
Горский АЛ. «Повесть о убиении Батыя» и русская литература 70-х гг. XV века //Горский А.А. «Бещисленыя рати и труды...»: Проблемы русской истории X—XV вв. СПб.: Издательство О. Абышко, 2018. С. 326—355.
Готье 2007
Готье Т Любовь мертвой красавицы / Пер. с фр. Н. Лоховой Ц «Гость Дракулы» и другие истории о вампирах / Сосг., вступ. статья и коммент. С.А. Антонова. СПб.: Азбука, 2007. (Азбука-классика). С. 150—189.
Григорий Богослов 2005
Григорий Богослов, сет. Избранные творения. М.: Издательство Сретенского монастыря, 2005.
Гусейнов, Апресян 2000
Гусейнов АЛ., Апресян Р.Г. Этика: учебное пособие. М.: Гардарики, 2000.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
851
Гюйо 1995
Гюйо Л. Писатели-фантасты «Золотой зари» / Пер. с фр. // Волшебная гора: философия, эзотеризм, культурология. М.: Пилигрим, 1995. Вып. Ш. С. 233— 245.
Даль 1978-1980
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. 7-е изд. / Предисл. А.М. Бабкина. М.: Русский язык, 1978—1980.
Дворник 2001
Дворник Ф. Славяне в европейской истории и цивилизации / Пер. с чеш. И.И. Соколовой. М.: Языки славянской культуры, 2001. (Studia historica).
Диттрич 2007
Диттрич Т Повседневная жизнь викторианской Англии. М.: Молодая гвардия, 2007. (Живая история: Повседневная жизнь человечества).
Добротворский 1997
Добротпворский С. Дракула, или Сто лет одиночества // Premiere. 1997. Ноябрь. С. 90.
Досгаль 2003
Достпаль М.Ю. И.И. Срезневский и его связи с чехами и словаками. М.: Институт славяноведения РАН, 2003.
Достоевский 1972-1990
Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Л.: Наука, 1972-1990.
Дюма 2002
Дюма А. Граф Монте-Кристо: роман: В 2 т. / Пер. с фр. Л. Олавской и В. Строева. М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. (Зарубежная классика).
Жирмунский 2004
Жирмунский В.М. Эпическое творчество славянских народов и проблемы
852
ПРИЛОЖЕНИЯ
сравнительного изучения эпоса Ц Жирмунский В.М. Фольклор Востока и Запада: сравнительно-исторические очерки. М.: ОГИ., 2004. С. 234—350.
ЖС 2004
Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней св. Димитрия Ростовского: В 12 т. Репринтное издание. Киев: Свято-Успенская Киево-Печерская лавра, 2004.
Зеленин 1995
Зеленин Д.К. Избранные труды / Сост. А.Л. Топоркова. М.: Индрик, 1994. (Традиционная духовная культура славян: Из истории изучения).
Зимин 1958
Зимин АЛ. И.С. Пересветов и его современники: очерки по истории русской общественно-политической мысли середины XVI в. М.: Издательство АН СССР, 1958.
Зимин 1972
Зимин АЛ. Россия на пороге нового времени: очерки политической истории России первой трети XVI в. М.: Мысль, 1972.
Зимин 1982
Зимин АЛ. Россия на рубеже XV—XVI столетий: очерки социально-политической истории). М.: Мысль, 1982.
Иван Грозный 2005
Иван Грозный. Послание в Кирилло-Белозерский монастырь (1573) ^ Послания Ивана Грозного / Подгот. текста Д.С. Лихачёва и Я.С. Лурье; перевод и комментарии Я.С. Лурье; под редакцией члена-корреспондента АН СССР В.П. Адриановой-Перетц. СПб.: Наука, 2005. (Литературные памятники).
Иванов 2007
Иванов Вяч.Вс. Маска как элемент культуры // Иванов Вяч.Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры: В 7 т. М.: Языки славянской культуры, 2007. Т. 4. С. 333-344.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
853
ИВА 1983-1994
История всемирной литературы: В 9 т. М.: Наука, 1983—1994.
Измайлов 1976
Измайлов Н.В. Тема «вампиризма» в литературе первых десятилетий XIX в. // Сравнительное изучение литератур: Сборник статей к 80-летию академика М.П. Алексеева. Л.: Наука, 1976. С. 510—519.
Илюшин 1999
Илюшин АЛ. Стихотворения и поэмы А.К. Толстого: В помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам. М.: Издательство Московского университета, 1999. (Перечитывая классику).
Иордан 1960
Иордан. О происхождении и деяниях гетов (= Getica) / Вступ. статья, пер. [с лат.] и коммент. Е.Ч. Скржинской. М.: Издательство восточной литературы, 1960. (Памятники средневековой истории народов Центральной и Восточной Европы).
Ирасек 1991
Ирасек А. Старинные чешские предания / Пер. с чеш. М.Я. Лялиной; сост., всгупл. и примеч. И. Ивановой. М.: Детская литература, 1991.
ИРБ 1970
Истоки русской беллетристики: Возникновение жанров сюжетного повествования в древнерусской литературе / Отв. ред. Я.С. Лурье. Л.: Наука, 1970.
Йорк 2008
Йорк Дж. Введение // Хоув Э. Маги Золотой Зари: документальная история магического ордена. 1887—1925/Пер. с англ. А. Блейз. М.: Энигма, 2008. (Тайные ордена и организации). С. 7—28.
Кавендиш 1994
Кавендиш Р. Магия Запада/Пер. с англ. М.: Товарищество «Клышников-Кома- ров и К°», 1994.
854
ПРИЛОЖЕНИЯ
Казакова, Лурье 1955
Казакова НА., Лурье Я.С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV — начала XVI века. М.; Л.: Издательство АН СССР, 1955.
Казаку 2011
Казаку М. Дракула /Пер. с фр. В.И. Удовиченко. М.: Этерна, 2011. (Новая версия).
Калмет 1866-1867
О явлениях духов / Сочинение Августина Калмета, монаха Бенедиктинского ордена: В 3 ч. / Пер. со 2-го нем. изд., доп. и испр. М., 1866—1867.
Каннабих 1994
Каннабих Ю.В. История психиатрии / Репринт, изд.; предисл. П.Б. Ганнушкина. М.: Центр творческого развития Mi ll ВОС, 1994.
Канторович 2015
Канторович А.Я. Законы о безумных и сумасшедших: с приложением свода разъяснений по кассационным решениям Сената. Изд. 2-е. М.: URSS: ЛЕ- НАНД, 2015. (Академия фундаментальных исследований: история права. № 31).
Карамзин 1818-1829
Карамзин НМ. История Государства Российскаго. Изд. 2-е, испр. СПб.: В типографии Н. Греча: Иждивением братьев Слениных, 1818—1829.
Кинг 1993
Кинг С. Судьба Иерусалима / Пер. с англ. В. Эрлихмана. СПб.: ТОО «Татьяна»; Жуковский: Кэдмэн, 1993. (Мастера остросюжетной мистики. Вып. 5).
Коллинз 1975
Коллинз У. Женщина в белом: роман / Пер. с англ. Т.И. Лещенко-Сухомлиной. Л.: Художественная литература, 1975.
Котляревский 1999
Котляревский НА. Граф Алексей Константинович Толстой // Толстой A.K.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
855
Стихотворения. Поэмы. Князь Серебряный. Сочинения Козьмы Пруткова / Сост., предисл., коммент., справ, и метод, материалы С.Ф. Дмитренко. М.: ACT: Олимп, 1999. (Школа классики: книга для ученика и учителя). С. 505— 526.
Коути, Гринберг 2016
Коути Е., Гринберг К. Женщины викторианской Англии: от идеала до порока. М.: Алгоритм, 2016. (Недобрая старая Англия).
Кракауэр 1977
Кракауэр 3. От Калигари до Гитлера: Психологическая история немецкого кино/Пер. с англ, с сокр.; предисл. Р. Юренева. М.: Искусство, 1977.
Кузеля 1906
Кузеля 3. Угорьский король Матвей Корвш в славяньский устий словесности. Львов: [6. и.], 1906.
Кузмин 1996
Кузмин МЛ. Стихотворения / Вступ. статья, сост., подгот. текста и примеч. Н.А. Богомолова. СПб.: Академический проспект, 1996. (Новая библиотека поэта).
Кулишова 2013
Кулишова О.В. Маска в древнегреческом театре: ее происхождение и сакральные основы // Мнемон: Исследования и публикации по истории античного мира / Под ред. проф. Э.Д. Фролова. СПб.: Издательство СП6ГУ, 2013. Вып. 13. С. 317-324.
Лавров 2000
Лавров А.В. Этюды о Блоке. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2000. Лермонтов 1996
Лермонтов М.Ю. Герой нашего времени / Предисл. В.А. Мануйлова; коммент. В.А. Мануйлова, О.В. Миллер. СПб.: Академический проект, 1996. (Русская классика с комментариями).
856
ПРИЛОЖЕНИЯ
Ле Фаню 1993
Ле Фаню Ш. Кармилла / Пер. с англ. В.С. Муравьёва Ц Любовник-Фантом / Сост. И.Н. Васильевой. М.: Совместное советско-германское предприятие «Квадрат», 1993. (Шедевры викторианской готической прозы. Т. П). С. 5—51.
Лотман 1961
Лотман Л.М. А.Н. Островский и русская драматургия его времени. М.; Л.: Издательство АН СССР, 1961.
Лурье 1988
Лурье Я.С. Русские современники Возрождения: Книгописец Ефросин, дьяк Федор Курицын. Л.: Наука, 1988. (Страницы истории нашей Родины).
Лурье 2005
Лурье Я.С. Комментарии [к: Иван Грозный. Послание в Кирилло-Белозерский монастырь (1573)] Ц Послания Ивана Грозного / Подгот. текста Д.С. Лихачёва и Я.С. Лурье; перевод и комментарии Я. С. Лурье; под редакцией члена-кор- респондента АН СССР В.П. Адриановой-Перетц. СПб.: Наука, 2005. (Литературные памятники). С. 583—676.
Майринк2000
Майринк Г. Вальпургиева ночь / Пер. с нем. В. Крюкова Ц Майринк Г. Летучие мыши: рассказы. Вальпургиева ночь: роман. Белый доминиканец: роман //М.: Ладомир, 2000. С. 131—265. (Майринк Г. Избранные произведения. В 3 т. Т. 2).
МакКензи 2003
МакКензи А. Рождение Шотландии / Пер. с англ., науч. ред. и вступит, статья С.В. Иванова. СПб.: Евразия, 2003. (Clio fundationis).
Максимов, Одесский 1993
Максимов A3., Одесский М.П. Появление Вампира: Фрэнсис Форд Коппола и «Дракула Брэма Стокера» Ц Искусство кино. 1993. Nq 10. С. 20—24.
Мансикка 2005
Мансикка В.И. Религия восточных славян. М.: ИМЛИ РАН, 2005.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
857
Мариньи 2002
Мариньи Ж. Дракула и вампиры: Кровь за кровь / Пер. с фр. Г.М. Цареградского. М.: ACT, 2002. (Традиции. Открытие).
Махов 1998
Hortus Daemonum (= Сад демонов): словарь инфернальной мифологии Средневековья и Возрождения / Авт.-сост. А.Е. Махов. М.: INTRADA, 1998.
Маховский 1972
Маховский Я. История морского пиратства / Пер. с пол. В.Л. Кона; вступ. статья А.Б. Давидсона. М.: Наука, 1972.
Мелик-Пашаев 1928
Мелик-Пашаев Н.Ш. Человек будущего // Жизнь и техника будущего: Социальные и научно-технические утопии: сборник статей. М.; Л.: Московский рабочий, 1928. С. 337—431.
Мелтон 1998
Мелтон Дж.Г. Энциклопедия вампиров / Пер. с англ. О.Ю. Дзикуновой. Ростов-на-Дону: Феникс, 1998. (Энциклопедии).
Мельников 1995
Мельников Г.П. «Отец Отечества», борец за «правду Божью» и «Божьи воины»: Чехия в преддверии и в эпоху гусизма // Средневековая Европа глазами современников и историков: книга для чтения. М.: Интерпракс, 1995. Ч. IV: От Средневековья к Новому времени. Новый человек. С. 89—117.
Мережковский 1991
Мережковский Д.С. Упырь// Странник: литература, искусство, политика. 1991. Вып. 2. С. 74.
Мериме 1963
Мериме 77. Гузла, или Сборник иллирийских песен, записанных в Далмации, Боснии, Хорватии и Герцеговине // Мериме П. Собрание сочинений: В б т. / Пер с фр. под общ. ред. Н.М. Любимова; вступ. статья В. Дынник;
858
ПРИЛОЖЕНИЯ
коммент. А. Михайлова. М.: Правда, 1963. (Библиотека «Огонек»). T. 1. С. 53-146.
Мирский 2000
Мирский М.Б. Хирургия от древности до современности: очерки истории. М.: Наука, 2000.
Михайлова, Одесский 2009
Михайлова ТА., Одесский М.П. Граф Дракула: опыт описания. М.: ОГИ, 2009. МНМ 1991-1992
Мифы народов мира: энциклопедия: В 2 т. 2-е изд. / Главный редактор С.А. Токарев. М.: Советская энциклопедия, 1991—1992.
Муравьёва 1987
Муравьёва О. С. «Гюзла» и «Песни западных славян» // Мериме — Пушкин: сборник / Сосг. З.И. Кирнозе; статьи З.И. Кирнозе и О.С. Муравьёвой; коммент. А.Д. Михайлова и др. М.: Радуга, 1987. С. 114—132.
МЧ 1990
Музей человека: фантастические повести и рассказы / Сосг. В.В. Бабенко, В.Л. Гопман. М.: Всесоюзный центр кино и телевидения для детей и юношества, 1990. (Сатирическая фантастика).
Несселыптраус 2000
Нессельштраус Ц.Г. Немецкая первопечатная книга: декорировка и иллюстрации. СПб.: Axioma: РХГИ, 2000.
Николай Второй 1991
Дневники императора Николая П, 1890—1906 гг. / Послесл. В.М. Шевырина. М.: Полисгар, 1991.
Нордау 1995
Нордау М. Вырождение. Современные французы /Пер. с фр.; предисл. Р.И. Се- ментковского; послесл. В.М. Толмачёва М.: Республика, 1995.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
859
Одесский 1995
Одесский М.П. Миф о вампире и русская социал-демократия: Очерки истории одной идеи Ц Литературное обозрение. 1995. No 3. С. 77—91.
Одесский 1996
Одесский М.П. Государь-кудесник в древнерусской литературе: К вопросу о демонической природе Дракулы-воеводы // Материалы Международного конгресса «100 лет Р.О. Якобсону». Москва, 18—23 декабря 1996 года. М.: РГГУ, 1996. С. 145-146.
Одесский 2000
Одесский М.П. Поэтика власти на Древней Руси // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. 2000. № 1. С. 4—10.
Одесский 2002
Одесский М.П. Румыния в «Сказании о Дракуле-воеводе» // Древнерусская литература: тема Запада в ХШ—XV вв. и повествовательное творчество: Колл, монография / Огв. ред. О.В. Гладкова. М.: Азбуковник, 2002. С. 151—166.
Одесский 2004
Одесский М.П. «Физиологический коллективизм» А.А. Богданова: Наука — политика — в эмпирический миф // Проектное мышление сталинской эпохи / Сосг. М.П. Одесский. М.: РГГУ, 2004. С. 7—17.
Одесский 2010
Одесский М.П. Вампиры в ранней прозе А.К. Толстого: Опыт построения сюжетной топики // Вопросы литературы. 2010. Ноябрь—декабрь. С. 207—241.
Одесский 2011а
Одесский М.П. Антисемитизм и в эмпирическая топика ^Judaica Rossica — Ros- sicaJudaica: сборник статей / Ред.-сосг. К. Ичин, Е. Толстая. Белград: Издательство филологического факультета в Белграде, 2011. С. 27—35.
Одесский 20116
Одесский М.П. Борьба магов: Необычайные похождения Гурджиева в романе
860
ПРИЛОЖЕНИЯ
Эренбурга // Одесский М.П. Четвертое измерение литературы: Статьи о поэтике. М.: РГГУ, 2011. С. 338-350.
Одесский 2011в
Одесский М.П. Упыри в древней книжности: Из комментария к словарю И.И. Срезневского //Древняя Русь: Вопросы медиевистики. 2011. Nq 1 (43). С. 53-60.
Одесский 2012
Одесский М.П. Возвращение Вампира, или Тайна гробницы в Синегории // Стокер Б. Леди в саване / Пер. с англ. Н.М. Падалко; сосг. М.П. Одесского и Т.А. Михайловой. М.: Энигма, 2012. (Гримуар). С. 7—33.
Одесский 2015
Одесский М.П. Дракула в славянских литературах: (Русское «Сказание о Дра- куле-воеводе» и «Славяносербские хроники» Бранковича) // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. 2015. No. 4 (62). С. 77—80.
Орлов 1927
Орлов А. «Призраки» Тургенева: (Одоевский — Гоголь — Тургенев) // Родной язык в школе. 1927. Кн. 1. С. 46—75.
ОРТ 2003
Орден российских тамплиеров: В 3 т. / Публ., всгуп. статья и коммент. А.Л. Никитина: В 3 т. М.: Минувшее, 2003. (Мистические общества и ордена в советской России).
Павич 1997
Павич М. Хазарский словарь: Роман-лексикон: Мужская версия / Пер. с серб.- хорв. Л. Савельевой. М.: Терра; СПб.: Азбука, 1997. (Библиотека журнала «Иностранная литература»).
Пальма 2011
Пальма ФX. Карта времени: роман / Пер. с исп. Е. Матерновской, И. Ново- садской, Н. Богомоловой. М.: Corpus, 2011.
список сокращен™
861
Панаитеску 1963
Панаитеску 77.77. Характерные черты славянорумынской литературы // Ro- manoslavica. Bucure§ti, 1963. T. IX. P. 267—290.
Панченко, Успенский 1983
Панченко A.M., Успенский Б А. Иван Грозный и Петр Великий: концепции первого монарха Ц Труды Отдела древнерусской литературы ИРЛИ РАН / Отв. ред. Д.С. Лихачёв. Л.: Наука, 1983. T. XXXVII. С. 55—60.
ПД 1964
Повесть о Дракуле / Исслед. и подгот. текстов Я.С. Лурье. М.; Л.: Наука, 1964. Пересчетов 1956
Сочинения И. Пересветова / Текст подгот. А.А. Зимин, под ред. Д.С. Лихачёва. М.; Л.: [6. и.], 1956.
Петрухин, Толстая 2005
Петрухин В.Я., Толстая СМ. Труд В.И. Мансикки в истории изучения славянского язычества// Мансикка В.И. Религия восточных славян. М.: ИМЛИ РАН, 2005. С. 45-53.
ПКНМ1935
Переливание крови как научный метод. М.; Л.: Государственный институт переливания крови, 1935.
Повель, Бержье 1994
Повель Л., Бержье Ж. Утро магов: Посвящение в фантастический реализм / Пер. с фр. Киев: София, 1994.
Погодин 2009
Погодин М.П. Воспоминание о Степане Петровиче Шевырёве // Науки жрец и правды воин! / Сосг. Е.Ю. Филькина. М.: Русский мир, 2009. (Большая Московская библиотека). С. 356—379.
Погорельский 2010
Погорельский А. Сочинения. Письма/Изд. подгот. М.А. Турьян. СПб.: Наука, 2010. (Литературные памятники).
862
ПРИЛОЖЕНИЯ
Полидори 2007
Полидори Д.У. Вампир/Пер. с англ. С. Шик// «Гость Дракулы» и другие истории о вампирах / Сосг. С.А. Антонов. СПб.: Азбука, 2007. (Азбука-классика). С. 89-114.
Потин 1972
Потин В.М. Венгерский золотой Ивана Ш Ц Феодальная Россия во всемирно- историческом процессе: сборник статей, посвященный Л.В. Черепнину / Отв. ред. В.Т. Пашуто. М.: Наука, 1972. С. 282—293.
Потоцкий 2011
Потоцкий Я. Рукопись, найденная в Сарагосе /Пер. с пол. А. Голембы. СПб.: Азбука, 2011. (Азбука-классика).
ППДР2003
Письменные памятники истории Древней Руси: Летописи. Повести. Хождения. Поучения. Жития. Послания: Аннотированный каталог-справочник / Под ред. Я.Н. Щапова. СПб.: Русско-Балтийский информационный центр «Блиц», 2003.
Прокофьев 1992
Прокофьев С.О. Рудольф Штайнер и краеугольные мистерии нашего времени. Ереван: Ной: Центр культурных и экономических инициатив «Шэм», 1992.
Пропп 1986
Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки / Всгуп. статья В.И. Ерёминой. Л.: Издательство ЛГУ, 1986.
Пумпянский 2000
Пумпянский Ä.B. Группа «таинственных повестей» // Пумпянский Л.В. Классическая традиция: собрание трудов по истории русской литературы / Подгот. текста и примеч. Н.И. Николаева. М.: Языки русской культуры, 2000. (Язык. Семиотика. Культура).
Пушкин 1997
Стихотворения Александра Пушкина / Изд. подгот. Л. С. Сидяков; ответствен¬
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
863
ные редакторы Ю.М. Лотман и С.А. Фомичёв. СПб.: Наука, 1997. (Литературные памятники).
Ранке 1903
Ранке И. Человек. Развитие, строение и жизнь человеческого тела / Пер. со 2-го, вновь перераб. и доп. нем. изд. д-ра мед. М.Е. Лиона; под ред. ДА. Короп- чевского. СПб.: Просвещение, 1903.
Рансимен 1998
Ранашен С. Восточная схизма: византийская теократия / Пер. с англ.; предисл. Л.Л. Тайван. М.: Наука: Восточная литература, 1998.
РГ 2018
Робин Гуд/Изд. подгот. В.С. Сергеева. М.: Ладомир: Наука, 2018. (Литературные памятники).
Регарди 2011
Регарди И. Мое розенкрейцеровское приключение: Вклад в новейшую историю магии и исследование методов теургии / Пер. с англ. А. Блейз. М.: Эниг- ма, 2011. (Постскриптум).
Рыбаков 1981
Рыбаков Б А. Язычество древних славян. М.: Наука, 1981.
Сагден 2001
Сагден Ф. Полная история Джека Потрошителя / Пер. с англ. А. Карапетян. М.: Терра, 2001. (Сон разума рождает чудовищ).
Саламанович 1977
Салажанович М.Я. Румыны Ц Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы: Весенние праздники. М.: Наука, 1977. (Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Вып. 2). С. 296—312.
Свешникова 1997
Свешникова Т.Н. Волки-оборотни у румын Ц Из работ московского семиотического круга / Сосг. и вступ. статья Т.М. Николаевой. М.: Языки русской культуры: Кошелев, 1997. (Язык. Семиотика. Культура). С. 376—387.
864
ПРИЛОЖЕНИЯ
Сенковский 1989
Сенковский О.И. Сочинения Барона Брамбеуса / Сосг., всгуп. статья и примеч. В.А. Кошелева, А.Е. Новикова. М.: Советская Россия, 1989.
Симмонс 1997
Симмонс Д. Дети ночи: роман / Пер. с англ. В. Малахова. М.: Эксмо; СПб.: Домино, 1997.
СД 1995-2012
Славянские древности: этнолингвистический словарь: В 5 т. / Под общ. ред. Н.И. Толстого. М.: Международные отношения, 1995—2012.
СДВ 1999
Сказание о Дракуле-воеводе / Подгот. текста Я.С. Лурье, пер. с церк.-слав. О.В. Творогова Ц Библиотека литературы Древней Руси: В 19 т. (издание продолжается) /Под ред. Д.С. Лихачёва и др. СПб.: Наука, 1999. Т. 7: Вторая половина XV века. С. 460-471.
СМД 1989
Сказание о молодце и девице / Подгот. текста Л.А. Дмитриева Ц Памятники литературы Древней Руси: В 12 т./ Сосг. и общ. ред. Л.А. Дмитриева, Д.С. Лихачёва; вступ. статья Д.С. Лихачёва. М.: Художественная литература, 1989. Т. 11: ХУП век. Кн. 2. С. 231-233.
СНЮ 1991
Сказки народов Югославии / Пер. с серб.-хорв., словенск., македонск.; пре- дисл. И.Н. Голенищева-Кутузова. М.: Художественная литература, 1991.
СкваЙрс 2000
Сквайре Е.Р. Русь и Ганза: модель языкового контакта (= Skwairs J.R. Rußland und Hansa) Ц Славяно-германские исследования: В 2 т. / Международный редакционный совет: В.К. Волков (Москва), Рольф-Дитер Клюге (Тюбинген) и др. М.: Индрик, 2000. Т. 2. С. 436-540.
Сойер 2002
Сойер П. Эпоха викингов / Пер. с англ. А.П. Санина. СПб.: Евразия, 2002. (Историческая библиотека).
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
865
Соколов 1996
Соколов Б.В. Булгаковская энциклопедия. М.: Локид: Миф, 1996.
Соколова 1970
Соколова В.К. Русские исторические предания. М.: Наука, 1970.
Соловьёв 1991
Соловьёв В.С. Предисловие [к книге А.К. Толстого «Упырь»] // Соловьёв В.С. Философия искусства и литературная критика: сборник / Сосг. и вступ. статья Р. Гальцевой, И. Роднянской; коммент. А.А. Носова. М.: Искусство, 1991. (История эстетики в памятниках и документах). С. 608—613.
Соловьёв 2003
Соловьёв СМГ. Воспоминания. М.: Новое литературное обозрение, 2003. (Россия в мемуарах).
Сомов 1989
Сомов ОМ. Оборотень: народная сказка // Русская литературная сказка / Сосг. Н. Листикова. М.: Советская Россия, 1989. С. 90—100.
Спасский 1977
Спасский И.Г. Деньги Ц Очерки русской культуры XVI века / Под ред. А.В. Ар- циховского. М.: Издательство МГУ, 1977. Ч. 1: Материальная культура. С. 225-251.
Спивак 2012
Спивак МЛ. Мозг отправьте по адресу...: Владимир Ленин, Владимир Маяковский, Андрей Белый, Эдуард Багрицкий в коллекции Московского института мозга. М.: Астрель: CORPUS, 2012. (Historial).
Срезневский 1848
Срезневский И.И. Исследования о языческом богослужении древних славян. СПб.: Тип. К. Жернакова, 1848.
Срезневский 1851
Срезневский И.И. Свидетельство Паисиевского сборника: О языческих суевериях русских Ц Москвитянин. 1851. Ч. 2. Nq 5. Кн. 1. С. 52—64.
866
ПРИЛОЖЕНИЯ
Срезневский 1989
Словарь древнерусского языка: В 3 т.: репринтное издание / Сосг. И.И. Срезневский. М.: Книга, 1989.
СРЯ 1984—2019
Словарь русского языка XVTI3 века: В 22 вып. (издание продолжается). Л.; СПб.: Наука, 1984—2019.
Стокер 1912—1913
Стокер Б. Вампир. (Граф Дракула): роман/Пер. с англ. Н. Сандровой. СПб.: М.Г. Корнфельд, 1912—1913. (Библиотека «Синего журнала»).
Стокер 2005
Стокер Б. Дракула / Пер. с англ, и примем. Т.Н. Красавченко; сосг. М.П. Одесский. М.: Энигма, 2005. (Гримуар: литература фантастической реальности).
Стокер 2012
Стокер Б. Леди в саване / Пер. с англ. Н. Падалко; сосг. и всгуп. статьи М.П. Одесского, Т.А. Михайловой. М.: Энигма, 2012. (Гримуар: литература фантастической реальности).
Страхов 1984
Страхов Н.Н. Литературная критика / Bciyn. статья Н.Н. Скатова. М.: Современник, 1984. (Библиотека «Любителям российской словесности»).
Стругацкие 1991—1994
Стругацкий А., Стругацкий Б. Собрание сочинений: В 8 т. М.: Текст, 1991— 1994.
Сырку 1906
Сырку ПА. Из переписки румынских воевод с сибинским и брашовским магистратами : тексты 28 славянских документов валашского происхождения XV— ХУП вв., городских архивов Сибина и Брашова и Брюкентальского музея в Сибине. Предсмертный труд /Предисл. А.И. Яцимирского. СПб.: В тип. Императорской Академии наук, 1906.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
867
Сю 1990
Сю Э. Агасфер: В 4 т. / Пер. с фр. Е.Д. Ильиной; вступ. статьи и коммент. Ю. Данилина. М.: Терра: Вся Москва, 1990.
Тархов 1980
Тархов А. Комментарий // Пушкин А.С. Евгений Онегин: роман в стихах / Вступ. статья и коммент. А. Тархова. М.: Художественная литература, 1980. (Школьная библиотека). С. 203—332.
Терри 1963
Терри Э. История моей жизни / Пер. с англ. И.А. Разумовской, С.П. Само- стреловой; вступ. статья и примем. Б.А. Смирнова. М.; Л.: Искусство, 1963. (Театральные мемуары).
Толстой 1963—1964
Толстой А.К. Собр. сом.: В 4 т. / Вступ. статья, подгот. текста и примем. И. Ямпольского. М.: Издательство художественной литературы, 1963—1964.
Топорков 1997
Топорков А.Л. Теория мифа в русской филологической науке XIX века. М.: Индрик, 1997. (Традиционная духовная культура славян. Современные исследования).
Топоюв 1998
Топоров В.Н. Странный Тургенев: (четыре главы). М.: РГГУ, 1998. (Чтения по истории и теории культуры. Вып. 20).
Троцкий 1999-2002
Архив Троцкого: В 3 т. / Ред.-сост. Ю.Г. Фелыптинский, М.Г. Станчев. Харьков: Око, 1999—2002.
Тургенев 1978-2003
Тургенев И. С. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. М.: Наука, 1982— 2003.
868
ПРИЛОЖЕНИЯ
Турьян2010
Турьян МЛ. Примечания//Погорельский А. Сочинения. Письма/Изд. подгот. М.А. Турьян. СПб.: Наука, 2010. С. 655—749. (Литературные памятники).
Тынянов 1969
Тынянов Ю.Н. Архаисты и Пушкин // Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники / Всгуп. статья акад. В.В. Виноградова; сосг. и подгот. текста В.А. Каверина и З.А. Никитиной; коммент. А.Л. Гришунина и А.П. Чудакова. М.: Наука, 1969. С. 13-123.
Уайльд 1997
Уайльд О. Письма / Пер. с англ.; составители А.Г. Образцова, Ю.Г. Фрид- шгейн; всгуп. статья А.Г. Образцовой; коммент. Ю.Г. Фрид штейна. М.: Аграф, 1997. (Символы времени).
Уотсон 1991
Уотсон Л. Ошибка Ромео /Пер. с англ. Н. Кротовской//Жизнь после смерти: сборник /Пер. под ред. П.С. Гуревича. М.: Советский писатель, 1991. С. 96— 190.
Фасмер 1996
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. / Пер. с нем. и доп. О.Н. Трубачёва. 3-е изд., стер. М.: Терра, 1996.
Фёдоров 1843
Фёдоров Б.М. Князь Курбский: исторический роман из событий XVI века: В 4 ч. СПб.: В тип. Императорской Академии наук, 1843. Ч. Ш.
ФТ 2013
Фетиш и табу: антропология денег в России: сборник научных статей / Сосг. А. Архиповой, Я. Фрухтмана. М.: ОГИ, 2013.
Фуко 1997
Фуко М. История безумия в классическую эпоху / Пер. с фр. И.К. Стаф; всгуп. статья 3. Сокулера. СПб.: Университетская книга: Рудомино, 1997. (Конец света).
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
869
Хантингтон 2017
Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / Пер. с англ. Т.А. Велимеева. М.: ACT, 2017.
Хоув 2008
Хоув Э. Маги Золотой Зари: документальная история магического ордена, 1887—1925/Пер. с англ. А. Блейз. М.: Энигма, 2008. (Тайные ордена и организации).
Черепнин 1948-1951
Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XIV—XVI веков. М.; Л.: Издательство АН СССР, 1948-1951.
Чуковский 2012
Чуковский К.И. Нат Пинкертон и современная литература // Чуковский К. Собрание сочинений: В 15 т. 2-е изд., испр. М.: Агентство ФТМ, 2012. Т. 7. С. 25-64.
Шарый, Ведрашко 2009
Шарый А., Ведрашко В. Знак D: Дракула в книгах и на экране. М.: Новое литературное обозрение, 2009. (Кумиры нашего детства).
Шеберг 1996
Шеберг А. Эпир — рунорезец Уппланда и придворный проповедник Новгорода / Пер. со швед, и подгот. Г. Коваленко Ц Чело. 1996. Nq 2. [н. с.]
Шишкин 2010
Шишкин М.П. Венерин волос: роман. М.: ACT: Астрель, 2010.
Шоу 1993
Шоу Б. Избранные произведения / Пер. с англ.; послесл. и примеч. К. Новикова. М.: Панорама, 1993. (Лауреаты Нобелевской премии).
Шлет 2000
Шпет Г.Г. Комментарий // Диккенс Ч. Посмертные записки Пиквикского
870
ПРИЛОЖЕНИЯ
клуба / Пер. с англ. А.Г. Горнфельда, Г.Г. Шпета; коммент. Г.Г. Шпета. М.: Независимая газета, 2000. С. 573—812.
ЭСБЕ 1890-1907
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 т. (82 + 4 доп.) / Под. общ. ред. И.Е. Андреевского, К.К. Арсеньева, Ф.Ф. Петрушевского. СПб.: Ти- по-литография И.А. Ефрона, 1890—1907.
Яцимирский 1897
Яцимирский А.И. Повесть о мутьянском воеводе Дракуле в исследовании румынского ученого: отзыв о книге «Vlad Тере§ §i narapunile germane §i ruse§ti asupra lui. Studiu critic de Joan Bogdan. Bucure§ti, 1896 ап» СПб.: В тип. Императорской Академии наук, 1897.
Яцимирский 1901
Яцимирский А.И. Сказание вкратце о молдавских господарях в Воскресенской летописи. СПб.: В тип. Императорской Академии наук, 1901.
Allen 1997
Allen V. Hall Caine: Portrait of a Victorian Romancer. Sheffield (UK): Sheffield Academic Press, 1997.
Ambelain 1977
Ambelain R. Le vampirisme. P.: Editions Robert Laffont, 1977.
Andreescu 1976
Andreescu St. Vlad TePes (Dracula) între legenda §i adevâr istoric. Bucure§ti: Minerva, 1976. (Confluence).
Auerbach 1995
Auerbach N. Our Vampires, Ourselves. Chicago: University of Chicago Press, 1995. Barclay 1978
Barclay G. Anatomy of Horror: The Masters of Occult Fiction. L.: Weidenfeld & Nicholson, 1978.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
871
Bartsch 1887
Bartsch К. Die altdeutschen Handschriften der Universitätsbibliothek in Heidelberg. Heidelberg: G. Köster, 1887. (Katalog der handschriften der Universitäts-bibliothek in Heidelberg. Bd. 1).
Beheem 1968
Beheim M. Von ainem wutrich der hies Trakle Waida von der Walachei // Be- heim M. Nach der Heidelberger Hs. cpg 334 unter Heranziehung der Heidelberger Hs. cpg 312 und der Münchener Hs. cgm 291 sowie sämtlicher Teilhandschriften: In 3 Bd. / Hrsg, von H. Gille, I. Spriewald. Berlin: Akademie-Verlag, 1968. Bd. 1. S. 285—316. (Deutsche Texte des Mittelalters. Bd. 60, 64, 65).
Belford 1996
Beiford B. Bram Stoker: A Biography of the Author of «Dracula». L.; N.Y.: Alfred A. Knopf, 1996.
Bird 1883
Bird I.L. (Mrs. Bishop). The Golden Chersonese. N.Y.: G.P. Putnam, 1883.
Bleyer 1903
Bley er J. Ein Gedicht Michaels Beheim über Wlad IV. Woiwoden von der Walachei // Archiv des Vereins für siebenbürgische Landeskunde. Neue Folge. 1903. № 1(32). S. 5-39.
Bogdan 1896
Bogdan I. Vlad TePe§ nara^iunile germane §i ruse§ti asupra lui: studi critic. Bucureçti: Socecü, 1896.
Bogdan 1913
Bogdan L Documentele lui §tefan cel Mare: In 2 vol. Bucuresti: Atelierele Grafice Socec, 1913.
Boner 1865
Boner Ch. Transylvania: Its Products and Its People. L.: Longmans, Green, Reader & Dyer, 1865.
872
ПРИЛОЖЕНИЯ
Booth 1991
Booth M.R. Theatre in the Victorian Age. Cambridge; N.Y.: Cambridge University Press, 1991.
Brownlow 1990
Brownlow K. Behind the Mask of Innocence. N.Y.: Knopf, 1990.
Bunson 1993
Bunson M. The Vampire Encyclopaedia. L.: Crown Trade Paperbacks, 1993. Cazacu 1970
Cazacu M. Vlad Tepes erou de epopee Ц Magazin Istoric. 1970. № 6. P. 23—31. Cazacu 1979
Cazacu M. Le theme de Dracula: Presentation, edition critique, traduction et commentaire (Diss.) / Sous la direction de M.W. Vodoff. P., 1979.
Cazacu 1996
Cazacu M. L’histoire du Prince Dracula en Europe centrale et orientale (XVe siècle): Présentation, édition critique, traduction et commentaire. Genève: Droz, 1996. (Titre courant. T. 4).
Craft 1984
Craft Ch. Kiss Me with Those Red Lips: Gender and Inversion in Dracula // Representations. Autumn 1984. № 8. P. 107—133.
Crosse 1878
Crosse A.F. Round about the Carpathians. Edinburgh; L.: William Blackwood & Sons, MDCCCLXXVm [1878].
Curran 2005
Curran B. Vampires: A Field Guide to the Creatures that Stalk the Night / Ed. by К Parkes. Wayne (NJ): Career Press, 2005.
Dalyell 1834
Daly ell J.G. The Darker Superstitions of Scotland, Illustrated from History and Practice. Edinburgh: Waugh & Innes, 1834.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
873
De Micheles 1993
De Miche lis C.G. La Valdesia di Novgorod: «Giudaizzanti» e prima riforma: con un’appendice di studi e testi. Torino: Claudiana, 1993. (Studi storici).
Deutsch, Andreescu 1980
Deutsch R., Andreescu S. Dracula oder Vlad Tzepes, Fürst der Walachei: Eine histo- riographische Untersuchung rumänischer Beiträge // Schweizerische Zeitschrift für Geschichte. 1980. Vol. 30. S. 59—71.
Dickens 1993
Dickens’s Dictionary of London, 1888: An Unconventional Handbook: Facsimile Edition. Moretonhampstead (UK): Old House Books, 1993.
Dickens, Miller 2003
Dickens D.B., Miller E. Michel Beheim, German Meistergesang, and Dracula // Journal of Dracula studies. 2003. No 5. P. 27—31.
Disraeli 1837
Disraeli B. Henriette Temple: A Love Story: In 3 vol. L.: Henry Colburn, MDCCCXXXVH [1837].
Du Camp 1893
Du Camp M. Théophile Gautier / Transi, by J.E. Gordon; pref. by A. Lang. L.: Fisher Unwin, 1893.
Eighteen-Bisang 2005
Eighteen-Bisang R. Dracula, Jack the Ripper and A Thirst for Blood Ц Ripperologisfc The Journal of Jack the Ripper, East End and Victorian Studies. 2005. Vol. 60. P. 3-12.
Elworthy 1895
Elworthy F.T. The Evil Eye: An Account of this Ancient & Widespread Superstitions. L.: John Murray, 1895.
Emerson 1916
The Earliest English Translations of Bürger’s «Lenore»: A Study in English and Ger¬
874
ПРИЛОЖЕНИЯ
man Romantism. Western Reserve University Bulletin / Ed. O.F. Emerson. Cleveland: Western Reserve University Press, 1916.
Eysser 1938
Eysser R. Papst Rus П und der Kreuzzug gegen die Türken // Mélanges d’histoire générale: In 2 vol. / Pubi, par C. Marinescu. Bucure§ti; Cluj: Impr. Cartea Roma- neaxa, 1938. Vol. 2. P. 1—134.
Farson 1975
Farson D. The Man Who Wrote Dracula: A Biography of Bram Stoker. London:
M. Joseph, 1975.
Florescu, McNally 1972
Florescu R., McNally R.T. In Search of Dracula: A True History of Dracula and Vampire Legends. Greenwood (CT): New York Graphie Society, 1972.
Florescu, McNally 1973
Florescu R., McNally R.T. Dracula: A Biography of Vlad the Impaler, 1431—1476.
N. Y.: Hawthorn Books, 1973.
Franknöi 1981
Franknôi W. Matthias Corvinus, König von Ungarn. Freiburg im Breisgau: Herder, 1891.
Gerard 1885
Gerard E. Transylvanian Superstitions // The Nineteen Century: A Monthly Review / Ed. J. Knowles. L.: Kegan Paul, Trench & C°, 1885. July—December. Vol. 18. P. 130-150.
Gerard 1888
Gerard E. The Land Beyond the Forest: Facts, Figures and Fancies from Transylvania: In 2 vol. L.; N.Y.: Harper, 1888.
Ghotan 1973
Ghotan Ж Van deme quaden Thyranne Dracole Wyda / Descr. de M. Wiswe // Jahrbuch des Vereins für Niederdeutsche Sprachforschung. 1973. Bd. 96. S. 43—53.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
875
Giraudo 1972
Giraudo G. Dracula: Contributo alla storia delle idee politiche nelTEuropa Orientale alla svolta del XV secolo. Venezia: Libreria universitaria éditrice, 1972. (Collana Ca’ Foscari. Seminario di storia. Studi e ricerche. Vol. 4).
Goldthorpe 1988
Goldthorpe C. From Queen to Empress: Victorian Dress 1837—1877: An Exhibition at the Costume Institute, December 15, 1988 — April 16, 1989. N.Y.: Metropolitan Museum of Art, 1988.
Gündisch 1969
Gündisch G. Vlad Tepes und die sächsischen Selbstverwaltungsgebiete Siebenbürgens //Revue Romaine d’Histoire. 1969. № 8. P. 981—992.
Hall 1836
Hall B. Schloss Hainfeld, or; A Winter in Lower Styria. Edinburgh: R. Cadell, 1836. Hancock 1984
Hancock /. Romani and Angloromani // Languages in the British Isles / Ed. by P. Trudgill. Cambridge (UK); N.Y.: Cambridge University Press, 1984. P. 367— 383.
Harmening 1983
Harmening D. Der Anfang von Dracula: Zur Geschichte von Geschichten. Würzburg: Königshausen & Neumann, 1983. (Quellen und Forschungen zur europäischen Ethnologie. Nq 1).
Heck 1984
Heck A. van. Pii П commentarii rerum memorabilium que temporibus suis contigerunt In 2 vol. Città del Vaticano: Biblioteca apostolica vaticana, 1984. (Studi e testi. Vol. 312-313).
HG 1891
Home’s Guide to Whitby: Profusely Illustrated: Giving a Detailed Description of Places of Interest, Streets, Roads and Footpaths in and around Whitby. Whitbey (UK): Home & Son, 1891.
876
ПРИЛОЖЕНИЯ
HlERONS 1993
Hierons H. Charcot and his visits to Britain // British Medical Journal. 1993. December 18-25. № 307 (6919). P. 1589-1591.
Holcombe 1973
Holcombe L. Victorian Ladies at Work: Middle-Class Working Women in England and Wales, 1850—1914. Hamden (CT): Archon Books, 1973.
Homan, Hudson, Rowe 2007
Homan P.G., Hudson В., Rowe R.C. Popular Medicines: An Illustrated History. L.: Pharmaceutical Press, 2007.
HTSG 1867
Handbook for Travellers in Southern Germany: Being a Guide to Würtemberg, Bavaria, Austria, Tyrol, Salzburg, Styria, etc., the Austrian and Bavarian Alps, and the Danube from Ulm to the Black Sea. 10th ed., rev., with Maps and Plans. L.: John Murray, 1867.
HTY1882
Handbook for Travellers in Yorkshire and for Residents in the County. 3rd ed., thoroughly revised. L: John Murray, 1882.
Iorga 1896
Iorga N. Acte §i fragmente cu privire la istoria Rommilor adunate din depozitele de manuscrise ale apusului. Bucuresci: Statului, 1896.
Jakobson, Rimae 1950
Jakobson R., Ruzicic G. The Serbian Zmaj Ognjeni Vulk and Russian Vsesslav Epos // Annuaire de l’Institut de Philologie et d’Histoire Orientales et Slaves. Bruxelles, 1950. Vol. 10. P. 343-355.
Johnson 1885
Johnson ES., Major. On the Track of the Crescent: Erratic Notes from the Piraeus to Pesth. L.: Hurst & Blackett, 1885.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
877
Jones 1951
Jones Е. On the Nightmare. N.Y.: Grove Press, 1951.
Kantorowicz 1997
Kantorowicz E.H. The King’s Two Bodies: A Study in Medieval Political Theology. Princeton (Nf): Princeton University Press, 1997. (Princeton Classics. Vol. 22).
Karadja 1931
Karadja C.I. Incunabule povestind despre cruzimile lui Vlad Tepe§. Cluj: Cartea Româneasca, 1931.
King 1981
King S. Danse Macabre. N.Y.: Everest House, 1981.
KlRTLEY 1956
Kirtley B.F. Dracula, the Monastic Chronicles and Slavic Folklore // Midwest Folklore. 1956. Vol. VI. № 3. P. 133-139.
Ktttler 1997
Kittler FA. Literature, Media, Information Systems: Essays / Ed. and introd. by J. Johnston. Amsterdam: G + В Arts International, 1997.
Köfpl 2010
Köppl R.F. Der Vampir sind wir: Der unsterbliche Mythos von Dracula biss Twilight Sankt Pölten: Residenz, 2010.
Krementzov 2010
Krementzov N.L. A Martian Stranded on Earth: Alexander Bogdanov, Blood Transfusions, and Proletarian Science. Chicago; L.: The University of Chicago Press, 2010.
Laonic Chalcocondil 1958
Laonic Chalcocondil. Expuneri istorice. Bucure§ti: Academiei Republicii populare romîne, 1958.
878
ПРИЛОЖЕНИЯ
LeatherdalE 1985
Leatherdale C. Dracula: The Novel & the Legend: A Study of Bram Stoker’s Gothic Masterpiece. Wellingborough (UK): Aquarian Press, 1985.
Leatherdale 1987
The Origins of Dracula: The Background to Bram Stoker’s Gothic Masterpiece /Ed. by Cl. Leatherdale. L.: Kimber, 1987.
Lucendo 2009
Lucendo S. Return Ticket to Transylvania: Relations between Historical Reality and Vampire Fiction Ц Draculas, Vampires, and Other Undead Forms: Essays on Gender, Race, and Culture / Ed. by J.E. Browning, CJ. (Kay) Picart. Lanham (MD); Toronto; N.Y.; Plymouth: Scarecrow Press, 2009. P. 115—126.
McDermott 1987
McDermott P. The Whitby Ghost Book: Hauntings Legends & Superstitions. Leicester: [s. n.], 1987.
McElugott 2019
Bram Stoker and the Haunting of Marsh’s Library / Cur. by J. McElligott. Dublin: Marsh’s Library, 2019.
McNally 1971
McNally R.T. Chaadayev and his Friends: An Intellectual History of Peter Chaa- dayev and his Russian Contemporaries. Tallahassee (FL): Diplomatic Press, 1971.
Miller 1997
Miller E. Shape-Shifting Text Editions and Versions of Dracula // Miller E. Reflections on Dracula: Ten Essays. White Rock (BC): Transylvania Press, 1997. P. 170— 198.
Miller 2006
Miller E. Getting to Know the Un-Dead: Bram Stoker, Vampires, and «Dracula» Ц Vampires: Myths and Metaphors of Endurig Evil/Ed. by P. Day. Amsterdam; N.Y.: Rodopi, 2006. (At the Interface: Probing the Boundaries. Vol. 28). P. 3—19.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
879
Miller, Stoker 2012
Müler E., Stoker D. The Lost Journal of Bram Stoker: The Dublin years L.: The Robson Press, 2012.
Murgoçi 1926
MurgoçiA. The Vampires in Romania // Folk-Lore. Vol. 37. 1926. No 4. P. 320— 349.
Nystrom 2009
Nystrom L. Blood, Lust, and the Fe/Male Narrative in Bram Stoker’s Dracula (1992) and the Novel (1897) // Draculas, Vampires, and Other Undead Forms Essays on Gender, Race, and Culture /Ed.J.E. Browning, CJ. Picart. Lanham (MD); Toronto; N.Y; Plymouth, 2009. P. 63-76.
Ogden 2001
Ogden D. Greek and Roman Necromancy. Princeton (NJ); Oxford: Princeton University Press, 2001.
Palacky 1904
Palacky F. Dëjiny nârodu ceského v Cechâch a v Moravë: die pûvodmch pramenûv. 6. vyd. / Péci В. Riegra. Praha: Bursik & Kohout, 1904.
Peitigrew 1844
Pettigrew Th.J. On Superstitions connected with the History and Practice of Medicine and Surgery. L.: J. Churchill, MDCCCXLIV [1844].
Pio П 1984
Papa Pio II (.Æneas Silvius Piccolomini). I Commentarii: In 2 vol. / Ed. a cura di L. Totaro. Milano: Adelphi, 1984. (Adelphi Classici. T. 47).
Pitman 1845
Pitman L A Manual of Phonography; or, Writning by Sound: A Natural Method of Writing by Signs that Represent the Sounds of Language, and Adapted to the English Language as a Complete System of Phonetic Short Hand. L.: S. Bagster & Sons, 1845.
880
ПРИЛОЖЕНИЯ
Phtard 2011
Pittard Chr. Purity and Contamination in Late Victorian Detective Fiction. Famham (UK); Burlington (VT): Ashgate, 2011.
PMP1887
Proverbs, Maxims, and Phrases of All Ages: Classified Subjectively and Arranged Alphabetically: In 2 vol. / Comp, by R Christy. N.Y.; L.: G.P. Putnam’s Sons, 1887.
QL 1896
Anonymous. The Queen’s London: A Pictorial and Descriptive Record of the Streets, Buildings, Parks, and Scenery of the Great Metropolis in the Fifty-Ninth Year of the Reign of Her Majesty Queen Victoria. L.; P.; Melbourne: Cassell & Company, 1896.
Rarignac 2012
Rarignac NM.-E. The Theology of Dracula: Reading the Book of Stoker as Sacred Text Jefferson (NC): McFarland & C°, 2012.
Robinson 1876
Robinson F.K. A Glossary of Words Used in the Neighbourhood of Whitby. L.: Triibner & C°, 1876.
Salway 1993
Salway P. The Oxford Illustrated History of the Roman Britain. Oxford; N.Y.: Oxford University Press, 1993.
Schlott2001
Schlott A. Michael Beheim: Mein ganzes Reichtum ist mein Lied. Tübingen: Schlott,
2001.
Skal 1993
Skai DJ. The Monster Show: A Cultural History of Horror. N.Y.: Norton, 1993. SÖHRMAN 2016
Söhrman I. Den sanna historien om Dracula: Mannen — myten — legenden. Es- kilstuna: Vaktel, 2016.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
881
Stoicescu 1978
Stoicescu N. Vlad Tepeç, prince of Walachia / Transi, from the Romanian by C. Krikorian. Bucharest: Editura Academiei Republicii Socialiste România, 1978.
Stoker 1886
Stoker B. A Glimpse of America. L.: Sampson Low & Marston, 1886.
Stoker 1906
Stoker B. Personal Reminiscences of Henry Irving: In 2 vol. L.: W. Heinemann, 1906.
Stoker 1910
Stoker B. Famous Imposters. N.Y.: Sturgis & Walton, 1910.
Stoker 1914
Stoker B. «Dracula’s Guest» and Other Weird Tales. L.: Routeledge, 1914.
Stoker 1975
Stoker B. The Annotated Dracula / Introduction, Notes, and Bibliography by L. Wolf. L; N.Y.: New English Library, 1975.
Stoker 1993
Stoker B. Dracula / Ed., with an Introd. and Notes by M. Hindle. N.Y.: Penguin Books, 1993.
Stoker 1998
Bram Stoker’s Dracula Unearthed / Ed. by Cl. Leatherdale. Westcliff-on-Sea (UK): Desert Island Books, 1998.
Stoker 2000
Stoker B. Dracula / Ed. by Gl. Byron. Peterborough (Ontario); Orchard Park (NY): Broadview Press, 2000. (Broadview editions).
Stoker 2008
Stoker B. The New Annotated Dracula / Ed., with a Foreword and Notes by L.S.
ПРИЛОЖЕНИЯ
882
Klinger; additional research by J. Byrne; introd. by N. Gaiman. N.Y.: W.W. Norton & C°, 2008.
Stoker 2011
Stoker B. Dracula / Ed. and with an Introd. and Notes by R. Luckhurst. Oxford: Oxford University Press, 2011. (Oxford World’s Classics).
Summers 1995
Summers M. The Vampire: His Kith and Kin. L.: Senate Books, 1995.
Swan 1881
Swan J. W. Swan’s Electric Light Transactions //North of England Institute of Mining and Mechanical Engineers. 1881. Vol. 30. P. 149—159.
Sykes 2006
Sykes B. Blood of the Isles: Exploring the genetic Roots of Our Tribal History. L.: Bantam Press, 2006.
Thompson 2012
Thompson /. Dracula’s Whitby. Stroud: Amberley, 2012.
Treptow 2000
Treptow K. W. Vlad Ш Dracula: The Life and Times of the Historical Dracula. Iasi; Oxford; Portland (OR): Center of Romanian Studies, 2000.
Twttchell 1981
Twitchell J.B. The Living Dead: A Study of the Vampire in Romantic Literature. Durchem (NC): Duke University Press, 1981.
Umland 1983
Umland S J. Cliffs Notes on Stoker’s «Dracula» / Ed. by M.A. Carey. N.Y.: Wiley Publishing, 1983. (Cliffsnotes Literature Guides).
Valente 2002
Valente J. Dracula’s Crypt: Bram Stoker, Irishness, and the Question of the Blood. Urbana (EL); Chicago: University of Illinois Press, 2002.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
883
Vambéry 1905
The Story of My Struggles: The Memoirs of Arminius Vambéry: In 2 vol. L.: T. Fisher Unwin, 1905.
Vries 1962
Vries J. de. Altnordisches etymologisches Wörterbuch. Leiden: EJ. Brill, 1962.
Waters 2009
Waters C. Gothic Whitby. Stroud: The History Press, 2009.
Webb 1971
Webb J. The Flight from Reason. L.: McDonald & C°, 1971. (Age of the Irrational. Vol. 1).
Wilkinson 1820
Wilkinson W. An Account of the Principalities of Wallachia and Moldavia: With Various Political Observations Relating to Them. N.Y.: Longman, Hurst, Rees, Orme & Brown, 1820.
WlNDECKE 1886
Windecke E. Leben König Sigismunds / Ed. T. von Hagen. Leipzig: Franz Dunder, 1886.
Посвящение 9
Глава I 10
Глава П 26
Глава Ш 40
Глава IV 56
Глава V 72
Глава VI 84
Глава VU 100
Глава VTH 118
Глава IX 136
Глава X 154
Глава XI 172
Глава XII 186
Глава Х1П 206
Глава XTV 224
Глава XV 244
Глава XVI 260
Глава XVII 272
Глава XVTII 290
Глава XIX 310
Глава XX 326
Содержание
Брэм Стокер
ДРАКУЛА
Перевод с английского Т.Н. Красавченко
Глава XXI 344
Глава XXII 360
Глава ХХШ 374
Глава XXIV 390
Глава XXV 408
Глава XXVI 426
Глава XXVII 446
Эпилог 466
ДОПОЛНЕНИЯ
Брэм Стокер
ГОСТЬ ДРАКУЛЫ
Перевод с английского Т.Н. Красавченко
«Когда мы тронулись в путь...» 472
О БРЭМЕ СТОКЕРЕ И ЕГО РОМАНЕ
По материалам англоязычной прессы Перевод с английского В.В. Пророковой
Лорна. Мистер Брэм Стокер. Беседа с автором
«Дракулы» 487
Рецензии на роман «Дракула»
«The Athenæum» 492
«The Spectator» 493
Некролог 495
СРЕДНЕВЕКОВЫЕ СКАЗАНИЯ О ВЛАДЕ ЦЕПЕШЕ
Пий II. Записки о достопамятных деяниях. Фрагменты.
Перевод с латинского ТАл. Михайловой 498
Михаэль Бехайм. Дракул-воевода. О злодее, который звался Дракул и был воеводой Валахии.
Перевод со средневерхненемецкого В.Б. Микушевича 502
Варфоломей Готан. Об одном злом тиране, прозванном Дракула- воевода.
Перевод с нижненемецкого А.П. Канцлерской 536
Сказание о Дракуле-воеводе.
Перевод с церковнославянского О.В. Творогова 542
Джордже Бранкович. Славяносербские хроники. Фрагменты.
Перевод с церковнославянского М.П. Одесского 549
ПРИЛОЖЕНИЯ
ТА. Михайлова, М.П. Одесский. Дракула Брэма Стокера 559
М.П. Одесский. Упыри и Дракула в славянском свете 652
А.П. Кашперская. Влад Дракула. Исторический комментарий 697
Примечания.
Дракула. Сот. ТА. Михайлова, М.П. Одесский 705
Гость Дракулы. Сост. ТА. Михайлова, М.П. Одесский 797
О Брэме Стокере и его романе. Сост. В.В. Пророкова 799
Записки о достопамятных деяниях. Сост. А.П. Кашперская 803
Дракул-воевода. О злодее, который звался Дракул и был
воеводой Валахии. Сост. А.П. Кашперская 807
Об одном злом тиране, прозванном Дракула-воевода.
Сост. А.П. Каитерская 814
Сказание о Дракуле-воеводе. Сост. М.П. Одесский 816
Славяносербские хроники. Сост. М.П. Одесский 820
Господари Валахии в 1436—1521 годах. (Династия Басарабов.)
Таблица. Сост. М.П. Одесский 826
Основные даты жизни и творчества. Сост. ТА. Михайлова,
М.П. Одесский 828
Список иллюстраций. Сост. ТА. Михайлова 836
Список сокращений 843
СТОКЕР, БРЭМ
Дракула/Изд. подгот. Т.А. Михайлова, М.П. Одесский. — М.: Ладомир: Наука, 2020. — 889 с., ил. (Литературные памятники /РАН).
ISBN 978-5-86218-580-5
Ни одна книга в европейской литературе последних веков не может даже приблизиться по популярности к роману Брэма (Абрахама) Стокера (1847—1912) «Дракула» (1897), главный герой которого вырвался далеко за рамки не только самого романа, но и литературы в целом, и превратился в один из символов минувшего столетия и, даже шире, — всей современности. На основе европейских преданий и легенд, оккультизма и эзотерики викторианской эпохи Стокеру, продолжателю «готической» линии М. Шелли и Ш. Ле Фаню, Р.Л. Стивенсона и О. Уайлда, удалось создать свой необычайно красивый неоготический мир, простирающийся от средних веков до наших дней, от загадочной Трансильвании до уютного Лондона. А главное — предложить человечеству нового мифического героя. Героя на все времена.
Как ни странно, при наличии несчетного числа перепечаток этот роман до сих пор не был должным образом опубликован по-русски. Его перевод выверен по новейшим критическим изданиям, восстановлены пропуски, более тщательно переданы особенности авторской речи, исправлены ошибки.
Весьма представителен раздел «Дополнения» настоящего издания. Прежде всего это рассказ Стокера «Гость Дракулы» — либо глава, не вошедшая в роман, либо самостоятельное произведение, пользовавшееся в свое время не меньшей популярностью. Получить рельефную картину того, как современниками был принят «Дракула», поможет подборка их многочисленных откликов. Основную часть раздела составляет обширный корпус исторических текстов: поэма австрийского мейстерзингера конца XV века Михаэля Бехайма «Дракул-воевода» (перевод В.Б. Микуше- вича), фрагменты «Записок о достопамятных деяниях» Папы Римского Пия П, хроника «Об одном злом тиране, прозванном Дракула-воевода» Варфоломея Готана, фрагменты «Славяносербских хроник» Дж. Бранковича и др. Читатель сможет познакомиться с прототипом Дракулы — «злохитростным» воеводой Владом Цепе- шем, затмившим злодействами деяния Нерона, Диоклетиана и Ирода. Его наводящие ужас происки детально описаны современниками, в том числе знавшими жестокосердного воеводу лично.
Большую ценность представляет глубокая статья ведущих отечественных исследователей, М.П. Одесского и Т.А. Михайловой, освещающих все аспекты жизни и творчества Стокера, корневую систему, породившую его культового персонажа.
Рекомендуется самому широкому кругу читателей.
Научное издание
Брэм Стокер
ДРАКУЛА
Утверждено к печати
Редакционной коллегией серии «Литературные паллятники»
Редакторы Д.В. Власов, ГА. Велигорский Корректор О.Г. Наренкова Компьютерная верстка и препресс О.А. Кудрявцевой
ИД № 02944 от 03.10.2000 г. Подписано в печать 30.09.2020 г. Формат 70 X 90Бумага офсетная No 1. Печать офсетная. Гарнитура «Баскервиль». Печ. л. 55,5.
Тираж 450 экз. Зак. № К-10485
Научно-издательский центр «Ладомир»
124365, Москва, ул. Заводская, д. 4 Тел. склада: 8-499-729-96-70. Ermail: ladomirbook@gmail.com
Отпечатано в соответствии
с предоставленными материалами в АО «ИПК “Чувашия”» 428019, г. Чебоксары, пр. И. Яковлева, 13
immune
НЕЗАВИСИМЫЙ
АЛЬЯНС
Подписывайтесь на официальный «ТВИТТЕР»
Научно-издательского центра «Ладомир»: https://twitter.com/LadomirBook