Новая и новейшая история №1 за 1993 год

Теги: история журнал новая и новейшая история

ISBN: 0130-3864

Год: 1993

Похожие

Новая и новейшая история №2 за 1993 год

Новая и новейшая история №4 за 1993 год

Новая и новейшая история №3 за 1993 год

Новая и новейшая история №6 за 1993 год

Текст

liOBAII
ISSN 0130-3864
II
НОВЕЙШАЯ
IKIOI’IIH
В номере
СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКИЕ ДОКУМЕНТЫ 1939-1941 it.
ИЗ АРХИВА ПК КПСС
СССР И ВЕНГЕРСКИЕ СОБЫТИЯ 1956 г.
НОВЫЕ АРХИВНЫЕ МАТЕРИАЛЫ
П ИНТЕРНАЦИОНАЛ. ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ ПРОШЛОГО
Ф. РУЗВЕЛЬТ КАК ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ 1941-1945 гг.
МИНИСТР ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ РОССИИ А.П. ИЗВОЛЬСКИЙ
ОНЫ В ИСП АНИИ
РОССИЙСКАЯ КОНТРРАЗВЕДКА И ТАЙНАЯ
БСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ’’ЧЕРНАЯ РУКА
РЕНЕССАНС МАКСА ВЕБЕРА
РИЯ АМЕРИКАНСКОГО ПРОТЕСТАНТИЗМА
РАСПРОДАЖА
ПРОИЗВЕДЕНИЙ РУССКОГО ИСКУССТВА. 1900-1940 гг.
1993

РОССИЙСКАЯ
АКАДЕМИЯ НАУК
НОВАЯ
lioBiiiiiiMi
ИСТОРИЯ
ИНСТИТУТ
ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ
1
ЯНВАРЬ - ФЕВРАЛЬ
1993
ЖУРНАЛ ОСНОВАН
В МАЕ 1957 ГОДА
ВЫХОДИТ 6 РАЗ В ГОД
СОДЕРЖАНИЕ
СТАТЬИ
Мусатов В.Л. СССР и венгерские события 1956 г.: новые архивные мате¬
риалы 3
Академик Писарев Ю.А. Российская контрразведка и тайная сербская ор¬
ганизация "Черная рука” 23
Евзеров Р.Я. Современная историография II Интернационала. Переосмысле¬
ние прошлого 36
Патрушев А.И. Ренессанс Макса Вебера: истоки, дискуссии, тенденции ... 55
Барг М.А. Юм как методолог истории 70
ПУБЛИКАЦИИ
Советско-германские документы 1939—1941 гг. Из Архива ПК КПСС 83
ИСТОРИЯ МИРОВЫХ РЕЛИГИЙ
Гаджиев К.С. Американский протестантизм: история и современность .... М
ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ ОЧЕРКИ
Кимболл У.Ф. (США). Франклин Рузвельт - главнокомандующий. 1941-
1945 гг 114
Емец В.А. А.П. Извольский: министр-неудачник или реформатор? 131
Пожарская С.П. Бурбоны в Испании 153
ПОРТРЕТЫ ИСТОРИКОВ
Павеях В.М. (Санкт-Петербург). Борис Александрович Романов (1889—
1957). Трудная судьба ученого 171
ИСТОРИОГРАФИЯ
Лафибер У. (США). Американская историография внешней политики
США 195
в
"НАУКА"’МОСКВА

ВОПРОСЫ ПРЕПОДАВАНИЯ ИСТОРИИ
Борисов В.М. Некоторые аспекты преподавания социально-политических дисциплин в
педвузах России 205
СТРАНИЦЫ ПРОШЛОГО
Новиков Г.Н. (Иркутск). Об архиве А.Ф. Керенского в Техасе 209
ИЗ ЗАРУБЕЖНОЙ КНИГИ
Гайдук И.В. По материалам книги Р. Уилльямса "Русское искусство и американские
деньги. 1900—1940* 215
РЕЦЕНЗИИ
Мавыкин А.С. Становление американского государства. СПб., 1992 224
Шнеерсон Л.М. (Минск). К.Б. Виноградов. Мировая политика 60—80-х годов XIXве¬
ка: события и люди. Л., 1991 226
Смирнов В.П. А. Руссо. Синдром Виши. С 1944 г. до наших дней. Париж, 1990 228
Ивонин Ю.Е. (Запорожье). Образование Германии. Очерки по ранней новой истории Гер¬
мании в честь Д. Страусса. Кирксвил, 1992 230
ФАКТЫ. СОБЫТИЯ. ЛЮДИ
Ивонина Л.И. (Запорожье). Джордж Вилльерс, герцог Бекингем 234
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
Позняков В.В., Гобарев В.М. Взаимоотношения СССР и США в годы второй мировой
войны 241
Модель Д.А. Создание ассоциации российских англоведов 243
Константинов В. Научно-исследовательская работа кафедры всеобщей истории Россий¬
ского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена 245
Выборы в Академию естественных наук Российской Федерации 249
|Е.В. Гутнова»! 252
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ
Г.Н. Севостьянов (главный редактор)
А.В. Адо, В.А. Виноградов, В.Д. Вознесенский (ответственный секретарь),
Т.М. Исламов, Н.П. Калмыков, Ф.Н. Ковалев, И.И. Орлик, Ю.А. Писарев, В.С. Ры-
кин, Н.И. Смоленский, В.В. Согрин, Е.И. Тряттипын (зам. главного редактора),
Л.Я. Черкасский, Е.Б. Черняк, А.О. Чубарьян, Е.Ф. Язьков
Адрес редакции: Москва, 121002, Арбат, д. 33/12, тел. 241-16-84
© Российская академия наук, 1993 г.
© Институт всеобщей истории РАН, 1993 г.

Статьи
© 1993 г.
В.Л. МУСАТОВ
СССР И ВЕНГЕРСКИЕ СОБЫТИЯ 1956 г.:
НОВЫЕ АРХИВНЫЕ МАТЕРИАЛЫ
В истории стран ’’реального социализма” в Восточной Европе были две
драматические попытки обновления, гуманизации тоталитарной системы
государственного социализма. В условиях противостояния двух военно-полити¬
ческих блоков, ’’холодной войны” они закончились поражением коммунистов-
реформаторов и подавлением народных выступлений при помощи военной
силы. В 1956 г. в Венгрии это было осуществлено войсками СССР, в 1968 г. в
ЧССР в рамках ’’интернациональной акции” вместе с советскими действовали
войска еще четырех стран-членов Варшавского Договора. Сценарии этих
вторжений отличались большим сходством.
После радикальной смены режимов власти в странах Восточной Европы в
конце 80-х годов и августовских событий в нашей стране появилась возмож¬
ность глубже и разностороннее, без прежней идеологической зашоренности
проанализировать те значительные общественные инициативы и процессы,
которые были характерны для ’’пражской весны” 1968 г. Однако и здесь многое
еще предстоит сделать для полного и объективного анализа.
Значительно больше трудностей возникает с изучением венгерских событий
1956 г., хотя СССР и его руководство имеют прямое отношение к возникновению
и силовой развязке кризиса в ВНР в 1953-1956 гг. Да и дальнейшее развитие
Венгрии во многом определялось влиянием политики Советского Союза.
Позиция СССР в венгерских событиях рассматривалась в ряде публикаций,
появившихся в последнее время, в частности принадлежащих автору данных
строк1. В настоящей статье использованы некоторые материалы бывшего архива
ПК КПСС, недавно рассекреченные документы МИД России, ряда других ве¬
домств, а также публикации венгерской и западной печати, беседы с непосред¬
ственными участниками событий тех лет, которые позволяют по-новому оце¬
нить многие события 1956 г. и пролить свет на некоторые обстоятельства.
Венгерские события и в нашей стране, и в самой Венгрии долгое время
однозначно оценивались как контрреволюция, как спровоцированная Западом
попытка капиталистической реставрации, хотя в действительности речь шла о
весьма сложном и противоречивом общественном процессе, внутри которого в
разное время выступали на передний план различные политические силы.
Основные действующие лица не оставили записок и мемуаров, за исключением
некоторых фрагментов в воспоминаниях Н.С. Хрущева. Вслед за официальной
точкой зрения, определенной Венгерской социалистической рабочей партией
(ВСРП), причины возникновения трагических событий в Венгрии и в советской
научной литературе сводились к четырем взаимодействующим факторам:
ошибки и преступления правящей клики М. Ракоши - Э. Гере; ревизионистская
хСм. Новое время, 1991, № 49; Historia (Budapest), 1992, N 2; Magyar hirlap, 31.1. 1992.
предательская деятельность в партии группы И. Надя - Г. Лошонци (причем в
зависимости от политико-идеологической конъюнктуры на первое место выхо¬
дили то ошибки и преступления догматических сталинистских сил, то ’’ревизио-
нистское” предательство правых); подрывная деятельность сил хортистско-
фашистской, капиталистически-помещичьей контрреволюции в стране и за рубе¬
жом; решающая роль международного империализма.
Схема, надо сказать, довольно примитивная. Об обновительных тенденциях
сторонников социализма, народно-демократического строя, выступавших под
знаменем XX съезда КПСС, о попытках выдвижения ’’национальной” модели
социализма, о стремлении установить равноправные отношения с СССР говори¬
лось крайне мало. Советские исследователи к тому же были лишены доступа к
отечественным документам из архивов высших партийных и государственных
органов и пользовались в основном западными и официальными венгерскими
источниками. Сейчас положение меняется в лучшую сторону, однако ’’загадок”
еще остается немало.
Отметим, что недавно в ходе заседаний Конституционного Суда РФ были об¬
народованы ранее закрытые материалы о советском вторжении в Венгрию в
1956 г., а президент Б.Н. Ельцин во время визита в Будапешт в ноябре 1992 г.
передал венгерской стороне целый ряд таких документов.
* * *
После смерти Сталина партийно-государственное руководство СССР высту¬
пило за преодоление пагубных последствий прежнего политического курса и
корректировку отношений со странами народной демократии. Летом 1953 г. по
инициативе Москвы состоялись беседы с руководителями ряда стран, в том
числе Венгрии. Влияние Н.С. Хрущева как партийного лидера еще было непол¬
ным, однако и прежний состав президиума ЦК КПСС не мог не видеть, что в
странах народной демократии усиливается брожение, назревают перемены.
Было срочно изучено положение в странах, запрошены оценки советских пос¬
лов, и тогда-то, в середине июня 1953 г., состоялась встреча с венграми2 в
Москве.
Обстановка в Венгрии была напряженной, власть Ракоши - ’’лучшего учени¬
ка Сталина” - качалась. В Москве считали, что он грешит ’’вождизмом”, скон¬
центрировал в своих руках чрезмерную власть, игнорирует исторические
особенности страны, погряз в нарушениях законности... И хотя в Москве еще
не началась борьба со сталинизмом, до XX съезда КПСС было далеко, однако,
когда венгерские руководители прибыли в Кремль на беседу, их встретил суро¬
вый прием. Резкой критике были подвергнуты Ракоши и остальные члены
венгерской правящей группы - Гере, Фаркаш, Реваи, установившие монополию
на власть. Советские руководители потребовали изменения приоритетов эконо¬
мической политики, более полного учета особенностей страны, в частности
национального фактора, реабилитации невинно осужденных, а также перемен в
расстановке кадров. Судя по записям венгерских участников3 (советская стено¬
грамма пока не обнаружена), парадокс состоял в том, что главными критиками
венгерского ’’застоя” выступали два ’’сталиниста” - Л. Берия и В. Молотов.
2Состав участников встречи был определен руководством КПСС, поэтому из "правящей
четверки” Венгерской партии трудящихся (ВПТ) на переговоры попали только M. Ракоши и
Э. Гере, из правительства - И. Надь, А. Хегедюш, беспартийный председатель Президиума
ВНР И. Доби и молодые партийные и государственные работники: Р. Фёльдвари, Б. Салаи,
И. Хидаш. Присутствовал посол СССР Е. Киселев.
3Hegediis A. A tortenelem es a hatalom ige'zeteben. Budapest, 1988, 197-203 old.
4

От имени президиума ЦК КПСС Г. Маленков внес предложение о разделении
постов генсека партии и главы правительства. Премьер-министром был предло¬
жен Имре Надь, Ракоши остался первым секретарем ПК ВПТ. Чувствовалось,
что, признавая за собой некоторую часть вины за сложную обстановку в Венг¬
рии, за опеку, советское руководство отнюдь не хотело полностью разделять
ответственность с руководством ВПТ и огонь критики направило на догматичес¬
кие ошибки и единоличное правление Ракоши и его команды. Разговор шел
нелицеприятный, венгерским руководителям было даже сказано: если не будет
перемен, то они дождутся, что народ выгонит их вилами. . .
Ракоши пытался ссылаться на то, что он, дескать, выполнял кремлевские
советы, но Хрущев и Берия быстро поставили его на место. Было рекомендовано
вывести из политбюро Фаркаша и Реваи и добавить молодых, тридцатилетних -
Хидаша, Салаи и Фёльдвари.
И. Надь в то время был заместителем главы правительства. На встрече в
Москве он выступил содержательно, поддерживал советскую критику. К тому
же он и раньше предостерегал против перегибов, например, насильственного
создания сельхозкооперативов. Хотя Надь входил в группу венгерских эми¬
грантов в Москве, однако к ближайшему окружению Ракоши не относился.
Некоторые члены советского руководства, особенно Берия, Маленков, Во¬
рошилов, неплохо знали Надя по работе в Москве в Коминтерне и по сотрудни¬
честву в послевоенные годы в качестве члена политбюро ВПТ и министра.
Есть еще одна сторона биографии Надя, о которой широко стало известно
только в 1989 г. В годы гражданской войны он был сотрудником ВЧК в Сибири, а
затем после возвращения с нелегальной партработы в Венгрии в 1933 г. стал
осведомителем НКВД. Работая в Международном аграрном институте, органе
Коминтерна, он не участвовал во фракционной борьбе в КПВ, но о его доносах
ходили слухи среди венгров-эмигрантов. Однако в духе того страшного време¬
ни ’’капали” и на него, и в марте 1938 г. он был арестован Московским управле¬
нием НКВД СССР, но через четыре дня по требованию Главного управления
госбезопасности, с которым был постоянно связан, отпущен на свободу. Сущест¬
вует обширный список лиц, на которых давал сведения Надь, часть из них были
репрессированы.
Почему он это делал? Можно только предполагать, что другой возможности
отвертеться от ’’дружбы” с НКВД не было. Кроме того, подобные связи, конечно,
не афишировались, но считались тогда почетным долгом иностранного комму¬
ниста; среди венгров не только Надь был связан с НКВД. С началом Великой
Отечественной войны Надь - в составе интернационального полка, созданного
Разведуправлением РККА и НКГБ СССР. Затем Ракоши с помощью Г.М. Димитро¬
ва отозвал его для работы на венгерском радио.
В ЦК ВКП(б) знали о скрытой стороне деятельности Надя. Замнаркома ГБ. Мер¬
кулов, расстрелянный в 1953 г. по делу Берии, переслал в 1941 г. в ЦК Маленко¬
ву выписку из личного дела Надя, характеризуя его работу для НКВД с поло¬
жительной стороны. О том, что у Надя есть покровители в советских органах
госбезопасности, знал кое-кто и в Венгрии. Что же касается Я. Кадара, то еще в
1985 г. он рассказывал, что Надь был ’’человеком Берии”.
В 1989 г., накануне готовившейся реабилитации Надя и пересмотра оценок
событий 1956 г., руководство тогдашнего ЦК ВСРП обратилось в Москву с прось¬
бой предоставить дополнительные материалы о его жизни в СССР. С разрешения
М.С. Горбачева венгерской стороне были переданы некоторые материалы из
архива КГБ СССР. Тогдашний генсек ВСРП К. Грос огласил их на закрытом пле¬
нуме ЦК ВСРП, но члены ЦК не решились публиковать их, так как это выгляде¬
ло бы явной попыткой партии затруднить восстановление доброго имени Надя.
5

Только позднее, после распада ВСРП, часть этих документов КГБ о ’’Володе”
(такова была агентурная кличка Надя) опубликовала осенью 1989 г. газета
’’Сабадшаг”4.
Подобные истории нередко всплывают то в восточноевропейских странах, то
в СНГ. Они могут в известной степени бросить тень на того или иного полити¬
ческого деятеля, хотя обстоятельства каждый раз бывают разными. Однако
главное - в балансе деятельности, всей жизни политика или просто человека. В
Венгрии сейчас, например, очевидно неслучайно, пишут о причастности Яноша
Кадара к беззакониям 40-х годов, к процессу Ласло Райка. И Кадар, и Надь, и
Ракоши, и Хрущев были людьми своего тяжелого, противоречивого времени,
каждый из них оставил след в истории. Для деятельности Надя главной чертой
все-таки останется то, что после смерти Сталина он как премьер-министр выдви¬
нул программу восстановления независимости Венгрии, демократизации
общества, улучшения благосостояния народа. Он был политиком-реформато¬
ром, ’’национальным коммунистом”. Его курс, разработанный в 1953-1955 гг.,
пользовался популярностью среди интеллигенции и широких масс Венгрии.
На июньском (1953 г.) пленуме ЦК ВПТ политика Ракоши и его приспешников
была подвергнута резкой критике. Надь становился действительным лидером.
Однако после разоблачения Берии Ракоши начал борьбу за восстановление
своей власти. Решения июньского пленума 1953 г. так и не были обнародованы.
К 1955 г. Ракоши убедил Хрущева и других советских руководителей, что Надь
проводит ’’ревизионистский курс”, потакает националистам. Видимо, ослабле¬
ние позиций Маленкова также способствовало отставке Надя. Бывший премьер-
министр А. Хегедюш пишет в своей книге5> что сыграли роль беспечность и
некоторая пассивность Надя, который недооценил коварство противников.
Внутренняя борьба в руководстве ВПТ кончилась смещением Надя и его исклю¬
чением из партии в конце 1955 г.
Но советские контакты с ним продолжались. Исключение его из ВПТ в Моск¬
ве считали ошибкой. Летом 1956 г. с ним имели беседы М.А. Суслов и А.И. Ми¬
коян. В донесениях английского посольства из Будапешта, опубликованных в
конце 80-х годов в Великобритании, отмечалось в этой связи, что, как видно, в
Кремле не сбрасывали Надя со счетов6.
Ситуация в Венгрии накалялась. Но летом 1956 г. наибольшую тревогу Крем¬
ля вызывали перемены в Польше. Обстановка в Венгрии тоже анализировалась
в Москве, где видели, что против Ракоши и его приспешника Фаркаша, куратора
армии и органов безопасности, нарастает недовольство. Линия XX съезда КПСС
вызвала ожидания демократических сил в партии и стране, Ракоши пытался
торпедировать ее. Общественность требовала наказания виновных за провалы в
политике, за репрессии, а Ракоши тормозил ход реабилитации. В июне политбю¬
ро ЦК ВПТ обратилось к советскому руководству за советом и помощью по
’’делу Фаркаша”. Видно было, что Ракоши отводит Фаркашу роль ’’козла отпу¬
щения”. Начальник Управления ГБ Г. Петер был арестован еще в 1953 г. Полит¬
бюро ВПТ высказало пожелание, чтобы приехал М.А. Суслов, который в 1955 г.
участвовал в работе мартовского пленума ЦК ВПТ и был знаком с этим вопро¬
сом.
Суслов приехал в начале июня 1956 г. и провел ряд встреч с Ракоши и члена¬
ми политбюро. В его сообщениях из Будапешта говорилось о том, что, по приз¬
4У нас в стране, очевидно, из того же источника, но в более широком объеме и с соответ¬
ствующими оценками появилась публикация в "Литературной России” 20.XII. 1991 г.
sHegedus A. Op. cit., 214 old.
6Titkos jelentesek 1956 okt. 23. - nov. 4. Budapest, 1989, 25 old.
6

нанию самого Ракоши, отдельная часть партийного актива, работников гос¬
аппарата и представителей интеллигенции, а также оппозиционеры внутри
партии выступают против линии политбюро и персонально против него, Ракоши.
Тогдашний руководитель ВПТ опасался, как бы решение о снятии Фаркаша со
всех постов не вызвало требования об открытом суде над ним, а это уже было
нежелательно для правящей группы.
Суслов в целом поддержал меры ЦК против Фаркаша, но рекомендовал не
доводить дело до крайностей, которые могли причинить вред ВПТ и ее руковод¬
ству. Он высказался в том смысле, что вопрос о реабилитации видного партий¬
ного деятеля Райка, казненного в 1949 г., надо рассматривать под тем углом
зрения, что судебный процесс над Райком возник как следствие разрыва с Юго¬
славией. В этом разрыве повинны Берия и Сталин, а не венгры7.
В общем же Суслов выступил за то, чтобы решение вопроса о Фаркаше было
объективным и без истерики, чтобы единство ЦК и всей партии не было наруше¬
но. Он подчеркнул, что смена в руководстве партии, в частности замена Рако¬
ши, или раскол в ЦК явились бы ’’таким подарком враждебным силам, лучше
которого они не могут ждать”8.
В беседах с членами венгерского руководства Суслов затронул и такой
непростой вопрос, как национальный состав венгерского руководства, в кото¬
ром было много евреев. Он, в частности, отмечал, в том числе в беседах с
Хегедюшем, что товарищи из числа лиц еврейского происхождения не могут не
считаться с тем, что за последние годы в Венгрии выросли многочисленные
молодые кадры коренной национальности, которым необходимо открыть
дорогу к руководству. Иного положения, по мнению Суслова, венгерский народ
не поймет.
В целом же ’’советы” Суслова сводились к укреплению единства в руко¬
водстве ВПТ, необходимости сохранения авторитета Ракоши, который пока
нужен партии, что, конечно, не исключает критики его недостатков. Подводя
итоги своим наблюдениям, ’’главный идеолог” КПСС подчеркивал: ’’Настрое¬
ния рабочих, крестьян, в особенности кооперированных крестьян, здоровые. . .
среди рабочих и крестьян, а также в низовых производственных организациях
каких-либо разговоров о ’’кризисе” в руководстве партии, о недоверии к руко¬
водству партии нет”9.
Особо следует отметить, что Суслов встречался тогда с Кадаром. В 1954 г.
Кадар, арестованный в 1951 г. по фальсифицированному обвинению, вышел из
тюрьмы, был реабилитирован, набирал влияние в партии и объективно возглав¬
лял центристскую группу партийцев. В связи с существовавшими опасениями
насчет взглядов Кадара Суслов констатировал, что после пребывания в тюрьме
у Кадара не осталось обид на народно-демократический строй, он производит
неплохое впечатление, является перспективным работником. (Видимо, до Када¬
ра дошли сведения о каких-то сомнениях на его счет в Москве, да и у советско¬
7Картина на деле была сложнее. Процесс Райка был началом большого антиюгославского
плана, для реализации его концепции Сталин по просьбе Ракоши прислал советских советни¬
ков (генерал МГБ Ф. Белкин и др.), но Ракоши лично руководил следствием, внес немало
"изобретательности” и "фантазии” в конструирование этого судебного процесса. Проект
судебного приговора Ракоши направил в Москву. Получил поправки. Но дальше опять
началась игра. Бывший член политбюро ВПТ 3. Ваш вспоминал, что, когда Ракоши по теле¬
фону спросил Сталина, казнить или не казнить Райка, тот уклонился от ответа. — Vas Z.
Betiltott konyv^m. Budapest, 1990, 75 old.
8Архив внешней политики Российской Федерации (далее АВП РФ), ф. 059, оп. 36, п. 8,
д. 43, л. 22-29.
’Там же, л. 37—38.
7

го посла Ю.В. Андропова). Бывший зав. международным отделом ПК ВСРП К. Эр¬
деи, личный секретарь и переводчик Кадара в 1956-1957 гг., рассказывал, что
после 4 ноября 1956 г. Хрущев лично развеял подозрения Кадара в отношении
Андропова, дав указание ознакомить первого секретаря ПК ВСРП с телеграмма¬
ми посла из Будапешта за 1956 г. Доверие было восстановлено.
После 1953 г. советское руководство стало регулярнее проводить коллектив¬
ные встречи лидеров союзных стран. 24 июня 1956 г. в Москве состоялась встре¬
ча руководителей коммунистических и рабочих партий стран народной демо¬
кратии с членами президиума ПК КПСС. Советский посол в Венгрии сообщил,
что руководители этой страны считают правильным совет Хрущева о необходи¬
мости проведения твердых мер в отношении лиц, ведущих явно враждебную
работу против народно-демократического строя. А такого рода нажим со сторо¬
ны ’’враждебных сил” заметно усилился по всей Венгрии. 30 июня пленум ЦК
ВПТ обсудил отчет Ракоши о поездке в СССР. Однако улучшения дел, как того
ожидали в Москве, не произошло. После встречи с Гере посол Андропов доло¬
жил, что ’’наши друзья” до сих пор слабо реализуют данные им советы об укре¬
плении единства в составе ЦК, а также о проведении твердой линии в отноше¬
нии враждебных элементов и демагогов. Решения пленума ЦК от 30 июня трудя¬
щимся не были разъяснены, в печати о них не писали10.
Эрозия командно-административной системы в Венгрии продолжалась. Имя
Ракоши вызывало всеобщую ненависть. Посольство СССР докладывало, что
недовольство охватывает не только интеллигенцию, но и трудящихся. Положе¬
ние было на грани взрыва.
13 июля 1956 г. в Венгрию по пути в Югославию прибыл А.И. Микоян. Глав¬
ным был вопрос о судьбе Ракоши. От этого зависела и вся ситуация в партии и в
стране. Ознакомившись с положением, Микоян поначалу пытался напирать на
необходимость строгих мер. Однако на вопрос Микояна, почему не предприни¬
мают арестов в отношении враждебных элементов, даже Ракоши ответил, что
аресты не помогут, ’’арестуем одних - появятся другие”.
Микоян пришел к выводу: в стране глубокий кризис, власть уплывает из рук
венгерских товарищей, ’’формируется параллельный центр из враждебных
элементов, действующих активно и решительно, самоуверенно”.
В венгерском руководстве все упиралось в вопрос о Ракоши, в кризис его
системы единоличной власти, в допущенные беззакония, механическое копи¬
рование советских методов. Но при этом никто из членов политбюро ЦК ВПТ не
ставил открыто вопроса об отстранении Ракоши, так как ранее Суслов говорил
им о нежелательности его снятия. Венграм хотелось сделать это руками Мос¬
квы.
Когда на совещании в узком составе Микоян спросил, не лучше ли в интере¬
сах партии в создавшихся условиях самому Ракоши подать в отставку, чтобы
облегчить положение и нейтрализовать оппозицию, венгры обрадовались.
Микоян лично беседовал с Ракоши по поводу его отставки, участвовал в
обсуждении кандидатур на пост лидера партии. Он выступал за молодого
премьер-министра А. Хегедюша, однако венгерские руководители сделали
выбор в пользу Э. Гере. В этом выборе скрывалась одна из причин последующе¬
го конфликта, так как этот ’’московит” был верным продолжателем прежней
политики. Микоян сообщил в Москву, что Ракоши вел себя правильно, заявил,
что, руководствуясь интересами партии, он полагает необходимым подать в от¬
ставку.
На пленуме ЦК ВПТ, начавшемся 18 июля 1956 г., выступил Микоян. Основ¬
10Там же, л. 154, 172-173.
8

ные моменты его речи: не допустить распада партийности; восстановить дисци¬
плину, которая обязательна как для членов ЦК, так и для рядовых; вести насту¬
пление на идеологическом фронте; поддержать отставку Ракоши и пополнение
состава руководства; дело Фаркаша решить внутри партии11. После пленума,
принявшего отставку генсека, Ракоши вместе с женой, советской гражданкой
Ф.Ф. Корниловой, выехал в СССР на ’’лечение”.
Микоян на пленуме сказал венграм, что в Москве считают ошибкой исключе¬
ние Надя из пар1ии, хотя он своим поведением его и заслужил. Если Надь хочет
вернуться в партию, он должен помириться с ней и исправить свои ошибки.
Если бы он остался в рядах партии, он обязан был бы подчиниться партийной
дисциплине. Микоян рекомендовал заявить Надю, что ’’путь борьбы с парти¬
ей - это путь, неизбежно ведущий его в тюрьму”12. После этого с Надем беседо¬
вали Кадар и Гере. Он был восстановлен в партии, но без какой-либо самокри¬
тики.
Таким образом, эмиссар ПК КПСС участвовал в подготовке и проведении
пленума ЦК ВПТ, решавшего вопрос о руководстве. Подобная практика счи¬
талась тогда нормой, хотя, по существу, она граничила с вмешательством в дела
суверенной партии. Но времена начали меняться, и в октябре Хрущева, отпра¬
вившегося в Варшаву, уже не допустили на пленум ЦК ПОРП, решавший кадро¬
вые вопросы.
По возвращении Хрущева из Варшавы 20 октября руководство КПСС обсуди¬
ло вопрос о процессах, разворачивающихся в соседних социалистических стра¬
нах, и впервые заговорило о необходимости равноправия и недопустимости
вмешательства в дела друзей. Советское руководство на четырех заседаниях
обсуждало ситуацию в странах народной демократии. Поднимались вопросы о
пересмотре принципов отношений, о выводе части советских войск, об умень¬
шении числа советников в госаппарате, в частности, по линии армии, КГБ и
МВД.
Например, 24 октября состоялось заселение, в котором, помимо Н.С. Хруще¬
ва, Н.А. Булганина и других членов Президиума, участвовали также В. Уль¬
брихт, О. Гротеволь, Т. Живков, А. Новотный. Позже к ним присоединился Лю
Шаоци. Обсуждались ситуация в Польше и Венгрии13 и другие вопросы. Было
решено разработать соответствующий документ.
Что касается Венгрии, то советское посольство и в сентябре, и в октябре
докладывало в Москву, что ситуация ухудшается, что ’’наши друзья” не сумели
после июльского пленума принять серьезных мер, в частности, для улучшения
жизни на селе. Э. Гере, проведший полтора месяца в отпуске в СССР, после воз¬
вращения домой 12 октября сказал нашему послу, что внутриполитическая об¬
становка резко ухудшилась, речь идет о серьезном положении не только в
партии, но и в стране в целом.
Конечно, все это не могло не беспокоить руководство КПСС. Однако оздоро¬
вительное влияние XX съезда наталкивалось на старые подходы. Стремитель¬
ная динамика и жесткость событий в Венгрии обрушились на советское руко¬
водство такой лавиной, что добрые порывы, попытки решить вопросы полити¬
ческими методами вмиг рассеялись. В итоге победила сталинская, имперская
традиция. Решимость противников ракошистского режима добиться перемен,
“Там же, л. 222-224, 241-243.
12Там же, л. 209-215.
13В Венгрии опубликована статья Т. Хайду об этой встрече, подготовленная на базе най¬
денной в Чехословакии стенографической записи одного из сотрудников А. Новотного. —
Nepszabadsag, 20.VI. 1992.
9

так называемые антисоветские проявления вызывали в Москве ответные
импульсивные реакции. В условиях сложной международной обстановки
непредсказуемость последствий выпадения одной страны из Варшавского пакта
толкала руководство СССР на крайние меры. К тому же действовал послевоен¬
ный раздел Европы на сферы влияния.
Можно ссылаться на жесткую позицию В.М. Молотова и Г.К. Жукова, но ведь
и тогдашний реформатор Н.С. Хрущев придерживался необходимости ’’навести
порядок”, причем быстро, укрепить единство соцлагеря. Нельзя забывать и о
том, что оказывали воздействие и другие факторы мировой политики.
Как же развивались события?
23 октября 1956 г. в атмосфере назревавшего общественного взрыва и под
влиянием польских событий, где к власти пришел В. Гомулка, в Будапеште
состоялась большая студенческая демонстрация, к которой постепенно присо¬
единились представители почти всех слоев населения. Число демонстрантов
достигало 200 тыс. Главной причиной стало недовольство народа политикой
правящей партии. Власти были в растерянности, тем более, главные лидеры
только в тот день вернулись из Югославии. Министр внутренних дел сначала
запретил, потом разрешил демонстрацию. Она началась под лозунгами нацио¬
нальной независимости, демократизации, полного исправления ошибок рако-
шистского руководства, привлечения к ответственности виновных за репрес¬
сии. Среди требований фигурировали немедленный созыв партсъезда, назначе¬
ние Надя премьер-министром, вывод советских войск их Венгрии, разрушение
памятника Сталину. В ходе первых столкновений с силами охраны правопоряд¬
ка характер демонстрации изменился, появились антиправительственные
лозунги. Унять страсти не смог и Надь, выступивший по требованию демонст¬
рантов на митинге перед парламентом. К вечеру началось восстание14. Демон¬
странты, вооружившись, захватили радио, ряд военных и промышленных объек¬
тов.
Той же ночью пленум ЦК ВПТ решил образовать новое правительство во
главе с Имре Надем. Однако Гере поспешил в речи по радио квалифицировать
события как контрреволюции. Было объявлено чрезвычайное положение. Еще
днем Гере по телефону обратился в Москву с просьбой ввести в Будапешт
советские войска, находившиеся в Венгрии по Варшавскому Договору. Получив
приказ начальника Генштаба маршала Соколовского, части Особого корпуса в
22.00 23 октября были подняты по тревоге и двинулись на Будапешт. Расчет был
на демонстрацию силы, однако появление советских войск вызвало сопротив¬
ление.
Имре Надь присутствовал на заседании ПК и не возражал против приглаше¬
ния советских войск, хотя на другой день на просьбу посла СССР подписать
соответствующее письмо ответил отказом. Вместо него это сделал бывший глава
правительства Хегедюш. Текст обращения гласил: ”От имени Совета Министров
Венгерской Народной Республики прошу правительство Советского Союза
прислать на помощь советские войска в Будапешт для ликвидации возникших
в Будапеште беспорядков, для быстрого восстановления порядка и создания
условий для мирного созидательного труда”15. На письме была поставлена да¬
та - 24 октября, в Москву оно поступило 28 октября.
24 октября в Будапешт прибыли Микоян и Суслов. Обстановка в венгерской
столице менялась каждый час.
14В архиве МИД РФ имеется справка двух сотрудников посольства СССР (один из них -
третий секретарь В.А. Крючков), которые были очевидцами демонстрации и сделали вывод,
что она была хорошо спланирована и управляема.
15АВП РФ, ф. 059, оп. 36, п. 8, д. 45, л. 75.
10

Из-за плохой погоды самолет не смог сесть в Будапеште, поэтому Микоян и
Суслов сначала побывали в штабе Особого корпуса в г. Секешфехерваре, оттуда
вместе с генералом И. Серовым, председателем КГБ, и генералом армии М. Ма¬
лининым, первым заместителем начальника Генштаба, в колонне танков и БТР
направились в столицу.
Судя по всему, эмиссары Кремля прибыли с готовым мнением, что венгер¬
ские власти, да и наши военные преувеличивают сложность обстановки. Во вся¬
ком случае после бесед с Гере, встреч с советскими и военными представителя¬
ми, а также переговоров в ПК ВПТ, в которых участвовали Надь, Кадар и
другие руководители, они доложили в Москву, что венгерское руководство
преувеличивает силы противоборствующей стороны и недооценивает собствен¬
ные. Микоян и Суслов, исходя из сообщений военных, считали, что к 17.00
24 октября ’’все очаги повстанцев подавлены, идет ликвидация самого главного
очага на радиостанции, где сосредоточено около 4 тысяч человек”. Предпола¬
галось, что советские войска займут ночью здание радио.
Отмечалось, что венгерская армия плохо проявила себя, стойко держались
только части госбезопасности и подразделения моряков речной флотилии. Но
перелом все-таки произошел, отмечали посланцы из Москвы, и теперь венгер¬
ские войска смелее будут привлекаться к патрулированию улиц. В этой связи
говорилось, что венгерские руководители, особенно Надь, одобрительно отнес¬
лись к более активному использованию венгерских военнослужащих и полиции
с тем, чтобы облегчить бремя советских войск и подчеркнуть роль самих венг¬
ров в ликвидации мятежа16.
Кстати, уже на 19.00 24 октября советские войска понесли следующие потери:
было убито 20 офицеров и солдат, ранено 48 человек. Сожжено 2 танка и 2 авто¬
мобиля, подбито 4 БТР.
Представители ПК КПСС высказали ряд рекомендаций венгерским руководи¬
телям, они подчеркнули, что их приезд имеет целью оказать помощь, особенно с
учетом участия советских войск в ликвидации беспорядков с тем, чтобы ’’это
было без трений и на общую пользу”. Ошибкой венгерских властей они считали
отсутствие приказа у венгерской армии открывать огонь.
Оптимистически звучали фразы из первого донесения московских ’’гостей”:
обстановка способствует сплочению венгерского Политбюро; правда, Гере не
скрывал, что многие требуют его отставки. Надь сказал, что такие голоса слыш¬
ны только снизу, а не на уровне ПК. Но в целом венгерские руководители заве¬
рили, что владеют обстановкой.
На другой день, 25 октября, все осложнилось: восстание расширялось. По
мнению Микояна и Суслова, два события всколыхнули венгерскую столицу:
инцидент у парламента, когда во время митинга с крыш близлежащих домов
были обстреляны советские солдаты и сожжен один танк, а советские подразде¬
ления ответили огнем, в результате чего были убиты 60 венгров17, и перестрел¬
ка у здания ПК - советские танкисты, прикрывавшие здание, ошибочно откры¬
ли огонь по подходящей венгерской роте охраны, приняв ее за отряд повстан¬
цев; 10 венгров были убиты.
В городе не стихала перестрелка.
По свидетельству Микояна и Суслова, на выстрелы из домов и с крыш совет¬
ские войска отвечали пушечным и пулеметным огнем танков. Одновременно
1бТам же, л. 57-63.
17Нынешняя венгерская историография считает, что жертв было больше и что вообще эту
провокацию устроили агенты ГБ. — Gati Ch. Magyarorszag a Kreml arnyekaban. Budapest, 1990,
141 old.; Az 1956-os magyar forradalom. Budapest, 1991, 61 old.
11

обострилась ситуация в Мишкольце, Сегеде и Пече. Началась всеобщая забастов¬
ка. Нарастали требования о выводе советских войск. В ряде городов имели
случаи линчевания военнослужащих госбезопасности.
Надь попросил увеличить численность советских войск, особенно пехоты.
Такое обещание было ему дано.
Осложнявшаяся ситуация требовала перемен в старом руководстве партии.
25 октября Гере подал в отставку. Первым секретарем партии стал Кадар, был
пополнен и состав политбюро, в частности, за счет сторонников Надя. Внутри
партруководства шла дискуссия: сторонники Надя - Ф. Донат и Г. Лошонци
требовали идти на согласие с повстанцами и предпагали считать события не
мятежом, а справедливым народно-демократическим движением, военный же
комитет партии предложил подавить главные очаги сопротивления в Будапеште
с помощью советских танков и авиации. Премьер-министр колебался, он отка¬
зался принять и первое, и второе предложения. Надь, очевидно, не хотел свя¬
зывать свое имя с жестокими мерами подавления, все еще думал о реформах
’’сверху” на базе программы 1953-1954 гг., хотя обстановка коренным образом
менялась. Система власти разваливалась. На передний план выступали требова¬
ния улицы, различных революционных организаций. Речь шла уже не об ’’улуч¬
шении социализма”, а о свободных выборах, коалиционном правительстве.
Все чаще возникал вопрос о советских войсках. На заседании в ПК член
политбюро Кебель предложил объявить населению, что после восстановления
спокойствия и порядка венгерское правительство попросит вывести советские
войска с территории Венгрии. Присутствовавшие Микоян и Суслов сразу же
заявили, что ’’никак нельзя ставить вопрос о выводе советских войск из Венг¬
рии, потому что это будет означать приход войск американских”. Они предло¬
жили объявить народу, что после восстановления порядка советские войска
вернутся в места своей постоянной дислокации.
На заседании предложение о выводе советских войск было отклонено.
Однако, выступая вечером по радио, Надь сообщил, что его правительство
проявит инициативу проведения переговоров об отношениях ВНР и СССР, в
частности о выводе всех советских войск с венгерской территории. Микоян и
Суслов были изумлены, подобным заявлением. ’’Утром будем разговаривать по этому
вопросу”, - сообщили они в Москву^0.
В венгерской18 19 и западной литературе можно встретить мнение о том, что
судьба Венгрии решалась в Москве в соперничестве двух линий - силового
варианта и нахождения ’’модуса вивенди” с правительством Надя.
Разумеется, расхождения в подходах чувствовались. Они были между Ми¬
кояном и Сусловым, между Микояном и послом, между политиками и военны¬
ми. Например, маршал Жуков с самого начала событий предлагал действовать
самостоятельно, не полагаясь на венгерские войска.
Ближайший сподвижник Кадара, недавно умерший Д. Ацел, писал: Кадар,
попав в Москву 1 ноября 1956 г., увидел, что в советском руководстве выража¬
лись разные точки зрения20. О спорах и сомнениях пишет и Хрущев в своих
мемуарах. Однако в решающий момент все это не имело значения.
В сообщениях Суслова и Микояна из Будапешта присутствовали определен¬
ные элементы колебаний. Вначале они говорили об одном - отклонить все требо¬
вания венгерской оппозиции и революционных комитетов, не менять состава
18АВП РФ, ф. 059, оп. 36, п. 8, д. 45, л. 64-67.
19См. Желицки Б.Й. Венгрия 1956 г. Эволюция оценок венгерских историков. — Новая и
новейшая история, 1992, № 3.
2OMozgo vilag, 1992, N 3, 52 old.
12

правительства, продолжать борьбу, опираясь на Советскую Армию. Но тут же
сами утверждали, что в этом случае венгерские власти могут потерять всякое
доверие у населения, появятся новые жертвы, а это приведет к краху. Были и
другие предложения: ввести в состав правительства видных демократов, пред¬
ставителей бывших мелкобуржуазных партий. Но одновременно подчеркива¬
лось, что это скользкий путь, надо быть осторожным, потому что можно скатить¬
ся вниз. Этот вопрос обсуждался ими и с Имре Надем, который считал, что на
подобную меру надо идти лишь в силу крайней необходимости, чтобы не выпус¬
тить из рук руль управления.
Какова же была политическая линия Надя? Начал он крайне осторожно. Со
стороны Москвы сначала ему было оказано доверие, с ним советовались, хотя
формально до 25 октября на первом месте был Гере. Затем все нити управления
перешли к Надю, вернее, к его ближайшему окружению. Обстановка усложня¬
лась, успокоения не наступило. Критике стал подвергаться и Надь, но одновре¬
менно распространялись слухи о том, что он заложник сталинистских, догмати¬
ческих сил.
Перетасовки в составе политбюро и правительства не давали результата.
Одним из главных был вопрос об оценке происходящего: контрреволюция или
народное восстание. Участие советских войск в боях усилило антисоветский,
антирусский настрой в обществе. Нация сплачивалась, требования демократи¬
ческой оппозиции, повстанческих групп нарастали - роспуск войск и органов
госбезопасности, новое правительство на основе многопартийности, наказание
прежних руководителей, уход русских, нейтралитет страны, выход из Варшав¬
ского Договора и т.д.
Партийные органы и местные органы власти перестали функционировать.
Много нервозности вносили подстрекательские передачи радио ’’Свободная
Европа”.
Ситуация подошла к критической отметке.
28 октября, выступая по радио, Надь изменил оценку событий в стране,
назвав их мощным народным демократическим движением, а не контрреволю¬
цией. Объявил о роспуске войск и органов госбезопасности. Сообщил о прекра¬
щении огня, амнистии и начале переговоров с повстанцами. В стране началось
формирование новых вооруженных сил на базе армии и отрядов повстанцев.
Защитники конституционного строя оказались деморализованными.
В венгерской исторической литературе в связи с этими шагами утверждается,
что ’’прозрение” Надя произошло под влиянием его сторонников, прежде всего
Лошонци, Доната, Харасти, Копачи, а также потока депутаций, которые открыли
ему глаза на действительную обстановку и настроение населения, интеллиген¬
ции21. Уяснив, что путь чрезвычайных мер, террора ведет в тупик, что ВПТ стала
недееспособной, а сам он теряет популярность, премьер-министр встал на путь
соглашения с повстанцами, признания различных революционных организаций
и удовлетворения их основных требований, в том числе введения многопартий¬
ности и создания коалиционного правительства.
Что касается идеи нейтралитета, то в Венгрии, по примеру Австрии, было
немало ее сторонников. Надь еще в 1955 г. в своих работах высказывался в
пользу нейтральной Венгрии при сохранении дружественных связей с СССР.
Многие венгерские авторы отмечают, что венгерский премьер пошел на реши¬
тельные перемены, надеясь таким путем консолидировать ситуацию и спасти
народно-демократический строй, только после консультаций в партруководстве
(а Надь, мол, был ’’старым большевиком”) и в советском посольстве, в ходе
2łAz 1956-os magyar forradalom, 63-64 old.
13

которых было достигнуто якобы полное согласие сторон, включая Микояна и
Суслова.
В действительности все было гораздо сложнее. Во-первых, Микоян и Суслов
при всех своих полномочиях не могли решать за Москву, во-вторых, и у них
возникали вопросы. Судя по всему, у Микояна, сторонника гибких мер, сущест¬
вовали серьезные опасения. Он, например, полагал, что из-за боязни идти на те
или иные шаги советская сторона будет поставлена перед свершившимися
фактами. Ему все больше не нравилось, что Надь не выполняет своих обещаний,
начинает информировать представителей СССР о принятых решениях постфак¬
тум. В то же время он понимал тяжелое положение, в котором оказались Надь и
его правительство.
29 октября Микоян и Суслов передали в Москву, что из бесед в ЦК ВПТ стано¬
вится ясно: венгерские товарищи не только не овладевают массами, но, более
того, антикоммунистические элементы наглеют. Например, Кадар сообщил им,
что в Будапеште захвачены два райкома партии, а группа студентов и писате¬
лей заняла редакцию и типографию центральной партийной газеты и намерена
выпускать свою газету. Естественно, советские представители пообещали, что
советские войска помогут отбить эти учреждения.
В этот день Микоян и Суслов сделали такой вывод о поведении Надя и его
сторонников: ’’Самое опасное в том, что, своей декларацией (заявление от
28 октября. - В.М.) разложив морально кадры госбезопасности - наиболее
стойких бойцов, - они пока не сумели ничего сделать взамен, чем пользуется
реакция”22. Представители ЦК КПСС пытались разработать меры по сохранению
кадров, верных режиму. На 30 октября была запланирована их новая встреча с
венгерским политбюро. А тем временем партийное руководство вновь было
реорганизовано. ВПТ была распущена, и вместо нее 31 октября объявлено о
создании новой партии - ВСРП. В состав ее исполкома вошли Я. Кадар - первый
секретарь, И. Надь, 3. Санто, Г. Лошонци, Ф. Донат, Д. Лукач, Ш. Копачи. Как
грибы появлялись другие партии и организации, в том числе Революционный
Комитет венгерской интеллигенции.
30 октября Суслов и Микоян сообщили, что политическая обстановка в
стране и в Будапеште ухудшается: в руководящих органах партии чувствуется
беспомощность, в партийных организациях имеют место процессы распада.
Хулиганствующие элементы обнаглели, захватывают районные партийные
комитеты, убивают коммунистов. Организация партийных дружин идет медлен¬
но. Заводы стоят. Народ сидит по домам. Железные дороги не работают, а
распоясавшиеся студенческие и другие повстанческие элементы, изменив
тактику, проявляют большую активность.
Два члена президиума ЦК КПСС сообщили в Москву, что еще не имеют окон¬
чательной точки зрения на обстановку, насколько серьезны ухудшения. Обеща¬
ли доложить свои выводы, а в конце сообщения следовала рекомендация: необ¬
ходимо немедленное прибытие в Венгрию маршала И.С. Конева.
Не удалось установить, был ли послан в Москву документ с выводами или же
состоялся разговор по телефону. Вероятно, в то время было уже не до рассылки
телеграмм. 31 октября Микоян и Суслов отбыли в Москву.
В действие вступали другие планы. К этому моменту маршал Конев уже был
назначен командующим операции ’’Вихрь” (кодовое название вторжения в
Венгрию) и 1 ноября начал перегруппировку войск и переброску подкреплений,
окружение аэродромов и т.д.
Одним из спорных вопросов позиции СССР в истории венгерского восстания
22АВП РФ, ф. 059, оп. 36, п. 8, д. 45, л. 79-80.
14

1956 г. является публикация в Москве 30 октября ’’Декларации об основах
развития и дальнейшего укрепления дружбы и сотрудничества между Совет¬
ским Союзом и другими социалистическими государствами”. В Декларации,
которая готовилась с середины октября, дана самокритичная оценка послевоен¬
ного опыта формирования отношений СССР с этими государствами, подвергнуты
критике различного рода деформации и выражена готовность строить равно¬
правные отношения, убрать все препятствия на пути сотрудничества, обсудить
трудные вопросы, включая и пребывание советских войск на территории ряда
стран, прежде всего Венгрии.
Декларация вызвала положительные международные отклики.
Но через три дня последовало вооруженное вмешательство в Венгрии, пред¬
ставлявшее явное нарушение норм международного права. Как это оценить -
вероломство, хитрость или одна рука в советском руководстве не ведала, что
делает другая? Дело объясняется, вероятнее всего, проще. Внешнеполитический
аппарат готовил свои предложения (в расчете на политическое урегулирова¬
ние), военный - свои. Затем Декларация и план мероприятий в связи с обостре¬
нием событий в Венгрии были одобрены на одном заседании Президиума. Но
оформлены разными датами - 30 и 31 октября. В тексте Декларации при внима¬
тельном чтении можно было вычитать намеки на дальнейшее развитие событий.
Устные установки для военных были даны еще раньше - уже с 27 октября
Минобороны и Генеральный штаб начали готовиться к критическому ходу собы¬
тий - подтягивать войска, разворачивать системы связи и т.д.
Когда Надь 28 октября потребовал вывести советские войска из Будапешта,
это требование было принято, но начали выполнять его только 30 октября, да и
то не спеша. Войска отходили и тут же занимали позиции вокруг столицы Венг¬
рии. Одновременно под предлогом обеспечения эвакуации советских войск и
членов семей военнослужащих начался дополнительный ввод советских частей.
Последовали протесты Имре Надя и венгерского МИДа, усматривавших в
этом нарушение Варшавского Договора.
Имре Надь считал объяснения советского посла неудовлетворительными и
требовал новых объяснений, грозил обратиться за помощью к ООН. Он объявил
о выходе Венгрии из Варшавского Договора, о нейтралитете страны. В Москве
все было уже решено. Советская сторона тянула время, согласившись на пере¬
говоры об условиях вывода войск и выхода Венгрии из ОВД.
Вот некоторые детали тех дней.
1 ноября посол Андропов был вызван на заседание узкого состава кабинета
министров (это был фактический орган управления, так как правительство в
полном составе не действовало), где Надь вновь потребовал объяснений относи¬
тельно перехода границы советскими войсками. Премьер вел себя нервно и все
время оглядывался на госминистра 3. Тильди, бывшего президента Венгрии,
представлявшего партию мелких сельских хозяев. 3. Тильди спокойно объяс¬
нил, что если советские войска подойдут к Будапешту, то произойдет скандал,
правительству придется уйти в отставку. Говорил, что он лично стремится
предотвратить озлобление рабочих против Советского Союза, однако настаива¬
ет, что дополнительно введенные, сверх Варшавского Договора, советские
войска должны покинуть страну.
Надь вновь подтвердил намерение о выходе из Варшавского Договора и о
нейтралитете. Остальные, включая Кадара, поддержали Надя. Молчал только
Доби.
2 ноября посол Андропов вновь встречался с Надем по тем же вопросам. В
конце беседы премьер, как сообщал Андропов, в раздраженном тоне просил
дать объяснение по поводу исчезновения двух своих министров - Кадара и
15

Мюнниха. Надь рассказал послу, что накануне Мюнних попросил машину для
поездки в советское посольство. Его видели недалеко от посольства, когда он
пересаживался в советский бронетранспортер. Надь заметил, что посольство
СССР занимается ’’нехорошими делами” и что это может создать о посольстве
’’плохое впечатление”. Премьер-министр требовал сообщить, где находятся
Кадар и Мюнних. Андропов отвел все претензии Надя23.
Таким образом, в Москве в конце октября было решено восстановить в
Венгрии порядок, не допустить ее ухода на Запад: это нарушило бы послевоен¬
ный статус-кво, усилило бы позиции НАТО. Реальной представлялась опасность
ремилитаризации Западной Германии. Падение народно-демократического
строя в Венгрии оказало бы негативное воздействие на другие страны социализ¬
ма. Напрашивался вывод - правительство Надя следовало менять. Для поддер¬
жки нового правительства требовалось массированное и быстрое вторжение
войск. Идейная основа была классическая - пролетарская солидарность, идеи
интернационализма. Как позднее говорил Хрущев во время визита в Венгрию
(1958 г.), мы не смогли помочь вам в 1919 г., но зато помогли в 1956-м.
Эмоциональное воздействие на окончательную позицию Кремля оказали,
конечно, расправы с коммунистами, работниками госбезопасности, бегство
многих представителей партгосактива в соседние страны, а также разгром
30 октября Будапештского горкома партии и жестокая расправа с его защитни¬
ками. Сыграло свою роль и определенное давление со стороны группы бывших
венгерских руководителей, вывезенных после 28 октября по соображениям
безопасности в Москву (Гере, Реваи, Хегедюш, Бата, Пирош и др.).
Очевидно, что советское руководство в духе имперской политики, ’’холод¬
ной войны”, опираясь на Потсдамские соглашения, считало себя вправе пойти
на интервенцию. Жертвы предполагались минимальными. Возникал, конечно,
вопрос о возможной реакции США и их союзников. Но в условиях суэцкого
кризиса, вспыхнувшего 28 октября, ’’тройственной агрессии” против Египта
Москва могла чувствовать себя сравнительно спокойно. Руки западных держав
были скованы ближневосточной ситуацией. Вашингтон оказался вынужденным
выступать против своих союзников. К тому же президент Эйзенхауэр был занят
предвыборной кампанией. Ожидалось, что помимо пропагандистской шумихи,
осуждений в ООН ничего существенного не последует. Некоторые западные и
венгерские авторы считают, что между Москвой и Вашингтоном существовало
молчаливое согласие по этому вопросу.
Резкие протесты президента США на имя председателя Совета министров
СССР Н.А. Булганина последовали после 7 ноября. В письме Булганину от
11 ноября в связи с обменом посланиями по суэцкому кризису президент США,
в частности, писал: ’’Трудно примирить выражаемую Вами заботу о принципах
морали и целях ООН с действиями, предпринятыми советскими воинскими
частями против народа Венгрии. Ваше письмо ко мне от 7 ноября относительно
этой трагической ситуации было глубоко разочаровывающим”24.
На поведение советского руководства повлиял и югославский синдром.
Отношения двух стран и партий были восстановлены в 1955 г., но споры вокруг
советской модели социализма и особого югославского пути продолжались. Тито
и другие югославские руководители не скрывали симпатий к Имре Надю.
Руководство СФРЮ, однако, испытывало беспокойство по поводу ухудшения
ситуации в Венгрии и готово было в случае продолжения кровопролития пред¬
принять самостоятельные шаги, включая и военные действия.
23 Там же, л. 87-89, 96-98.
24АВП РФ, 5-й Европейский отдел, д. ПО, оп. 36, п. 31, папка 49, л. 21—22.
16

2-3 ноября 1956 г. Хрущев и Маленков, находясь инкогнито у Тито на остро¬
ве Бриони, обсуждали венгерскую ситуацию. Накануне, 1 ноября, Хрущев,
Молотов и Маленков встретились в Бресте с поляками, затем Хрущев и Мален¬
ков провели переговоры в Бухаресте. Руководители ГДР, Польши, Чехослова¬
кии, Румынии и Болгарии, а ранее в Москве - делегации ЦК КПК во главе с Лю
Шаоци согласились с соображениями советского руководства. У поляков было
особое мнение, но они признали, что события в Венгрии приобретают контррево¬
люционный характер и другого выхода у СССР нет. Хрущев отклонил предложе¬
ние румын и болгар использовать их войска.
Югославский посол в СССР В. Мичунович рассказывал, что в беседе с Тито
Хрущев заявил: венгерские события ведут к контрреволюции. Хрущев возбуж¬
денно объяснял, что в Венгрии убивают, вешают коммунистов, сослался при
этом на обращение Надя за помощью в ООН, к четырем великим державам, на
его решение о выходе из Варшавского Договора. Трудно пока ответить на
вопрос, является ли Надь просто орудием в руках реакции или он сознательный
агент империализма, но важнее другое - события, развивающиеся по нарастаю¬
щей, направлены на реставрацию капиталистических порядков. ’’Что нам
остается делать?” - спросил Хрущев.
Если мы смиримся, продолжал он, то Запад будет считать нас идиотами и тру¬
сами. Мы не можем согласиться с таким поворотом событий ни как комму¬
нисты-интернационалисты, ни как Советский Союз - великая держава25.
Хрущев сказал, что Москва сконцентрировала достаточное количество войск
и приняла решение положить конец нынешней ситуации в Венгрии. Он также
сообщил, что уже сюда, на Бриони, ему позвонил Булганин и передал хорошую
новость - Мюнниху и Кадару удалось выбраться из Будапешта и они на самоле¬
те направляются в Москву.
Представители СССР заявили, что они не могут позволить реставрацию капи¬
тализма в Венгрии хотя бы потому, что для Советского Союза это связано с тяже¬
лыми внутриполитическими последствиями. Есть немало людей, которые вос¬
приняли бы все это примерно следующим образом: при Сталине все были послуш¬
ными и не было никаких беспорядков. А с тех пор, как эти... (тут Хрущев
употребил крепкое выражение применительно к советским руководителям)
пришли к власти, начался развал, Венгрия уходит... И все происходит именно
в тот момент, когда советское руководство начало кампанию по осуждению
Сталина.
По словам Хрущева, подобное первыми начнут говорить в Советской Армии.
Именно здесь, писал югославский посол, кроется одна из главных причин,
почему Москве приходится вмешаться в венгерские события26.
Маленков тоже заявил, что с советской стороны все готово для немедленного
наступления против правительства Надя.
Мичунович считал, что советские руководители в Венгрии будут делать то,
что захотят, без оглядки на согласие или неодобрение Тито. Югославские
руководители, по его словам, заявили, что мятеж в Будапеште и затем восста¬
ние венгерского народа - прямое следствие недовольства, вызванного полити¬
кой Ракоши, ошибками и промахами недавнего прошлого. Но югославы с нема¬
лым беспокойством наблюдают, как ситуация в Венгрии разворачивается
вправо и начинает приобретать контрреволюционную окраску: разве может
быть другим мнение о правительстве, которое допускает казнь коммунистов. Если
так, то тогда надо вмешаться. Но нельзя все сводить только к действиям Советской
2LMicunovic V. Moskauer Tagebticher 1956—58. Stuttgart, 1982, S. 173-197.
26Ibid., S. 199.
17

Армии. Это могло бы привести к кровавым столкновениям, весь венгерский народ
будет сражаться против советских солдат, поскольку Венгерская партия трудя¬
щихся в итоге событий прекратила свое существование и полностью развали¬
лась. В такой обстановке надо найти политическое решение, спасая то, что еще
можно спасти.
Хрущев в ответ сказал, что планируется создать новое венгерское правитель¬
ство под руководством Ференца Мюнниха. Но будет участвовать и Кадар.
Хрущев тут же спросил, какого мнения югославы о нем. Югославские участ¬
ники переговоров предложили, чтобы новое революционное правительство
было сформировано лучше под руководством Кадара, чем Мюнниха. Была
достигнута договоренность относительно Кадара. Югославы предложили факти¬
чески нейтрализовать Надя, пригласив его в свое посольство.
В своих мемуарах Хрущев отмечал, что на Бриони, вопреки опасениям, с
Тито удалось быстро договориться. Трудности с югославами возникли позже. В
Москве было стойкое убеждение, что Белград дирижировал действиями группы
Надя.
На рассвете 4 ноября, объявив, что правительство находится на посту, а
венгерские части начинают сопротивление вторгшимся советским войскам,
Надь вместе с ближайшими сторонниками, опасаясь ареста, отправился в по¬
сольство Югославии, где получил политическое убежище.
После 4 ноября А. Ранкович направил телеграмму Надю, предлагая ему уйти
в отставку и поддержать политику нового правительства. Надь отказался. Ацел
писал в 1991 г., что Надь после длительных разговоров с югославами якобы
набросал заявление об отставке, но члены исполкома партии, находившиеся с
ним в посольстве, не поддержали этого намерения27.
На обратном пути из Югославии Хрущев имел короткую встречу с Кадаром в
Ужгороде. 3 ноября было образовано Временное революционное рабоче-кресть¬
янское правительство во главе с Яношем Кадаром. О создании правительства
сообщили радиостанция из г. Сольнока, а также советское радио.
Если на первой стадии событий, с 23 по 30 октября, в Венгрии было задейст¬
вовано пять советских дивизий, то в операции ’’Вихрь” участвовали уже две
армии в составе девяти дивизий и Особый корпус, дислоцированный в Венгрии,
в составе трех дивизий. Были переброшены и воздушно-десантные части.
На рассвете 4 ноября советские войска по приказу маршала Конева приступи¬
ли к выполнению поставленной задачи ’’помочь сломить сопротивление
мятежников в Будапеште, восстановить законную власть и порядок в стране”.
Особый корпус генерал-лейтенанта П.Н. Лащенко начал действовать чуть рань¬
ше. Эти действия оправдывались просьбой правительства Кадара. Об этом же
говорилось и в телеграмме ПК КПСС в обкомы и ПК компартий союзных респуб¬
лик. Всего в ноябре на территории Венгрии было задействовано примерно
60 тыс. советских солдат и офицеров. Войска перебрасывались в спешном
порядке из Одесского и Прикарпатского округов, зачастую неподготовленные,
так как были заняты на сельхозработах. Была задействована часть войск из
состава армии генерала А.Л. Гетмана, дислоцированной в Румынии.
Решено было вывести из строя венгерскую армию, разоружить ее части ввиду
ненадежности. Венгерские подразделения, за редким исключением, не оказыва¬
ли организованного сопротивления. Но бои с повстанцами (их насчитывалось до
15 тыс. человек) в Будапеште отличались ожесточенностью. По данным венгер¬
ского Минздрава, приводимым в советских военных документах, в период боев
27Mozgo'vilag, 1992, N 3, 55 old.
18

погибло до 4 тыс. венгерских граждан20. За семь-девять дней сопротивление
повстанцев было сломлено. Соотношение сил, конечно, оказалось неравным.
Пена ’’победы” для советской стороны была немалой - в боях погибло 669 со¬
ветских солдат и офицеров, имелось 1450 раненых, 51 человек пропал без вести.
Таков кровавый итог проводившейся тогда политики.
Начались аресты. Министр обороны П. Малетер вместе с официальной делега¬
цией был схвачен в 1 час. 30 мин. ночи 4 ноября на аэродроме Тёкёль во время
переговоров о выводе советских войск с генералом армии Малининым. На 15 но¬
ября, как докладывал генерал Серов, советскими органами госбезопасности
было арестовано 1372 человека и позднее передано венгерскому МВД. Захваче¬
но большое число вооружения, очевидно, не только оружие повстанцев, но и
техника и боеприпасы венгерской армии.
В Венгрии сейчас пишут о том, что якобы большое число советских солдат
перешло на строну повстанцев. Данных об этом нет. Известно, что примерно
пять человек убежали в Австрию. Никаких расстрелов наших солдат за симпа¬
тии к восстанию, да еще к тому же во дворе советского посольства не было.
Важно отметить, что советские войска выполняли военные функции, их дейст¬
вия не служили гарантией возврата власти Ракоши. Для Хрущева это было
ясно. На этом настаивал и Кадар. Для Кадара это был принципиальный вопрос.
Выражение ’’клика Ракоши - Гере” появилось в документах по его настоянию.
Другое дело, что ракошистов считали виновными во многих прегрешениях,
но они не были предателями ’’дела социализма”. Эта роль отводилась Имре
Надю.
Кадар и члены его правительства из г. Сольнока перебрались в Будапешт
7 ноября и тут же принесли присягу председателю Президиума ВНР Т. Доби. Так
вроде бы была решена проблема легитимности. В стране Кадар и его сторонники
пользовались минимальной поддержкой. Начался трудный процесс восстанов¬
ления нормальной жизни, завоевания поддержки населения.
Ситуация была сложной - одно правительство сидело в югославском посоль¬
стве, другое, временное, столкнулось с тяжелейшей политической и экономи¬
ческой обстановкой, да еще и плюс международной изоляцией.
Одной из жестоких сторон действительности того времени были репрессии,
сведение счетов, срыв забастовок, разгоны рабочих советов. По мере укрепле¬
ния своего положения новые власти организовали судебные процессы. Я. Ка¬
дар, рассказывая М.С. Горбачеву в 1985 г. о событиях тех лет, отмечал, что,
когда число вынесенных смертных приговоров (примерно 300) достигло коли¬
чества жертв среди сторонников народно-демократического строя, он попросил
органы юстиции и МВД остановиться. Так ли было на самом деле и насколько
это повлияло на ход событий, сейчас определить трудно. Известно, например, об
обращении Кадара к секретарям ПК КПСС А.Б. Аристову и М.А. Суслову, нахо¬
дившимся в ноябре 1956 г. в Венгрии, с просьбой повлиять на генерала Серова и
военных - не надо, мол, без разбора хватать людей, особенно в провинции,
Надо искать подлинных зачинщиков, а не людей, случайно оступившихся29.
Правда, имели место и советские обращения такого же свойства - умерить
размах репрессивных акций.
Первоначально не было и речи об организации судебного процесса над И. На¬
дем и его сторонниками. Вся его группа находилась до 22 ноября в югославском
посольстве в Будапеште. После получения письменных гарантий правительства
28Сейчас в Венгрии официально считается, что потерь было меньше - 2700 человек. - Az
1956-os magyar forradalom, 89 old.
29АВП РФ, ф. 059, оп. 36, п. 8, д. 45, л. 134-138.
19

Кадара в личной безопасности и возможности отправиться по домам Надь и его
товарищи покинули посольство, но тут же были задержаны советскими военно¬
служащими и через день вывезены в Румынию с согласия ее правительства.
Вся акция была заранее согласована с Москвой и Бухарестом. Кадар утверж¬
дал, что югославы были в курсе договоренности, хотя позднее протестовали,
почему Надя вывезли в Румынию.
В условиях обострения международной обстановки и идеологических дис¬
куссий в коммунистическом движении, в том числе с СКЮ, встал вопрос, кто же
несет ответственность за трагические события. Вначале Надя обвиняли в утрате
контроля над обстановкой, позже стали называть человеком, открывшим путь
для контрреволюции, совершившим измену родине. Сам Кадар говорил, что не
считает Надя контрреволюционером, но логика событий, дескать, привела его к
преступлениям.
Ощущалось давление не только внутренних сил в ВСРП, но и внешних - со
стороны руководителей ’’братских стран”. В конце 1956 г. пленум ПК ВСРП
принял решение о начале расследования, но одновременно в духе борьбы ”на
два фронта” обратился в Москву с просьбой подольше держать Ракоши и его
сторонников в Советском Союзе. В 1962 г. в ходе партийного разбирательства
Ракоши и его ближайшие сподвижники были исключены из партии. ПК КПСС
согласился с просьбой Будапешта, чтобы Ракоши жил в СССР. Его пребывание
затянулось до 1971 г. Москве он, несомненно, был в тягость, но Кадар упорно не
соглашался на его возвращение. Умер Ракоши в г. Горьком, где жил последние
годы. Похоронен в Будапеште.
Судьба Имре Надя оказалась трагической.
Членов ПК ВСРП исподволь готовили к идее суда над Надем и его группой.
Договоренность об этом существовала в рамках руководящего ядра исполкома
ПК ВСРП.
Венгерские власти регулярно советовались с Москвой. В марте 1957 г. в Буха¬
ресте была устроена встреча трех партий - КПСС, ВСРП и РКП. Тогда судебный
процесс только планировался. Румыны предложили, чтобы специалисты КГБ
консультировали МВД ВНР. В конце марта 1957 г. в Москве Кадар достиг догово¬
ренности с советским руководством о том, что Надь и его группа не могут
избежать ответственности. В апреле 1957 г. их арестовали в Румынии, где они
пользовались правом ’’временного убежища”, и тайно перевезли в ВНР. Следст¬
вие тянулось до осени 1957 г. В советскую столицу приезжали гонцы с материа¬
лами расследований. Известно, что по просьбе Москвы дату процесса два раза
переносили, а Хрущев с учетом возможной реакции международных кругов
советовал подходить к приговору помягче.
Вот что говорил Кадар советскому послу Е. Громову, излагавшему по пору¬
чению Суслова в сентябре 1957 г. доводы Москвы относительно переноса сроков
судебного процесса: ’’Когда и в какой форме должен быть проведен этот про¬
цесс, целиком зависит от политической обстановки и того политического
выигрыша, который будет иметь этот процесс для ВНР и всего социалистическо¬
го лагеря”. Кадар сказал, что этого процесса не хотят не только югославы. Он
сообщил, что на судебном заседании не будут фигурировать сведения о тесных
связях обвиняемых с Югославией, чтобы совсем уж не осложнять отношения с
Белградом. Против процесса, например, поляки, у которых немало людей типа
Надя. В Итальянской компартии также есть люди, объясняющие контрреволю¬
цию не предательством Надя, а ошибками старого руководства.
В Венгрии, по словам Кадара, многие коммунисты, значительная часть
рабочих и крестьян требуют наказания Надя и его сообщников. Он считал, что
партия не получит необходимой политической поддержки среди интеллиген¬
20

ции, но не потому, что ’’наша интеллигенция жалеет Надя, многие из этой среды
просто боятся за себя, боятся народного возмездия за то, что они делали в дни
контрреволюции”30.
Были ли личные мотивы у Кадара? Ацел считал, что были, особенно после
того, как Надь отказался помочь своей отставкой новой власти.
В декабре 1957 г. на закрытом заседании ПК ВСРП Кадар и министр внутрен¬
них дел Б. Биеку доложили о результатах следствия. Материалы этого пленума
долгое время держались в строгой тайне, только после смерти Кадара в его
сейфе был найден экземпляр протокола. Однако ни этот пленум ПК ВСРП в
конце 1957 г., ни другой - в июне 1958 г., накануне суда, не принимали решения
о мере уголовного наказания. Речь шла только о том, что ’’надо обеспечить
свободный ход законной процедуры”, т.е. не связывать руки суда31. Похоже,
что других документальных следов не осталось. Формально решение принял
суд. Высшую меру наказания получили И. Надь, П. Малетер, Й. Силади и
М. Гимеш. Второй по значению член группы Г. Лошонци умер в тюрьме в декаб¬
ре 1957 г. Здоровье его было подорвано, в тюрьме обострилось психическое
расстройство. Подлинные причины его смерти не выяснены.
Имре Надь не признал себя виновным. Он отказался и от просьбы о помилова¬
нии, отметив, что последнее слово скажет история и международное рабочее
движение. Надь был казнен 16 июня в 5 часов утра. Существует тюремный
дневник Надя, который находится у его дочери Эржебет. Она не считает пока
целесообразным публикацию этого документа.
Жестокий приговор по делу Надя и его товарищей вызвал широкие протесты
в мире. В частности, пророческими оказались слова югославского посла, зая¬
вившего в МИД ВНР, что приговор над Имре Надем постигнет та же судьба, что
и приговор над Ласло Райком.
Обоснованность принятых в 1956 г. советских решений о военном подавле¬
нии восстания в Венгрии и правомерность действий Кадара и его сторонников
долгие годы в нашей стране не вызывали сомнений. Еще в 1986 г. в Венгрии
отмечался юбилей этих событий под лозунгом ’’защиты и обновления социализ¬
ма”. Горбачев поздравил Кадара с 30-летием пребывания на посту генсека ВСРП.
Кадар, будучи мыслящим человеком, говорил, что дело ученых давать оценку
событиям 1956 г., но в любом случае это была трагедия венгерского народа. В
личных беседах он не любил рассказывать об этом времени. В последнем,
весьма сумбурном, на грани помрачения рассудка выступлении на пленуме ПК
ВСРП 12 апреля 1989 г. он не отказался от своих оценок событий 1956 г. и отверг
обвинения в том, что он действовал как агент СССР вопреки национальным
интересам.
В Советском Союзе до 1989 г. венгерские события оценивались однозначно.
Вал демократических революций в Восточной Европе круто переменил многое,
в том числе и подходы к этой проблеме. События 1956 г. теперь называют народ¬
ным восстанием, революцией, освободительным движением. Но существует и
прежняя точка зрения. Несмотря на призывы к национальному примирению,
разумную позицию Конституционного суда Венгрии, отклонившего закон о
преследовании лиц, участвовавших в деятельности правоохранительных
органов в 1945-1990 гг., идеологический фон дает о себе знать.
Целями венгерского восстания 1956 г. были свобода и независимость, слом
сталинской системы и тоталитарного господства. К этим целям примазались
различные реакционные, профашистские элементы, но не они определяли
30АВП РФ, ф. 059, оп. 38, п. 16, д. 68, л. 72-74.
31Multunk, 1990, N 4, 159-180 old.
21

характер событий. Разумеется, оценивая то или иное историческое явление,
надо подходить к нему с разных сторон, нельзя отрывать его от контекста
своего времени и подгонять к меркам более позднего периода.
Трудно сейчас предполагать, что было бы, если бы советские войска не
вмешались в события 1956 г. Удержалось ли правительство Надя, сохранилось ли
национальное единство. . . Было именно так, как было. Да, конечно, силовая
развязка венгерского кризиса предотвратила гражданскую войну в стране и
возможное осложнение обстановки в Европе. Но цена этой акции была слишком
велика для всех. В декабре 1991 г. президент СССР М.С. Горбачев в речи по
случаю приема венгерского премьер-министра Й. Анталла осудил вторжение
1956 г. В сложной противоречивой обстановке того времени советское руковод¬
ство, да и руководители других соцстран не разглядели или не захотели раз¬
глядеть симптомов начавшегося кризиса административно-командной системы
социализма.
Правительство Кадара, применяя репрессии и в то же время идя на уступки,
используя многие предложения оппозиции, сумело сравнительно быстро стаби¬
лизировать обстановку в стране, поднять уровень жизни и в конце концов
добиться поддержки населения. К 1963 г. ВНР вышла из международной изоля¬
ции. Первоначально Кадар не имел большой самостоятельности. Из Москвы его
щедро снабжали советами. Но, будучи человеком независимого мышления и
харизматической личностью, он сумел даже в рамках постсталинизма и прежней
союзнической системы проводить свой курс. После 1956 г. за короткое время он
поменял трех советских послов, пытавшихся совать нос в венгерские дела.
Хрущев поддерживал молодого Кадара. Будучи мастером компромиссов, Кадар
находил общий язык со всеми советскими лидерами, сохраняя при этом досто¬
инство и независимость.
Что лежало в основе его решения в ноябре 1956 г. - возглавить Временное
революционное рабоче-крестьянское правительство? Думаю, не только честолю¬
бие, не только стремление стать во главе страны, как сейчас пытаются утверж¬
дать. В политике он был прагматиком и реалистом, поэтому видел, что Надь
проиграл. На Западе венгерского премьера не знали, заготовленных вариантов
действий у США не было. Сила была на стороне СССР. В любом случае правление
Кадара означало более прогрессивную альтернативу, чем возврат Ракоши и К*.
Тогда бы действительно состоялась кровавая расправа. Это факт, что, соглаша¬
ясь взвалить на себя тяжелую ношу, Кадар сказал, что советской марионеткой
не будет.
За 32 года нахождения Кадара у власти можно насчитать немало ошибок, но
главное в том, что Венгрия получила известность как страна либеральных
свобод и реформ. Однако пороки пусть модернизированной, но в основе своей
все той же сталинской системы не позволили добиться подлинного возрождения
венгерского общества. Проблемы накапливались. Очень важно, что эпоха ”ре-
ального социализма” в 1989-1990 гг. завершилась в Венгрии мирным путем.
Крах ’’кадаризма” стал предвестником распада советской системы32.
Что касается нашей страны, то вооруженная интервенция 1956 г. негативно
повлияла на внутреннее развитие Советского Союза, заморозила оттепель после
XX съезда КПСС и приостановила десталинизацию. Логика имперского мышле¬
ния 1956 г. была почти на 100% повторена руководством СССР в 1968 г. Чехосло¬
вацкий ’’поход” опять перекрыл кислород для реформ в Советском Союзе.
Прежняя политика довела наше общество до кризиса, из которого его не смогла
вывести ’’косметическая” перестройка 1985-1990 гг.
32См. Мусатов В.Л. Янош Кадар и время реформ в Венгрии. — Новая и новейшая история,
1990, № 3.
22

© 1993 г.
АкадемикЮ.А. ПИСАРЕВ
РОССИЙСКАЯ КОНТРРАЗВЕДКА И ТАЙНАЯ
СЕРБСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ’’ЧЕРНАЯ РУКА”
Таинственная история убийства в Сараеве наследника австрийского престола
эрцгерцога Франца Фердинанда 28 июня 1914 г., ставшего одним из предлогов
первой мировой войны, продолжает привлекать внимание исследователей.
Интерес к этой теме объясняется как трагической важностью самих событий
того времени, так и открытием новых материалов, заставляющих пересмотреть
наши представления об их причинах и следствиях.
Важное место среди этих событий занимает салоникский судебный процесс
1917 г. по делу об участии конспиративного сербского офицерского общества
’’Черная рука” в сараевском заговоре, в котором, согласно утверждениям
буржуазной историографии так называемого ревизионистского направления,
была замешана и служба российской контрразведки.
Этот процесс, проходивший с 20 марта по 9 июня 1917 г. в греческом городе
Салоники, где был тогда расположен штаб сербской армии, воевавшей на
Македонском фронте, сравнительно слабо освещен в литературе. Еще менее из¬
вестны причины вмешательства в судебный процесс Временного правительства
России. Рассмотрению этих вопросов и посвящается данная статья.
* i х
САЛОНИКСКИЙ СУДЕБНЫЙ ПРОЦЕСС 1917 г.
26 июня 1917 г. в глухом овраге близ Салоник по приговору Высшего военно¬
го суда Сербии были расстреляны три члена тайной организации ’’Объединение
или смерть”, известной также под названием ’’Черная рука”: ее руководитель
полковник генерального штаба Драгутин Димитриевич, прозванный ’’Апис”
(мифологический ’’священный бык”) за свой необузданный характер и необык¬
новенную физическую силу, майор артиллерийской службы Любомир Вулович и
доброволец сербской армии австро-венгерский подданный Раде Малобабич.
Казнь была осуществлена с неслыханной жестокостью, которая потрясла
Европу. Сначала подсудимых заставили стоять более часа у раскрытой могилы,
пока зачитывался приговор, затем жандармы втолкнули смертников в заранее
приготовленные гробы и расстреляли каждого поодиночке, на глазах у товари¬
щей. Палачи измывались над своими жертвами, по нескольку раз стреляя в
истекавших кровью осужденных. Димитриевича добивали трижды, уже в
могиле. Тела казненных не были преданы земле, а отданы на растерзание хищ¬
никам. ’’Собакам - собачья смерть”, - заявил после казни престолонаследник
принц-регент Сербии Александр Карагеоргиевич, и эта жестокая фраза облетела
Балканы. Казненными оказались лучшие офицеры сербской армии, покрывшие
себя военной славой на фронтах.
Судебный процесс и казнь вызвали живейшую реакцию в мире1. ’’Преступле- 1
1 См.Писарев Ю.А. За кулисами салоникского процесса над организацией "Объединение
или смерть”. - Новая и новейшая история, 1979, №Д.
23

нием века” и ’’балканским варварством” назвали это судилище современники.
Но больше всего общественность волновала причина расправы с оппозицией.
Уже в те годы высказывались предположения о предвзятости высшего руковод¬
ства Сербии при утверждении приговора суда: отказавшись рассмотреть проше¬
ния подсудимых о помиловании, регент Александр Карагеоргиезич и премьер-
министр Никола Пашич обрекли на смерть своего главного соперника, каким
был руководитель организации ’’Черная рука” Драгутин Димитриевич. В армии
многие называли Димитриевича ’’некоронованным королем” Сербии, тогда как
за верховным командующим Александром закрепилось прозвище ’’маленького
царька”, или ”царя-замухрышки”, а за Пашичем, который отличался веролом¬
ством, еще более обидное прозвище ’’Иуда”2.
’’Тайна белградской камарильи” - так окрестил салоникский судебный
процесс видный герцеговинский революционер Мустафа Голубич3.
Действительно, судебное разбирательство проходило в обстановке глубокой
секретности. Суд шел за закрытыми дверями, на его заседаниях не велось
стенографических записей,решения суда принимались не в результате свобод¬
ного соревнования сторон, а под прямым нажимом властей.
В 1918 г. часть материалов о процессе была опубликована в сборнике под
названием ’’Тайная преступная организация”, но вскоре эта книга была запре¬
щена военной цензурой4. Из протоколов суда по указанию правительства были
изъяты показания подсудимых, относящиеся к деятельности организации
’’Черная рука” вне границ Сербии, а главный документ, послуживший основа¬
нием для вынесения Димитриевичу и его товарищам смертного приговора, -
так называемый ’’Секретный рапорт” о деятельности организации во время
сараевского заговора - был передан судом принцу-регенту Александру и
хранился в его личном сейфе вплоть до убийства Александра в 1934 г., после
чего перекочевал в Государственный архив Королевства Югославии, где проле¬
жал без движения еще два десятка лет5.
В 1941 г. этот важный документ вместе с другими материалами архива был
вывезен оккупационными властями в Германию и находился в рейхсархиве
вплоть до окончания второй мировой войны, когда был возвращен в Югосла¬
вию. Впервые он целиком был опубликован в 1953 г., после повторного рассмо¬
трения дела о ’’Черной руке” Верховным судом Народной Республики Сербии.
Сербское правительство тщательно скрывало от общественности подробности
о салоникском процессе. 27 июня 1917 г., на следующий день после казни,
Пашич издал следующее распоряжение: ’’Министерский совет не находит воз¬
можным давать общественности объяснения об отягчающих обстоятельствах,
повлекших за собой вынесение смертного приговора”6. Эти ’’отягчающие обсто¬
ятельства” больше 70 лет оставались загадкой для историков, что породило
массуверсий и прямых вымыслов. Одной из них была версия о том, что в покуше¬
нии на жизнь австрийского престолонаследника в Сараеве в июне 1914 г. участ¬
вовали российская контрразведка и организация ’’Черная рука” и что об этом
заговоре было осведомлено сербское правительство.
2Храбак Б. Делатност припадника организации ”У]един>ен>е или смрт” за време првог
светског рата. КраЬево, 1973, с. 1-15.
3Nenadovich N. TaiHa beogradske kamarilje. - La Federacion Balkanique, Wien, l.XII. 1924.
4 TajHa превратна организацша. Извештау ca претресо у bojhom суду за офицере у Солуну
по белешкама вобъеним на самом претресу. Солун, 1918.
5 Дедщер В. Неки методолошки проблеми у вези припреманих радови за об]авливан»е.
Спрпске службене граЪеиз 1914. -Историйки часопис. Београд, 1965, №14-15,с. 443-463.
6НешковиЪБ. Истина о Солунском процесу. Београд, 1953, с. 252.
24

Впервые эту версию выдвинул лидер боснийских иезуитов Антон Пунтигам в
книге ’’Процесс террористов в Сараеве”, вышедшей в 1917 г. под редакцией и с
предисловием известного своими крайне реакционными взглядами профессора
Берлинского университета Йозефа Колера.
Пунтигам, скрываясь под именем ’’Профессор Фарос”, утверждал, что будто
бы в его рукй попали материалы первого судебного процесса, состоявшегося в
октябре 1914 г. в Сараеве, сразу после убийства Франца Фердинанда, из которых
якобы следовало, что покушение на жизнь эрцгерцога было организовано
конспиративным сербским офицерским союзом ’’Черная рука” и что в нем
участвовал тайный российский агент (Пунтигам не назвал его фамилии)?.
Версия Пунгтигама- Колера была подхвачена сначала австрийским истори¬
ком Леопольдом Мандлем8, а затем профессором Белградского университета
Станое Станоевичем9.
Эти сочинения были основаны главным образом на так называемых сербских
’’трофейных документах”, т.е. архивных материалах, вывезенных из Сербии
австро-венгерскими оккупационными властями в 1915-1916 гг. и затем тенден¬
циозно препарированных австро-венгерской службой контрпропаганды в
целях оправдания агрессии Вентральных держав против Сербии. Начальник
этой службы Макс Ронге в книге ’’Мастер шпионажа” описал, как производилась
’’стилизация” этих документов: в них делались купюры, вносились произволь¬
ные дополнения, часть материалов фальсифицировалась10. Так были состряпа¬
ны, например, несуществующие в природе ’’Секретные письма Николая Й
сербскому королю Петру I”, ’’Конфиденциальная рукопись российского послан¬
ника в Сербии Н.Г. Гартвига” и материалы под сенсационным названием ’’Трид¬
цать лет тайной дипломатии России на Балканах”. В 1919 г. они были включены
в официальное издание австрийского министерства иностранных дел под наз¬
ванием ’’Дипломатические документы по предыстории войны 1914 г.”11.
Историография ’’ревизионистского направления”, т.е. сторонников пересмот¬
ра Версальского мирного договора 1919 г., активно развивалась в конце 20-х -
начале 30-х годов. Ее наиболее крупными представителями были руководитель
’’Пентра по исследованию причин войны” профессор Альфред Вегерер и изда¬
тель ряда сборников документов Милош Богичевич. Первый написал несколько
общих работ об ответственности Сербии и России за развязывание мировой
войны, второй специализировался на освещении более узкого вопроса об
участии российской и сербской контрразведок в организации сараевского
заговора.
Богичевич, серб по происхождению, ранее служивший в министерстве ино¬
странных дел Сербии, при бегстве в Германию похитил значительное число
документов из Дипломатического архива сербского королевства. В 1928-
1931 гг. он издал трехтомную коллекцию этих материалов12, в значительной
мере фальсифицированных. ’’Этот сборник, - писал в своем заключении о
названной публикации главный архивариус Дипломатического архива Королев¬
ства Югославии, - составлен из похищенных у нас архивных документов. Его
материалы тенденциозно препарированы, переведены с приблизительной
Tprof. Pharos. Der Process gegen Attentater von Sarajevo. Berlin, 1917.
BMandl L. H»hsburgen und die serbische Frage. Wien, 1918.
9 Crauojeeuh С. Убщство аустрщског престолонаследника Фердинанда. Београд, 1923.
10Ponge И. Meister der Spionage. Leipzig, 1925.
11 Diplomatische Aktenstiicke zur Vorgeschichte des Krieges 1914, Bd. I-III. Wien, 1919.
12 Die Auswartige Politik Serbien 1903—1914. Hrsg. M. Bogitschewitsch, Bd. I—III. Berlin,
1928-1931.
25

точностью, произвольно датированы и снабжены как купюрами, так и автор"
скими дополнениями. Публикация основана на абсолютно недостоверных дан¬
ных”13.
Однако публикация Богичевича не была изъята из обращения и использовалась
рядом историков, в частности советскими историками М.Н. Покровским и
Н.П. Полетикой. Судьба же самого Богичевича оказалась печальной: сначала он
был уволен со службы в Германии, а в 1938 г. покончил жизнь самоубийством.
По некоторым данным, он был убит гестаповцами, так как собирался выступить
с саморазоблачениями и вернуться в Ю1 ославию.
Дальнейшее развитие историографии ревизионистского направления связа¬
но с именем профессора Венского университета Ганса Юберсбергера, служив¬
шего во внешнеполитическом ведомстве И. Риббентропа. Он возглавил отдел
германского рейхсархива, в состав которого были переданы документы из
югославских архивохранилищ, вывезенные оккупационными властями в годы
второй мировой войны. Среди них оказались и материалы упоминавшегося
выше салоникского судебного процесса. В 1943 г. Юберсбергер, использовав
’’Секретный рапорт”, опубликовал в органе министерства иностранных дел
Германии журнале ’’Аусвертиге политик” статью ’’Решающий документ о винов¬
никах войны”14, в которой утверждал, будто бы подсудимый Димитриевич
сообщил, что в сараевском заговоре принял непосредственное участие военный
агент России в Сербии полковник генерального штаба В.А. Артамонов. Это был
прямой подлог. Димитриевич писал: ”Г-ну Артамонову ничего не было известно
о наших намерениях осуществить покушение”15. Юберсбергер придал этим
словам прямо противоположный смысл.
Эта подделка была разоблачена итальянским историком Л. Альбертики16 и
американским исследователем, сербом по национальности, С. Гавриловичем17.
В 1958 г. сам Юберсбергер в книге ’’Австрия между Россией и Сербией” был
вынужден признать, что он ’’допустил неточность” при переводе документа с
сербского языка на немецкий. Но и в этой работе он продолжал утверждать, что
в сараевском заговоре участвовали российский генеральный штаб и организа¬
ция ’’Черная рука”18.
Последняя книга Юберсбергера также подверглась критике со стороны
крупных знатоков международных отношений на Балканах - профессора Ле¬
нинградского государственного университета К.Б. Виноградова19 и амери¬
канского историка Р. Кэнна20, поставивших под сомнение всю концепцию
австрийского ученого, показав, что она построена на песке.
Однако у Юберсбергера нашлись и сторонники. Одним из них оказался
бывший пресс-атташе Австрии в Бонне Фридрих Вюртле, который взял на веру
все его измышления. В книге ’’Следы ведут в Белград. Закулисная сторона
убийства в Сараево”, изданной в 1975 г., он повторил версию Юберсбергера.
В том же ключе писали и другие авторы - американский историк И. Римэк21
13 Политика, 7.II. 1929.
i4Ubersberger Н. Der entschidende Aktenstiick zur Kriegsschuldfrage. - Auswartige Politik,
Berlin, 1943, N 7, S. 428-435.
15Цит. no: НешковиЪБ. Указ. соч.
i6Ąlbertini L. The Origins on the War, v.II. London, 1953, p. 84.
17 Gavrilovic S. New Evidence on the Sarajevo Assasination. - The Journal of Modern History,
1955, N 4, p. 410-414.
18 Ubersberger H. Ósterreich zwischen Russland und Serbien. Wien, 1958.
19Виноградов К.Б. Буржуазная историография'первой мировой войны. М., 1968, с. 164,
336, 343-346, 380.
20 Journal of Central European Affairs, 1959, April, p. 90.
21Remek J. Sarajevo. The Story of a Political Murder. New York, 1959.
26

немецкий публицист С. Пос:ониаа, французские журналисты Г. Кастекс и А. де
ла Фар22 23, а также советский писатель В. Пикуль24. О сараевском убийстве и
салоникском судебном процессе над ’’Черной рукой” написано свыше 4 тыс.
сочинений, но лишь незначительная их часть может считаться серьезными
исследованиями. К ним можно отнести упоминавшиеся труды Р. Кэнна, Л. Аль¬
бертики, С. Гавриловича, а также книгу английского историка Роберта Уилья¬
ма Ситон-Уотсона ’’Сараево”25 26, написанную еще в 1925 г., но не потерявшую
значения и поныне, а из новейших работ - труды югославских историков
М. Живановича, Б. Храбака, В. Дедиера и М. Экмечича25.
Однако и в этих работах недостаточно четко изложен вопрос о роли в сараев¬
ском заговоре ’’Черной руки” и российской контрразведки. Так, Ситон-Уотсон,
хотя и отрицал участие генерального штаба России, все же допускал возмож¬
ность контактов между спецслужбами этих государств; ту же точку зрения
высказывал и В. Дедиер, а М. Экмечич утверждал, что Россия вообще была заин¬
тересована в поддержке ’’Черной руки”. Авторы опирались при этом исключи¬
тельно на источники западного происхождения, в частности публикации М. Бо-
гичевича, и не использовали архивные материалы, хранящиеся в отечественных
и российских архивах.
Этой же причиной можно объяснить и серьезные ошибки, допущенные при
изучении данной проблемы в советской историографии 20 - 40-х годов. После
Октябрьской революции была открыта лишь часть российских архивов. Исследо¬
вателям не были доступны, в частности, архивы царской охранки и контрраз¬
ведки, бумаги генерального штаба и целый ряд фондов министерства иностран¬
ных дел. Далеко не все важные внешнеполитические документы царского и
Временного правительств были опубликованы в многотомном издании ’’Между¬
народные отношения в эпоху империализма”, увидевшем свет в 1930-
1938 гг.27. Составители публикации и ее редактор М.Н. Покровский не включали
в состав издания те материалы, которые расходились с их установкой о винов¬
ности царской России в развязывании первой мировой войны. ’’Война, - утвер¬
ждал М.Н. Покровский, - была непосредственно (курсив мой. - Ю.П.) спровоци¬
рована русской военной партией28.
В результате среди документов, не попавших в коллекцию, оказались доне¬
сения военного агента России в Сербии полковника В.А. Артамонова главному
управлению генерального штаба, материалы царской контрразведки и другие
ключевые источники, которые показывали, что Россия, напротив, была не заин¬
тересована в преждевременном возникновении войны.
Интересные воспоминания о том, как велась в ту пору работа над проблемой
’’Россия и возникновение первой мировой войны”, оставил автор книги ’’Сара¬
евское убийство”, бывший профессор Ленинградского государственного уни¬
верситета Н.П. Полетика. В книге ’’Виденное и пережитое”, изданной в Иеруса¬
лиме в 1990 г., он писал, что в ту пору в отечественной историографии господст¬
вовала концепция М.Н. Покровского, против которой выступал только
Е.В. Тарле, считавший недостаточно убедительными его аргументы и призывав¬
22Possony S. Zur Bewaltigung die Kriegsschuld frage. Koln, 1968.
23Castex H., de la Far A. Le dessous de la guerre 14-18. Paris, 1967.
2АПикулъ В. Честь имею! — Наш современник, 1988, № 8—11.
25 Сетон-Ватсон. Capaieso. Загреб, 1925.
26 ЖивановиЬ М. Пуковник Апис. Београд, 1953; Дедиj ер В. С ар aj ев о, 1914. Београд, 1966;
Храбак Б. Указ, соч.; Екмечик М. Стваран>е Дгословенске државе 1790—1918. Београд, 1990.
27 Международные отношения в эпоху империализма. Документы из архивов царского и
Временного правительств,, 1878-1917. Серия 3. 1914-1917, т. I-Х. М.-Л., 1930-1938.
2ВПокроеский М.Н. Как началась война. - Пролетарская революция, 1927, № 7, с. 27.
27

ший историков к более глубокому изучению источников. На страницах теорети¬
ческих журналов ’’Историк-марксист”, ’’Пролетарская революция” и ’’Больше¬
вик”, вспоминал Н.П. Полетика, шла дискуссия между двумя видными учены¬
ми - академиками М.Н. Покровским и Е.В. Тарле, в которой молодые, плохо
знавшие документы историки поддерживали Покровского. Сам Полетика,
работавший в ту пору в партийной газете ’’Ленинградская правда”, был сторон¬
ником ’’марксиста” Покровского, а не ’’буржуазного либерала” Тарле. ”У ме¬
ня, - вспоминал Полетика, - состоялся разговор с редактором отдела, который
спросил: ’’Кто, по-вашему, прав: Покровский или Тарле?” - и я, не задумыва¬
ясь, ответил: ’’Конечно прав Покровский. Во всем виноваты царизм и серб¬
ская монархия”29.
Из газеты Полетика перешел на исторический факультет ЛГУ, стал читать
студентам спецкурс, возглавил кафедру, а в 1931 г. опубликовал книгу ’’Сара¬
евское убийство”, которую, по его словам, поддержали А.М. Горький и
Н.И. Бухарин. В этой книге он защищал концепцию Покровского, повторив ее и
в новой работе ’’Возникновение мировой войны”30.
Тем временем маятник качнулся в другую сторону: после кончины Покров¬
ского началась критика его взглядов, в которой участвовали даже его учени¬
ки31. Настало лихолетье и для Полетики. Его труды были сданы в спецхран,
историк, оставив Ленинград, переехал в Минск, а позже эмигрировал за границу.
Как свидетельствуют воспоминания Н.П. Полетики. историк остался в ’’ста¬
ром мире”, мире своей молодости и незрелых суждений. Он не захотел или не
смог воспринять достижения науки и не дал себе труда ознакомиться с новыми
документами, которые в корне опровергают старую концепцию.
Что это за документы?
НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ О ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
ВОЕННОГО АГЕНТА РОССИИ В СЕРБИИ В 1914 г.
К ним относятся прежде всего бумаги самого военного агента (атташе) пол¬
ковника, с 1916 г. - генерал-майора, Виктора Алексеевича Артамонова, храня¬
щиеся в Центральном государственном военно-историческом архиве в Москве.
Это - дневниковые записи полковника, его рапорты начальнику главного уп¬
равления генерального штаба, а также ряд других материалов, имевших отно¬
шение к работе военного представителя России в Сербии и деятельности цар¬
ской контрразведки на Балканах. Интересны также документы из семейного
архива Артамонова. С ними автор этих строк ознакомился благодаря любезно¬
му содействию сына генерала, Николая Викторовича, проживавшего в США
(недавно он скончался). Они, в частности, подтвердили данные о том, что во
время покушения в Сараеве В.А. Артамонов вместе с семьей находился в Швей¬
царии, а не в Сербии, откуда выехал за два месяца до этого рокового события, и
не мог, следовательно, принимать в нем непосредственного участия.
Весьма важны и воспоминания самого полковника Артамонова, частично
опубликованные в немецком журнале ’’Берлинер монатсхефте” в 1938 г32,
частично сохранившиеся в рукописном виде в его семейном архиве. Ознаком¬
29Полетика Н.П. Виденное и пережитое. Иерусалим, 1990, с. 135.
30Полетика Н.П. Возникновение мировой войны. М., 1935.
31 См. Ерусалимский А.С. Происхождение мировой войны 1914—1918 гг. в освещении
М.Н. Покровского. - Сб. Против исторической концепции Покровского. М., 1939.
32Artamonov V. Erinnerungen an meine Militfirattaschezeit in Belgrad. - Berliner Monatshef-
te, 1938, N VII-VIII, S. 595-597.
28

ление с ними не дает никакого повода для заключения о том, что он что-либо
знал о готовившемся заговоре с целью покушения на жизнь Франца Фердинанда.
Это убийство было резко осуждено полковником. В дневнике за 28 июня
1914 г. Артамонов записал: ’’Крайне тревожный день для Сербии и России’**.
Идентичную реакцию сараевский заговор вызвал у посланника России в Сербии
Н.Г. Гартвига. Он не только назвал убийство Франца Фердинанда и его супруги,
матери троих детей, Софии Хотек, герцогини Гогенберг, ’’гнусным злодеянием”,
но и принял это событие близко к сердцу. Явившись в австрийское посольство
через день после покушения для выражения сочувствия, Гартвиг во время
представления австро-венгерскому посланнику барону Владимиру Гизлю,
разволновавшись, умер от инфаркта.
Вот что писал об этой последней встрече барон Гизль в письме поверенному в
делах России в Сербии В.Н. Штрандтману 30 июня: ’’Предварительно условив¬
шись по телефону, Ваш посланник приехал ко мне в 9 ч. 10 мин. вечера и не¬
медленно заговорил о дошедших до него слухах относительно флага миссии,
объясняя, что в день похорон наследника — эрцгерцога отдал распоряжение его
приспустить. ’’Ваше слово для меня достоверный факт, - ответил я ему. - Я не
сомневаюсь, что это убийство было осуществлено по чисто внутренним моти¬
вам”. Гартвиг сказал, что он не смог уехать в отпуск до 29 июня, дня рождения
короля. Смолкнув, он вдруг сидя поник, простонав два раза, и, поддержи¬
ваемый мною, свалился на пол. Почувствовав, что его пульс почти не бьется, я
немедленно послал за доктором. Было 9 часов 25 минут”33 34.
Артамонов и Гартвиг видели возможные последствия сараевского покуше¬
ния не только для Сербии, но и для союзной ей России. Германский блок,
считали они, может воспользоваться этим для нападения на Сербию, что вызва¬
ло бы вмешательство со стороны России.
Оба государства не были готовы к войне. Сербия была истощена двумя
предыдущими войнами - с Турцией и Болгарией, Россия - войной с Японией.
’’Сегодня в наших интересах, - заявлял Н. Пашич, - чтобы Австро-Венгрия
просуществовала еще 25-30 лет, до тех пор, пока мы на юге не освоим все
настолько прочно, что эти территории нельзя будет от нас отделить”35.
Той же точки зрения придерживалось и царское правительство, стремившее¬
ся по возможности оттянуть войну. ’’Большая программа” реорганизации
русской армии, разработанная генеральным штабом, должна была завершиться
только в 1916-1917 гг., тогда как Германия осуществила модернизацию своих
войск уже к концу 1913 г. и была, напротив, заинтересована в скорейшем
начале военных действий. К этой позиции были близки и милитаристские круги
Австро-Венгрии, считавшие, что лучше начать войну до того, как к ней будут
готовы в России и в Сербии. ”В Вене, так же как и в Берлине, - сообщал фран¬
цузский посол в Австро-Венгрии, - существуют известные круги, которые
сроднились с мыслью о большом конфликте, т.е. о мировом пожаре. Руководя¬
щей мыслью, по всей видимости, является необходимость выступить раньше,
чем Россия закончит усовершенствование своих армейских учреждений и
постройку железных дорог, и раньше, чем Франция закончит свою военную ре¬
организацию”36.
Артамонов и Гартвиг - официальные представители России в Сербии - не
33Артамонов В.А. Дневник. Рукопись. Запись за 28.VI. 1914 г.
3ĄGiesl W. Zwei Jahrzehntein NShen Orient. Berlin, 1927.
Э5Споменица Николе П. ПашиЪа 1845-1925. Београд, 1926, с. 721.
36Fester R. Die politische Kfimpfe um den Frieuen 1916—1918 und das Deutschtum. Munchen,
1938, S^3-54.
29

могли проводить иной линии в своих взаимоотношениях с сербским правитель¬
ством и ’’Черной рукой”, чем линия царского правительства. Они неизменно
поддерживали Пашича, а не Лимитриевича и его организацию. Последняя
конфликтовала с сербским правительством во внутренней политике и призыва¬
ла к более решительным действиям на международной арене, что было сопря¬
жено с риском войны. Обосновывая причину столкновения правительства с
’’Черной рукой”, Пашич писал: ’’’’Черная рука” хотела влиять на государствен¬
ную политику, считая, что она должна быть такой, как она думает. А мы - пар¬
ламентарное государство. Мы сами знаем, как вести политику. Страной управ¬
ляют король, правительство и скупщина. Мы не можем позволить, чтобы офи¬
церский мундир влиял на политику. Этого не позволяют нигде в мире. Армия
должна строиться на послушании”37.
Артамонов, говоря о своем отношении к организации ’’Черная рука”, писал в
рапорте помощнику начальника главного управления генерального штаба гене¬
ралу Н.А. Монкевицу 9 ноября 1911 г.: ”К сожалению, за идею воссоединения
югославянских земель вокруг Сербии взялись люди, совершенно неподходя¬
щие, и вместо партии создали тайную организацию, напугавшую многих, а
привлечение в нее нескольких молодых людей бросило тень на репутацию серб¬
ского офицерства”38.
Сообщение военного агента встревожило генеральный штаб. Генерал-квар¬
тирмейстер русской армии генерал Ю.Н. Данилов обратился к военному минист¬
ру В.А. Сухомлинову с предложением поставить в известность о возникно¬
вении в Сербии военной оппозиции самого царя. На полях сообщения Монкеви-
ца Сухомлинову он написал: ”Не признано ли будет составить краткую записку
Государю?”39
Парь в свою очередь проявил беспокойство, и во время встречи с королем
Сербии Петром I, состоявшейся в том же 1911 г., предупредил сербского монарха
об опасности заговорщической деятельности ’’преторианцев”. В 1903 г., сказал
он, военные осуществили в Сербии дворцовый переворот, свергнув династию
Обреновичей, сейчас они могут поступить так же и с династией Карагеоргиеви-
чей40.
Николай II был обеспокоен также тем, что среди членов ’’Черной руки” было
немало сторонников республики, и опасался, что их приход к власти может
привести к свержению в Сербии монархии. В беседе с Петром I он указал на
опасность военного переворота по примеру младотурецкого.
Взаимоотношения между ’’Черной рукой”, с одной стороны, и представителя¬
ми России - с другой, складывались не лучшим образом. Газета организации
’’Пьемонт” критиковала российского посланника за покровительство ’’дрях¬
лому правительству” Пашича41. Гартвиг же выступил против требований ’’Чер¬
ной руки” об отставке сербского премьера и, явившись 9 июня 1914 г. к королю,
настоял на сохранении его кабинета, указав, что Россия заинтересована в обес¬
печении стабильности политического положения в союзном государстве42.
Артамонов категорически отклонил предложение ’’Черной руки” о вступле¬
нии в ее состав. В рапорте Монкевицу 17 (30) января 1912 г. он писал: ”Не скрою,
37Споменица Николе II. ПашиЬа, с. 721.
Э8Центральный государственный военно-исторический архив (далее — ЦГВИА) ф. 2000,
on. 1, д. 7371, л. 28-30, 49-50: В.А. Артамонов - Н.А. Монкевицу, Београд, 9(21) ноября
1911 г., № 167.
39Там же, л. 36: Ю.Н. Данилов — В.А. Сухомлинову. Петербург, 17 января 1912 г., л. 10.
40См. Писарев Ю.А. Образование югославского государства. М., 1975, с. 52.
41 Пьемонт, 3, 26.X. 1910; 14.XI. 1911: 8.VI, 5.VII. 1912; 28.V. 1914.
42Политика, 12.VI. 1914.
30

что ’’Черная рука” сделала через одного офицера попытку войти в сношение со
мною. Конечно, я немедленно и решительно отклонил приглашение перегово¬
рить с членами тайной организации, чтобы не дать им возможности примеши¬
вать при агитации имя России”43.
После назначения Димитриевича начальником Осведомительного отдела
генерального штаба между ним и российским военным агентом установились
контакты, но они поддерживались только по служебной линии. Артамонов, как
показал военный историк К.К. Звонарев, не имел собственной разведыватель¬
ной сети и пользовался данными, собранными сербской контрразведкой44. На
эти цели он тратил и финансовые средства.
По словам генерал-квартирмейстера Ю.Н. Данилова, одно время ведавшего
делами контрразведки, Артамонов был плохим разведчиком. Он, писал гене¬
рал, предпочитал мазурку на балах, устраивавшихся в королевском дворце,
работе со шпионами, был слишком интеллигентен, чтобы заниматься ’’грязным
делом”, и все поручения выполнял с крайней неохотой”45. В конце концов
Артамонова пришлось заменить. В 1914 г., т.е. во время сараевского заговора,
разведкой на Балканах ведал военный агент в Болгарии полковник Татаринов,
но и он не был в то время в Сербии46.
Сам же Артамонов, как уже сообщалось выше, еще в апреле выехал в Швей¬
царию47.
Так обстоит дело с версией Пунтигама - Юберсбергера - Пикуля об участии
российского военного агента в сараевском заговоре.
"ЧЕРНАЯ РУКА" И ВРЕМЕННОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО
Остановимся еще на одной версии, которая имела хождение в исторической
литературе, - о связях Временного правительства России с сербской тайной
организацией ’’Черная рука”.
Впервые эту версию выдвинули два публициста, находившихся в России во
время Февральской революции и имевших в ту пору контакты с правительст¬
вом Керенского - Терещенко, но позже уехавших во Францию. Это были сын
известного народовольца Николая Кибальчича эсер Сергей Кибальчич, высту¬
павший под литературным псевдонимом ’’Виктор Серж”, и бывший член
Петроградского археологического общества поляк Леон Тридвар-Буржински.
В 1925 г. С. Кибальчич опубликовал в журнале ’’Кларте” статью48, в которой
утверждал, что будто бы с организацией ’’Черная рука” был связан военный
министр Временного правительства генерал А.И. Верховский, под влиянием
которого министр иностранных дел М.И. Терещенко пытался оказать давление
на сербское правительство и смягчить смертный приговор Салоникского воен¬
ного суда в отношении Димитриевича и других членов ’’Черной руки”.
На следующий год ту же версию повторил Л. Тридвар-Буржински в книге
’’Сумерки одной автократии”49. Оба автора, однако, не опирались на серьезные
источники, а использовали главным образом случайные материалы, в частности
рассказы офицеров сербской армии - членов этой организации, находившихся в
4ЭЦГВИА, ф. 2000, on. 1, д. 7371, л. 36. — В.А. Артамонов — Н.А. Монкевицу. Белград,
17(30) января 1912 г., № 10.
“Звонарев К.К. Агентурная разведка, т. I. М., 1929, с. 141-144.
“Данилов Ю.Н. Россия в мировой войне 1914-1918. Берлин, 1924.
“Звонарев К.К. Указ, соч., с. 142—144.
47Письмо Н.В. Артамонова автору 18 сентября 1988 г.
“Serge V. La verite sur Pattentat de Sarajevo. - Clarte', Paris, 2.V. 1925.
49 Trydwar-Burzynsky L. Le crepuscule d’une autocratie. Firenze, 1926, p. 127.
31

1917 г. в России, куда они прибыли по служебной линии для инспектирования
югославянского добровольческого корпуса, дислоцированного под Одессой. В
этих рассказах было много эмоционального - ’’черноруковцы” нередко прини¬
мали желаемое за действительное, не проверяли факты.
В 1951 г. В. Серж заявил, что он не может подтвердить свою старую версию,
основанную на высказываниях одного из ’’черноруковцев”, Божина Симича,
который сознался в том, что ранее он передал Кибальчичу непроверенные све¬
дения50. Тридвар-Буржински также указал, что и он опирался на рассказы ’’зна¬
комых своих знакомых” и не может ручаться за достоверность приведенных им
данных.
О недостаточной достоверности названной версии позже писал югослав¬
ский историк академик Сербской академии наук и искусств В. Дедиер. Од¬
нако он же, как ни странно, вновь повторил ее в книге ’’Сараево, 1914”51. В гла¬
ве ’’Охранка, большевики, масоны и сараевское покушение” историк свалил в
одну кучу всех этих ’’заговорщиков”, приведя разные версии, но не высказав
своей точки зрения о достоверности какой-либо из них.
По словам Дедиера, в заговоре ’’мог участвовать генерал А.И. Верховский”,
который будто бы одно время был помощником военного агента России в
Сербии и якобы имел связи с руководством организации ’’Черная рука”. Дедиер
далее утверждал, что Верховский, ’’оказывая давление” на Терещенко, пытался
выгородить своих друзей - членов ’’Черной руки”.
Возможно, на все эти бездоказательные утверждения не стоило бы обращать
особого внимания, если бы книга Дедиера не имела широкого распространения,
а сам автор не получил бы поддержку от своих последователей. Его работа
’’Сараево, 1914”, опубликованная в 1966 г., была переиздана во многих странах
Европы и в Америке и стала считаться едва ли не ’’последним словом науки”.
Той же версии придерживался и продолжает придерживаться ряд историков,
что заставляет более детально рассмотреть ее.
Как обстояло дело в действительности? Участвовал ли Верховский в упомяну¬
том заговоре? Для этих утверждений не имеется веских оснований.
Во-первых, Верховский никогда не был помощником военного агента России в
Сербии. Он служил сначала в Финляндии, а затем в Николаевской академии в
Москве. Его не было в Сербии во время сараевского убийства - Верховский
приезжал в эту страну значительно раньше, в октябре 1913 г., на офицерскую
выставку, посвященную годовщине победы сербских войск над турками под
Куманово. Здесь он действительно встретился с некоторыми членами ’’Черной
руки” - бывшими участниками боев, но эти встречи были чисто случайными и
не имели какого-либо продолжения. Во всяком случае, в бумагах Верховского,
хранящихся в его семейном архиве, с которыми автора этих строк ознакомил
сын Верховского, ныне покойный Игорь Александрович, нет ни одного упоми¬
нания о связях военного министра Временного правительства с ’’черноруковца-
ми”52.
Во-вторых, нет также доказательств и того, что Верховский оказывал влия¬
ние на Терещенко. Генерал стал членом Временного правительства лишь осенью
1917 г., т.е. после салоникского процесса, а весной и летом того же года нахо¬
дился в Москве, командуя войсками Московского военного округа. По имею¬
щимся данным, в это время он ни разу не встречался с Терещенко. Генерал
50Serge V. Memoires d’un revolutionaire de 1910 a 1941. Paris, 1951, p. 198—199.
51 ДедщерВ. CapajeBO, 1914, c. 753—780.
52Верхоеский А.И. Дневники. Рукописи. (Хранятся в семейном архиве.)
32

недолго занимал пост военного министра и уже в октябре ушел в отставку, а
после Октябрьской революции стал служить в Красной Армии.
Большие сомнения вызывает и утверждение Дедиера о ’’непосредственных
связях” членов организации ’’Черная рука” с Терещенко и Керенским. На этот
счет не сохранилось никаких следов, и дело ограничилось лишь тем, что Тере¬
щенко получил коллективное заявление ’’черноруковцев”, находившихся в то
время в России, с указанием на произвол, царивший на судебном процессе в
Салониках53. Не ограничившись этим, ’’черноруковцы” опубликовали текст
обращения в петроградских газетах, стремясь заручиться поддержкой общест¬
венности54. Вот что писал по этому поводу сам Терещенко в телеграмме от
24 мая 1917 г. (здесь и ниже даты даны по старому стилю), направленной пове¬
ренному в делах России при сербском королевском дворе Б.П. Пелехину:
’’Прошу предупредить сербское правительство об опасности возможной агита¬
ции у нас в крайне левой печати и в военных кругах в связи с этим процессом.
При господстве у нас свободы слова и публичных манифестаций правительство
не может принять против этого никаких запретительных мер”55.
В этой кампании приняли участие все органы печати, кроме большевистской,
в том числе даже нейтральная газета ’’Биржевые ведомости”. 15 июня она
обратилась с призывом к правительству оказать решительное давление на
кабинет Пашича, потребовав отмены смертной казни осужденным. ’’Надо
остановить руку палачей”, - писала газета56.
Но особенно тревожили Терещенко высказывания эсеровской печати. Газета
’’Воля народа” ставила вопрос об отставке сербского правительства и обвиняла.
Терещенко в бездеятельности. Она требовала прекращения суда на территории,
где размещались сербские войска, и переноса его в нейтральные страны.
В архиве Президиума ПК Союза коммунистов Югославии хранятся интерес¬
ные и еще не публиковавшиеся документы, проливающие свет на позицию
министра иностранных дел Временного правительства. В двух из них - письмах
сербского посланника в Петрограде М. Спалайковича Н. Пашичу от 23 и
24 июня - рассказывается о том, что Терещенко, а также глава правительства
князь Г.Е. Львов и член кабинета кадет Н.В. Некрасов больше всего были
обеспокоены не судьбой осужденных членов ’’Черной руки”, а той реакцией,
которую казнь могла вызвать в России. Терещенко, писал Спалайкович, ’’верит
ь вину осужденных, но считает смертную казнь чрезмерной, тем более, что на
фронте Румынском (Русском. - Ю.П.)она отменена”. И дальше: ’’Министр мне
сказал, что будет иметь большие трудности с коллегами и общественным мне¬
нием, так как вся печать, даже умеренная, будет нападать на сербское прави¬
тельство”57. Когда Спалайкович попытался убедить Терещенко в том, что серб¬
ское правительство имело основания для возбуждения судебного преследова¬
ния Димитриевича и его соратников в ’’этом деликатном деле”, министр не стал
опровергать самого существа обвинения, но указал, что было бы лучше, если бы
в ходе процесса общественность была информирована о составе преступления.
’’Иначе все дело носит слишком таинственный характер”, - заметил он58.
53Архив внешней политики Российской империи (далее — ДВПРИ), ф. Комиссия, оп. 910,
д. 683, л. 11. М.И. Терещенко - Б.П. Пелехину. Петроград, 17(30) мая 1917 г., № 2235.
54Архив Српске академике наука и уметности, ф.Р. Йованович, № 9851/5. Б. Симич,
А. Срб, В. Гойкович и Р. Янкович — М.И. Терещенко. Петроград, 5(18) июня 1917 г.
55АВПРИ, ф. Комиссия, оп. 910, д. 653, л. 11. М.И. Терещенко - Б.П. Пелехину, 24 мая
(6 июня) 1917 г., № 2364.
5бБиржевые ведомости, 15.VI. 1917.
57Архив Председништва ЦК ĆKJ, сигнатура 95, д. 36. М. Спалайкович - Н. Пашичу.
Петроград, 23, 27 июня 1917 г., № 651.
58Там же.
2 Новая и новейшая история. № 1
33

В позиции Временного правительства немалую роль играли и соображения
престижа. В той же беседе, состоявшейся 23 июня, Терещенко пожаловался
Спалайковичу на то, что сербское правительство никак не реагирует на настоя¬
тельные просьбы его кабинета. ’’Сербское правительство, - сказал он, - немед¬
ленно отреагировало бы, если бы об этом попросил царь, но не ответило на
просьбу свободной России”. Спалайкович посоветовал Пашичу отнестись более
внимательно к ходатайствам Временного правительства и смягчить смертный
приговор. ”Я прошу Вас, - писал он, - принять все эю во внимание и сделать
все возможное ради самых высоких государственных интересов, ради прави¬
тельства и Вас лично”59.
Однако сербское правительство игнорировало советы не только России, но и
Франции и Англии, присоединившихся к позиции России60.
26 июня смертный приговор был приведен в исполнение. На Пашича и регента
Александра не подействовало и последнее решительное предупреждение Тере¬
щенко, отправленное им 17 июня, за девять дней до казни. В этой телеграмме
министр заявлял, что от исхода салоникского процесса зависят взаимоотноше¬
ния России с Сербией. Терещенко писал Б.П. Нелехину: ”По постановлению Вре¬
менного правительства, Вам поручается обратить самое серьезное внимание
Пашича на вопрос о смертном приговоре над сербскими офицерами. Если в
ближайшее время не последует смягчения приговора, здесь можно ожидать
самого резкого взрыва ожесточения против сербского правительства и крайнего
обострения отношений русской демократии к вопросу о союзничестве с Серби¬
ей. Настойте самым категорическим образом на важности этого вопроса для
нашего общего дела на войне”61.
Но и на этот раз сербское правительство настояло на своем. В чем же причи¬
на такой позиции ’’белградской камарильи”? Почему принц-регент Александр и
Пашич пошли на риск международной изоляции во имя ликвидации военной
оппозиции? Так ли велика была опасность со стороны последней? Почему
сербское правительство решилось идти ва-банк?
Эти и другие вопросы, связанные с салоникским судилищем, долгие десяти¬
летия продолжали занимать исследователей. Впервые приоткрыл завесу над
салоникским судебным процессом 1917 i. контрпроцесс, состоявшийся в июне
1953 г. в Народной Республике Сербии. Главным движущим мотивом этой рас¬
правы, установил Верховный суд НРС, была борьба за власть62. В 1917 г. положе¬
ние сербского правительства стало шатким. Свержение царизма в России порож¬
дало рост республиканских настроений в Сербии. Большую роль играли и
неудачи сербской армии на фронте.
По сведениям российского генерального консула в Афинах В.Ф. Каля,
салоникский театр военных действий весной и летом 1917 г. находился на
пороге развала63 *, Сербское правительство, воспользовавшись судебным процес¬
сом, решило провести чистку в армии. При этом увольнению из войск подлежа¬
ли не только республиканские, но и все другие неугодные династии оппозицио¬
59Там же, д. 51.
60Французское правительство, сообщал поверенный в делах России во Франции М.М. Се-
вастопуло, обратило внимание Пашича на "необходимость действовать в данном деле с
крайней осторожностью”. - АВПРИ, ф. Комиссия, оп. 910, д. 653, л. 28. М.М. Севастопуло -
М.И. Терещенко. Париж, 21 июня (4 июля) 1917 г., № 607.
б1АВПРИ, ф. ПА, д. 4058, л. 3. М.И. Терещенко — Б.П. Пелехину. Петроград, 17(30) июня
1917 г., № 2235.
62См. НешковиК Б. Указ, соч., с. 250.
б3АВПРИ, ф. Комиссия, оп. 910, д. 683, л. 18—19. В.Ф. Каль — МИД, Салоники, 28 июня
1917 г.
34

неры. 18 июня, уже после окончания салоникского процесса, приказами военно¬
го министра Б. Терзича были отчислены из армии 47 офицеров, затем еще 10464.
В сентябре чистка армии продолжалась.. Из нее было уволено еще 65 офицеров,
включая гофмаршала королевского двора полковника Остоича. Одновременно
был возбужден судебный процесс по делу гражданской оппозиционной органи¬
зации ’’Народ”65.
Вся эта кампания, хотя и проводилась с нарушением элементарных правил
судопроизводства, мало беспокоила Временное правительство. Оно потеряло
интерес и к ’’Черной руке”. После окончания салоникского судебного процесса
Терещенко охотно поверил туманному обещанию Пашича больше ”не применять
казнь по политическим мотивам”. Получив от главы сербского правительства
соответствующие заверения66, Терещенко пригласил к себе Спалайковича и
заявил, что считает инцидент исчерпанным. ”Я думаю, - сказал министр, - что
такой шаг со стороны Сербии будет способствовать в значительной мере успо¬
коению общественного мнения и смягчению остроты создавшегося положе¬
ния”67.
Вскоре между двумя правительствами - российским и сербским - снова
установились прочные контакты. Пашич попросил Терещенко содействовать в
решении вопроса о создании Великой Сербии, а российский министр заверил
главу правительства Королевства Сербии в готовности оказать в этом деле
полную поддержку. Ни одна из сторон более не поднимала вопроса о судьбе
организации ’’Черная рука”. Само упоминание о ней было вычеркнуто из ис¬
тории.
б4Архив Председништва ЦК CKJ, сигнатура 95, д. 69. Б. Терзич — H. Пашичу. Салоники,
1 августа 1917 г., № 9021; д. 58. Б. Терзич — Н. Пашичу. Салоники, 27 июня 1917 г.
б5АВПРИ, ф. Комиссия, оп. 910, д. 683, л. 42. Управляющий генконсульством в Салониках
А. Лобачев помощнику товарища министра иностранных дел А.М. Петряеву. Салоники,
28 сентября (11 октября) 1917 г., № 217,
ббАрхив Председништва ЦК CKJ, сигнатура 95, д. 51. Личное, строго секретное письмо Н.
Пашича М. Спалайковичу. Корфу, 6 июля 1917 г.
67АВПРИ, ф. ПА, д. 4058, л. 35. М.И. Терещенко — Б.П. Пелехину. Петроград, 20 июня
(3 июля) 1917 г., № 2865.
2* 35

© 7993 г.
Р.Я. ЕВЗЕРОВ
СОВРЕМЕННАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ II ИНТЕРНАЦИОНАЛА.
ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ ПРОШЛОГО
В последние годы в историографии II Интернационала происходят важные
процессы, проявляются новые далеко идущие тенденции. Они связаны и с
общими переменами в мире, в общественной жизни, и с исполнившимся в
1989 г. 100-летним юбилеем Интернационала, Первомая. Уже до юбилея пробле¬
матика Интернационала в силу своей актуальности оказалась в центре внима¬
ния ряда исследований, публикаций, обсуждений1. К 100-летию были приуроче¬
ны новые2. Проведенные в связи с юбилеем международные обсуждения позво¬
лили выявить и сопоставить разнообразные подходы, исследования, выводы
широкого круга ученых из многих стран3. Они способствовали заполнению
’’лакун” в историографии II Интернационала, в разработке кардинальных вопро¬
сов, необходимость которой выявлялась на коллективном и междисциплинар¬
ном уровнях4.
В ходе обсуждения проблематики II Интернационала конструктивно разре¬
шался возникавший у исследователей вопрос, изучать ли сам Интернационал
или деятельность его руководителей, осуществлялась задача не только ликви-
1 Левите партии и течения в международного работническо движение до октомври
1917 г. Материали от българско-съветския симпозиум, 26—27 май 1987 г. София, 1989; Ha¬
upt G. Aspects of International Socialism, 1871—1914. Cambridge — Paris, 1986; Hyrkkanen M.
Sozialistische Kolonialpolitik. Helsinki, 1986; La table ronde "L’lnternationale et la guerre - le
partage de 1914”. Paris, 1987; Weil C. L’Internationale et 1’autre: Les relations inter-ethiques dans la
Il-e Internationale. Paris, 1987; Jokela P. (Hg.). Der Zusammenbruch der Zweiten Internationale.
Helsinki, 1988; Die II. Internationel (1989-1914). — Kolloqium in Leipzig (Marz 1988); Internatio¬
nale Tagung der Historiker der Arbeiterbewegung (ITH) 23. Linzer Konferenz 1987. Wien, 1988.
2Интернационализм и проблемы единства трудящихся: История и современность (К
100-летию II Интернационала и Первомая). М., 1989; Мир труда: проблемы развития солидар¬
ности. М., 1989; Криеогуз И.М. "Сознательный рабочий никогда не отречется. . М., 1990;
первая книга по истории II Интернационала опубликована в Китае; ряд публикаций появил¬
ся в журналах: "Рабочий класс и современный мир", "Мировая экономика и международные
отношения”; "Вопросы истории КПСС”, "Политическое образование”; ”Le Mouvement Social”
(далее - MS), "Beitrage zur Geschichte der Arbeiterbewegung” (далее - BZG); "International
Review of Social History” (далее - IRSH); "Internationale wissenschaftliche Korrespondenz zur
Geschichte der deutschen Arbeiterbewegung” (далее - IWK).
3 Например, следующие конференции: "Мир труда и судьбы человечества". Международ¬
ный научный семинар. Москва, май 1989; "Рабочее движение и общественный прогресс
(исторические этапы)". Международная конференция. Москва, сентябрь 1989 (далее - РД);
Научный семинар, посвященный 100-летию II Интернационала. Китай, лето 1989 г.; "Между¬
народная научная конференция к 100-летию основания II Интернационала”, Будапешт, сен¬
тябрь 1989 (далее — ВК-100); ”25-я Линцская конференция историков рабочего движения”.
Линц, сентябрь 1989 (далее - 25. LK); "Свобода и социальное гражданство. Два 89-х года. От
французской революции до II Интернационала”, Кортона, Италия, октябрь 1989 г.
4Так, на Московском научном семинаре обсуждение вопросов истории II Интернационала
и Первомая вписывалось в глобальную проблему "Мир труда и судьбы человечества”,
побуждая к осмыслению деятельности II Интернационала с позиций современности, решения
ее насущных задач. На конференции "Рабочее движение и общественный прогресс (истори-
36

дировать ’’белые пятна”, но и вести анализ перспектив, выявлявшихся в дея¬
тельности Интернационала5.
Публикации и обсуждения последних лет значительно расширили тематику и
круг имевшихся исследований по истории II Интернационала. Кроме того,
особое внимание было обращено на его взаимодействие с отдельными нацио¬
нальными отрядами рабочего движения, соответствующими партиями6. Не
обошлось и без расхождения в мнениях, в частности, о роли ’’малых партий” в
Интернационале7.
При обращении к этим вопросам нам представляется все же необходимым
разграничение истории II Интернационала и современного ему международного
рабочего движения, - а тем более процессов, происходивших в отдельных
странах - при всей их органичной взаимосвязи и взаимозависимости. Если
ошибочно отрывать Интернационал от его базы и составляющих, то не менее
ошибочно подменять одно другим, поскольку позиции Интернационала были
вектором, результатом взаимодействия весьма разнородных сил, процессов,
противоречивых тенденций и т.д. Иначе неизбежны просчеты, подобные тому,
что марксизм конца XIX - начала XX в. интерпретируется в качестве ’’марксиз¬
ма II Интернационала”, хотя, очевидно, нельзя записывать на счет последнего
то, что им не было утверждено, а являлось лишь точкой зрения отдельных
членов Интернационала.
Важное место в исследованиях по истории II Интернационала заняла антиво¬
енная проблематика, в освещении которой также проявилось стремление
заново осмыслить и сопоставить опыт прошлого и задачи современности, хотя
при этом подчас сказывались и попытки модернизации прошлого8.
Углубленному рассмотрению подверглась проблема национального и интер¬
национального во II Интернационале. Это нашло отражение и в интересной
подборке статей, опубликованной в ’’Мувман сосьаль”. Появилось немало
новых работ и по Первомаю, его истории, связанной со II Интернационалом,
ческие этапы)” к этому добавлялось стремление рассмотреть историю П Интернационала в
общей линии развития от I Интернационала до наших дней. На конференции, происходившей
в Китае, на обсуждение была поставлена целая обойма острых вопросов истории II Интер¬
национала и его роли в рабочем движении: сущность и историческое место II Интернациона¬
ла; его опыт и влияние на современное международное рабочее движение; оценка реформиз¬
ма во время II Интернационала; крах II Интернационала, его оценка; фракционная борьба во
II Интернационале; развитие социалистической теории в период II Интернационала; взаимо¬
отношения между профсоюзами и партиями того времени; II Интернационал и международ¬
ный день трудящихся 1 Мая; II Интернационал и крестьянский вопрос; II Интернационал и
Китай; оценка таких исторических личностей, как А. Бебель, Ж. Жорес, Э. Бернштейн,
К. Каутский и др.: исследования II Интернационала в сравнении с I и III Интернационалом и
Социалистическим Интернационалом. См. также: Новая и новейшая история, 1990, № 1,
с. 212-214.
5Dogliani Р. Un centenaire oublie? Ego. - Historie et Historiographic italienne. — BK-100.
6Свалов А.Н. Социал-демократы России во II Интернационале. М., 1991; Internationale
Tagung der Historiker der Arbeiterbewegung. Bericht fiber die 25. Linzer Konferenz 1989. Wien,
1990, S. 4—8; Miller S. Die SPD und die Zweite Internationale. - BK=100; Ereny T., Varga L. The
Hungarian Social Democratic Party and the International. - BK-100.
7ITH. Bericht 25. LK., S. 27-28, 29.
8См., например: Евзеров Р.Я. Исторический опыт II Интернационала и современность
(Проблемы антивоенной борьбы). — Рабочий класс и современный мир, 1989, № 1, с. 185—
196; Емниц Я. Вопросы войны и мира в международном рабочем движении в период II Ин¬
тернационала. — В сб.: Интернационализм и проблемы единства трудящихся: история и со¬
временность. М., 1989, с. 2—21; Салмин А.М. О некоторых социально-политических пред¬
посылках кризиса социал-демократии в 1914 г. — В кн.: Рабочий класс в мировом револю¬
ционном процессе. М., 1989, с. 223-238; ITH. 23. LK., S. 1-317.
37

причем характерно внимание и к интернациональным аспектам, и к националь¬
ной специфике празднования международного дня трудящихся9.
Больше внимания стало уделяться механизму функционирования II Интер¬
национала, его органов, работе по согласованию принимавшихся решений,
преодолению возникавших противоречий10.
Новые подходы проявились в исследовании теоретической и политической
деятельности разных течений во II Интернационале, в том числе революционной
социал-демократии, ее левого крыла, особенно с учетом специфики обстановки
в Центральной и Юго-Восточной Европе, заново осмысливается суть выступле¬
ния Бернштейна, развивавшихся им концепций, место К. Каутского во II Ин¬
тернационале, роль и значение австромарксизма11.
По сути дела, заново подверглась изучению проблема деятельности II Интер¬
национала, социал-демократии среди сельского населения. До сих пор она если
и получала свое освещение, то главным образом в теоретическом аспекте как
’’аграрный вопрос”, притом весьма фрагментарно и зачастую сугубо тенденциоз¬
но. ’’Лакуна” не была заполнена и многообещавшей по заглавию работой,
появившейся в ФРГ в начале 70-х годов12. Осуществленное ныне в рамках
Международного института социальной истории исследование на основе широко¬
го круга источников и по практикуемой Институтом компаративной методе
является принципиально новым, обширным и основательным. Оно анализирует
различные стороны деятельности большого круга партий, используя и количест¬
венные характеристики, дает базу также для последующих работ13.
Специальному рассмотрению подверглось и развитие историографии II Интер¬
национала, ее состояние в отдельных странах как по отдельным темам, так и
применительно к общей характеристике II Интернационала14.
9См., например: Паначчоне А. Интернациональные аспекты празднования Первого
Мая. - В сб.: Мир труда: развитие солидарности, с. 26-33. Коломиец В.К. Новейшая историо¬
графия Первого Мая. - РД; Panaccione А. I 100 anni del Г maggio nella storiografia. - In: I
luoghi eiogetti del Г maggio. Venezia, 1990, p. 167-185; MS, N 147, 1989.
10См., например: Дамянова Ж. Балканские проблемы и Второй Интернационал. - В сб.:
Интернационализм и проблемы единства трудящихся. . ., с. 92—117; Weil С Le functionne-
ment du BSI. — BK-100; Evzerow R.t Timofeev T.T. The Experience of II International as Assessed
by Soviet Researchers. — 25. LK.
11 См., например: Евзеров Р.Я. О некоторых аспектах теоретической работы В.И. Ленина в
начале XX в. - В сб.: Интернационализм и проблемы единства трудящихся. . , с. 22—47;
Яжборовская И.С. Вопросы разработки политического курса левых социал-демократов
Центральной и Юго Восточной Европы до первой мировой войны. — Там же, с. 48—70; Левите
партии и течения в международното работническо движение. . .; Суперфин Л.Г. Экономи¬
ческие идеи Бернштейна и современная практика. - РД; Петренко Е.Л. Судьбы бернштейни-
анства в современной социал-демократической историографии II Интернационала. - Там же;
ее же. Социалистическая доктрина Эдуарда Бернштейна. М., 1990; ее же. Карл Каутский:
очерк социалистических воззрений. М., 1991; Агаев С.Л. Движение и цель. — Полис, 1991,
№ 2; Grebing Н. Das Bernstein-Phanomen-seine Bedeutung in der Zweiten Internationale (und
dariiber hinus). - BK-100; Miller S. Einftihrung zum Roundtable fiber Kautskys Platz in der
II Internationale. - BK-100; Hyrkkanen M. Eduard Bernsteins Vertragssozialismus.. - BK-100;
Maderthaner W. Die Konzeptionen von Demokratie und Ókonomie im Austromarximus. - BK-100;
Karl Kautskys Bedeutung in der Geschichte der sozialistischen Arbeiterbewegung. — IWK, 1989,
H. I, S. 96-103.
12Lehmann H.G. Die Agrarfrage in der Theorie und Praxis der deutschen und internationalen
Sozialdemokratie. Tubingen, 1970.
13Rossum L. van The Second International and Socialdemocratic Activity among the Agrarian
Population (1889-1914): an Exploration. - BK-100.
14См., например: Кривогуз И.М. О некоторых тенденциях советских исследований исто¬
рии II Интернационала. - В сб.: Мир труда: проблемы развития солидарности. М., 1989,
38

В общем в современной историографии II Интернационала явно сказываются
два подхода. Один направлен прежде всего на максимально полную рекон¬
струкцию истории II Интернационала путем заполнения ’’лакун”, очевидных и
выявляемых, обширных и малых, с использованием всего возможного круга
источников и путем применения новых методов ’’рабочеведения”. Другой
направлен главным образом к новому осмыслению, переосмыслению фактов,
явлений, процессов истории II Интернационала. Оба пути взаимосвязаны:
заполнение ’’лакун”, полная реконструкция неотделимы от нового осмысления
истории, а переосмысление, не обеспеченное фундаментальной базой фактов
истории, обречено на порождение новых иллюзий и заблуждений. И все же эти
пути - разные.
* * *
Новое осмысление истории II Интернационала, его роли и значения, истори¬
ческого места в развитии человечества стало одним из главных направлений в
современной историографии. К этому побуждает накопившийся опыт рабочего
движения и общественного развития в XX в., тем более что переломный, переход¬
ный этап в его динамике воспроизводит, хотя и по-новому, ситуацию перемен,
сложившуюся на рубеже XIX и XX в., в период II Интернационала. Именно с этой
ситуацией были связаны многие черты, процессы, трудности в его деятельности.
Теперь обогащение новыми знаниями позволяет историкам реалистичнее
подойти к наследию II Интернационала, лучше познать и понять не только
слабости, но и сложности его бытия и значимость им содеянного15.
К переосмыслению прошлого ведет также формирование подлинно научной
методологии исследования или во всяком случае определенные шаги в таком
направлении, углубляющееся, становящееся все более органичным, осознанным
преодоление сталинистских схем, стереотипов в суждениях о международном
рабочем движении. К сожалению, такое преодоление остается все еще весьма
актуальной задачей для многих исследователей в ряде стран16.
Как отмечается в современной литературе, сталинистские схемы воспроизво¬
дятся не только сознательно, но и неосознанно17. О последнем свидетельствуют
и недавние работы некоторых отечественных исследователей, которые не
принадлежат к отряду ретроградов. Так, например, И.М. Клямкин в докторской
диссертации, как и в ранее опубликованной им брошюре, пытается, сводя
идейно-теоретическое наследие Интернационала к взглядам Э. Бернштейна,
К. Каутского и Р. Люксембург, обосновать негативную оценку и этой между¬
народной организации, и левых в германской социал-демократии, и традиций
II Интернационала, отстаивает концепцию ’’отлучения” Интернационала от
В.И. Ленина, большевиков и противопоставления им18. На сходной позиции в
с. 146-159; а также доклады и сообщения: и. Hyrkkanen, J. Jemnitz, J. Karabegovic, J. Kri-
wogus, F. Tych, Zhang Zhong-Jun, Zheng Yi-Qian (ITH. 25. LK, S. 5-8); H. Grebing, J. Halstead,
M. Vuilleumier, I. Htilvely, P. Dogliani, B. Unfried, J. Galandauer, J. Jemnitz (BK-100).
15Евзеров Р.Я. К истории П Интернационала. — Преподавание истории в школе, 1991, № 2.
Evzerow R., Timofeev Т.Т., Op. cit.; Htilvely I. Die II. Internationale — Hundert Jahre spater. —
25. LK, S. 9-10.
1бСм., например: BZG, 1990, H. 2, S. 184; Zhang Zhong‘Yun, Zheng Yi-Qian. Studien der
chineeischen Wissenschaftler zur II. Internationale. - 25. LK, S. 4. ITH, Bericht 25. LK, S. 27-
28.
17BZG, 1990, H. 2, S. 184.
1вКлямкин И.М. Революционный марксизм против методологии ревизионизма и центриз¬
ма: проблема творческого развития теории и метода марксизма в конце XIX — начале XX в.
Воронеж, 1988, с. 138—139, 168—169; его же: Проблема исторического субъекта в философско-
социологических концепциях II Интернационала. М., 1989, с. 6-8, 15-16, 76, 78, 221, 366, 370.
39

конечном счете оказывается и Е.А. Самарская, с негодованием отвергающая
характеристику ’’ленинизма как одного (и только!) из течений Второго Интер¬
национала”19.
Но дело, разумеется, не сводится к преодолению порочных догм и схем. Идет
процесс нового развития и обогащения методологическо-теоретической основы
исследований. Она призвана вобрать в себя органичное единство экономичес¬
кой, политической, социальной, бытовой, культурной истории, социальной
психологии. Ей надлежит обеспечить подход к рабочему классу как составной
части буржуазного общества, неотъемлемой для данного периода и от этого
общества в целом, и от всех его иных составляющих. Тем самым предусматрива¬
ется и широкое использование современных исследовательских методов, в
частности и сравнительного многофакторного анализа20 21.
Весьма важно, с нашей точки зрения, что при этом пробивает себе путь
требование такого подхода к исследуемым явлениям, процессам, которое
сочетало бы в себе ’’сопричастность” с происходившими событиями и научную
автономию от них, опирающуюся на опыт последующего столетия71. К сожале¬
нию, если в прошлом в историографии II Интернационала многие искажения
порождались отсутствием такой научной автономии, односторонней субъектив¬
ностью авторов, сопричастных с его историей, то ныне мы нередко встречаемся с
суждениями, претендующими на сугубую научность, освященную вековым
опытом, которые как раз в силу отсутствия ’’сопричастности” оборачиваются
новыми искажениями.
Вообще, как показывает опыт последних лет, переосмысление прошлого и
ниспровержение былых его оценок может приводить и к немалым издержкам,
особенно, если отличается скоропалительностью, иногда простой заменой плюса
на минус или наоборот, а не фундаментальной основательностью. При этом
нередко получается, как, в частности, с идейно-теоретическим, политическим
наследием II Интернационала, что подлинное содержание тех или иных положе¬
ний, сформулированных в его рядах, например об империализме, о мировой
революции, подменяется стереотипами искаженного марксизма, в большом
количестве наплодившимися впоследствии, и они-то с успехом опровергаются.
Подчас в ходе критичной проверки гипотез, теорий прошлого результатами,
достигнутыми обществом в настоящем, игнорируется не только сопричастность
с тем периодом, когда эти гипотезы, теории формулировались, а и сложная,
включающая в себя альтернативность цепь исторического развития от прошлого
к настоящему. Между тем гипотезы нередко становились явью (пример Э. Берн¬
штейна) в результате совсем иного, не предвиденного их авторами хода исто¬
рии. Нам уже доводилось обращать внимание на эту сторону дела в ряде его
аспектов: и в части постановки II Интернационалом требований, задач антивоен¬
ной борьбы, и относительно существовавших в его рядах представлений о даль¬
нейшем развитии общества22. Весьма примечательно в данной связи мнение
известного своими фундаментальными трудами по истории рабочего класса
британского ученого Э. Хобсбаума. Он считает, что, хотя ’’ленинские указатели
не ведут, как мы верили, на главную магистраль к будущему человечества”,
19Самарская Е.А. Второй Интернационал: революционные надежды и иллюзии. - Рабочий
класс и современный мир, 1989, № 4, с. 156-157.
20BZG, 1990, H. 2, S. 184.
21Hulvely I. Op. cit., S. 2.
22См. Евзеров Р.Я. Исторический опыт П Интернационала и современность. (Проблемы
антивоенной борьбы). — Рабочий класс и современный мир, 1989, № 1, с. 185—196; его же.
II Интернационал: опыт истории для современности. - РД, с. 15-16.
40

”те, кто следовал по пути Ленина”, своей победой над фашизмом привели к
тому, что ныне в капиталистическом мире господствуют варианты либерально¬
демократической системы, а не варианты фашистских и авторитарных режи¬
мов23.
Переосмысление истории, опыта II Интернационала осуществляется ныне в
двух основных аспектах. Один воплощает в себе стремление реалистично
проанализировать и оценить деятельность II Интернационала, исходя из объ¬
ективной характеристики той исторической обстановки, в которой он действо¬
вал, отрешившись от партийно-политических пристрастий и идеологизирован¬
ных наслоений, от упрощенного псевдомарксистского, сектантского подхода и
иллюзий, свойственных многим деятелям и историкам рабочего движения в
XX в.
Столетняя ретроспектива дает достаточный материал для того, чтобы оце¬
нить альтернативность, противоречивые тенденции в общественном развитии
конца XIX - начала XX в., понять односторонность суждений и выводов совре¬
менников и историков, абсолютизировавших эволюционные или, напротив,
революционные пути социального прогресса, а соответственно подойти и к
деятельности II Интернационала24. В то же время при всей недостаточности
научных исследований пролетариата того времени (и других слоев трудящих¬
ся), его структуры, интересов, культуры и социальной психологии пробивает
себе путь новое представление о ’’базисе” Интернационала, его сложности,
дифференцированности, несовпадении с одноцветным клише ’’пролетариат” и
идеологизированными представлениями о нем25.
Отсюда с неизбежностью вытекает более трезвая, реалистичная оценка течений
в рабочем движении, его лидеров, всей деятельности II Интернационала вооб¬
ще. Ибо, как оказывается, они должны соотноситься не с теми или не совсем с
теми объективными условиями, как это представлялось тогда и до недавнего
времени; существование разных позиций, борьба их сторонников не могут быть
объяснены лишь из классовой основы, имеют также иные объективные и субъ¬
ективные корни26. Таким образом, речь идет не только о преодолении ошибоч¬
ных клише, в частности таких, как характеристика деятельности II Интернацио¬
нала, в особенности его реформистского крыла, в качестве ориентированной
исключительно на парламентаризм или отождествление реформизма и оппорту¬
низма, оценка реформизма как осуществление интересов буржуазии27.
23Hobsbawm EJ. Sinn und Zweck der Geschichte der Arbeiter bewegumg. - ITH, Bericht 25.
LK, S. 17.
24См. Вебер А.Б. Классовая борьба и капитализм. М., 1986; Евзеров Р.Я. II Интернацио¬
нал: опыт истории. . ., с. 6—11; 100-летие II Интернационала и некоторые проблемы современ¬
ного рабочего движения. - Мировая экономика и международные отношения, 1989, № 11,
с. 5—7; Черняк Е.Б. Монополистический, капитализм первой половины XX в. в исторической
ретроспективе. - Новая и новейшая история, 1990, № 2, с. 20-36.
25См. Галкина Л.А. Из истории взаимодействия интеллигенции и рабочего класса Англии
в конце XIX — начале XX в. — В сб.: Интернационализм и проблемы единства трудящих¬
ся. . ., с. 188-213; Arbeiter und Arbeiterbewegung im Vergleich. Hrsg. von К. Tenfelde. Mun¬
chen, 1986; Linden M. van der. The National Integration of European Working Classes (1871—
1914). - IRSH, 1988, N 3, p. 285-311; Gallisot R. Le proletariat comme utopie des intellectuels de
la IIе Internationl. — BK-100; The Formation of Labour Movements, 1870—1914. Leiden — New
York, 1990; BZG, 1990, H. 2, S. 186.
26Еезеров Р.Я. II Интернационал: опыт истории..., с. 7—9; Kriwogus J. Einige neue
Probleme der sowietischen Historographie der Zweiten Internationale. 1889—1914. — 25. LK
S. 3—6; BZG, 1990, H. 2, S. 188; Zhong Zhong-Yun, Zheng Yi-Qioan. Op. cit., S. 11; Yin Xuyi. Der
parlamentarische Kampf und die Taktik der II. Internationale. - 25. LK, S. 71; Hiilvely I. Op, cit.,
S. 2.
27BZG, 1990, H. 2, S. 188; Zhang Zhong-Yun, Zheng Yi-Qioan. Op. cit., S. 7; Jemnitz J. - ITH.
Bericht 25. LK, S. 28; Yin Xuyi. Op. cit., S. 11.
41

Ныне делаются определенные шаги для выявления как позитивных, так^и
негативных сторон в обоих течениях - революционном и реформистском28-
Ставится под сомнение правомерность употребления термина ’’центризм” при
описании истории международной социал-демократии до 1914 г., ибо под этот
термин ’’подводились” весьма разные силы, в том числе и революционные
социал-демократы, проявлявшие особую чувствительность к вопросам партий¬
ного единства, и реформисты, не исключавшие революционную перспективу, и
те социал-демократы, которые хотя и представляли разные точки зрения, но,
остерегаясь риска неподготовленных действий, частично переходили на рефор¬
мистские позиции29. Кроме того, выявляется необходимость для крупных
социалистических, социал-демократических партий иметь в своем составе такие
силы и осуществлять такие действия, которые ’’увязывали” бы воедино прояв¬
ляющиеся в партии крайности30.
Разумеется, по этим проблемам существуют разные точки зрения. Характерен
пример Китая. Здесь многие исследователи считают, что II Интернационал в
общем придерживался правильных принципов, не был оппортунистическим и
только после Базельского конгресса 1912 г. в результате объединения сил
правых и центристов против левых он все больше погружался в оппортунис¬
тическое болото. Некоторые другие ученые, хотя и не исходят из сталинских
оценок, полагают, что со времени принятия Парижским конгрессом 1900 г.
резолюции К. Каутского по вопросу об участии социалистов в буржуазных
правительствах II Интернационал стал оппортунистическим. Наконец, еще одна
группа историков высказывает мнение, что II Интернационал стал оппортунис¬
тическим после 1910 г. Притом все эти группы ученых признают положительные
стороны II Интернационала31. Сходные расхождения имеют место во многих
странах и тем более у историков разных стран; в последнем случае они еще зна¬
чительнее и многограннее.
В историографии происходит также переосмысление вопросов формирования
II Интернационала, характера организованности и роли, значения противоречий
и борьбы между различными имевшими в нем место течениями. Так, в ходе
детального исследования истории создания II Интернационала раскрывается
сложность его рождения, выясняется, что заседавший параллельно с Парижским
конгрессом 1889 г. поссибилистский конгресс не являлся просто ”не имеющим
значения эпизодом”, что весьма серьезны были опасения Ф. Энгельса, как бы
роль Парижского конгресса не оказалась сведенной к акту не имеющего ни
основ, ни успеха бунта против подлинного международного рабочего представи¬
тельства32.
Весьма острым оказывается и вопрос, был ли II Интернационал в действитель¬
ности организацией, воплощавшей и осуществлявшей единство международно¬
го социалистического движения; ответы на него давно уже противоречивы.
Причем подчас в суждениях, отстаивающих взгляды на Интернационал как на
осуществленное единство, скрываются далекие от истины представления. С
одной стороны, будто бы все были едины и благоразумно ориентированы на
реформизм, а остальные - большевики, левые в СДПГ, тесняки и иные ”лева-
2вСм., например: Кривогуз И.М. "Сознательный рабочий. . с. 5, И, 27, 63; Kriwogus L
Op..cit., S. 5-6; BZG, 1990, H. 2, S. 187-188.
29BZG, 1990, H. 2, S. 188; IWK,1989, H. 1, S. 99, 103.
Э0См. Яхимович З.П. Идейно-теоретическое ндследие II Интернационала. - РД.
31Zhang Zhong-Yun, Zheng Yi-Qian. Op. cit., S. 5.
32Biirgi M. Von den Kongressen von Paris zum Kongress von Brussel. — BK-100; BZG, 1990,
H. 2, S. 187.
42

ки”, а также крайне правые силы - в счет не идут. С другой - якобы все были
едины в своем реформизме как выразители интересов рабочей аристократии,
бюрократии, мелкобуржуазных слоев и т.п., и тем самым II Интернационал -
как и оценивал его Сталин - воплощал полосу ’’безраздельного господства оппор¬
тунизма” и противостоял Ленину, большевикам. Вместе с тем существуют и
иные подходы к проблемам Интернационала, которые, не абсолютизируя достиг¬
нутое там единство, тоже отстаивают взгляд на него как на ’’общий дом”,
подчеркивают его ’’интегральную силу”33.
Напротив, ряд авторов вообще отрицает, что II Интернационал осуществлял
единство рабочего движения. Причем одни аргументируют свою позицию тем,
что объединяющую роль играли усилия обеспечить мир, а не общность теорети¬
ческих позиций34. Другие полагают, что ”11 Интернационал никогда не был
единым в собственном смысле слова”, даже ’’никогда не был ’’основан”. Ведь
дело сводилось к тому, что национальные партии раз в два-три года собирались
для обсуждения их общих проблем и принимали резолюции, которые, отражая
проблемы социалистических партий, разные способы подхода к ним, различные
и даже противоположные лозунги, представляли собой ’’всегда компро¬
миссы”35.
Думается, что в такого рода отрицании единства во II Интернационале, как и
в признании его наличия, содержится, по сути дела, много общего, если не
впадать в крайности, в абсолютизацию имевших место процессов. Характерно,
что акцентирование внимания на ’’интегральной силе” Интернационала сочета¬
ется с критикой тенденции рассматривать его в качестве ’’кумулятивного
(сосредоточенно направленного, усиливавшего свое действие. - Р.Е.), вопреки
всем расхождениям и при всех спорах в его рядах, линейно растущего движе¬
ния”36.
Нам представляется, что история II Интернационала - это история динамич¬
ной, противоречивой, взаимосвязанной целостности, в которой воплотилось
противоборство различных течений в рабочем движении, обусловленное и
противоречиями эпохи, живой жизни, истории капитализма и рабочего движе¬
ния, и несовпадением позиций различных национальных организаций. Притом в
этой противоречивой целостности не просто боролись, а взаимодействовали ее
составляющие. Объективно неизбежное противоборство и взаимодействие
различных течений и национальных организаций в рамках II Интернационала не
только усложняло его работу, но и позволяло обобщить, ’’сложить” и увязать
различные позиции, опыт, корректируя крайности, преодолевая ’’запаздыва¬
ние”, приверженность к старым воззрениям у одних, ’’нетерпение” - у других.
Организация Интернационала, тем самым соответствующая мысли Ф. Энгельса о
’’модели”, представляющей собой свободное объединение, добровольные
контакты, поддерживаемые конгрессами, как раз и обеспечивала его противоре¬
чиво-целостное функционирование37.Такой же позиции придерживается ряд
других исследователей38 *.
33Jemnitz J. Gedanken zur Geschichte der II. Internationale — Bemerkungen zur Historiogra¬
phic. - 25. LK, S. 2; Tych F. - ITH. Bericht 25. LK, S. 31.
3ĄHansel D. - Ibid., S. 27.
35Hyrkkanen M. Die Zweite Internationale und die "Dritte Welt”. - 25. LK, S. 11.
3*Tych F. Die Zweite Internationale nach 100 Jahren. — 25. LK, S. 1.
37См. Еезеров Р.Я. Интернационал: опыт истории. . ., с. 11-13; его же. К истории
II Интернационала, с. 13-14; Evzerow R., Timofeev Т.Т. Op. cit., p. 5.
эвКрасин Ю. II Интернационал: наследие прошлого — на службу будущего. — Рабочий клее
и современный мир, 1989, № 4, с. 46, а также с. 42; Кривогуз И,М. "Сознательный рабо¬
чий. . .", с. 11, 27, 63; BZG, 1990, Н. 2, S. 191; Zhang Zhong-Yun, Zheng Yi-Qian Op. cit.,
S. 8.
43

Плодотворное переосмысление общих оценок II Интернационала отразилось и
на изменении подходов к оценке ряда деятелей этой организации, тех или иных
принимавшихся и осуществлявшихся ими конкретных решений. Примечательно
само стремление разобраться в том, какие люди участвовали в работе II Интер¬
национала, по каким каналам и из каких ’’резервуаров” шло формирование
состава его ’’действующих лиц”, провести сравнительный анализ их пути в
рабочее движение39.
С большой силой, особенно в тех странах, где история II Интернационала дли¬
тельное время рассматривалась по канонам ’’марксистско-ленинской”, а на деле
сталинистской историографии, стоит задача дальнейшего переосмысления, а то и
нового подхода к осмыслению деятельности наиболее значительных личностей
в истории II Интернационала. Речь идет о том, чтобы, не закрывая глаза на те
или иные ошибки, недостатки в их работе, оценивать ее прежде всего с точки
зрения вклада в общее дело, не преуменьшая роль этих людей, в частности, в
силу того, что они подвергались порой необъективной критике со стороны
Ф. Энгельса и В.И. Ленина. Происходящее продвижение в этом направлении все
еще недостаточно40.
Правда, позитивные изменения набирают силу и дают свои результаты. Приме¬
ром тому может служить ряд статей, опубликованных немецкими историками41.
Критичный, но гораздо более объективный, чем бытовавший ранее, анализ
деятельности Бернштейна содержался в выступлениях на конференции ’’Рабо¬
чее движение и общественный прогресс (исторические этапы)” и в последующих
работах42. На той же, а также на Будапештской конференции по-новому освеща¬
лась (ранее недооценивавшаяся, тенденциозно подававшаяся) роль Г.В. Плеха¬
нова в рабочем движении и во II Интернационале43.
Вместе с тем проблема объективного освещения и оценки деятельности
Бернштейна, Каутского и ряда других видных деятелей рабочего движения
конца XIX - начала XX в., их роли во II Интернационале остается весьма острой
и актуальной и для западной литературы, не впадавшей в сталинистские край¬
ности; пережившей сначала ’’ренессанс Бернштейна”, итогом которого в значи¬
тельной мере стала конференция 1977 г. в Фрейденберге, а затем ’’ренессанс
Каутского” - важной вехой в его развитии стала конференция 1988 г. в Бре¬
мене.
В отношении К. Каутского в современной историографии II Интернационала
вновь стал актуальным вопрос: ’’Был ли марксистом Каутский?” В 30-40-е годы
в отечественной историографии, на него, как правило, давался отрицательный
ответ применительно к деятельности Каутского в XX в. Такой ответ звучал еше
и в начале 50-х годов в работах, строившихся на сталинистском подходе к
истории II Интернационала44. Даже попытка напомнить о ленинской оценке
Каутского, высказанной в 1916 г.: ”К. Каутский до войны 1914-1916 гг. был
39Jemnitz J. Op cit., S. 4—8; Seidel J. Akteure der II. Internationale zur Zeit der Griindung und
im ersten Jahrzehnt ihres Wirkens - ihr Weg zur Arbeiterbewegung im Vergleich. - BZG, 1989,
H. 4, S. 460-470.
40См. Криеогуз И.М. О некоторых тенденциях. . ., с. 151-153; Zhang Zhong-Yun, Zheng
Yi-Qian. Op. cit., S. 5—6.
A1Seidel J. Op cit.;’ idem. "Welches Gliick, daps dieser Teufelskerl zu uns gehort”. Jean Jau-
res. — BZG, 1990. H. 1, S. 102—112; Laschitza A. Vorwort in: Rosa Luxemburg und die Freiheit der
Andersdenkenden. Berlin, 1990.
42См., например, указанные выступления и работы Л.Г. Суперфин, Е.Л. Петренко,
С.Л. Агаева.
4ЭСм. Волк С.С. Плеханов и II Интернационал. - ВК-100.
“Подробнее см.: Вопросы истории, 1956, № 10, с. 163-168.
44

марксистом, и целый ряд важнейших сочинений и заявлений его навсегда
останутся образцом марксизма”45, - противопоставить ее писаниям о Каутском
как ’’незаурядном двурушнике’*, деятеле, ’’мнившем себя крупной ’’марксист¬
ской” силой, ’’центральной фигурой” в вопросах теории”, встречалась в штыки.
Осуждению подвергались стремление объективно оценивать ряд деятелей
II Интернационала, ’’выискивание ’’положительных сторон” в деятельности
оппортунистов”46.
Ныне для многих историков ленинская оценка стала основой для переосмыс¬
ления значения творчества Каутского47. Однако вместе с тем вопрос о марксиз¬
ме Каутского возник вновь, в ином ракурсе, причем и в рядах историков, не
придерживавшихся сталинистских стереотипов. В спорах по этому поводу речь
идет о том, правильно ли интерпретировал в своих многочисленных работах
Каутский труды Маркса или создавал псевдомарксистскую теорию ’’каутскиа-
низма”, которая вела к ложным политико-стратегическим выводам48.
Одни исследователи считают такой спор ошибочным уже потому, что не
может быть научно обоснованного консенсуса по поводу интерпретации систе¬
мы мыслей Маркса, поскольку она допускает различные толкования и выводы.
Применительно к Каутскому они полагают, что в его трудах получила адекват¬
ное выражение доктрина Маркса и Энгельса49. Другие авторы утверждают, что
господствовавшие во II Интернационале представления были не марксистскими,
а каутскианскими, что ’’его идеологии запутались в сетях неразрешимых - в
рамках их методологии и мировоззрения - противоречий”50.
Нам представляется, что вопросы, связанные с теоретическим наследием
Каутского, его ролью в международном рабочем движении, во II Интернациона¬
ле, требуют дальнейшей непредвзятой научной разработки, включающей в себя
и использование имеющихся обширных архивных материалов. Можно напом¬
нить в этой связи о том, насколько обогатила в последнее время научную базу
публикация переписки Каутского с социал-демократами Юго-Восточной Евро¬
пы51. В отечественной историографии единственная за последние годы книга о
Каутском была еще очень далека от совершенства52. В недавно вышедшей
работе Е.Л. Петренко предпринята попытка по-новому оценить роль и значение
Каутского53.
В отношении Бернштейна дает себя знать реалистичная оценка его и всей
’’бернштейниады”, преодолевающая крайности: огульного отрицания и ’’разо¬
блачительства”, с одной стороны, и эйфорийного восхваления - с другой. В
таком русле происходит сближение позиций ученых, придерживающихся
разных политических взглядов, появляются исследования о Бернштейне, более
трезво оценивающие соотношение его деятельности и позиций правого крыла
II Интернационала. В этом отношении, можно сказать, налицо заметные сдви-
45Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 21, с. 282.
4б3а ленинскую партийность в исторической науке. — Вопросы истории, 1957, № 3, с. 13.
A1Zhang Zhong-Yun, Zheng Yi-Qian. Op. cit., S. 6.
ABMillerS. Op. cit., S. 2.
49Ibid., S. 3.
50См. Клямкин И.М. Революционный марксизм. . ., с. 168-169; его же. Проблема истори¬
ческого субъекта. . ., с. 78; Самарская Е.А. Указ, соч., с. 164, 169.
51Haupt G., Jemnitz J., Rossum L. van (Hrsg.). Karl Kautsky und die Sozialdemokratie
Siidosteuropas: Korrespondenz. Frankfurt a.M., 1986.
52Cp. Брайович C.M. Карл Каутский - эволюция его воззрений. М., 1982.
53Петренко Е.Л. Карл Каутский: очерк социалистических воззрений.
45

ги54. Характерно также совпадение позиций в отношении эклектизма методики,
взглядов Бернштейна в работах отечественных авторов и западных исследова¬
телей. Весьма показательно также стремление соотнести его установки на
’’конструктивную политику реформ” с реалиями жизни не ’’вообще”, а в Гер¬
манской империи, обнаруживающее ошибочность прогнозов на успех такой
политики55. Вообще, отрицание огульной критики Бернштейна, его теоретичес¬
кого ревизионизма как ’’предательства марксизма” сочетается с серьезным
критичным анализом.
Так, одна из ведущих специалистов по проблемам политической истории и
теории, возглавляющая Институт по исследованию европейского рабочего движе¬
ния при Рурском университете, X. Гребинг, суммируя позиции своих собствен¬
ных и иных работ, дает весьма далекую от апологии характеристику ’’феномена
Бернштейна” и того, что остается в нем актуальным. В этой связи она отмечает
следующее. Бернштейн познал значимость постепенного процесса обучения
рабочего класса и овладения им способностью разрешать стоящие проблемы.
Только так и можно приблизиться к цели рабочего движения. Он пытался
сделать понятным то, что социализм является для рабочего движения длитель¬
ной преобразовательной задачей. Благодаря ему стало ясным, что цели и формы
классовой борьбы требуют соответствующего нормативного обоснования. Он
обрисовал контуры кооперативно-либертарного социализма, который должен
быть подчинен ’’постоянной демократизации” и где теряет прежнее значение
влияние государства56.
В последних работах отечественных исследователей также наблюдается
стремление трезво оценить проявившуюся у Бернштейна способность отреаги¬
ровать на новые явления, процессы в развитии капитализма конца XIX - начала
XX в., поставить ряд важных проблем дальнейшего общественного развития.
Критика методологических теоретических позиций, выводов Бернштейна
сочетается с выделением рационального в его построениях57.
Одной из современных интерпретаций идей Бернштейна является концепция
финляндского историка М. Хирккэнена, трактующая его взгляды как стремле¬
ние отстоять договорные отношения. Сначала - применительно к внешней
политике ’’культурного мира”, как норму, противостоящую ’’агрессивному
империализму”. Тем самым Бернштейн противопоставляется ’’многим его
ревизионистским товарищам”, ибо он никогда не был ’’колониальным шовинис¬
том или безусловным сторонником поддержки германского империализма”. Не
выступая против угнетения колониальных народов, проповедуя ’’высшее право
более высокой культуры”, он отстаивал ’’демократически контролируемую и
регулируемую” колониальную политику. Далее, полагает автор, в теории и
’’модели” социализма, принадлежащей Бернштейну, таким ключевым понятием
является договор, а центральной идеей - связь договора и закона. В идее
54См., например, вышедшую в 1982 г. в Китае работу Пэн-Чжу-чжи "Прародитель ревизио¬
низма - Бернштейн"; указанные сочинения Л.Г. Суперфин, Е.Л. Петренко, а также: Gre-
bing Н. Op. cit. Явно преодолеваются позиции, еще недавно остававшиеся незыблемыми в
отечественной литературе. См. Марксистская философия в международном рабочем движе¬
нии в конце XIX — начале XX в. М., 1984. Вместе с тем следует признать, что этот процесс
идет противоречиво. Ср. Второй Интернационал: социально-философские причины раскола
социалистического движения. М., 1991.
55Grebing Н. Op. cit., S. 2.
56Ibid., S. 24; idem. Der Revisionismus: Von Bernstein bis zum "Prager Friihling". Miinchen,
1977.
57См. указанные работы E.A. Самарской, Е.Л. Петренко, Л.Г. Суперфин, С.Л. Агаева.
46

договора он видит средство понять бернштейновское восприятие действитель¬
ности и разобраться во взаимосвязи понятий, взглядов и идей, содержащихся в
политическом мышлении Бернштейна58.
В историографии II Интернационала сказывается также стремление продол¬
жить осмысление австромарксизма, исходя из комплекса условий, сложившихся
в габсбургской монархии, из особенностей задач рабочего движения в этой
стране и специфического отношения к теории его лидеров, с учетом положения
австрийской партии во II Интернационале, ее отношения к господствовавшим
там теоретическим установкам59.
Переосмыслению подвергаются и оценки ряда важных решений II Интернаци¬
онала, направлений его деятельности. Так, ставится под сомнение и пересматри¬
вается прежняя негативная трактовка резолюции Каутского по вопросу о
вхождении социал-демократов в буржуазное правительство, принятой в связи с
действиями А. Мильерана Парижским конгрессом Интернационала в 1900 г.60
Напомним, что ее не только критиковали как ’’каучуковую”, не стоящую
твердо на принципиальной основе, но и связывали с ней переход к господству
оппортунизма, доминированию ревизионизма во II Интернационале. И поныне
такого рода характеристики сохраняют силу в представлениях специалистов,
занимающихся проблемами II Интернационала61.
В противовес таким суждениям многие ученые отстаивают точку зрения, что
резолюция Каутского была скорее ’’марксистской резолюцией”, которая, не
жертвуя принципами социалистического движения, способствовала сплочению
его сил. Она содержала признание возможности использования различных форм
борьбы в разных странах - и тех, где установлена современная демократия, и
тех, где существует диктатура. Резолюция рассматривала вхождение социалис¬
тов в буржуазное правительство как чрезвычайное, временное средство, к
применению которого вынуждает политическая ситуация, а не как обычную
форму борьбы, ’’нормальное начало овладения властью”. Поэтому речь шла о
вопросе тактики, а не принципа, и международному конгрессу следовало с этим
считаться, не стесняя полномочия партий отдельных стран, не вмешиваясь во
внутренние дела французской партии, и не пытаться отдавать ’’приказ кого-то
исключить из партии”62. Представляется, что такая трактовка этой резолюции
более правильна, чем стремление представить ее лишь как средство сохранения
сотрудничества революционного и реформистского направлений в Интернацио¬
нале ’’путем некоторых уступок реформистам”63.
Переоценке подвергается и та часть резолюции Каутского, которая касалась
общих с буржуазными партиями выступлений на выборах. Принципиально
отвергая такие союзы, она считала их допустимыми лишь в исключительных
случаях и на ограниченное время, как это уже раньше было записано в резолю¬
ции Французской рабочей партии, принятой на съезде в Иври в 1900 г. Однако по
поводу резолюции французских социалистов раздаются голоса, что она была
догматичней, а некритичное восприятие ее Парижским конгрессом Интернацио-
5ЪНугккапеп М. Eduard Bernsteins Vertragssozialismus. - ВК-100, S. 14, 16, 17; idem. Freihan-
del und Vertrage als Alternative zum Imperialismus, Wettriisten und Krieg. - ITH. 23. LK,
S. 158-170.
59См., например: Maderthaner W. Op. cit.
б0См. Коммунист, 1990, № 3, c. 127; Криеогуз И.М. "Сознательный рабочий.. . ”, с. 28;
Zhang Zhong-Yun, Zheng Yi-Qian. Op. cit., S 8—9.
б1См. Коммунст, 1990 № 3, c. 127; Zhang Zheng-Yun, Zheng Yi-Qian. Op. cit., S. 8-9;
Gelbard A. Im Zeichen des Kampfes gegen den Revisionismus. — 25. LK, S. 2.
62Zhang Zhong-Zun, Zheng Yi-Qian. Op. cit., S. 9.
63Кривогуз И.М. "Сознательный рабочий. . . с. 28.
47

нала - ошибкой. Заявление Э. Вандервельде о том, что такие союзы - ’’неизбеж¬
ное зло”, осуждается не как соглашательское, а как не соответствующее дейст¬
вительности. В качестве аргументации в пользу такой точки зрения указывает¬
ся, что все зависит от конкретной политической и экономической ситуации и
условий союзов, от сравнительной силы социалистической партии. Подчеркива¬
ется, что тот ’’Союз левых”, который в течение длительного времени отстаивал
Ж. Жорес, отвечал реальным отношениям во Франции64.
Таким образом переосмыслению подвергается не просто конкретная резолю¬
ция Интернационала, а исходные установки и решение важных проблем полити¬
ческой деятельности рабочего движения, его взаимоотношений с иными клас¬
сами, партиями.
Переосмысливается и другой важный аспект деятельности П Интернационала:
его позиция в национальном вопросе. Речь идет даже о том, что данная пробле¬
матика нуждается в новом обсуждении, ибо марксизм никогда не понимал
этого вопроса, поскольку он видел в человеке главным образом рациональное
существо65. Обращается внимание на противоречие в базисе II Интернационала
между практическим интернационализмом и укорененными национальными
чувствами, национализмом. Тема эта получила значительную разработку, в
частности, и под углом зрения интеграции рабочего класса и его партий в капи¬
талистическое общество и национальное государство, а также с точки зрения
национальной идентификации рабочего движения66. Она органично связана с
продолжающимся критическим рассмотрением позиций II Интернационала в
колониальном вопросе, влияния ’’патриотического национализма” в рядах
рабочего движения на формирование проколониалистских взглядов67. С этой
критикой смыкаются и обвинения в адрес II Интернационала за его ’’евроцен-
тристские” позиции68, хотя не всегда их правоту подтверждает конкретно-исто¬
рический анализ деятельности партий, входивших в Интернационал69.
Проблема интернационализма в деятельности II Интернационала - будь то в
национальном, в колониальном вопросах или применительно к осуществлению
международной пролетарской солидарности, особенно антивоенной, - высту¬
пает в современных дискуссиях еще в одной ипостаси - как проблема утопии и
теории. Еще в середине 60-х годов, в ходе критического анализа последствий,
которые имела деятельность II Интернационала для рабочего движения его
времени, выдвигалось весьма негативное суждение: Интернационал был вопло¬
щением социалистической утопии, ’’квазирелигиозным опытом”, миром меч¬
ты70.
В наши дни такое направление в оценке деятельности Интернационала
сочетается с рассуждениями о том, что он ”в общем переоценивал исторические
6ĄYin Xuyi. Op. cit., S. 7.
6SWaldenberg M. - ITH, 25. LK, S. 26.
ббСм., например: Дамянова Ж. Указ, соч.; Weil С. L’Internationale et 1’autre; Linden M. van
der, Op. cit.; Internationalism in the Labour Movement 1830—1940. Ed. by F. vam Holthoon,
M. van der Linden, v. 1—2. Leiden, 1988; Gallisot R. La patrie des proletaires. — MS, 1989, N 147,
p. 11—25; idem. Le proletariatcomme utopie. . .— BK-100; Vuilleumier M. Traditions et identite
nationales, integration et internationalisme dans le mouvement ouvrier socialiste en Suisse avant
1914. - MS, 1989, N 147, S. 51-68; Blansdorf A. Op. cit., S. 3-4; Vuilleumier M., Gelbard A. -
ITH, Berich 25. LK, S. 28-30.
61Hyrkkanen M. Sozialistische Kolonialpolitik; idem. Die Zweite Internationale und die
”Dritte Welt”.
6BNishikawa M., Sensenig G.R. - ITH. Berich 25. LK, S. 28; Roy U. - Ibid., S. 30.
69Maschkin M. - Ibid., S. 31.
10Niemeyer G. The Second International: 1889—1914. — In: Drachkovitsch M.M. (Hg.). The
Revolutionary International, 1864—1943. London, 1966, p. 95 ff.
48

шансы социализма”, ’’переоценивал подлинные возможности политической
воли. Он приписывал современному движению (пролетариата. - Р.Е.). • . сим¬
волическое, даже ’’историко-философское” значение”71. Речь идет также о
том, что в решениях II Интернационала, особенно в антивоенных, теория не
играла сколько-нибудь существенной роли, он руководствовался не столько
марксизмом, сколько буржуазно-пацифистскими представлениями, его рассуж¬
дения, исходившие из возможной готовности части буржуазии к разоружению и
миру (разоружение, третейские суды), не имели серьезного практического зна¬
чения72. Правда, категоричность такого рода оценок смягчается и ссылками на
важность обсуждений антивоенных проблем во II Интернационале, а также
проводимой им антимилитаристской борьбы, и стремлением выявить значение
утопий для его деятельности73.
Следует обратить внимание и на то, что определенные иллюзорные представ¬
ления II Интернационала о грядущих социалистических преобразованиях с
течением времени в известной степени корректировались и наполнялись более
реальным содержанием. Так получалось, в частности, применительно к пробле¬
ме обобществления производства. Вначале провозглашались общие декларации;
потом речь пошла о конкретных действиях. Предлагавшиеся в этой связи час¬
тичные меры позволяли увязать задачи текущего дня и грядущих социалисти¬
ческих преобразований, заполнить ’’зазор”, который мог оказаться весьма про¬
тяженным, между капиталистической повседневностью и социалистическим
будущим, да и его не представлять себе совершенно одноцветным. Тем самым
ориентация на ’’борьбу за более мелкие реформы” могла стать составным
компонентом в подготовке рабочего класса и в осуществлении им социалисти¬
ческих преобразований.
Как известно, такого рода курс зачастую трактовался в историографии II Ин¬
тернационала попросту как оппортунистический. Он действительно мог быть
таким, в особенности, если формировалась новая иллюзия, будто ’’зазора”
между днем нынешним и грядущим нет, социализм уже начинается. Но такое
толкование ’’малых реформ” было далеко не адекватным74.
Проблема утопии и теории в жизни II Интернационала органично связана с
проблемой о роли и месте марксизма во II Интернационале, с ответом на вопрос,
был ли он господствующей доктриной там и тем более в международном рабо¬
чем движении. Хотя она и обсуждается уже в течение ряда десятилетий, но, как
подчеркивается ныне, требует дальнейшего исследования75.
К сожалению, даже в отечественной историографии порой вновь воспроизво¬
дятся в основном преодоленные ею концепции, будто во II Интернационале
господствовал ’’марксизм эпигонов”, специфический марксизм II Интернацио¬
нала” или попросту оппортунизм76. Причем таким образом подчас пытаются
поднять значимость В.И. Ленина, противопоставляя его ’’марксизму II Интерна¬
ционала”. Однако тем самым оспариваются ленинские оценки господства марк¬
сизма в международном рабочем движении конца XIX- начала XX в.
Вместе с тем опровержение этих концепций не снимает трудную для исследо-
11HUlvely I. Op. cit., S. 1.
72BZG, 1990, H. 2, S. 190; Blansdorf A. Op. cit., S. 10; Ratz U. —ITH. Bench 25. LK, S. 27;
Miller S. - Ibid., S. 29.
13 Blansdorf A. Op. cit., S. 11; Maschkin M. - ITH. Berich 25. LK, S. 31.
74Подробнее см. Евзеров P. Экономические проблемы демократии в условиях империа¬
лизма и II Интернационал. - ВК-100.
75См. Кривогуз И.М. О некоторых тенденциях. . ., с. 154; Kriwogus I. Op. cit., S. 8—9;
Blansdorf A. Op. cit., S. 7—8.
7бПодробнее см.Кривогуз И.М. О некоторых тенденциях. . ., с. 144—147.
49

вания проблему проникновения основных положений марксизма в сознание
широких кругов участников рабочего движения, степени соответствия подлин¬
нику адаптированной таким образом марксистской теории77. Кроме того, требу¬
ет большего внимания проблема взаимодействия разных взглядов, подходов,
течений мысли во 11 Интернационале. Нам представляется справедливым сужде¬
ние о том, что господство марксизма во II Интернационале, в международном
рабочем движении не означало ни его господства в рабочем движении каждой
страны, в каждой рабочей партии, ш. отсутствия иных направлений социалисти¬
ческой мысли во II Интернационале, их взаимодействия с марксизмом, ни того,
наконец, будто марксизм конца XIX - начала XX в. может рассматриваться и
расцениваться в отрыве от реальной ситуации и опыта того времени78 79. В свою
очередь реалистическая оценка масштабов и содержания того воздействия,
которое оказывал II Интернационал на общественное сознание трудящихся,
весьма важна для правильного понимания его вклада в политическую культуру
Европы как в широком плане, так и в более узком, связанном с первой мировой
войной, положившей конец и прежней, ’’прекрасной Европе”, и II Интернацио-
налу .
Касательно того, привела ли война к концу II Интернационала или он сущест¬
вовал и в послевоенное время, сохраняются и вновь возникают разные точки
зрения. В частности, речь идет о том, что в 1914 г. произошел раскол политичес¬
кий и идеологический, но не'организационный80. Последний, по одним сужде¬
ниям, следует отнести к 1917 г., по другим - к 1923 г.; подчеркивается также,
что в эмоциональном плане II Интернационал продолжал жить и после мировой
войны81.' Однако все же, очевидно, следует исходить из того, что с началом
первой мировой войны II Интернационал потерпел не только идейно-политичес¬
кое крушение: расколовшись на противостоявшие партии, он перестал сущест¬
вовать как организация. Соответственно и время деятельности II Интернацио¬
нала относится к 1889-1914 гг.
Вообще в отношении событий августа 1914 г. и краха II Интернационала в
течение длительного времени и поныне существуют разные точки зрения. Одни
квалифицируют происшедшее как предательство идеалов и интересов Интер¬
национала со стороны большинства вождей социал-демократических партий,
отмечают признаки такой тенденции и в более раннем периоде. Другие ссылают¬
ся на то, что в первую очередь в начале войны, как это и предвидел Каутский,
’’отказали” массы трудящихся, не занявшие антивоенных позиций. Третьи
объясняют случившееся тем, что Интернационал по своей природе не был
пригоден для военного времени, он был создан для мирных условий, как и зая¬
вил после начала войны Каутский82. Высказываются и суждения о неизбежности
краха II Интернационала и без войны, в силу внутренних противоречий, тенден¬
ций организационного раскола в национальных партиях; больше того, ставится
вопрос, вообще был ли крах, если единства фактически не было83. Сходная
мысль формулируется и с меньшей абсолютизацией: дело не в войне, происшед¬
шее лишь резче выявило линию раскола. Притом одни усматривают главную
силу, приведшую к нему, в противоречиях между реформистским и революци¬
онным течениями, другие - в национальном вопросе84.
77См. там же, с. 154; Blansdorf A. Op. cit., S. 7.
™Kriwogus I. Op. cit., S. 8-9.
79Ibid., S. 11.
*°Zhang Zhong-Yun, Zheng Yi-Qian. Op. cit., S. 9—10.
aiIbidęm; Hobsbawm.E. Op. cit., S. 16; Pinkus T. — ITH, Berich 25. LK, S. 30.
82 Tych F. Die Zweite Internationale..., S. 1—2.
взНугккапеп M. Die Zweite Internationale..., S. 10—11.
BĄBlansdorf A., Schwarzmantel J., Gelbard A. - ITH. Berich 25. LK, S. 29-30.
50

Думаю, что, не закрывая глаза на предательство идеалов и интересов Интер¬
национала, не следует просто отбрасывать и иные оценки, суждения. Примеча¬
тельны предложения анализировать тогдашнюю ситуацию комплексно и кон¬
кретно-исторически, с учетом нюансов как в развитии реальной ситуации, так и
в действиях вождей и масс. Представляется весьма позитивным все больше
сказывающееся внимание к реальному соотношению интернациональной соли¬
дарности и национальных интересов в сознании народных масс в предвоенные
годы и в условиях развязывания первой мировой войны. Отрадно обращение к
сложностям, таящимся в проблеме соотношения классового и национального в
рабочем движении. Важно, что усиливается стремление не останавливаться на
уровне однозначных оценок, глубже разобраться и в объективных и в субъек¬
тивных противоречивых процессах, обусловивших крах II Интернационала85.
Понятно, что переосмысление обширного комплекса кардинальных вопросов
истории, деятельности II Интернационала сказывается и на более реалистичес¬
кой оценке его значения. Оно даже после преодоления сталинистских изничто¬
жающих характеристик II Интернационала в ’’марксистско- ленинской” историо¬
графии оценивалось таким образом, чтобы не ’’преступить” рамок ленинских
высказываний. При этом игнорировалось то, что они делались в определенном
контексте, применительно к историческим условиям и политическим задачам, а
значение II Интернационала не сводится к его исторической заслуге по созданию
массовых рабочих организаций и использованию всех учреждений буржуазной
демократии86.
Только в самое последнее время в связи с переосмыслением исторического
опыта II Интернационала в свете нового политического мышления получила
более широкое раскрытие его в целом положительная роль в истории организо¬
ванного рабочего движения. Такая оценка учитывает и заслуги II Интернацио¬
нала в развитии солидарности различных отрядов работников наемного труда, и
его содействие экономическому, социальному и политическому развитию рабо¬
чего класса, и значение выработанных им Организационных форм, механизмов,
а также позитивность обеспечивавшихся ими обмена мнениями, споров, дискус¬
сий, сотрудничества разных течений в рабочем движении. Интернационал сумел
вырвать миллионы трудящихся из-под реакционного влияния, сгруппировать
их под социалистическими, интернационалистическими и антиколониалист-
скими лозунгами; он накопил ценный опыт борьбы всех миролюбивых сил
против гонки вооружений и войны, оказал существенное воздействие на поли¬
тическую культуру народов Европы. Причем большое значение имеет весь опыт
II Интернационала - как его успехи, так и неудачи, поражения87.
В этой связи весьма актуален и значим ответ на вопрос: какова же историчес¬
кая судьба II Интернационала, добился ли он в общем успеха или потерпел пора¬
жение?
В работах по II Интернационалу ответ дается неоднозначный. Один вариант:
раз он потерпел крах, значит - поражение. Таков обычный ход мысли тех, кто
призывает не оценивать деятельность II Интернационала с позиций современ¬
ности, а учитывать лишь то время, в которое он действовал88. Другой вариант
85См. Красин Ю. Указ, соч., с. 42—43; 100-летие II Интернационала..., с. 7—8, 15;
Kriwogus I. Op. cit., S. 11; BZG, 1990, H. 2, S. 192-194.
8бСр. Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 39, с. 101.
87См. 100-летие II Интернационала. . ., с. 5—7, 14; Красин Ю. Указ, соч., с. 42; Криво-
гуз И.М. "Сознательный рабочий. ..", с. 3—6, 61—63; Евзеров Р.Я. Исторический опыт. . .,
с. 191-195; его же. К истории II Интернационала, с. 15-19; BZG, 1990, Н. 2, S. 194.
88ITH. Bench 25. LK, S. 26.
51

исходит из того, что идеалы и система ценностей довоенной социал-демократии
во всей их широте и многообразии не исчезли с крахом II Интернационала. Они
продолжают действовать и остаются жизненными. Поэтому и ответ не так прост.
’’Был ли Интернационал действительно в состоянии завоевать ту универсаль¬
ную, гармоничную и международную общность обобществленного труда, кото¬
рую он ждал и во имя которой он действовал? На этот и подобные вопросы
ответы могут быть только негативными”89. Однако ’’это движение стало сущест¬
венной составной частью политической и духовной культуры нашей эпохи. С
этой точки зрения конец Интернационала при взрыве войны не означал ни его
собственного банкротства, ни банкротства его идеалов”90.
Такой ответ находится в русле более широкого и глобального осмысления
деятельности, исторического бытия II Интернационала с учетом той цивилиза¬
ционной перспективы, которую он отстаивал и распространял среди людей
вопреки властям предержащим.
Поэтому, как считает известный специалист по вопросам рабочего движения
польский историк Ф. Тых, Интернационал был великим цивилизационным,
величайшим альтернативным движением периода необычайно динамичного, но
в общем мирного развития Европы91.
Аргументируя такой подход, Тых обращает внимание на то, что вопросы орга¬
низации и средств ее осуществления играли для Интернационала сравнительно
небольшую роль, гораздо большее значение выпало на долю исходивших от него
побуждений и импульсов в духовной и политической жизни. С этой точки
зрения культурно-цивилизаторская миссия II Интернационала осуществлялась
главным образом в следующих сферах: изменение ’’человеческого состояния”
трудящихся классов; право людей на жизнь в мире; устранение антигумапитар-
ных последствий колониальных захватов и положения колоний; взаимопонима¬
ние и солидарность между народами. Тем самым, подчеркивает Тых, это был
новый цивилизационный кодекс, который наложил свой отпечаток на всю ис¬
торию XX в. И если социализм в истории индустриальной цивилизации был
первой идеологией, ставящей в центр человека, то воплощением и главным но¬
сителем ее с рубежа веков и до конца своего существования являлся II Интер¬
национал.
Выясняя роль II Интернационала как продолжателя дела Французской рево¬
люции конца XVIII в.92, Тых обращает внимание на то, что он обогатил ее идеалы
свободы и равенства принципиально новыми ценностями: идеей освобожднеия
труда и борьбой против тягот и опасностей милитаризма. Если Французская
революция принесла с собой прежде всего идею равноправия людей, то II Интер¬
национал провозгласил необходимость социального равенства и освобождения
человечества от войны. По сути дела, он был первым действительно широким, в
отличие от I Интернационала, движением в истории, которое представляло эти
лозунги, а в результате — существенной составной частью политической и
духовной культуры современной эпохи.
С позиций цивилизационного подхода рассматривает Тых и проблему единст¬
ва, консенсуса во II Интернационале, роль марксизма в его жизни. Соответствен¬
но он видит силу Интернационала, его право на существование не в марксистской
B9Tych F. Die Zweite Internationale. . S. 2, а также BZG, 1990, H. 2, S. 194.
"Tych F. Die Zweite Internationale. . ., S. 5.
913десь и далее см. Tych F. Die Zweite Internationale. . .
92Этому аспекту специально была посвящена конференция в Италии "Свобода и социаль*
ное гражданство. Два 89-х года. От французской революции ко II Интернационалу", он про¬
звучал и в выступлении К. Вейль на Линцской конференции. — ITH Bericht 25. LK, S. 27.
52

идеологии ’’вообще” (тем более, что она допускает разные интерпретации), а в
ее цивилизаторской миссии, которая и определяла консенсус.
Его проявлением служила всеми принятая политическая доктрина; а ее
главными составными частями были: признание необходимости интернацио¬
нальной координации борьбы рабочих в отдельных странах, в отношении
которой интернационализм выполнял двойную функцию - и органической
части культурно-цивилизаторской миссии братства и солидарности народов, и
стратегии борьбы рабочего класса; признание в качестве главной цели Интерна¬
ционала борьбы за освобождение рабочего класса, за улучшение его экономи¬
ческого положения и фактического политического равноправия, использование
пригодных для этой цели государственных учреждений - парламента и самоуп¬
равления, там, где они имеются, и борьба за их установление там, где их еще
нет; признание в качестве одной из главных задач рабочего движения борьбы
против военной опасности, необходимость которой исходит из того, что капита¬
лизм рассматривается как источник войн, а милитаризм - как источник тягот
для рабочего класса, не меньших, чем капиталистическая эксплуатация.
Соответственно Тых считает, что решающее, общее воздействие II Интернаци¬
онала не должно заслоняться исследованием споров и дискуссий, там происхо¬
дивших, ибо они по существу не касались главных черт его цивилизационно¬
культурной миссии, альтернативы, которую он представлял по отношению к ка¬
питалистической цивилизации. Все это побуждает Тыха к переоценке значения
II Интернационала, его места в современном историческом процессе с той точки
зрения, что он создал ценности, которые оказались значительно более прочны¬
ми, чем его собственная история. Во-первых, ’’глобализация” современного
мира показала, насколько первопроходческим был универсализм II Интерна¬
ционала, как и его глобальное видение совместной жизни народов и проблем
милитаризма и войны. Во-вторых, переосмысление прошлого, происходящее в
бывших социалистических странах, вновь показывает значимость существовав¬
ших в форме II Интернационала ценностей, покоящихся на том, что опыт собст¬
венной истории должен подвергаться критическому рассмотрению и раскрывать
размеры человеческих и материальных затрат в качестве ’’цены” исторического
ускорения. И, наконец, политическая значимость организационных форм
Интернационала, обеспечивавших единство движения при разнообразии вхо¬
дивших в него организаций, их целей и вопреки тому, что определенные меро¬
приятия его разъединяли.
Все это, подчеркивает Тых, показывает, что II Интернационал отстаивал цен¬
ности, которые были значительно более прочны, чем это казалось многим в
первые десятилетия после его распада. Конечно, велико отличие тогдашнего
видения мира от нынешнего, когда прежде всего потребность избежать катаст¬
рофы побуждает к современному универсализму. Разумеется, тогда отсутство¬
вала экологическая и ядерная угроза. Однако в политической доктрине Интер¬
национала содержались соответственно масштабам того времени два иных
настоятельных побуждения к ’’глобализации”: милитаристская угроза войны и
необходимость экономического сотрудничества. Тем самым II Интернационал
был самым значительным предшественником политического универсализма в
новейшей истории.
* * *
.Новые тенденции в изучении и освещении II Интернационала, стремление
заново осмыслить его историю, деятельность, место и роль в развитии челове¬
чества побуждают также к критическому переосмыслению историографии
Интернационала, ее достижений и стоящих перед нею задач. Становится все
53

более очевидным, что превалировавшая в ней ретроспективная направленность -
от краха II Интернационала, раскола рабочего движения к истокам, началу
создания международной организации - направленность, проникнутая стрем¬
лением выяснить, как дело дошло до трагических событий 1914 г., явно недоста¬
точна. Необходим анализ Интернационала, устремленный вперед: от конца
XIX в. через сложные перипетии истории того времени и особенно последующе¬
го XX в. до самого его конца. Соответственно и ретроспекция, если ее использо¬
вать, должна идти не от первого, а от последнего десятилетия XX в.93.
Но так или иначе вырисовывается ряд тем, проблем, без глубокого рассмо¬
трения которых история, деятельность II Интернационала будут выступать
недостаточно освещенно и даже деформированно. Среди этих проблем истории
рабочего движения выделяют следующие:'развитие и структура рабочего класса
и иных слоев населения как базиса деятельности Интернационала; его воздейст¬
вие на свой базис и восприятие базисом деятельности Интернационала; связь и
взаимодействие различных течений в Интернационале с его базисом; профсоюз¬
ное движение и II Интернационал, с учетом всей гаммы профсоюзных организа¬
ций, входивших в него и остававшихся за его рамками; анализ деятельности
рабочих партий и организаций, не входивших в Интернационал, их взаимодейст¬
вия с ним; воздействие, влияние буржуазных и мелкобуржуазных партий на
рабочий класс; место и роль во II Интернационале неевропейских партий; роль и
значение ’’малых партий” в Интернационале; вопросы ’’трансляции” идей, опыта
в его рамках; механизм функционирования Интернационала; II Интернационал
и национальный вопрос; более глубокий анализ роли , деятелей Интернацио¬
нала при расширении круга исследования; протяженный во времени анализ
развития и изменения политических и тактических представлений и установок
с опорой на сравнительное изучение таких процессов в партиях, входивших в
Интернационал.
Наследники II Интернационала в рядах социалистического движения видят
актуальную необходимость использовать его опыт и для новой, более углублен¬
ной разработки вопросов социалистической идеологии и теории. ”Мы должны
знать, что в сегодняшних и вчерашних идеях было обусловлено временем и
почему. И для этого нужны историки. . . Новая глупость часто оказывается
старой глупостью, но и новая мудрость - старой мудростью. И для понимания
этого политикам нужны люди, которые знают историю [. . .] Мы нужны как
историки нашим движениям и гартиям, если они хотят понять, какие новые
практические задачи стоят перед нами в. . . новую эпоху”94, - говорил Э. Хоб-
сбаум в связи со 100-летием II Интернационала.
Однако опыт II Интернационала, в особенности с учетом того, как он в слож¬
ных условиях, опережая традиционное мышление, прокладывал новый цивили¬
зационный курс развития человеческого общества, значим для самых широких
кругов общественности нашего времени, вне зависимости от ее идейной и
политической ориентации. Непредвзято раскрыть этот опыт во всей его много¬
гранности - очевидно, насущная задача.
93Tych F. Die Zweite Internationale..., S. 20—21.
94ITH. Bericht 25. LK, S. 20, 23-24.
54

© 1992 г.
А.И. ПАТРУШЕВ
РЕНЕССАНС МАКСА ВЕБЕРА:
ИСТОКИ, ДИСКУССИИ, ТЕНДЕНЦИИ
Творчество выдающегося немецкого ученого Макса Вебера (1864-1920) вхо¬
дит в тот ряд интеллектуальных достижений социальной мысли, которые
навсегда сохранят свое значение. Оно продолжает оставаться в центре самых
оживленных дискуссий и породило поистине неисчерпаемый поток литературы -
от восторженно-панегирических сочинений до работ, напрочь зачеркиваю¬
щих наследие Вебера и отвергающих какой-либо его вклад в развитие науки. Но
интерес к Веберу не угасал никогда, хотя были годы, когда он едва тлел и,
казалось, имя этого автора предано забвению. Однако, к удивлению многих,
через некоторое время этот интерес вспыхивал снова, будто в догорающий
костер подкинули сухие поленья1.
Споры вокруг концепций Вебера начались еще при его жизни. Касались они
тогда знаменитого веберовского тезиса: протестантизм - капитализм, а также
выдвинутого им требования о необходимости свободы науки от ценностного
суждения.
В период Веймарской республики идеи Вебера привлекали сравнительно
мало внимания. Это не препятствовало появлению таких работ, в которых он
оценивался чрезвычайно высоко, хотя скорее как неординарная личность, чем
как выдающийся ученый. Недостатка в комплиментах не было: Вебера называ¬
ли ’’величайшим немцем нашей эпохи”, ’’героем и мудрецом”, иногда сравне¬
ния носили поэтический характер, на грани рискованных ассоциаций - ’’интел¬
лектуальный гигант, извергающий ураган гениальности2”.
Хуже обстояло дело с действительно научным анализом его концепций.
Произведения Вебера широко использовались в литературе по истории античности
ХВ отечественной науке творчеством Вебера занимаются преимущественно философы и социоло¬
ги, но ряд материалов о нем появился и в исторических журналах, прежде всего в "Но¬
вой и новейшей истории”: Смоленский Н.И. К критике концепции Макса Вебера о природе
исторического познания, 1985, № 3; Виноградов В.Н. Макс Вебер и "либеральный империа¬
лизм”, 1988, N2 2. Журнал поместил также статью крупного немецкого историка В.Ю. Мом¬
мзена ”Макс Вебер и историческая наука” (1990, № 4). Данная статья отличается от упомя¬
нутых тем, что посвящена не самому Веберу, а современным интерпретациям его взглядов
лишь на некоторые проблемы, поскольку интерес к Веберу носит гораздо более широкий
характер и литературу о нем по всем аспектам охватить невозможно. Статья построена
в основном на материалах немецкой историко-социологической науки, так как именно
она лидирует в отношении исследований Вебера. Но поскольку его ренессанс носит между¬
народный характер, то использована литература и других стран, однако в гораздо меньшем
объеме, хотя каждая из них заслуживала бы анализа в отдельности.
Что касается существа проблем, затронутых в вышеуказанных статьях, то автору наи¬
более близка позиция В. Моммзена. Он также в основном разделяет многие положения
новейшей советской работы о Вебере, где отмечена "необычайная актуальность” его идей
именно для нашего общества, в котором предельно обострились "многие из тех социаль¬
ных проблем, над которыми всю свою жизнь размышлял Вебер”. — Гайденко П.П., Давы¬
дов Ю.Н. История и рациональность: социология М. Вебера и веберовский ренессанс.
М., 1991, с. 9.
2Stolper G. Max Weber. — Der osterreichische Volkswirt, 31. VII. 1920; Jaspers К. Max Weber.
Eine Gedenkrede. Tubingen, 1920.
55

и религии. Но не было попыток воссоздать и проанализировать его учение в
целом, во всем его многообразии, хотя уже в 1930 г. известный социолог Ганс
Фрейер настаивал на изучении главного, по его мнению, стержня веберовской
системы - рационализации всех сфер жизни как содержания исторического
прогресса3. Однако тогда этот призыв реализован не был.
С установлением нацистского господства в Германии работы Вебера были
окружены гробовым молчанием. Либерал и рационалист, он никоим образом не
вписывался в насквозь пропитанную идеологическими постулатами духовную
жизнь фашистской империи. Если его имя и встречается в литературе тех лет,
то, как правило, в критическом контексте. Так, ставший одним из ведущих
теоретиков нацизма Кристоф Штединг еще в 1932 г. клеймил Вебера как само¬
довольного представителя гибнущей плутократической буржуазии и позити¬
виста, чуждого истинно немецкому духу4.
Однако интерес к Веберу в это время появляется за пределами Германии. В
США его идеи начинает активно пропагандировать Толкотт Парсонс, который в
1927 г. защитил в Гейдельбергском университете диссертацию о сравнительном
понимании капитализма у Вебера и Зомбарта. В 1930 г. Парсонс перевел на
английский язык ’’Протестантскую этику” Вебера, вышедшую затем под редак¬
цией и с предисловием британского историка Ричарда Генри Тоуни5. Во Франции
Раймон Арон, также учившийся в германских университетах, в обзоре немец¬
кой социологии подробно и позитивно осветил большой вклад Вебера в разви¬
тие этой науки6. Подобные работы появились и в Италии, где Карло Антони
доказывал, что Вебер не вписывается в рамки национально-идеалистической
немецкой традиции, а более близок к той социологии, которая развивалась на
позитивистской основе в Западной Европе7. Но автор не дал анализа собственно
методологических работ Вебера и, что уж совсем удивительно, вообще не
уделил внимания главному социологическому труду Вебера ’’Хозяйство и
общество”, без чего невозможно было надеяться на полноту анализа. Впрочем,
это можно понять, если учесть, что Антони рассматривал переход от идеалисти¬
ческого немецкого историзма к социологии как процесс деградации мысли.
В первое послевоенное десятилетие тон в изучении Вебера задавали амери¬
канские и британские ученые, чей интерес был сконцентрирован на его социоло¬
гических работах и эмпирических исследованиях, что в целом отвечало праг¬
матизму этих авторов.
Интерес к Веберу подогревался и определенными политическими причинами.
В условиях ’’холодной войны” и политики жесткой конфронтации Вебер исполь¬
зовался как альтернатива всем тоталитарным системам и как доказательство
несостоятельности любых общефилософских конструкций исторического про¬
цесса, которые Карл Поппер назвал ’’холистскими”8. Социология Вебера каза¬
лась наиболее убедительным предвидением того, что социализм представляет
собой лишь необычайное усиление государственной бюрократии и дальнейшее
отчуждение человека. Разбросанные по страницам ’’Хозяйства и общества”
суждения Вебера доказывали, что экономика на свободной рыночной основе
несравненно эффективнее централизованного планового хозяйства, которое
ведет к унификации общества, подавлению индивидуальной свободы и системе
3Freier Н. Soziologie ais Wirklichkeitswissenschaft. Logische Grundlegung des Systems der Sozio-
logie. Leipzig-Berlin, 1930, S. 157.
ĄSteding C. Politik und Wissenschaft bei Max Weber. Breslau, 1>32.
5Weber M. The Protestant Ethic and the Spirit of Capitalism. London, 1930.
6Aron R. La sociologie allemande contemporaine. Paris, 1935.
^Antoni C. Dalio storicismo alia sociologia. Firenze, 1940.
8Popper K.R. The Poverty of Historicism. London, 1957.
56

политического тоталитаризма. В связи с этим предвидением американский
ученый Генри Стюарт Хьюз по праву считал Вебера лидером тех мыслителей,
которые взломали ограниченный и наивный позитивизм XIX в. с его верой во
всемогущество материального прогресса и расчистили путь современной об¬
щественной мысли9.
^Начавшиеся структурные изменения в западном обществе, обозначившие
его переход из индустриального в постиндустриальное (выберем такой термин,
хотя существует множество иных определений) состояние, сопровождались
нарастанием популярности веберовских идей, которые только спустя полвека
после его кончины показали, как далеко опередил он свое время и насколько
непонят был при жизни. Наметился постепенный отход от той линии изучения
Вебера, о которой видный западногерманский социолог Райнер Лепсиус ото¬
звался позднее коротко и едко: ’’Личность восхвалена, творчество закутано в
саван”10 11. При этом достаточно отчетливо стали вырисовываться два основных
подхода к наследию Вебера. Первый характерен для работ, посвященных прямо
и непосредственно Максу Веберу, его отдельным концепциям и идеям, жизни и
деятельности. Такой подход получил в литературе наименование ’’контекстуа-
лизации” Вебера. Другой метод определяется как ’’деконтекстуализация”11. Он
связан главным образом с интерпретацией и модификацией отдельных сторон
творчества Вебера, которые кладутся затем в основу новых теорий и концепций.
Тем не менее между этими подходами трудно, а подчас и невозможно провести
четкое разграничение. Но обычно ’’контекстуализация” Вебера несет конституи¬
рующую нагрузку, на базе которой уже и происходит дальнейшая переработка
мыслей Вебера в новые теоретические конструкции.
Интенсивность изучения Вебера, наконец, достигла такого размаха, что
заговорили о его подлинном ренессансе. Отметили это явление и отечественные
ученые, в частности Ю.Н. Давыдов, утверждавший, что западногерманская
социология переживает этот ренессанс с конца 70-х годов12.
В 1986 г. ученый из ГДР Хельмут Штайнер, также заявил о ’’продолжающемся
по меньшей мере два десятилетия ренессанса Макса Вебера”13 в мировой науке.
С этим можно согласиться, но при одном уточнении. В середине 60-х годов
понятие ’’ренессанса Вебера” вызывало еще большие сомнения и рассматрива¬
лось зачастую как явное полемическое преувеличение14.
Состоявшийся в Гейдельберге в год 100-летия со дня рождения Макса Вебера
съезд социологов ФРГ с участием многих зарубежных ученых был в основном
посвящен его творчеству, но касался большей частью его политических кон¬
цепций, рассмотренных с критической точки зрения. В докладах Раймона Арона
’’Макс Вебер и политика силы” и Герберта Маркузе ’’Индустриализация и капи¬
тализм в произведениях Макса Вебера” он интерпретировался без достаточных
аргументов как ’’приверженец империалистической силовой политики, чистей¬
ший технократ и убежденный апологет капитализма”15- Однако такие чересчур
9Hudges H.S. Consciousness and Society. The Reorientation of European Social Thought, 1890—
1930. London, 1958.
10Lepsius R.M. Max Weber in Munchen. - Zeitschrift fiir Soziologie, 1977, H.l, S. 104.
11Seyfahrt C., Schmidt G. Max Weber Bibliographic. Stuttgart, 1977, S. XI.
12Даеыдов Ю.Н. "Веберовский ренессанс” и проблема "исследовательской программы” Макса
Вебера. — В кн.: Буржуазная социология на исходе XX века. Критика новейших тенден¬
ций. М. 1986.
13Deutsch? Literaturzeitung, 1986, H. 1.
1ĄHinz Н. Max Weber Renaissanse? — Vierteljanreshefte zur Wirtschaftstorschung, 1966, H. 4.
15Max Weber und Soziologie heute. Verhandlungen des 15. Deutschen Soziologentages. Hrsg. von
O. Stammer. Tubingen, 1965.
57

заостренные политические оценки встретили аргументированные контрдоводы
многих других участников съезда. Поэтому 60-е годы вряд ли можно считать
началом ренессанса Вебера в полном смысле слова. Правы скорее были сотруд¬
ники Института Макса Вебера в Мюнхенском университете, когда они предло¬
жили считать ренессансом Вебера конец 70-х годов, чтобы отделить тем самым
это качественно новое явление от ’’преходящих всплесков литературы о Вебере
по поводу 100-летия со дня его рождения в 1964 г. и полувековой годовщины со
дня смерти в 1970 г.”16
Вывод о том,что нарастание интереса к Веберу особенно четко проявилось
с середины 70-х годов, является оправданным. Только не следует при этом
забывать, что истоки его ренессанса были заложены еще в тех работах, которые
появились на рубеже 50-60-х годов и открыли качественно новый этап в запад¬
ных исследованиях творческого наследия Макса Вебера. Речь идет о произведе¬
ниях западногерманского историка Вольфганга Моммзена и американского
социолога Рейнхарда Бендикса, имеющих в этом отношении принципиальное
значение. Поэтому свои резоны имеет и мнение историков из бывшей ГДР
Фридриха Хауэра и Вольфганга Кюттлера, которые считают, что в широком
смысле понятие ’’ренессанс Макса Вебера” можно применить к характеристике
восприятия Вебера в ФРГ с рубежа 50-60-х годов, не отрицая при этом, что в
последнее десятилетие произошло количественно и качественно принципиаль¬
ное изменение в обращении к идеям Вебера17.
Книга Моммзена18 была первым (если не считать весьма критической по духу
и мало документированной работы эмигрировавшего из нацистской Германии
Якоба Майера, которая вышла в 1944 г. в Лондоне19) фундаментальным исследо¬
ванием политического содержания концепций Вебера. По отношению к Веберу
автор занял несколько отстраненно-критическую позицию, попытавшись трезво
разобраться в его наследии и ’’демифологизировать” Вебера. В центре критики
Моммзена оказалась концепция плебисцитарной демократии Вебера, нашедшей
отражение в той части конституции Веймарской республики, где речь шла о
центральном положении президента, и сыгравшей, по мнению Моммзена, ре¬
шающую в целом роль в процессе легальной передачи государственной власти в
руки Гитлера. Вместе с тем Моммзен раскрыл либерально-буржуазные основы
политических взглядов Вебера, которые позволяли рассматривать его сторон¬
ником парламентарно-демократического курса, ведущего к сближению Герма¬
нии с западноевропейскими странами.
Аргументированно показал Моммзен и реформистские черты политической
концепции Вебера, его выступления против авторитарно-консервативного прус¬
ского юнкерства, в руках которого находились рычаги управления кайзеров¬
ской империей, требования Вебера о проведении широких социальных реформ с
целью либерализации, парламентаризации и демократизации существовавшего
*6Sprondel W.M., Seyfahrt C.t Копай Е., Schmidt С. Soziologie soli es heifien... — Kolner Zeit¬
schrift fiir Soziologie und Sozialpsychologie, 1980, H. 1, S. 7.
KiittlerW., Hauer F. Max Weber (1864—1920). — Leben, Werk und Wirken. — In: Max Weber.
Rationalisierung und entzauberte Welt. Leipzig, 1989, S. 37. Так, в Гейдельбергском универ¬
ситете с 1981 г. создана специальная гостевая профессура для зарубежных исследователей
творчества Вебера. Курсы лекций в Гейдельберге читали известные американские социо¬
логи Р. Бендикс и Г. Рот, а также итальянский историк П. Росси: Bendix R. Freiheit und
historisches Schicksal. Heidelberger Max Weber. — Vorlesungen 1981. Frankfurt a.M., 1982;
Roth G. Herrschaft und personliche Freiheit. Heidelberger Max Weber — Vorlesungen 1983.
Frankfurt a.M., 1987; Rossi P. Vom Historismus zur historischen Sozialwissenschaft. Heidelber¬
ger Max Weber - Vorlesungen 1985. Frankfurt a.M., 1987.
1BMommsen W.J. Max Weber und die deutsche Politik, 1890-1920. Tubingen, 1959.
l9Maier J.P. Max Weber in German Politics. London, 1944.
58

режима. Все это делало Вебера особенно актуальной фигурой в свете политичес¬
ких процессов в ФРГ, ведущих к складыванию в недалеком будущем социаль¬
но-либеральной коалиции. J
Книга Моммзена вызвала живейший интерес и бурную полемику. На нее
было опубликовано около 200 рецензий - как позитивного, так и весьма крити¬
ческого содержания. Но, как бы ни оценивались отдельные положения и выска¬
зывания автора, глубина, с которой в работе была раскрыта социально-поли¬
тическая платформа Вебера, определила то обстоятельство, что вплоть до сегод¬
няшнего дня авторы всех произведений по этой проблеме так или иначе идут по
пути, намеченному Моммзеном.
Еще больше принципиальных возможностей для новых обобщающих интер¬
претаций Вебера открыла книга эмигрировавшего в годы фашизма из Германии
в США социолога Р. Бендикса, которая отразила тогдашний рывок американ¬
ских социальных наук, оказавшихся далеко впереди европейских, и впервые
дала освещение не каких-либо отдельных аспектов учения Вебера, а всего его
творчества в комплексе20^
Ее появление было самокритично расценено в ФРГ именно как показатель
этого отрыва. В рецензии на книгу Бендикса крупный социолог ФРГ Рене Кёниг
с горечью констатировал, что, ’’кажется, вопросом отечественной традиции в
немецкой социологии все еще занимаются намного серьезнее за рубежом, чем в
самой Германии”21.
Действительно,^внимательное прочтение книги Бендикса позволяет сделать
обоснованный вывод о том, что она показала новые широкие перспективы в
изучении творчества Макса Вебера. Новизна заключалась прежде всего в том,
что автору удалось довольно успешно преодолеть господствовавшие до этого
раздробленные представления о Вебере как политике, методологе и социологе
отдельно и открыть дорогу к изучению его наследия в целостности, на что спра¬
ведливо указал тот же Кёниг в предисловии к немецкому переводу книги Бен¬
дикса22.
Американский социолог, продолжая линию Т. Парсонса, сознательно выдви¬
нул на первый план социолого-эмпирические исследования Макса Вебера и их
стержень - концепцию рационализации, поскольку исходил из убеждения, что
именно они занимают основополагающее место во всем его научном творчестве.
Содержавшиеся в этих исследованиях аспекты Бендикс подчинял центральной
задаче - анализу целостной концепции общества у Макса Вебера, взятой в
структурно-аналитической перспективе. Тем самым он положил начало тенден¬
ции, в полной мере выступившей в ФРГ в 70-е годы, - переходу от исследования
отдельных методологических принципов Вебера к изучению конкретно-содер¬
жательных сторон его творчества. Бендикс показал значение и актуальность
Вебера, чьи идеи позволяли разработать всеобщую интерпретацию капиталисти¬
ческой системы с упором на ее способность и потребность в реформистско-эво¬
люционном пути развития. Заслуживает внимания и другая сторона такого
подхода, показавшая, что воззрения Макса Вебера могут служить и платформой
для широкой и достаточно резкой критики капитализма, не выходящей вместе с
тем практически за пределы буржуазно-реформистской позиции и ее ценност¬
ных ориентиров.
Бендикс убедительно раскрыл неправомерность получившего широкое рас¬
20Bendix R. Max Weber. An Intellectual Portrait. Garden City, New York, 1960.
21Kdnig R. Besprechung von R. Bendix. — Kolner Zeitschrift fiir Soziologie und Soziafpsycholo-
gie, 1960, H. 3, S. 535.
22Kdnig R- Vorwort. — In: Bendix R. Max Weber — das Werk. Darstellung — Analyse — Ergebnis-
se. Munchen, 1964, S. 7.
59

пространение и в немарксистской, и в марксистской науке изолированного от
общего контекста идей Вебера рассмотрения ’’Протестантской этики и ’’духа”
капитализма”. Он поставил эту работу в тесную взаимосвязь с ’’Хозяйственной
этикой мировых религий” и подчеркнул, что первую следует рассматривать не
как-самостоятельное законченное произведение, а как вводную часть в этику
религии вообще. Более того, чтобы завершить свою концепцию, Бендикс дока¬
зывает, что исследования Вебера по античности, его социология права, социо¬
логия господства и идеальных типов, исследования о городе и всеобщей эконо¬
мической истории являются дополнением и продолжением веберовской социо¬
логии религии как социологии культуры.
Подчеркнув характер рационализации в качестве процесса, охватывающего
самые различные стороны общества, Бендикс выдвинул этим на первый план
основополагающую мысль Вебера, пытавшегося отобразить диалектику субъек¬
тивного и объективного, отдавая первому приоритет в конкретном направле¬
нии исторического развития.
В центре внимания Вебера оказались, как верно подчеркнул Бендикс, три
основные проблемы - анализ воздействия религиозных идей на повседневную
этику, а в более специфическом проявлении - на экономические действия
человека; отношения между различными социальными слоями и религиозными
верованиями; определение специфичности современной западной культуры23.
Эти три проблемы, которые нельзя рассматривать в отрыве друг от друга, и
должны были стать основой дальнейшего изучения и интерпретации взглядов
Вебера, поскольку открывали возможность посмотреть на историю прежде всего
со стороны ее духовного содержания.
Западногерманская литература о Вебере до середины 70-х годов в основном
не выходила за пределы интерпретации, намеченной и разработанной Бендик-
сом. В ней господствовало единое представление о том, что в творчестве Макса
Вебера центральное место занимают вопросы развития современного западного
рационализма и его воздействия на судьбу европейского человека и общества.
Одним из наиболее показательны* произведений в этом отношении была статья
В.Ю. Моммзена ’’Общеисторическая и политическая мысль Макса Вебера”,
опубликованная в 1965 г. и сыгравшая заметную роль в усиленном изучении
западногерманскими социальными науками концепции рационализации у Ве¬
бера24.
Моммзен стремился показать, что политические идеи и концепции Макса Ве¬
бера коренятся в его общеисторических воззрениях. На первое место Моммзен
поставил проблему отношения человека к тем общественным отношениям, в
кругу которых он существует. У него речь идет о вполне обоснованном намере¬
нии охватить разнообразные взаимодействия и взаимовлияния объективного и
субъективного факторов. Его статья означала определенный прорыв за преде¬
лы традиционного немецкого идеалистического историзма и его методологичес¬
ких принципов.
Признавая ценность и значимость материалистического подхода к истории,
Моммзен стремился в плюралистическом духе увязать его диалектику произ¬
водственных отношений с понятием ’’материальные интересы” у Макса Вебера.
Категория рационализации играла при этом роль интегрирующего фактора,
поскольку, во-первых, движущие силы рационализации скрыты в материаль¬
ных интересах, но, во-вторых, пробуждает к жизни эти интересы только она
23Bendix R. Мах Weber — das Werk, S. 68, 200.
2*Mommsen W.J. Universalgeschichtliches und politisches Denken bei Max Weber. — Historische
Zeitschrift, 1965, Bd. 201, S. 557 ff.
60

сама. Моммзен настойчиво подчеркивал огромную заслугу Вебера в подготовке
современного социально-критического подхода к истории, справедливо находя
это в веберовском ’’доказательстве постоянного обоюдного переплетения ’’вну¬
тренних” и ’’внешних”, ’’идеальных” и ’’материальных” интересов на основе
всякий раз различных социальных слоев и общественных форм”25. Другими
словами, для Моммзена наиболее привлекательной была возможность охватить
с помощью такой позиции многообразные конфликты, зигзагообразный ход
истории, прогресс и регресс в ходе ее развития.
Отчетливо проявились взгляды Моммзена в его дискуссии с появившейся в
1966 г. книгой Гюнтера Абрамовски ’’Картина истории у Макса Вебера”, рассмо¬
тревшей его идеи применительно к всемирно-историческому развитию26. Ра¬
бота Абрамовски впервые давала цельную концепцию собственно исторической
мысли Макса Вебера с учетом той роли, которая отводилась в истории процессу
рационализации. Книга открывала полезные аспекты для дальнейших исследо¬
ваний Вебера в этом специальном ракурсе. Вряд ли можно рассматривать ее
только негативно, подчеркивая идейно-политическую немарксистскую позицию
автора, которая была чересчур выдвинута на передний план в рецензии истори¬
ка из бывшей ГДР Иоахима Штрайзанда на книгу Абрамовски, и явно недооце¬
нивая ее позитивный вклад в содержательную сторону исследований твор¬
чества Вебера27. Впрочем, книга подверглась критике и со стороны немарксист¬
ских ученых, в частности Моммзена, за то, что в ней преобладал слишком апо¬
логетический, по мнению последнего, подход к концепции рационализации,
изображенной в основном как непротиворечивый прямолинейный процесс
эволюционного прогресса28.
В более общем плане критика Моммзена проистекала из наметившегося к
тому времени перехода многих западногерманских социальных историков с
платформы классической теории индустриального общества на позиции теории
модернизации и связанного с этим отклонения бесконфликтных моделей исто¬
рического развития. Моммзен со своей стороны определенно выдвигал идею
человеческой истории, наполненной конфликтами и противоречиями, едва ли
не самым существенным из которых было противоречие начала рациональ¬
ного и иррационального. В отношении концепции Вебера Моммзен указывал,
что это противоречие выступает в форме дуализма харизмы и рационализа¬
ции: ’’Собственным противником всего индивидуального или всякого хариз¬
матического действия является, в конечном счете, не диалектика материаль¬
ных отношений, а процесс рационализации”29. В связи с этим Моммзен подчерк¬
нул и противоречивое отношение самого Вебера к рационализации, особенно
обозначившейся в конце его жизни, когда критика капитализма заметно усили¬
лась.
Подобное смещение интереса к Веберу с методологических проблем на интер¬
претации процесса рационализации Запада в его наследии, на сравнение специ¬
фически европейских форм рациональности с культурами других регионов
мира произошло в начале 80-х годов в Италии и было связано прежде всего с
работами наиболее видного итальянского исследователя творчества Вебера
Пьетро Росси30. Анализу веберовского тезиса рационализации в сравнении с вос¬
2SMommsen W.J. Max Weber. Gesellschaft, Politik und Geschichte. Tubingen, 1974, S. 124.
26Abramowski G. Das Geschichtsbild Max Webers. Universalgeschichte als Leitfaden des okzi-
dentalen Rationalisierungsprozesses. Stuttgart, 1966.
27Zeitschrift fiir Geschichtswissenschaft, 1967, H. 3, S. 497-498.
2BMornmsen W.J. Neue Max Weber-Literatur. - Historische Zeitschrift, 1970, Bd. 211.
29Mommsen W.J. Max Weber, S. 124.
3ORossi P. Max Weber. Razionalita razionalizzazione. Milano, 1983.
61

точными религиями была посвящена конференция, организованная Институ¬
том ориенталистики Туринского университета и институтом Гёте в Турине в
1983 г.31
В противоположность этому в британских социальных науках тезис рацио¬
нализации у Вебера вызывает весьма незначительный интерес и даже насторо¬
женный скептицизм, хотя в целом британская литература о Вебере стоит гораз¬
до выше по своему уровню, чем итальянская^ Достаточно назвать в связи с этим
работы Джона Рекса, Энтони Гидденса, Брайана Тэрнера, Фрэнка Паркина32 33.
Причина подобной сдержанности объясняется скорее всего тем, что идеи Вебера
отождествляются с нынешней теорией модернизации, которую значительная
часть британских ученых рассматривает как теорию слишком этноцентристскую
и даже империалистическую.
ГОтносительно веберовской теории рационализации в западногерманских
социальных науках наблюдается довольно широкая палитра мнений и точек
зрения. Кассельский социолог Иоганнес Вайс, например, разработал концеп¬
цию индивида, связанную с идеей ответственности, которая возможна лишь при
четком осознании целей, средств и условий личного действия и осознанного
контроля за ними. Вайс подчеркнул, что после того, как рациональность осво¬
бодилась от своей повивальной бабки - религии, она реализуется в двух направ¬
лениях - этическом и научном, находящихся в перманентном противоречии
друг с другом . Он возражает против несостоятельной и примитивной кон¬
струкции дуализма: религия - рационализация. В понимании Вайса речь в
конце концов идет о том, что ’’ориентация на рациональное в религиях соответ¬
ствует стремлению признать самобытность религиозных представлений, но,
несмотря на это, следует признать и обеспечить научное (т.е. в широком смысле
проверяемое интерсубъективно) образование объекта”34.
У Моммзена в целом доминировала самостоятельность различных идеальных
факторов в истории. Вайс же сводит это только к религиозному фактору, и
религия у него превращается в такой институт, влияние которого на прочие
общественные процессы несколько абсолютизируется. Он склонен сомневаться
в материальном происхождении религии и подвергает довольно убедительной
критике вульгарно-материалистическую сторону теории индустриального
общества.
Весьма основательно противоречивость категории рационализации исследо¬
вана в книге М. Хеннена, четко опреде; лвшего познавательные границы поня¬
тия ’’рациональность”, но превратившего в связи с этим позицию Вебера в
экзистенциалистскую, охарактеризованную автором как ’’выражение кри¬
зиса”35. Взгляды же самого Хеннена отличаются некоторой неопределенностью.
Он выступает за более широкое использование идейного наследия К. Маркса и
правильно подчеркивает, что социология не должна останавливаться на вебе¬
ровской категории субъективного смысла действия отдельных индивидов, а
исследовать далее вопрос о ее зависимости от материальных условий. Хеннен
справедливо указывает, что Маркс стремился вовсе не к доказательству грубого
детерминизма в истории, а к критической дифференциации его чрезвычайно
31Мах Weber е I’India. Torino, 1986.
32Rex J. Key Problems of Sociological Theory. London, 1961; Giddens A. Politics and Sociology
in the Thought of Max Weber. London, 1972; Turner B.S. For Weber. London, 1981; Parkin F.
Max Weber. London, 1982.
33 Weifl J. Max Webers Grundlegung der Soziologie. Munchen, 1975, S. 137—139.
34lbid., S. 156.
35Hennen M. Krise der RationalitMt — Dilemma der Soziologie. Zur Kritischen Rezeption Max
Webers. Stuttgart, 1976, S. 63.
62

многообразного проявления36. Но как провести эти требования в практической
плоскости и следует ли отдать пальму первенства какому-то одному из мно¬
жества материальных факторов? Эти вопросы в концепции Хеннена остаются
без определенного ответа.
С середины 70-х годов идеи Вебера заняли ведущее место в работах предста¬
вителей теории модернизации. Интерпретация его взглядов играла особенно
важную роль при определении сути процесса модернизации, вопросов его
периодизации и попыток типологизации, при определении функциональных
признаков и конституирующих факторов современных социальных систем, при
требовании расширения теоретико-методологического инструментария социаль¬
ных наук. На эти многомерные аспекты и их важность справедливо обратили
внимание Ф. Хауэр и В. Кюттлер37.
Один из лидеров западногерманской социально-критической историографии
Юрген Кокка в докладе на Штутгартском международном конгрессе историков
выделил пять особенно важных, с его точки зрения, элементов в наследии
Вебера: отделение научного анализа от неизбежно субъективных и обусловлен¬
ных временем оценок, анализ отношений между научным познанием и истори¬
ческой реальностью, теория идеальных типов, определение места исторической
науки между историзмом и наукой о законах развития, общие тенденции
исторического развития в понимании Вебера38. При выделении таких аспектов
творчества Вебера представители социально-критической школы настойчиво и
аргументированно доказывают, что суждения о субъективизме методологичес¬
ких принципов Вебера являются слишком односторонними и преувеличенными.
Сам Вебер в своих практических исследованиях ни в коей мере ”не следовал
чистому неокантианству”39. Такой взгляд, надо признать, имеет значительные
основания.
В противовес стремлению социально-критических историков очистить Вебера
от патины субъективизма с середины 70-х годов в рамках общего постепенного
усиления консерватизма также заметно возросла противоположная тенденция
- превратить его идеи в краеугольный камень чисто субъективистского вариан¬
та социологии культуры. Инициатором этого выступил известный консерватив¬
ный социолог из Тюбингена Фридрих X. Тенбрук, который вместе с Хельмутом
Шельски лидирует на правом фланге германской социологии.
Ёще в 1974 г. на Международном социологическом конгрессе в Торонто
Тенбрук предложил новую интерпретацию взглядов Вебера40. Он подверг де¬
тальному разбору существующие исследования о Вебере и метко указал на
многочисленные противоречия в них, придав тем самым новые импульсы его
более углубленному изучению. Но концепция Тенбрука представила и самого
Вебера чрезвычайно противоречивым и фрагментарным мыслителем. На основа¬
нии утонченной датировки работы Вебера над отдельными произведениями
Тенбрук пришел к заключению, что в последний период жизни внимание Вебера
было направлено на всемирно-исторический процесс рационализации как еди¬
ное целое, а не только на современный западный рационализм. Исследование
36Ibid., S. 82-84.
31Наиег F., Kilttler W. Мах Weber — Wirkung, Werk, Methode. — Zeitschrift fur Geschichtswis-
senschaft, 1987, H. 8, S. 681.
3BKocka J. Max Webers Bedeutung ftir die Geschichtswissenschaft. — In: Max Weber, der His-
toriker. Hrsg. von J. Kocka. Gottingen, 1986, S. 14.
39Weh/er H.-U. Max Webers Klassentheorie und die neuere Sozialgeschichte. — In: Max Weber,
der Historiker, S. 201.
40Tenbruck F.H. Wie gut kennen wir Max Weber? — Zeitschrift ftir die gesamte Staatswissenschaft,
1975, Bd. 131, S. 19 ff.
63

последнего, предпринятое в ’’Протестантской этике”, было лишь промежуточ¬
ной ступенью на пути создания теории всеобъемлющего процесса рационализа¬
ции в пределах всей истории. Эту точку зрения поддержал и А. Хаан, который
полагает, что взгляды Вебера неверно рассматривать только под углом зрения
детерминирующей роли пуританизма в генезисе капитализма. Хаан подчеркива¬
ет, что в этой работе Вебер создал более общую концепцию процесса цивили¬
зации, не связанную напрямую с тезисом кальвинизм - капитализм41.
Однако попытка Тенбрука развить и обосновать свою концепцию, ссылаясь
на хронологию создания произведений Вебера, выглядела довольно искусствен¬
ной конструкцией. Она была вполне обоснованно подвергнута сокрушительной
критике в работах мюнхенских ученых Мартина Ризебродта и особенно Иоган¬
неса Винкельмана42.
Руководитель Института Макса Вебера в Мюнхенском университете Винкель¬
ман в вышедшей уже посмертно работе представил убедительные контрдово¬
ды против включения историко-социологических воззрений Вебера в русло
консервативного идеалистического неоисторизма. Он показал, что в фундамен¬
тальном произведении Вебера ’’Хозяйство и общество” общественные структу¬
ры и взаимосвязи проанализированы неразрывно с экономическими процесса¬
ми. На основе новых источников, в частности переданной в Баварскую Акаде¬
мию наук переписки Вебера с тюбингенским издательством ”Мор”, Винкель¬
ман сделал вывод, что речь может идти о рационалистическо-плюралистической
теории Вебера, а вовсе не о его доктринерском идеализме, на чем настаивал
Тенбрук.
Но другая сторона концепции Тенбрука является более обоснованной и за¬
служивает самого пристального внимания. Опираясь на Вебера, Тенбрук пред¬
лагает принципиальную модель процесса рационализации, по которой реаль¬
ность охватывается в двух измерениях - горизонтальном и вертикальном. Тем
самым Тенбрук пытается разрубить гордиев узел социальной науки - соотноше¬
ние истории одновременно как структуры и как процесса. Он совершенно спра¬
ведливо обращает внимание на тесное взаимопереплетение рациональности и
религии у Вебера, что было отмечено еще в книге Бендикса, но не нашло там
обстоятельного освещения.
Было бы неверным не видеть в концепции Тенбрука рационального зерна,
которое заключается в его стремлении показать действительно запутанное
переплетение отдельных сторон человеческого общества и относительную
самостоятельность надстройки с ее протекающим по собственным правилам
разитием43.
Высказывания Вебера о соотношении в истории идей и интересов послужили
Тенбруку исходной посылкой для выведения более общих положений. Вебер
писал о том, что ’’интересы (материальные и идеальные), а не идеи непосредст¬
венно определяют действия человека. Однако картины мира, которые создают¬
ся ’’идеями”, очень часто, словно стрелки, определяют пути, по которым дина¬
мика интересов движет действия дальше”44. Тенбрук интерпретирует это выска¬
зывание в том смысле, что в истории существуют долговременные процессы,
4iHahn A. Differenzierung, Prozess Zivilization, Religion. — KBlner Zeitschrift ftir Soziologie und
Sozialpsychologie, 1986, H. 27, S. 225.
42Riesebrodt M. Ideen, Interessen, Rationalisierung. — Kdlner Zeitschrift ftir Soziologie und So-
zialpsychologie, 1980, Bd. 32, S. 118; Winckelmann J, Max Webers hnuerlassenes Hauptwerk.:
Die Wirtschaft und die gesellschaftlichen Ordnungen und Machte. Ttibingen, 1986.
43Tenbruck F.H. Das Werk Max Webers: Methodologie und Sozialwissenschaften. — Kblner Zeit¬
schrift fiir Soziaologie und Sozialpsychologie, 1986, H. 1, S. 13 ff.
44Weber M. Soziologie, Weltgeschichtliche Analysen, Politik. Stuttgart, 1956, S. 414.
64

направление которых определяется только идеями. Динамика их собственной
логики превращает идеи в стрелочников истории45. На таком достаточно спор¬
ном основании Тенбрук объявляет Вебера сторонником спиритуалистического
подхода к>чртории и теоретиком эволюции.
Явно одностороннее толкование концепций Вебера проистекало во многом из
твердого убеждения Тенбрука в том, что в качестве главного произведения
Вебера следует рассматривать не ’’Хозяйство и общество”, а’’Хозяйственную
этику мировых религий”. Полагая, что Вебер принципиально возвышал идеи
над интересами, Тенбрук без убедительных доводов пишет, будто ’’все твор¬
чество Вебера доказывает его воззрения на то, что из интересов не могут проис¬
текать никакие охватывающие и преемственные процессы рационализации дей¬
ствительности. Предложение о роли идей можно и нужно читать лишь так, что
интересы являются слепыми”46. Подобная интерпретация нужна Тенбруку для
обоснования такой социологии культуры, которая ориентирована ”на внутрен¬
нюю сторону и собственный мир, но не на системы”. Такая социология ’’стре¬
мится знать, как, где и почему образовывались и образуются подобные идеи,
значения и ценности; какие символические формы и объективная логика при¬
сущи им; какой властью располагают они над действиями индивида, над со¬
циальными институтами и общественным развитием”47.
Интерпретации Тенбрука нашли сочувственный отклик среди других консер¬
вативно настроенных ученых. Так, фрейбургский профессор политических наук
Вильгельм Хеннис развернул в своих работах48 полемику против представлений
о Вебере как позитивисте. Хеннис же настаивает на том, что социология Вебера
полностью укладывается в русло немецкой идеалистической традиции.
Тенбрук, который в целом позитивно оценил взгляды Хенниса, отметил тем
не менее самую, пожалуй, уязвимую их черту, которая по праву вызвала его
возражения. Дело в том, что Хеннис чересчур односторонне сделал упор на тех
сторонах концепции Вебера, которые он определил как ’’антропологическую” и
’’этическую” направленность. В итоге вне поля его зрения осталась наиболее
важная черта Вебера как ученого - стремление к объективной научной истине
независимо от ценностно-этических установок исследователя49.
Дискуссия о материалистических или идеалистических основах концепций
Вебера давно приобрела международный характер и сосредоточилась в основ¬
ном на его социологии религии. В ходе современной полемики проявилось
весьма примечательное обстоятельство, вытекающее из двойственного положе¬
ния самого Вебера. Дело в том, что при исследовании Вебера никогда не следует
отстраняться от того факта, что в его работах неразрывно связаны социология и
история. Как социолог Вебер всегда прочно стоял на почве конкретного истори¬
ческого материала, никогда его не покидая. Как историк он постоянно настаи-
45Tenbruck F.H. Das Werk Max Webers. - KBlner Zeitschrift fiir Soziologie und Sozialpsycholo-
gie, 1975, H. 4, S. 685.
46Ibid., S. 689.
41Lipp W., Tenbruck F.H. Zum Neubeginn der Kultursoziologie. — Kblner Zeitschrift fiir Soziolo¬
gie und Sozialpsychologie, 1979, H. 3, S. 395—397.
4BHennis W. Max Webers Fragestellung. Studien zur Biographie des Werkes. Tiibingen, 1987;
idem. Eine "Wissenschaft vom Memschen”. Max Weber und die deutsche Nationalokonomie der
Historischen Schule. — In: Max Weber und seine Zeitgenossen. Hrsg. W. J. Mommsen, W.
Sci wentker. Gottingen, 1988.
49Tenjruck F.H. Abschied von der "Wissenschaftslehre”? — In: Max Weber heute. Ertrage und
Probleme der Forschung. Hrsg. von WeiB. Frankfurt a.M., 1989, S. 109—110. Эта книга являет¬
ся сборником материалов международного заседания социологов в Касселе и дает пре¬
красное представление о состоянии вебероведения на исходе 80-х годов.
3 Новая и новейшая история,№ 1
65

вал на недопустимости изолированного рассмотрения отдельных индивидуаль¬
ных исторических явлений и событий без включения их в более обширные при¬
чинно-следственные взаимосвязи с выведением отсюда общих социологических
правил или законов. Поэтому и социологи, и историки по праву считают Вебера
своим коллегой, но подходят к его концепциям с различных, иногда трудно
совместимых исходных позиций.
В связи с этим любопытна та полемика, которая вспыхнула в 80-е годы между
британскими учеными Г. Маршаллом и М. Маккинноном по поводу ’’Протестант¬
ской этики” Вебера.
Будучи видным специалистом по проблеме взаимосвязи религии и генезиса
капитализма, автором солидной работы о шотландском пресвитерианстве
XVII в.50, ставшей наиболее серьезным вкладом в исследование этого вопроса
после классических работ Р.Г. Тоуни, Маршалл привел ряд доказательств,
подтверждающих, по его убеждению, правоту Вебера.
Вместе с тем в специальной работе о концепции Вебера Маршалл выдвинул
некоторые критические возражения51. Он отметил явную неопределенность
ключевого положения Вебера о духе капитализма, невозможность дать по его
концепции четкий ответ на вопрос, ’’является ли дух капитализма мировоз¬
зрением или же сам он есть реализация мировоззрения, установка ли это или
образец поведения”52.
Конечно, определенная сложность здесь действительно имеется. Трактовать
какое-либо поведение вполне допустимо в терминологии мировоззренческого
характера, хотя совсем не обязательно, чтобы мировоззрение проявлялось в
строго определенном поведении. Но в итоге может возникнуть заколдованный
тавтологический круг - из мировоззрения вытекает определенная мотивация
поведения, но сама она может быть истолкована только в терминах этого миро¬
воззрения.
Маршалл был не первым, кто отметил глубочайшую сложность ясного раз¬
решения проблемы, поднятой Вебером. До него на это же препятствие натол¬
кнулся известный социолог А. Макинтайр53. Строго говоря, вместо попытки
ответить на этот вопрос Маршалл избрал для своего анализа более простую
проблему соотношения экономического традиционализма и новой протестант¬
ской этики. Подробно разобрав и доказанные, и сомнительные моменты концеп¬
ции Вебера, он сделал вывод о том, что в принципе она верна и можно считать
окончательно установленным влияние учения Кальвина на развитие капитали¬
стической хозяйственной этики.
Против этого и выступил другой видный британский ученый М. Маккиннон,
который предъявил и самому Веберу, и Маршаллу, а заодно и давно почившему
Тоуни целый набор серьезнейших обвинений54.
Главное из них состояло в том, что ни Вебер, ни его последователи не сумели
правильно интерпретировать сами протестантские источники. Вебер пытался
установить связи между идеями и реальной жизнью, между духовным учением
Кальвина и реальной пастырской практикой. Тут-то Вебер и совершил, по мне¬
нию Маккиннона, принципиальную ошибку. Суть ее в следующем.
По учению Кальвина, предназначенность человека к спасению никак не
50Marshall G. Presbyteries and Profits. London, 1980.
51Marshall G. In Search of the Spirit of Capitalism. London, 1982.
52Ibid., p. 65.
53MacIntyre A. After Virtue. A Study in a Moral Theory. London, 1981.
54Mackinnon M. Webers Exploration of Calvinism. — The British Journal of Sociology, 1988, v. 39,
N?2.
66

может быть обнаружена в земной жизни, так как она предопределена уже зара¬
нее. Кальвинисты же именно в земных успехах искали подтверждение своей
избранности и предназначенности к спасению. Успех в мирской профессиональ¬
ной деятельности рассматривался как доказательство этого и имел психологи¬
ческую природу.
Маккиннон же доказывает, что подлинная суть кальвинистских заповедей
нацелена на воспитание смирения, благочестия и молитвы, а вовсе не на мир¬
скую активность в делах. Поэтому невозможно установить какую-либо исто¬
рическую взаимосвязь между ускоренным развитием капитализма и влиянием
протестантской религии. Утверждая наличие такой связи, Вебер совершил
’’гениальную ошибку”.
Взгляды Маршалла и Маккиннона представляют интерес, потому что нагляд¬
но демонстрируют те сложности, с которыми продолжают сталкиваться иссле¬
дователи ’’Протестантской этики”. Казалось бы, противные стороны исчерпали
все мыслимые и немыслимые аргументы, но до завершения дискуссии, видимо,
так же далеко, как и во времена полемики самого Вебера со своими.критика¬
ми - Луйо Брентано и Вернером Зомбартом.
Дело в том, что доказательные критические суждения Маккиннона встретили
также издавна распространенную аргументацию защитников концепции Вебера.
Она заключается в том, что его критики неправомерно вырывают ’’Протестант¬
скую этику” из общего контекста социологии и хозяйственной этики мировых
религий. Убедительно показал это американский социолог Рэндалл Коллинз в
своих работах55. Он подчеркнул, что слишком большим упрощением будет
ограничивать смысл концепции Вебера тем, что католичество оказывало тор¬
мозящее воздействие на развитие капитализма, а протестантизм - стимулирую¬
щее. При таком понимании центральный стержень всей социологии Вебера -
концепции рационализации - остается в стороне. Доктрину спасения и предо¬
пределения нельзя считать ключевой в концепции Вебера уже потому, что в
последующих трудах по хозяйственной этике мировых религий она почти не
упоминается. Поэтому центр тяжести всей его теории лежит не в ’’Протестант¬
ской этике”, как было принято считать, а в работе ’’Ступени и направления
религиозного неприятия мира”, напечатанной впервые в 1915 г.
Коллинз, видимо, прав в своем рассуждении, поскольку в этой статье гораз¬
до определеннее, чем в ’’Протестантской этике”, подчеркивается именно много¬
факторность исторического процесса. А это лучше всего соответствует общему
духу творчества Вебера, крайне осторожного в оценках и воздерживавшегося
от категоричных выводов.
Ведь не случайно, что в ходе веберовского ренессанса вновь оживился спор о
том, кем же он, собственно говоря, являлся в своем понимании истории - ма¬
териалистом или идеалистом?
Думается, что методологическое учение Вебера представляет попытку прин¬
ципиального синтеза отдельных научно-плодотворных, в его глазах, элементов
неокантианства, позитивизма и материалистического понимания истории. Разу¬
меется, нет недостатка в доводах против такого решения и все они могут под¬
крепляться соответствующими отсылками к-веберовским текстам. Но это будут
лишь разорванные аргументы, не заменяющие цельности концепции Вебера.
Нельзя утверждать, что у Вебера материальные факторы противопоставляются
факторам сознания. Они берутся в комплексе, что и дает возможность адекват¬
ного воссоздания исторического процесса.
5SCollins R. Max Weber. A Skeleton Key. Beverly Hills, 1986; idem. Weberian Sociological Theory.
Cambridge, 1986.
3*
67

Такую комплексность с правом подчеркнул один из крупнейших веберове-
дов, гейдельбергский профессор социологии Вольфганг Шлюхтер, из семина¬
ров которого выросли шесть томов по социологии религии Вебера, лучшее на
сегодняшний день достижение мировой науки в этой области56.
Шлюхтер обоснованно указал, что нельзя противопоставлять ’’Хозяйство и
общество” и ’’Хозяйственную этику мировых религий” Вебера. В обоих произ¬
ведениях речь идет о взаимосвязи и взаимовлиянии этики и экономической
деятельности. Особый облик европейской культуры Вебер связывал не только с
религиозной этикой и экономическим рационализмом, но и с научным, худо¬
жественным и политическим развитием Запада. Но поскольку ’’Хозяйство и
общество” осталось из-за смерти Вебера незаконченным, то исследователи зачас¬
тую поддаются соблазну ориентироваться на более отточенные формулировки
из ’’Хозяйственной этики мировых религий”, в результате чего и возникает
явный перекос. Вебер далек от какого-либо однозначного концептуального
построения, поэтому критические стрелы в его адрес большей частью бьют мимо
цели, раскрывая уязвимость частностей, но не опровергая систему взглядов
Вебера в целом.
Марксистская историко-социологическая наука пока что внесла в мировой
ренессанс Макса Вебера более чем скромный вклад. Хотя и в ней заметны
существенные сдвиги на протяжении 80-х годов, отход от прежних исключитель¬
но негативных оценок Вебера как субъективиста, иррационалиста и ярого анти¬
марксиста. Особенно заметный характер принял этот процесс в Польше, где поя¬
вился целый ряд нестандартных интересных работ. В силу понятных причин в
восточноевропейских странах наибольший интерес вызывает политическая
социология Макса Вебера, его учение о типах политического господства и поли¬
тического лидерства, проблемы функционирования политических систем.
Этим вопросам посвятил свою весьма компетентную работу один из видных
партийно-государственных деятелей Польши 80-х годов Мариан Ожеховский57.
Автор, в книге которого заметно подчеркивание собственной логики развития
политики и ее автономии от других сфер социальной жизни, так определил свое
отношение к Веберу: ”В общем плане отношение марксистско-ленинской теории
политики к Веберу можно охарактеризовать как отношениие позитивно-сози¬
дательной критики, которая не исчерпывается ни отрицанием, ни ссылками на
историческое и современное политико-идеологическое значение мысли этого
крупного ученого”58.
Подобную мысль высказал на Штутгартском конгрессе исторических наук
и британский ученый-марксист Эрик Хобсбаум: ’’Точно так же, как Вебер
многому научился у Маркса, не переставая оставаться при этом антимарксис¬
том, нет никаких причин, чтобы марксистам не научиться многому у Вебера, не
превращаясь в веберианских либералов”59.
Позиция и Ожеховского, и Хобсбаума резко контрастировала с привержен¬
ностью авторов первых советских монографий о Вебере Э.Н. Ожиганова и В.П. Ма¬
каренко к набившим оскомину стереотипным клише о необходимости ’’разобла¬
чения буржуазно-классовой идеологической направленности” социологии
Вебера, о ее ’’теоретической несостоятельности”, ’’субъективизме и иррациона¬
5бМах Webers Studie Uber das antike Judentum; Max Webers Studie fiber Konfuzianismus und
Taoismus; Max Webers Studie fiber Hinduismus und Buddhismus; Max Webers Sicht des anti¬
ken Christentums; Max Webers Sicht des Islam; Max Webers Sicht des okzidentalen Christen-
tums. Hrsg, von W. Schluchter. Frankfurt a. M., 1981—1989.
51 Orzechowski M. Polityka, wladsa, panowanie w teorii Маха Webera. Warszawa, 1984.
58Ibid., s. 405.
5gHosbsbawm E. Weber und Marx. Ein Kommentar. — In: Max Weber, der Historiker, S. 87.
68

лизме” составляющих ее компонентов, ’’реакционности и консерватизме” само¬
го Вебера, ’’холуя и лакея”, по словам В.П. Макаренко, буржуазнфо класса60.
Уровень анализа в этих работах слишком низок. Например, весьма неубеди¬
тельно звучит критика тезиса Вебера о необходимости разделения властей как
условия создания правового государства. В.П. Макаренко в связи с этим пишет,
что ’’разделение властей - форма проявления политического отчуждения...
Разделение властей способствует развитию конституционного кретинизма”61.
Видимо, автор твердо придерживается идеи о том, что органы власти (например,
советы) являются и должны быть одновременно законодательными, исполни¬
тельными и распорядительными органами наподобие Бога, единого в трех
лицах. Но не следует ли признать, что тотальная концентрация власти в одних
органах на практике приводит к отчуждению от нее народа, к ликвидации
демократического механизма противовесов в системе самой власти?
Удивляет в этих работах даже не обилие уничтожающих эпитетов, к которым
мы давно привыкли и воспринимали их как обязательный атрибут истинно
партийной позиции, подменяющей аргументированный разбор. Удивительно
обилие фактических неточностей и вольного обращения с высказываниями
Вебера, что вызывает сомнения в достаточной компетенции авторов, кажется,
искренне убежденных в том, что абсолютно всем позитивным в своем творчест¬
ве Вебер обязан влиянию Маркса, а что сверх того, то ненаучно, несостоятельно
и вообще от лукавого (буржуазного). К тому же утверждение Э.Н. Ожиганова,
что в анализе марксизма Вебер ’’пользовался сведениями из вторых рук”62, сви¬
детельствует о незнании автором архива Вебера в Мерзебурге, где в подготови¬
тельных материалах к лекциям имеются многочисленные конспекты Вебера,
доказывающие, что он интенсивно изучал доступные тогда в Германии работы
Маркса63.
По-разному можно относиться к Максу Веберу. Можно воспринимать и раз¬
вивать далее его мысли и взгляды, можно подвергать их более или менее
убедительной или даже просто разрушительной нигилистической критике, от
которой не застрахован никто, а Макс Вебер даже в наименьшей степени, чем
остальные его современники , ибо их творчество представляет зачастую лишь
антикварный интерес и страсти вокруг них давно угасли. И тем не менее твор¬
чество Макса Вебера по-прежнему остается в центре внимания и вызывает
глубокий интерес и уважение как пример исключительной интеллектуальной
честности и неустанных поисков научной истины, какой бы нелицеприятной и
горькой эта истина подчас не оказывалась.
60См. Ожиганое Э.Н. Политическая теория Макса Вебера. (Социология господства, государ¬
ства и права). Рига, 1986, с. 17, 88, 90, 92, 114, 117; Макаренко В.П. Вера, власть и бюрокра¬
тия (критика социологии М. Вебера). Ростов-на-Дону, 1988, с. 24—25.
Ь1Макаренко В.П. Указ, соч., с. 273.
62Ожиганов Э.Н. Указ, соч., с. 148.
63Zentrales Staatsarchiv Merseburg, Rep. 92, NachlaB Max Weber, N 31, Bd. 5.
69

M.A. БАРГ
ЮМ КАК МЕТОДОЛОГ ИСТОРИИ
Знаменитый английский ученый Дэвид Юм (1711-1776) известен прежде всего
своими философскими работами, ставшими классическим обоснованием субъ¬
ективного иделизма и агностицизма. Однако Юм был выдающимся историком,
психологом, экономистом. Его работы по методологии истории заслуживают
самого внимательного изучения, Впрочем, вклад Юма в методологию историчес¬
кого исследования в той же степени недооценивался исследователями в данной
области, в какой современники недооценивали вклад Юма в философию. Если
последовать за критиками Юма-историка, то окажется, что у него не было ориги¬
нальной идеи истории, а в той степени, в какой она у него присутствует, речь
идет о заимствовании таковой у Вольтера, его факты не заслуживают доверия,
он настолько упростил человеческую психологию, что обесценил свои характе¬
ристики исторических деяний, наконец, он даже не стал философским истори¬
ком, хотя начинал как философ, поскольку, сосредоточившись на конституци¬
онной истории, оставил вне поля зрения все другие ее стороны. Единственное,
в чем он преуспел, - это литературный .стиль, сделавший его восьмитомный
труд ’’История Англии” (Лондон, 1754-1778) популярным среди нескольких
поколений английских читателей.
Подобного рода оценка места Юма в истории исторической науки объясняет¬
ся рядом обстоятельств. Прежде всего, она проистекает из уже отмеченного
выше отрыва Юма-историка от Юма-философа. Дело в том, что идеи истории
следует доискиваться прежде всего в его философии, игнорирование которой
закрывает к ней доступ. Не меньшую роль в отмеченном феномене играет нару¬
шение принципа историзма при оценке свершений Юма-историка. В большинст¬
ве случаев критики этот принцип самым откровенным образом нарушают в уго¬
ду своей предвзятости.
Как отметил один из крупнейших современных знатоков творчества Юма и
его биограф Е. Мосснер, ’’историография, подобно другим сторонам культуры, -
исторический продукт и должна рассматриваться в контексте цивилизации, ее
породившей”1.
Если же оценивать Юма ла фоне предшествовавшей ему историографии, то не
трудно будет согласиться с заключением Мосснера, что именно Юм своей ’’Ис¬
торией Англии” сделал англичан ’’исторически пробудившейся нацией”. Од¬
нако этот фундаментальной важности культурно-исторический факт не был
закреплен, как это сделал Вольтер во французской традиции, изложением са¬
мим Юмом в сколько-нибудь систематической форме своих философско-истори¬
ческих воззрений.
Англия как нация оказалась относительно рано пробудившейся, и, может
быть, именно поэтому она раньше других проявила себя исторически мыслящей
нацией. В 1770 г. Юм пишет: ”Я верю: это исторический век и Англия - истори¬
ческая нация”* 2. Немаловажную роль в процессе пробуждения исторического
Mossner Е.С. The Apology for David Hume, Historian. - Public Modern Lang. Association,
v. 56, 1941, N 3, p. 342.
2Hume D. The Letters. Ed. by J.V. Greis, v. II. Oxford, 1932, p. 230.
70

сознания всех европейских народов сыграли две английские революции XVII в.
и развернувшийся к середине XVIII в. в этой стране промышленный переворот.
Поэтому не случайно, что именно в Великобритании возникло то направление
мысли, которое в лице Юма явилось во многих отношениях предвосхищением
грядущего торжества принципа историзма в философии истории. Юм как истори¬
ческий мыслитель века Просвещения разделял многие предубеждения этого
века, которые по сути своей были диаметрально противоположны историзму.
И тем не менее именно Юм в большей мере, чем кто-либо из европейских мысли¬
телей того времени, показал слабые стороны наивной веры в могущество и веч¬
ные принципы разума - этого ’’небесного града” XVIII в.э * Точно так же, как фи¬
лософия Юма о человеческой природе рассматривала человека каков он есть,
а не каким он должен быть, историческая мысль Юма не рассматривала историо¬
графию только в качестве инструмента, предназначенного для преподания чита¬
телю ’’уроков” с целью конечного улучшения человечества. И с этой точки зре¬
ния прагматизм идеи истории, развиваемой Юмом, был принципиально отлич¬
ным от прагматизма ’’философской” истории современных ему французских
просветителей. Юм верил в то, что исторические знания могут служить основой
для науки управления общественными событиями. Во главу угла Юмом была
поставлена проблема фактической строгости оснований для индуктивных обоб¬
щений. ’’Что стало бы с историей, - допытывался Юм, - если бы мы не зависели
от правдивости историка - сообразно опыту, вынесенному нами из наблюдений
человечества?”* Более того, обратившись к историографии, Юм убедился, что
история - это ’’задача с уникальными условиями”, а вовсе не простое филоло¬
гическое приложение к моральной философии и философской политике.
Как уже отмечалось, Юм отказался от систематического изложения своего
видения процесса истории и вытекающего из него метода его изучения подобно
тому, как он отказался от систематического рассмотрения философии. Этим Юм
как исторический мыслитель принципиально отличался от Вольтера, изложив¬
шего свою историософию в систематической форме. Этот недостаток, однако,
превращался в ходе работы над ’’Историей Англии” в преимущество - Юм не
был связан в своих поисках метода какой-либо предвзятой схемой, а находился
в постоянном поиске такого способа организации материала, который наиболее
соответствовал бы характеру последнего, а также историческим особенностям
эпохи, в этом материале отложившимся. Однако при всей изменчивости мето¬
дических процедур Юм сохранял главный принцип: метод - это способ уловить
элемент регулярного, законосообразного в хаосе событий и тем самым обрести
способность возвысить истину под злобой момента. В целом у Юма нет система¬
тически изложенной теории истории5, тем не менее его труды позволяют ее вос¬
произвести, по крайней мере в основных положениях.
Подобно тому, как Юм в моральной философии выступил против абсолютизи¬
рованных познавательных претензий рационалистической (спекулятивной)
философии, он и в теории истории систематически отрицал априоризм в конст¬
руировании общего ее хода. В событиях прошлого он усматривал богатейшее
3Mossner Е. Op. cit., р. 637ff. Ср.: Becker С. The Heavenly City of the 18 Century. New Hea¬
ven, 1932, p. 367.
ĄHume D. Enquiry Concerning Human Understanding. Ed. by A. Selby-Bigge, v. I. Oxford,
1906, p. 99.
5Хотя одно из его эссе озаглавлено ”06 изучении истории”, тем не менее оно, по призна¬
нию самого автора, носит поверхностный (по выражению Юма — "фривольный”) характер,
повторяя трюизмы риторической школы историографии. Не удивительно, что он отказался
включить его в собрание своих эссе.
71

опытное поле, позволяющее построить эмпирически фундированную науку
политики и общества в целом. Именно потому, что Юм рассматривал историогра¬
фию в качестве экспериментального метода изучения ’’моральных проблем”6,
его идея истории, равно как и историографическая практика, приобретали -
в культурно-историческом контексте его времени - важное общефилософское
значение. Выдвижение на первый план индуктивных оснований как условия
для каких-либо обобщений в моральной философии позволило Юму полностью
освободить ее - и историографию в частности - от какой-либо эвристической
функции, основанной на Священном Писании, провиденциальной традиции, и
утвердить образец последовательно секуляризованной историографии.
Поистине, Юм освободил историографию от тирании эсхатологии. Более того,
он разработал теоретические основы критики теоретической традиции в исто¬
риографии. Научное значение этого поворота в моральных науках вырисовы¬
вается с очевидностью при сопоставлении реализованного Юмом в ’’Истории
Англии” метода объяснения течения дел человеческих с творениями не только
епископа Боссюэ, но и Исаака Ньютона, Вильяма Робертсона, Дэвида Хартли и
других европейских авторов XVIII в., в произведениях которых провидение все
еще оставалось активно проявляющим себя фактором ”в судьбах человека и
человечества”7 B. Одним словом, решительное включение в философское рас¬
смотрение науки о человеке, исторического опыта не только личного и текуще¬
го, но и надличностного и прошлого (”О человеке, знающем историю, - писал
Юм, - можно в некоторых отношениях сказать, что он как бы жил с начала
мира, непрерывно добавляя к своим знаниям опыт каждого следующего столе¬
тия”6) - все это требовало критического очищения этого опыта от сверхъестест¬
венного, чудесного, мифотворческого.
Век Просвещения исповедовал натуралистическую философию истории. Это
наблюдение, хотя и с оговорками, относится к основополагающим принципам
историзма Юма, преследовавшего уникальную для того времени цель: рас¬
пространить категорию регулярности на область моральной философии. Из этой
установки, в частности, вытекало то, что и в историографии - по крайней мере
абстрактно-теоретически - принцип каузальной необходимости должен быть
признан целью познания. ’’Главная польза истории, - подчеркивал Юм, - зак¬
лючается в открытии константных, универсальных принципов человеческой
природы, - она показывает людей во всех различиях условий и ’’ситуаций”,
снабжая нас данными, на основе которых мы можем сделать свои наблюдения
относительно регулярных пружин человеческого поведения и деяний. Описа¬
ния войн, интриг, раздоров и революций являются ценными собраниями экс¬
периментов, посредством которых политик и моральный философ фиксирует
принципы своей науки - так же, как физик или натурфилософ познают природу
растений, минералов и других внешних объектов при помощи экспериментов,
к ним относящихся”9. Таким образом, история - в видении Юма - все еще явля¬
лась наукой вспомогательной, из которой моральная философия извлекает
многие свои принципы, рассматривая ее и как опытное поле, на котором они
верифицируются.
6Напомним, что под этим понятием в XVIII в. фигурировала вся область гуманистики
(наук о человеке), начиная с вопросов политики, экономики и собственно морали и кончая
искусством и литературной критикой.
1Popkin R. Hume: Philosophical Versus Prophetical History. - David Hume. Many-Sided
Genius. Oklahoma, 1976, p. 83.
BHume D. Essays Moral, Political and Literary, v. II. Oxford, 1963, p. 58.
9Hume D. Enquiry..., p. 83—84.
72

Следовательно, история в качестве самостоятельной дисциплины со своими
собственными научными целями для Юма все еще не существует, она все еще
выполняет служебные функции по отношению к другим наукам, в данном слу¬
чае - политике и морали. Так рисовалась эта связь в начале XVII в. Бэкону, та¬
кой воспринимал ее и Юм полтора столетия спустя. Историография, едва отор¬
вавшись от пуповины литературы, жанром которой она долгие века оставалась,
оказалась на службе тех областей гуманистики, которые раньше ее достигли
философской самостоятельности - политики и морали. Если же ей предстояло
начать движение от задач чисто описательных в сторону науки, обладающей
самостоятельным методом объективного исследования, она и теоретическим -
уровнем обобщений - в условиях продолжавшейся научной революции (поро¬
дившей опытную науку в области естествознания) должна была неизбежно
пройти школу, ориентированную на логику и методологию опытного естество¬
знания. Не удивительно, что сама категория ’’регулярность” раскрывалась вна¬
чале лишь как свойство феноменов мира природы, и только по аналогии с ней
Юм начал ее доискиваться в мире истории.
Однако, как и следовало ожидать, натуралистический историзм, имитировав¬
ший философию наук о природе, тотчас же столкнулся с принципиальным раз¬
личием предмета изучения историографии, с одной стороны, и естествознания -
с другой. Об этой специфике Юм в своей ’’Истории Англии” писал: ”В той мере,
в которой большинство наук развивалось и улучшалось, они находили методы,
посредством которых облегчали для себя процедуру логического анализа [наб¬
людений], и поскольку они формируют общие законы, они способны в некото¬
рых положениях обобщить большее число наблюдений и заключений. В то же
время, так как история остается только собранием фактов, которые с течением
времени бесконечно умножаются, она вынуждена прибегать к таким способам
их отбора, чтобы удерживать более важные и опускать менее важные”10 *.
Легко убедиться в том, что Юм - возможно, незаметно для себя самого -
привносил в основанное теоретически на процедуре строгой индукции пол¬
ностью противоречащий ему ценностный момент: оценку событий по степени
важности, что в свою очередь требовало определения критериев подобного рода
отбора исторических фактов, требующихся для решения познавательных задач
в истории”. Но, постулируя неизбежность отхода от эмпирической процедуры,
Юм поставил важнейшую для истории как науки проблему: какова структура
предметной области историографии и каким образом сообразно этому должно
строиться историческое объяснение? Изучение с этой точки зрения его ’’Исто¬
рии Англии” убеждает, что ’’ткань” истории в его восприятии состояла как бы
из двух ’’рядов” - исторические факты и исторические характеры. И это было
естественно для ’’атомистически” мыслящего ’’философского историка”, для
которого истории как объективного связного и внутренне обусловленного
процесса, попросту говоря, не существовало.
Но если история - всего лишь собрание фактов, которые множатся без конца
и должны быть тем или иным способом обобщены12, то как выстроить обособ¬
ленные ’’факты” и ’’характеры” прошлого для того, чтобы установилась - хотя
бы внешне - смысловая связь между ними? Каким образом при такой структу¬
ре предмета изучения история может приобрести конкретность? По мысли
Джона Локка, хронология и география являются основными средствами для
придания истории смысла, так как они позволяют установить пространственный
10Чите D. The History of England, v. I. London, 1786, H. III.
lxCp. Brandy L. Narrative Form in History and Fiction. Princeton, 1970, p. 92 ff.
12Hume D. The History of England, v. I, H. II, p. L
73

и временной порядок ’’элементов”, заполняющих ’’схему истории”. Иными
словами, порядок следования событий во времени и пространстве позволяет
выявить причинно-следственную связь по принципу: раньше - позже, ближе -
дальше. Без этих ’’упорядочивающих” рамок история - только ’’куча” беспоря¬
дочных и познавательно бесполезных сведений13. Проблема конкретности исто¬
рии по необходимости решалась и Юмом, также рассматривавшим историю лишь
как собрание дискретных, разрозненных фактов. Естественно, что в рамках его
системы гносеологического скептицизма конкретность мыслилась не в качестве
функции ума, ’’организующего” хаос впечатлений и идей. В то же время, по¬
скольку факты прошлого релевантны только конкретной ситуации, а также
поскольку исторический процесс мыслился лишь как совокупность обособлен¬
ных, сменяющих друг друга ситуаций, постольку историку нет необходимости
постулировать общее направление развития событий. История - это не река,
меняющая свое русло по мере пересечения ею различных ландшафтов, a teep-
кающее и переливающееся море, состоящее из сотен светящихся точек.
Однако в рамках отдельных ситуаций проблема конкретности, метода орга¬
низации материала оставалась для Юма центральной. Чтение ’’Истории Англии”
в том порядке, в каком она создавалась Юмом, т.е. ретроспективно, убеждает,
что в истолковании динамических сил (’’пружин”) истории и, следовательно,
’’организующих начал” в развертывании исторических событий по мере продви¬
жения труда произошли значительные сдвиги. К решению давно вынашивав¬
шейся им историографической задачи Юм приступил вполне в духе традиции:
движителем процесса вначале выступала историческая личность, являвшаяся
в одно и то же время и ключом к пониманию его сути, и организующим началом
в хаотическом скоплении обстоятельств и событий, составляющих канву исто¬
рического повествования. Этим объяснялся и интерес к пружинам человечес¬
ких поступков, к ’’страстям”, обусловливавшим поведение исторической лич¬
ности и составлявшим специфику его характера14.
Изучение крупных исторических личностей - путь к причинному объясне¬
нию истории, достигаемому посредством понимания мотивов индивидуального
поведения. При этом, однако, мотивы не должны отрываться от личных качеств
такого деятеля. Движение крупных государств зачастую направляется такими
же пружинами, как те, что заключены в индивидах: ’’лень” Якова 1, ’’поспеш¬
ность” Карла I и др. Если бы Генрих IV, кардинал Ришелье и Людовик XIV были
испанцами, а Филиппы II, III и IV и Карл II - французами, история этих двух на¬
родов сложилась бы совершенно по-иному15.
Нападки Юма на хронистов, вполне обоснованные с позиции ’’философской”
(объясняющей) истории, находились на этой стадии его собственного историо¬
графического искусства в конфликте с его собственным методом. Об этом сви¬
детельствует, к примеру, его сообщение относительно событий 1608 г.: ’’Следую¬
щий (1608) год не оставил нам ничего достопамятного”16.
И тем не менее Юл не смог преодолеть статику в обрисовке характера, оста¬
вавшегося неизменным посреди потока событий - менялись лишь формы прояв¬
ления его неизменных черт. Так или иначе, ’’время” не участвовало в его
13Локк Дж. Сочинения в 3-х т., т. III. М., 1988, с. 609 и след.
14Hume D. Essays Moral, Political and Literary. Ed. by Т.Н. Green and T. Grose, v. 1-2.
London - New York, 1889, 1912; v. 2, p. 329.
15Ibid., p. 7.
l6Hume D. The History of England, v. IV, p. 411.
74

формировании. Отсюда противоречие между двумя мотивами организации
исторического повествования: историей, сосредоточенной на деяниях и судьбах
героев, и историей, ’’организуемой” хронологией событий. В первом случае
причинные связи в истории ’’завязываются” вокруг мотиваций волевых актов
героев, во втором случае - они устанавливаются как бы самим порядком
следования событий.
Однако по мере продвижения ’’стюартовских” томов Юм убедился в том, что
историческая личность - ’’характер” - является не единственной и даже не
основной ’’пружиной” исторического процесса.
В результате на смену истории, наполненной ’’образцовыми” героями и
историческими событиями, пришла история, формируемая историческим време¬
нем, т. е. сложной совокупностью причин. Приверженность к хронологическому
порядку одержала верх над первоначальным убеждением в решающей роли
исторического характера.
Хронологическая структура исторического повествования находилась в
соответствии с его философскими посылками, так как она ближе всего к неарти-
кулируемой логике органической природы. Этот тип организации материала
может зачастую казаться ’’бездумным”, так как историк при этом исключает
себя из когнитивного процесса. Предполагается, что в своем спонтанном, не
контролируемом историком течении история ’’сама себя объяснит”. Этим как
бы предварялся метод позитивистской историографии XIX в., требовавший
механического ’’отстранения” историка, отказа от явных интерпретативных втор¬
жений в ’’логику истории”, могущих только исказить пристрастиями и иллюзи¬
ями объективный смысл изучаемой действительности.
Оригинальность Юма как философа истории в том и заключается, что в по¬
пытках реконструировать прошлое он максимально разграничил историю как
проблему в себе, нуждающуюся в отстраненном исследовании, и познающего
это прошлое историка, склонного навязывать ему свои представления о нем.
Внимание Юма к уникальности эпох было совершенно новаторским элементом,
привнесенным им в английскую историографию. ”Мы собираем разрозненные
случаи, которые выявляют гений эпохи и которые не совсем вписываются в
целостность нашей истории’’17.
В новом видении формирующего начала процесса исторические личности
выступают лишь метафорами своего времени. Течение событий в новой перспек¬
тиве оказывается результатом сложившейся в данный момент необходимости, в
свете которой теперь следовало рассмотреть и действия героев. Все это свиде¬
тельствовало о поиске более глубоких уровней анализа мотиваций агентов
истории, поскольку то, что на поверхности предстает как расчет, своекорыстие,
амбиции и т.п. страсти, оказывается - в рамках исторической необходимости -
результатом стечения обстоятельств, в которых действия героя были лишь
’’ответом” на ’’вызов”. Одним словом, категория ’’необходимость” предпола¬
гает, что прошлое обладает - в каждый момент - уникальностью, неповтори¬
мым стечением обстоятельств, которое историография должна улавливать.
Приведем только один пример: роль Кромвеля в организации суда и казни
короля. ’’Казнь короля - наиболее жестокое из всех кромвелевских деяний, -
писал Юм, - продиктовано ему тучей республиканских иллюзий, и нет ничего
необычного в том, что он верил в них”18.
’’Характер” агента истории нельзя понять вне связи с временем и предписы¬
ваемых этому времени традиций. Герой может соответствовать своему времени,
11 Ните D. The History of England, v. I, p. 363.
18Ibid., v. VI, p. 489.
75

в этом случае речь идет только о совпадении характера и эпохи, но отнюдь не о
формировании первого второй. Мы узнаем, что Кромвель ’’соответствовал
своему времени”19.
Результаты деяний такого героя могут быть или положительными для функ¬
ционирующего истеблишмента или разрушительными для него20. В то же время
только наличие героя, принадлежащего к данному времени, приводит к тому, что
назревшее противоречие разрешается, т.е. необходимость благодаря ему оказы¬
вается реализованной21. Злоупотребления римской церкви, замечает Юм, могЛи
вызвать недовольство, но сами по себе не привели бы к событиям большой
важности, если бы не появился человек, способный воспользоваться инциден¬
том. превратив его в Реформацию22.
Эволюция Юма как методолога истории на этом, однако, не остановилась. В
’’тюдоровских” томах он перенес центр своего внимания на медленно движу¬
щиеся структуры - институты и право. Естественно, что атрибуция роли движи¬
теля процесса историческим характером отошла на задний план. Ритмы исто¬
рии, заключает теперь Юм, выражаются посредством человеческих действий, но
не определяются ими. Процесс правотворчества не только контролирует, но и
формирует и улучшает общество. Хорошие законы могут породить умеренность
в правах и склонность к порядку даже в среде, где ’’обычаи и привычки вноси¬
ли до сих пор мало человечности и справедливости в склад людей”23. ’’Столь
велика сила законов и особых форм государственной власти и столь мало они
зависят от настроений и характера людей, что следствия почти всеобщие и
определенные могут быть выведены из них в большинстве случаев подобно тому,
как это происходит в математике”24.
В отличие от стюартовской эпохи теперь не страсти мотивировали поведение
в публичных делах, а традиция. Недаром Юм заключает, что ’’эпохи величай¬
шего публичного духа не всегда являются наиболее выдающимися с точки
зрения частных гражданских добродетелей, и наоборот”25. Отсюда следовало
заключение: подлинная, настоящая история должна скорее сосредоточиться
на том,что наиболее важно, нежели на том, что наиболее интересно или занимательно2!
Этим был брошен вызов унаследованной от Возрождения традиции, в которой занима¬
тельность оказывалась на первом плане, противопоставляя ’’важное” - ’’интересно¬
му”. Однако сосредоточение внимания на долговременных структурах лишает по¬
вествование драматизма, создаваемого политической хроникой, военными акциями и
т.п. Так, Юм жалуется: ’’Правление Елизаветы протекало столь мирно, что
доставляет историку мало материала”27.
Итак, по сравнению с Локком Юм нашел новый способ трактовки роли в
историческом познании феномена времени - ’’каждому веку свойствен свой
особый способ ведения дел”. Иначе говоря, ’’каждое более или менее завершен¬
ное историческое время составляет ’’зону необходимости” для данной совокуп¬
ности фактов и ’’характеров” и поэтому оно играет эвристическую роль в иссле¬
19Ibid., р. 470.
20Ibidem.
21Ср. Mossner Е.С. Was Hume atory Historian? — Journal of the History of Ideas, v. 2, N 2,
1941, p. 234.
22Hume D. The History of England, v. Ill, p. 132.
23HumeD. Essays..., p. 16.
24Ibid., p. 12.
25Ibidem.
26Hume D. The History of England, v. IV, p. 72.
27bidem.
76

довании соответствующих ситуаций. Вот почему исторический ’’проект” - ис¬
следование - познавательно опирается прежде всего на непрерывность времени
и пространства. ’’Все события, - писал Юм, - которые происходят в определен¬
ном отрезке пространства и промежутке времени, включены в этот проект
(т.е. составляют смысловые единства), хотя с другой точки зрения они... разроз¬
ненны”28. При этом важно, подчеркнуть, что феномен исторического времени
предстает в историзме Юма в его трех измерениях: прошлое, превратившись в
историю, способно поставлять категории для понимания настоящего и для
’’управления будущим”29.
Человек живет одновременно во всех трех модальностях времени: настоящее
актуально переживаемое время освещается опытом прошлого и вследствие
этого прозревает будущее. Через настоящее история становится релевантной
позднейшей действительности. Однако если смена исторических времен еще
может - в рамках указанной парадигмы - объяснить изменение характера
событий, то остается все еще неясным ответ на вопрос: каким образом и време¬
на, и события оказываются историческими, при условии, что творящие историю
субъекты по своей природе являются, по Юму, полностью неисторическими?
Исследователи историзма Юма, столкнувшись с этим противоречием, оказыва¬
лись в заколдованном кругу до тех пор, пока не был поставлен вопрос, этот
порочный круг разорвавший: какова, по Юму, функциональная граница прояв¬
ления тождества человеческой природы вовне?30 И тотчас оказалось, что такая
граница уже отчетливо присутствует в ’’Трактате”31, где мы читаем: ’’Кости,
поры, мускулы, нервы поденщика отличаются от того же у человека благород¬
ного состояния. Это же относится и к его чувствам, поступкам, манерам.
Различные жизненные положения оказывают влияние на всю жизнедеятельность,
внутреннюю и внешнюю. И это различие состояния необходимо возникает по
причине единообразия принципов человеческой природы”. Перед нами образец
’’стихийной”, т.е. не осознанной автором этого поучительного пассажа, диалек¬
тики.
В самом деле, люди не могут жить вне общества. Но свойственная им в
равной мере страсть к расширению владений вынуждает их объединиться под
началом правительства, призванного обеспечить внутренний мир и правосу¬
дие. Однако само по себе наличие правительства приводит к возникновению
различий в общественном положении людей. В результате исходное единооб¬
разие ’’человеческой природы” трансформируется в многообразие социальных
статусов и поведенческих реакций. Последние, изначально как будто бы
2BHumeD. Enquiry..., р. 294.
29Категория времени в философии Юма выступает не как реальность, а только лишь как
идея времени, лишенного, по сути, модальности. Юм об этом писал следующее: ”Существует
непрерывное следование перцепций в нашем уме таким образом, что идея времени постоян¬
но присутствует в нас" (Ните D. Treatise of Human Nature. Ed, by L.A. Selby-Bigge. Oxford,
1896, p. 65.) Что же касается модальностей времени, то они, по Юму, суть творения воображе¬
ния. Воображение же ориентировано только на настоящее (Ibid., р. 428). В случае, если
объект находится в прошлом, мысль к нему движется из настоящего, т.е. в направлении,
противоположном естественному течению времени. Что же касается будущего, то наша
мысль движется по направлению естественного движения времени, переходя постоянно от
одной точки времени к той, которая является непосредственно следующей за ней” (Ibid.,
р. 430). Тем самым Юм предвосхитил путь, которым прошли исторические мыслители от
Вико до Гегеля и который завершился онтологизацией нарративной формы мысли.
3Q Wertz S.K. Hume, History and Human Nature. - Journal of the Ideas, v. 36, N 3, v. 36, N 3
1975.
31 Hume D. Treatise of Human Nature, p. 402.
77

полностью детерминированные и предсказуемые, приобретают характер вероят¬
ностный. Иными словами, будучи до какой-то степени предопределенными
универсализмом человеческой природы, мотивы и характер человеческих
поступков за этим пределом становятся областью случайностей. Вот как Юм
’’причинно” объясняет судьбу Марии Стюарт: это был ’’результат необъясни¬
мого, хотя не столь уж редко встречавшегося непостоянства человеческого ума,
вздорности нашей природы, власти страстей, влияния, которое оказывают ситуа¬
ции и нередко моментальные случаи на людей, чьи принципы не были подтвер¬
ждены опытом и размышлением”32.
”Я допускаю, - писал он по другому поводу, - возможность обнаружить
некоторые действия, которые не имеют регулярной связи с каким-либо из
известных мотивов и являются исключением по отношению ко всем типам
поведения, которые когда-либо были установлены”33. Именуя такого рода
действия ’’иррегулярными” и ”из ряда вон выходящими”, Юм заключает: ”Не
все причины примыкают к их обычным следствиям с одной и той же регуляр¬
ностью. Ремесленник, имеющий дело с мертвой материей, может не достичь
желаемого, равно как и политик, направляющий поведение чувствующих и
думающих существ”34. Очевидно, что сказанного достаточно для того, чтобы
уяснить себе роль фактора ’’отклоняющегося поведения” в процессе истории и
тем самым возникающих из этого постоянных изменений не только историчес¬
ких ситуаций, поведения людей, но и в конечном счете моделей, им управ¬
ляющих35.
Но тем самым историзм Юма не только не исключал, а наоборот, предполагал
широкую универсализацию национальных характеров в пространстве и посте¬
пенное их изменение во времени. ”Мы не должны, однако, ожидать, - писал
он, - что единообразие человеческих действий доходит до того, что все люди
в тех же обстоятельствах всегда будут поступать точно таким же
образом, не проявляя при этом каких-либо различий характеров, предубежде¬
ний и мнений... Напротив, из наблюдений различий поведения различных лю¬
дей мы получаем возможность выводить большее различие максим, которое
тем не менее предполагает определенную степень... регулярности”36. В резуль¬
тате мы как будто снова оказались в порочном кругу, поскольку над нашим
сознанием довлеет знаменитое положение: ’’Если желаете знать чувства, склон¬
ность и образ жизни греков и римлян, изучите хорошо темперамент и поведение
французов и англичан... Вы не доп> стите ошибки, распространив на первых наб¬
людения, сделанные в отношении последних... Человечество в такой степени
однообразно во все времена и во всех местах, что история не сообщает нам в
этом смысле ничего нового и неожиданного”37.
К счастью, на этот раз наличие ’’круга” только кажущееся. Проблема причин¬
ности в истории рассматривается Юмом в двух планах: философском и конкрет¬
но-историческом. Первый из них был нами рассмотрен выше. Что касается вто¬
рого, то речь идет об обнаружении ’’причиняющих” обстоятельств в сочетании
с действиями исторических личностей в каждом отдельном случае. Тем не ме¬
нее, некоторые общие наблюдения и здесь возможны. Во-первых, Юм постоян¬
но - прямо или косвенно - подчеркивает свою отстраненную, философскую
позицию при ответе на вопрос о причинах тех или иных событий, причем дается
Э2Ните D. The History of England, v. IV, p. 244.
33Hume D. Enquiry..., p. 96.
34Ibidem.
35Ibid., p. 95.
36Ibid., p. 85.
37Ibid., p. 83-84.
78

этот ответ скорее в форме аналитических рассуждений, нежели в форме утверж¬
дений. Этим как бы лишний раз напоминается о том, сколь сложна сама проце¬
дура поиска исторических причин. Юм критикует ’’Истории”, составленные по¬
литиками, за то, что все события оказываются в них следствием либо ’’замыс¬
ла”, либо интриги, выступающих как единственно объясняющие ход событий
причины, что выливается в постоянную схему, ничего при этом не оставляя
игре случая, Фортуне. Вводя эти мотивы в причинный ряд, Юм не отводит им
сколько-нибудь исторически важной роли, а скорее предупреждает о наличии
обстоятельств, которые историческими личностями далеко не всегда учиты¬
ваются, но от историков не должны ускользать. Фортуна может быть понята, и ею
можно манипулировать. Она - скорее призыв к осторожности, нежели сила,
способная действовать помимо исторической личности. Одним словом, истори¬
ческий процесс - это случайная комбинация сил, возникающих из столкнове¬
ний и действий героев и не зависящих от них условий реализации преследуе¬
мых ими целей. В отличие от Болингброка, Юм стремился найти такие способы
понимания прошлого, которые делают нас менее восприимчивыми к случай¬
ностям и более заинтересованными в органическом развитии истории.
Юм сперва полагал, что подчеркивание случайности в качестве объяснения
указывает на недостаток знания, когда неизвестна действительная причина
данного события38. В исследовании человеческого понимания мы читаем: ’’Все
случающиеся события в определенном пространстве и в определенный
период времени воспринимаются... как не связанные между
собой. Историк каждый раз открывает род единства посре¬
ди различий, прослеживая причинно-следственную цепь от ее возникновения
вплоть до наиболее отдаленных последствий. Чем глубже проникновение в
причины и чем более непрерывной является их цепь, тем лучше, ибо изучение
причин является не только наиболее полезной и доставляющей наибольшее
удовлетворение частью чтения истории, но и наиболее поучительной его частью,
поскольку посредством этого знания человек способен контролировать события
и управлять будущим39. И хотя в таком оптимизме отразился натуралистичес¬
кий характер юмовского историзма, имитировавшего логику современного ему
естествознания, он серьезно рассматривал проблему операционального исследо¬
вания регулярностей в проявлениях природы человека.
Как уже отмечалось, положение об универсализме и неизменности челове¬
ческой природы выступило в историзме Юма как метаисторический принцип,
открывавший возможность - по аналогии с опытным естествознанием - рассмат¬
ривать историю в качестве науки. Несомненно, что на этом уровне осмысления
предмета исторического познания Юм оставался в плену субстанциализма, т.е.
доктрины полностью неисторической. Однако было бы более чем ошибочно
распространить этот принцип и на мир исторических явлений, который, по мыс¬
ли Юма, включает обширный пласт иррегулярных, индетерминированных фено¬
менов, что открывает возможность новаций и изменений в функционировании
общества и тем самым историзирует мир истории. Очевидно, что на этом уровне
анализа решающее значение приобретает так называемое отклоняющееся по¬
ведение ’’актеров” на сцене истории. Вот как, например, с этой точки зрения в
’’Истории Англии” вырисовывается характер королевы Елизаветы I: ”С целью
получить адекватное представление о ее характере мы должны оставить в сто¬
роне одну часть ее поведения... и рассмотреть ее промахи, при этом безразлич¬
но, усмотрим ли мы в них проявление неблагоразумия или преступлений, до-
38Ibid., р. 315.
39Ibid., р. 294.
79

пущенных в результате... неустойчивости нашей природы, давления страстей
или же под влиянием ситуации, сиюминутных обстоятельств... принципы кото¬
рых надлежащим образом не подтверждены опытом”40.
Не правда ли, как далеко отстоит такое изображение причин возможных от¬
клонений в проявлениях человеческого характера в действии от их детермина¬
ции, вытекающей из субстанциалистической интерпретации человеческой при¬
роды?! Поскольку же историческая память и текущий общественный опыт сох¬
раняют не только жестко детерминированные модели поведения, но еще и
большее количество свидетельств поведения ’’иррегулярного”, постольку
неоднократно повторяющийся в ’’Трактате” совет Юма - изучать общественный
опыт41 - означает в действительности, что изначальное отношение неизменных
принципов человеческой природы и исторического опыта ’’перевернулось”:
вместо того, чтобы указанные принципы служили руководством при обращении
к опыту, последний оказывался ключом к пониманию человеческой природы.
Иными словами, в центре внимания, обращающегося к общественному опыту,
в конечном счете оказывается атипическое в человеческом поведении, т.е.
именно то, что превращает историю в процесс изменений изначального. Не при¬
вычное, устоявшееся, а первое появление данного феномена, новый поворот в
течении событий - вот что, по мысли Юма, представляет главную познаватель¬
ную цель, сууь интереса каждого, кто обращается к историческому опыту че¬
ловечества.
Представитель общественного течения так называемой философской (объяс¬
няющей) истории, Юм, наряду с тем, что он привнес в историзм многое характер¬
ное для него как исторического мыслителя, разделял предубеждения указан¬
ного направления в целом. Как уже отмечалось, Юм не знал связного, преемст¬
венного в своей основе исторического процесса. Сохранявшееся в памяти на¬
рода историческое время распадалось в его восприятии на изолированные,
обособленные один от другого периоды. В результате непрерывным оказыва¬
лось лишь движение календарного времени. Что же касается времени содержа¬
тельного, исторического, то Юм представлял его движение по образу маятника,
т.е. в виде прерывающихся циклов, каждый из которых ничем не обязан пред¬
шествующему. В его переписке мы по этому поводу находим следующие харак¬
терные положения: ’’Развитие всего - как в искусствах, так и в природе, - дос¬
тигнув определенной точки, прерывается”42. И еще: ’’Великие империи, боль¬
шие города, интенсивная торговля [в один прекрасный момент] прерываются не
по причине случайных событий, а в силу необходимых [т.е. внутренних. - М.Б]
принципов”43. И, наконец: ’’Это - качающийся маятник... исторический процесс,
подобно темным столетиям, наступившим после германского нашествия и паде¬
ния Римской империи, достигнув крайней точки в одном направлении, должен
начать движение в другую сторону”44.
В ’’Истории” Юма по сути нет сквозных тем. Фокус установлен на специфи¬
ческих ситуациях и их причинах, а не на крупных исторических движениях.
И это вопреки тому, что Юм осмысливал историю по преимуществу как историю
конституционную. При этом, однако, одна эпоха ничего не передавала другой.
Возникавшие на этой почве конфликты и те или иные формы их разрешения
оказывались всего лишь способом организации материала в рамках каждой
Ą0Hume D. The History of England, v. IV, p. 75.
Hume D. Treatise of Human Nature, p. 487.
Ą2Hume D. The Letters, v. I. Oxford, 1932, p. 143.*
43Ibid., p. 212.
44Ibidem.
80

эпохи45. В результате история распадается как бы на совокупность статических
картин. Когерентность ’’философской истории” в лучшем случае есть функция
обобщающего ума, а не отражение ее субъективной целостности.
Разумеется, что, оставаясь философски на почве субстанциализма в истол¬
ковании человеческой природы, Юм не был в состоянии представить - пусть
чисто умозрительно - ни картину развития человечества, ни тем более направ¬
ление ее движения, хотя бы в силу того, что он не допускал каких-либо ради¬
кальных изменений этой природы. Тем не менее Юм оперировал категорией
цивилизации, ’’усовершенствование” которой включало как элементы эконо¬
мики - промышленность и торговлю, - так и элементы права и государства и,
наконец, нравы людей. ’’Частное благополучие, - писал Юм, - предполагает
усовершенствование публичной жизни, права, порядка, полиции, дисциплины.
Этого нельзя достичь прежде, чем человеческий разум не усовершенствует себя
самого путем упражнения и приобщения к более вульгарным искусствам, по
крайней мере к торговле и мануфактуре. Лишь в конечном счете, в результате
долгого процесса люди достигнут смягчения их нравов, приятных манер и прос¬
вещенного существования”. Заметим, язык Юма-историка не знает терминов
’’изменение”, ’’развитие”, и единственной формой прогресса оказывается ’’усо¬
вершенствование”.
Для завершения анализа ’’философии истории” Юма необходимо хотя бы
вкратце остановиться на вопросе более конкретном: как раскрывались в ней
две категории - ’’характер” и ’’причина”? Начать с того, что исторический ха¬
рактер, по сути, никогда не выступал в истории Юма в своей подлинной, т.е.
неповторимой индивидуальности. Как правило, историческая личность реду¬
цируется к определенному ’’типу” характера, состоящему из такого-то ’’набо¬
ра” добродетелей и пороков, чисто механически соединенных в данном истори¬
ческом персонаже46. При всем том роль этой категории в структуре предмета
истории, как он виделся Юму, трудно переоценить. Поскольку история еще ри¬
совалась ему прежде всего как философское повествование о делах публичных,
постольку исторические характеры, с одной стороны, определяли путь конф¬
ликта и развития драмы, заполнявшей сцену публичной жизни в данную эпоху,
и, с другой стороны, раскрытие - по ходу действия - тех или иных сторон этих
характеров наделялось историком функцией движителя самого процесса ис¬
тории. Так или иначе, но рассмотрение объективной диалектики истории сквозь
призму раскрытия характера исторических персонажей приобретало в кон¬
тексте философской истории вопроса движущую функцию47.
Столь же неоднозначно раскрывается в историзме Юма категория причиннос¬
ти. Уже из того обстоятельства, что в видении Юма все состав л яющие контекста
истории оказались разделенными и изначально обособленными, вытекала осо¬
бая актуальность рассмотрения проблемы связи между ними. Как и следова¬
ло ожидать, Юм знает лишь одну всеобъемлющую форму связи - причинно-
следственную. Полем приложения причинного объяснения является об¬
ласть эмпирических фактов. Факты и причинность - парные категории, они
внутренне связаны, одно требует другого. Здесь априорные суждения и заклю¬
чения теряют силу. В силу того, что данные явления в нашем восприятии пос-
Ą5Brandy L. Op. cit., р. 37 ff.
Ą6Black D. The Art of History. London, 1926, p. 84 ff.
В этом смысле правомерно заключить, что Юм реализовал один из советов его старшего
совреиенника — Болингброка: "Человек есть предмет любой истории; чтобы хорошо его
знать, иы должны видеть и понять его во всех возрастах, во всех странах..., в жизни и смер¬
ти — и только история может нам так его изобразить”. — Болингброк. Письма об изучении и
пользе истории. М., 1978, с. 62.
81

тоянно связаны друг с другом, человеческий ум готов заключить об одном из
появления другого. Однако, когда мы утверждаем, что один объект является
причиной другого, мы при этом не думаем, что он произведен другим. Случай¬
ность - как нечто случившееся без причины - является абсурдом. Это попрос¬
ту означает, что причина осталась нераскрытой48. Одни и те же мотивы приводят
всегда к одним и тем же действиям. Одни и те же действия вытекают из одних
и тех же причин.
Нетрудно заметить, что перед нами - образец чисто механистического истол¬
кования причинно-следственной связи в истории. И это не только в силу того,
что Юмом опускалась цепь опосредствований между причиной и следствием,
что им зачастую не различались непосредственно повод к действию и долговре¬
менная причина действия, что отдаленные следствия не отделялись от близ¬
ких. Вместе с тем Юм сознавал, что причины в истории созревают постепенно,
медленными прибавлениями, а не заключены в действиях одномоментных,
равно как и то, что следствие сплошь и рядом богаче, многообразнее и неожи¬
даннее мотивов действия, послуживших их причиной. В целом вся пробле¬
ма причинности в истории интерпретировалась в плоскостном измерении поли¬
тического ’’воления” исторических персонажей, без углубления в сферу объек¬
тивной необходимости, т.е. в подоснову истории политической. Наконец заме¬
тим, что в контексте рассматриваемой проблемы Юм отвергал религиозную
гипотезу и вместе с ней ’’конечную причину” истории - божественный промысел.
Как бы то ни было, идея истории, унаследованная от морализирующей исто¬
риографии с ее ’’образцовыми” событиями, ’’эталонными” индивидами, в ’’Исто¬
рии” Юма уступила место истории, формируемой временем, движением слож¬
ной совокупности причино-следственных связей. Важную роль в раскрытии
последних играет категория необходимости. Она используется для объяснения
неординарных поворотов процесса, в частности для объяснения протектората
Кромвеля: если бы вина Кромвеля заключалась только во временной узурпации
власти, апелляция к необходимости и общему благу была бы достаточной для
его оправдания. Это значило, что Юм косвенно пришел к выводу, что не инди¬
виды создают проблемы истории, а стечение обстоятельств, в которых они ока¬
зываются. Из этого следовал вывод: мотивы действия индивида следует рас¬
сматривать прежде всего сквозь призму ’’необходимости”, в сравнении с кото¬
рой роль характера оттеснялась на второй плац.
Недаром Юм полагал, что с введением так называемого экспериментального
метода в науку о человеке, в том числе и в историю, познание мира историчес¬
кого основывается на столь же убедительном базисе научной достоверности,
как и науки о природе. Так как каждой науке присущ свой предел достовер¬
ности, достаточный для ее познавательных целей, то достоверность науки исто¬
рии и достоверность наук о природе, в первую очередь математики, находятся
в отношении координации, но ни в коем случае не субординации. Более того,
практически одновременно с Дж. Вико и независимо от него Юм заключал, что
именно наука о человеке является эталоном науки вообще, наукой, входящей
определенным образом во все науки.
История же показывает нам причины и непосредственные результаты исто¬
рических связей и тем самым делает нас способным^ предугадать будущие
события. Во всяком случае, в мире блужданий история - единственная наша
опора.
Статья подготовлена к печати
К.Д. Авдеевой и А.М. Баргом
4ВНите D. Enquiry..., р. 74, 55.
82

Публикации
СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКИЕ ДОКУМЕНТЫ 1939-1941 гг.
ИЗ АРХИВА ЦК КПСС*
От редакции
Указами Президента России Б.Н. Ельцина архивы КПСС были переданы в
состав Государственной архивной службы Российской Федерации, которая зани¬
мается их рассекречиванием.
В результате этой работы найдены ранее считавшиеся утраченными тексты со¬
ветских оригиналов документов с грифом ’’Совершенно секретно” о советско-
германских отношениях 1939-1941 гг., хранившиеся в ’’Особой папке” в ЦК
КПСС (Москва, Старая площадь, 4)1.
Дипломатические документы германского министерства иностранных дел,
содержащие материалы о советско-германских отношениях в 1939-1941 гг.,
впервые были изданы на немецком и английском языках Государственным
департаментом США2. Существуют и другие публикации этих документов3, в
том числе и на русском языке4. Причем все они основаны не на оригиналах, а на
копиях из архивов США и ФРГ.
Первая официальная советская публикация несекретной части этих докумен¬
тов была осуществлена после второй мировой войны5.
’’Для служебного пользования” были изданы материалы ”К заключению гер¬
мано-советского договора о дружбе и границе между СССР и Германией 28 ок-
*В настоящее время документы находятся в Архиве Президента России.
ХЦК КПСС, Закрытый пакет № 34 (87 г.), ф. 3, оп. 64, ед. хр. 675-а на 26 листах. Гриф "Сов.
секретно, серия ”К”. Особая папка”. Название: ”Дело № 46-Г9 А/2 г/4-1. Советско-германский:
договор 1939 г.” Указание на папке: "Хранить в закрытом пакете. Указание зав. общим отде¬
лом ЦК КПСС тов. Болдина В.И. Без разрешения заведующего пакет не вскрывать”.
2Das nationalsozialistische Deutschland und die Sowjetunion. 1939-1941. Akten aus dem Archiv
des Deutschen Auswartigen Amts. Washington, Department of State, 1948; Nazi-Soviet Relations.
1939—1941. Documents from the Archives of the German Foreign Office. Washington, Department
of State, 1948.
3Die Beziehungen zwischen Deutschland und der Sowjetunion 1939-1941. Dokumente des Aus-
wartiges Amtes. Hrg. Alfred Seidl. Tubingen, 1949; Akten zur deutschen auswartigen Politik
1918-1945. Aus dem Archiv des Deutschen Auswartigen Amtes. Ser. D (1937-1945), Bd. 6-12.
Baden-Baden, 1956—1969; Kiihnl R. Der deutsche Faschismus in Quellen und Dokumenten. Koln,
1979; Dokumente und Materialien aus der Vorgeschichte des Zweiten Weltkrieges, Bd. 1, 2. Frank¬
furt a.M., 1985; Deu+sch-sowjetische Geheimverbindungen. Unveroffentliche diplomatische De-
peschen zwischen Berlin und Moskau in Vorabend des Zweiten Weltkrieges. Tubingen, 1988; Hit¬
ler-Stalin Pakt 1939. Das Ende Ostmitteleuropas? Hrg. Erwin Oberlander. Frankfurt a.M., 1989.
СССР — Германия 1939—1941, т. 1—2. Составитель Ю. Фельштинский. Вильнюс, 1989 (пере¬
печатка с американского издания 1983 г.). Перевод Ю. Фельштинского значительно отличает¬
ся от публикуемых советских официальных дипломатических текстов на русском языке.
5Внешняя политика СССР. Сб. документов. Т. IV (1935 - июнь 1941 г.). М., 1946.
83

тября 1939 года”, ’’Германо-советский договор о дружбе и границе между СССР
и Германией, заключенный в Москве 28 сентября 1939 года”, ’’Заявление Совет¬
ского и германского правительств 28 сентября 1939 года” (опись № 1, документ
№ 7), письмо В.М. Молотова ’’Германскому министру иностранных дел господи¬
ну Иоахиму фон Риббентроп” 28 сентября 1939 года (опись № 1, документ № 8)6.
Ответное письмо Риббентропа Молотову (опись № 1, документ № 8) в сборнике
’’Внешняя политика СССР” опубликовано не было, но было дано его изложение
по тексту газеты ’’Известия”7.
Карты польской территории с подписями Сталина и Риббентропа (опись № 1,
документ № 9) в 1939 г. были опубликованы в ’’Правде”0.
В 1989 г. на II съезде народных депутатов СССР Комиссия по политической и
правовой оценке советско-германского договора о ненападении под председа¬
тельством А.Н. Яковлева ввела в официальный обиход ’’Секретный дополни¬
тельный протокол о границе сфер интересов Германии и СССР” от 23 августа
1939 г. (опись № 1, документ № I)9.
В постановлении съезда отмечалось, что ’’подлинники протокола не обнару¬
жены ни в советских, ни в зарубежных архивах. Однако... экспертизы копий,
кар*} и других документов, соответствие последующих событий содержанию
протокола подтверждают факт его подписания и существования”10.
Основные документы, подписанные в период с 15 августа по 3 сентября 1939 г.,
включая все тексты договора от 23 августа 1939 г. (опись № 1, документы № 1, 2), были
впервые официально опубликованы в СССР в сентябре 1989 г. по копиям из архивов
ФРГ11.
Затем были осуществлены другие публикации12. Однако они основаны не на
советских оригинальных текстах, а на копиях.
Официальные советские тексты документов, обозначенных в описи № 1 под
№№ 1-6, публикуются впервые. Тексты воспроизводятся по оригиналам на рус¬
ском и немецком языках. На немецких текстах документов № 1-5 фамилия
Молотова написана им самим латинскими буквами.
В ’’Особой папке” ЦК КПСС содержатся также служебные материалы: ’’Справ¬
ка о советско-германских секретных соглашениях, заключенных в период 1939—
1941 годов”, написанная заведующим VI сектором Общего отдела ЦК КПСС
Л. Мошковым, составленный им же 10 июля 1987 г. ’’Перечень секретных доку¬
ментов о советско-германских отношениях за 1939-1941 гг. из архива герман¬
ского министерства иностранных дел, опубликованных Госдепартаментом США
в 1948 г.”, а также и его рукописная запись: ”10 июня. Доложил т. Болдину В.И.
6 Там же, док. № 361, с. 451—453.
7Известия, 29. IX. 1939; Внешняя политика СССР, т. IV. с. 453.
8Правда, 29. IX.1939. См. также: СССР - Германия, 1939-1941, т. 1, с. 111.
9
Второй съезд народных депутатов СССР 12-24 декабря 1989 г. Стенографический отчет,
т. IV.M., 1990, с. 256-279, 378-381.
ю
Постановление съезда народных депутатов СССР ”0 политической и правовой оценке
советско-германского договора-о ненападении 23 августа 1939 года”. - Там же, с. 612—614.
Международная жизнь, 1989, № 9, с. 90—123. Здесь же публикуется статья Ю.Н. Зори и
Н.С. Лебедевой, рассматривающая историю отклонения Международным военным трибуна¬
лом в Нюрнберге представленных адвокатом Гесса А. Зейдлем копий секретных дополни¬
тельных протоколов к договорам 23 августа и 28 сентября 1939 г. — Международная жизнь,
1989, № 9, с. 124-137.
12Альтернативы 1939. М., 1989; Год кризиса. 1938-1939, т. 1-2. М., 1990.
84

Им дано указание держать пока под рукой в секторе. Книгу (речь идет о ”Nazi-
Soviet Relations. 1939-1941”. - Ред.) можно вернуть в библиотеку. 10.7.87. Л. Мош¬
ков”.
В ’’Особой папке” содержится также копия ’’Секретного дополнительного
протокола о границе сфер интересов Германии и СССР” от 23 августа 1939 года
(опись № 1, документ № 1) с напечатанным текстом: ”По уполномочию Прави¬
тельства СССР: В. Молотов. За Правительство Германии: Риббентроп”, но без
собственноручных подписей Молотова и Риббентропа. На первой странице
текста ’’Секретного дополнительного протокола” в правом верхнем углу -
карандашная пометка: ”Тов. Сталину. В.М.99. В связи с тем, что копия на имя
Сталина полностью совпадает с текстом подписанного Молотовым и Риббентро¬
пом документа, она нами не публикуется.
* *
★
Сов. секретно
Особая папка
Экземпляр единственный
СПРАВКА
О СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКИХ СЕКРЕТНЫХ СОГЛАШЕНИЯХ,
ЗАКЛЮЧЕННЫХ В ПЕРИОД 1939-1941 ГОДОВ
Советско-германские секретные соглашения 1939-1941 гг. (перечень прилага¬
ется) поступили в архив ЦК КПСС 30 октября 1952 года из секретариата В.М. Мо¬
лотова.
2 июля 1956 года Президиум ЦК КПСС принял постановление ”06 организа¬
ции систематического издания дипломатических документов”. С разрешения
ЦК КПСС работники МИД СССР знакомились с документами архива ЦК за 1923—
1933 годы. 21 февраля 1974 г. Секретариат ЦК КПСС согласился с предложением
Общего отдела ЦК о том, чтобы в дальнейшем не допускать работников аппара¬
та МИД в архив ЦК, а по просьбе МИД отбирать необходимые документы, про¬
сматривать их в отделе и с разрешения ЦК посылать в МИД.
В соответствии с этим решением копии некоторых внешнеполитических
документов из архива ЦК посылались в МИД СССР по его письменным просьбам.
Копии секретных советско-германских соглашений, подписанных в 1939-
1941 гг., посылались в МИД дважды:
- 8 июля 1975 года - на имя зам. министра И.Н. Земскова для ознакомления
А.А. Громыко (копии были возвращены и уничтожены 4 марта 1977 года);
- 21 ноября 1979 года - в адрес И.Н. Земскова ’’лично” (копии возвращены и
уничтожены 1 февраля 1980 года).
Никому другому эти документы для ознакомления не посылались. В справоч¬
ной работе они не использовались. Касательство к ним имели только работники,
осуществляющие обработку и хранение документов архива ЦК КПСС. Подлин¬
ники хранятся в условиях особо строгого режима.
В 1948 году большая часть указанных документов была опубликована (на
английском языке) в изданной Государственным департаментом США книге
’’Нацистско-советские отношения 1939-1941 гг. Документы из архива германско¬
85

го министерства иностранных дел”. Имеются их переводы, поступившие в том
же году по линии ТАСС. (см. приложение).
Приложение на 16 листах
Зав. VI сектором
Общего отдела ЦК КПСС
Л. Мошков
10. VII. 1987 г.
№20-06/197
Сов. секретно
ОПИСЬ № 1
ДОКУМЕНТЫ, ОТНОСЯЩИЕСЯ К СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКИМ
ПЕРЕГОВОРАМ В ПЕРИОД 1939-1941 гг.
1. Подлинные тексты советско-германских секретных соглашений,
заключенных в период 1939-1941 годов
1) Секретный дополнительный протокол о границе сфер интересов Германии
и СССР. Подписан В.М. Молотовым и Риббентропом 23 августа 1939 г.
2) Разъяснение к секретному дополнительному протоколу от 23 августа
1939 г. Подписано В.М. Молотовым и Шуленбургом 28 августа 1939 г.
3) Доверительный протокол относительно возможности переселения населе¬
ния, проживающего в сферах интересов правительств СССР и Германии. Под¬
писан В.М. Молотовым и Риббентропом 28 сентября 1939 г.
4) Секретный дополнительный протокол об изменении советско-германского
соглашения от 23 августа относительно сфер интересов Германии и СССР. Под¬
писан В.М. Молотовым и Риббентропом 28 сентября 1939 г.
5) Секретный дополнительный протокол о недопущении польской агитации
на территории другой договаривающейся стороны. Подписан В.М. Молотовым и
Риббентропом 28 сентября 1939 г.
6) Протокол об отказе Германии от притязаний на часть территории Литвы,
указанную в секретном дополнительном протоколе от 28 сентября 1939 г. Под¬
писан В.М. Молотовым и Шуленбургом 10 января 1941 г.
7) Заявление советского и германского правительств от 28 сентября 1939 го¬
да о взаимной консультации.
(На русском и немецком языках)
8) Обмен письмами между В.М. Молотовым и Риббентропом от 28 сентября
1939 года об экономических отношениях между СССР и Германией.
(На русском и немецком языках вместе с черновиками)
9) Две карты польской территории с подписями И.В. Сталина и Риббентропа.
Кс. копия с экземпляра, поступившего из секретариата В.М. Молотова.
86

Приложение
экз. единственный
ПЕРЕЧЕНЬ
СЕКРЕТНЫХ ДОКУМЕНТОВ О СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКИХ
ОТНОШЕНИЯХ ЗА 1939-1941 гг. ИЗ АРХИВА
ГЕРМАНСКОГО МИНИСТЕРСТВА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ,
ОПУБЛИКОВАННЫХ ГОСДЕПАРТАМЕНТОМ США В 1948 г.
1. Секретный дополнительный протокол о разграничении сфер обоюдных инте¬
ресов между Германией и СССР, подписанный Риббентропом и В.М. Молотовым
23 августа 1939 г.
Подлинные тексты на русском и немецком языке.
Копия документа с резолюцией В. Молотова ”Тов. Сталину”,
ф. 3, оп. 64, д. 675-а, лл. 3-4, 5-6, 7, 8.
Опубликован: ’’Nazi-Soviet Relations. 1939-1941”.
Documents from the Archives of The German Foreign Office
As Released by the Department of State, 1948, стр. 78.
Перевод ТАСС книги ’’Нацистско-советские отношения. 1939-1941 гг.”
Документы из архива германского министерства иностранных дел, Гос¬
департамент США. 1948 г.
ф. 45, on. 1, д. 240, лл. 153-154.
2. Разъяснение пункта 2 к ’’Секретному дополнительному протоколу”, под¬
писанные В.М. Молотовым и Шуленбургом 28 августа 1939 г., Госдепартаментом
США не публиковалось.
Подлинные тексты на русском и немецком языке,
ф. 3, оп. 64, д. 675-а, лл. 10, 11.
3. Доверительный протокол о возможности переселения населения, прожива¬
ющего в сферах интересов правительств СССР и Германии, подписанный Риб¬
бентропом и В.М. Молотовым 28 сентября 1939 г.
Подлинные тексты на русском и немецком языке,
ф. 3, оп. 64, д. 675-а, лл. 13,14.
Опубликован: ’’Nazi-Soviet Relations, 1939-1941”. стр. 106.
Перевод ТАСС книги ’’Нацистско-советские отношения. 1939-1941 гг.”
ф. 45, оп. 1, д. 240, л. 187.
4. Секретный дополнительный протокол об изменении пункта 1 секретного до¬
полнительного протокола, подписанного 23 августа 1939 г. о сферах интересов
Германии и СССР.
Подлинные тексты на русском и немецком языке, подписанные Риббентро¬
пом и В.М. Молотовым 28 сентября 1939 г.
ф. 3, оп. 64, д. 675-а, лл. 16, 17-18.
Опубликован: ’’Nazi-Soviet Relations. 1939-1941”, стр. 107.
Перевод ТАСС книги ’’Нацистско-советские отношения. 1939- 1941гг.”
ф. 45, оп. 1, д. 240, лл. 187, 188.
5. Секретный дополнительный протокол о недопущении польской агитации на
территории договаривающихся сторон, подписанный Риббентропом и В.М. Моло¬
товым 28 сентября 1939 г.
Подлинные тексты на русском и немецком языке,
ф. 3, оп. 64, д. 675-а, лл. 20, 21.
Опубликован: ’’Nazi-Soviet Relations. 1939-1941”, стр. 107.
87

Перевод ТАСС книги ’’Нацистско-советские отношения. 1939-1941 гг.”
ф. 45, on. 1, д. 240, л. 188.
6. Секретный протокол об отказе Германии от притязаний на часть территории
Литвы, указанную в секретном дополнительном протоколе от 28 сентября
1939 г.
Подлинный текст на русском и немецком языке, подписанный Шуленбур-
гом и В.М. Молотовым 10 января 1941 г.
ф. 3, оп. 64, д. 675-а, лл. 23-24, 25-26.
Опубликован: ’’Nazi-Soviet Relations. 1939-1941”, стр. 267-268.
Перевод ТАСС книги ’’Нацистско-советские отношения. 1939-1941 гг.”
ф. 45, on. 1, д. 242, лл. 378-379.*
1. ПОДЛИННЫЕ ТЕКСТЫ СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКИХ СЕКРЕТНЫХ
СОГЛАШЕНИЙ, ЗАКЛЮЧЕННЫХ В ПЕРИОД 1939-1941 годов
1) Секретный дополнительный протокол о границе сфер интересов Германии
и СССР. Подписан В.М. Молотовым и Риббентропом 23 августа 1939 г., копия на
имя т. Сталина.
2) Разъяснение к секретному дополнительному протоколу от 23 августа
1939 г. Подписано В.М. Молотовым и Шуленбургом 28 августа 1939 г.
3) Доверительный протокол относительно возможности переселения населе¬
ния, проживающего в сферах интересов правительств СССР и Германии. Под¬
писан В.М. Молотовым и Риббентропом 28 сентября 1939 г.
4) Секретный дополнительный протокол об изменении советско-германского
соглашения от 23 августа относительно сфер интересов Германии и СССР. Под¬
писан В.М. Молотовым и Риббентропом 28 сентября 1939 г.
5) Секретный дополнительный протокол о недопущении польской агитации
на территории другой договаривающейся стороны. Подписан В.М. Молотовым и
Риббентропом 28 сентября 1939 г.
6) Протокол об отказе Германии от притязаний на часть территории Литвы,
указанную в секретном дополнительном протоколе от 28 сентября 1939 г. Под¬
писан В.М. Молотовым и Шуленбургом 10 января 1941 г.
7) Заявление советского и германского правительств от 28 сентября 1939 го¬
да о взаимной консультации.
(На русском и немецком языках)
8) Обмен письмами между В.М. Молотовым и Риббентропом от 28 сентября
1939 года об экономических отношениях между СССР и Германией.
(На русском и немецком языках вместе с черновиками)
9) Две карты польской территории с подписями И.В. Сталина и Риббентропа.
*После текста "Перечня” "Закрытого пакета” № 34 следует рукописная запись Л. Мошко¬
ва от 10 июля 1987 г., приведенная во вступительном тексте.
88

Министерство Иностранных Дел Союза ССР
1. Секретный дополнительный протокол о
границе сфер интересов Германии и СССР.
Подписан В.М. Молотовым и Риббентропом
23 августа 1939 г.
СЕКРЕТНЫЙ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПРОТОКОЛ
При подписании договора о ненападении между Германией и Союзом Совет¬
ских Социалистических Республик нижеподписавшиеся уполномоченные обеих
сторон обсудили в строго конфиденциальном порядке вопрос о разграничении
сфер обоюдных интересов в Восточной Европе. Это обсуждение привело к ниже¬
следующему результату:
1. В случае территориально-политического переустройства областей, входя¬
щих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва),
северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов
Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области
признаются обеими сторонами.
2, В случае территориально-политического переустройства областей, входя¬
щих в состав Польского Государства, граница сфер интересов Германии и СССР
будет приблизительно проходить по линии рек Нарева, Вислы и Сана.
Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение незави¬
симого Польского Государства и каковы будут границы этого государства,
может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политическо¬
го развития.
Во всяком случае, оба Правительства будут решать этот вопрос в порядке
дружественного обоюдного согласия.
3. Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчеркивается
интерес СССР к Бессарабии. С германской стороны заявляется о ее полной поли¬
тической незаинтересованности в этих областях.
4. Этот протокол будет сохраняться обеими сторонами в строгом секрете.
Москва, 23 августа 1939 года.
По уполномочию За Правительство
Правительства СССР Германии
В. Молотов v. Ribbentrop
GEHEIMES ZUSATZPROTOKOLL
Aus Anlass der Unterzeichnung des Nichtangriffsvertrages zwischen dem Deutschen
Reich und der Union der Sozialistischen Sowjetrepubliken haben die unterzeichneten
Bevollmachtigten der beiden Teile in streng vertraulicher Aussprache die Frage der
Abgrenzung der beiderseitigen Interessensspharen in Osteuropa erórtert. Diese Aus¬
sprache hat zu folgendem Ergebnis gefiihrt:
I. Fiir den Fall einer territorial-politischen Umgestaltung in den zu den Baltischen
Staaten (Finnland, Estland, Lettland, Litauen) gehórenden Gebieten bildet die nórd-
liche Grenze Litauens zugleich die Grenze der Interessensspharen Deutschlands und
der UdSSR. Hierbei wird das Interesse Litauens am Wilnaer Gebiet beiderseits aner-
kannt.
2. Fiir den Fali einer territorial-politischen Umgestaltung der zum polnischen Staate
gehórenden Gebiete werden die Interessensspharen Deutschlands und der UdSSR
ungefahr durch die Linie der Fliisse Narew, Weichsel und San abgegrenzt.
89

Die Frage, ob die beiderseitigen Interessen die Erhaltung eines unabhangigen pol-
nischen Staates erwiinscht erscheinen lassen und wie dieser Staat abzungienzen ware,
kann endgiiltig erst im Laufe der weiteren politischen Entwickelung geklart werden.
In jedem Faile werden beide Regierungen diese Frage im Wege einer freundschaft-
lichen Verstandigung losen.
3) Hinsichtlich des Siidostens Europas wird von sowjetischer Seite das Interesse an
Bessarabien betont. Von deutscher Seite wird das vbllige politische Desinteressement an
diesen Gebieten erklart.
4) Dieses Protokoll wird von beiden Seiten streng geheim behandelt werden.
Moskau, den 23. August 1939
Fiir die
Deutsche Reichsregierung:
v. Ribbentrop •
In Vollmacht
der Regierung der UdSSR:
W. Molotow
Министерство Иностранных Дел Союза ССР
2. Разъяснение к секретному дополнительному
протоколу от 23 августа 1939 г. Подписано
В.М. Молотовым и Шуленбургом 28 августа 1939 г.
РАЗЪЯСНЕНИЕ К ’’СЕКРЕТНОМУ ДОПОЛНИТЕЛЬНОМУ ПРОТОКОЛУ”
ОТ 23 АВГУСТА 1939 ГОДА
В целях уточнения первого абзаца п. 2-го ’’Секретного Дополнительно¬
го Протокола” от 23-го августа 1939 года настоящим разъясняется, что
этот абзац следует читать в следующей окончательной редакции, а
именно:
”2. Б случае территориально-политического переустройства областей,
входящих в состав Польского Государства, граница сфер интересов Гер¬
мании и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Писса, Наре-
ва, Вислы и Сана”.
Москва, 28-го августа 1939 года.
По уполномочию
Правительства СССР
В. Молотов
За Правительство
Германии
F.W. Graf v.d. Schulenburg
ERLAUTERUNG ZUM ”GEHEIMEN ZUSATZPROTOKOLL”
VOM 23 AUGUST 1939
Zwecks Prazistierung des ersten Absatzes des Punktes 2 des ’’Geheimen Zusatzproto-
kolls” vom 23. August 1939 wird hierdurch erlautert, dass dieser Absatz in folgender
endgiiltiger Fassung gelesen werden soil und zwar:
”2. Fiir den Fall einer territorial-politischen Umgestaltung der zum polnischen Staate
gehbrenden Gebiete werden die Interessenspharen Deutschlands und der UdSSR unge-
fahr durch die Linie der Fliisse Pissa, Narew, Weichsel und San abgegrenzt”.
Moskau, am 28. August 1939.
Tur die In Vollmacht
Deutsche Reichsregierung: der Regierung der UdSSR:
F.W. Graf v.d. Schulenburg W. Molotov.
90

Министерство Иностранных Дел Союза ССР
3. Доверительный протокол относи¬
тельно возможности переселения на¬
селения, проживающего в сферах ин¬
тересов правительств СССР и Герма¬
нии. Подписан В.М. Молотовым и
Риббентропом 28 сентября 1939 г.
ДОВЕРИТЕЛЬНЫЙ ПРОТОКОЛ
Правительство СССР не будет препятствовать немецким гражданам и другим
лицам германского происхождения, проживающим в сферах его интересов, если
они будут иметь желание переселиться в Германию или в сферы германских
интересов. Оно согласно, что это переселение будет проводиться уполномочен¬
ными Германского Правительства в согласии с компетентными местными
властями и что при этом не будут затронуты имущественные права пересе¬
ленцев.
Соответствующее обязательство принимает на себя Германское Правитель¬
ство относительно лиц украинского или белорусского происхождения, прожива¬
ющих в сферах его интересов.
По уполномочию
Правительства СССР
В. Молотов
Москва, 28 сентября 1939 года.
За Германское
Правительство
v. Ribbentrop
VERTRAULICHES PROTOKOLE
Die Regierung der UdSSR wird den in ihren Interessengebieten ansassigen Reich-
sangehorigen und anderen Personlichkeiten deutscher Abstammung, sofern sie den
Wunsch haben, nach Deutschland Oder in die deutschen Interessengebiete iiberzu-
siedeln, hierbei keine Schwierigkeiten in den Weg legen. Sie ist damit einverstanden,
dass diese Ubersiedlung von Beauftragten der Reichsregierung im Einvernehmen mit
den zustandigen ortlichen Behorden durchgefiihrt wird und dass dabei die Vermogens-
rechte der Auswanderer gewahrt bleiben.
Eine entsprechende Verpflichtung iibernimmt die Deutsche Reichsregierung hin-
sichtlich der in ihren Interessengebieten ansassigen Personen ukrainischer oder weiss-
russischer Abstammung.
Moskau, den 28. September 1939.
Fiir die Deutsche Reichsregierung: In Vollmacht der Regierung der
v. Ribbentrop UdSSR:
W. Molotow
91

Министерство Иностранных Дел Союза ССР
4. Секретный дополнительный про¬
токол об изменении советско-гер¬
манского соглашения от 23 августа от¬
носительно сфер интересов Германии
и СССР. Подписан BJ4. Молотовым
и Риббентропом 28 сентября
1993 г.
СЕКРЕТНЫЙ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПРОТОКОЛ
Нижеподписавшиеся уполномоченные констатируют согласие Германского
Правительства и Правительства СССР в следующем:
Подписанный 23 августа 1939 г. секретный дополнительный протокол изменя¬
ется в п. 1 таким образом, что территория литовского государства включается в
сферу интересов СССР, так как с другой стороны Люблинское воеводство и
части Варшавского воеводства включаются в сферу интересов Германии
(см. карту к подписанному сегодня Договору о дружбе и границе между СССР и
Германией). Как только Правительство СССР предпримет на литовской террито¬
рии особые меры для охраны своих интересов, то с целью естественного и про¬
стого проведения границы настоящая германо-литовская граница исправляется
так, что литовская территория, которая лежит к юго-западу от линии, указан¬
ной на карте, отходит к Германии.
Далее констатируется, что находящиеся в силе хозяйственные соглашения
между Германией и Литвой не должны быть нарушены вышеуказанными меро¬
приятиями Советского Союза.
По уполномочию Fiir die Deutsche
Правительства СССР Reichsregierung:
В. Молотов v. Ribbentrop
28 сентября 1939 года, 28/IX/39
GEHEIMES ZUSATZPROTOKOLL
Die unterzeichneten Bevollmachtigten stellen das Einverstandnis der Deutschen
Reichsregierung und der Regierung der UdSSR fiber folgendes fest:
Das am 23. August 1939 unterzeichnete geheime Zusatzprotokoll wird in seiner Zif-
fer 1 dahin abgeandert, dass das Gebiet des litauischen Staates in die Interessensphare
der UdSSR fallt, weil andererseits die Woywodschaft Lublin und Teile der Woywod-
schaft Warschau in die Interessensphare Deutschlands fallen (vergl. die Karte zu dem
heute unterzeichneten Grenz-und Freundschaftsvertrage). Sobaid die Regierung der
UdSSR auf litauischem Gebeit zur Wahrnehmung ihrer Interessen besondere Massnah-
men trifft, wird zum Zwecke einer natiirlichen und einfachen Grenzziehung die gegen-
wartige deutsch-litduische Grenze dahin rektifiziert, dass das litauische Gebiet, das siid-
westlich der in der anliegenden Kartę eingezeichneten Linie liegt, an Deutschland fallt.
Ferner wird festgestellt, dass die in Geltung befindlichen wirtschaftlichen Abma-
chungen zwischen Deutschland und Litauen durch die vorstehend erwahnten Massnah-
men der Sowjetunion nicht beeintrachtigt werden sollen.
Moskau, den 28. September 1939.
Fiir die Deutsche Reichsregierung: In Vollmacht der Regierung
v. Ribbentrop der UdSSR:
W. Molotow
92

Министерство Иностранных Дел Союза ССР
5. Секретный дополнительный
протокол о недопущении польской
агитации на территории другой дого¬
варивающейся стороны. Подписан
ВЛ4. Молотовым и Риббентропам
28 сентября 1939 г.
СЕКРЕТНЫЙ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПРОТОКОЛ
Нижеподписавшиеся Уполномоченные при заключении советско-германского
договора о границе и дружбе констатировали свое согласие в следующем:
Обе стороны не допустят на своих территориях никакой польской агитации,
которая действует на территории другой страны. Они ликвидируют зародыши
подобной агитации на своих территориях и будут информировать друг друга о
целесообразных для этого мероприятиях.
По уполномочию
Поавительства СССР
В. Молотов
За Правительство
Германии
v. Ribbentrop
Москва, 28 сентября 1939 года.
GEHEIMES ZUSATZPROTOKOLL
Die unterzeichneten Bevollmachtigten haben bei Abschluss des deutsch-sowjetischen
Grenz- und Freundschaftsvertrages ihr Einverstandnis fiber folgendes festgestellt:
Beide Teile werden auf ihren Gebieten keine polnische Agitation dulden, die auf die
Gebiete des anderen Teiles hiniiberwirkt. Sie werden alle Ansatze zu einer solchen Agi¬
tation auf ihren Gebieten unterbinden und sich gegenseitig liber die hierfiir zweckmas-
sigen Massnahmen unterrichten.
Moskau, den 28. September 1939.
Flir die Deutsche Reichsregierung: In Vollmacht der Regierung
v. Ribbentrop der UdSSR:
W. Molotow
Министерство Иностранных Дел Союза ССР
б. Протокол об отказе Германии
от притязаний на часть террито¬
рии Литвы, указанную в секрет¬
ном дополнительном протоколе
от 28 сентября 1939 г. Подписан
В.М. Молотовым и Шуленбур-
гом 10 января 1941 г.
СТРОГО КОНФИДЕНЦИАЛЬНО
СЕКРЕТНЫЙ ПРОТОКОЛ
По уполномочию Правительства Союза ССР Председатель СНК СССР В.М. Мо¬
лотов, с одной стороны, и по уполномочию Правительства Германии Германский
посол граф фон-дер Шуленбург, с другой стороны, согласились о нижеследу¬
ющем:
93

1. Правительство Германии отказывается от своих притязаний на часть терри¬
тории Литвы, указанную в Секретном Дополнительном Протоколе от 28 сентяб¬
ря 1939 года и обозначенную на приложенной к этому Протоколу карте.
2. Правительство Союза ССР соглашается компенсировать Правительство Гер¬
мании за территорию, указанную в пункте 1 настоящего Протокола, уплатой
Германии суммы 7.500.000 золотых долларов, равной 31 .миллиону 500 тысяч гер¬
манских марок.
Выплата суммы в 31,5 миллионов германских марок будет произведена
нижеследующим образом: одна восьмая, а именно: 3.937.500 германских марок,
поставками цветных металлов в течение трех месяцев со дня подписания
настоящего Протокола, а остальные семь восьмых, а именно 27.562.500 герман¬
ских марок, золотом, путем вычета из германских платежей золота, которые
германская сторона имеет произвести до 11 февраля 1941 года на основании об¬
мена писем, состоявшегося между Народным Комиссаром Внешней Торговли
Союза ССР А.И. Микояном и Председателем Германской Экономической Делега¬
ции г. Шнурре в связи с подписанием ’’Соглашения от 10 января 1941 года о вза¬
имных товарных поставках на второй договорный период по Хозяйственному
Соглашению от 11 февраля 1940 года между Союзом ССР и Германией”.
3. Настоящий Протокол составлен в двух оригиналах на русском и в двух
оригиналах на немецком языках и вступает в силу немедленно по его под¬
писании.
По уполномочию
Правительства Союза ССР
В. Молотов
Москва, 10 января 1941 года.
За
Правительство Германии
Schulenburg
STRENG VERTRAHLICH
GEHEIMES PROTOKOLE
Der Vorsitzende des Rats der Yolkskommissare der UdSSR W.M. Molotow, bevoll-
machtigt von der Regierung der UdSSR, einerseits, und der Deutsche Botschafter Graf
von der Schulenburg, bevollmachtigt von der Deutschen Reichsregierung, andererseits,
haben nachstehendes vereinbart:
1. Die Deutsche Reichsregierung verzichtet auf ihren Anspruch auf den litauischen
Gebietsteil, der in dem Geheimmen Zusatzprotokoll vom 28. September 1939 erwahnt
und auf der diesem Protokoll beigefiigten Kartę bezeichnet ist.
2. Die Regierung der Union der Sozialistischen Sowjet-Republiken ist bereit, der
Deutschen Reichsregierung das in Punkt 1 dieses Protokolls erwahnte Gebiet zu kom-
pensieren durch Zahlung von 7.500.000 Gold-Dollar = 31 Millionen 500 Tausend Reichs¬
mark an Deutschland.
Die Erstattung des Betrages von 31,5 Millionen Reichsmark erfolgt von seiten der
Regierung der UdSSR in folgender Weise: ein Achtel und zwar 3.937.500 Reichsmark in
Buntmetallieferengen innerhalb von drei Monaten nach Unterzeichnung dieses Proto¬
kolls, die restlichen sieben Achtel und zwar 27.562.500 Reichsmark in Gold durch einen
Abzug von den deutschen Goldzahlungen, die die deutsche Seite gemass dem in Ver¬
bindung mit dem ’’Abkommen vom 10. Januar 19411 uber die beiderseitigen Lieferungen
auf Grund des Wirtschaftsabkommens zwischen der Union der Sozialistischen Sowjet-
Republiken und dem Deutschen Reich vom 11. Februar 1940 in dem zweiten Vertrag-
94

sabschnitt” stattgefundenen Briefwechsel zwischen dem Volkskommissar fiir den Aus-
wartigen Handel der UdSSR Herm A.I. Mikojan und dem Vorsitzenden der Deutschen
Wirtschaftsdelegatior Herrn Dr. Schnurre bis zum 11. Februar 1941 zu leisten hat.
3. Dieses Protokoll ist in zwei Urschriften in russischer und in zwei Urschriften in
deutscher Sprache ausgefertigt und tritt sofort nach seiner Unterzeichnung in Kraft.
Moskau, den 10. Januar 1941.
In Vollmacht der
Regierung der UdSSR:
В. Молотов •
Fiir der Deutsche
Reichsregierung:
Schulenburg
95

История мировых религий
© 1992 г.
К.С. ГАДЖИЕВ
АМЕРИКАНСКИЙ ПРОТЕСТАНТИЗМ: 1
ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ
Общепризнано, что религия играла и продолжает играть заметную роль в об¬
щественно-политической жизни США, в формировании и эволюции американ¬
ского национального сознания. Так, авторы специального доклада, составлен¬
ного на основе результатов общенационального опроса, проведенного в 1980 г.
исследовательской фирмой ’’Рисерч энд форкастс инкорпорейтед оф Нью-Йорк”,
утверждали, что религиозные верования американцев в большей степени, чем
расовая принадлежность, уровень образования и доходов, пол, возраст, оказы¬
вают влияние на их взаимоотношения на работе, в семье, с друзьями, на приня¬
тие политических решений и т.д.1 Хотя этот тезис и страдает некоторым приуве-
личением, примечательно, что Америка все еще остается одной из самых рели¬
гиозных среди индустриально развитых капиталистических стран. Как показы¬
вают все те же опросы общественного мнения, в настоящее время 95% американ¬
цев верят в Бога и 69% - в загробную жизнь* 2. Для сравнения скажем, что во
Франции эти цифры составляют соответственно 72 и 39%, а в Японии - 38% и 18%.
Показательно, что процент людей, верующих в Бога, в США с 1948 г. практичес¬
ки не меняется, в то время как, например, в скандинавских странах он снизил¬
ся - с 81 до 65%3. По степени важности, придаваемой религиозной вере в жизни
человека, США стоят на первом месте среди индустриально развитых капита¬
листических стран и на одном уровне с некоторыми слаборазвитыми странами
Африки и Дальнего Востока.
При этом обращает на себя внимание характерный для США самый широкий
религиозный плюрализм: здесь вместе уживаются различные ответвления
протестантизма, католицизм, иудаизм и целый ряд незападных религиозных
верований, таких, как различные ответвления ислама, буддизма и т.д. В настоя-
ще время, по данным исследователей этой проблематики У. Руфа и У. Маккин¬
ни, половина населения страны поровну разделена между римско-католической
и ’’умеренно-протестантской” (методисты, лютеране, ученики Христа, северные
баптисты, члены реформированной церкви) деноминациями4; около 16% при¬
надлежат к группе протестантских церквей консервативной ориентации (еван¬
гелисты, фундаменталисты и пятидесятники); 5% составляют негры - баптисты и
методисты; 9% - представители либерального протестантизма (члены еписко-
łInternational Herald Tribune, 4.V.1981.
’Resurgence of Conservatism in Anglo-American Democracies. New York, 1988, p. 405.
’Religion in America. — The Gallup Opinion Index, 1976, N 130, p. 2.
4Деноминация — традиционно так именуются различные ветви протестантских церквей,
например, методистская, пресвитерианская и др.
96

пальной церкви, объединенной церкви Христа и пресвитериане) и 7% - верую¬
щие, не определившие свою церковную принадлежность5.
Вслед за известным немецким социологом М. Вебером большинство амери¬
канских авторов считают, что определяющая роль в формировании религиозной
ситуации в США принадлежала протестантизму6. ’’Хотя, - пишет профессор
университета Джонса Гопкинса Дж.А. Келли, - католическая церковь является
по сравнению со всеми другими крупнейшей церковью у нас и доход на душу
населения среди католиков в среднем чуть больше, чем среди протестантов,
мало кто из тех, кто прожил свою жизнь в США, усомнится в том, что именно
протестантизм является животворным источником нашей морали. Несмотря на
заметный вклад католиков и евреев в нашу политическую, профессиональную и
интеллектуальную жизнь, Америку уместнее всего рассматривать как страну,
отмеченную знаком протестантизма. И католицизм, и иудаизм, процветая и
благоденствуя в Америке, в известной степени опротестантились”7 *.
Нельзя не отметить и тот факт, что в Америке вплоть до завоевания незави¬
симости, да и в последующие десятилетия доминирующее положение занимали
поселенцы и иммигранты - представители англосаксонских народов, а их куль¬
тура, их религия - протестантизм, и это, конечно, отразилось на содержании
американского национального сознания. Немаловажное значение имело и то,
что господствующие позиции здесь принадлежали английскому языку, который
вынуждены были освоить иммигранты - представители других народов. Протес¬
тантская ориентация американского общественного сознания была еще более
усилена с введением в середине XIX в. общественных школ, в которых домини¬
рующее положение занимали протестантские деноминации. Некоторые аспекты
данной проблемы уже затрагивались в нашей литературе0. Но исторические
судьбы американского протестантизма в качестве самостоятельной религиозно¬
церковной системы с множеством деноминаций не получили еще соответствую¬
щего его значимости освещения. Предлагаемая работа имеет своей целью внести
посильную лепту в ликвидацию этого пробела. При этом необходимо отметить,
что столь объемную как по масштабам, так и сложности проблему невозможно
сколько-нибудь развернуто раскрыть в одной статье. Поэтому наша задача -
дать самые общие контуры исторической эволюции американского протестан¬
тизма. Отсюда - определенный ’’просветительский” акцент статьи.
Своими корнями большинство американских протестантских церквей восхо¬
дят к пуританизму, который основывался на этических идеях и религиозных
догмах кальвинизма. Пуританизм возник в XVI в., но влиятельной религиозной
и политической силой он стал в период Английской буржуазной революции •
середины XVII в. В первые десятилетия XVII в. по мере ужесточения репрессий и
преследований со стороны королевской власти пуритане стали эмигрировать из
Англии. Именно пуританам принадлежит главная роль в заселении Новой Анг¬
лии в Северной Америке.
Центральное место в кальвинистско-пуританской теологии занимал догмат о
божественном предопределении, согласно которому все явления в мире, вклю¬
чая и судьбу человека, предопределены свыше. Человек в силу божественного
предопределения и своей греховной сущности не в состоянии изменить порядок
вещей, в соответствии с которым божественное милосердие и спасение распро-
5Roof К.С., McKinny VJ. American Mainline Religion: Its Changing Shape and Future. New
Brunswick,1987.
6Reichley A.J. Democracy and Religion. — Political Studies, 1986, v. XIX, N 4, p. 801—806.
7Kelly G. Faith, Freedom and Disenchantment. — Daedalus, v. Ill, 1982, N 1, p. 127.
3Кислова A.4. Религия и церковь в общественно-политической жизни США. М., 1989.
4 Новая и новейшая история,№ 1
97

страняются только на очень узкий круг избранных. Верующим остается лишь
стремиться выяснить, являются ли они избранниками Бога или же обречены на
вечное проклятье. Это открывается им не через такой промежуточной институт,
как традиционная церковь, а в процессе выполнения своего призвания в мир¬
ской жизни. В отличие от католицизма, утверждающего, что существуют два
источника веры - св. Писание и св. Предание, лютеранство и кальвинизм приз¬
нают только св. Писание, причем его толкование предоставляется самому
верующему. Из семи таинств, признающихся католицизмом (крещение, прича¬
щение, венчание, соборование, миропомазание, исповедь, священство), люте¬
ранство сохраняет две - крещение и причащение, а кальвинизм и пуританизм -
лишь крещение.
Провозгласив крайний субъективизм отдельно взятого индивида, кальви¬
низм в то же время веровал в его фатальную предопределенность. Однако
кальвинисты утверждали, что для доказательства факта своей избранности
человек должен действовать в земной жизни энергично, осуществляя жесткий
контроль над своими действиями. М. Лютер и Ж. Кальвин отвергли католичес¬
кое разделение мира на мирскую и религиозную сферы и ввели концепцию
’’призвания” (’’Beruf”) для объяснения мирских обязанностей верующего, тем
самым как бы освятив сферу мирской жизни человека. Давая духовное обосно¬
вание идее ’’призвания”, они рассматривали повседневный труд человека как
выражение божественного предначертания выполнять определенные обязан¬
ности в мирской жизни. Причем ценность всякого труда измерялась не его мес¬
том в иерархии занятий, а прилежанием и успехом.
В целом теологические и общественно-политические доктрины кальвинизма
и пуританизма представляли собой выраженную в догматической форме фило¬
софию жизни, которая соответствовала общественным отношениям периода
перехода от феодализма к буржуазному обществу. Известный английский
историк Р. Тони справедливо констатировал, что в пуританизме присутствовал,
с одной стороны, консервативный и традиционный элемент, а с другой - эле¬
мент революционный; ’’коллективизм, который налагал железную дисциплину
на людей, и индивидуализм, который отвергал все общественные установления;
трезвый разум и религиозный фанатизм”9. Пуританская этика включала житей¬
скую модель - респектабельность, бережливость, самоограничение, половое
воздержание и т.д., и трудовую этику успеха - аскетизм, преданность профес¬
сии и призванию. В то же время она ставила во главу угла стандартизацию
общественной нравственности и мировоззрения всех членов общества. Поощряя
достижение трудных задач, самопожертвование во имя достижения цели, пури¬
танизм носил инструменталистский характер. В лучших своих проявлениях он
служил обоснованию изобретательности, активности, устремленности в буду¬
щее. В худших же - оправдывал догматизм, религиозный фанатизм, преследо¬
вание недовольных и несогласных. Оба этих компонента пуританизма в сочета¬
нии с важнейшими постулатами лютеранства оказали глубокое влияние на
религиозную, да и не только религиозную ситуацию в Америке на протяжении
всей ее истории. При этом следует отметить, что сам протестантизм в США -
это, по сути дела, сложный конгломерат множества церковных деноминаций,
течений и направлений.
9 Tawney R. Religion and the Rise of Capitalism. London, 1926, p. 212.
98

ОСНОВНЫЕ ПРОТЕСТАНТСКИЕ ЦЕРКОВНЫЕ ДЕНОМИНАЦИИ
В США
Важное место в американском протестантизме занимают пресвитерианские и
реформированные церкви, восходящие своими корнями к кальвинистской
реформации, начавшейся в 1536-1564 гг. в Женеве. Пресвитерианскими име¬
нуются те церкви, которые произошли от шотландско-английских, а реформи¬
рованными те, которые произошли от континентально-европейских. В настоя¬
щее время в мире насчитывается 55 млн. приверженцев реформированных
церквей, но лишь в Швейцарии, Нидерландах и Шотландии они составляют
большинство населения. Самая крупная реформированная церковь в мире - это
Объединенная пресвитерианская церковь в США.
В силу теологических, политических и других причин реформированные
церкви не имеют единой системы доктрин и вероисповедных принципов, сфор¬
мулированных в каком-либо одном документе, как, например, в ’’Книге согла¬
сия” у лютеран. Каждый конфессиональный документ рассматривается привер¬
женцами реформированных церквей в историческом контексте как продукт
определенного исторического периода. Поэтому естественно, что реформиро¬
ванный протестантизм создал много документов, в которых зафиксированы
доктринальные и вероисповедные принципы реформированных церквей. Таких
документов в настоящее время насчитывается около 60. Поскольку реформиро¬
ванные церкви восходят своими корнями к реформационному движению
XVI в., конфессиональные документы того периода занимают в их жизни значи¬
тельное место. Среди этих документов ’’Шестьдесят семь статей религии”
Цвингли (1523 г.), ’’Десять тезисов Берна” (1528 г.), ’’Конфессия Карла VI”
(1530 г.), ’’Первая Конфессия Базеля” (1534 г.) и др. Целый ряд конфессий был
принят в последующие столетия. Из конфессии XX в. наиболее важной является
’’Барменская теологическая декларация” (1934 г.), которую в 1967 г. Объединен¬
ная пресвитерианская церковь в США включила в свою ’’Книгу конфессий”10 *.
В пресвитерианском вероучении ударение делается на идею божественного
откровения во Христе, который рассматривается в качестве инструмента реали¬
зации божественной воли спасения человечества, а также на идею божественно¬
го откровения в творении. Невежество людей не позволяет им осознать и вос¬
принять акт откровения, но тем не менее главная цель человека состоит в вере
в Бога и его восславлении. Библия - конечный и безусловный авторитет в
вопросах теологии, доктрины и христианской жизни. Церковь рассматривается
как тело Христово, и ей приписывается профетическая миссия в истории чело¬
вечества11.
В организационном плане реформированные церкви имеют иерархическую
структуру. Они ликвидировали епископат12 и сохранили лишь институт пресви¬
теров13. Базовым органом церкви является сессия местной конгрегации, кото¬
рая избирается членами этой конгрегации и состоит из руководящих старейшин,
священника и старейшины-учителя. В некоторых пресвитерианских церквах
ioPiepcorn A. Profiles in Belief: The Religions Bodies'of the United States and Canada. New
York, 1978, p. 270.
“ibid., p. 283.
12Епископ — высший иерарх в англиканской церкви, в прерогативы которого входит ру¬
ководство всеми делами данной церкви. Происходит от латинского слова "episcopus” —
"наблюдающий”.
13Пресвитер - в христианской церковной иерархии должность, занимающая промежуточ¬
ное положение между епископом и дьяконом. Происходит от английского слова "priest” —
священник.
4*
99

миряне, в частности и женщины, могут служить в качестве проповедников в
местных церквах на ограниченный период времени. Деятельность сессии конт¬
ролируется пресвитерием, состоящим из священника и старейшины - пред¬
ставителей от каждой конгрегации в данном географическом районе. Он объе¬
диняет представителей от 20 до 30 сессий и пользуется широкими полномочия¬
ми контролировать деятельность деноминаций, входящих в его юрисдикцию.
Следующий по значимости орган пресвитерианской церковной организации - это
синод, который, как правило, составлен по крайней мере из трех пресвитериев.
Верховным органом является Генеральная ассамблея - собрание представите¬
лей пресвитериан. Такая организационная система преобладает в пресвитериан¬
ских церквах США.
В Америке первая пресвитерианская церковь была основана в Массачусетсе
в 1629 г. Ко времени Американской революции пресвитерианская церковь
превратилась во внушительную деноминацию. Особенно быстро влияние этой
церкви росло в XIX в. После длительной междоусобной борьбы между различ¬
ными группировками пресвитериан по организационным, культовым, догмати¬
ческим и иным вопросам, усугубленным противоречиями между Югом и Севе¬
ром, в период гражданской войны среди пресвитериан этих двух регионов
произошел раскол. В 1864 г. южные ветви объединились в Пресвитерианскую
церковь в Соединенных Штатах, а северные ветви в 1869 г. образовали Пресви¬
терианскую церковь в США. В 1958 г., слившись с объединенной пресвитериан¬
ской церковью Северной Америки, эта последняя церковь стала Объединенной
пресвитерианской церковью в США. Но до этого, в 1936 г., в результате разно¬
гласий по догматическим вопросам от нее откололась фундаменталистская
группировка, образовавшая самостоятельную ортодоксальную пресвитериан¬
скую церковь. Кроме названных, в настоящее время в США насчитывается еще
множество малочисленных пресвитерианских церквей. Главенствующее место
вплоть до начала 80-х годов занимали Объединенная пресвитерианская церковь
в США, представляющая пресвитериан Севера, и Пресвитерианская церковь в
Соединенных Штатах, представляющая пресвитериан Юга. В 1976 г. численность
приверженцев первой составляла 2 млн. 607 тыс., а второй - 878 тыс. человек. В
1983 г. эти главные церкви объявили о своем слиянии и образовании Пресви¬
терианской церкви (США)14.
Еще в 1729 г. американские пресвитериане приняли ’’Вестминстерское веро-
исповедование”15, в которое в дальнейшем был внесен ряд изменений, направ¬
ленных на отказ от наиболее жестких кальвинистских догм, например от догмы
об абсолютном божественном предопределении. В последующем наблюдается
дальнейшая дедогматизации и демифологизация пресвитерианского вероуче¬
ния. В XX в. основные реформированные и пресвитерианские церкви, по сути
дела, переходят на позиции арминианства16, которое придерживалось доктрины
о свободе человеческой воли и рассматривало спасение как вознаграждение за
сознательные усилия отдельного индивида. В 1956 г. у пресвитериан была
рукоположена первая женщина-пастор. В 1971 г. Генеральная ассамблея Объеди¬
ненной пресвитерианской церкви в США приняла решение, согласно которому
пятую часть делегатов ассамблеи должны составлять юноши и девушки до
25 лет. В 1963 г. она отменила все преграды - по цвету кожи, социальному
14Presbiterians: after 122 Years United again. - Newsweek, June 20, 1983, p. 27.
15 “Вестминстерское вероисповедование” - символическая книга пресвитерианства.
16 Арминианство - религиозное течение внутри нидерландского кальвинизма. В отличие
от ортодоксальных кальвинистов сторонники этого течения наряду с учением о божествен¬
ном предопределении признавали за человеком свободу воли.
100

происхождению или социальному статусу - к вступлению в церковь. Но все же
в настоящее время на 95% эта церковь остается ’’белой”.
В отличие от централизованной и иерархической по своей структуре пресви¬
терианской церковной организации, предполагающей обязательность выполне¬
ния решений вышестоящего органа для низшего, конгрегационализм основан
на принципе автономии каждой церковной конгрегации. Привержен¬
цы конгрегационализма претендуют на отстаивание ’’чистоты” церкви, не допус¬
кающей в церковную общину нарушителей ее установлений. Предполагается,
что .каждая конгрегация основана на особом договоре между ее членами, а
также между ними и Богом. Следует отметить, что между пресвитерианством и
конгрегационализмом не было сколько-нибудь четко очерченных демаркацион¬
ных линий. Оба они приняли ’’Вестминстерское вероисповедование”, внеся в
него изменения лишь в пункте о церковной организации.
На протяжении всей истории США после революции XVIII в. в конгрегацио¬
нализме происходила ожесточенная борьба между либеральным крылом,
выступавшим за ревизию и модификацию наиболее крайних и устаревших догм
кальвинизма и пуританизма, и консервативным крылом, защищавшим ’’чисто¬
ту” конгрегациональных принципов. С конца XVIII в. либеральное крыло
эволюционировало от арминианства к унитаризму17, который, приняв ряд
принципов рационализма, отказался от традиционного христианского догмата о
троице. После долгих перипетий, упадков и подъемов, в конце XIX - начале
XX в. конгрегационализм переживает расцвет. Но это уже либеральный, во мно¬
гом декальвинизированный конгрегационализм, выступающий под лозунгами
’’социального евангелизма”. Большую роль в этом отношении сыграли либераль¬
ные теологи - конгрегационалисты В. Глэдден и У. Такер. О социально-полити¬
ческих позициях конгрегационализма наглядное представление дает принятое в
1925 г. так называемое ’’социальное кредо”, в котором были зафиксированы
требования о 8-часовом рабочем дне, участии рабочих в управлении предприя¬
тиями, о заключении коллективных договоров.
В настоящее время наследницей либеральной ветви конгрегационализма
является Объединенная церковь Христа, образовавшаяся в 1957 г. в результате
слияния Евангелической реформированной церкви и Генерального совета
конгрегационных христианских церквей. В свою очередь Евангелическая
церковь сформировалась в 1934 г. на основе объединения Генерального синода
реформированной церкви в США (1965 г.) и Евангелического синода Северной
Америки (1872-1877 гг.), восходящих к германской и швейцарской ветвям
протестантизма. Генеральный совет конгрегациональных христианских церк¬
вей в США сформировался в 1929 г. в результате слияния Генеральной конвен¬
ции христианской церкви (1820 г.) и Национального совета конгрегациональных
церквей (1871 г.), восходящих к американскому пуританизму. Вобрав в себя
церкви с разными изначальными доктринами и организационными принципами,
в Объединенной церкви Христа экуменические18 процессы и тенденции нашли
наиболее законченное выражение19.
В 1959 г. Объединенная церковь Христа приняла ’’Изложение веры”, вклю¬
чившее в себя ряд общепротестантских положений, однако они не рассматри¬
ваются в качестве обязательных. Базовыми единицами Объединенной церкви
17Унитаризм — религиозное учение, отрицающее догмат о триединстве Бога-отца, Бога-
сына и Бога-духа святого.
10Экуменическое движение выступает за объединение всех христианских церквей в
единую всемирную церковную организационную систему.
19 Melton J. The Encyclopedia of American Religions. Wilington, 1978, p. 137-144.
101

Христа являются пользующиеся довольно широкой автономией конгрегации,
образующие ассоциации, которые в свою очередь группируются в конференции.
Конференции выбирают делегатов в высший орган церкви - Генеральный си¬
нод, который собирается раз в два года. Синод выбирает Исполнительный совет
и модератора; его пост попеременно занимают два года священник, два года ми¬
рянин.
В 1976 г. Объединенная церковь Христа насчитывала более 1 млн. 800 тыс.
членов. Помимо нее конгрегационалистская ветвь представлена целым рядом
мелких церквей консервативной ориентации, претендующих на сохранение
конгрегационализма в ’’чистом” виде.
Одним из наиболее крупных протестантских религиозных течений в США
является баптизм, который наряду с пресвитерианством и конгрегационализ¬
мом представляет собой ответвление кальвинистско-пуританской традиции.
Между конгрегационализмом и баптизмом нет принципиальных доктринальных
расхождений. Конгрегационализм осуществил своеобразный синтез идеи церк¬
ви ’’святых”, якобы испытавших уже в зрелом возрасте ’’перерождение”, с
крещением детей. Считается, что договор с Богом, на котором основывается
конгрегация, обеспечивает спасение детей тех родителей, кто вступил в этот
договор. Причем крещение этих детей, которые, став взрослыми, испытывают
’’перерождение” и станут членами церкви, служит показателем их включения в
договор. Баптизм же идет еще дальше, вводя принцип крещения верующих в
зрелом возрасте. Баптизм зиждется на вере в некий ’’комплекс внутренних
религиозных опытов”, рассматриваемых как необходимое условие для истинно¬
го членства в церкви. Эти ’’опыты” определяются как ’’обращение в веру”,
’’возрождение” или ’’второе рождение”. Вводя крещение взрослых людей, будто
переживших ’’возрождение” при их вхождении в церковь, баптисты претендуют
на то, что у них процедура крещения совершается ”по вере, а не по рождению”.
Подобно конгрегационалистам, они защищают принцип независимости конгре¬
гации от каких бы то ни было вышестоящих органов.
Первые общины баптистов возникли в Англии в первой половине XVII в. А в
Америке, в Род-Айленде первая баптистская конгрегация была основана в
1639 г. известным политическим и религиозным деятелем радикальной ориента¬
ции Р. Уильямсом. В 1707 г. в колонии Пенсильвания образовалась первая бап¬
тистская филадельфийская ассоциация, которая в 1742 г. приняла так называе¬
мую ’’Филадельфийскую конфессию”, в основе которой лежал переработанный
текст ’’Вестминстерского вероисповедования”. Ко времени Американской бур¬
жуазной революции баптисты стали третьей вслед за конгрегационалистами и
пресвитерианами конгрегацией. В 20-е годы XIX в. в баптизме началось разме¬
жевание между группировками либеральной и консервативной ориентации,
ставшее особенно очевидным в конце XIX - начале XX в.
Особенно сильное влияние баптистская конгрегация приобрела на юге США.
Рост численности баптистов в значительной степени объясняется их способ¬
ностью привлечь в свои ряды бедняков, а на юге - широкие слои негритянского
населения. Наиболее влиятельными среди данной группы церквей в наши дни
являются Американская баптистская церковь в США, Южная баптистская
конвенция, Национальная баптистская конвенция Америки, Американская
баптистская ассоциация, Фундаменталистское братство и др.
Наряду с баптистами в группу церквей, объединяемых под общим названием
евангелических, входит и ряд других протестантских группировок. Это, во-пер¬
вых, консерваторы так называемой ’’мирной церкви”, насчитывающие что-то
около 0,5 млн. человек. Подавляющее большинство их сохраняют принципиаль¬
ную приверженность евангелизму. Другую группу составляют более 2 млн. кон¬
102

сервативных арминиан - наследников ’’учеников Христа” XIX в. ’’Ученики
Христа” интегрировали те или иные элементы практически из всех других еван-
гелистских течений: доктрины Уэсли о свободной воле, баптистское требование
крещения взрослых верующих, англиканский обычай причастия каждое воскре¬
сенье. Их потомков можно найти во многих деноминациях, особенно в ’’церк¬
вах Христа”.
В третью группу входят около 3 млн. приверженцев лютеранской церкви -
Миссурийского синода (американцы немецкого и скандинавского происхожде¬
ния); около 5 млн. голландских кальвинистов в Христианской реформирован¬
ной церкви; определенное число выходцев итальянских, румынских, украин¬
ских и немецких баптистов. Четвертая группа - это негры-пятидесятники,
составляющие примерно1/4 из всех 16 млн. христиан-чернокожих. Немаловаж¬
ную роль среди евангелистов играют так называемые святые последнего дня,
свидетели Иеговы и особенно адвентисты седьмого дня, а также постоянно
растущая группа белых пятидесятников20.
Согласно опросу общественного мнения, в настоящее время большее, чем
когда-либо, число американцев склонно считать себя ’’вновь рожденными
христианами” или приверженцами той или иной евангелической церкви. По
данным опроса, проведенного институтом Гэллапа, 20% американцев в возрасте
18 лет и старше, т.е. около 31 млн. человек, считали себя евангелистами21. В
целом из всех протестантских деноминаций - пресвитериан, лютеран, методис¬
тов, сторонников епископальной церкви - баптисты в количественном отноше¬
нии идут впереди других деноминаций. В 1967 г. южная баптистская церковь
стала самой крупной церковной протестантской деноминацией, и с тех пор она
продолжала неуклонно расти22. Сейчас в стране насчитывается около 100 тыс.
баптистских церквей, охватывающих 30 млн. верующих. О масштабах влияния этой
группы церквей свидетельствует тот факт, что в США существует более 100 евангели¬
ческих колледжей. Если в 1960 г. Дж. Кеннеди доказал, что президентом США
может быть избран католик, то Дж. Картер в 1976 г. продемонстрировал, что это
доступно и приверженцу баптистской церкви. В социологическом плане, как
считает либеральный политолог Н. Нильсен, баптисты ’’занимают среднее поло¬
жение между более либеральными методистами, пресвитерианами и привер¬
женцами епископальной церкви, с одной стороны, и пятидесятниками, а также
более радикальными сепаратистскими фундаменталистскими группами - с
другой”23. Но баптисты в целом составляют костяк фундаментализма.
Ответвлением протестантизма в США является также методистская церковь.
Основателями и духовными вождями методизма были братья Дж. Уэсли (1703-
1791) и Ч. Уэсли (1707-1788), священнослужители англиканской церкви. Мето¬
дизм получил свое название от той пунктуальности и методичности, которую
Уэсли и их приверженцы вносили в свою жизнь и набожность. Начатое Уэсли в
середине XVII в. ’’возрожденческое” движение в англиканской церкви оказало
заметное влияние на историю современного христианства, особенно в Америке.
В Англии методисты вплоть до смерти Дж. Уэсли представляли собой религиоз¬
ное общество внутри англиканской церкви. Как в Англии, так и в США мето¬
дизм стал церковной организацией, полностью не потеряв характер религиозно¬
го общества. Это обусловило, с одной стороны, наличие в нем сильной эйкуме-
20Murphy С. Protestantism and the Evangelicals. — The Wilson Quarterly, Autumn 1981,
p. 108-111.
21Ibid., p. 106.
22Roof W. America’s Voluntary Establishment. - Daedalus, v. Ill, 1982, N 1, p. 169.
23Nielsen N.C. The Religion of President Carter. Nashville, 1977, p. 119.
103

нической тенденции, а с другой - сложности в самоопределении в вопросах
теологии. Первоначально главную цель методизма Дж. Уэсли видел в обновле¬
нии англиканской церкви. Он рассматривал созданные им методистские об¬
щества как религиозные общества в рамках англиканской церкви, призванные
содействовать ее возрождению.
Центральное место в методизме занимает принцип оценки деятельности
любой церкви по результатам ее деятельности. Для Уэсли и методистов церковь
и священнослужители носят функциональный, а не конституционный характер.
Суть церкви определяется деятельностью, а не формой ее организации. Из этого
вытекает главный принцип методизма, предполагающий тесную взаимосвязь
священнослужителей и верующих мирян. Методистские общества функциони¬
ровали следующим образом: странствующие проповедники вели свои пропо¬
веди на открытом воздухе и в методистских ’’молитвенных домах”. Теология
методизма базируется на слиянии ’’веры и добрых дел”, св. Писания и традиции,
откровения и разума, верховенства Бога и человеческой свободы. Здесь чело¬
век всецело зависит от божественной воли, но Бог оставляет возможность для
греховных людей ответить на призыв, принимая решение в пользу веры. Други¬
ми словами, человек может быть спасен тем, что Бог признает его способность
совершенствоваться. Если для кальвинистов обращение представляет собой
единый акт в соответствии с изначальным избранием данного индивида к спа¬
сению, то для Уэсли и его последователей оно лишь начало духовного совер¬
шенствования верующего, ведущего к спасению и святости. Особое значение
Уэсли придавал причащению, он признавал два чина священства - пресвитера,
который может проповедовать, крестить и причащать, и „дьякона, который
вправе выполнять только первые две функции. Постепенно он пришел к отрица¬
нию особого чина епископа.
Проникновение методистов из Англии в Америку началось во второй половине
XVIII в. В 1784 г. сподвижник Уэсли Ф. Эсбери собрал американских уэслианцев
в Методистскую епископальную церковь - самостоятельную и независимую от
англиканской церкви. При образовании США конгрегационализм, пресвите¬
риане и приверженцы епископальной церкви представляли собой самые круп¬
ные американские протестантские деноминации. К 1820 г. положение крупней¬
ших деноминаций заняли также методисты и баптисты. Феноменальный успех
методистов был тесно связан со стремительным движением ’’границы” на запад
и способностью методистских проповедников привлекать новых приверженцев
во время проповедей на открытом воздухе. Система странствующих пропо¬
ведников, которая широко практиковалась в Америке, дала методистам воз¬
можность быстро распространить свое влияние на огромные территории запада.
Быстрая американизация методизма сделала его к концу XIX в. самой типичной
протестантской деноминацией в США. В американском методизме освобож¬
дение от кальвинизма нашло более отчетливое выражение. Он делал ударение
на личном религиозном опыте верующего, ’’легалистическом взгляде на пове¬
дение христианина” и доктринальной простоте. В нем преобладали три доктри¬
нальные темы: прощение доступно для всех; человек может принимать или
отвергать прощение; с помощью Святого духа грешник должен стремиться к
’’совершенствованию”, освобождению от греха. В XIX в. в результате доктри¬
нальных и организационных разногласий в методизме выделились три более
или менее крупные церкви: методистская епископальная церковь, методист¬
ская епископальная церковь Юга и методистская протестантская церковь,
которые в 1939 г. слились в единую Методистскую церковь, объединившую нес¬
колько миллионов верующих. Вследствие постепенной неуклонной либерали¬
зации доктрин и организационных принципов создались условия для объеди¬
ни

нения Методистской церкви с другими церквами методистов. Так, в результате
ее объединения с Евангелистской церковью объединенных братьев в 1968 г.
сформировалась Объединенная методистская церковь. В настоящее время в
стране насчитывается около 15 млн. методистов. Кроме Объединенной мето¬
дистской церкви (3,6 млн. человек) действуют также Африканская методист¬
ская церковь, Христианская методистская церковь, Южная методистская
церковь.
Первоначально методистская церковь имела авторитарную иерархическую
организацию, но в процессе американизации она постепенно стала близкой
организациям других протестантских деноминаций США. В настоящее время
низшим звеном Объединенной методистской церкви является квартальная
конференция элдеров (старшин) конгрегации или нескольких конгрегаций,
пресвитера и всех живущих в данном районе, отошедших от проповедников.
Далее идут ежегодные конференции, выбирающие делегатов на Генеральную
конференцию и конференции юрисдикций. Высшими органами церкви являются
Генеральная конференция, созывающаяся раз в два года, и совет епископов,
собирающийся ежегодно. В Генеральной конференции участвуют епископы и
делегаты ежегодных конференций - 50% от мирян и 50% от духовенства.
С 1900 г. методисты приняли принцип равного представительства мирян и
духовенства на Генеральных конференциях, а с 1932 г. - и на ежегодных кон¬
ференциях. С 1972 г. Объединенная методистская церковь приняла решение,
предусматривающее, чтобы в ее аппарате было не менее 40% женщин.
В США протестантизм представлен также англиканством. В XVII в. его влия¬
ние ограничивалось исключительно колониями Вирджиния и Мэриленд. В
XVIII в. он утвердился сначала в Южной Каролине и Джорджии, а затем и в
других колониях. Англиканская церковная жизнь в колониях включала до¬
вольно простое богослужение с пением монотонных метрических псалмов.
Причастие отмечалось каждые четыре месяца. Колониальное англиканство не
имело епископальной организации. Каждая церковь фактически была независи¬
мой, и приходы даже не были сгруппированы в дьяконства. Верховная церков¬
ная власть находилась в руках епископа в Лондоне. Американские англикане
получили своего епископа лишь после Войны за независимость.
Война за независимость серьезно ослабила позиции англиканской церкви в
Америке. В дальнейшем ее возрождение сопровождалось процессом трансфор¬
мации англиканства в Протестантскую епископальную церковь в США. Посколь¬
ку англиканская церковь в Америке не имела своего собственного постоянного
епископа или какого-либо общепризнанного руководителя, то в конце 60-х годов
XVIII в. был создан так называемый Генеральный конгресс, объединявший все
независимые протестантские епископальные церкви. Была принята конститу¬
ция конгресса и составлен ’’Американский общий молитвенник”.
С теми или иными модификациями структура епископальной церкви США,
сложившаяся в конце XVIII - начале XIX в., сохранилась до настоящего време¬
ни. Общенациональным законодательным синодом церкви является Генераль¬
ный конгресс, который состоит из двух палат: палаты епископов и палаты
депутатов. Председательствующий епископ избирается палатой епископов
сроком на 20 лет. Между сессиями Генерального конгресса, созываемыми раз в
три года, делами епископальной церкви управляет Национальный совет во
главе с председательствующим епископом. Базовая организационная единица
епископальной церкви - дьяконство. Дьяконства объединяются по геогра¬
фическому принципу в группы, называемые пресвитериями. От англиканской
церкви отпочковались Реформированная епископальная церковь в Соединен¬
ных Штатах Америки, Свободная протестантская епископальная церковь,
105

Англиканская ортодоксальная церковь в Северной Америке и др.24 Очевидно,
что американское англиканство носит эклектический характер и содержит как
протестантские, так и католические элементы (культ, литургия с преклонением
перед причастием, молитвами по усопшим и т. д.). В США в значительной степе¬
ни была модифицирована, смягчена, либерализована авторитарно-иерархичес¬
кая структура, характерная для собственно британского англиканства. Был
введен принцип представительства мирян на всех уровнях церковного правле¬
ния. При отсутствии сложившейся авторитарно-иерархической структуры и
епископа постепенно отмирали наиболее пышные атрибуты ритуала. В начале
60-х годов либеральный епископ Калифорнии Пайк отверг догмат о рождении
Иисуса Христа от девы Марии и догмат о троице. В 1970 г. после долгих ожесто¬
ченных дискуссий и споров Генеральный конгресс принял решение, разреша¬
ющее рукополагать женщин в дьяконы, а в 1976 г. - постановление об ордина-
ции женщин в пресвитеры.
Общая численность приверженцев епископальной церкви в США в 1960 г.
составляла 3,4 млн., в 1973 г. - 3 млн. 212 тыс., а в 1976 г. - 2 млн. 888 тыс.
Лютеранские церкви в Америке были основаны еще в колониальный период
поселенцами-голландцами, прибывшими сюда в 1623 г., и шведами, обосновав¬
шимися в Денвере в 1630 г. Основную же массу американских лютеран состави¬
ли немцы, которые начали прибывать в Америку позже. Особенно быстро их
число увеличилось в XIX в. с усилением иммиграции из Германии и северных
стран Европы. В XX в. численность приверженцев лютеранских церквей достиг¬
ла многих миллионов человек.
История американского лютеранства полна раздоров и расколов, что во мно¬
гом объясняется многонациональным составом лютеран, догматической
аморфностью, организационной раздробленностью и другими факторами. Одна¬
ко в начале XX в. положение в значительной степени стабилизировалось, центро¬
бежные тенденции сменились тенденциями к консолидации. В 1918 г. церкви,
входящие в Генеральный совет, Генеральный синод и Объединенный синод Юга,
сформировавшиеся в XIX в. и характеризовавшиеся более либеральной ориен¬
тацией, образовали Объединенную церковь Христа, которая позже, поглотив
ряд других церквей, стала называться Лютеранской церковью в Америке. В
настоящее время она объединяет 33 синода, которые организованы по образцу
пресвитериев, т. е. на них конгрегации представлены пастором и выборным
мирянином. Верховный орган церкви - конвент, собирающийся раз в два года.
Наиболее либеральная из всех лютеранских церквей - Лютеранская церковь в
Америке - входит в Национальный совет церквей Христа. Ее численность
составляет около 3 млн. человек.
В 1930 г. на основе слияния более или менее консервативно ориентированных
синодов Буффало, Огайо и Айовы образовалась Американская лютеранская
церковь. Позже в нее вошли еще три церкви (норвежцев и датчан). Численность
ее около 2,5 млн. человек.
Наиболее ортодоксальные лютеранские церкви объединились в Лютеранскую
церковь - Миссурийский синод. В организационном плане он придерживается
принципа конгрегационализма. Как в конгрегациях, так и в синоде предста¬
вительство по принципу пресвитериев. Численность приверженцев Миссурийско¬
го синода, как уже было сказано выше, около 3 млн. человек25.
В итоге в настоящее время большинство из многочисленных американских
лютеранских церквей объединяются в три главные организации: Американскую * 2
2ĄPiepcorn A. Op. cit., р. 224-225, 247-257.
2 5 Melton J. Op. cit., р. 96-108.
106

лютеранскую церковь, Лютеранскую церковь в Америке и Лютеранскую цер¬
ковь - Миссурийский синод. В 1966 г. они создали так называемый ”Лютеран¬
ский совет”, призванный координировать деятельность всех трех церквей.
Помимо названных лютеранство в США представлено также множеством мелких
церквей, занимающих маргинальное положение.
Таким образом, очевидно, что в американском протестантизме существует
множество деноминаций, придерживающихся по-разному трактуемых культов
и доктрин, а также разных организационных принципов. Чуть ли не с самого
начала возникновения наметилась также тенденция к постепенному размеже¬
ванию по линии консерватизм - либерализм, в зависимости от того, насколько
далеко приверженцы этих двух течений шли по пути пересмотра первоначаль¬
ных протестантских догм и принципов церковной организации или же с какой
интенсивностью они боролись за чистоту и неприкосновенность этих догм и
принципов.
Следует отметить, что размежевание по линии либерализм - консерватизм,
модернизм - фундаментализм в американском протестантизме не всегда
совпадало с размежеванием по деноминационному признаку. Представители
обоих течений присутствовали почти во всех деноминациях. При определении
ориентации той или иной церкви речь в большинстве случаев может идти не о
категорических оценках, а о более или менее сильной тенденции в ту или иную
сторону. Но все же преимущественно либеральными считаются методистская,
пресвитерианская, реформированная и епископальная церкви, а преимущест¬
венно консервативными - евангелистские и фундаменталистские деноминации.
ЛИБЕРАЛЬНЫЙ ПРОТЕСТАНТИЗМ
Протестантизм содержал значительный элемент рационализма, делавший
возможным адаптировать его к изменявшейся в каждый данный исторический
период социальной действительности, либерализовать и модернизировать его
догматику, символы веры, организационные принципы. Это как раз и послужи¬
ло основой для формирования либерального протестантизма. В либеральном
протестантизме с самого начала провиденциализм выступает в более смягчен¬
ной и гибкой форме. Социально-экономические и общественно-политические
процессы, развитие науки и техники, все более широкое распространение и
демократизация системы образования на протяжении XVIII-XIX вв. делали
неизбежными либо существенную модификацию важнейших догм и организа¬
ционных принципов протестантизма, либо полный отказ от них. Анализ различ¬
ных его течений показывает, что в конечном счете все они - одни раньше,
другие позже, - несмотря на расхождения в терминологии и частностях, в
сущности, пришли к одному и тому же результату - признанию самостоятель¬
ной роли за свободой человеческой воли при одновременном сведении к мини¬
муму или даже полному отрицанию самодовлеющего значения догмата о бо¬
жественном предопределении.
Уже представитель левого крыла первого поколения американского пури¬
танизма Р. Уильямс последовательно проводил мысль о необходимости отделе¬
ния церкви от государства и идею о религиозной терпимости, не исключая
’’язычников”, ’’евреев”, ’’турок”. В принципе аналогичных взглядов придер¬
живались и другие ’’сепаратисты” от массачусетской теократии Т. Хукер,Э. Хат¬
чинсон и их последователи. Эта тенденция нашла более или менее законченное
выражение в учении методистов. Подвергнув существенному пересмотру
учение Кальвина и Лютера об абсолютном божественном предопределении и
первородном грехе, основатель методизма Дж. Уэсли утверждал, что, хотя
107

человек при грехопадении и утратил праведность, он все же сохранил божест¬
венный разум и свободу воли, в силу чего способен побороть свои греховные
склонности и снова достичь праведности, т. е. пережить так называемое ’’второе
рождение”.
Еще больший интерес представляет эволюция мистического по своей сущнос¬
ти религиозного учения секты квакеров, основавших колонию Пенсильвания.
Называя учение Кальвина ’’ужасной и кощунственной теорией”, квакеры
решительно отвергали кальвинистскую идею о предопределении и спасении
узкого круга избранных, утверждая, что Христос пожертвовал своей жизнью во
имя спасения всех людей. Ключевым элементом этой секты было убеждение о
пребывании божественного озарения, или, как они говорили, света Христова, в
каждом человеке. Квакеры пытались обосновать идею спасения человека верой
и добрыми делами. Как утверждал Барклей, добрые дела ’’естественно выте¬
кают” из света, находящегося внутри человека, точно так же, как тепло исхо¬
дит от огня26.
Очевидно, что мистицизм квакеров относился к той форме мистицизма,
который, как заметил Трельч, в отдельных своих проявлениях имеет точки
соприкосновения с рационализмом. Ибо и мистик с доверием относится только
к своему собственному опыту, считает действительными собственные открытия,
собственный опыт достижения внутреннего озарения. Мистик отрицает ценность
какой бы то ни было внешней помощи и признает познавательное значение
лишь за божественным духом в человеке. Это мистическое восприятие Бога
’’приводит к такой степени внутренней и внешней свободы верующего, что его
убеждения легко превращаются в непосредственные ’’открытия Господа”, равно
как и поступки и дела его - в акты ’’божественной воли”27. Поскольку дух,
идентифицируемый с Богом, сосредоточивается в самом мире и сам миропоря¬
док определяется им, то отсюда можно сделать вывод, что познание мира и
миропорядка ведет к познанию самого Бога. Таким образом, познание Бога
предполагает изучение закономерностей окружающего нас мира, а свобода в
общении с Богом превращается в право индивида свободно выбирать соответ¬
ствующий своим наклонностям путь в этом мире.
Одним словом, пуританизм, англиканство, квакерство и другие религиозные
деноминации в Америке, отталкиваясь от совершенно различных, порой прямо
противоположных предпосылок и преследуя притом самые различные цели, в
конечном счете пришли к признанию человека как части мироздания, свобод¬
ного от вмешательства каких бы то ни было сверхъестественных сил, а также
принципов рационализма с его идеей свободы человеческой воли. Поэтому не
удивительно, что по своим религиозным убеждениям значительная часть
американцев к концу XVIII в. была привержена так называемой ’’естественной
религии” и ’’сверхъестественному рационализму”, согласно которым челове¬
ческий разум в состоянии определить основы ’’естественной религии”, сущест¬
вование Бога, моральный долг и божественную систему поощрений и наказаний.
’’Естественная религия” свободна от тайн и догматизма. Религия ’’естественна”,
потому что она - разумный ответ человека той космической среде, которая
доступна его эмансипированному интеллекту28.
В своем миропонимании приверженцы ’’естественной религии” отправляются
от идеи естественного закона, понимаемого как разумный порядок в мире,
26Вейнгартен Г. Народная реформация в Англии XVII в. М., 1901, с. 77.
27Там же, с. 78.
28The Role of Ideology in American Revolution. New York, 1972, p. 22-23;
May H. Enlightenment in America. New York, 1976, p. 57.
108

установленный самим Богом. Здесь мы видим не трансцендентного Бога, а Бога
имманентного, присутствующего в самом процессе творения, здесь Бог прямо
отождествляется с разумом, который присутствует прежде всего в человеке, а
затем и во всех вещах и явлениях природы. Однако в отличие от деистов сто¬
ронники ’’естественной религии” утверждают, что разум необходимо дополнить
особым откровением божественной воли. Другими словами, ’’естественная
религия” представляла собой форму христианской апологетики, сформулиро¬
ванной. на языке, соответствующем коперниковско-ньютоновской картине
мира. Постепенное усиление влияния протестантского рационализма во второй
половине XVIII - начале XIX в. способствовало утверждению идей, в которых
значительно смягчалась зависимость человека от воли абсолютного суверен¬
ного Бога, который избирал людей для спасения исключительно по своему
усмотрению, не принимая во внимание их устремления и заслуги.
К середине XIX в. методисты, конгрегационалисты, пресвитериане и унитари¬
анцы отказались от кальвинистско-пуританского догмата о предопределении и
стали подчеркивать решающую роль свободной воли и моральной энергии
отдельного индивида в собственном спасении. Процесс дедогматизации и
демифологизации американского протестантизма достиг наиболее законченной
формы в унитарианстве, которое, по сути дела, выделилось в самостоятельную
церковную деноминацию. Этот процесс протекал в ожесточенной борьбе с
консервативными силами почти во всех церковных деноминациях, выступав¬
ших в защиту ’’чистоты” религии. В конце XIX - начале XX в. эта борьба при¬
няла форму конфронтации между евангелическим фундаментализмом во
главе с У.Дж. Брайеном, а позже Б. Санди и социальным евангелизмом во главе
с У. Раушенбушом и протестантскими прогрессистами. Следует отметить, что по
сравнению с другими христианскими церквами протестантизм характеризо¬
вался значительной гибкостью, способностью перестраиваться и приспосабли¬
ваться к изменившейся социальной действительности. В нем значительно
сильнее были модернистские импульсы.
Приверженцы сформировавшегося в русле либерального течения ’’социаль¬
ного христианства” или ’’социального евангелизма” высказывались за активное
участие церкви в реформировании общественных отношений. Выступая против
ортодоксально протестантской индивидуалистической трактовки обществен¬
ных проблем как проблем чисто личностного характера, личного усовершен¬
ствования и личного спасения, Раушенбуш выдвинул концепцию о ’’социальном
спасении”29. Процесс дедогматизации и демифологизации принял еще более
широкий и глубокий характер у представителей так называемой обновленчес¬
кой линии, неоортодоксальных теологов Р. Нибура, П. Тиллиха и их последо¬
вателей. При всех расхождениях их объединяло стремление рассматривать с
позиций экзистенциально-религиозного модернизма социальные и религиозные
проблемы в контексте конечного, греховного человеческого существования.
В том виде, как она сложилась к настоящему времени, в либеральной теоло¬
гии можно выделить следующие основные принципы: приверженность мораль¬
ным принципам; признание основополагающей роли социальной среды; вера в
человеческий разум; отход на задний план святого Писания; подчеркивание
человеческой стороны Иисуса Христа; веротерпимость и т. д. В 50-60-х годах в
эволюции протестантской теологии наступил новый этап, пришедший на смену
этапу неоортодоксальному. Начались поиски новых концепций ’’божественной
реальности”. В результате в 60-70-х годах появились разного рода новые
теологии, вроде теологии надежды, теологии революции, теологии освобож¬
29 Rauschenbusch W. Theology for Social Evangelism. New York, 1917, p. 65.
J 09

дения, теологии прогресса и т. д., призванные приспособить христианское
вероучение к реальности последних десятилетий XX в. Это своего рода ”секу-
ляризированные”, ’’мирские” политические теологии. В них девальвация тради¬
ционных религиозных форм нашла наиболее отчетливое отражение.
В политических теологиях Иисус Христос приобретает черты политического
лидера, Христоса Освободителя, ведущего за собой бедных и угнетенных30. В
результате столь радикальной дедогматизации и демифологизации американ¬
ский либеральный протестантизм потерял многие традиционные черты, а про¬
тестантская теология приобрела черты идеалистической философии31.
Большое значение в дедогматизации и демифологизации американского
протестантизма имело то, что он концентрирует внимание скорее на морали и
этике, нежели на культе и догме. Причем для американского протестантизма
было характерно стремление к моральному совершенствованию общества. Как
писал Р. Нибур в книге ’’Христос и культура”, американские пуритане, сепара¬
тисты, квакеры, методисты, баптисты рассматривали Иисуса Христа как ’’транс¬
форматора культуры”, деятельность которого ’’возрождает человека в этой
культуре”32. В американском протестантизме с самого начала был очень силен
элемент, который У. Маклафлин называет ’’пиетистским перфекционизмом”,
питающим стремление к поискам более совершенной связи человека с Богом и
усовершенствования общества и человека33. Поэтому не удивительно, что
большинство протестантских деноминаций как либеральной, так и консерва¬
тивной ориентации принимали активное участие в общественно-политической
жизни страны.
По мере эрозии доктрин, мифов и символов веры протестантские церкви и
доктринально, и структурно становились похожими друг на друга. Имело место
постепенное сокращение различий и соответственно соперничества между
отдельными религиозными деноминациями. Это в свою очередь создало условия
для объединения различных церквей. Наглядное представление об этом дает
Федеральный совет церквей, созданный в 1905 г. и преобразованный р 1950 г. в
Национальный совет церквей Христа, который объединяет протестантские
церкви либеральной ориентации, а также православные церкви. Не случайно то,
что ведущие церкви, входящие в этот совет, называются ’’объединенными”. Это
Объединенная церковь Христа, Объединенная пресвитерианская и Объединенная
методистская церкви. Начиная с 60-х годов обсуждается план объединения всех
церквей либеральной ориентации.
ПРОТЕСТАНТСКИЙ ФУНДАМЕНТАЛИЗМ
Значительная часть из рассмотренных выше церковных деноминаций, как
правило, причисляется к так называемым евангелическим церквам. При всех
оговорках существуют фактически два течения евангелистов: ’’ортодоксаль¬
ные” и ’’обращенные”. Ортодоксальным евангелистам, насчитывающим, по дан¬
ным опросов 1978 г., 40% взрослого населения, присуща вера в буквалистское
толкование Библии. Это те контингенты верующих протестантов, которых, как
правило, характеризуют как фундаменталистов. ’’Обращенные” евангелисты
считают, что они пережили некий религиозный опыт, в процессе которого прош¬
ли ’’второе рождение”, т.е. им вновь открылась истинная вера. По данному
30См.: Сох Н. Secular City. New York, 1969.
31Об этом см.: Ferm D.W. Wanted: Theologians Who Are Theologians. - Theology Today,
1982, N 1.
32Niebuhr R. Christos and Culture. New York, 1930, p. 30.
33McLoughlin W. Revivals, Awakenings and Reform. Chicago, 1978.
110

критерию немногим более трети взрослых американцев причисляют себя к этой
категории верующих. В целом фундаменталисты - это консерваторы и правые
консерваторы, а ’’обращенные” придерживаются либеральной ориентации. Оче¬
видно, что в США не существует сколько-нибудь жесткой корреляции между
принадлежностью верующих к той или иной церковной деноминации и их идей¬
но-политическими ориентациями.
В американском протестантизме размежевание по линии либерализм - кон¬
серватизм наглядно обнаруживается в вопросах веры и теологических доктрин.
Наиболее законченное выражение консервативная ориентация получила в
протестантском фундаментализме. Фундаменталистские умонастроения про¬
низывали американский протестантизм с самого начала его истории, еще в
колониальный период. В нынешних его формах фундаментализм сформировал¬
ся в конце XIX - первые десятилетия XX в.
Главными центрами проповеди и популяризации фундаментализма стали
Библейский институт Муди, основанный в Чикаго в 80-х годах XIX в., фила¬
дельфийский Библейский колледж, Далласская теологическая семинария,
Библейский институт Лос-Анджелеса, Библейский семинарий в г. Нью-Йорке,
Северозападный библейский институт в Миннеаполисе.
Название ’’фундаментализм” происходит от названия серии томов ’’Основы”
(’’Fundamentals”), которые издавались начиная с 1910 г., финансировались и бес¬
платно распространялись богатыми лос-анджелесскими бизнесменами Л. и
М. Стюардами. Догматы ортодоксального христианского вероучения, изложен¬
ные в ’’Основах”, составили вероисповедную и теологическую систему фунда¬
ментализма. После нашумевшего ’’обезьяньего процесса” в 1925 г. в г. Дейтоне
(штат Теннеси) над учителем биологии Дж. Скоупсом, который вопреки сущест¬
вующему в штате закону о запрещении в школах преподавания эволюционной
теории, стал преподавать своим ученикам дарвинизм, влияние фундамента¬
лизма, казалось, пошло на убыль, и он сохранился главным образом в качестве
компонента региональной культуры Юга. В действительности же, как отме¬
чает известный религиевед М. Марти, подспудный процесс расширения влия¬
ния протестантского фундаментализма в американской культуре, начавшийся
еще в первые десятилетия XIX в., никогда не прекращался, поскольку его
лозунги стали частью американской культуры34. Важную роль в возрождении
фундаментализма после второй мировой войны сыграли деятельность радиопро¬
поведников К. Макинтайра и Б.Дж. Харджиса и особенно Билли Грэхема, а так¬
же основанный в 1941 г. Американский совет христианских церквей.
В 60-е годы в условиях роста авторитета ’’секулярной теологии”, движения
за гражданские права и антивоенного движения, в которых активное участие
принимали представители либерального протестантизма, фундаментализм ока¬
зался на заднем плане. Но в конце десятилетия он снова вошел в моду. В этом
смысле своеобразным водоразделом стал 1966 г., когда практически прекра¬
тился рост членства умеренных и либеральных протестантских деноминаций
и они начали терять своих членов. Исследователи религиозной жизни США еди¬
нодушны во мнении, что последние два десятилетия были периодом радикаль¬
ной трансформации американской религии. Марти, проанализировав изменения
религиозных институтов, пришел к выводу о ’’сейсмическом сдвиге” в рели¬
гиозном ландшафте страны. Сдвиги, о которых пишут эти исследователи, вклю¬
чают заметное падение численности приверженцев и влияния главных или тра¬
диционно утвердившихся церквей - либеральных протестантских деномина¬
ций, католической и иудейской - и связанной с ними так называемой ”граж¬
3ĄMarty М.Е. Religion in America Since Mid-Century. - Daedalus, v. Ill, 1982, N 1, p. 151.
Ill

данской религии”, усиление влияния консервативных церквей и особенно фе¬
номен протестантского фундаменталистского возрождения. Среди консерватив¬
ных церквей, усиливших свое влияние, особенно выделялись баптисты, адвен¬
тисты седьмого дня, свидетели Иеговы, христианская реформированная цер¬
ковь и др.
В 70-80-х годах фундаментализм был взят на вооружение разного рода ре¬
лигиозно-политическими группировками, получившими название ’’новые хрис¬
тианские правые” и ставшими наиболее ярким проявлением сдвига вправо в
религиозной и политической жизни страны того времени. Это движение воз¬
главляется такими известными фундаменталистскими деятелями, как П. Ро¬
бертсон, Дж. Робинсон, Дж. Фолуэлл и др. Среди ’’новых христианских правых”
особенно выделялась группировка ’’моральное большинство”, возглавляв¬
шаяся Фолуэллом. Значительным влиянием пользовались правохристианские
организации - ’’национальная христианская коалиция действия”, ’’христиан¬
ский голос”, ’’религиозный круглый стол” и др.
Этот феномен свидетельствует об уязвимости позиций тех исследователей,
по мнению которых интенсивность религиозной веры иссякает по мере ее се¬
куляризации и модернизации общества в целом. Очевидно, что этот тезис, сам
по себе верный в рамках отдельно взятой церковной деноминации, нуждается
в существенной коррекции применительно к религиозной ситуации в целом.
Фундаментализм - скорее определенное умонастроение, нежели сколько-
нибудь последовательно и четко сформулированный комплекс теологических
и вероисповедных доктрин, идей и концепций. Он строится на убеждении о
божественном происхождении Библии и непогрешимости каждого ее слова.
Фундаментализм включает эсхатологический подход к миру, вытекающий
из буквалистского толкования Библии и базирующийся на принципе беском¬
промиссного дуалистического разделения участников ’’драмы истории” на бо¬
жественные силы добра, ассоциируемые с Америкой, и дьявольские силы зла,
ассоциируемые со всеми теми, кто безоговорочно и на все 100 процентов не
принимает Америку. Фундаментализм выступает против модернизации, новых
идей и подходов к религии и жизни, против социальных и культурных измене¬
ний в обществе. В целом он представляет собой ’’религиозный вызов совре¬
менному миру - формам его мышления, политике и экономике. Это один из
способов сказать ’’нет” секуляризации мира”35.
Религиозный фундаментализм и культурный консерватизм в Америке издав¬
на идут рука об руку. В конце концов религия тесно связана с культурной тра¬
дицией как часть образа жизни, и, когда этот образ жизни подвергается опас¬
ности, его религиозные и моральные компоненты оказываются опорными пунк¬
тами защиты существующей системы и привычного образа жизни. Поэтому не
удивительно, что протестантский фундаментализм носит традиционалистский
и антимодернистский характер. В этом плане он является реакцией на подрыв
традиционных ценностей в обществе, секулярные и модернистские тенденции
в основных протестантских церквах. Фундаменталисты убеждены в том, что
в результате наступления модернизма все существующие религиозные и общест¬
венно-политические институты заражены антихристианским влиянием. Они
настроены откровенно ностальгически и претендуют на восстановление более
простого, более стабильного и более справедливого мира, который, по их мне¬
нию, существовал в XVIII-XIX вв. Дж. Хэдден и Ч. Суонн отмечают, что Фолуэлл
’’призывает вернуться к той Америке, которой она когда-то была, - к простой
Америке тех времен, когда она руководствовалась вдохновленными Библией
35Mulder M.J. Book Reviews. - Theology Today, v. 38, 1982, N 4, p. 523.
112

принципами и не тряслась в агонии моральной опустошенности”36. В глазах
фундаменталистов призыв к ’’религии добрых старых времен” обеспечивает
легитимность американскому образу жизни.
Важное место в построениях фундаменталистов вообще, и ’’новых христиан¬
ских правых” в частности занимает так называемый креационизм (от слова
’’creation” - созданке, творение), т.е. идея о сотворении вселенной и всего живо¬
го, в том числе и человека, Богом, которая всегда была и остается важным сос¬
тавным элементом. Современный креационизм отличается от традиционных
его вариантов тем, что он пытается прикрыться ’’научностью”. В 60-х - начале
70-х годов было образовано несколько фундаменталистских организаций, приз¬
ванных доказать, что вся книга ’’Бытия” подтверждается научными данными.
Эти фундаменталисты приняли выражения ’’креационная наука” и ’’научный
креационизм” для характеристики своих позиций по вопросам божественного
творения и происхождения человека.
Религиозный фундаментализм отнюдь не ограничивается ’’моральными”
кампаниями за или против того или иного общественного явления. Во второй
половине 70-х - первой половине 80-х годов это движение выступает как откро¬
венно политическая сила, активно участвующая в общественных процессах.
На рубеже 70-80-х годов фундаменталисты, сгруппировавшиеся в так назы¬
ваемое ’’новое христианское правое движение”, открыто провозгласили своей
целью активное участие в политической жизни для ’’морального возрождения”
Америки, для изменения всего морального климата в стране. Руководители
правохристианских группировок осознали, что изменения в американских нра¬
вах, конфликты и споры по вопросам легализации аборта, поправки к консти¬
туции о равных правах женщин с мужчинами, о правах гомосексуалистов, на¬
воднение телевидения порнографией и насилием и другие социальные и мо¬
ральные проблемы, подрывающие традиционные американские ценности и инс¬
титуты, имеют политическую значимость. В то же время необычайный успех,
который некоторые фундаменталистские священники завоевали через радио
и телевидение, показал, что подобные проповеди можно использовать с целью
привлечения избирателей к участию в голосовании и сбора денежных средств
в фонды избирательных кампаний. Все это свидетельствует о том, что у фун¬
даменталистов слияние религии и политической идеологии, религии и системы
моральных ценностей нашло наиболее законченное выражение.
Таким образом, очевидно, что американский протестантизм представляет
собой комплекс множества церковных деноминаций с собственными вероис¬
поведными догмами и организационными принципами. Будучи разделен на
два крупных течения - либеральное и консервативное, - протестантизм игра¬
ет значительную роль в определении содержания и характера американского
национального сознания, а также в общественно-политической жизни США.
36Hadden J.K., Swann Ch.E. Prime Time Preachers: The Rising Power of Teleevangelism. Re¬
ading (Mass.), 1981, p. 29.
113

Документальные очерки
© 1993 г.
УОРРЕН Ф. КИМБОЛЛ (США)*
ФРАНКЛИН РУЗВЕЛЬТ - ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ.
1941-1945 гг.
Франклину Д. Рузвельту нравилось именоваться главнокомандующим. Чи¬
новники среднего звена, годы службы которых пришлись на вторую мировую
войну, все еще помнят, как, подымая трубку зазвонившего телефона, они слы¬
шали мгновенно узнаваемый голос: ’’Это главнокомандующий”1. Образ Франк¬
лина Рузвельта-главнокомандующего таит в себе угрозу подавить наше вообра¬
жение. Однако этот образ слишком часто больше зависит от задачи, поставлен¬
ной перед собою пишущим о нем исследователем, нежели от фигуры самого
Рузвельта. Был ли он той ’’самой уклончивой из всех политических фигур”* 2,
каким его хотели бы видеть некоторые? Или он был просто прагматиком, дей¬
ствовавшим в зависимости от обстоятельств? Отличался ли чем-либо Рузвельт-
главнокомандующий от Рузвельта-президента?
За несколько недель до’ нападения японцев на Перл-Харбор и Филиппины
государственный секретарь Корделл Хэлл сказал военному министру Генри
Стимсону: ”В том, что касается этого (кризиса в отношениях с Японией. -
У.К), - я умываю руки, и теперь это в ваших руках, в ваших и Нокса (морского
министра. - У.К.) - в руках армии и флота”. Два года спустя, в 1943 г., когда
победу уже можно было предсказать, пусть и не скоро, Рузвельт, похоже, проде¬
монстрировал подобную же озабоченность военными успехами. ’’Доктор ’’Но¬
вый курс” сделал свою работу, - отметил он в беседе с репортером, - настало
время для доктора ’’Выиграть войну”3. Несмотря на то, что Рузвельт стремился
к тому, чтобы это замечание прозвучало небрежно - комментарий был сделан
уже после окончания пресс-конференции президента, - средства массовой ин¬
Уоррен Ф. Кимболл - профессор Университета Ратгерз, г. Ньюарк, штат Нью-Джерси.
*Автор глубоко благодарен Марку А. Столеру (Университет Вермонт) и Фреду И. Поллоку,
исследователю, работающему в Университете Ратгерз, за то, что они нашли время прочитать
эту статью и внести весьма полезные предложения.
хКак сообщил мне историк Артур Фанк, об этом случае ему рассказывал Джордж Бомэн,
работавший в годы войны в администрации Рузвельта, а позднее — в Университете штата
Флорида, Рузвельт сказал Хэллу, что предпочел бы, чтобы, обращаясь к нему, его называли
"главнокомандующим”, а не "президентом”. - Larrabee Е. Commander-in-Chief. New York, 1987,
~р. 13.
2Campbell А.Е. Franklin Roosevelt and Unconditional Surrender. — Diplomacy and Intelligence
During the Second World War. Cambridge, 1985, p. 223. Это лишь одна из многих подобных
характеристик. Тезис о последовательности Рузвельта в политике — главная тема моей моно¬
графии: Kimball W.F. The Juggler: Franklin Roosevelt as Wartime Statesman. Princeton (N.J.),
1991.
3Выражения "доктор "Новый курс”” и "доктор "Выиграть войну”” впервые появились в:
1943. Press Conference of 28 Dec. 1943. — The Public Papers and Addresses of Franklin D. Roosevelt
(далее — (PPA), in 13 v. Ed. by S.I. Rosenman. New York, 1938—1950, p. 573. Высказывание
Хэлла цитируется no: Burns J.M. Roosevelt: The Soldiererof Freedom. New York, 1970, p. 157.
114

формации ухватились за эту рэмарку как за свидетельство существенных изме¬
нений во внутренней политике.
Однако доктор ’’Новый курс” исчез ненадолго, если он вообще когда-либо
исчезал. Две недели спустя, когда оппоненты Рузвельта все еще ликовали в свя¬
зи с тем, что он ’’убил своего собственного ребенка”, президент, по выражению
историка Дж. Бёрнса, ’’произнес самую радикальную речь в своей жизни”4. Ста¬
ло совершенно ясно, что отставка доктора ’’Новый курс” не означала отсрочку
внутренних реформ, а скорее лишь то, что ’’Новый курс” 1930-х годов, ориенти¬
рованный на восстановление экономики и помощь обездоленным, уже не был
тем, в чем нуждалась нация5. Рузвельт обнажил ту связь, которая объединяла
его международную и внутриполитическую программы. Перестройка междуна¬
родной сцены была нитью, а внутренние реформы - основой той ткани, которую
он пытался соткать6. Его прославленный ’’политический оппортунизм” был
чем-то значительно большим, нежели простое манипулирование избирателями и
политиками на Капитолийском холме, которым Рузвельт упивался и в котором
столь преуспел. Имена скольких президентов ассоциируются лишь с одним та¬
ким серьезным поражением во внутренней политике, каким была для Рузвельта
неудачная попытка добиться изменения состава Верховного суда! И это на про¬
тяжении 13 лет пребывания у власти! Его политической задачей была политика
в самом широком и самом позитивном значении этого слова - то, что обычно
понимается под ’’руководством”.
В свое определение понятия ’’победа” Рузвельт вкладывал ’’мир”, а не толь¬
ко военное поражение врагов нации. Его политика, политическая экономия или
политические воззрения - какими бы словами все это не называть - создавали
основу и внутреннее содержание его повседневной реакции на кризисы даже в
том случае, если эти кризисы время от времени требовали реакции, вступавшей
в противоречие с его долгосрочными целями. То, что военные называют ’’по¬
давлением огня противника”, зачастую становится важнее, нежели более широ¬
кие и менее актуальные в данный конкретный момент политические цели, и в
своих взаимоотношениях с военными Рузвельту как главнокомандующему
часто приходилось именно ’’подавлять огонь”. Вторая мировая война представ¬
ляла собою именно такую ситуацию, в то время как послевоенное устройство
мира ставило перед ним проблемы, требовавшие систематического, фундамен¬
тального подхода. Уже сам факт того, что война началась, показал Рузвельту
необходимость реформации мирового порядка. Он не желал этой войны, но уж
4Burns J.M. Op.cit., р. 424.
5Ibidem; Jeffries J. W. The ”New” New Deal: FDR and American Liberalism, 1937—1945. — Poli¬
tical Science Quarterly, N 105, Fall 1990, p. 397-418. Другие исследователи, такие, как Барри
Карл, не согласились бы с этой оценкой: Karl В. The Uneasy State. Chicago (Ill.), 1983.
6 Что бы Рузвельт ни думал о руководителях американского делового мира в 1930-х годах,
он использовал годы войны для того, чтобы сделать их более воспитанными и цивилизован¬
ными. По крайней мере, он так намеревался. Конечно же, большинство таких ’’перевоспи¬
танных” бизнесменов оказалось членами демократической партии. Однако членство в демо¬
кратической партии означало для Рузвельта примерно то же, что для баптистов означало
крещение. Человек как бы рождался заново. В любом случае он позаимствовал одну из
идей политики "нового национализма” своего кузена Теодора Рузвельта, стремясь обеспе¬
чить сотрудничество хотя бы части "богатых злодеев” со своей администрацией, см.: Catton
В. The War Lords of Washington. New York, 1948; Blum J.M. V Was For Victory. New York, 1976.
О действиях Рузвельта, направленных на придание "новому курсу” международного харак¬
тера см.: Gardner L.C. Economic Aspects of New Deal Diplomacy. Madison (Wise.), 1964; Kim¬
ball W.F. Swords or Ploughshares? The Morgenthau Plan for Defeated Nazi Germany. Philadelphia
(Penn.), 1976; Maier Ch.S. The Politics of Productivity: Foundations of American International
Economic Foreign Policy after World War II. — International Organization, N 31, Autumn 1977,
p. 607-633.
115

коль скоро это случилось, ему предоставлялась возможность осуществить часть
тех целей, которые он поставил перед собой внутри страны и на международной
арене. Понимание этих более широких целей необходимо для анализа действий
Рузвельта в качестве главнокомандующего.
И все же Рузвельт как главнокомандующий слишком часто рассматривался
исследователями вне всех этих проблем. Военные, стремившиеся выдать желае¬
мое за действительное, говорили, что Рузвельт полностью предоставил ведение
войны своим начальникам штабов, однако вину за ошибки они перекладывали
на него. Генералы Джордж Маршалл и Дуайт Эйзенхауэр, адмирал Эрнест Кинг,
подобранные лично президентом (а это предполагает, что он планировал коман¬
довать сам7), утверждали, что Рузвельт очень редко и осторожно вмешивался в
их деятельность, хотя, когда их любимые планы ’’клались на полку”, они всегда
обвиняли в этом политических деятелей и политику, чаще всего У. Черчилля8.
Из всех, кто находился на вершине военной пирамиды, лишь генерал Дуглас
Макартур постоянно, и во время, и после войны, жаловался на то, что вашингтон¬
ские политики всегда блокировали осуществление его планов. И это несмотря
на поддержку Рузвельтом Макартура в ходе по меньшей мере двух серьезных
споров по стратегическим вопросам: в принятии решения разделить зону Тихого
океана на два командования, одним из которых было Юго-Западное, отданное
Макартуру, и в решении вторгнуться на Филиппины. То обстоятельство, что
США победили во второй мировой войне, использовалось ненавидевшими Руз¬
вельта и республиканцев (часто это были одни и те же люди) для возвеличива¬
ния роли генералов, адмиралов и прежде всего ’’ребят на передовой”9. Всем
этим критикам представлялось очевидным, что президент был лишь политичес¬
ким манипулятором, неспособным стать тем лидером, которого требовала ’’хо¬
рошая война”10 11.
Однако образ Рузвельта как отстраненного и равнодушного главнокомандую¬
щего стал аргументированно развенчиваться примерно 13 лет назад, когда исто¬
рики, особенно те из них, кто был связан с разработкой и созданием серии ис¬
следований ’’Армия США во второй мировой войне”, раскрыли ключевую роль,
сыгранную Рузвельтом в принятии множества решений. Крупные американские
историки Форрест С. Погью, Кент Р. Гринфилд, Морис Тэтлофф, Мартин Блумен-
сон, Ричард Лейтон, Роберт Коукли, Эдвин Снэлл, Уиллиэм Р. Эмерсон имели
широкий доступ к архивным материалам, показывающим активную и часто
решающую роль Рузвельта в принятии военных решений. И эту точку зрения
они подчеркивали в своих объемистых трудах и впоследствии11.
Существует также совершенно оскорбительный образ Рузвельта и американ¬
цев, созданный англичанами и жителями Европы и представляющий американцев
как близоруких и ’’нереалистических”. Черчиль и Рузвельт не могли прийти к
согласию относительно стратегии на европейском театре военных действий в
трех основных пунктах. Впоследствии премьер-министр и его военные советни¬
7Э. Ларраби в книге "Главнокомандующий* четко показывает этот процесс подборки
кадров. —Larrabee Е. Op. cit.
8См., например: Gunther J. Roosevelt in Retrospect. New York, 1950, p. 324; Greenfield K.R.
American Strategy in World War II. Baltimore (Md.), 1963, p. 50—51.
9См., например, частные и публичные комментарии по этому поводу сенатора Артура
Ванденберга, который ранее "окрестил" Рузвельта "асом силовой политики". — The Private
Papers of Senator Vandenberg. Ed. by A.H. Vandenberg, Jr. Boston (Mass.), 1952, p. 9.
^Распространенное неофициальное название второй мировой войны в США людьми стар¬
ших поколений. — Прим. ред.
11 Все перечисленные исследователи, кроме У.Эмерсона, работали над созданием серии
"Армия Соединенных Штатов во второй мировой войне”.
116

ки находили, что в каждом из них президент действовал наивно и по-донкихот¬
ски. В одном случае американцы отвергли доводы англичан и отказались пре¬
вратить кампанию в Италии в одну из основных (если не основную) операций в
достижении разгрома Германии и преследовавшую цель, как это можно прочи¬
тать в мемуарах Черчилля, противодействовать Советскому Союзу. Второй спор
возник из-за того, что американцы настаивали на вторжении в Южную Францию,
операция ’’Энвил” (’’Драгун”), и это привело к обмену крепкими выражениями,
когда Черчилль осознал, что данная кампания сделает невозможным предлага¬
емое британцами большое наступление в Восточном Средиземноморье. Послед¬
ний спор был связан с отвергнутыми Эйзенхауэром и Рузвельтом предложения¬
ми англичан о проведении мощного наступления на Берлин в 1945 г. войсками
генерала Бернарда Монтгомери, что позволило бы, как доказывал Черчилль,
англо-американским соединениям (Черчилль делал ударение на '”англо-”) войти
в Берлин раньше русских12.
В каждом из этих случаев Черчилль, исходя из своих целей, просил амери¬
канцев подчинить военные соображения политическим. Он признавал, что и у
Рузвельта были свои собственные мотивы, определявшиеся его пониманием
американских интересов. Черчилль иногда соглашался с президентом. Британс¬
кий лидер и сам не мог придерживаться какой-либо постоянной политики в
отношении Советского Союза и, в сущности, никогда по-настоящему не высту¬
пал против стремления Рузвельта сотрудничать с Россией вплоть до окончания
Ялтинской конференции13. И все же в мемуарах, подспудной целью которых
было укрепление хороших отношений между англичанами и американцами14,
Черчилль рисует президента и американцев невинными младенцами, не осозна¬
вавшими того, что управлять миром можно было лишь проводя политику балан¬
са сил при условии, что англичане выступали бы посредником между США и
СССР. Себя премьер-министр изобразил мудрым и дальновидным лидером, пред¬
видевшим советскую экспансию, а Рузвельта - человеком, не желавшим при¬
нимать геополитических реалий.
В действительности же Рузвельт хорошо понимал связь между военными и
политическими целями. Например, в мае 1942 г. он пообещал советскому ми¬
нистру иностранных дел В.М. Молотову практически немедленно предпринять
крупное наступление через Ла-Манш, сказав, что англичане и американцы пони¬
мают ’’неотложность задачи создания второго фронта в Европе в 1942 г.”15 Руз¬
вельт объяснил этот шаг Черчиллю чисто политическими мотивами. ”Я склонен
думать, что в настоящее время все русские несколько пали духом. Главное,
однако, заключается в том, что на Русском фронте мы, возможно, столкнемся, а
по всей вероятности, уже столкнулись, с серьезными неприятностями”. И премь¬
ер-министр, и его генеральный штаб ясно дали понять, что вторжение во Фран¬
12Решение отказаться от наступления на Берлин, подчеркивал Стефан Эмброуз, было
продиктовано как политическими, так и военными соображениями. Анализ военных перс¬
пектив операции, который сделал Эйзенхауэр, дал Рузвельту основания принять то полити¬
ческое решение, к которому он склонялся сам, см.: Ambrose S. Eisenhower and Berlin, 1945:
The Decision to Halt at the Elber. New York, 1967.
13Kimball W.F. The Juggler, p. 159—183. В ходе конференции в Квебеке в сентябре 1944 г.
Черчилль поставил вопрос о советской экспансии в Европе, однако не стал настаивать на его
обсуждении после того, как Рузвельт отказался послать Сталину письмо с предостережения¬
ми, см.: Conference at Quebec, 1944. — Foreign Relations of the United States (далее — FRUS).
Washington, 1961, p. 490—491.
14Churchill to Eisenhower, 28 Mar. 1943. — Churchill and Roosevelt: The Complete Correspon¬
dence, in 3 v. Princeton (N.J.), 1984, v. I, p. 5.
15FRUS, 1942, v. Ill, p. 594.
117

ции в 1942 г. с военной точки зрения не принесет никакой пользы, но Рузвельт
игнорировал их совет*6. Поддержка президента со стороны генерала Маршалла
была неполной: он согласился на ограниченное наступление в 1942 г., нацелен¬
ное прежде всего на отвлечение немецких военно-воздушных сил, если создаст¬
ся впечатление, что Советский Союз близок к поражению. Однако настоящая
цель генерала заключалась в том, чтобы продолжать оказывать на англичан
давление и заставить их согласиться с его планами крупного вторжения через
Ла-Манш в 1942 или 1943 гг. Обещание второго фронта как кампании, которая
смогла бы оттянуть с советско-германского фронта до 40 немецких дивизий,
данное Молотову, возможно, было нереалистичным, но столь же нереалистич¬
ным было и предложение Маршалла об отвлекающем наступлении во Франции* 17 *.
В годы войны англичане, а позднее историки, обычно рассматривали данное
Рузвельтом обещание открыть второй фронт в 1942 г. как средство успокоения
Сталина, раз уже Молотову не удалось достичь согласия относительно вклю¬
чения в состав СССР балтийских государств: союзники постоянно опасались
того, что Сталин может вступить в переговоры с Гитлером, как он это сделал в
1939 г. Однако именно в марте 1942 г., более чем за два месяца до поездки Моло¬
това в Вашингтон, Гопкинс отметил в своем меморандуме президенту: ”Я сом¬
неваюсь, что есть что-либо более важное, чем создание другого фронта про¬
тив Германии ближайшим летом (1942 г. - У.К.)”10. Опасения возможного согла¬
шения между СССР и Германией нельзя отделять от военных реалий - без учас¬
тия Советского Союза в войне никакой второй фронт не был бы возможен ни в
1943, ни в 1944, ни когда-либо еще19. Не с такими ли проблемами сталкивался
тогда любой главнокомандующий? Встретив жесткое противодействие со сторо¬
ны британского союзника, которому пришлось бы в 1942 или 1943 г. предоста¬
вить основную массу живой силы для высадки в Европу, Рузвельт отступил.
Хотя он никогда не говорил об этом прямо, здесь присутствовали и более
долгосрочные соображения. Поддержка Советского Союза определенно вписы¬
валась в его политическую стратегию, направленную на превращение револю¬
ционных большевиков в цивилизованных русских, которую Рузвельт начал
проводить еще до того, как США формально вступили в войну. Какими же моти¬
вами руководствовался в конце концов Рузвельт? Соображениями, связанными
с определенным театром военных действий? Мотивами большой стратегии? Коа¬
лиционной политики? Послевоенного планирования? Или всеми ими вместе?
Из ’’дипломатии второго фронта” вытекало самое известное и наиболее ярко
характеризовавшее Рузвельта решение, навязанное им начальникам штабов, о
вторжении осенью 1942 г. в Северную Африку вместо накопления сил для подго¬
Ibidem; Churchill and Rossevelt, v. I.См. подробнее: Gardner L.C. Architects of Illusion.
Chicago (Ill.), 1970, p. 26—54; Stoler M.A. The Politics of the Second Front. Westpurt (Conn.),
1977.
Ознакомление с рапортами, поступавшими к Дж. Маршаллу, о состоянии подготовки
операции, позволяет предположить, что он не мог не прийти к выводу, что ближайшей воз¬
можной датой осуществления полномасштабного вторжения во Францию может стать 1943 г.
Однако Маршалл, как полагал Гарри Гопкинс, надеялся на то, что "сила обстоятельств"
приведет к открытию второго фронта в 1942 г. См. Sherwood R. Roosevelt and Hopkins. An Inti¬
mate Story. New York, 1950, p. 569.
Меморандум Гопкинса цитируется no: Sherwood R. Op. cit., p. 518-519.
Важность того вклада, который вносил в ведение войны СССР, всегда осознавалась
американскими военными, планировавшими операции, см.: Stoler M.A. From Continentalism
to Globalism: General Stanley D. Embick, the Joint Strategic Survey Commit*ee, and the Military
View of American National Policy During the Second World War. - Diplomatic History, 1982, N 6
p. 303-321.
не

товки мощного наступления через Ла-Манш в 1943 г. Маршалл, Эйзенхауэр, Пат¬
тон, Ведемейер и другие генералы не раз осуждали это решение как чисто ”по-
литическое”. Все они были привержены концепции концентрации сил и рассмат¬
ривали периферийную стратегию Черчилля как изначально ошибочную. Вторже¬
ние в Северную Африку не было направлено против главных сил немецкой ар¬
мии, и поэтому оно должно было создать эффект ’’насоса”, откачивающего ан¬
глийские и американские вооруженные силы оттуда, куда они в конце концов
должны были быть направлены. И хотя это обвинение никогда не было предъяв¬
лено открыто, американцы определенно думали^ что англичане боятся столк¬
новения с немецкой армией20.
Большинство историков всегда защищали мудрость этого принятого Рузвель¬
том стратегического решения. Конечно, Маршалл мог быть прав. Однако те, кто
доказывает, что вторжение в Западную Европу в 1943 г. могло сократить про¬
должительность войны и предотвратить ’’освобождение” большей части Цент¬
ральной Европы русскими, игнорируют влияние Тихоокеанского театра воен¬
ных действий. Рузвельт и Гопкинс понимали, что продолжительное'бездействие
на германском фронте могло способствовать формированию в конгрессе и в
общественном мнении идеи сконцентрировать основные силы против Японии21.
А так как победителей не судят, нам никогда не удастся проверить это предполо¬
жение. Да дело и не в этом. Каким бы ни было решение Рузвельта - мудрым
или ошибочным, - оно принималось по политическим, а не военным причинам.
И эти политические причины достаточно веские и определялись отнюдь не свое¬
корыстными или сиюминутными соображениями. Решение сконцентрироваться
на войне против Германии было военным в том смысле, что разумнее всего раз¬
бить прежде всего самого сильного противника. Однако оно было также и поли¬
тическим заявлением, суть которого состояла в том, что планы президента,
предусматривавшие послевоенное сотрудничество с великими державами -
Британией и Советским Союзом, - требовали стратегии, отдававшей приоритет
Европе. Как могли США надеяться стать лидером послевоенного мира, если бы
они бросили своих европейских союзников на произвол судьбы? В конце кон¬
цов, как утверждал Клаузевиц, политика - это и есть то, ради чего ведутся
войны22.
И, наконец, еще одна грань образа Рузвельта как главнокомандующего. Это
образ ’’простака-американца”. Складывание его начинается с предположения,
выдвигаемого современными последователями Клаузевица и состоящего в том,
2oSherwood R. Op. cit., р. 588-615; Stoler И.A. The Politics of the Second Front, p. 3-63; Lar¬
rabee E. Op.cit., p. 127—137.Выражение "насос" заимствовано из книги: Pogue F.С. George С.
Marshall: Organizer of Victory, 1943-1945. New York, 1973, p. 22.
2 1
О преимуществах и практических сторонах осуществления вторжения во Францию в
1943 г. см.: Grigg J. 1943, The Victory That Never Was. New York, 1980; Dunn W.5. Second Front
Now — 1943. Tuscaloosa (Ala.), 1980.06 опасениях, возникших в связи с требованиями общест¬
венности о перенесении главных военных усилий США на Тихоокеанский театр военных
действий, см.: Steele R.W. The First Offensive: Roosevelt, Marshall, and the Making of American
Strategy. Bloomington (Ind.), 1973, p. 81—93; American Popular Opinion and the War Against
Germany: The Issue of Negotiated Peace, 1942. — Journal of American History, N 65, Dec. 1978,
p. 703—723; Stoler M.A. The Pacific—First Alternative in American World War II Strategy. — Inter¬
national History Review, 1980, N 2, p. 432—452.
22Funk A.L. The Politics of "Torch”: The Allied Landings and the Algiers Putsch 1942. Lawren¬
ce (Ks), 1974, Автор подчеркивает, что президент принял это военное решение по политическим
соображениям. Высадка в Бизерте, к востоку от Гибралтарского пролива, сулила более быст¬
рую победу в Северной Африке, в то время как неудача могла укрепить позиции тех, кто
поддерживал идею проведения более крупных операций на Тихом океане. Этим Рузвельт не
хотел рисковать.
119

что решения главнокомандующего должны определяться политикой, и заверша¬
ется тезисом, что в случае с Рузвельтом все было наоборот - политические реше¬
ния диктовались событиями войны. Господство СССР в Восточной и Централь¬
ной Европе становится просто результатом продвижения Красной Армии на
запад. ’’Что же еще мог он делать, столкнувшись с невероятной мощью насту¬
павших русских?” - спрашивают защитники президента. А его критики жалуют¬
ся на то, что отсутствие у президента концепции последовательной внешней
политики предоставило инициативу Красной Армии. Посередине - те, кто дока¬
зывает, что какую политику ни проводил бы Рузвельт в годы войны в отноше¬
нии СССР, результаты были бы одинаковыми, особенно, если учесть реальность
военной мощи Советского Союза23. Однако в любом случае Рузвельт внешне
выглядит пассивным и неуверенным.
Аналогично обстоят дела с его соглашением со Сталиным в отношении Вос¬
точной Азии, санкционировавшим советское присутствие в Маньчжурии в после¬
военные годы. Раньше защитники президента настаивали на том, что его прину¬
дили сделать этот шаг требования военных, утверждавших, что полномасштаб¬
ное участие СССР в войне с Японией было необходимо для спасения жизни аме¬
риканских солдат24. Тогда критики напали на Рузвельта за неспособность быст¬
ро занять антисоветскую позицию и стали критиковать его за то, что он позво¬
лил сомнительным советам военных возобладать над политикой поддержки
режима Чан Кайши. Такие аргументы поставили в весьма неудобное положение
тех критиков, кто зачастую поддерживал принятое Г. Трумэном решение сбро¬
сить атомную бомбу и оправдывал этот шаг теми же самыми соображениями
военной необходимости, на которую, по их мнению, Рузвельту не следовало
обращать внимание. Ф. Погью, биограф Маршалла, опроверг мнение о том, что на
Дальнем Востоке Рузвельт пошел на уступки Сталину из-за того, что Маршалл и
другие американские военные вынудили президента к этому. Напротив, Мар¬
шалл и все американцы, принимавшие участие в Ялтинской конференции, пред¬
полагали, что русские сдержат свое обещание вступить в войну на Тихом океане
и взять на себя долю тяжелых потерь, неизбежных в войне с японцами на суше
- в Маньчжурии и Северном Китае25. Да и Рузвельт в Ялте не говорил ничего
такого, что свидетельствовало бы о том, что он думал иначе. И это, и.давняя
озабоченность президента послевоенным урегулированием показывают, что его
согласие с территориальными предложениями Сталина имело политическую
основу - особенно после того, как вопрос о вступлении русских в войну был
решен. Эта договоренность не только предоставляла Рузвельту еще одну воз¬
можность способствовать распространению созданного им образа цивилизован¬
ного Советского Союза, но также и шанс на то, чтобы убедить Китай признать
лидерство Америки, при условии, что поддерживаемый русскими Мао Цзэдун
не станет победителем.
23
Исследователь Теодор Дрэйпер, всегда восхищавшимся президентом и защищавший его,
решительно утверждает: "Контроль над Восточной Европой дал Советскому Союзу не Франк¬
лин Д. Рузвельт; его дала ему Красная Армия”. - Draper A. Present of Things Past. New York,
1990, p. 251.
To, что эти прогнозы возможных потерь были позднее сильно преувеличены с тем,
чтобы оправдать использование атомной бомбы, — не столь важно. Не существует никаких
доказательств того, что Маршалл и другие военные советники президента в своей оценке
важности участия СССР в войне против Японии руководствовались чем-то другим, кроме
военных соображений. — Pogue F.C. Op. cit., р. 528—535.
Вопрос "почему Трумэн сбросил бомбу” глубоко исследуется в статье: Walker J.S. The
Decision to Use the Bomb. — Diplomatic History, N 13, Winter 1990, p. 97—114.
25Pogue F.C. Op.cit., p. 533—534.
120

Все это говорится не для того, чтобы согласиться с теми, кто рисует Рузвельта
простофилей, наивно уступившим Европу и Восточную Азию коммунистам26.
Однако часть аргументов в пользу того, что не только Красная Армия, но и Руз¬
вельт сыграли важную роль в определении судеб послевоенных Европы и Вос¬
точной Азии, следует принять. Ибо для президента вопрос состоял не в том,
чтобы сделать простой выбор между ’’плохими” или ’’хорошими парнями”. Не¬
сомненно, к середине 1944 г. ’’жесткий” подход к Советскому Союзу едва ли
помог бы убрать Красную Армию оттуда, где она уже находилась или вскоре
могла оказаться. ’’Добрососедский” подход Рузвельта к СССР начал проявлять¬
ся задолго до 1944 г. В отличие от В. Вильсона Рузвельта не преследовали мысли
о неистовом большевизме. С 1917 г. Советский Союз лишь угрожал революцией,
но мало что сделал в этом направлении. Даже нацистско-советской пакт 1939 г.
рассматривался им сквозь призму политики ’’умиротворения” и отказа Англии и
Франции внять американским призывам оказать противодействие Гитлеру.
Президент отверг, хотя и понял оправдание этого шага, публично выдвинутое
Сталиным и сводившееся к тому, что у Советского Союза не было другого выбо¬
ра, так как Великобритания и Франция бросили его на произвол судьбы. Од¬
нако независимо от своей предыстории война породила новую ситуацию, и
Рузвельт сделал выбор в пользу мира, сочетавшегося с позитивными системати¬
ческими реформами, а не простого перемирия, лишь подготовлявшего сцену
для очередной конфронтации27.
Суть в том, что Рузвельт не был ни пассивным, ни неуверенным. У него было
представление о послевоенном мире, которое, каким бы ни было неясным, он
стремился воплотить в жизнь с удивительным постоянством. Рузвельт вовсе не
был главнокомандующим, неспособным видеть связь между военной мощью и
политическими целями. Он неохотно прибегал к использованию вооруженных
сил - его политика ’’доброго соседа” в Латинской Америке и его нежелание до
того, как США вступили в войну, брать на себя какие-либо обязательства, ка¬
савшиеся их вовлечения в европейский конфликт, являются примерами тому.
Однако это тот же самый Рузвельт, который был согласен с Черчиллем в том,
что существование атомной бомбы следует держать от русских в тайне (как,
впрочем, и от всех остальных); тот же самый Рузвельт, который был согласен со
своими генералами в том, что в Тихоокеанском регионе после войны должны
быть созданы контролируемые Соединенными Штатами военные базы; тот же
самый Рузвельт, который убежденно говорил о том, что безопасность Америки
требовала контроля над западноафриканским портом Дакар, и который вклю¬
чил Гренландию и Исландию в Западное полушарие президентским указом -
пример произвольного подхода к географии28.
Его лидерские способности были продемонстрированы еще до того, как США
формально вступили в войну, когда Рузвельт сознательно и целенаправленно
решил относиться к СССР как к потенциальному ’’доброму соседу”. Принятое
им вопреки советам большинства его окружения в 1941 г. решение предоставить
этой стране эффективную помощь стало ярким примером действий, осуществ¬
ленных Рузвельтом в качестве президента и главнокомандующего. Полагая, что
26 Последней в этом списке является книга: Nisbet R. Roosevelt and Stalin: The Failed Co¬
urtship. Washington (D.C.), 1988.
27 Подробнее об этом см.-.Kimball W.F. The Juggler...
28 О Гренландии и произвольном подходе к географии см.-.Henrikson А.К. The Map as ап
"Ide'i”: The Role of Cartographic Imagery During the Second World War. - The American Cartogra¬
pher, 1975, N 2, p. 19—53; Fogelson H. Greenland: Strategic Base on a Northern Defence Line. —
Journal of Military History, N 53, January 1989, p. 51—63.
121

Красная Армия рассыплется под натиском Гитлера, американские начальники
штабов неодобрительно относились к переадресовке материальных ресурсов,
предназначенных для наращивания либо обороны Америки, либо Британии.
Представленные ими аргументы звучали поразительно похоже на те, что выдви¬
гались ими годом раньше против предоставления помощи Великобритании -
зачем снабжать страну, находившуюся на грани краха? Рузвельт отклонил эти
советы летом 1940 и вновь сделал то же самое в конце лета - начале осени 1941
г.29
Коалиция и политика послевоенного периода - две стороны одной и той же
медали - беспокоили его одновременно и в этой и во многих других ситуациях.
Стремление проанализировать действия Рузвельта лишь как главнокомандую¬
щего приводит к тому, что в поле зрения оказывается лишь малая часть его
деятельности. То, что он сделал в качестве главнокомандующего, было неотде¬
лимой частью его более широкой роли - одновременно национального и мирово¬
го лидера. Деление на составляющие: главнокомандующий, партийный босс,
глава правительства, глава государства, лидер нации - обедняет его образ.
Рузвельт всегда был политиком с большой буквы, постоянно пытавшимся до¬
стичь целей, которые он поставил перед собой, государством и странами мира.
После того, как немецкое и японское наступления были остановлены под
Сталинградом и на Гуадалканале, победа в войне уже не была главной, всепо¬
глощающей заботой президента30/
В действительности существует очень мало свидетельств, если они вообще
существуют, в пользу того, что Рузвельт не доверял своим подчиненным-воен¬
ным тогда, когда речь шла о победе в сражении или кампании. Редко вмеши¬
вался он и в планы боевых операций и в стратегию, осуществляемую на том или
ином театре военных действий по чисто военным причинам31. Его генералы не
приводят ни единого примера вмешательства Рузвельта в их планы подобно
Черчиллю, доводившему своего начальника штаба генерала Алэна Брука до
состояния близкого к безумию. Джорджу Маршаллу никогда не было нужды
жаловаться на президента так, как это делал Брук32. Президент был менее под¬
вержен очарованию планов небольших и искусно разработанных операций,
создававших ощущение присущих войне романтики и авантюризма. Конечно, у
него не было советников, подобных тем, что нашептывали Черчиллю на ухо идеи
вроде рейда в Дьепп в 1942 г. или превращения айсбергов в плавучие аэродро¬
мы, однако существует очень мало свидетельств того, что такие планы смогли
бы увлечь Рузвельта так, как они увлекали Черчилля (даже если вспомнить при
этом, как однажды президент предложил генералу Арнолду разбомбить элект¬
ростанцию в Шанхае33). У Рузвельта было два ’’придворных советника”, носив¬
29Kimball W.F. Crisis Diplomacy, June-December 1941. - Soviet-U.S. Relations, 1933-1942.
Ed. by G.N. Sevostianov and W.F. Kimball. Moscow, 1989, p. 53—71.
30 Я не предлагаю считать эти два сражения поворотной точкой войны. Скорее, они явля¬
ются показателями предела немецкой и японской экспансии.
31 Рассел Ф. Уэйгли в своей обстоятельной работе, посвященной военным операциям в
Европе, упоминает о президенте лишь три раза и каждый раз вскользь. — Weigley R.F. The
Campaigns of France and Germany, 1944-1945. - Eisenhower’s Lieutenants. Bloomington (Ind.)
1981.
32Bryant A. Triumph in the West. Garden City (N.Y.), 1959, p. 93-94.
В начале войны Рузвельт упоминал о планах использования специальных диверсионных
подразделений для освобождения островов, удерживаемых небольшими японскими гарнизо¬
нами. Черчилль, заинтересованный в том, чтобы американские операции на тихоокеанском
театре военных действий не отразились на стратегии, предусматривавшей приоритет европей¬
ского театра, с энтузиазмом поддержал идею организации подобных вылазок. Однако прези¬
122

ших военные мундиры, - генерал Эдвин Уотсон, чье положение военного совет¬
ника определялось, главным образом, его способностью рассказывать анекдоты
и отпугивать нежеланных посетителей, и адмирал Уиллиэм Пеги, обязанный сво¬
ей должностью начальника штаба главнокомандующего генералу Маршаллу,
который пришел к выводу, хотя и не вполне себя оправдавшему, что Леги будет
координировать советы военных, не добавляя при этом своих, так как страдал от¬
сутствием воображения34.
Доверие Рузвельта к подчиненным ему военным распространялось даже на
сферу политики и временами приводило к результатам, противоположным тем,
к которым он стремился сам. В отличие от Черчилля, имевшего обыкновение
смотреть на военных как на людей ограниченных и неспособных к пониманию
более широких задач национальной политики, президент позволял командую¬
щим театрами военных действий управлять гражданской администрацией осво¬
божденных или оккупированных территорий. Он был уверен в том, что его соб¬
ственные взгляды и точка зрения его генералов на то, как следует воссоздавать
правительства и общества в этих странах, совпадали. Военный министр Стимсон
настаивал на том, что командующие должны нести ответственность за террито¬
рии, находящиеся у них в тылу, и Рузвельта такой порядок вполне удовлетво¬
рял. Таким образом, американские генералы располагали очень широкими пол¬
номочиями. Эти полномочия дали возможность Макартуру воссоздать прави¬
тельство Филиппин, которое Рузвельт выставлял в качестве модели для других
колоний; помогли Эйзенхауэру заключить подвергшееся сильной критике со¬
глашение с адмиралом Дарланом о французских войсках в Северной Африке
(оно было поддержано Рузвельтом), подготовили почву для восстановления
монархии в Италии (чему Рузвельт в общем-то противился) и даже позволили
оказать поддержку обретению Французским комитетом национального осво¬
бождения функций временного правительства, а его главе Шарлю де Голлю -
роли лидера Франции (чему президент стремился воспрепятствовать).
Однако ни в одном из этих случаев решения, принятые командующими, не
изменили сколь-нибудь существенно политику, которую проводил президент.
Король Италии Виктор-Эммануил вернул свой трон только в обмен на обяза¬
тельство провести плебисцит, приведший к провозглашению Италии республи¬
кой. Что же касается де Голля и Франции, то истинной причиной нежелания
президента признать руководящую роль французского генерала всегда было его
убеждение в том, что послевоенная Франция будет истощена внутренними раз¬
дорами. Поддержка какой-либо из сторон в этой борьбе только поставила бы
США в положение, которое могло бы вовлечь их в участие в бесконечных спо¬
рах. И именно в этом, а не в личной неприязни Рузвельта к де Голлю, заключалась
дент вскоре обратился к более крупным операциям. — Churchill and Roosevelt, v. I, p. 322,
383, 439.
Об идее бомбежки шанхайской электростанции бомбардировщиками, базировавшимися в
Индии, предложенной Рузвельту китайским дипломатом T.B. Суном, см.: Gunther J. Op.
cit., р. 325. В действительности это предложение было внесено в ходе встречи Тихоокеанско¬
го военного совета. - См. Minutes of the 11th Pacific War Council Meeting, 17 June 1942;
H.H. Arnold to the President, 15 June 1942. - FDRL, Map Room Papers, box 168.
34 Маршалла весьма удивляло, когда Леги начинал выступать в защиту какого-либо пла¬
на, так как в целом адмирал выступал скорее в качестве президентского "посыльного и
экспедитора”, нежели в роли советника. Вскоре после завершения войны пост, занимаемый
Леги, таинственным образом был преобразован в должность председателя объединенного
комитета начальников штабов. - Stoler М.А. George С. Marshall: Soldier-Statesman of the
American Century. Boston (Mass.), 1989, p. 92.
123

проблема. К 1944 г. Рузвельт не мог предложить никакой положительной альтер¬
нативы, и англичане и Эйзенхауэр сотрудничали с де Голлем35.
Усвоенный Рузвельтом стиль командования, как и его манера управлять
страной, ярко отражали его личные особенности. Этот своеобразный стиль на¬
столько смущал и пугал Маршалла, что он предпринял ряд шагов с тем, чтобы
отделить себя от него. Он действовал через Гопкинса, избегал неформальных
посещений и Белого дома, и Хайд Парка, добился того, что Рузвельт всегда гово¬
рил о нем как о ’’генерале Маршалле”, а не ’’Джордже” и даже доходил порой до
такой крайности, что отказывался смеяться, когда президент шутил36.
Конечно, иронический подход Рузвельта к делам и непринужденная манера,
в которой они решались, были рассчитанной линией поведения. Приветливая
внешность президента лишь едва прикрывала его малоприятные качества. У
него были приятели, партнеры, но мало друзей. Он использовал свою ’’банду в
запонках”37 для того, чтобы она развлекала его во время выездов на рыбалку и
в Белом доме, однако, когда эти люди выдыхались, он мог холодно расстаться с
ними. Его поддразнивания и шутки часто задевали за живое. Верность он часто
понимал как ’’улицу с односторонним движением”. Когда Гопкинс, больной и
переутомленный работой, женился и съехал со своей квартиры в Белом доме, он
перестал быть конфиденциальным советником президента, при том, что он бо¬
лее, чем кто-либо другой, мог претендовать на то, чтобы называться alter ego
Рузвельта. Маршалл считал, что своей независимостью он обязан лишь способ¬
ности уклоняться от близкого общения с Рузвельтом. Даже Генри Моргентау,
который искренне любил президента, никогда не был уверен в прочности своих
дружеских отношений с ним. Однако контроль президента над его окружением
никогда не основывался на манипулировании особенностями характера этих
людей. Как свидетельствовали все его современники, Рузвельт принимал труд¬
ные решения сам, защищенный от внешних влияний собственной индивидуаль¬
ностью, точно так же, как Маршалл защищал себя от его влияния38.
Отношения между Рузвельтом и его начальниками штабов в некотором смыс¬
ле мало отличались от его подхода к важнейшим политическим советникам. Он
обеспечивал свой личный контроль над теми и другими, удостоверяясь в том,
что они докладывали непосредственно, а зачастую и частным образом ему, ми¬
нуя членов кабинета, - будь то государственный секретарь, военный или морс¬
кой министры. Большинство из них он подобрал сам - его память вполне заме¬
35Последними по времени появления исследованиями франко-америкагских отношений
в годы войны являются книги: Hurstfield LG. America and the French Nation. 1939-1945.
Chapel Hill (N.C.), 1986; Aglion R. Roosevelt and De Gaulle. New York, 1988.
36Stoler M.A. George C.Marshall, p. 73-74.
"Банда в запонках” состояла из людей, работавших с Рузвельтом еще в ходе его первой
избирательной кампании, когда он баллотировался на пост вице-президента США в 1920 г.
-Каждый из них получил в подарок от кандидата золотые запонки: с собственными инициала¬
ми на одной и инициалами Рузвельта на другой. Sherwood R. Op. cit., р. 946. См. также:
Ward G.C. A First-Class-Temperament: The Emergence of Franklin Roosevelt. New York, 1989,
p. 558.
38B/um J.M. From the Morgenthau Diaries, in 3 v. Boston, 1959—1967. Блам пишет, что отно¬
шения между Рузвельтом и Моргентау были очень теплыми, однако современники вспоми¬
нали и о крупных спорах между ними, см.: Kimball W.F. The Most Unsordid Act: Lend-Lease,
1939—1941. Baltimore (Md.), 1969, p. 5; Morgenthau H. Mostly Morgenthaus: A Family History.
New York, 1991.
О том, как Рузвельт обращался с Гопкинсом, см.: Sherwood R. Op. cit.; McJimsey G. Harry
Hopkins. Cambridge (Mass.), 1987. Склонность Рузвельта к "грубым и даже жестоким" шуткам
в отношении своих преданных друзей описана в книге: Ward L.C. Op. cit., р. 293, 546.
124

няла ту знаменитую ’’маленькую черную записную книжку”, куда Маршалл
заносил характеристики армейских офицеров. Рузвельт требовал, чтобы и ди¬
пломаты и военные держались подальше от той политики, которой занимались
конгресс и местные власти, и те, кто переступил эту черту, вскоре узнавали о
своем назначении на службу в отдаленные места. Когда Рузвельт назначил Мар¬
шалла начальником штаба армии, в этом решении многие усмотрели некий на¬
мек. Назначение было осуществлено через голову явного кандидата на этот пост
генерал-майора Хью Драма, обладавшего хорошими связями в обществе и поли¬
тических кругах. Постоянное выдвижение Драмом собственной кандидатуры
раздражало Рузвельта до такой степени, что он открыто выразил свое недоволь¬
ство: ’’Драм, Драм! Я хотел бы, чтобы он прекратил барабанить!”®9 Однако более
важным является то, что Рузвельт избегал подбирать себе подчиненных, имев¬
ших независимую политическую поддержку, и никогда не назначал подобных
людей на военные должности, кроме особого и любопытного случая, связанного,
с назначением Макартур^39 40. Понимавший и принявший отведенную ему роль,
Маршалл оказался одним из наиболее эффективных защитников политики ад¬
министрации на Капитолийском холме41. Действия Рузвельта тем не менее яв¬
ляются лишь частью того, что он подразумевал под понятием ’’главнокоманду¬
ющий”. Можно было не соглашаться с ’’боссом”, споря с ним один на один, но не
стоило заручаться посторонней помощью, пытаясь заставить Рузвельта изменить
свое мнение.
Доверие Рузвельта к своим военным не было результатом его безразличия к
их делам. Он редко устраивал формальные и длительные совещания со своими
начальниками штабов, что побудило одного из военных историков утверждать,
что встреча на борту линкора ’’Айова” по пути в Тегеран предоставила началь¬
никам штабов единственную до того дня возможность серьезно обсудить с пре¬
зидентом ’’военно-политические вопросы”42. Но Рузвельт всегда с подозрением
относился к формальным совещаниям с ведением протоколов и записей. Однаж¬
39Parrish Th. Roosevelt and Marshall: Partners in Politics and War. New York, 1989, p. 91.
Шутка основана на игре слов: "драм” (drum) — по-английски "барабан”. — Прим. ред.
40Ларраби утверждает, что президент сумел "приручить” Макартура (Larrbee Е. Op. cit.,
р. 307), однако, если это и произошло, то сам процесс приручения напоминал скорее ’’закли¬
нание” змеи факиром, нежели подчинение льва дрессировщиком.
Назначение Макартура было для Рузвельта также и способом обезопасить себя от защит-?
ников стратегии, предусматривавшей приоритет Тихоокеанского театра военных действий,
тем более, что репутация генерала создавала впечатление, что президент подчеркивал значе¬
ние кампании на Тихом океане.
41Маршалл убедил'конгресс в своей абсолютной честности, и оппоненты Рузвельта зачас¬
тую считали, что показания генерала могут стать невыгодными для администрации. Однако
такого никогда не случалось, хотя иногда и предпринимались политические маневры для
того, чтобы именно это и произошло, см. Poguę F. Op. cit; Parrish Th. Op.cit. В ходе слушаний
в конгрессе, предшествовавших рассмотрению и прохождению закона о ленд-лизе, X. Фиш и
другие конгрессмены, пытавшиеся воспрепятствовать политике Рузвельта, направленной на
предоставление помощи Великобритании, постарались уговорить Маршалла выступить в
качестве свидетеля со стороны меньшинства (республиканцев). Он отказался сделать это на
том основании, что уже является свидетелем со стороны администрации. Затем, когда от
Маршалла потребовали, чтобы его показания были заслушаны в ходе сессии, проводимой
вместе с представителями администрации, он сумел уклониться и оставить присутствующих
и общественность в недоумении относительно того, как же он ответил на вопрос, всегда
задаваемый конгрессменом Фишем: "Создает ли Германия военную угрозу для Соединенных
Штатов?” — Kimball W.F. The Most Unsordid Act, p. 163—164.
Ą2Matloff M. Strategic Planning for Coalition Warfare, 1943—1944. Washington (D.C.), 1953,
p. 338.
125

ды он сердито приказал Моргентау не брать секретаря для ведения протокола в
ходе совещания кабинета и точно так же отреагировал на попытку занести в
записную книжку сделанные замечания, предпринятую исполнявшим обязан¬
ности секретаря совещания начальников штабов генералом Джоном Дином. Од¬
нако он регулярно беседовал со своими начальниками штабов поодиночке, а
иногда и со всеми вместе, даже если эти встречи и не заносились в ’’Дневник
дежурного”, отвечавшего в Белом доме за вызов к президенту. Более того, Руз¬
вельт ежедневно встречался с адмиралом Леги, которого Маршалл и другие
генералы использовали для передачи президенту информации и своих идей43.
Публичные заявления американских военных о том, что они не занимались
политикой, опровергались, конечно, их действиями в качестве частных лиц.
Как показали биографы Маршалла, он проделал скользкий и ненадежный путь к
посту начальника штаба армии, предпринимая ряд точных и последовательных
шагов в сфере политики, даже если в основе его карьеры всегда были компе¬
тентность, честность и интеллект. Его отрицательное отношение к кампании в
Северной Африке и к ’’средиземноморскому насосу”, который, как он точно
знал, станет ее результатом, всегда объяснялось строго военными соображения¬
ми - вторжение в Европу через Ла-Манш являлось самым коротким и наименее
дорогостоящим путем к победе. Однако в основе его позиции лежало убежде¬
ние в том, что операции, предпринимаемые в Средиземноморье и на Ближнем
Востоке, были рассчитаны на обеспечение имперских интересов Великобритании.
Политика могла иметь ’’определяющее влияние на военные операции”, писал
Маршалл в своих частных заметках. Он признал после войны, что американс¬
кие военные руководители ’’обсуждали политические вопросы более, чем что-
либо другое... Однако мы старались, и очень старались, никогда не обсуждать их
с англичанами, и отсюда те пришли к выводу, что мы вовсе не замечали этих
проблем”44. К 1943 г., как это показал историк Марк Столер, начальники штабов
поддерживали политику Рузвельта, направленную на сотрудничество с Советс¬
ким Союзом. Они понимали, что русские нужны как для того, чтобы выиграть
войну, так и для того, чтобы американские потери не превысили ’’приемлемого”
уровня. В то же время сотрудничество с ними в послевоенные годы жизненно
необходимо, так как США не смогут противостоять советской военной мощи в
Европе и в Восточной Азии45.
Как отмечали все биографы Маршалла, в основе его поддержки Рузвельта
было ясное представление генер глом того, что президент примет, а что нет. После
того, как его мнение относительно вторжения в Северную Африку было проиг¬
норировано, генерал проявлял осторожность и не вносил предложений, если не
был достаточно уверен в том, что Рузвельт согласится с ним46. В серьезных
вопросах он ошибся только один раз. Маршалл хотел поддержать попытку гене¬
рала Джозефа Стилуэлла усилить давление на японцев на китайско-бирманско-
индийском театре военных действий и думал, что президент взял на себя обяза¬
тельство предпринять в Бирме крупные операции для того, чтобы открыть сухо¬
43” Дневник дежурного” хранится в фонде Рузвельта в Библиотеке Франклина Д. Рузвель¬
та в Хайд Парке, штат Нью-Йорк.
Ą4Stoler М.А. George С. Marshall, р. 107; Larrabee Е. Op. cit., р. 11.
45См. Staler М.А. From Continentalism to Globalism, p. 303—321.
4бЭтот и другие выводы относительно позиции, занимавшейся Маршаллом, содержатся в
следующих исследованиях: Staler М.А., Large С. Marshall; Pogue F.C. Op. cit.; Parrish Th. Op.
cit.; Larrabee E. Op. cit. Все эти авторы убеждены и в честности Маршалла и в том, что он
знал, как нужно работать с Рузвельтом.
126

путные пути снабжения войск Чан Кайши в Южном и Центральном Китае.
Было похоже, что именно это Рузвельт обещал Чану в ходе первой Каирской
конференции, как раз накануне встречи ’’большой тройки” в Тегеране. Однако,
когда президент вернулся в Каир после переговоров с Черчиллем и Сталиным,
он отказался от поддержки кампании в Бирме. Маршалл, не желавший нару¬
шить обещание, данное Стилуэллу, подозревал, что англичане оказывают на
Рузвельта слишком большое влияние, и был вне себя. Конечно, действия Руз¬
вельта объяснялись военными соображениями. Англичане настойчиво убежда¬
ли его в Тегеране, что для всего этого не хватит десантных средств. Возможно,
но тем не менее президент никогда не рассматривал снабжение и производство
в качестве ограничивающих факторов47. Более вероятной причиной была поли¬
тическая стратегия. Чан Кайши, с которым Рузвельт ранее связывал большие
планы, ныне вызывал разочарование. Слабый и настроенный против западных
держав, Чан все меньше подходил для роли лидера великой державы, которую
кому-то необходимо было играть в Восточной Азии после разгрома Японии. Не
было никакого смысла брать на себя дорогостоящие обязательства в отношении
китайского лидера, который казался неспособным осуществить после войны ту
работу, которую имел в виду президент.
Как же все вышеизложенное помогает нам понять и оценить Франклина Руз¬
вельта в роли главнокомандующего? В 1959 и 1960 гг. Отдел начальника воен¬
ной истории опубликовал сборник ’’Важнейшие решения” - несколько специ¬
альных исследований процесса принятия решений, основанных на разработках,
осуществленных для серии монографий ’’Армия Соединенных Штатов во второй
мировой войне” - единственной в истории Америки войне, не вызывающей
противоречивых чувств (несмотря на точку зрения Чарльза Тэнзилла и Брюса
Рассетта)48. Группа редакторов сборника в предисловии к ’’Важнейшим реше¬
ниям” обещала появление еще одной книги, основанной на запроектированной
серии исследований, названной ’’Армия Соединенных Штатов в конфликте с
коммунистическими державами49. Что поражает в сборнике, равно как и в се¬
рии ’’зеленых книг”, на основе которых он создан, так это роль президента.
Статьи были написаны армейскими историками и рассчитаны на армейских чита¬
телей, однако в них то и дело именно президент, а не армейские руководители,
принимает важнейшие решения. Даже в случае постыдной массовой эвакуации
и интернирования жителей тихоокеанского побережья японского происхожде¬
ния ответственность за принятие решения возлагается на президента50.
Не менее важную роль играют в этом сборнике и ситуации, в которых о роли
президента не говорится ни слова. То и дело, когда речь идет о вопросах, свя¬
занных со стратегией на каком-либо театре военных действий или с местными
операциями, Рузвельт просто отсутствует. Даже если учесть, что Черчилль был
единственным из руководителей крупных держав периода войны, не обладав¬
шим формальными правами главнокомандующего, трудно себе представить
Ą1Janeway Е. The Struggle for Survival. New Heven (Conn.), 1951; Leighton R.M., Coakley
R.W. Global Logistics and Strategy, 1940—1943. Washington (D.C.), 1955.
4BTansill Ch.C. The Back Door to War. Chicago (Ill.), 1952. Тэнзил осуждал Рузвельта за то,
что для того, чтобы вступить в войну с Германией, президент, используя ложную информа¬
цию, вовлек США в ненужную им войну с Японией. Брюс Рассетт, обеспокоенный тем влия¬
нием, которое оказало вступление США во вторую мировую войну на их послевоенную поли¬
тику, доказывает, что ни Япония, ни Германия не угрожали национальной безопасности
Соединенных Штатов, см.: Russett В. No Clear and Present Danger. New York, 1972.
49Command Decision. Ed. by Greenfield K.R. Washington (D.C.), 1960, p. IV.
S0Conn S. The Decision to Evacuate the Japanese From The Pacific Coast. — Command Decisi¬
ons, p. 125-149.
127

подобную серию специальных исследований, написанную британскими воен¬
ными историками, без упоминания в каждой из ее статей роли премьер-минист¬
ра51. Подобным же образом обстоят дела и с Гитлером, который регулярно вме¬
шивался в вопросы тактики и стратегии, хотя нам следует быть осторожными,
чтобы не принять за чистую монету оправдания, весьма удобные для немецких
военных и заключающиеся в том, что они выиграли бы ту или иную битву или
кампанию, если бы не вмешательство этого ’’безумца” из Берлина52. Подлинную
роль Сталина как главнокомандующего еще следует определить, развеяв тот
туман его обожествления, которым характеризовалась советская военная исто¬
рия. Этот туман остался до сих пер, несмотря на произошедшие во второй по¬
ловине 1980-х годов разоблачения Сталина, порожденные политикой гласности.
Однако те материалы, которые имеются, позволяют предположить, что Сталин
активно участвовал в разработке военных планов и в их претворении в жизнь53.
Г Однако в случае с Рузвельтом именно его нежелание постоянно вмешиваться
в дела военных и показывает, чем отличался он от других крупных государст¬
венных деятелей, выступавших в годы войны в роли главнокомандующих. Вме¬
шательство Рузвельта в военные вопросы имело исключительно политический
характер - политический в том смысле, что было связано с коалиционной или
международной политикой, а не с проходившими в США выборами и мнением
общества и конгресса (хотя эти факторы учитывались им постоянно). Когда ре¬
шения, принятые военными, либо способствовали, либо не угрожали внешней
политике, проводимой президентом, Рузвельт предоставлял военным свободу
действий. Единственным исключением из этого правила, возможно, являлось
долгосрочное планирование перевозок и снабжения войск, в отношении кото¬
рого президент проявлял легкомысленный оптимизм, шокировавший как гене¬
ралов, так и промышленников54. --
Если вернуться к специальным исследованиям, помещенным в сборнике
’’Важнейшие решения”, то обнаруживается, что из 20 работ, посвященных анали¬
зу решений, принятых американцами (три остальные связаны с решениями
японского или немецкого командования), то только в четырех из них президен¬
51Официально пост главнокомандующего британскими и имперскими вооруженными
силами принадлежал королю Георгу VI. Однако то, что Черчилль занял пост министра оборо¬
ны, обеспечило ему контроль над военными.
52См. исследования, осуществленные Центром советских исследований в форте Ливену¬
орт, штат Канзас, особенно работы, опубликованные полковником Дэйвидом Глэнтцем.
Проанализировав советские и немецкие боевые сводки и донесения, он пришел к выводу
(который вряд ли может кого-либо удивить) о том, что военные часто преувеличивали влия¬
ние, оказанное на проводимые ими операции внешними факторами: немцы писали о совет¬
ских ордах и вмешательстве Гитлера; советские военные, описывая то же самое сражение,
подчеркивали огромное преимущество в силах противника (на самом деле располагавшего
той же численностью войск). См. великолепную статью Д. Глэнтца, посвященную историогра¬
фии второй мировой войны: Glantz D. American Perspectives on Eastern Front Operations in
World War II. — Soviet-U.S. Relations, 1933—1942, p. 140—159.
53См., например: Shtemenko S.M. The Soviet General Staff at War, 1941-1945, v. 1—2. Mos¬
cow, 1981—1986; Zhukov G.K. Reminiscences and Reflections, v. 1—2. Moscow, 1985.
Есть признаки того, что советские историки начали пересмотр истории участия СССР во
второй мировой войне. Однако, стремясь выработать новый взгляд на нее, они рискуют
исказить истину, преуменьшая роль Сталина в выигранных операциях и преувеличивая его
влияние на те сражения, которые были проиграны. К такому выводу пришел американский
подкомитет, координировавший американо-советский проект по истории второй мировой
войны, чьим первоначальным спонсором являлся Американский совет научных обществ.
54 Janeway Е. Op. cit.; Emerson W. Roosevelt as Commander-in-Chief. —Military Affairs, N 22,
Winter 1958/59, p. 183-192; Greenfield K.R. Op. cit., p. 62.
128

ту не отводится главная роль. Три из этих четырех статей посвящены частным
вопросам тактики и оперативного искусства. Политика не играла при проведе¬
нии этих операций никакой роли. В четвертой статье говорится о решении вторг¬
нуться после высадки в заливе Лейте на главный остров филиппинского архипе¬
лага - Лусон, принятом вместо идеи обойти его и осуществить десант на Формо¬
зу. В этой статье, рассматривавшей в основном военные вопросы, в заключении
отмечается, что ”это решение определялось прежде всего теми военными выго¬
дами, которые оно сулило”. Однако ее автор, Роберт Росс Смит, признает, что
имелись и ’’политические соображения”. Макартур и другие аргументировали
это решение тем, что США должны были освободить Филиппины, чтобы сохра¬
нить к себе доверие азиатских стран55. Это было американским ответом на тре¬
бования Черчилля, чтобы японцы были выброшены из Сингапура ’’европейски¬
ми” войсками. Возможно, что Рузвельт учитывал эти соображения, а возможно,
что и нет. Как бы то ни было, Макартур явно апеллировал к невоенным факто¬
рам.
Что же остается? Список решений, охватывающий многие из критических
моментов в политике Соединенных Штатов в годы второй мировой войны: реше¬
ние о том, что главным врагом является Германия, посылка летом 1941 г. амери¬
канских войск в Исландию, вторжение в Северную Африку, решение об осуще¬
ствлении операции ’’Оверлорд”, принятое на Тегеранской конференции, вторже¬
ние в Южную Францию. О случае с принятием генералом Марком Кларком реше¬
ния взять Рим, вместо того, чтобы попытаться окружить основные силы немцев,
в ’’Важнейших решениях” сказано, что оно было продиктовано сугубо военны¬
ми соображениями. Однако впоследствии, узнав о том, что Кларк и Маршалл
провели много часов в неофициальных беседах с Рузвельтом как раз накануне
возвращения Кларка в Италию и начала наступления на Рим, историки стали
указывать пальцем на президента. У нас нет прямого доказательства того, что
Рузвельт дал Кларку инструкции сначала занять Рим, однако как не вспомнить
в этой ситуации жалобу Генриха ц: ”Ну кто же избавит меня от этого беспокой¬
ного священника?”56
И каковы же были цели президента? Конечно, главной из них было выиграть
войну. Однако постановка такой цели едва ли требовала долгих раздумий или
усилий. С самого начала войны и вплоть до смерти наиглавнейшей целью Рузвель¬
та было создание в послевоенный период таких структур, которые бы отражали
его собственное (и большинства американцев) представление об универсальном
мировом порядке, универсальном в том смысле, что в нем каждое общество
будет развиваться приблизительно в одном и том же направлении даже в том
случае, если в конечном итоге им и не удастся прийти к одной и той же цели.
Рузвельт в роли главнокомандующего всегда действовал не только как воен¬
ный руководитель, но прежде всего как президент, сохраняя равновесие между
внутренней политикой, военной стратегией и целями на послевоенный период.
Он мог запускать модели кораблей в своей ванне, наслаждаясь ими так, как это
могут делать взрослые, и лично производить в очередное звание старших офи¬
церов флота (Маршалл однажды не без сарказма спросил Рузвельта, не может
ли тот перестать говорить о флоте ”мы”, а об армии - ’’они”)57. Однако не сле¬
дует путать его развлечения с серьезными заботами. Главнокомандующим был
президент Соединенных Штатов Франклин Делано Рузвельт.
55См. Smith R.R. Luzon Versus Formosa. — Command Decisions, p. 474.
56C a.: Blumenson M. Mark Clark. New York, 1984; Mathews. S.T. General Clark’s Decision to
Drive on Rome. - Command Decisions, p. 351-363.
57Cm. Stoler M.A. George C. Marshall, p. 74.
5 Новая и новейшая история^№ 1
129

Еще в дни второй мировой войны ученый-правовед Эдвин Коруин начал дискуссию
об использовании Рузвельтом власти, предоставленной ему содержащимися в
конституции положениями о прерогативах главнокомандующего. Оставив юри¬
дические хитросплетения на рассмотрение экспертов, Коруин поднял перед
общественностью беспокоивший его вопрос. Выступая в сентябре 1942 г. с ре¬
чью, весьма напоминавшей обращение, сделанное в условиях аналогичного
кризиса Авраамом Линкольном, Рузвельт угрожал не обращать внимания на
конгресс и самостоятельно предпринять определенные действия в том случае,
если необходимое законодательство не будет принято. И хотя он оправдывал
свою угрозу тем, что конституция и конгресс предоставили ему власть, необхо¬
димую для того, чтобы ’’предотвращать бедствия, могущие помешать выиграть
войну”, речь его завершилась совершенно на иной ноте:/’Когда война будет
выиграна, та власть, которая позволяет мне действовать; автоматически вер¬
нется к народу - к тому, кому она принадлежит”. Может ли президент во время
войны действовать без санкции конгресса - один намек на то, что та власть,
которой он располагает во время войны, предоставлена ему непосредственно
народом, а не конституцией, позволяет предположить, что Рузвельт поставил
себя над законом. А это, если следовать категорическому определению Коруи¬
на, являлось ’’доктриной, весьма близкой к принципу прав вождя - тому само¬
му принципу, против которого наши вооруженные силы сражаются сегодня во
всех частях света”58. Коруин несколько преувеличивал - между ’’фюрерством”
Гитлера и ’’выкручиванием рук” конгрессу, к которому прибегал Рузвельт,
лежала ’’дистанция огромного размера”. Однако ложь, характерная для эпохи
Никсона, должна научить нас держаться настороже - даже если существуют
люди, думающие, что они могут понять, что представлял собою Никсон, без упо¬
минания об Уотергейте. Возможно, что всеобщие неписаные законы мирового
порядка, даже в той стесненной и неясной форме, в которой их представлял
Рузвельт, и создают тип ’’политического” главнокомандующего. Но более веро¬
ятно, что угроза содержится в той огромной власти, которую, как предполагают
президенты, им дает конституция США и которая вновь дарована им конгрессом
и обществом - власть и полномочия, ограниченные лишь личной сдержанностью
(благожелательный авторитаризм?) и структурой разделения власти.
58См. Corwin E.S. President Power and the Constitution: Essays by Edwin S. Corwin. Ed. by
R. Loss. Ithaca (N.Y.), 1976, p. 113, 114-115.
130

© 1993 г.
В.А. ЕМЕЦ
А.П. ИЗВОЛЬСКИЙ: МИНИСТР-НЕУДАЧНИК
ИЛИ РЕФОРМАТОР?
Александр Петрович Извольский (1856-1919) играл заметную роль на россий¬
ской и международной политической арене в начале XX в. Он известен не толь¬
ко в силу того, что возглавлял с 1906 по 1910 г. внешнеполитическое ведомство
великой державы, а затем семь лет представлял Россию во Франции, но и благо¬
даря масштабам его деятельности, приведшей к принципиальным изменениям
во внешней политике России перед первой мировой войной.
Назначение Извольского министром иностранных дел России в конце апреля
1906 г. было приурочено к торжественной инаугурации Государственной думы -
первого выборного законодательного учреждения во многовековой истории
самодержавной России. Это событие, являвшееся результатом революции
1905 г., знаменовало собой важный рубеж в политической истории страны,
сделавшей ’’еще один шаг” по пути превращения в буржуазную парламентскую
монархию. Перед царизмом стояла задача приспособления деятельности госу¬
дарственного аппарата к новым условиям, созданным появлением российского
парламента - Государственной думы, и провозглашением политических свобод,
хотя и весьма ограниченных. Изменившийся политический курс царизма требо¬
вал привлечения людей, соответствовавших духу времени. Для ’’умиротворе¬
ния” страны и проведения давно назревших внутренних реформ был призван
П.А. Столыпин; перед Извольским же стояли задачи вывести страну из внешне¬
политического кризиса, вызванного поражением в войне с Японией, и обеспе¬
чить России длительный мир для осуществления задуманных реформ.
Извольский, в отличие от своего предшественника на министерском посту
графа В.Н. Ламздорфа, идеологически целиком принадлежавшего к ушедшему
XIX в. с его традициями самодержавного правления, представлял собой тип
государственного деятеля новой формации, отвечавшего требованиям того
времени. Динамичный и прагматичный политик, придерживавшийся умеренных
либеральных политических взглядов, сторонник конституционной монархии,
не замкнутый на сугубо международные дела, сознававший необходимость
всесторонних внутренних реформ в стране для обеспечения успешной внешней
политики, он был способен к установлению делового сотрудничества с законо¬
дательными учреждениями, руководителями возникших политических партий,
а также финансовых и промышленных кругов, прессой, с целью вывода царизма
из кризиса, расширения социальной основы его внешней политики и укрепле¬
ния великодержавных позиций России на международной арене. По своей
социально-политической характеристике Извольский может быть отнесен к
тому крылу либеральной бюрократии, наиболее яркими представителями кото¬
рого являлись граф С.Ю. Витте и П.А. Столыпин.
Наблюдательные современники отмечали главное противоречие характера и
поведения Извольского: сочетание кругозора и менталитета европейского
государственного деятеля начала XX в. с характерными чертами российских
5*
131

бюрократов прошлого столетия - дворянским снобизмом, отрицательными
качествами царедворца, карьеризмом. В этом не было ничего удивительного.
Представитель старинного, но обедневшего дворянского рода, выпускник
аристократического Александровского (Царскосельского) лицея, воспитанный в
традициях прошлого века, начинавший свою карьеру в период буржуазных
реформ и бурного развития капитализма в России, прослуживший три десяти¬
летия за границей в разных частях света и странах с различными формами
государственного устройства (от США до Японии), он как бы воплощал в себе
черты деятеля переходной эпохи.
Пожалуй, ни один из руководителей российского внешнеполитического ве¬
домства дореволюционного времени не вызывал у современников столь прист¬
растного и противоречивого отношения к себе, как Извольский. ’’Наполеоном,
начавшим с Ватерлоо”, окрестили его за так называемую ’’дипломатическую
Цусиму” - внешнеполитическое поражение, понесенное Россией в результате
Боснийского кризиса 1908-1909 гг., когда он допустил непростительный для
профессионального и опытного дипломата промах на переговорах с австро-вен¬
герским министром иностранных дел А. Эренталем в Бухлау в сентябре 1908 г.,
позволив себе, по выражению видного политического деятеля и историка
П.Н. Милюкова, вести ’’игру с открытыми картами”. Этот эпизод не только сыг¬
рал роковую роль в блестяще начавшейся министерской карьере Извольского,
но и бросил тень на всю его деятельность. Через призму Бухлау фигура россий¬
ского дипломата получила одноцветную окраску в мемуарах и исторических
трудах, особенно на Западе, в послеверсальские годы. Однако вряд ли можно
считать объективной оценку человеческой и профессиональной репутации
Извольского ”на бирже дипломатов”, данную британским политиком и истори¬
132

ком Г. Никольсоном, который наделил российского министра ’’двуличием души”,
’’тщеславием и притворством” и, главное, отказывал ему в доверии как госу¬
дарственному деятелю1.
В 20-х годах нашего столетия, когда поиски причин и виновников трагедии
1914-1918 гг. оказались в центре политической борьбы победителей и побежден¬
ных, умерший в 1919 г. царский министр для тех и других стал своего рода ’’коз¬
лом отпущения”. Не говоря уже о бывших противниках, недавние соратники
по совместной борьбе с Германией, будь то британский посол в Париже лорд
Ф. Берти или президент Франции Р. Пуанкаре, в мемуарах представляли посла
России в Париже в качестве чуть ли не единственного на Западе сторонника
’’партии войны” в лагере Антанты, руководствовавшегося личной враждеб¬
ностью к центральным державам - виновникам его унижения во время Босний¬
ского кризиса1 2.
Среди соотечественников отношение к Извольскому было не столь однознач¬
ным: в целом отрицательным у крайне правых и скорее благоприятным у
либералов, особенно кадетов, стремившихся к сотрудничеству с ним. Отноше¬
ние к нему определяла внешнеполитическая ориентация Извольского на ук¬
репление связей с Францией и Англией, а не его ’’провал в Бухлау”, явившийся
поводом для нападок консерваторов на основы его внешней политики, а для
либералов - для критики его непоследовательности в осуществлении намечен¬
ного курса.
Свидетельства современников рисуют изысканно-высокомерный облик
царского дипломата: в безупречном фраке английского покроя, с непременным
моноклем в глазу, с несколько резкими чертами нервного энергичного лица;
честолюбивый и самолюбивый, целеустремленный и всецело поглощенный
работой и политикой, он был строгим и требовательным начальником, твердо
державшим все нити управления в своих руках; в человеческом общении
официально сухой, лишенный обаяния, ’’нелюбезный” и нередко язвительный,
что не вызывало к нему личных симпатий. Он преображался, лишь когда имел
дело с царской семьей и влиятельными особами3.
Он родился 3 марта 1856 г. в фамильном имении во Владимирской губернии.
Судя по его воспоминаниям, гордился принадлежностью к старинному дворян¬
скому роду4, основателем которого был выходец из Польши, поступивший на
службу к московскому великому князю Ивану III в 60-х годах XV в. Его потом¬
ки исправно служили московским царям и тяготели к Москве и после перенесе¬
ния столицы в Петербург. Отец Извольского, воспитанный в традициях москов¬
ского дворянства 20-30-х годов XIX в., стал ревностным сторонником реформ
Александра П на посту губернатора ряда губерний Центральной России.
В 1875 г., блестяще окончив Александровский лицей - с первой золотой
1Никольсон Г. Дипломатия. М., 1941, с. 58.
2Paincaró R. Au service de la France, v. 1. Paris, 1926, p. 327; Лорд Берти. За кулисами Ан¬
танты. Дневник британского посла в Париже. 1914-1919. М.-Л., 1927, с. 18, 20.
3Savinsky A. Recollections of a Russian Diplomat. London, 1922, p. 136; Taube M. La politi¬
que russe d’avant-guerre et la fin de FEmpire des Tsars (1904-1917). Paris, 1928, p. 104—119;
Tcharykow N.V. Glimpses of High Politics. London, 1931, p. 250—274 etc; Gooch G.P. Before the
War. Studies in Diplomaty, v. I. London, 1936, p. 288—289; а также: Отдел рукописей Россий¬
ской государственной библиотеки, ф. 218, Дневник А.К. Бентковского, т. 1, л. 121—123;
Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю, т. 1. М., 1959, с. 494—498; Соловьев Ю.Я. Воспоминания
дипломата. 1893—1922, М., 1959, с. 174—178; Витте С.Ю. Воспоминания, т. 1—3. М., 1990; т. 2, с. 353,
454; т. 3, с. 462—463, 509, 513, 527 и др.; Милюков П.Н. Воспоминания, т. 1—2. М., 1990» т. 2,
с. 30-32.
АИзвольский А.П. Воспоминания. М., 1989, с. 95.
133

медалью и занесением фамилии на почетную мраморную доску, Извольский
поступил на государственную службу в министерство иностранных дел. Его
дипломатическая карьера протекала неровно, хотя вначале довольно успешно:
он служил в канцелярии министерства иностранных дел, затем на Балканах под
началом посла в Турции князя А.Г. Лобанова-Ростовского, принявшего живое
участие в судьбе даровитового дипломата. В возрасте 26-ти лет был назначен
первым секретарем российской миссии в Румынии, откуда вскоре переведен на
ту же должность в Вашингтон.
Затем продвижение Извольского по служебной лестнице шло в обычном
бюрократическом порядке, определявшемся не только установленными норма¬
ми выслуги лет и взаимосвязью чина и должности, но и отношением к соискате¬
лю петербургского начальства. Лишь в 1894 г. он получил свой первый са¬
мостоятельный дипломатический пост - министра-резидента России в Ватикане.
В следующем году, после 20 лет службы, был произведен в действительные
статские советники, что отвечало общепризнанным представлениям об успеш¬
ной, но не блестящей карьере. В 1897 г. Извольский был переведен на Балканы
посланником в Белграде, а в 1897-1899 гг. в том же ранге представлял Россию
при баварском королевском дворе в Мюнхене5.
Наступление XX в. совпало с этапным рубежом в карьере Извольского. Среди
представителей нового поколения российских дипломатов, призванных на
высшие служебные посты, он выделялся своими способностями, широтой
политических взглядов и даже рассматривался, несмотря на отсутствие опыта
работы послом в европейских странах, в качестве кандидата в министры иност¬
ранных дел после смерти в 1900 г. графа М.Н. Муравьева.
Преемником Муравьева Извольский не стал, однако назначение его в ноябре
1899 г. посланником в Японию поставило героя нашего очерка в эпицентр
внешней политики России, основные дипломатические усилия которой перемес¬
тились со второй половины 90-х годов XIX в. на Дальний Восток. В этом регионе
шла борьба великих держав за сферы влияния и раздел Китая. В условиях
нарастания вероятности военного конфликта России с Японией Извольский
выступал последовательным сторонником мирного урегулирования спорных
вопросов путем компромиссов, в частности, отказа России от вмешательства в
Корее в качестве компенсации за признание Японией интересов России в Маньч¬
журии6. Дипломат предвидел дальнейшее опасное развитие событий в Японии -
рост влияния милитаристских кругов, заключение англо-японского союза
1902 г., однако политика примирения с Японией, проводившаяся Ламздорфом и
Извольским, все чаще наталкивалась на противодействие Николая II и окружав¬
шей его камарильи во главе со статс-секретарем А.М. Безобразовым, требовав¬
шей ’’твердости” и демонстрации силы. Осенью 1902 г. Извольский был отозван в
Петербург.
’’Японский опыт” пригодился Извольскому уже на посту министра, когда он
приступил к послевоенному урегулированию отношений с Японией. Но еще
будучи в Токио он убеждал японское правительство в необходимости учиты¬
вать особое геополитическое положение Японии и России как соседних дальне¬
восточных держав, которым следовало строить взаимоотношения на основе не
конфронтации, а мирного разрешения спорных вопросов, добрососедских
5Архив внешней политики Российской империи (далее - АВПРИ), ф. Департамент личного
состава и хозяйственных дел, оп. 464 (формулярные дела), д. 1535 (А.П. Извольский); ф.
Канцелярия, 1908, д. 99, л. 83.
6Гальперин А. Англо-японский союз. 1902-1921. М., 1947, с. 63-64, 148-151, 165-166, 172.
134

связей и совместных действий в отношениях с другими государствами, заинте¬
ресованными в делах Дальнего Востока7.
Следующий этап в его карьере - пост посланника в Дании, куда он был назна¬
чен в октябре 1903 г., - стал для него трамплином, благодаря которому он, как
и некоторые из его предшественников в Копенгагене, сумел подняться на
самую вершину дипломатический иерархии. Несмотря на, казалось бы, второсте¬
пенное значение Дании в европейской политике, пост представителя России там
рассматривался как весьма желанный, вследствие тесных родственных связей
датской королевской семьи с Романовым: вдовствующая императрица Мария
Федоровна, мать Николая II, была по происхождению датской принцессой.
Российские посланники попадали в окружение царской семьи и имели шанс
завоевать доверие вдовствующей императрицы и царя, для чего, однако, требо¬
вался талант не столько дипломата, сколько царедворца. Обязанный назначе¬
нием в Копенгаген придворным связям своей жены, дочери графа К. Толя, в
течение многих лет представлявшего Россию в Копенгагене, Извольский этот
шанс не упустил.
Его деятельность на посту посланника в Дании не была связана со сколько-
нибудь значительными событиями международной жизни и дипломатическими
акциями, за исключением разве инициативы в установлении благоприятного
для России статуса датских проливов Зунда и Бельтов и обеспечения прохода
через них во время русско-японской войны эскадры адмирала З.П. Рожест-
венского. В воспоминаниях Извольский подробно описал два эпизода службы в
Копенгагене - беседы с английским королем Эдуардом VII и германским кайзе¬
ром Вильгельмом II, - позволившие ему из первых уст получить представление
о политических намерениях руководства обеих стран и основных тенденциях
развития европейской политики.
Эдуард VII впервые заявил российскому дипломату о заинтересованности
Англии в достижении соглашения между двумя государствами, подобного
англо-французской конвенции 1904 г., подчеркнув при этом, что последняя
должна служить своего рода мостом для установления согласия между Россией
и Англией. Благоприятная реакция Извольского, отражавшая намечавшуюся в
российском министерстве иностранных дел тенденцию к улучшению отношений
с Британией, очевидно, дала повод Эдуарду VII в письме к Николаю II дать ему
самую лестную оценку: ”В его лице Ты имеешь человека замечательного ума и,
я уверен, одного из способнейших и преданнейших слуг”8.
Зато Вильгельм II вряд ли остался доволен Извольским. Развивавшиеся
кайзером идеи создания Тройственного союза Германии, России и Франции,
направленного своим острием против Англии, базировавшиеся на подписанном
с Николаем II в июле 1905 г. Бьеркском уставе, вызвали возражения Извольско¬
го. Он не знал о существовании секретного договора с Германией, заключенного
царем втайне от своих министров, и даже от графа Ламздорфа. Российский
дипломат говорил кайзеру о невозможности подписания такого документа
ввиду непримиримости франко-германского антагонизма из-за Эльзаса и Ло¬
тарингии, а главное, предлагавшийся Германией договор был ориентирован на
разрушение франко-русского союза, составлявшего тогда основу внешнеполити¬
ческой системы России. Но Вильгельм II как раз и стремился к этому, навязывая
Николаю II нелогичный, одиозный для политики России договор. Извольский не
7Красный Архив, 1934, т. 2(63), с. 15, 17, 20, 37.
BLee S. King Edward VII, a Biography, v. II. London, 1927, p. 283—289; Gooch G.P. Op. cit.,
p. 290.
135

принимал участия в ’’дезавуировании” Бьеркского договора - это сделали
Ламздорф и Витте, Однако решительная реакция Извольского на попытки
кайзера заручиться поддержкой влиятельного царского дипломата, вероятного
кандидата на пост российского посла в Берлине, не оставляла сомнений в его
позиции9.
Формирование в Европе двух противостоявших блоков-государств во главе с
Англией и Германией поставили Россию в особое положение: несмотря на ее
временное ослабление после поражения в войне с Японией и революции, за ней,
обладавшей самой многочисленной армией в мире, как за невестой, ухаживали
обе державы, стремясь перетянуть на свою сторону. Проблема выбора Россией
внешнеполитического курса в условиях нараставшего англо-германского
антагонизма, с которой Извольский впервые столкнулся в скромном качестве царско¬
го посланника в Дании, стала центральной в его деятельности на посту министра
иностранных дел России.
В принципе вопрос о назначении Извольского министром был решен царем в
ноябре 1905 г., когда дипломат прибыл в Петербург с письмом вдовствующей
императрицы Марии Федоровны, в котором она советовала сыну по собственной
инициативе дать стране ’’конституционную хартию”10 *. Разделяя взгляды части
правящих кругов, стремившейся спасти монархию в России, переведя развитие
революции на мирный ’’конституционный” путь, Извольский не только убедил
императрицу написать такое письмо, но и отстаивал перед Николаем II идею
образования правительства с участием представителей оппозиционных либе¬
ральных группировок, склонных к сотрудничеству с царизмом в новой полити¬
ческой обстановке, сложившейся после манифеста 17 октября 4905 г. Когда
возник вопрос о преемнике графа Ламздорфа, именно личное доверие царя к
Извольскому и уверенность в его преданности идее самодержавия сыграли зна¬
чительную роль. Пожалуй, на этот раз царь не ошибся, поскольку более подхо¬
дящего кандидата на пост министра иностранных дел в переживаемый крити¬
ческий период истории России среди придворной ’’номенклатуры” трудно было
найти.
В марте 1906 г. Николай II предоставил Извольскому трехнедельный отпуск
для поездки по европейским странам, с целью ознакомления и согласования
основных контуров будущего внешнеполитического курса с тремя наиболее
авторитетными послами России - во Франции, Англии и Италии. В воспомина¬
ниях Извольский утверждал, что с ними было достигнуто ’’полное единомыс¬
лие” во взглядах в отношении политической линии, приведшей в дальнейшем
к формированию Тройственного согласия России, Англии и Франции. Однако,
изобразив себя изначальным сторонником Антанты, Извольский явно имел в
виду конечный результат сложнейшего и противоречивейшего внешнеполити¬
ческого маневра России, вряд ли полностью совпадавшего с его субъективными
намерениями в 1906 г.
Первые практические шаги Извольского на посту министра иностранных дел
были связаны с неотложной задачей стабилизации международного положения
России, вытекавшей, по определению министра иностранных дел, из ’’необес¬
печенности безопасности России на всем протяжении ее дальневосточных
границ вплоть до европейских границ”11. Требовались срочные меры по пред¬
9Извольский А.П. Указ, соч., с. 52—58.
10Там же, с. 17—19; Taube И. Op. cit., р. 92—93.
1ХАВПРИ, ф. Отчеты, отчет за 1906 г., л. 96.
136

отвращению угрозы новой войны со стороны Японии и по устранению опасной
напряженности в отношениях с Германией после отказа России от Бьеркского.
договора и совместного с Францией и Англией выступления против Германии ца
Алхесирасской конференции 1906 г. Рост германской экспансии в Турции и на
Среднем Востоке, а также пробуждение к политической активности Австро-.
Венгрии на Балканах, едва сдерживаемое Мюрцштегским соглашением 1903 г.
между Веной и Санкт-Петербургом о поддержании статус-кво в этой части
Европы, еще более увеличивали опасения Извольского по поводу вероятности
войны с германским блоком12. Наконец, считалось необходимым поставить
заслон перед Англией в ее наступлении на позиции России в азиатских странах,
прежде всего в Персии.
Начатые по указанию министра в мае-июне 1906 г. переговоры России с Япо¬
нией, Англией и Германией по урегулированию вначале, казавшихся второсте¬
пенными спорных вопросов очень скоро показали, что решение их упирается
в принципиальные проблемы отношений и расстановки держав на международ¬
ной арене. В то же время поиски путей предотвращения грозивших опасностей
все более убеждали Извольского в необходимости существенных изменений в
общей ориентации внешней политики страны, в переоценке приоритетов ее
отдельных направлений, поскольку проводить действенную политику одновре¬
менна на Дальнем Востоке, в Средней Азии и в Европе Россия была не в силах.
Извольский являлся убежденным сторонником европейской ориентации
России. По его мнению, ее дальневосточная политика ”лет на пятьдесят опере¬
жала время”13. Поэтому в первую очередь он наметил ликвидировать ’’насле¬
дие графа Ламздорфа в Азии” и повернуть Россию ’’лицом к Европе”, где, как
он считал, были сосредоточены ее основные интересы и где назревали серьезные
международные конфликты.
Внешнеполитическая программа Извольского претерпела значительную
эволюцию, в соответствии с изменением международной и внутриполитической
обстановки - от выработки начатых еще при его предшественнике мер по
скорейшему выводу страны из кризиса и обеспечения ее национальной безопас¬
ности до попыток сформулировать ’’большую национальную программу”,
нацеленную на расширение социальной базы внешней политики России, с
учетом прежде всего интересов приобретавшей все больший вес российской
буржуазии, и постепенное возвращение к решению великодержавных ’’истори¬
ческих задач”.
Главным постулатом этой программы в первые два года было безусловное
признание необходимости обеспечить стране длительную мирную передышку,
продолжительность которой Столыпин определял в 20-25 лет, а Извольский
всего в 10 лет, для умиротворения и реформирования внутренней жизни,
восстановления военной мощи и укрепления положения России на международ¬
ной арене. Возможность воплощения в жизнь этой установки Извольский видел
в политике неприсоединения к двум противостоявшим в Европе блокам госу¬
дарств, возглавлявшихся Германией и Англией, и стабилизации отношений с
ними путем заключения соглашений пи спорным вопросам, а также в разреше¬
нии противоречий с Японией на Дальнем Востоке и продолжении линии на
совместные согласованные с Австро-Венгрией действия на Балканах.
12 Астафьев И.И. Русско-германские дипломатические отношения. 1905—1911 гг. М., 1972,
с. 32-73.
13Lensen G.A. The Athenian Dispatches from Japan. 1894—1909. Tokio, 1967, p. 288; Мари¬
нов В.А. Россия и Япония перед первой мировой войной. М., 1974, с. 45.
137

Краеугольным камнем внешнеполитической системы России и основой
европейского равновесия сил оставался союз с Францией, который предполага¬
лось укреплять на основах равноправного партнерства. В избранной Изволь¬
ским тактике соглашений и внешнеполитического лавирования между двумя
блоками он, в отличие от пассивной политики графа Ламздорфа, ориентирован¬
ной на ’’равноудаленность” России от Берлина и Лондона, считал возможным с
помощью активной дипломатии быстрее восстановить внешнюю безопасность
и былые позиции империи и, по возможности, перейти к решению стоявших на
очереди внешнеполитических задач.
В этой внешне логично выстроенной программе Извольскому виделись и
уязвимые места: прежде всего отсутствовала ’’точка опоры” в проведении
самостоятельного курса внешней политики России, вследствие социальной и
политической нестабильности внутри страны, ослабленной военной мощи и
финансовой зависимости от иностранных государств. Во внешнеполитической
системе России, основанной на союзе с Францией, возникли серьезные противо¬
речия в связи с образованием в 1904 г. англо-французской Антанты. Перед
российской дипломатией встала трудная проблема сбалансировать отношения
между своей союзницей и недавним непримиримым врагом14.
Во внешнеполитических маневрах Извольский всегда оглядывался на Анг¬
лию, так как ей была отведена главная роль в планировавшемся им пересмотре
политики России в Азии для обеспечения безопасности и защиты интересов
Санкт-Петербурга в этой части света15. Необходимы были соглашения с Великоб¬
ританией по всему комплексу противоречий между двумя странами в Средней
Азии, а также ее поддержка для стабилизации положения на Дальнем Востоке,
поскольку еще со времени пребывания на посту посланника в Японии он вынес
убеждение в том, что ключ к взаимопониманию между Санкт-Петер¬
бургом и Токио лежал в Лондоне16.
Курс на соглашение с Англией означал поворот во внешней политике страны.
Требовалась решительная ломка стереотипов, прежде всего в общественно-
политическом сознании правящих кругов и населения обеих стран. России это
было необходимо даже в большей степени, поскольку предстоявшие внешнепо¬
литические перемены затрагивали социальные симпатии влиятельных консер¬
вативных сил, резонно опасавшихся, что укрепление отношений с Англией и
Францией будет способствовать политической демократизации страны и даль¬
нейшей эволюции России к конституционной форме правления. Поэтому они
настаивали на развитии тесных контактов с монархическими правительствами
Германии и Австро-Венгрии, видя в них союзника и внешнюю опору в борьбе
за сохранение царского режима. Извольский должен был считаться со взгляда¬
ми этих влиятельных кругов. Тем более, что помощь Берлина и Вены действи¬
тельно была нужна для подавления революции.
Изменившаяся политика требовала соответствующего обеспечения. Была
прежде всего необходима модернизация внешнеполитического ведомства, все
еще придерживающегося закоснелых бюрократических норм середины XIX в. В
нем, по словам Извольского, царили застой и разложение17. Перемены, произо¬
шедшие с его приходом, по свидетельству Ю.Я. Соловьева, возглавившего
14Бестужев И.В. Борьба в России по вопросам внешней политики. 1906-1910. М.» 1961, гл.
2-я; Игнатьев А.В. Внешняя политика России в 1905-1907 гг. М., 1986, с. 107-117.
Остальцееа А.Ф. Англо-русское соглашение 1907 г. Саратов, 1977, с. 167-177.
16 Романов Б.А. Россия в Маньчжурии (1892-1906). Л., 1928, с. 345-350; Гальперин А.
Указ, соч., с. 258.
inTaube М. Op. cit., р. 92.
138

вновь созданное Бюро печати, ’’вызвали большие надежды”. Он задался целью
’’перевернуть все министерство18. Под руководством министра был разработан
проект коренной реорганизации центрального аппарата министерства и намече¬
на реформа заграничной службы, предусматривавшие обновление организа¬
ционной структуры ведомства: создание четырех политических отделов, а также
специальных отделов печати и юридического, повышение профессионального
уровня кадров, ротацию чиновников заграничной и внутренней службы, урав¬
нение материальных условий и т.д.
Извольский поставил на современный уровень информационную работу
министерства, ввел в практику систематическую рассылку копий основных
дипломатических документов в заграничные представительства, а также главе
российского правительства и некоторым министрам, что имело положительное
значение для согласования деятельности ведомств и принятия совместных
решений. Ему удалось обновить всю министерскую бюрократическую верхуш¬
ку, однако заменить послов и посланников, многие из которых достигли прек¬
лонного возраста, он не сумел. Новый министр сократил число дипломатичес¬
ких представительств в Германии и увеличил количество консульств за грани¬
цей. В итоге он осуществил ряд назревших административных мер, стремился
искоренить дух затхлости и пассивности, царивший в центральном аппарате, и
даже добился, по словам Соловьева, того, что ’’впервые в министерских кабине¬
тах и канцеляриях начали гораздо живее относиться к окружающим собы¬
тиям”19. Это повысило эффективность работы министерства, но из-за бюрократи¬
ческой рутины реформы затянулись на многие годы, вплоть до 1914 г.
Одной из первых забот Извольского стало установление ’’деловых” отноше¬
ний с царем, сохранившим по Основным законам 1906 г. самодержавную власть
в области внешней политики. Извольский считал необходимыми прямое актив¬
ное воздействие на царя, а также нейтрализацию влияния на него придворных
кругов. Для этого, помимо таких традиционных приемов, как еженедельные
личные доклады министра, отчеты и записки по текущим делам, он распорядил¬
ся составлять для Николая II обзоры печати с целенаправленно отобранной ин¬
формацией, надеясь таким образом, постепенно ’’привить Николаю конститу¬
ционный образ мысли”20. Новый министр, видимо, не очень хорошо знал царя,
если рассчитывал на эволюцию его взглядов в этом направлении. Однако, по
свидетельству русских и иностранных дипломатов, Извольский приобрел боль¬
шой авторитет и доверие Николая II и ему удавалось ’’часто навязывать царю
свою волю”, разумеется, в делах своего ведомства21. Впрочем, нежелание мо¬
нарха брать на себя руководство внешней политикой после 1905 г. было вызва¬
но изменением общественно-политического климата в стране, а также скандаль¬
ными провалами его личной дипломатии, например, уже упомянутые неудачи
с Бьеркским договором, и полной дискредитацией вдохновлявшей его кама¬
рильи. Следствием этого явилось приобретение главой министерства иностран¬
ных дел относительной самостоятельности в своей деятельности и во взаимоот¬
ношениях с царем22.
Появление новых элементов в государственном механизме формирования и
1ВСоловъев Ю.Я, Указ, соч., с. 174.
19Там же, с. 173-177.
20Там же, с. 175.
21 Бестужев И.В. Указ, соч., с. 75.
22Георгиев А.В. Царизм и российская дипломатия накануне первой мировой войны. -
Вопросы истории, 1988, № 3, с. 58—73.
139

принятия внешнеполитических решений усложнило и несколько видоизменило
условия деятельности дипломатического ведомства и его главы. И хотя офи¬
циально верховное руководство внешней политикой продолжало оставаться пре¬
рогативой царя, в нормативных актах Основных законов появились лазейки,
позволявшие вновь созданным в России органам постоянно действующего
правительства - Совету министров, Совету государственной обороны и в мень¬
шей степени законодательным учреждениям в лице Государственной думы и
Государственного совета - добиваться возможности влиять и даже отчасти
контролировать действия министра иностранных дел. Наиболее преуспел в
этом председатель Совета министров Столыпин23, хотя Извольский старался
ревностно оберегать традиционную ведомственную самостоятельность и исклю¬
чительность своего министерства в выработке внешнеполитического курса и
методах его осуществления. Кризис во взаимоотношениях министра и председа¬
теля правительства разразился в сентябре 1908 г., когда Извольский, втайне от
Столыпина, вступил в неосмотрительный сговор с Эренталем, в конечном счете
вылившимся в Боснийский кризис, о чем подробнее скажем ниже. Результатом
стало прямое вмешательство председателя правительства в деятельность
внешнеполитического ведомства, усиление коллегиальности в выработке и
принятии внешнеполитических решений в рамках Совета министров и Особых
совещаний.
В ином ключе складывались взаимоотношения главы дипломатического
ведомства с законодательными учреждениями, прежде всего с наиболее пред¬
ставительным из них - Государственной думой. Извольский решительно пресе¬
кал малейшие поползновения лидеров думских фракций, членов законодательной и
бюджетной комиссий вмешиваться в выработку внешнеполитического курса, взять
под контроль деятельность министерства иностранных дел путем оказания
финансового давления - бюджет ведомств утверждался Думой, - попытки
развернуть по собственной инициативе дебаты по вопросам международной
политики. В то же время после третьеиюньского переворота 1907 г. и избрания
’’послушной” III Думы он привлек ее к участию во внешнеполитическом процес¬
се с ’’совещательным” голосом, активно добиваясь установления взаимопони¬
мания с представленными в ней буржуазно-помещичьими политическими
силами под эгидой выражения общенациональных интересов, разумеется, в
понимании их правящими кругами. Вступление России на путь парламентариз¬
ма открыло Извольскому возможность использовать давно ставший обычным
для его коллег в западных странах метод манипулирования общественным
мнением в интересах успешного осуществления своего политического курса.
Он получил от царя разрешение в необходимых случаях выступать в Думе с
изложением взглядов правительства по тем или иным вопросам внешней
политики. Это право он обычно использовал во время обострения международ¬
ной обстановки. В практике взаимоотношений с Думой он, в отличие от боль¬
шинства других министров, не гнушался пользоваться характерными для
буржуазного парламентаризма приемами, такими, как закулисные контакты с
представителями влиятельных оппозиционных фракций, прежде всего кадет¬
ской, согласование списков думских ораторов и проработку сценариев пред¬
стоявших заседаний, где намечалось обсуждение вопросов внешней политики24.
И с еще одним, по существу, новым фактором общественно-политической
23 Флоринский М.Ф. Совет министров и Министерство иностранных дел в 1907—1914 гг. —
Вестник ЛГУ, 1978, № 2, вып. 1. История, языкознание и литература, с. 35—3.9.
24Бестужев И.В. Указ, соч., с. 89-125, 195-196, 262-267.
140

жизни России должен был считаться глава внешнеполитического ведомства -
стремительно возраставшей ролью печати в формировании общественного
мнения страны. Извольский относился к прессе как к одному из существенных
элементов формирования внешнеполитического процесса, что отразилось в
одной из первых циркулярных телеграмм российским послам и посланникам.
’’Вступив в управление министерством, - говорилось в ней, - я счел необходи¬
мым, не откладывая, озаботиться организацией той части его деятельности,
которая имеет предметом наблюдение за печатью, как русскою, так и иностран¬
ною, а равно непосредственные сношения ведомства с представителями ее”.
Министр просил сообщить сведения о главнейших органах печати страны пре¬
бывания с указанием их значения, связей с официальным миром, данных о
руководящем составе25.
Проблема манипулирования прессой, использования ее в интересах государ¬
ственной политики решалась различными путями. Сразу после вступления в
должность Извольский преобразовал влачившую жалкое существование газет¬
ную экспедицию министерства в Бюро печати, при этом в несколько раз воз¬
росло количество его сотрудников. В дальнейшем, в ходе планировавшейся им
реформы, предусматривалось создание специального Отдела печати. Основная
его задача, по словам Соловьева, заключалась ”в возможно тесном сближении
деятельности правительства и печати”26. Добившись назначения заведующего
Бюро одновременно директором Петербургского телеграфного агентства, Изволь;
ский тем самым связал главную информационную службу государства с ми¬
нистерской. Он стремился к тому, чтобы министерство стало главным источни¬
ком внешнеполитической информации в стране, что в конечном счете удалось в
отношении периферийной прессы, сложнее дело обстояло со столичными изда¬
ниями, имевшими собственные источники информации27. Извольский ввел в
практику инструктажи редакторов иностранных отделов ведущих газет, пред¬
варительную подготовку и обеспечение своих внешнеполитических акций
инспирированными им газетными выступлениями, использовал личные контак¬
ты с владельцами и редакторами влиятельных органов печати, например, с
редактором ’’Нового времени” А.С. Сувориным, наконец, не гнушался прямым
либо скрытым подкупом авторитетных журналистов и даже целых изданий как
в России, так и за границей. Будучи глубоко мыслящим политиком, Извольский
использовал прессу не только в текущих интересах своего ведомства. Он стре¬
мился воздействовать и на развернувшийся после революции процесс выработ¬
ки внешнеполитических взглядов и программ буржуазных партий, направляя
его в русло формирования общенациональных интересов28.
Масштабность и сложность дипломатической деятельности Извольского
определялась комплексом взаимосвязанных международных и внутриполити¬
ческих задач. Попытаемся охарактеризовать основные этапы, тактику и дипло¬
матические методы российского министра иностранных дел.
Первый этап переговоров с Англией, Японией и Германией, начавшихся в
мае-июне 1906 г., можно рассматривать как подготовительный период дипло¬
25АВПРИ, ф. Канцелярия, 1906, д. 90, л. 136-137.
2бАВПРИ, ф. ДЛС и ХЛ, оп. 731, д. 11, л. 144об.
27АВПРИ, ф. Канцелярия, 1913, д. 37, л. 18.
20АВПРИ, ф. Канцелярия, 1908, д. 42, л. 69-70; д. 99, л. 86-88; Государственный архив
Российской Федерации (ГАРФ), ф. 892, on. 1, д. 245, л. 65—72; Кострикоеа Е.Г. Источники
внешнеполитической информации русских буржуазных газет (1907-1914). М., 1983 (Авто¬
реферат. канд. дисс.).
141

матического зондажа и выявления взаимных требований. Слабость внешнепо-
литических позиций России, отсутствие в правящих кругах единого мнения и
согласованной программы действий на переговорах, опасение разрушить и без
того крайне неустойчивый баланс отношений с державами англо-французского
и германского блоков способствовали выбору Извольским тактики выдвиже¬
ния на переговорах поначалу второстепенных вопросов, поэтапности и уравно¬
вешенности дипломатических шагов, а также последовательного убеждения
правительств трех держав в том, что политика соглашения с каждой из них не
направлена против другой и не имеет целью нарушить сложившееся в Европе и
на Дальнем Востоке соотношение сил. Тактика внешнеполитического лавирова-
ния’подсказывала Извольскому и методы ее осуществления - систематические
интенсивные контакты с зарубежными коллегами и главами правительств, как
официальные, так и частные.
Однако главные трудности для Извольского в это время были связаны с
внутриполитическими проблемами. Уже в июне 1906 г., едва освоившись с
обязанностями министра, Извольский был вынужден принять участие в преодоле¬
нии правительственного кризиса, возникшего в связи с разгоном Думы и отстав¬
кой правительства И.Л. Горемыкина. Переговоры с Англией были приостанов¬
лены. Но высказанное Извольским Николаю II предложение о создании ’’ответ¬
ственного министерства” с участием либеральной оппозиции, а также попытки
достичь соглашения с октябристами и кадетами не увенчались успехом29.
Деятельное участие Извольского, выступавшего, как правило, с либеральных
позиций, в обсуждении на заседаниях правительства внутриполитических проб¬
лем, особенно его критика полицейско-репрессивной политики царизма, в
значительной мере были связаны с желанием не давать лишних оснований для
протестов общественности за границей, осложнявших переговоры, и прежде
всего с Англией. Либерализм Извольского был, однако, ограниченным и не¬
последовательным и определялся зачастую прагматизмом политика и карьериз¬
мом чиновника. Об этом свидетельствовали его согласие на вынесение в отно¬
шении революционеров военными судами смертных приговоров в ’’исключитель¬
но тяжелых обстоятельствах” или хотя бы участие в обсуждении на заседании
правительства возможности роспуска II Думы, о чем в иронических тонах пове¬
дал министр финансов и будущий премьер В.Н. Коковцов. Распечатав и прочи¬
тав вслух якобы только что врученную ему на этом заседании телеграмму по¬
сланника в Португалии о роспуске королем кортесов, Извольский, до этого
высказывавшийся против роспуска Думы, тут же ’’перекинулся на сторону
противоположную”, проголосовав за ее разгон. Так ’’неоднозначно”, по словам
Коковцова, ’’переносил западно-европейские образцы на нашу почву” министр
иностранных дел30.
Но самым трудным для Извольского стало преодоление сопротивления в
правящих верхах России предложенному им новому курсу при выработке ус¬
ловий соглашений с Англией и Японией. Помимо влиятельных сторонников
Германии из окружения Николая II, в правительстве, в Государственном совете
и Думе, наконец, в самом министерстве, наиболее серьезными противниками
Извольского были военные круги - Генеральный штаб и Совет государственной
обороны. Они опасались острой реакции Германии на попытки сближения с Анг¬
лией, особенно в условиях резкого ослабления вооруженных сил империи, а
29Милюков П.Н. Указ, соч., т. 1, с. 386-399.
Э0Падение царского режима. Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в
1917 г. в Чрезвычайной Следственной Комиссии Временного правительства, т. VII. М.—Л.,
1927, с. 99-100.
142

также не хотели поступиться позициями России в Персии.. Николай ц и Столы¬
пин также не склонны были торопиться с заключением соглашения с Англией,
считая приоритетным соглашение с Германией как самым опасным вероятным
противником. При обсуждении условий будущего договора с Англией о разгра¬
ничении сфер влияния в Персии и об Афганистане главным оппонентом минист¬
ра иностранных дел выступал начальник генштаба Ф.Ф. Палицын, отстаивавший
требования о расширении ’’русской зоны” в Персии, отражавшие» по определе¬
нию Извольского, нежелание расставаться с мечтами о Сейстане*), Персидском
заливе и Индийском океане31. В Совете государственной обороны министр
иностранных дел был вынужден бороться также с противниками соглашения
с Японией и сторонниками реваншистской войны. В начале 1907 г. ему пришлось
четыре раза выступать там с доказательством нереальности идеи реванша при
существовавшей обстановке и призывом ’’избегать какими-нибудь интенсив¬
ными мероприятиями возбудить в ней (Японии) недоверие, а следовательно, и
войну”32. Здесь нет возможности приводить критическую аргументацию ми¬
нистра в отношении позиции военных и в подтверждение правильности своего
курса. Отметим лишь, что при выработке и обсуждении условий соглашений с
Токио и Лондоном он проявлял терпение, гибкость, настойчивость, даже напо¬
ристость и, особенно, умение убеждать. Впоследствии он признавался француз¬
скому послу в Петербурге: ”Вы не можете себе представить всей той борьбы,
которую мне пришлось выдержать за 1907 г. со всеми, вплоть до моих сотрудни¬
ков по министерству”33.
К началу 1907 г. Извольскому удалось привлечь на свою сторону Столыпина
и с помощью Коковцова переломить затем настроения членов Особого совеща¬
ния, а также преодолеть сопротивление военных в Совете. Он искусно использо¬
вал прессу, прежде всего либеральные издания, ориентируя общественное мне¬
ние в пользу сближения с Англией и Японией.
Заключительная часть переговоров с названными державами охватила время
приблизительно с начала 1907 г. и до подписания конвенций в июне-августе
того же года. Переговоры показали широту политического подхода Извольско¬
го, выявили характерные черты его тактики и методов.
Он впервые для внешней политики России столь масштабно и последователь¬
но реализовал принцип политического компромисса, с конца XIX в. входивший
в практику новой дипломатии - разграничение интересов, выделение сфер
влияния, уступки и обмен территорий третьих держав и т.д. Все это мало соот¬
ветствовало высокомерно-великодержавной формуле его предшественников,
гласившей, что Россия не должна идти на подобное разграничение, поскольку
’’она может распространить свое влияние далеко за пределы всяких сфер”34.
Кроме того, его подход к .выработке условий соглашений отличался реализ¬
мом и не был связан с отжившими политическими традициями или идеологи¬
ческими догмами. Отдавая себе ясный отчет в ослаблении позиций России в
Средней Азии, необходимости отказа, пусть временного, от активной политики
*Сейстан (Систан) — историческая область, охватывающая часть Фархадской области Афга¬
нистана и часть территории Ирана.
31 Iswolsky A. Au service de la Russie. Correspondence diplomatique. V. 1. 1906—1911. Paris,
1937, p. 378.
32Поливаное 4.4. Из дневников и воспоминаний по должности военного министра и его
помощника. М., 1924, с. 18.
33Луи Ж. Записки посла. М., 1925, с. 29.
34АВПРИ, ф. Персидский стол, д. 4137, л. 21; Красный архив, 1926, т. 5 (18), с. 14.
143

там, но в то же время и защиты завоеванных позиций, он согласился на англий¬
ское предложение о разделе Персии на три зоны: северную (’’русскую”), южную
(’’английскую”) и нейтральную, с равными возможностями для обеих стран. Тем
самым закреплялось реально сложившееся положение в отношениях между
Россией и Англией в Персии.
Принцип поддержания статус-кво был применен и в отношении Тибета,
территориальную неприкосновенность которого под верховным суверенитетом
Китая признали обе стороны. Наиболее острые противоречия были связаны с
Афганистаном. Россия впервые признала его находившимся вне сферы своих
интересов, что в принципе отвечало фактическому положению. Правда, за
уступки в Иране и Афганистане Извольский не преминул получить от британ¬
ской дипломатии важную для его будущей политики на Ближнем Востоке ком¬
пенсацию: обещание содействовать России в решении вопроса о черноморских
проливах.
При определении условий политического разграничения с Японией Изволь¬
ский также исходил из реалистического принципа сохранения сложившегося в
результате войны и после ее окончания положения. Поэтому от отверг требова¬
ния, значительно выходившие за рамки Портсмутского договора, и в то же
время, во имя достижения прочного соглашения, пошел на значительные уступ¬
ки в экономических вопросах.
Наконец, в большом количестве сложных проблем Извольский умел выде¬
лить главные, подчинить второстепенные вопросы основным - политическим.
Так, зашедшие к концу 1906 г. в тупик переговоры с Японией по реализации
условий Портсмутского договора он не только с блеском завершил, но и под¬
нял на более высокий уровень путем заключения общеполитической кон¬
венции.
В ходе переговоров Извольский довольно успешно применял тактику внеш¬
неполитического лавирования, используя заинтересованность обоих блоков
держав в поддержке со стороны России, что до известной степени компенсиро¬
вало слабость ее позиций. Практически эта тактика выражалась в том, чтобы не
форсировать переговоры с Англией, не улучшив вначале отношения с Герма¬
нией, причем ровно настолько, насколько было необходимо для того, чтобы не
посеять иллюзий в Германии по поводу возможности возрождения монархичес¬
кого Союза трех императоров. В то же время российский министр стремился не
давать Лондону поводов для подозрений, вместе с тем не допуская, чтобы
соглашение с Англией могло приобрести антигерманскую окраску. В перегово¬
рах с Японией и Англией Извольский использовал зависимость Токио от Лондо¬
на и Парижа, заинтересованность Англии и Франции в скорейшем ’’возращении”
России в Европу; поэтому от координировал переговоры с обеими странами,
придав им определенную синхронность, отдавая приоритет соглашению с Вели¬
кобританией, что способствовало заключению русско-японского соглашения. В
переговорах с Японией в ход была пущена и ’’американская карта”. Извольский
оказывал нажим на партнеров и, ссылаясь на внутриполитическую ситуацию в
России, например, угрозу прихода к власти после третьеиюньского переворота
1907 г. ’’германофильской партии”, способной сорвать близившееся к заверше¬
нию соглашение с Англией.
Все вышеизложенное позволяет понять, каким образом российской диплома¬
тии удалось достичь в целом приемлемых соглашений с Англией и Японией.
Хотя современники и обвиняли Извольского в излишней уступчивости, но и
британских и японских дипломатов их соотечественники упрекали в том же.
Большинство историков признает, что оба соглашения в целом соответствовали
144

реальному соотношению сил на Дальнем Востоке и в Средней Азии и соответство¬
вали позициям, занимаемым в то время участниками переговоров.
Но эта разнообразная гамма дипломатических средств и приемов, с высоким
искусством применявшаяся Извольским, не сработала в переговорах с Герма¬
нией. Масштабы и острота противоречий между двумя державами, крайне
ограниченные возможности политического сближения, предопределенные
противостоянием двух блоков держав в Европе, а главное - неизменная при¬
верженность России союзу с Францией и курс на политическое сближение с Анг¬
лией ограничивали свободу маневра Извольского. Ввиду кардинальных разно¬
гласий по главным вопросам - балканскому и ближневосточному - ему приш¬
лось удовлетвориться заключением так называемого Балтийского протокола в
октябре 1907 г. о поддержании статус-кво в районе Балтики, не имевшего
принципиального значения во взаимоотношениях России и Германии. Этот
документ создавал лишь видимость восстановления баланса отношений России
с германским блоком, поскольку преобладал явный крен российской диплома¬
тии в сторону Англии и Франции.
В ряду заключенных Извольским соглашений ключевое положение занимала
англо-русская конвенция 1907 г. Объективное общеполитическое значение ее,
как и англо-французского договора 1904 г. по разграничению сфер интересов
в Африке, состояло в том, что она заложила фундамент в становление Тройст¬
венного согласия. Так ее и оценили современники, особенно в Германии и в
Англии. Британская дипломатия рассчитывала на то, что первый же серьезный
кризис в отношениях России с центральными державами приведет к дальней¬
шей консолидации Тройственного согласия.
Однако оценка конвенции в правящих кругах России, в том числе и самим
Извольским, была иной, более субъективной, поскольку она рассматривалась
главным образом с точки зрения внешней политики самой России, укрепления
ее внешнеполитических позиций и повышения престижа как великой державы и, что
не менее важно, как выражение политики неприсоединения и лавирования между
двумя военно-политическими блоками. Как бы подводя черту под периодом
военных поражений и революции, Извольский в октябре 1907 г. в докладе Нико¬
лаю II выразил уверенность, что Россия отныне получила ’’полную свободу
действий” и вернула себе ’’место, подобающее ей в ряду великих Европейских
Держав”35. Эта эйфория от успехов передалась царю. Сходные настроения
крепли и в высших военных сферах. И на следующем этапе ’’политики соглаше¬
ний” Извольский потерял осторожность и трезвое видение международной об¬
становки и действительного положения страны.
На этот раз ему предстояла нелегкая задача добиваться урегулирования
баланса отношений с традиционным соперником России на Балканах - Австро-
Венгрией. Политика поддержания статус-кво в этой части Европы, осуществляв¬
шаяся российской дипломатией на основе соглашений 1897 и 1903 гг. с Австро-
Венгрией, трещала по швам под напором разраставшегося национально-освобо¬
дительного движения балканских народов против турецкого и австрийского ига.
В Турции назревала революция, грозившая опрокинуть султанский режим. В
этих условиях в Вене крепла решимость, воспользовавшись ослаблением
России, перейти от совместных с ней к единоличным действиям на Балканах.
Перемещение эпицентра внешней политики России на Балканы Извольский
предвидел заранее и готовился к нему. Особую ъревогу российского министра
вызывала возможность распада и раздела Оттоманской империи, при этом Рос¬
35АВПРИ, ф. Канцелярия, 1907, д. 42, л. 268 об.; Игнатьев А.В. Указ, соч., с. 218.
145

сию прежде всего беспокоила судьба черноморских проливов. В Петербурге
мирились с нахождением Босфора и Дарданелл в ослабших руках Оттоманской
империи, но не намерены были допускать перехода их в руки сильного и враж¬
дебного России государства. В феврале и в июле 1908 г. на заседаниях прави¬
тельства и особого совещания при министерстве иностранных дел Извольский
выступал с предложениями предпринять решительные действия для огражде¬
ния интересов России в проливах, вплоть до отказа от ’’строго охранительной
политики” и занятия в случае необходимости Босфора^ Первый раз это было
вызвано обострением турецко-персидского конфликта на кавказской границе
в Урмии, а второй - после получения известий о начавшейся в Турции револю¬
ции. Однако аргументы Извольского об опасности пассивной позиции России,
грозившей ей потерей плодов многовековых усилий и утратой роли великой
державы, не возымели действия. Столыпин, выражая мнение большинства
членов правительства, заявил, что ”в настоящее время министр иностранных
дел ни на какую поддержку для решительной политики рассчитывать не может.
Новая мобилизация в России придала бы силы революции, из которой мы
только начинаем выходить”36.
Арсенал дипломатических методов и средств Извольского в переговорах с
Австро-Венгрией оказался весьма скромным. С одной стороны, он продолжал
линию Мюрцштегского соглашения 1903 г., хотя она и вызывала острую критику
славянофильских кругов России, требовавших отказа от политики сотрудни¬
чества с Австро-Венгрией и ’’предательства славянских интересов”.
В то же время, понимая, что Петербург не в состоянии реально помешать Вене
нарушить статус-кво на Балканах, в первую очередь, аннексировать Боснию и
Герцеговину, оккупированные Австро-Венгрией еще в 1878 г., он счел наиболее
практичным выходом попытаться договориться с Веной о компенсациях для
России и балканских стран.
Честолюбивый царский министр мечтал преподнести Николаю II ’’ключ от
дверей от собственного дома” в Черном море, дипломатическими методами
решив ’’историческую задачу” России в вопросе о проливах. Такую уверенность
ему придавала, казалось бы, благоприятная раскладка политических сил: под¬
держка Австро-Венгрии, уверенность в союзной Франции и обещание Англии
оказать содействие России в вопросе о проливах, данное во время переговоров
в 1907 г. Рассчитывал он также, по крайней мере, на нейтралитет партнеров
Австро-Венгрии по Тройственному союзу - Германии и Италии. Он верил в то,
что ’’при счастии и искусном ведении дела есть шансы ныне же, т.е. не дожи¬
даясь ликвидации Турецкой империи, изменить в нашу пользу постановление о
проливах”37.
В переговорах с Эренталем он взял инициативу в свои руки, первым загово¬
рив о возможном в ближайшем будущем нарушении статус-кво на Балканах
и Ближнем Востоке и его последствиях. Причем, в противоположность австрий¬
скому дипломату, он неосмотрительно приоткрыл свои замыслы, поставив
вопрос о необходимости для России обеспечить свободный проход ее военных
кораблей через Босфор и Дарданеллы. Назвал он при этом и цену, которую Россия бы¬
ла готова заплатить - согласие на окончательное поглощение империей Габсбур¬
гов Боснии, Герцеговины и санджака* * Нови Пазар. Такие действия российского
36Три совещания Совета министров. 1908, 1913, 1914 гг. - Вестник Наркомата иностранных
дел, 1919, № 1, с. 19-26; Красный архив, 1930, т. 6(43), с. 45.
3Исторический архив, 1962, № 5, с. 121—124.
*Санджак - административно-территориальная единица в Османской империи.
146

министра позволили Эренталю подготовить сценарий акции о включении этих
провинций в состав империи38.
15 сентября 1908 г. в замке Бухлау в Моравии состоялась встреча Извольско¬
го с Эренталем, завершившаяся устным джентльменским соглашением двух
министров. Извольский обещал поддержать присоединение Австро-Венгрией
Боснии и Герцеговины, что, однако, должно было получить одобрение на конфе¬
ренции участников Берлинского конгресса 1878 г. Эренталь заверил Извольско¬
го в том, что объявление об аннексии будет сделано через две недели после
возвращения его в Петербург. В порядке компенсации венский министр посу¬
лил ’’дружественное и благожелательное” отношение Австро-Венгрии, когда
Россия возбудит вопрос о пересмотре Лондонской конвенции 1871 г. о черномор¬
ских проливах, а также поддержку этого требования перед Германией. В то же
время он категорически отказался от компенсаций в пользу Сербии и Черного¬
рии, в чем Извольский усмотрел даже выгоду, дававшую ему возможность
выступить впоследствии в качестве защитника славянских интересов.
В соответствии с достигнутым в Бухлау устным соглашением Извольский
должен был подготовить проект памятной записки, резюмировавшей результа¬
ты переговоров. После утверждения ее Николаем II и передачи ее австрийскому
правительству она стала бы правовой основой для последующих действий двух
держав. Удовлетворенный результатами достигнутых с Эренталем договорен¬
ностей, Извольский отправился по европейским столицам для дальнейших пере¬
говоров с целью разрешения проблемы проливов.
Но на этот раз счастье отвернулось от него, а дипломатическое искусство
оказалось бессильным. Сначала все складывалось, казалось бы, удачно: и в Бер¬
лине, и в Риме его заверили, что не будут возражать против открытия черномор¬
ских проливов для русских военных кораблей. Германские дипломаты, уверен¬
ные в том, что Россия не получит поддержки Англии и Франции в этом вопросе,
пошли на уступку России с тем, чтобы отдалить ее от союзников. Действительно,
британская дипломатия сочла время для пересмотра конвенции о проливах непод¬
ходящим, а Франция обусловила свою поддержку России согласием Англии.
Но еще более неожиданный и тяжелый удар получил Извольский от Эрента-
ля, попросту обманувшего его. Пренебрегая достигнутыми в Бухлау договорен¬
ностями, австро-венгерский министр торопился реализовать свою долю заклю¬
ченной там сделки, совершенно не заботясь, об обеспечении интересов партне¬
ра39. В начале октября, во время пребывания Извольского в Париже, стало
известно о предстоявшей на днях аннексии Боснии и Герцеговины Австро-Венг¬
рией. В Петербург Извольский вернулся почти банкротом. Его политика ’’сов¬
местной работы” с Австро-Венгрией на Балканах потерпела полное крушение.
Министр пытался спасти свое лицо, заявив правительству и общественности
России, Англии, Франции и балканских стран, что он якобы не давал Эренталю
согласия на аннексию. Добивался он и созыва международной конференции.
Однако Германия и Австро-Венгрия ответили решительным отказом принять
участие в такой конференции, если там будет поставлен вопрос о неправомер¬
ности аннексии.
В дальнейшем развитии Боснийского кризиса Извольский не играл ведущей
звВиноградов К.Б. Боснийский кризис 1908—1909 гг. Пролог первой мировой войны. Л.,
1964, с. 60—61, 79—83; Carlgren W.M. Iswolsky und'Aehrenthal vor Bosnischen Annexionkrise.
Russische und Óesterreich-Ungarische Balkanpolitik, 1906—1908. Uppsala, 1955, S. 315—317.
39История дипломатии, т. II. M., 1963, с. 660.
147

роли. На заседаниях Совет i министров он подвергся острой критике не только
за заключенную втайне от правительства сделку в Бухлау, но и вообще за егю
курс на сотрудничество с Австро-Венгрией на Балканах. Столыпин в противо¬
положность этому высказался за создание союза балканских государств вместе
с Турцией против австро-германской экспансии. Вместо переговоров о компен¬
сациях с Австро-Венгрией было решено не признавать аннексии Боснии и Гер¬
цеговины и добиваться сербо-болгаро-турецкого сближения. Извольский вскоре
присоединился к плану создания Балканского союза без участия Турции,
который должен был противостоять австро-германской экспансии на полуостро¬
ве и в районе проливов40. Но германской дипломатии удалось переиграть россий¬
скую. Под угрозой войны с центральными державами 21 марта 1909 г. царское
правительство было вынуждено принять ультиматум Германии и безоговорочно
признать аннексию Боснии и Герцеговины Австро-Венгрией.
Расплачиваться за новое унижение России пришлось Извольскому. Отечест¬
венная, балканская, да и вся мировая печать, царский двор, правительственные
круги и даже коллеги по ведомству не щадили его. Николай II был взбешен и
готов был немедленно отправить его в отставку. Лишь заступничество вдовст¬
вующей императрицы Марии Федоровны и союзников, особенно англичан, да
соображения ’’государственного престижа” отсрочили его уход с поста ми¬
нистра41.
Среди критиков министра иностранных дел раздавались и более трезвые и
уравновешенные голоса. Милюков, всегда профессионально и жестко оппони¬
ровавший Извольскому в Думе и на страницах руководимой им кадетской
газеты ’’Речь”, на этот раз призывал не преувеличивать вины министра, делая
акцент на его ’’честности” и ’’порядочности” на переговорах с Эренталем. Не
снимая ответственности с него ”за крайнее неискусство приемов” дипломатии,
он писал: ”То противоречие между целями и средствами, между нашими претен¬
зиями на самостоятельную политику и нашими ресурсами, которые явились
главной причиной нашего поражения, едва ли вытекали только из личных
взглядов нашего дипломата... Главная трудность его личного положения была в
то же время и трудностью положения только что разгромленной и не сумевшей
достаточно быстро оправиться от удара России”42. Ошибку Извольского Милю¬
ков видел в его единоличных действиях, в том, что он не счел нужным поста¬
вить в известность о своих планах правительство. Почти те же обвинения
Извольскому предъявлял и Столыпин.
После ’’боснийского унижения” России Извольский еще более полутора лет
продолжал оставаться министром, хотя все более номинально. Как человек
нервный и крайне самолюбивый, он, по свидетельству его соратника, находил¬
ся ”в очень подавленном состоянии”, ’’страдал невыразимо” от нападок ожесто¬
ченных критиков его политики, что вредно отражалось на его ’’замечательной
работоспособности” и лишало необходимой энергии для выполнения тяжелого
каждодневного труда министра иностранных дел. Он часто болел, брал продол¬
жительные отпуска, стремился поскорее покинуть Санкт-Петербург, заняв один
из посольских постов43.
Боснийский кризис нанес тяжелый удар по политике внешнеполитического
лавирования Извольского. После ’’дипломатической Цусимы”, до крайности
40 Астафьев И.И. Указ, соч., с. 170-185.
41ГАРФ, ф. 601, on. 1, д. 1296, л. 133—134, 138—139; Астафьев И.И. Указ, соч., с. 192—193.
А2Милюков П.Н. Боснийский кризис и политика А.П. Извольского. СПб., 1910, с. 154-155.
43Сазонов С.Д. Воспоминания. Париж, 1927, с. 12, 13, 22.
148

обострившей отношения России с центральными державами, он пытался вести
линию на соглашение с Германией, добиваясь от нее обязательства удерживать
Австро-Венгрию от экспансии на Балканах. Однако германское предложение о
заключении общеполитического соглашения между обеими империями, объек¬
тивно направленного против Англии, посредством которого в Берлине собира¬
лись разрушить Тройственную Антанту, было решительно отвергнуто Изволь¬
ским. Удалось лишь временно урегулировать экономические противоречия
между двумя странами в Персии. Потсдамское соглашение 1911 г. было заклю¬
чено уже после отставки Извольского.
Более результативной оказалась его дипломатия в отношении Италии, с
которой в 1909 г. в Раккониджи он подписал соглашение о совместном сот¬
рудничестве в балканской политике и содействии Рима в вопросе о свобод¬
ном проходе русских военных кораблей через проливы. По-существу, это
было соглашение о совместном противодействии австро-венгерской экспан¬
сии в западной части Балканского полуострова. На Дальнем Востоке Изволь¬
ский в 1910 г. заключил второе соглашение с Японией о разделе сфер ”спе-
циальных интересов”, по которому Россия пошла на уступку Японии, дав
согласие на аннексию ею Кореи, правда в обмен на признание своих интересов
в Северной Маньчжурии. Объективное значение этого соглашения, так же как и
соглашения с Италией, было противоречиво, поскольку был закреплен курс на
сближение с Японией в ущерб отношениям с Китаем и США.
В 1910 г. освободилось место российского посла в Париже, хотя Извольский
предпочел бы такой пост в Лондоне. В министерстве он подготовил себе замену
в лице своего сослуживца и единомышленника, бывшего посланника России в
Ватикане С.Д. Сазонова, кандидатура которого была безупречной и с чисто
бюрократической точки зрения, ибо он являлся зятем Столыпина.
Назначение бывшего министра и сторонника Антанты на ключевой во внеш¬
ней политике России заграничный дипломатический пост было расценено во
Франции как знак особого внимания к своей союзнице, а в Берлине и Вене как
своего рода верность политике укрепления союза с Францией. Заняв посольское,
кресло, Извольский какое-то время ”по-инерции” не мог преодолеть менталитет
министра, давая советы руководителям внешнеполитического ведомства в
Петербурге. Правда, предназначались они крайне нерешительному и осторож¬
ному товарищу министра А.А. Нератову, заменявшему более полугода тяжело
заболевшего Сазонова. Эти советы относились к близким его сердцу проблемам
черноморских проливов, балканской и ближневосточной политики. При выра¬
ботке нового курса балканской политики России он раньше Столыпина и
Сазонова понял нереалистичность создания конфедерации балканских госу¬
дарств с участием Турции, сомневаясь в способности младотурок отказаться от
вековой политики национального угнетения подвластных Оттоманской импе¬
рии народов Балканского полуострова. Извольский предлагал ориентироваться
на складывавшийся союз балканских государств без участия в нем Турции. При
этом он учитывал антитурецкую, наряду с антиавстрийской, направленность
этого союза, надеясь, что в качестве верховного арбитра Россия сумеет исполь¬
зовать его в борьбе против австро-германской экспансии. Начавшаяся в 1912 г.
война между странами-Балканского союза и Турцией подтвердила его прогнозы
и в то же время опасения и иллюзии.
Боснийский кризис ускорил процесс политического размежевания двух про¬
тивостоявших блоков европейских государств, что хорошо понимал Изволь¬
ский. В июле 1911 г. в письме к Столыпину он оценил итоги собственной дея¬
тельности на посту главы внешнеполитического ведомства России и дал точный
прогноз развивавшимся в Европе процессам: ”Я могу по совести сказать, что я
149

поставил Россию в более выгодные условия по сравнению с теми, в которых она
была до меня, дал ей все те точки опоры, которые возможно было найти, и огра¬
дил ее от всяких случайностей на Дальнем и Среднем Востоке”. Такими точка¬
ми опоры он считал соглашения с Англией и Японией:’’Раз мы сохранили союз,
с Францией, надлежало этот союз всемерно закрепить, дополняя его соглаше¬
ниями с теми державами, которые находились с нею в одной орбите”44.
Эти строки были написаны в дни острейшего Агадирского кризиса летом
1911 г., вызванного франко-германским колониальным конфликтом в Северной
Африке. Возникший кризис, по существу, завершил расстановку политических
сил в Европе перед первой мировой войной. Указывая на опасность возникнове¬
ния общеевропейской войны, Извольский видел два ее основных очага: один -
на Балканах, другой - франко-германский антагонизм из-за Эльзаса и Лотарин¬
гии, за которым стояло англо-германское колониальное соперничество. По его
мнению, Россия не могла избежать участия в этой войне. К возможности пред¬
отвращения общеевропейской войны Извольский относился с фатальным пес¬
симизмом, считая, что все будет зависеть от Германии: ’’Если она ее желает,
то война будет”45.
Такое понимание обстановки в Европе преломлялось в его практической
деятельности посла в Париже прежде всего в укреплении русско-французского
союза и Тройственного согласия, в чем он находил полную поддержку француз¬
ских правящих кругов и особенно премьер-министра, а с 1912 г. - президента
Франции Пуанкаре, а также министра иностранных дел Т. Делькассё4* Ключе¬
вую роль в русско-французском союзе, по его мнению, должна была играть
военная конвенция, являющаяся ’’основой нашей внешней политики и в пол¬
нейшей степени обязательная для России. Уклонение от нее в решительную
минуту не только нас обесчестит, но, каков бы ни был исход европейской
войны, сделает нас неспособными к союзам и низведет нас на степень второсте¬
пенной, если не хуже, державы”47. В соответствии с этим взглядом он содейст¬
вовал заключению в 1912 г. в Париже русско-французской военно-морской
конвенции и укреплению связей между начальниками генеральных штабов
обеих армий.
Боснийский урок не прошел даром для Извольского и в плане его взаимоот¬
ношений с союзниками: он стал более предусмотрителен, более осторожен и
особенно в кризисных ситуациях предпочитал совместные с ними дипломати¬
ческие акции. Так, во время Агадирского кризиса его совместные с британской
дипломатией усилия привели к достижению компромисса между Германией и
Францией. В годы балканских войн 1912-1913 гг. он не раз отклонял попытки
Франции подтолкнуть Россию к более решительным действиям, подчеркивая
оборонительный характер русско-французской военной конвенции и в то же
время призывая союзников к совместным выступлениям для отпора австро¬
германским притязаниям. Эта принципиальная позиция российского посла
зачастую вызывала раздражение правящих кругов Франции48.
В период июльского кризиса 1914 г. Извольский оставался в тени. Во время
визита Пуанкаре в Санкт-Петербург 20-23 июля он-участвовал в переговорах
44АВПРИ, ф. Личные архивы. А.П. Извольский, д. 43, л. 16-17.
45Там же, л. 18-19.
4бИстория Франции, т. 2. М., 1972, с. 174, 175 и др.
47АВПРИ, ф. Личные архивы. А.П. Извольский, д. 43, л. 16.
40Материалы по истории франко-русских отношений за 1910-1914 гг. Сб. секретных дип¬
ломатических документов бывшего императорского российского МИД. М., 1922, с. 296?—
300 и др.
150

с французской делегацией, в результате которых была подтверждена готовность
обеих стран выполнить свои обязательства по военной конвенции. Вернувшись
в Париж 27 июля, в кульминационный момент развития кризиса, Извольский
не питал иллюзий относительно его исхода, призывая союзников к единству и
твердости в отпоре германской провокационной политике. Британскому пове¬
ренному в делах в Париже он заявил, что ’’война неизбежна, притом из-за
ошибки Англии, не объявившей о своей солидарности с Францией и Россией,
или, вернее, с Россией”. Это обвинение, возлагавшее на Великобританию серьез¬
ную долю ответственности за возникновение войны, вызвало резкие нападки
на российского посла британских представителей. ’’Этот человек, - писал в
дневнике лорд Берти, - сделает здесь немало вреда, разжигая военный дух’(2>
В годы первой мировой войны дипломатическая деятельность Извольского
была сосредоточена на укреплении военно-политических связей России с Антан¬
той и привлечении в ряды коалиции новых членов координации военного и
экономического сотрудничества союзников. В переговорах о послевоенном
урегулировании и выработке условий будущего раздела мира Извольский прак¬
тически не участвовал, поскольку они проходили главным образом в Лондоне и
Петрограде. Непосредственное участие он принял лишь в подготовке соглаше¬
ния России и Франции, подписанного в феврале 1917 г. в Петрограде, которое
предоставляло обеим сторонам свободу в определении западных границ России
и восточных Франции.
После Февральской революции 1917 г. Извольский присягнул на верность
Временному правительству, объявившему о преемственности политики царско¬
го правительства в продолжении войны до победы над Германией и верности
союзническим обязательствам. 5 мая 1917 г. Извольский вручил в Елисейском
дворце президенту Пуанкаре верительные грамоты посла новой России, а менее
чем через месяц, 2 июня, получил отставку. По свидетельству лорда Берти, Из¬
вольский в тот день приехал в здание французского министерства иностранных
дел на Кэ Д’Орсэ в ожидании инструкций из Петрограда относительно Сток¬
гольмской конференции, вопрос ó которой должен был обсуждаться на заседа¬
нии палаты депутатов. Получив телеграмму, он тут же вскрыл ее и прочел вслух
генеральному секретарю министерства Ж. Камбону: ’’Вам предлагается прекра¬
тить исполнение Ваших обязанностей и передать дела посольства советнику
Севастопуло”. ”Я пришел к вам послом, а ухожу простым частным лидом”, -
сказал при прощании с Камбоном Извольский, как бы подводя черту под своей
более чем полувековой дипломатической службой49 50. В 1919 г., в возрасте 63 лет,
он умер в одной из парижских больниц, полунищий и почти всеми забытый51.
На фоне политических баталий Версальской мирной конференции его смерть
осталась незамеченной, хотя вспомнили о нем очень скоро, но уже как о полити¬
ческом деятеле, принадлежащем истории.
Извольский стал руководителем российской дипломатии в трудный, кризис¬
ный период первой революции в России. Его главная задача состояла в обеспе¬
чении внешнеполитических условий для мирного развития страны в целях
коренного преобразования России в современное государство. Однако исто¬
рических деятелей оценивают в конечном итоге не по их намерениям, а по их
конкретным делам, которые определяются в конечном счете объективной
обстановкой. В условиях перестройки международных отношений в начале
нашего столетия, когда раскол Европы на два противостоящих друг другу
49Лорд Берти. Указ, соч.» с. 18.
50Там же, с. 141.
51Игнатьев А.А. Указ, соч., т. 1, с. 496.
151

враждебных лагеря предопределял и позицию России, поставленная им задача
базировалась на неверной посылке о возможности остаться в стороне от надви¬
гавшегося общеевропейского конфликта и поэтому была невыполнима. Босний¬
ский кризис, имевший для его карьеры министра пагубные последствия, объек¬
тивно способствовал отказу от этих иллюзий и внес существенные коррективы
во внешнюю политику России, фактически окончательно определив ее ориента¬
цию на создание Тройственного согласия. Боснийский кризис отчетливо
проявил истинное значение англо-русской конвенции 1907 г. - фактически
общеполитического соглашения, осуществившего коренной поворот политики
обеих стран от почти столетней конфронтации к взаимному сотрудничеству, а
затем, в сентябре 1914 г., и к союзным отношениям. Современные историки срав¬
нивают Извольского с британским министром иностранных дел Э. Греем по их
роли в осуществлении коренного поворота внешней политики своих стран от
вражды к сотрудничеству и союзу52. Можно сказать, что Извольский открыл
новый этап во внешней политике России. Его преемник. Сазонов продолжил
действия в том же направлении, как в целом, так и в части тактики и методов
дипломатической работы..
s2Girault R. Diplomatic europóenne et impórialismes. Histoire de relations internationales
et contemporaines. Paris, 1979, p. 216-217.
152

© 1993 г.
С.П. ПОЖАРСКАЯ
БУРБОНЫ В ИСПАНИИ
В городе Авила, что расположен на северо-востоке от Мадрида, находится
монастырь Санто Томе, основанный католическими королями - Изабеллой Кас¬
тильской (1451-1504) и Фердинандом Арагонским (1452-1516). В монастыре,
теперь музее, внимание посетителей привлекает саркофаг из алебастра работы
флорентийского мастера Ф. Фанселли, в крипте похоронен принц дон Хуан Ара¬
гонский (1478-1497), о котором испанский историк К. Санчес Альборнос сказал:
’’Здесь покоится несостоявшееся будущее Испании”. После смерти единствен¬
ного сына католических королей и быстро промелькнувшего правления его
сестры, Ху алы Безумной (1479-1555), испанским троном уже никогда не владе¬
ли испанцы по крови.
Эпоха Габсбургов, длившаяся почти 200 лет, вместила в себя все: и завоева¬
ние Америки, и горечь поражения в борьбе за европейскую гегемонию, и сокро¬
вища Мексики и Перу, и упадок городов, где дал свои первые всходы капита¬
лизм, и серебряные галионы, и гибель ’’Непобедимой армады”, и ’’золотой век”
испанской культуры, и глубокий экономический спад, или, по более оптимисти¬
ческим оценкам, ’’застой”. В 1700 г. Габсбургов на испанском троне сменили
Бурбоны.
Первым Бурбоном был Филипп V (1683-1746), внук Людовика XIV, взошед¬
ший на испанский трон при необычных, полных драматизма обстоятельствах. Он
был провозглашен королем Испании 24 ноября 1700 г.: такова была воля Кар¬
ла II, последнего испанского Габсбурга, умершего бездетным. Филиппу дорого
пришлось заплатить за свою корону: война за ’’испанское наследство”, расколов¬
шая Европу, нанесла удар по испанской колониальной империи и подорвала
экономику Пиренейского полуострова.
Испания потеряла Гибралтар и Минорку, владения в Нидерландах и Италии.
Не менее чувствительными были условия Утрехтского мира 1713 г., допускав¬
шие и даже поощрявшие торговлю и иную экономическую деятельность Англии,
Франции и Голландии в заморских территориях. Испанский историк Паласио
Атард назвал эти державы истинными метрополиями Латинской Америки1. Но
Бурбоны принесли Испании не только горечь утрат, не только французскую мо¬
дель абсолютной монархии, сутью которой был централизм, - административ¬
ную систему, по мнению известного историка Эспадаса Бургоса* 2, весьма дале¬
кую от испанских традиций.
XVIII век - век экономического й культурного всплеска в Испании. Начали
прокладываться современные дороги и проводиться каналы, в 1713 г. была осно¬
вана Королевская Академия языка и литературы, в 1738 г. - Королевская Ака¬
демия истории. Тогда же были построены дворцы и разбиты парки в Ла Гранха и
'Palacio Atard V. La Espana del siglo XIX. 1808-1898. Madrid, 1981, p. 137-138.
2Espadas Burgos M. Los Borbones de Espana. - Las grandes dinastias. Madrid — Barcelona, 1978,
p. 241.
153

Аранхуэсе, великолепные образцы позднего барокко, и, наконец, королевский
дворец в Мадриде, и поныне вызывающий восхищение.
Как тень промелькнул Луис I (1707-1724), первый Бурбон, родившийся в
Испании и умерший в год восхождения на престол. Но и правление другого сына
Филиппа V, Фердинанда VI (1712-1759), было недолгим: его последние дни по¬
истине трагичны, ведь он унаследовал от своего отца безумие. Детей у него не
было, после его смерти в августе 1759 г. королем Испании стал его брат Карл III
(1716-1788), гердог Пармский и король Неаполя и Сицилии с 1731 г.
•ПРОСВЕЩЕННЫЙ АБСОЛЮТИЗМ* КАРЛА III
Новый король взошел на испанский трон в 43 года- Это был уже опытный,
умудренный жизнью политик.
Карла III называют ’’лучшим алькальдом (мэром) Мадрида”: при нем были
сооружены великолепные дворцы, разбиты парки и бульвары, устроены фонта¬
ны, определяющие и поныне облик испанской столицы. Но не только за это
современники, а впоследствии и историки столь благожелательно оценивали
его правление, щедро одаривая его такими эпитетами, которых, пожалуй, не
удостаивался ни один испанский монарх.
То была эпоха ’’просвещенного абсолютизма”, и Карл III был одним из наибо¬
лее выдающихся его представителей.
Идеи Просвещения, попадая на испанскую почву, приобретали плоть и кровь
в экономических реформах, преследовавших цель ослабить путы старого поряд¬
ка, привнести в традиционные феодальные структуры капиталистические эле¬
менты и тем самым преодолеть обозначившуюся к тому времени нежизнеспо¬
собность многих государственных и общественных институтов и установлений.
Как отмечал русский историк А. Трачевский, известный испанист прошлого ве¬
ка, ’’было сделано решительное нападение на застарелые привилегии и схо¬
ластику, на предрассудки и дурные законы, на невежество и лень. Заводились
ремесленные школы, прорывались каналы, строились дороги и мосты, работа¬
ли академии и общества”3.
Карл III обладал истинным талантом в выборе своих помощников, едино¬
мышленников, способных не только воплотить в жизнь его мечты, но кое-что и
подсказать королю, не боявшихся вступить с ним в дискуссии.
Он окружил себя самыми блестящими и деятельными протагонистами Про¬
свещения, выдающимися мужами своего времени. Многие из них стали ми¬
нистрами: граф Педро Аранда, Гаспар Мельчор де Ховельянос-и-Рамирес, граф
Педро Родригес Кампоманес, граф Хосе Флоридабланка...
О последнем российский посланник С.С. Зиновьев писал графу Н.И. Панину,
главе Коллегии иностранных дел России, в донесении от 4 (17) июня 1786 г.:
’’Влияние графа возросло до такой степени, что, не занимая должности премьер-
министра, он им в действительности является... Убедившись в ходе последней
войны (речь идет о Семилетней войне. - C.I7.) в его крайнем усердии и добро¬
совестности, король высоко оценил его старания и стал испытывать к нему без¬
граничное доверие. Именно с того времени граф де Флоридабланка, незаметно и
не прилагая к тому усилий, овладел всеми браздами управления королевством.
И хотя король воображает, будто все верят, что он все делает сам и сам назнача¬
ет министров, на деле граф подчинил его своей воле... Его (Флори даб ланки. -
3Трачевский А. Испания девятнадцатого века. М., 1872, с. 14-15.
154

С.77.) любимые занятия - проекты усовершенствования проезжих дорог, рытья
каналов, словом, различных видов работ на благо королевства”4.
Эспадас Бургос определяет эту эпоху как разновидность революции ’’свер¬
ху” - авторитарной и патерналистской, весьма точно выраженной в принципе:
’’все для народа, но без народа”.
Мало того, как аристократия и клир, так и крестьяне не всегда понимали суть
реформ, а порой проявляли и неприкрытую враждебность, полагая, что они по¬
сягают на освещенные веками традиции Как говаривал сам Карл III, ’’мои под¬
данные поступают так же, как дети, которые плачут, когда их хотят вымыть”.
И реформы Карла III постигла та же участь, что и деяния иных реформаторов,
не защищенных конституцией и законом и не опиравшихся на понимание и под¬
держку народа: смерть просвещенного монарха прервала, и надолго, попытки
модернизации страны.
КАРЛ IV И МАНУЭЛЬ ГОДОЙ
Карл IV родился 11 ноября 1748 г. в Неаполитанском королевстве, умер
19 января 1819 г. Унаследовав в 1788 г. корону, он не унаследовал достоинств
отца, мудрого правителя и истинного сторонника Просвещения. Высокого роста,
грузный, с кроткими глазами, с носом, характерным для Бурбонов - таким он
смотрит на нас с полотен Франсиско Гойи, современника трех королей из династии
Бурбонов, облик которых он увековечил своей магической кистью. Больше всего
Карл IV ценил спокойную жизнь и страшился всего, что могло нарушить ее при¬
вычный ритм.
Он был женат на своей двоюродной сестре Марии Луизе (1751-1812), дочери
герцога Пармского. Ее любовь к Мануэлю Годою, ставшему по ее настоянию гер¬
цогом Алкудия, генералиссимусом и Князем Мира* *, не тревожила безвольного
короля: он был даже рад, что кто-то взял на себя часть бремени управления го¬
сударством в столь сложную эпоху.
С.С. Зиновьев, пытаясь предсказать, как же повлияет на политическую жизнь
Испании смещение Флоридабланки, писал А.И. Остерману, возглавившему
после смерти Панина Коллегию иностранных дел, 1 (12) марта 1792 г.: ’’Прежде
всего это означает, что короля до конца его дней будут считать безвольным, а
королева, которой отныне никто не станет перечить, даст волю своим капризам.
Особую горечь вызывает то обстоятельство, что можно ожидать полнейшего без¬
различия короля к общественному благу. Он будет следовать лишь внушениям
своего фаворита - человека безвольного, бесталанного, плохо воспитанного,
окруженного испорченными, безнравственными людьми и невежественного”5.
Современные исследователи более благожелательны к фавориту. Эспадас
Бургос считает, что ’’надо видеть в Годое не только любовника королевы или
друга короля, но и нового человека на политической сцене, представлявшего
альтернативу обновления”*. Что же касается оценки личности самого короля, то
тут нет расхождений во мнениях его современников и позднейших исследова¬
телей.
^Россия и Испания. Документы и материалы. 1667—1917. Т. I. 1667-1799. М., 1991,
с. 341-342.
*Этот титул был пожалрван М. Годою королем за заслуги в деле заключения мира с Фран¬
цией.
5Там же, с. 411.
6Espadas Burgos М. Op. cit., р. 242.
155

Как Карл сам писал Наполеону, после завтрака и мессы он охотился до обе¬
да, после захода солнца выслушивал информацию Мануэля Годоя о том, плохо
или хорошо идут дела. И так каждый день. Но как бы то ни было, окружение
Карла IV не смогло выработать свою политику в столь сложное время - эпоху
Великой французской революции.
Казнь Людовика XVI и террор, казалось, побуждали искать такие пути, кото¬
рые смогли бы уберечь династию от подобной судьбы. Но стратегии, адекватной
ситуации, так и не было найдено. Любой промах двора оппозиция использовала
в борьбе против фаворита и безвольного короля. Номинальным главой оппози¬
ции стал наследник престола, принц Астурийский Фердинанд, противники Кар¬
ла IV в стране и за рубежом умело использовали его неуважение и презрение к
отцу и матери, ненависть к Годою. Зрел заговор, умело дирижируемый фран¬
цузскими агентами.
ФРАНЦУЗЫ В ИСПАНИИ
Роковые для испанских Бурбонов события были ускорены тем, что стало из¬
вестно о планах короля и фаворита, предусматривавших перемещение королев¬
ского дома и кортесов в Кадис, а затем и в одну из провинций Испанской Амери¬
ки, чтобы оттуда руководить сопротивлением в случае, если вторжение фран¬
цузских войск создаст угрозу династии.
В ночь с 17 на 18 марта 1808 г. в Аранхуэсе, где находилось королевское се¬
мейство, вспыхнул мятеж, инспирированный наполеоновскими агентами. Карл
отрекся от трона в пользу сына, Годой был арестован. 24 марта король Испании
Фердинанд VII (1784-1833) прибыл в Мадрид, где хозяином положения уже был
Мюрат. Маршал Иоахим 2 апреля получил предписание Наполеона выслать
Фердинанда из Испании. Затем настала очередь Карла и Годоя. Уже в Байоне,
близ испанской границы, 5 мая 1808 г. Карл IV подтвердил свое отречение в
пользу сына, на другой день под давлением Наполеона от престола отрекся и
Фердинанд.
1 мая Мюрат сказал: ”Я готов дать урок любому, кто посмеет шевельнуться”,
2 мая Мадрид ’’шевельнулся”. Восстание против Наполеона, а затем и освободи¬
тельное движение вернуло Фердинанду трон.
Уже в изгнании на острове Св. Елены в январе 1819 г. генерал Бертран за¬
писал признание Наполеона: ’’Наиболее тяжелая ошибка, мною совершенная,
была экспедиция в Испанию”. Одной из целей этой ’’экспедиции” было, по его
словам, устранение Бурбонов, сохранившихся на испанском троне, дабы они не
отбрасывали тень на законность ’’четвертой династии” Наполеонидов7.
Королем Испании Наполеон назначил своего брата Жозефа, в пользу которого
и отрекся от престола Фердинанд. В стране создалось двоевластие: власть прави¬
тельства Жозефа и власть кортесов в Кадисе, признававших королем только
Фердинанда VII ’’Желанного”, как его называли те, кто составлял силы сопро¬
тивления Наполеону.
Байонский пленник, капризный и вероломный, интриги которого против отца
Карла IV и фаворита Годоя послужили Наполеону, как он полагал, достаточно
веским основанием для замены на троне Испании Бурбонов на одного из Напо¬
леонидов, стал символом борьбы испанцев против французского нашествия.
7Цит. по: Palacio Atard V. Op. cit., p. 22.
156

КОНСТИТУЦИЯ 1812 г.
Кадисские кортесы в 1812 г. приняли конституцию, первую в истории Испа¬
нии: по мнению недавно скончавшегося испанского философа и политического
деятеля Э. Тьерно Гальвана, то была программа, для выполнения которой Испа¬
нии понадобилось пройти путь, длиной более века. Эта конституция действи¬
тельно впервые в истории страны назвала нацию источником суверенитета и
утверждала, что испанский народ не может быть собственностью никакого лица
и никакого семейства. Статья первая конституции определяла испанскую нацию
как ’’общность испанцев обеих полушарий”.
Испанские историки едины во мнении, что конституция означала конец абсо¬
лютизма. Но было бы напрасно искать в конституции угрозу монархии и су¬
щественного ограничения власти короля. Напротив, согласно статьям 16 и 170
источником исполнительной власти мог быть только король, личность которого
объявлялась священной и неприкосновенной. Только за королем признавалось
право назначать и смещать министров, членов Верховного суда, гражданских и
военных сановников. Король был главнокомандующим вооруженными силами,
объявлял войну и заключал мир, руководил внешней политикой8.
ВОЗВРАЩЕНИЕ К АБСОЛЮТИЗМУ
Фердинанд VII, которому победа над Наполеоном вернула трон в марте
1814 г., признал было конституцию, однако затем декретом от 4 мая 1814 г. объ¬
явил ее недействующей. То было, по мнению Паласио Атарда, возвращение к
абсолютизму. Либералы никогда не простили Фердинанду этот декрет, иные ви¬
дели в нем даже акт государственного переворота. А ведь среди адептов либера¬
лизма были даже аристократы и представители высшей иерархии, как кардинал
Бурбон.
Свои именины - день Святого Фердинанда 30 мая 1814 г. - король отпразд¬
новал изгнанием из пределов страны не только всех испанцев, признававших
власть Жозефа, но и многих либералов, борцов за свободу Испании. Тюрьмы бы¬
ли переполнены, среди узников находились и депутаты кортесов. 15 декабря
1815 г. Фердинанд собственноручно начертал на следственных делах меру нака¬
зания для каждого из 51 обвинявшихся - среди них были видные представите¬
ли нации.
Король, вернувшийся из байонского плена, стоял перед выбором: или вер¬
нуться к ситуации 1808 г., игнорировав уроки 1808-1814 гг., или же вступить на
путь реформ, необязательно либерального толка. Фердинанд предпочел первое.
Из 19 лет его правления 16 приходятся на абсолютистский режим, три - имеются
в виду 1820-1823 гг. - на конституционный. Испания заплатила за выбор коро¬
ля годами застоя, властью камарильи, процветанием коррупции и беззакония.
Были забыты все начинания не только 1808-1814 гг., но и предшествовавших
лет, не только времен Карла III, но и Годоя, включая и все попытки реконструи¬
ровать империю, учитывая дух времени. Были заброшены все проекты проведе¬
ния даже ограниченных реформ времен министра Карла III Хосе Гальваса и план
монархической федерации, предложенный графом Арандой.
Хронология ’’освобождения” Испанской Америки хорошо известна. Хотелось
бы только напомнить ту роль, которую сыграло восстание Риего и последовав¬
шее конституционное трехлетье в судьбе движения за независимость.
Фердинанд оставил по себе недобрую память, хотя и пытался создать имидж
защитника простого народа. Подобно Гаруну аль-Рашиду он любил ночью пере¬
8Constituciones espanoles. Constitucion de Cadiz. Cortes. Secretaria. Madrid, 1978, p. 12—36.
157

одетым разгуливать по улицам Мадрида, давал аудиенции любому желавшему,
щедро раздавал милостыню. Для многих он оставался защитником порядка,
оплотом традиций: когда после ликвидации режима конституционного трех¬
летья 13 ноября 1823 г. он возвращался в Мадрид, его колесницу волокли
80 юношей. Впрочем, злые языки говорили, что это были те же самые ”махос” -
мадридские франты, которые тремя годами раньше славили конституцию на за¬
полненных толпой площадях и улицах Мадрида.
18 мая 1829 г. Фердинанд VII овдовел в третий раз. Его браки были бесплод¬
ными. Брат Фердинанда, дон Карлос Мария Исидоро (1788-1855), в мечтах уже
примерял корону Бурбонов. Его жена, Мария Франческа Браганская, сплела
сложную цепь интриг, дабы помешать Фердинанду вступить в брак в четвертый
раз. Но тщетно: 11 декабря 1829 г., не дождавшись окончания траура, Фердинанд
вступил в брак в четвертый раз.
ПРАГМАТИЧЕСКАЯ ХАРТИЯ
Марии Христине де Бурбон (1806-1878) было 23 года, она была хороша собой,
умна и образованна. Как и следовало ожидать, сторонники дона Карлоса, абсо¬
лютисты, или, как их называет Паласио Атард, ’’монархисты-экзальтадос”, с тре¬
вогой отнеслись к слухам о беременности королевы: ведь если у Фердинанда
родится сын, все надежды посадить на трон их кумира будут развеяны в прах.
Король попытался избежать зависимости от природы: 29 марта 1830 г. был
опубликован королевский декрет, обнародовавший Прагматическую хартию,
восстановленную кортесами еще в 1789 г., но до сих пор скрывавшуюся от
общества.
Эта хартия восстанавливала древние законы Кастилии и Наварры: ’’Если у
короля не будет нарледника мужского пола, корону наследует его старшая
дочь”. Законность хартии была немедленно отвергнута карлистами, усмотрев¬
шими в ее публикации интриги либералов: дон Карлос и его сторонники ссыла¬
лись на ’’Новый регламент” Филиппа V от 1713 г., отменивший Прагматическую
хартию и вводивший салический закон, по которому корону могло наследовать
только лицо мужского пола. Однако, как свидетельствовал 6(17) июня 1786 г. в
послании Екатерине II С.С. Зиновьев, отразив настроения современников, сали¬
ческий закон ”не является основным государственным законом, и все испанцы
считают, что лучшее для их страны время пришлось на правление Изабеллы
Католической (1451-1504 гг. - С.Л.), которое они не без основания называют
прекраснейшими страницами испанской истории... к тому же известно, что
данный закон не был официально принят, ибо при его издании не были созваны
представители кортесов”9. Против Прагматической хартии протестовал француз¬
ский король Карл X, вскоре, однако, лишенный трона Июльской революцией.
10 октября 1830 г. у короля родилась дочь Изабелла. 29 сентября 1833 г. Ферди¬
нанд умер. Согласно его завещанию, до совершеннолетия Изабеллы регентшей
назначалась Мария Христина.
КАРЛИСТСКАЯ ВОЙНА
3 октября дон Карлос, высланный в свое время в Португалию, опубликовал
’’Манифест де Абрантес”, в котором протестовал против узурпации своих прав,
призвав своих сторонников к оружию. Так споры о троне стали ключом к граж¬
данской войне. Как отмечали французские историки Лависс и Рамбо, ’’преиму¬
щество Христины было в том, что она владела Мадридом и в глазах испанцев
9Россия и Испания, т. I, с. 346.
158

олицетворяла законную власть. Если бы у Фердинанда был сын, абсолютная мо¬
нархия, вероятно, надолго восторжествовала бы в Испании. Но у него были
только дочери: Изабелла, родившаяся 10 октября 1830 г., и Мария-Луиза, родив¬
шаяся 30 января 1832 г.”10
Чтобы сохранить для дочери трон, Мария Христина, а затем и сама дочь долж¬
ны были защищать дело конституционалистов, преследовавшихся Фердинан¬
дом, поскольку дон Карлос выступил поборником старого порядка. Однако
противостояние двух Испаний, вылившееся в кровопролитную затяжную граж¬
данскую войну, намного сложнее, чем разделение на абсолютистов и ’’апосто-
ликов”, видевших свой идеал в теократической монархии, и либералов, мечтав¬
ших о модернизации и конституционном режиме. Дело карлистов поддержива¬
ли широкие общественные круги Страны Басков и Наварры, а также сельских
районов Каталонии, враждебные к династии, узурпировавшей их старинные
вольности и привилегии, так называемые ’’фуэрос”, а среди сторонников Марии
Христины и Изабеллы было немало представителей знати, владевшей обширны¬
ми латифундиями.
И все же в течение долгих лет карлистской войны ’’дело” либералов оказа¬
лось тесно связанным с ’’делом” Изабеллы и ее матери-регентши, и между ними
установился своего рода компромисс. И как его результат - установление ста¬
туса конституционной монархии, что было закреплено конституциями 1838 и
1845 гг., замена сеньориальной структуры, этого наследия старого режима, капи¬
талистической, утверждение демократических элементов в политической куль¬
туре, прогресс в образовании, расцвет литературы.
Были и негативные тенденции, чему во многом способствовали личные каче¬
ства Марии Христины и Изабеллы II, мало соответствовавшие бурной эпохе
гражданских смут, военных диктатур и революций; за это время сменилось око¬
ло 60 правительств. Немалый ущерб репутации Марии Христины нанес ее тай¬
ный брак с Фернандо Муньесом, ставшим герцогом Риансарес. После очередного
разлада с всемогущим генералом Эспартеро, истинным правителем Испании,
17 октября 1840 г. Мария Христина отказалась от прав регентши й в тот же день
отплыла во Францию.
ДИНАСТИЧЕСКИЙ БРАК
Изабелла была объявлена сов ршеннолетней 8 ноября 1843 г; Было ей тогда
13 лет. До глубины души испанка, открытая и общительная, с большим чувством
юмора, она была любима мадридцами. Верующих подкупала ее глубокая рели¬
гиозность и верность церкви. Но в то же время от глаз современников не мог¬
ли укрыться ее склонность к интригам, коварство, неразборчивость в любовных
связях. Она не могла обойтись без наперсников, окружила себя камарильей.
Согласно конституционным установлениям, королева была свободна в выборе
супруга, однако на деле выбор этот был подчинен государственным интересам,
прежде всего международным соображениям. И не королеве принадлежало
последнее слово, а правителям Испании. Среди претендентов на руку и сердце
королевы были герцог Омальский, сын короля Луи Филиппа Орлеанского, про¬
тив которого решительно выступал диктатор генерал Нарваэс; Леопольд Кобург¬
ский, не устраивавший Англию и Францию; граф Трапани, двоюродный брат
королевы-матери; Луис Карлос, граф Монтемолин; сын карлистского претенден¬
та инфант Энрике, герцог Севильский, и, наконец, Франсиско, герцог Кадис¬
ский, брат инфанта Энрике.
10История XIX века. Под ред. Лависса и Рамбо, т. 3. М., 1938, с. 232-233.
159

Королева не испытывала к герцогу Франсиско никаких чувств, и все же
выбор пал на него. Брак, заключенный в октябре 1846 г., был неудачным, Фран¬
сиско де Азис де Бурбон, герцог Кадисский, не был хорошим мужем, еще в
меньшей степени государственным деятелем.
Как подчеркивает Эспадас Бургос, правление Изабеллы II называют генераль¬
ским режимом. Вмешательство военных в политику с тех пор стало одной из
констант бурного XIX в., а ’’пронунсиаменто” - военные перевороты преврати¬
лись в обычный инструмент смены правительств. Реальными правителями были
не Изабелла или ее ничтожный муж, а генералы-диктаторы Нарваэс, О’Доннель и
Эспартеро.
Очередное пронунсиаменто в сентябре 1868 г. лишило ее трона. Она прожила
в изгнании долгие годы во Франции без всякой надежды вернуть себе трон, от
которого она отреклась в июне 1870 г. 10 апреля 1904 г. она умерла в своей ре¬
зиденции в Париже.
Мадридцы сохранили о ней весьма своеобразную память: в дни апрельской
революции 1931 г., как о том поведал французский историк Ж. Сориа, они сняли
с пьедестала статую Изабеллы И, прославившейся своими любовными похожде¬
ниями, перенесли ее в монастырь Святого причастия и поручили монашкам об¬
ратить ее на путь добродетели11.
КРИЗИС ДИНАСТИИ
Утрата трона Изабеллой И означала не столько кризис монархии, сколько
кризис династии. Недаром период 1868-1873 гг. историки называют временем
установления ’’Демократической монархии”. Среди депутатов кортесов, собрав¬
шихся в 1869 г., было немало республиканцев, но большинство все же принадле¬
жало монархистам, и свою миссию они видели не в установлении республики, а
в поисках короля, как в Испании, так и за рубежом.
Кандидатура Альфонса, сына Изабеллы II, поначалу была отвергнута генера¬
лом Примой, фактическим правителем страны. В конце концов в качестве наи¬
более приемлемой кандидатуры был назван Амадей Савойский: 16 ноября
1870 г. 91 голосом против 60 он был избран королем Испании. За Альфонса было
подано всего два голоса. Но царствование Амадея было коротким: была провоз¬
глашена Республика. Несколько месяцев республиканского режима оставили
по себе память как о времени гражданских смут и потрясений, второй карлист-
ской войны, углубления кризиса испано-кубинских отношений, вылившегося в
кровопролитную войну.
Реставрация монархии и возвращение Бурбонов на трон были связаны с
надеждой на установление национального согласия и стабильности. И вновь,
как 200 лет назад, Испания, да и Европа, встали перед выбором: кому должен
принадлежать испанский трон.
В августе 1873 г. граф Рошфуко, посол Франции в Мадриде, информировал
свое правительство о возможной реставрации монархии в лице принца Фрид¬
риха-Карла Гогенцоллерна. Посол перечислял факторы в пользу нового претен¬
дента: престиж побед германского оружия под Садовой и Седаном, репутация
принца, обладавшего такими чертами характера, как твердость и решитель¬
ность, что было особо притягательно для тех, кто полагал, что лишь восстанов¬
ление авторитета королевской власти способно воссоздать Испанию из хаоса, в
который ввергли ее революция и гражданская война.
Но если в монархии современники видели единственную силу, способную *
Сориа Ж. Война и революция в Испании. 1936-1939, в 2-х т., т. I. М., 1987, с. 28.
160

преодолеть поляризацию испанского общества, идеологический максимализм,
обостривший конфликт между центральной властью и федералистами различ¬
ных оттенков, то персона Фридриха-Карла являлась неприемлемой для многих
политиков как в Мадриде, так и в Париже: за ним отчетливо просматривалась
фигура ’’железного канцлера”.
Бисмарк и не делал тайны, что кандидатура принца Альфонса Бурбона для
него была неприемлемой из-за ’’заражения” клерикализмом (напомним о
политике ’’культуркампфа”, яростно реализуемой рейхс-канцлером): за Изабел¬
лой II, как он полагал, вставала тень Ватикана. Не вызывала сомнения и буду¬
щая антигерманская линия в случае восстановления династии Бурбонов.
Принц Альфонс писал матери 5 июня 1874 г.: ’’Бисмарк не сможет совершить
ту ошибку, что и Максимилиан в Мексике или Амадей в Испании”. Но Бисмарк,
как полагали многие современники, и рискнул бы, если бы не сопротивление
Мадрида и многих европейских столиц: фактор ’’железного канцлера” вряд ли
кто-нибудь мог игнорировать, и противодействие расширению германского
влияния представлялось необходимым условием соблюдения ’’баланса сил”12.
РЕСТАВРАЦИЯ
Реставрация династии Бурбонов на испанском троне для тех, кто видел в ней
противовес республике, не означала все же ’’прыжка назад”, к ситуации до
1868 г. Реставрация, означавшая конец состояния исключительности, ассоцииро¬
валась не столько с Альфонсом XII, сколько с именем Кановаса дель Кастильо,
который попытался примирить идеи монархии с веком свободы. Удалась ли эта
попытка? Далеко не сразу: для ее реализации Испании предстояло пройти путь
длиной в 100 лет.
Кановас мечтал о создании правового государства, вдохновляемого принци¬
пами и духом консолидации, включавшей в свою орбиту широкий спектр
политических сил, не только непосредственных сторонников реставрации, но и
тех, кто были протагонистами революции 1868 г. Иными словами, реставрация
представлялась ему как промежуточный путь между абсолютизмом и револю¬
цией, как синтез испанских традиций и европейского прогресса.
Монархия была провозглашена армией 29 декабря 1874 г., а не кортесами, как
мечтал Кановас. Королем стал Альфонс XII. Сын Изабеллы II родился 28 ноября
1857 г. Его судьба была необычной для испанского короля: горькие годы изгна¬
ния, которые он разделил с матерью, имели и обратную сторону - знакомство с
европейскими реалиями.
Альфонс был поклонником английского конституциализма, хотя обучение в
британской военной академии Сандхюрст внесло свои акценты в его англо¬
филию. Но вместе с тем он всегда подчеркивал верность традициям: в своем
обращении к испанцам уже после того, как он был провозглашен королем, он
сам характеризовал себя либералом, человеком своего века, и католиком, сле¬
дуя образцу своих предков. Испанские историки часто называют его первым
королем современного типа.
Его биографы создали весьма привлекательный облик короля, близкого к
народу, не чуждого романтики: 19-ти лет от роду, вопреки воле матери, он
женился на своей двоюродной сестре Марии Мерседес Орлеанской. Брак не был
долговечным: юная королева умерла через три месяца после свадьбы. Два года
спустя Альфонс XII вступил в брак с племянницей императора Франца-Иосифа,
эрцгерцогиней Марией Кристиной Австрийской: это также был его личный
12Подробнее см.: Espadas Burgos М. Los Borbones de Expana, p. 249; idem. Alfonso XII u
los origines de la restauracion. Madrid, 1990, p. 9—43.
6 Новая и новейшая история, № 1
161

выбор. ’’Избранные Богом умирают молодыми”. И король Альфонс XII, избран¬
ник Бога, как полагали его почитатели, умер от туберкулеза 25 ноября 1885 г.
28 лет от роду, так и не увидев своего первенца.
ЧЕЛОВЕК ’98-ео ГОДА*
Альфонс XIII родился 17 мая 1886 г., шесть месяцев спустя после смерти
своего отца. Родился королем, случай уникальный в истории Испании и весьма
редко встречавшийся в истории Европы. Его мать, Мария Кристина, регентша в
течение 16 лет, не противилась его воспитанию по модели ’’король-солдат”. Не
опасаясь его тесной связи с юношеских лет с армией, она полагала, что религи¬
озное воспитание, которым сама руководила, гармонизирует крайности. Что ка¬
сается большой политики, то она всецело полагалась на Кановаса дель Кастильо
и Сагасту, лидеров двух партий, создавших систему смены у власти консервато¬
ров и либералов, отдаленно напоминавшую британскую формулу власти, но в
испанском варианте.
Королю было всего 12 лет, когда Испания, потерпев поражение в войне с США
в 1898 г., утратила свои заокеанские территории: Кубу, Пуэрто-Рико, Филиппи¬
ны; Альфонс XIII всегда был человеком ”98-го года”. Он принадлежал к поколе¬
нию, воспринявшему утрату империи как катастрофу, испытавшему на
себе всю глубину отчаяния и унижения. ’’Испания без пульса”, ’’Испания, погру¬
женная в летальную атмосферу” - король не отделял себя от этих настроений.
Но, разделяя популярные идеи возрождения нации, он видел пути, несколько
отличные от тех, какие предлагали властители дум ’’серебряного века” испан¬
ской культуры, представители ’’поколения 98-го года”.
17 мая 1902 г., в тот день, когда король присягал конституции перед кортеса¬
ми, он записал в дневнике: ”От меня зависит, останется ли Испания бурбонской
монархией или станет республикой: мне досталась страна, разрушенная прошед¬
шими войнами, войско с отсталой организацией, флот без кораблей, поруганные
знамена, губернаторы и алькальды, которые не исполняют законы”.
Размышлял король и о социальной реформе в пользу нуждавшихся классов.
И далее почти пророческое видение своей судьбы: ”Я могу быть королем во
всей славе возрождения страны... но могу также стать королем, который не пра¬
вит, но которым правят его министры, и в результате он окажется за границей”.
Но король был травмирован не только печальными итогами войны 1898 г.:
террористы, преимущественно анархисты, устроили охоту за Альфонсом XIII.
31 мая 1906 г., в день бракосочетания Альфонса XIII с принцессой Эммой Баттен¬
берг, ставшей королевой Викторией Евгенией, внучкой королевы Англии
Виктории, одной из самых очаровательных принцесс Европы, на Калье Майор в
Мадриде в новобрачных была брошена бомба. Королевская чета не пострадала,
погибли другие лица. Это было первое, но не последнее покушение на короля.
В течение его долгого царствования анархисты убили трех премьер-министров -
Кановаса в 1897 г., Каналехаса в 1912 г., Дато в 1921 г.
Его биографы часто задавали вопрос: был ли Альфонс XIII хорошим или пло¬
хим правителем? И многие отвечают так: во всяком случае, он был не худшим
королем, чем любой другой монарх в Европе. Но сложная и противоречивая
обстановка в стране, разоренной гражданскими войнами и неурядицами, неиз¬
бежными во времена революций, травмированной печальными итогами войны
1898 г., политические и экономические кризисы, следовавшие один за другим в
неспокойную первую треть щедрого на социальные потрясения XX в., привели к
тому, что монархия испанских Бурбонов вновь оказалась на грани катастрофы.
Испания не участвовала в первой мировой войне. Король, оставаясь
нейтральным, старался не давать повода для толкования его слов как проявле¬
162

ния симпатии к той или иной стороне. К такой позиции его побуждали и семей¬
ные связи: его мать, Мария Кристина, была австриячкой, а его жена, Виктория
Евгения, - англичанкой. Однако это не всегда удавалось. Как заметил У. Чер¬
чилль, ’’аристократия была благосклонна к Германии, средний класс, напротив,
к Франции, и король говаривал: только я и народные массы на стороне союз¬
ников”.
Но нейтралитет Альфонса XIII, отмечает Эспадас Бургос, не был пассивным:
король был весьма активен в гуманитарной деятельности, оказывая помощь ра¬
неным, больным, военнопленным обеих воюющих коалиций. Возможно, это
позволило ему сохранить трон, в то время как многие исторические династии
его утратили. Но ненадолго. В годы великих социальных потрясений король, его
министры и все, кто был заинтересован в восстановлении социальной и полити¬
ческой стабильности и продвижении страны по пути прогресса, не смогли вы¬
работать реалистическую стратегию, обеспечивавшую успех.
Потерпели провал и усилия реформаторов, не сохранила трон и диктатура
генерала Мигеля Примо де Риверы, установленная в 1923 г. и упразднившая
конституционный порядок. И хотя годы диктатуры совпали с эпохой расцвета и
модернизации, общей для всей Европы и Америки, в 1930 г. диктатура пала.
Падение диктатуры, против установления которой в свое время активно не про¬
тестовал король, хотя нередко и выражал желание защитить конституционную
законность, ускорило крушение монархии.
12 апреля 1931 г. состоялись муниципальные выборы, сыгравшие роль пле¬
бисцита: в тот день около 70% избирателей больших городов отдали свои голо¬
са блоку республиканцев и социалистов. Некоторые командующие военных
округов предложили королю немедленно вывести войска на улицы, дабы удер¬
жаться на троне, но Альфонс XIII отказался.
”Я не хочу, чтобы из-за меня пролилась хотя бы одна капля крови. Я могу
быть королем, если смогу рассчитывать на любовь своего народа, но не когда
испанцы отказываются от меня”. В восемь часов вечера 14 апреля Альфонс XIII
тайно покинул Мадрид и направился в Картахену, где его ожидал крейсер
’’Принц Астурийский”, который взял курс на Марсель. В Испанию бывший
король уже не вернулся.
Один из биографов Альфонса XIII, Абель Варгас Инохоза, заметил, что он не
был больше королем, а всего лишь господином Альфонсом. Но это не совсем
верно: в горькие годы изгнания Альфонс не отрекался от престола, почти до дня
смерти.
Он несколько раз менял страну своего пребывания. В конце концов он
избрал своим местом жительства Рим, предпочитая всем иным резиденциям
’’Гранд Отель”. Оттуда он наблюдал жизнь изгнавшей его страны: попытки
модернизации, предпринимаемые молодой республикой, печальные страницы
ее истории, когда армию бросили на подавление восставших горняков Астурии,
трагедию братоубийственной войны, вспыхнувшую два года спустя, установле¬
ние диктатуры генерала Франко.
Он был тяжело болен, когда в Европе разразилась война... Как и в годы пер¬
вой мировой войны, он неизменно стремился не дать повода для сомнений в его
нейтральной позиции, хотя это и не имело того значения, как в былые годы. Его
преследовали личные трагедии: гибель младшего сына Гонсало в автомобиль¬
ной катастрофе в 1934 г., смерть первенца Альфонсо, пораженного гемофилией,
в 1938 г. болезнь, обрекшая сына Хайме на глухонемоту.
Тяжело больной, в предчувствии близкого конца в январе 1941 г. он отрекся
от престола в пользу своего третьего сына, дона Хуана, графа Барселонского
(род. 1913). 28 февраля 1941 г. Альфонса XIII не стало.
6'
163

ФРАНКО И МОНАРХИЯ
Летом 1942 г. дон Хуан впервые публично заявил о своем праве на престол, а
19 марта 1945 г. обратился с манифестом к испанскому народу. В нем претендент
осудил режим Франко, созданный по образцу тоталитарных систем держав
’’оси”, как противоречащий самому духу и традициям испанского народа.
Монархия, как полагал дон Хуан, может стать надежным средством примирения
и достижения согласия между всеми испанцами, к тому же приемлемым путем
решения ’’испанского вопроса” для внешнего мира.
Автор манифеста призывал к восстановлению традиционного, т.е. парламен¬
тарного режима, обещал гарантию демократических свобод, широкую полити¬
ческую амнистию, созыв законодательной ассамблеи, проведение политико¬
социальных мер в духе времени.
Известный монархист Кальво Серрер, переправивший этот документ в Испа¬
нию из Лозанны, где в то время находился дон Хуан, охарактеризовал манифест
’’как разрыв с Франко, как настоящий заговор”13. Франко никогда не простил
дону Хуану приверженности к либерализму, в течение всей своей жизни он не
переставал повторять, что воцарение графа Барселонского было бы истинной
катастрофой для испанцев. Но, к счастью, как он полагал, царство дона Хуана не
грядет: ’’Его образ мышления приведет к коммунистической революции, подоб¬
ной той, над которой мы одержали победу в 1939 г. Если бы вернулся режим,
павший 14 апреля 1931 г., он продлился бы очень недолго и мало-помалу открыл
бы ворота коммунизму... Испанский народ не подготовлен к демократии и не
ощущает ее так, как народы англосаксонских стран”14.
Это не означало, что Франко решительно отказывался видеть будущую Испа¬
нию монархией, но ему приходилось считаться с открытой антипатией фалан¬
гистов к монархии вообще и к династии Бурбонов в особенности. Он не забыл,
что во время встречи министра иностранных дел Испании Серрано Суньера с дуче
20 июня 1942 г. Муссолини выразил враждебность к монархии как к потенциаль¬
ному естественному врагу тоталитарных революций: дуче полагал, что пройдет
немного времени и в Испании у короля возникнет желание задушить фалан-
гизм15.
13 апреля 1945 г. министр иностранных дел X. Лекерика подробно информиро¬
вал посла США М. Армюра по поводу тех новшеств, которые Франко готовил для
Испании. Предполагалось восстановить монархическую форму правления,
создать королевский совет, который назначит король, последний, однако, не
будет принимать на себя полномочий до тех пор, пока Франко не умрет или
добровольно не оставит свой пост. В конце концов Франко утвердился в реше¬
нии официально восстановить монархию. Но не ’’классическую”, что была до
апреля 1931 г., а особую монархию ’’Национального движения”, при которой
Франко до конца жизни сохранил бы абсолютную власть16.
6 июня 1947 г. плебисцит, или ’’прямая консультация с нацией”, подтвердил,
что большинство населения предпочитает монархию (14145165 человек из
17178842, принимавших участие в голосовании). 20 дней спустя ’’Закон о насле¬
довании поста главы государства” объявил Испанию ’’католическим, социаль¬
13Marti Gomez J. Calvo Serrer: el’exilio у el reino. Barcelona, 1976, p. 18—19.
14Franco Salgado-Araujo F. Mis conversaciones privadas con Franco. Barcelona, 1976, p. 363,
419.
15The Ciano Diaries, 1939-1943. London, 1948, p. 518-519.
16Foreign Relations of the United States, 1945, v. 5, p. 675.
164

ным и представительным государством, которое в соответствии со своей тради¬
цией провозглашает себя конституированным как королевство”17.
Но кому быть будущим королем? Саму идею о передаче в будущем престола
карлистскому претенденту окружение Франко отвергало. К тому же последний
законный претендент, как полагали, дон Альфонс Карлос умер в 1936 г., передав
свои права ’’ветви” Альфонса XIII. Права Хавьера Бурбон-Пармского, а впослед¬
ствии его сына Карлоса Уго официальный Мадрид не признавал: не были забыты
серьезные трения в последние годы гражданской войны, к тому же многие счи¬
тали, что карлизм - это не больше, чем ’’воспоминание о старом романтическом
идеале”.
ВОСПИТАНИЕ БУДУЩЕГО МОНАРХА
Поиски будущего короля все же привели Франко к тому же графу Барселон¬
скому: 25 августа 1948 г. во время встречи с Франко на яхте ”Асор” дон Хуан
дал согласие на то, чтобы его единственный сын Хуан Карлос выбрал для места
своего жительства Испанию. Пришлось преодолеть сопротивление бабушки,
вдовствующей королевы Виктории, которая предпочитала, чтобы ее внук полу¬
чил образование в Локарно. Но в конце концов она уступила, приняв во внима¬
ние, что ему надо готовиться к трону. А для этого надо установить контакт с
испанцами.
Утром 18 января 1955 г. принц Хуан Карлос прибыл в Мадрид. Ему было тогда
17 лет.
Хуан Карлос родился 5 января 1938 г. в Риме, где в то время жил его дед
Альфонс XIII. Детские годы принца прошли в Риме, Португалии и Лозанне, где
он получил среднее образование. Но в Испании Франко сам составил учебный
план будущего короля: академия генерального штаба, где принц принял прися¬
гу, военные училища: авиационное и военно-морское. В 1959 г. Хуан Карлос
получил звание лейтенанта пехоты и авиации и старшего лейтенанта флота. Но
более всего Франко был озабочен нравственным воспитанием будущего мо¬
нарха.
14 марта, вскоре после прибытия принца в Испанию, он прочел ему ’’насто¬
ящую лекцию по моральному воспитанию”, как заметил присутствовавший при
этом двоюродный брат и доверенный секретарь Франко Ф. Салгадо Араухо. Он
внушал Хуану Карлосу, что ’’короли должны находиться в контакте с народом,
как можно более непосредственном, для того, чтобы знать его нужды и по¬
пытаться учесть их”; что ’’настоящий народ более здоровый, менее эгоистичный,
чем люди высокого положения, наделен настоящим чувством патриотизма и
любви к родине и более расположен к самопожертвованию во имя ее”. Франко
предостерегал от дурных примеров, напомнив о фривольности Альфонса VI,
призывал не следовать примеру тех, кто уклонялся от выполнения своей
миссии и защиты интересов народа, как Филипп IV, передоверивший управле¬
ние герцогу Оливаресу. ’’Принц должен иметь в виду, что вся нация смотрит на
него, и он должен представлять доказательства своей абсолютной мораль¬
ности”18. Но принц получил не только военное образование: был составлен спе¬
циальный план, в соответствии с которым Хуан Карлос изучал в Мадридском
университете гуманитарные науки.
14 мая 1962 г. в Афинах состоялась свадьба Хуана Карлоса и греческой прин¬
17Конституции буржуазных государств Европы. M., 1957, с. 521.
iaFranco Salgado-Araujo F. Op. cit., p. 92—93.
165

цессы Софии (род. 2 ноября 1938). Дочь короля Греции Павла I и королевы Фри-
дерики, внучка королевы Ольги, дочери великого князя Константина Николае¬
вича, правнучка Николая I, София была подготовлена своим воспитанием и
образованием ко всем превратностям, которые могли быть уготовлены монар¬
хам в неблагоприятный для них XX в.
По возвращении в Афины из Египта и ЮАР, где во время войны находилась
семья ее родителей, она поступила в 1946 г. в английский колледж, где учились
дети из различных сословий, а затем в 1951 г. в престижный интернат Салема
(ФРГ). Она интересовалась историей, древними языками, археологией и изящны-
ми.искусствами. И все же по возвращении в Афины в 1955 г. София предпочла
поступить в медицинское училище и после его окончания работала педиатром.
Но принцесса не оставила своих увлечений: в соавторстве с сестрой Иреной она
опубликовала две книги: ’’Археологические зарисовки” и ’’Керамика Детелии”.
Оксфордский университет присвоил Софии степень доктора гражданского
права.
София с детства в соответствии с семейной традицией была воспитана в лоне
православной церкви, Хуан Карлос был католиком. Принцесса приняла католи¬
ческую веру, и по прибытии в Мадрид молодая чета венчалась во второй раз, по
католическому обряду. В начале июля молодожены посетили резиденцию
диктатора Эль-Пардо. После завтрака Франко с удовлетворением отметил, что
принцесса говорит достаточно хорошо по-испански, очень мила, кажется разум¬
ной и очень культурной. С одобрением он отнесся и к предстоящему визиту
молодой четы к папе Иоанну XXIII19 • Но свадебное путешествие затянулось:
Рим - другие страны Европы - Америка. Дж. Кеннеди принял их в Белом доме,
оказав большое внимание.
2 марта 1963 г. Франко с огорчением сказал Салгадо Араухо, что принцесса
постоянно общается с персонами из высшей аристократии, которые могут
настроить ее против режима, вышедшего из ’’крусады” (крестового похода,
т.е. гражданской войны). ”Я понимаю, что среди нашей аристократии есть
достойнейшие люди и большие патриоты, но меня беспокоит окружение, в кото¬
ром принцесса должна жить в Испании”.
Что касается Хуана Карлоса, то Франко полагал, что ему надо продолжить
изучение различных предметов в сфере экономических и политических наук.
’’Это можно осуществить только в Испании, посещая различные университеты и
школы для специалистов, возможно чаще присутствовать в аудиториях... Для
этого жить в стране как можно больше... Я сказал Хуану Карлосу, что надо
завоевать молодежь, которая сейчас несколько отчуждена или проявляет скеп¬
сис по отношению к этой форме правления. Монархия должна быть народ¬
ной”20.
Сомнения, того ли будущего монарха он избрал, все же долго преследовали
Франко. Но в конце концов он решился: 23 июля 1969 г. Хуан Карлос был назна¬
чен Франко и утвержден кортесами принцем Испании и наследником престола
Испании в соответствии с ’’Законом о наследовании”.
Сам прагматик, Франко большое значение придавал практическому воспита¬
нию будущего монарха. Хуану Карлосу вменялось в обязанность регулярно по¬
сещать различные министерства и ведомства для обретения опыта государствен¬
ного мужа, а в августе - сентябре 1974 г. и в октябре 1975 г. в связи с болезнью
Франко он временно исполнял обязанности главы государства.
19Ibid., р. 345.
20Ibid., р. 374.
166

КОРОЛЬ ХУАН КАРЛОС I
20 ноября 1975 г. умер Франко. В тот же день регентский совет присвоил Хуа¬
ну Карлосу высшие воинские звания генерал-капитана армии, авиации и фло¬
та. 22 ноября 1975 г. Хуан Карлос I принял присягу, став королем Испании.
Начало правления Хуана Карлоса не было легким. Мрачные пророчества за¬
рубежной прессы способны были лишь вселить отчаяние в души тех, кто надеял¬
ся на радикальные перемены в стране. ’’Хуан Карлос обязан своим приходом к
власти каудильо, а значит, франкизму. Это ко многому его обязывает перед ли¬
цом старой гвардии” - это суждение французской газеты ”Орор” от 20 ноября,
когда пришли первые известия о смерти Франко, отражало весьма распростра¬
ненную реакцию в мире.
Мало кого удивил отказ многих глав государств и правительств западных
демократий присутствовать на торжественном акте коронации в старинном мад¬
ридском соборе Сан Херонимо. К тому же в Мадриде находился тогда-Пиночет,
присутствовавший на похоронах Франко, и это было достаточным основанием
для демонстративного отказа. Но Пиночет, не получавший приглашения на
коронацию, покинул Мадрид, и это несколько облегчило миссию влиятельного
испанского политика Мануэля де Карвахала, добившегося в конце концов
согласия на присутствие президентов Франции, ФРГ и Ирландии.
Не было единодушия и среди монархов, как царствовавших, так и находив¬
шихся в изгнании. Поскольку отец Хуана Карлоса дон Хуан не стал королем,
многие королевские семейства не сочли возможным присутствовать на корона¬
ции, тем самым подтвердив свой отказ признать правомочным ’’Закон о насле¬
довании”. Исключение составили принц Филипп, герцог Эдинбургский, принц
Бертил (Швеция), принц Альберт Льежский, брат короля Бодуэна, князь и кня¬
гиня Монако, брат короля Саудовской Аравии, сыновья короля Марокко.
Непризнание монархов больно задевало Хуана Карлоса. Но самым горьким
для него было неверие самих испанцев в его способность вывести страну из
тупика, в который ее завела диктатура; королю было известно, что на улице его
называют ”Эль Бреве”, т.е. ’’Короткий”. Но в хор пессимистов врывались и опти¬
мисты.
Еще 20 ноября 1975 г. ’’Котидьен де Пари” предрекала: ’’Хуан Карлос, не при¬
нимавший участия в гражданской войне и не запятнанный кровью репрессий,
пойдет по пути преобразований. Если они не будут исходить из дворца, их про¬
ведет сам народ”.
Внимая тронной речи короля 22 ноября 1975 г., присутствовавшие на церемо¬
нии с удовлетворением отмечали, что король засвидетельствовал ’’самое почти¬
тельное уважение к церкви”,.а в качестве примера, достойного подражания,
сослался на те ’’великие и преуспевающие страны”, которые ’’больше других
сумели отнестись с уважением к собственной истории”. Для многих прошел не¬
замеченным призыв Хуана Карлоса ”с благородством и высотой помыслов”
осознать, ’’что наше будущее будет основываться на действенном консенсусе и
национальном согласии”. Но такие чувства разделялись не всеми.
Даже влиятельная испанская католическая газета ”Иа” 23 ноября высказала
предположение, что эта ’’речь не намечает никаких конкретных путей для раз¬
вития политической жизни Испании в ближайшем будущем”. Однако жизнь
показала, что в тронной речи Хуана Карлоса содержалась программа действий:
предсказания ’’Котидьен де Пари” оказались пророческими. Но для того, чтобы
они сбылись, понадобились чувство ответственности и усилия всех испанцев,
озабоченных поиском пути к демократии и возрождению. Первые шаги на этом
пути не всегда были удачными.
167

Таким непопулярным шагом оказалось поручение главе франкистского каби¬
нета министров Ариасу Наварро сформировать первое после смерти Франко пра¬
вительство. 10 лет спустя популярный испанский еженедельник ”Камбио-16”
6 января 1986 г. объяснит этот выбор короля желанием избежать конфронтации
на путях поиска согласия. Возобновление мандата на формирование правитель¬
ства тому, кто возглавлял кабинет в последние дни франкизма, вызвало разоча¬
рование.
Поговаривали о ’’бункере”, его ’’огромной темной власти”, о том, что Ариас
Наварро так и не решается сменить в своем кабинете портрет покойного гене¬
ралиссимуса на портрет Хуана Карлоса 1. В конце концов король отбросил коле¬
бания и 1 июля 1976 г. принял отставку Ариаса Наварры: испанский монарх чут¬
ко уловил господствовавшие настроения общественного мнения, на поддержку
которого рассчитывал.
Немаловажное значение имело и изменение отношения к нему внешнего
мира. Недаром отставка Ариаса Наварро и последующее назначение главой
кабинета Адольфо Суареса последовало после возвращения последнего из
Соединенных Штатов: конгресс США встретил громкими аплодисментами речь
Суареса, что было расценено и самим Хуаном Карлосом, и его сторонниками как
поддержка его планам перехода к демократии.
В самой Испании реакция на назначение главой правительства Суареса не
была однозначной: в прежнем кабинете он занимал пост министра - генераль¬
ного секретаря ’’Национального движения”. Но король сделал свой выбор и не
ошибся: в лице Адольфо Суареса он встретил человека, оказавшегося способ¬
ным со всей решимостью начать ’’трансисьон”, т.е. ’’переход” к демократии.
30 июля 1976 г. король подписал декрет об амнистии, а в начале сентября
Адольфо Суарес обратился к нации по радио и телевидению, объявив о том, что
не позднее июня 1977 г. состоятся всеобщие, прямые и тайные выборы двух¬
палатного парламента - шаг, предпринятый по инициативе короля.
Многие тогда в Испании и мире восприняли с известной долей скепсиса саму
возможность свершения таких фундаментальных перемен в обозримом буду¬
щем. Не забыли еще предположения министра иностранных дел предыдущего
кабинета X. Арейльсы, имевшего репутацию трезвого реалиста, высказанного в
интервью газете ’’Франс суар” 15 декабря 1976 г.: ’’Необходим десятилетний ком¬
промисс”.
Испанские журналисты обычно подчеркивают, что ’’переход”, в процессе ко¬
торого были гарантированы свободы, легализированы партии, включая комму¬
нистическую, что открыло ’’учредительный период”, направивший страну по до¬
роге демократии, был постепенным, медленным21. Нетерпение испанцев можно
понять. Но нам, живущим вне Испании, он представляется не только последова¬
тельным, но даже стремительным.
15 декабря 1976 г. законопроект о политической реформе, ’’уничтожавшей
труд всей жизни Франко”, как это было сказано на одном из последних заседа¬
ний старых кортесов, вынесли на всенародный референдум. И только 245347 че¬
ловек, или 2,6%, высказались против реформы. Иными словами, только один
испанец из 50 выступал за сохранение старых порядков. Мирный путь к пере¬
ходу к демократии был открыт22.
Получив такой мандат народа, Хуан Карлос в первую неделю нового года без
колебаний подписал Закон о политической реформе. Это был смелый шаг. Тогда
21Cambio-16, 6. I. 1986.
22Е1 Pais, 18. XII. 1976.
168

же, в январе, силы старого порядка, прибегнув к привычному методу нагнета¬
ния атмосферы насилия и страха, попытались спровоцировать оппозицию на
антиправительственные выступления, а правительство - на возобновление
традиционного для франкизма репрессивного режима. 24 января на пороге
своего дома был похищен председатель Высшего военного совета военной юсти¬
ции Э. Вильяэскуса, вечером того же дня группа экстремистов ворвалась в кои-
тору адвокатов, известных своими прогрессивными взглядами, и открыла
огонь. Результат: трое убитых и семь тяжело раненых, двое из которых вскоре
скончались.
В ночь на 25 января правительство и оппозиция совместно ’’осудили полити¬
ческий экстремизм, путем насилия пытающийся помешать нынешнему процессу
утверждения демократии в Испании”. Национальный консенсус, впервые пред¬
ложенный Хуаном Карлосом 22 ноября, начал обретать реальную плоть.
14 мая 1977 г. произошло весьма примечательное событие, упрочившее пози¬
ции короля в глазах монархов Европы. В этот день в резиденции короля Сарсуэ¬
ла состоялась церемония, на которой присутствовали только члены королев¬
ской семьи. Дон Хуан, склонив голову перед своим сыном, прерывавшимся от
волнения голосом промолвил: ’’Ваше Величество, Испания превыше всего*23.
Так произошло его отречение от династических прав в пользу сына. Но для того
чтобы закрепить -правовое положение короля, этого было мало: общественное
мнение весьма критически относилось к ’’Закону о наследовании”, как и к
иным правовым актам эпохи франкизма. И вот состоялось новое утверждение
прав короля народом, свободным от диктатуры.
28 ноября 1978 г. Учредительные кортесы, избранные 15 июня 1977 г., приняли
конституцию, узаконившую концепцию ’’Парламентской монархии”. Права ко¬
роны отныне регулировались конституцией, и хотя они были ограничены по
сравнению с прошлыми веками, их совокупность можно определить как прези¬
дентскую форму правления: король всех испанцев - так гласит конституция.
Но истинное и искреннее признание и глубокое уважение народа пришло к
Хуану Карлосу после памятной ночи с 23 на 24 февраля 1981 г., когда он сыграл
выдающуюся, если не сказать решающую роль в том, что военный переворот,
начавшийся захватом подполковником Техера Молино здания Генеральных
кортесов, завершился провалом.
24 декабря 1986 г. за несколько часов до того, как королевское семейство
село за традиционный праздничный стол, чтобы встретить Сочельник, король
согласился дать интервью директору издательского объединения ’’Группы-16”
Педро Рамиресу: еженедельник ’’Камбио-16” назвал Хуана Карлоса I ’’челове¬
ком года”. Отвечая на вопрос, как оценивает король саму манеру поведения
вооруженных сил в течение переходного периода к демократии, король сказал:
что вооруженные силы сыграли решающую роль в том, что переход смог быть
осуществлен в мирной форме, столь отличной от той, что была в прошлом и чего
так боялись испанцы, все еще находившиеся под воздействием воспоминаний о
трагическом противостоянии в прошлом. Но нет ли здесь противоречия с тем,
что несколькими минутами позже Хуан Карлос признал, что для него очень пе¬
чальны воспоминания о 23 февраля, хотя он уверен, что эти события стали как
бы вакциной, способной покончить с тенденцией к насильственному свержению
конституционной законности. Так что же произошло 23 февраля 1981 г.?
В тот день, по плану заговорщиков, воинские формирования должны были
восстать по всей стране, чтобы сбросить законную власть и установить дикта¬
туру.
23АВС, 15. V. 1977.
169

Многие офицеры колебались: танковая дивизия ’’Брунете”, расквартирован¬
ная в столичном округе, так и не вступила в Мадрид, чтобы в соответствии с
планом занять стратегические пункты города. Однако в некоторых регионах
положение сложилось угрожающее, панике поддались многие политики. И тогда
глубокой ночью Хуан Карлос I выступил по национальному телевидению в пол¬
ной форме генерал-капитана и в соответствии с полномочиями, данными ему
конституцией, выполняя миссию верховного командующего вооруженными
силами страны, отдал приказ сохранять установленный законом порядок и
верность конституции. И армия выполнила приказ! Переворот не состоялся.
С тех пор окончательно утвердился взгляд на короля как на гаранта стабиль¬
ности и олицетворение общенационального консенсуса. Положение конститу¬
ции, гласившее: ’’король - глава государства, символ единства и постоянства,
арбитр и примиритель” - приобрело плоть и кровь.
Конституция не разрешает королю принимать участие в политической борь¬
бе, и тем не менее его роль в определении ориентиров испанского общества
огромна. Он пользуется большой популярностью и практически не подвергается
критике в средствах массовой информации. Этому способствует его феноме¬
нальная работоспособность - рабочий день короля начинается в семь часов
утра, общительность и качества, вызывающие интерес и симпатию в современ¬
ном обществе: Хуан Карлос - страстный спортсмен (парусный спорт, виндсер¬
финг, горные и водные лыжи), имеет права на вождение реактивных самолетов
и вертолетов, радиолюбитель-коротковолновик.
Король открыт к общению с самыми широкими кругами испанского обще¬
ства. Резиденция короля - та же, что он занимал, будучи принцем - дворец Сар¬
суэла, который был построен в XVIII в. как охотничий домик. Но несколько раз
в год он собирает в банкетном зале большого Королевского дворца, в обычное
время используемого как музей, государственных и общественных деятелей,
писателей, ученых, художников, музыкантов. Автор этих строк имел уникаль¬
ную возможность присутствовать на подобном приеме, имея в качестве своего
’’соседа слева” лауреата Нобелевской премии писателя Камило Хосе Села. Атмо¬
сфера на таком приеме царила дружеская и непринужденная.
Популярности короля способствует и широкая общественная деятельность
королевы Софии по оказанию помощи умственно отсталым детям, больным и
инвалидам. В дни ежегодного праздника Красного Креста она сама принимает
пожертвования на улицах Мадрида, лривлекая к этому своих детей - наследни¬
ка престола принца Астурийского Фелипе (род. 1968), дочерей Елену (род. 1963)
и Кристину (род. 1965).
Королева - почетный президент Национального симфонического оркестра,
оказывает помощь и поддержку молодым художникам и музыкантам постоян¬
но выступает в защиту животных. Личные достоинства Хуана Карлоса и его
семьи укрепили институт монархии и вернули уважение к династии Бурбонов.
В ноябре 1961 г. X. Арангурен опубликовал статью ’’Политический режим в
Испании в 1971 г.” Известный философ и политолог тогда писал: ’’После исчезно¬
вения существующего режима монархия будет установлена или монархистами,
или нацией, которая не является чрезмерно монархической. Королю они оста¬
вят два пути: или удовлетворить стремления монархистов, или надежды осталь¬
ной части нации. Если король не откажется от первого пути, то монархия рано
или поздно будет обречена. Только ’’немонархическая” монархия жизнеспособ¬
на”24. Арангурен оказался провидцем.
24Цит. по: Aranguren J. La cruz de la monarquia espaftola actual. Madrid, 1974, p. 205.
170

Портреты историков
© 1993 г.
В.М. ПАНЕЯХ
БОРИС АЛЕКСАНДРОВИЧ РОМАНОВ (1889-1957)
Трудная судьба ученого
После кончины Бориса Александровича Романова издано два сборника статей
его памяти1. Кроме того, его научное творчество получило отражение в ряде
статей1 2. Наконец, памяти Романова посвятили свои книги несколько коллег-ис¬
ториков. Почему же ученый, не отмеченный высокими академическими рега¬
лиями, один из сотен профессоров, докторов исторических наук, удостоился
столь редкого для нашей научной общественности проявления внимания?
Думаю, что одна причина лежит на поверхности: Б.А. Романов был выдающим¬
ся исследователем, хотя и не обрел при жизни, как это у нас часто бывает,
причитающихся ему славы и общественного признания. Но этого, конечно, не¬
достаточно. Мало ли в то же самое время работало в стране крупных ученых?
Другая причина: он не был похож ни на кого из своих коллег - ни по особеннос¬
тям своей профессиональной техники исследования, ни по изящному, образно¬
му литературному стилю, позволявшему воссоздавать зримые черты прошлого,
ни по парадоксальности, оригинальности мышления, ни по новаторской сущнос¬
ти всего творчества. Этим Романов притягивал к себе научную и студенческую
молодежь, которую любил и которой был любим, и отталкивал от себя рутине¬
ров, консерваторов, конформистов и просто бесталанных, заурядных людей.
1 Исследования по социально-политической истории России: Сборник памяти Бориса Алек¬
сандровича Романова. Л., 1971; Проблемы социально-экономической истории России: К сто¬
летию со дня рождения Бориса Александровича Романова. СПб., 1991.
2Валк С.Н. Борис Александрович Романов. — Исторические записки, т. 62, 1958; его же.
Борис Александрович Романов. — Исследования по социально-политической истории; Ли¬
хачев Д.С. Борис Александрович Романов и его книга "Люди и нравы древней Руси". -
Труды отдела древнерусской литературы, т. XV. М.-Л., 1958; его же. Б.А. Романов и его
"гид” Даниил Заточник. — Исследования по социально-политической истории; Никифо¬
ров В.Н. Борис Александрович Романов (К восьмидесятилетию со дня рождения). - Народы
Азии и Африки, 1969, № 3; Панеях В.М. Проблемы истории России эпохи феодализма в науч¬
ном наследии Б.А. Романова. — История СССР, 1989, № 1; его же. Б.А. Романов об издании
•Духовных и договорных грамот..." и задачах археографии. - Реализм исторического мыш¬
ления: Проблемы отечественной истории периода феодализма. Чтения, посвященные памяти
А.Л. Станиславского. Тезисы докладов и сообщений. М., 1991; его же. Б.А. Романов об изда-.
нии Судебников XV—XVI вв. — Проблемы социально-экономической истории России; Фур¬
сенко А.А. О жизненном пути Б.А. Романова. - Вопросы истории, 1989, № 11; его же. Борис
Александрович Романов. — Проблемы социально-экономической истории России; Анань-
ич Б.В. Мемуары С.Ю. Витте в творческой судьбе Б.А. Романова. - Там же; Беляев С.Г.
Б.А. Романов — архивист — Там же; Ганелин Р.Ш. Б.А. Романов — историк рево¬
люционного движения в России. — Там же; Сербина К.Н. Из воспоминаний о Б.А. Романове. — Там
же. Список трудов Б.А. Романова см.: Исследования по социально-политической истории
России, с. 382—386.
171

Но и этого недостаточно для объяснения феномена Романова. Уверен, дело в
том, что Романов-ученый просто опережал то время, в котором ему приходи¬
лось творить и жить - 20-50-е годы - время идеологического гнета в СССР,
время усредненности, принудительного единомыслия, проработок и репрессий.
К сожалению, к нему пришло признание лишь посмертно, когда трагические
обстоятельства нашей жизни и условия, в которых вынужденно должна была
существовать наука, стали изменяться. Романов - блестящий ученый, замеча¬
тельный педагог при жизни был вечным аутсайдером, изгоем, человеком гони¬
мым и затравленным.
Жизненный и творческий путь Романова во многих отношениях типичен для
историков его поколения и той социальной среды, в которой он формировался как
человек и ученый, но и уникален, ибо неповторим каждый человек, тем более.
крупный ученый.
Конечно, ни отец Б.А. Романова, Александр Дементьевич, профессор института
инженеров путей сообщения, ни его мать, Мария Васильевна, школьный врач,
не могли предположить, что им и их детям придется пережить три революции,
последняя из которых круто изменит все общественные отношения в стране и
казавшийся устойчивым жизненный уклад, а их младший сын Борис подверг¬
нется репрессиям и гонениям, проведет несколько лет в следственной тюрьме
и концентрационном лагере, будет безработным, а закончит свой жизненный
путь известным ученым, доктором наук, профессором.
Среднее образование Борис Романов получил в Петербургской гимназии ’’Че¬
ловеколюбивого общества”. Уже здесь у него зарождается тот подход, который,
впоследствии развившись, становится одним из принципов его профессиональ¬
ной работы. ’’Еще учась по учебнику Виппера в школе, - вспоминал Романов, -
172

я приучал себя, что-нибудь изучая, оглядывать пошире весь горизонт в поисках
откликов, сопоставлений и перекликаний”3. Здесь же впервые проявилась
и его общественная активность. Бурные события 1905-1906 гг. коснулись и сред¬
них учебных заведений Петербурга. В гимназии ’’Человеколюбивого общества”,
как и в других школах, образовался совет старост для руководства ученичес¬
ким общественным движением, в который вошел и ученик выпускного класса
Борис Романов. Совет старост руководил забастовкой гимназистов, приветство¬
вал введение педагогическим советом автономии (”с глубоким приветствием
товарищам педагогам за их смелое и решительное вступление в борьбу с отжи¬
вающим режимом”) и осудил его вскоре за отмену этой автономии (’’враждеб¬
ное отношение” к этим же педагогам)4.
Закончив в 1906 г. гимназию, Романов поступил на историческое отделение
историко-филологического факультета Петербургского университета, вот тогда,
по его словам, и наступила ’’настоящая жизнь”. Теплое, благодарное чувство
к своей ’’alma mater” сохранилось у Романова на все последующие годы. Петер¬
бургский университет оказал большое, если не решающее, влияние на его фор¬
мирование как историка.
Новая общественная атмосфера, порожденная революционной бурей 1905-
1906 гг., сделала время пребывания Романова и его сверстников в университете
’’самым блестящим периодом во всей почти вековой его дореволюционной ис¬
тории”5. Летом 1906 г. была восстановлена автономия Петербургского универ¬
ситета, включая избрание ректора и проректора Советом университета, а дека¬
нов - факультетами. Одновременно изменялась и система прохождения уни¬
верситетского образования. Если до того существовала так называемая курсо¬
вая система, возрожденная в послеоктябрьский период и господствующая по¬
ныне, то теперь взамен ее была введена предметная система. Факультет уста¬
навливал лишь обязательный перечень дисциплин, которые необходимо было
сдать в любой срок и в любой последовательности. Кроме того, студент должен
был сдать зачеты по просеминарию и трем, по выбору, семинариям. Срок
пребывания в университете не устанавливался, необязательным было и посеще¬
ние лекций. По выполнении всех этих требований студент получал выпускное
свидетельство, Романов его получил в 1911 г., дающее право сдавать государст¬
венные экзамены через любое число лет. Романов их сдал через год - в 1912 г.
Романов, по его словам, получил возможность ’’творить свою жизнь, утверж¬
дать свое существование в мельчайших его подробностях”. Немудрено, что в
этих условиях его ’’жизненная мускулатура” развивалась ’’свободно и здоро¬
во”6 *.
Конечно же, одна только система прохождения университетского курса,
сколь впечатляющей она ни была, оказалась бы бесплодной, если бы на истори¬
ко-филологическом факультете к этому времени не сложился уникальный
коллектив преподавателей. Романов всегда выделял тех из них, у которых он
непосредственно учился: специалисты по истории средневековой Руси
А.Е. Пресняков - его он считал своим учителем и впоследствии они настолько
3Письмо Б.А. Романова E.H. Кушевой 16 октября 1954 г. — Архив Санкт-Петербургского
филиала Института российской истории РАН, бывший Архив ЛОИИ АН СССР (далее — Архив
филиала), ф. 298, on. 1, д. 173.
4Валк С.Н. Борис Александрович Романов. — Исследования..., с. 8.
5Там же.
^Романов Б,А. А.С. Лаппо-Данилевский в университете (две речи). — Русский историчес¬
кий журнал, 1920, кн. 6, с. 182.
173

сблизились, что между ними установились дружеские, очень теплые личные от¬
ношения, - С.Ф. Платонов и А.С. Лаппо-Данилевский, а также профессора по
средневековой истории Западной Европы И.М. Греве и по античной истории
Э.Д. Гримм.
Все они принадлежали к петербургской школе историков, формировавшейся
на протяжении второй половины XIX в. и получившей наиболее полное вопло¬
щение в коллективе петербургского университета, сложившемся после револю¬
ции 1905 г. как раз в то время, когда Романов проходил там курс наук7. По оп¬
ределению А.Е. Преснякова, характерной чертой этой школы являлся ’’научный
реализм, сказывавшийся прежде всего в конкретном, непосредственном отно¬
шении к источнику и факту вне зависимости от историографической традиции”,
в восстановлении прав источника и факта, получающих более полное и сущест¬
венное значение вне подчинения их подбора, анализа и построения какой-либо
заранее установленной схеме, вне социологического догматизма, вредящего
критическому отношению к источникам0. Петербургская школа противопостав¬
лялась Пресняковым московской, по природе своей идеологической, схемати¬
зирующей, у которой ’’материал, почерпываемый из первоисточников, не играл
подобающей ему существенной роли”* 9. Дело также заключалось в различном,
как справедливо было недавно отмечено, ’’отношении историков к письменно¬
му памятнику и источнику и тех корнях исследовательской методики, которую
можно обозначить как культуру исследования”. При этом тщательно докумен¬
тированное изложение трудов петербуржцев, ’’где слово ”не от источника” рас¬
ценивалось как слово от лукавого”, противостояло намеренному затушевыва¬
нию москвичами-историками, особенно В.О. Ключевским, ’’огромной предвари¬
тельной работы над источником”. Художественно-исторический синтез москви¬
чей противопоставлялся результатам скрупулезного документального анализа
петербуржцев10 11.
Но и внутри петербургской школы существовало два направления, наиболее
яркими их представителями были Платонов и Лаппо-Данилевский. Если для
Платонова и его учеников характерен более синтетический ’’художественный”
подход к задачам и методам исторического познания, то Лаппо-Данилевский и
его ученики стремились выработать строгий научный метод исторического ис¬
следования11.
Романов высоко ценил оба эти направления петербургской школы историков
и старался, проходя курс университетских наук, воспринять их лучшие черты.
Поэтому он считал для себя необходимым посещать семинарии и Платонова,
и Лаппо-Данилевского, не говоря уже о семинарии Преснякова.
По личным- склонностям, врожденной интуитивности натуры, образному
мышлению Романов, безусловно, примыкал к направлению, возглавлявшемуся
Платоновым. Личная близость с ним ценилась ими обоими вплоть до взаимного
1Валк С.Н. Историческая наука в Ленинградском университете за 125 лет. — Труды юби¬
лейной научной сессии Ленинградского государственного университета: Секция историчес¬
ких наук. Л., 1948, с. 3—79.
Пресняков А.Е. Речь перед защитой диссертации под заглавием "Образование Велико¬
русского государства". Пг., 1920, с. 6; его же. Образование Великорусского государства
XIII-XV столетий. Пг., 1918, с. 25-26.
9Пресняков А.Е. Речь перед защитой..., с. 6.
10Чирков С.В. Археография и школы в русской исторической науке конца XIX — начала
XX в. - Археографический ежегодник За 1989 год. М., 1990.
11Валк С.Н. Выступление на объединенном заседании Института истории и Общества ис¬
ториков-марксистов в феврале 1931 г. — Проблемы марксизма, 1931, № 3, с. 115.
174

охлаждения в начале 20-х годов. И все же не Платонова, а его ученика Пресняко¬
ва Романов избрал в свои непосредственные научные руководители. Здесь
сыграло роль не только обаяние личности Преснякова, но и совпадение их миро¬
воззренческих установок, новаторство молодого приват-доцента Петербургско¬
го университета, всегда импонировавшее Романову, наконец, строгость, но не
формальность, как у Лаппо-Данилевского, источниковедческой методики.
Из семинария! Преснякова вышла первая научная работа Романова - ”Смер-
дий конь и смерд: в летописи и ’’Русской Правде”, опубликованная в академи¬
ческом издании, руководимом академиком А.А. Шахматовым12. Скорость, с
которой статья была напечатана - доклад на эту тему прочитан в семинарии в
год ее опубликования, - свидетельствует о том, сколь высокую оценку она по¬
лучила у взыскательного и маститого редактора.
Уже в первом научном труде студента Романова проглядывают некоторые
принципы, ставшие впоследствии элементами его научного кредо: стремление
к новаторству, интуиция, за которой следует строгая источниковедческая про¬
верка, стройная логика аргументов, фантазия, позволявшая сопрягать и сопос¬
тавлять отдаленные на первый взгляд источники, факты и явления, осторож¬
ность в выводах, кажущихся на первый взгляд окончательными, сочетаю¬
щаяся со смелостью гипотез и предположений, психологический подход при
характеристике людских побуждений, художественная образность.
Первая научная работа Романова, сыграв большую роль в жизни автора, не
распахнула перед ним двери в науку. Ученик Преснякова, а не возглавлявшего
кафедру Платонова, Романов, хотя и был оставлен при университете для подго¬
товки к профессорскому званию, что подобно нынешней аспирантуре, но без
стипендии. Между тем обстоятельства вынуждали начать трудовую жизнь в
качестве учителя женских гимназий. Сдача магистерских экзаменов и защита
диссертации так и не состоялись.
Романов в это время усиленно писал статьи для ’’Нового энциклопедического
словаря” Брокгауза и Ефрона и ’’Русской энциклопедии” издательства ’’Дея¬
тель”. Одна из таких статей ’’Иоанн IV Грозный” вызвала некоторый резонанс.
И все же это было около науки, а не в науке.
Октябрьский переворот 1917 г. резко изменил не только жизненный уклад
Романова, но и служебную карьеру, а вместе с тем и направление его научного
творчества.
Новые власти стремились поставить науку на службу пропаганде, направлен¬
ной против царизма. Средством такой политики стало открытие архивов государ¬
ственных учреждений России XIX - начала XX в., прежде закрытых для иссле¬
дователей. Привлечение для работы в этих архивах историков, получивших
солидную источниковедческую подготовку в дореволюционных университетах,
даже тех из них, кто, возможно, относился враждебно к большевикам, тоже
служило этой прагматической цели. Ибо объективное исследование внутренней
и внешней политики последних российских царей неизбежно приводило к вы¬
воду о непреодолимом кризисе самодержавия.
• Романов оказался среди тех молодых историков, которые с энтузиазмом пош¬
ли работать в архивное ведомство, привлеченные туда их университетскими
учителями, в частности Платоновым, руководившим одним из петроградских
архивных учреждений, и Пресняковым, получившим пост главного инспекто¬
ра. Так Романов в середине 1918 г. был прикомандирован к Главному управле¬
нию архивным делом, к тому его отделению, где были сосредоточены архивы
12Романов Б.А. Смердий конь и смерд: в летописи и "Русской Правде”. Известия Отделе¬
ния русского языка и словесности, т. XIII, кн. 3. СПб., 1908.
175

министерств финансов, промышленности и торговли. Романов, как он писал
Платонову, пришел в архив, охваченный ’’блестящей мыслью о постановке
архивного дела на научную и деловую почву”. Он и его университетские друзья
были воодушевлены научной задачей ’’архивного возрождения”, особенно тем,
что ’’собственными руками и по своему плану из пустого места” ’’через хаос”
будет создан ’’космос от А до Ижицы”. Кроме того, они ощущали, и это усилива¬
ло их энтузиазм, что вьют гнездо ’’для себя и собственной научной ]работы”13.
Итак, проясняются две цели, поставленные Романовым при поступлении на
службу в архив: участие в построении нового архивного дела и возвращение к
научной работе, прерванной преподаванием в гимназиях, которое, по его сло¬
вам, оказалось для него противопоказанным.
Одновременно с работой в архиве Романов в 20-х годах преподавал в Петро¬
градском (впоследствии - Ленинградском) университете, а также сотрудничал
в ряде научных учреждений города.
На протяжении более десяти лет Романов как архивист занимался спасением
архивного банковского материала, лежавшего в колосальных количествах в
подвалах учреждений. По свидетельству пришедшего вместе с Романовым на
эту службу С.Н. Валка, основной характер работы был далек от научных интере¬
сов Романова. Все силы первоначально уходили на самое элементарное упоря¬
дочение свозимых со всех концов города в опустевшее здание Сената сотен
тысяч дел, для чего порой приходилось перетаскивать их на себе14. Кроме того,
Романов много занимался описанием принимаемых документов, комплекто¬
ванием архива, спасением пострадавших от наводнения 1924 г. документов и
вел другую рутинную работу, неизменно руководствуясь строго научным под¬
ходом. В архиве Романов проработал вплоть до ноября 1929 г., руководя его
различными отделами и секциями15.
Как Романов и предполагал, служб? в архиве действительно открывала для
него возможность возобновить исследовательскую деятельность. Но это означа¬
ло и резкую смену научной специализации: вместо истории древней Руси - ис¬
тория дореволюционной России конца XIX - начала XX в., т.е. того периода,
который обеспечивался документальными источниками, главным образом из¬
влекаемыми из этого же архива.
Уже в самом начале 20-х годов Романов нашел тему, оставшуюся для него
одной из магистральных до конца жизни. Она родилась из сопоставления толь¬
ко что вышедшего трехтомник? мемуаров графа С.Ю. Витте, министра финансов
при царях Александре III и Николае II, а затем председателя совета министров
Российской империи, и оказавшегося в распоряжении Романова архивного ма¬
териала - по преимуществу фонда Канцелярии министра финансов. Мемуары
Витте были написаны главным образом в оправдание его политики, приведшей
к русско-японской войне 1904-1905 гг. и Портсмутскому миру 1905 г., поэтому
основной сферой научных интересов Романова надолго становится внешняя,
в частности дальневосточная, политика России конца XIX - начала XX в.
Первоначальным результатом такого исследовательского направления была
серия статей, объединенных общим замыслом - дать документальный коммен¬
тарий к ’’Воспоминаниям” Витте16. Статьи содержали общую критическую оцен¬
ку мемуаров, отличавшихся крайней тенденциозностью.
13Валк С.Н. Борис Александрович Романов. — Исследования..., с. 17.
14Валк С.Н. Борис Александрович Романов. — Исторические записки, с. 272.
15Веляев С.Г. Указ. соч.
16Романов Б.А. Витте и концессия на р. Ялу: Документальный комментарий к "Воспо¬
минаниям” гр. С.Ю. Витте. — Сб. статей по русской истории, посвященных С.Ф. Платонову.
Пг., 1922; его же. Концессия на Ялу. К характеристике личной политики Николая II. — Рус¬
176

Романов осознавал, что ’’Воспоминания” Витте стали ” ę центре внимания
в качестве наиболее трудного критически одолимого в глазах широкой публи¬
ки источника”17 и потому заслуживали продолжения кропотливой работы по
их источниковедческой критике. Правда, одно время казалось, что ему это не
удастся из-за того, что отпала возможность издания задуманной книги. Романов
сосредоточил внимание на публикациях источников, рецензировании выходя¬
щих из печати книг, журналов, изданий документального и мемуарного харак¬
тера. Но неожиданно помог случай: Ленинградский восточный институт в 1927 г.
предложил ему выпустить сборник ранее уже опубликованных статей.
Согласившись, Романов вскоре убедился, что вновь накопленный материал
не позволяет осуществить переиздание. В течение года ночами, поскольку он
ежедневно был занят на службе в архиве, и по выходным дням он написал мо¬
нографию ’’Россия в Маньчжурии”18. Она ужи нс носила характер исключитель¬
но источниковедческого исследования, хотя этот аспект занимал в ней значи¬
тельное место, а представляла собой последовательное изложение империалис¬
тической политики царизма на Дальнем Востоке, которая неизбежно вела стра¬
ну к войне с Японией. Дипломатическая история захватнической внешней по¬
литики рассматривалась в неразрывной связи с экономической ролью банков
и их капиталов в продвижении России на Дальний Восток.
Новаторство Романова состояло, таким образом, не только в том, что эта
проблематика впервые стала объектом углубленного монографического иссле¬
дования, но и в том, что была проанализирована и показана неразрывная диа¬
лектическая связь между политикой и экономикой. Экономическая история
впервые стала объектом исследования в отечественной историографии и задол¬
го до того, как это получило признание и распространение.
Открытием принципиального значения стало и выявление Романовым движу¬
щей силы внешней политики России, в частности дальневосточной: ею было
министерство финансов, которое возглавлял в то время Витте. Оно, как было
показано, стало основным инструментом государственного вмешательства в
экономику и вело дело к политическому проникновению на Дальний Восток,
опережавшему экономическое и призванному расчистить путь для него.
Вместе с тем книга давала более глубокую критику мемуаров Витте, глав¬
ным образом, в интерпретации им причин и движущих сил русско-японской
войны. Романов на документальном материале, впервые им привлеченном,
критически проанализировал версию Витте, будто бы он боролся против внеш¬
неполитического курса на столкновение с Японией, проводимого при поддерж¬
ке царя статс-секретарем Безобразовым, великим князем Александром Михай¬
ловичем, министром внутренних дел Плеве. Граф пытался внушить читателю,
что он не причастен к захватнической политике Николая II. Исследователь опро¬
вергал это, с фактами в руках показав, что деятельность Витте провоцировала
дальневосточный конфликт и отличалась от политики безобразовской кликни
лишь малозначительными тактическими деталями.
Сложность положения Романова состояла в том, что глава официальной СО¬
ское прошлое, т. 1. Пг.—М., 1923; его же. Витте накануне русско-японской войны: Докумен¬
тальный комментарий к воспоминаниям С.Ю. Витте. - Россия и Запад, т. I. Пг., 1923; его же.
Лихунчангский фонд: Из истории русской империалистической политики на Дальнем Восто¬
ке. - Борьба классов, 1924, № 1-2.
17Романов Б.А. Выступление на защите докторской диссертации "Русско-японская вой¬
на", 1941 г. — Архив филиала, ф. 298, on. 1. д. 75, л. 4.
1ВРоманов Б.А. Россия в Маньчжурии (1892—1906): Очерки по истории внешней политики
самодержавия в эпоху империализма. Л., 1928.
177

ветской марксистской исторической науки М.Н. Покровский в своих работах
опирался на версию о двух различающихся между собой политических линиях
на Дальнем Востоке: Николая II и Витте. Согласно Покровскому, политика Витте
олицетворяла ’’нормальный капиталистический империализм”, а политика Ни¬
колая II - империализм ’’первобытно-торгашеский” и ” феодальный”19. И вот
этот, признаваемый в качестве марксистско-ленинского постулат ставился под
сомнение внешне отнюдь не претендующими на теоретические обобщения ис¬
следованиями Романова, что имело для историка далеко идущие последствия. Его
работы стали замалчиваться либо подвергаться критике без анализа содержав¬
шейся в них аргументации. Бездоказательная социологизация позволила Пок¬
ровскому и его ученикам развивать свои противоречившие фактам идеи. И
хотя в научном отношении книга ’’Россия в Маньчжурии” означала крах вер¬
сии Витте-Покровского о происхождении русско-японской войны, а следова¬
тельно, и теории ’’двух империализмов”, точка зрения Покровского многократ¬
но воссоздавалась, и получившее и ныне широкое распространение представле¬
ние о ’’военно-феодальном” империализме как сочетании ’’военно-феодального”
и ’’капиталистического” империализма восходит к данной теории20.
Книга ’’Россия в Маньчжурии” была не понята и не принята марксистскими
историками не только потому, что входила-в противоречие с Покровским, но и
из-за тех методических приемов, которыми пользовался Романов. Вместо под¬
бора цитат из Маркса, Энгельса, Ленина, Троцкого или других теоретиков социа¬
листической идеологии, чьи высказывания затем интерпретировались и под¬
креплялись как бы соответствующими им фактами, Романов в основу своего
исследования поставил источники. А они потребовали от историка привлече¬
ния опыта, приобретенного им, на материалах древней Руси - ’’микроскопичес¬
кого текстуального изучения - не хуже, а то и почище древних летописных сво¬
дов”. ’’Острота и изощренность документального зрения и изучения, в которых
школили” его университетские учителя, очень помогли при решении новой
задачи. Этот новаторский прием для исследования новейшей истории впослед¬
ствии был усовершенствован Романовым и доведен до виртуозности. Тем са¬
мым, следуя за своим учителем Пресняковым, он получил возможность занять¬
ся ’’упорным и упрямым, неуклонным и мелочным восстановлением прав источ¬
ника и факта”, а затем, как это считал необходимым сам Романов, решать сле¬
дующую задачу - ’’возведения непроницаемой плотины из фактов”21, непрони¬
цаемой, надо думать, для проникновения в ткань исследования предвзятых
идеологических стереотипов, на которые опирались антиподы Романова из
школы Покровского.
Источниковедческий подход к проблемам истории новейшего периода, иссле¬
дование Романовым русско-китайских, русско-японских, русско-германских
отношений, обилие материалов, несравнимое с источниковедческой базой ра¬
бот по дальневосточной политике России, выходивших до этого, - все это сдела¬
ло книгу событием не только отечественной, но и мировой историографии. Об
этом свидетельствуют переводы на японский (сразу два издания в разных пере¬
водах в 1934 г.), на китайский (1937 г.) и на английский языки (в Маньчжурии в
1952 г.)22.
19Покровский М.Н. Русская история в самом сжатом очерке, т. III, вып. 1. М., 1923,
с. 82.
20Подробно о критике Романовым мемуаров Витте см.: Ананьич Б.В. Указ. соч.
21Романов Б.А. Выступление на защите..., л. 4—6.
22Никифоров В.Н. Указ, соч., с. 209—210.
178

Однако эту книгу не признали не только представители школы Покровского,
но и ряд историков той же выучки, что и Романов. Часть его университетских
учителей отнеслась к труду прохладно, а порой даже отрицательно. Для них, по
свидетельству Романова, ’’это была ’’современность”, ’’политика”, все, что угод¬
но, но только не история”23. Так, академик С.А. Жебелев говорил ему: ’’Паро¬
возы, вагоны это не история”24. А ’’один из видных представителей старой
школы” (как рассказывал Романов, это был Платонов), начав читать книгу,
сказал, что ’’заскучал и бросил чтение”, когда ’’дошел до всяких банков и зай¬
мов”. Затем он же задал Романову вопрос: ’’Так вы оправдываете здесь Нико¬
лая?” - и, сделав короткую паузу, добавил: ”А ведь это был мелочно-злой и неум¬
ный человек, и у него были зеленоватые злые глаза”25.
Предположение о попытке оправдать Николая II объясняется, по-видимому,
тем, что исследователь, как уже было отмечено, возлагал вину за развязывание
русско-японской войны не только на царя, но и на Витте и тем самым будто бы
снимал часть вины с последнего российского монарха.
С этого момента в отношениях между Романовым и Платоновым, до того
близких, произошло охлаждение. А очень скоро, но при других обстоятельст¬
вах, Романов вспомнил этот странный и неоправданный вопрос Платонова.
Правда, Пресняков, первоначально занявший ’’позицию настороженного и
опасливого нейтралитета”, обнаружив строго источниковедческий подход свое¬
го любимого ученика к исследуемой проблеме, ’’поотступился от своей пози¬
ции”. Да и Е.В. Тарле с самого начала ’’решительно высказался за законность
темы в академическом плане”, но из круга ученых, чьим мнением Романов до¬
рожил, он был единственным, кто сразу занял такую благожелательную пози¬
цию26.
Итак, Романов, став исследователем истории России конца XIX - начала
XX в., попал в аутсайдерское, как он считал, положение и был подвергнут
критике с обеих сторон.
Доминирующая официальная наука, во главе с Покровским, считала историю
российского империализма своей заповедной территорией и не могла признать
соответствующим марксистской методологии ни метод, использованный Рома¬
новым, ни основные его выводы. Для школы Покровского не существовало ни
Романова, ни его работ. Но и для большинства представителей старой универси¬
тетской и академической науки его труды оказались как бы отходом от тех за¬
ветов и принципов, которыми руководствовалась эта школа.
Это неприятие усугублялось, пожалуй, еще и тем, что Романов в 20-е годы так
и не вернулся к ученым занятиям историей древней Руси. Помимо исследова¬
ния дальневосточной политики царизма конца XIX - начала XX в. он интенсив¬
но включился в современную политическую проблематику. В 1920 г. он опубли¬
ковал аналитическую рецензию на сборник документов о советско-германских
мирных переговорах 1918 г. в Брест-Литовске, издал документы по истории ре¬
волюционного движения в России и внутренней политике царизма в первые
два десятилетия XX столетия, составил два больших документальных сбор¬
ника27. К 20-м годам относятся первые опыты по созданию социально-психологи¬
23Романов Б.А. Выступление на защите..., л. 8.
24Ганелин Р.Ш. Указ, соч., с. 41.
25Романов Б.А. Выступление на защите..., л. 8.
2бТам же, л. 2.
27Рабочий вопрос в комиссии В.Н. Коковцова в 1905 г. Сб. документов со вступительной
статьей: Комиссия Коковцова и крупная буржуазия в 1905 г. М., 1926, Русские финансы и
европейская биржа в 1904—1906 гг. Сб. документов. М.—Л., 1926.
179

ческих портретов крупных политических деятелей новейшего периода - пока
на основе их мемуаров. Особенно ему удались портреты лидера правого крыла
российского либерализма Д.Н. Шипова28 и С.Ю. Витте29 в рецензиях на их мемуа¬
ры. Романов исходил из принципиальной позиции: необходимо осваивать новую
для профессионалов-историков проблематику, которая до того не была ’’никог-
да предметом систематического изучения и, главное, свободного преподава¬
ния”, не имела ’’кафедры” и не образовывала ’’школы”30. Все это свидетельство¬
вало о новаторском взгляде ученого на задачи исторической науки и преодоле¬
нии им предубеждений, свойственных академическим и университетским кру¬
гам31.
Трудно представить, как в дальнейшем развивалось бы научное творчество Романо¬
ва, сколь долго он мог бы пребывать в положении аутсайдера, одинокого исследова¬
теля, кустаря-одиночки. Но оно было насильственно прервано - в один день и надол¬
го.
13 января 1930 г. Романов в числе многих коллег (по некоторым оценкам -
более 150), вначале ленинградских, а затем и московских, в том числе четырех
академиков-историков - С.Ф. Платонова, Е.В. Тарле, Н.П. Лихачева, М.К. Лю-
бавского - был арестован по ’’Делу Академии наук”, известному также как
’’Дело четырех академиков” или ’’Дело историков”32. Две трети арестованных
были историками, музееведами, архивистами, краеведами, этнографами.
’’Дело Академии наук” - заключительный этап наступления советской власти
на центр свободной научной мысли, способ ’’большевизации” Академии наук.
Применительно к исторической науке эта акция означала физическое устране¬
ние из нее самых крупных ученых как старшего, так и среднего поколений,
получивших профессиональное образование до октябрьского переворота, лик¬
видацию тем самым так называемой ’’буржуазной” и создание новой ’’социалис¬
тической” исторической науки.
Следствие, которое велось Секретно-оперативным управлением ОГПУ Ленин¬
градского военного округа, сочинило ’’сценарий”, согласно которому Платонов
обвинялся в создании разветвленного ’’Всенародного союза борьбы за возрож¬
дение свободной России”. Романову же было вначале предъявлено обвинение,
что он получил от Платонова деньги для написания книги ’’Россия в Маньчжу¬
рии” с целью возвеличивания и реабилитации бывшего царя. Тогда-то он и
вспомнил о вопросе Платонова по прочтении им этой книги. Поскольку вопрос
был задан при посторонних лицах, возможно, кто-то из них донес, и столь фан¬
тастическая версия всплыла на следствии. Впрочем, она сразу же и отпала,
поскольку следователь сам сообщил Романову, что после его ареста книга полу¬
чила премию (250 руб.) комиссии по присуждению премий Центральной комис¬
сии по улучшению быта ученых (ЦЕКУБУ). Тогда возникло новое обвинение,
авНа книгу Шипова "Воспоминания и думы о пережитом" (М., 1918) рецензия была опуб¬
ликована: Дела и дни, кн. 3, 1922.
29На первый и второй тома "Воспоминаний" (М.—Пг., 1923) Витте рецензия была опубли¬
кована: Книга и революция, 1923, № 2(26); на третий том (Л., 1924). — Борьба классов, 1924,
№ 1-2.
Э0На книгу А.А. Шилова "Что читать по истории русского революционного движения?
Указатель важнейших книг брошюр и журнальных статей” (Пг., 1922) рецензия опубликова¬
на в: Былое, 1922, № 20, с. 295.
31Подробно об этом см. Ганелин Р.Ш. Указ. соч.
Э2Подробнее об этом см: Перченок Ф.Ф. "Дело Академии наук”. - Природа, 1991, № 4;
его же. Академия наук на "великом переломе". — Звенья, исторический альманах, вып. 1.
М., 1991.
180

согласно которому Романог составлял ’’вражеские” сводки о положении рус¬
ской деревни для того же Платонова. Но, как оказалось, с 1917 по 1930 гг. Рома¬
нов ни разу не выезжал в деревню.
Около 13 страшных месяцев провел ученый в ленинградском доме предвари¬
тельного заключения (ДПЗ) ОГПУ на, Шпалерной улице. Он сам в 1956 г. в заяв-
лении на имя Генерального прокурора Союза ССР с прошением о реабилитации
рассказал о том, как было составлено окончательное обвинительное заключе¬
ние: ’’Перед ясной угрозой меня искалечить и... при виде того, что мне было по¬
казано в ДПЗ... мне не оставалось ничего, как подписать с отвращением все, что
заблагорассудилось мне предложить в написанном им самим (следователем. -
В.П.) виде или понадобилось продиктовать мне в условиях заведомо глубокого
потрясения. Что я и делал в полном сознании безысходности моего положения и
беззащитности”.
Следователь в конечном счете решил обвинить Романова в том, что он участ¬
вовал в платоновской контрреволюционной организации, поставившей себе
целью свержение советской власти. 19 февраля 1931 г. Романову было сообщено,
что тройкой полномочного представителя ОГПУ ПВО он приговорен по
статье 5811 Уголовного кодекса РСФСР к пяти годам заключения в концлагере.
Их он отбывал на строительстве Беломорско-Балтийского канала.
Так Романов снова стал аутсайдером, теперь в прямом, физическом смысле
слова; он был просто удален из нормальной жизни, не говоря уже о науке.
В августе 1933 г. ученый был освобожден до истечения срока ”по зачету ра¬
бочих дней” в состоянии, как он сам констатировал в автобиографии, ’’совер¬
шенно расстроенного здоровья и упадка сил”, к тому же он не имел права про¬
живать в Ленинграде вместе с семьей. Началась изнуряющая борьба за пропис¬
ку, за жизнь хотя бы по трехмесячным, двухмесячным, одномесячным пропис¬
кам. А во время советско-финляндской войны последовала высылка на 101 км в
Окуловку. И вновь каждодневное ощущение грозившего опуститься дамоклова
меча в ожидании нового ареста. Кроме того, восемь лет отсутствия постоян¬
ной работы и лихорадочные поиски заработков. Именно в это время Романов
писал П.Г. Любомирову, своему близкому еще со студенческих лет другу: ’’Мой
удел - смерть на помойке”33.
И все же он, несмотря на психическую травму - последствие перенесенных
испытаний, не опустил руки, а начал борьбу за выживание, за возвращение в
науку. В конечном итоге он выиграл ее, хотя и с большими потерями.
Романов брался за любую, временную, техническую, договорную работу.
Крупный, получивший признание, но опальный ученый не гнушался никакого
труда. Поразительно, сколь много он сумел сделать за восемь лет в условиях
постоянной нужды, преследований и ожидания стука в дверь непрошеных ноч¬
ных ’’гостей”. Он составлял библиографические указатели к чужим трудам,
писал карточки для древнерусского словаря. Интенсивная деятельность сменя¬
лась упадком сил, нервными срывами, отчаяньем, а затем снова - работа, рабо¬
та, работа.
Первоначально это была случайная ’’научная поденщина”. Романов составил
хрестоматию ’’Революция 1905 г. и западноевропейская пресса” (около 1 тыс.
машинописных страниц), написал к ней вступительный очерк (около 150 маши¬
нописных страниц), подготовил для энциклопедии статью ’’Врастание царизма
в империализм” (11 страниц), писал большие внутренние рецензии, предназна¬
ченные по соглашению впоследствии для печати, но так и не изданные при жиз¬
33Письмо Б.А. Романова П.Г. Любомирову 12 ноября 1935 г. — Государственный истори¬
ческий музей, отдел письменных источников, ф. 470, рп. 1, д. 234, л. 38об.
181

ни автора, о работе С.В. Юшкова ’’Очерки по истории возникновения и развития
феодализма на Руси IX—XIII вв.” (37 страниц), о сборнике ’’Древняя Русь”
(95 страниц), о работах Н.Н. Воронина и С.Б. Веселовского. Отзывы об этих моно¬
графиях составили целую книгу и были изданы только посмертно34.
Затем последовали крупные договорные работы: подготовка учебного посо¬
бия по ’’Русской Правде”, где подавляющая часть комментариев написана Рома¬
новым35, изданного лишь после окончания Великой Отечественной войны;
комментарии к большому академическому изданию ’’Русской Правды”, моно¬
графия ’’Очерки дипломатической истории русско-японской войны”, книга
’’Люди и нравы древней Руси”, последнюю Романов писал в основном в посел¬
ке Окуловка Ленинградской области (ныне город Новгородской области). Кро¬
ме того, была кропотливая работа по подготовке к изданию и редактированию
трехтомного курса лекций Преснякова, чьи черновые записные книжки, часто
исписанные карандашом, легли в основу публикации36, ставшей данью памяти
учителя.
А издать за все это время удалось крайне мало: кроме двух из трех томов
лекций Преснякова и учебного пособия по ’’Русской Правде”, всего только одну
рецензию и три статьи.
Романов вернулся к тому, с чего начинал свой путь в науке - к памятникам
древней Руси. Тому были две причины. Во-первых, он вынужден был браться
за любое дело, которое давало ему хоть какие-либо средства к жизни. Во-вто¬
рых, в середине 30-х годов Б.Д. Грековым было задумано фундаментальное
издание ’’Русской Правды”. Первый его том, содержащий тексты этого кодекса
права, вышел в свет незадолго до Великой Отечественной войны37. А для под¬
готовки второго тома, который должен был состоять из подробнейших историо¬
графических комментариев, и был в числе других приглашен Романов. Работа
над вторым томом была в основном завершена к 1941 г., а учебное пособие по
этому памятнику, упоминавшееся выше, стало важным этапом на пути к его
выпуску в свет.
Греков пригласил Романова написать главу для задуманного тогда же труда
по истории культуры древней Руси. Посвященная быту русского общества Киев¬
ского периода, она в процессе работы переросла допустимый для этого издания
размер и превратилась в самостоятельную книгу - историко-бытовые очерки о
людях и нравах домонгольской Руси, изданную значительно позднее.
Первая половина 1941 г. знаменовалась отрадными переменами в жизни Ро¬
манова. В феврале он защитил в Институте истории АН СССР докторскую дис¬
сертацию по рукописи уже написанной книги о дипломатической истории рус¬
ско-японской войны. После утверждения в ученой степени доктора наук (21 ию¬
ня 1941 г.) Институт истории материальной культуры АН СССР (ИИМК) в июле
1941 г. принял Романова в свой штат. Это была первая после 1929 г. регулярно
оплачиваемая постоянная работа ученого, соответствующая его квалификации,
3*Романов Б.А. Изыскания о русском сельском поселении эпохи феодализма. — Вопросы
экономики и классовых отношений в Русском государстве XII—XVII вв. М.—Л., 1960.
35Правда Русская. Уч.’пособие. М.—Л., 1940.
36Пресняков А.Е. Лекции по русской истории, т. I—II. М., 1938—1939. К сожалению, тре¬
тий том так и не был выпущен в свет, хотя сохранилась его корректура. Во всех трех томах
Романов провел подготовку текста, снабдил их примечаниями и указателями, написал пре¬
дисловия.
37Правда Русская. Тексты, т. 1. М,—Л., 1940.
182

хотя и не по научной специальности. Ведь ИИМК - учреждение сугубо археоло¬
гического профиля.
Зачисление Романова в штат постоянных сотрудников Академии наук,
вероятно, спасло ему жизнь. В блокированном Ленинграде ученый оказался
без семьи, так как его супруга Елена Павловна, врач по профессии, была в ря¬
дах Красной Армии. Начавшийся в блокированном городе голод быстро отра¬
зился на Романове, он стал слабеть и опухать. Кроме того, он перенес полутора¬
месячное нервно-психическое заболевание и две недели лечился в клинике.
Но в это время началась акция по спасению ’’золотого фонда” - докторов наук,
и 6 ноября 1941 г. Романов, заболевший вновь, теперь гриппом, был переброшен
через блокадное кольцо на самолете. Дальше начался мучительный, более чем
двухмесячный путь в Ташкент, где находились гуманитарные институты Акаде¬
мии наук. Почти без денег, одетый не по погоде, Романов едва не умер в дороге.
Сохранилась его открытка Н.Л, Рубинштейну в Саратов из Кирова, где он надол¬
го застрял, полная трагизма и благодарности коллеге за доброе отношение. Фак¬
тически это было прощальное в ожидании близкой смерти письмо: ’’Вместо спа¬
сения ’’золотого фонда” - болезнь и нищенство; я еле двигаюсь и жду краха...
Пишу эту открытку на прощанье, чтобы поблагодарить Вас за все хорошее, что
видел от Вас, и чтобы Вы знали, при каких обстоятельствах я погибаю. Силы
тают день ото дня, едва хожу... Прощайте, дорогой мой”38.
И все же к середине января 1942 г. Романов чудом добирается до Ташкента.
Но здесь уже через полгода ученый попал в крепкие ’’объятия” местных орга¬
нов НКВД - был вызван туда, а затем получил повестку о высылке на 101 км.
Это означало для пожилого одинокого ученого, ослабленного голодом, болезня¬
ми и длительной дорогой, без поддержки академических структур в условиях
среднеазиатского климата верную гибель. Можно представить, как тяжело ему
было жить даже в самом Ташкенте, в дружеской атмосфере семьи его студенчес¬
кого товарища преподавателя местного пединститута В.Н. Куна, в условиях
хоть какого-то академического покровительства. В частности, Грекову Романов обя¬
зан тем, что предписание о высылке было отменено. Но, как историк сообщал в
письме А.И. Андрееву, ’’сидение на эшафоте” длилось целых 40 дней.
И без того жить ему было тоскливо и тяжело. Его жена находилась на фронте,
сначала Ленинградском, затем Волховском, а сестра и брат погибли в Ленингра¬
де уже в первую блокадную зиму. Сказывались и положение ’’полной одиноч¬
ки” в чуждой Романову археологической среде, и состояние, как он с горькой
иронией говорил, ”до крайности облегченного погорельца среди кулаков раз¬
ных степеней” из-за отсутствия оставленных в Ленинграде рукописей, к тому
же разбросанных по разным учреждениям, и вечный страх ”за физическую сох¬
ранность” этих рукописей, и невозможность полноценной работы из-за бедности
местных библиотек, и неприятие академического снобизма, вненаучной, бюро¬
кратической по своей природе субординации и неравенства, особенно чувстви¬
тельных в условиях нужды, скученности и дефицита жилья, и, наконец, вновь
обострившиеся болезни нервной системы и сосудов головного мозга, поразив¬
шие, в частности, глазной нерв, что вело к периодическим потерям зрения,
погружениям в полную темноту. ’’Наши работы - наши дети, - писал Романов
А.И. Андрееву, - и есть между нами и ими неистребимая, физиологическая
связь, разрыв которой сопровождается настоящей болью и трудноизлечим”.
В это тяжелое время Романов особенно обостренно ощущал свою принадлеж¬
ность к петербургской школе историков. Он писал одному из своих коллег:
38Письмо Б.А. Романова Н.Л. Рубинштейну 25 ноября 1941 г. — Отдел рукописей Рос¬
сийской государственной библиотеки, бывшей ГБЛ (ОРРГБ), ф. 521, картон 26, д. 39, л. 23.
183

’’Если до свидания - так до свидания. А не то, так прощайте и держите выше
знамя ленинградской школы”39.
Положение его несколько изменилось в 1944 г., когда выяснилось, что остав¬
ленные в Ленинграде рукописи целы, а сам он был переведен из ИИМКа в Ин¬
ститут истории АН СССР и попал в соответствующую научную и интеллектуаль¬
ную среду. В августе 1944 г. он возвратился в Ленинград, получил работу в Ле¬
нинградском отделении Института истории АН СССР и стал профессором на
историческом факультете университета.
И хотя болезни продолжали мучить Романова (нервные заболевания, глаза,
сосуды, тромбофлебит), ученый взвалил на себя, казалось бы, непосильный
груз ответственных работ и с трудом, с огромным перенапряжением сил дово¬
дил их до завершения. Творческая работа за письменным столом и в универси¬
тетской аудитории, по которой Романов так истосковался, стали моральной опо¬
рой убывающих сил и здоровья: ”Если бы не книга, не вылезти бы мне было из
моих болезней, ее власть надо мной оказалась сильнее тяги книзу. Ту же роль
сыграла, думаю, и работа с моей молодежью: они тоже тащили меня кверху и к
жизни”40.
В практическом плане первоочередной задачей стала подготовка к печати
трех написанных еще до войны работ: комментариев к ’’Русской Правде” и
’’Дипломатических очерков” для издательства Академии наук, а книги ’’Люди и
нравы древней Руси” для университетского издательства, которое по рекомен¬
дации ректора А.А. Вознесенского согласилось ее печатать. Осложнялось дело
тем,что все три работы выходили в свет одновременно - в 1947 г.
Комментарии к ’’Русской Правде”, как они были задуманы Грековым, имели
несколько специфический характер. Необходимо было собрать и расположить
в хронологическом порядке мнение исследователей о каждой статье этого
древнейшего русского памятника права. Работа требовала не только дос¬
конального знания исторической и историко-правовой литературы, но и тончай¬
шего понимания самого кодекса, его внутренней структуры, социальных, поли¬
тических и бытовых реалий, отражаемых в нем, знания письменной среды его
бытования. Этим критериям Романов отвечал в полной мере. Но его творческая
натура не могла смириться с редакционными ограничениями на выражение соб¬
ственного мнения, поэтому по настоянию Романова комментаторам в исключи¬
тельных случаях разрешено было делать это, имея в виду не попавшие еще в
печать работы.
Романов сполна воспользовался представившейся возможностью и включил
в историографические комментарии свои собственные толкования, изложенные
им ранее как в учебном пособии по ’’Русской Правде”, так и в подготовленных,
но еще не изданных историко-бытовых очерках ’’Люди и нравы древней Руси”.
В результате он сумел созвать ряд цельных критико-историографических очер¬
ков о различных статьях краткой и пространной редакций ’’Русской Правды” и
их комплексах. При этом ученый выбрал для себя не только наибольшее, по
сравнению с другими участниками издания, число статей для комментирова¬
ния, но и наиболее важные статьи, составляющие циклы и отражающие характер
общественных отношений.
Когда же после возвращения в Ленинград возникла задача доработки того,
что было сделано комментаторами до войны, согласования текстов и их оконча¬
39Письма Б.А. Романова А.И. Андрееву 1942 г. — Санкт-Петербургский филиал Архива
РАН, ф. 934, оп. 5, д. 296, л. 8-20.
40Письмо Б.А. Романова Г.В. Сидоровой 13 февраля 1955 г. — Архив филиала, ф. 298,
on. 1, д. 193.
184

тельного редактирования, а затем и чтения корректур, то решить ее было пору¬
чено Романову. Предстояло быстро провести столь нужную работу, и он спра¬
вился с ней блестяще41. Романов так определил степень своего участия в этом
научном издании: ’’Если есть в этом” издании ’’чья-нибудь кровь и чей-нибудь
пот (и нервы), то это мои кровь и пот и мои нервы, хоть тому и нет внешнего сле¬
да в книге”42.
К комментариям к ’’Русской Правде” вплотную примыкает и по времени на¬
писания, и по времени выхода в свет, и, отчасти, по проблематике книга ’’Люди
и нравы древней Руси”43. Она занимает особое место в творческом наследии
ученого прежде всего потому, что писалась как научно-популярная книга, а не
’’специальное исследование”, как рассказ ”о тех ’’злобах дня”, какими заполня¬
лись будни и думы русских людей, не испытавших еще кошмаров монгольско¬
го ига”. Научное построение, сложившееся в результате частных исследований
автора, облекается им в такую форму, чтобы читатель мог ’’почувствовать и
понять далекую, хоть и родную ему эпоху через знакомство с ее людьми”44.
Эта двоякая задача - воздействовать и на чувства читателей, и на сферу их ра¬
ционального восприятия - новая для Романова и новаторская в отечественной
историографии. Человека древней Руси Романов задумал показать не только в
его бытовых, интимных, но и общественных связях и в постоянной динамике.
Как автор написал, его задача состояла в том, чтобы ’’собрать и расположить в
одной раме разбросанные в древнерусских письменных памятниках (хотя бы и
мельчайшие) следы бытовых черт, житейских положений и эпизодов из жизни
русских людей XI—XIII вв., с тем, чтобы дать живое и конкретное представление
о процессе классообразования в древнерусском феодальном обществе, сделав
предметом наблюдения отражение этого процесса в будничной жизни людей”.
Иными словами: ’’Как люди жили на Руси в это время (и чем кто дышал, сооб¬
разно своей социальной принадлежности и тому капризу своей судьбы, какой
удастся подметить в памятнике, если пристально в него всмотреться)45. Этот
смелый, необычный для того времени эксперимент сегодня справедливо оха¬
рактеризован как ’’пионерское исследование”, ’’первый опыт полидисциплинар-
ного исследования и одновременно первая попытка историко-культурного син¬
теза в смысле тотальной истории”46.
Романова всегда интересовал человек как субъект истории и объект изуче¬
ния. Этим объясняется его стремление давать социально-психологические порт¬
реты исторических персонажей, выяснять движущие силы их поступков и по¬
буждений.
Книга ’’Люди и нравы древней Руси” в наиболее полном виде проявила эту
тенденцию в творчестве Романова, позволила показать объективный процесс
поступательного движения общества через индивидуальные судьбы людей,
воссозданные в результате анализа источников и силой художественного вооб¬
ражения и исторического чутья. Академик Д.С. Лихачев в этой связи отметил
41Правда Русская. Комментарии, т. 2. (Составители: Б.В. Александров, В.Г. Гейман,
Г.Е. Кочин, Н.Ф. Лавров и Б.А. Романов). М.—Л., 1947.
42Письмо Б.А. Романова Н.Л. Рубинштейну 23 ноября 1947 г. — ОР РГБ, ф. 521, картон 26,
д. 39, л. 29.
43Романов Б.А. Люди и нравы древней Руси (историко-бытовые очерки XI—XIII вв.).
Л., 1947 (2-е игд. М.-Л., 1966).
44Там же, с. 14.
45Там же,с. 15.
46Ястребицкая АЛ. Повседневность и материальная культура средневековья в отечест¬
венной медиевистике. - Одиссей: Человек в истории. М., 1991, с. 94.
185

особенность творческого лица Романова - сочетание в нем ученого с художни¬
ком, научного анализа с художественным воображением, но не с фантазией
исторического беллетриста47. Может быть, именно потому, что этот труд в наи¬
более концентрированном виде отражал своеобразие творчества и личности
самого Романова, их неразрывность, он любил его больше других своих работ.
Книга ’’Люди и нравы древней Руси” выходит за рамки изображения людей
и быта. Реконструкция образа человека раннего средневековья служит и средст¬
вом уяснения механизма социально-экономических процессов. Дается харак¬
теристика совокупности общественных отношений киевского периода истории
Руси в оригинальной и отличной от принятой до того интерпретации, основных
сословий, политического устройства государства. Не отвергая феодальную при¬
роду общественного строя Киевской Руси, Романов вместе с тем показал су¬
щественную роль в социальной структуре общества и в процессе складывания
феодализма холопства-рабства, выявив в то же время близость в положении
феодально-зависимых людей и рабов, детально исследовал проблему перехода
от свободного к несвободному состоянию в ходе нарастающего процесса классо-
образования, по-новому определил социальный статус смердов как ’’свобод¬
ных” людей, связанных определенными отношениями с государством в лице
князя. Таким образом, по сравнению с господствовавшими в конце 30-х и в
40-х годах воззрениями, сложившимися, главным образом, под влиянием работ
Грекова, древнерусское общество в ’’Людях и нравах древней Руси” предстает
как более архаическое, находящееся на начальном этапе вызревания феодаль¬
ных отношений и складывания классов, характерных для феодальной форма¬
ции48.
Именно эти особенности концепции Романова вызвали отрицательную реак¬
цию Грекова, который, как стало известно, попытался помешать изданию книги.
Первоначально же вокруг нее, как писал автор в одном из писем, был организо¬
ван длительный ’’заговор молчания”.
Вышедшие в свет ’’Очерки дипломатической истории русско-японской вой¬
ны”49, напротив, сразу были прекрасно встречены и получили очень хорошие
отзывы. Казалось бы, этот труд, посвященный той же проблематике, что и ’’Рос¬
сия в Маньчжурии” - дальневосточной политике царизма, должен был стать
как бы повторением пройденного. Но в действительности дело обстояло по-ино¬
му.
Постановка проблемы как ’’дипломатической истории” была новаторской.
Сам термин этот означал для исследователя нечто большее, чем просто историю
дипломатии, т.е. отношений между государствами. Посредством дипломатии,
по Романову, осуществлялась политика, которая в свою очередь базировалась
на экономике. При таком понимании проблемы центр событий переместился с
театра военных действий в тыл, в ’’кулисы и мастерские” дипломатии, где она,
собственно, и создавалась, чтобы затем выйти на сцену и проявиться в своих
внешних формах. Поэтому магистральная тема книги - история борьбы вели¬
ких держав за раздел Китая, завершившаяся русско-японской войной, - рас¬
смотрена в неразрывной связи с жизнью России и Японии, внутренней полити¬
кой российского правительства, ростом в России революционного движения,
экономическим и финансовым положением идущих к войне государств.
41Лихачгв Д.С. Борис Александрович Романов и его книга..., с%489.
48Подробно о концепции Романова социально-экономического строя Киевской Руси см.:
Панеях В.М. Проблемы истории России...
49 Романов Б.А. Очерки дипломатической истории русско-японской войны: 1895 — 1907.
М.-Л., 1947.
186

Новым в ’’Очерках...” по сравнению с ’’Россией в Маньчжурии” стали дополни¬
тельные материалы, подвергнутые научному анализу многотомные издания
дипломатических документов Англии, Германии, Франции, США, стран/ прямо
или косвенно причастных к развязыванию дальневосточного конфликта и стре¬
мившихся оправдать свою политику, предшествующую первой мировой войне.
Отсюда возникла и новая проблема - исследование сложной, перекрещивавшей¬
ся работы дипломатических служб всех держав и места каждой из них в импе¬
риалистическом юперничестве в Китае. Наконец, Романов охарактеризовал
захватническую программу японского империализма на Дальнем Востоке и тем
самым развил новую по сравнению с ’’Россией в Маньчжурии” тему, важную для
понимания характера русско-японской войны.
Романов досконально исследовал проблему развязывания войны на Даль¬
нем Востоке, начиная с нападения Японии на Китай в 1894 г., обострившего
русско-японские отношения. Важной вехой на пути к войне стало и строительст¬
во Россией Сибирской железнодорожной магистрали. Романов показал, что
целью этого грандиозного проекта было не только укрепление обороны русско¬
го Дальнего Востока, но и увеличение рынка сбыта для российской промышлен¬
ности, получавшей тем самым преимущества перед другими государствами Ев¬
ропы в торговле с Китаем, и создание условий для аннексий на Дальнем Вос¬
токе. Впервые в исторической литературе подробно исследовался период с
окончания японо-китайской войны до начала русско-японской войны. В главах,
посвященных десятилетию 1894-1904 гг., подробнейшим образом анализируют¬
ся все этапы наступательной политики царизма: его первые успехи, захват сферы
влияния в Китае, в частности, борьба России за приобретение незамерзающего
порта, занятие Россией Порт-Артура, англо-русское соглашение 1899 г., вре1иен-
ная оккупация Маньчжурии” и первая попытка сепаратного соглашения о Маньч¬
журии, вывоз, русского капитала на Дальний Восток; Равным образом в моно¬
графий исследуется и длительная, на протяжении 1895-1901 гг., подготовка
Японии к войне с Россией.
Наконец, ученый высветил прямую и косвенную роль великих держав в
борьбе за раздел Китая и пришел к выводу, что Германия подталкивала царизм
к войне, а Англия поощряла Японию к агрессии; каждая из этих стран имела
далеко идущие планы привлечения России на свою сторону в назревавшем про¬
тивостоянии между ними. Завершалась книга анализом непосредственного дип¬
ломатического развязывания войны в июле 1903-феврале 1904 г. Как и в дру¬
гих своих работах, Романов и здесь дает емкие по содержанию, психологически
точные и литературно изысканные портреты основных персонажей российской
политической сцены, связанных с дальневосточным конфликтом, - Витте, Дамс¬
дорфа, Безобразова.
Исследователь в ’’Очерках дипломатической истории” подкрепил дополни¬
тельной аргументацией вывод об империалистической сущности русско-япон-
екой войны, сделанный им еще в ’’России в Маньчжурии”. Это дало ему основа¬
ние прийти к важным обобщениям о природе как российского, так и японско¬
го империализма.
Сразу же после выхода этой книги состоялись ее обсуждения в Москве и Ле¬
нинграде, прошедшие в благоприятном для автора тоне. Вместе с тем было от¬
мечено, что в работе отсутствовало исследование мирных переговоров после
поражения России в русско-японской войне и Портсмутского договора. Автору
было рекомендовано восполнить пробел и подготовить второе, дополненное,
издание книги. Это отвечало научным интересам Романова, и он с энтузиазмом
принялся за дело, поставив условием допуск к документам Архива внешней
политики России. Ученого убедили, что трудностей с этим не будет.
187

Одновременно историку было поручено научное комментирование Судеб¬
ника 1550 г. в готовящемся академическом издании Судебников XV-XVI вв.
(Судебник 1497 г. - комментарий Л.В. Черепнина; Судебник 1589 г. - коммента¬
рий А.И. Копанева). Это издание было задумано как продолжение издания зако¬
нодательных памятников феодальной России, начатое публикацией текстов ’’Рус¬
ской Правды” и комментариев к ним.
Романов начал параллельную работу над этими двумя исследованиями. Но
она была существенно осложнена внешними обстоятельствами, впрямую кос¬
нувшимися и его.
Опять ’’обострилась классовая борьба”: начались ’’охота на ведьм”, идеологи¬
ческие погромы, борьба с ’’буржуазным” объективизмом, ’’антипатриотизмом”,
’’космополитизмом”. Уже в конце 1947 г. Романов почувствовал надвигавшую¬
ся опасность: ”Я более полугода уже живу под потенциальными ударами моло¬
та (судьба-индейка)”50. В сентябре 1948 г. он отметил симптомы ее приближе¬
ния: ”В университете начались заседания с откликами биологической дискус¬
сии - во всеуниверситетском масштабе. В связи с рецензиями на В.М. Штейна
и О.Л. Вайнштейна некоторая настороженность”51. Наконец в ноябре 1948 г. Ро¬
манов узнал о решительно отрицательном отношении в ЦК партии к ’’Людям
и нравам древней Руси”52.
Вслед за этим заговор молчания вокруг этой книги был нарушен: она стала
одним из основных объектов разнузданной кампании травли. На ее обсуждении
в Ленинградском отделении Института истории АН СССР основной докладчик,
профессор И.И. Смирнов, работавший вместе с Романовым в институте и универ¬
ситете, вел критику с позиций, зафиксированных в ’’Замечаниях по поводу
конспекта учебника по истории СССР” И.В. Сталина, А.А. Жданова и С.М. Киро¬
ва. Касаясь вопроса о закрепощении смердов, Смирнов справедливо отметил,
что схема процесса классообразования Романова ”в корне меняет наше представ¬
ление о путях и методах развития крепостнической зависимости крестьянства,
о природе законодательства Киевской Руси, о политике государственной власти
и о роли церкви киевской эпохи”.
Казалось бы, новаторская концепция автора должна была, если не приветст¬
воваться, то, во всяком случае, стать объектом квалифицированного разбора
и профессиональной полемики, как это принято в науке. Однако отход от офи¬
циально освященной концепции, разработанной Грековым и признанной марк¬
систской, стал причиной резких выпадов против книги и ее автора. В докладе
Смирнова содержались обвинения в ’’мизантропическом”, мрачном характере
книги, в чрезмерном внимании к сексуальным, интимным моментам, в том, что
’’картина, которую рисует Б.А. Романов, никак не отражает...высокого уровня
культуры Киевской Руси и не показывает прогрессивного характера историчес¬
ких деятелей эпохи Киевского государства”, последнее рисуется Романовым
’’такими чертами и красками, которые никак не способствуют утверждению
значения Киевской Руси как важнейшей эпохи в истории нашей Родины, а ско¬
рее могут вызвать обратный эффект”. Отсюда Смирнов делал вывод, что Рома¬
нов ’’объективно оказался на ложных позициях”, стоящих ”в прямом противо¬
речии” с задачей воспитывать ’’чувство национальной гордости нашей великой
50Письмо Б.А. Романова А.И. Андрееву 19 мая 1948 г. — Санкт-Петербургский филиал
Архива РАН, ф. 934, оп. 5, д. 296.
51Письмо Б.А. Романова Н.Л. Рубинштейну 27 сентября 1948 г. — ОР РГБ, ф. 521, кар¬
тон 26, д. 39, л. 30.
52Письмо Б.А. Романова Е.Н. Кушевой 17 ноября 1948 г. — Архив филиала, ф. 298, on. 1,
д. 173.
188

Родиной, чувство советского патриотизма”. Поэтому, заключал свой доклад
Смирнов, ’’книга Б.А. Романова является книгой, не могущей нас удовлетво¬
рить ни в какой мере”53. Как видим, труд Романова получил резко отрицатель¬
ную оценку, опиравшуюся не на научные, а на сугубо идеологические критерии.
Извращенное представление о природе патриотизма и его связи с наукой о
прошлом привело к тому, что и в университете Романов был обвинен в ’’нацио¬
нальном нигилизме, извращающем подлинную историю древней Руси”54. Нако¬
нец, Л.В. Черепнин выдвинул против ученого обвинения методологического
характера: ”Б.А. Романов... возвращается к методам психологической и типизи¬
рующей интерпретации источников”, развитым ’’буржуазным историком и
источниковедом” А.С. Лаппо-Данилевским, и этой интерпретацией ’’подменяет¬
ся” классовый анализ источника”55.
В условиях такого "идеологического давления, переходящего в политичес¬
кую истерию, стал неизбежным пересмотр оценки ’’Дипломатической исто¬
рии...”. В этой книге были обнаружены ’’объективистские ошибки”56. Они в гла.-
зах ревнителей национал-патриотической идеологии состояли в том, что Рома¬
нов не делал различий между империалистической политикой России и Японии,
считая их обеих виновницами русско-японской войны.
Ситуация вокруг Романова обострилась также в результате его чествования
на юбилейном заседании, посвященном 60-летию Бориса Александровича. Оно
состоялось в Ленинградском университете 26 февраля 1949 г. и вылилось в
триумф ученого. Подъем, господствовавший в аудитории, отражал восторжен¬
ное отношение к нему студенческой молодежи. Историк, по его словам, только
здесь понял, ’’как глубоко ’’отравлен” страстью к нашей молодежи”57 *. Ответная
блестящая по форме и эмоциональная речь Романова была чрезвычайно по тем
временам рискованной. Ученый рассказал о своей жизни, тяжелой судьбе, по¬
нимании того, как развивалась и развивается историческая наука после рево¬
люции. И хотя выступление изобиловало иносказаниями, его смысл был хорошо
понят.
Последствия не замедлили сказаться. Партбюро исторического факультета
ЛГУ на экстренном заседании решило обратиться в Комитет по сталинским пре¬
миям с просьбой отменить рекомендацию экспертной комиссии о присуждении
Сталинской премии за книгу ’’Очерки дипломатической истории русско-япон¬
ской войны”, и она была отменена5®. В октябре 1950 г. Романова увольняют из
университета ’’как совместителя”. Примерно в это же время выяснилось, что он
не получит обещанного допуска к материалам Архива внешней политики Рос¬
сии.
Все это свидетельствовало о том, что положение ученого вновь стало неус¬
тойчивым. Романов осознавал грозившую ему опасность и оценивал ее как про¬
должение тех репрессий и гонений, которым он подвергался в 30-х годах. В
личных письмах он многократно возвращался к тому, что чувствовал и чего в
53Архив филиала, ф. 298, on. 1, д. 284.
54Личное дело Б.А. Романова. — Архив Санкт-Петербургского университета, ф. 1, оп. 46,
связка 17.
55Черепнин Л.В. А.С. Лаппо-Данилевский — буржуазный историк и источниковед. —
Вопросы истории, 1949, № 8, с. 51.
5бЛичное дело Б.А. Романова. — Архив Санкт-Петербургского университета, ф. 1, оп. 46,
связка 17.
57Письмо Б.А. Романова E.H. Кушевой 28 февраля 1949 г. - Архив филиала, ф. 298,
on. 1, д. 173.
5вФурсенко А.А. Указ, соч., с. 13.
189

любую минуту ждал: он работал ’’из-под палки, под угрозой увольнения и вы¬
сылки”; ’’очень бы хотелось избавиться от ужасного гнета, висящего надо мной
скоро, как четверть века, и составляющего нервный ствол твоей второй жизни.
Если бы только могли себе представить, какой это ужас”; ’’что до меня, то вся
моя жизнь прошла под знаком того, что ты работаешь и пишешь, а напечатают
ли тебя когда-нибудь, не знаешь, и не знаешь, когда же уволят тебя на улицу.
А было время, когда не знал, будешь ли ты жить”; ’’улица” висела надо мной
всю мою жизнь... сейчас она повисла заново, в освеженном, теоретически и
практически проветренном виде, в виде ’’обоснованном” с точки зрения ’’об¬
щественного” блага под титулом ’’собаке собачья смерть”59.
И все же, несмотря на травлю и преследования, он продолжал работать с пол¬
ным напряжением сил.
Комментарий к Судебнику Ивана Грозного был задуман, в отличие от исто¬
риографического комментария к ’’Русской Правде”, как сугубо исследователь¬
ский, и это в наибольшей степени отвечало творческому почерку Романова.
Историографическая ситуация сложилась таким образом, что ученому в про¬
цессе подготовки труда и в самой работе приходилось вести полемику с
И.И. Смирновым, который незадолго до того опубликовал большую статью, пос¬
вященную Судебнику 1550 г.60 Расхождения касались, главным образом, соци¬
альной направленности реформ 50-х годов XVI в. и судебника в частности.
Смирнов пришел к выводу, что Судебник был отражением антибоярской поли¬
тики Ивана Грозного, опиравшегося на дворянство и посад.
Романов же считал, что в социальной сфере ’’внутриклассовые интересы” еще
не были ’’разрешены”, почему и тексты статей судебника ’’носят следы этой
неразрешимости и закулисной борьбы”61 62. Не отрицая ’’расхождения интересов
крупных вотчинников и мелких помещиков в данный момент”, Романов конс¬
татировал в то же время, что невозможно ’’отрицать в составе правительства
царя Ивана в 1550 г. ... представительства интересов ’’дворян-помещиков”02.
По его мнению, социальные статьи судебника носят компромиссный характер,
что накладывает отпечаток на весь кодекс. Смирнов же несколько упреждает
ход событий и видит уже в судебнике следы микроопричнины. Общая точка
зрения Романова на Судебник 1550 г. примыкает в некоторой мере к оценке
С.В. Бахрушиным политики Избранной рады, хотя последний высказал свою
идею в общей форме, недостаточно ее аргументировав, а Романов обосновал ее
на материалах судебника и последующего законодательства 50-х годов подроб’
но и последовательно63.
Фундаментальное издание судебников вышло в свет в 1952 г.64 Работа над Су¬
дебником 1550 г. очень увлекла Романова и даже подтолкнула к размышлениям
о воплощении давней мечты - написании труда о времени Ивана Грозного, мо¬
59Письма Б.А. Романова Е.Н. Кушевой, Г.В. Сидоровой, И.У. Будовницу. — Архив фи¬
лиала, ф. 298, on. 1, д. 152; д. 173; д. 193.
60 Смирнов И.И, Судебник 1550 г. — Исторические записки, т. 24, 1947.
61Романов Б.А, Судебник Ивана Грозного (по поводу исследования И.И. Смирнова). -
Исторические записки, т. 29. 1949, с. 235.
62Романов Б.А. К вопросу о земельной политике Избранной рады (ст. 85 Судебника
1550 г.). - Исторические записки, т. 38, 1951, с. 269.
6эПодробно о комментировании Романовым Судебника 1550 г. см.: Панеях В.М. Б.А. Ро¬
манов об издании Судебников XV—XVI вв.
64Судебники XV-XVI вв. (подготовка текстов: Р.Б. Мюллер и Л.В. Черепнина; коммента¬
рии: А.И. Копанева, Б.А. Романова и Л.В. Черепнина; под общей ред. академика Б.Д. Гре¬
кова). М.—Л., 1952 (комментарий Б.А. Романова на с. 181-340).
190

жет быть, в форме книги о людях и нравах XVI в., наподобие ”Людей и нравов
древней Руси”, которой так и не суждено было осуществиться..
Однако работу над вторым изданием ’’Очерков дипломатической истории
русско-японской войны” ученому завершить удалось, несмотря на необходи¬
мость преодоления многих искусственных препятствий, прежде-всего дискри:
минационного недопущения во внешнеполитический архив.
’’Опыт с дальневосточной эпопеей”, писал Романов в Москву Е.Н. Кушевой,
работавшей в Институте истории АН СССР, - показал, что ’’можно чуть не всю
жизнь заниматься большой темой и вновь и вновь находить новые факты и но¬
вые аспекты”65. Это была принципиальная установка ученого, которая блестя¬
ще подтвердилась во втором издании ’’Очерков”. Оно настолько отличалось от
первого, что фактически стало новым трудом.
Если в первом издании в основном рассматривалась проблема от предысто¬
рии до дипломатического развязывания войны, то во втором исследовалась
также дипломатия военного времени, дипломатическая ликвидация состояния
войны в форме мирных переговоров, подписания Портсмутского мира и его по¬
литические последствия. Но и в первой части - ”На путях к войне”, - повто¬
ряющей издание 1947 г., были сделаны существенные дополнения о политике
США на Дальнем Востоке. Две другие части - ’’Война 1904-1905 гг.” и ’’Поли¬
тические итоги войны” - писались специально для нового издания.
Анализируя дипломатию времен русско-японской войны, Романов глубоко
исследует цели, мотивы и механизм внешнеполитической активности не только
непосредственных участников войны, но и государств, заинтересованных в
ней - Германии, Англии, США, Франции, которые вели сложную игру на между¬
народной арене. Смысл этой активности, как показано в книге, состоял в том,
чтобы вынудить Россию встать на одну из сторон в вызревавшем англо-герман¬
ском конфликте, для чего необходимо было ценой военного ослабления не дать
царизму в случае мировой войны сохранить за собой роль стороннего зрителя и
’’третьего радующегося”. Подталкивание Германией России к войне с Японией
и поощрение Англией и Соединенными Штатами Японии к агрессии - важные
вехи политики великих держав до и во время русско-японской войны. Пораже¬
ние царизма на театре военных действий и неудержимо нараставший натиск
революции положили конец этой политике, поскольку все страны испытывали
страх перед возможной победой революции в России. Следствием этого стали
всесторонне изученные историком попытки мирного посредничества и Порт¬
смутская мирная конференция. Детальный обзор всех 12 заседаний конферен¬
ции дал ясное представление о ее ходе, позиции держав, в ней участвовавших,
закулисной стороне дипломатической борьбы и посреднической роли Соединен¬
ных Штатов Америки в лице президента Т. Рузвельта.
В результате Романов исчерпывающе ответил на поставленный им вопрос,
почему царская Россия и Япония пришли к войне именно в тот момент, который
выбрала Япония, и как и почему царское правительство было вынуждено прек¬
ратить войну в то время, когда это явилось необходимым для истощившей свои
силы Японии.
Важным аспектом книги, значительно расширившим ее международно-поли¬
тический горизонт, стало исследование марокканского кризиса, возникшего
одновременно с развитием военных действий на Дальнем Востоке и с диплома¬
тической подготовкой окончания русско-японской войны. Романов показал, что
Германия вмешалась в дела Марокко с целью разрыва англо-французской антан-
65Письмо Б.А. Романова Е.Н. Кушевой 10 апреля 1957 г. — Архив филиала, ф. 298, on. 1,
Д. 173.
191

ты в момент, когда Франция была лишена возможности получать помощь от Рос¬
сии, воевавшей с Японией. Прекращение же войны возвращало Россию в Европу
и усиливало позиции Франции в марокканском кризисе. Рузвельт также был
заинтересован в мирном разрешении кризиса, в частности потому, что война в
Европе помешала бы сохранению серьезных противоречий между Россией и
Японией после мирного договора между ними. У Америки могли быть развяза¬
ны руки на Дальнем Востоке только в условиях сохранения здесь напряженнос¬
ти.
Заключительные разделы монографии посвящены политическим итогам рус-
ко-японской войны. Они были рассмотрены Романовым максимально расшири¬
тельно - от Портсмута к двум актантам: в Европе и на Дальнем Востоке, т.е. в
тесной связи с генеральной линией развития международных отношений, опре¬
делявшихся вызреванием англо-германского империалистического конфликта.
В работе показано, что русско-японская война и Портсмутский мир были важны¬
ми шагами на пути к образованию четверной антанты - англо-франко-русско-
японской.
Так книга, посвященная, казалось бы, узкой проблеме, фактически преврати¬
лась в дипломатическую историю международных отношений конца XIX - пер¬
вого десятилетия XX в.
Во втором издании Романов продолжил создание ярко написанных портретов
политических деятелей - Николая II, Т. Рузвельта и других, тонко прослеживая
мельчайшие психологические побудительные причины их поступков. Наконец,
Романов развил и углубил тот аспект своих исследований дипломатической ис¬
тории, который касается взаимозависимости внешней и внутренней политики
как в России, так и в Японии, в частности, сопоставил календарь дипломатичес¬
ких фактов с календарем событий русской революции и показал в результате
такого сопоставления, что царизм ради подавления революции был готов при¬
нести в жертву интересы империи - лишь бы отсрочить свою конечную гибель.
Расширение горизонта дипломатической истории России стало следствием
привлечения изданных в зарубежных странах документальных сборников и
исследований, т.е. материала, потребовавшего ’’такого построения, которое обес¬
печивало бы ему органическое единство и бесперебойное кровообращение всей
венозной дипломатической системы на протяжении 12 лет с охватом обоих
полушарий”66. Книга оказалась первым опытом такого рода.
Романов работал над монографией с большим трудом, с перерывам?, связан¬
ными с обострением болезней, но и с колоссальным увлечением. Он писал
В.Н. Куну: ”В этой работе (поистине каторжной, как вспоминаю, и для мозговых
сосудов, и для глаз) меня увлекало то, что я называю сцепкой фактов, рассы¬
панных по всему земному шару и сплетавшихся во взаимозависимости. Такова,
например, перекличка шести империалистических столиц во время Портсмут¬
ской конференции... Или сцепка революционных событий с дипломатическими
сцепками и актами - в календарной ясности. Когда подобные сцепки удава¬
лись, я радовался, как дитя”67. А в письме к Кушевой Романов развивал эту те¬
му: ’’Самое для меня интересное было следование по пятам за жизнью, высле¬
живание в ней реальных невидимых связей в пространстве и во времени - и
создание ’’занимательного изложения” в ’’хронологической последовательнос¬
ти” (и реальной связанности). Это возможно было только на рассмотрении ’’бес¬
конечно малых”. Словом, как и прежде, у меня это был эксперимент ’’приема”
66Письмо Б.А. Романова H.M. Дружинину 1955 г. — Там же, д. 159.
67Письмо Б.А. Романова В.Н. Куну 20 мая 1953 г. - Там же, д. 172.
192

работы”60. Впрочем, для него ’’пристальное рассмотрение мелочей ...мелких
конкретностей с одновременным охватом широкого фона” необходимы были для
того, чтобы ’’разглядеть как раз то, что скрывается за фоном, а вовсе не то, во
что всматриваешься”.
Недопущение Романова к российским архивным материалам было не единст¬
венным препятствием на пути книги к читателю. Когда она была уже написана,
неожиданно возникла угроза ее существенного сокращения. Романов резко и
горько реагировал на существовавшие порядки: ”В Президиуме (АН СССР. -
В.П.) высказываются против пухлых книг... Это итог длительных моих работ
и, вероятно, последнее, что я мог бы довести до конца. Для меня перспектива
сокращения - тягчайший удар... Я своей книги сокращать не могу... и речь идет
не о мешке с лапшой, которую можно отсыпать механически до потребованного
внезапно и произвольно веса. Речь могла бы идти, после убийства одной книги,
о создании нового текста новой книги, который надо заново писать... Но это не
отнимает у меня права протестовать против произвольного обращения с трудом
автора, который все-таки человек и претендует на человеческое обращение и
не утратил понимания, что такое голый произвол и пренебрежение к труду че¬
ловека, проработавшего всю жизнь и воспитанного в уважении к труду”68 69.
”Я не питаю никаких иллюзий, пока творческие работники моего типа находят¬
ся целиком и полностью во власти аппаратчиков”70, ’’проклятие этого рабства
я несу на себе всю сознательную жизнь”71.
Впрочем, атаку на книгу, хотя и с трудом, но удалось отбить. Но когда ’’Очер¬
ки” были уже набраны и подписаны к печати, издательство направило коррек¬
туру на контрольную рецензию. Об этом Романов писал: ’’Издательство (Акаде¬
мии наук СССР.- В.П.) передало мне контрольную рецензию генерала Сорокина,
разнесшего меня в пух за отсутствие патриотизма, недружелюбие ко всему рус¬
скому, за пристрастие к ’’болтовне” дипломатов и за краткость в отношении все¬
го военного (хочет батальной патриотической книги с разносом Стесселя и Ку¬
ропаткина). Приходится отписываться в дирекцию Института. Тратить уйму
сил”72, ”с отвращением прочел это фельдфебельское, озлобленное и непристой¬
но-грубиянское произведение человека, забывшего свое звание и делающего
выговоры даже Бобрикову (финляндскому генерал-губернатору Н.И. Бобрико¬
ву. - В.П.£за”мягкотелость” его в Финляндии в 1900-х гг.”73
И все же труд вышел в свет на рубеже 1955 и 1956 гг.74, за полтора года до
кончины ученого, и стал его лебединой песней.
Романов обдумывал перспективы своей дальнейшей работы, имея в виду,
в частности, комментированное издание мемуаров С.Ю. Витте, начал даже под¬
готовку вместе с одним из своих учеников - Б.В. Ананьичем сборника доку¬
ментов ’’Внешние займы России 1891-1914”. Но и этот последний труд ему за¬
вершить не удалось. Работа над документальным сборником была закончена
уже без него. Впрочем, этот сборник не издан, к сожалению, до сих пор.
68Письмо Б.А. Романова Е.Н. Кушевой 19 ноября 1951 г. — Там же, д. 173.
69Письмо Б.А. Романова Н.М. Дружинину. — Там же, д. 159.
70Письмо Б.А. Романова Н.Л. Рубинштейну 19 января 1955 г. - Там же, д. 191.
71Письмо Б.А. Романова И.У. Будовницу 10 ноября 1955 г. — Там же, д. 152.
72Письмо Б.А. Романова Н.Л. Рубинштейну 31 августа 1955 г. — Там же, д. 191.
73Письмо Б.А. Романова А.Л. Сидорову 24 августа 1955 г. — Там же, д. 193.
14 Романов Б.А. Очерки дипломатической истории русско-японской войны. 1895—1907, 2-е
изд., исправленное и дополненное. М,—Л., 1955.
7. Новая и новейшая история, № 1
193

Не затрагивая здесь подробно педагогическую деятельность Романова в каче¬
стве профессора исторического факультета Ленинградского университета, при¬
веду только авторитетное свидетельство его коллеги, академика Д.С. Лихаче¬
ва, в то время профессора той же кафедры: ’’Короткая, но блестящая преподава¬
тельская работа Б.А. Романова в Ленинградском государственном университе-
те...заслуженно принесла ему славу одного из лучших преподавателей истори¬
ческого факультета и позволила ему воспитать целый ряд талантливых иссле¬
дователей как древней, так и новейшей русской истории”75.
Романов опережал свое время не только как профессионал-историк, но и как
мыслитель, гражданин, личность. Он не страдал синдромом национальной озабочен¬
ности, не искал рецепта спасения России в религии и в прошлом, не идеализировал
прошлое, не замыкался, по его словам, в рамках национального пошехонья. Ему
был свойственен объективизм как средство противостояния вульгаризирован¬
ной марксистско-ленинско-сталинской доктрине. Он протестовал против власти
аппаратчиков в науке, против их произвола, презирал академический снобизм,
боролся против гегемонизма научных школ, монополизма в науке.
Оценивая все, что сделал Романов, понимаешь, сколь много он внес в рос¬
сийскую историографию. И, в то же время, насколько больше он мог принести
пользы и славы нашей науке, если бы не те нечеловеческие условия, в которых
ему приходилось работать и жить, в которых выдающийся ученый обречен был
оставаться, изгоем, аутсайдером.
15 Лихачев Д.С. Борис Александрович Романов и его книга..., с. 495.
194

Историография
© 1993 г.
УОЛТЕР ЛАФИБЕР(США)
АМЕРИКАНСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ
ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ США
В историографии внешней политики США XX в. можно выделить четыре пе¬
риода. Творческая активность ее родоначальников (Арчибальд Кулидж, Альф¬
ред Деннис, Сэмюэл Бемис, Томас Бейли) пришлась на первый, охватывающий
чуть более полувека; ими были опубликованы труды, выполненные на высоком
научно-исследовательском уровне, но в то же время проникнутые духом нацио¬
нализма: при изучении международных отношений в центре внимания указан¬
ных историков находились Соединенные Штаты Америки. Этого и следовало
ожидать. К примеру, на работы Кулиджа и Денниса наложили непосредственный
отпечаток последние события - превращение США после 1890-х годов в импе¬
рию. Они не столько старались критиковать эту империю (хотя некоторые оцен¬
ки Денниса близки раннеревизионистским), сколько пытались объяснить, а во
многих случаях и возвеличить американский экспансионизм. В то время как
их современник Генри Адамс написал крайне пессимистическую, пронизанную
глубокой тревогой историю начала XX в., что созвучно сегодняшнему видению
истории, Кулидж, а в дальнейшем и Бемис опубликовали труды по американ¬
ской дипломатической истории, нашедшие широкий отклик. В значительной
степени им это удалось благодаря утверждениям о том, что Америка не просто
переживает прекрасную, светлую пору, но и вообще американская глобальная
система будет несокрушима. Генри Адамс был уверен, что в соответствии с объ¬
ективными законами все империи подвержены гибели. Бемис же полагал, что уни¬
версальные принципы, разработанные американцами и выдвинутые ими в ка¬
честве примера для всех наций, гарантируют как американизацию других стран,
так и (во всяком случае это подразумевалось) устранение причин, приведших к
упадку иных, менее просвещенных империй, таких, например, как Британская
иди Испанская* 1.
I В 1940-1950-е годы начался второй период в развитии историографии внеш¬
ней политики США. Джордж Кеннан, Рейнольд Нибур, Уолтер Липпман и Ганс
Моргентау возглавили новую школу ’’политических реалистов”, которые в
определенной степени, делая это так, что мы спустя приблизительно полвека
можем ими только восторгаться, следовали за Бемисом, считая необходимым,
а порой даже и восхваляя применение Соединенными Штатами силы в отноше¬
Уолтер Лафибер — профессор Корнельского университета в США.
1Coolidge А,С. The United States as a World Power. 1908; Dennis A.L.P. Adventures in Ame¬
rican Diplomacy, 1896-1906. 1928, 1969; Adams H. The Education of Henry Adams. 1930, p. 331-
390, 426—488; Bemis S.F. A Diplomatic History of the United States. 4th ed., 1955; Bailey T.A.
A Diplomatic History of the American People. 10th ed., 1980.
7*
195

ниях с другими странами. В то же время они являлись последователями Генри
Адамса, разделяя его взгляд на то, что использование силы оказывает отрица¬
тельное влияние на характер человека.
’’Реалисты” вынуждены были с неохотой признать, что рано или поздно аме¬
риканская империя, такая, какой она сложилась после второй мировой войны,
придет в упадок и погибнет. ’’Реалисты” особенно опасались окончательного
краха империи в условиях, когда американский народ и его правительство глу¬
боко прониклись принципами Вудро Вильсона: верой в исключительное место и
роль американцев в истории, якобы воплощающих тот тип демократии, кото¬
рому должны следовать все другие народы, и уверенностью в том, что насажде¬
ние этой демократии для их же собственного блага не может ограничиваться
какими-либо территориальными рамками или же оспариваться в идеологичес¬
ком плане.
Нибур, Кеннан, Липпман, Моргентау и их последователи не прибегали к ка¬
кой-либо претендующей на универсальность политической идеологии, будь то
идеология вильсоновская или марксистская. Б то же время они верили, что при¬
менение США военной и экономической силы имеет благотворные последствия,
если эта сила применяется избирательно, в особенности в Европе и в Японии, -
остальной мир, главным образом выходящие на политическую арену народы
Африки, Азии и Латинской Америки, еще не достиг той стадии промышленно¬
го развития, чтобы обратить на себя внимание ’’реалистов”. Книги Кеннана
’’Американская дипломатия, 1900-1950” (1951 г.), которая до сих пор реко¬
мендуется во многих колледжах США для обязательного чтения, и Моргентау
”В защиту национального интереса” (1951 г.) - наиболее известные работы ’’ре¬
алистической” школы2.
Однако к концу 1940-х годов Липпман покинул лагерь ’’реалистов” - точнее,
он решил его покинуть, хотя полностью расстаться с ним ему так и не удалось.
Он столкнулся с проблемой, которая с конца 1940-х и вплоть до середины 1960-х
годов была камнем преткновения для многих ’’реалистов”. Они опасались, что
самое известное заявление группы - статья Кеннана 1947 г., подписанная
”м-р X” и обосновывавшая политику сдерживания, - способствовало взятию на
вооружение Соединенными Штатами губительного для казны глобального поли¬
тического курса, приведшего к размещению американских войск в таких отда¬
ленных регионах, как Юго-Восточная Азия и Ближний Восток. Эти действия, по
их мнению, нельзя было оправдать никакими ссылками на американские инте¬
ресы. В книге Липпмана ’’Холодная война” (1947 г.) были подняты фундамен¬
тальные проблемы ’’реалистической” политики исходя из ’’реалистического”
объяснения'истории, хотя в то же время автор книги предсказывал такие собы¬
тия, как война во Вьетнаме и рейганомика. Но Липпман не окончательно поки¬
нул лагерь ’’реалистов”. В 1955 г. он опубликовал ’’Очерки общественной фило¬
софии”, в которых, прибегая к историческим примерам и политической теории,
оправдывал сильную президентскую власть, способную контролировать конг¬
ресс и американскую общественность, с точки зрения Липпмана, чересчур под¬
верженные периодическому влиянию то изоляционизма, то вильсонизма.
По иронии судьбы случилось так, что своей книгой 1955 г. Липпман проложил
путь к установлению имперского президентства в 60-е - начале 70-х годов, что
завело американцев вовсе не туда, куда Липпман (и Кеннан) рассчитывали их
привести. В публикации 1955 г. Липпман привел аргументы, позволившие прий¬
2См. также Lippmann W. U.S. Foreign Policy: Shield of the Republic. 1943; Niebuhr R. Chris¬
tian Realism and Political Problems. 1953.
196

ти к не таким уж нелогичным гыводам подполковнику Оливеру Норту и прези¬
денту Ричарду Никсону (который сказал, что, если президент сделал что-либо,
значит, это сделано на законном основании)3.
Дилемма Липпмана, стоявшего одной ногой в стане ’’реалистов”, а другой -
вне его, представляла дилемму всех ’’реалистов”. Они осозйавали и показы¬
вали необходимость понимания пределов влияния США. В то же время они тре¬
бовали сильного президента, однако он, к большому сожалению ’’реалистов”, не
обязательно разделял их взгляды по вопросу о пределах своих полномочий. Это
противоречие, с которым столкнулись ’’реалисты” после 1965 г., высветило
проблему, являвшуюся ’’камнем преткновения” для любого демократического
общества: как осуществить контроль над государственной властью, если раско¬
лотый и непросвещенный конгресс и в основном неосведомленное, неоднород¬
ное и испытывающее различные влияния общественное мнение не в состоянии
удержать контроль над исполнительным органом, обладающим властью?
Перед ’’реалистами” стояла и вторая, менее очевидная проблема. В центре их
исторических исследований был вопрос о применении военной силы. За некото¬
рыми исключениями (в этом отношении характерен поздний Нибур) ’’реалисты”
либо игнорировали экономические факторы, либо - как Кеннан в своей книге
’’Американская дипломатия, 1900-1950” - вообще не придавали им значения.
В 1950-е годы это было легко сделать, ведь экономическая мощь США была
столь велика, что ее можно было даже не исследовать, а просто принять как
нечто само собой разумеющееся. Более того, прогрессивным историкам, таким,
как Бирд, Паррингтон, Бил и Неттелс, подчеркивавшим в историографии меж¬
военного времени экономические факторы, теперь отказывали в доверии ввиду
того, что их подозревали в постановке вопросов, которые, возможно, могли
подорвать консенсус, необходимый для ведения ’’холодной войны”. Эти прог¬
рессивные историки решительно отвергали идею сильного президента, который
мог применить силу и вовлечь нацию во внешние конфликты. Когда Чарльз
Бирд опубликовал свои последние книги в 1946 и 1948 гг., в которых резко выс¬
тупал против применявшихся Франклином Д. Рузвельтом методов вовлечения
США во вторую мировую войну, ’’реалисты” нанесли столь мощный ответный
удар, что репутация Бирда понесла серьезный урон и для любого исследователя
в последующие 10-15 лет даже попытка поставить под сомнение прерогативы
президента в области внешней политики представлялась сложной задачей.
Прогрессивная история в Соединенных Штатах опустилась до низкого уров¬
ня, впрочем, как мы сейчас понимаем, такого уровня достигла в то десятилетие
вообще вся историческая литература. Вопросы о президентстве и общественном
консенсусе казались почти священными, и это означало, что написание истории
с критической точки зрения стало трудным делом и не принесло бы популярнос¬
ти. А это в свою очередь свидетельствовало о том, что американская демокра¬
тия движется к гибели4.
В это время, в промежутке между 1959-м и серединой 60-х годов, начался тре¬
тий период в развитии историографии внешней политики США. Постепенно на
3Lippmann W. Essays in the Public Philosophy. 1955; Schlesinger A.M.-jr. The Imperial Presi¬
dency. 1973, 1989, p. 264-266, 457.
ĄBeard C.A. American Foreign Policy in the Making, 1932—1940. A Study in Responsibili¬
ties. 1946; idem. President Roosevelt and the Coming of the War, 1941: A Study in Appearances
and Realities. 1948. Дж. Комбс дает подробный, с многочисленными ссылками анализ амери¬
канской историографии конца 1940-х - 1950-х годов. - Combs LA. American Diplomatic His¬
tory: Two Centuries of Changing Interpretations. 1983.
197

смену эре ’’реализма”, который теперь уже не мог разрешить собственные про¬
тиворечия, неожиданно пришла эра ’’ревизионизма”. ’’Ревизионизм” вышел на
политическую сцену в 1959 г., когда была опубликована книга Уильяма Уиль¬
ямса ’’Трагедия американской дипломатии”. Эта монография, как отметил из¬
вестный и явно неревизионистский историк Брэдфорд Перкинс, настолько изме¬
нила подход к написанию дипломатической истории США, что в дальнейшем все
наиболее значительные работы в данной области во многом строились по прин¬
ципу диалога с публикацией Уильямса. Она положила начало новым исследо¬
ваниям. Третий период в историографии внешней политики США определяла не
только работа Уильямса, но и труды Бартона Бернштейна, Гэбриела Колко,
Ллойда Гарднера, Томаса Маккормика, Рональда Рэдоша и некоторых других
ученых, способствовавших изменению подходов к написанию дипломатической
истории США5.
Для ’’ревизионистских” исследований характерны некоторые общие черты.
В них вновь в отличие от более ранних работ, в особенности ’’реалистов”, су¬
щественное значение придавалось экономическим факторам (’’реалисты” же
вообще сбрасывали их со счетов). Однако, как недавно подчеркнул Т. Маккор¬
мик, ’’ревизионизм никогда не претендовал на то, чтобы быть однопричинным
материализмом... В центре его концепции всегда был конфликт между общест¬
венным долгом и извлечением прибыли... Меньший акцент делался на нужды
капиталистического накопления, определенные капиталистической системой,
нежели на сами личности, ключевые фигуры капиталистического общества, их
сложное мировоззрение и свободу действовать в соответствии со своими взгля¬
дами на мир”. Маккормик добавил, что ’’меньшее внимание к структурализму
и переоценка идеализма являются слабыми местами ревизионизма”, и, как ука¬
зывалось выше, он и другие исследователи начали исправлять эти недостатки6.
Однако ’’ревизионизм” и в дальнейшем разновидности этого течения всегда
стремились найти источники силы и показать ее воздействие на общество как
внутри Соединенных Штатов, так и за их пределами. Дипломатия - это наука не
только о применении силы, а часто -ив этом ее отличие от других историчес¬
ких дисциплин - о наиболее вопиющем использовании силы, порой в форме
военного вмешательства. ’’Реалисты” начали свой анализ с уровня: нация -
государство. ’’Ревизионисты” же часто оспаривали необходимость применения
силы, будь то в форме военного вмешательства или неравноправного экономи¬
ческого взаимодействия. В то же время ’’ревизионисты”, как и ’’реалисты”,
основное внимание сосредоточивали на одной нации - одном государстве.
Уильямс, Колко, Гарднер и другие исследователй, каждый по-своему, не то что
не допускали, а скорее подвергали сомнению источники и назначение могу¬
щества государства, в особенности такой державы, как Соединенные Штаты; в
5Towaras a New Past: Dissenting Essays in American History. Ed. by B.J. Bernstein. 1968;
Politics and Policies of the Truman Administration. Ed. by B.J. Bernstein. 1970 (особенно раздел
самого Бернштейна: American Foreign Policy and the Origins of the Cold War); Bernstein B.J.
Les Etats-Unis et les origines de la guerre froide. — Revue d’histoire de la deuxieme guerre mon¬
diale. 1976, p. 51—72; Kolko G. American Business and Germany, 1930—1941. — Western Poli¬
tical Quarterly, 1962, p. 713—728; idem. The Politics of War: The World and United States Foreign
Policy, 1943—1945. 1968; Gardner L. Economic Aspects of New Deal Diplomacy. 1964; McCor¬
mick T.J. China Market. 1967; Radosh R. American Labor and the Anti-Imperialist Movement. —
Science and Society, 1964, p. 91—100.
6McCormick T.J. Something Old, Something New... — Diplomatic History, Summer 1990,
p. 425.
198

конечном счете именно мощь этой страны после первой, а затем и второй миро¬
вой войны находилась в центре внимания всего мирового сообщества7 B.
Отмеченные характерные особенности ’’ревизионизма” - то, что ’’ревизио¬
нисты” при изучении американской идеологии обращались к экономическим
проблемам и подвергали сомнению необходимость применения силы, - эти
черты стали очевидны задолго до войны во Вьетнаме, внесшей раскол в амери¬
канское общество, и до того, как уотергейтский скандал подорвал имперскую
власть президента. ’’Ревизионизм” подвел к анализу политических просчетов
США как внутри страны, так и за ее пределами; ’’ревизионизм” был порожден
не вьетнамским конфликтом (хотя война, безусловно, способствовала росту его
популярности и распространению его идей). ’’Ревизионисты” подчеркивали, что
скорее исторические, нежели журналистские изыскания помогут понять проблемы
конца 60-х и 70-х годов, ведь для их решения надо обратиться к исследованию
истоков современной внешней политики США, уходящей своими корнями в
XIX - начало XX в., если не ранее. В книге ’’Трагедия американской диплома¬
тии” Уильямс приступил к анализу данных проблем начиная с 1890-х годов. В
1962 г. он опубликовал книгу ’’Контуры американской истории”, в которой ана¬
лиз истоков внешней политики США начал уже с XVI-XVII вв. Многие другие
исследователи относили их к более позднему времени. Именно эти ученые
внесли существенный вклад в ’’ревизионистское” истолкование американской
дипломатической истории. Пример тому - проведенный Дэвидом Плетчером
анализ истоков и альтернатив территориальной экспансии США в 1840-е годы,
так же как и глубокое изучение Александром де Конде приобретения Соеди¬
ненными Штатами Луизианы в 1803 г/
Неожиданно та область, где основное внимание сосредоточивалось на вопро¬
сах выработки политического курса узким кругом лиц, на ограниченных поли¬
тических связях и весьма часто на крайне националистическом объяснении
внешней политики США, именно эта область открылась и стала доступной как
для других дисциплин, так и для более широких, ’’интернационалистских” подхо¬
дов. В тот момент мы вступили в четвертый, современный этап в развитии исто¬
риографии внешней политики США. Вопреки жалобам приверженцев школы
’’Анналов”, это было богатое исследованиями время - как с точки зрения вклада
в науку, так и с точки зрения влияния историографии внешней политики на
характер политических дебатов в США в целом. Мы еще остановимся на харак¬
теристике различных направлений данных исследований, а пока надо подчерк¬
нуть, что это'были не просто научные исследования по американской диплома¬
тической истории, не выходившие за пределы классной комнаты.
В конце 70-х, в 80-е и начале 90-х годов значительное влияние на общенацио¬
нальные политические дебаты оказали научные труды в области внешней
политики США. Анализ вьетнамского конфликта, сделанный Джорджем Кэхэ-
ном, Лоуренсм Бэрицем, профессиональными историками и американскими
военными, позволил администрации США и - шире - американской общест¬
венности сформировать мнение о государственной политике в отношении ре¬
волюции в ’’третьем мире” в 80-е годы. Результатом этого анализа было извест¬
ное выступление министра обороны Каспара Уайнбергера в 1984 г. В нем ми¬
нистр сформулировал шесть предварительных пунктов, которыми он обусловил
согласие американских военных на применение силы в отношении других
1Lafeber W. America, Russia and the Cold War, 1945—1966. 1967; Parrini C.P. Heir to Empire:
United States Economic Diplomacy, 1916—1923. 1969; Gardner L.C. Architects of Illusion. 1970.
BPletcher D.M. The Diplomacy of Annexation. 1973; DeConde A. This Affair of Louisiana.
1976.
199

стран. Ни один член кабинета в XX в. не выступал с подобной речью. Она может
быть понята в контексте общего рассмотрения исследований по дипломатичес¬
кой истории США с конца 50-х годов9 *.
На эти научные труды оказали воздействие исследования, уходившие от рас¬
становки политических акцентов и сосредоточения внимания на одной нации -
одном государстве, что являлось характерной чертой первого поколения ’’реа¬
листов” и их более поздних последователей. С моей точки зрения, можно
выделить три основные черты новых исследований. Первая - это использование
достижений других дисциплин, притом, что последние в свою очередь сами
стремительно развивались в новых направлениях с конца 50-х годов. К приме¬
ру, современная историография внешней политики США многое заимствовала
у новых исследований по политической истории, в особенности у научной шко¬
лы, созданной в университете штата Айова и Висконсинском университете, где
политическая история - не просто изучение политических институтов, но и
исследование культуры в самом широком смысле - анализ религий, рас и этни¬
ческих групп, оказывавших влияние на политическую жизнь США. Такой
взгляд позволил исследователям международных отношений лучше понять
внутриполитическую расстановку сил, которая в свою очередь определяла по¬
литику внешнюю; таким образом, было положено начало новым исследованиям,
в которых поднимались различные темы, начиная с вопроса о непосредственной
связи между политическими партиями в период до гражданской войны и фор¬
мированием экспансионистского курса США и кончая новаторской работой, по¬
могающей проанализировать движения за мир, которые оказали большое влия¬
ние на дипломатию XX в.'0
Лавина исследований по истории культуры не сразу была в достаточной мере
освоена и использована при написании дипломатической истории; сам характер
упомянутых тем свидетельствует о том, что доказать связи между этими двумя
областями сложно, они могут быть и гипотетичны и умозрительны. Тем не менее
на изучение 200-летней истории внешней политики США оказали влияние, и
в ряде случаев значительное (она была во многом пересмотрена), исследования
по новой политической истории и истории культуры. Джойс Эпплби и Дрю Мак¬
кой, каждый по-своему, по-новому интерпретировали политическую идеоло¬
гию 1790-х годов, которая впервые открывала путь для ’’реалистического” объ¬
яснения дипломатии США; Дж. Стэгг вскрыл новые факты, проливающие свет
на то, как Джеймс Мэдисон вовлек конгресс в войну 1812 г.; Томас Хайтела и
Ричард Дриннон использовали термин ’’расизм” для объяснения американской
экспансии в начале XIX в.; Роберт Бейснер применил ’’парадигму” концептуаль¬
ных изменений в американской политике и обществе для объяснения ’’новой”
американской дипломатии* 1890-х годов; Эмилия Розенберг, привлекая работы
по социальной истории и истории коммуникаций, дала новое объяснение тому,
что она назвала ’’Распространением американской мечты, 1890—1945”.
Майкл Хоуган, Фрэнк Костиглиола и Джоан Хофф Уилсон представили свое
понимание культуры 1920-х годов и показали значение того, что было охарак¬
теризовано политическими историками как ’’ассоционализм”, и это позволило
по-новому взглянуть на эру с 1920 по 1933 г. Теперь уже никак нельзя назвать
9 Summers H.G.-jr. On Strategy. 1931; Kahin G.McT. Intervention. 1986; Baritz L. Backfire.
1985. Выступление Уайнбергера см. News Release. Office of Assistant Secretary of Defense.
Public Affairs. The Uses of Military Potaer. November 28, 1984, p. 609-684.
lQSilbey J. The Shrine of Party Congressional Voting Behavior, 1841—1854. 1967; Peace.Heroes
in Twentieth-Century America. Ed. by Ch. De Benedetti. 1986.
200

данное десятилетие ’’изоляционистским”, как это предпочитали делать ’’реалис¬
ты”. Новые исследования также показали, что по мере того как американские
должностные лица в эти годы все чаще сталкивались с кардинальной для них
проблемой - необходимостью противостоять революции, они стремились заме¬
нить классовую борьбу классовым сотрудничеством (или так называемым ’’кор¬
поративизмом”), акцентировавшим внимание на необходимости увеличения
продукции - требовании, которое могло бы удовлетворить все классы. Поли¬
тический процесс, при котором решалась такая задача, и был назван ’’ассоцио-
нализмом”. Он был провозглашен Гербертом Гувером и другими прогрес¬
систами. ’’Ассоционализм” способствовал добровольному сотрудничеству
рабочих и менеджеров с правительством в целях увеличения продукции и
завоевания необходимых рынков, приобретения сырья за рубежом. Пример
такого подхода - события, развернувшиеся на Ближнем Востоке в 20-е годы,
когда нефтяные компании США, опиравшиеся на неофициальную весьма сущест¬
венную поддержку Вашингтона, лишили британские и французские фирмы мо¬
нополии в эксплуатации новых нефтяных месторождений в данном регионе11.
В литературе по ’’холодной войне” примером использования ’’корпоративиз¬
ма” и модернизированного ’’ассоционализма” может быть книга Майкла Хоуга¬
на о происхождении и эволюции плана Маршалла. С точки зрения Хоугана план
Маршалла (в наши дни он рассматривается многими как единственное вели¬
чайшее достижение американской дипломатии послевоенного времени) был
вызван не столько необходимостью отражения советской угрозы - а именно
эту идею отстаивали многие ’’реалистские” историки, - сколько стремлением
спасти пошатнувшуюся капиталистическую систему. Иначе говоря, это была
проблема в меньшей степени военная, сиюминутная, охватывавшая отношения
США с Европой, а скорее проблема экономическая, культурная, долговремен¬
ная, имеющая причины внутреннего характера* 12.
Второй характерной чертой лучших современных научных трудов является
то, что они дополняются информацией, почерпнутой в исследованиях по гло¬
бальной истории и в области сравнительно-культурного анализа. Это направле¬
ние в научной литературе получило название ’’интернациональной истории”, в
противовес более ранним трудам по дипломатической истории, в которых в
центре внимания находились Соединенные Штаты. Этой ’’интернациональной
историей” занимаются на нескольких уровнях. В исследованиях русско-амери¬
канских отношений Н.Н. Болховитинов и Норман Соул отказались от рассмот¬
рения событий под углом зрения какой-либо одной нации (а такой подход ха¬
рактерен для большей части работ) и использовали официальные публикации,
архивы обеих стран, а также таких стран, как Германия и Великобритания, что
способствовало более полному и глубокому пониманию сложных и исключи¬
тельно важных вопросов взаимоотношений двух государств13.
“Наиболее значительные исследования: Wilson J.H, American Business and Foreign Poli¬
cy, 1920—1933. 1971; Hogan M. Informal Entente. 1977; McCoy D. The Elusive Republic. 1980;
Stagg J.C.A. Mr. Madison’s War. 1983;App/eby J. Capitalism and a New Social Order. 1984; Cos-
tigliola F. Awkward Dominion. 1984; Hietala T. Manifest Design. 1985; Beisner R.L. From the
Old Diplomacy to the New, 1865—1900. 1986.
12Hogan M, The Marshall Plan. 1987.
13Особый интерес представляют труды: Болховитинов Н.Н, Россия и война США за неза¬
висимость. 1775—1783. М., 1976; Россия и США: становление отношений, 1765—1815 г. Совет¬
ская редколлегия: С.Л. Тихвинский, Н.Н. Болховитинов. Американская редколлегия:
Д.Ф. Траск и др. М., 1980, — так как они открывают новые перспективы в деле изучения
российско-американских отношений в связи с использованием русских архивных материа¬
лов.
201

Акира Ирайе и Джон Дауэр, в числе других, показали, как сравнительно¬
культурный анализ позволяет совершенно по-новому взглянуть на отношения
США с Азией. Эрно Мейер, Чарльз Мейер, Фрэнк Костиглиола, Дуглас Литтл и
другие ученые использовали европейские архивы и вообще исследовали отно¬
шения США с Европой под углом зрения европейских государств, что дало им
возможность пересмотреть отношения Соединенных Штатов с Европой в самый
критический период - в межвоенные годы.
Английские исследователи, включая Дональда Уатта, Дэвида Рейнольдса и
Кристофера Торна, подтолкнули американских ученых к изучению междуна¬
родных отношений после 1939 г. с точки зрения Лондона и Нью-Дели, Канберры
и Оттавы. Недавно опубликованный двухтомный труд Брюса Камингса о граж¬
данских войнах в Корее и их последствиях заставил нас полностью пересмот¬
реть подход к изучению причин и результатов Корейской войны, которая до
этого рассматривалась главным образом в свете столкновения великих дер¬
жав1*.
На другом уровне находятся труды в области сравнительного изучения куль¬
тур с точки зрения анализа мировых систем, проводимого Фроделем и Уоллер-
стейном. Один из наиболее свежих примеров глубокого анализа ’’холодной
войны” - книга Томаса Маккормика ’’Полстолетия в истории Америки”
(1989 г.), в которой автор вопреки названию книги исследует ’’холодную войну”
под углом зрения не столько Вашингтона, сколько ’’периферии” (Юго-Восточной
Азии, Ближнего Востока, Центральной Америки), происходивших там перемен,
подталкивавших Вашингтон к изменению или к полному пересмотру своего по¬
литического курса. Применяемый Маккормиком подход также подводит его
к мысли о том, что Соединенные Штаты утрачивали свое экономическое могу¬
щество, поскольку система 1944-1945 гг., установленная главным образом пос¬
ле конференции в Бреттон-Вудсе, трансформировалась под воздействием изме¬
нений, происходивших за пределами США, - изменений, в свою очередь транс¬
формировавших систему, в рамках которой американцы (и русские) вели, каж¬
дый по-своему, ’’холодную войну”. В ряде трудов, написанных на основе подхо¬
дов ’’глобальной истории”, при анализе мировых систем акцент делался не на
одной нации или государстве, что было свойственно как ранним ’’реалистам”,
так их современным исследователям, а на международной капиталистической
системе в целом. Такой взгляд позволяет лучше объяснить, почему многона¬
циональные корпорации процветают даже тогда, когда определенные нации-
государства утрачивают свое могущество, и почему в наше время отдельные
нации-государства все менее и менее способны самостоятельно решить свои
экономические (и политические, и внешнеполитические) проблемы.
Третья, и последняя характерная черта современной историографии внешней
политики США, на первый взгляд, казалось бы, противоречит подходам с точки
зрения анализа мировых систем и ’’глобальной истории”. На самом деле, одна¬
ко, все эти подходы неотделимы друг от друга. Кроме того, хотелось бы оста¬
новиться на исследованиях, связывающих внешнюю политику с демократичес¬
кой системой. А с последней в свою очередь связывают многие положительные
особенности американского общества. Теперь стало общим местом повторять
предупреждение Токвиля 160-летней давности о том, что демократия - чрез¬
вычайно слабая система для проведения последовательной, просвещенной и
успешной внешней политики и потому представляет опасность. Токвиль боялся
того, что у американской демократии появятся серьезные противники и, веро- *
14Предмет исследования второго тома труда Камингса — сама Корейская война. Второй
том недавно вышел в свет. См. Cumings В. The Roar of the Cataract. 1990.
202

ятно, что возникшие изменения приведут к значительному ее ослаблению в
то время, когда Соединенные Штаты станут (а Токвиль верил в то, что они приз¬
ваны стать) мировой державой.
Как отмечалось выше, историки-”реалисты” фактически глубоко не анали¬
зировали такую опасность - они лишь ограничились осуждением определенной
демократической практики (например, отказа конгресса присоединиться к
Лиге наций в 1919 г.) и восхвалением сильной исполнительной власти, для ко¬
торой не существовало никаких демократических и даже конституционных
ограничений. С начала 70-х годов эти взгляды подверглись изменению. К сожа¬
лению, историки дипломатии только начинают прозревать и осознавать связи
между внешней политикой и индивидуальными конституционными правами,
связи, которым уже 100 лет.
Основная часть работы в этой области проделана специалистами по консти¬
туционному праву. Книга Абрама Софэра ’’Война, внешняя политика и консти¬
туционная власть” (1973 г.) имеет большое значение не только потому, что в
ней показано, как первые президенты США, в особенности Джефферсон, приме¬
няли статью конституции о главнокомандующем для достижения контроля над
внешнеполитической сферой и, таким образом, для подрыва системы сдержек и
противовесов задолго до Р. Никсона; помимо этого книга Софэра является
выдающимся вкладом в историографию дипломатической истории США в це¬
лом. Что касается последних лет, то здесь можно выделить труды Луиса Хенки-
на, также специалиста по праву, а не по дипломатической истории. Особенно
важны исследования Гарольда Коха из Йельской юридической школы, который
рассмотрел антииранские скандалы в более широком историческом контексте,
что дало автору возможность поднять кардинальные вопросы - о современном
внешнеполитическом курсе США и сопутствующем ему усилении исполнитель¬
ной власти. В то же время работа Коха открывает путь для дальнейших исследо¬
ваний, результаты которых могли бы превзойти по своей значимости изыска¬
ния в других областях научных знаний в тех аспектах, которые касаются жиз¬
неспособности американской демократической системы15.
В дальнейших исследованиях по дипломатической истории США важно уде¬
лять большее внимание ключевому вопросу о связи между свободой внутри
страны и применением силы за ее пределами. По мере того как Соединенные
Штаты утрачивают относительную экономическую мощь, для того, чтобы их
требования были услышаны в мировом сообществе, они все более становятся
зависимыми от фактора военного присутствия. При этом президентская власть
должна усиливаться за счет ограничения полномочий конгресса и влияния об¬
щественности. В будущих исследованиях внимание должно быть сконцентриро¬
вано на более четком уяснении того, как граждане у себя в стране стали все в
большей степени зависимы от международной системы, на которую они теперь
имеют меньшее (хотя все же существенное) влияние.
В связи с тем, что Соединенные Штаты в сравнении с другими государствами
утрачивают свою мощь, особенно в экономической и политической сферах, и в
связи с тем, что силы, определявшие ’’холодную войну”, конфронтацию между
Востоком и Западом начиная с 1945 г. (если не с 1917 г.), видоизменяются и
претерпевают перегруппировку, у историков дипломатии всегда найдутся важ¬
ные темы для обсуждения. Одной из них может стать следующая: как припод¬
няться над настроениями и атмосферой ’’холодной войны” и приступить к изу¬
15Koh H.J. Why the President Always Wins in Foreign Affairs... — The Yale Law Journal,
1988, p. 1255-2089; Henkin O. Constitutionalism, Democracy, and Foreign Affairs. 1990.
203

чению более важных проблем * о фундаментальных социально-экономических
изменениях, произошедших в мировой системе, о причинах таких изменений,
и попытаться объяснить, почему американцы будут оказывать меньшее влияние
на эти изменения.
В значительной степени пониманию этого будут способствовать дальнейшие
исследования в области сравнительного изучения культур с применением меж¬
дисциплинарных подходов. Так, например, сегодня коммунизм утрачивает свое
влияние в Латинской Америке. Однако положение в некоторых областях дан¬
ного региона остается неустойчивым и даже взрывоопасным. В большинстве
районов Латинской Америки Соединенные Штаты все менее рассматриваются
в качестве верховного военного арбитра. Президенты США не останавливались
перед применением военной силы в регионе, и во многих случаях такое воздей¬
ствие приводило к обострению, а не к улучшению обстановки, воссозданию в
основном условий, породивших с самого начала нестабильную ситуацию. Необ¬
ходимо глубже изучать эти условия и рассматривать их с различных точек
зрения, чтобы понять политическую ситуацию, при которой с легкостью власть
предержащие прибегали к использованию силы. Такое понимание важно, чтобы
цикл неудач не повторялся до бесконечности.
Более того, можно сделать предположение, что история последних 45 лет
представляет отклонение в истории дипломатии США и в истории международ¬
ных отношений в целом. Вероятно, благодаря дальнейшему изучению мировых
систем до 1939 г. и в особенности до 1941 г., мы будем располагать более ценным
материалом, нежели тот, который предоставят нам ’’реалистские” исследования
’’холодной войны”. Так или иначе, находящийся в нашем распоряжении новый
инструментарий, открывающиеся перспективы и, безусловно, настоятельная
необходимость являются для нас стимулом к написанию более глубоких ис¬
следований по дипломатической истории.
В заключение надо отметить, что было бы чрезвычайно полезным, если бы и
некоторые другие страны, кроме США, Великобритании и Канады, открывали -
систематически и искренне - архивы для исследователей в целях улучшения
качества научных трудов, их большей полноты. Мы не добьемся в будущем
взаимопонимания в международных отношениях, пока не усвоим все уроки
прошлого.
204

Вопросы преподавания истории
НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ПРЕПОДАВАНИЯ
СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ДИСЦИПЛИН
В ПЕДВУЗАХ РОССИИ
В современных условиях сложилась парадоксальная ситуация в преподава¬
нии социально-политических дисциплин. С одной стороны, наблюдается повы¬
шенный интерес в молодежной среде к вопросам истории, политическим процес¬
сам, происходящим как в нашей стране, так и за ее пределами. Растет спрос на
общественно-политическую литературу, периодическую печать. С другой
стороны, не единичны случаи нежелания студентов вузов и других учебных
заведений изучать социально-политические дисциплины, посещать занятия
отдельных преподавателей, сдавать экзамены. Большинство высших учебных
заведений отказалось от проведения государственных экзаменов по социально-
политическим дисциплинам, а в ряде институтов перешли на изучение общест¬
венных наук по системе спецкурсов и спецсеминаров.
К сожалению, не остановлен процесс закрытия или объединения кафедр
социально-политических дисциплин, ликвидации их кабинетов. Анализ учеб¬
ных планов показывает, что практически во всех высших учебных заведениях
на социально-политические и гуманитарные дисциплины сокращено количество
часов и в настоящее время на их долю приходится в лучшем случае до 20%
учебного времени.
Каковы же причины такого тревожного положения? Дать однозначный ответ
на этот вопрос невозможно. Однако изучение состояния преподавания социаль¬
но-политических дисциплин в педагогических институтах в России, социологи¬
ческие исследования, проведенные в 71 педвузе России, опыт ведущих кафедр
педвузов Москвы, Санкт-Петербурга, Брянска, Кирова, Владимира, Липецка,
Курска, Астрахани и других городов показывает, что в основе этого лежат как
объективные, так и субъективные причины.
Прежде всего следует отметить органическую связь происходящих полити¬
ческих процессов в нашей стране с положением обществоведения. Нет необхо¬
димости доказывать, что на протяжении всех лет существования советской
власти общественные науки и обществоведы выполняли роль ’’служанки
партократии”. И поэтому естественно, что отношение к политике застоя авто¬
матически переносится на тех, кто был ее рупором.
Несмотря на то, что на партийных форумах, на Всесоюзных совещаниях заве¬
дующих кафедрами общественных наук постоянно подчеркивалась необходи¬
мость решительно приблизить преподавание к практике, избавить лекции и
семинары от упрощенных представлений о социализме, пересмотреть содержа¬
ние и структуру обществоведческих курсов, подготовить новое поколение
учебников и учебных пособий, отказаться от догматических методов в препода¬
вании общественных наук с целью развития самостоятельного, критического
мышления студентов, в основе преподавания по-прежнему лежал партократи-
ческий, схоластический, догматический принцип.
205

Можно привести не один пример, когда ряд творчески мыслящих препода¬
вателей за свое ’’вольнодумие”, отход от общепринятых подходов потеряли
работу, лишились званий, поплатились здоровьем. К сожалению, преследование
неординарных педагогов имеет место и в настоящее время. Об этом красноре¬
чиво говорят данные, приведенные в статье К. Машкиной ’’Гумно”1. Основная
же масса преподавателей тихо и спокойно несла свою оценку, твердо веря, или
делая вид, что верит, в правильность избранного пути.
Анализ кадрового состава обществоведов педвузов России показывает, что
основная масса преподавателей - это бывшие работники партийных, государст¬
венных, хозяйственных, комсомольских, профсоюзных органов. Практически
все преподаватели - 39% - бывшие члены КПСС или ВЛКСМ, 67% обществове¬
дов имеют пенсионный или предпенсионный возраст, и только 13% преподавате¬
лей не достигли еще 30-летнего возраста.
Отдавая дань опытным преподавателям, нельзя не видеть объективной по¬
требности студентов в общении с преподавателями-сверстниками, которые
лучше знают их проблемы, ближе к ним по взглядам. В этом отношении показа¬
телен пример Высшего технического университета (бывшего МВТУ им. Н.Э. Бау¬
мана), где группа молодых преподавателей под руководством доцента О.В. Бо¬
родиной создала новый курс истории России, который вызвал большой интерес
у студентов. Группа О.В. Бородиной, учитывая требования времени, предложи¬
ла новую модель гуманитарного образования для технических вузов.
Долгие годы те критерии, которые предъявлялись к личности преподавателя-
обществоведа, практически закрывали кафедры общественных наук для моло¬
дежи. Преподаватель-обществовед должен был быть членом КПСС, иметь опре¬
деленный возраст, опыт общественной деятельности, безупречную характерис¬
тику и многие другие суперположительные качества. Защитить докторскую
диссертацию по общественным наукам в возрасте до 40 лет было крайне трудно.
Однобокость и догматизм в изучении общественных дисциплин проявлялись
в их обеспечении программно-методическими материалами. Монополизм
на издание учебников и учебных пособий целиком принадлежал
ЦК КПСС и его структурным подразделениям. Не могло быть и речи об альтер¬
нативных учебниках и программах, публикации противоположных точек
зрения русских, советских, зарубежных авторов. Доступ в архивы практически
был закрыт. Основными источниками для многих обществоведов были ’’Литера¬
турная газета” и журнал ’’Огонек”.
Негативную роль сыграла позиция ’’директивных органов”, противопостав¬
лявших обществоведов другим преподавателям вуза. Это выразилось в распре¬
делении учебной нагрузки, где цифра 550 часов для обществоведов была макси¬
мальной, тогда как другие преподаватели имели 800-900 часов. Во всех учеб¬
ных планах общественные науки традиционно стояли на первом месте, а их
кафедры были главными и ведущими в учебных заведениях. Вызывало не¬
доумение общее числов часов в учебных планах, отводимых на изучение об¬
щественных дисциплин. Эта цифра доходила до 40-45% от общего учебного
времени. На специальные дисциплины времени зачастую не оставалось.
Кризису обществоведения, несомненно, способствовало нежелание большин¬
ства преподавателей активно заниматься воспитательной внеурочной деятель¬
ностью со студентами. Боязнь молодежной среды, нежелание участвовать в
открытых дискуссиях, назидательный тон в общении породили отторженность
преподавателей от студентов.
Вывод обществоведения из кризисного состояния - задача сложная и много¬
1Московский комсомолец, 9.VI.1992.
206

гранная. Ее решение возможно лишь усилиями всех заинтересованных сторон:
правительства страны, министерств и ведомств, вузов, преподавателей, сту¬
дентов. Эти вопросы должны обсуждаться и решаться не келейно, а коллегиаль¬
но, с учетом разных точек зрения.
В этой связи министерством образования России совместно с Московским го¬
сударственным открытым педагогическим институтом (МГОПИ - ранее Москов¬
ский государственный заочный педагогический институт) в Подольске в мае
1992 г. было проведено совещание-семинар заведующих кафедрами социально-
политических дисциплин высших педагогических учебных заведений России.
В нем приняли участие заведующие кафедрами из 81 педвуза России, ученые
институтов РАН, представители министерства образования и комитета по
высшей школе министерства науки и технической политики России, ведущие
обществоведы нашей страны. Вел совещание ректор МГОПИ д. филол. н., проф.
Ю.Г. Круглов, председатель совета ректоров педвузов России. С докладами о
состоянии отечественной исторической науки в разных ее отраслях выступили
зам. академика-секретаря Отделения истории РАН, главный редактор журнала
’’Новая и новейшая история” академик Г.Н. Севостьянов, зам. директора Инсти¬
тута отечественной истории, член-корр. РАН А.Н. Сахаров, член-корр. РАН
Ю.А. Поляков, главный редактор журнала ’’Отечественная история”
д.и.н. К.Ф. Шацилло.
Отмечая актуальность и своевременность проведения совещания-семинара,
его участники констатировали, что с начала перестройки системы преподавания
дисциплин социально-политического цикла заведующим кафедрами была
предоставлена, по существу, первая возможность обменяться мнениями. Твор¬
ческий характер дискуссий, проводившихся в ходе совещания-семинара,
позволил выявить достаточно объективную картину состояния преподавания и
наметить пути его совершенствования.
Отмечалось, в частности, что коллективами кафедр педвузов России накоп¬
лен определенный опыт преподавания философии, экономической теории,
социологии и политологии, а также истории, курс которой читается студентам
неисторических факультетов. В результате переосмысления многих теоретичес¬
ких позиций и реальной практики на кафедрах создаются новые авторские
программы читаемых курсов. Ведется поиск таких вариантов преподавания,
которые отражали бы современные достижения науки и практики, учитывали
особенности России.
Вместе с тем работа кафедр проходит в крайне сложных условиях. По-преж¬
нему ощущается острый дефицит новой учебно-методической литературы.
Серьезные трудности испытывает система подготовки молодых специалистов
через аспирантуру и система повышения квалификации. Не могут не вызвать
тревогу ’’ликвидаторские” настроения отдельных руководителей педвузов по
отношению к дисциплинам социально-политического цикла, что неминуемо
приведет к резкому падению уровня общей культуры молодежи. Ослабевают
научные связи кафедр с научно-исследовательскими институтами Российской
академии образования.
Учитывая важную роль и значение социально-экономического образования
современного учителя, участники совещания-семинара заведующих кафедрами
разработали следующие рекомендации:
- при организации обучения и отработке учебных планов просить ректораты
организовать специализированные отделения по подготовке учителей для
преподавания дисциплин ’’Основы экономической теории”, ’’Человек и общест¬
во”, создать специализированное отделение по подготовке менеджеров системы
образования;
207

- иметь в педвузах самостоятельные кафедры философии, экономической
теории или политической экономии, социологии и политологии, а также исто¬
рии для преподавания на неисторических факультетах;
- создать межвузовские авторские коллективы для разработки комплекса
учебно-методических пособий по курсам философии, экономической теории
политической экономии, истории для неисторических факультетов, социологии
и политологии. Создать при МГОПИ банк данных об изданиях педвузов по со¬
циально-политическим наукам;
- усилить внимание к научному росту молодых преподавателей через аспи¬
рантуру и докторантуру, в том числе и на договорной основе, создавать бла¬
гоприятные условия для учебы и защиты диссертаций;
- в целях повышения теоретического и методического уровня учебных
занятий практиковать обобщение и распространение передового опыта препода¬
вания, используя для этого различные формы повышения квалификации;
- усилить профессиональную направленность лекций и практических заня¬
тий, для чего установить более тесные связи со специальными кафедрами на
факультетах, участвовать в работе методических советов (комиссий);
- совершенствовать методику проведения занятий, исходя из новой цели
преподавания, которая заключается в том, чтобы привить студентам навыки
аналитического осмысления получаемой информации; максимально индивидуа¬
лизировать работу со студентами, проводить семинары с малыми группами,
внедрять в учебный процесс системы решения программированных задач;
- в преподавании базисных курсов особое внимание уделять развитию
отечественной научной и общественно-политической мысли;
- просить руководство научно-творческих, методических и педагогических
журналов регулярно публиковать материалы в помощь вузовским и школьным
преподавателям;
- обратиться в министерство образования России с просьбой рассмотреть
возможность установления коэффициента соотношения числа преподавателей и
студентов из расчета 1:6, а также создания в структуре министерства подразде¬
ления по координации работы кафедр социально-политических дисциплин.
Кроме предложений, общих для преподавателей, участвовавших в совеща¬
нии-семинаре кафедр, были высказаны рекомендации, касающиеся специфики
преподавания соответствующих наук. В частности, заведующие кафедрами истории
неисторических факультетов педвузов считают целесообразным:
1. Сосредоточить усилия профессорско-преподавательского состава кафедр на
повышении уровня достоверности излагаемых исторических событий и явле¬
ний, на четком высвечивании ’’белых пятен” истории, а также фактов, по
известным причинам искажавшихся ранее.
2. Сделать обязательным курс истории на всех факультетах педагогических
вузов в объеме не менее 112 аудиторных часов. В зависимости от профиля
факультета разрабатывать и читать вариативные курсы истории. Практиковать
чтение на исторических факультетах курсов по истории общественных движе¬
ний и политических партий.
3. В условиях падения морально-нравственного уровня общества считать
первоочередным долгом преподавателей использовать содержание курса
истории для воспитания будущего специалиста в духе патриотизма, уважитель¬
ного отношения к прошлому своей страны.
4. Создать при МГОПИ научно-методический совет для координации исследо¬
вательской и учебно-методической работы.
В.М. Борисов, к.и.н., проректор МГОПИ
208

Страницы прошлого
© 1993 г.
Г.Н. НОВИКОВ
ОБ АРХИВЕ А.Ф. КЕРЕНСКОГО В ТЕХАСЕ
Последний министр-председатель Вре¬
менного правительства доболыпевистской
России Александр Федорович Керенский
(1881—1970) до глубокой старости, пока ему
позволяло покидавшее его в последние годы
жизни зрение, работал над историей Фев¬
ральской революции 1917 г. и последовав¬
ших за ней событий в России, в Европе, ми¬
ре. Начиная с 1917 г. в России, а затем в Ве¬
ликобритании, Франции, США были изданы
его памфлеты против большевиков1. С
1956 г. Керенский сотрудничал с Гуверов-
ским институтом войны, революции и мира
при Стэндфордском университете, где он
совместно с Р.П. Браудером опубликовал
в 1961 г. три тома документов "Российское
Временное правительство"* 2. Наиболее из¬
вестными стали воспоминания российско¬
го премьера в изгнании "Россия на истори¬
ческом повороте"3. В сокращенном вариан¬
те они недавно были опубликованы жур¬
налом "Вопросы истории*4.
Но основная часть личного архива Ке¬
ренского — журналистское и литературное
^Керенский А.Ф. О войне и мире. Пет¬
роград, 1917; его же. Дело Корнилова. М.,
1918; Kerensky A. The Prelude to Bolshevism:
The Kornilov Rising. London — New York,
1919; idem. Allied Policy toward Russia. Lon¬
don, 1920; idem. La Russie des Soviets d’aprds
les bolcheviks eux-memes. Paris, 1920; idem.
The Catastrophe: Kerensky’Own Story of the
Russian Revolution. London — New York, 1927;
idem. La Revolution russe, 1917. Paris, 1928;
idem. The Crucifiction of Liberty. London,
1934; idem. L’experience Kerenski. Paris,
1936.
The Russian Provisional Government 1917.
Documents, 3 v. Ed. by A.F. Kerensky and
R.P. Browder. Stanford, 1961.
Kerensky A. Russia and History’s Turning
Point. New York, 1965.
вопросы истории, 1990, № 6—12; 1991,
№ 1-11.
наследие, документы — до сих пор остается
неизвестной. Он был приобретен в 1968 г.,
за два года До смерти его владельца, Цент¬
ром гуманитарных исследований имени
Гарри Рансума Техасского университета,
расположенного в столице штата городе
Остине. Среди 217 единиц хранения сог¬
ласно описи фонда Керенского в Рансум-
центре находятся рукописи, среди которых
есть и неопубликованные, переписка с рус¬
скими политэмигрантами (Е.Д. Кусковой,
М.М. Карповичем, Н.А. Маклаковым,
А.И. Коноваловым, В.М. Зензиновым,
В.М. Черновым, М.И. Терещенко и др.),
писателями (М.А. Алдановым, В.В. Набо¬
ковым, И.А. Буниным, Н. Берберовой,
С. Моэмом). Здесь же собраны подшивки га¬
зет, которые издавал Керенский в эмигра¬
ции: газета "Дни", выходившая во Франции
с 1928 по 1933 г. (всего вышло 173 номера),
и газета "Новая Россия”, печатавшаяся в
Париже в 1936—1940 гг., протоколы заседа¬
ний, проекты и резолюции эмигрантских
организаций 20—50-х годов, в которых участ¬
вовал Керенский, личные бумаги, запис¬
ные книжки и книги из личной библио¬
теки.
Дирекция Рансум-центра любезно пре¬
доставила автору возможность в течение
трех недель работать в феврале 1991 г. в фон¬
де Керенского. "В Америке Керенским почти
никто не интересовался”, — заметил один
из сотрудников библиотеки. Признаться,
архив не таит крупных сенсаций по истории
падения Временного правительства России
и взятия влМсти большевиками, хотя в нем
и обнаруживаются неизвестные факты, ха¬
рактеристики участников тех драмати¬
ческих событий. Но для современников ста¬
новления новой России в конце XX в. не мо¬
гут не брть чрезвычайно интересными дру¬
гие страницы архива. Те, что в совершенно
ином свете, нежели это было привычно
считать в советской действительности, раск¬
рывают личность и взгляды Керенского,
особенно в эмиграции.
209

Конечно, не просто так Александру Фе¬
доровичу в галерее портретов российских
государственных и политических деятелей
досталось вовсе не почетное место, на мно¬
гие годы выпала бесславная участь быть
осмеянным победителями и до смерти сно¬
сить насмешки, а то и презрение побежден¬
ных. Министр юстиции в первом составе
Временного правительства, затем военный
и морской министр, он в июле 1917 г. воз¬
главил его в возрасте 38 лет! Временный
рулевой гигантской державы в пучине вой¬
ны и разбушевавшейся народной стихии,
движимый экзальтированной натурой,
пылким честолюбием и любовью к теат¬
ральности, но искренним стремлением к
народническим идеалам и одновременно
азартом игрока, он решился без достаточ¬
ного опыта государственного деятеля управ¬
лять величайшей в истории империей во
время ее распада. Но что он мог сделать?
Благодаря молодой энергии, уму, ораторским
способностям, политической ловкости воз¬
несенный к "верховной” власти, он словно
затем и объявился временным хозяином
Зимнего дворца, чтобы оказаться беспо¬
щадно выброшенным за борт либо военной,
либо большевистской диктатурой. То был
блистательный, но короткий взлет молодого
кумира революционной поры. Каким он стал
в изгнании? Изучение его архива рушит под¬
держивавшийся эпизодическими репор¬
тажами собкоров образ прозябавшего в эмиг¬
рантской безвестности "фигляра Керенско¬
го”, так якобы до конца своих дней и не
осознавшего "объективный” ход отринув¬
шей его истории. Оказывается, российский
премьер-изгнанник стал внимательным и
тонким наблюдателем советской действи¬
тельности, трагической истории, приведшей
ко второй мировой войне, послевоенных
международных отношений и наступления
ядерной эпохи.
На поприще журналистики он приоб¬
рел тот опыт политического анализа, реалис¬
тических оценок, которого ему явно недос¬
тавало в месяцы его стремительного взлета
и падения в 1917 г. Нужно отдать должное
трезвости и проницательности суждений быв¬
шего премьера России о социально-эконо¬
мическом и политическом развитии СССР в
20-30-е годы. Так, в нэпе он видел "оче¬
видный и живительный процесс хозяйст¬
венного восстановления”5. Но с сарказмом
писал о насильственной коллективизации:
"Никакие декреты о бережении картошки,
сохранении свеклы, поднятии урожайности,
5Дни, 5.П.1993, № 166.
выкармливании поросят, укреплении со¬
циалистической земельной собственности
не могут и не смогут даже в тысячной доле
восстановить крестьянское хозяйство после
сталинского погрома, проделанного дейст¬
вительно всерьез и надолго. Сейчас исчер¬
паны все возможности хозяйственного ма¬
неврирования, не выходящего из замкну¬
того круга политической диктатуры единой
и единственной партии”6. Керенский вовсе
не злорадствовал по поводу московских
процессов 1937 г., напротив, они вызывали у
него тревогу за судьбу России, именем кото¬
рой он неизменно называл СССР. В особен¬
ности его встревожил процесс над М.Н. Ту¬
хачевским и другими руководителями
РККА. По мнению Керенского, ключ к раз¬
гадке этой "сумасшедшей бессмыслицы
казней 1937 г.” нужно было видеть в том,
что "процесс перерождения коммунистиче¬
ской диктатуры в личную фашистского ти¬
па диктатуру Сталина” совпал с "удавши¬
мися происками недругов России, пытав¬
шихся разложить ее изнутри"7. Посвятив
памяти Тухачевского специальный выпуск
еженедельной газеты " Новая Россия”, Ке¬
ренский писал, что маршал "выполнил свой
долг перед Родиной, борясь за современную
армию, против невежественных мечтателей
теории "шапками закидаем*8 9 *. Переживая
за Россию, противопоставляя ее интересы и
цели сталинской системе, редактор "Новой
России" пришел к горькому выводу: "Где
правда? Надо понять одно: вокруг Кремля
идет какая-то крупная игра разных иност¬
ранных контрразведок, и Кремль в ней в
конце концов сам запутался... Упорная
работа над поднятием боеспособности ар¬
мии оказалась несовместимой ни с состоя¬
нием хозяйства, ни с гражданско-полити¬
ческой обстановкой, в которой Красная
Армия должна совершенствовать свою бое¬
способность” .
Не взирая на свои оценки сталинской
диктатуры, с первых дней Великой Отечест¬
венной войны Керенский заявил о поддерж¬
ке СССР и направил 3 июля 1941 г. телеграм¬
му Сталину с просьбой дать указание со¬
ветскому послу в Вашингтоне принять
егс . 28 июня 1941 г. он писал: "После дол¬
гих и тяжких раздумий я пришел к заклю¬
чению: мы должны страстно желать
^Дни, 23.Х.1932, № 159.
0Новсч Россия, 13.VI.1937, № 29.
Новая Россия, 27.VII.1937, № 30.
9
Там же.
i о
Архив Рансум-центра (далее — АРЦ),
фонд Керенского, ед.хр. 149.
210

сейчас только одного - чтобы Красная Ар¬
мия сохранила свою боеспособность до этой
осени. И если так получится — это будет
чудом!... Теперь, как в войну 1914 года,
судьбы мира зависят от того, выдержит или
не выдержит замученный, голодный и раз¬
детый русский народ под страшным натис¬
ком гитлеровских панцирных дивизий
нужное для спасения демократии время... А
если не выдержит? Должен выдержать! Но
для этого нужно сейчас же вырвать из рук
Гитлера ядовитое орудие "освободитель¬
ной" пропаганды*11.
Конечно, англо-французские и амери¬
канские симпатии Керенского, как и непре¬
ходящая германофобия, влияли на его
отношение к участию СССР во второй ми¬
ровой войне в коалиции с США и Велико¬
британией. Но Керенский вовсе не был ма¬
рионеткой Антанты и не преклонялся слепо перед
западной демократией. Патриотические чувства
определяли его отношение к Великой Оте¬
чественной войне. Оставаясь, по его соб¬
ственным словам, "непримиримым врагом
большевистской диктатуры", он подчерки¬
вал, что "Сталин и Россия — это два совсем
разных вопроса, две совершенно различ¬
ных постановки проблемы войны в ее це¬
лях, даже ее методах”. Накануне Победы
1945 г. Керенский глубоко задумывается
над судьбой России в послевоенном мире.
Он не без иронии в адрес Запада отвергает
огульные обвинения советской политики
в экспансионизме: "Мы не можем укреплять
в сознании иностранцев соблазнительное
представление о том, что Россия является
какой-то империалистической обжорой
среди строгих демократических постников...
Со всех сторон говорят: никакого значения
стратегические границы не имеют, развитие
воздушного флота делает всякие границы
бессмысленными. А против кого же соби¬
рается Россия защищаться, когда Гитлер
будет разбит и Германия разоружится до
последнего ружья? Может быть, такие рас¬
суждения и правильны. Но зачем же их
применять только к России, которая в эту
войну пострадала так, как ни одна еще из
союзных ей великих держав?.. И дейст¬
вительно, там, в России, захват территории,
оголтелый империализм, а здесь, в Велико¬
британии и Соединенных Штатах, никто не
хочет земельных расширений и захватов"* 12.
Керенский А.Ф. Горящая Россия (руко¬
пись). 28 июня 1941. — Там же, ед.хр. 84,
с. 5-3.
12
Керенский А.Ф. О границах и о прочем
(рукопись). - Там же, ед.хр. 84, с. 8—9.
Советскую или несоветскую Россию он не
мог представить иначе как великой, сох¬
раняющей тысячелетнее наследие империей.
Сегодня, после распада СССР, постепенно
приходит осознание того, что истинное ве¬
личие и будущность России в современном
мире зависят не от сохранения силой ее
империи, а от развития самой России. Но
в те дни, когда Россия принесла на алтарь
Победы миллионы своих жертв, кто из
истинных российских патриотов в эмигра¬
ции мог думать иначе, чем Керенский?
Нужно отдать Керенскому должное, что,
задумавшись о проблеме национальных ин¬
тересов России в условиях идейно-полити¬
ческой непримиримости Запада и сталин¬
ской диктатуры, он пришел к выводу о не¬
вероятности развертывания Кремлем третьей
мировой войны. Он, конечно, как и боль¬
шинство современников, не мог не испы¬
тать влияния атмосферы "холодной войны”.
Но под воздействием массового политичес¬
кого психоза угрозы третьей мировой войны
он не дошел до ненависти к своему Отечест¬
ву, которую не скрывала в письмах к не¬
му известная у нас ныне эмигрантская, пи¬
сательница Н. Берберова: "Нет, Алек¬
сандр Федорович, как ни страшно это ска¬
зать, но для меня сейчас "русский народ”
это масса, которая через 10 лет будет иметь
столько-то солдат, а через 20 — столько-то
для борьбы с Европой и Америкой... Что
такое "его достояние?"... Цепь безумств,
жестокостей и мерзостей” (письмо от 27 фев¬
раля 1947 г.); "Россия приблизилась в своем
зверином, страшном, нищем и гнусном ас¬
пекте" (18 мая 1947 г.); "Одно утеше¬
ние: что будущая война будет
первая за много десятилетий необходимая
и нужная" (6 ноября 1947 г.)‘э.
И хотя для Керенского "горе было в том,
что Вторая война закончила разложение
Европы, но не уничтожила ни коммунисти¬
ческой, ни расовой идеологии" (из его пись¬
ма сыну Глебу от 7 января 1961 г.)14, он
не допускал и мысли о военном разреше¬
нии мирового противоречия между Западом
и коммунизмом. С этой точки зрения он
попытался осмыслить весь путь России от
ее истоков до большевистской революции.
В Рансум-центре хранится машинописная
рукопись "Истории России" на 610 страни¬
цах с собственноручными правками Керен¬
ского. Насколько удалось установить автору,
эта работа нигде не была опубликована;
отдельные ее страницы печатались в виде
Письма Н. Берберовой А.Ф. Керенско¬
му^— Там же, ед.хр. 106.
Там же, ед.хр. 200.
211

статей, некоторые из них вошли в воспо¬
минания Керенского. Первые страницы ру¬
кописи датированы 1942 г.
Переживая в те дни трагическое поло¬
жение России в войне с Гитлером и упо¬
вая на "глубинные истоки моральной силы
ее героизма”, Керенский с горечью начинал
первую главу российской истории "Истоки
России”: "С Россией считались в меру ее
силы или бессилия. Но никогда равноправ¬
ным членом в круг народов европейской
высшей цивилизации не включали... Нашей
музыкой, литературой, искусством увле¬
кались, заражались, но это были каким-то
чудом взращенные экзотические цветы сре¬
ди бурьяна азиатских степей. Потому-то так
легко, почти беззаботно, отнеслись к появ¬
лению первой тоталитарной диктатуры,
что она появилась в России”15. Автор "Исто¬
рии России” с сожалением сделал вывод о
том, что "Запад продолжал жить легендой
о двух полярных мирах” и не понимает,
что "после Петра Россия уже не могла боль¬
ше жить без Запада, а Запад без России”16.
Петровская эпоха в представлении Керен¬
ского основала истинный путь России и ми¬
ровой цивилизации. В главе "Революция
Петра Великого” он писал: "Своим чудовищ¬
ным динамизмом гений Петра так глубоко
проник в русское сознание, что из всех
деятелей истории он один сейчас живой сре¬
ди нас”17. Возможно, спорно, но весьма
современно звучат сегодня слова Керенского
о том, что до поры до времени "борьба сла¬
вянофилов и западников была очень пло¬
дотворной для самосознания русского об¬
щества и для развития русской мысли, но
в конце концов в каждом лагере образо¬
вались крайние течения. Славянофилы, от¬
служив свою историческую службу, выро¬
дились в злостную политическую реакцию.
А западничество в антикультурный, антина¬
циональный ленинский интернациона-
„^8
лизм .
Керенский разделял прогрессивную
мысль о том, что соединение европейских
и древних славянских традиций в россий¬
ской истории с петровских времен питало ее
великую культуру и воплощало будущую
судьбу России: "Туда, в века "неизвестной”
европейско-американскому миру древней
русской духовной культуры, уходят кор¬
нями своего творчества все великие рос-
15История России (рукопись). — Там же,
ед.хр. 6, с. 4.
Там же, с. 82.
17
10Там же, с. 68.
Там же.
сийские писатели. Они все без исключения
прошли культурную школу Запада. Но ни
один из них не остался в плену у западной
цивилизации. Они все через западные очки
только лучше увидели все глубочайшие тай¬
ны русского духа и их раскрыли миру.
Россия должна была взять и взяла у Запада
его цивилизацию, но на этом фундаменте
создала новую культуру и пошла своим осо¬
бым историческим путем"19 20. В его представ¬
лении этот путь был прерван Октябрьской
революцией, приведшей к изоляции России
и обернувшейся трагедией для всего хрис¬
тианско-европейского мира в результате
высокомерия Запада по отношению к Рос¬
сии, ее культуре.
До конца своих дней считая, что роко¬
вая судьба России сложилась в результате
первой мировой войны, Керенский верил,
что "без войны 14 года Россия стала бы де¬
мократическим государством не позже 1918—
20 гг.”
Подытоживая свой жизненный путь,
79-летний бывший премьер России перечис¬
ляет "несомненные и непогрешимые ошибки
в 17 г." Вот эта запись, сделанная в 1961 г.
в простеньком блокноте собственноручно
стариком Керенским:
”1. Не достал ленинского швейцарского
"Социал-демократа" перед его приездом
в Россию (Ленина в апреле 1917 г. — Г.Н.),
так как статья, где говорится о "братании"
как явной "измене", дала бы возможность
арестовать его при первом призыве к бра¬
танию после амнистии.
2. Не сместил Корнилова сейчас же после
его назначения Верховным, когда он прис¬
лал ультиматум (заговор Корнилова в 1917 г.
- Г.Н.).
3. Восстановил смертную казнь на фронте,
так как право употреблять оружие на месте
было мной дано в приказе № 8.
4. Не сказал на Государственном совеща¬
нии (в августе 1917 г. - Г.Я.) правду о
заговоре (Корнилова. - Г.Н.), щадя армию.
5. Принял пост военного и морского ми¬
нистра без предварительного объяснения
со штабом командующего в ставке.
6. Не порвал с партией социалистов-револю¬
ционеров после гнусного (здесь фраза не
читается), не объяснив эту гнусность" .
На склоне лет Керенский говорил, что
не ищет оправдания за поражение, которое
ему нанесли Ленин и большевики в октябре
1917 г. И все же он искал его, наверное, до
19'Там же, с. 81—82.
20Запись в блокноте, 1961 г. (№ 14). -
АРЦ, Фонд Керенского, ед.хр. 4.
212

самой смерти. После прихода к власти Гит¬
лера и ужасов второй мировой войны Ке¬
ренский неизменно высказывал мысль, что
фашизм и Все злодеяния, причиненные им
человечеству, случились вследствие раз¬
рушения в первой половине XX в. идейных
и моральных устоев европейско-христиан¬
ской цивилизации, разрушения, начавшего¬
ся в России в октябре 1917 г.
Эта трагическая для истории XX столе¬
тия связь возникла, по его глубокому
убеждению, в результате совпадения целей
большевиков и Германии в вопросе о пора¬
жении России в первой мировой войне.
Керенский разыскивал и тщательно соби¬
рал документы на эту тему многие деся¬
тилетия, о чем свидетельствуют отдельно
подобранные досье в его архиве: ’’Матери¬
алы о Ленине и Германии в первую миро¬
вую войну” (ед. хр. 52), "Материалы о
Ленине, Парвусе и германском миде” (ед.
хр. 54), "Материалы о Ленине", "Советы
и Ленин" (ед. хр. 56—57), "Материалы о
германском генштабе. 1917” (ед. хр. 53).
Основу этих досье составляют опублико¬
ванные в 1958 г. в Лондоне немецким со¬
циал-демократом Земаном документы ми¬
нистерства иностранных дел кайзеровской
Германии, переданные в 1945 г. американ¬
ским властям немецким архивариусом21 22.
Но еще до их опубликования, о чем сви-
дельствует архив Рансум-центра, Керенский
сформулировал жесткий и, вероятно, не¬
приемлемый для кого-то, но, увы, весьма
взвешенный вывод, который трудно оспари¬
вать с исторической точки зрения: "Ленин,
конечно, не был в техническом смысле сло¬
ва германским агентом. Он был фанатиком
мировой пролетарской диктатуры. Эта цель
делала нравственным для него все без иск¬
лючения средства. Он для своих целей вос¬
пользовался помощью германского прави¬
тельства так же, как и канцлер Бетман-Голь-
вег и Людендорф воспользовались им для
w „22
своих целей .
В архиве находятся документы и не в
благоприятном свете освещающие деятель¬
ность самого Керенского в эмиграции. Так,
ради борьбы за свержение сталинской дикта¬
туры он в начале 50-х годов сотрудничал с
американскими властями и пошел на объе¬
динение с так называемым "Союзом борьбы
за освобождение народов России". Под этим
лозунгом собрались власовцы, именовавшие
себя "власовским движением”. Правда, его
деятельность в русле объединенных анти¬
коммунизмом всех без разбора группировок
эмиграции была недолгой. Среди бумаг,
относящихся к этому периоду, встречаются
любопытные свидетельства эмигрантов. Их
достоверность, однако, вызывала сомнения
у самого Керенского. Например, информа¬
ция эмигранта Маглакелидзе, переданная
устно Керенскому в Мюнхене, согласно ко¬
торой Берия якобы был арестован вследст¬
вие того, что "его план восстания... был
«23
выдан из-за границы .
Однако в послесталинский период Ке¬
ренский отошел от политической деятель¬
ности, он готовил мемуары, читал лекции в
университетах США и Европы. Он приветст¬
вовал первые попытки Н.С. Хрущева и пре¬
зидента США Д. Эйзенхауэра выйти из тупи¬
ка гонки вооружений, говоря, что "все .ос¬
тальное сейчас уходит на задний план”24.
Старик Керенский иногда встречался с сооте¬
чественниками из СССР, спорил с ними и в
письмах к сыну Олегу высказывал не ли¬
шенные остроумия и сарказма наблюдения
о психологии советских людей: "И мне было
ясно, что эти умные и развитые люди от¬
лично, во-первых, сознавали неубедитель¬
ность своих доводов... во-вторых, раздра¬
жались потому, что мои слова бередили
больное место в их собственном созна¬
нии” . Почти до самой смерти, пока ему
позволяло зрение, он немало читал. В архи¬
ве хранятся сделанные его рукой выписки,
а также фотокопии из работ К. Маркса,
Ф. Энгельса, В.И. Ленина, будто он вел с
ними нескончаемый спор, бесконечно воз¬
вращаясь к идеологии, жертвой которой он
считал Россию. Вот его оценка К. Маркса:
"Огромное (и трагическое) значение Маркса
в мировой истории в том, что он превратил
научные положения в религиозные истины...
Переиначив метафизику (мировой дух) в
метафизику всетворящей мировой материи,
он освободил своих приверженцев от за¬
конов общечеловеческой морали во имя
"классовой” морали революционного про¬
летариата. Марксова религия или метафи¬
зика "диалектического материализма” и аг¬
рессивного атеизма венчается мифом о "дик¬
татуре пролетариата”, вера в пришествие
которой обязательна для истинного марксис-
21Germany and Revolution in Russia 1915—
1918. Documents from the Archiv of the Ger¬
man Foreign Ministry. Etfcby A.B. Zeman.
London, etc., 1958.
22АРЦ, фонд Керенского, ед.хр. 6, с. 533.
АРЦ, Фонд Керенского, ед.хр. 182.
Письмо А.Ф. Керенского сыну Глебу от
7 января 1961 г. - Там же, ед.хр. 100.
•г5Письмо А.Ф. Керенского сыну Олегу от
13 января 1961 г. - Там же, ед.хр. 200.
213

та, как и отрицание Бога, и всякого духов-
„26
ного начала в человеке .
Диапазон читательских интересов Керен¬
ского был разнообразен: Платон, Кант, Клау¬
зевиц, Бокль, Вл. Соловьев, Л. Толстой,
Тьер, Цицерон, Мильтон, Меттерних, Ток¬
виль, Бисмарк. Но более всего он цитировал
Достоевского.
Из нью-йоркской квартиры он интере¬
совался советской действительностью, гран¬
диозными хрущевскими новостройками в
Сибири. В одном из блокнотов Керенского
встречается, например, такая запись 1960 г.:
"Братск. Хрущев приезжал посмотреть это
чудо, совершенное советским народом в
первобытной тайге. Плотина выстроена
между двумя гранитными утесами. Стоит
на Ангаре к северу от Иркутска. Будет за¬
кончена в 1961 г."26 27
V В одном из писем в первые годы эмигра¬
ции Керенский писал в 1920 г.: "Вероятно,
еще долго придется блуждать по свету, а
может быть, и никогда не удастся снова уви¬
деть то, что еще недавно было Россией!
Придет новое поколение — дети наших вну¬
ков. Они пересмотрят прошлое, они увидят,
где была правда, просто устанут от "реаль¬
ности” и захотят грезу о человеке воплотить
в жизнь"28. Что он ощутил бы, увидев воз¬
вращение России ко многому из того, что
ненадолго принесла ей Февральская револю¬
ция и отобрала Октябрьская? Он не дожил
до этих дней и, как он сам о себе написал за
несколько лет до смерти, "ушел один, от¬
ринутый народом". Александр Федоро¬
вич Керенский не был героем истории. Он
был блистательным, но мимолетным ку¬
миром. Но разве не поблекли на наших гла¬
зах образы героев той эпохальной трагедии,
в которой Керенский сыграл пусть и не луч¬
шую роль? Отринутый Октябрьской револю¬
цией, он неотделим от истории России, как и
все то, что в ней произошло.
26Отрывочные записи "Об идеологии". —
Там же, ед.хр. 83.
273апись в блокноте, 1969 г. — Там же,
ед.хр. 4.
28Копия письма Керенского из Лондона
неизвестному адресату в Берлине от 18 фев¬
раля 1920 г. — Там же, ед.хр. 84.
214

Из зарубежной книги
© 1993 г.
И.В. ГАЙДУК
ПО МАТЕРИАЛАМ КНИГИ Р. УИЛЛЬЯМСА
"РУССКОЕ ИСКУССТВО И АМЕРИКАНСКИЕ ДЕНЬГИ. 1900-1940"*
Расхищение и распродажа художествен¬
ных ценностей... Эта тема весьма актуаль¬
на сегодня, когда то и дело в периодичес¬
кой печати появляются сообщения об утечке
произведений искусства с территории быв¬
шего СССР за границу. Сотни старинных
икон живописных полот'ен, предметов на¬
родного творчества прошлых веков, состав¬
ляющих национальное достояние страны,
в условиях политической нестабильности,
экономического хаоса, правовой неразбе¬
рихи становятся навсегда потерянными для
нас.
В трудные времена в первую очередь
страдает культура. А трудных времен выпа¬
ло в XX в. на долю народов бывшего СССР
с избытком. И кто подсчитает тот урон, ко¬
торый нанесли сокровищам отечественных
музеев и хранилищ революция и граждан¬
ская война, индустриализация и коллек¬
тивизация, снова война и снова ’’револю¬
ция” в виде политики "перестройки”? И,
как ни парадоксально, главный удар по на¬
циональному достоянию исходил от самого
советского государства, которое в конце
20-х — в 30-е годы стало основным расхити¬
телем национального достояния.
Об этой малопривлекательной стра¬
нице отечественной истории уже рас¬
сказывал журнал "Огонек** 1. Документы,
свидетельствующие о беспримерном обво¬
ровывании государством своего народа,
хранятся на полках Центрального государ¬
ственного архива народного хозяйства. Мы
же сейчас обращаемся к книге американ¬
ского историка Роберта Уилльямса "Рус¬
ское искусство и американские деньги", ко¬
торая увидела свет в 1980 г., т.е. тогда, ког¬
* Williams R.C. Russian Art and American
Money, 1900-1940. Cambridge (Mass.) - Lon¬
don. 1980.
iMocAKUH А. Продажа. — Огонек. 1989,
№ 6-8.
да мы и представить себе не могли, каких
сокровищ культуры лишились из-за "забо¬
ты" сталинского режима о процветании
страны, и в которой автор, опираясь на на¬
ходки в американских архивах, рассказы¬
вает о торговле произведениями искусст¬
ва с участием советского правительства, с
одной стороны, и состоятельных американских
меценатов — с другой.
А родилась идея этой книги из интереса
Уилльямса к судьбе картин, представленных
на выставке русского искусства в Сент-Луисе
в 1904 г. Это привело автора в архивы госу¬
дарственного департамента, где он обна¬
ружил удивительные документы, относя¬
щиеся ко времени после 1917 г. и вскрыва¬
ющие факты массовых распродаж произве¬
дений живописи, прикладного и ювелирного
искусства Советской Россией. Затем Уилльямс
познакомился с личными архивами Лиллиан
Пратт, обладательницы богатейшей коллек¬
ции изделий фирмы Фаберже, и Джозефа
Дэвиса, посла США в СССР в 1937-1938 гг.
являвшегося, как и его жена, Марджори
Мерриуэзер Пост, большим ценителем рус¬
ского искусства.
И, наконец, поиски следов "русских сок¬
ровищ" привели автора в архивное храни¬
лище налогового суда США, где находились
документы, относящиеся к процессу по делу
бывшего министра финансов США Э. Меллона,
обвинявшегося в уклонении от уплаты на¬
логов в связи с покупкой 21 полотна европей¬
ских мастеров, ранее принадлежавших Эрми¬
тажу.
Находки в таких архивах, как архивы
компании М. Нодлера, главного дилера Мел¬
лона в его сделке с советским правительст¬
вом, музея изобразительных искусств в Фи¬
ладельфии и некоторых других, довершили
картину грандиозной по своим масштабам
торговли художественными ценностями.
"Архивные изыскания, — пишет Уилльямс, —
вскрыли до сих пор неизвестную историкам
или игнорировавшуюся ими тему — обмен
215

русского искусства на американские деньги, ство было объектом заботы царского пра*
являвшийся главной чертой русско-амери- вительства. Продавались лишь произве-
канских отношений с 1900 по 1940 г., особен- дения современников и то по их собствен¬
но в период отсутствия нормальных дипло- ному желанию. При этом главной целью
матических и торговых связей между стра- являлось не получение денег, а демонстра-
нами с 1917 по 1933 г.” (с. 7). ция достижений русского народа. Живопись,
Каковы же причины того, что правитель- скульптура, изделия прикладного искус¬
ство Советской России пошло на продажу ства тогдашних отечественных мастеров,
произведений, составлявших национальное зачастую еще мало известных в широких
достояние народа, произведений, собирав- кругах специалистов, становились частью
шихся много лет и бережно сохранявшихся большинства выставок, устраивавшихся
до революции? Автор книги считает, что, царским правительством в США, что да-
во-первых, в основе такой политики лежали вало возможность талантливым художникам
соображения экономического порядка. "Эксп- не только получить признание и известность,
роприация состояний и ценностей, — пишет но и заработать деньги, продав свои творе-
Уилльямс, — была логическим следствием ния. Но лучшие работы, как, например, зна-
русской революции, а обращение этих цен- менитое репинское полотно "Запорожцы
ностей в полезный капитал было в равной пишут письмо турецкому султану", демон-
степени логическим следующим шагом” стрировавшееся в Чикаго в 1893 г., чаще все-
(с. 8). го выставлялись не для продажи.
Во-вторых, были и идеологические моти- Кроме того, состоятельные представи-
вы. Первый пятилетний план требовал не тели знатных дворянских и купеческих
только заграничных капиталов, но и нравст¬
венной мобилизации общества на пути к дос¬
тижению целей индустриализации и коллек¬
тивизации сельского хозяйства. Для этого
советские лидеры повели атаку на непроле¬
тарскую культуру, выразившуюся, в част¬
ности, в требовании реорганизации музеев
в соответствии с ценностями нового обще¬
ства.
Третьим фактором, повлиявшим на по¬
зицию советского правительства в вопросе
об отношении к произведениям мировой
культуры, стало желание использовать
искусство как орудие внешней политики.
В качестве подтверждения этого тезиса ав¬
тор отмечает одну особенность: в 1900—
1940 гг. культурный обмен переживал свое¬
образный расцвет именно тогда, i огда рос¬
сийско-американские отношения были осо¬
бенно напряженными. В этом смысле куль¬
турные обмены, будь то в форме органи¬
зации выставок или в виде продаж произ¬
ведений искусства за py6ext, служили "сур¬
рогатом дипломатии". Их использовали
не только для того, чтобы заработать твер¬
дую валюту, но и в целях завоевания об¬
щественного мнения. "Неслучайно, — пишет
Уилльямс, — художественные выставки и
распродажи были особенно значительны в
1924 г. и в 1928-1933 гг., когда советское пра¬
вительство вело кампанию за дипломати¬
ческое признание СССР Соединенными Шта¬
тами Америки" (с. 9).
Практика использования культуры как
инструмента для достижения политических
целей была характерна и для царского пра¬
вительства, и для правительства больше¬
виков. Но в дореволюционной России искус-
фамилий на протяжении многих лет приоб¬
ретали за границей шедевры мирового ис¬
кусства, которые бережно хранились во
дворцах и музеях Москвы и Петербурга.
Главным собирателем чудесных творений
рук человеческих нередко выступала сама
царская семья, начало богатейшей коллек¬
ции которой было положено Петром I и
Екатериной II, не жалевшими денег на при¬
обретение по всему свету мировых шедев¬
ров. Не уступали августейшим владыкам и
знатные дворянские фамилии Юсуповых,
Голициных, Шереметевых, Строгановых. А
во второй половине XIX в. к ним присоеди¬
нилось и купечество. Коллекция картин
французских модернистов, собранная куп¬
цами Щукиными и Морозовыми в то время,
когда эти картины еще не получили широ¬
кого признания, была самой полной в мире.
Положение дел резко изменилось со
вступлением России в полосу социальных
бурь и потрясений, кульминацией которых
стали революции 1917 г. Именно в то время
из России йа Запад устремился поток людей,
спасавшихся от ужасов классовой борьбы
и увозивших с собой все самое ценное и
дорогое. Впрочем, все увезти было нель¬
зя, и тогда что-то приходилось продавать
или менять, чем и поспешили воспользо¬
ваться некоторые иностранцы, волею судеб
оказавшиеся в водовороте событий. Среди
них был Уильям Бойс Томпсон, американ¬
ский промышленник, возглавивший в
1917 г. американскую миссию Красного
Креста в России. Пользуясь неразберихой и
хаосом, царившими в стране, Томпсон при¬
обрел на различных аукционах и непосред¬
ственно у владельцев сотни произведений
216

искусства. Перечисляя в одном из писем
содержание груза, отправленного им из
Архангельска в США, Томпсон среди про¬
чего упоминает "небольшой эскиз", при¬
надлежавший кисти Коро, несколько кар¬
тин западноевропейских мастеров XVII в.,
предметы антиквариата. Кроме того, Томп¬
сон стал владельцем 300 предметов из зна¬
менитой коллекции китайского искусства,
принадлежавшей великому князю Николаю
Николаевичу (с. 19—20).
Те же ценности, которые удавалось сох¬
ранить бежавшим из России представителям
свергнутых классов, со временем также
оказывались в руках западных дельцов и
перекупщиков, а позже — в частных и му¬
зейных коллекциях европейских стран,
но главным образом в США. Попадавшие на
Запад русские владельцы бесценных кол¬
лекций, пишет Уилльямс, "вступали в хо¬
рошо организованный мир... где европей¬
ские аристократы, нуждавшиеся в наличных
деньгах, находили страстных покупателей
в лице американских бизнесменов, испы¬
тывавших нужду в прекрасном искусстве,
утверждении общественного положения
и чувстве истории" (с. 20). В подобной си¬
туации оказался князь Юсупов, промотав¬
ший свои деньги в Париже и вынужденный
продать два полотна кисти Рембрандта.
Однако с 1917 по 1928 г. эмиграция, счи¬
тает автор книги, была единственным ка¬
налом утечки художественных ценностей
из России за границу. Несмотря на годы ре¬
волюции, гражданской войны и экономи¬
ческих неурядйц, основная часть богатей¬
шего собрания произведений искусства,
составлявших национальное достояние стра¬
ны, оставалась нетронутой. Но слухи о воз¬
можной продаже Советами художественных
ценностей, доставшихся в наследство от
царского режима и состоявших из экспро¬
приированных у имущих классов коллек¬
ций, а также национализированных и прев¬
ращенных в музеи дворцов, принадлежав¬
ших членам императорской семьи и аристо¬
кратическим фамилиям, время от времени
волновали мир и на протяжении 20-х годов.
Так, на Западе то и дело мелькали сообще¬
ния о продаже большевиками драгоценнос¬
тей короны Российской империи. Эти сооб¬
щения затем не подтверждались, и совет¬
ское правительство, чтобы опровергнуть
их, демонстрировало коронационный убор
русских императоров, хотя менее знамени¬
тые драгоценные камни широко использо¬
вались в товарообмене с Западом. Тем не
менее слухи оставались слухами вплоть
до конца 1928 г., когда советское правитель¬
ство и в самом деле выставило на продажу
на аукционах в Берлине и Вене значитель¬
ное количество произведений искусства.
Решение о продаже художественных цен¬
ностей за рубеж, по мнению Уилльямса,
принадлежало политбюро. А главным аген¬
том в этих продажах был нарком внешней
торговли А. Микоян. По свидетельству ав¬
тора книги, уже осенью 1927 г. Микоян зон¬
дировал возможность продажи предметов
искусства через французского дилера Жер¬
мена Селигмана. Эта его попытка, как и
участие в аукционах в Берлине и Вене через
год, где выставлялись изделия из серебра,
бронзы, фарфора, а также предметы двор¬
цовой обстановки, не принесли желаемого
результата. Цены были низкими, а риск
иметь неприятности с бывшими владель¬
цами выставлявшихся вещей из эмигран¬
тов, осевших в столицах Германии и Авст¬
рии, чрезвычайно высок. И хотя в после¬
дующие годы СССР продолжал участвовать
в аукционах в Лейпциге и Берлине, где,
в частности, в мае 1931 г. были распроданы
предметы обстановки Строгановского двор¬
ца, советское правительство в лице нар-
комвнешторга (НКВТ) решило действовать
через частных лиц, устанавливая связи
с богатейшими западными собирателями ис¬
кусства, в первую очередь из Соединенных
Штатов Америки. Объектом продажи теперь
стали живописные полотна западноевро¬
пейских мастеров из коллекции Эрмитажа.
Одна из первых крупных сделок -такого
рода была заключена с Каллюстом Гульбен-
кяном, который, кроме того, что являлся
главой иракской нефтяной компании, еще
отличался страстью к коллекционированию
живописи. В результате этой сделки, а
вернее целой серии сделок, следовавших
одна за другой на протяжении 1929-1930 гг.,
Гульбенкян стал обладателем полотен Ремб¬
рандта, Рубенса, Ватто, Ланкрэ, среди ко¬
торых были такие всемирно известные кар¬
тины, как "Портрет Елены Фоурмен" кисти
Рубенса и "Портрет Титуса” Рембрандта
(с. 159-161). *
Но сделки с Гульбенкя/1ом значительно
уступали по своим масштабам«тому, что
было продано советским правительством
министру финансов США Энд{йо Меллону.
В 1930 г. Э. Меллон, пожилой 75-летний
человек, являлся одним из самых могущест¬
венных людей Америки. Его состояние было
по-настоящему огромным. Оши его семейство
владели почти двухмиллиардными вкла¬
дами в 20 крупнейших корпорациях США, в
частности в "Галф ойл" и*"Коппере коук".
Кроме того, Меллон быд^ главой "Меллон
нэшнл банк” и президентам банка "Юнион
траст компани оф Питтсбург” (с. 163).
217

Меллон обладал значительным влиянием
не только в сфере бизнеса, но и в сфере по¬
литики. В 1921 г. он стал министром финан¬
сов в республиканской администрации
У. Гардинга и сохранил этот пост и при двух
последующих президентах — К. Кулидже
и Г. Гувере, оставаясь у руля власти на
протяжении целого десятилетия.
Но политика и бизнес составляли лишь
одну сторону интересов Меллона, постоянно
находившегося в центре общественного вни¬
мания. Другой стороной, скрытой от пос¬
торонних глаз, была его страсть к коллек¬
ционированию. Еще с конца прошлого века
он начал приобретать полотна европейских
мастеров, действуя при этом с чрезвычайной
осторожностью и пользуясь услугами нью-
йоркской посреднической фирмы ”М. Нод-
лер и К°”. Ко времени его смерти в 1937 г.
коллекция Меллона включала три картины
Рембрандта, столько же полотен Тициана и
Вермеера и множество других шедевров.
Она оценивалась в 35 млн. долл, и была пе¬
редана Национальной картинной галерее
в Вашингтоне (с. 164—165). Частью этой кол¬
лекции стали и полотна, приобретенные Мел¬
лоном у советского правительства.
Сделка с Меллоном пришлась на то вре¬
мя, когда советско-американская торговля
достигла своей наивысшей точки за все
предвоенные годы. Советский Союз импор¬
тировал из США столь необходимые для реа¬
лизации сталинских планов реконструкции
народного хозяйства станки и промышлен¬
ное оборудование, тракторы и автомобили,
сельскохозяйственные орудия и сырье. Вза¬
мен из СССР в США отправлялись грузы,
содержавшие шкурки пушных зверей,
икру, щетину, поташ и некоторые другие
товары, составлявшие статьи советского
экспорта. Экспортные возможности СССР
далеко отставали от его потребностей в аме¬
риканских товарах, и баланс советско-аме¬
риканской торговли был не в пользу Моск¬
вы. Нужны были деньги на покрытие рас¬
ходов, связанных с импортом. Необходима
была поддержка в высших эшелонах власти
США, могущая не только обеспечить креди¬
ты и стабильность взаимоотношений, но и
способствовать дипломатическому призна¬
нию советского государства. Этим целям и
служила политика продажи художествен¬
ных шедевров в США, и сделка с Меллоном
как нельзя лучше вписывалась в ее рамки.
В январе 1930 г. компания Нодлера про¬
ведала о покупке Гульбенкяном картин
из коллекции Эрмитажа. Это послужило
главе компании Ч. Хеншелю сигналом для
установления контактов с советским пра¬
вительством. В начале мая того же года
Хеншель, получив полномочия от Меллона,
отправился в Москву. Еще находясь в пути
к советской столице, Хеншель приобрел для
своего патрона картину Ван Эйка "Благове¬
щение*’, проданную при посредничестве
агента наркомвнешторга Н. Ильина. По при¬
бытии же в Москву Хеншель, преодолев
все трудности общения с советской бюрок¬
ратией, приобрел 25 полотен из коллекции
Эрмитажа, из которых 21 картина предназ¬
началась для Меллона (с. 173). Таким об¬
разом, в июне 1930 г. Эндрю Меллон совер¬
шил крупнейшую в истории искусства
разовую сделку (с. 176). Среди картин,
приобретенных для Меллона, были полотна
Франса Хальса, Рембрандта, Рубенса, Ван
Дейка, Рафаэля, Веласкеса, Ботичелли,
Веронезе, Тициана, Перуджино. Все они
являлись величайшими шедеврами миро¬
вой живописи. Но поистине жемчужинами
в этой коллекции были картины Рафаэля
"Мадонна Альба" и Тициана "Венера с зер¬
калом". Только за "Мадонну Альбу" Рафаэ¬
ля Меллон выложил 1,6 млн. долл. (с. И).
Вся же сделка Хеншеля оценивалась в
7 млн. долл. (с. 173).
Продав Меллону шедевры Эрмитажа,
советское правительство отчасти получило
то, что хотело. Прежде всего, значительную
сумму денег, покрывшую третью часть всего
советского экспорта в США в 1930 г. Как
были использованы эти средства, точно
не известно, но скорее всего они пошли на
оплату закупок тракторов "Фордзон", ав¬
томобилей и другой техники. Кроме того,
в лице Меллона оно приобрело могуществен¬
ного сторонника интересов советского го¬
сударства, хотя и вынужденного действо¬
вать осторожно и скрытно. В подтверждение
этой догадки показательно явное отсутст¬
вие у американского министра финансов
рвения в деле проведения санкций против
советского демпинга в начале 30-х годов в
соответствии с законом Смута-Хоули. Уил¬
льямс отмечает: "Существует немного сви¬
детельств того, что Эндрю Меллон был осо¬
бенно энергичным проводником воли конг¬
ресса, выраженной в принятии закона о
тарифах июня 1930 г., по отношению к СССР.
Многие предприниматели и представители
правительства добивались гораздо большего
ограничения советского импорта в США и на¬
ходили решения Меллона слишком незна¬
чительными и слишком запоздалыми"
(с. 169).
Тем нс менее цена, которую заплатило
за такие результаты сталинское руковод¬
ство, была непомерно высока. Оставляя в
стороне вопрос о нравственной стороне раз¬
базаривания бесценного культурного нас¬
218

ледия под вывеской заботы о государстве,
о подрыве авторитета страны в глазах миро¬
вой общественности, рассмотрим проблему
экономической выгоды. Уилльямс показы¬
вает, что она была очень невелика. Распро¬
дажа художественных шедевров происхо¬
дила в условия^ тяжелого мирового эко¬
номического кризиса, отразившегося на
уровне цен на все овары, включая и столь
специфические, которые предлагало со¬
ветское правительство. За бесценные кар¬
тины, предметы декоративного, приклад¬
ного и ювелирного искусства, выставляв¬
шиеся агентами наркомвнешторга на аук¬
ционах и в частных сделках, предлагалось
гораздо меньше денег, чем можно было бы
получить при более благоприятной рыноч¬
ной конъюнктуре. Например, проданный
в мае 1933 г. Метрополитен-музею в Нью-
Йорке диптих Ван Эйка ”Распятие” и
•Страшный Суд0 принес советскому прави¬
тельству всего лишь 195 тыс. долл. В 1978 г.
он был оценен в 2 млн. долл. Даже с учетом
изменений в стоимости денежной единицы
США очевидна разница в цене. По столь же
низким ценам продавались картины и дру¬
гие предметы искусства на аукционах в
Берлине : и Лейпциге, когда за одно из по¬
лотен Рембрандта предлагалось лишь чуть
более 4,5 тыс. долл. (с. 177).
Но, несмотря на очевидные убытки от
такого рода продаж, сталинское руководст¬
во продолжало санкционировать торговлю
предметами искусства. Продавались не
только картины, но и мебель, посуда, де¬
коративные украшения из дворцов Ленинг¬
рада и его окрестностей, продавались пред¬
меты личного обихода царской семьи, юве¬
лирные изделия, среди которых были уни¬
кальные творения Фаберже, и книги.
Продавалось все, что можно было продать,
за что можно было выручить деньги и что
в глазах правителей новой России симво¬
лизировало старый, свергнутый ими режим.
Вопрос о художественной ценности, под¬
час уникальности продававшихся вещей
просто не стоял. Было бы распродано все,
если бы существовала возможность полу¬
чения от продаж запрашиваемых сумм.
Лишь экономический кризис на Западе ме¬
шал реализации этих варварских планов.
Для осуществления торговых операций
по сбыту шедевров искусства в распоряже¬
нии советского правительства имелась хоро¬
шо организованная и разветвленная система
наркомата внешней торговли в лице много¬
численных торгпредств, уполномоченных и
его агентов, различных акционерных об¬
ществ и внешнеторговых организаций.
Первое место в этом ряду занимали акцио¬
нерное общество "Амторг трейдинг корпо-
рейшн0, или короче 0Амторг0, представ¬
лявшее СССР на американском рынке,
и специализированная экспортно-импорт¬
ная организация 0Международная книга-
Антиквариат0, цель которой видна из самого
названия. Местом заключения сделок, пе¬
редачи 0товара0 и финансовых расчетов
чаще всего становился Берлин. Покупателю,
пожелавшему приобрести художественные
ценности, достаточно было самому или через
посредников войти в контакт с любым пред¬
ставителем наркомвнешторга за границей,
чтобы намечавшаяся сделка получила офи¬
циальное благословение со стороны со¬
ветского государства. Естественно, пере¬
говоры велись втайне, и доставка куплен¬
ного производилась с соблюдением высокой
степени предосторожности.
Так, в случае с Гульбенкяном процесс
передачи купленных им предметов искус¬
ства напоминал секретную операцию раз¬
ведки. Запакованные в Ленинграде в при¬
сутствии агентов нефтепромышленника-
мецената художественные ценности были
переправлены в Берлин. Здесь произошел
обмен их на чек, выписанный на имя совет¬
ского торгпредства во Франции. Затем после
повторной проверки экспертами Гульбен-
кяна шедевры были переправлены в Париж,
где и оказались в руках их нового вла¬
дельца.
С неменьшей тщательностью готовилась
и сделка с Меллоном. Она отличалась лишь
формой оплаты. Полотна, приобретенные
американским министром финансов, также
были доставлены в Берлин. Взамен в одном
из немецких банков был открыт счет, на
который переводились деньги от Меллона
через фирму Нодлера в качестве платы за
•товар0, и они в свою очередь приобретали
форму кредита СССР для покупки промыш¬
ленной продукции в Германии.
Иногда роль посредников при заключе¬
нии сделок между американскими дель¬
цами и советскими властями брали на себя
частные лица, как, например, Хаммеры.
Прослышав о возможности продажи шедев¬
ров Эрмитажа, Арманд и Виктор Хаммеры
сообщили об этом в Нью-Йорк своему брату
Гарри, который быстро нашел покупателя
в лице Джозефа Давина, занимавшегося
скупкой и перепродажей художественных
ценностей по всему свету. При этом Хамме¬
рам было обещано 10 процентов комиссион¬
ных с каждой продажной картины. Тогда
Хаммеры обратились к главе агентства •Ан¬
тиквариат”, некоему Шапиро, который вна¬
чале категорически опроверг слухи о на¬
мерении советского правительства продавать
219

сокровища Эрмитажа, а затем после много¬
значительной паузы добавил, что, "если
ваши (т.е. Хаммеров. — И.Г.) друзья в Аме¬
рике захотят сделать запрос, мы будем обя¬
заны передать его соответствующим лицам,
и пусть будет то, что будет” (с. 157). Однако
в конце концов сделка не состоялась по
причине разногласия в цене, которую запра¬
шивали в СССР, в частности, за картину
Леонардо да Винчи "Мадонна Бенуа”.
Вообще, роли Хаммеров, и особенно
"большого друга Советского Союза" Арман¬
да Хаммера, в распродаже Советами произ¬
ведений искусства Уилльямс отводит целую
главу.
Приехав в Россию в начале 20-х годов,
Арманд Хаммер подписал едва ли не пер¬
вый концессионный договор с правитель¬
ством Ленина. Он успешно сотрудничал с
советской властью и вместе со своим отцом
и братом значительно преуспел в деле нала¬
живания связей между американскими
капиталистами и "красными купцами”.
Предприятия, основанные Хаммером в
России, приносили доход, а сам он совмещал
обязанности предпринимателя с коллек¬
ционированием произведений искусства.
В России 20-х годов для этого имелись весь¬
ма богатые возможности. Уже зимой 1922/
23 г. Арманд и его брат Виктор обнаружили,
что они могут приобрести в Москве старин¬
ные иконы, фарфор XVIII в. и другие пред¬
меты по довольно низким ценам. В резуль¬
тате очень скоро, по признанию самого Ар¬
манда Хаммера, его дом в Москве стал "нас¬
тоящим музеем, заполненным остатками
былой роскоши династии Романовых”
(с. 194).
Но Хаммеры были не из тех, для кого
любовь к искусству выражается лишь в
страсти к коллекционированию. Ко времени
отъезда из России Арманд Хаммер, наиболее
талантливый представитель своего семейст¬
ва, понял, что сверкающие осколки величия
Романовых могут быть с успехом проданы
состоятельным американкам, заинтригован¬
ным блеском европейской аристократии,
но обреченным жить в демократическом об¬
ществе. В поддержке этого предприятия
со стороны советского правительства Хам¬
меры почти не сомневались. Они оказали
так много услуг новым хозяевам России,
в частности, и в организации сделок по про¬
даже шедевров Эрмитажа, что оставалось
ждать только выражения благодарности.
И эта благодарность не замедлила после¬
довать.
По версии самих Хаммеров, правительст¬
во СССР позволило им вывезти за пределы
страны приобретенные произведения искус¬
ства в обмен на передачу Советам прино¬
сившей доход карандашной фабрики. Этот
обмен якобы осуществился в результате
длительных переговоров и Хаммеры должны
были заплатить за вывоз большую пошлину.
Однако Уилльямс отмечает, что в этой
версии есть много неясностей. Во-первых,
Хаммеры были не просто частными предпри¬
нимателями, а активными участниками
контролировавшихся советским государ¬
ством торговых операций с заграницей на
протяжении всех 20-х годов. Во-вторых,
свидетельств того, что Хаммеры коллекцио¬
нировали произведения искусства в России,
нет, кроме, разумеется, свидетельств самих
Хаммеров. В то же время широко известно,
что, вернувшись из России, они начали ак¬
тивную торговлю этими произведениями
в США. И, наконец, как уже отмечалось,
Хаммеры были связаны с кампанией Со¬
ветов по продаже художественных цен¬
ностей за рубеж зимой 1928/29 г. и высту¬
пали при этом как комиссионеры, т.е. по¬
лучали процент от сделок. Все это дает ос¬
нование автору книги подозревать, что и
после того, как они покинули СССР,
Хаммеры оставались своеобразными иност¬
ранными обладателями советской концес¬
сии, лишь поменяв вид товара с каранда¬
шей на "сокровища Романовых” (с. 195).
Иными словами, Уилльямс считает, что
организовавшие в 1932 г. широкую торгов¬
лю в США ценностями, принадлежавшими
семье последнего русского царя, Хаммеры
выступали как торговые агенты советского пра¬
вительства.
Автор отмечает необычайный размах этой
торговли. Осенью 1932 г. Хаммеры побы¬
вали во многих американских городах,
организуя отделы по продаже своего товара
в универсальных магазинах, разворачивая
широкую рекламную кампанию и пред¬
лагая значительные торговые скидки. На¬
чав в универмаге Сент-Луиса, они уже в
конце 1932 г. подписали трехлетний конт¬
ракт с нью-йоркской фирмой "Лорд энд Тэй¬
лор", предусматривавший ' организацию
выставок и продаж произведений искусства
из России. В январе следующего года в США
открылась выставка предметов коллекции
Хаммеров из сокровищ русских императо¬
ров, а еще через год Виктор Хаммер основал
в Нью-Йорке, художественную галерею. В
июне 1935 г. Хаммеровская галерея орга¬
низовала первую выставку под названием
"150 лет русской живописи", на которой
экспонировались 86 полотен русских и со¬
ветских художников.
Торговля Хаммеров произведениями
искусства из России велась вплоть до 1938 г.
220

Впрочем, в Москве и искать было не надо.
В 30-е годы здесь существовала широкая
сеть комиссионных магазинов, в которых
можно было приобрести картины старых
мастеров, предметы домашней обстановки
прошлых веков, фарфор и другой антик¬
вариат. Через эти магазины продавались
иконы, церковные чаши и облачения, се¬
ребряные изделия, драгоценности и карти¬
ны, принадлежавшие до революции сос¬
тоятельным людям.
Дэвисы тут же стали завсегдатаями этих
магазинов. Дочь Джозефа Эмлен посещала
их ежедневно, приобретая старинные иконы.
Сам Дэвис покупал произведения современ¬
ного советского искусства. Миссис Дэвис
совершала свои собственные покупки, "отк¬
рыв" несколько "комиссионок", продавав¬
ших канделябры, украшения и фарфор.
Пополнению складывавшейся коллекции
способствовали и "ознакомительные" поезд¬
ки американского посла по стране. Из каж¬
дой такой поездки он возвращался с новыми
приобретениями. Причем нередко они дос¬
тавались ему бесплатно. Уилльямс приво¬
дит случай, произошедший во время поезд¬
ки Дэвиса в Днепропетровск в феврале
1937 г. Однажды вовремя утренней прогул¬
ки Эмлен, которая поехала с отцом, зашла
в православную церковь, превращенную
большевиками в музей атеизма. Иконы,
находившиеся в церкви, поразили ее. К
ее изумлению, смотритель музея, заметив
ее интерес к иконам, настоял, чтобы она
взяла несколько "штук”, подчеркивая
при этом, что одна икона предназначена им
в качестве подарка для отца Эмлен, аме¬
риканского посла. В тот же день сам Дэвис
зашел в эту церковь и получил в качестве
сувениров еще несколько икон.
К марту 1937 г., т.е. всего через два ме¬
сяца после приезда в СССР, Дэвис обладал
уже значительной коллекцией русского
искусства. Американский посол приобрел
картин и икон на 100 тыс. долл., полу¬
чив при этом от советских властей освобож¬
дение от уплаты пошлины.
Страсть американского посла к коллек¬
ционированию художественных произве¬
дений оказалась для советского правитель¬
ства весьма кстати. В разгар вакханалии
репрессий, политических процессов и
убийств сталинскому руководству важно
было иметь в лице американского посла
человека, умеющего видеть происходившие
вокруг него события в отраженном свете
старинных украшений, дорогой мебели,
древних икон. В этих целях власти постара¬
лись создать для Дэвисов максимально бла¬
гоприятные условия. Им были выделены
Они продавали главным образом изделия
из парчи, серебра, фарфор, иконы, стеклян¬
ную посуду и драгоценности. Многие из
этих вещей находились прежде в личном
пользовании представителей дома Романо¬
вых. Большинство американок было оча¬
ровано сокровищами из России, и дело Хам¬
меров процветало. Их пример был столь
заразителен, что ему вскоре последовал и
друг Хаммеров Александр Шаффер, открыв¬
ший свою фирму по продаже антиквариата
"А ля вьей рюсси".
Грандиозные распродажи Советами произ¬
ведений искусства прекратились в 1933 г.
Отказ от политики "форсированного экспор¬
та* и потеря Берлина как главного перева¬
лочного пункта на пути движения сокро¬
вищ на Запад в результате прихода к власти
Гитлера сыграли главную роль. Однако
это вовсе не означало, что распродажа
шедевров прекратилась вообще — она при¬
няла другие формы. Главным продавцом
по-прежнему оставалось государство, ко¬
торое теперь санкционировало утечку куль¬
турного достояния страны через десятки
антикварных и комиссионных магазинов,
поощряло подарки иностранным гостям в
виде каких-либо раритетов, предоставляло
разрешения на их вывоз за границу. При
этом торговля художественными ценнос¬
тями преследовала все больше политичес¬
кие цели, в первую очередь приобретение
друзей советского строя. В 1937 г. приятные
для себя стороны такой политики обнаружил
только что приехавший в Москву новый
американский посол Джозеф Дэвис.
До назначения послом Дэвис был доволь¬
но преуспевающим адвокатом, чьими ус¬
лугами пользовались такие гиганты промыш¬
ленности, как, например, "Форд мотор ком-
пани", иностранные правительства и все¬
властные диктаторы. Благодаря столь солид¬
ной клиентуре, Дэвис смог стать обладателем
значительного капитала. Его финансовое
положение укрепила женитьба на наслед¬
нице главы компании "Дженерал фудс”
Марджори Мерриуэзер Пост, чье состояние
оценивалось в 50 млн. долл.
Обладая свободными денежными сред¬
ствами, Дэвис мог себе позволить иметь
хобби, которое заключалось в коллекциони¬
ровании предметов искусства. Для Мард¬
жори же приобретение произведений искус¬
ства и вообще красивых вещей было страс¬
тью.
Приехав в Москву в январе 1937 г. Дэ¬
висы очень скоро обнаружили, что СССР
представляет для них настоящее "поле
чудес", на котором стоит только поискать и
можно обнаружить подлинные сокровища.
221

эксперты, которые помогали послу и его
жене отбирать вещи для коллекции. С по¬
мощью этих специалистов в октябре 1937 г.
Дэвис приобрел 23 иконы, изъятые из
Третьяковской галереи, Чудова и Киево-
Печерского монастырей. Кроме картин и
икон в коллекции Дэвиса были серебряные
и золотые чаши, кофейные и чайные серви¬
зы, фарфоровые изделия и непременные
"безделушки” фирмы Фаберже (с. 253).
Задабривая посла, власти не забывали
и его жену. На свой день рождения 15 марта
1938 г. Марджори получила необыкновен¬
ные подарки в виде чайного сервиза, из¬
готовленного на фабрике фарфора Фрэн¬
сиса Гарднера, часы от Фаберже, украшен¬
ные золотом и розовой эмалью, топазовые
шкатулки, также творения Фаберже, инкрус¬
тированные золотом и бриллиантами, зо¬
лотой флакон для духов XVIII в. и еще
столько других вещей, что перечисление
их заняло бы слишком много места (с. 255).
Когда же Дэвису пришло время покидать
свой пост в Москве, проблемы с вывозом
его богатейшей коллекции не было. Несмот¬
ря на принятый советским правительством
запрет на вывоз произведений искусства,
для Дэвиса и других иностранных послов
было сделано исключение.
Очевидно, пишет Уилльямс, что в слу¬
чае с американским послом Советы пресле¬
довали исключительно политические цели.
За произведения искусства, приобретавшие¬
ся им в СССР, Дэвис платил не в долларах,
а в специальных рублях, которые были
дороже обычных рублей в соответствии с
парадоксальным "официальным курсом
черного рынка" в 50 раз. Этими рублями
иностранные дипломаты в Москве оплачи¬
вали все предоставленные им услуги. Но
огромные покупки Дэвисов способствавали
повышению курса этого рубля по отноше¬
нию к доллару с 45 рублей до 7 рублей за
доллар. Это настолько удорожило жизнь
дипломатов, что они постарались убедить
Дэвиса воздержаться от новых покупок,
в результате чего курс рубля упал до 25 руб¬
лей за доллар, но этот рубль так и не смог
обрести прежнюю покупательскую способ¬
ность (с. 253).
Беспрецедентная распродажа советским
государством произведений искусства, цен¬
нейших шедевров мировой культуры была
фактически прекращена после 1938 г. А про¬
должалась она в течение целого десятиле¬
тия, если не принимать в расчет отдельные
случаи появления русских ювелирных из¬
делий на мировых рынках в начале и сере¬
дине 20-х годов и после 1938 г. За эти 10 лет
народ лишился огромного количества уни¬
кальных творений мировой культуры, по
праву составлявших его национальное дос¬
тояние.* Уилльямс на страницах книги раз¬
мышляет о причинах и сущности такой
политики сталинского руководства. С точки
зрения продавца, пишет он, обмен русского
искусства на американские деньги был необ¬
ходимостью. Русским нужны были американ¬
ские автомобили, тракторы, оборудова¬
ние в гораздо большей степени, чем аме¬
риканцам нужны были русские меха, кожи
и щетина. В нормальных обстоятельствах
русское искусство было бы просто допол¬
нением к советско-американской торговле,
второстепенным товаром и полезным сред¬
ством общественных отношений. Но новые
революционные ценности и нужды индуст¬
риализации сделали сокровища европейских
мастеров из экспроприированных русских
коллекций выгодным товаром, способным
смягчить дефицит в торговле с Америкой
(с. 40-41).
На первый взгляд, проводя, по определе¬
нию Уилльямса, "безрассудную и уникаль¬
ную" политику, сталинское руководство
преследовало цели, отвечавшие интересам
страны. Но вряд ли эти сиюминутные \ ин¬
тересы могли послужить оправданием для
правительства,, ценившего тракторы выше
Тициана, а автомобили — выше Фаберже.
Автор отмечает одну характерную особен¬
ность в торговле большевиков художест¬
венными произведениями, а именно то, что
на продажу предлагались преимуществен¬
но произведения западного искусства. В
то время как Эрмитаж подвергался беспо¬
щадному ограблению чиновниками нар-
комвнешторга, Третьяковская галерея,
главное хранилище полотен русских жи¬
вописцев и икон, оставалась практически
нетронутой. Единственно, что продавалось
из собрания отечественного искусства, так это
предметы культового характера — иконы,
церковные облачения, утварь. Кроме того,
сбывались вещи, принадлежавшие свергну¬
той царской семье, хотя и они были в основ¬
ном творениями русских мастеров, напри¬
мер, бесценная коллекция пасхальных яиц,
изготовленных умельцами ювелирной фир¬
мы Фаберже. Уилльямс считает, что в основе
такого подхода к распродаже произведений
искусства лежали исключительно идеоло¬
гические мотивы. Все западное, а также
олицетворявшее собой свергнутый строй
противоречило большевистским идеалам
и понятиям красоты. Поэтому избавление
от этой "чуждой" культуры, по мнению
хозяев Советской России, ничего кроме
пользы принести не могло.
Искренним сожалением исполнены зак¬
222

лючительные слова автора: "Революции
беспощадны к искусству, и русская револю¬
ция не является исключением. Сокровища
старого режима стали осколками революции,
товаром небольшой ценности в мире, жаж¬
дущем тракторов, комбайнов и промыш¬
ленного оборудования... Революционное
правительство распродало свое дореволю¬
ционное наследие. И русское искусство ма¬
гически превратилось в американские день¬
ги" (с. 268).
Книгу Р. Уилльямса "Русское искусство
и американские деньги" читать горько и
больно. Горько и больно за отечественную
культуру, ограбленную людьми, для кото¬
рых высшие человеческие ценности оказа¬
лись лишь средством достижения недолго¬
вечных материальных выгод. Горько и боль¬
но за народ, лишенный волею своих руко¬
водителей многих уникальных памятников
прошлого.
223

Рецензии
СТАНОВЛЕНИЕ АМЕРИКАНСКОГО ГОСУДАРСТВА. СПб.: изд-во "Наука”, 1992, 318 с.
Книга написана коллективом историков
под руководством известного американиста
академика А.А. Фурсенко1. В ней продол¬
жаются и углубляются немалые традиции
изучения ранней истории США, которые сло¬
жились в отечественной американистике.
Работы академика Н.Н. Болховитинова,
А.А. Мишина, В.О. Печатнова, В.В. Согрина,
М.О. Трояновской, Э.М. Черниловского,
Б.А. Ширяева, Б.М. Шпотова и других созда¬
ли солидный базис, позволяющий вести ин¬
тенсивный анализ многомерного процесса
становления американского государства.
Изучение этой фундаментальной пробле¬
мы важно во многих отношениях. США ста¬
ли первым государством, основанным на
чисто буржуазных принципах. Их конститу¬
ция аккумулировала наиболее передовые
для того времени принципы государствен¬
ного устройства, на долгие годы стала эта¬
лоном демократии и одновременно создала
оптимальные условия для развития частно¬
собственнических отношений. Все это сыгра¬
ло немаловажную роль в том стремитель¬
ном прогрессе, который характеризовал раз¬
витие американского общества в XIX в.,
когда за 100 лет — срок крайне небол* шой по
меркам мировой истории — молодая респуб¬
лика сумела выйти с периферии мирового
сообщества на его передовые рубежи, а еще
спустя полвека превратилась в бесспорного
лидера западной цивилизации. Определение
вклада государственных структур в этот
процесс имеет большое научное и практи¬
ческое значение. Не менее важно понять,
1 Авторский коллектив: С.А. Исаев и
А.А. Фурсенко (глава. 1. От Конфедерации к
Союзу); В.Н. Плешков (глава 2. Законода¬
тельная власть — конгресс США); В.Н. Плеш¬
ков', В.А. Ушаков, В.В. Носков (глава 3.
Организация федеральной исполнительной
власти); В.А. Ушаков (глава < Верховный
суд и федеральная судебная система США);
С.А. Исаев (глава 5. Конституции штатов).
Ответственный редактор академик А.А. Фур¬
сенко.
какие особенности государственного меха¬
низма позволили ему на протяжении вот
уже 200 лет поддерживать высокую стабиль¬
ность общества, сглаживать социальные
конфликты, столь характерные для западно¬
европейских стран в XIX — первой половине
XX в.
Нет нужды отмечать, что американское
общество конца XVIII в. практически по
всем параметрам радикально отличается от
своего аналога конца XX в. Лишь формали¬
зованные государственные структуры чисто
внешне сохранили свой традиционный вид,
хотя их функции, внутреннее строение,
характер связей отдельных элементов суще¬
ственно трансформировались. И опять-таки
кроме одного раза процесс адаптации госу¬
дарственных институтов осуществлялся от¬
носительно плавным, реформистским путем.
По всей видимости, многие корни этих черт
американского государства следует искать
как раз в том периоде американской исто¬
рии, который стал объектом исследования
авторов книги.
Многие сегодня полагают — и не без осно¬
ваний, - что принципы разделения вла¬
стей — оптимальный и универсальный вари¬
ант организации государства. Возможно, это
и так, но все же до полной ясности в этом
принципиальном вопросе еще далеко: нуж¬
ны конкретно-исторические исследования
различных национальных моделей государ¬
ственных структур, базирующихся на этом
принципе.
Рецензируемая работа дает богатую пищу
для размышлений над всеми этими вопро¬
сами. Члены авторского коллектива не впер¬
вые обращаются к изучению сюжетов, свя¬
занных с ранней американской историей, в
частности, касающихся различных аспектов
процесса государственного строительства.
У каждого из них есть немало интересных
публикаций на эту тему, и данная книга как
бы венчает их многолетний труд в этой
области.
Ценность любого исторического исследо¬
вания в значительной степени предопределя¬
224

ется его источниковой базой — чем она ши¬
ре, разнообразнее и фундаментальнее, тем
больше шансов у авторов получить весомые
и масштабные выводы. И здесь нельзя не
высказать удовлетворения, которое испыты¬
ваешь от знакомства с той хорошо фунди¬
рованной источниковой базой, на которую
опираются авторы. Многочисленные факты,
детали, которые содержатся в ней, позволи¬
ли вдохнуть в сухую схему процесса госу¬
дарственного строительства реальную жизнь
с ее коллизиями, борьбой, противоречиями,
нелогичностью поведения тех или иных исто¬
рических личностей. В этом, как нам пред¬
ставляется, заключается определенное пре¬
имущество конкретно-исторического подхо¬
да над абстрактно-политологическим, у
которого, конечно, также есть свои сильные
стороны.
Из большого и разнообразного круга
вопросов, связанных с государственным
строительством, авторы выбрали стержне¬
вые: выработку и принятие конституции,
формирование на ее основе трех ветвей
власти — законодательной, исполнительной,
судебной — и, наконец, политическое
устройство штатов, т.е. становление меха¬
низма федераций. Это позволило наглядно
продемонстрировать, что монтаж каркаса,
подчеркиваем, именно каркаса, новой госу¬
дарственной власти оказался делом слож¬
ным и не быстрым. Даже в тех весьма благо¬
приятных условиях, в которых существова¬
ла тогда заокеанская республика, утвержде¬
ние эффективного механизма власти растя¬
нулось на длительный период и проходило
далеко не просто. Уроки ранней американ¬
ской истории показывают, что к вопросам
государственного строительства, модерни¬
зации политических институтов необходимо
подходить крайне осторожно. Весь материал
книги доказывает, что формирование дей¬
ственных органов власти требует тщатель¬
ного учета национальной специфики, реалий
социальной структуры, соотношения полити¬
ческих сил. Без этого ни одна, даже самая
идеальная, теоретическая модель не будет
работать с должной отдачей. Достоинством
исследования является то, что авторы
наглядно показали, каким образом "отцы-
основатели” США сумели перевести свои
теоретические выкладки в плоскость кон¬
кретных акций, как вырабатывались ком¬
промиссные варианты решения спорных
проблем, как постепенно увеличивал свою
эффективность механизм "сдержек и
противовесов”, на котором базируется все
американское государство.
Любая серьезная работа должна застав¬
лять читателя размышлять, открывать но¬
вые исследовательские горизонты. Знаком¬
ство с трудом ленинградских историков по¬
буждает задуматься над рядом фундамен¬
тальных проблем, связанных с изучением
закономерностей функционирования госу¬
дарственного механизма США. Авторы
постоянно подчеркивают значимость прин¬
ципа разделения властей для государствен¬
ного устройства США. Но ведь этот принцип
означает не только разделение функций раз¬
личных ветвей власти, но и их активное
взаимодействие по линии "сотрудничество -
соперничество". Три ветви власти — законо¬
дательная, исполнительная и судебная —
формируют единый комплекс, действующий
по своим законам. К сожалению, в работах
наших историков и правоведов процесс
взаимодействия составных компонентов
государства, как правило, отходит на вто¬
рой план, отступает перед анализом отдель¬
ных, изолированных друг от друга институ¬
тов. При дальнейшей разработке проблемати¬
ки, посвященной изучению процесса станов¬
ления американского государства, авторам
стоит подумать над тем, как преодолеть эту
разобщенность в подаче материала и создать
сводную картину функционирования госу¬
дарственного комплекса.
Требуют уточнения хронологические рам¬
ки процесса становления американского
государства и его базовых характеристик.
Это не второстепенный вопрос. Четкость в
его освещении обеспечивает решение ряда
важных проблем, таких, как: периодизация
истории США, оценка степени эффективности
государственных структур, соотношение пре¬
емственности, изменчивости и постоянства в
функционировании политической системы.
Хотелось бы обратить внимание на еще одно
обстоятельство. Как известно, государство
является интегральной частью политической
системы общества, ее ядром. В общетеоре¬
тическом плане соотношение этих понятий
неплохо оценено как нашими, так и зару¬
бежными учеными. Что же касается роли и
места государства в становлении полити¬
ческой системы США, то этот вопрос остает¬
ся во многом открытым.
И, наконец, еще три более мелких поже¬
лания. В работе нет заключения. Она об¬
рывается как бы на полуслове, и это вызы¬
вает вполне понятное недоумение — хоте¬
лось бы видеть обобщенные выводы автор¬
ского коллектива. Недоумение вызывает и
сравнительно ограниченный контакт с совет¬
скими американистами, работавшими в
области ранней американской истории и
истории политических институтов США. В
этом плане выгодно отличается глава IV.
Как специалисту, долгое время занимавше¬
8. Новая и новейшая история, № 1
225

муся историей двухпартийной системы, мне,
естественно, было бы интересно познако¬
миться более детально со взглядами авторов
на роль первых политических партий США в
процессе становления государственных
структур.
Очевидно, однако, что в рамках одной
работы немыслимо в равной мере основа¬
тельно раскрыть все аспекты столь много¬
плановой проблемы, как становление аме¬
риканского государства. Авторы монографии
в целом сумели реализовать свои замыслы и
обогатили отечественную американистику
новым серьезным исследованием.
А.С. Маныкин,
доктор исторических наук,
главный научный сотрудник
исторического факультета
МГУ
К.Б. Виноградов. МИРОВАЯ ПОЛИТИКА
Л.: изд-во ЛГУ, 1991, 167 с.
Новая книга д.и.н., проф. Санкт-Петер¬
бургского университета К.Б. Виноградова -
это своеобразный отклик на обострившийся
в наше время интерес к переломным перио¬
дам истории, к которым относятся и 60—
80-е годы XIX в. Небольшая по объему, она
тем не менее базируется на весьма солидной
Источниковой базе: документах Архива
внешней политики Российской империи,
Государственного архива Российской Феде¬
рации, Архива министерства иностранных
дел Сербии в Белграде, Государственного
архива в Будапеште, публикациях диплома¬
тических документов разных стран, мемуар¬
ных источниках, прессе. Это определяет
аргументированность выводов автора,
новизну ряда его положений. Высокий науч¬
ный уровень книги достигнут за счет широ¬
кой эрудиции автора в области истории
международных отношений второй полови¬
ны XIX - начала XX в.
К.Б. Виноградов не замыкается на чисто
дипломатических перипетиях, а стремится
вскрыть подспудные мотивы поведения
лидеров держав, обозначает острые углы
возникавших тогда внешнеполитических
комбинаций.
Основу структуры книги составляют
тематические очерки, позволяющие скон¬
центрировать внимание на самых важных
исторических явлениях эпохи, в которых с
наибольшей яркостью находят свое выраже¬
ние тенденции общественного развития.
Темы очерков отобраны очень продуманно,
однако можно пожалеть, что вне авторского
внимания остался болгарский кризис 1885—
1887 гг., во многом способствовавший уточ¬
нению позиций держав и предрешивший
судьбу Союза трех императоров.
Чтобы избежать отрывочности изложения,
неизбежно присущей очерковому жанру,
автор предварил и заключил работу главами
60—80*х годов XIX ВБКА: события и люди,
обобщающего характера: вводной — "Время
больших перемен” и заключительной —
"Конец эпохи”, где ему удалось отобразить
основные процессы, протекавшие в мировой
политике в 60—80-х годах XIX в.
Приведенные в книге факты убеждают,
что становление и развитие капитализма
сопровождалось тяжелыми испытаниями для
народов, болезненной ломкой старого со¬
циального уклада. В мировой политике это
проявилось в нарастании экспансионистской
активности капитала, втягивании в сферу
колониальной эксплуатации все большего
числа народов Азии и Африки, обострении
международных противоречий в борьбе за
колонии, учащении войн, ставших чуть ли
не главным средством решения внешнеполи¬
тических задач. Именно в это время, подчер¬
кивает автор, на карте мира стали возникать
многие из очагов напряженности, впослед¬
ствии сыгравшие роковую роль в возникно¬
вении первой мировой войны. Они были
основой для сделанного Ф. Энгельсом уже в
80-х годах прогноза о неизбежности такой
войны, масштабах конфликта и роли Герма¬
нии в его возникновении1. Характеристику
изучаемого периода автор подкрепляет
ярким событийным материалом.
Первый из очерков освещает историю
сооружения Суэцкого канала. Этой темой
советские историки специально не занима¬
лись, хотя за рубежом ей посвящена обшир¬
ная историография. К.Б. Виноградов знако¬
мит читателя с остросюжетными деталями
борьбы Ф. Лессепса, инициатора плана строи¬
тельства канала, за его осуществление. Лес-
сепсу пришлось столкнуться с сомнениями
правящих кругов Франции, подозритель-
*См. Маркс К, и Энгельс Ф. Соч., т. 22,
с. 11-52.
226

ностью Порты, упорным противодействием
со стороны Лондона. Поразительную не¬
дальновидность проявляли британские
лидеры, упорствовавшие в убеждении, что
все выгоды от строительства придутся на
долю Франции, стоявшей за спиной "Компа¬
нии Суэцкого канала”. Лишь молодой
У. Гладстон, выступая в парламенте, вы¬
разил уверенность, что в любом случае
канал подпадет под контроль Англии —
тогдашней первой морской державы мира,
контролировавшей к тому же Красное море
и выход из него в Индийский океан. Автор
отдает должное изворотливости Лессепса.
В книге читатель найдет интересные подроб¬
ности о манипуляциях этого "неугомонного
француза”, не брезгавшего никакими сред¬
ствами, вплоть до обмана и подлога, для
достижения своих целей, не забывавшего
одновременно о пополнении своего кармана
за счет компании. Постройка канала еще тес¬
нее связала Запад со слаборазвитыми стра¬
нами Азии и Африки, вела к их колони¬
зации.
Темой следующего очерка автор избрал
бисмарковскую политику объединения Гер¬
мании, коренным образом изменившую ба¬
ланс сил в Европе. Много внимания в рабо¬
те уделено отношениям Пруссии с Францией.
Показывается, что недооценка в Париже
угроз, связанных с возможной австро-прус¬
ской войной, способствовала решимости
О. Бисмарка ускорить приближение войны.
Обстоятельно обрисованы колебания Бис¬
марка в канун франко-прусской войны,
вызванные ситуацией в южногерманских
государствах, сомнения в возможности
нейтрализовать остальную Европу, его поли¬
тические и пропагандистские маневры,
призванные закумуфлировать воинственные
намерения Берлина. Здесь хотелось бы до¬
бавить, что в то же время сила антипрусских
тенденций на юге Германии убедила
Бисмарка в невозможности завершить
объединение страны мирным путем.
Прослеживая дальнейшее развитие
конфликтных ситуаций в Европе, автор оста¬
навливается на военной тревоге 1875 г.,
вызванной кризисом франко-гермянских от¬
ношений, и связывает ее исход с переломом
во внешнеполитической стратегии Бисмар¬
ка, осознавшего необходимость перейти к
заключению прочных внешнеполитических
союзов. Это убеждение укрепляло разочаро¬
вание германского канцлера в Союзе трех
императоров вызывало беспокойство по
поводу австро-русского сближения. Автор
считает эти опасения реальными, аргументи¬
рованно поддерживая мнение современных
американских историков Ф. Бриджа и
Р. Баллинга о том, что министры иностран¬
ных дел России и Австро-Венгрии князь
А.М. Горчаков и граф Д. Андраши вклады¬
вали в свое сближение в рамках Союза трех
императоров в значительной степени анти-
прусский смысл: ими руководило желание
избавиться от чрезмерной зависимости от
Берлина, парализовать его стремление играть
ведущую роль в европейских делах.
Интересные наблюдения содержит раздел
книги о Берлинском конгрессе 1878 г. Очень
выразительно характеризуется роль англий¬
ской дипломатии, нарушившей свое пред¬
варительное соглашение с Россией о програм¬
ме пересмотра Сан-Стефанских условий, в
нагнетании страстей в ходе работы конгрес;
са. Хорошо очерчены зигзаги бисмарковской
тактики "беспристрастного примирителя”.
Взвешенно дана в книге оценка итогов
конгресса. Опровергается мнение некоторых
историков, что европейское вмешательство
внесло некоторые полезные коррективы в
ближневосточную ситуацию. Анализ позиции
англо-австрийской дипломатии на конгрессе
и Берлинского трактата приводит К.Б. Вино¬
градова к выводу, что "за зеленым столом
конгресса создавалась "берлинская система",
нацеленная прежде всего на более эффектив¬
ную эксплуатацию Турции и прилегающих к
ней стран". Больше всего выиграла от евро¬
пейского вмешательства Англия. Крупные,
на первый взгляд, выгоды, извлеченные в
Берлине Австро-Венгрией, автор подвергает
серьезному сомнению. России, вынужденной
отступить, удалось все же отстоять наиболее
важные положения Сан-Стефанского дого¬
вора.
Книга К.Б. Виноградова — удачный при¬
мер сочетания глубокой научности с увле¬
кательностью изложения. Внешняя политика
держав анализируется в тесной увязке с
происходившими в них и в мире полити¬
ческими и экономическими переменами, и в
то же время большое значение придается
субъективному фактору — взглядам и спо¬
собностям людей, делавших эту политику.
Содержание книги оправдывает ее подзаго¬
ловок "События и люди”. Перед читателем
проходит галерея портретов крупных поли¬
тических деятелей Европы, в частности,
практически обойденных в нашей литерату¬
ре, например, Р. Дельбрюка, которому Бис¬
марк поручил ведение экономической и
внутренней политики в 70-х годах, или
А. Фалька, игравшего крупную роль в годы
культуркампфа. По-новому предстает
хорошо знакомая фигура Бисмарка: "желез¬
ный канцлер” приобрел под пером автора
черты живого человека, не раз терявшегося
в сложных положениях, терзавшегося
8‘
227

сомнениями, измотанного психологиче¬
ским грузом личных переживаний, болез¬
нями. Выразительны характеристики
Г. Солсбери, П. Шувалова, Н. Гирса и ряда
других политических деятелей того вре¬
мени. Представляется, правда, что несколь¬
ко расплывчаты политическое лицо и зна¬
чимость Б. Дизраели при описании его лич¬
ных качеств. Вряд ли можно видеть
Д. Андраши лишь ветреного аристократа. Ок
был способен к глубоким внешнеполитиче¬
ским прогнозам, о чем свидетельствует,
например, его оценка перспектив развития
австро-прусских отношений в письме к
Б. Коллаш от 24 октября 1870 г., впервые
включенном в научный оборот венгерским
историком Диосеги. Удачно подобрана авто¬
ром серия иллюстраций.
Книга К.Б. Виноградова обогащает наши
представления о предмете исследования,
способствует популяризации исторических
знаний.
Л.М.Шнеерсон,
доктор исторических наук, профессор
Белорусского государственного уни¬
верситета
Н. Rousso. LE SYNDROME DE VICHY. De 1944 a nos jours. Paris, Editions de Seuil, 1990;
415 p.
А. Руссо. СИНДРОМ ВИШИ. С 1944 г. до наших дней. Париж, 1990, 415 с.
В последнее время во французской, да и
во всей мировой исторической науке быстро
развивается новое направление — изучение
так называемой "исторической памяти", т.е.
представлений людей о своем прошлом. Эти
представления, часто далекие от действи¬
тельности и превратившиеся в миф, оказы¬
вают большое влияние на жизнь любого
общества, лежат в основе исторических тра¬
диций, во многом определяют духовный
мир человека и его поведение. Особенно
важны представления о наиболее крупных,
"основополагающих”, исторических собы¬
тиях, к которым принадлежат, например,
революции и войны.
В книге французского историка А. Рус¬
со, сотрудника Института современной исто¬
рии и Института политических наук в Пари¬
же, рассматривается эволюция представле¬
ний французов об истории Франции в годы
второй мировой войны. В центре внимания
автора — "синдром Виши", т.е. восприятие и
оценки правительства Виши, которое
пришло к власти после поражения Франции
в 1940 г., сотрудничало с немецко-фашист¬
скими оккупантами и боролось против дви¬
жения Сопротивления вплоть до освобожде¬
ния страны в 1944 г. Значительное место уде¬
лено и другим вопросам, неразрывно свя¬
занным с "синдромом Виши": представлени¬
ям о движении Сопротивления, о пресле¬
дованиях евреев оккупантами и вишиста-
ми, об освобождении Франции, о чистке
администрации от лиц, сотрудничавших с
оккупантами.
Первая часть книги называется "Эволю¬
ция”. В ней автор показывает, как менялись
представления о правительстве Виши, дви¬
жении Сопротивления и других аспектах
истории Франции времен второй мировой
войны. Во второй части, озаглавленной
"Передача”, анализируются различные пути
и способы ("векторы”) передачи этих пред¬
ставлений от одного поколения к другому.
Собрав и систематизировав в особой таб¬
лице (с. 252) самые различные проявления
"синдрома Виши” - упоминания о Виши и
Сопротивлении в прессе, парламенте, кино,
учебной и научной литературе, на судебных
процессах, — Руссо пришел к выводу, что
"память о Виши передается посредством
конкурирующих друг с другом мифов”
(с. 340). Он выделил четыре главных этапа
эволюции представлений французов о собы¬
тиях военного времени.
На первом — с 1944 по 1954 г. — формиро¬
вались и сталкивались между собой прямо
противоположные оценки правительства
Виши и движения Сопротивления. Участни¬
ки Сопротивления считали вишистов измен¬
никами, помогавшими оккупантам. После
освобождения Франции временное прави¬
тельство, возглавленное генералом де Гол¬
лем, отдало под суд всех министров прави¬
тельства Виши и провело чистку администра¬
ции от вишистов. В 1944—1945 гг. около
40 тыс. человек, уличенных в сотрудниче¬
стве с оккупантами, подверглись тюремному
заключению, более 7 тыс. были приговорены
к смертной казни. Кроме того, не менее
10 тыс. человек, сотрудничавших с оккупан¬
тами, были казнены местными властями или
228

участниками Сопротивления (:. 16). Верхов¬
ный Суд Франции приговорил руководите¬
лей правительства Виши — Ф. Петэна и
П. Лаваля к смертной казни за измену. Лава¬
ля расстреляли, а престарелому маршалу
Петэну де Голль заменил смертную казнь
пожизненным заключением.
Уцелевшие вишисты попытались реабили¬
тировать правительство Виши и маршала
Петэна. Вопреки фактам, они уверяли, что
правительство Виши противодействовало
оккупантам, а проводившаяся им политика
сотрудничества с оккупационными властями
была вынужденным актом, имевшим целью
спасти Францию от еще более тяжкой участи.
Вишисты и их сторонники утверждали, что
и Петэн, и де Голль служили Франции:
де Голль был ее мечом, а Петэн - щитом.
Особенно активно пропагандировала этот миф
основанная в 1951 г. и действующая доныне
"Ассоциация защиты памяти маршала Петэ¬
на”. Хотя аргументы вишистов не выдержи¬
вают научной критики, вишистский миф
широко воспроизводился в правой печати и
проникал в работы историков.
С 1954 по 1971 г. воспоминания о Виши
потеряли свою остроту. Возвращение к
власти генерала де Голля и создание в
1958 г. Пятой республики способствовали, по
замечанию автора, "установлению господ¬
ствующего мифа о Сопротивлении”, главной
чертой которого являлось "отождествление
этого "Сопротивления” со всей совокуп¬
ностью нации, характерное для голлистского
представления о Сопротивлении” (с. 19).
С точки зрения "мифа о Сопротивлении”
история Виши, включая все ее негативные
аспекты, представлялась чем-то второстепен¬
ным и малозначительным в жизни нации.
Третий этап датируется 1971—1974 гг. Он
наступил в результате массовых выступле¬
ний студентов и рабочих в мае — июне
1968 г., последовавшей за ними отставки
президента де Голля и его кончины в 1970 г.
По словам Руссо, на этом этапе "мифы раз¬
летелись вдребезги” (с. 19). Обнаружилось,
что историческая реальность была гораздо
сложнее, чем прежние, во многом мифиче¬
ские представления о ней: большинство
французов первоначально поддерживало
Петэна и не участвовало в движении Сопро¬
тивления; не все участники Сопротивления
были героями и не все вишисты — преда¬
телями.
Восприятие массовым сознанием этих
давно известных историкам фактов Руссо
связывает прежде всего с влиянием кино,
особенно с вышедшим в 1971 г. докумен¬
тальным фильмом "Печаль и жалость”. По¬
становщики этого "еретического фильма”,
имевшего огромный успех, задались целью
показать повседневную жизнь небольшого
французского городка в годы оккупации.
Предоставив слово для выступления перед
кинокамерой и участникам Сопротивления,
и вишистам, и людям, далеким от полити¬
ки, они стремились прежде всего выявить их
человеческие качества, отказываясь от
противопоставления "героев” и "измен¬
ников”.
Приблизительно с 1974 г. начался четвер¬
тый этап, продолжающийся до наших дней.
Его отличительная черта - "одержимость”
общества воспоминаниями о военном време¬
ни, вызванная рядом причин, среди которых
Руссо называет экономический кризис нача¬
ла 70-х годов, рост национального самосозна¬
ния евреев и противостоящего ему анти¬
семитизма, обострение внутриполитической
борьбы, доходящее, по мнению автора, до
состояния "устной гражданской войны”
(с. 155). Главными проявлениями - и в то
же время факторами усиления этой "одер¬
жимости” - Руссо считает серию громких
судебных процессов против вишистов и
немецких военных преступников, прохо¬
дивших в конце 70 — начале 80-х годов,
демонстрацию во Франции фильма "Холо-
кауст” (об уничтожении евреев германски¬
ми фашистами), а также постоянную поле¬
мику в средствах массовой информации и в
парламенте.
Во второй части работы автор рассматри-
вет вопрос о "векторах памяти" или "век¬
торах передачи” исторических представле¬
ний. К ним он относит юбилеи, памятники,
судебные процессы, деятельность различных
обществ и организаций, кино, телевидение,
научную литературу и учебники.
Наиболее подробно Руссо исследовал три
"вектора переноса”: юбилейные даты, кино и
историческую литературу, включая учебни¬
ки. Каждому из них посвящена отдельная
глава. К сожалению, другие "векторы пере¬
носа” остались менее изученными или даже
совсем не изученными. Так, в книге лишь
кратко упоминается о роли телевидения и
совсем ничего не говорится о роли семьи,
хотя из материалов социологических опро¬
сов вытекает, что 80% французов считают их
главными факторами формирования "исто¬
рической памяти” (с. 329).
Подводя итоги исследования, Руссо дока¬
зывает, что современные французы одержи¬
мы своеобразным "неврозом” относитель¬
но своего военного прошлого. Воспомина¬
ния о Виши и Сопротивлении до сих пор
сохраняют жгучую актуальность, "проявля¬
ясь в невероятно живом присутствии, до¬
ходящем иногда до одержимости” (с. 9).
229

Этот факт автор объясняет тремя главными
причинами: глубоким расколом нации в
результате "гражданской войны”, которая,
по его мнению, велась между вишистами и
участниками Сопротивления; наличием
влиятельных правых сил, связанных с Виши
и опирающихся на католическую традицию;
сохранением в послевоенной Франции при¬
сущего Виши антисемитизма. Рассматривая
историю Виши как "архетип франко-фран¬
цузских войн” (с. 335), а последующую
историю Франции как "холодную франко¬
французскую войну” (с. 42), Руссо включает
их в общую перспективу "франко-француз¬
ских войн”, вызывавших "глубокие кризи¬
сы французского единства и идентичности”
(с. 12) — от Великой французской революции
через Парижскую коммуну и дело Дрейфуса
до колониальной войны в Алжире в 1954—
1962 гг.
Эти соображения представляют интерес,
однако мнение автора о том, что борьба
Сопротивления против Виши была "граждан¬
ской войной", а классовая и политическая
борьба в послевоенной Франции — очередной
"франко-французской войной”, хотя бы и
"холодной”, вызывает возражения. Боевые
действия участников Сопротивления вряд
ли можно считать гражданской войной в
прямом смысле слова: они были направлены
прежде всего протиь иностранных оккупан¬
тов и не привели к военным столкновениям
общенационального масштаба между фран¬
цузами. Еще меньше оснований утверждать,
что "вторая мировая война не закончилась”
(с. 21) и во Франции продолжается "франко¬
французская война”.
Эти замечания не меняют общего по¬
ложительного впечатления от книги Руссо.
Она представляет собой серьезное исследова¬
ние "исторической памяти" современных
французов и будет полезна для всех, кто
интересуется Францией военного и после¬
военного времени, а также общими пробле¬
мами менталитет и коллективной психо¬
логии.
В.П. Смирнов,
доктор исторических наук,
главный научный сотрудник
исторического факультета МГУ
GERMANIA ILLUSTRATS, ESSAYS ON EARLY MODERN GERMANY. Presented to Gerald
Strauss. Ed. by A. Fix and S. Carant-Nunn. Kirksville, 1992, 274 p.
ОБРАЗОВАНИЕ ГЕРМАНИИ. Очерки по ранней новой истории Германии в честь Д. Страусса.
Под редакцией Э. Фикса и С. Кэрант-Нанн. Кирксвил, 1992, 274 с.
Книга посвящена крупному американ¬
скому ученому, автору многих трудов по
истории Германии эпохи Реформации,
профессору университета в Блумингтоне,
США (штат Индиана) Д. Страуссу1. В ее под¬
готовке приняли участие многие известные
специалисты по истории Германии XVI-
XVIII вв. из США и ФРГ: X. Оберман,
Г. Хиллербрандт, X. Шиллинг, Т. Брэди и др.
От самого Страусса, очевидно, не любящего
пышные чествования, факт подготовки
1 Strauss G. Sixteenth-Century Germany. Its
Topography and Topographers. Madison, 1959;
idem. Historian in an Age of Crisis: The Life
and Work of Johannes Aventinus. Cambridge
(Mass.), 1963; idem. Nuremberg in the Sixteenth
Century. New York, 1966; idem. Luther’s House
of Learning: Indoctrination of the Young in the
German Reformation. Baltimore, 1978; idem.
Law, Resistance, and the State: The Opposition
to Roman Law in Reformation Germany.
Princeton, 1986.
сборника скрывали, о чем пишут в предисло¬
вии редакторы издания Э. Фикс и С. Кэрант-
Нанн.
Многие сюжеты, рассматриваемые в
книге, интересны для нашего читателя,
потому что в отечественной историографии
они почти не исследовались; особенно это
касается социальной и политической истории
Германии конца XVI-XVIII в. Хотя некото¬
рые выводы и точки зрения авторов спорны
или недостаточно обоснованны, во многих
статьях ставятся интересные проблемы и
раскрываются сложные взаимосвязи в
социальной, политической и духовной жизни
Германии конца средневековья и начала
нового времени. Следует заметить, что
исследования Страусса как бы последова¬
тельно освещают малоизвестные страницы
или дают новое толкование ранее изученным
вопросам географии, политической и интел¬
лектуальной истории Германии интересую¬
щей его эпохи. Книгу предваряет очерк о
педагогической и научной деятельности
230

Страусса. Синтетический подход, который
можно было бы назвать подходом в духе
глобальной истории, импонирует Страуссу в
работах других историков-германистов. Это
видно хотя бы из его рецензии на книгу
немецкого ученого X. Рабе "Империя и
религиозный раскол. Германия 1500—1600”^.
Книга состоит из трех разделов: "Интел¬
лектуальная жизнь", "Общество” и "Поли¬
тика”.
В разделе "Интеллектуальная жизнь”
помещены три статьи. X. Оберман, считаю¬
щийся одним из авторитетнейших специалис¬
тов по истории Реформации, исследуя вопрос
о развитии гебраистики, т.е. науки об исто¬
рии, языке и религии древней Иудеи,
приходит к выводу о том, что помимо
собственного желания немецкие гуманисты,
в частности Эразм Роттердамский, способ¬
ствовали росту антисемитизма в Германии.
Показывая иазницу между Библией и пост¬
библейским иудаизмом, гуманисты, по
существу, подготовили почву для негатив¬
ного отношения к современным им евреям
(с. 25, 31, 34).
На значительную роль образа Антихриста,
под которым подразумевался папа Римский,
в реформационной пропаганде Лютера и его
сторонников обращает внимание Г. Хил-
лербрандт. Причем использование образа
Антихриста явилось контратакой реформис¬
тов в ответ на отлучение Лютера от католи¬
ческой церкви (с. 17).
Статья Э. Фикса как бы продолжает
старую дискуссию о соотношении идеологии
Реформации и возникновения светского и
рационалистического мировоззрения среди
образованных классов в Европе в конце
XVII — начале XVIII в. Фикс ставит вопрос:
возможно ли было влияние радикальных
направлений протестантизма на формирова¬
ние рационализма второй половины XVII—
XVIII в.? Исследуя деятельность голланд¬
ской общины коллегиантов, отделившейся
от преследуемой с 1620 г. секты арминиан,
автор отвечает на этот вопрос утвердительно,
обнаруживая в мировоззрении коллегиантов
идеи, близкие ко взглядам Декарта и Спи¬
нозы (с. 54—55).
Статьи раздела "Общество" написаны под
влиянием модных в современной историо¬
графии представлений о социальной истории
школы "Анналов”. Во всяком случае, в
некоторых статьях социокультурный подход
ощущается довольно сильно, авторы склон¬
ны скорее к исследованию общественного
мнения, а не общества.
2 The Sixteenth Century Journal, 1991,
N*l, p. 159-160.
В этом пиане привлекает внимание статья
К. Крисмэн об аугсбургском памфлетисте
эпохи Реформации Хауге Маршалке, в твор¬
честве которого отразились настроения
бюргерства Аугсбурга, симпатизировавшего
идеям Реформации, но расколотого на
отдельные группировки и не имевшего
сильного идейного лидера, а поэтому не су¬
мевшего утвердить Реформацию в городе.
Интересные материалы страсбургских
изданий, характеризующих взгляды и
деятельность Мартина Лютера, приводятся в
работе М. Эдвардса, хотя в теоретическом
плане эта статья выглядит несколько слабее
других.
Причины преобладания лютеранства среди
протестантских течений в городах Германии
X. Шиллинг видит прежде всего в том, что в
лютеранстве религиозное единообразие соче¬
тается с политической стабильностью. Глав¬
ный вывод Шиллинга сводится к тому, что
"нелютеранские реформационные движения
не удались потому, что они находились в
противоречии с двумя фундаментальными
убеждениями, царившими в старом европей¬
ском обществе: с идеей тесных взаимоотно¬
шений между церковью и обществом и идеей
гармонии как условия хорошо организован¬
ного и мирного государства и общества”
(с. 113). Автор акцентирует внимание
читателя на том, что в XVI в. в отличие от
общества, установившегося после Француз¬
ской революции конца XVIII в., идея
единства церкви и государства была
ядром политической и социальной системы,
определяла взгляды бюргерства и ее
использовали правящие круги для стабили¬
зации власти (с. 114). Но мы вправе задать
вопрос: а как же быть, например, с Англией
и Францией, где идея единства церкви и
государства также была сильной, но люте¬
ранство не получило распространения?
Кроме того, нужно добавить, что цвинглиан-
ство в Германии повсеместно не бытовало
еще и потому, что центр цвинглианства
Цюрих претендовал на ведущую политичес¬
кую роль в реформированных землях в
отличие от родины лютеранства Виттенбер¬
га. В последующие столетия, в эпоху Прос¬
вещения ь особенности, идея единства
церкви и государства была секуляризована,
что позволило строить чисто светское госу¬
дарство нового времени.
В статье С. Кэрант-Нанн, анализирующей
проповеди лютеранского пастора Иоганна
Матезиуса, показывается место женщины в
идеологии раннего лютеранства. Взамен ка¬
толических средневековых призывов
остерегаться женщины лютеранские пропо¬
ведники старались примирить духовенство и
231

женский пол, ограничив сферу деятельности
женщины тремя функциями - "дети, кухня,
церковь” — и создав идеал набожной, хозяй¬
ственной, чадолюбивой и послушной жены
(с. 139).
В очерке об отношении простонародья к
лютеранскому вероучению в XVI—XVIII вв.
Г.К. Рублака содержится наблюдение:
слишком "ученые” проповеди лютеранских
пасторов, как правило, не доходили до
сознания крестьян, тогда как горожане
зачастую предпочитали молиться и читать
Библию дома. В то же время верующие
приспосабливали лютеранское вероучение к
привычным для себя социальным нормам,
интерпретируя таким образом официальную
религию. В этом одновременно заключались
успехи и неудачи внедрения идей Реформа¬
ции в народную среду.
В разделе "Политика” помещены статьи,
основным предметом которых является
изучение проблемы перехода от средневеко¬
вого к правовому государству нового
времени. Для их авторов характерны попыт¬
ки сочетать социокультурный и этатистский
подходы.
Актуально звучат выводы статьи Р. По-
чи-ся о религиозных и этнических мень¬
шинствах в Германии в начале нового
времени. Юридическое положение и взаимо¬
отношения меньшинств с властями во
времена Священной * Римской империи
отличались от Германии не только XX, но и
XIX в. Реформация стала в этом смысле
водоразделом, поскольку взамен религиоз¬
ного единообразия, нарушаемого отдель¬
ными еретическими движениями, возникли
три главные конфессии — католицизм,
лютеранство, кальвинизм — и многочислен¬
ные протестантские секты, что создало много
проблем в отношениях между ними.
Юридическая основа существования рели¬
гиозных и этнических меньшинств была
сформирована Аугсбургские религиозным
миром 1555 г. и Вестфальским миром 1648 г.,
завершившим Тридцатилетнюю войну
(с. 174). Возникло такое положение, при
котором ограниченная веротерпимость суще¬
ствовала лишь по отношению к верующим
трех основных конфессий и каждая общест¬
венная группа в Центральной Европе
оказалась в ситуации религиозного мень¬
шинства. Преследования этнических мень¬
шинств и инаковерующих приводили к
ухудшению экономической ситуации и
сокращению населения, поскольку искусные
ремесленники и богатые купцы, а также
ученые зачастую были вынуждены эмигри¬
ровать. Окончательный вывод исследователя
таков: ”В своей архаической, традицио¬
налистской конституции Священная Рим¬
ская империя все же создала общество,
которое терпело религиозные и этнические
различия в гораздо большей степени, чем
централизованные государства Западной
Европы" (с. 180).
Сохранение ряда католических женских
монастырей в протестантских княжествах
Германии М. Визнер объясняет и культур¬
ным влиянием дворянства после Тридцати¬
летней войны: аббатиссы, происходившие из
дворянских семей, использовали семейные и
политические связи для сохранения
монастырей.
Тему роли дворянства продолжает статья
Э. Мидлфорта, в которой на обширном
конкретно-историческом материале показы¬
вается, как немецкое дворянство начиная с
конца XVI и вплоть до конца XVIII в.
пыталось с помощью концепции о так назы¬
ваемой чистоте крови и изучения генеало¬
гии восстановить свой социальный престиж.
Интересна статья Т. Брэди, в которой
доказывается, что "особый путь” Германии к
Западу начался только после эпохи наполео¬
новских войн.1 Этот вопрос широко обсуж¬
дается в западной, в особенности Герман¬
ской, историографии. Брэди оспаривает тезис
о слабости Священной Римской империи, так
как она смогла просуществовать до начала
XIX в. Доминирующими чертами политичес¬
кого развития империи автор считает тради¬
ционный ненациональный характер монар¬
хии, прочное положение малых государств и
активное участие всех конфессий в общест¬
венной жизни. Влияние этих трех факторов
Брэди полагает решающим в том, что Гер¬
мания начиная с эпохи Реформации не пошла
в сторону от общеевропейского развития, а
продолжала традиции политической жизни
средневековья (с. 200, 216).
Завершает сборник статья Р. Готропа.
Заслуживают внимания соображения автора
о том, что фискальная политика германских
князей подрывала социальную базу "старого
режима”. В целом, по его мнению, германс¬
кие территориальные государства XVII в.
подготовили почву для драматических
перемен XVIII в., "когда натиск рыночной
экономики ускорился и быстрый рост
населения увеличил число крестьян и
безземельных работников в сельских общи¬
нах” (с. 257). Это повлекло за собой сокра¬
щение возможностей для традиционных
институтов осуществлять социальный
контроль и вызвало необходимость создания
новой политической системы, устанавли¬
вавшей социальную дисциплину с помощью
бюрократических воспитательных средств.
Таким образом, в середине XVIII в. эра
232

придворного абсолютизма закончилась, а его
место заняли обладавшие большой силой
новые государства, подобные Пруссии эпохи
Фридриха П.
В книге есть и конкретно-йсторические, и
теоретические статьи, важные по постановке
вопроса и способам их решения. Разумеется,
некоторые прямолинейные выводы и
спорные суждения не снижают высокого
качества издания.
Ю.Е, Иеонин,
доктор исторических наук, профессор,
заведующий кафедрой всеобщей истории
Запорожского государственного универси¬
тета
233

Факты. События. Находки
© 1993 г.
ДЖОРДЖ ВИЛЛЬЕРС, ГЕРЦОГ БЕКИНГЕМ
Образ герцога Бекингема очень эффектно
отражен в знаменитом романе А. Дюма "Три
мушкетера". Какой же была его роль в
истории Англии первой трети XVII в.?
Фаворитизм - явление, характерное для
института монархии со времени его зарож¬
дения вплоть до новейшей эпохи. Фавориты
либо обладали почти' неограниченной
властью подобно А. Ришелье* и Д. Мазари¬
ни**, Либо были всесильными исполните¬
лями воли монарха, не желавшего отягощать
себя бременем государственных забот.
Своеобразие положения герцога Бекингема
заключалось в том, что он пребывал в полном
мире и согласии с двумя английскими
королями: как с Яковом I, так и с его сы¬
ном — Карлом I. Джордж Вилльерс достиг
вершины в удивительно короткий даже для
той эпохи срок, не обладая в достаточной
мере широтой государственного ума, что
позволило некоторым исследователям
назвать его "мировой загадкой”х.
В зарубежной историографии имеется
немало работ о герцоге Бекингеме с совер¬
шенно различными оценками его деятель¬
ности. Одни авторы считают его "темной”
личностью, другие — фигурой романтичес¬
кой, третьи — истинным дворянином своего
времени. Однако большинство исследова¬
телей сходится в том, что фаворит двух
английских королей был личностью траги¬
ческой, не понявшей своего времени;
диктатором королевства, не пользовавшим¬
ся любовью большинства современников и
приведшим страну на грань катастрофы2. В
*Ришелъе, Арман Жан дю Плесси (1585—
1642) — французский государственный дея¬
тель, кардинал, с 1624 г. первый министр и
фаворит короля Людовика XIII.
**Мазарини, Джулио (1602-1661) — фран¬
цузский государственный деятель, кардинал,
с 1643 г. первый министр, фаворит королевы
Анны Австрийской.
1Erlanger Ph. George de Villiers, due de
Buckingham. Paris, 1973, p. 16.
2Ibid., p. 17.
отечественной литературе работ, специально
посвященных Бекингему, нет, его имя даже
не упомянуто в "Советской исторической
энциклопедии”. Между тем он заслуживает
большего внимания, ибо был последним
фаворитом в истории агонизировавшего
английского абсолютизма. Наиболее меткую
характеристику он получил от своего совре¬
менника кардинала Ришелье: "Он был чело¬
веком весьма чувствительным и безрассуд¬
ным, немного экстравагантным и бешеным,
и совершенно неограниченным в своих
страстях*3.
Джордж Вилльерс появился на свет в
1592 г. в родовом поместье Гудби Холл в
графстве Лейчестершир. Предки его проис¬
ходили из Нормандии и вели свою родо¬
словную со времен завоевания Англии
Вильгельмом в 1066 г. Один из дальних
родственников будущего английского
фаворита, Пьер Вильер, был "первым
дворянином Франции” - титул, традицион¬
но присваивавшийся королем кому-либо из
дворян за особые заслуги при Карле VI
(1380—1422), другие французские предки
также занимали важные посты в государ¬
стве. Британская ветвь - Вилльерсы — была
более скромной. Отец будущего герцога,
тоже Джордж Вилльерс, бедный и не знат¬
ный сквайр, купил поместье Гудби Холл в
1591 г. От второй жены, Мэри Бомонт, он
имел трех сыновей и одну дочь. Джордж
был вторым сыном в семье. Первые 10 лет
жизни он провел в родовом поместье, затем
поступил в школу в Биллесдене, где проя¬
вил хорошие способности. Когда мальчику
исполнилось 13 лет, его отец умер. Мать
Джорджа была женщиной редкой красоты,
неплохой актрисой и обладала большими
амбициями. Через год после смерти мужа
она вторично вышла замуж за лорда Комп¬
тона. Дети — Джон, Джордж, Кристофер и
Сюзанна — оказались лишними в семье.
Джордж, будучи натурой беспокойной и
3Memoires du cardinal de Richelieu,
t. VIII. Paris, 1927, p. 248.
234

склонной к приключениям, вскоре уехал в
Париж завершить образование и посмотреть
мир. Но во Франции юноша большую часть
времени посвящал развлечениям и любов¬
ным приключениям4.
В 1613 г. молбдой бонвиван ненадолго,
как ему казалось, приехал из Парижа
погостить в родной дом. В течение несколь¬
ких летних месяцев в тиши уединенного
поместья Джордж размышлял о смысле
жизни и пришел к выводу, что следует
сделать карьеру. Но как? Проездом у них
остановился герцог Леннокс, родственник
самого Якова I и близкий знакомый лорда
Комптона. Этот могущественный вельможа
благоволил к жене друга и предложил
понравившемуся ему Джорджу поступить на
королевскую службу. Так в 1614 г. молодой
Вилльерс оказался при дворе короля.
Полный сил и энергии красивый и ловкий
юноша принимал участие во всех развлече¬
ниях двора. Он был отменным кавалерис¬
том, прекрасно танцевал и играл в пьесах,
ставившихся во дворце при участии прид¬
ворных. За месяц он покорил сердца дам, а
через полгода стал фаворитом и сожителем
Якова I.
В литературе усиленно дискутируется
вопрос о достоверности этого факта. Никто
из исследователей, даже сомневаясь, прямо
его не отрицает, хотя некоторые говорят об
этом весьма осторожно. Скорее всего, оно
так и было, поскольку имеются свидетель¬
ства о гомосексуальных наклонностях
некоторых английских королей. Но всесиль¬
ным фаворитом Джордж Вилльерс стал не
только благодаря эротическим причудам
стареющего Якова I. С момента гибели фран¬
цузского короля Генриха IV в 1610 г. англий¬
ская дипломатия медленно, но верно стала
отходить от антигабсбургского курса. Преж¬
ний фаворит, герцог Сомерсет, протививший¬
ся новой происпанской политике, стал уже
неугоден. Молодой Вилльерс сразу почувст¬
вовал это и начал всячески поощрять же¬
лания короля, нередко проявляя инициати¬
ву. В 1617 г. Сомерсет, выступив против
казни Уолтера Рэли , окончательно лишился
расположения Якова!. Вилльерс, напротив,
первым предложил отрубить Рэли голову. С
этого времени он стал всесильным. Разумеет¬
ся, по полноте власти ему трудно конкури¬
ровать с Ришелье или Мазарини, но с Т. Уол-
4 Erlanger Ph. Op. cit., p. 24.
*Рэли, Уолтер (1552—1618) — видный поли¬
тический деятель, бывший пират, дипломат,
поэт, автор многих трактатов. Выступал про¬
тив англо-испанского союза.
си** и Г.А. Потемкиным* *** его, пожалуй,
можно сравнить. Он стал могущественным
фаворитом при могущественном монархе.
1 января 1618 г. Джорджу Вилльерсу был
дарован титул графа Бекингема. Вскоре но¬
воявленный граф женился на Екатерине Го¬
вард, подарившей ему пятерых детей.
Новому фавориту Якова I пришлось
действовать в сложных для Англии и всей
Европы условиях. Происходившие в XVI-
XVII вв. в Англии глубокие экономические
процессы и быстрое развитие элементов ран¬
него капитализма в сельском хозяйстве,
промышленности и торговле привели к рос¬
ту и укреплению буржуазии и нового
дворянства и к обострению их противоречий
с прежними господствовавшими структура¬
ми. Этот конфликт нашел свое отражение
в распрях королей династии Стюартов с
парламентом. Яков I пытался документаль¬
но подтвердить идею божественного права
королей, поскольку ее стали оспаривать9.
Цены росли, богатства буржуазии и нового дво¬
рянства увеличились, тогда как доходы монар¬
хии, старого дворянства оставались на прежнем
уровне. Попытки короны еще со времен Ели¬
заветы Тюдор увеличить свои доходы при¬
вели к консервации системы монополий, так
как власть стремилась контролировать не¬
которые отрасли промышленности и полу¬
чать благодаря этому долю от их прибылей.
В этих мероприятиях двора активно участ¬
вовал и будущий герцог Бекингем, являв¬
шийся одним из авторов "проекта Кокейна".
Так назывался выдвинутый в 1616 г. план,
предусматривавший подчинить суконную
промышленность королевскому контролю и
расширить доходы от экспорта в пользу ко¬
роны. Эта идея возмутила все торгово-про¬
мышленное население Англии - экспорте¬
ры саботировали проект, что привело к кри¬
зису перепроизводства. Подготовка "Билля
о монополиях", проходившая под строгим
надзором Бекингема, в парламентах, соз¬
ванных в 1621 и 1624 гг., рассматривалась
палатой общин как дело, затрагивавшее жиз¬
ненные интересы буржуазных слоев Анг¬
лии6. Молодой фаворит Якова I столь рев¬
★*Уолси, Томас (ок. 1475-1530) - с 1515 г.
Кардинал и лорд-канцлер английского короля
Генриха VIII.
***Потемкин, Григорий Александрович
(1739—1791) — российский государственный
деятель, фаворит императрицы Екатерины II.
sThe Political Works of James 1. New York,
1965, p. 51-56.
^Foster Б. The Procedure of the House of
Commons against Patents and Monopolies
(1621—1629). — Conflict in Stuart England.
New York, 1980, p. 77.
235

ностно поддерживал абсолютную монархию
не только из стремления сохранить личную
власть. Сам недавно вошедший в ряды
высшей знати английского королевства, он
хотел полностью насладиться всеми почес¬
тями и привилегиями своего положения.
Однако наибольшее внимание уделял
Бекингем внешней политике. С самого
начала своей карьеры при дворе Джордж
мечтал о славе полководца. И судьба
предоставила ему этот шанс. Чешское
восстание 1618 г. послужило поводом для
начала Тридцатилетней войны (1618—1648),
охватившей большую часть европейского
континента. Чешское протестантское дво¬
рянство в целях получения помощи от
европейских держав 28 августа 1619 г.
вместо низложенного им Фердинанда II*
избрало своим королем курфюрста Фридри¬
ха V Пфальцского, главу Протестантского
союза. Тогда же габсбургская коалиция
объявила "крестовый поход" против
пфальцского курфюрста в Чехии. Но англий¬
ский монарх опасался открыто вступиться
даже за своего зятя Фридриха, женатого на
его дочери Елизавете. В такой ситуации по¬
литика Лондона базировалась на двух
постулатах: континентальные войны якобы
были "локальными 'хорами", а не частью
общеевропейского конфликта, и испанский
король мог сохранить нейтралитет в войне
между Фридрихом V и императором Свя¬
щенной римской империи. Избранная
Яковом I и Бекингемом дипломатическая
концепция заключалась в том, чтобы прими¬
рить Протестантский союз и Испанию и тем
самым, не вступая в войну, принудить
императора к миру. Но каким образом это
можно было осуществить? Король и его
фаворит видели один выход: женить
наследника английского престола Карла на
испанской инфанте Марии. Бекингем
ревностно взялся за проведение этого плана в
жизнь. При ддоре его часто видели в общест¬
ве Гондомара, испанского посла в Лондоне.
Но это не означало, что Джордж питал
симпатию к Испании, С самой ранней
юности, со времени своего пребывания в
Париже, он любил Францию и все француз¬
ское — недаром предки его пришли с берегов
Нормандии. Одно время ближайшим другом
его был Люин, фаворит французского короля
Людовика XV в 1617-1620 гг. Бекингем
поддерживал идею англс-испанского альянса
постольку, поскольку эта политика укреп¬
ляла его власть и влияние на Якова I.
*Император Священной Римской империи
и чешский король (1619—1637).
В историографии есть мнение, что фаворит
английского короля был никчемным госу¬
дарственным деятелем, подчинявшимся
одним лишь страстям. Тем не менее он
сумел правильно оценить политическую
ситуацию в Европе и реакцию английского
общества на сближение с Испанией. Факти¬
чески нейтралитет Англии в Тридцатилетней
войне рассматривался многими современ¬
никами как поражение Протестантского
союза, внешняя политики Якова I считалась
несоответствовавшей английским интере¬
сам7. Лето 1620 г. ознаменовалось битвой у
Белой Горы, где чешские повстанцы были
наголову разбиты. Армия испанского генера¬
ла Спинолы вторглась в Пфальц. Уже тогда
Джордж стал искать приемлемые пути для
отступления. В декабре 1620 г. он уговорил
Якова I пиинять французского посла Кадена,
брата Люина, который предложил англий¬
скому правительству заключить брак принца
Карла с сестрой Людовика XIII Генриэттой-
Марией8. С конца 1622 г. постепенно нача¬
лось сближение Англии и Франции. Гондо-
мар, желая не допустить войны с Англией,
еще настойчивее заговорил об англо-испан¬
ском браке. Последним актом миротворчес¬
кой дипломатии английской короны была
поездка летом 1623 г. Бекингема и Карла в
Испанию для завершения переговоров о
браке. По пути они остановились на два дня
в Париже, и не исключено, что именно тогда
возобновились переговоры об англо-фран¬
цузском союзе. Людовик XIII оказал
фавориту и сыну английского короля
самый любезный прием9.
Англо-испанские переговоры длились
долго, до осени 1623 г. По каждому пункту
велись прения, принц и Бекингем с трудом
соглашались на самые неприемлемые для
Англии условия. Существует точка зрения,
согласно которой герцог преднамеренно
затруднял ход переговоров с целью продлить
их и помешать заключению англо-испанского
союза1СГ. В качестве условия на переговорах
английская сторона выдвигала возвращение
Пфальцу довоенного статуса, хотя надежды,
что Испания пойдет на это, были призрачны.
Договор был заключен, но Лондон в силу
1Ruigh R. The Parliament of 1624. Politics
and Foreign Policy. Cambridge (Mass.), 1971,
p. 9.
8Calendar of State Papers (1619-1623).
London, 1858, p. 199, 213.
9 Polisensky J. The Thirty Years War.
London, 1971, p. 165; Letters of King James I.
London, 1984. p. 384—485.
10Calendar of State Papers, p. 525.
236

неприемлемости его условий отказался
осуществить его на практике. В Мадриде
любвеобильный Джордж имел связь с
несколькими придворными дамами и пытал*
ся соблазнить фаворитку самого короля
Филиппа 111.
В феврале 1624 г. английский парламент
подверг резкой критике результаты миссии в
Мадрид, не обойдя и самого фаворита
короля, и высказался за войну с Испанией,
вотировав субсидии в размере 300 000 ф.
ст.'1
Едва придя в себя от поездки в Мадрид,
Бекингем отправился в Париж на переговоры
о заключении англо-французскою брака. Во
время переговоров он заявил, что англо¬
французский союз поможет обойтись Якову I
без услуг парламента и король стайет
свободен в своих действиях. Очевидно, он
намекал на приданое Ганриетты-Марии в
2 млн. ф. ст., способное, по его мнению,
удовлетворить ближайшие финансовые нуж¬
ды короны11 12. 13 марта 1625 г. англо-француз¬
ский союз был заключен. Брачный договор
разрешал королеве и ее слугам исповедо¬
вать католицизм, а в его тайной статье
английская сторона обещала предоставить
рекузантам (английским католикам) полную
свободу вероисповедания, помочь Людови¬
ку XIII в борьбе с гугенотами, а французы
обещали содействовать восстановлению в
правах Фридриха V Пфальцского13.
27 марта 1625 г. Яков I умер. С воца¬
рением его сына Карла I первый министр
герцог Бекингем, будучи при старом короле
фаворитом и деливший с ним власть, стал
фактическим правителем Англии. Бекингем
возглавил несколько комиссий, связанных с
пересмотром внешней политики. Однако
английский абсолютизм не смог осущест¬
вить поставленные дипломатические задачи.
Средства, отпускаемые парламентом,
расходовались плохо, военно-морские
экспедиции, предпринимаемые Бекингемом,
неизменно завершались провалом. Так, в
октябре 1625 г. потерпел крах поход в Вагис
против Испании. Английский флот, состояв¬
ший преимущественно из торговых кораб¬
лей, не мог конкурировать со специально
предназначенным для военных целей испанс¬
ким флотом. Несколько раз англичане
безуспешно пытались высадиться на берег.
Парламент 1625 г. подверг резкой критике
поведение Бекингема при Кадисе. Вместо
11 Carlton Ch. Charles I: London, 1983,
p. 51-54; State Papers, 1623-1625, p. 169.
12State Papers. 1623—1625, p. 300.
l3Carlton Ch. Op. cit., p. 56.
требовавшегося 1 млн. ф. ст. палата общин
вотировала всего 140 тысх14
В 1626 г. нужда в деньгах снова принудила
Карла I созвать парламент. Тот был настроен
крайне оппозиционно. Непомерно тяжелые
налоги и поборы, военные постои в домах
обывателей, да и вся внутренняя политика в
целом сеяли недовольство среди прогрес¬
сивно настроенных кругов Англии. Бекин¬
гем, действовавший от имени короны, делал
ставку на внешнюю политику. Сложившаяся
ситуация в Европе оправдывала это, но
герцог был никудышным стратегом, средства
текли у него между пальцев и расходовались
невероятно быстро. К тому же личная жизнь
Бекингема, роскошная, полная развлечений
и любовных интриг, обостряла критику в его
адрес. Палата общин поставила перед
палатой лордов вопрос о суде над герцогом.
О выступлениях против фаворита англий¬
ского короля был хорошо осведомлен
Ришелье, считавший, что действия Бекин¬
гема вызывают ненависть против него в
парламенте и во всей Англии 15. В сущности,
палата общин была готова продолжать войну
с Испанией и вотировать субсидии, но только
при условии устранения от власти первого
министра короля. Карл I отказался прово¬
дить различия между собой и герцогом,
будучи убежден, что парламент ведет кам¬
панию против него персонально и монархии
в целом. Выступления короля в защиту
Бекингема вызвали негативную реакцию.
Парламент отказался предоставить субсидии
и был распущен королем16.
До 1626 г. отсутствие средств у англий¬
ской короны еще не означало крушения ее
внешнеполитических планов. Бекингем и
Карл I надеялись, что союз с Францией может
обеспечить успех военных операций в
Европе, и ожидали выступления 25-тысячной
французской армии в германских землях. Но
в мае 1626 г. неожиданно для английского
правительства Франции заключила в Монсо¬
не мирный договор с Испанией17. Ришелье
решил сначала покончить с внутренними
беспорядками в стране — уничтожить
гугенотское "государство в государстве”,
выждать, пока противники и союзники
обескровят себя во взаимной борьбе, а затем
14Debates in the House of Commons 1625.
London, 1873, p. 78—94.
15Memoires du cardinal de Richelieu, t. VI.
PariSj 1927, p. 223.
1 Sharpe K. The Personal Rule of Char¬
les I. — Before the English Civil War. London,
1983, p. 54.
1’State Papers. 1625-1626, p. 97.
237

вступить в Тридцатилетнию войну. Среди
всех стран антигабсбургской коалиции к
соглашению в Монсоне негативно отнеслась
лишь одна Англия, находившаяся в состоя¬
нии войны с Испанией и имевшая на руках
договор о предоставлении французскому
правительству помощи против Ларошели,
таким образом она фактически становилась
союзницей Филиппа III в борьбе с гугенота¬
ми. Кроме того, Бекингем и король решили
начать войну против Франции в защиту
единоверцев с целью успокоить волнения в
стране, привлечь большинство англичан на
свою сторону и тем самым укрепить абсолют¬
ную власть. Фактический правитель Англии
сделал ставку на религиозные противоречия
между протестантами и католиками.
Брак Карла I и Генриетты-Марии не
вызвал больших возражений со стороны
английского общества, как это принято
считать в историографии18. Первоначальная
приверженность Генриха IV, дочерью
которого была английская королева, к
протестантизму не была забыта по другую
сторону Ла-Манша. Но с течением времени
популярность этого брака - но не союза —
стала падать. Как пуритане, так и сторон¬
ники официальной английской церкви стали
подозревать правительство в том, что оно
облегчило законы против рекузантов в
соответствии со статьями брачного договора.
Но этого не произошло. В начале 1626 г. на
площади Тайберн в Лондоне состоялась
казнь группы католиков. Карлу I стало
известно, что королева совершила паломни¬
чество к этому месту. А после того, как
Генриетта-Мария отказалась Ввести в свое
окружение жену, сестру и племянницу
Бекингема, герцог и король решили выслать
французских слуг королевы из Англии 19. В
это время во Франции образовалась партия,
возглавлявшаяся французской королевой
Анной Австрийской и известной авантю¬
ристкой герцогиней де Шеврез, ставившей
целью отстранить от власти Ришелье. В этот
период герцог Бекингем часто посещал
Париж. Он был замечен в связях с против¬
никами Ришелье, его также подозревали в
любовной связи с Анной Австрийской, одной
из красивейших женщин своего времени.
Любопытно, что в нее были влюблены в свое
время три могущественных фаворита первой
половины XVII в. — Ришелье, Бекингем и
1вАнглийская буржуазная революция,
т. 1. М., 1954, с. 88; Kenyon J. Stuart England.
London, 1978, p. 92.
19The Letters of King Charles I. London,
1968, p. 45.
Мазарини. Герцог неоднократно встречался с
королевой и, благодаря красивой внешнос¬
ти, имел у нее успех. Французский историк
Г. Аното даже посвятил роману герцога и
французской королевы целую главу своего
многотомного труда о Ришелье20. Однако
беседы Бекингема с королевой носили не
только любовный, но и политический
характер. В 1627 г. Французское правитель¬
ство запретило въезд Бекингема во Фран¬
цию. В ответ герцог возглавил военный совет
и приказал выдавать каперские свидетель¬
ства* капитанам английского флота21.
В марте 1627 г. английское правительство
стало собирать армию для выступления
против Франции. 20 марта Франции заклю¬
чила с Испанией наступательный и оборони¬
тельный союз против Англии. "Мы наде¬
емся, - говорил Ришелье, — что англичане
скорее сделают хуже себе, чем нам”22.
Осада Ларошели королевскими войсками
красочно описана в ”Трех мушкетерах”.
Борьба вокруг Ларошели, последнего оплота
протестантов во Франции, была важным
этапом второго периода Тридцатилетней
войны: именно здесь сосредоточили свои
основные военные силы Англия и Франция
при вмешательстве Испании; Ларошель во
второй половине 20-х годов XVII в. была в
центре внимания государств- /частников
Тридцатилетней войны. Как для общих, так
и для специальных работ, посвященных
политической истории Англии и Франции
этого периода, в общем характерна весьма
негативная оценка деятельности фаворита
английского монарха. И она во многом
верна. Бекингем единолично руководил
военными операциями англичан, присвоив
себе титул лорда адмирала.
В 1627—1628 гг. Карп I, впоследствии
жесткий монарх, совсем потерялся в тени
своего первого министра.
Подготовка к войне шла в Англии пол¬
ным ходом. Только за первые две недели
июня 1627 г. корона получила 100 тыс. ф. ст.
от продажи трофеев, захваченных на
французских кораблях23 * *. Эти деньги вместе
2OHanotaux G. Histoire du cardinal de
Richelieu, t. III. Paris, 1933, p. 101—149.
*Каперские свидетельства выдавались
правительством и позволяли частным лицам
снаряжать за свой счет вооруженные корабли
для захвата неприятельских судов. —
Прим. ред.
21Carlton Ch. Op. cit., p. 91.
22Lettres, instructions diplomatiques et
papiers d’etat du cardinal de Richelieu, t. III.
Paris. 1844, p. 512.
2iState Papers. 1627-1628, p. 215-216.
238

с поступлениями от принудительного займа
сделали возможной атаку на остров Ре,
расположенной надалеко от Ларошели. Этот
остров, по замыслу герцога, должен был
превратиться в опорный пункт военный
операций против Франции. Все ресурсы,
какими располагала английская монархия,
были мобилизованы Бекингемом для войны
с французами.
27 июня английский флот в количестве
1ОСГ кораблей под командой самого Бекин-
гема отплыл к французским берегам. Утром
12 июля 4 тыс. английских солдат, не считая
кавалерии, высадились на острове. 17 июня
английские войска блокировали крепость
Сен-Мартен и начали ее осаду. Бекингем
допустил грубую стратегическую ошибку,
оставив в руках французов аванпост Ля При
на восточной стороне Ре. 28 сентября, когда
запасов продовольствия у гарнизона Сен-
Жармен осталось всего на два дня, войска
уже французского короля высадились в Ля
При, и в результате осаждающие стали
осаждаемыми. За 70 дней осады Сен-Мартена
погибло 3 тыс. англичан24. Комендант Ларо¬
шели Субиз требовал от Лондона активных
действий и обещал предоставить Бекингему
800 солдат для оказания помощи при взятии
Сен-Мартена. Но объединиться с англича¬
нами ларошельцам не удалось. 27 октября
Бекингем сделал последнюю попытку взять
Сен-Мартен. Штурм закончился полным
провалом. В начале ноября герцогу стало
известно, что англичане окружены и скоро
военные действия на острове прекратят¬
ся25. 30 кораблей лорда Кенсингтона,,
шедшие на помощь Бекингему, были
блокированы французами в море и не
попали в пункт назначения. Отступление
англичан превратилось в бегство.
Взимание не утвержденных парламентом
налогов и попытки разместить среди населе¬
ния принудительный заем встретили упорное
сопротивление английских подданных.
Ответом на него были многочисленные
репрессии. Бекингем, доведенный до
отчаяния военными неудачами, донимал
отказавшихся платить налоги тяжелыми
военными постоями или же отправлял их
солдатами в войска датского короля. Ан¬
глийская буржуазия и новое дворянство
осуждали правительство за войну с Фран¬
цией, ибо она затрагивала их интересы. Даже
24Ibid., р. 249, 337; Carlton Ch. Op. cit.,
p. 93.
^Государственная публичная библиотека
им. М.Б. Салтыкова-Щедрина, фонд
П. Дубровского, авт. 51, док. 180.
пуритане, считавшие себя братьями гугено¬
тов, заявили, что война с Францией на руку
Испании и всей габсбургской коалиции .
Тем более, что экспедиция на Ре закончилась
полным разгромом англичан.
На первый взгляд, причина поражения
заключается в стратегических ошибках фаво¬
рита Карла I. Они имели место, но главную
роль играли сложная внутриполитическая
ситуация и ошибочный курс дипломатии в
целом, обусловившие нежелание оппози¬
ционных кругов буржуазии и нового дво¬
рянства поддержать внешнеполитические
замыслы короны.
28 февраля 1628 г. Бекингем назначил
военный совет с целью выработать планы на
будущее. Король обратился к своим минист¬
рам с требованием "изыскивать все возмож¬
ные пути достать деньги". Таких способов не
оказалось. Военные неудачи и полный
финансовый крах заставили Карла 117 марта
1628 г. созвать парламент. Но в палате общин
вместо обсуждения субсидий, разгорелись
дебаты по поводу дела "пяти дворян",
отказавшихся платить принудительные
займы и посаженных Бекингемом в тюрьму,
расквартирования войск, поимки дезертиров
и т. д. 26 27 28 Деньги, однако, все же собрать
удалось: англиканская церковь предоста¬
вила на поддержку единоверцев 19 915 ф. ст.
В конце апреля 1628 г. герцог предпринял
новую экспедицию к Ларошели, отправив
корабли под командой графа Денбига.
Покинув Плимут, английский флот прибыл к
Ларошели 1 мая. Французы хорошо укре¬
пились в гавани, построив плотины,
закрывающие вход в нее. Денбиг после ряда
безуспешных попыток прорваться в гавань
вскоре вернулся в Англию .
Представленная парламентом 7 июня
1628 г. "Петиция о праве" содержала перечень
злоупотреблений, допущенных королевской
властью при формировании военных сил и
взимании налогов и принудительных
займов, сопровождавшихся незаконными
арестами29. Карл I вынужден был утвердить
петицию, ибо только при этом условии
палата общин, соглашались дать ему деньги.
Но вскоре правительство с дозволения
Бекингема стало нарушать данные им
26А Mirror of England. English Puritan
Views of Foreign Nations. 1618-1640. Camb¬
ridge (Mass.), 1970, p. 105.
7Carlton Ch. Op. cit., p. 98.
28State Papers. 1628-1629. p. 77.
29 Лавровский B.M. Сборник документов
по истории Английской буржуазной револю¬
ции XVII в. М., 1973, с. 106-109.
239

обязательства, прежде всего в отношении
сбора налогов. Парламент настаивал на
смещении герцога и преданий его суду. По
всей стране распространилась сатира: "Кто
правит королевством?” — "Король” — Кто
правит королем?” - "Герцог” - ”Кто правит
герцогом?” — "Дьявол” — "Давайте же
герцога отправим к нему"30 31. Карл I под
давлением фаворита поспешил распустить
парламент на каникулы, обещая созвать его
вновь осенью того же года.
Бекингем, взвесив все обстоятельства,
начал секретные переговоры с Францией и
Испанией о мире при посредничестве вене¬
цианцев. Но гугеноты упорно просили
Англию о помощи. К тому же к герцогу
попало перехваченное письмо французского
короля, где последний выражал надежду,
что Ларошель будет взята к концу августа32.
В Англии началась подготовка к новой экс¬
педиции. Командующим английским флотом
Бекингем назначил лорда Конвея, занимав¬
шего нейтральную позицию в конфликтах с
парламентом, но не обладавшего никакими
военными талантами. Подготовка проходила
как никогда трудно. Ссоры и дуэли в армии
не прекращались, моряки не желали участ¬
вовать в экспедиции. Сам герцог признавал
сложность ситуации. Чтобы поднять боевой
дух в армии, он распустил слух, будто бы
после взятия Ларошели французы намере¬
вались вторгнуться в Англию вместе с испан¬
цами. Отчасти Бекингему удалось навести
подобие порядка. В середине августа к нему
обратился морской лейтенант Джон Фелтон с
просьбой назначить его капитаном одного из
кораблей, отплывавшего под стены Ларо¬
шели. Бекингем отказал ему в этом, пос¬
кольку тот был ярым пуританином и сторон¬
ником палаты общин. Возможно, что
оскорбленный и неуравновешенный Фелтон
стал игрушкой в руках противников герцога.
23 августа в Дувре было ясно и солнечно.
С моря дул теплый бриз. Бекингем нахо¬
дился в прекрасном расположении духа:
работа спорилась, на рейде стояли корабли,
почти готовые к отплытию, моряки были
спокойны, а его ждал вкусный и сытный обед
и приятная интрижка с местной красавицей.
Плотно пообедав, герцог со своей свитой
решил прогуляться по берегу моря и отдать
последние распоряжения. По пути он столк¬
нулся с Фелтоном и, ожидая опять услы¬
шать настойчивые просьбы, сделал недоволь¬
ное лицо. Через секунду на глазах опешив¬
шей свиты Джордж Вилльерс, герцог Бекин¬
гем. был убит выстрелом из пистолета в
упор32.
Карл I, получив весть о его смерти,
поначалу почувствовал растерянность, а
потом некоторое облегчение. Теперь он стал
единоличным правителем Англии.
Известие о гибели первого министра и
фаворита английского монарха мгновенно
облетело Европу. Единственно мало-мальски
лестной эпитафией на его смерть были слова
Ришелье: "Смерть Бекингема может изме¬
нить ситуацию в Англии”33. Но Карла! кон¬
чина герцога лишь подтолкнула к новой
экспедиции против Франции, также окончив¬
шейся неудачей. 30 октября 1628 г. Ришелье
вступил в поверженную Ларошель, а в
апреле следующего года был заключен
англо-французский мирный договор, восста¬
новивший ситуацию34.
Противоречивая и неуравновешенная,
как сама натура фаворита, направленная на
укрепление абсолютной власти монарха уже
в практически буржуазной стране, внутрен¬
няя и внешняя политика Бекингема катаст¬
рофически быстро углубила политический
кризис в Англии. Его смерть и последующее
беспарламентское правление лишь ненадол¬
го продлили агонию старого порядка.
Английская революция была не за горами.
Джордж Вилльерс появился в тот
момент, когда английские монархи почув¬
ствовали необходимость в поддержке и
укреплении агонизирующей абсолютной
власти, и исчез тогда, когда авторитет этой
власти стал стремительно падать.
Л.И, Ивонина
30Ashley М. England in the XVII Century.
1603-1714. London, 1956, p. 61.
31State Papers. 1628-1629, p. 146.
32Ibid., p. 216, 268.
33Memoirs du cardinal de Richelieu, t. IX.
Paris, 1927, p. 11.
34 Meyers J. La Rochelle and the Failure of
the French Reformation. — The Sixteenth
Century Journal, 1984, № 2, p. 92; Lettres,
instructions..., t. HI, p. 225—230.
240

Научная жизнь
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ СССР И США
В ГОДЫ ВТОРОЙ МИРОВОЙ войны
V, очередной коллоквиум российских и аме¬
риканских исследователей* состоялся в Ялте
24-27 апреля 1992 г. Проходившая одно¬
временно встреча американских, британских
и российских историков—авторов совместного
сборника "Союзники в годы войны” -
предоставила участникам коллоквиума уни¬
кальную возможность провести трехсторон¬
нюю дискуссию, посвященную проблемам,
многие из которых были непосредственно
связаны с Крымской конференцией 1945 г.,
ее решениями и последствиями.
Открывая коллоквиум, руководители
российской и американской делегаций
историков академик Г.Н. Севостьянов и
профессор Университета Ратгерз (Ньюарк,
штат Нью-Джерси) У.Ф. Кимболл выразили
глубокое удовлетворение регулярным ха¬
рактером встреч ученых обеих стран, духом
сотрудничества и взаимного интереса,
которыми они были отмечены, и пожелали
присутствовавшим интересной и плодотвор-
рой работы.
Участники коллоквиума заслушали 20
докладов и научных сообщений.
Встреча ученых трех стран открылась
докладом проф. Ллойда К. Гарднера (Уни¬
верситет Ратгерз, Нью-Брансуик) "Между
Сциллой и Харибдой: польский вопрос на
Ялтинской конференции”, в котором
анализировалось отношение к проблеме
послевоенного устройства Польского госу¬
дарства и его границ правительств трех
великих держав до встречи в Крыму,
особенности обсуждения польского вопроса
в ходе самой конференции и попытки найти
его компромиссное решение, предпринятые
в заключительные месяцы войны.
Вопросам послевоенного урегулирования,
*Первый совместный коллоквиум состо¬
ялся в Москве в 1986 г., второй - в Хайд
Парке, штат Нью-Йорк, в 1987, третий - в
Москве в 1988 г., четвертый - в Нью-Браун-
суике, штат Нью-Джерси, в 1990 г.
рассматривавшимся в ходе Крымской кон¬
ференции, был посвящен и один из докладов
проф. Д.С. Клеменз (Калифорнийский
университет, Беркли) "Ялта”. Второе иссле¬
дование, представленное Клеменз, "От
войны - к "холодной войне”: роль Гаррима-
на, Дина и Комитета начальников штабов в
отходе от политики сотрудничества с Совет¬
ским Союзом, апрель 1945” - освещало
процесс выработки и принятия новой амери¬
канской политики в отношении СССР.
Главной причиной резкого ухудшения аме¬
рикано-советских отношений в марте-апре¬
ле 1945 г. была, по мнению автора, политика
правительства СССР в Восточной Европе, и
прежде всего его отказ от выполнения
договоренности о формировании переход¬
ного польского кабинета, достигнутой в ходе
Крымской конференции.
Постепенное изменение весной—летом
1945 г. взглядов на состояние американо¬
советского военного и политического
сотрудничества и перспективы развития
отношений между двумя странами, которых
на протяжении значительной части второй
мировой войны придерживалось высшее
военное руководство США - Комитет на¬
чальников штабов и старшие военные совет¬
ники, — показано в докладе проф.
М.А. Столера (Университет Вермонт, Берлинг¬
тон) "Вооруженные силы Соединенных
Штатов и конец Великой коалиции в 1945 г.”
В отличие от Клеменз он доказывал, что
изменение позиции высшего военного
руководства США в отношении СССР и
сотрудничества с ним в послевоенные годы
происходило значительно медленнее,
нежели изменение позиции государственного
департамента и президента Трумэна, и завер¬
шилось лишь к середине осени 1945 г.
Малоисследованной в американской и
практически не исследованной в отечествен¬
ной историографии теме — влиянию на
советско-американские отношения нового
вида стратегических вооружений - атомной
бомбы - был посвящен доклад д. и. н.,
241

проф. В.Л. Малькова (Институт всеобщей
истории РАН - ИВИ РАН) "Время выбора:
дебютная стадия атомной партии0. По
мнению автора, появление и применение
этого принципиально нового оружия,
коренным образом изменившего соотноше¬
ние США и СССР, стремление американской
администрации сохранить в глубокой тайне
его существование вплоть до бомбардировки
Хиросимы и Нагасаки, равно как и отсут¬
ствие подобного вида вооружений у СССР,
оказали крайне негативное влияние на
высшее советское политическое и военное
руководство. Наличие у США атомной бом¬
бы было воспринято в Москве как прямая
угроза безопасности СССР и тем позициям,
которые он завоевал на международной
арене в ходе второй мировой войны, что
создало условия для формирования атмос¬
феры "холодной войны0 и подтолкнуло обе
стороны к политике конфронтации.
Завершивший эту группу выступлений
доклад к. и. н. Е.Н. Кулькова (ИВН РАН)
"Германские зондажи о мире с СССР и запад¬
ными державами в 1944—1945 гг.0 был
обращен к эпизодам тайной дипломатии,
связанным с попытками высшего политичес¬
кого руководства Германии добиться сепа¬
ратного мира с Советским Союзом летом-
осенью 1944 г. и с Великобританией и
Соединенными Штатами в начале весны
1945 г. или создать условия для существен¬
ного ослабления военно-политического
альянса трех великих держав, используя
внутренние противоречия, существовавшие
в антигитлеровской коалиции, взаимное
недоверие ее лидеров друг к другу.
Военные аспекты сотрудничества трех
великих держав, обсуждавшиеся в ходе
Крымской конференции, а также военные
события 1945 г. раскрывались в большинстве
докладов и сообщений, представленных сот¬
рудниками Института военной истории
Министерства обороны РФ (ИВИ МО РФ).
Его начальник, генерал-майор А.И. Баже¬
нов, выступил с докладом "Ялтинская
конференция и завершение разгрома гитле¬
ровской Германии0, где проанализировал
влияние решений, принятых в Ялте, на ход
и результаты боевых действий в Европе на
завершающем этапе разгрома Германии. В
сообщении заместителя начальника ИВИ МО
РФ д. и. н. В.П. Зимонина "Ялта - Потсдам и
проблемы завершения войны против
Японии" исследовалось влияние на развитие
военно-политической обстановки, сложив¬
шейся на Азиатско-Тихоокеанском театре во¬
енных действий к началу 1945 г., решений,
принятых союзниками в ходе Крымской и
Берлинской конференций, обстоятельства
вступления в войну с Японией СССР; рас¬
сматривалась, в частности, история подготов¬
ки высадки советских войск на Хоккайдо в
1945 г. и причины отказа от проведения этой
операции, ряд аспектов, связанных с атомной
бомбардировкой Хиросимы и Нагасаки.
Недостаточно исследованной в мировой
историографии теме — стратегической
перегруппировке соединений Советской
Армии с Европейского театра войны на Даль¬
ний Восток, обстоятельствам планирования
наступательных операций против Японии, а
также обеспечению проведения этих опера¬
ций советской разведкой и контрразведкой
посвятил научное сообщение "Межтеатровая
стратегическая перегруппировка" к.и.н. пол¬
ковник В.Б. Сеоев. Оно вызвало оживлен¬
ную дискуссию.
В центре внимания доклада к.и.н. пол¬
ковника А.С. Орлова "Советско-американ¬
ское боевое сотрудничество в годы второй
мировой войны. Новый этап0 находились
малоизвестные факты взаимодействия
военно-воздушных сил и противовоздушной
обороны СССР и США в ходе "челночных
операций0 американской стратегической авиа¬
ции против военно-промышленных объек¬
тов, расположенных в удаленных районах
Германии, Австрии и оккупированной Чехос¬
ловакии; история планирования и осущест¬
вления операции "Фрэнтик0, предпринятой
силами "Восточного командования" ВВС
США, дислоцированного в Полтаве.
Существенным достоинством исследова¬
ний, представленных сотрудниками ИВИ МО
РФ, было то, что они основывались на
недоступных ранее документах, хранящихся
в архивах Министерства обороны и на-
современной российской и американской
историографии.
К теме военно-экономического сотруд¬
ничества СССР и США были обращены
доклады, посвященные ее важнейшему
аспекту - программе ленд-лиза. Первый из
них — "Ленд-лиз, 1945. Причины конфликта
(по советским документам)0, предложенный
д.и.н. О.А. Ржешевским (ИВИ РАН), содер¬
жал анализ практического осуществления
этой программы на завершающем этапе
войны и эволюции отношения высшего
советского политического руководства к
американской военной и экономической
помощи. В докладе проф. Дж. С. Херринга
(Университет Кентукки, Лексингтон) "Эко¬
номическая помощь (СССР) в период Ялты"
рассматривалась не только программа ленд-
лиза, но и процесс изменения отношения к
ней администрации США, а также различ¬
ные взгляды и подходы Ф. Рузвельта,
Г. Моргентау, А. Гарримана, У. Леги,
242

Г. Трумэна к вопросу о предоставлении
СССР существенной экономической помощи
в послевоенные годы, использование этой
помощи в качестве средств обеспечения
политических целей.
И, наконец, последнюю группу представ¬
ляли исследования, обращенные к ’’чело¬
веческому измерению” взаимоотношений
союзных держав.
Доклад д.ф.н., проф. Б.А. Гиленсона
(Орехово-Зуевский педагогический инсти¬
тут) ” Советско-американские культурные
связи на заключительном этапе войны” был
посвящен широкому спектру отношений,
сложившихся в 1944—1945 гг. между совет¬
ской и американской общественностью.
В трех исследованиях, представленных в
ходе заключительного дня работы конферен¬
ции, анализировались проблемы формиро¬
вания общественного мнения в странах-союз¬
ницах, внутри- и внешнеполитической
пропаганды, осуществлявшейся правитель¬
ствами СССР, США и Великобритании.
Проф. К.Р. Коппе (Оберлин Колледж, Обер¬
лин, штат Огайо) посвятил доклад "Участни¬
ки конференции призывают. Изображение
американо-советски* отношений американ¬
скими средствами массовой информации в
период от Квебека до Ялты” анализу той
интерпретации, которую давали советской
внешней политике и целям СССР в войне
американские пресса и радио.
В докладе д.и.н. Л.В. Поздеевой (ИВИ
РАН) "Межсоюзнические переговоры о коор¬
динации пропаганды на вражеские страны,
1942-1944 гг.” исследовалась история
переговоров между представителями СССР,
Великобритании и США об обмене инфор¬
мацией в области внешнеполитической
пропаганды и координации усилий трех
стран в сфере психологической войны,
имевшей целью деморализацию гражданс¬
кого населения и вооруженных сил Герма¬
нии и ее союзников; анализировались
структура органов, непосредственно зани¬
мавшихся ведением психологической
войны, в частности Лондонского комитета по
координации политической войны, содержа¬
ние и масштабы советской пропаганды,
ориентированной как на страны ”оси”, так и
на народы оккупированных нацистами
государств Восточной и Центральной Европы.
Задачам, методам и идеологическим
установкам советской внешне- и внутрипо¬
литической пропаганды, структуре и практи¬
ческой деятельности осуществлявших ее
государственных и общественных организа¬
ций, каналам ее распространения в США и
Великобритании было посвящено исследо¬
вание к.и.н. В.В. Познякова (ИВИ РАН)
"Внешняя политика трех великих держав и
образы союзников в советской внешне- и
внутриполитической пропаганде в годы
второй мировой войны”.
Не изученная ни в российской, ни в
зарубежной историографии тема - деятель¬
ность различных звеньев аппарата Комин¬
терна после его официального самороспуска
в маз 1943 г. - освещена в докладе
Д.И.Н. Н.С. Лебедевой (ИВИ РАН) ”Тень
Коминтерна**.
Вызвало интерес участников коллокви¬
ума выступление сотрудника ИВИ МО РФ
к.и.н. В.М. Гобарева — "Военнопленные во
второй мировой войне”, основанное на
самых разнообразных источниках.
Внимание привлекло сообщение, сделан¬
ное начальником Историко-документаль¬
ного управления Министерства иностранных
дел России И.В. Лебедевым, "О новых
возможностях изучения политики и дипло¬
матии Советского Союза в годы войны”, где
было проанализировано современное состоя¬
ние архивов МИД и та работа, которая
предпринимается его руководством и
сотрудниками для рассекречивания доку¬
ментов, публикаций тематических сборни¬
ков, показывающих отношение России и
СССР с разными странами мира на протяже¬
нии различных периодов истории.
В.В. Позняков, В.М. Гобарев
СОЗДАНИЕ АССОЦИАЦИИ РОССИЙСКИХ АНГЛОВЕДОВ
В марте 1992 г. в Институте всеобщей исто¬
рии РАН состоялось учредительное заседание
Ассоциации российских англоведов — "Ан¬
глийский клуб: история, культура, бизнес”.
Директор ИВИ РАН д.и.н., проф. А.О. Чу-
барьян во вступительном слове выразил
уверенность, что создание новой Ассоциации
является продолжением работы, начатой фор¬
мированием Центра германских исследова¬
ний, скоро будет создано объединение
специалистов по истории Франции. А.О. Чу-
барьян привел примеры успешного между¬
народного сотрудничества ученых.
Председатель оргкомитета Ассоциации
243

англоведов академик РАН В.Г. Труханов-
ский напомнил, что изучение Великобрита¬
нии в России имеет давнюю традицию.
Представители русской школы англоведе¬
ния конца XIX — начала XX в. поставили
изучение английской истории в России на
европейский уровень. С возрастанием роли
Великобритании в современном мире
интерес к исследованию ее истории и культу¬
ры в нашей стране становится все более
значительным.
Деятельность нового объединения
англоведов могла бы, подчеркнул В.Г. Тру-
хановский, идти в трех взаимосвязанных
направлениях: исследование британской
истории и создание научных и научно-попу¬
лярных книг; развитие других отраслей
знания - экономики, философии, культуры,
а также содействие предпринимательству как
составной части взаимоотношений между
Россией и Британией, насчитывающих почти
500-летнюю историю. В научном плане
предполагается исследование истории
активности российского, в основном торго¬
вого, бизнеса в Британии на протяжении
ряда веков и роли английского промышлен¬
ного, торгового и финансового капитала в
экономической жизни России.
В.Г. Трухановский сформулировал прин¬
ципы, на которых, по мнению учредителей,
будет строиться Ассоциация. Во-первых, ее
общественный, не связанный с какими-либо
административными структурами характер
(отсюда — название ”Английский клуб”); во-
вторых, организаторы Ассоциации будут
стремиться к тому, чтобы молодые англо¬
веды составляли основу клуба и играли
важную роль в его работе; в-третьих, плюра¬
лизм мнений и научных позиций; в-четвер-
тых, членами клуба должны быть не только
историки, но и экономисты, философы, дея¬
тели культуры, политики, дипломаты,
изучающие Великобританию.
Предполагается также, что членами Ассоци¬
ации станут не только москвичи, но и англо¬
веды из различных научных центров России,
а также из зарубежных стран. Деятельность
клуба предусматривает контакты, общение с
английскими коллегами, помощь в организа¬
ции их плодотворной работы в нашей стране.
Проф. Т. Баркер (Великобритания),
президент Международного конгресса исто¬
рических наук, напомнил, что всегда, даже
в атмосфере застойных лет он ратовал за
развитие контактов советских и английских
историков, считая их перспективными,
полезными, взаимообогащающими. Ученый
подчеркнул, что британские коллеги пыта¬
ются внести свою лепту в преодоление
новых финансовых барьеров на пути к
сотрудничеству, изыскать британские источ¬
ники финансирования поездок молодых
исследователей для работы в архивах и
стажировки в Великобритании. Т. Баркер
выразил озабоченность в связи с финансо¬
выми проблемами комплектования россий¬
ских библиотек.
Представитель Британского Совета в
России Т. Сэнделл отметил, что идея Ассоци¬
ации давно созрела, и заявил о готовности
Британского Совета сотрудничать с "Англий¬
ским клубом”. Т. Сэнделл информировал
аудиторию о целях и деятельности Британ¬
ского Совета — неправительственной, непо¬
литической организации, в задачу которой
входит культурный и информационный
обмен.
Д.и.н., проф. В.И. Попов, Чрезвычайный и
Полномочный посол СССР в Великобритании
в 1980 —1986 гг., напомнил о различных пе¬
рипетиях англо-российских и англо-совет¬
ских отношений, которые нуждаются в
дальнейшем углубленном и объективном
изучении. Сейчас между нашими странами
нет сколько-нибудь серьезных противоре¬
чий. Он обратил внимание собравшихся на
актуальность британского исторического
опыта, призвал к дальнейшему изучению
истории английского парламентаризма.
Участвовавшие в заседании представи¬
тели деловых кругов — Д. Гоулд (Британско-
Российская Торговая палата), С. Худяков
(Менеджментцентр при Государственной
Академии управления), А. Резник (Метро-
фил) - высказались за поддержку •Англий¬
ского клуба” и проявили готовность к
сотрудничеству. Для бизнесменов, исчерки¬
валось в выступлениях, интерес представ¬
ляет и изучение страны, и возможная
помощь в исследовании структуры рынка.
О.Р. Бородин, зам. директора Государ¬
ственной библиотеки Российской Федерации
(бывшая Библиотека им. Ленина) сообщил о
находящихся в библиотеке фондах англий¬
ских старопечатных книг и предложил зак¬
лючить договор о сотрудничестве с библио¬
текой.
Доцент истфака МГУ им. М.В. Ломоно¬
сова С.А. Соловьев обратил внимание на
то, что 90 процентов участников заседания
являются выпускниками Московского
государственного университета разных
поколений. Интерес к английской истории у
студентов в последние годы растет. С.А. Со¬
ловьев выразил удовлетворение тем, что
Ассоциация носит открытый характер, и
отметил, что впоследствии студенты могйи
бы принимать самое активное участие в ее
деятельности.
В заседании приняли участие ведущие
244

специалисты в области англове ценил из
институтов РАН, научных учреждений и
учебных заведений Москвы и ряда других
университетских центров: А.Н. Байкова,
ВЛ. Виноградов, Г.И. Зверева, Б.В. Жари¬
ков, Н.М. Мещерякова, С.П. Перегудов,
В.В. Песчанский, Л.Н. Сванадзе, С.З. Семе¬
нов, И.Н. Ундасынов.
Председателем Ассоциации был избран
автор многочисленных работ по истории
Великббритании академик В.Г. Труханов-
ский.
В планах Ассоциации подготовка сборника
"Британия и мы: уроки для России”, издание
документов. Предполагается организовать
чтения, посвященные памяти крупных
российских и британских историков — Алек¬
сандра Савина, Евгения Косминского,
Арнольда Тойнби, Алана Дж.П. Тэйлора.
Планируется подготовка международной
научной конференции "Россия и Британия:
исторические судьбы двух империй”.
Д.А. Модель
НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ РАБОТА
КАФЕДРЫ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ
РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО
УНИВЕРСИТЕТА им. А.И. ГЕРЦЕНА
Члены кафедры всеобщей истории РГПУ
им. А.И. Герцена, занимающиеся новой и
новейшей историей, во второй половине
80-х — начале 90-х годов вели научно-иссле¬
довательскую работу по следующим основ¬
ным направлениям: внутренняя история
стран Европы в новое и новейшее время,
колониальная политика и национально-
освободительное движение в странах Азии и
Африки в XIX—XX вв., международные
отношения нового и новейшего времени.
Д.и.н., проф. Г.Р. Левин написал две
историографические главы для готовящегося
к Печати коллективндго труда, посвящен¬
ного 350-летию Английской революции
XVII в. К.и.н. С.Ё. Федоров изучает исто¬
рию английского дворянства первой поло¬
вины XVII в. По материалам диссертации,
защищенной в 1990 г., им подготовлена к
печати рукопись монографии "Индепендент¬
ство в период Республики и Протектората
(опыт социологического исследования)”. В
планах молодого ученого — участие в
коллективной работе научно-художествен¬
ным изданием "Западноевропейская цер¬
ковь в эпоху средневековья и Реформации
(по произведениям художественной литера¬
туры и изобразительного искусства)”. Изу¬
чением идейно-политического развития
английского либерализма в 50—80-х годах
XIX в. занят к.и.н., доц. В.Н. Борисенко,
работающий над монографией, посвященной
У. Гладстону и либеральной партии.
Предмет научных исследований д.и.н.,
проф. Ю.В. Егорова — "Французские левые у
власти: история и современность”1. Научные
изыскания к.и.н., доц. О.Ю. Пленкова
относятся к истории правых партий Герма¬
нии в 20-х — начале 30-х годов. Им подготов¬
лена к печати монография "Веймарская
республика и немецкая политическая куль¬
тура”. И.о. проф. Ю.К. Барсков, защитивший
докторскую диссертацию "Крестьянство
колониальной Бирмы: социально-экономиче¬
ское положение и роль в политической
жизни общества", разрабатывает тему
"Национальный вопрос в колониальной Бир¬
ме (XIX—XX вв.)”. К.и.н., доц. М.И. Шев¬
чук, исследовавший антиколониальную
борьбу в Восточной Африке, обратился к
изучению миссионерства в тропической части
континента.
Продолжая изучение истории между¬
народных отношений в новейшее время,
зав. кафедрой проф., член-корр. Российской
академии образования В.К. Фураев опубли¬
ковал ряд брошюр и статей, посвященных
различным проблемам советско-американ-
хСм. Егоров Ю.В. Народный фронт во
Франции: некоторые проблемы истории и
историографии. — Французский ежегодник,
1985. М., 1987; его же. французские левые и
"третий мир”. Л., 1985; его же. Внутренняя
политика Франции в первой половине
80-х гг.: левые у власти (1981—1986). Л., 1987;
его же. Демократическая альтернатива и
реалии современности. — В сб.: Демократи¬
ческая альтернатива и реалии современ¬
ности. — В сб.: Демократическая альтернати¬
ва неоконсерватизму. М., 1989; его же. фран¬
ция в конце 80-х гг. Л., 1989.
245

ских отношений2. К.и.н., доц. Б.А. Андреев¬
ская исследует французскую мемуарную
литературу как источник изучения внешней
политики Франции в 30-е годы3. Разбирая
архивные материалы своего отца - одного из
основателей педагогического института
им. А.И. Герцена проф. А.Е. Кудрявцева, -
Е.А. Андреевская совместно с А.Л. Трухи¬
ным составила биобиблиографический ука¬
затель его работ4. Сферой научных интере¬
сов к.и.н., доц. В.П. Заостровцева являются
связи между финансовым капиталом и
внешней политикой США в начале XX в.
Научная работа кафедры непосредственно
связана с учебным процессом. По материа¬
лам исследований читаются спецкурсы:
"Национальный вопрос :<а Востоке”
(Ю.К. Барское), "Миссионерство в Тропи¬
ческой Африке” (М.И. Шевчук), "Люди и
идеи викторианской Англии” (В.Н. Борисен¬
ко), "Англия и англичане в XVII в.”
(С.Е. Федоров), "Фашизм в политической
истории Европы" (О.Ю. Пленков).
Силами кафедры подготовлены и выпу¬
щены в свет межвузовские сборники науч¬
ных трудов5. Опубликованные в них статьи
2Фураев В.К, Трудными дорогами борьбы
за мирное сосуществование (страницы исто¬
рии советско-американских отношений и
современность). Л., 1984; его же. Борьба
Советской России за установление диплома¬
тических отношений с капиталистическими
государствами Запада (1917—1922). —
В сб.: СССР в борьбе за мир и безопасность
народов. Исторический опыт. М., 1984; его
же. Американские источники по истории
отношений между СССР и США. — В сб.:
Проблемы источниковедения внешней поли¬
тики США. М.—Л., 1987; его же. Новые иссле¬
дования внешней политики США. — Комму¬
нист, 1987, № 17; его же. о разработке не¬
которых аспектов истории советско-амери¬
канских отношений. 1917—1945 гг. — В сб.:
Всеобщая история: дискуссии, новые под¬
ходы, вып. 2. М., 1989, и др.
3См. Мюнхен — преддверие войны. М.,
1988.
4А.Е. Кудрявцев (1880-4941). Биобиб¬
лиографический указатель. Л., 1991.
политическое развитие Великобритании
и США XVII—XIX вв. Л., 1985; Европейская
политика США в конце XIX — начале XX в.
Л., 1989; Внешняя политика США в послед¬
ней трети XIX в. Л., 1991.
содержат результаты исследований сотруд¬
ников, аспирантов и соискателей кафедры, а
также преподавателей педвузов и работни¬
ков научных учреждений России. Сборники,
изданные в 1989 и 1991 гг., знакомят науч¬
ную общественность с достижениями школы
американистики, сложившейся в городе на
Неве. В печати находится межвузовский
сборник "Англия XVII в.: идеология, поли¬
тика, культура". Подготовлен сборник,
посвященный проблемам истории между¬
народных отношений накануне второй миро¬
вой войны.
На кафедре ведется интенсивная работа
по подготовке научно-педагогических кад¬
ров — преимущественно для педвузов Рос¬
сийской Федерации. Под руководством
Г.Р. Левина подготовлены и защищены кан¬
дидатские диссертации, в которых исследу¬
ются важные проблемы британской исто¬
рии6.
Развитие политических партий и обще¬
ственных движений в странах Запада в
70—80-е годах — такова комплексная тема,
разрабатываемая аспирантами под руковод¬
ством Ю.В. Егорова7.
6Олифирова С.С. Внутренняя политика
протектората Кромвеля (1653—1658). Л., 1984
(Автореф. канд. дисс.); Вертинский А.В.
Политическая борьба в Великобритании
вокруг разработки проекта конституционно¬
го устройства Индии (1927—1935). Л., 1986
(Автореф. канд. дисс.); Дронова Н.В. Экс¬
пансионизм в идеологии и практике консер¬
вативной партии Великобритании в 70-х гг.
XIX в. Л., 1987 (Автореф. канд. дисс.); Его¬
ров А.А. Англия — организатор антифранцуз-
ских коалиций на континенте. От начала
Великой французской буржуазной револю¬
ции до 1801 г. Л., 1989 (Автореф. канд. дисс.);
Лихарев Д.В. Военно-морское соперничество
Великобритании и США. 1919—1929 гг. (Дис¬
куссионные проблемы и эволюция концеп¬
ций в немарксистской исторической литера¬
туре). Л., 1990 (Автореф. канд. дисс.); Фро¬
лов В.П. Либеральная партия Великобрита¬
нии в 1976—1987 гг. Л., 1990 (Автореф. канд.
дисс.); Кузнецов В.В. Колониальная полити¬
ка Англии в Индии в первые годы второй
мировой войны (1939—1942). СПб., 1991
(Автореф. канд. дисс.).
^Евдокимова Т.В. Движение "зеленых” в
ФРГ (1978-1983). Л., 1985 (Автореф. канд.
дисс.); Крашенинина В.Г. Антивоенное дви¬
жение и рабочий класс ФРГ (конец 70-х —
середина 80-х гг.). Л., 1986 (Автореф. канд.
дисс.); Воробьев С.В. Ядерная политика
246

Исследование актуальных проблем исто¬
рии внешней политики США на ключевых
этапах развития страны осуществили аспи¬
ранты и соискатели под руководством
В.К. Фураева6 * *. Они изучили отношения США
с крупнейшими государствами Западной
Европы от начала гражданской войны в США
до кануна первой мировой войны. По раз¬
личным аспектам этой большой и сложной
темы защищено 12 диссертаций9. Другая
группа молодых ученых сосредоточила свое
внимание на истории европейской полити¬
ки США в 30-е годы XX в.10 * Разрабатывались
тори и британское антивоенное движение в
1980-е годы. Л., 1990 (Автореф. канд. дисс.);
Гарбузов В.Н. Антивоенное движение в США
(1981—1988 гг.). Л., 1990 (Автореф. канд.
дисс.); Ситдиков Р.И. Свободная демократи¬
ческая паотия ФРГ в 1980—1987 гг. СПб., 1991
(Автсреф. канд. дисс.).
вСм. Фураев В.К. Научно-исследователь¬
ская работа кафедры всеобщей истории
Ленинградского государственного педаго¬
гического института им. А.И. Герцена. —
Новая и новейшая история, 1983, № 2,
с. 220-221.
9См.: Чепасов А.А. Американо-англий¬
ские отношения в годы гражданской войны
в США в 1861—1865 гг. Л., 1985 (Автореф.
канд. дисс.); Киселева О.А. Отношения
между США и Великобританией в период
Реконструкции (1865-1877 гг.). Л., 1986
(Автореф. канд. дисс.); Сторожев Н.Б. Отно¬
шения между США и Германией в европей¬
ском регионе в 1908-1914 гг. Л., 1986 (Авто-,
реф. канд. дисс.); Закаурцева Т.А. Внешне¬
политическая мысль США (эволюция тео¬
рии экспансионизма и совершенствование
аппарата ее реализации в конце XIX - нача¬
ле XX вв.). Л., 1988 (Автореф. канд. дисс.);
Гариев И.А. Миссионерская деятельность и
ее роль в экспансионистской политике США
на Ближнем Востоке в конце XIX - начале
XX в. (на примере Сирии. Палестины и Егип¬
та). Л., 1989 (Автореф. канд. дисс.); Ген¬
кин АЛ. Американо-германские отношения
в 70—80-х гг. XIX в. СПб., 1992 (Автореф.
канд. дисс.).
10 Моховикокова Г.В. Взаимоотношения
между Соединенными Штатами Америки и
Великобританией в Европе в 1937-1938 гг.
Л., 1984 (Автореф. канд. дисс.); Скорняко¬
ва С.С. Роль правящих кругов США в поощ¬
рении агрессивной внешней политики гитле¬
ровской Германии в 1933-1937 гг. Л., 1983
(Автореф. канд. дисс.); Вахрамеева Т.В.
Отношения между США и Великобританией
внешнеполитические проблемы послевоен¬
ного времени11. Аспиранты и соискатели
кафедры исследовали также малоизученные
вопросы истории стран Азии, Африки, Латин¬
ской Америки12.
В университете ежегодно проводятся
традиционные Герценовские чтения, на кото¬
рых в секции всеобщей истории обсуждаются
доклады по результатам выполненных науч¬
ных исследований. Творческой работе со¬
трудников кафедры способствует постоянно
действующий теоретический семинар "Акту¬
альные проблемы всеобщей истории и совре¬
менное историческое мышление”.
Кафедра поддерживает постоянные связи
в 1933—1937 гг. Л., 1990 (Автореф. канд.
дисс.); Юнгблюд В.Т. Внешнеполитическая
мысль США 1933—1941 гг. (Эволюция воззре¬
ний и формирование механизма их реализа¬
ции). Л., 1990 (Автореф. канд. дисс.);
Кен О.Н. Великобритания и европейская без¬
опасность 1933-1935 гг. Л., 1990 (Автореф.
канд. дисс.); Егоров Б.А. Политическая борь¬
ба в США по вопросу об американо-герман¬
ских отношениях в 1937-1939 гг. СПб., 1992
(Автореф. канд. дисс.).
^Самойлов Д.В. Отношения США и
Великобритании в НАТО (конец 50-х — нача¬
ло 60-х гг.). Л., 1985 (Автореф. канд. дисс.);
Акимов С.Н. Политика Франции на Ближнем
Востоке в 1974-1986 гг. Л., 1990 (Автореф.
канд. дисс.).
12Сампедро Брито Альфонсо Марио.
Нациопал-реформизм на Кубе (Возникнове¬
ние, развитие и кризис Кубинской револю.-
ционной партии (”аутентиков”). 1934—
1952 гг. Л., 1985 (Автореф. канд. дисс.);
Фонсека Дорадо Орландо. Общественно-
политическая борьба и рабочее движение в
провинции Ориенте (1925-1934 гг.). Л., 1986
(Автореф. канд. дисс.); Хассан Башар Аббас.
Франция и гражданская война в Чаде (Исто¬
ки внутриполитического кризиса и сверже¬
ние режима Томбалбая). Л., 1986 (Автореф.
канд. дисс.); Шаталов О.В. Представление о
Китае в трудах западноевропейских и рус¬
ских миссионеров второй половины XVIII в.
Л., 1987 (Автореф. канд. дисс.); Шаш¬
ков Ю.А. Комитеты защиты революции на
Кубе: опыт мобилизации широких народных
масс на защиту и осуществление револю¬
ционных преобразований (1960-1986 гг.). Л.,
1987 (Автореф. канд. дисс.); Кподзо Саба Квасси
Виджро (Глори). Внешняя политика Рес¬
публики Того (1860-1980 гг.). Л., 1989 (Авто¬
реф. канд. дисс.).
247

с ведущими научными учреждениями и
вузами Петербурга и других городов Россий¬
ской Федерации. В 80-х годах профессора
кафедры активно участвовали в работе ряда
проблемных научных советов Академии
наук, в заседаниях северо-западной регио¬
нальной секции Научного совета по историо¬
графии и источниковедению. В.К. Фураев и
Ю.В. Егоров выступили с докладами на
•круглом столе” по теме "Белые пятна" в
изучении всеобщей истории", проведенном в
Москве в 1988 г. В.К. Фураев участвовал в
международной научной конференции "Уро¬
ки Нюрнберга", в советско-американском
коллоквиуме, советско-польском и совет¬
ско-финском семинарах историков, Ю.В. Его¬
ров — в международных семинарах и конфе¬
ренциях во Франции и Болгарии. Научные
стажировки за рубежом прошли к.и.н.
К.А. Аветисян, д.и.н. Ю.К. Барсков, к.и.н.
М.И. Шевчук (в США), к.и.н. В.Н. Борисен¬
ко (в Великобритании).
В качестве члена Научно-методического
совета по истории в Учебно-методическом
объединении педагогических учебных заве¬
дений В.К. Фураев выступал с докладами на
его заседаниях, а также на научно-практи¬
ческой конференции "Проблемы формиро¬
вания исторического сознания студентов
педвузов и учащихся школ" (1990 г.), осве¬
щал эту тему в научной печати13. Он выез¬
жал в составе делегаций в Швецию и Испа¬
нию для ознакомления с опытом обучения
учащихся в школах разного типа, как член
советско-американской комиссии по пробле¬
мам школьных учебников истории и гео¬
графии был участником конференци в США
в 1987 и 1989 гг.
Существенный вклад вносит кафедра в
создание учебников по истории зарубежных
стран для средней и высшей^педагогической
школы. В 1989 г. четвертым изданием, до¬
полненным и переработанным, в издатель¬
стве "Просвещение” вышел в свет учебник
для педагогических институтов "Новейшая
история зарубежных стран: Европа и Амери¬
ка. 1917—1945”. В 1991 г. выпущено третье
издание, переработанное и дополненное,
учебника "Новейшая история (1917—1939)"
для X класса средней школы. Содержание
учебника обновлено, многие разделы на¬
13 Фураев В.К. Об историческом образова¬
нии в педагогических вузах. — Новая и
новейшая история, 1991, № 4.
писаны заново. Опубликована книга "Новей¬
шая история" (1989—1990). Материалы к
учебнику для XI класса”. В ней характери¬
зуются изменения в оценках многих собы¬
тий и подходах к пониманию истории начи¬
ная с кануна второй мировой войны. Исто¬
рия стран Центральной и Юго-Восточной
Европы в послевоенные десятилетия на¬
писана заново, с современных позиций.
Большое внимание уделено анализу новых
явлений в мировом развитии в 1989—1990 гг.
Ответственным редактором и одним из авто¬
ров указанных учебников является В.К. Фу¬
раев, в создании некоторых из них участво¬
вал Г.Р. Левин. В настоящее время автор¬
ский коллектив занят подготовкой нового
учебника "Новейшая история (1939-1992)"
для XI класса средней школы.
Неотъемлемой частью работы сотрудни¬
ков кафедры является подготовка учебно¬
методических разработок, пособий и про¬
грамм для студентов-историков. По дисцип¬
линам цикла всеобщей истории с 1983 г.
опубликованы 20 таких изданий, оказавших
значительную помощь в учебном процессе
студентам дневного и заочного отделений.
Сотрудники кафедры активно участвова¬
ли в разработке новых учебных планов и
программ, что имеет первостепенное значе¬
ние в связи с получением вузом статуса
педагогического университета и переходом к
двухступенчатой подготовке кадров.
Такая подготовка кадров предусматрива¬
ет для повышения квалификации учителей
учреждение образовательных степеней (зва¬
ний) бакалавра и магистра. Это часть рефор¬
мы, осуществляемой в РГПУ им. Герцена, в
рамках которой исторический факультет
преобразован в факультет социальных наук с
несколькими отделениями и стал частью
гуманитарного института в рамках педагоги¬
ческого университета. Принят учебный план
бакалавриата, по которому начнут зани¬
маться студенты, поступившие в 1992 г. Он
включает две стадии: первые два года —
изучение предметов общегуманитарных, а
также психолого-педагогического и культу¬
рологического цикла; III и IV курсы — изу¬
чение специальных исторических дисциплин.
Вводится хорошая языковая подготовка: все
4 года по 6 час. в неделю студенты будут
изучать иностранный язык, по нему сдается
экзамен. В дипломе будет записано: учитель
истории со знанием иностранного языка.
Ученый совет утвердил учебные планы
платной магистратуры по новой и новейшей
248

истории, а также по истории Древнего мира и
средних веков. Бе могут в течение 1,5 лет
окончить с защитой магистерского сочинения
выпускники прошлых лет, завершившие
обучение в ЛГПИ без защиты дипломных
работ (только со сдачей госэкзаменов). Ма¬
гистры смогут работать в лицеях, гимназиях,
школах с углубленным изучением гумани¬
тарных дисциплин, в вузах. Однако нужны
богатые спонсоры, которые обеспечили бы
финансирование обучения.
В. Константинов
ВЫБОРЫ В АКАДЕМИЮ ЕСТЕСТВЕННЫХ НАУК РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Президиум Академии естественных наук
Российской Федерации (АЕН РФ) доводит до
сведения общественности России, стран СНГ
и зарубежных государств результаты
выборов действительных членов (академи¬
ков) и членов-корреспондентов по специаль¬
ности отделения военной истории, проведен¬
ных 20 мая 1992 г. в соответствии с Уставом
Академии.
Действительными членами (академи¬
ками) АЕН РФ избраны:
ЗОЛОТАРЕВ Владимир Антонович (1946 г.р.)
Доктор исторических наук, профессор,
академик-секретарь отделения военной ис¬
тории АЕН РФ, заместитель председателя
секции "Геополитика и безопасность” АЕН
РФ, президент Ассоциации военных истори¬
ков и археографов России, генерал-майор,
председатель Комиссии по военной истории
народов Востока Ассоциации востоковедов
при РАН. Автор 100 научных трудов по воен¬
ной истории, источниковедению и историо¬
графии, опубликованных кроме СССР
(России), в Австради^, Болгарии, Венгрии,
Германии, Испании. Руководитель между¬
народной научной программы "Гуманизм и
геомилитаризм. Уроки прошлого гряду¬
щему”. Главный редактор "Военно-морской
исторической энциклопедии”.
ЖУКОВ Андрей Дмитриевич (1948 г.р.)
Доктор исторических наук, исполнитель¬
ный президент Российско-Американского
университета, специалист высшей квалифи¬
кации в области проблематики геополитики
и безопасности (военно-стратегический
паритет, проблемы разоружения, между¬
народные кризисные ситуации). Автор 20
научных трудов, в том числе двух моногра¬
фий. В программе исследований: разработка
методов анализа и прогнозирования кон¬
фликтных ситуации и локальных войн, поиск
оптимальных путей ограничения и сокра¬
щения вооружений.
ИВАНОВ Роберт Федорович (1925 г.р.)
Доктор исторических наук, профессор,
руководитель группы Института всеобщей
истории АН, председатель Секции истории
международной ассоциации "За дружбу и
сотрудничество ученых мира”, заместитель
председателя Совета Московского дома
ученых РАН, член директората Центра
Дуайта Эйзенхауэра при Новоорлеанском
университете США. Лауреат Государственной
премии СССР. Специалист в области военной
истории, истории США, историографии.
Автор 250 научных работ, в том числе 13
монографий. Научная программа предусмат¬
ривает комплексное исследование военных
аспектов истории взаимоотношений России и
США, СССР и США.
ПОДБЕРЕЗКИН Алексей Иванович (1953 г.р.)
Доктор исторических наук, президент
Российско-Американского университета.
Специализируется в области истории между¬
народных отношений, военной политики
России. Автор около 50 научных работ. Пла¬
ны дальнейших исследований включают
проблемы геополитики и безопасности,
разоружения и конверсии военного произ¬
водства.
ПОЗДНЯКОВ Эльгиэ Абдулович (1929 г.р.)
Доктор исторических наук, профессор
кафедры Московского государственного
института международных отношений. Вид¬
ный специалист в области теории политики,'
международных отношений, военных аспек¬
тов политологии. Автор около 50 печатных
работ, в том числе пяти монографий. В
программе исследований — проблемы геопо¬
литических изменений в мире, межнацио¬
нальные отношения.
249

РЖЕШЕВСКИЙ Олег Александрович (1924 г.р.)
Доктор исторических наук, профессор,
заслуженный деятель науки РСФСР, вице-
президент Международного комитета
истории второй мировой войны, член редкол¬
легии журнала "Вопросы истории", заведую¬
щий сектором проблем военной истории
Института всеобщей истории РАН. Руково¬
дитель программы, посвященной комплек¬
сному анализу проблем второй мировой
войны. Крупный специалист по истории войн
и военного искусства. Автор более 200
научных трудов, в том числе четырех
монографий. Ряд трудов ученого опублико¬
ван в США, Германии, Франции, Японии,
Португалии, Греции, в восточноевропейских
странах.
Членами-корреспондентами АЕН РФ
избраны:
ЗАГОРСКИЙ Геннадий Ильич (1938 г.р.)
Доктор юридических наук, профессор,
заслуженный юрист России, полковник,
заместитель начальника научного управле¬
ния Института военной истории, член двух
специализированных советов. Работает над
монографией об истории становления и раз¬
вития военных судов СССР, серией сборни¬
ков документов о судебных процессах
военных трибуналов. Имеет более 100
научных публикаций, в числе которых две
монографии, учебники, учебные пособия,
статьи по истории становления органов
военной юстиции, их деятельности на различ¬
ных этапах развития Российского государ¬
ства.
ЗИМОНИН Вячеслав Петрович (1946 г.р.)
Доктор исторических наук, ученый
секретарь отделения военной истории АЕН
РФ, военный историк-востоковед, капитан
1-го ранга, заместитель начальника Института
военной истории, член Экспертного совета
ВАК, заместитель председателя докторского
специализированного Совета. Специалист по
военной истории Японии и Азиатско-Тихо¬
океанского региона. Автор и соавтор более
100 научных трудов, в том числе пяти
монографий, четыре работы изданы в
Японии, одна — в Индии. Научная програм¬
ма: комплексное исследование взаимоотно¬
шений России и СССР со странами Азиатско-
Тихоокеанского региона.
КАНЕВСКИЙ Борис Маркович (1923 г.р.)
Доктор философских наук, кандидат
исторических наук, профессор, ведущий
научный сотрудник Института военной
истории, крупный отечественный политолог
и военный историк. Автор более 100 научных
трудов. Научная программа включает в себя
разработку военно-политической концепции
национально-государственной безопасности
России и проблемы предотвращения войны.
КОЗЛОВ Иван Александрович (1912 г.р.)
Доктор исторических наук, профессор.
Специалист в области военно-морской
истории, старейший историк отечественного
Военно-Морского Флота. Автор 60 научных
трудов, из них - 14 монографий, 5 учебни¬
ков, 13 учебных пособий. Один из авторов
программы, посвященной 300-летию отечест¬
венного Военно-Морского флота.
КОРОТКОВ Гавриил Иванович (1925 г.р.)
Доктор исторических наук, профессор,
ведущий научный сотрудник Института
военной истории, член редколлегии "Военно¬
исторического журнала”. Специалист по во¬
енной историографии. Автор свыше 100
научных трудов. Личная научная программа
включает исследование наиболее крупных
вооруженных конфликтов и локальных войн
после второй мировой войны.
КУМАНЕВ Георгий Александрович (1931 г.р.)
Доктор исторических наук, профессор,
заместитель академика-секретаря отделения
военной, истории АЕН РФ, заведующий отде¬
лом военной истории России Института исто¬
рии России РАН, первый вице-президент
Общества дружбы народов России и Финлян¬
дии. Специалист в области истории военной
экономики, военной техники и оружия,
военного производства. Автор 220 научных
работ, в том числе восьми книг. Автор
разработки и руководитель программы
"Военное производство России и СССР во
второй мировой войне".
РОСТУНОВ Иван Иванович (1919 г.р.)
Доктор исторических наук, профессор,
заслуженный деятель науки России, веду¬
щий научный сотрудник Института военной
истории. Автор 100 научных трудов, .в том
числе четырех монографий. Личная научная
программа предусматривает подготовку
монографий, посвященных военной истории
России.
250

ТИМОХОВИЧ Иван Васильевич (1922 г.р.)
Доктор исторических наук, профессор,
заслуженный деятель науки России, генерал-
майор авиации в отставке, ведущий
научный сотрудник Института военной
истории. Автор 80 научных трудов. Програм¬
ма включает завершение разработки и
издание двухтомного труда "Партизанская
борьба в годы Великой Отечественной
войны”, а также создание исследования,
посвященного истории отечественных
Военно-Воздушных Сил.
ШБРВМВТ Виталий Иванович (1940 г.р.)
Доктор исторических наук, профессор,
заместитель академика-секретаря отделения
военной истории АБИ РФ, ведущий научный
сотрудник Института славяноведения и бал¬
канистики, член редколлегии "Военно-исто¬
рического журнала”, член правления
Ассоциации европейских исследований, член
бюро Комиссии по военной истории народов
Востока Ассоциации востоковедов при РАН.
Военный историограф стран Ближнего Восто¬
ка и Балкан. Автор 87 научных трудов.
Автор программы, посвященной урокам
военной истории Ближнего Востока.
Иностранными членами АЕН РФ избраны:
Эзер ВБЙЦМАН (Израиль), Эрик ГРОУ (Вели*
кобритания) и Джекоб У. КИПП (США).
251

I ЕВГЕНИЯ ВЛАДИМИРОВНА ГУТНОВА
1 октября 1992 г. не стало Евгении Вла¬
димировны Гутновой — -профессора Мос¬
ковского государственного универси¬
тета им. М.В. Ломоносова, ведущего науч¬
ного сотрудника Института всеобщей исто¬
рии РАН. Плодотворная, полная увлечен¬
ного труда жизнь ее оборвалась на 79 году.
Несмотря на преклонный возраст, она была
далека от того, что называют старостью.
Жизненный путь Е.В. Гутновой был длин¬
ным и сложным. Она родилась 11 апреля
1914 г. в семье интеллигентов-революцио¬
неров, в послереволюционное время под¬
вергшихся репрессиям.
Евгения Владимировна всю свою жизнь
была великой труженицей, достойной пред¬
ставительницей той особенной, выдающейся
общности ученых, которая сложилась на
кафедре истории средних веков МГУ, куда
она пришла вместе со студентами первого
набора вновь восстановленного в 1934 г.
исторического факультета. Там ее корни,
определившие ее судьбу исследователя,
педагога и человека.
Ее основные научные интересы опреде¬
лились рано. Преданная ученица академика
Е.А. Косминского, она следовала его путем,
со-студенческой скамьи принимая посиль¬
ное участие в его исследованиях источников
по истории средневековой Англии. Она не раз
говорила, что это скромное сотрудничест¬
во с учителем было для нее огромным испы¬
танием на прочность и большой научной
школой.
Защитив в Томске, в эвакуации, вдали
от учителя, в 1942 г. кандидатскую дис¬
сертацию "Томас Карлейль как историк",
Евгения Владимировна тогда же начала
преподавать в Томском государственном
университете. Вернувшись в Москву, с
1944 г. она преподаватель, затем доцент и
профессор кафедры истории средних веков
МГУ.
С Институтом истории АН она была свя¬
зана с молодых лет, пройдя в нем докторан¬
туру, а с 1970 г. став его сотрудником.
Е.В. Гутнова долгие десятилетия была од¬
ним из самых деятельных членов редкол¬
легии сборника "Средние века", входила и
в ряд других редколлегий, являлась чле¬
ном Ученого совета, отдавая этому много
сил, ответственным редактором многих
изданий, достойным представителем оте¬
чественной науки на ряде международных
форумов.
252
Научные интересы Е.В. Гутновой были
сосредоточены на социально-политической
истории средневековой Англии и историо¬
графии средних веков, где ей по праву
принадлежит первое место. Ее исследо¬
вательская работа тесно переплеталась с
педагогической. Много времени и сил Ев¬
гения Владимировна отдавала подготовке
учебной литературы: она была автором и
редактором нескольких изданий универси¬
тетского учебника по истории средних ве¬
ков, выходивших в свет с 1952 г.; дваж¬
ды издан ее курс по историографии средне¬
вековой истории, напечатанный впервые
в 1974 г.: ее перу принадлежит ряд мето¬
дических пособий. Вклад Е.В. Гутновой в
дело университетского образования очень
высок и заслуживает благодарной призна¬
тельности.
Лицо Евгении Владимировны в науке
определяют две большие монографии —
"Возникновение английского парламента:
из истории английского общества и государ¬
ства XIII в.” (1960 г.), написанная на осно¬
ве докторской диссертации, защищенной в
1957 г. в МГУ, и "Классовая борьба и общест¬
венное сознание крестьянства в средневе¬
ковой Западной Европе (XI—XV вв.)"
(19г>4 г.), а также многочисленные статьи. В
первой работе, тема которой традиционна
(и очень важна, быть может, у нас в России
особенно!), она сумела дать новое видение
ряда вопросов истории государства и пар¬
ламентаризма, исследовав огромный круг
источников, охватывающий все многооб¬
разные аспекты поставленной проблемы,
вплоть до экономики и финансов. Вторая
монография отличается новизной постановки
вопроса, широтой его рассмотрения на ма¬
териале истории Англии, Франции, Италии,
Германии с привлечением материалов и
других стран. В исследовании проблем
крестьянского самосознания, столь трудно
реконструируемого из-за крайней скудости
сведений, разбросанных в обширном круге
источников, которые собрала и исследо¬
вала Е.В. Гутнова, она занимает одно из
первых мест в медиевистике — как в оте¬
чественной, так и в зарубежной.
Список научных трудов Евгении Вла¬
димировны велик и разнообразен и достойно
венчает ее исследовательскую деятельность.
Не все свои исследования ей довелось уви¬
деть опубликованными. Второй том "Исто¬
рии Европы”, в который она вложила так
много труда и волнений, выходит в свет в
ближайшее время; в работе несколько подготов*
ленных ею тематических сборников. Исследова¬
ния ее останутся на долгие годы источником зна¬
ний и рдяммтттпений для поколений ученых и
студентов.
Целая поросль учеников, составивших
школу Евгении Владимировны Гутновой
в области истории Англии и историографии,
венчает ее неустанный труд самозабвенного
педагога. Многие научные работники и пре¬
подаватели, не являвшиеся ее непосредст¬
венными учениками, испытали на себе ее
влияние и неизменно пользовались ее по¬
мощью.
Уравновешенная, даже с несколько моно¬
тонной манерой говорить, очень деликатная
и уступчивая в личных отношениях, Евгения
Владимировна преображалась, когда дело
касалось ее учеников, к которым она от¬
носилась с пристрастием любящей матери.
Было ли это критическое выступление на
обсуждении доклада или диссертации, ка¬
кие-либо сложности с публикацией статей
ее учеников — все подвергалось подробному
обсуждению с критиками, надолго выводило
ее из душевного равновесия. Всеми силами
она старалась преодолеть препятствия, за¬
щитить, поддержать своих многочисленных
питомцев.
Но еще более ранило ее, особенно в пос¬
ледние годы, необъективное, поверхностно¬
критическое, лишенное понимания всего
трагизма нашей эпохи неуважительное от¬
ношение к поколению учителей, которые в
труднейших условиях помимо своих выдаю¬
щихся научных исследований сделали так
много для сохранения традиций и лучших
достижений дореволюционной отечественной
науки, не дали оборвать связующие нити,
уберегли целые пласты высокой культуры,
научной этики, умение отдавать себя лю¬
дям. Евгения Владимировна по праву ощу¬
щала себя их наследницей и по мере сил
продолжала их дело.
Евгении Владимировне, как и поколению
ее предшественников и сверстников, выпали
на долю трагические годы нашей истории.
Иные строки в других условиях она, скорее
всего, не написала бы или написала бы ина¬
че. Но таких строк не так много, и они не
могут помешать тому, чтобы ее большое
научное наследие полностью сохранилось и
продолжало служить науке. Трудные годы
не убили в ней ни пафоса неустанного
труда, ни строгой дисциплинированности в
большом и малом, ни веры в существование
подлинного научного знания и его ценность.
И данное ей природой она не растратила, а
сберегла и сторицею вернула науке и людям.
Евгения Владимировна постоянно сотруд¬
ничала с журналом "Новая и новейшая
история”. Она была постоянным его авто¬
ром. Помогала добрыми советами в работе
редакции и редколлегии. В портфеле ре¬
дакции находится одна из последних работ
Евгении Владимировны, посвященная жиз¬
ненному пути и творчеству Сергея Дани¬
ловича Сказкина, которая готовится к пе¬
чати и будет опубликована в ближайшем
номере журнала.
Обаяние выдающейся личности Е.В. Гут¬
новой, ее огромные знания, преданность
делу, исключительная обязательность и
добросовестность остаются с нами. Светлая
ей память!
Коллектив Института всеобщий истории РАН,
редколлегия и сотрудники редакции журнала
"Новая и новейшая история"
253

CONTENTS
Artides.MusatоvVJ.. The USSR and the Events in Hungaria in 1956: New Archival Materials.
Academician Pisarev Y.A. The Russian Counterintelligence and the Secret Serbian Organisation
"The Black Hand". Yevserov R.Y. The Modern Historiography of the Second International: Revaluation of
Values. Patrushev A.I. Max Weber’s Renaissance: Sources. Discussions and Tendencies. Barg M.A.
Hume as a Methodologer of History.Publications .Soviet-GermanDocuments 1939-1941. From the Archive of
the CC CPSU. The History of the World R e 1 i g i о n s. Gadjiev КЛ. American Protestantism
History and Our day. Documentary Essays. Kimball W.F. (USA).Franklin Roosevelt as
Commander in Chief. 1941—1945. Emets V.A. A.P. Isvolsky: an Unsuccessful Minister or a Refor¬
mator? Pozharskaya S.P. The Bourbons in Spain. Profiles of Historians. Paneyakh V.M.
(Saint-Petersbourgh). Boris Alexandrovich Romanov (1889—1957). Historiography.
Lafeber W. (USA). The American Historiography of the Foreign Policy of the USA. Pages of the
Past. Novikov G.M. (Irkutsk). On the Texas Archives of A.F. Kerensky. Questions of
Teaching History. Borisov V.M. On Teaching Socio-Political Subjects in Russian Teacher-
Training Colleges. From Foreign Books. Gayduck I.V. According to Materials of the Book by
R. Williams "Russian Art and American Money 1990—1940”. Book Reviews. Facts,
Events, Findings. Scientific Life.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ
ГАДЖИЕВ Камалудин Серафудинович, ведущий научный сотрудник ИМЭМО, доктор историчес¬
ких наук, специалист по истории общественно-политической мысли Запада, автор монографий
"США: эволюция буржуазного сознания" (М., 1981), "Эволюция основных течений американ¬
ской буржуазной идеологии" (М., 1982), "Американская нация: национальное самосознание
и культура” (М., 1990), а также статей и глав в коллективных монографиях.
ГАЙДУК Илья Валерьевич, кандидат исторических наук, сотрудник Института всеобщей
истории РАН, специалист по внешней политике США, автор ряда публикаций по данной
тематике.
БВЗБРОВ Роберт Яковлевич, доктор исторических наук, главный научный сотрудник
Института сравнительной политологии и проблем рабочего движения РАН, автор ряда работ
по проблемам общественного развития, теории, и истории рабочего движения, в частности
монографии "Роза Люксембург” (М., 1974) (в соавторстве).
ЕМЕЦ Валентин Алексеевич, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник
Института российской истории РАН. специалист по истории внешней политики России, автор
монографии "Очерки внешней политики России в период первой мировой войны (1914— 1917
гг.)" (М., 1977), статей и глав в ряде коллективных трудов.
ИВОНИНА Людмила Ивановна, кандидат исторических наук, старший преподаватель
кафедры всеобщей истории Запорожского государственного университета, специалист по
истории Великобритании XVII в., автор ряда исследований по указанной тематике.
МУСАТОВ Валерий Леонидович, советник-консультант Корпорации "Российско-американ¬
ский университет”, в 1973-1984 гг. - советник, затем советник-посланник Посольства СССР в
Венгрии, автор ряда работ по истории стран Восточной Европы.
НОВИКОВ Геннадий Николаевич, доктор исторических наук, профессор, заведующий
кафедрой новой, новейшей истории и международных отношений Иркутского государствен¬
ного университета, автор монографии "Голлизм после де Голля” (М., 1984) и ряда статей по
новейшей истории Франции.
254

ПАНЕЯХ Виктор Моисеевич, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник
Санкт-Петербургского Филиала Института российской истории РАН, специалист по вопросам
социальной структуры российского общества в XVI—XVIII вв., автор монографии "Пугачев и
его сподвижники” (Л., 1965) (в соавторстве), "Кабальное холопство на Руси в XVI в."
(Л., 1967), "Холопство в XVI - начале XVIII вв.” (Л., 1975), "Холопство в первой половине
XVII в." (Л., 1984).
ПАТРУШЕВ Александр Иванович, доктор исторических наук, доцент кафедры новой и
новейшей истории исторического факультета Московского государственного университета
им. М.В. Ломоносова, автор монографии "Неолиберальная историография ФРГ" (М., 1981),
*Расколд6ванный мир Макса Вебера” (М., 1992) и ряда других работ по западногерманской
буржуазной историографии.
ПИСАРЕВ Юрий Алексеевич, действительный член РАН, член Черногорской академии
наук, профессор, лауреат Государственной премии СССР, автор монографий "Освободительное
движение югославянских народов Австро-Венгрии в 1905-1914 гг." (М., 1952), "Сербия и
Черногория в первой мировой войне (1914—1918 гг.)" (М., 1969), "Образование югославян¬
ского государства" (М., 1975), "Великие державы и Балканы накануне первой мировой
войны" (М., 1985) и других трудов по истории рабочего, крестьянского и национально-освобо¬
дительного движения на Балканах и международных отношений в Юго-Восточной Европе.
ПОЖАРСКАЯ Светлана Петровна, доктор исторических наук, зав. отделом новой истории
Института всеобщей истории РАН, автор монографий "Социалистическая рабочая партия
Испании. 1931-1939 гг.” (М., 1966), "Тайная дипломатия Мадрида” (М., 1971), "Испания и
США 1936-1976. Внешняя политика и общество” (М., 1982), "От 18 июля 1936 - долгий путь"
(М., 1977) и других исследований.
255

ЧИТАЙТЕ В СЛЕДУЮЩЕМ НОМЕРЕ ЖУРНАЛА:
Председатель Комитета по делам архивов при правительстве РФ Р.Г. Пихоя. О
современном состоянии российских архивов
СССР и ’’план Маршалла”. По материалам Архива Президента РФ
Между объективизмом и релятивизмом: дискуссии в современной американ¬
ской историографии
Церковь стран Северной Европы на пороге XXI в.
Портреты историков. Академик С.Д. Сказкин.
Есть ли будущее у советологии? (Размышления бывшего участника ’’холодной
войны”)
Уроки войны с Финляндией в 1939-1940 гг. Неопубликованный доклад К.Е. Во¬
рошилова на пленуме ЦК ВКП(б) 28 марта 1940 г.
О судьбе армии. Андерса в 1941-1942 гг. Из рассекреченных архивов
Тайные документы ’’странной войны”
История генерала Власова
Фельдмаршал Э. Манштейн. Сталинградская трагедия. Главы из мемуаров ’’Уте¬
рянные победы”
Несостоявшийся ’’русский брак” Наполеона Бонапарта
Технический редактор Е.Н. Ларкина
Сдано в набор 30.10.92’Подписано к печати 18.12.92 Формат бумаги 70x100 1/jg
Печать офсетная Усл. печ. л. 20,8 Усл. кр - отт. 27,1 тыс. Уч. - изд. л.22,8 Бум. л. 8,0
Тираж 12829 экз. Зак. 3421 Цена 10 р. 70 к.
Адрес редакций: Москва, 121002, Арбат, д. 33/12. тел. 241-16-84
2-я Типография издательства "Наука”. 121099, Москва, Г-99, Шубинский пер., 6

10 р. 70 к.
Индекс 70620
Магазины ’’Академкнига”
предлагают: i
ДЕНИКИН А.И.
ОЧЕРКИ РУССКОЙ СМУТЫ.
В 2-х кн.
Кн. 1. Крушение власти и армии. Февраль-сентябрь 1917 г. 1991.520 с. 18 р.
Кн. 2. Борьба генерала Корнилова. Август 1917-апрель 1918 г. 1991. 376 с.
18 р. *
Репринтное воспроизведение мемуаров генерала А.И. Деникина, изданных в
Париже в начале 1920-х годов, выходит в СССР впервые. Очень ярко, с привле¬
чением многочисленных документов мемуарист воссоздает свое видение и
понимание событий в России.
Издание снабжено комментариями и именными указателями. Для широкого
круга читателей.
Книги можно приобрести по адресу: Москва, Мичуринский проспект, д. 12.
Для получения книг по почте заказы направляйте в магазин "Книга-поч¬
той”: 117393, Москва, ул. Академика Пилюгина, д. 14, кор. 2.
liUtfttHuJoM ИсЮрЧЯ
•наука.