Германская
экспансия
в
Центральной
и
Восточной
Европе
СБОРНИК СТАТЕЙ ПО ИСТОРИИ
ТАК НАЗЫВАЕМОГО «ДРАНГА НАХ ОСТЕН»
Перевод с польского
И. В. СОЗИНА и И. С. МИЛЛЕРА
Под редакцией и со вступительной статьей
В. Д. КОРОЛЮКА
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ПРОГРЕСС»
Москва 1965

WSCHODNIA EKSPANSJA NIEMIEC
W EUROPIE SRODKOWEJ
POZNAN. 1963
Редакция литературы по истории
и международным отношениям

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
Книга, которую открыл сейчас читатель, написана
коллективом польских историков, объединившихся во-
круг Западного института в Познани — одного из цен-
тральных научных учреждений, занимающихся в Поль-
ше германской и славяно-германской проблематикой.
Правда, в интересах большего соответствия оригиналу
следовало бы сказать «немецкой и славяно-немецкой
проблематикой», поскольку в польском языке понятия
германистики и немцеведения строго различаются. Пер-
вое имеет более широкий смысл и охватывает всю гер-
манскую ветвь индоевропейского мира, следовательно,
скандинавские и другие страны, в то время как второе
распространяется только на Германию (Niemcy) как
таковую.
Предлагаемая вниманию советских читателей кни-
га посвящена истории германского «Дранга нах Остен»
(«натиска на Восток»). В центре внимания авторов на-
ходится история Германии и частично Австрии, их по-
литика в отношении стран Центральной и отчасти Во-
сточной и Юго-Восточной Европы со времен раннего
средневековья до наших дней. Впрочем, формула
«Дранг нах Остен» едва ли требует перевода на рус-
ский язык. Советским людям не приходится сомне-
ваться в ее исторической достоверности. Три слова, ко-
ротких и зловещих, как удар топора, все еще слишком
отчетливо ассоциируются в их памяти с трагическими
событиями второй мировой войны, чтобы подробно рас-
пространяться об их смысле. «Дранг нах Остен» — это
вероломные нападения фашистской Германии на малые
страны Центральной, Северной и Юго-Восточной Евро-
5

пы и на Советский Союз, это миллионы убитых и ра-
неных, это варварские бомбардировки городов и селе-
ний, это опутавшая Европу страшная сеть концентра-
ционных лагерей и лагерных крематориев, голод и ни-
щета, кровь и горе. А сегодня? Сегодня эти три слова
означают угрозу третьей мировой войны, всеобщий
атомный пожар, жертвы и разрушения, масштабы ко-
торых не в силах себе представить ум человеческий.
Но «Дранг нах Остен»—это не только трагические
события периода двух мировых войн и мрачная тень
на дне завтрашнем. Германский «натиск на Восток»
имеет глубокие исторические корни. Многовековой
«Дранг нах Остен» является непреложным историче-
ским фактом, от которого никуда нельзя уйти и кото-
рый никоим образом нельзя замазать никакими модны-
ми сейчас на Западе рассуждениями о единстве куль-
турного и социального развития Европы, включая зна-
чительную часть славянского мира. Факт этот требует
подлинно научного объяснения.
Уже первым западнославянским государственным
образованиям — державе Само, возникшей в VII веке,
и Великоморавской державе, политический и культур-
ный расцвет которой приходится на IX век и с именем
которой неразрывно связано появление славянской
письменности,— пришлось вести тяжелую, кровопролит-
ную борьбу с восточнофранкскими феодалами, одновре-
менно оказывавшими сильный нажим на южных славян.
Так с VII века началась германская восточная экспан-
сия, развивавшаяся, однако, отнюдь не равномерно, а
волнообразно. Успехи и неудачи германской экспансии
на Восток определялись не только внутренним состоя-
нием Германии, но в первую очередь силой и организо-
ванностью противостоящих ей стран Центральной и
Восточной Европы.
Новый важный этап в развитии восточной экспансии
германских феодалов принес с собой X век, ознамено-
ванный приходом к власти в Германии Саксонской ди-
настии, а затем провозглашением в 962 году Герман-
ской империи. Следующая волна германского «Дранга
нах Остен» приходится уже на период феодальной раз-
дробленности в странах Центральной и Восточной Ев-
ропы, когда германским феодалам после длительных
войн и кровопролитных походов удалось покорить
6

ограниченную реками Эльбой (Лабой) и Одером (Од-
рой) обширную территорию, населенную полабо-при-
балтийским славянством. Покорение и ассимиляция
полабо-прибалтийских славян сопровождались укрепле-
нием немецких феодалов в восточной части Прибалтики
(земли пруссов, современная территория Латвии, Эсто-
нии и частично Литвы). Вместе с тем проникновение в
страны Центральной и Восточной Европы немецкого ры-
царства и духовенства, захват немецким патрициатом
(крупным купечеством, связанным с транзитной между-
народной торговлей) ключевых позиций в торговле тор-
мозили общественный прогресс, выражавшийся в поли-
тическом объединении и внутренней централизации та-
ких стран, как Чехия, Польша, Венгрия и другие. Глав-
ной ударной силой германской феодальной агрессии на
Восток в XIV—XV веках была уже не столько ослаб-
ленная внутренним кризисом феодальных усобиц Гер-
манская империя, сколько созданные на захваченных у
славянских и прибалтийских народов землях военно-
феодальные государства — Бранденбург, объединив-
шийся с Ливонским Тевтонский орден, монархия Габ-
сбургов.
Отмечая нарастание с X века германской экспансии
на Восток, важно, однако, еще раз повторить, что это
нарастание не было прямолинейным, непрерывным
историческим процессом. Периоды усиленного «натиска
на Восток» сменялись периодами временного затишья
и даже отступления германских феодалов, что обуслов-
ливалось силой и характером отпора стран Централь-
ной и Восточной Европы. Важнейшими вехами этого
отпора германскому «натиску на Восток» явились
восстание полабо-прибалтийских славян в конце X ве-
ка, войны с Германской империей Древнепольского
государства в начале XI века, Ледовое побоище в сере-
дине XIII столетия, Грюнвальдская битва и гуситс-
кое революционное движение в начале XV века и, нако-
нец, разгром Ливонского ордена Россией в середине
XVI века.
Но Ливонская война, а до нее Тринадцатилетняя
война Польши с Тевтонским орденом (1454—1466), в
ходе которых были похоронены такие пережитки клас-
сического средневековья, как духовно-рыцарские орде-
на, открывают собой уже новый и чрезвычайно важный
7

период немецкой феодальной экспансии на Восток,
охватывающий XV—XVIII века. К, сожалению, именно
этот этап германского «Дранга нах Остен» не нашел
отражения в книге. Соответствующий раздел ее соби-
рался подготовить для русского издания ректор Ягел-
лонского университета в Кракове профессор Казимир
Лепшы. К несчастью, преждевременная смерть поме-
шала ему осуществить это намерение.
Для XVI—XVIII веков характерно прежде всего
образование в Дунайском бассейне многонациональной
монархии Габсбургов, поглотившей Чехию и начавшей
экспансию на Балканы, и постепенное, сначала мало-
заметное усиление Пруссии, которая к середине XVIII
века из бывшего польского вассала превратилась в ве-
ликую европейскую державу. Габсбургам уже в 1526 го-
ду удалось укрепиться в Чехии, одновременно — в ка-
честве венгерских королей — подчинив своей власти
Словакию и Хорватию (Словения оказалась в составе
габсбургских владений еще в XIV веке). Национальное
и религиозное угнетение, проводимая австрийскими
феодалами политика германизации и ущемления прав
чешских городов сопровождались нарастанием в стра-
не антигабсбургского движения, кульминационным
пунктом которого было восстание 1618 года, провозгла-
сившее детронизацию императора Матвея (1611—1619)
и изгнание из чешских пределов иезуитов. Восстание
1618 года послужило прологом Тридцатилетней войны
в Европе, закончившейся только в 1648 году и принес-
шей огромные страдания не только чешскому, но и не-
мецкому народу.
Восстание в Чехии после поражения чешского вой-
ска в битве при Белой Горе в 1620 году было подавле-
но, но Чехия и после этого не перестала быть театром
военных действий в схватке боровшихся между собой
европейских коалиций, а Габсбурги стали проводить в
стране еще более жестокую политику национального и
социального гнета, укрепляя в Чехии немецкое фео-
дальное землевладение и стремясь превратить ее в
обычную австрийскую провинцию, лишенную каких-
либо воспоминаний о былой независимости, государст-
венном величии, национальной и культурной самобыт-
ности. В Чехии начался длительный период засилья
крепостников, католической контрреформации и герма-
8

низации, получивший в чешской историографии красно-
речивое наименование «эпоха тьмы».
Но такая участь постигла не только Чехию: контрре-
формация, преследование национальной культуры, гер-
манизация и резкое усиление крепостнического гнета
происходили и в южнославянских владениях Габсбур-
гов, которые уже со второй половины XVII века начали
осуществлять политику энергичного проникновения на
Балканы, в Боснию и Сербию.
Со второй половины XVII века начался политиче-
ский подъем Пруссии, которая в 1701 году была про-
возглашена королевством. Коварная и осторожная до
трусости политика Гогенцоллернов в период Великой
Северной войны (1700—1721) позволила им восполь-
зоваться успехами чужого оружия, чтобы овладеть
частью Западного Поморья с городом Щецином, до
того находившимся в составе шведских владений
(1720).
Но особенно ярко агрессивность феодально-крепост-
нической Пруссии проявилась в период правления Фри-
дриха II (1740—1786), когда Гогенцоллерны выступили
даже соперниками Габсбургов, отняв у них другую
часть старых Западных польских земель — Силезию — и
неоднократно вторгаясь также в Чехию. Временный
предел агрессивным устремлениям Пруссии был поло-
жен только Семилетней войной (1756—1763), в которой
столь важную роль сыграли победы русской армии над
хвалеными войсками Фридриха. Эти победы сильно
поразили тогда воображение европейских политиков и
полководцев.
Захват Силезии укрепил военно-стратегический и
экономический потенциал Пруссии, которая в дальней-
шем сконцентрировала свое внимание на польском во-
просе. Фридрих II попытался экономически задушить
Польшу, парализовав ее торговлю на Балтике, а затем
выступил инициатором первого раздела Речи Посполи-
той, происшедшего в 1772 году1.
1 По вопросам германской экспансии на Восток в XVI—
XVIII веках имеется довольно значительная советская литература.
См., например, В. И. Пичета, Наступление Австрии и Пруссии
на славянские народы в XVI, XVII и XVIII вв. (сб. «Вековая борь-
ба западных и южных славян против германской агрессии», М.,
9

В итоге завершившегося в конце XVIII века этапа
германского феодального «натиска на Восток» Австрия
и Пруссия в союзе с царизмом расчленили Речь Поспо-
литую и поделили между собой коренные польские
земли.
Советскому читателю, быть может, надо напомнить,
что в результате трех происшедших в XVIII веке разде-
лов Речи Посполитой к России были присоединены
украинские, белорусские и литовские земли, находив-
шиеся в составе Речи Посполитой, в то время как ко-
ренная территория польского народа была захвачена
Гогенцоллернами и Габсбургами. Правда, такое поло-
жение вещей просуществовало недолго. Пересмотр его
начал уже Наполеон I Бонапарт, который в 1807 году,
в момент создания Герцогства (Княжества) Варшав-
ского, передал России Белостокский округ. А в 1815 го-
ду на Венском конгрессе было образовано из большей
части захваченных Пруссией в XVIII веке польских зе-
мель Королевство (Царство) Польское, находившееся
под властью русского царя. Это была урезанная в поль-
зу Пруссии территория Герцогства Варшавского.
Крупные успехи немецкой феодальной агрессии на
Восток в XVI—XVIII веках были отнюдь не только
результатом силы и организованности германских фео-
далов. В очень большой мере их предопределила поли-
тика чешских и польских феодалов, особенно стремле-
ние в XVI—XVII веках польских магнатов, действовав-
ших с союзе с Римом, а временами и с Габсбургами,
продолжить свою восточную экспансию, оттеснить на во-
сток Русское государство. В то же время руководители
внешней политики шляхетской Речи Посполитой про-
являли полную пассивность на западных границах сво-
его государства.
С другой стороны, быстрый военно-политический рост
Пруссии трудно понять без учета внешней политики
царской России в XVIII — начале XIX века. Русский
1944); «История Польши», т. І, М., 1956, стр. 174—179, 196—202,
251—256, 259—263, 314—319, 325—336, 380—419; «История Чехо-
словакии», т. І, М„ 1956, стр. 229—236, 243—250, 258—266, 287—310;
«История Югославии», т. I, М., 1963, стр. 236—287; «Всемирная
история», т. IV, М., 1958, стр. 388—394, 404—405, 718—719; «Все-
мирная история», т. V, М., 1958, стр. 405—408, 417—420, 434—436,
446, 475-477,
10

царизм несет полную историческую ответственность за
реакционный акт разделов Польши, поставивших поль-
ский народ в невыносимые условия существования, ибо
без военно-политического участия царизма акт этот
был бы невозможен.
Как правильно отмечается в книге польских исследо-
вателей, принципиально новый характер германский
«Дранг нах Остен» приобретает с того момента, когда
его вдохновителем и проводником выступила германская
и австрийская буржуазия, заключившая союз со свои-
ми переходившими на путь капиталистического хозяйст-
вования помещиками и военно-феодальными монархиче-
скими режимами Гогенцоллернов и Габсбургов. В новых
исторических условиях менялись не только формы и ме-
тоды германской восточной экспансии, но и ее идеологи-
ческие основы. Вместо средневековой проповеди католи-
ческой миссии на Востоке или универсалистской про-
граммы христианской империи, вместо распространяв-
шихся в XVII и особенно в XVIII веке теорий об инте-
ресах государства и верности подданного монарху на
первый план выдвигался воинствующий пангерманизм,
проповедовавший национальную исключительность нем-
цев. Эпоха империализма, для которой характерно ко-
лоссальное обострение национальных противоречий, при-
несла с собой и самые жестокие, бесчеловечные формы
германского «Дранга нах Остен».
Империалистический германский «натиск на Восток»
был самым прямым и тесным образом связан с планами
европейской гегемонии. Именно безраздельного господ-
ства в Европе добивался германский империализм, ко-
гда развязывал первую мировую войну, закончившуюся
полным разгромом германских армий. В этой войне
младшим, зависимым партнером Германии выступал
слабый, но тем более нуждавшийся во внешней экспан-
сии австро-венгерский империализм.
Из факта военного разгрома Германии и распада
Австро-Венгрии германские империалисты не сделали,
однако, должных исторических выводов. В 1939 году
они ввергли человечество в новую мировую войну. На
этот «раз речь шла уже о достижении германским капи-
талом мирового господства, о порабощении и даже фи-
зическом уничтожении целых наций в Центральной и
Восточной Европе.
11

Главным звеном в борьбе германского фашизма за
мировое господство явился тщательно подготовленный
Гитлером «поход на Восток». Гитлеровские заправилы
уже видели в своем воспаленном воображении огромные,
лишенные населения восточные территории, на которых
можно будет развернуть массовую немецкую колониза-
цию, и великое славянское племя, обращенное в нищий
и голодный сброд, который нетрудно будет превратить
в безгласных рабов «народа господ».
Но случилось иначе. Героическая борьба советского
народа, сомкнувшаяся с освободительной борьбой всех
порабощенных европейских народов, военные усилия
сложившейся в ходе второй мировой войны антигитле-
ровской коалиции привели к полному разгрому гитле-
ровского рейха. Человечество было избавлено от фа-
шистского кошмара, «восточный поход» гитлеровской
армии закончился беспримерным в истории военным и
политическим крахом германских агрессоров, а немец-
кий народ заплатил за преступление своих господству-
ющих классов ценой страшной национальной ката-
строфы.
Книга заканчивается статьей покойного польского
историка-юриста Болеслава Вевюры, в которой дается
анализ послевоенного развития Германии и подробно
исследуется реваншистский характер восточной полити-
ки ФРГ. Подобно тому как после Октябрьской револю-
ции проповедь антикоммунизма стала для германского
империализма одной из важнейших форм идеологиче-
ской подготовки восточной экспансии, подобно тому как
Гитлер наряду с геополитическими «теориями» «жизнен-
ного пространства» и расистскими рассуждениями об
исторической миссии арийцев сумел использовать и
антикоммунистические лозунги для захвата власти, а за-
тем, вероломно жонглируя своим антикоммунизмом, под-
готовил условия для фашистской агрессии в Европе, так
и сегодня антикоммунистическая пропаганда является
краеугольным камнем всех реваншистских концепций и
теорий, возникающих в Западной Германии.
Само собой разумеется, в 60-х годах XX века трудно
рассчитывать на популярность, провозглашая откровен-
но фашистские и реваншистские лозунги. Народы не хо-
тят войны, их не обмануть разговорами о «жизненном
пространстве», когда в результате атомных бомбардиро-
12

вок может оказаться мертвым пространством собствен-
ная территория. Поэтому гитлеровский лозунг «нового
порядка» в Европе пришлось заменить лозунгом евро-
пейской интеграции, маскируя общеевропейской фразео-
логией старые мечты о гегемонии германского империа-
лизма на европейском континенте, что не мешает, впро-
чем, теоретикам-интегралистам сплошь и рядом повто-
рять избитые тезисы о якобы особой цивилизующей роли
Германии на Востоке, о ее исключительном историче-
ском значении в социальной организации центрально- и
восточноевропейских стран.
Германский империализм не только вооружается, но
и оттачивает свое идеологическое оружие. Именно он
представляет собой в Европе передовой бастион миро-
вого империализма, а его политика таит в себе угрозу
возобновления зловещего «Дранга нах Остен».
Важным орудием идеологической подготовки реван-
ша в ФРГ является пропаганда всякого рода переселен-
ческих землячеств, объединяющих выходцев из бывшей
Восточной Пруссии, Силезии, Западного Поморья, Су-
детской области и т. д. Все эти организации, а также
сами переселенцы, которых в Западной Германии офи-
циально именуют «изгнанниками», людьми, «лишенны-
ми родины», пользуются широкой финансовой поддерж-
кой и разного рода льготами, предоставляемыми им
властями ФРГ. Так, в Западной Германии искусствен-
ным образом и совершенно сознательно поддержива-
ются организации и целые группы населения, существо-
вание которых должно, так сказать, постоянно «напо-
минать» немецкому 'народу о «германском Востоке».
Другим орудием реваншистской пропаганды является
разветвленная сеть разного рода научных учреждений,
изучающих язык, культуру, историю, право, философию,
экономику, географию и т. д. стран Восточной, Цен-
тральной и Юго-Восточной Европы. Все эти учрежде-
ния — исследовательские институты, университетские ка-
федры, рабочие кружки, библиотеки, архивы, комиссии
и общества (общее число их уже перевалило за сто) —
объединяются системой так называемого «Остфоршунга»
(«изучение Востока»), главные центры которого распо-
ложены в Мюнхене и Западном Берлине, постоянно фи-
гурирующем в западногерманской прессе под наимено-
ванием «фронтового города».
13

Важно отметить при этом, что отдельные ячейки
«Остфоршунга» специализируются на вполне определен-
ном, конкретном комплексе вопросов. Одни изучают со-
ветскую медицину или педагогику, другие концентрируют
свое внимание на истории восточной (православной)
церкви, третьи — на советской экономике и т. д. Есть
специальные комиссии (например, в Исследователь-
ском совете имени Иоганна Готфрида Гердера в Мар-
бурге), которые изучают Судетскую область, Поморье,
Силезию, Познаньщину, Восточную Пруссию и даже Со-
ветскую Прибалтику.
Тот факт, что в учреждениях «Остфоршунга» прини-
мают участие порой серьезные ученые, а в среде «ост-
форшеров» существуют расхождения по отдельным во-
просам, не меняет общего характера этой системы как
идеологического орудия западногерманских монополий.
Академический декорум только облегчает вдохновите-
лям «остфоршеров» изображать «Остфоршунг» в виде
солидно поставленного, объективного «изучения Восто-
ка», основанного на координации усилий целого комп-
лекса научных дисциплин.
Современный западногерманский «Остфоршунг» —
прямой наследник «Остфоршунга» гитлеровских времен,
притом наследник, изрядно разбогатевший и расширив-
ший сферу своей деятельности. От своего предшествен-
ника он унаследовал и свои задачи и функции.
Внутри страны главной задачей «Остфоршунга» яв-
ляется воспитание в соответствующем духе народа, пре-
жде всего школьной молодежи и солдат бундесвера.
Этим целям служит его специальное ответвление «Ост-
кунде», которое не ведет самостоятельных исследований,
а, так сказать, «внедряет» в школу и армию результаты
«научных исследований» о Востоке, разумеется, в соот-
ветствующем реваншистском освещении.
Другой важной задачей «Остфоршунга» является
антикоммунистическая пропаганда в социалистических
странах, преследующая цель подрыва изнутри единства
социалистического лагеря, противопоставления СССР
его западнославянским союзникам, всесторонней изоля-
ции Германской Демократической Республики.
Наконец, есть и третья очень важная функция «Ост-
форшунга» — функция разведывательного характера,
изучения экономического и военного потенциала и вну-
14

триполитического положения в СССР и других социали-
стических странах главным образом на основе тщатель-
ного и систематического изучения прессы и других пе-
чатных материалов. Пользующийся поддержкой амери-
канского «Остфоршунга» и сотрудничающий с учреж-
дениями, изучающими Восток, в других западных стра-
нах, западногерманский «Остфоршунг», безусловно, яв-
ляется очень важным и сильным идеологическим ору-
дием западногерманского капитала 1.
Книга польских историков о немецкой восточной экс-
пансии была издана в 1963 году, а сдана в печать в кон-
це 1962 года. Однако нет никаких признаков, говорящих
о том, что с тех пор произошли сколько-нибудь сущест-
венные изменения в восточной политике ФРГ. Конрад
Аденауэр покинул канцлерское кресло, но правительст-
во ФРГ по-прежнему вынашивает планы поглощения
первого государства немецких рабочих и крестьян —
ГДР, оно по-прежнему добивается ревизии границ, уста-
новленных Потсдамским соглашением, отказывается ан-
нулировать Мюнхенское соглашение, мешает урегулиро-
ванию наболевшего западноберлинского вопроса, в лю-
бой форме и под любым предлогом добивается получе-
ния бундесвером атомного оружия. Остается в силе пре-
словутая доктрина Хальштейна, остается в силе полити-
ка, направленная на сохранение любыми средствами хо-
лодной войны, международной напряженности.
И если и можно говорить о каких-либо новых явлениях
в политике руководящих кругов западногерманских моно-
полий, то главными, пожалуй, окажутся постепенно все
яснее выкристаллизовывающиеся и приобретающие в по-
литике ФРГ все большее значение планы раскола социа-
листического лагеря, что находит наиболее отчетливое
выражение в практике пресловутого «Остфоршунга».
Итак, «Дранг нах Остен» — несомненный историче-
ский факт, опрокидывающий историографические кон-
цепции современных западноевропейских теоретиков
интеграции. На протяжении веков политика и практика
1 Подробнее об идеологии и организации западногерманского
«Остфоршунга» см.: М. Р. Тульчинский, Адвокаты реванша.
Западногерманский «Остфоршунг» на службе боннской реваншист-
ской политики, М., 1963; F. Н. G e n t z e n, E. W о 1 f g r a m m,
Ostforscher-Ostforschung, Berlin I960; «Auf den Spuren der Ostfor-
schung», Leipzig 1962.
15

«Дранга нах Остен» отнюдь не служила целям интегра-
ции, а была орудием разобщения европейских народов,
противопоставления их друг другу.
Но из несомненного исторического факта векового
немецкого «натиска на Восток» в исторической литера-
туре делаются разные выводы. Если сбросить со счета
явно несостоятельные попытки как-то смягчить остроту
славяно-германских политических отношений в прошлом,
то в целом для буржуазной историографии характерно
стремление изобразить «Дранг нах Остен» как явление,
извечно присущее духу германского народа, трактовать
его в плане столкновения Запада и Востока как двух
принципиально разных, противостоящих друг другу в
в истории человечества миров и мировоззрений.
Такое стремление выводить явление «Дранга нах
Остен» из германского духа, как правильно подчерки-
вается во вступительных историографических замечаниях
профессора Г. Лябуды, присуще не только немецкой, но
и польской, и чешской, и, добавим от себя, русской бур-
жуазной историографии. Подробно остановившись на
немецкой и польской историографии и коснувшись чеш-
ской, автор, к сожалению, обошел очень интересную рус-
скую дореволюционную историографию вопроса. Это
очень досадно, и не только потому, что германо-русские
отношения в эпоху капитализма и перерастания его в
империализм оказались стержнем, вокруг которого не-
избежно должна была вращаться политика «Дранга
нах Остен», но и потому, что именно в русской историо-
графии развивались славянофильские и панславистские
концепции, столь показательные для буржуазной исто-
риографии как таковой.
Идеалистическим построениям буржуазной историо-
графии коллектив польских историков противопостав-
ляет (новую, марксистскую трактовку германского «Дран-
га нах Остен». Эта новая трактовка исторических кор-
ней и исторического характера германского «натиска на
Восток» в историографии народной Польши имеет уже
свою литературу вопроса. Пересмотр буржуазных кон-
цепций немецкого «Дранга нах Остен» начался в Поль-
ше еще в 1950 году, когда польскими историками-марк-
систами (С. Арнольд, Е. Малечинская, К. Малечинский,
К. Пиварский, В. Чаплинский) была проведена специ-
альная конференция, посвященная германо-польской
16

проблематике1. Рассматриваемый труд польских истори-
ков— свидетельство новых и болыших успехов польской
науки в исследовании сложных вопросов германской экс-
пансии на Восток.
Вскрывая классовую обусловленность, классовые
корни германского «Дранга нах Остен», польские исто-
рики идут тем же путем, каким шла и советская исто-
риография2. Вместе с тем важно подчеркнуть, что в на-
писанной польскими историками книге содержится по-
пытка — и притом, по мнению автора этих строк, доволь-
но удачная — дать основную периодизацию историческо-
го развития германского «Дранга нах Остен», связать с
этой периодизацией вопросы эволюции его идеологии,
показывая зависимость последней от изменения клас-
сового содержания самого «Дранга нах Остен» 3.
Но если немецкая восточная экспансия является без-
условным отражением классовых антагонизмов в немец-
ком обществе, если она была обусловлена классовыми
1 Материалы конференции опубликованы в журнале «Sobotka»,
5, 1950.
2 См. «Вековая борьба западных и южных славян против гер-
манской агрессии» под ред. 3. Р. Неедлы, 1944; Н. С. Держа-
ви«, Вековая борьба славян с немецкими захватчикам«, М., 1943;
«Преступления фашистов против исторической науки», Уч. зап. МГУ,
вып. 81, М., 1945; ср. также соответствующие разделы в коллек-
тивных трудах: «История Польши», т. I—III, М., 1956—1958; «Исто-
рия Чехословакии», т. I—III, М., 1956—1960; «История Югосла-
вии», т. I—II, М, 1963.
3 Правда, из того факта, что толчок германской экспансии на
Восток дало образование классов и классовых антагонизмов в са-
мом германском обществе и что, следовательно, она развивалась
сначала как экспансия феодальная, а затем капиталистическая, ко-
нечно, нет оснований делать вывод об отсутствии явлений экспан-
сии в период первобытнообщинного строя, экспансии, сопровождав-
шейся поглощением или даже уничтожением целых этнических
групп населения. Такие зачастую опустошительные формы экспан-
сии особенно показательны для периода разложения и распада ро-
дового строя.
Принципиальная разница здесь заключается в ином: экспансия
эпохи первобытнообщинного строя была делом всего народа, а в
обществе, основанном на классовом антагонизме, народные силы,
в данном случае силы немецкого народа, используются его господ-
ствующими классами в качестве орудия внешней экспансии, для
расширения своей области экономической и социальной эксплуата-
ции, для национального порабощения. Вместе с тем экспансия ока-
зывается инструментом укрепления позиций господствующих клас-
сов внутри общества, в данном случае внутри самого немецкого
общества.

интересами и служила интересам господствующих клас-
сов в период феодализма и капитализма, то из этого
следует вывод, имеющий принципиально важное значе-
ние. «Дранг нах Остен» — это исторически обусловлен-
ное и преходящее явление. Возникнув с образованием
классового общества, он неизбежно исчезнет с ликвида-
цией классов и классовых антагонизмов. Коренное изме-
нение международных отношений в Центральной и Вос-
точной Европе на наших глазах подтверждает этот важ-
нейший вывод из анализа исторического прошлого.
Наряду с тщательным и, как говорилось выше, в це-
лом удачным анализом классовой природы германского
«Дранга нах Остен» важнейшим достоинством книги,
изданной Западным институтом, следует признать вни-
мательный анализ ряда отрицательных явлений в об-
ласти идеологии и в национальном вопросе, связанных
с «натиском на Восток». Авторы вполне убедительно по-
казывают связь и взаимозависимость идеологии пангер-
манизма с реакционным национализмом малых народов,
показывают, какие отрицательные результаты для исто-
рического развития стран Центральной и Восточной Ев-
ропы (в том числе для развития революционного само-
сознания народных масс и для революционного движе-
ния в целом) имело обострение национальных противоре-
чий в эпоху империализма. Подчеркивая огромную со-
циальную опасность великодержавного шовинизма, они
столь же внимательны к угрозе крайнего национализма
малых народов, справедливо считая, что только реши-
тельная и одновременная борьба как с тем, так и с дру-
гим злом эпохи империализма может служить делу про-
гресса.
Проблема взаимосвязи, взаимовлияния и даже, если
так можно выразиться, взаимоусиления реакционных
идеологий больших и малых наций — это большая, слож-
ная и заслуживающая самого пристального внимания
проблема, и серьезной удачей наших польских товари-
щей следует признать то, что они посвятили ей так мно-
го места в своем труде и сделали в связи с ней немало
интересных и ярких наблюдений. Изучение этого вопро-
са требует новых серьезных исследований.
Само собой разумеется, кровавая и мрачная сторона
славяно-германских отношений, которую олицетворяет
собой многовековой «Дранг нах Остен», не исчерпывает
18

всей совокупности отношений, складывавшихся в прош-
лом между немецким народом и другими народами Цен-
тральной и Восточной Европы. Между ними существо-
вали тесные и многообразные экономические связи, в
разных исторических условиях игравшие не одинаковую
роль. Вековое соседство, а порою колонизационные по-
токи (речь идет о переселениях крестьян и ремесленни-
ков, а не о феодальной и патрицианской колонизации)
создавали условия для постоянного и благотворного об-
мена производственным опытом. Наконец, между наро-
дами Центральной и Восточной Европы развивался та-
кой могучий фактор взаимообогащающего общения, как
культурные и научные связи, а прогрессивная немецкая
наука имела большие заслуги в изучении языка, литера-
туры, истории, материального быта соседних славянских
и неславянских народов, живущих на востоке Европы.
Более того, уже в средние века можно отметить важ-
ные факты революционных связей и совместных револю-
ционных выступлений трудящихся стран Центральной и
Восточной Европы с немецкими трудящимися. Здесь до-
статочно указать на яркие отклики, которые нашло в
Германии гуситское революционное движение в Чехии,
на связь немецкой и чешской реформации, крестьянской
войны XV века в Чехии и крестьянской войны XVI века
в Германии.
В новое время революционная деятельность вождей
немецкого и мирового пролетариата Карла Маркса и
Фридриха Энгельса, а затем распространение марксизма
на востоке Европы подготовили революционный союз
народов Центральной и Восточной Европы. На пути это-
го союза стояли огромные препятствия — от расовой и
националистической пропаганды контрреволюционной
буржуазии до предательской, шовинистической политики
оторвавшегося от масс руководства социал-демократии.
Великая Октябрьская социалистическая революция в
России, титаническая деятельность В. И. Ленина, мощ-
ный подъем рабочего движения и образование коммуни-
стических партий привели к оформлению этого союза,
ставшего неразрывной частью общего, интернациональ-
ного революционного союза трудящихся всех стран.
Революционный союз трудящихся стран Центральной и
Восточной Европы закалился в жестокой борьбе с на-
ступающим фашизмом, пережил тяжелые испытания
19

второй мировой войны, чтобы полностью восторжество-
вать в наши дни.
Эта вторая, очень важная сторона развития отноше-
ний между народами Центральной и Восточной Европы,
естественно, не нашла сколько-нибудь полного отраже-
ния в книге наших польских товарищей. Да они и не
ставили перед собой такой задачи, сосредоточив внима-
ние на изучении проблемы «Дранга нах Остен». Однако
советский читатель, знакомясь с их книгой, должен, разу-
меется, постоянно иметь в виду, что той линии междуна-
родных отношений на востоке Европы, о которой говорят
авторы книги и которую символизировали вцепившиеся
друг другу в горло Гогенцоллерны, Романовы и Габсбур-
ги, националистическая грызня буржуазии и людоедские
планы Гитлера, противостоит другая линия этих отно-
шений, которую олицетворяет революционный подвиг
Маркса, Энгельса и Ленина, союз первого немецкого
государства рабочих ,и крестьян с Советской страной и
другими социалистическими государствами Европы.
Эти вступительные замечания не могут, да и не дол-
жны заменять рецензию на публикуемый с некоторыми
сокращениями труд польских историков. Все же некото-
рые оговорки необходимы.
Издаваемая на русском языке книга о «Дранге нах
Остен» не является в точном смысле слова синтетиче-
ским трудом. Она представляет собой скорее объединен-
ный некоторыми основными методологическими посыл-
ками сборник монографических исследований, разумеет-
ся не равноценных по глубине и широте разработки
темы.
Если в той части книги, где речь идет о периоде сред-
них веков, авторы ограничили свои задачи лишь изуче-
нием центральноевропейских явлений, то чем ближе к
современности, тем большее место в ней начинает за-
нимать проблематика Восточной и отчасти Юго-Восточ-
ной Европы. Подобное расширение поля исследований
представляется вполне оправданным и закономерным.
От него только выигрывает анализ такого сложного яв-
ления, как «Дранг нах Остен». В то же время отсут-
ствие восточноевропейской проблематики в первой части
книги нарушает историческую перспективу, ибо без изу-
чения явлений германской феодальной экспансии в стра-
ны восточной Прибалтики и на Русь нельзя составить
20

достаточно четкого представления даже о самих мас-
штабах этой экспансии, не говоря уже о попытках ее
более детальной периодизации. Без Руси и Прибалтики
невозможно анализировать и немецкую экономическую
экспансию в районе Балтийского моря, имевшую суще-
ственное историческое значение, так же как невозможно
судить о причинах, обусловливавших в средние века вре-
менное ослабление германского феодального «натиска
на Восток».
Учитывая, однако, указанное выше расширение поля
исследований во второй и большей части книги, изда-
тельство «Прогресс» приняло решение отказаться от
ограничительного, называющего только Центральную
Европу польского заголовка книги и дать ей общий
заголовок: «Германская экспансия в Центральной и Вос-
точной Европе».
Рассматриваемая книга требует еще одной оговор-
ки. Авторы широко пользуются польской и западноевро-
пейской литературой вопроса и публикациями источни-
ков. Это положительная черта книги. Вместе с тем книга
свидетельствует о явно недостаточном, если не сказать
случайном, знакомстве ее авторов с русской и советской
историографией и даже публикациями источников, вклю-
чая такие капитальные публикации документов, как
«Международные отношения в эпоху империализма. До-
кументы из архивов царского и Временного правительств»
(три серии), «Внешняя политика СССР. Сборник
документов» и др. Это обстоятельство, разумеется, обед-
нило книгу, отчего в первую очередь пострадали поль-
ские читатели, которым в отличие от советских русская
и советская литература и издания источников далеко не
так легко и, может быть, не всегда доступны.
Советскому читателю будет, конечно, интересно по-
знакомиться со взглядами польских историков на такую
кардинальную историческую проблему, как вековой гер-
манский «Дранг нах Остен». Думается, что умелое и
простое изложение, несмотря на большую фактологиче-
скую нагрузку книги, обеспечит ей широкую советскую
аудиторию.
В. Д. Королюк

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПОЛЬСКОМУ ИЗДАНИЮ
О германской экспансии в Центральной Европе су-
ществует уже большая литература, специально посвя-
щенная этой проблеме. Еще более обширная литература
так или иначе затрагивает ее. Нет, однако, обобщающих
работ, в особенности работ польских историков, посвя-
щенных германской экспансии. Настоящий сборник яв-
ляется первой попыткой представить историю германской
экспансии с самых отдаленных времен до нынешней
эпохи.
В предлагаемых читателю исследованиях можно было
затронуть лишь некоторые аспекты этой обширной про-
блемы. Не удалось также избежать ни индивидуального
подхода отдельных авторов к теме, ни реферативного
изложения вопросов, что частично объясняется условия-
ми, в которых возникло большинство публикуемых здесь
работ. Стремясь, однако, к предельно всестороннему
охвату проблемы, авторы старались рассматривать гер-
манскую экспансию в Центральной Европе во всей ее
исторической сложности. И хотя главный интерес для
них представляла политическая история, они все же
учитывали — или сами, или ссылаясь на специальные
работы,— также экономическую, социальную и идеоло-
гическую подоплеку германской экспансии. Тем не менее
здесь многое еще предстоит сделать. Время полного син-
теза всех аспектов рассматриваемой проблемы пока не
пришло.
Восточная экспансия Германии в Центральной Евро-
пе является той формой политических отношений, кото-
рая оставила наиболее болезненные следы в сознании
народов Центральной Европы. Она оказывала также
23

значительное влияние на политическое сознание самого
немецкого народа. Поэтому исследование германской
экспансии может быть легко использовано в качестве
повода для взаимных обвинений и упреков. Однако ав-
торский коллектив весьма далек от такого рода намере-
ний. Задача историка состоит прежде всего в познании
и объяснении исторических процессов, происходящих в
жизни общества. Германская экспансия в Центральной
Е,вропе и многовековая борьба с нею — лишь одна из
различных форм отношений, в каких находились живу-
щие здесь народы в ходе своей истории. Их совмест-
ная жизнь изобиловала не только примерами угнетения
и враждебности, но и фактами взаимного сотрудниче-
ства и добрососедства. Но этой второй стороны отно-
шений мы касаемся лишь мимоходом, лишь постольку,
поскольку она оказалась так или иначе необходимой для
освещения главной темы книги.
Важным научным результатом наших усилий по
изучению и обобщению материала является выявление и
настойчивое подчеркивание того факта, что ответствен-
ность за развитие захватнических, иногда прямо-таки
истребительных форм германской экспансии в Централь-
ной и Восточной Европе ложится не на немецкий народ
в целом, а на его господствующие классы — сначала на
феодалов, а позднее на буржуазию, связанную с восточ-
ногерманским юнкерством. Эта классовая точка зрения
на историю германского «Дранга нах Остен» единодуш-
но проводится во всех без исключения публикуемых в
этой книге докладах, составляя прочную основу и пра-
вильную отправную точку для дальнейших исследований
в данной области. Выявление классового характера экс-
пансии сняло также с нее проклятие фатализма или
«судьбы», как ее неоднократно склонны были представ-
лять немецкие буржуазные историки и публицисты.
Польским историкам естественно было говорить пре-
жде всего о польской сфере германского «Дранга нах
Остен». Вполне понятно, что по этому вопросу должны
высказаться и историки других заинтересованных стран,
особенно тех, которых непосредственно коснулись по-
следствия захватнической германской экспансии в Цен-
тральной и Восточной Европе. Таким образом, настоя-
щий сборник исследований лишь кладет начало всесто-
роннему обсуждению поставленной в книге проблемы.
24

Далее, нам хотелось бы отметить, что эта книга обя-
зана своим появлением на свет сессии польских, чеш-
ских и словацких историков, проведенной б рамках меро-
приятий польско-чехословацкой Исторической комиссии
Институтов истории Польской и Чехословацкой акаде-
мий наук 23—24 ноября 1960 года в Братиславе. Прочи-
танные на сессии доклады польских историков (Герарда
Лябуды, Евы Малечинской, Юзефа Хлебовчика) цели-
ком вошли в настоящий сборник. Казимир Лепшы, кото-
рый докладывал о периоде XVI—XVIII веков, по не за-
висящим от него причинам не смог подготовить свой до-
клад к печати. К опубликованию названных докладов
нас побудила широкая и проникнутая глубокой заинте-
ресованностью дискуссия, в которой приняли участие
многие видные чешские и словацкие историки. Их за-
мечания и наблюдения были по возможности приняты
во внимание при окончательном определении замысла
книги. Этот замысел удалось реализовать с помощью
других заинтересованных в нем историков — Яна Дом-
бровского, Януша Паевского, Чеслава Мадайчика, Зди-
слава Новака и Болеслава Вевюры, которые во многих
существенных областях дополнили и развили первона-
чально намеченную нами проблему.
Герард Лябуда,
ответственный редактор
сборника

Герард Лябуда
Историографический анализ
так называемого германского
„натиска на Восток"
I. Исторические посылки
Нет общества, более того, нет народа, который не
переживал бы в своей истории периодов развития, про-
являвшихся прежде всего в экспансии на соседние тер-
ритории. Однако это развитие не имеет тенденции к по-
стоянному возрастанию, ибо вслед за периодами бурной
экспансии наступают обычно такие критические момен-
ты, когда происходит спад внешнеполитической актив-
ности, затухание экспансии и даже ее отступление. Уси-
ление или затухание экспансии предрешают, как прави-
ло, внутренние факторы — экономические основы данно-
го общества, его социальный строй, политика правящих
слоев и уровень общественного сознания. Вместе с тем
территориальное развитие не всегда является показа-
телем прямой взаимозависимости между внутренним
строем данной страны и иноземной экспансией. Сущест-
венное значение для развития территориальной, полити-
ческой и демографической экспансии имеют и такие
факторы, как сплоченность, компактность и характер со-
седних обществ.
История расширения и сужения германской экспан-
сии в Центральной Европе также подчинена этим общим
закономерностям. Если охватить взглядом историю Гер-
мании на протяжении последних десяти столетий, то в
глаза бросится многосторонность ее экспансии. Мы обна-
ружим, что последняя отнюдь не была всегда и с оди-
наковой интенсивностью направлена в сторону европей-
ского Востока. Уже со времен Карла Великого экспан-
сия франкского, а затем германского государства об-
ращалась на север, к границам Дании, Скандинавии и
прибалтийских стран. Завоевателями были здесь снача-
ла феодалы, князья, рыцари-крестоносцы, а позднее
купцы объединенных в Ганзейский Союз германских
26

городов. Балтика представляла также важное звено в
агрессивных планах прусского государства в XVIII—
XX столетиях. В западном направлении захватнические
устремления германского государства стали проявляться
уже со времен короля Генриха I (919—936), Лотарингия
и Бургундия, Эльзас и устье Рейна являлись постоянны-
ми объектами германской экспансии в период средне-
вековья и в новое время, вплоть до эпохи Людовика XIV.
Сюда же направлялась экспансия прусского государства
во второй половине XIX века. Устойчивый отпечаток на-
ложила на историю германского государства южная экс-
пансия, в особенности на территории Италии, куда дви-
нулся уже Карл Великий, а после него двигались все те,
кто восстанавливал императорскую корону в Германии.
Походы на Рим (Romfahrt) были типичным и постоян-
ным явлением в истории правления любого из наиболее
известных коронованных германских завоевателей.
Лишь объединение Италии в середине XIX столетия по-
ложило конец этой форме экспансии.
Наконец — восточная экспансия. От нее страдали бук-
вально все народы от Балтики до Адриатики: народы
Прибалтики, славяне, венгры. Ее последствия оказались
наиболее мучительными для западнославянских народов,
живших между Лабой и Одрой, а также для чехов и по-
ляков. Отличительной особенностью восточного направ-
ления являлось то, что здесь экспансия была не только
территориально-политической, ,но также и демографиче-
ской. Территориально-политическая экспансия и демо-
графическая экспансия «не всегда сопровождали друг
друга: иногда политическая опережала демографическую,
иногда, «наоборот, переселенческие движения выдвига-
лись на первое место в сравнении с политической экс-
пансией. Отправным пунктом германской экспансии в
X веке были река Лаба и бассейн среднего Дуная, ко-
нечным рубежом XX века — реки Одра и Ныса и Чеш-
ский Лес. Однако между исходной и конечной точками
имелось много промежуточных рубежей, доходивших,
если брать в общем, до Эгейского и Черного морей и
Финского залива на Балтике1.
1 См. Р. Kirn, Politische Geschichte der deutschen Grenzen,
Leipzig 1934; о восточной границе см. в особенности Н. Aubin,
Vom Raum und Grenzen des deutschen Volkes. Studien zur Volks-
geschichte, Breslau 1938,
27

Не подлежит сомнению, что германский народ дал
своей историей доказательство необычайной демографи-
ческой, политической и этнической дееспособности. Од-
нако он не представляет в этом отношении какого-либо
феномена в истории Европы. Аналогичную активность в
различные периоды своей истории развивали испанцы и
португальцы, а также англичане (XVI—XIX века), фран-
цузы (XVIII—XIX века), скандинавы (IX—XI века),
поляки на своих восточных границах (XIV—XVII века),
наконец, русские (XVI—XIX века). Из неевропейских
народов мы можем указать на примеры территориальной
и демографической экспансии таких народов, как тюр-
ки (гунны, авары, болгары, татары), далее турки-сель-
джуки, арабы, а также китайцы и японцы.
Как правило, экспансия, кроме временных территори-
альных и политических (Нарушений, не приносила с собой
стабильных перемен. Значительно более характерен про-
цесс растворения завоевателей в море местного населе-
ния, хотя можно отметить и случаи устойчивых перемен,
например захват европейцами Америки, особенно Север-
ной, в ущерб туземному населению.
В истории германской экспансии после временных
успехов отмечается большей частью процесс ее спада и
даже отступления. Так было на северной границе — про-
тив Дании, на западной границе — против Франции, на
южной границе — против Италии. Единственное исклю-
чение представляла в течение многих веков восточная
экспансия Германии. Здесь начиная с X столетия прави-
лом было неуклонное нарастание экспансии. Резкая
перемена произошла лишь в течение нескольких послед-
них десятилетий — после первой и особенно второй ми-
ровых войн.
Историки XIX века, имея в виду эту постоянную тен-
денцию развития Германии за счет ее восточных соседей,
определили ее как германский «натиск на Восток».
В обычном обиходе она носит ныне повсеместно употре-
бляемое название — «Дранг нах Остен».
2. Германское проникновение на Восток в оценке
немецких историков
Германский «Дранг нах Остен» как историческое яв-
ление был предметом противоречивых историографиче-
ских суждений. По-разному смотрели на него буржуаз-
28

ные немецкие историки и историки стран, которые были
его жертвой 1. Германские буржуазные историки не толь-
ко разрабатывали с присущей им скрупулезностью исто-
рию германской экспансии в Центральной и Восточной
Европе, но и прежде всего старались оправдать ее перед
судом современников. В итоге их взгляды в этой области
стали частью политической идеологии германского импе-
риализма.
Иную позицию занимала историография стран, пора-
бощавшихся германскими господствующими классами в
период феодализма, капитализма и империализма.
Польские, чешские, словацкие, венгерские, югослав-
ские буржуазно-националистические историки в целом
единодушно осуждали германский «натиск на Восток»,
с полным основанием усматривая в нем фактор, имев-
ший отрицательные последствия для их народов. Их воз-
зрения равным образом вошли в состав политической
идеологии буржуазии этих народов, (развивая у послед-
них антагонистические чувства в отношении всего не-
мецкого.
Серьезный интерес к германо-славянским отноше-
ниям начинает проявляться на рубеже XVIII—XIX ве-
ков2. С германской стороны он был связан с такими
1 Меткое определение существа различия взглядов славянской
и германской буржуазной историографии по этому вопросу дал
П. Шрамм (см. ниже, стр. 38—39).
2 См. W. Müller, Das Slawenbild der ostfränkischen Geschi-
chtsschreiber an der Wende zum 19. Jahrhundert, «Blätter für deutsche
Landesgeschichte», 85 (1939), S. 3—23. Относительно идеологической
роли историографии этот автор пишет: «Картина мира в пред-
ставлении каждого отдельного народа соответствует определенным
взглядам на образ жизни, сущность и место других народов. Эти
представления развивались в ходе истории, приобретая все новые
черты, а кое в чем они сохранились и ныне, превратившись в эле-
менты современной идеологии. Становление этой идеологии сущест-
венным образом зависит от геополитической стороны местных со-
циальных отношений, от господствующих в данный момент полити-
ческих и культурных идей, от расового родства 'или различий. При
любых столкновениях между народами вступает в действие идео-
логия; она приобретает зачастую решающее значение и тем самым
становится политическим фактором первостепенной важности» (S. 3).
Роль германских историков, занимавшихся историей славян, по мне-
нию Мюллера, заключалась в том, что «эти историографы, исходя
из идеи высшей исторической справедливости, подготовили также
почву для этнических изменений на Востоке и тем самым привели
в движение в конечном счете и политическую сторону дела. Но
результатом этих усилий было отнюдь не познание исторической
29

именами, как Гебхарди, Шлёцер, Гизебрехт, Бартольд и
другие; со славянской стороны им отвечали историки та-
кого ранга, как Добровский, Палацкий, Шафарик, Суро-
вецкий, Лелевель и многие другие. В своей самой давней
фазе дискуссия по истории славяно-германских отно-
шений характеризовалась еще моментами проявления
взаимного понимания и уважения. По мере нараста-
ния националистических тенденций с той и другой
стороны, особенно после революции 1848—1849 годов,
расхождения обострились прежде всего во взглядах на
проблему культурного вклада немцев в историю сла-
вянских народов 1.
Здесь можно назвать лишь самые важные факты и
явления, которые вызывали одобрение одних и осужде-
ние других. Для одних покорение полабских племен
означало перемещение границ цивилизации и культуры
в глубь варварских стран, для других — гибель и уни-
чтожение общества, несшего в себе зачатки своеобразно-
го развития. Столь же диаметрально противоположно
оценивались христианизация в соединении с расшире-
нием германской церковной организации, колонизация
деревни на немецком праве, основание городов на немец-
ком праве, наплыв германского населения в земли, рас-
положенные восточнее Лабы, хозяйственная деятельность
Ганзы и т. д. Еще большие расхождения выявились при
оценке таких политических событий, как, например, экс-
пансия германских феодалов, в особенности рыцарских
орденов (крестоносцы, меченосцы, храмовники), полити-
ка Люксембургов и Габсбургов в Чехии и Польше, и
таких личностей, как создатель прусско-бранденбургской
монархии курфюст Фридрих Вильгельм или захватчик
Фридрих II (его политика в Силезии и в отношении
истины: отстаивалась мысль, что так 'называемый славянский во-
прос в Восточнофранкском государстве есть дело не далекого про-
шлого, а дело совести и гуманности современного мира» (S. 23).
Обзор развития историографии славяно-германских от-
ношений см.: Н. В и 1 і n, Nemecky pfinos k dejinäm polabskych
Slovanu, «Vznik a pocatky Slovanu», 2 (Praha, 1958), s. 55—97;
G. Labuda, Fragmenty dziejöw Slowianszczyzny zachodniej, t. 1,
Poznan 1960, s. 9 і n.
1 См. H. R о t h f e 1 s, Das erste Scheitern des Nationalstaats in
Ost-Mittel-Europa 1848/49, «Deutscher Osten und slawischer Westen,
Tübinger Vorträge hrsg. von H. Rothfels und W. Markerb, Tübingen
1955, S. 5—16.
30

шляхетской Речи Посполитой в XVIII веке), создатель
Германской империи Бисмарк (его «польская» полити-
ка) и т. д. Историографический диалог между герман-
ской и славянской наукой не ограничивался рамками
одной лишь научной дискуссии, а зачастую имел след-
ствием недопущение неугодных исследователей к архи-
вам, организацию сети научного шпионажа на польских
и других землях и т. п.1
Объективности ради следует, впрочем, отметить, что
оценка восточной политики Германии вызвала разногла-
сия и в самой германской историографии. Это расхожде-
ние связано главным образом с оценкой внешней поли-
тики средневековых римских императоров, являвшихся
в то же время германскими королями. Начали эту дис-
куссию Юлиус Фикер и Генрих Зибель2, причем первый
из них, защищая габсбургскую монархию, оправдывал
универсалистскую политику германских императоров, а
второй, подготавливая идеологические основы для буду-
щей прусско-германской империи, осуждал курс и цели
такой политики. В дальнейшем в дискуссию включились
все наиболее крупные германские и австрийские истори-
ки. По мере упадка габсбургской монархии мышление
«великогерманскими» (grossdeutsch), то есть универ-
салистскими категориями уступало место «малогерман-
ским» (kleindeutsch), то есть прусским взглядам. Уже
в 1859 году в своем первом выступлении Зибель осудил
итальянский курс политики средневековой Германской
империи, подчеркивая, что лишь «колонизация Востока»
является подлинной задачей германского народа 3. Еще
1 См. по этому вопросу А. К о s І n s k і, Polityczny profesor
(Albert Brackmann), «Przegla.d Zachodni», r. III, nr 11/12 (1947),
str. 980—992; J. Baumgart, Tajna organizacja nauki niemieckiej,
tarnze str. 969—980. См. также F. H. G e n t z e n, E. Wolf-
gramm, Ostforscher — Ostforschung, Berlin 1960.
2 Их статьи переизданы в книге: «Universalstaat oder National-
staat— Macht und Ende des ersten Deutschen Reiches — Die Streit-
schriften von Heinrich v. Sybel und Julius Ficker zur deutschen
Kaiserpolitik des Mittelalters», hrsg. u. eingel. von Fr. Schneider,
2 Aufl., Innsbruck 1943.
Более поздние выступления в этой дискуссии собрал и рассмот-
рел Ф. Шнейдер (Fr. Schneider, Die neueren Anschauungen
der deutschen Historiker über die Kaiserpolitik des Mittelalters und
die mit ihr verbundene Ostpolitik, 5. Aufl., Weimar 1942.
3 Зибель писал: «Но немецкому государству и немецкому коро-
левству ничего не досталось от былого имперского блеска. Те силы
31

нации, которые ранее, руководствуясь здравым инстинктом, устрем-
лялись »в великое колонизационное движение на Восток, постоянно
тратились с тех пор на достижение столь же заманчивых, сколь и
иллюзорных миражей к югу от Альп» («Universalstaat oder Natio-
nalstaat...», S. 15).
1 Заслуживают внимания общие замечания Зибеля о задачах
завоеваний, предшествующие данной цитате: «И нам тоже ка-
жется признаком слабости, если великий народ не обладает стрем-
лением к экспансии и никакими способностями к аннексии. Но нам
представляется также глупостью или преступлением сливать в сле-
пом тщеславии воедино то, что не может быть объединено, и до-
биваться внешнего расширения за счет внутренней разобщенности.
Одним словом, можно завоевывать чужие страны, когда обладаешь
достаточной силой и умом, чтобы с течением времени покоренные
чужеземцы стали подлинными друзьями твоего народа. Нет нужды
в том, чтобы в любой момент все граждане принадлежали к тому
же роду и говорили на том же языке, но общность империи и
отношения ее элементов должны быть построены так, чтобы име-
лась возможность и тенденция к слиянию и единству» (S. 194).
2 См. Н. v. S r b і k, Grossdeutsche und kleindeutsche Geschi-
chtsauffassung, «Deutsche Arbeit», 34 (1934), S. 385—389;
отчетливее эта точка зрения выявилась в его полемиче-
ском выступлении 1862 года, где говорится:
«Из сказанного сразу же вытекает, что имперские
завоевания на Востоке во всех отношениях отвечали на-
циональным интересам. Ибо эти успехи показали, что
Германия смогла прочло укорениться на некогда герман-
ской и лишь недавно ставшей славянской земле. По
своим размерам и степени образованности Германия
была достаточно сильной, чтобы либо обезвредить по-
рабощенное население, либо слить его с собой. На фун-
даменте, заложенном Оттонами, произошло удвоение
германской территории и немецкого населения, что в
любом отношении следует оценивать как величайшее
достижение нашего национального роста»1.
Солидаризировались с этой точкой зрения и другие
видные германские историки. Большая их часть заняла,
однако, промежуточную позицию, признав, что экспан-
сия на Юге была столь же нужна, как и завоевания на
Востоке, и что одно обусловливало успехи другого. По-
следний представитель австрийской историографической
школы в духе Фикера, Генрих Србик, поддержав тезис
о ценности универсалистских тенденций империи, при-
знал тем не менее заслуги прусского государства в деле
развития Германии2.
32

В политической практике победила прусская точка
зрения, которой окончательно отдал предпочтение
Адольф Гитлер как в смысле ее программы («Mein
Kampf»), так и в смысле методов ее исполнения. Он же
в конечном счете пытался и практически решить в прус-
ском духе старую австро-прусскую проблему, когда в
1938 году путем аншлюса ликвидировал австрийское
государство.
Внешне независимо от этой большой дискуссии по
вопросам истории Германии, но в тесной идеологиче-
ской связи с -нею немецкие исследователи начали изу-
чать и воспевать германскую экспансию на славянский
Восток 1. Их историографическая деятельность совпала
с формированием таких политических организаций, как
Союз содействия германизму в восточных провинциях
(Deutscher Ostmarkenverein) и Пангерманский союз
(Alldeutscher Verband). Нужно сказать, что среди вы-
шедших из-под пера немецких историков работ были
также труды, имевшие определенную научную ценность.
Заслуживает упоминания прежде всего трехтомная пу-
бликация Раймонда Ф. Кайндля по истории немцев в
прикарпатских землях2, о которой польский исследова-
тель сказал:
«Такие работы, как работа профессора Кайндля,
действительно могли бы стать украшением немецкой ис-
Н. v. Srbik, Deutsche Einheit-Idee und Wirklichkeit vom Heili-
gen Reich bis Königgrätz, Bde. I—III, München 1935—1938.
1 Начало этому своеобразному культу «восточной колонизации»
положил видный и на том этапе исследований еще объективный
историк В. Ваттенбах (W. Wattenbach, Die Germanisierung
der östlichen Grenzmarken des deutschen Reiches, «Historische Zeit-
schrift», 9 (1863), S. 386—417). Дальнейшие этапы этих исследова-
ний представляют работы Г. Гельбиха (Н. Н е 1 b i g, Deutsche
Siedlungsforschung im Bereich der mittelalterlichen Ostkolonisation —
Forschungsberiöht, «Jahrbuch für die Geschichte Mittel- und Ost-
deutschlands», 2 (1953), S. 283—345) и В. Куна (W. Kuhn,
Geschichte der deutschen Ostsiedlung in der Neuzeit, Bde. І—II,
Köln 1955—1957).
Характеристику этих исследований см.: G. L a b u d а, Stare і
nowe tendencje w historiografii zachodnioniemieckiej, «Przeglgd Za-
chodni», r. XII, nr 7/8 (1956), S. 224—252; его же: Geschichte der
deutschen Ostkolonisation in den neueren westdeutschen Forschungen,
«Polish Western Affairs», 2 (1961), p. 260—283.
2 См. R. F. К а і n d 1, Geschichte der Deutschen in den Karpa-
then-ländern, Bde. I—III, Gotha 1907—1911.
33

торической литературы, если бы не то обстоятельство,
что светившее их авторам слишком ярко немецкое
солнце, более сильное, чем солнце правды, породило
преувеличения в определении степени влияния немец-
кого элемента на Польшу, а также тенденциозность в
оценке исторического отношения Польши ко всему не-
мецкому; и то и другое приносит наибольший вред
трезвой и добросовестной, служащей одной только
правде историографии»1.
Были среди лих и работы, явно служившие стрем-
лению создать определенные политические настроения,
связанные с идеей исторической миссии Германии. Один
из известнейших популяризаторов этой идеи в период
перед первой мировой войной, Рихард Зебихт, так рас-
сматривал цель своей работы:
«Путем более подробного анализа прошлого Вос-
точной Германии нужно внедрять в сознание молоде-
жи, ценой каких жертв в ходе многовековой политиче-
ской и экономической борьбы достались нам наши об-
ласти восточнее Эльбы. Нельзя замалчивать тот факт,
что весь наш народ, и ,не в последнюю очередь
немецкие епископы и храбрые, проникнутые немецким
духом цистерцианские монахи, осуществил эту куль-
турную работу. Нужно ясно показать, что население
восточнее Эльбы—это не германизированные славяне,
а в преобладающем большинстве отважные сыны ста-
рой Германии, которые в борьбе с враждебным славян-
ством приобрели особенно стойкую солдатскую закал-
ку... Таким образом, история Востока дает одновре-
менно осознание самобытности жителей восточного
Полабья и сущности прусского государства»2.
1 О. В а 1 z е r, Niemcy w Polsce, «Kwartalnik Historyczny»,
25 (1911), sir. 454.
2 R. S e b і с h t, Unsere mittelalterliche Ostmarkenpolitik, Bres-
lau 1910. S. IV. Следует привести здесь еще одну оценку резуль-
татов германизации территории полабских славян, содержащуюся в
работе Г. Витте (Н. Witte, Slawische Reste in Mecklenburg und
an der Niederelbe, «Der Ostdeutsche Volksboden», hrsg. von W. Volz,
Breslau 1926, S. 205): «Но уже сейчас может быть признано уста-
новленным — и не только для Мекленбурга,— что о плановом
истреблении вендов не может быть и речи. Скорее всего венды
вымерли медленным, естественным путем, подавленные превосход-
ством немецкой культуры и в не меньшей степени все более сильно
возраставшей и в конце концов возобладавшей численностью нем-
34

B период между двумя мировыми войнами в Гер-
мании еще больше возрос интерес к истории герман-
ской экспансии на Востоке. Германские историки заня-
лись в особенности проблемами немецкой колонизации
(Р. Кёцшке и его школа). Многие даже серьезные ис-
торики пропагандировали экспансионистские взгляды.
Так, Эрих Маркс писал в 1920 году:
«Нынешние границы являются для немецкой нации
(Deutschtum) совершенно невозможными. Новая Поль-
ша расширилась далеко за пределы своих националь-
ных прав. Отовсюду на нас глядят кровоточащие отсе-
ченные части немецкой нации. И до тех пор, пока Гер-
мания живет и дышит, этого нельзя забывать, прощать,
терпеть, с этим нельзя мириться...» 1
Германские завоевания на Востоке популяризирова-
лись также историками такого ранга, как Карл Хампе
и Герман Аубин, которые видели в этих завоеваниях
указание на возможность возрождения Германии после
ее катастрофы в первой мировой войне. В то же время
в немецкой историографии вступила в новую фазу дис-
куссия о роли средневековой империи в усилении не-
мецкого элемента на Востоке. Самый видный критик
цев... Вряд ли можно будет еще утверждать, что население восточ-
нее Эльбы—это перекрашенные в немецкий цвет славяне. Притя-
зания, базирующиеся на подобных утверждениях, лишены всякой
прочной основы... Там, где немецкая культура, несомая сильным
потоком немцев, была победоносно насаждена в большинстве своем
путем мирной борьбы, там, где в течение столетий вся жизнь про-
текала по немецкому образцу,— там германская территория и гер-
манское право. Примесь чужой крови, наверняка в неменьшей сте-
пени наличествующая и у других великих народов Европы, ничего
не может изменить в этом». См. также характерную оценку ре-
зультатов восточной колонизации у Р. Кёцшке (R. Kötzschke,
Die deutsche Wiederbesiedlung der ostelbischen Länder, «Der Ost-
deutsche Volksboden», S. 178—179).
Не стоит добавлять, что между воображением и действитель-
ностью лежит пропасть.
1 Е, М а r с k s, Ostdeutschland in der deutschen Geschichte,
Leipzig 1920, S. 57. Трудно найти свидетельство большего нацио-
налистического увлечения, чем мнение этого историка, которого
трудно подозревать в том, что ему не было известно историческое
и национальное положение на западных польских границах в 1772
и 1918 годах. Относительно общего положения в германской исто-
риографии на рубеже XIX—XX веков см, J. Кг a s u s k i, Spör о
orientacje imperializmu niemieckiego w dobie wilhelmifiskiej, Poznan
1961, str. 35 і n.
35

южного и защитник восточного направления экспансии
Георг Белов решительно заявил:
«Таким образом, из всего этого видно, что Восток
или Восток и Север, взятые вместе, образуют подлин-
ное поле деятельности для германской экспансии, яв-
ляются германскими колониальными территориями,
независимо от того, как их рассматривать — как сель-
скохозяйственные колонии или как колонии, в кото-
рых ищут себе применения немецкие торговля и ре-
месло» 1.
Компромиссную позицию занимали те, кто пытался
доказывать, что экспансия на Юг прямо обусловливала
экспансию на Восток2.
В 30-х годах XX столетия «мифология германского
Востока» стала составной частью империалистической
идеологии, отравляя сознание огромного большинства
немцев. Она сочеталась с раздуванием открытой нена-
висти к Польше и Чехословакии. После прихода к вла-
сти Гитлера эта идеология стала основой официальной
политики во всех сферах жизни. Под покровительством
гитлеровской партии возникла огромная литература,
задачей которой было распространение этой идеологии
в широких массах общества, особенно среди молоде-
жи3. Связь прошлого с политическими планами Третье-
го рейха лучше всего определил один из издателей
коллективного труда «Германский Восток» («Der Deut-
sche Osten») А. Хиллен-Цигфельд, когда в 1936 году
писал:
«Тем самым поднимается — как и на всех решаю-
щих стадиях развития нашего народа — требование по-
стичь германский Восток как дело нации. Речь идет о
повторном создании пространства и народа. Ныне не
1 G. V. Below, Die italienische Kaiserpolitik des deutschen
Mittelalters. München — Berlin 1927, S. 29.
2 См. М. Seidlmayer, Das mittelalterliche Kaisertum und die
deutsche Ostkolonisation, «Römische Quartalschrift für christliche Al-
tertumskunde und für Kirchengeschichte», 43 (1935), S. 187 ff.
3 В качестве примера здесь можно назвать книжку Е. S t a -
ritz, Die West-Ostbewegung in der deutschen Geschichte, Breslau
1935. Штариц обращался к молодежи. Демагогические чувства у
старшего поколения будил другой теоретик экспансии на Восток —
К. Плейер (Kleo PIeyer, Die Kräfte des Grenzkampfes in
Ostmitteleuropa, Berlin 1937).
36

может проложить себе путь вера в религиозный долг,
как в свое время, в XII веке, разжигало волю убежде-
ние, что христианизация Востока является задачей
немца; ныне новая моральная сила охватывает немец-
кого человека — вера в его национальность. С растущим
сознанием того, что на германском Востоке лежит аре-
на его исторического величия, мысли нашего народа
вновь обращаются к заветам средневековья; в пред-
ставлениях нашей молодежи перебрасывается мост от
тех времен к современности через столетия германских
заблуждений. Песня завоевателей Востока настойчи-
во проникает в душу. Цель осознана, теперь речь идет
о том, чтобы вступить на этот путь. Германский Восток
встает перед нами как задача, способствующая закал-
ке воли нации, созреванию нового немецкого челове-
ка,— задача, решив которую он сможет достичь своего
совершенства. Немец Третьего рейха как носитель но-
вого германского облика на Востоке будет искать и
найдет там применение для себя» 1.
В этот период захватническая восточная идеология
была дополнена новым фактором — антибольшевизмом.
Связь между борьбой с большевизмом и со всем поль-
ским, конечную цель этой борьбы отчетливее всего вы-
разил в своей книжке Франц Людтке:
1А. Hillen-Ziegfeld, Die Lebensgesetze des deutschen
Ostens, «Der Deutsche Osten — Seine Geschichte, sein Wesen und
seine Aufgabe», hrsg. von K. C. Thalheim u. A. Hillen-Ziegfeld, Ber-
lin 1936, S. 602. В более открытой и вместе с тем грубой форме
этот автор высказал свои взгляды в брошюре под названием
«1000 Jaihre deutscher Kolonisation und Siedlung», Berlin (o. J.),
написанной под впечатлением побед, одержанных гитлеровским го-
сударством над Польшей, и под впечатлением войны, начатой в
1941 г. против СССР; книжка поэтому имеет подзаголовок: «Rück-
blick und Vorschau zu neuem Aufbruch». По мнению автора, немец-
кий народ доказал свое право на колонизаторскую деятельность
своими: а) организационными талантами, б) способностью обдумы-
вать детали, в) умением управлять колониями. «История немецкого
народа,—писал он,— является несомненным доказательством особой
одаренности немецкой нации в колонизаторской деятельности в
смысле творческой, несущей благо немцам и ненемцам работы».
Поход на Восток в 1939 г. был подготовлен огромным потоком
историко-политической литературы, которую невозможно здесь ни
перечислить, ни рассмотреть. См. W. Z о с h, Neuordnung im Osten,
Bauernpolitik als deutsche Aufgabe, Berlin 1940; D о I e z a I e k,
Deutschlands dritte Ostsiedlung, Berlin 1940; K. Schöpke, Deutsche
Ostsiedlung, Leipzig — Berlin 1941 и многие другие.
37

«После разгрома большевизма наш Восток будет
окончательно освобожден. Победа над большевиками
явится одновременно победой над поляками. Нет
нужды доказывать это: кто знает Восток, тот знает, что
это так. Он знает также о необходимости решения еврей-
ского вопроса в Европе, в особенности в Восточной Ев-
ропе. Все это находится во взаимной связи. Только пос-
ле завершения тысячелетней борьбы с Польшей был от-
крыт путь к решению восточного вопроса в целом»1.
Между теорией и практикой существует тесная связь
не только в точных, естественных, но также и в общест-
венных науках. Цикл развития восточной «идеологии в
Германии отнюдь не закончился вместе с завершением
второй мировой войны. Об этом позаботились сегодня в
Западной Германии. Нашу задачу, задачу польских
историков, облегчает факт, что против дальнейшего рас-
пространения этой идеологии энергично (выступила исто-
риография Германской Демократической Республики2.
Этот новый цикл германской историографии, несомненно,
вызовет важные перемены в политическом сознании не-
мецкого народа.
Необходимо подчеркнуть, что и в Федеративной Рес-
публике Германии иногда раздаются голоса, предлагаю-
щие решать проблемы германской восточной политики
на почве одних только исторических фактов. К таким
голосам можно было бы причислить выступление про-
фессора Перси Э. Шрамма:
«Если попытаться представить себе то, что произо-
шло на нашей восточной границе за последнее тысячеле-
тие, с помощью образа, отображающего самое сущест-
венное, то прежде всего напрашивается сравнение с вол-
нами, нахлынувшими с Востока во времена нашествия
1 F. L u d t k e, Ein Jahrtausend Krieg zwischen Deutschland
und Polen, Stuttgart 1941, S. 8.
2 Самый полный обзор этих усилий дают материалы, собранные
в брошюре под названием «Wystawa Nauka w Stuzbie Drang nach
Osten, zorganizowana przez Sekretariat Stanu do Spraw Szkolnictwa
Wyzszego і Zawodowego Niemieckiej Republiki Demokratycznej przy
wspot'pracy Ministerstwa Szkolnictwa Wyzszego Polskiej Rzeczypos-
politej Ludowej і eksponowana w polskich osrodkach uniwersyteckich»,
Berlin 1960 (обширная библиография на стр. 120—130);
Н. F. G e n t z е n, Е. W о 1 f g r a m m, Ostforscher—Ostforschung,
Berlin 1960.
38

гуннов. Эти волны вынудили соорудить плотины и за-
щитные валы, затем отхлынули и спустя некоторое вре-
мя, подобно приливу после отлива, с новой силой устре-
мились против воздвигнутых плотин. Но вряд ли хоть
один из восточных историков принял бы подобное срав-
нение. Они, по-видимому, перевернули бы его и сказали,
что немцы, подобно приливу и отливу, снова и снова
наступали на Восток и что историю Востока следует
понимать как возведение оборонительных укреплений
против грозящих германских наводнений. Мы не могли
бы полностью отвергнуть подобную аргументацию, ибо
и в ней заключено нечто правильное. Мы должны были
бы обратиться к смелому образу, не узаконенному при-
родой, а именно что здесь идет речь о двух течениях
волн, которые настолько тесно взаимодействуют, что,
смотря по обстоятельствам, прилив с Запада соответст-
вует отливу на Востоке... а прилив с Востока... — отли-
ву на Западе» 1.
В своей статье П. Э. Шрамм попытался нарисовать
относительно объективную картину перемен, которые
происходили на польско-германской границе в период
от переселения народов вплоть до событий 1945 года.
Автор пишет не столько о польской, сколько о русской
опасности. Он утверждает, что в 1772 году Россия стоя-
ла еще на Двине, в 1795 — на границах Познаньщины и
Силезии (?!), а сегодня рубеж распространения ее влия-
ния достигает Лабы. Автор хотел бы, чтобы Польша
была той страной, которая вновь оттолкнет русский при-
лив на восток. Исходя из этой точки зрения, он угова-
ривает своих соотечественников наладить контакты с
поляками 2.
1 Р. Е. Schramm, Deutschland und der Osten, «Geschichte
in Wissenschaft und Unterricht», 9 (1958), S. 322.
2 Это точка зрения, которую профессор П. Э. Шрамм пропа-
гандирует в цитируемой выше статье. После 1958 г. Шрамм со-
вершил серьезную эволюцию в своих взглядах в направлении бо-
лее реалистичной оценки существующего положения. Я цитирую вслед
за профессором Каролем Гурским высказывание П. Э. Шрамма, по-
мещенное на страницах журнала «Politik» (29—30.VIII.1959) в
статье «Адольф Гитлер хотел войны» («Adolf Hitler wollte den
Krieg»): «Здесь я дошел до границы текущей политики, на кото-
рой историк должен передать слово политику. Я бы охотно дал
ему еще два совета, которые извлек из истории. Если попытка до-
стичь соглашения с поляками будет осуществлена так, что они
39

возымеют подозрение, что мы хотим использовать их против рус-
ских... то такая попытка должна была бы окончиться неудачей.
По моему мнению, мы обязаны со своей стороны принять как усло-
вие, что хорошие отношения с Польшей, враждебно настроенной
к Росши, были бы таким обременением наших как-никак ненадеж-
ных отношений с одной из двух мировых сил, что лучше было бы,
чтобы мы не поддерживали никаких отношений с Польшей». Вто-
рой совет касается необходимости возбудить доверие, которого до
сих пор нет в польско-германских отношениях. Наверняка с сим-
патией встретит польская общественность его заключительное
утверждение: «Если как историк,— пишет Шрамм,— я должен удов-
летвориться этими двум,я советами, прошу разрешить мне закончить
тремя утверждениями, которые я выдвигаю не как историк, а как
современный человек, который хочет наблюдать течение дел:
1. Соглашение (Ausgleich) с Польшей необходимо, настоятельно не-
обходимо (dringend nötig). 2. Соглашение представляется мне до-
стижимым или на базе плана Рапацкого, или иного, что обязаны
выяснить политики. 3. Я считаю, что пришел момент позаботиться
о соглашении, то есть позаботиться также о «коперниковоком пе-
ревороте» в отношениях между Германией и Польшей под знаком
человека, которым могут гордиться оба народа» (цит. по: К. Gör-
ski, Prof. Percy E. Schramm о dziejowym stosunku Polskt і Nie-
miec, «Kwartalnik Historyczny», r. 67, nr. 1 (1960), str. 280—281).
1 Эта тенденция нашла отражение в таких публикациях, как
«Das östliche Deutschland — Ein Handbuch hrsg. vom Göttinger Ar-
beitskreis, Würzburg 1959 (см. рецензии на это произведение:
М. Sczaniecki, В. Wiewiora, Z. Nowak, J. Ziöl-
kowski, Manual of German Revisionism, «Polish Western Affairs»,
1 (1960), p. 64—109; Z, Kaczmarczyk і inni, Rewizjonizm w
zachodnioniemieckiej publikacji о tzw. wschodnich Niemczech, «Prze-
glad Zachodni», nr 5 (1959), S. 172—234), далее, в сочинении
«Polen hrsg. von Werner Markert», Köln—Graz 1959, не говоря уже
о такой пропагандистской брошюре, как «Deutschlands Ostproblem —
Eine Untersuchung der Beziehungen des deutschen Volkes zu seinen
östlichen Nachbarn, hrsg. vom Göttinger Arbeitskreis, Würzburg
1957, которая ничем не отличается от своих духовных прототипов
гитлеровских времен. В данном случае читателя можно лишь ото-
слать -к публикации такого типа, как книжка Moeller van den
Brück, Das Recht der jungen Völker, Berlin 1932 (в первой вер-
сии опубликована еще в 1918 г.), в которой »ее автор, впослед-
ствии активный деятель гитлеровского движения, доказывал:
«Молодые народы завоевывают Восток в процессе труда. Они призы-
вают малые народы, они призывают славянские народы, они призы-
вают русский народ к сотрудничеству как во имя свободы, так и
во имя подчинения соображениям высшего порядка».
Это новый мотив в немецких исторических рассужде-
ниях. Многие другие германские авторы также все чаще
обращаются к культурной общности Германии и Поль-
ши, пытаясь выковать из нее политический инструмент
для решения текущих политических задач Западной
Германии сегодняшнего дня 1.
40

В этих условиях трудно предполагать, что в Запад-
ной Германии дело могло дойти до радикального пере-
смотра взглядов на германский «Дранг нах Остен».
Однако определенные круги Западной Германии, и
даже очень значительные, проявляют тенденцию осуще-
ствлять расчет с прошлым с большей ответственностью.
Особого внимания заслуживает прежде всего голос про-
фессора Ренаты Римек, председателя партии Немецкий
союз мира (Deutsche Friedensunion), которая в
статьях, опубликованных в журнале «Германо-польские
тетради» («Deutsch-polnische Hefte»),выступила с новым
взглядом на будущее польско-германских отношений.
«Эти отношения,— пишет Рената Римек,— отягощены
не только страшным наследием национал-социалист-
ского прошлого, но и всем тем, что произошло в течение
XIX столетия в результате злополучных разделов Поль-
ши. Если мы когда-нибудь захотим жить в мире и друж-
бе с нашим польским соседом, то нам следует совместно
задуматься над основами нашего исторического сущест-
вования. Но нам удастся сделать это только тогда, ког-
да мы, немцы, наберемся мужества заявить о своей ви-
не, порвем с предубеждениями буржуазно-националисти-
ческой историографии и выступим против всяких
реакционных тенденций»1.
Известно, чем окончились эти призывы к «сотрудничеству».
В духе концепции Мёллера ван ден Брука действовали также дру-
гие публицисты и историки. В данной связи можно, например, при-
вести известное высказывание депутата Грёбера в рейхстаге
24 апреля 1918 г.: «Цели, преследуемые нашей восточной политикой
в отношении окраинных государств, таковы: народы, которые отде-
лились от России, должны одновременно поставлять для нашего
народа ценные продукты питания, фураж и сырье. Военное обеспе-
чение наших границ против России, безусловно, диктуется и поло-
жением великого государства, для которого характерен ежегодный
прирост населения в несколько миллионов человек и в котором
правящие круги в течение долгих лет открыто демонстрируют свою
ненависть к Германии. Русская опасность не может оспариваться
ни одним серьезным политиком... Умная немецкая политика должна
держать курс на оказание этим народам такой поддержки в эко-
номической и культурной области, чтобы завоевать их доверие, ото-
рвать от азиатской культуры и возвратить в среднеевропейскую
культурную общность». (См. Fr. Schinkel, Polen, Preussen und
Deutschland, Breslau 1931; R. N a d о 1 ny, Germanisierung oder
Slawisierung, Berlin o. J.).
1 R. R і e m e с k, Tausend Jahre deutsch-polnischer Beziehungen,
«Deutsch-polnische Hefte», Jg. III, Nr. 7/8 (1960), S. 371. В упомя-
41

нутом журнале регулярно появляется и множество других очень
интересных статей. См. в особенности Walter Mass, Vom Ро-
lenhass und der Polenverachtung, ibid., Nr. 12 (1960), S. 662 ff.;
R. R і e m e с k, Wir und unsere westslawischen Nachbarn, ibid.,
Jg. IV, Nr. 5 (1961), S. 247—260.
1 См. Н. Meyer, Drang-nach-Osten, 1860—1914: Myth or Mis-
sion?, «Comitato Internationale di Scienze Storiche X Congresso
internationale di Scienze Storiche Roma, 4—11 Settembre 1955: Rias-
s'unti delle Communicazioni», vol. VII, Firenze 1955, p. 56. «Как
объяснить появление на свет и популярность лозунга «Дранг нах
Остен» в такой нетипичный, исключая империализм Габсбургов,
период? Он являлся продуктом молодого национального энтузиазма
и усиливавшегося соперничества на германо-славянской границе.
Почерпнув его, вероятно, из балтийско-германского источника, рус-
ская панславистская пресса ухватилась за него в 60-е годы как
за орудие, направленое против привилегий и власти балтов
[то есть балтийских баронов. — Ред.] в царской империи. Дани-
левский употреблял его для описания угрозы, которую несла дека-
дентская старая Европа молодой святой Руси. Разгневанные
Берлинским конгрессом панслависты чувствовали, что Бисмарк угро-
жает славянству в России и на Балканах. Генерал Скобелев пере-
нес этот термин в 1882 г. во Францию, где он укрепил франко-
русское единство перед лицом общего врага. Семена проросли и
дали плоды в конце 90-х годов в связи с австрийским националь-
ным кризисом и планом строительства Багдадской железной до-
роги. В предвоенное десятилетие «Дранг нах Остен» становится
часто употребляемым выражением во французских и славянских
работах для определения переплетения германских устремлений и
целей Габсбургов. События первой мировой войны подтвердили ран-
ние прогнозы, и термин прочно укоренился во французской и сла-
вянской историографии и в той или иной степени принят также в
англосаксонском мире». См. также Н. С. Meyer, Mitteleuropa in
German Thought and Action 1815—1945, The Hague 1955.
3. Германское проникновение на Восток в оценке
славянских историков
Американский историк Генри Мейер выступил в
1955 году с тезисом, что термин «Дранг нах Остен» был
впервые сформулирован русской панславистской пе-
чатью около 1860 года в ходе полемики с прибалтийски-
ми немцами, а затем из публицистики перешел в язык
дипломатии, которая распространила его около 1880 года
во Франции. Из русской и французской историографии
это определение переняли англосаксы 1. Происхождение
термина «Дранг нах Остен» проследить трудно — для
этого требуются более широкие изыскания. Информация
же американского историка наверняка неверна. Тер-
мин «Дранг нах Остен» около 1860 года уже был изве-
стен польским историкам.
42

Кароль Шайноха, исследователь первых лет правле-
ния Ядвиги и Ягайлы (1374—1412), в разделе, посвя-
щенном германской экспансии в Центральной Европе,
писал в 1861 году:
«То, что здесь... сказано о нашествии тевтонства на
славянский Восток, повторилось с тем же самым напря-
жением, но несравненно меньшим результатом на юж-
ных границах, в Италии, и на северных границах, в Да-
нии. Везде тевтонизм в самой разнообразной форме вы-
ступал как претендент на господство, везде он воевал
тем же самым оружием насилий и коварства. То, что
нынешняя Германия для своего оправдания называет
каким-то предуказанным якобы самой судьбой натиском
на Восток, было и есть именно натиском на все страны,
куда только посмела и сумела прорваться их алчность» 1.
К сожалению, Шайноха не сообщил об источнике
своей информации. Однако у нас нет оснований сомне-
ваться, что термин «натиск на Восток», являющийся бук-
вальным переводом немецкого «Дранг нах Остен», он
почерпнул у немецких авторов. Шайноха сразу столк-
нулся с ним в его характерной идеологической окраске.
Необходимо также констатировать, что указанный нами
раздел обширной монографии польского историка яв-
ляется первым в нашей литературе резким выступле-
нием против германской экспансии на Восток. Собран-
ные им тексты, которые служат доказательством герман-
ских преступлений против славянского мира в средние
века, позднее уже никогда не были представлены в столь
резкой антигерманской форме. Если принять во внима-
ние широкое распространение и большое признание, ка-
ким пользовались труды Шайнохи в польском обществе,
его выступлением следует датировать начало постоянно
повторявшегося с тех пор в польской буржуазной исто-
риографии тона антагонизма в отношении Германии. На
сочинение Шайнохи «Ядвига и Ягайло», как известно,
1 К. Szajnocha, Jadwiga і Jagielio 1374—1412 — Opowiada-
nie historyczne, t. II, Lwöw 1861, str. 10—11. Заслуживает внимания
и общая оценка германского «Дранга нах Остен», данная Шайно-
хой: «При всем том не рок и не какой-то тайный внутренний им-
пульс, а очень понятные внешние причины вели немцев в эту во-
сточную страну: их притягивали туда беззащитность границ, кро-
тость племени, плодородие земли, отсутствие более сильной конку-
ренции».
43

опирался в своем романе «Крестоносцы» Генрик Сенке-
вич, который перенес этот антагонизм из области поли-
тики и историографии в сферу художественной литера-
туры1. А в художественной литературе ему вторили или
даже превосходили его своими антигерманскими наст-
роениями Мария Конопницкая, Люциан Рыдель, Боле-
слав Прус и другие.
Усилению антигерманских настроений в Польше спо-
собствовала политика прусского правительства. В конце
XIX века как с германской, так и с польской стороны
антипольскую политику прусского правительства связы-
вали с историческим «Дрангом нах Остен». Для сторон-
ников «твердой» политики в отношении поляков в Гер-
мании исторический опыт являлся дополнительным идео-
логическим аргументом. Для тогдашних польских
политиков и публицистов установление исторических кор-
ней проводившейся в их время «восточной политики» соз-
давало дополнительные возможности мобилизации поль-
ского народа для самозащиты. В таких условиях под-
держка германского «Дранга нах Остен» или борьба с
ним приобрели исключительное значение2.
1 См. S. М. Kuczynski, Korektury historyczne do Krzyza-
köw Henryka Sienkiewicza, «О Krzyzakach Henryka Sienkiewicza»,
pod red. Jodelki, Warszawa 1958, str. 183—225.
2 Общую оценку идеологической ситуации дает В. Фельдман
(W. Feldman, Dzieje polskiej mysli politycznej 1864—1914,
wyd. 2, Warszawa 1933, str. 175 і in.). Автор оценивает положение
следующим образом: «Зачатки этой идеологии [истребительной по
отношению к полякам идеологии Бисмарка. — Г. Л.] имеют несрав-
ненно более старую датировку: они проявляются в указаниях ряда
прусских деятелей начиная с Фридриха II. В 1848 г. мы слышали
их во Франкфуртском парламенте, потом в звериной теории Бис-
марка, который, находясь в зените своего могущества, стал прово-
дить ее в жизнь. Генетически эта политика Бисмарка была более
гнусной, чем русская. Россия мстила за польские восстания; в
правление Бисмарка польских восстаний против Пруссии не было;
однако «волчье обличье» является чертой национализма, который
начинает с тех пор проникать в германскую философию («перева-
ривание» Иордана превращается в «истребить» Гартмана), в социо-
логию (старый «Дранг пах Остен» преображается в необходимость
экспансии в связи с перенаселением), в литературу, в которой
раньше звучали польские песни (Polenlieder), в политэкономию»,
О росте антагонизма с польской стороны говорится в работе
В. Wiegand, Die antideutsche Propaganda der Polen von 1890
bis 1914, Danzig 1940, а с точки зрения поляков—в известной кни-
ге J. Buzek, Historja ipolityki narodowosciowej rzgdu pmskiego
44

wobec Polaköw od traktatöw wiedenskich do ustaw wyja,tkowych z r.
1908, Lwow 1909.
Раздуванию этой борьбы способствовали биологические теории
«борьбы за существование». Депутат Затлер доказывал в прусской
палате депутатов, что «противоположность между нами, немцами,
и вами, господа поляки, является естественным законом и, таким
образом, не является ни результатом злой воли отдельных лиц, ни
результатом желания оскорбить отдельные части польского народа.
Она прежде всего результат географического расселения обоих
народов. Мы, немцы, не можем позволить, чтобы на расстоянии не-
скольких часов езды от нашей столицы преобладала чуждая нам
национальность. С этой точки зрения вы должны признать, что
мы вынуждены оттеснить эту чуждую национальность как можно
дальше.. наша естественная обязанность — стремиться к тому, что-
бы пруссаки польской национальности не только были хорошими
пруссаками — это их обязанность,-— но чтобы они стали всецело
немцами» (Вuzek, op. cit., str. 260). Лозунг «борьбы за существо-
вание» в социальных и национальных конфликтах восприняла с
польской стороны национальная демократия (эндеки) (Feldman,
op. cit., str. 284).
1 Большое число различных высказываний антигерманского
характера в старой и современной польской историографии собрала
Е. Малечинская (Е. Maleczynska, Problem polsko-niemiecki w
dotychczasowej historiografii polskiej, «Sobotka», 5 (1950),
str. 4—21). См. также W. S о b і e s k i, Szkice historyczne, War-
szawa 1904, str. 239 i. п.; J. К. К о с h a n о w s k i, Poczatki walki
slowiansko-niemieckiej, Warszawa 1901; его же: Nad Renem і nad
Wisla, — Anti'teza dziejowa, Warszawa 1913; его же: Polska w swi-
etle psychiki wiasnej і obcej, Warszawa 1920. Критику взглядов Коха-
новского см. в книге F. Bujak, Studia historyczne i spoleczne,
Lwöw 1924, str. 195 і. п.
В эту борьбу стали все больше включаться профес-
сиональные историки, такие, как Вацлав Собеский, Ян
К. Кохановский и многие другие 1.
Вместе с тем развитие исторических исследований
проливало все больше света на процесс проникновения
германских элементов на славянские земли в отдельные
периоды. Прежде всего здесь следует назвать работы
Вильгельма Богуславского и Казимира Ваховского о
западном славянстве.
Новый толчок историографической полемике дало
восстановление после первой мировой войны независи-
мости Польши и Чехословакии — двух стран, которые
особенно чувствовали на себе последствия германского
«Дранга нах Остен». В Чехословакии это был немецкий
вопрос о Судетах, в Польше — проблема так называемо-
го поморского коридора и германского острова в Во-
сточной Пруссии. Эти ставшие актуальными политиче-
45

ские проблемы не только возбуждали интерес к прошло-
му, но и придавали особую эмоциональную окраску
отдельным фактам этого прошлого.
Из польских историков, интересовавшихся проблема-
ми восточной экспансии Германии, наиболее углублен-
ный анализ ее дал в межвоенный период Казимир Ты-
менецкий 1. Отказавшись в ходе своего анализа от про-
стого суммирования фактов политической истории, он
впервые стал последовательно рассматривать всю проб-
лему на более широком фоне социально-экономических
и культурных явлений.
«Опыт времен неволи,— писал Тыменецкий,— прежде
всего научил нас бояться германского так называемого
«Дранга нах Остен», или «натиска на Восток», прояв-
лявшегося в области как политических явлений, так рав-
ным образом и экономических и в обоих случаях несше-
го польскому элементу угрозу германизации или же
вытеснения его с прежних мест и, наконец, лишения его
того значения и влияния, какие принадлежат ему на соб-
ственной земле. Германский «натиск на Восток», сильнее
всего ощущаемый поляками, которые непосредственно и
в большей, чем иные народы, мере подвергались и под-
вержены теперь его воздействию, столь же хорошо
осознавался противоположной стороной, то есть немца-
ми, и даже выдвигался ими в качестве лозунга. Этот
последний черпал свое обоснование в значительной мере
в прошлом. В прошлом его цель видели в новых завое-
ваниях, о которых в последнее время с германской сто-
роны никогда не переставали думать и к которым не
переставали стремиться с помощью средств, представ-
лявшихся наиболее соответствующими конкретным усло-
виям. Сказанным же объясняется и то, что весь ком-
плекс наших взаимоотношений с немцами в недалеком
и отдаленном прошлом мы привыкли освещать именно
под этим углом зрения, что, кстати, в еще большей сте-
пени присуще самим немцам» 2.
Казимир Тыменецкий очень удачно выступил и про-
тив идеологических аспектов «Дранга нах Остен», обви-
1 См. К. Tymieniecki, Przeszlosc niemieckiego Drang nach
Osten і jego przyczyn, «Straznica Zachodnia», 2 (1923),
str. 193—207.
2 K. Tymieniecki, op. cit., str. 193.
46

нив в возникшей на этой почве путанице главным обра-
зом германскую историографию. Особенно резко высту-
пал он против понимания этой формы экспансии как
некой исторической необходимости, последовательно
проявлявшейся в германо-славянских отношениях. По
его мнению, «во взаимном формировании отноше-
ний между немцами и их восточными соседями видели...
некоего рода имманентную необходимость, определенную
потребность поставить себя вне зависимости от внешних
условий, что приводило в конечном счете к заранее
предопределенным результатам. В итоге приходили к
пониманию хода истории, которое можно определить
единственным словом — детерминизм. Не говоря уже о
том, что такой подход полностью отвечал определенным
политическим тенденциям, следует отметить, что это бы-
ла точка зрения скорее философская, чем строго исто-
рическая, то есть опирающаяся на выводы из отдель-
ных познаваемых фактов. Однако это не может нас
особенно удивлять, поскольку германская историогра-
фия—причем не только та, которая была специально
скроена «ad usum delphini», но и серьезная, в лице наи-
более видных своих представителей,— проявляла в тече-
ние всего XIX, да еще и в начале XX столетия опреде-
ленную, весьма характерную зависимость от немецкой
философской мысли, главным источником которой в
этом случае был прежде всего Гегель»1.
Казимир Тыменецкий обратил внимание на принци-
пиальную противоположность, возникавшую между фи-
лософским (в данном случае идеологическим) и истори-
ческим подходом. Если первый из них опирался на дедук-
тивные основания, то второму был присущ индуктивный
метод мышления, В результате теория о необходи-
мости «натиска на Восток» выводилась именно из этих
философских оснований, носивших метафизический ха-
рактер. По мнению профессора Тыменецкото, «герман-
ская историография в совокупности своей грешила имен-
но недостатком эмпиризма в общем понимании фактов;
именно поэтому она, несмотря на усовершенствованные
исследовательские приемы и большой технический аппа-
рат, которым располагала, весьма легко запутывалась
1 К. Tymieniecki, op. cit., str. 194.
47

в ею же самой расставленной сети метафизических обоб-
щений» 1.
Мнение профессора Тыменецкого до сих пор остается
наиболее близким к действительности историческим по-
ниманием проблемы «Дранга нах Остен» в польской
историографии.
Однако новой чертой этого этапа дискуссии являлось
то, что в нее включались также представители других
дисциплин, в частности социологи. В чехословацкой на-
уке «Дранг нах Остен» подверг тщательному идеалисти-
ческому анализу Томаш Г. Масарик2, а в Польше —
Флориан Знанецкий, Юзеф Халасинский и другие.
Не вдаваясь здесь в подробный разбор этих исследо-
ваний, приведем лишь самые существенные части рас-
суждений Знанецкого.
«Тевтонская экспансия,— писал он,— происходит, как
известно, в трех основных формах, обычно соединяю-
щихся друг с другом: а) военного завоевания, осущест-
вляемого или непосредственно империей, или от ее име-
ни разными авантюристическими группами, или погра-
ничными марками, или, наконец, рыцарскими орденами;
б) культурной пропаганды, связанной с распростране-
нием и упрочением христианства; в) хозяйственной коло-
низации» 3.
Экспансивная мощь германского государства основы-
валась не столько на социальных силах, сколько на мощи
1 К. Tymieniecki, op. cit., str. 194—195.
2 См. T. G. Masaryk, Ceska otäzka, wyd. 1, Praha 1895;
wyd. 5, Praha 1924; его же: Das neue Europa, Berlin 1922; оценку
Грудов Масарика ом. в работе: Zd. N e j e d 1 у, Т. G. Masaryk,
t. I—IV, Praha 1930 і п.
Проблема чешско-германского антагонизма имеет собственную
огромную литературу, рассмотрение и оценка которой выходит за
рамки возможностей нашего обзора. См. литературу, цитируемую в
книгах J. К1 і k, Bibliografie vedecke präce о ceske minulosti za
poslednich ctyficet let, Praha 1935, str. 108 ff.; 25 ans d'historio-
graphie tchecoslovaque 1936—1960, Praha 1960, str. 270 f. О герман-
ских взглядах см. їв работах: Е. Lemberg, Wege und Wandlun-
gen des Nationalbewusstseins, Münster/W. 1934; R. W і 11 r a m,
Das Nationale als europäisches Problem, Göttingen 1954. Полемика
с точкой зрения Масарика содержится также в публикации
R. Nadolny, Germanisierung oder Slawisierung? Berlin (о. J.).
3 F. Znaniecki, Sily spoleczne w walce о Pomorze, «Polskie
Pomorze». t. II: «Przeszlosc і kultura», pod. red. J. Borowika, To-
run 1931, str. 88.
48

государства; отсутствие института государственности у
западнославянских племен ускорило их гибель; только
что организованное польское государство сумело сдер-
жать средневековую германскую экспансию. По мнению
Знанецкого, в сфере социальных групп действуют два
рода сил:
«Одни из них мы можем назвать экспансивными си-
лами; они устремлены к расширению сферы (групповых
действий путем увеличения числа новых членов, уста-
новления новых отношений с другими группами, навя-
зывания собственных культурных ценностей окружению
и руководства деятельностью этого окружения. Проти-
воположные силы, которые мы назовем эксклюзивными,
устремлены к возможно более строгому обособлению от
внешнего социального мира вообще, выражающемуся в
допущении к членству только минимального числа лиц
после длительных приготовлений... уклонении от сопри-
косновения с чужими группами, охране доступа к соб-
ственным культурным ценностям и невмешательстве в
чужие дела» 1.
По мнению нашего социолога, германские народы
уже в средние века вели себя явно экспансивно, тогда
как славянские народы в то же самое время вели себя
эксклюзивно. Лишь в XV веке польский народ приобрел
экспансивные черты. Достигнутое в этот период культур-
ное единство оказалось, однако, недолговечным; шля-
хетская Речь Посполитая, «отождествляя себя с наро-
дом, не допуская активного участия в национальной
жизни других социальных слоев, в силу собственной
эксклюзивности вступала в конфликт с экспансивностью
народа; сужая все больше сферу своих культурных ин-
тересов, она привела к небывалому ослаблению нацио-
нальных сил». В результате в конце XVIII века поль-
ский народ понес наибольшие территориальные потери,
за которыми последовали национальные лишения. Пе-
риод упадка продолжался недолго. По мнению Знанец-
кого, несмотря на условия, создавшиеся в результате
разделов Польши, экспансивные силы народа увеличи-
вались «вследствие того, что растущая буржуазия, а за-
тем рабочий класс и крестьяне начинают принимать ак-
тивное участие в национальной жизни»2.
1 F. Znaniecki, op. cit., str. 91.
2 Ibid., str. 495—496.
49

Следует обратить внимание и на характеристику экс-
пансивных устремлений германского народа в отноше-
нии поляков, которые Знанецкий определяет как «раз-
рушительные». По его мнению, исторический опыт и
многочисленные программные высказывания с герман-
ской стороны дают ему основание утверждать следующее:
«Немецкий народ, представляемый той его частью,
которая действует от имени нации как целого и является
единственно активной во внешних /контактах на Востоке,
стремится к истреблению польского народа, чтобы за
этот счет осуществить экспансию, подобно тому, как это
делали »в средние века тевтонские народы за счет запад-
нославянских народов [то есть полабо-прибалтийских
славян.— Ред.]. Это стремление подразумевает содейст-
вие упадку польского государства, первым шагом к ко-
торому был бы захват Поморья; политическое и эконо-
мическое покорение польского народа путем овладения
его территорией; разрушение социальной структуры поль-
ского народа путем лишения его национальных институ-
тов, необходимых для культурной самодеятельности, и
таким образом низведение его до уровня простонародья;
колонизацию польских земель немецкими эмигрантами,
которые заняли бы в отношении местного населения
исключительное положение; уничтожение традиционной
польской культуры; полную германизацию польского на-
селения» 1.
Можно сказать, что в этом смысле практика гит-
леровской оккупации Польши превзошла «самые сме-
лые» предвидения хладнокровного научного анализа.
В атмосфере взаимного возбуждения в польской и
чешской буржуазной историографии и публицистике, не-
сомненно, рождались взгляды, враждебные всему немец-
кому вообще. В тылу великодержавной запальчивости
делались необоснованные заявления о польской экспан-
сии вплоть до Берлина, хотя даже наиболее скрупулез-
ный собиратель таких высказываний Курт Люк мог со-
слаться лишь на голоса случайных митинговых ораторов
или второстепенных журналистов2. Даже наиболее заин-
1 F. Znaniecki, op. cit., str. 100.
2 См. К. Lück, Der Lebenskampf im deutsch-polnischen Grenz-
raum, Berlin 1942, S. 19 ff.; о других проявлениях психоза «поль-
50

ской опасности» («polnische Gefahr») сообщает Б. Доперала (В. D о -
р і е r а 1 а, Ekonomiczne і demograficzne problemy Pomorza zachod-
niego w swietle niemieckich materialow zrödlowych z lat 1926—1932,
Materialy do dziejow nowozytnych Ziem Zachodnich, t. IV, Poznan
1959, str. 261).
1 См. K. Tymieniecki, Rozrachunek historyczny, «Mysl
Narodowa», 2 (1929), str. 65—66; Z. Wojciechowski, Rozwöj
terytorialny Prus w stosunku do ziem macierzystych Polski, Torun
1933, str. 46.
2 См. A. Brückner, Polska і Niemcy — Uwagi ogölne, «Nau-
ka Polska», l8 (1934), str. VII—XX. В этой статье Александр Брюк-
нер возвращается к идеям, пропагандировавшимся им уже в годы
первой мировой войны.
тересованные в изучении польско-германских отношений
историки, такие, как Вацлав Собеский, Казимир Тыме-
нецкий и особенно Зигмунд Войцеховский, подчеркивали
в межвоенный период—независимо от того, что факты
прошлого настраивали на иной лад,— необходимость
стабилизации существовавших в то время границ1. Гер-
манские буржуазные историки, экономисты, демографы
и публицисты (среди них можно встретить самые значи-
тельные имена немецкой науки) в этом отношении, как
известно, не налагали на себя никаких ограничений.
В то же время в межвоенной Польше не было недостат-
ка в буржуазных ученых такого типа, как Александр
Брюкнер, которые призывали засыпать рвы ненависти и
установить тесное сотрудничество именно исходя из опы-
та прошлого2.
На наш взгляд, ближе других к истине был тогда
Флориан Знанецкий, отмечавший в своем уже упоминав-
шемся выше анализе:
«Этой германской экспансивности польский народ не
противопоставляет ничего равнозначного. Он никоим
образом не стремится к уничтожению германского на-
рода, к его покорению, раздроблению и колонизации.
Он пытается, самое большее, ополячить немецких при-
шельцев на собственной территории и политически поко-
рить лишь столько территории, занятой Германией,
сколько нужно для устранения преград, поставленных
ею на пути расширения его активного участия в делах
всего цивилизованного мира. Отсутствие устремлений к
полонизации Германии, соответствующих устремлениям
к германизации Польши, несомненно, является в изве-
стной мере... признаком ощущения нашей слабости как
51

народа в сравнении с немецким народом. Ведь в поль-
ском народе, бесспорно, существуют течения агрессив-
ного национализма, подобные тем, которые преобладают
в германском народе; они возникли как неизбежная ре-
акция на попытки денационализации, объектом которых
так долго был польский народ. Однако направление
разрушительной экспансии против всего немецкого на-
рода в ответ на разрушительную германскую экспансию,
обращенную против всего польского народа, представ-
ляется — и, по всей вероятности, правильно — нелепой
идеей, не имеющей никаких шансов хотя бы на частич-
ное осуществление»1.
После испытаний второй мировой войны в польской
науке возрос интерес к истории Германии, особенно ин-
терес к ее восточной экспансии. Еще в 1945 году по-
явился серьезный труд Зигмунта Войцеховского по исто-
рии польско-германских отношений, освещаемой им как
десять веков борьбы. Во введении автор уверяет читате-
ля, что, хотя эта книга возникла в годы оккупации, она
была написана «с чувством полной ответственности за
высказанные утверждения, с убеждением, что ученый,
отступающий от основ научной этики, не выполняет за-
дач, возложенных на него обществом»2. Картина поль-
ско-германских отношений, рисуемая в этой книге, со-
ответствует фактам, несмотря на то, что на первое место
в ней, как и следовало ожидать в соответствии с подза-
головком, выдвинулись вопросы борьбы и соперничества.
Страницы книги, особенно заключительные, пестрят не-
малым числом весьма резких определений, понятных
лишь на фоне оккупационных испытаний3. Не раздели-
ли бы мы сегодня и такой вывод книги:
«На место германского «Дранга нах Остен» прихо-
дит эпоха повторного славянского марша на Запад. Кто
этого явления не понимает, не поймет новой эпохи, не
увидит места для Польши в окружающей ее действи-
тельности» 4.
1 F. Z n a n і е с k i, op. cit, str. 100.
2 Z. Wojciechowski, Polska-Niemcy. Dziesiec wiekow
zmagania, Poznan 1945, str. 6.
3 Cm. E. Maleczynska, Problem polsko-niemiecki w do-
tychczasowej historiografii polskiej..., str. 15.
4 Z. Wojciechowski, op. cit., str. 262.
52

Ведь не в том, конечно, заключается ход истории,
чтобы одну зловещую форму экспансии заменять другой.
Ведь возвращение Польши на Одру и Нысу — отнюдь
не результат исторического фатализма или случайного
соотношения сил, а следствие объективных социально-
экономических и демографических преобразований, про-
кладывающих себе путь в этой части Европы по мень-
шей мере с середины XIX века и ускоренных последни-
ми политическими и идеологическими событиями в
XX веке.
С таким же знанием фактов и в том же духе фата-
лизма, что и Войцеховокий, подверг ретроспективному
анализу польско-германскую проблему и видный историк
новейшего времени Юзеф Фельдман. Эту проблему он
причисляет к «гигантским проблемам, от развития кото-
рых зависело положение дел в Центральной и Восточ-
ной Европе на протяжении почти целого тысячелетия...»
Зародыши анализируемой проблемы Фельдман усматри-
вает уже во времена первых выступлений польского го-
сударства на исторической сцене. С тех пор проблема
эта, по его мнению, «так или иначе влияла на истори-
ческие судьбы обоих народов, и ничто не указывает на
то, что в ближайшем будущем она утратит что-нибудь
из своей мучительной актуальности»1. В 1946 году,
когда писалась книга, еще нельзя было предугадать, что
на развалинах старой Пруссии возникнет Германская
Демократическая Республика, которая, опираясь на но-
вые общественные силы, повернет колесо истории в про-
тивоположном направлении и будет рассматривать дру-
жбу с Польшей как один из главных факторов своего
существования.
Фельдман, несомненно, оставался в плену традицион-
ных представлений, когда (отвечая на обвинение, что
польский народ во время последней войны был единст-
венным народом, который воевал не только с нацизмом,
но и с немцами как народом) писал:
«Допустим, однако, что Польша действительно была
единственным народом, который воевал прежде всего с
1 J. Feldman, Problem polsko-memiecki w dziejach, Kato-
wice 1946, str. 9; см. е г о ж e: Antagonizm polsko-niemiecki w dzie-
jach, Torun 1934; его же: Polska і Polacy w sgdach polityköw prus-
kich w еросе porozbiorowej, Katowice 1935; его же: Bismarck a
Polska, Katowice 1938, wyd. 2, Warszawa 1948.
53

немцами. Мы охотно признаёмся в этом. Гитлеризм не
был дичком, искусственно привитым на стволе герман-
ского дерева. Родословная его уходит далеко вглубь.
Элементы национал-социалистского мышления появля-
ются уже у Фихте и Арндта— духовных отцов возрож-
дения Германии в наполеоновскую эпоху, проходят через
сочинения Гегеля и Листа, Лагарда и Трейчке, достигая
полного развития в идеологии пангерманцев. Гит-
леровское движение дорвалось до власти не путем пере-
воротов,— оно пришло к власти легальным путем как са-
мая сильная группировка в рейхе, которая, поглотив
весь мещанский мир, связавшись с тяжелой промышлен-
ностью, втянув в сферу своего влияния элементы, сим-
волом которых был Хорст Вессель, имела полное право
претендовать на представительство немецкого народа.
Основное стремление нацизма — насильственно расторг-
нуть Версальский договор — находило понимание у по-
давляющего большинства немцев. Германские социали-
сты вместе с националистами голосовали в рейхстаге за
постройку броненосца класса «А». Из руководящих кру-
гов «Рейхсбаннера» 1, насчитывавшего около 3 мил-
лионов членов, исходило получившее широкую из-
вестность заявление, что хотя эта организация и не стре-
мится к войне, но в случае ее возникновения хочет эту
войну выиграть. Веймарская Германия ни на минуту не
почувствовала моральной ответственности за развязы-
вание войны 1914 года и за варварские методы ее веде-
ния. И если сегодня немцы сетуют на Гитлера, то от-
нюдь не за развязывание войны, а лишь за ее неудачный
исход. Если гитлеризму удалось так легко навязать Гер-
мании антидемократическую форму власти — разнуздан-
ный национализм и расизм, то произошло это потому,
что все перечисленные элементы испокон веков таились
в германском характере. Борясь со всем немецким,
Польша тем самым метила в его духовную сердцевину,
каковой был национал-социализм»2.
Конечный итог рассуждений Фельдмана еще более
пессимистичен и фаталистичен. Вот как он выглядит в
изложении самого автора:
1 «Рейхсбаннер» («Имперское знамя»)—реакционная герман-
ская организация, членами которой являлись бывшие фронтовики.
Активно боролась с прогрессивными силами Германии. — Прим. ред,
2 J. Feldman, Problem..., sir. 168.
54

«Превосходство нашего понимания германской проб-
лемы состоит в том, что мы не относим всех жестокостей
второй мировой войны на счет одного только гитлеризма.
Мы не верим в существование тех других, добрых нем-
цев, которых подавил Гитлер и которые теперь выбе-
рутся на поверхность и получат власть над людскими
душами. Эту добрую Германию надо еще создать, и
главным условием для этого является преобразование
психики немецкого народа. Путь к этому ведет, несом-
ненно, не через возрождение довоенной мощи рейха.
Здесь интересы Польши совпадают с наиболее жизнен-
ными интересами жаждущего мира человечества»1.
Из этих своих рассуждений Фельдман извлек наконец
практические выводы относительно того, что же следует
предпринять с польско-германской проблемой в дальней-
шем. Он придерживается мнения, что поляки, как никто
другой, являются наиболее подготовленными для того,
чтобы поделиться с миром своим знанием психики гер-
манского народа. Однако эта информация не должна
ограничиваться лишь изображением жестокостей и опу-
стошений, совершенных на польских землях, ее назначе-
ние— показать западным народам политику Германии
на протяжении тысячи лет. Задачей польской науки, пo
его мнению, должно быть раскрытие правдивого облика
средневековой Германской империи в отношении славян-
ских народов. Следует, в частности, выяснить происхож-
дение прусского государства, сорвать лавры с чела
Фридриха II и, наконец, показать роль польского вопро-
са в политике Бисмарка, в период Гакаты 2 и в обеих
минувших мировых войнах.
«Мы обязаны прежде всего вдолбить в сознание за-
границы тот основной факт, что мощь современной Гер-
мании выросла за счет Польши, что поэтому сильно рас-
ширенное в западном направлении польское государство
станет наиболее действенной преградой для германских
начинаний, способных в третий раз ввергнуть мир в ка-
1 J. Feldman, Problem..., str. 169.
2 Гаката— принятое в литературе название националистической
организации «Немецкий союз восточных провинций». Подробнее о
ней см. ниже в статье Юзефа Хлебовчика «Роль польско-герман-
ских отношений в истории германского «Дранга нах Остен» 1795—
1918 годов» (раздел 18). — Прим. ред.
55

тастрофу. Только в свете такого рода пропаганды утвер-
ждение польских границ на Одре и Нысе окажется не
великодушной наградой за испытания войны и оккупа-
ции, а необходимой составной частью нового европейско-
го правопорядка»1.
Мысль историка, как видим, вертится здесь вокруг
взгляда о неизменности природы германской психики и
вокруг убеждения, что выросшие в ходе истории пробле-
мы могут быть разрешены лишь с помощью соответст-
вующих политических мероприятий, направленных про-
тив Германии. На тогдашнем этапе польско-германских
отношений это были не изолированные взгляды, хотя и
существовало повсеместное сознание необходимости вый-
ти за рамки прежних историографических и идеологиче-
ских схем.
Первую попытку представить новую точку зрения на
германское соседство предприняла в 1950 году группа
польских историков, стоявших на почве теории историче-
ского материализма2. Виднейшая их представительница
Ева Малечинская сначала подвергла принципиальной
критике прежние воззрения польской историографии,
а затем сформулировала несколько новых взглядов, из-
ложенных в форме тезисов. С самого начала она пра-
вильно подчеркнула, что польская историография, поле-
мизируя с германской историографией, неоднократно
пользовалась националистическими и даже расистскими
методами изображения прошлого.
«Принципиальным недостатком большинства наших
прежних исторических работ,— гласит тезис второй,—
является молчаливое метафизическое принятие сущест-
вования польско-германского конфликта и антагонизма
как необходимой и само собою разумеющейся вещи и
исследование исключительно отдельных фаз этого кон-
фликта или происхождения его отдельных форм и эта-
пов, а не происхождения самого явления как такового» 3.
1 J. Feldman, Problem.., str. 169
2 Все прочитанные ими на специальной научной конференции
во Вроцлаве доклады (Ст. Арнольд, Е. Малечинская, К. Малечин-
ский, Вл. Чаплинский, К. Пиварский) были опубликованы в жур-
нале «Sobotka», 5 (1950), str. 1—90.
3 Е Maleczynska, Problem polsko-niemiecki w dotychcza-
sowej historiografii polskiej..., str. 22.
56

Интерпретация политических фактов 'без учета эко-
номической и социальной подоплеки польско-германских
отношений неизменно оказывалась недостаточной. Имен-
но поэтому, подчеркивается в четвертом тезисе, «широ-
кое научное исследование польско-германских отноше-
ний в прошлом следует основывать на совершенно но-
вых методологических посылках», то есть на методе
исторического материализма и на базе опыта советской
науки, а также прогрессивной германской науки. Нако-
нец, пятый, в нашем контексте самый важный, тезис
гласит:
«Одной из наиболее срочных задач польской историо-
графии польско-германских отношений является выяс-
нение происхождения польско-германского конфликта
как явления, возникшего в конкретных исторических
условиях минувших эпох и исчезающего в изменившихся
исторических условиях; в особенности выявление связи
происхождения этого конфликта с производственными
отношениями эпохи и отвечающими им стадиями клас-
совой борьбы» 1.
Это как раз та точка зрения, которая получила под-
робное развитие в дальнейших исследовательских реко-
мендациях. Вроцлавская конференция сыграла значи-
тельную роль в освобождении польской историографии
от многолетних националистических наслоений.
Пересмотр традиционной картины польско-герман-
ских отношений зашел так далеко, что один из видных
современных польских писателей, Антоний Голубев, свел
само понятие германского «Дранга нах Остен» к якобы
чисто искусственно созданной историками конструкции,
не имеющей отражения в конкретной исторической дей-
ствительности. Так, он утверждает:
«Этот процесс [перемещения немецкого элемента на
Восток.— Г. Л.] не был, однако, вызван ни какой-то
единой политической программой, ни «спонтанной сти-
хийностью» не умещавшихся в своих границах немцев,
которых якобы с непреодолимой силой двигали на Во-
сток «природная дееспособность» и «биологическая необ-
ходимость».
1 Е. Maleczynska, op. cit., 22—23.
57

Все происходило наоборот: причины процесса были
очень различны, касались разных областей жизни, по-
рою действовали противоречащим друг другу образом,
часто стимулировались польской стороной в соответст-
вии с ее интересами (колонизация, церковь) или в ущерб
этим интересам (крестоносцы, отчасти Силезия). Сле-
довательно, ни о каїком едином «историческом законе»
не может быть речи. Теория «Дранга нах Остен», пы-
тающаяся все эти разнородные причины унифицировать
и, как говорили в определенных германских кругах, обо-
сновать «мистическую необходимость» экспансии гер-
манской «стихии» на Восток, является исторической [ве-
роятно, историографической.— Г. Л.] интерпретацией, а
не историческим синтезом, была создана ad usum теку-
щей политики и принадлежит скорее историософии, чем
историографии. Имманентно она содержит в себе эле-
менты национального или расового превосходства и им-
периалистические цели» 1.
В этом рассуждении, как нам представляется, идео-
логическая действительность спутана с исторической
действительностью. Исторический «Дранг нах Остен»
является действительностью, и трудно отрицать его су-
ществование; бесспорна также его разнородность. Но
от «Дранга нах Остен» как исторического явления над-
лежит, ясное дело, отличать теорию «Дранга нах Остен»
как политическую идеологию, призванную доказать гер-
манскому народу необходимость проведения политики
экспансии на Восток; такая идеология возникла лишь в
XIX веке. Но даже в роли идеологической действитель-
ности эта теория имела двоякое значение: для народов,
подвергшихся германской экспансии, этот термин яв-
ляется историографическим определением, стандартно
и скорее с отрицательным оттенком суммирующим объ-
ективную историческую действительность, для немцев
же, являющихся авторами и инициаторами этой экспан-
сии, он приобретает значение боевого призыва, связанно-
го с исторической песней: «Мы желаем скакать на Во-
сток...» («Nach Osten wollen wir reiten»). В последней,
главным образом гитлеровской фазе исторического
«Дранга нах Остен» к программе была приспособлена
1 А. G о 1 u b і е w, Mit о Drang nach Osten, «Tygodnik Pow-
szechny», 28.II.1960; его же: Polityczny mit czy historyczna prawda,
«Przeglgd Kulturalny», 7.IV. 1960.
58

мифология исторической необходимости. Корни этой
идеологии имеют, однако, свою конкретную обусловлен-
ность и не в состоянии вызвать ни у кого, кроме ее ав-
торов, желания одобрить ее. Выводить процесс «Дранга
нах Остен» из идеологии значило бы, кратко говоря,
поставить всю проблему вверх ногами 1.
В дискуссии со всей прежней историографической и
публицистической традицией прокладывает себе путь
новый взгляд на германскую восточную экспансию. Эле-
менты этой новой точки зрения Казимир Пиварский из-
ложил недавно следующим образом:
«Польские историки никогда не отрицали разнород-
ности причин перемещения немецких элементов на Во-
сток в течение веков. Однако они справедливо указыва-
ли на один из основных элементов этого исторического
процесса, а именно на захватническую экспансию немец-
ких элементов, отчетливо проявлявшуюся уже в средние
века. Это направление экспансии германских феодалов,
которые стремились к покорению, порабощению и под-
чинению славянских земель с целью их эксплуатации,
при общей характеристике исторического процесса мы
определяем как «Дранг нах Остен». Следует подчерк-
нуть, что именно это направление экспансии, предприни-
мавшейся германскими феодалами, светскими и духов-
ными, а затем продолженной прусскими милитариста-
ми, прусскими юнкерами и германскими монополистами
XIX и XX веков, было наиболее опасным и пагубным
для польского народа. Ведь если в течение веков неко-
1 О роли идеологии в осуществлении «Дранга нах Остен» см.
мнение В. Мюллера в примечании на стр. 29. Верно схватывает
существо вопроса также Любоянский, когда пишет: «Поистине не-
отложным делом является конкретное изучение того, когда и каким
образом к этой захватнической политике Пруссии начали приспо-
сабливать определенную политическую программу, когда к этому
историческому течению фактов начали приспосабливать определен-
ную идеологию — идеологию «Дранга нах Остен». Теория «Дранга
нах Остен» вместе с ее мотивировкой («германская цивилизатор-
ская миссия «а Востоке», «природная дееспособность» и т. л.) яв-
ляется искаженным идеологическим отражением действительного
исторического процесса. Отбрасывая идеологическую интерпретацию
этого процесса в понимании германских империалистов, мы не мо-
жем отрицать существования самого процесса» (J. Lubojanski,
W zwigzku z dyskusjq о Drang nach Osten, «Biuletyn Organizacyjny
Towarzystwa Rozwoju Ziem Zachodnich», r. IV, nr. 60/61, 30.XI—
15.XII. 1960, str. 16).
59

торые крестьянские или мещанские германские элемен-
ты селились на этнически польских землях лишь в по-
исках лучших условий существования, то они довольно
быстро подвергались в польском окружении полониза-
ции и, во всяком случае, не представляли угрозы для
польской культуры. Зато экспансия германских имущих
и правящих классов (феодалов — в средние века, прус-
ских милитаристов и германских империалистов — в позд-
нейшие времена) имела целью прочное завоевание
польских земель, их хозяйственную эксплуатацию и со-
циальное подчинение польского населения, подвергаемо-
го эксплуатации и гнету со стороны германских господ,
с чем соединялась проводившаяся в разных формах и с
различной интенсивностью германизаторская кампания.
В этом значении «Дранг нах Остен» отнюдь не миф, а
выражение конкретного исторического процесса, охваты-
вавшего период от эпохи крестовых походов, создания
Тевтонского ордена и Бранденбургского маркграфства
до возникновения прусской монархии Гогенцоллернов и
затем через последующее ее разрастание (и разделы
Польши!) до момента «опруссачивания» Германии, то
есть навязывания всей Германии гегемонии Пруссии и
дальнейшего соединения прусских государственных инте-
ресов с германскими, что придало своеобразный харак-
тер и германскому империализму» 1.
Казимир Пиварский отбрасывает теорию о мнимом
«исконном» метафизическом характере польско-герман-
ских отношений; в то же время он обращает внимание
на предпринимаемую в Федеративной Республике Герма-
нии попытку замазать захватническую суть германской
экспансии и представить ее в форме мирного проникно-
вения немецкого элемента, имевшего якобы целью рас-
пространение западной культуры на славянских землях.
Дискуссия о характере и устремлениях германского
«Дранга нах Остен» в Центральной и Восточной Европе
далека от завершения. Собрано уже огромное число
фактов, показывающих различные формы этой экспан-
сии; однако все еще не хватает систематических по-
пыток представить это явление во всей его полноте. По-
1 К. Р і w а г s k i, Wspölczesna historiografia zachodnionie-
miecka о Drang nach Osten, Zeszyty Naukowe Uniwersytetu Jagiel-
lonskiego, Prace Historyczne, z. 8. (Krakow 1961), str. 78.
60

этому-то и чувствуется потребность в таких обобще-
ниях, которые отражали бы как простое в принципе су-
щество «Дранга нах Остен», так и богатое разнообра-
зие его исторических форм.
4. Характер,
предпосылки и цели «Дранга нах Остен»
В самых общих чертах можно сказать, что герман-
ская экспансия в Центральной и Восточной Европе
проявилась в четырех основных формах: экономической,
демографической, политической и идеологической. Фор-
мы этой экспансии были подчинены общим закономер-
ностям развития общества в данной части Европы, сле-
довательно, их характеризует большая разнородность
типов воплощения и реализации, порою существенным
образом затрудняющих сведение этой экспансии к ка-
кому-то общему знаменателю. Однако прежде всего сле-
дует остерегаться схематизации этого явления в соот-
ветствии с критериями субъективного национализма, ко-
торый придает ему черты преувеличенно положитель-
ные или преувеличенно отрицательные в зависимости
от того, какая сторона ее оценивает — германская или
же славянская. Следует стремиться к выработке объек-
тивных критериев оценки.
Такие критерии, несомненно, существуют. Их можно
почерпнуть исключительно из опыта и из наблюдения
за общим процессом общественного развития, выражаю-
щегося понятием «прогресс». Взаимное демографиче-
ское проникновение, совместное проживание, передача
технического, социального и научного опыта — все это
явления, творчески воздействующие на процесс неустан-
ного преобразования форм существования общества.
Именно поэтому мы можем признать прогрессивной фор-
мой демографического, экономического, политического
или идеологического проникновения все то, что
а) во взаимных связях между отдельными социаль-
ными и национальными труппами служит развитию про-
изводительных сил, а следовательно, способствует
подъему уровня производства и обмена ценностями;
в) движет вперед общественное разделение труда, а
также гарантирует всем участвующим в процессе про-
61

изводства соответствующую их вкладу долю в созданном
общественном продукте;
в) благоприятствует развитию высших форм общест-
венной организации в сфере экономической, политиче-
ской и культурной жизни; наконец,
г) содействует возникновению и созданию новых мо-
ральных и мировоззренческих ценностей, при непремен-
ном условии, чтобы взаимные контакты опирались на
принцип уважения чужих культурных достижений, чу-
жого языка и чужих форм национальной жизни.
Не подлежит никакому сомнению, что во многовеко-
вых связях германского и польского, а также других
славянских народов можно найти немало проявлений
такого положительного вклада германской культуры в
славянскую. Исторические свидетельства на сей счет
бесспорны и очевидны. Славянские земли приняли нема-
ло немецких крестьян, ремесленников, купцов, деятелей
культуры, особенно ученых, которые существенным обра-
зом содействовали развитию экономической, 'политиче-
ской и культурной жизни славянских стран. Трагедия
исторической науки состоит в том, что момент, когда
она приступила к систематизации фактов об этих связях,
непосредственно совпал с возраставшей с обеих сторон
волной национализма и шовинизма, не позволявших
объективно оценить соответствующие явления. С момен-
та, когда за заслуги в прошлом начали выдавать себе век-
селя на оплату в настоящем, само собою разумеющейся
реакцией было яростное сопротивление с другой сто-
роны 1. После того как мы избавились от
оков национализма, перед нами встала большая задача:
дать справедливую и деловую оценку взаимных связей
и влияния. Немцы, приходившие в славянские страны,
находили там отнюдь не нетронутую целину. Только в
условиях далеко зашедшего экономического, социаль-
ного, политического и культурного развития, которых
нередко не в состоянии была гарантировать им собствен-
1 На это указал в своей рецензии на книгу Курта Люка «Не-
мецкие созидательные силы в развитии Польши» профессор Тыме-
нецкий (К. Т у m і е n і e с k і, Niemcy w Polsce, «Roczniki Histo-
ryczne», 12 (1936), str. 198); анализ вышеуказанной проблемы
см. также в других работах Тыменецкого (R. Tymieniecki,
Imperializm niemiecki nа tle imperializmöw swiatowych, «Przeglad
Zachodni», nr 3 (1946), str. 209—237; Zrodla і charakter niemiec-
kiego imperializmu, «Przeglgd Zachodni», II, nr 4 (1946), str. 321—357.
62

ная родина, они могли развернуть свои творческие спо-
собности.
Но кроме этих форм мирного и созидательного про-
никновения, известны также другие, враждебные и реак-
ционные, которые не без оснований определены терми-
ном «Дранг нах Остен».
В противоположность рассмотренной выше созида-
тельной форме германского проникновения «Дранг нах
Остен» означает захватническую форму экспан-
сии, охватывавшей в эпоху феодализма и капитализма
разные скандинавские, балтийские, западнославянские,
восточнославянские и балканские народы. Изучая «Дранг
нах Остен» периода феодализма и капитализма, следует
обратить внимание «а классовый характер этой экспан-
сии. Вина за нее лежит не на всех немцах, которые ког-
да-либо и при каких-либо обстоятельствах оказались на
упомянутых выше землях, а только на тех слоях, кото-
рые стремились к экономической эксплуатации и поли-
тическому подчинению местного населения.
В свете сказанного следует, как нам кажется, обяза-
тельно различать трудолюбивую деятельность немец-
кого крестьянина от паразитической жизни германского
феодала, немецкого ремесленника — от германского па-
триция, немецкого созидателя культуры — от немецкого
германизатора и т. д. Реакционную роль по отношению
к местному населению играли прежде всего германские
имущие классы (феодалы, буржуазия), которые стреми-
лись приобрести любую доступную их захватническим
действиям форму земельной ренты, предпринимали опу-
стошительные военные походы на славянские земли с
целью закабаления местного населения и навязывания
ему даней, податей и налогов, в корыстных целях ис-
пользовали разницу в уровне производительных сил
между районами экономически неразвитыми и ушедши-
ми вперед, которые, наконец, тормозили развитие мест-
ных производительных сил и сохраняли в состоянии за-
стоя и без того отсталые производственные отношения в
деревне и в городе. Столь же реакционную роль играли
эти классы в отношении местного населения и с полити-
ческой точки зрения, побеждая и уничтожая порою в
зародыше создававшиеся государственные организмы на
полабских, прибалтийских, а также балканских землях
или же с помощью различных форм внешней и внутрен-
63

ней агрессии задерживая происходившие в его среде объ-
единительные и освободительные процессы, особенно в
XIV и XV, а также в XIX и XX столетиях 1.
Захватнический, классовый и колониальный характер
германского «Дранга нах Остен» в эпоху феодализма
и капитализма бесспорен. Нередко пытаются ограничить
его хронологические рамки лишь эпохой капитализма и
даже периодом империализма. Однако такой подход —
результат крайне поверхностного анализа данного явле-
ния, прежде всего неумения вскрыть классовый характер
«Дранга нах Остен». Уже с момента, когда экспансия на
Восток стала опираться на классовые основы, она при-
обрела захватнические и колониальные черты. По мере
классового расслоения и обострения классовых конфлик-
тов в многонациональном масштабе эта экспансия об-
ретала свою силу и динамику. Капитализм, стало быть,
принес определенное усиление некоторых черт «Дранга
нах Остен», но суть последнего осталась неизменной.
В период капитализма и империализма произошло лишь
обострение истребительных форм, проделавших эволю-
цию от культурного и национального уничтожения (де-
национализация) до физического истребления (геноцид
в концентрационных лагерях). Иначе говоря, если в
средневековой экспансии преобладали элементы стихий-
ности, то в ее новейших формах — черты организации и
планирования. Если Фридрих II Прусский и Иосиф II
были только германизаторами, а Людендорф планиро-
вал выселение, то Гитлер осуществлял свою политику с
помощью геноцида 2.
Каждой фазе развития восточной экспансии сопут-
ствовала своеобразная идеология, задачей которой было
вооружить захватчиков соответствующей теорией. В ре-
зультате на службу этой экспансии ставились самые
1 Мы не можем входить здесь в существо этой большой -исто-
риографической проблемы, которая еще ждет своего решения, хотя
уже и изучается во многих работах как польских и чешских, так
и германских историков.
2 Германизаторские устремления были свойственны не только
прусскому государству. История габсбургского государства также
имеет в этом отношении печальные страницы. В самой общей фор-
ме об этом см. W. Feldman, Dzieje..., str. 51 і n.; J. В u z e k,
Historia polityki narodowosciowej..., passim.; относительно идеи вы-
селения см. I. G e і s s, Der polnische Grenzstreifen 1914—1918 —
Ein Beitrag zur deutschen Kriegspolitik im ersten Weltkrieg, Histo-
rische Studien, Lübeck — Hamburg 1960, S. 378.
64

различные идеи — от самых благородных до предель-
но низменных. В эпоху раннего средневековья «политику
территориальной экспансии, завоеваний и захватов при-
крывала идеология распространения христианской веры
и обращения язычников; в XII и XIII веках она при-
обретает характер крестоносной идеологии, под сенью
которой занимались своей завоевательной деятельностью
крестоносцы и меченосцы в Пруссии и Прибалтике.
В средние века удобной ширмой для завоеватель-
ной политики были различные социально-правовые
доктрины, опиравшиеся на ленное право; в его рамки
укладывалась доктрина имперского универсализма, на
основе которой носители ее ставили в зависимость от
себя различных славянских князей, а также распоряжа-
лись языческой землей, как terra nullius. На помощь
этой имперской доктрине спешила, несмотря на свой за-
частую оппозиционный характер, доктрина папского уни-
версализма. В доктрине универсализма черпали свои
полномочия для завоеваний и доказательства «законно-
го» характера своих захватов различные мелкие герман-
ские маркграфы и князья пограничных районов.
Серьезную роль в завоеваниях и захватах славянских
областей играла патримониальная доктрина, рассматри-
вавшая государство как собственность династии; она да-
вала многочисленным германским князьям и монархам
возможность использовать родственные связи для вы-
движения наследственных претензий на Поморье, Силе-
зию, Чехию и Венгрию. Наибольших успехов в этой ди-
настической политике добивались Люксембурга, Габс-
бурги и Гогенцоллерны. Однако ясно, что не доктрина, а
обслуживаемая ею машина феодального государства со-
здавала новое соотношение политических сил.
В эпоху Просвещения для оправдания захватов на-
чали выдвигать интересы государства (Staatsräson), ко-
торые стали философским фиговым листком для полити-
ки насилия в отношении более слабых соседей 1. В ту
эпоху во все большем масштабе стала применяться
историческая аргументация как одна из основ правового
обоснования захватов. Впервые ее применил Людо-
вик XIV при округлении восточных границ французского
1 См. F. Meinecke, Die Idee der Staatsräson in der neueren
Geschichte, 3. Aufl., München 1929.
65

государства (reunions). Воспользовался ею и Фридрих II
Прусский, пытаясь юридически обосновать захват Во-
сточного Поморья в 1772 году1.
В XIX и XX веках, которые не без оснований можно
определить как период развития историзма, историче-
ская аргументация прочно входит в арсенал политиче-
ской идеологии. Субъективно подбираемые ловкими
историками факты открыто используются для обосно-
вания любого произвольного политического тезиса.
В особенности изобилует ими германская буржуазная
политическая мысль, которой приходилось и сейчас еще
приходится изворачиваться, чтобы как-то оправдать
факт господства Пруссии и Австрии над порабощенны-
ми славянскими и венгерским народами.
Здесь стоит остановиться на некоторых из этих
взглядов, так как они отнюдь не исчезли с распадом аг-
рессивных габсбургской и прусской монархий, их и
дальше продолжают пестовать в определенных заинтере-
сованных в них политических и научных центрах. Впро-
чем, в этом отношении польский национализм не отли-
чался от немецкого.
Наибольшую «дидактическую» роль в выработке со-
ответствующего политического сознания следует припи-
сать теории давности оседания германцев и немцев в
Центральной и Восточной Европе. Эта теория призвана
показать старшинство германской колонизации по срав-
нению со славянской в данной части Европы и тем са-
мым оправдать завоевания, осуществлявшиеся Герма-
нией на этой территории в эпоху империализма. Из тео-
рии давности непосредственно выводится теория непре-
рывности немецкой колонизации, которая, якобы начи-
наясь непосредственно с древнегерманской колонизации
(Urgermanentheorie), проходит ряд промежуточных эта-
пов в форме нескольких поочередно следующих друг за
другом волн германской колонизации в средние века и в
новое время. Колонизация эта, согласно националисти-
ческой германской историографии, охватывает букваль-
но всю Восточную Европу вплоть до Урала. Тем самым
услужливая историография поставляла своим хозяевам
«достаточные основания» для распространения власти
1 См. В. Schumacher, Die staatsrechtliche Begründung der
Erwerbung Westpreussens durch Friedrich den Grossen und der
Deutsche Orden, «Altpreussische Forschungen», 11 (1934), S. 97 ff.
66

германского государства на земли, якобы занятые ког-
да-то немецкими колонистами.
Теории давности и непрерывности стоят у колыбели
теории движения на Восток (Ostbewegung), являющего-
ся якобы закономерностью германской истории. Из архи-
ва истории извлекаются сведения о судьбах различных
германских народов, таких, как готы, гепиды, герулы,
бургунды, варны, вандалы, которые, как хорошо известно,
являются выходцами из Скандинавии и не имеют ничего
общего с позднейшими немецкими племенами. Хорошо
известно и другое: некогда эти народы в ходе своих пе-
реселений появлялись в районах между Балтикой, Чер-
ным морем и Придунайской долиной, пока не двинулись
на территорию Италии, Франции, Испании и Северной
Африки. В работах некоторых националистически на-
строенных историков временное пребывание этих гер-
манских народов на славянских землях представляется
более важным аргументом в пользу принадлежности
этих земель немецкому элементу, чем бесспорные факты
исконного (пребывания на тех же землях их настоящих
хозяев, то есть балтов и славян. Эти историки не только
не желают видеть качественного различия между наз-
ванными германскими племенами и позднейшими немца-
ми, мелкие группы которых в средние века и в новое
время появились на славянских землях, но не замечают
и существенной разницы между заселением эпохи пер-
вобытного общества и колонизацией периода феодализ-
ма и капитализма. У переселений народов в эпоху пер-
вобытного общества отсутствуют основные элементы
колонизации, а именно стабильность и оседлый образ
жизни. Подвижность этих народов диктовалась тогдаш-
ним уровнем развития производительных сил (пастуше-
ство, подсечное земледелие) и общества (военная
демократия). В результате этого нормальной с этниче-
ской точки зрения формой колонизации было в тот пе-
риод сопроживание, то есть совместное проживание на
одной и той же территории различных групп населения.
Демографическая же экспансия в средние века и в но-
вое время выступала либо в форме завоевания, которое
несло с собой навязывание местному населению мало-
численного нового господствующего слоя, либо в форме
колонизации, характерной чертой которой являлся ло-
кальный и рассеянный характер нового заселения. В этих
67

условиях изменение демографических отношений, как
правило, было связано с германизацией местного населе-
ния. Германизация населения также принадлежала к
постоянному арсеналу средств прусской и австрийской
национальной политики.
Рассмотренные выше теории имели целью успокоить
совесть Германии XIX и XX веков относительно закон-
ности захватов и обоснованности денационализаторских
мероприятий германской буржуазии и юнкерства на
территории Центральной и Восточной Европы. Однако
исторические аргументы воспринимались лишь некоторы-
ми умами; другим больше импонировала аргументация
«с позиции силы», с позиции чистой мифологии.
Аргументы с позиции насилия черпались из естест-
венных, в частности биологических, наук. Сюда следует
причислить убеждение в превосходстве германской расы
над всеми другими, породившее теорию гегемонии, в со-
ответствии с которой германцы, то есть немцы, призваны
господствовать над низшими расами, то есть прежде
всего над славянами. Для подкрепления этой «теории»
было собрано множество биологических и исторических
«доводов»; в ее прокрустово ложе были втиснуты различ-
ные, ничем не подтвержденные сообщения о «норман-
ских» корнях древнерусского, польского и даже чешско-
го государств. В близком соседстве с расовой теорией
находится геополитическая теория, призванная мотиви-
ровать с помощью географических аргументов террито-
риальную экспансию Германии в Восточной Европе. К
ней в свою очередь была пристегнута «пространственная
политика» («Raumpolitik») германского государства,
задачей которой должно было быть обеспечение соот-
ветствующего «жизненного пространства» («Lebens-
raum»).
К этим теориям непосредственно примыкают теории,
называемые мною мифологическими, поскольку известно,
что между примитивным естественным, механистически-
материалистическим и мифологическим мышлением су-
ществует непосредственная связь. Так, из убеждения в
расовом и социальном превосходстве немцев выводится
в свою очередь теория цивилизационной молодости, ко-
торая в зародышевом виде была сформулирована еще
Гердером и, будучи затем перенесена на почву практи-
ческой политики, получила распространение не только
68

среди немецких, но также и среди славянских буржуаз-
ных исследователей 1. Сторонники этой теории, приняв
ее как одну из попыток объяснения действительно су-
ществовавшей разницы в уровнях цивилизации и куль-
туры германо-романского и славянского миров, уже на
рубеже XVIII—XIX веков начали смотреть на германо-
славянские отношения с точки зрения распространения
христианской культуры, вообще западной культуры на
Востоке. Теория исторической миссии западноевропей-
ских народов по распространению культуры среди от-
сталых народов нашла в эпоху колониализма широкое
признание именно в буржуазных кругах господст-
вующих народов, ибо она давала моральную основу для
осуществления политической и экономической власти и
злоупотребления ею якобы во имя благородных идеалов
прогресса и развития. Применительно к германо-славян-
ским отношениям эта миссия именовалась культуртрегер-
ством (Kulturträgertum), причем если в германских идео-
логических кругах в это определение вкладывался по-
ложительный смысл, то в славянских оно быстро при-
обрело отрицательное значение. Подобного рода тео-
рии еще и поныне не утратили своей актуальности, с
той лишь разницей, что в наше время больший упор де-
лается на оборонительный характер таких выступлений,
предпринимаемых якобы во имя защиты западного ми-
ра от напора материалистической и большевистской
социально-политической идеологии 2.
Все эти мифологические теории лишены убедительной
деловой основы и опираются преимущественно на непо-
нимание связей, существующих между уровнем развития
производительных сил и уровнем культуры соответствую-
щего общества. В данном случае речь идет не столько
о научном анализе этой сложной проблемы, сколько о
ее политическом звучании, ибо существенно то, что все
эти теории, вместе взятые, используются для обоснова-
ния агрессивной, захватнической и колонизаторской по-
литики феодальной и капиталистической Германии в
отношении славян. В том же смысле они являются ти-
пичным идеологическим дополнением конкретной поли-
1 См. В. Schumacher, op. cit, S. 97 ff.
2 См. J. Lubojanski, W zwia.zku z dyskusjg о Drang nach
Osten, str. 9 і п.
69

тики «Дранга нах Остен», осуществлявшейся в течение
многих веков среднеевропейской истории.
5. Резюме
Беглый обзор ведшейся до сих пор дискуссии по про-
блеме германской восточной политики показал не толь-
ко коренное расхождение взглядов по поводу ее суще-
ства, но также большую сложность основных ее аспек-
тов. Только комплексное исследование всех проявлений
восточной экспансии Германии может привести нас к
новому взгляду на проблему в целом. Во всяком случае,
униформистская точка зрения на эту экспансию не мо-
жет удержаться, ибо она включает как формы проникно-
вения, которые полностью вмещаются в рамки соседских
отношений отдельных народов и заслуживают положи-
тельной оценки, так и элементы, которые выходят за
рамки добрососедских отношений и заслуживают отри-
цательной оценки. Их различение должно быть исход-
ным пунктом для дальнейших дискуссий на указанную
тему.

Ян Домбровский
Польская политика и натиск
германского феодального мира
на Чехию и Венгрию в средние века
Натиск германского феодального мира на его восточ-
ных соседей приобретал различные формы, но никогда
не утрачивал своей главной сути. Формы эти зависели
прежде всего от изменений в германской политике, вы-
званных в свою очередь социально-экономическими пере-
менами, которые происходили в Германии. На началь-
ном этапе, продолжавшемся до конца XII века, над эти-
ми формами довлела тенденция к расширению террито-
риального суверенитета империи. Именно она и прида-
вала указанному «натиску на Восток» основное направ-
ление и размах.
Складывание трех граничивших с Германией на во-
стоке государств — Чехии, Польши и Венгрии,— в основ-
ном завершившееся во второй половине X века, при-
шлось как раз на начальный этап этого натиска, и, по
всей вероятности, именно оно-то в значительной мере
способствовало усилению германских экспансионистских
тенденций на Востоке. Росту последних благоприятство-
вала победа немцев над венграми в 955 году. Герма-
ния, которой до этого грозила венгерская опасность, не
только возобновила свой нажим на Восток, вдоль линии
Дуная, закрытой с момента поражения, понесенного ею
под Иннсбруком (907 год) и уничтожения Восточной
марки венграми, но и усилила свое давление на севере,
между Балтийским морем и чешскими горами. Усиле-
нию этого нажима способствовало то обстоятельство, что
верховенства в Германии добились саксы, для которых
экспансия за Лабу и Салу была равнозначна их усиле-
нию и расширению территории за счет славян. Следст-
вием битвы на реке Лех был большой поход на полабо-
71

прибалтийских славян, принесший немцам победу на
Рекнице (955 год). Эта победа была лишь началом ши-
рокой германской акции, руководимой главным образом
маркграфом Героном и продолжавшейся до 963 года.
Вслед за этим германский натиск коснулся непосредст-
венно границ Польши.
На протяжении всей второй половины X века захват-
нические германские устремления на Востоке встреча-
лись с не координированным еще сопротивлением сла-
вянских и венгерских сил. В принципе основной целью
этого натиска было постоянное стремление подчинить
земли на Востоке императорскому суверенитету, хотя,
как свидетельствует пример Чехии и полабских славян,
сначала планировалось включение их непосредственно
в границы германского государства. Сопротивление, с
которым Германии пришлось столкнуться, и такая мощ-
ная реакция, как восстание полабских славян в 983 году
после поражения Оттона II в Италии, а также заверше-
ние формирования венгерского и польского государств
на рубеже X и XI веков, их большие территория и силы,
значительная удаленность от германских исходных баз —
все это исключало как Венгрию, так и Польшу из воз-
можных планов непосредственного поглощения их Гер-
манией 1.
Со всей беспощадностью захватнические тенденции
Германии проявились, как известно, в отношении полаб-
ских славян и в меньшей степени в отношении Чехии.
Непосредственная близость Германии и отсутствие силь-
ного государственного организма у полабских славян
позволили немецким феодалам осуществлять свою поли-
тику путем насаждения на пограничных славянских
землях немецкого населения, защищаемого с помощью
систематических военных походов, созданных здесь кре-
постей и связанной со всем этим политикой, принуждав-
шей местных жителей принимать христианство. Воен-
ные походы вели к уничтожению и истреблению славян-
ского населения, что открывало простор для германской
колонизации. Чехия, правда, уклонилась от такого на-
1 См. J. Dgforowski, Studia nad poczatkami panstwa polskie-
go, «Rocznik Krakowski», 34 (1958), str. 3—58; см. также: К. Т у -
mi en і eck i, Dzieje Niemiec do poczatku ery nowozytnej, Poznan
1948, str. 168 і n.; G. L a b u d a, Fragmenty dziejöw Slowianszczyz-
ny Zachodniej, Poznan 1960, str. 205 і n.
72

тиска как путем принятия христианства, так и посред-
ством признания германского суверенитета, а затем и ча-
стичного сотрудничества с Германией в борьбе не только
с Венгрией, но и со славянами (участие в походе на сла-
вян в 955 году). Немецкий нажим на Чехию был слабее
еще и потому, что Германия нуждалась в ней для соб-
ственной защиты с востока, где могла (возродиться вен-
герская опасность.
На существование этой угрозы указывало прежде
всего медленное развитие баварской экспансии вдоль
линии Дуная, ведущей в плодородную венскую низину и
к Моравским полям. Это продвижение действительно
было крайне медленным, если учесть, что к 983 году
была достигнута только река Трайзен, позднее Венский
лес и лишь затем — уже в первой половине XI века —
Литава и Морава, хотя и здесь граница не была посто-
янной; еще в 1030 году она отодвинулась на западную
окраину Моравских полей и реку Фишу. Не подлежит
сомнению, что ликвидация венгерского господства в бо-
лее северных районах, то есть в Моравии, шла отнюдь
не быстрее, и это господство держалось довольно долго
в долине Моравы, составляющей главную часть Мора-
вии, тогда как западная и особенно северо-западная,
горная, слабо заселенные части Моравии представля-
ли собой своего рода буфер, прикрывающий Восточную
Чехию и восточночешское Либицкое княжество. Нет ни-
каких данных о чешском продвижении в этом направле-
нии в X веке. Нет также ничего удивительного в том, что
мнимо «бесхозная» Моравия вскоре, в XI веке, стала
не полем совместных действий, а предметом спора между
Польшей и Чехией.
Начальный этап польской политики по отношению к
Чехии, несомненно, следует представлять себе иначе, чем
это обычно делается, когда его по традиции связывают
с принятием Польшей христианства при чешском посред-
ничестве 1. Необходим, как нам кажется, пересмотр этого
взгляда прежде всего потому, что принципиальной осно-
вой дальнейшего развития государства Мешко I была
необходимость перехода к новым социально-экономиче-
ским и политическим формам. Такое развитие стало воз-
1 См. взгляды Тадеуша Лер-Сплавинского и Зигмунта Вой-
чеховского, нашедшие отражение в коллективной работе «Polska-
Czechy. Dziesigc wieköw sa,siedztwa», Katowice — Wroclaw 1947.
73

можным только благодаря экономической и социальной
дифференциации тогдашнего польского общества, кото-
рая происходила и до принятия христианства, без вся-
кого влияния со стороны Чехии. Брак Мешко с чешской
княжной Добравой являлся в этих условиях скорее
следствием, чем причиной решения Мешко; этот брак
вызывался теми же мотивами, что и приглашение мис-
сионеров из романских стран, к которому прибегали, что-
бы избежать необходимости призывать немцев. Аргумен-
тов, свидетельствующих о чешском влиянии на раннее
христианство в Польше,— как показано мною в другом
месте — гораздо меньше, чем это по традиции, без де-
тального рассмотрения имеющегося материала, считает
значительная часть наших языковедов 1.
Польско-чешское сближение, наблюдаемое в начале
правления Мешко I и наиболее ярко проявившееся в
967 году, когда Болеслав Чешский оказал Мешко по-
мощь в войне с волынянами, вовсе не имело антигерман-
ского характера, точно так же как использование Поль-
шей и Чехией антагонизма между Генрихом Баварским
и Оттоном II косвенно вело самое большее лишь к нейт-
рализации германских действий на Востоке. Сближение
было в конце концов сорвано из-за спора о неназванном
в источниках «regnum». Впрочем, эта ссора является
лишь одним из проявлений расхождения между Поль-
шей и Чехией в их политике по отношению к Гер-
мании. Основная причина этого расхождения коренилась
в принципиально различном отношении Чехии и Польши
к Германии.
Чешские Пшемыслиды, которые стремились к объе-
динению Чехии, а затем к присоединению к ней Мора-
вии, в принципе стояли на почве признания принадлеж-
ности Чехии к империи2, стремясь лишь добиться воз-
можно лучших для себя условий в империи, а также
получить германскую помощь для осуществления своих
завоевательных планов. Эта позиция была результатом
1 См. J. D a b r о w s k i, op. cit.
2 См. J. В. Novak, Idea cisafstvi Rimskeho a jeji vliv na po-
cätky ceskeho politickeho myäleni, «Cesky casopis historicky», 30
(1924), str. 1—18; в ином по сравнению с Новаком свете показывает
в последнее время чешско-германские отношения 3. Фиала (Z. F і а -
1 a, Vztah ceskeho statu k nemecke fisi do pocatku 13. stoleti, «Sbor-
nik historicky», 6 (1959), str. 23 і n.).
74

горького опыта, приобретенного Чехией в первой поло-
вине X века, следствием неудачных попыток сопротив-
ления германскому суверенитету, силой навязываемому
Чехии 1.
Иначе обстояло дело с Польшей и Пястами. Политика,
которую проводил Мешко в отношении Германии, сво-
дилась к признанию германского суверенитета только
в случае крайней необходимости и к освобождению от
него при первой благоприятной возможности. Такая
политика, применявшаяся с успехом прежде всего бла-
годаря географическому положению Польши и наличию
значительно больших, чем у Чехии, возможностей сопро-
тивления, настолько упрочила мысль, что сохранение го-
сударственной независимости является делом реальным
и возможным, что именно эта идея стала основой дея-
тельности Пястов в отношении империи на протяжении
почти двух столетий. Уже со времени Мешко I передачей
государства актом «Dagome judex» под защиту папской
курии и одновременным стремлением к основанию соб-
ственной метрополии2 Пясты включили в эту политику
элемент, не игравший никакой роли для Чехии, а именно
использование папского покровительства для защиты от
непосредственного давления со стороны Германии. При
тогдашней зависимости папства от империи это покро-
вительство, правда, не могло быть очень сильным, одна-
ко оно не подвергало отношения между Польшей и им-
перией риску конфликта и вместе с тем позволяло при-
обрести ряд политических выгод. Основы такой поль-
ской политики в отношении Германии, диктовавшиеся
положением и политическими условиями Польши, были
сформулированы уже Мешко. Конечные выводы из них
сделал Болеслав Храбрый, разработавший целую про-
грамму контактов с соседями на базе их отношения
к Германии.
Основной и главной была при этом его чешская про-
грамма. Разумеется, у нас нет никаких данных, которые
позволяли бы приписывать Болеславу план создания
единого большого западнославянского государства, тем
более что включение в его состав полабских славян при
1 См. Fr. D v о r n i k, The Making of Central and Eastern
Europe, London 1949.
2 Речь идет об основании в 1000 г. Гнезненского архиепископ-
ства. — Прим. ред.
75

их тогдашнем отношении к феодальному миру —в рав-
ной степени к Германии и к Польше — предвещало такой
же оборот дел, как в войне Карла Великого с саксами:
настоящим победителем и, во всяком случае, тем, кто по-
жинал плоды, была бы Германия. Раннефеодальная
польская монархия должна была в этих условиях видеть
наиболее реальный путь к усилению лишь в приобрете-
нии земель, стоявших на том же и, вероятно, даже на
более высоком уровне феодального развития. Таковы-
ми могли быть чешские земли. К действиям в этом на-
правлении толкала Болеслава Храброго общая ситуа-
ция, сложившаяся в Центральной Европе после смерти
Отгона III, и крах его политической программы. Про-
грамма Оттона III, как известно, представляла собою
исключение в прямолинейной германской политике, це-
лью которой было подчинение соседей, в особенности
только что возникших на восточной границе импе-
рии государств, и предполагала создать для них — хотя
бы теоретически — равное с другими положение, при-
бегнув к возвышению правителей этих государств в фео-
дальной иерархии путем их коронации, осуществленной
с согласия папы. Чувство разочарования, которое при-
шлось испытать Болеславу Храброму, не добившемуся
подобного возвеличения, хотя его получили правители
Венгрии, могло лишь поощрить его к тому, чтобы огра-
дить себя перед лицом возобновленной Генрихом II по-
литики предшественников Оттона III1 посредством при-
обретения политических гарантий, высвобождения Че-
хии из-под власти империи и объединения ее с Польшей,
что должно было в итоге обеспечить ему политическую
независимость от Германии.
Распря Болеслава Рыжего с крупными чешскими
феодалами, значительная часть которых выступила про-
тив него, послужила Храброму, который, несомненно,
имел среди них сторонников (хотя, как оказалось, толь-
ко временных), основанием для захвата власти в Чехии
непосредственно в свои руки. Однако дальнейший ход
1 Взгляды о далеко зашедшей зависимости Польши и Венгрии
от империи развивал в своих многочисленных работах А. Бракман
(А. Brackmann, Gesammelte Aufsätze, Weimar 1940). Критику
этих взглядов с точки зрения венгерской науки дал И. Дьер
(J. Deer, Die Entstehung des ungarischen Königtums, «Otsmittel-
euroipäische Bibliothek», Nr 38, Budapest 1942).
76

событий показал слабость социальной базы, на которую
опирался Храбрый, и привел к более тесному сближению
чешских феодалов с Пшемыслидами, которые более от-
вечали их интересам, чем сильный и независимый пра-
витель Польши. И хотя Храбрый в дальнейшем не отка-
зывался от соглашения с Чехией, чешские силы, как и
часть полабских славян, сражались в ходе польско-гер-
манских войн на стороне Генриха II.
Результатом такого развития событий явился пово-
рот Болеслава в сторону Венгрии. Это нелегко было
сделать. Польско-венгерские отношения вначале скла-
дывались очень трудно. Предание об Аделаиде-Белекне-
гине оказалось поколебленным в свете венгерской кри-
тики. Брак Храброго с венгеркой не принес политиче-
ских результатов, а его домогательства на корону Вен-
грии привели к еще большему напряжению во взаимных
отношениях. Однако участие значительных венгерских
подкреплений в походе 1018 года является доказатель-
ством того, что отношения с Венгрией стали более тес-
ными— может быть, в результате того, что в Польше
укрылся Бесприм, сын изгнанной венгерки 1. Сам по
себе этот факт, вероятно, не имел бы серьезного значе-
ния, если бы при Мешко II польско-венгерское сотруд-
ничество в борьбе с германским натиском не вылилось
в самые решительные формы. Базой для этого, несомнен-
но, стали успехи процесса феодализации Венгрии во
второй половине правления короля Стефана, когда этот
процесс стал настолько интенсивным, что вызвал силь-
ную реакцию варварских элементов, защищавших быст-
ро ликвидируемый племенной строй и представленных
даже в правящей династии. Одинаковые внутренние ор-
ганизационные итоги правления Болеслава и Стефана,
получение Болеславом королевской короны, устраняв-
шее старые неприятности 1000 года2, пришлись как раз
на тот момент, когда Польша и Венгрия оказались перед
лицом одной и той же опасности.
Распространенное у нас, в Польше, понимание собы-
тий, сопровождавших смену на польском троне, при
ближайшем рассмотрении оказывается не всегда вер-
1 См. В. Ноman, Magyar törtenet, t. 1, s. 245.
2 В литературе высказывалось мнение, что королевская корона,
предназначавшаяся в 1000 г. Болеславу I, досталась Стефану I.—
Прим. ред.
77

ным. Смерть Генриха II, устранившая трудности на пути
Храброго к коронации, трактуется как благоприятный
факт. Неудачи Польши во времена Мешко II приписы-
ваются в большей степени тому, что он не обладал ка-
чествами своего отца. Этот взгляд излишне упрощает
проблему. Сторонники такого подхода забывают о том,
что в лице Конрада II на императорском троне очу-
тился политик, гораздо более опасный для соседей, чем
Генрих II. Это Конрад II доказал как своей программой,
так и своими военными и политическими действиями.
Саксонская династия в его лице выступила с програм-
мой более несомненного, чем раньше, стремления к рас-
ширению суверенитета Германии как на востоке, так и
на западе. План возврата к каролингской традиции при-
обретал при дворе Конрада своеобразные формы. Речь
шла в нем о подчинении не только Италии, но также
Франции и Венгрии, то есть государств, созданных на
территории, находившейся некогда под каролингской
властью, и, наконец, о проникновении в Польшу 1.
Овладение Бургундией доказало, что эта програм-
ма по меньшей мере не лишена шансов на успех, а при-
менение ее к Польше и Венгрии поставило оба эти госу-
дарства перед чрезвычайно трудными проблемами. Сов-
местные их действия против Германии, очевидные по
ходу событий, пока еще недостаточно выяснены. С вес-
ны 1028 года Мешко II вел войну с Германией, начатую,
скорее всего, для того, чтобы предупредить имперские
приготовления. Император предпринял в 1029 году не-
удачный поход на Польшу, особенно на Будишин. Со-
трудничавшие с ним чешские силы нанесли Польше чув-
ствительный удар; князь Бжетислав овладел в 1029 году
Моравией, лишив свободы действий размещенные там
польские и венгерские гарнизоны и дойдя вплоть до Ост-
ригома (Эстергома). Из приведенных фактов можно
сделать вывод, что между двумя государствами уже
существовал оборонительный союз против Германии, в
соответствии с которым Стефан Венгерский и послал
Мешко II подкрепления, которые должны были помочь
1 Подробнее об этом см. в работах: В. Homan, op. cit.,
Н. Вresslau, Jahrbücher des deutschen Reiches unter Konrad II.,
Bde. I—II, Leipzig 1879—1884; K. Tymieniecki, Dzieje Nie-
miec..., str. 292 і n.
78

Польше, атакованной императором со стороны Лужиц,
прикрыть ее фланг в Моравии. Чешская атака на Мора-
вию была лишь подготовкой большого имперского похо-
да на Венгрию, который начался около 1 июля 1030 го-
да. Поводом для похода было, кроме стремления разор-
вать венецианско-венгерские связи, нежелательные для
Германии, прежде всего стремление превратить Венгрию
в имперский лен. Стефан применил в отношении герман-
ского нашествия тактику, аналогичную той, к которой
прибегали правители Польши, встречаясь с превосходя-
щими силами феодального немецкого рыцарства. Отсту-
пая под натиском более сильного противника, он отошел
в болотистые места за озером Фертё в долинах рек
Рабы и Рабки и нанес там немцам настолько тяжелый
урон, что император начал отступление; в то же самое
время часть венгерской конницы, проникнув в тыл им-
перских войск, овладела Веной (впервые упоминаемой в
этой связи в источниках как малозначительный еще на-
селенный пункт), что способствовало еще более быстро-
му отступлению имперских войск. В результате весной
1031 года император заключил мир со Стефаном, кото-
рый возвратил тогда себе районы между Литавой и Фи-
шей и Моравские поля, оставшиеся на несколько лет в
венгерских руках.
Тем временем борьба на польском фронте приобрела
неблагоприятный для Мешко II характер. Еще в начале
1030 года Мешко успешно вторгался в район между Са-
лой и Лабой, а уже осенью был вынужден добиваться
мира с императором ценой уступки Лужиц, чтобы защи-
титься на востоке от вторгшегося совместно с русскими
князьями Бесприма, который нашел настолько сильную
поддержку в стране, что Мешко вынужден был бежать
из Польши 1.
Несмотря на факты практического сотрудничества в
1029 и 1030 годах, нельзя установить существования
формального союза между Польшей и Венгрией; не
удается также ясно определить отношения Бесприма с
королем Стефаном. Правдоподобным представляется
лишь то, что поиски поддержки в Венгрии исходили от
Польши, которая раньше начала войну. Однако оба за-
1 См, A. Pospieczynska, Mieszko II a Niemcy, «Roczniki
Historyczne», 14 (1938), str. 239 і n.
79

интересованных правителя, и прежде всего Стефан, не
сумели создать общей базы для совместных действий.
Первая попытка не оправдала надежд, но принципиаль-
но твердая позиция Венгрии в отношении Германии все
же указывала польской стороне на возможность сотруд-
ничества в будущем. Неудачи и перевороты ближайших
лет заставили Польшу оставить мысль о защите своей
независимости от Германии и направили ее 'на путь
поисков в Германии опоры для восстановления госу-
дарства. В этот период, охватывающий время до Боле-
слава Смелого и даже до Владислава Германа, несмот-
ря на то, что Польша становится формально на тот же
путь, что и Чехия, происходит обострение отношений
между Чехией и Польшей и упрочивается, хотя и пре-
рываемое время от времени, сотрудничество с Венгрией.
Причиной первого было ощущение чешской стороной,
что она, как более близкая и тесно связанная с Герма-
нией, может в большей степени рассчитывать на под-
держку последней, чем Польша, а кроме того, наблю-
даемое как у Бжетислава, так и у Братислава Чешского
убеждение, что ослабление Польши может облегчить
Чехии достижение территориального прироста в районе
Силезии, перевеса на церковном поприще (при Бже-
тиславе) и, наконец, королевской короны (при Братисла-
ве). Между тем Венгрия, подвергавшаяся германскому
нажиму, целью которого было превращение ее в импер-
ский лен, защищала основы своей независимости, бази-
ровавшейся на королевском достоинстве, не зависевшем
от императоров. В течение почти тридцати лет, пока
Польша находилась в имперском лагере, основными
этапами Чехии по отношению к Польше были нашествие
Бжетислава (1038) и захват Силезии, получивший им-
перскую санкцию (1041), отвоевание Силезии Польшей
(1050) и получение на этот счет благоприятного импе-
раторского постановления с одновременным обложени-
ем Силезии данью в пользу Чехии (1054), наконец,
разрыв с Чехией и императором (1072).
Одновременно в Венгрии, которая при короле Петре
подчинилась верховенству Генриха III, пришла (в 1046
году) к власти, свергнув Петра, младшая линия Арпадов
в лице Андрея I, женатого на Анастасии — дочери Яро-
слава Мудрого и племяннице жены Казимира Восста-
новителя Добронеги, а также брата его Белы, женатого
80

на сестре Казимира Восстановителя, которые еще в
1043 году нашли убежище в Польше. Эта линия начала
с империей борьбу, в которой серьезную роль сыграл
Бела.
Он отличился в войнах, которые вел Казимир, во
многом содействуя его победе над поморянами1. Выз-
ванный в Венгрию братом, который допустил его к уча-
стию в управлении страной, отдав ему весь север Венг-
рии (территорию от границ Моравии до границ русских
княжеств), он помог Андрею отразить имперский поход
в Западную Венгрию, который был осуществлен через
год после предварительных боев 1050 года и закончился
полной неудачей. Венгрия отстояла свою независимость,
получив косвенную помощь от Казимира, удар которого
на Силезию в 1050 году уменьшил возможности участия
Чехии в походе, несмотря на то что польский и чешский
князья формально находились в одном и том же импер-
ском лагере,
Но подлинным олицетворением борьбы Венгрии про-
тив имперского верховенства стали Бела I (1060—1063)
и его сыновья от брака с представительницей дина-
стии Пястов—Гейза I (1074—1077) и Владислав
(1077—1095), носивший даже имя, принесенное из
Польши. Контакт Белы с Польшей явился также факто-
ром, побудившим его к выступлению в 1060 году, то
есть в тот момент, когда Генрих IV и его опекуны, вер-
нувшись к политике распространения имперского суве-
ренитета на Венгрию, решили опереться на сына Анд-
рея— Соломона, женатого на Юдифи, сестре импера-
тора.
Руководство делом защиты независимости восточных
соседей Германии от империи перешло в это время в
руки Польши, представляемой Болеславом Смелым. По-
следний с самого начала решительно и активно при-
держивался политической линии на сотрудничество с
антиимперскими силами. Когда Андрей I, опираясь на
императорский двор, решился нарушить заключенный с
братом договор, оговаривавший право Белы на насле-
дование престола, и решил передать власть своему сыну
1 См. Chronicon pictum Vindobonense, Scriptores rerum Hunga-
ricarum, t. 1, Budapest 1937, p. 334—335.
81

Соломону, Бела укрылся в Польше. Оттуда он вернулся
с такими сильными отрядами, предоставленными ему
Болеславом Смелым, что при поддержке венгерского
рыцарства (последнее, будучи возмущено союзом Андрея
с Германией, массами покидало его) нанес Андрею и
прибывшему германскому войску тяжелое поражение.
Андрей поплатился за гражданскую войну смертью
(1060). Все это сопровождалось, по-видимому, ударом
Болеслава Смелого на Градец с целью сковать чешские
силы. Перечисленные события сыграли решающую роль
в провале немецких планов и переходе власти к Беле I
(1060) вплоть до момента, когда накануне его смерти
был предпринят новый германский поход в пользу Со-
ломона. Смерть короля сломила сопротивление его сына
Гейзы, который бежал в Польшу, и Соломон вступил на
престол. Помощь, оказанная Гейзе Болеславом Смелым,
позволила ему отвоевать в 1064 году удел отца. Боле-
слав, занятый Поморьем и Русью, по всей видимости,
после 1064 года приостановил свои действия в Венгрии.
Однако в решающий момент он возобновил их, а это
доказывает, что продолжал существовать его союз с Гей-
зой. Таким решающим моментом было вступление Боле-
слава Смелого в борьбу с императором во время саксон-
ского восстания. Как известно, объявленный Генри-
хом IV поход против Польши (1073) не состоялся. Нача-
ло восстания саксов, составлявших важное звено анти-
имперского фронта, созданного Болеславом Смелым
(саксы, лютичи, Польша), сорвало этот поход. Своего
рода гарантией для саксов было приведение Болеславом
Смелым в действие четвертого звена упомянутого фрон-
та, то есть выступление князя Гейзы в Венгрии против
Соломона Венгерского (1074), изгнание последнего из
страны и переход власти над всей Венгрией в руки
Гейзы 1.
Политика Григория VII в отношении Болеслава Сме-
лого, Гейзы и Звонимира Хорватского в период конфлик-
тов с Генрихом IV достаточно ясно подчеркивала харак-
тер этого антигерманского фронта, протянувшегося от
1 См. Т. Grudzinski, Stosunki polsko-wieleckie w drugiej
polowie XI wieku, «Przeglgd Zachodni», r. VII, nr 3/4 (1952),
str. 484—505; его же, Boleslaw Szczodry. Zarys dziejöw panowania,
Torun 1953.
82

Адриатики до Балтики 1. Утверждение после смерти Гей-
зы Владислава (1077—1095) на венгерском троне с по-
мощью Болеслава Смелого было, по-видимому, послед-
ней победой этого союза, усиленного вслед за восстанием
саксов еще и союзом Владислава с Рудольфом Шваб-
ским, что уже, бесспорно, представляло угрозу для Ген-
риха IV. Однако удар, нанесенный императором Боле-
славу Смелому, которого он — вполне справедливо —
считал столпом всей этой враждебной ему коалиции, и
свержение польского князя с престола обеспечили импе-
ратору успех. Польша оказалась в сфере германского
влияния. На первый план выступает в это время добро-
желательная для Генриха IV политика чешского князя
Братислава, получившего в связи с этим королевскую
корону из рук императора. Брак Владислава Германа с
сестрой императора Юдифью, вдовой Соломона Вен-
герского, скрепил фактическую зависимость Польши от
империи. Окончательным представлялось и крушение ан-
тиимперской коалиции.
После того значительного уменьшения роли и сил
Польши, какое принесли падение Болеслава Смелого и
его последствия при Владиславе Германе, отчетливый
возврат Польши к политике Болеслава Смелого обозна-
чился лишь в начале правления Болеслава Кривоустого
как ответ на политику Генриха V. Последний после ус-
пехов, достигнутых его отцом в польской политике, на-
меревался, очевидно, вернуться к основной линии во-
сточной политики Генриха III. Рост могущества Венгрии
на рубеже XI и XII веков не только не удержал его от
этого, но, напротив, поощрял к быстрому, как он надеял-
ся, уничтожению главного в тот момент оплота незави-
симости от империи на востоке. В династической борь-
бе, которая велась в Польше, Чехии и Венгрии, он видел
подходящую почву для осуществления своих планов. Это
были споры между Болеславом Кривоустым и Збигне-
вом, распря из-за чешского трона между Борживоем и
Святополком, каждый из которых искал поддержки у
императора, наконец, борьба поддерживаемого Герма-
нией Альмоша, готового признать имперскую власть, с
Коломаном Венгерским.
1 См. Т. Grudzifiski, Polityka papieza Grzegorza VII wo-
bec panstw Europy srodkowej і wschodniej (1073—1080), Torun 1959.
83

Кривоустый, возвращаясь к основной линии политики
своего дяди и стремясь к достижению независимости от
Германии, прежде всего возобновил его венгерскую
политику. Он отвернулся от Альмоша, который первона-
чально искал у него поддержки, столковался с Колома-
ном и, получив наряду с русскими венгерские подкреп-
ления, победил Эбигнева. Венгеро-польский союз вынуж-
дал Генриха к более энергичным действиям, поскольку
в успехах Коломана в Хорватии и окончательном утвер-
ждении его в этой стране он видел как нарушение прав
империи, так и опасный рост могущества независимой
от нее Венгрии. Более того, предпринятое в 1107 году
совместное выступление Польши и Венгрии в Чехии сви-
детельствовало об их стремлении не только лишить Гер-
манию удобной исходной базы для походов против Венг-
рии и Польши, но и к тому же обратить Чехию против
Германии. Соглашение, заключенное между Коломаном
и Кривоустым накануне столкновения с империей, ясно
определяло, что если один из них будет атакован Гер-
манией, другой ударит по Чехии. Ход событий подтвер-
дил правильность такой оценки положения. Первый не-
мецкий удар был направлен еще в 1108 году на Венгрию
с одновременным вспомогательным нападением чешско-
го князя на долину Вага. Его уравновесила атака Кри-
воустого на Чехию. Императорский поход, если не счи-
тать согласия на возвращение Альмоша в Венгрию, не
достиг поставленной цели 1.
Еще более явной неудачей закончился, как известно,
императорский поход на Польшу в 1109 году, которому
предшествовала вылазка чешских и моравских сил в до-
лине Вага. Исход войн 1108—1109 годов был гораздо
более выгодным для Польши и Венгрии, чем результаты
аналогичных польско-венгерских столкновений с импе-
рией в XI веке. Империя не добилась даже временных
успехов. Польша и Венгрия перестали быть государства-
ми с шаткой внутренней политической структурой, под-
верженной колебаниям при сильном ударе извне. Про-
цесс феодализации обоих государств после указанных
потрясений продвинулся вперед настолько, что они бла-
гополучно выдержали все попытки раздробить их или
вовлечь в сферу влияния империи.
1 Подробнее об этом см. В. Ноmаn, op. cit.
84

Однако благоприятные результаты сотрудничества
Польши и Венгрии не объясняют того факта, почему
оно, собственно, обрывается 1109 годом. Предположе-
ние, что Польша была покинута Венгрией, не разъяс-
няет, почему в ходе дальнейшего правления Кривоустого
предпринимались попытки продолжать сотрудничество 1
и почему в момент, когда венгерская помощь могла быть
наиболее нужной, Кривоустый был втянут в не подго-
товленный надлежащим образом поход в пользу Бориса,
закончившийся поражением (битва на реке Шайо), ко-
торое представляло собою довольно важное звено в цепи
неудач, характерных для конца его правления.
Выработанная в начале правления Смелого полити-
ческая линия, которая опиралась на совместные дейст-
вия Польши и Венгрии против Германии и была на-
правлена в конечном итоге на обеспечение влияния в
Чехии, в конце правления Кривоустого оказалась надол-
го забытой. Это был поворот, вдвойне невыгодный для
Польши, поскольку отношения ее с Чехией вступили в
фазу нового обострения2 и непосредственного нажима
на границу Силезии, часть которой попала в чешские и
моравские руки. Более того, при Беле II дело дошло до
чешско-венгерского союза, невыгодного для Польши. На-
конец, сама Венгрия в результате борьбы за трон по-
пала под германское влияние, а император Лотарь стал
арбитром между Польшей, Чехией и Венгрией.
Начавшаяся феодальная раздробленность положила
окончательный предел сознательной и самостоятельной
политике Польши в отношении Чехии и Венгрии. Поль-
ша Болеславов, не имея в силу установленных выше
причин возможности создать, а тем более реализовать
программу антигерманского сотрудничества с Чехией,
которая оказалась в немецком лагере, сумела, хоть и не
без срывов, осуществлять в течение полувека такое со-
трудничество с Венгрией. Период правления сыновей
1 См. К. Maleczynski, Boleslaw Krzywousty, Krakow 1946,
str. 151-160.
2 Наш анонимный хронист начала XII века рисовал чехов как
наиболее назойливых врагов Польши (lib. I с. 18: cum Bohemicis,
Polonorum imfestissimis inimicis); так же характеризовал поляков
современник анонима чешский хронист Козьма; (см. В. Krzemie-
n s k а, Polska і Polacy w opinii czeskiego kronikarza Kosmasa, Zes-
zyty Naukowe Uniwersytetu Lödzkiego, Nauki Humanistyczno-Spo-
leczne, Ser. I, zesz. 15 (1960), str. 75—95).
85

Кривоустого в Польше ознаменовался полным отказом
от политической идеи, согласно которой Чехия и Венг-
рия считались важными звеньями обороны перед лицом
Германии. Польша, перейдя к политике уступок герман-
скому нажиму, отмеченной не только периодами от-
ступления, но иногда и совместных с восточногермански-
ми феодалами действий против полабских славян, обра-
тилась на восток, терпя и здесь неудачи. Переориенти-
ровка имперской экспансии при Гогенштауфенах на
Италию принесла, разумеется, некоторое облегчение ис-
пытывавшей до тех пор сильное давление Польше. Од-
нако такой поворот дел в конечном счете вызвал, как мы
увидим, новую и притом очень опасную форму экспан-
сии германского элемента, хотя и не руководимую не-
посредственно империей 1. Ослаблению Польши сопут-
ствовали почти одновременное увеличение чешских сил, а
также усиление Венгрии. Освободившись от нажима Гер-
мании, Венгрия сумела защититься также от натиска
Византийской империи. Во времена Белы III (1172—
1196), в период бурного экономического развития и со-
циальных перемен, Венгрия превратилась в державу, на
которую можно было опираться. Тем временем борьба
за краковский трон привела в конце концов к признанию
германского верховенства над Польшей обеими борю-
щимися за трон сторонами. Империя, для которой же-
ланным было упразднение единства Польши, поддержи-
ваемого с помощью сеньората, толкнула краковского
«монарха» на восток — не в польских, а в имперских
интересах — и вовлекла его там в конфликт с Венгрией,
экспансия которой в Галицкой Руси, начавшаяся уже в
XII веке, была нежелательной для империи. Это вызвало
раскол среди феодалов, группировавшихся вокруг Кази-
мира. Наряду с проимперской группой воеводы Николая
при дворе Казимира появились люди, которые высказы-
вались против признания имперского суверенитета и раз-
рыва с Венгрией2. В результате произошел мятеж и
была сделана попытка свергнуть Казимира в 1191 году.
Было ясно, что в условиях феодальной раздробленности
1 См. краткую характеристику этих фактов в «Historia Polski»,
pod red. H. Lowmiariskiego, і I (1), Warszawa 1957, str. 307 і n.
2 Cm. «Kronika m. Wincentego», Monumenta Poloniae Historica,
t. II, p. 220—221; см. также Br. Wlodarski, Polityka ruska
Leszka Bialego, Lwöw 1925.
86

Польша не имела сил для продолжения прежней полити-
ки Болеславов.
Обращение имперской экспансии на юг и ослабление
императорской власти в Германии в XIII веке за счет
увеличения роли и могущества имперских князей окон-
чательно завершили период усилий империи, направлен-
ных на распространение своего верховенства на Польшу
(и тем более на более могущественную Венгрию) и
включение ее в свои границы. Чехия, которая тогда всту-
пила в фазу весьма успешного экономического развития
и усиления своего политического значения, перестала
быть орудием имперской политики в отношении восточ-
ных районов Германии и при этом все больше разверты-
вала свою собственную политическую программу. Уси-
ливаясь экономически и политически в течение XIII века,
она подвергалась в это время значительному насыще-
нию германским элементом. Процесс, который вскоре
начал совершаться в Силезии и являлся «скрытой фор-
мой агрессии немецких феодалов», делал очень большие
успехи в Чехии. Кроме крестьян, искавших лучших ус-
ловий жизни и массами приливавших с запада, кроме
ремесленников, сюда прибывали также рыцари, монахи
и купцы. Этот приток феодалов и городского патрициата
привел к переходу в руки немецкого патрициата не
только городов, ремесленного и горного производства, но
и крупной торговли, а в руки немецкого духовенства —
высших церковных постов и связанных с ними богатых
доходов и значительной части крупной светской собст-
венности, придворных и земских должностей 1. В Силе-
зии этот процесс происходил с такой же интенсивностью,
как и в Чехии, в то время как в Великой и Малой Поль-
ше он по своему характеру был аналогичен тому, что
имело место в Венгрии, где за исключением двух райо-
нов (Спиж и южное Семиградье), в которых была до-
стигнута большая плотность немецких поселенцев, он
ограничился городами2. В наиболее открытой и беспо-
щадной форме агрессия феодальных немецких элементов
совершалась в район полабских земель, где истребление
1 См. J. V. S і m a k, Stfedoveka kolonisace v zerrrich ceskych,
Praha 1938; Fr. Graus, Dejiny venkovskeho lidu v Cechäch v
dobe predhusitske, Praha 1957.
2 Cm. Z. Kaczmarczyk, Kolonizacja niemiecka na wschod
od Odry, Poznan 1945.
87

славянского населения сопровождалось немецкой коло-
низацией, которая проводилась крупными собственника-
ми, как духовными, так и светскими, на землях, только
что покоренных в результате победоносных завоеваний.
Эти захваты проводились крупными феодалами, опи-
равшимися прежде всего на саксонский элемент. Они
оказались для славян намного опаснее прежней импер-
ской мощи. Их целью было приобретение для Германии
и немецкого элемента широкого пояса земель между Ла-
бой и Нижней и Средней Одрой, а также быстрое пере-
мещение за эту линию. На этот шаг решились предста-
вители династий Асканиев и Вельфов — Альбрехт Мед-
ведь и Генрих Лев, в то время как Фридрих Барбаросса
обратил силы империи на юг. И Альбрехт Медведь и
Генрих Лев проявили в отношении разделенных полаб-
ских земель, за которыми лежала лишь раздробленная
Польша, гораздо большую агрессивность и экспансив-
ность, нежели более прочно сорганизованное в то время
австрийское княжество Бабенбергов на Дунае, охвачен-
ное с севера Чехией и наталкивавшееся в своей восточ-
ной экспансии на прочную плотину в виде единой и
сильной Венгрии.
Устремившиеся на восток силы крупных немецких
феодалов получили новое подкрепление в лице кресто-
носцев, пытавшихся осесть сначала в Венгрии, а затем,
как известно, в Польше. В состав рыцарских орденов
повсюду входила та часть феодального рыцарства, ко-
торая более всего жаждала земли, ибо состояла глав-
ным образом из младших сыновей рыцарских семей, то
есть тех людей, которые не могли рассчитывать на полу-
чение доли отцовского лена. Оседание крестоносцев на
Нижней Висле, быстрое покорение ими районов по пра-
вому берегу реки и скорый выход на Неман, создание
здесь активно действующего орденского государства пре-
вратили их в своего рода десант в тылу славянских зе-
мель, атакуемых агрессивными немецкими феодалами,
десант, к которому спешили пробиться представители
династии Асканиев из Бранденбурга. Эти последние до-
стигли в середине XIII века Средней Одры, на которой
окончательно утвердились, захватив Любушскую землю
(1249—1252), вырванную ими из рук Пястов. Затем они
начали энергично пробиваться в направлении нижней
Вислы по коридору, прорубаемому ими для себя между
88

севером Великой Польши и Западным Поморьем, так
называемой Новой Маркой, стремясь, очевидно, опере-
дить крестоносцев в овладении Гданьском и «доволь-
ствуясь» в то же время в отношении устоявшего — не-
смотря на утрату определенной части своих земель —
Западного Поморья лишь его ленной зависимостью1.
Упорное сопротивление, с которым Бранденбург по-
сле легкого успеха в Любушской земле, уступленной
Болеславом Рогаткой, встретился на границах Великой
Польши, было лишь одним из аспектов конфликта, рас-
пространившегося также на Гданьское Поморье и за-
кончившегося поражением Пшемыслава II.
Все это выработало у правившей в Великой Поль-
ше линии Пястов и у части тамошнего рыцарства вра-
ждебное отношение к агрессивным бранденбургским
соседям, хотя другая часть великопольского рыцарства,
как показывают события, происходившие на рубеже
XIII и XIV веков, все же подпала под явное влияние
близких ей в классовом отношении мелких немецких
феодалов из Бранденбурга2. Великопольско-бранден-
бургский конфликт нацелил также правивших здесь
Пястов на поиски сотрудничества с Западным Поморь-
ем и Гданьском. Однако и Силезия и Поморье прово-
дили, как известно, близорукую политику перед лицом
угрозы со стороны немецких феодалов.
Малая Польша тем временем, хотя и не из-за гер-
манской угрозы, которой она непосредственно не ощу-
щала, а прежде всего перед лицом представлявших для
1 См. J. Dgbrowski, Dzieje polityczne Slgska w latach
1290—1402, «Historia Sla.ska», t. I, Krakow 1933; его же: Szczyt
natgzenia niebezpieczenstwa niemieckiego w XIV wieku, «Pamietnik
VII Powszechnego Zjazdu Historyköw Polskich we Wroclawiu», t. II,
z. I, Warszawa 1948, str. 119 і п.; Z. Wojciechowski, Rozwoj
terytoriainy Prus w stosunku do ziem macierzystych Polski, «Studia
Historyczne», Warszawa 1955, str. 17 і п.; J. Baszkiewicz,
Powstanie zjednoczonego panstwa polskiego na przelomie XIII і XIV
w., Warszawa 1954.
2 Cm. J. Baszkiewicz, op. cit. (со ссылками на работы
К. Потканского и А. Клодзинского); см, также Е Dlugopolski,
Wladyslaw Lokietek na tie swoich czasöw (,c предисловием Яна Дом-
бровского), Wroclaw 1950; К. Pieradzka, Udzial polskich feu-
dalow w planach rozbioru Polski w XIV І XV w. na tie dgzen odsrod-
kowych, «Zeszyty Naukowe Uniwersytetu Jagiellonskiego», nr. 2, Se-
ria Nauk Spolecznych і Ekonomicznych, zesz. I, Krakow 1955,
str. 7-30.
89

нее большую опасность татарских нашествий, примерно
в середине XIII века, когда угасли разногласия, выз-
ванные соперничеством на Руси, вернулась к союзу с
венгерским соседом. Однако активной стороной была
здесь Венгрия, которая в правление Белы IV (1235—
1270) развернула политическую экспансию как в отно-
шении своих северных соседей — польских и русских
князей, так и в придунайских землях. Возвысившись
после татарского нашествия, Венгрия стала добиваться
также участия в наследстве Бабенбергов и в результа-
те этого вошла в столкновение с Пшемыслом Оттока-
ром Чешским. В чешско-венгерской войне 1253 года на
стороне Белы оказалась коалиция союзных с Венгрией
славянских князей. Задетый этим Оттокар тоже пред-
принял энергичные действия по приобретению союзни-
ков в Польше, чтобы уравновесить возможное новое
вмешательство польских и русских князей в продол-
жавшийся спор об австрийских землях. Он и в самом
деле нашел таких союзников среди силезских князей,
тогда как Малая Польша и Серадзская земля (Боле-
слав Стыдливый и Лешек Черный), а также Великая
Польша (Болеслав Набожный) продолжали сотрудни-
чать с Венгрией. В итоге польские князья в ходе по-
следующих чешско-венгерских войн сражались как на
той, так и на другой стороне 1.
В то время как Чехия использовала расстройство и
распад Германии в период большого междуцарствия,
чтобы усилить свое могущество и, опираясь на быстрое
экономическое развитие, расширить свою территорию,
а Венгрия, не опасаясь былой агрессивной политики
империи, создавала блок союзных с нею мелких кня-
жеств, Польша не только не использовала в своих ин-
тересах шансов, которые давало ей это междуцарствие,
но и несла' вдобавок потери от вторгавшихся в ее пре-
делы с севера немецких феодалов. Не смогла она так-
же противостоять новому, опасному для своего сущест-
вования вторжению извне, каковым была чешская
политическая экспансия в Силезии, открывавшая в
свою очередь путь для экспансии Пшемыслидов в дру-
гие польские земли. Более того, стремление Пшемысла
1 См. работу . Ст. Захаровского в книге «Dzieje Polski
sredniowiecznep, t. 1, Krakow 1926.
90

Оттокара II разложить провенгерский лагерь польских
князей привело к мятежу против Болеслава Стыдливо-
го (1273), организованному союзником Чехии Влади-
славом Опольским. Изменение политики Венгрии пос-
ле смерти Стефана V позволило Оттокару перетянуть
на свою сторону значительную часть ее польских союз-
ников, прежде всего Болеслава Стыдливого, и вовлечь
их в борьбу, ведшуюся на Моравских полях. Однако
поражение Оттокара при одновременном возобновле-
нии татарской угрозы вынудило вскоре Лешека Черно-
го искать помощи в Венгрии как против татар, так и
против собственного мятежного рыцарства.
Малая Польша, как мы видим, не вела в течение
нескольких десятков лет никакой целенаправленной за-
падной политики, ориентируясь на Венгрию главным
образом в связи с русскими делами или татарской
опасностью. Рост чешского влияния, особенно замет-
ного в Силезии, и захват Вацлавом II сначала Малой,
а затем почти всей Польши полностью лишили ее са-
мостоятельного голоса в делах, связанных с политикой
в отношении Германии. Возник вопрос, не используют
ли Пшемыслиды, правившие одно время не только в
Чехии и Польше, но и в Венгрии, это обстоятельство
для создания блока, который мог бы противостоять ра-
стущему германскому натиску на Восток. Пшемыслиды
недвусмысленно ответили на этот вопрос действиями в
духе сотрудничества с немецким элементом на Востоке.
Ведь их господство привело к росту германских экс-
пансионистских устремлений, проявившемуся в усиле-
нии натиска на упомянутые три государства извне, а
внутри этих государств — в захвате власти или хотя бы
в приобретении преобладающего влияния на нее и осо-
бенно в недопущении на трон такой династии, которая
придерживалась бы неугодной им политической линии.
Ярким примером этого являются упорное сопротивле-
ние горожан Буды Карлу Анжуйскому в Венгрии и вос-
стание войта Альберта в Польше1.
Таким образом, было ясно, что наследие последних
Пшемыслидов в экономической и национальной обла-
стях как в Чехии, так и в Польше, а частично и в Венг-
рии лишь усилит стремление немецких феодалов и пат-
1 См. Е. Diugopolski, op. cit.; J. Baszkiewicz, op. cit
91

рициата к наращиванию и без того сильного их
натиска. Многолетняя борьба за чешский трон вовсе
не касалась коренных вопросов. Не было никаких сом-
нений в том, что его займет одна из немецких динас-
тий 1. Пробуждавшиеся в Чехии антигерманские на-
строения были еще слишком слабыми, чтобы стать
фактором, способным утвердить на троне кjроля-негер-
манца. Речь шла пока что о том, какая из немецких
династий утвердится в Чехии. Ведь Вацлав II не ща-
дил усилий (отнюдь не бесплодных), чтобы расколоть
и ослабить Пястов, ни один из которых не мог теперь
мечтать о какой-либо политике, выходящей за преде-
лы Польши. Смерть Вацлава III (1306) и борьба за
чешский трон дали Локетке возможность укрепить свои
позиции по крайней мере в южной части Польши. Но
эта выгода была уравновешена таким неблагоприят-
ным фактом, как удар, нанесенный в (Поморье кресто-
носцами, аппетиты которых, так же как и Бранденбур-
га, умерялись лишь правлением Пшемыслидов в Поль-
ше и боязнью войти в конфликт с ними. С момента
утверждения в Чехии Люксембургской династии по-
ложение Польши коренным образом ухудшилось.
Пшемыслиды после 1278 года стремились создавать
свою державу вне территории Германии, хотя, разу-
меется, в данном факте следует усматривать не какие-
то антинемецкие тенденции, а скорее склонность к со-
трудничеству с Германией. Ян Люксембургский вер-
нулся к потерпевшей крах на Моравских полях
политике превращения Чехии в самое сильное государ-
ство в империи и обеспечения ему первого места в
ней, политике, которая увенчалась успехом при его
сыне. Рассматривая Чехию как германское государст-
во, он, несмотря на наличие внутри ее национальной
чешской оппозиции, рассчитывал расширить его именно
с помощью немецкого элемента. Эта сторона его
политики очень четко проявилась в отношении Польши
1 См. В r. Wfodarski, Polska і Czechy w drugiej ipolowie
XIII і poczgtkach XIV wieku, Lwow 1931; его же: Pierwsze trud-
nosci Luksemburgow w Czechach, Lwow 1953; его же: Polityka
Jana Luksemburczyka wobec Polski za czasow Wladyslawa Lokielka,
Lwow 1935; St. Zajgczkowski, Polska a Zakon Krzyzacki w
ostatnich latach Wladyslawa Lokietka, Lwöw 1934.
92

уже во время восстания немецкого мещанства в
Польше (так называемого бунта войта Альберта), а
также в тактике, с помощью которой он овладел Силе-
зией, и, наконец, в союзе с крестоносцами. Ян придер-
живался того мнения, что, получив титул чешского ко-
роля, он стал также правопреемником Пшемыслидов в
Польше, что, конечно, было лишено всяких правовых
оснований1. В действительности Ян получил Чехию как
лен, данный ему римским королем, власть которого от-
нюдь не распространялась на Польшу, наследственные
же права Пшемыслидов в Польше представлялись бо-
лее чем сомнительными. Весьма характерно, что много
лет спустя Карл IV, совершенно забыв о претензиях,
которые должны были служить его отцу основанием для
захвата Малой Польши, все свои выводы о правах
Люксембургов, впрочем тоже лишенные оснований, рас-
пространял только на Великую Польшу2. Захват Поль-
ши Люксембургами означал бы, что она и особенно
Малая и Великая Польша подвергнутся тому самому
процессу мирного проникновения немецких феодалов,
которому подверглись сначала Чехия, а затем и Силезия
(особенно с момента перехода ее под власть Люксем-
бургов). Последствия этого проникновения были бы
тем опаснее, что Орден крестоносцев после захвата
Гданьского Поморья стал явным и непосредственным
врагом Польши, а непреклонное следование Локетки
принципу возвращения Поморья показывало Яну Люк-
сембургскому, что застраховаться от такой политики
Польши можно только с помощью ее раздела путем
захвата Великой Польши.
Сосредоточение усилий Люксембургов, после того
как они овладели Силезией, на Великой Польше объяс-
няется венгерской интервенцией на юге, с одной сторо-
ны, и возможностью создания сплошного люксембург-
ско-крестоносного моста через Силезию, Великую Поль-
шу и Куявию к Поморью — с другой. Политико-правовые
1 Подробнее см. J D^browski, Dzieje polityczne Sl^ska...
К. Maleczynski, Historia Slgska, t. I (1), Wroclaw 1960.
2 Cm. Fr. Böhmer, Fontes rerum Germanicarum, t. I, str. 250—
251; О. В a I z є ґ, О nast^pstwie tronu w Polsce, «Rozprawy Akade-
mii Umieje^tnosci, Wydzialu FHozoficzno-Historycznego», t. 36 (1897),
str. 406; J Dgbrowski, Ostatnie lata Ludwika Wielkiego, Kra-
kow 1918, str. 94.
93

претензии, о которых шла речь выше, никакой роли при
этом не играли К
Временный антагонизм Виттельсбахов и Люксем-
бургов несколько ослаблял кольцо, создавшееся в ре-
зультате германского натиска вдоль границ Великой и
Малой Польши как средство борьбы против объедини-
тельной политики Локетка, но не нейтрализовал его. За-
падные и южные границы Великой Польши оказались
оттесненными под нажимом со стороны как Бранден-
бурга, так и связанных с Яном Люксембургским си-
лезских князей. Всякие надежды на то, что в борьбе с
германским натиском удастся опереться на Чехию, бы-
ли развеяны Люксембургами.
Вопреки предвидениям весь ужас германской опас-
ности проявился в начале XIV века со значительно
большей силой, чем когда-либо прежде. В результате
раздела государства и политики Люксембургов над
Польшей нависла угроза быть захлестнутой вздымав-
шейся германской волной — тем более сильной, что ее
представляли не только светские и духовные феодалы,
но и богатое мещанство. В этой ситуации единствен-
ным соседом, у которого Польша Локетка могла искать
поддержки, была Венгрия Анжу, принадлежавшая к
антиимперскому лагерю, опиравшемуся на итальянских
гвельфов и влияние авиньонских пап. Союз Локетка с
Карлом Венгерским позволил Локетку осуществить ко-
ронацию, явился для Польши опорой прежде всего в
борьбе с Виттельсбахами, затем (в 1327 году) помог
предотвратить поход Яна Люксембургского на Краков
и, наконец, обеспечил ей венгерскую помощь в войне
с крестоносцами и Яном Люксембургским. Попытки же
освободить Поморье, а тем более помешать Яну Люк-
сембургскому подчинить себе Силезию оказались, не-
смотря на эту помощь, не под силу Польше Локетка.
Но ни Поморье, ни Силезия не являлись истинной
целью крестоносцев. Этой целью был раздел восстанов-
1 См. J. Dabrowski, Elzbieta Lokietkowna, «Rozprawy Aka-
demii Umiefetnosci Wydzialu Filozoficzno-Historycznego», 57 (1914),
str. 302—430; его же: Z czasöw Lokietka — Studya nad stosunkami
polsko-wegierskimi w wieku XIV, tamze, 59 (1916), str. 278—326;
J. Dgbrowski, Ostatnie lata Lttdwika Wielkiego, Krakow, 1918;
еіго же: Korona Krolestwa Polskiego w XIV wieku, Wroclaw —
Krakow 1956.
94

ленного Польского королевства, а именно захват ча-
сти его Люксембургами и отторжение определенных
земель (таких, как Куявия) Орденом. Благодаря вен-
герской, а частично и литовской помощи Польша усто-
яла перед люксембургско-бранденбургско-орденским
натиском, и уверенность, что восстановленное королев-
ство выдержало испытания многолетней войны, пи-
тала мирную деятельность Казимира Великого.
Чтобы правильно оценить ее значение, надо отбро-
сить точку зрения, которая базируется на отрицатель-
ной оценке усилий Локетка, имевших целью возвраще-
ние Поморья, а также политики Казимира Великого в
вопросе о Силезии и Поморье 1. Необходимо учесть,
что, как мы указывали выше, суть цели Люксембургов
и Ордена заключалась не в захвате или удержании той
или иной территории, а в разделе единого Польского
королевства, расчленении его на ряд частей, которые
поочередно будут поглощаться в той или иной полити-
ческой форме, делающей возможной экспансию гер-
манского феодального рыцарства и патрициата. Сот-
рудничество крестоносцев и Ганзы придало предельно
четкие очертания германскому движению на Восток
через Балтику и ее южное побережье. Калишский мир
имел поэтому двоякое значение. Обеспечив Ордену
Поморье, он одновременно ставил преграду его даль-
нейшей непосредственной агрессии против Польши.
В итоге Ордену пришлось прибегнуть к обходным ма-
неврам в отношении Польши. Направление крестонос-
ной экспансии после Калиша на Литву имело вопреки
ожиданиям также и другое, антипольское острие, кото-
рое обнаружилось очень отчетливо в конце XIV века.
Ведь речь шла о продвижении крестоносцев на Каунас,
Вильнюс и Гродно, а впоследствии и в тыл польского
антиорденского фронта, протянувшегося в восточно-за-
падном направлении.
Аналогично эволюционировала и люксембургская
политика в отношении Польши даже при сохранении в
отдельные периоды дружбы и сотрудничества. Здесь
действовали два фактора. Первый—вполне понятное в
эпоху династической политики стремление обеспечить
1 См. J. Dgbrowski, Korona...; J. Sieradzki, Polska
wieku XIV, Warszawa 1959, str. 129 і n.
95

за собою право наследования в связи с перспективой
прекращения польской династии; это было возвратом
к политике последних Пшемыслидов, увенчавшимся
формальным успехом — достигнутым после неудачных
попыток при жизни Казимира Великого компромиссом
с Людовиком, компромиссом, который открывал тог-
дашнему наследнику Бранденбурга, а затем и Чехии
Сигизмунду Люксембургскому дорогу к польскому тро-
ну. Вторым фактором было стремление к возрождению
политики моста между Орденом и германскими эле-
ментами в Чехии через Бранденбург, поскольку такой
мост не удалось перекинуть через Великую Польшу;
захват Бранденбурга Люксембургами замкнул полу-
кольцо, охватывавшее Польшу с запада и севера; пе-
редача Новой Марки Ордену в 1402 году еще сильнее
подчеркнула всю серьезность этой опасности1.
Польша противодействовала этой политике Люк-
сембургов прежде всего попытками заключить (при
Казимире Великом) союз с западнопоморскими князь-
ями, не допустить захвата Западного Поморья Бран-
денбургом или распространения на него влияния кре-
стоносцев. Самыми серьезными предприятиями -в этом
направленими были усыновление Казимиром Великим
своего внука Казека Поморского и соединение части
Западного Поморья с Польшей, что, с одной стороны,
не только разрывало создавшееся крестоносно-люксем-
бургское кольцо, но и в свою очередь охватывало Ор-
ден, перерезая коммуникации между его владениями и
Германией, а с другой — открывало Польше путь к по-
морским портам, за исключением тех из них, которые
находились в руках крестоносцев2. Важной формой
противодействия той же политике были попытки Поль-
ши заключить союз с Данией, главным врагом Ганзы
на Балтике, попытки, явственно проступавшие уже при
Локетке и со всей отчетливостью проявившиеся в по-
литике Казимира Великого в конце его жизни3.
1 См. W. Fenrych, Nowa Marchia w dziejach politycznych
Polski w XIII і w XIV wieku, Zielona Göra — Poznan 1959.
2 См. St. Nowogrodzki, Pomorze Zachodnie a Polska w
latach 13,23—1370, «Rocznik Gdanski», 9/10, Gdansk 1937, str 2—80;
G. L a b u d a, Walka о zjednoczenie Pomorza z Polskg w X—XIV
wieku, «Szkice z dziejöw Pomorza», t I, Warszawa 1958, str. 244 і n.
3 Cm. M. M a 1 о w і s t, Baltyk і Morze Czarne w handlu sred-
niowiecznym, «Jantar», 1 (1937), str. 69—74; St. Nowogrodzki,
96

На этом фоне следует рассматривать и сопротивле-
ние Польши переходу ее трона к немецкой династии —
Люксембургам или Габсбургам, за которым, как по-
казывал пример Силезии, следовало мирное проникно-
вение германских феодалов и немецкого патрициата,
подчинявшего себе всю торгово-ремесленную жизнь
страны. Недопущение Сигизмунда Люксембургского и
его жены Марии на польский трон, несмотря на то что
у них имелись для этого определенные юридические
основания, было продиктовано, вопреки видимости, не
только антилюксембургскими, но и антигерманскими
мотивами- Речь шла прежде всего о том, чтобы отверг-
нуть кандидатуру бранденбургского электора 1. Теми же
самыми мотивами руководствовались, несомненно, и
венгерские феодалы, которые не хотели видеть на троне
Венгрии Габсбурга из соседней Австрии. Разумеется,
это была отнюдь не единственная причина. Наряду с
нею сыграло свою роль и стремление тех же польских
и венгерских вельмож возвести на трон своих избран-
ников, женив их на дочерях Людовика, а не кандида-
тов, назначенных самим Людовиком. При его жизни
им трудно было этому сопротивляться. Но теперь они
попробовали сделать это. В результате в Польше Виль-
гельм был устранен в пользу Ягайлы. В то же время,
правда, попытка возведения на венгерский трон Карла
Малого Анжуйского вместо Сигизмунда оказалась без-
успешной.
Избрание Ягайлы, несомненно, отвечало классовым
интересам правившей в Польше группы, которая мечта-
ла о приобретении на Востоке больших территорий для
колонизации. Вместе с тем оно исключало появление в
Польше монарха-немца, который, не обладая такими
территориями, надеялся приобрести их в Польше для
своих германских феодалов. Очень поучительна с этой
точки зрения позиция Ордена, поддерживавшего стре-
мление Габсбургов уничтожить польско-литовский со-
юз путем разрыва брака Ягайлы и Ядвиги и одновре-
менно предпринимавшего усиленные попытки овладеть
Polityka Kazimierza Wielkiego wobec pölnocnego handlu Polski
«Jantar», 3 (1939), str. 70—76.
1 To есть имперского князя, принимавшего участие в выборах
императора. — Прим. ред.
97

Вильнюсом. Судьбы восточной части Центральной Ев-
ропы зависели также в значительной степени от исхода
развернувшейся в 1390 году борьбы с Орденом за
Вильнюс. Пытаясь подчинить Жемайтию, Орден стре-
мился не только к обеспечению удобной сухопутной
связи между Пруссией и Курляндией, но и к тому, что-
бы гарантировать себе возможность угрожать Виль-
нюсу и овладеть им чуть ли не в любой подходящий
для этого момент. Желая обеспечить себе по крайней
мере дипломатическую поддержку Люксембургов из
Чехии и Венгрии и гарантировав себе приток через
Бранденбург людских и материальных резервов из
Германии, Орден приступил к приготовлениям, целью
которых была окончательная схватка с Польшей, окру-
женной в тот момент с трех сторон. И это было отнюдь
не беспочвенное намерение, если учесть, что во время
«Великой войны» на стороне крестоносцев стояли как
Вацлав Чешский, так и Сигизмунд и что, более того,
Сигизмунд решился даже на вооруженное выступление
на южной границе Польши.
Для правильного понимания принципиального ха-
рактера конфликта 1410 года нужно констатировать,
что агрессия германских феодалов, успешно овладевав-
ших чешскими землями и распространявших свое влия-
ние на Венгрию, достигла кульминационной точки в
тот момент, когда Польша, утратив возможность сот-
рудничества уже не только с Чехией, но и с Венгрией,
стала искать опору в Литовско-Русском государстве.
Приостановление этой агрессии в результате «Великой
войны», развал ее северного крыла после отвоевания
Жемайтии открыли перед Польшей новые перспективы.
Орден, правда, удержался на захваченных им землях,
но существовавшая до этого угроза Польше была лик-
видирована. Ослабленный враг, еще атаковавший ее —
но теперь уже безрезультатно — по дипломатическим
каналам, по-прежнему искал себе союзников в лице
Люксембургов и Габсбургов, ибо вооруженные схватки
не приносили результата 1. Орден не только слабел
1 См. J. Dabrowski, Grunwald, «Malopolskie Studia Histo-
ryczne», 3 (1960), str. 5—13; ом. также J. G a r b а с і k, Zygmunt
Luksemburczyk wobec wielkiej wojny polsko-krzyzackiej (1409—1411);
ibid., str. 15.
98

внутренне, но и утрачивал все больше свои позиции и
влияние на международной арене. Польско-литовская
уния и грюнвальдский разгром, подорвавший превос-
ходство немцев на суше, сопровождались аналогичны-
ми явлениями на море1. Кальмарская уния и падение
гегемонии Ганзы на Балтике, отчетливо проявившееся
во второй половине XIV века, а также рост влияния Да-
нии, которая возобновила политику сближения с Поль-
шей, ослабили не только Ганзу, но и Орден2. Наследник
королевы Маргариты, Эрик, заключил в 1419 году союз
с Польшей против Ордена, а рост датского влияния в
балтийской торговле и вторжение в район Балтики гол-
ландцев и англичан положили начало периоду заката
Ганзы на этом море. Поражения немцев на Севере, не-
сомненно, ободряюще повлияли на увеличение антигер-
манских настроений в Чехии и антилюксембургских —
в Венгрии. На чешской земле назревала вспышка гу-
ситского движения, антифеодального и антигерманско-
го по своему характеру, а в Венгрии шло быстрое раз-
витие сословной монархии, подготавливая и там пе-
ремены, невыгодные для германских феодалов3.
Уже едва ли не через десять лет после '«Великой
войны» Польша оказалась перед лицом коренных пере-
мен на западе славяно-германского фронта, перемен
революционного характера. Чехия, втянутая до этого в
лагерь германских феодалов, неоднократно использо-
ванная германскими феодалами в качестве клина для
борьбы с Польшей и Венгрией, в результате совершен-
ного там переворота превратилась в славянский клин,
направленный против германских феодалов и насту-
пательно действующий также и вне своих границ. Он
стал принимать на себя атаки германского феодально-
го мира, принужденного прекратить оказание помощи
крестоносцам, против которых Ягайло смог даже бро-
1 Подробнее см. L. К о с z у, Polityka baltycka Zakonu Krzyza-
ckiego, Torun, 1936; ом. также А. V e t u 1 a n і, Walka Polski w
wiekach srednich о dost^p do Baltyku, Warszawa 1954; K. Lepszy,
Walka о zjednoczenie Pomorza z caiosci^ ziem polskich, «Konferen-
cja Pomorska» 1954, Warszawa 1956, str. 31—113.
2 Gm. V. N і t e m a a, Der Kaiser und die Nordische Union, Hel-
sinki 1959.
3 Cm. J. M а с e k, Husyci na Pomorzu i w Wielkopolsce, War-
szawa 1955.
99

сить в 1433 году гуситские отряды1. В связи с этим с
1422 года стали предприниматься попытки установле-
ния прочных связей между Польшей и Чехией в различ-
ных вариантах — от проектов приглашения Ягайлы на
чешский трон и планов водворения в Чехии Корибута
как заместителя Витовта вплоть до выдвижения на чеш-
ский трон кандидатуры юного сына Ягайлы, Казими-
ра. Но все эти замыслы разбились о трудности, давав-
шие о себе знать как с чешской, так и с польской сто-
роны. С чешской они выражались прежде всего в
простой невозможности принятия польско-литовской кан-
дидатуры подавляющей частью 'не только чешского об-
щества, но даже самого гуситского лагеря. У польской
стороны трудности возникли не только в связи с не-
желанием католической иерархии ввязываться в борь-
бу на стороне гуситов, но и ввиду сопротивления круп-
ных польских феодалов, испытывавших тревогу за
судьбу своих владений в случае победы социального
радикализма в Чехии (после битвы при Липанах это
опасение в значительной мере ослабело), равно как,
наконец, и ввиду всеобщего нежелания вовлечь Поль-
шу в войну со всем германским феодальным миром в
момент, когда еще не была закончена борьба с кресто-
носцами. Необходимо помнить о том, что память о при-
надлежности Силезии Польше была тогда еще очень
жива и программа возвращения ее (как свидетельство-
вал пример Освенцима, Затора и Севежа) считалась в
то время актуальной и реальной, а война в защиту Че-
хии, поскольку она означала одновременно закрепле-
ние за нею Силезии и на будущее, отнюдь не возбуж-
дала энтузиазма ни в Польше, ни в самой Силезии2.
Представляется, что единственным средством, кото-
рое оказалось бы способным надолго связать Польшу
с чешским движением и его борьбой против Сигизмунда
Люксембургского, а потом и Альбрехта, было бы смелое
решение чешской стороны отдать Польше Силезию, яв-
но недоброжелательно относившуюся к самой сути чеш-
ского движения, и тем самым лишить там германских
1 См. Е. Maleczynska, Spoleczenstwo polskie pierwszej
polowy XV wieku wobec zagadnien zachodnich, Wroclaw 1947; E.Ma-
leczynska, Ruch husycki w Czechach і w Polsce, Warszawa 1959.
2 Cm. K. Piotrowicz, Plany rewindykacji Slgska przez Pol-
ske. pod koniec sredniowiecza, Katowice 1936.
100

феодалов, весьма умело использовавших это отвраще-
ние, всяких шансов.
С чешской стороны для этого недоставало ни же-
лания, ни смелости. В Польше такое требование отчет-
ливо выставлялось лагерем Олесницкого и адресова-
лось Сигизмунду и Альбрехту, у которых находило
весьма слабый и неискренний отклик. Ни Польша, ни
Чехия не нашли надлежащего решения, которое могло
бы стать базой для сотрудничества. Они действовали
половинчато, и эта их нерешительность привела в ко-
нечном счете к победе Габсбургов сначала в Чехии, а
после Варны и в Венгрии.
Если в Чехии изменение отношения к Германии про-
изошло в результате революции, то в Венгрии анало-
гичная, хотя и не такая решительная перемена насту-
пила вследствие быстрого развития сословной монар-
хии. Борьба олигархии за участие в управлении
государством и ограничение королевской власти в фор-
ме «короны королевства» оказались успешными в зна-
чительной степени благодаря неудаче Сигизмунда в
походе под Никополь, приведя вскоре к временному
аресту короля (1402) и к переходу власти в руки ко-
ролевского совета. Политическая борьба, ведшаяся в
дальнейшем с Сигизмундом, а потом с Альбрехтом,
мало-помалу привела к возникновению в Венгрии ягел-
лонской партии, которая была, по сути дела, партией
среднего дворянства, видевшей свой идеал в том, что
происходило в Польше, и потому высказывавшейся за
выборность короля, но в то же время выступавшей про-
тив Габсбургов и германского влияния. Поддержанное
частью магнатов, среднее дворянство одержало в 1440
году победу, возведя на венгерский трон Владислава
Ягеллончика 1. Вскоре эту партию возглавил Хуниади.
Однако польско-венгерский союз отнюдь не отличался
антигерманской направленностью. Влияние сторонников
Олесницкого в Польше и необходимость защиты от
турецкой угрозы придали ему облик антитурецкого со-
юза. А на западе этот союз стремился к мирным
решениям: в Венгрии был взят курс на свертывание
борьбы с Габсбургами, с тем чтобы высвободить себе
1 См. J. Dabrowski, Wladyslaw I Jagiellonczyk na Wegrzech
(1440—1444), Warszawa 1922; его же: L'annee 1444, Krakow 1952.
101

руки на востоке, а в Польше — на поиски компромисс-
ных решений (брачные планы), которые могли бы при-
вести к возврату Силезии Польше. Однако Габсбурги
относились к этим планам неискренне, ибо видели в
католицизме Силезии и в ее немецком элементе одну
из главных гарантий своего утверждения на землях
чешской короны. Следует также отметить, что в вос-
точной политике вскоре выявились разногласия между
Венгрией и Польшей, вызванные тем, что король Вла-
дислав III и Венгрия высказывались в церковном спо-
ре за Евгения IV, а Польша — большей частью за собор.
Указанные разногласия и предопределили фактическое
отсутствие заинтересованности польского общества в
варненском походе, инспирированном папской курией.
Варненское поражение окончательно разорвало ни-
ти, которые связывали Польшу с Чехией и Венгрией, и
привело к упрочению Габсбургов в обоих этих государ-
ствах. Вступление на польский трон Казимира Ягеллон-
чика и брак его с представительницей дома Габсбургов
привели к коренному изменению позиции, занимаемой
Польшей в первой половине XV столетия и ориентиро-
ванной на сближение Польши (особенно снова подавав-
шей голос среднешляхетской оппозиции, временно под-
держиваемой частью магнатов) с гуситским движением
в Чехии и лагерем среднего дворянства в Венгрии. Ка-
зимир Ягеллончик отбросил политику союза с венгер-
ским средним дворянством и гуситским лагерем в Че-
хии ради наследственных габсбургских претензий своей
жены Елизаветы, с которыми он выступил вскоре пос-
ле смерти Владислава Погробовца в пользу своих сы-
новей, что не могло не противопоставить его издавна
враждебному Габсбургам лагерю, высказывавшемуся в
обоих государствах за королей своей национальности.
Однако наметившееся противоречие на время было
приглушено первыми этапами войны с Орденом, кото-
рая сама, впрочем, очень тесно связывалась с полити-
кой в отношении Чехии, ибо неожиданная смерть Вла-
дислава Погробовца снова поставила в порядок дня
вопрос о том, кто же будет возведен на трон в Чехии
и Венгрии. Избрание в Чехии короля-чеха Йиржи из
Подебрад сразу натолкнулось на сопротивление като-
лического лагеря, поддержанного немецкими феодаль-
ными элементами во всем чешском государстве, что в
102

конце концов привело к возникновению католической
лиги, обращенной против Йиржи. Отрицательную по
отношению к нему позицию занимала также Силезия,
и только предпринятые им попытки достичь соглашения
с папой Пием II отсрочили конфликт. Польский двор
в этих условиях временно »не только воздержался от
выдвижения наследственных претензий на чешскую ко-
рону, но и искал союза с Йиржи, желая привлечь его
на свою сторону в споре с Орденом, обеспечив себе
приток солдат из Чехии, а крестоносцев лишить воз-
можности их вербовки. Польско-чешское соглашение на
Глоговском съезде в 1462 году расчистило также почву
для длительного польско-чешского сближения, дейст-
вительную предпосылку для которого, однако, создава-
ли не коренные цели польской политики, а все более от-
четливо выступавшие во времена Казимира Ягеллончи-
ка династические, ягеллонские интересы.
Мир с Орденом Польша заключила при посредни-
честве папы Павла II, который одновременно начал
проводить в отношении Йиржи политику, направлен-
ную на ликвидацию его »власти в Чехии. Через несколь-
ко 'недель после заключения польско-орденского трак-
тата в Торуни Павел II отлучил Йиржи от церкви и
освободил его подданных от присяги. Папская поли-
тика недвусмысленно была направлена на то, чтобы
после окончания войны в Пруссии толкнуть Польшу
против Йиржи и чешского гуситского движения. Пап-
ский легат предлагал Казимиру от имени курии высту-
пить против Подебрада, чтобы приобрести чешскую ко-
рону для себя или одного из своих сыновей на основе
претензий Елизаветы, указывая при этом на симпатии
силезских князей к королю. Легат гарантировал ему
«полное обладание Силезией и Лужицами». Казимиру
Ягеллончику предстояло принять принципиальное ре-
шение. Он отказался от окончательного разгрома
Ордена и овладения всеми его землями, что было шагом,
желательным для курии. Сделано это было, несомнен-
но, с той целью, чтобы развязать себе руки в момент
приближавшегося решения чешского вопроса.
Казимир Ягеллончик не сумел использовать открыв-
шихся возможностей: он не высказался за папское
предложение, несмотря на возобновление его со сторо-
ны курии, которая отказывалась признать Торунь-
103

ский трактат, если Казимир не примет чешской короны,
и в то же время не выступил на стороне Подебрада
в начавшейся в Чехии гражданской войне, попытав-
шись обеспечить себе решающий голос в качестве по-
средника. Ошибка, совершенная Казимиром, отрази-
лась на дальнейшем развитии чешского вопроса в не-
выгодную для Польши сторону. Избранию Владислава
Ягеллончика преемником Йиржи предшествовало про-
возглашение католической оппозицией чешским коро-
лем Матвея Корвина, который был признан в Моравии,
Силезии и Лужицах. Однако смерть Йиржи в 1471 го-
ду, позволявшая Корвину овладеть троном, дала ему
власть лишь над Чехией. Решение спора должна была
принести война между Матвеем и Владиславом. Поль-
ша, переживая трудности после недавней многолетней
войны, в результате которой ей так и не удалось обес-
печить свои интересы на Балтике, поддержала Влади-
слава Ягеллончика в Чехии и в результате оказалась
в состоянии войны с Венгрией — своим потенциальным
союзником в борьбе с Германией — и в одном лагере с
Габсбургами, которые поддержали Подебрада в его
тяжбе с Матвеем. В этой ситуации польский двор ре-
шил покончить с чешским вопросом путем нападения
на Матвея Корвина в самой Венгрии. Несомненно, аб-
солютистское правление Матвея Корвина вызывало не-
довольство не только магнатов, отстраняемых от уп-
равления, но и значительной части среднего дворянст-
ва, составлявшего до этого опору Хуниади. Польский
двор, базируя свое выступление против Матвея не на
политике союза со средним дворянством, для которой
не находил мотивов, а на наследственных претензиях,
вынужден был довольствоваться сотрудничеством с ор-
ганизовавшей заговор магнатской группой, которая,
впрочем, полностью подвела его. Польский поход в
Венгрию, имевший целью водворить королевича Кази-
мира на трон, не получил никакой поддержки и бы-
стро закончился полной неудачей. Матвей Корвин в
решающий момент нашел поддержку именно у средне-
го дворянства, поддержку, недвусмысленно выражен-
ную позицией, занятой венгерским сеймом, так что
польский удар не ослабил, а, напротив, укрепил его
положение. (Война, которая велась за чешскую корону,
не только привела к окончательному утверждению Кор-
104

вина в Силезии, Моравии и Лужицах, но и склонила
его к поискам союзников в лице крестоносцев и участ-
ников варминьского мятежа епископа Тунгена, что гро-
зило Польше возобновлением прусской войны.
Итак, ягеллонская политика лишилась соответству-
ющей социальной базы, а это при одновременном
отсутствии успехов и даже при явных неудачах, каки-
ми были венгерский поход, а также в еще большей сте-
пени силезский поход в 1474 году, наряду с ростом
тягот, обусловленным долгими годами войн, вызы-
вало все более отчетливую антипатию к династии в
среде шляхты, выражавшуюся как в отказе (например,
на Пётрковском съезде 1477 года) утвердить подати
и созвать ополчение для ведения чешской войны, так
и в добровольной вербовке в армию Матвея Корвина 1.
В этих условиях решение чешского и венгерского воп-
росов в пользу Польши было невозможным, да и к то-
му же вряд ли оно вообще принесло бы выгоду Ягел-
лонам. Матвей одерживал победы в войне с Габсбур-
гами, захватив напоследок Вену и Нижнюю Австрию
(1485). Компромисс, на который пошли с ним Ягелло-
ны, на длительное время закрепил раздел земель чеш-
ской короны. Германский же феодальный мир, пред-
ставленный Орденом крестоносцев и епископом Тунге-
ном, хотя и вынужден был в конце концов отказаться
от возобновления войны и планов возвращения По-
морья, не только не был наказан за свою попытку по-
дорвать Торуньский трактат, но и готов был охотно
предпринять ее снова.
Открывавшиеся перед Польшей после победы над
Орденом шансы на распространение своей власти не
только на Пруссию, но и на Западное Поморье, чтобы,
опираясь на Силезию, снова достигнуть Нижней и Сред-
ней Одры, были сведены к нулю. Опереться на Силе-
зию можно было, либо непосредственно овладев ею
при содействии католических элементов, либо — что
1 См. К. Görski, M, Biskup, Polozenie i sytuacja mied-
zynarodowa Polski w drugiej polowie XV w., «Pamieinik VIII
Powszechnego Zjazdu Historykow Polskich w Krakowie», Referaty і
Dyskusja, t. III: «Historia Polski od polowy XV do polowy XVIII
wieku» pod red. K. Lepszego, Warszawa 1960, str. 9—28; K. G o r -
s k i, Rzady wewnetrzne Kazimierza Jagiellonczyka w Koronie,
«Kwartalnik Historyczny», r. 66, nr 3 (1959), str. 726.
105

было гораздо легче—сделав это косвенно, для чего
надлежало энергично уладить чешские дела путем
мощной поддержки Подебрада и его сторонников. Ко-
роль и лагерь, высказывавшийся за чешскую програм-
му, были скорее за второе решение, но действовали
половинчато. Главной причиной неудач польской поли-
тики в тот период было отсутствие надлежащего пони-
мания важности, да и самого существа западных про-
блем для Польши. Существо же это заключалось в
росте производительных сил, особенно городского про-
изводства, и торговых оборотов, росте, который так
явственно ощущался в Германии в XV веке и понима-
ние которого было доступно лишь городским элемен-
там, а они как раз находились в тогдашней Польше в
пассивном политическом и экономическом состоянии.
Понимания этого не было у Ягеллонов, более того, не
имели его также — за малыми исключениями — ни маг-
наты, ни рвавшаяся к власти шляхта. По сути дела,
между династией и магнатами, а вскоре и средней
шляхтой было достигнуто молчаливое соглашение, ко-
торое позволило Ягеллонам при слабой, впрочем, по-
мощи феодальных слоев реализовать свои династиче-
ские планы ценой социального возвышения шляхты
при одновременном отказе от силезской программы и
использования возникавших в Поморье возможностей1,
но зато с надеждой на более широкую экспансию на
Востоке. Ягеллоны очень быстро вжились в принципы
и методы центральноевропейской династической поли-
тики и старались, как они считали, дешево платить
за использование сил польского государства в интере-
сах этой политики, не давая взамен никакого сущест-
венного эквивалента, желательного с точки зрения ин-
тересов польского государства. Они не предвидели так-
же, что за усиление шляхты, достигнутое вначале за
счет других классов, расплачиваться в конечном счете
придется королевской власти.
1 См. 2b, Jablonski, Pomorze Zachodnie w dobie przemian
gospodarczych za panowania Boguslawa X (1474—1523), «Sprawoz-
dania Polskiej Akademii Umiejetnosci», 52 (1951), str. 619—625;
St. G a w e d a, Pomorze Zachodnie a Polska wobec rywalizacji mo-
carstw na przelomie XIV і XV wieku (1370—1421), ibid., 53 (1952),
str. 377-381.
106

Как поход королевича Казимира, так и поход Яна
Ольбрахта в Венгрию не имели никакого юридическо-
го оправдания, и поиски последнего были столь же
тщетны, как и во времена Ягайлы и Владислава III,
когда речь шла о Чехии. Произошла лишь та пере-
мена, что, учитывая опыт 1471 года, ни Владислав, ни
Ян Ольбрахт не выступали уже с династическими пре-
тензиями, а домогались избрания, причем Владислав
ориентировался на магнатский лагерь, который после
сильной власти Матвея мечтал о слабом короле, а Ян
Ольбрахт —на среднее дворянство.
Внезапная смерть Матвея Корвина (1490), которая
должна была принести политике Ягеллонов оконча-
тельный успех, выявила всю ее слабость и одновремен-
но отсутствие в ней какой-либо ценности для польского
государства. Факт вступления в борьбу за венгерский
трон двух сыновей Казимира Ягеллончика и дальней-
ший ход этой борьбы показали, что политике Ягелло-
нов, по сути дела, не хватало руководящей мысли. Не
хватало ей также единства планов и действий, которое
составляло основу всякой династической политики того
времени. Владислав, победивший в этой борьбе, дейст-
вовал по существу уже в интересах не династии, а вли-
ятельных магнатских групп в Чехии и Венгрии; он был
также гораздо ближе Габсбургам, чем собственной ди-
настии, а тем более Польше. Объединение в его руках
Чехии и Венгрии полностью лишило Польшу всех вы-
год, какие она могла бы получить от водворения в Вен-
грии второго из королевских сыновей. Персональная
уния Чехии и Венгрии навязала ягеллонским правите-
лям совместные действия, и они отвернулись от менее
нужной им теперь и ставшей для них тесной Польши.
Результатом этого был продиктованный нуждами ди-
настии разрыв персональной польско-литовской унии
и появление у Габсбургов (уже в 1491 году) видов на
наследство Ягеллонов в Венгрии. 1515 год был лишь
простым следствием того, что обозначилось уже в кон-
це правления Казимира Ягеллончика. Эти события под-
готовили в конечном счете ликвидацию активной поль-
ской политики на западных границах, где Польша
окончательно перешла к обороте. Последняя возмож-
ность воссоединения Западного Поморья с Польшей
была утрачена с крушением планов Богуслава X По-
107

морского 1, а прусская присяга вопреки всем предви-
дениям стала началом отступления Польши на северо-
западе как следствия сочетания династической полити-
ки Ягеллонов с политикой экспансии польских фео-
дальных элементов на востоке.
Не менее важными были итоги такого развития со-
бытий на юго-западе Польши. Ослабление в XV веке
немецкого влияния в Чехии и Венгрии оказалось вре-
менным, ибо разлагавшаяся Германская империя наш-
ла себе прекрасного преемника в лице династического
государства Габсбургов, реализовавшего «немецкую
концепцию Центральной Европы»2 и простиравшего
свои планы дальше, чем старая империя,— в конечном
счете вплоть до Балканского полуострова. Ягеллон-
ская династическая политика очень скоро пошла по
пути уступок в пользу Габсбургов.
1 См Zb. Jablonski, op. cit.
2 К. Tymieniecki, Dzieje..., str. 570 і n.

Ева Малечинская
Проблема „Дранга нах Остен"
в XIV—XV веках
Общий принцип, согласно которому «Дранг нах Ос-
тен» должен рассматриваться в научном плане не как
неизменное явление, а как производное от условий эпо-
хи (в зависимости от которых оно, следовательно, изме-
няет свой характер и силу), очень важен для периода
XIV—XV веков. Естественно, от политически сознатель-
ной деятельности мы обязаны отличать здесь объектив-
ные последствия независимых от человеческой воли
социально-экономических перемен.
Одной из несомненных форм германского экономи-
ческого натиска на восточные территории была в пре-
дыдущий период немецкая колонизация. Польская на-
ука давно преодолела тезис как старой, так и нынеш-
ней националистической германской историографии о
будто бы огромных размерах колонизации и ее эконо-
мических и культурных результатах.
Для периода от середины XIV до середины XVI
века проблема колонизации, то есть наплыва больших
масс переселенцев в деревню, а в известной степени
также и в города, утратила то значение, какое она име-
ла в предыдущий период. Такая перемена явилась ре-
зультатом формирования нового уклада экономических
и социальных отношений в Европе. На землях, которые
вошли в состав польского государства, в течение дол-
гих веков уже не было и речи о германизации. Наобо-
рот. Если в XV веке еще явственно чувствовалась сила
иностранного элемента в городах, то одновременно на-
чался процесс полонизации немецких элементов в круп-
109

ных городских центрах, который в следующем веке за-
вершился почти полностью 1.
Разумеется, иначе обстояло дело в тех районах, ко-
торые остались за пределами польского государства.
К проблеме сознательной, ведшейся с явно политиче-
скими целями германизации этих районов мы вернемся
ниже. Здесь лишь подчеркнем, что независимо от соз-
нательных политических усилий, отнюдь не одинако-
вых, впрочем, в различных районах и в отдельные пе-
риоды, продолжался особенно сильный экономический
натиск на западнопольские земли, объективно не яв-
лявшийся сознательной германизацией, но продвигав-
ший вперед процесс германизации.
Основную роль играли здесь города. Пусть пере-
селенческое движение крестьянских масс и прекрати-
лось — период позднего средневековья является време-
нем большой предприимчивости купеческого капитала
в городах, в нашем случае выражавшейся как в тор-
говой эксплуатации восточных районов, так и — осо-
бенно в горном деле —в эксплуатации их природных
богатств, иногда в предкапиталистических формах.
В большинстве случаев это «не был, как мы выше под-
черкнули, политически сознательный «Дранг нах Ос-
тен». И носителем его не был (как, например, в случае
с известной Фуггеровско-Тужоновской компанией) иск-
лючительно германский купеческий капитал2. Более
того, политическая позиция городского патрициата ча-
сто диктовалась экономическими интересами, а не гер-
манским национальным сознанием,— достаточно ука-
зать на позицию Гданьска и прусских городов в Три-
надцатилетней войне Польши с Орденом крестоносцев.
Тем не менее нельзя недооценивать роли экономи-
ческого проникновения германского элемента в про-
цесс складывания национальных отношений, особенно
! См. К. Tymieniecki, Polszczenie sie. Niemcow w miastach
wielkopolskich w XV wieku, «Roczniki Historyczne», 14 (1938);
W. Taszycki, Udizial mieszczan krakowskich w wake о jezyk
polski w czasie Odrodzenia, «Krakowskie Odrodzenie», Krakow 1954.
2 Gm. J. P t a s n і k, Turzonowie w Polsce і ich stosunki z Fug-
gerami. «Przewodnik Naukowy і Literacki», 33 (1905), str. 829—838,
927—934, 1020—1028, 1M5—1124; его же: Przedsigbiorstwo kopalnia-
ne krakowian і nawizjzanie stosunkow z Fuggerami w poczgtku XVI
wieku, «Biblioteka Krakowska», t. XII; J. Künde 1, Fuggerove na
Slezsku, «Slezsky Sbornik», 1955.
110

в районах, где польская монархия не сумела полити-
чески сыграть на экономических интересах этих город-
ских кругов. В подтверждение можно сослаться на
Вроцлав. В XV веке влияние в этом городе стало явно
переходить в руки сначала Матвея Корвина, а позднее
Габсбургов, Браyденбургской и Саксонской династий,
несмотря на то что это был протестантский город.
Наряду с усилением в польских городах, располо-
женных на западных землях, капитала крупных купе-
ческих компаний, продолжались проникновение сюда
ремесленников и приток городской интеллигенции из
германских городов. В результате имущие слои круп-
ных центров не только сохранили, но и углубили свой
немецкий характер.
Период гуситской антицерковной оппозиции и Ре-
формации вместе с усилением религиозной полемики
принес и большее число источников, позволяющих вни-
кнуть в национальные отношения. В результате исто-
рики получили непреложные доказательства славян-
ского характера народных масс ряда районов, который
уже тогда проступал настолько отчетливо, что в гер-
манской националистической историографии появился
в свое время тезис о реславизации Силезии в резуль-
тате гуситских войн. Этот тезис в своей наиболее су-
щественной части, касающейся мнимого истребления
германского населения, совершенно не обоснован.
Независимо даже от преувеличения некоторых не-
сомненных фактов кровавых выступлений, направлен-
ных, впрочем, только против определенных социальных
элементов, наиболее сильные германские центры (та-
кие, как Вроцлав или Свидница) никогда не находи-
лись в гуситских руках. Достаточно сослаться лишь на
пример относительно лучше исследованной истории
Вроцлава. Здесь еще в период перед гуситским восста-
нием цехи давали деньги на польские богослужения с
пением и процессиями, а польские проповеди удержива-
лись в ряде костелов (например, у регулярных кано-
ников на Песке их отменили только под напором не-
мецкого патрициата, собственно, уже в период гусит-
ских войн в 1429 году) 1. Здесь в 1475 году появилось
1 См. W. Dlugoborski, J. Gierowski, К. Male-
czyriski, Dzieje Wroclawia do r. I807, Warszawa 1958, str. 271.
111

первое целиком польское печатное издание — основные
католические молитвы, перепечатанные в синодальных
уставах для нужд клира; здесь по меньшей мере по-
ловина протестантских храмов имела в XVI веке поль-
ских проповедников и еще в XVII веке местные немцы
в массовом масштабе учились польскому языку не
только ради потребностей торговли с Польшей, но и
для домашних нужд.
Непосредственно после войны польская наука на-
помнила о ряде известных фактов, касающихся нацио-
нальных отношений1. Их не в состоянии замалчивать
теперь наиболее объективная часть авторов, издающих
свои работы в Западной Германии, так же как не
скрывали их объективные немецкие авторы в прошлом.
Однако, несмотря на это, наша оценка положения дел
все еще неполна, а имевшие до сих пор хождение
обобщения в свете последних изысканий надо признать
устаревшими.
Перед польской наукой и сейчас еще стоит важная
задача. Исследование национальных отношений поздне-
го средневековья в связи с недостатком прямых данных
сопряжено с необычайными трудностями. Подводят
почти все принимаемые авторами критерии, например
критерий произношения фамилий или критерий языка
официальной переписки. Достаточно сослаться на то,
что, с одной стороны, в подвроцлавских Контах боль-
шинство лиц, принадлежавших к польскому цеху, имело
фамилии, записанные в немецкой транскрипции2, а с
другой — ведшаяся на немецком языке книга деревни
Ламбиновице содержит формулы крестьянских присяг,
записанные на польском языке3.
Подводят и сообщения отдельных авторов того вре-
мени. Эти сообщения зачастую просто не обращают
внимания на язык народных масс, а порою дают фор-
1 См. статьи Z. Kaczmarczyk, Problem germanizacji Sla.ska
w swietle nowych badan, «Przegla.d Zachodni», r. III, nr 11/12
(1947), sir. 935 і n.; его же: Rozprzestrzenienie narodowosci pol-
skiej nad Odra і Baltykiem w poznym feudalizmie, «Przeglad Zachod-
ni», r. IX, nr. 1/3 (1953), str. 12 і n.; здесь же указана и предше-
ствующая литература.
2 См. В. Turon, Stosunki spoleczne w Katach w XVII і
XVIII w., «Sobötka», IX, 1954, str. 151—152.
3 Gm. R. Heck, Polskie formuly przysiag ze wsi podwroclaw-
skiej z lat 1591—1601, «Sobötka», X, 1956, str. 107—109.
112

мулировки скорее литературные, чем точно описываю-
щие состояние дел. Таково, например, сообщение Энея
Сильвия об Одре, которая отделяла в Силезии поляков
от немцев,— сообщение, повторявшееся позднее десят-
ками авторов.
Только серьезная методическая дискуссия о необхо-
димости тщательной критики источников, посвященных
национальным отношениям позднего средневековья на
польских западных землях, позволит установить, на-
сколько сильно искаженную картину они дают.
Если проникновение крупного купеческого капитала
или некоторых элементов городского ремесла не смог-
ло изменить национального облика народных масс, то
наиболее опасные объективные последствия могло иметь
(и, несомненно, имело в некоторых районах) другое
явление экономического характера. Речь идет здесь
о складывании в результате хозяйственной деятельно-
сти, выходящей за рамки удовлетворения потребностей
местного населения, рынка, более широкого, чем мест-
ный. Это был, как известно, важный элемент постепен-
ного образования общенационального рынка. Нельзя
отрицать, что в некоторых случаях западные земли ли-
бо из-за географических условий, либо прежде всего
под давлением политических связей начинали тяготеть к
иностранным территориям. Так было с районами Запад-
ного Поморья и с некоторыми районами нынешней поль-
ской Силезии.
Однако в большинстве случаев экономическая связь
в изучаемый период сохраняется наперекор политиче-
ским границам. (Весьма отчетливо это прослеживается
на примере экономических связей Гданьского Поморья,
находившегося в руках крестоносцев, с землями Поль-
ского королевства 1 или связей Силезии с Великой и
Малой Польшей2. Другим фактором, оказывавшим в
изучаемый период влияние на продвижение германских
элементов на Восток, была тенденция к созданию в
Центральной Европе многонациональных государств
под эгидой отдельных династий.
1 См. М. М а l о w і s t, Podstawy gospodarcze przywröcenia
jednosci panstwowej Pomorza Gdanskiego z Polska. w XV w., «Prze-
glad Historyczny», 1954.
2 Cm. K. Maleczynski, Rozwöj ziemi sla.skiej w еросе Od-
rodzenia, «Odrodzenie w Polsce», I, Warszawa 1955.
113

Хорошо известным фактом в истории Германии яв-
ляется то, что крупные территориальные государства,
входившие в состав империй, представляли собою по-
литическую антитезу слабости германского государства
как целого. И если говорить о наиболее сильном госу-
дарственном организме такого типа (каковым с XV ве-
ка стал Бранденбург под властью Гогенцоллернов), а
также о формально входившем с середины XV века в
состав Польского королевства государстве Ордена кре-
стоносцев в Пруссии, то они возникли либо, как Бран-
денбург, на территории, колонизовавшейся по существу
испокон веку, но все еще характеризовавшейся этниче-
ской неоднородностью, либо — как орденское государ-
ство—на только что завоеванной территории.
Покорение и удержание упомянутыми государства-
ми славянских районов оказалось возможным в ре-
зультате недостаточности центростремительных сил,
действовавших в Польше, и экономической незрелости
национальной польской территории.
Несмотря на это, с польской стороны не было не-
достатка в стремлении к восстановлению единства. На-
иболее отчетливо это проявилось в отношении госу-
дарства крестоносцев. Со времени вероломного захва-
та Гданьского Поморья Орденом в начале XIV века
велась ожесточенная борьба за возвращение этого
края. Она слишком хорошо известна в истории, чтобы
рассматривать ее здесь подробно. Поморье было не
единственным районом, на который распространялись
воссоединительные тенденции. В течение XIV—XV ве-
ков систематически предпринимались — пусть безус-
пешные — попытки установления связей с Западным
Поморьем, Новой Маркой, Любушской землей и Си-
лезией.
Характерно, что такие попытки неизменно предпри-
нимались в те исторические моменты, когда в Польском
государстве приобретали влияние более прогрессивные
социальные силы, оттесняя в сторону магнатов. Уси-
лия эти, даже несмотря на их полную безуспешность
(если не считать единственной территории — Гданьско-
го Поморья), создавали в среде германских феодалов
атмосферу постоянного страха и все более сильные
стремления к германизации районов, уже находивших-
ся в их подчинении.
114

Во времена Грюнвальда существовали опасения,
что Витовт напоит своих коней в Рейне. Не только Си-
гизмунд Люксембургский с тревогой и возмущением
отмечал, что Сигизмунд Корибутович заселил окрест-
ности замков в Силезии «puris Polonis ut terram nostram
prefatam adhuc dampnosius valeat ad destructionem
deducere» 1. Еще во второй половине XV века, во время
споров за наследование трона в Щецинском княжестве
в 1464—1472 годах, бранденбургский посол Гертнит об-
ращал внимание императора Фридриха III «...на более
мощно, чем когда-либо, нарастающее славянское про-
тиводействие на Востоке, на идею создания марки как
форпоста германизации в этих подвергшихся разорению
местностях и на необходимость укрепления ее мощи, что-
бы она могла победоносно выстоять в борьбе против
враждебных сил...»2
Натиск германских государств, выросших на сла-
вянских землях, был первым проявлением политиче-
ски сознательной экспансии германских феодалов в
рассматриваемый период.
Вторым проявлением ее была династическая поли-
тика Люксембургов и Габсбургов, тесно связанная с
политикой папской курии3. Понятно, что польская и
чешская историография подходят к оценке люксембург-
ской политики в странах Центральной Европы с не-
сколько различными критериями. Тем не менее неко-
торые факты бесспорны. Независимо от немецкого про-
исхождения самой династии представители ее часто
выражали скорее феодально-универсалистскую идеоло-
гию, чем германское национальное сознание. То, что
многие представители ее носили титулы германских
королей и императоров, превращало их династическую
политику в орудие германского «натиска на Восток».
Этому особенно способствовали тесно связанная с Люк-
1 Codex epistolaris Vitoldi, nr 1409. По-руоски это звучит при-
мерно так: «чистыми поляками, чтобы вышеупомянутую землю
нашу, доселе неизменно процветавшую, довести до полного опусто-
шения».
2 См. G. L a b u d a, W sprawie przemian etnicznych Pomorza
Zachodniego, «Studia і Materialy do Dziejöw Wielkopolski і Pomo-
rza», I, str. 318.
3 Cm. E. Winter, Die Luxemburger in der Ostpolitik der
päpstlichen Kurie im 14. Jh., «Wissenschaftliche Zeitschrift der
F. Schiller Universität Jena», VII, 1957/58, S. 81 f.
115

сембургами авиньонская курия и католическая цер-
ковная иерархия. Опасность замечало и чешское обще-
ство. Уже против Яна Люксембургского, посаженного
императором Генрихом VII на чешский трон, выступи-
ла национальная чешская оппозиция, нашедшая, меж-
ду прочим, свое выражение в хронике Далимила.
Правление Яна принесло Чехии расширение границ, в
частности за счет Лужиц и Силезии. Что же касается
Польши, то союз Яна с Орденом крестоносцев и борь-
ба с Владиславом Локетком в очень большой степени
затрудняли процесс объединения национальной терри-
тории и создания независимого Польского государства.
Зато дискуссионную проблему как для польской,
так и для чешской историографии представляет харак-
тер государства Карла IV, особенно роль его внешней
политики. Бесспорным является факт экономического
и культурного расцвета Чехии в царствование Кар-
ла IV, хотя, разумеется, этот расцвет был прежде все-
го результатом развития производительных сил, а не
одной только деятельности монарха. С другой стороны,
совокупность «земель чешской короны» во времена
Карла IV, несомненно, не являла собою национального
монолита. Хотя в состав земель чешской короны вхо-
дили также нечешские славянские районы и во всем
государстве достаточно ощущалась примесь немецкого
элемента, чешский элемент явно преобладал. Посколь-
ку наследственная монархия Карла IV была чешской
страной по традициям и языку большинства ее населе-
ния, имевшиеся в его политике централизаторские уст-
ремления не могли сопровождаться явным германиза-
торским натиском. Впрочем, Карл IV с момента своего
водворения на императорский трон оказался в Герма-
нии и Чехии скорее на наднациональной позиции как
в отношении немецкого, так и славянского элемента.
Такой характер носили формулировки Золотой буллы и
декрета об основании Пражского университета. Могу-
щество Чехии времен Карла стало, несомненно, одной
из движущих сил развития чешского национального со-
знания.
Тем не менее даже при отсутствии сознательного
германизаторского натиска времена Карла IV объек-
тивно принесли с собою увеличение немецкого элемен-
та в Чехии, особенно рост экономически сильных гер-
116

манских прослоек. Стремление Карла к расширению
границ собственного династического государства, не-
сомненно, осложняло также деятельность Казимира,
затрудняя объединение всей национальной территории
Польши, а следовательно, и более успешную защиту от
агрессии германских феодалов в будущем.
Тесный союз Люксембургов с курией (проявивший-
ся уже в политике Карла IV, как внутренней, так и
внешней) после определенных расхождений между со-
юзниками во времена Вацлава IV нашел в изменивших-
ся условиях нового представителя в лице Сигизмунда
Люксембургского. Острота социальных, а вслед за ни-
ми и национальных конфликтов его времени разоблачи-
ла подлинный характер универсалистской и наднацио-
нальной политики империи. Гуситская Чехия стала объ-
ектом явной ненависти как курии, так и короля
Германии и одновременно наследника чешской короны.
Сейчас уже нет необходимости доказывать, что гу-
ситское движение, уходившее своими корнями в идео-
логию самого Гуса или — позднее — таборитов, никог-
да не было исключительно национальным и тем более
не представляло собой идеологии национальной нена-
висти 1. Лучше всего об этом свидетельствуют влияние
движения в Германии или фигуры немцев-гуситов. Но
так же, как политика экспансии на Восток была по-
литикой реакционной части германских феодалов, под-
держиваемой церковной иерархией, всякая социальная
оппозиция, даже исходившая из немецкой среды, свя-
зывала руки германским феодалам и представляла со-
бою важную и объективно действующую, хотя еще и
не осознавшую своей роли преграду на пути осуществ-
ления их программы. Это первый аспект того значения,
какое имело гуситское движение для торможения экс-
пансии на Восток. Второй аспект еще более очевиден.
Хотя корни гуситского движения в Чехии крылись в
общественных отношениях, великий порыв чешских на-
родных масс, написавших на своем знамени общие тре-
бования справедливости и освобождения от гнета, спло-
тил все слои народа вокруг лозунга защиты своей на-
циональности; символом этой защиты явилась домаж-
лицкая победа.
1 См. J. М а с е k, Närodnostni otäzka v husitskem revolucnim
hnuti, «Ceskoslovensky Historicky Casopis», 1955, z. 1.
117

Польское государство в это время не находилось
под такой угрозой и не знало столь сильных социаль-
ных движений. Но влияние гуситской идеологии на
Польщу несомненно. Лозунги борьбы с Орденом кре-
стоносцев и возвращения земель по Одре хотя и не
переплетались в польских условиях с революционны-
ми социальными устремлениями, но все же, как пра-
вило, сочетались с антимагнатской оппозицией мелкой
и средней шляхты и городов, а также с усилением
влияния прогрессивных сил, стремившихся хотя бы к
некоторому высвобождению из-под гнета курии.
Покровительство, оказываемое церковью экспансии
реакционных германских феодалов на Восток, продол-
жалось и после поражения гуситского движения в
Чехии. Оно помогло после смерти Сигизмунда Люк-
сембургского Альбрехту Габсбургскому завладеть
чешским троном вопреки польской кандидатуре, вы-
разилось в отлучении от церкви Казимира Ягеллон-
чика, ведшего войну с Орденом крестоносцев и заклю-
чившего союз с Йиржи из Подебрада, облегчило
становление ягеллонско-габсбургского союза и утверж-
дение Габсбургов на чешском троне после битвы под
Мохачем.
В общих чертах эти проблемы известны и бесспор-
ны. Тем не менее в последнее время несколько запуще-
ны исследования в области международной политики
второй половины XV века. Существует безусловная
потребность в новых изысканиях, с тем чтобы вскрыть
корни многих важных начинаний. Ведь в данном слу-
чае мы имеем дело с традиционным стремлением мо-
лодых национальных славянских государств к тесному
оборонительному союзу, а выявление и всестороннее до-
кументальное освещение таких традиций отнюдь не ут-
ратило своей актуальности и сегодня.
Окончательный итог оборонительных усилий обеих
стран не увенчался полным и прочным успехом. И Че-
хия и Польша к тому времени еще не созрели для ре-
волюционных социальных перемен. Чехия в конечном
счете вернулась под власть иностранных династий, а
Польша возвратила себе лишь Гданьское Поморье,
так и не доведя до конца объединение всей своей наци-
ональной территории. Несмотря на это, влияние анти-
церковной социальной оппозиции на ход событий, не-
118

сомненно, способствовало замедлению в изучаемый пе-
риод германской экспансии на Восток. Еще большее
значение в сравнении с влиянием на тогдашний из-
менчивый ход политических событий имело воздействие
гуситской идеологии на умы людей. Не будучи носи-
телем национальной исключительности или ненависти,
гуситское движение в Чехии и его отзвуки в Польше
стали могучими ускорителями процесса пробуждения
национального сознания во всех общественных слоях —
даже тех, которые были враждебны социально-религи-
озной идеологии левого крыла гуситов. И воздействие
это было очень длительным.
В заключение хотелось бы высказать еще несколько
замечаний о роли лютеранской Реформации в герман-
ской экспансии на Восток. Уже сама группировка клас-
совых сил, выступавших против Реформации, и роль
папской курии в этой группировке показывают, что
лютеранская Реформация на своем начальном этапе
(пока еще не выкристаллизовалось ее социальное ли-
цо) не могла быть и действительно не была предста-
вительницей политически экспансивных германских фе-
одальных сил, подобно тому как католическая церковь
не выполняла роли сознательного защитника польской
культуры. Наоборот, на польских землях, особенно в
находившейся под властью Габсбургов Силезии, Ре-
формация вписала свои славные страницы в историю
среднего и мелкого польского городского населения.
Она отчетливо базировалась на местных гуситских
традициях и традициях чешских братьев и на опре-
деленном этапе была действенной организационной
формой антицерковной оппозиции. Впрочем, антицер-
ковное брожение третьего десятилетия XVI века тоже
требует дальнейших тщательных исследований. Очень
часто, находясь под впечатлением от последующего
развития событий, мы трактуем проявления самых раз-
нообразных течений и устремлений, включая различные
ответвления анабаптизма и спиритуализма, как уже
выкристаллизовавшийся и организационно сплоченный
лютеранизм 1.
1 См. Е. Maleczynska, Fryderyk II wobec lewego skrzydia
reformacji na Slasku, «Studia z dzjejow polskich і czechoslowaekich»,
I, Wroclaw, 1960.
119

Впрочем, исторический процесс начала XVI века
необычайно сложен, и всякие суждения a priori или
ex post, на основе предшествующего или последующего
развития событий, рискованны. Так, например, опасная
на других этапах для славянских стран политика Го-
генцоллернов стала на заре Реформации несомненным
тормозом в распространении влияния наиболее право-
го крыла габсбургско-церковной реакции и, как бы там
ни было, привела в 1525 году к ликвидации Ордена
крестоносцев в Пруссии. А в 1526 году Гогенцоллерны
готовы были поддержать кандидатуру Пяста (Фрид-
риха II Легницкого) или самого Сигизмунда Старого
на чешский трон 1.
Разумеется, это был неустойчивый, ограниченный в
своих действиях и до известной степени конъюнктурный
союзник славянских прогрессивных сил. Но и данное
явление требует новой тщательной оценки историков.
Роль, какую реформационное движение сыграло в рам-
ках «Дранга нах Остен» на начальном этапе своего
развития, конечно, не противоречит тому, что последо-
вало в дальнейшем, когда в лютеранизме повсюду
одержали верх консервативные или реакционные со-
циальные силы и евангелическая церковь тоже стала
нередко играть германизаторскую роль, как, впрочем,
во многих случаях и католическая церковь.
Следует сказать также несколько слов о проблеме,
которая в принципе относится к последующему перио-
ду, но как один из факторов, косвенно воздействовав-
ших на события, существовала и в рассматриваемое
время. Это турецкая экспансия в Европе. Она, несом-
ненно, усыпляла бдительность славянских стран в от-
ношении угрозы германского натиска и укрепляла вли-
яние габсбургско-католического союза не только в
XVII, но и в XV веке.
Подытожим наши рассуждения. Германский «на-
тиск на Восток» в рассматриваемый период носил ярко
выраженный классовый и в социальном отношении
реакционный характер. Носителями и организаторами
этого натиска были прежде всего представители круп-
ных феодалов, которые действовали, с одной стороны,
через находившиеся под их властью пограничные гер-
1 См. Snemy Ceske I, str. 170; Acta Tomiciana VIII, nr 196—197.
120

манские государства (Бранденбург, Орден), а с дру-
гой—через верхи универсалистской феодальной иерар-
хии, использовавшие титул римских императоров и со-
трудничество династий Люксембургов и Габсбургов с
церковной иерархией.
Эта политика экспансии на Восток отчетливо свя-
зывалась с защитой старого общественно-политическо-
го порядка. Возможность реализации этой политики не
раз основывалась на экономических явлениях, уходя-
щих своими корнями далеко назад, в раннее средневе-
ковье. С другой стороны, ограниченные результаты, ко-
торых «Дранг нах Остен» достиг в рассматриваемое
время, объясняются не только оборонительной поли-
тикой польских феодалов (главное внимание которых
было обращено на их собственную экспансию на Вос-
ток), но и пробуждавшейся активностью новых со-
циальных сил, которые, выступая на общественную аре-
ну, все громче заявляли о своих интересах. От полной
победы этих новых социальных сил зависел и дальней-
ший ход событий. Этот основной тезис, уже давно вы-
сказанный марксистской историографией, но неодно-
кратно подвергавшийся нападкам, требует в своих де-
талях нового анализа и освещения, обоснования новым
документальным материалом — словом, нуждается в
наших совместных исследованиях той эпохи.

Юзеф Хлебовчик
Роль польско-германских
отношений в истории
германского „Дранга нах Остен"
1795—1918 годов
1. Введение
Прежде всего подчеркнем, что в основе явления
«Дранга нах Остен», так четко выступающего на про-
тяжении XIX и начала XX веков, лежали, если гово-
рить о его генезисе, государственные интересы юнкер-
ской Пруссии. Лишь объединение Германии сверху под
руководством Пруссии создало предпосылки для про-
буждения у поднимавшейся буржуазии остальных
германских земель интереса к этому географическому
направлению экспансии. На базе протекавшего одно-
временно своеобразного процесса «опруссачивания»
Германии и немецкого общества, а также усиливав-
шегося просачивания параллельно нараставшего на-
ционализма концепция «Дранга» приобрела зримый ха-
рактер общегерманского устремления и общегерман-
ской идеи. Эту зримость извечно общегерманского
характера идеи «Дранга нах Остен» следует особенно
подчеркнуть, поскольку в трактовке предшествующей на-
ционалистической литературы предмета она служит
одним из краеугольных тезисов о якобы принципиаль-
ной противоположности интересов польского и немец-
кого народов.
В формировании прусской, а с 1871 года прусско-
германской восточной политики (Ostpolitik) отчетливо
вырисовывались два исторических этапа. Первый этап,
охватывавший десятилетия от третьего раздела Поль-
ши до отставки Бисмарка, являлся периодом «перева-
ривания» польских земель, захваченных в результате
разделов. Восточная политика сводилась в это время
только к польскому вопросу, и то лишь в основном в
рамках восточных провинций Пруссии. Центр тяжести
122

польской политики Пруссии, а затем Германской им-
перии лежал в плоскости внутренних отношений.
В международном масштабе польская проблема была
для Берлина лишь тактическим средством борьбы.
Здесь можно, «например, указать на то, как учитывался
польский вопрос Бисмарком в его политике объедине-
ния Германии. Характер восточной политики того вре-
мени диктовался государственными интересами юнкер-
ской Пруссии, которые в свою очередь определялись
географическим и политическим положением государ-
ства Гогенцоллернов. Восточная политика на этом
этапе была обращена своим острием главным образом
против концепций независимости, бытовавших в тог-
дашнем польском обществе. Появление и постепенное
нарастание элементов национализма временами обо-
стряло курс прусского правительства, не предопреде-
ляя, однако, его главных принципов по отношению к
польскому вопросу.
Отход от бисмарковской концепции стабилизации
германо-русских границ и отношений явился в прово-
дившейся до этого восточной политике возвратом к
территориальной экспансии. Центр тяжести ее начал с
тех пор постепенно переноситься в плоскость междуна-
родной политики Пруссии — Германии. Однако в про-
тивоположность гитлеровскому периоду в истории Гер-
мании, когда восточная политика играла роль высшего
закона империалистической политики Третьего рейха,
«Дранг нах Остен» вильгельмовской эпохи был лишь
одним из участков пространственной — экономической,
политической и военной — экспансии Германии. Основ-
ным стержнем восточной политики и в дальнейшем
оставался польский вопрос. Со временем эта политика
стала все больше охватывать территорию Польши, на-
ходившуюся под властью России. Постепенно стали
вырисовываться также дальнейшие направления экс-
пансии— в прибалтийские страны, на Украину, в Бе-
лоруссию и в известной степени также в чешские зем-
ли. Крах прежней политики «переваривания» восточ-
ных прусских провинций привел к тому, что, несмотря
на упомянутый выше отход от политики Бисмарка,
польская проблема не только не утратила значения во
внутренней политике, но и выросла до уровня одной из
наиболее жгучих проблем тогдашней Пруссии. Серьез-
123

ным изменениям подвергся в тот период и сам харак-
тер восточной политики. Она во все большей мере при-
обретала черты националистической борьбы, деформи-
ровавшей отчетливую до той поры линию классового
деления, и отражалась на дальнейшем изменении
соотношения социальных сил. Мировая война, осо-
бенно ее конечная фаза, еще больше подчеркнула и
сделала более актуальным международный аспект вос-
точной политики, вызвала усиление территориальной
экспансии при одновременном падении роли польского
вопроса во внутренних отношениях Пруссии — Гер-
мании.
2. Роль польских земель
в восточной политике Пруссии
Разделы Польши оказали значительное влияние на
развитие международной обстановки в течение после-
дующих десятилетий, притом не только в Центральной
Европе, но и в масштабе всего континента; они скрепили
союз трех наиболее реакционных в то время европей-
ских держав — России, Пруссии и Австрии. «А чем
скрепляется этот Священный союз? — писал по этому
поводу Ф. Энгельс в 1848 году.— Разделом Поль-
ши, из которого все три союзника извлекли выгоду.
Линия раздела, которую эти три державы провели через
Польшу, является цепью, приковывающей их друг к
другу; совместный грабеж связал их узами солидар-
ности» 1.
Аннексия польских земель завершила на время по-
литику внешней экспансии Пруссии, начатую великим
электором2 и проводившуюся вдоль оси Одры, а также
в северо-восточном и восточном направлениях. Перед
преемниками Фридриха II встала с тех пор задача внут-
ренней консолидации и унификации обширного государ-
ства, превращения конгломерата разнородных экономи-
ческих и политических организмов в единое государст-
венное целое. Участие во втором и особенно в третьем
разделе Польши поставило Пруссию перед лицом ряда
проблем, отнюдь не всегда представлявшихся позитив-
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 5, стр. 351.
2 Речь идет о бранденбургском электоре Фридрихе Вильгельме
(1640—1688).— Прим. ред.
124

ными даже с узко понимаемой точки зрения интересов
юнкеров и королевского двора 1.
Вслед за значительным увеличением территории го-
сударства основательно преобразилась его националь-
ная структура. Пруссия стала германо-польским госу-
дарством. Соображения политического и экономического
характера сделали невозможным переход к колонизации
новоприобретенных земель в рамках переселенческо-
германизаторской кампании, проводившейся Фридри-
хом II на землях, которые были захвачены при первом
разделе Польши. Отсутствие больших групп немецкого
меньшинства, однородная религиозная принадлежность
населения и жесткая политика Берлина в отношении
различных левых, радикальных элементов вынуждали
государственную власть искать опору в среде местных
польских помещиков или хотя бы считаться с их основ-
ными интересами. Все это вместе взятое повлияло на
значительно более терпимый курс Берлина в отношении
земель, захваченных по второму и третьему разделам,
в противовес политике Фридриха II в отношении терри-
тории, полученной после первого раздела. Наконец, сле-
дует подчеркнуть, что постепенно эмансипировавшаяся
прусская бюрократия рассматривала новые провинции
как опытное поле для будущих общегосударственных
экономических и социальных реформ. Все это не могло
не оказать влияния на возникновение в этих районах со-
стояния переходности и нерешенности.
Весьма характерно, что участие Пруссии в третьем
разделе Польши крайне отрицательно отразилось и на
общегерманских отношениях. Оно было воспринято с
осуждением и даже возмущением значительной частью
общественного мнения остальных германских государств.
В области внешнеполитической прикованность Пруссии
к Висле ослабила ее позиции на Рейне и, что важнее,
поставила ее в еще большую зависимость от России.
Поражение под Иеной и начало великопольского вос-
стания в ноябре 1806 года зачеркнули все прежние по-
литические достижения Пруссии на территории новопри-
обретенных польских провинций; они вскрыли ошибоч-
ность прежней политической линии прусских властей,
1 Из новейших работ на эту тему см., например: W. Andreas
Das Zeitalter Napoleons und die Erhebung der Völker, Heidelberg
1955.
125

полностью игнорировавших национальные аспекты вос-
точных областей государства. Поэтому, несмотря на то,
что практическая сфера восточной политики в период
от Иены до Венского конгресса отступила на второй
план, среди правящих кругов Берлина все-таки нараста-
ло сознание необходимости выработки какой-то более
перспективной программы польской политики.
Прежде всего в Берлине взяло верх убеждение в не-
целесообразности слишком далекого перемещения гра-
ницы государства на восток. Уже пограничная линия
1795 года оказалась в условиях тогдашней Пруссии не-
реальной и не могла быть удержана в будущем. В этом
факте кроется объяснение позиции Гарденберга и
Штейна, которые во время Венского конгресса сосредо-
точили свое внимание на решении саксонской проблемы
за счет отказа от определенной части владений на
востоке. Это, разумеется, не означает, что тогда не
было голосов, требовавших прямо противоположной
ориентации. Генерал фон Гнейзенау указывал в то вре-
мя на Моравию и Галицию как на желательную цель
дальнейшей территориальной экспансии Пруссии. На
последнем этапе наполеоновских войн другой прусский
генерал, фон Кнезебек, исходя из военно-стратегических
соображений и необходимости обеспечения позиций
Пруссии перед лицом возрастающей мощи России, до-
могался расширения границ на востоке вплоть до линии
рек Вислы, Нарева и Немана. Эта последняя концепция
пока не выходила за рамки теоретических спекуляций,
лишенных каких-либо практических шансов и видов на
реализацию. Она снова возродилась в годы ноябрьского
восстания (то есть восстания 1831 г.— Ред.), на этот
раз (характерная деталь!) по инициативе самой Рос-
сии. С течением времени требование линии Кнезебека
превратилось в одну из главных тактических целей по-
литики восточной экспансии Пруссии и Германии. Его
отстаивал в начале 50-х годов XIX века предтеча гер-
манского национализма Пауль де Лагард. В конце пер-
вой мировой войны видоизмененная доктрина Кнезебека
стала основой деятельности Пангерманского союза
(Alldeutsher Verband) — одной из наиболее агрессивных
группировок германского империализма.
В основе отказа Берлина от территориальных вож-
делений на Востоке в период Венского конгресса лежа-
126

ли не только (а скорее—не столько) внешнеполитиче-
ские расчеты истощенного войной государства, но и
(или скорее — прежде всего) расстановка международ-
ных сил, а если говорить конкретнее, то польская поли-
тика Александра I. Этот последний момент предопреде-
лил возможность решения польской проблемы под углом
зрения интересов Пруссии, а именно восстановления не-
зависимой Польши в виде урезанного, буферного госу-
дарства, призванного играть роль амортизатора для
напора царизма на Запад. Но первоначально как бы
оборонительная — разумеется, только с точки зрения
сохранения статус-кво—концепция буферного государ-
ства, как увидим, со временем отойдет на второй план;
на ее место выдвинется стремление рассматривать это
государство как одну из форм экспансии на Восток в
период империализма. Благодаря эластичности, позво-
лявшей в рамках такого решения -в известной степени
хотя бы внешне удовлетворять национальные стремле-
ния некоторых социальных групп польского народа, эта
доктрина буферного государства должна была сыграть
в будущем, как это показала хотя бы первая мировая
война, значительно большую роль, чем грубые, до ци-
низма эгоистические, чисто аннексионистские концеп-
ции, провозглашавшиеся сторонниками линии Кнезебе-
ка. Так же, как и раньше, шансы на реализацию плана
создания польского буферного государства (не говоря
уже о моментах внутриполитического характера) были
ничтожными до тех пор, пока Пруссия оставалась по
отношению к России в положении «младшего партнера».
То же относится и к планам Штейна, предусматри-
вавшим восстановление (в период наполеоновских
войн) польского государства в династической унии
с Пруссией, как и к другим концепциям вроде полити-
ческой линии, отстаивавшейся в польском вопросе пар-
тией Бетман-Гольвега («Wochenblattspartei») или на-
шедшей отражение в мемориале Бунзена 50-х годов
XIX века. Опасения вооруженной интервенции со сторо-
ны России в революционном 1848 году автоматически
повышали интерес правящих кругов Берлина ко всей со-
вокупности проблем и выгод, вытекавших из возвраще-
ния Польше независимости. С момента, когда отпали
опасения непосредственной агрессии царизма, этот инте-
рес, по крайней мере если говорить о правительственных
127

кругах, снова угас. Впрочем, в игру входили здесь так-
же и другие моменты, о которых речь будет идти ниже.
Нельзя не упомянуть о позиции Бисмарка в польском
вопросе. «Железный канцлер» был слишком опытным
государственным деятелем, чтобы не использовать в
своей политике «польский» козырь. Но все вынашивав-
шиеся им открыто или анонимно распространявшиеся
планы прусско-польской федерации, попытки установить
контакты с польскими группами, которые выступали с
требованиями независимости, не выходили за рамки по-
литической игры, имевшей в виду шантаж Петербурга,
обман националистических и профранцузских элементов
в России с целью обеспечения восточной границы
(до 1871 года) и недопущения русско-французского
сближения в конце XIX века. Под этим углом зрения
следует рассматривать также некоторые инспирирован-
ные слухи относительно мнимой заинтересованности
бисмарковской Пруссии в планах аннексии Королев-
ства (Польского). Ведущей линией политики «железного
канцлера» как в годы борьбы за объединение Германии,
так и в еще большей степени в период Второй империи
было поддержание хороших отношений с Россией на
основе статус-кво.
Положение радикально изменилось только с момен-
та отхода Германии от бисмарковской концепции внеш-
ней политики и изменения расстановки сил в Европе.
С 1890 года в планах немецких политиков стала в боль-
шей или меньшей степени предусматриваться возмож-
ность использования польского буферного государства
для осуществления политики восточной экспансии.
3. Прусская политическая мысль о польском вопросе
В различных аспектах активной восточной политики
прусских государственных деятелей первых десятилетий
XIX века больше всего занимала польская проблема
как один из внутренних вопросов государства Гоген-
цоллернов. В общем и целом здесь выкристаллизова-
лись, правда, уже раньше, на рубеже XVIII и XIX ве-
ков, две концепции. Первая из лих, связанная с именем
консервативного политика, директора познаньской каме-
ры Юстуса Грунера, провозглашала необходимость, с
одной стороны, суровых и беспощадных репрессий в от-
128

ношении элементов, выступавших за независимость и
рекрутировавшихся из рядов шляхты и духовенства, а
с другой — опоры в восточных провинциях на мещан-
ство и крестьянство, которых предполагалось привлечь
на сторону идеи прусского государства, в частности с
помощью игры на социальных противоречиях. В данном
случае Грунер — в известной мере не без основания —
возвращался к тактике Фридриха II на территории По-
морья. По мнению представителей этого направления,
соображения унификационной политики требовали фор-
сированной и возможно более быстрой германизации
восточных областей путем широко задуманной и под-
держиваемой государственными властями колонизатор-
ской кампании. На практике эти планы осуществляли:
долголетний наместник Силезии, а временно также и
Южной Пруссии Карл Хойм, президент Познаньской
провинции Эдуард Флотвель, обер-президент Западной
и Восточной Пруссии Теодор Шён.
Вторую концепцию, существо которой составляла
мысль о прусско-польском соглашении на базе прими-
рения поляков с идеей прусской государственности, про-
поведовал породнившийся с берлинским двором поль-
ский магнат князь Антоний Радзивилл. Его позиция
встретила поддержку со стороны прусских либерально-
реформаторских кругов, сгруппированных вокруг Штей-
на и Гарденберга. В рассуждениях и аргументации
представителей этого направления можно встретиться с
мотивами, связанными с тогдашними довольно абстракт-
ными идеями гуманизма, которые, по мнению Штейна
или же сотрудника Гарденберга, Альтенштейна, требо-
вали уважения национальных прав польского населения.
Не входя в детали и не давая более подробной ха-
рактеристики обоих течений в польской политике Прус-
сии первой половины XIX века, ограничимся лишь тем,
что подчеркнем общие предпосылки, лежащие в основе
обеих концепций. К их числу принадлежали: отрицатель-
ное отношение к каким бы то ни было идеям самостоя-
тельного государственного существования поляков —
прусских подданных; локализация польского вопроса в
границах Пруссии (после 1815 года) исключительно
территорией Познаньщины; относительно либеральное
отношение к языковым правам населения; наконец,
убеждение в превосходстве германской культуры и ее
129

исторической миссии на Востоке. Этот последний, ре-
шающий момент должен был в соответствии с распро-
страненными в то время в буржуазном обществе взгля-
дами рано или поздно привести к полной ассимиляции
ненемецкого населения. «Подтягивание» нижестоявших
прусских славян до уровня германской культуры счита-
лось средством ликвидировать языково-этническую раз-
нородность жителей восточных провинций, сгладить
существовавшие бытовые различия (роль народного об-
разования в понимании Альтенштейна). Ближайшая
цель национальной политики Берлина в тот период про-
стиралась, впрочем, не слишком далеко. Она ограничи-
валась в принципе распространением и внедрением идеи
прусской государственности в восточных провинциях, а
принятие последней отнюдь не вело в тогдашнем пони-
мании к необходимости автоматического, немедленного
отказа от родного языка. Понятие «пруссак, говорящий
по-польски» («polnisch sprechender Preusse»), очень хо-
рошо укладывалось в тогдашние категории прусско-юн-
керских государственных интересов, лишенных еще эле-
ментов такого национализма, какой был присущ им
позже.
Различие между обоими течениями рассматриваемой
политики сводилось в принципе к степени интенсифика-
ции хода германизационно-ассимиляцианных процессов,
к неодинаковой оценке их характера — стихийного, пред-
ставляющего собою свободную игру сил, как проповедо-
вало примиренческое направление, или же руководимо-
го сверху и форсируемого государственными властями и
общественными учреждениями, как это вытекало из
практики тех, кто реализовал концепцию Грунера. На-
конец, речь шла о различном подходе к отдельным со-
циальным группам и классам польского общества.
С попытками осуществить идею прусско-польского
соглашения мы встречаемся в интересующий нас период
дважды: в 1815—1830 годах и в пятом десятилетии
XIX века. Причины победы при берлинском дворе кон-
цепции Радзивилла — Альтенштейна над точкой зрения
Грунера следует искать в факторах как международно-
го характера (пример Королевства Польского и перво-
начально пропольского курса Александра I, с которым
Берлин должен был считаться), так и внутреннего (сла-
бость истощенного войной государства, не могущего
130

позволить себе проведение курса, который силой обстоя-
тельств должен был привести к усилению центробежных
тенденций). Немаловажную роль сыграли в данном слу-
чае связи Радзивилла в берлинских придворных кру-
гах, точно так же как в 40-х годах личные воззрения
нового короля Фридриха Вильгельма IV на польский
вопрос. Впрочем, наметившийся с 1840 года возврат к
политике прусско-польского соглашения имел причины
более существенные, чем субъективные взгляды молодо-
го монарха. Усиливавшийся натиск буржуазной оппози-
ции побуждал наследника Фридриха Вильгельма III к
поискам сближения с польской аристократией, в рядах
которой в свою очередь тенденции к соглашению преоб-
ладали над стремлениями к независимости. Попытки
привлечь -на свою сторону поляков стимулировались и
другими факторами, особенно усиливавшимся в прави-
тельственных кругах антирусским курсом. Этот послед-
ний породил даже лансированную министром иностран-
ных дел Канитцем концепцию восстановления польского
государства путем персональной унии с Пруссией, воз-
рождавшую упоминавшиеся уже планы Штейна пе-
риода наполеоновских войн.
Что касается конкретного положения на территории
Познаньщины, которая после 1815 года получила ста-
тут автономной территории, то «соглашательская» поли-
тика Берлина, реализуемая на месте Радзивиллом и
Цербони ди Спосетти, означала отказ от сознательной
и направляемой германизаторской кампании, соблюде-
ние в повседневной жизни принципа двуязычия, извест-
ное уважение национальных чувств, даже школы, осно-
ванной на обучении родному языку, сравнительно друже-
ственное отношение бюрократии к местному населению;
польские помещики пользовались известной эконо-
мической помощью со стороны государства. Наметив-
шаяся в начале 40-х годов общая либерализация отно-
шений внутри государства, несмотря на одновременное
усиление централистских тенденций в Пруссии, также
способствовала дальнейшему улучшению условий нацио-
нального существования польского населения. Юзеф
Бузек, хороший знаток вопроса, определяет 1841 —
1843 годы как «период национальных достижений» 1.
1 J. В и z е k, Historia polityki narodowosciowej rzadu pruskiego
wobec Polakow, Lwow 1909, str. 78 і n.
131

Установленный нами выше факт явной взаимозави-
симости между направлением польской политики Бер-
лина и международной обстановкой, особенно в обла-
сти прусско-русских отношений, находит свое подтвер-
ждение в событиях 1830 года, связанных со сменой
прежнего политического курса. Первые признаки такой
перемены (отзыв ди Спосетти в 1825 году с поста обер-
президента Познаньского княжества) были пред-
определены постепенным усилением реакции в Европе
и новой линией польской политики Николая I. Однако
переломным моментом в отношении Берлина к поль-
скому вопросу стало лишь ноябрьское восстание, ко-
торое дезавуировало ведущих представителей поль-
ского и прусского «соглашательского» лагерей и при-
вело к тому, что часть из них перешла на решительно
антипольские позиции. Ряд тогдашних видных прус-
ских политиков и генералов, таких, как Клаузевиц,
упоминавшийся уже Гнейзенау или Бойен, усматрива-
ли в самом начале польско-русской войны прямую
(опасность потери восточных провинций) или косвенную
(усиление позиций Франции) угрозу Пруссии, что, по
их мнению, требовало немедленного пересмотра преж-
ней политики, особенно в отношении польской шлях-
ты — spiritus movens польского мятежа и анархии,
угрожавшего существованию государства, а вместе с
тем, как они подчеркивали, виновника отсталости и
упадка остальных социальных слоев польского обще-
ства — крестьянства и мещанства.
Последовала ликвидация автономии Познаньщи-
ны, и начался период управления, символами которого
стали имена Флотвеля и Грольмана. Государственная
власть приступила к сознательным германизаторским
действиям, встав на путь ограничения в публичной
жизни польского языка, форсированного приспособле-
ния просвещения и школьного дела для целей ассими-
ляторской политики. Вместе с тем власти избегали
репрессий и давления в отношении широких масс
польского населения. Главное острие антипольской по-
литики было направлено прежде всего против социаль-
ных и экономических позиций шляхты. Политическими
соображениями диктовались ускорение регуляции
крестьянской земли, усиление парцелляционной кам-
пании. Появились первые проекты выкупа помещичьих
132

имений. Соображения политической борьбы с шляхтой
и сознательное стремление к усилению позиций немец-
кого элемента лежали в основе ряда других экономи-
ческих и социальных мероприятий, благоприятствовав-
ших развитию городов, мещанства. Однако развитие
событий, если не считать факта бесспорных эко-
номических успехов, вело во многих случаях к резуль-
татам, прямо противоположным германизаторским
намерениям Флотвеля и его сотрудников. Неудачей окон-
чились попытки привлечения на свою сторону духовен-
ства — момент весьма существенный для дальнейшего
развития отношений на территории, захваченной Прус-
сией в результате разделов Польши. С этой проблемой
связывались религиозные трения в общегосударствен-
ном масштабе, принимавшие особо напряженный ха-
рактер в восточных провинциях. Именно одно из таких
проявлений усиливавшейся борьбы католической цер-
кви с прусским правительством — спор архиепископа
Лунина с Флотвелем — в серьезной степени способст-
вовало отставке президента Познаньского княжества.
Очерченная выше польская политика Пруссии в
первой половине XIX века в географическом отноше-
нии ограничивалась в принципе только территорией
Великого Княжества Познаньского. В остальных вос-
точных провинциях ход ассимиляционных процессов и
германизаторской кампании был значительно интенсив-
нее и, естественно, несравненно эффективнее. Причины
такого положения следует искать в недостатке кон-
тактов с ядром польских земель, в специфической си-
стеме общественных отношений (отсутствие отечествен-
ной интеллигенции и буржуазии — инициаторов раз-
вития национального сознания), наконец, в иной,
чем на Познаньщине, политике государственной власти,
считавшей эти районы истинно прусско-германскими.
Резюмируя сделанные нами выводы, можно конста-
тировать: в основе польской политики юнкерской
Пруссии в первой половине прошлого века лежало
стремление к полной унификации королевства на базе
чувства осознанной принадлежности к прусской госу-
дарственности и призвания власти Гогенцоллернов.
Выкристаллизовывание однородного языково-этническо-
го облика граждан «прусской национальности» предо-
ставлялось действию времени. Такое понимание инте-
133

ресов государства в отношении ненемецкого населения
Пруссии предопределялось необходимостью борьбы со
всеми центробежными (направленными к независимо-
сти) стремлениями внутри страны, а на международной
арене — со всеми попытками восстановления независи-
мого польского государства. Моментами, благоприятство-
вавшими этой концепции польской политики Пруссии,
были усиление позиций и сотрудничество держав Свя-
щенного союза, ядро которых составляли именно госу-
дарства, разделившие Польшу и заинтересованные в
парализации любой попытки восстановления ее незави-
симости. Фактом, тормозившим проведение в жизнь этой
концепции, явилось нарастание революционно-демокра-
тических и национально-освободительных движений на
западе Европы и на территории самой Германии.
Однако же отношение постепенно усиливавшегося
германского демократического национального движения
к польскому вопросу не было однородным.
4. Отношение немецких демократов
к польскому вопросу
При определении отношения германского демократи-
ческого национального движения к польскому вопросу
в период борьбы за объединение Германии снизу мы
вновь имеем дело с двумя аспектами интересующей нас
проблемы: с позицией в вопросе о восстановлении неза-
висимого польского государства и с отношением к поль-
скому вопросу в восточных провинциях Пруссии, то есть
на территории Познаньщины и остальных восточных
районов.
Романтизм и общий фронт борьбы за те же самые
идеалы и цели (за социальное и национальное освобож-
дение), борьбы, ведшейся против общего врага — цар-
ской России, привели к тому, что польское национально-
освободительное движение встречало в германском об-
щественном мнении, особенно в демократических кругах,
полную, порою прямо-таки восторженную поддержку.
Выше уже шла речь о резком повороте в отношении
германского общества к участию Пруссии в третьем
разделе Польши в сравнении с оценкой тем же общест-
вом инициативы Фридриха II в годы первого раздела.
Пропольские симпатии широких кругов германского на-
134

селения в период восстания Костюшко достигли своего
апогея во время ноябрьского восстания. Польско-рус-
ская война отозвалась во всей Германии громким эхом,
прямо противоположным позиции, занятой берлинскими
правящими кругами. Этот пример очень ярко подчерки-
вает коренное противоречие основных интересов юнкер-
ской Пруссии и буржуазной Германии.
Прохождение польских военных отрядов через Гер-
манию после поражения (восстания, участие поляков в
борьбе и революционных выступлениях немецкого демо-
кратического лагеря, прием, подготовленный немецким
населением польским повстанцам и нашедший отраже-
ние хотя бы в так называемых польских песнях (Polen-
lieder), создавали впечатление, что все это станет дей-
ственным фактором, который парализует нарастание
прусско-польских конфликтов и окажет решающее вли-
яние в наиболее положительном духе на определение
дальнейших судеб германо-польских отношений. В сфере
формирования политической мысли этого периода —
в научной жизни, литературе (особенно поэзии) — мож-
но было заметить отчетливые признаки стремления к
укреплению германо-польских уз. В духе дружбы и сим-
патии рассматривала польскую проблематику тогдаш-
няя немецкая историография (работы Арндта, Шлёссе-
ра, Люддена). Вместе с тем нельзя не указать на одну
из весьма существенных черт широко распространенно-
го в то время в Германии полонофильства, которая в
немалой степени определила его дальнейшие судьбы.
Мы имеем в виду эмоциональный характер этого поло-
нофильства, так рельефно выделявшийся хотя бы в по-
этическом творчестве и взглядах фон Хольте.
Каковы же были корни и практические цели этого
явления, определявшегося термином «польская дружба»
(«Polenfreundschaft») в те времена, когда оно, как пол-
века спустя иронически говорил Бисмарк в рейхстаге,
«считалось признаком либерализма, образованности и
приличия, когда истинный немец, представитель герман-
ского единства, в первую очередь проявлял чувства
любви к Польше» 1?
1 «Fürst Bisrnarcks Reden mit verbindender geschichtlicher Dar-
stellung», herausgegeben von Philip Stein, Reclam Leipzig, XI. Band.
1885—1887, S. 64 (выступление в рейхстаге 1 декабря 1885 г).
135

На позицию помещиков влияла прежде всего
боязнь экспансии царизма. Эта боязнь приняла такие
размеры, что привела к возрождению упоминавшихся
уже концепций польского буферного государства. Не
лишне, кстати, будет вспомнить, что с подобными пред-
ложениями выступала в то время и польская сторона
(достаточно указать, например, на план генерала
Прондзынского, выдвинутый в 1840 году, или же на
политическую линию, проводившуюся Чарторыйским
в 40-е годы XIX века). Для либеральной германской
буржуазии Россия была главным оплотом общеевропей-
ской реакции и немецкого партикуляризма. Считалось,
что независимая Польша в границах Королевства Поль-
ского облегчила бы освобождение Пруссии из-под рус-
ского влияния, открыла бы новый рынок сбыта и даль-
нейшие возможности экономической экспансии. Наконец,
в понимании демократов польский вопрос переставал
быть орудием определенной прусской или герман-
ской политики и превращался в проблему сотрудниче-
ства в революционной борьбе. Такое убеждение стано-
вилось все тверже и в среде польских демократов:
здесь все больше распространялось убеждение, что
именно Германия является авангардом революции. На
этой основе дело дошло до установления контактов
между германским и польским демократическим движе-
нием. В частности, германское демократическое движе-
ние, как подтверждают новейшие исследования, оказы-
вало помощь в подготовке восстания 1846 года.
Довольно характерными были различия в отноше-
нии к польскому вопросу обоих течений германского
демократического лагеря, постепенно выкристаллизо-
вывавшихся с середины 40-х годов. Радикальные демо-
краты в общем не пошли дальше патетических деклара-
ций, поверхностных -высокопарных формулировок; им не
хватало собственной концепции в постановке и решении
общих проблем классовой и национально-освободитель-
ной борьбы. Это проявилось в позиции их ведущих дея-
телей— таких, как Руге и Бауэр,— во Франкфурте и в
годы революции 1848—1849 годов вообще. Наиболее
последовательную позицию в польском вопросе зани-
мали представители коммунистического течения. Имен-
но Маркс и Энгельс указывали на исключительное зна-
чение польской проблемы для интернациональной борь-
136

бы европейского пролетариата. Они особенно подчер-
кивали тот факт, что восстановление демократической
Польши будет ударом по юнкерской Пруссии и станет
предпосылкой для победы демократии в Германии.
«Отныне [с 1846 года.— Ю. X.] немецкий и польский
народы связаны нерушимыми узами,— заявил Энгельс
в феврале 1848 года.— У нас одни и те же враги, одни
и те же угнетатели, потому что русское правительство
притесняет нас так же, как и поляков. Первым усло-
вием освобождения и Германии, и Польши является
коренное изменение нынешнего политического положе-
ния Германии, ниспровержение Пруссии и Австрии, от-
теснение России за Днестр и за Двину. Итак, союз на-
ших двух наций не является ни прекрасной мечтой, ни
пленительной иллюзией ...этот союз является неизбеж-
ной необходимостью»1.
5. Методологические аспекты дискуссии
Для возможно более полного и объективного осве-
щения существа многих интересующих нас проблем
начиная со времени революции 1848—1849 годов необ-
ходимо остановиться на их экономической подоплеке.
Речь идет, по нашему мнению, о важнейшем и до сих
пор должным образом не разработанном в историогра-
фии вопросе, касающемся диспропорции между успе-
хами социально-экономического развития определенных
районов и стран в эпоху формирования современных
наций и вытекающими отсюда последствиями, воздей-
ствующими на ход, интенсивность и направление про-
цессов нарастания национального сознания, а также на
динамику внешней экспансии отдельных национальных
групп и целых наций в это время. Впрочем, мы имеем
здесь дело с проблемой, проявлявшейся не только в
области германо-польских контактов, но и в значитель-
но более широком масштабе (например, в Эльзасе,
Восточной Галиции или же в сфере словацко-венгеро-
германских отношений). С элементами этой проблемы
можно столкнуться уже во второй половине XVIII ве-
ка в связи с политикой Фридриха II на землях, захва-
ченных Пруссией после первого раздела Польши. От-
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч, т. 4, стр. 493—494.
137

четливо вырисовываются они также во взглядах прус-
ских политических реформаторов начала XIX века, опи-
равшихся на представления о превосходстве герман-
ской цивилизации и, как следствие, о мнимой истори-
ческой миссии Пруссии на Востоке. Со всей четкостью
эта проблема встает вместе с развитием национального
сознания и национальных движений на протяжении
XIX столетия. Интерпретация последствий упомянутой
выше диспропорции по мере обострения национальных
противоречий и конфликтов, внешне принимавших об-
лик национальной борьбы, вырастает до роли одного
из наиболее существенных мотивов, которые должны
были обосновать правомерность усиливавшегося наци-
онализма и шовинизма.
Рамки настоящей работы позволяют лишь напом-
нить об указанном выше вопросе. Полный учет всей
сложности его проблематики в прошлом, несомненно,
внесет много разнообразных коррективов в прежнюю
оценку польско-прусских, а также польско-германских
отношений. Историки этих отношений, кроме освеще-
ния политики денационализации во всех ее формах и
аспектах, должны в значительно большей, чем до сих
пор, степени определить свое отношение к явлению ас-
симиляции, отмечавшейся, например, в Силезии, как к
объективной исторической закономерности, выраставшей
из определенного, существовавшего в то время соотноше-
ния сил и уровня социально-экономического развития
анализируемого района, его отдельных социальных слоев
и классов, а также национальных и даже религиозных
групп 1.
6. Польский вопрос в период революции
1848—1849 годов
Отношение Пруссии и германского общества к поль-
скому вопросу накануне революции и непосредственно
в 1848— 1849 годах было равнодействующей многих
факторов внешнего и внутреннего порядка. К их числу
относились: тогдашняя международная обстановка,
особенно позиция России; внутреннее соотношение сил;
позиция и роль постепенно активизировавшихся ши-
1 См. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 24,
стр. 124—125.
138

роких кругов общества; наконец, степень увязки соци-
альной борьбы с интересами национально-освободи-
тельной борьбы. Стремление затормозить набиравшую
силы революцию побудило либералов опереться на
трон, сблизиться с юнкерами и пересмотреть прежнюю
антирусскую позицию. На этой основе, а также в свя-
зи с устранением опасений прямой агрессии со стороны
царской России и была отброшена концепция прави-
тельства Арнима, склонявшегося к восстановлению не-
зависимой Польши. Обусловленная тогдашней недо-
развитостью капитализма в Германии политическая
незрелость германского пролетариата сделала невоз-
можным осуществление плана коммунистического кры-
ла в лагере левых, плана, предусматривавшего объяв-
ление царской России войны, которая последовательно
связала бы дело общеевропейской революции (ликви-
дация Священного союза) с интересами германского
(дальнейшее углубление революции в немецких госу-
дарствах, ликвидация власти юнкеров и австрийского
абсолютизма, а в результате этого — объединение Гер-
мании снизу) и польского демократического движения
(восстановление демократической Польши).
На позицию Пруссии и всего германского общества
в польском вопросе влияли, однако же, не только со-
ображения «большой политики», но и интересы «ло-
кального» характера, в частности моменты, вытекавшие
из факта непосредственного соседства с польскими зем-
лями. В узком смысле речь шла здесь о характере вос-
точной границы Пруссии, в широком — о концепции
восточной политики. Либеральная буржуазия, которая
боролась только за либерализацию отношений внутри
государства, полностью соглашалась с юнкерским тол-
кованием интересов государства, когда дело касалось
восточной границы. Весьма показательной в этом смы-
сле была позиция одного из будущих основателей бур-
жуазной Прогрессивной партии Ганса Виктора Унру,
который заявил в 1848 году в прусском сейме, что «раз-
делов никто не одобряет, но сегодня они стали истори-
ческим фактом» 1. Итак, неожиданная активизация
польского национального движения во время револю-
ции изменила прежнее положение вещей. Выдвинутая
1 J. Feldman, Bismarck a Polska, (Warszawa) 1947, str. 182.
139

в кульминационный период антирусского и пропольско-
го курса концепция присоединения к независимой
Польше части Великого княжества Познаньского по-
терпела фиаско.
Существенную роль в стремительном изменении на-
строений среди либералов сыграло давление немецкого
населения Познаньщины. Пограничные территории
представляли собою районы взаимного проникновения
разнородных влияний двух или даже большего числа
национальностей и поэтому отличались наибольшим
напряжением национальных противоречий. Последнее
отражалось на позиции и образе мышления их жите-
лей, среди которых, кроме лиц, равнодушно относив-
шихся к любым национальным вопросам или же обла-
давших довольно расплывчатым, невыкристаллизовав-
шимся чувством национального сознания, были и лю-
ди, ставившие на первое место вопрос о национальной
принадлежности. Пограничные районы стали как бы
инкубаторами для наиболее крайнего национализма и
шовинизма. Впрочем, это была типичная проблема так
называемых кресов в Польше, граничаров в чешских
областях и немцев, живущих в пограничных районах, в
Германии.
Прежнее полонофильство начало в этот период пре-
вращаться в прямо противоположные настроения. В пу-
блицистике, в политической борьбе все чаще и сильнее
ход рассуждений и аргументации исходил из созна-
тельно подчеркиваемого акцентирования либо молча-
ливого принятия тезиса о культурном превосходстве
одной и отсталости и примитивизме другой стороны.
К традициям политики Фридриха II обращался во
Франкфурте, например, демократический депутат Виль-
гельм Иордан (родом из Восточной Пруссии), выска-
зываясь против реставрации «государства польской
аристократии». Как утверждал сам Иордан, он высту-
пил в защиту «польского народа, который до сих пор
не -существовал и о котором можно сказать, что в на-
стоящий момент существуют лишь его зачатки, взра-
щенные Германией» 1. Опасность потери Познаньщины,
Поморья и Гданьска в пользу независимой Польши бы-
ла тем моментом, который побуждал даже южнонемец-
ких либералов усваивать в сфере восточной политики
1 J. Feldman, op. cit., str. 96.
140

объединенной Германии концепции юнкерской Прус-
сии. Очень характерным примером в этом отношении
является внезапная эволюция взглядов известного
буржуазного политика Георга Гервинуса, который на
протяжении марта—апреля 1848 года превратился из
самого восторженного сторонника независимой Поль-
ши в ее заклятого врага. В выступлениях другого ли-
берала, Самуэля Готфрида Керста из Познани, уже
отчетливо ощущались первые проявления буржуазного
национализма и шовинизма. Известный литератор Фри-
дрих Раумер также начал провозглашать принципы
«здорового национального эгоизма».
Отношение левого крыла франкфуртцев к польско-
му вопросу отличалось декларативностью, туманными
требованиями «справедливости для поляков», отсутст-
вием конкретной положительной программы, молчали-
вым согласием со свершившимися фактами. В позиции
демократов тоже вполне отчетливо, хотя и не столь яр-
ко, как у либералов, проступали настроения культур-
трегерства. В то же время немало из их среды разда-
валось и искренних голосов в защиту польского насе-
ления, причем не только на Познаньщине, но и в Си-
лезии и остальных восточных прусских провинциях.
Например, заслуживают внимания взгляды молодого
Вирхова, посетившего весной 1848 года Верхнюю Си-
лезию. Действительные причины бедности и отсталос-
ти местного польского населения он, будущий основа-
тель Прогрессивной партии и один из наиболее выда-
ющихся германских буржуазных политиков XIX века,
усматривал в социально-экономических отношениях,
деятельности духовенства и проводившейся до этого
германизаторской политике 1. Точно так же смотрел в
это время на положение польского населения Силезии
и молодой Вильгельм Вольф2.
Последовательную позицию заняли в этом вопросе
лишь Маркс и Энгельс. На страницах «Новой Рейн-
ской газеты» они резко критиковали либералов и левое
крыло франкфуртцев за их отношение к польскому во-
просу и за проповедовавшиеся ими идеи восточной по-
1 См. К. Winter, Rudolf Virchow und die Revolution von
1848, «Zeitschrift für Geschichtswissenschaft», Nr 6, 1954, S. 844—865.
2 См. W. Wo 1 f f, Wybor pism a Slgsku, Warszawa 1954. Przed-
mowa W. Dlugoborskiego, str. 94—96.
141

литики Германии. Они со всей определенностью конста-
тировали, что именно отрыв от Пруссии захваченных
ею польских земель является необходимым условием
сокрушения мощи юнкеров и тем самым развития де-
мократической Германии.
Нельзя рассматривать изменения, происходившие
в отношении германского демократического лагеря к
польскому вопросу и восточной политике, в отрыве
от польского национально-освободительного движения.
Ощущение национальной связи польского населения
восточных провинций Пруссии появляется на Познань-
щине лишь в 1848 году. Ранее зачатки национального
сознания вырисовываются у Гизевиуса на Мазурах, у
Ломпы в Силезии. Весьма характерным является от-
сутствие тесных контактов польской студенческой мо-
лодежи во Вроцлаве с польским населением Силезии.
Очевидная роль консервативных и реакционных эле-
ментов в польском национально-освободительном дви-
жении не благоприятствовала формированию чувства
связи польского населения Силезии с остальными обла-
стями Польши. Так часто высказывавшаяся и преуве-
личивавшаяся в борьбе с польским национальным дви-
жением боязнь шляхетского рабства, которое ожидало
силезцев в случае их присоединения к вновь возникшей
Польше, не была лишена оснований. Весьма характер-
на в этом смысле позиция верхнесилезских депутатов
во Франкфурте. Подобные настроения можно было
наблюдать также в Поморье и Восточной Пруссии.
Проблема сводится к трудно осуществимому опре-
делению того, в какой степени содействовали прусской
восточной политике моменты, вытекавшие из диспропор-
ции между уровнем социально-экономического развития
отдельных районов, и в какой мере это объективное
развитие было использовано для обоснования юнкерско-
буржуазной экспансии.
7. Влияние националистической идеологии на оценку
польского вопроса
Учитывая силу воздействия развивавшихся в сере-
дине прошлого века национальных идей и чувств, не-
редко оттеснявших на второй план (и не только на
польских и германских землях) основные классовые
142

антагонизмы, нельзя не признать, что речь идет здесь
о проблеме очень сложной. Она требует от исследова-
теля соблюдения возможно большей дистанции в отно-
шении все еще злободневных проявлений национализ-
ма, которые тем опаснее, чем меньше осознаны, и ко-
торые проявляются в применяемой иерархии суждений
и даже в самом подходе к трактовке отдельных вопро-
сов. Примером может служить полемика между Юзе-
фом Фельдманом и Целиной Бобинской.
Не подлежит сомнению, что в споре между Фельд-
маном и Бобинской по вопросу об интерпретации не-
которых негативных высказываний Энгельса середины
XIX века, касающихся роли и перспектив польского на-
ционально-освободительного движения, истина на сто-
роне Бобинской. Конечно же, речь идет здесь об эпизо-
де во взглядах Энгельса, о «мимолетном сомнении в
прогрессивных силах Польши», о «нотках разочарова-
ния в отношении Польши, которая обманула горячие
ожидания» 1.
Дальнейшая история классового рабочего движения
(в нашем случае германского и польского) дает много
примеров подсознательной инфильтрации элементов
национализма в ряды рабочих организаций, влияния
этих элементов на взгляды, позиции, направление дей-
ствий ведущих рабочих деятелей, и это, как мы уви-
дим, не всегда совпадало с постепенно все отчетливее
вырисовывавшимся разделением международного про-
летарского движения на революционное и реформист-
ское течения.
8. Отношение Пруссии и Австрии к национальным
устремлениям славян после 1848 года
Капитуляция Пруссии в Ольмюце в ноябре 1850 го-
да, финал потрясений 1848—1849 годов наложили от-
печаток не только на судьбы германской революции,
но и на польские устремления к независимости.
Однако договор в Ольмюце отвечал прусско-юн-
керским государственным интересам. Берлин по-
корился Петербургу, временно отказался от са-
1 С. В о b і n s k a, Slowo wstepne. «Marks і Engels о Polsce...»,
t. I, sir L-LII.
143

мостоятельной политики в отношении России, то
есть отрекся от любых прусско-польских концеп-
ций, направленных против восточного соседа, на
время отказался от всяких попыток овладения Гер-
манией. Более того, он мирился с русским вмешатель-
ством во внутренние дела Германии и с усилением по-
зиций Австрии. Ценою всего этого Пруссия получила
возможность стабилизировать состав своих владений
на Востоке, а также добилась ряда немедленных выгод,
например выигрыша времени на реорганизацию и раз-
вертывание армии, весьма неудовлетворительное сос-
тояние которой показали 1848—1849 годы. В этом смы-
сле политика соглашения Пруссии с Россией, пока что
на правах «младшего партнера», создала предпосылки
и основу для объединения Германии сверху.
На основе необходимости решительной борьбы со
всякими попытками восстановления независимой Поль-
ши и отбрасывания любых концепций буферного госу-
дарства в Пруссии создался тогда общий фронт как
сторонников линии Ольмюца (Бисмарк) и политики
союза трех королей — Пруссии, Саксонии, Ганновера
(Радовиц), как и большинства либеральной оппози-
ции. Арндт, полонофил с 1803 года, пришел в 1848 году
к следующему заключению:
«Немец, ратующий за восстановление Польши,— или
безнадежный глупец, или шут гороховый, или ловкий
плут» 1.
Совсем по-другому складывалась ситуация на тер-
ритории Австрии. Не вдаваясь в подробности, мы об-
рисуем лишь специфику господствовавших там отноше-
ний и подчеркнем их особый характер в сравнении с
польскими районами, захваченными Пруссией в резуль-
тате разделов Польши.
Уже Бисмарк в своих воспоминаниях2 указал на то,
что периферийное положение Галиции в рамках мо-
нархии явилось причиной того, что польский вопрос иг-
рал в политике Вены несравненно меньшую роль. Это
было характерно как для внутренних отношений меж-
1 J. Feldman, Sprawa polska w roku 1848, Krakow 1933,
str. 50
2 Fürst v. Bismarck, Gedanken und Erinnerungen, Stuttgart —
Berlin. 1923, II. Band, S. 272.
144

ду австрийским правительством и землями, захвачен-
ными им в результате разделов Польши, так и для
польской проблемы в международном масштабе. Един-
ственной политически и национально сознательной об-
щественной силой в Галиции были помещики, имев-
шие те же социальные интересы, что и класс, правив-
ший монархией. Серьезные последствия для развития
национальных отношений и национального движения на
территории Австрии имело отсутствие здесь религиоз-
ных перегородок и прямых контактов с господствовав-
шей национальностью; контакты с нею ограничивались
в принципе лишь отношениями с чужим государствен-
ным аппаратом. Ослабляюще действовал на националь-
ные и политические противоречия также «космополи-
тизм» Габсбургов и австрийской аристократии. В силу
перечисленных причин отношение Вены к польскому
вопросу и польским устремлениям к независимости за-
частую было нерешительным и имело откровенно конъ-
юнктурный характер. Еще в годы Крымской войны и в
период январского восстания в венских кругах «как
официально, так и неофициально», по констатации Би-
смарка, обсуждались проекты обмена Галиции на со-
ответствующий эквивалент в Дунайском бассейне и
восстановления Польского государства под скипетром
одного из габсбургских эрцгерцогов. В результате по-
следовательно враждебными всяким проявлениям и
устремлениям польской национальной жизни были
здесь лишь мещанские бюрократические круги. После
1948 года наиболее недоброжелательной ко всяким поль-
ским устремлениям остается в монархии немецкая бур-
жуазия.
Основная проблема польских районов, захваченных
Австрией в результате разделов Польши, сводилась в
тогдашних условиях к тому, что польские национальные
интересы в Галиции представляли реакционные поме-
щики, а интересы социального прогресса — антиполь-
ски настроенная немецкая буржуазия 1. В этом же об-
стоятельстве кроется и ключ к пониманию всех
аспектов нарождавшегося в Галиции крестьянского
1 См. Н. Wereszycki, Dzieje Galicji jako problem histo-
ryczny, «Matopolskie studia historyczne», Krakow, r. I., z. I, 1958,
str. 4—16.
145

движения, которое вначале относилось недоверчиво, а
частично и довольно отрицательно к любым далеко иду-
щим проявлениям борьбы за национальные формы су-
ществования. Нимало не переоценивая прогрессивно-
сти немецкой буржуазии в Австрии, трудно согласить-
ся с оценкой социально-экономической и политической
программы «станчиков» в новейшей работе К. Гжибов-
ского, на что обратил внимание Ю. Бушко. По мнению
Гжибовского, эта программа в принципе ничем не от-
личалась от программы социального и политического
направления, «которое представляло тогдашнее бур-
жуазно-либеральное большинство венского парламен-
та» 1.
Центр тяжести нараставшей в первой половине XIX
века узловой проблемы монархии лежал в немецко-
чешском конфликте. Его суть вытекала из отождеств-
ления и соединения обоими яростно боровшимися меж-
ду собою национальными лагерями противоречивших
друг другу феодальных явлений —исторических прав
чешской короны (Палацкий, Гавличек) и традиций при-
надлежности чешских земель к Германской империи
(левое крыло во Франкфурте) с современными нацио-
нальными устремлениями (право на самостоятельное
национальное существование обоих народов), которые
были результатом пробуждавшегося и здесь нацио-
нального сознания. Интересы чешского националь-
ного движения, как и в Галиции, были связаны с
силами реакции, в то время как германское демократи-
ческое движение в большинстве своем отрицательно
относилась к национальным устремлениям чешского
населения. После того как поражение революции стало
фактом, в парламенте в Кромержиже были предприня-
ты попытки соглашения между обоими борющимися
лагерями — чешским, представляемым Палацким, и не-
мецко-демократическим. Однако выработанные в свя-
зи с этим обеими сторонами планы федерализации сме-
шанных в национальном отношении частей империи
появились слишком поздно.
1 К. Grzybowski, Galicja 1848—1914. Historia ustroju poll-
tycznego па tle historii ustroju Austrii, Krakow 1959, str. 79; см так-
же рецензию Ю. Бушко на упомянутую здесь работу в «Kwartalnik
Historyczny», z. 1, 1961, str. 240.
146

9. Влияние международного положения на восточную
политику Германии в период Крымской войны
В период борьбы за объединение Германии сверху
центр тяжести прусской восточной политики все больше
перемещался в плоскость международной политики.
Серьезный рост антирусских настроений в Пруссии, при-
чем не только среди буржуазной оппозиции, но и в ря-
дах правящего класса, в группе так называемых уме-
ренных консерваторов («Wochenblattspartei»), не мог
не оказать влияния на процарскую линию политики
правительства Мантейфеля. Усилия России противопо-
ставить франко-англо-турецкой коалиции русско-авст-
ро-прусский союз окончились в этих условиях полным
провалом. Вена также отвернулась от Петербурга, ко-
торый из-за этого оказался в период Крымской войны
в полной изоляции. Не входя в детали политической
игры тех лет, следует подчеркнуть, что именно поль-
ский вопрос в то время снова стал на европейском фо-
руме тем фактором, который более всего связывал пра-
вящие круги как Берлина, так и Вены. Все далеко
идущие антирусские планы, приобретавшие форму требо-
ваний более прочной опоры на Запад, возврата к кон-
цепциям границы Кнезебека или же польского буфер-
ного государства (мемориал Бунзена), парализовались
нежеланием усилить польский элемент или боязнью
территориальных претензий со стороны возрожденной
Польши.
Как в Прусии, так и в Австрии победило легитими-
стское прорусское направление. Группа Бетман-Гольве-
га потерпела поражение; Герлах, основной руководи-
тель процарски настроенных юнкеров (группировка,
сколоченная вокруг «Kreuzzeitung») добивался восста-
новления Священного союза. Именно так складывалась
ситуация и в Вене, где после непродолжительного ин-
термеццо профранцузского правления Буоля к власти
пришли легитимистские процарские элементы. Тем не
менее Крымская война вопреки всему привела к под-
рыву единства между державами, разделившими Поль-
шу, и к ослаблению антипольского курса во всех трех
ее районах, захваченных этими державами.
Начало 60-х годов XIX века ознаменовалось даль-
нейшим обострением внутренних отношений в Пруссии,
147

в результате чего новый король, Вильгельм I, призвал
к власти Бисмарка. Отношение нового главы прави-
тельства к польскому вопросу было с самого начала
решительно отрицательным. Еще будучи послом в Пе-
тербурге и Париже, будущий канцлер сопротивлялся
любым попыткам восстановления Польши, придержи-
ваясь точки зрения, что не существует возможности
мира между Пруссией и независимой Польшей. К тому
времени относится и знаменитое кредо Бисмарка: «Бей-
те поляков, чтобы у них пропало желание жить; я лич-
но сочувствую их положению, но, если мы желаем су-
ществовать, нам ничего иного не остается, как уничто-
жить их. Волк тоже не отвечает за то, что бог сотворил
его таким, каков он есть; поэтому он и убивает, когда
только может» 1.
На этой почве еще в бытность Бисмарка в Петер-
бурге наметился разлад между прусским послом и но-
вым, представляемым Горчаковым и великим князем
Константином течением русской политики, стремившим-
ся к известной демократизации отношений внутри го-
сударства и к ослаблению антипольского курса в Ко-
ролевстве Польском,
10. Политика Бисмарка
в период январского восстания 1863 года
Январское восстание положило конец линии на поль-
ско-русское соглашение, осуществлявшейся на терри-
тории Королевства Польского Велепольским, которого
Бисмарк ожесточенно критиковал. Январь 1863 года от-
крыл перед новым главой прусского правительства ши-
рокие возможности для осуществления антипольских
замыслов. Заключенный уже 8 февраля по инициативе
Бисмарка прусско-русский договор (так называемая
конвенция Альвенслебена), по которому Пруссия обя-
залась помочь в подавлении восстания, до сих пор оце-
нивается историографами по-разному. Суть вопроса
состоит не в отыскании среди огромного количества
фактов материала для доказательства заранее приня-
тых тезисов, а в анализе тогдашнего положения в це-
лом с полным учетом всего хода его дальнейшего раз-
1 J. Feldman, Bismarck,.., str. 138.
148

вития. Попытки отыскать в конвенции Альвенслебена,
как это делает один из современных немецких истори-
ков 1, аннексионистские замашки Бисмарка в отношении
Королевства Польского дают в итоге еще один, несом-
ненно, эффективный пример юнкерской политики «Дран-
га нах Остен», но, по нашему мнению, они мало свя-
заны с фактическим положением вещей. Политика Бис-
марка исключала подобную возможность как до 1871
года, так и после основания Второй империи. У нас
нет оснований оспаривать значение многочисленных де-
клараций Бисмарка, в особенности его заявления с три-
буны рейхстага 13 января 1887 года, когда он сказал:
«...мы не хотим русской [земли.— Ю. Х.]; это могли бы
быть только польские губернии, а их у нас уже боль-
ше, чем это удобно для нас»2. Разумеется, это не ме-
шало Бисмарку пользоваться польским козырем в те-
кущей политической борьбе, и делал он это самыми
разнообразными способами, не исключая шантажа ли-
нией Кнезебека.
Непосредственный эффект от конвенции Альвенсле-
бена принес Бисмарку больше хлопот, чем выгод, не-
смотря на то, что своим острием она была направлена
не только против польских устремлений к независимо-
сти, но и в известной степени против буржуазной оппо-
зиции в Пруссии. Этот последний момент в немалой ме-
ре способствовал обострению внутреннего положения в
Пруссии и усилению в определенных социальных кру-
гах пропольских настроений. «Но сильнее всего симпа-
тии к Польше проявились несколько позднее, в те вре-
мена, когда я уже занимал пост прусского министра»,—
констатировал канцлер несколько лет спустя в прусском
ландтаге3. Однако те польские дебаты (Polendebat-
ten) в прусском парламенте (они состоялись в февра-
ле 1863 года), к которым относятся приведенные слова
Бисмарка, обнаружили одну весьма характерную чер-
ту. Тогдашняя оппозиция с большой симпатией отнес-
лась к польскому делу. В своих выступлениях отдель-
1 См. F. Н. G e n t z e n, Grosspolen im Januaraufstand
1863/3864, Berlin 1958, S. 215—219.
2 «Fürst Bismarcks Reden...», XI Band, S. 303 (выступление в
рейхстаге 13 января 1887 года).
3 Ibid., S. 130 (выступление в палате депутатов ландтага 28 ян-
варя 1886 года)
149

ные депутаты пытались пересмотреть в пропольском
духе избитые исторические суждения. Лишь в отноше-
нии восточных границ Пруссии в парламенте господст-
вовало полное единодушие. Ландтаг встал на позицию
органического единства всего прусского государства.
Любые предложения об уступке в пользу независимой
Польши хотя бы части Познаньщины — предложения,
широко дискутировавшиеся еще в период революции
1848—1849 годов,— ушли в безвозвратное прошлое.
«Прусский политический реализм» доминировал даже
у тех, кого Бисмарк яростно критиковал как револю-
ционеров или хотя бы только, согласно его собствен-
ному определению, как неисправимых фантазеров и
мечтателей.
11. Отношение западных держав
к восточной политике Бисмарка
Запад живо реагировал на заключение конвенции
Альвенслебена, усматривая в ней опасность расшире-
ния польско-русского конфликта. Для Парижа прус-
ско-русский договор, до известной степени навязанный
Горчакову и представляемому им политическому лаге-
рю, означал мощный удар по профранцузской ориента-
ции в Петербурге. В итоге международные осложнения,
вытекавшие из реакции Запада и из довольно дву-
смысленной позиции Вены, привели к тому, что Бис-
марк оказался в очень тяжелом положении. Однако в
непрерывно менявшейся международной обстановке че-
рез некоторое время выявились устойчивые факторы,
решающим образом отразившиеся на дальнейшем хо-
де событий. К их числу относилось в первую очередь
упрочение совместной политической линии Берлина и
Петербурга именно на почве общих интересов на поль-
ских землях. Разделы Польши еще раз оказались чрез-
вычайно эффективным, по выражению Энгельса 1, свя-
зующим материалом, цементирующим совместный блок
трех держав, разделивших Польшу, особенно Петербур-
га и Берлина. В укреплении на последующие несколько
десятилетий прусско-русского фронта, обнаруживавше-
го уже кое-какие трещины, и состояло принципиальное
1 См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 23, стр. 172.
150

значение конвенций, эффект которой с военной точки
зрения был, однако, минимальным.
В период восстания произошла еще одна перегруп-
пировка сил в международном масштабе, выгодная для
тогдашних прусско-юнкерских государственных интере-
сов: произошло охлаждение в отношениях между Ве-
ной, Парижем и Петербургом и сближение Наполео-
на III с Пруссией. Тактика Бисмарка, рассчитанная на
поддержание нормальных отношений с Францией, не
осталась безрезультатной, тем более что австрийская
политика добрососедства с Россией вела к тому, что
Вена в глазах императора Наполеона III заслуживала
упрека в двурушничестве. Она не удовлетворяла также
и Петербург, обеспокоенный либеральной и двуличной
позицией монархии во время январского восстании.
Поэтому и возврат России к концепции Священного
союза, последовавший вслед за крушением линии на
русско-польское соглашение, сводился в принципе к
укреплению отношений между Берлином и Петербур-
гом. В политике изоляции Австрии, к которой Пруссия
тоже приложила руку, канцлер мог учесть не только
плоды конвенции Альвенслебена, но и опасения России
перед лицом дальнейшей активизации польских эле-
ментов на Познаньщине, стремившихся к независимо-
сти, равно как и перед лицом усиления деятельности
польской эмиграции в Саксонии. Он мог, наконец, ис-
пользовать пропрусские симпатии многих русских го-
сударственных сановников, вроде Берга, наместника
Королевства Польского. Бисмарк старался также при-
влечь на свою сторону антиавстрийские элементы на
территории самой монархии Габсбургов, и притом не
только в Венгрии, но и в чешском обществе. Вместе с
тем он отверг все предложения (в том числе, например,
генерала Клапки) о направлении против Австрии поль-
ских вооруженных сил.
12. Польская политика Пруссии и Австрии в период
объединения Германии
Садова изменила ситуацию. Пользуясь, между про-
чим, именно польским козырем, Бисмарк обеспечил се-
бе дальнейшую поддержку России, обеспокоенной рос-
том значения еще не так давно пренебрегавшейся ею
151

Пруссии. Подчеркивание совместных с Россией инте-
ресов не мешало Бисмарку выдвигать различные про-
екты прусско-польской федерации или пускаться види-
мости ради в рассуждения о целесообразности возвра-
та к концепции границы Кнезебека для нейтрализации
националистических и антипрусских элементов, активи-
зировавшихся в России уже со времени январского вос-
стания и окончательно обретших силу после поражения
монархии Габсбургов в 1866 году. Таким путем кан-
цлер обеспечивал себе тыл на востоке перед столкнове-
нием с Францией. Ему помогла пропольская, в интер-
претации Петербурга, линия Бейста, вызвавшая зна-
чительное ухудшение русско-австрийских отношений.
На протяжении всей третьей четверти XIX века си-
туация на Познаньщине складывалась относительно
благополучно в сравнении с положением на польских
территориях, захваченных в ходе разделов Польши
двумя другими державами. Правда, новый президент
провинции, фон Путткамер, в 1853 году положил нача-
ло некоторому обострению курса после либерального
правления Бонина. Это обострение выразилось в фор-
ме насилий во время выборов в 1855 году, имевших
целью ограничение представительства польского насе-
ления в парламенте, попыток провокаций со стороны
полиции, направленных против элементов, стремивших-
ся к независимости, и некоторых экономических меро-
приятий (основание конкурирующего немецкого кре-
дитного общества). Но в конце 50-х годов на почве
изменения польской политики Пруссии (отставка пра-
вительства Мантейфеля) и России (отставка Нессель-
роде) положение улучшилось. В это время усилился
пульс национальной жизни, принимавшей форму борь-
бы за равноправие польского языка в публичной жизни,
основания новых сельскохозяйственных организаций,
активизации польского парламентского представитель-
ства в ландтаге.
Занятость Бисмарка проблемами международной
политики, борьбой с буржуазной оппозицией и кампа-
нией по объединению Германии не позволяла ему соз-
дать дополнительную плоскость трений и заострить ан-
типольскую линию. Только в конце 60-х годов появи-
лись первые ласточки поворота в виде ограничения
национальных и языковых прав, затруднений в издании
152

польской прессы, поворота, которому в последующие
годы было суждено изменить до основания ситуацию,
господствовавшую до той поры в польских районах,
захваченных Пруссией в результате разделов Польши.
Характеризуя польскую политику Бисмарка в пе-
риод борьбы за объединение Германии, следует оста-
новиться еще на одном моменте, хорошо иллюстрирую-
щем политические способности железного канцлера.
Включение Познаньского княжества в созданный в
1867 году Северогерманский союз вызвало резкий про-
тест польского населения и его парламентского пред-
ставительства. Бисмарк очень ловко учел польское
сопротивление в своих целях. В энтузиазме, который по-
степенно охватывал германское общество при виде ре-
ально вырисовывавшихся перспектив желанного объ-
единения всей нации в рамках одного государства,
растворились пропольские симпатии, которые вызвали
такое сильное недовольство канцлера еще в 1863 году.
Вопрос о единстве Северного союза стал поводом для
наглядного внушения полонофильским политическим
противникам Бисмарка, этим «неисправимым фантазе-
рам и мечтателям», принципиальной противоположно-
сти между интересами польского национально-освобо-
дительного движения и государственными интересами
нарождавшейся объединенной Германии.
Другим путем развивались события в польских зем-
лях, захваченных Австрией в результате разделов
Польши. Предоставление автономии Галиции исклю-
чило дальнейшие возможности германизации этого
края и тем самым лишало всяких перспектив экспансию
в данном направлении по примеру прусского «Дранга
нах Остен». Внимание Вены после Садовой, а особенно
после поражения Франции было устремлено в сторону
Балканского полуострова. 1866—1871 годы окончатель-
но выбили также всякую почву из-под давних планов
Меттерниха в отношении Германии и Италии; более
того, они привели к значительной перегруппировке сил
в отношениях между Веной и Будапештом в пользу по-
следнего 1. С проектом экспансии в северо-восточном
направлении, но уже совсем иного характера по срав-
1 См. Н. С. Meyer, Mitteleuropa in German Thought and
Action 1815—1945, The Hague 1955, p. 34—35.
153

нению с прусским образцом, будут связываться впо-
следствии только триалистические концепции Вены пе-
риода первой мировой войны.
Вопрос об автономии Галиции включал в себя еще
и проблему ответственности за дальнейшее социально-
экономическое развитие одного из наиболее отсталых
районов Польши. Не подлежит сомнению, что эту от-
ветственность нельзя возлагать — в той степени, в ка-
кой это до сих пор очень часто делается,— прежде все-
го на дискриминационную экономическую политику бо-
лее развитых районов монархии и ее центральных
властей.
13. Восточная политика бисмарковской Германии
после 1871 года
Объединение Германии положило начало второму
этапу деятельности Бисмарка — периоду стабилизации
международных позиций и внутреннего положения Вто-
рой империи. Центр тяжести активной восточной по-
литики Пруссии — Германии переместился в этих ус-
ловиях в плоскость внутренней политики. Польский
вопрос на долгие годы утратил международный харак-
тер. «Польская опасность» перестала быть главной
предпосылкой общности интересов Берлина и Петер-
бурга, новая расстановка сил в Европе выдвинула на
первое место среди международных проблем другие
вопросы и другие чреватые взрывом противоречия, по-
ложила начало новой перегруппировке держав. Корни
вырисовывавшихся и постепенно происходивших изме-
нений лежали глубже, чем только в тактических ма-
неврах выдающихся политиков того периода. Конец
70-х годов XIX века не только принес значительное,
хотя, впрочем, и временное охлаждение в германо-рус-
ских отношениях в связи с позицией, занятой Бисмар-
ком на Берлинском конгрессе 1878 года, но прежде все-
го пробудил у германской экономики интерес к Ближ-
нему Востоку и к экспансии в этом направлении. Имен-
но этому обстоятельству суждено было с течением вре-
мени вырасти до одной из главных пружин политики и
причин экспансии Второй империи.
Временное низведение польского вопроса до ранга
чисто внутренней проблемы вовсе не означало, что
154

железный канцлер отказался от использования поль-
ского козыря в области внешней политики, особенно
в сфере германо-русских отношений. Происходившая в
то же самое время активизация антигерманского
панславистского течения в России побудила Бисмарка
вернуться к концепции польского буферного государ-
ства.
Однако в противоположность военной группе, пред-
ставляемой, в частности, генералом Вальдерзее, канц-
лер решительно высказался против превентивной войны
с Россией, в подготовке которой видное место должен
был бы занять польский вопрос. Поэтому с момента
победы в России в начале 80-х годов сторонников про-
германской ориентации Бисмарк немедленно вернулся
к политике русско-германской солидарности, краеуголь-
ный камень которой заложила конвенция Альвенсле-
бена.
Необходимость политического сотрудничества с ли-
бералами, располагавшими в рейхстаге безусловным
большинством голосов, заставила канцлера объявить
жестокую войну влиянию и стремлениям католической
церкви в области культуры, особенно народного обра-
зования. Так называемый «культуркампф» («Kultur-
kampf») обостряла позиция Партии центра, объеди-
нявшей в своих рядах сепаратистские и оппозиционные
элементы — от католической Баварии до протестант-
ского Ганновера включительно. Представители Центра
резко критиковали унификационную политику Бисмар-
ка, нацеленную на окраинах (Эльзас, восточные про-
винции) против национальных интересов имевшихся
там меньшинств. Однако вопреки широко распростра-
ненному в старой литературе взгляду следует подчерк-
нуть, что мотивы национальной борьбы, особенно борь-
бы со всем польским, не лежали в основе самого
«культуркампфа».
«Культуркампф» в восточных прусских провинциях,
который, впрочем, приобрел там особенно большую на-
пряженность, вызвал атаку на языковые права поль-
ского населения в школе, в судопроизводстве, в мест-
ной администрации, привел к германизации польских
фамилий и названий, к репрессиям в отношении поль-
ского духовенства и учительства, польской прессы и
обществ.
155

Что же явилось причиной возвращения Бисмарка к
антипольскому курсу, который в силу своей жестоко-
сти приобретал уже некоторые черты истребительной по-
литики, вызывая огромное возмущение не только в са-
мой Германии, но и далеко за ее пределами? В первую
очередь повинны здесь внешнеполитические моменты,
хотя, конечно, не было недостатка также в предпосыл-
ках, вытекавших из особенностей внутреннего положе-
ния Второй империи. Болгарский узел противоречий
породил кризис в русско-австрийских отношениях. Про-
вал индокитайской политики Ферри вызвал перегруп-
пировку сил во Франции, в результате чего здесь уси-
лилось влияние сторонников реванша во главе с
генералом Буланже. В России активизировалось пансла-
вистское течение (Катков). Вырисовывавшимся на этом
фоне перспективам сближения между Парижем и Пе-
тербургом Берлин противопоставлял две основные кон-
цепции. Вальдерзее требовал превентивной войны с од-
ним из соседей. Опасность одновременной войны на два
фронта склоняла его к необходимости опереться в сво-
их планах на использование помощи со стороны Поль-
ши, между прочим, путем восстановления ее независи-
мости. Канцлер же добивался иного решения. Анти-
польскими репрессиями он хотел убедить Петербург в
желании Второй империи продолжать традиционное
прусско-русское сотрудничество, сцементированное со-
лидарностью интересов в польском вопросе.
14. Антипольская политика Бисмарка в 80-е годы
XIX века (колонизаторская кампания)
На основе изданного в марте 1885 года распоря-
жения до конца года из пределов Пруссии было высе-
лено около 30 тысяч поляков, которые являлись вы-
ходцами из земель, захваченных в результате разделов
Польши Россией и Австрией. Год спустя прусский
ландтаг принял закон о колонизации и передал в
распоряжение правительства фонд в 100 миллионов ма-
рок, «дабы путем поселения немецких крестьян и рабо-
чих усилить в Познаньской провинции и в Западной
Пруссии немецкий элемент перед лицом полонизатор-
ских устремлений», как гласил 1 закона от 1 апреля
156

1886 года 1. Из других антипольских распоряжений сле-
дует упомянуть мероприятия, имевшие целью полное
изгнание польского языка из начальной школы и огра-
ничение польского языка в средних школах, отпуск зна-
чительных денежных сумм на проведение дальнейшей
германизации народного образования, шаги, направ-
ленные на развитие под тем же углом зрения местной
администрации, дальнейшее ограничение польского
языка в публичной жизни, преследование польской
прессы и литературы, издевательства и репрессии во
время выборов.
Однако антипольский курс не принес Бисмарку ожи-
даемых результатов. Выселение поляков из Пруссии
привело к тому, что канцлер потерпел серьезное пора-
жение в рейхстаге, который в январе 1886 года по
предложению Прогрессивной партии и Партии центра
осудил политику прусского правительства. Практиче-
ского значения эта резолюция иметь не могла хотя бы
по формально-юридическим соображениям. Разграниче-
ние компетенции рейхстага и прусского ландтага дела-
ло невозможным вмешательство имперского парламен-
та во внутрипрусские дела. В России антипольские ре-
прессии не вызвали ожидавшегося отклика. Как раз
наоборот, не было недостатка в поступавших оттуда
сигналах совсем иного рода: с берегов Невы предо-
стерегали Берлин от продолжения массового выселения
русских подданных и грозили возмездием в отношении
немецких колонистов в Королевстве Польском. Нара-
стание в России националистической, панславистской
волны вело к тому, что концепции железного канцлера,
»связанные с прежней антипольской царско-прусской со-
лидарностью, все больше утрачивали свою актуаль-
ность. Из мемуаров генерала Вальдерзее и из других
относящихся к тому времени источников можно сде-
лать вывод, что сам Бисмарк, несмотря на заключение
«Договора перестраховки», начинал отдавать себе от-
чет в том, что в отношениях между Второй империей и
Россией появились совершенно новые моменты, подры-
вавшие прежние идеи германо-русского сотрудничества
и создававшие необходимость обращения к планам
создания польского буферного государства2. Однако
1 J. Bu zek, Historia.., str. 191.
2 J. Feldman, Bismarck..., str. 333.
157

текст и дух публичных высказываний Бисмарка в пос-
ледний период его жизни1 противоречат столь реши-
тельной эволюции взглядов железного канцлера по
польскому вопросу.
Генезис антипольского курса Бисмарка коренился
также ,в некоторых внутриполитических факторах. Мо-
билизация немецких национальных чувств при помощи
лозунгов борьбы со всем польским, с так называемой
польской опасностью, стала для главы имперского пра-
вительства козырем в его схватках с парламентской
оппозицией; она давала ему также возможность полу-
чить поддержку прусского парламента против сопротив-
лявшегося имперского парламента. В это время поль-
ский вопрос снова начал все больше привлекать
внимание германского общественного мнения. Этому
способствовал целый ряд моментов. В восточных прус-
ских провинциях все больше стали учащаться случаи
«бегства из деревни» («Landflucht»), приобретавшие в
свою очередь форму «бегства с Востока» («Ostflucht»).
Отлив населения не мог не оказать влияния на скла-
дывание национальной структуры этих районов. По-
добный оборот событий особенно ярко подчеркивал про-
вал прежней германизаторской политики.
В дискуссии по польскому вопросу появились новые .
элементы, которые принципиально отличались от преж-
них понятий, опиравшихся только на представления о
главенстве идей и интересов государства, В конце XIX
века выкристаллизовался современный буржуазный
германский национализм, выдвигавший на первый план
национальные узы со всеми вытекавшими отсюда по-
следствиями. «Существует естественная тенденция,— ут-
верждал главный идеолог формировавшегося буржуаз-
ного германского национализма Генрих Трейчке,— что-
бы понятия нации и государства были идентичными.
Таково стремление всех благородных народов». При-
1 См. выступление Бисмарка 16 ноября 1894 года в Варцине перед
делегацией из Познаньской провинции. 23 ноября 1894 г. в Бар-
дине он заявил делегации западнопрусской провинции: [польское
буферное государство] «было бы колом, вбитым в тело Австрии,
означало бы гибель нашего нового и, как я надеюсь, длительного
союза с Австрией... По моим политическим убеждениям, русское
соседство хотя и бывает зачастую неудобным и вызывающим
сомнение, но все же не в такой степени, как польское» («Fürst
Bismarks Reden...», XII Band, S. 102—109).
158

менительно к задачам тогдашней германской нацио-
нальной политики эту общую формулировку Эдуард
Гартман конкретизировал в 1885 году следующим об-
разом;
«Мы должны германизировать германскую государ-
ственную территорию, должны обеспечить всему немец-
кому бесспорное господство по крайней мере в собст-
венном доме, раз не можем воспрепятствовать тому,
что немецкий род подвергается истреблению в домах
соседей» 1.
Эти идеи, которые в последующие десятилетия так
существенно скажутся на дальнейшем формировании
общественных, политических и национальных отноше-
ний, непосредственно не влияли на позицию и направ-
ление политики железного канцлера. До конца своей
политической деятельности Бисмарк оставался верен
своей консер,вативной концепции прусских государст-
венных интересов, направленной исключительно против
антигосударственных, центробежных элементов, требо-
вавшей от подданных прежде всего лояльности, а в
области практической политики не придававшей боль-
шого значения этническо-языковому единству государст-
ва. Почти до самой смерти Бисмарк противостоял но-
вым, националистическим взглядам, трактовавшим
польское общество как однородное целое, враждебное
империи. Создатель Второй империи видел в этом об-
ществе две части. С первой, состоявшей из имущих
слоев (главным образом шляхты и духовенства) и
враждебно относившейся к государству и династии,
следовало, по мнению канцлера, бороться без всякой
жалости и пощады. Вторую, представляемую крестьян-
ством, «трудолюбивым, спокойным, энергичным», как он
неоднократно подчеркивал, можно и должно было, по
его словам, привлечь на сторону государства при ус-
ловии изоляции его от влияния вечно бунтовавших по-
мещиков и полонизированного духовенства2.
1 J. Feldman, Bismarck..., str. 337, 339.
2 См. «Fürst Bismarcks Reden...», XI Band, S. 172—173. Вот что
говорил железный канцлер в своем выступлении в палате депутатов
ландтага 29 января 1886 г.: «Из вчерашнего моего выступления вы
видели, что все мероприятия, предлагаемые мною, не направлены
против Польши вообще. Польского крестьянина я считаю, напро-
159

тив, верным прусским подданным, если только он под воздействием
чужого влияния не будет искусственным образом склоняться к
иному мнению. Польский крестьянин... не хочет возврата к незави-
симой Польше и к новой дворянской республике, поэтому он и
льнет, в конце концов, к своему прусскому королю и господину. Нам
нечего жаловаться на него, мы не станем враждебно относиться
к его языку, мы хотим лишь предоставить ему возможность пони-
мать немецкий язык и на основе правопорядка и просвещения, ис-
ходящих с немецкой стороны, воочию убедиться в преимуществах,
которые дает принадлежность к прусскому государству».
Резюмируя наши наблюдения над бисмарковской
восточной политикой, мы можем констатировать, что
она не внесла качественно новых элементов в систему
господствовавших взглядов, а также применяемых ме-
тодов и практических способов ее осуществления. По-
этому нам представляется неоправданным то упорство,
с каким прежняя историография польско-германских
отношений выделяла именно период политики желез-
ного канцлера как переломный в польско-германских
отношениях. По нашему мнению, решительный поворот
в формировании прусско-германской восточной полити-
ки, а тем самым и польско-германских отношений обоз-
начился лишь в 90-х годах XIX века.
15. Общие основы и организационные формы
новой польской политики правительства Каприви
Причины отставки Бисмарка вытекали из глубоких
социально-экономических изменений облика Германии,
которые произошли на пороге эпохи империализма. На
первое место выдвинулась теперь буржуазия; юнкеры
(аграрии) отступили на второй план. Последствия ука-
занного поворота привели во внешнеполитической об-
ласти к обострению экономической и политической экс-
пансии Германии. Континентальная политика Бисмар-
ка сменилась мировой политикой — борьбой за «место
под солнцем».
В области интересующей нас восточной политики
упомянутые перемены означали отказ от «застывшей»
формулы солидарного прусско-царского сотрудничест-
ва :в пользу более эластичного принципа, согласно ко-
торому Германии с неумолимой необходимостью при-
дется рано или поздно столкнуться с Россией. В сфере
внутренних отношений при Каприви сначала была оче-
160

видной резкая оппозиция консерваторов, не согласных
с экономической политикой правительства и с поли-
тическими последствиями нового курса в целом. Ценой
второстепенных экономических уступок в пользу агра-
риев монополистическая буржуазия получила согласие
на осуществление так называемой мировой политики
(Weltpolitik) и связанного с последней строительства
флота. На практике это означало согласие юнкеров на
роль «младшего партнера» во внутриполитических де-
лах. Дальнейшее развитие событий привело в начале
XX века к усилению позиций социал-демократии и сил
Центра в политической жизни вильгельмовской Герма-
нии. Последнее обстоятельство отразилось в свою оче-
редь на общем политическом курсе, который в период
канцлерства Бетман-Гольвега становится более уме-
ренным в сравнении с эрой правительства «канцлера
юнкеров» — Бюлова. Однако это касалось только вну-
тренней политики Второй империи, ибо внешняя экс-
пансия возрастала, превратившись в одну из главных
причин возникновения первой мировой войны. Она бы-
ла направлена в первую очередь в сторону заморских
колоний и на юго-восток вдоль оси Берлин — Багдад.
Наряду с увеличением экономического потенциала и
военной мощи вильгельмовской Германии в германском
обществе усиливался процесс, который наложил харак-
терный отпечаток на дальнейшее формирование отно-
шений в масштабе всего континента. Развитие нацио-
нализма и нарастание на рубеже XIX и XX столетий
национальных противоречий были повсеместным явле-
нием, по крайней мере в рамках Европы. Однако в Гер-
мании они приобрели особенно агрессивную и разбой-
ничью форму. Прусско-германский национализм харак-
теризовался еще и рядом других черт—таких, напри-
мер, как необычайно разросшийся шовинизм, комплекс
превосходства над славянскими народами, некая пси-
хическая травма в отношении Англии, верноподданность
в отношении династии и бездумное послушание госу-
дарственному аппарату, восхищение любым победонос-
ным насилием. В этом довольно странном сплетении
разнородных свойств таких признаков, как человек-гос-
подин (Herrenmensch) для внешнего и образ мышле-
ния подданного для внутреннего употребления, появи-
лись еще и другие элементы — элементы расизма и
161

антисемитизма. Рассадниками идей прусско-германско-
го национализма, как и вдохновителями и главными ис-
полнителями империалистической политики Второй
империи, стали финансируемые монополистическим ка-
питалом организации во главе с Пангерманским сою-
зом (Der Alldeutsche Verband) и отраслевые специали-
зированные общества вроде Германского колониального
общества (Deutsche Kolonialgesellschaft), Германско-
го флотского союза (Der Deutsche Flottenverein) и, нако-
нец, Союза содействия германизму в восточных провин-
циях (Der Deutsche Ostmarkenverein).
Задачи и организационные формы Пангерманского
союза можно кратко определить одной цитатой, взя-
той из воспоминаний его долголетнего председателя
Генриха Класса:
«Говоря без зазнайства, Союзу предстояло создать
национально-политический офицерский корпус, во гла-
ве которого должны были стоять в качестве его гене-
рального штаба главное правление и исполнительный
комитет Союза» 1.
Эффективность организации Пангерманского союза,
вербовавшего своих членов среди научных работников,
публицистов, высших государственных чиновников, офи-
церов, дипломатов, землевладельцев, банкиров и про-
мышленников, и в самом деле была такова, что он
выполнял роль исправно функционировавшего офицер-
ского корпуса, руководимого весьма энергичным гене-
ральным штабом. Об этом свидетельствовало мощное
влияние, которое Пангерманский союз оказывал с се-
редины 90-х годов на политику правительства и гер-
манской дипломатии, на позицию военных и экономи-
ческих кругов, а особенно на формирование обществен-
ного мнения и сознания в вильгельмовской Германии2.
В основе примирительного по отношению к полякам
курса, восторжествовавшего при преемнике Бисмарка
1 См. А. А б у ш, Ложный путь одной нации, М., Соцэкгиз,
1962, стр. 187.
2 Цели этой организации А. Крук (А. К r u с к, Geschichte des
Alldeutschen Verbandes 1890—1939, Wiesbaden 1954, S. 11) харак-
теризует следующим образом: «При этом пангерманцы всегда отка-
зывались от непосредственного влиятельного положения в полити-
ческой жизни... а посему концентрировали свои усилия исключи-
тельно на косвенном воздействии через общественность».
162

генерале Каприви, лежали в первую очередь внешне-
политические моменты. Этот курс был логическим след-
ствием ухудшения отношений с Петербургом в резуль-
тате победы антирусской ориентации в Берлине. Ис-
пользование в возможно большей степени польского
потенциала и всех других возможностей, вытекавших из
германо-польского сотрудничества, занимало видное
место в стратегических планах генерала Вальдерзее,
убежденного в необходимости превентивной войны про-
тив восточного соседа. Определенную роль играли так-
же внутриполитические соображения, а именно желание
правительства привлечь на свою сторону голоса Поль-
ского кола в рейхстаге и ландтаге в связи с резкой
оппозицией аграриев политике односторонней, по их
мнению, поддержки канцлером Каприви интересов про-
мышленности. Усилиям правительства и кайзера, на-
правленным на примирение с польскими имущими сло-
ями, пришла на помощь соглашательская позиция по-
мещичьей группы, руководимой депутатом Юзефом
Косцельским. Решительно открещиваясь от каких-либо
действий в пользу независимости и предлагая поддерж-
ку новому правительству, познаньские соглашатели пы-
тались выторговать у захватчика отказ от антиполь-
ской политики Бисмарка и согласие на некоторые наци-
ональные и экономические уступки. Однако сильная
антипольская оппозиция в ландтаге исключала воз-
можность значительных уступок прусских властей в
области национального равноправия.
В этих условиях в первые годы последнего десяти-
летия прошлого века наступила известная разрядка в
германо-польских отношениях на территории Познань-
щины. Была приостановлена административная борьба
со всем польским, сделано возможным участие поль-
ского населения в парцелляционной кампании, затор-
можено выселение и открыта граница для иммиграции
из польских районов, захваченных другими двумя дер-
жавами во время разделов Польши. Наметилось также
более либеральное отношение властей к деятельности
польских хозяйственных объединений, произошли из-
менения к лучшему в области народного образования и
религиозной политики.
В итоге расширилась также сфера польско-герман-
ского сотрудничества. Кроме традиционных общих дей-
163

ствий народных масс, в рядах рабочего движения и на
почве религиозных уз создалась плоскость для герма-
но-польской солидарности имущих классов. В этом по-
следнем случае связующим звеном оказалась совмест-
ная борьба с усиливавшейся социал-демократией. Про-
польский курс Каприви довольно быстро столкнулся,
однако, с резкой критикой со стороны антипольских
элементов и различных националистических группиро-
вок. Особенно бурно реагировали круги пангерманцев.
Открыто нападал на этот курс организатор и главный
деятель Пангерманского союза Альфред Гугенберг в
серии статей под характерным названием «(Прусское
государство как полонизатор» («Der Preussiche Staat
als Polonisator»).
16. Первые признаки обострения польско-германских
отношений на рубеже XIX и XX веков
Осенью 1894 года в выступлениях Косцельского во
Львове и Вильгельма II в Берлине проявились первые
признаки провала примирительной политики. Этому спо-
собствовал ряд причин: новое сближение Второй импе-
рии с Россией на почве нараставших противоречий в
отношениях с Англией, необходимость известных усту-
пок в пользу аграриев, нажим на германского кайзера
познаньских и других антипольски настроенных юнке-
ров, а также — не в последнюю очередь — и крах согла-
шательской линии «придворной партии» Косцельского
в результате того, что эта линия оказалась безнадеж-
но скомпрометированной в глазах польской обществен-
ности районов, отошедших в ходе разделов к Пруссии.
С тех пор перед империалистической восточной по-
литикой вильгельмовской Германии стали все яснее
вырисовываться две цели. Первая —тактическая — сво-
дилась к требованию ликвидации польской проблемы
в границах империи: канцлер Бюлов назвал в январе
1903 года вопрос о восточных провинциях важнейшей
проблемой прусской политики. Вторая — стратегиче-
ская— выступала в форме экономической и политиче-
ской экспансии кайзеровской империи, пока что только
в юго-восточном направлении, вдоль Дуная через Авст-
ро-Венгрию и Балканы в сторону Турции и Ира-
на. Полем схватки германского и российского импе-
164

риализма стала дорога Берлин — Багдад. В условиях
обострявшихся противоречий между Второй империей
и (Россией польский вопрос был фактором, смягчавшим
антагонизмы вокруг польских земель, захваченных в
ходе разделов Польши, в пользу сохранения статус-
кво. Достоверно отражающим позицию правящих клас-
сов Второй империи накануне возникновения первой
мировой войны можно считать следующее относящееся
к маю 1914 года высказывание в рейхстаге национал-
либерального депутата князя Шёнайх-Каролата: «Чего
могли бы мы желать от России? Может, Варшавы и по-
ляков? Я думаю, что у нас их достаточно»1.
В понимании значительной части тогдашних гер-
манских политических деятелей условием перехода к
реализации политики «Дранг нах Остен» за пределами
границ Германии становилась ликвидация польской
проблемы на территории восточных провинций. В поль-
зу этого говорил, по их мнению, целый ряд соображе-
ний. С военно-стратегической точки зрения восточные
провинции играли роль оперативной базы на случай
войны с Россией. Решение всех существенных проблем
в восточных провинциях государства принадлежало, по
мнению Бюлова, к числу важнейших задач германской
политики, поскольку именно от направления и резуль-
татов политики правительства на территории Познань-
щины, Силезии и Поморья зависели перспективы бу-
дущей схватки с Россией. Военными интересами дик-
товалось развитие в этих провинциях сети шоссейных
дорог, железнодорожных линий и крепостей. Многие
выступавшие в тот период публицисты резко критико-
вали деятельность Колонизационной комиссии за недос-
таточный учет стратегических моментов. Те же самые
соображения лежали в основе политики ликвидации в
этом районе польской проблемы в целях обеспечения
внутренней сплоченности государства, парализации в
зародыше возможных центробежных тенденций и обес-
печения тыла будущего театра военных действий про-
тив России.
1 См. J. Р a j е w s k i, «Mitteleuropa», Studia z dziejow impe-
rializmu niemieckiego w dobie pierwszej wojny swiatowej, Poznan
1959, str. 40; см. также J. D r о z, L'Europe Centrale. Devolution
historique de Tidee de «Mitteleuropa», Paris 1960.
165

Между тем восточные провинции Второй империи
сделались в это время районом так называемой поль-
ской опасности (die polnische Gefahr). Лозунг предот-
вращения нараставшей якобы здесь угрозы для госу-
дарства и немецкого народа был в конце XIX века одним
из главных средств мобилизации сил и координации
всех действий в области восточной политики, а также
внедрения националистической идеологии в широкие
слои германского общества. Предпосылки роста нацио-
налистической волны заключались в безрезультатности
прежней антипольской политики.
17. Неудачи антипольской политики Германии
Каковы же были причины краха антипольского кур-
са? К их числу принадлежало в первую очередь бес-
силие административных и политических методов, вне-
дряемых в жизнь в отрыве от объективных тенденций и
закономерностей социально-экономического развития,
не учитывавших в достаточной степени механизма
функционирования господствовавшего экономического
строя и изменений в расстановке социальных сил. Ти-
пичное для периода индустриализации явление «бегства
из деревни» (Landflucht) превратилось в специфических
условиях восточных провинций Пруссии в большой сте-
пени в явление «бегства с Востока» (Ostflucht). Мигра-
ционные потери пяти восточнопрусских провинций
(Восточная Пруссия, Западная Пруссия, Поморье, Поз-
нань, Силезия) на протяжении семи десятилетий, с
1840 по 1910 год, превышали 3,6 миллиона человек, ко-
торые изменили за это время свое местожительство в
пользу центральных и западных земель 1. Их место за-
няли пришельцы, происходившие большей частью из
остальных частей Польши. Напрасными оказались все
меры властей, предпринимавшиеся с целью противодей-
ствовать усиливавшейся утечке немецкого населения на
запад, а также задержать и даже приостановить с по-
мощью административных распоряжений наплыв сезон-
ной рабочей силы из Королевства Польского и Галиции.
Соображения экономического порядка настолько до-
1 См. Н. Rogmann, Die Bevölkerungsentwicklung im preus-
sischen Osten in den letzten hundert Jahren, Berlin 1937.
166

минировали над интересами национальной политики,
что по адресу немецких землевладельцев, заинтересо-
ванных в обеспечении себе необходимого числа рабо-
чих рук, выдвигались обвинения в полонизации Помо-
рья и Познаньщины.
Тяжелое положение восточнопрусского земледелия,
переживавшего в условиях длительного падения цен на
сельскохозяйственные продукты, а в результате и цен
на землю хронический структурный кризис, в свою оче-
редь деформировало результаты парцелляционной кам-
пании в направлении, очень мало связанном или пол-
ностью противоречившем первоначальным замыслам об
усилении германского элемента на восточных рубежах.
Значительная часть миллионных фондов Колонизаци-
онной комиссии была предназначена для оздоровления
помещичьего хозяйства, впрочем не только немецкого»
но и польского, и для увеличения состава владений го-
сударственных доменов. Форсирование скупки земли на
территории, охваченной парцелляцией, вело к искусст-
венному взвинчиванию цен на помещичьи имения, что
открывало широкие возможности для различного рода
спекулятивных действий. Этот последний момент при-
обрел значение с 1896 года, когда в результате недо-
статка в предложении земли с польской стороны вла-
сти были вынуждены ввести разрешение на покупку и
парцелляцию немецких помещичьих имений. Средняя
цена, выплачивавшаяся Колонизационной комиссией за
один гектар земли, в 1886—1895 годах колебалась в
пределах 568—571 марки, а в 1900 году поднялась до
809 марок. Спустя шесть лет, в 1906 году, она достигла
1383 марок. На территориях, предназначенных для про-
ведения колонизационной кампании, спекуляция зе-
млей приобрела еще более бурный характер, что кон-
статировал в ноябре 1907 года канцлер Бюлов в прус-
ской палате депутатов 1.
Другим фактором, укреплявшим польские позиции в
в интересующем нас районе, была жизненная устойчи-
вость местного польского населения, выделявшегося зна-
чительно более высоким натуральным приростом в
сравнении с немецким населением.
1 См. «Fürst Bülows Reden in Auswahl herausgegeben... von Wil-
helm v. Massow», Leipzig Reclam, TV. Band 1905—1908, S. 270—272
(выступление в палате депутатов ландтага 26 ноября 1907 г.).
167

Осуществлявшийся правительством антипольский
курс вызвал впоследствии ряд других непредвиден-
ных явлений. К их числу относилось в первую очередь
развитие чувства национального сознания в крестьян-
ских массах и общий рост национального движения.
Уже Л. Бернгард обратил внимание на то, что именно
прусская колонизационная политика привела к паде-
нию в польском обществе традиционного престижа
помещиков, являвшихся «подлинным слоем времен фео-
дализма» и тормозивших всякое общественное разви-
тие 1. Борьба за землю и за право на родной язык
пробуждала от сна польское крестьянство, которое по-
степенно брало в свои руки инициативу, придавая уси-
ливавшемуся национальному движению массовость и
силу. Интенсификация антипольского курса объединила
польское общество, приведя к временному ослаблению
классовых экономических противоречий. Весьма харак-
терным в этом отношении является пример воздержания
(безразлично, чем оно было продиктовано — субъектив-
ной патриотической позицией или же давлением обще-
ственного мнения) польских помещиков от продажи
земли в чужие руки. Ответом на официальную колони-
зационную политику было проведение частной польской
парцелляционно-поселенческой кампании. Уже в середи-
не 90-х годов XIX века успехи немецкой колонизации
удалось затормозить; в течение 1896—1906 годов были
с лихвой наверстаны потери в области владения землей,
понесенные поляками в предыдущем десятилетии
(1886—1895) 2.
Значительную активность в экономической сфере
проявляла также польская мелкая буржуазия — опора
национального движения, обязанная своим развитием, как
подчеркивал Г. Дельбрюк3 и многие другие современные
ему германские публицисты, ошибочной политике прави-
тельства и использованию национального козыря в кон-
курентной борьбе с немецкой буржуазией. Антипольский
1 См. L. Bernhard, Die Polenfrage. Der Nationalitätenkampf
der Polen in Preussen, München — Leipzig 1920, S, 158—163;
190—198.
2 См. Z. Wojciechowski, Polska-Niemcy dziesiec wieköw
zmagania, Poznan 1945, str. 228.
3 Сm. J. Krasuski, Zagadnienie polskie w publicystyce Han-
sa Delbrücka (1887—1917), «Przeglad Zachodni», nr 3, 1958, str. 69.
168

курс вел к взаимной изоляции польских и немецких на-
циональных групп, создавал предпосылки для постепен-
но разгоравшихся националистических раздоров, кото-
рые в последующие годы разделили жителей восточных
провинций на два враждебных, смертельно рассорив-
шихся между собою лагеря.
Развитие событий во второй половине XIX столетия
вело к росту польского национального сознания также и
в остальных восточных провинциях — в Силезии, По-
морье и Восточной Пруссии, к слиянию проявлений поль-
ской жизни и национального движения на всей терри-
тории, захваченной Пруссией в результате разделов.
Прусские репрессии способствовали углублению взаим-
ных контактов внутри польского общества вопреки гра-
ницам между территориями, находившимися под властью
держав, разделивших Польшу. Однако этот последний
факт не следует слишком переоценивать, когда речь идет
о политической линии отдельных течений в польском
обществе еще и в период первой мировой войны. Столь
же осторожно следует подходить к оценке отпора, кото-
рый возбудила антипольская политика правительства
внутри самой Германии (среди оппозиционных группи-
ровок), а также за границей. Эта реакция, временами
громкая и высокопарная, в принципе не выходила за
рамки тактической игры, использовавшейся для совер-
шенно иных целей. В самом германском обществе ин-
фильтрация националистических элементов оказалась в
перспективе более эффективной по сравнению с времен-
ными антиправительственными и антипрусскими движе-
ниями, вызванными грубостью средств, применяемых
властями. Вслед за Лаубертом можно повторить, что
восточная политика длительное время не пользовалась
сколько-нибудь серьезным вниманием германской обще-
ственности. Только в конце XIX века борьба за осуще-
ствление ее целей начала приобретать более или менее
массовый характер, хотя активно участвовали в ней
лишь «слои государственных служащих, в то время
как остальные элементы держались пассивно»1.
Лауберт, не без видимого осуждения, подчеркнул
здесь одну весьма характерную черту прусского анти-
1 См. М. Laubert, Die Preussische Polenpolitik von 1772—
1904, Krakow 1942, S. 44—45.
169

польского курса. Круг активных его исполнителей был
узок. Выработка активной антипольской и национали-
стической концепции происходила здесь несравненно
медленнее и слабее, чем интенсивность и объем пассив-
ного восприятия националистической идеологии1.
Выдвижение польской проблемы в Германии стиму-
лировали, кроме рассмотренных выше политических, ми-
литаристско-стратегических соображений, также и дру-
гие доводы, но уже второстепенного порядка. Для
аграриев она создавала возможность улучшения подо-
рванного имущественного положения, для чиновников —
новые посты, дополнительное жалованье (Ostmarken-
zulage), повышение по службе; крестьянам-колонистам
она гарантировала выгодные условия поселения и
финансовую помощь. Обратим, наконец, внимание на
доктринально-мировоззренческие доводы. Возникшие
вначале как эманация и обоснование уже охарактеризо-
ванных экономических и политических моментов, они с
ходом времени начали освобождаться от своей первона-
чальной служебной функции и стали выступать в каче-
стве самодовлеющего мотива. В пропагандируемой пан-
германцами концепции национального государства не
было места для национальных меньшинств, разве только
на правах илотов, призванных, по мнению многолет-
него председателя Пангерманского союза профессора
Эрнста Хассе, выполнять «в будущем тяжелую и гряз-
ную работу... в которой народное хозяйство, основываю-
щееся на разделении труда, все же нуждается»2.
Безрезультатность прежней антипольской политики,
осложнение ее никем не предусмотренными и противо-
речившими ее основам побочными следствиями, дик-
1 См. «Fürst Bülows Reden...», III. Band 1903—1905, S. 119—120
(выступление Бюлова в палате депутатов 23 января 1904 г.):
«Нужда в профессиональных рабочих, особенно в подсобной рабо-
чей силе, испытываемая нами в восточных провинциях при обеспе-
чении потребностей повседневной жизни во имя наших националь-
ных интересов, является, к сожалению, во многих случаях при-
скорбным явлением, сопутствующим той борьбе, которая там ве-
дется. То, что поляки сделали в Верхней Силезии в области обществ
и прессы, в хозяйственных и образовательных целях, в такой важ-
ной области, как кредит,— этому немцы должны не только подра-
жать и этого добиваться, но и превзойти это».
2 J. Kuczynski, Studien zur Geschichte des deutschen Impe-
rialismus. II. Propagandaorganisationen des Monopolkapitals, Berlin
1950, S. 101—102.
170

туемая обострявшимся международным положением не-
обходимость как можно быстрее покончить с польской
проблемой в восточных провинциях и, наконец, общие
интересы империалистической экспансии вильгельмов-
ской Германии на юго-востоке — все это придало поль-
скому вопросу, как неоднократно подчеркивал канцлер
Бюлов 1, значимость основного вопроса в прусской по-
литике и одной из главных проблем общегерманской
политики.
Наиболее враждебную и беспощадную антипольскую
позицию занимал Пангерманский союз, стоявший на
точке зрения, что «поляки навечно останутся смертель-
ными... врагами нашего народа»2. Пангерманцы, кото-
рые инспирировали основание в 1894 году специальной
антипольской организации — Союза содействия герма-
низму в восточных провинциях, добивались продолже-
ния политики Бисмарка, но уже в националистическом
духе, то есть они жаждали политики, которая была бы
направлена против всего польского общества и заклю-
чалась бы в усиленной германизации восточных райо-
нов прежде всего путем дальнейшего развертывания в
увеличенных размерах парцелляционно-переселенческой
кампании. В их программе борьбы со всем польским не
было недостатка и в явных элементах истребительной
политики.
Прежняя восточная политика Бисмарка сталкива-
лась уже в то время с довольно резкой критикой, кото-
рая показывала безрезультатность применявшихся до
тех пор способов и методов. С определенно антиполь-
ских позиций ее вели не только такие экстремисты, как,
например, Клейнов и Грунов, но и более умеренные дея-
тели, как фон Массов. Первые опасались польско-рус-
ского соглашения, вторые подчеркивали необходимость и
возможность сосуществования с польским меньшинством
при условии отказа последнего от всяких стремлений к
независимости. Еще один публицист, фон Брюгген, вы-
двинул концепцию прусско-польского сообщества, ука-
зывая на опасность, угрожавшую Германии со стороны
«варварской» России, и на перспективы ассимиляции
стоявшего ниже в культурном отношении славянского
1 См. В. В ü 1 о w, Denkwürdigkeiten. Zweiter Band. Von der
Marokkokrise bis zum Abschied, Berlin 1930, S. 487.
2 J. Kuczynski, Studien..., S. 95.
171

элемента — при условии отказа от применения всякого
принуждения и нажима. Подобную позицию занимал
также Дельбрюк. В аргументации Дельбрюка проявля-
лись некоторые моральные и гуманные мотивы, кото-
рые, по его мнению, говорили против прежней восточ-
ной политики. С близким к этому ходом рассуждений
можно встретиться у руководителей и остальных поли-
тиков Партии центра; в их взглядах на польский во-
прос серьезную роль играли религиозные и антипрус-
ские моменты 1.
Определенно отрицательную позицию в отношении
прежней восточной политики и антипольской программы
пангерманцев занимала социал-демократия, особенно ее
левое крыло. С другой стороны, социал-демократия кри-
тиковала также непоследовательность позиций польских
имущих классов в борьбе за собственные национальные
интересы, подчеркивая руководящую в этом отношении
роль германского и польского пролетариата 2.
18. Под знаком Гакаты
На протяжении периода от краха примирительного
курса Каприви в польской политике Германии до мо-
мента возникновения первой мировой войны в эволюции
польского вопроса явственно вырисовываются три фазы.
Первую фазу — период административных форм антиполь-
ской борьбы — открыли публичные выступления Бисмар-
ка и Вильгельма II в сентябре 1894 года. Событием, сиг-
1 См. J. Krasuski, «Grenzboten» w sprawie polskiej
(1900—1918), «Przeglad Zachodni», nr 6, 1958, str. 371—382; A. G a -
1 о s, Klasy posiadajace w Niemczech wobec sprawy polskiej
(1894—1914), «Przeglad Historyczny», t. XLV, z. 4, str. 652—690;
J. Krasuski, Zagandienie polskie..., str. 64—81.
3 Сm. Z. Grot, Sprawa wrzesinska, «Przeglad Zachodni», nr 9,
1951, str. 130—131. Грот цитирует следующее высказывание социал-
демократа Ледебура: «Они действуют там в традициях господствую-
щей касты. В своем народе они представляют те же самые «лассо-
вые интересы, что и юнкерство з немецком народе... Этот факт не
позволяет им вступить в решительную оппозицию к прусскому пра-
вительству, имперскому правительству и ко всем их реакционным
планам. Они не могут прыгнуть выше своей головы. И если, про-
должая и впредь оставаться во власти этой трагической судьбы,
они все же когда-нибудь попытаются взять на себя задачу отстаи-
вания интересов польского народа, то в течение долгого времени
такая роль окажется им не по плечу».
172

нализировавшим о повороте к более резкому антиполь-
скому курсу, стало основание упоминавшегося уже Союза
содействия германизму в восточных провинциях, пре-
образованного в 1900 году в Немецкий союз восточных
провинций (Der Deutsche Otsmarkenverein). Сокраще-
ние фамилий трех его основателей — промышленника и
помещика Фердинанда Ганземана, помещика Германа
Кеннемана и юнкера майора Кристофа Тидемана, яв-
лявшегося в течение многих лет шефом имперской кан-
целярии,—дало другое название этому обществу (Гака-
та), среди членов и меценатов которого мы встречаем
таких людей, как Бисмарк, прусский министр финансов
Микель, министр Георг Рейнбабен, Вильгельм Кардорф,
князь Гвидо Хенкель-Доннерсмарк, профессор истории
Дитрих Шефер и множество других видных политиков,
промышленников, юнкеров, представителей ученого ми-
ра. Многосторонними были формы деятельности Гакаты,
ставившей своей целью быструю германизацию восточ-
ных провинций, беспощадную борьбу с любой так назы-
ваемой великопольской агитацией. Они охватывали
прежде всего хозяйственную деятельность, сводившуюся
главным образом к форсированию германской колони-
зации и к поддержанию экономических позиций мест-
ного немецкого населения в промышленности и торговле.
Кроме того, Гаката широко развернула пропаганди-
стско-издательскую деятельность и вела собственную ор-
ганизационную работу на местах. Яркий свет на суще-
ство мотивов борьбы Немецкого союза восточных про-
винций с «польской опасностью» проливают личные
связи руководителей Гакаты с аграрным банком «Ди-
сконтогезельшафт» («Discontogesellschaft»), стремив-
шимся, как констатировал прекрасный знаток вопроса
Г. Хальгартен, «искусственно обеспечить за счет обще-
ства крупным прусским землевладельцам их прежний
феодальный уровень жизни даже в период падения цен
на сельскохозяйственные продукты, спирт и сахар...»1
Административные формы борьбы государственных
властей со всем польским приобретали различный облик:
шкала мероприятий охватывала репрессии в отношении
прессы и польских обществ, возобновление высылки
1 Г. Хальгартен, Империализм до 1914 года, Издательство
иностранной литературы, М., 1961, стр. 57.
173

иностранцев, борьбу с польским языком в публичной
жизни, германизацию фамилий, преследование поль-
ских хозяйственных объединений и ограничение деятель-
ности Генеральной комиссии в Быдгоще в связи с вы-
двигаемыми в ее адрес обвинениями в содействии поль-
ской колонизации.
Характерным для позиции большинства польских
имущих классов было отношение Польского кола к дея-
тельности Гакаты и к политике прусских властей. Это
отношение отличалось далеко идущей лояльностью к
правительству в обоих парламентских палатах. Лишь
тогда, когда попытки найти поддержку в рейхстаге пол-
ностью провалились, польское представительство в пар-
ламенте решилось в 1897 году перейти в оппозицию.
С 1898 года началась вторая фаза — фаза усиления
гакатистской политики в восточных провинциях. Не-
смотря на то что начало нового напряжения относится
еще ко времени канцлерства князя Гогенлоэ, этот
период, если брать его в целом, был связан уже с эрой
Бюлова, который стал основным проводником офи-
циальной антипольской политики Пруссии. В области
международных контактов Бюлов пытался продолжать
линию Бисмарка, пользоваться польским козырем в от-
ношениях с Петербургом, но это ему удавалось не-
сравненно меньше, чем железному канцлеру. В сфере
внутриполитической преувеличение Бюловом польского
вопроса, находившее свое отражение в тезисе, что прус-
ско-польский антагонизм представляет собой ведущую
линию в истории Пруссии, было тесно связано с его
концепцией «политики сплочения» («Sammlungspolitik»),
которая должна была обеспечить ему соответствующее
парламентское большинство для поддержки политики
правительства в целом.
Характерной чертой этой второй фазы в польской по-
литике Второй империи является перемещение центра
тяжести с административных форм борьбы и нацио-
нального гнета на борьбу в экономической области.
Первые годы отличались еще сохранением видимости
следования прежнему курсу, представляли собой как
бы подготовительный период перед решающим натиском.
Как и раньше, сигналом к наступлению послужило вы-
зывающее выступление Вильгельма II. В замке в Маль-
борке в июне 1902 года кайзер заявил без обиняков:
174

«Польская дерзость и сарматское высокомерие [со-
гласно официальному тексту, якобы только «польская
дерзость».— Ю. X.] напирают слишком близко на все
немецкое и вынуждают меня призвать мой народ к за-
щите своих национальных владений» 1.
Это выступление, которому предшествовала тронная
речь, произнесенная кайзером в январе 1902 года и про-
никнутая тем же антипольским духом, являлось как бы
официальным провозглашением начала открытого и са-
мого грубого покушения на права польского населения.
Первый удар был нанесен по школе. Сложилась си-
туация, в результате которой дважды вспыхивали мно-
гомесячные школьные стачки с известными по всей Ев-
ропе событиями во Вжесне. Правительство в свою оче-
редь, желая нанести решающие удары, прибегло к по-
мощи чрезвычайного законодательства. В 1904 году был
принят закон, вводивший запрет на создание новых
польских хозяйств путем парцелляции земли. Е 1907 го-
ду появился закон, сделавший возможным отчуждение
польской собственности для колонизационных целей.
Было также оформлено законодательным актом запре-
щение устраивать публичные собрания на польском язы-
ке. Последовательное осуществление указанных чрезвы-
чайных законов и других дополнительно изданных рас-
поряжений, несомненно, нанесло бы ощутимые удары по
экономическим, а тем самым и по социальным и поли-
тическим позициям местного польского населения. Од-
нако весьма сомнительно, чтобы оно могло привести к
полному подрыву польской собственности, как это
пытается внушить в своих воспоминаниях Бюлов.
Разложение либерально-консервативной правитель-
ственной коалиции, рост силы и влияния Партии центра
и социал-демократии, как и личные раздоры между
кайзером и канцлером, привели к падению Бюлова. С его
отставкой окончился и период наибольшей интенсивности
антипольских репрессий.
Новым фактором внутренней восточной политики при
Бетман-Гольвеге, открывшим третью фазу антипольской
политики, была необходимость учета более умеренной
1 «Polska w dobie przeobrazen spolecznych (1885—1905). Teksty
zrodlowe do nauki hisforii w szkole sredniej», zeszyt 57, Krakow
1924, str. 6.
175

позиции Партии центра, входившей теперь в состав пра-
вительственного большинства. На курс нового прави-
тельства повлияли также невыгодные для Германии ев-
ропейские отклики на антипольскую линию Бюлова.
Наконец, сыграли свою роль и личные взгляды канцле-
ра, вытекавшие, однако, не столько, как внушают вслед
за Бюловом некоторые исследователи, из семейных про-
польских симпатий внука лидера «Wochenblattspartei»,
сколько в первую очередь из решительно враждебного
отношения очередного шефа правительства к России и
неославизму, в которых он видел главного врага Герма-
нии. Следует подчеркнуть, что в отношении польского
вопроса взгляды нового канцлера сначала ни в чем не
отличались от мнения его предшественника, что также
обеспечило ему в первый период правления поддержку
пангерманцев 1. Их пути окончательно разошлись толь-
ко на почве эльзасской проблемы и прежде всего на
базе различных концепций внешней политики.
«Пропольская» в интерпретации крайних правых и
националистических элементов, более либеральная ли-
ния нового правительства постепенно подвергалась все
более резким атакам со стороны находившихся теперь
в оппозиции либералов, а также пангерманцев и Гака-
ты. Развернувшаяся в 1910--1911 годах борьба за из-
менение положения о выборах в прусский ландтаг по-
служила толчком к дальнейшему усилению антиполь-
ской пропаганды. В итоге после трех лет относитель-
ного затишья правительство решилось в 1912 году на
новое обострение курса. Был издан антипольский закон
об укреплении немецкой земельной собственности. В ок-
тябре того же 1912 года на основе закона от 1907 года
последовало отчуждение четырех польских имений. На-
чало войны сделало невозможным проведение через
ландтаг запрета на проведение парцелляции в пользу
польского населения.
1 См. В. В ü 1 о w, Denkwürdigkeiten..., Bd. II, S. 245—246;
A. Kruck, Geschichte..., S. 54, На указанной странице А. Крук
пишет: «Там, где, казалось, первоначально отмечалось принципиаль-
ное согласование вопросов, как это было в случае с Бетман-Голь-
вегом, вскоре под тяжелым бременем практических задач, которые
вставали перед правительством, подобное согласование исчезло.
В общем-то в этих условиях был возможен лишь торг между сто-
ронами, готовыми пойти на компромиссы, а политика пангерманиз-
ма именно с этим и не могла никак примириться».
176

Подытоживая фактические результаты политики
вильгельмовской Германии в отношении польского на-
селения, следует констатировать, что они ни в коем слу-
чае не отвечали ни первоначальным замыслам ее авто-
ров и исполнителей, ни расходам на ее осуществление,
исчислявшимся сотнями миллионов марок. Достаточно
сказать, что в то время, как на протяжении 9 лет, с
1886 по 1894 год, Колонизационная комиссия приобрела
у поляков 66 тысяч га, а у немцев 15,6 тысяч га, на про-
тяжении следующих 21 года (1895—1915) она скупила
около 319 тысяч га земли у немцев и всего лишь каких-
нибудь 60 тысяч га польских земель 1. Полный крах этой
политики признал германский историк Л. Бернгард2.
Последствия внутренней восточной политики виль-
гельмовской Германии еще больше усугубляли отрица-
тельный эффект некоторых «побочных продуктов» анти-
польского курса. На его основе в самой Германии дело
дошло до дальнейшего усиления внутриполитических
противоречий. Оппозиция использовала отдельные анти-
польские мероприятия властей для сплочения своих ря-
дов (например, общий фронт национальных меньшинств
в парламентских палатах) и для дальнейшего усиления
антиправительственных выступлений. Представитель
Партии центра М. Эрцбергер во время дискуссии в
рейхстаге относительно закона об отчуждении констати-
ровал, что с поляками в рейхе обращаются хуже, чем с
туземцами в германских колониях. В конце концов анти-
польский курс вызвал довольно резкие возражения даже
1 См. Е. И. Рубинштейн, Политика германского импе-
риализма в западных польских землях в конце XIX — начале
XX века, М., 1953, стр. 127. В книге есть ошибка в подсчете коли-
чества земли, приобретенной у немцев.
2 L. Bernhard, Die Polenfrage..., S. 572. Этот автор пишет:
«Вера в то, что казна могла бы разрешить борьбу за землю бла-
годаря своей финансовой мощи, оказалась заблуждением». И далее
«Прусская казна превратилась в объект спекуляции. Следствием
явились деморализация восточного земельного рынка и в конечном
счете полнейшая изоляция прусской Колонизационной комиссии.
Полякам же борьба за землю принесла социальную и экономиче-
скую реорганизацию, вынудила их к принятию нового порядка в
деле распределения земли, ранее осуществлявшегося несправедливо,
и к реформам, которых никогда не потерпела бы старая шляхта в
мирные времена, и привела к развитию на новой основе общины,
которая казалась полякам воплощением славянской культуры в
Пруссии».
177

в консервативном лагере. Эта оппозиция исходила из не-
которых принципиальных побуждений (например, в отно-
шении закона 1907 года, бившего по принципу частной
собственности) и непосредственных материальных инте-
ресов юнкеров и собственников (вопрос о рабочих ру-
ках). Энергичнее и последовательнее всех в защиту
польского населения и против антипольской политики
властей выступали социал-демократы Г. Ледебур, А. Бе-
бель, К. Либкнехт, Ф. Меринг, не говоря уже о Р. Люк-
сембург и Ю. Мархлевском. За публикацию в 1900 году
брошюры в защиту польской школы Роза Люксембург,
а вместе с нею также и М. Каспшак были привлече-
ны к судебной ответственности.
Отталкивающий и грубый характер некоторых дей-
ствий, таких, например, как избиение детей во Вжесне
за отказ учиться на немецком языке, возбудил возму-
щение и резкие протесты не только в самой Германии,
но и в польских районах, захваченных в результате
разделов другими двумя державами (шумные демон-
страции в Кракове и Варшаве), и даже во всей Европе.
Этот факт в значительной степени способствовал росту
антипрусских и антигерманских настроений за грани-
цей, а также дальнейшему углублению изоляции Гер-
мании в глазах мирового общественного мнения, изоля-
ции, которая оказалась в годы первой мировой войны
столь пагубной для Второй империи.
С точки зрения польских интересов прусские репрес-
сии усиливали рост патриотизма и активизации нацио-
нально-освободительной борьбы, притом не только на
Познаньщине, но и в остальных восточнопрусских про-
винциях. Когда в 1903 году от верхнесилезского района
в парламент был избран В. Корфантый, то указанный
факт означал прорыв позиций всемогущей здесь до этого
Партии центра. На Мазурах уже в конце 90-х годов
XIX века появились первые польские кандидаты в пар-
ламентское представительство. Несмотря на репрессии
властей, продолжала развиваться польская инициатива
в области хозяйственной жизни и в сфере борьбы за
землю. Эта инициатива коснулась и Мазур, где в
1910 году был основан Польский банк. Отклики, которые
прусские преследования породили в польских районах,
находившихся под властью России и Австрии, способ-
ствовали усилению чувства национальной связи, дока-
178

зательством чего являлась хотя бы мощная грюнвальд-
ская демонстрация в Кракове в 1910 году. Стимулируя
формирование польской буржуазной политической мыс-
ли явно антирусского духа, прусская политика содей-
ствовала возникновению новой политической концепции
антигерманского характера, которая до известной сте-
пени была связана с идеями славянофильства. Позиции
этого нового политического направления, представляе-
мого Я. Поплавским и Р. Дмовским, были первона-
чально слабыми, ибо им противостоял набиравший силу
великорусский шовинизм явно антипольского оттенка.
С другой стороны, антипольская политика прусских
властей благоприятствовала распространению буржу-
азных теорий классовой солидарности и усилению кле-
рикализма. Эти два момента невыгодно повлияли на
дальнейшее социальное развитие местного польского
общества. В рядах рабочего движения они сделали воз-
можным рост клерикальных и националистических эле-
ментов, что сильно осложнило отношения с германской
социал-демократией. Натиск германского национализма
порождал в свою очередь польский национализм, не ли-
шенный элементов комплекса неполноценности в срав-
нении с немецким. Эта специфическая черта и оборо-
нительный характер польского национализма, нарастав-
шего на рубеже веков в районах, которые оказались
после разделов Польши под властью Пруссии, очень хо-
рошо подчеркиваются в известном фрагменте из пре-
тендовавшей в то время на роль национального гимна
присяги Марии Конопницкой: «Не будет немец плевать
в лицо нам...»
Антипольский курс со всеми его отрицательными
проявлениями и «побочными продуктами» все больше
углублял пропасть между населением обеих националь-
ностей, порождал явления экономического и обществен-
ного бойкота, разжигал настроения взаимной ненависти
и враждебности.
Итогом всего этого явилось значительное сужение
сферы польско-германских общественных и культурных
связей. В интересующий нас период времени она огра-
ничивалась в основном только рабочим движением. Эле-
менты общих культурных и общественных уз наблюда-
лись лишь в научных (Александр Брюкнер), литератур-
ных и художественных кругах («Молодая Польша»,
179

Пшибышевский), а также в аристократических и
придворных сферах. В этом последнем случае объеди-
няющими факторами являлись соображения социально-
го порядка и космополитическое отношение к националь-
ным делам.
19. Польский вопрос
накануне первой мировой войны
Усиливавшаяся по мере развития германской про-
мышленности экономическая экспансия создавала пред-
посылки для политической экспансии в различных ее
формах — до политики аннексий включительно. Среди
предвестников новейших идей «Дранга нах Остен» мож-
но назвать упоминавшегося уже Лагарда, который еще
в середине XIX века ратовал за экспансию не только в
восточном направлении, но и в западном. Планы рас-
членения России и Австрии строил в своих рассужде-
ниях Гартман. Хассе вернулся к концепции линии Кне-
зебека, домогаясь захвата польских земель, утраченных
Пруссией в результате наполеоновских войн. Планы
пангерманцев, не ограничиваясь лишь так называемым
Королевством Польским, распространялись в первую
очередь на Юго-Восточную Европу и Ближний Восток, а
также на прибалтийские провинции России, Белорус-
сию и Украину, не говоря уже о жажде колониальных
захватов и программе аннексий на западе Европы. Сами
создатели указанных планов, например Хассе, отдавали
себе отчет в трудности их осуществления. Разгром цар-
ской России казался им, по крайней мере на первых по-
рах, не только мало реальным, но и просто нежелатель-
ным. С другой стороны, германо-английские противоре-
чия и колониальная экспансия играли в их глазах не-
сравненно более существенную роль.
Любые намерения в области восточной политики рас-
сматривались в Германии под углом зрения славянской
опасности. В этом отношении нет большой разницы
между ходом рассуждений и аргументацией, с одной
стороны, Бюлова и Гугенберга, которые провозглашали
безусловную необходимость борьбы со славянским дви-
жением, угрожавшим Германии, борьбы «против сла-
вянского прилива» («gegen die slawische Flut») 1, а с
1 См. J. Kuczynski, Studien..., S. 94.
180

другой — представлявшего иную политическую линию
Бетман-Гольвега, который исходил из предпосылки, что
грядущая мировая война будет решающей схваткой
между германцами и славянами 1. В этом контексте и
польский вопрос, как подчеркивали пангерманцы, не яв-
лялся ни внутренней, ни религиозной проблемой, а
представлял собою часть проблемы панславистского на-
пора на восточные границы рейха.
Опасность на рубеже веков со стороны, как тогда
писали в Германии, «варварской» России приковывала
внимание таких деятелей международного рабочего дви-
жения, как Ф. Энгельс, А. Бебель и В. Либкнехт2. Труд-
но согласиться с высказыванием Э. Бенеша, которые
противопоставляет расчетливый, циничный, шовинистиче-
ский, преступный пангерманизм мечтательному, сенти-
ментально-наивному, дилетантскому панславизму типа
Данилевского3. Не подлежит сомнению, что политику
«Дранга нах Остен» накануне начала первой мировой
войны нельзя анализировать в отрыве от оценки усили-
вавшихся одновременно вожделений и устремлений рус-
ского царизма и реакционного панславизма.
Характерным для внутренней расстановки сил в
вильгельмовской Германии является тот факт, что стра-
тегические цели восточной политики в отношении Коро-
левства Польского в то время уже не принимали формы
конкретного плана действий. Дифференциация эконо-
мических интересов вызывала значительное расхожде-
ние в предлагаемых решениях и формах их осуществле-
ния: от распространявшихся пангерманцами, Гакатой и
военными кругами планов аннексии до различных про-
ектов восстановления буферного польского государства,
с которыми носились уже накануне начала войны сам
кайзер и Бетман-Гольвег. Этот последний якобы заявил
Бюлову в 1906 году, что в данном случае речь идет лишь
о «чисто академической идее» («rein akademische
1 Сm. F. W. Förster, Evropa a nemeckä, otäzka, Praha 1938,
str. 158.
2 См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 22,
стр. 11—52; Н. Heidegger, Die deutsche Sozialdemokratie und der
nationale Staat 1870—1920. Unter besonderer Berücksichtigung der
Kriegs- und Revolutionsjahre, Göttingen 1956, S. 33—43; Г. Xаль-
тартен, цит. соч., стр. 51.
3 Е. Benes, Uvahy о slovanstvi, Praha, 1947, str. 104.
181

Idee»)1. В свете последующего развития событий и ана-
лиза политических концепций самого Бетман-Гольвега
мы не склонны считать, что это заявление Бюлова, по-
черпнутое из воспоминаний, не лишенных следов лич-
ного раздражения, заслуживает полного доверия.
Проекты восстановления польского государства в
том или ином виде не были чужды германской полити-
ческой мысли конца XIX века 2. С ними выступала еще
в эру Каприви партия прогрессистов, постулируя необ-
ходимость создания оборонительного вала для защиты
от нападения со стороны России. Те же самые анти-
русские мотивы появились в аргументации различных
германских публицистов, например В. Массова и
Г. Клейнова. Г. Дельбрюк же считал, что если направить
внимание польского государства, созданного под скипет-
ром Габсбургов из земель, захваченных в результате
разделов Польши Россией и Австрией, в восточном и
юго-восточном направлениях и уравнять в правах поль-
ское меньшинство на территории Второй империи, то
это не только предотвратит возникновение польского
движения в пользу независимости в восточных провин-
циях Германии, но и создаст предпосылки для прочного
сосуществования между обоими народами и государ-
ствами. Другие публицисты, более скептически настроен-
ные относительно возможности обеспечить статус-кво в
польско-германских отношениях в случае возрождения
Польши, добивались максимального усиления германи-
заторского курса по отношению к польскому населению
в пределах Германской империи. Во взглядах ведущих
пангерманцев, например Хассе и Класса3, уже в это вре-
мя появились элементы другого решения—последователь-
ной истребительной политики в отношении «менее цен-
ных», «неполноправных» народов и национальных групп.
Практическое значение различных «пропольских»
предложений и планов с момента отхода от политической
линии Каприви было минимальным. Этому содействова-
ли два решающих момента. Период империализма внес
принципиальные коррективы в соотношение сил между
державами, разделившими Польшу. Коренным образом
изменились внутреннее и международное положение
1 См. В. Bülow, Denkwürdigkeiten..., Bd. II, S. 145-146.
2 См. A. G a 1 о s, Klasy posiadajace..., str. 655—669.
3 См. D. Fryman, Wenn ich der Kaiser wäre, Leipzig 1912.
182

этих держав, а также характер и направление их эко-
номической и политической экспансии. Польский вопрос
отошел в этих условиях на второй план. От фактора,
цементировавшего совместную линию и интересы Бер-
лина и Петербурга, осталась лишь неприязнь к интерна-
ционализации польской проблемы, трактуемой держа-
вами, разделившими Польшу, как их чисто внутреннее
дело. В делом в империалистической политике виль-
гельмовской Германии восточное и северо-восточное на-
правления играли пока что второстепенную роль. Это
отражалось на отношении Берлина не только к землям
Королевства Польского, но и к прибалтийским странам,
которые, как проповедовал Пангерманский союз, подоб-
но Голландии, Швейцарии, Австрии и Венгрии представ-
ляли собой «в политическом и культурном отношениях
истинно немецкое творение» 1.
20. Другие экспансионистские планы
в политике Германии
Проблема русских прибалтийских губерний в первый
раз появилась в повестке дня прусско-германской во-
сточной политики в 1848 году в связи с требованием —
отвергнутым, впрочем, Франкфуртским парламентом —
местного немецкого меньшинства о присоединении этих
районов к Германскому союзу. На протяжении последую-
щих десятилетий интерес германских националистиче-
ских и правительственных кругов к проблеме прибал-
тийских стран не выходил за рамки использования влия-
ния прибалтийских баронов при петербургском дворе
для целей германского проникновения в Россию, а так-
же за пределы вмешательства в пользу защиты и укреп-
ления позиций тамошних немецких элементов (особенно
в период русской революции 1905—1907 годов). На этой
последней основе дело дошло в самой Германии до
резких атак пангерманцев на социал-демократию за ее
«предательскую позицию» в отношении прибалтийских
помещиков и «идеализацию славянских и еврейских ни-
гилистов и анархистов». Интерес правящих кругов Вто-
рой империи к возможностям экспансии в северо-восточ-
ном направлении не усилился даже под влиянием окру-
жения Вильгельма II, чему способствовали главным об-
1 См. J. Kuczynski, Studien..., S. 87—88, 92.
183

разом усилия советника кайзера по русским делам про-
фессора Т. Шимана 1.
Тактические соображения (борьба с польскими эле-
ментами внутри страны и с польским влиянием в Вене)
побудили пангерманцев заинтересоваться в свою оче-
редь украинской проблемой в Восточной Галиции. Уже
Бисмарк обращал внимание министра Кальноки на воз-
можность использования украинского козыря в полити-
ческой борьбе с Россией. Наконец в 1912—1913 годах
дело дошло до установления более близких контактов
Гакаты с националистическими украинскими группи-
ровками, первоначально лишь на территории Восточной
Галиции. Накануне войны появились первые признаки
инспирируемой Берлином пропаганды в пользу «неза-
висимой» Украины.
В империалистической политике вильгельмовской
Германии в целом вырисовывается также другое на-
правление экономической и политической экспансии —
вдоль «оси» Берлин — Багдад. Именно оно обусловило
на длительное время всю систему германской конти-
нентальной политики на рубеже XIX и XX веков и на-
кануне первой мировой войны. Оно же вело ко все боль-
шему упрочению отношений с Австро-Венгрией, наконец
оно стало главной причиной противоречий, нара-
ставших между Берлином и Петербургом. Не входя в
детали начавшегося в конце 80-х годов XIX века про-
никновения германского и австрийского капитала в
районы Юго-Восточной Европы и в Малую Азию, сле-
дует лишь обратить внимание на раздел сфер интересов:
в то время как австрийский капитал концентрировался
прежде всего на Балканах, германский империализм
проникал дальше — в Турцию, Сирию, Ирак2.
В подавляющем большинстве выдвигавшихся реше-
ний относительно так называемой «Срединной Европы»
(«Mitteleuropa») делались попытки привести в известное
1 См. Wilhelm II, Ereignisse und Gestalten aus den Jahren
1878—1918, Leipzig—Berlin 1922, S. 165—167; B. Bülow, Denk-
würdigkeiten, Bd. II, S. 243.
2 «Дунай — в прошлых столетиях главная артерия германской
колонизации — указывает взору путь к Черному морю, к Балкан-
скому полуострову, к Малой Азии, Старый «Дранг нах Остен» дол-
жен ожить вновь»,— провозглашал в 1894 г. орган пангерманцев
«Альдейче блеттер» (см. А. Кruck, Geschichte..., S. 38).
184

соответствие интересы германского империализма с не-
которыми явлениями происходивших здесь процессов со-
циально-экономического развития, поскольку отрицание
или недоучет их могли привести к далеко идущим по-
следствиям в масштабе всего континента, которые опре-
делялись хорошо известным понятием «балканиза-
ции» отношений. Мы отнюдь не склонны считать, что
в прежней богатой литературе предмета этот последний
момент получил надлежащее освещение. Наше замеча-
ние относится как к германской буржуазной историо-
графии, так и к исторической науке стран, являвшихся
объектами экспансии германского империализма. В пер-
вом случае мы наблюдаем попытки чрезмерного выпя-
чивания этих объективных условий социально-экономи-
ческого развития многонациональных районов Цент-
ральной и Юго-Восточной Европы, зато в другом преоб-
ладает недооценка, а часто и полное игнорирование сна-
чала довольно слабых, но с ходом времени все более
усиливавшихся тенденций развития политических и на-
циональных отношений в этой части Европы.
С концепциями наднациональных структурных реше-
ний на интересующей нас территории мы встречаемся
уже в середине прошлого века. Трудно относиться ко
всем ним одинаково. Ясен характер центральноевропей-
ских и балканских проектов Ф. Листа и П. де Лагарда,
так же как и по великогерманскои мерке скроенных
австрийских планов князя Ф. Шварценберга и министра
К. Л. Брука 1849—1853 годов, предусматривавших соз-
дание в этой части Европы таможенного союза. Не под-
лежит сомнению, что совсем иной оттенок имели феде-
ралистские идеи К. Франца, направленные своим ост-
рием против гогенцоллерновской Пруссии.
Однако лишь период империализма создал условия
для процветания наиболее реакционных концепций «Сре-
динной Европы», выражавших интересы германских и
частично австрийских групп монополистического капи-
тала. Теоретический фундамент для территориальной
экспансии Германии создали геополитические и антропо-
географические работы Р. Кьеллена и Ф. Ратцеля и его
школы. Не входя в детали различных проектов «Сре-
динной Европы», следует лишь вслед за Я. Паевским 1
1 См. J. Р a j е w s k i, «Mitteleuropa»..., 1. с.
185

обратить внимание на их внутриполитический (классо-
вый) и внешнеполитический (колониальный) аспекты.
Возможность участия всех без исключения слоев виль-
гельмовской Германии в выгодах, вытекавших из юго-
восточной экспансии, должна была, по мысли идеологов
«Срединной Европы», нейтрализующе повлиять на уси-
ливавшиеся классовые антагонизмы внутри Второй им-
перии. По нашему мнению, это довольно существенный
момент, который помогает понять многие факты, ка-
сающиеся отношения германской социал-демократии к
отдельным проблемам восточной политики вильгель-
мовской Германии.
В связи с этим трудно согласиться с Ф. Науманом
и Г. К. Мейером в том, что «Срединная Европа есть
продукт войны», что все центральноевропейские планы
экспансии Германии датируются только первой миро-
вой войной, которая закрыла возможность для продол-
жения германской колониальной политики и тем самым
направила внимание Второй империи в юго-восточном
направлении 1. Мировая война, как правильно подчерк-
нул Паевский, лишь усилила процессы, развивавшиеся
задолго до ее начала.
Не анализируя всех обстоятельств, ведших к посте-
пенному укреплению связей между Берлином и Веной,
начиная с оборонительного союза, заключенного в ок-
тябре 1879 года, мы ограничимся констатацией того, что,
помимо экономических и политико-стратегических сооб-
ражений, немалую роль играли также национальные узы.
Националистическая пропаганда пангерманцев в этой
области связывалась — на базе преувеличения опасности
славизации Габсбургской монархии — с «великогерман-
скими» концепциями Гагерна периода революции 1848—
1849 годов, а также с традициями объединительной поли-
тики Бисмарка. Деятельность Пангерманского союза
«в интересах германского населения и германского дела»
с воодушевлением встречалась австрийской буржуазией,
группировавшейся вокруг Шёнерера. Так, например,
«богемский вопрос» занял накануне войны узловое место
не только в планах экспансии германского империализ-
1 См. Н. С. Meyer, op. cit., p. 5, 116; см. также рецензию
Я. Паевского («Kwartalnik Historyczny», nr 3, 1957, str. 175—182).
186

ма в юго-восточном направлении, но и во внутреннем
положении Габсбургской монархии в целом, Чехия ста-
ла также местом основной схватки панславизма в его
неославистском издании (линия Крамаржа) с пангерма-
низмом пангерманцев. Наиболее горячими сторонниками
германского национализма в границах Габсбургской мо-
нархии были судетские немцы.
Борьба за демократизацию Габсбургской монархии
в начале XX века серьезно ослабила позиции прогер-
манских элементов как на собственно австрийских
землях, так и в Чехии и Моравии. Состоявшиеся в
1907 году первые всеобщие выборы в Государственный
совет показали значительное падение влияния герман-
ских националистов и усиления позиций социал-демо-
кратии. Сторонники берлинской ориентации сохранили
сильные позиции лишь в австрийской Силезии.
В период балканских войн 1912—1913 годов произо-
шла дальнейшая активизация национально-освободитель-
ных движений в границах Австро-Венгрии, что привело
к углублению внутренних противоречий в монархии.
Чешские события 1913 года со всей наглядностью вскры-
ли структурный кризис многонационального государства
Габсбургов, одновременно ускорив разрешение чешской
проблемы в соответствии с концепциями восточной по-
литики германского империализма.
21. Польский вопрос в военной политике
Центральных держав (1914—1918)
Начало мировой войны создало новые условия для
осуществления юго-восточной политики вильгельмовской
Германии, одновременно открыв возможность для
экспансии в северо-восточном и восточном направ-
лениях.
Требования войны продиктовали властям необходи-
мость заключения внутреннего мира («Burgfrieden») и
прекращения антипольского курса и даже подсказыва-
ли целесообразность некоторых примирительных же-
стов.
Первый период войны показал полное отсутствие
конкретной политической программы в отношении так
называемой Конгрессовой Польши, когда она в сере-
187

дине 1915 года попала в руки Центральных держав1.
Руководящие круги, по крайней мере значительная их
часть, сначала вообще не замечали польской проблемы.
Прусский министр внутренних дел фон Лёбель в мемо-
рандуме от 29 октября 1914 года, посвященном воен-
ным целям, усматривал в польском вопросе лишь проб-
лему прусской внутренней политики. Международный
аспект этого вопроса был решен, по мнению Лебедя, пу-
тем разделов Польши и на Венском конгрессе2.
Однако оккупация Королевства Польского сделала
эту позицию неактуальной. Среди различных планов ан-
нексии, частью непосредственной в отношении отдельных
районов, а частью косвенной в форме «присоединения»,
а не «включения» остального Королевства Польского
(Г. Класс, Э. Гункель), и пока еще туманных проектов
создания буферного государства (М. Вебер, П. Рорбах)
не было недостатка также во взглядах, трактовавших
оккупированное Королевство Польское как сильный ко-
зырь в будущих мирных переговорах с Петербургом
(Б. Бюлов) или, наконец, как предмет выгодной опера-
ции по разделу территорий между обеими Центральны-
ми державами (А. Грабовский). Подчеркнем, что в ос-
нове всех концепций, предусматривавших восстановле-
ние в той или иной форме Польши как государства и
не лишенных намеков на необходимость разрыва с преж-
ними методами прусской политики в Польше (Г. Дельб-
рюк) или пропольских симпатий (Ф. Науман), лежат
две сформулированные Г. Шмоллером и В. Массовом
посылки: отказ поляков от Западных земель (восточ-
ных прусских провинций) и устремление внимания ново-
образованного государства в восточном направлении3.
Так далеко зашедшее расхождение в среде руково-
дящих кругов и общественного мнения по польскому
вопросу было не делом случая, а логическим следствием
1 «Можно оттеснить поляков в Россию или же дать им воз-
можность переселиться в Германию, только нужно знать, чего
хочешь»,—отмечал 22 октября 1914 г. Фридрих Науман, сам, впро-
чем, не находивший еще на протяжении следующих двух лет отве-
та на этот вопрос (см. Т h. Н е u s s, Friedrich Naumann. Der Mann,
das Werk, die Zeit, Stuttgart — Berlin 1937, S. 489).
2 См. J. Pajewski, «Mitteleuropa»..., str. 40—42, 431—432.
3 Отношение правительства и отдельных партий вильгельмов-
ской Германии к польскому вопросу в период первой мировой вой-
ны подробно характеризует Я. Паевский (ibid., str. 72—111).
188

различного отношения отдельных социальных сил и
групп в Германии к дальнейшим перспективам войны с
Россией и результатом сильных трений с Габсбургской
монархией на почве определения сфер влияния на окку-
пированных территориях. В то время как уточнение им-
периалистическими кругами вильгельмовской Германии
военных целей на Западе не встретило особых трудно-
стей и произошло относительно быстро (в августе
1914 года), ответ на вопрос о том, как сложатся в буду-
щем отношения с Россией, вырисовывался с трудом.
Взаимные противоречия между отдельными группами
монополистического капитала и государственного аппа-
рата и основное противоречие между господствующим
классом и народными массами проявлялись здесь зна-
чительно ярче. Существо усиливавшихся противоречий
между вильгельмовской Германией и царской Россией
коренилось в соперничестве и постепенном вытеснении
из пределов России германского капитала проникав-
шим туда французским капиталом, а в еще большей
степени во взаимном столкновении на Ближнем Восто-
ке главных направлений экспансии как германского,
так и российского империализма. С другой стороны, не
подлежит сомнению, что боязнь последствий вспышки
революции в России в значительной мере смягчила со-
перничество обеих держав и привела к тому, что импе-
риалистические силы Германии стали стремиться к
завоеванию верховенства на Востоке, не делая ставки
на полный разгром царской России.
Круги, группировавшиеся вокруг канцлера, добива-
лись продолжения войны с Россией вплоть до оконча-
тельной победы, носясь в то же время с замыслами
восстановления польского государства; зато военщина,
юнкеры, пангерманцы, отдельные группы магнатов тя-
желой промышленности рассчитывали на заключение
сепаратного мира на Востоке с целью получить решаю-
щий перевес на французском фронте и в войне с Анг-
лией. Концепциям сепаратного мира, опиравшимся в
принципе на статус-кво с предложением некоторых по-
граничных коррективов, противостояли планы аннек-
сии, диктуемые хозяйственно-колонизационными, стра-
тегическими соображениями (линия Кнезебека), и про-
екты расчленения России на мелкие автономные госу-
дарства (М. Эрцбергер, Т. Шиман, П. Рорбах).
/89

В противоположность Берлину точка зрения Вены
в польском вопросе была с самого начала более или
менее ясной. Правящие круги Австро-Венгрии поддер-
живали отстаивавшуюся Главным польским националь-
ным комитетом концепцию австро-польского решения:
создание польского государства из районов, отошедших
в результате разделов к Австрии и России, в тесном
союзе с монархией или в ее рамках в качестве третьей
составной части.
Концепция буферного государства, все более реши-
тельным вдохновителем которой по мере германских
успехов становился Бетман-Гольвег, нашла с течением
времени многих сторонников в лице Ягова, Дельбрюка,
Зеринга, Эрцбергера, наконец, целых политических
группировок: социал-демократов, прогрессистов и Пар-
тии центра. Позиции этой «пропольской» ориента-
ции были сначала довольно слабыми. Решающее влия-
ние оказывало отрицательное отношение военных
кругов (Людендорф), консерваторов, тяжелой промыш-
ленности. Однако слабой стороной оппозиции являлось
то, что она не имела, как констатировал Бетман-Голь-
вег в июле 1917 года, никакого другого альтернатив-
ного решения польского вопроса 1. Продолжение войны,
рост влияния националистических и профранцузских
элементов в окружении русского царя, все отчетливее
вырисовывавшаяся невозможность отыскания modus
vivendi между Берлином и Петербургом по вопросу
о Проливах и Ближнем Востоке сводили на нет шансы
на заключение сепаратного мира на Востоке и начи-
нали постепенно изменять обрисованное выше положе-
ние дел.
В Германии все больше чувствовался недостаток
как в солдатах, так и в рабочих руках. Этот последний
момент во второй половине 1916 года стал, наконец,
решающим для определения отношения германского
главного командования к польскому вопросу.
Надежды, связанные с провозглашением так назы-
ваемого ноябрьского акта (по этому акту 5 ноября
1916 года создавалось самостоятельное, но вовсе не
независимое польское государство с наследственной
1 См. J. Pajewski, «Mitteleuropa»..., str. 399—400.
190

монархией и конституционным строем, государство, не
имевшее ясно очерченных границ и остававшееся в точ-
но не определенном союзе с Центральными державами)
окончились полным крахом. Проведенная тотчас же
после оглашения ноябрьского акта вербовочная кампа-
ния, которая должна была, по предположениям Безе-
лера, создать предпосылки для немедленного формиро-
вания четырех-пяти дивизий и конечный эффект ко-
торой в Берлине оптимистически связывали с цифрой в
один миллион солдат, дала в итоге около полутора
тысяч рекрутов. Начало русской революции еще больше
ослабило иллюзорную — в свете достигнутых к тому
времени результатов — помощь со стороны не оправ-
давшего надежд «союзника». Выявились также трения
между Берлином и Веной на почве декларации двух
императоров и из-за сфер влияния на территории госу-
дарства, которое должно было возникнуть. Отставка
канцлера Бетман-Гольвега навсегда покончила с
господствовавшей до тех пор в германской политике
двойственностью в отношении так называемого Коро-
левства Польского. Вся инициатива в этой области пе-
решла в руки военных властей. Командование герман-
скими войсками на Восточном фронте старалось на все
сто процентов учесть эти возможности в своих полити-
ческих и военных целях — не без сопротивления граж-
данских властей и все больше активизировавшегося
рейхстага, как показали хотя бы события июля — ав-
густа 1917 года.
Причину краха ноябрьского акта следует искать не
только в комбинациях поляков, как это пытается де-
лать ряд немецких авторов, а в первую очередь в
политической непоследовательности правительства виль-
гельмовской Германии, не говоря уже о проавстрий-
ской ориентации большинства польских имущих клас-
сов и общей радикализации настроений в Королевстве
Польском под влиянием русской революции. Внутрен-
няя оппозиция, проявившая себя в отрицательном от-
ношении прусского парламента к ноябрьскому акту,
помешала правительству Бетман-Гольвега на рубеже
1916—1917 годов выйти за рамки неотложных военных и
политико-экономических мероприятий.
Во всей совокупности германских военных планов
так называемое Королевство Польское являлось лишь
191

второстепенным участком. Узловой политической про-
блемой оно становилось только в контексте тогдашней
германской восточной политики как необходимая инте-
гральная часть реализации любых вариантов планов
«Дранга нах Остен».
22. Концепции германского «Дранга нах Остен»
в период первой мировой войны
Уже в августе 1914 года Пангерманский союз вы-
ступил с требованием аннексии Королевства Польско-
го, Литвы, Белоруссии, Украины и прибалтийских гу-
берний России; одновременно он домогался, чтобы эти
районы были очищены от местного населения, выдвинув
лозунг «обезлюженной земли» («Land frei von Men-
schen») 1. Эту программу пангерманцев резко критико-
вали национал-либералы, возглавляемые Г. Стиннесом
и Г. Штреземаном. Они упрекали ее в недостаточ-
ном, по их мнению, учете германских интересов на
Западе.
Никакой другой период в истории германского импе-
риализма не дает нам столь классических, ничем не
маскируемых проявлений прямо-таки авантюристиче-
ского экспансионизма и вместе с тем абсолютного шо-
винизма, как памятный 1914 год с его «патриотиче-
ским» угаром2. Ход дискуссии о военных целях Герма-
нии в любам случае отражал положение, существовав-
шее на фронтах и внутри страны. На максималистских
позициях стояли военные круги, различные представи-
тели тяжелой промышленности и юнкеры. Более эла-
стичной и умеренной была точка зрения бюрократиче-
ских кругов, группировавшихся вокруг Бетман-Гольве-
га и гражданских властей.
Для наиболее агрессивных империалистических
группировок продолжение войны являлось стимулом к
более энергичному форсированию планов аннексии
1 См. Н. Jablonski, Polityka Polskiej Partii Socjalistycznej
w czasie wojny 1914—1918, Warszawa 1958, str. 106—107 (русский
перевод: Г. Яблоньский, Политика польской социалистической
партии во время войны 1914—1918 гг., М., 1963, стр. 63—64).
2 См. по этому вопросу F. Fischer, Griff nach der Welt-
macht. Die Kriegspolitik des kaiserlichen Deutschland 1914/18. Düs-
seldorf 1961.
192

сельскохозяйственных районов в целях разрядки нара-
ставших в германской деревне классовых противоречий,
убеждения сражавшегося на фронте крестьянина в
цели и смысле приносимых им жертв. Кроме прямых
экономических выгод, вытекавших как из расширения
рынка сбыта и сырьевой базы, так и из увеличения зе-
мельных владений юнкеров, планы аннексии на Востоке
создавали также предпосылки для дальнейшего укреп-
ления позиций крупной помещичьей собственности в
германской деревне. Переселение немецких крестьян в
восточные районы в свою очередь обеспечивало бы юн-
керским имениям, которые должны были здесь возник-
нуть, дешевую рабочую силу местного населения, ли-
шенного земли.
Однако продолжение войны в то же время усмиря-
юще действовало не только на центристские группы, но
даже на элементы, находившиеся значительно правее.
Примером метаморфозы могут служить Эрцбергер, ли-
дер Партии центра, и Штреземан, один из ведущих
представителей промышленных кругов.
Крушение царской России выдвинуло на первое ме-
сто среди проблем, стоявших перед кайзеровской Гер-
манией, вопрос о восточной границе. В результате кра-
ха русского соперника в области восточной политики
появились шансы на реализацию наиболее авантюри-
стических планов «Дранга нах Остен», сформулирован-
ных Классом, Рорбахом и князем цу Лёвенштейном.
Крайний аннексионизм представляли прежде всего
военные круги, пангерманцы, юнкеры, отдельные груп-
пы тяжелой промышленности. Их позиции усиливала,
как им казалось, Октябрьская революция с ее реши-
тельным антивоенным курсом. Что касается германо-
польской границы, то представители этой ориентации
требовали значительного перемещения ее на восток,
включения в состав рейха важнейших промышленных
округов Королевства Польского. В связи с этим появи-
лись первые конкретные планы массовых выселений
поляков. Явно антипольский характер имела, впрочем,
также литовская и украинская политика Людендорфа 1.
1 См. A. Owsinska, Plany aneksyjne niemieckiego Sztabu
Glöwnego wobec Polski 1914—1918, «Roczniki Historyczne»,
193

Планы аннексии прибалтийских губерний России
встречали серьезное сопротивление в самой Германии.
Известную роль играла здесь боязнь чрезмерного уси-
ления Пруссии в рамках империи, а также разница
во взглядах на вопрос о целесообразности и реально-
сти связанной с этой аннексией национальной поли-
тики.
В вопросе о кандидатуре на трон проектировавшего-
ся Литовского Королевства Людендорф потерпел пора-
жение, успех же Эрцбергера таил в себе явно антипрус-
ское острие. Аналогично сложилась ситуация и на тер-
ритории остальных прибалтийских губерний, которые в
соответствии с некоторыми концепциями марта — апре-
ля 1918 года должны были образовать конституцион-
ную монархию, связанную с Пруссией персональной
унией. Представители либерально-демократических груп-
пировок в прибалтийских провинциях (например, Пауль
Шиман и Фридрих Ропп), стремившиеся к расширению
самоуправления до полной независимости включитель-
но и резко критиковавшие выдвигаемые оккупацион-
ными властями планы присоединения этих районов к
Пруссии и принудительной, интенсивной их германиза-
ции, встретили в Берлине поддержку со стороны от-
дельных высших чиновников ведомства иностранных дел
и таких политиков, как Рехенберг из Партии центра,
Дельбрюк, Науман, Хейс1.
С такими же трениями между различными течения-
ми германской политики можно встретиться и на Укра-
ине. Господствовавшие здесь отношения существенно
отличались от положения дел в прибалтийских губер-
ниях. Чувство национальной обособленности украинско-
го населения, антирусские и антипольские настроения,
личные амбиции местных буржуазных политиков и воен-
ных разных оттенков и специфическая обстановка на
территории России — все эти козыри оккупационные
18 (1949), str. 278—314; I. G e і s s, Der polnische Grenzstreifen 1916—
1918. Ein Beitrag zur deutschen Kriegspolitik im Ersten Weltkrieg,
Lübeck — Hamburg 1960; см. также рецензию Я. Паевского на упо-
мянутую работу И. Гейсса в «Polish Western Affairs», 2 (1961),
p. 118—122.
1 См. «Die Politik Paul Schiemanns während der Begründung der
Baltischen Staaten im Herbst 1918», «Zeitschrift für Ostforschung»,
H. 1, 1956, S. 68—82.
194

власти старались учесть в собственных целях. Следует
вспомнить об участии и роли украинской делегации в
Бресте и попытках шантажировать Советское прави-
тельство украинским вопросом, об антирусском и анти-
польском острие мира, заключенного в феврале 1918 года
с Центральной Радой, о поддержке Скоропадского и
других прогерманских марионеточных украинских поли-
тиков, о раздувании национальных антагонизмов, нако-
нец, о самой военной оккупации Украины. Появлялись
здесь также и стеснявшие свободу действий Берлина
моменты, которых не было, когда речь шла о прибал-
тийских странах. Важнейшим из них являлась необхо-
димость считаться, хотя бы до некоторой степени, с
позицией Габсбургской монархии, равным образом
заинтересованной в соотношении сил в этом районе.
Правда, летом 1917 года удалось в Бад-Крейцнахе — по
крайней мере внешне — направить внимание Бальплат-
ца исключительно в сторону Румынии, Молдавии, Сер-
бии. Но отставка Чернина и связанный с этим возврат
Вены к триалистской концепции решения польского
вопроса внесли новые моменты в создавшуюся об-
становку. Берлин отвечал серией различных решений,
с помощью которых он в свою очередь пытался сыграть
на литовско-польских противоречиях и противодей-
ствовать проавстрийскому влиянию в польском обще-
стве. Польским делегатам в Спа подарили Вильнюс,
чтобы удержать Королевство Польское исключительно
в прусско-германской сфере влияния и одновременно
наказать «неблагодарную» Тарибу за приглашение на
литовский трон герцога Вюртембергского, а не Гоген-
цоллерна.
1918 год ознаменовался максимальным усилением
германского экспансионизма. В переговорах с предста-
вителями атамана Краснова Вильгельм II раскрыл свои
планы расчленения России на четыре-пять государ-
ственных организмов. Появился проект образования не-
большого германского колониального государства в
Крыму. В мае 1918 года в связи с захватом Финляндии
войсками фон дер Гольца на финляндский трон была
выдвинута кандидатура одного из многочисленных гер-
манских князей, В августе 1918 года Берлин домогался
от Советского правительства, чтобы оно в так называе-
мом дополнительном договоре выразило согласие на
195

признание Германией независимой Грузии, которая рас-
сматривалась как трамплин для овладения Баку1.
Однако в империалистических кругах кайзеровской
Германии не было единой точки зрения по вопросу о
методах и способах осуществления программы «Дранг
нах Остен». Перекрещивались и подвергались измене-
ниям и доработкам различные концепции овладения
российскими областями — либо путем создания марио-
неточных государственных организмов («окраинных
государств» — «Randstaaten»), либо посредством подчи-
нения Германии центрального российского правитель-
ства. В этой второй концепции тоже обозначились рас-
хождения: взвешивались возможности использования с
этой целью Советской власти (Штреземан) или безу-
словной поддержки лагеря белых (Гельферих).
Столь лихорадочная и откровенно авантюристическая
активность аннексионистской политики Германии про-
являлась всего за несколько месяцев и даже недель и
дней до окончательного поражения Центральных дер-
жав. Его не замечали или не хотели видеть только гер-
манские империалисты. Стоит привести слова Эрцбер-
гера, сказанные им накануне поражения в связи с этим
ослеплением руководящих кругов кайзеровской Герма-
нии и германского монополистического капитала: «Гер-
мания грабит, уже находясь на ложе смерти»2.
Серьезную роль в германской восточной политике
в период первой мировой войны играли также различ-
ного рода федерализационные планы. Выше уже
говорилось о первых идеях такого рода, относящихся к
середине XIX века, и о их развитии в эпоху империализ-
ма. Обращалось внимание и на чрезвычайно упрощен-
ную их оценку в прежней историографии. Мировая
война создала во многих отношениях благоприятную
почву для распространения таких идей. Создатели фе-
дерализационных проектов применительно к районам
Центральной и Юго-Восточной Европы исходили из
посылки о невозможности создания национальных госу-
дарств в этой части Европы из-за смешанного харак-
тера ее населения. В основе всех федерализационных
1 См. «История дипломатии», т. II, 1872—1919, М.—Л., 1945,
стр. 358—364; J. Р а j e w s k і, «Mitteleuropa»..., str. 343 і n.
2 См. J. Feldman, Problem polsko-niemiecki w dziejach, Ka-
towice 1946, str. 120.
196

планов периода первой мировой войны — не обязатель-
но, впрочем, только германских — лежали в принципе
два мотива: необходимость не допустить из экономи-
ческих соображений дезинтеграцию Центральной Евро-
пы и сохранить статус-кво в такой степени, какая дава-
ла бы возможность противодействовать отрицательным
последствиям полного осуществления права наций на
самоопределение. Диапазон федерализационных пла-
нов применительно к территории Центральной Европы
в исследуемый период был очень широк как в отноше-
нии количества отдельных решений, так и с точки зре-
ния различий их классового характера — от довольно
однозначной по своей направленности концепции «Сре-
динной Европы» Ф. Наумана через планы федерализа-
ции монархии (беседы императора Карла с Фридри-
хом Фёрстером в июле 1917 года) до федерализацион-
ной программы австрийской и части чешской социал-
демократии включительно (Стокгольм, 1917 год) 1.
23. Попытка анализа федерализационных планов
применительно к Центральной Европе
Мы ограничимся здесь формулированием двух ос-
новных, по нашему мнению, выводов. Принцип федера-
лизации в определенных условиях ничуть не противо-
речит осуществлению права на самоопределение; он
является высшей формой развития по сравнению с кон-
цепцией национального государства, особенно тогда,
когда это последнее возникло в нарушение объективно-
го соотношения социально-экономических сил. Существо
проблемы состоит не в самом принципе федерализации,
а в степени зрелости условий для ее осуществления и
в классовом характере ее предпосылок, целей и послед-
ствий.
Право на самоопределение ни в коем случае нельзя
абсолютизировать как какую-то господствующую, вне-
временную, неизменную категорию, как это часто на-
блюдается в историографии новейшего времени, изоби-
лующей традициями буйного национализма. Нужно
привести здесь слова Ленина, одного из наиболее реши-
1 См. W. Förster, Evropa а nemeckä, otäzka, Praha 1938
str. 226—239.
197

тельных борцов за право наций на самоопределение,
последовательно осуществлявшего этот принцип в своей
деятельности:
«Отдельные требования демократии, в том числе
самоопределение, не абсолют, а частичка общедемо-
кратического... мирового движения. Возможно, что в
отдельных конкретных случаях частичка противоречит
общему, тогда надо отвергнуть ее»1.
Правильно оценивая бесспорный факт явного зло-
употребления провозглашаемыми в период империализ-
ма отдельными наднациональными структурными реше-
ниями для маскировки грубого экспансионизма, нельзя
одновременно не заметить скрытых в большей или
меньшей степени в этих концепциях объективных тен-
денций развития, отвечающего требованиям и направ-
лению объективного исторического процесса. Поэтому
мы повторим вслед за Лениным:
«Развивающийся капитализм знает две исторические
тенденции в национальном вопросе. Первая: пробужде-
ние национальной жизни и национальных движений,
борьба против всякого национального гнета, создание
национальных государств. Вторая: развитие и учащение
всяческих сношений между нациями, ломка националь-
ных перегородок, создание интернационального един-
ства капитала, экономической жизни вообще, политики,
науки и т. д.
Обе тенденции суть мировой закон капитализма.
Первая преобладает в начале его развития, вторая ха-
рактеризует зрелый и идущий к своему превращению в
социалистическое общество капитализм»2.
Нам кажется, что этого важного аспекта всех по-
явившихся на рубеже XX века и в период первой миро-
вой войны федерализационных планов не замечала
прежняя марксистская историография — как польская,
так и чехословацкая,— концентрируя свое внимание
лишь на выявлении их реакционных элементов.
Широко распространившийся в конце первой миро-
вой войны, особенно после Октябрьской революции, ло-
1 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 30, стр. 39.
2 Там же, т. 24, стр. 124.
198

зунг мира без аннексий раньше всего подхватило и по-
следовательнее всех провозглашало левое крыло соци-
ал-демократии. На международной социалистической
конференции в Стокгольме в 1917 году была оконча-
тельно выяснена позиция германской социал-демокра-
тии. Социал-демократия большинства высказалась за
право на самоопределение, а применительно к польским
землям — в частности и для Королевства Польского.
Независимые полностью одобряли принцип самоопреде-
ления, распространяя его, следовательно, и на польские
земли, захваченные Австрией и Пруссией в результате
разделов Польши. Этот последний взгляд разделяли,
кроме К. Эйснера и Г. Ледебура, также такие деятели
германского рабочего движения, как К. Каутский и
Э. Бернштейн. Бернштейн, например, уже в 1915 году
выдвигал проект предоставления Эльзасу и Лотарингии
права на самоопределение, однако он столкнулся с ре-
шительной оппозицией со стороны партийного руковод-
ства и парламентской фракции1.
Здесь мы возвращаемся к уже затронутой нами
сложной проблеме рецепции и инфильтрации буржуаз-
но-националистических идей, которые начиная с конца
XIX века были неразрывно связаны со всеми проявле-
ниями прусско-германской политики «Дранга нах Остен».
Если внутренний аспект восточной политики (антиполь-
ский курс), учитывая жестокость проповедовавшихся
шовинистических теорий и беспощадность применяв-
шихся на практике методов, сталкивался с серьезной,
порой бурной оппозицией со стороны отдельных слоев
и групп германского общества, то в сфере общих кон-
цепций националистических взглядов, отчетливо слу-
живших в условиях вильгельмовской Германии целям
германского империализма, можно наблюдать значи-
тельную эффективность проникновения определенных
националистических схем и оценок в слои, очень слабо
связанные с интересами империалистических групп, и
даже в среду классов с диаметрально противоположны-
ми социальными интересами. Проявления так называе-
мого социал-шовинизма отмечались во всем без исклю-
чения европейском рабочем движении. Если брать
Польшу, то можно было бы указать, к примеру, на
1 См. Н. Heidegger, Die deutsche Sozialdemokratie..., S. 142.
199

отношение ППС к польским восточным границам1. Од-
нако нам представляется, что в германских условиях
указанные явления в начале XX века, и в частности в
период первой мировой войны, были особенно сильны-
ми. Проблемы не исчерпывает и проведение водораз-
дела между правым и левым крылом, хотя позиция
представителей реформистского течения германского
рабочего движения решительно отличалась от последо-
вательного пролетарского интернационализма. Доста-
точно вспомнить здесь о фольмаровской конструкции
государственного социализма или о бернштейновской
формулировке «нет в моем словаре выражения «Рабо-
чий не имеет отечества». С отчетливыми следами на-
тиска националистической идеологии можно столкнуть-
ся даже в некоторых высказываниях ведущих деятелей
левого крыла, интернационалистская позиция которых
не подлежит сомнению...
Проблема давления идеологии национализма на по-
зицию пролетариата не ограничивалась, впрочем, во-
просом об отношении к определенным государственным
границам. Следует учесть тот факт, что оценка пра-
вильности той или иной точки зрения относительно кон-
кретного пролегания пограничной линии была, прини-
мая во внимание реальную систему отношений, взгля-
дов и сил, трудна и очень сложна. Нелегка и сложна
также оценка этих проблем историком.
24. Заключительные замечания
Соотношение сил, сложившееся в результате окон-
чания первой мировой войны и после заключения мир-
ных договоров в Версале и Сен-Жермене, не нанесло
на изучаемой нами территории ущерба тем основным
социально-экономическим силам, которые предопреде-
ляли совокупность и направление происходивших здесь
исторических процессов и преобразований. Тем самым
оно не могло и привести к исчезновению проанализи-
рованных нами концепций и вытекавшей из них прак-
тической линии действий. Зато оно внесло в них далеко
1 См. К. Kelles-Krauz, Niepodleglosc Polski w programie
socjalistycznym, Paryz 1900; его же, Ostatnie nieporozumienie,
«Przedswit», 1900; его же, Wybör pism politycznych, Krakow 1907,
str. 111—167, 168—188.
200

идущие изменения. Исход войны привел к прекращению
колониальной политики империалистической Германии
и сильно ограничил, по крайней мере сначала, возмож-
ности продолжения экспансии вдоль «оси» Берлин—
Багдад. В указанном изменении ситуации прекрасно
отдавал себе отчет Г. Штреземан, который уже накану-
не поражения Германии, в сентябре 1918 года, писал со-
ветнику Штольверку: «Быть может, в будущем Герма-
ния несколько больше повернется лицом к Востоку, и
мы найдем там замену тому, чего не можем пока до-
стигнуть в области заморского соперничества» 1.
Осознание этого положения вещей лежит в основе
отказа Веймарской республики от колониальной поли-
тики, как и в основе внешнеполитических концепций
главного вдохновителя Локарно — Штреземана. Не-
сколько видоизмененная в географическом отношении
восточная политика в межвоенный период и в годы вто-
рой мировой войны сыграла роль главного направления
натиска германского империализма. «Дранг нах Остен»
достиг кульминационной точки в период гитлеризма в
двояком облике: в территориальной экспансии и в идео-
логии фашизма, в которой нашел свое подлинное во-
площение прусско-германский национализм эпохи им-
периализма.
1 См. J. P a j e w s k i, Polityka Gustawa Stresemanna w swietle
najnowszych badan, «Przeglad Zachodni», nr 1, 1957, str. 169.

Здислав Новак
Экономические основы
империалистической экспансии
Германии в Восточной Европе
1. Экономические основы империализма
Германской империи
Германия вступила на путь капиталистического раз-
вития позже других западных держав. Ее быстрый
экономический рост приходится на последние десяти-
летия XIX века — на период зарождения империализма,
характерной чертой которого стала новая волна терри-
ториальных захватов, осуществлявшихся крупными
капиталистическими державами. Промышленное разви-
тие Германии началось после победы в войне над Фран-
цией. Результатом франко-прусской войны явились:
а) захват Эльзаса и Лотарингии; в) высокая, достига-
ющая 5 миллиардов золотых франков военная контри-
буция, полученная от Франции под угрозой вооружен-
ной оккупации; в) создание централизованной империи
под гегемонией Пруссии. Кроме этих факторов, стреми-
тельное развитие германской промышленности стимули-
ровали и другие благоприятные условия. Новая Герма-
ния располагала богатыми запасами ископаемых,
прежде всего угля и калия; существовали большие
резервы рабочей силы, особенно в восточных провин-
циях государства. К этому добавлялись технико-эконо-
мические достижения. Именно в 1850—1870 годах был
сделан ряд открытий, радикально усовершенствовавших
методы производства в металлургии1.
1 В 1850 г. было применено открытие Бессемера, чрезвычайно
сокращавшее процесс производства стали и понижавшее его себе-
стоимость; в 1860 г. последовало дальнейшее усовершенствование
в этой области благодаря открытию Сименса; в 1870 г. открытие
Томаса и Джилькриста сделало возможной переработку фосфори-
стых руд, что имело особое значение для Германии, поскольку руды
202

С опозданием вступив на путь промышленного раз-
вития, Германия вводила самые современные методы
производства. Благодаря этому она быстро добилась
преимущества перед другими развитыми капиталисти-
ческими государствами, которые не столь энергично
модернизировали свое производство в отношении как
его структуры, так и организации. В 1894—1902 годах
производство средств производства выросло в Германии
в пять раз, а производство предметов потребления —
почти в три раза1. Это были темпы, намного более вы-
сокие, чем в других капиталистических странах. В ре-
зультате уже перед первой мировой войной Германия
вышла на второе после США место в мире по промыш-
ленному производству.
В отличие от других западноевропейских государств
Германия выросла как промышленная держава без
большого колониального хинтерланда. Правда, импе-
риалистическое стремление к завоеванию заморских
колониальных владений было характерно и для Гер-
мании, проявившись особенно в политике канцлера
Каприви и главы германского адмиралтейства Тирпица,
однако экономические результаты этой политики «были
невелики. Если территориальные захваты Великобрита-
нии в 1884—1900 годах составили 3,7 миллиона кв. миль
с 57 миллионами населения, Франции — 3,5 миллиона
кв. миль с 36 миллионами населения, то Германия за-
хватила лишь несколько более 1 миллиона кв. миль с
17 миллионами населения2. При этом Германия не при-
давала особого значения своим относительно небольшим
колониям и не предпринимала сколько-нибудь серьез-
ных усилий, чтобы экономически укрепиться на захва-
ченных территориях. На германские колонии приходился
перед первой мировой войной лишь 1% германских за-
граничных капиталовложений и примерно такой же
процент ее внешней торговли3. Это не означает, что у
Германии не было широких планов в этом отношении.
Как раз наоборот. Экономические успехи все более уси-
Лотарингии содержали много фосфора (см. G. D. Cole, Intro-
duction to Economic History 1750—1950, London 1954, p. 74.).
1 Cm. J. Kuczynski, Bewegung der deutschen Wirtschaft
von 1800 bis 1946, Berlin —Leipzig, S. 94.
2 См. G. D. Cole, op. cit., p. 103.
3 См. В. Me en e, German Industry on the War Path, I860—
1939, London — New York — Melbourne 1942, p. 35.
203

ливали зависть германских империалистов к державам,
владевшим огромными колониальными империями, в
особенности к Англии.
Все перспективные планы, которые разрабатывались
с учетом интересов и под влиянием прусского милита-
ризма, совпадали в том, что в случае войны Германия
могла быть легко отрезана от колониальных владений
и подвергнута действенной экономической блокаде.
Поэтому кайзеровская Германия прежде всего стреми-
лась к созданию в Европе широкого политико-экономи-
ческого блока под своей гегемонией, способного к само-
обеспечению. Такой блок должен был гарантировать
Германии позицию ведущей мировой державы и явить-
ся плацдармом для будущих заморских завоеваний.
В этих условиях экономическая экспансия Германии
в Европе имела две основные формы. Первой была
экспансия на Запад. Ее целью было ослабление веро-
ятных конкурентов Германии в Европе и усиление тя-
желой промышленности — той базы, на которой вырос-
ла немецкая мощь. Объектом германского экономиче-
ского наступления в данном направлении стала прежде
всего Франция. Наступление это все больше подстеги-
валось техническим прогрессом в металлургии. Пока
для металлургии требовалось относительно больше
угля, чем руды, дешевле было везти руду к углю. Тех-
нический прогресс привел, однако, к тому, что это соот-
ношение полностью изменилось: теперь для металлур-
гического производства требовалось меньше угля, чем
руды, а поэтому дешевле было везти уголь к руде1.
Хотя захват Эльзаса и Лотарингии в 1871 году улуч-
шил обеспеченность Германии рудой, однако ее не хва-
тало для покрытия потребностей страны в условиях
быстрого развития промышленности. Поэтому Германия
усилила экономический нажим на железорудные райо-
ны, особенно во Франции и Люксембурге. В результате
к началу XX века в округах Бриё, Лонгви и Нанси в
значительной мере утвердился германский капитал.
В Нормандии три четверти всех железорудных шахт
оказались в немецких руках.
Однако более важным направлением германской
экспансии была экспансия на Восток. Захваты земель
1 См. В. Meene, op. cit, p. 35.
204

в Восточной Европе должны были компенсировать
недостаток заморских колоний, а сами аннексированные
восточноевропейские территории призваны были выпол-
нять функции последних. Притом эти земли считались
традиционной и естественной областью германского
проникновения. Такое отношение к восточной экспансии
хорошо передают слова германского экономиста
Ф. Фрида:
«Раздел мира завершался. Однако если Япония и
Италия успели еще включиться в этот процесс, то Гер-
мания, единственная из великих западных держав,
оставшаяся вне этого процесса и не получившая ни ко-
лониальных владений, ни колониальных сфер влияния,
вышла из этого процесса с пустыми руками; ей не оста-
лось ничего другого, как вновь обратиться к своей
естественной сфере влияния и жизненному пространству
в Центральной и Восточной Европе» 1.
Предполагалось, что экспансия в Восточной Европе
не только разрешит задачи внешней экспансии, но и
ликвидирует усиливавшиеся антагонизмы между про-
мышленниками и землевладельцами.
Интересы быстро развивающейся германской про-
мышленности вступали в противоречие с интересами
прусских юнкеров, представлявших германское земле-
делие. Проводившаяся под влиянием юнкеров покрови-
тельственная таможенная политика в отношении земле-
делия вызывала рост цен и расходов на заработную
плату, что невыгодно отражалось на себестоимости гер-
манского промышленного производства и на его конку-
рентоспособности. Простейшим выходом из этой ситуа-
ции становилась монополизация промышленного произ-
водства, которая гарантировала повышение цен на
внутреннем рынке и тем самым создавала условия для
демпинговой экспансии во внешней торговле. Восточная
же экспансия открывала перспективы значительного
расширения собственных рынков сбыта, закрепления за
собою области выгодного вывоза капитала и получения
собственной сырьевой базы для развивающейся про-
мышленности. В не меньшей мере были заинтересованы
в восточной экспансии прусские юнкеры, которым по
1 F. Fried, Wende der Weltwirtschaft, Leipzig 1939, S. 162.
205

мере роста в стране потребности в продуктах сельского
хозяйства все больше грозила перспектива парцелляции
крупного землевладения. Восточная экспансия откры-
вала возможности захвата новых территорий для коло-
низации, что для прусских юнкеров означало не только
сохранение крупного землевладения, но и возможность
дальнейшего его расширения; кроме того, она давала
шансы на освобождение германской экономики от ввоза
продовольствия, что было связано не только с хозяй-
ственными, но и со стратегическими расчетами.
К этому добавлялся и такой весьма веский аргумент
демографического характера, как «Остфлюхт» — «бег-
ство с Востока». Происходившая в массовом масштабе
миграция населения из восточных земледельческих рай-
онов рейха в западные промышленные округа, которые
постоянно нуждались в рабочей силе, вела к тому, что
в восточных районах начал ощущаться недостаток на-
селения в возрасте наибольшей трудоспособности. Это
ограничивало возможности экономического развития, все
более усиливая в данных районах экономический за-
стой. В промышленных районах уровень рождаемости
начал быстро уменьшаться, восточные же районы, где
среди крестьянства естественный прирост населения
всегда был выше, чем в других частях Германской им-
перии, начали утрачивать свое значение резервуара
рабочей силы1. В колонизации территорий Восточной
Европы усматривалось наиболее действенное средство
усиления германского крестьянства, а благодаря этому
и демографической мощи Германии. Подобные концеп-
1 См. Н. Rogmann, Der großdeutsche Osten in der Bevölke-
rungsdynatmik Ostmitteleuropas, Breslau 1939, S. 14,
Автор, германский демограф, следующим образом характери-
зует этот процесс: «Миллионы немцев оставили свои родные места
на востоке и двинулись гигантской и все возрастающей волной на
запад... В восточногерманском демографическом организме воз-
никли болезненные провалы. Во многих восточных округах населе-
ние не только перестало возрастать, но и катастрофически умень-
шалось. Счастье еще, что сила естественного прироста не была па-
рализована и — по крайней мере в первый период — удерживалась
на прежнем уровне. Вообще демографическое развитие империи
проявляло с 1870 г. все более сильную тенденцию к снижению.,.
Бисмарковская восточная колонизация не могла компенсировать
этих потерь; все попытки лучшего раздела земли и проведения бо-
лее интенсивного процесса индустриализации на востоке Пруссии
(кроме Силезии) обрывались в самом зародыше».
206

ции имели также важный политический смысл, так как
большая численность населения считалась неотъемле-
мой чертой великой державы.
Стремление к великодержавности оказывало решаю-
щее влияние на планы Германии. Когда под прусской
гегемонией Германия стала крупнейшей военной силой
в Европе, руководители ее политики быстро осознали,
что в эпоху капитализма военная сила должна опирать-
ся на экономическую мощь развитой промышленности.
Обеспечить же экономическую мощь призвана была
восточная экспансия. Эту сторону дела метко характе-
ризует Э. Вискеман, который пишет:
«Именно германские промышленники и их военные
друзья были теми, кто жаждал подкрепить силу Гер-
мании Руром на западе и [верхнесилезским.— 3. Н.]
треугольником на Востоке. Кроме Рура и Верхней Си-
лезии, в Европе оставалось лишь два крупных района
угледобывающей промышленности —шахты Великобри-
тании и Донецкий бассейн; таким образом, держава,
которая владела двумя из четырех каменноугольных
бассейнов, имела шансы стать непобедимой» 1.
Силезская промышленность не только становилась
орудием подчинения слаборазвитых в экономическом
отношении стран Южной и Восточной Европы интере-
сам Германий, но и представляла собой базу для эко-
номического нажима по отношению к молодому про-
мышленному центру в Домброве Гурничей и особенно
по отношению к богатому железорудному бассейну в
Кривом Роге2.
Германская наука приходила на помощь этим поли-
тическим планам. Германская социальная философия
конца XVIII — начала XIX века (особенно Фихте, Ге-
гель, Шеллинг) руководствовалась принципами уни-
версализма, считая личность производным по отноше-
нию к обществу. Эта философская точка зрения нашла
затем свое особое, специфическое отражение в герман-
ских экономических теориях и в германской историче-
ской науке того времени. Например, Адам Генрих Мюл-
1 Е. Wiskemann, Germany's Eastern Neighbours, Oxford
University Press, London —New Jork —Toronto 1956, p. 260—261.
2 Ibid.
207

лер (1779—1829) исходил из тезиса, что человек
никогда не существовал и не может существовать без
государства и вне государства, которое является вопло-
щением и выражением существования как прошлых, так
и нынешних поколений. Общественное хозяйство имеет
целью добывание средств для достижения идеальных
целей существования общества в облике государства.
В том же духе были выдержаны взгляды известного
немецкого экономиста Фридриха Листа (1789—1846),
творца теории экономического национализма, утвер-
ждавшей необходимость государственного протекцио-
низма и подчинения экономического развития долговре-
менным национальным интересам 1. Наконец, большую
известность получили и большое влияние оказали труды
немецкого географа Фридриха Ратцеля (1844—1904),
который представлял себе государство как форму рас-
пространения жизни на территории Земли. Поскольку
пространство, по Ратцелю,— первое условие жизни,
борьбу за него сей автор отождествлял с борьбой за
существование. Сформулированный Ратцелем «закон»
должен был обосновать объективную необходимость по-
стоянного расширения границ государства2. Эта теория,
широко известная под популярным названием теории
«жизненного пространства», стала олицетворением за-
хватнических устремлений германского империализма.
Германская экономика все больше обращалась к такого
рода политическим концепциям. Рост экономического
потенциала становился основной экономической базой
захватнической политики. Одновременно под опекой
государства, прибегшего к принципу таможенной защи-
ты, быстро развивались процессы монополизации эко-
номической жизни, ускоряемые государственными воен-
ными заказами3.
1 См. Е. Taylor, Historia rozwoju ekonomiki, Poznan 1957,
t 1, str. 204—225.
2 Gm. J. P a j e w s k i, «Mitteleuropa». Studia z driejöw irnpe-
rializmu niemieckiego w dobie pierwszej woiny swiatowei, Poznan
1959, str. 22.
3 Б. Мин (op. cit., p. 3—24) сообщает, что в 1905 г. в Германии
действовало не менее 385 картелей, а в 1913 г. их число превзошло
тысячу. Согласно «Zeitschrift für die gesamte Staatswissenschaft»,
для периода 1875—1906 гг. индекс роста расходов на вооружение
во Франции составил 132,7, в Англии —167,8, а в Германии —
276,8 (см. W. G r a b s k а, NRF w Europejskiej Wspolnoscie Gos-
podarczej, Warszawa 1960, str. 13).
208

Первая мировая война явилась попыткой реализа-
ции империалистических целей Германии. Она была
проиграна Германией. По Версальскому договору Гер-
мания лишилась Эльзаса и Лотарингии, завоеванных
ею почти за полвека до того в итоге войны с Францией,
потеряла свои относительно небольшие заморские вла-
дения, а на востоке Европы — земли, захваченные в
прошлом у Польши. Понесенные потери были не на-
столько велики, чтобы лишить Германию позиций вели-
кой европейской державы, однако в сопоставлении с
целями германского империализма это был существен-
ный шаг назад в сравнении с положением, существо-
вавшим накануне первой мировой войны. Созданный
Версальским договором статус-кво, особенно в Цент-
ральной и Восточной Европе, Германия считала про-
тиворечащим своим основным политическим интересам,
поэтому руководящим мотивом ее политики в межвоен-
ный период стало стремление изменить его.
Политика «Дранга нах Остен», таким образом, лишь
вступила в новую фазу. Восстановление экономическо-
го потенциала, являвшегося экономической основой этой
политики, становилось первоочередной задачей. Герма-
ния использовала страх Запада перед распростране-
нием в Западной Европе влияния коммунизма и в ре-
зультате добилась поддержки своих планов со стороны
западноевропейских государств.
Исходным пунктом германских экономических кон-
цепций стал принцип «платежеспособности», то есть спо-
собности Германии уплатить установленные Версаль-
ским договором военные репарации. Платежеспособ-
ность обусловливалась производительной и торговой
способностью Германии. Грандиозная инфляция, поразив-
шая Германию в 1923 году, явилась с этой точки зре-
ния важным этапом политики Веймарской республики.
Тот факт, что эта инфляция наступила уже после пер-
вой волны изменения цен, являвшейся следствием пос-
левоенного кризиса, и после относительной стабилизации
цен, достигнутой в 1921 году, полностью обосновывал
широко распространенное мнение, что инфляция была
сознательно вызвана Германией, которая таким путем
стремилась уклониться от уплаты репараций 1. Инфля-
1 См. G. Kroll, Von der Weltwirtschaftskrise zur Staatskoniunk-
tur, Berlin 1958, S. 23.
209

ция должна была стать доказательством производствен-
ной и экспортной немощи Германии, а тем самым и ее
неспособности к уплате репараций. Следствием этого
явился тезис о необходимости оказать помощь потер-
певшей военное поражение стране в оздоровлении ее
валюты и одновременно признать правильность утвер-
ждений Германии о насущной потребности в расшире-
нии ее сырьевой и продовольственной базы. А это уже
означало бы одобрение тезиса о пересмотре версаль-
ских границ на Востоке Европы. В Германии инфляция
привела к разорению средних слоев и рабочего класса,
ограбленных монополиями и прусскими юнкерами. Она
привела к грандиозной концентрации экономической мо-
щи в руках крупных промышленников, которые, поль-
зуясь определением генерала Дж. Г. Моргана, члена
комиссии по разоружению, «ни в одной стране не явля-
ются столь сильными в экономическом отношении и столь
деспотичными в политическом отношении» 1.
Германская пропаганда находила поддержку у мно-
гих видных иностранных экономистов, игравших боль-
шую роль в определении политики по отношению к Гер-
мании. Экономист Джон М. Кейнс в своей известной
пронемецкой книге «Об экономических последствиях
мира» писал:
«Из немецких заграничных капиталовложений, со-
ставлявших перед [первой мировой.— 3. Н.] войной око-
ло 1250 миллионов фунтов, почти 500 миллионов было
инвестировано в России, Австро-Венгрии, Болгарии,
Румынии и Турции. Путем «мирного проникновения»
Германия давала этим странам не только капитал, но
и—чего им более, всего не хватало — организацию»2.
Кейнс крайне отрицательно оценивал послеверсаль-
ское положение Германии и старался обосновать необ-
ходимость его изменения. Так, он писал:
«В наших интересах ускорить наступление дня, ког-
да германские агенты и организаторы будут способны
создать в каждой русской деревне импульсы всеобщих
1 См. Е. J. Passant, A Short History of Germany 1815—
1945, Cambridge 1960, p. 164.
2 J. M. Keynes, The Economic Consequences of the Pease,
London 1920, p. 15.
210

экономических мотивов... Мы должны поощрять Гер-
манию и помогать ей в отвоевании ею своей позиции в
Европе как организатора богатства для ее восточных и
южных соседей» 1.
Германия с успехом осуществляла свои планы в об-
ласти репараций и заграничной помощи. По плану
Дауэса, принятому в 1924 году, сумма репараций, уста-
новленная первоначально, в 1921 году, в размере 132
ТАБЛИЦА 1
Платежный баланс Германии в 1924—1930 гг. (млн. марок)
миллиарда марок, была сокращена до 41,1 миллиарда
при одновременной отсрочке платежей и уменьшении
размеров взносов. В 1930 году план Дауэса был заме-
нен планом Юнга, который в 1932 году был, наконец,
вообще аннулирован на Лозаннской конференции. В ре-
зультате за весь этот период Германия уплатила всего
около 10 миллиардов марок репараций. Одновременно,
однако, она получала государственные и частные зай-
мы, объем которых в тот же самый период составил
около 28 миллиардов марок2. Роль этого значительного
притока капиталов для усиления германской экономики
и ее внешней экспансии хорошо иллюстрируется состоя-
нием платежного баланса Германии в тот период
(см. табл. 1).
1 J. M. К е у n e s, op. cit., p. 275—276.
2 См. В. М е е n e, op. cit., p. 58.
211

В течение всего периода, охваченного приведенной
таблицей, текущий баланс Германии показывал значи-
тельный дефицит. Приток иностранных капиталов по-
зволял выравнивать этот отрицательный баланс, то есть
прежде всего вносить репарации, а также — что не
менее важно — оплачивать значительный перерасход на
импорте. Кроме того, он давал средства для внешней
экспансии германского капитала и позволял накапли-
вать запасы золота и валюты. Одновременно в Герма-
нии происходил быстрый процесс монополизации. Кон-
церн «ИГ Фарбениндустри» захватил подавляющее
большинство предприятий химической промышленности.
В 1926 году возникло крупное сталелитейное монополи-
стическое объединение «Ферейнигте штальверке» под
гегемонией Круппа. Рейнско-вестфальский угольный син-
дикат подчинил себе к 1930 году три четверти всей
добычи угля в Германии. Связи германских монополий
с заграничными монополиями серьезно содействовали
притоку капиталов в Германию. Монополизация про-
изводства в значительной степени облегчила сотруд-
ничество промышленников с военными кругами. В но-
ябре 1924 года было создано тайное ведомство по во-
оружениям (Rüstungsamt), на которое была возложена
задача определить количество и виды вооружения, не-
обходимого для оснащения 63 дивизий, и организовать
тайную кооперацию в тяжелой промышленности для
нужд вооружения 1. В этих целях промышленные и во-
енные круги, используя свое большое влияние в госу-
дарственном аппарате, добились широкого предостав-
ления государством дотаций предприятиям, имевшим
особое значение для военного производства и испыты-
вавшим финансовые трудности2.
1 См. Е. J. Passant, op. cit., p. 165, а также В. Мееnе,
op. cit., p. 60.
2 Вот неполный описок военных предприятий, получавших в
1926—1930 гг. государственные субсидии:
Специализация Млн. марок
«Дейче верке АГ» вооружение 10,0
«Рейнметалл АГ» » 19,0
«Штумм-концерн АГ» сталь 12,5
Верхнесилезское заводское общество » 36,0
«Борзиг АГ» вооружение 2,5
Нижнесилезское угольное общество уголь 11,0
«Плессверке» сталь 4,0
212

«Маннесман АГ» вооружение 9,0
Металлургические заводы Рёхлинга сталь 20,5
«Мансфельд АГ» медь 20,0
Горнозаводское общество
«Гишес Эрбен» цинк 25,0
«Юнкерс АГ» самолеты и т. д. 14,7
Источник: В. Мееnе, op. cit., p. 62.
1 См. G. Kroll, op cit., S. 31—32.
2 Вот индекс падения производства в Германии (1927—1929 гг.=
=100 в неизменных ценах):
Годы
Промыш-
ленность
Сельское
хозяйство
Производство
в целом
1927/28 102 98 101
1928/29 98 103 99
1929/30 97 107 99
1930/31 80 109 87
1931/32 65 108 75
1932/33 58 109 70
Источник: G. Kroll, op. cit, S. 95.
213
В таких условиях производство в Германии начало
быстро расти. В 1928 году оно превысило уровень пред-
военного 1913 года, достигнув самой высокой точки во
всей предшествующей экономической истории Германии.
Особое экономическое оживление переживала Германия
после 1924 года. В 1924—1928 годах производство
средств производства выросло на 55%, а производство
предметов потребления —на 23% 1. Но в 1929 году раз-
разился мировой экономический кризис. Производство
начало стремительно сокращаться, безработица — бы-
стро расти, заработная плата — резко снижаться2. Все
это чрезвычайно облегчило перевод экономики на воен-
ные рельсы; потенциальная сила сопротивления гонке
вооружений была существенно подорвана растущей без-
работицей. Национал-социалисты с их демагогией и ни
перед чем не останавливающимися насильственными
методами стали идеальным орудием для достижения
«окончательного решения».
«В это время,— пишет Э. Дж. Пассент, характери-
зуя данную фазу германского империализма,— Гитлеру
оказала поддержку германская тяжелая промышлен-
ность. В 1931 году связанные с ним промышленники на-
чали его субсидировать, а в январе 1932 года на встре-
че в Клубе промышленников в Дюссельдорфе, в которой

принимали участие Тиссен, Фёглер, Рёхлинг и дру-
гие магнаты угля и стали, присутствующие под впечат-
лением речи Гитлера пришли к заключению, что у них
общие интересы с нацистами в отношении вооружений,
социальной реформы (под которой подразумевалось
уничтожение профсоюзов) и в экономическом империа-
лизме» 1.
В результате в начале 1933 года Гитлер стал канц-
лером Германии. Военное производство начало отныне
расти самыми быстрыми темпами.
Это был путь, неизбежно ведший к войне. История
показала, что целям германского империализма в рав-
ной мере служит и хозяйственное процветание, как это
было в 1914 году, и экономический кризис, что наглядно
продемонстрировали 1930—1933 годы.
ТАБЛИЦА 2
Расходы на армию и вооружения в бюджете
Третьего рейха (млрд. марок)
Годы
Расходы на
армию и
вооружения
Индекс
роста
% общих бюд-
жетных рас-
ходов
1933/34 1,9 100 24
1934/35 1,9 100 18
1935/36 4,0 210 31
1936/37 5,8 337 37
1937/38 8,2 431 41
1938/39 18,4 968 58
Источник: «Промышленность Германии в период
войны 1939—1945 гг.», М., Издательство иностран-
ной литературы, 1956, стр. 23.
Одновременно с подготовкой своей экономики к аг-
рессивной войне германский империализм осуществлял
экономическое проникновение в страны Центральной,
Восточной и Юго-Восточной Европы, являвшееся «мир-
ным» закладыванием основ будущей военной агрессии.
Хозяйственная отсталость, перенаселение и низкий жиз-
ненный уровень в странах этого района облегчали экс-
1 Е. J. Passant, op. cit., p. 180.
214

пансию германского империализма. Западные державы,
признав в мирных договорах политическую независи-
мость государств Центральной, Юго-Восточной и Вос-
точной Европы, не приложили ни малейших усилий для
их экономического укрепления. Тем самым они облег-
чали и одобряли проникновение Германии в упомяну-
тые районы Европы. Эту хозяйственную зависимость
хорошо показывает доля Германии (вместе с Австрией)
во внешней торговле государств Центральной, Восточ-
ной и Юго-Восточной Европы (см. табл. 3).
ТАБЛИЦА 3
Доля Германии во внешней торговле стран Центральной,
Юго-Восточной и Восточной Европы (%)
Такая структура экономических отношений была по-
казателем не экономических выгод, получаемых пере-
численными в таблице странами от торговли с Герма-
нией, а действенности экономического нажима Германии
на государства Центральной, Юго-Восточной и Восточ-
ной Европы. Характер этих отношений четко и метко
выражают слова Энтони Баша, который пишет:
«Экономика Германии не была приспособлена к эко-
номике этих партнеров, а в сущности почти государств-
сателлитов; напротив, последние были насильственно
ориентированы на запросы Германии и вынуждены бы-
ли производить то, что было нужно для германской воен-
ной экономики. Вся эта территория была организована
под углом зрения достижения как можно большего са-
215

мообеспечения германской экономической империи, без
заботы о благе стран, втянутых в эту империю» 1.
Типичным примером политики экономического под-
чинения государств, находившихся в орбите германского
проникновения, может служить так называемая тамо-
женная война с Польшей, развязанная Германией в
1925 году. После неудавшегося экономического бойкота
Польши в 1919—1922 годах, выражавшегося в отказе
продавать машины, станки и иные изделия, необходи-
мые для послевоенного хозяйственного восстановления
Польши, бойкота, от которого пришлось отказаться из-
за быстрого расширения торговли Польши в этой обла-
сти с другими европейскими странами, Германия при-
ступила в июне 1925 года к генеральной экономической
диверсии. В это время оканчивался установленный Вер-
сальским договором срок беспошлинного ввоза в Гер-
манию верхнесилезского угля. В полной мере оценивая
роль, какую для польской экономики играл вывоз угля,
и значение для нее германского рынка, Германия ре-
шила превратить это обстоятельство в орудие политиче-
ского и экономического нажима. 15 июня 1925 года она
ввела запрет на ввоз угля из Польши, предложив ей
затем квоту в размере 60 тыс. тонн в месяц (до этого
ввозилось 500 тыс. тонн) в обмен на отказ от ликвида-
ции немецких имений в Польше. Польша ответила на
эту диверсию общим постановлением о запрете ввоза
некоторых товаров из государств, которые применяют
по отношению к ней подобные дискриминационные ме-
ры. Тогда Германия ввела новые значительные ограни-
чения на импорт польских изделий; в ответ последовали
дальнейшие контрмеры со стороны Польши. В резуль-
тате в начале июля 1925 года немецкие заказы на им-
порт из Польши сократились до 56,6 % существовавше-
го до этого импорта, что составляло всего лишь 2,78 %
общего импорта Германии. В то же время польские
заказы сократились до 46,88 % импорта из Германии, со-
ставлявшего 16,05% общего импорта Польши2. Герма-
ния отдавала себе отчет в неравенстве завязавшейся
1 А. В a s с h, The Danube Basin and the German Economic
Sphere, London 1944, p. 3.
2 Cm. B. R z e p e с k i, Zatarg gospodarczy polsko-niemiecki,
Warszawa 1930, str. 1.
216

борьбы и поэтому всячески ее провоцировала. Немецкие
импортные ограничения распространялись, помимо угля,
главным образом на продовольственные товары, скот,
сырье и полуфабрикаты, доля которых в польском экс-
порте составляла 73—77%. Польша могла прибегнуть
к ответным запретительным действиям только в отно-
шении готовых изделий, которые в значительной мере
были необходимы польской экономике, а также пред-
метов роскоши. Когда таможенная война стала пред-
метом переговоров, Германия потребовала значитель-
ного снижения пошлин на товары, производство кото-
рых в Польше начало развиваться, и в то же время
отказалась предоставить льготы в отношении товаров,
которые Польша не производила. Стоит привести тог-
дашнюю оценку немецких требований из книги А. Ринг-
мана:
«Следует учитывать, что немецкое машиностроение,
самое мощное в Европе и уступающее в мире только
американскому, наилучшим образом приспособлено к
немецким военным потребностям и экспорт машин ор-
ганизован при этом так, чтобы затруднить заграничным
покупателям замену немецких машин машинами из дру-
гих государств на случай вооруженного конфликта с
Германией. Представив себе все это, а также всю систе-
му политических отношений между Германией и Поль-
шей, нетрудно догадаться, что требование снижения
пошлин на 284 вида товаров является явным покуше-
нием на само существование польского машиностроения
и означает по существу стремление к полному военно-
стратегическому подчинению Польши, чтобы затем «мир-
ным путем» восстановить границы Германии 1914 года» 1.
Имеет смысл также привести оценку таможенной
войны, которую дает американский экономист Дж. Тэй-
лор:
«Не может быть никаких сомнений в значении этой
борьбы; в таможенной войне с Германией Польша боро-
лась за свою экономическую независимость. Германия
обратила всю свою экономическую мощь на достижение
внеэкономических целей. Использование экономического
1 A. R і n g m a n n, Polsko-niemieckie stosunki gospodarcze,
Warszawa 1929, str. 88—89.
217

проникновения для подрыва политической независимости
изобрел отнюдь не Гитлер. Оно поощрялось и практи-
ковалось такими «хорошими» немцами, как Густав
Штреземан! В своей речи 7 сентября 1925 года он, на-
пример, говорил: «Третьей большой задачей... является
решение проблемы наших восточных границ, возвраще-
ние Данцига, Польского коридора и исправление гра-
ницы в Силезии». Несколькими месяцами ранее как раз
вспыхнула таможенная война, а цели Германии были
ясно определены газетой «Франкфуртер цейтунг» от
14 июня 1925 года: «Или Польша втянется с нами в то-
тальную экономическую войну (она, правда, причинит
нам ущерб, но мы это перенесем), в ходе которой поль-
ская угольная и лесообрабатывающая промышленность
будет разорена, или она подпишет с нами такой договор,
какого мы хотим. Так или иначе Польша выйдет из
этой таможенной войны смертельно раненной. Она ли-
шится сил, а в конечном счете и независимости» 1.
Для оправдания такого проникновения немцы ссы-
лались на свои организационные способности, а заодно
утверждали, что Германия представляет собою «есте-
ственный» рынок сбыта для хозяйства этих стран. Не-
трудно вскрыть логическую нелепость всего этого по-
строения. Значительная зависимость этих стран от гер-
манского рынка была главным образом результатом
экономического и политического нажима Германии на
своих слабых соседей, и в то же время сама эта зави-
симость призвана была служить обоснованием для эко-
номического проникновения германского империализма.
Нужны были действительно большие пропагандистские
способности, чтобы убедить даже ответственных зару-
бежных экономических экспертов в правильности этих
нелепых тезисов2.
1 J. Taylor, The Economic Development of Poland 1919—1950,
New Jork 1952, p. 117—118.
2 Э. Баш (op. cit., p. 2) комментирует эту аргументацию сле-
дующим образом: «Такие мнения базируются на нечетком анализе
всей проблемы; в основе их лежит определенная политическая кон-
цепция. Такого рода аргументы показывают, с каким успехом дей-
ствовала немецкая пропаганда, завоевывая на свою сторону даже
экспертов, которые должны были бы в этом лучше разбираться. Из
того факта, что одна страна является естественным рынком сбыта
для продуктов других стран, не следует, что она имеет право орга-
низовывать их экономику».
218

В гитлеровский период превращение Центральной,
Юго-Восточной и Восточной Европы в «хинтерланд» не-
мецкой военной экономики происходило все более на-
растающими темпами. Германия использовала катастро-
фическое в то время хозяйственное положение стран
упомянутого района, являвшееся результатом мирового
экономического кризиса. Общее сильное падение цен
на сельскохозяйственные продукты и сокращение рын-
ков сбыта облегчило Германии навязывание этим стра-
нам двусторонних клиринговых торговых соглашений.
Эти соглашения, заключенные на выгодных для Герма-
нии условиях, принуждали страны Центральной, Юго-
Восточной и Восточной Европы к голодному экспорту и
к покупке дорогих немецких готовых изделий. Подобная
политика, являвшаяся неотъемлемой частью так назы-
ваемого «нового плана» Яльмара Шахта, имела целью
гарантировать Германии снабжение продовольствием в
готовящейся войне. Английский экономист А, Дж. Б. Фи-
шер так характеризует экономические отношения, соз-
данные в этот период Германией:
«Все страны сопротивлялись по мере своих сил гер-
манскому проникновению, а шумные успехи, какими
могла похвастаться шахтовская политика, были успе-
хами такого рода, какие обычно достигаются внезап-
ным нападением на население, не ожидающее такой
атаки. Когда, однако, застигнутые врасплох этими ме-
тодами страны внимательнее изучили свои возможно-
сти, для них стала очевидной необходимость поиска
путей, которые со временем могли бы освободить их от
полной зависимости от германского рынка и ликвиди-
ровать непосредственные выгоды, получаемые Герма-
нией в результате навязывания ею неравноправных
двусторонних соглашений. Несмотря на свою нищету,
эти страны готовились субсидировать различными спо-
собами свой экспорт на другие рынки сбыта, достигая
в определенной мере успеха в своих усилиях. И хотя
это был лишь один из второстепенных факторов, пред-
определявших политику Германии непосредственно на-
кануне войны, тем не менее фактор немаловажный. Ведь
в итоге Германия, применяя чисто шахтовские средства,
стала добиваться все меньших результатов и поэтому
считала себя вынужденной прибегнуть к более непо-
средственным мерам, вплоть до подчинения военной си-
219

лой стран, в которых ее экономическое влияние было
наибольшим» 1.
Из сказанного вытекает, что политика «Дранга нах
Остен» должна была с экономической точки зрения за-
вершиться германской военной агрессией.
Этот вывод, однако, не исчерпывает проблемы. Эко-
номические последствия указанной политики были, разу-
меется, гораздо более существенны. Для стран, которые
подвергались этому проникновению, а затем агрессии,
она означала торможение их экономического развития,
удержание их в состоянии экономической отсталости и
ликвидацию возможности самостоятельного государст-
венного и национального существования. Не менее
серьезные последствия имела империалистическая поли-
тика для экономического развития самой Германии.
Между империалистической политикой «Дранга нах Ос-
тен» и требованиями экономического развития возникало
глубокое противоречие, предопределявшееся, в част-
ности, различием в экономических условиях территори-
альной экспансии в докапиталистическую и в капитали-
стическую эпохи. В докапиталистическую эпоху техни-
ческий прогресс был относительно медленным, медленно
росла и производительность труда. Значительный рост
общественного дохода мог достигаться прежде всего
путем экстенсивного расширения земельных площадей.
Если это достигалось путем внешней экспансии, то, разу-
меется, хозяйственные выгоды получались за счет стран,
подвергшихся экспансии. В эпоху капитализма положе-
ние изменилось. Возникновение крупных промышленных
центров, опирающихся на высокую производительность
труда, преобразовало существовавшие хозяйственные
условия. Стал бурно расти спрос на рабочую силу, не
только поглощая всегда имевшиеся в земледелии скры-
тые резервы рабочей силы, но и приводя одновременно
к значительному переливу населения из сельского хозяй-
ства в промышленность. Эти потери рабочей силы в де-
ревне компенсировались ростом производительности
труда в земледелии, достигавшимся благодаря исполь-
зованию в сельскохозяйственном производстве промыш-
ленной техники. Экономика сельского хозяйства стано-
вилась все более интенсивной. На первое место выступал
1 A. G. В. Fisher, Economic Progress and Social Security,
London 1945, p. 319.
220

не вопрос расширения обрабатываемой площади, а рост
производительности труда. Германия, чрезмерно вырос-
шая в результате прусских территориальных захватов,
не была в состоянии включить в этот процесс все при-
надлежащие ей земли. Особенно ярко это проявилось на
восточных окраинах рейха, которые в результате разви-
тия капитализма в Германии стали быстрыми темпами
терять свое население. В значительной мере именно по-
этому на восточных окраинах рейха не было условий
для возникновения местных промышленных центров.
А поскольку эти окраины были весьма удалены от за-
падных центров и себестоимость их продукции была
велика, между ними и западными областями рейха не
могли возникнуть достаточные промышленно-земледель-
ческие экономические связи. В результате восточные
районы рейха оказались вне орбиты тогдашнего эконо-
мического развития 1. Германские авторы вполне отдава-
1 Приведем, например, тогдашнюю характеристику экономики
бывших восточных провинций Германии из книги Густава Зимоляй-
та (G. S і m о 1 e і t, Ost-Deutschland und Ost-Europa, Berlin 1937,
S. 1—2, 12—13.):
«Восточные районы, которые в процессе развития капитализма
не могли угнаться за западными и центральными районами рейха,
остались заброшенными и оказались способными лишь на то, чтобы
в течение полувека послать на запад в качестве рабочей силы более
3 миллионов человек... Уже земля и климат ставят перед восточ-
ногерманским крестьянином тяжелую задачу, заставляя его вклады-
вать больше труда, но давая взамен меньший урожай. Здесь мало-
урожайные песчаные почвы составляют 30—40% всей площади, в
то время как на западе Германии — только 10%. Суровые зимы и
ночные заморозки поздней весною часто являются причиной низких
урожаев. А ведь на земледелие опирается и вместе с ним приходит
в упадок вся экономическая жизнь Востока... Трудности этих райо-
нов не являются чем-то новым. Включение Германии во второй по-
ловине XIX столетия в мировую торговлю ввергло восточногерман-
ское земледелие в тяжелый кризис. Лишь частично помогли по-
кровительственные таможенные тарифы. Развитие сети железных
дорог, соединивших Восточную Германию с процветающими запад-
ногерманскими промышленными округами, открыло новые возмож-
ности сбыта, однако большие транспортные расходы делали кон-
куренцию с импортными продуктами трудной... Задолженность зем-
леделия выросла до таких масштабов, что большинство крестьян
оказалось под угрозой потери всей своей собственности. В этот про-
цесс были втянуты и остальные отрасли экономики Востока. Нало-
говая платежеспособность населения в Восточной Пруссии состав-
ляла лишь одну треть средней по рейху. Попытки изменить это по-
ложение чисто финансовыми средствами через «Восточную помощь»
не дали сколько-нибудь устойчивого результата».
221

ли себе в этом отчет. Экономист гитлеровского периода
В. Цох пришел, например, к такому выводу:
«Закономерность этого развития просто удивитель-
на. Идея прусского государства, которую выдвинул
Фридрих II и которая должна была быть реализована
на Востоке и благодаря Востоку, находилась и находит-
ся в вопиющем противоречии с господством капитализ-
ма. Под идеей этой понимается утверждение мощи ка-
питализма на Востоке. Введено в обиход искусственное
понятие «территории на восток от Эльбы» как синоним
понятия «отсталость». Сознательно ведется дело к тому,
что восточные провинции, которые когда-то были свя-
заны с Германией, сейчас являются обременительным,
нищим довеском к богатым районам» 1.
Экономические последствия такого развития не огра-
ничивались лишь исключением из экономического про-
гресса восточных провинций. Экономические тяготы, свя-
занные с этим, прямо или косвенно влияли в различных
формах на остальные районы Германии, а также на дру-
гие европейские и внеевропейские страны. Так, напри-
мер, покровительственные пошлины, с помощью которых
предполагалось создать рынок сбыта для неконкуренто-
способных сельскохозяйственных продуктов восточных
провинций, привели к увеличению стоимости жизни во
всей Германии. Это в свою очередь снижало реальную
заработную плату и повышало себестоимость изделий
промышленности, уменьшая их конкурентоспособность
на зарубежных рынках, ограничивало экономически не
обоснованным способом рынок сбыта для более дешевых
заграничных сельскохозяйственных продуктов и т. п.
Правительство Германии вынуждено было администра-
тивным путем оказывать восточным районам государства
всяческую помощь, например в форме снижения транс-
портных тарифов, предоставления денежных субсидий и
налоговых льгот и т. п., обременяя расходами, связан-
ными с поддержкой слабеющей экономики восточных
провинций, налогоплательщиков остальных районов Гер-
мании. Если бы германскому империализму удалось
реализовать свою концепцию великодержавной эконо-
мики (Großraumwirschaft) путем завоевания стран
1 W. Zoch, Neuordnung im Osten, Berlin 1940, S. 40.
222

Центральной и Восточной Европы, то экономическая
цена, которую пришлось бы уплатить за это, выросла
бы до гигантских размеров. Мы не касаемся в нашем
анализе расходов на удержание в повиновении насе-
ления с высоким национальным самосознанием и мно-
говековыми государственными традициями, а также
моральной оценки упомянутых планов. Поддержание
высокого жизненного уровня в Германии могло быть
достигнуто лишь путем введения на завоеванных тер-
риториях новой формы рабства. «Единство :на базе
автаркии, к созданию которого на континенте стреми-
лась Германия,— это единство нищеты»,— с полным
основанием указывает профессор Дж. Б. Кондлиф 1.
2. Федеративная Республика Германии —
продолжательница милитаристских и реваншистских
традиций
Поражение германского империализма во второй
мировой войне открыло перед странами Центральной
и Юго-Восточной Европы единственную возможность
освободиться от столь пагубной для них экономической
зависимости от Германии и, опираясь на поддержку
второго в мире по своей мощи промышленного госу-
дарства — Советского Союза, вступить на путь быстро-
го экономического развития. Этот процесс охватил так-
же Германскую Демократическую Республику — гер-
манское государство, которое порвало с империалисти-
ческими традициями Германии и вступило на путь
развития социалистической экономики. Исходные рубе-
жи послевоенного хозяйственного развития были у ГДР
значительно менее выгодными, чем у ФРГ. Бедная
основным промышленным сырьем территория Герман-
ской Демократической Республики сильно зависела в
предшествующий период от поставок из Западной Гер-
мании. Степень этой зависимости отражает тот факт,
что из общей суммы 3,8 миллиарда марок стоимости
промышленных изделий, вывезенных в 1936 году из
Западной Германии на остальные территории бывшей
Германской империи, на современную территорию ГДР,
включая Берлин, приходилось 3,1 миллиарда марок,
1 См. А. Вasch, op. cit., p. XIII.
223

то есть 81% всего вывоза1. Объяснение этого явления
мы находим в размещении производства основных
промышленных изделий в бывшей Германской импе-
рии (см. табл. 4).
ТАБЛИЦА 4
Производство основных промышленных изделий в Германии в 1936 г.
(тыс. тонн)
Политики Федеративной Республики Германии бы-
ли уверены, что экономические трудности, которые
несет Германской Демократической Республике раздел
Германии, должны найти завершение в возвращении к
ее полной экономической, а затем и политической зави-
симости от Западной Германии. Однако экономическое
развитие ГДР перечеркнуло эти расчеты. Большие ка-
питаловложения и широкое экономическое сотрудни-
чество со странами социалистического лагеря ликви-
дировали слабые пункты экономической структуры
ГДР и создали основы для ее быстрого хозяйственно-
го роста. Темпы развития всего промышленного про-
1 См. В. Gieitze, Ostdeutsche Wirtschaft, Berlin 1956,
S. 168.
224

изводства в ГДР превысили соответствующие показа-
тели Западной Германии, в результате чего Герман-
ская Демократическая Республика стала пятым по
своей мощи (после СССР, Великобритании, ФРГ и
Франции) промышленным государством Европы 1.
Федеративная Республика Германии — капиталисти-
ческое германское государство, созданное после второй
мировой войны в результате раскола Германии,— в зна-
чительной мере основала свою социально-экономическую
структуру на традиционных принципах германского ка-
питализма. Это выражается в особенно сильной концен-
трации и монополизации хозяйственной жизни. Получив
самую богатую и к тому же усиленную капиталовложе-
ниями военных лет часть промышленного потенциала
бывшей Германской империи, включая Рурский бассейн,
Западная Германия в течение ряда лет переживала вы-
сокую послевоенную конъюнктуру, в результате чего
промышленное производство значительно превысило там
самый высокий уровень продукции, достигнутый когда-
либо во всей бывшей Германской империи2. На этом
фоне в полной мере обнаружилась ложность старой гер-
манской доктрины «Großraumwirschaft», обосновывав-
шей необходимость для крупных промышленных центров
существования большого земледельческо-сырьевого хин-
терланда. В самом деле: хотя Западная Германия ока-
залась отрезанной от сельскохозяйственных районов
бывшей Германской империи, хотя население на ее тер-
ритории выросло — главным образом благодаря наплы-
ву переселенцев — чрезвычайно быстро (на 60% по отно-
шению к периоду до первой мировой войны и на 40%
по отношению к периоду до второй мировой войны), а
1 См. К. Н. D о m d е у, Ekspansja NRF na rynki swiatowe,
Warszawa 1959, str. 15 і n.
2 Б. Глейтце в статье «Экономическое развитие Восточной Гер-
мании в индустриальный век», помещенной в сборнике о Восточной
Германии («Das östliche Deutschland. Ein Handbuch», hrsg. von Göt-
tinger Arbeitskreis, Holzner Verlag, Würzburg 1959, S. 648—649), ука-
зывает, что с 1948 по 1958 г. промышленный потенциал Западной
Германии благодаря крупным капиталовложениям удвоился по срав-
нению с 1938 г. Поскольку перед войной промышленный потенциал
Западной Германии составлял более 60% промышленного потенциала
всего рейха, это означает, что Западная Германия обладает ныне
значительно более высоким промышленным потенциалом, чем вся
Германская империя перед второй мировой войной.
225

также несмотря на значительный рост потребления, спо-
собность Западной Германии обеспечить себя продоволь-
ствием сегодня не меньше, чем в годы перед первой ми-
ровой войной или в период гитлеровской политики ав-
таркии накануне второй мировой войны. Об этом
свидетельствуют данные таблицы 5.
ТАБЛИЦА 5
Обеспеченность основными сельскохозяйственными
продуктами ФРГ (без Саара и Западного Берлина)
в 1958/59 г. (тыс. тонн)
Собственное
производство
Потребле-
ние
% обеспеченности
потребления соб-
ственным произ-
водством
Зерно: 13 083 17 442 75
а) хлеб . . . 7 611 9294 82
в) фураж . . 5 472 8 148 68
Картофель . . 22 664 23 577 96
Сахар . . . 1 635 1 590 103
Мясо 2 517 2 859 88
Молоко . . . . 18 332 18 332 100
Яйца 389 690 56
Масло . . . . 330 344 96
Животные жиры 283 315 90
Источник: «Statistisches Jahrbuch fur die Bundesrepublik Deutsch-
land 1960», S. 52.
Поскольку сельскохозяйственное производство в те-
чение ряда лет имеет тенденцию расти быстрее, чем по-
требление, можно ожидать, что степень самообеспечения
продовольствием будет и впредь увеличиваться. Все это
результат процессов, о которых уже шла речь при опре-
делении роли бывших восточных провинций в экономике
Германской империи и значение которых стоит еще раз
подчеркнуть, приведя слова П. Ламартина Ятса:
«В современную эпоху соотношение между предложе-
нием различных средств производства полностью изме-
нилось по сравнению с XIX веком, причем можно пола-
гать, что тенденция эта необратима. Предложение ра-
бочей силы все больше уменьшается, предложение земли
все больше возрастает. Нет симптомов, которые указы-
226

вали бы на то, что естественный прирост населения,
сейчас весьма умеренный, станет более интенсивным, в
силу чего промышленность и сфера обслуживания для
удовлетворения своего все более возрастающего спроса
на рабочую силу вынуждены обращаться за помощью
к земледелию. В то же время уменьшается забота об
обеспечении продовольствием даже в странах, испыты-
вавших в этом трудности. Большинство европейских го-
сударств обеспечивает себя основными продовольствен-
ными товарами на 90% и способно производить эти 90%,
а если бы было необходимо, то и 100% на все меньшей
земельной площади благодаря росту производительности
труда. Тем самым часть земли будет исключаться из
обработки, а ощущение нехватки земли — все более
уменьшаться. Это создает для Европы совершенно но-
вую ситуацию, которая требует переоценки многих ста-
рых концепций» 1.
Обрисованные тенденции развития нашли свое отра-
жение в балансе внешней торговли ФРГ и выразились
в постоянном уменьшении доли продовольствия и сырья
в импорте Западной Германии.
ТАБЛИЦА 6
Доля продовольствия и сырья в импорте Западной Германии (%)
1913 1928 1936 1950 1955 1959
Продовольствие 38,2 40,9 35,5 44,1 31,2 30,0
Сырье 34,9 28,3 37,2 29,6 29,8 21,6
Источник: «Statistisches Jahrbuch fur die Bundesrepublik Deutschland 1960»
S. 290.
Таблица 6 еще раз показывает, как далеки от дейст-
вительных экономических потребностей утверждения
буржуазных германских теоретиков о необходимости
земледельческо-сырьевого хинтерланда для развития
экономики ФРГ. Никогда еще доля продовольствия и
сырья в импорте Западной Германии с ее промышлен-
ными центрами, предъявляющими наибольший спрос на
продовольственное сырье, не была так низка, как именно
1 Р. Lamartine Yates, Food Land and Manpower in
Western Europe, London 1960, p. 9.
227

в тот период, когда экспансия на земледельческие про-
странства Восточной Европы была приостановлена и
отброшена. Это положение оказало существенное влия-
ние на международные экономические позиции Запад-
ной Германии. Имея промышленную структуру, прево-
сходно приспособленную к послевоенному спросу на ми-
ровом рынке, и пользуясь разнообразной помощью за-
падных держав, Западная Германия развернула в боль-
шом объеме промышленную экспансию на внешние рын-
ки. Поскольку в ее производстве на экспорт стоимость
импортного сырья составляет небольшой процент общей
себестоимости, а, кроме того, традиционное сырье все
более вытесняется собственным синтетическим и по-
скольку одновременно сокращаются ее расходы на им-
порт продовольствия, она быстро стала государством
с положительным балансом внешней торговли. Накопле-
ние больших запасов валюты дает Западной Германии
большие возможности для кредитования экспортных опе-
раций, чего не могут себе позволить в такой мере другие
капиталистические страны. Это не только экономическое
оружие, но и серьезное средство политического давления.
И ФРГ использует его не только на арене Западной
Европы, куда главным образом направлена ее экономи-
ческая экспансия, но в не меньшей мере и в неевропей-
ских слаборазвитых в экономическом отношении стра-
нах, которые, нуждаясь более всего в промышленном
оборудовании и кредитах, подвергаются политическому
давлению со стороны ФРГ. Голоса этих стран пользу-
ются все большим весом в мировом общественном мне-
нии. Поэтому понятно отрицательное отношение ФРГ
к анонимным формам помощи слаборазвитым государ-
ствам, особенно посредством различных международ-
ных организаций: ведь такие формы помощи лишают
Западную Германию возможности добиться поддержки
своих новых планов восточной экспансии.
Непосредственной целью этих планов являются, во-
первых, поглощение второго германского государства —
Германской Демократической Республики, отказавшейся
от бесславных традиций германского империализма и
основывающей свои отношения с государствами Восточ-
ной и Центральной Европы на принципах взаимной вы-
годы и уважения суверенитета, а во-вторых, пересмотр
западной границы Польши по Одре и Нысе. Практически
228

реализация этих целей означала бы повторное установ-
ление на всей территории Центральной, Юго-Восточной
и частично Восточной Европы гегемонии германского
империализма со всеми экономическими последствиями,
о которых шла речь выше. Западногерманские реван-
шисты пытаются обосновать свои претензии двояким
образом. С одной стороны, они прибегают к формулиров-
кам, которые непосредственно атакуют статус-кво, воз-
никший после второй мировой войны. Отождествляя ФРГ
со всей Германией, они вновь выдвигают старые несо-
стоятельные тезисы, что германская экономика нуждает-
ся в пространствах Восточной Европы, ссылаются на
«миссию» Германии в Восточной Европе, обосновывае-
мую ее мнимым экономическим превосходством, и, на-
конец, распространяют утверждения о кризисе польской
экономики, являющемся результатом возвращения Поль-
ше земель по Одре и Нысе (sic!) 1.
Но германский империализм опирается и на иную,
более реалистическую платформу. Его расчеты связаны
также с переменами, происходящими в тех странах За-
падной Европы, сила и могущество которых основыва-
лись на колониальных захватах. Эпоха колониальной
экспансии ушла в прошлое. Большинство бывших коло-
ний развивает свои собственные экономические про-
граммы и создает свою собственную экономическую
структуру, разрушая навязанное им в XIX веке эконо-
мически более развитыми странами Западной Европы
международное разделение труда. В результате возник-
ло противоречие: в то время как современные методы
промышленного производства требуют все более широ-
ких рынков сбыта, Западная Европа теряет их из-за
краха колониальной системы. Дабы преодолеть указан-
1 Например, в одной из публикаций «Гёттингенского рабочего
кружка» огромный экономический прогресс Польши после второй
мировой войны определяется как кризисное состояние, причина
которого объясняется следующим образом: «...за экономический
кризис в Польской Народной Республике нельзя винить лишь ком-
мунистическую хозяйственную систему. Причина этого в значитель-
ной мере коренится в передвижении Польши на запад, поскольку
это вызвало проблемы, с которыми нельзя справиться. Выселение
немецкого населения с территорий за Одрой и Нысой и передача
этих провинций под управление Польши повлекли за собой, с евро-
пейской точки зрения, ущерб как для Европы, так и для польского
народа».
229

ное противоречие, монополии стремятся компенсировать
понесенные в заморских странах потери на Европейском
континенте путем так называемой экономической инте-
грации. Ликвидация всех торговых ограничений между
странами, которые заключили соглашение об Общем
рынке, а в дальнейшем также взаимная координация
экономической политики призваны, по мысли авторов
таких планов, обеспечить расширение рынка сбыта в
Западной Европе. Нельзя не отметить, что у этих кон-
цепций много общего с немецкими идеями великодер-
жавной экономики.
Вдохновители экономической интеграции Западной
Европы верят в то, что такая интеграция послужит дей-
ственным лекарством от всех недугов, терзающих эконо-
мику Западной Европы. Эта вера пересилила даже глу-
боко укоренившиеся опасения, что интеграция может при-
вести к установлению гегемонии германского империализ-
ма в Западной Европе. Английские эксперты еще в 1943
году высказывали по этому поводу следующее мнение:
«Интернационализация» тяжелой промышленности,
особенно на территории, охватывающей каменноуголь-
ные и железорудные бассейны Западной Германии, Се-
верной и Восточной Франции, Люксембурга, Бельгии и
Голландии, часто выдвигается как безопасное решение
вопроса о вооружениях с точки зрения промышленности.
Эти планы требуют, разумеется, внимательного анализа
проблемы экономической реорганизации Европы под все-
ми углами зрения. Но простое соединение промышлен-
ного и финансового аспектов не является еще гарантией
безопасности. Реорганизованная и рационализированная
производительная сила вполне может быть поставлена
на службу политическим целям определенного государст-
ва или государств, равно как и международной организа-
ции. Во время войны, да еще и перед войной, Германия
далеко продвинулась вперед по пути подчинения своему
контролю этих факторов... Если новый контроль будет
слаб, то, несомненно, последует попытка превратить эту
систему, созданную для гарантии против немецких воору-
жений, в их главный инструмент» 1.
1 «The Problem of Germany». An Interim Report by Chatham Hou-
se Study Group. The Royal Institute of International Affairs. Lon-
don— Oxford University Press 1943, p. 48.
230

В другом месте английские эксперты пишут:
«Умение, которое Германия давно продемонстрирова-
ла в руководстве большими комбинатами и монополиями,
а также ее военный опыт в области организации и пла-
нирования в европейском масштабе определяют сильную
позицию Германии в этом вопросе» 1.
Если, несмотря на эти реальные опасения, западно-
европейские государства решились пойти на экономи-
ческую интеграцию с Западной Германией, не сделав
никаких попыток обеспечить себя от столь реальной
угрозы, то это скорее говорит об атмосфере политиче-
ского нажима, в условиях которого происходит данный
процесс, чем об экономических мотивах, лежащих в
основе интеграции.
Западная Германия стала теперь руководящим
партнером в процессе интеграции и, вполне понятно,
обрела соответствующее политическое и экономическое
влияние. Несомненно, она стремится максимально ис-
пользовать это влияние для поддержки своих реванши-
стских претензий в Восточной Европе. Она рассчиты-
вает, что если и не найдет поддержки непосредственно
для своей экспансии, то получит ее для борьбы с ком-
мунизмом и для включения Центральной, Юго-Восточ-
ной и Восточной Европы в систему интеграции Запада.
Под вывеской интеграции она, таким образом, добьется
по существу того, чего жаждет,— господства в этих
районах Европы благодаря своему географическому по-
ложению2. Сейчас, как и в прошлом, германский ка-
питализм видит в восточной экспансии необходимое
условие своей политической мощи. Рудольф фон
Ауэн в статье «Германская и европейская восточ-
ная программа» четко формулирует существо западно-
германской концепции:
«Для Германии никогда не был возможен отказ от
активной восточной политики. Ее требует наше цен-
1 «The Problem of Germany», p. 43.
2 Существуют круги, которые считают основной задачей инте-
грации Западной Европы борьбу с коммунизмом. С такой концеп-
цией выступает, например, Г. Брюгманс в статье «Динамика евро-
пейской интеграции» (Н. Brugmans, The Dynamics of European
Integration, «European Integration», The Johns Hopkins Press, Bal-
timore 1957).
23f

тральное положение. Для Федеративной Республики
Германии, которая считает себя хранителем всей Гер-
мании, она тем более необходима, потому что оконча-
тельное закрепление восточной державы [то есть
СССР.— 3. Н.] в советской зоне и на восточных тер-
риториях означало бы смертный приговор и для Запад-
ной Германии» 1.
Истоки этой политики коренятся не в чем ином, как
в опасении, что процессы экономического развития
Центральной, Юго-Восточной и Восточной Европы не-
минуемо лишат капиталистическую часть Германии по-
зиций ведущей европейской державы и тем самым
«права на господство» в этой части Европы. Восточная
политика Федеративной Республики Германии, зако-
сневшая в империализме и консерватизме, игнорирует
огромные экономические выгоды, проистекающие из об-
щего экономического прогресса и торговли, основанной
на принципах взаимной выгоды. Она создает опасный
очаг угрозы миру и экономическому прогрессу всех
стран, находящихся в орбите нынешней германской
проблемы.
1 Цит. по: «Polityka wschodnia NRF», Warszawa 1958, str. 33.

Януш Паевский
Немецкие попытки
„натиска на Восток"
в период империализма
Немецкий публицист и историк Даниэльс писал в
свое время в «Прейссише ярбюхер», что польско-немец-
кие связи настолько сильны, что немцы, говоря о Поль-
ше, имеют право сказать: «Nostra res agitur» (это наше
дело)»1. С равным основанием и мы можем сказать,
что ни одно из немецких дел не является и не может
являться для лас посторонним; когда речь идет о гер-
манском вопросе, то это и наше собственное дело. Но
если мы не хотим представить картину взаимосвязи и
взаимоотношений в кривом зеркале, то нам следует рас-
сматривать польско-немецкие отношения на широком
фоне и учитывать по возможности все факторы, влияв-
шие на формирование политики Германии.
В течение тысячи лет своей истории Польша неодно-
кратно, иногда на протяжении долгих периодов, испы-
тывала на себе германский «натиск на Восток». В каж-
дую эпоху он вызывался различными причинами, имел
различные формы и последствия. В (настоящей статье
мы ограничимся кратким обзором немецкого «натиска
на Восток» в период империализма.
Энгельс в свое время назвал немцев «нацией тео-
ретиков»2. Действительно, немецкая политическая ли-
тература изобилует теоретическими рассуждениями,
обширными программными советами на будущее, много-
численными широко аргументированными планами дей-
1 См. «Preussische Jahrbücher», Bd. 170, S. 275 (рец. на книгу
St. Buszczynski, Freiheitsort. Deutung der Geschichte Polens,
mit einem Vorwort von A. Choloniewski, Krakau 1917).
2 K. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 2, стр. 575.
233

ствий. Если на определенном этапе исторического раз-
вития они отвечали интересам правящих классов, то
делались попытки их осуществления. Поэтому обзор
таких концепций очень интересен и поучителен.
Каждому, кто изучал немецкую политическую ли-
тературу, бросается в глаза прежде всего то обстоя-
тельство, что понятие Германской империи, германско-
го государства характеризуется полной неопределен-
ностью. Поэт Эрнст Мориц Арндт доказывал, что роди-
на немцев всюду, где звучит немецкая речь. Историк
Трейчке в своих лекциях по «политике» в Берлинском
университете указывал, что понятие Германии постоян-
но изменялось и что только область между Эльбой и
Рейном всегда принадлежала немцам, земли же на во-
сток от Эльбы и на запад от Рейна «испытывали по-
стоянные перемены»1. Поэтому провинции на восток от
Эльбы называли «колониальными»2. Такое положение
способствовало, разумеется, возникновению и развитию
теорий, требовавших расширения границ Германии. При
этом выдвигались стратегические и экономические ар-
гументы.
Странные, неестественные очертания границ Прус-
сии перед 1866 годом в сочетании с предшествовавшим
опытом Семилетней войны, а затем наполеоновских
войн породили в прусских военных кругах стремление
к такому изменению границ государства, которое, с
одной стороны, обеспечило бы его от вражеского втор-
жения, а с другой — облегчило бы собственное нападе-
ние на другие страны. Во время русско-прусских пере-
говоров о союзе против Франции, состоявшихся после
отступления Наполеона из Москвы, прусский уполномо-
ченный генерал фон дем Кнезебек представил 26 фев-
раля 1813 года царю Александру I меморандум с тре-
бованием провести границу между Пруссией и Россией
или подчиненным России карликовым польским госу-
дарством по рекам Пшемше, Пилице, Висле (от устья
Пилицы до окрестностей Варшавы), Бугу, Нурцу, На-
реву, Бебже или Неману. Эти планы, отвергнутые
1 H. Treitschke. Politik Vorlesungen, gehalten an der Uni-
versität zu Berlin von H von Treitschke Hrsgb. von Max Cornice-
lius. Lpinzig 1899 Bd. 1. S 128—129
2 Cm A. Tibal. Principes de la nolitique allemande dans
l'Europe du centre et de l'Est, Paris 1930, p. 8 f.
234

Александром I, возобновлялась несколько раз, особен-
но во время восстания 1830—1831 годов, затем восста-
ния 1863—1864 годов и несколько раз еще позднее1.
Во время первой мировой войны «линия Кнезебека»
была основой всех проектов так называемой погранич-
ной полосы, то есть аннексии части территории Коро-
левства Польского.
Особенно важное значение имели экспансионистские
проекты, выдвигавшиеся на основе социально-эконо-
мических аргументов. С такими аргументами в XIX ве-
ке выступили два человека, весьма популярные в Гер-
мании в гитлеровский период, — экономист Фридрих
Лист и публицист-философ Пауль де Лагард.
Оба они обращали особое внимание на немецкую
эмиграцию, на тех, кто покидал родину по политическим
или экономическим мотивам. Эмигранты, выезжавшие
главным образом в Америку, как правило, быстро ас-
симилировались. Лист ставил в пример Англию, которая
свой избыток населения сумела использовать для соз-
дания мощной империи. Почему, спрашивал он, не
может сделать то же самое и Германия? Нельзя по-
зволить, чтобы германская эмиграция направлялась
за океан, где она будет потеряна для родины; ее надо
устремить в страны, лежащие по соседству или вбли-
зи Германии. Придунайские страны, «северные провин-
ции Турции», западное побережье Черного моря — вот
надлежащая область германской колонизации2.
1 См. Sz. Askenazy, Uwagi, Warszawa 1924, str. 254—255;
Sz. Askenazy, Nowe Wczasy, Warszawa 1910, str. 201—202.
2 Cm. F. List, Um deutsche Wirklichkeit. Seine Schriften in
Auswahl hrsg. von F. Forschepiepe, Stuttgart 1938, S. 160—162.
См. также H. C. Meyer, Mitteleuropa in German Thought and
Action 1815—1945, The Hague 1955, p. 11—16; о влиянии Листа на
позднейшую германскую политическую мысль см. на последующих
страницах книга Мейера; заслуживает внимания такое характерное
замечание: «Несмотря на весь свой республиканизм и терпимость,
Лист не находил в Центральной Европе места для пробуждающихся
славянских народов. Это отчасти было следствием его неосведомлен-
ности, а отчасти опасения, что на арену выступит Россия, при-
соединяя славян к своей империи».
Французский историк Ж. Дроз, автор новейшей работы о «Сре-
динной Европе» (J. D r о z, L'Europe Centrale. Devolution histo-
rique de Tidee de «Mitteleuropa», Paris 1960), так оценил значение
Листа: «Политические концепции Листа не умаляют его значения
как новатора в экономической науке, и возрождение его трудов в
235

начале XX века, несмотря на то что они подвергались критике,
объясняет отчасти популярность идеи «Срединной Европы» у поко-
ления Наумана» (р. 56).
Еще определеннее ставил вопрос Лагард. Его взгля-
ды формировались в 1853—1875 годах и в конечном
счете имели в виду объединенную бисмарковскую Гер-
манию. Их следует рассмотреть обстоятельно, потому
что позднее гитлеровцы постоянно пытались найти в
них определение и обоснование своей политики. Руковод-
ствуясь как стратегическими, так и экономическими со-
ображениями, Лагард призывал к аннексии польских
земель, находившихся под властью России, «вплоть до
Пинских болот»:
«Данциг, Эльбинг, Кенигсберг имеют смысл лишь
как базы торговли с Польшей, а не с Пруссией... Мы
должны занять русскую Польшу, потому что без этого
хинтерланда Западная и Восточная Пруссия не смогут
сохраниться».
В другом месте мы читаем:
«Русская Польша врезается как бастион между Во-
сточной и Западной Пруссией, с одной стороны, и Га-
лицией— с другой; русская армия маршем на Данциг
может без труда отсечь от нашего государства обе
провинции».
Ошибочно было бы предполагать, что Лагард огра-
ничивал свои планы аннексией земель «вплоть до Пин-
ских болот». Философ и теоретик захватов метил не
только в Польшу, но и в Россию. «Россия, — писал он, —
должна быть отброшена от Черного моря, а тем самым
и от южных славян. Мы должны получить на Востоке
обширные территории для немецкой колонизации; ведь
мы — крестьянский народ». России, по его мнению,
следовало обратить свой взор на Среднюю Азию, где
свободного пространства более чем достаточно. Запад-
ное и северное побережья Черного моря должны до-
статься немцам. Бессарабия и прилегающие к ней с
востока территории — область, куда следует пересе-
лить румын из Трансильвании и Буковины. Польских и
румынских евреев нужно переселить в Палестину, а
еще лучше на Мадагаскар. Если Россия не согласится
236

добровольно отдать Германии свои западные и южные
провинции, то «она вынудит нас к их изъятию, то есть
к войне» 1
И Лист и Лагард в своих взглядах значительно опе-
режали эпоху, в которой жили. Попытки реализации
всех этих планов стали возможны значительно позже.
Но бросается в глаза то, насколько программные уста-
новки Листа и Лагарда стали соответствовать интере-
сам и стремлениям германской буржуазии в эпоху им-
периализма, и притом не только с точки зрения избран-
ного направления экспансии, но еще и потому, что оба
автора, пожалуй, первыми в Германии обратили вни-
мание на социальный вопрос и старались предложить
решение именно этого вопроса, разумеется, в соответ-
ствии с интересами имущих классов. Особенно сильно
выступает это у Листа, о котором уже более тридцати
лет назад Фридрих Ленц2 сказал, что он ввел в герман-
скую экономическую науку национальный фактор, по-
добно тому как Маркс — социальный. Это сравнение,
употребляемое буржуазными немецкими авторами, до-
стойно внимания и по своему смыслу и по обоснованию.
Упомянутые авторы пытаются доказать, что опасный со-
циальный вопрос можно разрешить не только револю-
ционным путем, как указывал Маркс, но и сохраняя и
даже укрепляя позиции буржуазии. Из теории Листа
делали вывод, что если в общественной жизни найдутся
«здоровые национально-политические и национально-
экономические» решения, тогда исчезнет всякая соци-
альная опасность. Именно такое заключение стало
лейтмотивом буржуазных публицистов периода импери-
ализма. Лишь путем империалистической экспансии,
путем явных и скрытых аннексий, путем создания коло-
ний и полуколоний можно разоружить рабочий класс,
перетянуть значительную его часть на другую сторону
баррикады и создать из нее сторонников и защитников
существующего социального порядка.
1 Р. de L a g a r d e, Ueber die gegenwärtige Aufgabe der
deutschen Politik, in: P. de Lagarde, Schriften für das deutsche
Volk, 1. Bd., Dritte Auflage, München 1937, S. 31, 37, 38, 116.
О взглядах Лагарда см. Н. Meyer, op. cit., p. 30—33. См. также
J. D г о z, ар. cit., p. 154—155.
2 Cm. F. Lenz, Friedrich List. Der Mann und das Volk, Mün-
chen und Berlin 1936, S. 187, 397; его же: Friedrich List, die «Vul-
garÖkonomie» und Karl Marx, München 1930.
237

Наиболее примечательным выражением этих взгля-
дов явилась известная статья Рудольфа Мартина, опу-
бликованная в 1896 году в «Прейссише ярбюхер». Ре-
шение социального вопроса Мартин видел в программе
«больших заработков», разрешение же национального
вопроса — в программе «больших вооружений» на су-
ше и на море 1. В итоге делался вывод, что социальный
и национальный вопросы неразделимы и что решение
социального вопроса для германского народа невозмож-
но без соответствующей колониальной политики. Мар-
тин утверждал, что Германии для торговли и планта-
торского хозяйства нужны колонии, которые усиливали
бы экономику метрополии, но ей необходимы и большие
плодородные пространства в умеренном климате как
районы для колонизации избыточным населением, в осо-
бенности крестьянским.
На деле эмиграция из Германии в конце XIX и в
XX веке давно уже перестала быть беспокоящим фак-
тором, каким она была во времена Листа и Лагарда;
она вообще перестала быть социальной проблемой2.
Общей чертой этого периода, на которую обратил вни-
мание Ленин, является то, что эмиграция из империа-
листических стран уменьшается либо вообще прекра-
щается и в то же время выступает противоположное яв-
1 См. R. Martin, Mehr Lohn und mehr Geschütze, «Preussi-
sche Jahrbücher», Bd. 83, Februarheft 1896.
2 Вот данные об эмиграции из Германии за первые тринадцать
лет XX века (согласно «Statistisches Jahrbuch für das Deutsche
Reich», Jg. 34, Berlin 1913, S. 33):
Год
Число
эмигрантов
% ко всему
населению
Германии
1900 22 309 0,40
1901 22 073 0,39
1902 32 098 0,56
1903 36 310 0,62
1904 27 984 0,47
1905 28 075 0,47
1906 31 074 0,50
1907 31 696 0,51
1908 19883 0,32
1909 24 921 0,39
1910 25531 0,39
1911 22 690 0,35
.912 18 545 0,28
238

ление — сильный наплыв рабочих в империалистические
страны из экономически отсталых стран 1. Это отчетли-
во видно на примере Германии. По переписи населения
1907 года в Германии было I 342 294 иностранца, в том
числе промышленных рабочих — 440 800, сельскохозяй-
ственных— 257 3292. Вербовали польских, итальянских,
украинских рабочих, более того, подумывали даже о
привозе китайских кули.
Как же в этих условиях объяснить голоса империа-
листов, ссылающихся на Листа, Лагарда, Ротбертуса и
призывающих к обеспечению Германии жизненным про-
странством, к захвату территорий для германской коло-
низации? Ясно, что цифры, которые свидетельствовали
о полном изменении положения, не были ни для кого
тайной — их можно было найти в любом томе «Стати-
стического ежегодника». Но завоевание жизненного про-
странства для Германии и осуществление немецкой ко-
лонизации означали теперь, в эпоху империализма, не-
что совершенно иное по сравнению с XIX веком. Речь
шла о расколе рабочего класса, о превращении части
его в сторонников капиталистического строя. Связанные
же с этим расходы германские капиталисты не собира-
лись принимать на себя: они предпочитали переложить
их на плечи иностранного рабочего, привезенного на ра-
боту в Германию или работающего на своей родине,
превращенной в полуколонию германского империализ-
ма. Антипольский националистический еженедельник
«Ди гренцботен» раскрыл карты, когда в номере от
10 февраля 1915 года писал:
«Иностранных, славянских рабочих, которые еже-
годно массами прибывают в Германию, называют пя-
тым сословием. Возможно, что развитие пойдет в том
направлении, что второстепенные, чисто механические
функции будут сочтены недостойными ценной герман-
ской расы; ее место должна будет занять низшая, сла-
вянская рабочая сила»3.
1 См. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 27,
стр. 404.
2 Там же.
3 Darius, Ziele des Krieges, «Die Grenzboten», Nr 6 v. 10.
Februar 1915, S. 166.
239

Подобным целям хорошо служили теории о неравен-
стве человеческих рас, из которых одна, германская,
как особо одаренная, предназначена для господства над
другими, если только она не дегенерирует в результате
смешения своей благородной крови с худшими — семит-
ской, средиземноморской или славянской. Создание ра-
сового барьера между немецким рабочим и его иност-
ранным товарищем разбивало солидарность трудящих-
ся масс и крепче связывало немецкого рабочего с не-
мецким капиталистом. Разумеется, я не хочу сказать,
что стремление к созданию «пятого сословия» было
единственной или главной причиной распространения в
Германии расизма (это явление весьма сложно и при-
чины его многообразны), но несомненно, что оно игра-
ло при этом серьезную роль.
В двадцатилетие, предшествовавшее началу первой
мировой войны, Германия проявляла чрезвычайную
активность и агрессивность во внешней политике. Это
выражалось, в частности, в быстром росте вывоза гер-
манского капитала за границу. Из-за отсутствия собст-
венных богатых и доходных колоний, из-за трудностей,
чинимых в заморских странах Великобританией, герман-
ский капитал стремился проникать прежде всего в
слаборазвитые страны Европы и Западной Азии.
Широкое поле для экспансии германского империа-
лизма представляла собой в начале XX века царская
Россия. Сюда широким потоком устремлялся иностран-
ный капитал, прежде всего французский, затем герман-
ский. Конкурентная борьба между французским и гер-
манским капиталом за влияние в России была одной
из важнейших причин возникновения первой мировой
войны. Германский капитал, стремясь подчинить себе
Россию и ее богатства, не мог, разумеется, миновать
Королевство Польское и завоевал здесь сильные пози-
ции в промышленности, горном деле и банках, посто-
янно стремясь к их дальнейшему укреплению1. При
этом правящие круги кайзеровской Германии не отка-
1 Подробнее об этом см. J. P a j e w s k і, «Mitteleuropa». Stu-
dia z driejow imperializmu niemieckiego w dobie pierwszej wojny
swiatowej, Poznan 1959, str. 35—46; См. также J. P a j e w s k і,
Wewnetrzne sprzeeznosci irnperializmu niemieckiego na tie polityki
Rzeszy wobes Rosji w przededniu pierwszej wojny swiatowej, «Prze-
glad Zachodni» nr 3/4, 1954, str. 25.
240

зывались от мысли об аннексии в той или иной форме
польских земель до «линии Кнезебека» или еще дальше;
такие проекты, например, вынашивались в берлинских
правящих сферах во время русской революции
1905 года1.
Во время первой мировой войны был момент, когда
казалось, что планы немецких империалистов превра-
тить территорию Центральной, Юго-Восточной и Во-
сточной Европы в большую немецкую колонию или по-
луколонию реализованы. Весной и летом 1918 года под
властью немцев оказались обширные территории от
Финского залива до устья Дона. Но это был лишь крат-
кий миг. Затем последовала победа западных держав.
Укрепление Советской власти перечеркнуло планы
эксплуатации России.
Военное поражение Германии открыло период Вей-
марской республики — очень важный и поучительный,
поскольку это был период, когда германские империа-
листы боролись лишь политическими средствами, не
имея возможности подкрепить свои требования ни
вооруженной силой, ни даже угрозой применения силы.
Главное содержание первого этапа, продолжавшего-
ся до 1924 года, составляли попытки уберечь находя-
щиеся под угрозой позиции и подготовка к атаке, когда
для нее придет подходящее время. Второй этап—с
1924 года до падения республики — характеризовался
отчетливым наступлением, предпринимавшимся к тому
же в нескольких направлениях.
В отношении Польши политика германских империа-
листов была ясна: по возможности сохранить влияние
германского капитала, а затем начать с Польшей эконо-
мическую борьбу2. 17 мая 1919 года, то есть в то время,
когда еще не было окончательно определено, какие
территории Германия будет вынуждена возвратить
1 См. донесение саксонской миссии в Берлине от 13 декабря
1905 г., воспроизведенное в публикации «Archivalische Forschungen
zur Geschichte der deutschen Arbeiterbewegung, Bd. 2/1. Die Aus-
wirkungen der ersten russischen Revolution von 1905—1907 auf
Deutschland». Herausgegeben von Prof. Leo Stern, Berlin 1955,
S. 134—135. См. также В. В ü 1 о w, Denkwürdigkeiten, II. Bd. Von
der Marokkokrise bis zum Albschied, Berlin 1930, S. 243.
2 Польско-германские отношения 1919—1925 гг. освещены в
обширной монографии Е. Красуского (J. К r a s u s k i, Stosunki
polsko-niemieckie 1919—1925, Poznan 1962).
241

Польше, в Берлине состоялось совещание под предсе-
дательством премьер-министра Пруссии Хирша по во-
просу об отношениях с Польшей. На совещании прус-
ский министр внутренних дел Гейне заявил: «Положе-
ние, при котором германская государственная террито-
рия была бы разделена, не будет длительным, потому
что немецкий труд противопоставит себя польскому хо-
зяйничанию». Участники совещания приняли решение
организовать в Польше различные немецкие союзы и
пропагандистские органы, в отношении которых было
предусмотрено, что финансировать их будет Берлин, а
общее руководство ими станет осуществлять прусский
регирунгорат Крамер-Мёлленберг. Одновременно было
решено выделить значительные суммы для защиты не-
мецкого имущества, которое на основе Версальского до-
говора оказалось под угрозой перехода в польские руки.
Такую собственность предполагалось выкупать на госу-
дарственные средства и передавать лицам, которые име-
ли возможность получить польское гражданство. Таким
путем правящие круги веймарской Германии стремились
сохранить в немецких руках важные экономические по-
зиции на Познаньщине и в Поморье. Еще более актив-
ные действия были предприняты для защиты немецкой
собственности в Верхней Силезии1. В феврале 1922 го-
да директор Немецкого национального балка и одновре-
менно председатель наблюдательного совета крупного
концерна «Гогенлоэ-верке» д-р Яльмар Шахт напра-
вился в Париж для переговоров с французскими капи-
талистами из «Комптаур де уийер» и «Комитэ де форж».
Согласно конфиденциальному сообщению Шахта гер-
манскому посольству в Париже, целью совещания было
привлечь французский капитал к участию в концерне
«Гогенлоэ-верке» в размере 25%, чтобы таким спосо-
бом обеспечить концерну необходимые гарантии, пред-
усмотренные польско-французским договором Для ак-
ционерных обществ, которые на одну четверть при-
надлежали французскому капиталу. Генеральный дирек-
1 См. доклад д-ра Б. Пухерта (В. Puchert, Zur Wirtschafts-
politik der Weimarer Republik gegenüber Polen), сделанный на сес-
сии польско-немецкой Исторической комиссии во Вроцлаве в фев-
рале 1960 г. (машинописный экземпляр). Работа целиком основана
на ранее не известных архивных материалах из Центрального гер-
манского архива (ЦГА) в Потсдаме и Мерзебурге.
242

тор концерна Якоб информировал германского консула
в Катовицах, что речь шла о том, чтобы:
во-первых, гарантировать защиту основного капита-
ла и акций;
во-вторых, не допустить устранения немцев, работа-
ющих в концерне, и,
в-третьих, обеспечить во всех важных вопросах под-
держку французских акционеров против польских вла-
стей. Понимая значение такой поддержки, заправилы
концерна «Гогенлоэ-верке» уступила акции француз-
ским капиталистам за половину их стоимости. В случае
же перехода акций в польские руки немецкие капита-
листы получили бы за них 100% стоимости1.
В итоге германский финансовый капитал сумел со-
хранить сильные позиции в важном польском промыш-
ленном центре. По подсчетам, произведенным осенью
1939 года специалистами из Дрезденского банка, гер-
манский капитал еще в 1936 году был наибольшей силой
в основных верхнесилезских предприятиях, где ему при-
надлежало 42,5 %, в то время как польскому и псевдо-
польскому капиталу — лишь 31,7%, а капиталу других
государств — 25,8 % акций 2.
Когда в 1920 году польские власти в соответствии с
постановлениями Версальского договора приняли реше-
ние о национализации собственности бывшего кайзера
Вильгельма II, бывших немецких династий и немецких
союзных государств, правительство Германии издало
закон, запрещавший экспорт в Польшу. Целью запрета
было не только склонить Польшу к отказу от принадле-
жащих ей прав. Прицел был куда более далеким: на-
столько дезорганизовать экономическую жизнь в Поль-
ше, чтобы сделать невозможной организацию молодой
польской государственности. Об этом красноречиво го-
ворит письмо, направленное 11 октября 1920 года прус-
ским министром финансов Людеманом министру внут-
ренних дел: «Запрет вывоза [из Германии в Польшу.—
Я. Я.], осуществляемый последовательно, вызвал бы в
польской экономике такие трудности, что польское пра-
1 См. В. Puchert, op. cit. (на основе архивных дел прус-
ского министерства торговли и промышленности),
2 См. «Volk und Wirtschaft im ehemaligen Polen. Bearbeitet in
der Volkswirtschaftlichen Abteilung der Dresdner Bank (цит. по:
В. Puchert, op. cit.).
243

вительство не смогло бы противостоять этому натиску»1.
Известный публицист Теодор Вольф заявил 12 мая
1921 года на страницах «Берлинер тагеблат»: «Мы хо-
тим экономически иссушить Польшу»2. Бывший провин-
циальный президент в Быдгощи (Бромберге) фон Бю-
лов, который часто ездил в Польшу, представил прави-
тельству отчет о результатах запрета вывоза в Польшу,
заканчивавшийся таким выводом: «Если славянина не
держать в узде, то с ним нельзя столковаться»3.
В соответствии с этим принципом правительство Гер-
мании упорно продолжало идти по пути запрета вывоза,
хотя германской экономике, особенно в Силезии, такая
экономическая политика по отношению к Польше также
наносила ощутимый ущерб. На это жаловались некото-
рые представители крупного капитала4. Бойкот был
прекращен лишь в 1922 году, а за отмену своих незакон-
ных распоряжений Германия заставила платить новы-
ми польскими уступками. Ведомство иностранных дел
позже с сожалением объясняло, что больших уступок от
Польши не удалось добиться.
Но это была лишь разведка боем. Настоящая атака
последовала несколько позже. 1924 год принес Германии
конец инфляции, относительную стабилизацию экономи-
ки и миллиардные американские займы. Германские
монополии сочли свои позиции окончательно упроченны-
ми и перешли в наступление как во внутренней, так и
во внешней политике.
Повод для атаки на Польшу подвернулся быстро.
10 января 1925 года утратили силу постановления Вер-
сальского договора, признававшие за Польшей в одно-
стороннем порядке формулу наибольшего благоприят-
1 Цит. по: В. Puchert, op. cit. на основе материалов прус-
ского министерства внутренних дел (ЦГА в Мерзебурге).
3 Цит. по: К. Smogorzewski, Propaganda «korytarzowa»
zagranica, Torun 4930, str. 10.
3 Цит. по: В. Puchert, op. cit. на основе материалов прус-
ского министерства земледелия (ЦГА в Мерзебурге).
4 Например, в памятной записке торгово-промышленных палат
Нижней Силезии от 30 июля 1925 г., представленной министерству
иностранных дел, указывалось, что таможенная война с Польшей
серьезно нарушает экономическую жизнь Силезии. Основы эконо-
мического расцвета Силезии авторы памятной записки видели в
возможности экспорта в Польшу. Текст памятной записки воспроиз-
водит Е. Красуский (op. cit., str. 492).
244

ствования. 15 июня 1925 года прекратило действие на-
ложенное на Германию верхнесилезской конвенцией
1922 года обязательство беспошлинно принимать уголь
из Польши. Германское правительство искусно оттяги-
вало начало переговоров с Польшей о торговом догово-
ре. Это позволило ему развязать в 1925 году таможен-
ную войну с Польшей. На основании доступных сейчас
документов мы можем со всей уверенностью утвер-
ждать, что германское правительство давно готовилось
к тому, чтобы сразу после истечения срока действия
соответствующих статей Версальского договора и верх-
несилезской конвенции развернуть с Польшей ожесто-
ченную экономическую борьбу. Один из членов герман-
ской делегации, которая подписала в Женеве верхнеси-
лезскую конвенцию, еще в 1922 году представил памят-
ную записку, в которой писал, что германские уполномо-
ченные при формулировании отдельных статей конвен-
ции стремились сохранить для Германии возможность
начать торговую войну1.
15 июня 1925 года германское правительство закрыло
границу для ввоза польского угля. Поляки ответили за-
прещением ввоза некоторых товаров из Германии. Со
стороны Германии последовали новые ограничения и
репрессии. Разгорелась таможенная война, которая
сильно ударила по Польше, поскольку Германия была
ее важнейшим торговым партнером. Немецкие запреще-
ния коснулись 56,6% экспорта Польши в Германию, что
составляло 26,75% всего польского экспорта. Для Гер-
мании значение введенных ею запретов было минималь-
ным— они охватывали лишь 2,78% всего ее импорта.
Ответные польские распоряжения коснулись 46,88 % гер-
манского экспорта в Польшу, но это составляло лишь
3,5% всего экспорта Германии2.
Все же Германия тоже терпела ущерб. Однако по-
литическая цель — нанести Польше смертельный удар —
и интересы некоторых промышленных магнатов взяли
верх над всеми иными соображениями. Это убедительно
подтверждают признания наиболее компетентного ли-
1 См. В. Puchert, op. cit.
2 См. J. Tomaszewski, Stabilizacja waluty w Polsce. Z ba-
dan nad polityka gospodarcza rzadu polskiego przed przewrotem
majowym, Warszawa 1961, str. 182—183.
245

ца — министра иностранных дел тогдашней Германии
Густава Штреземана.
«Нам не нужна таможенная война, — писал Штре-
земан летом 1925 года, — поскольку мы экспортируем в
Польшу товаров на 400 миллионов марок. Но, с другой
стороны, мы не можем беспрепятственно допускать на
наш рынок польский уголь, так как германская угольная
промышленность переживает сейчас острый кризис, из-за
которого в Вальденбурге царит настоящий голод. Чрез-
вычайно трудно найти выход из положения, особенно
учитывая, что пресса стоит на стороне германской уголь-
ной промышленности (Гугенберг) и требует экономиче-
ского разрыва с Польшей»1.
Хорошо известная и весьма влиятельная газета
«Франкфуртер цейтунг» писала 14 июня 1925 года:
«Так или иначе Польша выйдет из этой таможенной
войны смертельно раненной. Она лишится сил, а в ко-
нечном счете и независимости... А тогда, через несколько
лет... мы добьем умирающую»2.
Таможенная, или торговая, война — выражение не-
точное, слишком узкое. Война, развязанная в 1925 году
германскими империалистами, была экономической вой-
ной, а если для большей ясности воспользоваться совре-
менным термином, то можно сказать, что эта была хо-
лодная война.
В Польше свирепствовал острый экономический кри-
зис, серьезно осложненный разрывом торговых отноше-
ний с западным соседом. При тогдашнем социально-
экономическом строе правительство и правящие классы
видели наиболее эффективный выход из тяжелого поло-
жения в получении крупного иностранного займа.
Инструкции Штреземана, направленные в 1925 году
германским дипломатическим представительствам в за-
падных странах, предписывали не допустить, чтобы круп-
ные банки предоставили Польше какой-либо заем3.
1 G. Stresemann, Vermächtnis, Der Nachlaß in drei Bän-
den, Berlin (1932), Bd. II, S. 308.
2 Цит. по: К. Smogorzewski, op. cit, str. 10—11.
3 См. B. Puchert, op. cit., на основе материалов имперского
министерства экономики (ЦГА в Потсдаме).
246

Инструкции Штреземана имели тем большее значе-
ние, что во всем мире ликвидация напряженности в поль-
ско-германских отношениях рассматривалась как необ-
ходимое предварительное условие предоставления Поль-
ше иностранной финансовой помощи. В этих условиях
в декабре 1925 года в Берлин был послан с неофици-
альной миссией видный политик и экономист депутат
д-р Герман Диаманд1. В ходе переговоров Яльмар
Шахт, который тем временем стал президентом Импер-
ского банка2, заявил, что никакой экономический до-
говор невозможен без предварительного «политического
умиротворения». Что же понимали германские импери-
алисты под «политическим умиротворением»? Достаточ-
но сказать, что, по мнению тогдашних берлинских кру-
гов, предварительным условием «умиротворения», сле-
довательно, не самим «умиротворением», а лишь рас-
чисткой пути к нему должно было быть возвращение
Германии Поморья и Верхней Силезии3.
Штреземан и его сотрудники вполне отдавали себе
отчет в том, что такие условия не будет обсуждать ни
одно польское правительство. Как полагали в Берлине,
рассмотрение их было бы возможно лишь в случае пол-
ного краха польского государства. Именно такова была
цель действий германских империалистов. Президент
Имперского банка Шахт по просьбе Штреземана снесся
с влиятельным американским финансистом Гарриманом,
дабы помешать предоставлению Польше американских
займов. В Лондоне на страже интересов германских
монополий стоял управляющий Английским банком
1 Неопубликованные материалы о миссии Диаманда см. в статье
В. Ratynskaja, Niemcy wobec stabilizacji waluty polskiej w
latach 1925—1926, «Sprawy Miedzynarodowe», nr. 9, 1960, str. 70—83.
См. также L. Zimmermann, Deutsche Aussenpolitik in der
Aera der Weimarer Republik, Göttingen — Berlin — Frankfurt (1958),
S. 338.
2 В донесении польской миссии в Вашингтоне от 30 января
1926 г. указывается: «В целом можно смело сказать, что после
Монтегю Нормана Шахт является тем лицом, чье мнение по евро-
пейским вопросам, особенно если речь идет о Центральной Европе,
считается здесь наиболее авторитетным». Цит. по: Z. Landau,
Polskie zagraniczne pozyczki panstwowe, Warszawa 1961,
str. 190—191.
3 Cm. Z. J. Ggsiorowski, Stresemann and Poland after
Locarno, «Journal of Central European Affairs», vol. XVIII, 1958,
p. 294.
247

Монтегю Норман. Используя свои хорошие отношения с
управляющим американским Федеральным резервным
банком в Нью-Йорке Стронгом, он стремился помешать
оказанию Польше какой бы то ни было финансовой по-
мощи со стороны Соединенных Штатов 1.
6 апреля 1926 года Норман заявил германскому по-
слу в Лондоне Штамеру, что он противодействовал пре-
доставлению Польше займа, хотя, по его мнению,
«Польша находится, собственно, в таком положении,
когда может предоставить необходимое обеспечение...
Он хотел бы, чтобы Польша не получала никаких кре-
дитов до тех пор, пока она не решится подчиниться
плану Дауэса или не обратится в Лигу Наций с прось-
бой о помощи для оздоровления своих финансов. Этот
последний способ кажется ему наиболее практичным,
поскольку он мог бы дать самые быстрые результаты.
По мнению Нормана, Лига Наций могла бы ответить
Польше, что ее финансовое оздоровление станет воз-
можным лишь тогда, когда Польша постарается пре-
одолеть все экономические и политические различия
меж нею и ее соседями. Под политическими различиями
следует, например, понимать проблему Данцигского ко-
ридора и Верхней Силезии. Поэтому было бы желатель-
но возможно скорее узнать, как представляет себе уре-
гулирование этой проблемы германское правитель-
ство» 2.
За благожелательные высказывания Нормана с ра-
достью ухватился Штреземан и в конфиденциальной
инструкции послу Штамеру от 19 апреля 1926 года дета-
лизировал программу политики германского империа-
лизма в отношении Польши. Этот необычайно интерес-
ный документ заслуживает внимания3.
1 См. Z. Landau, op. cit., str. 190—191.
2 Донесение посла Штамера ведомству иностранных дел от
7 апреля 1926 г. (цит. по статье В. Ratynskaja, op. cit.,
str. 77).
3 Текст инструкции Штреземана от 19 апреля 1926 г. приво-
дится в работе С h. Н ö 11 j e, Die Weimarer Republik und das
Ostlocarno-Problem 1919—1934. Revision oder Garantie der deutschen
Ostgrenze von 1919, Würzburg 1958, S. 254—256.
Когда на конференции историков в Лейпциге в ноябре 1957 г.
я изложил основы политики Штреземана в отношении Польши (до-
клад был опубликован в «Protokoll der Wissenschaftlichen Tagung
248

in Leipzig vom 25 bis 30. November 1957, Band II, Berlin 1958,
S. 126—133), последовала такая реплика западногерманского пуб-
лициста Вальтера Гёрлица в газете «Ди вельт» (№ 207 от 6 сен-
тября 1958 г.): «Януш Паевский, профессор новейшей всеобщей
истории польского Познаньского университета, относит и Штреземана
к числу инициаторов второй мировой войны. Хотя Штреземан стре-
мился решить «вопрос о Коридоре» путем мирных переговоров меж-
ду Германией и Польшей, его обвиняют в том, что он хотел унич-
тожить Польшу». Инструкции Штреземана послу Штамеру ясно
показывают, что представлял собой этот «мирный путь» Штре-
земана, который, как можно судить, весьма «нравится г-ну Гёрлицу.
Мирное решение польско-германского спора в соот-
ветствии с германскими требованиями было, по мнению
Штреземана, невозможно до тех пор, пока Польша не
опустится на самое дно экономической катастрофы.
«Пока эта страна еще имеет хоть какие-то силы,—
писал он в упомянутой инструкции, — ни одно польское
правительство не будет в состоянии пойти на мирное со-
глашение с нами по вопросу о границах. Но, не говоря
уже о позиции Польши, общее политическое положение
Германии, в особенности относительно западных госу-
дарств, еще слишком слабо, чтобы можно было с каки-
ми-либо шансами на успех поднять на международной
арене вопрос относительно наших претензий к Польше.
Если бы мы попытались при поддержке Англии до-
биться пересмотра границ теперь, то такая попытка
могла бы дать лишь частичный результат. Но частичное
решение только ухудшит положение Германии, так как
опасным образом затруднит действительно удовлетво-
рительное решение вопроса. Поэтому мы должны оття-
гивать вопрос окончательного и прочного экономическо-
го оздоровления Польши до тех пор, пока эта страна не
созреет до пересмотра границ в соответствии с нашими
требованиями, а мы не укрепим в достаточной мере свою
мощь».
У Штреземана были определенные опасения, что
английские и американские финансовые круги все же
окажут помощь Польше. Но его успокаивали заверения
президента Имперского банка Шахта, что такая опас-
ность невелика. Его также радовала мысль, что эконо-
мическое оздоровление Польши невозможно без участия
Германии:
249

«Если, однако, будет начато оздоровление Польши,
особенно если его начнут англичане, мы не сможем дер-
жаться в стороне. Мы не сможем создавать впечатление,
что хотим саботировать это дело, используя свои эко-
номические позиции. Поэтому нам не осталось бы ничего
иного, кроме как принять участие в международных ме-
роприятиях, чтобы держать руку на их пульсе и влиять
на ход событий в соответствии с нашими стремления-
ми... Мы могли бы и должны были бы действовать та-
ким образом ради того, чтобы как можно сильнее огра-
ничить эту помощь, чтобы Польша получила лишь без-
условно необходимые, строго контролируемые средства,
которые предотвратят экономический крах, но лишь
подготовят окончательное оздоровление».
Германия, по мнению Штреземана, только тогда смо-
жет санкционировать полное оздоровление экономиче-
ского положения в Польше, когда этот вопрос удастся
связать с пересмотром границ. Частичное же решение,
например автономия для «Коридора», объединение его
с Данцигом и т. п., следует решительно отвергнуть,
так как невозможно «глупые решения Версальского до-
говора заменять другими глупыми решениями».
Чрезвычайный интерес представляет изучение вопро-
са об отношении империалистических сил Веймарской
республики к Советской России. По этому вопросу опу-
бликовано много работ, хотя мы еще далеки от полного
выяснения всех сторон данной проблемы. Вопрос этот
для нас важен и существен, потому что за последние
два века германо-польские и германо-русские отноше-
ния переплелись до такой степени, что их нельзя отде-
лять без риска прийти к ошибочным выводам. Ведь
путь в Россию ведет из Германии через Польшу, и вся-
кие агрессивные поползновения германского империа-
лизма в отношении России должны были сперва ска-
заться на Польше. Мы помним из недавнего прошлого,
что июню 1941 года предшествовал сентябрь 1939 года.
Мы не собираемся рассматривать здесь никаких про-
блем из истории политических и дипломатических отно-
шений между Берлином и Москвой периода 1919—1939
годов. Мы не касаемся Рапалльского договора, полити-
ки генерала фон Секта и маневров Штреземана. Это,
бесспорно, интересные вопросы, но значительно важнее
250

для нас определить, какие планы в отношении России
вынашивал германский финансовый капитал. С тайны-
ми архивами крупных банков и концернов до сих пор
еще не знакомился, насколько мне известно, ни один
историк. Однако имеются любопытные высказывания
империалистических лидеров, и на основе их можно
сделать весьма важные выводы.
6 декабря 1928 года на заседании Германо-Русского
общества выступил с речью директор Кремер, член
президиума Имперского союза германской промышлен-
ности и председатель его русского отдела. Кремер зая-
вил:
«Старую формулу «торговля идет вслед за фла-
гом» сейчас нужно заменить формулой: «Торговля идет
вслед за 'капиталовложениями». У кого есть свободный
капитал, тот может с его помощью подчинить себе чу-
жую страну и при этом в гораздо большей мере, чем
применяя вооруженную силу. Пример Соединенных Шта-
тов и их деятельности в Центральной и Южной Америке
показывает нам, что сперва выступает заем, а лишь за-
тем торговый агент... Восток должен и может стать
областью германской экономической экспансии... Я не
верю, чтобы исполнились мечты о мировой революции...
и поэтому убежден, что в один прекрасный день разум,
экономический разум, проявление которого мы уже ви-
дим в некоторых руководящих русских кругах, одер-
жит победу над тем, что с экономической точки зрения
нас пугает, одержит победу над государственной фор-
мой экономики, которая сейчас господствует в Рос-
сии» 1.
Высказывания Кремера говорят нам весьма много.
Германские капиталисты в качестве образца для своих
действий в России принимали действия североамерикан-
ского капитала в экономически отсталых республиках
Центральной к Южной Америки. Эта идея не требует
комментария. Бросается в глаза убеждение в предстоя-
щей смене строя в России, что сделает эту страну от-
крытой для империалистической эксплуатации. Меня
1 Цит. по: F. Klein, Die diplomatischen Beziehungen Deutsch-
lands zur Sowjetunion 1917—1932, Beriln 1952, S. 159—160.
251

могут упрекнуть в том, что такие наивные взгляды не
заслуживают рассмотрения. Однако надо учесть, что эти
взгляды излагались не каким-то безответственным ли-
цом, а членом президиума организации, объединявшей
всю тяжелую промышленность Германии, и руководи-
телем того ее отдела, который занимался русскими де-
лами. Еще важнее то обстоятельство, что в программе
Кремера нет ничего нового: он выступал в качестве
продолжателя прежней деятельности германского капи-
тала в царской России и несколько опережал попытку
гитлеровской эксплуатации, предпринятую, правда, ины-
ми методами — с применением вооруженной силы, — но
в интересах тех самых кругов, выразителем которых был
Кремер, то есть германских монополий.
А монополии в последние годы Веймарской респуб-
лики все более смело раскрывали карты. Профессор
экономики Берлинского университета Макс Зеринг писал
в 1932 году:
«Между границами Германии и России от Финлян-
дии до Греции на территории в 2,5 миллиона квадрат-
ных километров живет 180 миллионов людей, то есть
на 30% больше, чем в Соединенных Штатах, и на 20%
больше, чем в России. Это пространство разделено меж-
ду четырнадцатью самостоятельными государствами,
каждое из которых отделяет от остальных высокий та-
моженный барьер и собственная валюта».
Непомерные вооружения на французские деньги,
национальные конфликты, угнетение высокоразвитого в
культурном отношении национального меньшинства —
все это, как утверждает профессор Зеринг, не позволяет
упомянутым странам должным образом развить свои
производительные силы.
Германские империалисты в своей пропаганде под-
черкивали, что странам Центральной и Юго-Восточной
Европы, странам земледельческим, со слабо развитой
промышленностью, помочь в их трудном экономическом
положении может только Германия, предоставляя им по-
кровительственные таможенные тарифы и широко от-
крывая свой рынок для их продуктов. Таможенная уния
с Австрией, торговые договоры с Венгрией и Румынией
должны были стать прологом к реализации этой про-
граммы. Говорилось, разумеется, лишь о мирных дейст-
252

виях, преследующих исключительно мирные цели. Было
введено в оборот даже специальное выражение «реви-
зионистская активность на мирной основе». О «ми-
ролюбии» германского империализма говорил сразу же
после прихода к власти и Гитлер. В речи, произнесенной
17 мая 1933 года, «фюрер» заявил, что национал-соци-
алистская Германия уважает «жизненные права дру-
гих народов» («Lebensansprüche anderer Nationen») 1.
Но в то же время гитлеровцы твердили, что для Гер-
мании слишком тесны границы не только 1919, но и
1914 года, что эти границы не соответствуют ни экономи-
ческим, ни стратегическим потребностям Третьего рей-
ха. Гитлер подверг резкой критике колониальную поли-
тику вильгельмовской Германии, с пеной у рта дока-
зывая, что будущее рейха не на далеких заморских тер-
риториях, а в Европе и что немецкий народ должен
возродить и продолжать дело тевтонских рыцарей и ме-
ченосцев.
Эти лозунги провозглашались все громче и смелее в
то самое время, когда с наших Западных земель, еще
входивших тогда в состав Германии, немцы массами
переселялись на запад, когда непрерывно продолжалось
начавшееся еще в середине XIX века «бегство с Восто-
ка» («Остфлюхт»), когда беспристрастный анализ эко-
номического, социального и демографического положения
Германии показывал, что пресловутый «Дранг нах
Остен» не отвечает естественным требованиям жизни,
что, наоборот, сама жизнь побуждает немцев пересе-
ляться с востока на запад — с земель правобережья
Одры на Рейн. Германский автор Герхард Рингель пи-
сал незадолго до начала второй мировой войны:
«Опасность медленного обезлюдения немецкого Во-
стока еще отнюдь не устранена. С неумолимой последо-
вательностью люди с соседних перенаселенных террито-
рий должны когда-нибудь залить эту «пустоту», если
не удастся выставить на пути их экспансии живую
стену»2.
1 «Dokumente der deutschen Politik», hrsg. v. P. Meyer-Becker-
stein, Berlin 1939, Bd. I, S. 102.
2 Цит. по: W1. Rusinski, Ucieczka Niemcow ze wschod-
nich prowincji Rzeszy przed 1939 г., «Przeglad Zachodni», nr 4, 1947,
str. 265.
253

Во всех захватнических планах, выдвигавшихся в пе-
риод Веймарской республики и гитлеризма, на первом
месте в списке желанных объектов добычи была Цент-
ральная и Юго-Восточная Европа. Польша и придунай-
ские государства должны были стать в той или иной
форме колониями германского капитализма. Довести
Польшу сначала до полного экономического краха, а
потом захватить ее Западные земли и завладеть остат-
ком, неспособным к самостоятельной жизни, покорить
Австрию и Чехию, подчинить Венгрию, Югославию
Румынию — вот программа, ясно вырисовавшаяся и
начатая в Веймарской республике, а затем последова-
тельно реализовавшаяся — с применением все более
насильственных методов — гитлеровцами.
С 1935 года в речах Гитлера стали все более настой-
чиво повторяться заявления о недостатке пространства
с одновременным указанием на Россию, на ее огромные
территории и огромные богатства. 7 марта 1936 года он
говорил: «Здесь у нас на скудном и не всюду урожай-
ном пространстве живет 67 миллионов человек». Эти
67 миллионов, по его словам, имеют, считая на душу
населения, пространство, в 18 раз меньшее, чем русские1.
9 сентября того же года Гитлер заявил в Нюрнберге,
что в нынешних условиях немецкий народ обречен «на
нищету». И тут же последовало характерное заявление:
«Мы не находимся в счастливом положении больше-
виков, у которых слишком много земли. Если бы Урал
со своими гигантскими запасами ископаемых, Сибирь
со своими богатыми лесами, Украина со своим чернозе-
мом принадлежали Германии, тогда под правлением на-
ционал-социалистов у нас было бы полное изобилие»2.
По существу планы германских империалистов с
конца XIX века оставались неизменными: страны Цен-
тральной, Юго-Восточной и Восточной Европы были
предназначены стать колониями германского капитала.
В зависимости от обстоятельств менялись лишь внешние
формы планируемой эксплуатации. То это было так на-
зываемое мирное проникновение, как в царские времена
1 «Dokumente der deutschen Politik», hrsg. v. P. Meyer-Becker-
stein, Bd. IV, S. 109.
2 Ibid., S. 44 f.
254

и в некоторые годы Веймарской республики, то военные
действия, связанные с аннексиями, как во время первой
и второй мировых войн. Цель же была одна — держать
Центральную, Юго-Восточную и Восточную Европу в
состоянии полной экономической отсталости. Постоянно
подчеркивалось, что это должны быть земледельческие
страны — поставщики сельскохозяйственных продуктов и
ископаемого сырья. Местная промышленность, если она
вообще имела право на существование, должна была
ограничиваться лишь удовлетворением наиболее прими-
тивных местных потребностей. Центральная, Юго-Вос-
точная и Восточная Европа должна была являться эко-
номическим хинтерландом для рейнско-вестфальской
промышленности. Нельзя не подчеркнуть, что такие пла-
ны били не только по странам упомянутого района, но
и по Силезии — даже тогда, когда она еще входила в
состав Германской империи. Стоит напомнить о замет-
ном уже в конце XIX века процессе вытеснения верхне-
силезской промышленности промышленностью вестфаль-
ской в самой Германии (например, в обеспечении углем
Берлина). В этом, впрочем, нет ничего удивительного,
поскольку в экономической жизни Германии тон зада-
вали крупные монополии рейнско-вестфальского рай-
она.
Здесь мы подходим к следующему важному вопро-
су — я имею в виду большую актуальность и значи-
мость научного исследования истории Веймарской рес-
публики. Важно это по двум причинам. Прежде всего,
империалистическая политика вильгельмовской, веймар-
ской, гитлеровской и боннской Германии направлялась
и направляется из-за кулис одной и той же силой —
западногерманским финансовым капиталом. На всех
этапах этот капитал правил Германией (сейчас, к сча-
стью, уже только одной ее частью), выбирая в зависи-
мости от обстоятельств разные формы осуществления
своей политической власти: то сохраняя видимость-демо-
кратии в Веймарской республике, то грубо отбрасывая
ее в период гитлеризма.
Актуальность исследования веймарской политики
диктуется еще и тем, что, как я уже отмечал, веймар-
ские правительства (как сейчас боннские правительства)
готовили реализацию империалистических планов, но
лишь путем политических маневров, без применения
255

силы. Символом единства целей веймарского и боннско-
го империализма является установленный недавно в
здании западногерманского МИД бронзовый бюст Гу-
става Штреземана с надписью «Великому европейцу».
Те, кто осмеливается заурядного пруссака именовать ве-
ликим европейцем, те, кто вопреки бесспорным фактам
сочиняет об этом нарушителе мира легенды, изображая
его борцом за мир, идут по его следам и продолжают
его политику, то есть противодействуют установлению в
Европе мирных отношений до того момента, когда, как
они полагают, у них будет столько сил, чтобы ввести на
континенте свой собственный «порядок». Что это за
«порядок», наглядно показали гитлеровские времена.
Гитлеризм не был в истории германского империа-
лизма чем-то новым, он не создал никаких новых, ори-
гинальных концепций, он лишь стремился реализовать
разработанные ранее империалистические планы, поль-
зуясь при этом более грубыми методами. Эту точку зре-
ния разделяют прогрессивные германские историки из
ГДР. Недавно на заседании польско-германской Исто-
рической комиссии во Вроцлаве д-р Пухерт обосно-
вал этот тезис в большом докладе применительно к по-
литике, проводившейся в отношении Польши Веймар-
ской республикой, а затем Третьим рейхом. Пухерт
подчеркнул, что речь идет не об оправдании гитлеров-
цев, а о выявлении истинного источника их преступной
политики; этим источником является германский финан-
совый капитал.
Какие же напрашиваются выводы? Несомненно, гер-
манский империализм продолжает существовать, как
несомненно и то, что он продолжает оставаться угрозой
для всего мира. Эту угрозу нельзя игнорировать и недо-
оценивать, но ее нельзя и преувеличивать. Сейчас она,
бесспорно, значительно меньше, чем двадцать лет на-
зад,— прежде всего потому, что в самой Германии под-
рублены корни империализма. Тот факт, что возникло и
развивается государство немецких трудящихся масс,
означает серьезный удар по силам реакции. Тот факт,
что сегодня перед лицом возможных покушений импери-
алистов мы не одиноки, что все народы Центральной,
Юго-Восточной и Восточной Европы связаны тесными
узами дружбы и сообща отстаивают свою свободу, су-
щественно укрепляет нашу безопасность.

Чеслав Мадайчик
Военные цели
Третьего рейха на Востоке
1. Первые контуры
Национал-социализм буквально еще с пеленок, едва
только у него стали прорезаться зубы, начал провозгла-
шать миру свои военные цели на Востоке. Слово «свои»
может породить ошибку, поскольку создает впечатление
об отличии этих целей от целей германского империа-
лизма доверсальского и веймарского периода. Между
тем первоначальные требования пересмотра восточной
границы, отнюдь не ограничивавшиеся возвратом к гра-
нице 1914 года, и планы аннексии огромных пространств
Советской России, изложенные Гитлером в его «Майн
кампф» и в рукописи, опубликованной недавно под на-
званием «Вторая книга Гитлера»1, в значительной мере
представляют собой продолжение старых претензий гер-
манских националистов. Не новы и некоторые пропаган-
дистские обоснования этих требований, но они никогда
не имели такого распространения в немецком обществе,
как во времена Третьего рейха. Пропагандистская фор-
мула Ганса Гримма «народ без пространства» («Volk
ohne Raum»), вошедшая в употребление с 1926 года, как
и лозунг борьбы за «жизненное пространство» («Lebens-
raum»), была основана на фикции недостатка этого про-
странства. Обе они игнорировали характерное явление,
известное под названием «Остфлюхт» и заключавшееся
в отливе населения из восточных областей рейха в за-
падные. Тем не менее эти лозунги были некритически
восприняты немецким мещанством, да и не только им.
Отсюда 650-тысячный тираж книги «Народ без прост-
1 См. М. В г о s z а t, Betrachtungen zu «Hitlers Zweitem Buch»,
«Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte», H. 4/1961, S. 416—417.
257

ранства» объемом в 1300 страниц —факт, удивляющий
не менее, чем ее переиздание в 1956 году. Указанные
лозунги маскировали политические цели и интересы ка-
питалистических кругов, стремившихся к экспансии на
Восток. Эти интересы склонили многих деятелей из Гам-
бургского национального клуба 1919 года к финансиро-
ванию политической деятельности Гитлера и к осторож-
ной поддержке его лозунгов после того, как в 1926 году
Гитлер выступил в этом клубе с речью 1. Эти же интере-
сы предопределили предоставление ему в 1932 году не-
ограниченного кредита доверия Фрицем Тиссеном и дру-
гими представителями крупного капитала. Наконец, эти
интересы привели к включению различных лиц из фи-
нансово-промышленных кругов в состав «Круга друзей
Гиммлера»2 и участию во время войны в восточной экс-
пансии (работа в различных совещательных органах,
грабеж сырья и т. п.).
Подобно тому как не вызвали интереса мировой
общественности принципы Гитлера, изложенные им в
политическом евангелии национал-социализма «Майн
кампф», не вызвало его также опубликование Германом
Раушнингом содержания своих бесед с Гитлером по
вопросам внешней политики Германии в 1932—1934 го-
дах. Невиль Чемберлен трактовал взгляды Гитлера как
фантазии. Политиков, мыслящих подобным образом,
было много. Мания величия Гитлера граничила с сума-
сшествием, и этим, вероятно, следует объяснить недо-
оценку опасности планов гитлеризма.
Первую помеху в натиске на Восток представляла
собой Польша. Следует обратить внимание на то, как
определял гитлеризм свои цели в отношении Польши.
В начале 1934 года, то есть вскоре после заключения
договора о ненападении между Польшей и Германией,
Гитлер в конфиденциальных беседах высказывал убеж-
дение в том, что Польша будет ему нужна до тех пор,
пока для Германии может существовать угроза с Запа-
да. Он не исключал возможности союза с Польшей про-
тив СССР или наоборот; он допускал возможность на-
1 См. W. Jochmann, Im Kampf um die Macht, Hitlers Rede
vor dem Hamburger Nationalklub von 1919, Frankfurt am Main 1960.
2 См. К. Дробиш, Круг друзей Гиммлера, в сборнике «Гер-
манский империализм и вторая мировая война», М, 1963,
стр. 430—467.
258

падения на Советский Союз лишь после реализации
своих целей на Западе. Мысли о захвате на Востоке
пространства до Кавказа и Ирана переплетались с пла-
нами захвата французского побережья, Фландрии, Гол-
ландии и Швеции 1. Уже в «Майн кампф» Гитлер высту-
пал против сторонников германизации поляков, посколь-
ку-де расово чуждый народ, выражая свои мысли на
немецком языке, компрометировал бы своей неполноцен-
ностью уровень и достоинство германской нации. В бесе-
дах с Раушнингом Гитлер не скрывал, что возникает
необходимость создания техники очищения завоеванных
территорий от коренного населения, в частности путем
ограничения естественного прироста и устранения целых
народов. Когда Шахт в 1933 году представил Гитлеру
памятную записку о том, что политика восточной коло-
низации может оказаться неосуществимой, поскольку
Восточная Европа в достаточной мере заселена, то «фю-
рер» ответил ему, что он проявляет смешной гуманизм2.
В сентябре 1936 года Гитлер рисовал своим приближен-
ным блага, которые получат Украина и Урал, оказав-
шись под властью немцев. Москве он уже в то время
угрожал, что она исчезнет с лица земли,
5 ноября 1937 года состоялось совещание, в котором
участвовали Гитлер, военный министр фельдмаршал фон
Бломберг, командующие видами вооруженных сил гене-
рал-полковник фон Фрич, адмирал Редер и генерал-
полковник Геринг, министр иностранных дел фон Ней-
рат и, в качестве секретаря, полковник Фридрих Хосбах.
Из протокола, составленного последним, явствует, что в
качестве основной цели политики Германии Гитлер вы-
двигал завоевание в Европе пространств, пригодных для
земледелия, и получение в непосредственном соседстве с
Германией территорий, богатых ископаемыми3. Все дан-
ные говорят о том, что он имел в виду Восточную Ев-
ропу. Первыми объектами экспансии должны были стать
(хоть и позже, чем это произошло в действительности)
Австрия и Чехословакия. В орбиту захватнической по-
1 См. Н. Rauschning, Gespräche mit Hitler, Europa Verlag
1940, S. 116, 127—130.
2 См. H. Trevor-Roper, Hitlers Kriegsziele, «Vierteljahrs-
hefte für Zeitgeschichte», H. 2/1960, S. 130.
3 Cm. «Trial of the Major War Criminals before the International
Military Tribunal», Nuremberg, vol. XXV, p. 402—413; PS-386.
259

литики Германии в отношении Чехословакии оказалась
втянута также и Польша.
В конце 1938 года, уже после аншлюса Австрии и ок-
купации Судетской области, начали выявляться планы
Третьего рейха в отношении Польши. Инструкция гене-
рала Кейтеля от 21 октября 1938 года по вопросу о
Гданьске рекомендовала начать подготовку захвата это-
го города путем переворота, но без войны с Польшей 1.
Третий рейх отнюдь не собирался ограничиться захва-
том Гданьска. Тем не менее он хотел захватить его еще
до того, как окажется возможным окончательный раз-
гром Польши. 24 октября, через несколько дней после
издания инструкции Кейтеля, министр иностранных дел
Риббентроп в беседе с польским послом в Берлине вы-
двинул требование возврата Гданьска Германии и про-
ведения через «Коридор» экстерриториальной автостра-
ды при сохранении за Польшей некоторых прав в Гдань-
ске. В период с октября 1938 до марта 1939 года Герма-
ния трижды повторяла это требование. 11 апреля
1939 года Гитлер подписал «Белый план». Германо-
польская война стала вопросом времени.
На секретном военном совещании по вопросам страте-
гии 23 мая 1939 года Гитлер открыл свои военные цели
относительно Польши, заявив, что речь идет совсем не о
Гданьске, что целью является расширение жизненного
пространства на Востоке, обеспечение поставок продо-
вольствия из слабо населенных районов, решение проб-
лемы Балтики и прибалтийских территорий. «Не может
быть и речи о деликатничаний с Польшей, в силе остает-
ся решение: атаковать Польшу при первой благоприят-
ной возможности»2. В беседе с министрам иностранных
дел Италии Чиано 13 августа Гитлер подчеркнул, что
Восток и Северо-Восток, то есть Литва, Латвия и Эсто-
ния, представляют собой бесспорную область германских
интересов3. 22 августа, за несколько дней до нападения
на Польшу, он заявил, что целью военной агрессии про-
тив Польши является ее полное уничтожение, обеспече-
ние существования германской нации и проведение гра-
1 См. «Trial...», vol. XXXIV, p. 482.
2 «Trial...», vol. XXXVII, p. 549.
3 Cm. R. Mnytzkyj, Deutschland und die Ukraine 1934—
1945, München 1958, Bd. I, S. 19.
260

ницы «на здоровых основах»1. Гданьск и так называе-
мый «Коридор» должны были явиться и явились лишь
поводом для нападения на Польшу, для ликвидации ее
как государства.
Если в «Майн кампф» Гитлер не скрывал своего
отношения к Востоку, в том числе к Польше, то со вре-
мени прихода к власти и до начала войны он раскрывал
военные цели лишь в доверительных беседах или на
секретных совещаниях. Среди этих целей на первый
план выступали требования изменения границ и полу-
чения территорий для колонизации в Европе, но не было
недостатка и в обещаниях создать специальную технику
очищения захваченных территорий от коренного населе-
ния в целях «германизации земли» .
2. Экспансионистские цели в отношении Польши
Захватив Польшу, гитлеровцы стали относиться к ней
как к военной добыче: они начали эксплуатировать ок-
купированную территорию, ее экономический потенциал
и резервы рабочей силы для укрепления военного по-
тенциала Германии. Вскоре оккупационая политика
начала раскрывать и далеко идущие планы Третьего
рейха, рассчитанные не только на военный, но и на по-
слевоенный периоды. Выяснилось, что военные цели, ко-
торые на Западе рассматривались перед агрессией
против Польши как пропаганда, гитлеровцы отнюдь не
собирались оставить на бумаге. Об этом свидетельство-
вали проведение границы «генерал-губернаторства» зна-
чительно восточнее, чем в 1914 году, и аннексия поль-
ских территорий, населенных 9,5 миллиона жителей.
В составе рейха оказалась Лодзь, а на севере граница
была придвинута к самой Варшаве и проходила в окре-
стностях Яблонны.
Подготовленный перед самой войной под руководст-
вом рейхс-министра земледелия Дарре план колонизации
Познаньщины и Поморья был отвергнут как недостаточ-
ный2. Колонизация и германизация земель, включенных
в рейх, были поручены шефу СС и полиции Гиммлеру
и гитлеровским наместникам. Еще гораздо раньше, в
1 См. «Trial...», vol. XXVI, p. 523.
2 См. «Najnowsze Dzieje Polski», t. V (1961), сев. 103—151.
261

1935 году, Гитлер отвел СС важнейшую роль в будущем
освоении «жизненного пространства». После разгрома
Польши декретом Гитлера от 7 октября 1939 года Гимм-
лер был назначен комиссаром по вопросам упрочения
германизма. Этот декрет давал ему неограниченную
власть в определении территорий для колонизации на
оккупированных пространствах и в перекройке этниче-
ской и демографической карты Европы.
Польским землям, непосредственно включенным в
рейх, было отведено первое место в германизации, в свя-
зи с чем были временно отложены планы заселения нем-
цами чешского «протектората». Оккупационные власти
должны были осуществить германизацию этих земель
за десять лет. В течение десятилетия предстояло осу-
ществить:
выселение поляков, евреев и цыган;
переселение сюда немцев из рейха и «фольксдейче»
из различных стран Восточной и Юго-Восточной
Европы;
частичную германизацию польского населения;
ликвидацию некоторых групп населения (эвтаназия,
уничтожение еврейского населения и интеллиген-
ции) , а также ограничение естественного при-
роста.
Первоначально в ведомстве Гиммлера планировалось
выселение от 3 до 5,5 миллиона польских граждан. До
конца 1943 года удалось выселить более миллиона, в
том числе 390 тысяч евреев, которых затем уничтожили.
В результате проводимой одновременно колонизации на
аннексированных территориях к 1943 году оказалось
718 тысяч немецких колонистов. Темпы колонизации
были, учитывая военные условия, просто безумными, их
нельзя даже сравнивать с результатами деятельности
Колонизационной комиссии на польских землях Прус-
сии в конце XIX — начале XX века, деятельности, кото-
рая остро критиковалась нацистской историографией
за малую эффективность.
Наряду с этим оккупационные власти стремились
германизировать значительную часть поляков — жите-
лей земель, включенных в состав рейха, путем внесения
их в «немецкий национальный список». Среди почти
3 миллионов таким образом «германизированных» лиц
оказалось около 959 тысяч польских граждан немецкой
262

национальности или таких, которые объявили себя нем-
цами после гитлеровской победы над Польшей, осталь-
ные же 1856 тысяч были поляки, включенные в «немец-
кий национальный список» разными ухищрениями, чему
способствовали создание атмосферы страха, разные фор-
мы нажима и использование временного упадка духа,
наступившего в Силезии после сентябрьского поражения.
Особым объектом германизации стали польские дети.
Около 200 тысяч детей были отняты у родителей и
отправлены в Германию, где подвергались ассимиляции.
Если бы не война, Гиммлер предпринял бы эти действия
в несравненно больших масштабах. Как имперский ко-
миссар по вопросам утверждения германизма он был
убежден в том, что если поляки останутся в своей преж-
ней среде, то процесс национальной ассимиляции и на-
вязывания им германизма будет очень медленным или
вовсе окажется невозможным. Исходя из такой посыл-
ки, Гиммлер планировал переселение германизированно-
го польского населения в рейх. Во время войны осуще-
ствить эти планы не удалось из-за грозившего хаоса в
области экономики и безопасности.
Великая Польша вместе с Лодзинским округом была
превращена в так называемую область Варты (Warthe-
gau), которая должна была стать «образцовой обла-
стью» («Mustergau»). Здесь выселения производились в
наибольших размерах. Наибольшие масштабы приобре-
ла и немецкая колонизация. В апреле 1944 года немцы
составляли в этой провинции 23% населения 1. В области
Варты и на Поморье с особой грубостью демонстриро-
валось каждодневно, что господином, руководителем
может быть только немец, а поляк должен быть только
его слугой. Здесь воспитывали тип «сверхчеловека» и
самым безжалостным образом подавляли не только
польские высшие слои, но и малейшие проявления сопро-
тивления или самообороны со стороны любого поляка.
На Поморье и в Силезии оккупационная политика была
в известной мере возвращением к бисмарковской поли-
тике германизации коренного населения.
Опыт Варты, этой «образцовой» области, распростра-
нялся и на другие территории. Глава ведомства труда
и колонизации Гофман после инспекции на Украине в
1 См. «Instytut Zachodni», Dok. 1—251. Данные немецких властей.
263

октябре 1942 года разослал руководителям СС на окку-
пированных советских территориях планы колонизации
области Варты, изданные как временные директивы в
виде книги «Планирование и строительство на Востоке»,
В Познани размещалось ведомство по планированию не-
мецкой колонизации. Оно разработало, в частности,
план колонизации аннектированной части Югославии—
Северной Словении.
Цели германской оккупационной политики в отноше-
нии западных земель Польши были предельно ясны. Бо-
лее сложно обстоит дело в отношении «генерал-губерна-
торства» в первый период его существования. Если Гит-
лер, несмотря на предвоенные заявления о превращении
всей территории Польши в германское «жизненное про-
странство», выступил в рейхстаге в начале октября
1939 года с концепцией создания карликового польского
государства, то это объяснялось определенными такти-
ческими соображениями, далеко выходящими за рамки
польского вопроса. Гитлер рассчитывал на рост пацифи-
стских тенденций в Англии и Франции, на новую поли-
тическую капитуляцию, по крайней мере Франции. От-
клонение английским и французским правительствами
его условий мира привело к тому, что в середине октяб-
ря было принято решение оставить «генерал-губернатор-
ство» в составе великогерманской империи. Замена воен-
ной администрации гражданской говорила о том, что
Территория «генерал-губернаторства» будет в дальней-
шем аннектирована 1. И у Гитлера и у его окружения —
глашатаев германского империализма, все более одур-
манивавшихся бредовой идеей расового превосходства
и перспективой господства над миром, конкретные пла-
ны в этой области формировались постепенно. После
поражения Франции определилось решение оставить «ге-
нерал-губернаторство» при рейхе с перспективой превра-
щения его (возможно, вместе с чешским «протектора-
том») в первую европейскую колонию германской импе-
1 Документ генерал-квартирмейстерства «Военная администра-
ция как средство ведения войны» от 1944 г. (опубликован в «Il Мо-
vimento di Liberazione in Italia», 62/1961) применительно к положе-
нию, существовавшему в октябре 1939 г., указывает, в частности:
«Тогда господствовала точка зрения, что гражданское управление
должно оцениваться как выражение аннексионистских взглядов
(см. «красную папку» директив военной администрации № 1,
П. 3)».
264

рии. За этим решением последовала колонизаторская
практика оккупационных властей.
Генерал-губернатор Ганс Франк с самого начала свя-
зал вопрос оставления «генерал-губернаторства» при
рейхе с перспективой его германизации 1. По его концеп-
ции лишь после укрепления позиций германизма на ан-
нектированной территории Польши наступит второй
этап — германизация «генерал-губернаторства». В 1942—
1943 годах между Гиммлером и Франком выявилось
разногласие в вопросе о том, можно ли начинать второй
этап уже во время войны, не дожидаясь германизации
земель, «включенных в рейх». Понятие германизации в
указанных спорах касалось не столько совокупности
подготовительных мероприятий, сколько самого процесса
колонизации- Наметившиеся разногласия не мешали
Франку и Гиммлеру в полном согласии сотрудничать в
проведении таких мер по подготовке будущей германи-
зации, как подавление поляков путем соответствующей
национальной политики, внушение ассимилированному
немецкому меньшинству убеждения в его абсолютной
чуждости польскому народу, вывоз польского населения
на работы в рейх, террор, ограничение естественного
прироста, непризнание де-факто частной собственности
поляков и передача ее (либо подготовка к такой переда-
че) в немецкие руки. В области юридических отношений
обращал на себя внимание план лишения права собст-
венности польского крестьянства, разработанный адми-
нистрацией Франка. Этот план, носивший название «Зе-
мельный порядок в генерал-губернаторстве», был 20 мая
1941 года принят в предварительной форме «правитель-
ством» «генерал-губернаторства» с предписанием начать
его реализацию с нового года2.
Проект предусматривал ликвидацию в течение 20 лет
всех мелких польских хозяйств от 2 до 10 га и объедине-
ние их в крупные хозяйства от 50 до 300 га. Эти боль-
шие хозяйства подлежали передаче германским колони-
стам, 30 тысяч которых намечалось поселить в «генерал-
губернаторстве». Непосредственная цель, состоявшая в
намерении получить в распоряжение Третьего рейха
большое количество рабочей силы, переплеталась с пла-
1 См. С z. М a d a j с z у k, Generaina Gubernia w planach hit-
lerowskich, Warszawa 1961, str. 48—50
3 Cm. «Najnowsze Dzieje Polski», t. II (1958), str. 108—140.
265

нами, направленными на приспособление аграрной
структуры «генерал-губернаторства» к структуре Герма-
нии и к постепенному изгнанию польского населения. Но
этот план, как и проект Дарре, оказался слишком уме-
ренным, когда в порядок дня стал чудовищный план
Гиммлера — «Генеральный план «Восток»» («General-
plan «Ost»»).
«Земельный порядок» был принят на заседании «пра-
вительства» «генерал-губернаторства» через два месяца
после решения Гитлера о том, что «генерал-губернатор-
ство» будет германизировано в течение 15—20 лет. Ди-
рективу Гитлера Франк сообщил своим подчиненным в
следующих словах: «Фюрер распорядился превратить
эту страну в течение 15—20 лет в чисто немецкую стра-
ну. Определение «польская территория» не будет отныне
употребляться в отношении генерал-губернаторства и
прилегающих территорий». Через полгода в кругах ок-
купационной администрации «генерал-губернаторства»
возник план переселения поляков на оккупированные
территории Советского Союза, что, по мнению Франка,
ликвидировало бы ряд трудностей, связанных с германи-
зацией «генерал-губернаторства».
В 1941 и 1942 годах ряд гитлеровских акций указы-
вал на то, что опасные человеконенавистнические проек-
ты будут быстро реализовываться. В это время отме-
чается много фактов, говорящих о политике ликвидации
«полонизма». Германизируются названия улиц и площа-
дей, в ряде городов создаются немецкие районы, объяв-
ляется о предстоящем создании немецкого университета
в Кракове, создается Гуральский комитет, цель которого
отделить гуралей (горцев) от всего польского народа.
Франк, а позднее Борман выступают с проектом включе-
ния территории «генерал-губернаторства» в состав рей-
ха. Этот проект, однако, был признан преждевремен-
ным— вероятнее всего, из-за национальной структуры
данной территории. Могло, впрочем, сыграть роль также
и стремление не раскрывать во время войны окончатель-
ных целей Третьего рейха. Тем не менее было решено
вести дело к более тесной связи с рейхом там, где это
будет необходимо.
Таким образом, в период, когда гитлеровские армии
оказались под Москвой и прусские захватчики со дня на
день ожидали поражения СССР, в порядок дня встали
266

вопросы: когда и как германизировать «генерал-губерна-
торство» и включать ли его административно в состав
Третьего рейха. По мере роста влияния Гиммлера «гене-
рал-губернаторство» теряло значение самостоятельной
цели колонизационной политики Третьего рейха и стало
на определенное время лишь одним из элементов гитле-
ровской восточной политики, сосредоточивавшей теперь
свое внимание на империалистических целях по отноше-
нию к Советскому Союзу.
3. Экспансионистские цели
в отношении Советского Союза
В период войны комментарии гитлеровской пропаган-
ды при изложении концепций «нового порядка» обходи-
ли Советский Союз вплоть до момента начала агрессии
против него. Даже тогда, когда уже было решено начать
подготовку к нападению на СССР, пропаганда ограничи-
валась лишь вопросом реорганизации Западной Европы.
Гитлер в своих заявлениях относительно «нового поряд-
ка» прибегал лишь к общим формулам. Так обстояло
дело до весны 1941 года. Для сравнения напомним здесь,
что 17 марта Гитлер направил Франку директиву, со-
гласно которой «генерал-губернаторство» должно быть
за пятнадцать-двадцать лет германизировано.
Двумя неделями позже, 30 марта 1941 года, Гитлер,
выступая перед генералитетом и объявляя о предстоя-
щем нападении на Советский Союз, не скрывал, что это
будет столкновение двух идеологий, что это будет бес-
пощадная война, призванная уничтожить большевизм.
Эта война, заявлял «фюрер», будет отличаться от вой-
ны на Западе: нужно будет действовать без сентиментов
и уничтожить большевистских комиссаров, коммунисти-
ческую интеллигенцию1. Он стремился осуществить про-
грамму, изложенную в «Майн кампф»: «(Каждое оружие
гуманно, если оно обеспечивает быструю победу». Не
детализируя вопрос о судьбе территорий, завоевание
которых планировалось в ближайшем будущем, Гитлер
заявил тогда о предстоящем создании протекторатов из
прибалтийских республик, Украины и Белоруссии. Де-
1 См. Р. Kleist, Zwischen Hitler und Stalin 1939—1942, Bonn
1950, S. 137—138.
267

тальная разработка восточных вопросов была поручена
одному из главных нацистских идеологов — Розенбергу,
который в начале апреля 1941 года был назначен руко-
водителем специального учреждения, получившего назва-
ние Центрального бюро по подготовке решения вопроса
о восточном пространстве.
Целью, которую выдвинул Розенберг, был раскол со-
ветской многонациональной системы и уничтожение та-
ким путем СССР. По его проекту оккупированные совет-
ские территории должны были оказаться на время вой-
ны под управлением имперских комиссаров. После вой-
ны, окончание которой ожидалось до начала зимы, при-
балтийские республики и Крым должны были стать
районами немецкой колонизации, а в Белоруссию пред-
полагалось переселить «асоциальные элементы» из «ге-
нерал-губернаторства», районов Познани и Лодзи, а
также не поддающихся германизации литовцев, латы-
шей и эстонцев. Украина и Туркестан 1 должны были
превратиться в буферные государства, тесно связанные
союзом с рейхом, а Кавказ — в государство, федератив-
но связанное с Германией, которая назначила бы туда
своего уполномоченного. Границы Белоруссии, Украины
и Туркестана должны были быть далеко отодвинуты на
восток, чтобы в максимальной мере уменьшить этногра-
фическую территорию России, которую имелось намере-
ние экономически ограбить и разорить2.
Планы Розенберга по экономическим вопросам под-
держивал статс-секретарь министерства продовольствия
и земледелия Бакке3. По его мнению, к украинцам, на-
селению Кавказа и прибалтийских республик следовало
относиться лучше, чем к русским; нужно поддерживать
экономический потенциал этих районов при помощи Гер-
мании. Для прибалтийских республик, которые намеча-
лось включить в состав рейха, Бакке планировал быст-
рое экономическое восстановление. Русских надлежало
высылать на территорию «этнографической России».
В самой же России он предполагал ограничить посе-
1 В более поздних проектах Туркестан не упоминается, так как
Гитлер предписал ограничиться европейской частью СССР.
2 Подробно об этом говорится в работе A. D а 11 і n, German
Rule in Russia 1941—1945, A Study of Occupation Policies, London
1957.
3 См. R. I 1 n у t z k у j, op. cit., Bd. II, S. 52.
268

вы технических культур, сократить разведение рога-
того скота и свиней и вообще затормозить все произ-
водство.
Гитлер отверг план Розенберга. Его речь, произнесен-
ная в середине июля 1941 года, дает основание полагать,
что причина отклонения плана Розенберга заключалась
в том, что план этот не был направлен на создание «ве-
ликогерманского пространства» («Grossraum») или во-
сточной империи. Против плана Розенберга высказались
также ближайшие подручные «фюрера» — Геринг, Гим-
млер, Борман, Кейтель, Риббентроп и Кох. Поручая Ро-
зенбергу разработку восточных вопросов, а затем в нояб-
ре 1941 года назначив его министром оккупированных
территорий СССР, Гитлер сохранил, однако, инициативу
при решении ключевых вопросов в собственных руках.
С ним согласовывали свои действия Геринг, Гиммлер и
соответствующие имперские комиссары.
Целью и Гитлера и Розенберга было уничтожение
Советского Союза якобы во имя завоевания жизненного
пространства для немецкого народа. Тем не менее пути
и средства, при помощи которых они хотели достигнуть
этой цели, разнились. Гитлер считал, что для победы над
СССР ему не потребуется помощь буржуазных национа-
листов, в особенности украинских; еще в июне 1943 года
он подчеркивал, что военные цели Третьего рейха не
имеют ничего общего с украинским государством. Его
бескомпромиссную в отношении украинцев позицию
укреплял опыт колонизационной антипольской политики
3 старой Пруссии и опыт польских легионов в период
первой мировой войны. Лишь в 1944 году, уже перед ли-
цом полного поражения, Гитлер поддержал в пропаган-
дистских целях ренегата Власова.
Гитлер стремился создать на развалинах государств,
покоренных Германией, мощную империю, выдвинутую
как можно дальше на Восток. После победы на Востоке
этнографические границы перестали бы иметь какое-ли-
бо значение. Его интересовал прежде всего вопрос,
сколько захваченных территорий может поглотить Тре-
тий рейх. 16 июля 1941 года, то есть после первых же
военных успехов, он изложил своим ближайшим подруч-
ным цели экспансии на Восток. После войны — по его
расчетам, предельно быстротечной — вся территория
России должна была стать немецкой колонией. Он зая-
269

вил далее о включении в состав рейха советских прибал-
тийских республик, Белостокщины, Галиции, района Са-
ратова, Кольского полуострова и Крыма с прилегающей
территорией. Крым, как и Галиция, должен был быть
быстро заселен немцами. Здесь налицо возвращение к
планам, вынашивавшимся германскими империалистами
летом 1918 года, когда Германия захватила территорию
от Финского залива до устья Дона. В тот момент, как
никогда, казались осуществимыми мечты о создании в
Крыму и на прилегающей к нему территории колониаль-
ного по своему характеру немецкого карликового госу-
дарства и о колонизации прибалтийских районов.
Гитлер заявил, что Ленинград после его уничтожения
отойдет к Финляндии 1. В октябре «фюрер» предусматри-
вал создание в России за полстолетия 5 миллионов не-
мецких крестьянских хозяйств2. Позднее он заявил о
переселении в течение десяти лет 4 миллионов, а в тече-
ние двадцати лет, как минимум, 10 миллионов немцев
из Европы и Америки. В мае 1942 года Гитлер, уверен-
ный в победе, заявлял уже, что в дальнейшей перспек-
тиве он планирует расселение на Востоке 100 миллио-
нов человек германского происхождения. Территорию
России он хотел населить также скандинавами, гол-
ландцами и швейцарцами, колонизовать западноевро-
пейской молодежью и создать «крестьянский вал» про-
тив большевизма. Миллионы советских граждан, лишен-
ные образования, должны были превратиться в рабов
XX века. Они жили бы вне центров, населенных нем-
цами, и в случае бунта для их усмирения достаточно
было бы сбросить несколько бомб. Крупные города —
центры армии, полиции, администрации и гитлеров-
ской партии — должны были возникнуть на пересечении
основных магистралей и рек. Вдоль соединяющих их
дорог предполагалось расположить деревни немецких
колонистов. Большие советские города гитлеровцы не
хотели заселять: оставленные в стороне от важных маги-
стралей, они должны были постепенно прийти в упадок.
1 Позднейшим проектом профессора Мейер-Хетлинга преду-
сматривалось, что население Ленинграда уменьшится с 3,2 миллиона
до 200 тысяч человек.
2 Это и последующие высказывания были сделаны Гитлером в
ставке. См. «Archiwum Glöwnej Komisji Badania Zbrodni Hitlerow-
skich, Bericht Nr 40 v. 4—5. Okt. 1941; Nr 45 v. 18. Okt. 1941.
270

Изложенные выше монологи Гитлера, произносив-
шиеся им в ставке, создали, как пишет Тревор-Ропер,
чудовищный мираж варварской империи. Покоренные
славянские народы остались бы без вооружения, без воз-
можности образования. Ограниченные к тому же в есте-
ственном приросте и беззащитные перед опустошитель-
ными эпидемиями, они были бы постепенно оттеснены
за Урал.
Мало известен тот факт, что в сентябре 1941 года
Гитлер облек Гиммлера как комиссара по вопросам
утверждения германизма такими же полномочиями в от-
ношении оккупированных территорий СССР, как и в
отношении польских земель, где уже так далеко было
продвинуто дело колонизации и германизации. Одновре-
менно, вводя гражданскую администрацию на вновь
захваченных территориях, он показал наличие такой
же самой тенденции к их аннектированию, как и в
Польше.
Изложив 16 июля 1941 года ближайшим подручным
свои планы в отношении Советского Союза, Гитлер ка-
тегорически подчеркнул необходимость скрывать подлин-
ные цели войны. Он рекомендовал не осложнять себе
задачи излишними декларациями, поскольку, по его сло-
вам, в пределах своей власти «мы можем делать все».
Действия на Востоке должны были мотивироваться в
зависимости от тактических соображений. Следовало по-
ступать так же, как в оккупированных Норвегии, Дании,
Голландии, Бельгии, которым ничего не говорилось о
планах и намерениях рейха. Даже отсекая от завоеван-
ных стран отдельные территории, мы должны, заявлял
Гитлер, выступать как защитники закона и населения;
мы говорим не о новых территориях рейха, а о задачах,
навязанных войной. Не следует, говорил он, преждевре-
менно и напрасно делать людей врагами, открывая им
планы рейха. Нужно добиваться, чтобы не было ясно,
что наступает окончательное решение. В любом случае
мы, продолжал «фюрер», будем расстреливать, выселять,
но следует действовать так, как если бы мы осуществля-
ли мандат. Мы должны быть, однако, убеждены в том,
что с этих территорий никогда не уйдем1. Ранее эту же
1 См. «Trial...», vol. XXXVII, doc. 1—221.
271

самую позицию декларировал Геббельс, запретив во
время наступления на Западе раскрывать в пропаганде
германские захватнические цели 1.
4. Анализ гитлеровских военных целей
Цели, которые намеревался реализовать германский
фашизм, нападая на СССР, и которые заключались в
подготовке захваченной территории для немецкой коло-
низации и в ликвидации коммунизма, предопределяли
беспримерно жестокие действия на этой территории как
армии, так и оккупационных властей. Гитлеровцы исхо-
дили из преступного принципа, что чем больше людей
погибнет на оккупированной советской территории, тем
легче будет реализовать цели экспансии. Много можно
найти деклараций о необходимости уничтожения насе-
ления. В этом направлении развертывали свою деятель-
ность и вермахт, и оккупационный аппарат Гиммлера,
особенно различные «эйнзац-группы», и экономический
аппарат Геринга. Инструкции командования германской
армии об отношении к гражданскому населению не толь-
ко предписывали как можно более жестокое отношение к
советскому населению, но и предоставляли право уби-
вать пленных, вводить круговую поруку для гражданско-
го населения, убивать политических деятелей без суда.
Известный «приказ о коммунистах» от 16 сентября
1941 года предписывал расстреливать за каждого убито-
го не на фронте немецкого солдата 50—100 коммунистов.
Позднее генерал Хойзингер признал перед Международ-
ным военным трибуналом в Нюрнберге; ему было ясно,
что такое отношение к гражданскому населению и мето-
ды борьбы с партизанами обеспечивали высшему поли-
тическому и военному руководству удобную возможность
для реализации политических целей — систематического
уничтожения славян и евреев2. О перспективе, ожидавшей
население СССР в случае победы Германии, говорил
Геринг в беседе с итальянским министром иностранных
дел Чиано в ноябре 1941 года. Когда в ходе беседы речь
1 См. DZA, Reichsministerium für Volksaufklärung und Propa-
ganda, Bd. Id: Protokoll der täglichen Konferenzen des Ministers
Dr. Goebbels mit den Abteilungsleitern.
2 См. «Hitlers Generalstab kommandiert Adenauers Armee», Ber-
lin 1959, S. 10.
272

зашла о голоде, угрожавшем оккупированной итальян-
цами и немцами Греции, Геринг посоветовал Чиано не
очень близко принимать это к сердцу и брать пример с
немцев, которые не слишком беспокоятся о том, что со-
ветские пленные умирают с голоду. «В этом году в Рос-
сии умрет от голода от 20 до 30 миллионов человек.
Может быть, даже хорошо, что так произойдет; ведь неко-
торые народы необходимо сокращать»1. Западногерман-
ский историк П. Э. Шрамм пишет, что Гитлер стремился
уничтожить с помощью голода население осажденного
Ленинграда, хотел, чтобы оно само копало себе могилы2.
Те же настроения выражал крейслейтер Киева Кнут,
публично заявлявший: «Эпидемии помогут освободить
Киев от населения». Заместитель имперского комиссара
Коха Даргель в беседе с руководителем отдела культу-
ры в сентябре 1942 года подчеркнул, что цель оккупа-
ционной политики — уничтожение украинцев, превраще-
ние Украины в пространство для колонизации. «Немед-
ленно после победы мы создадим концентрационные
лагеря за Волгой»3.
Для Гиммлера победное окончание войны означало
свободный путь на Восток. По мнению полковника
Штауффенберга, шеф СС и полиции мечтал о созда-
нии Германской империи вплоть до Урала. На ее терри-
тории славяне могли бы существовать лишь как рабочая
рила, они не смели бы размножаться, а не работающие
были бы, насколько это возможно, истреблены4.
Геринг возражал против какой бы то ни было под-
держки экономики нерусских народов СССР. В ответ на
тезисы Бакке он подготовил директивы для армии и эко-
номических служб, трактующие СССР как единый
объект немецкой эксплуатации. Эти директивы носили
название «Директивы по ведению хозяйства» и широко
известны под названием «Зеленая папка». В своих пла-
нах Геринг пользовался поддержкой Гитлера, который в
1 «Les Archives Secretes du Comte Ciano 1936—1942, Paris
1948, p. 478.
2 См. P. E. Schramm, Deutschland — Russland 1941—1945,
1960, S. 16. Директива военных властей, излагавшая это предписа-
ние Гитлера, приводится в книге: Д. В. Павлов, Ленинград в
блокаде, М., 1961, стр. 26—27.
3 J. Thorwald, Wenn Sie verderben wollen, Stuttgart 1952,
S. 180.
4 Ibid., S. 64.
273

июле 1941 года интернировал самовольно возникшее во
Львове украинское националистическое «правительство»
и распорядился выкачать в течение ближайших трех лет
из Украины все, что возможно. Детально рисовали пер-
спективу экономического использования оккупированных
советских территорий принципы экономической полити-
ки на оккупированных восточных землях, принятые
18 ноября 1941 года. Они предусматривали, что в дли-
тельной перспективе вновь захваченные территории бу-
дут эксплуатироваться колониальными методами. Исклю-
чение составляли лишь прибалтийские республики, кото-
рые в соответствии с приказом Гитлера были
предназначены для германизации. Весь смысл директив
заключался в следующем: грабить оккупированные райо-
ны Советского Союза так, чтобы они удовлетворяли по-
требность Европы в продовольствии и сырье. Гитлер не
желал, чтобы на оккупированных советских территориях
имелась какая-нибудь промышленность, и предельно
враждебно относился к повышению жизненного уровня
населения.
Немецкие монополисты и капиталисты то ли не уга-
дывали стремлений Гитлера к ограничению промышлен-
ности на оккупированных территориях, то ли боялись
опоздать в захвате сверхприбылей из этой новой коло-
нии. Руководитель экономической группы машинострое-
ния в оккупационном управлении рапортовал, например,
в марте 1943 года, что немецкие фирмы наперебой (im
Ansturm) предлагают свои услуги для выполнения зада-
ний на Востоке, что многие фирмы опасаются, как бы не
опоздать обосноваться на оккупированных восточных
территориях 1. Но Гитлер и Геринг сосредоточивали все
внимание лишь на расхищении запасов сырья и продо-
вольствия и вывозе рабочих в рейх, где немецкие моно-
полии относились к ним как к рабам.
Экономические цели Германии на Востоке исследова-
ны до сих пор недостаточно; между тем их значение в
планах германского империализма, как представляется,
было очень велико.
Начиная войну с Советским Союзом, Гитлер не встре-
тил возражений со стороны военных кругов и оппози-
1 См. National Archiv Washington, mikrofilm No T-84, roll 74 s.
1360689 («Bericht von der Rauth, Die Maschinenindustrie in den be-
setzten Ostgebieten, Wirtschaftsstab Ost»).
274

ции. И это вполне понятно: ведь военные цели Третьего
рейха были им отнюдь не безразличны, а духовенство
даже оказало агрессорам определенную поддержку, рас-
сматривая агрессию против Советского Союза как кре-
стовый поход против большевизма.
Формулируя военные цели в отношении СССР, Гит-
лер не выходил за рамки общих принципов, которые эво-
люционировали в одном определенном направлении: по
мере захватов росли аппетиты. В условиях величайшей
мировой войны, которая велась гитлеровской Германией
на нескольких фронтах, для правителей Третьего рейха
было бы более естественным ограничиться этими общи-
ми формулировками. Тем более поразителен факт, что
гитлеровцы немедленно приступили к разработке деталь-
ных планов колонизации всего Востока, основываясь на
опыте, полученном в оккупированной Польше.
5. «Генеральный план «Восток»»
Результатом лихорадочной «деятельности» учрежде-
ний, подчинявшихся Гиммлеру, который был фанатиче-
ским сторонником концепции расизма, явилась разра-
ботка так называемого «Генерального плана «Восток»».
«Генеральный план «Восток»» начали готовить во
второй половине 1941 года. В следующем году этот план
стал объектом различных экспертиз и совещаний. Нако-
нец, на рубеже 1942 и 1943 годов была начата разработ-
ка его окончательного варианта. Это был план, рассчи-
танный на двадцать пять—тридцать лет, следовательно,
он отражал не непосредственные военные цели, а цели
утверждения «нового порядка» на Востоке.
За период, предусмотренный планом Гиммлера, с тер-
ритории, на которой проживало 45 миллионов человек,
предусматривалось выселить 31 миллион человек. Терри-
тория эта охватывала польские земли, советские при-
балтийские республики, Белоруссию, так называемую
Западную Украину (Житомирская, Каменец-Подольская
и частично Винницкая области), Крым с прилегающей
территорией и район Ленинграда, Границу так называе-
мого «Великого рейха», которую не следует отождеств-
лять с границей колонизации, «Генеральный план «Во-
сток»» проводил по Уралу. Население с перечисленных
территорий должно было быть выселено в Западную Си-
275

бирь. В течение 30 лет намечалось устранить 80—85%
(то есть 16—20 миллионов) поляков, 75% белорусов и
65% западноукраинского населения; оставшиеся 14 мил-
лионов подлежали либо уничтожению, либо германиза-
ции. Что касается 6 миллионов еврейского населения, то
уже в процессе подготовки этого плана было принято
решение о их уничтожении. Помимо того, численность
населения территорий, предназначенных для колониза-
ции, быстро сокращалась бы в результате уничтожения
советских пленных и организованного голода в оккупи-
рованных городах Советского Союза. 20 февраля 1942 го-
да ответственный чиновник министерства труда Эрвин
Мансфельд сообщил, что из 3,9 миллиона советских
пленных в живых осталось 1100 тысяч1.
«Генеральный план «Восток»» перерабатывался в
1942 году в связи с подготовкой чудовищного «Генераль-
ного колонизационного плана», в который, кроме задач,
сформулированных в «Генеральном плане «Восток»»,
гитлеровцы намеревались включить германизацию чеш-
ского «протектората» и колонизацию Эльзаса и Лотарин-
гии, а также аннектированной рейхом Северной Сло-
вении.
Заместитель Гиммлера, Гейдрих, едва вступив на
пост заместителя протектора Чехии, произнес 2 октября
1941 года речь, в которой заявил, что намерен выселить
половину чехов на Восток или в рейх, а вторую половину
ассимилировать2. Вслед за этим начались расовые и
иные «исследования», которые должны были стать осно-
ванием для отнесения соответствующих лиц к одной из
этих групп.
Поражает педантизм, с каким органы СС подготав-
ливали расчеты необходимых финансовых средств и ко-
личества населения, необходимого для проведения коло-
низации. Финансовые расчеты, подготовленные эксперта-
ми только для польских земель, «включенных в состав
рейха», дают относительно низкие цифры, что объяс-
няется дешевизной рабочей силы, состоявшей в основ-
ном из пленных и заключенных. Наряду с рабовладель-
ческими методами планировалось применение элементов
феодальной структуры собственности, ибо считалось, что
1 См. G. Reitlinger, The House Built on Sand, London
1960, p. 119.
2 См.: «Die Vergangenheit warnt», Prag I960, S. 122—133.
276

наилучший контроль над колонизованными территория-
ми сможет обеспечить система собственности и юрисдик-
ции по феодальному типу.
Гиммлеру не терпелось представить «Генеральный
план «Восток»» Гитлеру, а между тем разработка плана
затягивалась. Служака Гиммлер оказался в довольно
сложной ситуации. В первоначальном проекте срок осу-
ществления плана переселения на захваченные террито-
рии 10 миллионов немцев и «фольксдейче» определялся
в 30 лет. Позднее его сократили до 20 лет. А тем време-
нем в одной из бесед в ставке в 1942 году Гитлер потре-
бовал поселить на Востоке по меньшей мере 10 миллио-
нов человек германского происхождения в течение
10 лет. Таким образом, (планы, разрабатываемые под ру-
ководством Гиммлера, не поспевали за растущими требо-
ваниями «фюрера».
Итак, определенные Гитлером сроки завершения гер-
манизации и колонизации были следующие: польские
земли, «включенные в состав рейха»,— 10 лет после ан-
нексии; «генерал-губернаторство» — от 15 до 20 лет (ди-
ректива от марта 1941 года); для территорий, охвачен-
ных «Генеральным планом «Восток»», предусмотренный
период сокращался с 30 до 20, а затем даже до 10 лет.
Возможно, что причиной издания директив о сокращении
сроков выполнения этих планов послужили результаты
спешной колонизации и германизации польских земель,
аннектированных рейхом, в особенности познаньско-лод-
зинской провинции (рассматривавшейся как образцо-
вая).
Последняя переписка по вопросу «Генерального пла-
на «Восток»» относится к февралю 1943 года. Позднее,
в период тотальной войны, Гитлер распорядился отло-
жить разработку перспективных планов на послевоенный
период.
Иногда в западногерманской литературе можно
встретить мнение, будто «Генеральный план «Восток»»
был только фантазией, нелепостью или утопией. Между
тем можно доказать, что разработка плана сопровожда-
лась гитлеровскими мероприятиями, облегчавшими и да-
же начинавшими его реализацию. Период военных успе-
хов на Востоке был слишком краток, чтобы можно было
достичь больших результатов. Осуществление плана об-
легчалось уничтожением еврейского населения и совет-
277

ских пленных, которое относится главным образом к
1941 и 1942 годам, и массовым и систематическим
истреблением населения городов путем организованно-
го голода. Баланс общих потерь весьма красноречив; он
составляет на польских землях около 6 миллионов и на
советских территориях — 20 миллионов человек, в том
числе 7 миллионов жертв среди гражданского населе-
ния. С территории, предназначенной для колонизации,
на принудительные работы в рейх было вывезено не ме-
нее 1,5 миллиона поляков — пленных и гражданского
населения, а также около 2 миллионов украинцев.
Элементом реализации плана было создание первых
округов немецкой колонизации1. В январе 1942 года бы-
ла начата разработка плана колонизации Замойского
округа. Непосредственное создание там территорий для
колонизации началось в ноябре 1942 года и коснулось
более чем 100 тысяч поляков. Планы выселения охваты-
вали Люблин, Красноставский уезд и часть Галиций-
ского дистрикта; одну пятую выселенных предполагалось
направить в концентрационные лагеря, где им угрожало
физическое уничтожение. Таким образом, это было не
только выселение, но и частичное уничтожение. Чудо-
вищное истребление еврейского населения давало осно-
вание полагать, что усилившийся с 1942 года террор
предвещал применение подобной политики и в отноше-
нии поляков.
Одновременно гитлеровцы приступили к подготовке
следующих округов колонизации в житомирско-винниц-
ком районе и в юго-западной части Литвы. Колониза-
ционные штабы действовали не только в Польше, но и в
Риге, Каунасе, Праге. Были начаты также приготовле-
ния к тому, чтобы сразу после войны заселить немцами
Крым. На Восток посылались типовые проекты поселков
для предполагаемых немецких колонистов, в немецких
университетах учреждались кафедры и институты «ис-
следования Востока». Спешно разрабатывался проект
трансевропейской железной дороги — от Вестфалии до
Донецкого бассейна, которая должна была облегчить
Западу доступ к сырьевым богатствам Востока.
Тем не менее условия войны, когда большинство кан-
дидатов в колонисты находилось в вермахте, а военная
1 См.: С z. Madajczyk, op. cit., str. 107.
278

экономика Германии не в состоянии была терпеть даль-
нейшие массовые депортации населения с оккупирован-
ных территорий, не позволяли осуществить быструю ра-
совую перестройку Восточной Европы.
6. Оценка военной политики «Дранга нах Остен»
В ходе второй мировой войны выяснилось, что гит-
леризм значительно отошел от планов и намерений не-
мецких правых консерваторов. Он стремился к «новому
порядку», к завоеванию Европы, а в перспективе — и
других континентов. Аппарат Геббельса пропагандиро-
вал создание европейско-африканской сферы влияния
под эгидой Третьего рейха. Уже не «Срединная Европа»,
как в период первой мировой войны, а захват значитель-
ной части мира становился целью германского империа-
лизма. Вместе с тем военные цели на Востоке, сформу-
лированные национал-социализмом в 20-х годах, не под-
верглись существенным изменениям во время второй ми-
ровой войны.
Гитлер пытался превратить Восточную Европу в ко-
лонию, где славяне были бы низведены до положения
илотов, находящихся в распоряжении аристократии —
немецких колонистов. Даже накануне своей смерти он
предписывал вермахту: «Нашей задачей является и
останется впредь завоевание на Востоке пространства
для немецкой нации»1.
Этой программе «преобразования» Европы сопутст-
вовала пропагандистская шумиха, что именно Третий
рейх начал битву за Европу, против «восточного варвар-
ства», принял на себя «великую миссию спасения Евро-
пы от коммунистической опасности». На «Европейском
конгрессе», представлявшем собой совещание членов «Ан-
тикоминтерновского пакта» и состоявшемся в конце ок-
тября 1941 года, делалась попытка отождествить «новый
европейский порядок» с «крестовым походом» на Во-
сток2. Независимо от этой пропаганды можно признать,
что традиционные цели восточной экспансии были свя-
1 См. Н. R. Тrеvor- Roper, op. cit., S. 107.
2 По радио передавали тогда «Песнь Европы»; почта выпу-
стила марку с надписью «Объединенный европейский фронт против
большевизма».
279

заны с идеологической целью фашизма — уничтожением
коммунистического государства 1.
Если сформулированные однажды военные цели
Третьего рейха на Востоке не претерпели существенных
изменений во время войны, то последняя повлияла на
форму их реализации. Официально не объявлялись
окончательные аннексионистские планы в отношении
завоеванных на Востоке территорий. Но оккупационная
политика, одновременно проводившаяся Третьим рей-
хом, недвусмысленно раскрывала эти цели, которые
проступали не только в проектах послевоенных перемен
или в эволюции навязанных административных форм,
но и в таких чертах оккупационной политики, как
масштабы колонизации и выселений, размеры коло-
ниальной эксплуатации и ликвидации просвещения и,
наконец, угроза существованию народов, живших на
оккупированных территориях.
Основные принципы восточной политики не были в
период временной оккупации польских и советских тер-
риторий заменены единым планом, который детально
определял бы их будущее, хотя в 1941—1942 годах
Гитлер в своих монологах, произносившихся им в
ставке, все более детализировал свое представление
о чудовищной варварской империи на Востоке. Конкре-
тизация указанных принципов происходила во время
войны под влиянием накопленного опыта в области
политики геноцида вплоть до того времени, когда ее
оборвали поражения на Волге, под Курском и т. д.
Эту политику определяли классовые интересы, связь
частных монополий с государственными органами и
военные потребности. Отмечались и расхождения так-
тического характера. К сожалению, состояние исследо-
вания истории Третьего рейха не позволяет определить,
скрывались ли за тактическими расхождениями среди
нацистских главарей диссонансы в едином хоре финан-
совых групп, монополий и юнкеров.
Как во время первой мировой войны, когда летом
1918 года немцы на короткое время захватили терри-
торию от Финского залива до устья Дона, так и во
время второй мировой войны, когда гитлеровцы оказа-
1 Иной точки зрения придерживается А. Даллин в цитировав-
шейся книге.
280

лись в 1941 году под Москвой, а в 1942 году у берегов
Волги, казалось, что германский империализм близок
к осуществлению своих военных целей на Востоке. Во
время первой мировой войны эту опасность ликвиди-
ровали такие факторы, как поражение кайзеровской
Германии на Западе и молодая Советская власть в
России. Во время второй мировой войны армии стран,
которые должны были исчезнуть с карты Восточной
Европы, уступив место колониальной империи, не
только устояли, но и одержали историческую победу.
Советская Армия, рядом с которой действовали поль-
ские войска, первой достигла столицы Третьего рейха,
предопределив этим его окончательную гибель.

Болеслав Вевюра
Современная восточная политика
Федеративной Республики Германии
1. Характеристика и генезис восточной политики ФРГ
Восточной политикой Федеративной Республики Гер-
мании мы называем ту область западногерманской
внешней политики, которая определяет цели ФРГ в ее
отношениях с государствами Восточной Европы. В сов-
ременной международной ситуации это распростра-
няется в первую очередь на социалистические государ-
ства и прежде всего на Советский Союз.
Хотя понятие «восточная политика» определяет лишь
общее географическо-политическое направление, суще-
ствует ряд конкретных факторов (экономических, поли-
тико-идеологических, исторических, демографических и
стратегических), обусловливающих сосредоточение осо-
бых политических интересов ФРГ именно в районе
Центральной и Восточной Европы. Восточная и Цент-
ральная Европа является той территорией, которой
традиционно интересовалась Германия в прошлом. Эта
территория привлекала главные интересы германского
империализма, искавшего здесь районы для своей эко-
номической экспансии, сырье и дешевую рабочую силу.
Эта территория была объектом колонизации, которая
создавала условия для политического и экономического
проникновения. А оно в свою очередь находило со-
ответствующую идеологическую надстройку в теориях
о «культурной миссии немцев», об их расовом превос-
ходстве, о необходимости завоевания «жизненного про-
странства» на Востоке1.
1 См. в этой книге статью: 3. Новак, Экономические основы
империалистической экспансии Германии в Восточной Европе.
282

Указанные исторические традиции германских
экспансионистских интересов в Восточной и Юго-Во-
сточной Европе известны под названием политики
«Дранга нах Остен». В новейший период она нашла свое
выражение в известной в годы первой мировой войны
концепции «Срединной Европы»1 и в гитлеровских пла-
нах «жизненного пространства».
Планы эти потерпели неудачу в результате пораже-
ния Германии в первой мировой войне, но они с новой
силой возродились в гитлеровский период. Тотальное
поражение Германии в 1945 году завершилось безого-
ворочной капитуляцией и принятием государствами-по-
бедителями ряда решительных шагов в целях полной
ликвидации предпосылок агрессивной германской поли-
тики на Востоке. В частности, была передвинута
постоянная граница Германии на линию Одры и Нысы
Лужицкой, а также осуществлено выселение немецкого
населения из государств Восточной и Центральной Евро-
пы, что ликвидировало проблему немецкого меньшин-
ства, являвшуюся одним из основных предлогов для
агрессивной германской политики в прошлом.
Период оккупации Германии и возникновение двух
различных по своему строю германских государств —
ФРГ и ГДР — резко изменили соотношение сил в
Центральной Европе и создали серьезные препятствия
на пути возрождения старых форм традиционной гер-
манской восточной политики, являющейся синонимом
империалистического «Дранга нах Остен».
В то же время развязанная правящими кругами за-
падных держав холодная война против стран социали-
стического лагеря позволила германским империалисти-
ческим силам, сосредоточенным в ФРГ, вновь обрести
надежду на возрождение их старых, столько раз тepпeв-
ших поражение захватнических планов в Восточной
Европе.
Разумеется, эти планы требуют модификации, при-
способления к новым сложным условиям. Основой совре-
менной политики ФРГ является рассмотрение нынешне-
го объекта ее восточной политики — Восточной и Цент-
ральной Европы — как единого блока с координирован-
1 См. J. Pajewski, «Mitteleuropa», Studia z dziejöw impe-
rializmu niemieckiego w dobie pierwszej wojny swiatowej, Poznan 1959.
283

ной внешней политикой. Учитывая это, ФРГ наибольшее
значение придает своим отношениям с Советским Сою-
зом, который, как великая держава, занимает ключевую
позицию среди стран Центральной и Восточной Европы.
Далее в восточной политике ФРГ уделяется внима-
ние отношениям с Польшей и Чехословакией, а затем уже
с другими государствами Центральной, Восточной
и Юго-Восточной Европы, среди которых особое место
занимает Югославия как неприсоединившееся государ-
ство 1.
Современная официальная восточная политика ФРГ
выдвигает следующие цели: 1) защита «свободы» и
«безопасности» ФРГ и Западного Берлина от «коммуни-
стической агрессии и других форм распространения ком-
мунистического господства (подрывные действия, про-
никновение и т. д.)»; 2) противодействие расколу Гер-
мании; 3) установление дружественных отношений с
восточными соседями Германии и урегулирование с ними
опорных вопросов путем переговоров и компромисса;
4) сосуществование с Советским Союзом2.
Определенная выше иерархия целей западногерман-
ской восточной политики адресована американскому об-
щественному мнению3. Как обоснование первого пункта
приводится «роль Западной Германии в западной оборо-
нительной системе: ремилитаризация, участие в НАТО
и Западноевропейском союзе, отказ в нынешних усло-
виях от любых тенденций к «неприсоединению», отказ
от плана Рапацкого в различных его формулировках»4.
Этот комментарий совершенно ясно указывает на ис-
ходный пункт современной восточной политики ФРГ,
каковым является подчеркивание ее роли как важного
элемента западного военного блока. Правительство ФРГ
рассматривает эту позицию как наиболее благоприят-
ную— в существующих условиях — для развития своей
восточной политики.
1 См. W. G r e w e, Deutsche Aussenpolitik der Nachkriegszeit,
Stuttgart 1960, S. 411-412.
2 Ibid., S. 414—415.
3 В. Греве, являясь послам ФРГ в Вашингтоне, сформулировал
изложенные цели западногерманской восточной политики в лекции,
прочитанной 2 сентября 1959 г. в Совете международных отноше-
ний в Нью-Йорке.
4 W. Grewe, op. cit, S. 415.
284

2. Германская Демократическая Республика
и восточная политика ФРГ
Особое место в современной восточной политике ФРГ
занимает Германская Демократическая Республика.
В принципе она не входит в круг западногерманской во-
сточной политики в буквальном смысле слова, поскольку
правительство ФРГ рассматривает ГДР как часть Гер-
мании, овладение которой является принципиальной и
ближайшей задачей. Восточная политика касается отно-
шений с восточными соседями Германии как целого, а
не с восточным германским государством, юридическое
существование которого ФРГ ставит под вопрос.
Поэтому западногерманское правительство рассмат-
ривает свое отношение к ГДР прежде всего в плоско-
сти проблематики воссоединения Германии. Однако было
бы ошибкой утверждать, что Германская Демократиче-
ская Республика вообще не учитывается в восточной
политике ФРГ. Наоборот, факт существования восточ-
ного социалистического германского государства в зна-
чительной мере влияет на формирование этой политики
и в немалой степени ее осложняет.
Роль ГДР в концепциях восточной политики ФРГ
можно определить в двух аспектах:
1) как члена монолитного военно-политического
блока социалистических государств,
2) как второго — восточного — германского государ-
ства, существование которого представляет серьезное
препятствие на пути реализации любой программы во-
сточной политики, поскольку ГДР образует географиче-
ско-политическую преграду между ФРГ и государства-
ми Восточной Европы.
В силу этого все концепции восточной политики ФРГ
основаны на принципе исключительного права Федера-
тивной республики представлять Германию как целое,
а также на предпосылке о временном характере сущест-
вования ГДР и непрочности ее государственного строя.
Но существование ГДР является фактом, с которым
восточная политика Федеративной республики не может
не считаться независимо от того, насколько этот факт
приходится ей по вкусу. Выводы, которые делает из это-
го факта западногерманское правительство для своей
285

современной восточной политики, выражаются в двух
элементах:
1) в доктрине Хальштейна, которая, будучи попыткой
политической изоляции ГДР, одновременно оказывает,
несомненно, парализующее влияние на нормализацию
отношений между ФРГ и государствами Центральной и
Восточной Европы, и
2) в подчеркивании роли СССР как державы, от ко-
торой прежде всего зависит реализация концепции вос-
соединения Германии в соответствии с западной про-
граммой, то есть путем поглощения ГДР Федеративной
республикой.
Доктрина Хальштейна основывается на принципе
исключительного права ФРГ представлять Германию как
целое. Она утверждает, что государство, которое поддер-
живает дипломатические отношения с ФРГ, установле-
нием таких же отношений с ГДР совершит враждебный
акт в отношение ФРГ — единственного законного пред-
ставителя Германии, что повлечет за собой ответные дей-
ствия со стороны правительства ФРГ. В программе
вновь сформированного в 1961 году западногерманского
правительства, изложенной 29 ноября 1961 года вице-
канцлером Эрхардом в бундестаге, указывается также,
что ФРГ будет считать враждебным по отношению к ней
актом также заключение сепаратного мирного договора
с ГДР1. Доктрина Хальштейна многократно выдвига-
лась правительством ФРГ как препятствие к установле-
нию дипломатических отношений с социалистическими
странами. Аргументация всякий раз сводилась к тому,
что, поскольку социалистические страны поддерживают
дипломатические отношения с ГДР, установление Запад-
ной Германией отношений с этими странами побудило
бы другие государства, прежде всего нейтралистские,
установить с ГДР такие же отношения2.
Единственное исключение в применении доктрины
Хальштейна западногерманское правительство сделало
1 См. «Frankfurter Allgemeine Zeitung», 30.XI.1961.
2 Анализу доктрины Хальштейна в свете международного права
посвящены работы: R. Bierzanek, Doktryna Hallsteina a prawo
mifdzynarodowe, «Siprawy Miedzynarodowe», 1962, nr 1—2; B. Wie-
wiöra, Niemiecka Republika Demokratyczna jako podmiot prawa
mifdzynarodowego, Poznan 1961, str. 86 і n. См. также H. Kro-
ger, Das demokratische Völkerrecht und die Bonner Hallstein-Dok-
trin», «Staat und Recht» 1961, Nr 6—7.
286

для Советского Союза как оккупационной державы, на
которой лежит ответственность за судьбу Германии.
Установление дипломатических отношений с Советским
Союзом должно было, по мнению правительства ФРГ,
облегчить решение проблемы воссоединения Германии в
соответствии с его концепциями.
Исключение, которое боннское правительство сдела-
ло в отношении СССР, означало попытку подчеркнуть
ответственность, которую ФРГ приписывает Советскому
Союзу в области решения германского вопроса и в реа-
лизации своей восточной политики.
3. Возрождение империалистической восточной политики
в Западной Германии
В своей восточной политике Федеративная Республи-
ка Германии не могла не учитывать положения, в кото-
ром оказалась Германия после второй мировой войны.
Тотальное поражение Третьего рейха, безоговорочная
капитуляция Германии и ее четырехсторонняя оккупа-
ция, а также начатая в соответствии с Потсдамской
программой перестройка Германии в демократическое и
мирное государство — все это, несомненно, создавало
препятствия возрождению традиционной захватнической
восточной политики.
Но националистические идеи выжили в Германии,
несмотря на крах гитлеровского Третьего рейха. Это не
могло быть и действительно не было неожиданностью
для держав-победительниц, доказательством чего яв-
ляется Потсдамское соглашение, провозгласившее целью
и принципом оккупации полную демократизацию и дена-
цификацию Германии1. В разделе III соглашения среди
политических принципов отношения к Германии в на-
чальный период контроля предписано, в частности, унич-
тожение всех организаций, имеющих целью поддержание
в Германии военной традиции, «дабы навсегда предуп-
редить возрождение или реорганизацию германского ми-
литаризма и нацизма»2. Пункт 3/II, формулировавший
1 См. обстоятельную работу А. Клафковского (A. Klafkow-
skі, Umowa poczdamska z dnia 2.VIII.1945 г. Podstawy prawne
Hkwidacji skutkow wojny polsko-niemieckiej z lat 1939—1945, War-
szawa 1960).
2 «Внешняя политика Советского Союза в период Отечествен-
ной войны», М., 1947, т: III, стр. 341.
287

цели оккупации, гласил, что надлежит «убедить немец-
кий народ, что он понес тотальное военное поражение и
что он не может избежать ответственности за то, что он
навлек на себя». Пункт 3/III провозглашал уничтожение
национал-социалистской партии и связанных с ней или
руководимых ею организаций, роспуск всех национал-
социалистских учреждений, обязательство, что они не
возродятся ни под каким видом, и запрет всякой гитле-
ровской и милитаристской деятельности и пропаганды.
Наконец, пункт 3/IV предусматривал восстановление
политической жизни в Германии на демократической ос-
нове и мирное сотрудничество Германии в международ-
ной жизни.
В соответствии с этими принципами и целями Союз-
ный Контрольный Совет в Германии запретил в своей
инструкции № 40 распространение националистических и
военных идей ( 2а), вызывающих враждебное отноше-
ние к оккупирующей державе ( 2 б) или критикующих
решение союзников ( 2 г) 1.
Но Потсдамское соглашение и изданная на его основе
инструкция № 40 Союзного Контрольного Совета не бы-
ли полностью выполнены в Германии.
Задача »борьбы с национализмом по-разному выпол-
нялась на территории советской зоны и на территории
западных оккупационных зон. Радикально проведенная в
советской зоне денацификация и демократизация была
продолжена правительством конституировавшейся в
1949 году Германской Демократической Республики.
В меморандуме от 30 января 1954 года, представленном
Конференции министров иностранных дел СССР, США,
Великобритании и Франции, правительство ГДР изложи-
ло результаты выполнения Потсдамского соглашения на
управляемой им территории. Меморандум перечисляет, в
частности, меры, предпринятые для борьбы с пережит-
ками националистической идеологии 2.
Совершенно по-иному обстояло дело с реализацией
потсдамской программы борьбы с этой идеологией в За-
падной Германии. После краткого периода ошеломления
1 См. ноту польской военной миссии британским оккупацион-
ным властям от 30 августа 1948 г. («Zbior Dokumentöw 1948, nr 10,
str. 729).
2 «Dokumente zur Aussenpolitik der Regierung der DDR», Bd. I,
S. 120—121.
288

и паралича, вызванного тотальным поражением Герма-
нии, на территории западных оккупационных зон уже в
первой половине 1946 года стали учащаться выступле-
ния, пропитанные духом национализма и реванша.
Острие этих выступлений было направлено прежде все-
го против Польши, поскольку потеря территорий на во-
сток от Одры и Нысы Лужицкой была, несомненно, чув-
ствительным ударом для германского национализма.
Чувствительность этого удара не зависела от объема
потерь; представляется правильным утверждение англий-
ских ученых, что, каков бы ни был размер немецких по-
терь на Востоке, потери эти все равно вызвали бы «горь-
кие претензии».
«Традиции тевтонских рыцарей придавали Восточной
Пруссии такое национальное значение в Германии, что
потеря даже только этой территории вызвала бы горь-
кие претензии» 1.
Первые антипольские выступления были направлены
прежде всего против переселения, поскольку было ясно,
что устранение немецкого населения, а точнее той его
части, которая не успела или не захотела эвакуироваться
в начале 1945 года при приближении Советской Армии,
создавало необратимую ситуацию, ликвидировало мате-
риально все шансы на отрыв от Польши ее новых при-
обретений. Небезыинтересно, что в этот период на перед-
ний план выступили церковные круги, которые, прикры-
ваясь вывеской гуманности, первыми подняли крикливый
протест. Так, например, 22 февраля 1946 года архиепи-
скоп Оренбургский Конрад Гребер издал пастырское
послание о выселении немцев из Польши и Чехослова-
кии, полное фразеологии, заимствованной из гитлеров-
ских пассажей о цивилизаторской миссии немцев, о бла-
годеяниях немецкой колонизации на Востоке. Послание
заканчивалось явными угрозами2.
Единичные в первой половине 1946 года, реваншист-
ские выпады значительно умножились после вы-
1 М. Balfour and J. М а і r, Four Power Control in Ger-
many and Austria 1945—1946, Survey of International Affairs 1939—
1946, London — New York — Toronto 1966, p. 79.
2 Содержание послания изложено в направленной французским
оккупационным властям ноте польской военной миссии Союзному
Контрольному Совету в Германии от 2 мая 1946 г. См. «Zbiör Do-
kumentöw 1948», nr 10, str. 672—675.
289

ступлений некоторых западных политиков, в особенно-
сти Уинстона Черчилля 18 августа 1945 года в палате
общин1 и в марте 1946 года в Фултоне2. В упомянутых
речах Черчилль перед лицом обозначившихся поли-
тических противоречий между Советским Союзом и за-
падными державами не остановился перед нападками
на решения, в разработке которых сам принимал уча-
стие 3. Для пробуждающихся реваншистских настрое-
ний в Германии эти речи стали существенным стимулом.
Но главным сигналом к открытым реваншистским
выступлениям, направленным особенно против Польши
и СССР, стала известная речь американского государст-
венного секретаря Бирнса в Штутгарте 6 сентября
1946 года, в которой руководитель внешнеполитического
ведомства США заявил, что Потсдамский договор не
определил окончательно польско-германскую границу.
Это заявление было сделано в связи с началом поворота
в американской политике, руководители которой после
провозглашения в 1947 году так называемой доктрины
Трумэна приступили к формированию антисоветского
блока 4.
О резонансе, вызванном в Западной Германии речью
Бирнса, можно судить хотя бы по выступлению социал-
демократа Пауля Лёбе, который в опубликованной уже
8 сентября 1946 года в «Дер телеграф» статье «Первый
луч солнца» писал:
«Прямые, дальновидные и гуманные слова, которые
нашел американский министр иностранных дел в Штут-
гарте 6 сентября, принесли немецкому народу первое об-
легчение... Особенно облегченно вздохнут миллионы нем-
цев с восточных территорий, которым грозила не толь-
1 См. «Zbior Dokumentöw 1945», nr 4, str. 198.
2 См. «Zbior Dokumentöw 1946», nr 10—11, str. 305.
3 См. «Переписка председателя Совета Министра СССР с пре-
зидентами США и премьер-министрами Великобритании во время
Великой Отечественной войны 1941—1945 гг, М., 1957, т. I. См. так-
же J. Krasuski і В. Wiewiöra, Sprawa granicy polsko-nie-
mieckiej w korespondencji miedzy szefami rzgdow ZSRR, Wielkiej
Brytanii і Stanöw Zjednoczonych, «Przeglgd Zachodni», 1958, nr 1.
См. также В. Wiewiöra, Gramca polsko-niemiecka w swietle
prawa miedzynarodowego, Poznan 1957, rozdz. II.
4 Подробнее об этом см. В. Wiewiöra, Granica na Odrze і
Nysie Luzyckiej w polityce Zachodu, Poznan 1958, str. 39—48.
290

ко потеря того, чем они владели, но и утрата навсегда
их родины... Теперь, когда на весь мир прозвучали эти
мужественные слова, мы тоже можем поднять голос в
защиту притесненных» 1.
Выступление Лёбе было хотя и характерным, но от-
нюдь не единственным проявлением возрождавшегося в
Западной Германии реваншизма, который после речи
Бирнса открыто поднял голову. В нотах польской воен-
ной миссии союзным оккупационным властям в 1946—
1948 годах перечислены факты, иллюстрирующие рост
деятельности реваншистов на территории западных ок-
купационных зон2. Показательно, что если до сентября
1946 года, то есть до речи Бирнса, реваншистские вы-
ступления были, пожалуй, спорадичны, то с сентября
1946 года налицо их и количественный и, так сказать, ка-
чественный рост. Появились заявления о «немецких тер-
риториях между Одером и Вислой», о необходимости ор-
ганизации «черного рейхсвера», который решит восточ-
ный вопрос с помощью силы, о берегах Вислы как
«обетованной для немцев земле» и т. п. Следует особо
подчеркнуть оживленную реваншистскую деятельность
тогдашнего руководителя социал-демократии Курта Шу-
махера, который многократно выступал против границы
по Одре и Нысе Лужицкой, оперируя прежде всего эко-
номическим аргументом, будто немцы не смогут жить
без сельскохозяйственной продукции потерянных восточ-
ных территорий 3.
Открытую реваншистскую деятельность проводят пе-
реселенческие организации. В зародышевой форме они
появились на территории Западной Германии еще в
1945 году4. Первоначально это были группы переселен-
цев, объединенные по принципу землячества. С того мо-
мента, как они начали проявлять стремление к полити-
ческой деятельности, Союзный Контрольный Совет за-
1 «Der Telegraf», 8.IX.1946.
2 См. «Zbior Dokumentöw 1948», nr 10.
3 См. его заявление от 25 сентября 1946 г. на конференции
СДПГ в Кёльне (опубликовано в «Westfälische Rundschau»,
16.II.1947), а также выступление на конференции СДПГ в июне
1947 г. в Нюрнберге.
4 В Баварии первые организации переселенцев появились уже
в августе 1945 г. См. К. Schnöring, Zehn Jahre Charta der
Heimatvertriebenen, «Deutsch-polnische Hefte», Nr. 9, 1960, S. 460.
291

претил их, но уже в феврале 1946 года они возобновили
свою деятельность, воздерживаясь временно от явной
политической активности1. В марте 1947 года американ-
ские военные власти запретили политическую деятель-
ность переселенцев, разрешая лишь участие их в соци-
альных и культурных мероприятиях. Английские воен-
ные власти до апреля 1947 года вообще не разрешали
создавать организации переселенцев, руководствуясь
следующим принципом:
«Военное управление считает, что переселенцем яв-
ляется только то лицо, которое находится на пути к ме-
сту поселения. После этого оно становится обычным
представителем оседлого населения»2.
Несмотря на эти первоначальные трудности, пересе-
ленческие организации не ограничивались разрешенной
им деятельностью. Доказательства их нелегальной ожив-
ленной активности приводятся, например, в ноте поль-
ской военной миссии Союзному Контрольному Совету от
23 октября 1947 года3. Оккупационные власти западных
держав по мере углубления политических противоречий
между Востоком и Западом стали все либеральнее смот-
реть на реваншистские выступления, направленные преж-
де всего против границы по Одре и Нысе Лужицкой.
Еще до создания Федеративной Республики Германии
четко определилось отрицательное отношение будущего
западногерманского правительства к границе по Одре и
Нысе Лужицкой. Уже весной 1948 года Герман Пюндер,
председатель так называемого Административного сове-
га Бизонии, являвшегося зародышем будущего западно-
германского правительства, в резкой форме нападал на
эту границу4. А тогдашний председатель Парламентско-
го совета, предшественника бундестага, Конрад Аде-
науэр на собрании организации переселенцев в Кёнигс-
винтере 1 апреля 1949 года заявил, что немцы никогда
1 По данным К. Шнёринга (op. cit.), это были: Рабочее содру-
жество немецких беженцев (Гамбург), Объединение выселенных
немцев (Баден-Вюртемберг), Рабочее содружество изгнанных с
Востока (Гессен) и Главный комитет по делам беженцев с Востока
(Бавария и Вестфалия).
2 «Die Tat», 15.VIII.1959
3 См. «Zfoior Dokumentow 1948», nr 10, str. 703—708.
4 См. А. К a m і n s k і, Rodowöd polityki zagranicznej Bonn,
«Przeglad Zachodni», 1956, nr 5/6, str. 291.
292

не смогут забыть своей главной цели — объединения Гер-
мании и никогда не отдадут «немецкого Востока», пото-
му что возвращение восточных территорий является
единственной возможностью решения проблемы «бежен-
цев» 1. 19 мая 1949 года Аденауэр в речи, произнесенной
в Гейдельбергском университете, сказал: «Линию Одер—
Нейссе никогда не может признать ни один немец. Нуж-
но верить, что в один прекрасный день право вновь бу-
дет правом и этот край возвратится к нам»2.
Проявлением реваншистских настроений в еще толь-
ко возникавшей Федеративной Республике Германии
были заявления представителей разных политических
партий перед выборами в первый западногерманский
бундестаг. Вот некоторые из них3.
Готлиб Зимштедт (СДПГ) заявил: «Поскольку управ-
ляемые сейчас Польшей территории по Одеру —Нейссе
более тысячи лет являлись бесспорной областью немец-
кой колонизации, а проведенные под международным
контролем плебисциты в Верхней Силезии и Восточной
Пруссии (1921 год) установили их бесспорные нацио-
нальные границы, СДПГ будет бороться, используя все
средства мирной политики и постоянно взывая к рас-
судку всего мира, за каждый квадратный километр
земли на восток от Одера и Нейссе».
Эдмунд Тиль (Центр) сформулировал первую цель
внешней политики своей партии предельно лаконично:
«Возврат к старым границам рейха».
Эберхард фон Шёнфельд (Немецкая партия) в ка-
честве политического лозунга своей партии выдвигал, в
частности, гарантию уважения «права на все немецкие
жизненные территории».
Роберт Даннеман (СвДП) заявил: «После создания
западного государства как предварительного условия
создания единой Германской империи при включении в
1 См. «Hamburger Allgemeine», 4.IV1949. «Беженцы» — повсе-
местно применявшееся в Западной Германии в 1949 г. название
переселенцев. Позднее реваншисты стали пользоваться названием
«изгнанники», стремясь подчеркнуть этим несправедливость, кото-
рая якобы постигла переселенцев. Это название употребляется сей-
час официально; существует особое федеральное министерство по
делам изгнанников (Bundesministerium für Vertriebene).
2 См. «Polen, Deutschland und die Oder-Neisse Grenze» (red.
R. Goguel), Berlin 1959, S. 651.
3 См. «Nordwest-Zeitung», 11—13.VIII.1949.
293

нее восточных территорий вместе с территорией на во-
сток от линии Одер — Нейссе у федерального парламен-
та будет много работы».
Герхард Филла (независимый) считал, что «главная
задача будущего бундестага — стараться, чтобы все го-
сударства и весь мир узнали и осознали невозможность
нашего отказа от восточных германских территорий.
Окончательное оздоровление Германии, а вместе с тем и
Европы произойдет лишь тогда, когда будет решен во-
сточный вопрос путем возвращения нам старых герман-
ских территорий».
4. Восточная политика ФРГ и цели западной
антикоммунистической коалиции
Объединение империалистических сил в Западной
Германии было следствием создания с 1947 года запад-
ными державами, в особенности Соединенными Штата-
ми, широкой антикоммунистической коалиции, в которой
важная роль отводилась вызванному ими к жизни запад-
ногерманскому государству. Правые и националистиче-
ские силы в Западной Германии должны были в этих
условиях сыграть роль катализатора антисоветских тен-
денций и на том этапе выполняли вспомогательную
функцию в соответствии с планами западных держав.
Однако уже в период, предшествовавший возникно-
вению Федеративной республики, и уж совсем опреде-
ленно с момента ее провозглашения обнаружилось, что
эти силы отнюдь не намерены ограничиться ролью ору-
дия политики великих западных держав. Их собственной
целью, независимой от западных планов, была разра-
ботка программы возобновления захватнической восточ-
ной политики 1. С самого начала этого процесса возрож-
1 В речи, произнесенной 9 июля 1951 г. в Эссене, канцлер Аде-
науэр заявил, что укрепление мощи Запада заслуживает всемерной
поддержки, поскольку это единственный путь возвращения «гер-
манского Востока». Аденауэр при этом отметил, что это относится
не только к «советской зоне Германии», но также и к «потерянным
восточным провинциям». Он подчеркнул также, что ФРГ будет
сотрудничать с Западом только на основе полного равенства
(см. J. Warburg, Germany Key to Peace, Cambridge Mass. 1953,
p. 167). Для сравнения стоит также привести относящуюся к
1950 г. концепцию лидера СДПГ Шумахера. В качестве условий
присоединения Западной Германии к коалиции западных государств
294

дения восточной политики было ясно, что западногер-
манские планы должны быть тесно увязаны с планами
антисоветской политики западных держав. Все откло-
нения от этой программы, а тем более противоречия с
политикой западных держав могли иметь следствием
крушение уже первых надежд на осуществление собст-
венной восточной политики. ФРГ предстояло сначала
завоевать доверие своих покровителей, чтобы получить
возможность в будущем — уже в качестве самостоятель-
ного союзника—принимать участие в выработке поли-
тики Запада, а в еще более дальней перспективе —на-
вязывать западной коалиции свои собственные концепции
политики по отношению к государствам Центральной
и Восточной Европы. Западногерманские политиче-
ские круги считали, что реальная возможность активи-
зации восточной политики наступит лишь после полити-
ческого и экономического укрепления Федеративной
Республики Германии и что лишь после получения Фе-
деративной республикой самостоятельности можно риск-
нуть выступить с собственной внешней политикой, от-
клоняющейся от концепций западных держав.
В политических концепциях западных держав основ-
ная роль Федеративной Республики Германии сводилась
к функции главного западноевропейского оплота НАТО.
Эта роль ФРГ в НАТО особенно возросла в связи с
ослаблением позиции Франции, которая, втянувшись сна-
чала в войну в Индокитае, а затем в алжирский кон-
фликт, была не в состоянии выполнять функции главной
европейской державы в стратегических планах Северо-
атлантического блока. Фактором, увеличивавшим значе-
ние ФРГ как союзника, были к тому же сильные эконо-
мические позиции Западной Германии 1.
Растущее значение ФРГ в составе НАТО побудило
западногерманское правительство более открыто сфор-
мулировать свои собственные политические планы, в чем
Шумахер назвал, в частности, создание собственной немецкой на-
циональной армии под немецким командованием и «защиту всей
Германии, а не только той ее части, которая находится под контро-
лем западных держав» (ibid., р. 141). Варбург комментирует план Шу-
махера следующим образом: «Иными словами: если хотите, чтобы
Германия помогла вам бороться с Россией, то будете бороться с
Россией за возвращение потерянного германского Востока».
1 См. Z. Nowak, Zarys czynnikow rozwoju gospodarczego
Niemiec zachodnich, Poznan 1960.
295

немалую роль сыграл канцлер Аденауэр, который ис-
пользовал свое личное влияние в американских прави-
тельственных кругах 1. Правительство ФРГ надеялось,
что ему удастся добиться от американского союзника
одобрения своей восточной политики.
Планы в рамках этой политики формулировались по-
степенно и осторожно. Исходным тезисом был принцип,
что все концепции германской восточной политики дол-
жны в максимально возможной мере согласовываться с
общими планами западных держав, особенно Соединен-
ных Штатов Америки, Ведь только при наличии такой
согласованности существовала возможность добиться
одобрения американским правительством западногер-
манских планов восточной политики. Правительство
ФРГ должно было также считаться с тем, что мировое
общественное мнение, наученное опытом истории, весь-
ма чувствительно ко всем проявлениям возрождения
германского экспансионизма. Наконец, правительство
ФРГ отдавало себе отчет в том, что западные державы
не заинтересованы в поддержке его планов в Восточной
Европе, поскольку реализация этих планов обеспечила
бы Западной Германии гегемонию в Европе, что отнюдь
не соответствовало интересам союзников ФРГ.
Перед лицом стольких трудностей ФРГ могла ожи-
дать поддержки своих экспансионистских планов на Во-
стоке лишь в той мере, в какой они укладывались в
рамки политической концепции, способной нейтрализо-
вать эти многочисленные препятствия. Такой концеп-
цией представлялась увязка западногерманской восточ-
ной политики с двумя считавшимися неразрывно
связанными принципами — европейской интеграции и
антикоммунизма. Идя по этому пути, ФРГ надеялась рас-
сеять недоверие общественного мнения капиталистиче-
ских стран, которым европейская интеграция представ-
лялась наилучшим средством как против коммунизма,
так и против национализма и которые находились под
1 Варбург (op. cit., p. 120) характеризует его как «избран-
ного самим американским правительством кандидата» на пост
канцлера западногерманского государства. Канцлер Аденауэр осо-
бенно тесно сотрудничал с умершим в 1959 г. государственным
секретарем США Джоном Фостером Даллесом, который оказывал
решающее влияние на американскую внешнюю политику и считался
фанатичным антикоммунистом.
296

влиянием многолетней усиленной антикоммунистической
пропаганды, не дававшей возможности трезво оценить
ситуацию 1.
Проявившийся уже в первые послевоенные годы на
территории западных оккупационных зон Германии и
усилившийся после возникновения ФРГ территориаль-
ный реваншизм, направленный против государств Цент-
ральной и Восточной Европы, особенно против Польши,
СССР и Чехословакии, вне всякого сомнения, представ-
лял собой важный элемент западногерманской восточной
политики,
В расчеты западных держав, создававших после вой-
ны антисоветскую коалицию, несомненно, входило попу-
стительство реваншистским настроениям, облегчавшим и
ускорявшим формирование антисоветских настроений.
Остается открытым вопрос, в какой мере западные дер-
жавы намеревались поддерживать эти реваншистские
настроения. Разумеется, они не затем создавали анти-
коммунистический союз, чтобы он служил германским
претензиям на Востоке. В этих условиях проблема за-
падногерманского реваншизма вырисовывалась в виде
дилеммы: или реваншизм сыграет роль политического
фактора, превращающего ФРГ в орудие антисовет-
ской коалиции (как этого хотели бы западные державы),
или же эта коалиция станет мощным инструментом по-
литического нажима в интересах реализации германских
реваншистских претензий (как этого хотело бы прави-
тельство ФРГ).
На официальную поддержку союзников правительст-
во ФРГ может рассчитывать в отношении своей первой,
как бы вводной, цели восточной политики — поглощения
Германской Демократической Республики2. От реализа-
ции этой концепции западные правительства ожидают
конкретных выгод: усиления собственного политического,
1 См. «Bezpieczenstwo Europy a grozba militaryzmu zachodnio-
niemieckiego», Warszawa 1961 (выступления В. М. Хвостова и
Е. Менклевского на международной научной конференции в Праге
23-27 мая 1961 г.).
2 Это является в принципе целью всех официальных планов за-
падных держав по вопросу объединения Германии. См, например,
план западных держав, представленный на Женевской конферен-
ции министров четырех держав в 1959 г. («Przeglad Zachodni», 1959,
nr 4).
297

экономического и военного потенциала и соответственно-
го политического, экономического и стратегического
ослабления социалистического лагеря, что по замыслам
западных держав означало бы существенное изменение
в мировом соотношении сил и их принципиальный сдвиг
в пользу капиталистического лагеря.
Есть, однако, основания утверждать, что официаль-
ная политика правительств западных держав, поддер-
живающая идею поглощения ГДР Западной Германией,
встречает возражения в некоторых политических кругах
их собственных стран. Все чаще слышатся высказыва-
ния — и не только представителей социалистического
лагеря — в пользу признания существования двух гер-
манских государств и извлечения из этого практических
выводов 1.
С другой стороны, трудно сказать, в какой мере за-
падные державы действительно заинтересованы в объ-
единении Германии на базе западногерманских концеп-
ций. Есть основания полагать, что западные державы
отдают себе отчет в том, что объединенная капиталисти-
ческая Германия была бы не очень удобным союзником,
ибо оказывала бы слишком сильное влияние на весь
комплекс западной политики, и притом в направлении,
не всегда желательном для остальных участников Запад-
ного союза. Западным державам, несомненно, нужна За-
падная Германия для упрочения своей военной и эконо-
мической мощи, но перспектива союза с объединенной
националистической Германией имеет очевидные отрица-
тельные стороны. Поэтому нельзя полностью исключать
гипотезу, что, быть может, западные державы только
потому и поддерживают аденауэровскую концепцию объ-
единения Германии, что она нереальна. Эта поддержка
является достаточной гарантией прикованности Запад-
ной Германии к колеснице Запада, а нереальность упо-
мянутой концепции при существующем соотношении сил
в мире исключает возможные опасности, которые появи-
лись бы при ее реализации, то есть в случае возникно-
1 Особенно сильно эти тенденции выступают в английских лей-
бористской и либеральной партиях См, выступление Г. Гейтскела
в палате общин («Guardian», 18.Х.1961) и решения английской ли-
беральной партии на съезде в Эдинбурге («Süddeutsche Zeitung»,
v. 23—24.IX 1961). См. также выступление маршала Монтгомери
в июне 1961 г. («Sunday Times», 18.VI.1961),
298

вения сильной в экономическом отношении империали-
стической объединенной Германии 1.
Но если вступительный этап планов ФРГ в области
восточной политики получил официальное одобрение за-
падных держав, то аналогичной поддержкой не пользу-
ются более далеко идущие планы. Как известно, прави-
тельство ФРГ официально выдвигает территориальные
претензии в отношении Польши и СССР, подвергая сом-
нению законность потсдамских решений о границе по
Одре и Нысе Лужицкой и требуя восстановления границ
Германии 1937 года. В данном вопросе существует не-
сомненное различие во взглядах западных держав и
ФРГ. Это различие не фиксировано достаточно ясно в
связи с заинтересованностью западных держав в союз-
ных обязательствах ФРГ и выражается в формуле, при-
мененной в заключительном акте Лондонской конферен-
ции от 3 октября 1954 года: окончательное определение
границ Германии должно быть отложено до заключения
мирного договора 2.
Приведенная формула достаточно широка, чтобы вме-
стить различные интерпретации. ФРГ толкует ее расши-
рительно, считая, что в нее само по себе вмещается при-
знание «границ Германии 1937 года». Такая интерпрета-
ция никогда не получала подтверждения западных
1 Эти опасности представляются западным политикам в двух
плоскостях: I) безудержного немецкого национализма, готового
втянуть западную коалицию в войну во имя завоевания гегемонии
на Востоке, и 2) угрозы договоренности с Советским Союзом против
Запада. Эта вторая концепция называется кратко и неточно кон-
цепцией Рапалло (по названию подписанного в Рапалло в 1922 г.
договора между Советской Россией и Германией, по которому
стороны отказались от взаимных претензий, относящихся к периоду
войны, восстановили дипломатические и консульские отношения и
установили торговые связи, а в дальнейшем развили отношения,
основанные на принципе равенства, и заключили в 1926 г. договор
о дружбе и нейтралитете). См. А. А. Галкин, Из историй гер-
мано-советских отношений («Bezpiecenstwo Europy...», str. 175).
См. также W. D a s z к i е w i с z, Polityka zagraniczna Niemiec
okresu Republiki Weimarskiej w ocenie historiografii radzieckiej,
«Przeglad Zachodni», 1961, nr 4, str. 311—315; J. Krasuski,
Wplyw traktatu w Rapallo na stosunki polsko-niemieckie, «Przeglad
Zachodni», 1961, nr 3.
2 Cm. B. Wiewiora, Granica polsko-nlemiecka w swietle pra-
wa miedzynarodowego, Poznan 1957; его же: Zachodnioniemieckie
roszczenia terytorialne wobec Polski a prawo miedzynarodowe,
«Panstwo і Prawo», 1960, nr 12.
299

держав, которые ни в одном документе не заявляли о
признании границ Германии 1937 года как сохраняющих
свое значение 1. Сдержанность позиции западных держав
в этом вопросе уже неоднократно вызывала бешенство
реваншистских кругов ФРГ, а все чаще выражаемое в
печати и в неофициальных (и даже в официальных, на-
пример в заявлении президента де Голля от 26 марта
1959 года2) высказываниях мнение об окончательном
характере границы по Одре и Нысе Лужицкой, а также
многократные предупреждения, что западные державы
не намерены поддерживать вооруженные попытки реа-
лизации западногерманских территориальных притяза-
ний, вынудили правительство ФРГ заявить об отказе от
применения силы для удовлетворения своих претензий к
странам Восточной Европы.
Это предостережение побуждало западногерманское
правительство проявлять максимальную осторожность в
раскрытии своих далеко идущих планов на Востоке.
Было очевидно, что если западные державы столь сдер-
жанно относятся к претензиям на восстановление грани-
цы 1937 года, то тем более нет оснований рассчитывать
на их поддержку планов более далеко идущих захватов.
Это касалось в особенности претензий в отношении Че-
хословакии. Поэтому западногерманское правительство
проявляло в изложении этих планов сдержанность, пре-
доставляя поле действий для различных финансируемых
им реваншистских центров, которые приняли на себя за-
дачу обоснования и популяризации претензий на «грани-
цы Германии 1939 года», то есть границы, включающие
все захваты Гитлера до начала второй мировой войны,
либо на еще более далеко идущие аннексии («границы
Германии 1914 года»).
1 Это признает, в частности, Г. Зиглер (Н. S i е g l е r, Wieder-
vereinigung und Sicherheit Deutschlands, Bonn — Wien — Zürich,
1958, S. 19): «В подкрепление своей позиции федеральное правитель-
ство всегда ссылалось в вопросе о границе на... формулировку де-
кларации от 5 июня 1945 г., что произойдет разделение Германии
на четыре зоны «в границах 1937 г.» Однако союзники не поддер-
жали аргумента, что таким образом они признали границы Гер-
мании 1937 г., и стояли на точке зрения, что эта формулировка
была применена исключительно для определения вопроса об окку-
пации, а окончательное определение границ отложено до заключе-
ния мирного договора».
2 См. «Le Monde», 27.III.1959.
300

Хотя западногерманское правительство официально
не поддерживает — по крайней мере на данном этапе —
явных территориальных претензий, выходящих за рамки
формулы «границы 1937 года», однако в многочислен-
ных выступлениях боннских министров провозглашалось,
что правительство ФРГ стоит на почве «права на роди-
ну» 1, которым, в частности, обосновывается требование
возвращения немцев в Судеты, то есть на территорию
Чехословакии.
В заключение нужно констатировать, что, хотя прави-
тельство ФРГ по общеполитическим соображениям и не
выступает официально в поддержку требований, идущих
дальше восстановления границы 1937 года, оно тем не
менее не отказывается от подготовки почвы для расшире-
ния своих претензий в »благоприятный момент.
Существуют ли другие, более далеко идущие захват-
нические планы германского империализма, выходящие
за рамки указанных выше претензий? Правительство
ФРГ отдает себе отчет в том, что явное выдвижение та-
ких планов было бы отрицательно воспринято его союз-
никами, чья помощь, особенно при существующем ныне
соотношении сил на мировой арене, ему необходима. Но
правительство ФРГ старается не лишать себя перспектив
расширения своих претензий. Превосходную возмож-
ность для этого оно усматривает в уже упомянутых
идеях европейской интеграции, распространение которой
на Восточную Европу оно рассматривает как шанс на
осуществление давно желанной цели германского импе-
риализма— установления гегемонии в Европе. Интегра-
ция Европы вплоть до Урала, о которой упоминал в
свое время статс-секретарь Хальштейн,— это в западно-
германских политических концепциях гегемония импе-
риалистической Германии на всей территории Европы
вплоть до Урала.
1 Проблема «права на родину» («Recht auf die Heimat») рас-
сматривалась с разных точек зрения в польской литературе.
См. В. W і е w і o r а, Tzw. Recht auf die Heimat, «Przeglgd Zachod-
ni», 1958, nr 5; R. В і e r z а n е k, «Volksgruppenrecht» i «Heimat-
recht», «Sprawy Miedzynarodowe», 1960, nr 2; K. Z у g u 1 s k i, The
German Conception of Fatherland and Social Reality, «Polish Wes-
tern Affairs», 1960, nr 2; A. W. Walczak, «Heimatpolitik»
w polityce rzqdu NRF і Bundestage «Przeglgd Zachodni», 1961,
nr 6.
301

5. Политика ФРГ в отношении Советского Союза
Хотя в перечисленном Греве комплексе целей восточ-
ной политики ФРГ ее отношения с Советским Союзом
занимают последнее, четвертое место, не подлежит сом-
нению, что эта проблема имеет существеннейшее зна-
чение для западногерманской восточной политики. Это
понятно и очевидно, если учесть позицию СССР как ве-
ликой державы.
Собственную политику в отношении Советского Сою-
за Западная Германия начала проводить лишь с 1955
года, то есть со времени, когда в результате подписания
Парижских соглашений ФРГ получила права самостоя-
тельного члена НАТО и Западноевропейского союза.
Не вдаваясь в детали правовых позиций ФРГ, осно-
ванных на Парижских соглашениях 1, следует указать,
что лишь получение западногерманским государством
самостоятельности позволило ему предпринять от своего
имени шаги в отношении СССР. Первым таким шагом
явилось установление в сентябре 1955 года дипломатиче-
ских отношений между СССР и ФРГ. Этот шаг стал воз-
можным лишь после одностороннего прекращения Со-
ветским Союзом состояния войны с Германией 25 янва-
ря 1955 года, за чем последовало заявление Советского
правительства о готовности нормализовать отношения
между СССР и ФРГ2.
Правительственная делегация ФРГ ехала в Москву
с уже определенной политической линией, то есть реше-
нием развивать свою восточную политику в соответствии
с националистической программой, опираясь на свои со-
юзные связи с НАТО. Западногерманское правительство
даже не пыталось всерьез рассмотреть возможные иные
концепции восточной политики, как, например, изложен-
ные в известном меморандуме Пфлейдерера, который
еще в 1952 году выдвигал идею политической самостоя-
1 См. К. Skubiszewski, Umowy paryskie z 23 pazdzierni-
ka 1954, «Przeglad Zachodni», 1955, nr 5/6; его же: Niemiecka Re-
publika Zwiazkowa і Pakt Atlantycki, «Zycie і Mysl», 1956, nr 2.
2 Указ Президиума Верховного Совета СССР от 25 января
1955 г. Правительство Польской Народной Республики 1 февраля
1955 г. также выразило готовность нормализовать отношения с
ФРГ, а 18 февраля 1955 г. Государственный Совет Польши принял
решение об окончании состояния войны с Германией. Аналогичные
акты были изданы и другими социалистическими государствами.
См. «Zbior Dokumentöw 1955», nr 1.
302

тельности Западной Германии как уравновешивающего
центра (ausgleichende Mitte) между Востоком и Запа-
дом и был сторонником установления дипломатических
отношений с государствами Центральной и Восточной
Европы, отказа от выдвижения на первый план вопроса
о границе по Одре и Нысе и т. д. 1
Делегация ФРГ отправилась в Москву с целью до-
биться максимальных выгод без отказа от каких-либо
концепций своей восточной политики.
13 сентября 1955 года было опубликовано заключи-
тельное коммюнике о результатах переговоров между
правительством СССР и правительством ФРГ. Коммю-
нике сообщало о соглашении по вопросу об установлении
дипломатических отношений между обоими государства-
ми. Это соглашение было заключено в форме обмена
идентичными по содержанию письмами между главами
правительств ФРГ и СССР. Вступление соглашения в
силу было обусловлено ратификацией западногерман-
ским бундестагом и Президиумом Верховного Совета
СССР2. Во время переговоров делегация ФРГ старалась
затронуть вопрос об освобождении немецких военных
преступников, отбывающих наказание в СССР, и про-
блему воссоединения Германии. Советская сторона об-
ращала внимание на необходимость соглашения по во-
просу о воссоединении обоих немецких государств, что
в свою очередь натолкнулось на сопротивление со сторо-
ны правительства ФРГ, не признающего за правитель-
ством ГДР права представлять население Восточной
Германии. В ходе переговоров стороны, помимо достиже-
ния соглашения об установлении дипломатических отно-
шений, открыли обсуждение вопроса о расширении тор-
говых и культурных связей. По окончании переговоров
канцлер Аденауэр вручил председателю Совета Минист-
ров СССР заявление, содержавшее две оговорки, кото-
рые, по его мнению, были юридически необходимы, что-
бы не лишать свободы действий будущее правительство
объединенной Германии. Смысл оговорок сводился к
тому, что
1) ФРГ считает себя ответственной также за 18 мил-
лионов немцев, живущих в «советской зоне» (то есть в
1 «Nationale Rundschau», 21.IX.1957.
2 Бундестаг ратифицировал его 22 сентября 1955 г., а Прези-
диум Верховного Совета СССР —24 сентября 1955 г.
303

ГДР.— Б. В.), и считает себя единственно правомочной
выступать от имени германского народа;
2) установление дипломатических отношений между
СССР и ФРГ не означает признания существующего по-
ложения в отношении территориальных владений обоих
государств, а окончательное установление границы Гер-
мании отложено до заключения мирного договора с Гер-
манией 1.
В ответ ТАСС опубликовал заявление Советского
правительства, в котором указывалось, что:
1) Советское правительство считает ФРГ частью Гер-
мании. Другой частью Германии является ГДР;
2) вопрос о границе Германии решен Потсдамским
соглашением, а ФРГ осуществляет свою юрисдикцию на
территории, на которую распространяется ее суверени-
тет2.
Московские переговоры в сентябре 1955 года опреде-
лили принципиальные позиции ФРГ и СССР. Установле-
ние дипломатических отношений между обоими государ-
ствами трактовалось западногерманским правительством
как исключение из правила не устанавливать дипломати-
ческие отношения с государствами, которые признают
ГДР. Канцлер Аденауэр объяснял в бундестаге данное
исключение особой ролью СССР как одной из четырех
великих держав, несущих ответственность за воссоеди-
нение Германии, и необходимостью установить с ней не-
посредственные контакты для облегчения достижения
этой цели3. Одновременно правительство ФРГ подтвер-
дило свои претензии в отношении восточных соседей
Германии, по-прежнему отказываясь признавать пот-
сдамские решения документами, окончательно опреде-
лившими восточную границу Германии. Претензии адре-
совались в первую очередь Польше и СССР. Что ка-
сается СССР, то претензии ФРГ относились прежде все-
го к присоединенному на основании раздела VI Потсдам-
ского договора округу Кёнигсберга. Как явствует из ци-
тированного выше заявления ТАСС, Советское прави-
1 См. «Bulletin des Presse- und Informationsamtes der Bundes-
regierung», v. 23юIX.1955, Nr. 179, S. 1495 f.
2 См. «Правду» от 16 сентября 1955 г.
3 См. «Bulletin des Presse- und Informationsamtes der Bundes-
regierung», Nr. 179.
304

тельство не признало этих претензий, подчеркнув, что
вопрос о границах Германии решен Потсдамским дого-
вором. Одновременно Советское правительство ясно
определило свою точку зрения по вопросу о германской
государственности, признавая ФРГ представителем части
Германии, осуществляющим юрисдикцию лишь на своей
территории.
В заключение следует указать, что в позициях ФРГ
и СССР выявились — и остаются по сей день актуаль-
ными—два основных спорных пункта:
1) различные взгляды на вопрос о государственности
Германии;
2) непризнание Федеративной Республикой Германии
Потсдамских решений по вопросу о границах Германии,
то есть выдвижение ФРГ территориальных претензий
(в отношении СССР — на район Кёнигсберга).
Впрочем, в политике западногерманского правитель-
ства в отношении СССР проблема территориальных пре-
тензий сознательно отодвигается на второй план. Пра-
вительство ФРГ стремится прежде всего добиться изме-
нения позиции СССР по вопросу признания двух гер-
манских государств, так как именно в позиции Совет-
ского Союза по данному вопросу оно видит главное пре-
пятствие на пути реализации всех планов своей восточ-
ной политики. Используя демагогический в германских
условиях лозунг права на самоопределение Германии,
западногерманское правительство рассчитывает, что в
своих планах поглощения ГДР оно получит официаль-
ную поддержку правительств западных держав и за-
воюет на свою сторону общественное мнение капитали-
стического мира. В то же время проблему территориаль-
ных претензий к СССР оно оставляет до более позднего
времени и более благоприятных, как оно надеется, для
него условий. Характерно, однако, то упорство, с каким
ФРГ поддерживает свои территориальные претензии в
полном объеме. В скрытой форме это проявляется в не-
признании Потсдамских решений по территориальным
вопросам как res inter alios gesta (решений, принятых
другими, то есть не обязывающих не принимавшую уча-
стия в потсдамских переговорах Германию), а также в
интерпретации этих решений, как неокончательных 1.
1 Критический анализ юридических аргументов ФРГ дан в ра-
боте: В. W і е w і o r a, Zachodnioniemieckie roszczenia terytorialne
305

Позиция Советского Союза, несомненно, препятствует
реализации целей восточной политики ФРГ, Западногер-
манское правительство отдает себе в этом отчет и поэто-
му стремится в максимальной мере влиять на отношение
западных держав к СССР, надеясь таким образом вы-
нудить Советское правительство изменить свою позицию.
Главные усилия правительство ФРГ прилагает в двух
направлениях: 1) в противодействии любым соглаше-
ниям западных держав с Советским Союзом путем уме-
лого включения в переговоры между Востоком и Запа-
дом германской проблемы, 2) в использовании ключевой
позиции Западной Германии в НАТО для постоянного
наращивания военного потенциала бундесвера з целях
усиления как военного, так и политического значения
ФРГ1. В этих условиях особое значение приобретает
стремление ФРГ завладеть термоядерным оружием под
предлогом получения «равноправного положения» в ан-
тикоммунистической коалиции2.
Показательна позиция ФРГ в вопросе о заключении
германского мирного договора. Инициатива, проявлен-
ная Советским Союзом в конце 1958 года по вопросу за-
ключения мирного договора с обоими германскими госу-
дарствами и одновременного урегулирования проблемы
Западного Берлина путем превращения его в вольный
город, встретила яростный отпор ФРГ, которой удалось
склонить западные державы к отождествлению в этом
вопросе их политических интересов с интересами на-
ционалистической западногерманской политики 3.
Федеративная Республика Германии стремится всеми
доступными ей средствами противодействовать полити-
ческой стабилизации в Центральной Европе, ибо такая
стабилизация похоронила бы надежды на реализацию
wobec Polski а prawo miedzynarodowe, «Panstwo i Prawo», 1960,
nr 12.
1 Попытка систематического освещения хода ремилитаризации
ФРГ предпринята в работе: Z. R о t о с k i, Odrodzenie sil zbrojnych
w Niemieckiej Republice Federalnej, Poznan 1959. См. также Z. R о -
tocki, Bundeswehra na przelomie lat 1959—1960, «Przeglad Zachod-
ni», 1960 nr 4.
2 См. А. А. Арзуманян, Безопасность в Европе и атомное
вооружение ФРГ («Bezpieczenstwo Europy...», str. 15—42).
3 Среди многочисленных документов, касающихся этого вопро-
са, см. характерное коммюнике о переговорах между канцлером
ФРГ К. Аденауэром и президентом США Д. Кеннеди от 24 ноября
1961 г. («Przeglad Zachodni», 1961, nr 6, str. 296—298).
30b

как первоочередных, так и долговременных планов тра-
диционной германской националистической восточной
политики. Поэтому она выступает против всяких поли-
тических концепций, которые в конечном счете вели бы
к такой стабилизации (например, против плана Рапац-
кого относительно создания в Центральной Европе без-
атомной зоны, включающей Польшу, Чехословакию и
оба германских государства — ГДР и ФРГ) 1. Главным
препятствием реализации целей этой традиционной на-
ционалистической германской восточной политики яв-
ляется позиция СССР как великой державы, с чем ФРГ
вынуждена считаться в своих политических планах.
Правительство ФРГ понимает, что в нынешних усло-
виях оно не может считаться равноценным партнером
Советского Союза. Но ФРГ, будучи детищем антиком-
мунистической политической концепции капиталистиче-
ского мира, не чувствует себя одинокой: ее союзниками
являются западные империалистические державы. Рав-
ным образом имеет союзников и Советский Союз среди
государств Центральной и Восточной Европы, которые к
тому же являются объектом националистической восточ-
ной политики ФРГ. Таким образом, отношения между
ФРГ и СССР стали проявлением всего комплекса отно-
шений между лагерем капиталистических государств и
лагерем социалистических государств. Этот комплексный
характер, на первый взгляд, отодвигает на второй план
восточную политику ФРГ в отношении СССР. Однако
следует помнить, что восточная политика ФРГ представ-
ляет собою важнейшую часть всей внешней политики
Западной Германии, а принципиальные концепции этой
политики (например, территориальный реваншизм) при-
надлежат к числу ее непоколебимых основ.
6. Отношение ФРГ к Польше
На отношение провозглашенной 7 сентября 1949 года
Федеративной Республики Германии к Польше решаю-
щее воздействие с самого начала оказали следующие
факты:
1 См. «Plan Rapackiego. Dokumenty і Materialy», Warszawa
1959. Особенно важно выступление министра иностранных дел ФРГ
фон Брентано от 24 января 1958 г. (str. 39). См. также W. Gre-
we, op. cit., S. 376—386.
307

1) националистический, империалистический харак-
тер западногерманского государства, являющегося на-
следником традиций германской экспансионистской во-
сточной политики;
2) переход к Польше территорий на восток от Одры
и Нысы Лужицкой и выселение с этих территорий не-
мецкого населения;
3) присоединение Польши к лагерю социалистиче-
ских государств и ее союз с СССР.
Именно эти факты предопределили политику ФРГ в
отношении Польши. На первый план, разумеется, выдви-
нулась наиболее болезненная для националистического
западногерманского государства проблема границы по
Одре и Нысе Лужицкой.
Не прошло и двух недель со времени возникновения
ФРГ, как 20 сентября 1949 года Аденауэр, лидер ХДС,
получивший полномочия на формирование правитель-
ства, выступил со своим первым правительственным за-
явлением, в котором среди прочего сформулировал так-
же отношение к западной польской границе. Ссылаясь
на содержащееся в Потсдамском соглашении указание,
что «окончательное определение польской западной гра-
ницы будет произведено мирной конференцией», Аденау-
эр заявил:
«Мы не можем поэтому ни под каким условием со-
гласиться с односторонне предпринятым Польшей и
СССР отделением этих территорий. Такое отделение
противоречит не только Потсдамскому договору, но и
Атлантической хартии 1941 года».
Заверяя далее, что Германия хочет жить в мире с
Советским Союзом и Польшей, Аденауэр говорил, что
желание это вытекает из предположения, что Советский
Союз и Польша также будут уважать права Германии1.
Следует отметить неточность цитирования Аденау-
эром текста Потсдамского договора и безоснователь-
ность ссылки на Атлантическую хартию, принципы кото-
рой— об этом неоднократно заявляли Черчилль и аме-
риканское правительство — не связывали союзников в от-
ношении Германии2.
1 См. «Polen, Deutschland und die Oder-Neisse Grenze», S. 655.
2 См. B. Wiewiöra, Granica na Odrze і Nysie Luzyckiej w
polityce Zachodu, Poznan, 1958, str. 12—13.
308

Против заявления канцлера Аденауэра протестовала
только КПГ. В опубликованном 22 сентября 1949 года
заявлении Макс Рейман от имени КПГ критиковал по-
зицию канцлера Аденауэра, обращая внимание на не-
последовательность ссылки на Потсдамский договор при
практически реализуемой политике разрыва с этим дого-
вором 1.
Подписание Польшей и ГДР Варшавской деклара-
ции от 6 июня 1950 года, признающей границу по Одре
и Нысе Лужицкой определенной государственной грани-
цей между Польшей и Германией и предвещающей за-
ключение договора о демаркации этой границы,2 послу-
жило поводом для новой реваншистской декларации
правительства ФРГ. В заявлении 9 июня 1950 года канц-
лер Аденауэр утверждал:
«Решение по вопросу восточных немецких террито-
рий, находящихся временно под польским и советским
управлением, может быть и будет определено лишь в
мирном договоре, заключенном со всей Германией. Гер-
манское федеральное правительство как представитель
всего немецкого народа никогда не согласится с проти-
воречащим всем принципам права и гуманности захватом
этой чисто немецкой территории. Федеральное прави-
тельство будет прилагать старания в будущих мирных
переговорах, чтобы этот вопрос был справедливо решен
между подлинно демократической Польшей и объединен-
ной демократической Германией» 3.
13 июня 1950 года все партии бундестага (кроме
КПГ) выступили с совместной декларацией, в которой, в
частности, утверждалось:
«По Потсдамскому договору немецкая территория на
восток от Одера и Нейссе как часть советской оккупа-
ционной зоны Германии была отдана Польской Респуб-
лике лишь во временное управление. Эта территория
остается частью Германии»4.
1 См. «Polen, Deutschland und die Oder-Neisse Grenze»,
S. 655-657.
2 Имеется в виду заключенный 6 июля 1950 г., через месяц
после опубликования Варшавской декларации, Згожелецкий до-
говор.
3 См. «Polen, Deutschland und die Oder-Neisse Grenze», S. 658.
4 Ibid S. 659.
309

Заявление отвергало также право ГДР делать «тер-
риториальные уступки» 1.
Если в заявлении Аденауэра обращает на себя вни-
мание претензия правительства ФРГ представлять всю
Германию, то в декларации бундестага бросается в гла-
за своеобразная юридическая интерпретация Потсдам-
ского договора: территория под польским управлением
является частью советской оккупационной зоны Герма-
нии. Абсурдность этой концепции очевидна в свете до-
кументов, определяющих территориальные границы четы-
рехсторонней оккупации Германии, и в свете постановле-
ний Потсдамского договора, раздел IX которого гласит,
что территории на восток от Одры и Нысы Лужицкой
«не будут рассматриваться как часть советской оккупа-
ционной зоны Германии». Таким образом, налицо ре-
ваншистская позиция как западногерманского правитель-
ства, так и парламента.
В 1951—1952 годах на Западе началась подготовка
так называемой интеграции Европы, в которой сущест-
венная военная и экономическая роль отводилась Запад-
ной Германии.
Концепция европейской интеграции и ее антисовет-
ская направленность склоняли германских национали-
стических политиков к включению реваншистских требо-
ваний в рамки рассматривавшихся тогда разных «евро-
пейских» программ. Именно в этих рамках «были сделаны
уже упомянутое заявление статс-секретаря Хальштейна
в марте 1952 года об «интеграции Европы вплоть до
Урала»2 и заявление Аденауэра от 16 марта 1952 года
о «новом порядке на Востоке» 3.
О попытках связать западногерманские планы с «ев-
ропейскими» концепциями свидетельствуют хотя бы такие
заявления канцлера Аденауэра. 9 декабря 1951 года в
1 Фракция КПГ требовала обсуждения этой декларации, но ее
предложение было отвергнуто большинством голосов по инициативе
тогдашнего депутата ХДС фон Брентано, который заявил: «Содер-
жание декларации... не подлежит дискуссии. Для каждого находя-
щегося в этом зале и чувствующего себя немцем очевидно, что он
обязан присоединиться к этой декларации». (См. «Polen, Deutsch-
land und die Oder-Neisse Grenze», S. 660). Позиция КПГ в отноше-
нии декларации бундестага была освещена в печати (см. ibid.,
S. 661—662).
2 «Polen, Deutschland und die Oder-Neisse Grenze», S. 665.
3 Речь .в Зигене (ibid., S. 665—666).
310

Эссене федеральный канцлер говорил, что Германия не
собирается быть только членом западной коалиции, но
что это единственный путь возвращения «германского
Востока», под которым подразумевается не только «со-
ветская зона Германии», но также и «потерянные во-
сточные провинции». В таком же смысле Аденауэр вы-
сказался 13 декабря 1951 года в Ганновере, где заявил,
что главной причиной присоединения Западной Герма-
нии к проектировавшемуся тогда договору о Европей-
ской армии является возможность возвращения восточ-
ных территорий. Свою реваншистскую позицию прави-
тельство ФРГ старалось формулировать по возможности
осторожно, чтобы не пробуждать раньше времени бес-
покойства западных держав, которые с известным опа-
сением следили за усилением реваншистских настроений
в ФРГ. Этим державам было ясно, что в Западной Гер-
мании растут силы реваншизма. Об этом свидетель-
ствует рапорт американского верховного комиссара в
Германии за последний квартал 1951 года, в котором, в
частности, говорилось:
«К несчастью, большинство созданных политических
партий концентрирует националистические силы. Отдель-
ные лидеры и круги, а в нескольких случаях даже вла-
сти, контролирующие политическую организацию госу-
дарства, выражали в высшей степени националистиче-
ские настроения либо по убеждению, либо выдвигая их
как лозунги для получения голосов на выборах. В такого
рода деятельности принимало участие даже несколько
федеральных министров... Опьянение националистиче-
ским дурманом вызывает потребность все большего уве-
личения доз. Более того, те, кто к нему обращается, вы-
нуждены в последнее Бремя признать, что они не могут
ограничиться словами, но, чтобы избежать краха, долж-
ны обратиться к действию. Результатом такого курса,
если он будет продолжаться, неминуемо будет общее
несчастье» 1.
Западные державы, создавая антикоммунистическую
коалицию, должны были искать политических союзни-
ков. Эту роль могли сыграть, в частности, реваншистские
силы в ФРГ, которые стали катализатором антисовет-
ских тенденций. Поддержка явно авантюристических ре-
1 J. Warburg, op. cit., p. 173.
311

ваншистских планов ФРГ была не в интересах западных
держав, но они не хотели отказаться от использования
притягательной силы этих планов для немецких нацио-
налистов.
К этому времени относятся также различные офи-
циальные заявления ФРГ, в которых наряду с поддерж-
кой претензий на территории на восток от Одры и Нысы
Лужицкой одновременно проявлялось старание успокоить
мировое общественное мнение и даже завоевать его на
сторону своих претензий посредством гуманных лозун-
гов.
Созданная в 1950 году партия переселенцев — Союз
изгнанных с родины и лишенных прав (Bund der Hei-
matvertriebenen und Entrechteten)—провозгласила в сво-
ей программной декларации в качестве главной цели в
области внешней политики «возвращение незаконно отоб-
ранных восточных территорий» 1. Одновременно 5 августа
1950 года в Штутгарте была опубликована «Хартия из-
гнанных с родины» («Charta der Heimatvertriebenen»),
которая содержала ряд гуманных по форме лозунгов,
ссылавшихся на идею европейской интеграции, например
отказ от мести и реванша, поддержание действий, направ-
ленных на создание объединенной Европы, обязательство
содействовать восстановлению Германии и Европы
и т. д.2
21 сентября 1952 года на съезде западнопрусского
землячества статс-секретарь министерства по общегер-
манским вопросам Фр. Тедик следующим образом ха-
рактеризовал задачи переселенческих организаций:
«Основную задачу землячеств и основной смысл их
взаимодействия со всеми племенами и элементами на-
шей нации мы видим в отвоевании германского Восто-
ка» 3.
8 сентября 1953 года канцлер Аденауэр в интервью,
данном корреспонденту американского агентства Ассо-
шиэйтед Пресс, выдвинул концепцию превращения спор-
ных территорий в германо-польский кондоминиум или
передачи их под управление ООН4. Это заявление выз-
1 См. «Die Welt», 12.VII 1950.
2 См. К. Sch no ring, op. cit., S. 459.
3 «Bulletin des Presse- und Informationsamtes der Bundesre-
gierung», 23.IX.1952, Nr 140, S. 1288.
4 См. «Polen, Deutschland und die Oder-Neisse Grenze», S. 669.
312

вало многочисленные протесты со стороны переселен-
ческих организаций. 10 сентября 1953 года последовало
опровержение, в котором объяснялось, что Аденауэр
имел в виду, что «решение этой проблемы может быть
найдено лишь в духе доброжелательного сотрудничества
в рамках общеевропейского организма вместе с будущей
свободной Польшей». Одновременно в опровержении за-
являлось, что «многократно высказывавшиеся западны-
ми державами, особенно Францией, опасения, что Гер-
мания могла бы втянуть западный мир в войну ради воз-
вращения восточных территорий, совершенно необосно-
ваны. В ходе беседы рассматривалась возможность
привлечения к решению этого вопроса международных
организаций, например ООН»1.
В интервью агентству Юнайтед Пресс от 23 октября
1953 года Аденауэр вновь опровергал сообщения, будто
он говорил о каком-то кондоминиуме, подчеркивая, что
переселенцы считают, что проблема границы по Одеру и
Нейссе может быть решена не путем войны, а путем со-
глашения с свободной Польшей. Однако на повторный
вопрос, существует ли возможность создания кондоми-
ниума, Аденауэр дал уклончивый ответ, заявив лишь,
что он надеется, что, пока этот вопрос созреет, евро-
пейская идея сделает новые успехи и что к тому времени
уменьшится национализм2.
В выступлениях правительства ФРГ переплетаются
два элемента: 1) выдвижение территориальных претен-
зий и 2) стремление успокоить западное общественное
мнение, встревоженное опасностью, которую несут с со-
бой территориальные претензии ФРГ. Именно таким
стремлением диктуется дополнительный успокоительный
мотив: выдвижение «общеевропейских» решений при ак-
центировании антикоммунистической позиции, выдвиже-
ние тезиса, что соглашение возможно лишь с «свобод-
ной» (то есть несоциалистической) Польшей.
Главной целью правительства ФРГ на том этапе
была популяризация своих территориальных претензий.
Поэтому оно подчеркивало готовность отказаться от при-
менения силы для реализации этих претензий, демон-
стрировало желание искать «европейские» решения и
1 «Polen, Deutschland und die Oder-Neisse Grenze», S. 669—670.
2 Ibid., S. 670.
313

делало акцент на идеологическом аспекте, внушая, что
решение (разумеется, в духе, приемлемом для правя-
щих кругов ФРГ) возможно лишь после смены строя в
Польше. Подобные воззрения нашли выражение в вы-
ступлениях политиков разных партий, рассуждавших о
новой организации восточноевропейских пространств в
рамках так называемой объединенной Европы 1 и при-
зывавших польскую эмиграцию, единодушно поддержи-
вающую границу по Одре и Нысе Лужицкой, изменить
позицию во имя создания общего антикоммунистического
фронта 2.
При всем разнообразии политических маневров пра-
вительство ФРГ никогда не отказывалось от своих тер-
риториальных претензий к Польше. Федеральный вице-
канцлер Блюхер 21 октября 1954 года (то есть за два
дня до подписания Парижского договора, который вклю-
чил ФРГ в Североатлантический союз) на вопрос пред-
ставителя ХДС/ХСС д-ра фон Бухка, что сделало бонн-
ское министерство иностранных дел, чтобы информиро-
вать западные державы о «законных германских пре-
тензиях в отношении Польши и Советского Союза», зая-
вил следующее:
«1. Федеральное правительство по разным поводам
неизменно заявляло, что не признает линии Одер —
Нейссе государственной границей и не может согласить-
ся с произведенным в противоречии с Потсдамским до-
говором и Атлантической хартией односторонним оттор-
жением Польшей и Советским Союзом восточных терри-
торий Германии. Правительство считает эти территории
принадлежащими германскому государству. Окончатель-
ное определение восточной границы Германии является
в соответствии с Потсдамским договором делом мирной
конференции.
2. Заграничные представительства Федеративной рес-
публики несколько раз ставились в известность об этом
1 См. R. Lodgman von Auen, Deutsches und europäisches
Ostprogramm, «Aussenpolitik», 1953, Nr 12; см. также «Der Euro-
päische Osten», 1955, Nr 3 (редакционная статья).
2 См. H. G. von Esbeck, Deutsche Vertriebenen und pol-
nische Emigranten, «Aussenpolitik» 1954, Nr. 1. В начале 1962 г.
польская печать сообщила о немецких попытках вербовки среди
польской эмиграции в Лондоне сотрудников для «польского» жур-
нала, финансируемого ФРГ (см. К. Kozniewski, Konszachty z
«dobrym Niemcem», «Polityka», nr 11, 17.III.1962).
314

положении вещей, и им предписывалось, чтобы они в
нужных случаях всегда выражали указаную точку зре-
ния. Соответствующие материалы были направлены
представительствам.
3. Федеральное правительство и в будущем не упу-
стит случая, чтобы всегда соответствующим образом
указывать на эту ясную с юридической точки зрения си-
туацию» 1.
Вступление в действие Парижского договора 5 мая
1955 года создало для ФРГ новую ситуацию: она стала
полноправным союзником западных держав в рамках
Североатлантического пакта и получила в значительной
мере политическую самостоятельность2.
Эта ситуация не могла не повлиять на отношение
ФРГ к государствам Центральной и Восточной Европы,
что выдвигало, разумеется, на первый план проблему
границы по Одре и Нысе Лужицкой3.
Дискуссия по этому вопросу началась в политических
кругах, находя отражение на страницах газет и журна-
лов. Ее исходные пункты были те же, что и в предыду-
щий период: концепция европейской федерации и «ос-
вобождения» Польши от союза с СССР как предвари-
тельные условия пересмотра границы по Одре и Нысе
Лужицкой. В дискуссии широко применялось понятие
«права на родину», провозглашенного в 1950 году в
«Хартии изгнанных с родины» и связывавшегося с пра-
вам на самоопределение4.
1 «Polen, Deutschland und die Oder-Neisse Grenze», S. 673—674.
2 За исключением ограничений, вытекающих из 2 Париж-
ского договора, который сохраняет лишь за западными державами
«принадлежащие им и осуществлявшиеся ими права и ответствен-
ность в вопросах, касающихся Берлина и Германии как целого,
включая объединение Германии и заключение мира». См. К. S k u -
biszewski, Umowy paryskie..., str. 101.
3 M. Лудзский (М. L о d z k і, Polityka wschodnia NRF, «Bez-
pieczenstwo Europy...», str. 251), правильно указывает, что в первые
годы своего существования ФРГ не имела развернутой концепции
восточной политики, так как сосредоточивала свои интересы на
укреплении связей с западными державами.
4 Первую попытку обоснования концепции «Recht auf die Hei-
mat» дал Р. Лаун (R. Laun, Das Recht auf die Heimat, Hanno-
ver— Darmstadt, 1951). Этот же автор вновь представил данную
концепцию в несколько измененной форме в работе: «Das Recht der
Völker auf die Heimat ihrer Vorfahren» («Internationales Recht und
Diplomatie», 1958, Nr 2).
315

Особенно широкие и разнообразные комментарии вы-
звало заявление тогдашнего министра иностранных дел
ФРГ фон Брентано, который на пресс-конференции 1 мая
1956 года заявил, что как ответственный германский по-
литик он не согласен с отказом от права на родину
многих беженцев, однако «может наступить такой день,
когда нужно будет поставить перед собой вопрос: сле-
дует ли отказаться от освобождения... 17 миллионов че-
ловек [в ГДР.—Б. В.] из-за проблематичных с юридиче-
ской точки зрения претензий на территории за Одером и
Нейссе» 1.
Лондонское заявление фон Брентано вызвало в ре-
ваншистских кругах широкий отклик и бурные проте-
сты2. Несомненно, под влиянием этих протестов министр
иностранных дел немедленно — 2 мая 1956 года — опуб-
ликовал уточнение, в котором, в частности, указал, что
нет и не будет такого германского федерального прави-
тельства, которое могло бы признать линию по Одеру —
Нейссе в качестве границы, поскольку оно не уполномо-
чено распоряжаться германской территорией, теми нем-
цами, которые жили на этой территории в течение сто-
летий. Он упоминал также, что «право на родину» яв-
ляется выражением права на самоопределение сво-
бодных народов; заявил, что «восточногерманское пра-
вительство» не имеет права в одностороннем порядке
признавать эту границу, которая может быть урегули-
рована лишь общегерманским правительством и парла-
ментом в мирном договоре. Что касается формулы
1 Это заявление в разных версиях излагалось различными
агентствами печати. См. «Polen, Deutschland und die Oder-Neisse
Grenze», S. 676.
2 Протест Союза изгнанных немцев («Bund der vertriebenen
Deutschen») и Союза землячеств («Verband der Landsmannschaf-
ten») гласил: «Немцы-изгнанники решительно протестуют против
того, что министр фон Брентано назвал в Лондоне немецкие пре-
тензии на территории Одер — Нейссе либо осуществление этих пре-
тензий мирными средствами проблематичными и что он в связи с
вопросом об объединении Западной и Центральной Германии по-
ставил вопрос об отказе от восточных германских областей».
20 мая 1956 г. Брентано направил председателю Союза землячеств
барону Мантейфелю-Цёге письмо, в котором объяснял, что он стоит
на почве признания права на родину для переселенцев, необходи-
мости определения границ Германии мирным договором и на пози-
ции, что территории за Одером и Нейссе являются неотъемлемой
частью Германии. См. «Polen, Deutschland und die Oder-Neisse
Grenze», S. 678—679.
316

«проблематичные претензии», то он объяснил, что имел
в виду мирное изменение границы и что проблематич-
ность заключается не в юридической стороне претензий,
которые бесспорны, а в реализации этих претензий 1.
3 мая 1956 года министерство иностранных дел ФРГ
опубликовало дополнительное заявление фон Брентано,
в котором тот указал, что в связи с искажениями его
лондонской импровизированной речи он вынужден уточ-
нить и дополнить ее следующим образом:
«В 1945 году миллионы немцев были вынуждены
оставить свою родину, где они жили на протяжении сто-
летий. Федеральное правительство не имеет права от-
казаться от этих территорий (повторяю: федеральное
правительство не имеет права и не имеет также наме-
рения отказаться от законных претензий на эти терри-
тории). Мы сторонники принципа свободного самоопре-
деления народов.
По идее соглашений, заключенных с нашими союз-
никами, проблема воссоединения касается прежде всего
центральной зоны, касается 17 миллионов немцев, на-
ходящихся за железным занавесом. Это первоочеред-
ной вопрос. Полное осуществление наших законных пре-
тензий на восточные территории может стать проблема-
тичным, если в данный момент мы не посвятим все свои
силы и всю свою готовность к самопожертвованию за-
даче воссоединения с 17 миллионами немцев из совет-
ской зоны. Поэтому решение проблемы воссоединения,
которому западные державы в соответствии с договором
обязались помогать, должно произойти до решения во-
проса о границах Германии как целого. Вопрос о гра-
ницах объединенной Германии может быть решен лишь
мирным договором, заключенным с общегерманским
правительством.
Федеральное правительство никогда не признает гра-
ницы на Одере и Нейссе и не согласится рассматривать
восточные германские территории как предмет какого-
либо торга»2.
Изложенные заявления западногерманского министра
иностранных дел требуют тщательного анализа. В зая-
влении фон Брентано от 1 мая 1956 года наиболее
1 «Polen, Deutschland und die Oder-Neisse Grenze», S. 676—677.
2 «Bulletin des Presse- und Informationsamtes der Bundesre-
gierung», v. 4.V.1956, Nr. 83, S. 778.
317

важной является формулировка «проблематичные с юри-
дической точки зрения претензии» на территории во-
сточнее Одры и Нысы Лужицкой, и именно она вызвала
наибольшее возмущение в реваншистских кругах. Поэ-
тому министр иностранных дел ФРГ немедленно поспе-
шил разъяснить, что он имеет в виду проблематичность
реализации этих претензий мирным путем, а не пробле-
матичность самих претензий, которые он считает бес-
спорными. В официальном заявлении от 3 мая 1956 года,
уточнявшем и дополнявшем высказывания от 1 мая, фон
Брентано изложил свои взгляды относительно беспокоя-
щей реваншистов дилеммы между объединением обеих
частей Германии и претензиями на Восток. Согласно
этой интерпретации, ФРГ отнюдь не имеет намерения
отказываться ни от одной из этих целей, а дилемма со-
стоит лишь в выборе того, какая из проблем должна
быть решена в первую очередь. Очередность очевидна:
сначала «объединение Германии» (то есть поглощение
ГДР), а затем возвращение на восточные территории.
Брентано дал ясно понять, что союзные договоры, за-
ключенные ФРГ, относят понятие воссоединения прежде
всего к «центральной зоне» (то есть ГДР). Иными сло-
вами, западные державы считают, что территориальное
понятие Германии охватывает лишь территорию двух
германских государств, но не распространяется на зем-
ли, полученные Польшей на основании Потсдамского
договора. Это существенное указание, позволяющее
определить точку зрения союзников ФРГ: они не разде-
ляют позицию федерального правительства о «Германии
в границах 1937 года». Поэтому концепция министра
Брентано гласит: сперва «воссоединение Германии», то
есть поглощение ГДР, ибо в этом вопросе ФРГ может
рассчитывать на помощь союзников («Поэтому решение
проблемы воссоединения, которому западные державы в
соответствии с договором обязались помогать, должно
произойти до решения вопроса о границах Германии как
целого»), и лишь затем объединенная Германия будет
иметь шансы на возвращение потерянных земель на Во-
стоке («Полное осуществление наших законных претен-
зий на восточные территории может стать проблематич-
ным, если в данный момент [Курсив мой.— Б. В.) мы не
посвятим все свои силы... задаче воссоединения с 17 мил-
лионами немцев из советской зоны»).
318

Для сравнения небезынтересно привести те объясне-
ния реваншистской позиции ФРГ, которые посол Греве
давал американскому общественному мнению:
«Пятую часть нынешних граждан Федеративной рес-
публики составляют беженцы. Возможно, они желают
когда-либо вернуться, возможно, что они уже утратили
это желание (и, несомненно, для многих это так и есть),
но, во всяком случае, все они не одобряют аннексии своей
родины Польшей и не простили бы никакому германско-
му правительству, которое признало бы эту границу или
ограничило бы претензии Германии до незначительных
исправлений границы. Мне кажется, что существует
только одна возможность примирения немецкого народа
с решением, требующим больших территориальных
жертв: ею могло бы стать соединение вопроса о границе
с положительным решением вопроса о воссоединении.
Эта точка зрения является одной из причин того, что в
настоящее время решение проблемы границы было бы
преждевременно. Второй причиной является то, что ре-
шение территориального вопроса должно явиться крае-
угольным камнем (Eckstein) общего примирения и сбли-
жения между Германией и Польшей. Поэтому вопрос
этот должен быть предметом свободных переговоров и
решение его должно быть закреплено двусторонним до-
говором. Очевидно, что для таких переговоров еще не
настало время. Со стороны германского правительства
было бы неразумно преждевременно отказываться вооб-
ще от предмета переговоров без основательных надежд
на то, что такая жертва дает положительный резуль-
тат» 1.
Поскольку разъяснения Брентано, отрекавшегося от
своего же лондонского заявления от 1 мая 1956 года,
ясно (может быть, даже чересчур ясно) подчеркнули ре-
ваншистскую программу правительства ФРГ, западно-
германская дипломатия сочла нужным несколько ее
смягчить и вновь продемонстрировать готовность дого-
вориться с Польшей по вопросу о польско-германской
границе. Этой цели служило очередное интервью, кото-
рое Брентано дал 23 мая 1956 года английскому жур-
налисту У. Джонстону для газеты «Йоркшир пост».
1 W. Grewe, op. cit., S. 420—421.
319

Статья, опубликованная на эту тему, была вновь скор-
ректирована официальным органом правительства ФРГ.
В версии, исправленной правительством ФРГ, заявление
министра Брентано звучало так:
«Г-н фон Брентано определенно заявил, что желал
бы, чтобы вопрос о территориях по ту сторону Одера—
Нейссе был решен соглашением между Польшей и обще-
германским правительством. К такому соглашению, ко-
торое, вероятно, не предусматривало бы никаких значи-
тельных перемещений населения, он хотел бы прийти
путем дружественных двусторонних переговоров, кото-
рые могли бы быть проведены перед заключением гер-
манского мирного договора...»1
28 июня 1956 года Брентано сделал очередное заяв-
ление о внешней политике ФРГ, вновь уделив много
места вопросу о границе Одра—Ныса Лужицкая. Он под-
твердил неизменно реваншистскую позицию правитель-
ства ФРГ, которое «в полном соответствии с выражен-
ной волей всего немецкого народа постоянно подчерки-
вало, что Германия продолжает существовать в грани-
цах 1937 года и что немецкий народ не признаёт одно-
сторонних решений, принятых в годы после полного
крушения Германии».
Фон Брентано вновь заверил, что «ни федеральное
правительство, ни немецкий народ не будут добиваться
своих прав при помощи силы», а будут искать решения
спорных вопросов мирным путем. Одновременно он го-
ворил о праве на родину и праве на самоопределение
как необходимых предпосылках решения судьбы людей,
живущих в изгнании или неволе2.
Из этого заявления явствует, что правительство ФРГ,
несмотря на разные жесты, упорно поддерживало свои
территориальные претензии к Польше, используя неиз-
менный в своей основе комплекс тезисов:
1 Исправление заключалось в замене изъявительного наклоне-
ния сослагательным. Например, в статье было слово «желает», а
заменено на «желал бы» (ом. «Bulletin des Presse- und Informa-
tionsamtes der Bundesregierung», v. 5.VI.1956). Кроме того, в статье
речь идет о «договоре», а в поправке — о «соглашении» («Polityka
wschodnia NRF...», str. 7—8).
2 Cm. «Polityka wschodnia NRF..», str. 10—12; «Polen, Deutsch-
land und die Oder-Neisse Grenze», S. 679.
320

1) окончательно польско-германская граница может
быть определена лишь в мирном договоре с объединен-
ной Германией;
2) до этого времени юридически остаются в силе гра-
ницы Германии 1937 года;
3) вопрос о польско-германской границе может быть
решен лишь мирным путем;
4) правительство ФРГ стоит на позиции уважения
так называемого права на родину для всех переселенцев
из Восточной Европы, связывая с этим право на само-
определение.
Со стороны своих союзников по НАТО ФРГ могла
рассчитывать самое большее на поддержку двух тези-
сов— первого и третьего. Впрочем, и поддержка первого
тезиса вызывает серьезное сомнение, о чем свидетель-
ствуют формулировки ответов на польскую ноту от июля
1960 года, направленную государствам — членам НАТО
по вопросу о западногерманском реваншизме. Большин-
ство государств — членов НАТО в своих ответах приве-
ло текст Потсдамского договора, который говорит об
«окончательной делимитации» польско-германской гра-
ницы в мирном договоре с Германией, а с точки зрения
науки о международном праве делимитация понимается
чаще всего как демаркация, то есть формальная опера-
ция, не предусматривающая существенных изменений
основной линии границы 1.
Второй и четвертый тезисы никогда не получали фор-
мального одобрения западных держав. В этом выяви-
лось существующее до настоящего дня различие пози-
ций ФРГ и западных держав.
Западногерманской дипломатии были ясны трудно-
сти, стоящие на пути реализации всех четырех тезисов
ее реваншистской политики. Поэтому, когда дело дохо-
дило до обсуждения методов практической реализации
этих тезисов, западногерманская политическая мысль
отрывалась от реальной почвы и возвращалась к «обще-
европейским» рецептам так называемого «освобожде-
ния» Центральной и Восточной Европы, прикрываясь ан-
тикоммунистическими лозунгами, искала связей с эми-
грантами и пыталась установить контакт с польским
1 См. В. W і е w і о r a, Zachodnioniemieckie roszczenia terytori-
alne wobec Polski a prawo miedzynarodowe, «Pänstwo і Prawo»,
1960, nr 12.
321

народом через голову правительства Польской Народ-
ной Республики.
Здесь как раз и следует искать источник разногласий
между правительством и оппозиционными партиями в
ФРГ. Различия в вопросе об отношении к Польше не
касались принципиальной стороны дела, то есть призна-
ния существующего территориального разграничения
Германии и Польши. В этом вопросе существовало — и
по сей день существует — полное единство взглядов пар-
тий правительственной коалиции и оппозиции, выражаю-
щееся в непризнании нынешней границы. В ответах на
предвыборную анкету Союза землячеств в апреле
1957 года все легально существующие на территории
ФРГ партии единодушно высказались против границы
по Одре и Нысе Лужицкой. В ответах некоторых партий
(например, ХДС и ХСС) выдвигалось «право на роди-
ну» как противопоставление переселению немецкого на-
селения с территорией восточнее этой границы, в других
(СДПГ и СвДП) понятие воссоединения Германии вклю-
чало также бывшие восточные территории 1. В этих заяв-
лениях некоторые партии и организации (ХДС и в осо-
бенности Союз переселенцев) выразили также свое
отношение к дискуссии по вопросу о нормализации отно-
шений с Польшей, высказываясь против так называе-
мых «преждевременных уступок», как они именовали
выраженную некоторыми участниками дискуссии готов-
ность к компромиссным решениям. В таком духе, на-
пример, в январе 1957 года высказался д-р Зивекинг, не
придававший значения территориальному спору и ука-
зывавший на необходимость нормализации отношений с
Польшей. Его высказывания поддержали другие влия-
тельные западногерманские политики, например социал-
демократ Карло Шмид и др. Дискуссия перешла на
страницы печати; ее развернула, в частности, близкая
социал-демократам «Нейе Рейн-цейтунг». Однако ока-
залось, что поднимавшие этот вопрос политики руковод-
ствовались тактическими соображениями и не нашли
достаточно широкого понимания в западногерманском
обществе, издавна проникнутом реваншистскими идея-
ми. Даже тактические уступки вызывали горячие про-
тесты. Поэтому в кампании по выборам в бундестаг в
1 См. «Volksbote», 16/1957.
322

1957 году реваншистские декларации и заявления вновь
играли большую роль.
Дискуссия по вопросу о польско-германской границе
была по существу лишь фрагментом спора об установ-
лении дипломатических отношений между ФРГ и Поль-
шей. И как раз этот вопрос стал предметом расхожде-
ния между правительством ФРГ и тогдашними оппози-
ционными партиями — СПДГ и СвДП. Оппозиционные
партии считали, что установление дипломатических от-
ношений с Польшей создаст более выгодные условия
для пересмотра существующей польско-германской гра-
ницы, в то время как правительственные партии держа-
лись противоположной точки зрения. Выразителем
взглядов правительства ФРГ был референт по польским
делам в комиссии иностранных дел бундестага барон
фон Гуттенберг, который со всей определенностью зая-
вил, что в связи с проблемой границы Польша является
из всех государств Восточной Европы наименее подхо-
дящим для установления дипломатических отношений с
ФРГ. Гуттенберг описывал трудности, с которыми встре-
тится посол ФРГ в Варшаве, функции которого отно-
сились бы также и к территориям, рассматриваемым
ФРГ как немецкие, а с другой стороны, представлял
действия польского посла, который выступал бы как
представитель этих же территорий и их жителей 1. С эти-
ми взглядами полемизировал социал-демократический
депутат В. Мейер, выдвигавший тезис, что учреждение
посольства ФРГ в Варшаве не означает юридического
согласия на границу по Одеру и Нейссе. Мейер считал,
что проблема воссоединения Германии, «а также про-
блема Одера—Нейссе» (курсив мой.— Б. В.) как раз
требуют установления дипломатических отношений с
Польшей2. В данном случае Мейер высказывал сформу-
лированную ранее точку зрения СДПГ, что установле-
ние дипломатических отношений с Польшей не включает
в себя признание границы, но посол ФРГ в Варшаве
«имел бы возможность вести переговоры о перемене си-
туации, существующей на временно занятых поляками
восточных германских территориях» 3.
1 См. «Rheinischer Merkur», 25.VII.1958.
2 См. «Die Welt», 27.IX.1958.
3 См. «Vorwärts», 22.VI. 1966.
323

Тактические разногласия в отношении реализации
западногерманских территориальных претензий к Поль-
ше нередко заходили довольно далеко. Социал-демокра-
тический депутат бундестага О. Греве писал в августе
1956 года:
«Восточные территории нашей родины были потеря-
ны из-за безответственного немецкого безумства, из-за
националистической самоуверенности банды преступни-
ков. Германию легче было довести до краха, чем вновь
восстановить ее как единое государство. И если восста-
новление не осуществляется и не может осуществиться
в прежних размерах, то это не основание для нас ве-
шать нос...
Требование, чтобы Штеттин, Бреслау и Кёнигсберг
были вновь возвращены Германии, и, по моему мнению,
является юридически обоснованной претензией. В этом
вопросе я разделяю взгляды моей партии — СДПГ, ко-
торая всегда стояла на точке зрения, что Германия как
государство должна быть восстановлена в границах
1937 года. Однако если говорить о том, считаю ли я
осуществление этого требования сейчас политически
возможным и какие шансы я за ним признаю, то я
должен откровенно сказать, что, по моему мнению, и
сейчас и в близком будущем значительно более важны-
ми и сулящими значительно большие надежды явля-
ются задачи воссоединения Германии... Повторяю еще
раз, что в политике можно поставить под угрозу реали-
зацию возможных целей, если одновременно стремиться
осуществить цели невозможные или пока не достижи-
мые...» 1.
В том же духе выступал на германо-французской
конференции в Бад-Нейенаре 5 октября 1956 года вице-
президент бундестага профессор Карло Шмид. В этой
речи он заявил, в частности, что, хотя потеря террито-
рий на Востоке и переселение немцев незаконны, нельзя
тем не менее отрицать, что возникли факты, с которы-
ми следует считаться. По его мнению, ошибочно было
бы держаться так, будто их не было или будто они
могут исчезнуть сами собой. Шмид сказал далее, что
1 См. «Polen, Deutschland und die Oder-Neisse Grenze», S. 687—
688.
324

соглашения можно достичь лишь путем переговоров,
причем обе стороны должны проявить уступчивость.
В речи от 7 октября 1956 года Шмид выдвинул тезис,
что ошибочно было бы считать, будто можно решить
проблему объединения обеих частей Германии без
предшествующего ему соглашения относительно терри-
торий восточнее Одера и Нейссе. Одновременно Шмид
заявил, что немцы, которые остались на этих террито-
риях 1, не представляют собой решающего фактора.
Этот факт имеет свое политическое значение. Оратор
указал, что существует три возможности: 1) ждать, по-
ка Германия будет достаточно сильна, чтобы вооружен-
ным путем отнять эти территории (такую возможность
он отвергает, поскольку ее следствием была бы третья
мировая войны); 2) вести себя так, будто это уже ре-
шенная проблема, и удовлетворяться руганью (он счи-
тает, что это ведет к увековечению существующего по-
ложения); 3) вести переговоры с теми, с кем надлежит,
и в этих переговорах проявить готовность к жертвам
(эту последнюю возможность он считает правильной) 2.
Приведенные заявления были выражением более ре-
алистического и умеренного политического течения в
ФРГ, но, как явствует из их содержания, и они факти-
чески опирались на реваншистские предпосылки. По
существу различие между изложенными взглядами и
крайними реваншистскими убеждениями сводилось к
вопросу о тактике: «реалисты» вроде О. Греве, Шмида
и Зивекинга рекомендовали продемонстрировать готов-
ность к уступкам с немецкой стороны, поскольку, как
они доказывали, без декларации о готовности к уступ-
кам нет реальной возможности соглашения с Польшей
о пересмотре границы по Одре и Нысе.
Кроме голоса КПГ, объявленной в 1956 году вне
закона, раздавались лишь немногие решительные голо-
са, явно или завуалированно предлагавшие примирить-
ся с границей по Одре и Нысе Лужицкой. К ним при-
надлежит, например, заявление пастора Нимёллера,
сделанное им в феврале 1957 года на аэродроме в За-
падном Берлине после возвращения из Польши:
1 Шмид имел в виду прежде всего коренное население Запад-
ных земель, которое в ФРГ считают немцами.
2 См. «Polen, Deutschland und Oder-Neisse Grenze», S. 689—691.
325

«Четыре державы, подписавшие Потсдамский дого-
вор, не смогут во время мирных переговоров с Герма-
нией сделать ничего иного, чем то, что они сделали в
Потсдаме. В противном случае выселение 13 миллионов
людей оказалось бы сделанным не всерьез, а следова-
тельно, оказалось бы преступлением»1.
В дискуссии, возникшей ,в связи с этим заявлением,
в ходе которой Нимёллер подвергся грубым нападкам
со стороны ультрареваншистских кругов, приняла уча-
стие профессор Рената Римек, которая в статье, опу-
бликованной в мае 1957 года, защищала точку зрения
Нимёллера и указывала, что текст Потсдамского дого-
вора, а в особенности факт переселения делают пот-
сдамские решения необратимыми2.
Реалистическую позицию занял в 1958 году про-
фессор Вальтер Хагеман, бывший член ХДС, который
писал, что немцы должны освободиться от иллюзий в
отношении пересмотра границы по Одеру и Нейссе:
«Настало время ясно заявить всем гражданам Фе-
деративной республики независимо от их партийной
или групповой принадлежности, что мы можем ждать
в лучшем случае частичного пересмотра [курсив мой.—
Б. В.], но ни в коем случае не восстановления прежней
границы и что это справедливо с точки зрения полити-
ческой и моральной...
Как могли бы мы выйти без территориальных по-
терь из захватнической войны Гитлера, сопровождав-
шейся такими жестокостями в отношении оккупиро-
ванных стран и приведшей к тотальному поражению?
Национальные катастрофы нельзя попросту аннулиро-
вать, как бы ни верил в такую возможность гражданин
Федеративной республики, основываясь на собственном
опыте и на том, что он является привилегированным
партнером Соединенных Штатов Америки в НАТО. Да-
же Вашингтон не может подарить того, чего не имеет.
1 «Frankfurter Allgemeine Zeitung», 25.II.1957. Цифра 13
миллионов ошибочна: «Нимёллер поддался здесь реваншистской
пропаганде, оперирующей цифрой 12—15 миллионов пересе-
ленцев.
2 См. «Polen, Deutschland und die Oder-Neisse Grenze», S. 699—
700.
326

В нынешнем положении очевидно, что Польша не
будет склонна даже к небольшим уступкам и поправ-
кам»1.
Но эти разумные голоса раздавались лишь спора-
дически.
Примером отсутствия доброй воли у правительства
ФРГ в вопросе урегулирования отношений с Польшей
может служить нашумевшее в свое время дело с визи-
том в Польшу Бертольда Бейца, генерального предста-
вителя фирмы Круппа, который с ведома канцлера
Аденауэра дважды — в середине декабря 1960 года и
в январе 1961 года — посетил Польшу. На Бейца была
возложена задача позондировать возможности установ-
ления непосредственных отношений между ФРГ и Поль-
шей. Эти полуофициальные контакты, доброжелатель-
но принятые Польшей, были затем прерваны правитель-
ством ФРГ, представители которого делали в течение
некоторого »времени противоречивые заявления, то оп-
ровергая, то подтверждая миссию Бейца. 24 января
1961 года пресс-аташе правительства ФРГ окончатель-
но подтвердил, что визиты Бейца в Варшаву были
«одобрены канцлером Аденауэром» и что «в настоящее
время предусматриваются дальнейшие переговоры меж-
ду официальными инстанциями». Но пресс-атташе не
пояснил, идет ли речь о внутренних переговорах прави-
тельственных инстанций ФРГ или о переговорах с
Польшей 2.
На практике оказалось, что правительство ФРГ не
намеревалось начать переговоры с Польшей и не про-
явило дальнейшей инициативы в этом направлении.
Миссия Бейца должна была, вероятно, удовлетворить
западные державы, оказывающие давление на ФРГ в
целях урегулирования отношений с Польшей. Имелась
в виду скорее демонстрация, чем действительное жела-
ние установить эти отношения. В официальной полити-
ке правительства ФРГ преобладали сильно укоренив-
шиеся реваншистские тезисы. Эта политика получила
поддержку комиссии иностранных дел бундестага в ее
1 «Blätter für deutsche und internationale Politik» 1958, Nr. 6.
2 См. статью «Польша и ФРГ» в «Trybuna Ludu» (6.ІІ.1961),
содержащую квинтэссенцию польской позиции в связи с визитом
Бейца, а также статью «Провалившаяся миссия в Польшу» в
«Die Zeil» (6.ІV.1962).
327

отчете от 31 мая 1961 года 1. Комиссия рассматривала
предложение СДПГ и СвДП от 23 января 1958 года
по вопросу установления дипломатических отношений
с Польшей и предложение СДПГ от 5 ноября 1959 года
о том, чтобы изучить вопрос об отношениях ФРГ со
всеми восточноевропейскими государствами с целью
установления с ними постоянного конструктивного со-
трудничества путем скорейшего установления диплома-
тических отношений. Комиссия создала рабочую груп-
пу, большинство в которой составляли деятели пере-
селенческих организаций. К отчету, представленному
В. Якшем, активным деятелем Землячества судетских
немцев и одновременно депутатом от СДПГ, было при-
соединено приложение «Судьба немецкого населения в
Восточной Европе и в Советском Союзе с 1939 года»2.
Этот отчет дает общую оценку отношений ФРГ с
государствами Восточной Европы с точки зрения про-
блемы установления дипломатических отношений. Ос-
новные выводы отчета отрицательны, а обоснования,
которыми оперирует отчет, откровенно реваншистские.
Комиссия, правда, предлагает поддерживать культурные
связи с восточноевропейскими государствами, но реко-
мендует соблюдать осторожность в развитии экономи-
ческих связей, чтобы не усиливать «коммунистического
потенциала». В то же время комиссия возражает про-
тив признания границы по Одре и Нысе, возможность
урегулирования которой видит в ходе будущей европей-
ской интеграции, пользуется термином «раздел Герма-
нии на три части», предостерегает от влияния польской
эмиграции в западных державах в пользу этой грани-
цы, дает понять, что Польша, Чехословакия и Венгрия
злоупотребили положениями раздела XIII Потсдамско-
го договора о выселении немецкого населения как в
плане территориальном, так и в отношении конфискации
«имущества переселенцев», и обвиняет эти государства
в тяжких нарушениях принципов гуманности, причем,
оперируя фальшивой цифрой 15 миллионов переселен-
цев, подчеркивает солидарную ответственность запад-
ных держав, подписавших Потсдамский договор, за ре-
1 Полный текст отчета см. в «Deutscher Bundestag», 3 Wahlpe-
riode, Drucksache 2740.
2 Текст см. в «Deutscher Bundestag», 3. Wahlperiode, Drucksache
2807.
328

шение этого вопроса. В заключение отчет рекомендует
правительству ФРГ при всех официальных контактах с
государствами, которые «высылали» немецкое населе-
ние или осуществляют «временное управление» герман-
скими территориями, обеспечивать германские интере-
сы путем соответствующих юридических деклараций,
хотя сами авторы отчета, учитывая различные с точки
зрения международного права исходные позиции по
вопросу о «восточных германских территориях», «воль-
ном городе Данциге» и «особом юридическом положе-
нии судетских немцев и немцев в других странах Во-
сточной Европы», уклоняются от формулирования про-
ектов соответствующих юридических деклараций.
В разработанном представителями землячеств и
Германского Красного Креста приложении к отчету
было в откровенно реваншистском духе и на основе
фальсифицированных данных представлено положение
немецкого населения в Восточной Европе. О характере
и достоверности этого приложения может свидетельст-
вовать тот факт, что оно объявляет все коренное насе-
ление Силезии и Мазур немцами. В заключительной
своей части документ требует от правительства ФРГ,
чтобы оно при определении отношений с восточноевро-
пейскими государствами и Советским Союзом «с осо-
бым вниманием и заботой относилось к серьезным чело-
веческим лишениям», которые испытывают там «гер-
манские граждане и люди, принадлежащие к немецкой
нации» («deutsche Staats- und Volkszugehörige»).
Оба документа были представлены бундестагу и
14 июня 1961 года единодушно одобрены1. Этот факт
доказывает, как сильно проникнута политика ФРГ ре-
ваншистскими принципами, политическое звучание ко-
торых западногерманское правительство всегда стара-
лось ослабить, представляя их в формах, рассчитанных
на возможно более широкое одобрение со стороны со-
юзников. Отсюда постоянное подчеркивание отказа от
применения силы для удовлетворения претензий вообще
и в отношении границы по Одре и Нысе Лужицкой в
особенности при одновременном выдвижении все новых
вариантов «общеевропейских» решений, готовые образ-
цы для которых творцы западногерманской внешней
1 См. стенографический отчет в «Deutscher Bundestag», 3. Wahl-
periode, 162. Sitzung v. 14.VI.1961, S. 9367.
329

политики пытались найти в институтах европейской ин-
теграции.
Примером может служить выступление Аденауэра
по американскому телевидению 22 сентября 1957 года,
в котором тогдашний глава боннского правительства
вновь заявил об отказе от применения силы для удов-
летворения немецких претензий в отношении Польши,
поддержал принцип так называемого «права на роди-
ну» («Heimatrecht») и пропагандировал возможность
включения Верхней Силезии в состав Европейской ор-
ганизации угля и стали, указывая, что это положит
начало развитию, которое приведет к необходимой раз-
рядке в отношениях между Польшей и Германией,
то есть ФРГ, разрядке, являющейся предпосылкой уре-
гулирования вопроса о польско-германской границе1.
Это был новый вариант уже выдвигавшихся ранее
«общеевропейских» концепций, которые, как надеются
многие реваншистские круги, представляют наиболее
реальную форму пересмотра границы по Одре и Нысе
Лужицкой 2.
В рассмотренном выше отчете комиссии бундестага
по иностранным делам, утвержденном вместе с прило-
жением 14 июня 1961 года бундестагом, много места
уделено немецкому населению, проживающему на во-
стоке от Одры и Нысы Лужицкой. Вопрос этот не нов.
Уже после выборов 1957 года канцлер Аденауэр в пра-
вительственном заявлении от 29 октября 1957 года го-
ворил о заботе федерального правительства о «тех
немцах, которые живут за Одером и Нейссе».
«Федеральное правительство,— твердил он,— будет
делать все, что только возможно, чтобы помочь нашим
соотечественникам, живущим в отрыве от нас в невоз-
можных условиях, продержаться на их наследственной
родине»3.
Эти слова были адресованы, в частности, польско-
му коренному населению на Западных землях, а заяв-
ление преследовало явно подрывную цель. Его непо-
средственной причиной, несомненно, была проводивша-
1 См. «Polen, Deutschland und die Oder-Neisse Grenze»,
S. 701—702.
2 См. «Bezpiecenstwo Europy...», str. 161—165.
3 См. «Polen, Deutschland und die Oder-Neisse Grenze», S. 703.
330

яся в 1956—1959 годах кампания так называемого
соединения семейств. Кульминационный пункт этой кам-
пании относился к середине 1957 года; в ходе ее из
Польши в ФРГ выехало много лиц. Кампания вызвала
беспокойство западногерманской реваншистской печати,
усматривавшей в возвращении немцев из Польши фак-
тор дальнейшего ослабления реваншистских претензий.
Беспокойство это основывалось на предпосылке, будто
немногочисленная группа немцев, проживавших до это-
го времени в Польше, представляла собою символ связи
территорий, расположенных на восток от Одры и Нысы
Лужицкой, с Германией. Реваншистская печать заявля-
ла, что кампания объединения семейств имеет целью
избавиться от остатков немцев и ликвидировать их пра-
ва на возвращение в утраченные провинции1. Об аб-
сурдности этой концепции свидетельствует статистика,
ясно показывающая, какой ничтожный процент состав-
ляла группа немецкого населения в Польше2. Тем не
менее западногерманское правительство обратило на
эти моменты внимание и попыталось установить поли-
тический контакт с коренным населением на польских
Западных землях, рассматривая его как немцев и под-
черкивая свою заботу об этом населении, то есть узур-
пируя в отношении его право опеки.
Подрывной характер этих действий тем более оче-
виден, что различные круги в ФРГ объявляют немцами,
например, все население Верхней Силезии. Забота канц-
лера Аденауэра была выражена в достаточно общей
форме, чтобы охватить возможно более широкий круг
адресатов в Польше.
Мотив беспокойства по поводу выезда немцев из
Польши одновременно с попытками распространить по-
литическое влияние ФРГ на польскую территорию
проявился в нескольких выступлениях. Известный своим
участием в гитлеровских преступлениях в 1941 году во
Львове бывший министр по делам переселенцев Т. Обер-
лендер в речи на съезде западнопрусского землячества
в Бохуме 29 июня 1958 года заявил, что «немецкие
претензии на восточные территории Германии не зави-
сят от числа немцев, живущих сейчас на старой роди-
1 См. «Przeglgd Zachodm», 1957, nr 3.
2 Подробнее об этом см. St. W a s z a k, Liczba Niemcow w
Polsce w latach 1931—1959, «Przeglad Zachodni», 1959, nr 6.
331

не»1. Статс-секретарь того же министерства д-р Нам в
выступлении по гессенскому радио в феврале 1959 года
выдвинул абсурдный с точки зрения юридической, но
весьма красноречивый в политическом отношении тезис,
будто конституция ФРГ имеет обязательную силу не
только в Западной Германии, но и во всей Германии.
Что касается всей Германии (Gesamtdeutschland), то
д-р Нам подчеркнул, что авторы конституции ни на ми-
нуту не допускали, что территории, которые по праву
принадлежат Германии, могут рассматриваться как
цель экспансионистских устремлений 2.
Концепция Нама свидетельствует о потенциальном
росте реваншистских претензий. Она открывает путь к
расширительной интерпретации территориального суве-
ренитета ФРГ. К этому следует добавить отчетливо из-
ложенную юридическую точку зрения — со всеми поли-
тическими последствиями — отчетов комиссии по иност-
ранным делам бундестага от 31 мая 1961 года. Комис-
сия в заключительной части своего основного отчета
перечисляет следующие вопросы, которые должны быть
в первую очередь урегулированы правительством ФРГ
с центрально- и восточноевропейскими государствами:
1) выяснение открытых до сих пор вопросов граж-
данства;
2) усиление кампании соединения семейств;
3) предоставление западногерманским властям воз-
можности оказывать социальную помощь лицам, живу-
щим на территориях восточнее Одера и Нейссе;
4) упрощение поездок в ФРГ и из ФРГ;
5) допуск немецких научных пособий и школьной
литературы в государства Восточной Европы;
6) включение немецкого населения, проживающего
на территории Восточной Европы, в культурный и
школьный обмен. Перечисленные вопросы относятся к
кругу так называемой внутренней юрисдикции государ-
ства, в политическом же плане речь здесь идет о воз-
действии на тех жителей территорий, потерянных Гер-
манией в результате второй мировой войны, которых
ФРГ продолжает считать германскими гражданами3.
1 «Polen, Deutschland und die Oder-Neisse Grenze», S. 709.
2 Ibid., S. 711.
3 «Deutscher Bundestag», 3. Wahlperiode, Drucksache 2807,
S. 3-5.
332

Речь идет здесь прежде всего о так называемом автох-
тоническом населении, то есть о тех довоенных жителях
польских Западных земель, которые устояли перед
германизацией 1.
Отношение ФРГ к Польше составляет очень важный
элемент западногерманской восточной политики. Эта
политика переживает застой; упорное стремление ото-
брать у Польши ее Западные земли парализует все по-
пытки улучшить отношения между западногерманским
государством и Польшей.
Бесплодность тактики, избранной правительством
ФРГ в области восточной политики, привела к тому,
что все новые политические круги стали критиковать
жесткую позицию ФРГ и отсутствие эластичности в ее
политике в отношении Восточной Европы.
Ведь события последних лет не принесли успеха
традиционной националистической восточной политике,
не приблизили ее к намеченным ею целям. Наоборот,
жизнь показала, что политика эта сейчас более далека
от своих целей, чем когда-либо ранее.
Советская инициатива по вопросу заключения мир-
ного договора с обоими немецкими государствами и
прекращения на этой основе использования Западного
Берлина в качестве центра подрывной деятельности
против ГДР, последовательные шаги, направленные на
укрепление безопасности социалистического восточно-
германского государства 2,— вот факты, побуждающие
реалистических политиков в ФРГ критически осмысли-
вать происходящее.
К числу явлений, связанных с критикой западногер-
манской восточной политики, следует отнести так назы-
ваемое дело Кролля — посла ФРГ в Москве, который
участвовал в переговорах с Советским Союзом по бер-
линскому вопросу. По сообщениям печати, Кролль пред-
ставил ряд компромиссных предложений по вопросам
1 Согласно послевоенным польским подсчетам, численность это-
го населения составляла около 1067 тысяч человек (см. «Materialy
syntetyczne do zagadnien Ziem Odzyskanych, «Mysl Wspolczesna»
1947, nr 1, str. 132). Детальные исследования провел Ст. Вашак
(St. W a s z a k, op. cit).
3 В частности, меры, принятые ГДР 13 августа 1961 сода
в Берлине для укрепления охраны своей государственной гра-
ницы
333

Западного Берлина и германского мирного договора1 и
на закрытом совещании послов ФРГ, состоявшемся в
Бонне, выдвинул ряд тезисов об изменении восточной
политики, в частности тезис о признании границы по
Одре и Нысе. Хотя все высказывания посла Кролля
были официально опровергнуты правительством ФРГ2,
в печати преобладало мнение, что Кролль является
представителем тех кругов, которые стремятся изменить
восточную политику ФРГ, придав ей более реалистиче-
ское направление3.
Оживленную дискуссию вызвал в ФРГ так называ-
емый «мемориал восьми» 4, представленный новому пра-
вительству ФРГ после выборов, но ставший достоянием
гласности только в конце февраля 1962 года. В области
внешней политики авторы мемориала рекомендовали
правительству ФРГ более активную политику, отме-
чая, в частности:
«Мы не говорим ничего нового, когда высказываем
мнение, что хотя свобода жителей Берлина и является
правом, признанным всем миром, но национальное
стремление к свободному воссоединению не может быть
1 Согласно «New York Herald Tribune» от 13 ноября 1961 г.,
Кролль предложил, чтобы: 1) четыре великие державы приняли
новый статус Западного Берлина, гарантирующий его жителям
свободу и свободную связь с Западом, 2) Советский Союз при под-
писании мирного договора с ГДР гарантировал права западных
держав в Западном Берлине, 3) были начаты переговоры о мир-
ном договоре с ФРГ и о разоружении, 4) западные державы и
СССР заключили соглашение о прекращении взаимной враждебной
пропаганды. Предложения эти были отвергнуты, а сам Кролль
дезавуирован правительством ФРГ.
2 Чтобы успокоить переселенческие круги, канцлер Аденауэр
направил землячествам письмо, в котором отрицал, что Кролль
выступал за признание границы по Одре и Нысе, и подтвердил,
что политика правительства ФРГ по вопросу об этой границе
остается неизменной («Frankfurter Allgemeine Zeitung», v.
28.III.1962).
3 В польской печати см. J. К о w а 1 е w s к і, Dlaczego odwo-
lano Krolla?, «Polityka», 17.III.1962, а также St. Ehrlich, Opera
Krolla, «Nowa Kultura», 25.III 1962.
4 «Мемориал восьми» — документ, выражающий позицию наи-
более реалистически мыслящих политических кругов ФРГ, Название
происходит от восьми авторов — теологов и светских проте-
стантских деятелей, которые представили этот документ вновь сфор-
мированному после выборов правительству ФРГ в 1961 г. Опубли-
кован был мемориал только в конце февраля 1962 г.
334

сейчас реализовано, и нам придется отказаться от на-
ших претензий на суверенитет над территориями за
линией Одер — Нейссе»1.
Авторы мемориала считают, что их взгляды разде-
ляют ответственные круги всех политических партий в
ФРГ, но по внутриполитическим соображениям эти
взгляды не высказываются. Поэтому они призывают к
созданию атмосферы, способной подготовить общест-
венное мнение к развитию событий, которые неизбеж-
ны и которые нужно будет признать. Как важнейший
пример возможности активизации внешней политики
авторы мемориала называют нормализацию политиче-
ских отношений с восточными соседями Германии,
то есть материальное возмещение, пакты о ненападении,
призыв к Польше разрешить тем немцам, которые это-
го желают, вернуться на их «родину», а также призна-
ние границы по Одре и Нысе — в рамках полного уре-
гулирования отношений. По мнению авторов мемориа-
ла, это лишило бы Советский Союз возможности
действовать совместно с Польшей в отношении ФРГ.
Мемориал вызвал критику членов разных западно-
германских партий. Содержащиеся в нем предложения
отвергла, в частности, группа из восьми протестантских
депутатов ХДС в бундестаге. Касаясь польско-гер-
манских отношений, группа ХДС писала, что не может
согласиться с предложениями мемориала:
«Б настоящий момент нельзя рекомендовать уста-
новление дипломатических отношений с государствами
восточного блока... В вопросе о линии Одер — Нейссе
речь идет о международном праве, а не об упорном
националистическом цеплянии за проблему границ.
Согласно договорам, переговоры о восточных границах
должно вести общегерманское правительство. Незави-
симо от того, какую ценность эта юридическая позиция
может иметь сейчас, в случае переговоров отказ от нее
был бы политически неразумен... Между объединением
и урегулированием восточных границ существует связь,
которую нельзя ослаблять»2.
1 «Der Tagesspiegel», 2.III.1962.
2 Там же.
335

7. Отношение НАТО к восточной политике ФРГ
Юридическая позиция, о которой упоминается в за-
явлении группы протестантских депутатов ХДС, осно-
вывается на тексте заключительного акта Лондонской
конференции от сентября — октября 1954 года, который
в части V, п. 3, содержал следующую декларацию:
«3. Существенной целью их политики остается сво-
бодно (frei) достигнутое соглашение между Германией
и ее прежними противниками в форме мирного договора
для всей Германии, которое должно стать основой проч-
ного мира. Окончательное определение границ Германии
должно быть отложено до заключения такого соглаше-
ния» 1.
Эта декларация, к которой присоединились все чле-
ны НАТО протоколом от 23 октября 1954 года, открыла
Федеративной Республике Германии широкие возмож-
ности для выдвижения своих территориальных претен-
зий к Польше. ФРГ как государство, являющееся чле-
ном НАТО, выгадала вдвойне: во-первых, она получила
право называться свободно договаривающейся стороной
на будущей мирной конференции и, во-вторых, заручи-
лась обязательством остальных членов НАТО считать
до этой конференции вопрос о границах Германии от-
крытым. Но ФРГ не получила подтверждения своих
претензий на границу 1937 года. Отсутствие такого
подтверждения показательно для политики западных
держав, которые стремятся в вопросе о польско-гер-
манской границе сохранить максимальную свободу
действий, отдавая себе отчет в необратимости потсдам-
ских территориальных решений и вместе с тем не же-
лая открыто противопоставлять их претензиям государ-
ства, которому они отвели ключевую роль в рамках
антикоммунистического союза. Одновременно Лондон-
ская декларация содержала в части V заявление пра-
вительства ФРГ, что оно принимает обязательства, со-
держащиеся в статье 2 Устава Организации Объединен-
ных Наций и что «ФРГ в особенности обязуется, что ни-
когда не осуществит объединения Германии либо изме-
нения существующих границ Федеративной Республики
1 Н. S і е g 1 е r, op. cit., S 35.
336

Германии [курсив мой.— Б. В.] насильственными средст-
вами, что она будет решать мирным путем все спорные
вопросы, возникающие между Федеративной республи-
кой и другими государствами» 1.
Этому заявлению западные державы приписывали
существенную роль, так как видели в нем гарантию то-
го, что ФРГ не вступит на путь авантюристической
политики на Востоке, которая привела бы государст-
ва— члены НАТО к вооруженному конфликту во имя
националистических западногерманских интересов. По-
этому западные державы ссылались на это заявление,
полемизируя с предостережениями социалистических
государств в отношении реваншистских тенденций, ха-
рактерных для ФРГ2.
Заявление, содержащееся в части V Лондонской
декларации, может, однако, толковаться различным об-
разом. В то же время обещание, что все спорные вопро-
сы, возникающие между ФРГ и другими государствами,
Федеративная республика будет разрешать мирными
средствами, ослабляется тем фактом, что ФРГ вообще
поднимает вопрос о спорности польско-германской
границы.
Политика социалистических государств исходит из
того, что юридические гарантии лишь тогда реальны,
когда их содержание не противоречит действительной
политической ситуации, имеющей стабильные черты.
Этого не обеспечивает ни развитие внутреннего поло-
жения в ФРГ, где тон задают ультранационалистиче-
ские и реваншистские круги, ни официальная внешняя
политика Федеративной республики, выдвигающая яв-
ные территориальные претензии к Польше и СССР.
Поэтому социалистические государства настойчиво ра-
зоблачают западногерманский реваншизм как фактор,
угрожающий всеобщему миру.
1 К. Skubiszewski, Umowy paryskie..., str. 107—108.
2 Например, в ответах большинства государств—членов НАТО
на польскую ноту от июля I960 г., а также в полемике премьер-ми-
нистра Англии Макмиллана с В. Гомулкой на XV сессии Генераль-
ной Ассамблеи ООН. См. В. W і е w і о r a, Zachodnioniemieckie
roszczenia terytorialne wobec Polski a prawo miedzynarodowe, «Pan-
stwo і Prawo», 1960, nr 12; его же: Zaganienia rewizjonizmu za-
chodnioniemieckiego na XV sesji Zgromadzenia Ogolnego ONZ,
«Przeglad Zachodni», 1960, nr 6.
337

8. Отношение ФРГ к остальным социалистическим
государствам
Восточная политика ФРГ включает также отноше-
ние Западной Германии к другим, кроме СССР и
Польши, социалистическим государствам Восточной Ев-
ропы. Однако эти государства, за исключением Чехо-
словакии, не играют существенной роли в концепциях
западногерманской восточной политики. Совершенно
особое место занимает в этой политике Югославия как
государство, не связанное союзом с остальными соци-
алистическими государствами 1, хотя она первой испы-
тала на себе последствия применения доктрины Халь-
штейна. После установления Югославией дипломати-
ческих отношений с ГДР против нее были обращены
санкции правительства ФРГ, которое 19 октября
1957 года порвало дипломатические отношения с этой
страной2.
Чехословакия в иерархии западногерманской восточ-
ной политики, несомненно, занимает третье место —
после СССР и Польши. Отношение к Чехословакии
складывается из двух аспектов: 1) установления дипло-
матических отношений и 2) проблемы судетских нем-
цев.
Актуальность проблемы установления ФРГ дипло-
матических отношений с Чехословакией, казалось бы,
сама собой вытекает уже из географического положе-
ния: наличие общей границы при одновременном
отсутствии — по крайней мере официальных — террито-
риальных претензий. Отсутствие таких претензий засви-
детельствовано косвенно, а именно выдвигаемой ФРГ
формулой признания границы 1937 года, которая на
участке между ФРГ и Чехословакией совпадает с ны-
нешней границей, а также прямо — высказываниями
официальных представителей ФРГ. Министр фон Брен-
1 В вводной части отчета комиссии по иностранным делам бун-
дестага (Drucksache 2740) также указывается, что Югославия за-
нимает особое место в концепциях восточной политики ФРГ, хотя
в приложении (Drucksache 2807) положение немцев в Югославии
рассматривается в рамках аналогичных рассуждений о положении
немцев в других восточноевропейских государствах.
2 См. В. Wiewiöta, Sprawa uznänia Niemieckiej Republiki
Demokratycznej przez Jugoslawin (Dokumentacja) «Przeglad Za-
chodni», 1957, nr 6.
338

тано во время своей поездки в Индию в 1957 году на
вопрос о Судетах ответил, что они не были германской
территорией в 1937 году1, а канцлер Аденауэр заявил
в январе 1960 года во время визита в Рим, что ФРГ не
имеет территориальных претензий к Чехословакии2.
Посол ФРГ в Соединенных Штатах В. Греве в ноябре
1959 года в лекции, прочитанной в Нью-Йорке, сказал
дословно следующее:
«Вопроса о границах с Чехословакией не сущест-
вует. Федеральное правительство всегда стояло на той
точке зрения, что требующие урегулирования погранич-
ные проблемы относятся к территориям в рамках гра-
ниц 1937 года. Эта точка зрения совпадает с заявле-
ниями и соглашениями четырех оккупационных держав
от 1945 года. Верно то, что несколько организаций су-
дето-немецких беженцев время от времени поднимает
вопрос о границе на территории Судетов. Однако феде-
ральное правительство не выдвигает и не поддерживает
такого рода претензии»3.
Из этого, казалось бы, вытекает, что в вопросе уре-
гулирования отношений с Чехословакией правительство
ФРГ не видит того принципиального препятствия, кото-
рое оно усматривает применительно к Польше, а имен-
но проблемы территориальных претензий. Но западно-
германское правительство не установило дипломатиче-
ских отношений с Чехословакией, хотя с чехословацкой
стороны предложения об этом делались неоднократно4.
Отвергая предложения Чехословакии, западногерман-
ское правительство выдвигало прежде всего проблему
признания Чехословакией ГДР, что, по его мнению не-
1 «Neue Züricher Zeitung», Nr. 89/1957.
2 «Combat», 25.I.1960.
3 W. Grewe, op. cii, S. 411—412.
4 Декретом Президиума Национального собрания Чехословакии
от 3 февраля 1955 г. было объявлено об окончании состояния вой-
ны с Германией («Zbiör Dokumentöw 1955», nr 1, str. 302—304),
22 января 1958 г. председатель Национального собрания Зденек
Фирлингер в письме председателю бундестага Герстенмайеру заявил
о готовности Чехословакии установить дипломатические отношения
с ФРГ («Trybuna Ludu», 23.I.1958). Дважды об этом заявлял
премьер-министр Чехословакии Вильям Широкий: в правительствен-
ном заявлении в августе 1956 г. («Rude Prawo», 26.VIII.1956) и в
письме канцлеру Аденауэру в мае 1958 г. («Trybuna Ludu»,
17.V.1958).
339

совместимо со статусом правительства ФРГ как един-
ственного представителя немецкого народа 1. Но даже
независимо от этого правительство ФРГ занимает явно
двусмысленную позицию: заверяя, что у него нет ни-
каких территориальных претензий к Чехословакии, оно
одновременно поддерживает притязания судетских нем-
цев на так называемое «право на родину»2. Много-
плановость и неясность этой концепции3 вызвали обо-
снованное беспокойство английской печати4 и даже
английского министерства иностранных дел, которое в
связи с требованиями судетских немцев сочло нужным
подчеркнуть, что Англия считает Мюнхенский договор
1938 года недействительными5.
Есть основания утверждать, что поддержка прави-
тельством ФРГ «права на родину» и права на само-
определение судетских немцев является замаскирован-
ной поддержкой претензий, идущих далее, чем офици-
ально выдвигаемые претензии на «границы 1937 года».
Такую позицию, как известно, занимают организации
переселенцев с территории Судетов, которые даже от-
крыто высказывают мнение, что Мюнхенский договор
сохраняет свою силу6, и на этом основании домогаются
1 Заявление министра фон Брентано от 28 июня 1956 г.
(см. «Frankfurter Allgemeine Zeitung», 29.VI.1956).
2 Заявление министра фон Брентано на пресс-конференции
18 марта 1957 г. (см, «Frankfurter Allgemeine Zeitung», 19.III.1957).
Аналогичную точку зрения высказал представитель боннского МИД
в апреле 1959 г., заявив, что правительство ФРГ считает своей обя-
занностью поддержать требования судетских немцев по вопросу
признания «права на родину» и права на самоопределение («Try-
buna Ludu», 16—17.IV.1959).
3 Как уже указывалось выше (стр. 301, примеч. 1), критический
анализ понятия «право на родину» («Recht auf die Heimat») дан в
работах: В. W і е w і o r а, Tzw. Recht auf die Heimat, «Przeglad
Zachodni», 1958, nr 5; R. В і e r z a n e k, «Volksgruppenrecht» і
«Heimatrecht», «Sprawy Miedzynarodowe», 1960, nr 2, и др.
4 «The Times», 6.І.1957.
5 «Trybuna Ludu», 6.V.1959.
6 Такого рода взгляды развивают некоторые ученые, близкие
и кругам судетских немцев. См., например, Н. Raschhofer, Die
Sudetenfrage. Ihre völkerrechtliche Entwicklung vom ersten Weltkrieg
bis zur Gegenwart, München 1953; K. R a b 1, Die gegenwärtige
völkerrechtliche Lage der deutschen Ostgebiete, München 1958; см.
также последнюю часть сборника «Das östliche Deutschland. Ein
Handbuch» (Würzburg 1959), озаглавленную «Die Deutschen in
Böhmen und Mähren. Zur Sudetenfrage».
340

присоединения данной территории к Западной Герма-
нии. Опасаясь политических последствий поддержки
этих требований, западногерманское правительство
официально отмежевывается от них, но в то же время
понимает, что концепция «права на родину» может
стать удобной исходной позицией для выдвижения в
соответствующий момент дальнейших территориальных
претензий.
Очевидно, что реализация притязаний реваншист-
ских организаций судетских переселенцев практически
трудна. Пока что на первый план выдвигаются «право
на родину», отождествляемое с правом на самоопреде-
ление, и требования возмещения собственности пересе-
ленных немцев1. Однако требование возвращения су-
детских немцев в рамках реализации «права на родину»
сформулировано намеренно неясно: глашатаи этого
«права» отнюдь не заинтересованы в возвращении нем-
цев на территорию Судетов в качестве чехословацких
граждан.
Политические трудности, связанные с выдвижением
территориальных претензий в отношении Чехословакии,
склоняют западногерманских политиков к поискам ре-
шений в рамках концепции европейской интеграции,
идеологические основы которой — наднациональные
связи во имя антикоммунизма — они усиленно стремят-
ся развивать в целях применения их в Центральной и
Восточной Европе. На этой основе формулируются уже
упоминавшиеся планы «объединенной Европы»2 и раз-
личные федералистские проекты3.
1 В связи с подписанием ГДР и Чехословакией 23 июня 1950 г.
декларации, в которой правительства двух стран заявили, что все
проблемы между обоими государствами урегулированы, что они не
имеют друг к другу никаких территориальных претензий и что
переселение немцев из Чехословакии было справедливым и оконча-
тельным, западногерманский бундестаг заявил протест, оговорив за
собой право требовать возмещения за последствия переселения.
См. A. S n e j d а r е k, Die revanchistischen Bestrebungen des deut-
schen Militarismus gegenüber der CSR, «Deutsche Aussenpolitik»,
Sonderheft 1/1957, S. 65.
2 Например, в 1952 г. профессор Хальштейн изложил свой пре-
словутый план объединения Европы вплоть до Урала.
3 Концепции «объединенной Европы», в рамках которой пред-
полагается «преодолеть» национальные границы, охотно развивают
политики из переселенческих организаций судетских немцев. Таков,
например, основной лейтмотив всех важных статей журнала «Der
341

Europäische Osten». Федералистские концепции развивает также
П. Венгер (Р. Wenger, Wer gewinnt Deutschland?, Stuttgart
1959), который, в частности, предложил порвать с традиционной
прусской концепцией восточной политики Германии и положить
начало политике центральноевропейской федерации, первым шагом
в реализации которой должно было бы стать создание польско-гер-
манской федерации. Хотя Венгер развивает свои идеи, исходя из
антикоммунистических предпосылок, его острая критика немецких
исторических традиций, попытка переоценки историографии и осуж-
дение бисмарковской концепции политики в отношении Польши вы-
звали озлобление сторонников немецкой националистической поли-
тики.
1 В конце ноября 1956 г. СвДП предложила создать торговые
миссии ФРГ с правами консульств как начало дипломатических
отношений со всеми социалистическими странами, исключая Венгрию
(см. «Die Welt», 1.XII.1956). В июле 1957 г. СДПГ потребовала за-
ключения ФРГ торговых договоров со всеми социалистическими
странами.
2 См. «Die Welt», 7.ХІІ.1956; «Frankfurter Allgemeine Zeitung»,
7.VII.1959.
Остальные государства Восточной Европы (кроме
СССР, Польши и Чехословакии) занимают в полити-
ке ФРГ второстепенное место. Проблема установления
отношений с ними рассматривается в той же самой пло-
скости, что с Польшей и Чехословакией: все доводы,
выдвигаемые против установления дипломатических
отношений с Польшей и Чехословакией, признающими
ГДР, распространяются и на другие европейские социа-
листические государства, Все предложения, в том
числе даже ограничивающиеся лишь стабилизацией
торговых отношений путем создания постоянных торго-
вых миссий с правами консульств 1, были — при одобрении
реваншистских организаций переселенцев — отвергнуты
правительством ФРГ, которое поставило любую дого-
воренность с социалистическими государствами в зави-
симость от изменения их отношения к проблеме воссое-
динения Германии, то есть от разрыва отношений
с ГДР2.
9. Перспективы восточной политики ФРГ
Предложенный здесь вниманию читателя очерк со-
временной восточной политики ФРГ позволяет сделать
несколько выводов относительно возможных направле-
ний развития этой политики в будущем.
342

1. Восточная политика ФРГ основана на традицион-
ной националистической и захватнической политике
экспансии на Восток. Несмотря на понесенные в прош-
лом поражения, эта политика упорно стремится к про-
должению немецкого «натиска на Восток». История су-
рово отнеслась к этой политике. Уже первая мировая
война отодвинула границы Германии на запад; еще бо-
лее ощутимыми были результаты второй мировой вой-
ны. Перед современной националистической концепцией
восточной политики, представляемой ФРГ, стоит, не-
сомненно, значительно более трудная задача, чем в
период вильгельмовского или гитлеровского рейха. При
современном соотношении сил на мировой арене, при
существовании мощных военных блоков, располагаю-
щих оружием массового уничтожения, реализация уз-
ких националистических целей требует применения иной
тактики по сравнению с временами, когда на востоке
Европы существовали маленькие государства, разди-
раемые взаимными раздорами и внутренними противо-
речиями. В современных условиях ФРГ — наследнице
германских великодержавных националистических тра-
диций— приходится также считаться с не всегда совпа-
дающими с ее политикой интересами своих союзников,
которые помогли ей добиться нынешней политической
позиции.
2. Реальную опасность, какую представляет совре-
менная восточная политика ФРГ, предопределяют два
фактора:
а) отсутствие в Западной Германии какой-либо ор-
ганизованной внутренней политической силы (кроме
загнанной в подполье КПГ), которая противостояла бы
программе современной восточной политики ФРГ;
в) большое значение ФРГ как союзника в рамках
НАТО, обусловленное, ее сильной экономической и все
более усиливающейся военной позицией, — обстоятель-
ство, которое возрождает у реваншистских сил ФРГ
надежды на реализацию своей программы захватов на
Востоке при поддержке западных союзников.
Дополнительным моментом, способствующим маски-
ровке подлинных планов ФРГ в Восточной Европе,
является их поэтапная градация: сначала сосредоточе-
ние усилий на реализации первого этапа, то есть лик-
видации ГДР, а затем переход к реализации дальней-
343

ших целей. Правящие круги ФРГ считают, что вполне
смогут реализовать свою программу, опираясь на за-
падный блок, причем реализация каждого последова-
тельного этапа будет делать более реальным осущест-
вление следующего этапа. Не все можно получить сра-
зу— вот квинтэссенция заявления фон Брентано, кото-
рый разглагольствовал 1 мая 1956 года о возможном
выборе между поглощением ГДР и «проблематичными
претензиями на Востоке». Помощь западных союзни-
ков— таков ход рассуждений этого некогда официаль-
ного представителя правительства ФРГ — необходима
для реализации первого этапа программы восточной по-
литики ФРГ. Ибо задача состоит в том, чтобы скло-
нить СССР к согласию на ликвидацию ГДР. Насколько
изменилось бы соотношение сил между объединенной
таким образом Германией и ее восточными соседями на
следующем намеченном этапе — этапе восстановления
границ 1937 года! Западные союзники должны будут
считаться с германской мощью, искать ее помощи.
Тогда голос ФРГ будет иметь совершенно иное значе-
ние, а происшедшее изменение в соотношении сил на
мировой арене создаст реальные условия для дальней-
ших немецких завоеваний.
Вполне понятно, что такие рассуждения характерны
не только для одного Брентано.
3. Учет современного соотношения сил на мировой
арене и интересов союзников подсказывает проводни-
кам западногерманской восточной политики выбор та-
ких форм действий, которые в существующих условиях
сулят надежды на достижение намеченных целей.
Характерно, что политические круги ФРГ уже давно
обратили внимание на модные на Западе концепции
интеграции. На эти концепции ссылались и ссылаются
многие западногерманские политики в своих выступле-
ниях по вопросу об отношении к странам Восточной
Европы. Представляется, что по мере роста популярно-
сти различных интеграционных планов и институтов в
Западной Европе западногерманский реваншизм будет
стремиться использовать в своих интересах именно эти
концепции европейской интеграции. Ведь подобная «ин-
теграционная» маскировка позволяет поддерживать
самые широкие реваншистские требования в отношении
Центральной и Восточной Европы, не подвергая их гла-
344

шатаев опасности обвинения в национализме. Не уди-
вительно, что особенно горячими сторонниками инте-
грационных институтов являются как раз ультрареван-
шистские западногерманские политики, к числу которых
принадлежат, например, представители организаций
судетских переселенцев. Несомненно, что интеграция
в их концепциях рассматривается как новая, более со-
ответствующая современным условиям форма герман-
ской экспансии на Восток. С этим связывается надежда
на то, что в рамках центральноевропейской интеграции
доминировала бы страна, наибольшая по территории
и населению и самая сильная экономически; такой стра-
ной является Западная Германия.
4. Можно предвидеть, что ФРГ в своей восточной
политике и впредь будет прилагать усилия к тому, что-
бы попытаться подорвать прочность социалистического
лагеря. В прошлом этой цели должна была служить,
в частности (отброшенная после Женевской конферен-
ции министров иностранных дел четырех держав
1959 года), идея заключения с некоторыми социалисти-
ческими государствами договоров о ненападении. Целью
заключения таких договоров была попытка изолиро-
вать ГДР от Польши и Чехословакии, которым некото-
рые западногерманские политики пытались предложить
подписание таких пактов 1.
Представляется, что вообще все рассуждения на те-
му «активизации» западногерманской восточной поли-
тики диктуются планами ослабления единства социали-
стического лагеря.
5. Такого рода надежды, разумеется, нереальны, а
социалистические государства вполне отдают себе от-
чет в действительных целях современной восточной
политики ФРГ — империалистической политики, кото-
рая принесла бы всему миру неисчислимые бедствия,
если бы правительству Западной Германии удалось
реализовать ее в соответствии со своей программой.
Поэтому современная восточная политика ФРГ
встречает решительный отпор со стороны всех социали-
стических государств Европы. История научила народы
1 Например, социал-демократ К. Моммер, который был членом
западногерманской делегации на сессии Межпарламентского союза
в Варшаве в августе 1959 г. См. «Frankfurter Rundschau», 8.IX.1959.
345

Восточной Европы, что стремлениям германского импе-
риализма нужно противодействовать объединенными
силами. Политическим и военным центром этих объе-
диненных сил стал Советский Союз, мощь которого га-
рантирует безопасность восточных соседей ФРГ. Особо
важную роль в обеспечении безопасности Восточной
Европы играет ГДР как географическо-политическая
преграда на пути экспансионистских устремлений гер-
манского империализма. Поэтому ГДР может рассчи-
тывать на помощь и поддержку всех социалистических
государств, которые видят в первом социалистическом
германском государстве не только братскую по своему
строю и идеологии страну и союзника в рамках Вар-
шавского договора, но и образец миролюбивого герман-
ского государства.
Социалистические государства пытаются лишить со-
временную восточную политику ФРГ ее агрессивного
острия. Этой цели служит известный план Рапацкого.
Не случайно, что именно этот план наталкивается в
ФРГ на ожесточенное сопротивление, поскольку его
реализация перечеркнула бы все вынашиваемые там
идеи экспансии на Восток.
Современное соотношение сил в мире и в Европе
не сулит успеха восточной политике ФРГ. До тех пор
пока Федеративная Республика Германии не отбросит
своих захватнических традиций и не откажется от сво-
их экспансионистских целей, она будет представлять
собой источник угрозы миру во всем мире. Но мир се-
годняшнего дня ищет мирных, а не военных решений,
и поэтому современная западногерманская восточная
политика — это политика без будущего.

Содержание
Вступительная статья 3
Предисловие к польскому изданию 25
ГЕРАРД ЛЯБУДА
Историографический анализ так называемого германского
«натиска на Восток» 26
1. Исторические посылки 26
2. Германское проникновение на Восток в оценке немец-
ких историков 28
3. Германское проникновение на Восток в оценке сла-
вянских историков 42
4. Характер, предпосылки и цели «Дранга нах Остен» . . 61
5. Резюме 70
ЯН ДОМБРОВСКИЙ
Польская политика и натиск германского феодального мира
на Чехию и Венгрию в средние века . , 71
ЕВА МАЛЕЧИНСКАЯ
Проблема «Дранга нах Остен» в XIV — XV веках . . . . 109
ЮЗЕФ ХЛЕБОВЧИК
Роль польско-германских отношений в истории германского
«Дранга нах Остен» 1795—1918 годов 122
1. Введение 122
2. Роль польских земель в восточной политике Пруссии . 124
3. Прусская политическая мысль о польском вопросе , . 128
4. Отношение немецких демократов к польскому вопросу 134
5. Методологические аспекты дискуссии 137
6. Польский вопрос в период революции 1848—1849 годов 138

7. Влияние националистической идеологии на оценку поль-
ского вопроса 142
8. Отношение Пруссии и Австрии к национальным уст-
ремлениям славян после 1848 года 143
9. Влияние международного положения на восточную
политику Германии в период Крымской войны . . 147
10. Политика Бисмарка в период январского восстания
1863 года . . . 148
11. Отношение западных держав к восточной политике
Бисмарка 150
12. Польская политика Пруссии и Австрии в период объ-
единения Германии 151
13. Восточная политика бисмарковской Германии после
1871 года 154
14. Антипольская политика Бисмарка в 80-е годы XIX ве-
ка (колонизаторская кампания) 156
15. Общие основы и организационные формы новой поль-
ской политики правительства Каприви 160
16. Первые признаки обострения польско-германских от-
ношений на рубеже XIX и XX веков 164
17. Неудачи антипольской политики Германии . . . . 166
18. Под знаком Гакаты 172
19. Польский вопрос накануне первой мировой войны . 180
20. Другие экспансионистские планы в политике Герма-
нии 183
21. Польский вопрос в военной политике Центральных
держав (1914—1918) 187
22. Концепции германского «Дранга нах Остен» в период
первой мировой войны 192
23. Попытка анализа федерализационных планов приме-
нительно к Центральной Европе 197
24. Заключительные замечания . . . 200
ЗДИСЛАВ НОВАК
Экономические основы империалистической экспансии Гер-
мании в Восточной Европе 202
1. Экономические основы империализма Германской
империи , . . . , , 202
2. Федеративная Республика Германии — продолжатель-
ница милитаристских и реваншистских традиций . . 223

ЯНУШ ПАЕВСКИЙ
Немецкие попытки «натиска на Восток» в период империа-
лизма 233
ЧЕСЛАВ МАДАЙЧИК
Военные цели Третьего рейха на Востоке 257
1. Первые контуры 257
2. Экспансионистские цели в отношении Польши . . . 261
3. Экспансионистские цели в отношении Советского Союза 267
4. Анализ гитлеровских военных целей 272
5. «Генеральный план „Восток" 275
6. Оценка военной политики «Дранга нах Остен» . . . 279
БОЛЕСЛАВ ВЕВЮРА
Современная восточная политика Федеративной Республики
Германии 282
1. Характеристика и генезис восточной политики ФРГ . 282
2. Германская Демократическая Республика и восточная
политика ФРГ , 285
3. Возрождение империалистической восточной политики
в Западной Германии . 287
4. Восточная политика ФРГ и цели западной антикомму-
нистической коалиции 294
5. Политика ФРГ в отношении Советского Союза . . . 302
6. Отношение ФРГ к Польше 307
7. Отношение НАТО к восточной политике ФРГ . . . . 336
8. Отношение ФРГ к остальным социалистическим госу-
дарствам 338
9. Перспективы восточной политики ФРГ 342

Германская экспансия в Центральной
и Восточной Европе
Редактор И. А. Захарченко
Художник В. Ходоровский
Художественный редактор А. Шканов
Технический редактор Г. Каледина
Корректор Л. В. Гречищееа
Сдано в производство 7/Х 1964 г.
Подписано к печати 23/I 1965 г.
Бумага 84Х1081/32=5,5 бум. л., 18,0 печ. л.,
Уч.-изд. л. 19,1. Изд.№ 6/2420
Цена 1 р. 30 к. Зак. 568
(Темплан 1965 г. пор. № 1680)
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ПРОГРЕСС»
Москва, Зубовский бульвар, 21
Московская типография № 20
Главполиграфпрома Государственного комитета
Совета Министров СССР по печати
Москва, 1-й Рижский пер,, 2

Издательство «ПРОГРЕСС»
Готовятся к изданию в 1965 году
следующие книги
по истории и международным отношениям
Берти Д. Демократы и социалисты в период Рисорд-
жименто, Милан, 1962, перевод с итальянского.
Бейтс Д. Длинная тень Литл-Рока, Нью-Йорк, 1963,
перевод с английского.
Бэрчетт У. Война в джунглях Южного Вьетнама.
Репортаж корреспондента, перевод с английского.
Видер И. Катастрофа на Волге. Записки офицера 6-й
германской армии Паулюса, Берлин, 1962, перевод
с немецкого.
Выцех Ч. Избранные произведения, Варшава, перевод
с польского.
Двадцать лет народной Польши, сборник, Варшава, 1964,
перевод с польского.
Кампос П. X. Янки и Сандино, Мехико, 1962, пере-
вод с испанского.
Кастро Ф. Наше дело побеждает. Речи и выступления
1963—1964 гг., перевод с испанского.
Котык В. О внешней политике социалистических го-
сударств, Прага, 1964, перевод с чешского.
Мерлие М. Конго от колонизации до независимости,
Париж, 1962, перевод с французского.

Неру Д. Внешняя политика Индии, 1947—1964 гг.
Избранные речи, перевод с английского.
Раш Г. ФРГ и Восточная Европа. Основы будущей за-
падногерманской восточной политики, Кельн, 1963,
перевод с немецкого.
Р ю к м а н К. Сенсация: убийство. Политические пре-
ступления, взволновавшие мир, Берлин, 1964,
перевод с немецкого.
Фёрст Р. Юго-Западная Африка, Нью-Йорк, перевод
с английского.