Текст
БУДУ1Ц1И ВЪКЪ
(LOOKING BACKWARD)
РОМАНЪ
ЭДВАРДА БЕЛЛАМИ
ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛ1ЙСКАГО
Л. ГЕЙ
СЪ ПОРТРЕТОМЪ II ФАКСИМИЛЕ АВТОРА
ИЗДАН1Е ВТОРОЕ
С.-ПЕТЕР^?
Типограф!» А. С. СуворинавТ*'4' iS^iw.A
ЛАМИ
•Sj»
•5*1
ЭДВАР Д'бЖЛЛАМИ
* ПРЕДИСЛ0В1Е.
Историческое отделенie Шоуметскаго лицея Бостонъ, 26 декабря 2000 года.
Намъ, живущимъ въ последнемъ году XX сто-лФ/пя и наслаждающимся благами общественнаго порядка, столь простого и логичнаго, что онъ является какъ бы торжествомъ здраваго смысла—намъ трудно представить себе, что нынешняя организащя общества, въ ея законченномъ вид!?, не старее одного стол’Ьйя. Но установлено, какъ несомненный исторический фактъ, что почти до конца XIX столейя существовало всеобщее убеждеше, что старая про-, мышленная система съ ея возмутительными сощаль-ными последств!ями протянется на веки-вечные, при незначительных^ починкахъ и заплаткахъ. Какъ странно и почти невероятно, что такое громадное нравственное и матер!альное преобразоваше совершилось въ такой коротк!й промежутокъ времени! Здесь видно разительное доказательство той легкости, съ которой люди привыкаютъ къ улучшешямъ въ
Ц
своемъ быту, словно это въ порядка вещей, между тЬмъ какъ эти же самыя улучшешя, когда они еще въ проекте, производить впечатлите, будто ничего лучшаго нельзя и желать. Вотъ фактъ, который спо-собенъ охладить энтуз!азмъ преобразователей, разсчи-тывающихъ на вечную благодарность грядущихъ вековъ!
Цель этой книги—помочь лицамъ, которыя пожелали бы получить более определенное поняПе о со-щальныхъ контрастахъ между XIX и XX веками, но которыхъ пугаетъ сухость историческихъ сочи-нешй, трактующихъ объ этомъ предмете. Наученный собственнымъ опытомъ, какъ преподаватель, что ученое изложеше утомляетъ внимаше читателя, авторъ постарался смягчить научное свойство книги, и для этого облекъ ее въ форму романическаго разсказа, который, какъ онъ смеетъ надеяться — не лишенъ интереса самъ по себе.
Читатель, которому знакомы все современные общественные порядки, порою найдетъ объяснетя доктора Лита немного избитыми, но не надо забывать, что для гостя доктора Лита эти учреждения вовсе не были въ порядке вещей и что книга эта написана съ спещальною целью заставить читателя хоть на время позабыть, что эти учреждения давно знакомы ему. Еще одно слово. Почти неизменной темой для писателей и ораторовъ, прославлявшихъ эту двухтысячелетнюю эпоху—служило скорее будущее, чемъ прошлое, не успехи уже достигнутые, а про-
грессъ, который еще предстоять достигнуть, стремясь все впередъ и все вверхъ, покуда человечество не свершить своего истиннаго назначешя. Это прекрасно;
но мне кажется, что нигде не можемъ мы найдти I более прочной основы для смелыхъ надеждъ на раз- /
вийе человечества въ течете грйдущаго тысячеле- А.
тхя, какъ бросивъ «взглядъ назадъ» на прогрессъ I минувшаго столейя. I
Въ надежде, что этой книге посчастливится найдти I-читателей, которые, заинтересовавшись сюжетомъ, \
отнесутся снисходительно къ недостаткамъ въ изло- V
ложети, авторъ отступаетъ всторону и предоста- Z вляетъ мистеру Весту говорить за себя. 1
Э. Беллами.
357, ’> бо-
;асъ кой (пл-
ети етъ
ель
>ед->ве-\)ЛЯ, |яга-
’> ;е
I-
____ -ГЬ
зна-
.темой
,хъ эту , будущее, ые, а про-
I.
Я появился на свйтъ ВожШ въ города Бостоне, въ 1857 году.
«Какъ такъ—въ 1857 году? спросить читатель,— странная обмолвка; конечно, онъ хочетъ сказать— въ 1957 году?»
Извините, но здесь нетъ никакой ошибки.
26-го декабря, на второй день Рождества въ 1857, а не въ 1957 году, на меня впервые пахнуло бо-стонскимъ восточнымъ ветромъ, который, смею васъ уверить, уже въ те времена отличался точно такой же пронизывающей резкостью, какъ и въ нынйш-немъ благословенномъ 2000 году.
Мои слова покажутся нелепыми, въ особенности если прибавить, что я человЗжъ еще молодой, летъ тридцати на видъ, и немудрено, если иной читатель съ первой же страницы бросить мою повесть, предполагая, что я хочу потешиться надъ его легкове-р!емъ. Темь не менее серьезно уверяю читателя, у меня нетъ подобнаго намерешя, чтб я и поста-1
2
раюсь доказать, если онъ соблаговолить пробежать еще несколько страницъ. Какъ известно каждому школьнику, въ посл'Ьдше годы 19-го столепя не существовало ничего похожаго на цивилизацию на-шихъ дней, хотя элементы, изъ которыхъ она развилась, уже находились въсостоянш брожешя. Однако, тогда еще не случилось ничего такого, что изменило бы существовавшее съ незапамятныхъ временъ подразделеше общества на четыре резко обозначен-ныхъ класса, или даже народности (какъ ихъ следовало бы вернее назвать, ибо рознь между ними была гораздо значительнее, нежели между какими либо на-щональностями въ наши дни): богатые и бедные, образованные и необразованные. Я самъ былъбогатъ, я также получилъ образоваше, и поэтому обладалъ всеми элементами счастья, выпадавшаго на долю приви-легированныхъ людей. Живя въ роскоши, занятый исключительно погоней за удовольств!ями и насла-ждешями жизни, я извлекалъ средства къ суще-ствовашю изъ труда другихъ людей, а самъ взаменъ этого не несъ никакой службы. Мои родители и деды жили такимъ же образомъ, и я надеялся, что мои потомки будутъ наслаждаться такой же беззаботной жизнью.
Но какъ могъ я жить, не оказывая никакихъ услугъ Mipy?—спросите вы. Какъ это М1ръ терпелъ такую полную праздность въ человеке, способномъ приносить пользу? Дело вотъ въ чемъ: мой пра-дедъ скопилъ сумму денегъ, на которую съ техъ
3
поръ и жили его потомки. Понятно, вы предположите, что первоначально сумма была очень велика, если ея хватило на три поколйшя праздныхъ людей. Ничуть не бывало. На деле эта сумма стала впо-следствёи гораздо больше, хотя ею просуществовало три поколенёя въ праздности и неге. Эта тайна пользовашя безъ истощешя, выдйлешя теплоты безъ горешя покажется вамъ какимъ-то волшебствомъ, но въ сущности это было не более какъ изобретательное применение некоего искусства, ныне, къ счастью, исчезнувшего, но доведенная нашими предками до совершенства — искусства взваливать все бремя труда на чужёя плечи. Человекъ, достигнувшей этого—а это было целью всехъ исканёй— существовалъ, какъ тогда выражались, на доходы съ своего капитала. Было бы слишкомъ долго объяснять, какимъ образомъ стары я системы промышленности делали это возможнымъ. Скажу только, что проценты со вкладовъ были нечто въ роде непрерывной подати, взимаемой съ производства трудящихся классовъ теми лицами, которыя обладали деньгами или получали ихъ въ наследство. Не думайте, чтобы порядки, столь неестественные и нелепые по современнымъ понятёямъ, никогда не подавали повода къ критике со стороны нашихъ предковъ. Съ давнихъ временъ законодатели и пророки старались упразднить проценты, или, по крайней мере, довести ихъ до наименыпихъ размеровъ. Но все эти усилёя не имели успеха, да и не могли иметь, покуда су-1*
___4
ществовалъ старый строй. Въ те времена, о кото-рыхъ я упоминаю, т. е. во второй половин!» 19-го века, правительства почти вовсе отказались отъ по-пытокъ уладить этотъ вопросъ.
Кстати, чтобы дать читателю хотя общее поняйе о томъ, какъ жили люди въ ту пору, въ особенности объ отношешяхъ между бедными и богатыми, я сравню тогдашнее общество съ громаднымъ дилижан-сомъ. въ который впряжены были массы людей и который они тащили съ великимъ трудомъ по гористой и песчаной дорог!». Возницей былъ голодъ; онъ не допускалъ остановокъ, хотя экипажъ вообще подвигался очень медленнымъ шагомъ. Не смотря на трудность тащить экипажъ по такой ужасной дорога, на верхушка громоздилось множество пассажировъ, которые никогда не слезали, даже на самыхъ кру-тыхъ подъемахъ. Места наверху были очень пр!ятны и удобны. Обладатели ихъ, защищенные отъ пыли— пыль до нихъ не долетала — могли наслаждаться окрестными видами на досуга, или критиковать заслуги упряжныхъ. Натурально, на таюя места былъ большой спросъ, и заполучить ихъ было крайне трудно—каждый считалъ целью своей жизни заручиться местомъ наверху для себя и оставить его своему наследнику. Согласно существовавшему правилу, всягай могъ передавать свое место кому онъ пожелаетъ; съ другой стороны были разныя случайности, всле»дств!е которыхъ онъ въ каждую данную ашиуту могъ навсегда лишиться своего места. При
5
всей своей пр!ятности эти м^ста были весьма ненадежны и при всякомъ внезапномъ толчк^ экипажа пассажиры могли слетать внизъ, гд’Ь ихъ тотчасъ же заставляли браться за веревку и помогать тащить колымагу, на которой они до тбхъ поръ такъ удобно ^хали. Понятно, потеря м^ста считалась ужаснымъ несчасиемъ и боязнь подобнаго приклю-чешя постоянно омрачала счастае гйхъ, кто йхалъ наверху.
Но неужели они думали только о ce6t? спросите вы. Неужели самая ихъ праздность и роскошь не казались имъ невыносимыми въ сравнена съ участью братьевъ и сестеръ, впряженныхъ въ колымагу, неужели они не сознавали, что ихъ собственный в^съ составляетъ лишнее бремя для тружениковъ! Развй они не чувствовали сострадашя къ ce6t подобнымъ существамъ, отличавшимся отъ нихъ только тбмъ, что они не такъ счастливы? О, да; очень часто пассажиры выражали собол^зноваше къ тащившимъ карету, въ особенности на опасныхъ м’йстахъ дороги, или когда ей приходилось взбираться на крутой холмъ. Въ ташя минуты отчаянный усил!я упряжныхъ, ихъ мучительное надрываше себя подъ безпощаднымъ бичомъ голода (мнопе падали въ изнеможеши и были затоптаны въ грязь)—все это представляло чрезвычайно скорбное зрелище, зачастую вызывавшее вы-ражешя сожалйшя наверху экипажа. Тогда верхше пассажиры криками ободряли тружениковъ, внушали имъ терпйше и утешали ихъ надеждами на высшую
6
награду въ лучшемъ Mipt за ихъ тяжелую долю; друпе же пассажиры жертвовали на покупку мазей и лекарствъ для искалеченныхъ и помятыхъ. Bet жалели, что колымагу такъ тяжело тащить, и радовались, когда экипажъ минуетъ какое нибудь особенно тяжелое место дороги. Но это чувство относилось не исключительно къ упряжнымъ, ибо въ дур-ныхъ местахъ дороги всегда существовала опасность, что весь экипажъ опрокинется и тогда верхше пассажиры потеряли бы свои места.
Въ сущности надо признаться, что видъ несчаст-ныхъ тружениковъ, тащившихъ колымагу, заставлялъ счастливыхъ пассажировъ еще более дорожить своими местами наверху и цепляться за нихъ еще крепче.
Еслибъ только пассажиры могли быть уверены, что ни они, ни друзья ихъ никогда не свалятся съ верхушки, то весьма вероятно, они обращали бы чрезвычайно мало внимашя на т!хъ, которые тащили повозку.
Я знаю, что людямъ двадцатаго века это кажется невероятной безчеловйчностью; но есть два любопыт-нЫхъ факта, которые отчасти это объясняютъ. Во-первыхъ, тогда твердо и искренно верили, что нетъ другого исхода для общества, что иначе и быть не можетъ, большинство непременно должно тащить повозку, а меньшинство сидеть наверху; мало того, думали, что невозможно никакое радикальное изменение ни въ упряжи, ни въ повозке, ни въ пути/ ни въ распределении труда. Такъ было искони, такъ бу-
7
детъ и впредь. Конечно, это жалко, но помочь этому нельзя и философ!я запрещала тратить по-пусту со-страдаше надъ темъ, что неисправимо.
Другой фактъ еще любопытнее: все едушде наверху были подвержены странной галлюцинащи, будто они не одинаковы со своими братьями и сестрами, впряженными въ повозку, будто они сотворены изъ другой, лучшей глины, словомъ—принадлежать къ высшему разряду существъ, который цмеютъ право быть везомыми. Это покажется необъяснимымъ; но я самъ когда-то ехалъ наверху и быль подверженъ той же галлюцинащи—мне можно поверить. Всего страннее то, что кто только взбирался наверхъ снизу, тотъ сейчасъ начиналъ подпадать вл!яшю этой галлюцинащи, хотя следы отъ веревки еще не успели зажить на его рукахъ. Что же касается техъ, чьи родители и деды имели счастье раньше запастись местами наверху, то они питали полнейшее и безусловное убеждеше въ существенномъ различии между ихъ породой и простыми смертными. Очевидно, подобная иллюз!я значительно умеряла братское учасие къ страдашямъ массъ и превращала его въ отвлеченное, чисто философское состра-даше. г
Въ 1887 году Мне минуло тридцать летъ. Я быль женихомъ ЭдиеиВартлеттъ. Она такъ же, какъ и я, ехала наверху дилижанса,—другими словами, родители ея были богаты. Въ тотъ векъ, когда только за деньги можно было пользоваться всеми удобствами и бла
8
гами жизни, для женщины было достаточно обладать богатствомъ, чтобы им!ть жениховъ; но Эдиеь Вартлеттъ была, кроме того, красива и гращозна.
Наверное читательницы мои выразятъ сомнйше:
— Красивой она, пожалуй, могла быть, скажутъ онЪ,—но гращозной ни въ какомъ случай, при тогдаш- 4^* нихъ модахъ, когда головные уборы возвышались на цйлый футъ, а платья топырились сзади невйроят-нымъ образомъ, при помощи искусственныхъ приспособлений, лишавшихъ фигуру всякаго человйче-скаго подоб!я. Можно ли себе представить кого бы то ни было гращознымъ въ такомъ костюме!—Воз-ражеше основательное и я могу только ответить,'— что если дамы XX века представляютъ собою наглядный примйръ, какъ платье можетъ украсить женщину, то, насколько я помню ихъ бабушекъ и прабабушекъ, я могу лишь утверждать, что никакое безобраз!е въ костюме не могло вполне скрыть ихъ гращи.
Чтобы обвенчаться, мы ждали только окончат я постройки нашего новаго дома, въ одномъ изъ луч-шихъ кварталовъ города, т. е. въ части, обитаемой преимущественно богатыми людьми. Надо вамъ сказать, что сравнительное достоинство различныхъ частей Бостона для жительства зависала не отъ мйсто-положешя или естественныхъ условШ, а отъ характера сосйдняго населения. Каждый классъ народа жилъ отдельно, въ своихъ кварталахъ. Когда началъ строиться мой домъ, мы разсчитывали, что онъ бу-
9
детъ готовь къ зиме 1886 Тода. Но настала весна сле-дующаго года и постройка все еще не была окончена, а свадьба моя была отложена на неопределенное время. Причина промедлешя, очень непргятнаго для меня, влюбленнаго жениха, заключалась въ це-ломъ ряде стачекъ, безпрестанныхъ отказовъ работать со стороны каменщиковъ, плотниковъ, столяровъ, маляровъ и т. д. Каковы были поводы къ этимъ стач-камъ—я уже не припомню. Стачки стали такимъ за-уряднымъ явлен!емъ въ те времена, что люди перестали уже интересоваться ихъ причинами. Со времени великаго торговаго кризиса 1873 г. оне повторялись безпрестанно то въ одной, то въ другой отрасли промышленности.
Читатель, вероятно, заметилъ, что эти смуты въ промышленности были первыми безсознательными признаками того великаго движешя, которое завершилось установлен!емъ современной системы со всеми ея сощальными после>дств!ями. Теперь это такъ ясно, что даже ребенокъ это пойметъ, но тогда, не будучи пророками, мы не имели яснаго представлешя, что такое происходить съ нами. Одно мы сознавали, что въ промышленности творится что-то неладное. Отношентя между рабочими и хозяевами, между трудомъ и ка-питаломъ, пришли въ необъяснимое разстройство.
Рабоч!е классы внезапно и повсеместно заразились глубокимъ недовольствомъ и прониклись идеей, что положеше ихъ можетъ быть значительно улучшено, еслибъ только знать, какъ за это взяться.
10
Со всехъ сторонъ стали раздаваться единодушный требовашя объ увеличеши платы, о сокращении рабочихъ часовъ, объ улучшеши жилищъ, о предо-ставлеши трудящимся известной доли въ насла-ждешяхъ и роскоши жизни. Удовлетворить эти требовашя казалось немыслимымъ, разве только мтръ долженъ былъ сделаться гораздо богаче, чймъ онъ былъ до техъ поръ. Хотя рабочее знали, ч^го они хотятъ, однако они не совсЬмъ ясно сознавали, ’какимъ обра-зомъ этого достигнуть; они съ страстнымъ энтуз!аз-момъ цеплялись за всякаго, кто, невидимому, хоть сколько нибудь просветить ихъ насчетъ этого предмета, и это выдвигало мнимыхъ вожаковъ, изъ коихъ MHorie даже вовсе не были способны просвещать. Какъ призрачны ни казались стремлешя рабочихъ классовъ, но, судя по преданности, съ которой они поддерживали другъ друга въ стачкахъ, судя по жерт-вамъ, приносимымъ ими, можно было убедиться въ серьезности ихъ намерешй.
Что касается конечнаго исхода рабочихъ безпо-рядковъ—какъ обыкновенно называли это движение— то насчетъ ихъ мнешя людей моего класса разнились, смотря по ихъ темпераменту. Сангвиники доказывали весьма энергично, что, по самой природе вещей, надежды рабочихъ классовъ не могутъ быть осуществлены, просто потому, что Mipy нечемъ удовлетворить ихъ. Родъ человеческий только потому и не умираетъ съ голоду, что массы трудятся такъ много и существуютъ на малый средства, и, никакое
11
улучшеше въ ихъ быту невозможно, покуда м!ръ въ общемъ останется такимъ б’Ьднымъ. Менее сангвиниче-CKie люди соглашались со всймъ этимъ. Разумеется, желаше рабочего сословия невозможно удовлетворить по естественнымъ причинамъ, но есть основашя опасаться, что они убедятся въ этомъ факте лишь после того, какъ наделаютъ большой кутерьмы въ обществе. У нихъ есть право голоса и средства къ тому, а вожаки подзадориваютъ ихъ. Некоторые изъ наблюдателей доходили даже до того, что предсказывали предстояпцй сощальный переворотъ. Человечество, разсуждали они, взобравшись на высшую ступень цивилизащи, должно полететь внизъ, въ бездну, после чего оно несомненно опять подымется и нач-нетъ взбираться съизнова. Истор1я человечества, подобно всемъ великимъ движешямъ, непременно вращается въ кругу и всегда возвращается къ исходной точке. Идея безконечнаго прогресса по прямой лиши— фантастическая химера, не имеющая аналопи въ природе. Парабола кометы—вотъ подходящая иллю-стращя для движешя человечества. Стремясь кверху, къ солнцу отъ афел!я варварства, родъ людской до-стигаетъ перигел!я цивилизащи для того только, чтобы окунуться снова въ бездну хаоса, возвратясь къ своей прежней точке отправлешя.
Конечно, это крайнее мнете, но я помню, что мнопе серьезные люди изъ числа моихъ знакомыхъ держались такого взгляда, обсуждая знамен!я времени. Несомненно, среди мыслящихъ людей преобла
12
дало такое воззреше, чтУ общество близится къ критическому периоду, который вызоветъ велиюя перемены. Рабоч1я смуты, ихъ причины и средства про-тивъ нихъ составляли главную тему въ печати и въ серьезныхъ разговорахъ.
Нервное напряжете общественнаго мн4шя высказалось поразительнымъ образомъ въ тревоге, вызванной разглагольствовашями небольшой кучки людей, называвшихъ себя анархистами и наводившихъ ужасъ на американцевъ, ибо они угрожали привести свои идеи въ исполнеше съ помощью насюпя, какъ будто могущественную наццо, только что смирившую громадное возсташе, можно было страхомъ заставить принять новую сощальную систему.
Принадлежа къ числу богатыхъ, сильно заинтересованный въ существующемъ порядке вещей, я, ра- • зумеется, разделялъ опасешя моего сослов!я. Личное недовольство противъ рабочихъ классовъ вследств!е того, что ихъ безконечныя стачки оттягивал^ мою свадьбу, безъ сомнетя еще более растравляло мою враждебность къ нимъ.
п.
30-го мая 1887 года приходилось въ понедЬльникъ. Это былъ день нащональнаго празднества, известный подъ назватемъ «Дня украшешя могилъ» и установленный въ память воиновъ Севера, участвовавшихъ въ Bofint за сохранеше союза Соединенныхъ Штатовъ. Переживппе войну им’Ьли обыкновен!е отправляться процессией съ музыкой на кладбища и возлагать в’Ьнки на могилы павшихъ братьевъ—церемртя торжественная и трогательная. Старппй братъ Эдиеи Бартлеттъ палъ жертвой войны и въ этотъ день вся семья обыкновенно отправлялась на его могилу, въ Моунтъ-Обернъ.
Я просилъ позволена сопровождать ихъ и по-томъ, по возвращенш въ городъ, остался обедать въ ceMbt моей невесты. Лосл’Ь об’Ьда, въ гостиной, я взялъ вечернюю газету и прочелъ о новой стачк^ рабочихъ строительнаго цеха, благодаря которой окончите моего злополучнаго дома, вероятно, опять должно было затянуться. Помню, какъ теперь, мою досаду и
14
сетовашя, которыми я осыпалъ рабочихъ вообще и стачки въ особенности. Собеседники вполне сочувствовали мне; завязался обпцй разговоръ, въ кото-ромъ порядочно-таки досталось агитаторамъ рабочихъ. Говорили, что дела идутъ все хуже и хуже, Вогъ ве-даетъ, что насъ ожидаетъ.
— Всего ужаснее то, заметила миссисъ Бартлеттъ, что рабочее беснуются повсюду. Въ Европе еще хуже, чймъ у насъ. Мне кажется, я ни за что не решилась бы поселиться тамъ. Какъ-то я спросила мужа, куда бы мы эмигрировали, еслибъ случились те ужасы, которыми стращаютъ насъ эти социалисты. Онъ отвечалъ, что не знаетъ такого места, где бы общество можно было считать устойчивымъ, кроме разве Гренландш, Патагонш и Китайской имперш.
— Эти китайцы знали, что делали, заметилъ кто-то,—когда они не допустили къ себе нашей западной цивилизащи. Они поняли, къ чему это пове-детъ; они угадали, что это не более, какъ динамитъ въ скрытой форме.
После этого я отвелъ Эдиеь въ сторону и сталъ убеждать ее обвенчаться безъ проволочекъ, не дожидаясь окончашя злополучной постройки. Она была замечательно красива въ этотъ вечеръ; траурный ко-стюмъ очень шелъ къ ея нежному цвету лица. Какъ теперь вижу ее передъ собою такою, какой она была въ этотъ памятный вечеръ. Когда я распрощался,, она проводила меня до передней и я, по обыкновешю, поцеловалъ ее. Никакое предчувств!е не смущало
15
насъ, прощание было самое обыкновенное, какъ будто мы разставались всего на сутки или на двое.
О, еслибъ я могъ угадать, что случится!
Я покинулъ свою невесту въ довольно ранний часъ, но это нельзя было приписать холодности къ ней. Я часто страдалъ безсонницей, и въ этотъ день чув-ствовалъ себя совсЬмъ изнуреннымъ поел* двухъ без-сонныхъ ночей. Эдиеь это знала и сама настоятельно £ спровадила меня домой въ 9 часовъ, съ строгимъ на-казомъ немедленно лечь въ постель.
Домъ, гд* я жилъ, издавна прраЯдлежитъ моимъ предкамъ; я былъ единственнымъ потомкомъ семьи по прямой линш. Это было обширное, деревянное здание, съ красивымъ, хотя старомоднымъ внутрен-нимъ убранствомъ; но домъ находился въ квартаЙ, который давно уже считался неудобнымъ для жилья, такъ какъ былъ переполненъ мелкймърабочимъ людомъ и фабриками. Нечего было и думать ввести въ^гй^й " домъ молодую|жену, въ особенности такую изящную, какъ Эдиеь Бартлеттъ. Я уже сд*лалъ объявление о продаж^ дома, а покуда только ночевалъ въ немъ, об*дая обыкновенно въ клуб*.\Единственный слуга/», верный негръ Сойеръ, жилъ |со мною и справлялся ~ съ моимъ немудренымъ хозяйствомъ. Но была одна особенность въ старомъ дом*, которая очень нравилась мн*—это спальня, спещально устроенная мною въ подвальномъ этаж*. Я вовсе не могъ бы заснуть среди городского шума, еслибъ мн* пришлось шА/ чевать наверху. Но въ зту подземную ^омнату не
16
проникали ни малейшз^шорохъ изъ вн’Ьшняго Mipa. Чтобы предохранить ее отъ сырости, я велели выложить стены и полъ гидравлическими цементомъ, а цля того, чтобы эта комната могла также служить надежнымъ хранилищемъ ценностей противъ грабежа и пожара, я выложилъ потолокъ каменными плитами, а наружная дверь была железная съ толстой покрышкой изъ азбеста. Небольшая труба, соединенная въ вентиляторомъ на крыше дома, служила для обно-влен1я воздуха.
Казалось бы, обитатель подобной комнаты былъ застрахованъ отъ безсонницы, но даже и тамъ я э’Ьдко спалъ хорошо две ночи подрядъ. Я такъ при-зыкъ къ этому, что мне было нипочемъ не спать одну ючь. Но после второй ночи, проведенной въ кресла, л чувствовали себя утомленными и никогда не допускали дальнейшей безсонницы, опасаясь нервнаго зазстройства. Если после двухн безсонныхн ночей я ie чувствовали никакого позыва ко сну, я прибегали гь доктору Пилльсбюри.
Его называли докторомъ только изъ вежливости, зъ сущности они былъ, какъ тогда говорилось, шар-[атанъ. Сами онъ величали себя «профессоромъ жи-зотнаго магнетизма». Не знаю, смыслили ли онъ что зибудь въ медицине, но онъ несомненно былъ заме-зательнымъ гипнотизеромъ. И вотъ, если после двухъ •езсонныхъ ночей я чувствовали, что не засну и на третью, я обыкновенно посылали за ними съ теми, зтобы онъш^сыпилъ меня при помощи своихъ мани-
17
пуляцЙ. Какъ бы ни было велико мое нервное на пряжеше и какъ бы я ни былъ озабоченъ, д-ру-Пилльсбюри всегда удавалось очень скоро навеять на меня глуботй сонъ, продолжавппйся до тЬхъ поръ, покуда онъ не пробуждалъ меня обратнымъ месмери-ческимъ процессомъ. Последшй былъ гораздо проще усыплешя, и ради удобства я попросилъ доктора научить этимъ пр!емамъ Сойера.
Мой верный слуга одинъ зналъ, для чего посб-щаетъ меня д-ръ Пилльсбюри. Разумеется, женившись, я намеревался посвятить и Эдиеь въ свою тайну. До техъ поръ я не говорилъ ей объ этомъ, потому что гипнотическое усыплете безспорно сопряжено съ нёболыпимъ рискомъ, и я зналъ, что она воспротивится ему. Рискъ заключался въ томъ, что сонъ можетъ сделаться слишкомъ глубокимъ, перейти въ трансъ и окончиться смертью. Но часто повторяемые опыты вполне убедили меня, что рискъ почти ничтоженъ, если принять благоразумный предосторожности, и въ этомъ я надеялся современемъ убедить Эдиеь. И такъ, простившись съ нею, я прямо отправился домой и послалъ Сойера за д-ромъ Пилльсбюри. Между темъ я спустился въ свою подземную спальню и, переодевшись въ халатъ, селъ въ кресло читать письма, полученныя съ вечерней почтой. Одно изъ нихъ, отъ строителя моего новаго дома, подтверждало известие, прочтенное мною въ газетахъ. Новыя стачки, писалъ архитекторъ, делаютъ невозможнымъ окончите дома къ сроку, такъ какъ предстоять долгая
• 2
18
/-------
борьба между хозяевами и работами. Калигула же-лалъ, чтобы весь римск!й народъ имФлъ одну только голову, чтобы онъ могъ отсечь ее однимъ ударомъ; прочтя это письмо, я пожелалъ того же самаго по отношен™ къ рабочимъ Америки. Прибыт1е доктора прервало мои мрачныя размышлешя.
Оказывается, онъ съ трудомъ могъ явиться на мое приглашеше, такъ какъ въ ту же ночь собирался уехать изъ Бостона. На мой вопросъ, что же я буду делать безъ него, онъ далъ мне нисколько ре-комендащй къ искуснымъ гипнотизерамъ Бостона, уверяя, что они обладаютъ такою же точно силой.
Нисколько успокоившись на этотъ счетъ, я велелъ Сойеру разбудить меня въ 9 часовъ и, улегшись поудобнее въ постель, не снимая халата, отдалъ себя въ искусныя руки месмериста. Благодаря сильному нервному состояшю въ этотъ вечеръ, я долее обыкновенная не терялъ сознашя, но вотъ наконецъ мною овладела пртдтная дремота.
III.
— Онъ открываетъ глаза! Лучше если въ первую минуту онъ увидитъ только кого нибудь одного изъ насъ...
— Такъ обещай же мн$, что не скажешь ему!
Первый голосъ былъ мужской, второй женсгай и оба говорили шопотомъ.
— Все это зависитъ оттого, какъ онъ себя почув-ствуетъ,—отв-Ьчалъ мужчина.
— НЪтъ, н'Ьтъ, обещай! настаивалъ второй голосъ.
— Пусть будетъ, какъ она желаетъ,—прошепталъ третей голосъ, также женский.
— Ну, хорошо, обещаю, проговорилъ мужчина... Уходите скорее! Онъ очнулся.
Послышался шорохъ платья, и я открылъ глаза.
Красивый пожилой мужчина стоялъ нагнувшись надо мною; лицо его выражало учаспе съ примесью напряженнаго любопытства. Онъ былъ мн’Ь совершенно незнакомъ. Я приподнялся на локгб и оглянулся кругомъ. Комната была пуста — и также со-2*
20
вершенно незнакома мне. Я поднялъ глаза на незнакомца.
— Какъ вы себя чувствуете? осведомился онъ, улыбаясь.
—. Что это за комната? проговорилъ я вместо ответа.
— Вы у меня въ доме.
— Какъ я сюда попалъ?
— Объ этомъ поговоримъ, когда вы оправитесь, а покуда прошу васъ не волнуйтесь. Вы находитесь среди друзей и въ хорошихъ рукахъ. Ну, какъ вы себя чувствуете?
— Немного странно, но, кажется, я здоровъ. Однако, объясните же мне, чемъ я обязанъ вашему гостепршда-ству? Что случилось со мной? Ведь' я заснулъ въ своемъ собственномъ доме...
— После успеемъ все это разъяснить, возразилъ незнакомецъ съ ласковой улыбкой.—Вамъ полезнее не волновать себя разговоромъ, пока вы не окрепнете. Сделайте одолжеше, выпейте глотокъ этой микстуры. Она принесетъ вамъ пользу. Я доктор ъ.
Я отвелъ стаканъ рукою и селъ на постели съ не-которымъ усил!емъ—въ голове моей былъ странный туманъ.
— Я желаю прежде всего узнать, где я и что вы со мной делаете?
— Дорогой сэръ, отвечалъ мой собеседникъ, — пожалуйста, не волнуйтесь. Мне хотелось бы, чтобъ вы не настаивали на немедленномъ разъяснены, но
21
ужъ если вы непременно желаете, постараюсь удовлетворить васъ, съ услов!емъ однако, что вы выпьете это укрепляющее питье.
Я повиновался.
— Не думайте, продолжалъ онъ, — чтобы такъ просто было объяснить вамъ, какъ вы сюда попали. Вы сами можете сообщить мне на этотъ счетъ почти столько же, сколько я могу сообщить вамъ. Вы сей-часъ пробудились отъ глубокаго сна, или, вернее, вышли изъ транса. Вотъ все, что я могу сказать вамъ. Вы говорите, что заснули въ своемъ доме. Позвольте осведомиться, когда это было?
— Когда? Конечно, вчера вечеромъ около 10 ча-совъ. Я приказалъ своему лакею разбудить меня въ 9. Что сталось съ Сойеромъ?
— Не могу сказать вамъ въ точности, отвечалъ мой собеседникъ, разсматривая меня съ любопыт-ствомъ,—я думаю однако, что его здесь нетъ по уважительной причине. Ну, а теперь не можете ли вы разсказать мне поподробнее, когда именно вы погрузились въ этотъ сонъ?
— Разумеется, вчера вечеромъ. Не можетъ же быть, чтобы я проспалъ целые сутки. Боже милостивый! это невозможно, а между темъ у меня странное ощущеше: какъ будто я проспалъ очень долго. Былъ праздникъ, когда я заснулъ, 30-го мая...
— Извините, но теперь сентябрь.
— Сентябрь? И вы хотите уверить меня, будто я спалъ съ мая месяца? Но это невероятно!
22
— Посмотримъ, отвФчалъ незнакомецъ,—и такъ вы утверждаете, что заснули 30-го мая?
- Да.
— Позвольте узнать, какого года?
Я уставился на него—до того озадаченный, что въ первую минуту не могъ произнести ни слова.
— Какого года? слабо отозвался я наконецъ.
— Ну да, въ какомъ году? Когда вы мн4 вто скажете, я могу сообщить вамъ, сколько времени вы проспали.
— Это было въ 1887 году.
Мой собесйдникъ заставилъ меня проглотить еще нисколько капель питья и пощупалъ мн1> пульсъ.
— Дорогой сэръ, сказалъ онъ,—судя n<j вашимъ манерамъ, можно заключить, что вы челов^къ культурный, чтб въ ваши дни вовсе не было въ порядка вещей, какъ нын$. Безъ сомн£н1я, вы знаете, что BCi явления им1>ютъ свои причины, также и сл^Ьд-ств!я ихъ должны быть естественны. Вы будете изумлены тЬмъ, что я скажу вамъ — этого сл$-дуетъ ожидать, но я ув^рень, что это не слишкомъ нарушить ваше душевное спокойств1е. По наружности вы молодой челов’Ькъ, л^тъ тридцати, и физическое ваше состояше немногимъ разнится отъ состоятя человека, только что проснувшагося послЪ долгаго, глубокаго сна, а между т^мъ сегодня 10-е сентября 2000 года, и вы проспали ровнехонько сто тринадцать Л’Ьтъ, три месяца и одиннадцать дней.
Ошеломленный до крайности, я поспФшилъ выпить
23
чашку какого-то бульона, которую поднесъ мне хо-. зяинъ, и, немедленно почувствовав! дремоту, впалъ снова въ глубок!й сонъ.
Когда я проснулся, комната была залита потокомъ дневного света, между темъ какъ раньше она освещалась искусственно. Таинственный мой хозяинъ сиделъ возле. Онъ не смотрелъ на меня, когда я открылъ глаза, и я могъ воспользоваться случаемъ, чтобы изучить его и поразмыслить о своемъ необыкно-венномъ положены. Оцепенеше членовъ прошло, голова моя была совершенно свежа. Истор1я о томъ, будто я проспалъ 113 летъ, принятая мною безъ протеста, покуда я находился въ слабомъ, полу-одуре-ломъ состояши, теперь показалась мне просто обма-номъ, цели котораго я не могъ угадать даже приблизительно.
Со мной случилось что-то странное... Почему я проснулся въ этомъ чужомъ доме, у незнакомаго мне человека?.. Но мое воображеше было положительно не въ силахъ подыскать хотя какое нибудь объяснен^ случившемуся. Не былъ ли я жертвой какого нибудь заговора? Похоже на то; а между темъ, если по чер-тамъ лица можно судить объ истинномъ характере, то несомненно, что этотъ человекъ возле меня, съ его правдивой интеллигентной физюномхей, не могъ быть-участникомъ въ преступномъ заговоре. Ужъ не шутка ли это моихъ друзей, узнавшихъ тайну моей подземной опочивальни и сочинившихъ все это, чтобы доказать мне опасность месмерическихъ опытовъ?
24
Но последнее казалось мало вероятными Сойеръ не выдалъ бы моего секрета, да и не было у меня та-кихъ друзей, которые стали бы заниматься подобными шутками. Темъ не менее, единственное возможное предположеше было то, что я жертва мистификацш. Ожидая увидеть где нибудь смеющуюся знакомую физюном™, выглядывающую изъ - за кресла или портьеры, я сталъ озираться. Глаза мои остановились на моемъ незнакомце; онъ тоже смотрелъ на меня.
— Вы славно проспали ц’Ьлыхъ полсутокъ, ска-залъ онъ весело,—и, какъ я замечаю, вто принесло вамъ пользу. Цв’Ьтъ лица у васъ свежгй и глаза живые. Ну, какъ вы себя чувствуете?
— Никогда не чувствовалъ себя лучше.
— Вы, конечно, помните свое первое пробуждеше, продолжалъ онъ,—и ваше изумлеше, когда я сказалъ вамъ, какъ долго вы проспали? ,
— Вы уверяли меня, будто я проспалъ сто тринадцать л'Ьтъ.
— Ровнехонько.
— Согласитесь, проговорилъ я съ иронической улыбкой,—что это довольно невероятно.
— Это очень странно, вполне согласенъ съ вами, отвечалъ онъ,—но надо принять во внимаше услов!я, вполне вероятныя и совместимый съ такъ называе-мымъ состояшемъ транса. Когда трансъ полный, какъ въ настоящемъ случае, то жизненныя функцш безусловно прюстанавливаются и, следовательно, нйтъ по
25
тери тканей. Нельзя определить границъ возможной продолжительности транса, когда внЬшшя услов!я предохраняютъ тело отъ физическихъ вл!яшй. Вапгь трансъ, действительно, самый продолжительный изъ всехъ наблюдавшихся до сихъ поръ, но не видно при-чинъ, почему бы, еслибъ васъ не открыли и еслибъ комната, въ которой мы васъ нашли, оставалась неприкосновенной, вы не оставались бы въ состоянии летаргш до техъ поръ, покуда, по прошествш мно-гихъ вековъ, постепенное охлаждеше земли не разрушило бы телесныя ткани и не освободило души.
Я долженъ былъ согласиться, что если въ самомъ деле я жертва шутки, то зачинщики ея избрали превосходнаго агента для приведешя ея въ испол-неше.
Убедительный тонъ и красноречивые доводы этого господина могли бы придать вероятае даже аргументу, что месяцъ сделанъ изъ сыру. Улыбка, съ которой я выслушалъ его гипотезу о трансе, ни мало не смутила его.
— Не угодно ли вамъ продолжать, сказалъ я,—и сообщить мне некоторый подробности объ обстоя-тельствахъ, при которыхъ вы открыли упомянутую комнату и ея обитателя. Мне нравится ваша остроумная мистификащя.
— Въ этомъ случае, отвечалъ онъ серьезно,— правда страннее всякой выдумки. Надо вамъ сказать, что за последше годы я все собирался построить въ болыпомъ саду за этимъ домомъ лаборатор!ю для
26
химическихъ опытовъ. Въ прошлый четвергъ, ва-конецъ, приступили къ землянымъ работамъ для закладки фундамента. Къ ночи онЪ были окончены и въ пятницу должны были придти каменщики. Въ четвергъ ночью былъ сильный ливень, а поутру вся выемка превратилась въ настоящее озеро. Дочь моя, пришедшая со мной посмотреть на катастрофу, обратила мое внимаше на уголъ какой-то каменной постройки, торчавппй изъ-подъ земли. Я немного разрылъ землю и, убедившись, что это часть здашя, решился наследовать его. Рабочее, за которыми я псслалъ, от-, копали продолговатое подземелье футахъ въ восьми ниже уровня земли и помещавшееся въ углу фундамента стариннаго дома. Слой золы, и угольевъ надъ склепомъ доказывалъ, что верхнее здание истреблено пожаромъ. Самый склепъ остался совершенно нетро-нутымъ, цементъ ни мало не пострадалъ. Въ немъ была дверь, но ее невозможно было выломать и мы проникли внутрь, удаливъ одну изъ каменныхъ плитъ, образовывавшихъ потолокъ склепа. Воздухъ, исходив-ш!й снизу, былъ спертый, но неиспорченный, сухой и не холодный. Спустившись туда съ фонаремъ, я •, • очутился въ комнате, убранной какъ спальня въ стиле' 19-го века. На постели лежалъ молодой человекъ. Что онъ умеръ и притомъ давнымъ-давно, по крайней мере целый векъ тому назадъ—это разумелось само собою, но странное состоите тела, вполне сохранившаяся, безъ всякихъ признаковъ тлешя, поразило меня и моихъ коллегъ, которыхъ я неме
27
дленно созвалъ на совать; Мы не верили, чтобы наши предки обладали такимъ искусствомъ бальзамировашя, а между тбмъ доказательство было на лицо. Мои товарищи-медики, сильно заинтересованные, хотели было предпринять опыты для изследовашя этого процесса, но я удержалъ ихъ. Мотивъ, побудивппй меня поступить такимъ образомъ, былъ следующей: я вспо-мнилъ, что однажды читалъ, какъ много ваши современники занимались животнымъ магнетизмомъ. Мне пришло въ голову, что вы, можетъ быть, находитесь въ состояши транса и что тайна страннаго сохране-н!я вашего тела въ течеше такого долгаго времени заключается не въ искусномъ бальзамированш, а въ томъ, что вы живы. Такая мысль показалась столь фантастической даже мне самому, что я не поделился ею съ товарищами, опасаясь быть осмеяннымъ. Но только что они ушли, я немедленно приступилъ къ систематической попытке воскрешешя, и результатъ вамъ известенъ.
Еслибъ тема, нашего разговора была еще более невероятна, то обстоятельность этого раэсказа, убедительная речь и почтенный видъ разсказчика способны были хоть кого поставить втупикъ. Мне стало очень не по себе; но вотъ въ заключеше разскайа я случайно увидалъ свое собственное отражен!е въ зеркале, висевшемъ на стене. Я всталъ и подошелъ къ нему ближе. Лицо, которое я увидалъ передъ собою, было точь-въ-точь такое же, и ни однимъ днемъ не старше того, какое я виделъ въ зеркале, завязывая
28
галстухъ передъ т4мъ, какъ идти къ своей невесте въ тотъ памятный праздникъ, сто тринадцать лЪтъ тому назадъ, какъ ув’Ьрялъ меня этотъ человекъ. Тогда меня снова охватило сознаше, что меня ду-рачатъ и самымъ наглымъ образомъ. Я пришелъ въ негодоваше отъ такой неслыханной дерзости.
— Вы, вероятно, удивлены, заметилъ незнако-мецъ,—темъ, что наружность ваша не изменилась, хотя вы провели цЬлое столейе въ подземельи. Но вто не должно изумлять васъ. Именно въ силу простановки всехъ жизненныхъ функщй вы и пережили такой продолжительный перюдъ. Еслибъ ваше тело подвергалось какимъ либо изменешямъ во время транса, оно давно бы подверглось разложетю.
— Сэръ, началъ я, обернувшись къ нему, — не знаю, как!е мотивы руководить вами и что заста-вляетъ васъ съ серьезной миной разсказывать мне подобный сказки; но, надеюсь, вы сами настолько интеллигентны, что не допустите возможности такъ морочить человека, если онъ не круглый дуракъ. Избавьте же меня отъ этихъ небылицъ и объясните разъ навсегда, где я и какъ я сюда попалъ?
— Такъ вы положительно не верите, что теперь $000-й годъ?
— Я думаю, объ этомъ нечего и спрашивать.
— Прекрасно. Если я не въ состоянш убедить васъ, вы убедитесь въ этомъ сами. Въ силахъ вы последовать за мною наверхъ?
— Никогда я не чувствовалъ себя сильнее, отве-
29
чалъ я сердито,—и готовъ доказать вамъ это, если вы не перестанете меня морочить.
— Прошу васъ, сэръ, возрази лъ мой собес'Ьдникъ,— не слишкомъ проникаться уверенностью, что вы жертва мистификащи, иначе реакщя будетъ через-чуръ сильна, когда вы убедитесь въ правдивости моихъ словъ.
Тонь сочувств!я и даже сострадашя, съ которымъ онъ произнесъ это, и полное отсутств!е даже малей-шихъ признаковъ гнева на мою вспышку, странно подействовали на меня; я въ волненш поднялся за нимъ по лестнице на бельведеръ, помещавшийся на кровле дома.
— Прошу васъ, взгляните вокругъ, сказалъ онъ, когда мы взошли на площадку, и сознайтесь—это ли Бостонъ 19-го века?
У ногъ моихъ разстилался громадный городъ. По всфмъ направлешямъ на целыя мили тянулись ши-рок!я улицы, осененныя деревьями и окаймленный красивыми здашями, не сплошными, а большею частью въ перемежку съ садами. Въ каждомъ квартале находился просторный, открытый скверъ, наполненный деревьями, сквозь который мелькали статуи и сверкали струи фонтановъ при лучахъ заходящаго солнца. Со всехъ сторонъ высились общественный здан1я колос-сальныхъ размеровъ и величественной архитектуры, невиданной въ мое время. Безъ сомнешя, я никогда не видалъ этого города, да и вообще ничего подоб-наго ему. Тогда я бросилъ взглядъ на горизонтъ,
30
къ западу. Вонъ та голубая лента, вьющаяся къ закату, развФ это не извилистый Чарльзъ? Обернулся я къ востоку; Бостонская гавань разстилалась вдали и каждый зеленый островокъ остался на своемъ мЪст'Ь.
Я убедился, что мн4 сказали правду насчетъ дико-виннаго приключешя, случившегося со мною.
IV.
Я не упалъ въ обморокъ, но, отъ усил!я освоиться съ своимъ положешемъ, я почувствовалъ головокру-жеше, и, помню, мой хозяинъ поддерживалъ меня, когда мы спускались съ кровли въ просторные апартаменты верхняго этажа; тамъ онъ предложилъ мне выпить стаканъ добраго вина и слегка закусить. •
— Теперь, надеюсь, все пойдетъ отлично, прого-в.орилъ онъ весело.—Мн! бы не следовало прибегать къ такимъ решительнымъ мерамъ, чтобы убедить васъ, но меня къ этому принудилъ вашъ грозный видь,1 впрочемъ извинительный при такихъ обстоятельствахъ. g* Сознаюсь, прибавилъ онъ, смеясь, я побаивался, что • вы поколотите меня, вотъ почему я поспЬшилъ действовать. Я вспомнилъ, что въ ваше время бостонцы * Слыли знаменитыми боксерами и счелъ за лучшее не мешкать долее. Надеюсь, вы теперь уже не станете . обвинять меня въ желанш морочить васъ.
Еслибъ вы теперь стали уверять меня, отве-я, въ глубокомъ волненш,—что не сто, а тысячу
'S'-
32
лйтъ прошло съ техъ поръ, какъ я въ последней разъ вид’Ьлъ этотъ городъ, и тогда бы я пов'Ьрилъ вамъ.
— Миновало только одно столетае, но целыя тысячелетая мировой исторш редко переживали так!е замечательные перевороты. А теперь, прибавилъ онъ, протягивая мне руку съ очаровательнымъ радуппемъ, позвольте мне отъ всего сердца приветствовать васъ въ Бостоне, накануне 3-го тысяче летая, и притомъ въ моемъ доме! Имя мое Литъ; обыкновенно меня зовутъ докторъ Литъ.
— А я—Юианъ Весть.
— Чрезвычайно радъ познакомиться съ вами, м-ръ Весть. Въ виду того, что это жилище построено на месте вашего прежняго, надеюсь, вы здесь почувствуете себя какъ дома.
После легкой закуски, д-ръ Литъ предложилъ мне взять ванну и переменить платье. Повидимому, въ мужскомъ костюме не произошло за это время слиш-комъ реэкихъ- и^енешй, и помимо некоторыхъ пу-стыхъ деталей моя новая одежда ни мало не поразила меня.
физически я опять сталъ самимъ собой. Но каково было мое нравственное состояше? спросить читатель.—Каковы были мои ощущешя, когда я такъ неожиданно свалился въ совершенно новый мгръ? Въ ответь предлагаю читателю вообразить себя пе-ренесеннымъ въ одно мгновеше ока съ земли въ рай или въ адъ. Каково было бы его ощущеше? Вернулись бы его помыслы немедленно къ земле,
только что покинутой имъ, или же онъ после пер-ваго потрясешя почти позабылъ бы на время свою прежнюю жизнь подъ впечатлешемъ новаго интереса, возбужденнаго окружающимъ? Последняя гипотеза всего вероятнее. После перваго потрясешя изумлеше и любопытство, при виде новой обстановки, такъ всецело овладели моимъ умомъ, что изгнали на время все прочая мысли. Воспоминащя о мЬей прежней жизни на время совершенно исчезли.
Какъ только я окончательно оправился физически, благодаря предупредительности хозяина дома, я опять пожелалъ вернуться на бельведеръ; мы комфортабельно расположились тамъ въ удобныхъ креслахъ. У ногъ нашихъ разстилался городъ на необъятное пространство. Ответивъ на мои многочисленные раз-спросы, докторъ Литъ, въ свою, очередь осведомился, чтб именно более всего поразило меня въ контрасте между старымъ и новымъ городомъ?
— Если начать съ мелочей, то, признаюсь, более всего поразило меня совершенное отсутств!е трубъ и дыму,—отвечалъ я.
— А! воскликнулъ мой собеседникъ, сильно заинтересованный,—я и забылъ о трубахъ—такъ давно оне уже вышли изъ употреблешя. Вотъ уже около ста летъ, какъ вывелась ваша первобытная система отоплешя.
— Вообще, продолжалъ я,—меня более всего поразило материальное благосостояше народа, о чемъ можно судить по этому великолепно.
34
— Много бы я далъ, чтобы взглянуть хоть однимъ глазкомъ на Бостонъ вапгихъ временъ, отв'бчалъ д-ръ Литъ. — Наверное, судя по вашимъ словамъ, то-гдашше города были весьма неказисты. Если у васъ и былъ вкусъ, чтобы сделать ихъ великолепными— въ чемъ я не смею сомневаться — то этого не позволяла всеобщая бедность, происходившая отъ вашей странной промышленной системы; кроме того чрезвычайно развитая индивидуальность, преобладавшая во всемъ въ то время, была несовместима съ духомъ общежипя. То небольшое богатство, которымъ вы обладали, невидимому, все расточалось на частную роскошь. Ныне же, наоборотъ, самое популярное употреблеше излишковъ—это украшеше города, которымъ пользуются все въ одинаковой степени.
Покуда мы говорили, солнце село и Ночь спустилась надъ городомъ.
— Становится темно, сказалъ д-ръ Литъ. — Сой-демъ внизъ, я хочу васъ познакомить съ моей женой и дочерью.
Тутъ я вспомнилъ, что слышалъ женейе голоса въ ту минуту, когда приходилъ въ сознате. Любопытно было узнать, каковы дамы двадцатаго века, и я съ готовностью принялъ предложеше доктора. Комната, где мы застали жену и дочь хозяина, какъ и вся внутренность дома, озарялась какимъ-то мяг-кимъ светомъ, несомненно искусственнымъ; но я не могъ отыскать источника, откуда онъ исходилъ. Мис-сисъ Литъ была статная, удивительно сохранившаяся
35
особа, приблизительно однихъ Л’бтъ съ мужемъ; что касается дочери, находившейся въ первомъ расцвете юности, то я никогда въ жизни не видывалъ такой красавицы. Лицо ея было очаровательно: съ темносиними глазами, нежнымъ румянцемъ и безукоризненноправильными чертами; особенно поражала стройность и великолеше ея фигуры. • Женственная гращ'я и изящество сливались въ ней самымъ чуднымъ обра-зомъ съ здоровьемъ и избыткомъ жизненныхъ силъ, чтб редко можно было встретить у д’Ьвушекъ моего века. Странное, хотя въ сущности ничтожное совпадете, но ее тоже звали Эдиеью.
Вечеромъ у насъ происходила беседа, въ своемъ роде единственная въ исторш человеческихъ отно-шетй, но не думайте, чтобы разговоръ былъ натянутый или неловюй,—отнюдь нетъ. Право, я думаю, что именно при обстоятельствахъ, считаемыхъ ненатуральными — въ общепринятомъ смысле—люди посту-паютъ всего естественнее, непринужденнее, потому что подобный обстоятельства исключаютъ всякую искусственность. Во всякомъ случае мой разговоръ въ этотъ вечеръ съ представителями иного века и иного Mipa отличался такой чистосердечной искренностью и откровенностью, какая редко бываетъ даже после долголетняго знакомства. Разумеется, этому много способствовалъ необыкновенный тактъ моихъ собеседниковъ. Мы не могли говорить ни о чемъ другомъ, какъ о странномъ приключенш, благодаря которому я очутился здесь, но они говорили о немъ 3*
36 съ такимъ наивнымъ и прямодушнымъ интересомъ, что предмета въ известной степени утрачивалъ харак-теръ сверхестественной таинственности, который мне было бы тяжело перенести. Можно было подумать, что они привыкли разговаривать съ выходцами изъ прошлаго стол'Ьйя — до того тактично было ихъ обращеше.
Что касается меня самого, то я не запомню, чтобы когда-либо способности моего ума были такъ свежи и живы, какъ въ этотъ вечеръ. Разумеется, меня ни на минуту не покидало сознаше моего удивительная положешя, но единственнымъ результа-томъ этого сознатя было какое-то лихорадочное воз-буждеше—родъ нравственнаго опьянешя.
Эдиеь Лита почти не принимала участая въ разговоре, но каждый разъ, какъ глаза мои, притягиваемые магнетизмомъ ея красоты, останавливались на ея лице, я замечалъ, что она наблюдаета меня съ пристальнымъ внимашемъ, словно привороженная. Очевидно, я приковывалъ ея интересъ до крайности— и не мудрено, если предположить, что она девушка съ развитымъ воображешемъ. Хотя я зналъ, что главный мотивъ ея интереса—любопытство, но все-таки это не волновало бы меня въ такой степени, еслибъ она не была такъ красива.
Д-ръ Лита не менее дамъ былъ заинтересованъ моими разсказами о томъ, при какихъ обстоятель-ствахъ я былъ усыпленъ въ подземной комнате. Каждый высказывалъ свои догадки относительно того,
какимъ образомъ я былъ забыть въ моемъ подземелья; и наконецъ мы сообща установили довольно вероятное объяснен!е, хотя, конечно, наверное нельзя сказать, такъ ли это было на самомъ Д’Ьл'Ь. Слой золы, найденный надъ подземельемъ, указывалъ на то, что домъ истребленъ пожаромъ. Допустимъ, что пожаръ случился въ ту ночь, когда я былъ усып-ленъ. Остается только предположить, что мой слуга Сойеръ погибъ въ пламени и тогда все прочее объясняется само собой довольно правдоподобно. КромФ него и д-ра Пилльсбюри, никто не зналъ о существовали этой комнаты, а д-ръ Пилльсбюри, уйхавппй въ ту же ночь въ Новый Орлеанъ, вероятно такъ и не узналъ о пожарЪ. Мои друзья и знакомые пришли къ заключешю, что я погибъ во время пожара. При раскопка развалинъ на пожарищ^ не обнаружился подземный склепъ, гдФ я находился. Еслибы возвели новыя постройки на томъ же мЪстй, то пришлось бы разрыть самый фундамента дома, но тревожныя времена, да и отдаленность квартала воспрепятствовали такимъ постройкамъ. Громадный деревья въ саду, разросшемся на томъ мФстй, доказывали, по словамъ д-ра Лита, что по крайней M’fep’fe съ полв'Ька местность оставалась незастроенной.
Когда дамы удалились, оставивъ меня наедине съ докторомъ, онъ осведомился—не желаю ли я спать; если да, то моя постель готова, если же я располо-женъ бодрствовать, то онъ съ своей стороны очень радъ побеседовать со мной.
— Я самъ ночная птица, сказалъ онъ,—и безъ всякой лести говорю вамъ, что не могу себе вообразить собеседника столь интереснаго, какъ вы. Ле часто имеешь случай разговаривать съ человекомъ 19-го века.
Признаться, я целый вечеръ со страхомъ помы-шлялъ о той минуте, когда останусь одинъ. Окруженный этими дружелюбными незнакомцами, поддерживаемый ихъ симпатией и участемъ, я еще могъ кое-какъ сохранить свое умственное равновес(е. Но даже и тогда, во время паузъ въ разговоре, въ моей голове мелькало съ быстротой молши сознаше ужгса, ожидавшаго меня, когда я буду предоставленъ самому себе. Я чувствовалъ, что не засну въ зту ночь,
39
а лежать безъ сна и предаваться думамъ,—сознаюсь, эта мысль пугала меня. И такъ, на вопросъ доктора, я откровенно признался ему, въ чемъ дело; онъ отве-чалъ, что это весьма понятно; что же касается сна, то мне нечего безпокоиться: какъ только я захочу улечься въ постель, онъ дастъ мне средство, которое доставитъ мне глубок!® сонъ на всю ночь. На другое утро я проснусь съ такимъ чувствомъ, какъ будто я давни шшй гражданинъ новаго Бостона.
— Ну, прежде чемъ я освоюсь съ этой мыслью, возразишь я,—мне сл^дуетъ узнать поближе тотъ Бостонъ, въ которомъ я очутился. Вы говорили мне тамъ наверху, въ бельведере, что хотя протекло всего одно столепе съ техъ поръ, какъ я эаснулъ,—но этотъ пер1одъ ознаменовался такими переворотами въ жизни человечества, какихъ не происходило даже въ течение целыхъ предыдущихъ тысячелепй. Имея городъ передъ глазами, я могъ этому поверить, но мне любопытно было бы узнать, въ чемъ состояли некоторый изъ этихъ переменъ? Начать съ того, какъ разрешили вы рабоч!® вопросъ? Это была загадка сфинкса въ 19-мъ столетш, и за последнее время сфинксъ грозилъ поглотить общество, потому что не получалъ ответа. Конечно, стоило проспать целое столетае, чтобы узнать разгадку, если вы нашли ее.
— Такъ какъ въ наши дни подобная вещь, какъ рабочей вопросъ, вовсе неизвестна, отвечалъ д-ръ Литъ,—да и нетъ ей возможности возникнуть, то я полагаю, мы разрешили его окончательно. Действи
*
40
тельно, общество вполне заслуживало истреблешя сфинксомъ, если не умело решить такой простой загадки. Да въ сущности обществу и не требовалось разрешать загадки. Она решилась сама собой. Решете явилось результатомъ процесса промышленной эволющи, которая .де могла кончиться иначе. Обществу оставалось только признать зту эволющю, содействовать ей, когда направлеше ея стало яснымъ и несомненнымъ.
— Могу васъ уверить, что въ то время, когда я заснулъ, никакого подобнаго движешя не признавалось.
— Кажется, вы заснули въ 1887 году?
— Именно, 30-го мая 1887 года.
Мой собеседникъ задумчиво уставился на меня.
— И вы утверждаете, заметилъ онъ наконецъ,— что даже и тогда еще не выяснилась сущность при-ближавшагося кризиса? Разумеется, я верю вашимъ словамъ. Mnorie историки упоминаютъ о странной слепоте вашихъ современниковъ по отношение къ знамешямъ времени,—это признанный фактъ. Но мало найдется историческихъ фактовъ, которые были бы такъ трудно объяснимы, какъ этотъ—до такой степени признаки приближавшагося тогда переворота кажутся намъ очевидными и бевспорными. Я былъ бы очень благодаренъ, еслибъ вы дали мне боле» точное поняпе о взглядахъ тогдашнихъ интеллигент-ныхъ людей на состоя Hie и надежды общества въ 1887 г. Ведь сознавали же вы по крайней мере, что постоянные и повсеместные промышленные и сощаль-
41
ные безпорядки и лежащее въ основе ихъ недовольство во всЬхъ классахъ, а также неравенство сословий и всеобщая нужда всего человечества—все это предвестники какихъ-то великихъ переворотовъ?
— Действительно, мы вполне сознавали это, мы чувствовали, что общество потеряло якорь и ему грозить опасность дрейфа. Случится это или нетъ,— никто не зналъ, но все боялись подводныхъ скалъ.
— Темъ не менее, возразилъ докторъ,—течете было вполне ясно, стоило только наблюдать его внимательнее, и направлялось оно не къ скаламъ, а къ более глубокимъ водамъ.
— Могу сказать одно, отвечалъ я,—въ то время, когда я впалъ въ магнетически сонъ, будущность представлялась въ такомъ мрачномъ виде, что я въ сущности не удивился бы, еслибъ сегодня съ кровли вашего дома увидалъ вместо великолепнаго города груду камней и поросшихъ мхомъ развалинъ.
Д-ръ Литъ слушалъ меня съ напряженнымъвни-матемъ и задумчиво покачивалъ годовой.
— То, что вы говорите, заметилъ онъ,—послужить весьма важнымъ подтверждешемъ Cropiora, взглядъ котораго на вашу эру считался до сихъ поръ пре-увеличеннымъ, до того потрясающа нарисованная имъ картина мрака и смятешя, господствовавшего въ умахъ. Конечно, немудрено, что такая переходная эпоха была полна волнейй и смутъ, но, если принять во внимаше, какъ просты были обпря стремлешя бродившихъ силъ, естественнее думать, что въ обще-
42
ственномъ мн1;ши должна была преобладать надежда, а не страхъ.
— Вы еще не сказали мне, какъ вы разрешили загадку, напомнилъ я.—Мне интересно узнать, въ силу какихъ собьтй миръ и благосостояше, которыми вы все пользуетесь, могли быть исходомъ такой эпохи, какъ моя.
Тутъ хозяинъ прервалъ меня, предложивъ мне сигару. Когда мы закурили, онъ продолжалъ:
— Разъ вы не расположены спать, я постараюсь дать вамъ некоторое поняпе о нашей современной системе, чтобы по крайней мере разорять ваше впечатлите, будто есть какая-то тайна въ этой эволю-цш. Скажите, что вы называете самой выдающейся чертой рабочихъ безпорядковъ въ ваше время?
— Разумеется, стачки.
— Именно; но что делало стачки столь страшными?
— Волытя рабоч!я ассощащи.
— А каковъ былъ мотивъ возникновешя этихъ рабочихъ организаций?
— Рабоч1е утверждали, что они добьются своихъ правъ только при помощи крупныхъ корпоращй.
— Совершенно верно; рабочая организация и стачки были просто следств!емъ сосредоточешя капитала въ более ;9значительныхъ массахъ, чемъ когда либо. Прежде чемъ началось такое сосредоточеше, покуда еще торговля и промышленность велись множество^ мелкихъ предпр1ятЁй съ маленькими капиталами, вместо небольшого числа крупныхъ предпр!ятай съ огром-
43__
ними капиталами—единичный рабочй сравнительно имелъ значеше и былъ независимъ въ своихъ отно-шешяхъ къ работодателю. Кроме того, когда небольшого капитала или новой идеи было достаточно для человека, чтобы начать самостоятельное дело, рабо-4ie люди зачастую сами превращались въ хозяевъ— и не было резкой грани между обоими классами. Тогда pa6onie союзы были не нужны и объ общихъ стачкахъ не было и рЪчи. Но когда последовало ско-плеше крупныхъ капиталовъ, тогда все изменилось. Каждый отдельный рабочей, который былъ сравнительно важенъ для мелкаго хозяина, былъ приве-денъ въ состояние ничтожества и безсил!я по отно-шенпо къ крупному предпр1ятпо, а въ то же время зван1е хозяина и предпринимателя стало для него недоступнымъ. Самозащита заставила его сплотиться со своими товарищами.
«Въ исторш этого перюда упоминается о яростныхъ протестахъ противъ сосредоточешя капитала.
«Люди думали, что оно грозить обществу тиранией, такой ужасной, какой оно еще не испытывало. Они были убеждены, что болышя предприятия готовятся подчинить ихъ игу небывалаго низкаго рабства,—и притомъ рабства не людямъ, а бездушнымъ машинамъ, неспособнымъ ни къ какимъ по&ужде-шямъ, кроме ненасытной корысти. Оглянувшись на-задъ, мы не удивляемся ихъ отчаянно—признаться, никогда еще человечеству не предстояло такой ужас
44
ной, постыдной участи, какъ ожидаемая эра корпоративной тиранши.
«Между гЬмъ, ни мало не смущаясь общимъ него-довая!емъ, поглощен!е промышленности монопол!ями продолжало усиливаться. Въ Соединенныхъ Штатахъ, гд^ эта тенденщя стала развиваться позднее, чЪмъ въ ЕвропФ, за последнюю четверть прошлаго в1жа не представлялось ни малейшей возможности устроить частное предпр!ят!е въ какой либо важной области промышленности иначе, какъ при содФйствш крупныхъ капиталовъ. За последнее десятилЗте 19-го вЪка веб мелюя предпр!ят!я, каюя еще оставались, им$ли видъ отжившихъ останковъ былой эпохи, или паразитовъ крупныхъ предпр1яий, словомъ, были доведены до состояшя крысъ или мышей, живущихъ въ норкахъ и уголкахъ и разсчитывающихъ, что ихъ не зам'йтятъ. Bet жел'Ьзныя дороги очутились въ рукахъ н^сколькихъ крупныхъ синдикатовъ. Въ области мануфактуры Bet важный отрасли находились въ зависимости отъ синдикатовъ. Эти синдикаты, союзы по взаимному соглашешю или «стачки» крупныхъ промышленниковъ, или какъ ихъ тамъ называли, устанавливали ц£ны и подавляли всякую кон-куренцйо, за исключешемъ тЬхъ случаевъ, когда возникал!? союзы столь же крупные, какъ они сами. Тогда завязывалась борьба, имевшая результатомъ еще большее сосредоточите капиталовъ. Большой городской рынокъ подавлялъ провинщальные рынки своими торговыми отд^лешями, а въ самомъ города
45
поглощалъ более мелкихъ соперниковъ до техъ поръ, покуда торговля целаго квартала не сосредоточивалась подъ одной кровлей, причемъ приказчиками служили сотни прежнихъ владельцевъ лавокъ. Мелше капиталисты, поступивъ подъ начало этой корпора-щи, не находили никакого другого пом4щен!я для своихъ денегъ, какъ въ акцш той же корпоращи, и такимъ образомъ становились въ двойную зависимость отъ нея.
«Самый фактъ, что отчаянный народный протестъ противъ сосредоточешя торговли въ немногихъ силь-ныхъ рукахъ — не могъ одолеть эту систему, уже доказываетъ, что на то должна была быть важная • экономическая причина. Мелк(е капиталисты, съ ихъ безчисленными мелкими интересами, уступили поле крупнымъ капиталамъ, потому что они принадлежали къ отжившему веку маленькихъ предпр!яйй и нисколько не соответствовали требовашямъ зека пара, электричества и исполинскимъ масштабамъ предпр1я-йй. Возстановить прежней порядокъ вещей—было бы все равно, что вернуться къ временамъ почтовыхъ каретъ. Какъ бы ни былъ тягостенъ и деспотиченъ режимъ крупныхъ компашй, но даже его жертвы, . проклиная его, принуждены были признавать могучее развийе напдональной промышленности, громадный сбережешя, проистекавппя изъ сосредоточешя упра-влешя и единства организации; приходилось сознаться, что съ техъ поръ, какъ новая система сменила старую, богатство всего Mipa увеличилось до такихъ разме-
46
ровъ, о какихъ никогда и не мечтали. Конечно, это громадное возросташе способствовало только къ еще большему обогащетю богатыхъ людей, увеличивая пропасть между ними и бедняками; тЪмъ не менее оставалось фактомъ, что, какъ средство къ обогаще-шю, капиталъ возростаетъ пропорщонально своему сосредоточенно. Возстановлеше старой системы съ более ровнымъ распред'Ьлешемъ капитала—еслибъ и было возможно—привело бы, конечно, къ бблыпему равенству положешй съ большей индивидуальностью и свободой, но это совершилось бы ценою общаго об'Ьдн'Ьшя и остановки матер!альнаго прогресса.
«Однако, не было разве средства воспользоваться могучимъ обогащающимъ принципомъ сборныхъ ка-питаловъ, не подпадая гнету плутократа, подобной той, которая господствовала въ Кареагене? Какъ только люди начали задаваться этими вопросами, они нашли готовый ответъ. Движете, направленное къ сосредоточенно вс6хъ дйлъ въ рукахъ все более и более крупныхъ капиталистовъ, стремлешя къ моно-пол!ямъ, противъ которыхъ тщетно боролись, были поняты и оценены: это процессъ, который долженъ былъ только завершить свою логическую эволюцпо, чтобы открыть золотую будущность человечеству.
«Въ начале прошлаго столейя движете это завершилось окончательной консолидацией всего нацюналь-паго капитала. Промышленность и торговля, пере-ставъ находиться въ рукахъ неответственныхъ ком-пашй и синдикатовъ, состоящихъ изъ частныхъ лицъ,
49
подготовка при посредстве корпоращй. Разумеется, этотъ шагъ былъ важнее всехъ когда либо предпри-нятыхъ, но самый фактъ, что нащя стала единственной промышленной корпоращей, долженъ былъ устранить мнопя трудности, съ которыми боролись частный монополш.
4
В начале прошлого столетия развитие завершилось заключительным объединением всего капитала страны. Промышленность и торговля страны, которыми прекратили заниматься ряд безответственных корпораций и синдикатов частных лиц по собственной прихоти и для своей выгоды, были поручены единственному синдикату, представляющему народ, чтобы вести их, промышленность и торговлю, в общих интересах и для общей выгоды. Страна, которая, другими словами, организована, как одна большая торгово-промышленная корпорация, которая поглотила в себя все другие корпорации; она стала единственным капиталистом вместо всех остальных капиталистов, единственным работодателем, заключительной монополией, которая проглотила все предыдущие меньшие монополии; монополия, прибыль и экономические блага которой делили между собой все граждане. Эпоха трестов окончилась Большим Трестом. Одним словом, население Соединенных Штатов пришло к тому, чтобы взять на себя ведение их собственного бизнеса, так же, как сто с лишним лет назад они приняли на себя создание собственного правительства, организовываясь теперь в промышленных целях на точно таких же основаниях, как они тогда организовались для политических целей. Наконец, хоть и поздно в мировой истории, был осознан очевидный факт, что никакой бизнес не является по существу настолько общественным бизнесом, как промышленность и торговля, от которых зависят средства людей к существованию, и что поручить его частным лицам для управления ими с целью собственной частной выгоды является безумием, подобным по виду, хотя и значительно больше по величине, к передаче функций политического правительства королям и дворянам, выполняемых ими для их личного прославления.
- Такое значительное изменение, как Вы описываете, сказал я, -конечно же, не могло иметь место без большого кровопролития и ужасных общественных потрясений.
-Напротив, ответил доктору Литу, - не было абсолютно никакого насилия. Изменение давно уже прогнозировалось. Общественное мнение было полностью подготовлено к нему, и целая масса людей стояла за ним. Больше не было возможности противостоять ему ни силой, ни доводами. С другой стороны популярное чувство отношения себя к большим корпорациям и отождествления с ними прекратило быть обидным, когда они стали понимать свою необходимость как связующего звена, фазы перехода, в развитии истинной индустриальной системы. Самые жестокие противники больших частных монополий теперь были вынуждены признать, насколько неоценимым и необходимым были их функции в обучении людей до точки, когда они готовы брать на себя управление их собственным бизнесом. Пятьдесят лет до этого, объединение производства страны под национальным контролем казалось бы очень смелым экспериментом в самом оптимистическом свете. Но с помощью серии наглядных примеров, замеченных и изученных всеми людьми, большие корпорации преподали населению полностью новый набор идей об этом предмете. Многие годы они видели синдикаты, управляющие доходами, большими чем у целых штатов, и направляющих рабочую силу сотен тысяч людей с эффективностью и экономией, недосягаемой в меньших по масштабу операциях. Это стало признанной аксиомой, что чем больше бизнес, тем более простые принципы могут быть применены к нему; поскольку машина более точна, чем рука, таким образом, система, которая по большому счету делает работу глаз владельца в малом бизнесе, дает более точные результаты. Таким образом, стало ясно, что благодаря самим корпорациям, когда было предложено, что народ должен принять их функции, предложение не подразумевало ничего, что казалось невыполнимым даже в наименьшей степени.
^ПРИМЕЧАНИЕ!!! Данный перевод не является издательским. Страницы 47-48 в книги отсутствуют, поэтому были самостоятельно переведены.
VI.
Д-ръ Литъ умолкъ; въ первый минуты я тоже не произносить ни слова, стараясь составить ce6t приблизительное понятие о nepeMisHaxb, совершившихся въ устройств^ общества, благодаря громадному перевороту, описанному моимъ собесЬдникомъ.
— Но самая идея о такомъ расширенш прави-тельственныхъ функщй по меньшей M’fep'fe поразительна,—наконецъ проговорилъ я.
— Расширеше! подхватилъ докторъ,—гдЬ же вы видите расширеше?
— Въ мое время, продолжалъ я,—считалось, что функцш правительства, строго говоря, ограничиваются охранешемъ мира и защитой народа противъ враговъ государства и общества, т. е. военными и полицейскими силами.
— Ради Бога, кто тагае — общественные враги? воскликнулъ докторъ. Что это — Франщя, Англ1я, Гермашя, или голодъ, холодъ, нагота? Въ ваше время правительства привыкли, при малбйшемъ междуна-
51
родномъ недоразумеши, хватать гражданъ и подвергать ихъ целыми сотнями тысячъ смерти и искалечен! ю, бросая вместе съ темъ на ветеръ свои "Сокровища; и часто это делалось даже безъ всякой видимой выгоды для жертвъ войны. Теперь у насъ не бы-ваетъ войнъ, а наше правительство не располагаетъ вооруженными силами; но чтобы предохранить ка-ждаго гражданина отъ голода, холода, наготы и позаботиться о всехъ его физическихъ и умствен-ныхъ потребностяхъ, правителямъ вменяется функция управлять промышленностью на известный срокъ летъ. Нетъ, м-ръ Вестъ, поразмысливъ, вы убедитесь, что не въ нашъ векъ, а именно въ вашъ было чрезвычайное расширеше правительственныхъ функщй. Даже для самыхъ лучшихъ целей люди не вверяли бы своимъ представителямъ таюя полномоч!я, как!я предоставлялись имъ прежде для самыхъ вредныхъ целей.
— Оставивъ въ стороне сравнешя, сказалъ я,—демагогия и подкупность нашихъ общественныхъ деятелей въ мои времена считались непреодолимымъ препятстшемъ къ тому, чтобы поручить правительству управлеше нащональной промышленностью. Мы были уверены, что не можетъ быть хуже комби-нащи, какъ позволить политикамъ распоряжаться всеми экономическими средствами страны. Ея мате-р!альные интересы и безъ того уже черезчуръ страдали отъ интригъ между парнями.
— Быть можетъ, вы были правы, согласился д-ръ Литъ,—но теперь все это изменилось. У насъ нетъ 4*
52
ни парий, ни политиковъ, а что касается демагопи и подкупности, то это слова, имеюпця разве только историческое значеше,
— Должно быть, самая природа людская совершенно изменилась? заметилъ я.
— Нисколько, но услов1я человеческой жизни изменились, а съ ними и мотивы человеческихъ по-ступковъ. У васъ организащя общества была такова^ что должностныя лица подвергались постоянному - искушенно злоупотреблять своей властью для част-ныхъ выгбдъ, своихъ собственныхъ или чужихъ. При такихъ услов!яхъ кажется весьма страннымъ— какъ это вы решались доверять имъ какая либо дела. Теперь же, напротивъ, общество такъ устроено, что должностное лицо, какъ бы ни были дурны его наклонности, положительно лишено возможности извлечь личную пользу изъ своей власти или доставить кому либо выгоду, злоупотребляя своей властью. Пусть онъ будетъ дурной чиновникъ, но онъ не мо-жетъ быть подкупнымъ. На это ему ибтъ никакого мотива. Но есть вещи, которыя вы поймете, только когда узнаете насъ поближе.
— Однако, вы еще не объяснили мне, какъ вы решили рабочй вопросъ. Пока мы разсуждали все о капитале, сказалъ я. — После того, какъ нащя взяла на себя управлеше фабриками, машинами, заводами, железными дорогами, фермами, копями и вообще капиталомъ страны, рабоч!й вопросъ все-таки оставался нерешеннымъ. Принявъ ответственность за
53
капиталы, нащя взвалила-1 на себя вс-Ь затру днешя, связанный съ положешемъ капиталиста.
— Какъ только нащя приняла на себя задачи капиталистовъ, эти затруднешя исчезли, отвечалъ д-ръ Лить.—Национальная организация труда подъ однимъ началомъ явилась полнымъ решешемъ того, что въ ваше время и при вашей системе справедливо считалось неразрешимой загадкой. Когда народъ сталъ единственнымъ хозяиномъ, то все граждане, въ силу самаго гражданства, стали рабочими и подлежали распределешю по разнымъ отраслямъ, согласно по-требностямъ промышленности.
— То есть, вы просто применили принципъ всеобщей воинской повинности къ рабочему вопросу?
— Да, подтвердилъ д-ръ Литъ,—нечто въ роде этого установилось само собой после того, какъ нащя стала единственнымъ капиталистомъ. Народъ уже привыкъ къ мысли, что каждый гражданинъ, физически здоровый, наравне со всеми и безусловно обязанъ участвовать въ военной службе для защиты нащи. Точно также, очевидно, каждый гражданинъ обязанъ принимать учасие въ промышленной и интеллектуальной службахъ на пользу нащи; однако граждане получили возможность выполнять зту обязанность, съ Полнымъ убеждешемъ въ ея справедливости и всеобщности, только тогда, когда самъ народъ сталъ единственнымъ хозяиномъ. Никакая организация труда не была возможна, покуда хозяевами являлись сотни или тысячи частныхъ лицъ и ком-
54
пан!й, между коими соглашеше какого либо рода было и нежелательно, и затруднительно. Постоянно случалось тогда, что массы людей, искавшихъ труда, не могли найти его, а съ другой стороны мнопе, желавппе уклониться отъ своей обязанности, легко могли это сделать.
— И такъ, теперь, я полагаю, служба принудительна для всбхъ? спросилъ я.
— Это делается само собой, поэтому не можетъ быть речи о принудительности, отв^чалъ докторъ.— Трудъ считается столь естественнымъ и разумнымъ, что никому не приходить даже въ голову мысль о принужденш. У насъ сочли бы за самаго презренна™ человека всякаго, кто нуждался бы въ прине-воливаши въ подобномъ случае. Темъ не менее называть службу обязательной было бы слишкомъ слабымъ выражешемъ — она безусловно неизбежна. Весь нашъ общественный строй такъ всецело осно-ванъ на ней и такъ вытекаетъ изъ нея, что еслибъ мыслимо было кому либо увернуться отъ службы, то онъ очутился бы вне всякой возможности обез-печить свое существоваше. Онъ самъ иск'лючилъ бы себя изъ Mipa, отрезалъ бы себя окончательно отъ рода человеческаго — словомъ, совершилъ бы само-убйство.
— И что же—срокъ службы въ этой промышленной арм!и пожизненный?
— О, нетъ; онъ вообще начинается позже и оканчивается раньше, чемъ средшй рабоч!й пер!одъ въ
55
ваше время. Ваши мастерская были наполнены дйтьми и стариками; мы же считаемъ юный возрастъ священнымъ, отдавая его образовашю, а зрйлый возрастъ, когда уже начэнаютъ слабеть физическая силы, посвящаемъ отдыху и пр1ятнымъ занятаямъ. Срокъ промышленной службы—2^ ^ода; начинается онъ по окончати курса образован1я, въ годъ и заканчивается въ сорокъ пять лйтъ. Послй 45 ль,ъ< освободившись отъ трудовъ, гражданинъ все еще подлежать призыву до 55 лйтъ—въ случай исклю-чительныхъ обстоятельствъ, вызывающихъ усиленное требоваше труда, но подобные призывы случаются крайне рйдко, почти никогда. 15-го октября у насъ День Смотра; дрй добтигнувппе двадцати одного года принимаются на службу, а отслужившее свой срокъ получаютъ почетную отставку. Это у насъ величай- , шее событие въ году, отъ этого дня мы ведемъ счи-слеше всйхъ событий, это наша Олимшада, съ той только разницею, что она празднуется ежегодно.
VII.
— По моему мнешю, сказалъ я, — главное затруднение возникаешь именно тогда, когда вы произвели наборъ въ вашу промышленную армпо, — тутъ-то и кончается ея сходство съ военной ар-Miefi. Солдаты все делаютъ одно и тр же—и служба ихъ весьма несложна: они маршируютъ, стоять на ч часахъ, упражняются въ искусстве владеть ору-жгемъ. Ремесленная же арм!я должна обучаться двумъ или тремъ сотнямъ разнообразныхъ ремеслъ и про-фесс!й. Какой нуженъ административный талантъ, чтобы разумно распределить между отдельными ротами этой армги все эти отрасли занятай и ремеслъ.
— Администрация тутъ не при чемъ.
— Кто же это решаешь?
— Каждый самъ за себя, согласно своимъ при-роднымъ влечешямъ, такъ какъ прилагаются все старашя, чтобы дать ему возможность самому себе выяснить — въ чемъ его главное призваше. Принципу лежапцй въ основе организащи нашей промышленной армш, таковъ, что природныя способ-
57
ности человека—умственный и физическая— опре-дФляютъ, чтб именно онъ можетъ делать съ наибольшей пользой для нащи и съ наибольшей легкостью для самого себя. Разъ уже нельзя избегнуть обязательной службы въ какой бы то ни было форме, то существуетъ свободный выборъ для опредблешя того труда, который каждый долженъ нести. Такъ какъ довольство и хорошее расположеше духа каждой личности въ' течеше рабочего срока зави-ситъ оттого — по вкусу ли ему родъ его занятай, то воспитатели и родители съ ранняго возраста на-блюдаютъ за наклонностями детей. Ручной трудъ не входитъ въ составь нашей системы образования, включающей обпця познашя и науки, однако юно-шамъ даются теоретичесюя понятая о различныхъ ремеслахъ; наши юноши постоянно посФщаютъ мастерсюя и предпринимаютъ больппя экскурйи для ознакомлешя съ разными отраслями промышленности. Обыкновенно, задолго до поступлешя на службу, молодой челов’Ькъ, если онъ им^етъ склонность къ определенному занятаю, останавливается на немъ и старается прюбрести основательный познашя по этой отрасли и съ нетерпФшемъ ждетъ по-ступленгя въ ряды рабочихъ. Если же, напротивъ, у него нетъ никакихъ особыхъ наклонностей и онъ не дФлаетъ никакого выбора въ надлежапцй срокъ, то онъ назначается на любое, не трудное занятае, не требующее особыхъ способностей, но где тоже нужны рабочая руки.
58
— Ужъ, конечно, заметилъ я,—не можетъ быть, чтобы число охотниковъ на известное занятае какъ разъ соответствовало числу рабочихъ, нужныхъ для этой отрасли промышленности, оно постоянно должно быть или больше, или меньше спроса.
.— Запасъ охотниковъ всегда вполне соответствуетъ спросу, отвечалъ д-ръ Лить. — Дело администрации наблюдать, чтобы это было такъ. Если замечается значительный противъ спроса ййбытокъ желающихъ заняться известнымъ промысломъ, то значить ртотъ промыселъ представляетъ больше привлекательности, чемъ друпе. Съ другой стороны, если другое ремесло нривлекаетъ меньшее количество охотниковъ, чемъ бы требовалось, то значить его считаютъ более труднымъ и тяжелымъ. Въ томъ-то и состоитъ обязанность администрации, чтобы постоянно стараться уравновесить привлекательности професйй, насколько это касается условй труда, такъ чтобы все занятая стали одинаково привлекательны для лиць, имеющихъ къ нимъ природныя склонности. Это достигается темь, что рабоч!е часы сокращаются или растягиваются, смотря по степени трудности каждаго ремесла. Лица, занимающаяся более легкими ремеслами, обставленными наиболее пр!ятными уело-в1ями, обязаны трудиться большее количество ча-совъ, между темъ какъ въ трудныхъ спещально-стяхъ, напр., рудокопномъ деле, рабочее время очень коротко. Нетъ теорш, нетъ правила a priori, опре-деляющихъ относительную привлекательность ре*
59
меслъ. Администрация, снимая излишнее бремя съ плечъ одного класса рабочихъ и, прибавляя этотъ излишекъ другимъ, просто руководствуется мнениями самихъ рабочихъ, который выражаются наплывомъ охотниковъ въ известную отрасль промышленности. Принципъ таковъ—что ни для кого рабочй трудъ не долженъ быть тяжелее, чЪмъ для другого и судьями являются сами рабоч!е. Нетъ определен-ныхъ границъ въ применении этого правила. Если какое нибудь заняйе само по себе такъ обременительно и тяжело, что для привлечешя желающихъ потребовалось бы сократить рабочее время до десяти минуть въ день, то это и будетъ сделано. Если же и тогда не найдется охотниковъ исполнять эту работу, то она останется неисполненной. Но, разумеется, умеренного сокращешя рабочихъ часовъ или прибавки другихъ привилепй совершенно достаточно, чтобы привлечь требуемое количество охотниковъ въ любой промыселъ, нужный обществу. Но еслибы не-избежныя трудности и опасности, сопряженный съ-какими либо заняпемъ, оказались настолько велики, что никаюя льготы не могли бы заставить людей преодолеть ихъ отвращеше къ нему, то правительству стоить только изъять его изъ разряда обык-вовенныхъ занятай и объявить его «особо рискован-ЯЫмъ» съ примечашемъ, что кто изберетъ его, тотъ ДВЮлужитъ национальной благодарности,—тогда не обе-
хься охотниковъ. Наши молодые люди очень падки отлич!й и не упускаютъ подобныхъ случаевъ за
60
получить ихъ. Конечно, вы понимаете, что при сво-бодномъ выбора занятай само собою упраздняются всякая анти-гипеничесюя услов!я и опасности для жизни и здоровья. Здоровье и безопасность—услов!я обпця всЬмъ отраслямъ промышленности. Нащя не губитъ рабочихъ тысячами, какъ, бывало, делали частные капиталисты и компанш въ ваше время.
— Но если очутится больше охотниковъ на известную работу, нежели требуется, то какъ поступить со всеми этими претендентами? спросилъ я. ’
— Отдается преимущество тому, кто можетъ представить лучппе отзывы о своей деятельности вовремя предварительнаго срока черной работы и въ течете образовательнаго перюда. Впрочемъ, ни одному человеку,который въпродолжешедолгихълетъ упорствуетъ въ своемъ желаши показать, чтд онъ способенъ сделать на известномъ поприще, въ конце концовъ не отказываютъ въ возможности приложить къ делу свои способности. Съ другой стороны, на случай недостатка охотниковъ въ той или другой отрасли труда, администращя имеетъ право вызывать добавочныхъ добровольцевъ или брать требуемую подмогу изъ дру-гихъ частей. Чаще всего эти пробелы пополняются изъ класса простыхъ рабочихъ.
— Но какъ же вербуются простые рабоч!е?Наверное никто добровольно не пожелаетъ вступить въ ихъ ряды?
— Къ этому разряду принадлежать все новые рекрута въ первые три года своей службы. Только после этого срока, когда новобранецъ исполняетъ
всякую работу по распоряжешю начальников?., молодому человеку разрешается выбирать себе специальное заняйе. Но въ эти три года ни одинъ не можетъ уклониться отъ строгой дисциплины.
— Какъ промышленная система—это весьма целесообразно, ваметилъ я,—однако, я полагаю, что это плохая подготовка для людей, предназначенныхъ служить обществу не руками, а мозгами. Разумеется, вы не можете же обходиться безъ умственнаго труда. Какимъ же образомъ выбираются труженики мысли изъ людей, обязанныхъ прослужить фермерами или мастеровыми? Для этого требуется весьма трудный и щекотливый выборъ.
— Вы правы, отвечалъ д-ръ Литъ,—здесь необходима тончайшая сортировка, и поэтому мы вполне предоставляемъ самому человеку решать, чемъ онъ будетъ заниматься—умственнымъ или ручнымъ тру-домъ. По окончанш трехлетняго срока службы черно-рабочимъ, обязательнаго для каждаго гражданина, ему самому предоставляется выбирать, на какое поприще онъ годится1—быть ли художникомъ, ученымъ или же • фермеромъ и мастеровымъ. Если онъ чувствуетъ, что 'способенъ лучше работать головой, нежели мускулами, то ему предоставляется полная возможность ^испытать свою склонность, развить ее и, въ случае вЙо пригодности, преследовать свое призваше. Школы КЙехнологш, медицины, художествъ, музыки, театраль-м№о искусства и высппя научный, всегда безусловно Некрыты для желающихъ.
62
— И эти школы всегда наводнены юношами съ единственной целью избежать работы?
Д-ръ Литъ усмехнулся.
— Никто не поступитъ въ школы наукъ и искусствъ ради того только, чтобы избежать труда,—могу васъ . уверить.—Оне предназначены для людей, одаренныхъ выдающимися способностями, и не обладаюпцй такимъ даровашемъ найдетъ более легкимъ проработать двойное количество часовъ надъ какимъ нибудь ремесломъ. нежели проходить курсы школы. Конечно, иные искренно ошибаются въ своемъ призваши и, убедившись, что не могутъ удовлетворить требовашямъ школы, выходятъ изъ нея и возвращаются къ промышленной деятельности; за это ихъ вовсе не презираютъ,— общественная политика заключается въ томъ, чтобы поощрять всехъ къ развитие предполагаемыхъ талан-товъ, действительную силу которыхъ можно испытать только на практике. Въ ваше время спещальныя школы и учебныя заведешя часто выдавали дипломы людямъ неспособнымъ, которые впоследствш переходили въ друпя професыи. Наши школы—нащональ-ныя учреждешя и пройти сквозь ихъ испыташя— есть доказательство несомненныхъ спещальныхъ да-ровашй.
«Возможность получить спещальное образоваше по той или другой отрасли предоставляется каждому человеку до 35-ти летняго возраста; позднее сту-дентовъ уже не принимаютъ, такъ какъ имъ оставался бы слишкомъ короткий срокъ для службы нацш
63 .
своей професшей. Въ ваше время юноши должны были выбирать свои профессии смолоду и поэтому они очень часто ошибались въ своемъ призваши Теперь же дознано, что у однихъ природныя дарова-шя развиваются гораздо позднее, чемъ у другихъ, поэтому хотя выборъ професшй можетъ быть сд’Ьланъ, 24-хъ летъ, но дается еще 11 летъ льготныхъ. Съ известными ограничешями право переходить отъ одной професыи въ другую, выбранную позднее, также сохраняется за каждымъ до 35-ти летъ.
Теперь-то, наконецъ, я счелъ своевременнымъ сделать одинъ вопросъ, давно уже вертевппйся у меня на языке,—вопросъ, касаклщйся самаго су-щественнаго затруднешя въ решеши рабочей проблемы.
— Странно, началъ я, — что вы еще не сказали ни слова о ващемъ способе распределена жалованья. Разъ нащя является единственнымъ работо-дателемъ, то правительство должно назначать размерь платы и определять, сколько каждый будетъ зарабатывать, начиная съ докторовъ и кончая землекопами. Могу сказать одно, что подобный планъ у насъ оказался бы неприменимъ, да и не могу я понять, какъ онъ удается у васъ—разве ужъ человеческая природа совершенно изменилась. Въ мое время никто не былъ доволенъ своимъ вознаграждешемъ или рабочей платой. Даже если человекъ чувство-валъ, что получаетъ довольно, онъ всегда думалъ,
64
что соседъ получаетъ слишкомъ много,—а это было для него обиднее всего. Еслибъ всеобщее недовольство, вместо того, чтобы изливаться въ прокляйяхъ и стачкахъ, направленныхъ противъ безчисленныхъ хо-зяевъ, сосредоточилось на одномъ лице, т. е. на правительстве, то 'последнему не суждено было бы пережить и двухъ разсчетныхъ дней.
Д-ръ Лить разсм’Ьялся отъ души.
— Совершенно верно, по всей вероятности за первымъ же разсчетнымъ днемъ последовала бы общая стачка, а стачка, направленная противъ правительства, уже революция.
— Какъ же вы избегаете револющи въ день раз-счета?—осведомился я.—Ужъ не выдумалъ ли какой нибудь философъ новую всехъ удовлетворяющую счетную систему для определешя точной и сравнительной ценности всякаго труда, и умственнаго, и физическаго? Или же самая природа людская изменилась самымъ кореннымъ образомъ, такъ что каждый человекъ больше заботится о выгодахъ ближ-няго, чемъ о своихъ собственныхъ? Одно изъ этихъ двухъ предположешй должно было осуществиться на деле и служить объяснешемъ такого феномена.
— Ни то, ни другое, отвечалъ докторъ со сме-хомъ.—Ну, а теперь, м-ръ Весть, вы должны вспомнить, что вы мой пащентъ, точно такъ же, какъ и гость. Позвольте мне прописать вамъ сонъ—уже четвертый часъ.
65
— Ваше иредписаше очень разумно, надеюсь, что я въ состоянии буду его исполнить.
— Объ этомъ я позабочусь, отвечалъ докторъ.
И действительно, онъ далъ мне выпить какого-то снадобья; отъ котор аго я заснулъ, едва коснувшись головою подушки.
5
VIII.
Проснувшись, я почувствовалъ себя осв'Ьженнымъ и пролежалъ некоторое время въ пр!ятной полудре-мотЬ, наслаждаясь чувствомъ т’Ьлеснаго благоденств!я. Все пережитое накану Hi — 20-е столбе, новый Бостонъ, мой хозяинъ и его семья—все зто ускользнуло изъ моей памяти. Я вообразилъ себя дома, въ своей спальне и образы, представлявплеся мнЪ въ полусн'Ь, всё касались происшеств!й и обстоятельствъ моей прежней жизни. Передо мной проносились впе-чатл'Ьшя посл'Ьдняго дня поминокъ, моя поездка на кладбище съ Эдиеью и ея родителями. Я вспомнилъ, какъ хороша была моя невеста въ этотъ вечеръ, и отсюда мысли мои естественно перешли къ моему предстоящему браку; но тутъ я вдругъ припомнилъ письмо, полученное отъ архитектора и сообщавшее о новой стачка рабочихъ, замедлявшей постройку нашего дома. Огорчеше, испытанное мною отъ этой мысли, окончательно заставило меня очнуться. Припомнилось MH'fe, что у меня назначено свидаше съ
67
архитекторомъ въ 11 часовъ. Я хотелъ взглянуть на часы, висЬвппе въ ногахъ постели, но часовъ не оказалось. Тогда только я убедился, что я не доиа. Вскочивъ, я съ изумлешемъ сталъ оглядывать незнакомую мне комнату.
Нисколько секундъ просид'Ьлъ я въ постели, растерянно озираясь и сомневаясь въ тождественности своей собственной личности. Странно, что это чувство было такъ мучительно—но такова уже наша природа. Невозможно описать словами ту нравственную пытку, которую я пережилъ въ эти несколько минутъ, безпомощно и какъ слепой, ощупью отыскивая самого себя въ безпредбльной пустоте. Не дай Богъ испытать это второй разъ.
Не знаю, какъ долго продлилось это состояше— мне показалось целою вечностью—какъ вдругъ съ быстротой молши я припомнилъ все—кто я, где я, какъ я сюда попалъ и что все обстоятельства, елу-чивппяся будто бы вчера, относились въ сущности ко временамъ давно прошедшимъ.
Вскочивъ съ постели, я остановился посреди ком-, наты, изо всехъ силъ сжимая руками виски, словно опасаясь, что голова моя лопнетъ; потомъ я бросился на постель и, зарывъ голову въ подушки, пролежалъ некоторое время безъ движешя. Наступила реакщя, Неизбежная после нравственнаго возбуждешя, после нервнаго потрясешя, вызваннаго пережитымъ мною испыташемъ. Мною овладелъ нравственный кризисъ после того, какъ я вполне созналъ свое положеше;
5*
68
стиснувъ зубы, съ трепещущимъ сердцемъ, судорожно ухватившись за столбики кровати—я лежалъ и боролся за свой разсудокъ. Въ .мозгу моемъ былъ полный хаосъ—чувство, привычки, мысли, все перепуталось и пошло въ разбродъ. Не быдо никакихъ связующихъ пунктовъ, ничего устойчиваго. Оставалась одна воля; но способна ли человеческая воля повелевать бушующему морю? Я не см^лъ думать— каждое усил!е разумно обсудить случившееся вызывало головокружение. Мысль, что мое «я» раздвоилось, что я совмещаю въ себе две личности, начинала увлекать меня, какъ самое простое объяснеше всего случившагося со мною.
Я сознавалъ, что мне гровитъ опасность утратить умственное равновеше. Если я останусь лежать на месте—я погибъ. Необходима какая нибудь диверсия, хотя бы физическ!й мощонъ. Я снова вско-чилъ, торопливо оделся, отворилъ дверь и спустился внивъ. Часъ былъ раншй, еще не совсемъ разсвело, И я не нашелъ ни души въ нижнемъ этаже дома. Въ прихожей оказалась шляпа; я отворилъ входную дверь, которая была не заперта—доказательство того, что въ новомъ Бостоне не боялись воровства—и очутился на улице. Часа два бродилъ я по городу. Трудно себе представить, на как!я изумительныя неожиданности я натолкнулся за это время. Накануне съ- высоты бельведера городъ, правда, показался мне страннымъ, но только въ общемъ его виде. Но до какой степени разительна была перемена—
69
я могъ понять только во время моего блуждатя по улицамъ. Еслибъ не местоположеше, оставшееся не-изм^неннымъ, я могъ бы вообразить себя въ совершенно чужомъ городе. Челов’Ькъ, покинувппй свой родной городъ въ детстве, вернувшись туда по прошествш 50-ти летъ, конечно, найдетъ его изменившимся во многихъ чертахъ. Онъ удивленъ, но не ошеломленъ. Онъ сознаетъ, что протекло много времени и что въ немъ самомъ произошли также перемены. Но онъ смутно помнить городъ, какимъ онъ зналъ его, будучи ребенкомъ. У меня же не было сознашя протекшаго времени. Мне казалось, что, не далее какъ вчера, я гулялъ по этимъ самымъ улицамъ, въ которыхъ теперь все подверглось метаморфозе, все до малейшей черты. Представлеше о ста-ромъ городе было такъ свежо во мне и такъ сильно, что не уступало впечатлешю, производимому7 новымъ городомъ, но боролось съ нимъ, такъ что сперва одно, потомъ другое казалось нереальнымъ. Все, что я виделъ, казалось мне смутнымъ, какъ лица, снятия одно на другомъ, на одной и той же фотографш.
Наконецъ, я снова очутился у дверей того дома, откуда вышелъ. Мои ноги инстинктивно привели Меня въ местность моего прежняго жилища, ибо я не имелъ сознательнаго намерешя вернуться туда. Еслибъ двери дома оказались запертыми, я вспо-мнилъ бы, что мне нетъ цели входить туда, и по-вернулъ бы назадъ, но ручка отъ двери подалась;
70
пройдя неверными шагами по прихожей, я вошелъ въ одну изъ комнатъ. Бросившись на ближайппй стулъ, я закрылъ руками свои воспаленные глаза, силясь прогнать страшное чувство одиночества и отчужденности. Мое ‘ умственное смятеше было такъ велико, что вызывало физическую дурноту; я не въ силахъ описать ужаса зтихъ минутъ, когда мозгъ мой, казалось, расплавлялся и я съ трепетомъ сознавалъ свою безпомощность. Въ отчаянш я громко засто-налъ. Я чувствовалъ, что если не подосп'Ьетъ помощь, я лишусь разсудка. И какъ разъ въ эту минуту помощь явилась. Я услыхалъ шорохъ драпировки и поднялъ голову. Передо мною стояла Эдиеь Литъ. Ея прелестное лицо выражало самое искреннее сочувств!е.
— Что съ вами, м-ръ Вестъ? спросила она.—Я была здесь, когда вы вошли. Я видела ваше горе и, услышавъ стонъ, не могла смолчать. Что случилось съ вами? Где вы были? Не могу ли я помочь вамъ хоть чемъ нибудь?
Невольно, съ сердечнымъ учаспемъ она протянула мне обе руки; я инстинктивно схватилъ ихъ въ свои, какъ утопаюпцй цепляется за брошенную ему веревку. Когда я заглянулъ въ ея лицо, полное со-страдатя, въ ея глаза, влажные отъ слезъ, смятеше въ мозгу моемъ улеглось. Нужная человеческая сим-пайя принесла мне поддержку, которой я жаждалъ. Она имела на меня успокоительное, смягчающее дЪй-CTBie, словно какой-то дивный элексиръ.
71
— Да благословить васъ Вогъ, произнесъ я.—Самъ Господь послалъ васъ ко мне въ эту мицуту. Кажется, мне грозила опасность сойти съ ума, еслибъ вы не явились во-время.
При этихъ словахъ глаза ея наполнились слезгции.
—О, м-ръ Весть! воскликнула она.—Какими без-сердечными мы должны были показаться вамъ! Какъ можно было такъ долго оставлять васъ одного! Но тенерь все прошло, не правда ли? Вамъ лучше?
Да, благодарю васъ. Если только вы остане-тевЬ еще немного, я скоро сов&Ьмъ оправлюсь.
— Я и не думаю уходить, отвечала она, и легкая дрожь, пробежавшая по ея лицу, была выразительнее всякихъ сочувственныхъ словъ.—Не думайте, что мы безсердечны, я почти не могла заснуть всю ночь—все раздумывала, какъ тяжело будетъ ваше пробуждеше сегодня, но папа уверялъ, что вы про-
. спите долго. Онъ говорилъ, что всего лучше не вы- . называть вамъ слишкомъ много сочувств!я сначала, ч а стараться отвлечь ваши мысли и дать вамъ по- нять, что вы среди друзей.
этого Достигли, отвечалъ я.—Но сознай-, тесь—не легко перескочить череэъ целое столейе; вчера вечеромъ я не чувствовалъ этого такъ резко,* 8ато нынче утромъ мне пришлось пережить стран-
\ . ныя ощущетя. ‘
Держа ее за руки и не отрывая отъ нея глазъ, «г Я Могъ даже шутить надъ своймъ положешемъ.
— Никому не пришло въ голову, чтобъ вы отпра
72
вились одинъ бродить по городу такъ рано, продолжала она.—-Скажите, где вы были?
Тогда я разсказалъ все случившееся со мной съ самаго моего пробуждешя вплоть до того момента, когда я увидалъ ее. Она слушала меня съ состра-дашемъ.
— Я могу себе представить ваше чувство, заметила она—это должно быть ужасно. И подумаешь, что мы покинули васъ одного въ такой борьбе! Это непростительно.
— Теперь все уже миновало; вы на время прогнали страшныя мысли.
— Вы не дадите имъ вернуться? спросила она съ безпокойствомъ.
— За это не отвечаю. Покуда рано ручаться— такъ многое можетъ показаться мне страннымъ!
— Но, по крайней мере, обещайте, что вы при-. дете къ намъ, настаивала она,—и мы постараемся облегчить ваше положеше.
— Приду, если вы позволите. Все, что мне нужно— это ваше сочувств!е.
— И такъ, решено, проговорила она, улыбаясь сквозь слезы,—въ следуюпцй разъ вы придете поговорить со мной вместо того, чтобы бродить по Бостону среди чужихъ людей.
Этотъ намекъ, что мы съ ней уже не чуж!е, даже не показался мне страннымъ, до такой степени сблизили насъ въ несколько минутъ мое отчаяние и ея слезы сочувств!я.
73
.Д'' — А я обещаю вамъ, прибавила она съ выра-жешемъ восхитительнаго лукавства, сменившатося мало-по-малу энтуз1азмомъ—что когда вы придете ко мне, я буду делать ’ видъ, будто жалею васъ, насколько вы сами этого желаете, но не вообразите себе, пожалуйста, что мне действительно васъ жаль, или что я верю, что вы сами долго будете скорбеть м о- самомптебе. Я знаю, что теперешшй м!ръ—супцй рай въ сравнеши съ темъ, чемъ былъ онъ въ ваше время, и что очень скоро вы почувствуете одну лишь благодарность къ Богу за .то, что ваша жизнь была такъ странно пресечена въ томъ веке для того, • чтобй быть продолженной въ нынешнемъ.
IX.
Д-ръ Литъ и его жена были не мало удивлены, узнавъ, что все утро я скитался по городу одинъ; и, повидимому, ихъ пр1ятно поразило, что я такъ спо-коенъ и такъ мало взволнованъ после вынесенныхъ потрясешй.
— Ваша прогулка представляла наверное большой интересъ, заметила м-ссъ Литъ,—вы видели столько новаго!
— Почти все ново для меня. Но более всего меня поразило отсутств1е магазиновъ и банковъ на Вашингтонской улице. Раза® вы упразднили купцовъ и банкировъ? Можетъ быть перевешали ихъ веЬхъ, какъ когда-то намеревались сделать анархисты?
— Ну, до этого не дошло, возразилъ д-ръ.—Мы просто обходимся безъ нихъ. Въ современномъ обществе ихъ не требуется.
—. Кто же продаетъ вамъ все, что вамъ нужно?
— Нынче нетъ ни купли, ни продажи; распре-делеше товаровъ производится совершенно другимъ
t
75
Жадюсобомъ. А что касается банкировъ, то, не имея Яйенегь, мы не нуждаемся , въ этихъ господахъ.
Лж — Миссъ Литъ, обратился я къ Эдиеи, — я опа-Тсаюсь, что вашъ отецъ потешается надо мной. Я «те осуждаю его за это—слишкомъ ужъ великъ со-, . Чблазнъ подшутить надъ моимъ неведешемъ. Но Лдь ! Л есть же границы и моему легковерно.
I \,у — Папа и не думаетъ шутить,—отвечала девушка - къ успокоительной улыбкой.
Тутъ разговоръ принялъ другой оборотъ; миссисъ Лить стала меня разспрашивать о дамскихъ модахъ .въ 19-мъ столетш. После завтрака докторъ приглашу силъ меня пойти съ нимъ на бельведеръ—свое люби--»" мое' местопребываше, и наша беседа снова вернулась ' къ прежней теме.
— Вы удивились моимъ словамъ, началъ онъ,— что мы обходимся безъ денегъ и торговли; но стоить ^.'объ этомъ немного поразмыслить, и вы увидите, что ^торговля и деньги были нужны въ ваше время един-ственно потому, что торговое дело и производство! находились въ частныхъ рукахъ—вотъ почему они теперь излишни. ,
— Я не могу сразу сообразить, какъ это выте-^^Каетъ одно изъ другого, сказалъ я.
• г — Очень просто. Когда множество невависимыхъ В самостоятельныхъ лицъ занимались производствомъ врвдметовъ, нужныхъ для жизни и комфорта, то ^рёбовался безконечный обменъ между отдельными «рйнбстями для того, чтобы оне могли прюбретать
76
все желаемое. Этотъ обмйнъ и составлялъ торговлю, а посредникомъ служили деньги. Но какъ скоро нащя стала единственной производительницей различныхъ предметовъ, то уже исчезла необходимость обмана между разными лицами для добывания всего нужнаго имъ. Все стало получаться изъ одного источника и . ничего нельзя было бы получить изъ другого источника. Торговля заменена прямой раздачею товаровъ изъ общественныхъ складовъ, а для этого не нужно денегъ.
— Но какъ же производится эта раздача? полюбо-пытствовалъ я.
— По самой простой системе. Въ начале года открывается каждому гражданину кредитъ, соответствующей его доле въ ежегодномъ нащональномъ производств!?, и заносится въ общественный книги. Онъ получаетъ карточку, при помощи которой онъ и забираетъ все, что ему нужно, изъ общественныхъ складовъ, находящихся при каждой общин!}. Это при-способлеше, какъ вы увидите, совершенно устраняетъ необходимость какихъ либо торговыхъ сделокъ между отдельными лицами и потребителями. Не желаете ли видеть наши кредитныя карточки?
— Вы замечаете, продолжалъ онъ,—пока я внимательно разсматривалъ поданный мне кусочекъ картона,—что эта карта выдается на известное количество долларовъ. Мы сохранили старое наименова-Hie, но оно не соответствуете реальному предмету, а служить только алгебраическимъ символомъ для
77
сравнения стоимости одного продукта съ другимъ. Въ виду этого все они оценены на доллары и центы, точь-въ-точь какъ и въ ваше время. Стоимость того, что я приобретаю себе по этому билету, высчитывается изъ общей суммы кредита, выставленной на карте.
— Но еслибы вы пожелали прюбрести что нибудь у вашего соседа, могли бы вы передать ему въ уплату часть вашего кредита? осведомился я.
— Во-первыхъ, возразилъ д-ръ Литъ,—нашимъсо-оедямъ решительно нечего намъ продать, но во вся-комъ случае нашъ кредитъ передавать нельзя, такъ какъ это личное достояше. Еслибъ нащя дозволила ; подобную передачу, она должна была бы наблюдать за всеми услов!ями сделки и быть въ состояши
гарантировать ея безусловную правильность. Много ёЬть причинъ для упразднения денегъ, но уже одной той причины достаточно, что обладаше деньгами ни-
сколько не есть доказательство законнаго права на обладаше ими. Въ рукахъ человека, совершившаго ради денегъ воровство или убийство, деньги имеютъ ту же ценность, какъ и въ рукахъ людей, заработав-шихъ ихъ своимъ трудомъ. Въ наше время люди
обмениваются подарками и услугами изъ дружбы, Но купля и продажа считаются совершенно несовме-- стимыми со взаимнымъ расположешемъ и безкоры-
стаемъ, которыя должны господствовать между гражданами, а также съ смысломъ общности интересовъ, на которой зиждется наша сощальная система. По шимъ поня'пямъ, купля и продажа по существу
78
анти-сощальны. Это учить наживаться на счетъ дру-гихъ, и никакое общество, граждане котораго воспитаны въ такой школе, не можетъ подняться выше весьма низменного уровня цивилизащи.
— Но что, если вы издержали бол4е кредита, по-казаннаго на вашемъ чеке?
— Запасъ такъ великъ, что больше выроятся не издержать всего, отвечалъ д-ръ Литъ.—Но въ случай израсходования всего кредита, всл,Ьдств1е экстрен-ныхъ издержекъ, мы можемъ получить ограниченный добавочный кредитъ въ счетъ будущаго года—хотя этого не поощряютъ и, чтобы пресечь этотъ обычай, делаютъ крупный учетъ.
— Если вы не израсходуете всей ассигновки, то, я полагаю, излишекъ накопляется въ вашу пользу?
— Это также допускается до известной степени, если предвидится экстренный расходъ. Но обыкновенно предполагается, что если гражданинъ не израсхо-дуетъ всего своего кредита—значить онъ не им'Ьлъ на это случая и остатокъ переходить въ общественную пользу.
— Однако, подобная система не поощряетъ наклонностей гражданъ къ бережливости, заметилъ я.
— Да этого и не требуется, отвечалъ докторъ.— Нащя богата и не желаетъ, чтобы граждане лишали себя удобствъ жизни. Въ ваше время люди должны были накоплять всякое добро и деньги на черный день для себя и детей своихъ. Необходимость делала эконом!ю добродетелью. Но теперь эконом!я, утратив
79
шая смыслъ и полезность, уже не считается добродетелью. Никто не печется о завтрашнемъ дне ни для себя, ни для детей своихъ, ибо нащя гарантируетъ прокормлеше, воспиташе и вообще удобства каждаго гражданина отъ колыбели до могилы.
— Широкая гарант! воскликнулъ я.—Можно ли быть увереннымъ, что трудъ известнаго человека вознаградить нац!ю за ея расходы въ его пользу? Въ целомъ, общество, пожалуй, въ состояния содержать всехъ своихъ членовъ, но некоторые должны зарабатывать меньше нормы, нужной для ихъ содержания, друпе, наоборотъ, больше. Это опять-таки приводить насъ къ вопросу о жалованье, о которомъ вы еще ничего не сказали. На этомъ пункте мы остановились вчера вечеромъ, если вы припомните, и я опять повторю, что здесь-то и заключается главное затруд-неше въ применены такой нацюнально-промышленной системы, какъ ваша. Какъ можете вы удовлетворительно определить справедливое вознаграждение для такого множества заняпй и ремеслъ, столь различныхъ и равнообразныхъ? Въ наше время рыночная такса определяла цены на трудъ и товары. Хозяева старались платить какъ можно меньше, а рабочей—добыть какъ можно больше. Не особенно хорошая система въ нравственномъ отношены—я это допускаю, но но крайней мере она давала намъ готовую грубую формулу для решетя вопроса, который пришлось бы решать разъ десять на день при у с левы м1рового
80
прогресса. Намъ казалось, что это единственное практическое средство.
— Да, согласился докторъ,—другого средства не было при системе, ставившейинтересыкаждой личности на перекоръ интересамъ другого, но было бы очень жаль, еслибъ человечество не могло никогда придумать лучшаго плана; ведь вашъ-то былъ ничто иное, какъ применение къ людскимъ отношешямъ дьяволь-скаго принципа: «ты нуждаешься, а я этимъ пользуюсь». Награда за всякую услугу зависела не отъ ея трудностей или опасности, сопряженной съ нею,— ибо во всемъ Mipe самая трудная, опасная и отталкивающая работа исполнялась классами, которымъ всего менее платили,—а исключительно отъ произвола техъ, кто нуждался въ этой услуге.
— Все это такъ, согласился я. — Но при всехъ ея недостаткахъ система определешя ценъ рыночной таксой была практична—не понимаю, чемъ вы могли заменить ее. Такъ какъ правительство является единственнымъ хозяиномъ, то, разумеется, нетъ ни рабочаго рынка, ни рыночной таксы. Рабочая плата определяется правительетвомъ произвольно. Нельзя себе представить более сложной и щекотливой задачи, и, наверное, это порождаетъ всеобщее недовольство.
— Извините, пожалуйста, но, мне кажется, вы преувеличиваете эту трудность, остановилъ меня докторъ. — Представьте себе, что комиссш разумныхъ людей поручено определить жалованье по всемъ
81
отраслямъ труда при системе, которая, подобно нашей, гарантировала бы занятая каждому и при сво-бодномъ выборе ремеслъ. Разве вы не замечаете, что какъ бы ни была ошибочна первоначальная оценка, ошибки скоро исправятся сами собою? Более любимыя занятая нашли бы слишкомъ много охот* никовъ, а непрхятныя, напротивъ, привлекали бы слишкомъ мало ихъ, покуда ошибка не была бы исправлена. Я сказалъ это только къ слову, хотя подобный способъ, кажется мне, удобоисполнимымъ, но онъ не входить въ нашу систему.
— Какъ же вы справляетесь съ распределенхемъ жалованья? переспросилъ я.
Д-ръ Литъ отв-Ьчалъ не сразу; нисколько минуть онъ оставался въ задумчивости.
— Разумеется, наконецъ проговорилъ онъ,—мне настолько знакомь старый строй, что я могу понять емыслъ вашего вопроса; т4мъ не менее новый по-рядокъ такъ различенъ отъ прежняго, что я затрудняюсь, какъ яснбе ответить вамъ. меня спрашиваете, какъ мы регулируемъ жалованья? Могу только сказать, что у насъ въ современной сощальной экономии нетъ понятая, соответствующая тому, что вы называли жалованьемъ.
— То есть, у васъ нетъ денегъ, чтобы платить жалованье? сказалъ я.—Но ведь кредита, предоставляемый гражданамъ правительствомъ въ общественныхъ складахъ, вполне соответствуетъ жалованью. Каковъ размерь кредита, выдаваемая ра-
6
82
брчимъ по различнымъ отраслями промышленности? Каюя. права должно предъявить данное лицо для получешя своей части? На какихъ основашяхъ распределяются доли?
— Права его состоять въ томъ, что онъ чело-векъ, отвечалъ докторъ.—Требовашя его основаны на его принадлеясности къ роду человеческому.
— И только! воскликнулъ я съ недовер!емъ.— Неужели вы хотите сказать, что все имеютъ одинаковый доли?.
— Безъ сомнешя.
Читатели этой книги, вероятно никогда не знав-raie другого устройства, или, можетъ быть, изучивппе по историческимъ документамъ прежшя времена, когда господствовали совершенно иныя системы, врядъ ли могутъ себе представить, какъ поразилъ и озадачилъ меня простой ответь доктора Лита.
— Какъ видите, продолжалъ онъ—не только у насъ нетъ денегъ, чтобы платить жалованье, но просто у насъ нет^ничего такого, что бы соответствовало вашему поняпю о жалованье.
Темь временемъ я настолько оправился, что могъ произнести несколько критическихъ замечашй по поводу этого изумительнаго для меня порядка.
— Однако, некоторые люди наработаютъ вдвое больше, чемъ друпе! воскликнулъ я.—Разве способные работники довольны такимъ порядкомъ, ставя-щимъ ихъ наравне съ посредственными?
— Мы не допускаемъ никакихъ поводовъ къ жа-
83
лобамъ на несправедливость, возрази лъ докторъ, уста-новивъ для Bcfcxb совершенно равную мЬрку труда.
— Но какъ это возможно, если не найдется даже двухъ людей, обладающихъ равными силами?
— Нетъ ничего проще. Мы требуемъ отъ каждаго, чтобы онъ работалъ по Mipi силъ, т. е. требуемъ отъ него наиболыпаго усерд!я, на какое онъ только епособенъ.
— Предположивъ даже, что set прилагаютъ равный старания, отвЪчалъ я—да в4дь результатъ-то выйдетъ разный у каждаго человека.
— Совершенно верно, но количество производимой работы не им4етъ ничего общаго съ этимъ вопросомъ, онъ касается только усердия. Заслуга—есть нравственный вопросъ, а количество работы—материальная величина. Странная это была бы логика—стараться определить нравственный вопросъ матер!альной мбр-
£ кой. Bet люди, прилагающее равное стараше, тру-
ф дятся наравне. Даровашя человека, какъ бы бле-
стящи они ни были, только служатъ мЪриломъ его долга. Человйкъ съ большими способностями, д-Ь-лаювцй меньше, ч$мъ бы онъ могъ, хотя бы онъ и Д’Ьлалъ больше человека съ маленькими способно-стями, но старающагося по Mtpt силъ, считается S" худшимъ работникомъ, ч4мъ поелйднхй, и остается Д до самой смерти должникомъ у своихъ ближнихъ. Создатель опред4лилъ урокъ каждому человеку, на-дйливъ его известными способностями отъ природы^ К-ПН только требуемъ выполнешя этого урока.
К- . в*
84
— Конечно, это прекрасная философ!я, сказалъ я—темъ не менее не совебмъ приятно тому, кто делаетъ вдвое больше другого, получать еъ нпмъ одинаковую долю, даже если оба прилагаюсь равное • стараше.
— Неужели вамъ такъ кажется? удивился д-ръ Литъ.—Знаете ли, я нахожу это прелюбопытнымъ явлешемъ. По напшмъ понятаямъ, следовало бы наказать того человека, который въ силахъ. сделать вдвое больше противъ другого, прилагая одинаковое съ нимъ стараше, и не делаетъ этого. Значить, въ 19-мъ веке, если лошадь везла тяжесть вдвое большую, нежели коза, вы, вероятно, награждали ее за это? А мы такъ хорошенько отстегали бы ее, еслибъ она этого не сделала, на томъ основаши, что, будучи гораздо сильнее, она обязана это делать. Странно, какъ меняются нравственный понятая!
Докторъ произнесъ эти слова съ такимъ лука-вымъ выражешемъ въ глазахъ, что я невольно раз-смеялся.
— Мне кажется, отвечалъ я — настоящая причина, почему мы награждали людей за ихъ дарова-шя, между темъ какъ на работу животныхъ смотрели, какъ на нечто должное—заключалась въ томъ, что животныя, какъ существа неразумный, естественно прилагаютъ все свои старашя, между темъ какъ въ людяхъ можно было вызвать такое же усер-дае не иначе какъ награждая ихъ сообразно съ до-стоинствомъ и количествомъ выполняемой работы.
85
Спрашивается — разве вы не поставлены въ такую же необходимость? или родъ челов’Ьческй ужъ такъ сильно изменился ВЪ ЭТИ СТО Л'ЁТЪ?
— Не думаю, чтобы человеческая натура изменилась въ этомъ отношеши. Она до сихъ поръ такъ устроена, что требуются особые стимулы въ .виде наградъ и преимуществъ для того, чтобы вызвать усерд1е въ заурядномъ человеке.
— Но что можетъ заставить человека прилагать наибольппя старашя, если доходъ его остается темъ же самымъ, Какъ бы онъ ни усердствовалъ? При такой системе натуры высппя могутъ быть побуждаемы преданностью общему благу, но дюжинный человекъ всегда будетъ склоненъ къ лени, разсуждая, что нетъ нужды употреблять особенныхъ усил!й—разъ это не увеличитъ его доходовъ, а леность не уменьшить ихъ?
— Неужели же вы думаете, возразилъ мой собе-седникъ—что человеческая натура нечувствительна ни къ какимъ мотивамъ, кроме боязни нужды и любви къ роскоши, и поэтому заключаете, что обез-печенность и равенство доходовъ делаетъ людей неспособными ни къ какимъ усил!ямъ? Право, ваши современники не могли такъ думать, хотя и притворялись, будто думаютъ. Когда дело касалось во-просовъ высшаго самопожертвовашя, они повиновались совершенно инымъ побуждешямъ. Не денежный вознаграждения, а честь, надежда на людскую благодарность, патрютизмъ и внушеше долга—вотъ мотивы, которые они выставляли передъ войсками, когда
86
надо было умирать за родину; и не было такого века, • когда бы эти мотивы не пробуждали всего, что есть благороднаго и лучшаго въ людяхъ. Мало того—если вы начнете анализировать любовь къ деньгамъ, служившую главнымъ импульсомъ всехъ усилий въ ваше время, вы найдете, что боязнь нужды и желаше роскоши были не единственными мотивами, побуждавшими къ наживе; остальные—и притомъ самые сильные заключались въ стремленш къ власти, къ дости-жешю высокаго положешя и репутащи таланта и успеха. Такъ что, хотя мы упразднили бедность и боязнь ея, а также чрезмерную роскошь и надежду ея достигнуть, мы не коснулись самыхъ важныхъ побуждешй, лежавшихъ въ основе любви къ деньгамъ въ ваше время, не коснулись ни одного изъ мотивовъ, побуждавшихъ къ высшимъ заслугамъ. Более грубыя побужденгя, уже не вл!яюпця на насъ, заменены чистыми стимулами, которые въ ваше время были вполне незнакомы простымъ тружениками изъ-за жалованья. Теперь, когда промышленность не есть уже частная и личная служба, а служба нащональная—патрютизмъ, любовь къ человечеству побуждаютъ рабочаго, какъ въ ваше время действовали на солдата. Промышленная арм!я—настоящее войско не только въ силу ея совершенной организа-щи, но также въ силу горячаго самопожертвовашя, воодушевляющаго ея членовъ. Какъ вы старались поднять духъ вашего войска, развивая въ немъ па-трютизмъ и любовь къ славе, такъ поступаемъ и мы.
Такъ какъ вся наша промышленная система основана на принципе требовашя равнаго усерд!я къ ТРУДУ со стороны каждаго человека, то это самое лучшее, что мы можемъ сделать; вы сами увидите, что средства, съ помощью котор ыхъ мы поощряемъ трудящихся, должны составлять весьма существенную часть нашего сощальнаго строя. У насъ усерд!е къ национальной служба—единственный верный путь къ общественному уважешю, къ отличш и офищальной власти. Услуги, оказываемый изв-Ьстнымъ человйкомъ обществу, определяютъ его положеше въ этомъ обществе. И я нахожу, что сравнительно съ теми. средствами, которыми располагаемъ мы, чтобы побуждать людей къ усердие, ваши обычные стимулы—страхъ нужды и любовь къ роскоши—очень слабые, неверные и даже варварские мотивы.
— Мне было бы чрезвычайно.интересно, сказалъ я — познакомиться съ вашими общественными порядками.
— Система во всехъ ея подробностяхъ, конечно, очень сложная, отвечалъ докторъ—на ней построена вся организащя нашей промышленной армш, но я въ несколькихъ словахъ могу дать вамъ о ней общее поняие.
Тутъ наша беседа была пр!ятно прервана появле-шемъ въ бельведере прелестной Эдиеи. Ояа была одета для прогулки и пришла поговорить съ отцомъ о какомъ-то поручеши, которое хотела исполнить для него.
88
— Кстати, Эдиеь, сказалъ ей отецъ, когда она собиралась уходить,—мне кажется, нашему гостю будетъ интересно посетить съ тобой товарные склады. Я уже упоминалъ ему о системе раздачи товаровъ и, можетъ быть, онъ пожелаетъ увидать все зто на практике. Моя дочь, обратился онъ ко мне—неутомимая посетительница лавокъ и можетъ просветить васъ на этотъ счетъ гораздо лучше меня.
Предложеше, конечно, оказалось очень пр!ятнымъ для меня. Эдиеь любезно отвечала, что рада воспользоваться моимъ обществомъ, и мы вместе вышли изъ дому.
— Я покажу вамъ наши товарные склады и объясню, какъ мы покупаемъ, сказала моя спутница, когда мы очутились на улице—зато и вы раэскажите, какъ покупали въ прежнее время. Признаюсь я никогда не могла понять этого, сколько ни читала объ этомъ предмете, Наприм'Ьръ, если у васъ было такое множество лавокъ—каждая съ различнымъ подборомъ товаровъ, то какъ могла дама решиться выбрать, что ей нужно, не обойдя всехъ лавокъ? Иначе ведь она не могла бы знать, изъ чего ей выбирать?-
— Конечно, это было единственное средство узнать, что имеется въ магазинахъ.
— Папа называетъ меня неутомимымъ ходокомъ по магазинамъ, но я очень скоро утомилась бы, еслибъ мне пришлось совершить такое путешеств!е, засмеялась Эдиеь.
— Въ самомъ деле, женщины занятый горько жаловались на пустую трату времени при рысканьи по лавкамъ, но для дамъ изъ празднаго сословия
90
подобная система .была настоящей находкой,—это помогало имъ убивать время.
— Но, положимъ, была nt лая тысяча лавокъ въ города—сотни съ однороднымъ товаромъ—какъ могли даже самыя праздный найти время для обхода?
— Разумеется, оне не были въ состояши это сделать, отвечалъ я.—те, который много практиковались въ покупкахъ, научились современемъ, где находить то, что имъ нужно. Эти дамы изучили до тонкости спещальности лавокъ и покупали выгодно и хорошо. Но требовалась долгая опытность, чтобы усвоить себе эту науку. Те же, который были слиш-комъ заняты или покупали мало, получали что попало, и большей частью неудачно. Это была чистая случайность, если лица неопытный въ покупкахъ( получали товаръ, равный стоимости ихъ денегъ;
— Но почему же вы не изменили такого страшно неудобнаго устройства, сознавая его явные недостатки?.
— И здесь повторялось то же самое, что и вн остальныхъ нашихъ сощальныхъ порядкахъ. Мы вполне ясно сознавали ихъ недостатки, но не находили средствъ устранить ихъ.
— Вотъ и складъ нашего округа, сказала Эдиеь, когда мы повернули въ порталъ одного изъ велико-лепныхъ здашй, замеченныхъ мною во время утренней прогулки. Въ наружномъ виде здашя не было ничего такого, что указывало бы на магазинъ. Въ большихъ окнахъ не красовалось выставки товарозъ, не было и вывески для привлечения покупателей; зато
91
вместо нея надъ входомъ возвышалась величествен -ная группа статуй въ ростъ челов4ческ1й, въ центру ея помещалась женская фигура Изобил1я съ соответствующими аттрибутами. Судя по составу входившей толпы, пропорщя между полами была такая же, какъ въ 19-мъ веке. Эдиеь объяснила мне, что въ каждомъ округе города есть такой же большой складъ, такъ что ни одно жилище не отстоитъ отъ него дальше пяти минутъ ходьбы. Это было первое общественное здаше 20-го века, какое мне удалось видеть, и, разумеется, оно глубоко заинтересовало меня. Я очутился въ обширномъ зале, залитомъ потоками света, исходившаго не только изъ оконъ, но изъ купола, вершина котораго возвышалась по крайней мере на 100 футовъ. Подъ куполомъ, въ центре зала, игралъ великолепный фонтанъ, распространяя пр!ятную прохладу. Стены и потолокъ были покрыты фресками нежныхъ оттенковъ, равсчитанныхъ такъ, чтобы смягчить светъ, не поглощая его. Вокругъ фонтана были разставлены диваны и кресла, на ко-торыхъ расположились покупатели и вели между собой беседу. Надписи на стенахъ вокругъ всей залы указывали на спещальности товаровъ, которымъ предназначались те или друпе прилавки. Эдиеь направилась къ одному изъ нихъ, где были разложены образчики кисей въ удивительно богатомъ выборе, и стала ихъ разсматривать.
— Где же приказчикъ? полюбопытствовала я, за-метивъ, что за прилавкомъ никого нетъ.
92
— Пока мн'Ь не нуженъ приказчикъ, возразила Эдиеь—я еще не выбрала матерш.
— Но у насъ главная обязанность приказчика состояла именно въ томъ, чтобы помогать покупате-лямъ делать выборъ, сказалъ я.
— Какъ! Они подсказывали людямъ, что имъ нужно?
— Да, и часто заставляли ихъ покупать, что имъ вовсе не нужно.
— Но развф дамы не находили это дерзкимъ? спросила Эдиеь съ удивлешемъ.—Какое дйло приказчику до того, что мы покупаемъ или не по^паемъ?
— Какъ какое д’Ьло? Ихъ нанимали съ т^мъ, чтобы сбывать съ рукъ товаръ, и надеялись, что они упо-требятъ для этого всЬ свои старашя, въ случай надобности даже будутъ навязывать товаръ насильно! . — А.хъ да, я и позабыла? Въ ваше врейя лавочники и приказчики существовали продажей товаровъ. Понятно, теперь совсймъ другое дйло. Товары—собственность нацш. Они зД'Ьсь для т4хъ, кто въ нихъ нуждается; обязанность приказчиковъ услуживать публику и исполнять ея приказашя; но приказчикамъ fffcTb никакого интереса навязывать лишшй ярдъ или лишшй фунтъ, кому они не нужны.—Воображаю,. какъ было смешно видеть приказчиковъ, ваставляю-щихъ покупателя брать,‘чего онъ вовсе и не хочетъ.
— Но даже въ настоящее время приказйикъ можетъ оказаться полеэнымъ, доставляя вамъ св’Ьд'Ь-шя насчетъ товаровъ, не навязывая ихъ вамъ, воз-разилъ я.
93
— Н'Ьтъ, это не входить въ обязанности приказчика. Вотъ эти печатный карточки, за который отвечаете правительство, даютъ намъ все нужныя све-деМя.
Тутъ только я заметилъ, что къ каждому образчику кбыла прикреплена карточка, содержащая въ сжатомъ виде все сведетя насчетъ матер!ала, фабриками, доброты и цены издел!я, такъ что после этого не оставалось уже делать никакихъ вопросовъ.
— И такъ, приказчику нечего рекомендовать товаръ, который онъ продаете? спросилъ я.
— Решительно нечего. Да и не нужно, чтобы онъ зналъ что либо о товарахъ. Вежливость и аку-ратность въ исполнеши приказашй — воте все, что отъ него требуется.
— Оте какой массы лжи избавляете такое простое приспособлете! воскликнулъ я.—Однако, я своей болтовней, кажется, отвлекаю васъ отъ дела, миссъ Литъ.
— Вовсе нетъ. Я уже сделала свой выборъ.
Съэтими словами она придавила пуговку звонка и въ ту же минуту появился приказчикъ. Онъ записалъ ея приказан^ на досчечке карандашемъ и, сделавъ две коти — одну вручилъ ей, а другую заключилъ въ маленьтй футляръ и оТпустилъ въ передаточную трубу.
— Дубликате заказа, объяснила мне Эдиоь, после того какъ приказчикъ высчиталъ стоимость покупки изъ кредитной карточки, которую она подада ему—
94
дубликата заказа дается покупателю, такъ что, въ случай ошибки, ее легко исправить.
— Вы очень скоро сделали выборъ, заметилъ я.— Какъ моули вы знать, что не нашли бы! чего нибудь более подходящаго въ другихъ складахъ^ Но, вероятно, вы обязаны покупать только въ с^адЬ вашего округа?
~ О, н^тъ. Мы покупаемъ где хотимъ, хотя, конечно, почти всегда поближе къ дому. Я ничего бы и не выиграла, еслибъ пошла въ друпе склады. Выборъ товаровъ везде одинаковъ; въ каждомъ складе находятся образчики всехъ товаровъ, выделывае-мыхъ въ Соединенныхъ Штатахъ или привозныхъ. Вотъ почему мы можемъ решать скоро и не имеемъ надобности посещать двухъ складовъ.
— Следовательно, это только складъ образцовъ? Я не вижу приказчиковъ, которые отрезали бы мате-pin и завертывали ихъ въ пакеты.
— Все наши магазины — склады образчиковъ, за исключешемъ немногихъ отраслей производства. Товары почти все находятся въ болыпомъ централь-номъ городскомъ складе, куда они доставляются прямо съ фабрикъ. Мы делаемъ заказы, руководствуясь образчиками и печатными сведбшями насчетъ доброты, выделки и ценъ товйровъ. Заказы посылаются въ центральный складъ, и товары раздаются уже оттуда.
— Конечно, это избавляетъ отъ -весьма сложной процедуры, сказалъ я. — По нашей системе фабри-
95
кантъ продавал! оптовому торговцу, оптовый—мелочному, уже последшй сбывалъ потребителю, причем! каждый раэъ происходил! торгъ. Вы же совершенно обходитесь безъ всякаго торга и безъ мелочного торговца съ его крупными барышами и целой apMiefi приказчиковъ. Вотъ этотъ магазинъ только отд^леше для заказовъ большого оптоваго склада съ соответствующим! контингентом! приказчиков!. При нашей систем^ приказчики показывали товары, уговаривали покупателей, тутъ же мерили и упаковывали, и десяти человек! было бы мало-на то, что здесь исполняете один!. Эконом1я громадная.
— Вероятно такъ, отвечала Эдиеь—но мы даже и не знали другого способа. Кстати, вы непременно должны попросить моего отца свести васъ когда нибудь въ центральный складъ товаровъ. Я была тамъ недавно—удивительно интересное зрелище. Система, конечно, доведена до совершенства. Вонъ тамъ, въ этой клетке, находится приказчикъ-экспедиторъ; заказы, по мере того, какъ они получаются различными отделами склада, препровождаются кънему при помощи передаточныхъ снарядов!. Помощники его сортируют! ихъ и каждый разрядъ заказовъ кладут! въ отдельный коробки. Экспедитор! имеетъ передъ собой съ дюжину пневматических! передаточныхъ снАрядовъ, отвечающих1! различным! разрядам! товаровъ, и каждый снарядъ сообщается съ соответствующим! отделом! склада. Онъ бросаетъ коробку съ заказами въ известную трубу и нерезъ несколько минутъ она:
96
падаетъ на соответствующей прилавок® склада вместе съ остальными однородными заказами других® магазинов® образцов®. Заказы прочитываются, заносятся въ реестръ и исполняются съ быстротою молши. Вотъ зто-то исполнеше и есть самая интересная часть процедуры. Тюки матер!й положены на валы, вертящееся съ помощью машин®, и резальщик®, также имеюпцй машину, работаетъ надъ однимъ тюкомъ, зат-бм® надъ следующим®, пока не устанетъ; тогда его заменяет® другой. Пакеты распределяются съ помощью больших® трубъ въ разные округа города и оттуда препровождаются по домамъ. До какой степени быстро все это делается, вы можете судить изъ того, что мой заказъ, вероятно, будетъ дома ранее, чемъ я могла бы донести его сама.
— Но какъ это делается въ мало населенных® провинщальныхъ округахъ? осведомился я.
— Система та же, объяснила Эдиеь.—загородные склады образчиковъ соединяются при помощи передаточных® трубъ съ центральнымъ окружным® складом®, хотя бы онъ отстоялъ на двадцать миль. Передача совершается очень быстро, съ самой незначительной потерей времени. Но ради эконом!и иногда одне трубы соединяют® несколько деревень со складом®. Въ такомъ случае приходится ждать два-три часа, покуда получишь заказъ. Такъ было со мной въ той местности, где мы провели нынешнее лето, и я находила это очень неудобным®.
97
— Но, вероятно, и въ другихъ отношешяхъ де-ревенсйе складу хуже городскихъ? осведомился я.
— Нетъ, они точно также хороши. Въ самой маленькой деревушке вы можете найти въ складе образ-цовъ весь ‘выборъ товаровъ, какой только имеется въ стране, такъ какъ провинщальные склады полу-чаютъ запасы изъ техъ же источниковъ, какъ и го-родсюе.
По дороге я завелъ речь о необыкновенномъ раз-нообразш въ размерахъ и ценности домовъ.
. — Какъ же согласовать такое неравенство съ темъ фактомъ, что все граждане пользуются одинаковымъ доходомъ?
— Хотя доходы одинаковы, объяснила Эдиеь — но личные вкусы бываютъ равные й каждый чело-векъ тратить свой доходъ, какъ ему нравится. Иные любятъ хорошихъ лошадей, друпе, какъ я, например ъ, предпочитаютъ красивые наряды, а третьи -г-изысканный столь. Наемная плата, получаемая на-Ц1ей съ этихъ домовъ, различна, смотря по ихъ раз-•мерамъ и изяществу отделки, такъ что каждый мо-жетъ найти себе подходящую квартиру. Волыше дома обыкновенно занимаются большими семьями, между-темъ какъ малыя семьи находятъ неболыше дома более удобными и экономичными. Это вопросъ вкуса и удобства. Я читала, что въ прежн!я времена люди часто занимали большое помещеше и жили роскошно только напокавъ, чтобы казаться богаче, чемъ они на самомъ деле. Правда это?
7
___98___
— Долженъ сознаться, что это случалось.'
— Вотъ видите; а теперь этого не можетъ быть; доходъ каждаго лица изв'Ьстенъ;' веб знаютъ, что потраченное однимъ способомъ наверстывается сбере-жёшями въ другихъ вещахъ.
XI.
Когда мы вернулись домой, доктора еще не было, а миссисъ “Литъ не показывалась.
— Любите вы музыку? спросила меня Эдиоь.
Я отвечалъ, что по-моему это высшее наслаждеше въ' жизни.
— Мне следовало бы извиниться за такой вопросъ, сказала она. — Мы никогда не задаемъ его другъ другу, но я читала, что въ ваше время, даже среди культурныхъ классовъ, были люди, которые ни во что не ставили музыку.
— Вы должны припомнить, что у насъ бывала зачастую музыка престранная.
— Да, я это знаю. Не хотите ли послушать нашей?
— Вы доставите мне большое удовольств!е, если позволите послушать васъ—-сказалъ я.
— Меня! засмеялась она.—Вы думали, что я буду вамъ играть или петь?
. — Я надеялся по крайней мере.
.7*
100
Заметивъ* мое. смущете, она перестала смеяться.
— Разумеется, объяснил^ она — все мы обязательно учимся, пенно для обработки голоса, а некоторые учатся играть на разныхъ инструментахъ для своего личнаго удовольств!я; но профессиональная музыка гораздо величественнее и совершеннее, нежели наше исполнеще, и ее такъ легко получить во’ всякое время, когда пожелаешь, что мы и не назы-ваемъ музыкой наше собственное пеше и игру. Все действительно xopomie певцы и исполнители состоять на службе въ музыкальномъ отделе. Пойдемте въ музыкальную залу. *
Я последовалъ за нею въ комнату безъ драпиро-вокъ и занавесей, съ деревянными полированными стенами и потолкомъ. Я приготовился увидеть кате нибудь новые музыкальные инструменты, но ошибся въ разсчете. Мой озадаченный видъ очень забавлялъ мою собеседницу.
— Вотъ, просмотрите сегодняшнюю программу, сказала она, подавая мне карточку — и выберите, что.вамъ по вкусу. Теперь пять часовъ, имейте это въ виду.
На карточке стояло: «12 сент. 2000 г.», и она заключала самую разнообразную и обширную программу, какую мне приходилось видеть. Тутъ былъ целый рядъ инструментальныхъ и вокальныхъ пьесъ— соло, дуэтовъ, квартетовъ и оркестровыхъ вещей. Я былъ ошеломленъ этимъ громаднымъ спискомъ, на-конецъ Эдиеь кончикомъ своего розоваго пальца ука-
101
вала мне cepiro пьесъ, съ припиской «5часовъ пополудни». Тогда я заметилъ, что эта обширная программа исполнялась вся въ течете однихъ только сутокъ и разделялась на 24 отделешя, соответственно часамъ. Изъ вещей, поименованныхъ для 5-ти ча-совъ, я выбралъ пьесу на органе.
— Какъ я рада, что вы любите органъ, воскликнула девушка.—Эта музыка чаще всего подходить къ моему настроенно!
Она указала мне удобное кресло и, пройдя по комнате, коснулась какихъ-то винтиковъ — комната • немедленно наполнилась торжественными звуками гимна, причемъ сила звуковъ была вполне соразмерна съ величиной комнаты- Я улушалъ, затаивъ дыхаше. Такого чуднаго исполнешя я и не ожидалъ.
— Какъ величественно! воскликнулъ я, когда замерь последтй звукъ.—Словно самъ Себаст1анъ Бахъ возседаетъ за клавишами; но где же органъ?
— Погодите минутку, сказала Эдиеь—прослушайте4 еще этотъ вальсъ, по-моему онъ восхитителенъ.
И тотчасъ же звукъ скрипокъ наполнилъ комнату, навевая дивныя грезы. Когда вальсъ кончился, Эдиеь продолжала:
— Въ этой музыке нетъ ровно ничего таин-ственнаго, какъ вы воображаете. Еб исполняютъ не феи и геши, а честныя, трудолюбивый и чрезвычайно искусныя руки. Мы просто внесли нашу кооперативную систему в! область музыки. Въ городе су-ществуетъ несколько концертныхъ залъ, превосходно
102
приспособленных! въ акустическомъ отношеши къ разнаго рода музыка. Эти залы сообщаются посредством! телефоном! со всбми домами, хозяева которых! согласны уплачивать небольшую сумму, и немного найдется такихъ, которые этого не пожелали бы. Составь музыкантов! при каждом! зал$ такъ великъ, что хотя каждый исполнитель прини-маетъ небольшое учаспе въ ежедневныхъ концертахъ, но концерты тянутся круглые сутки. Какъ видите, на сегодня имеется четыре отдФлрныхъ программы четырехъ концертовъ, въ которыхъ исполняется раз-личнаго рода музыка, и изъ 4-хъ пьесъ, исполняе-мыхъ одновременно въ разныхъ залахъ, вы можете выбрать, что вам?. больше по вкусу; стоить только придавить известную пуговку, и вашъ домъ будетъ соединенъ съ одной изъ четырехъ залъ. Программы такъ составлены, что пьесы, исполняемыя одновременно въ разныхъ залахъ, представляют! выборъ не только между вокальной и инструментальной музыкой, но и между различными родами ея: веселой, грустной, торжественной, такъ что вей вкусы и настроения могуть быть удовлетворены.
— МнЪ кажется, • миссъ Литъ, что еслибъ въ наше время мы выдумали такое приспособлеше, дающее возможность каждому слушать музыку у себя дома, и притомъ музыку такую превосходную, приспособленную къ различнымъ настроешямъ, начинающуюся и прекрающающуюся’по желанно, то мы сочли' бы это верхомъ челов'Ьческаго благополуч1я.
103
— Право, я не могу себе представить, какъ это въ вашу эпоху ценители музыки могли выносить $ существовавшую систему, сказала Эдиеь.—Хорошая музыка, я полагаю, была вполне недоступна мас-самъ и слышать ее можно было только случайно, еъ великимъ трудомъ и еще большими издержками, да и то въ особые, сроки, произвольно назначаемые другими лицами и при самыхъ неблагбпр!ятныхъ усяо-в!яхъ. Возьмемъ, напримеръ, ваши концерты и оперы! Какъ невыносимо было просиживать ради двухъ-трехъ отрывковъ, нравящихся вамъ, целые часы и слушать то, что вамъ вовсе не нравится. Ведь за об’Ьдомъ можно пропускать нелюбимый блюда... А слухъ такъ же чувствителенъ, какъ и вкусъ. Я думаю, именно это затруднеше добиться истинно хорошей музыки и заставляло васъ выносить у себя дома игру и n'feHie при исполнителяхъ, далеко не искусныхъ.
— Да, согласился я, большинство довольствовалось домашней музыкой или вовсе обходилось безъ нея?
— Ахъ, вздохнула Эдиеь—не мудрено, что въ ваше время не любили музыки. Я бы просто возненавидела ее.
— Хорошо ли я васъ понялъ, спросилъ я—что музыкальная программа исполняется круглые сутки?' Кто же станетъ слушать музыку — скажемъ, после полуночи и ранехонько утромъ?
— О, мнопе, отвечала Эдиеь. — Ея требуютъ во все часы, но отъ полуночи до разсвета она испол
104
няется по преимуществу для больныхъ, для стра-дающихъ безсонницей4, для умирающихъ. Во всбхъ нашихъ спальняхъ есть телефоны надъ кроватями и всяшй можетъ заказать музыку по своему вкусу и настроен^.
— И въ моей спальне такое же приспособлеше?
— Конечно; какъ это я до сихъ роръ не предупредила васъ! Отецъ мой покажетъ вамъ, какъ имъ пользоваться, и надеюсь, что пока вы будете слушать музыку, никак!я дурныя мысли уже не при-дутъ вамъ въ голову.
Вечеромъ д-ръ Литъ разспрашивалъ меня о пос!;-щеши товарныхъ складовъ, причемъ мы сравнивали обычаи XIX и XX века; случайно зашла речь о наследственной передаче имуществъ.
— Вероятно, это у васъ недопускается? полюбо-пытствовалъ я.
— Напротивъ, отвечалъ д-ръ Литъ—это вовсе не возбраняется. Въ сущности, узнавъ насъ хорошенько, •вы убедитесь, что въ наше время дается человеку гораздо больше личной свободы, чемъ прежде. Правда, у насъ законъ требуетъ, чтобы каждый прослужилъ нац1и известный срокъ, вместо того, чтобы предоставлять ему на выборъ три вещи: работать, воровать или умирать съ голоду. Помимо же этого основного закона, который въ сущности не что иное, какъ оформленный законъ природы—Эдиктъ Эдема—наша система не зависать въ частности отъ законодательства, но есть вполне логическое следств!е деятель
ности человеческой натуры при ращональныхъ усло-в!яхъ. Вопросъ о наследственности служить тому объяснешемъ. Тотъ фактъ, что нащя—единственный капиталистъ и землевладелецъ, разумеется, ограни-чиваетъ собственность частнаго лица его годовымъ кредитомъ ’и теми хозяйственными и личными удобствами, которыми оно пользуется. Его кредитъ, какъ и пожизненный доходъ, въ.наше время прекращается съ его смертью, причемъ выдается определенная сумма на его погребете. Остальное свое имущество онъ оставляетъ кому пбжелаетъ.
— Что вы делаете, чтобы воспрепятствовать с'ко-пленно, съ течешемъ времени, ценностей и движимости въ рукахъ отдельныхъ лицъ, такъ какъ подобное скоплете можетъ помешать равенству между гражданами? осведомился я.
— Это устраняется само собой о'чень просто, от-вечалъ докторъ. — При теперешней организащи общества скоплете личнаго имущества — обременительно, если оно выходить изъ границъ того, что доставляетъ истинный комфортъ. Въ ваше время, когда у человека домъ былъ набить золотой и серебряной посудой, редкимъ фарфоромъ, ценной мебелью и т. п. вещами, его считали богатымъ,. потому что все эти вещи представляли собою деньги и могли быть превращены въ капиталь когда угодно. Теперь же всятй, кого бы умерппе родственники поставили въ подобное положеше, счелъ бы себя не-счастнымъ человекомъ. Вещи, не подлежапця про
106 \
даже, не имЬли бы для него цЪны, за исключешемъ разве ихъ реальной пользы или эстетическаго на-слаждешя, доставляемаго ими. Съ другой стороны, такъ какъ его доходъ оставался бы тотъ же, ему было бы трудно нанимать лишнее пом4щен!е для этихъ вещей и лишнихъ слугъ для ухода, за ними. Можете быть уверены, что онъ скоро роздалъ бы друзьямъ это имущество,, обременительное для него, а друзья приняли бы це бол'Ье того, что они въ со-стояши удобно поместить у себя въ доме. И такъ, вы видите, что запрещать передачу по наследству частной собственности, съ целью избегнуть накод-лешя богатства, было бы совершенно излишней предосторожностью. Можно ’положиться на самого гражданина, что онъ не пожелаетъ излишняго обреме-нешя. Обыкновенно наследники отказываются отъ большей доли йасл4дства, оставляя себе лишь не-MHorie предметы. Нащя беретъ въ свое ведеше остальное имущество и обращаетъ его ’въ общее до-стояше.
— Вы упомянули о плате прислуге, сказали я— это наводить меня на одинъ вопросъ, который я уже давно собирался предложить вамъ. Какъ вы рещили задачу о прислуге? Кто соглашается исполнять домашнюю работу въ обществе, где все равны въ сощальномъ отношеши?
— Вотъ именно потому, что мы все, равны, что ничто не въ состоянш скомпрометировать нашего равенства, что служба считается почетной въ обще
107 •
ств1з, гд'Ь веб по очереди должны служить осталь-нымъ, вотъ именно поэтому-то намъ легко было бы найти и такихъ слугъ, о какихъ вы даже и не мечтали, но они намъ не нужны.
— Кто же исполняетъ вашу домашнюю работу? обратился я къ миссисъ Литъ.
— Такой у насъ и не найдется, отвечала она.— Наше б^лье стирается въ общественныхъ прачеш-ныхъ по чрезвычайно дешевымъ цфнамъ, а кушанье готовятъ въ общественныхъ кухняхъ. Шитье и починка платья исполняется въ особыхъ мастерскихъ. /' Освищете, конечно, электрическое. Дома мы выби-раемъ не слишкомъ болыше, а именно тагае, каше намъ нужны, и обставляемъ ихъ такъ, что содержа-ше ихъ требуетъ по возможности меньше хлопотъ. Словомъ, домаште слуги намъ не нужны.
— Въ ваше время, вмешался докторъ,—вы шг1;ли неистощимый запасъ рабовъ изъ б^дн’Ьйшаго сосло-1 Bid, на которыхъ вы могли взваливать разнаго рода тяжелыя и непр!ятныя обязанности, и это дйлало васъ равнодушными къ пршскашю средствъ для того, чтобы обходиться безъ нихъ. Но теперь, когда всЬ мы по очереди исполняемъ всю работу для общества, каждый членъ нащи им^етъ одинаковый интересъ въ томъ, чтобы облегчить себй и другимъ это бремя. Этотъ фактъ даетъ громадный толчокъ изобр^тен^ямъ по раэнымъ отраслямъ съ ц’йлью облегчешя труда, и первыми результатами ихъ были — достижение возможно болыпаго комфорта и возможно меныпаго труда
Ж
108
въ хозяйственныхъ делахъ. Въ экстренныхъ слу-чаяхъ, въ хозяйстве, напримЬръ, для генеральной ш' чистки, ремонта дома, или при заболевашяхъ въ семьяхъ мы всегда можемъ взять помощникрвъ изъ состава промышленной армш.
— Но какъ вы вознаграждаете этихъ помощни-ковъ, разъ у васъ н’йтъ денегъ?
— Мы, конечно, платим^ не имъ, а нацш за нихъ. Ихъ услуги можно получить, обратившись въ особое бюро, а стоимость услугъ вычитается изъ кредитной карты того лица, которое обращается за помощью.
— Да это рай земной для женщинъ! воскликнулъ я.—Въ мое время, даже богатство и масса слугъ не избавляли ихъ отъ хозяйственныхъ заботъ, между темъ какъ женщины просто зажиточныхъ и бедныхъ классовъ буквально всю жизнь до самой смерти были мученицами и жертвами этихъ заботъ.
— Да, подтвердила миссисъ Литъ,—я много читала объ этомъ и убедилась, что Какъ ни. худо было жить мужчинамъ въ то время, они все-таки, были гораздо счастливее своихъ женъ и матерей.
— А теперь, добавить докторъ,—нащя несетъ на своихъ могучихъ плечахъ, какъ перышко, то самое бремя, которое надрывало силы вашихъ женщинъ. Ихъ бедств!е зависело, какъ вообще все ваши бед-ствья, отъ неспособности къ кооперащи, вытекавшей изъ индивидуализма, на которомъ былъ построенъ весь вашъ общественный строй. Удивительно не то, что вамъ жилось такъ дурно, а то, что вы вообще были
- -f
I* 109
в
состоянии жить вместе, разъ вы такъ откровенно Стремились поработить ближнихъ и завладевать ихъ Чыуществомъ. *
"t ;• — Полно, папа, если вы будете говорить такъ резко, Иашъ гость подумаетъ, что вы его браните, смеясь вступилась Эдиеь.
— Когда вамъ нуженъ докторъ, спросилъ я,—вы . также обращаетесь' въ. соответствующее бюро и берете перваго, какого вамъ пришлютъ?
> — Это правило не было бы такъ. удобно въ при-
( . менети къ врачамъ, отвечалъ д-ръ Литъ.—Польза,
I которую можетъ принести врачъ пащенту, значительно | зависитъ отъ его знакомства съ организмомъ, наклон-S ностями и общимъ состоян!емъ больного. Поэтому, боль-
| ной долженъ иметь возможность призывать извест-f наго ему доктора, точно такъ, какъ это делалось въ . ваше время. Вся разница въ томъ, что докторъ по-
; лучаетъ гонораръ не для себя, а для нац1и, и это
делается посредствомъ вычета положенной суммы изъ кредитной карты пащента.
— Я полагаю, заметилъ я,—что если гонораръ 7 всегда одинаковъ, а докторъ .не можетъ гнать отъ j себя пащентовъ, то хороппе доктора призываются постоянно, a nnoxie остаются безъ дела.
— Во-первыхъ, отвечалъ докторъ съ улыбкой, ; позволю себе заметить—хотя это и покажется вамъ
г самомнешемъ со стороны отставного врача—у насъ
нетъ плохихъ докторовъ. Теперь не то, что бывало $ прежде—не всякому субъекту, нахватавшемуся ме-4
± М’-
110 \ --------
дицинскихъ терминовъ, разрешается упражняться въ лечети гражданъ. Только ученые, выдержавппе стропя испытаю^ въ школахъ и ясно доказавппе свое призваше, получаютъ право практиковать. Во-вто-рыхъ, заметьте, теперь докторамъ нетъ никакой причины отбивать другъ у друга практику. Каждый врачъ’ обяванъ акуратно представлять отчетъ о своихъ трудахъ въ медицинское бюро, и въ случай, если у него нетъ достаточно зайяйй, ему даютъ дело.
XII.
Дамы удалились, но мы съ докторомъ пробеседовали еще несколько часовъ, благо его любезность была неистощима, а у меня накопилось безконечное .множество вопросовъ, на которые я желалъ получить ответь, чтобы хоть приблизительно ознакомиться съ учреждешями XX столемя. Напомнивъ доктору на чемъ остановился нашъ разговоръ поутру, я по-. любопытствовалъ, чемъ организация промышленной арм1и поещряетъ людей къ усердно, коль скоро ра-•* боейй избавлеиъ отъ заботы добывать средства къ 4- жизни?
— Прежде всего вы должны помнить, отвй^ажь. i докторъ,—что отыскан1е побудительныхъ стйвЁщвъ'
Ф для того, чтобы прюхочивать къ труду—еще только ' одна изъ целей, которыхъ добиваются въ организа-цш нашей армш. Другая цель, столь же важная, заключается въ томъ, чтобы заручиться для разныхъ • tg среднихъ и высшихъ должностей, въ роде началь-никовъ отдйльныхъ группъ и главныхъ руководите
112
лей нащи, людьми признанныхъ способностей, ко-торыхъ самая ихъ карьера обязуетъ держать своихъ подчиненныхъ на высокомъ уровнй и не допускать упущешй. Въ виду этихъ двухъ цйлей и организована наша рабочая арм!я. Сперва идетъ обицй разрядъ простыхъ рабочихъ, предназначаемыхъ для разнаго рода труда, преимущественно для черной работы. Къ этому разряду принадлежать вей новобранцы въ течете первыхъ трехъ лйтъ. Это въ родй школы— и очень строгой, гдй молодыхъ людей учатъ повиновенью, субординащи и преданности своему долгу. Уже самое разнообразие работы, исполняемой этимъ рязрядомъ, препятствуетъ систематическому повышенно рабочихъ по степенямъ, какъ это дйлается-потомъ; однако о трудй каждаго ведутся отчеты — отлюпе награждается, а нерадйте наказуется. Впро-чемъ, у насъ не въ обычай допускать, чтобы, велйд-crie юношеской вйтренности и безпечности, молодые люди портили себй дальнейшую карьеру, и- вей прошедшее черезъ эту степень безъ особенно серьезныхъ провинностей получаютъ одинаковую возможность избрать себй заняйе, какое имъ болйе всего по вкусу. Избравъ его, они поступаютъ въ «учете». Продолжительность выучки различна, смотря по ремеслу или профессш. По окончаши выучки, ученикъ становится настоящимъ, самостоятельнымъ рабочимъ,
• членомъ своей гильдёи. Не только ведется точный отчета о способностяхъ и усерден каждаго ученика, но отъ средняго вывода этихъ отчетовъ за все время
113 к -------
выучки зависитъ его будущее положеше среди на-бтоящихъ рабочихъ.
«Между темъ какъ внутренняя организация раз-личныхъ отраслей промышленности, фабричной и земледельческой, различна, сообразно особымъ усло-в!ямъ производства, все он-Ь сходны въ одномъ—въ разделенш рабочихъ на три степени, смотря по ихъ способностямъ, а эти степени во многихъ случаяхъ подразделяются каждая на два разряда. Смотря по тому, какъ заявилъ себя молодой человекъ во время учешя, онъ назначается рабочимъ первой, второй ' или третьей степени. Разумеется, только молодые люди недюжинныхъ способностей сразу получаютъ первую степень. Большинство занимаютъ низппя степени и уже потомъ повышаются—по мере прюбре-тешя ими опытности. Повышешя производятся въ каждой отрасли промышленности черезъ известные сроки, соответствующее продолжительности перюда, нужнаго для обучения данному производству, такъ что достойные недолго ждутъ повышешя, а съ другой стороны никто не можетъ полагаться на прежняя свои заслуги, иначе ему грозитъ опасность понизиться въ общемъ строе.
Однимъ изъ существенныхъ преимуществъ высшей степени является привилепя, получаемая рабочимъ, выбирать своей спепДальностью—ту или другую от-расль^ тотъ или другой процессъ производства. Разумеется, стараются, чтобы ни одинъ изъ процессовъ не былъ особенно тяжелъ, но часто между ними су-8
114
ществуетъ большая разница и поэтому право выбора ценится очень высоко. Насколько возможно, при на-' значенш на работы принимаются во внимаше наклонности даже самыхъ слабыхъ рабочихъ, потому что отъ этого зависитъ не только ихъ личное счастье, но и степень ихъ полезности. Но Хотя съ желашями рабочихъ низшей степени и сообразуются, насколько это позволяютъ требовашя службы, однако это делается уже после того, какъ удовлетворены рабоч1в высшихъ степеней. Такая йривилепя выбора предоставляется лучшими рабочими, при каждомъ новомъ распределены! всехъ по степенями и разрядами, а когда человеки лишается своей степени и переводится въ низппй разрядъ, онъ рискуетъ также переменить родъ работы, который онъ любить, на другой, менее ему пр!ятный. Результаты передвижешй публикуются въ газетахъ, и те, кто получили повы-шеше, удостаиваются благодарности нацш или публично награждаются значкомъ ихъ новаго ранга.
— Какой же это значокъ? спросили я.
— Каждая отрасль промышленности имеетъ свою эмблему, объяснили д-ръ Литъ,—въ виде металличе-скаго значка, но такого маленькаго размера, что вы можете и не заметить его вовсе, если не знаете, где онъ помещается—и въ этомъ значке заключается все, чемъ отличаются члены армш, за исключешемъ техъ случаевъ, когда для удобства требуется оссбая форма. Значокъ одинаковъ по виду для всехъ степеней промышленности, но только въ третьей сте-
41
• 115
пени онъ железный, во второй — серебряный, а въ первой—золотой.
«Помимо этого сильнаго стимула къ соревновашю, основаннаго на томъ, что выслпя должности въ государстве доступны только рабочимъ высшей степени и что положенхе въ армш является единственнымъ средствомъ къ отлххчхю для громаднаго большинства, не претендующаго на талантъ въ искусствахъ, литературе и либеральныхъ професшяхъ, существую™ еще другхя второстепенныя, но не менее действительный средства поощрешя, въ виде особыхъ привилепй и льготъ, которыми пользуются рабоч1е высшихъ степеней. Хотя эти привилепи въ сущности не важны, но оне имеютъ свойство постоянно поддерживать въ каждомъ человеке стремлеше достигнуть степени высшей, чемъ та, на которой онъ находится.
«Весьма важно, чтобы не только хороппе, но и посредственные, и даже слабые рабоч!е могли питать честолюбивый надежды на повыше нхе. Въ са-момъ деле, такъ к^къ число последнихъ гораздо больше, то гораздо важнее, чтобы система чиновъ скорее ободряла слабыхъ рабочихъ, нежели чтобы она поощряла остальныхъ. На этотъ-то конецъ степени подразделяются еще на разряды. Такъ какъ степени и разряды въ численномъ отношенхи остаются равны при каждомъ передвиженш, то ни въ какое время—исклЮчивъ отсюда должностныхъ лицъ и уче-никовъ — въ низшемъ классе'не находится свыше одной восьмой части всей промышленной армш, да 8*
116
и то большую долю составляютъ только чтокончив-ппе учете, надйюпцеся на повышеше. Т’Ь, кто остается весь срокъ службы въ низшемъ разряд^, обра-зуютъ лишь незначительную фракщю. промышленной армш, и они столь же мало способны чувствовать свое положеше, какъ и улучшить его.
«И раньше даже Ч'Ьмъ рабочгй достигъ производства на высшую степень, онъ можетъ получить, по меньшей M'fepi;, вкусъ къ слав'Ь. Между т-Ьмъ как’ь для производства требуются' обпце превосходные отзывы о челов^к^, какъ о рабочемъ, за второстепенное отлич!е даются почетные отзывы, а также назначаются разнаго рода награды за частные успехи и удачное исполнете урока въ различныхъ отрасляхъ промышленности. Словомъ, устроено такъ, чтобы никакая заслуга не оставалась безъ поощрешя.
«Что касается небрежнаго отношения къ работа, безусловно дурной работы и явной нерадивости со стороны людей, неспособныхъ къ высокимъ поры-вамъ, то дисциплина промышленной армш слишкомъ строга, чтобы допускать что либо подобное. Чело-В'Ькъ, способный исполнять порученное ему Д'Ьло, но упорно отказывающейся отъ работы, отр-Ьзанъ отъ челов'Ьческаго общества; его сажаютъ на хл'йбъ и на воду, покуда онъ не согласится трудиться. На низ-ппя должности распорядителей въ промышленной армш, т. е. въ помощники старшинъ или, выражаясь по вашему, въ прапорщики—назначаются люди изъ числа т'Ьхъ, которые состояли два года въпервомъ раз-
117
*• ---------------------.-----
ряде первой степени. Но такъ какъ выббръ пришлось бы? делать изъ слишкомъ обширнаго контингента, то только первая группа перваго разряда подлежитъ выборамъ. Такимъ образомъ никто не получаетъ права • управлять людьми ранее тридцатил’Ьтняго возраста.
После того, какъ рабочЙ занялъ известную должность, оценка его, разумеется, зависитъ уже не отъ достоинства efo личнаго труда, а отъ труда его подчиненный». Старшины назначаются изъ числа по-мощниковъ старшинъ, съ такой же разборчивостью. При назначены на высппя должности придерживаются другого принципа; объяснять его здесь было бы слишкомъ долго.
«Конечно, такая система постепенныхъ повышешй была бы неприменима къ мелкимъ промышленнымъ предпр!япямъ въ ваше время, когда въ некоторыхъ изъ нихъ едва нашлось бы по одному рабочему на каждый разрядъ. Вы не должны забывать, что, при напдональной организащи труда, все отрасли промышленности ведутся въ болыпомъ масштабе, при помощи громаднаго контингента людей,—у насъ сотни вашихъ мастерскихъ или вашихъ фирмъ слиты во»едино. Именно благодаря широкому масштабу, по которому организованы все наши производства, мы можемъ перемещать рабочихъ такимъ образомъ, чтобы доставлять каждому по возможности самую подходящую для. него работу. А теперь, м-ръ Вестъ, предоставляю вамъ судить на основаны этихъ об-щихъ данныхъ, есть ли верояме, чтобы люди, нуждаю-
а Г..
118
шдеся въ о’собомъ поощренш къ усердному труду, не нашли такихъ стимуловъ при нашей систем^?
Я отвечалъ, что по-моему побуждешя даже слиш-комъ сильны, — если вообще можно что либо возразить противъ нихъ, и что мотивы къ соревнова-шю заставляютъ молодыхъ людей черезчуръ напрягать свои силы; я долженъ прибавить,, что таково мое MH'bHie и теперь, когда посл-Ь довольно продолжи-тельнаго пребывашя, я лучше ознакомился со всЬми порядками.
Д-ръ Литъ попросилъ меня подумать надъ этимъ, и его ответь на мои возражешя окончательно уб-Ь-дилъ меня, именно, что доходъ рдбочаго ни въ ка-комъ отношенш не зависитъ отъ его чина, и что ма-тер1альиая забота никогда не прибавляетъ горечи къ его разочаровашямъ; наконецъ, что рабоч!е часы коротки, отдыхъ правиленъ и всякое искусственное по-ощреше прекращается въ сорокъ пять Л’Ьтъ, когда человекъ достигъ средняго возраста.
— Есть еще два-три пункта, о которыхъ я долженъ упомянуть, прибавилъ онъ,—чтобы вы не вынесли ложныхъ впечатл'Ьшй. Во-первыхъ, вы должны понять, что такое предпочтете, оказываемое бод^е способнымъ рабочимъ, сравнительно со слабыми, ни-коимъ образомъ не нарушаетъ основной идеи нашей социальной системы—что вей, кто прилагаете наибольшая старашя, одинаково достойны, великъ ли или невеликъ результатъ ихъ старашй. Какъ я уже го-ворилъ вамъ, система устроена такимъ образомъ, что
119
бы поощрять и слабаго, и сильнаго надеждой на по-вышеше; между т'Ьмъ, если сильнейппе избираются въ начальники, то это отнюдь не обида для слабыхъ, это делается въ интересахъ общаго блага. Но хотя соревнован1е и служить побудительнымъ средствомъ при нашей системе, не думайте однако, чтобы мы считали этотъ мотивъ д’Ьйствительнымъ для более бдагородныхъ натуръ или достойнымъ ихъ. Подобные люди находить достаточно сильные стимулы въ самихъ себе, а не ищутъ ихъ вне себя, и изм'Ьряютъ свой долгъ своимъ собственнымъ дароватемъ, а не чужимъ. Разъ ихъ трудъ соответствуете ихъ силамъ, они сочли бы неразумнымъ ожидать похвалъ или порицатй на томъ основаши, что эти результаты оказались бы велики или малы. Для такимъ натуръ* соревноваше является нелепымъ съ философской точки зрешя и достойнымъ презр'Ьшя въ нравствен-номъ отношенш, потому что влечете за собой зависть къ усп'Ьхамъ другихъ и торжество надъ ихъ неудачами. > «Но не все люди, даже въ последней годъ XX стол&ня принадлежать къ этому высшему разряду, и поощрешя къ труду, нужный для остальныхъ, должны быть приспособлены къ ихъ более низмен-нымъ натурамъ. На нихъ-то и действуете соревно-ваше пришпоривающимъ образомъ. Кому нуженъ этотъ стимулъ, тотъ уже почувствуете его. Но кто стоить выше его вл1ЯН1я, тотъ и самъ въ немъ не нуждается.
— Надо вамъ знать, продолжалъ докторъ,—что для
120
людей, слишкомъ слабыхъ въ физическомъ и умствен-номъ отношенш, чтобъ состоять въ рядахъ общаго строя рабочихъ, мы имеемъ особый разрядъ, нечто въ роде инвалидной команды, членамъ которой пред, назначаются легшя обязанности, соразмерный съ ихъ силами. Все наши немощные душой или т'Ь-ломъ, все rayxie и немые, хромые, слепые и калеки, даже съумасшедппе принадежатъ къ разряду уве^-ныхъ и носятъ его значокъ. Наиболее сильные ис-полняютъ часто работу обыкновеннаго взрослаго мужчины; слабейппе, конечно, ничего не делаютъ; но. ни одинъ человекъ, который въ состояши что-либо делать, не захочетъ совершенна отказаться отъ труда. Даже умалишенные, въ свои светлыя минуты, охотно
• работаютъ, что могутъ.
— Какая прекрасная идея — разрядъ увечныхъ, заметилъ я.—Даже варваръ 19-го века въ состоя-нш это оценить. Премилый способъ маскировать благотворительность и весьма пр5ятный для чувствъ благодетельствуемыхъ.
‘— «Благотворительность»! — воскликнулъ д-ръ Литъ. — Неужели вы думаете, что'мы смотримъ на классъ неспособныхъ, какъ на нищихъ, нуждающихся въ милостыне?
—- Ну, конечно, такъ какъ они неспособны содержать себя.
Докторъ съ живостью прервалъ меня.
— Кто же, спрашивается, способенъ содержать самого себя? спросилъ онъ. — Въ цивилизованномъ
121
общества нетъ ничего подобнаго. При варварскомъ состоянш общества, когда оно даже не имеетъ понятая о совместномъ труде семьи, каждое единичное лйДо, каждая особь можетъ содержать себя, но и то не всю жизнь. Съ того же момента, какъ люди начали жить вместе и образовали общества, хотя бы самое первобытное, всякая обособленность стала невозможной. По мере того, какъ люди становились цивилизованнее и введено было разд^деше труда и услугъ, установилась сложная взаимная зависимость и стала общимъ правиломъ общественнаго строя. Каждый человЗзкъ, какъ бы ни казалось обособлен-нымъ его занятае, есть членъ обширнаго промышленного товарищества, обширнаго, какъ нащя, обширнаго, какъ человечество. Необходимость взаимной зависимости влечетъ за собою долгъ оказывать взаимную помощь и право на нее, и если этого не было въ ваше время, то въ этомъ-то и заключается глав-нымъ образомъ вся жестокость и вся неразумность вашей системы.
— Все это, пожалуй, и такъ, отвечалъ я,—но это вовсе не касается техъ, кто не способенъ участвовать въ промышленномъ производстве.
— Я уже, кажется, объяснилъ вамъ сегодня утромъ, отвечалъ д-ръ Литъ,—что право человека сидеть за общимъ столомъ нацш зависитъ отъ того факта, что онъ человекъ, а не отъ его здоровья и его силъ, покуда, конечно, онъ прилагаетъ все старания къ труду.
122
— Да, вы это говорили, отвечалъ я,—но я пола-галъ, что это правило применимо только къ рабо-чимъ различныхъ способностей. Разве оно относится и къ т'Ьмъ, кто ничего не можетъ делать? и .
— Разве они не люди?
, — ДолЖенъ ли я такъ понимать васъ, "что хромые, слепые, больные, неспособные благоденствуютъ наравне съ-способными и.получаютъ одинаковый съ ними доходъ?
— Разумеется.
— Одна мысль о благотворительности въ такомъ масштабе заставила бы ахнуть самыхъ восторженныхъ нашихъ филантроповъ.
— Еслибы у васъ жилъ въ доме больной браТъ, возразилъ д-ръ Литъ,—неспособный работать, разве бы вы кормили его-менее вкусной пищей, одевали бы и содержали беднее чемъ самого себя! Напро-тивъ, вероятнее, что вы оказывали бы ему некоторое предпочтете и даже не подумали бы назвать это благотворительностью. Это слово даже вызвало бы въ васъ негодоваше въ данномъ случае, не правда ли?
— Конечно, отвечалъ я,—но эти случаи вовсе не сходны! Въ известномъ смысле, безъ сомнешя, все люди—братья; но этотъ обпцй родъ братства нельзя сравнить — разве только въ виде риторическаго оборота—съ братствомъ по крови, здесь совершенно иныя чувства и обязательства.
— Вашими устами говорить девятнадцатый векъ! воскликнулъ д-ръ Литъ. — Ахъ, не можетъ быть
123
сомн'Ьшя, что вы проспали долпй срокъ. Если бы я захот'Ьлъ дать вамъ въ одной фраз4 ключъ къ . тайнамъ нашей цивилизацш, въ сравненш съ циви-~ . л иВащей вашего в-Ька, я сказалъ бы, что этотъ ключъ
заключается въ солидарности нацш и братства ме-! жду людьми; для васъ это были пустыя фразы, а по
I нашему разумйшю эти чувства образуюсь связь, такую
' же крепкую и жизненную, какъ и кровное братство. [ «Но, даже оставивъ йъ сторон^ это соображение, я не понимаю, почему васъ такъ удивляетъ, что людямъ, неспособнымъ работать, предоставляется полное право жить трудами тйхъ, кто можетъ работать. Даже и въ ваше время повинность военной службы для защиты нацш—повинность, которой со-отв^тствуетъ наша служба въ рабочей армш и ко-< торая была обязательна для людей, способныхъ къ ней, не лишала, однако, правъ гражданства осталь-, : ныхъ лицъ, негодныхъ къ военной* служба. Они, 4 оставались дома, пользовались защитой тЬхъ, кто шелъ на войну, и никто не оспаривалъ ихъ права на это, никто не порицалъ ихъ. Такъ и теперь, тре-боваше службы въ промышленности отъ т’Ьхъ, кто способенъ нести ее, отнюдь не лишаетъ правъ и при-
вилейй гражданства Т’Ьхъ, кто не можетъ трудиться. Рабочй—гражданинъ не потому, что онъ работаетъ, а работаетъ онъ потому, что онъ гражданинъ. Какъ вы признавали обязанностью сильнаго сражатьсяза слаба-го, такъ и мы теперь, когда войны миновали, признаемъ обязанностью сильнаго работать для слаб'Рйшаго.
__i.24_
«Такое решеше, которое не захватываете всего, а только часть предмета — не есть решеше; такъ и наше решеше проблемы человЗзческаго общества не было бы вовсе рЗлпешемъ, еслибы оно исклюзддо хромыхъ, больныхъ и слепыхъ и бросило бы ихъ на произволъ судьбы, какъ животныхъ. Лучше бы ужъ оставить необезпеченными сильныхъ и здоровыхъ, нежели этихъ страждущихъ и обремененныхъ, о ко-торыхъ должно болеть сердце каждаго. Имъ-то более, чемъ кому либо, необходимо обезпечить спокойств!е и духа, и тела. Следовательно, какъ я уже говорилъ вамъ сегодня утромъ, право каждаго мужчины, каждой женщины, каждаго ребенка на средства къ существование зиждется на той прямой и неоспоримой, широкой и простой основе — что они члены одной и той же человеческой семьи. Единственная ходячая монета у насъ—это подоб!е Бога, и всяшй, кто со-.творенъ по образу и подоб!ю Божьему, имеетъ право на все, что мы имеемъ.
«Мне кажется, что въ цивилизащи вашего века нетъ черты более противной современнымъ идеямъ, какъ пренебрежение, съ которымъ вы относились къ зависимымъ классамъ. Ужъ если въ васънебылони сострадашя, ни братскаго чувства—какъ вы не сознавали, что отнимаете у низшихъ классовъ ихъ прямое право, оставляя ихъ необезпеченными?
— Я не совсемъ согласенъ съ вами въ этомъ отношенш, сказалъ я.— Допускаю притязашя этого класса на наше сострадаше, но какъ могли те, ко-
F
125
торне не участвовали въ производстве, требовать * своей доли, какъ права?
> — Но какимъ же образомъ, возразилъ докторъ,
ва|йи рабочее были въ состоящи производить более, , нежели равное имъ число дикарей? Не потому ли Исключительно, что получили въ насл'Ьд1е отъ про-шлаго уже готовый познан!я и изобретешя, организацию общества и труды целыхъ тысячел'Ьтй? Какъ вы очутились владельцами этихъ познашй и целой сложной системы, который въ вашемъ производстве составляю™ девять десятыхъ, а вашъ личный трудъ всего одну десятую? Вы унаследовали ихъ, не такъ ли? А разве те другге, несчастные увечные, братья ваши, которыхъ вы отвергали, не являются также вашими сонаследниками? Что же вы сделали съ ихъ долей? Разве вы не грабили ихъ, выбрасывая имъ крохи, тогда какъ они имели право сидеть за столомъ съ наследниками, — да еще къ грабежу присоединяли оскорблешя, называя эти крохи милостыней.
— Ахъ, м-ръ Вестъ, продолжалъ докторъ—когда я ничего не отвечалъ, отбросивъ даже все соображения о справедливости, братскомъ чувстве къ увеч-нымъ и калекамъ, я одного не понимаю, какъ ваши pa6onie могли трудиться съ малейшей любовью къ труду, зная, что ихъ дети и внуки, можетъ быть, будутъ лишены всехъ удобствъ и даже самаго необходима™ въ жизни. Для меня тайна—какъ могли люди семейные терпеть систему, при которой ихъ вознаграждали даже менее людей, не такъ щедро
126
одаренныхъ телесной силой или умственными способностями? Ведь такой отецъ производилъ на св^тъ детей въ большинстве случаевъ слабыхъ, обречен-ныхъ на всякая лишещя и нищенство! И какъ е!це эти люди осмеливались оставлять после себя детей4-не могу понять!
Примпчанге. Хотя накануне въ своей вечер1 ней беседе д-ръ Литъ и объяснялъ мне, что стараются дать возможность каждому человеку следовать его естественнымъ влечешямъ въ выборе заняпй, но то, что каждый и самъ непременно пршщетъ себе самый подходяпцй трудъ, я вполне понялъ лишь тогда, когда узналъ, что доходъ всехъ рабочихъ одинаковъ во всехъ професшяхъ и ремеслахъ; такимъ-то образомъ, выбирая сбрую, которая ему более всего впору, каждый чело-векъ находилъ именно такую, въ которой ему всего удобнее тащить общее бремя. Въ мой векъ не было никакого систематическаго или действительна™ способа, чтобы развивать и применять природныя способности человека къ ремесламъ и професшямъ,—и это составляло одну изъ'ве-личайшихъ невзгодъ и самую заурядную причину несчасмй въ то время. Огромное болыйин-ство моихъ современниковъ, хотя, невидимому, и вольны были поступать, какъ имъ угодно, въ сущности никогда сами не выбирали своихъ за-няпй, но были принуждаемы обстоятельствами къ такой работе, къ которой не имели природной склонности. Въ этомъ отношенш богатые почти не пользовались преимуществомъ надъ бедными. Въ самомъ деле, последше, обыкновенно не получивъ образовашя, не имели даже
127
случая испытать, къ чему они склонны, а если и находили свое призваше, то не могли развивать его по причине бедности. Техничесшя и ученыя профессш, за немногими счастливыми случайностями, были закрыты имъ въ ущербъ имъ самимъ и всей нащи. Съ другой стороны, люди состоятельные, хотя получили образоваше и имели случай испытать свои силы, .встречали препятств!я въ предразсудке, запрещающемъ имъ заниматься ‘ручными ремеслами, хотя бы они и им'Ьли къ нимъ способности, и волей-неволей они должны были заниматься высшими профессня-ми,—и такимъ образомъ пропадалъ не одинъ хо-pomifi работникъ. Корыстный соображешя, за-ставляюпця людей выбирать выгодный заняпя, къ которымъ они более пригодны — вотъ еще причина постояннаго уродования талантовъ. Теперь все это изменилось. Одинаковое образоваше и одинаковая возможность испробовать свои силы выясняютъ, къ чему каждый человекъ имеете, задатки, и ни общественные Ьредраз-судки, ни корыстный соображешя не мешаютъ человеку въ выборе призвашя его жизни.
XIII.
Вечеромъ, согласно обещатю Эдиои, отецъ ея про-водилъ меня въ мою спальню, чтобы показать мне приспособлеше телефона для музыки. Онъ объяснилъ, каквмъ образомъ, при повертыванш винта, музыка могла или наполнять собою комнату, или замирать, какъ отдаленное эхо. Если изъ двухъ лйцъ, .помещающихся рядомъ, одно лицо желаетъ слушать музыку, а другое — спать, то можно устроить такъ,-чтобы первое слышало музыку, а другое нфтъ.
— Я посов'Ьтовалъ бы вамъ выспаться хорошенько сегодня ночью, м-ръ Весть, вместо того, чтобы слушать хотя бы самые прелестные звуки въ Mipe, сказалъ докторъ, объяснивъ мне все эти приспособле-шя.—При томъ трудномъ переходе, который вы теперь переживаете, сонъ лучшее успокоительное лекарство, которое ничто не можетъ заменить.
Вспомнивъ, что случилось со мной утромъ, я обещался последовать этому совету.
— Прекрасно, въ такомъ случае мы поставимъ телефонъ на восемь часовъ.
129
— Что вы хотите сказать? спросилъ я.
Онъ объяснилъ мн-fe, что посредствомъ часового механизма каждый можетъ устроить такъ, чтобы его разбудила музыка.
z Странно,- но меня, невидимому, оставила безсон-\ ница вм-Ьстй съ остальными неудобствами жизни де-‘ вятнадцатаго в-Ька; хотя я на этотъ разъ не прини-• малъ снотворнаго питья, а между т-Ьмъ едва успела моя голова коснуться подушки, какъ я заснулъ кр-fen-кимъ сномъ.
Снилось мн-fe, что я сид-Ьлъ на престоле Абенсера-говъ въ банкетной зале Альгамбры и пировалъ со своими царедворцами и генералами, которые на другой день должны были идти подъ знаменемъ полум-Ьсяцач противъ христаанъ Испанш. Воздухъ, освежаемый струями фонтановъ, былъ насыщенъ ароматомъ цв-Ь-товъ. Толпа Д'Ьвушекъ съ округленными формами В, плясали съ сладострастной гращей подъ звуки м-Ьд-
-ныхъ и струнныхъ инструментовъ. Бросивъ взглядъ наверхъ, на р-Ьшетчатыя галереи, можно было встр-fe-’^Тить сверкаюпцй взоръ той или другой изъ краса-вицъ гарема, наблюдающихъ цв4тъ мавританскаго рыцарства. Громче и громче бряцали кимвалы, звуки становились все бол-fee и бол-fee страстными—наконецъ кровь сыновъ пустыни не могла дал-fee устоять про-Y тивъ воинственнаго изступлешя—рыцари вскочили съ
своихъ м-Ьстъ; обнажились тысячи ятагановъ, крики к. «Аллахъ-иль-Аллахъ!» потрясли залу и разбудили К . меня... Въ окна лился ярюй дневной св-Ьтъ, а ком-11-. э
130
ната была наполнена электрическими звуками «Турецкой зори ».
Разсказавъ объ этомъ доктору за завтракомъ, я узналъ, что пьеса, разбудившая меня, вовсе не случайно оказалась «зорей». Въ одной изъ- музыкаль-ныхъ залъ всегда исполнялись поутру, въ момент,ъ пробуждешя, пьесы воодушевляющаго характера.
— Кстати объ Испанш, сказалъ я,—я еще не по-думалъ спросить васъ о настоящемъ положении Европы. Неужели общества Стараго Св$та также преобразованы?
— Да, вей велишя нацш въ Европа, а также и Австралия, Мексика и Южная Америка преобразованы въ промышленномъ отношенш, подобно Соеди-неннымъ Штатамъ, которымъ принадлежитъ починъ въ этой эволюцш. Мирныя отношешя между этими нащями обезпечены федеральнымъ союзомъ, обни-мающимъ весь м!ръ. Международный совета регулируете взаимныя сношения и торговлю между членами союза и ихъ политику по отнбшешю къ бол^е отсталымъ расамъ, который постепенно воспитываются и обращаются въ цивилизованный общества. Каждая нащя пользуется въ своихъ пред'Ьлахъ полной авто-ном1ей.
— Какъ же вы ведете торговлю безъ денегъ? удивился я.—Хотя во внутреннихъ дфлахъ вы и обходитесь безъ денегъ, но, ведя торговлю съ другими нащями, должны же вы употреблять денежные знаки какого либо рода.
131
— О, нетъ; деньги излишни какъ во внутреннихъ, такъ и во внешнихъ сношешяхъ. Когда внешняя торговля велась частными предпр1ят1ями, деньги были нужны во избежан!е путаницы въ сд4лкахъ; но теперь торговля есть дело самихъ нащй, какъ отд'Ьль-ныхъ единицъ. Теперь существуетъ во всемъ Mipe не более дюжины купцовъ, и такъ какъ ихъ дела v контролируются международнымъ советомъ, то простой системы бухгалтерш совершенно достаточно для регулирования ихъ сд’Ьлокъ. Разумеется, таможенный пошлины совершенно излишни. Нащя просто не ввозить того, что правительство не считаетъ нужнымъ для общаго интереса. У каждой нащи есть особое бюро для обмена съ иностранными государствами, оно и. управляетъ торговлей. Напримеръ, американское бюро, разсчитавъ, что такое-то или такое количество французскихъ товаровъ нужно для Америки на годъ, посылаетъ ордеръ во французское бюро, а то, въ свою очередь, посылаетъ свой ордеръ 1 въ наше. Тотъ же самый обменъ совершается между всеми нащями.
— Но какъ же устанавливаются цены на ино-’ странные товары, когда нетъ конкурренщи?
— Каждая нащя снабжаетъ другую товарами по той же цене, какую она беретъ со своихъ собствен-ныхъ гражданъ, отвечалъ докторъ.—Такимъ образомъ не можетъ быть недоразумений. Конечно, теоретически ни одна нащя не обязана доставлять другой плоды своихъ трудовъ, но въ интересахъ всехъ — 9*
132
обмениваться некоторыми продуктами. Если одна нащя постоянно снабжаетъ другую известными товарами, то о всякомъ важномъ изменеши въ сноше-шяхъ требуется предупрежденie и съ той, и съ другой стороны.
— Но что — если нащя, имеющая монополпо на какой нибудь естественный продуктъ, вдругъ отказалась бы доставлять его другимъ, или только одной изъ нащй?
— Такого случая еще никогда не бывало и не ; могло быть, потому что это наделало бы заартачив- t шейся стороне гораздо больше вреда, чемъ осталь-нымъ, заметилъ д-ръ Литъ. — Во-первыхъ, не допускается никакого, фаворитизма. Законъ требуетъ, чтобы каждая нащя вела торговлю съ другими на основанш полнейшаго равенства во всехъ отноше-шяхъ. Такой образъ действ!я, какъ вы предпОла- f гаете, отрезалъ бы данную нацпо отъ остального i Mipa. Следовательно, подобной случайности нечего | бояться. / |
— Но, возразилъ я — предположимъ, что нащя, | пользуясь естественной монопол!ей на какой нибудь продуктъ, который она больше вывозить, нежели сама потребляетъ, повысила бы на него цену и такимъ образомъ, не прекращая его доставки, извлекала бы выгоды изъ потребностей своихъ соседей? Ея собственные граждане, разумеется, стали бы платить дороже за этотъ товаръ, но въ цЬломъ нащя наживала бы съ иностранцевъ столько, что этотъ
133
барышъ съ избыткомъ возм4стилъ бы расходы изъ ихъ собственна™ кармана.
— Когда вы узнаете, какъ нынче устанавливаются ц4ны на все товары, вы сами убедитесь въ невозможности изменять ихъ, иначе какъ въ зависимости отъ количества или трудности работы при выд’Ьлк’Ь этихъ товаровъ, отвечалъ д-ръ Литъ. — Этотъ принципъ—есть гарантия какъ международная, такъ и нацюнальная; но даже помимо этого, созна-Hie общности интересовъ международныхъ и нацю-нальныхъ, и убФждеше въ безумш эгоизма слиш-комъ глубоко вкоренились въ настоящее время, чтобы сделать возможнымъ подобный своекорыстный по-ступокъ. Поймите, что всё мы ожидаемъ впереди предстоящее объединеше всего Mipa въ одну нащю. Безъ сомн^шя, это будетъ окончательной формой общества и принесетъ известный экономичесшя преимущества сравнительно съ теперешней федеральной системой автономныхъ государствъ. Пока, однако,; существующая система действуете настолько хорошо, что мы вполне удовлетворены и предоставляемъ потомству довершить осуществлеше этого плана. Некоторые утверждаютъ, впрочемъ, что это никогда не сбудется, на томъ основании, что федеральная организация—есть не только временное разрешеше проблемы челов4ческаго общества, а въ сущности лучшее и окончательное решение ея.
— Какъ же вы поступаете, спросилъ я, если между книгами двухъ нащй не получается баланса?
134
Предположишь, мы более экспортируемъ изъ Франки, нежели отпускаешь туда нашихъ товаровъ?
— Въ конце года пересматриваются книги каждой нащи, отвечалъ докторъ,—Если окажется, что Франщя у насъ въ долгу, мы окажемся, безъ сомне-н!я, въ долгу, у какой нибудь другойнащи, которая, въ свою очередь, должна Франции—такъ точно относительно прочихъ нащй. Балансы, получаемые после того, какъ счеты были сведены международнымъ советомъ, не могутъ оказаться великими при такой системе. Но каковы бы они ни были, совать тре-буетъ, чтобы балансъ сводился черезъ нисколько л’Ьтъ и можетъ потребовать этого въ любое время, если балансъ становится слишкомъ великъ; ибо нежелательно допускать слишкомъ крупныхъ долговъ между нащями—это можетъ подать поводъ къ недру-желюбнымъ чувствамъ. Во избежите такой непр!яз ни, международный советь осматриваетъ товары, обмениваемые между нащями, и наблюдаетъ, чтобы-они были превосходнаго качества. /
— Но какъ уравновешиваются балансы, если у васъ н4тъ денегъ?
— Съ помощью главныхъ предметовъ нащональной промышленности; предварительно, передъ началомъ торговыхъ сношешй, заключается услов1е — каше продукты и въ какомъ количестве будутъ приниматься для сведешя счетовъ.
— Теперь мне хотелось бы разспросить васъ еще по одному пункту, а именно относительно эмигращи,
135
сказалъ я.—Казъ каждая нащя организована, какъ тесное промышленное товарищество, пользующееся монополией надъ всеми производствами страны, то эмигрантъ, если ему и дозволять высадиться, обреченъ на голодную смерть. Я полагаю, въ ваше время эмигращи уже не существуетъ.
— Напротивъ, у насъ постоянная эмигращя, если вы подъ этимъ разумеете переселеше въ чуж!я страны на постоянное жительство, возразилъ д-ръ Литъ. —. Оно организовано на основаши простого международ-наго услов!я возмещешя расходовъ. Напримеръ, если человекъ 21 года эмигрируетъ изъ Англш въ Америку Англ1я теряетъ все расходы, потраченные на его со-держаше и воспиташе, Америка же прюбр^таетъ да-ромъ лишняго работника. Следовательно, Америка даетъ за это Англш известное вознаграждеше. Тотъ же принципъ, видоизменяемый смотря по обстоятель-ствамъ, применяется всюду. Если человекъ близокъ къ окончашю своего рабочаго срока въ то время, какъ онъ эмигрируетъ, то вознаграждеше получаетъ уже; страна, принимающая его. Что касается людей сла-боумныхъ, то сочли лучшимъ, чтобы каждая нащя была ответственна за своихъ, и эмигращя подобныхъ субъектовъ совершается только при полной гарантш ихъ нащи, что она будетъ содержать ихъ. При усло-вш соблюдешя этихъ правилъ, каждый имеетъ право эмигрировать въ любое время.
— Но какъ же относительно путешествШ ради удо-вольств!я или съ научной целью? Какъ можетъ иностра-
136__
нецъ путешествовать по страна, где люди не при-нимаютъ денегъ и сами снабжаются средствами къ жизни на основашяхъ, не прим'Ьнимыхъ къ этому иностранцу? Ведь его собственная кредитная карточка не годится, конечно, въ чужихъ краяхъ. Какже онъ платить за расходы въ дороге?
— Американская кредитная карточка, объяснилъ д-ръ Литъ,—точно также действительна въ Европе, какъ бывало американское золото, и на точно та-кихъ же услов!яхъ, а именно, она разменивается на ходячую монету той страны, где вы путешествуете. Амери канецъ въ Берлине несетъ свою кредитную карточку въ местную контору международнаго совета и получаетъ взаменъ ея, или только известной части ея—германскую кредитную карту и стоимость ея вычитается у Соединенныхъ Штатовъ въ пользу Гер-манш въ международныхъ счетахъ.
— Можетъ быть м-ръ Вестъ пожелаетъ отобедать сегодня въ «Слоне», сказала Эдиеь, когда мы вышли изъ-за стола.
— Такъ мы называемъ общую столовую нашего округа, объяснилъ ея отецъ.—Все кушанье готовится въ общественныхъ кухняхъ, какъ я уже говорилъ вамъ вчера вечеромъ, сервировка и качества блюдъ гораздо лучше, если обедать въ общественныхъ сто-ловыхъ. Остальныя второстепенныя трапезы обыкновенно совершаются на дому, такъ какъ не стоило бы для этого выходить, но обедаютъ почти всегда въ публичныхъ залахъ. Съ техъ поръ, какъ вы съ нами,
137
мы еще ни разу не обедали впЬ дома, полагая, что лучше подождать немного, покуда вы освоитесь съ нашимъ бытомъ. Какъ вы думаете? Не отобедать ли намъ сегодня въ общей столовой?
Я согласился съ удовольств!емъ.
Немного погодя, Эдиеь подошла ко мнФ и сказала съ улыбкой:
— Вчера вечеромъ я ломала себ^ голову—что бы сделать, чтобы вы чувствовали себя какъ дома, покуда не привыкнете къ намъ и нашимъ обычаямъ, и вотъ что я надумала: не представить ли васъ н^ко-торымъ очень милымъ особамъ вашего времени, съ которыми вы, я уверена, были' когда-то хорошо знакомы?
Я отв’Ьчалъ довольно смутно, что буду очень радъ, но что не могу понять, какъ она это устроить.
— Пойдемте со мной, отвечала она, улыбаясь,— вотъ увидите, ум^ю ли я держать свое слово.
Моя чувствительность къ сюрпризамъ почти притупилась, благодаря множеству потрясений, вынесен-ныхъ мною, т-Ьмъ не мен^е я не безъ удивлешяпо-сл^довадъ за нею въ комнату, куда еще ни разу не заходилъ до сихъ поръ. Это была небольшая уютная комнатка, установленная по стФнамъ шкафами, полными книгъ.
— Вотъ ваши друзья, проговорила Эдиеь, указывая на одинъ изъ шкафовъ.
Взглянувъ на имена, напечатанный на корешкахъ книгъ—имена Шекспира, Мильтона, Шелли, Тенни
138
сона, Дефое, Диккенса, Теккерея, Гюго, Гоуторна, Ирвинга и другихъ великихъ писателей моего времени, да и всЬхъ временъ, я понялъ, что она хотела сказать. Въ самомъ Д'Ьл’Ь, она сдержала свое об’Ьщаие въ такомъ смысла, что сравнительно буквальное выполнен ie его было бы разочароватемъ. Она ввела меня въ кружокъ друзей, которые за это стол’Ьйе, такъ же мало состарились, какъ и я самъ. Духъ ихъ былъ такъ же возвышенъ, умъ такой же острый, см^хъ и слезы такъ же заразительны, какъ и тогда, когда въ бес'Ьд'Ь съ ними мы коротали часы прошлаго стол^йя. Теперь я уже не могъ быть одинокимъ въ этомъ добромъ обществ^, какъ бы ни была велика бездна, з!явшая между мною и моей прежней жизнью.
— Вы рады, что я привела васъ сюда, воскликнула Эдиеь съ щяющей улыбкой, замЗзтивъ по моему лицу, какъ удался ея опытъ.—Это была счастливая идня, не правда ли, м-ръ Вестъ? Какъ глупо было съ моей стороны не подумать объ этомъ раньше! Теперь я оставлю васъ наедине съ вашими старыми друзьями; я знаю, что никакое общество не можетъ быть для васъ npiaTHte въ настоящую минуту; но помните, что ради старыхъ друзей не сл^дуетъ забывать новыхъ! и съ этимъ шутливымъ зам'Ьчашемъ она оставила меня одного.
Привлеченный самымъ популярнымъ изъ именъ передо мною, я вынулъ томъ Диккенса и усЬлся читать. Онъ былъ моимъ первымъ любимцемъ изо всбхъ писателей' в^ка — я разумею XIX в^ка — и почти
139
не проходило недели, чтобы я не бралъ въ руки то или другое его сочинеше въ часы досуга. Всякая знакомая мне книга произвела бы на меня, при дан-ныхъ условтяхъ, необыкновенное впечатлите, но мое исключительное знакомство съ Диккенсомъ и, следовательно, способность его воскресить все обстоятельства моей прежней жизни, сделало то, что его сочинешя поразили меня, какъ ни как1я друпя и усилили съ помощью контраста впечатлеше странности всего окружающаго меня. Какъ бы ни была нова и удивительна обстановка, окружающая васъ, но почти тотчасъ же у васъ является стремлеше сделаться частью этого окружающаго, такъ что. вы сразу теряете способность относиться къ нему объективно и вполне оценить его странность. Эту-то способность, уже успевшую притупиться во мне, страницы Диккенса возстановили съ поразительной силой, перенеся меня наэадъ къ точке зрешя моей прежней жизни. Съ небывалой ясностью я увидалъ теперь прошедшее и настоящее, какъ две резко противоположныхъ картины— одну возле другой.
Генхй великаго романиста девятнадцатая века, подобно генпо Шекспира, вечно юнъ—время для него не существует^ но сюжеты его трогательныхъ повестей, нищета ббдныхъ, несправедливости сильныхъ, безпощадная жестокость тогдашняго общества—все это миновало такъ же безвозвратно, какъ Цирцея и сирены, Харибда и циклопы.
Въ продолжете двухъ часовъ, покуда я сиделъ въ
140
библготеке съ Диккенсомъ, открытымъ переломною, я прочелъ не более двухъ страницъ. Каждый параграфу каждая фраза выставляли подъ какимъ ни-будь новымъ освещешемъ совершивппйся м!ровой переворотъ и наводили мои мысли на долпе и широ-коразвЪтвленные пути. Размышляя такимъ образомъ въ библготеке д-ра Лита,—я постепенно получалъ все более ясное и связное поняпе о томъ грандюз-номъ зрелище, которое мне дано было созерцать. Меня глубоко удивляла эта прихоть судьбы, доставившей человеку, ничемъ не замечательному и мало заслуживающему такого отличая, возможность одному изъ всЬхъ современниковъ своихъ остаться въ жи-выхъ до этого позднёйшаго времени. Я никогда не предвиделъ новаго Mipa и не трудился для него, какъ это делали мнопе вокругъ меня, не обращая внимашя на глумлешя дураковъ и на пустые толки людей наивныхъ. Конечщ», было бы более уместнымъ, еслибъ одной изъ этихъ пророческихъ и пылкихъ душъ дано было насладиться плодами своихъ трудовъ и мечташй. Напримеръ, поэтъ, созерцавппй въ своихъ грезахъ видеше того Mipa, который я вижу теперь собственными глазами, и воспевпий его въ своихъ стихахъ, не въ тысячу ли разъ онъ достойнее меня?
«Я заглянулъ въ будущее, говорилъ онъ, насколько могъ видеть челЛаечесшй глазъ, и передо мною предстало видеше грядущаго Mipa и всехъ егочудесъ:
141
не слышно более барабаннаго боя, уже не развеваются военный знамена; весь м!ръ слился въ единую федеращю. Тогда здравый смыслъ будетъ господствовать надъ страстями, и кроткая земля опошетъ подъ охраной MipoBoro закона. Ибо я не сомневаюсь, что черезъ все века тянется одна, все развивающаяся цель и человеческая мысли расширяются съ тече-шемъ временъ».
Хотя въ старости поэтъ временно и утратилъ веру въ свои собственныя предвещашя, какъ обыкновенно случается съ пророками въ минуты раз-очаровашя и сомиешй, темъ не менее эти слова остались навеки свидетельствомъ ясновидешя въ сердце поэта, пророческаго дара, который данъ только вере.
Я все еще былъ въ библютеке, когда несколько часовъ* спустя туда пришелъ ко мне д-ръ Литъ.
— Эдиеь сообщила мне о своей идее, и я нашелъ ее очень удачной, сказалъ онъ.—Меня интересовало, -какого писателя вы выберете первымъ. Ахъ, Дик-кенсъ! Такъ и вы восхищаетесь имъ! Въ этомъ мы, люди новаго века, вполне согласны съ вами. Съ нашей точки зрФшя онъ превосходить всехъ писателей его века не потому, что его литературный генгй всехъ выше, а потому что его благородное сердце сочувствовало беднякамъ, потому что онъ горячо отстаи-валъ жертвы общества и посвящалъ свое перо описанию его жестокостей и обмана. Ни одинъ изъ его
142
современниковъ не с, 4лалъ столько, сколько онъ, чтобы обратить умы людей къ сознашю негодности и безобраз!я стараго порядка вещей и открыть имъ глаза на необходимость великой перемены, которая предстояла, хотя самъ онъ не сознавалъ этого ясно.
XIV.
Днемъ шелъ проливной дождь, и я подумалъ, что, всл4дств!е грязи на улицахъ, моимъ хозяевамъ придется отказаться отъ намЬрешя обедать вн4 дома, хотя мн'Ь и говорили, что общественная столовая не такъ далеко. Но каково было мое удивлеше, когда въ обеденный часъ дамы появились уже совсЬмъ од’Ьтыя для выхода, но безъ калошъ и дождевыхъ зонтиковъ.
Эта странность объяснилась, когда мы очутились на улиц^, потому что непрерывный, непромокаемый нав^съ былъ спущенъ надъ тротуарами, превративъ ихъ въ светлые и совершенно cyxie корридоры, по которымъ сновала толпа мужчинъ и дамъ въ наряд-ныхъ туалетахъ. На перекресткахъ открытое пространство было также подъ крышей. Эдиеь Литъ, съ которой я шелъ рядомъ, очень заинтересовалась, узнавъ отъ меня совершенно новый для нея фактъ, что въ мое время бостонская улицы въ дурную погоду были непроходимы для п!япеходовъ, если только они не были снабжены зонтиками, калошами и плащами.
_144
— РазвЁ вовсе не употреблялись таюе навесы надъ тротуарами? полюбопытствовала она.
— Употреблялись иногда, отвЁчалъ я,—но въ рЁд-кихъ случаяхъ, безъ всякой системы и обыкновенно устраивались на счетъ частныхъ лицъ.
Девушка объяснила мнё, что въ настоящее время всё улицы снабжены одинаковыми покрышками на случай дурной погоды, и эти покрышки свертываются и убираются, когда становятся ненужными. Всё сочли бы необыкновенной нелепостью допустить, чтобы погода имЁла какое либо вл!яше на движете публики.
Д-ръ Литъ, шедппй впереди, услыхалъ нашъ раз-говоръ и, обернувшись, замЁтилъ, что разница между вёкомъ индивидуализма и вёкомъ солидарности лучше всего характеризуется фактомъ, что въ XIX вёкё, когда шелъ дождь, население Бостона раскрывало триста тысячъ зонтиковъ надъ столькими же головами, а въ XX вёкё раскрываетъ всего юдинъ общий зонтикъ надъ всёми головами./
Идя далЁе, Эдиеь продолжала:
— Отдельный зонтикъ—любимое сравнеше моего отца для иллюстрацш стараго строя жизни, когда каждый жилъ только для себя и для своего семейства. Въ нашей академии художествъ есть картина XIX столёт1я, изображающая толпу людей подъ до-ждемъ—каждый держитъ зонтикъ надъ собой и своей женой, причемъ на сосЁдей льются потоки съ этого зонтика—вЁроятно художникъ ИМЁЛЪ въ виду написать сатиру на свою эпоху.
145
Между темь мы вошли въ большое здаше, куда устремлялась вместе съ нами толпа народу. Благодаря навесу, я не могъ видеть фасада, но, соображаясь съ внутреннимъ убранстаомъ, еще более кра-сивымъ, чемъ въ складе, где я былъ накануне, фа-садъ долженъ былъ быть великолепнымъ. Мой спут-никъ сообщилъ мне, что скульптурная группа надъ входомъ въ особенности возбуждаетъ всеобщей во-сторгъ. Взойдя наверхъ по грандюзнной лестнице, мы направились по широкому корридору со множествомъ • дверей. У одной изъ нихъ, съ надписью фамилш моего хозяина, мы остановились, и я очутился въ изящной комнате, со столомъ, накрытымъ на четыре прибора. Окна ея выходили во дворъ, где высоко билъ фонтанъ и играла музыка.
— Невидимому, вы здесь какъ дома, зам^тилъ я, когда мы сели за столъ, и д-ръ Литъ коснулся электрическаго звонка.
— Въ сущносси это часть нашего дома, слегка отделенная отъ него, отвечалъ онъ.—Каждая семья нашего округа имеетъ свою комнату въ этомъ гро-мадномъ здаши для ея постояннаго и исключитель-наго пользовашя за небольшую годовую плату. Для случайныхъ посетителей и отдельныхъ лицъ есть помещешя въ другомъ этаже. Если мы решили обедать здесь, мы делаемъ заказъ накануне вече-ромъ, выбравъ что угодно на рынке, справившись • , съ ежедневными отчетами въ газетахъ. Обедъ мо-жетъ быть дорогимъ или самымъ простынь, по же-
10 .
146
лашю, хотя, конечно, все гораздо дешевле и лучше здесь, чемъ приготовленное дома. Въ настоящее время ничто такъ не интересуетъ насъ, какъ усовершен-ствоваше съестиыхъ припасовъ и кухни, и, сознаюсь, мы немного гордимся успехами, достигнутыми нами въ этой отрасли службы. Ахъ, любезный м-ръ Весть, хотя друпя стороны вашей цивилизащи были гораздо трагичнее, однако, по-моему, ни одна изъ нихъ не могла быть столь печальна, какъ плох!е обеды, которые вамъ приходилось есть, т. е. большинству изъ васъ, людямъ небогатымъ.
— Насчетъ этого всякй изъ насъ готовь бы былъ согласиться съ вами, отвечалъ я.
Появился слуга, очень приличный молодой человекъ, въ форме, лишь слегка отличавшейся отъ обыкновен-наго костюма. Я внимательно разсматривалъ его— впервые мне представлялся случай наблюдать манеры и наружность одного изъ действующихъ чле-новь промышленной армш. Я зналъ изъ слышан-ныхъ мною разсказовъ, что этотъ молодой человекъ получилъ высшее образованie и во всехъ отноше-н!яхъ ровня темъ, кому онъ прислуживаете. Но странно, ни съ той, ни съ другой стороны не замечалось’ ни малейшей неловкости. Д-ръ Литъ обращался къ молодому человеку непринужденно, безъ всякаго высокомерия, какъ и подобаетъ джентльмену, но въ то же время и безъ заискивашя, а молодой слуга держалъ себя, какъ человекъ, намеренный добросовестно исполнить свою обязанность, но также безъ
147
панибратства или рабол^пя. Въ сущности его манера напоминала солдата на служба, хотя и лишена была военной угловатости. Когда юноша вышелъ изъ комнаты, я сказалъ доктору.
— Удивляюсь, какъ подобный молодой человекъ исполняетъ, невидимому, съ охотой такую унизительную, лакейскую должность.
— Что значить слово «лакейский», я никогда его не слыхала, вмешалась Эдиеь.
— Теперь оно уже устарело, зам^тилъ ея отецъ.— Насколько я понимаю, это презрительное выражеше применялось къ лицамъ, исполнявшимъ особенно не-пр!ятныя и низменныя обязанности для другихъ.— Не такъ ли, м-ръ Весть?
— Въ род* этого, отвечалъ я.—Личная служба, на-примеръ прислуживаше за столомъ, считалась унизительной и пользовалась такимъ презрейемъ въ мое время, что люди культурные готовы были вынести всякую нужду скорее, нежели снизойти до этой должности.
— Кашя странныя, сумасбродный понятая! воскликнула миссисъ Литъ съ удивлешемъ.
— А между темъ—кто нибудь же долженъ былъ нести эту службу, сказала Эдиеь.
— Разумеется. Но мы взваливали ее на бедня-ковъ и техъ, которымъ не оставалось другого выбора, какъ умирать съ голоду.
— И увеличивали ихъ тяжелое бремя, прибавивъ къ нему свое презреше, заметилъ д-ръ Литъ.
10*
148
— Я это не сов’бмъ ясно понимаю, призналась Эдиеь.—Вы хотите сказать, что дозволяли другимъ делать для васъ вещи, за которыя вы сами ихъ презирали, или что принимали отъ нихъ услуги, ко-торыхъ не согласились бы съ своей стороны оказывать имъ? Неужели вы это хотите сказать, м-ръ Вестъ?
Я принужденъ былъ признаться, что это действительно было такъ. М-ръ Литъ, однако, поспешилъ мне на выручку.
— Чтобы понять, почему Эдиеь такъ удивлена, вамъ надо знать одну изъ важнейшихъ вашихъ нрав-ственныхъ аксюмъ: принимать отъ другого услугу, которую не намеренъ возвратить,, въ случае надобности—все равно, что брать взаймы безъ отдачи; вымогать же такую услугу отъ человека, пользуясь его бедностью и нуждою—было бы преступлешемъ, въ роде грабежа. Хуже всего въ каждой системе, разделяющей людей или допускающей ихъ разделение на классы и касты—это то, что она ослабляете чувство общаго человеколюб1Я. Неравное распределеше богатства, а темъ более неравномерное образоваше и культура въ ваше время дробили общество на классы, во многихъ отношешяхъ смотревппе другъ на друга, какъ на отдельный расы. Въ сущности между нашими и вашими взглядами на этотъ вопросъ—нетъ такой разницы, какъ казалось бы на первый взглядъ. Лэди и джентльмены культурнаго класса въ ваши дни точно также не допустили бы людей своего же класса оказывать себе услуги, которыхъ не захотели бы при
149
случае оказать имъ сами. Однако, на бедныхъ и не-образованныхъ они смотрели, какъ на существа со-всЬмъ другого сорта. Равномерное распределено богатства и одинаковая возможность культуры для всехъ просто сделала насъ членами одного класса, соответствующая вашему привилегированному. Покуда не установилось такое равенство положешй, идея о солидарности человечества, о братстве между всеми людьми никогда не могла превращаться въ искреннее убеждеше и въ практический принципъ, какъ теперь. Правда, и въ ваше время употреблялись те же фразы, но оне такъ и оставались фразами.
— Разве кельнеры тоже, по доброй воле выбираютъ свою професыю?
— Нетъ, отвФчалъ докторъ.—Кельнеры это молодые люди не классной степени промышленной армш, назначаемые да разнообразный должности, не требую-шдя спещальнаго искусства. Одна изъ этихъ должностей—служить у стола, и каждый молодой рекрутъ исполняетъ ее некоторое время. Я самъ былъ слугой въ продолжеше несколькихъ месяцевъ въ этомъ самомъ здаши, сорокъ летъ тому назадъ. Еще разъ напоминаю вамъ, у насъ признано, что никакой родъ труда, требуемаго нащей, не нарушаете достоинства человека. На такую личность никто никогда не смотритъ, не исключая и его самого, какъ на слугу техъ, кому онъ служить, и онъ ни въ какомъ отношаши- не находится въ зависимости отъ нихъ. Ведь онъ все-таки служите нацш. По нашему взгляду нетъ ни
150
какой разницы между должностью лакея и должностью всякаго иного рабочаго. Тотъ фактъ, что онъ исполняетъ личныя услуги—безразличенъ съ нашей точки зрешя. Обязанность доктора совершенно сходна. Мне бы также странно было предположить, что нашъ сегодняштй слуга посмотритъ на меня свысока, что я служилъ ему, какъ докторъ, какъ и допустить возможность самому смотреть на него свысока, потому что онъ прислуживалъ мне за столомъ.
После обеда мои хозяева повели меня осматривать все здаше; размеры его, великолепная архитектура и богатство украшен1й поразили меня. Казалось, это не простая столовая, а роскошное место сборища для всего квартала, съ разнообразными развлечещями и всевозможными удобствами.
— Здесь вы наглядно видите, сказалъ д-ръ Литъ, когда я выразилъ ему свое восхищеше—доказательство того, что я говорилъ вамъ въ первой нашей беседе, когда вы съ бельведера любовались горо-домъ: роскошь нашей общественной жизни, сравнительно съ простотой нашей частной и домашней жизни—составляетъ одинъ изъ контрастовъ между XIX и XX столет1ями. Чтобы избавиться отъ лиш-нихъ хлопотъ, мы окружаемъ себя дома только са-мымъ необходимымъ для комфорта, зато общественная •' сторона нашей жизни превосходить роскошью и изя-ществомъ все, что до сихъ поръ известно было въ Mipe. Все промышленный и профессюнальныягильдш имеютъ клубы, тагае же обширные, какъ этотъ домъ,
151
а также загородные дома, дачи въ. горахъ и на берегу морскомъ для спорта и отдыха на каникулахъ.
При.шъчанге. Въ конце XIX стол!т1я вошло въ обычай, чтобы нуждающееся молодые люди, воспитанники колепй, зарабатывали себ! на плату за ученье немного денегъ, поступая слугами въ отели во время продолжительныхъ летнихъ каникулъ. Mnorie, отстаивая предраз-судки в!ка, утверждали, что настояпце джентльмены не возьмутся добровольно за такое заня-нятте; въ ответь на это друпе возражали, что, напротивъ, юноши заслуживаютъ похвалы, такъ какъ они своимъ прим!ромъ поддер живаютъ достоинство всякаго честнаго и полезнаго труда. Эти аргументы доказываюсь — какая путаница царствовала тг> поняйяхъ моихъ прежнихъ со-временниковъ.' Служба у стола нуждалась въ защит! не только другихъ способовъ заработка въ т! времена, но нелепо было толковать о достоинств!, сопряженномъ со всякой работой при тогдашней систем!. Почему продавать свой трудъ по возможно высшей ц!н! должно считаться достойнее, нежели продавать товары какъ можно дороже? Въ обоихъ случаяхъ это коммерчесшя сделки, и оценивались он! торговой маркой. Назначая ц!ну деньгами за свою службу, рабочЙ принималъ и денежную м!рку для нея и явно отказывался отъ всякаго права на другую оценку. Корыстный отт!нокъ, придаваемый, въ силу необходимости, даже самому благородному и высшему роду труда, .доста-влялъ много огорчешй людямъ возвышенной души, но избегнуть этого не было возможно
152
сти. Какъ ни высоко качество оказываемой услуги, ею приходилось торговать, ‘ какъ на рынкФ. Врачъ долженъ былъ продавать свое леченье, апостолъ — свою проповедь, какъ и все остальное. Еслибъ меня спросили, въ чемъ наивысшее благо этого в$ка, сравнительно съ моимъ, я сказалъ бы, что на мой взглядъ это благо состоитъ именно въ достоинств^, которое теперь придали труду, отказываясь назначать за него цЪну и упразднивъ рынокъ навыки. Требуя отъ человека наибольшего, что онъ можетъ дать, предоставивъ самому Богу ‘'судить о его труд'Ь и поставивъ честь единственной наградой за отличая, придали всякой служба ха-рактеръ и достоинство, присущее въ мое время только служба солдата.
XV.
Во время осмотра здашя, дойдя до библиотеки, мы не могли устоять противъ соблазна роскошныхъ кожаныхъ креселъ, которыми она была уставлена, и расположились въ одной изъ нишъ отдохнуть и поболтать немного.
— Эдиеь разсказываетъ, что вы все утро пробыли въ библютекЬ, сказала миссисъ Литъ.— Знаете что, м-ръ Вестъ, я нахожу, что вы достойны зависти!
— ХогЬлъ бы я знать, почему это?
— Потому, что всЬ книги посл'Ьдняго столФня будутъ для васъ новостью, отвечала она.— Передъ вами такое множество интересн^йшихъ литератур-ныхъ произведешй, что вамъ почти не останется времени на Ьду въ течете ц^лыхъ пяти л’Ьтъ. Ахъ, что бы я дала, чтобы романы Beppiana были для меня новинкой!
7- Или Несмита, мама, добавила Эдиеь.
— Да, или поэмы Оатса, или «Прошлое и настоящее», или «Въ начала», или... о, я могла бы пере
154
числить съ дюжину сочинешй, и за каждое изъ нихъ можно отдать целый годъ жизни — объявила миссисъ Литъ восторженно.
— Значить, въ нынешнемъ столейи создано много замечательныхъ литературныхъ произведений?
— Да, отв’Ьчалъ д-ръ Литъ.—Это была безпримерно-блестящая эпоха. Кажется, человечество никогда еще не переживало нравственной и матер!альной эволющи, такой глубокой и вместе съ темъ такой быстрой по времени, какъ переходъ отъ стараго порядка къ новому, въ начале нынешняго сто лепя. Когда люди вполне постигли, какое великое благополуч!е выпало на ихъ долю, когда они поняли, что перемена, пережитая ими, не есть только улучшеше въ мело-чахъ, а подъемъ человечества на новую, высшую ступень жизни, съ безграничной перспективой прогресса, умы ихъ были охвачены такимъ одушевле-Н1емъ, о какомъ средневековая эпоха Возрождешя даетъ лишь слабое поняйе. Открылась эра механи-ческихъ изобретений, научныхъ открытий, процвета-шя искусства, музыки, литературной плодовитости— эпоха, небывалая еще въ прежше века.
— Кстати о литературе, сказалъ я—какъ издаются книги въ настоящее время? Тоже нащей?
— Разумеется.
— Но какъ вы это устраиваете? Издаетъ ли правительство обязательно все, что ему приносятъ, на общественный счетъ, или же оно подвергаетъ сочинешя цензуре и печатаетъ только то, что одобряетъ.
155
— Ни то, ни другое. Департамента печати не имеетъ цензорских!, правъ. Онъ обязанъ печатать все, что ему предлагаютъ, но на томъ только условш, чтобы авторъ покрывалъ первые расходы по издашю изъ своего кредита. Онъ долженъ платить за привилепю быть услышаннымъ публикой, и если у него есть сообщить что нибудь- действительно стоющее внимашя, то, конечно, онъ согласится на эти услов!я. Само со-* бою, еслибы доходы были неравны, какъ въ прошлыя времена, то такое правило давало бы возможность только богатымъ быть авторами, но такъ какъ теперь средства всехъ гражданъ одинаковы, то это правило служить только мериломъ силы побуждений писателей. Стоимость издания средней книги можно какъ нибудь выгадать изъ годового кредита при помощи экономш и некоторыхъ лишешй. При появлеши книги, она пускается въ продажу нац!ей.
— Причемъ авторъ получаетъ известную долю барыша, какъ и у насъ бывало?
— Ну, нетъ, не совсемъ такъ, какъ у васъ, отве-чалъ д-ръ Литъ.—Цена каждой книги назначается сообразно стоимости издатя, съ прибавкой процента въ пользу автора, «азначаемаго имъ произвольно. Конечно, если онъ назначить слишкомъ высокую цифру, это будетъ невыгодно ему же самому, потому что книга не будетъ расходиться. Сумма этйго процента вносится въ его кредитъ и -онъ освобождается отъ другой службы нацш на такой срокъ, покуда ему хватить этого кредита въ размере содержашя, по-
156
лучаемаго всякимъ гражданином!.. Если его книга будетъ иметь порядочный устгбхъ, то онъ получить отпускъ на нисколько м’Ьсяцевъ, на годъ или два-три года, а если онъ темъ временемъ напишетъ другое Хорошее сочинеше, то срокъ его службы отодвигается еще дальше, насколько дозволить продажа новой книги. Популярному автору удается иногда содержать себя своимъ перомъ въ продолжеше всего срока службы и такимъ образомъ степень таланта всякаго писателя, определенная голосомъ нарбднымъ, служить мЬриломъ доставляемой ему возможности посвящать свое время литературе. Въ этомъ отношеши результатъ нашей системы довольно сходенъ съ ре-зультатомъ вашей, но между ними два существенныхъ различ!я. Во-первыхъ, повсюду одинаковый въ настоящее время уровень образовашя придаетъ приговору общественнаго мнетя веское значеше, чего далеко не могло быть въ ваше время. Во-вторыхъ, ныне не существуетъ ничего похожаго на фавори-тизмъ, который могъ бы мешать признание истин-наго дароватя. Каждый авторъ пользуется совершенно одинаковой возможностью представить свое сочинейе на судъ публики. СудЯ по жалобам^ писателей вашего времени, такое полное равенство усло-в!й, вероятно, было бы ценимо ими очень высоко.
— Что касается признашя достоинствъ въ другихъ областяхъ творческаго гешя—а именно: въ музыке, искусствахъ, изобретешяхъ, я полагаю, вы следуете тому же принципу? осведомился я.
.157
— Да, отвечалъ онъ — хотя въ подробностяхъ есть разница. Въ искусстве, напримеръ, какъ и въ . литературе, народъ—единственный судья. При помощи подачи голосовъ онъ принимаетъ статуи, из-ваяшя и картины для общественныхъ здаюй, и отъ благопр!ятнаго приговора народнаго зависитъ осво-бождеше художника отъ другихъ обязанностей съ темъ, чтобы онъ могъ посвятить себя своему при-звашю. Съ котй своихъ произведен^ онъ получаетъ такую же выгоду, какъ и писатель отъ продажи своихъ книгъ. Относительно всехъ отраслей природ-наго гешя у насъ держатся одной и той же системы—предоставить свободное поле всЬмъ претен-дентамъ, и. разъ признанъ у кого нибудь исключительный талантъ—избавить его отъ всякихъ помехъ . и-дать ему полную возможность развить свое даро-ваше. Освобождение отъ другой службы въ такихъ случаяхъ имеетъ смыслъ не какъ подарокъ или награда, а какъ средство добиться большихъ и высшихъ услугъ. Разумеется, существуютъ различный литературный и художественный учреждешя; быть въ нихъ членами доступно только знаменитостям^ и ценится очень высоко. Высшей изъ всехъ почестей и отлич!й въ стране—выше даже президентства, требующаго только здраваго смысла и преданности своему долгу— считается красная лента, которой награждаютъ, по приговору народа, великихъ писателей, художниковъ, инженеровъ, врачей и изобретателей нашего времени. Ограниченное число людей носятъ это отличге одно
158
временно, хотя всявдй даровитый юноша въ стран* проводить не мало безсонныхъ ночей, мечтая о немъ. Я самъ когда-то тоже мечталъ получить отличие.
— Какъ будто мама и я больше ценили бы тебя изъ-за этого, воскликнула Эдиеь—хотя это, действительно, очень лестно!
— У тебя не было выбора, милочка—теб* оставалось только примириться съ твоимъ отцомъ, ка-ковъ онъ есть, отвечалъ докторъ; что же касается твоей матери, то она ни за что не вышла бы за меня замужъ, еслибы я не ув*рилъ ее, что когда нибудь непременно получу красную ленточку, или, по крайней мер*, голубую.
На эту шутку миссисъ Литъ отвечала только улыбкой.
— А какъ насчетъ перюдическихъ иэдашй и га-зетъ? спросилъ я.—Не спорю, ваша система издашя книгъ представляетъ значительное усовершенствовало сравнительно съ нашей—она стремится поощрить истинное литературное призваше и вместе съ т*мъ обезкураживаетъ бездарныхъ писакъ; но, право, не вижу, какъ эта система можетъ быть применима къ журналамъ и газетамъ. Еще возможно заставит^’ человека заплатить за свое издаше, потому что это расходъ единовременный, но кто въ состоянш брать на себя ежедневное издаше газеты? Это было по карману нашимъ частнымъ капиталистамъ, но и т* сплошь и рядомъ разорялись, не усп*въ вернуть своихъ затрать. Если вообще у васъ есть газеты,
159
онЗз, вероятно, должны издаваться правительствомъ на общественный счетъ, съ редакторами, назначаемыми правительствомъ и служащими отражешемъ правительственныхъ мнЗзшй. Понятно, если ваша система такъ совершенна, что никогда нЬтъ повода критиковать управлете дблами, то такой порядокъ еще годится. Иначе, сознаюсь, отсутств!е независи-маго, неофищальнаго органа для выражешя общественная мн^шя им^ло бы самые плачевные результаты. Согласитесь, докторъ, что свободная газетная пресса, со всбми ея атрибутами, была иску-пающимъ явлен1емъ старой системы, когда капиталъ находился въ частныхъ рукахъ, и утрата ея служить противов^сомъ другихъ вашихъ преимуществъ.
— Боюсь, что не въ состояши дать вамъ даже и • этого утЬшешя, возразилъ докторъ, смеясь. — Во-первыхъ, м-ръ Весть, газетная пресса отнюдь не есть единственное и, по нашему мнЬшю, далеко не лучшее средство для серьезной критики общественныхъ дйлъ. Намъ разсуждетя вашихъ газетъ на подобный темы всегда казались незрелыми и опрометчивыми, съ сильной примесью предуб'йждешя и горечи. Если эти газеты можно считать выраже-шемъ общественнаго . мнФшя, то offfe даютъ невыгодное noHHTie о народномъ умФ; если же онф сами создавали общественное мн^ше — съ этимъ нацпо нельзя поздравить. Въ наше время, когда гражда-нинъ желаетъ произвести сильное впечатлите на общественное мн^ше въ какомъ нибудь важномъ обще-
160
ственномъ вопросе, онъ выступаетъ съ брошюрой или книгой, изданной какъ и все лро’пя. Но это не потому, чтобы у насъ былъ недостатокъ въ га-зетахъ и. журналахъ и чтобы те не пользовались безусловной свободой. Газетная пресса организована такъ, что является более совершеннымъ выражешемъ общественнаго мнЗзшя, нежели она могла быть въ ваши дни, когда она находилась въ рукахъ частныхъ капиталистовъ—тб смотрели на нее, главное, какъ на способъ наживашя денегъ, а потомъ уже какъ на выразительницу мн^шй народа.
— Но, -возразилъ я,—если правительство издаетъ газеты на общественный счетъ, какъ оно можетъ избегнуть контроля надъ ихъ направлешемъ? Кто назначаетъ редакторовъ, если не правительство?
— Правительство не платить расходовъ по издашю газетъ, не назначаетъ ихъ редакторовъ и вообще не оказываетъ ни малейшаго влхяшя на ихъ напра-влеше, объяснилъ д-ръ Литъ.—Люди, получаюпце газету, платятъ за ея издаше, выбираютъ редактора и удаляютъ его, въ случай если онъ окажется не-удовлетворительнымъ. Вы не. скажете, я надеюсь, что такая газетная печать не есть свободный брганъ общественнаго мнФшя?
— Конечно, я согласенъ съ вами, сказалъ я,—но какъ это применимо на деле?
— Шзтъ ничего проще. Предположимъ, некоторые мои соседи и я самъ нашли нужнымъ иметь газету, отражающую наши мнешя и спещально
161
посвященную нашей местности, нашему делу или профессш. И вотъ мы собираемъ подписи разныхъ лицъ, покуда не добудемъ достаточное количество под-писчиковъ, такъ чтобы ихъ годовая плата покрыла расходы по издашю. Подписная плата вычитается изъ кредита гражданъ и гарантируетъ нагцю противъ убытковъ по иэданпо газеты, такъ какъ здесь деятельность ея чисто издательская, и она не можетъ отказаться отъ такой гарантии. Тогда подписчики выбираютъ редактора, который, если онъ приметъ на себя эту должность, ужъ освобождается отъ всякой другой службы за все время своей редакторской деятельности. Вместо того, чтобы платить ему жаловаше, какъ это делалось въ вашемъ веке, под* писчики платятъ нащи вознаграждете, равное его содержашю, за то, что оторвали его отъ общественной службы. Онъ ведетъ газету точно такъ же, какъ вели ваши редакторы, съ той только разницей, что ему не приходится повиноваться финансовымъ раз-счетамъ или защищать интересы частнаго капитала противъ общественной собственности. По истечеши перваго года подписчики или снова утверждаютъ того же редактора на второй годъ издашя, или же выбираютъ другого. Даровитый редакторъ, разумеется, удерживается на месте подолгу. По мере увеличешя числа подписчиковъ, фонды газетъ подымаются, и она совершенствуется привлечешемъ более многочисленныхъ и лучшихъ сотрудниковъ, какъ и въ.прежнее время.
11
162
— Но какъ же вовнаграждаютъ сотрудниковъ, если имъ нельзя платить деньгами?
— Редакторъ устанавливаете вм'ЬстЬ съ ними ц^ну ихъ труда. Стоимость его переводится на ихъ личную карту кредита изъ кредита, гарантирую-щаго газету, и сотрудникъ освобождается отъ другой службы на срокъ, соответствующей сумме его кредита, точно такъ же какъ это делается для писателей. Что касается журналовъ, система та же. Лица, заинтересованный программой новаго перюдическаго издатя, набираютъ достаточное число подписчиковъ, чтобы жур-налъ могъ продержаться годъ; избираете редактора, который вознаграждаете своихъ сотрудниковъ точно такъ же, какъ и въ вышеупомянутомъ случай, а уже бюро печати доставляете силы и матер!алы для издания. Когда уже не нужны более услуги иввЪст-наго редактора, и если онъ не можетъ заниматься другой литературной работой, то онъ опять поступаете въ составь промышленной армш. Следуете еще прибавить, что хотя обыкновенно редакторъ выбирается въ конце года и чаще всего остается въ должности нисколько лете, но на случай, еслибъ онъ неожиданно перем’Ьнилъ тонъ въ газете, Существуете постановленге въ томъ смысла, что подписчики въ праве сменить его, когда угодно.
Вечеромъ, передъ темъ, какъ уйти въ свою комнату, Эдиеь принесла мне книгу и сказала:
— Если васъ будетъ мучить безсонница сегодня, м-ръ Весть, можетъ быть васъ заинтересуете просмотреть вотъ эту повесть Беррхана. Она считается
163
лучшимъ его произведетемъ и дастъ вамъ по крайней мере поняпе о нашйхъ современныхъ романахъ.
Почти всю ночь, вплоть до разсвета, просид’Ьлъ я, читая «Пентесилпо», и не оставилъ книги, пока не докончилъ ее всю. Да не поеЬтуютъ на меня поклонники великаго романиста XX столепя, если я скажу, что сперва меня поразило не столько то, что было въ книг!?, сколько то, чего въ ней не было. Беллетристы моего времени сочли бы не легкой задачей создать романъ, совершенно лишенный всехъ эфектовъ, построенныхъ на контрастахъ между бо-гатствомь и бедностью, между образовашемъ и не-в'Ьжествомъ, грубостью и утонченностью—словомъ, всехъ мотивовъ, основанныхъ на сощальной гордости или честолюбш, на желанш быть богаче и боязни обеднеть, вместе съ тревогами всякаго рода за себя или за ближнихъ; романъ, въ которомъ была бы одна только любовь, но любовь, не стесненная исключительными преградами, въ роде различ!я положешй или состояшй — любовь, не подвластная никакимъ законамъ, кроме закона сердца... Чтеше «Пентеси-лш» принесло мне больше пользы, нежели катя либо объяснешя; оно сразу дало мне общее впечатлеше о сощальномъ строе XX столейя. Правда, сведешя, сообщенный мне докторомъ, были очень основательны по части фактовъ, но оне дейстйовали на мой умъ, какъ отдельный впечатлетя,которыямневсенеудава-лось связать между собою. Но Берр1анъ изобразилъ ихъ передо мною въ одной цельной поразительной картине ____________________________ 11*
XVI.
&На другое утро я всталъ незадолго до завтрака-Сойдя внизъ/ я увидалъ Эдиеь, выходившую въ переднюю изъ комнаты, где происходило наше утреннее свидаше, описанное мною въ одной изъ предыдущихъ главъ.
— Ага, воскликнула она, съ очаровательнымъ лу-кавствомъ—вы опять намеревались ускользнуть не-замеченнымъ на одну изъ вашихъ уединенныхъ утреннихъ прогулокъ, который производятъ на васъ такое милое действ!е? Но, какъ видите, на зтотъ разъ я предупредила васъ. Славно попались.
— Плохо же вы верите въ действительность вашего собственнаго лечешя, сказалъ я,—есди полагаете, что подобная прогулка имела бы для меня теперь вредныя последств!я.
— Очень рада слышать это, отвечала она.—Ясо-стаиляла букетъ къ завтраку, когда услышала, что вы идете сюда—и мне показалось, по походке вашей, что вы замышляете что-то таинственное.
165
— Вы были несправедливы ко мне, отвечалъ я.—У меня вовсе не было намЪрешя выходить изъ Дому.
Не смотря на ея старашя сделать видъ, будто наша встреча чисто случайная, я уже тогда смутно подозр’Ьвалъ то, что и.вполне подтвердилось, а именно, что это прелестное создаше, продолжая добровольно взятую на себя заботу обо мне, нарочно за эти три-четыре дня подымалось ч’Ьмъ-свЪтъ, чтобы помешать моимъ одинокимъ блуждашямъ по городу, въ случае, еслибъ я опять впалъ въ тоску. Получивъ позволеше помочь ей собрать букетъ, я последо-валъ за ней въ комнату, откуда она только что вышла.
— Уверены ли вы, спросила она, что совершенно покончили съ теми страшными ощущешями, которыя испытали въ то памятное утро?
— Выли минуты, когда я действительно чувство-валъ себя какъ-то странно, сознался я, точно я сомневался въ тождественности своего «я». Подобный ощущешя весьма понятны после вынесеннаго мною потрясешя; что же касается опасности сойти съума, какъ въ то утро, то я надеюсь, что она миновала навсегда.
— Никогда не забуду, какой у васъ былъ видъ, заметила она.
— Еслибъ вы спасли мне только жизнь, продол-жалъ я, можетъ быть я нашелъ бы слова для выражения моей благодарности; но вы сделали бо
166
лее: спасли мне равсудокъ, и никашя слова не въ силахъ выразить, какъ я вамъ обязанъ!
Я говорилъ съ волнешемъ и на глазахъ ея навернулись слезы.
— Мне очень npiflTHo слышать это отъ васъ, проговорила она.—Но въ сущности моя заслуга не велика. Правда, я очень безпокоилась за васъ. Папа находить, что никакое явление не должно насъ удивлять, если его можно объяснить научнымъ обра-зомъ^ какъ зтотъ вашъ продолжительный сонъ, но при одной мысли очутиться въ вашемъ положении у меня голова идетъ кругомъ, я уверена, я бы этого не вынесла.
— Это зависитъ, отвечалъ я,—явился ли бы и вамъ ангелъ, чтобы поддержать васъ своимъ сочув-ствгемъ въ минуту кризиса!
Вероятно, на лице моемъ можно было прочесть благоговейный восторгъ къ этой доброй, прелестной молодой девушке—она потупила глаза и на щекахъ ея вспыхнулъ очаровательный румянецъ.
— Если вы и не испытали ничего похожаго на пережитое мною, сказалъ я, во всякомъ случае должно быть тягостно^ было видеть выходца изъ прошлаго века, повидимому умершаго сотню летъ тому назадъ и вдругъ возвращеннаго къ жизни!
— Сперва, действительна", это казалось страннымъ до крайности, отвечала она; но когда мы поставимъ себя на вашемъ месте и сообразимъ, до какой степени страннее все это должно показаться вамъ са-
167
мимъ — мы, кажется, позабыли о своихъ собствен-ныхъ чувствахъ, по крайней мФр’Ь я позабыла— тогда все происшеств1е представится не столько удивительнымъ, сколько интереснымъ и трогатель-нымъ—ни о чемъ подобномъ я никогда не слыхивала.
— Неужели вамъ не странно сидеть со мной за столомъ, зная, кто я? »
— Вы должны помнить, возразила она, что мы сами должны казаться вамъ еще болЪе странными, ч!шъ вы намъ. Мы принадлежимъ къ будущему по-колЗшио, о которомъ вы не могли составить себ!з понятая, о которомъ вы ничего не знали, пока не увидали насъ. Но вы принадлежите къ покол^шю нашихъ предковъ. Оно знакомо намъ; имена мно-гихъ его членовъ часто произносятся въ семейаомъ разговор^. Мы изучили ваши обычаи, вашу жизнь и поняпя; ничто изъ вашихъ словъ и поступковъ не удивляетъ насъ, между т4мъ все, что мы гово-римъ и дблаемъ, кажется вамъ страннымъ. И такъ, видите ли, м-ръ Весть, если вы чувствуете, что можете современемъ привыкнуть къ намъ, васъ не должно изумлять, что мы даже сразу вовсе не нашли васъ страннымъ.
— Я объ этомъ не думалъ съ этой точки зрШя-Въ вашихъ словахъ много правды. Легче оглянуться назадъ за тысячу л’Ьтъ, нежели заглянуть впередъ всего на какихъ нибудь пятьдесятъ л'Ьтъ. Стоящие не такой ужъ продолжительный пер!одъ, чтобы трудно было бросить ретроспективный взглядъ. Я могъ знать
__168
вашихъ прадедовъ. Очень вероятно, что и зналъ ихъ. Жили они въ Бостоне?
— Да, я полагаю.
— Такъ вы не уверены въ зтомъ?
— Не уверена... но, кажется, жили.
— У меня былъ очень обширный кругъ знакомства въ зтомъ города, сказалъ я. — Очень можетъ быть, что я хорошо зналъ ихъ. Вотъ было бы интересно, еслибы. я былъ въ состоянш разсказать вамъ все подробности о вашемъ прадеде, напримеръ?
— Чрезвычайно интересно.
— Знаете ли вы свою генеалопю настолько, чтобы сообщить мне, кто были ваши предки въ Бостон!; моего времени?
— О, да.
— Можетъ быть, когда нибудь вы назовете мне ихъ имена.
Она была занята непослушной веткой зелени и отвечала не сразу. Въ зту минуту послышались шаги по лестнице — остальные члены семейства сходили внизъ къ завтраку.
— Можетъ быть, когда нибудь, проговорила дЪ-вушка. •
После завтрака д-ръ Литъ предложилъ повести меня въ центральный товарный складъ, посмотреть на процедуру раздачи товаровъ, которую Эдиеь описывала мне. Когда мы вышли изъ дому, я сказалъ:
— Вотъ уже несколько дней, какъ я живу въ вашей семье на самомъ странномъ положенш, или,
169
вернее, безъ всякаго положешя. Я не касался этой стороны вопроса, потому что было такъ много дру-гихъ сторонъ, еще более необыкновенныхъ. Но теперь, когда я начинаю чувствовать почву подъ ногами и сознавать, что какъ бы я здесь ни очутился, я нахожусь здесь и долженъ устроиться какъ можно лучше, мне хочется поговорить съ вами объ этомъ деле.
— Что касается того, что вы гость въ моемъ доме, отвечалъ д-ръ Литъ, то прошу васъ не стесняться на этотъ счетъ, потому что я намЪренъ еще долго удержать васъ у себя. При всей вашей скромности, вы должны же понять, что такой гость, какъ вы— прюбретеше, съ которымъ не легко разстаться. .
— Благодарю, докторъ, сказалъ я.
Конечно, было бы нелепо съ моей стороны через-чуръ церемониться, отказываясь принять временное гостепршмство отъ человека, которому я обязанъ темъ, что до сихъ поръ не лежу живымъ въ могиле, въ ожидаши светопреставлешя. Но если мне придется быть постояннымъ гражданиномъ нынешняго столепя, то долженъ же я иметь въ немъ какое нибудь положеше? Въ мое время лишшй человекъ, вступаюпцй въ м!ръ, не былъ даже замеченъ въ неорганизованной толпе людей и могъ бы самъ завоевать себе место, где угодно, если только былъ достаточно силенъ. Но нынче каждый человекъ со-ставляетъ часть целой системы, съ определеннымъ местомъ и назначешемъ. Я же стою вне этой си
170
стемы и не вижу, какимъ образомъ я могу попасть въ нее; повидимому нетъ иною способа проникнуть туда, какъ быть рожденнымъ въ ея пред’Ьлахъ или явиться змигрантомъ изъ какой нибудь другой страны. ц
Д-ръ Литъ разсмеялся отъ души.
— Допускаю, что въ нашей системе не предусмотрены случаи въ роде вашего, но видите ли, никто не предвиделъ прибавлешя къ населенно иначе, какъ естественнымъ путемъ рождешя. Однако, вамъ нечего опасаться, что мы не сможемъ доставить вамъ места и заняпй въ надлежащее время. До сихъ поръ вы приходили въ соприкосновете съ членами только моего семейства, но не думайте, чтобы я сохранилъ вашу тайну. Напротивъ, случай съ вами еще до вашего пробуждешя, а темъ более после него, возбу-дилъ живейппй интересъ во всей нацш. Въ виду вашего нервнаго состояшя, сочли лучшимъ, чтобы я взялъ на себя сперва исключительное, попечеше о васъ, и чтобы вы черезъ меня и мое семейство получили хотя общее поняпе о томъ м!ре, въ который вы вернулись, прежде чемъ знакомиться съ его на-селешемъ; что касается пршскашя для васъ подходящей деятельности, то насчетъ этого не былр ни-какихъ колебаний. Немнопе изъ насъ способны оказать такую великую услугу нащи, какъ вы, когда вы переселитесь изъ моего дома, что, однако,' будетъ не такъ скоро.
— Что же я могу сделать? удивился я.—Можетъ быть вы думаете, что я знаю какое нибудь ремесло,
171
искусство, или владею специальными нознашями Уверяю васъ, я не имею ни къ чему особеннаго дарован!я. Никогда въ жизни я не заработалъ ни единаго доллара, не проработалъ ни одного часа. Я человекъ здоровый и могъ бы быть простымъ ра-бочимъ, но нич’Ьмъ бол'Ье.
— Еслибъ это была самая полезная услуга, какую вы способны принести нацш, вы убедились бы, что это призваше считается такимъ же почтеннымъ, какъ и всякое другое, заметилъ докторъ. — Но вы можете быть полезнее на другомъ поприще. Вы безъ сомнЬшя опытнее всехъ нашихъ историковъ по во-просамъ, касающимся сощальнаго строя второй половины XIX века — одного изъ перюдовъ исторш, наиболее интересныхъ для насъ; и когда вы достаточно освоитесь съ нашими учреждешями и пожелаете научить насъ кое-чему, относящемуся къ вашему времени, вы найдете готовую каоедру исторш въ одной изъ нашихъ акадеапй.
—- Отлично! отлично! воскликнулъ я, утешенный такимъ практическимъ разрешешемъ вопроса, начи-навшаго мучить меня.—Если вашъ народъ действительно такъ интересуется XIX столепемъ, тогда въ самомъ деле для меня является готовое занятое. Не думаю, чтобы я могъ чемъ нибудь другимъ зарабатывать свой хлебъ; но для того поста, который вы указываете, я безъ лишняго. самомнешя могу претендовать на основательный познашя.
XVII.
Я нашелъ устройство и порядки центральная торговая склада действительно такими интересными, какъ описывала ихъ Эдиеь, и съ восторгомъ цаблю-далъ, какой громадной производительной силы можетъ достигнуть трудъ благодаря организащи, доведенной до совершенства. Это настоящая исполинская мельница, въ ящикъ которой безпрерывно ссыпаются товары, привезенные и по железной дороге, и на корабляхъ до того, чтобы выходить съ другого конца пакетами разныхъ величинъ — отъ пудовъ до унщй, отъ ярдовъ до дюймовъ, отъ галлоновъ до квартъ, соответственно безконечно разнОобразнымъ личнымъ потребностямъ миллюннаго населешя. При помощи цифръ, доставленныхъ мною о способе продажи товаровъ въ мое время, д-ръ Литъ вывелъ некоторый поразительныя данныя относительно экономическихъ выгодъ, достигнутыхъ современной системой.
На возвратномъ пути домой, я сказалъ:
— После того, что я виделъ сегодня, вдобавокъ къ
173
вашимъ разсказамъ и сведешямъ, сообщеннымъ мне миссъ Литъ въ склада образчиковъ, я получилъ довольно ясное noHHTie о вашей системе раздачи товаровъ и о томъ, какимъ образомъ она даетъ вамъ возможность обходиться безъ ходячихъ денежныхъ зна-ковъ. Теперь я очень желалъ бы ближе ознакомиться съ вашей системой производства. Вы разсказали мне въ общихъ чертахъ, какъ набирается и организуется промышленная арм!я, но кто управляетъ ея д’Ъятель-ностьюРКакой высппй авторитета рйшаетъ, что должно быть сделано въ каждомъ департаменте, такъ чтобы выделано было всего надлежащее количество и чтобы трудъ не тратился по-пустому. Мне кажется, это должна быть замечательно сложная и трудная обязанность, требующая исключительныхъ способностей.
— Вы такъ думаете? удивился докторъ.—Уверяю васъ—ничуть не бывало: напротивъ, эта должность такъ проста и основана на принципахъ такихъ оче-видныхъ и легко применимыхъ, что должностным лица въ Вашингтоне, которымъ она поручена, должны быть не более какъ людьми заурядныхъ способностей для того, чтобы исполнять ее удовлетворительно. Правда, машина, которой они управляютъ, громадна, но такъ логична въ своихъ принципахъ, такъ проста и точна въ своихъ движеюяхъ, что она идетъ сама собой, и никто, кроме глупца, не могъ бы разстроить ее, въ чемъ вы и согласитесь после некоторыхъ разъяснетй. Разъ вы уже имеете довольно ясное представлеше о системе раздачи товаровъ, то пой-
174
демъ дальше. Даже въ ваше вреуя статистики могли высчитать число ярдовъ бумажным!, шерстяных! матер1й и бархату, количество муки, картофелю, масла, башмаковъ, шляпъ, зонтиков!, ежегодно по-требляемыхъ нащей. Благодаря тому факту, что производство находилось въ частныхъ рукахъ, и что не было возможности добыть статистически данныя о действительном! потреблена, эти цифры были не совсбмъ точны, но только приблизительны. Въ .настоящее же время каждая булавка, выданная изъ нацюнальнаго товарнаго склада, заносится въ книгу, и, разумеется, цифры потреблешя за каждую неделю, за каждый месяц! или годъ, собираемыя де-партаментомъ раздачи, совершенно точны. Наэтихъ-то цифрахъ, принимая въ разсчетъ вероятность увели-чен!я или уменыпешя спроса, и основываются сметы, скажемъ, на годъ впередъ. Когда эти сметы, съ соответствующими графами на случай изменешй, утверждены общей админйстращей, ответственность департамента раздачи прекращается, покуда въ него не поступят! товары. Я говорю о сметахъ, составляемых! на целый год! впередъ, но въ действительности сметы захватывают такой продолжительный перюдъ только относительно главных! продуктов!, на которые спросъ остается почти неизменным!. Въ большинстве же предметов! мелкихъ отраслей промышленности, на который часто меняется мода, производство почти не превосходит! потребления, и департамент! раздачи часто представляет! новыя сметы, основанныя на недельномъ спросе.
175
Вся область производительности и промышленности разделяется на 10 болыпихъ департаментов!), представляющих! каждый группу однородных! производств!-, а каждое производство, въ свою очередь, имеет! представителемъ соответствующее ему бюро, которое ведетъ отчетность производства, находящегося подъ его контролемъ—его рабочихъ силъ, количества продуктовъ и средствъ къ расширенно производства. Сметы департамента раздачъ после утвер-ждешя ихъ администращей разсылаются десяти большим! департаментам! промышленности, а те передают! ихъ подчиненным! бюро каждой отрасли производства, которые уже заказывают! работу.• Каждое бюро отвечает! за порученное ему дело; кроме того, оно еще контролируется и соответствующим! департаментом! промышленности и самой высшей администращей. Департамент! раздачи не принимает! также никаких! товаров!, не подвергнув! ихъ своему контролю; если, не смотря на это, известный предметъ уже въ рукахъ потребителя окажется неудовлетворительным!, то система даетъ возможность проследить ошибку 'до самаго рабочего, виновнаго въ ней. Производство вещей для общественныхъ нуждъ отнюдь не требуетъ всего состава рабочей силы. После того, какъ необходимый контингент! распределен! между различными отраслями промышленности, остальные рабоч!е употребляются на постройку здатй, машинъ, инженерных! сооружен^ И Т, д,
176
— Одинъ пунктъ по-моему можетъ подать поводъ къ неудовольствию, заметилъ я.— За отсутств!емъ частныхъ предпр1ят1й, можно ли быть увереннымъ, что будутъ уважены требовашя меньшинства относительно выделки предметовъ, на которые спросъ вообще небольшой? Официальный декретъ грозить во всякую минуту лишить меньшинство возможности удовлетворять своимъ вкусамъ только потому, что большинство не раздЪляетъ ихъ.
— Действительно, это было бы тирашей, отвечалъ докторъ, но можете быть уверены, что у насъ этого не случается: намъ свобода такъ же дорога, какъ равенство и братство. Когда вы еще ближе познакомитесь съ нашей системой, вы увидите, что наши должностныя лица не номинальные только, а действительные агенты и слуги народа. Админи-стращя не имеетъ права прекращать производство товара, на который еще есть спросъ. Предположимъ, что спросъ на известный предметъ уменьшился до того, что производство его обходится очень дорого. Разумеется, цена на этотъ предметъ должна быть пропорцюнально увеличена, но покуда потребитель еогласенъ платить ее, производство не прекращается. Или допустите, что является потребность въ предмете, до техъ поръ еще не выделывавшемся. Если администращя сомневается въ действительности спроса, то составляется народная петищя, гарантирующая известный размерь потреблена даннаго предмета, и это обязываетъ правительство производить
177
его. Правительство, или большинство, которое бы взяли на себя приказывать народу или меньшинству — что они должны есть, пить и во что одеваться, какъ это делали правительства въ ваше время—явилось бы страннымъ анахронизмомъ. Можетъ быть, вы имели причины терпеть тавдя посягательства на вашу личную независимость, но мы сочли бы это невыносимымъ. Я радъ, что вы подняли этотъ вопросъ — это дало мне случай доказать вамъ, что контроль, производимый теперь надъ производствомъ каждымъ отдельнымъ грэжданиномъ, несравненно действительнее и непосредственнее, чемъ въ ваше время, когда у васъ преобладала такъ называемая частная инициатива, хотя вернее бы назвать ее инипдативой капиталистовъ, такъ какъ обыкновенный частный гражданинъ мало участвовалъ въ ней.
— Вы говорили о поднятш ценъ на предметы роскоши, сказалъ я.— Но какимъ образомъ можно урегулировать цены въ стране, где н!тъ конкуренщи между продавцами или покупателями.
— Это делается точно такъ же, какъ и у васъ, отвечалъ д-ръ Литъ.— Вы полагаете, что это тре-буетъ разъяснетй, продолжалъ онъ, заметивъ выра-жеше недоверчивости на моемъ лице—но разъясне-н!е будетъ краткое: какъ въ ваше время, такъ и теперь, стоимость труда, потраченнаго на известный предметъ, признается основой цены самого предмета въ продаже. Въ вашемъ веке стоимость труда за-12
178
висела отъ различ!я въ размерахъ рабочей платы; теперь же эта стоимость зависать отъ относительная количества рабочихъ часовъ въ каждомъ ремесла—такъ какъ содержаше рабочихъ одинаково во всехъ случаяхъ. Стоимость труда въ производстве, настолько мудреномъ, что для привлечения къ нему охотниковъ требуется Сократить рабоч!е часы до 4-хъ въ день,—вдвое больше стоимости труда въ производстве, где люди работаютъ по 8-ми часовъ въ день. Какъ видите, результата стоимости труда какъ разъ такой же, какъ будто бы за четыре рабочихъ часа платили при вашей системе жалованье вдвое большее, чемъ другимъ. Этотъ разсчетъ, применяемый къ труду, потраченному на различные процессы при выделке известная предмета, определяете относительную цену другихъ предметовъ. Помимо стоимости производства и транспорта на цены некото-рыхъ товаровъ имеете вл1яше редкость матер!ала. Что же касается главныхъ предметовъ первой необходимости, которыхъ всегда можно заготовить обильные запасы, то это правило къ нимъ не относится. Всегда имеется наготове большой излишекъ, на случай, если спросъ превышаете посту плеше, даже при неурожае. Цены на таше припасы понижаются съ каждымъ годомъ, и редко когда повышаются. Есть, однако, известные продукты, которые, одни временно, друпе постоянно, не могутъ удовлетворить всего спроса; къ первой категорш принадлежать, напри-меръ, свежая рыба и молочные продукты, ко вто
179
рой — предметы, требующее большого искусства и редкихъ матер1аловъ. Все, что здесь можно сделать— это временно поднять цену, если недостаточность продукта временна, или назначить сразу высокую цену, если недостаточность постоянна. Въ ваше время вы-совдя ц'Ьны означали то, что данные предметы становились доступными только людямъ богатымъ, но ныне, когда все располагаютъ одинаковыми средствами, выходить въ результате, что только те npi-обрйтаютъ доропе предметы, кому они больше по вкусу. Разумеется, у нацш, какъ и у всякаго поставщика, часто остается небольшой излишекъ товаровъ вследств!е перемены вкусовъ, дурной, не по сезону, погоды и различныхъ другихъ причинъ. Этотъ излишекъ она должна сбывать въ убытокъ, точно такъ, какъ это делали торговцы въ ваше время. Но, принимая во внимаше обширный кругъ потребителей, которымъ эти остатки могутъ быть предложены, не трудно сбыть ихъ съ самой незначительной потерей. Теперь я далъ вамъ некоторое общее поняие о нашей системе производства и раздачи товаровъ. Находите ли вы ее такой сложной, какъ’ предполагали?
Я согласился, что ничего не можетъ быть проще.
— Я уверенъ, сказалъ д-ръ Литъ—что глава одного изъ мир!адъ вашихъ частныхъ предпр!ят1й, которому приходилось неусыпно следить за колеба-шями рынка, за махинац1ями ‘ своихъ соперниковъ, за банкротствами своихъ должниковъ—несъ на себе гораздо более тяжкое бремЯ^ ’Йёжели группа людей 12*
180
въ Вашингтон^, управляющихъ промышленностью всей нащи. Все это только доказываете, дорогой сэръ, насколько легче делать д$ла правильнымъ спосо-бомъ, нежели неправильнымъ. Легче генералу съ воз-душнаго шара, иатЬя передъ глазами открытое поле, направлять миллюнное войско къ побйд'Ь, нежели сержанту командовать кучкой солдатъ въ густой чапуб.
— Генералъ этой армш, состоящей изъ цв’Ьта нащи, долженъ быть первымъ челов'Ькомъ въ страна, въ сущности важнее даже президента Соединенныхъ Штатовъ—зам^тиль я.
— Онъ и есть президенте Соединенныхъ Штатовъ, отвечалъ д-ръ Лите—или, Btpnte, важнейшая функ-щя президентства — есть начальство надъ промышленной apMiefl.
— Какъ же онъ избирается? спросилъ я.
— Говоря о сил$ стимула соревновашя между всЪми степенями промышленной армш, я вмФстй съ т^мъ объяснилъ вамъ, что, благодаря своимъ заслу-гамъ, члены армш черезъ три низппя степени доходяге до перваго офицерскаго чина, азатЬмъ изъ поручиковъ они повышаются въ капитаны, или старшины, и въ полковники, или Bbicinie попечители. Дал’Ье, посл’Ь заняйя еще промежуточной степени въ одноМъ изъ крупныхъ отд^ловъ промышленности, следуете чинъ генерала цеха, подъ непосредственнымъ наблюде-шемъ котораго ведутся всЬ операщи известной промышленной отрасли. Это должностное лицо стоить во глав1з нащональнаго б|оро, которое является пред-
181
ставителемъ его отрасли промышленности и несетъ передав администращей ответственность за деятельность этого бюро. Геиералъ гильдш занимает великолепное положение, удовлетворяющее честолюб!ю большинства людей, но еще выше его ранга—который соответствует вашему дивизюнному генералу, или генералъ-Maiopy — стоят начальники десяти главныхъ департаментовъ, или группъ однородныхъ отраслей промышленности. Начальники этихъ десяти главныхъ отделовъ промышленной ар win соответствуют вашимъ командирамъ армейскихъ корпусовъ, или генераламъ отъ инфантерш, отъ кавалерш и т. д. такъ какъ у каждаго такого начальника находятся въ подчинена отъ двенадцати до двадцати генераловъ отдельныхъ цеховъ, которые обращаются къ нему съ донесешями. Надъ этими десятью высшими сановниками, образующими советъ, стоить главнокомандую-пцй, который и есть президент Соединенныхъ Штатовъ. Главнокомандующий промышленной армш долженъ предварительно пройти черезъ все степени, начиная съ простого рабочаго.
«Посмотримъ, какъ онъ возвышается.
«Какъ я уже говорилъ вамъ, только, благодаря превосходнымъ отзывамъ о немъ, какъ о рабочемъ, человекъ проходить черезъ все степени рядовыхъ и -делается кандидатомъ на должность поручика. За-темъ онъ возвышается на постъ полковника, путемъ назначетя свыше. Генералъ цеха можетъ делать
182
назначешя на чины ниже его, но самъ онъ не на* значается, а выбирается путемъ голосовали.
— Голосований воскликнулъ я.— Но разве это не вредно для дисциплины цеха подвергать канди-датовъ соблазну интриговать, чтобы заручиться поддержкой подчиненныхъ рабочихъ?
— Такъ бы и было, безъ сомн^шя, отвечалъ докторъ — еслибъ пришлось рабочимъ подавать голоса, или заявлять свои мнешя насчетъ выбора. Но это делается иначе. Здесь-то и обнаруживается особенность нашей системы. Генералъ цеха выбирается изъ числа главныхъ попечителей или полковниковъ голосовангемъ почетныхъ членовъ цеха, т. е. тЬхъ, кто выслужилъ свой срокъ въ next и получилъ увольнеше. Какъ вамъ известно, въ 45 л4тъ мы увольняемся изъ промышленной армш и остатокъ жизни можемъ посвятить на самоусовершенствоваше или на отдыхъ. Однако, мы не прерываемъ связи съ ассощащями, къ которымъ принадлежали во время нашей действительной службы. Прежшя сношешя сохраняются нами до конца жизни. Мы продолжаемъ быть почетными членами прежнихъ нашихъ цеховъ и съ живымъ интересомъ ревниво следимъ.за ихъ благосостояшемъ и репутащей въ рукахъ поздней-шаго поколотя. Въ клубахъ почетныхъ членовъ раз-личныхъ цеховъ, где мы собираемся, самой обыкновенной темой разговора служатъ толки объ этихъ де-лахъ; и юные претенденты на управление цехомъ, выдерживаюпце критику старыхъ товарищей, уже
183
наверное хорошо подготовлены къ своей деятельности. Признавая этотъ фактъ, нащя доверяетъ по-четнымъ членамъ каждаго цеха избраше своего генерала, и я осмеливаюсь утверждать, что никакая изъ прежнихъ формъ общества не могла бы выработать состава избирателей, до такой степени идеально приспособленнаго къ своей обязанности, что касается беэусловнаго безпристрастхя, знакомства съ достоинствами различныхъ кандидатовъ, заботливости о возможно лучшемъ результат^ и полнаго отсутств!я лич-ныхъ интересовъ.
— Каждый изъ десяти полныхъ генераловъ, или начальниковъ департаментовъ, самъ выбирается изъ числа цеховыхъ генераловъ, сгруппированныхъ въ департаменте, баллотировкой почетныхъ членовъ цеховъ. Разумеется, со стороны каждаго цеха замечается стремлеше провести на выборахъ своего генерала, но ни одинъ цехъ какой либо группы не распо-лагаетъ и приблизительно достаточнымъ количествомъ голосовъ, чтобы выбрать человека, не пользующагося поддержкой большинства въ другихъ. Эти выборы чрезвычайно оживленны—уверяю васъ.
— Я полагаю, президентъ выбирается изъ числа десяти начальниковъ болыпихъ департаментовъ? за-метилъ я.
— Именно, но начальники департаментовъ подлежать избранно на постъ президента лишь после того, какъ пробыли несколько летъ въ отставке. Редко случается, чтобы человекъ прошелъ черевъ
184
всЬ степени и достигь главенства надъ департаменте мъ pafffee 40 л^тъ, и по окончанш пяти-летней службы ему обыкновенно 45 л^тъ. Если же бол’Ье, то онъ продолжаетъ служить до-конца своего срока, а если мен^е, то онъ все-таки по окончании срока увольняется изъ состава промышленной армш. Ему уже не годится возвращаться въ ряды. Промежу-токъ времени до его кандидатуры на постъ президента назначается съ т$мъ, чтобы дать ему срокъ I вполне освоиться съ новымъ своимъ положен!емъ, чтобы онъ сознавалъ, что онъ вернулся въ общую массу народа и тождественъ съ нею скорее, нежели съ промышленной apMiefi. KpoMi того, надеются, что онъ употребить этотъ пер!одъ на изучеше общего состояшя армш вместо отдельной группы це-ховъ, надъ которой онъ состоялъ главою. Изъ числа бывшихъ начальниковъ департаментовъ, подлежащихъ избрашю въ данное время, и выбирается президентъ посредствомъ голосования всЪхъ гражданъ нацш, не принадлежащихъ къ промышленной армш.
— И такъ, армш не дозволяется принимать участ(е въ подач4 голосовъ при избранш президента?
— Конечно, н^тъ. Это было бы вредна для ея дисциплины, которую обязанъ поддерживать президентъ, какъ представитель всей нацш. Правой рукой его, въэтомъотношенш, считается инспекция—весьма важный департаментъ въ нашей систем^; въ инспекторское ведомство поступаютъ вей жалобы, или доклады относительно негодности товаровъ, грубости
185
или неисправности должностныхъ лицъ, или упущешй разнаго рода въ общественной служба. Инспекщя, однако, не ждетъ жалобъ. Не только она постоянно на чеку, чтобы уловить мал^йшШ слухъ опровин-ностяхъ по служба, но, кромФ того, она обязана, при помощи систематическаго и неусыпнаго наблюдешя надъ каждой отраслью армш подмечать все неладное, прежде ч'Ьмъ друпе это узнаютъ. Обыкновенно президенту подъ пятьдесятъ л4тъ въ моментъ избра-шя, и онъ служить въ продолжеше пяти л4тъ, составляя почетное исключеше изъ общаго правила выходить въ отставку 45 л’Ьтъ. Къ концу его служебного срока созывается национальный конгрессъ, чтобы принять отъ него отчетъ —одобрить или осудить его. Въ случай одобрешя конгрессъ обыкновенно выби-раетъ его еще на пятилЗте представителемъ нацш въ международномъ сов’ЬгЬ. Надо прибавить, что тотъ же конгрессъ принимаетъ отчеты оканчивающихъ службу начальниковъ департаментовъ; въ случай не-одобрешя кого-либо изъ нйхъ, онъ уже лишается права быть избираемымъ на постъ президента. Но очень рЪдко случается, чтобы нащя им^ла поводъ выказывать своимъ высшимъ должностнымъ лицамъ иныя чувства, кромЪ благодарности. Что касается ихъ способностей, то он'Ъ вполне доказаны ужъ самымъ фак-томъ, что эти люди прошли черезъ всЬ чины, сквозь испыташя, самыя разнообразный и стропя. Подкупъ невозможенъ въ обществ^, гд’Ь н4тъ ни бедности, которую можно соблазнить, ни богатства, чтобы под
186
купать, между тЪмъ какъ о демагопи или служебныхъ интригахъ не можетъ быть и рйчи, благодаря усло-в!ямъ повышений.
— Одинъ пунктъ я не совсймъ понимаю, сказалъ я.—Подлежать ли члены свободныхъ профессий избрана на постъ президента? А если такъ, то какимъ образомъ они приравниваются въ чинахъ съ т4ми, кто занимается промышленностью въ настоящемъ смысла слова?
— Тутъ и не надо никакихъ приравнивав^, отв4-чалъ докторъ.—Члены техническихъ професйй, какъ напримЪръ инженеры и архитекторы, имЗиотъ свое положена въ строительныхъ цехахъ; но члены свободныхъ профессий—доктора, учителя, а также художники, литераторы, освобожденные отъ промышленной службы, не принадлежать къ промышленной армш. На этомъ основанш они вотируютъ при избран!и президента, но сами не подлежать избранно на этотъ постъ. Такъ какъ одна изъ главныхъ обязанностей президента заключается въ надзор^ надъ промышленной арлпей и поддержаши въ ней дисциплины, то президента долженъ обязательно пройти черезъ Bet степени ея, чтобы хорошенько вникнуть въ овце д4ло.
— Весьма разумно, согласился я;—но если доктора и учителя недостаточно смыслятъ въ промышленности для того, чтобъ быть президентами, то и президента съ своей стороны можетъ недостаточно смыслить въ медицин^ и педагопи, чтобы контролировать эти департаменты.
187
— Онъ этого и не делаетъ. — Разве только что въ общемъ смысла онъ отв’Ьтственъ за примкнете эаконовъ во всЬхъ случаяхъ; но президентъ не им’Ьетъ прямого отношешя къ отделамъ медицины и воспи-татя, которыми заведуете совете собственныхъ стар-шинъ. Въ этомъ совете президентъ состоитъ пред-сЬдателемъ ex-officio и имеете решающШ голосъ-Старшины, конечно, ответственны передъ конгрессомъ и избираются почетными членами учительскихъ и ме-дицинскихъ корпоращй, т. е. удалившимися отъ сво-ихъ занят!й преподавателями и врачами страны.
— А знаете ли, сказалъ я,—что этотъ способъ из-брашя должностныхъ лицъ, бывшихъ членами це-ховъ, ничто иное, какъ примкнете въ болыпомъ масштабе системы, которую мы употребляли до некоторой степени въ управлеши нашими высшими учебными заведешями.
— Неужели! воскликнулъ д-ръ Литъ съ оживле-шемъ.—Это для меня ново—да я полагаю почти для всехъ изъ насъ — и чрезвычайно интересно! Много было толковъ о зародыше этой идеи и мы воображали, что хоть это нечто новое подъ луною. Не тутъ-то было. Скажите, въ вашихъ высшихъ учеб-ныхъ заведешяхъ! Преинтересно! Когда нибудь вы должны мне разсказать объ этомъ.
— Въ сущности почти нечего больше и разска-зывать, возразилъ я.—Если у насъ и былъ зародышъ вашей идеи, то онъ такъ и остался зародышемъ.
XVIII.
Въ этотъ вечеръ, nocat того, какъ удалились дамы, я еще немного посид^лъ съ докторомъ Литомъ, толкуя о практичности существующаго порядка — увольнен!я со службы людей, достигшихъ сорока пяти л^тъ; на этотъ пунктъ ’навелъ насъ разсказъ доктора объ участи уволенныхъ гражданъ въ госу-дарственныхъ д'Ьлахъ.
— Въ сорокъ пять л^тъ, замйтилъ я,—человекъ имЪетъ передъ собой, по крайней Mtpt, десять л’Ьтъ физическаго труда и добрыхъ двадцать л^тъ умствен-наго труда. Быть уволеннымъ за негодностью и сданнымъ въ архивъ въ таюе годы должно считаться скорее обидой, нежели милостью, въ особенности людьми энергичными.
— Дорогой м-ръ Вестъ, воскликнулъ д-ръ Литъ, съ йяющей улыбкой — вы не можете ce6t представить, до какой степени оригинальными кажутся намъ ваши идеи XIX столЪпя и какъ ont иногда странны на нашъ вэглядъ! Поймите вы — о, сынъ
it
189
иного века, что трудъ, который мы обязаны нести, для обезпечешя всей нащи средствъ къ комфортабельному физическому существование, еще далеко не считается самымъ важнымъ, самымъ интереснымъ илисамымъ почетнымъ примФнешемъ нашихъ силъ. Мы смотримъ на эту службу, какъ на необходимую обязанность, которую сл'бдуетъ исполнить прежде, чемъ всецело посвятить себя высшимъ приложешямъ нашихъ способностей, интеллектуальнымъ наслаждешямъ и це-лямъ, который одни придаютъ смыслъ жизни. Поло-жимъ, сделано все возможное, чтобы облегчить намъ бремя труда, сделать его привлекательнымъ и недо-кучливымъ, и обыкновенно онъ, действительно, не утомителенъ и часто даже является воодушевляю-щимъ. Но не этотъ трудъ считается главной целью жизни, а высшая или более широкая деятельность, къ которой мы можемъ приступить, исполнивъ свой долгъ.
Разумеется, не все, и даже не большинство инте-ресуются наукой, литературой, художествами—сло-вомъ темъ, для чего всего дороже досугъ. Mnorie смотрятъ на вторую половину своей жизни, какъ на перюдъ для развлечешй совсемъ другого рода— для путешеств!й, общественныхъ увеселешй вместе съ друзьями; для удовлетворешя своихъ личныхъ вкусовъ и наклонностей; словомъ — какъ на время безмятежнаго и непрерывнаго пользования всеми хорошими вещами, который они сами когда-то помогали создавать. Но при всемъ разнообразии нашихъ
190
личныхъ вкусовъ, мы все единодушно смотримъ на срокъ нашего увольнешя, какъ на время, когда мы впервые начнемъ вполне наслаждаться жизнью, какъ на перюдъ, когда мы достигнемъ действитель-наго совершеннолейя и освободимся отъ дисциплины и контроля—тогда-то мы въ самихъ себе находимъ награду за нашъ трудъ; какъ пылюе юноши въ ваше время ждали съ нетерп4н!емъ 21 года, такъ у насъ зрелые мужчины ждутъ сорока пяти летъ. Въ двадцать одинъ годъ мы становимся мужчинами, а въ сорокъ пять—начинается наша вторая молодость. Средшй возрастъ и то, что вы назвали бы старостью, считаются, более чемъ молодость — завидной порой жизни. Благодаря лучшимъ условгямъ существовашя въ настоящее время, и, что важнее всего, избавле-тю каждаго отъ насущныхъ заботъ, старость на-ступаетъ на много лЪтъ позже и имеетъ гораздо более привлекательный видъ, чемъ въ былое время. Люди средняго сложешя живутъ обыкновенно отъ 85-ти до 90 летъ, а въ сорокъ пять летъ мы физически и умственно моложе—я полагаю—чемъ ваши современники въ тридцать пять летъ. Странно подумать, что въ сорокъ пять летъ, когда мы какъ разъ вступаемъ въ самый блаженный перюдъ жизни, вы уже начинали подумывать о старости и оглядываться назадъ. У васъ дополуденное время было самой блестящей половиной жизни, а у насъ—послеполуденное.
После этого, помню, разговоръ нашъ перешелъ на
191
различные виды народнаго спорта и увеселешй, по сравнешю ихъ съ развлечешями XIX в4ка.
— Въ atкоторомъ отношеши есть существенная разница между ними, сказалъ д-ръ Литъ.—У насъ н^тъ ничего похожаго на профессюнальныхъ спортс-меновъ — на это любопытное явлеше вашего в$ка, да и призы, за которые состязаются наши атлеты, вовсе не денежные, какъ у васъ. Наши состязашя происходятъ только изъ-за славы. Благородное со-ревноваше между различными цехами и верная преданность каждаго рабочаго своему цеху доста-вляютъ постоянный стимулъ къ различнымъ играмъ и состязашямъ на Mopi и на сушФ, которыми молодые люди едва ли не интересуются бол^е, нежели почетные граждане, уже отслуживппе свой срокъ. На будущей нед'Ьл'Ь состоится гонка яхтъ въ Марбль-гэд4 и вы сами будете им4ть случай судить, какой народный знтуз!азмъ возбуждаютъ подобный собыйя въ наше время! Требоваше римской черни—«Хл’Ьба и зр^лищъ» признано теперь совершенно разумнымъ требовашемъ. Если хл^бъ—первая потребность жизни, то развлечения—второе, и нащя печется о доставка того и другого. Американцы XIX столФпя были настолько несчастливы, что не могли вполне удовлетворять ни той, ни другой потребности. Даже еслибъ народъ этого перюда пользовался болФе широкимъ досугомъ, и тогда, я думаю, онъ часто не зналъ бы, какъ провести его пр1ятно. Съ нами это никогда не случается. *
XIX.
Во время одной изъ моихъ утреннихъ прогулокъ, я посЬтилъ Чарльстоунъ. Въ числе многочислен-ныхъ переменъ, совершившихся въ этомъ квартале за последнее столейе, мне более всего бросилось въ глаза совершенное исчезновеше старой государственной тюрьмы.
— Это случилось еще до меня, но я помню, что слышалъ о тюрьма, —сказалъ докторъ Литъ, когда я упомянулъ объ этомъ за завтракомъ.—У насъ теперь уже давно нетъ тюрьмы. Bet случаи атавизма лечатся въ больницахъ.
— Какъ атавизма! воскликнулъ я, уставившись на него съ удивлев!емъ.
— Ну, конечно, отвечалъ докторъ.—Уже fltfb пять-десятъ тому навадъ, или даже более, отказались отъ мысли применять къ этимъ несчастнымъ карательный меры.
— Я не совсЬмъ понимаю васъ. Въ мое время выражеше «атавизма» применялось къ лицамъ, въ которыхъ зам4тнымъ образомъ проявлялась какая
193
нибудь черта’ отдаленнаго предка. Неужели вы хотите сказать, что на преступлеше' въ настоящее время смотрятъ, какъ на повтореше rptxa предка?
— Извините, сказалъ докторъ, съ полу-насмешливой, полу-добродушной улыбкой—-но разъ вы прямо поставили вопросъ, я принужденъ ответить вамъ, что это именно такъ.
После того, что я уже узналъ о контрасте нрав-ственныхъ понят1й въ XIX и XX столгЬияхъ, съ моей стороны было бы несомненно нелепымъ обижаться по этому поводу, и, вероятно, еслибъ д-ръ Литъ не проговорилъ этого съ видомъ извинешя, а миссисъ Литъ и Эдиеь не смутились при этомъ, я и не покраснелъ бы даже, но теперь я сознавалъ, что краснею.
— И безъ того уже я не былъ расположенъ гордиться моимъ поколешемъ, сказалъ я,—но теперь, по правде сказать...
— Теперешнее поколеше и есть ваше, прервада меня Эдиеь.—Это то поколеше, въ которомъ вы живете, и мы навываемъ его своимъ только потому, что мы живемъ теперь.
— Благодарю васъ. Постараюсь и я смотреть на это съ той же точки зрешя.
Но когда ея глаза • встретились съ моими, ихъ выражеше сразу уничтожило мою безсмысленную чувствительность.
— Какъ бы то ни было, продолжалъ я смеясь,— я былъ воспитанъ кальвинистомъ и мне не следо-
13
194
вало изумляться тому, что на преступлеше смотрятъ, какъ на наследственный проступокъ.
— Въ сущности, заметилъ докторъ,—это слово въ нашемъ толкованш нисколько не бросаетъ тени на ваше поколете, если только—съ позволешя Эдиеи— можно назвать его вашимъ—это еще вовсе не значить, что мы, помимо нашихъ изменившихся усло-в!й, считаемъ себя лучше васъ. Въ ваше время по крайней мере 19/зо преступлен^, въ широкомъ смысле этого слова, включая всевозможнаго рода проступки, происходили отъ неравенства состояний отдельныхъ лицъ: бедныхъ толкала на преступлеше нужда, а важиточныхъ — алчность къ крупной наживе, или желаше сохранить нажитое. Прямо или косвенно, жадность къ деньгамъ, который въ то время были синонимомъ всякихъ хорошихъ вещей, служила мо-тивомъ для всехъ этихъ преступлешй, была корнемъ громаднаго ядовитаго растешя, которое, не смотря на усшпя закона, судовъ и полищи, чуть не заглушило вашу цивилизащю. Когда мы сделали нащю единственной хранительницей народнаго богатства и всемъ гарантировали хорошее содержите, съ одной стороны упраздняя нужду, а съ другой—препятствуя скопление богатствъ, мы подрезали этотъ корень, и ядовитое дерево, осенявшее наше общество, поблекло въ одинъ день. Что касается сравнительно небольшого разряда жестокихъ преступлешй, направлен-ныхъ противъ личности и не имеющихъ отношешя къ наживе, то они почти исключительно ограничи
195
вались, даже и въ ваше время, классомъ людей не-вежественныхъ, съ скотскими инстинктами; въ наше время, когда образование и воспиташе уже не составляют монбшшю нёмногихъ, а принадлежать веЬмъ, о подобныхъ ужасахъ почти никогда и не слышно. Теперь вы видите, почему слово «атавизмъ» употребляется для обовначешя преступлешя—именно потому, что теперь почти все виды преступлен^ лишены мотивовъ и могутъ быть объяснены только проявлешемъ наследственныхъ наклонностей. Вы называли людей, которые воровали безъ всякой ращо-нальной причины, клептомашаками, и если случай выяснялся, то считали абсурдомъ наказывать ихъ. Вашъ обравъ действ!я относительно лицъ, страдаю-щихъ клептомашей, какъ-разъ таковъ ж.е, какъ и нашъ относительно жертвъ атавизма—это сострадаше и твердое, хотя и кроткое обувдаше.
— Однако, вашимъ судамъ раздолье, заметилъ я.—О частной собственности нетъ и речи, тяжебъ - между гражданами насчетъ денежныхъ д'Ьлъ не бы-ваетъ вовсе, дележа имуществъ и взыскашя дол-говъ — тоже нетъ, следовательно судамъ почти не _• остается никакихъ гражданскихъ дЬлъ; а такъ какъ не бываетъ посягательствъ на чужую собственность, и уголовныхъ преступлен^ очень мало, то, мне кажется, вы могли бы обойтись вовсе безъ судей и адвокатовъ.
— Мы, конечно, и обходимся безъ адвокатовъ отвечалъ д-ръ Литъ.—Въ делахъ, где прямой инте-ж. 13#
196
ресъ нащи раскрыть истину, мы сочли бы неразум-нымъ допустить учаспе лицъ, заведомо имеющихъ выгоду придать делу свою окраску.
— Но кто же защищаете подсудимого? -<
— Если онъ преступенъ, онъ не нуждается въ защита, потому что сознается въ большинства слу-чаевъ, отвечалъ д-ръ Литъ. — Защитительное слово обвиняемаго не есть простая формальность, какъ бывало у васъ. Имъ обыкновенно заканчивается процессъ.
— Неужели вы хотите сказать, что человека, который не признаете себя виновнымъ, тотчасъ же оправдываютъ.
— Нетъ, я этого не хочу сказать. Онъ никогда не обвиняется на сомнительныхъ основашяхъ, и если отрицаете, свою вину, то еудится еще разъ, по раз-следоваши дела. Но это случается редко, ибо въ большинства случаевъ виновный самъ сознается. Если его показаше о невиновности оказывается лож-нымъ, то наказаше удвоивается. Впрочемъ, ложь до такой степени презирается, что немнопе лишь подсудимые-стали бы лгать, даже чтобы спасти себя.
— Вотъ самое удивительное изъ всего, что вы J мне равскавывали! воскликнулъ я.—Если лоя^. вышла изъ моды, то теперь на самомъ деле наступили «новыя небеса и новая земля, где царствуете правда», какъ говорите пророкъ.
— Таково, действительно, убеждеше многихъ въ * настоящее время, согласился докторъ. — Уверяютъ, что мы вступили въ эру блаженства, и съ ихъ точки
197
вр^шя это, пожалуй, и справедливо. Но что касается вашего удивлешя, что св^тъ пересталъ. лгать, то я нахожу, что оно не им’Ьетъ основашя. Даже въ ваше время ложь не была обыкновеннымъ явлешемъ между лэди и джентльменами, равными въ обществ^. Ложь изъ страха служила уб1жищемъ для трусовъ, а ложь ради обмана была средствомъ для плутовства. Неравенство между людьми и жажда наживы постоянно подавали поводъ ко лжи въ тЬ времена. .Но даже и тогда человекъ, который не боялся другого и не желалъ надуть его, презиралъ ложь. Bet мы теперь , равны въ сощальномъ отношенш, никому нечего' бояться отъ другого и никто ничего не выигрываетъ, обманывая ближняйо — вотъ потому-то ложь находится въ такомъ преврати, что р’Ьдко даже пре-ступникъ станетъ лгать. Если же произнесенъ при-говоръ: «не виновенъ», то судья назначаетъ двухъ коллегъ, чтобы изложить противоположный стороны д'Ьла. Насколько непохожи эти люди на вашихъ наемныхъ адвокатовъ и прокуроровъ, заранее задававшихся ц’Ьлыо оправдать или обвинить, видно изъ того, что если они не согласятся между собою, что при-говоръ справедливъ, дЪло разсматривается съизнова, ; между тбмъ какъ что либо похожее на увертку въ ? • тонЪ того или другого изъ судей, излагающихъ Д’Ьло, было бы страшнымъ скандаломъ.
— В’Ьрно ли я понялъ, что судьи излагаютъ ту и Другую сторону д4ла и что судья же выслуши-- ваетъ ихъ.
198
— Конечно. Судьи по очереди то излагаютъ дела, то решаютъ ихъ, но и въ томъ, и въ другомъ случай отъ нихъ требуютъ самаго полнаго безпристра-ст!я. Система въ сущности заключается въ томъ, что дело разсматривается тремя судьями съ трехъ различныхъ точекъ врешя. Когда они согласятся между собою насчетъ приговора, то мы уверены, что онъ настолько близокъ къ истине, насколько это въ силахъ человеческихъ.
— И такъ, вы отказались отъ системы суда при-сяжныхъ?
— Этотъ судъ былъ хорошъ, какъ узда во времена наемныхъ адвокатовъ и судей, иногда продаж-ныхъ и содержаше которыхъ ^лало ихъ зависимыми, но теперь онъ не нуженъ. Нельзя себе представить, чтобы на вашихъ судей могли действовать каше либо мотивы, кроме справедливости.
— Какъ же выбираются эти судьи?
— Они составляютъ почетное исключеше изъ правила, освобождающая всехъ гражданъ отъ службы съ наступлен!емъ сорока-пятилетняго возраста. Пре-зидентъ нащи назначаетъ судей изъ году въ годъ изъ числа людей, достигшихъ этого возраст». Число назначаемыхъ, конечно, очень незначительно и честь такъ велика, что она вполне вознаграждаетъ за добавочный срокъ службы; хотя можно отклонить отъ себя назначеше на постъ судьи, но это редко бы-ваетъ. Срокъ службы—пять летъ, безъ права на вторичное назначен1е. Члены Верховнаго Суда, охра
199
нители конститущи, избираются изъ низшихъ судей. Когда открывается ваканыя въ этомъ суд'Ь, тогда т4 изъ низшихъ судей, срокъ которыхъ истекаетъ въ томъ году, избираютъ изъ среды своихъ товарищей, еще оставшихся на служба, того, кого они считаготъ наиболее способнымъ занять эту должность.
— Такъ какъ у васъ н’Ьтъ никакихъ судебныхъ учреждешй, чтобы служить школой для судей, сказалъ я, то они, вероятно, прямо попадаютъ изъ юридической шкоды на судейскую скамью.
— У насъ н’Ьтъ ничего подобнаго юридическимъ школамъ, объяснилъ докторъ, улыбаясь. — Законъ, какъ спещальная наука, вывелся изъ употреблешя. Это была система казуистики, нужная обществу ста-раго порядка для объяснешя услов!й его сложной искусственной системы, но къ существующему поло-жешю общества применимы только немновя, самыя простыя и ясныя юридичесйя правила. Все касающееся взаимныхъ отношешй людей теперь гораздо проще, Ч'бмъ вЬ ваше время. Намъ нимало не нужны крючкотворы, предсЬдательствовавппе и разглаголь-ствовавппе въ вашихъ судахъ. Вы не подумайте однако, чтобы мы питали неуважеше къ этимъ ста-риннымъ почтеннымъ д’Ьятелямъ, потому что мы въ нихъ не нуждаемся. Напротивъ, мы чувствуемъ непритворное уважеше, доходящее почти до обаяшя, къ людямъ, которые одни понимали и могли распутать нескончаемо-сложныя постановлешя о прав^ Собственности, о торговыхъ и личныхъ отношен!яхъ,
200
входяпця въ сост авъ вашей системы. Въ самомъ деле, что можетъ дать более наглядное понят!е о сложности и запутанности этой системы, какъ тотъ фактъ, что приходилось отделять сливки интелли-генцш въ каждомъ поколыши для составления класса ученыхъ, которые могли бы хотя смутно растолковать своему же поколешю законы, отъ коихъ зависали его судьбы. Трактаты вашихъ внаменитыхъ юристовъ стоятъ въ нашихъ музеяхъ рядомъ съ-томами схоластиковъ, какъ курьезные памятники тон-чайшихъ умствовашй, посвященныхъ предметамъ, совершенно чуждымъ интересамъ людей современ-ныхъ. Наши судьи просто люди зрелыхъ летъ, сведущее, разумные и осторожные.
— Кстати, я долженъ упомянуть объ одной важной функщиобыкновенныхъ судей, прибавилъ д-ръ Литъ— это—постановлять приговоры по всЪмъ д'Ьламъ, когда рядовой промышленной армш подаетъ жалобу на недобросовестные поступки офицера. Все подобный дела выслушиваются и решаются безъ апеллящй однимъ судьей—трое судей требуются только въ более важ-ныхъ случаяхъ. Для успеховъ промышленности требуется строжайшая дисциплина въ армш тфуда, но притязан!я рабочаго на справедливое и хорошее обра-щеше находятъ сочувствие во всей нацш. Офицеръ командуетъ, рядовой повинуется, но ни одинъ офицеръ, какъ бы онъ ни былъ высокопоставленъ, не смеетъ обращаться высокомерно съ рабочимъ даже низшаго разряда. Что касается грубости и дерзости
201
со стороны должностного лица, какого бы то ни было рода, по отношение къ публика, то они наказуются быстрее всехъ прочихъ мелкихъ проступковъ. Наши судьи требуютъ не только справедливости, но и вежливости во всехъ сношешяхъ. Никакая заслуги не могутъ оградить отъ наказашй за грубое и оскорбительное обхождеше съ другими.
Мне пришло въ голову, пока д-ръ Литъ говорилъ, что во всехъ его разсказахъ я много слышалъ о нацш, и, напротивъ, ничего объ управлеши штатовъ.
— Разве организащя нащи въ качестве промышленной единицы упразднила штаты? спросилъ я.
— Непременно, отвечалъ онъ.—Правлешя штатовъ мешали бы контролю и дисциплине промышленной армш, которая, разумеется, должна быть центральной и однородной. Даже еслибы управлешя штатовъ не сделались неудобными по другимъ причинамъ, они просто стали излишними вследств!е вначительнаго упрощешя правительственной задачи въ наше время. Почти единственная функщя администрацш заключается теперь въ управленш промышленными производствами страны. Большинство целей, ради которыхъ прежде существовали правительства, теперь исчезли. У насъ нетъ ни армш, ни флота, ни военной орга-низацш. Мы не имеемъ ни министерствъ финансовъ и иностранныхъ делъ, ни таможенъ, ни податей, ни сборщиковъ податей. Осталась единственная подобающая правительству функщя—судебная и полицейская; я уже объяснялъ вамъ, какъ проста наша судебная
202
система, сравнительно съ вашей прежней громадной и сложной махиной. Конечно, то же самое отсутств!е преступлен^ и поводовъ къ нимъ, которое облегчаетъ обязанности судей, сводить также численность и обязанности полищи до минимума.
— Но такъ какъ вы не имеете законодательныхъ собрашй въ Штатахъ, а конгрессъ собирается только черезъ пять летъ, то какимъ же образомъ издаются ваши законы?
— У насъ нетъ законодательства, т. е. почти нетъ, замЪтилъ докторъ. — Редко случается, чтобы даже конгрессъ, когда онъ собирается, обсуждалъ как!е нибудь новые важные законы; и въ этомъ случай онъ имеетъ только право передать ихъ на утвер-ждеше следующему конгрессу, чтобы не сделать дела слишкомъ поспешно. Подумавъ немного, вы сами увидите, м-ръ Вестъ, что намъ не о чемъ издавать законовъ. Основные принципы, на которыхъ зиждется наше общество, навсегда разрешили недо-разумешя и несоглашя, которыя въ ваше время требовали законодательства. По крайней мере девяносто девять сотыхъ законовъ того времени касались опре-делешя и охранешя частной собственности и отно-шешй между покупателемъ и продавцомъ. ’Теперь же нетъ ни частной собственности, помимо ццедме-товъ для личныхъ потребностей, нетъ ни купли, ни продажи, следовательно и поводы къ почти всему законодательству совершенно исчезли. Когда-то общество было пирамидой, поставленной на своей вер
203
шине. При малейшемъ колебаши она грозила опрокинуться, и могла стоять прямо или, вернее, криво (простите за эту плохую остроту), только благодаря сложной и постоянно возобновляемой системе под-порокъ, подставокъ и канатовъ—въ виде законовъ. Центральный конгрессъ и 40 законодательныхъ собраний въ Штатахъ, создававппе что-то около двадцати тысячъ законовъ въ годъ, не успевали мастерить новыя подпорки для замены старыхъ, который то-и-дело подламывались и становились лишними всл'Ьд-CTBie какой нибудь перемены въ давлеши. Въ настоящее время общество покоится прочно на своемъ естественномъ основанш и такъ же мало нуждается въ искусственныхъ подпоркахъ, какъ вековой холмъ.
— Но, по Крайней мере, вы имеете местный упра-влешя, кроме центральной власти.
— Разумеется, и они исполняютъ важныя и об-ширныя обязанности—наб людаютъ за удобствами и раввлечен!ями публики, за украшешемъ и улучше-шями въ городахъ и деревняхъ.
— Но, не имея ни права располагать трудомъ народа, ни средствъ, чтобы нанять рабочихъ, что мо-гутъ они сделать?
— Каждому городу предоставляется право удерживать для своихъ общественныхъ работъ известную долю изъ того количества труда, которое его граждане обязаны отдавать нащи. Эта доля труда, назначенная городу въ виде кредита, можетъ быть употреблена какъ угодно.
XX.
Въ этотъ день Эдиеь, между прочимъ, спросила меня—по&Ьтилъ ли я еще разъ подземную комнату, где меня нашли?
— Н’Ьтъ еще, отвечалъ я. — Откровенно говоря, я до сихъ поръ избегалъ этого, боясь, что такое посЪщеше можетъ вызвать старыя воспоминашя — слишкомъ сильныя и могущГя нарушить мое душевное равновейе.
— Ахъ, да! сказала она,—вы хорошо сделали, что не заходили туда. Мне бы следовало подумать объ этомъ...
— Нетъ, я радъ, что вы заговорили объ этомъ. Опасность — если таковая и существовала—продолжалась всего дня два-три. Благодаря вамъ, исключительно вамъ, я теперь чувствую подъ ногами такую* твердую почву въ новомъ для меня игре, что если вы пойдете со мной для охранешя меня отъ при-видешй, то мне, право, очень пр!ятно будетъ посетить это место сегодня же.
205
Эдиеь сперва колебалась, но- увидевъ, что мое нам'Ьреше серьезно, согласилась сопровождать меня. Земляной валъ, образовавшая отъ раскопокъ, виднелся между деревьевъ, и въ несколько минутъ мы уже были на месте. Все оставалось въ томъ виде, какъ въ тотъ день, когда работы были прерваны странной находкой живого человека въ подземелье, только дверь была отперта и плита на кровле положена на место. Сойдя по покатымъ склонамъ ямы, мы вошли въ дверь и очутились въ полутемной комнате.
Все было точь-въ-точь такимъ же, какъ въ тотъ вечеромъ, 113 летъ тому назадъ, передъ темъкакъ я сомкнулъ глаза, погружаясь въ этотъ долпй сонъ. Несколько минутъ я простоялъ молча, озираясь кру-гомъ. Я ваметилъ, что моя собеседница украдкой наблюдаетъ меня съ тревожнымъ любопытствомъ и сочувств!емъ. Я протянулъ ей руку, и ея нежная ручка ласково отвечала на мое пожапе.
— Не лучше ли намъ уйти отсюда? прошептала она наконецъ.—Вы не должны слишкомъ далеко доводить опытъ. Ахъ, какое странное чувство вы должны испытывать!
— Напротивъ, отвечалъ я — мне ничего не кажется страннымъ, и это всего удивительнее.
— Не странно? повторила она.
— Нисколько. Я просто не чувствую того вол-нешя, котораго вы опасались и котораго я самъ ожидалъ отъ этого посещешя. Я сознаю все, что на-поминаетъ мне эта обстановка, но безъ всякаго вол-
206
нешя? Я удивляюсь этому самъ наверное еще больше вашего. Съ того ужаснаго утра, когда вы пришли мне на помощь, я старался не думать о моей прежней живни, точно такъ же, какъ избегалъ приходить сюда изъ опасешя потрясающихъ впечатлешй. Я совершенно какъ тотъ человекъ, который долго дер-жалъ неподвижнымъ поврежденный членъ своего тела подъ впечатлейемъ, что онъ чрезвычайно чувстви-теленъ къ боли, но, попробовавъ пошевелить имъ, убедился, что онъ парализованъ.
— Ужъ не хотите ли вы сказать, что потеряли память?
— Вовсе нетъ. Я припоминаю все изъ моей прежней жизни, но безъ всякаго остраго чувства. Все до такой степени ясно у меня передъ главами, какъ будто происходило вчера, но чувства, возбуждаемый этими воспоминашями, такъ слабы, словно целое сто-лепе миновало въ моемъ сознанш, точно такъ же какъ оно миновало и въ действительности. Можетъ быть, и на это есть объяснение. Перемены въ окружающему подобно протекшему времени, имеютъ то дей-ств1е, что прошлое кажется отдаленнымъ. Когда я только что пробудился отъ транса, моя прежняя жизнь показалась мне вчерашнимъ днемъ, но теперь, ознакомившись со своей новой обстановкой, увидавъ громадный перемены, преобравовавппя м!ръ, я уже не нахожу более такимъ тяжелымъ—скорее нахожу легкимъ — сознавать, что я проспалъ целое столепе. Можно ли себе вообразить такую вещь:
207
прожить сто лЬтъ въ четыре дня? Право, у меня такое ощущен!е, какъ будто подобное случилось со мною, отчего моя прежняя жизнь представляется мнЬ такой отдаленной и фантастической. Какъ по вашему — возможно такое положеше?
— Я это понимаю, отвечала Эдиеь задумчиво — и, мнЬ кажется, мы всЬ должны радоваться, что это такъ—я уверена, васъ это спасетъ отъ многихъ страдашй.
— Вообразите себЬ, продолжалъ я — стараясь уяснить ей странность своего душевного состояшя— что человекъ впервые услышалъ о горестной для него утратЬ, много, много л'Ьтъ, быть можетъ, полъ-живни спустя посл^ того, какъ случилось собыйе. МнЬ кажется, его чувства были бы нЬсколько сходны съ моими. Когда я вспоминаю о моихъ друзьяхъ въ томъ прежнемъ Mipb, объ огорченш, которое они испытывали изъ-ва меня, то я ощущаю никакъ не силь* ное горе, а тихую печаль, какъ о несчастш, давнымъ-давно миновавшемъ.
— Вы еще ничего не разсказывали намъ о ва-шихъ друзьяхъ, молвила Эдиеь.—Многге ли грустили о васъ?
— Слава Богу, у меня было немного родныхъ, да и тЬ не ближе кувеновъ, отвЬчалъ я.—Но’было одно существо—не связанное со мной родствомъ, но дра-гоцЬннЬе для меня веЬхъ кровныхъ родныхъ. Она носила ваше имя. Она скоро должна была сделаться моей женой.
208
— Боже мой!... Боже мой! тихо вздохнула Эдиоь. Подумайте, какъ болело ея сердце!
Глубокое чувство этой кроткой девушки затронуло живую струну въ моемъ онемевшемъ сердце. Глаза мои, до техъ поръ остававппеся сухими, наполнились’давно желанными слезами. Когда я очнулся, я увидалъ, что она тоже плачетъ неудержимо.
— Да благословить васъ Богъ за ваше нужное сердце! сказалъ я.—Хотите видеть ея портретъ?
Маленыйй медальонъ съ портретомъ Эдиои вис-Ьлъ у меня на шее на золотой цепочке и пролежалъ на моей груди во все время моего долгаго сна; я снялъ его, открылъ и подалъ моей собеседнице. Она съ живостью взяла его, долго любовалась на прелестное -лвд^и поднесла портретъ къ губамъ.
знаю, что она была добра, прекрасна и вполне -эвелуживала вашихъ слезъ, но вспомните, что ея ’Сердечная печаль давно миновала и что самой ея не существуетъ уже около ста летъ. Действительно, это такъ. Какова бы ни была когда-то ея печаль, но вотъ уже целое столе™, какъ она перестала плакать; при этой мысли мой страстный порывъ улегся и я осушилъ свои слезы. Я горячо любилъ ее въ той,—другой своей жиз'йя, но съ тёхъ поръ прошло сто летъ! Не знаю, можетъ быть, найдутъ въ этомъ признаши недостатокъ чувства, но, я думаю, что никто не можетъ судить объ этомъ, такъ какъ врядъ кто либо пережилъ испыташе, подобное моему. L
209
' Мы уже собирались выдти изъ подземелья, какъ вдругъ глаза мои остановились на большомъ желйзномъ несгораемомъ шкафе, стоявшемъ въ углу. Обративъ на него внимаше моей спутницы, я сказалъ ей:
— Здесь была моя кладовая, точно такъ же какъ и спальня. Вонъ въ томъ несгораемомъ шкафе хранится несколько тысячъ долларовъ золотомъ. Еслибъ я зналъ, когда ложился спать въ ту ночь, какъ про-должителенъ будетъ мой сонъ, я все-таки былъ бы убежденъ, что это золото будетъ вернымъ обезпе-чешемъ для моихъ нуждъ во всякой страна и во всякую эпоху—какъ бы она ни была отдаленна. Что настанетъ время, когда оно утратить свою силу—
это я счелъ бы самой дикой фантаз!ей. А теперь я вдругъ пробуждаюсь здесь среди людей, у которыхъ за целую гору золота не достанешь и ломтя хлеба.
Какъ и следовало ожидать, мне не удалось убедить Эдиоь, что въ этомъ факт! много удивительц^гц.
— Да къ чему же и обменивать золото на хдФбть?-. спросила она простодушно. ДР*!
14
XXI.
Докторъ Литъ предложилъ мн'Ь посвятить следующее утро осмотру городскихъ школъ и лицеевъ, причемъ обещалъ выяснить мне по мере силъ систему народнаго образовали въ XX столепи.
— Вы увидите, сказалъ онъ мне, когда мы вышли изъ дому после завтрака, мнопя весьма важный разлишя между нашими методами воспиташя и вашими, но главная разница состоитъ въ томъ, что въ настоящее время все одинаково пользуются возможностью получить то высшее образование, которое въ вашу эпоху было доступно только безко-нечно малой доле населетя. Мы сочли бм, что нс достигли ничего такого, о чемъ стоитъ говорить, срав-нивъ только матер1альныя услов!я всехъ людей, еслибъ не установили этого равенства образовашя.
— Расходы должны быть громадны, ваметилъ я.
— Еслибъ- на это пошла половина всехъ дохо-довъ нащи, возразилъ д-ръ Литъ, мало того, весь доходъ, и Людямъ остались бы только средства къ
211
пропитанию, и тогда никто бы не возроптали, уо на самомъ деле расходы на образование десяти тысячи юношей не въ десять и даже не въ пять разъ значительнее расходовъ на образоваше одной тысячи. Принципъ, въ силу котораго все операцш въ обширность масштабе обходятся пропорщонально дешевле мелкихъ,- применяется и къ делу образо^ашя.
— Въ мое время лицейское или университетское образоваше стоило страшно дорого, сказалъ я.
— Если верить нашимъ историками, отвечали докторъ, то не воспиташе вь лицеяхъ, а господ-ствовавппя тамъ расточительность и несообразности стоили болыпихъ денегъ. Действительные же расходы вашихъ лицеевъ, повидимому, были очень невелики, и были бы гораздо меньше, еслибъ круги ихъ деятельности былъ шире. Высшее обр азованте въ наше время стоить такъ же дешево, какъ и низшее, такъ какъ преподаватели всехъ стей|||Й, подобно другими рабочими, получаютъ одинаковое содержите. Мы просто прибавили къ обычной системе обязательна™ образования, бывшей въ ходу въ Массачусете 100 летъ тому назади, съ ’полдюжины высшихъ классовъ, чтобы воспитывать юношей до 21 года и дать имъ образоваше, «достойное джентльмена», ^къ вы выпаялись, вместо того, чтобы выпускать ихъ на свотодУ въ 14—16 летъ безъ вся-каго умствецраго багажа, кроме грамоты и таблицы умножещя.
— Оставивъ въ стороне действительные расходы Ж 14*
212
на эти добавочные годы ученья, возразилъ я. мы не считали возмояшымъ отнимать такъ много времени у юношей, отрывая ихъ отъ промышленныхъ занятой. Мальчики изъ б!дн!Йшихъ классовъ обыкновенно принимались за работу съ 16-ти л!тъ и даже моложе и знали свое ремесло къ двадцати годамъ. В — Нельзя даже допустить, чтобъ вы достигали м<1тер1альвыхъ выгодъ, благодаря этой систем!, отв!-чалъ докторъ Литъ. — Образоваше д!лаотъ людей бол!е способными къ разнымъ отраслямъ труда, крон! самой грубой работы, и поэтому въ коротюй срокъ вознаграждаешь за время, потраченное на npi-обр’Ьтеше его.
— Крон! того, мы боялись, прибавилъ я, какъ бы высшее образоваше. д!лая людей способными къ выспшмъ ирофесйямъ, не возстановило ихъ протввъ ручпого труда всякаго рода.
- Таково было д!йств!е высшаго образовашя въ ваше время, какъ я читалъ, замЪтнлъ докторъ, и пе мудрено, потому что ручной трудъ означалъ сообщество съ грубымъ, нев!жественнымъ классомъ народа. Теперь н!тъ такого класса. Такое чувство нензб!жпо должно было существовать въ то время по той причин!, что всЬ люди, получавпие высшее образоваше, предназначались для высшнхъ професйй или праздности; а если чолов!къ съ высшимъ образе-вашемъ былъ не богатъ н не занимался высшей про-фесаей, то это служило доказательствоыъ обманутыхъ надеждъ, неудачи, признакомъ скор!е неспособности,
213
чГ.мъ превосходства. Теперь, конечно, когда высшее образоваше считается необходимыми человеку, просто чтобы жить безъ всяка го отношен in къ роду его эа-нят1й, получеше образован!я не можетъ повести къ подобнымъ выводамъ.
— Какъ бы то нн было, прибавилъ яг ник степень образованности не можетъ исцелить отъ
родной тупости или устранить природные умственные недостатки. Разве только средшй уровень способностей въ людяхъ сильно повысился противъ прежняго, иначе высшее образоваше, расточаемое массе населешя, должно въ большинстве случаевъ пропадать даромъ. Мы держались того шгёнш. что требуется некоторая доля воспршмчнвости къ образован! го, точно такъ же, какъ нужно известное плодо-род!е почвы для того, чтобы вознаградить за обработку.
— Ахъ, какъ я радь, что вы выбрали именно этотъ примерь, воскликнулъ д-ръ Литъ, я самъ непременно взялъ бы его для объяспеп!я совремеп-выхъ взглядовъ на образоваше. Вы говорите, что не стоить обрабатывать почву настолько безплодную, что ея произведения не вознаграждаютъ за ея воя-дЪлывашо. Темъ не менее и въ ваше время, и теперь возделывается много земли, не вознаграждающей
спопмц ^юх^^тами за обработку. Я говорю о садахъ, парках!, ту * .й ккхъ и вообще о такихъ участкахъ земли, кото. »<• б у »ви брошены на произволъ судьбы, заро-слпбыЪрw.ft в бурьяномъ, мозолили бы глаза своиыъ безобр4дии.> с доставляли бы одни неудобства. По-
214
этому ихъ возд!лываютъ, и хотя производительность - ихъ незначительна, однако въ широкомъ смысл! н!тъ земли, которая лучше бы вознаграждала за свою обработку. Такъ и съ мужчинами и женщинами, съ которыми иамъ приходится сталкиваться въ обще-lT»l’, голрсъ которыхъ постоянно звучитъ въ нашихъ уюахъ, поведете которыхъ всячески можетъ портить наши удовольствтя — в!дь эти лица въ сущности такъ же входятъ въ составъ нашей жизни, какъ воз-духъ, которымъ мы дышемъ, или друпе элементы, отъ которыхъ мы вависимъ. Еслибъ даже мы не им!лн средствъ вс!мъ доставлять образоваше, то намъ следовало выбирать скор!й натуры самыя грубыя и тупыя, нежели св!тлыя и способный для воспринят1я воспиташя. Субъекты, одаренные отъ природы умомъ н деликатностью, легче могутъ обойтись безъ вспомогательныхъ средствъ къ культур!, нежели мен!е счастливый натуры, лишенный при-родныхъ даровашй.
< Заимствуя фразу, часто употреблявшуюся въ ваше время, *мы сочли бы, что не стоить жить, еслибъ мы были окружены толпой нев!жественныхъ, грубыхъ Лгужчинъ н жепщинъ, какъ это и было съ немногими образованными людьми вашего времени. Можетъ ли челов!ку быть пртятно, если онъ, будучи н^ушенъ самъ, очутится въ вонючей толп!. Даже и дторц! онъ но можетъ быть доволенъ, если его окна Л|г!гъ четыре хъ сторонъ выходятъ на черные дворы? Но j тонне таково было положите вашихъ современниконъ, счи
215
тавшихся самыми счастливыми по отношение къ культу pt н утонченности. Я знаю, что бедняки и невежды завидовали богатымъ и культурнымъ людяыъ, но, по нашему мн1шго, культурные люди, при той жизни, которую они вели тогда, окруженные нечистотой п грубостью, едва ли были счастливее первыхъ. Культурный челов^къ въ вашемъ столетш находился въ положенш человека, погружоннаго по шею въ вонючее болото и утЪшающагося флакономъ съ духами. Теперь вы, вероятно, поняли, какъ мы смотрпмъ на этотъ вопросъ всеобщаго высшаго обравовашя. Ничто такъ не важно для человека, какъ иметь соседями развитыхъ, воспитанныхъ людей. Следовательно, для нашего же собственнаго спокойствия и счастья, на-ц'ш должна воспитывать вашихъ соседей. Еслн она этого не делаетъ, то ценность ея собственной образованности уменьшается для нея иа половину и ынопе нвъ вку-совъ, развитыхъ воспиташемъ, становятся положительно источниками страдания. Давать высшее образовало только некоторымъ, а массу оставлять совершенно невежественной, какъ вы это делали, значило открыть между ними пропасть, почти такую же, какая существуете въ природе между различными видами существъ, не имеющими ннкакихъ способовъ общешя. Что можете быть безчеловечне© такого эгонстическаго пользования образовашемъ? Правда, при всеобщемъ и равномерномъ распространении образования, различие между природными способностями того или другого человека остается попрежнему резко
216
обозначенным!., но уровень наиболее одаренныхъ значительно подымается. Животная грубость исчезаетъ. Веб прюбрбтаютъ влечен!е къ наукамъ, стремлеше къ умственнымъ интересамъ и преклоняются пе-редъ еще высшей культурой, недоступной имъ. Все стали способными въ большей или меньшей степени воспринимать наслаждешя и вдохнобешя утонченной общественной жизни. Изъ чего состояло культурное общество XIX столбя? Изъ немногихъ крохотныхъ оазисовъ въ обширной непрерывной пустыне. Про-порщя лицъ, способныхъ къ интеллектуальнымъ интересамъ или утонченному обращении, была такъ безконечно мала сравнительно съ массой ихъ со-временниковъ, что при общемъ взгляде на человечество едва заслуживаете даже упоминай! я. Одно какое нибудь поколенье .ныиешняго Mipa представляете собою болытй объемъ интеллектуальной жизни, чемъ былыхъ пять столбтШ.
— Есть еще одинъ пунктъ, о которомъ следуете упомянуть, перечисляя причины, почему такъ нужно всеобщее высшее образоваше, продолжалъ д-ръ Литъ, а именно—необходимость для грядущаго поколешя иметь образованныхъ родителей. Однимъ словомъ, су-ществуюте три главныхъ основашя, на которыхъ зиждется наша система народнаго образованья: во-пер-выхъ, право каждаго человека на самое законченное образоваше, какое только можетъ дать ему нащя, лично для него самого, чтобы онъ могъ пользоваться жизнью; во-вторыхъ, право его согражданъ на его образование,
t
а
Ma.
ГГ
f 217
какъ на yqjoBie, необходимое для того, чтобы они •могли наслаиваться его ебществомъ; въ-третьихъ, право будущаго поколешя иметь интеллигентныхъ и благовоспитанныхъ родныхъ.
Не стану, подробно описывать, чтб я вид'Ьлъ въ этотъ день въ школахъ. Такъ какъ прежде я мало интересовался педагогическими вопросами, то и не могъ делать интересныхъ сравнений. Кроме общедоступности какъ высшаго, такъ и низшаго образовали, я былъ более всего пораженъ той важной ролью, которую играло теперь физическое воспиташе: при общей оценке воспитанниковъ успехи въ гим-. настическихъ играхъ и упражнешяхъ ставились наравне съ успехами въ наукахъ.
— На школьномъ ведомстве, объяснилъ мне докторъ, лежитъ ответственность какъ за ду^пу, такъ . и за тело порученныхъ ему воспитанниковъ. Наивоз-можно высшее физическое ‘и умственное развипе— вотъ двойная цель курса, продолжающегося отъ 6-ти-летняго возраста до совершеннолетня.
Цветущей видъ молодежи въ школахъ произвелъ L • на меня сильное впечатлеше. Судя по моимъ преж-нимъ наблюден1ямъ, не только въ семье моего хозяина, но и на улице во время прогулокъ, я при-шелъ къ заключение, что Должно было произойти какое нибудь общее улучшеше въ физическомъ Co-Г. стоянш человечества, а теперь, сравнивая этихъ ’ статныхъ молодыхъ людей, этихъ свежихъ, цвету-Щихъ девушекъ съ молодежью, которую я видалъ
218
въ школахъ XIX столепя, я не могъ удержаться, чтобы не поделиться своимъ восхищетемъ съ д-ромъ-Литомъ. Онъ выслушалъ меня съ болыпимъ интере-сомъ.
— Ваше свидетельство по этому предмету имеетъ неоценимую важность. Конечно, мы предполагали, что должно было произойти улучшете, о которомъ вы говорите, но, разумеется, для насъ это было во-просомъ теоретическими Находясь въ такомъ исклю-чительномъ положеши, вы одни можете высказаться на этотъ счетъ съ авторитетомъ. Ваше мнете, высказанное публично, произведетъ глубокую сенсащю, уверяю васъ. Впрочемъ, было бы странно, еслибъ не произошло улучшешя въ расе. Въ ваше время богатство развращало одинъ классъ леностью и духа, и тела, между темъ какъ бедность подтачивала силы народной массы вследств!е переутомлетя, дурной пищи и за-раженныхъ грязныхъ жилищъ. Трудъ, взваливаемый на детей, и тяжести, налагаемый на женщинъ, ослабляли самые источники жизни. Теперь же, вместо всехъ этихъ пагубныхъ условй, все мы пользуемся благопр!ятными услов!ями физической жизни; дети тщательно питаются и пользуются самымъ лучшимъ уходомъ; трудъ, требуемый отъ всехъ, ограниченъ только перюдомъ цветущихъ физическихъ силъ, и никогда не бываетъ чрезмерно утомителенъ; насущный заботы о себе и своемъ семействе, тревога изъ-за куска хлеба, напряжете въ безпрестанной борьбе за существовате—все эти шпятя, когда-то такъ
219
губивтшя тело и духъ мужчинъ и женщинъ — теперь уже никому неизвестны. Разумеется, благодаря такой перемене, должно было произойти улучшеше расы, и мы знаемъ, что во многихъ спещал^ныхъ отношешяхъ оно действительно произошло. Напри-меръ, съумасшеств1е, такъ страшно распространенное въ XIX веке, какъ продуктъ вашего безумнаго образа жизни, почти что вывелось вместе со своей альтернативой —самоуб!й ств омъ.
XXII.
Мы условились встретиться съ дамами въ общей столовой къ об!у$. После обеда оне сейчасъ же удалились, будучи приглашены куда-то, и мы остались вдвоемъ. За виномъ и сигарами мы стали разбирать всевозможные интересовавппе меня вопросы.
— Докторъ, сказалъ я, между прочимъ — и въ нравственномъ- отношенш вашъ общественный строй таковъ, что было бы тупостью съ моей стороны не восхищаться имъ, особенно если сравнить его съ прежними порядками, когда либо существовавшими въ Mipt, а въ частности съ системой моего злополучнаго XIX столетая. Еслибъ я сегодня снова погрузился въ гициотическШ сонъ, такой же продолжительный, какъ •. и первый, а между темъ течете времени обернулось бы вспять, такъ что я очнулся бы опять въ XIX стол'Ьтш и разсказалъ бы своимъ друзьямъ, чтб я вид'Ьлъ, они непременно признали бы, что вашъ м1ръ—супцй рай порядка, справедливости и счастья. Но мои современники были очень практич-
221
ные люди, и выразивъ свое восхищеше по поводу Нравственной красоты и матер!альнаго великолешя системы, они принялись бы высчитывать на счетахъ и разспрашивать, какимъ путемъ вы добыли столько денегъ, чтобы вс'Ьхъ осчастливить; разумеется, чтобы обставить целую нащю такимъ комфортомъ—и даже роскошью, какге окружаютъ насъ—требуется гораздо больше богатства, нежели то, какое нащя производила въ мое время. И хотя я могъ бы объяснить имъ почти все гл^вныя черты вашей системы, но * на этотъ вопросъ не былъ бы въ состоянии ответить—а разъ я тутъ спасовалъ бы, они, какъ хо-poraie счетчики, пожалуй, сказали бы, что все это мне приснилось, и не поверили бы ничему. Я знаю, въ мое время обццй итогъ ежегоднаго производства нащи, распределенный съ полнейшей точностью поровну между всеми, далъ бы около 300—400 дол-ларовъ на человека, немногимъ более того, что нужно для удовлетворешя самыхъ насущныхъ потребностей •у жизни съ небольшимъ комфортомъ, или даже вовсе безъ всякаго комфорта. Какимъ же образомъ у васъ получается такъ много?
— Что-жъ, вопросъ вполне уместный, м-ръ Вестъ, отвечалъ докторъ, и я не удивился бы, еслибъ ваши, друзья, не получивъ на него удовлетвори-тельнаго ответа, объявили, что весь вашъ разсказъ Чистейппй вздоръ. Это такой вопросъ, на который ; Ж я не могу дать полнаго объяснения въ одинъ присесть, Яр что касается точныхъ статистическихъ данныхъ
222
для иллюстрацш моихъ общихъ положешй, то вы найдете ихъ въ книгахъ моей библ!отеки. Однако, было бы безжалостно поставить васъ въ неловкое положеше передъ вашими старыми знакомыми на тотъ случай, еслибъ осуществилась вайа фантазия, и я сообщу вамъ некоторый сведСшя. Начнемъ съ мелкихъ, невидимому, статей, по которыми мы дС-лаемъ, однако, болышя сбережешя сравнительно съ вами. У насъ н'Ьтъ ни нащональнаго, ни государственная, ни провинщальныхъ, ни городскихъ дол-говъ, и платить по нимъ проценты намъ не приходится. Н’Ьтъ у насъ никакихъ расходовъ по армш, флоту и милицш. Таможеннаго департамента неХ^-ществуетъ, точно также нСтъ целой толпы сборщи-ковъ податей. Что касается нашего. судебнаго и полицейская персонала, то контингента, существовавшая когда-то въ одной области, напримСръ въ Массачусетс, теперь болСе чСмъ достаточно на все государство; у насъ нСтъ цСлаго класса преступни-ковъ, посягающихъ на общественное богатство, какъ бывало у васъ. Число лицъ, болСе или менСе не-способныхъ къ работе вслЬдств!е физичвекихъ не-достатковъ—хромыхъ, больныхъ и калСкъ, составляв-шихъ въ ваше время такое, бремя для здоровыхъ тружениковъ, теперь, когда всС живутъ при благо-пр!ятныхъ услов!яхъ, сократилось до едва заметной пропорцш и съ каждыми новыми поколСшемъ становится все меньше и меньше. Другая статья сбережешя—это уничтожеше денегъ и множество
6
223 должностей, связанныхъ съ финансовыми операндами разнаго рода, благодаря которымъ въ прежнее время отрывали пфлую apMiro людей отъ полезныхъ заняий. Примите также во внимаше, что теперь совершенно вывелась трата средствъ страны на безумную личную роскошь—хотя, конечно, не слЬдуетъ преувеличивать значеше этой статьи. Опять-таки вспомните, что теперь Н’Ьтъ праздношатающихся—ни богатыхъ, •ни бЬдныхъ, Н’Ьтъ трутней.
Весьма важной причиной прежней бЬдности была громадная трата труда и матер!аловъ на домашнюю стирку бЬлья и стряпню, а также на безчислен-ныя работы, исполнявппяся отдЬльно для каждаго семейства, тогда какъ теперь мы примЬняемъ къ нимъ кооперативный принципъ. Но самой громадной экономш мы достигаемъ нынЬшней организащей нашей системы раздачи товаровъ—работа, исполнявшаяся когда-то лавочниками, купцами, владЬльцами оптовыхъ складовъ, съ ихъ безчисленными помощниками въ видЬ комиссюнеровъ, гуртовщиковъ, мелоч-ныхъ торговцевъ и разносчиковъ, агентовъ, стран-ствующихъ приказчиковъ и другихъ посредниковъ разнаго рода, съ необыкновенной тратой энерпи и силъ, при ненужныхъ перевозкахъ и безконечномъ переходЬ товаровъ изъ однЬхъ рукъ въ друпя—вся эта работа производится теперь при помощи одной десятой прежняго количества рукъ, причемъ ни одно колесо не поворачивается лишшй разъ. Вы уже ознакомились немного съ тЬмъ, что такое наша торговая
224
система. Наши статистики вычисляютъ, что одной восьмидесятой доли нашихъ рабочихъ достаточно для всей процедуры раздачи товаровъ, тогда какъ въ ваше время на это требовалось восьмой доли всего населешя, и такое громадное количество отнималось отъ контингента людей, .занимавшихся про-изводительнымъ трудомъ.
— Я начинаю понимать, замйтилъ я, откуда вы берете свое громадное богатство.
— Извините, отвечалъ д-ръ Литъ—но пока едва ли это совершенно ясно для васъ. Сбережетя, перечисленный мною до сихъ поръ, включая трудъ и ма-тер!алы, вместе взятыя, увеличили бы вашу прежнюю цифру ежегодныхъ доходовъ разве только на половину. Поэтому эти статьи почти не заслуживаютъ упоминашя въ сравнеши съ другими громадными убытками, которыхъ мы теперь не знаемъ, но которые неминуемо проистекали изъ того, что нащональная промышленность вся была отдана частнымъ пред-пр1ят1ямъ. Какъ бы ни были велики сбережешя, достигнутый вашими современниками по части потре-блешя продуктовъ, какъ бы ни были удивительны успехи механическихъ изобр’Ьтешй, вы все-таки никогда бы не могли вылезти изъ тины нищеты, покуда держались этой системы. Нельзя было выдумать системы, более разрушительной для утилизами человеческой энергш, и, къ чести человеческаго ума, надо вспомнить, что эта система никогда и не была придумана, а представляетъ лишь остатокъ
225
более грубыхъ в'Ьковъ, когда отсутств!е общественной организацш делало невозможной всякаго рода кооперацию.
— Готовь согласиться, сказалъ я, что наша промышленная система была очень дурна съ нравственной точки зрешя, но какъ простая машина для наживы, помимо всякихъ нравственныхъ соображе-Hifl, она казалась намъ превосходной.
— Какъ я уже говорюсь вамъ, возразилъ докторъ, предметъ этотъ слишкомъ обширенъ, чтобы основательно обсадить его теперь, но если вы действительно такъ интересуетесь, главными критическими возражешями, который мы, люди новаго века, д'Ьлаемъ противъ вашей промышленной системы, то я могу вкратце коснуться некоторыхъ изъ нихъ.
Убытки, являвппеся результатомъ того, что ведеше всехъ промышленныхъ делъ отдавалось въ руки неот-ветственныхъ частныхъ лицъ, между которыми не было ни взаимнаго понимашя, ни солидарности—были собственно четырехъ родовъ: во-порвыхъ, убытокъ отъ неудавшихся предпр!ят1й; во-вторыхъ, убытокъ отъ соперничества и взаимной вражды между промышленниками; въ-третьихъ, убытокъ отъ перюди-ческихъ избытковъ производства и кризисовъ съ наступавшимъ вследъ за нимъ застоемъ въ промышленной деятельности; въ-четвертыхъ, убытокъ отъ капиталовъ и труда, постоянно остававшихся безъ приложешя. Любого изъ этихъ четырехъ большихъ 15
226
недостатков!, даже если уничтожить друпе, было бы достаточно, чтобы разорить нащю.
Возьмемъ сначала неудачныя предпрйтя. Въ ваше время въ производстве и распре д'Ьленш товаров! не было ни солидарности, ни правильной организации, поэтому нельзя было знать въ точности, какой существует! спросъ на известный родъ продуктов! и какъ великъ размерь ихъ запасовъ. Следовательно, всякое предцр!ятае, затеянное частным! капиталистом!, было , всегда рискованным! опытомъ. Предприниматель, не имея возможности обозреть все поле производства и потреблешя—какь это делаетъ наше правительство — никогда не могь знать, чтб нужно народу, или каюя меры принимают! друпе капиталисты для снабжешя его теми или другими товарами. В! виду этого неудивительно, что шансы удачи даннаго торговаго дела часто бывали весьма слабы; мноне предприниматели, прежде чем! добиться успеха, по нескольку разъ терпели банкротство.— Представьте себе, что башмачникъ, на каждую удачную пару башмаковь, портил! бы кожу на 4—б паръ,—кроме потери времени на эти опыты, онъ имелъ бы такой же шансъ нажить богатстйо, какъ ваши современники съ ихъ системой частныхъ пред-npiflTifi, когда среднимъ числом! на каждое удачное предпр1ятче приходилось четыре-пять банкротств!.
Следующй громадный убыток! зависел! отъ кон-куренщи. Область промышленности была боевымъ полем!, обширным!, какъ м!ръ, где работники во
227
взаимной борьба тратили силы, который, еслибъ ихъ применить толково и согласно, какъ теперь, могли бы обогатить вс'Ьхъ. Никто никому не давалъ пощады въ этой войне—объ этомъ не могло быть и речи. Намеренно прокрасться въ известную область деятельности, разрушить предпр!ят!я техъ, кто овлад'Ьлъ ею раньше, съ темъ, чтобы основать свое собственное предщляме на развалинахъ чужихъ—всегда считалось подвигомъ, возбуждавшимъ общее восхищеше. Нисколько не будетъ фантастичнымъ сравнить этотъ родъ борьбы съ настоящей войной—люди испытывали те же душевный муки и физическ!я страдашя, какъ на войне, и нищета обрушивалась на побежденныхъ. Для человека современной эпохи ни одна черта вашего века не кажется столь поразительной съ пер-ваго взгляда, какъ тотъ фактъ, что люди, занимающееся одной и той же отраслью промышленности, вместо того, чтобы быть братьями, товарищами и сотрудниками для достижешя общей цели, смотрели другъ на друга, какъ на соперниковъ, на враговъ, которыхъ надо сокрушить и уничтожить. Это кажется намъ настоящимъ безумствомъ, сценой изъ съумасшедшаго дома. Но если взглянуть на это ближе, то оказывается, что это вовсе не такъ. Ваши современники, съ ихъ наклонностью перерезать другъ другу горло, прекрасно знали, что они делали. Производители XIX века не трудились сообща, подобно нашимъ, для содержашя общины, а каждый трудился въ отдельности для содержашя самого себя 15*
228
на счетъ общины. Если же, трудясь съ этой целью, онъ въ то же время увеличивалъ общее достоите, то это было простой случайностью. Обыкновенно только и было возможно пр!умножать свои собственный сокровища съ помощью пр1емовъ, вредныхъ для общаго бла-госостояшя. Злейшими врагами работника по необходимости являлись TaKie же, какъ онъ, работники въ его отрасли ремесла, ибо при вашей системе, делающей частную выгоду двигателемъ производства, чемъ меньше производилось предметовъ его специальности, тЬмъ это считалось желательнее для каждаго отдельна™ производителя. Интересы его требовали, чтобы этихъ предметовъ производилось не более того, сколько онъ можетъ доставить самъ. Постояннымъ его стре-млешемъ было забрать въ свои руки это производство, по мере возможности уничтожать и обезкура-живать всехъ стоящихъ на его пути. Когда она успе-валъ сокрушить всехъ? кого могъ, онъ принимался за другую политику, онъ старался соединиться съ теми, кого не могъ уничтожить, съ темъ чтобы отъ войны съ соперникомъ перейти къ войне съ публикой, на-значивъ наивысппя цены, кагая только можетъ вынести публика, прежде чемъ совершенно отказаться отъ товара за недоступностью ценъ. Постоянной мечтой промышленника XIX века—был<^ захватить въ свое ведете снабжеше публики известнымъ продук-томъ, необходимымъ для жизни, такъ чтобы онъ могъ держать публику на краю голода и требовать за все, что онъ поставляетъ, безумный цены неурожайныхъ
ч
229
годовъ. Вотъ, м-.ръ Весть, что называлось въ XIX в-Ьк'Ь системой производства. Предоставляю вамъ судить, не похожа ли она скорее на систему ограничешя производства? Когда нибудь на досуге я попрошу васъ засесть со мной въ кабинете и объяснить мне то, чего я никакъ не могъ понять, хотя много изучалъ этотъ предметъ—какъ это таюе разсудительные люди, какими кажутся ваши современники во многихъ отно-шешяхъ, могли поручить дело снабжешя общины такому классу, в^ интересы котораго входило морить ее голодомъ. Уверяю васъ, мы бол'Ье всего удивляемся не тому, что Mipb не сталъ богаче при этой системе, а тому, какъ онъ въ конецъ не разорился и не по-гибъ отъ нужды. Удивлеше наше еще усиливается, когда принять въ соображение другие крупные убытки, вытекавшие изъ этой системы.
Помимо напрасной траты капитала и труда вслед-CTBie того, что вся ваша промышленность получила ложное направлете и обратилась въ постоянную кровопролитную промышленную войну, система ваша была подвержена перюдическимъ потрясешямъ, одинаково угнетавшимъ какъ умнаго, такъ и глупаго, какъ победителя-разбойника, такъ и его жертву. Я разумею торговые кризисы, повторявппеся каждыя пять или десять летъ, губившие промышленность нащи, окончательно подрывая слабыя предпр!ятйя и парализуя более сильныя. За этими кризисами наступали пе-рйоды, часто дливппеся целые годы, такъ называемая застоя, когда капиталисты медленно соби-
230
рались съ силами, а трудящиеся классы голодали и бунтовали. Потомъ следовалъ опять коротк!й перюдъ благоденств1я, а эа нимъ опять криэисъ, опять долгие годы истощешя и застоя. По мере того, какъ раз- т, вивалась торговля, делая вместе съ темъ нащи более зависимыми другъ отъ друга, кризисы эти распространялись на весь лпръ, между т'Ьмъ какъ продолжительность и упорство сл'Ьдовавтпаго за ними перюда застоя увеличивались соразмерно съ областью, ( охваченной кризисомъ. Пропорщонально размножение I и усложнена отраслей м!ровой промышленности и возрастание вложенныхъ въ нихъ капиталовъ, эти катастрофы становились все чаще, и наконецъ дЬло дошло до того, что во второй половине XIX столейя на одинъ хороппй годъ приходилось по два дурныхъ, и вся промышленная система, развившаяся до небыва- j лыхъ размеровъ, грозила рухнуть подъ своей собственной тяжестью. После безконечныхъ разсуждешй ваши экономисты пришли къ неутешительному выводу, что невозможно предупреждать эти кризисы и совладать съ ними, какъ невозможно остановить засуху или ураганъ. Оставалось только терпеть ихъ, какъ не- ( избежное зло, а когда они минуютъ, приниматься за перестройку пошатнувшагося здашя промышленности, подобно тому, какъ жители страны, подвер- ' женной землетрясешямъ, сызнова воздвигаютъ свои | города на прежнемъ месте. ,
Что касается взглядовъ на причины разстройства въ промышленной системе, то ваши современники,
♦
231
несомненно, были правы. Причины эти крылись въ самомъ ея основами, и становились все более и более зловредными по мере того, какъ фабричное производство увеличивалось въ размерахъ и делалось сложнее. Одной изъ этихъ причинъ было отсутствге общаго руководительства различными отраслями промышленности и, следовательно, невозможность ихъ правильная и равномерная развитая. Результатомъ этого недостатка было то, чЯо производства безпре-станно то отставали другъ отъ друга, то преграждали другъ другу дорогу и упускали изъ виду свое отношеше къ спросу. Последшй не имелъ такого критергя, какой даетъ у насъ прочно организованное распределеше товаровъ, и первымъ предупрежде-шемъ, что въ известной отрасли производство превысило спросъ—являлся упадокъ ценъ, банкротство промышленниковъ, простановка производства, понижете заработной платы и увольнеше рабочихъ. Этотъ процессъ постоянно совершался во многихъ отрасляхъ промышленности даже въ такъ называемый хороппя времена, но кризисъ разражался только тогда, когда производство получало широкое разви-Tie: тогда рынки заваливались товарами, никому не нужными даже за безценокъ. Такъ какъ плата ра-бочимъ и барыши производителей этого товара сокращались или совершенно прекращались, то эти промышленники теряли свой торговый кредитъ, какъ потребители другихъ товаровъ, еще не переполнив-шихъ собою рынка, и вследств!е такого уменыпе-
232
н!я сбыта и эти товары начинали также искусственно скопляться, ц$ны ихъ также падали, а производители лишались заработка и средствъ къ жизни. Тогда-то кризисъ вступалъ въ полную силу, и ничто не могло остановить его, покуда не прибегли къ выкупу частныхъ предпргяпй въ казну.
Другая причина, также часто вызывавшая тяжелые кризисы и всегда ихъ обострявшая, это ваша система денежнаго обращешя и кредита. Пока производство находилось въ частныхъ рукахъ, деньги являлись необходимостью, и чтобы запастись всЬмъ нужнымъ, нельзя было обойтись безъ купли и продажи. Однако, и тогда понимали, что для обмана предметовъ продовольств!я, одежды и другихъ вещей можно обойтись и при помощи чисто условныхъ денежныхъ знаковъ. Проистекавшая отсюда путаница поняпй между товарами и денежными знаками вела къ систем^ кредита съ чудовищными иллюз1ями. Уже привыкнувъ брать деньги взамЪнъ товаровъ, народъ всл^дъ зат^мъ сталъ принимать всягая бумажки вместо денегъ и пересталъ вовсе за условными знаками искать изображаемый ими пред-метъ. Деньги еще представляли собой товаръ, но кредитъ былъ лишь знакомъ условного знака. Для серебра и золота, т. е. настоящихъ денегъ, существовала естественная граница, но для кредита не было пред’Ьловъ, и въ результат^ оказывалось, что размерь кредита, т. е. об'Ьщашй уплатъ деньгами, пересталъ быть пропорщональнымъ наличному ко
233
личеству денегъ и еще менее пропорщональнымъ количеству действительно существующихъ товаровъ. При такой систем^ частые и перюдичесюе кризисы являлись неизбежными въ силу закона, столь же неумолимаго, какъ тотъ, въ силу котораго рушится здание, где центръ тяжести находится выше точки опоры. Одна изъ важнейшихъ фикщй заключалась въ томъ, что только правительство и банки, уполномоченные на то правительствомъ, выпускали денежные знаки: но ведь всякЙ, предоставляюпцй другому лицу кредитъ хоть на одинъ долларъ, въ такой же степени участвовалъ въ выпуске денежныхъ зна-ковъ, которые не хуже другихъ раздували оборотъ до следующаго кризиса. Громадное развипе кредита было характерной чертой второй половины XIX сто-лет!я, и оно въ значительной степени объясняетъ почти бевпрестанные торговые кризисы, отличавппе зтотъ перюдъ. При всей ненадежности кредита вы не могли обойтись безъ него, потому что, за недо-статкомъ нацюнальной или общественной органива-щи капитала въ стране, это было единственное средство для сосредоточешя и направлешя капитала на промышленный предщйяия. И такъ, кредитъ спо-собствовалъ въ высшей степени увеличен!ю главныхъ опасностей системы частныхъ предпр!ят1й въ промышленности, давая возможность отдельнымъ от-раслямъ поглощать несоразмерный суммы изъ сво-бодныхъ капиталовъ страны и такимъ образомъ подготовлять бедств!е. Торговый пpeдпpiятiя всегда были
234
въ огромномъ долгу, должали другъ другу, и бан-камъ, и капиталистамъ; внезапное прекращеше кредита при первомъ признак^ кризиса обыкновенно еще ускоряло пссл^Ьдшй. Въ томъ-то и состояло несчастье вашихъ современниковъ, что имъ приходилось цементировать здаше своей промышленности такимъ ма-тер!аломъ, который при первой же случайности могъ въ любую минуту превратиться во взрывчатое вещество. Они были въ положеши человека, который, строя домъ, употребляетъ динамитъ вместо извести— ибо кредитъ нельзя сравнить ни съ ч^мъ инымъ. Если вамъ желательно знать, до какой степени легко было избежать этихъ торговыхъ катастрофъ и какъ всецЬло oni зависали отъ того, что промышленность была предоставлена частнымъ, неправильно органи-зованнымъ предпр!ят1ямъ, взгляните, какъ д^йствуетъ наша система. Излишекъ производства въ изв^ст-ныхъ отрасляхъ, что было главнымъ страшилищемъ въ наше время—теперь совершенно невозможенъ, потому что всл’Ьдств!е тесной связи между распред’Ь-лешемъ товаровъ и ихъ производствомъ предложеше такъ же относится къ спросу, какъ машина къ регулятору, управляющему ея ходомъ. Предположимъ даже, что всл,6дств1е ошибки въ разсчет4, въ из-вЪстномъ производств^ получится излишекъ товаровъ; следующее за симъ сокращеше или же совершенное прекращеше этого производства никого не ли-шаетъ работы. Свободные pa6onie немедленно нахо-дятъ заняие въ какомъ нибудь другомъ отд’Ьл’Ь об
*
235
ширной мастерской, потерявъ только немного времени на перемену занятай; что же касается скоплешя товара, то обороты нацш такъ велики, что всякое количество продуктовъ, выдЬданныхъ въ избытка, можетъ обождать, пока снова явится спросъ на этотъ товаръ. Въ случай излишка въ производств^, у насъ Н'Ьтъ—какъ у васъ бывало, сложной системы денеж-наго обращения и кредита, которая могла бы придти въ разстройство и въ тысячу разъ увеличить первоначальную ошибку. РазумЬется, не имЬя денегъ, мы не имЬемъ и кредита. ВсЬ наши смЬты непосредственно имЬютъ дЬло съ вещами реальными— мукой, желЬзомъ, деревомъ, шерстью и трудомъ, для которыхъ деньги и кредитъ служили у васъ весьма обманчивыми представителями. Въ нашихъ разсчетахъ не можетъ быть ошибокъ. Изъ годового производства высчитывается количество, нужное для продо-вольств1я нацш, и вычисляется трудъ, требуемый для снабжешя нацш на слЬдуюпцй годъ. Остатокъ материала и труда легко можетъ быть употребленъ на разныя улучшешя. Если урожай плохъ, то излишекъ за этотъ годъ меньше—вотъ и все. КромЬ такйхъ незначительныхъ случайныхъ послЬдств1й естествен-ныхъ причинъ, не бываетъ другихъ колебашй въ дЬ-яовомъ Mipt; матер1альное благосостояше нацш развивается непрерывно изъ поколЬшя въ поколЬше, подобно рЬкЬ, постоянно расширяющейся и углубляющейся.
— Однихъ вашихъ торговыхъ кризисовъ, мистеръ
236
Весть, продолжалъ докторъ, какъ и любого изъ упо-мянутыхъ мною громадныхъ убытковъ, было достаточно, чтобы держать васъ въ постоянномъ угнетении; но я еще не говорижь о другой важной при-чин’Ь вашей бедности, о бездййствш большей части вашего капитала и труда. У насъ это д4ло админи-страцш—не давать залеживаться ни одной унцш свободная капитала и труда. Въ ваше время не было общая контроля ни надъ капиталомъ, нинадъ тру-домъ, и значительная доля и того, и другого не находили себ'Ь прим'Ьнешя: «Капиталь, говорили вы,— по природ^ своей робокъ», да какъ же и не быть робкимъ въ такую эпоху, когда существовала большая вероятность, что всякое частное дело окончится неудачей? Не бывало еще такого времени, когда, при условш полной гарантш, капиталь, вложенный йъ производительное промышленное предпр!ят1е, не воз-расталъ бы въ значительной степени. Пропорщя капитала, пущенная въ оборотъ, подвергалась постоян-нымъ колебашямъ отъ совершенно постороннихъ при-чинъ, въ зависимости отъ того—увеличивался или уменьшался рискъ, такъ что вклады въ нащональ-ное производство были различны въ разные годы. Но по той же причине, что размерь капитала, затрачиваемая во времена особенно ненадежный, былъ гораздо меньше, чемъ въ не столь опасный времена—значительная доля его оставалась вовсе безъ употреблешя, ибо рискъ, связанный съ частными
предщяямями, былъ всегда очень великъ даже въ самыя лучппя времена.
Кроме того, надо заметить, что крупные капиталы, искавппе дела тамъ, где была обезпечена почти полная безопасность, сильно растравляли конкуренцию между капиталистами, лишь только открывалось многообещающее предиртятле. Бездейств1е капитала—результата его осторожности,'разумеется, вызывало и бездейств!е труда въ соответствующей степени. Помимо этого, всякая перемена въ ведеши дела, малейшее изменеше въ условгяхъ торговли или производства—ужъ не говоря о безчисленныхъ торговые банкротствахъ, происходившихъ ежегодно, даже въ лучппя времена—постоянно лишали заработка массу людей на недели, месяцы и даже на целые годы. Множество этихъ искателей работы без-престанно скитались по стране, становясь совреме-немъ профессиональными бродягами, а потомъ и преступниками. «Дайте намъ работы!» кричала целая арм1я незанятыхъ рабочихъ почти во всякое время, но въ перюды застоя въ торговле и промышленности эта арм!я разросталась въ настоящую орду, такую громадную и отчаянную, что угрожала прочности государства. Можно ли себе представить более убедительное доказательство нелепости системы част-ныхъ предпр!ят!й для обогащешя нащи—какъ тотъ факта, что въ перюдъ такой всеобщей бедности и нужды—капиталистамъ приходилось душить другъ друга, чтобы найти возможность надежно пристроить
238
свой капиталь, a рабоч1е бунтовали и поджигали, потому что не могли найти работы?
— Прошу васъ иметь въ виду, м-ръ Вестъ, про-должалъ докторъ, — что приведенные мною пункты указываютъ на преимущества нащональной организации промышленности только съ отрицательной стороны, выясняютъ некоторые роковые недостатки и чудовищный нелепости, присутщя системе частной предпршмчивости и несуществующая у насъ. Одного этого, согласитесь, было бы достаточно, чтобы объяснить, почему нащя настолько богаче теперь, чем* въ ваше время. Но я еще почти не касался самой важной стороны преимущества нашей системы надъ вашей, такъ сказать, положительной стороны ея. До-пустимъ даже, что въ системе частныхъ предпр1яйй нетъ тЬхъ громадныхъ промаховъ, о которыхъ я упоминалъ; что не бываетъ убытковъ вследств!е ложно-направленнаго труда, по причине ошибочнаго опредЪлешя спроса и невозможности окинуть общимъ взглядомъ всю область промышленности. Допустимъ также, что конкуренщя не причиняла нейтрадизацш . и безполезнаго удвоешя труда, допустимъ, что тор-говыя паники и кризисы не вызывали разорешя вследств1е банкротствъ и продолжительных!, переры-вовъ въ производств'!!, что беэдейств!е капитала и труда не приносило такого вреда. Предположимъ, все это зло, неизбежное при веденш промышленности капиталами, находящимися въ частныхъ рукахъ, устранено какимъ нибудь волшебствомъ и система
239
все-таки сохранилась; даже и въ этомъ случай превосходство результатовъ, достигнутыхъ современной i промышленной системой подъ нацюнальнымъ контро-' лемъ, оказалось бы подавляющимъ.
Даже въ ваше время было нисколько довольно t больших^ ткацкихъ мануфактуръ, хотя ихъ, конечно, . нельзя сравнивать съ нашими. Безъ* сомн’Ьшя, вы сами бывали на этихъ громадныхъ фабрикахъ, кото-, рыя покрывали Ц'Ьлые акры земли, давали занятое ' тысячамъ рабочихъ и соединяли подъ одной кровлей, подъ однимъ управлешемъ сотни разнообразныхъ г • процессовъ—скажемъ, наприм^ръ, для выделки изъ
Шк тюка хлопчатой бумаги куска глянцовитаго колен-* кору. Вы, вероятно, любовались громадной эконом!ей труда и механической силы, благодаря доведенному « ’ до совершенства взаимод^йств!ю. каждаго колеса, | / каждой руки. Безъ сомнЬшя, вамъ приходило въ го-s' . лову, насколько меныпихъ результатовъ достигъ бы " тотъ же контингента рабочихъ фабрики, если бы они ДГ были разбросаны и трудились каждый самъ по ce6t. |lf Не сочтете ли вы преувеличешемъ, если я скажу, что максимумъ производительности этихъ рабочихъ, тру-Ж* дящихся враздробь, какъ бы ни были дружелюбны .*ихъ отношешя, увеличится не на нисколько процен-BF. товъ, а въ нисколько кратъ, если ихъ трудъ будетъ организованъ подъ единымъ управлешемъ? Вотъ fe ^. такъ-то, м-ръ Веста, организащя промышленности ЪвИащи подъ однимъ управлешемъ, при чемъ всЬ про-Кцессы ея прилажены другъ къ другу, умножила об
240
щее производство свыше того, что могло быть сделано при прежней систем^ (даже если исключить упомянутый четыре причины убытковъ), въ такой же пропорцш, какъ производительность фабричныхъ рабочихъ увеличилась, благодаря кооперации. Рабочая силы нацш подъ тысячеголовымъ предводительствомъ частнаго капитала—даже если вожаки не враждуютъ между собой—сравнительно съ тЬми результатами, которыхъ они достигаюсь подъ начальствомъ единаго главы, могутъ быть уподоблены военной сил'Ь черни / или варварской орды подъ предводительствомъ тысячи мелкихъ вождей въ сравненш съ силой дисциплинированной армш подъ начальствомъ одного пол- * ководца—такой боевой машины, иаприм’Ьръ, какъ германская арм!я во времена фонъ-Мольтке.
— ПослЪ того, что вы разсказали, зам’Ьтилъ я— я не столько удивляюсь тому, что нащя богаче преж-няго, а тому, что всЪ вы не превратились въ Кре-зовъ.
— Ну, намъ довольно хорошо живется, отвечалъ докторъ Литъ.—Нашъ образъ жизни роскошенъ, какъ только можно желать. Соперничество въ роскоши на-показъ, которое въ ваше время вело къ сумасброд-ствамъ, не им^ющимъ ничего общаго съ комфсртомъ, конечно, вывелось въ обществ^ людей, пользующихся равными средствами къ жизни, и наше честолюб!е ограничивается окружающей обстановкой, понятно способствующей наслаждешю жизнью. Въ самомъ д^л4, мы могли бы получать гораздо болЗзе круп-
241 z
ные доходы каждый въ отдельности, если бы мьа пожелали употребить такимъ образомъ излишекъ нашего производства; но мы предпочитаемъ тратить его на общественный здашя и удовольств!я, которыми все могутъ пользоваться — на общественный залы, картинныя галереи, мосты, статуи, пути сообщешя, на украшеше нашить городовъ, грандюзныя музыкальный и театральный представлешя и на доставлеше народу увеселешй въ обширныхъ размерахъ. Вы еще пока не знаете, какъ мы живемъ, м-ръ Вестъ. Дома у насъ только комфортъ, но великолеше нашей жизни проявляется въ общественной стороне ея, и мы де-лимъ его со всеми нашими братьями. Когда вы ознакомитесь ближе съ этой жизнью, вы увидите, куда идутъ деньги — какъ вы выражались и надеюсь, вы согласитесь, что мы хорошо делаемъ, тратя ихъ такимъ образомъ.
— Я полагаю, заметилъ д-ръ Литъ — когда мы шли домой изъ общей столовой — что никакое за-мечаше не обидело бы такъ сильно людей вашего века, поклонявшагося богатству, какъ увереше, что они не умели наживать денегъ. А между тфмъ та-ковъ именно приговоръ, произнесенный надъ ними HCTopiefl. Ихъ система неорганизованныхъ и вра-ждебныхъ другъ другу отраслей частной промышленности была настолько же нелепа въ экономиче-скомъ отношенш, насколько чудовищна въ нравствен-номЪ отношенш. Эгоизмъ былъ ихъ единственной наукой, а въ промышленномъ производстве эгоизмъ— 1&
242
•самоуб!йство. Конкуренция — последств!е эгоизма— есть только другое назваше для расточенш силъ, между т’Ьмъ какъ въ объединен’ш ихъ кроется весь секретъ успеха въ каждомъ предпр!ят1и. Только когда стремлеше къ увеличение личныхъ сокровищъ уступить место идее объ увеличенш общаго благосостояния, тогда и можетъ осуществиться объеди неше промышленнаго производства и начаться действительное прюбретеше богатствъ. Даже если бы принципъ равнаго для всехъ людей у частая въ ма-тер!альномъ благосостоянш не былъ единственной гуманной и рацюнальной основой общества' мы все-таки держались бы его, какъ самаго удобнаго въ экономическомъ отношенш, въ виду того, что покуда не будетъ подавлено разлагающее вл!яше эгоизма, немыслима истинно-единодушная совместная деятельность всехъ и каждаго.
ххш.
Вочеромъ, когда мы съ Эдиеью сидели въ концертной комнате, слушая некоторый пьесы репертуара, привлекала мое внимаше, я воспользовался антрак-томъ, чтобы сказать ей:
— Мне хотелось бы задать вамъ одинъ вопросъ, но боюсь, что вы найдете его нескромнымъ.
— Я совершенно уверена, что этого не можетъ быть, отвечала она съ ободряющей улыбкой.
— Я нахожусь въ положены человека, продол-жалъ я, который, подслушавъ обрывокъ разговора, не предназначавшагося для него, но темъ не менее какъ будто о немъ, им^етъ дерзость явиться къ говорившему, чтобы выведать конецъ разговора.
— Вы что-то подслушали? повторила она въ не-доум’Ьши.
— Да, но совершенно невольно, какъ вы сами убедитесь.
— Это очень загадочно, отвечала она.
— До такой степени загадочно, сказалъ я, что
16*
244
я часто сомневался, въ самомъ ли Д'ЬлЗ; я слы-шалъ то, о чемъ хочу спросить васъ, или все это мне почудилось. Объясните мне сами. Дело вотъ въ чемъ: когда я проснулся после столетняго сна — первое мое сознательное впечатлеше были звуки го-лосовъ, разговаривавшихъ вокругъ меня; — какъ я впоследствш узналъ, это £ыли голоса вашего отца, вашей матери и вашъ. Прежде всего, какъ мне помнится, голосъ вашего отца произнесъ: «онъ сейчасъ откроетъ глаза. Лучше, если онъ увидитъ сперва только одного изъ насъ». Тогда вы сказали, если только это мне не приснилось: — «Обещай мне, что не скажешь ему». Отецъ вашъ какъ будто, колебался, прежде чемъ дать обещан!е, но вы настаивали, вмешалась ваша мать и онъ обещалъ.^огда я открылъ глаза, я увиделъ только его одного.
Я говорилъ совершенно серьезно, что не былъ уве-ренъ — во сне ли мне приснился весь этотъ разго-воръ или я действительно слыпталъ его? — до такой степени мне казалось непонятнымъ, чтобы эти люди что нибудь знали обо мне, современнике ихъ прадедовъ, которыхъ я даже не зналъ. Но когда я заметилъ, какъ слова мои подействовали на Эдиеь, я убедился, что это не былъ сонъ, а какая-то новая тайна, еще более загадочная, чемъ все проч! я, пережития мною. Съ тйхъ поръ, какъ объяснилось, чтб именно я хочу спросить ее, девушка‘видимо пришла въ сильнейшее смущеше. Глаза е#, обыкновенно так1е открытые и ясные, опустились передъ моимъ
245 t
взглядомъ, а лицо вспыхнуло румянцемъ отъ лба до шеи.
— Извините меня, началъ я, оправившись немного отъ удивлешя, вызваннаго страннымъ эфек-томъ моихъ словъ; кажется, въ самомъ деле, это не былъ сонъ. Тутъ кроется какая-то тайна обо ишЬ; вы что-то скрываете отъ меня. Не пагодите ли' вы немного жестокимъ скрывать отъ человека въ моемъ положенш какая либо обстоятельства, касаюпцяся его?
— Это не касается васъ, то есть не касается непосредственно.—Въ сущности... это не о васъ, прошептала она едва слышно.
• — Но все-таки это относится ко мне такъ или
иначе, настаивадъ я.—Наверное, мне интересно это узнать? . •
— Я даже и этого не могу сказать, отвечала она, отважившись заглянуть мне въ лицо, но при этомъ опять покраснела, какъ маковъ цветъ; легкая улыбка, 'промелькнувшая у нея на губахъ, позволяла догадываться, что положеете не лишено юмора, не смотря на всю его неловкость. Да, я даже не уверена, что это интересно для васъ, повторила*она.
— Вашъ отецъ сказалъ бы мне непременно, за-метилъ я укоризненно.—Это вы запретили ему. Онъ находилъ, что мне следуетъ знать.
Она не отвечала. Въ своемъ смущенш она была такъ очаровательна, что меня разбирало желаете продлить положеете не столько ради моего любопытства, сколько для того, чтобы немного помучить ее.
246
— И такъ, я никогда не узнаю? Вы никогда мне не скажете? добивался я.
— Это зависитъ... отвечала она после долгаго ко-лебан!я.
— Отъ чего зависитъ?
— Ахъ, вы требуете слишкомъ многаго! - воскликнула она.
ЗатЪмъ, поднявъ на меня свое раскрасневшееся лицо съ непроницаемымъ взоромъ и улыбкой. на устахъ, что делало ее неотразимой—она продолжала:
— А что вы скажете, если я вамъ сообщу, что это зависитъ... только отъ васъ?
— Отъ меня? отозвался я.—Быть не можетъ!
— Мистеръ Вестъ, мы лишаемъ себя удовольствия слушать прелестную музыку — былъ ея ответь на мое восклицате, и, повернувшись къ телефону, она движешемъ пальца наладила его такъ, что комната наполнилась звуками мечтательнаго адажю. После этого она все время старалась, чтобы музыка не давала намъ возможности продолжать разговоръ. Она отворачивала отъ меня лицо и делала видъ. что со внимашемъ слушаетъ арш—Йо что это было притворствомъ, доказывала яркая краска, разлившаяся по ея- щекамъ.
Когда, наконецъ, она вылазила предположеше, что я достаточно наслушался музыки, и мы встали, чтобы уйти, она прямо подошла ко мне и сказала, не подымая глазъ:
— М-ръ Вестъ, вы говорите, что я была добра къ вамъ; если вы действительно такъ думаете, то
247 ,
прошу васъ, обещайте мне никогда более не настаивать, чтобы я сообщила вамъ то, что вы спрашивали Тиеня; обещайте, что вы даже не будете стараться выведать это отъ кого нибудь другого—на-примеръ, отъ моего отца. или матери.
На такую просьбу возможенъ былъ лишь одинъ отв'Ьтъ.
— Простите, что я огорчилъ васъ, *сказалъ я.— Разумеется, я обещаю. Никогда бы я не сталъ васъ раз спрашивать, еслибъ могъ подумать, что это раз-строитъ васъ. Вы упрекаете меня за мое' любопытство?
— Я нисколько не упрекаю васъ.
— А когда нибудь, прибавйлъ я, если я не буду надоедать вамъ, вы мне скажете все, по собственному желанно. Могу я на это надеяться? -
— Можетъ . быть, прошептала она. * — Только можетъ быть?
Поднявъ глаза, она окинула меня быстрымъ, глу-бокимъ взглядомъ.
— Да, сказала- она, я думаю, что могу сообщить вамъ это—когда нибудь.
Этимъ и кончился нашъ разговоръ, она не дала мне прибавить ни слова.
Въ эту ночь, не думаю, чтобы даже доктору Пилльсбюри удалось усыпить меня до самаго раз-света. За последше дни я привыкъ къ тайнамъ, но ни одна не была для меня такой увлекательной, такой загадочной, какъ последняя, решенгя которой
, 248
Эдиеь Литъ запретила мн1; добиваться. Это была двойная тайна. Во-первыхъ, какъ могло случиться, что она знаетъ какой-то секретъ про меня*, незнакомца, выходца изъ чуждаго ей вЪка? Во-вторыхъ, еслибъ даже она знала что нибудь подобное—какъ объяснить волнеше, которое она сама испытывала при одномъ намека на это? Есть задачи таюя мудреный, что нельзя даже приблизительно подыскать имъ объяснеше, и это была одна изъ такихъ. Всегда я былъ человекъ слишкомъ ирактическаго склада, чтобы терять попусту время на разр^шеше непонятныхъ загадокъ. Но трудность загадки, воплощенной въ прекрасной молодой Д’Ьвушк’Ь—еще уси-ливаетъ ея обаяше." Вообще дЬвЩйй румянецъ говорить почти всегда одно и то же молодымъ людямъ всЪхъ временъ и народовъ—но съ моей стороны было бы непозволительнымъ фатовствомъ дать такое объяснеше румянцу и смущешю Эдиеи, принимая во внимаше мое положеше, непродолжительность нашего знакомства, а еще бол’йе тотъ фактъ, что тайна уже существовала ранЪе моего пробуждешя. А все-таки она—ангелъ, и я не былъ бы Молоды мъ челов^комъ, еслибы разсудительность и здравый смыслы могли отогнать отъ меня розовыя грезы въ эту ночь.
XXIV.
Утромъ я сошелъ внизъ пораньше, въ надежде видеться съ Эдиеью наедине, но обманулся въ раз-счете. Нигде не находя ее въ доме, я отправился искать ее въ саду—но и тамъ ея не было. Кстати, бродя по аллеямъ, я зашелъ въ подземную комнату и присблъ тамъ отдохнуть. На столе посреди комнаты лежало нисколько перюдическихъ издашй и газётъ.
Думая, что доктору интересно будетъ просмотреть бостонскую газету 1887 года, я захватить съ собою одинъ изъ листковъ.
За завтракомъ я встретился съ Эдиеью. Она покраснела, здороваясь со мной, но вполне владела собой. Пока мы еще сидели за столомъ, докторъ Литъ забавлялся просмотреть газеты, принесенной мною. Въ ней, какъ и во всехъ издашяхъ этой эпохи, очень много говорилось о рабочихъ смутахъ, ста-чкахъ, забастовкахъ, о программахъ рабочихъ парий, объ угрозахъ анархистовъ.
250
— Кстати, замФтилъ я, когда докторъ прочелъ намъ вслухъ нисколько статей—какое участие принимали красные въ водвореши новаго порядка вещей? За последнее время моей тогдашней жизни они порядочно бушевали.
— Конечно, имъ ничего не оставалось делать, какъ препятствовать реформе, отвечалъ докторъ. Они и исполняли это съ успехомъ, покуда существовали, потому что въ конце концовъ ихъ речи такъ опротивели народу, что онъ уже не хотФлъ выслушивать даже самыхъ разумныхъ проектовъ сощальной реформы. Выдача субсидШ этимъ молодцамъ—вотъ одна .изъ самыхъ хитрыхъ меръ со стороны противниковъ реформы.
— Субсидй! воскликнулъ я съ изумлешемъ.
Разумеется, отвечалъ докторъ.—Теперь уже историки не сомневаются, что крупный монополш платили имъ, чтобы они кричали о поджогахъ, о разграблении и взрывахъ, съ целью запугать трусли-выхъ людей и помешать настоящимъ реформамъ. Меня удивляетъ всего болфе, какъ это вы попадали въ ловушку, ничего не подозревая.
— Каюя же вы имеете основашя думать, что красные получали субсидш? осведомился я.
— Но ведь они должны были видеть, что ихъ образъ действ1я возбуждаетъ противъ ихъ дела тысячи враговъ на каждаго приверженца. Не верить, что они наняты для этого дела, значило бы считать ихъ просто съумасшедшими. Въ Соединенныхъ Шта-
251
тахъ ни одна парт!я не можетъ разумно ожидать проведенгя своихъ идей, не Заручившись прежде всего сочувств!емъ большинства нащи, какъ сделала нащональная парня. •
— Нащональная пария! вскричалъ я.—Должно быть она возникла уже послЬ меня. Полагаю, это одна изъ рабочихъ парий. «
— О, н’Ьтъ, возразилъ докторъ.—Рабочая парни, въ качестве таковыхъ, никогда не могли бы исполнить что либо въ широкомъ масштабЬ и на проч-номъ основами. Для цЬлей нащональныхъ въ широкомъ смыслЬ, ихъ основы, направленный къ простой организащи класса, были черезчуръ узки. Лишь тогда, когда переустройство промышленной и сощальной системы на бол-Ье высокомъ, нравственномъ основа-ши было признано необходимымъ въ интересахъ не только одного класса, но всЬхъ классовъ вообще— бЬдныхъ й богатыхъ, культурныхъ и невЬжествен-. ныхъ, старыхъ и молодыхъ, слабыхъ и сильныхъ, мужчинъ и женщинъ—тогда только стало возможнымъ привести это преобразоваше въ исполнеше. Нащональная парня принялась осуществлять эту задачу при.помощи политическихъ средствъ. Вероятно, она присвоила себЬ это назваше потому, что цЬль ея была нащонализировать функщй производства и распре’дЬ-лешя товаровъ. Действительно, имя самое подходя-. щее, такъ какъ задача ея была—осуществить идею о , нащи во всемъ ея величш и полнотЬ, еще не бы-валыхъ до тЬхъ поръ—не въ видЬ ассощащи лю-
0 252
ДвЙ, соединившихся ДЛЯ ИВВЪСТНЫХЪ чисто полити-ческихъ ц1злей, лишь отдаленно и поверхностно касающихся ихъ счастья, но въ вид'Ь семьи, прочнаго жизбеннаго союза, могущественна™, исполинскаго древа, листья котораго представляютъ собой на-родъ, питаемый его корнями и питаюшдй его въ свою очередь. Самая патрютическая изъ всЬхъ возмож-ныхъ парий, она старалась осуществить патрютизмъ на д’Ъл'Ь и изъ простого инстинкта возвысить его до степени разумной преданности, сд'Ьлавъ изъ родной земли—настоящее «отечество», которое бы питало на-родъ, а не только служило для него кумиромъ, ради котораго онъ готовь умереть.
XXV.
Прелестный образъ Эдиеи Литъ, весьма естественно, долженъ былъ произвести на меня сильное впечат-леше съ того самаго момента, какъ я нежданно-негаданно очутился гостемъ въ доме ея отца; но после случившагося вчера вечеромъ можно было ожидать, что я- еще более прежняго буду занять мыслями о ней.- Съ самаго начала меня поразило ,въ ея лице выражеше безмятежной искренности и наивнаго пря-. модуппя, более свойственнное благородному, невин- , ному мальчику, нежели какой либо изъ знакомыхъ • мне д’йвушекъ. Любопытно мне было узнать, насколько эти милыя качества присущи ея натура и насколько они зависятъ отъ перем^нъ въ сощаль-номъ положенш женщины, совершившихся -за последнее столе™. Воспользовавшись удобнымъ слу-чаемъ, когда я остался наедине съ докторомъ, я на-велъ разговоръ на эту тему.
— Я полагаю, что въ настоящее время женщины, ' освобожденный отъ бремени домашней работы, не
_ 254
им'Ьютъ другихъ заняпй, кроме заботь о своей наружности и о своей гращи.
— Что касается насъ, мужчинъ, отвечалъ докторъ, то мы, въ сущности, находимъ, что женщины достаточно потрудились въ прежнее время и теперь могли бы ограничиться только заботами о своей красоте, но, будьте уверены, он! слишкомъ умны, чтобы согласиться жить на счетъ общества за то только, что оне служатъ его украшешемъ. Правда, оне горячо приветствовали свое освобождеше отъ хозяйственныхъ работъ, потому что это было не только чрезвычайно утомительно само по себе, но и являлось совершенно напрасной тратой силъ и энергш, сравнительно съ кооперативной системой. Но оне согласились на освобождеше отъ этого рода труда лишь подъ услов!емъ, чтобы оне могли помогать въ другомъ, более произ-водительномъ и Сюлее пр!ятномъ труде, для общаго блага. Наши женщины, точно такъ же какъ и мужчины—члены промышленной армш и покидаютъ ее лишь для исполнешя своихъ материнскихъ обязанностей. Въ результате получается, что большинство женщинъ, въ разное время своей жизни, служатъ въ промышленной армш отъ 5 до 10 и даже 15 летъ, а бездетный—выслуживаютъ даже полный срокъ.
— И такъ, женщине нетъ надобности оставлять промышленную службу по вступленья въ бракъ? осведомился я.
— Никакой надобности, точно такъ же какъ мужчине, отвечалъ докторъ.—Да скажите ради Бога, для
255
чего ей и оставлять службу? У замужнихъ женщинъ нетъ теперь хозяйственныхъ хлопотъ и ответственности, какъ вамъ известно, а мужъ не малый ребе-нокъ, чтобы о немъ нужно было постоянно заботиться.
— Одной изъ самыхъ прискорбныхъ сторонъ нашей цивилизацш было то, что мы обременяли женщинъ трудомъ, сказалъ я, но, мне кажется,* вы сами требуете отъ нихъ еще болыпаго, чемъ мы.
Докторъ ЛиТъ усмехнулся.
— Въ самомъ деле, мы требуемъ отъ нихъ труда, точно такъ же какъ и отъ мужчинъ. Однако, жен- ' щины нашего века очень счастливы, между темъ какъ женщины XIX века, -если верить свидетельству ихъ современниковъ, были очень жалки. Причина того, что нынешшя женщины, сделавшись настоящими сотрудницами мужчины, въ то же время счастливы, въ сущности очень простая: мы относительно ихъ труда, какъ и мужского, держимся принципа предост^влешя каждому того рода занят!й, къ которому онъ наиболее способенъ. Такъ какъ женщины слабее мужчинъ и притомъ не годятся для некоторыхъ спёщальныхъ промысловъ, то сообразно съ этимъ имъ и выбираются подходящая занят!я. . Самыя тяжелыя работы всюду оставляютъ мужчи-намъ, а мелгая заняпя женщинамъ. Ни при какихъ обстоятельствахъ женщин^ не позволяется исполнять такую работу, которая выше ея силъ и не подходить къ ея полу. Кроме того, рабоч!е часы для женщинъ гораздо короче—имъ предоставляются частыя
256
вакащи и приняты самыя заботливым меры о томъ. чтобы он'1; пользовались отдыхомъ, когда это имъ необходимо. Мужчины нашего века отлично сознаютъ, что красота и гращя женщины составляю™ главную утеху ихъ жизни, гл’авный стимулъ, воодушевляю-шДй ихъ къ труду, и если позволяю™ женщинамъ работать, то только вследств!е признаннаго факта, что известная доля правильнаго посильнаго труда очень здорова для тела и души въ перюдъ расцвета физиче-скихъ силъ. Мы уверены, что цветущее здоровье, которымъ отличаются наши женщины отъ вашихъ, большею частью хилыхъ и болезненны™, много завися™ отъ того, что все имеютъ какое нибудь здоровое укрепляющее заняйе.
— Насколько я васъ понялъ, женщины-работницы принадлежать непромышленной армш, сказалъ я— но какъ могутъ оне подчиняться той же системе чи-новъ и дисциплины, какъ мужской полъ, когда усло-в!я ихъ труда такъ- различны? ,
— Оне подчиняются совершенно другой дисциплине, пояснилъ докторъ—и образуютъ скорее союзную силу, нежели составную часть мужской армш. Оне имеютъ главнокомандующимъ женщину и находятся подъ исключительно женскимъ начальствомъ. Генералъ, какъ и все высппе офицеры, выбираются корпусомъ женщинъ, отбйвшихъ свой срокъ службы, на подоб!е того способа, какъ выбираются предводители мужской армш и президенте. Генералъ женской армш заседаете въ совете президента и имев™ право
257
налагать свое veto по Д’Ьламъ, касающимся жен скаго труда въ дЪлахъ, еще не решенныхъ конгрес-сомъ. Говоря о судебномъ ведомстве, мне следовало бы упомянуть, что у насъ есть женщины и на Иудейской скамьЪ, назначенный генераломъ-женщи-ной точно такъ, какъ это делается у му^чинъ. Судебный дела, въ которыхъ обе стороны—женщины, решаются женщинами же, а въ процессахъ, где одна сторона—мужчина, а другая—женщина, въ произнесены приговора должны участвовать судьи обоего пола
— -Повидимому, женскгй полъ организованъ въ вашей системе, какъ государство въ государстве? ска-залъ я.
— До известной степени это такъ, — отвечалъ докторъ—но «внутреннее государство», согласитесь сами, таково, что едва ли оно можетъ быть опасно для нащи. Непризнаше раздельной индивидуальности половъ—вотъ одна изъ безчисленныхъ ошибокъ вашего общества. Страстное чувство между мужчинами и женщинами слишкомъ часто мешало замечать .то глубокое разлшпе, которое делаетъ оба пола во мно-гомъ чуждыми другъ другу: въ известныхъ вещахъ каждый изъ нихъ способенъ сочувствовать своему полу. Но предоставивъ полную свободу особенностямъ каждаго пола, а не стараясь сглаживать ихъ — что, повидимому,было целью некоторыхъ преобразователей вашей эпохи—можно добиться того, чтобы каждый полъ наслаждался жизнью самъ по себе и вместе съ темъ, чтобы увеличилась привлекательность взаим-
17
258
ныхъ отношешй. Въ ваше время для женщинъ не представлялось другой деятельности, кроме противу-естественнаго соперничества съ мужчинами. Мы же I устроили имъ свой особый м!ръ, съ теми же соревно- ’
вашями, темъ же честолюб1емъ. и карьерами, и, уве- j
ряю васъ, оне очень счастливы. Намъ кажется, что женщины, более чемъ кто либо были жертвами вашей цивилизацш. Даже теперь, по прошествш долгаго времени, насъ беретъ жалость, когда мы вспоминаемъ ихъ грустную, недоразвитую жизнь, захиревшую съ замужествомъ, ихъ узкШ кругозоръ, физически-ограниченный зачастую четырьмя стенами ихъ дома, а нравственно—мелочными личными интересами. Теперь я говорю уже не о беднейшихъ классахъ, который обыкновенно трудились до полу-смерти, но также
о зажиточныхъ и богатыхъ. Чтобы спасаться отъ j великихъ печалей и отъ мелкихъ дрязгъ жизни, у нихъ не было убежища въ общественной деятельности, не было и интересовъ вне семьи. Подобное существоваше довело бы мужчину до размягчешя мозга, или до сумасшесттпя. Теперь все это переменилось. Ни отъ одной женщины вы уже не услышите, что она желала бы быть мужчиной; родители не предпочитаютъ иметь детей мужского пола. Наши девушки точно такъ же честолюбивы въ своихъ стрем-лешяхъ, какъ и наши юноши. Замужество, когда придетъ его пора, не означаетъ для нихъ заточешя въ тюрьму — оно не разъединяешь ихъ съ кипучей внешней жизнью. И только когда материнство на-
259
полняетъ умъ женщины новыми интересами, она на время удаляется отъ света. Впоследствш, въ любое время, она можетъ вернуться на свое место, къ сво-имъ товаркамъ—съ которыми ей и не приходится прерывать сношешй. Теперь женщины—очень счастливый народъ сравнительно съ тЬмъ, что онД были въ прежде перюды м!ровой исторш; разумеется, про-порцюнально ихъ счастью возросла ихъ способность делать мужчинъ счастливыми.
— По-моему, возразилъ я, стремдеше дЬвушекъ къ карьерамъ и отлич!ямъ въ промышленной армш должно отвлекать ихъ отъ замужества.
Д-ръ. Литъ улыбнулся.
— На этотъ счетъ не безйЬкойтесь, м-ръ Вестъ, молвилъ онъ.—Создатель мудро позаботился объ этомъ; какъ бы ни менялись общественный отношешя между мужчинами и женщинами, а взаимное влечете ихъ остается неизмДннымъ; убедительнее всего—простой фактъ, что въ вашъ векъ, когда борьба за существб-ваше не много оставляла досуга людямъ для дру-гихъ помысловъ и когда будущность представлялась такой ненадежной, что принимать на себя родительскую ответственность часто казалось преступнымъ рискомъ—даже и тогда женились и выходили за-мужъ. Что касается любви въ нынешнее время, то одинъ изъ нашихъ писателей выразился, что теперь, когда нетъ у мужчинъ и женщинъ заботъ о хлебе насущномъ, все помыслы ихъ деликомъ посвящены нежной страсти. Но зто, конечно, преувеличено. За-17*
260
мужество далеко не служить помехой для женской '
карьеры — напротивъ, высппе посты въ женской :
армш промышленности поручаются только т!мъ жен- '
щинамъ, которыя уже были женами и матерями, такъ *
какъ оне однй являются настоящими представительницами своего пола.
—: Разве и женщинамъ выдаются кредитный карточки, какъ и мужчинамъ?
— Разумеется. [
-- Но женщинамъ, вероятно, предоставляется кре- | дитъ на меньппя суммы, принимая въ разсчетъ частые перерывы въ ихъ труде по семейнымъ обстоятель- ' ствамъ?
— Менышя суммы! воскликнулъ д-ръ Литъ.—О, нетъ! Содержите всего нашего народа совершенно одинаково. Изъ этого общаго правила исключетй не а бываетъ, но еслибъ и было—вследств!е перерывовъ, о которыхъ вы упоминаете—то мы скорее предоставили бы женщинамъ более крупный кредитъ, нежели меньппй. Какая услуга имйетъ больше правь на бла- i годарность нащи, чемъ ношеше и кормлеше детей ея? По нашимъ взглядамъ, никто не оказывать такой пользы Mipy, какъ xopoinie родители. Нетъ обязанности, столь безкорыстной, столь мало претендующей на награду — хотя сердце и вознаграждается вполне—какъ воспитате дйтей, которымъ предстоитъ управлять м1ромъ, когда насъ уже не будетъ въ жи-выхъ.
— Изъ вашихъ словъ можно вывести заключеше,
261
что жены отнюдь не зависать отъ своихъ мужей въ матер!альномъ отношенш?
— Разумеется, нетъ, отвечалъ д-ръ Литъ; точно также и дети не зависать отъ родителей, что касается средствъ къ жизни, хотя, конечно, зависать въ нравственномъ отношены. Трудъ ребенка, когда онъ выростетъ, пойдетъ на увеличеше оТйцаго до-стояшя, а не имущества его родителей, которыхъ тогда уже не будетъ на свете—следовательно, онъ воспитывается на общественный счетъ. Надо вамъ знать, что счеты каждой личности—мужчины, женщины, ребенка—сводятся непосредственно съ государством^ безъ всякихъ посредниковъ, исключая, конечно, родителей, которые до известной степени являются опекунами своихъ детей. Какъ видите, именно въ силу отношений отдельныхъ особей къ на-цш,- въ силу того, что они члены ея—они и имеютъ право на содержаще, и право это ни мало не находится въ зависимости отъ ихъ отношешй къ другимъ лицамъ, также членамъ нащи. Находиться въ зависимости отъ другихъ, что касается средствъ къ жизни, было бы и возмутительно въ нравственномъ смысле, и несовместимо ни съ какой ращональной сощальной теор!ей. Что сталось бы съ личной свободой и достоинствомъ при такихъ порядкахъ? Я знаю, что вы называли себя свободными въ XIX сто-лейи. Въ такомъ случае, вероятно, смыслъ этого слова былъ совершенно иной, чемъ теперь—а то вы, конечно, не стали бы применять его къ обще
262
ству, где почти каждый членъ находился въ положена неприятной личной зависимости отъ другихъ, относительно самыхъ средствъ къ жизни—бедные отъ богатыхъ, рабочгй отъ нанимателя, женщины отъ мужчйнъ, дйти отъ родителей. Вместо того, чтобы распределять произведешя нащи непосредственно между ея членами—кажется, методъ самый простой и натуральный—вы измыслили систему безконеч-ной передачи изъ рукъ въ руки, при чемъ подвергали личному униженгю вей классы получающихъ.
«Что касается зависимости женщинъ отъ мужчйнъ въ матер!альномъ отношении—явлешя обыденнаго въ ваше время, то, разумеется, съэтимъ еще можно было бы помириться въ бракахъ по любви, хотя для умной женщины, я думаю, это всегда должно было казаться унизительнымъ. Что же происходило въ тйхъ безчисленныхъ случаяхъ, когда женщины—пу-темъ ли брака или безъ него—принуждены были продавать себя мужчине ради средствъ къ жизни? Даже ваши современники, при всей ихъ безчувственности къ самымъ возмутительнымъ явлешямъ общества, какъ будто смекали, что это не совсймъ такъ, какъ следовало бы, а все-таки они жалели о женской участи только ради отвлеченнаго чувства сострада-шя. Имъ не приходило въ голову, что съ ихъ стороны супцй грабежъ и жестокость захватывать себй все производство Mipa, а женщинъ заставлять подольщаться и вымаливать свою долю. Однако—что же это я такъ горячусь, м-ръ Вестъ! словно грабежъ,
263
горе и позоръ, которые претерпевали .эти б’Ьдныя женщины, уже не дела давно минувшихъ дней и , словно вы ответственны за то, о чемъ сами несомненно скорбели не меньше меня.
— Я долженъ нести свою долю ответственности за прегрешения моего века, отвечалъ я.—Одно могу сказать въ свое оправдаше: покуда нащя ее созрела для теперешней системы орган изованн аго производства и распределения—никакое радикальное улуч-шеше въ положеши женщины не было возможно. Корень ея безпомощности, какъ вы говорите, заключался въ ея личной матер!альной зависимости отъ мужчины, и я не могу себе представить другого способа сощальной организации, кроме вашего, который освободилъ бы женщину отъ мужчины, точно такъ же какъ освободилъ мужчинъ отъ зависимости другъ • отъ друга. Кстати, не думаю, чтобы такая, полная перемена въ положеши женщины могла совершиться, не затронувъ самымъ чувствительным!, образомъ обще-ственныхъ отнопгешй между полами. Я займусь изу-чешемъ этого ’йПтереснаго предмета.
— Перемена, какъ вы сами убедитесь, заметилъ докторъ, состоять, главнымъ обравомъ, въ той безусловной откровенности и непринужденности, которыми отличаются теперь эти отношения, вместо прежней натянутости и искусственности. Въ настоящее время оба пола встречаются съ непринужденностью людей вполне равныхъ, не зависящихъ другъ отъ друга ни въ чемъ, кроме любви. Въ ваше время,
264
вследств1е матер!альной зависимости женщинъ отъ мужчинъ, бракъ въ действительности былъ выгоденъ главнымъ образомъ для женщины. Этотъ фактъ, Насколько мы можемъ судить по свидетельствамъ современниковъ, довольно открыто признавался въ изшихъ классахъ, но въ более полированномъ обществе онъ скрывался подъ целой системой тонкихъ условностей, стремившихся доказать совершенно противное—а именно, что въ браке все выгоды на стороне мужчины. Для поддержашя этой условности было необходимо, чтобы мужчина всегда первый де-лалъ предложеше. Поэтому считалось крайне непри-личнымъ, чтобы женщина проявила свою привязанность къ мужчине, прежде чемъ онъ выразилъ же-лаше жениться на ней. Въ нашихъ библютекахъ до сихъ поръ хранятся книги современныхъ вамъ авторов^ написанныя съ одной лишь целью разрешить вопросъ—возможно ли при какихъ либо обстоитель-ствахъ, чтобы женщина, не роняя достоинства своего пола, первая объяснилась въ любви?
Все это представляется намъ крайнею нелепостью, а между темъ мы сознаемъ, что при услов!яхъ вашей жизни этотъ вопрвсъ могъ иметь серьезную .«сторону. Для женщины объясниться въ любви мужчине означало въ сущности просьбу взять на себя обузу ея содержания—и понятно, что гордость и деликатность мешали свободнымъ порывамъ ея сердца. Когда вы будете посещать общество, м-ръ Вестъ, приготовьтесь къ разспросамъ нашихъ молодыхъ людей, которые,
265
понятно, очень интересуются этими обычаями старины.
Примпманге. Могу сказать, что предсказаше доктора вполне оправдалось. Для молодыхъ людей и въ особенности для молодыхъ девушекъ, «странности ухаживашя въХТХ столеи'и», какъ они выражались, служили источниюемъ неистощимой веселости и шутокъ.
— Й. такъ, девушки XX столейя свободно признаются въ своей лгобви?
— Да, если пожелаютъ, отвечалъ докторъ,—Оне такъ же мало претендуютъ на утаиваше своихъ чувствъ, какъ и молодые люди. Кокетство одинаково презирается въ женщине, какъ и въ мужчине. Притворная холодность, редко обманывавшая поклонника въ ваше время, теперь бы непременно обманула его, потому что никто не помышляетъ о притворстве.
— Одинъ изъ результатовъ такой независимости женщинъ мнё совершенно ясенъ, заметилъ я.—Теперь не можетъ быть браковъ иныхъ, какъ по взаимной склонности.
— Само собою разумеется, отвечалъ д-ръ Литъ.
— Представьте себе м!ръ, где все браки по чистой любви! Ахъ, д-ръ Литъ, вы не можете себе вообразить, какимъ поравительнымъ феноменомъ является подобный м!ръ для человека XIX столет! я.
— До некоторой степени могу себе это представить, отвечалъ докторъ.—Но фактъ, ко'торымъ вы
266 -
такъ восхищаетесь, браки единственно по любви— йм'1;етъ можетъ быть еще бол'Ёе серьезное значеше, нежели вы предполагаете на первый взглядъ. Впервые въ исторш человечества свободно применяется прин-ципъ полового подбора, съ его стремлен!емъ сохранить и передать лучппе типы расы, а худппе уничтожить. Бедность и нужда—необходимость иметь до-машшй очагъ уже не заставляетъ женщинъ иметь оТЦами своихъ детей мужчинъ, которыхъ оне не мо-гутъ ни любить, ни уважать. Богатство и знатность не отвлекаютъ внимашя отъ нравственныхъ качествъ. Золото уже не въ состояши превратить дурака въ умницу. Личныя качества—умъ и талантъ, красота-остроум1е, краснореч1е, доброта, великодуппе, тотальность, мужество—все это несомненно передается потомству. Каждое поколете просеивается сквозь более тонкое сито, чемъ предыдущее. Качества, который более ценятся человеческой природой, сохраняются, а отталкиваюпця черты отбрасываются. Есть, конечно, множество женщинъ, который, кроме любви къ человеку, ищутъ въ немъ достоинствъ, способ-ныхъ внушить поклонете, и поэтому стремятся сделать блестящую Партпо, йо и эти женщины повинуются тому же закону, ибо въ настоящее время' сделать блестящую парйю—не значить выдти замужъ за человека съ состоятемъ или титуломъ, а за та-, кого, который возвысился надъ другими своими солидными и блестящими заслугами передъ обществомъ.
267
TaKie люди образуете теперь единственную аристократию, и бракъ съ ними считается почетнымъ.
«-Надняхъ вы говорили о физическомъ превосходстве нашего народа надъ вашими современниками. Можетъ быть, изъ всЪхъ причинъ, действовавшихъ на усовершенствоваше расы, самой важной былъ без-препятственный половой подборъ въ течете тцвухъ-трехъ поколенй., Я убежденъ, что, когда вы ближе изучите нашъ народъ, вы найдете въ немъ не тольке физическое, но и нравственное, и умственное уео-вершенствоваше. Иначе и быть не можетъ, потому что теперь не только свободно действуете для спа-сешя расы одинъ изъ величайшихъ законовъ природы, но на помощь зтому закону явилось еще глубокое нравственное чувство. Индивйдуализмъ, въ ваше время, воодушевлявпйй общество, пагубно вл!ялъ не только на чувства братства и общности интересовъ между живущими людьми, но также уни-чтожалъ всякую ответственность живущчхъ относительно грядущаго поколешя. Ныне это сознаше ответственности, непризнанное въ предыдущее века, . сделалось одной изъ величайшихъ нравственныхъ идей народа, которая еще более усиливаете вместе съ • чувствомъ долга природное стремлеше людей искать въ браке все лучшее и самое благородное, чтб только присуще представителямъ другого пола. Въ результате получается то, что никаюя поощрешя, ника-к1я побудительный средства, введенныя нами для развипя промышленности, таланта, гешя, всевозмож-
268
ныхъ доблестей, не могутъ такъ сильно действовать на нашихъ юношей, какъ тотъ фактъ, что женщины являются ихъ судьями и награждаютъ победителей. Хлыстъ и шпоры, приманки и призы ничто передъ мыслью, что С1яющ1я красотою женская лица съ пре-зретемъ отвернутся отъ отсталыхъ.
«Холостяками въ наше время обыкновенно остаются мужчины, не исполнившие какъ следуетъ задачу своей жизни. Много нужно мужества въ женщине— и мужества, дурно направленна™, чтобы она решилась изъ сострадашя къ такому несчастному пренебречь общественнымъ мнен!емъ и согласиться выйти за него замужъ, будучи совершенно свободна.
«И заметьте, что самый стропй, неумолимый при-говоръ она -встретила бы со стороны своего пола.
«Наши женщины стоятъ на высоте своей ответственности, какъ охранительницы грядущаго Mipa, въ рукахъ которыхъ находятся ключи будущаго. У нихъ чувство долга доходить въ этомъ отношении до степени релипознаго культа, и въ этомъ культе оне воспитываютъ своихъ дочерей съ малолетства.
Вечеромъ, въ своей спальне, я до поздней ночи читалъ романъ Beppiana, который далъ мне д-ръ Литъ и сюжетъ котораго вращается именно на со-временныхъ взглядахъ, на ответственности родителей. Романистъ XIX столейя, вероятно, представилъ бы этотъ сюжетъ въ такомъ виде, чтобы возбудить болезненную симпатии читателя къ сантиментальному эгоизму любовниковъ и раздражеше противъ
/ г . • 269
J неписаннаго закона, который они нарушили. Я не I стану здесь разсказывать—кто не читалъ «Руои Эль-f тонъ»?—насколько иначе Б.ерр1анъ развиваетъ свой
V сюжетъ и съ какой поразительной силой онъ под-
’ тверждаетъ принципъ, который проводить въ своей
книг!;: «Надъ неродившимися мы обладаемъ могуще-ствомъ Бога и ответственны передъ ними, какъ Онъ передъ нами. Какъ мы исполняемъ свою обязанность передъ ними, такъ пусть и Онъ поступаетъ съ нами».
» .
XXVI.
Если кому нибудь простительно утратить всякое представление о дняхъ недели, то именно человеку въ .моемъ положещи. Еслибъ мне сказали теперь, что способъ подразд'Ьлешя времени совершенно изменился и дни считаются теперь группами по пяти, десяти, пятнадцати, вместо семи, я бы ни мало не удивился после того, что уже слыхалъ и видалъ въ XX столейи. Въ первый разъ мне пришло въ голову осведомиться, какой сегодня день, только на следующее утро после разговора, описаннаго въ прошлой главе. За завтракомъ д-ръ Литъ спросилъ меня—не желаю ли я послушать проповедь.
— Разве сегодня воскресенье? врскликнулъ я.
— Да, отвечалъ онъ. — Въ пятницу на прошлой неделе сделали счастливое открыпе подземной комнаты—чему мы и обязаны вашимъ обществомъ. Въ субботу, поутру, вскоре после полуночи, вы просну
• ‘271
лись въ первый разъ, а въ воскресенье после полудня проснулись вторично, уже въ полномъ сознаши.
— И такъ, у васъ попрежнему соблюдаются воскресенья и бываютъ проповеди? У насъ были пророки, предсказывавшие, что еще задолго до настоящаго времени м!ръ будетъ обходиться безъ того и другого. Мне очень любопытно узнать, какъ церковная система согласуется съ остальными вашими сощаль-ными порядками? Я полагаю, у васъ есть родъ на-цюнальной церкви съ офищальнымъ духовенствомъ.
Д-ръ Литъ засмеялся, м-ссъ Литъ и Эдиеь тоже нашли мои слова чрезвычайно забавными.
— Однако, за какихъ странныхъ людей вы насъ считаете? сказала Эдиеь. Въ XIX веке вы ведь совершенно покончили съ нащональными духовными • учреждениями, неужели же вы вообразили, что мы вернулись къ нимъ?
— Но какъ частный церкви и • неофищальная духовная професшя могутъ примириться съ тЬмъ, что нащя владЪетъ всеми здашями, а служба промышленности обязательна для всехъ людей?
— Релипозные обряды народа, понятно, сильно изменились въ течете столеНя, отвечалъ д-ръ Литъ;— но допустивъ, что они остались неизменными—по-. верьте, наша сощальная система прекрасно ужилась бы съ ними. Нащя предоставляетъ одному лицу или несколькимъ лицамъ здашя при гарантш уплаты 1 • доходовъ съ нихъ, и те остаются ихъ арендаторами, покуда платятъ ренту. Что касается духовныхъ
272-
лицъ, то если известное число людей желаютъ заручиться услугами отдельной личности для какой нибудь цели, помимо общей нащональной службы, то они всегда могутъ устроить это, разумеется, съ соглаая этого лица, точно такъ же, напримеръ, какъ мы. приглашаемъ редакторовъ, вознаграждая нащю изъ своихъ кредитныхъ карточекъ за. убытки, которые она несетъ, лишаясь работника. Это вознагра-ждеше, выплачиваемое нащи за отдельное лицо, соот-ветствуетъ жалованью, которое платилось въ ваше время самому этому лицу; и разнообразный прим4-нешя этого принципа даютъ полную свободу частной инищативе во всЬхъ частныхъ предпр!ятаяхъ, на который не простирается нацюнальный контроль. — Ну, а теперь, если желаете слушать проповедь, то можете или идти въ церковь, или слушать ее дома.
— Но какъ же я услышу, если останусь дома?
— Просто, отправившись съ нами въ музыкальную комнату въ назначенный часъ и выбравъ удобное кресло. Некоторые до сихъ поръ предпочитаютъ слушать проповедь въ церкви, но большинство нашихъ проповедей произносятся не при публике, а въ аку-стически-приспособленныхъ комнатахъ, соединенныхъ проволоками съ домами абонентовъ. Точно также делается и съ концертами. Если вы предпочитаете идти въ церковь, я съ удовольств!емъ буду сопровождать васъ, но я, право, не думаю, чтобы вы где нибудь могли услышать лучшую проповедь, чемъ дома; я прочелъ въ газетахъ, что сегодня пропове-
273
дуетъ м-ръ Бартонъ, а онъ говорить только по телефону, и число его слушателей иногда достигаетъ 150,000 человекъ.
— Это такъ ново для меня и такъ оригинально, отвечалъ я, что я расположенъ присоединиться къ пастве м-ра Вартона.
Часа два спустя, когда я сидЪлъ въ библ!отеке и читалъ, Эдиеь пришла за мной, и мы отправились въ концертный залъ, где ожидали насъ докторъ съ женой. Только что мы успели расположиться поудобнее, какъ раздался звонокъ, и черезъ несколько секундъ мы услышали голосъ человека, обращавшейся къ намъ въ обыкновенномъ разговорномъ тоне, • производя такое впечатлеше, словно исходить отъ невидимаго лица въ комнате. Вотъ что онъ говори ль:
«На прошлой неделе среди насъ появился кри-тикъ, сынъ XIX века, живой представитель эпохи нашихъ прадедовъ. Было бы странно, еслибъ такой необычайный фактъ не произвелъ сильнаго впеча-тлетя на наше воображеше. Можетъ быть, мнопе изъ васъ старались представить себе общество, какимъ оно было сто летъ тому навадъ, и тогдашней строй жизни. Приглашая васъ выслушать некоторый сооб-ражешя мои по этому предмету, я полагаю, что не пойду противъ направлешя вашихъ мыслей, а скорее буду следовать за щимъ».
Въ эму минуту Эдиеь что-то шепнула отцу, онъ. кивнулъ головой и обратился ко мне:
— М-ръ Вестъ, Эдиеь думаетъ, что вамъ будетъ
18
274
не совсЪмъ ловко слушать проповедь на ту тему, какую избралъ м-ръ Бартонъ. Она предлагаетъ соединить насъ съ залой м-ра Свитсера; если вы согласны— могу обещать вамъ тоже хорошую проповедь.
— Нетъ, нетъ, возразилъ я съ живостью.—Поверьте, я охотнее послушаю, что скажетъ сегодня м-ръ Бартонъ.
. — Какъ вамъ угодно, отвечалъ докторъ.
Пока отецъ ея говорилъ со мной, Эдиоь коснулась винтика щ голосъ м-ра Бартона сразу замолкъ. Но вотъ еще оборотъ винта, и комната снова наполнилась звуками серьезнаго, симпатичнаго голоса, который уже успелъ произвести на меня самое пр!ят-ное впечатлейе.
«Смею думать, что, оглядываясь назадъ, мы съ вами пришли къ одинаковому выводу и равно поражены огромной переменой, совершившейся въ течете одного короткаго столеПя—и въ матер!альныхъ, и въ нравственныхъ услов!яхъ человечества.
«Все-таки контрастъ между бедностью нащи и всего Mipa въ XIX столетш и нынешнимъ богат-ствомъ — не больше, можетъ быть, техъ контра-стовъ, которые уже встречались ранее въ мстор!и человечества, не больше, напримеръ, разницы между бедностью нашей страны во время перваго колошаль-наго перюда семнадцатаго столеия и темъ сравнительно значительнымъ богатствомъ, котораго она достигла въ конце XIX столейя, или же между Англ!ей Вильгельма Завоевателя и Англ1ей Викторш. Хотя
275
совокупное богатство государства еще не давало тогда точнаго поняпя о положены народныхъ массъ, однако подобные примеры позволяютъ проводить параллели для определешя чисто матер!альной стороны разницы между XIX и XX стояниями. Но если взглянуть на нравственную сторону этого контраста, то мы наталкиваемся на явлен(е, небывалое въ исторТи, какъ бы далеко мы ни заглядывали. Простительно было бы воскликнуть: «это каюя-то чудеса!» Темъ не менее, если мы оставимъ пустыя восклицашя и раз-смотримъ кажущееся чудо критически, то не най-демъ въ немъ въ сущности ничего неестественного. НетЪ надобности предполагать нравственное переро-ждеше человечества, или поголовное истреблеше по-рочныхъ, чтобы объяснить поразительную перемену. Она объясняется просто и наглядно воздейств!смъ изменившаяся строя на человеческую натуру. Она означаетъ только, что реформа общества, основанная на ложныхъ личныхъ, эгоистичныхъ интересахъ, на анти-сощальной и животной стороне человеческой природы, была заменена учреждешями, основанными на истинныхъ интересахъ сознательного безкоры-стая, на общественныхъ и духовныхъ инстинктахъ человека.
«Друзья мои, еслибъ вы увидели, что люди снова превратились въ хищныхъ зверей, какими они были въ XIX столетш, вамъ бы ничего не оставалоськ’делать, какъ опять возстановить старый общественный строй, учивппй людей смотреть на 18*
276
своихъ братьевъ, какъ на своихъ естественныхъ жертвъ, и извлекать ce6t наживу изъ чужихъ б^д-cTBifl. Безъ соми^тя, вы уверены, что никакая нужда, <д;аже самая ужасная, не заставила бы васъ существовать тймъ, что вамъ удалось бы, благодаря своей ловкости или сил'Ь, вырвать у другихъ, такихъ же нуждающихся. Но если бы еще только, вопросъ касался собственной жизни человека; я знаю, что между нашими предками было не мало людей, го-товыхъ скорее проститься съ своей жизнью, нежели питаться хл’Ъбомъ, отнятымъ отъ другихъ. Но они не им^ли права лишать себя жизни. У нихъ были доропя, близкая существа, жизнь которыхъ зависала отъ нихъ. И въ Tis времена мужчина любилъ женщину, какъ и теперь. Богъ В'Ьдаетъ, какъ онъ решался быть отцомъ, но у него тоже были маленыия д^ти, столь же доропя его сердцу, какъ намъ наши Д’Ьти—и онъ обязанъ былъ кормить ихъ, одевать, воспитывать. Самыя кротюя животныя становятся свирепыми, когда у нихъ детеныши, о которыхъ они пекутся; и въ зтомъ волчьемъ обществ^ борьба изъ-за куска хл^ба принимала особенное ожесточе-Hie подъ влгяшемъ самыхъ Н’Ьжныхъ чувствъ. ^.Изъ любви къ близкими ему, зависящимъ отъ него, челов^къ не могъ разбирать—онъ долженъ былъ пускаться на самыя нечистыя проделки—обманывать, плутовать, хитрить, поддавать другихъ, покупать ниже стоимости, продавать дороже, губить предпр1яия, которыми его ближше кормили своихъ
277
детей, уговаривать людей, чтобы они покупали чего имъ не нужно и продавали чего не слЪдуетъ продавать, угнетать своихъ рабочихъ, притеснять своихъ должниковъ, морочить своихъ кредиторовъ. Хотя бы человекъ искалъ себе честнаго дела усердно, со слезами, но трудно было найти путь, чтобы заработать себе пропиташе и обезпечить семейство иначе, какъ придавивъ какого нибудь слабаго соперника и вырвавъ у него кусокъ изо-рта.
«Даже служители церкви—и те не были избавлены отъ этой жестокой необходимости. Предостерегая свою паству противъ корыстолюбия, сами они должны были, ради своихъ семейстръ, искать побольше денежныхъ выгодъ въ своемъ призванш. Бедняги— какъ тяжела была ихъ служба! Они проповедывали людямъ великодуппе и безкорыстге, а сами знали, что при данномъ состояли общества зти качества должны довести всякаго до нищеты—словомъ, они, проповедывали так!е законы нравственности, которые людямъ приходилось нарушать ради закона са-мосохранешя. Видя беэчеловечность общества, эти достойные пастыри оплакивали испорченность человеческой природы; какъ будто даже ангельская натура не развратилась бы въ такой дьявольской школе! Ахъ, друзья мои, поверьте, не теперь, въ нашъ счастливый векъ, человечество испытываетъ Бога, а скорее оно отрицало Бога въ те злополучные дни, когда .ожесточенная борьба за существова-Hie—борьба, не знавшая ни пощады, ни милосерд!я—
278
грозила совершенно стереть съ лица земли всяк!е великодушные порывы и доброту.
«Не трудно понять отчаяние, съ которымъ мужчины и женщины (въ сущности можетъ быть даже кротк!е и милосердные) боролись между собой и рвали другъ друга на части изъ-за золота — не трудно это понять, если сообразить, что значила нищета въ эти дни. Для тЬла— это былъ голодъ и жажда, мучетя отъ жары и мороза; во время болезни— отсутств1е помощи; въ здоровомъ состояли— непрерывный трудъ; въ нравственномъ отношенш это означало—угнетеше, npeapimie, терпеливую выносливость, развращенность съ детства, утрату датской невинности, женственной гращи, мужского достоинства; для ума — безъисходное невежество, при-туплеше всЬхъ т^хъ способностей, который отли-чаютъ насъ отъ животныхъ, ограниченхе жизни т4с-нымъ кругомъ физическихъ отиравлешй...
«Ахъ, друзья мои, еслибъ вамъ и дЬтямъ вашимъ предложили на выборъ такую участь или успйхъ отъ погони за богатствомъ, разв'Ь вы не упали бы очень скоро до низменнаго нравственнаго уровня вашихъ предковъ? f
«Два-три столЗтя тому назадъ въ Индш. было совершено варварское злоД’Ьяше, и хотя число по-гибшихъ жертвъ н*е превышало Н’Ьсколькихъ де-сятковъ человекъ, но оно сопровождалось такими ужасными обстоятельствами, что никогда не изгладится изъ памяти людской. Известное число анппй-
279
скихъ пл'Ьнныхъ были заперты въ комнате, где воздуху хватило бы едва на одну десятую этого числа. Несчастные были люди мужественные, преданные товарищи, но когда они начали задыхаться въ тесноте, они позабыли все остальное: завязалась страшная борьба — каждый, помышляя только о себе, теснился къ небольшой скважине въ стене, где можно было вдохнуть глотокъ воздуха. Это была борьба, въ которой люди превратились въ зверей, и разсказъ немногихъ пережившихъ катастрофу объ этихъ ужасахъ такъ поразилъ нашихъ предковъ, что, спустя столпив, мы находимъ въ литературе отчетъ объ этомъ событш, какъ типичную иллюстра-щю, до какой крайности въ физическомъ и нравственномъ отношеши можетъ довести человека стра-даше. Едва ли они могли бы предположить, что длй насъ «Калькутская Черная Яма», съ обезумевшей толпой людей, давящихъ и терзающихъ другъ друга, стараясь добыть себе место у скважины, въ которую проникалъ воздухъ — представить поразительное по-доб!е современнаго имъ общества. Сходство, однако, не полно — въ «Черной Яме» не было нежныхъ женщинъ, маленькихъ детей и стариковъ, не было и калекъ — страдали тамъ все люди сильные, при-выкппе къ испыташямъ.
«Если поразмыслить о томъ, что старые порядки, о которыхъ я говорилъ, существовали до самаго конца XIX столейя, между темъ какъ новые, заменившее ихъ, уже кажутся намъ древностью, ибо даже наши
280
родители не знали другихъ, то нелим! не удивляться быстрот^, съ которой совершился такой глу-боюй переворотъ. Однако, если разсмотр^ть состоя-me умовъ за последнюю четверть XIX сто л t тая, то приходишь къ заключение, что нЬтъ особенной причины удивляться. Хотя нельзя сказать, чтобы въ тогдашнемъ обществ^ существовала интеллигентность въ современномъ смысла, но въ сравнети съ предъ-идущими покол^шями тогдашнее развитае все-таки стояло нисколько выше. Незбйжнымъ посл,Ьдств1емъ даже такой сравнительной степени развитая было сознание всЬхъ недостатковъ общества—сознаше, котораго не было до т4хъ поръ. Совершенно справедливо, что въ предыдущая столйтая зло было еще хуже. При возрастающемъ развитаи массъ вей язвы раскрылись, подобно тому, какъ съ разсвйтомъ обнаруживается окружающая насъ грязь, которая въ потем-кахъ еще могла казаться не такой отвратительной. Основной нотой литературы того перюда было сострадание къ бйднымъ и несчастнымъ, крикъ него-доватя противъ общественнаго строя, не умйющаго устранить челов’Ьчесшя бйдств!я. Изъ всйхъ этихъ сЬтовашй видно, что лучппе люди того времени вполнй сознавали нравственное безобразхе окружающаго, и что многимъ людямъ, наиболее впечатлительнымъ и вели-кодушнымъ, жизнь стала невыносимой подъ бременемъ сострадатя.
«Хотя они были еще далеки отъ признания нравственной акйомой идеи о единств^ всего человйче-
281
ства, объ истинномъ братстве его, но нельзя отрицать, чтобы въ нихъ не говорило сильное чувство, Я могъ бы прочесть вамъ чудныя выдержки изъ сочи-нен!й тогдашнихъ писателей, доказывающая, что некоторые пришли къ ясному сознанио истины, друпе предчувствовали ее смутно. Кроме того, не^ надо забывать, что XIX столейе было хрисйанскимъ по имени, и сознаше, что весь коммерчески и промышленный строй общества былъ воплощешемъ анти-хри-сйанскаго духа—должно было тяготить людей, назы-вавшихъ себя последователями Христа, хотя, признаюсь, тяготило очень мало.
«Наследуя вопросъ, почему христаанство имело такъ мало влшшя, почему, когда громадное большинство людей уже признало воппопця злоупотреблешя су-ществующаго общественнаго строя, они все-таки терпели его или толковали о маловажныхъ реформахъ, мы опять наталкиваемся на поразительный фактъ. Было искреннимъ убеждешемъ даже лучшихъ людей той эпохи, что единственные прочные элементы человеческой природы, на которыхъ можетъ и дол-женъ крепко держаться общественный строй — это самыя дурныя наклонности человека. Ихъ учили, имъ внушали, что алчность и корыстолюб!е един-ственныя качества, связующая родъ человечесюй, и что все человечесйя ассощащи распадутся на части, если что нибудь помешаетъ действ!ю этихъ господ-ствующихъ качествъ, Словомъ, все верили — даже и те, которые стремились думать иначе—какъ разъ
282
въ противоположное тому, что теперь для насъ такъ очевидно: они верили, что анти-сощальныя свойства людей, а не сощальныя, являются силой, связующей общество. Имъ казалось разумнымъ и есте-ственяымъ, чтобы люди жили вместе исключительно съ целью притеснять и обманывать другъ друга и быть притесняемыми и обманываемыми, и что общество, дающее полную волю такимъ наклонностямъ, можетъ устоять, тогда какъ мало будетъ шансовъ создать другое на основе идеи совместнаго труда для общаго благополуч!я. Намъ кажется абсурдомъ, что люди могли серьезно проповедьгвать подобный убеждешя; но это фактъ, установленный исторхей, они не только проповедывались нашими прадедами, но именно, благодаря этому, такъ долго откладывалось уничтожеше старыхъ порядковъ, после того какъ уже всеми былъ признанъ ихъ страшный вредъ. Вотъ чемъ и объясняется глубок!й пессимизмъ, преобладавши въ литературе конца XIX столеНя, грустная нота, звучавшая въ ея поэзш, и цинизмъ въ ея юморе.
«Чувствуя, что положеше человечества невыносимо, они не имели ясной надежды ва что либо лучшее. Они думали, что эволющя въ конце концовъ завела человечество въ глухой закоулокъ, и что нетъ возможности идти впередъ. Настроеше умовъ въ то время ярко отразилось въ дошедшихъ до насъ сочинен!яхъ; желаюпце и теперь могутъ найти ихъ въ нашихъ библютекахъ; съ помощью вымученныхъ аргументовъ, авторы ихъ стараются доказать, что,
283
не смотря на плохую участь людскую, жить все-таки лучше, чемъ умереть. Презирая самихъ себя, они не признавали и Творца. Былъ общй упадокъ ре-лигюзныхъ вйровашй. Одни бледные, тусклые лучи, пробиваясь съ небесъ, затянутыхъ густымъ покры-валомъ сомнЬшн и страха, освещали хаосъ, .дарив-ппй на земле. Чтобы люди сомневались въ Томъ, Который вдохнулъ въ нихъ душу, или страшились Того, Чьи руки вылепили ихъ изъ глины, представляется намъ жалкимъ безум!емъ; но мы должны помнить, что лица, храбрыя днемъ, ночью иногда испытываютъ глупые страхи. Потомъ насталъ раз-светъ. Въ XX столетии такъ легко верить въ Нашего Отца Небеснаго.
«Въ краткихъ словахъ я упомянулъ о некото-рыхъ причинахъ, подготовившихъ умы людей къпе-ре!оду отъ старыхъ порядковъ къ новымъ, а также коснулся консерватизма, внушеннаго отчаяюемъ и надолго вамедлившаго осуществлеше перемены, хотя уже давно настала ея пора. Нечего удивляться быстроте, съ которой совершилась перемена, какъ только сознали ея возможность — стоитъ только вспомнить, какое опьяняющее действ!е оказываетъ надежда на умы, привыкппе къ отчаянно. Яркй солнечный светъ после такой долгой и темной ночи долженъ былъ показаться ослепительнымъ. Съ той минуты, какъ люди убедились, что въ конце-концовъ м1ръ вовсе не карликъ, что онъ можетъ вырости и теперь стоитъ на рубеже развитая до безконечности — неизбежно
284
должна была явиться непреоборимая реакция. Очевидно, ничто не могло устоять противъ энтуз!азма, внушеннаго новой верой.
«Люди должны были почувствовать, что совершается процессъ, предъ которымъ все величайшее историческёе процессы ничтожны. Этотъ переворотъ могъ потребовать миллюны мучениковъ и, безъ со-мнешя, потому-то и совершился вовсе безъ нихъ. Перемена династш въ небольшомъ королевстве ста-раго света часто стоила больше жертвъ, нежели ре-волющя, наконецъ направившая весь родъ человече-cKift на правильную стезю.
«Конечно, не подобаетъ человеку, наслаждающемуся жизнью въ- наше светлое время, желать иной судьбы, а между темъ мне часто кажется, что я променялъ бы мою долю въ этой безмятежной, золотой эр-Ь на участае въ той бурной, переходной эпохе, когда герои прорвались сквозь железныя ворота будущаго и открыли взору безнадежнаго человека вместо голой стены, преграждавшей ему путь, перспективу безконечнаго прогресса, ослепляющаго насъ своимъ яркимъ шяшемъ. Ахъ, друзья мсй! кто не согласится со мною, что жить въ те времена, когда самое слабое вл!яше было рычагомъ, отъ при-косновешя къ которому содрагались века, было долею, достойною даже учасйя въ настоящей эре?
«Вамъ известна истор!я этой последней величайшей и безкровной революцш. Въ продолжеше одного поколешя люди сбросили общественный предашя и
285
обычаи варваровъ и усвоили общественный поря-докъ, достойный разумныхъ человеческихъ существъ. Переставь быть хищниками, они сделались дружными сотрудниками, а въ братстве сразу нашли искусство создавать себе благосостояше и счастье. «Что буду я пить и есть, во что оденусь?»—вотъ страшная, безконечная проблема, составлявшая начало и конецъ всего. Но разъ на нее взглянули не съ личной, а съ братской точки зретя: «Что будемъ мы есть и пить, во что мы оденемся?»—все затруднешя исчезли.
«Бедность и рабство для массы человечества были результатомъ попытки решить задачу матер!альнаго существовали съ точки зрЪшя личнаго, индивидуальная труда, но едва успела нащя стать капиталистомъ и работодателемъ, какъ изобшйе заменило бедность, и съ лица земли исчезли последше следы рабства. Средства къ существование уже не стали выдаваться изъ милости мужчинами женщинамъ, хозяевами — рабочимъ, богатыми—беднымъ, а распределялись изъ общаго запаса, какъ детямъ за отцовскимъ столомъ. Для человека стало совершенно невозможнымъ пользоваться своимъ ближнимъ, какъ оруд!емъ для своихъ выгодъ. Во взаимныхъ отношешяхъ между людьми исчезло и высокомер!е, и подобостраспе. Впервые, со временъ сотворешя Mipa, каждый человекъ стоялъ непосредственно передъ лицомъ Бога. Боязнь нужды и жадность къ наживе стали совершенно напрасными, когда всемъ было обезпечено изобил!е, а
286
прюбретев!е слишкомъ большихъ сокровищъ стало невозможнымъ. Исчезли нинце и благотворители. Справедливость сделала благотворительность ненужной. Десять заповедей почти устарели въ Mip’fe, где не могло быть соблазна къ воровству, не было пс-водовъ ко лжи-изъ трусости или ради лести, не было места для зависти—разъ все равны—и мало пово-довъ для насил!й, такъ какъ у людей отнята власть вредить другъ другу. Исконная мечта человечества о свободе, равенстве, братстве — мечта, осмеянная въ продолжеше столькихъ столетий—наконецъ осуществилась.
«Какъ въ старомъ обществе люди великодушные, справедливые, одаренные нежнымъ сердцемъ, часто страдали изъ-за этихъ самыхъ качествъ, такъ въ теперешнемъ обществе люди алчные съ холоднымъ сердцемъ очутились не на своемъ месте. Теперь только, когда условия жизни впервые перестали способствовать невольному развитш грубыхъ животныхъ наклонностей въ человеческой натуре, а прем!я, выдаваемая прежде за эгоизмъ, упразднена — теперь только въ первый разъ можно было видеть, что такое неразвращенная человеческая натура. Порочныя наклонности, совсемъ было заглушивпия хор опия наклонности, сразу увяли, какъ подвальные грибы, вынесенные на светъ, а благородный качества внезапно расцвели такъ роскошно, что циники превратились въ панегиристовъ, и впервые человечество обнаружило наклонность влюбиться въ самого себя—
287
фактъ, невиданный въ илровой исторш. Вскоре стало ясно то, чему ни за что не поварили бы пророки и философы стараго света, что человеческая при- . рода въ сущности добра, а не зла, что люди, въ силу своихъ естественныхъ склонностей, великодушны, сострадательны, а не жестоки; симпатичны, а не дерзки, способны къ нежности и сам"Ьпожер-твоватю—словомъ, являются сущимъ подоб!емъВо-жшмъ, а не парод!ей на это подоб!е. Постоянный гнетъ услов!й жизни, который продолжался въ течете безчисленныхъ поколешй и развратилъ бы даже ангеловъ, не могъ, однако, уничтожить природныхъ благородныхъ задатковъ человечества, и разъ эти условия исчезли, оно, подобно пригнутому дереву, снова выпрямилось и приняло свое нормальное по-ложеше.
«Чтобы объяснить это нагляднее, прибегну къ притче, сравнивъ человечество стараго века съ ро-зовымъ кустомъ, посаженнымъ на болоте и поливав- мымъ черной, гнилой водой; днемъ онъ дышалъ туманами,. пропитанными м!азмами, ночью его студила холодная ядовитая роса. Везчисленныя поколения садовниковъ прилагали все свои старашя, чтобы кустъ зацвелъ, но усшпя ихъ оставались безуспешными—разве изредка появится какой нибудь нерасцветшей бутонъ, съ червемъ въ сердцевине. Мноые утверждали, что это вовсе и не розовый кустъ, а вредное растете, годное лишь на то, чтобы его вырвать и сжечь. Садовники же большей частью
288
находили, что кустъ принадлежишь къ семейству розъ, но что въ немъ есть какой-то неизлечимый порокъ, не позволяющей бутонамъ распускаться и вообще делаюпцй его хилымъ. Лишь немноне уверяли, что самъ-то кустъ хорошъ, а вся беда въ болоте, и при более благопр!ятныхъ услов1яхъ растете могло бы поправиться. Но эти лица не были спещалистами-садовниками, ипосл’Ьдше осуждали ихъ, какъ теоретиковъ и мечтателей; точно также смо-трЪлъ на нихъ и народъ. Кроме того, разсуждали некоторые выдаюпцеся моралисты и философы, даже допускавшее, что кустъ могъ бы рости лучше на другомъ месте — кроме того, гораздо больше чести для бутоновъ, если имъ удастся расцвести на болоте. Правда, распустится весьма мало бутоновъ, они будутъ бледны и безъ аромата, но зато ихъ нравственное ycoie будетъ выше, нежели въ томъ случай, еслибъ они расцвели легко и пышно въ саду.
«Заправсте садовники и философы-моралисты одерживали верхъ. Розовый кустъ продолжалъ сидеть въ болота и старый способъ ухода за нимъ применялся попрежнему. Безпрестанно корни ’поливались новыми смесями и укрепляющими снадобьями, чтобы уничтожить червей и плесень, каждый ре-комендовалъ свое средство, какъ самое лучшее и действительное. Продолжалось это очень долго. По-временамъ кто нибудь уверялъ, будто замечаетъ легкое улучшение въ общемъ виде куста; друпе, напротивъ, возражали, что, напротивъ, его видъ еще
289
хуже, чемъ прежде. Въ общемъ въ немъ не происходило никакой заметной перемены. Наконецъ, после долгаго перюда сомнешй и неизвестности, опять возбудили вопросъ о пересадке куста, и на этотъ разъ такое предложеше было встречено сочувственно. «По-пробуемъ»—таковъ былъ обпцй голосъ. Авось онъ лучше примется на другомъ месте, а здесь сомнительно—стоить ли далее ухаживать за нимъ. Такъ и случилось, что розовый кустъ человечества былъ пересаженъ въ хорошую, теплую, сухую землю, где солнце обливало его своими лучами, где надъ нимъ cis ли звезды, где южный ветеръ ласкалъ его. Тогда-то и оказалось, что это действительно розовый кустъ. Черви погибли, плесень исчезла, кустъ покрылся прекраснейшими алыми розами, благоухате кото-рыхъ наполнило м!ръ.
«Въ виде залога предназначенной намъ судьбы, Создатель вложилъ въ сердца наши бевконечный идеалъ совершенства: передъ нимъ все предыдупце наши подвиги кажутся ничтожными, а цель всегда остается далекой. Еслибъ наши предки могли представить себе такое положеше общества, при которомъ люди жили бы между собою въ единодуппи, безъ ссоръ и зависти, безъ насилий и обмана, и где вза-менъ труда не более тяжелаго, какъ того требуетъ здоровье, и по отраслямъ имъ самимъ выбираемымъ, люди были бы освобождены отъ всякихъ заботъ о завтрашнемъ дне, и еслибы жизнь, подобную де-ревьямъ, который орошаются невидимыми потоками—
19
290_
повторяю, еслибъ только предки наши представили себе такое положеше, они сочли бы его раемъ зем-нымъ, представлеше о немъ слилось бы у нихъ съ идеей о небесахъ, и имъ показалось бы, что уже невозможно мечтать о чемъ-либо лучшемъ и достигать чего-либо высшаго.
«Но что чувствуемъ мы, достигнувъ той высоты, на которую они устремили взоры? Мы уже почти забыли, что людямъ не всегда такъ жилось, какъ теперь, и вспоминаемъ объ этомъ лишь изредка, при случаяхъ, подобныхъ настоящему. Намъ надо напрягать свое воображенхе, чтобы представить себ’Ь общественную жизнь нашихъ ближайшихъ предковъ. Мы находимъ ихъ смешными. РазрЬшеше задачи матер!альнаго содержатя такимъ образомъ, чтобы изгнать заботы и преступлешя, уже не кажется намъ конечной целью, а лишь преддвер!емъ къ истинному человеческому прогрессу. Пока мы только освободили себя отъ тяжелаго и напраснаго изну-решя, мЬшавшаго нашимъ предкамъ посвятить себя истиннымъ целямъ существовашя. Мы еще только снарядились для ристашя—не более. Мы похожи на ребенка, только что научившагося стоять н& но-гахъ и ходить. Это великое собьше съ точки зретя ребенка. Выть можетъ онъ воображаетъ, что дальше этого подвига уже почти нечего достигать, но черезъ годъ онъ позабудете, что не всегда умелъ ходить. Его горизонтъ лишь расширился, когда онъ ступилъ на ноги и, по мере его движений, продолжаете рас
291__
ширяться. Въ известномъ смысле, конечно, его первый шагъ былъ великимъ собыйемъ, но только какъ начинаше, а не какъ конецъ. Тогда онъ только всту-пилъ на свое истинное поприще. Избавлеше человечества въ прошломъ столетш отъ умственнаго и физическаго изнурешя, вследствие тяжелаго труда и измышлешй для удовлетворешя однихъ лишй теле сныхъ нуждъ, можно считать какъ бы вторич-нымъ рождешемъ человечества; безъ этого второго рожден!я первое появлеше въ м!ръ для жизни, которая была лишь бременемъ, не имело бы смысла, между темъ какъ теперь оно оправдывается вполне. Съ той поры человечество вступило въ новый фа-зисъ духовнаго роста, въ немъ развились высппя способности, о существовали которыхъ въ человеческой природе наши предки едва подозревали. Вместо мрачной безнадежности XIX столейя, его глубокаго пессимизма, что касается будущности человечества, воодушевляющей идеей нынешняго века является радостный взглядъ на наше земное су-ществоваше и убеждеше въ неограниченныхъ спо-собностяхъ человеческой натуры. Усовершенствоваше рода человеческаго изъ поколешя въ поколеше въ физическомъ, умственномъ, нравственномъ отношенш признано единственной великой целью, достойной высшихъ усил!й и жертвъ. Впервые человечество приступило къ осуществление божественнаго идеала и съ каждымъ поколешемъ должно приближаться’къ своему идеалу.
292
«Вы спросите, куда мы будемъ стремился, когда минуютъ безчисленныя поколенья? Отвечу вамъ на это—путь простирается далеко пер*едъ нами, но ко-нецъ его теряется въ сьяши. Ибо возвращенье человека къ Богу двоякое: возвращеше индивидуальное—путемъ смерти и возвращеше расы—путемъ осуществления ея призвашя, когда будетъ вполне обнаружена божественная тайна, скрытая въ зародыше. И такъ, проливъ слезу надъ темнымъ прош-лымъ, обратимся къ ослепительному будущему и, защитивъ глаза отъ света, устремимся впередъ. Долгая, мучительная зима миновала, наступило лето. Человечество вылупилось изъ своего покрова. Передъ нимъ разверзлись небеса».
XXVII.
Не знаю почему, но бывало прежде, по воскре-сеньямъ, после обеда, мною овладевала какая-то странная тоска—жизнь представлялась мне въ самыхъ мрачныхъ краскахъ и все казалось грустнымъ и неинтереснымъ. Время, обыкновенно проходившее для меня незаметно, какъ будто замедляло свой ходъ и тянулось безконечно. Быть можетъ, благодаря ассо-ц!ащи идей, и въ это воскресенье—первое для меня въ новомъ веке, не смотря на резкую перемену въ моей обстановке, я, по обыкновенно, впалъ въ состоя-Hie глубокаго унышя. На этотъ разъ, однако, это не было безпричинное уныше, смутная меланхолия, о которой я говорилъ выше, а чувство вполне объяснимое моимъ необычайнымъ положешемъ. Проповедь мистера Бартона—съ ея постоянными ссылками на нравственную пропасть, з!яющую между векомъ, къ которому я принадлежалъ, и темъ, въ которомъ я нечаянно очутился, способствовала тому, что я более чемъ когда либо почувствовалъ свое одиночество.
294
Его разсудительная, философская рета не могла не произвести на меня сильнаго впечатлъшя—я созна-валъ, что долженъ возбудить во всехъ окружаю-щихъ смешанное чувство жалости, любопытства и отвращешя, какъ представитель ненавистной эпохи.
Необыкновенная доброта и внимательность ко мне д-ра Лита и его семьи, въ особенности Эдиои, до сихъ поръ мешали мне распознать, что настоящее ихъ чувство ко мне должно быть таково же, какъ чувства всего поколотя, къ которому они принадлежали. Съ этимъ сознашемъ, что касается д-ра Лита и его любезной жены, я еще могъ помириться, какъ оно ни было для меня грустно, но уверенность, что и Эдиеь разделяете ихъ взглядъ, была для меня невыносимой.
Это запоздалое разъяснеше такого очевиднаго факта ошеломило меня и вместе съ темъ открыло мне глаза насчетъ другого обстоятельства: читатель, вероятно, уже догадывается—я любилъ Эдиеь.
Но разве это не вполне понятно? Трогательный обстоятельства, при которыхъ мы сблизились, когда она собственными руками выхватила меня изъ омута умопомешательства; ея глубокая симпатая, давшая мне силу вынести переходы къ новой жизни; моя привычка смотреть на нее, какъ на посредницу между мною и окружающимъ м!ромъ—вотъ обстоятельства, который сами по себе могли бы заставить меня полюбить ее, ужъ не говоря о ея уме и замечательной красоте. Она неизбежно должна была представляться
_ 2Э5_
мн4 единственной женщиной въ Mipt, хотя вовсе не въ томъ смысла, какъ это понимаютъ друпе влюбленные. Теперь, когда я вдругъ понялъ всю заносчивость моихъ надеждъ, я выстрадалъ не только то, что выстрадалъ бы всягай влюбленный, но вдобавокъ мною овладело чувство страпгнаго одиночества, полной без-помощности, такое, какого не могъ бы испытывать другой влюбленный, какъ бы онъ ни былъ несчастенъ.
Мои хозяева заметили мое угнетенное состоите и всячески старались развлечь меня. Особенно Эдиеь видимо страдала за меня, но я съ обычной требовательностью влюбленныхъ уже не цйнилъ ея доброту ко MHt, послЗ» того какъ им’Ьлъ безумство надеяться на бол’Ье горячее чувство.
Просидйвъ почти весь день взаперти въ своей спальн’Ь, я вышелъ вечеромъ побродить по саду. Смеркалось; въ тихомъ, еще тепломъ воздух^ пахло осенью. Очутившись по близости отъ раскопокъ, я вошелъ въ подземную комнату и сЬлъ тамъ.—«Вотъ— мой единственный прпотъ, пробормоталъ я.—Останусь зд^сь и не сделаю ни шагу отсюда». Я задумался и старался найти себ'Ь хотя грустное утешете, оживляя прошлое и вызывая передъ собою образы и лица, окружавппя меня когда-то въ моей прежней жизни. Но напрасно. Они были безжизненны. Уже около ста л^тъ звезды смотрятъ на могилу Эдиеи Бартлетъ и на могилы всего моего поколотя.
Прошлое умерло, погребено подъ тяжестью Ц’Ьлаго столйт1я, а отъ настоящаго я отчужденъ. Н’Ьтъ для
296
меня нигде пристанища. Я не мертвецъ, но и не живой челов’Ькъ.
— Простите, что я пришла сюда за вами...
Я оглянулся. Эдиеь стояла на порога подземной комнаты и смотрела на меня съ улыбкой; въ гла-захъ ея светились сочувствие и тревога.
— Прогоните меня, если я вамъ помешала, молвила она—но мы заметили, что вы удручены чемъ-то, а помните ли, вы обещали сказать мне, когда вамъ взгрустнется. Вы не сдержали своего слова!
Я всталъ и подошелъ къ двери, стараясь улыбнуться, но, кажется, это не удавалось мне: взглянувъ на ея прелестное лицо, я вспомнилъ съ новой силой главную причину моего горя.
— Просто мне взгрустнулось въ моемъ одиночества—вотъ и все, отвечалъ я.—Разве вамъ не приходило въ голову, что я гораздо более одинокъ въ этомъ Mipi, чемъ всякое другое существо человеческое—право, надо бы придумать новое слово для выражешя такого состояшя.
— О, не говорите этого, не давайте воли такимъ чувствамъ,—не надо, не надо! воскликнула она со слезами на глазахъ.—Разве мы не друзья? Вы сами виноваты, если не хотите нашей дружбы. Вамъ нетъ надобности быть одинокимъ.
— Вы добры ко мне несказанно, ответилъ я— но ведь я понимаю, что это только сострадаше, нежное сострадаше—не более. Я былъ бы глупцомъ, еслибъ не догадывался, что не могу быть въ вашихъ
297
глазахъ такимъ, каковы всё люди вашего поколотя. Для васъ я какое-то чуждое, диковинное существо, словно выброшенное на берегъ нев’Ьдомымъ моремъ, и одиночество этого несчастнаго трогаетъ васъ, не смотря на то, что онъ смФшонъ. Я былъ такъ без-уменъ, а вы были такъ добры, что вообразили^ будто я могу современемъ освоиться съ этой средой, натурализоваться (какъ мы выражались) въ этомъ siKt и сделаться такимъ, какъ веб друпе. Но проповедь мистера Вартона убедила меня, какъ напрасны подобный фантазш и какъ велика должна казаться вамъ пропасть между нами.
— Ахъ, эта несчастная проповедь! воскликнула девушка, чуть не плача—в^дь говорила я, что вамъ не сл'Ьдуетъ ее слушать! Что онъ знаетъ о васъ? Онъ прочелъ о вашей эпох-fe въ старыхъ, заплеснЬ-лыхъ книгахъ—вотъ и все. И какое вамъ д’Ьло до него? стоитъ ли разстраиваться изъ-за его словъ? Разв4 вамъ безразлично, что мы, которые васъ знаемъ, думаемъ совершенно иначе, нежели этотъ челов’Ькъ, никогда не видавппй васъ въ глаза? О, мистеръ Вестъ, вы не можете ce6i представить, каково мнф видеть ваше отчаяше! Я не могу этого выносить. Что могу я сказать вамъ? Какъ мн4 убедить васъ, насколько вы ошибаетесь насчетъ нашихъ чувствъ?
Какъ и въ первый разъ, во время другого кризиса моей судьбы, она протянула мнЬ обЪ руки, словно стремясь мн4 на помощь и, какъ тогда, я схватилъ ихъ и удержалъ въ своихъ; грудь ея колыхалась отъ
298 j
сильнаго волнешя, и легкая дрожь въ пальцахъ, которые я сжималъ въ своихъ рукахъ, выдавала глубину ея чувства. На лиц!! ея жалость смешивалась въ какимъ-то божественнымъ гневомъ на обстбятель- 1 ства, делавппя ее безсильной. Никогда еще женское I сострадаше не было олицетворено въ такомъ прелест-номъ образе.
Такая красота и такая доброта глубоко растрогали меня; я подумалъ, что единственное, что я могу ответить ей—это сказать всю правду. Разумеется, у меня не было ни искры недежды, но съ другой стороны я не боялся разсердить ее. Для этого она слишкомъ сострадательна.
— Съ моей стороны очень неблагодарно не довольствоваться вашей добротой, началъ я.—Но разве вы слепы, разве не видите, что этого мало для моего -счастья? Я имелъ безумге полюбить васъ...
При последнихъ словахъ моихъ румянецъ покрылъ ея прелестное лицо; она потупила глаза, но не старалась отнять свои руки. Несколько мгновешй она простояла такъ, порывисто дыша. Потомъ вспыхнула еще ярче и взглянула на меня съ ослепительной улыбкой.
— И вы уверены, что вы сами не слепы? проговорила она.
И только... но этого было довольно; я понялъ, какъ - « это ни казалось необъяснимым^ невероятиымъ, что лучезарная дочь золотого века дарила меня не только своимъ сострадашемъ, но и любовью. Мне все еще
299
казалось, что я нахожусь среди какой-то блаженной галлюцинащи, даже когда держалъ ее въ своихъ объя-Пяхъ.
— Если я сопгелъ съ ума, воскликнулъ я,—оставьте меня въ такомъ состояши!
— Наверное,вы меня должны счесть за съумасшед-шую, прошептала она, вырываясь изъ моихъ объя-тШ, какъ только я прикоснулся къ ея устамъ.— Ахъ, что вы должны подумать обо Mat! — я бросилась въ объят1я человека, съ которымъ знакома не больше недели. Я не думала, что вы это такъ скоро узнаете, но я такъ страдала за васъ, что не помнила, что говорю. Нетъ, нетъ, не прикасайтесь ко мне, покуда не узнаете—кто я. После этого, сэръ, вы будете смиренно просить у меня прощенья за то, что подумали, будто я слишкомъ поторопилась влюбиться въ васъ. Узнавъ, кто я такая, вы принуждены будете сознаться, что я просто должна была влюбиться въ васъ съ перваго взгляда и что ни одна девушка съ чувствомъ не поступила бы иначе на моемъ месте.
Само собой разумеется, я былъ бы готовь обойтись и безъ объяснешй, но Эдиеь твердо решила, что довольно поцелуевъ, пока она не оправдается отъ всякихъ подозрешй въ поспешномъ выборе, такъ что я долженъ былъ сопровождать прелестную загадку въ домъ. Придя въ комнату, где сидела ея мать, она, краснея, шепнула ей что-то на ухо и убежала, оставивъ насъ вдвоемъ.
300
Какъ ни странно было все испытанное мною до
сихъ поръ, но самое поразительное я узналъ только теперь. Отъ м-ссъ Литъ я услышалъ, что Эдиеь правнучка моей прежней возлюбленной, Эдиеи Бартлетъ. Прогоревавъ обо мне четырнадцать л4тъ, она вышла замужъ по разсудку и оставила сына, который былъ отцомъ миссисъ Литъ. Последняя никогда не видала своей бабушки, но много слышала о ней, и когда у нея у самой родилась дочь, назвала ее Эдиеью. Эта тождественность именъ еще более способствовала интересу, который чувствовала девушка къ своей прабабушке и въ особенности къ трагической исторш о смерти ея жениха, погибшаго среди пламени. Эта трогательная повесть не могла не вызвать сочувств!я романической девушки, а фактъ, что въ ея собственныхъ жилахъ течетъ кровь несчастной героини, еще усйливалъ въ Эдиеи интересъ къ ней. Портретъ Эдиеи Бартлетъ и некоторый ея бумаги, включая пачку моихъ собственныхъ писемъ, находились въ числе насл'Ьдственныхъ фамильныхъ драгоценностей. Портретъ изображалъ прекрасную молодую женщину, которую легко можно было представить себе героиней самаго нежнаго, чувствйтель-наго романа. Мои письма доставили Эдиеи матер!алъ, чтобы составить себе ясное поняпе о моей личности; и того, и другого, т. е. портрета и писемъ было достаточно, чтобы оживить въ ея воображенш грустную старую исторш. Она часто говаривала своимъ родителямъ, полу-шутя, полу-серьезно, что никогда
301
не выйдетъ замужъ, пока не найдетъ жениха, похо-жаго на КШана Веста, а такихъ теперь не бываетъ.
Все это, конечно, было лишь мечтой девушки, которая сама еще никогда не испытала любви, и прошло бы безъ всякихъ последств!й, не случись откры-пя подземнаго покоя въ саду, съ его страннымъ жильцомъ. Какъ только безжизненное тело перенесли изъ склепа въ домъ, портретъ, найденный въ медальоне, на груди мнимаго трупа, сейчасъ же былъ признанъ за изображеше Эдиеи Бартлетъ, и, благодаря этому обстоятельству, въ связи съ другими, убедились, что я никто иной, какъ Юл1анъ Вестъ. Даже еслибъ не было речи о моемъ возвращети къ жизни, миссисъ Литъ полагала, что зто собыне непременно имело бы критическое неизгладимое вл!яше на всю жизнь ея дочери. Да и вообще предположение, что тутъ виденъ персть судьбы, таинственно соединяющей две жизни, имело бы непреодолимое чарующее действ!е на всехъ почти женщинъ.
Когда я пришелъ въ сознаше несколько часовъ спустя и съ первой же минуты сталь смотреть на нее съ какой-то особенной покорностью и находить въ ней поддержку и утешете, она сразу отдала мне свою любовь;—не слишкомъ ли скоро это совершилось?—объ этомъ я самъ могу судить, прибавила ея мать. Если же я такъ думаю, то не долженъ забывать, что теперь уже не девятнадцатый векъ, что теперь любовь ростетъ быстрее, и проявлеше ея откровеннее чемъ тогда.
302
Отъ м-ссъ Литъ я иошелъ къ Эдиеи. Первымъ моимъ движеюемъ было взять ее за об4 руки и долго въ восторженномъ созерцанш любоваться ея чертами. Пока я смотр^лъ на нее, память о той, другой Эдиеи, притупленная потрясешемъ отъ страш-наго события, разлучившаго насъ, вдругъ ожила, и сердце мое переполнилось н'Ьжнымъ умилешемъ, жалостью и блаженствомъ. Мн1; казалось, будто ея глазами смотритъ на меня Эдиеь Бартлетъ и улыбается мнЬ. — Судьба моя была не только самая странная, но и самая счастливая, какая можетъ только выпасть на долю человека. Для меня совершилось двойное чудо. Выброшенный на берегъ этого чуждаго мнб Mipa, я не очутился одинокимъ и без-роднымъ. Любовь моя, которую я считалъ погибшей, воплотилась въ новый, чарующгй образъ, мнй въ утЬшеше. И когда я въ экстаз'Ь благодарности и нежности привлекъ милую девушку въ свои объятая, об'Ь Эдиеи слились въ моихъ мысляхъ, и съ тЬхъ поръ уже я не могъ ясно отделить ихъ другъ отъ друга. Скоро я заметить, что и у Эдиеи совершается подобное же см^шеше личностей. Нав’Ьрйое, никогда еще между влюбленными не происходилотакого страннаго разговора, какъ между нами въ этотъ день.
Она, казалось, бодЪе желала, чтобы я говорилъ ей объ Эдиеи Бартлетъ, ч'Ьмъ о ней самой—о томъ, какъ я любилъ Эдиеь Бартлетъ, и вознаграждала меня за мои нЗзжныя чувства къ другой женщин^ слезами, улыбками и пожатаями руки..
303
— Вы не должны любить меня слишкомъ сильно, ради меня самой, сказала она.—Я буду ревновать васъ за нее. Я вамъ не позволю забыть ее. Разве вы не верите, что иногда духи являются съ того света, чтобы исполнить дела, который они принимали къ сердцу при жизни? Признаюсь, мне иногда кажется, что душа ея переселилась въ меня, что настоящее мое имя—Эдиеь Бартлетъ, а вовсе не Эдиеь Литъ. Я этого не знаю; конечно, никто изъ насъ не знаетъ, кто онъ такой въ действительности, — но я это чувствую. Можно ли удивляться, что у меня такое чувство, зная, насколько она и вы имели вл!я-шя на мою жизнь, даже прежде, чемъ вы появились. Такъ что вамъ нечего трудиться любить меня, если только вы верны ея памяти. Я не буду ревновать.
Д-ръ Литъ куда-то уходилъ после обеда и я увидался съ нимъ только вечеромъ. Повидимому, новость, которую я сообщилъ ему, не застала его врасплохъ; онъ искренно пожалъ мне руку.
— При другихъ, обыденныхъ услов1яхъ, м-ръ Вестъ, я нашелъ- бы, что это случилось слишкомъ скоро, после такого короткаго знакомства; но настоящая услов1я нельзя назвать заурядными. По справедливости я долженъ сказать вамъ, прибавилъ онъ съ улыбкой—что если я съ удовольств!емъ соглашаюсь на предположенный бракъ, то вы не должны быть слишкомъ обязаны мне за это,—я считаю свое со-глаше простой формальностью. Съ техъ поръ, какъ обнаружилась тайна медальона, это можно было счи-
304
тать деломъ решеннымь. Если бы не было Эдиеи для того, чтобы"Ъыкупить залогъ своей прабабушки, я, право, думаю, что супружеская, верность миссисъ Литъ подверглась бы опасному искушенно.
Въ этотъ вечеръ садъ былъ весь залитъ чуднымъ луннымъ свЪтомъ, и мы съ Эдиеью до полуночи бродили по аллеямъ, стараясь освоиться со своимъ счастьемъ.
— Что было бы со мною, еслибъ я вамъ не понравилась? восклицала она. — Я этого такъ боялась! Что бы я тогда стала делать, чувствуя, что предназначена вамъ? Какъ только вы очнулись, я уже была уверена, что должна принадлежать вамъ, словно она сама сказала мне, что я буду для васъ гЬмъ, чемъ она не могла быть—но случиться это должно было только, если вы сами пожелаете. О, какъ мне хотелось сказать вамъ—кто я, въ то утро, когда вы почувствовали свое ужасное одиночество среди насъ, но я не решалась проронить объ этомъ ни слова, не допускала даже, чтобы папа и мама сказали вамъ...
— Такъ вотъ что вы скрывали отъ меня! воскликнулъ я, припомнивъ разговоръ, слышанный мною въ первый моментъ моего пробуждешя отъ гищюти-ческаго сна.
— Конечно, это самое, засмеялась Эдиеь.—Неужели вы только теперь угадали? Отецъ мой, какъ мужчина, думалъ, что вы почувствуете себя между друзьями, если мы скажемъ, кто мы так!е. Обо мне
305
онъ вовсе и не подумалъ. Но мама поняла мою мысль, и вотъ поступили, какъ я желала. Я не могла бы прямо взглянуть вамъ въ глаза, еслибъ вы знали, кто я. Это значило бы слишкомъ смело навязываться вамъ. Боюсь, что вы подумаете то же самое о моемъ сегодняшнемъ поведении. Право, я вовсе не хотела быть навязчивой—я знаю, девушки скрывали свои чувства въ ваше время, и я очень боялась, что вы сочтете мою смелость неприличной. Ахъ, Боже мой, какъ должно быть ужасно скрывать свою любовь, какъ проступокъ какой нибудь! Такъ странно ждать позволена, чтобы влюбиться. Ужъ не сердились ли мужчины на девушекъ за ихъ любовь? Теперь и женщины, и мужчины чувствуютъ совсбмъ иначе, я думаю. Я этого положительно не понимаю. Это одна изъ самыхъ любопытныхъ сторонъ тогдашнихъ женщинъ-^вы мне потомъ объясните. Не думаю, чтобы Эдиеь Бартлетъ была такъ безумна, какъ друпя.
После нТюколькихъ напрасныхъ попытокъ раз-статься, она наконецъ решительно заявила, что пора домой. Я только что хотйлъ поцеловать ее въ последуй разъ на прощаше, какъ она сказала съ не-подражаемымъ лукавствомъ:
— Одно меня смущаетъ. Совершенно ли вы уверены, что прощаете Эдиеи Бартлетъ ея замужество съ другимъ? Изъ вашихъ книгъ я вычитала, будто въ ваше время ревность у влюбленныхъ была сильнее любви—вотъ почему я и задала такой вопросъ.
20
306
Для меня было бы отрадно убедиться, что вы не чувствуете ревности къ моему прадедушке за то, что онъ женился на вашей возлюбленной. Можно мне передать портрету прабабушки, что вы прощаете ея измену?
Поварить ли мне читатель, но эта кокетливая колкость, безсознательно, можетъ быть, для самой говорившей, глубоко затронула меня, и сразу излечила отъ нел’Ьпаго чувства, похожаго на ревность, смутно овладевшего мною, какъ только я узналъ отъ миссисъ Литъ о замужестве Эдиеи Бартлетъ. Даже теперь, когда я держалъ въ объятаяхъ правнучку Эдиеи Бартлетъ, я до этой самой минуты—такъ нелогичны бываютъ иногда наши чувства—не созна-валъ ясно, что не будь этого брака, не могъ бы я обнимать Эдиеи Литъ. Нелепость этого течетя мыслей могла сравниться только съ быстротой, съ которой оно разсеялось какъ туманъ отъ плутовского •вопроса Эдиеи. Я засмеялся, целуя ее.
— Можете уверить ее въ моемъ полномъ про-щен!и, сказалъ я—но еслибъ она вышла замужъ не за вашего прадеда, а за кого нибудь посторонняго, о, тогда другое дело! *
Придя въ свою спальню, въ этотъ вечеръ я не открылъ музыкальнаго телефона, хотя привыкъ убаюкивать себя ласкающими звуками музыки. Но на этотъ разъ мои мысли были гармоничнее даже луч-шихъ оркестровъ XX столейя, и подъ вл!ян1емъ чарующихъ грезъ я заснулъ только подъ утро.
XXVIII.
— Теперь немного позднее того часа, когда вы приказали разбудить себя, сэръ. Сегодня вы что-то не такъ скоро очнулись, какъ обыкновенно, сэръ...
Это былъ голосъ моего слуги Сойера. Я быстро вскочилъ на постели и сталъ озираться. Я находился въ своей подземной спальне. Мягюй св^тъ лампы, обыкновенно горевшей всю ночь, осв^щалъ знакомый ст'бны и мебель. У моего изголовья стоялъ Сойеръ, держа въ рукахъ рюмку хересу, предписанную док-торомъ Пильсбюри, какъ необходимое средство для подкрепления физическихъ силъ посл4 гипнотиче-скаго сна.
— Не лучше ли вамъ выпить это поскорее, сэръ, проговорилъ онъ, когда я устремилъ на него растерянный взоръ.—У васъ очень возбужденный видъ, сэръ, вамъ надо успокоиться.
Я проглотилъ вино залпомъ и началъ соображать, что со мною случилось? Разумеется, все это очень, просто. Исторгя о двадцатомъ столЗти не бол^е какъ 20*
308
сонъ. Mat приснилась эта просвещенная, избавленная отъ заботъ раса людей съ ея остроумно-простыми учрежденьями. приснился и великолепный новый Бостонъ, съ его куполами и башнями, садами и фонтанами, и съ повсеместнымъ царствомъ комфорта. Радушное семейство, съ которымъ я такъ сошелся, мой умный хозяинъ и менторъ—д-ръ Литъ, его жена, ихъ дочь—вторая Эдиеь, прекраснейшая изъ двухъ—моя невеста—все это также было фикцией сновидешя.
Долго просиделъ я, не двигаясь, въ той же позе, устремивъ разсеянный взоръ въ пространство и припоминая сцены и эпизоды моего фантастическаго приключенья; между темъ Сойеръ, встревоженный моимъ видомъ, заботливо разспрашивалъ, что со мною? Наконецъ, выведенный изъ оцепенешя этими назойливыми разспросами, я съ усильемъ овладелъ собою и уверилъ преданнаго малаго, что все въ порядке.
— Я виделъ странный сонъ, вотъ и все, Сойеръ, сказалъ я—необыкновеннейппй сонъ!
Я машинально оделся, чувствуя въ голове какую-то страшную пустоту, точно неуверенность въ са-момъ себе, и сель пить кофе съ булками, котофыя Сойеръ обыкновенно приготовлялъ для меня передъ темъ, какъ я выходилъ изъ дому. Возле подноса лежала утренняя газета. Я взялъ ее и глаза мои прямо упали на число—31 мая 1887 г. Конечно, съ самаго момента моего пробужденья, я уже зналъ, что мое долгое пребываше въ другомъ веке, пережитое
309
мною такъ обстоятельно и подробно, не более какъ сновидете; но все-таки мне было странно и поразительно теперь увидать такое убедительное доказательство, что м!ръ состарился всего на нисколько часовъ съ гЬхъ поръ, какъ я легъ спать.
Взглянувъ на содержаще газеты въ заголовке, я прочелъ следукищй перечень утреннихъ новостей:
Иностранный дела.—Предстоящая война между Франщей иГермашей.—Французская палаты тре-буютъ военнаго кредита въ виду усилешя германской арм1и.—Существуетъ вероятность, что вся Европа будетъ вовлечена въ войну.—Бедственное положеше лондонскихъ рабочихъ, оставшихся безъ занятой.— Требоваше работы.—Подготовляется-демонстращя въ громадныхъ размерахъ. — Власти встревожены. — Большая «тачки въ Бельпи.—Правительство готовится подавить безпорядки.—Возмутительные факты относительно работы девушекъ въ бельпйскихъ уголь-ныхъ копяхъ.—Аграрные безпорядки въ Ирландш.
Внутренняя дела. Эпидемия мошенничества. Растрата полумиллюна въ Нью-1орке.—Присвоеше капитала душеприказчиками.—Сироты оставлены безъ гроша.—Ловкая система кражъ кассиромъ банка; по-хищеше 50,000 долларовъ.—Решенге владельцевъ угольныхъ копей увеличить цену на уголь и сократить производство.—Спекулящя съ пшеницей въ Чикаго.—Группа торговцевъ замышляетъ поднять цены на кофе.—Громадные захваты земли западными синдикатами.—Разоблачеше возмутительнаго
310
взяточничества среди чиновниковъ въ Чикаго.—Систематически подкупъ.—Предстоящей въ Ныо-IopKt процессъ городской управы.—Крупный банкротства торговыми домовъ,—Опасешя торговаго кризиса.—Небывалое распространение грабежа и кражъ со взло-момъ.—Убийство женщины съ целью грабежа, въ Ныо-Гэвен’Ь.—Убийство семейнаго человека злоумыш-ленникомъ прошлой ночью.—Самоубийство въ Ворчестере рабочаго, оставшагося безъ занятая.—Целая семья пущена no-Mipy.—Престарелая чета въ Нью-Джерси лишила себя жизни, чтобы не идти въ домъ призрешя нищихъ.—Жалкое состояше женщинъ-работницъ въ болыпихъ городахъ.—Поразительная безграмотность • въ Массачусетсе. — Необходимость учреждения новыхъ заведетй для умалишенныхъ.— Речь профессора Броуна о нравственномъ величш цивилизацш XIX столФтая.
— Да, действительно, я проснулся въ XIX сто-летаи; въ этомъ не могло быть ни тени сомнешя. Этотъ перечень последнихъ новостей дня отразилъ въ себе весь его м!ръ до последней, характерной черты хвастливаго самодовольства. Известае о^лекщи Броуна, помещенное после такого безусловнаго приговора веку, какъ эта хроника всесветнаго кровопролитая, алчности, тиранш—было образчикомъ цинизма, достойнаго Мефистофеля, а между т1мъ изо всехъ прочитавшихъ ее сегодня, можетъ быть, только я одинъ заметилъ ея цинизмъ, да и самъ я едва ли обратилъ бы на него внимаше—появись эта хро
311
ника не далее какъ вчера. Дивный сонъ произвелъ во мне этотъ переворотъ. Не знаю, какъ долго это продолжалось, но я опять позабылъ все окружающее и перенесся воображешемъ въ тотъ чудный сказочный м!ръ, въ тотъ великолепный городъ, съ его простыми, комфортабельными жилищами и роскошными общественными дворцами. Вокругъ меня снова мелькали лица, неискаженный ни высоком4р1емъ, ни ра-болепствомъ, ни завистью, ни алчностью, ни тревожной заботой, ни лихорадочнымъ честолюб!емъ; я ви-делъ снова статныя фигуры мужчинъ и женщинъ, никогда не знавшихъ страха и зависимости передъ ближнимъ, но всегда прямо стоявшихъ передъ ли-цомъ Господа, какъ говорилось въ той проповеди, все еще звучавшей въ ушахъ моихъ.
Съ глубокимъ вздохомъ и чувствомъ незаменимой утраты, не менее горькой отъ того, что это была утрата чего-то, никогда не существовавшаго, я на-конецъ очнулся отъ моихъ грезъ и вышелъ изъ дому.
По пути отъ моего дома до Вашингтонской улицы разъ десять мне приходилось останавливаться и собираться съ мыслями, до такой степени казался мне страненъ настоящей Бостонъ, сравнительно съ картиной Бостона въ будущемъ. Зловоше и неопрятность города поразили меня съ того самаго момента, какъ я очутился на улице — словно я никогда не замечалъ этого раньше. Кроме того, вчера еще мне казалось совершенно въ порядке вещей, что неко
312
торые изъ моихъ согражданъ были одеты въ шелка, а друпе ходили въ лохмотьяхъ, одни имели видъ сытый, упитанный, а друпе были голодны. Теперь же, напротивъ, резкое различие въ одежде и состоянш муж-чинъ и женщинъ, сталкивавшихся на тротуарахъ, поражало меня на каждомъ шагу,—а еще более поражало полное равнодушие благоденствующихъ къ нищете не-счастныхъ. Какъ могли человечески существа смотреть на несчаспе ближнихъ, не меняясь даже въ лице? А между темъ все время я сознавалъ, что переменился только я одинъ, а не мои современники.'Мне приснился городъ, где люди жили, какъ дети одной семьи, и поддерживали другъ друга во всемъ.
Другая черта настоящаго Бостона, поразившая меня своей необыкновенной странностью, какъ это иногда бываетъ съ знакомыми предметами, если на нихъ взглянуть при новомъ освещены — это общие объявлешй. Въ Бостоне XX столетия не было вовсе частныхъ объявлешй, потому что въ нихъ не встречалось надобности, но здесь стены и окна здашй, последшя страницы газета, самыя мостовыя, словомъ все, что попадалось на глаза, кроме разв^ неба, пестрело воззвашями личностей, который старались, подъ разными предлогами, выманивать у другихъ по-жертвовашя въ свою пользу. Въ какихъ бы выра-жешяхъ ни были составлены эти воззвашя, но содержите ихъ было всегда одно и то же:
«Помогите Джону Джонсу. На другихъ не обра-
313
щайте внимашя. Они мошенники. Я, Джонъ Джонсъ, самый настоящей торговецъ. Покупайте у меня. Смотрите же, не ошибитесь—Джонъ Джонсъ, а не кто другой. Пусть остальные хоть умираютъ съ голода, но, ради Бога, помните Джона Джонса!»
— Не знаю—жалк!й ли видъ этого зрелища или его отталкивающее безобраз!е всего бол*Ье поразило меня, но я вдругъ сталъ совершенно чужимъ въ этомъ город’Ь.
Несчастные, хотелось мий крикнуть имъ, вы не хотите научиться взаимной помощи и поэтому осуждены просить милостыню другъ у друга, отъ мала до велика! Это ужасное столпотвореше безстыднаго своекорыстия и взаимнаго унижешя, этотъ оглушающей вопль хвастовства, зазывашй и заклинашй, эта возмутительная система нахальнаго нищенства — все это Необходимый принадлежности общественнаго строя общества, гд'Ь возможность служить меру по м’Ьр’Ь силъ не дается каждому человеку свободно, а должна браться съ бою!
Дойдя до самаго оживленнаго мгЬста Вашингтонской улицы, я остановился и громко захохоталъ къ изумленно прохожихъ. Ни за что на св'Ьт’Ё я не могъ бы удержаться, меня разбиралъ безумный хохотъ при вид'Ь нескончаемаго ряда лавокъ по обЪ стороны улицы и вдаль, на сколько видФлъ глазъ; но что всего нел'Ьп^е—это то, что, находясь въ двухъ пга-гахъ другъ отъ друга, десятки лавокъ продавали одинъ и тотъ же товаръ. Магазины! магазины! магазины, ц'йлыя вереницы магазиновъ! Десять тысячъ
314
магазиновъ для снабжешя только одного этого города, который въ моемъ сновидбши снабжался всЬми нужными предметами изъ одного единственнаго товар-наго склада по Mtpi; того, какъ поступали требования черезъ склады образцовъ въ каждомъ квар-талЪ, гд'Ь покупатель, не тратя ни времени, ни труда, могъ найти подъ одной кровлей громадный выборъ всего, что ему угодно. Тамъ трудъ при раздач!; товаровъ былъ такъ ничтоженъ, что для вознагражде-шя его прибавлялся самый ничтожный процентъ къ Hirai предметовъ, въ сущности же потребитель опла-чивалъ только стоимость производства. ЗдЬсь же одна раздача товаровъ, одинъ торгъ увеличивалъ стоимость предмета на четверть, треть, половину и даже болЪе. Bet эти десять тысячъ торговыхъ домовъ должны быть оплачены съ ихъ квартирами, цЬлымъ шта-бомъ контролеровъ, фалангами приказчиковъ, касси-ровъ, комиейонеровъ и разнаго зависимаго люда, не считая средствъ, потраченныхъ на рекламы и на взаимную борьбу—и за все это должны платить потребители! Какой верный пр!емъ, чтобы довести на-цпо до нищенской сумы!
— Что это—серьезные люди или д$ти, ведущее свои дгЬла по такой систем!;? Предметъ выд$ланъ и готовъ для потреблешя, но покуда онъ дойдетъ до потребителя, большая доля его пропадаете—могутъ ли существа разумныя не сознавать всего безразсудства такой процедуры? Если народъ 4стъ съ ложки, съ которой половина содержимаго расплескивается по
_315_
сторонамъ между чашкой и ртомъ, то всего вероятнее, что онъ останется голоднымъ.
Тысячу разъ я проходилъ бывало по Вашингтонской улице и наблюдалъ за проделками торговцевъ, но теперь они возбуждали во мне такое сильное любопытство, словно я никогда раньше и не хаживалъ мимо. Я съ удивлешемъ разсматривалъ выставки въ окнахъ лавокъ, устроенный съ необыкновенной старательностью и артистичностью для соблазна. Я виделъ толпы дамъ, любующихся на выставки, между темъ какъ внутри хозяева магазиновъ наблюдали, какъ-то действуетъ приманка.
Я вошелъ въ лавку и заметилъ контролера съ ястребинымъ взглядомъ, расхаживающаго взадъ и впередъ, наблюдающаго за темъ, чтобы приказчики исполняли свою обязанность, т. е. убеждали потребителей покупать, покупать на чистыя деньги, если оне у нихъ есть, въ кредитъ, если нетъ денегъ,— но покупать во что бы то ни стало—даже чего имъ не нужно, свыше надобности, свыше средствъ. Повре-менамъ я забывалъ смыслъ всего этого, и зрелище ставило меня въ тупикъ. Къ чему эти усил!я, чтобы заставлять людей покупать? Безъ сомнешя, это не имеетъ ничего общаго съ правильнымъ снабжешемъ продуктами техъ, кому они нужны, ведь это прямой убытокъ навязывать людямъ то, что имъ не нужно, но что можетъ быть полезно для другихъ. Отъ всякой подобной операцш нащя становится только беднее. О чемъ думаютъ все эти приказчики? Тогда
316
я вспомнилъ, что они поступаю™ совершенно иначе, нежели приказчики въ складе, который я noctтиль въ томъ, другомъ Бостоне. Они служатъ не общественному интересу, а непосредственной личной выгоде; имъ все равно, какое действге будетъ иметь ихъ способъ на общее благосостояние, лишь бы только набить свой карманъ, потому что этотъ то-варъ принадлежи™ имъ, и чемъ больше они его сбу-дутъ, ч'Ьмъ больше возьмутъ за него — тбмъ более получатъ барышей. Ч’Ьмъ расточительнее народъ, чемъ больше ему можно навязать товару, Т'Ьмъ лучше для продавцовъ. Поощрять мотовство—вотъ главная цель этихъ десяти тысячъ бостонскихъ магазиновъ.
Не то, чтобы эти купцы и приказчики были хоть на 1оту хуже другихъ жителей Бостона; ведь они должны зарабатывать себе пропитание и содержать свои семьи, но для этого они непременно должны ставить свои личные интересы на первый планъ, не заботясь объ остальныхъ. Нельзя же требовать, чтобы они умирали съ голоду, пока не установится такой порядокъ вещей, какъ тотъ, который я виделъ во CHt и при которомъ личный интересъ каждаго человека, и обпцй интересъ были тождественны. Б»же милостивый! можно ли удивляться, если при такой системе городъ такъ неказиста, люди такъ плохо одеты и такъ много встречается между ними обо-рванцевъ и голодныхъ!
Немного спустя я машинально направился въ южную часть Бостона и очутился среди фабричныхъ
317
заведений. Сто разъ я бывалъ въ этомъ квартал^ и раныпе, какъ бывалъ на Вашингтонской улицф, но здФсь, какъ и тамъ, я впервые созналъ теперь истинный смыслъ того, что вижу. Прежде я’ гордился тбмъ, что въ Бостон^ имеется до четырехъ тысячъ самостоятельныхъ фабрикъ; теперь же, въ этой самой многочисленности и самостоятельности, я увидалъ наглядное объяснеше—отчего такъ незначителенъ въ совокупности итогъ ихъ производства.
Если уже Вашингтонская улица представилась мнЪ Бедламомъ, то здбсь я увидалъ зрелище еще бол^е грустное, такъ какъ производство функщя—гораздо бол$е существенная, нежели торговля: не только эти четыре тысячи заведешй не работали сообща, и уже по одной этой причин^ съ огромнымъ ущербомъ, но даже пускали въ ходъ все свое искусство, чтобы потопить другъ друга, молясь по ночамъ и трудясь днемъ надъ погибелью чужихъ предпр!ят!й.
Стукъ и грохотъ колесъ и молотовъ, раздававшейся со всйхъ сторонъ, не былъ жужжашемъ мирнаго промышленнаго труда, а настоящимъ звономъ вра-жескаго оружия. Эти фабрики и мастерсшя походили на крепости, каждая подъ своимъ флагомъ, съ пушками, направленными противъ другихъ фабрикъ и мастерскихъ, между тЬмъ какъ внизу саперы усердно подводили мины подъ сос^дшя укрЪплешя.
Внутри каждой изъ этихъ крепостей соблюдалась строжайшая организащя труда, отделения группы работали подъ наблюденхемъ одной центральной вла
318
сти. Не допускалось ни посторонняя вмешательства, ни двойной работы, у каждаго былъ свой определенный урокъ, и все трудились. Какимъ же недомысл!емъ, какимъ пробеломъ въ логическомъ мышлении можно объяснить въ такомъ случае—почему не признается необходимость применешя того же принципа ко всей национальной промышленности? Какъ не понять, что если недостатокъ организащи можетъ вредно отозваться на работахъ какой нибудь небольшой мастерской, то темъ более онъ пагубенъ и вреденъ для совокупной промышленности нащи, такъ какъ она гораздо обширнее по объему и сложнее по отношение ея составныхъ частей?
Люди тотчасъ осмеяли бы армш, где нетъ ни ротъ, ни батальоновъ, ни полковъ, ни бригадъ, ни дивиз!й, ни корпусовъ—словомъ, где нетъ въ организащи единицы крупнее взвода и н4тъ офицера выше капрала. А между темъ точно такую арм!ю представляла собой бостонская промышленность XIX века, аршю изъ четырехъ тысячъ самостоятельныхъ взводовъ, подъ командой четырехъ тысячъ незави-симыхъ капраловъ, причемъ каждый держался своего собственнаго плана кампаши. л
Всюду попадались мне кучки праздношатающихся, некоторые бездельничали оттого, что не могли найти работы ни за какую цену, друпе — потому, что не находили себе занято! за порядочную плату, какъ они выражались.
319
Я подошелъ къ некоторымъ изъ нихъ, и они поведали мне о своемъ горе.
Но что могъ я сказать имъ въ утешете?—Жаль мне васъ, отвечалъ я. — Вы получаете очень мало, конечно, а между темъ я не удивляюсь, какъ при такихъ порядкахъ фабрики не платятъ вамъ хорошего содеряГашя; скорее меня удивляетъ, какъ оне еще въ состоянш платить хоть какое нибудь жалованье.
Затемъ я вернулся въ центръ города и часовъ около трехъ очутился на Главной улице, съ любо-пытствомъ озираясь, словно въ первый разъ, на банки, маклерсшя конторы и друпя финансовый учреждения, которыхъ не было и следовъ въ приснившемся мне Бостоне. Дельцы, доверенные, клерки, маль-чишки-разсыльные толпою шныряли туда-сюда, такъ какъ оставалось всего несколько минутъ до закрыли конторъ. Напротивъ былъ банкъ, съ которымъ я велъ дела; я перешелъ черезъ улицу и, войдя вместе съ толпой, остановился въ нише, наблюдая армцо при-кащиковъ, возившихся съ деньгами, и хвостъ вклад-чиковъ у оконцевъ кассъ. Старый джентльменъ, мой знакомый, одинъ изъ директоровъ банка, проходилъ мимо и, заметивъ мою созерцательную позу, остановился возле меня на минутку.
— Интересное зрелище, неправда ли, м-ръ Вестъ, сказалъ онъ. — Удивительный механизмъ! — Я самъ это нахожу. Иногда я тоже люблю стоять здесь и наблюдать, точь-въ-точь, какъ вы теперь. Это поэма, сэръ, настоящая поэма. Приходило ли вамъ когда
__ 320
нибудь въ голову, м-ръ Вестъ, что банкъ — сердце торговой системы? Тутъ совершается то приливъ, то отливъ крови, нужной организму. Теперь приливъ. Завтра утромъ опять наступитъ отливъ.
И довольный своей остротой, старичокъ отошелъ улыбаясь.
Вчера еще я счелъ бы метафору довольно удачной, но съ тЬхъ поръ какъ я посбтилъ м!ръ, несравненно бол'Ье богатый, где деньги были неизвестны и ни къ чему не нужны, я узналъ, что деньги необходимы въ окружающемъ меня Mipt потому только, что задача снабжешя нащи всемъ нужнымъ для жизни, вместо того, чтобы считаться деломъ чисто обще-ственнымъ и нащональнымъ, была поручена на удачу случайнымъ предпр!ят1ямъ частныхъ лицъ. Эта основная ошибка повела къ безконечнымъ обменамъ, чтобы установить хотя какой нибудь способъ распределения продуктовъ; эти сделки производились при помощи денегъ — насколько справедливо, можно убедиться, совершивъ прогулку отъ квартала рабочихъ жилищъ до Банковской набережной — и для этого употреблялась целая арм!я людей, оторванныхъ отъ более производительнаго труда; кроме того весь .этотъ денежный механизмъ, подвергаясь постояннымъ раз-орительнымъ крахамъ, оказывалъ въ общемъ развращающее вл1яше на весь родъ человеческй, такъ что искони деньги были названы, и весьма справедливо— «корнемъ всякаго зла».
Увы, бедный старый банкиръ съ его поэмой!
321
Онъ по ошибке принялъ дергание нарыва за 6ienie сердца. То, что онъ называлъ «удивительнымъ ме-ханивмомъ», было лишь неудачнымъ измышлешемъ, чтобы поправить недостатокъ, легко устранимый гру-бымъ костылемъ для кальки, который самъ себя изувечилъ.
После закрыта банковъ я бездельно бродилъ часа два-три по торговому кварталу, наконецъ, сЬлъ отдохнуть на одной изъ скамеекъ сквэра, находя инте-ресъ въ простомъ наблюдети толпы прохожихъ; я какъ будто изучалъ населеше иностраннаго города, до такой степени стали для меня чуждыми со вчерашняго дня мои сограждане и ихъ обычаи. Целыхъ тридцать лЪтъ я прожилъ среди нихъ, а между гЬмъ никогда не цдмечалъ, какъ вытянуты и тревожны ихъ лица, одинаково у богатыхъ и у бЪдныхъ, какъ изящныя, тонюя физ!оном1и интеллигентныхъ людей, такъ и грубыя лица необразованныхъ. Да и могло ли быть иначе? Теперь я увидалъ ясно, какъ никогда, что каждый на ходу безпрестанно оборачивался и прислушивался къ шопоту призрака неизвестности: «Какъ бы ты ни работалъ, шепталъ призракъ, «какъ бы рано ни вставалъ, какъ бы ни трудился до «поздней ночи, какъ бы ловко ни грабилъ, какъ бы «верно ни служилъ—никогда тебе не знать обеэпе-«ченности. Сегодня ты богатъ, а въ конце концовъ «можешь дойти до нищеты. Кашя бы богатства ты «ни оставилъ своимъ детямъ, ты не можешь быть «уверенъ, что твой сынъ не сделается слугой твоего 21
322
«слуги, или что твоей дочери не придется продать «себя изъ-за хлеба».
Проходивппй мимо человекъ сунулъ мне объ-явлеше, восхвалявшее какой-то новый проектъ страхо-ван!я жизни. Это напомнило мне объ единственномъ средстве, предлагавшемъ этимъ измученнымъ, загнан-нымъ мужчинамъ и женщинамъ хотя небольшую защиту отъ необезпеченности — это было грустное средство, признававшее всеобщую нужду, которой оно такъ мало помогало! Люди зажиточные могли, при помощи этого средства, заручиться уверенностью — правда сомнительной—что после ихъ смерти близюя имъ существа не будутъ — хоть некоторое время — растоптаны подъ ногами другихъ людей. Вотъ и все; да и то это было доступно только людямъ, плативршмъ болыше взносы. Но эти злосчастные обитатели земли Измаиловой, вооруженные другъ противъ друга, могли ли они иметь поняйе о настоящемъ взаимномъ стра-ховаши жизни, о такомъ, какое я виделъ у народа приснившейся мне страны, где каждый, въ силу самой принадлежности своей къ нацюнальной семье, былъ гарантированъ отъ нужды полисомъ, подпи-саннымъ сотней миллюновъ согражданъ. я
Немного спустя, я уже стоялъ на ступеняхъ здания въ Тремонтской улице и смотрелъ на военный парадъ. Мимо проходилъ полкъ. Впервые, въ этотъ мрачный день, мне представилось зрелище, не внушавшее ни жалости, ни изумлешя. Здесь по крайней мере виденъ порядокъ и осмысленность — дока
323
зательство, чего можетъ достигнуть разумная кооперация. Народъ смотрелъ на войска съ аяющими лицами. Неужели это зрелище не им1;етъ для нихъ другого смысла, кроме интереса любопытства? Неужели они не сознаютъ, что только полное единодуппе дйй-ств1я и органиэащя подъ единымъ начальствомъ дЪ-лаетъ Лихъ людей такой грозной силой, способной совладать съ толпой черни, вдвое более многочисленной? Видя это передъ собою такъ явно, какъ имъ не придетъ въ голову сравнить этотъ научный спо-собъ, который применялся нащей въ военномъ деле, съ темъ ненаучнымъ способомъ, который употреблялся ею по отношешю къ труду? Какъ они не осведомятся, съ какихъ это поръ истреблеше людей является де-ломъ гораздо более важнымъ, нежели задача прокормить и одеть ихъ, и почему къ первому способна только дисциплинированная арм!я, между темъ какъ второе предоставляется неорганизованной толпе?
Начинало смеркаться, и улицы кишели толпой рабочихъ изъ лавокъ, мастерскихъ и фабрикъ. Унесенный течешемъ, я очутился уже въ сумеркахъ среди зловошя и человеческаго унижешя, такого, какое можетъ представить только рабочй кварталъ. Передъ темъ я виделъ безумную трату человеческаго труда; теперь передо мною раскрылась въ самомъ неприкрашенном^ виде нужда, порожденная этой напрасной тратой.
Изъ закоптелыхъ дверей и оконъ притоновъ по обе стороны неслись клубы зловонныхъ испарешй, 21*
324
улицы и переулки были грязны, какъ палубы неволь-ничьяго судна. Проходя мимо, я вид^лъ бл'Ьдныхъ младенцевъ, влачащихъ свое существоваше въ смрад-ныхъ трущобахъ, видйлъ безнадежный лица женщинъ, изнуренныхъ тяжелымъ трудомъ, сохранившихъ изъ всЬхъ свойствъ, присущихъ женщин^, только слабость; видйлъ безстыдныхъ д^вушекъ, выглядывавшихъ изъ оконъ... Подобно тому, какъ стаи голодныхъ бездом-ныхъ собакъ наводняютъ улицы мусульманскихъ го-родовъ, такъ зд^сь рой полунагихъ, одичавшихъ ребя-тишекъ наполнялъ воздухъ визгомъ и бранью, колотя другъ друга и валяясь на мусора, наполнявшемъ дворы.
Во всемъ этомъ не было ничего новаго для меня. Часто случалось мн4 и прежде проходить по этой части города и смотреть на подобный зрелища съ смесью отвращешя и изв’Ьстнаго философскаго уди-влешя, до какихъ крайностей могутъ дойти смертные и все-таки цепляться за жизнь. Но посл4 того ви-д1>шя изъ другого в1;ка, словно чешуя спала съ моихъ глазъ, и я увидалъ ясно не только экономическое безсмысл!е настоящаго стол^йя, но и нравственное его безобраз!е. Я уже не смотрйлъ на жалкихъ обитателей этого ада съ безчувственнымъ любопытствомъ, какъ на создашя, почти не-челов’Ьчесшя. Я увидалъ въ нихъ братьевъ и сестеръ, родныхъ д^тей моихъ, плоть отъ моей плоти, кровь отъ моей крови. Эта гнойная масса челов^ческаго несчасия вокругъ меня уже не оскорбляла только мои чувства, но словно
325
ножомъ пронзала мне сердце, такъ что я не могъ удержаться отъ вздоховъ и стоновъ. Я не только вид'Ьлъ глазами, но и чувствовалъ виденное всЬмъ существомъ своимъ.
И вотъ, ближе разсматривая эти несчастныя со-здатя, я заметилъ, что все они мертвы. Ихъ тела были живыми могилами. На каждомъ челе было начертано — здЬсь покоится умершая въ немъ душа. Пораженный ужасомъ, я глядЬлъ то на одну мертвую голову, то на другую—ивдругъ мной овладела странная галлюцинащя. Сквозь каждую изъ этихъ зв’Ьрскихъ масокъ я увидйлъ черты идеальнаго лица, такого, какое могло бы быть въ действительности, еслибъ въ человеке были живы душа и умъ. Когда я уви-делъ эти призрачныя лица, когда прочелъ явный упрекъ въ ихъ глазахъ, тогда только раскрылся передо мною весь ужасъ совершившагося разрушетя. Меня охватило угрызете совести—мучительное какъ агошя—и въ самомъ деле, разве не былъ я одинъ изъ техъ, которые допускали подобные ужасы? Я при-надлежалъ къ числу техъ, которые, хорошо зная о существоваши этихъ несчастныхъ, не желали слушать и думать о нихъ, но шли себе своей дорогой, помышляя только о своемъ собствеввомъ удовольствии или своей собственной выгоде. Поэтому-то я увидалъ теперь на моей одежде следы крови этой громадной массы умерщвленныхъ душъ моихъ братьевъ. Голосъ ихъ крови вотялъ противъ меня изъ-подь земли. Каждый камень мостовой, каждый кирпичъ этихъ
326
смрадныхъ трущобъ заговорилъ, преследуя меня въ моемъ бегстве: «Что сдЪлалъ ты со своимъ братомъ Авелемъ?»
Что было со мной потомъ — не знаю, но помню, что я очутился на каменныхъ ступеняхъ резной лестницы, ведущей въ великолепное жилище моей невесты на бульваре. Среди безпорядочной путаницы мыслей и впечатлешй, я почти позабылъ о ней въ этотъ день, но теперь, повинуясь какому-то безсознательному влечешю, ноги мои сами привели меня къ знакомому дому. Мне сказали, что господа обедаютъ, но просятъ меня присоединиться къ нимъ. Кроме семьи, я засталъ за столомъ несколько человекъ гостей, все знакомыхъ мне. Столъ такъ и сверкалъ серебромъ и дорогимъ фарфоромъ. Дамы блистали роскошными нарядами и бриллиантами, достойными королевъ. То было зрелище расто-чительнаго изящества и безумной роскоши. Общество было въ очень веселомъ настореши—поминутно слышался смехъ, остроты и шутки такъ и сыпались блестящимъ фейерверкомъ.
Мне же казалось, что после скиташя по стране, обреченной на погибель, когда вся кровь моя превратилась въ слезы, а умъ проникся скорбью, жалостью и отчаяшемъ, я вдругъ наткнулся въ ка-комъ-то закоулке на веселую компашю балагуровъ. Я сидЪлъ молча, покуда Эдиеь не стала подсмеиваться надъ моимъ мрачнымъ видомъ. Что со мною? Другие тоже присоединились къ ея шутливымъ нападкамъ,
327
и я сделался мишенью игривыхъ насмешекъ. Где это я былъ и что такое виделъ, что обратился въ такого хмураго собеседника?
— Я былъ на Голгоее, отвечалъ я, наконецъ,— и виделъ Человечество, распятое на кресте! Неужели никто йЪъ васъ не знаетъ, кам зрелища солнце и звезды освещаютъ въ этомъ городе, что вы можете думать и говорить о чемъ либо другомъ? Разве вы не знаете, что бокъ-о-бокъ съ вами живетъ великое множество мужчинъ и женщинъ, кровь отъ крови |
вашей — живетъ жизнью, представляющею собою сплошную aroHiio отъ колыбели до могилы? Слушайте! Ихъ жилища такъ близки, что если замолк-нетъ вашъ смехъ, вы услышите ихъ жалобные голоса, плачъ малютокъ, вскормленныхъ въ нищете, хриплыя прокляйя мужчинъ, отупевшихъ въ нужде и на половину обратившихся въ животныхъ, торгъ целой армш женщинъ, продающихъ себя за кусокъ хлеба? Чемъ вы заткнули себе уши, что не слышите этихъ унылыхъ звуковъ? Я же не могу слышать ничего иного!
После моихъ словъ наступило молчаше. Я весь дрожалъ отъ страстной жалости, но, оглянувши общество, не заметилъ въ немъ ни тени волнешя— лица всехъ этихъ людей выражали холодное и черствое удивлеше, у Эдиеи оно смешивалось съ край-нимъ огорчешемъ, а у отца ея—съ гневомъ. Дамы переглядывались съ скандалйзованнымъ видомъ, а одинъ изъ джентльменовъ наделъ монокль и изучалъ
328
меня точно какую нибудь диковинную редкость. Когда я убедился, что вещи, столь невыносимыя для меня, нисколько не трогаютъ ихъ, что слова, терзав-ппя мое сердце, оскорбляютъ ихъ, я сперва былъ оше-ломленъ, но потомъ мною овладело страшное изнеможете и душевная тоска. Какая можетъ быть надежда для несчастныхъ, для всего мхра, если разумныхъ мужчинъ и мягкосердыхъ женщинъ не трогаютъ подобные ужасы? Я одумался однако; это, вероятно, зависитъ отъ того, что я говорилъ не такъ, какъ сл'Ь-дуетъ. Несомненно, я не умФлъ взяться за дело. Они сердятся на меня, думая, что я браню ихъ, а между темъ, Богъ мне свидетель—я только помыш-лялъ объ ужасной действительности, не пытаясь винить этихъ господъ въ чемъ бы то ни было.
Я сдержалъ свою горячность и попробовалъ говорить хладнокровно, логически, чтобы изгладить не-благопр!ятное впечатлеше. Я уверялъ, что не имелъ намерешя укорять ихъ, будто они или вообще богатые люди ответственны за бедств1Я всего мгра. Правда, излишекъ, который они тратятъ попусту, могъ бы облегчить много горькихъ страдашй. Эти до-ропя кушанья, эти роскошныя вина, эти боватыя ткани и сверкаюпце бршшанты представляютъ собою выкупъ многихъ жизней. Действительно, они отчасти виновны, какъ люди, расточаюпце богатства въ стране, страдающей отъ голода. Темъ не менее, еслибъ сберечь излишки всехъ богачей, то они мало могли бы облегчить нищету Mipa. Въ сущности на
329
бралось бы такое ничтожное достояше для дележа, что еслибъ даже богатые согласились поделиться поровну съ бедняками, то и те, и друпе получили бы разве по черствой корке, положимъ, посахаренной братской любовью. Не жестокосерд!е, а безразсудство людей—вотъ главная причина м!ровой бедности. Не престуйлен!е человека или какого нибудь класса людей делаетъ человечество такимъ несчастнымъ, а страшное, безобразное, колоссальное заблуждеше, омрачающее м1ръ. Затемъ я доказалъ имъ, что 4/s человеческаго труда растрачены даромъ вследств!е взаимной вражды, вследств1е недостатка организащи и едино-дупйя между рабочими. Стараясь выяснить дело какъ можно нагляднее, я привелъ въ примеръ безплодныя страны, где почва даетъ средства къ пропитание только при тщательномъ орошеши. Я разсказалъ, какъ въ такихъ странахъ самая главная функция правительства заключается въ наблюдении, чтобы вода не тратилась даромъ ради эгоистическихъ целей или по невежеству частныхъ лицъ, потому что иначе наста-нетъ голодъ. И вотъ пользоваше водяными источниками строго и систематически регулируется, а отдель-нымъ лицамъ отнюдь не дозволяется по своей прихоти запруживать или отводить ихъ въ другую сторону, и вообще распоряжаться ими.
— Трудъ людской, объяснилъ я—это тотъ же оплодо-творяюшдй потокъ, который одинъ делаетъ землю обитаемой. Въ сущности это довольно скудный потокъ, и для пользовашя имъ необходимо, чтобы онъ регу
330
лировался системой, при которой каждая капля должна тратиться съ толкомъ, если хотятъ, чтобы м!ръ наслаждался изобшпемъ. Но какъ далека отъ всякой системы теперешняя действительность! Каждый тра-титъ драгоценную влагу, какъ ему вздумается, помышляя только о томъ, какъ бы спасти свою собственную жатву и погубить жатву соседа—чтобы тогда выгоднее продать свой хлебъ. Отъ жадности и зависти некоторый поля затоплены, между темъ какъ друпя высохли, и половина воды пропадаетъ даромъ. Въ такой стране немногимъ, благодаря ихъ силе и хитрости, удается окружить себя роскошью, но участью большинства неминуемо должна быть бедность, а на долю слабыхъ и невежественныхъ выпадаетъ горькая нищета и вечный голодъ.
Но пусть нащя, терпящая голодъ, сама примется за обязанность, которой пренебрегала, и регулируетъ живительный потокъ на общую пользу, и тогда земля зацвететъ, какъ садъ, и ни одинъ изъ детей ея не будетъ обездоленъ. Далее, я описалъ имъ физическое блаженство, умственное просветлеше и нравственный подъемъ, которыхъ достигнетъ тогда все человече-ство. Я съ жаромъ и увлечешемъ говорилъ объ этомъ новомъ благословенномъ Mipe изобшпя, очищенномъ справедливостью, скрашенномъ братской любовью,— о Mipe, который только приснился мне, но который могъ бы легко превратиться въ действительность. Я ожидалъ, что теперь-то уже наверное окружающая меня лица прояснятся и въ нихъ проглянетъ сочув-
331
ствхе, но они стали еще мрачнее и сердитее. Вместо энтуз!азма дамы обнаружили только отвращете и страхъ, а мужчины прерывали меня восклицашями негодования и ирезр^шя: «Везумецъ!» «Зловредный субъектъ!» «Фанатикъ!» «Врагъ общества!» Джентльмену который еще раньше разг ляд ывалъ меня въ монокль, воскликнулъ: «Слышите, онъ говорить, что у насъ больше не будетъ б'Ьдныхъ! ха ха!»
— Уберите этого человека! крикнулъ отецъ моей невесты и, по данному сигналу, двое людей вскочили съ м'Ьстъ и бросились ко мнЪ.
МиФ казалось, что сердце мое разорвется отъ грусти, когда я увидалъ, что то, что для меня было такъ просто и такъ важно—не имФетъ для нихъ смысла, и я безсиленъ убедить ихъ. Сердце мое такъ пылало, что я мечталъ его жаромъ растопить ледяную глыбу, но вместо этого самъ ощущалъ, что страшный холодъ охватываетъ все мое существо. Не вражду чувствовалъ я къ людямъ, толпившимся во-кругъ меня, а только жалость къ нимъ и ко всему Mipy.
Доведенный до отчаяшя, я, однако, не сдавался. Я все еще боролся съ ними. Слезы брызнули изъ глазъ моихъ. Въ своемъ возбуждеши я потерялъ способность выговаривать слова. Я задыхался, я рыдалъ, я стоналъ... и вслЪдъ за этимъ очутился сидящимъ на постели въ своей спальн’Ь у доктора Лита, при-чемъ лучи утренняго солнца били мюб прямо въ глаза сквозь открытое окно. Я едва дышалъ. Слезы
332
текли ручьями по моимъ щекамъ и я дрожалъ ка-ждымъ нервомъ.
Я чувствовалъ себя какъ беглый арестантъ, увидевши во сне, будто его опять схватили и привели назадъ въ его мрачное, смрадное царство, и вдругъ убеждающейся, что надъ нимъ разстилается сводъ небесный;—такъ было и со мною, когда я уверился, что возвратъ къ девятнадцатому веку былъ сонъ, а присутств!е мое въ двадцатомъ веке—блаженная действительность.
Жестовдя зрелища, которые я виделъ во сне и который могъ такъ хорошо подтвердить изъ опыта моей прежней жизни, слава Богу, миновали безвозвратно, но одно воспоминаше о нихъ должно на веки-вечные вызывать слезы сострадашя. Давнымъ-давно притеснители и притесняемые, пророки и ихъ хулители обратились въ прахъ. Для многихъ поколешй слова «богатый» и «бедный» уже стали забытыми терминами.
Но въ ту самую минуту; какъ я размышлялъ съ невыразимой благодарностью о величш спасения Mipa и о томъ, что мне дано лицезреть его, вдругъ острая боль точно ножомъ пронзила мне сердце; подъгвл1'я-темъ стыда, раскаяшя и укоризны самому себе, я склонилъ голову на грудь и пожалелъ, отчего могила не сокроетъ меня вместе съ моими собратьями!.. Ведь я былъ человекомъ прежняго времени. Что сде-лалъ я для избавлешя, которыЯе теперь разсчиты-ваю наслаждаться? Я, который жилъ въ те жестойе,
333
безумные дни—что сделалъ я для того, чтобъ положить имъ конецъ? Я былъ такъ же точно равноду-шенъ къ несчаспю моихъ братьевъ, тайъ же цинически недоверчивъ къ лучшимъ и высшимъ поры-вамъ, былъ такимъ же тупымъ почитателемъ хаоса и мрака, какъ и остальные мои современники. Насколько это касается моего личнаго вл!яшя, то я скорее употреблялъ его, чтобы тормозить, нежели чтобы осуществлять освобождеше человечества, подготовлявшееся уже въ то время. Какое право им4лъ я приветствовать спасеше, которое было какъ бы упрекомъ мне, и радоваться дню, надъ разсветомъ котораго я глумился.
— Лучше было бы для тебя, говорила мне совесть—еслибъ этотъ дурной сонъ оказался действительностью, а эта прекрасная действительность сномъ; приличнее было бы тебе защищать распятое человечество среди издевающагося поколетя, чемъ быть здесь, пить изъ колодцевъ, которыхъ ты не рылъ, есть плоды съ деревьевъ, насадителей которыхъ ты самъ побивалъ камнями; и духъ мой отвечалъ: «Да, въ самомъ деле, такъ было бы лучше».
Когда, наконецъ, я поднялъ свою потупленную голову и взглянулъ въ окно, я увидалъ Эдиеь, свежую какъ майское утро; она пришла въ садъ рвать цветы. Я поспешилъ выдти къ ней. Бросившись передъ нею на колени, я припалъ къ земле и со слезами признался, какъ недостоинъ я дышать воз-
334
духомъ этого золотого в1>ка и какъ ^це менФе я достоишь носить на груди моей самый дивный его цв'бтокъ. Блаженъ тотъ, кто въ такомъ безнадежномъ Д'Ьл’Ь, какъ мое, находить такого милостиваго судыо.
КОНЕЦЪ.