Екатерина Алексеевна Бурмистрова
НЕ едет НЕ красная НЕ машина!
Как понять дошкольника
© ООО ТД «Никея», 2021
© Бурмистрова Е.А., 2021
Вступление
Это полезная практическая книга, которая поможет читателям лучше
понять не только поведение ребенка, но и свои родительские реакции.
Каждая рекомендация проверена не только моим личным родительским
опытом, но и многолетней практикой консультирования, занятий в
онлайн-школе[1], ведения групп и вебинаров.
Темы, собранные в этой книге, высоко востребованы в родительской
среде, о них постоянно пишут в социальных сетях и на различных
интернет-порталах. Я уверена: очень важно, чтобы такие материалы
были собраны в одном месте и имели упорядоченный вид. К тому же в
книге эти темы раскрыты более глубоко, подробно и обоснованно.

По первому образованию я детский психолог, и мне очень хочется
помочь родителям понять специфику и разнообразие каждого возраста
малыша. Ведь многие проблемы, связанные с определенным периодом
развития ребенка, только кажутся проблемами -- на самом деле это
признаки очень глубоких и весомых изменений, через которые, взрослея,
проходит малыш.
Важно быть чуткими к тому, как меняется ваш ребенок каждый день и
даже каждый час. И часто мы, родители, не успеваем за детьми.
Поэтому даже если те феномены развития ребенка, о которых
рассказано в книге, только впереди, родители, ознакомившись с
возрастными особенностями, могут сориентироваться, настроиться и
быть максимально мягкими, но и предельно четкими в реакциях на
поведенческие сложности ребенка. Получив альтернативное -- по
сравнению с привычным для вас -- объяснение этим феноменам, вы
сможете по-другому на них реагировать.
Не все, что описано в книге, обязательно встретится в вашей семейной
истории. Но знакомство с тем, «как еще бывает», может помочь вам
отнестись терпимо к непонятному поведению других детей. А что-то
откликнется и напомнит мамам и папам их собственное детство, и эти
воспоминания будут переработаны и прожиты заново, что тоже очень
ценно.
Я надеюсь, что теоретические объяснения и практические
рекомендации, которые вошли в книгу, станут своеобразным
навигатором на непростом родительском пути. Возможно, эта книга
поможет родителям избежать многих ошибок и излишних страданий, а
навязчивые мысли, будто вы -- плохая мама или недостаточно хороший
папа, рассеются. Ведь вера в себя важна не только для самих
родителей, но и для детей.
Любить ребенка -- это не просто красивые слова, это -- рутинная
каждодневная практика, которая воспитывает и самого родителя.
Глава 1
Каждый год дошкольного детства --
целая эпоха развития
Дети, особенно дошкольники, совсем не такие, как взрослые: у них
совершенно другая логика, иное ощущение времени и иной механизм
регуляции эмоций. А какой он -- дошкольник? «Маленький
инопланетянин»?
Дети часто озадачивают родителей. Малыш растет, а мама с папой не
всегда успевают соотнести его поведение с новым периодом
взросления: они не понимают, что поменялось, и не могут придумать, что

с этим делать. Например, они привели ребенка на детскую площадку,
или в гости, где есть его ровесники, или на специальные занятия по
возрасту, а он не хочет ни с кем общаться или начинает драться.
Родители обычно огорчаются, а иногда и сердятся на своего ребенка.
К тому же распространено заблуждение, что маленькие дети -- «ангелы»,
и взрослые расстраиваются, когда это ангелоподобное прелестное
существо ведет себя совсем не так, как ожидают от него родные. Где-то
с полугода и более отчетливо -- с года у ребенка могут проявляться
сильные, резкие и неконтролируемые отрицательные эмоции, и он из
ангела превращается в «злобного карлика».
Дети в возрасте от 10--11 месяцев довольно часто переходят на крик,
пока не освоят лексику родного языка в полном объеме. Много крика
может быть и в семьях, где малыш такого возраста -- не единственный
ребенок. Братско-сестринские отношения -- очень близкие, и малышу
всегда найдется, что делить с братом или сестрой. Но даже если
ребенок по характеру спокойный и уравновешенный и у него нет
сиблингов[2] , редкие семьи проживают этот детский возрастной период
без слез и криков. Возраст 2 лет особенно сложен потому, что часто у
малыша просто не хватает слов, чтобы рассказать о своих желаниях,
чувствах, намерениях, и тогда начинается невербальное выражение
эмоций: крик и плач. Ребенок сам этого механизма не осознает, это
слишком сложно для двухлетки. Но если родители станут внимательно
наблюдать, они заметят момент, когда малыш, не находя слов, начинает
«закипать». Очень хорошо некоторое время понаблюдать за поведением
ребенка в сложных для него ситуациях. Тогда будет довольно просто
предсказать, когда наиболее вероятна следующая эмоциональная
вспышка.
Чтобы ребенок научился неконфликтно общаться с ровесниками, мало
просто увеличивать количество контактов: ему надо тренироваться
выражать свой опыт словами. Бывает, что кто-то из близких «помогает»
малышу, формулируя за него, что ребенок, по-видимому, чувствует. Но
дети-ровесники не будут покрывать это неумение. Именно общение с
такими же, как он сам, дает малышу мощный толчок к тому, чтобы
научиться вербализировать свои мысли.
Нехочухи
Количество глаголов с частицей «не», которое употребляет ребенок,
просто поражает. Предельный случай, который мне довелось
наблюдать: «не едет не красная не машина» от трехлетнего мальчика в
ответ на нейтральную во всех отношениях фразу мамы «едет красная
машина».
Ребенок часто не согласен почти со всяким предложением. Более того,
любое, даже самое привычное каждодневное дело может встретить
отпор неожиданной силы: «неть!» супу, колготкам, чистке зубов. Нередко

это «неть!» связано не только с нежеланием подчиняться требованиям,
но и с огромным стремлением к самостоятельности. Малышу этого
возраста крайне важно пытаться делать самому то, что он, в принципе,
уже может сделать. Это тотальное сопротивление порой выглядит
впечатляюще: ребенок не просто плачет, он орет. И продолжаться такое
может не 1--2 минуты, а 10--15 минут и больше.
Еще недавно научившийся говорить фразами ребенок вдруг
сопротивляется любой, даже необременительной для него просьбе.
Причина этого чаще всего в очень сильной потребности выразить свое
мнение. Несогласие, отказ у ребенка -- один из простых, довольно
примитивных способов выработки собственной позиции. И если считать,
что и в более старшем возрасте независимость -- важное качество, не
стоит очень резко подавлять эти, такие глупые и иррациональные,
отказы двухлетки.
Посмотрите на «нехочуху» с другой точки зрения: такая способность к
сопротивлению может очень пригодиться ребенку в более старшем
возрасте. Он вырастет, и ему придется говорить «нет» множеству вещей:
дурным предложениям, наркотикам, собственным неправильным
мыслям. А «отрабатывает» эту способность малыш в семье, на самых
близких людях и в очень примитивной форме. Но это не просто истерика
и не откат назад, это принципиально новое умение для ребенка, хотя
часто оно выглядит вопиюще, в прямом и переносном смысле. А для
родителей необходимость справляться с «нехочухой» может стать не
только стрессором, но и шагом в личном и родительском развитии.
Если у папы с мамой есть время, возможность, желание и терпение,
можно предоставить ребенку выбор. Но если обстоятельства
складываются иначе и ребенок негодует, кричит и плачет в ответ на
однозначное предложение или настоятельную просьбу взрослого, не
надо думать, что, не уступая малышу, мы его травмируем. Нанести вред
психике 2--3-летнего ребенка простыми запретами фактически
невозможно. Для того, чтобы можно было говорить о
психотравмирующей ситуации, запретов должно быть или очень много,
или запреты, просьбы и указания должны быть чрезвычайно
непоследовательными.
Нужно попробовать отнестись к «неправильному» поведению ребенка
как к новой задачке, которую родителям пока не доводилось решать. И
тогда внезапные вспышки эмоций малыша, возможно, будут вызывать не
ступор, а живой познавательный интерес.
Реакции окружающих
То, что малыш периодически ничего не хочет, почти со всем не согласен
и выражает это совсем не спокойно, не нужно воспринимать как
педагогический провал. Конечно, не просто смириться с тем, что
любимый ребенок, в которого вложено столько любви и заботы, ведет

себя подобным образом. И обычно родители болезненно воспринимают
реакцию других людей на сложное поведение малыша, потому что в
прожекторе чужого внимания отрицательные реакции ребенка и
отсутствие у родителей быстрых успешных методов реагирования
становятся более заметными.
«Что это, мамаша, у вас ребенок плачет?» -- такой молчаливый или
вполне даже громкий вопрос может просто преследовать родителей
малыша. Ведь его поведение и эмоциональные реакции
малоуправляемы и не всегда прогнозируемы. Например, в возрасте от
1,5 до 3,5 лет ребенок периодически может срываться на крик и плач не
только дома, но и на людях. Подстраиваться ли под все требования и
странности малыша, желая избежать взрывов эмоций? На этот вопрос
каждая семейная пара отвечает по-своему. У одной и той же семьи в
разные моменты жизни могут быть собственные ответы.
Общая рекомендация здесь только одна: не учите уму-разуму
«невменяемого» ---усталого, приболевшего, очень голодного -- малыша.
И еще: если ваше собственное эмоциональное состояние оставляет
желать лучшего -- вы устали, истощены, расстроены, -- не принимайте
«ближний бой». Попробуйте смягчить ситуацию. У человека такое
длинное детство, вы еще успеете воспитать ребенка. И если чувствуете,
что по сумме причин сами находитесь на грани эмоционального срыва,
не пытайтесь воздействовать на эмоции двухлетки. Вполне возможно,
что сработает закон заражения эмоциями, и все закончится обоюдными
криками и слезами. Воспитательной пользы от этого -- никакой, вы только
выпустите пар.
Когда же это, наконец, закончится?
Бывают дни, настолько мучительные и изматывающие, что родитель
задается вопросом: когда же это, наконец, закончится? Когда станет
легче? И станет ли когда-нибудь? Сложно дать однозначный прогноз, но,
исходя из общих соображений психологии развития детей, можно
сказать: к 4--4,5 годам море детских эмоций должно значительно
уменьшиться.
Дело в том, что у большинства малышей именно в этом возрасте
начинает созревать способность к самостоятельному регулированию
эмоций. До этого возраста собственные переживания и чувства для
ребенка -- это «кран», который не он открывает. И он не имеет
возможности его «перекрыть». В большинстве случаев ребенок не «не
хочет» перестать кричать и плакать, а просто не в состоянии этого
сделать. С ним это «происходит», а не он «делает это».
Усталость от взаимодействия с эмоциональным малышом может
накапливаться постепенно, и тогда у мамы есть шанс заметить свое
состояние и попытаться что-то с ним сделать. Лучше всего в такой
ситуации взять тайм-аут, прервать контакт с малышом хотя бы на 5--10

минут, переключить внимание. Если в этот момент рядом нет других
взрослых (а чаще всего в современной городской семье это именно так),
можно пробовать заняться хозяйством или сделать несколько
физических упражнений.
Возможно, это прозвучит банально, но для предотвращения
собственного эмоционального взрыва многие средства хороши. Для
человека верующего помощью может быть молитва. Но, к сожалению,
даже у людей, которые ходят в церковь много лет, не хватает
спокойствия, чтобы совладать с эмоциями. И проще переключиться на
внешнее действие, а не на внутреннее.
У каждой мамы и каждого папы вполне могут возникнуть свои
изобретения по восстановлению и стабилизации эмоционального
состояния. Но чаще бывает, что усталость и эмоциональное истощение
накатывают на маму внезапно, и собственные реакции становятся для
нее неожиданностью.
Если вы знаете за собой определенную вспыльчивость, если ваши
эмоции подвижны и вам непросто отследить момент их смены, пробуйте
договориться с самой собой о том, что́ вы станете делать, когда
усталость от эмоциональной непредсказуемости малыша, его
требований и криков зашкалит. Должен быть «план экстренного
спасения» для мамы: подруга, с которой можно поговорить прямо
сейчас, которая понимает специфику вашего состояния, не осудит и не
станет поучать, а просто выслушает. Возможно, хороший способ для
вашей семьи -- звонок на работу второму родителю, СМС или письмо со
словом «SOS».
Но если никого нет на связи или вы все же считаете, что обращаться за
поддержкой в такой момент недостойно, имейте под рукой что-то, что
утешит и переключит ваше внимание наверняка: любимая книжка,
музыка, чашка чая.
Как написано в одной замечательной книжке для родителей: «Если вы
думаете о том, есть у вашего малыша колики или нет, значит, их у него
нет точно». Так же и с упрямством и негативизмом.
Если вам незнакомо то, о чем мы сейчас вели разговор, значит,
темперамент, возраст или ситуация развития вашего малыша несколько
иная и вы с подобными особенностями не сталкиваетесь. И тогда,
возможно, вы сможете лучше понять других родителей, чьи детки
периодически переходят на крик, а ваш взгляд из осуждающего
(«недорабатывают!», «не так делают!») станет более сочувствующим и
понимающим.
Многое в родительстве, да и в семейной жизни вообще, мы не
выбираем. И чтобы дом наш был мирным, а отношения -- гармоничными,
хотя бы относительно, стоит постараться принять так называемую
психофизическую данность своих ближних.

Бесконечные «почему» и другие
особенности дошкольника
Эпоха от 3 до 5 лет -- это возраст «почемучек». И тут социализация,
выведение маленького человека из замкнутого пространства семьи в
более широкий мир общения с другими детьми, взрослыми, педагогами
может дать мощнейший толчок к социальному, когнитивному и
эмоциональному развитию ребенка.
Помимо игры, для детей по-настоящему важно, чтобы обо всем на свете
было кого спрашивать. Дети задают неудобные, острые вопросы, и
должен найтись взрослый, у которого есть силы, время и желание на эти
вопросы отвечать, который не до конца истощился, общаясь с ребенком
целый день. Если сил и желания для общения у родителей нет, ругать
себя не надо. Ведь даже редкие ответы измученной мамы или
перегруженного папы -- это для ребенка прекрасная возможность
чувствовать себя частью большого, целого, семейного сообщества.
Когда бесконечные «почему» уже вымотали родителей, надо спокойным
тоном сказать: «Я рад бы ответить, но сейчас я устал, дай мне десять
минут помолчать и подумать. Твой вопрос я услышал, и он мне
понравился». Это методика правильной паузы: я сейчас не готов
отвечать, подожди, вопрос мне твой интересен.
Вторая особенность периода от 3 до 5 лет: ребенок не умеет
контролировать собственные переживания. Когда у детей возникают
разногласия, любая ситуация порождает массу эмоций. Мы, взрослые,
более интеллектуально реагируем на события, пропускаем ситуацию
через призму осознания, хотя не все и не всегда. А ребенок реагирует
иначе -- эмоционально.
Третья особенность: ребенок иначе чувствует течение времени.
Казалось бы, это не имеет значения, скажем, при игре в песочнице. А на
самом деле -- имеет. Например, ребенок заболел, две недели не гулял с
другими детьми, но по его субъективному ощущению прошел месяц или
два. Малыш от многого отвык, у него пропала часть навыков. Если его
сразу начать водить в сад, ощущение времени, как чего-то длинного,
долгого, помешает ему заново адаптироваться к садовскому окружению.
Прошло полдня, а для него -- день-другой, он уже очень соскучился по
родителям.
Настроившись на «выход в люди», надо понять особенности вашего
ребенка конкретно в этом возрасте: как он чувствует течение времени?
Происходит ли отвыкание от людей? Например, бабушка живет в другом
городе или районе и видит ребенка два раза в месяц, а ребенок еще
мал. Будет ли частота встреч влиять на отношения с бабушкой? Думаю,
очень сильно.

Неумение выстраивать причинно-следственные связи -- четвертая
особенность дошкольника. Маленькому ребенку сложно объяснить, что
из чего следует, логические цепочки не работают. «Ты этого мальчика
ударил лопатой по голове, и он теперь не хочет с тобой играть», -- для
нас такого рода аргумент является логичным и понятным. А для ребенка
3--4 лет подобное рассуждение непостижимо.
Эмоции дошкольника даже для профессионалов и родителей-знатоков
плохо предсказуемы. А его переживания, связанные с другими детьми, --
вообще что-то непонятное. Часто мамам, папам и бабушках кажется, что
они знают все о своем ребенке, и, только когда малыш входит в детский
коллектив, они обнаруживают его новые стороны. Он вдруг показывает
себя невероятно театральным и демонстративным, любящим привлекать
к себе внимание, положительное или отрицательное. Ребенок может
оказаться лидером, чего родители не замечали. Или, наоборот,
довольно застенчивым, хотя в семье он громкий и командный.
Ребенок активно пользуется воображением и может жить не в
реальности, а в фантастических мирах. Нередко ребенок играет в кота,
или в собачку, или в принцессу. Если особенность возраста «почемучек»
предполагает, что рядом находится взрослый, который будет отвечать
на вопросы, то для воображения и игр, в которых участвует фантазия,
конечно, нужны сверстники -- другие дети.
Для малыша в возрасте от 3 до 5 лет творчество не менее важно, чем
воображение. Далеко не всякая семья готова предоставить ребенку
возможности творить в том количестве и объеме, в которых он
нуждается: измазать все красками, играть с пластилином, мешать крупу
с водой. И тут выручают детские сады, творческие студии.
Еще ребенок отличается от взрослого уровнем восприятия другого
человека. Он пока не снабжен той системой считывания эмоций и
состояний, которая есть у взрослого, но обладает очень большой
чувствительностью.
Ребенок живет строго в настоящем, здесь и сейчас. Он не помнит своих
прошлых реакций на похожие ситуации, не может предвидеть будущих
событий. Именно поэтому так часто возникают конфликты.
Если родители будут держать эти особенности возраста в голове, они
смогут проще реагировать на непростое поведение дошкольников.
Глава 2
Поведение дошкольника
Кого ребенок любит, тому от него и
достается

Один из самых частых запросов родителей на консультациях: почему
ребенок ведет себя с мамой хуже всего? Как правило, он вполне
послушный в детском саду. К нему нет претензий у педагогов на
занятиях. Няня говорит: «Мы отлично ладим, с ним легко договориться».
И только с мамой -- в основном это адресовано именно маме -- ребенок
ведет себя просто ужасно. Обычно родителям непонятно (особенно если
это первенец), в чем же тут дело.
Среди родителей очень распространено такое предубеждение: если в
поведении ребенка что-то не так, значит, мы, родители, в этом виноваты.
Но на самом деле они не знают одно простое правило из психологии
детско-родительских отношений: ребенок ведет себя хуже всего именно
с тем, с кем у него наиболее близкие и доверительные отношения.
Поэтому такому поведению стоит не огорчаться, а радоваться -- значит,
родители создали здоровые отношения, тот самый базовый уровень
доверия между собой и ребенком, о котором так модно упоминать в
современной теории привязанности.
А вот если малыш при маме ходит по струнке, а все плохое поведение
выдает, например, няне или бабушке, то это должно беспокоить гораздо
больше. Значит, он с мамой, что называется, «в офисном костюме». Так
бывает, когда мама, например, очень много времени проводит на работе
и ребенка видит совсем мало, а с ним всегда -- няня (а иногда и две няни
приходят по очереди).
Но в России таких семей не очень много. Стандартная ситуация обычно
такая: мама для ребенка -- самый близкий человек, и с ней он ведет себя
хуже всего. Объяснение такого поведения может быть следующим:
малыш просто позволяет себе с мамой не контролировать свое
поведение и эмоции, хотя с другими людьми он уже умеет себя
контролировать и даже делает это систематически. Это одна причина.
Вторая причина в том, что ребенок -- это универсальный «радар»
и стопроцентный «хамелеон» в плане эмоциональных реакций. Это
присуще малышу до 6 лет (потом начинают вызревать другие механизмы
реакций, и такое поведение отходит на задний план).
Способность копировать другого, подстраиваться -- один из механизмов
развития и совершенствования ребенка-дошкольника: 80% обучения для
него -- это имитация. Он копирует мамину походку, поведение за столом,
манеру разговаривать. Иногда от такого подражания случаются большие
разрушения в хозяйстве, потому что ребенок, например, решил
приготовить пирог, «как мама», и рассыпал по всей кухне муку. Именно
этот уровень поведенческой имитации мы видим, когда он изображает
отца, работающего за компьютером. Обычно это выглядит очень
забавно.
Когда ребенок плохо себя ведет при появлении мамы, а до этого с
другим взрослым вел себя хорошо -- это наглядная иллюстрация
автоматического хамелеонства. Малыш мимикрирует, не осознавая

этого, на уровне ощущений. Примерно так же, как растение
поворачивается к свету, как кошка приходит «лечить» больное место
хозяина.
Например, ребенок весь день провел с бабушкой, у них все было
слаженно и гармонично. Он за это время подстроился под бабушкин тип
реакций и скорость речи, ее требования. Стал «фиолетовым в горошек».
И тут пришла мама, а вместе с ней и другая система координат,
требований и эмоциональных ожиданий, другая система реакций на
поведение и слова. Ребенок все еще «фиолетовый в горошек», а ему
надо снова стать «красненьким в крапинку», причем быстро.
У ребенка на какое-то время включается своего рода стопор, пока
одновременно работают две системы координат. Поэтому он теряется,
не знает, как себя вести. Одна из возможностей выйти из этой
растерянности -- провокативное поведение. Все происходит не на уровне
осознавания, это поведенческий сбой.
Подобную эмоциональную реакцию ребенка родителям обычно сложно
принять. Типичная внутренняя логика: это я -- плохая мать. Еще и
бабушка может подлить масла в огонь: «Вот мы с ним отлично ладим, а
при тебе он сразу начинает капризничать». Но если родители перестанут
думать, что такое поведение ребенка обращено на них и что именно они
виноваты в том, что произошло, перед ними откроется огромный арсенал
возможностей и реакций.
В некоторых случаях нужно просто пропустить эту эмоциональную волну.
Если немного подождать и не опасно отстраниться -- не стать
холодными, а внутренне отойти на пару шагов, -- то ребенок
перестроится. Скорее всего, из поведенческого сбоя он сможет выйти
сам, но даже если и застрянет там, ему можно помочь словами: «Я так
по тебе соскучилась! Вижу, и ты по мне тоже очень скучал».
Бывает, что контраст между бабушкой и мамой слишком большой. Тогда
провокативные реакции у ребенка могут быть очень сильными. В таких
случаях его желательно моментально передавать с рук на руки, в
буквальном смысле. Если мама с бабушкой сядут пить чай или будут
долго обсуждать новости, ребенок не успокоится. Лучше -- «дверь в
дверь»: один пришел, другой вышел.
Иногда нужно смириться, что какой-то период времени поведение
ребенка будет неконтролируемым и непрогнозируемым. Надо понимать,
что с каждым взрослым, который к ребенку имеет тесное жизненное
отношение, у него будет своя линия поведения, «выделенная линия
общения».
Своя «выделенная линия общения» у ребенка должна быть с тетей,
бабушкой, с няней. Если ребенок совершенно другим голосом и с
другими интонациями говорит с бабушкой и, возможно, командует и даже
манипулирует ею, то он ведет себя так потому, что для бабушки это
нормально, она это разрешает. У них развивается своя, вполне

гармоничная история. Это особенные отношения, которые отличаются от
отношений с мамой и развиваются по другим законам. В них ребенок
другой. Ведь и взрослый человек в отношениях с каждым из своих
близких проявляется по-разному.
Если родители в разводе, то с папой (если с ребенком осталась
женщина) у малыша тоже сложатся свои особые отношения. Тут,
конечно, все сложнее, не так спокойно и безопасно: маме будет непросто
смириться с тем, что существует такая «выделенная линия». Но в
отношениях со старшими родственниками, в чьих добрых намерениях
она не сомневается, вполне разумно позволить отдельный формат.
«Выделенная линия» общения позже может сложиться с учителем,
тренером. А потом ребенок также сформирует свою историю общения с
друзьями.
Такие отношения не вызовут сложностей, если со стороны мамы не
будет непонимания, ревности, диктата. Если дать ребенку разрешение
быть другим и быть с другими на своей «выделенной линии», это всем
пойдет только на пользу.
Пассивно-агрессивное поведение
Пассивно-агрессивное поведение связано с эмоциями. Маленький
человек напрямую не выражает сопротивления: нет прямого протеста,
нет крика, нытья, нет возражений. Но при этом родительский план или
родительская просьба не выполняются. Так работает одна из
психологических защит ребенка. У взрослых такая защита тоже
присутствует, и, возможно, прочитав о ребенке, вы увидите и свое
пассивно-агрессивное поведение.
В этой главе довольно мало моих личных авторских наработок, в
основном будет популяризация классики. Но, к сожалению, этой классике
учат студентов-психологов и не учат будущих педагогов и родителей. А
пассивно-агрессивное поведение -- один из факторов, который очень
сильно отравляет жизнь именно «практику», а не специалисту.
Я приведу пример из жизни домашних животных, может быть,
банальный, но очень наглядный. Он иллюстрирует пассивно-
агрессивное поведение кошки, которая не может ничего сделать с тем,
что хозяин уезжает в командировку, и во время его командировок писает
на хозяйскую кровать. Кошка не нападает на хозяина, не рвет его вещи,
но причиняет такой заметный вред. Поведение животных недостаточно
исследовано, мы не можем сказать, какие за этим стоят механизмы. А
вот когда ребенок 2--3 лет писает на любимую подушку бабушки, которая
его отругала, -- это, скорее всего, тип пассивно-агрессивного поведения.
Такое поведение проявляется очень по-разному. Например, родители
собираются в гости, а ребенок говорит, что не хочет идти. Мама с папой
игнорируют его мнение, ведь это семейное мероприятие. Они одевают

малыша, и вдруг он, совершенно случайно, перед самым выходом
проливает на себя стакан сока или чашку киселя. Он не делает это
нарочно, это не явный, не системный конфликт, но это действие, которое
выражает его отношение.
Очень часто пассивно-агрессивное поведение можно наблюдать между
братьями и сестрами. Например, рождается ребенок, и мама первое
время погружена в заботы о нем, немножко меньше уделяет внимания и
времени старшему. Это жизнь, это нормально. Но ребенок мал и не
может понять, что такой «расклад» не навсегда, что малыш вырастет и
станет его лучшим другом. И вот он садится на погремушку и... случайно
ее ломает. Или вроде как не специально роняет на грязный пол соску
малыша, или делает что-то, опять же ненамеренно, что приносит
малышу неприятные ощущения. То есть без злого намерения, без
просчета стратегии он совершает какое-то действие, которое выражает
его настоящие чувства, -- те, что он не может выразить напрямую. И чем
младше ребенок, тем хуже он владеет словами и тем вероятнее будет
вести себя подобным образом.
За пассивно-агрессивным поведением всегда стоит какой-то скрытый
или явный конфликт, подавленный или вытесненный гнев или другая
эмоция, может быть отчаяние, признать которую ребенок не может.
Еще один пример, в котором проявляется пассивная агрессия, -- это
«сопротивление» няне. В то время, когда маме нужно выходить на
работу и в дом пришла няня (и мама должна понять, можно ли ей
доверять), ребенок делает что-то, вроде бы не специально, что
подрывает это доверие. Он поперхивается, падает как-то исключительно
неаккуратно, какой-то другой вред себе причиняет, который может быть
списан на недосмотр няни.
Пример на грани пассивно-агрессивного поведения и невроза у
школьников -- когда они делают нечто, вредящее их здоровью, для того,
чтобы не пойти с утра в школу. Это может быть «привычная» рвота по
утрам. Редкий год обходится без того, чтобы я не встретила ребенка с
таким симптомом. Сначала его обследуют, ставят диагноз, думают, что
это ротавирус или желудочно-кишечные нарушения, потом подозревают
мозговую травму, лечат всем на свете -- ничего не помогает, причина не
обнаруживается. Как только ребенка забирают на домашнее обучение
или меняют школу, симптом тут же проходит.
Когда ребенок не может выразить свое неприятие школы и родители по
какой-то причине не готовы принять такое его признание, показывается
оно вот таким образом -- на грани невроза.
Обычно, когда взрослые начинают анализировать ситуацию,
оказывается, что были робкие, неумелые попытки ребенка донести до
родителей проблему. Ребенок пробовал, но его не услышали. Или мама
услышала, но не поняла, или понадеялась, что можно его переубедить. А
по факту ситуация осталась такой же -- причиняющей боль.

Еще один пример: у мамы появляется новый муж. Ребенок ничего не
может поделать с разводом родителей и с тем, что рядом с ним живет
человек, которого он считает чужим. Начинается неявное причинение
вреда вещам отчима: телефон случайно падает со стола, сок
проливается на деловой костюм, важный ежедневник пачкается
шоколадом. И все это вроде бы ненамеренно.
Ребенок не может напрямую выразить такие сложные чувства, как
недовольство, агрессия, гнев, обида, печаль, и не может уйти, укрыться
от стресса, и тогда он побочными действиями приносит вред себе или
человеку, на которого злится.
Ситуация осложняется тем, что такое поведение обычно вызывает
ответный гнев родителя, для которого действия ребенка болезненны:
они бьют если не в «десятку», то в «семерку» или «восьмерку» точно.
Это ощутимо. Как это устроено? Как маленькие дети находят способ
сделать неприятно близкому человеку? Это не до конца исследовано. И
если малышей спросить: «Почему ты так сделал?» -- ответа вы не
получите. Но надо абсолютно четко понимать, что, если вы будете
реагировать прямой ответной агрессией, «немой протест» вашего
ребенка усугубится, уйдет глубже -- в невроз, в самоповреждающие
реакции. Поэтому, если ваш ребенок обнаруживает нечто похожее на
пассивную агрессию, нужно смотреть, в чем же дело.
Сначала нужно понаблюдать. На самом деле это один из ключевых
советов: если вы сомневаетесь, оно ли это, посмотрите, понаблюдайте.
В каких ситуациях проявляется это странное поведение? Что за ним
может стоять? Когда оно началось, с чем совпало начало? Обычно
пассивно-агрессивное поведение имеет четкий старт, иногда это даже
конкретный день.
Ответ на эти вопросы помогает понять, что происходит. И если вы нашли
«точку отсчета», то поищите причины вокруг. Например, до этого
момента вы жили нормально, никакой рвоты у ребенка по утрам не было.
Пришла новая учительница по математике -- рвота началась. Раньше он
никогда не писал в штаны. Сменилась нянечка в саду -- и пошло. Ищите
время начала.
Второе. Кому адресован протест? Нужно задуматься о том, кому от этого
поведения хуже всех. Обычно пассивная агрессия адресована
конкретному человеку и проявляется только в его присутствии. Нужно
понимать, что такая реакция ребенка -- это послание. Кривое, даже не
совсем на языке поведения, а на языке искаженных символов,
искаженных сигналов. Вопрос: кому это послание? Кто -- «мишень»?
Обычно от такого поведения косвенно страдает сам ребенок. Но кроме
ребенка страдает кто-то еще, и этот «кто-то», скорее всего, адресат
послания. Скажем, старшему брату вообще «по барабану», он в этом не
участвует. Папа в общем-то тоже. Тогда кому? Часто этот человек --
мама, как самый близкий, самый значимый.

Поняв, когда началось пассивно-агрессивное поведение и кому оно
адресовано, важно вспомнить, были ли у вас пропущенные звоночки? До
того, как ребенок стал так «выражать себя», было ли что-то, что вас
зацепило, насторожило? Проявлялось ли какое-то поведение ребенка,
которое не клеилось с общей картинкой? Пропустили, может быть, на
бегу или потому, что не подумали, что это серьезно.
Обычно при разговоре родители начинают восстанавливать историю. И
почти всегда пассивная агрессия -- это про потерю контакта. Не то что вы
плохая мать или плохой отец или что-то сделали специально. К
сожалению, ощущение потери контакта у ребенка часто возникает в
моменты, когда семья выходит на какой-то другой уровень жизни. Все
примеры, которые я привела, того же порядка: смена внутрисемейного
или общесемейного статуса -- выход мамы на работу, рождение брата
или сестры, появление отчима. Это про какие-то большие изменения.
Очень важно начать видеть первопричину, момент, где, скорее всего,
был нарушен контакт, и вернуться к этой ситуации, попытаться дать то,
что не было дано тогда. Не думая, что вы пляшете под дудку вашего
малыша. На самом деле ребенку нужно сказать противоположное тому,
что обычно говорят родители: «Ты вообще наказание. Сколько это
можно делать? Проклятье мое! Ты надо мной издеваешься!» Такой
эмоциональный посыл приведет к еще большему отчуждению. А нужно
сказать примерно следующее: «Бедняга! Что же с тобой произошло? А
почему так случилось? Мне очень жалко, посиди рядом. Побудь со
мной». То есть вместо того, чтобы увеличивать дистанцию, уменьшить
ее и попытаться понять.
Тут я могу дать некоторое «утешение»: попыток может быть много.
Иногда бывает, что ни с первого, ни со второго раза вы не попадаете.
Или вы настолько не в ресурсе, что, может, и хотели бы все поправить,
но абсолютно ничего не можете. Стоит помнить, что дети -- очень
прощающие существа и, в принципе, они ждут. Они терпят.
Когда вы увидели что-то похожее на пассивную агрессию, нужно
замедлиться, выделить время для того, чтобы внимательно посмотреть
на ситуацию, реально побыть с ребенком. Как ни странно, прямое
давление, попытки «искоренить» плохое поведение только усугубляют
его. Здесь, как и с невротическими привычками, очень важно
понимать: прямые меры имеют обратный результат. Это логика
эмоций, она парадоксальна: чем больше мы пытаемся «искоренить»
нечто, тем больше оно усугубляется и может оказаться уже на грани с
патологией. Почти все эмоционально-поведенческие нарушения лечатся
не только снятием симптома, но и любовью, присутствием.
Если вы видите, что совсем запутались, попробуйте на какое-то время
отключить мобильный телефон, планшет. Остаться вне зоны доступа.
Сократить до минимума рабочие проекты. Проведите один-два дня
полностью с ребенком. Сначала вы получите букет пассивно-

агрессивного поведения, но оно должно сойти на нет. И за это время вы
поймете, что к чему.
Снижайте ритм, углубите контакт, сбавьте темп -- это даст самые
хорошие результаты. И прояснит причину. Лет в 5--6, когда напряжение
пройдет, ребенок, возможно, сможет говорить о своем состоянии. Иногда
это происходит позже, и он восстанавливает логику своей детской
агрессии только спустя годы.
Как отличить пассивноагрессивное
поведение от манипуляции
Взрослые подозревают детей в манипулировании, где надо и где не
надо, где можно и где нельзя -- с этой темой мы сталкиваемся очень
часто. И обычно они так объясняют состояние, которое связано с
детским выражением эмоций, а вовсе не с манипулированием.
У детей лет с 5 есть такое расхожее представление, что взрослые
немножко туповатые дурачки, что в общем-то они ничего не понимают,
их можно малость обхитрить. Ребенок, который манипулирует, имеет
четкий, сфокусированный, не по возрасту взрослый взгляд искоса --
взгляд наблюдателя. Это когда ваше чадо закрывает лицо руками и
вроде плачет, но при этом сквозь щелки подсматривает. Если руки
убрать, то вы увидите лицо исследователя, а не страдальца. Он
отслеживает реакцию.
Ребенок с пассивной агрессией реакцию не отслеживает. Он вообще не
понимает, что делает, это иррациональный механизм. Пассивно-
агрессивное поведение и манипуляция почти всегда различаются по
выражению глаз. У ребенка, который проявляет пассивную агрессию,
глаза скорее испуганные. Они могут быть злые, но в некотором
расфокусе. Он как бы растерян, когда на вас смотрит.
Что можно делать? Так же как и пассивно-агрессивное поведение,
манипуляция всегда имеет мишень. Только эта мишень выбрана
сознательно. Ребенком простроена многоходовая комбинация действия.
Он прекрасно знает, какой эффект его поведение, действия, слова или
отсутствие слов и действий могут иметь. Он уже все просчитал (хотя
словами этого не скажет -- это быстрая эмоциональная прогонка
информации) и теперь специально меняет свое поведение, пытаясь
получить желаемый эффект. Чем младше ребенок, тем более неуклюже
это получается: «мадридский двор» в средней группе детского сада.
Иногда манипуляция довольно прозрачна (лет до 7), но всегда очень
грамотна и часто срабатывает.
В манипуляции зачастую есть фаза додавливания. Когда ребенок
плачет-плачет-плачет, или ноет-ноет-ноет, или молчит-молчит-молчит,

потом -- ага, посмотрел, отследил эффект и «добавил газу». Это
профессионально, но недостаточно, и потому взрослый может
рассчитать переход от одной фазы к другой. И если в случае пассивно-
агрессивного поведения нужно идти навстречу ребенку и пытаться
понять, что ему нужно, то, получив желаемое в результате манипуляции,
он будет вновь и вновь ее повторять. Ведь он сделал многоходовку,
просчитал цепочку воздействий и получил результат!
Детская манипуляция может быть утрированной, как в плохой оперетте,
но если мы реагируем, эмоционально включаемся, даем желаемое, то
нужно понимать: все, что работает, ребенок будет использовать.
Грамотный ответ в ситуации манипулирования: «Я вижу, что ты
делаешь». Это прямой текст. Можно, конечно, и так: «Ой, бедная
деточка. Никто ее не пожалеет. Ой, ну конечно, тебе так нужен второй
чупа-чупс!» Это не прямое, а с добрым юмором указание на то, что
многоходовка прочитана и система не сработает.
Когда ребенок бросается на пол в магазине, он рассчитывает на
социальную реакцию, на то, что мама на глазах у окружающих не будет
настаивать на своем, она сдастся. Нет, мама не сдастся. Я за твердость.
Когда вы ловите манипуляцию -- ребенок бьет ногами, орет, но вы
видите, что он одним глазом смотрит, -- я за твердость. Потому что,
единожды пойдя навстречу, вы закрепляете такое поведение. Если вам
сейчас проще пойти навстречу -- идите. Но скажите: «Знаешь, я тебя
просчитала. Ты сейчас нажал и добился своего. Я пошла тебе навстречу
только потому, что устала. Но в следующий раз такое не повторится».
Прямо по шагам и по слогам: «Не дави на меня, не устраивай спектакль,
попроси меня словами. Я все вижу. Я понимаю то, что ты делаешь, и так
нельзя. Я понимаю, что ты хочешь то или иное, давай договоримся по-
человечески, без театра». Метафора театра, метафора чего-то
разыгранного понятна детям с 4--5 лет. Конечно же их надо водить в
театры и показывать сложные характеры героев в сказках и волшебных
историях.
Обычно у ребенка, который применяет агрессивно-пассивное поведение,
бывает недостаток вербализации: ему сложно сформулировать, что он
хочет. У него могут быть сильные аффекты, сильные эмоции и --
выразить их в словах малыш не может. А у манипулятора все прекрасно
с логикой, со словами. И его нужно учить посылать прямые сообщения, а
не «кривые».
У всех детей есть способность манипулировать. С другой стороны, надо
радоваться, видя манипуляцию ребенка, -- это социально развитый
интеллект и способности воздействовать на другого человека. Все это
хорошо. Но оказывается, что можно очень сильно развить это качество.
Бывают манипуляторы, которые привыкли играть на взрослых, как на
клавишах: для мамы у них одни способы давления, для папы -- другие, и

так далее. Ребенок чувствует определенную власть. Бывает, что это
умение манипулировать ему уже не помогает, а мешает.
И пассивная агрессия, и манипуляция -- это косвенные послания. Только
в первом случае это подсознательная реакция, а во втором -- вполне
осознанная. И поддерживать это не полезно. Если пассивно-агрессивное
поведение, способное усиливаться до невроза, разрушительно и вредно,
то привычка к манипуляциям, которую с успехом вырабатывает ребенок,
может стать чертой его характера, частью личностного стиля и основной
моделью поведения. Это очень помешает ему в жизни выстраивать
искренние отношения.
И то и другое -- нормальное проявление детского экспериментирования в
сфере близких отношений. Оказывается, что человек, пока взрослеет,
отрабатывает сложнейшие модели эмоционального взаимодействия с
другими людьми. Все, чему мы научились в детстве, мы потом будет
использовать в нашей будущей семье. Все, что мы опробовали на самых
близких -- на маме, папе, бабушках, -- после пойдет в ход в широком
мире, в коллективе, школе, во дворе, в лагере. И то, что ребенок это
пробует, -- это нормально. Наша ответственность -- отследить и дать
адекватный сигнал, адекватный ответ. Мы либо подкрепляем модель,
попадаясь на удочку или не зная, как реагировать, либо мы ее не
подкрепляем, считая неправильной.
Обычно родители действуют гораздо менее осознанно. Но, например,
специальная литература для родителей помогает распутывать клубки
мыслей, раскладывать все по полочкам -- становится понятно, что есть
что. Паника, дезориентация, ощущение «я не справляюсь», «я -- плохая
мать» очень часто возникают именно от путаницы в голове.
Одновременно появляется огромное чувство вины, ведь «ребенку плохо,
а я ему не помогаю»! И -- злость оттого, что тебя используют.
Про манипулирование можно добавить: один из его марке́ ров, тот, кем
манипулируют, чувствует не жалость, а гнев. Может возникнуть даже
более сложное чувство, что тебя обвели вокруг пальца, использовали.
При пассивно-агрессивном поведении ребенка вы, скорее, ощутите
растерянность, непонимание, испуг.
Так что смотрите на свою реакцию. Не расстраивайтесь. Дети растут, и
они экспериментируют. Чем старше ребенок, тем интереснее
эксперименты. А у родителей должна быть способность меняться,
видеть эти новые формы проявления и искать ответы. И не надо
огорчаться, если с первого раза не получилось. Ну, подкрепили вы
манипуляцию, поняли задним числом, что вас обвели вокруг пальца, -- у
вас растет умный ребенок! Можно потом сказать ему: «Слушай, а я
понял, что у тебя не нога болела все-таки», или: «Никакая кукла
подружке не нужна, а ты хотела купить платье для своей. Что ж,
молодец, но больше так не делай! Представь, что я с тобой буду так
поступать». Вот это сработает точно.

Застенчивость
Агрессивное детское поведение, когда ребенок ведет себя импульсивно,
нападает, дерется, обзывается, кричит, часто становится предметом
рассмотрения специалистов. Эта тема всегда на виду. Агрессивные дети
заметны на площадке, в любом коллективе. Их родители обычно имеют
проблемы, их вызывают к педагогам, завучам и в худших случаях -- на
комиссии.
Но есть дети, тоже испытывающие внутренние трудности, у которых не
менее серьезный вариант асоциализации, -- это застенчивые дети.
Такого ребенка обычно не видно и не слышно на площадке, его можно
заметить, только если его очень сильно обидели и он раскричался или
расплакался от обиды. Он не нападающий, он часто становится
мишенью, и нападают -- на него. Надо отметить, что это сложный
механизм: каким образом дети-дошкольники и младшие школьники
чувствуют и выбирают мишень для не совсем адекватных
взаимодействий, даже для травли (если речь идет о школе).
Застенчивый ребенок не имеет нарушений аутистического спектра, это
вариант нормы, но у него есть трудности выйти на контакт, построить
отношения, проблемы в том, чтобы показать себя. Часто ему трудно
выразить себя через слова, то есть говорить и разговаривать.
Чувствительные дети
Во-первых, нередко застенчивые дети обладают очень низким порогом
чувствительности. Они чрезвычайно легко различают эмоции другого
человека, чувствуют интонацию, часто очень эмпатичны, понимают, как к
ним относятся. Такие дети как будто без кожи, настолько хорошо все
чувствуют.
При этом у них не развиты стратегии нападения и защиты. Дети, которые
и эмпатичны, и могут себя защитить, как правило, становятся лидерами,
они хорошие коммуникаторы. Те дети, у которых развито только
нападение, становятся агрессорами, обидчиками, нарушителями
спокойствия. А застенчивый ребенок, говоря простым языком,
забивается в свою раковину: створки закрываются, и он не может оттуда
выйти.
Чувствительность бывает не только эмоциональная, а еще и чисто
звуковая и зрительная. Скажем, чувствительный ребенок может стать
застенчивым, если у него очень сильная реакция на звуки, и он не идет
туда, где чересчур громкая и резкая музыка. Достаточно часто на
площадке, в песочнице, в группе детского сада или на переменке очень
шумно, и для чувствительного ребенка это слишком громко. Такие дети о
своем состоянии говорят так: «У меня болят уши».

Еще бывает чувствительность зрительная: ребенку может быть слишком
ярко. А дети с тактильной, кинестетической чувствительностью не идут
туда, где много народа. Им некомфортно, когда нарушена их личная
дистанция, их личная зона. Если в песочнице один ребенок, они будут
играть, а если там семь человек, они не пойдут, потому что им не
комфортно: другой незнакомый ребенок может оказаться слишком
близко. Если в очереди на горку два человека, он пойдет, а если
пятнадцать -- нет. В итоге ребенок из-за чувствительности выбирает
всегда оставаться в стороне.
Когда застенчивый малыш становится старше, играет роль не только
чувствительность, но и хорошая «соображалка». Застенчивыми часто
становятся дети с неплохим прогностическим фактором интеллекта: они
хорошо просчитывают, что может быть дальше. Например, ситуация на
той же горке: лед, ледянки, высокая скорость. Осторожный ребенок
смотрит, как все катаются, видит, как кто-то разогнался, ударился,
плачет или как кто-то с кем-то столкнулся. И он сопоставляет факты и
решает не рисковать. В результате со стороны это выглядит, будто он не
идет в социальную ситуацию: всем весело, а он стоит в стороне.
Если с малышом гуляет, например, папа, который относится к другому
типу и который не очень сына понимает, то он начинает ребенка
подталкивать, и тот замыкается еще больше. При этом формируется
привычный круг застенчивости, который закрепляется.
Дети без социального опыта
Часто застенчивым становится ребенок, который не имеет достаточного
социального опыта. Например, в силу разных причин он не ходил ни в
детский сад, ни на занятия, не гулял во дворе. Бывает, что у ребенка
слабый иммунитет, и его не водят в коллектив. Или с ним гуляет пожилая
бабушка, которая не любит быть там, где много детей: ей проще
пройтись с внуком в парке. Или семья жила в другой стране или за
городом. Бывают очень разные ситуации.
Обычно такой ребенок -- не быстрый, у него нет коммуникативной
одаренности (это тоже ограничение чувствительности), поэтому он не
может легко перепрыгнуть образовавшийся разрыв. В 4 года дети, у
которых есть социальный опыт, запросто знакомятся, представляются. В
этом возрасте они уже умеют и помириться, и роли поделить, и
договориться, если что-то им не нравится в игре; избегать
взаимодействия с кем-то, а с другими -- активно играть, то есть
проявляется избирательность. А если этого опыта нет, наверстать его
очень непросто.
Пример: пропущено три урока физики. Кто-то напрягся и догнал, а кто-то
выпал и до конца школы физику не понимает. Так же и с социализацией.
Для детей, у которых нет особой коммуникативной одаренности,
общение -- это сложная наука.

Застенчивым может стать ребенок, у которого были травмы в более
ранних контактах. Эта ситуация сложнее. Возможно, он был открытым,
общительным, все у него развивалось, как у всех, ребенок ходил в сад, а
потом пережил какой-то очень неблагоприятный опыт, связанный с
общением, и он замкнулся.
Например, семья переехала в другой район, и ребенка смогли отдать в
сад только в группу детей на год-полтора старше. Он там был самый
маленький, никто к нему не был добр, и ребенок замкнулся. Мне
рассказали про девочку, которая при переезде семьи в другой район
Москвы категорически отказалась ходить в новый детский сад. Она
просто замолчала -- вообще не разговаривала ни в новом саду, ни дома.
Родителям пришлось вернуть ее в прежний садик, и поведение девочки
пришло в норму. Но так не всегда может получиться.
Или, например, семья жила в хорошем поселке и вдруг переехала в
другой город, где во дворе в основном дети постарше и очень простые
нравы: ребенка как-то обозвали, стали дразнить, и он не сразу
поделился этим с родителями. Это даже не травля, просто жесткое
дворовое взаимодействие -- и все, он замкнулся, стал опасаться
контактов. Может быть, ребенок съездил в летний лагерь, и это не было
удачно ни по обстановке, ни по степени удаленности от родителей, и он
тоже ушел в себя.
Замкнутым ребенок может стать, перейдя в подростковый возраст:
раньше он был общительным, потом начался пубертат, тело стало
меняться, психика -- перестраиваться, появилась тревога за внешность,
комплексы, сомнение в себе, и он закрылся.
Когда у ребенка специальная типология или он недополучил
социального опыта, это можно назвать первичной застенчивостью. Ее
преодолеть трудно, но все-таки чувствительного ребенка возможно
переучивать, объяснять, как безопасно для себя входить в моменты
общения.
Ребенок внутренне неблагополучный
Есть тип застенчивости, который связан с внутренним неблагополучием
ребенка. Если говорить в терминах теории привязанности[3], он растет в
семье без уверенности, что ему уделяют достаточно внимания, что его
любят, -- это так называемая ненадежная, неустойчивая привязанность.
Так случается даже в очень хорошей, полной семье: скажем, мама и
папа все время работают, а ребенок с нянями 2/2 или 24/7 (хотя надо
сказать, что все же бывают очень хорошие, «удачные» няни, которые
становятся достойной, настоящей фигурой привязанности).
Соответственно, в таких случаях у ребенка нет уверенности в
родительской любви, нет внутреннего стержня, внутренней опоры.
Человек, который вырос в условиях ненадежной привязанности, по
жизни меньше рискует, он более осторожен из-за общей неуверенности.

Ведь внутренний резервуар уверенности в себе наполняется в моменты,
когда ребенок ощущает связь с любящим человеком, ему дают
подтверждающую обратную реакцию, подбадривают, комментируют
какие-то важные социальные ситуации.
Не всякий внутренне одинокий ребенок, который растет в ситуации
смены фигур привязанности или вообще на руках воспитателей, станет
застенчивым. Иначе все люди, воспитывавшиеся в детском саду, были
бы робкими. Более боевые, склонные пробиваться -- пробьются, они
будут, может быть, дичками, но активными по жизни. Но есть дети,
которые в этой ситуации социально не «распускаются», как может не
распуститься бутон, если ему не хватает воды. Поэтому для того, чтобы
понять, что делать с застенчивостью, нужно определить ее причину.
Пусковой момент
Для того чтобы разомкнуть сомкнувшуюся раковину, нужно узнать, что
именно послужило причиной застенчивости. Обычно родители говорят:
«Мы не знаем». Но первый шаг в понимании того, что там произошло, --
понять, когда изменилось поведение. Надо вспомнить первые периоды,
когда стало заметно, что ребенок ведет себя иначе, и дальше
«откручивать» назад. Родители говорят: «Мы не помним. Вроде на
Новый год было нормально, а уже в марте, когда мы поехали в
санаторий, заметили, что он не ходит в игровую». Что было в этот
период, что происходило?
Обычно довольно быстро, в два-три шага, находится момент
неблагоприятного, болезненного опыта. К примеру, на дне рождения
ребенок испугался сюжета аниматоров или после утренника остался
один в группе, родители забрали его последним.
Если речь о ребенке-дошкольнике, он сам вполне может этот момент
забыть. Не то чтобы он не хотел рассказывать, в его памяти это просто
не сохранилось. Можно помочь ребенку вернуться в ту болезненную
ситуацию и сделать другой вывод: «Ты решил, что вообще с детьми
общаться не будешь, а давай посмотрим иначе. Ведь не все дети так
себя ведут, это не во всякой ситуации бывает». Но по возможности
делать это должен все-таки специалист -- игровой терапевт или
психолог.
Если говорить схематично, специалист проводит эмоциональное
переобучение, предлагая ребенку взглянуть на ситуацию с другой
стороны. Ведь он сделал из нее определенный вывод: общение опасно и
лучше его избегать. Вернувшись в ситуацию и пересмотрев ее, можно
предложить ему другие варианты интерпретации. Обычно это
скрупулезная, медленная работа.
Как правило, это работа не вербальная, а в игровых формах. Ее могут
проводить и родители: не у всех семей есть возможность обратиться за
психологической помощью. Но главное в том, что нужно найти момент

старта, узнать историю, обстоятельства. И тогда можно попробовать
предложить ребенку начать рисковать снова. Не всегда он согласится:
ведь чем сложнее была история, чем сильнее была боль, тем меньше у
него будет желание рисковать.
Ошибки родителей
Обычно родителей раздражает застенчивое поведение ребенка. Часто
жалобы исходят именно от них: все дети поют песню на празднике, а
наш ребенок не поет; все дети играют в подвижные игры, а он -- нет; все
репетировали стишок, он тоже репетировал, все рассказали, а он -- нет.
Все могут улыбнуться фотографу, а наш прячется или убегает. Это
страшно раздражает, потому что застенчивость ребенка родители часто
воспринимают как личную социальную неудачу.
Это вообще интересная история в детско-родительских отношениях.
Если говорить на языке психоанализа, ребенок -- это нарциссическое
расширение родителей. Это какая-то часть тебя, которой ты хочешь
любоваться, и достижения ребенка -- это и твои достижения, которые ты
хочешь видеть и им радоваться. Когда результат получается совсем
другим, это очень обидно и воспринимается как крах, словно ты сам --
неудачник. Причину социальных неудач ребенка родители ищут в своих
собственных действиях.
И очень часто родители делают то, что только усугубляет ситуацию.
Ребенок «застрял», не пошел на контакт, он внутри еще не принял
решение, то ли открыться, то ли нет. Если в этот хрупкий момент
выбора, не дождавшись решения, давить, подталкивать ребенка: «Иди
уже, ну же, давай!» -- все, раковина захлопнется, он замкнется.
Обычно помощь, которую получают родители, заключается в том, что их
учат в момент неустойчивого равновесия, когда ребенок не принял
решение, не подталкивать его, не настаивать, не наседать и желательно
не критиковать. Наоборот, признавать его чувства, интерпретировать их,
помогать ребенку признать, что с ним происходит, дать этому имя. И
тогда, может быть, эмоции схлынут, и он примет решение пойти на
контакт. А родители начнут смотреть на застенчивость малыша по-
другому.
Дети медлительные, низкотемповые
Есть еще один тип -- это дети не истинно застенчивые, а медлительные,
с низким темпом. Дети, которым нужно время, чтобы принять решение.
Они медленнее реагируют, медленнее оценивают ситуацию, медленно
разгоняются. Это не означает, что они в целом «заторможенные», нет.
Соответственно, чем больше ребенка медленного торопишь, тем больше
он замедляется; чем активнее подталкивать застенчивого, тем сильнее
он закрывается. Родители хотят придать ускорение в правильную
сторону, а получают обратный результат -- это такой «закон бутерброда»

в психологии детско-родительских отношений. Надо понимать, что, если
нужен хороший результат, надо освоить практику «без комментариев».
Медленному застенчивому ребенку действительно нужно время на
оценку того, что происходит вокруг, -- это так называемая «кошачья
реакция». Кошке, прежде чем войти в незнакомую ситуацию, нужно
время, чтобы полностью обозреть обстановку из безопасной
недосягаемой точки. Она либо залезает высоко, либо куда-то прячется и
оттуда детально оценивает происходящее. Это занимает время. Потом,
когда кошка спускается или выползает из укрытия, она чувствует себя
хозяйкой положения, потому что уже все знает, у нее уже есть какая-то
«ментальная карта».
У чувствительного, застенчивого ребенка, который не бросается
моментально во взаимодействие, часто дело именно в этом: он должен
сначала очень хорошо себе все представить, спрогнозировать, чтобы
оценить то, что происходит. Только потом он готов осторожно пробовать.
Демонстративный застенчивый ребенок
Есть другой тип застенчивости, когда за ее маской прячется
демонстративный ребенок. Он готов войти в ситуацию общения только
на первых ролях, а на других -- нет. И пока ему первую роль не дадут, он
не будет участвовать в спектакле. Пока на него не обратят максимум
внимания, он не войдет в круг игры.
На самом деле это -- не застенчивость, это маскировочная окраска.
Ребенку просто нужно привлечь больше внимания. Такого обычно видно:
сначала он очень осторожный, молчит-молчит, а потом уже командует,
всем раздает роли и перестраивает сюжет игры.
В моей практике очень много случаев такого рода. Скажем, ребенок не
говорит «Здравствуйте!» консьержке, на детской площадке всех
прекрасно знает, но тоже ни с кем не здоровается. Это может быть
настоящая застенчивость, когда страшно войти в контакт и оказаться
близко к другому человеку, а может быть желание играть по своим
правилам: «Кто вы такие, чтобы я с вами здоровался? Мне удобно с
вами не здороваться, ведь тогда я становлюсь центром внимания, вокруг
меня поднимается вихрь заботы, мол, как же так?»
Если ребенок действительно застенчивый, ему нужно очень
внимательно подбирать друзей для общения. Потому что такой ребенок
будет общаться не со всеми. Обычно, если родители находят кого-то, кто
совпадает с ним по качествам или дополняет их, «стесняшка» может
быть вполне контактным в сольных и парных отношениях. Его робость
проявляется именно в больших компаниях, а в парных отношениях ее не
бывает.
Конечно, если у ребенка нет друзей, обязательно нужно искать кого-то, с
кем он хорошо играет вдвоем. Если он не ходит на площадку, надо
придумывать другие варианты. Может быть, он не хочет со всеми гонять

по двору, но вдвоем с другом вполне себе рисует и моделирует. Или с
кем-то, кто помладше или постарше, ребенок общается лучше, чем с
ровесниками.
Есть ошибочная стратегия, когда с застенчивостью родители борются
так же, как со страхами: если ты боишься, иди в ситуацию и давай-ка
посмотри, что там нет ничего страшного. «Ты стесняешься, сейчас мы
тебя запишем на пять занятий в день, и ты социализируешься». Эта
стратегия неправильная. Очень часто такое наращивание социальных
связей не дает результата, но может привести к невротической
замкнутости.
Режим «спортивного комментирования»
Из видов помощи очень хороша куклотерапия, даже в домашних
условиях можно рекомендовать проигрывание социальной ситуации на
игрушках. Это поможет и тем детям, у кого не было социальной практики,
и тем, у кого чуть «барахлит» способность к эмпатии, затруднено
понимание коммуникаций. Здесь нужно играть в разные эмоциональные
игры, помогать ребенку практиковаться в считывании и интерпретации
эмоциональных состояний других людей. Иногда нужен блок занятий с
психологом.
Одна из практик, которая в последнее время часто упоминается, --
это режим «спортивного комментирования» (он нужен в работе с
застенчивым ребенком, и не только). Когда в какой-то социальной
ситуации родители вступают в позицию наблюдателя и рассказывают
ребенку, что происходит, объясняя не само взаимодействие, а его
смысл.
Как на футбольном матче, пошагово. Взрослый, который находится с
ребенком -- мама, папа или бабушка, -- комментирует любое социальное
взаимодействие: «Смотри, как дети дружно играют; вон ребята ту
девочку зовут, а она не хочет к ним идти, они ее уговаривают, а она
отказывается; эту вещь те ребята не поделили и ссорятся». Надо
комментировать сценки из жизни, которые есть в социальном
пространстве, комментировать книжки, мультики и фильмы, выбирать
истории про отношения.
Есть ряд ситуаций, когда ребенок по той или иной причине неправильно
интерпретирует или неправильно считывает, а то и вообще не замечает
действия других людей. Например, он видит, что ребята уже подрались,
а что привело к драке, «не видит». Не разлагает эти действия на
составные части или придает им неправильное значение. Конечно, наши
родители с нами никогда такого не делали, но у нас была большая
коммуникативная практика во дворе, где мы могли наблюдать множество
социальных ситуаций. Сейчас жизнь гораздо более замкнутая, меньше
открытого человеческого общения, больше -- дистанционного,

электронного, семьи маленькие. И практика «спортивного
комментирования» нужна все чаще.
Это не тот способ, который поможет моментально. У него
аккумулятивный принцип, результат нарабатывается постепенно. Но за
4--6 недель последовательного применения этой практики хотя бы пару
раз в неделю (а для некоторых детей нужно пару раз в день) у ребенка
разовьется способность анализировать взаимодействие. То есть
социальный, эмоциональный интеллект.
В целом, если дело только в социальной депривации -- просто не было
опыта общения, но нет никаких других трудностей, -- уходит она
довольно быстро. Да, ребенок может еще какое-то время отставать, быть
«вялым» в общении, но постепенно все получится. Нужно воспринимать
ситуацию как обучение: коммуникация -- такой «предмет», который
ребенок просто не проходил. Ведь бывает, например, что школьник
переходит в новую школу, а там -- французский язык, которого не было в
прежней школе, и ребенку нужно срочно догонять программу.
Сложнее всего в ситуации, когда сначала общительность была, а потом,
в результате какой-то травмы, она пропала. По сути, такой ребенок
рисковал и пробовал, но получил очень болезненный опыт, сигнал об
опасности, который его «закрыл». И тут без анализа этого случая, этого
опыта совершенно невозможно двинуться дальше.
Применять эту практику можно с того момента, когда ребенок начинает
говорить фразами, то есть с 2--2,5 лет (даже в подростковом возрасте к
«спортивному комментированию» можно возвращаться на новом, более
тонком уровне анализа человеческих взаимодействий -- если подросток
открыт этому).
Например, вы пришли с ребенком в песочницу. Если ваш малыш
застенчив, вы просто рассказываете: «Эта девочка в красной шапке,
видишь, какая она боевая? Она у всех формочки забрала, никому ничего
не дает, всеми командует. Деловая, это у нее такой характер. На кого
она похожа из персонажей сказок? Вон тот мальчик, видишь? У него все
отобрали, он молчал-молчал, а потом взял и полез со всеми драться. Он
еще маленький, говорить не умеет, умеет только бить кулаками. А эта
девочка только пришла, она стоит и присматривается, с какой бы
стороны ей зайти».
Комментировать надо пошагово, очень подробно, не смущаясь. Так же
можно поступать, просматривая фильмы, просто делать стоп-кадр: «А
тут что было?» Например, фильм «Золушка»: «Золушка и сестры
собираются на бал. Видишь, у этой какой характер? Она очень вредная.
Чем, думаешь, она красивее вот этой?»
Можно говорить: «Видишь, какая девочка сердитая. Как ты думаешь,
почему такое может быть? Наверное, она не хочет уходить с площадки.
Может, ее мама торопится на работу, ей нужно быстрее отвести девочку
в детский садик, а девочка не может так быстро ходить, ей не

нравится», -- то есть делать гипотезы по отношению к состоянию и
поведению других людей. Тут очень важно их не осуждать, а добавлять
сослагательное наклонение: «Мы с тобой можем ошибаться. Нам
кажется, что это так, а может быть по-другому».
Детям 4--5 лет очень важно показывать, что всегда есть несколько
вариантов интерпретации: может быть так, а может быть и так.
Предложив пару версий, вы, скорее всего, хотя бы в одной из них не
ошибетесь, кроме того, это внесет элемент раздумий: вместе с ребенком
вы размышляете о том, что происходит внутри ситуации. Это интересная
и безопасная практика. И начинать ее никогда не поздно: даже если
ребенок уже старше 5 лет и вы видите, что он с трудом описывает свое
состояние.
Как понять, что это работает? Когда ребенок начинает сам
интерпретировать то, что видит вокруг -- у вас, у других членов семьи, у
своих друзей. Если он ошибается или фантазирует, играет, можно не
соглашаться и говорить: «Нет, ты не угадал» или: «Нет, папа не очень
сердитый, просто он сейчас много думает, потому что у него на работе
сложная ситуация». Вы поправляете, и в этом нет ничего страшного:
если ребенок знает, что вариантов может быть несколько, он не будет
катастрофически воспринимать ваше несогласие с его картиной.
Если речь о ребенке-дошкольнике, я бы рекомендовала, практикуясь в
интерпретациях, оставаться в настоящем, не сосредотачиваться на
прошлом. У ребенка до 5 лет долгосрочная память работает очень
специфически, в частности, в ней не задерживаются аффекты. После 7
лет -- да, можно говорить про «помнишь». Хотя есть исключения -- дети,
которые склонны все помнить, вне зависимости от возраста.
Почему я подчеркиваю, что «застенчивости» бывают разные? Потому
что то, что прочитывается как застенчивость, может на самом деле
оказаться чем-то другим, например чувствительностью. Не стоит клеить
ярлыки, особенно такие, которые потом трудно снимать.
Интерпретация поведения ребенка
Не все взрослые достаточно отчетливо понимают, что дети очень сильно
отличаются от них по внутреннему устройству, по эмоциональности и
способности понимать себя. Если у ребенка нет травматических
переживаний, то лет в 14--15 он в целом может дать себе отчет, что с
ним происходит. Эта функция называется самосознанием. Оно
развивается всю жизнь, но проявляется именно в подростковом
возрасте. До этого у ребенка нет классического самосознания --
способности оценивать себя, смотреть на себя со стороны.
У дошкольника все устроено по-другому, у него иной уровень рефлексии.
Себя, свои и чужие эмоции, мотивы ребенок не понимает так, как
взрослый человек, хотя порой родители уверены в обратном.

Можно делать определенные шаги, учить ребенка лучше осознавать
свои мотивы и причины поступков других людей. Это не будет насилием
над его развитием. Уча ребенка понимать себя и людей, вы не «бежите
впереди паровоза», но оказываете ему огромную помощью, облегчая
переживание сложных ситуаций с сильными эмоциями: страхом,
тревогой, гневом.
В случаях, которые связаны с непослушанием, сопротивлением, ссорами
между братьями и сестрами, конфликтами с другими детьми на улице,
ребенку крайне полезно простыми словами говорить, что с ним сейчас
происходит. Начиная с 2 лет. В поведенческой терапии это
называется «интерпретация поведения».
Родитель объясняет ребенку, почему он сделал то или другое: «ты
бросил игрушку, потому что ты сердишься», «ты хочешь укусить маму,
потому что расстроился из-за того, что у тебя забрали пульт от
телевизора», «ты отвернулся, не хочешь на меня смотреть, потому что
меня долго не было, ты соскучился», «ты кричишь, потому что от
усталости у тебя закончились слова». Это самые простые и очевидные
примеры.
Иногда родителю кажется: зачем это говорить, это же само собой
разумеется! Ребенок сам все понимает, он же не дурак! Конечно,
ребенок не дурак, но у него нет самосознания, поэтому такая
интерпретация поведения работает, и работает очень хорошо. Если
родитель угадал, попал в точку с описанием, обычно это дает вспышку,
усиление негативного поведения ребенка. Это часто людей
останавливает: «Как же, я сказал ему, почему он плачет, а он разревелся
еще сильнее!» Да, потому что было сформулировано словами то, что у
него внутри. Усиление переживаний, усиление эмоций -- это нормально в
данной ситуации.
Если родитель не попал с описанием эмоции, ребенок скажет: «Нет, не
потому! Нет!» Если малышу уже больше 3--4 лет, он выскажет и свое
предположение. Именно интерпретация взрослого катализирует
появление у него своей интерпретации, и он ответит: «Правильно!» или:
«Нет-нет-нет! Говори по-другому!» Тогда надо попробовать еще раз.
Зачем это вообще нужно? Зачем нужна интерпретация поведения?
Сейчас есть популярное слово -- «контейнирование».
«Контейнировать» -- значит вместить эмоции в слова, словно контейнер.
И от этого становится легче -- аффект ослабляется. Когда мы можем
выразить в словах то, что с нами происходит, нам проще. И ребенку
тоже. Этот эмоциональный словарь не нарабатывается естественным
путем, как обычный: «это -- ложка, это -- чашка, игрушка упала, яблоко --
красное, мишка -- мягкий». «Внутри у меня все болит, когда ты от меня
уходишь; внутри у меня стало горячо, когда я рассердился на друга; мне
стало горько и обидно, потому что в мультике все так грустно» -- далеко
не каждый ребенок может это сформулировать сам.

Обычно у девочек эмоциональный словарь развивается легче и
естественней, у мальчиков -- медленнее или может не развиться вообще.
Но это относительно. Есть семьи, где культура общения и культура
разговора такие, что ребенку проще научиться понимать себя. В других
семьях о чувствах принято молчать. Не всякий ребенок вместе со
знанием русского языка получает умение говорить о своих эмоциях. У
нас это не принято.
Я предлагаю расширять эмоциональный словарь ребенка, используя
метод интерпретации поведения. Это можно делать в нейтральное
время, когда нет никакой критической ситуации: «Ты сейчас очень
веселый, потому что на улице солнышко». Или можно обсуждать
эмоциональные моменты, не связанные с непосредственным опытом
ребенка: «Мы почитали интересную книжку, она заканчивается грустно, и
нам тоже внутри грустно и хочется поплакать, и кажется, что день
хмурый». Или же в разгар событий: «Бабушка приехала, мы с ней
поругались, и теперь ты швыряешь предметы, потому что услышал, как
мы ссоримся».
Интерпретация поведения -- одна из базовых техник, смежная с
комментированием. Но тут речь уже идет не о том, чтобы
комментировать действия других людей: мы объясняем внутреннее
состояние самого ребенка, или наше собственное, или то и другое
вместе. Смысл в том, что мы подбираем слова для интерпретации того,
что находим в сфере эмоций, переживаний и действий. Очень часто
именно эта практика дает самый высокий результат при нарушениях и
сбоях коммуникации в семье, при поведенческих сложностях.
Типичный пример: малыш 2--3 лет не хочет уходить с детской площадки
домой и орет. Он не очень хорошо говорит, отдельные слова есть, какую-
то просьбу он может выразить, но эмоционально-коммуникативный
словарь у него еще не очень развит. Ребенку говорят: «Деточка, ты
очень расстроился, ты так не хочешь уходить с площадки!» Это первый
шаг -- признать эмоцию ребенка и дать ей развернутое описание. На этой
стадии обычно наступает ухудшение: ребенок начинает орать громче.
Или, если он старше, он может не орать, но начинает больше злиться,
отворачиваться, замахиваться, расстраиваться. Это усиление эмоций
значит, что вы попали в точку.
Дальше вы даете объяснение его состояния: «Ты так злишься, потому
что тебе интересно играть», или: «Ты упал и начал бить ногами в
супермаркете, потому что ты устал, ты не поел», или: «Ты расплакался,
потому что тебе было очень важно сдать экзамен в музыкальную школу».
Это вторая стадия -- объяснение.
Первая -- называние, вторая -- объяснение.
Еще один шаг, назовем его «шаг 2а», когда мы, давая объяснение,
применяем еще практику нормализации: «Ты расстроился, потому что
ты очень устал, и это совершенно нормально. Все дети твоего возраста

(здесь вы называете возраст ребенка) чувствуют примерно то же самое.
Некоторые плачут, некоторые просто ничего не могут. Так бывает, с
тобой все в порядке».
Третья стадия -- это когда вы говорите «но смотри». «Но смотри: тебе
здесь интересно, а домой идти все равно надо» или: «Но смотри: ты
сегодня экзамен не сдал, давай попробуем сдать в следующий раз через
неделю».
Получается, что ребенку называют его чувства, объясняют, откуда они и
почему чувствовать так -- нормально, и дальше дают альтернативу, это
самое «но»: можно по-другому. Это тоже базовая вещь в детской
психологии и воспитании. С первого раза она почти никогда не работает,
но пройдет несколько недель, и ребенок начнет применять похожие
объяснения к родителям, своим братьям и сестрам и к другим людям в
социуме.
Я очень рекомендую технику интерпретации поведения. Это то, что я
применяла в своей повседневной жизни, в практике консультирования,
при обучении родителей. Она точно безопасная и довольно
результативная в определенных возрастных периодах. Главное:
практика интерпретации закладывает основы лучшего контакта с собой,
лучшего понимания себя, высокого эмоционального и социального
интеллекта.
Когда нам объяснили про нас самих, мы по аналогии можем сделать
новый вывод: наверное, у других так же. Дети -- очень обучаемые
существа. Если вы учите их музыке, у них развивается музыкальный
слух, если учите фигурному катанию -- улучшается координация
движений, если вы играете с ними в шахматы -- развиваете логическое и
аналитическое мышление. Если учите детей называть и осознавать
эмоции, вербализировать собственные состояния, этот навык
укрепляется, быстрее или медленнее.
Это не происходит на раз-два-три, но постепенно у ребенка
накапливается опыт описывать и обсуждать события. Он начинает
понимать, что о чувствах -- говорят, что переживания можно описать
словами, и это не страшно. Да, не сразу попадешь, слова надо искать,
подбирать, но это возможно.
Я не говорю, что нужно интерпретировать поведение нон-стоп -- не
всегда на это есть силы и возможности. Но когда вы можете, делайте
это. В том числе в острые моменты. Если использовать интерпретацию
поведения и в нейтральное время, и в моменты конфликтов, ребенок
вместо крика и плача однажды скажет: «Мама, я на тебя рассердился,
зачем ты выключила мультик?» Это произойдет, хотя развитие такого
навыка обычно идет не сразу, а очень-очень постепенно.
Есть ли ограничения в методе интерпретаций? Системных -- нет, но,
если вы это делаете, а ребенок кричит: «Мама, прекрати, не говори!»,

надо остановиться, взять паузу. Стоит отложить интерпретацию, если
ребенок перевозбужден и совсем вас не слышит.
Бывают дети со склонностью к «болтологии», которые уже в 4--5 лет
плетут длиннейшие словесные конструкции (часто это дети, с которыми
сидят бабушки, или прабабушки, или очень разговорчивые няни). У них
навык самовыражения уже развит, усиливать его не нужно.
Еще одно ограничение -- если вам самому по какой-то причине такая
тренировка дается очень тяжело. Если вы переживаете какой-то
тяжелый внутренний период, вам не хочется ни во что вглядываться,
всматриваться и формулировать, сделайте это позже. В остальных
случаях долгосрочных ограничений нет.
Глава 3
Детская сексуальность
Этапы развития сексуальности
Развитие сексуальности условно можно разделить на четыре стадии, из
них первые три относятся к дошкольному возрасту.
Первая стадия -- от 14 до 18 месяцев. В это время ребенок уже осознает
пол и может проявлять интерес к половым органам.
Вторая стадия развития сексуальности -- от 2 до 3,5--4 лет. Причина
такого большого возрастного разброса в том, что у каждого ребенка
индивидуальная скорость развития. К тому же есть возраст календарный
и возраст психологический. Есть быстрый тип -- дети, которые рано
начинают говорить, и есть дети, которые развиваются медленнее, 3,5--4
года -- это их вариант. На второй стадии ребенок уже умеет правильно
употреблять род существительных, род прилагательных, уже знает, что
есть два рода, два пола.
Третья стадия развития детской сексуальности от 3,5--4 лет до 6--7 лет.
Это первый романтический период.
Стадия от 7 до 10 лет -- четвертая, она считается латентной, когда темы,
связанные с полом и влюбленностью, как бы уходят под спуд, но на
самом деле присутствуют в сознании ребенка очень ярко. Вообще,
сейчас развитие детей происходит быстрее, чем происходило в нашем
детстве: еще тридцать лет назад все эти стадии наступали значительно
позже.
На каждой стадии ребенок осознает что-то очень важное в вопросах
понимания пола. На каждом этапе свои вопросы и свои ответы, свои
задачи у родителей, которые им предстоит научиться решать. И тут
очень важны родительские реакции. Если в семье больше одного
ребенка, то мама с папой убедятся, что вопросы, связанные с полом,

каждый из детей будет задавать и осознавать очень по-разному. И
стадии развития всегда бывают с индивидуальным дополнением, с
«поправкой на личности». Первая стадия интересна тем, что на ней
ребенок получает -- или не получает -- базовое доверие к миру и базовое
принятие себя, своего тела. Тут от родителей не нужно никаких
специальных усилий, нужна только любовь.
В нормальной семье, если ребенок желанный, привязанность
развивается сама собой. Очень часто я сталкиваюсь с ситуациями, когда
именно родительская включенность дает ребенку базовое принятие
себя. Сейчас много говорят о важности привязанности, о том, что ее
надо активно развивать, но в норме, повторяю, она возникает и очень
мощно развивается сама.
Итак, задача первой стадии развития сексуальности -- любить ребенка.
Еще очень здорово, если родители получают эстетическое, даже
физическое удовольствие не только от эмоционального, но и телесного
контакта с ним. Малыш в первый и второй год жизни физически очень
симпатичен. Его хочется зацеловывать, тискать, держать на ручках, ему
хочется говорить ласковые слова -- это очень сильное, восторженное
чувство. Этим восторгом, этой любовью, физическими играми и ласками
(но ласками асексуальными, лежащими вне сексуальности) мы
формируем у ребенка понимание того, что он любим и что его тело
хорошо и приятно. Для принятия и осознания малышом своего тела --
еще даже не пола -- не нужны никакие специальные действия: нужно
быть рядом, вместе с ним.
У некоторых родителей физическое удовольствие от того, что малыш
рядом, просыпается с рождением второго ребенка, у кого-то -- с
появлением первенца, но не с первых минут. Кто-то рос у строгих мам и
вообще может не разрешать себе никакого контакта. Надо понимать, что
ласками ребенка не испортить. Отлично, если с малышом сидят родные
люди: бабушки, тети, конечно же мама, папа, потому что няни и
бебиситтеры не могут дать настоящую нежность. Более того, если чужой
человек что-то такое начинает испытывать к ребенку, понятно, если
родителей это очень сильно напряжет, стоит предупредить или даже
поменять помощника. Это нормально, потому что формировать
привязанность могут исключительно свои, родные люди.
Первый год жизни -- это огромная территория. Тут все хорошо, если
ребенок знает, что он ваш любимый малыш, что он красивый, у него
хорошее тело, что его приятно поцеловать. При этом он может и
вырываться, ведь если один малыш просто-таки млеет от физических
контактов и игр, то другой может сказать: «Мама, уйди» или, еще не умея
говорить, отодвигаться.
В какой-то момент, обычно месяцам к 9--10 или к 1,5 годам, становится
понятно, что вот эта -- прямо девочка-девочка, а этот -- настоящий
маленький мужичок. Уже появляются элементы поведения, связанные с

принадлежностью к полу. Например, довольно рано девочки начинают с
удовольствием наряжаться, играть в куклы. Мальчики не всегда любят
оружие, но гораздо меньше любят рядиться и играть в игры, связанные с
материнством. Это тоже часть принятия пола.
Что происходит на второй стадии, от 2 до 4 лет? Ребенок правильно
употребляет род, интересуется полом. В этом возрасте очень популярен
«туалетный юмор». Ребенка страшно веселит все, что связано с
туалетом, писей, попой, каками, пуками, -- это признак того, что ребенок
развивается нормально. Как реагировать на такое? Я думаю, что
родители могут вспомнить свою стадию «туалетного юмора», когда, сидя
на горшке в детском садике, шутили такие шутки, очень смешные для
детей, но совершенно не смешные для взрослых.
Родители должны очень мягко, не травматично ставить ребенку границы.
Да, совершенно не обязательно смеяться «туалетным шуткам» в свои
30--40, как вы смеялись в 3--4 года. Какие-то вопросы, связанные с
полом, сексуальностью, осознанием разных сфер человеческой жизни,
должны остаться в «своем» возрасте. Именно поэтому детям нужно
ходить на занятия с другими детьми, поэтому нужен детский сад, нужны
ровесники, братья и сестры, поэтому важны секретики.
Сейчас фактически нет дистанции между взрослыми и детьми: дети без
старших не гуляют и мало общаются с ровесниками наедине. Моя
рекомендация -- воспринимать «туалетный юмор» как нормальную
стадию развития, не краснеть, не бледнеть, не говорить: «Я сейчас
пойду и помою тебе руки с мылом!» Сегодня это не популярно, но многие
нынешние взрослые такое от своих родителей в детстве слышали. А это
ведь просто то, что, по идее, не предназначается для ушей взрослых!
Если ребенок пытается приставать с этим к взрослым, можно сказать: «Я
могу немножко послушать, но лучше иди, расскажи братику» или: «Иди,
поговори в садике». Можно сказать: «Когда я был маленьким, со мной
тоже такое было. Мне тоже это было смешно. Но, когда люди вырастают,
им смешны другие шутки». Дети к этому возрасту уже прекрасно знают,
что взрослые -- люди странные. Им нравится странная еда, которую не
любят дети, они делают странные покупки в магазинах, совсем не такие,
какие сделал бы ребенок, и не покупают вещи совершенно чудесные.
На этой стадии появляется нормальный интерес к половым органам.
Часто такое любопытство вызывает у родителей шоковую реакцию, даже
бо́ льшую, чем встреча с «туалетным юмором». Да, ребенку интересно,
что у него в штанишках, и очень интересно, что в штанишках у людей
противоположного пола. Если в семье детки однополые и родители
голыми не ходят, не купаются вместе на нудистских пляжах, не
посещают семейные бани, ребенок до какого-то возраста может не
понимать, что у людей другого пола половые органы устроены по-
другому. Когда он первый раз с этим столкнется, он может и должен
пережить нормальный интерес, настолько интенсивный, насколько яркий

у ребенка темперамент. Соответственно, когда он поймет, что у других
«там» все устроено по-другому, может начаться период детального
интереса, вплоть до желания посмотреть, как все это у более старших
детей.
Но при этом у любого ребенка работает внутренняя охранная система:
ему неприятно и даже противно все, что связано со взрослыми
отношениями и взрослыми половыми органами. Это даже не
естественное отвращение, а отторжение, это «фу», это что-то для него
совершенно неправильное.
Бонус родительства в том, что мамы и папы еще один раз проходят с
ребенком тот период развития, который когда-то прожили сами. Но у них
есть возможность выйти на некий новый уровень и посмотреть немножко
по-другому, со стороны, и на свой детский опыт тоже. Те, кто помнит
свой собственный детский интерес в аналогичный период, будут меньше
удивлены и шокированы, столкнувшись с подобным у ребенка. В
интересе к строению половых органов нет ничего плохого, ни с 2 до 4, ни
с 5 до 7 лет. К 7--10 годам, по идее, ребенок должен уже все прекрасно
представлять и интересоваться этой сферой меньше.
Есть общая схема, которую можно использовать, отвечая на вопрос
ребенка: «Почему она девочка?» или: «Почему я мальчик?» В районе 3--
4 лет ребенок обычно задает такие вопросы -- если он любит спрашивать
и если родители не отталкивают его и отвечают. Нужно говорить, что она
девочка, потому что она по-другому устроена. На самом деле это
действительно так : мы на внешнем уровне относимся к одному или
другому полу по строению половых органов.
Мне кажется, что на первый заданный вопрос ребенка нужно прямо и
сразу отвечать так, как есть, потому что дети любят спрашивать: «Как ты
узнала, что я мальчик?» Или: «Как ты узнала, что я девочка?» И можно
сказать: «Когда доктор смотрел тебя на УЗИ у меня в животике, мы
увидели, что ты мальчик, потому что у тебя пися, как у мальчика». Или:
«Когда ты родился, мы посмотрели и увидели, что ты мальчик. Как
увидели? Потому что ты выглядел как мальчик».
Сейчас все больше оборотов набирает идея, что мы можем выбирать
пол, так же как выбираем место жительства или профессию. Я считаю,
что ребенку очень важно иметь четкую определенность в этих вопросах.
Родители не должны сомневаться, к какому полу он относится. Если
ребенок говорит: «Сегодня я не хочу быть мальчиком. Я хочу быть
девочкой. А завтра я хочу быть котиком», то, я уверена, правильный
ответ будет таким: «Ты можешь поиграть в то, что ты -- девочка, но ты
родился мальчиком». Или: «Ты родилась девочкой, и девочкой ты и
будешь».
Сейчас в некоторых европейских странах уже в детских садах есть
учебные программы, где подчеркивается, что пол за ребенком не
закрепляется, и ему дают возможность выбрать, в одежду какого «пола»

одеваться и в какие игрушки играть. Я сторонник более традиционной
системы, когда девочку одевают в более-менее девчачью одежду (не
обязательно в розовые рюши и кружева, но во что-то, что подходит
женскому полу). Мальчику тоже стоит выбирать игрушки согласно полу,
но учитывая желание ребенка.
Всему свое время. В дошкольном и младшем школьном возрасте нужны
очень четкие ориентиры. Ребенок, задавая вопрос про пол, хочет
получить от родителей вполне определенный ответ. Я могу обосновать
свою точку зрения, потому что на практике многократно видела, как
ребенку в этом возрасте родители сбивали ориентиры и вводили его в
состояние невроза неопределенными ответами.
Очень часто непринятие собственного пола начинается с того, что пол не
принимали родители. Папа ждал мальчика, и родившаяся девочка не
была принята до конца. Ее называют мужским именем, одевают в
нарочито мужскую одежду, возможно, покупают мальчишеские игрушки --
все это может приводить к смещению ориентации.
Впрочем, своим непринятием пола ребенка родители могут затруднить
его причисление себя к мужскому или женскому роду, но сбить совсем не
могут. Расскажу вам про Принцессу Землечерпалку. Эта история из
жизни.
Поспорили два друга. У одного не было детей, а у другого была дочка
двух с половиной лет, но он очень хотел мальчика. Он сказал своему
другу: «Знаешь, я буду ее воспитывать так, что она будет расти как
мальчик. Да, она родилась девочкой, но она будет нормальным
пацаном». Прошел год, они договорились о «тестовой» встрече, и папа
девочки говорит: «Сейчас ты посмотришь». Они приходят в игрушечный
магазин, чтобы девочка выбрала себе подарок. Она уверенно проходит
мимо кукол, принцесс, игрушечных домиков, мишек, идет в отдел
игрушек для мальчиков, там внимательно все смотрит и выбирает себе
землечерпалку. Друг в шоке. Они идут домой праздновать победу в пари.
Сидят за чаем и слышат, как в соседней комнате девочка играет с
землечерпалкой: «Теперь Принцесса Землечерпалочка проснулась, и
скоро она поедет на бал».
Эта история про то, что ребенок полностью нацелен на соответствие
родительским ожиданиям, но при этом пол -- настолько мощная вещь,
что он пробьется. Как «Принцесса Землечерпалочка».
Родителям (до момента, когда малышу исполнится 2,5 года, а лучше
раньше) нужно смириться с тем, что он родился мальчиком или она --
девочкой, и не морочить ребенку голову, не путать его. Родитель должен
занять пусть и гибкую, но обязательно четкую позицию: нет, воровать
нельзя; нет, стать мальчиком нельзя, потому что природа так устроена.
Конечно, ребенок, живущий в наше время, обязательно узнает про
эксперименты со сменой пола, про трансгендеров, про бисексуальность

и однополые браки. И перед вами встанет дилемма, как к этой
информации относиться.
Но в дошкольном детстве, в эти первые периоды, когда ребенок
абсолютно доверяет родителям, он должен получить четкие ответы, и
нравственные, и эмоциональные, о том, как устроен мир. А мир устроен
так, что люди относятся к определенному полу.
«Эффект маятника»
Когда родители слышат слова «детская самостимуляция», они обычно
краснеют, смущаются или возмущаются: «У нас нормальный ребенок, о
чем вы?!» А я о том, что около 80% нормально развивающихся детей
имеют такой опыт. Обычно самоисследование начинается до 7 лет. И тут
очень важно, как на это реагируют взрослые.
В нашей культуре чего только не услышишь на эту тему. Наши мамы и
бабушки, застав ребенка за невинным первичным самоисследованием,
когда он еще совсем не понимал, почему это плохо и почему это нельзя
делать, реагировали примерно так: «Отрежу, зашью, зеленкой замажу,
скотчем заклею!» И это самое начало списка высказываний, которые по
этому поводу в своем детстве слышали нынешние родители.
Сейчас мы наблюдаем «отмашку маятника» в другую сторону.
Нынешние мамы и папы стараются относиться ко многим вещам, ранее
табуированным, с пониманием. Они не хотят задавить ребенка
запретами и боятся реагировать жестко.
В чем заключается «эффект маятника»? Например, в родительской
семье с вами особенно не возились, вечно занятым родителям было не
до того. Ключ на шее, «обед разогрей сам», самостоятельные прогулки
во дворе с 6--7 лет со всеми вытекающими из этой свободы пробами и
ошибками.
Будучи ребенком, вы не понимали обстоятельства жизни родителей.
Вам, возможно, казалось, что вас не любят или любят недостаточно, и на
всю жизнь могло остаться ощущение недостатка тепла и заботы в
отношениях.
А потом начинает работать «эффект маятника»: человек, выросший с
ощущением дефицита заботы, став родителем, станет эту самую заботу,
внимание и помощь давать своим детям в «промышленных
количествах». Чтобы только не было так, как в собственном детстве! Это
и есть «эффект маятника»: каждое следующее поколение строит свою
жизнь и делает свои выборы по принципу «от противного». И на самом
деле это очень жесткая модель. Иногда мы как бы специально делаем
наоборот. Почти как подростки.

Последние десять-пятнадцать лет тема родительской включенности в
воспитание и взросление детей звучит очень мощно. Родители гораздо
ближе к детям, сильнее включены в их жизнь в целом и в образование в
частности. Дети позже становятся автономными, во всех смыслах -- от
времени, когда они могут самостоятельно ходить в школу или ездить на
общественном транспорте, до момента начала отдельной от родителей
жизни. Конкретно нашему поколению пап и мам довольно сложно
предоставлять детям самостоятельность, для нас это эквивалентно
отсутствию любви и заботы. Да и обстановка в обществе в целом
непростая.
Но получается вот что. Да, сейчас родители боятся навредить, но иногда
они вообще не ставят границы. От нынешнего поколения родителей
редко услышишь «зашью, заклею», теория привязанности и другие
подходы, связанные с контактом с ребенком, сделали свое дело. Но
отсутствие реакции и отказ от выставления границ, может быть, еще
более вредны, чем жесткое табуирование. Ведь ребенок пробует разное:
тащить вещи, деньги, рисовать на обоях, он пробует оскорблять,
провоцировать, манипулировать. Он еще не знает, что можно, а чего
нельзя, что принято, а что не принято, что вызовет поддержку, а что --
нет. Он пробует и самостимуляцию.
Если не поставить табу, то ребенок может
навредить сам себе
Самоисследование возникает чаще всего случайно, когда ребенок в
течение первого-второго года жизни исследует свое тело и
обнаруживает какие-то места, приносящие ему непонятные, странные
ощущения. Это часто бывает у возбудимых деток. У мальчиков реакция
на «находку» обычно бывает более острой, чем у девочек.
Не всегда и не у всех возбудимых детей тут больше проблем, но
импульсивные дети обычно по всем показателям выходят на первые
места. Они и тащат чаще, и кричат чаще, и самостимулируются чаще,
потому что им сложно прерывать это действие. Это для детей не столько
удовольствие, сколько специфические ощущения, которые они просто не
могут перестать совершать.
Как воровство, так и самостимуляция (хотя они совсем разные: ворует
человек у других, а исследует себя) не приняты в культуре, иначе
общество не смогло бы существовать.
Кроме того, сегодняшние родители очень боятся сексуально
закрепостить ребенка и породить у него комплексы. Но если здесь не
поставить табу, то ребенок может навредить сам себе. Если мы видим,
что малыш, например, тянет в рот опасные химикаты -- мы его
остановим; если видим, что он ест просроченную, некачественную еду --
мы его остановим; если он смотрит фильм, после которого у него будут

страхи, -- мы его остановим. Здесь то же самое: если ребенок нашел что-
то, приносящее специфические ощущения, он может постоянной
самостимуляцией себя истощить. Он не понимает последствий, но их
понимаем мы.
Конечно, тут возможны самые разные взгляды, но лично я считаю, что
запрет на самостимуляцию -- это правильно. Пока ребенок взрослеет,
пока его тело растет, его сексуальность не оформлена и сексуальная
энергия не созрела, с моей точки зрения, нужно следовать тем нормам,
которые есть в культуре.
Но не доходить до крайностей. Это «нельзя» должно быть, как ни
парадоксально, твердым, но мягким, конкретным, но очень спокойно
поставленным. С пониманием, что, если ребенок вам скажет, что он
больше не будет, он все равно будет. И способность запрещать себе
такого рода действия, особенно у возбудимых детей, появится не сразу.
Обычно пик самостимуляции бывает в момент перед засыпанием, когда
ребенок отходит ко сну уже сам, отлученный от груди и родительской
кровати; когда ему скучно, страшно, одиноко; когда он переживает какой-
то стресс. И он-то не понимает, что будет делать, но инстинктивно, на
уровне не решений, а ощущений делает то, что его успокоит.
Самостимуляция успокаивает. Это объясняет, почему этим занимаются
дети напуганные, депривированные, дети в детских домах и больницах.
С моей точки зрения, для ребенка это неправильный способ получения
хорошего состояния. Малыш, который растет в благополучной семье с
нормальными отношениями, без травм, может успокоиться без
самостимуляции. Она ему не нужна!
Но пробовать он, скорее всего, будет, хотя и не все дети этим
занимаются. А кто-то будет это делать настойчиво, навязчиво. Я
несколько раз видела детей, которые находились просто в
невротическом состоянии. Иногда, чтобы снять такой невроз, нужна
помощь специалиста-невролога.
Почему я так долго объясняю природу этого явления? Потому что в этом
заключается мой подход: в понимании причины того, что происходит с
ребенком, кроется разгадка и ответ, который родители могут найти. Если
родитель правильно понимает феномен того или иного поведения, он
будет знать, как выстроить свою реакцию.
Часто люди реагируют жестко: «Это ужас-ужас-ужас, это испорченный
ребенок!» Это одна крайность. А вторая крайность -- когда люди за
свободную любовь, смену пола, сексуальность, вышедшую из-под гнета:
«Как я это прекращу? Ребенок получает удовольствие, пусть получает!»
А ребенок входит в невроз, истощает себя, ведь он еще не готов к
подобным ощущениям, он еще не взрослый, физически не созревший.
Кстати, по Фрейду, период дошкольного возраста связан с повышенной
сексуальностью. Период первой самостимуляции -- это же и период

первой влюбленности. Ему Фрейд приписывал «эдипов комплекс», то
есть влюбленность в родителя противоположного пола.
В дошкольном возрасте девочки обычно в кого-то влюблены, мечтают
«выйти замуж», и у мальчиков тоже появляются первые детсадовские
влюбленности. То есть это все очень связная картинка, и очень связным
должен быть ответ: да, пусть это будет, когда ты вырастешь. Ты не
сейчас женишься и не сейчас родишь детей, твое тело еще не созрело.
Кстати, личинка божьей коровки совершенно не похожа на божью
коровку, это вообще другое существо. И то, что одно превращается в
другое, -- очень странно. Все знают головастика и лягушку. Все знают
гусеницу и бабочку. С ребенком -- по-другому, он больше похож на себя в
будущем, но все равно есть огромное количество отличий. И на них надо
акцентировать внимание ребенка. Не нужно говорить, что ты такой же,
как взрослые, сейчас у тебя родятся детки. Если девочка говорит: «Я
хочу свою дочку прямо сейчас!», то правильный ответ: «Твое тело
должно созреть, дети рождаются только у взрослых людей».
Еще малышу можно сказать: «Ты сейчас растешь, и ты не должен
трогать эти очень нежные места, они называются интимными». Я за то,
чтобы употреблять специальные термины, а не детские заменители. И
лучше не говорить «это место» или как-то еще, потому что тогда ребенок
считает, что разговаривать об этом со взрослым нельзя.
Можно сказать, например, так: «Многие дети трогают себя в интимных
местах, когда им скучно, грустно, но это нельзя, потому что там очень
много нервных окончаний, это очень чувствительное место. Ты можешь
чувствовать (можно описать словами то, что он может чувствовать), но,
пожалуйста, не делай так. Ты видишь, у нас никто этого не делает».
Ребенку нужно знать, что мы этого не делаем. Мы не воруем, не
обзываемся, мы не едим козявки, мы не говорим обидные слова другим.
И это мы тоже не делаем.
Плохо, если у ребенка будет список одних запретов, -- список того, что
можно, должен быть значительно больше. Но это те немногие запреты,
которые надо соблюдать. «Тебе это хочется делать, это иногда трудно
остановить, но ты мне скажи, и я тебе помогу остановиться,
переключиться».
Иногда помощь нужна ребенку, который заигрался в самостимуляцию:
у него уже там все раздражено, ему навязчиво хочется себя трогать.
Нужна специальная программа, начиная с ванночек, приема мягких
успокоительных растительного происхождения до вариантов, на что
можно переключиться, когда он привык себя трогать. Это уже
запущенный случай. Обычно же родители уже на начальной стадии
договариваются, что этого делать не надо.
И хотя ребенок будет к этому возвращаться, но он уже подумает: «Ага,
мама пришла, она не разрешит это делать». Так работает культурный

запрет. Сначала он внешний, поддерживаемый родителями, а потом он
становится внутренним. Необходимо спокойствие, уравновешенность,
понимание возрастных принципов развития и того, что это --
определенный этап.
И еще ответственность родителей в том, чтобы не оставлять ребенка
долго одного в тех состояниях, когда он чаще всего занимается
самостимуляцией. Если вы видите, что он это делает за мультиками,
смотрите мультики вместе или совсем перестаньте их смотреть. Если
это происходит перед дневным сном, ребенка нужно научить другим
способам успокаиваться в это время. Если это происходит перед ночным
сном, то поговорите, что-то придумайте, что-то поделайте. Дети могут
прибегать к самостимуляции, когда их отругали или они сильно
понервничали. Тогда можно сказать: «Я увидела, что ты это делаешь,
когда мы ссоримся. Многие дети так делают, но это плохой способ. Так
не нужно делать, это неполезно для твоего организма».
Не всегда причина очевидна, но ребенок не прибегает к самостимуляции
на ровном месте. Ищите стрессоры. Возможно, была госпитализация, и
малыш в больнице либо увидел это у других детей, либо сильно
заскучал. Выписался домой, а привычка осталась. Или у ребенка страхи,
и он так успокаивается. Или малыш чувствительный, он когда-то в
интимном месте натер, а потом там начало чесаться. Обычно причины
очень невинны. Редчайший случай, когда ребенок действительно
пережил какое-то насилие. Но это совершеннейшее исключение, и про
него мы тут не говорим.
Развитие половой идентичности
Для того чтобы половая идентичность развивалась спокойно, не надо
стимулировать ее развитие контактом с сексуальными сценами ни
живыми, ни по телевизору. Это тоже имеет отношение к осознанию
ребенком своего пола и принятию своей сексуальной идентичности. Есть
вещи не детские, они не зря имеют маркировку 12+, 18+, даже 6+. Не
нужно все это ребенку, это искажает его понимание мира.
Соответственно, родители должны поставить довольно строгие рамки:
все взрослые фильмы, опасные сериалы и новостные программы, где
может быть что-то, связанное с сексом и насилием, ребенок смотреть не
должен.
Ребенок в какой-то момент -- обычно между 4 и 5 годами -- начинает по-
другому оценивать происходящее. А сейчас в больших городах,
например в Москве, можно видеть довольно откровенные сцены:
в парках и на улицах принято обниматься и целоваться, и в этом, на мой
взгляд, нет ничего неприличного. И если двухлетка, открыв глаза, будет
смотреть, что происходит, то четырехлетка скажет: «Фу, они целуются,
какая гадость!» Это нормально для этого возраста. Тем более что в

нашей культуре (а русская культура вообще довольно строгая и
целомудренная, иногда не в меру) все темы, связанные с сексом и
близостью, довольно сильно табуируются. Принято считать, что это не
что-то противное, грязное и нехорошее, а что-то очень личное, уязвимое,
очень важное, и поэтому желательно это не делать на улице, а
соответственно, не надо и смотреть.
Здоровая реакция ребенка на интимные сцены в кино, если все же
ребенок увидит это, ведь такие сцены бывают и в детских фильмах,
зависит от его уровня восприимчивости и индивидуальной
чувствительности. Кто-то внимательно смотрит, как люди целуются, а
кто-то отворачивается, ему это «слишком». Опять вспоминаем себя:
ведь чем чаще мы будем вспоминать наше детство, тем лучше поймем
собственного ребенка.
Мне кажется, в возрасте от 2 до 4 лет еще допустимо детям обнажаться,
а вот дальше лучше бы, чтобы мальчики, как говорится, направо,
девочки -- налево. Правильно, если мальчики посещают мужские бани и
мужские туалеты с папой, а девочки ходят в женские бани и женские
уборные с мамой. Сторонники семейных бань обычно предпочитают хотя
бы минимально прикрываться, потому что лицезрение взрослого
оголенного тела может влиять на чувствительных детей так, что у них
разовьется отвращение. А у гиперактивного, склонного к ажитации и
избыточному аффекту ребенка это, наоборот, может вызывать
возбуждение.
В любом случае надо всегда понимать, что ничего плохого и ничего
грязного в обнаженном теле нет. Мы прививаем детям не привычку
стыдиться, а культуру бережного, внимательного отношения ко всему,
что считается интимным. Здорово, если с 3--4 лет ребенок дома ходит в
трусиках, понимая, что эти части тела должны прикрываться. Это все --
тоже часть развития естественных границ, связанных с сексуальностью.
Конечно же дети видят голых людей, могут смотреть внимательно. Но в
целом в нашей культуре у ребенка возникает желание, чтобы голое тело
было прикрыто, и мы эту историю можем поддерживать.
Совместный сон
Есть еще один момент, в отношении которого у меня довольно
радикальная позиция. Сейчас среди внимательных и бережных
родителей очень модно подолгу кормить грудью и укладывать детей
рядом с собой. Я тоже практиковала совместный сон со всеми своими
детьми[4]. У совместного сна, безусловно, много плюсов, но есть и
минусы. Я абсолютно уверена, что для нормального развития детской
сексуальности между 2 и 3 годами (а лучше в возрасте около 2 лет) надо
отлучить малыша от груди. Я также абсолютно уверена, что ребенку в
этом возрасте уже пора отселяться из супружеской кровати. В целом я

сторонник совместного сна, но совершенно не сторонник того, чтобы
ребенок спал между родителями.
Идея, согласно которой ребенку не место в родительской кровати,
подкрепляется следующим: взрослые, особенно во время физической
близости, выделяют некоторые вещества, которые довольно активно
пахнут, но этот запах мы не чувствуем, потому что привыкли к нему. Но
если ребенок оказывается в поле супружеской близости, если спит там
же, где происходит физическая близость родителей, а он уже старше 2
лет, на него эти самые феромоны влияют, ускоряя его сексуальное
развитие. И это неполезно.
Я как психотерапевт много работаю с детьми, подростками и со
взрослыми. И одна из серьезных психологических травм связана с тем,
что ребенок невольно стал свидетелем супружеской близости
родителей. Понятно, что никто этого не хотел, никто перед ним не
раздевался, просто родители думали, что он крепко спит. Но в итоге это
на ребенка сильно повлияло.
До 2--2,5 лет, пока ребенок не говорит фразами, он, можно сказать, не
воспринимает то, что происходит между родителями. С момента, когда
появляется в речи «я» и отдельные фразы, малыш становится довольно
внимательным. И ему совершенно не нужно быть свидетелем
сексуальных отношений родителей. Очень важно, чтобы все, что есть
между взрослыми, сохранялось, но было вне детских глаз и ушей.
Потому что ребенок близость воспринимает как сцены насилия, он
пугается.
Еще раз озвучу ту же мысль: в детстве при соприкосновении с темой
взрослой сексуальности у ребенка срабатывает система внутренних
стопоров и возникает отвращение. Если он столкнулся с чем-то очень
сильным, отвращение может закрепиться надолго. Объятия, ласковые
слова, нежные и умеренно страстные поцелуи не считаются близостью.
Речь именно про сексуальную близость, сексуальные ласки, заигрывания
и, конечно, сам половой акт родителей.
В принципе, после 3 лет ребенку в супружеской кровати находиться уже
не надо. Но получается, что к моменту «отселения» из кровати между
мамой и ребенком сформирована очень тесная связь. У мамы обычно
появляется огромная тревога вообще отдалять от себя ребенка, она
думает, что любое дистанцирование приведет к ослаблению
привязанности. Это ошибка восприятия. Так наше радикальное русское
мышление «услышало» идею, сформировавшуюся в совершенно другом
культурном контексте и в другой культуре воспитания маленьких детей.
Нужно понимать, что малыш из родительской кровати уходить не хочет.
Ребенок никогда не рвется переходить на следующую ступень
самостоятельности -- не потому, что он к этому не готов, а потому, что
гораздо проще, когда за тебя все делает кто-то другой. Оказывается,
нужно усилие, и не просто усилие: от родителей требуется способность

выдержать эмоциональное сопротивление ребенка, его нежелание
уходить. К этому очень многие родители оказываются не готовы и
ломаются.
Еще часто к двум-трем годам совместной жизни у супругов уже
накопился холодок в браке, уже пошла размолвка, которую ребенок,
спящий в кровати с мамой, как бы закрепляет. Это статус-кво, который на
самом деле и взрослые не хотят менять, не только ребенок.
В моей практике много примеров, когда родители решали: пора
выселять! Это было совместное решение, они не испытывали
внутренней дрожи, и тогда ребенок спокойно уходил в свою отдельную
кроватку. Все в голове! Дети чувствуют наш настрой с поразительной
точностью, и, как только замечают, что у папы и мамы есть сомнения,
тревога и неуверенность в том, что «отселение» получится, они не уйдут.
Всемирная организация здравоохранения рекомендует кормить детей
грудью до двух лет, а дальше -- по желанию матери. И предполагается,
что второй год ребенка кормят совсем не так, как в первый -- это уже не
основная еда. Я не сторонник грудного вскармливания до четырех лет
или кормления тандемом. На мой взгляд, к трем годам этот вопрос точно
надо решить.
Идеально, если ребенок уже умеет засыпать сам и без груди, чтобы не
было трудностей с переходом к самостоятельному отходу ко сну. Тогда
это вопрос технологии, навык погружаться в сон самому у ребенка
сформирован. Если же нет, то, прежде чем «отселять» ребенка, нужно
этот навык сформировать. Это не сложно, если неврологически,
физиологически и эмоционально ребенок к этому готов.
Если маме удалось не завязать засыпание со своим присутствием -- это
вообще шикарно!
Но, как правило, родители попадаются в эту историю, и дети засыпают
рядом с ними. Тогда необходимо разорвать момент сосания и момент
засыпания, момент засыпания и момент укладывания в кровать.
Обязательно должен быть отдельный ритуал отхода ко сну --
последовательность проявлений любви и заботы, которыми родители
окружают ребенка, чтобы сделать его переход ко сну очень мягким и
мирным. Этот ритуал может быть разным, в меру родительских сил,
творческих способностей, возраста, здоровья. У кого-то это мучительный
двухчасовой процесс, когда изматываются все и мама срывается на
крик, потому что она уже больше не может. У кого-то это компактный,
получасовой, приятный для всех ритуал, связанный с колыбельными
песнями. Но важно вовремя научить малыша самостоятельно засыпать.
Ребенок должен знать, что засыпание -- это то, что он может делать сам:
«Я с тобой посижу, я тебе спою, поглажу пятки и почешу спинку, но
дальше детское время закончится, и ты будешь засыпать». Иногда нужно
выходить из комнаты. Если ребенок категорически не отпускает, тогда --

посидеть с точечным источником света. Но очень важно эту ступеньку,
этот шаг в самостоятельность помочь ребенку преодолеть.
Бывает, что дети прибегают в кровать родителей. Засыпают они у себя,
но под утро, особенно в темное время года, они уже в родительской
кровати. Здесь можно использовать разные бихевиоральные
поведенческие техники[5]. Например, призы от белых гномиков или от
папы с мамой, если дети прибежали только тогда, когда стало светло.
Или уговор, что в выходные разрешается прибегать к родителям в
кровать и вместе валяться. Но идея того, что есть родительская кровать
и там спят только мама с папой, к четырем годам должна быть
закреплена. «Да, ты можешь прийти ночью, если у тебя будет плохой
сон, мы тебя успокоим. Дверь спальни не будет закрыта, но потом мы
поможем тебе вернуться в свою кровать».
Сейчас такое время, что самостоятельность детей не возникает сама
собой, требуются определенные усилия. Но в целом от детской
самостоятельности выигрывают все.
На самом деле мало что так портит отношения в семье, как бесконечное
укладывание ребенка старше 3--4 лет. Это выматывание души, которое
не сближает, не увеличивает привязанность, но усиливает ощущение
усталости и выгорания. Хотя случаи бывают разные. Если вы --
работающая мама и вас просто не бывает дома, важно, чтобы ребенок
успел насытиться вашим присутствием до отхода ко сну. Тут есть
хорошая рекомендация: хотя бы 30--40 минут, а в идеале -- час, побыть
перед сном с ребенком насыщенно -- поваляться, почитать, поиграть,
посидеть, поговорить. Потом научиться ставить границу: все, детское
время закончилось, мы идем спать.
Характер засыпания ребенка -- зеркало того, что происходит с ним или в
семье. Если малыш переживает стресс, адаптацию в саду, если родился
новый братик или сестричка или у родителей возникли проблемы со
здоровьем, это отразится на том, сможет ли он засыпать один. Если
ребенок посмотрел страшный мультик или у него появились новые
страхи, уровень его самостоятельности тоже снизится.
Родителям нужно уметь очень спокойно, последовательно, но
настойчиво возвращать малыша к идее, что он засыпает сам: «Да, мы о
тебе заботимся перед сном, мы тебя любим, обнимаем, но мы взрослые
люди, и у нас есть потребность побыть одним, без тебя. Не потому, что
мы тебя не любим, не потому, что нам все равно, что с тобой, просто у
взрослых есть такая очень важная потребность».
Глава 4
Сложные состояния ребенка
Страхи

Тема страхов -- из разряда универсальных, они бывают в жизни каждого
ребенка. Это один из законов психологического развития. Это не зависит
от отношений в семье, скорее от того, как ребенок устроен, какой у него
характер, насколько он восприимчивый. Мы будем говорить о страхах,
связанных с возрастом.
Между 3,5--4,5 и 6 годами практически каждый ребенок проходит через
период страхов. Отклонения и исключения могут быть в связи с сильной
речевой задержкой и вообще замедленным психическим развитием,
когда психологический возраст ребенка не соответствует календарному.
Почему мы вообще говорим о страхах? Дело в том, что 80--85%
взрослых, как правило, не помнят своих детских страхов (если, конечно,
эти страхи не были чрезвычайно сильными). И, как следствие, не
понимают, что происходит, когда страхи появляются у их собственных
детей.
Мы ведь очень бережем детей и делаем все, чтобы оградить их от
травм, семейных неурядиц и так далее. Часто родители, которые
впервые сталкиваются с детскими страхами, приходят на консультацию и
говорят: «У него же все хорошо, почему он боится? Чего ему бояться?»
Но еще раз: страхи -- возрастной феномен, они связаны с тем, что
включаются новые высшие психические функции[6]. Появление страхов
непосредственно в этом возрасте связано с тем, что начинает активно
работать воображение.
Воображение -- это способность представить то, чего нет прямо сейчас,
домыслить несуществующее, добавить недостающую часть. В 2 года у
ребенка этого нет, он находится здесь и сейчас. Воображение открывает
ребенку огромный набор возможностей. Например, он слушает сказку и
как будто оказывается там, может домыслить ее сюжет. У него сразу
расширяется восприятие мира. И следом приходят страхи.
Фактически из узкого надежного пространства «здесь и сейчас» -- вот
папа, вот мама, вот бабушка, вот я, вот дорога до детского садика -- он
оказывается в гораздо более широком мире, где есть драконы,
разбойники, злые феи и разные приключения.
И часто родители говорят: «О'кей, если ему так сложно, если он боится,
мы ему сказки читать не будем». Первая реакция -- защитить. Не
получается. Воображение может все сделать всем: тень от шторы на
стене превратится в любое сказочное существо; звук пылесоса или звук
дрели сверху станет рыком волшебного чудовища. Невозможно
отключить ребенка от всех впечатлений. Любое событие и любой акт
восприятия может стать пищей для воображения.
На самом деле воображение -- это предтеча интеллекта, а страхи --
побочное явление его развития. К страхам стоит относиться именно как к
побочному возрастному эффекту, который есть почти у всех и который
со временем, обычно к 7 годам, проходит. Потом настает время других
страхов, связанных теперь уже с накоплением реальной информации о

реальном мире. Эта вторая «эпоха страхов» наступает у разных детей в
разное время, начиная с 8--10 лет. Хотя сейчас из-за новых
информационных технологий и увеличения количества информации дети
развиваются быстрее. Мы же пока остановимся на первом периоде.
Что нужно знать родителям?
Во-первых, никаких ошибок они не сделали. Если ребенок начал бояться,
это не значит, что мама с папой что-то недосмотрели или чем-то его
травмировали. Просто малыш подрос, и теперь у него гораздо более
широкая способность воспринимать мир.
Второе, что нужно знать родителям: в это время, в период между 3,5--4
годами и вплоть до школы, нужно внимательно относиться к
впечатлениям ребенка. Восприятие, в частности зрительное
восприятие, -- это те широкие ворота, через которые входят страхи. В
воображении очень сильно задействован зрительный источник
информации. Слуховой тоже, но зрительный сильнее. Нужно
фильтровать впечатления. Это как с выбором еды в магазине: вы же не
купите все подряд, для ребенка вы выберете что-то более натуральное,
экологически проверенное, соответствующее диете и возрасту. То же
самое и с впечатлениями.
Простимулировать страхи могут сильные зрительные впечатления не по
возрасту и с элементами агрессии. Когда человек съедает какую-то
гадость, его физически мутит. Когда маленький ребенок получает
сильную, яркую, возможно, пугающую информацию в больших
количествах, у него может случиться «интоксикация впечатлениями» и,
как следствие, вспышка страхов. Поэтому разумно будет внимательно
смотреть на возрастные маркировки спектаклей и фильмов. Но не только
на них.
Иногда родители очень спешат: им хочется показать ребенку и то, и
другое, и третье, ведь ему уже три или четыре года и вроде бы можно. А
оказывается, что впечатления для малыша слишком сильные. Значит,
помимо возрастных ограничений, надо смотреть на тонкости
организации ребенка, насколько он впечатлительный. У таких детей
страхов больше, для них любое событие -- как колокол.
У чувствительных детей тоже больше страхов, ведь они все
воспринимают острее. Например, вы не услышали, что изменился запах
или что стало душно, а чувствительный ребенок почувствовал. Средний
ребенок не заметил, что мама в другом настроении, а чувствительный
ребенок это понял.
Как ни странно, у детей с более высоким интеллектуальным уровнем, у
тех, кто быстрее развивается, страхов больше. Они чутки к информации,
впитывают ее, как губки, отовсюду, у них уши -- локаторы, они все ловят,
все воспринимают. В результате у них больше материала для
воображения, соответственно, и больше страхов.

Если вы понимаете, что ребенок и чувствительный, и впечатлительный,
и быстро развивается, я бы советовала, прежде чем ставить ему
полнометражный мультфильм или идти на какое-то большое
полноэкранное событие -- в цирк, театр или кинотеатр, -- сначала все
«протестировать», посмотреть самим. Достаточно одного образа, какого-
нибудь хорошо загримированного Бармалея или ярко подсвеченной
фигуры отрицательного персонажа, -- и все, потом будут месяцы
страхов.
Иногда чувствительность у ребенка такая высокая, что родители говорят:
«Мы даже не можем спокойно смотреть книжки с иллюстрациями.
Прежде чем принести такую книжку в дом, мы внимательно
просматриваем ее, и я точно знаю, какие картинки моего ребенка
напугают». Другими словами, нужен индивидуальный фильтр на
впечатления. У чувствительного ребенка достаточно внутренних причин,
чтобы бояться, и его не надо дополнительно нагружать подобной
информацией.
Что можно еще сказать? В норме страхи есть, их нужно знать, принимать
и не говорить: «Перестань бояться, под кроватью нет чудища!» Это
основная ошибка родителей, папы даже больше грешат этим, чем мамы.
Ведь чудище есть в воображении малыша, а фантазия для ребенка не
менее реальна, чем для нас с вами -- правила дорожного движения. До 7
лет воображение -- ведущая психическая функция. Поэтому «монстра
под кроватью нет» -- не работает. Но работают другие вещи.
Что работает?
Можно ребенку сказать так: «Когда мне было столько же лет, сколько
тебе, я тоже не любила ходить одна по темному коридору». Или: «Когда
мне было столько же лет, сколько тебе, я тоже боялась, что из шкафа
кто-то вылезет». Это предполагает, что вы знаете о страхах ребенка и не
нагружаете его своими.
Если родитель так делает, то он снимает с ребенка 20% тяжести его
переживания. Малыш понимает, что с ним все в порядке. Если такая
большая мама или такой большой папа тоже боялись, то, наверное, и у
него это пройдет, он тоже вырастет и станет большим! Это
действительно хороший способ.
Легко сказать, но довольно сложно сделать. Во-первых, потому, что
люди часто не помнят своих собственных страхов; во-вторых, нас с вами
учили игнорировать свои чувства, не обращать внимания на эмоции --
раньше был гораздо более жесткий подход к воспитанию, менее
индивидуалистичный. В целом ребенок в детском саду не может
получить такой обратной связи, особенно если там один взрослый на
тридцать детей.
Иногда мужчинам очень мешает гендерная установка, что «мальчики не
должны бояться». Они и свои чувства игнорировали -- их так учили с

детства, -- и чувства сыновей тоже отвергают и не принимают:
«Перестань бояться, ты мальчик! Почему ты боишься, как девчонка?»
Это не помогает, к сожалению, а только усиливает страхи и ощущение
одиночества, потому что ты никому не нужен и никто твои переживания
не понимает.
Я не знаю, помните ли вы, как было у вас, но очень часто дети к 5--6
годам просто перестают делиться с родителями своими страхами. И
остаются с ними один на один. Почему? Потому что взрослые не верят.
Говорят: «Под кроватью монстра нет».
Есть еще один фактор: у взрослых никогда нет времени, их интересуют
совершенно другие вещи. А если даже ребенок рискует что-то
рассказывать, он не получает адекватного ответа. Все это в
совокупности может вообще отбить охоту чем-либо делиться.
Большой страх -- это сильное отрицательное переживание, сложная
эмоция, отнимающая много энергии. Так уж мы устроены, что если
можем с кем-то разделить эту сложную эмоцию и получить релевантный,
хороший ответ, то нам становится легче просто оттого, что нас
услышали, нас поняли. Это так и у взрослых, и у детей. Если ребенок
может поделиться своим страхом и получить в ответ не «стену», не
отговорку «с тобой что-то не так», «ты -- мальчик, не смей бояться!» или
«девочки в нашей семье не боятся!», а нормальный ответ: «Да, я тебя
понимаю. Это действительно очень неприятно, когда ты должен пойти по
темному коридору», ему станет легче.
Что делать?
Создать обстановку, в которой ребенок сможет с вами страхом
поделиться. У взрослых часто бытует устаревшее предубеждение, из
старых времен, что, если про страх говорить, его станет больше. Это
неверно. Я думаю, что любой взрослый может сам вспомнить: когда ему
мерещилось что-то неприятное, он, на грани суеверия, хотел этим
поделиться, чтобы кажущееся не стало реальностью. И страха от этого
больше не становилось.
Слова -- это, напомню, контейнер. Когда переживание помещается в
слова, его сила делается меньше. Это тоже один из законов психологии.
Когда ты назвал свое состояние словом, проговорил, даже еще не в уши
другому, от этого уже легче. Просто ребенок-дошкольник, в отличие от
взрослого, пока не умеет это сделать сам для себя. Поэтому от
разговора о страхе со взрослым будет двойной положительный эффект:
во-первых, ребенка услышали, и, во-вторых, он сформулировал, чего он
боится. «Да, в темноте я боюсь Бабу-Ягу, но я могу про это рассказать
маме, она меня утешит, разрешит полежать у нее в кровати, и мне
станет легче». Сам страх не уходит полностью -- он не может уйти,
ребенку положено бояться Бабу-Ягу, -- но он перестает быть
разрушительным и опасным.

Родители вовремя заметили переживания малыша и оказались рядом --
и этого уже бывает достаточно.
Существует так называемая «первичная триада страхов»: боязнь
темноты, тишины и одиночества. Эти страхи нормальны, они есть в
разной степени почти у каждого взрослого, есть они и у ребенка в
дошкольном возрасте. Дошкольнику положено бояться злых сказочных
персонажей -- это персонификация зла. Ребенок узнает, что в мире не
все устроено хорошо, и персонифицированные злые персонажи
являются квинтэссенцией этого открытия.
Когда нужно обращаться за помощью?
Проявление возрастных страхов -- это нормально. Но какая степень их
проявления является допустимой? Если ребенок категорически не
соглашается оставаться один в комнате, даже когда светло и в квартире
есть взрослый, значит, страхов многовато и нужно с ними разобраться.
Может быть, поможет разовая консультация специалиста или разговор с
более опытным родителем, который к вам хорошо настроен и у которого
есть ребенок, уже переживший этот возрастной период. Но все-таки что-
то делать нужно.
Если у малыша появился какой-то невротический признак -- заикание,
грызение ногтей, ночное недержание, все виды тиков (не только тики
глаз, а любые навязчивые повторяющиеся движения, которые он не
контролирует), -- это точно повод, чтобы пойти к специалисту: сначала к
неврологу или семейному врачу и потом уже к психологу. Надо
разобраться, что к чему, -- очень часто за всеми этими проявлениями
стоят страхи.
Как правило, это страхи спровоцированные, событийные. Скажем,
собака сильно залаяла, или велосипед быстро проехал, или ребенок
посмотрел какой-то новый мультик на большом экране, или просто при
нем рассказали какую-то страшную историю -- и вот новая волна страхов,
с которой ребенок не справился.
Сложные события в семье, прежде всего болезнь и смерть старших
родственников, напряженные отношения или развод родителей, какой-то
конфликт вокруг одного из членов семьи, зависимость у старшего
ребенка. Что-то такое, что действительно дестабилизирует
эмоциональный климат, провоцирует напряжение и дополнительные
страхи у детей. Так уж устроено. Ребенок-дошкольник -- часть семейного
организма. В семье все как сообщающиеся сосуды, не бывает, чтобы
ребенок был «отдельно». Иногда родители говорят: «Он ничего не знает,
мы при нем об этом не говорим» или: «Он еще маленький, он не
понимает». Но это все -- утешения для взрослых, совершенно
неправдивые.
Настоящее утешение в том, что даже развод, событие предельной силы
воздействия для ребенка, или еще хуже -- смерть близкого могут иметь

разные последствия, в зависимости от того, как взрослые это подают.
Если взрослый будет рядом и будет все адекватно объяснять,
глобальные страхи не возникнут.
В каждом случае есть определенный набор рекомендаций.
Как помочь?
Часто взрослый не в состоянии разговаривать, когда сам переживает
серьезные эмоции из-за утраты, предательства или потери партнера.
Какое-то время он вообще не может говорить: все очень близко к сердцу.
И здесь может помочь крестный, или старший брат, или психолог.
Профессионал -- это тот, кто может спокойно и адекватно поговорить с
ребенком на его уровне, помочь почувствовать и выразить свои
переживания, к тому же объяснить, почему мама или папа сейчас не
могут говорить. По сути, дети -- это легко обучающиеся, восприимчивые
существа, им нужна четкая, понятная «карта», чтобы сориентироваться,
что к чему.
В любой ситуации для ребенка, который уже говорит, спокойные, без
лишних эмоций слова, помогающие понять случившееся, лучше, чем
отсутствие слов. Хуже всего и больнее всего -- это острая
эмоциональная реакция без ясных объяснений. Она дестабилизирует,
приводит к неврозу и порождает неконтролируемое количество страхов.
Как только появляются слова, как только переживаниям ребенка дается
название, даже на нейробиологическом уровне, мозг начинает по-
другому реагировать. Это наша человеческая потребность -- дать всему
название.
Соответственно, страхи надо проговаривать очень четко: «Да, ты
боишься, нервничаешь. Ты стал бояться, потому что слышал, как мы
ругались. Это не страшно, все семьи ругаются». Или: «Мы развелись, но
это не значит, что ты не будешь видеть папу». В любой самой ужасной
ситуации возможно пусть не однозначно позитивное, но хоть какое-то
объяснение.
Что помогает?
Многие годы работы с детьми и с родителями убеждают меня в том, что
метод, о котором пойдет речь ниже, безопасен, и от него точно не будет
хуже. Попробуйте нарисовать страх и сжечь его.
Существует серьезное предубеждение: если изобразить страх, точно
будет хуже. Но на самом деле это не так. Нужно не просто нарисовать и
потом повесить на стенку, а именно сжечь. Хотя в некоторых случаях,
особенно с детьми постарше, можно нарисовать страх смешным -- это
тоже один их методов. И такой рисунок можно не сжигать.
Почему важно нарисовать, слепить или вырезать из бумаги, то есть
именно изобразить? Потому что когда мы делаем изображение,

фактически это то же, что слова, только на еще более близком для
ребенка языке. Когда речь идет о дошкольном возрасте, там основное --
это зрительное восприятие и воображение, а ведь именно оно
послужило причиной страха.
Иногда ребенок говорит: «Нет, я рисовать не буду! Не умею, не хочу!»
или: «Боюсь рисовать страх!», но при этом он готов к тому, чтобы страх
нарисовал взрослый. Это очень хорошая модификация методики:
«Хорошо, давай буду рисовать я, только ты мне говори как, потому что
сам я правильно не изображу». Не нужно обладать навыками художника,
даже если до этого вы никогда в жизни не рисовали, вы все равно
сумеете сделать это достаточно хорошо для ребенка. И его позабавит
эта игра: взрослый рисует по его заданию! Да и сам процесс
терапевтичен, ведь про страх можно поговорить: какой он, этот страх?
когда он к тебе пристает?
Есть еще одно правило работы со страхом -- про страх лучше
говорить экстернализационным языком: не «ты боишься», а страх
«сам к тебе приходит». Так, будто страх -- это нечто не внутри ребенка, а
как бы внешнее по отношению к нему. В этом нет никакой мистики или
магии. Это то, что близко и понятно дошкольнику. Ведь если ты
трусливый, то от этого качества избавиться нельзя, ты -- бояка. А если
страх пытается к тебе прицепиться, то это что-то, что вне тебя, и на
такой страх повлиять легче. Такое разделение особенно важно с 5--6 лет
и дальше, когда дети уже совершенно владеют речью. Но в целом
экстернализационный язык я бы предложила использовать с самого
начала.
Можно использовать кукол-посредников, это тоже безопасно. Ребенку
проще говорить не от своего лица, а от лица кого-то другого. Например,
ребенок может с помощью мишки «сказать», что испугался или его что-то
тревожит, уверенный, что родители не поймут, что это не мишка
испугался, а он сам.
В более старшем возрасте в летних лагерях дети рассказывают
страшилки. Это как перец в еде, как скорость на велосипеде. Когда дети
уже немножко овладели страхами, они себе сами их подбавляют, чтобы
немножко побояться. Но к этому возрасту они умеют выходить из
состояния испуга, а особенность ребенка-дошкольника в том, что страхи
его захватывают, и он не способен сам освободиться от них.
Когда ребенок уже ориентирован во времени -- ближе к 7 годам, -- его
можно спросить: «А когда тебе страшнее всего, в какие дни?» Это еще
одна из методик преодоления боязни: «температура страха».
Как правило, страхов больше всего перед засыпанием. Тут как раз
присутствует вся триада: и темнота, и тишина, и одиночество. Мама
укладывает малыша одного, и тут-то страхи и приходят. Часто именно
из-за этого ребенок не хочет засыпать сам.

Эта методика работы со страхами такова. Мы спрашиваем: «Какой
сегодня у тебя был страх -- сильный, слабый или посерединке?»
«Температура страха» годится даже для детей, которые не знают цифр.
А школьники могут уже использовать шкалу оценки, например: «Сегодня
был самый сильный страх, как 10-балльный шторм!»
Это делается для экстернализации страха, чтоб на него можно было
взглянуть со стороны, отделить от себя и тогда уже с ним справиться.
Идеально, когда над страхом можно посмеяться -- это уже способ
воздействия. Почему-то детей очень веселит возможность порвать
рисунок на мелкие кусочки и спустить бумажки в унитаз, это вызывает
очень сильную положительную реакцию. Не менее бурный восторг
сопровождает сжигание рисунка в жестяной банке -- это вариант для тех,
кто живет не в городе, где такой эксперимент опасен, а на природе.
Иногда бывает, что ребенок не хочет ни того, ни другого, но он готов
вокруг страха нарисовать клетку с замко́ м, посадить эту клетку в ракету и
отправить на Марс. Тоже один из вариантов. В его воображении это
настоящее действие, и на какое-то время оно действительно помогает.
Чего не стоит делать?
«Ну, вот ты опять! Мы же с тобой поговорили, а ты снова боишься.
Сколько можно?» Пока идет возраст страхов, никто не сможет их убрать
совсем. Это не что-то, что можно сделать один раз и навсегда. Ведь
нельзя «навсегда» вытереть пыль или полить растения.
На самом деле, это вопрос: нужно ли, чтобы совсем не было никаких
страхов? Обычно ребенок постарше, не четырехлетка, на вопрос: «Хотел
бы ты вообще не бояться?» -- отвечает: «Нет, я хочу маленькую
капелюшечку страха оставить, потому что все-таки когда я боюсь, тогда я
осторожный». Ребенку надо хотя бы немножко бояться, чтобы не
связываться с неадекватными людьми, не подходить к опасным собакам.
«Чуть-чуть» страха работает как предохранитель.
Но в целом помощь ребенку со страхом -- это накопительная история,
раз за разом она становится все более действенной. И есть надежда, что
в какой-то момент ребенок научится заботиться о себе сам. Функция
заботы из внешней станет внутренней, и это еще один очень важный
принцип развития.
Человек устроен уникально. Он не рождается с уже сформированным
мозгом, психика и все коммуникативные функции развиваются в
процессе общения. То, что сначала делала для ребенка мама, потом он
начинает делать для себя сам. Психологи это называют
интериоризацией, дословно «взятием внутрь». Поэтому, если родители
спокойно, разнообразно и регулярно работают по уменьшению страхов у
ребенка, малыш в какой-то момент научается сам с ними справляться.
Как он научается пользоваться горшком, есть ложкой, читать.

Но поскольку речь идет об эмоциональном обучении, оно
непредсказуемо по срокам. Фактически то, о чем мы говорим, -- это
культура обращения с эмоциями, это эмоциональное обучение. Что мы,
взрослые, делаем с сильными эмоциями или с чувствами, которые
приходят бесконтрольно? Мы их можем заметить, назвать, можем
безопасно поделиться ими с теми, кто готов нас послушать -- это
домашние, друзья или кто-то, кто специально обучен помогать. В итоге
мы можем что-то с этим сделать. Как вариант, нарисовать или слепить
образ страха, или просто поговорить про это, или поплакать рядом с
близким человеком. В конце концов, не ходить в те места, которые
вызывают страх. Стратегии возможны очень разные.
Мы все -- выросшие дети. И мы научились уговаривать себя в ситуациях,
в которых нам страшно, или не попадать в них. Я знаю много взрослых
людей, состоявшихся и в профессии, и в семье, которые говорят: «Я не
могу ночевать один в деревенском доме. Мне очень некомфортно.
Может, это выглядит странно или смешно, но я такой человек, у меня
сильное воображение». Для кого-то это не проблема, он спокойно живет
один хоть где. Но, скажем, не ездит один за рулем, зная, что это вызовет
у него тревогу другого рода. Тут дело не в том, чтобы «выключить»
сильную эмоцию, а в том, чтобы знать свои реакции и способы
корректного обхождения с ними.
Еще раз вернемся к страхам ребенка. Речь идет об очень маленьком
ребенке. Он может забыть просьбу убрать игрушки, но не забудет что-то
яркое -- эмоциональный опыт не забывается. То, что вы ему говорили
про страхи, он будет помнить очень хорошо. Нужно быть аккуратным, но
тем не менее все равно стоит день ото дня возвращаться к этой теме.
И важно, с одной стороны, не говорить малышу: «Мне надоело», с другой
стороны, не давать ему возможности манипулировать вами. Иногда
ребенок использует свои страхи как предмет воздействия: «Ой, мамочка,
я боюсь» -- и не идет на занятия. «Ой, мамочка, я боюсь быть один в
комнате» -- и не идет вовремя спать, смотрит телевизор.
Воровство
Это тоже один из самых популярных запросов и на консультировании, и
в соцсетях, и на родительских встречах. Если ребенок украл, для
родителей это -- поражение (мы по-прежнему говорим именно про
дошкольников, о подростках у меня другие ответы). Им кажется, что они
зря старались, у них ничего не получилось.
У нас в культуре воровство очень жестко табуируется: «на воре шапка
горит», «клеймить воров». Воровство и мастурбация -- вещи, на которые
у родителей часто бывает очень жесткая реакция, ведь в свое время их
также жестко останавливали. Это совершенно разные ситуации, но с
точки зрения психолога они находятся близко, потому что и то и другое --
проба.

Про воровство нужно знать, что истинное, настоящее воровство крайне
редко начинается раньше 7 лет. Это моя точка зрения, хотя наверняка
есть специалисты и психологи, которые считают по-другому. У
дошкольника не созрела произвольность, он не полностью себя
контролирует. Не зря во многих религиозных традициях, в том числе в
православной, до 7 лет ребенок не считается тем, кто отвечает за свои
поступки и их последствия: за него отвечают родители. Поэтому
обыкновенно он не ходит на исповедь до достижения этого возраста.
Дошкольное воровство распространено, но оно всегда
непреднамеренное, в том смысле, что часто за час или за два до этого
ребенок совершенно не знает, что он что-то стащит. Абсолютно не знает.
Это происходит с ним неожиданно для него самого. Таков феномен
«полевого воровства»: когда предмет действует как физическое поле и
притягивает все внимание ребенка словно магнит, и тот еще не может
совладать с этим влечением и -- тащит. На первом месте -- воровство
сладкого. Дошкольник еще не пробует красть деньги или ценности, редко
тащит монетки: как правило, он пока не умеет пользоваться деньгами.
Деньги для него не ценность, а вот сладкое -- да!
Вспомните себя. Тащили ли вы что-либо в детстве? Может быть, у
родственников, в гостях или где-то в общественном месте? Может быть,
из маминой сумки? Что это был за предмет? Я думаю, что 90%
читателей что-то вспомнят. Не только предмет воровства, но
собственное жестокое раскаяние: стащил что-то, а потом пришел домой
и совсем не рад тому, что присвоил или съел. Это феномен, который
есть почти у всех.
У детей 7--8 лет еще не сложилась привычка к воровству. Потом, если
ребенок не перестает это делать, стыд, раскаяние, угрызения совести
проходят, и воровство становится привычным.
Первое «боевое» воровство ожидаемо у детей импульсивных, с плохим
контролем в целом, у кого есть трудности в отношениях со сверстниками,
кто чувствует себя неполноценным. Но воруют дети и из очень
благополучных семей, которым недостает любви.
Это может быть и попытка привлечь внимание (хотя у дошкольников
такое редко бывает). Девочки присваивают чужое чаще мальчиков,
потому что они шустрее и у них более социальный интеллект. Но важен
все-таки не пол, а качества личности. Как ни странно, «тащат» дети
впечатлительные, которых завораживают предметы, хозяйственные (не
жадные, нет!), те, кто любит вещи, для кого язык любви -- это подарки.
Почти никогда этот первый опыт «воровства» не бывает замечен
взрослыми, разве только он открывается по случайности. Бывает, что
родители, забирая вещи в стирку или развешивая их на балконе,
обнаруживают в кармане какой-то предмет или игрушку, которую они не
покупали, то есть явно утащенную из сада или с прогулки. Обычно
крадется что-то небольшое, но иногда ребенок может проколоться,

утащить целый кошелек. Сейчас еще кроме сладкого дети тащат
мобильные устройства -- то, на чем можно поиграть. Даже дошкольники
«присваивают», прячут где-то, говорят, что не видели, и только потом,
когда включается функция «найти IPhone», оказывается, что IPhone-то
вот он! Это вроде не совсем воровство -- взять попользоваться. А вот
конфеты обычно съедаются целиком.
Родителям необходимо понять, что их реакция на этот первый
обнаруженный (возможно, фактически и не первый) случай воровства
чрезвычайно важна. Какой она должна быть? Здесь, конечно, большой
вопрос. Обычно отповедь очень резкая: «Ты -- вор!», «Ты мне не сын!»,
«Ты -- позор семьи!» или «Ты сейчас пойдешь исповедоваться к
батюшке!». И это импульсивный ответ. Родителей самих в детстве
сильно ругали при попытке воровства, и это просто воспроизведенный
стереотип, воспроизведенная модель.
Иногда оказывается, что эта естественная реакция хороша. Видя такое
негодование и возмущение взрослого, ребенок понимает, что он
совершил что-то невозможное. Но, к сожалению, совсем не всегда.
Реакция может быть очень сильной, если темперамент родителей ярче,
чем темперамент ребенка, -- и он просто не поймет, что к чему.
Если вы в первый раз столкнулись с воровством и успеваете и можете
отследить свою реакцию, включите правило: «семь раз отмерь, один раз
отрежь». Если вы знаете, что легко взрываетесь и, скорее всего, начнете
кричать, возможно, даже наказывать ребенка, которого никогда не
наказываете, все же попробуйте остановиться, потому что ваша первая
реакция, повторюсь, очень важна. Она должна быть осознанной и
обдуманной. Уж если выскочило что-то импульсивное, наговорили,
нашлепали, потом извинитесь, объясните, почему так получилось.
Воровство -- тот случай, когда лучшая первая реакция -- это отсутствие
реакции. «Знаешь, то, что произошло, так серьезно, что мне нужно
время, чтобы подумать. Этот предмет мы пока кладем сюда, и его надо
будет отдать».
Почти всегда, когда это возможно, хорошо понуждать ребенка самому
вернуть утащенное. В 99% случаев это будет весьма хороший опыт. При
этом ребенку может быть очень стыдно, а родителю еще «стыднее». Но
это универсальная рекомендация и для дошкольника, и для младшего
школьника.
Воровство из магазинов
В нашем детстве украсть что-то из магазинов было практически
невозможно. Сейчас выходит на сцену поколение 90-х, у которых опыт
мелкого воровства, скорее всего, был. Дело в том, что в супермаркетах
перед кассой разные маленькие вкусности лежат так, чтобы ребенок
увидел, попросил взрослого купить и положил их в корзинку. Есть дети,
которые экспериментируют: кладут не в корзинку, а в карманчик, зная,

что мама все равно не купит. Включается детская логика: «тут же очень
много всего», или «у мамы же в кошельке очень много денежек», или «в
мешке же очень много конфет».
Если ребенок что-то утащит из магазина, нужно тоже это утащенное
вернуть. Это очень непросто. Дойти с ребенком до магазина, услышать в
свой адрес: «Да какой же вы родитель, если ваш ребенок утащил?» Есть,
конечно, опытные, адекватные продавцы, которые понимают, насколько
это часто случается. Или если продавец не первый месяц работает, он
еще и похвалит: «У нас столько всего пропадает, но только вы одни
пришли вернуть».
А если своровано из вашего кошелька или вашей сахарницы, то, скорее
всего, вы долго этого не заметите. У Толстого в «Азбуке», первой
нравственной истории для начала чтения, есть рассказ о том, как мать
сосчитала сливы. На тарелке лежало 9 слив, Ваня не сдержался и
стащил одну. Мать сочла сливы. Часто ли мы считаем сливы?! Обычно
нет. Ни сливы, ни конфеты, ни купюры в кошельке. Если первый эпизод
воровства произошел, надо начинать считать. И, кроме того, исключать
ситуации, провоцирующие ребенка.
Как решить вопрос?
Итак, мы возвращаемся к тому, что делать, если вы увидели, что что-то
украдено. Если можете удержаться -- удержитесь. Возьмите паузу.
Пойдите на форум или позвоните и поговорите с тем, кому доверяете,
соберите отзывы людей вокруг. И послушайте, как бывает у других.
Обычно такой первоначальный скрининг дает очень богатый «урожай».
Оказывается, что этот таскал и этот таскал, и тут опыт такой и тут сякой,
ваша история перестает быть единичным случаем. Очень важно в этот
момент понять, что это не вы такая ужасная мать, с подобной проблемой
сталкиваются очень многие, и не все удачно ее решают.
По сути, общая стратегия такая: первый опыт должен быть и последним.
Идеально отреагировать так, чтобы желания повторять у ребенка не
было. Но не прибегая к агрессии или к порке, а через возврат
украденного, серьезный разговор и объяснение ребенку механизмов
воровства.
Я уже говорила, что практика нормализации -- одна из базовых и
действенных практик воспитания и общения с ребенком дошкольного
возраста. Вы объясняете, что воруют почти все маленькие дети: «То, что
с тобой происходит, -- нормально, ты не "урод". Ты сделал это нечаянно,
но так делать нельзя. Ты же не хочешь, чтобы кто-то пришел и украл
твой велосипед с площадки? Или чтобы вор украл нашу машину? Или
чтобы, пока мы едем в метро, у меня из сумочки вытащили телефон или
кошелек? В обществе, где люди живут вместе, мы договариваемся, что
вещь принадлежит кому-то, у нее есть хозяин и ее нельзя брать без
разрешения. Ты еще маленький и этого не понимал. Тебе кажется, что

конфета крохотная, а машина большая. Но тому, кто крадет машину,
тоже кажется, что у хозяина много денег, подумаешь, он еще себе
машину купит!»
Нужно спокойно рассказать ребенку, что существует священное право
собственности, но вместе с тем желание того, что есть у другого,
нормально. И в целом вы должны говорить: «Давай, когда тебе в
следующий раз чего-то захочется, скажи мне, не бери без спроса. Даже
если это вредно, даже если это что-то такое, чего я обычно не
разрешаю, а тебе очень-очень хочется, -- скажи. Мы подумаем, что
можно сделать». Но не раньше, чем в 3--4 года и даже в 4--5 лет.
Игрушки в саду обычно крадутся именно в этом возрасте.
Есть еще одно «противоядие» от воровства для дошкольников и
младших школьников. После первого эпизода кражи нужно, чтобы
появилась копилочка. Это парадоксальная рекомендация: он и так
тащит, а мы ему еще деньги будем дарить! Но так у ребенка появятся
свои деньги, разрешенный «способ заработать», накопить на то, что он
хочет. Потом можно пойти в магазин и это купить.
Обычно дошкольник берет без спроса предметы, которые ему очень-
очень хочется и которые почему-то ему не покупают. Но это может
случиться потому, что он не знает, как называется желанная игрушка:
лизун или спинер? А родители тоже не догадываются. Поэтому я
рекомендую в качестве профилактики с такими «хозяйственными»
детьми периодически заглядывать в интернет-магазины, посматривать
на витрины или наблюдать, во что играют дети на площадке. И время от
времени спрашивать: «А во что играют мальчики у вас в группе? У тебя
все такие игрушки есть?» Иногда это крупная вещь вроде самоката или
одежда с наклейками из новых мультиков. Одежду не украдешь, но, во
всяком случае, ощущение нехватки, дефицита нужно погасить. Или, если
нельзя купить, важно проговаривать почему: «Я считаю, что это плохая
вещь. Давай посмотрим, что можно купить вместо нее». Если ребенок
тащит какие-то маленькие штучки, нужно, чтобы у него этих штучек было
много, чтобы он ощущал себя «богатеньким буратинкой».
Итак, первый шаг: мы признаем нормальным страстное желание
обладать и тот факт, что почти все дети пытаются воровать. Но дальше
мы говорим «но»: «Но если мы хотим жить в мире, где никто не
вламывается в квартиры, не берет твои вещи, ты должен сам ничего
чужого не брать». И это надо не просто говорить, а выполнять самим.
Если мама отучает ребенка от воровства, а сама может стащить
приглянувшуюся чашку или прихватить то, что другой ребенок оставил
на площадке или что кажется «ничьим», конечно, такой «пример» будет
действовать сильнее, чем слова.
Поведение родителей является моделью. Вот вы идете -- валяется
пупсик, кукла. И она «ничья», ее жалко ребенку. Но если вы берете куклу
и кладете в карман, вы показываете, что то, что «ничье», может быть

присвоено. И непонятно, что в другой раз окажется «ничьим»...
Сделайте по крайней мере одну серьезную попытку вернуть эту куклу
хозяину. Привяжите к дереву, пометьте ленточкой, повесьте объявление.
Чтобы у ребенка было понимание, что это -- чье-то, по нему кто-то
скучает. Можно сказать: «Если хозяин не найдется, мы возьмем куклу
себе», но попытка вернуть очень важна.
Следующий момент: как вести себя после обнаруженного факта
воровства? Во-первых, подобрать разные истории. Я всем родителям
очень рекомендую книжку «Машины сказки» Софьи Прокофьевой. Это
истории про двух девочек, которые попадают в разные ситуации. Не
помню там истории про воровство, но прекрасно знаю, что родители,
которые эту книжку прочли, в состоянии очень легко придумывать такие
же истории со своим сюжетом. Фактически дошкольник, который
попробовал утащить, должен услышать много терапевтических историй
про маму, про папу, про других детей, настоящих или вычитанных в
книжке, где был эпизод воровства и было преодоление этого соблазна.
Если вы обратите внимание, во многих детских книжках воровство
осуждается. Гнусные воры Лиса Алиса и Кот Базилио, воришки в
«Карлсоне», которые крали белье с веревок и были наказаны, злая
колдунья Бастинда, которая присваивает башмачки, и так далее.
Воровство в литературе для дошкольников всегда описывается как что-
то отрицательное. Ребенок еще не склонен воспринимать его как подвиг,
как робингудство -- это тема для следующего возраста.
И мне кажется, нужно попробовать объяснить (только без эмоций!), что
чужая вещь не приносит радости. Ты украл, но тебе же было стыдно.
Только не дожимайте ребенка, не изводите стыдом. Смотрите по его
глазам, по ответам.
У взрослых всегда должна быть согласованная позиция, командная игра.
Если мама считает, что воровство -- это ужас, а папа уверен, что не
произошло ничего страшного, в этом магазине и украсть не стыдно, они,
гады, там творог просроченный продают, -- это будет ни то ни се.
Самое важное -- остаться в диалоге с ребенком, попытаться понять, что
стоит за его поведением. Скажем, мама вышла на работу -- внимания
нет, няня строгая. Или дразнит старший брат, говорит: «У меня полно
жвачек, а тебе их не покупают, и вообще у тебя пломбы на зубах!» Ведь
взрослые тоже восполняют свои дефициты с помощью вещей: идут по
магазинам, покупают себе 155-е туфли, очередной девайс. У ребенка нет
такой возможности.
Но иногда воруют и совершенно залюбленные дети -- просто они так
проверяют границы возможного.
Нужно каждый раз распутывать историю и смотреть: в какой ситуации
это произошло? что было вокруг, что конкретно ребенок взял, особенно
если у него был выбор? вызывает ли это какие-то ассоциации у
родителей? кому ребенок сказал (если сказал)?

Иногда бывает, что ребенок утащил и боится сказать. Очень себя ругает,
совсем себя загрыз: «Я плохой мальчик, потому что я украл машинку в
гостях!» И начинаются страхи или неврозы -- так ребенок сам себя
«наказывает». Нужно, чтобы родитель сказал ему: «Да ты не бойся
признаться. Многим маленьким девочкам и маленьким мальчикам очень
хочется такую штуку». Можно пойти и купить такую же, и не важно, что у
него она уже есть (так тоже бывает).
Но случается, что у взрослого абсолютно нет ресурса: у него такая
нагрузка, такой график, что не осталось сил реагировать по-человечески.
Ему проще поругать, или промолчать, или отвести к психологу: «Что это
с ним такое? Почините». Все-таки, чтобы воспитывать, нужно находиться
в ресурсе. Но, с другой стороны, неполезно и зацикливаться на
проблеме воровства. Ну, утащил ребенок красивый камушек из детского
сада. Вы уже сто раз с ним отыграли ситуации, всё объяснили,
разобрали, камушки купили, подарили, вернули украденный -- а мама
переживает, что у ребенка разовьется клептомания.
И я очень одобряю социальные связи: чтобы родитель знал, как бывает
в других семьях. Поговоришь с пятнадцатью мамами -- и поймешь, что у
всех были эпизоды воровства и дети выросли нормальными, построили
семьи, никто не ворует и не сидит. И как-то успокаиваешься.
Вранье
Как правило, в школьном возрасте вранье на 70% ненастоящее.
Настоящая ложь имеет целью либо уйти от негативных последствий,
либо получить выгодные последствия. Очень редко так врет ребенок-
дошкольник, разве что из страха, когда он уже чем-то травмирован.
Чаще всего то, что мы считаем враньем, -- это избыток воображения, так
называемое «ложное вранье», когда ребенок смешал фантазию и
реальность, как мы говорим -- «заигрался и запридумывался». Такого
полно в детстве. Но нередко родители, жестко реагируя на ненастоящее
вранье, своей реакцией подвигают ребенка уже к настоящей лжи.
В принципе, вранье -- это плохо, а умение фантазировать, домысливать
и преображать реальность -- прекрасно. Считается, что хорошее
воображение в дошкольном возрасте -- это предтеча интеллекта в
школьном возрасте, и одно без другого не живет. Дети сильно
различаются по способности придумывать. Есть ребята, которые не врут,
но они, как правило, и не придумывают. У них не очень развито то, что
называется продуктивным мышлением, способностью произвести что-то
новое, новый сюжет.
Соответственно, если родители понимают, что ребенок врет просто
потому, что он вообразил себя героем из какой-то сказки или мультика
или решил играть в то, что он -- не он сам, а соседский ребенок, очень
важно это не пропустить. Делать вид, что это нормально или что ребенок

говорит правду, не здорово. Но реагировать резко: «Что же ты врешь?
Нельзя врать! Врать нехорошо» -- это тоже путь не туда. Резкая реакция
может вынудить ребенка закрыться, и он начнет врать не меньше, а
больше.
Тут нужно очень тонко сыграть, дать понять ребенку, что мама с папой
понимают: то, что он говорит, -- неправда, и относятся к этому с юмором:
«Смотри, ты придумываешь, я это вижу и могу тебе подыграть, но
реальность -- другая. Давай -- хлоп! -- возвращайся». Не стоит
наказывать или принуждать. Можно подыграть в развитии фантазии,
если она безобидная. Или выяснить, почему ребенок стал это
придумывать, если в его фантазии что-то беспокоит.
Нередко ребенок, который умеет придумывать, теряет грань между
своей фантазией и реальностью. И когда он искажает то, что есть, -- это
уже ложь. Эту грань можно и нужно обозначать. Как? Мне кажется, что
всегда очень полезно, и в этой области особенно, использовать способ
притчи, истории или же рассказывать, как вы сами врали.
В целом ребенку в возрасте 4--6 лет и старше нужно читать книжки и
смотреть мультики про врущих персонажей, а таких -- полно. Любимые
герои детства -- вруны и выдумщики: Буратино, Незнайка, Карлсон. И
совершенно не зря выдумывают почти все герои сказок Астрид
Линдгрен. Не выдумывают, однако, герои народных сказок, там лгут по
другим мотивам, всегда с выгодой. А фантазии героев художественных
произведений отражают потребность возраста в том, чтобы творчески
преображать реальность.
Еще есть прекрасный советский писатель Носов. Помните, у него
мальчишки, дошкольники и младшие школьники, все время врут и все
время попадаются. На примере этих рассказов и сказок можно обсудить
очень и очень важные вещи. Так же как и на автобиографических
примерах: рассказать, как вы соврали и попались, как было стыдно и
неудобно и как вы потом поняли, что врать нехорошо.
Очень важно, чтобы ребенок не боялся признаться маме с папой, что он
где-то соврал. То, что родители могут для ребенка сделать, -- это
научить его видеть, в каких случаях он прибегает ко лжи. Это может
оказаться не очень просто. И взрослые тоже иногда не говорят правды
или врут и не понимают своих мотивов. Но если родители хотят, чтобы
ложь не стала системной привычкой, нужно помогать ребенку видеть, как
он с ее помощью уходит от каких-то сложных ситуаций в своей жизни.
Что делать, когда родители поняли, что ребенок соврал?
Вы видите, что ребенок сказал неправду. Во-первых, очень важно, чтобы
у вас была информация из первых рук. Если вам кто-то рассказал, что
ребенок соврал, первое, что нужно сделать, -- уточнить детали, узнать,
как обстояли дела. Иногда пересказ няни, бабушки, воспитательницы
или мамы другого ребенка существенно искажает реальность. Не то

чтобы кто-то хотел оболгать вашего ребенка, нет, но это как
испорченный телефон. Лучше пытаться поговорить с самим ребенком, по
крайней мере, выяснить его точку зрения. Послушав одну сторону,
послушать и другую.
Бывает, что ребенок действительно обманывает, и это крайне неприятно
и обидно. Чем больнее для родителей ситуация вранья, тем длиннее
паузу нужно взять, прежде чем реагировать. Есть правило: с серьезными
событиями нужно сначала немножко побыть. Если семья полная, я
всегда очень рекомендую рассказать все второму родителю, потому что,
когда вы пересказываете, происходит процесс рефлексии и первичные
эмоции уходят. Информация перестает казаться настолько страшной.
Многие большие ошибки сделаны сгоряча, когда родитель не справился
со своими эмоциями, слишком резко среагировал и, недослышав или
недопоняв, накричал и наказал ребенка там, где не надо было
наказывать. И ребенок почувствовал себя очень плохим, хотя ничего
серьезного он не совершил.
Но все мы -- живые люди, иногда можем сорваться. Когда ребенок врет, у
родителей включается мощнейший страх: «Сейчас он соврал, а потом
украдет, а там и до тюрьмы недалеко!» Четырехлетний ребенок, который
сказал, что это белка прибежала, махнула хвостом и уронила чашку на
пол, оказывается «на пагубном пути». Но это логика эмоций, именно так
она работает.
Что можно сделать? Можно пробовать замедляться, замедлять
эмоциональные реакции. Это очень сложно, особенно когда ребенок
сделал что-то нехорошее, «нарушил нравственные нормы». Но дело в
том, что ребенок-дошкольник часто за себя не отвечает: он даже не
понял, где соврал, -- он заигрался.
Очень и очень важно поговорить с самим ребенком, не пугая, и
посмотреть, как он реагирует. Расскажет ли вам, как он эту ситуацию
видит, или замкнется? Может быть, ему необходимо время и он будет
готов рассказать потом? Или он не умеет еще хорошо говорить, и ему
нужно помочь проиграть все на куклах? Чаще всего дети говорят: «Я не
знаю» или: «Этого не было». Тут опять же можно пользоваться методами
рассказа.
Я рекомендую всем родителям овладеть методами
притчи или терапевтической истории, когда вы рассказываете ребенку
сюжет, очень похожий на то, что произошло с ним, но с несколько
измененными обстоятельствами. «Жила-была девочка, у нее были почти
такие же волосики, как у тебя, и платьице в горошек. Еще у нее была
собачка (у вас -- кошка). Но она иногда страшно любила придумывать». И
вы рассказываете историю, предлагаете интерпретацию произошедшего
и пути выхода.
Порой нужно время, чтобы ребенок подумал, вернулся и сказал:
«Знаешь, девочка в твоей истории ведь неправа была. Ей нужно было

пойти и сразу бабушке сказать, что духи разбились». Или «сказать папе,
что она поцарапала его телефон». Или что она «взяла сто рублей из
маминой сумки и отдала на улице Паше, потому что Паша просил».
Это то, что работает.
Почему ребенок врет?
Частенько ребенок врет, потому что он попал в сложные обстоятельства.
Скажем, наговорил, что ездил в Америку, а он в Америку не ездил, а
ездил брат. Вот он у брата что-то стащил, чтобы принести в сад, и...
теперь не знает, как тут быть. Да, конечно, он сделал нехорошо, но, если
вы ему не подскажете пути решения, он может запутаться еще больше.
Иногда дети врут, чтобы увеличить свой внешний или внутренний
«рейтинг», чаще внешний. Они придумывают, как во все времена дети
придумывают, богатых родственников, необыкновенные возможности.
Сейчас очень часто ценность -- гаджеты или количество денег.
То, что интересно для меня как для психолога: за сюжетами вранья, за
тем, что и о чем соврал ребенок, мы можем увидеть его истинные
мотивы, его настоящие желания. Очень часто это на грани вранье-
воровство. Девочка ворует пять тысяч рублей у мамы, идет и покупает
жвачки и чупа-чупсы всему двору. Мы, конечно, думаем, что это ужасно,
эти пять тысяч могут быть последние или отложенные на лечение. Но
про что это? Это про популярность, про желание поделиться и быть
признанной, про социальные связи. По сути, таких эпизодов было бы
меньше, если бы ребенок мог поделиться своими тайными желаниями с
родителями. Но этого почти никогда не бывает, потому что дети считают,
что взрослые их не понимают. Я не буду давать рекомендацию говорить
со своими детьми, это и так понятно.
К сожалению, про такие желания ребенку сложно говорить. Здесь тоже
может помочь метод терапевтической истории (но это не для трех-
четырехлеток, а для деток 5--7 лет): «Знаешь, когда я была маленькой, я
думала, что ничего не смогу рассказать своей маме, что мама ничего не
поймет. Я не рассказывала, что меня обижает мальчик в саду. Я не
рассказывала, что мне пришлось соврать, будто у меня есть старший
брат» (часто дети придумывают, что у них есть не что-то, а кто-то, кто, с
их точки зрения, добавит им веса). Почти не встречаются дети, которые
не врут в начальных классах и в детском саду. Потом входят в силу
возрастные нормы, и ребенок обманывать перестает.
У нас еще сильны «советские» способы добиваться признания: «И так
понятно, что это ты сделал. Давай подумаем, что с этим делать дальше.
Кто еще?» Если в семье детей несколько, есть вероятность, что сделал
не этот ребенок, а вот этот. Тут действительно сложно.
Но все эти «судебные допросы» и попытки вывести на чистую воду
иногда необходимы, хотя они могут очень сильно «закрыть» ребенка.
Попробуйте сказать: «Я не буду тебя очень сильно ругать, точно. Но мне

важно, чтобы либо эта украденная вещь вернулась сейчас на место,
либо ты сказал, кто это сделал, потому что иначе придется наказать
всех. Я не буду ругать, мне просто нужно понять, что произошло». Если
мы встаем не в позицию прокурора, а в позицию журналиста, который
доброжелательно ведет расследование, -- тогда у нас совершенно
другие задачи.
Во вранье, как и в воровстве, еще раз проявляется какое-то желание,
мотив, какая-то внутренняя история ребенка, и это очень показательно.
Мы можем про него что-то понять. Чего ему не хватает? Где он зажат?
Где он испытывает стресс и не может выйти из него «легальными»
способами? Либо это просто возрастное вранье, потому что он
напридумывал уже просто весь мир.
Есть, конечно, особый род детей, которые врут всегда. К семи годам они
уже профессионально, на голубом глазу, рассказывают совершенно
немыслимые истории, и делают это часто, несколько раз в день или по
многу раз за неделю. В этом случае я считаю, нужно показаться
психологу, чтобы понять, откуда ноги растут. Это может быть
абсолютная норма, но у ребенка просто есть мощный внутренний
конфликт. Если у взрослых в семье нет каких-то сложностей, так бывает
редко. Либо это такой очень редкий вариант развития, когда
систематическое вранье -- это черта личности. И есть много вопросов к
формированию этой личности, потому что соврать один раз в неделю-
другую по мелочи, без выгоды -- это почти норма, а врать все время, не
учитывая опыта, это уже проблема.
По идее, с враньем должно происходить так: ребенок пробует врать,
понимает, что это очень невыгодно и неудобно, все равно мама все
видит, обман не удается, и он ищет более адаптивные стратегии:
декларирует свои желания, рассказывает, что ему хочется;
договаривается; сам первый признается, если соврал. Если ребенок
врет, и врет, и врет, несмотря на то что вы настроены на контакт,
отвечаете нормально, не ругаете, не устраиваете допросы с обысками,
то нужно искать причину этого. Где конфликт? Где надлом?
Тоже очень важная тема: случается, ребенок становится свидетелем
чужого вранья, например ловит родителей на какой-то лжи. Да, ему
говорят: не ври. А он говорит: «Вы сами врете!» Бывает. Обычно это
такое бытовое вранье. Как в фильме «Обыкновенное чудо»: «Папа
сказал неправду». Если вам пришлось соврать при ребенке, обязательно
объясняйте ему, что произошло. Непременно говорите, что вы так не
хотели бы делать, что вы сожалеете. Все, что вы можете сказать.
Само собой очевидно: если хотите, чтобы ребенок не обманывал, при
нем лучше не врать. Например, контролеру, будто вы забыли проездной,
которого на самом деле нет. Если вы считаете по-другому и при ребенке
периодически лжете, то лучше тогда и от него не просить честности. Все
люди очень разные, и некоторые считают такое бытовое вранье нормой.

Но тогда мы не имеем права требовать, чтобы ребенок делал так, как не
делаем мы.
Если ребенок пойман на лжи, и это точно ложь с выгодой, мне кажется,
очень важно дальше соблюдать «карантинный режим»: отслеживать его
следующие действия и, если будет опять вранье, пытаться понять,
почему же он все-таки врет. Не с целью наказать, а с целью разобраться.
Да, если нужно, разово сходите к психологу. Иногда у ребенка есть
мотив, о котором вы не догадаетесь. Может оказаться, что это он
соревнуется по вранью с мальчиком или он увлекся мультиком, где
человек, который врет, -- герой. Или он чего-то испугался во сне и теперь
дал себе обет не говорить правду. Это всё случаи из моей практики.
Мотивы бывают самые непредсказуемые. Пока мы не найдем мотив,
вранье будет продолжаться.
Истерика
Про истерику можно написать целую книгу. У нас задача другая: понять,
можно ли дать какие-то общие рекомендации на все возрасты, на все
времена, касающиеся такого состояния ребенка.
Истерика -- это когда мы слышим крик, плач, слезы, и ребенок не может
остановиться. Это громкие отрицательные эмоции, которые сильно
зашкалили, при этом контроль у ребенка полностью потерян.
Истерики в разных возрастах очень отличаются. Истерики могут быть и у
младенца, у которого они связаны с физическим дискомфортом и
неприятными физическими ощущениями либо с крайней усталостью,
когда ребенок не может нормально спать. Если мы говорим о возрасте
после года, то большинство истерик связано уже, скорее, с
психологическими, чем с физиологическими, факторами. Хотя до 3--3,5
лет ребенок еще очень сильно зависим от собственных физиологических
состояний, и у него тоже могут быть истерики из-за того, что он не поел,
не поспал или проснулся не вовремя, сильно устал, перевозбудился.
Истерику как пик переживаний состояния физического истощения либо
перевозбуждения замечать у ребенка очень полезно: вот сейчас
истерика просто потому, что он переел сладкого, а когда он переедает
сладкого, он всегда очень возбудимый. Сейчас истерика потому, что мы
за выходные трижды были в гостях и у него скопилось столько
впечатлений, что любая мелочь выводит из себя.
Истерики, которые связаны с физиологическим дискомфортом,
бывают у детей всех возрастов. Например, у подростков и у
перегруженных школьников, которые так сильно выматываются, столько
всего за день или за неделю делают, что в какие-то моменты из-за
усталости у них начинается состояние неконтролируемых
эмоциональных реакций. Если ребенок плачет, кричит, скандалит из-за
физиологических причин, всегда нужно понимать: пока не уйдет этот

физиологический стрессор, пока он не поспит, не поест, не отдохнет
настолько, чтобы усталость ушла, ребенок вряд ли прекратит истерику.
В состоянии, когда, как спусковой крючок конфликта, работает какой-то
физиологический триггер, нельзя требовать и ожидать хорошего
поведения. Нужно видеть и признавать причинно-следственную связь.
Более того, используя тактику интерпретации поведения (но лучше не в
самый момент истерики, потому что это может повлечь очень сильное
ухудшение состояния), нужно объяснять ребенку, что и почему с ним
происходит. Например: «Понятно, у тебя было четыре контрольных за
два дня, конечно, ты скандалишь» или: «Ты был в гостях у бабушки,
поздно лег, мы рано встали, поэтому ты весь день сегодня такой
плаксивый». С физиологической истерикой нужно быть на «ты», то есть
ясно понимать, что причина не в характере, а в теле.
Идеально было бы прогнозировать наступление истерики. Понимать: ага,
мы были у бабушки допоздна, завтра нам нужно встать в 8:00. Скорее
всего, будет плач, особенно у ребенка чувствительного, ребенка с
возбудимым темпераментом.
Предупрежден -- значит, вооружен. Простое правило, оно по-прежнему
очень хорошо работает. Хотя обычно люди думают: «А, пронесет,
ничего, он встал на полчаса позже» или: «Мы же убрали часть нагрузки».
Мне кажется, что в этом состоит родительское искусство и вообще
искусство жить с детьми. Нужно стараться строить график без
перегрузок, чтобы этих «истерик от физиологии» не было.
Очень часто, если физиологические истерики не объясняются напрямую,
ребенок думает, что с ним что-то не так, -- портится его самооценка. Эту
логическую цепочку «перегрузка -- истерика» он долгое время не может
выстроить сам, поскольку родитель обычно истерикой недоволен, и
ребенок, так или иначе, получает реакцию с большим отрицательным
зарядом. Даже если мама или папа сдерживаются, в какой-то момент
они сдерживаться перестают, и взрыв случается уже у них: «Прекрати
немедленно орать!»
Если есть запрограммированные, предсказуемые, связанные с высокой
нагрузкой, ритмом жизни или с какими-то дефектами режима истерики,
очень важно, чтобы ребенку не портили самооценку и объясняли
причину его взрывов.
Приведу еще один пример: мама возит на занятия старшую дочь и
всегда берет с собой младшего сына. Вторых рук нет, как и возможности
нанять помощника, а бросать занятия мама тоже не хочет. И этот малыш
«живет» в автокресле, не в своем ритме, а в ритме занятий сестры. И он
в своем праве! Если этот ребенок не будет устраивать истерики, его
напряжение может вылиться в какое-то соматическое заболевание.
Второй тип истерики -- когда дело не в физиологическом дискомфорте.
Нередко такие срывы происходят, когда по той или иной причине у

ребенка не хватает слов для выражения собственных состояний, -- как
сказал бы психолог, есть сложности со второй сигнальной системой
(вторая сигнальная система существует только у людей, и это ---слова).
Тогда ребенок переходит на первую сигнальную систему, то есть на
непосредственное чистое выражение эмоций.
Как мы знаем, у животных нет слов, но они обмениваются сигналами.
Посмотрите на сурикатов, на обезьян, на любых животных, которые
существуют в сообществах, вы увидите этот обмен (может быть, мы это
плохо считываем, но он есть). Когда у ребенка работает сильный
стрессор, слова уходят, остается только чистая эмоция. Очень часто из-
за силы стрессора как раз и перестает хватать слов.
Чем младше ребенок, тем чаще это происходит. Максимальное
количество истерик из-за нехватки слов будет между 14--16 месяцами и
3,5 годами, когда ребенок потихоньку овладевает речью, становится
«словесным» существом. По идее, он уже может и очень хочет говорить,
и он уже понимает, что люди говорят и что словами можно выразить
многое. Но его словарный запас (хотя он может быть большим) обычно
недостаточен для полного описания его собственных состояний.
Аналогия удивительно простая. Например, вы знаете английский. Вы
учились в спецшколе, потом занимались с репетитором на курсах. И вот
вы приезжаете в Англию, и оказывается, что как-то объясниться в кафе
вы еще сумеете, но вклиниться в оживленный диалог в хорошем темпе
вы не можете. Не знаю, насколько этот пример понятен, но примерно так
же ощущает себя ребенок, когда ему нужно рассказать о своих сложных
состояниях. Малыш чувствует ту же самую нехватку слов, которую
ощущаем мы, оказавшись в чужой языковой среде, даже если язык нам
частично знаком. Мы что-то можем сказать, но полностью описать свой
запрос или ситуацию нам сложно -- слов нет.
Это, конечно, стресс. Вспомните себя: у вас красный диплом или медаль,
но вы просто не можете подобрать слова! Так же и у ребенка, только он
не может в этот момент дать себе отчет в том, что происходит. Это очень
быстро «отбрасывает» его к первой сигнальной системе -- слова
заканчиваются, начинаются «чистые эмоции».
Что происходит в этот момент с родителями? Почти всегда ключ к
поведению ребенка лежит в наших реакциях на это поведение. И в
ситуации, когда истерика физиологическая, и в ситуации, когда мы
сталкиваемся с нехваткой слов, первое и главное, что нужно сделать, --
определить причины эмоционального всплеска у ребенка. И потом
постараться не заразиться его эмоцией. Есть так называемый закон
заражения эмоциями, у детей он работает очень сильно: гораздо проще
присоединиться к тому настроению, которое есть, которое доминирует в
коммуникативной ситуации.
Если ребенок перешел на первую сигнальную систему со второй, как ни
странно, взрослому проще сделать этот же шаг и тоже встать на детскую

позицию. Это магнит, он сильно притягивает. Чтобы не уйти в эмоцию,
нужно себя удерживать, особенно людям реактивным и больше всего
женщинам, которые с детьми в постоянном взаимодействии. Иногда
требуются значительные усилия, чтобы преодолеть заражение
эмоциями. Как только вы присоединяетесь, вы раскачиваете эту лодку
вместе.
Надо понять, что происходит. Крайне важный шаг -- назвать случившееся
по имени: ага, моего ребенка «снесло». Взрослому необходимо сказать
себе: «Я не виноват». Делая так, мы снимаем с себя существенную часть
внутренней нагрузки. Нередко взрослый выходит из себя даже не
потому, что «заражается» эмоцией ребенка, а из-за собственного
чувства вины. Когда мы начинаем себя корить, мы остаемся без защиты,
нас гораздо проще разбалансировать. Но обычно родители так и делают:
они обвиняют себя, а кроме того, считают, что должны сделать что-то,
чтобы истерика прекратилась немедленно.
Но неумолимая механика эмоций такова: если «всплеск» произошел, то
надпочечники выбросили адреналин, гормон стресса, и он не уходит из
крови моментально. Есть определенный адреналиновый цикл, и
развернутый цикл, если выплеснута полная доза гормона, длится 40--45
минут. Если нет, то это может быть 10--20 минут, но это никогда не
минута или две.
Итак, каким бы вы ни были профи, «выключить» сильную эмоцию
ребенка моментально у вас, скорее всего, не получится: гормон должен
пройти свой цикл и выйти из крови, тогда ребенок успокоится. От этого у
взрослого развивается ощущение собственной несостоятельности, и он
тоже переходит на первую сигнальную систему -- перестает
разговаривать и начинает орать. Все возможно, мы живые, этого никто
не отменял. Периодически мы можем, зная одно, делать другое.
То, что малыш не успокоился сразу, не значит, что вы -- плохая мать, а
значит, что он находится под действием обычных законов гуморальной
регуляции, физиологических законов действия гормонов. Все наши
сильные эмоции гормонально поддержаны, это не только голова, это и
те вещества, которые находятся в нашей крови.
Очень важно, чтобы стрессовая, гневная реакция ребенка не
спровоцировала эту стрессовую реакцию родителя. Потому что, если
родитель тоже оказывается в этом адреналиновом кругу, возникает
истерика совместная. Важно не погружаться в эту реку, стараться
остаться на берегу. Но при этом, по возможности, не отталкивать
ребенка эмоционально и находиться рядом.
Напомню: если это истерика из-за физиологии, нужно прежде всего
выключить физиологический стрессор -- накормить, перестать идти,
сесть и отдохнуть, постараться максимально быстро уложить спать,
понимая, что именно это является причиной срыва.

Если это истерика от нехватки слов, идеально подойдет техника
интерпретации поведения, например: «Я знаю, что тебе очень обидно,
ты так рассердился, потому что ты хочешь, чтобы мы поняли, что тебе
нужно, а мы не понимаем». В моем опыте практика объяснения работает
и очень сильно облегчает жизнь.
Иногда бывает, что вы наблюдаете смещенную реакцию истерики. И
тут дело не в нехватке слов, а в том, что что-то произошло до момента
эмоционального всплеска: ребенок в школе очень сильно испугался или
был напряжен, но там он «выдержал удар», не среагировал, а при
следующем небольшом стрессе эта отложенная эмоция вылезла.
Случается, что и стрессор маленький, и вроде слов ребенку хватает, а
что-то с ним происходит, на первый взгляд необъяснимое, и вы не
понимаете, в чем дело. (Мне кажется, это тоже один из элементов
родительского искусства: видеть эти связи, строить гипотезы,
предполагать, что это может быть). Такое бывает, например, когда
родители уехали и ребенок остался с бабушкой или няней. Он вел себя
очень хорошо, к нему не было нареканий. А потом родители приезжают,
и он им выдает букет эмоций! И оказывается, что он очень сильно
скучал. Или ребенок ездил в лагерь. Там он был идеальным,
общительным, всех очаровал, везде участвовал, потом приехал домой, и
начались истерики по каждому поводу. Потому что там, в лагере,
ребенок очень сильно себя сдерживал. Или в саду что-то произошло:
кто-то накричал на малыша. Там ребенок замер, реакцию не выдал, но
первый небольшой стресс «взрывает» его и вызывает отложенную
эмоцию.
Отложенные эмоции вы можете увидеть, только если на самом деле
знаете, с чем ребенок сталкивается. Чем он младше, тем лучше мы
можем отследить причину истерики, потому что мы знаем, что с ним
происходит. Про школьника мы уже не всё знаем. С другой стороны, от
малыша может быть сложнее узнать, что происходило в детском саду.
Он рассказывать об этом еще не умеет. Он вам расскажет о самых
простых событиях: кушали, спали, играли. А то, что его очень больно
толкнули или он испугался от крика, об этом он не скажет первым делом
(если мы говорим о ребенке 4--5 лет). А стрессор тем не менее будет
работать.
Тут надо предположить, что, возможно, есть что-то, о чем вы не знаете.
Когда истерика закончится, можно протестировать разные гипотезы о
причинах случившегося.
Иногда родители это не признают, но есть такой тип истерик,
как манипулятивная истерика. Это та слеза, которую ребенок давит из
себя сам. Это не тот случай, когда накрыла эмоция и потерян контроль, а
когда ребенок сам себе ранку, болячку расцарапывает, сам себя с
помощью определенной суммы усилий вводит в это состояние, а потом
уже, возможно, теряет контроль. Это уже более зрелая реакция, раньше

4 лет она редко появляется (ну, может быть, в 3--3,5 года). Часто ребенок
не понимает, что он это делает. Но внимательный родитель по глазам и
по мимике, по невербальным реакциям может понять, что малыш себя
специально доводит: сам себя начинает жалеть, потом обострять
ситуацию, потом провоцировать себя какими-то словами -- и вот он уже в
истерике.
С истериками провокационного типа можно что-то делать, когда вы уже
хорошо научитесь видеть и предсказывать их. С любой истерикой легче
всего работает профилактика и договоренность в нейтральное время.
Если вы видите, что произошла манипулятивная истерика -- ребенок
специально устроил страшный крик, чтобы ему не выключили
мультики, -- очень важно не поддаваться манипуляциям и, если это
возможно, все-таки не идти навстречу, не поддерживать поведенческую
модель, когда ребенок выбивает желаемое путем истерики. Делать эту
игру видимой для ребенка, но без злой иронии. Подключайте слова там,
где, возможно, для ребенка слов нет, -- это тоже часть техники
интерпретации поведения. Говорите прямо и спокойно: «Мне очень
жалко, что ты так расстроился, но это плохой способ -- добиваться
плачем того, что ты хочешь». Это все, что можно сделать в момент
истерики. Но лучше всего работают договоренности в спокойные
моменты -- когда прошел какой-то период времени после «взрыва»,
причем не 10--15 минут, а от 40 минут и больше. Тогда вы не попадете в
шлейф эмоций: ребенок успокоился, вы успокоились, теперь можно
анализировать. Может быть, даже вернуться к этому на следующий день,
сказать: «Смотри, помнишь, ты плакал. Помнишь, как все было?» То есть
вы, как журналист или как спортивный комментатор, воссоздаете картину
события и говорите: «Ты стал плакать, ты хотел еще мультик? Гораздо
лучше бы сработало...» -- и предлагаете ребенку один или два варианта,
что сработало бы лучше. А лучше мог бы быть вариант: «Мамочка, давай
мы с тобой договоримся». Или: «Мамочка, давай я тебе помогу посуду
убрать, а ты мне разрешишь чуть подольше посмотреть мультики».
Другими словами, вы предлагаете другую модель: добиваться
желаемого не сложной, сугубо отрицательной эмоцией, а речью. Тем
самым даете понять, что лучший способ -- это слова, а не крики.
Воплотить это не просто. Есть дети, чаще девочки, особенно -- с
хорошими коммуникативными способностями, которые все равно
провокационную истерику будут пробовать. Если для вас крик ребенка --
это аргумент, чтобы перестроить свое поведение, он будет применять
его бесконечно. Но если такой способ семьей не поддерживается,
меньше шансов, что он закрепится.
Итак, истерика бывает разной. Для того чтобы принять верное решение о
реакции, нужно примерно предполагать, что же происходит, какой сюжет
разворачивается. Если вы совсем не понимаете причину, есть несколько
вещей, о которых вы должны вспомнить:

1. не вовлекайтесь, не заражайтесь эмоцией;
2. истерику сразу не «выключишь», и это не ваша вина. Психика у детей
более лабильна, то есть подвижна, изменчива, и менее
сбалансированна, чем у взрослых. Другими словами, у ребенка и у
подростка в нервной системе гораздо больше возбуждения. Оно легче
возникает и мощнее блокируется. Если говорить строго, у ребенка менее
дифференцированная реакция, потому что кора головного мозга еще не
полностью контролирует лимбическую систему и подкорку. Как итог --
высоки шансы, что эмоции вырвутся из-под контроля.
В принципе, пока ребенок взрослеет, какое-то количество истерик в
определенном возрасте естественно. Точно так же, как естественна
более высокая возбудимость у женщины в период токсикоза. Вы, как
родитель, можете совершенствовать свои навыки, но, что бы вы ни
делали, вы -- не супергерой, совсем избежать детских истерик вам не
удастся. Но это не значит, что вы терпите крах.
Очень важно наблюдать за количеством истерик в день, в неделю или в
месяц, чтобы колебания были не сильными. Если для вас норма -- одна
истерика в две недели, так вы примерно живете, а потом -- бабах! -- по
три истерики на неделю, надо выяснять, что за стрессор работает, что
произошло, что изменилось. Или для вас норма -- одна истерика в день
(такое тоже бывает), а тут у вас их четыре. Тоже нужно смотреть, что
случилось, где триггер?
В каждый период развития надо знать, какие «спусковые крючки»
конфликтов работают чаще всего и какие из них наиболее опасны для
вас. Что очень интересно: в каждой семье есть папа, мама, бабушка или
старший брат, и с каждым из этих людей будут срабатывать разные
триггеры. Ребенок начиная с трехлетнего возраста прекрасно знает, кого
из ближних легче спровоцировать.
Глава 5
Воспитание ребенка
Родительские риски
Иногда перед тем, как прийти домой, мне хочется позвонить детям и
сказать: «Мама идет! Прячьтесь! Если вы за полчаса спрячетесь, всем
будет лучше». Я это еще ни разу не реализовала. Но я знаю, что когда я
очень устаю, то не могу нормально реагировать ни на какую
информацию.
Иногда кажется, что дети специально именно в то время, когда ты,
выжатый как лимон, приходишь домой, спешат выплеснуть все свои

эмоции. Но надо понимать, что они просто соскучились. Они несут тебе
свои рисунки, тетради, свои рассказы о школе, о детсаде. Это
действительно час Х, когда мама рискует выйти из спокойного
диапазона, стать уязвимой. Может возникнуть состояние, похожее на
невроз: много неконтролируемых непривычных эмоций, много слез,
агрессии; человеку перестает что-либо приносить радость, он подавлен.
Возможно, у мужчин реакция на этот счет чуть более сдержанная, но у
женщин я многократно встречала такие локальные состояния, когда они
не могли контролировать собственные эмоции. В каждом конкретном
случае нужно понять: это вы или это ваши гормоны «буянят»? И очень
важно помнить, что это плохое состояние не окончательное и не
навсегда, что это временный «сбой», который может пройти сам.
Взрослые переживают все тяжелее, чем дети. У детей быстрее
меняются состояния: ребенка может «переклинить», но через пять минут
после того, как он плакал, он уже все забыл. А женщины очень сильно
винят себя за подобные сбои настроения, потому что «хорошие мамы
так себя не ведут». «Хорошие мамы» должны быть постоянно
счастливы, оттого что у них есть дети, и все заботы должны их
исключительно радовать и вдохновлять. Такие завышенные требования
к себе могут вызвать вторичный шлейф плохого состояния и настроения.
И не обязательно, чтобы детей было много -- вполне хватит двоих.
Второй пласт тревожных родительских состояний связан с перегрузкой.
Можно дойти до такой степени усталости, которая не даст чувствовать
радость жизни, исчезнет хорошее настроение. Могут возникать
состояния, близкие к неврозам: хроническая усталость, хроническое
переутомление, которое непонятно когда закончится.
Люди, которые привыкли делать очень много дел, не думают, что, пока
этот фактор не уберешь, состояние не может поменяться. Приходит ко
мне человек и говорит: «Мне очень нехорошо: настроение плохое,
нервное, слезы близко», но при этом свою непомерную нагрузку
сократить не соглашается ни за что. Даже мысль об отдыхе днем и
уменьшении или делегировании дел другим людям отторгается.
Не потакать «ребенку-террористу»
Родители часто приходят на консультации примерно с такими
запросами: «Я часто плачу, дочка меня обижает. Она говорит, что я ее
не люблю. Как выйти из этого состояния, как понять, что ребенок не
намеренно надо мной издевается, не хочет мне сделать больно, что есть
другие причины?»
Ребенок может бросать родителям фразы, которые тем очень сложно
выносить. Крайне непросто выработать устойчивость к такого рода
сообщениям. Это может звучать как угроза террориста: «Я сейчас тут
всех взорву!» -- можно даже к подобному готовиться, но никогда не быть
готовым. Часто ребенок к младшему подростковому возрасту имеет при

себе некий набор сообщений, который моментально заставляет
родителей чувствовать себя виноватыми, ставит в положение тех, кто
оправдывается.
Бывает, что папа или мама вступает в диалог и начинает убеждать
ребенка: «Ты не прав, мы любим тебя и любим ничуть не меньше, чем
твоих братьев и сестер». Но часто это только подкрепляет желание
поговорить об этом, получить свою дозу внимания. Я считаю, что
сообщения типа «ты со мной мало общаешься, лучше бы моих братьев и
сестер не было» нужно просто запретить. Подобные утверждения
довольно сильные, поэтому они так выбивают родителей из колеи.
Можно сказать: «Ты можешь так думать. Ты можешь раз в месяц со мной
про это поговорить, когда никого не будет дома. Но ты не можешь это
произносить вслух при всех.
Мы же дома не материмся. И мы никогда дома не говорим, как было бы
хорошо, если бы не было на свете кого-то из близких».
Таким образом мы поставим определенные границы, и ребенок это
поймет.
По сути, то, что он делает, -- это скрытая вербальная агрессия. Сам
ребенок этого не понимает, он просто нашел уязвимое место: сказал
«волшебные слова» -- и родители начали живо реагировать, забегали,
книжку стали читать, кофточку новую купили или машинку. Самому
ребенку будет лучше, если ему не дадут такое говорить. Взрослеющему
человеку периодически надо что-то запрещать, когда его несет не туда.
И у семьи должны быть свои работающие способы запретов, стоит их
поискать.
Когда в семье постоянно случаются разговоры в стиле «вы меня не
любите», они создают сущность. Одно дело, если люди разговаривают
об этом с глазу на глаз, а другое дело -- куча народу вокруг бегает, и
старший ребенок на глазах у всех «кидает предъяву» родителям. Это
нехороший момент, такое надо останавливать. Мне кажется, можно к
этому отнестись с юмором. Если мамочку шокируют страшные слова:
«Зачем ты меня родила?» -- то хорошо бы в ответ отшутиться. Я
уверена, что в 99% случаев ребенок так не думает. Скорее всего, это в
очень большой степени трансляция чужих мыслей -- ведь сейчас в
обществе многодетность не слишком одобряется.
Такое детское недовольство не останется на всю жизнь. Более того, оно
не присутствует в сознании ребенка все время. Если претензии
родителям предъявляются в течение значительного времени, это близко
к нехорошим состояниям. Но в целом эпизоды, вкрапления
«недовольства всем» в семье повсеместны и нормальны.
Следим за своими нервами
Часто на консультациях звучит вопрос про «разборки» между детьми:
насколько в них нужно участвовать и не лучше ли остаться в стороне?

Идеальная картина -- это когда «колыхания детского моря» не выводят
родителей из равновесия. Вы нормально выспались, съели нормальное
количество еды, которое вам подходит, не имели никаких заноз в виде
несделанных дел или проблем в отношениях с окружающими. Это то, к
чему можно стремиться. Но вряд ли так бывает всегда и у всех.
Если бы это было целью и задачей: выстроить не такой образ жизни,
когда нужно побольше всего успеть и охватить, а, наоборот, сделать
жизнь стабильной; если бы работа была ориентирована на процесс, а не
на результат, то это вполне могло бы состояться. Просто таких задач, как
правило, не ставят. Ровная жизнь, в которой всем было бы комфортно и
хорошо, для многих не является целью. Ориентиры обычно другие:
образовательно-развивательная гонка, например. Если каждый
посчитает количество занятий, посещаемых детьми за неделю, в
которые вовлечены взрослые, то результат удивит. Ритм большого
города перегружает.
Мы недавно вернулись из Франции, и одно из самых ярких впечатлений
-- разница ритмов. Там какие-то странные люди, которые живут
совершенно не так, как мы: в пять-шесть часов вечера все вымирает,
люди сидят дома и занимаются своими делами. Контраст разительный.
Наш напряженный ритм постепенно вымывает силы, и дети крутятся в
нем же.
Если взрослый не сбалансирован, если у взрослого нет не только
ровного состояния, но еще и запаса психических сил, чтобы гасить
агрессию, то надо что-то менять. Я придерживаюсь иерархического
устроения семьи: родители где-то сверху, а дети -- внизу (хотя среди
детей тоже может быть определенная иерархия, распределение на
старших и младших). И если у «правящего слоя» нет сил поддерживать
собственную психическую стабильность, то им будет очень сложно
влиять на то, что происходит между детьми.
Мы не заботимся об обеспечении собственной психической
стабильности, нормальности состояния. А это то, на что стоит тратить
время, силы и внимание. Мы заняты делами: у нас стирка, глажка, еда.
Каждодневный немаленький круг, который состоит из большого
количества всяких занятий. Мало кто специально озабочен тем, чтобы
находиться в нормальном расположении духа.
Темпы большого города ускоряют наш собственный ритм. Мы чувствуем,
что бегаем-бегаем-бегаем, -- все уже устали, все подходят к истерике.
Бывает так, что, когда у детей кончаются силы, они заболевают. Если
взрослый не научился отдыхать сам, если усталость уже накопилась, а
отдых не разрешен или не наступает, его обязательно «подкосит» либо
психологически, либо физически.
Когда каникулы еще далеко, а усталость уже накопилась, пружина ритма
сжалась, вот-вот выстрелит, это надо чувствовать и находить
возможности для отдыха, пока никто из детей или взрослых не заболел.

Мне кажется, что если отдых не поставлен «в красный угол» как
ценность, то срывы будут. Может быть, до невроза не дойдет, но до
срывов -- точно. Особенно нуждаются в отдыхе психически
нестабильные элементы типа подростков и беременных и кормящих
женщин. И перегруженным папам нужен особенно бережный подход.
Зона бережности должна быть взаимной. Ее вполне можно создавать,
культивировать, развивать, когда дети становятся старше.
Мы сейчас живем в период эксперимента: растет первое поколение
детей, фактически лишенных детства. Они не гуляют, не играют, не
читают, не балбесничают -- они пашут. Они ходят с одного занятия на
другое, за ручку или без ручки. Родители очень часто создают такую
плотность деятельности, что у ребенка не остается времени читать. И
это будет иметь конкретные последствия, просто мы их еще не видим.
Они скажутся позже.
У детей возникнет установка, что отдыхать нельзя, что в жизни нет места
отдыху. Мне кажется, что перегруженные до школы дети потом менее
охотно включаются в разные активности.
Количество «съедаемой» и родителями, и детьми информации зависит
от устроения человека: кто-то больше открыт впечатлениям, а кому-то
нужно больше покоя. Очень важно за два шага чувствовать, когда вы
подходите к границе своих нехороших состояний. Не когда они уже
начались и даже не за шаг до этого, потому что у эмоциональной
реакции большая инерция. Как у груженой машины, которая может не
успеть затормозить.
Можно вспомнить, например, музыкальную школу. Детей включают в
родительский проект «музыкальная школа», и на выходе, если они
занимались с хорошим педагогом, они уже наполовину профессионалы.
А кто спросил своего ребенка, хочет ли он эту профессию получать?
Обычно у родителей такая установка: если заниматься не всерьез, то и
не надо заниматься, чего силы тратить? Соответственно, любые занятия
«не всерьез» -- бессмысленны.
В таких рассуждениях заложена своеобразная посылка, прямо
противоположная тому, о чем в свое время написал Платон: свободный
человек ни в коем случае не должен быть профессионалом, потому что
тогда он станет рабом цитры[7], гантели и так далее. Он станет
профессионалом и будет привязан к профессии намертво. А цель
воспитания в том, чтобы дать ребенку начатки учений. И, если у него
водятся какие-то таланты, тогда он, может, и пойдет дальше.
Меня очень впечатлили слова одного музыкального гения, лауреата
всяческих конкурсов, который начал играть в очень юном возрасте. Он
вырос, у него родилось двое детей. Журналисты спросили его, как его
дети занимаются в музыкальной школе, имея в виду, что если папа --
лауреат, то и дети должны быть «о-го-го!». И этот музыкант ответил, что
отдать-то в музыкальную школу он их отдал, но через год забрал оттуда,

потому что у них не было безумного желания играть, не было дрожи при
виде инструмента. Зачем же тогда тратить такие усилия?
Дети бывают разные
Случается, что дети потом говорят: «Мама, почему ты меня не
заставляла? Я бы сейчас уже Моцарта играла!» Тут наблюдается ровное
деление на две группы: одни выросшие дети жалуются, что их
заставляли, другие -- что не заставляли.
Мне кажется, нужно видеть, сколько у кого энергии и желания достигать
успехов -- и у взрослых, и у детей. Очень часто мы всех гребем под одну
гребенку, например под свою, а это гребенка слишком частая. Или,
наоборот, гребенка слишком редкая: мы сами расслабленные, нам особо
ничего не надо, а у детей, наоборот, есть определенные качества и
желание что-то делать. Но очень важно никого не доводить до невроза
ритмом жизни и нагрузкой.
Не надо искусственно создавать ситуации, в которых ребенок может
дойти до предела. Если он в самом начале четверти считает дни до
каникул, это тревожный признак. Хороший признак -- когда в школу
хочется, каникулы надоели. И если мы не имеем гибкого отношения к
собственным состояниям, к состояниям супруга, то мы и к детям тоже не
будем чутки. У многих, особенно у тех, кто ходил в детстве в садик,
внутри сидит «воспиталка» или «училка»: «Как это не можешь -- а ну,
встал и пошел!» Нет снисходительности. Все может быть «записано» на
подкорке, но вопрос -- насколько это надо воспроизводить.
К сожалению, сегодня в целом преобладает тенденция на сокращение
собственно детских компонентов детства, на сокращение семейного
времени в семье, по крайней мере, в больших городах.
Развитие самостоятельности у детей в
условиях большого города
В первую очередь следует отметить, что жизнь и детей, и взрослых за
последнее время очень сильно изменилась: все семьи сейчас в
основном малодетные. Есть термин «статистическая норма», о
многодетных семьях в социологических исследованиях говорят:
«нестандартный репродуктивный выбор». А «стандартный
репродуктивный выбор» подразумевает, что взрослых в семье больше,
чем детей. Иногда на одного ребенка -- папа, мама, два комплекта
дедушек-бабушек, дяди-тети, а если повезет, то еще прабабушки-
прадедушки.
Получается, что в стандартной семье взрослых значительно больше,
чем детей. И конечно, взрослым приятно позаботиться о детях даже в
условиях нехватки времени. Поэтому часть того, что могло бы лечь в

основу развития самостоятельности -- обязанностей, бытовых умений, --
просто не отдается ребенку в то время, когда он готов эти обязанности
на себя принять.
Развитие самостоятельности начинается с раннего детского возраста.
Самый первый класс самостоятельности -- бытовой: умение одеться,
раздеться, умыться, поесть, заправить кровать, чуть позже -- собрать
свои вещи. И первый уровень бытовой самостоятельности -- то, что
делает ребенок по самообслуживанию. Эти навыки малыш должен
освоить к трем годам.
Однако сейчас в обычных небольших семьях ребенок и старше 3 лет
может не уметь одеваться. До 4 лет он не ест самостоятельно, его
кормят. О том, чтобы иметь собственный развитый волевой навык --
собрать игрушки или сложить свою одежку в шкафу, -- нет и речи, потому
что никто этот навык не формирует, а сам он у ребенка не возникнет. И
это сильно скажется на его самостоятельности в дальнейшем.
Взрослые не всегда понимают, что бытовые умения -- смотреть за собой
и устранять последствия своих действий -- теснейшим образом связаны
с формированием воли, а волевые качества участвуют в развитии
интеллектуальных навыков. Нередко родители развивают ребенка
однобоко. В стандартной маленькой семье много сил уходит на
развитие, которое понимается довольно узко: в первую очередь как
развитие интеллекта, мышления, может быть, творческое или
физическое развитие, например, через танцы. В редких семьях
формируются такие умения, как помощь в чем-то взрослому, какая-то
работа по дому. Ведь считается, что взрослые в помощи не нуждаются, а
в доме всюду автоматика: включил -- заработало.
Дети, у которых эти навыки не сформированы, очень заметны в
начальной школе: они хуже умеют отвечать за себя, не могут начать
работу и завершить, они часто пасуют перед трудностями.
Развитие бытовой самостоятельности -- основа всего. Если родители не
заботятся об этом, ребенок растет как маленький потребитель, которого
все обслуживают, он к этому привыкает и требует обслуживания
высокого уровня.
Второй уровень бытовой самостоятельности -- минимальная забота о
ближних. Важно донести до ребенка, что он не только может получить
заботу, но и сам может позаботиться. Пусть это будет совершенно
элементарный набор умений, те вещи, которые взрослый может сделать
быстрее и лучше сам: приготовить чай, помыть чашки, сложить плед.
Следующий уровень формирования бытовой самостоятельности --
домашние обязанности. Выходить на этот уровень стоит, когда ребенку
уже «классические» 4 года, при условии нормального, не
запаздывающего развития, -- не раньше.

Эти обязанности должны присутствовать у ребенка изо дня в день, вне
зависимости от ситуации. Например, именно он заботится о том, чтобы
поливать комнатный цветок, и желательно без напоминаний; он отвечает
за то, чтобы раскладывать ложки за воскресным обедом, а потом убрать
крошки со стола. Все это ребенок делает не для себя, это -- в кругу
семьи. Не разовые обязанности, как на предыдущей ступеньке, когда,
например, его попросили принести плед и он принес, -- это то, что он
должен помнить сам и делать регулярно.
Такие обязанности формируют волю и характер «в правильную
сторону». Если этой самостоятельности внутри дома нет, то о
самостоятельности во внешнем мире говорить нельзя. Если ребенок не
привык смотреть за собой и отслеживать последствия каких-то своих
действий, то, например, дорогу перейти он не сможет, -- ведь он не
приучен делать что-либо без взрослого.
Самостоятельность сама в наших городских условиях не появляется
именно потому, что взрослые очень контролируют, оберегают детей, и
это понятно. Самостоятельность надо формировать по ступенечкам и
какие-то ситуации режиссировать.
Конечно, многие родители перекладывают воспитание детей на нянь,
детские сады, школы полного дня. Но надо понимать, что няни и другие
наемные граждане о развитии детской самостоятельности думают в
последнюю очередь. Им проще все сделать самим.
На формирование самостоятельности уходит очень много сил. А
правильных гувернанток, как Мэри Поппинс, к сожалению, немного.
Обычно это люди попроще: они будут кормить ребенка с ложечки, делать
за него уроки, убирать огрызки из-под стола. Поэтому если родителям
важно формирование детской самостоятельности, то это должно быть
как-то оговорено с теми людьми, с которыми остается ребенок.
В условиях города сама по себе самостоятельность не возникнет. Дети
не перемещаются сами, у них мало собственного опыта. Ребенка
сопровождают в дороге чуть ли не до середины средней школы,
предотвращают сложности, страхуют больше, чем нужно.
Времена не выбирают, «время всегда хорошее» (так называется
замечательная детская книжка Андрея Жвалевского и Евгении
Пастернак). И, зная, что сейчас такое время, нужно режиссировать
ситуации, когда ребенок может остаться один. Может, отпустить погулять
одного в дачном поселке или в городе, до ближайшего магазина. Очень
полезны «домашние тренировки»: оставить родителей в покое, хотя бы
ненадолго дать папе с мамой поговорить без помех, дать взрослому
время для отдыха.
Частенько, особенно если ребенок в семье один, родители выступают
как обслуживающий персонал, более-менее высокого ранга, но
ориентированный исключительно на удовлетворение его, ребенка,
запросов.

Важно обратить внимание на то, что и ребенок может удовлетворить
какие-то нужды мамы, папы, дедушки, бабушки, братьев-сестер. Если
ребенок не только получает, но и сам может отдавать, это неоценимо.
Но этому нужно учить. Такой навык скомпенсирует гиперопеку, которая
естественно возникает в больших городах.
Как приучать и как не приучать к самостоятельности
Родителям часто приходится слышать, как нужна и полезна для ребенка
самостоятельность. Но лишь в немногих книгах по воспитанию говорится
про то, как не просто эта самостоятельность дается родителям.
Есть в психологии развития понятие: «зона ближайшего развития».
Предположим, что ребенок обладает неким навыком Х -- умеет надевать
ботинки на липучках. Следующий навык -- Y (надевать ботинки со
шнурками). Между этими навыками есть некоторое расстояние. Сам
ребенок научиться этому может, но на это у него уйдет много времени. А
если шнурки завязывать за него, будет быстро, но о самостоятельности
придется забыть. Как же быть?
Взрослый может поставить промежуточную точку -- навык Х1. Если Х --
надевание ботинок на липучках, Y -- ботинок со шнурками, то в качестве
Х1 можно завязывать шнуровки на кукле, или шнуровать ботинки, не
надевая их, или пришнуровывать деревянные пуговицы деревянной
иголкой.
Все это -- отдельные варианты шнуровки, с помощью которых нужно
показать ребенку, как это делается. Ребенок бы сам не додумался, что
можно учиться шнуровать ботинки на другом предмете, этот шаг для
него невозможен. И постановка ближайшего навыка, т. е. того, что
родители придумали и с которым помогли, -- это и есть принцип зоны
ближайшего развития. Родители создали такую зону, и она позволила
ребенку продвинуться быстрее за меньшее время. Это относится почти к
любому навыку.
Например, есть знание букв (точка Х) и умение самостоятельно читать
(точка Y). Это два совсем разных навыка: ребенок может знать алфавит
в 3 года, а начать читать в 7 лет. И чтобы он дошел из точки Х в точку Y,
нужно разбить дистанцию не на один, а на несколько отрезков. И не
пытаться делать что-то за ребенка, но на каждом этапе придумывать
нечто, что ребенку поможет. Например, записки, книжки крупным
шрифтом, кубики Зайцева, надписи на предметах, пришедшее по почте
письмо, которое может прочитать только сам ребенок. Что-то, что
позволяет быстрее и легче прийти в конечную точку. При этом мы не
лишаем ребенка самостоятельности, мы не делаем это за него, но
мысленно для себя разбиваем путь к освоению навыка на части и так
делаем его доступным для ребенка.
Например, ребенок не может сам сходить в магазин, а родители хотят,
чтобы он это умел. Но волшебной палочки ни у кого нет, и часто маме с

папой нужно построить этот путь, создать зону ближайшего развития,
иначе ребенок так и не окажется в точке навыка: ему будет страшно
переходить улицу, он будет бояться продавщицу, терять деньги, не
доходя до магазина.
Или, например, родители делают уроки вместе с ребенком, а хотят,
чтобы ребенок их делал сам. Если бы можно было сказать: «Все, теперь
ты делаешь сам», -- и он бы взял и стал делать. Такие вещи тоже
бывают, но, к сожалению, редко. Часто, если был сформирован один
навык, нужно время и разбиение на подпункты, чтобы сформировался
другой.
Одно из основных родительских умений, связанных с развитием
самостоятельности у ребенка, -- найти зону ближайшего развития,
увидеть, чем можно помочь, не лишив ребенка возможности сделать то,
что необходимо, самому. Если делать все за ребенка, такое «обучение»
продлится неограниченное количество часов, пока ребенок в какой-то
момент не откажется делать что-либо вообще. Поэтому понимание, где
дать самостоятельность, -- это тонкое родительское искусство.
Для этого нужно представлять себе, как дети растут. Очень часто, когда
ребенок первый, родители не знают, какая ступенька развития у него
будет следующей. Им непонятно, что и в каком возрасте нормально.
Должен ли он уже уметь сам чистить зубы, завязывать те же шнурки,
выносить мусор или ему пока рано? А это важно, потому что, если
родители не знают, чего ждать, им трудно будет ребенку помочь. Стоит
также учесть, что у нынешних родителей в памяти собственное детство,
в котором самостоятельности было куда больше -- по сравнению с
детством современных детей.
Очень полезно родителю видеть вокруг разных детей, чтобы на их
примере понимать, что умеет ребенок того или иного возраста. Иногда
это может быть открытием: «Как это -- он в семь лет уже может салат
порезать! А мы и не думали, что это возможно...» Плюс есть книжки с
описанием навыков по возрастам.
Бывает ситуация жесткого отказа со стороны ребенка от того, чтобы
взять то или иное действие на себя. Вроде бы родители -- за
самостоятельность, создана зона ближайшего развития и все условия, а
ребенок не хочет. Он может «не хотеть» без слов, или выражать отказ
своим поведением, или говорить: «Я еще маленький». И тут надо
думать. Как есть родители, склонные все делать за ребенка, так есть
родители, совершенно «повернутые» на самостоятельности: хотят,
чтобы ребенок все делал сам. А ребенку, может быть, это не подходит.
Если ребенок отказывается от самостоятельности, возможно, он
находится в возрастном регрессе, временном или затянувшемся.
Регресс -- это когда в развитии делается шаг назад, ребенок начинает
вести себя как маленький: просит соску, начинает сюсюкать. Причиной
бывает переезд на другое место жительства, или приход новой няни, или

появление новой учительницы в школе; то, что мама вышла на работу
или, наоборот, ушла с работы и сидит дома. В состоянии регресса дети
крайне плохо реагируют на попытки вручить им самостоятельность:
взрослые продолжают настаивать, а дети регрессируют еще больше.
Настойчивость родителей приводит к еще большему откату.
Любое серьезное изменение в жизни ребенка может стать источником
стресса и временного регресса, шага назад. Желательно этот источник
обнаружить и, если понятно, где он, подождать -- от полутора до трех
месяцев, таков обычный период адаптации.
Например, ребенок, который пошел в школу или в детский сад или в
старших классах перешел в более сильную школу, часто дома очень
долго пребывает в состоянии регресса. В саду или в школе он
выкладывается, к нему никаких претензий, он все делает, слушается, но
приходит домой -- и все. Дома он не делает даже 2/3 того, что выполнял
до того, как пошел в новое учебное заведение.
Если давить, ситуация может усугубиться. Если вообще не давить, то
она может такой остаться навсегда, закрепиться. Поэтому нужно
грамотно сделать так, чтобы регрессивное поведение дома для самого
ребенка стало невыгодным. Надо подбирать ключик, который подойдет
именно вашему ребенку: для кого-то будет нормально, если родитель
начнет его жалеть и сюсюкать, а у кого-то это закрепит регрессивное
поведение, значит, потребуется другой способ.
У родителей обычно бывает очень много попыток: один день
попробовали одно, другой день другое -- что-нибудь да подойдет. Важно
не бояться экспериментировать и важно, чтобы это его поведение со
временем приходило к возрастной норме, не регрессировало дальше. И
полезно понимать источник стресса: если три месяца прошло, а все
попытки тщетны, может быть, в саду или школе есть что-то, что для
ребенка невыносимо.
Ребенка, который «невменяем», который не слышит вас, бесполезно
воспитывать: вы потратите силы и эмоции, а толку не будет. Если же
стиль воспитания таков, что ребенок постоянно находится в зоне
неадекватности, то возникает большой вопрос: а за счет чего?
Освоение навыков самостоятельности требует энергии и времени как у
родителей, так и у детей. Чтобы научиться читать, делать
самостоятельно уроки, завязывать шнурки, нужны силы. Если
расписание ребенка составлено так, что у него этих сил не остается, то
он не будет в состоянии осваивать новые навыки. Усилия требуют не
только занятия в школе или в бассейне, освоение нового -- это тоже труд.
Если на него нет энергии, то требовать бесполезно.
Оскорблять и игнорировать ребенка -- это
тоже насилие

Считается, что насилие над детьми -- это когда их избивают до синяков,
что наказание -- это регулярная порка, какая-то особенная жестокость.
Но на самом деле в семьях все может быть совершенно иначе.
Молчаливая дистанция -- это тоже наказание, и часто гораздо более
болезненное для ребенка, чем импульсивный шлепок.
Как психотерапевт я работаю с детскими воспоминаниями взрослых
людей, нынешних родителей. На занятиях в группах я всегда спрашиваю:
кого в детстве наказывали? Обычно руки поднимают от трети до
половины людей, весь зал не поднимает руки никогда, ни при каком
размере группы. То есть это поколение, в основном уже «не поротое»,
выросшее на основе более либеральных взглядов на наказания.
И хотя систематической порки в этих семьях не было -- никого не пороли
по субботам розгами, и никто из родителей, бабушек и дедушек не
считал телесное наказание правильным, -- тем не менее периодически
«прилетало» почти всем. Поднимают руки в группах психотерапии не те,
кого пороли регулярно (таких обычно 2--3 человека на группу), а те, кому
доставалось, когда родители испытывали раздражение, когда мама была
«в минусе», когда папа был выпивши, когда взрослые переживали
сложные периоды своей жизни.
Получается, что примерно у половины нынешних родителей в «сундуке с
наследством» есть нерегулярные импульсивные наказания. Скорее
всего, эти наказания их родителями не поддерживались: может быть,
они даже переживали, что наказывают детей.
Поколение же прародителей к наказаниям относилось лояльнее. Как
рассказывала одна дама, бабушка ее била и приговаривала: «Я била
обоих своих сыновей, и оба сейчас -- доктора наук». Поскольку в
традиционном сознании отношения в семье выстраивались в
иерархическом порядке, то вопросы власти, наказания, воспитания
решались совершенно однозначно. Нашим недалеким предкам даже
представить было невозможно, что родители будут ходить на цыпочках
вокруг маленького «свинтуса», а потом мучиться рефлексией и не спать
ночами.
Это изменение, которому уже больше 70 лет, основывается, с моей
точки зрения, на очень высокой ценности личности ребенка. Раньше
детство видели по-другому, но после Второй мировой войны подход к
ребенку в целом изменился. Сейчас выросло уже второе или третье
поколение родителей, для которых личность ребенка -- это самое
ценное, что есть. Ребенок помещается в центр семейной системы, все
внимание родителей обращено на детей. А если это единственный
ребенок, он может стать «императором». Не будешь же наказывать
императора!
Задача у нынешних родителей -- пройти по «острию бритвы»: с одной
стороны, нужно помочь ребенку раскрыться, с другой стороны, есть

вероятность вырастить человека, который не чувствует границ
дозволенного.
Если границы не выставляются в период дошкольного детства, то
вырастет личность, которую никто ни в чем не ограничивал. Казалось бы,
здорово: ребенок растет свободным и творческим. Но очень часто
вырастает «пограничник» -- человек, который все время провоцирует,
исследует границы дозволенного.
Как ни странно, пограничную типологию могут породить два типа
воспитания: очень жесткое, когда у ребенка совсем не было
пространства свободы, и слишком мягкое, когда вообще не было границ
и ребенок так и не разобрался, что можно, а что нельзя.
В семьях, где родители не могут поставить необходимые границы
поведению ребенка, ситуации бывают разные: ребенок гораздо более
упорный, чем мама; или мама с папой слишком увлеклись теорией о том,
что никакую волю ребенка вообще никак нельзя подавлять; или это
конфликт темпераментов; или у родителей включается собственный
травматический опыт насилия.
Очень часто в голове у родителей самый настоящий «спам»: картина
жертвенного материнства, где происходит полная подстройка под
ребенка, под реализацию его желаний, которая начинается с
младенчества и потом не заканчивается. Но ребенок обычно уже в
возрасте до 3 лет понимает, что у мамы и папы тоже есть свои желания
(хотя очень часто люди, став родителями, лишают себя права на свои
желания). И есть люди, которые, в принципе, не способны останавливать
несносное поведение маленьких детей, и тогда в подростковом возрасте
все проблемы процветут пышным цветом.
Если родители не хотят наказывать ребенка, тогда нужно уметь
устанавливать границы и иметь наготове множество вариантов реакции,
когда ребенок эти границы нарушает. Границы помогают менять его
поведение, но не разрушают его личность.
Я очень рекомендую познакомиться с так называемой «жетонной
системой поощрения», которая может работать вплоть до подросткового
возраста. Потом и эта система работать перестает, и тогда с ребенком
нужно договариваться, как со взрослым.
Принцип жетонной системы поощрения в том, что ребенку подробно
описывается желаемое поведение и назначаются некоторые бонусы.
Ребенку очень важно понимать не то, за что его будут ругать, а что от
него именно хотят родители. И это не торговля и не шантаж, это
обозначение желаемого поведения, которое будет премировано.
Дети очень разные
Есть сложный возраст от 1,5 до 3--4 лет, пока речь ребенка не станет
полноценной. Есть подростковый возраст. А бывают просто трудные

дети: возбудимые, с плохой регуляцией, очень напористые или
чрезвычайно похожие по упорству на кого-то из родителей. В этих
ситуациях велика вероятность яркого эмоционального контакта,
переходящего в наказание и непрогнозируемое насилие. С таким
ребенком нужно обращаться очень аккуратно.
Можно заметить: одному ребенку ори не ори, хоть линейки ломай над
головой, выражаясь фигурально, ему все как с гуся вода, он совершенно
не реагирует. А есть дети, которые замирают даже от чуть
изменившегося тембра голоса. С таким ребенком стоит проговорить:
«Знаешь, когда я ору, я тебя все равно очень люблю и очень за тебя
переживаю». То есть объяснить, что этот крик -- не сигнал опасности, а
некое «кривое» проявление любви.
Если случаются разные по палитре ситуации: например, мама
накричала, и ребенок замер, но в следующий раз он ответил, а как-то
вообще все в шутку перевели, -- то это нормально. Но если на гнев
родителей ребенок замирает всегда или родитель не может по-другому
отреагировать, кроме как применить насилие, -- тогда ситуация близка к
«красной зоне». Тут должен «замигать датчик»: нужно что-то менять. В
этом отличие конфликта от насилия: в конфликте есть разнообразные
сценарии и относительное равенство сил.
Лучше всего работает не наказание, а лишение поощрений, когда
родитель говорит ребенку: «Ты сегодня уроки не сделал и не выполнил
домашние обязанности, поэтому ты остаешься без планшета, без
мультиков, без футбола». Лишение поощрения -- это не эмоциональное
наказание в порыве гнева.
Нынешние родители за каждый свой импульсивный шлепок или резкое
слово в адрес ребенка обычно потом долго раскаиваются, даже ходят на
психотерапию, мучают батюшек в церкви на исповеди. Они уверены, что
ребенок -- очень хрупкий, легко травмируемый человечек и уже одного
шлепка достаточно, чтобы потревожить и даже дестабилизировать его
нежную психику.
Получается некий «многослойный пирог». На уровне «сундука с
наследством» -- воспроизведении образцов родительских семей -- у
людей существует склонность к импульсивным наказаниям, а на уровне
убеждений «в пироге» находится слой понимания, что наказывать и даже
голос повышать на ребенка нельзя.
На практике в таких случаях, как правило, образуется гремучая смесь:
современные родители наказывать не хотят, не могут, но поведение
детей-дошкольников, а потом и младших школьников иногда такое, что
если других инструментариев и навыков повлиять на ребенка нет, то
родители просто вынуждены срываться на наказания. А потом еще
страшно переживают. Для ребенка это может выглядеть как сумбурная
смена стиля воспитания: мама нашлепала, а потом прибегает в слезах
просить прощения.

Для современных родителей послевкусие наказания тяжелее, чем сам
процесс: начинается длиннейшая рефлексия по поводу того, «как же она
так могла -- ребенка побила, какая она плохая мать». Многие родители
не знают, что эмоциональное отвержение травмирует ребенка гораздо
серьезнее. И, к сожалению, в копилке их опыта -- и из семей, и из детских
дошкольных заведений, и из летних лагерей -- лежит практика наказания
не только физического.
В психотерапевтических группах люди, которых в детстве не шлепали,
часто поднимают руки в ответ на вопрос: «Наказывали ли вас по-
другому, например эмоциональной дистанцией?» И эти люди часто
оказываются травмированными гораздо серьезнее, потому что им было
очень сложно принять молчаливую дистанцию и эмоциональное
отвержение родителей. Это ведь тоже наказание, и часто гораздо более
болезненное, чем импульсивный шлепок.
Мне хочется предложить родителям подумать: а что вы умеете, кроме
того, как шлепнуть, в ситуации, когда ребенок вас «достал»? Можете ли
вы расширить «желтую зону» -- ту зону, где вы еще не шлепаете, но уже
вышли из спокойного состояния, уже испытываете раздражение, а
ребенок все еще не слушается? На самом деле это разговор не о
наказаниях, а о способах управления и контроля, которые есть у
родителей.
Чаще всего темой наказаний озабочены родители мальчиков и родители
возбудимых детей с какими-то минимальными нарушениями. Обычно
первый пик наказаний приходится на возраст 3--4 года -- в этот период с
малоуправляемыми моторными мальчиками разговоры не помогают.
А второй пик наказаний -- это подростковый возраст, как ни странно.
Когда это уже здоровые «лбы», иногда они выше папы и мамы,
совершенно сформировавшиеся, тоже чаще мальчики (но и девочки
могут иногда «зарваться»). Они провоцируют и демонстрируют
абсолютную неподконтрольность. И тут родители часто применяют
наказания, опять же скорее от страха и растерянности, чем намеренно.
Надо помнить, что бывают дети с высокой чувствительностью,
впечатлительные, с тонкой организацией. Они могут быть и жутко
возбудимые, но их точно нельзя наказывать физически.
И все же ребенка лучше шлепнуть, чем оскорблять или игнорировать.
Другое дело, что ни до того, ни до другого доводить не надо -- работа
должна проводиться в зоне профилактики, а когда уже все дошло до
края и средств управления нет, машина едет без тормозов.
Что делать, если ребенок ведет себя неправильно и его невозможно
остановить?
Я рекомендую методику динамического наблюдения. Это практика
прогнозирования собственной реакции и реакции ребенка. Стоит
понаблюдать за собой и в течение двух недель записывать, в каких

ситуациях, в какое время суток, в какие дни недели возникает
нежелательная реакция? Какие существуют нормативные, то есть
повторяющиеся, конфликты? Что их провоцирует? В какие моменты вы
делаете то, что делать не хотели бы? Я рекомендую отмечать в
календаре периодичность собственных вспышек гнева.
Есть родители, которые очень сложно «переносят» определенный
детский возраст, и это специфично: кто-то трехлеток обожает, а кто-то от
тех же трехлеток сходит с ума; кто-то договаривается с подростками на
раз-два-три, а у кого-то с подростками постоянно режим «белого
каления».
Календарь хорош тем, что можно познакомиться с собой настоящим и в
сложных ситуациях перестать реагировать в обычной манере. «Я не
выношу детское нытье, или какой-то определенный властный тон, или
беспорядок в ванной». Любую ерунду можно не выносить вплоть до
состояния потери контроля. Но это всегда имеет предысторию, и если ее
раскрутить, вы перестанете попадаться в одну и ту же ловушку.
Обсуждать вслух эти ситуации с членами семьи -- еще одна страховка.
Когда мама или папа обдумывают случившееся, мощно растет зона
осознанности, и тогда появляется запас времени от происшествия до
тяжелой реакции на него. Обычно для нормальных, адекватных
родителей двух недель достаточно, чтобы сделать далекоидущие
выводы и начать избегать ситуаций, в которых они применяют
наказания.
Конечно, невозможно сохранять спокойствие семь дней в неделю, 24
часа в сутки, но можно быть в основном спокойным. Важно, чтобы в
голове не было идеала, как, например, параметры женской фигуры 90-
60-90, со стремлением к которым некоторые женщины довели себя до
анорексии. Это должно быть мотивирующим, а не дезориентирующим
фактором, потому что слишком высоко поднятая планка демотивирует.
И еще: чтобы дети слышали, с ними надо говорить спокойным, твердым
тоном, я называю это «твердый знак». Не голосом «Марьи Ивановны»,
кричащей воспитательницы из детского сада. В интонации не должно
быть агрессии. Это должно быть спокойное, волевое утверждение, за
которым стоит уверенность в том, что именно родители могут
устанавливать правила и у них есть силы сделать это уважительно.
«Взять в рамку»
Бывает, что ребенок становится невольным свидетелем неожиданного,
неприятного события. Например, хамоватый охранник в торговом центре
нагрубил пожилому человеку или кто-то из взрослых членов семьи
слишком эмоционально прокомментировал чей-то поступок. Эту
потенциально травмирующую ситуацию желательно ребенку

прокомментировать, то есть главный доверенный взрослый должен дать
спокойное, внятное объяснение: что произошло, почему произошло и что
взрослые имели в виду.
Я придумала термин «взять в рамку». Это значит в нейтральное время,
когда эмоции улягутся и взвинченное состояние пройдет, подобрать
убедительные слова, придумать неприятному событию простое
объяснение на уровне понимания ребенка.
Объяснение может быть таким: охранник -- не плохой человек, но он
просто устал или заболел, возможно, у него неприятности на работе. Все
хорошо относятся друг к другу, просто люди не справились с какими-то
своими слабостями, проблемами и поэтому повели себя таким
недостойным образом и сами от этого теперь страдают. Задача такого
объяснения -- чтобы ребенок понял: да, так случается, но это проходит.
Иной раз взрослые -- не в ресурсном состоянии и не находят в себе сил
поговорить об этом. Или они считают, что повторное описание этого
события может еще сильнее травмировать ребенка, или думают, что ему
и так все понятно. Но дети лет до 8--9 обычно не распознают правильно
причины событий. Они считывают их примерно так: охранник -- плохой,
злой человек; папа не любит бабушку. Другими словами, дети
упрощенно, отрицательно понимают ситуацию, не считывая
эмоциональный подтекст. Если ребенок испуган, он обычно строит
версии, которые хуже, чем реальность.
Тщательно подобранные объяснения взрослого возвращают все на
место и размыкают круг ложного понимания события. К тому же ребенок
получает посыл, что про такие вещи можно разговаривать, это не
табуированная тема. И еще спокойный разбор случившегося означает,
что событие завершилось, оно не длится бесконечно, что все участники
этой неприятной ситуации уже в абсолютно другом состоянии.
Например, на детской площадке один ребенок бьет машинкой другого, и
бабушка обиженного малыша теряет над собой контроль, не
сдерживается и набрасывается на чужого ребенка: «Ты ужасный
мальчик! Дебил! Я позову полицейского. Тебе место в тюрьме!» Ваш
ребенок может быть не участником, а зрителем этой «разборки». Но он
видит взрослого, который угрожает мальчику и произносит такие слова,
которые не употребляют в его семье.
Тут важно говорить о внутренних мотивах поступка бабушки: в первую
очередь она очень сильно испугалась за своего внука. Если вы спокойны,
если вы были «в партере», спектакль не был интерактивным и вас эта
ситуация не затронула, то можно сказать это сразу. А если вы в ходе
этого инцидента сами потеряли эмоциональное равновесие и не можете
подобрать убедительные, внятные слова, нужно переждать
эмоциональный всплеск. Очень важно находить мягкие, не обвиняющие
объяснения противоречивых, сложных, неоднозначных человеческих

эмоций. Не надо думать, что ребенок не понимает, примерно с 4 лет он в
состоянии понимать достаточно глубоко.
Может так случиться, что вы сами неожиданно сорвались, резко и зло
накричали на своего ребенка, хотя и понимаете, что это неправильно.
Когда сильные эмоции улягутся, хорошо бы вернуться к этому инциденту
и «взять в рамку»: «Когда у меня болит голова, меня раздражают резкие
звуки, мне хочется тишины и покоя». Можно прибавить извинения: «Я
сожалею, что так получилось, я буду стараться так не кричать».
Но надо обязательно помнить, что в ходе «взятия в рамку» не стоит
строить слишком радужные прогнозы и давать невыполнимые обещания.
К тому же нужно стараться не переходить разумную грань и тем более не
переваливать вину на других.
Обычно это долгий, аккумулятивный процесс, но если во всех подобных
ситуациях стараться так делать, то однажды ребенок вам скажет: «Мама,
я вижу, что ты держишься за висок, наверное, у тебя болит голова. А мы
с братом расшалились. Прости, что мы громко раскричались». Или: «Ты,
пожалуйста, не сердись, я попозже обязательно наведу в комнате
порядок, соберу игрушки». Иначе говоря, через некоторое время ребенок
научится видеть подтекст сложных противоречивых эмоций.
Надо понимать, что мы далеко не все можем контролировать, а на
события во внешнем мире и вовсе влиять не способны. Например, дома
можно полностью исключить просмотр телевизора, но где-нибудь в кафе
ребенок может увидеть телевизионные кадры, которые ему не стоило бы
смотреть. В таком случае, согласно с системой координат,
существующей в вашей семье и у самого ребенка, нужно объяснить,
почему люди смотрят такие передачи.
Сильные эмоциональные события надолго застревают в детской памяти,
поэтому «взять в рамку» никогда не поздно. Взрослым только кажется,
что малыш забыл, но если произошло событие действительно
экстраординарной силы, то ребенок может годами помнить, но не
говорить про это, особенно если происшествие было связано с какой-то
значимой утратой.
В моей практике была ситуация, когда женщина по пути на консультацию
попала в небольшое ДТП и так испугалась, что стала истошно кричать.
Дети, как потом выяснилось, помнили это происшествие довольно долго.
Как-то у меня на приеме она спросила детей: «Вы помните, как мы
столкнулись по дороге сюда с другой машиной и я сильно кричала?» А
дети, как оказалось, не просто помнили, в результате этой истории у них
появились невротические проблемы (которые потом нам удалось
скорректировать). Женщина «взяла в рамку» то событие, рассказала, что
у нее с детства такая непреодолимая привычка -- кричать, когда страшно.
Бывает, что мы чего-то испугались и непроизвольно от неожиданности
отреагировали вскриком или даже визгом, а ребенок это услышал. Вроде
бы это был совершенно невинный случай, но, если мы не дадим

разумное объяснение, малыш может воспринять ситуацию как модель --
визжать, когда происходит что-то неожиданное, например когда рядом
оказывается чужая собака.
«Взять в рамку» можно тут же, как только вы успокоились: «Знаешь, я
повела себя глупо. На самом деле собака же шла на поводке, и рядом
был хозяин. Она просто хотела познакомиться. Даже если бы собака
была одна и злобная, кричать все равно нельзя, криком ее можно только
разозлить», -- то есть надо прокомментировать свое поведение,
показать, какие могли быть последствия, и желательно предложить
более предпочтительный вариант реагирования. Главное, не уйти в
морализаторство и обвинительные трактовки.
Если вы собираетесь «взять в рамку» поведение кого-то из
родственников, например дедушки, то тут нужно действовать с большой
деликатностью и осторожностью. Желательно предварительно
проговорить с ним, как вы будете называть то, что вы планируете
обсудить. Например, дедушка, придя с выборов мэра, был очень
возбужденным, громко и долго это обсуждал, а ребенка такое странное
состояние дедушки испугало.
Очень важно, беря «в рамку» поведение другого взрослого, не обидеть
его: «Я бы хотела обсудить с ребенком ту ситуацию -- можно, я это
назову так и так?» Желательно обсудить план разговора, чтобы в
момент обсуждения не возникла ссора. Можно предложить: «Давай ты
сам подберешь слова, решишь, как лучше про это сказать».
Иногда «взять в рамку» -- это не просто объяснить происшедшее и
обозначить завершение неприятного события, но и дать какое-то
обещание, объяснительную записку или даже своего рода похвальную
грамоту. Скажем, вы не сразу оценили поведение ребенка по заслугам.
Например, он сильно закричал, когда ваш питомец побежал в сторону
дороги, где много машин, а вы рассердились на его громкий вопль.
Можно потом «взять это в рамку»: «Знаешь, услышав твой крик и увидев
близко машину, я подумала, что наш Дружок в беде, что произошло что-
то страшное. Ты молодец, что заметил машину и позвал его».
Практика «взять в рамку» помогает ребенку развить важные
коммуникационные навыки: он начинает задумываться, что многие
события выглядят снаружи одними, а внутри имеют совершенно другую
содержательную природу. Это как конфета с начинкой -- снаружи
шоколад, а внутри какой-то другой наполнитель. Постепенно ребенок
сам начинает замечать сложные ситуации и понимать их
неоднозначность. Это развивает его внимательность к себе, своему
внутреннему миру и душевному состоянию других людей.
«Достаточно хорошая мама»

Тема «хорошая мама» сейчас довольно популяризирована. Многие
авторы пишут о том, что мама не должна быть идеальной, что
стремление к «идеальности» и «правильности» может не помогать, а
мешать воспитывать ребенка. И это тоже своего рода «отмашка
маятника», потому что в советское время литературы для родителей в
России было очень мало, а в 90-е годы хлынул огромный поток
переводных книг. Педагоги, психологи стали кричать о правильном
воспитании детей, появилось очень много идей, как надо заниматься
ребенком. Мамы это все прочитали и стали сравнивать себя с
идеальными примерами из книжек. И, поскольку этих книг и
рекомендаций очень много, оказалось, что мама все время чему-то не
соответствует.
Я считаю, что сейчас ситуация избытка литературы для родителей,
избытка рекомендаций, мнений и советов о том, как быть хорошей
мамой, обучать, воспитывать, социализировать, находиться в контакте,
насколько тесным этот контакт должен быть. Это все полезные, хорошие
вещи, но много «хорошо» уже не здорово.
Сегодня родители должны уметь вырабатывать определенный
иммунитет к педагогическим и психологическим идеям, пришедшим
извне. Может быть, об этом странно читать в книжке психолога, но это
то, на чем я настаиваю всю свою профессиональную жизнь. Самый
хороший результат будет тогда, когда родитель не станет принимать
абсолютно все за чистую монету, а по крайней мере сначала подумает:
«А мне подходит то, о чем пишет этот автор? А вообще, автор
достаточно компетентен, чтобы так рассуждать? А на какие источники он
опирается, какое у него образование, какой опыт? Использует ли он
данные научных исследований? Или его книга больше похожа на
бульварную прессу?»
Сейчас огромное количество написанных и переписанных статей, и часто
люди получают информацию, за которую в конечном итоге никто не
отвечает, потому что авторства как такового нет. Рерайтеры
переписывают существующие тексты, и такие тексты похожи на
авторские, но в них могут быть утеряны детали. Английские,
американские книжки печатаются без адаптации к русскому менталитету.
И вообще, существует очень много мнений. Я говорю это не к тому, что
моя точка зрения -- самая правильная и конкурентная, а остальные
ничего не понимают. Но если молодая мама не начнет сейчас
внимательно и осторожно относиться к тому, что она воспринимает как
авторитетное мнение, то она рискует «примерить» на себя не свое
«платье».
Есть очень разные кухни в мировой кулинарии, они могут быть
замечательными, но не подходить лично вам. Я, например, не люблю
вьетнамскую кухню и очень люблю грузинскую, а моя подруга c
похожими данными обожает вьетнамскую, а от грузинской ей плохо. И ни
одна, ни другая кухня не являются плохой. Просто что-то больше

подходит одному, что-то -- другому. Так же и с педагогическими
подходами и психологическими концепциями. Советы авторов не
являются универсальными, они разработаны в конкретной стране, в
конкретное время, конкретным человеком и поэтому не могут подходить
всем на свете.
Всегда нужно смотреть по плодам. Конечно, очень много зависит от
харизмы автора. Скажем, этот автор пишет гладко, красиво, зажигающе,
его действительно интересно читать. Вы впечатлились и начинаете
пробовать. А дальше нужен тестовый период, испытательный срок. Вы
пробуете и оцениваете: «Вот это для меня хорошо, а от этого мне
плохо». И основной эффект, на который вы смотрите, -- это свое
самоощущение как родителя, как мамы. Если вам от этих «правильных
советов» становится хуже, если вы начинаете себя чувствовать все
менее компетентным человеком, двоечницей, вообще ничего не
стоящей, то, скорее всего, это просто не ваш подход. Потому что
родительство -- это про пробуждение собственной позиции, про глубокую
связь с собственной интуицией, про углубление контакта с ребенком.
Нельзя по каждому поводу бегать к специалисту и листать справочники.
Мы все проходим через период, когда только учимся родительству, оно
требует навыка. Но если через два-три года после рождения малыша у
вас не появилось ощущения, что вы разберетесь сами, без
специалистов, то, возможно, вы оказались в том подходе, где мнение
автора насаждается авторитарно.
Родитель может научиться идти своими ногами. И он имеет право на
ошибки, его действия могут быть несовершенны, но важно, чтобы он
чувствовал, что справляется с ситуацией. Есть масса подходов, которые
делают человека менее компетентным, неуверенным, не верящим в свои
силы, не чувствующим ни ребенка, ни контакта с ним. Поэтому
критические фильтры, индивидуальный выбор -- это очень, очень важно.
Есть еще одно обстоятельство, которое может усиливать ощущение «я --
плохая мать». Дело в том, что литературу для родителей и вообще всю
психологическую литературу читают в основном либо «отличники», либо
те, кому свойственен в той или иной степени перфекционизм. И
оказывается, что они всегда и везде -- в школе, институте, лагере, на
курсах -- старались быть лучшими, все делать по высшему разряду, и это
им, скорее всего, удавалось. Причем это не формальные отличники, у
которых только в аттестате и дипломе пятерки, а люди, которым очень
важно выжать максимум из ситуации, выложиться полностью, получить
самый лучший результат.
Очень часто ряды мам, уверенных в своей «плохости», доводящих себя
даже до неврозов, пополняют как раз такие отличницы. Родительство
отличается от всех профессий, от всех областей человеческих знаний и
умений тем, что его результат крайне непредсказуем. Это очень сложно
принять. Только в некоторых отдельных книжках об этом пишут: как бы

вы ни изучали педагогические подходы и теории, как бы ни готовились к
родам, как бы ни настраивались на ребенка, в этой сфере жизни всегда
есть огромное пространство неопределенности. Просто потому, что
рождается ребенок, и вы ничего не выбираете: ни его задатки, ни какое у
него будет здоровье, на кого он будет похож, какой у него будет цвет глаз
и кожи. Вы не можете быть уверены, как пройдут роды, хотя сделали все,
что могли; не знаете, будет у вас молоко или нет. То есть женщина,
оказываясь в роли мамы, попадает в пространство такого уровня
неопределенности, с которым она, скорее всего, еще не сталкивалась.
Мы живем в довольно прогнозируемом мире: «золотой миллиард»,
европейские люди, нет войны, мы более-менее знаем, сколько у нас
будет денег, что мы будем делать, если заболеем, какая будет погода в
январе; знаем, что летом мы поедем в отпуск. Мы привыкли
просчитывать ходы на один-два шага вперед. В родительстве же, к
счастью или к сожалению, сделать такие расчеты невозможно, потому
что мы перестаем быть одни. Ребенок может заболеть, устать, может
выясниться, что он не любит перелеты или большие компании или,
наоборот, не выносит одиночества; у него могут быть проблемы со сном,
или он вообще окажется аллергиком.
Возможны миллионы вариантов, которые мы не в силах
спрогнозировать. И ощущение себя «плохой матерью», как правило,
возникает у тех, кто не совладал с этой неопределенностью. В принципе,
один из очень «продвинутых» навыков родительства -- это умение
принимать тот момент, который есть, принимать то, как сейчас
развивается мой ребенок, и этому радоваться.
Нам же обычно свойственны противоположные качества. Мы составляем
план, свою идеальную картинку, и уверены, что сейчас вот мы
постараемся, и тогда наш план реализуется.
Очень часто молодая мамочка начинает тщательно продумывать день:
вот мы все проснемся, почитаем, оденемся, пойдем гулять. Она делает
для этого все: постирает, приготовит, настроится. А ребенок проснулся
не в духе. Мы уже не говорим о том, что бывает плохая погода, так что и
гулять не захочется, или что мама не выспится и у нее будет болеть
голова. Часто неуспешными начинают себя чувствовать те мамы,
которые не привыкли к гибкому планированию, которые все
рассчитывают, стараются, прогнозируют хорошие варианты.
В целом полный контроль за ситуацией невозможен: как бы вы ни
старались, результат может быть любым. У любой, самой понимающей
мамы ребенок может капризничать. И вы за это не отвечаете. И ребенок
не виноват. И дело даже не в том, что муж не сразу обрадовался тому,
что будет ребенок, или вы что-то «не то» ели во время беременности.
Это просто такая сумма обстоятельств, просто родился такой ребенок.
Это кажется очевидным, но, например, лично у меня на понимание этих
вещей ушли не дни и месяцы, а годы. И почему мамы очень устают?

Потому что они находятся в постоянном напряжении, стремясь привести
свою жизнь с ребенком к какому-то идеальному образцу. А это на самом
деле никому не нужно. Когда мама понимает, что это вообще не важно --
легли вы спать в 21:00 или в 21:15, съели вы только первое блюдо или
первое и второе, никто от этого не пострадал и не умер. А второе блюдо
можно съесть на полдник.
Пока мама не научится понимать, что может быть не только так, как она
запланировала, а есть еще несколько вариантов развития событий,
которые сложно предугадать заранее, у нее будет огромная усталость и
напряжение. Так же выматывает желание постоянно быть «в тонусе»
и соответствовать каким-то картинкам «идеальных мам» из Инстаграма,
которые она увидела. Или попытка сравнить себя в соседкой-подругой-
однокурсницей, у которой, судя по ее рассказам или Инстаграму, все
идеально. Это все равно что постоянно сажать свою батарейку,
истощать силы.
Обыкновенно у перфекциониста есть простроенный план, и при первом
несовпадении этого плана с реальностью он страшно расстраивается,
злится и либо начинает крушить все вокруг себя, либо обращается
внутрь и занимается «самопоеданием». И я как психолог сталкиваюсь с
этим бесконечно. Перфекционисты еще и обесценивают собственные
усилия и результаты, потому что сравнивают себя с другими не в свою
пользу. Любое достижение переписывается по принципу «хорошо, но
можно лучше». Это очень утомительно. Это может стать ловушкой,
черной дырой, куда уйдут все силы.
Перфекционист очень недоволен и собой, и супругом или родителями.
Обычно он недоволен и ребенком, потому что тот тоже не идеален. И это
не то что беспросветная, но напряженная ситуация. Но я точно знаю, что
перфекционизм можно перехитрить, из него можно выйти, если начать
видеть его как что-то внешнее. Как говорят православные люди, хорошо
бы видеть грех отдельно, а грешника -- отдельно. Важно отделить себя
самого от синдрома отличницы. И договориться с собой, сколько сил в
день вы готовы тратить для реализации своей идеальной картинки, а где
можно, например, пренебречь крошками на полу (которых «у хороших
матерей и хозяек не бывает»), потому что у вас другие приоритеты. Вам
важнее посидеть и поиграть с ребенком. Или просто почитать книгу. И не
имеет значения, что у Маши ребенок уже читает в три года. Вы со своим
пробовали -- не получается. И вы не будете его ломать, а подождете,
пока он дозреет. Не важно, что у вас опять подгорел пирог. Вы найдете,
за что похвалить, а не поругать себя.
Опять же об этом легко сказать, но тренировать это нужно постоянно. У
меня есть автор, один из любимых, британский психотерапевт Дональд
Вудс Винникотт[8]. Еще в 60-х годах он сформулировал термин
«достаточно хорошая мама». Уже тогда были идеи о том, как правильно
надо воспитывать, которые перерастали в родительский перфекционизм.
Винникотт заявил, что ребенку не нужна идеальная мама, ему нужна

«достаточно хорошая мама». И от этого всем будет спокойнее, и
стремление к идеалу перестанет пожирать заряд маминой батарейки
(эта уже моя метафора).
Мне кажется, что, если перестроиться и вместо «идеальных» перейти к
«достаточно хорошим» вариантам, будет очень хорошо. Немножко
снизить планку, перестать требовать от себя и от ребенка делать все «на
пятерку». Четверка -- тоже положительная оценка. Я как заядлая
отличница могу сказать, что это сложно, но достижимо. Не нужна
идеальная мама, не нужен идеальный результат, пусть он будет просто
хорошим, но никто не будет кричать, никто не будет расстроен, никто не
будет дергаться -- просто потому, что у вас другие приоритеты.
Вообще, родительство -- это не работа на результат, это процесс
каждодневного взаимодействия. А внятного результата, собственно, и
нет. Как вы высчитаете результат? Когда он должен появиться -- в пять
лет, в семь или в сорок? А вот процесс очень важен: какой была
обстановка в доме, климат в семье, какое было состояние мамы,
принимала ли она то, что делает ребенок, или была постоянно
недовольна? Именно это останется в долгосрочной памяти.
Я не первый психолог, который об этом говорит.
О кислородных масках
В самолетах есть такое правило: сначала нужно надеть кислородную
маску на себя, а потом -- на ребенка, иначе, не позаботившись о себе,
родитель будет не в состоянии помочь малышу. Мне кажется, это
правило применимо и к воспитанию.
Воспитание детей -- очень ответственное дело, требующее огромных
душевных сил и позитивного настроя. Для того, чтобы быть в силах
заботиться о детях, взрослый должен сам находиться в нормальном
состоянии. И это нормальное, адекватное состояние необходимо
обеспечить себе прежде всего ради своих близких. Дети ничего не
потеряют, если мама попробует позаботиться о себе. Наоборот, только
приобретут.
Можно регулярно уделять себе очень незначительное время, хотя бы
10--15 минут, но тратить его именно на себя: почитать интересную
книжку, посмотреть любимый сериал, прилечь отдохнуть, выйти в
магазин. Эти краткие минуты отдыха могут совершенно поменять и
собственное ощущение, и отношение к детям.
Надо помнить, что состояние детей тесно связано с состоянием мамы и
папы. И родитель, конечно, живой человек, а не автомат, и ему нужен
глоток воздуха. Часто таким глотком будет что-то сделанное для себя. Я
бы предложила думать об этом в таком ключе: если вы что-то делаете
для себя, не целыми днями и неделями, а несколько минут в день -- на
самом деле вы делаете это для детей.

Полезно помнить, что мы живем в небезупречном мире и ничего
идеального тут не получается. Надо ставить какие-то реальные задачи,
не из серии «закончить институт за один год». Но нужно понимать, что
моменты раздражения, срывов все равно будут, потому что у матери,
особенно многодетной, большая нагрузка, и эти временные срывы нужно
пережить с минимальными потерями.
Чтобы грамотно выстраивать свою жизнь, планировать, нужно
пользоваться навыками тайм-менеджмента, например, из системы
«FlyLady» и других, подобных ей. Там можно обнаружить массу
практических советов для мамы, и не придется изобретать велосипед.
Но, не снизив планку для себя, довольно сложно достичь какого-то
душевного спокойствия, которое очень важно для семьи, для детей. Если
не упростить быт, то будет упрощено общение.
Еще мне кажется, что мы все себя, во-первых, не жалеем; во-вторых, у
нас абсолютно отсутствует и культура труда, и культура отдыха. Если
мама работает дома за компьютером, обязательно нужно сделать так,
чтобы тело подвигалось после долгого сидения и получило запас
впечатлений, которых ему весь день не хватало. Мы недооцениваем ту
степень гиподинамии, которую испытываем.
Думаю, что десятиминутная пробежка вокруг дома, или прогулка в
магазин, или, если нет возможности оставить ребенка, интенсивный
комплекс двигательных упражнений, даже вместе с ребенком, под
музыку, в сопровождении видеоролика улучшит ситуацию. Но идеальна,
конечно, хотя бы короткая прогулка.
Некоторым переключиться помогают какие-то свои наработки, например,
повторить любимое стихотворение, пропылесосить ковер, принять
контрастный душ, посмотреть любимое кино. Надо искать что-то, не
обязательно связанное с движением, но что создаст именно ощущение
передышки.
Заключение
В этой книге рассказано о наиболее важных в первой эпохе детства
феноменах развития, детских реакциях и ситуациях, в которых
родителям нужно быть особенно внимательными.
Мы не ставим точку, а только точку с запятой, потому что есть
бесконечное количество тем, связанных с возрастными изменениями
ребенка, по которым можно сделать совершенно уникальные
практические материалы. Мне кажется, важно не заново «изобретать
велосипед», а пользоваться готовыми наблюдениями и наработками и
дальше уже делать выводы и вносить в воспитание ребенка
собственные наработки.

Мне очень нравится идея передачи опыта. К сожалению, сейчас мы
живем в такое время, когда современные взрослые люди обычно не
могут перенять опыт у своих родителей из-за огромного разрыва между
поколениями и ослабления родственных связей. Мы учимся не у своих
родителей, а у экспертов и семей, которые нам близки.
Несмотря на множество сложностей, обычно все родители вспоминают
дошкольный период своего ребенка с большим умилением и теплотой. Я
надеюсь, что мое авторское мнение, выраженное в этой книге, не
сделает вас жесткими и радикальными, а поможет стать мягкими,
понимающими, настроенными на открытия и освоение нового в
дошкольном периоде детства, который мы проживаем вместе с
ребенком. А также умеющими радоваться уникальности и бесценности
совместного семейного опыта.
Об авторе
Екатерина Бурмистрова
Известный семейный психолог, психотерапевт, опыт консультирования
более 15 лет. Создатель 22 тренинговых программ для родителей и
специалистов.

Основатель психологического центра и онлайн-школы для родителей
(burmistrov. school). Ведущая Клуба многодетных семей и Семейного
клуба на Покровке.
Член Общества семейных консультантов и психотерапевтов.
Автор книг «Семейный тайм-менеджмент», «Раздражительность»,
«Беременность, роды, материнство», «Математика семейной жизни»,
«Современная семья. Психология отношений» и других.
Мама одиннадцати детей.