/
Автор: Лиддел Гарт Б.Г.
Теги: литература литературоведение художественная литература история биографии древний рим исторические личности
ISBN: 5-9524-0551-7
Год: 2003
Текст
БЭЗИЛ ч t
ЛИДДЕЛ .Я
ХАРТ V \ '""‘У/
сиипион
АФРИКАНСКИЙ
B.H. LIDDELL HART
SCIPIO
AFRICANUS
GREATER THAN NAPOLEON
БЭЗИЛ ЛИДДЕЛ ХАРТ
сципион
АФРИКАНСКИЙ
ПОБЕДИТЕЛЬ ГАННИБАЛА
§
Москва
ЦбНТРПОЛИГРАФ
2003
УДК 820
ББК 84(7Сое)
Х22
Охраняется Законом РФ об авторском праве.
Воспроизведение всей книги или любой ее части
воспрещается без письменного разрешения издателя.
Любые попытки нарушения закона
будут преследоваться в судебном порядке.
Оформление художника И.А. Озерова
Харт Лидцел
Х22 Сципион Африканский. Победитель Ган-
нибала / Пер. с англ. Б.Э. Верпаховского. —
М.: ЗАО Центрполиграф, 2003. — 286 с.
ISBN 5-9524-0551-7
В книге Б. Лиддела Харта с неожиданной точки зрения
повествуется о жизненном пути великого стратега, политика и
дипломата Публия Корнелия Сципиона Африканского, разгро-
мившего непобедимого карфагенского полководца Ганнибала,
который дал клятву быть непримиримым врагом Рима и остал-
ся верным ей до последнего вздоха. Автор раскрывает недо-
оцененный историками образ римского патриция, преданно
служившего интересам Республики, сравнивая его с самыми
выдающимися теоретиками и практиками военного дела.
УДК 820
ББК 84(7Сое)
© Перевод, ЗАО
«Центрполиграф», 2003
1СПХТ Г пмл лее. -7 ® Художественное оформление,
ISBN 5-9524-0551-7 ЗАО «Центрполиграф», 2003
сципион
АФРИКАНСКИЙ
ПОБЕДИТЕЛЬ ГАННИБАЛА
Введение
Дорога к краху есть дорога к славе — в
этом, по-видимому, должен состоять итог
оценки величайших деятелей мировой исто-
рии в потомстве. Вспышка метеора поражает
человеческое воображение сильнее, чем отда-
ленный блеск звезды, неподвижно сияющей
высоко в небесах. Быть может, внезапное низ-
вержение к земле, неземной блеск, гаснущий
в земной пыли, придает метеору, открывая
его осязаемость и конечность, большую при-
влекательность для людей? И у светил небос-
клона человеческой истории, при условии,
что финальное падение сопровождается дра-
матической нотой, память об ослепительной
катастрофе затмевает память о долгосрочных
успехах. Возможно также, что завершенность
пути героя придает уникальную важность ве-
ликому падению, яснее очерчивая его тру-
ды, — тогда как человек, дела которого увен-
7
можно базировать исследование и суждение,
практически ограничены трудами Полибия и
Ливия да немногими местами у других, явно
менее достоверных древних авторитетов. Из
двух упомянутых авторов Полибий, более ран-
ний, был почти современником событий и
другом Гая Лелия, постоянного помощника
Сципиона, от которого мог получать свиде-
тельства и оценки из первых рук. В распоря-
жении Полибия были семейные архивы Сци-
пионов, и он побывал на полях сражений,
когда многие их участники были еще живы.
Таким образом, он имел почти уникальную
базу для формирования своих оценок.
Далее, поскольку Полибий был греком, его
труднее, чем Ливия, заподозрить в том, что его
взгляды окрашены римской патриотической
предубежденностью. В то же время современ-
ная историческая критика единодушно отдает
должное его беспристрастности, тщательности
исследований и здравомыслию критического
взгляда.
Вердикт Полибия ясен. Его факты еще яснее.
Правда, суждения римлян о Сципионе в
последующих поколениях расходятся; но По-
либий объясняет причины этого настолько
убедительно, а достоверность этих причин так
прочно установлена известными фактами, ка-
сающимися стратегических и тактических пла-
нов полководца, что современным историкам
ю
не остается ни малейшего повода приписывать
удаче то, что древние в суеверии своем припи-
сывали помощи богов.
«Тот факт, что он был едва ли не самым
знаменитым человеком всех времен, заставля-
ет каждого стремиться узнать, что он был за
человек и каковы были природный дар и под-
готовка, которые позволили ему совершить та-
кое множество великих деяний. Но никто не
может избежать ошибок и не приобрести о нем
неверное впечатление, ибо оценки людей, ос-
тавивших нам свои мнения о нем, очень дале-
ки от истины». «...Они представляют его как
баловня фортуны... такие люди, по их мнению,
более божественны и более заслуживают вос-
хищения, чем те, которые всегда действуют
опираясь на расчет. Они не сознают, что один
человек заслуживает хвалы, а другие — только
поздравлений, будучи сродни рядовым людям,
в то время как то, что достойно похвалы, при-
надлежит только людям разумного суждения и
больших умственных способностей, которых
мы и должны считать самыми близкими к бо-
жеству и любимцами богов. Мне кажется, что
по характеру и принципам Сципион сильно
напоминает Ликурга, лакедемонского законо-
дателя. Ибо мы не должны предполагать, что
Ликург составил конституцию Спарты под
влиянием суеверия и подталкиваемый исклю-
чительно Пифией или что Сципион завоевал
11
для своей страны такую империю, следуя по-
лученным во сне откровениям и предзнамено-
ваниям. Но, поскольку оба они видели, что
большинство людей не готовы принять мысли,
незнакомые им, или пойти на большой риск
без надежды на божественную помощь, Ликург
сделал свою систему более приемлемой и вдох-
новляющей, призвав оракулы Пифии на по-
мощь проекту, которым он был обязан един-
ственно себе, в то время как Сципион
придавал людям под своей командой больше
энергии и готовности к опасным предприяти-
ям, возбуждая в них веру, что его замыслы
вдохновлены божеством. Но то, что он неиз-
менно действовал опираясь на расчет и пред-
видение, а успешные результаты его планов
были всегда в согласии с рациональными ожи-
даниями, будет в дальнейшем очевидным».
Для сегодняшней мысли такое объяснение
представляется не только вероятным по сути, но
и дает ключ к пониманию человека, обязанно-
го своими триумфами — военными, политичес-
кими или дипломатическими — прежде всего
глубочайшему проникновению в психологию
людей. Более того, Сципион применял этот дар,
как дирижер великого оркестра, к достижению
мировой гармонии. Проводя свою политику от
войны к миру, он действительно достигал согла-
сованности, которая полностью соответствова-
ла музыкальному определению: «комбинация,
12
которая и своей... гладкостью, и своим логичес-
ким происхождением, и целью в плане может
сформировать точку гармонии». Как дирижер
человеческого оркестра, он имел, однако, две
слабости: одну врожденную, а другую — развив-
шуюся с годами. Он не мог воспринимать низ-
ких нот — узости и низости, до которых люди
могут опускаться, и возвышенность духа, рож-
денная из его власти над людьми, помешала ему
различить первые ноты дисгармонии, которая
должна была испортить славную симфонию,
уже почти завершенную.
Глава 1
РАССВЕТ
Публий Корнелий Сципион был рожден в
Риме в году 517-м от основания города и, ста-
ло быть, в 235 г. до н. э. Хоть он и принад-
лежал к одному из самых прославленных и
древних семейств — Корнелиям, — ни строч-
ки, ни даже анекдота не дошло до нас о его
детстве и годах учения. В самом деле, до мо-
мента, когда он был избран, благодаря стече-
нию обстоятельств и своей собственной ини-
циативе, командующим армией в Испании,
история дает нам не более чем случайные бег-
лые упоминания о его пути. Но и эти скудные
и краткие сведения значительны. Первое от-
носится к битве при Тицине, первому столк-
новению Ганнибала с римскими войсками на
италийской земле после знаменитого перехо-
да через Альпы. Здесь юный Сципион, сем-
14
надцатилетний паренек, сопровождал своего
отца, римского командующего. Если в своей
первой битве Сципион оказался среди побеж-
денных, то он, по крайней мере, вышел из
нее с завидным отличием. Расскажем эту ис-
торию словами Полибия: «Его отец поставил
под его команду отборный отряд конницы (в
резерве на небольшом холме), чтобы обеспе-
чить его безопасность, но, когда он заметил
своего отца в гуще битвы, всего с двумя или
тремя всадниками, окруженного врагами и
опасно раненного, он сперва попытался пове-
сти за собой на выручку тех, что были с ним;
когда же они временно замешкались из-за
множества врагов вокруг них, он, как говорят,
с отчаянной смелостью атаковал окружающих
врагов один. Остальные были теперь вынуж-
дены поддержать атаку, устрашенные враги
бежали, и Публий Сципион-старший, так
неожиданно спасенный, первым приветство-
вал сына как своего избавителя». Говорят,
консул приказал наградить сына боевым отли-
чием, аналогичным нынешним крестам за
храбрость, но сын отказался, заметив, что «де-
яние само содержит в себе награду». Подвиг
делает честь отваге юного Сципиона, но ре-
зультат, как подчеркнуто Полибием, делает
еще большую честь его психологическому чу-
тью. «Завоевав этим подвигом общепризнан-
ную репутацию храбреца, он в дальнейшем
15
избегал подвергать себя опасности без доста-
точной причины, когда страна надеялась на
него или зависела от его успехов, — поведе-
ние, характерное не для командира, полагаю-
щегося на удачу, а для мужа, одаренного вы-
соким и тонким разумом».
Для людей нынешнего поколения, имеющих
личный военный опыт, этот пункт может иметь
большее значение, чем для кабинетных истори-
ков. Для первых командующий, который пыта-
ется заменить батальонного командира, броса-
ясь в битву и пренебрегая своими собственными
руководящими обязанностями, вовсе не являет-
ся той героической и вдохновенной фигурой,
какой он представляется людям штатским. Для
некоторых воинов, не относящихся к числу лю-
бителей опасности ради нее самой — такие
люди редки в любой армии, — этот пункт заце-
пит в памяти струнку, напомнив, как моральное
влияние на своих людей, которое дается одним
подобным подвигом, позволяло впоследствии
принимать личные предосторожности, которые
больше подходят офицеру, которому доверены
жизни других. Пусть дома штатские обливают
презрением германского офицера, «ведущего»
своих людей в бой, оставаясь позади. Солдат-
фронтовик думает иначе, ибо знает, что, когда
потребовало дело, его офицер не поколебался
рискнуть, бросить на кон свою жизнь, подавая
пример. Еще живет история о германском офи-
16
цере, который возглавил отчаянную атаку вер-
хом на белом коне.
Подвиг, слава и популярность, которые он
принес, так благоприятно начали военную карь-
еру Сципиона, что принесли с собой быстрое
продвижение по службе. Спустя менее двух лет,
в 216 г. до н. э., Ливий говорит о нем как об од-
ном из военных трибунов, из числа которых
назначали командиров легионов. Да и сам по
себе этот пост означал одного, из заместителей
командира легиона или офицера его штаба.
Если нужна параллель, ближайшим современ-
ным эквивалентом будет штабной полковник.
Это второе упоминание о Сципионе возни-
кает накануне Канн, самого черного часа в ис-
тории Рима. Любопытно, что будущий гене-
рал, который, как Мальборо, никогда не вел
битв, в которых не выигрывал, оказался, буду-
чи подчиненным офицером, среди беспомощ-
ных свидетелей катастрофы. Свидетельств об
участии Сципиона в битве не сохранилось, но
из отчета Ливия кажется ясным, что он был
среди десяти тысяч уцелевших, которые бежа-
ли в больший римский лагерь за рекой Ауфид,
и, далее, среди тех четырех тысяч бесстраш-
ных, которые, вместо того чтобы сдаться вме-
сте со своими товарищами, покинули лагерь
после наступления темноты и, обойдя карфа-
генскую конницу, проложили себе путь в Ка-
нузий. Положение их оставалось опасным, ибо
17
городок находился всего в четырех милях от
карфагенских сил, и почему Ганнибал не увен-
чал свою победу уничтожением этого остатка,
отрезанного от всякой помощи, остается од-
ной из исторических загадок и явным пятном
на его полководческом искусстве.
С четырьмя тысячами в Канузии были чет-
веро военных трибунов и, как говорит нам Ли-
вий, «с согласия всех высшее командование
было доверено Публию Сципиону, тогда еще
очень молодому человеку, и Аппию Клавдию».
Еще раз имя Сципиона блестит во тьме пора-
жения, еще раз момент общей катастрофы оз-
начает шанс для юноши, имеющего характер.
Войска под угрозой раскола, если не мятежа.
Люди говорят, что, по общему мнению, Рим
обречен, что некоторые из молодых патрици-
ев, во главе с Луцием Цецидием Метеллом,
предлагают бросить Рим на произвол судьбы и
бежать за море искать службы у какого-нибудь
чужеземного царя. Эти свежие дурные вести
приводят в смятение, почти парализуют со-
бравшихся вождей. Но в то время как другие
настаивают на том, чтобы собрать совет и об-
судить положение, Сципион действует. Он за-
являет, «что это не предмет для обсуждения и
выбора; мужество и действия, а не обсужде-
ния, необходимы при таком бедствии. Далее,
что те, кто думает о безопасности республики,
останутся с ним во всеоружии до конца и что
18
поистине лагерем врага является место, где за-
мышляют подобное». Затем, лишь с немноги-
ми товарищами, он идет прямо к Метеллу, за-
став заговорщиков за совещанием. Обнажив
меч, Сципион провозглашает свою цель: «Я
клянусь, что не брошу дело Рима и не позво-
лю ни одному гражданину Рима бросить его.
Если я умышленно нарушу эту клятву, пусть
Юпитер поразит ужасной карой мой дом, мою
семью, мое состояние. Я настаиваю, чтобы ты,
Луций «Цецилий, и остальные, присутствую-
щие здесь, дали такую же клятву; и пусть тот,
кто колеблется, будет уверен, что этот меч об-
нажен против него». В результате они, «устра-
шенные, как перед победоносным Ганниба-
лом, все дали клятву и сдались Сципиону,
чтобы их взяли под стражу».
Подавив эту опасность, Сципион и Аппий,
прослышав, что Варрон, уцелевший консул,
достиг Венузии, послали туда вестника, отда-
ваясь под его команду.
Следующее краткое появление Сципиона
на исторической сцене происходит в иной об-
становке. Его старший брат Луций был кан-
дидатом в эдилы1, и Публий-младший «долгое
1 Эдилы стояли на первой ступени лестницы, веду-
щей к высшей магистратуре. Их функцией были «внутрен-
ние дела» — забота о городе и проведение в жизнь правил
распорядка, надзор за рынками, ценами, мерами и весами,
оргайизация публичных игр и руководство ими.
19
время не пытался домогаться той же должно-
сти, что и брат. Но при приближении выбо-
ров, заключив по настроению народа, что его
брат имеет слабые шансы на избрание, и
видя, что он сам был чрезвычайно популярен,
он пришел к выводу, что единственное сред-
ство, которым его брат может достичь своей
цели, было бы заключить им между собой со-
глашение и обоим сделать попытку. Он при-
думал следующий план. Видя, что его мать
посещает различные храмы и приносит жерт-
вы богам за его брата и вообще очень озабо-
чена результатом, он рассказал ей, что дваж-
ды видел один и тот же сон. Ему снилось, что
и он, и его брат — оба были выбраны в эди-
лы и возвращались с Форума домой, где она
встретила их обоих на пороге и, обняв, рас-
целовала их. Она, как женщина, была взвол-
нована рассказом и воскликнула: «Увижу ли я
такой день!» — или что-то в этом роде. «Тог-
да ты хочешь, чтобы мы попробовали, ма-
ма?» — спросил он. Получив ее согласие — он
был так молод, что она совсем не думала об
этом всерьез, приняв все за шутку, — он сра-
зу же попросил ее приготовить ему белую
тогу, которую по обычаю носили кандидаты.
Ее согласие полностью вылетело у нее из го-
ловы. Сципион, получив тогу, отправился на
Форум, пока мать еще спала. Народ, очаро-
ванный неожиданным зрелищем, принял по-
20
пулярного юного патриция с энтузиазмом, и,
когда он встал рядом с братом на месте, пред-
назначенном для кандидатов, люди не только
отдали должность ему, но, ради него, и его
брату. Так что оба явились домой новоизб-
ранными эдилами. Когда новости достигли
ушей матери, она, полная радости, встретила,
их у дверей и обняла от всего сердца. В этих
обстоятельствах все, кто слышал о снах, по-
верили, что Публий общается с богами не
только во сне, но и наяву, средь бела дня».
«Конечно, сон тут был ни при чем; но, по-
скольку он был добр, щедр и приятен в обра-
щении, он рассчитывал на свою популярность
в народе, и, умно приспособляя свои действия
к чувствам людей и своей матери, он не толь-
ко достиг своей цели, но и заставил поверить,
что он действовал под влиянием божественно-
го вдохновения. Ибо те, кто не способен раз-
глядеть подлинные возможности, причины и
намерения, приписывают богам и фортуне то,
что достигнуто умом, расчетом и предвиде-
нием».
Для некоторых обман, даже ради достойных
целей, может показаться несовместимым с воз-
вышенными римскими добродетелями; и Ли-
вий, которому, как римлянину, искусная про-
делка кажется не столь восхитительной, как
греку Полибию, оставляет под сомнением про-
исхождение этой сципионовской привычки,
21
развившейся в его последующей карьере либо
под влиянием разумного расчета, либо по при-
чине ее успеха. Вот оценка Ливия: «Сципион,
несомненно, владел поразительными дарами;
но, кроме того, он с детства изучал искусство их
эффективного использования. Имелась ли не-
которая склонность к суеверию в его собствен-
ном характере, или он хотел подкрепить свои
приказы авторитетом божеств, но он редко го-
ворил публично, не ссылаясь на некое ночное
видение или сверхъестественное внушение».
Ливий, возможно, преувеличивает то, как часто
Сципион прибегал к этому приему, ибо он пи-
сал значительно позже, а вокруг великих выра-
стают легенды. В документированных случаях
Сципион прибегает к этому приему лишь изред-
ка, и, будучи великим мастером в деле управ-
ления человеческой натурой, он должен был
понимать ценность сбережения его для крити-
ческих моментов.
Ливий продолжает: «Чтобы приучить к этому
общественное мнение, он ввел себе в обычай со
дня, когда достиг возраста мужества, никогда не
начинать никакого дела, общественного или ча-
стного, не посетив сперва Капитолий. Там он
входил в святилище и проводил там некоторое
время в одиночестве. Эта привычка... порожда-
ла веру, подкрепляемую случайно или намерен-
но, что его происхождение было не совсем чело-
веческим. Когда-то многие верили, что отцом
22
Александра Великого был огромный змей, кото-
рого часто видели в комнате его матери, но пе-
ред появлением людей он исчезал. Это чудо рас-
сказывали также о Сципионе... но он никогда не
смеялся над этим; он скорее подтверждал его,
никогда не опровергая эти рассказы, но и ни-
когда открыто не утверждая их истинность». Эту
последнюю легенду, кстати, повторили несколь-
ко древних авторов и сохранил Мильтон в «По-
терянном Рае»:
Он был с Олимпией и с той, что носила
Сципиона, светоча Рима.
Мнение о том, что претензии на божествен-
ное вдохновение имели религиозную основу, а
не простой интеллектуальный расчет, находит
подтверждение в поведении Сципиона во вре-
мя сирийской войны 190 г. до н. э., когда он
по причине того, что являлся членом коллегии
жрецов Марса, известных как Салии, косвен-
ным путем задержал армию перед Геллеспон-
том, поскольку правило коллегии обязывало
его оставаться на месте до конца месяца.
Здесь опять-таки современные психологи
могут предположить, что его сны были под-
линными, а не выдуманными, ибо известно,
что власть сильного желания осуществляется
во снах. Каковы бы ни были объяснение и ис-
точник его «видений», не может быть сомне-
ний в мастерстве, с которым он извлекал из
23
них практическую пользу. И наивысшей мо-
ральной похвалой Сципиону было то, что
власть эта употреблялась им исключительно на
благо его родины и никогда — в личных инте-
ресах. Когда в позднейшие дни пришел черед
трудностей и обвинений, когда неблагодарное
государство забыло своего спасителя, Сципи-
он не вызвал ни одного божественного виде-
ния в свою защиту. Тот факт, что он воздер-
жался от этого, тем более значителен, что в
других ситуациях он показал себя виртуозным
мастером, использующим человеческую пси-
хику, как инструмент.
Победа на выборах в эдилы имеет истори-
ческую важность не только потому, что она
освещает источники успеха Сципиона и его
влияния на людей, но и поскольку она бро-
сает свет на причины его политического зака-
та, добровольного изгнания из неблагодарной
страны, которая смотрела, как чудесная, бли-
стательная карьера заканчивается в тени. Ли-
вий показывает, что его выборы, несмотря на
рассказ Полибия, из которого можно заклю-
чить обратное, прошли не без противодей-
ствия; что народные трибуны противостояли
претензиям Сципиона на должность, ибо он
не достиг еще законного для кандидатов воз-
раста. На это Сципион возразил, что «если
граждане вообще желают назначить меня эди-
лом, значит, я достаточно стар». Призыв к
24
народу через головы трибунов дал мгновенный
успех, но триумфальное отрицание традиций и
правил, вероятно, добавило обиду к той ревно-
сти, которая неизбежно сопровождает преж-
девременный успех юности.
Глава 2
ЗАРЯ
Таковы три эпизода из пролога к будущей
драме карьеры Сципиона. Занавес же над ней
поднимается в 210 г. до н. э., который был для
Рима если и не самым черным часом в его
смертной борьбе с Карфагеном, то по меньшей
мере самым серым. Конфликт, в который Рим
первоначально ввязался в 264 г. до н. э., был
неизбежным следствием гегемонии в Италии,
завоеванной благодаря сочетанию политичес-
кого гения и воинского мужества, ибо эта ге-
гемония не могла оставаться в безопасности,
пока чуждая морская держава — Карфаген —
правила над водами полуострова, являя собой
постоянную угрозу побережью и торговле. Но
когда, после многих опасностей, окончание
1-й Пунической войны в 241 г. до н. э. дало
Риму безопасность на морях, мечты и амбиции
Гамилькара Барки не просто оживили, но рас-
ширили масштаб борьбы между Карфагеном и
Римом до уровня, когда итогом могло быть
25
только мировое владычество или полный крах.
В течение долгого промежутка, когда на повер-
хности соблюдался мир, этот карфагенский
Бисмарк занимался психологической и мате-
риальной подготовкой удара в самое сердце
римской державы, обучая своих сыновей и
приверженцев воспринимать завоевание Рима
как цель и используя Испанию как учебный
полигон военной школы Баркидов и базу для
будущих военных кампаний. В 218 г. до н. э.
Ганнибал, перейдя через Альпы, начал вторже-
ние в Италию, чтобы сжать урожай, семена ко-
торого посеял отец. Его победы на Тицине, на
Требии, на Тразименском озере росли в мас-
штабах, пока не достигли вершины на поле
при Каннах. Если стойкость римлян, верность
большинства италийских союзников и страте-
гическая осторожность Ганнибала выиграли
для Рима передышку, то пять лет непрерывной
войны так опустошили римские ресурсы и ис-
тощили силы союзников, что к 211 г. власть
Рима — внутренне, если не на поверхности, —
была, вероятно, ближе к окончательному над-
лому, чем когда-либо раньше. Машина, когда
она новая и в хорошем состоянии, может вы-
носить повторяющиеся жестокие удары, но,
когда она сильно изношена, толчка может ока-
заться достаточно, чтобы разбить ее на куски.
Такой толчок пришел, когда, пока Ганнибал
вел кампанию.в Южной Италии, уничтожая
26
римские армии (хотя, по-видимому, не при-
ближаясь к своей цели — уничтожению влас-
ти Рима), карфагенское оружие в Испании
было увенчано победой, поставившей под уг-
розу позиции Рима на всем полуострове.
В течение нескольких лет отец и дядя Сципи-
она, Публий Старший и Гней, командовали
римскими войсками на Иберийском полуостро-
ве, одерживая победу за победой до тех пор,
пока, разделив силы, братья не были разбиты по
очереди и оба пали на поле битвы. Потрепанные
остатки римских войск были загнаны на север-
ный берег Ибера, и только отвага Марция, со-
бравшего их воедино, помешала изгнанию рим-
лян из Испании. Положение их оставалось
опасным, ибо многие испанские племена в го-
дину неудач бросили римлян.
Хотя решимость самого Рима оставалась, как
и прежде, несокрушимой и катастрофа только
подстегнула ее, выбор наследника Сципионов
оказался трудной задачей. Наконец, для выбо-
ров проконсула Испании решено было созвать
народное собрание. Однако никто не предлагал
себя кандидатом на почетную, но опасную дол-
жность. «Народ, не зная, что делать, пришел в
день выборов на Марсово поле, где увидел лица
своих самых видных сограждан, которые, глядя
друг на друга, горестно шептали, что дела их в
ужасном состоянии, да- и положение всего об-
щества такое отчаянное, что никто не смеет
27
принять команду в Испании. Тогда внезапно
Публий Корнелий, сын Публия, павшего в Ис-
пании, двадцати четырех лет от роду, объявил
себя кандидатом и занял место на возвышении,
где его видели все» (Ливий). Выбор был едино-
гласным, считая не только голоса центурий, но
и всех присутствующих. «Но после того, как
дело было завершено и страсть и порывистость
поутихли, наступило внезапное молчание, и
люди задумались про себя над тем, что же они
сделали и не возобладала ли пристрастность над
разумным суждением. Главным образом они со-
жалели о его юности; но некоторых ужасала
судьба, которая постигла его дом и его имя, —
ибо в то время как две семьи, к которым он при-
надлежал, были в трауре, он отправлялся в про-
винцию, где должен был вести военные дей-
ствия среди могил отца и дяди».
Понимая преобладание этих сожалений и со-
мнений, Сципион постарался рассеять их, со-
звав собрание, на котором его благоразумные
аргументы способствовали восстановлению до-
верия. Секрет его власти над мыслями толпы,
особенно в моменты кризисов, необычной в та-
ком молодом человеке, заключался в его глубо-
кой уверенности в себе, которая излучала силу,
для которой истории о его божественной вдох-
новленности были только вспомогательным
средством. Понятие уверенности в себе или са-
моуверенности часто употребляется в пренебре-
28
жительном смысле, но у Сципиона уверенность
в себе не только оправдывалась результатами,
но и отличалась по сути, представляя собой ду-
ховное возвышение, выраженное Авлом Гелли-
ем как «conscientia sui subnixus» — «подъем с
опорой на осознание себя».
К остаткам армии в Испании было добавле-
но десять тысяч пехоты и тысяча конников.
Взяв эти подкрепления, Сципион поднял па-
руса на флоте из тридцати кораблей и отплыл
из устья Тибра. Следуя вдоль берега, он про-
шел Генуэзский залив, побережье Ривьеры и
Лионский залив, высадил свои войска у самой
границы Испании и отправился маршем по
суше в Тарракон — современную Таррагону.
Здесь он принял посольства от различных ис-
панских союзников. Понимание морального
фактора и ценности личных наблюдений —
двух жизненно важных элементов полковод-
ческого искусства — проявилось с первых же
шагов. Войска противника находились на зим-
них квартирах и, прежде чем составлять какие-
либо планы, он посетил княжества своих
союзников и каждое подразделение своей ар-
мии, стремясь повсюду — более поведением,
нежели словами, — восстановить уверенность
и рассеять влияние прошлых поражений.
Его собственные моральные качества нигде
не видны лучше, чем в его обращении с Марци-
ем, человеком, который частично смягчил эф-
29
фект римских поражений и которого честолю-
бивый полководец вполне мог бы рассматривать
как соперника по положению и славе. Но «Мар-
ция он удержал при себе и обращался с ним с
таким уважением, что было совершенно ясно,
что ничего он не опасался меньше, чем того, что
кто-то помешает его собственной славе». Рев-
ность Наполеона к Моро, умышленное отодви-
гание в тень собственных маршалов находится в
резком контрасте с поведением Сципиона. Од-
ной из его лучших военных наград была неиз-
менная любовь, которую чувствовали к нему
подчиненные ему генералы. «Никто не герой
для своего лакея», и очень немногие генералы
оставались героями в глазах старших офицеров
своего штаба, которые наблюдают своих началь-
ников в интимной обстановке, когда их каче-
ства не скрыты за блестящими атрибутами вла-
сти и общественной репутации. Лояльные
подчиненные будут поддерживать видимость
непогрешимости ради блага армии так долго,
как это необходимо, но они знают человека, как
он есть, и в позднейшие годы правда выходит
наружу. Поэтому стоит вспомнить, что вердикт
Полибия основан на непосредственных беседах
с Гаем Лелием, ближайшим помощником, кото-
рому Сципион доверял свои военные планы пе-
ред операциями.
Солдат, потерпевших поражение, он не упре-
кал, но мастерски соединял призывы к их разу-
30
му с обращениями к их духу, напоминая им, что
часто в римской истории первые поражения
были предвестниками конечной победы, что
восстановление баланса уже началось, что для
начальных катастроф уже нашелся противовес и
что в Италии и на Сицилии все идет хорошо. За-
тем он указывал, что карфагенские победы
объясняются не превосходящим мужеством, но
«предательством кельтиберов и опрометчивос-
тью полководцев, которые позволили отрезать
себя друг от друга из-за своей веры в союзни-
ков». Далее он указывал, что невыгоды их поло-
жения перешли теперь к противнику: карфаген-
ские армии разбросаны на большом расстоянии
друг от друга, их союзники отчуждены бестакт-
ностью и тиранией, и, самое главное, личная
вражда между командирами помешает им быс-
тро прийти на помощь друг другу. Наконец, он
возбудил энтузиазм солдат, коснувшись их люб-
ви к погибшим вождям. «Как вы можете увидеть
сходство с отцом и дядей в моем лице, чертах и
фигуре, так я восстановлю их гений, честь и
мужество — так, что каждый из вас скажет, что
его командир Сципион либо вернулся к жизни,
либо родился снова».
Его первым шагом было восстановление и
укрепление уверенности в себе в собственных
войсках и войсках союзников, следующим —
атака на самоуверенность врагов, нацеленная
не на плоть их, но на их моральную ахиллесо-
31
ву пяту. Его острое стратегическое чутье — в
дни, когда стратегия, отличная от тактики в
бою, можно сказать, еще не родилась, — зас-
тавило его понять, что Испания была подлин-
ным ключом к исходу всей великой борьбы.
Испания была реальной операционной базой
Ганнибала; здесь он обучал свои армии и от-
сюда ждал подкреплений.
Первый шаг Сципиона демонстрировал
применение понимания моральной цели к
Испанскому театру военных действий. В то
время как его убеждали напасть на одну из
карфагенских армий, он решил ударить по их
базе, по их «дороге жизни». Вначале он сосре-
доточил все свои войска в одном месте, оста-
вив один маленький, но компактный отряд в
3 тыс. пехотинцев и 300 конников под коман-
дой Марка Силана, чтобы обезопасить соб-
ственную операционную базу в Тарраконе.
Затем со всеми остальными (25 тыс. пехоты и
2500 конницы) — поистине экономия сил —
он перешел Ибер (совр. Эбро), «никому ни-
чего не говоря о своих планах». «На самом
деле у него и в мыслях не было делать что-
либо из того, о чем он говорил перед войска-
ми; внезапным нападением он решил взять
город», именуемый Новым Карфагеном» —
современную Картахену.
Для этой цели «он дал начальнику флота
Гаю Л ел ию тайное приказание идти к назван-
32
ному выше городу; Лелий один был осведом-
лен о его плане. Сам Публий с сухопутными
войсками быстро продвигался вперед». Как
подчеркивает проницательный Полибий, это-
го юношу отличала расчетливость, ибо «он, во-
первых, брал на себя ведение войны, которая...
казалась народу безнадежной; во-вторых, взяв-
шись за дело, он не думал о мерах обыкновен-
ных, очевидных для каждого, но изобрел и
решился осуществить такой план, которого не
подозревали ни друзья, ни враги его».
«По прибытии в Испанию он настойчиво
расспрашивал всех и каждого о положении не-
приятеля и узнал, что войска карфагенян раз-
делены на три части». Магон стоял вблизи
Геркулесовых столпов, т. е. у Гибралтара; Гас-
друбал, сын Гискона, вблизи устья реки Таг
(совр. Тахо); а Гасдрубал Барка был занят оса-
дой какого-то города в районе современного
Мадрида. Ни один из них не находился ближе
к Новому Карфагену, чем на десять дней пути.
Самому Сципиону, как показали события, по-
требовалось семь дней форсированного марша.
Новости о его атаке должны были достичь
противников лишь через несколько дней, и,
если бы он взял город внезапным ударом, он
мог бы перехватить любую помощь, а в случае
неудачи «он мог, поскольку был хозяином на
море, переместить свои войска в безопасное
место». Далее Полибий рассказывает нам, как
зз
он еще «во время зимней стоянки занялся со-
биранием подробных сведений об этом городе
от людей знающих». «Он узнал, что Новый
Карфаген — чуть ли не единственный город на
всю Иберию с гаванями, удобными для флота
и морских войск, что вместе с тем он распо-
ложен весьма удобно для карфагенян на пути
из Ливии. Далее, он услышал, что в этом го-
роде помещаются основные денежные средства
карфагенян, все их военные припасы и даже
заложники из целой Иберии; что Акрополь
охраняется — и это самое важное — отрядом
солдат всего человек в тысячу, так как при
подчинении карфагенянам почти всей Иберии
никому, казалось, и в голову не могло прийти
произвести нападение на этот город; что ос-
тальное население города, хотя и весьма мно-
гочисленное, состоит сплошь из ремесленни-
ков, рабочих и корабельщиков, совершенно
чуждых военному делу. И он счел, что это бу-
дет работать против защитников города, если
он внезапно появится под стенами». Снова мы
видим расчет на моральный фактор. «Поэтому
на зимней стоянке он отложил в сторону все
прочие дела и занялся только этим планом»,
но «он скрывал свое решение от всех, кроме
Гая Лелия». Из рассказа видно, что Сципион
владел еще двумя атрибутами полководческо-
го искусства: способностью держать свои на-
мерения в тайне до тех пор, пока их открытие
34
не станет необходимым для выполнения пла-
нов, и мудростью, чтобы понять, что военный
успех зависит по большей части от тщательно-
сти его подготовки.
Утверждение Полибия о том, что первый
шаг Сципиона был продиктован мастерским
расчетом, а не вдохновением или фортуной,
находит косвенное подтверждение в ссылке на
письмо, которое Полибий видел, а прямое —
в приводимой Ливием речи Сципиона к войс-
кам перед атакой. В одной фразе выражена вся
стратегическая идея: «Вы атакуете стены одно-
го-единственного города, но в этом городе вы
сделаетесь хозяевами всей Испании». Далее он
подробно объясняет, как захват заложников,
сокровищ и военных припасов будет обращен
к их преимуществу и к невыгодам врага — во-
енным, политическим и экономическим. Даже
если приведенная Ливием фраза была пущена
в оборот позже, ее интонация настолько точ-
но согласуется с действиями Сципиона, что
она звучит как подлинная.
Глава 3
ШТУРМ НОВОГО КАРФАГЕНА
На седьмой день месяца марта Сципион
прибыл к городу и стал перед ним лагерем.
Одновременно с ним в гавань прибыл флот,
35
перерезав коммуникации со всех сторон. Га-
вань имела форму округлой бутыли, горлыш-
ко которой почти полностью запечатано ост-
ровом, в то время как сам Новый Карфаген
походил на свечу, прикрепленную к донышку.
Город стоял на узком скалистом мысу, высту-
пающем из материка. Этот маленький полуос-
тров сильно напоминал Гибралтар, и переше-
ек, соединяющий его с материком, насчитывал
всего четыреста метров в поперечнике. С двух
сторон город охраняло море, а с запада — во-
ды лагуны. Такой орешек нелегко было раз-
грызть — он казался неуязвимым для любых
действий, кроме блокады, но на нее не было
времени.
Первым шагом Сципиона было обеспече-
ние собственной тактической безопасности.
Он защитил внешнюю сторону своего лагеря
частоколом и двойным рвом, протянутым от
моря до моря. На внутренней стороне, обра-
щенной к городу, он не возводил оборони-
тельных сооружений — отчасти потому, что
характер местности позволял защищать пози-
ции, а отчасти поскольку не хотел стеснять
свободу движений своих атакующих войск.
Магон, карфагенский командующий, воору-
жил две тысячи наиболее крепких горожан и
разместил их у ворот, обращенных к суше,
для вылазки. Остальных он распределил по
стенам, чтобы защищать их, насколько хватит
36
сил, в то время как пятьсот своих ветеранов
он разместил в цитадели на вершине полуос-
трова, а еще пятьсот — на восточном холме.
На следующий день Сципион окружил го-
род кораблями, непрестанно бомбардировав-
шими город метательными снарядами, и око-
ло третьего часа дня1 послал вперед вдоль
перешейка две тысячи отборных бойцов в со-
провождении людей, которые несли лестни-
цы, ибо узость перешейка мешала развернуть
большие силы. Оценив невыгоду стесненной
позиции при контратаке еще небитых защит-
ников города, он ухитрился обратить ее к соб-
ственному преимуществу. Ожидаемая вылазка
началась, как только Сципион приказал про-
трубить сигнал атаки, и последовала рукопаш-
ная схватка. «Однако сражающиеся получали
неравное подкрепление от своих, так как кар-
фагенянам путь лежал только через ворота на
протяжении почти двух стадий, тогда как
римляне подавали помощь вблизи с разных
сторон, так что битва вышла неравная. Пуб-
лий намеренно выстроил своих солдат у са-
мого лагеря с тем, чтобы завлечь неприятеля
возможно дальше от города». (Ливий говорит,
что выдвинутые вперед римские солдаты от-
ступали, согласно приказам, в резерв.) «Он
ясно сознавал, что, если только ему удастся
1 Римляне считали часы начиная с восхода солнца.
37
истребить этих людей, составляющих как бы
душу городского населения, весь город придет
в смятение, и никто из жителей не осмелится
больше выйти из ворот» (Полибий). Этот пос-
ледний пункт важен был для решающего
шага.
Мастерским введением в битву последова-
тельных резервов карфагенский натиск был
сперва остановлен, а затем в беспорядке отбро-
шен, причем преследование велось так быстро,
что римлянам едва не удалось ворваться в город
на плечах беглецов. Даже при этой относитель-
ной неудаче осадные лестницы удалось поста-
вить в полной безопасности, но огромная высо-
та стен помешала атакующим, и атака была
отбита. Полибий изображает римского коман-
дующего в этот период боя, показывая, как
Сципион соединял личное управление боем с
необходимостью избегать опасности: «Публий
сам принимал участие в схватках, по возможно-
сти, однако, уклоняясь от опасности. Так, при
нем находились три щитоносца, которые стави-
ли свои щиты в ряд и прикрывали Публия со
стороны городской стены». Так он «видел все
происходящее... и был сам на виду у всех и тем
воодушевлял сражающихся, ибо благодаря его
присутствию не было упущения ни в чем; на-
против, все, что требовалось положением дела,
исполнялось быстро и должным образом, со-
гласно его приказанию».
38
В современной войне ни одна черта не ска-
зывается более тяжело на решающих резуль-
татах, как отсутствие личного наблюдения и
управления со стороны командующего. Метод
Сципиона, рассмотренный в свете современ-
ной науки, может дать нам способ оживить
влияние командующего. Возможно, команди-
ры будущего будут подниматься в аэропланах,
в сопровождении патруля истребителей, и об-
щаться со своим штабом по радиотелефону.
Сципион достиг своей первой цели, утомив
защитников города и предотвратив дальней-
шее вмешательство в его планы через вылаз-
ки карфагенян. Таким образом, была вымо-
щена площадка для следующего решающего
шага. Чтобы начать его, он ждал только отли-
ва. План был придуман им еще давным-дав-
но в Тарраконе, где, расспрашивая рыбаков,
которые знали Карфагенскую бухту, он узнал,
что при отливе лагуна проходима вброд.
Для осуществления этого плана он собрал на
берегу лагуны пятьсот человек с лестницами,
тем временем подкрепив свои силы на перешей-
ке дополнительными людьми и лестницами в
числе достаточном для того, чтобы «вся протя-
женность стен была покрыта лестницами», —
ранний пример тактической аксиомы, глася-
щей, что «сковывающая» атака должна развер-
тываться по возможно более широкому фронту,
чтобы занять внимание врага и помешать ему
39
обратиться навстречу решающему удару в дру-
гом месте. Сципион начал атаку одновременно
с атакой флотского десанта, и, когда атака была
в самом разгаре, «начался отлив, вода мало-по-
малу покидала верхние части лагуны и сильным,
глубоким потоком хлынула через отверстие в
соседнее море; при виде этого несведущие из
римлян не верили своим очам, а Публий, уже
имевший наготове проводников, посылал впе-
ред и ободрял солдат, поставленных в этом ме-
сте. Сверх всего прочего он обладал большой
способностью сообщать отвагу и воодушевление
всем, к кому обращался со словами увещания. В
то время как эти солдаты, согласно приказанию,
шли вперед по обмелевшему озеру, все войско
было убеждено, что происходящее есть дело
промысла божества... и мужество их удвоилось»
(Полибий). Ливий говорит об этом эпизоде:
«Сципион это открытие, которым был обязан
собственной проницательности, приписал бо-
гам и чуду, которые повернули течение моря,
осушили озеро и открыли римлянам никогда ра-
нее не хоженый путь, и приказал им следовать
за Нептуном, как за вождем». Но интересно ви-
деть; что, эксплуатируя моральный эффект этой
идеи, Сципион извлекал практическую пользу
из менее божественных проводников.
Пятьсот бойцов без труда перешли лагуну,
достигли стены и поднялись на нее без про-
тиводействия, так как все защитники «были
40
заняты, подавая помощь в те места, где появ-
лялась опасность». «Захватив стену, римляне
сперва бросились вдоль нее, сметая с нее вра-
гов». Они явно вдохновлялись принципом,
гласящим, что прорыв должен быть быстро
расширен перед тем, как его углублять, —
принцип, который в войне 1914—1918 гг. был
усвоен только после тяжелых уроков в Лоосе
и в других местах. Далее они сошлись у ворот
на сушу, уже атакованных с фронта, и, напав
на защитников внезапно и с тыла, преодоле-
ли сопротивление и открыли ворота главным
силам атакующих. Захватив стены, Сципион
сразу же использовал свой успех. В то время
как масса воинов, взобравшихся на стены,
приступила к обычному избиению горожан,
сам Сципион позаботился о том, чтобы сохра-
нить строй среди тех, кто ворвался в ворота,
и повел их на штурм цитадели. Здесь Магон,
«увидев, что город, вне всякого сомнения,
захвачен», сдался.
Если по современным понятиям избиение
горожан возмутительно, то в те времена и еще
много столетий после оно было нормой, обы-
чаем, а у римлян было обдуманной политикой,
нацеленной на моральный фактор, а вовсе
не бессмысленной резней. Прямые удары по
гражданскому населению, в котором и гнез-
дится враждебная воля, в наши дни могут быть
возобновлены с помощью авиации, способной
41
«перепрыгивать» через войска, составляющие
щит враждебной нации. Такой курс, если он
осуществим с военной точки зрения, вполне
логичен, а безжалостная логика обычно пере-
вешивает более гуманные чувства в борьбе не
на жизнь, а на смерть.
Высокая дисциплина в войсках Сципиона
видна из того, что резня прекратилась по сиг-
налу, как только сдалась цитадель. Только пос-
ле этого солдаты начали грабить. Резня, как ни
трудно современным людям извинить ее, была
военной мерой, а стремление людей к «сувени-
рам» — анархический импульс, влиявший на
исход даже совсем недавних битв, — не поме-
шало военным действиям Сципиона.
Резня, кроме того, была отчасти компенси-
рована великодушным, хоть и дипломатичным
обращением Сципиона с побежденными пос-
ле того, как первоначальная безжалостность
достигла своей цели, сломив волю защитни-
ков города к сопротивлению. Из десяти тысяч
пленников-мужчин он освободил всех граж-
дан Нового Карфагена и возвратил им их соб-
ственность. Ремесленников, в количестве двух
тысяч, он объявил собственностью Рима, но
обещал им по окончании войны свободу,
«если они покажут добрую волю к Риму и
усердие в своих ремеслах». Из оставшихся он
отобрал самых крепких для морской службы,
что позволило ему снабдить экипажами захва-
42
ченные корабли и увеличить размеры флота.
Им также обещали свободу после окончатель-
ного разгрома Карфагена. Даже к Магону и
другим карфагенским вождям он отнесся по-
рыцарски, приказав Лелию взять их под свое
покровительство, пока они, снова под его
опекой, не были отправлены в Рим как ощу-
тимое свидетельство победы, которое должно
было оживить дух римлян и удвоить усилия в
поддержку его действий. Наконец, своей доб-
ротой к испанским заложникам, он завоевал
себе новых союзников, ибо вместо того, что-
бы сохранить их у себя в качестве невольных
гарантов лояльности, он отправил их по до-
мам в их собственные княжества.
Два случая, описанные и Ливием, и Поли-
бием, делают более выпуклым характер Сци-
пиона и укрепляют его репутацию как одного
из самых гуманных и дальновидных среди ве-
ликих завоевателей. «В числе пленных женщин
находилась и супруга Мандония, брата Андо-
бала, царя илергетов. Когда она упала к ногам
Публия и со слезами просила поступить с
ними милостивее, чем поступали карфагеняне,
он был растроган этой просьбой и спросил,
что им нужно. Просящая была женщина пожи-
лая и на вид знатного происхождения. Она не
отвечала ни слова. Тогда Публий позвал лю-
дей, на которых был возложен уход за женщи-
нами. Те пришли и заявили, что доставляют
43
женщинам все нужное в изобилии. Просящая
снова, как и прежде, коснулась колена Публия
и повторила те же слова. Недоумение Публия
возросло, и, решив, что досмотрщики не ис-
полняют своих обязанностей и теперь показа-
ли ложно, он просил женщин успокоиться.
Для ухода за ними он назначил других людей,
которые обязаны были заботиться о том, что-
бы женщины ни в чем не терпели недостатка.
Тогда просящая после некоторого молчания
сказала: «Неправильно, военачальник, понял
ты нашу речь, если думаешь, что просьба наша
касается прокормления». Теперь Публий уга-
дал мысли женщин и не мог удержаться от
слез при виде юных дочерей Андобала и мно-
гих других владык, потому что женщина в не-
многих словах дала почувствовать их тяжелую
долю. Очевидно, Публий понял сказанное; он
взял женщину за правую руку и просил ее и
прочих женщин успокоиться, обещая забо-
титься о них как о родных сестрах и дочерях,
и согласно данному обещанию вверил уход за
ними людям надежным» (Полибий).
Второй случай, также рассказанный Полиби-
ем, состоял в том, что «...несколько римских
солдат повстречали девушку, между всеми жен-
щинами выдающуюся юностью и красотой.
Зная слабость Публия к женщинам, солдаты
привели девушку к нему и предложили ее в дар.
Пораженный и восхищенный ее красотой, Пуб-
44
лий, однако, объявил, что для него, как для ча-
стного человека, но не военачальника, не мог-
ло бы быть дара более приятного... Солдатам он
выразил благодарность и велел позвать отца де-
вушки, которому тут же передал ее и посовето-
вал выдать замуж, за кого из своих сограждан
тот сам пожелает. Этим поступком Публий до-
казал умение владеть собою и воздерживаться,
чем снискал к себе большое расположение в
войсках». Ливий расширяет картину, рассказы-
вая, что девушка была ранее помолвлена с мо-
лодым вождем кельтиберов по имени Аллюций,
который был в нее отчаянно влюблен; что Сци-
пион, прослышав об этом, послал за Аллюцием
и передал ее ему; что, когда его родители при-
несли ему благодарственные дары, он передал
их Аллюцию как приданое от себя. Этот акт доб-
роты и такта не только повысил его репутацию
среди испанских племен, но и- принес более
ощутимые выгоды, ибо несколько дней спустя
Аллюций появился вновь, чтобы с четырнадца-
тью сотнями всадников присоединиться к Сци-
пиону.
В обращении с собственными войсками
этот особый сплав щедрости и мудрости был
не менее заметен. Добыча была скрупулезно
поделена согласно римскому обычаю, который
предусматривал, что все вначале сносилось в
одно место; и как он разумно использовал
каждый способ вдохновить воинов перед бит-
45
вой, так теперь он использовал моральную
ценность похвал и отличительных наград за
подвиги. Еще более похвальным было то, что
он поспешил обезопасить победу против любо-
го непредвиденного промаха или вражеского
контрудара. Он отвел легионы назад в укреп-
ленный лагерь еще’ в самый день захвата го-
рода, оставив Лелия с его морской пехотой
охранять город. Затем, после однодневного от-
дыха, он начал курс военных упражнений, что-
бы держать войска на высоком уровне. В пер-
вый день солдаты должны были пробегать три
с половиной мили во всеоружии, а легионы
выполняли различные упражнения; во второй
день они должны были чистить, чинить и про-
верять оружие; на третий день они отдыхали,
а на четвертый — тренировались с оружием,
«одни должны были сражаться друг с другом
деревянными мечами, обшитыми кожей и
снабженными на концах кожаными шариками;
другие — метать друг в друга копья, тоже с
кожаными шариками на концах»; на пятый
день они начинали курс снова, и он продол-
жался все время их пребывания к Новом Кар-
фагене. «Гребцы и морские пехотинцы, вы-
ходя в море, когда погода была спокойной,
упражнялись в маневрировании в примерных
сражениях». «Полководец уделял всем работам
равное внимание. То он занимался на приста-
нях с флотом, то надзирал за упражнениями
46
легионов; иногда он посвящал время инспек-
ции работ, которые с большим усердием вели
толпы ремесленников в мастерских, арсенале
и доках»,.
Затем, когда стены были починены, он
оставил гарнизон, достаточный, чтобы удер-
жать город, и выступил в Тарракон с армией
и флотом.
Подводя итог первому блестящему подвигу
Сципиона как командующего, прежде всего
нужно отдать дань его стратегическому кругозо-
ру и суждению, показанным в выборе Нового
Карфагена в качестве цели. Те, кто возводит
главные силы врага до уровня первейшей цели,
склонны терять из виду тот факт, что уничтоже-
ние последних есть только средство, а цель —
подчинить врага своей воле. Во многих случаях
это средство является важнейшим, иногда един-
ственно надежным; но в других, случаях может
возникнуть возможность прямого и успешного
удара по вражеской базе, и ценность мастерско-
го удара Сципиона являет тому пример, кото-
рый заслуживает внимания современных иссле-
дователей военного дела.
В сфере тактики перед нами урок в соеди-
нении принципов внезапности и безопаснос-
ти — вначале в том, как Сципион обезопасил
каждое наступательное движение от любых по-
мех или несчастных случайностей, далее в том,
как он сковал противника перед своим реша-
47
ющим маневром и в ходе его. Ударяя по вра-
гу, сохранившему свободу действий, вы риску-
ете ударить по воздуху и потерять равновесие.
Это азартная игра в расчете на случай, и ма-
лейшая случайность может разрушить весь
план. И однако, как часто в войне и даже в ма-
неврах мирного времени командиры предпри-
нимали какой-либо на первый взгляд блестя-
щий маневр, только чтобы обнаружить, что
враг ускользнул от смертельного удара лишь
потому, что наступающий забыл его сковать!
Тактическая формула: сковывание плюс реша-
ющий маневр — выражается в конечном счете
народной пословицей: «Сперва поймай зайца,
потом будешь его жарить». Принцип, однако,
выглядит проще, чем практика, и не последней
из заслуг Сципиона был его превосходный
расчет фактора времени в выполнении указан-
ной формулы.
Глава 4
БИТВА ПРИ БЕКУЛЕ
Заполучив Новый Карфаген, Сципион за-
хватил стратегическую инициативу, которая
никоим образом не тождественна наступа-
тельным действиям. Атаковать карфагенские
полевые армии, пока ему еще сильно недоста-
вало людей, значило бы отбросить стратеги-
48
ческое преимущество и подставить под удар
все, что он выиграл. С другой стороны, он
держал ключ к любому возможному ходу кар-
фагенян. Если они двинутся отвоевывать Но-
вый Карфаген, при достаточном гарнизоне
неприступный, тем более когда его защитник
имеет господство над морем, то Сципион со
своими главными ударными силами окажется
у них на фланге. Если они двинутся против
него, он будет иметь преимущество выбора
места битвы и, в дополнение к этому, Новый
Карфаген будет угрожать их тылу, ибо господ-
ство на море позволит Сципиону перебросить
силы туда. Если они останутся пассивными и
их бездействие подтвердит этот курс, то они
будут страдать от невыгод, вызванных потерей
базы, запасов и главной линии коммуникаций
с Карфагеном. Ничто бы не устроило Сципи-
она больше, ибо отсрочка военных действий
позволила бы моральному эффекту взятия
Нового Карфагена глубже укорениться в мыс-
лях испанцев и дала бы ему время навербо-
вать свежих союзников и свести на нет чис-
ленный перевес противника.
Результат доказал разумность его расчетов,
ибо в течение следующей зимы Эдекон, Ан-
добал и Мандоний — трое самых могущест-
венных вождей Испании — перешли на его
сторону, и большинство иберийских племен
последовало их примеру. Как справедливо за-
49
мечает Полибий, «те, кто достигает побед, го-
раздо многочисленнее тех, кто использует их к
собственной выгоде», и Сципион более, чем
любой другой великий полководец, кажется,
понял, что плоды победы познаются в следу-
ющие за ней мирные годы — истина, которую
едва ли как следует усвоили даже сегодня, не-
смотря на уроки Версаля.
В результате всего этого Гасдрубал Барка,
столкнувшись с таким изменением соотноше-
ния сил, был вынужден перейти в наступле-
ние. Сципион, укрепив свои позиции, охотно
принял вызов, ибо он давал ему шанс сразить-
ся с одной армией противника, прежде чем к
ней присоединились остальные. Но, твердо
помня о принципе безопасности, он еще более
укрепил свои силы, учитывая возможность,
что придется сражаться более чем с одной ар-
мией. Он приказал вытащить свои корабли на
берег в Тарраконе и добавил их экипажи к ар-
мии. Это было допустимо, поскольку карфа-
генские корабли были выметены с моря, а
Сципион собирался двигаться в глубь страны.
Предусмотренное заранее использование мас-
терских Нового Карфагена дало ему обширные
запасы оружия, чтобы снабдить им моряков.
Пока Гасдрубал еще готовился к походу,
Сципион уже двинулся. На марше с зимних
квартир к нему присоединились Андобал и
Мандоний со своими войсками. Сципион вер-
50
нул вождям их дочерей, которых он, очевидно,
оставил у себя — ввиду ключевой важности их
отцов, — в отличие от других заложников Кар-
тахены. На следующий день он заключил с
вождями договор, существенной частью кото-
рого было то, что они должны были следовать
за римскими командирами и повиноваться их
приказам. Очевидно, Сципион высоко ставил
важность единства командования. Армия Гас-
друбала располагалась в округе Касталон, близ
города Бекула, в верхнем течении Бетиса,
ныне Гвадалквивира. Когда римляне прибли-
зились, Гасдрубал перенес свой лагерь в вос-
хитительную оборонительную позицию — на
маленькое, но высокое плато, достаточно глу-
бокое для целей безопасности и достаточно
широкое для развертывания своих войск, труд-
нодоступное с флангов и с рекой, защища-
ющей тыл. Плато, однако, состояло из двух
ступеней, и на нижней Гасдрубал расставил
свои легковооруженные войска — нумидийс-
ких конников и балеарских пращников, — а на
верхней гряде за ними был поставлен укреп-
ленный лагерь.
На мгновение Сципион замешкался перед
такой сильной позицией, но, не смея медлить
ввиду возможного подхода двух других карфа-
генских армий, он изобрел план. Он послал
своих велитов и других легковооруженных пе-
хотинцев на штурм первой ступени вражеской
51
позиции, и, несмотря на трудный скалистый
подъем, град камней и дротиков, их реши-
мость и опыт в использовании прикрытий по-
зволили им захватить гребень плато. Как толь-
ко плацдарм был обеспечен, их превосходящее
оружие и мастерство в рукопашной дали им
преимущество над карфагенскими бойцами,
обученными использованию метательного ору-
жия при обширном поле для отступления. Так
карфагенские легкие войска были в беспоряд-
ке отброшены назад, на более высокий уступ
плато.
Сципион, который держал остальные войс-
ка наготове, но не выпуская из лагеря, теперь
«послал вперед все свои легкие войска с при-
казом поддержать фронтальную атаку» и, од-
новременно разделив тяжелую пехоту на два
отряда, сам повел одну половину солдат вок-
руг левого фланга вражеской позиции, а Лелия
послал со вторым отрядом вокруг правого
фланга, поручив ему найти хороший подъем на
плато. Благодаря более короткому обходу вои-
ны Сципиона поднялись на плато первыми и
бросились на фланг карфагенян, прежде чем те
успели развернуться, ибо Гасдрубал, полагаясь
на силу своей позиции, не спешил вывести
свои главные силы из лагеря. Не успев пост-
роиться, находясь еще в движении, атакован-
ные карфагеняне смешались, и в разгаре бес-
порядка Лелий, поднявшись на плато, ударил
52
на их правый фланг. Можно отметить, что
Ливий, в противоположность Полибию, гово-
рит, что Сципион вел левое крыло, а Лелий —
правое: расхождение, очевидно, объясняется
тем, оценивается ли позиция с точки зрения
атакующих или обороняющихся.
Полибий говорит, что первоначально Гасд-
рубал в случае поражения намеревался отсту-
пить в Галлию и, набрав там как можно боль-
ше туземных рекрутов, присоединиться к
своему брату Ганнибалу в Италии. Будь то до-
гадка или факт, но, как только Гасдрубал по-
нял, что битва проиграна, он поспешил уб-
раться с плато со своей сокровищницей и
слонами. Собрав по дороге столько беглецов,
сколько смог, он отступил вверх по реке Таг
(Тахо) в направлении Пиренеев. Но предпри-
нятый Сципионом двойной охват, а еще более
его предусмотрительность — ибо он заранее
выслал две когорты, чтобы блокировать две
главные линии отступления, — поймали ос-
новную массу карфагенских войск как в сеть.
Восемь тысяч было перебито, двенадцать ты-
сяч взято в плен. В то время как африканские
пленники были проданы в рабство, Сципион
еще раз показал свою политическую мудрость,
отослав испанских пленников по домам без
выкупа.
Полибий пишет, что «Сципион не думал,
что разумно было бы преследовать Гасдруба-
54
ла, ибо он боялся быть атакованным другими
полководцами», и для военного критика это
звучит убедительно. Было бы глупо забирать-
ся в глубь гористой страны, имея за спиной
две превосходящие по силе вражеские армии,
способные окружить его или отрезать от базы.
Простая постановка этой военной проблемы
уже дает исчерпывающий ответ тем истори-
кам — в основном штатским, — которые ста-
вят Сципиону в вину, что он позволил Гасд-
рубалу покинуть Испанию и двинуться в
Италию в неудачной попытке соединиться с
Ганнибалом. Интересно отметить, что Гасдру-
бал следовал по пути Веллингтона после Вит-
тории, направляясь к северному побережью
Испании, и перешел Пиренеи у нынешнего
Сан-Себастьяна, через западный проход, где
горы понижаются к морю.
Думать, что Сципион, останься он в оборо-
не, мог бы блокировать этот проход, абсурдно,
ибо его база была на восточном побережье.
Либо одна из двух оставшихся карфагенских
армий смогла задержать его, — в то время как
Гасдрубал ускользнул бы через один из много-
численных западных проходов, — либо, если
бы он рискнул предпринять столь дальний
марш через дикую горную страну, он не толь-
ко оставил бы без прикрытия свою базу, но
просто напросился бы на катастрофу. Если бы
не наступление Сципиона и победа при Беку-
55
ле, Гасдрубал мог бы вступить в Галлию со
всеми силами и, следовательно, избежать двух-
летней задержки — столь фатальной для судь-
бы карфагенян, — к которой он был принуж-
ден необходимостью набирать рекрутов и
реорганизовывать армию в Галлии, прежде чем
следовать дальше.
События после Бекулы, как и после Ново-
го Карфагена, содержат два случая, освещаю-
щие характер Сципиона. Первый произошел,
когда испанские союзники, старые и новые,
все приветствовали его как царя. Эдекон и
Андобал сделали это, когда присоединились к
нему на марше, и в тот момент он обратил на
это мало внимания. Но когда титул повторили
все вожди, он принял меры. Созвав их на со-
брание, он «сказал им, что он желал бы, что-
бы его именовали по-царски и вести себя по-
царски, но он не желал быть царем и быть
названным царем кем бы то ни было. Сообщив
это, он велел им именовать себя полководцем»
(Полибий). Ливий, рассказывая об инциденте
своими словами, добавляет: «Даже варвары
чувствовали величие духа, который с такой вы-
соты может презирать титул, который у ос-
тального человечества вызывает благоговение».
Без сомнения, перед нами ярчайший пример
достоинств ума и духа Сципиона: в блеске пер-
вого триумфа юный завоеватель смог сохра-
нить власть над собой и уравновешенность.
56
Только за свой характер, помимо своих дости-
жений, Сципион заслуживает быть названным
величайшим воплощением римских доблестей,
гуманизированных и расширенных греческой
культурой, однако устоявших против ее разла-
гающего влияния.
Второй случай, объясняется ли он единствен-
но душевной чуткостью и проницательностью,
которые особенно отличали Сципиона, или его
дипломатической дальновидностью, которая
сделала этот дар столь неисчислимо ценным для
его родины, столь же показателен. Квестор,
продававший африканских пленников, дошел
до красивого мальчика и, узнав, что он был цар-
ской крови, отправил его к Сципиону. В ответ
на вопросы последнего мальчик рассказал, что
он нумидиец по имени Массива и прибыл в Ис-
панию со своим дядей Масиниссой, который
собрал конное войско, чтобы помогать карфаге-
нянам. Ослушавшись дядю, который счел его
слишком юным для битвы, «он потихоньку взял
коня и оружие и, не известив дядю, отправился
на поле битвы, где при падении коня был сбро-
шен и взят в плен». Сципион спросил его, не
желает ли он вернуться к Масиниссе, и, когда
тот, со слезами радости, ответил утвердительно,
подарил юноше «золотое кольцо, халат с широ-
кой пурпурной каймой, испанский плащ с золо-
той застежкой и полностью снаряженного коня,
а затем отпустил его, приказав конному отряду
57
эскортировать юношу так далеко, как тот поже-
лает».
Сципион вернулся в свой лагерь и провел
остаток лета, извлекая пользу из победы пу-
тем заключения союзов с большинством ис-
панских государств. Мудрость отказа от пре-
следования Гасдрубала видна из факта, что
через несколько дней после битвы при Беку-
ле Гасдрубал, сын Гискона, и Магон прибы-
ли, чтобы соединиться с Гасдрубалом Баркой.
Их появление, слишком запоздавшее, чтобы
избавить последнего от поражения, позволи-
ло им обсудить планы на будущее. Понимая,
что Сципион своей дипломатией и своими
победами завоевал симпатии почти всей Ис-
пании, они решили, что Магон должен пере-
дать свои силы Гасдрубалу Барке и отправить-
ся на Балеарские острова для набора новых
вспомогательных войск; что Гасдрубал Барка
должен двинуться в Галлию возможно скорее,
пока оставшиеся у него испанские войска не
разбежались, а затем идти в Италию; что Гас-
друбал, сын Гискона, должен удалиться в са-
мую отдаленную часть Лузитании, близ Гаде-
са — нынешнего Кадиса, — ибо только там
карфагеняне могли надеяться на испанскую
помощь. Наконец, Масинисса, с отрядом в
три тысячи конницы, должен был, беспрерыв-
но маневрируя, грабить и разорять земли
римлян и их испанских союзников.
58
Хронологию в эти годы трудно определить,
но победа при Бекуле, по-видимому, была
одержана в 208 г. до н. э. В следующем году
власть Сципиона над страной подверглась но-
вой угрозе. Новый полководец Ганнон прибыл
из Карфагена со свежей армией, чтобы заме-
нить Гасдрубала Барку. Магон также вернулся
с Балеарских островов и, вооружив туземных
наемников Кельтиберии, которая включала ча-
сти нынешних Арагона и Старой Кастилии,
соединился с Ганноном. Опасность грозила не
только с одного направления, ибо Гасдрубал,
сын Гискона, двигался из Гадеса в Бетику (Ан-
далусия). Если бы Сципион двинулся в глубь
страны против Ганнона и Магона, он мог уви-
деть Гасдрубала у себя в тылу. Поэтому он от-
рядил своего лейтенанта Силана с десятью
тысячами пехоты и пятью сотнями конницы,
чтобы атаковать первую армию, в то время как
сам он, очевидно, наблюдал за Гасдрубалом и
сдерживал его.
Силан, несмотря на труднопроходимые
ущелья и густые леса, двигался настолько стре-
мительно, что напал на карфагенян, опередив
не только вестников, но даже слухи о своем
приходе. Преимущество внезапности уравно-
весило недостаточность его сил, и, напав спер-
ва на кельтиберский лагерь, где не было дол-
жной охраны, он разгромил кельтиберов,
прежде чем карфагеняне пришли им на по-
59
мощь. Магон бежал с поля боя почти со всей
конницей и почти двумя тысячами пехоты, как
только исход боя сделался ясным. Он отступил
в окрестности Гадеса. Но Ганнон и те из кар-
фагенян, которые прибыли на поле битвы,
когда исход ее был уже решен, были взяты в
плен, а кельтиберские наемники были рассея-
ны так основательно, что опасность, что дру-
гие племена последуют их примеру и присое-
динятся к карфагенянам, была подавлена в
зародыше.
Характерно для Сципиона то, что он не знал
пределов в похвалах Силану. Обеспечив безо-
пасность своего фланга при движении на юг, он
выступил против Гасдрубала, и этот последний
не только отступил с неприличной поспешнос-
тью, но, чтобы его объединенная армия не при-
влекала внимания Сципиона, разделил ее на
мелкие гарнизоны, разослав их по различным
укрепленным городкам.
Сципион, видя, что противник перешел к
пассивной обороне, решил, что не имеет смыс-
ла вести серию мелких осад, в которых, вероят-
но, его собственные силы истощились бы без
соразмерной выгоды. Однако он послал своего
брата Луция штурмовать город Оринкс, кото-
рый служил Гасдрубалу стратегическим опор-
ным пунктом для налетов на лежащие внутри
страны княжества. Луций успешно выполнил
задачу, а Сципион дал новый пример своего ха-
60
рактера, осыпав Луция высочайшими похвала-
ми и представив взятие Оринкса как равное по
важности своей собственной победе при Новом
Карфагене. Поскольку приближалась зима, он
отвел свои легионы на зимние квартиры и по-
слал своего брата с Ганноном и другими выда-
ющимися пленниками в Рим.
Глава 5
БИТВА ПРИ ИЛИПЕ
Весной 206 г. до н. э. карфагеняне предпри-
няли свою последнюю великую попытку. Гас-
друбал, поощряемый Магоном, братом Ганни-
бала, собрал и вооружил свежих рекрутов и с
армией в 70 тыс. пехоты, 4 тыс. конницы и с
32 слонами двинулся к северу от Илипы (или
Сильпии), которая стояла недалеко от того ме-
ста, где теперь находится Севилья. Сципион
двинулся из Тарракона к югу, навстречу кар-
фагенянам, набрав вспомогательные войска в
Бекуле по пути. Когда он приблизился к Бе-
тису и получил более полные сведения о про-
тивнике, он оценил серьезность проблемы. Он
понял, что с одними римскими легионами он
не сможет противостоять такой большой вра-
жеской армии, однако использовать большую
долю союзников и положиться на их поддер-
жку означало риск разделить судьбу собствен-
61
ного отца и дяди, падение которых было выз-
вано внезапным дезертирством союзников.
Поэтому он решил использовать их с целью
произвести впечатление на врага и обмануть
его демонстрацией силы, оставив главную роль
в бою собственным легионам. Он осознал, как
Веллингтон две тысячи лет спустя, что мудрее
не полагаться на верность и помощь испанс-
ких союзников. Французы в Марокко подтвер-
дили это снова.
Подойдя к Илипе со всеми силами, римски-
ми и союзными, состоявшими из 45 тыс. пе-
хоты и 3 тыс. конницы, Сципион оказался в
виду карфагенских войск и разбил укреплен-
ный лагерь на низких холмах напротив них.
Стоит отметить, что его наступление шло по
линии, которая, в случае победы, должна была
отрезать карфагенян от ближайшей дороги в
Гадес, идущей вдоль южного берега реки Бе-
тис (Гвадалквивира).
Магон, думая, что получил благоприятный
шанс для внезапного дезорганизующего удара,
взял большую часть своей конницы и Маси-
ниссу с его нумидийцами и атаковал солдат,
занятых разбивкой лагеря. Но Сципион, вдох-
новляемый, как обычно, принципом безопас-
ности, предвидел такую возможность и поста-
вил свою собственную кавалерию наготове в
укрытии за холмом. Они ударили во фланг
авангарду карфагенской конницы и отброси-
62
ли его в беспорядке. Хотя задние ряды, стре-
мясь вперед, чтобы подкрепить атаку, на вре-
мя восстановили баланс, схватка была реше-
на подходом большого отряда легионеров из
римского лагеря. Вначале карфагеняне отсту-
пали в порядке, но, поскольку преследование
велось со всей энергией, они смешали строй
и бежали под прикрытие собственного лагеря.
Успех дал Сципиону начальное моральное
преимущество.
Два лагеря смотрели друг на друга через до-
лину, образованную двумя низкими грядами
холмов. Несколько дней подряд Гасдрубал вы-
водил свою армию из лагеря и предлагал битву.
И каждый день Сципион выжидал, пока карфа-
геняне выйдут из лагеря, чтобы последовать их
примеру. Ни одна из сторон, однако, не начина-
ла атаку, и к закату обе армии, устав от стояния
на месте, возвращались в свои лагеря — карфа-
геняне всегда первыми. Ввиду результата нельзя
сомневаться, что задержка со стороны Сципио-
на имела скрытый мотив. Также в каждом слу-
чае’легионы ставились в центре римского строя,
против карфагенских и африканских регуляр-
ных полков, с испанскими союзниками на кры-
льях обеих армий. В лагерях болтали, что такой
боевой порядок был установлен навсегда, и
Сципион выжидал, пока эти слухи укоренятся.
Затем он начал действовать. Он заметил, что
карфагеняне с каждым днем выдвигались из
63
лагеря все позже и позже, и сам он умышлен-
но задерживался еще позже, чтобы противник
привык к этому. Поздно вечером он разослал
по лагерю приказы, требующие, чтобы солда-
ты были накормлены и вооружены еще перед
рассветом, а конница имела лошадей уже под
седлом. Затем, едва начался рассвет, он послал
конницу и легковооруженные части в атаку на
передовые посты врага и сам двинулся за ними
во главе легионов. Это было первым сюрпри-
зом, и в результате его карфагеняне, разбужен-
ные от сладкого предрассветного сна атакой
конницы и легких частей, должны были воо-
ружаться и двигаться в бой голодными. Далее,
у Гасдрубала уже не было времени изменить
обычную диспозицию, если эта идея и пришла
ему в голову. Ибо вторым сюрпризом оказа-
лось то, что Сципион перестроил свои войска
в обратном боевом порядке, поставив испан-
цев в центре и легионы на флангах,
Римская пехота несколько часов не делала
попыток к наступлению. Причиной был план
Сципиона дать своим голодным противникам
время почувствовать эффект потерянного зав-
трака. Он не рисковал потерять преимущества
второго сюрприза, ибо раз построенные в бо-
евой порядок карфагеняне не смели перестра-
иваться перед лицом бдительного и готового к
атаке врага. Схватки между конниками и лег-
ковооруженными воинами не давали реши-
64
тельных результатов — каждая из сторон, под-
вергшись сильному натиску, была способна
укрыться за рядами собственной пехоты. Ког-
да Сципион решил, что время созрело, он про-
трубил отступление и пропустил своих заст-
рельщиков назад через промежутки между
когортами. Затем он поместил их в резерве по-
зади каждого крыла, велитов позади тяжелой
пехоты, а конницу позади велитов.
Было около седьмого часа, когда Сципион
приказал своему испанскому центру двинуться
вперед, но очень медленным шагом. Прибли-
зившись к врагу на восемьсот ярдов, Сципион с
правым крылом повернул направо и повел ко-
горты колонной наискось. Перед этим он по-
слал вестника к Силану и Марцию, приказывая
левому крылу повторить маневр. Стремительно
двигаясь вперед и оставляя медленно двигав-
шийся центр далеко позади, римские пехотные
когорты последовательно разворачивались в ли-
нию, приблизились к врагу и бросились прямо
на его фланги, которые, не будь этого маневра,
охватили бы их. В то время как тяжелая пехота
давила на фланги врага с фронта, конница и
велиты, следуя приказам, развернулись вовне и,
обойдя неприятельские ряды, взяли их под про-
дольный обстрел. Этот сходящийся удар по обо-
им флангам — достаточно губительный, ибо за-
ставлял обороняющихся противостоять атаке с
двух направлений одновременно, — стал еще
65
более решающим, потому что пришелся на не-
регулярные испанские войска. В дополнение ко
всем неприятностям Гасдрубала фланговая ата-
ка конницы на его слонов бросила их, обезумев-
ших от испуга, на карфагенский центр, распро-
страняя беспорядок.
Все это время карфагенский центр беспо-
мощно стоял в бездействии, неспособный по-
мочь своим флангам из страха перед атакой
испанцев Сципиона, которые угрожали ею, не
подходя, однако, достаточно близко, чтобы за-
вязать схватку. Расчет Сципиона позволил ему
сковать вражеский центр с минимальным рас-
ходом сил и так достичь максимальной кон-
центрации собственных сил для решающего
двойного маневра.
Фланги Гасдрубала были разгромлены, и
центр, утомленный голодом и усталостью, на-
чал отступать, поначалу сохраняя боевой поря-
док. Но постепенно, под неустанным давлени-
ем, карфагеняне сломали ряды и побежали в
укрепленный лагерь. Сильный ливень, превра-
тивший почву под ногами солдат в грязь, дал
им временную передышку и помешал штурму-
ющим римлянам ворваться в лагерь на их пле-
чах. В течение ночи Гасдрубал эвакуировал
лагерь, но, поскольку стратегическое движение
Сципиона позволило римлянам перерезать
путь к отступлению на Гадес, ему пришлось
отступать вдоль западного берега реки к Ат-
66
/ЛАГЕРЬ^
ГАСДРУБАЛА
и нН"
БИТВА ПРИ ИЛИПЕ
МАНЕВР СЦИПИОНА
РИМСКАЯ ПЕХОТА
БЕЛИТЬ! «тип
ИСПАНСКИЕ СОЮЗНИКИ .
СЦИПИОНА ВПИВ
КАРФАГЕНЯНЕ
СЛОНЫ ШЛА
лантическому океану. Почти все испанские
союзники его бросили.
Очевидно, легковооруженные войска Сципи-
она не забыли о своей обязанности не терять
контакта с врагом, ибо прямо на рассвете он
получил известие о бегстве Гасдрубала. Сципи-
он сразу же последовал за ним, выслав конницу
вперед. Преследование было таким быстрым,
что, несмотря на ошибку проводников (пытав-
шихся, сократив путь, перерезать новую линию
отступления Гасдрубала), конница и велиты на-
стигли его. Постоянно беспокоя отступавших
карфагенян атаками с флангов и тыла, они вы-
нудили их так часто останавливаться, что леги-
оны смогли догнать их. После этого завязалось
не сражение, но бойня — карфагенян убивали,
как скот. Только Гасдрубал с шестью тысячами
кое-как вооруженных людей сумел уйти в сосед-
ние холмы. Это было все, что осталось от семи-
десяти с лишним »тысяч, сражавшихся при
Илипе. Карфагеняне поспешно укрепились на
самом высоком холме, но, хотя его неприступ-
ность не допускала штурма, недостаток продо-
вольствия питал постоянный поток дезертиров.
Наконец Гасдрубал ночью бросил своих воинов
и, достигнув близкого моря, бежал на корабле в
Гадес. Магон вскоре последовал за ним.
Сципион оставил Силана с отрядом ждать
неизбежной сдачи карфагенского лагеря и вер-
нулся в Тарракон.
68
Военная история не знает более классичес-
кого примера полководческого искусства, чем
битва при Илипе. Редко такая полная победа
была одержана более слабым войском над бо-
лее сильным, причем этот результат был дос-
тигнут совершенным применением принципов
внезапности и концентрации сил. В сущности,
это пример на все времена. Каким грубым ка-
жется знаменитый приказ Фридриха об обход-
ном маневре рядом с двойным обходом и
окружением, предпринятыми Сципионом, со-
здавшим сокрушительную концентрацию силь-
ных войск над слабыми, — в то время, как
вражеский центр пребывал надежно скован-
ным! Сципион не оставил врагу шанса пере-
строить фронт, что так дорого обошлось
Фридриху при Колине. Сколь ни мастерскими
были боевые тактические приемы Сципиона,
быть может, еще более замечательными были
решительность и быстрота использования до-
стигнутых ими успехов, которые не имели па-
раллелей в военной истории, пока Наполеон
не развил преследование как жизненно важ-
ную составную часть битвы и один из высших
критериев полководческого искусства. Ни
один начальник конницы не мог бы упрекнуть
Сципиона в том, в чем Магарбал, справедли-
во или нет, упрекнул Ганнибала: «Ты и вправ-
ду знаешь, как завоевать победу, Ганнибал, но
ты не знаешь, как ее использовать!»
69
Но Сципион, в котором идея стратегичес-
кого использования победы казалась столь же
врожденной, как тактическое мастерство, не
собирался почивать на лаврах. Уже тогда он
смотрел в будущее, направляя свои взоры к
Африке. Он видел, что как Новый Карфаген
был ключом к ситуации в Испании, как Ис-
пания была ключом к ситуации в Италии, так
Африка была ключом ко всей великой борь-
бе. Удар в Африке — и он не только освобо-
дит Италию от постоянного угрожающего
присутствия Ганнибала (угрозы, которую он
уже частично парализовал, лишив Ганнибала
подкреплений), но подорвет фундамент кар-
фагенской мощи, и вся гигантская крепость
рассыплется в прах.
На поздравления своих друзей, которые уго-
варивали его отдохнуть от трудов, он ответил,
что «его больше всего занимает мысль о том,
как бы начать войну против карфагенян; ибо
до сих пор воевали карфагеняне против рим-
лян, теперь судьба позволяет римлянам идти
войной на карфагенян».
Хотя еще должно было пройти время, преж-
де чем он мог убедить римский сенат в пра-
вильности этой стратегии, он начал готовить
почву. Масинисса после поражения при Или-
пе перешел на сторону римлян и был отправ-
лен в Африку побуждать нумидийцев последо-
вать своему примеру. Далее Сципион отправил
70
Лелия с посольством, чтобы прощупать Сифа-
ка, царя массесилиев, царство которого охва-
тывало большую часть современного Алжира.
Сифак, выразив готовность порвать с Карфа-
геном, отказался, однако, заключать любой до-
говор с кем-либо, кроме самого Сципиона
лично.
Хотя Сифак обещал ему защиту, опасность
такой поездки была громадной. Дипломатичес-
кие привилегии находились тогда в зачаточном-
состоянии, посол подвергался немалому риску
и нередко встречал судьбу, от которой ледене-
ют и самые стойкие сердца. Насколько же
больше был риск, когда послом был победо-
носный вождь Рима, человек, само существо-
вание которого было растущей угрозой Карфа-
гену и его союзникам и которого просили
теперь доверить себя, вдали от своей армии,
заботам сомнительного нейтрала! Однако Сци-
пион, сопоставив этот риск с возможным вы-
игрышем, взял его на себя, рассудив, что при-
влечение на свою сторону Сифака было
существенным шагом к дальнейшему развитию
его политики. Сделав необходимые распоряже-
ния по обороне Испании, он отплыл из Ново-
го Карфагена на двух кораблях. Риск, как ока-
залось, был даже больше, чем он рассчитывал.
В сущности, могло случиться, что вся история
Древнего мира изменилась бы из-за дуновения
ветра. Ибо он прибыл в гавань сразу после
71
Гасдрубала, который, будучи изгнан из Испа-
нии, бросил здесь якорь на пути в Карфаген.
Гасдрубал имел с собой семь кораблей и, уви-
дев на подходе явно римские суда, поспешно
приказал готовить к выходу свои корабли и
поднимать якоря, чтобы перехватить римские
суда перед заходом в нейтральную гавань. Но
свежий бриз помог римлянам войти в гавань,
прежде чем Гасдрубал мог отплыть, а раз Сци-
пион оказался в гавани, карфагеняне не по-
смели напасть.
Оба полководца, Гасдрубал и Сципион, ис-
кали аудиенции у Сифака, весьма польщенно-
го таким признанием собственной важности.
Он просил их обоих быть его гостями, и, пос-
ле некоторой задержки, они отбросили свои
предрассудки и встретились за столом Сифа-
ка. В такой деликатной ситуации личный
шарм и дипломатическая одаренность Сципи-
она сыграли решающую роль. Не только Си-
фак, но даже Гасдрубал поддался его обаянию.
Карфагенянин открыто признал, что Сципион
«показался ему еще более достойным восхище-
ния в личной беседе, чем на поле брани, и что
он не имел сомнений, что Сифак и его царство
уже находятся в распоряжении римлян; тако-
ва была способность, которой владел этот че-
ловек, располагая к себе других». Гасдрубал
оказался пророком, ибо Сципион отплыл на-
зад с утвержденным договором.
72
Глава 6
ПОКОРЕНИЕ ИСПАНИИ
Сципион подготовил почву и посеял семе-
на своей африканской кампании. Время по-
жинать плоды, однако, еще не настало. Вна-
чале он должен был закончить покорение
Испании и наказать те племена, которые пре-
дали Рим в час кризиса на полуострове после
смерти старших Сципионов. Их наследник
был слишком ловким дипломатом, чтобы об-
наружить силу своей руки тогда, когда чаши
весов еще колебались в равновесии, — но те-
перь, когда мощь Карфагена была, наконец,
сломлена, для будущей безопасности римской
власти было принципиально важно, чтобы
такое предательство не обошлось без возмез-
дия. Двумя главными очагами измены были
Илитургис и Кастулон, города неподалеку от
поля битвы при Бекуле, в верхнем течении
Бетиса. Послав треть своих сил под командой
Марция против Кастулона, Сципион с осталь-
ным войском двинулся на Илитургис.
Нечистая совесть — бдительный часовой, и
Сципион обнаружил по прибытии, что Или-
тургис принял все меры к обороне, не ожидая
объявления враждебных действий. Он пригото-
вился к штурму, разделив войско на две час-
ти, отдав одну под команду Лелия, с тем чтобы
«атаковать город в двух местах одновременно,
73
так подняв тревогу в двух кварталах сразу»
(Ливий). Здесь снова интересно отметить, как
последовательно Сципион выполняет сходя-
щийся удар — его войско разделено на само-
стоятельно маневрирующие отряды, чтобы
поразить внезапностью вражескую оборону, но
оба отряда стремятся к единой цели. Как силь-
но его понимание этого принципа, сущност-
ной формулы боевой тактики, контрастирует с
редкостью его применения в древних войнах —
да и в современных, ибо как часто планы ко-
мандиров разбиваются либо о Сциллу несогла-
сованных целей, либо о Харибду ложной или
«сковывающей» атаки, предназначенной для
отвлечения внимания и резервов врага от глав-
ного удара!
Составив план, Сципион — понимая, что
солдаты, естественно, выкажут меньше рвения
в борьбе против простых бунтовщиков, — по-
старался стимулировать их решимость, играя
на их чувствах к преданным товарищам. Он
напомнил, что спасительная месть должна за-
ставить их драться еще яростнее, чем они дра-
лись с карфагенянами. «Ибо с последними
битва шла за власть и славу, почти без озлоб-
ления, в то время как теперь они должны на-
казать вероломство и жестокость». Такой вы-
зов был необходим, ибо воины Илитургиса,
сражаясь с мужеством отчаяния, с надеждой
лишь продать свои жизни возможно дороже,
74
отбивали приступ за приступом. По причи-
нам, которые Сципион, очевидно, предвидел,
его победоносная армия «показала недостаток
решимости, не слишком для нее почетный».
При этом кризисе Сципион, как Наполеон на
мосту при Лоди, не колеблясь поставил на
кон собственную жизнь. «Считая своим дол-
гом лично вступить в дело и разделить опас-
ность, он упрекнул своих солдат в трусости и
приказал снова принести штурмовые лестни-
цы, угрожая сам подняться на стену, ибо ос-
тальные колебались». «Он уже приблизился к
стенам, подвергаясь немалой опасности, ког-
да солдаты со всех сторон подняли крик,
встревоженные опасностью, которой подвер-
гался их вождь, и штурмовые лестницы были
подняты в нескольких местах сразу». Этот
свежий импульс, совпавший с натиском сол-
дат Лелия, повернул ход битвы, и стены были
захвачены. В возникшем замешательстве ци-
тадель также пала перед атакой с той сторо-
ны, где она считалась неприступной.
Предательство Илитургиса было затем отом-
щено самым суровым образом, чтобы послу-
жить предметным уроком возмездия. Жители
были преданы мечу, и сам город сровняли с
землей. Здесь, очевидно, Сципион не делал
попыток сдерживать ярость солдат — хотя, как
он показал на другой день после Замы, он
умел проявить несравненное милосердие по
75
отношению к открытому врагу. Во всех своих
действиях он явно предвидел будущее, и, даже
дозволяя уничтожение Илитургиса, он имел в
виду определенную цель. Ибо новости об Или-
тургисе так потрясли защитников Кастулона —
крепости еще более внушительной благодаря
тому, что гарнизон был усилен остатками кар-
фагенских войск, что испанский командую-
щий, бросив своих союзников, втайне капиту-
лировал. Так как моральная цель разгрома
Илитургиса была достигнута, Кастулон отде-
лался гораздо легче.
Затем, послав Марция очистить несколько
оставшихся гнезд сопротивления, Сципион вер-
нулся в Новый Карфаген, чтобы воздать жертвы
богам и устроить гладиаторские игры в память
своего отца и дяди. Игры заслуживают упомина-
ния, ибо благодаря случаю — либо, что более
вероятно, вкусам Сципиона — игры отличались
по характеру от обычных. Вместо рабов или
пленников, осужденных сражаться «на римском
празднике», все бойцы были добровольцами и
сражались без платы. То были либо избранные
представители племен, либо солдаты, желавшие
показать свое мужество в честь своего полковод-
ца или из желания славы. Не все они были низ-
кого происхождения — участвовало и несколько
выдающихся мужей, так что игры в Новом Кар-
фагене могут считаться рождением средневеко-
вого турнира. Некоторые также решали на арене
76
личные споры, предвосхищая еще более по-
здний обычай — дуэль.
Вскоре после этого из Гадеса в Новый Кар-
фаген явились дезертиры, предлагая предать в
руки Сципиона этот последний оплот власти
карфагенян в Испании, где Магон собирал ко-
рабли, воинские части, бежавшие из отдален-
ных гарнизонов, и союзников с африканского
берега за проливом. Сципион не упустил воз-
можности и сразу же отправил Марция «с лег-
кими когортами» и Лелия «с восемью корабля-
ми, чтобы они могли действовать согласно с
моря и с суши». От Нового Карфагена до Га-
деса полных четыреста миль. Отправка одних
легких войск для маневра такой дальности —
а это само по себе веха в развитии военного
дела — предполагает, что Сципион учитывал
не только фактор времени, но также преиму-
щества высокомобильного ударного отряда в
ситуациях, где быстрота была решающим фак-
тором в использовании предоставившейся воз-
можности.
Вероятно также, что он намеревался следо-
вать за Марцием с легионами, но все его планы
были расстроены тяжелой болезнью, уложив-
шей его в постель. Преувеличенные сплетнями,
слухи о его смерти вскоре распространились по
стране, вызвав такие потрясения, что «и союз-
ники перестали соблюдать верность, и армия —
свой долг».
77
Андобал и Мандоний, недовольные тем, что
после изгнания карфагенян римляне не ушли
и не оставили им отвоеванное, подняли знамя
восстания и начали грабить земли племен, ос-
тавшихся верными союзу с римлянами. Как
часто бывает в истории, исчезновение угнета-
теля вызвало у угнетенных острую неприязнь
к их защитникам. Андобал и Мандоний были
предшественниками американских колонистов
и современных египтян. Нет бремени столь бо-
лезненного, как бремя благодарности.
Но угрожающее положение стало еще ост-
рее ввиду мятежа римских войск, стоявших ла-
герем близ реки Сукрон (совр. Хукар), на
полпути по коммуникационной линии между
Новым Карфагеном и Тарраконом. Войска,
охраняющие линию коммуникаций, всегда
наименее надежны и наиболее склонны к не-
довольству и мятежу — это трюизм. Безделье,
отсутствие добычи усугублялись невыплатой
жалованья, которое сильно запоздало. Начав с
простого неисполнения приказов и пренебре-
жения воинским долгом, солдаты вскоре пере-
шли к открытому мятежу и, выгнав трибунов
из лагеря, поставили командирами двух рядо-
вых солдат, Альбия и Атрия, главных зачин-
щиков бунта.
Мятежники рассчитывали, что в обстанов-
ке общего замешательства, вызванного смер-
тью Сципиона, они смогут грабить и вымогать
78
дань по собственному желанию и что это ос-
танется по большей части незамеченным. Но
когда слух о смерти Сципиона был опроверг-
нут, брожение если не угасло, то значительно
понизилось. В таком подавленном состоянии
духа мятежники встретили семерых трибунов,
посланных к ним Сципионом. Эти последние —
очевидно следуя инструкциям — подошли к
делу мягко, расспрашивая солдат об их жало-
бах, вместо того чтобы укорять их, и говоря с
отдельными группами, вместо того чтобы об-
ратиться к общему собранию, где дух толпы
заглушает голос разума.
Полибий (и Ливий, явно вслед за ним) рас-
сказывают нам, что Сципион, опытный в делах
военных, но не в обращении с бунтовщиками,
испытывал серьезную тревогу и замешательство.
Если это было так, его действия этого не пока-
зывают. Для новичка, да и для опытного коман-
дира, его действия в данной ситуации кажутся
шедевром рассудительности, такта и решимос-
ти. Он послал сборщиков, чтобы собрать взно-
сы, наложенные на различные города для содер-
жания армии, и позаботился дать знать, что
деньги пойдут на погашение задолженности
солдатам. Затем он опубликовал прокламацию,
что солдаты, чтобы получить жалованье, долж-
ны прийти в Новый Карфаген — все вместе или
отдельными группами, как они желают. В то же
время он приказал армии в Новом Карфагене
79
готовиться к маршу против Андобала и Мандо-
ния. Эти вожди, кстати, услышав, что Сципион
несомненно жив, убрались в пределы собствен-
ных границ. Таким образом, мятежники, с од-
ной стороны, оказались лишенными потенци-
альных союзников, а с другой — набрались
смелости двинуться в Новый Карфаген, привле-
каемые перспективой получения платы и, еще
более, уходом армии. Они оказались, однако,
достаточно осторожны, чтобы выступить все
вместе.
Семеро трибунов, которые расспрашивали
их о жалобах, были посланы им навстречу с
секретными инструкциями выявить вожаков и
пригласить их к себе на обед. Мятежники
прибыли в Новый Карфаген на закате и при-
ободрились при виде армии, готовящейся к
маршу. Прием также усыпил их подозрения;
их приветствовали так, как будто они прибы-
ли как раз вовремя, чтобы сменить уходящие
войска. На рассвете войска действительно
выступили, согласно приказам, но у ворот
были остановлены и сложили вещи. Затем
охранники мгновенно получили приказ пере-
крыть все выходы из лагеря, а остальные вой-
ска — окружить мятежников. Последние тем
временем были созваны на общее собрание и
охотно повиновались приказу, ибо думали,
что и лагерь, и сам полководец уже у них в
руках.
80
Первый шок они пережили, когда увидели
своего полководца полным здоровья и сил, а
вовсе не больного, как они ожидали. Второй
удар пал на них, когда, после неприятного
молчания, он обратился к ним со словами,
странным образом не соответствующими
опасности его положения. Ливий приводит
речь слово в слово и полностью, и в его из-
ложении она кажется шедевром ораторского
искусства и стиля. У Полибия она короткая и
блестящая, более естественная по тону, и
предваряется замечанием, что Сципион «на-
чал говорить примерно следующее». Любитель
литературных красот предпочтет версию Ли-
вия; но историк, взвесив время и обстоятель-
ства, предпочтет версию Полибия, хотя она
передает скорее общий смысл, чем подлинные
слова Сципиона.
Несмотря на эти сомнения, при начале речи
мы будем цитировать Ливия, ибо оно так крас-
норечиво, и вполне возможно, что такое нача-
ло могло быть записано точно. Заявив, что он
не знает, как к ним обращаться, Сципион про-
должил: «Могу ли я назвать вас соотечествен-
никами — вас, которые восстали против свое-
го отечества? Или солдатами — вас, которые
отвергли командование и власть вашего полко-
водца и нарушили вашу торжественную прися-
гу? Могу ли я назвать вас врагами? Я узнаю
людей, лица, одежду и осанку товарищей и со-
81
отечественников, но я вижу действия, слова и
намерения врагов. Чего вы желали и на что на-
деялись, как не на то же, что илитурги и ла-
цетаны?» Далее он выражает удивление перед
теми жалобами и ожиданиями, которые толк-
нули их на восстание. Если это были просто
жалобы на задержку жалованья, причиненную
его болезнью, то разве такие действия — ста-
вящие под угрозу отечество — оправданны,
особенно если учесть, что им всегда платили
сполна, как только он принял командование?
«Наемников действительно иногда можно про-
стить за восстание против нанимателей, но нет
прощения тем, кто сражался за самих себя, за
своих жен и детей. Это как если бы человек,
которого подвел в денежных делах его отец,
взялся за оружие и убил того, кто дал ему
жизнь» (Полибий). Если причина не просто в
жалобах, тогда не в том ли дело, что они на-
деялись на большую выгоду и грабежи, перей-
дя на службу к врагу? Если так, кто стал бы их
возможными союзниками? Такие люди, как
Андобал и Мандоний, — прекрасная вещь до-
вериться таким многократным перебежчикам!
Затем Сципион обливает презрением вожаков,
которых они выбрали, невежественных и низ-
корожденных, пародируя их имена, Атрий и
Альбий — Чернуха и Белуха, — тем самым об-
ращаясь к чувству смешного и к суевериям
своих слушателей. Он воскрешает мрачную па-
82
мять о легионе, который поднял бунт в Регии
и за это был обезглавлен весь, до последнего
человека. Но даже эти люди отдались под
команду военного трибуна. А какую надежду
на успех бунта могли питать они? Даже если
бы слух о его смерти был верным, неужели они
воображали, что такие испытанные вожди, как
Силан, Лелий или его собственный брат, не
смогли бы отомстить за оскорбление Риму?
Когда он потряс их уверенность в себе и
возбудил их страхи такими красноречивыми
аргументами, он вымостил дорогу к тому, что-
бы оторвать их от зачинщиков и вновь завое-
вать их преданность. Сменив жесткий тон на
мягкую речь, он продолжает: «Я буду ходатай-
ствовать о вашем оправдании перед Римом и
перед самим собой, используя довод, повсюду
признанный среди людей, — что любые толпы
легко сбить с пути и подвигнуть на крайнос-
ти, так что множество людей всегда готово из-
мениться, как море. Ибо как море по своей
собственной природе спокойно и безвредно
для путешественников, однако, будучи возбуж-
денным ветрами, принимает тот же бурный ха-
рактер, как ветер, — так и множество людей
всегда принимает тот же характер, какой име-
ют его вожди и советники». В версии Ливия
Сципион проводит также искусное сравнение
с намерением тронуть их сердца: он сравнива-
ет собственную недавнюю телесную болезнь с
83
их душевной болезнью. «Поэтому я в настоя-
щем случае... согласен помириться с вами и
даровать вам амнистию. Но с зачинщиками,
виновными в бунте, мы отказываемся поми-
риться и решили наказать их за их преступле-
ния...»
Когда он кончил говорить, верные войска,
окружившие собрание, ударили мечами о
щиты, чтобы вселить ужас в мятежников. Раз-
дался голос глашатая, называющий по именам
осужденных агитаторов; преступников ввели
обнаженными и связанными в середину со-
брания и тут же казнили на виду у всех. Это
был продуманный и рассчитанный по време-
ни план: мятежники были слишком устраше-
ны, чтобы поднять руку или голос протеста в
защиту прежних вожаков. По исполнении на-
казания масса солдат получила уверения в
прощении и приняла новую присягу вернос-
ти трибунам. Характерно для Сципиона, что
каждый солдат сполна получал свое жалова-
нье, как только называл имя.
Мастерский выход из тяжелой и грозной
ситуации сильно напоминает методы Петена
при усмирении мятежей 1917 г. — не изучал ли
великий француз, случайно, историю мятежа
на Сукроне? — не только сочетанием суровос-
ти к зачинщикам со справедливым удовлетво-
рением жалоб, но и восстановлением мораль-
ного здоровья воинских частей с наименьшим
84
возможным использованием меча. То была
поистине экономия сил, ибо восемь тысяч
мятежников сделались не просто ненадежным
подкреплением, из трусости подчиняющимся
приказам, но лояльными сторонниками.
Однако подавление мятежа было только пер-
вым шагом к выправлению ситуации, созданной
болезнью Сципиона. Экспедиция против Гаде-
са окончилась неудачей — прежде всего потому,
что заговор был раскрыт карфагенским коман-
дующим, а заговорщики арестованы. Хотя Ле-
лий и Марций добились успехов местного зна-
чения, Гадес они застали готовым к обороне и,
вынужденные оставить свой план, возвратились
в Новый Карфаген.
Там Сципион уже был готов выступить про-
тив испанских мятежников. В десять дней он
достиг Ибера (Эбро), пройдя полных триста
миль, и четыре дня спустя разбил свой лагерь
в виду врага. Между двумя лагерями лежала
долина круглой формы, и в нее Сципион при-
казал загнать скот под охраной легковоору-
женных солдат, чтобы «возбудить в варварах
жадность». За отрогом горы он спрятал Лелия
с конницей. Рыбка клюнула, и, пока застрель-
щики весело дрались между собой, Лелий вы-
ехал из укрытия. Часть его конницы ударила
на испанцев с фронта, другая часть, проскакав
вокруг подножия холма, отрезала их от лагеря.
Поражение настолько разъярило испанцев, что
85
на следующее же утро, на рассвете, испанская
армия вышла из лагеря, предлагая битву.
Это полностью устраивало Сципиона, ибо
долина была настолько узкой, что испанцы
своим предложением осудили себя на руко-
пашную схватку в тесном строю и на ровной
поверхности, где особое мастерство римлян в
рукопашном бою давало им начальное преиму-
щество перед войсками, более привычными к
сражениям в горах и на большей дистанции.
Более того, чтобы найти место для своей кон-
ницы, испанцам пришлось оставить третью
часть своей пехоты вне поля битвы, поставив
ее на склоне в своем тылу.
Сципион увидел в этой ситуации возмож-
ность свежей тактической уловки. Долина была
такой узкой, что испанцы не смогли разместить
свою конницу на флангах пехотной линии, ко-
торая заняла все пространство. Увидев это, Сци-
пион понял, что его собственные пехотные
фланги оказались в безопасности автоматичес-
ки, и, соответственно, послал Лелия с конницей
вокруг холмов широким круговым маневром.
Затем, всегда помня о жизненной важности обе-
зопасить этот маневр энергичной сковывающей
атакой, он сам повел в долину свою пехоту с
четырьмя когортами по фронту — наибольшим
числом, которое он мог эффективно развернуть
в узкой долине. Как он и хотел, эта атака заня-
ла все внимание испанцев и помешала им заме-
86
тить кавалерийский маневр, пока удар не пал и
они не услышали в своем тылу шум конной ата-
ки. Таким образом, испанцы были принуждены
вести два отдельных сражения, причем ни их
конница не была в состоянии помочь пехоте, ни
пехота коннице — и та и другая были обречены
слушать деморализующий шум атаки с тыла, так
что каждая атака оказывала моральное давление
на другую группу обороняющихся.
Стиснутая в долине и атакуемая опытными
в рукопашной бойцами, глубокий строй кото-
рых давал им преимущество в чередовании
ударов, испанская пехота была разрезана на
части. Затем испанская конница — окружен-
ная, страдающая под давлением беглецов,
прямой атаки римской пехоты с фронта и
римской кавалерии с тыла, неспособная ис-
пользовать свою мобильность и принужденная
к битве не сходя с места — после мужествен-
ного, но безнадежного сопротивления была
перебита до последнего человека. О ярости
битвы и качестве испанского сопротивления,
когда всякая надежда была потеряна, свиде-
тельствуют римские потери: тысяча двести
убитых и почти три тысячи раненых. Из ис-
панцев уцелела только треть их сил — легко-
вооруженная пехота, которая стояла на холме,
оставаясь беспомощным зрителем трагедии в
долине. Эти, со своими вождями, удрали во-
время.
87
Этот решающий триумф был достойным за-
вершением испанских кампаний Сципиона т-
кампаний, которые, несмотря на долгое пренеб-
режение со стороны военной науки, обнаружи-
вают глубокое понимание стратегии (во време-
на, когда стратегия еще едва родилась) и ее
интимной связи с политикой. Но прежде всего
они заслуживают бессмертия за богатство такти-
ческих достижений. Военная история едва ли
содержит другую такую серию изобретательных
и вдохновенных боевых маневров, превосходя-
щую даже подвиги Ганнибала в Италии. Если
Сципион и почерпнул многое из невольного
учебного курса, преподанного Ганнибалом на
полях битв в Италии, то ученик превзошел учи-
теля. Уроки Ганнибала не принижают величия
Сципиона, ибо владение высшими достижени-
ями военного искусства является врожденной, а
не благоприобретенной способностью, — иначе
почему позднейшие военные вожди, древние и
современные, так мало почерпнули из уроков
Сципиона? Как ни удивительно творческое пла-
нирование Ганнибала, подвиги Сципиона сви-
детельствуют о еще большем разнообразии, еще
более сложных расчетах и, в трех отношениях, о
его решительном превосходстве. Атака на кре-
пости признается слабым местом Ганнибала —
у Сципиона наоборот, ибо Новый Карфаген —
это веха в истории. Преследование после Или-
пы открывает новую страницу в военном искус-
88
стве — как и широкое скрытое круговое движе-
ние в последней битве против Андобала, явно
далеко превосходящее узкие фланговые манев-
ры* которые до этого считались верхом такти-
ческого мастерства.
Похоже, что военным девизом Сципиона
было «каждый раз новая стратегма». Был ли
когда-либо среди полководцев столь плодови-
тый художник войны? Рядом с ним большин-
ство знаменитых военных вождей в истории
кажутся простыми любителями в военном ис-
кусстве, показавшими за всю свою карьеру по
одному-два отклонения от ортодоксальной
практики. И не будем забывать, что за одним
исключением все триумфы Сципиона были
достигнуты над первоклассными противника-
ми; не над азиатскими ордами, как у Алексан-
дра, не над племенами, как у Цезаря, не над
придворными генералами и дряхлыми педан-
тами атрофированной военной системы, как у
Фридриха и Наполеона.
Победа над Андобалом и Мандонием оказа-
лась завершением не только его военных под-
вигов в Испании, но и политического завоева-
ния страны. Она была настолько решительной,
что Андобал понял тщетность дальнейшего со-
противления и послал своего брата Мандония
умолять о мире без всяких условий. Надо ду-
мать, Мандоний должен был чувствовать неко-
торый пессимизм как касательно приема, так
89
и продолжительности собственной жизни.
Было бы только естественно подвергнуть этих
дважды мятежников ужасному мщению. Но
Сципион знал человеческую природу, включая
испанскую. Никакая месть не могла улучшить
его военную и политическую позицию, теперь
неуязвимую и неоспоримую, — в то время как,
с другой стороны, месть могла посеять семена
будущих неприятностей, обратить уцелевших в
ожесточенных врагов, считающих дни до но-
вого восстания.
Как ни мало он рассчитывал на их верность,
единственным средством обеспечить ее было ве-
ликодушие. Поэтому, осыпав упреками Мандо-
ния, а через него Андобала, вколотив им в голо-
вы осознание беспомощности их положения и
справедливости заслуженной казни, он заклю-
чил мир — настолько великодушный, насколь-
ко было дипломатически возможно. Чтобы по-
казать, как мало он их боялся, он не потребовал
даже сдачи оружия и всего имущества, как это
было в обычае; он даже не потребовал заложни-
ков, заявив, что, «если они восстанут, он не ста-
нет мстить ни в чем не повинным заложникам,
но им самим, налагая наказания не на безоруж-
ных, а на вооруженных врагов» (Ливий). Муд-
рость этой политики нашла оправдание в том
факте, что с этого критического момента Испа-
ния исчезает из истории Пунических войн и как
база для рекрутирования и снабжения карфа-
90
генских армий, и как препятствие для сосредо-
точения Сципиона на его новой цели — самом
Карфагене. Правда, восстания порой происхо-
дили — сперва, по всеобщему признанию, из
презрения испанцев к военачальникам, замес-
тившим Сципиона, — и повторялись столетия-
ми. Но то были изолированные Спазматические
вспышки среди горных племен, у которых драч-
ливость была в крови, вроде малярийной лихо-
радки.
Миссия Сципиона в Испании была завер-
шена. Только Гадес держался, как последний
оплот карфагенской власти, и, будучи тогда
островной крепостью, был неуязвим, если не
считать возможности измены его защитников.
По мнению некоторых историков, бегство Ма-
гона из Гадеса оставляет пятно на военной ре-
путации Сципиона; однако из сравнения авто-
ритетных источников кажется вероятным, что
Магон отбыл, повинуясь приказам из Карфа-
гена, в то время как Сципион был занят гораз-
до более опасными проблемами солдатского
мятежа и восстания Андобала. Магон также не
был таким уж устрашающим персонажем, что-
бы его отбытие с горсткой солдат к другим по-
лям сражений стало само по себе угрозой об-
щему положению, — даже если ему можно
было помешать, что с военной точки зрения
было неосуществимо. Кстати, в путешествии
из Гадеса он попробовал, в отсутствие Сципи-
91
она, предпринять внезапную атаку на Новый
Карфаген и был так легко отогнан и так силь-
но контратакован, что его корабли обрубили
якорные канаты, пытаясь избежать абордажа и
оставив многих разбитых солдат тонуть и гиб-
нуть под мечами оборонявшихся. Вынужден-
ный вернуться в Гадес за новыми солдатами,
он получил от жителей города, которые вско-
ре покорились римлянам, отказ открыть воро-
та и должен был вернуться к острову Питиуса
(современная Ивиса), самому западному из
Балеарских островов, населенному карфагеня-
нами. Получив рекрутов и припасы, он попы-
тался высадиться на Майорике (совр. Мальор-
ка), но был отогнан туземцами, знаменитыми
как пращники, и должен был избрать для зим-
них квартир менее удобный остров Минорику
(совр. Менорка), где он и вытащил корабли на
берег.
В том, что касается хронологии этой послед-
ней фазы испанской войны, в рассказе Ливия
за подавлением восстания Андобала следует
история встречи Сципиона и Масиниссы, а за-
тем подробности отбытия Магона из Гадеса, из
чего может показаться, что Сципион в то вре-
мя еще находился в Испании. Но в том, что
касается исторической последовательности со-
бытий, Ливий является менее надежным ис-
точником, чем Полибий, а в рассказе послед-
него определенно говорится, что сразу после
92
разгрома Андобала Сципион вернулся в Тарра-
кон, а затем, «опасаясь опоздать в Рим к кон-
сульским выборам», отплыл в Рим, оставив
армию Силану и Марцию и устроив управле-
ние провинцией.
Встречу с Масиниссой, когда бы она ни про-
изошла, стоит отметить, ибо здесь великодуш-
ное обращение Сципиона с племянником пос-
леднего несколько лет назад принесло плоды в
виде обмена залогами будущего союза, который
должен был стать одним из главных инструмен-
тов Сципиона в деле подрыва карфагенской
мощи в пределах ее базы — в Африке.
Глава 7
ИСТИННАЯ ЦЕЛЬ
По прибытии в Рим Сципион был встречен
сенатом за чертой города, в храме Беллоны, и
дал сенаторам официальный отчет о своих
кампаниях. «За эти услуги он не стал упрямо
добиваться триумфа, но скорее попытался вы-
яснить его возможность» — ибо эта честь пре-
доставлялась только тем, кто оказывал услуги,
будучи облечен официальной магистратурой.
Проявить такт было мудрым шагом, ибо уди-
вительные успехи юноши уже вдохновляли за-
висть среди старших по возрасту. Сенат не
пожелал создавать прецедент, и Сципион всту-
94
пил в город обычным образом. Свою награду,
однако, он получил немедленно. На собрании,
посвященном выборам консулов, он был из-
бран всеми центуриями. Популярность этого
выбора видна не только из энтузиазма, с ко-
торым его приветствовали, но и из того, что на
выборы собралось большее число избирателей,
чем когда-либо в течение Пунической войны;
толпы людей собирались вокруг его дома и на
Капитолии, любопытствуя увидеть героя ис-
панских войн.
Но на следующий день после этого личного
триумфа — компенсации за официальный три-
умф, в котором было отказано узколобым сена-
том, — появились первые ростки того твердоло-
бого консерватизма, подкрепленного завистью,
которые погубили личные плоды его трудов,
хотя, к счастью, не раньше, чем он ссыпал в
римские житницы свой первый урожай — свер-
жение Ганнибала.
Прежде, в Испании, он имел свободу рук,
не связанных ревнивыми политиканами и по-
ловинчатыми советами, характерными для
коллегиального управления. Если он мог рас-
считывать только на собственные местные ре-
сурсы, то он был, по крайней мере, слишком
далеко, чтобы важнейшую для него свободу
действий мог контролировать многоголовый
опекун национальной политики. Но с этого
момента ему, как Мальборо и Веллингтону две
95
тысячи лет спустя, пришлось страдать от фрак-
ционной борьбы и зависти — и в конце кон-
цов, как Мальборо, окончить свои дни в горе-
чи отставки. Прошел слух, что он заявил, что
назначен консулом не просто для того, чтобы
вести войну, но чтобы ее окончить; что для
этой цели ему нужно двинуть свою армию в
Африку и что, если сенат будет противодей-
ствовать этому плану, он проведет его при
поддержке народа, через голову сената. Воз-
можно, друзья проявили нескромность; воз-
можно, сам Сципион — человек в других от-
ношениях зрелый не по годам — позволил
юношеской самоуверенности взять верх над
рассудительностью; возможно — и наиболее
вероятно, — что он сознавал присущую сена-
ту узость взгляда и выражал мнение народа.
В результате, когда вопрос был поставлен в
сенате, консервативную точку зрения высказал
Фабий Кунктатор. Человек, достойно завое-
вавший себе имя бездействием, с прирожден-
ной осторожностью, подкрепленной старчес-
кой ревностью, он умно, хоть и язвительно
раскритиковал план молодого человека, угро-
жавшего затмить его славу. Во-первых, он ука-
зал, что сенат не постановлял и народ не при-
казывал, чтобы Африка составляла на данный
год консульскую провинцию, — намекая, что,
если консул пришел к ним, уже имея в виду
готовый план, такое поведение было оскорб-
96
лением сената и народа. Далее, Фабий стре-
мится парировать любой намек на зависть,
расписывая собственные достижения в про-
шлом так, как будто они были слишком воз-
вышенными для сравнения с любыми возмож-
ными успехами Сципиона. Как характерно для
старости такое замечание: «Какое соперниче-
ство может существовать между мною и чело-
веком, который моложе годами даже моего
сына?» Он настаивает, что долг Сципиона —
атаковать Ганнибала в Италии. «Почему ты не
займешься этим и не перенесешь войну пря-
мо к месту, где находится Ганнибал, вместо
того чтобы следовать обходному курсу, от ко-
торого ты ожидаешь, что, когда ты очутишься
в Африке, Ганнибал последует за тобой туда?»
Как живо это напоминает споры войны 1914—
1918 годов! «Что, если Ганнибал пойдет на
Рим?» Как знаком ушам современников этот
аргумент, выдвигаемый против любого ерети-
ка, усомнившегося в доктрине Клаузевица,
гласящей, что главные силы врага есть первич-
ная цель войны!
Затем Фабий намекает, что Сципиону вскру-
жили голову успехи в Испании. Фабий говорит
о них с легкой похвалой и скрытым глумлени-
ем — глумлением, которое Моммзен и другие
современные историки, кажется, приняли за
буквальную истину, забывая, как решительно
все аргументы Фабия опровергаются действия-
97
ми Сципиона. Насколько иной будет обстанов-
ка, напоминает Фабий, с которой придется
столкнуться Сципиону, если он переправится в
Африку. Ни открытой гавани, ни даже безопас-
ного плацдарма, ни союзников. Как может Сци-
пион доверять своей власти над Масиниссой,
когда он не может доверять даже собственным
солдатам? — намек на мятеж на Сукроне. Выса-
дившись в Африке, он объединит против себя
всю страну, все внутренние споры будут забыты
перед лицом внешнего врага. Даже в маловеро-
ятном случае вынужденного возвращения Ган-
нибала — насколько хуже будет иметь его близ
Карфагена, поддержанного всей Африкой, чем
с остатком войск в Южной Италии! «На что по-
хожа твоя политика — ты предпочитаешь драть-
ся там, где твои силы будут уменьшены наполо-
вину, а вражеские сильно возрастут?»
Фабий заканчивает уничтожающим сравне-
нием Сципиона с его отцом, который, на-
правляясь в Испанию, вернулся в Италию,
чтобы встретить Ганнибала, «в то время, как
ты собираешься покинуть Италию, когда Ган-
нибал здесь, и не потому, что ты считаешь
такой курс благодетельным для государства,
но потому, что ты думаешь, что это принесет
тебе славу и почести... армии собирают для
защиты Рима и Италии, а не для того, чтобы
консулы, как цари, вели их куда пожелают,
руководясь тщеславием».
98
Эта речь произвела сильное впечатление на
сенаторов, «особенно на тех, кто был в пожи-
лых годах». Когда Сципион поднялся для от-
вета, большинство явно было настроено про-
тив него. Начал он с мастерской контратаки:
«Даже сам Квинт Фабий заметил... что в его
мнении можно заподозрить зависть. И хотя я
не смею обвинить столь великого человека в
таком чувстве, однако, либо из-за неудачных
выражений, либо из-за самого факта, подозре-
ние не может быть устранено. Ибо, чтобы из-
бавиться от подозрения в зависти, он так воз-,
величил свои собственные заслуги и славу
своих подвигов, что со мной может, кажется,
соперничать любой безвестный человек, но не
он сам, настолько он возвышается над всеми
остальными... <...> Он представил себя стари-
ком, заслужившим все существующие почести,
а меня юношей, моложе его сына, — как буд-
то, по его мнению, желание славы не превы-
шает продолжительность жизни и как будто
главная ее часть лежит не в памяти и не в гря-
дущих веках».
Затем Сципион с мягким сарказмом пере-
ходит к беспокойству Фабия о его, Сципио-
на, безопасности — не только о безопасности
армии и государства, — если он отправится
в Африку. Откуда внезапно появилась такая
озабоченность? Когда его отец и дядя пали в
бою, когда Испания лежала под пятой четы-
99
рех победоносных карфагенских армий, ког-
да никто, кроме него самого, не предложил
себя для такого отчаянного предприятия, «по-
чему в тот момент никто ничего не говорил о
моей молодости, о мощи врага, о трудностях,
о недавней судьбе моего отца и дяди? <...>
Разве армии в Африке сейчас больше, а пол-
ководцы лучше, чем были тогда в Испании?
Или возраст мой тогда был более зрелым для
руководства войной, чем теперь?.. <...> Пос-
ле искоренения четырех карфагенских ар-
мий... после восстановления нашей власти над
всей Испанией, так, что ни следа не осталось
от войны, легко умалять вес моих услуг; так
же легко будет, когда я вернусь из Африки,
умалять тяжесть тех самых условий, которая
теперь преувеличивается ради того, чтобы за-
держать меня здесь».
Затем, опровергнув исторические примеры,
приведенные Фабием как предупреждение,
Сципион обращает призыв к истории против
самого Фабия, приведя в поддержку своего пла-
на пример Ганнибала. «Тот, кто навязывает
опасность другому, имеет больше боевого духа,
чем тот, кто отражает ее. Добавьте к этому, что
ужас, возбуждаемый неожиданным, увеличива-
ется в таких обстоятельствах. Когда вы вступае-
те на территорию врага, вы видите его сильные
и слабые пункты вблизи». Указав в Африке мо-
рально слабые места, Сципион продолжает:
100
«При условии, что здесь не будут чинить пре-
пятствий, вы услышите сразу же, что я высадил-
ся, что Африка охвачена войной и что Ганнибал
готовится покинуть нашу страну. <...> Проявят-
ся многие вещи, которые теперь не видны на
расстоянии, и задача полководца — не теряться,
когда возникает возможность, и заставлять со-
бытия следовать его планам. Я буду, Квинт Фа-
бий, иметь противника, которого ты мне назна-
чил, — Ганнибала, но я предпочитаю увлечь его
за собой, чем позволить ему держать меня
здесь». Что до опасности движения Ганнибала
на Рим, то предполагать, что Красс, второй кон-
сул, не сможет сдержать ослабленное и расстро-
енное войско Ганнибала, при том что Фабий
сделал это, когда Ганнибал был в полной силе и
окрылен успехом, значит слишком плохо думать
о Крассе. Мастерский, неоспоримый аргумент!
Подчеркнув далее, что именно теперь на-
стал момент поменяться местами с Карфаге-
ном, обрушить на Африку то, что Ганнибал
обрушил на Италию, Сципион заканчивает
речь на характерной ноте, вместе и сдержан-
ной, и возвышенной: «Хотя Фабий не ставит
ни во что мои услуги в Испании, я не буду
пытаться осмеивать его славу и возвеличивать
свою собственную. Будучи молодым челове-
ком, я покажу свое превосходство над этим
стариком если не в чем другом, то хотя бы
в скромности и сдержанности моих речей.
101
Жизнь моя и услуги, которые я оказал, тако-
вы, что я могу молча удовольствоваться тем
мнением, которое вы самостоятельно обо мне
составили».
Сенат, однако, был больше озабочен сохра-
нением собственных привилегий, чем воен-
ными аргументами, и пожелал узнать, предо-
ставит ли Сципион решение сенаторам или, в
случае отказа, обратится через их головы к
народу. Они отказались выносить решение до
тех пор, пока не получат заверений, что он
ему подчинится. Посовещавшись со вторым
консулом, Сципион уступил. Тогда сенат, в
духе, характерном для всех комитетов, принял
компромиссное решение: консул, которому по
жребию выпадет Сицилия, может иметь по-
зволение переправиться в Африку, если со-
чтет это выгодным для государства. Любопыт-
но, что Сицилия выпала Сципиону.
Он взял с собой тридцать военных кораб-
лей, которые со своей огромной энергией по-
строил и спустил на воду всего за сорок пять
дней из леса, срубленного в округе. На борт он
погрузил семь тысяч добровольцев — посколь-
ку сенат, боясь блокировать его, но твердо на-
меренный мешать, отказался дать ему позволе-
ние набирать наемников.
История того, как Сципион, осаждаемый
трудностями и помехами со стороны тех самых
людей, которых он намеревался спасти, пре-
102
вратил неорганизованную толпу добровольцев
в ядро эффективных экспедиционных сил,
имеет примечательную параллель в нашей бри-
танской истории. Сицилия была для Сципио-
на шорнклиффским лагерем, местом, где он
выковал оружие, пронзившее сердце Карфаге-
на. Но Сципиону, в отличие от сэра Джона
Мура в наполеоновских войнах, суждено было
самому разить врага оружием, которое создал
его гений, и нанести смертельный удар мощи
Ганнибала. Его взгляд проникал в отдаленное
будущее — в этом он, быть может, превосхо-
дил всех других великих командиров — и по-
зволил ему понять, что тактический ключ к
победе состоял в обладании мощным подвиж-
ным ресурсом — кавалерией. Чтобы оценить ее
роль, он должен был порвать оковы великой
традиции, ибо военное величие Рима было по-
строено на мощи его пехотных легионов, — и
для этого тоже требовался гений. Долгие вели-
колепные анналы римской истории — свиде-
тельство эффективности такой армии, и толь-
ко при кратком появлении Сципиона на сцене
мы видим подлинный разрыв с традицией —
баланс между двумя родами войск, в котором
стабилизирующая сила одного и решающий
маневр другого объединены в должной про-
порции. Это предметный урок современным
генеральным штабам, дрожащим на пороге ме-
ханизации, боящимся прорыва, несмотря на
юз
доказанную неэффективность старых родов
войск в их нынешней форме, — ибо ни одна
военная традиция не имеет и малой доли той
прочности и того блеска, что традиция легио-
нов. Начиная с прибытия на Сицилию Сципи-
он бросил свою энергию на дело создания пре-
восходной кавалерии, и Зама, где решающее
оружие Ганнибала было обернуто против него
самого, есть оправдание действий Сципиона.
Какой недостижимой должна была казать-
ся эта цель, когда он высадился на Сицилии с
пестрой толпой из семи тысяч добровольцев!
Однако первый прогресс был отмечен уже че-
рез несколько дней. Сразу же разбив своих
добровольцев на когорты и центурии, Сципи-
он оставил без назначения три сотни самых
отборных. Можно себе представить, как уди-
вились они, оказавшись без оружия и не у дел.
Далее он отобрал три сотни благороднорож-
денных сицилийских юношей, чтобы сопро-
вождать его в Африку, и назначил день, в
который они должны были явиться на смотр с
конями и оружием. Честь участия в таком
опасном предприятии пугала их самих и их
родителей, и они явились на смотр с большой
неохотой. Обратясь к ним, Сципион заметил,
что он слышал сплетни об их отвращении к
утомительной службе и, чем брать с собой не-
радивых бойцов, он предпочел бы, чтобы они
открыто высказали свои чувства. Один из си-
104
цилийцев сразу же ухватился за возможность
улизнуть, и Сципион тут же освободил его от
службы и обещал найти заместителя, если си-
цилиец передаст ему коня и оружие и научит
с ними обращаться. Юноша с радостью при-
нял предложение, а остальные, видя, что гене-
рал не рассердился, быстро последовали его
примеру. Таким способом Сципион создал
ядро отборной римской кавалерии, и «это ни
гроша не стоило государству».
Его дальнейшие меры показывают не толь-
ко то, как каждый его шаг вел к конечной
цели, но и то, как живо он осознавал важ-
ность предусмотрительности в обеспечении
безопасности своих будущих действий. Он
послал Лелия в передовую разведывательную
экспедицию в Африку и, чтобы не трогать ре-
сурсов, которые он создавал, отремонтировал
для экспедиции старые корабли, вытащив на
зиму новые на берег в Панорме (совр. Палер-
мо), поскольку волей-неволей они были по-
строены в спешке и из сырого леса. Далее,
расквартировав свою армию по городам, он
приказал сицилийским государствам снабжать
войска зерном, экономя зерно, которое при-
вез с собой из Италии, — сберегая силы даже
в мелочах. Сципион знал, что стратегия зави-
сит от снабжения, что без продовольствия
самые ослепительные маневры не приведут ни
к чему.
105
Далее, наступление — все равно, стратеги-
ческое или тактическое — должно развивать-
ся с безопасной базы — одна из кардинальных
аксиом войны. Лучше, может быть, употребить
термин «базис», поскольку база понимается
слишком узко, в то время как на деле она ох-
ватывает безопасность географической базы,
внешнюю и внутреннюю, вместе с безопасно-
стью снабжения и передвижений. Наполеон в
1814 г., германцы в 1918-м пострадали из-за
расстройства их наступательных действий,
вызванного небезопасностью внутренней базы.
Интересно отметить, как подготовительные
меры Сципиона обеспечивали безопасность.
Он нашел Сицилию, в особенности Сиракузы,
охваченную внутренними распрями и беспо-
рядком, возникшими в результате войны. Соб-
ственность сиракузян была захвачена после
знаменитой осады алчными римлянами и ита-
ликами и, несмотря на декреты сената о ее
возмещении, так и не была возвращена вла-
дельцам. Сципион при первой же возможнос-
ти отправился в Сиракузы и, «считая вопросом
первейшей важности поддержание доверия к
слову Рима», возвратил собственность гражда-
нам, публично объявив об этом и даже пред-
приняв прямые действия против тех, кто еще
цеплялся за награбленное. Этот акт справедли-
вости имел широкий отзвук на Сицилии и не
только обеспечил внутреннее спокойствие в
106
оперативной базе, но и активную поддержку
сицилийцев в подготовке экспедиции.
Тем временем Лелий высадился у Гиппона
Царского (современная Бона), на расстоянии
около 150 миль от Карфагена. Согласно Ли-
вию, новость повергла Карфаген в панику:
граждане думали, что сам Сципион высадился
со своей армией, и ждали немедленного мар-
ша на Карфаген. Отразить его казалось делом
безнадежным, ибо граждане были не обучены
военному делу, наемники были ненадежны, а
среди африканских вождей Сифак держался в
стороне после встречи со Сципионом, Маси-
нисса же был открытым врагом. Паника улег-
лась, только когда пришла весть, что силами
вторжения командует Лелий, а не Сципион, и
что этих сил недостаточно для похода на Кар-
фаген. Ливий говорит нам далее, что карфа-
геняне воспользовались передышкой, чтобы
послать посольства к Сифаку и другим афри-
канским вождям, пытаясь укрепить союзы, и
направили послов к Ганнибалу и Магону с це-
лью побудить их удержать Сципиона дома, иг-
рая на страхах римлян. Магон к тому времени
высадился в Генуе, но был слишком слаб, что-
бы действовать эффективно, и, чтобы побу-
дить его двинуться к Риму и соединиться с
Ганнибалом, карфагенский сенат послал ему
семь тысяч солдат и деньги для найма вспомо-
гательных сил.
107
Если эти факты истинны, они должны на
первый взгляд указывать, что Сципион упус-
тил возможность и напрасно встревожил кар-
фагенян рейдом Лелия. Такое впечатление
подкрепляется словами, которые приписы-
вают Масиниссе. Ибо Ливий говорит, что
Масинисса выехал с небольшим конным от-
рядом навстречу Лелию и жаловался, что
«Сципион проявил медлительность, напрас-
но не перевез сразу свою армию в Африку,
пока карфагеняне были в замешательстве, а
Сифак занят войнами с соседями и разду-
мывал, чью сторону принять; что, если Сифа-
ку дать время уладить свои дела, он не сдер-
жит обещаний, данных римлянам». Масинисса
умолял Лелия побудить Сципиона не медлить,
обещая, что он, Масинисса, хоть и изгнанный
из своего царства, присоединится с Сципио-
ну с внушительными силами конницы и пе-
хоты.
Однако когда мы оцениваем ситуацию с
военной точки зрения, она видится в ином
свете. Лелий высадился в порту, ближайшем
к Нумидии, который не только отстоял на це-
лых 150 миль от Карфагена, но и был отделен
от него обширной гористой территорией. Ког-
да высадился в Африке сам Сципион, его от-
деляло от Карфагена всего 25 миль. Поэтому
экспедиция Лелия была направлена не против
Карфагена; нетрудно вычислить, что цель раз-
108
ведки была выявить состояние и чувства аф-
риканских государств, среди которых Сци-
пион надеялся найти союзников, и в частно-
сти — войти в соприкосновение с Масинис-
сой. Как мы показали, Сципион понимал, что
превосходство в коннице есть ключ к победе
над карфагенянами, и смотрел на нумидийс-
кого вождя как на ее главный источник. Вы-
сокая оценка блестящего кавалерийского ма-
стерства последнего на полях битв в Испании
и побудила его привлечь Масиниссу на свою
сторону. Так, по всей вероятности, скрытой
целью миссии Лелия было прежде всего убе-
диться в том, что Масинисса будет держаться
союза с римлянами на африканской почве, и
если так, то какие ресурсы он может вложить
в дело. Если столь отдаленный рейд вызвал у
карфагенян такую панику, это только под-
твердило мнение Сципиона о моральном пре-
имуществе, которое будет выиграно прямым
ударом по Карфагену.
Что же до бдительности карфагенян, то она
уже была разбужена речами Сципиона в сена-
те и его приготовлениями на Сицилии. В ус-
ловиях, когда согласие на экспедицию при-
шлось вырывать у неуступчивого сената, когда
силы и ресурсы для нее приходилось собирать
без государственной помощи, стратегическая
вцезапность была исключена с самого начала.
Здесь перед нами классический пример хрони-
109
ческих недостатков конституционной системы
при ведении войны. Одна из высших заслуг
Сципиона в том, что он добился окончатель-
ных, решающих результатов, не имея громад-
ного актива — политического контроля. Он,
слуга республики, представляет собой един-
ственное исключение из правила всей военной
истории — из всех военных вождей наиболь-
ших успехов добились деспоты и автократы.
Несчетные историки изливали сочувствие на
Ганнибала, которому недоставало поддержки
из дома, и складывали вину за все его неудачи
у дверей карфагенского сената'. Никто, кажет-
ся, не подчеркивал, что Сципион тоже не имел
поддержки. При этом у Рима не было физи-
ческих трудностей при посылке подкреплений,
которыми мог оправдаться Карфаген. В этом
отсутствии поддержки — нет, хуже, в активном
противодействии со стороны римского сена-
та — и заключается причина годичной задер-
жки Сципиона на Сицилии при подготовке
экспедиции. Лишенный помощи, он должен
был найти собственные ресурсы на Сицилии и
в Африке.
Насколько беспочвенна и неразумна была
жалоба Масиниссы на задержку (если он ее
высказывал), показывает тот факт, что, когда
Сципион в 204 г. до н. э. высадился в Африке,
«безземельный принц», как говорит Моммзен,
«в первый момент не принес в помощь римля-
110
нам ничего, кроме своих личных способнос-
тей». Мало полководцев были так смелы, как
Сципион, когда смелость была уместна, но он
был слишком проникнут принципом безопас-
ности, чтобы ударить прежде, чем выковал ар-
мию и закалил ее обучением. Удивительно не
то, что Сципион задержался на год, а то, как
быстро он двинулся вперед с силами, которые
в численности, если не в подготовке, были еще
жалкими по сравнению с масштабом задачи.
Но кажущаяся отчаянная отвага была подкреп-
лена его стратегией после высадки, и Зама ста-
ла ее оправданием.
Ироническим комментарием к ценности
суждений историков является тот факт, что те
же авторы, которые критикуют Сципиона за
медлительность в 205 г., упрекают его за оп-
рометчивость в отплытии со столь малыми си-
лами в 204 г. до н. э.! Один из авторов, Додж,
говоря о первом годе, замечает, что Сципион,
«кажется, не слишком торопился приступить
к делу. В этом он напоминал Маклеллана, как
и в своей популярности». Позже, говоря о вы-
садке Сципиона, Додж заявляет: «Некоторые
генералы объявили бы его средства недоста-
точными, но Сципион обладал той уверенно-
стью в себе, которая заменяет материальную
силу даже в самых суровых испытаниях». Та-
кая критика — бумеранг, бьющий по самому
критику.
111
Глава 8
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРЕПЯТСТВИЯ
Промежуток между возвращением Лелия и
высадкой в Африке был занят, кроме матери-
альной подготовки, двумя важными событиями.
Первое связано со «внеплановым представле-
нием» в Локрах, второе — с политическим скан-
далом, одно время угрожавшим разрушить
репутацию и планы Сципиона. Оба эпизода зас-
луживают рассмотрения, ибо бросают свет на
его характер как командира и человека.
Локры лежали на подошве носка итальян-
ского сапога (близ современного Джераче) и
находились во владении Ганнибала. После по-
ражения своего брата Гасдрубала при Метавре
Ганнибал отступил на Бруттий, самую южную
провинцию Италии, и здесь сдерживал кон-
сульские армии, которые не смели наступать,
чтобы выбить покрытого шрамами, но неук-
рощенного льва из его горной твердыни.
Некоторые локряне, вышедшие за стены,
были схвачены римским летучим отрядом и от-
правлены в Регий — порт, близкий к Сицилии,
где они встретились с локрянскими нобилями,
державшими сторону римлян и нашедшими там
убежище, когда их город попал в руки карфаге-
нян. Некоторые из пленников — зажиточные
ремесленники, служившие карфагенянам и
пользовавшиеся их доверием, — предложили,
112
что в случае, если их выкупят из плена, они го-
товы открыть римлянам цитадель в Локрах. Но-
били, стремившиеся вернуть свой город, тут же
выкупили ремесленников и, согласовав план
действий и сигналы, отправили их обратно в
Локры. Затем, прибыв к Сципиону в Сиракузы,
нобили рассказали ему всю схему. Сципион, не
желая упускать возможность, отправил отряд в
три тысячи человек под командой двух военных
трибунов. Обменявшись сигналами с заговор-
щиками внутри, римляне около полуночи при-
ставили к стенам осадные лестницы, и атакую-
щие бросились на стены. Внезапность удвоила
их силы, и карфагеняне в замешательстве бежа-
ли из цитадели во вторую цитадель — в дальнем
конце города. В течение нескольких дней стыч-
ки между противниками не давали решительных
результатов. Сознавая опасность для гарнизона
и угрозу потери важного пункта, Ганнибал дви-
нулся на выручку, послав вперед гонца с прика-
зом гарнизону устроить на заре вылазку, чтобы
отвлечь внимание от своей внезапной атаки. Он,
однако, не захватил с собой осадных лестниц и
был вынужден отложить атаку на день, чтобы
подготовиться к штурму стен.
Сципион, находившийся в Мессане, полу-
чил донесение о движении Ганнибала и спла-
нировал контрсюрприз. Оставив брата коман-
довать в Мессане, он немедленно погрузил
войско на суда и прибыл в гавань Локр около
113
полуночи. В течение ночи солдат спрятали в
городе, ибо горожане симпатизировали римля-
нам, хотя не решались открыто принять их
сторону. На следующее утро, одновременно с
вылазкой из карфагенской цитадели, Ганнибал
начал атаку. Когда осадные лестницы выноси-
ли вперед, Сципион вылетел из ворот города
и ударил карфагенянам во фланг и тыл. Шок
внезапности рассеял и дезорганизовал карфа-
генян, и Ганнибал, видя, что план рухнул, от-
ступил в свой лагерь. Понимая, что римляне,
захватившие город, были хозяевами положе-
ния, он убрался в течение ночи, послав гарни-
зону цитадели приказ выбираться, как умеют,
и присоединиться к нему.
Для Сципиона это «внеплановое представ-
ление» стало очень реальным активом. Не
считая личного престижа от успеха в первом
же столкновении с ужасным Ганнибалом, где
он сыграл шутку над признанным мастером
ловушек, он помог кампании римлян в Ита-
лии, сократив плацдарм Ганнибала в стране и
при этом не уменьшив собственные силы. Но
кроме этих личных и косвенных выгод, успех
был важен для плана будущих операций. Его
войска прошли боевое крещение в битве с
самим Ганнибалом, и успех предприятия дал
моральный тонус, который имел громадную
ценность в решающих битвах ближайшего бу-
дущего. К несчастью, для этого эпизода, как
114
и для экспедиции Лелия в Африку, у нас нет
текста Полибия, чтобы открыть нам мотивы и
расчеты, вдохновлявшие движения Сципиона.
Утрата книг Полибия, посвященных этому пе-
риоду, должна быть восполнена выводами из
фактов и уже полученных нами знаний об об-
разе мыслей Сципиона. Читателям, которые
следили за постоянным и дальновидным ис-
пользованием морального фактора в испанс-
ких кампаниях, трудно усомниться, что он
ухватился за экспедицию в Локры как за по-
сланный небом шанс не только проверить и
отточить свое оружие перед часом испытаний,
но и разоблачить в войсках убеждение в ган-
нибаловской непобедимости.
Второй эпизод возник в ходе управления
захваченными Локрами. Когда Сципион по-
сылал первый отряд для захвата города, он
поручил Квинту Племинию, пропретору в Ре-
гии, помочь трибунам. Когда город был зах-
вачен, Племиний, в силу своего старшинства,
принял командование до прихода Сципиона.
Отбросив Ганнибала, Сципион вернулся на
Сицилию, и город и оборона, естественно,
остались под командой Племиния, хотя отряд
с Сицилии остался под прямым командовани-
ем трибунов.
Но Племиний предал доверие в одном из
самых грязных эпизодов, пятнающих римскую
историю. Несчастные обыватели хуже страда-
115
ли от его тирании и алчности, чем даже от
карфагенян — плохое возмещение за помощь
римлянам при захвате города. Пример вождя
заразил солдат, и жажда добычи не только от-
ражалась на горожанах, но с неизбежностью
привела к стычкам между самими солдатами.
Трибуны, по-видимому, пытались сдерживать
растущую распущенность и поддерживать во-
енную дисциплину. Один из людей Племиния,
убегая с серебряной чашей, украденной из го-
родского дома и преследуемый ее владельца-
ми, наткнулся на трибунов на улице. Они ос-
тановили его и отняли чашу, в то время как
его товарищи осыпали трибунов оскорблени-
ями, и столкновение вскоре окончилось дра-
кой между солдатами трибунов и солдатами
Племиния. Последние были побиты и воззва-
ли о помощи к своему командиру, возбуждая
его рассказами об оскорблениях, которым под-
вергались его поведение и власть. Племиний
приказал привести трибунов к себе, раздеть и
высечь. Во время короткой задержки, пока
ходили за розгами и срывали одежду с трибу-
нов, те воззвали к своим людям о помощи.
Последние, быстро сбежавшись со всех сто-
рон, так воспламенились при виде зрелища,
что, забыв о дисциплине, яростно набросились
на Племиния. Отбив его у его отряда, они от-
резали ему нос и уши и бросили почти безды-
ханным.
116
Когда донесение о беспорядках достигло
Сципиона, он немедленно отплыл в Локры и
приступил к расследованию. О свидетельских
показаниях и причинах его приговора мы не
знаем ничего. Известно только, что он оправ-
дал Племиния, восстановил его на посту ко-
мандующего, объявил трибунов виновными,
приказал заковать их в цепи и отправил в Рим,
чтобы с ними разбирался сенат. Затем он вер-
нулся на Сицилию.
Приговор кажется удивительным, представ-
ляя собой, в сущности, единственное пятно
на репутации Сципиона. Мотивы, вдохновив-
шие его, трудно угадать. Быть может, это
была отчасти жалость к искалеченному Пле-
минию, вместе с гневом на собственных лю-
дей, показавших такую грубую недисциплини-
рованность и проявивших такую жестокость.
Лучшие из командиров, повинуясь некоему
природному инстинкту, более суровы к про-
ступкам своих подчиненных, чем к проступ-
кам людей, лишь косвенно подчиняющихся
им. В случае ссоры между ними такой коман-
дир может ошибаться именно из-за своей ще-
петильности, стремления избежать пристрас-
тия к собственным людям. Об одном из
лучших британских командиров в войне
1914—1918 гг. говорили, что если он лично
недолюбливал или не доверял подчиненному,
то держал его на более длинном поводке,
117
зная, что если недоверие оправданно, то че-
ловек, несомненно, на этом поводке и удавит-
ся. Подобные же мотивы могут объяснять
внешне необъяснимый приговор Сципиона.
Критикуя его, историк должен учитывать не
только пробелы в наших знаниях, но и рас-
сматривать инцидент в свете всех известных
действий Сципиона как командира. Как мы
видели, все указывает на то, что Сципиона
особо отличали острое понимание людей и гу-
манность к побежденным. Наивное доверие к
Племинию или снисходительность к жестоко-
сти — последние вещи, которые можно было
от него ожидать. Итак, за отсутствием свиде-
тельств о фактах, на которых было основано
его решение, было бы опрометчиво выносить
негативное суждение о его действиях.
Нужно помнить также, что Локры находи-
лись в Италии и, следовательно, за пределами
его провинции, так что повышенное внимание
к управлению городом можно было оказывать
только за счет главной цели — подготовки эк-
спедиции в Африку.
Важность инцидента в Локрах не в том, что
он бросает свет на характер Сципиона, а в том,
что на этой подводной скале его военные пла-
ны едва не потерпели крушение. Как это по-
лучилось, можно вкратце рассказать. После
отъезда Сципиона Племиний, полагавший, что
Сципион слишком легко отнесся к его увечь-
118
ям, пренебрег оставленными ему инструкция-
ми. Он приказал притащить к себе трибунов и
замучил их пытками до смерти, отказавшись
даже отдать их искалеченные тела для погре-
бения. Затем он насладился местью, навалив
новое бремя на локрян.
В отчаянии они послали депутацию в рим-
ский сенат. Посланники прибыли вскоре пос-
ле консульских выборов, которые отмечали
конец консульского срока Сципиона, хотя он
сохранил командование войсками на Сицилии.
Рассказ о несчастьях локрян возбудил в Риме
бурю народного негодования, и противники
Сципиона в сенате не замедлили обратить ее
на человека, который нес номинальную ответ-
ственность. Неудивительно, что начал атаку
Фабий, задав вопрос, обращались ли они с
жалобами к Сципиону. Посланцы, согласно
Ливию, ответили, что «к нему посылали депу-
татов, но он был слишком занят подготовкой
к войне и либо уже отплыл в Африку, либо на
пороге отплытия». Они добавили, что его ре-
шение конфликта между Племинием и трибу-
нами создавало впечатление, что Сципион
склонялся в пользу первого.
Фабий получил ответ, которого жаждал, и
после ухода посланцев поспешил осудить Сци-
пиона, не выслушав, заявив, что тот «родился
для подрыва военной дисциплины. В Испании
он потерял в мятежах чуть ли не больше лю-
119
дей, чем в войнах. По образцу иностранцев и
царей, он поощрял распущенность солдат, а
потом жестоко карал их». Эту ядовитую речь
Фабий сопроводил резолюцией, столь же суро-
вой. «Племиний должен быть доставлен в Рим
в цепях и в цепях оправдываться перед судом.
Если жалобы локрян основаны на истине, он
должен быть казнен в тюрьме, а его имущество
конфисковано. Публий Сципион должен быть
отозван за оставление своей провинции без
позволения сената».
Последовали бурные дебаты, в которых,
«кроме возмутительного поведения Племиния,
много было сказано о платье самого полковод-
ца, не только не римском, но даже и не сол-
датском». Его критики жаловались, что он
«расхаживал по гимнасию в плаще и домашних
туфлях и посвящал все время легкомысленным
книгам и палестре. Весь штаб его предавался
наслаждениям, которые предлагали Сиракузы,
погрязнув в праздности и изнеженности. Кар-
фаген и Ганнибал выпали из его памяти...» —
что несколько непоследовательно со стороны
людей, которые предлагали отозвать его за то,
что он сразился с Ганнибалом. Какая мелоч-
ность и как она характерна для человеческой
натуры! Подлинный гнев заржавевших стари-
ков вызвала не снисходительность к Племи-
нию, но греческие утонченные вкусы и заня-
тия Сципиона.
120
Но возобладал все же совет мудрых. Метелл
указал в своей речи, как непоследовательно
было бы для государства отзывать теперь
осужденного в его отсутствие человека — того
самого, которому они поручили закончить
войну, и несмотря на свидетельства локрян о
том, что в присутствии Сципиона никаких
бедствий с ними не происходило. По предло-
жению Метелла на Сицилию была направле-
на следственная комиссия, чтобы встретиться
со Сципионом на Сицилии или даже в Афри-
ке — в случае, если он уже отбыл туда, — с
полномочиями лишить его командования,
если сделанное в Локрах было совершено по
его приказу или при его попустительстве. Ко-
миссия должна была также расследовать обви-
нения против военного порядка, касались ли
они распущенности самого Сципиона или ос-
лабления дисциплины в войсках. Эти обвине-
ния выдвинул Катон, который был не только
сторонником Фабия, но считал своей особой
жизненной миссией противодействие гречес-
кой культуре и проповедь грошовой эконо-
мии. Говорили, что он продавал рабов, как
только они становились слишком стары, что-
бы работать, что он ценил жену не больше,
чем рабов, что он бросил в Испании верного
коня, лишь бы не оплачивать его перевозку в
Италию. Как квестор при Сципионе на Сици-
лии, он обвинял своего полководца в чрез-
121
мерной щедрости к войскам — до тех пор,
пока Сципион не избавился от его услуг. Обо-
зленный Катон вернулся в Рим, чтобы при-
соединиться к Фабию в сенатской кампании
против расточительства.
Комиссия отправилась вначале в Локры.
Племиний уже был брошен в тюрьму в Регии.
По некоторым сведениям, это сделал Сципи-
он, направивший легата с охраной схватить
его и его главных приспешников. В Локрах
гражданам были возвращены собственность и
гражданские привилегии, и они с готовностью
согласились послать депутатов, чтобы дать в
Риме показания против Племиния. Но когда
их пригласили приносить жалобы на Сципи-
она, граждане заявили, что они убеждены, что
ущерб не был нанесен им ни по его приказу,
ни с его одобрения.
Комиссия, освобожденная от обязанности
расследовать такие обвинения, тем не менее,
отправилась в Сиракузы, чтобы собственными
глазами увидеть порядки в войсках Сципиона.
В истории есть параллели таким политическим
расследованиям в канун больших военных
предприятий — дело Нивеля есть самый недав-
ний пример, — и они часто оказывали губи-
тельное воздействие на веру командира в себя
и веру подчиненных в него. Но Сципион про-
шел испытание. «Когда они были на пути в
Сиракузы, Сципион приготовился очистить
122
себя, но не словами, а фактами. Он приказал
всем войскам собраться в Сиракузах и приве-
сти флот в боевую готовность, как будто на
следующий день предстояла битва с карфаге-
нянами на суше и на море. В день прибытия
он гостеприимно принял депутатов и на сле-
дующий день представил их взглядам свои су-
хопутные и морские силы — не только пост-
роенными в порядке, но проводящими боевые
маневры на суше и показательную морскую
битву в гавани. Затем претора и депутатов при-
гласили обойти арсеналы, продовольственные
склады и прочие вещи, подготовленные для
войны. Каждая вещь в отдельности и все вме-
сте вызвали в них такое восхищение, что они
выразили убеждение, что с такой армией и под
водительством такого генерала карфагеняне
неизбежно будут разгромлены. Они просили
его, с благословения богов, начать перепра-
ву...» (Ливий).
Эти депутаты не были, как «штафирки» вой-
ны 1914—1918 гг., замечательны только своим
невежеством в военных делах. Как большинство
римлян, они обладали военной подготовкой и
опытом, и никакое очковтирательство их бы не
обмануло. Перед лицом такого вердикта стран-
но, что историк с репутацией Моммзена еще раз
принял за чистую монету злобные нападки Фа-
бия и повторил от своего лица мнение, что Сци-
пиону не удавалось поддерживать дисциплину.
123
Только штатский историк, невежественный в
военных делах, мог вообразить, что армия без
дисциплины могла выполнять сложные римс-
кие боевые маневры и довести приготовления
до такой эффективности, которая не только по-
лучила одобрение, но вызвала энтузиазм у экс-
пертной комиссии.
По возвращении в Рим горячие похвалы
комиссии побудили сенат проголосовать за
переправу Сципиона в Африку и за позволе-
ние ему отобрать себе из тех войск, которые
были на Сицилии, людей, которых он хочет
взять с собой. Ирония этого неохотного и за-
поздалого позволения была шита белыми нит-
ками. Он получил благословение, и это было
все. В предприятии такого масштаба он полу-
чил от сената еще меньше поддержки, чем
Ганнибал от Карфагена. Из римских войск,
кроме его собственных добровольцев, на Си-
цилии находились только остатки 5-го и 6-го
легионов, разгромленных при Каннах и в на-
казание за поражение отправленных в ссылку
на Сицилию. Менее проницательный коман-
дир поостерегся бы положиться на войска,
претерпевшие такое унижение. Но «Сципион
был очень далек от презрения к этим солда-
там, ибо знал, что поражение при Каннах
вызвано не их трусостью и что не было в рим-
ской армии солдат, которые служили бы так
долго и были столько опытны в различных
124
видах битв». Они, со своей стороны, горели
желанием смыть незаслуженное клеймо позо-
ра, и, когда он объявил, что берет их с собой,
он мог быть уверен, что этим знаком своего
доверия и великодушия он завоевал их безгра-
ничную преданность. Он инспектировал их
каждого по отдельности, одного за другим, и,
отделив негодных к службе и заполнив их
места собственными людьми, довел числен-
ность каждого легиона до 6200 пехотинцев и
300 конников.
Римские отчеты сильно разнятся в вопросе о
численности войск, погруженных на суда, и
даже во времена Ливия неопределенность была
так велика, что историк не решился высказать
свою оценку. Самая низкая оценка — 10 тыс.
пехоты и 200 конницы, вторая — 16 тыс. пехо-
ты и 1600 конницы, третья, и максимальная, —
35 тыс. пехоты и конницы. Первая опровергает-
ся ранее приведенными фактами, которые,
кажется, указывают на вторую оценку как наи-
более достоверную. В любом случае для наме-
ченной цели сил было явно мало.
Есть поразительная параллель между поло-
жением и численностью войск Сципиона в 204 г.
до н. э. и войск Густава-Адольфа в 1630 г.
н. э., когда король шведов пересек Балтику,
нацелившись в сердце имперского могущества.
Оба войска, хоть и небольшие числом, были
выкованы полководческим гением и личным
125
магнетизмом вождя, сделавшись превосход-
ным орудием войны — кадровой армией, ос-
новой дальнейшей экспансии. Сама африкан-
ская экспедиция и ее триумфальный успех
целиком являются заслугой Сципиона, как по-
казывает, например, цитата из Моммзена, да-
леко не дружественно настроенного автора:
«Было очевидно, что сенат не назначал экспе-
диции, но просто допустил ее; Сципион не
получил и половины тех сил, которые ранее
были отданы под команду Регула, и ему отда-
ли те самые войска, которые сенат несколько
лет намеренно подвергал унижениям. Афри-
канская армия была в глазах сената последней
надеждой опозоренных легионеров и добро-
вольцев; в любом случае государство не имело
веских причин сожалеть об их потере». И од-
нако, многие историки утверждают, что по-
беда Рима в Пунической войне объясняется
мощной поддержкой его полководцев со сто-
роны государства, а поражение Карфагена —
противоположными причинами!
Мало того что силы Сципиона были слабы.
Ситуация в Африке за время годичной задер-
жки, вызванной необходимостью собрать и
обучить экспедиционный корпус при отсут-
ствии помощи из Рима, — задержки, еще за-
тянувшейся из-за расследования в Локрах,
изменилась к худшему. Гасдрубал, сын Гиско-
на, по возвращении из Испании разрушил не-
126
давно приобретенное влияние Сципиона на
Сифака, выдав за него замуж свою дочь
Софонисбу и взамен заставив Сифака возоб-
новить союз с Карфагеном. Опасаясь, что Си-
фак все же останется верен своим старым
клятвам перед Сципионом, Гасдрубал «сумел
воздействовать на нумидийца, околдованного
любовью, и, призвав себе на помощь ласки
невесты, заставил его направить посланцев к
Сципиону на Сицилию и просить его «не вы-
саживаться в Африке, полагаясь на прежние
обещания». Сифак умолял Сципиона перене-
сти войну куда угодно, уверяя, что он, Сифак,
сможет поддерживать нейтралитет и добавляя,
что, если римляне придут, он будет вынужден
сражаться против них.
Страсть победила дипломатию. Можно себе
представить, каким ударом это послание оказа-
лось для Сципиона. Однако он решил испол-
нить свой план, сняв только негативный мо-
ральный эффект, который мог проявиться при
известии об измене Сифака. Он немедленно от-
правил посланцев назад, строго напоминая Си-
факу о его договорных обязательствах. Далее,
понимая, что посланцев видели слишком мно-
гие и молчание об их визите только будет спо-
собствовать слухам, Сципион объявил войскам,
что посланцы, как ранее Масинисса к Лелию,
приезжали затем, чтобы убедить его поторо-
питься со вторжением в Африку. Это был лов-
127
кий ход, ибо истина могла бы вызвать тяжелый
моральный упадок в критический момент. Сци-
пион лучше, чем военные власти в 1914 г., по-
нимал психологию толпы и знал, что ведомые
находят наихудшее объяснение молчанию вож-
дей и что для них отсутствие новостей означает
всегда плохие новости, что бы там ни говори-
лось в пословицах.
Глава 9
АФРИКА
Итак, весной 204 г. до н. э. Сципион погру-
зил свою армию на суда в Лилибее (современ-
ная Марсала) и отплыл в Африку. Его флот
состоял из 40 военных кораблей и 400 транс-
портов, на борту была вода и рационы на
55 дней, причем на 15 дней пища была зара-
нее приготовлена. Была сделана диспозиция
охраны конвоя военными кораблями, и каж-
дый класс судов нес по ночам свои огни — по
одному у транспортов, по два у военных судов
и три огня, на флагманском корабле самого
Сципиона. Стоит отметить, что он лично над-
зирал за погрузкой войск.
Громадная толпа провожала флот: не толь-
ко жители Лилибея, но и депутаты со всей Си-
цилии — для оказания чести Сципиону, и
войска, которые оставались на острове. На
128
рассвете Сципион произнес прощальную речь
и молитву, затем труба дала сигнал поднимать
якоря. Подгоняемый сильным попутным вет-
ром флот быстро пересек море и на следующее
утро с восходом солнца корабли были в виду
земли и могли различить мыс Меркурия (те-
перь мыс Бон). Сципион приказал кормчему
править дальше на запад, но густой туман зас-
тавил флот отдать якоря. На следующее утро
ветер рассеял туман, и армия высадилась на
мысе Фарина (Эт-Тиб), в нескольких милях от
важного города Утика. Безопасность высадки
была сразу же обеспечена разбивкой укреплен-
ного лагеря на ближайшей возвышенности.
Два мыса образуют как бы рога, нацеленные
с карфагенской территории — бычьей головы,
выступающей в Средиземное море и известной
сегодня как Тунис, — на Сицилию. Эти рога,
отстоящие друг от друга примерно на тридцать
пять миль, заключают между собой обширный
полукруглый залив, в центре которого, на ма-
леньком полуострове, указывающем на восток,
стоял Карфаген. Утика лежала на внутренней
стороне западного рога; в нескольких милях к
востоку от города протекала река Баграда, бо-
гатая и плодородная долина которой была
главным источником снабжения Карфагена.
Другим стратегическим пунктом был Тунис, на
стыке Карфагенского полуострова с матери-
ком. Географически он был расположен к юго-
129
западу от Карфагена, но в военном смысле к
востоку, ибо по суше к нему можно было при-
близиться только с этого фланга.
Хотя карфагеняне давно ожидали удара и
имели наблюдательные вышки на каждом мысу,
новости вызвали лихорадочное возбуждение и
тревогу, усиленную потоком беженцев из окру-
жающих деревень. В Карфагене приняли чрез-
вычайные защитные меры, как будто Сципион
был уже у ворот.
Первым шагом римлянина было, конечно,
создание безопасной операционной базы, и с
этой целью первое движение было направлено
против Утики. Флот был отправлен вперед, ар-
мия маршировала по суше, передовые кавале-
рийские пикеты столкнулись с пятью сотнями
карфагенских конников, посланных на развед-
ку и чтобы помешать высадке. После жаркой
схватки они были обращены в бегство.
Еще большей удачей было прибытие Маси-
ниссы, верного своему слову. Ливий говорит,
что ранние источники расходятся в отноше-
нии численности подкреплений Масиниссы:
некоторые говорят, что он привел две сотни
конных воинов, другие — что две тысячи. Ли-
вий принимает минимальную оценку, и по
очень веской причине: Масинисса после воз-
вращения из Испании был выгнан из своего
царства совместными усилиями Сифака и кар-
фагенян и более года избегал преследования,
130
все время меняя местопребывание. Изгнан-
ник, бежавший с поля последней битвы всего
с 60 всадниками, едва ли мог собрать боль-
шой отряд соратников.
Карфагеняне тем временем направили новый
отряд из четырех тысяч всадников, главным об-
разом нумидийцев, чтобы остановить движение
Сципиона и дать Сифаку и Гасдрубалу время
прийти им на помощь. К главному союзнику и
старшему в Африке полководцу были поспешно
отправлены гонцы. Ганнон с четырьмя тысяча-
ми конницы расположился в городке Салека,
милях в пятнадцати от лагеря Сципиона близ
Утики. Ливий говорит, что Сципион, узнав об
этом, заметил: «Что, конница летом размещает-
ся в домах? Пусть их будет еще больше, если у
них такой вождь». .
Рассудив, что чем медлительнее действует
противник, тем активнее надо, действовать
ему, он послал Масиниссу вперед с кавалери-
ей, поручив ему подъехать к воротам города и
выманить врагов на бой, а когда все их силы
вытянутся из города и полностью ввяжутся в
атаку, начать постепенный отход. Сам Сципи-
он выждал достаточно времени, чтобы Маси-
нисса с передовым отрядом смог выманить
врага, а затем двинулся вперед с римской
кавалерией, «оставаясь невидимым под при-
крытием холма». Он занял позицию близ так
называемой башни Агафокла, на северном
131
склоне седловины между двумя грядами
холмов.
Масинисса, следуя плану Сципиона, чере-
довал атаки с отходами. Сперва он выманил
маленькие отряды застрельщиков, затем контр-
атаковал их так, что Ганнону пришлось прий-
ти им на помощь, заманил их снова, симули-
руя отступление, и повторил всю процедуру.
Наконец Ганнон, разозленный этими такти-
ческими трюками — столь типичными впос-
ледствии для парфян и монголов, — устремил-
ся вперед с главными силами, перед которыми
Масинисса медленно отступал, заманивая кар-
фагенян на путь вдоль южного склона гряды к
той седловине, где пряталась римская кавале-
рия. Передовой отряд в тысячу человек был
окружен и перебит, а из остальных еще две
тысячи были убиты или взяты в плен в ожес-
точенном преследовании.
Сципион увенчал этот успех семидневным
рейдом по округе, очистив ее от скота и запа-
сов продовольствия и создав обширную опус-
тошенную зону в качестве барьера против ата-
ки. Обеспечив себе безопасность снабжения и
обороны, он сосредоточил силы на осаде Ути-
ки, которую хотел сделать операционной ба-
зой. Утике, однако, не суждено было стать вто-
рым Новым Карфагеном. Хотя он атаковал ее
с моря и с суши, крепость устояла перед его
усилиями и уловками.
132
Гасдрубал к тому времени собрал силы в 30
тыс. пехоты и 3 тыс. конницы, но болезненные
воспоминания об испанских провалах не по-
зволили ему двинуться на выручку Утике до
подхода Сифака с подкреплениями. Когда этот
последний, наконец, подошел с 50 тыс. пехо-
ты и 10 тыс. конницы, угроза вынудила Сци-
пиона после 40 дней снять осаду с Утики.
Перед лицом подавляющего превосходства сил
противника положение Сципиона становилось
опасным, но он отступил вполне благополуч-
но и построил на маленьком полуострове, от-
деленном от материка узким перешейком,
зимний укрепленный лагерь. Он располагался
с восточной, или карфагенской, стороны Ути-
ки, на фланге любого наступления на город,
и стал позже известен как Кастра-Корнелия
(Корнелиев лагерь). Противник окопался при-
мерно в семи милях дальше к востоку, при-
крывая подходы к реке Баграде.
Если есть параллель между высадкой Сци-
пиона в Африке и Густава-Адольфа в Герма-
нии, то еще более поразительная параллель
наблюдается между их действиями в первый
сезон на враждебной почве. Штатскому кри-
тику обе кампании кажутся ограниченными в
сравнении с желанной целью, стоявшей перед
обоими полководцами. Обоих критиковали за
чрезмерную осторожность, а то и за колеба-
ния. И действия обоих были оправданы не
134
только результатами, но и военной наукой. И
Сципион, и Густав-Адольф, неспособные по
причинам от них не зависящим приспособить
средства к цели, проявили редкое стратегичес-
кое умение — приспособили цель к средствам.
Их стратегия предвосхитила максиму Наполе-
она: «Все военное искусство состоит в упоря-
доченной и предусмотрительной обороне, за
которой следует быстрое и смелое наступле-
ние». Оба стремились сначала заложить осно-
вы для наступления, обеспечив безопасную
операционную базу, где они могли усиливать
свои средства до уровня, достаточного для до-
стижения цели.
Известно, что Густав был глубоким знато-
ком классиков; не была ли его стратегия в
1630 г. сознательным применением метода
Сципиона? И кампания Густава — не един-
ственная параллель, отмеченная в военной
истории. Ибо действия Веллингтона, укрыв-
шегося за линией укреплений в Торрес-Вед-
рас в 1810 г., нейтрализовав превосходящие
силы французов, живо напоминают, топогра-
фически и стратегически, действия Сципиона
перед силами Сифака и Гасдрубала.
В своем безопасном убежище Сципион по-
святил зиму укреплению своих войск и накоп-
лению запасов для весенней кампании. Кроме
зерна, которое он собрал в своем предвари-
тельном рейде, он получил много зерна из
135
Сардинии, а также свежие запасы одежды и
оружия из Сицилии. Успех высадки, суровое
наказание карфагенян, пытавшихся выступить
против него в битве, и, прежде всего, тот факт,
что он рассеял ужас перед неизвестностью,
высмеял страхи мудрецов, удерживаясь, хоть и
с малыми силами, на угрожающей почве Аф-
рики, почти у ворот Карфагена, — все эти
факторы, вместе взятые, повернули-таки об-
щественное мнение и побудили сенат оказать
ему адекватную поддержку. На Сицилию были
посланы подкрепления, так что он смог укре-
пить свои силы войсками, сперва оставленны-
ми на острове для нужд обороны.
Но, как обычно, наращивая собственные
силы, он не упускал случая ослабить вражес-
кие. Он вновь открыл переговоры с Сифаком,
«ибо думал, что страсть последнего к молодой
жене могла уже насытиться, будучи неограни-
ченно удовлетворенной». В этом он столкнул-
ся с разочарованием, ибо, хотя Сифак зашел
так далеко, что предложил условия мира, по
которым карфагеняне оставляли Италию в об-
мен на римскую эвакуацию из Африки, он не
подавал надежд, что бросит карфагенское
дело, если война продолжится.
Сципиону такие условия были ни к чему,
но он отверг их в весьма сдержанной манере,
чтобы у его эмиссаров сохранялся предлог для
посещения враждебного лагеря. Причина была
136
в том, что он придумал план ослабить врага и
предупредить атаку, которой он опасался из-
за огромного превосходства сил противника.
Первые посланцы Сципиона рассказали ему,
что зимние хижины в карфагенском лагере
были построены почти полностью из дерева,
хижины нумидийцев — из камыша и соломы,
а расположены они в беспорядке и без соот-
ветствующих промежутков, и некоторые нахо-
дятся даже за пределами линии лагерных ук-
реплений. Эти новости навели Сципиона на
мысль поджечь вражеский лагерь и, пользуясь
суматохой, нанести внезапный удар.
Поэтому в позднейшие делегации Сципион
включал опытных разведчиков и отборных
центурионов, переодетых слугами офицеров.
Пока велись переговоры, «слуги» слонялись
по лагерям Сифака и Гасдрубала, отмечая про
себя подходы и проходы в лагерь, изучая об-
щий план лагерей, расстояние между ними,
время смены и расстановку часовых и пере-
довых постов. С каждым посольством посыла-
лись новые наблюдатели, так что максималь-
ное число опытных воинов познакомилось с
расположением лагерей. В результате их доне-
сений Сципион убедился, что лагерь Сифака
легче поджечь и проще атаковать.
Тогда он направил к Сифаку, который на-
деялся на мир, новых послов с приказом не
возвращаться, пока они не получат оконча-
137
тельный ответ на предложенные условия, за-
явив, что настал момент либо заключить со-
глашение, либо со всей энергией продолжить
войну. Сифак и Гасдрубал, посоветовавшись,
решили, очевидно, принять условия Сципио-
на. На это он ответил новыми оговорками с
целью окончить перемирие, что он и сделал
на следующий день, сообщив Сифаку, что,
хотя сам он жаждет мира, остальные члены
военного совета против него. Таким образом
он получил свободу рук для исполнения сво-
его плана, не выглядя лжецом. Несомненно,
однако, что он подошел к границе между
стратегической хитростью и умышленным об-
маном настолько близко, насколько это воз-
можно, не переступая ее.
Сифак, сильно расстроенный провалом пере-
говоров, сразу же посоветовался с Гасдрубалом,
и было решено выманить Сципиона на битву,
если удастся, на ровном поле. Но Сципион был
готов к удару, все приготовления завершены.
Даже на самых последних шагах он старался за-
путать и обмануть врага, чтобы получить от вне-
запности наибольшую выгоду. Приказы, огла-
шенные войскам, говорили о внезапном ударе
на Утику; он спустил на воду свои корабли и
погрузил на борт осадные машины, как бы со-
бираясь атаковать Утику с моря, и отправил две
тысячи пехотинцев, чтобы занять холм, господ-
ствующий над городом. Этот ход служил двой-
138
ной цели: убедить врага, что удар будет направ-
лен против Утики, и занять делом городской
гарнизон, чтобы помешать ему сделать вылазку
против лагеря Сципиона, когда он выйдет отту-
да для атаки на лагеря главных противников.
Таким образом он достиг экономии сил, скон-
центрировав основную массу войск для решаю-
щего удара, и не потерял из виду принцип безо-
пасности, следуя принципу внезапности. Он
направил внимание врага в ложную сторону.
Около полудня он собрал на совещание сво-
их самых доверенных и способных трибунов и
раскрыл перед ними свой план. На совещание
он вызвал офицеров, которые побывали во
вражеском лагере. «Он тщательно расспросил
их и сравнил их отчеты о подходах и входах в
лагерь, предоставив решение Масиниссе и сле-
дуя его совету, ибо тот был лично знаком с ме-
стностью». Затем он приказал трибунам по-
раньше накормить солдат вечером и вывести
легионы из лагеря, после обычного сигнала ко
сну. Полибий добавляет здесь любопытную
нотку, рассказав, что «у римлян в обычае, что-
бы трубачи во время ужина трубили у палатки
полководца, подавая сигнал расставить по ме-
стам ночные посты стражи».
Около первой стражи войска были постро-
ены для марша и, пройдя семь миль, около
полуночи приблизились к вражеским лагерям,
которых отделяло друг от друга около мили.
139
Здесь Сципион разделил свои силы, отда-в
всех нумидийцев и половину легионеров под
команду Лелия и Масиниссы с приказом ата-
ковать лагерь Сифака. Обоих командиров он
отвел в сторону и еще раз напомнил им об
осторожности, подчеркнув, что «чем больше
темнота при ночной атаке мешает видеть, тем
больше нужно заменять зрение Мастерством и
осторожностью». Далее он предупредил их,
что не начнет атаки на лагерь Гасдрубала,
пока Лелий не подожжет другой лагерь, и
с этой целью увел своих людей медленным
шагом.
Лелий и Масинисса, разделив силы, атако-
вали лагерь с двух сторон одновременно, схо-
дящимся маневром. Кроме того, Масинисса
расставил своих нумидийцев, поскольку они
знали лагерь, так, чтобы отрезать возможные
пути к бегству. Как и предполагалось, как
только передовые легионеры разожгли огонь,
он быстро распространился по первому ряду
шалашей, и вскоре весь лагерь был охвачен
пламенем, ибо шалаши стояли близко друг к
другу, и не было достаточно широких проме-
жутков между рядами.
Вообразив, что это случайный пожар, люди
Сифака выскочили из шалашей без оружия и
в беспорядке заметались по лагерю. Многие
погибли сонными в хижинах, многие были за-
топтаны в давке у выходов из ограды, а те, кто
140
избежал пламени, были перерезаны нумидий-
цами, расставленными у ворот.
Тем временем в карфагенском лагере солда-
ты были разбужены криками часовых о пожа-
ре в другом лагере и, увидев огромное пламя,
выбежали из собственного лагеря, чтобы по-
мочь тушить пожар. Они также решили, что
лагерь загорелся случайно, а Сципион спит в
семи милях от них. Именно этого Сципион и
ждал — и сразу же бросился на толпу, отдав
приказ не выпускать никого живым, чтобы не
получили предупреждения солдаты, оставав-
шиеся в лагере. Вслед за этим он мгновенно
начал атаку на ворота лагеря, оставшиеся не-
охраняемыми из-за общей суматохи.
Предусмотрев в своем плане атаку сперва
на лагерь Сифака,. он обратил к своей выгоде
то, что немалая часть хижин в нем находилась
за пределами линии укреплений и была легко
доступна, давая возможность захватить воро-
та лучше укрепленного карфагенского лагеря.
Передовые отряды, ворвавшись внутрь, тут
же запалили ближайшие хижины, и вскоре
весь лагерь был в пламени; разыгрывались те
же сцены паники и истребления, и те, кто вы-
бегал через ворота, встретили свою судьбу под
мечами расставленных снаружи римских от-
рядов. «Гасдрубал сразу же бросил любые по-
пытки тушить огонь, ибо понял из того, что
сделалось с ним, что бедствие, павшее на ну-
141
мидийцев, также не было, как они предполо-
жили, делом случая, но результатом инициа-
тивы и дерзости врага». Он поэтому, проло-
жив себе путь, бежал, сумев увести с собой
только две тысячи пехотинцев и пятьсот кон-
ников, кое-как вооруженных, раненых и обо-
жженных. С этими жалкими остатками он
нашел убежище в близлежащем городке, но,
когда подошли преследователи, он, видя на-
строение жителей, возобновил бегство в Кар-
фаген. Сифак также бежал, уведя, вероятно,
побольше людей. Он укрылся в Аббе, сосед-
нем укрепленном городке.
Даже армии Сеннахериба не претерпели
столь быстрого, столь неожиданного и столь
полного разгрома, как армии Гасдрубала и
Сифака. Согласно Ливию, 40 тыс. человек
было перебито либо погибло в пламени; око-
ло 5 тыс., включая многих карфагенских вель-
мож, попали в плен. Зрелище этой катастро-
фы остается непревзойденным в истории.
Полибий, получавший, вероятно, информа-
цию от Лелия и других очевидцев, описывает
ее так: «Все вокруг полно было горестными
криками, паникой, страхом, странным грохо-
том и, прежде всего, яростным огнем и по-
токами пламени, уничтожавшими всякое со-
противление; любой из этих вещей было бы
достаточно, чтобы вселить ужас в человеческое
сердце, и насколько же ужаснее было сочета-
142
ние их всех. Невозможно найти другой такой
катастрофы, как бы ее ни преувеличивать, ко-
торая могла бы сравниться с этой, настолько
превышал ее ужас все прежние события. По-
этому из всех блистательных подвигов, совер-
шенных Сципионом, этот кажется мне самым
блистательным и самым дерзким...»
В Карфагене новости вызвали страшную
тревогу и тоску — целью Гасдрубала при от-
ступлении туда как раз и было предотвраще-
ние паники и капитуляции. Город нуждался в
его присутствий и в его решительности. Кар-
фагеняне ожидали, что в весенней кампании
их армии запрут Сципиона на мысу близ Ути-
ки, отрезав его с суши и с моря. Драматичес-
кий оборот событий заставил их перейти от
самоуверенности к глубокому унынию. На
чрезвычайных дебатах в сенате было предло-
жено три выхода: направить к Сципиону по-
слов для переговоров о мире; отозвать из
Италии Ганнибала; набрать свежих наемников
и убедить Сифака возобновить совместную
борьбу. Влияние Гасдрубала и объединенной
партии Баркидов победило: был принят пос-
ледний образ действий. Стоит мимоходом от-
метить, ввиду обвинения в ультрапатриотизме,
часто выдвигаемом против Ливия, что он го-
ворит о решении карфагенян с явным восхи-
щением: «Оно дышало римским упорством и
стойкостью в бедствиях».
143
Сифак и его нумидийцы сперва решили про-
должать отступление и вернуться в свою страну,
выйдя из войны. Но три фактора заставили их
передумать: влияние Софонисбы, умолявшей
Сифака не бросать ее отца и ее народ, быстрое
прибытие послов из Карфагена и прибытие из
Испании более четырех тысяч кёльтиберских
наемников, которые народная молва, без сомне-
ния вдохновляемая военной партией, преврати-
ла в десять тысяч. Сифак сообщил послам, что
будет бороться вместе с Гасдрубал ом, и показал
им свежих нумидийских наемников, которые
только что прибыли. Энергично проведя рек-
рутский набор, Гасдрубал и Сифак через три-
дцать дней смогли снова выйти в поле, объеди-
нив силы и укрепившись в лагере на Вели-
кой равнине. Их силы составляли 30—35 Тыс.
бойцов.
Сципион, рассеяв вражеские силы внезап-
ной атакой, обратился теперь к осаде Утики,
чтобы получить безопасную базу для дальней-
ших операций. Очевидно, что он намеренно
воздержался от преследования Сифака, ибо за-
ставлять последнего драться значило бы лить
масло в огонь, который уже угасал сам по себе.
Основания для таких надежд мы уже показа-
ли, как и факторы, помешавшие им оправдать-
ся. Полибий приводит в этот момент пример
заботы Сципиона о своих войсках: «Он также
в это время распределял добычу, но прогнал
144
торговцев, которые делали на этом слишком
уж выгодные дела; ибо солдаты, упоенные не-
давними успехами, рисовали себе розовые кар-
тины будущего и, не ценя сегодняшнюю до-
бычу, были готовы отдавать ее торговцам за
бесценок».
Когда вести о соединении нумидийцев й
карфагенян й об их приближении достигли
ушей Сципиона, он действовал стремительно.
Оставив маленький отряд, чтобы поддержи-
вать видимость осады с моря и суши, он на-
легке двинулся маршем на врага, полагая,
очевидно, что ключом к победе над новой
угрозой является быстрота, и нужно ударить
раньше, чем они превратят своих рекрутов в
боеспособную силу. На пятый день он достиг
Великой равнины и укрепился в лагере на
холме, примерно в трех с половиной милях от
вражеского лагеря. В течение двух следующих
дней он выдвигал отряды, тревожа неприя-
тельские аванпосты, чтобы выманить врагов
на битву. Рыбка клюнула на третий день —
объединенная армия вышла из лагеря и выс-
троилась в боевой порядок. Кельтиберов, свои
отборные войска, Гасдрубал с Сифаком по-
ставили в центр, нумидийцев — на левый
фланг и карфагенян -г на правый. «Сципион
просто следовал обычной римской практи-
ке, поставив гастатов впереди, принципов за
ними и триариев — позади всех. Кавалерию
145
италиков он расположил на правом фланге,
против нумидийцев Сифака, а нумидийцев
Масиниссы — на левом, против карфагенской
конницы. В первой же схватке италики и кон-
ники Масиниссы опрокинули фланги против-
ника. Быстрота прибытия Сципиона и удара,
не позволившего вождям врага выдрессиро-
вать еще «сырых» наемников, дала обильные
результаты. Более того, моральный дух рим-
лян ободрялся недавним успехом, а против-
ник еще не оправился после недавней катас-
трофы.
Кельтиберы в центре держались стойко,
зная, что бегство бесполезно из-за незнаком-
ства с местностью, а сдаваться нельзя, ибо они
предали римлян, прибыв из Испании на служ-
бу к их врагам. По-видимому, Сципион ис-
пользовал свою вторую и третью линию в ка-
честве мобильного резерва, чтобы атаковать
кельтиберов с флангов, вместо того чтобы, по
обычаю, просто подкреплять гастатов. Окру-
женные со всех сторон, кельтиберы были раз-
резаны на отдельные группы там, где стояли,
хоть и после упорного сопротивления, позво-
лившего Гасдрубалу, Сифаку и множеству бег-
лецов проложить себе дорогу и бежать. Гасд-
рубал с уцелевшими воинами нашел себе
убежище в Карфагене, а Сифак с остатками
конницы ушел домой в свою столицу Цирту.
146
Ночь положила конец резне. На следующий
день Сципион отправил Масиниссу и Лелия в
погоню за Сифаком, в то время как сам он очи-
щал округу, занимая укрепленные городки и
готовясь к маршу на Карфаген. Здесь вновь под-
нялась тревога, но в час испытания народ ока-
зался тверже, чем о нем часто думают. Не много
голосов прозвучало в пользу мира, и карфагеня-
не начали энергичную подготовку к сопротивле-
нию. Подвозилось продовольствие для долгой
осады, ремонтировались и расширялись укреп-
ления. В то же время сенат решил послать флот
атаковать римские корабли под Утикой и попы-
таться снять осаду. Затем было решено отозвать
Ганнибала из Италии.
Сципион, облегчив обоз отправкой добычи
в лагерь под Утикой, уже занял Тунис, сопро-
тивлявшийся слабо, несмотря на сильные ук-
репления. Тунис отстоял всего на пятнадцать
миль от Карфагена и был оттуда ясно виден —
что, как говорит Полибий, было, по мнению
Сципиона, «наиболее эффективным средством
вселить в карфагенян ужас и смятение». Еще
раз он преследовал моральную цель.
Едва он завершил этот маневр, как часовые
доложили ему, что мимо проходит карфагенс-
кий флот. Он сразу же понял план противни-
ка и заключавшуюся в нем опасность, зная,
что его корабли, нагруженные осадными ма-
шинами и частично переоборудованные в
147
транспорты, не годятся для морской битвы.
Без колебаний решил он отразить угрозу и
двинулся форсированным маршем назад к
Утике. Готовить корабли для боя не было вре-
мени, поэтому он придумал план поставить
военные суда на якоря поближе к берегу и за-
щитить их четырьмя рядами транспортов, свя-
занных вместе цепями в плавучую стену. Он
также перебросил трапы с одного транспорта
на другой, чтобы войска могли свободно пере-
двигаться вдоль линии, а между транспортами
оставил узкие проходы для мелких гребных
судов. Затем он разместил на транспортах ты-
сячу отборных бойцов, в изобилии вооружен-
ных метательным оружием, — предвидя совре-
менную доктрину использования в обороне
повышенной огневой мощи взамен недоста-
точных людских ресурсов.
Благодаря медлительности карфагенского
флота и дальнейшей задержке, из-за попытки
карфагенян навязать битву в открытом море,
чрезвычайные оборонные меры удалось завер-
шить вовремя. Карфагенянам пришлось напа-
дать на необычный боевой строй, кораблями
атаковать стену. Преимущество в численности
частично обесценивалось тем, что транспорты
возвышались над водой выше, чем карфагенс-
кие суда, — так, что карфагенянам пришлось
бросать дротики вверх, а римлянам, напротив,
сверху было легче целиться, а оружие, брошен-
148
ное сверху, приобретало большую убойную
силу. Но попытки высылать через промежут-
ки между транспортами легкие гребные суда
для атак на карфагенские корабли — средство,
очевидно почерпнутое Сципионом из сухо-
путной тактики, — не увенчались успехом и
фактически мешали обороне. Надвигавшиеся
корабли карфагенян просто опрокидывали их,
благодаря своему весу и инерции, а на поздних
стадиях битвы мелкие суда так смешались с
кораблями противника, что мешали огню с
транспортов.
Отбитые во фронтальной атаке, карфагеня-
не попробовали другую тактику, забрасывая
на транспорты длинные балки с железными
крючьями, прикованные цепями к собствен-
ным кораблям. Им удалось выволочь из пер-
вого ряда несколько транспортов — римляне
едва успели перепрыгнуть на вторую линию
судов. Но взломать удалось только одну ли-
нию, и противодействие было столь суровым,
что карфагеняне решили удовольствоваться
ограниченным успехом и отплыли назад в
Карфаген. Они тащили с собой на буксире
всего шесть захваченных транспортов, хотя,
без сомнения, в бухте дрейфовали и другие
суда, потерянные римлянами.
Не оправдавшись здесь, надежды карфаге-
нян были разбиты в другом месте, ибо силы
преследования, посланные вдогонку Сифаку,
149
достигли своей цели и отрезали, наконец, опо-
ру карфагенской мощи в Африке. Успех озна-
чал нечто еще большее, ибо Сципион получил
доступ к тому нумидийскому источнику чело-
веческих ресурсов, к которому так долго стре-
мился и в котором нуждался, чтобы набрать
достаточно сил для решающего удара.
Преследуя Сифака, Лелий и Масинисса
плосле пятнадцатидневного марша прибыли в
Массилию (наследственное царство Масинис-
сы, из которого его изгнали) и выгнали гарни-
зоны, оставленные Сифаком. Последний отсту-
пил еще дальше на восток в собственное
царство, Массесилию — современный Алжир —
и там, подстрекаемый женой, набрал свежие
силы из обильного населения своих владений.
Он попытался организовать их по римскому
образцу — воображая, как многие копиисты в
военной истории, что подражание внешнему ус-
тройству откроет ему секрет римских успехов.
Войско его было достаточно велико, фактичес-
ки достигнув первоначального уровня, но оста-
валось еще совсем сырым и недисциплиниро-
ванным. С ним он двинулся против Лелия и
Масиниссы. В первой кавалерийской схватке
численное превосходство сказалось, но преиму-
щество было потеряно, когда римская пехота
встала в промежутках между конными отряда-
ми. Вскоре неопытные войска дрогнули и побе-
жали. Победа объясняется, в сущности, превос-
150
ходством в обучении и дисциплине, а не тонким
маневром, характерным для всех сражений Сци-
пиона. Ввиду этого стоит отметить, что некото-
рые историки не упускают случая намекнуть,
что Сципион более обязан своими успехами
своим способным офицерам, чем самому себе.
Сифак, видя, что его силы раздавлены, пы-
тался устыдить своих людей, выезжая вперед
и подвергая себя опасности. В этих отважных
попытках его сбили с коня, захватили в плен
и притащили к Лелию. Как замечает Ливий,
это было «зрелище, рассчитанное на то, что-
бы доставить особенное удовольствие Маси-
ниссе». Последний показал после битвы под-
линный воинский дух и суждение, объявив
Лелию, что как бы ни хотелось ему посетить
свое вновь обретенное царство, однако «во
времена успехов также не годится терять вре-
мя, как в дни бедствий». Поэтому он испро-
сил разрешения выступить с .конницей на
Цирту, столицу Сифака, с тем чтобы Лелий
последовал за ним с пехотой. Получив согла-
сие Лелия, Масинисса устремился вперед,
прихватив Сифака с собой. Прибыв к стенам
Цирты, он вызвал отцов города, но они отка-
зывались явиться, пока он не показал им свя-
занного Сифака. На этом слабодушные от-
крыли ворота. Масинисса, расставив стражу,
галопом помчался ко дворцу — и был встре-
чен Софонисбой.
151
Эта женщина, знаменитая своей красотой и
губительным влиянием почти как Елена Тро-
янская или Клеопатра, настолько ловко воз-
звала к его гордости, жалости и страсти, Что не
только выманила у него клятву не выдавать ее
римлянам, но, «поскольку нумидийцы — на-
род весьма влюбчивый, он сделался рабом сво-
ей пленницы». Когда она удалилась и ему
пришлось решать проблему, как совместить
свой долг с клятвой, страсть подсказала ему
лазейку — жениться на ней самому в тот же
самый день. Подошедший Лелий так рассер-
дился, что сперва чуть не приказал выволочь
ее из брачной постели и отправить с другими
пленниками в лагерь под Утикой, но в конце
концов смягчился, оставив решение Сципио-
ну. Оба вождя начали очистку нумидийских
городков, в которых еще оставались гарнизо-
ны Сифака.
Когда пленники во главе со связанным Си-
факом прибыли в лагерь Сципиона, солдаты
высыпали из палаток полюбоваться зрелищем.
Что за перемена судьбы! Всего несколько лет
назад несчастный пленник был могуществен-
ным правителем, дружбы которого одновре-
менно искали Сципион и Гасдрубал, рискнув-
шие отдаться в его руки — так высоко они
ценили приз.
Такие мысли, вероятно, вместе с воспоми-
наниями о прежней дружбе, пронеслись в го-
152
лове Сципиона и вызвали в его сердце сочув-
ствие. Он начал расспрашивать Сифака о мо-
тивах, заставивших его нарушить клятвенный
союз с римлянами и без повода объявить им
войну. Сифак, приободрившись от сочувствен-
ного тона Сципиона, ответил, что он был бе-
зумцем, но война была только вершиной его
безумия, не его началом — началом был брак
с Софонисбой. Эта «чума» очаровала и осле-
пила его. Но, рухнувший и падший, он объя-
вил, что черпает некоторое утешение в том,
что ее фатальные чары перенесены теперь на
его величайшего врага.
Слова эти крайне встревожили Сципиона,
ибо он хорошо осознавал и влияние Софонис-
бы, и угрозу, которую поспешная свадьба при-
несла римским планам. Она погубила одного
страстного нумидийца, она вполне могла сгу-
бить и второго. Когда вскоре после этого при-
были Лелий и Масинисса, Сципион никак не
показал своих чувств, расхвалив обоих до не-
бес за их успехи. Но потом он отвел Масинис-
су в сторону.
Его разговор с провинившимся — шедевр
такта и психологического мастерства. «Я пола-
гаю, Масинисса, в первый раз, в Испании, ты
пришел ко мне, чтобы завязать со мной друж-
бу потому, что увидел во мне некие хорошие
качества, а после, в Африке, ты связал себя и
все свои надежды с моей защитой. Но из всех
154
добродетелей, делающих меня достойным тво-
его уважения, нет ни одной, которой я гордил-
ся бы так, как умеренностью и способностью
управлять своими страстями». Затем, указав на
опасности, вызываемые отсутствием самокон-
троля, он продолжил: «Я отмечал с радостью и
вспоминаю с удовольствием примеры вернос-
ти и мужества, которые ты показал в мое от-
сутствие. Что до других дел, я предпочитаю,
чтобы ты поразмышлял над ними в одиноче-
стве, чем заставлять тебя краснеть, говоря о
них». Воззвав в заключение к чувству долга, он
отпустил Масиниссу.
Если упреки только ожесточили бы нуми-
дийца, то дружеский призыв сломал его волю,
и, разразившись слезами, он отступил в свою
палатку. Здесь, после долгой внутренней
борьбы, он послал за доверенным слугой и
приказал ему смешать в чаше яд и отнести его
Софонисбе, приказав передать, что «Маси-
нисса с радостью бы выполнил первую свою
обязанность как муж, но, поскольку имеющие
власть лишили его возможности осуществить
свои права, он выполняет второе обещание —
что она не попадет живой в руки римлян».
Когда слуга пришел к Софонисбе, она сказа-
ла: «Я принимаю этот свадебный подарок, да
не будет он нежеланным, раз мой муж не мо-
жет сослужить мне лучшей службы. Скажи
ему, однако, что я умерла бы с большим удов-
155
летворением, не выйди я замуж накануне
смерти». Затем спокойно и бестрепетно она
выпила чашу.
Как только Сципион услышал новости, он,
опасаясь, что обуреваемый страстью молодой
человек может в отчаянии сделать непоправи-
мый шаг, «немедленно послал за ним и начал
одновременно и утешать его, и мягко упрекать
за попытку исправить одно опрометчивое де-
яние другим, сделав все более трагичным, чем
было необходимо».
На следующий день Сципион попытался
изгнать горе из души Масиниссы путем хоро-
шо рассчитанного призыва к его амбициям и
к его гордости. Созвав общее собрание, он
сперва приветствовал Масиниссу титулом
царя, говоря в самых лестных словах о его
достижениях, и затем передал ему золотой
кубок, скипетр из слоновой кости, курульное
кресло и другие почетные символы. «Он воз-
высил цену почестей, заметив, что среди рим-
лян нет ничего более величественного, чем
триумф, и что люди, которые получают в на-
граду триумф, не получают столь великолеп-
ных украшений, как те, которых римский на-
род считает Масиниссу, единственного из
всех иностранцев, достойным». Эти действия
и поощрение мечты Масиниссы сделаться
владыкой всей Нумидии оказали желаемый
эффект, и публичные почести позволили Ма-
156
синиссе быстро забыть о своих частных горе-
стях.
Лелий, которого Сципион расхвалил и на-
градил не меньшим образом, был отправлен с
Сифаком и другими пленниками в Рим.
Глава 10
НАРУШЕННЫЙ МИР
Обезопасив свою политическую базу в Аф-
рике, Сципион двинулся обратно в Тунис, и
на этот раз моральная угроза, подкрепленная
недавними успехами, достигла цели. Чаша ве-
сов партии мира качнулась вниз, и карфагеня-
не послали тридцать главных старейшин — а
совет старейшин стоял выше даже сената —
просить о мире. Согласно Ливию, приблизив-
шись к Сципиону, они простерлись перед ним
ниц на восточный манер, и их просьбы пока-
зывали равную униженность. Они умоляли
простить их государство, говоря, что опромет-
чивость граждан дважды привела его на край
гибели, и они надеялись, что теперь оно будет
обязано безопасностью,милости своих врагов.
Надежда была основана на том, что целью
римского народа, как они знали, было господ-
ство, а не уничтожение, и они объявили, что
примут любые условия, которые он соизволит
выдвинуть. Сципион ответил, что он пришел в
157
Африку «с надеждой, которая была подкрепле-
на успехом, что он привезет домой победу, а
не условия мира. Тем не менее, хотя он уже
держит победу в руке, он не отказывается ула-
дить дело, чтобы все народы знали, что римс-
кий народ начинает и завершает войны, руко-
водясь справедливостью».
Его условиями были: выдача всех пленни-
ков и дезертиров; вывод карфагенских армий
из Италии, Галлии и всех средиземноморских
островов; отказ от всяких притязаний на Ис-
панию; выдача всех военных кораблей, кроме
двадцати. Он потребовал также значительную,
но не тяжелую плату зерном и деньгами. Он
дал им три дня на обдумывание решения, до-
бавив, что, если они примут его условия, они
смогут заключить с ним перемирие и напра-
вить послов в Рим.
Умеренность этих условий замечательна,
особенно если учесть полноту военного успеха
Сципиона. Она свидетельствует не только о ве-
личии его души, но и о неслыханной политичес-
кой дальновидности. Если вспомнить о подоб-
ной же умеренности после Замы, не будет
преувеличением сказать, что Сципион ясно по-
нимал то, что только едва брезжит в умах сегод-
няшнего мира: подлинная национальная цель в
войне, как и в мире, есть более совершенный
мир. Война есть результат угрозы этой полити-
ке и предпринимается, чтобы ликвидировать эту
158
угрозу и чтобы путем подчинения воли враждеб-
ного государства привести эту негативную волю
в согласие с нашей собственной политикой.
И чем скорее и дешевле в плане человеческих
жизней и денег мы можем это сделать, тем луч-
ше будут наши шансы на продолжение нацио-
нального процветания в широчайшем смысле
слова. Цель нации в войне поэтому есть сокру-
шение воли противника к сопротивлению с
наименьшими человеческими и экономически-
ми потерями для себя. Урок истории — более
того, очень недавней истории — позволяет нам
вывести следующую аксиому: военная победа
сама по себе не эквивалентна успеху в войне.
Далее, в отношении условий мира договор дол-
жен быть разумным, ибо принуждать разбитого
врага соглашаться на условия, которые не могут
быть выполнены, означает сеять семена войны,
которая когда-нибудь будет объявлена, чтобы
отменить договор. Существует только одна аль-
тернатива — уничтожение противника.
Комментарий Моммзена на умеренность ус-
ловий Сципиона гласит, что они «кажутся столь
благоприятными для Карфагена, что невольно
возникает вопрос, выдвигались ли они Сципи-
оном прежде всего в собственных интересах или
же в интересах Рима». Человек, ищущий попу-
лярности, без сомнения, скорее продолжил бы
войну, чтобы завершить ее оглушительной воен-
ной победой, чем довольствоваться бледной
159
славой заключения мира по договору. Но инси-
нуациям Моммзена и его вердикту противоре-
чит умеренность, проявленная Сципионом и
после Замы, — несмотря на такую провокацию,
как нарушение карфагенянами договора.
Карфагеняне эти условия приняли и в соот-
ветствии с первым, условием направили к Сци-
пиону послов для заключения перемирия, и в
Рим — просить о мире, отправив с ними не-
скольких пленников и дезертиров в виде дип-
ломатического аванса. Но военная партия сно-
ва добилась преобладания и, готовая принять
мирные переговоры в качестве прикрытия и
чтобы выиграть время, направила Ганнибалу и
Магону срочный приказ вернуться в Африку.
Последнему не суждено было возвратиться в
отечество, ибо, раненный в недавней битве, он
умер от ран, когда его транспортный флот
проходил Сардинию.
Ганнибал, предвидя вызов, уже подготовил
корабли и стянул главные силы своей армии в
порт, оставив только наихудшие войска нести
гарнизонную службу в городах Бруттия. Гово-
рят, что ни один изгнанник, покидая родную
землю, не показал больше горя, чем Ганнибал,
покидая землю своих врагов, й что он прокли-
нал себя за то, что не повел войска на Рим сра-
зу же после победы при Каннах. «Сципион, —
сказал он, — который даже не видел врагов в
Италии, посмел переправиться и атаковать Кар-
160
фаген, в то время как я, перебив сто тысяч че-
ловек при Тразименском озере и Каннах, позво-
лил своим силам истощиться, бродя вокруг
Казилина, Канн и Нолы».
Новости о его отбытии были встречены в
Риме с радостью, смешанной с опасениями,
ибо командующим в Южной Италии было
предписано сенатом держать Ганнибала в на-
пряжении, сковывая его силы, пока Сципион
обеспечивал решение войны в Африке. Теперь
сенаторы чувствовали, что появление Ганниба-
ла в Карфагене раздует тлеющие угли войны и
подвергнет опасности Сципиона, на един-
ственную армию которого падет вся тяжесть
войны.
По прибытии Лелия в Рим, среди сцен бур-
ного ликования, сенат решил, что он должен
задержаться до прибытия карфагенских по-
слов. С послами Масиниссы сенаторы обменя-
лись взаимными поздравлениями й не только
утвердили титул царя, пожалованный Сципи-
оном, но преподнесли ему новые почетные
дары и военную амуницию, обычно предостав-
ляемую консулу. Они также согласились на
его просьбу освободить нумидийских пленни-
ков — политический шаг, которым он надеял-
ся укрепить свой авторитет среди соотечест-
венников.
Когда прибыли послы из Карфагена, они
обратились к сенату примерно так же, как к
161
Сципиону, свалив всю вину на Ганнибала и
твердя, что со стороны собственно Карфаге-
на мир, окончивший 1-ю Пуническую войну,
оставался нерушимым. Поскольку это было
так, они умоляли сохранить те же самые ус-
ловия мира. Последовали дебаты в сенате, об-
наружившие широкие расхождения во мнени-
ях: некоторые рекомендовали не принимать
решения, не посоветовавшись со Сципионом,
другие требовали сразу же возобновить войну,
поскольку отъезд Ганнибала предполагал, что
просьба о мире была только маскировкой. Ле-
лий, когда спросили его мнение, сказал, что
Сципион основывал свои надежды на заклю-
чение мира на уверенности, что Ганнибал и
Магон не будут отозваны из Италии. Сенат не
смог прийти к определенному решению, и де-
баты были отложены, хотя из Полибия, ка-
жется, следует, что их потом возобновили и
согласие было достигнуто.
Тем временем, однако, война в Африке уже
началась — снова из-за нарушения перемирия.
В то время как посольство было на пути в Рим,
Сципиону из Сицилии и Сардинии направи-
ли свежие подкрепления и припасы. Первые
прибыли благополучно, но конвой в двести
транспортов из Сицилии встретил сильный
шквал почти в виду Африки, и, хотя военные
корабли пробились-»в гавань, транспорты от-
несло к Карфагену; большую часть к острову
162
Эгимур в тридцати милях от входа в Карфаген-
ский залив, а остальные выбросило на пляжи
близ города. Вид их вызвал в народе большое
возбуждение, люди кричали, что такую гро-
мадную добычу нельзя упускать. Спешно со-
званное собрание, на которое проникла толпа,
решило, что Гасдрубал должен отправиться с
флотом на Эгимур и захватить транспорты.~
После того как их привели, те, что выбросило
на берег около города, также стянули на воду
и привели в гавань.
Как только Сципион услышал о нарушении
перемирия, он отправил в Карфаген трех по-
слов, чтобы поставить вопрос об инциденте, а
также известить карфагенян, что римский на-
род утвердил мирный договор, ибо депеши с
этими новостями только что к нему прибыли.
Послы, заявив весьма решительный протест,
добавили, что, хотя «римляне были бы правы,
налагая наказание, они решили, во имя общей
судьбы всех людей, не превращать дело в про-
блему, но скорее позволить безумию карфаге-
нян подтвердить великодушие римлян». Затем
послы удалились, оставив сенат совещаться.
Негодование на сильные выражения послов,
нежелание отдавать корабли и припасы, новая
уверенность в неминуемой помощи Ганниба-
ла — все это вместе сработало против партии
мира. Решено было просто отослать послов без
ответа. Последние, уже едва избежавшие яро-
163
сти толпы, потребовали эскорт для обратного
путешествия. Им выделили две триремы.
Это подало вождям военной партии мысль
о том, что можно подложить новую мину, ко-
торая сделает разрыв необратимым. Они по-
слали Гасдрубалу, флот которого стоял на
якорях недалеко от Утики, приказ устроить
засаду близ римского лагеря, атаковать и по-
топить корабль послов. Повинуясь приказам,
командиры эскорта покинули римскую пенте-
ру в виду римского лагеря. Перед входом в га-
вань ее атаковали три карфагенских военных
корабля, посланные для этой цели. Попытка
абордажа была отбита, но экипаж, или, вер-
нее, уцелевшие моряки спаслись, только вы-
бросив корабль на берег.
Этот предательский удар заставил Сципио-
на возобновить операции, готовясь к финаль-
ной пробе сил. Немедленно идти прямо на
Карфаген' было невозможно, ибо это означало
долгую осаду, а разворачивать осадные опера-
ции в канун неминуемого прибытия Ганниба-
ла, который мог угрожать тылам и перерезать
1 коммуникации, было бы безумием. Да и его
собственное положение было не слишком при-
ятным, ибо он не только потерпел тяжелую
потерю подкреплений и припасов из Сицилии,
но и Масинисса со своей конницей и частью
римских сил — десятью когортами — отсут-
ствовал на театре военных действий. Немед-
164
ленно по заключении временного перемирия
Масинисса отправился в Нумидию, чтобы вер-
нуть собственное царство и, с помощью рим-
лян, добавить к нему царство Сифака.
Когда перемирие было Нарушено, Сципион
отправил к Масиниссе гонцов с приказом, со-
брать возможно больше сил и со всей поспеш-
ностью присоединиться к нему. Затем, приняв
меры, обеспечивающие безопасность флота,
он передал командование базой своему легату
Бебию и начал марш вверх по долине реки
Баграды с целью изолировать Карфаген и, от-
резав подвоз всех припасов и подкреплений из
внутренней части страны, подорвать силы го-
рода, прежде чем приступить к его прямому
покорению, — снова принцип безопасности.
На марше он больше не довольствовался про-
стым подчинением городов, готовых сдаться,
но брал их все штурмом и продавал жителей в
рабство, чтобы продемонстрировать свой гнев
и последствия нарушения договора.
Во время этого марша карфагенские и рим-
ские послы, возвращавшиеся из Рима, достиг-
ли приморского лагеря. Бебий сразу же отпра-
вил римских послов к Сципиону, но задержал
карфагенян, которые, услышав о том, что про-
изошло, естественно, испугались за собствен-
ную судьбу. Но Сципион, к своей чести, отка-
зался мстить им за своих собственных послов.
«Ибо, зная, насколько высоко его собствен-
165
ный народ ценит уважение к послам, он думал
не столько о «заслугах» карфагенян, сколько о
долге римлян. Поэтому, сдержав свой гнев и
горечь отвращения, которую он чувствовал, он
решил «держаться славного прошлого наших
отцов», как говорит пословица». Он послал
Бебию приказ обращаться с карфагенскими
послами со всей любезностью и отправить их
домой. «Вследствие этого он унизил весь народ
Карфагена и самого Ганнибала, воздав им за
их низость своим великодушием» (Полибий).
В этом акте Сципион приоткрывает свое
понимание этической цели войны и ее ценно-
сти. Рыцарство, руководимое разумом, есть
актив и в войне, и в ее следствии — мире. Ра-
зумное рыцарство не нужно путать с донки-
хотством, с отказом от стратегических или
тактических выгод, отбрасыванием лучшего
морального оружия — внезапности, с отноше-
нием к войне как к матчу на теннисном кор-
те, с фанфаронством, как в бурлеске при
Фонтенуа — «Господа французы, стреляйте
первыми!». Это просто глупость, как и тради-
ционная тенденция рассматривать примене-
ние нового оружия как удар ниже пояса, не-
зависимо от того, гуманнее оно или нет в
сравнении с существующим оружием. Так
немцы называли зверством применение тан-
ков, так мы называли газы, и так же средне-
вековый рыцарь говорил об огнестрельном
166
оружии, которое мешало ему безнаказанно
резать беззащитных крестьян. Однако доля
бойцов, погибших в битве, снизилась, когда
мушкет заменил боевой топор и меч и когда
газы начали заменять снаряды и пули. Непри-
ятие нового оружия — это простой консерва-
тизм, а не рыцарство.
Но рыцарство, как в нашем примере ры-
царство Сципиона, есть свидетельство рацио-
нальности и дальновидности, ибо оно наде-
ляет сторону, демонстрирующую рыцарство,
ощущением превосходства, а сторону, которая
его не проявляет, — комплексом неполноцен-
ности. Преимущество в моральной сфере ска-
зывается в сфере материальной.
Если рыцарственный акт Сципиона и объяс-
нялся отчасти подобными психологическими
расчетами, то он явно соответствовал его при-
родному характеру, ибо еще его поведение в
Испании показывает, что это было не просто
театральным жестом. Как в войне, так и при
оценке характера мы не можем четко выделить
моральную, ментальную или физическую сферу.
Мы не можем отделить благородство поведения
Сципиона в течение всей его карьеры от пора-
зительной ясности его умственного предвиде-
нии — они едины, образуя не только великого
полководца, но и великого человека.
Незадолго до всего этого — вероятно, в тече-
ние эпизода, нарушившего перемирие, — Ган-
167
нибал высадился в Лепе — в нынешнем заливе
Хаммамет — с войском в 24 тыс. человек и дви-
нулся к Хадрумету. Остановившись здесь1, что-
бы дать отдохнуть войскам, он послал нумидий-
скому вождю Тихею, «имевшему, как думали,
лучшую конницу в Африке», настоятельный
призыв присоединиться к нему, чтобы спасти
положение. Он пытался сыграть на страхах Ти-
хея, который был родственником Сифака, ука-
зывай, что, если римляне победят, он рискует
потерять не только свои владения, но и жизнь
из-за Масиниссы, жаждавшего власти. Это по-
действовало, и Тихей прибыл с двумя тысячами
конных воинов. Это было ценное приобретение,
ибо Ганнибал потерял свое прежнее превосход-
ство в коннице — оружии, которым он так мас-
терски владел. В дополнение Ганнибал ожидал
и вскоре получил 12 тыс. солдат Магона из Ли-
гурии — галлов, показавших свои прекрасные
качества в последней битве перед отплытием.
В Африке был набран большой отряд новых на-
емников, хотя менее надежного качества. Далее,
согласно Ливию, на помощь Карфагену недав-
но прибыли 4 тыс. македонян, посланные царем
Филиппом.
1 По словам Ливия, только на несколько дней. Полибий
темен в этом вопросе, но известные факты предполагают бо-
лее длительную остановку, ибо неизбежно требовалось вре-
мя для прибытия конницы Тихея и подхода к Ганнибалу
других карфагенских сил.
168
Позволить этой силе раз достичь Карфаге-
на и превратить такую крепость в базу для опе-
раций означало бы резко обернуть всю ситуа-
цию в пользу Ганнибала. В отличие от него у
Сципиона украли припасы и подкрепления.
Он был изолирован на враждебной почве,
часть его сил была отправлена с Масиниссой,
и размеры сил, которые тому предстояло на-
брать, оставались неясными.
Полезно взвесить эти условия, ибо они помо-
гают скорректировать распространенные, но
ложные исторические впечатления. В этот мо-
мент преимущество было у Ганнибала, и чувства
в соперничающих столицах, отраженные Ливи-
ем и Полибием, четко отражали этот факт.
Глава 11
ЗАМА
Даже в этот критический момент зависть к
Сципиону цвела в римском сенате. Поддержка,
как всегда, исходила от народа, не от сенатских
военных соперников. Консулы не сделали ниче-
го, чтобы помочь кампании Сципиона, удержи-
вая Ганнибала в Италии, — разве что Сервилий
вышел к побережью после того, как Ганнибал
благополучно отбыл. Но в начале года, когда,
согласно обычаю, распределялись провинции,
оба консула боролись за Африку, стремясь по-
169
жать плоды успехов Сципиона и получить сла-
ву по дешевке. Метелл снова пытался сыграть
роль божества-покровителя. В результате консу-
лам приказали предложить народным трибунам
обратиться к народу с вопросом, кто должен ру-
ководить войной в Африке. Все трибы назвали
Сципиона. Несмотря на единодушный приговор
народа, консулы бросали жребий из-за Африки,
убедив сенат принять соответствующий декрет.
Жребий выпал Тиберию Клавдию, которому
был даны те же командные полномочия, что
Сципиону, и пятьдесят пентер для экспедиции.
К счастью для Сципиона, эта вдохновленная за-
вистью мера не помешала ему увенчать соб-
ственные подвиги; ибо Клавдий не торопился с
приготовлениями, а когда он, наконец, вышел в
море, флот был захвачен штормом и отнесен к
Сардинии. Он так никогда и не достиг Африки.
Вскоре, как только в Рим просочились сведе-
ния об изменившейся ситуации, клеветники
Сципиона объединились с привычными песси-
мистами, предсказывая катастрофу. «Квинт Фа-
бий, недавно скончавшийся, который предска-
зывал тяжелые испытания, всегда говорил, что
Ганнибал будет более опасным врагом в соб-
ственной стране, чем в чужой, и что Сципиону
придется иметь дело не с Сифаком, царьком
недисциплинированных варваров... и не с Гас-
друбалом, самым нестойким из полководцев
(клевета на человека несгибаемого духа), не с
170
бестолковыми армиями, поспешно набранными
из полувооруженных крестьян, но с Ганниба-
лом... который, состарившись в победах, напол-
нил Испанию, Галлию и Италию памятью о сво-
их подвигах; который командовал столь же
опытными войсками, закаленными в битвах и
обладавшими сверхчеловеческой стойкостью,
тысячу раз проливавшими кровь римлян...» На-
пряженность в Риме возросла, питаясь долгими
годами вялой и почти бесцельной войны, в то
время как теперь мысли всех римлян возбужда-
ло зрелище двух полководцев, готовых к фи-
нальной смертельной схватке.
В Карфагене общественное мнение как буд-
то бы разделилось поровну, питаемое, с одной
стороны, непобедимостью и успехами Ганни-
бала, а с другой — мыслями о повторных по-
бедах Сципиона и о том, что только из-за него
они потеряли позиции в Испании и Италии,
как если бы он был «полководец, отмеченный
судьбой и избранный им на погибель».
На пороге финальной фазы войны поддер-
жка, моральная и материальная, предоставлен-
ная Ганнибалу карфагенянами, кажется, была
в целом значительнее, чем подцержка, предо-
ставленная Сципиону, — еще один гвоздь в
крышку гроба распространенной исторической
ошибки.
Положение Сципиона, как уже указыва-
лось, было проверкой моральной силы коман-
171
дующего. Безопасность часто заключается в
рассчитанной дерзости, и анализ военных про-
блем показывает с высокой вероятностью, что
его марш вверх по реке Баграде имел целью,
создав угрозу богатой округе, от которой зави-
село снабжение Карфагена, заставить Ганни-
бала двинуться на запад ему навстречу, а не к
северу, на Карфаген. Этим тонким ходом он
ставил под угрозу экономическую базу Карфа-
гена и защищал свою собственную, одновре-
менно заманивая Ганнибала подальше от его
военной базы — Карфагена.
Дополнительная выгода заключалась в том,
что движение приближало Сципиона к Нуми-
дии, сокращая расстояние, которую Масинис-
се пришлось бы пройти со своими ожидаемы-
ми подкреплениями. Чем больше изучаешь
этот маневр и размышляешь над ним, тем бо-
лее мастерским кажется этот изощренный син-
тез принципов военного искусства.
Этот ход вызвал ожидаемый эффект, ибо
карфагеняне послали Ганнибалу срочный при-
зыв двинуться на Сципиона и вызвать его на
битву. Хотя Ганнибал ответил, что сам выбе-
рет время для битвы, через несколько дней он
двинулся от Хадрумета на запад и прибыл фор-
сированными маршами к Заме. Затем он по-
слал разведчиков на поиски римского лагеря и
для выяснения его готовности к обороне —
лагерь лежал в нескольких милях к западу.
172
Трое разведчиков были схвачены, и, когда их
привели к Сципиону, тот употребил совершен-
но новый образ действий. «Сципион был так
далек от мысли о наказании шпионов, как это
обычно делалось, что, напротив, приказал три-
буну сопровождать их и показать все располо-
жение лагеря. После этого он спросил их,
хорошо ли офицер им все объяснил. Когда они
ответили утвердительно, Сципион снабдил их
провизией и эскортом й наказал в точности
доложить Ганнибалу о том, что произошло».
Великолепная надменность Сципиона была
мастерским ударом по моральной цели, рас-
считанным на то, чтобы убедить Ганнибала и
его воинов, что римляне абсолютно уверены в
себе, и, соответственно, возбудить в их душах
сомнения. Эффект был еще усилен прибыти-
ем на следующий день Масиниссы с 6 тыс.
конницы и 4 тыс. пехоты. Ливий заставляет их
прибытие совпасть с появлением* карфагенских
шпионов и замечает, что у Ганнибала новые
сведения не вызвали радости.
Следствием инцидента со шпионами было
пробуждение человеческого интереса необыч-
ного рода. «По их возвращении Ганнибал был
так восхищен великодушием и смелостью Сци-
пиона, что возымел... сильное желание встре-
титься и поговорить с ним. Решив это, он по-
слал вестника, передав, что желал бы обсудить
с ним всю ситуацию. Сципион, получив по-
173
слание, принял предложение, сказав, что он
сам пошлет к Ганнибалу известие о месте и
времени встречи. Затем он ликвидировал свой
лагерь и перешел на другое место, близ город-
ка Наррагара. Позиция была хорошо выбрана
тактически, и питьевая вода находилась «на
расстоянии броска дротика». Затем он послал
сказать Ганнибалу, что готов к встрече. Ганни-
бал также передвинул свой лагерь поближе,
заняв холм, безопасный и удобный во всех от-
ношениях, кроме одного: лагерь оказался до-
вольно далеко от воды, и люди серьезно стра-
дали от жажды. Похоже, что Сципион успешно
разыграл первый трюк в битве умов между
вождями! И второй трюк тоже, ибо он обеспе-
чил себе битву на открытой равнине, где его
преимущество в коннице могло дать полную
отдачу. Он был готов побить главный козырь
Ганнибала.
На следующий день оба полководца вышли
из лагерей в сопровождении небольшого эскор-
та и затем, оставив эскорт позади на равном
расстоянии, встретились наедине, не считая
того, что каждого сопровождал переводчик. Ли-
вий предваряет рассказ о встрече замечанием,
что здесь встретились «величайшие полководцы
не только нашего времени, но и из всех, кого
можно найти в истории прежних веков», — вер-
дикт, с которым мнбгие исследователи военной
истории склонны будут согласиться и даже раз-
174
двинуть рамки истории на две последующие
тысячи лет.
Ганнибал первым приветствовал Сципиона
и начал разговор. Изложение его речи и речи
Сципиона передает лишь общий смысл ска-
занного, и по этой причине, а также ввиду
расхождений между различными авторитетами,
лучше будет привести его не в буквальном
виде, за исключением некоторых особенно
ударных фраз. Ганнибал избрал своим главным
мотивом изменчивость фортуны, которая, пос-
ле того как он так часто почти держал победу
в руках, теперь заставила его явиться добро-
вольно, чтобы просить о мире. Какое странное
совпадение, что именно с отцом Сципиона он
встретился в своей первой битве, а теперь при-
шел просить мира к его сыну! «Не лучше ли
было бы, чтобы римляне никогда не приобре-
тали владений, за пределами Италии, а карфа-
геняне — за пределами Африки, ибо оба наро-
да так жестоко пострадали». Однако прошлое
не исправишь, оставалось будущее. Рим видел
вооруженного врага у самых своих ворот; те-
перь пришла очередь Карфагена. Не могли ли
они прийти к соглашению, вместо того чтобы
сражаться до горького конца? «Я сам готов к
этому, ибо узнал на опыте, как обманчива
фортуна и как легким движением весов она
приносит изменения величайшего значения,
как будто играет с маленькими детьми. Но я
175
боюсь, что ты, Публий, и потому, что ты очень
молод, и потому, что успех постоянно сопут-
ствовал тебе и Испании и в Африке, ты, ни-
когда не испытавший немилости Фортуны, не
будешь убежден моими словами, как бы ни
были они достойны доверия». Пусть Сципион
увидит предупреждение в собственном приме-
ре Ганнибала. «Чем я был при Тразимене и
при Каннах, ты являешься теперь... И теперь
я здесь, в Африке, веду с тобой, римлянином,
переговоры о безопасности моей и моей стра-
ны. Подумай об этом, прошу тебя, и не будь
чрезмерно гордым». «... Какой разумный чело-
век, спрашиваю я тебя, бросится навстречу
такой опасности, какая стоит перед тобой те-
перь?» Случай в один час может стереть все,
чего достиг Сципион, — пусть он вспомнит
судьбу Регула, у которого тоже карфагеняне
просили мира на африканской почве. Затем
Ганнибал обрисовал свои мирные предложе-
ния: Сицилия, Сардиния и Испания оконча-
тельно отдаются Риму, и Карфаген ограничи-
вает свои амбиции Африкой. В заключение он
добавил, что если Сципион, после недавних
событий, испытывает естественные сомнения
по поводу искренности его предложений, то
он должен помнить, что они исходят от само-
го Ганнибала, обладающего реальной силой,
который гарантирует, что приложит все силы
к тому, чтобы никто не пожалел о мире. По-
176
зднее Ганнибал доказал и свою искренность, и
надежность его гарантии. Но в обстоятельствах
момента и учитывая прошлое, Сципион имел
все основания для сомнений.
В ответ на увертюру Ганнибала он указал,
что легко жалеть о войне между двумя держа-
вами — но кто ее начал? Предложи Ганнибал
эти условия, когда римляне еще не переправи-
лись в Африку, уйди он добровольно из Ита-
лии, — его предложения почти наверняка
были бы приняты. Однако, несмотря на кар-
динально изменившееся положение, когда
«римляне господствуют над открытой стра-
ной», Ганнибал предлагает условия более лег-
кие, чем те, которые Карфаген уже принял в
нарушенном договоре. Все, что он предложил,
фактически — это уступить территории, ко-
торые уже находятся во владении римлян, и
довольно давно. Бесполезно предлагать Риму
такие пустые уступки. Если бы Ганнибал со-
гласился на условия первоначального догово-
ра и добавил компенсацию за транспорты, за-
хваченные в течение перемирия, и за насилие,
учиненное над послами, тогда Сципион смог
бы хоть что-нибудь положить перед своим со-
ветом. В противном случае «вопрос должен
быть решен оружием». Эта краткая речь —
жемчужина ясного и логического аргументиро-
вания. Ганнибал, очевидно, не сделал попыт-
ки развить свои первоначальные предложения,
177
поэтому переговоры пришли к концу, и оба
командующих удалились в свои лагеря.
Обе стороны понимали вес проблем завтраш-
него дня: «Карфагеняне сражались за свою
безопасность и господство над Африкой, рим-
ляне — за мировую империю. Найдется ли чело-
век, который смог бы остаться равнодушным,
читая рассказ об этой схватке? Никогда еще не
было столь испытанных войск или столь счаст-
ливых и искушенных в военном искусстве пол-
ководцев, и никогда Фортуна не предлагала
сражающимся армиям более великолепный по-
бедный приз» (Полибий). Но если приз был ве-
лик, велика была и расплата за поражение.
Римляне, будучи побитыми, были бы изолиро-
ваны в глубине враждебной страны, а гибель
последней надежды вместе с карфагенской ар-
мией означала крах Карфагена. Командующие
подчеркнули эти два фактора, когда на рассве-
те вывели свои войска для последнего испыта-
ния и сделали последние распоряжения.
Сципион выехал перед строем и обратился
к своим людям с несколькими словами. Отчет
Полибия, хотя по необходимости передавая
только суть, а не точные выражения, настоль-
ко в духе характера Сципиона, что его стоит
привести. «Вспомните ваши прошлые битвы и
сражайтесь как храбрые люди} достойные себя
и своей родины. Держите перед глазами, что,
если вы разобьете врага, вы не только станете
178
неоспоримыми хозяевами Африки, но завою-
ете для себя и своей страны бесспорное гос-
подство и верховенство над остальным миром.
Если же битва окончится несчастливо, павшие
в битве найдут себе в смерти за свою страну
прекраснейший памятник, а бежавшие с поля
боя покроют остаток дней своих позором и
бесчестьем. Ибо нигде в Африке вы не найде-
те убежища, а если вы попадете в руки карфа-
генян, каждому ясно, какая судьба ожидает
вас. Я молюсь, чтобы ни один из вас не дожил
до этой судьбы; теперь, когда Фортуна предла-
гает нам самую славную из наград, победим
мы или ляжем мертвыми, неужели мы пока-
жем себя столь трусливыми и низкими глупца-
ми и из простой привязанности к жизни отри-
нем величайшее благо и примем на себя
величайшие беды! Идите же теперь навстречу
врагу, перед вами две цели — победа или
смерть. Ведь люди, охваченные таким духом,
должны всегда одолевать своих противников,
ибо идут в битву, готовые бросить жизнь смер-
ти в лицо». Во время речи, говорит Полибий,
«он держался так прямо и с таким радостным
лицом, как будто победа была уже одержана».
На другой стороне Ганнибал приказал каж-
дому командиру иностранных наемников об-
ратиться к своим людям на их языке, воззвать
к их жажде добычи и уверить в неминуемости
победы ввиду присутствия его самого и войск,
179
которые он привел с собой. Командирам кар-
фагенских наемников он приказал напомнить
людям о страданиях их жен и детей в случае
римского завоевания. К своим собственным
людям он обратился лично, напомнив им о
семнадцатилетнем боевом товариществе и не-
победимости, о победе при Требии над отцом
нынешнего римского полководца, о Тразиме-
не и Каннах, «битвах, с которыми предстоя-
щую схватку не стоит даже и сравнивать». Он
просил их нацелить глаза на неприятельскую
армию и увидеть самим, что римляне уступа-
ют им числом и представляют собой вообще
только осколок сил, которые они разбили в
Италии.
В диспозициях обоих полководцев стоит от-
метить несколько деталей. Сципион поставил
тяжелую римскую пехоту — он имел, вероят-
но, два легиона — в центре. Лелия с италийс-
кой конницей он поставил на левом крыле, а
на правом крыле Масиниссу со всеми нуми-
дийцами, конными и пешими; последние, ве-
роятно, продолжали центр, а конница встала
на внешнем фланге.
Тяжелая пехота была построена в обычные
три линии: гастаты, принципы и триарии. Но
вместо того, чтобы расставить их в обычном
шахматном порядке, когда манипулы второй
линии прикрывали интервалы между манипу-
лами первой, он поставил манипулы второй
180
линии прямо в затылок манипулам первой.
Таким образом, между когортами образовались
широкие живые коридоры.
Этим он достиг двоякой цели: создал сред-
ство против атаки карфагенских боевых сло-
нов, которые могли смешать его ряды, а с
другой стороны, облегчил работу собственной
военной машины, дав застрельщикам возмож-
ность быстро делать вылазки и отступать в по-
перечные интервалы между манипулами. Этих
велитов он разместил в продольных промежут-
ках между манипулами первой линии, прика-
зав им начать схватку и, если слоны будут
теснить их, отступать. Даже их отступление он
обставил специальными инструкциями, прика-
зав тем, у кого будет время, бежать назад по
коридорам и собираться в тылу армии справа,
а тем, кто будет опрокинут, убегать вправо или
влево, как только они отступят за первую ли-
нию, и двигаться по боковым проходам. Его
мудрая предусмотрительность позволяла сбе-
речь человеческие жизни, обеспечивала глад-
кое функционирование боевой машины и
повышала наступательную мощь — истинное
осуществление принципа экономии сил. Это
можно считать прообразом нынешнего рассре-
доточения сил, ибо цель была такой же: сни-
зить эффект вражеского обстрела, создавая
пустые интервалы, и уменьшить цели, рассре-
181
доточив людей. Разница только в том, что сна-
ряды Ганнибала были живые, а не железные.
У карфагенянина было восемьдесят слонов —
больше, чем в любой из прежних битв, — и,
чтобы устрашить врага, он поставил их перед
своим фронтом. Поддерживали их в первой
линии лигурийские и галльские наемники,
смешанные с балеарскими и мавританскими
легкими войсками. Это были войска, которые
отправил домой Магон, числом около двена-
дцати тысяч, и думать, что весь этот отряд со-
стоял из легких войск, — общая историческая
ошибка.
Во вторую линию Ганнибал поставил карфа-
генских и африканских наемников, а также ма-
кедонский отряд; в целом их силы, вероятно,
превышали силы первой линии. Наконец, соб-
ственные войска Ганнибала образовали третью
линию, отстоявшую более чем на двести ярдов
от остальных, — очевидно, чтобы держать их
нетронутыми в резерве и уменьшить риск втяги-
вания в общую свалку до приказа командира.
На флангах Ганнибал поставил конницу: нуми-
дийских союзников — на левом, а карфагенских
конников — на правом. В целом его силы, веро-
ятно, превышали 50 тыс., достигая, возможно,
55 тыс. Силы римлян не столь ясны, но, если мы
допустим, что каждый из двух легионов Сципи-
она был удвоен за счет равного числа италийс-
ких союзников, и добавим к ним 10 ТЫС., КОТО-
182
рые привел Масинисса, мы получим числен-
ность в 36 тыс., если легионы были полного со-
става. Вероятно, их было меньше, ибо какие-то
потери были понесены в ходе начальных опера-
ций, после оставления базы.
Первая фаза. Битва началась, после предва-
рительных стычек между нумидийскими кон-
никами, с приказа Ганнибала вожатым слонов
атаковать римскую линию. Сципион быстро
побил козырь противника: оглушительный рев
труб и рожков внезапно раздался по всей ли-
нии. Резкий и мощный звук так напугал сло-
нов, что многие из них сразу же показали
хвост и бросились назад, на свои собственные
войска. Особенно плохо было на левом флан-
ге, где они смешали нумидийскую конницу —
лучшую кавалерию Ганнибала, — как раз ког-
да она пошла в атаку. Масинисса тут же ухва-
тился за золотой случай, приказав идти в
контратаку, которая, разумеется, опрокинула
дезорганизованного противника. С Масинис-
сой, висящим у них на плечах, они были про-
гнаны с поля боя, оставив карфагенский левый
фланг без прикрытия.
Остальные слоны вызвали замешательство
среди велитов Сципиона, которых атака заста-
ла перед фронтом. Но предвидение, обеспе-
чившее «коридоры» и предусмотревшее метод
отступления, оказалось оправдано результата-
ми. Ибо слоны избрали путь наименьшего со-
183
противления, предпочтя проникать в коридо-
ры, вместо того чтобы атаковать спаянные
ряды тяжелых пехотных манипул. Забежав в
коридоры, велиты, спрятавшиеся в попереч-
ных проходах, осыпали их стрелами с обеих
сторон. Такой прием оказался слишком горя-
чим, чтобы слоны стали мешкать, когда воро-
та бегства стояли широко открытыми. В то
время как некоторые из них бросились вперед,
безвредно пройдя насквозь римскую армию и
оказавшись в пустом тылу, другие были про-
гнаны из линий и бросились в сторону карфа-
генского правого крыла. Здесь римская кава-
лерия встретила их дождем дротиков, тогда как
карфагенская кавалерия не могла следовать ее
примеру, — так что слоны, естественно, устре-
мились в более приятную сторону. «Именно в
этот момент Лелий, воспользовавшись заме-
шательством, вызванным слонами, атакрвал
карфагенскую конницу и обратил ее в пани-
ческое бегство. Он преследовал ее так же плот-
но, как это делал Масинисса». Оба фланга
Ганнибала оказались обнаженными. Решаю-
щий маневр битвы при Каннах был повторен,
но против его изобретателя.
Поистине Сципион был настоящим худож-
ником в применении тактических «бумерангов»:
при Заме, как при Илипе, его предвидение и
искусство обратили лучшее оружие противника
против него самого. Насколько решающей мог-
184
ла оказаться атака слонов, видно из паники,
которую они вначале посеяли среди велитов.
Вторая фаза. Тем временем пехота обеих
армий «медленно и в грозном порядке надви-
галась друг на друга», причем Ганнибал удер-
жал собственные войска на их начальной по-
зиции. Издав римский боевой клич с одной
стороны и разноязычные крики с другой —
разноязычность ослабляла дух, — линии стол-
кнулись. Вначале галлы и лигуры имели пре-
имущество; они лучше владели оружием и
двигались быстрее. Но римский фронт остал-
ся непрерванным и весом своего компактно-
го строя оттеснял врага, несмотря на потери.
Сказался и другой фактор: в то время как
передовых бойцов Рима ободряли крики из
задних рядов, идущих на помощь, вторая ли-
ния Ганнибала — карфагеняне — не смогла
поддержать галлов, но держалась позади, опа-
саясь смешать ряды. Галлы, которых упорно
оттесняли назад, чувствуя, что их бросили в
беде собственные соратники, повернули и по-
бежали. Когда они пытались найти убежище
во второй линии, их отбрасывали карфагеня-
не, которые, повинуясь вообще-то здравому,
но в данных обстоятельствах, быть может,
ошибочному военному инстинкту, стремились
избежать любого беспорядка, который позво-
лил бы римлянам прорвать их линию. Изму-
ченные и деморализованные, многие галлы
186
пытались найти брешь в карфагенских рядах,
но последние показали, что храбрости им хва-
тает, и отогнали их.
В короткое время остатки первой линии
были рассеяны полностью или исчезли за флан-
гами второй линии. Последняя подтвердила
свои боевые качества, отбросив назад также и
римскую первую линию — гастатов. В этом им
помогло то, что земля, усеянная трупами, была
скользкой от крови, и ряды атакующих римлян
смешались. Даже принципы заколебались, ког-
да увидели, что первую линию так решительно
отбросили назад, но офицеры ободрили их и
мгновенно бросили вперед, чтобы спасти поло-
жение. Подкрепление решило дело. Сжатая со
всех сторон — ибо римский фронт был длиннее
и охватывал ее, — карфагенская линия была
разрезана на куски. Уцелевшие бежали к отда-
ленной третьей линии, но Ганнибал, продолжая
беречь от бегущих выстроенный фронт, прика-
зал первым рядам своей «старой гвардии» вы-
ставить копья, как барьер, и беглецам пришлось
отступать на фланги и открытое пространство в
тылу.
Третья фаза. Теперь занавес поднялся прак-
тически над новой битвой. Римляне «добра-
лись до своих истинных противников —
людей, равных себе по характеру оружия, по
военному опыту, по славе побед...». Слова Ли-
вия есть дань ожесточенности и долго не оп-
187
ределявшемуся исходу предстоящей схватки и
показывают, что лгут те, кто говорит, что «ста-
рая гвардия» Ганнибала была только тенью
самой себя в дни Тразимена и Канн.
Римляне имели моральное преимущество,
уничтожив две первые линии и разогнав кавале-
рию и слонов, но теперь перед ними стоял плот-
ный и свежий строй в 24 тыс. ветеранов под
прямым начальством самого Ганнибала. И ни
один человек в истории не демонстрировал
больше динамизма, передавая свою решимость
войскам.
Римляне также получили, наконец, числен-
ное преимущество — правда, небольшое: По-
либий говорит, что «силы были почти равны»,
а в реальности еще меньше, чем казалось. Ибо
в то время как третья линия Ганнибала была
свежей, на стороне Сципиона только триарии
не были в схватке, а они составляли только по-
ловину гастатов или принципов. Далее, вели-
ты пострадали так сильно, что их пришлось
вывести в резерв, а кавалерия покинула поле
боя, занятая преследованием. Поэтому неверо-
ятно, чтобы Сципион имел для последнего
удара больше 18—20 тыс. пехоты — минус по-
тери, которые эта пехота уже понесла.
Его следующий шаг характерен для этого
человека — для его холодной расчетливости
даже в разгар кризиса в битве. Перед лицом
гигантской живой стены — такими должны
188
были казаться карфагеняне, выстроенные фа-
лангой, — он звуками труб отзывает свои пе-
редовые отряды, и они демонстрируют дис-
циплину, повинуясь, как стая тренированных
гончих. Затем, перед лицом врага, стоящего на
расстоянии меньше полета стрелы, он не толь-
ко реорганизует свои войска, но перестраива-
ет их! Проблема состояла в следующем: против
первых двух вражеских линий римский фронт,
построенный реже, чем плотно сомкнутая фа-
ланга, и с интервалами, был длиннее, что по-
зволяло охват флангов противника. Теперь,
против удвоенных сил, фронт был, вероятно,
короче, чем у Ганнибала. Оценка Сципиона,
очевидно, включала этот фактор, а вместе с
ним и два других. Во-первых, чтобы сосредо-
точить ударную силу метательных снарядов для
финального усилия, требовалось построить
свою линию возможно плотнее, и это можно
было сделать, поскольку больше не было ни
нужды, ни преимущества в сохранении интер-
валов между манипулами. Во-вторых, посколь-
ку конница могла вернуться в любой момент,
ортодоксальное построение в глубину не да-
вало преимущества, и принципов и триариев
можно было использовать в качестве подкреп-
ления и прямой поддержки передовой линии.
Удар должен был быть возможно более скон-
центрированным во времени и возможно бо-
лее широким по фронту, вместо серии атак.
189
Мы видим поэтому, что он приказывает
своим гастатам сомкнуться и образовать спло-
ченный центр без интервалов. Затем он вы-
двигает по краям сомкнутый строй принципов
и триариев и охватывает фланги противника.
Его боевой порядок справа налево представ-
ляет собой теперь непрерывную линию: поло-
вина триариев, половина принципов, гастаты,
вторая половина принципов и вторая полови-
на триариев. Он еще раз охватывает вражес-
кий фронт. Для британских читателей новый
строй Сципиона, рожденный вспышкой гения
в разгар рокового столкновения, представля-
ет особый интерес. Ибо здесь родилась «ли-
ния», которую-обессмертили война в Испании
и Ватерлоо, здесь Сципион на две тысячи лет
предвосхитил Веллингтона, открыв ту истину,
что длинный и разреженный фронт есть по-
строение, которое позволяет развить наиболь-
шую огневую мощь, что закон экономии сил
осуществляется путем ввода в игру огня —
идет ли речь о пулях или дротиках — в наи-
большей возможной мере.
Задачей пехоты Сципиона в финальной
фазе было сковать силы Ганнибала, подставив
их под решающий удар конницы. Для этой
задачи сила и ширина натиска были важнее
всего. Сципион перестраивал войска обдуман-
но и неторопливо — чем дольше мог он оття-
нуть финальную схватку, тем больше времени
190
он выигрывал для возвращения своей кавале-
рии. Лелий и Масинисса вряд ли ушли в пре-
следовании слишком далеко, забыв о давле-
нии на римскую пехоту и о плане Сципиона.
Полибий говорит, что, когда пехотинцы стол-
кнулись, «исход долго оставался сомнитель-
ным, люди падали там, где сражались, пока
Масинисса и Лелий не прибыли по велению
судьбы в нужный момент». Удар конницы в
тыл врага решил исход боя, и, хотя большин-
ство воинов Ганнибала с мрачной решимос-
тью сражались до конца, они были перебиты
в рядах. Из тех, кто обратился в бегство, лишь
немногим удалось бежать, и первые беглецы
ушли не далеко, ибо конница Сципиона зато-
пила всю широкую равнину, на которой не-
где было укрыться от преследования.
Полибий и Ливий согласны в оценке потерь
карфагенян и их союзников в 20 тыс. убитых и
почти в 20 тыс. пленных. С другой стороны, как
говорит Полибий, «пало более тысячи пятисот
римлян», а Ливий — что «победители потеряли
не менее двух тысяч убитыми». Расхождение
объясняется словом «римляне», ибо Ливий явно
включает в оценку потерь союзные войска. Ис-
торики обычно считают эти цифры заниженны-
ми, говоря, что в древних битвах всегда пре-
уменьшались потери победителя. Ардан дю
Пик, глубокий и искушенный мыслитель, пока-
зал ошибку таких историков. Даже в сегодняш-
191
них сражениях побежденная сторона несет са-
мые тяжелые потери после того, как исход ре-
шен, ибо начинается истребление беспомощных
дезорганизованных людей. Насколько же боль-
ше должна была быть эта диспропорция, когда
еще не существовало винтовок и пулеметов, бе-
рущих начальную дань с победителей? Пока
строй оставался нерушимым, потери были отно-
сительно невелики, но стоило ему рассеяться,
начиналась бойня.
«Ганнибал, ускользнув в суматохе с несколь-
кими всадниками, примчался в Хадрумет, не
покинув поля боя, пока не исчерпал все сред-
ства, перед'битвой и во время нее. По словам
Сципиона, он управлял войсками в тот день с
редким мастерством» (Ливий). Полибий также
не скупится на похвалы: «Ибо, во-первых, путем
переговоров со Сципионом он попытался сам, в
одиночку разрешить спор, показав в нем, что,
помня о своих прежних успехах, он не доверял
фортуне и полностью сознавал роль, что неожи-
данность играет на войне. Далее, когда он пред-
ложил битву, он так все устроил, что ни один
командир не построил бы лучше свои войска
для битвы с римлянами, чем Ганнибал в этом
случае. Римский боевой строй очень трудно
прорвать, ибо он без перестройки позволяет
каждому солдату отдельно и вместе с товарища-
ми повернуть фронт в любом направлении: ма-
нипулы, ближайшие к опасному месту, повора-
192
чиваются к нему одним движением. Оружие
также дает солдатам защиту и уверенность в
себе, благодаря размерам щита и прочности
меча, выдерживающего повторные удары... Ган-
нибал принял против этого все меры, какие
были в его власти, и вполне мог рассчитывать на
победу. Он поспешно собрал множество слонов
и выстроил их перед фронтом в день битвы, что-
бы повергнуть врага в панику и взломать его
ряды. Он поставил наемников впереди, выстро-
ив позади них карфагенян, чтобы утомить рим-
лян перед решающей схваткой и притупить их
мечи... а также принудить карфагенян, зажатых
спереди и сзади, держаться стойко и драться, го-
воря словами Гомера, так, чтобы даже трусли-
вый был вынужден биться».
«Самые сильные и стойкие свои войска он
держал позади, на необычном расстоянии,
чтобы, наблюдая и предвосхищая издалека ход
битвы, они могли со свежими силами и бод-
рые духом повлиять на ее исход в нужный
момент. Если он, который еще ни разу не тер-
пел поражений, приняв все возможные меры,
чтобы обеспечить победу, все же не добился
се, мы должны простить его. Ибо бывают мо-
менты, когда Фортуна противодействует пла-
нам доблестных мужей, и иногда, как говорит
пословица, «храбрый человек встречает друго-
го, еще храбрее», как это и случилось с Ган-
нибалом».
1&3
Используя эту пословицу в смысле, в кото-
ром явно употребил ее Полибий, мы выносим
наш краткий вердикт по поводу этой битвы:
мастер войны встретил лучшего мастера. Ганни-
балу противостоял не Фламиний и не Варрон.
Не прежний римский военачальник, консерва-
тивный и неискушенный в «высоких тонкостях
военного искусства», подобный тем, что первы-
ми встретили Ганнибала в Италии, глухие уче-
ники на его поучительных уроках подставляли
ему услужливо цели для решающего удара. При
Заме он встретил полководца, который видел,
что превосходство в коннице — козырная карта
битвы; гениального дипломата, который давно
обратил Ганнибалов источник вербовки конных
воинов на пользу себе; мастера стратегии, кото-
рый выманил врага на поле битвы, где его новые
силы могли полностью развернуться и компен-
сировать численную слабость других родов
войск.
Едва ли какой-либо командир так блестя-
ще иллюстрировал смысл избитой фразы «за-
хватить и сохранить инициативу». Со дня,
когда Сципион отбросил мнение Фабия, этот
памятник ортодоксии, и, вместо «главных во-
оруженных сил противника»1, избрал целью
1 Две тысячи лет спустя это остается нерушимой догмой
ортодоксальной военной науки, несмотря на тяжелые уроки
1914—1918 гг., когда армии прошибали лбом стены сильней-
ших вражеских укреплений.
194
Карфаген, он заставлял врага плясать под
свою дудку. Мастер в умственной сфере,
он добился морального распада в стане про-
тивника, вымостив себе путь к конечной це-
ли — его низвержению — и в материальной
сфере.
Результат этот менее замечателен, чем спо-
соб его достижения. Сципион почти уникален
в том, что как тактик он был таким же совер-
шенным художником, как в стратегии. О не-
многих военных вождях можно сказать, что их
тактическое мастерство равнялось стратеги-
ческому, и наоборот. Иллюстрацией является
Наполеон. Но в этой битве Сципион достиг
того равновесия и сплава умственных, мо-
ральных и физических сил, которые выделя-
ют его на страницах истории. На поле битвы
при Заме Сципион не только показал способ-
ность нейтрализовать каждый замысел Ганни-
бала, но и обратил собственное оружие пос-
леднего против него, самого, поразив его
насмерть. Перелистаем страницы истории — и
мы не найдем другой решающей битвы, где
два великих полководца сделали все, что уме-
ли и могли. Арбела, Канны, Фарсал, Брейтен-
фельд, Бленгейм, Лейтен, Аустерлиц, Йена,
Ватерлоо, Седан — все они испорчены неуме-
нием или невежеством с одной или другой
стороны.
195
Глава 12
ПОСЛЕ ЗАМЫ
Полнота победы не оставила цели для страте-
гического преследования, но Сципион не меш-
кая приступил к моральной эксплуатации своей
победы. «Заключив, что он должен привести к
Карфагену все, что могло бы усилить уже царив-
ший в городе ужас... он приказал Гнею Октавию
вести туда легионы по суше, а сам, присоединив
к своему флоту свежий флст, приведенный Лен-
тулом, отплыл из Утики, направляясь к гавани
Карфагена» (Ливий). Немедленное движение
достигло своей цели — бескровной капитуля-
ции, увенчав восьмилетнее соблюдение закона
экономии сил возможностью избежать дорого-
стоящей осады.
Вблизи Карфагена его встретил корабль,
увешанный оливковыми ветвями и другими
символами мира и покорности. «На нем было
десять депутатов, важнейших в государстве
людей, которым, когда они подошли к кораб-
лю полководца, протягивая знаки покорности
и умоляя Сципиона о защите и снисхождении,
он ответил только, что они должны явиться в
Тунис, куда он переносит свой лагерь. Взгля-
нув на Карфаген — не с целью познакомиться
с ним, но чтобы обескуражить врага, — он
вернулся в Тунис, вызвав туда и Октавия» (Ли-
вий). Армия на своем пути получила весть, что
196
Вермина, сын Сифака, идет на помощь Кар-
фагену с большими силами. Но Октавий, за-
няв часть пехоты и всю конницу, встретил их
на марше и отбросил с тяжелыми для них по-
терями. Его конница блокировала все пути к
бегству.
Как только был разбит лагерь в Тунисе, три-
дцать послов прибыли из Карфагена. Чтобы уси-
лить их страх, их сутки продержали без ответа.
Этой новой аудитории Сципион на следующий
день объявил, что римляне не видят причин для
снисхождения, не только потому, что карфаге-
няне начали войну, но и ввиду недавнего преда-
тельства, нарушившего письменное соглаше-
ние, которое они поклялись соблюдать.
«Но ради себя самих и в рассуждении воен-
ной фортуны и общей связи между людьми мы
решили быть милосердными и великодушны-
ми. Это будет очевидно также и вам, если вы
оцените положение правильно. Ибо вы не дол-
жны считать странным, если мы наложим на
вас тяжелые обязательства или потребуем от
вас жертв, но скорее должны удивляться, если
мы окажем вам милости, ибо Фортуна, из-за
вашего собственного дурного поведения, ли-
шила вас какого-либо права на жалость или
прощение и отдала вас в руки врагов ваших».
Затем он объявил сперва о милостях, а за-
тем об условиях мира. С этого дня римляне
должны воздерживаться от грабежей и опус-
197
тошений; карфагеняне сохранят свои соб-
ственные законы и обычаи и не получат гар-
низона; Карфагену будет возвращена террито-
рия Африки, которой он владел перед войной;
он сохранит все свои стада, отары, рабов и
другую собственность. Среди условий были
возмещение римлянам ущерба, нанесенного
во время перемирия; возвращение захвачен-
ных транспортов и грузов; передача всех
пленников и дезертиров. Карфагеняне долж-
ны были выдать все военные корабли, кроме
десяти трирем, а также всех слонов, и не
дрессировать их впредь — Сципион, очевид-
но, уважал слонов больше, чем некоторые со-
временные военные историки. Карфагеняне
обязываются не воевать ни с одним народом
за пределами Африки и ни с одним народом
Африки без консультации с Римом. Они дол-
жны будут вернуть Масиниссе, в границах,
которые будут установлены, всю территорию
и собственность, что принадлежали ему или
его предшественникам. Карфагеняне три ме-
сяца должны снабжать римскую армию доста-
точным количеством зерна и платить вой-
скам, пока миссия мира не вернется из Ри-
ма. Они должны выплатить контрибуцию в
10 тыс. талантов серебром равными ежегодны-
ми платежами на протяжении пятидесяти лет.
Наконец, в обеспечение они должны выдать
сто заложников, которых Сципион сам выбе-
198
рст среди молодых людей от четырнадцати до
тридцати лет. Возвращение транспортов было
немедленным условием, «иначе они не полу-
чат ни перемирия, ни какой-либо надежды на
мир».
202 г. до н. э. — 1919 г. н. э.! Какая уме-
ренность по сравнению с условиями Версаль-
ского мира! Там была поистине великая стра-
тегия, целью которой был лучший мир — мир
в условиях безопасности и процветания. Здесь
были посеяны семена мщения. Необходимые
гарантии безопасности были получены через
выдачу военного флота, заложников и разме-
щением вблизи ворот Карфагена сильного и
верного сторожевого пса в лице Масиниссы.
Но гарантии минимально дорого обошлись по-
бедителю в затратах и побежденному в стра-
даниях. Эта дешево купленная безопасность
вымостила путь к будущему “процветанию
Рима — и в то же время сделала возможным
и справедливым восстановление карфагенско-
го процветания.
Оправдание великодушной и дальновидной
умеренности Сципиона заключается в пятиде-
сяти годах мира, ничем не запятнанного с кар-
фагенской стороны, которые последовали за
битвой при Заме. И если бы римские полити-
ки были столь же мудрыми и бесстрастными,
как Сципион, этот мир, несомненно, продол-
жался бы, Карфаген оставался бы мирным и
199
процветающим сателлитом Рима, а бессмерт-
ная фраза «Delenda est Carthago» не преврати-
лась бы в ужасный факт, но осталась бы лю-
бимым коньком престарелого маразматика,
шуткой, которую бы вскоре забыли. Более
того, если бы выполнение условий договора
оставили под надзором Сципиона, не было бы
их злостного искажения и горьких жалоб — но
не более того — со стороны страдавшего Кар-
фагена. Но, даже несмотря на постоянные
мелкие придирки, Карфаген вновь стал столь
же процветающим и многолюдным, как на
вершине своей мощи, и только умышленной и
возмутительной провокацией — приказом
гражданам разрушить собственный город —
можно было довести терпеливых торговцев до
восстания, которое и дало желанный предлог
для их уничтожения.
Следует добавить, что умеренность Сципи-
она вызвала ответную реакцию Ганнибала, и
подлинный мир, предложенный первым, чес-
тно поддерживался вторым, пока неумолимая
ненависть римского сената не изгнала его из
страны, мирное процветание которой он вос-
станавливал. Не последний раз в истории
предвидение и гуманность двух великих сопер-
ников-полководцев подавала блистательный
пример подлинной политики мстительным и
узколобым политиканам. И все же за свою
конструктивную мудрость Ганнибал заплатил
200
ссылкой и вынужденным самоубийством, а
Сципион окончил свои дни в добровольном
изгнании из государства, которое надолго ос-
талось без кормчего. Завистливые й узколобые
противники в сенате не могли отказать в ра-
тификации условий договора, ввиду влияния
Сципиона в народе и поскольку в тот момент
слишком остро переживали облегчение после
долгой и мучительной борьбы. Но по мере
того, как память об опасности и о том, как ее
едва удалось избежать, тускнела, ненависть
оживала, и они не смогли простить «человека,
который счел ниже своего достоинства жесто-
кое наказание преступников, заставивших Рим
дрожать». .
Когда Сципион объявил условия мира кар-
фагенским послам, те сразу же доставили их в
свой сенат. Умеренность не пробудила мгно-
венного отзвука в собрании, которое одновре-
менно оказалось «нерасположенным к миру и
неготовым к войне». Один из сенаторов возна-
мерился отвергнуть условия мира и уже начал
свою речь, когда Ганнибал вышел вперед и
стащил его с трибуны. Другие члены сената
разгневались при такам нарушении сенаторс-
кого достоинства. В ответ Ганнибал поднялся
снова и, признав, что был груб, попросил про-
щения за свое «непарламентское» поведение,
заявив, что, как известно, он покинул город в
девятилетием возрасте и вернулся после три-
201
дцати шести лет отсутствия, во время которого
он был занят «более практическими дебатами».
Он просил их вспомнить зато о его патриотиз-
ме, ибо из-за него он погрешил против сенат-
ских правил. «Мне кажется удивительным и
совершенно непостижимым, что любой граж-
данин Карфагена, сознающий замыслы, кото-
рые мы, каждый в отдельности и все вместе,
лелеяли против Рима, не благословляет свои
звезды, что теперь, в руках римлян, он полу-
чил такие снисходительные условия. Если бы
вас спросили всего несколько дней назад, чего
вы ожидали для своей страны в случае римс-
кой победы, вы не посмели бы даже высказать
вслух свои страхи, таких ужасных бедствий вы
ожидали. И теперь я прошу вас не оспаривать
вопрос, но согласиться единодушно на условия
мира и всем молить богов, чтобы римский на-
род ратифицировал договор»1. Такое мощное
дуновение здравого смысла сдуло у сенаторов
пыль с ушей и прочистило мозги, так что они
проголосовали за принятие условий договора,
и сенат сразу же направил послов с соответ-
ствующими инструкциями.
Они столкнулись с некоторыми трудностя-
ми при выполнении предварительных условий
перемирия, поскольку, хотя они смогли найти
1 Хотя перед нами римская версия Ганнибаловой речи,
его слова оправданы условиями мира, и маловероятно, что
ему приписали пацифистские настроения.
202
транспорты, Они не могли вернуть их груз, Так
как много зерна и припасов оставалось еще в
руках непримиримых. Послы были вынуждены
просить Сципиона принять денежную компен-
сацию и, поскольку он не видел к тому пре-
пятствий, было согласовано и установлено
трехмесячное перемирие.
Послы, направленные в Рим, были избраны
из первых людей в государстве — ибо римля-
не уже ворчали, что прежнему посольству не-
доставало почтенного возраста и авторитета, —
и римскому сенату польстили, включив Гасд-
рубала Геда, последовательного сторонника
мира и давнего противника партии Баркидов.
Хорошее впечатление он, как оратор, подкре-
пил речью, которая тонко льстила бесстраст-
ным судьям и, тактично признавая вину, зату-
шевывала ее тяжесть.
Большинство в сенате явно склонялось к
миру, но Лентул, который наследовал кон-
сульство Клавдия и его жажду дешевой славы,
опротестовал решение сената, собирая голоса,
готовые назначить Африку его провинцией, и
надеясь, что, если ему удастся раздуть гасну-
щие угли войны, он сможет удовлетворить
свои амбиции. Однако его надежды быстро
рассеялись, ибо, когда вопрос был поставлен
перед народным собранием, оно единодушно
проголосовало за то, чтобы сенат заключил
мир, чтобы Сципиона наделили полномочия-
204
ми подписать его и чтобы он один привел ар-
мию домой. Сенат с этим согласился, и по
возвращении карфагенских послов был зак-
лючен мир на условиях, предложенных Сци-
пионом. Условия выполнялись пунктуально:
Сципион приказал вывести карфагенские во-
енные суда, числом пятьсот, в открытое море
и сжег их на погребальном костре карфагенс-
кого владычества.
Позже враги Сципиона намекали, что уме-
ренность его условий объясняется страхом,
что более жесткие условия могли, продлив
войну, заставить его разделить славу с преем-
ником. Поскольку на этот вульгарный мотив
намекают также и некоторые историки, сто-
ит подчеркнуть два факта, которые полностью
опровергают клевету. Во-первых, беспомощ-
ность и пассивность Карфагена с момента
заключения перемирия. Во-вторых, способ,
которым римский народ опрокинул все по-
пытки заменить Сципиона в течение послед-
ней фазы войны. После Замы, когда весь Рим
гремел энтузиазмом, ни один узурпатор, сколь
угодно пронырливый, не имел ни малейших
шансов на успех. .
Прежде чем оставить Африку, Сципион дал
Маси ниссе обосноваться в его царстве и по-
дарил ему земли Сифака, отложив свой три-
умф, чтобы обеспечить награду своих верных
помощников. Затем, наконец, выполнив свою
205
задачу, он вывел свою оккупационную армию
и отплыл с ней на Сицилию. Прибыв туда, он
отослал морем основную массу войск в Рим,
а сам отправился сушей через Италию бес-
конечным триумфальным шествием, ибо не
только народ каждого города сбегался, чтобы
воздать ему почести, но даже крестьяне усеи-
вали обочины дорог. По прибытии в Рим он
вступил в город в триумфальном шествии
«беспримерного великолепия» и раздал каж-
дому из солдат по четыреста ассов за счет
добычи. В это время он получил прозвище
Африканский, став «первым полководцем,
назвавшимся по имени страны, которую он
завоевал». Был ли этот титул дан ему его сол-
датами, друзьями, или просто стал популяр-
ным прозвищем, неясно.
Энтузиазм народа был так велик, что он мог
получить титул гораздо более весомый, чем
любое прозвище, сколь угодно почетное. Мы
знаем из речи Тиберия Гракха в самый черный
час карьеры Сципиона, что народ требовал
сделать его пожизненным консулом и диктато-
ром, и Сципион сурово упрекал народ за
стремление наделить его, если не по имени, то
по сути, царской властью. Аутентичность фак-
та подтверждается тем, что Гракх тогда упре-
кал его в презрении к власти трибунов. Из его
речи мы узнаем также, что Сципион «воспре-
пятствовал тому, чтобы его статуи были воз-
206
двигнуты в комициях, на рострах, в здании
сената, в Капитолии, в капелле храма Юпите-
ра, и помешал провести декрет, по которому
его образ, в одеянии триумфатора, выносился
бы в процессии из храма Юпитера... Такие
частности, которые признает даже враг, упре-
кающий его... показывают необычное величие
духа, ограничивающего почести своим поло-
жением как гражданина» (Ливий).
Найдется ли во всей истории еще один че-
ловек, который оттолкнул бы такой грандиоз-
ный приз, когда он был не просто в пределах
досягаемости, когда его навязывали ему?
Пример Цинцинната, вернувшегося на свою
ферму после выполнения своей диктаторской
миссии, бессмертен, однако Сципион не про-
сто повторил, но затмил его. Для кого ис-
кушение было сильнее — для одного из пле-
менных вождей, подчинившегося традициям
примитивного государства, или для высоко-
культурного и честолюбивого светского чело-
века, получавшего царскую власть над высоко-
цивилизованной державой? Сравните действия
Сципиона со зрелищем Цезаря, неохотно от-
вергающего, под стенания толпы, царскую ди-
адему, предлагаемую своими сторонниками по
предварительному сговору. В оценке великих
мировых деятелей, не считая чисто религиоз-
ных, мы склонны основывать наши оценки,
главным образом, на конкретных достижени-
207
ях и величии ума, пренебрегая моральными
ценностями и нарушая тот баланс между тре-
мя сферами, который так важен для полити-
ки в условиях мира или войны. Даже провер-
ка достижений опирается на количественные,
а не на качественные оценки.. Факт, что Це-
заря знают все, а Сципион в глазах среднего
образованного человека — это немногим бо-
лее, чем просто имя, курьезным образом от-
ражает наши исторические стандарты, ибо
один положил начало мировому господству
римской цивилизации, а другой вымостил ей
дорогу к упадку.
Сколь ни экстраординарным кажется бла-
городство духа, приведшее Сципиона к тако-
му самопожертвованию, оно кажется еще
выше ввиду его возраста. Можно понять че-
ловека, который на закате жизни достиг фи-
лософского взгляда на честолюбивые цели и
презрел, исходя из опыта, их обманный блеск.
Но человек, который в тридцать пять лет до-
стиг гималайских вершин успеха и славы и
сделал то же самое, есть чудо человеческой
природы. Неудивительно, что его соотече-
ственники постепенно перешли от обожания
к мелочным придиркам; неудивительно, что
историки забыли его, ибо такая возвышен-
ность духа находится за пределами понимания
рядовых людей — а обычные люди ненавидят
то, чего не могут понять.
208
Глава 13
СИЕСТА
Побыв в течение восьми лет центральной
фигурой в жизни Рима, Сципион затем и
вплоть до конца жизни лишь изредка появля-
ется на исторической сцене. Он спас Рим от
угрозы физического уничтожения и теперь,
удалившись в частную гражданскую жизнь,
стремился спасти его от моральных опаснос-
тей. Если человек, который достиг таких не-
достижимых высот славы, мог отбросить соб-
ственные амбиции и интересы и показать, что
государство значит больше, чем отдельный че-
ловек, пример мог бы повлиять на поздней-
шие поколения. Высшее самопожертвование
было одной из величайших моральных сил в
развитии мировой цивилизации. Но сила сци-
пионовского примера была, к несчастью, за-
темнена эгоистическими амбициями таких
людей, как Марий, Сулла и Цезарь.
Проследить последнюю и самую длитель-
ную часть его карьеры трудно — занавес под-
нимается только над рядом коротких сцен.
Мы слышим, что он озабочен расселением
своих солдат; каждому из его испанских и аф-
риканских ветеранов выделяется земля из рас-
чета два акра за каждый год активной служ-
бы. Затем, на три года после Замы он был
избран цензором — должность, которая не
209
только относилась к самой высшей магистра-
туре, но считалась вершиной политической
карьеры. Как подразумевает титул, цензоры,
которых было два, проводили ценз — пере-
пись граждан, которая была не просто регис-
трацией, но давала случай проверить обсто-
ятельства общественной и частной жизни.
Цензоры тогда издавали эдикты, касающиеся
моральных правил, соблюдения которых на-
меревались требовать, наказывали за непра-
вильное поведение и выбирали новых членов
сената. Цензоры ни перед кем не несли ответ-
ственности за свои действия, а единственным
ограничением было запрещение перевыборов
и то, что ни один акт не был действителен без
согласия обоих цензоров. Период пребывания
Сципиона в должности был, кажется, отмечен
необычной гармонией и чистыми страницами^,
касающимися наказаний.
Мы должны подождать 192 г. до н. э., преж-
де чем мы слышим о нем снова, и еще раз ин-
цидент является ярким примером великоду-
шия и широты взглядов. В течение семи
мирных лет после Замы Ганнибал обратил
свой гений к новым целям — восстановлению
процветания Карфагена и улучшению админи-
страции. Но своими усилиями он вызвал за-
висть многих соотечественников. В попытках
оградить свободу народа он прекратил зло-
употребления судебной властью, которые на-
210
поминали худшие дни Венецианской респуб-
лики. Обнаружив, что государственный доход
не позволяет выплачивать римлянам еже-
годную контрибуцию без новых налогов, он
расследовал жульничество, укоренившееся в
администрации. Грабители общества объеди-
нились с шайкой судей, настраивая римлян
против Ганнибала.
Римляне, страх которых перед великим кар-
фагенянином не угас, ревниво и недоверчиво
наблюдали за коммерческим возрождением
Карфагена. Они охотно ухватились за предлог
для вмешательства. Из Ливия, однако, мы узна-
ем, что «этому долго и энергично противодей-
ствовал Сципион Африканский, который ду-
мал, что в высшей степени несовместимо с
достоинством римского народа становиться на
сторону врагов и обвинителей Ганнибала; вме-
шивать государственную власть во фракцион-
ную борьбу карфагенян, не считая достаточным
победить этого полководца на поле боя, но сде-
лавшись как бы его обвинителями в судебном
процессе...». Оппозиция Сципиона оттянула, но
не смогла остановить жажду мести у маленьких
людей — консулом был Катон, — и в Карфаген
было отправлено посольство, чтобы привлечь
Ганнибала к суду. Последний, поняв тщетность
участия в процессе, решил бежать, пока не по-
здно, и отплыл в Тир, оплакивая несчастья сво-
ей страны чаще, чем свои собственные.
211
В начале следующего года Сципион был вто-
рой раз избран консулом, и, по совпадению,
вместе с ним избрали Тиберия Лонга — их отцы
были избраны вместе в первый год войны с Ган-
нибалом. Второе консульство Сципиона не от-
мечено заметными событиями — по крайней
мере, в военном смысле, ибо сенат решил, что,
поскольку за рубежами не видно непосредствен-
ной опасности, оба консула должны остаться в
Италии. Сципион энергично боролся с этим
решением, хотя и склонился перед ним, и еще
раз история подтвердила его дальновидность и
глупость близорукой выжидательной политики
римских сенаторов.
В течение интервала между Замой и вто-
рым консульством Сципиона Рим ввязался в
борьбу в Греции. Свобода действий, которую
дала Зама, вместе с некоторыми более ранни-
ми факторами, позволила переориентировать
внешнюю политику. Со времен войны с Пир-
ром Рим шел к неизбежному конфликту с
Ближним Востоком. Здесь имелись три вели-
кие державы, оставшиеся со времен раздела
громадных владений Александра Македонско-
го — Македония, Египет и Сирия, или, как ее
тогда называли, Азия.
С Египтом Рим заключил союз восемьдесят
лет назад, и союз этот был сцементирован
коммерческими связями. Но Филипп V Маке-
донский заключил союз с Ганнибалом, и, хотя
212
помогал он ему скорее на словах, чем на деле,
угроза нападения на Италию заставила рим-
лян, с помощью коалиции греческих госу-
дарств, начать операции против него. Истоще-
ние ресурсов в других местах заставило Рим в
205 г. до н. э. ухватиться за первую же возмож-
ность и заключить ненадежный мир. Пока Рим
был занят борьбой с Ганнибалом, Филипп до-
говорился с Антиохом Сирийским о захвате и
разделе владений Египта.
Но после Замы Рим был в состоянии отве-
тить на призыв союзника и желал также ото-
мстить за нарушение нейтралитета Филиппом,
пославшим четыре тысячи македонцев, чтобы
помочь Ганнибалу в финальной битве. Сенат,
однако, смог убедить народное собрание, же-
лавшее насладиться плодами мира, только не-
существующей угрозой немедленного вторже-
ния Филиппа в Италию. У Киноскефал легион
разгромил фалангу, и Филипп б^л вынужден
примириться с условиями, низводящими Ма-
кедонию на уровень второстепенной державы.
Как Карфаген, она лишилась зарубежных вла-
дений, и ей запретили объявлять войну без
санкции Рима.
Римский сенат не понимал, однако, что ус-
транение македонской опасности сделало не-
избежной войну с Антиохом Сирийским, ибо
волна римского господства явно угрожала
рано или поздно затопить его. Рим фактичес-
213
ки проглотил Карфаген, потом Македонию, и
Антиоху вовсе не импонировала роль проро-
ка Ионы. Средиземноморский мир был слиш-
ком тесен для двух великих держав. Антиох,
упоенный своим высокопарным титулом «ца-
ря царей», решил взять инициативу на себя и
расширить свои владения, пока есть возмож-
ность. В 197—196 гг. до н. э. он захватил всю
Малую Азию и даже переправился во Фра-
кию.
Следующей целью, очевидно, была Греция,
но римляне не видели этого — в отличие от
Сципиона. В пророческой речи он предупре-
дил, что «есть все причины ожидать опасной
войны с Антиохом, ибо он уже, по собствен-
ной воле, явился в Европу; и как, по их мне-
нию, будет он действовать в будущем, подстре-
каемый к войне, с одной стороны, этолянами,
заклятыми врагами Рима, а с другой — побуж-
даемый Ганнибалом, полководцем, который
прославился победами над римлянами?». Ган-
нибал недавно прибыл ко двору Антиоха. Но
сенат, как страус из поговорки, отверг его со-
вет и решил не только не посылать новую ар-
мию в Македонию, но отозвать домой и рас-
пустить ту армию, которая там находилась.
Если бы Сципиону дали Македонию как про-
винцию, опасность, исходящая от Антиоха,
была бы задушена в зародыше, и его последу-
ющее вторжение в Грецию не состоялось бы.
214
Политически главной чертой очередного
консульства было значительное расширение по-
литики размещения в Италии колоний римских
граждан — мера предосторожности против угро-
зы такого восстания италийских государств, ка-
кое последовало за вторжением Ганнибала.
Самому Сципиону была оказана высокая честь:
цензоры назначили его принцепсом сената. Эта
должность, не считая почета, давала больше
влияния, чем должность председателя сената,
которую она заменила. Функции председателя
были ограниченны, как у современного спике-
ра, в то время как принцепс сената мог не толь-
ко председательствовать, но и выражать свое
мнение.
Серьезные столкновения в течение этого
года происходили только в Северо-Западной
Италии, где галлы и бойи Инсубрии и Лигу-
рии устроили очередное из своих периодичес-
ких восстаний. Лонг, второй консул, отвечав-
ший за провинцию, выступил против бойев.
Обнаружив, насколько сильны и решительны
враги, он спешно послал гонцов к Сципиону,
прося его присоединиться к нему. Галлы, од-
нако, видя оборонительные настроения консу-
ла и предположив причину, атаковали прежде,
чем Сципион мог прибыть. Очевидно, что
римляне едва избежали катастрофы, но исход
битвы был достаточно чувствителен для них,
чтобы отступить в Плаценцию на реке По. Их
215
не преследовали — галлы удалились в свою
страну.
Дальнейшие события неясны, хотя некото-
рые авторы говорят, что Сципион, после вос-
соединения с коллегой, занял страну бойев и
лигуров, насколько ему позволили леса и бо-
лота. В любом случае он там побывал, ибо из-
вестно, что он вернулся из Галлии к выборам.
Другим инцидентом в течение его консульства
было выделение сенаторам, по его предложе-
нию, особых и отдельных мест на римских иг-
рах. Хотя многие думали, что эту почесть
можно было бы оказать давным-давно, дру-
гие яростно выступали против, твердя, что
«каждое дополнение к величию сената при-
нижает достоинство народа», что эта мера
раздувает классовые чувства и что, если пять-
сот тридцать восемь лет обычные места были
достаточно хороши, зачем менять установ-
ленный порядок теперь? «Говорили, что даже
сам Сципион под конец пожалел о своем
предложении: так трудно заставить народ
одобрить любую перемену в устоявшихся обы-
чаях».
Все это мелочи, но благожелательная забота
Сципиона о комфорте и достоинстве коллег —
лично ему это ничего не прибавляло, — быть
может, ослабила его прежнее влияние в народе,
который был его опорой против близоруких се-
наторов.
216
После выборов новых консулов Сципион
снова удалился в частную жизнь, вместо того
чтобы взять зарубежную провинцию, как ча-
сто делали отслужившие срок консулы. Это
обстоятельство подвигло одного-двух поздней-
ших римских историков на поиски мотива.
Так, Корнелий Непот, биограф Катона, гово-
рит, что Сципион хотел убрать Катона из его
провинции, Испании, и стать его наследни-
ком — и что, не получив согласия сената,
Сципион, чтобы показать свое недовольство,
удалился в частную жизнь, когда окончился
срок его консульства. Плутарх в своем жизне-
описании Катона противоречит этому и гово-
рит, что Сципион непосредственно сменил
Катона в Испании. Даже оставляя в стороне
известные исторические неточности этих по-
зднейших авторов, трудно не видеть, что та-
кая мелочность несовместима со всеми досто-
верными фактами, раскрывающими характер
Сципиона. Мы знаем, что Катон и Сципион
всегда были в плохих отношениях, но враж-
дебность в сохранившихся речах проявлялась
только со стороны Катона, для которого гре-
ческая культура Сципиона была как красная
тряпка для быка, как и умеренность по от-
ношению к Карфагену. Человек, твердивший
как попугай: «Delenda est Carthago» — под-
линный предтеча желтой прессы, — не мог
выносить человека с возвышенной душой и
217
репутацией, стоящего у него на пути, и узость
и ненависть не находили покоя, пока он не
добьется уничтожения и Сципиона, и Карфа-
гена. Их ссора, если односторонние злобные
нападки можно назвать этим словом, тянулась
со времен Замы, когда Катон, служивший
квестором под началом Сципиона и уже так
ненавидевший его греческие привычки, что
не мог жить с ним на одной квартире, объя-
вил войну расточительной щедрости своего
полководца при распределении добычи среди
солдат.
К счастью, имеются другие факты, опровер-
гающие рассказы Непота и Плутарха об этом
деле. Решение распустить армию Катона в Ис-
пании было принято сенатом как раз тогда,
когда он отказал Сципиону в назначении ему
Македонии в качестве консульской провинции
и распустил тамошнюю армию также. Катон
вернулся в Рим и получил триумф в начале
консульства Сципиона. Поскольку за рубежом
не было армий, не было, очевидно, и поста для
проконсула, что показывает ложность расска-
зов о том, что Сципион желал поехать в Ис-
панию после окончания консульства.
Его реальный мотив для того, чтобы оста-
ваться в Риме вместо того, чтобы искать ка-
кую-либо другую зарубежную провинцию, не-
трудно угадать. Он предсказал опасность со
стороны Антиоха, и, поскольку отказ сената
218
предотвратить ее сделал войну неизбежной,
Сципион хотел оставаться под рукой, чтобы
ответить на призыв, который неизбежно пос-
ледует. Он был прав, ибо Ганнибал уже тогда
предлагал Антиоху военную экспедицию про-
тив Италии, утверждая, как всегда, что толь-
ко кампания в Италии давала ключ к пораже-
нию римлян, ибо такое вторжение не давало
Риму возможности полностью использовать
свои людские и материальные ресурсы. В ка-
честве предварительной меры Ганнибал пред-
лагал, чтобы ему дали войско с задачей выса-
диться в Африке и поднять карфагенян, в то
время как Антиох двинется в Грецию и будет
готов к прыжку в Италию, как только момент
созреет.
Посланец Ганнибала, тирянин по имени
Аристон, был разоблачен антиганнибаловской
партией в Карфагене. Аристон бежал, но ра-
зоблачение вызвало такую смуту, что Маси-
нисса решил, что созрел момент вторгнуться
на карфагенскую территорию.
Карфагеняне направили в Рим посольство
с жалобами, а Масинисса — с оправданиями.
Посольство первых вызвало подозрения из-за
истории с бегством Аристона, а послы Маси-
ниссы раздували эти подозрения. Сенат ре-
шил послать комиссию для расследования, и
Сципион был назначен одним из трех ее чле-
нов, но, проведя расследование, «оставил воп-
219
рос открытым; мнения членов не склонялись
в пользу какой-либо из сторон». Отказ выне-
сти вердикт едва ли делает честь Сципиону,
который знал обе партии и имел достаточно
влияния, чтобы разрешить конфликт на мес-
те. Но Ливий намекает, что комиссары могли
действовать по инструкциям сената, воздер-
жавшись от урегулирования проблемы, и до-
бавляет, что ввиду общей ситуации «было
очень удобно оставить спор нерешенным».
Под этим он, вероятно, подразумевает, что,
поскольку Ганнибал подумывал о вторжении,
следовало держать карфагенян слишком заня-
тыми, чтобы оказать ему поддержку.
В конце года произошел инцидент, который
бросает существенный — и довольно сумереч-
ный — свет на карьеру Сципиона. Двумя канди-
датами на патрицианскую должность консула
был Луций Квинкций Фламиний, брат победи-
теля при Киноскефалах, и Публий Корнелий
Сципион, тезка и единокровный брат Сципио-
на Африканского.
Развязка мастерски изложена Ливием. «Преж-
де всего, наличие у кандидатов братьев, которые
были самыми знаменитыми полководцами того
времени, обострило борьбу. Слава Сципиона
была величественнее и, пропорционально вели-
чию, вызывала больше зависти. Слава Квинк-
ция была совсем свежей, ибо он получил три-
умф только в этом году. Кроме того, Сципион
220
уже почти два года постоянно находился на гла-
зах у народа; это обстоятельство, просто ввиду
пресыщения, снижает уважение к великим лю-
дям». «Все притязания Квинкция на благо-
склонность публики были свежими и новыми;
после своего триумфа он ничего не просил и не
получал у народа; он говорил, что «собирал го-
лоса в пользу родного брата, а не полубрата; в
пользу своего легата и соратника в ведении вой-
ны» — его брат командовал флотом против Фи-
липпа Македонского. «Этими аргументами он
добился своего». Луций Квинкций был избран,
а Сципион Африканский потерпел новую не-
удачу, когда Лелию, старому товарищу и по-
мощнику, не удалось добиться избрания на пост
плебейского консула, несмотря на поддержку
Сципиона. Толпа, как всегда переменчивая и
забывчивая, предпочла восходящую звезду захо-
дящему солнцу. .
Тем временем на Востоке собиралась, воен-
ная гроза. Антиох обезопасил свой тыл, выдав
дочь замуж за Птолемея, царя Египта. Затем
он двинулся к Эфесу, но потерял время на
кампанию местного значения против писидий-
цев. За Эгейским морем этоляне не жалели
трудов, чтобы разжечь войну против римлян и
найти союзников Антиоху. Рим, напротив, ус-
талый и опустошенный долгими годами борь-
бы, стремился всеми способами оттянуть стол-
кновение с Антиохом или вовсе избежать его.
221
С этой целью сенат направил к нему посоль-
ство, и Ливий говорит, что, согласно истории,
написанной по-гречески Ацилием, Сципион
Африканский был включен в его состав. По-
слы отправились в Эфес и, остановившись там
на пути к Антиоху, «старались почаще беседо-
вать с Ганнибалом, чтобы прощупать его на-
мерения и рассеять его страх перед опаснос-
тью, грозящей ему от римлян». Эти встречи
имели случайным и косвенным, но важным
результатом то, что сообщение о них застави-
ло Антиоха подозревать Ганнибала.
Но для нас главный интерес этих бесед —
если предположить, что свидетельство Ацилия
надежно, — заключается в изложении одной
из бесед между Сципионом и Ганнибалом.
Сципион спросил Ганнибала, «кого тот счита-
ет лучшим полководцем». Последний ответил:
«Александра... Потому что с малыми силами
он разгромил неисчислимые армии и покорил
Отдаленнейшие области, куда даже простое пу-
тешествие кажется выше человеческих сил».
Тогда Сципион спросил: «А кому ты отдал бы
второе место?» — и Ганнибал ответил: «Пир-
ру, ибо он первый научился укреплять лагерь,
и никто не выказывал столь точных суждений
в выборе места для битвы и расстановке сил;
в то же время он в такой степени владел ис-
кусством привлекать людей к себе, что жите-
ли Италии желали, чтобы ему, чужеземному
222
царю, а не римскому народу принадлежала
верховная власть...» На вопрос Сципиона:
«Кого ты ставишь на третье место?» — Ганни-
бал ответил: «Самого себя, без сомнения». На
это Сципион, рассмеявшись, добавил: «А что
бы ты сказал, если бы победил меня?» — «Тог-
да я поставил бы Ганнибала не только выше
Александра и Пирра, но выше всех других пол-
ководцев».
«Ответ, высказанный с пунийской ловкос-
тью и содержавший необычную лесть, весьма
понравился Сципиону, поскольку выделял его
из толпы полководцев, как человека, обладав-
шего неоспоримым превосходством».
От Антиоха посольство не добилось непо-
средственных результатов, ибо «царь царей»
слишком раздулся от гордости из-за своих ус-
пехов в Азии, слишком надеялся на собствен-
ные силы, чтобы учесть уроки Карфагена и
Македонии. Его стандарты военных достиже-
ний были чисто количественными.
Осознав, наконец, что война неизбежна и
неминуема, римский сенат начал подготовку к
новой борьбе. В качестве первого шага сенат
назначил досрочные консульские выборы, что-
бы быть готовым к следующему году; новыми
консулами стали Публий Сципион, отвергну-
тый годом раньше, и Маний Ацилий. Далее,
Бебию было приказано переправиться со сво-
ей армией из Брундизия (теперь Бриндизи) в
223
Эпир, а во все союзные города были разосла-
ны посольства с заданием противодействовать
этолийской пропаганде. Этоляне, тем не ме-
нее, подкрепляя дипломатию силой, добились
некоторых успехов и, вызвав широкое броже-
ние в Греции, изо всех сил торопили Антиоха.
Если бы его энергия равнялась его самоуве-
ренности, он вполне мог бы захватить власть
над Грецией прежде, чем римляне смогли бы
обуздать его. Далее, на свою же погибель, он
отбросил план Ганнибала и экспедицию в
Африку из ревности, вдохновляемой страхом,
что, если отдать Ганнибалу роль ведущего ис-
полнителя, общественное мнение будет счи-
тать его реальным командующим. Даже после
своей запоздалой высадки в Греции с неадек-
ватными силами он упустил оставшиеся воз-
можности, расточая силы и время в мелких
атаках на фессалийские города и в праздных
наслаждениях в Халкедоне.
Тем временем в Риме консулы бросали жре-
бий на провинции: Греция выпала Ацилию, и
экспедиционные силы, которые он должен был
взять с собой, собрались в Брундизии. Обеспе-
чивая снабжение, послали в Карфаген и Нуми-
дию комиссаров закупить зерно. Тут надо воз-
дать должное и духу карфагенян, стремившихся
выполнять договор с Римом, и мудрой полити-
ке Сципиона после Замы. Карфагеняне не толь-
ко предоставили зерно в подарок, но предложи-
224
ли снарядить флот за собственный счет и вы-
платить ежегодную контрибуцию сразу за мно-
го лет вперед. Римляне, однако, либо из гордой
самоуверенности, либо из нежелания быть обя-
занными Карфагену, отказались от флота и де-
нег и настояли на уплате за зерно.
Несмотря на все эти приготовления, Анти-
ох слишком поздно почуял опасность. Его со-
юзники этоляне предоставили только 4 тыс.
бойцов, его собственные войска задержались в
Азии, и, в дополнение, он поссорился с Фи-
липпом Македонским, который твердо стал на
сторону Рима. С 10 тыс. людей Антиох занял
позицию в Фермопильском ущелье, но не смог
повторить героическое сопротивление бес-
смертных спартанцев и был разгромлен. Бро-
сив своих этолийских союзников на произвол
судьбы, Антиох отплыл назад в Малую Азию
через Эгейское море.
Рим, однако, не собирался довольствовать-
ся таким результатом. В Риме понимали, что
в Греции римская армия разгромила только
авангард, но не главные силы Антиоха и что,
если его не подавить, он станет постоянной
угрозой. Далее, пока он из Эфеса господство-
вал над Малой Азией, лояльные союзники
римлян — пергамцы, родосцы и греческие го-
рода на азиатском берегу Эгейского моря —
зависели только от его милости. Все эти мо-
тивы привели Рим к контрнаступлению.
225
Великое стратегическое предвидение Ган-
нибала оправдалось еще раз, ибо он объявил,
что «скорее удивлен тем, что римляне еще не
в Азии, чем сомневается в их прибытии». На
этот раз Антиох послушался своего великого
советника и усилил гарнизоны и постоянное
патрулирование вдоль берега.
Глава 14
ПОСЛЕДНИЙ РАУНД
Столкнувшись с великим испытанием — ус-
тупавшим только Ганнибаловой войне, — Рим
искал нового спасителя в лице старого. Если
опасность была меньше и не столь близка, то
риск должен был казаться больше, ибо римс-
кие армии отправлялись в неизвестное. Арена
для первой великой пробы сил между Римом
и азиатской цивилизацией была готова, и те-
атр военных действий отодвинулся в тревож-
ную даль, связанную с отечеством только
длинными и небезопасными линиями, комму-
никаций. Чрезвычайные обстоятельства обо-
стряют память, и Рим в час нового испытания
вспомнил о человеке, который несколько лет
стоял наготове, ожидая опасности, о которой
он кричал в глухие уши. Однако сам Сципион
не стал баллотироваться в консулы — трудно
сказать почему. Быть может, он считал завис-
226
тн и ков слишком сильными и не хотел риско-
вать, быть может, привязанность и сочувствие
к своему брату Луцию, побежденному на вы-
борах годом раньше, побудило Сципиона дать
последнему шанс. Наш герой имел достаточно
славы и всю жизнь готов был поделиться ею со
своими соратниками. Он оставлял зависть к
чужой славе менее значительным людям. Его
целью было служить отечеству, и в любом слу-
чае он знал, что, если Луций будет консулом,
он, Сципион, будет осуществлять реальную
власть — Луций мог оставить себе свой номи-
нальный триумф.
Избрание брата было гарантировано зара-
нее, и с ним, как плебейский консул, был из-
бран Гай Лелий, старый соратник Сципиона.
Возможно, Сципион к этому и стремился —
чтобы, кому бы ни досталась Греция, иметь
решающее влияние на операции. Случилось
так, однако, что двойные выборы поставили
его в неприятное положение — приходилось
поддерживать брата против друга. Ибо оба
консула, естественно, хотели Грецию, которая
означала командование в войне с Антиохом.
Лелий, имевший могущественную поддержку в
сенате, просил сенат вынести решение — жре-
бий был слишком сомнителен на его вкус. Лу-
ций попросил отсрочку, чтобы посоветоваться,
и обратился к Сципиону, который посоветовал
ему «без колебаний предоставить решение се-
227
нату». Затем, когда все предвкушали долгие
дебаты, Сципион поднялся в сенате и сказал,
что, «если они присудят провинцию его брату
Луцию Сципиону, он поедет с ним как один из
его помощников». Предложение было встрече-
но «почти всеобщим одобрением», решило
спор и было принято почти единогласно.
Хотя ясно, что Сципион планировал такой
результат, это не снижает нашу оценку благо-
родства человека, который, будучи самым зна-
менитым полководцем в римской истории,
согласился занять подчиненное положение.
Если средства были дипломатическими, то мо-
тив был чистейшим — спасти свою страну,
предоставив награду другому. Кроме кровного
родства, он, без сомнения, чувствовал, что бу-
дет более уверенно управлять событиями через
брата, чем через Лелия, хотя упрямство Луция
в конфликте с этолянами опровергает приго-
вор Моммзена — «человек из соломы». Два
сильных лидера в одной команде — не лучшая
комбинация. Многое говорит о Сципионе и
Лелии тот факт, что все это не поломало их
дружбу, и доказательством великодушного ха-
рактера последнего, а также высших качеств
первого служит то, что в позднейшие годы
Лелий дал Полибию такие свидетельства вели-
чия Сципиона.
В дополнение к двум легионам, которые он
забрал в Греции у Ацилия, консулу было вы-
228
делено 3 тыс. римских пехотинцев и сотня
всадников плюс еще 5 тыс. пехоты и 200 всад-
ников от Латинской конфедерации. Далее, как
только стало известно, что в поход идет Сци-
пион Африканский, 4 тыс. ветеранов Ганниба-
ловой войны явились добровольцами, чтобы
служить «под командой любимого вождя».
Экспедиция отправилась в марте (римский
июль) 190 г. до н. э.< но бросок в Азию при-
шлось задержать, по причине упрямого неже-
лания сената дать разумные условия мира
этолянам, что заставило их вновь взяться за
оружие и продолжать упорную войну в своих
горных крепостях. Любопытно, что Сципион,
который всегда облегчал себе решение воен-
ной задачи с помощью умеренности полити-
ческих требований,' теперь был блокирован
из-за неумеренности других.
Когда братья высадились в Эпире, они об-
наружили, что благодаря Ацилию армия пол-
ностью погрязла в партизанской войне. Сци-
пион двинулся вперед, брат следовал за ним
с главными силами. По прибытии в Амфиссу
их встретили афинские послы, которые, обра-
щаясь сначала к Сципиону Африканскому, а
потому уже к консулу, умоляли о снисходи-
тельности к этолянам. «От Сципиона они по-
лучили довольно мягкий ответ, ибо ему нужен
был почетный предлог, чтобы кончить это-
лийскую войну, — он устремлял свои взоры в
229
Азию и к царю Антиоху». Очевидно, он, при-
вычно предугадав события, сам вдохновил оба
посольства Афин — к себе и к этолянам. Сци-
пион мог бы дать несколько очков вперед
даже полковнику Хаусу, выступавшему как
посол мира, дающего средства к победе. В ре-
зультате афинских уговоров этоляне прислали
большое посольство в римский лагерь и полу-
чили от Сципиона самый ободряющий ответ.
Но когда, как полагалось, обратились за ре-
шением к консулу, он дал непримиримый от-
вет, порвав ударом кулака всю паутину, ко-
торую его брат так деликатно сплел. Второе
посольство столкнулось с таким же упрямым
отказом. Тогда глава афинского посольства
посоветовал этолянам просить просто о шес-
тимесячном перемирии, чтобы они могли на-
править посольство в Рим. Реальный источ-
ник этого совета слишком очевиден, чтобы
гадать. Этолийские послы, соответственно,
вернулись назад и, «обратившись сперва к
Публию Сципиону, получили от консула че-
рез него согласие на прекращение военных
действий на желательное время».
Так с помощью дипломатии Публий обезо-
пасил коммуникационные линии и высвобо-
дил армию; решимость, с которой он искал
мирного решения и не желал путаться в побоч-
ные конфликты, есть предметный урок эконо-
мии сил и верности подлинной цели.
230
Консул, приняв армию от Ацилия, решил ве-
сти войска в Азию через Македонию и Фракию,
избрав длинную сухопутную дорогу вместо ко-
роткой морской, ибо Антиох имел один флот в
Эфесе, а Ганнибал собирал другой в Финикии,
специально чтобы помешать морской перепра-
ве. Публий, одобрив эту дорогу, заметил брату,
что теперь все зависело от Филиппа Македонс-
кого; «ибо, если он будет верен нашему прави-
тельству, он предоставит нам проход и всю
провизию и материалы, необходимые армии в
дальнем походе. Но если он подведет тебя в
этом, ты не найдешь безопасности нигде во
Фракии. Поэтому, по моему мнению, прежде
всего нужно выяснить намерения царя. Лучше
всего испытать их, послав к нему кого-нибудь с
неожиданным визитом, без предварительной
договоренности».
Согласно этому совету, порожденному ин-
стинктивной заботой о безопасности и психоло-
гическим чутьем, консул отправил Тиберия
Гракха, пылкого и смелого юношу, который,
меняя на пути коней, мчался так быстро, что
доскакал от Амфиссы до Пеллы — от Коринфс-
кого залива почти до Салоник — менее чем за
трое суток. Он застал Филиппа в разгаре пира,
«не слишком трезвого». Это помогло устранить
подозрения, что царь готовит контрудар, и на
следующий день Гракх увидел готовые склады
провизии, мосты, наведенные через реки, и от-
231
ремонтированные горные дороги, готовые к
приходу римской армии.
Он помчался назад, навстречу армии, кото-
рая могла спокойно двинуться через Македо-
нию. В своих владениях Филипп встретил рим-
лян и сопровождал их, причем Ливий замечает,
что «много радушия и доброжелательства прояв-
лялось в нем, что Очень понравилось в нем Сци-
пиону — человеку, который, будучи безупреч-
ным в других отношениях, не мог устоять перед
светской любезностью, не сопровождаемой рос-
кошью». Затем армия, через Фракию, вышла к
Геллеспонту — Дарданеллам — пройдя, очевид-
но, той же дорогой, что Ксеркс, но в противо-
положном направлении.
Переправа через Дарданеллы была настоль-
ко же облегчена римлянам ошибками Антиоха,
как и действиями их собственного флота. Ли-
вий, командующий римским флотом, отплыл
к Дарданеллам, согласно инструкциям, чтобы
захватить крепость, охранявшую узкую часть
пролива. Сестос — современный Медос — был
уже занят римлянами, а Абидос — теперь Ча-
нак — вел переговоры о сдаче, когда Ливий
получил известия о поражении, в результате
внезапной атаки, союзного родосского флота
на Самосе. Он оставил свою главную цель —
что могло расстроить планы Сципиона — и от-
плыл на юг, чтобы восстановить положение в
Эгейском море. Однако, после некоторых до-
232
вольно бесцельных морских операций, прибы-
тие Ганнибалова флота и его разгром в его
первой и последней морской битве очистили
горизонты в Средиземноморье. В августе вто-
рая победа, на этот раз над эгейским флотом
Антиоха, обеспечила римлянам господство на
море.
Потеря его заставила Антиоха сделать ход,
направленный к безопасности, но фактически в
противоположном направлении. Отчаявшись
защитить захваченное за Дарданеллами, он при-
казал гарнизону отступить от Лисимахии, «что-
бы не быть отрезанным римлянами». Лисимахия
стояла поблизости от места, где ныне стоит Бу-
лаир, и нет нужды подчеркивать, как трудно
было бы проломить древние булаирские укреп-
ления, господствующие над перешейком Галли-
полийского полуострова. Гарнизон вполне мог
продержаться до зимы. Возможно, другим фак-
тором, кроме поражения на море, была неудач-
ная попытка заключить союз с Прусием, царем
Вифинии — страны, побережье которой лежало
частично на Черном море и частично на Мра-
морном. Антиох пытался сыграть на его страхе
быть проглоченным Римом, но стратегическое
видение Сципиона позволило ему предугадать и
этот ход и принять меры для его нейтрализации.
За месяцы до прибытия в Галлиполи Сципион
отправил Прусию письмо, рассеивающее такие
страхи: «Мелких племенных вождей в Испании,
233
которые стали союзниками, он оставил царями.
Масиниссу он не только восстановил на троне
отцов, но и отдал ему владения Сифака» — тон-
кий намек!
Двойная новость о морской победе и эваку-
ации Лисимахии достигла братьев по прибы-
тии в Энос. С легким сердцем они двинулись
вперед и заняли город. Подождав обоз и боль-
ных, они двинулись вдоль Херсонеса (Галли-
полийскго полуострова), достигли пролива и
без помех переправились в Малую Азию. Пе-
реправились они, однако, без Публия, которо-
го задержали религиозные обязанности салия.
Правила его ордена обязывали его во время
праздника Священных Щитов оставаться там,
где он находился, до конца месяца. Без него
армия потеряла движущую силу, так что «он
сам был источником задержки, пока не нагнал
ее». Ненужная задержка была далека от его
военных обычаев, так что инцидент предпола-
гает, что благочестие было искренним чув-
ством, а не просто психологическим инстру-
ментом, помогающим вдохновлять войска.
Пока армия его ждала, в лагерь явился посол
от Антиоха и, поскольку царь приказал ему
обратиться сперва к Сципиону Африканскому,
посол ждал его прибытия, прежде чем обсу-
дить свою миссию с консулом!
«На Публия царь возлагал величайшие на-
дежды; величие его души и полнота его сла-
234
вы заставляли его склоняться к миру; всем
нациям было известно, каков он был в роли
завоевателя, в Испании и позже в Африке;
наконец, его сын был пленником у Антиоха»
(Ливий). Как сын был захвачен в плен, неиз-
вестно, то ли в дальней кавалерийской раз-
ведке, то ли еще раньше, в море, как предпо-
лагает Аппиан.
На военном совете посол Антиоха изложил
основу мира: Антиох отдает греческие города
в Малой Азии, как уже оставил Европу, и оп-
лачивает римлянам половину военных издер-
жек. Совет счел эти уступки недостаточными,
постановив, что Антиох должен отдать все гре-
ческое побережье Эгейского моря и, чтобы ус-
тановить широкую и безопасную нейтральную
зону, отказаться от всех владений в Малой
Азии к западу от гор Тавра. Далее, он должен
оплатить все военные издержки, ибо именно
он вызвал и начал войну.
Получив такой отпор, посол добился, следуя
приказу, личного свидания с Публием. «Преж-
де всего, он сказал ему, что возвращает ему сына
без выкупа; и затем, равно незнакомый с харак-
тером Сципиона и с римскими обычаями, по-
обещал ему громадную сумму золотом и, не
считая царского титула, абсолютное партнер-
ство во власти, если Сципион Африканский,
через свои средства, добьется мира». На эти
авансы Сципион ответил: «Я тем не менее удив-
235
лен, что тьг не знаешь римлян вообще и меня, к
которому ты был послан... ты не понимаешь
военной ситуации человека, от которого ты
пришел. Вы должны были удержать Лисимахию,
чтобы помешать нашему вступлению на Херсо-
нес, или противостоять нам у Геллеспонта, что-
бы помешать переправиться в Азию, если вы
хотели просить о мире людей, неуверенных в
исходе войны. Но, оставив путь в Азию откры-
тым и позволив надеть на себя не только узду,
но ярмо1, как вы можете ожидать переговоров
на равных? Вы должны повиноваться приказам.
Я считаю моего сына очень щедрым подарком,
говорящим о великодушии царя. Я молю богов,
чтобы мои обстоятельства никогда не потребо-
вали других даров: мысль моя, конечно, никог-
да их не потребует. За такой акт великодушия он
найдет меня благодарным, если за личную лю-
безность он примет в ответ личную благодар-
ность. Но в моей публичной позиции я никогда
ничего от него не приму и ничего не отдам. Все,
что я могу дать сейчас, -*• это искренний совет.
Иди и пожелай ему от моего имени прекратить
враждебные действия и не отказываться ни от
каких условий мира» (Ливий). Полибий приво-
дит последнюю фразу в несколько ином виде: «В
ответ на его обещание относительно моего сына
1 Версия Полибия — «позволили себя не только взнуз-
дать, но и оседлать» — точнее отражает положение и более
вероятна.
236
я дам ему намек, который вполне стоит милос-
ти, которую он мне предлагает, — пусть идет на
любые уступки, делает что угодно, лишь бы не
сражаться с римлянами».
Совет не оказал влияния на Антиоха, кото-
рый решил ускорить военные приготовления,
которые уже шли полным ходом. Консульская
армия тем временем двинулась на юго-восток,
мимо Трои, к Лидии. «Они разбили лагерь
вблизи истока реки Каик, готовя провизию к
быстрому походу на Антиоха, чтобы сокру-
шить его прежде, чем зима помешает операци-
ям». Антиох ждал их у Тиатиры (современный
Ахиссар). В этот момент, как раз перед подъе-
мом занавеса к последнему акту, когда Сципи-
он должен был пожать плоды своей стратегии,
в дело вмешалась судьба. Он был сражен бо-
лезнью, и пришлось перевезти его в Элею, на
побережье. Услышав об этом, Антиох послал
эскорт, чтобы возвратить ему сына. Неожидан-
ное возвращение сына сняло такую тяжесть с
души Сципиона, что ускорило выздоровление.
Эскорту он наказал: «Скажите царю, что я
шлю ему свою благодарность, что в настоящее
время я не могу отплатить ему ничем, кроме
доброго совета: пусть не начинает боя, пока не
узнает, что я присоединился к армии». Под
этим Сципион, очевидно, подразумевал, что,
если он будет на месте, хотя бы жизнь Анти-
оха будет в безопасности.
237
Хотя царь имел огромную армию — 62 тыс.
пехоты и более 12 тыс. конницы, — он счел
этот совет достаточно разумным, чтобы отсту-
пить за реку Герм и там, у Магнесин — совре-
менная Минисса, — разбить сильно укреплен-
ный лагерь. Хотя у римлян было только два
собственных легиона плюс (по численности)
два союзнических легиона и несколько мест-
ных отрядов — всего около 30 тыс. бойцов, —
вердикт их был единодушным. «Еще никогда
римляне так не презирали врага». Однако им
не пришлось штурмовать лагерь, ибо на третий
день, опасаясь дурного влияния бездеятельно-
сти на моральный дух войск, Антиох вывел их
из лагеря и предложил битву.
Хотя конечная победа римлян была решаю-
щей, им явно не хватало тактического мастер-
ства Сципиона Африканского, и одно время
им пришлось бороться с неприятностями, если
не с опасностью поражения. Ибо в то время,
когда римляне устремились на центр врага, а
их конница атаковала его левый фланг, Анти-
ох сам, с конницей правого Крыла, пересек
реку, оставленную почти неохраняемой, и на-
пал на левый фланг консула. Только решитель-
ность трибуна, оставленного здесь, остановила
врагов и отражала опасность, пока не подошли
подкрепления. Отброшенный в этом месте и
видя мощные силы, сосредоточенные против
него, Антиох бежал в Сарды, остатки разбитой
238
армии последовали за ним. Дальнейшее сопро-
тивление было безнадежно: все западные вла-
дения рушились вокруг него, а подчиненные
государства спешили заключить мир с Римом.
Он отступил в Апамею и оттуда послал мис-
сию мира к консулу в Сарды, куда прибыл из
Элеи Публий, оправившийся от болезни.
Условия мира были согласованы еще до при-
бытия миссии, и решено было, что изложит их
Сципион Африканский. «Сципион начал с того,
что победа никогда не делала римлян более су-
ровыми, чем прежде». Условия были те же са-
мые, что предлагались перед Магнесией, когда
вопрос был еще открытым, ни капли не суровее
из-за нынешней беспомощности Антиоха. Ан-
тиох должен был удалиться по другую сторону
Тавра; выплатить пятнадцать тысяч эвбейских
талантов как компенсацию за военные издерж-
ки — частью сразу, а остальное двенадцатью
ежегодными платежами; и выдать двадцать из-
бранных заложников в обеспечение верности
договору. В дополнение Антиох должен был
выдать Ганнибала, поскольку «было ясно, что
римляне никогда не могут надеяться на проч-
ный мир, пока он на свободе». Ганнибал, одна-
ко, получив весть об этом условии, укрылся на
Крите.
Замечательной чертой условий мира — так
же, как в Африке и Греции, — было то, что
римляне искали только безопасности и про-
239
цветания. Пока Сципион направлял полити-
ку Рима, аннексий, со всеми их опасностями
и трудностями, избегали. Целью его было
просто обеспечить мирное преобладание рим-
ских интересов и влияния и гарантировать их
от внешних опасностей. То была поистине
великая стратегия, которая, вместо попытки
аннексировать исконные владения Антиоха,
просто заставила его отойти за идеальную
стратегическую границу — горную цепь Тав-
ра — и построила цепь суверенных буферных
государств как вторую линию обороны между
Тавром и Эгейским морем. Это определенно
были союзники Рима, а не его подданные, и
мир в Малой Азии был создан путем усиле-
ния и вознаграждения союзников, оставав-
шихся верными в течение войны. Как мог бы
измениться ход истории, если бы наследники
не дали обратный ход политике й не встали
на фатальный путь аннексий? Когда начались
вторжения варваров, пришельцы обнаружили,
что средиземноморский мир состоял из госу-
дарств, так глубоко романизированных, что
они давно забыли о своих оковах, однако из-
за этого настолько ослабели, что сделались
обузой для Рима. Вместо кольца боевых аван-
постов, задуманного Сципионом, возник кру-
жок политических евнухов.
Забавным комментарием к усмирению Ан-
тиоха и устранению последней угрозы Риму в
240
Средиземноморье было избрание Луцием Сци-
пионом по возвращении в Рим титула «Азиат-
ский», «чтобы не уступать брату даже в этом».
Он также принял меры, чтобы его триумф вы-
глядел пышнее и роскошнее, чем триумф Пуб-
лия над Карфагеном. Единственной наградой
нашего героя было то, что его в третий раз на-
значили принцепсом сената.
Глава 15
ЗАКАТ
Та умеренная и дальновидная политика
Сципиона, которая подорвала его влияние в
годы, что последовали за битвой при Заме, те-
перь должна была привести его к политичес-
кому краху. Ход событий отчасти, скрывается
в тумане, но общие очертания ясны. Партию
узколобых, во главе с Катоном, который не
мог удовлетвориться разоружением врага, но
требовал его уничтожения, так раздосадовал
новый милосердный и мудрый мирный дого-
вор, что ее гнев обрушился на его автора. Не-
способные аннулировать мир, они задумали
добиться падения Сципиона и выдвинули об-
винение во взятке как самое вероятное объяс-
нение дела. Быть может, люди вроде Катона
совершенно искренне не могли постичь другой
причины для великодушия к побежденному
241
врагу. Однако им, похоже, хватило ума, чтобы
не нападать сперва на сильного брата, но, на-
целившись на слабость вместо силы, поразить
Публия косвенным путем — через Луция.
Первым ходом было преследование Луция
по поводу расточительного расходования де-
нег, выплаченных Антиохом. Публий так раз-
гневался при этом обвинении, что, когда его
брат достал счетные книги, он взял их у него,
изорвал в куски и бросил обрывки на пол залы
сената. Жест был неразумным, но очень по-че-
ловечески понятным. Пусть любой поставит
себя на его место, место человека, который
беспримерными усилиями спас Рим от смер-
тельной угрозы, нацеленной прямо в сердце, и
сделал его бесспорным и неоспоримым хозяи-
ном мира, а затем был вынужден отчитывать-
ся в четырех миллионах сестерциев в то время,
когда благодаря ему казначейство получило
двести миллионов. Мы должны также по-
мнить, что Сципион страдал от болезни, кото-
рая вскоре свела его в могилу, а больные люди
склонны к раздражительности. Без сомнения,
та высшая уверенность в себе, которая отме-
чала его, превратилась в последние, разъедае-
мые болезнью годы в нечто, приближающееся
к надменности. Так, Полибий говорит нам, что
на этом или на следующем процессе он горь-
ко упрекнул римлян: «Не годится римскому
народу слушать обвинения против Публия
242
Корнелия Сципиона, которому обвинители
обязаны тем, что вообще имеют возможность
говорить». Он отказался от царской власти,
когда ее навязывали ему, и удовольствовался
тем, что остался простым гражданином, но он
ожидал некоторого особого уважения за свои
выдающиеся услуги.
Демонстративный акт, однако, дал его врагам
возможность, которой они давно ждали. Двое
трибунов, Петилии, подстрекаемые Катоном,
начали судебное преследование против него по
обвинению во взятке, полученной от Антиоха в
обмен на умеренные условия мира. Новость
разожгла во всем Риме волнения и споры.
«Большинство судило об этом согласно своим
склонностям; некоторые винили не плебейских
трибунов, но публику вообще, стерпевшую на-
чало такого процесса» (Ливий). Часто замечали,
что «два великих государства в мире почти одно-
временно проявили неблагодарность к своим
главнокомандующим; но Рим был худшим из
двух, так как Карфаген после своего поражения
послал побежденного Ганнибала в ссылку, тог-
да как Рим, будучи победоносным, собирался
изгнать победителя Африки».
Оппозиционная партия твердила, что ни
один из граждан не должен стоять так высоко,
чтобы не нести ответственности за свое пове-
дение, и что это полезное лекарство, когда са-
мые могущественные привлекаются к суду.
243
Когда наступил день слушаний, казалось, что
ни одного человека, даже самого Сципиона как
консула или цензора, не сопровождала на фо-
рум такая толпа, как в день, когда он появился,
чтобы ответить на обвинения. Слушания нача-
лись, плебейские трибуны попытались замаски-
ровать отсутствие каких-либо улик старыми
россказнями о роскошных греческих привычках
Сципиона на Сицилии и об истории в Локрах.
Звучали голоса Петилиев, но слова принадлежа-
ли явно Катону. Ибо Катон был не только уче-
ником Фабия, но сам на Сицилии выдвигал
необоснованные обвинения, которые след-
ственная комиссия отвергла. Затем, после сло-
весной дымовой завесы, они пустили ядовитый
газ. Ввиду отсутствия улик они напомнили о
возвращении сына без выкупа и о том, как Ан-
тиох адресовал свои мирные предложения пря-
мо Сципиону. «Он действовал по отношению к
консулу, в его провинции, как диктатор, а не
как помощник. И явился он туда ни с какой дру-
гой целью, кроме как чтобы в Греции и Азии
явилось то, что давно уже стало твердым убеж-
дением в Испании, Галлии, Сицилии и Африке:
что он один является главой и столпом римской
власти; что государство, властвующее над ми-
ром, укрыто в его тени; что его кивки равно-
сильны декретам сената и приказам народа».
Облако слов слабо прикрывало отсутствие
аргументов; целью их было, как говорит Ли-
244
вий, разбудить зависть. Обвинения продолжа-
лись до сумерек, процесс был отложен до сле-
дующего дня.
На следующее утро, когда трибуны заняли
свои места и обвиняемый был вызван, чтобы
отвечать, ответ был характерен для этого чело-
века. Доказать невиновность было невозмож-
но так или иначе, и, кроме того, что он был
слишком горд, чтобы пускаться в объяснения,
он знал, что они будут потрачены впустую и на
врагов, и на друзей. Поэтому последним пси-
хологическим контрударом в своей карьере он
достигает драматического триумфа.
«Народные трибуны и вы, римляне, сего-
дня годовщина того дня, когда я сразился с
Ганнибалом и карфагенянами в решающей
битве в Африке и удача и успех сопутствовали
мне. Поэтому, поскольку прилично в этот день
прекратить тяжбы и споры, я' отправляюсь
прямо в Капитолий, чтобы воздать должное
Юпитеру всеблагому и величайшему, Юноне,
Минерве и другим божествам, защищающим
Капитолий и цитадель, и возблагодарить их за
то, что в тот день, как и во многие другие дни,
они одарили меня волей и способностью со-
вершить чрезвычайные услуги ради общего
блага. Я приглашаю вас, римляне, тех, кто сде-
лает такой выбор, отправиться со мной и мо-
лить богов, чтобы они даровали вам таких ко-
мандиров, как я. С семнадцати лет до старости
245
вы сопровождали мои годы почестями, а я от-
вечал на ваши почести услугами».
На этом он отправился к Капитолию, и все
собрание устремилось за ним, так что его об-
винители остались одни на опустевшем фору-
ме. «Этот день стал едва ли не более знаменит
любовью римлян к нему и высокой оценкой
его подлинного величия, чем тот, когда он
ехал по Риму как триумфатор после победы
над Сифаком и карфагенянами». «То был, од-
нако, последний день, озаривший блеском
Публия Сципиона. Ибо, поскольку он не мог
предвидеть ничего, кроме завистливых пресле-
дований и постоянных препирательств с три-
бунами (процесс был отложен до следующего
дня), он удалился в свое имение в Литерне с
твердой решимостью не присутствовать на
процессе. Его дух был по природе слишком
возвышенным и привычным к столь возвы-
шенной судьбе, что он не знал, как играть
роль обвиняемого и смиренно сгибаться, как
подобает людям, защищающим свое дело пе-
ред судом» (Ливий).
Когда отложенный процесс был возобнов-
лен и было названо его имя, Луций Сципион
заявил, что его брат отсутствует по причине
болезни. Трибуны отказались это признать, ут-
верждая, что это просто обычное для Публия
неуважение к законам, и упрекали народ за то,
что народ сопровождал его в Капитолий и про-
246
являл нерешительность теперь. «Когда он сто-
ял во главе армии и флота, у нас хватало ре-
шимости послать за ним на Сицилию... чтобы
вызвать его домой, однако теперь мы смеем
принудить его, частного гражданина, вернуть-
ся из загородного имения, чтобы предстать
перед этим судом».
В ответ на призыв Луция к другим трибунам
последние постановили, что болезнь как пред-
лог нужно признать, и процесс еще раз отложи-
ли. Однако один из трибунов, Тиберий Гракх,
не согласился со всеми, и собрание, зная, что
имеются трения между ним и Сципионом, ожи-
дало от него более сурового решения. Вместо
этого Гракх заявил, что, «поскольку Луций Сци-
пион выдвинул как предлог болезнь своего бра-
та, ему, Гракху, это кажется достаточным; что
он не потерпит того, чтобы Публий Сципион
был обвинен во время своего отсутствия, и даже
тогда, если Публий апеллирует к нему, он под-
держит его отказ от участия в процессе. Публий
Сципион, своими великими подвигами, почес-
тями, полученными от римского народа по со-
вместной воле богов и людей, поднялся до таких
высот достоинства, что, если он предстанет как
преступник под рострами и будет слушать обви-
нения молодых людей, больше позора падет на
Рим, чем на него».
Ливий добавляет, что Гракх сопроводил
свой декрет негодующей речью: «Значит, пусть
247
Сципион, знаменитый завоеватель Африки,
окажется у ваших ног, трибуны? Значит, для
того он победил и разгромил в Испании чет-
верых самых заслуженных военачальников
Карфагена и четыре их армии? Для того он
захватил в плен Сифака, победил Ганнибала,
сделал Карфаген вашим данником и прогнал
Антиоха за горы Тавра — чтобы припадать к
ногам Петилиев? Чтобы вы получили лавры за
победу над Сципионом Африканским?» Эта
речь, как и его декрет, произвели такое силь-
ное впечатление, что сенат созвал специальное
заседание и воздал самую горячую хвалу Грак-
ху «за то, что он поставил общественное благо
выше частной вражды». Обвинители столкну-
лись со всеобщим осуждением, и обвинение
было снято.
«После этого молчание окружает Сципиона
Африканского. Он провел остаток жизни в Ли-
терне, не желая вновь посещать Рим, и гово-
рят, что, умирая, он завещал похоронить себя
там... чтобы даже погребальные обряды не ис-
полнялись, на неблагодарной родине».
Дата его смерти в Литерне, в добровольной
ссылке, — 183 г. до н. э. — кажется несомнен-
ной, но относительно могилы такой уверенно-
сти нет, и памятники ему существуют и в Ли-
терне, и в Риме. В момент смерти ему было
всего пятьдесят два года. По странному совпа-
дению его великий соперник Ганнибал также
248
умер примерно в это же время, вероятно в том
же году, в возрасте шестидесяти семи лет. Пос-
ле Магнесин он бежал на Крит, а затем нашел
убежище у Прусия Вифинского. У римского
сената хватило ума понять, что было бы ниже
его достоинства выгонять врага из последнего
убежища, но местный командующий, Флами-
ний, думал отличиться, подстрекая Прусия к
убийству доверчивого гостя. Ганнибал обманул
убийц, приняв яд.
Даже после смерти Сципиона враги его не
могли успокоиться. Скорее «она увеличила
храбрость его врагов, вождем которых был Марк
Порций Катон, который даже при жизни Сци-
пиона постоянно клеветал на его возвышенный
характер». Подстрекательство Катона вызвало
расследование того, как распорядились данью
Антиоха. Прямой мишенью сделался Луций,
косвенной — память его брата. Луций и не-
сколько офицеров его штаба были привлечены
к суду. Приговор был против них, и, когда Лу-
ций заявил, что все деньги, полученные им, на-
ходятся в казначействе, и поэтому он не может
дать обеспечение возмещения ущерба, его бро-
сили в тюрьму. Его кузен, Публий Сципион
Назика, заявил сильный и убедительный про-
тест, но претор объявил, что ввиду приговора у
него нет выбора, пока Луций отказывается пла-
тить. Гракх снова вмешался, чтобы спасти сво-
их личных врагов от позора. Применив власть
249
трибуна, он приказал освободить Луция и по-
становил, что претор должен получить требуе-
мую сумму из собственности Луция. Претор по-
слал людей, чтобы взять ее во владение, «и не
только не нашли ни следа денег, полученных от
Антиоха, но сумма, полученная от продажи соб-
ственности, даже не покрывала сумму штрафа»
(Ливий). Это убедительное доказательство не-
винности Сципионов возмутило общественное
мнение, и «общественная ненависть, направ-
ленная против Сципионов, обрушилась на пре-
тора, его советников и обвинителей».
Вряд ли то, что его имя будет очищено пос-
ле смерти, послужило Сципиону утешением в
последние годы жизни. «Неблагодарность по
отношению к своим великим людям есть чер-
та сильных народов», — говорит пословица.
Неудивительно, что Рим достиг верховенства в
Древнем мире.
Глава 16
ЗЕНИТ РИМА
В военной области нет, может быть, изрече-
ния, столь часто цитируемого, как наполеонов-
ское: «Читайте и перечитывайте кампании
Александра, Ганнибала, Цезаря, Густава-Адоль-
фа, Тюренна, принца Евгения и Фридриха;
возьмите их себе за образец; это единственный
250
способ стать великим полководцем, усвоить
секреты военного искусства». В другой из мак-
сим он говорит: «Знание великих военных опе-
раций может быть приобретено только опытом
и прикладным изучением всех великих полко-
водцев. Густав, Тюренн и Фридрих, так же как
Александр, Ганнибал и Цезарь, — все действо-
вали, опираясь на одни и те же принципы».
Наполеон выделяет здесь шестерых или се-
мерых полководцев, стоящих на вершине в ис-
тории военного искусства. Сознательно или
бессознательно, среди исследователей военно-
го дела имеется общая тенденция считать на-
полеоновский список стандартной оценкой
заслуг, а не просто произвольным перечнем
полководцев, если дополнить список его соб-
ственным именем. Правда, некоторые считают
абсурдным включение Евгения при исключе-
нии Мальборо, а другие выбросили бы Тюрен-
на из-за убеждения, возможно ошибочного,
что величие синонимично с масштабом опус-
тошений, или по более веской причине не-
хватки среди его успехов решающих побед, до-
стигнутых над равными. Обнаруживается, что
немало комментаторов пришли к списку из
трех величайших полководцев древности —
Александра, Ганнибала и Цезаря — и трех ве-
личайших полководцев нового времени — Гу-
става, Фридриха и Наполеона’, — возвышаю-
щихся в военной истории как гималайские
251
пики. Факт, что Фридриху, с его грубыми так-
тическими ошибками и вовсе не оригиналь-
ным «косым построением», отдается предпоч-
тение перед такими совершенными артистами,
как Тюренн и Мальборо, остается одной из
тайн военной критики. Но здесь не место раз-
бирать это заблуждение. Здесь нас интересуют
великие полководцы Древнего мира и, если
мы желаем сравнений с современностью, сам
Наполеон, поскольку его превосходство прак-
тически не оспаривается.
Сравним поэтому Сципиона с тремя «вели-
кими капитанами» древности в трех отноше-
ниях — как полководца, как человека и как
государственного деятеля. Любое такое сравне-
ние должно быть основано на условиях, в ко-
торых этим людям пришлось действовать, и на
мастерстве, с каким они обращали эти условия
себе на пользу.
Александр и в едва ли меньшей степени Це-
зарь имели громадный актив — самодержав-
ную власть, полный контроль над доступными
людскими и материальными ресурсами. Даже
Ганнибал, хоть его и плохо поддерживали, был
неуязвим для мелочного вмешательства в свои
операции, против которого пришлось бороть-
ся Сципиону и, позднее, Мальборо.
Победы Александра были одержаны над
азиатскими ордами, в которых отсутствие так-
тического порядка и метода обесценивало их
252
численное превосходство, причем, как указал
Наполеон в своем хорошо известном замеча-
нии о мамелюках, недостатки азиатских войск
возрастают пропорционально их численности.
Ни один критик не поместит Клайва в первом
ряду великих полководцев, и, если бы не ос-
лепительный блеск его маневров и масштаб
его завоеваний, Александр был бы отодвинут
на соседнее с ним место. Цезарь также, до
Илерды и Фарсала, был немногим более чем
способный «сипайский генерал» и, как он
сам, говорят, заметил, отправился «в Испа-
нию драться с армией без полководца, а по-
том на Восток — сражаться с полководцем без
армии». Даже при этом Цезарь, благодаря
неосторожному распылению сил, дважды ока-
зался вынужденным сражаться с более силь-
ным противником. В первой битве, при Дир-
рахии, он потерпел поражение, и, хотя он
отплатил за него при Фарсале, эта единствен-
ная первоклассная победа кажется довольно
хилым основанием для претензий на высшее
полководческое мастерство.
Но если мы готовы принять другое изречение
Наполеона, что «в войне человек, а не люди
идут в счет», самый значительный факт состоит
в том, что Александру и Цезарю облегчили путь
слабость и невежество командиров, которые им
противостояли. Только Ганнибал, как Сципион,
постоянно сражался против опытных воена-
253
чальников, но даже и тут обстоятельства были
на стороне Ганнибала. Ибо три его решитель-
ные победы — Требия, Тразимен и Канны —
были одержаны над генералами не только тупо-
головыми и опрометчивыми, но и глупо пре-
зиравшими любую тактику, которая требовала
мастерства, а не честной работы дубиной. Ган-
нибал это прекрасно знал — вспомним его сло-
ва, брошенные солдатам, ожидавшим в засаде
приказа к фланговой атаке на Требии: «Перед
вами враг, слепой к искусству войны». В ум-
ственном отношении Фламиний и Варрон были
на уровне лейб-гвардейцев, и имена их в исто-
рии инстинктивно ставятся рядом с именами
Таллара, Дауна, Больё и Макмагона. Ганнибал
научил римлян искусству войны, отличному от
ее механизма, и, как только они извлекли
пользу из его наставлений, успехи его сделались
ограниченными. Марцелл и Нерон научились
бить его козыри, и если они не могли выиграть
игру, то этого не мог и Ганнибал. Но, обозревая
историю Сципиона, мы не только находим его
тактические успехи незапятнанными, но и ви-
дим, что его противники были с самого начала
полководцы, воспитанные в школе Баркидов, и
все свидетельства показывают, что братья Ган-
нибала, Гасдрубал и Магон, не были посред-
ственными командирами. А вершина карьеры
Сципиона, Зама, уникальна в истории как един-
ственная битва, где один признанный великий
254
военный вождь был наголову разбит другим та-
ким же.
Таким образом, если сравнивать обстоятель-
ства и степень, в которой с ними не только бо-
ролись, но обращали к собственному преиму-
ществу, превосходство Сципиона очевидно.
Если сравнивать качество полководческого
искусства, то, по общему мнению, Ганнибал
превосходил Александра и Цезаря. Победы
Александра были скорее триумфом метода, рас-
четов, разработанных с прямолинейной точно-
стью, но не отмеченных тонкими вариациями и
ловушками для врага. В Александре, при всем
его величии, еще заметны следы гомеровского
героя, превознесение физической мощи за счет
умственной. Образ мыслей странствующего ры-
царя заставлял его часто рисковать жизнью в
гуще битвы, без нужды рискуя крахом своих
планов и жизнями своей армии. К нему вполне
можно отнести упрек, сделанный Тимофеем
Харету, когда первый заметил: «Как сильно
было мне стыдно при осаде Самоса, когда тяже-
лая стрела упала близ меня; я чувствовал, что
вел себя скорее как запальчивый юноша, чем
как полководец, командующий такими больши-
ми силами». Этот глупый «баярдизм»1 объясня-
1 Неологизм автора, произведенный от имени знамени-
того французского рыцаря XV в. — Баяра, прозванного «ры-
царем без страха и упрека», но среднего военачальника.
(Примеч. пер.)
255
ет также отсутствие признаков тонкого артис-
тизма в его битвах и резюмирован в его отказе
Пармениду, предлагавшему атаковать Дария
при Арбелах ночью, на том основании, что
Александр не желает «красть победу». Планы
Цезаря, несомненно, разгадать было труднее, но
и он даже близко не подошел в «мистификаци-
ях, обманах и сюрпризах» к мастерству, достиг-
нутому Ганнибалом. Гений Ганнибала в руко-
водстве сражениями признан так широко, что
его обычно называют величайшим тактиком в
истории.
Однако история битв Сципиона еще бога-
че уловками и стратегмами. Вспомним неук-
репленный фронт, выбор момента для прямой
атаки и маневр в лагуне при взятии Нового
Карфагена; двойной охват и обращение себе
на пользу неблагоприятных условий рельефа
при Бекуле; изменение часа и построения,
отодвинутый фронт, двойной косой строй и
двойной сходящийся удар по флангам при
Илипе. Как заметил полковник Денисон в
своей «Истории конницы», Илипа «обычно
считается величайшим достижением тактичес-
кого мастерства в истории римского оружия».
Я бы сказал, что исследователь военного дела,
если он рассмотрит эту битву в целом — от
проигранных в уме начальных ходов до фи-
нального преследования, — то будет вынуж-
ден считать ее не имеющей себе равных во
256
всей истории. Продолжая, отметим использо-
вание рельефа местности сперва с целью ней-
трализовать численный перевес врага, а затем
заставить его драться в отдельных битвах, а
также широкое круговое движение против Ан-
добала. Посмотрите на Сципиона, заманива-
ющего врага в засаду при Салеке; исследуйте
его шедевр — поджог баградских лагерей;
ложную угрозу Утике, вечерний сигнал трубы,
выбор моментов и разницу между двумя ата-
ками, тонкость, позволившую ему овладеть
главным препятствием — воротами карфаген-
ского лагеря — без борьбы. Отметьте, по-
зднее, новое использование второй и третьей
линий в качестве мобильного резерва для ок-
ружения противника на Великих равнинах;
то, как с быстротой хамелеона он переносит
свое искусство на море, расстраивая атаку на
свой флот. Наконец, при Заме, где он встре-
тился с противником, неуязвимым как для
очевидных, так и для блестящих стратегм, мы
видим наивысшее психологическое и такти-
ческое мастерство в его более осторожных, но
тонких и эффективных ходах — «коридорах»
в его воинском строю; в синхронизированном
реве труб, пугающем слонов; в умышленном
«отзыве» гастатов; в рассчитанном перестрое-
нии войск для охвата флангов третьей и глав-
ной линии Ганнибала; в паузе, когда он
выигрывает время для возвращения своей
257
конницы, и в ее решающем ударе Ганнибалу
в тыл.
Есть ли другая такая коллекция жемчужин
военного искусства во всей истории? Мог ли
даже Ганнибал продемонстрировать такие ори-
гинальные и разнообразные сюрпризы? Более
того, если «коллекция» Ганнибала в открытых
битвах несколько уступает сципионовской, то
в двух других существенных отделах она пус-
та. Даже преданные ему биографы признают,
что мастерство осад было, как у Фридриха, его
слабым местом, и ему нечего противопоста-
вить штурму Нового Карфагена, который по
преодоленным трудностям, рассчитанной дер-
зости и мастерству, по быстроте не имеет па-
раллелей в истории древней и современной.
Другой, более'серьезный пробел в биогра-
фии Ганнибала — его неумение завершать и
использовать свои победы преследованием.
Нигде он не показывает стратегического пре-
следования, а отсутствие даже тактического
преследования после Требии и Канн почти не-
постижимо. По контрасту мы видим у Сципи-
она быстрое и неослабное преследование пос-
ле Илипы и едва ли менее важное — после
битвы на Великих равнинах, которому, как по
длительности, так и по решающим результа-
там, мы не найдем параллелей вплоть до На-
полеона, и то вряд ли. В древние времена Сци-
пион имел здесь только одного возможного
258
соперника — Александра, — но у того наблю-
дались постоянные колебания между стратеги-
ческим и тактическим преследованием, кото-
рые отчетливо мешали экономии сил. Его
поворот в сторону после Исса можно еще
объяснить стратегическими аргументами, то
для задержки после Граника и Арбел нельзя
привести убедительных доводов, кроме разве
что расстояния. По крайней мере, остается
фактом, что в его кампаниях не имеется пре-
следования столь упорного и развернутого, как
преследование вдоль Гвадалквивира. Можно
заметить, что Сципион не всегда устраивал
такое преследование, как после двух упомяну-
тых битв. Но исследование других битв пока-
зывает, что преследование, когда оно не ве-
лось, было бы опрометчивым или ненужным —
опрометчивым после Бекулы, когда на него
двигались с двух сторон две свежие армии, и
ненужным после Замы, когда не осталось вра-
гов, представляющих опасность.
От тактики мы переходим к стратегии, и
здесь предварительные разграничения и опре-
деления могут упросить нам задачу выработки
суждения. Слишком часто считают, что стра-
тегия охватывает только военные факторы,
при этом политические и экономические фак-
торы, с которыми они переплетены, уходят в
тень. Ошибка эта принесла неисчислимый
ущерб всем структурам воюющих наций. Ког-
259
да такие критики говорят о стратегии, они ду-
мают почти единственно о логистической
стратегии — о комбинации во времени и про-
странстве различных военных фигур на шах-
матной доске войны. Между логистической
стратегией и шахматами имеется отчетливая
аналогия. Но на более высоком плане и в куда
более обширных масштабах действует большая
стратегия, которая определяется как примене-
ние силы во всех ее формах для поддержания
политики. В то время, как стратегия в более
конкретном смысле занимается передвижени-
ями вооруженных масс, большая стратегия,
включающая эти передвижения, охватывает и
мотивирующие силы, которые лежат за ними,
как материальные, так и психологические...
Большой стратег есть, следовательно, также
политик и дипломат.
Как стратег-логистик, Наполеон не имеет со-
перников в истории — за исключением, быть
может, монгольского полководца Субудая, если
судить по сохранившимся скудным сведениям о
его кампаниях. Древние, как и недавние пред-
шественники Наполеона, страдали от общего
дефекта: организационная структура армий в те
дни не допускала тех многогранных комбина-
ций, которые ему удавались; дефекта, который
сохранялся до тех пор, пока в конце XVIII века
не родилась дивизионная система, начиная с де
Брольи. До того мы находим отряды — или по-
260
рой, как в классическом движении Нерона к
Метавру против Ганнибала, комбинации из двух
армий, — но масштабы и разнообразие таких
комбинаций были неизбежно узкими, пока ар-
мии не были разбиты на самодостаточные и не-
зависимые стратегические подразделения — со-
временные дивизии или армейские корпуса, —
как раз вовремя, чтобы гений Наполеона смог
приступить к эксплуатации новых возможнос-
тей. Но и в узких рамках донаполеоновских вре-
мен Сципион разработал ряд стратегических
ходов, которые по справедливости не имеют
равных в античном мире. Как сокол, пал он на
Новый Карфаген — удар был рассчитан так, что
ни одна из трех карфагенских армий не смогла
бы прийти на выручку вовремя. Едва ли менее
смелым и рассчитанным был удар на Гасдруба-
ла Барку — прежде, чем Гасдрубал Гискон или
Магон могли с ним соединиться; как тщательно
был выбран момент, мы знаем из Полибия. Нет
никаких сомнений, что эти стратегические ходы
были умышленными — в отличие от многих
других, приписанных древним полководцам во-
енными критиками, видящими древние театры
военных действий через современные очки. По-
либий и Ливий оба говорят нам, что Сципион
все рассчитал заранее. Вспомним опять-таки,
как Сципион стоял на страже над Гасдрубалом
Гисконом, в то время как его отряд под коман-
дой Силана устремился вперед и напал на Ган-
261
нона и Магона прежде, чем они получили весть
о его приближении. Быстрота марша обеспечи-
ла полноту победы.
Далее, мастерское движение, ведущее к
Илипе, при котором направление наступле-
ния перерезало линии коммуникаций Гасдру-
бала и Магона с Гадесом, что в случае их
поражения означало, что путь отступления к
их укрепленной базе будет отрезан рекой Бе-
тис (Гвадалквивир). Результат показал вер-
ность расчетов Сципиона, а их подтверждени-
ем является разгром карфагенских армий.
Похоже, что перед нами первый в истории
чистый пример удара по стратегическому
флангу. Здесь родилась истина, которую На-
полеону дано было выразить в кардинальной
максиме: «Важный секрет войны в том, что-
бы сделать себя хозяином коммуникаций».
Говорят, что впервые такой фланговый удар
был нанесен при Иссе, но маневр Александ-
ра был проведен на поле битвы, не являясь
стратегическим ходом, хотя простое объясне-
ние заключается в том, что море мешало на-
ступлению на другой фланг, а излучина реки
Пинар продиктовала направление удара.
Допустим, что стратегический замысел
Сципиона при Илипе есть только гипотеза —
о нем не говорится с определенностью у Ли-
вия и Полибия; но установленные факты, ка-
сающиеся наступления и, в особенности, того,
262
что за ним последовало, образуют такую цепь
косвенных доказательств, что не может быть
прочнее. Даже Додж, постоянно принижаю-
щий Сципиона, подчеркивает угрозу стратеги-
ческому флангу.
Перед тем как перейти к африканским
кампаниям, мы можем отметить дальновид-
ность Сципиона и ловушку, устроенную Ган-
нибалу в Локрах. Отметим затем, что после
высадки в Африке первой его заботой было
установление безопасной операционной базы,
что воплощало собой принцип безопасности
перед переходом в наступление. Посмотрите,
как он помешал сосредоточению превосходя-
щих сил врага, построив близ Утики «линии
Торрес-Ведрас». Отметьте быстроту, с которой
он ударил на Гасдрубала и Сифака на Вели-
ких равнинах, не дав им времени организо-
вать и закалить новых наемников, и как за-
тем он еще раз становится на страже, на этот
раз над Карфагеном, в то время, как его от-
ряд под командой Лелия и Масиниссы выби-
вает Сифака из войны. Наконец, вспомним
его движение вверх по долине Баграды, кото-
рым он одновременно вынудил Ганнибала
следовать за ним и ускорил свое воссоедине-
ние с подкреплениями, приведенными Маси-
ниссой из Нумидии. Мастерство Сципиона на
стратегической шахматной доске настолько
совершенно, что даже выбирает поле битвы,
263
наиболее благоприятное для своего тактиче-
ского инструмента. Затем, выиграв Заму, он
бросается на Карфаген прежде, чем граждане
могут оправиться от морального шока.
Какие ошибки (если они есть) можно отне-
сти к теневым сторонам его стратегии? Иссле-
дование военных комментариев показывает,
что его критики выдвигают только три упрека:
что Гасдрубал Барка, а затем Магон, по оче-
реди бежали из Испании и что Сципион не об-
ложил осадой Карфаген сразу же после высад-
ки в Африке. Очевидным ответом служит
вопрос: сколько раз Дарий, намного более
важный персональный фактор, ускользал от
Александра? Почему Цезарь позволил Помпею
ускользнуть после Фарсала, или Ганнибал не
двинулся на Рим после Тразимена или Канн?
Для всего! этого были намного менее веские
причины. Но, не считая того, что очень труд-
но поймать полководца, лишенного армии,
можно надеяться, что предыдущие главы уже
опровергли эти пустые упреки. Даже после Бе-
кулы Сципион еще заметно уступал в силе
карфагенским войскам в Испании, и далее,
Гасдрубал смог ускользнуть от бдительности
Сципиона и пересечь Пиренеи только с отря-
дом настолько слабым, что ему пришлось два
года набирать в Галлии рекрутов, прежде чем
он смог двинуться на Италию. Магон бежал с
еще меньшим числом людей.
264
Что до вопроса о немедленном наступлении
на Карфаген, то Сципион был бы запальчивый
дурак, а не генерал, если бы он попытался об-
ложить осадой такой громадный укрепленный
город, как Карфаген, с теми малыми первона-
чальными силами, с которыми он прибыл в
Африку. Яснейшее доказательство его мудро-
сти в обеспечении первым делом безопасной
базы для операций заключается в сосредоточе-
нии подавляющих вражеских сил, угрозы ко-
торых он избежал, только заранее построив
свои «линии Торрес-Ведрас».
В истории Александра даже его современные
биографы не видят заметных примеров логисти-
ческой стратегии, не считая некоторых форси-
рованных маршей — например, от Пелия к Фи-
вам. Здесь нет комбинаций или расстройства
вражеских комбинаций. Его сила лежит в его
большой стратегии, о которой мы будем гово-
рить ниже.
У Ганнибала логистическая стратегия также
заключается в прямых маршах и в достойной
восхищения заботе о безопасности коммуника-
ций, не считая весьма спорной цели движения
на линию реки По (Пад), которая действитель-
но отделила старшего Сципиона от второго кон-
сула Семпрония и, во-вторых, ложного движе-
ния на Рим в попытке ослабить давление на
своих союзников в Капуе, — которое, будучи
хорошо задуманным, не удалось. Против этого
265
можно, во-первых, выставить тот факт, что пре-
имущества опасного перехода через Альпы были
сведены на нет быстрым возвращением старше-
го Сципиона из долины Роны (Родана) через
Ривьеру; во-вторых, тот факт, что ему не уда-
лось помешать соединению Семпрония со Сци-
пионом на Требии. Позже, среди других его
неоспоримых ошибок — отказ от использования
победы при Каннах, хотя бы путем захвата Ка-
нузия, не говоря уж об ударе на Рим; то, сколь-
ко раз его ходы парировали Фабий и Марцелл;
блестящий обман, осуществленный Нероном,
который оставил Ганнибала неподвижным и в
неведении в то время, как его брат был разгром-
лен при Метавре. Наконец, мы видим, как Сци-
пион перехитрил его в предварительном манев-
рировании перед Замой. Выдающийся, великий
тактик, Ганнибал не производит впечатления
как стратег; в сущности, он даже слабее, чем
некоторые предшественники Сципиона среди
римских генералов.
Цезарь, напротив, больше проявил себя в
логистической стратегии, чем в тактике. Но
сколь классическими ни считаются многие его
движения в Галлии, нужно помнить, что они
делались против варваров, а не закаленных ге-
нералов, с которыми пришлось сражаться
Сципиону, Ганнибалу, Нерону и Марцеллу.
. Имея дело с командирами Помпея в Испании,
Цезарь с поразительным мастерством высвобо-
266
дился из критического положения — в кото-
рое, возможно, не должен был попадать. За-
тем, в Греции, он лишил себя превосходства
в силах, распылив войска, и потерпел при
Диррахии тяжелое поражение — почти катас-
трофическое, как он сам признает, говоря:
«Сегодня победа принадлежала бы врагам,
найдись среди них хоть один, чтобы завоевать
ее». Его отступление было мастерским манев-
ром, если мы закроем глаза на качество его
противников, но позже он потерпел неудачу в
попытке предотвратить соединение сил Пом-
пея и Сципиона Назики и должен быть сра-
жаться при Фарсале, лишенный части своих
войск, против сконцентрированных сил. Факт,
что его тактика повернула ход битвы, не дол-
жен влиять на оценку его стратегии.
Если в логистической стратегии Сципиону
можно отдать пальму первенству среди древ-
них, как он будет выглядеть в сравнении с
Наполеоном? Мы согласны с историческим
аргументом, что человека нужно судить в со-
ответствии с обстоятельствами и инструмента-
ми его времени, помня не только о неделимой
организации армии, но и о том, что он был
пионером там, где Наполеон мог опереться на
опыт многих веков. Но мы предпочитаем от-
бросить этот разумный и нормальный подход,
который неизбежно искажает истинное срав-
нение, и честно признать верховенство Напо-
267
леона в этой сфере. Баланс с избытком вос-
станавливается превосходством Сципиона как
тактика. Почти единодушное мнение гласит,
что тактика Наполеона была ниже его страте-
гического уровня, и именно стратегия застав-
ляет военных историков ставить его в один
ряд с Ганнибалом среди великих военных
вождей — фактор, который дает Сципиону
дополнительное преимущество в сравнении с
Наполеоном.
От логистической стратегии мы переходим
к большой стратегии. Он лежит столь же в об-
ласти мира, сколь и в сфере войны, и поэтому
для простоты полезно заняться здесь той боль-
шой стратегией, которая помогает выигрывать
войны, и отложить до того момента, когда мы
займемся Сципионом, как государственным де-
ятелем, ту часть его большой стратегии, кото-
рая имела целью установление мира.
Если наше исследование периода между
210-м и 190 гг. н. э. достигло исторической
цели, читателю должно быть ясно, что Сципи-
он продемонстрировал такое понимание вой-
ны во всех трех сферах — умственной, мораль-
ной и физической, — какое только начинает
брезжить в наиболее передовой военно-поли-
тической мысли сегодняшнего дня. Далее, он
превратил свое понимание в эффективные
действия настолько блестяще, что мы можем
только надеяться достичь его уровня в следу-
268
ющей великой войне, а вероятно, будем счас-
тливы, если нам удастся избавиться от рутин-
ной одержимости физическими факторами в
2000 г. н. э.
Доказательства ищите в тех последователь-
ных и координированных шагах, которыми, на-
чиная со дна самой черной ямы в римской
истории, он упорно и уверенно поднимался
вверх, к вершине своих целей, и водрузил зна-
мя Рима на озаренных солнцем пиках земной
власти. Сципион не просто великий атлет вой-
ны — он альпинист. Видение, подсказывающее
ему линию подхода, дипломатический дар, по-
зволяющий ему преодолевать препятствия, —
для него то же, что для альпиниста мастерство
скалолаза. Его понимание важности безопасной
базы для каждого нового наступления — это
мастерство подъема по ледникам, а применение
военной силы — его ледоруб.
Посмотрите, как, прибыв в Испанию, он
собирает информацию о позициях карфаген-
ских войск, о роли и топографии Нового Кар-
фагена. Его гений подсказывает ему, что здесь
находится база и главный опорный пункт кар-
фагенских сил в Испании, и показывает ему
осуществимость, способ и эффект предстоя-
щего удара — по моральной и экономической
скорее, чем по чисто военной цели.
После захвата Нового Карфагена заметьте
мудрость, с которой он примиряет с собой
269
граждан, обезопасив свое приобретение от
предательства изнутри, и далее экономит
силы гарнизона, превратив граждан в актив-
ных партнеров по обороне. Какой дипломати-
ческий шедевр — быстрое освобождение ис-
панских заложников и забота о них! Если
присутствие Наполеона стоило армейского
корпуса, то присутствие Сципиона буквально
стоило двух. Оно обращало союзников врага
в собственных союзников.
Большая стратегия отражается в мудром
воздержании от дальнейшего наступления — с
целью позволить моральному и политическо-
му эффекту от взятия Нового Карфагена раз-
виться. Из-за этого Гасдрубал Барка, видя,
как испанский песок быстро пересыпается из
его чаши часов в чашу Сципиона, был втянут
в наступательный поход, который позволил
Сципиону разбить его прежде, чем подошли
другие карфагенские армии. Еще раз победа
прокладывает путь для дипломатии, а та, в
свою очередь, облегчает путь к дальнейшим
победам. Он отпускает по домам испанских
пленников без выкупа и, еще более ловко,
возвращает Масиниссе племянника, нагру-
женного подарками. Наверное, никогда в ис-
тории деньги, вложенные в подарки, не дава-
ли больший конечный дивиденд.
Затем заметьте быстроту, с которой Сципион
душит в зародыше зарождающуюся угрозу со
270
стороны Ганнона — и, по контрасту, сдержан-
ность, с какой он избегает растраты сил на мел-
кие осады, которые не могут дать соизмеримо-
го выигрыша. Более широкий эффект действий
Сципиона в Испании также заслуживает быть
отмеченным, ибо Ливий говорит нам, что в тот
год Ганнибал в Италии впервые оказался обре-
чен на бездействие — он не получил припасов
из дому, поскольку Карфаген больше тревожи-
ло сохранение Испании.
С этого момента и далее большая стратегия
Сципиона была направлена к тому, чтобы все
больше и больше облегчать давление на Рим.
Его успехи в Испании вынудили карфагенян
вкладывать туда силы, которые могли бы сыг-
рать решающую роль в Италии, и при Илипе
он вычеркнул их из военного балансового
счета.
В момент, когда победа в Испании стала не-
сомненной, и прежде чем перейти к оконча-
тельной очистке территории от противника,
его стратегический взгляд устремляется в Аф-
рику. Его дерзкий визит к Сифаку, его встре-
ча с Масиниссой и отправка последнего в
Нумидию — две тетивы к луку, который ско-
ро выпустит стрелу в сердце Карфагена. Как
предметный урок в выборе истинной цели —
и неуклонной верности этой цели перед лицом
всех препятствий и опасностей — следующие
несколько лет служат маяком на все времена.
271
Он строит планы, он готовится, он неустанно
трудится ради достижения цели. Военное вме-
шательство врага — едва ли не наименьшая из
его трудностей. Эротическая страсть расстра-
ивает один из его тончайших дипломатических
ходов, но его план слишком гибок, слишком
хорошо продуман, так что даже этот удар ока-
зывает только временный эффект. Ревнивые
соперники, близорукие политики, твердолобые
военачальники бьются из всех сил, чтобы со-
рвать его планы, а когда им это не удается —
воспрепятствовать ему и ограничить его силы.
Он строит и обучает свежую армию из авантю-
ристов и опозоренных солдат. При этом он ни
разу не делает опрометчивого или ложного
шага, всегда помня о принципе безопасности.
Своей дипломатией он создает в Сицилии
надежный источник снабжения. Он посылает
разведывательную экспедицию для выяснения
обстановки в Африке и, оценив материальную
слабость Масиниссы, отказывается быть вов-
леченным в движение, пока не выковано его
собственное оружие. Когда он высаживается,
его первые усилия направлены на приобрете-
ние безопасной операционной базы. Точно из-
мерив силу и слабость позиций, карфагенской
и своей собственной, он мастерски приспосаб-
ливает непосредственную цель к наличным
средствам. Каждый следующий шаг направлен
на то, чтобы ослабить военный и политичес-
272
кий кредит Карфагена и зачислить разницу на
собственный счет. Его выдержка, когда конеч-
ная цель так близка — в милях, но не в реаль-
ности, — почти невероятна в таком молодом и
таком победоносном командире. Но он давно
понял, что Сифак и Масинисса есть две опо-
ры власти Карфагена в Африке, и прежде, чем
он попытается сбросить эту власть с трона, он
ставит первой своей целью подорвать ее ста-
бильность, забрав себе одну опору и выбив
другую. Едва он достигает этой цели, страсть
снова вмешивается в игру, угрожая теперь его
военным успехам, как прежде расстроила его
дипломатию, — но мастерским психологичес-
ким ходом, разбивающим чары Софонисбы,
он отвращает опасность.
Уверенный теперь в безопасности, он наце-
ливается на сам Карфаген и делает характерную
паузу перед стенами города, чтобы достичь, если
возможно, экономии сил с помощью моральной
победы, не истощая сил в физической осаде.
Прием удается, и Карфаген капитулирует, ибо
Ганнибал еще за морями, бессильный помочь.
И когда грубейшим нарушением клятвы договор
нарушен, Сципион не захвачен врасплох. В но-
вой и стремительной серии ходов, с совершен-
ной комбинацией военных, экономических и
психологических фигур, он объявляет против-
нику мат за очень короткое время. Есть ли в ис-
тории что-нибудь, что по последовательности
273
политики, сочетания сил, моральных и матери-
альных, и полноте достижений может сравнить-
ся с этим? Сципион есть воплощение большой
стратегии, и его кампании дают высший в исто-
рии пример ее значения.
Александр, несомненно, был предшествен-
ником Сципиона в большой стратегии — но,
не обсуждая вопроса, насколько его мораль-
ные и экономические меры были случайны-
ми, а не отмеченными тонким расчетом, как
у Сципиона, задача Александра была намно-
го проще, и ему, деспоту, не приходилось, как
Сципиону, преодолевать внутренние препят-
ствия. Прежде всего именно из-за близкой
параллели с современными политическими и
органическими условиями, большая стратегия
Сципиона есть предмет живого интереса для
нас сегодня.
Достижения Александра, быть может, пре-
вышали сципионовские по масштабу — на са-
мом деле не так уж сильно, ибо если Александр
установил империю от Дуная до Инда, кото-
рая развалилась после его смерти, то Сципи-
он построил для Рима империю, которая про-
стиралась от Атлантики до Черного моря и
гор Тавра, — империю, которая выстояла и
выросла. И там, где Александр строил на фун-
даменте, заложенном Филиппом, Сципион
вышел на сцену в момент, когда самый фун-
дамент римской власти в Италии был потря-
274
сен чужеземным врагом. На стратегии Алек-
сандра имеются обширные пятна — пока он
укреплял свою базу для наступления в Малой
Азии, ему грозила острая опасность потерять
внутреннюю базу в Европе. Расформировав
свой флот, он открыл европейские берега пре-
восходящему персидскому флоту, и Мемнон,
единственный способный командир у Дария,
ухватился за возможность поднять восстание
в Греции, где угли недовольства тлели в тылу
Александра. Только смерть Мемнона спасла
Александра от катастрофы и дала время для
осуществления его плана подрыва персидской
морской мощи путем сухопутной атаки на во-
енно-морские базы. Из-за отсутствия страте-
гической разведки Александр допустил грубую
ошибку, проскочив мимо армии Дария, кото-
рая сидела в ожидании в Северной Сирии, а
затем двинулась и перерезала его'коммуника-
ции — опасность, от которой он спасся, толь-
ко обратившись назад, тактической победой
при Иссе. Полезно сопоставить это со сципи-
оновской тщательной стратегической развед-
кой и поиском информации перед каждым
ходом. Если большая стратегия Александра
немного выигрывает в количественном отно-
шении, то Сципион явно превосходит его в
качестве.
В сравнении Сципиона с Наполеоном, если
признать превосходство последнего в логисти-
275
ческой стратегии, нужно противопоставить это-
му его неполноценность в тактике и большой
стратегии. В большой стратегии притязания
Наполеона омрачаются не только его неспособ-
ностью понять цель большой стратегии — про-
цветающий и безопасный мир, — но и несколь-
кими грубыми просчетами в оценке психологии
противников, политического и экономического
эффекта своих действий и экстравагантным ис-
пользованием своих сил и ресурсов в поздние
годы.
Наконец укажем, что если Александр имел,
чтобы строить, военный фундамент, заложен-
ный Филиппом, Ганнибал — Гамилькаром,
Цезарь — Марием, Наполеон — Карно, то
Сципиону пришлось строить заново на руинах
катастрофы.
От сравнения полководческого искусства
перейдем теперь к сравнению характеров .
Здесь перечислять подробно качества, которые
выделяют Сципиона как человека, было бы
утомительно. Его умеренность, самоконтроль,
человеческая симпатия, очарование его манер,
магнетическое влияние на войска (разделяемое
всеми величайшими военными вождями), воз-
вышенность его духа — все эти качества ярко
проявляются в каждом его поступке и речении.
О его частной жизни мы знаем мало. Он же-
нился на Эмилии, дочери консула Эмилия
Павла, павшего при Каннах, — брак, очевид-
276
но, был заключен после возвращения из Испа-
нии и перед отбытием в Африку.
Из одного-двух анекдотов, которые сохра-
нились, кажется, что брак был счастливым, и
Сципион выказывал больше уважения к мне-
нием жены, чем было принято в то время.
Несомненно, она имела слишком дорогие
вкусы, чтобы нравиться Катону; она была,
вероятно, одной из законодательниц римско-
го дамского общества, против которых он на-
целивал свои жалобы, — «нося разноцветные
платья или разъезжая в конных экипажах»,
они подрывают устои общества и создают не-
довольство. Потворство желаниям жены' и
разрыв с традицией, требовавшей относиться
к ней не лучше, чем к рабыне, были, несом-
ненно, одним из факторов, разжигавших зло-
бу в сердце Катона. Лучшее подтверждение
морального влияния семейной жизни Сципи-
она — косвенное. Они выдали свою дочь Кор-
нелию замуж за 'Тиберия Гракха — вероятно,
после того, как он так великодушно защитил
репутацию Сципиона, — и она стала матерью
Гракхов. Образование, которое она им дала, и
принципы, внушаемые ею будущим реформа-
торам, составляют одну из благороднейших
страниц истории Рима.
За пределами домашней сферы влияние
Сципиона на социальную историю связано с
его любовью к греческой литературе и фило-
277
Софии и введением их в римский культурный
обиход. «Человек огромной интеллектуальной
культуры», он мог говорить и писать по-гре-
чески, как по-латыни — говорят, свои мемуа-
ры он написал по-гречески. Ясно, что своему
знанию греческой культуры он обязан той фи-
лософией жизни, которая пронизывает все его
деяния и высказывания. Кажется, что он взял
лучшие элементы культуры Греции и Рима и
сплавил их, избавившись от грубости и узости
раннего республиканского Рима, не уменьшив
его мужественности.
Влияние его было столь заметным, что его
можно, не без оснований, назвать основате-
лем римской цивилизации. «Ему приписыва-
ют улучшение манер, приобретение вкуса к
пристойному поведению и любви к литерату-
ре». Довольно трогательный пример его соб-
ственной любви к литературе сохранился в его
дружбе и уважении к поэту Эннию — дружбе
столь глубокой, что он завещал после смерти
поэта поставить его бюст рядом со своим в
семейной усыпальнице Сципионов.
Однако самое его влияние как апостола ци-
вилизации и гуманности принесло ему жесто-
кую, поскольку она стимулировалась страхом,
вражду римлян старой школы. Катон и ему по-
добные еще могли простить ему военные успе-
хи и уверенность в себе, — но ничто, кроме
его падения, не могло искупить его преступле-
278
ния, состоявшего во введении греческих обы-
чаев, философии и литературы. Не так уж не-
вероятно, что это повредило ему и подорвало
его влияние даже больше, чем его презрение к
мелочным умам и умеренность в отношении
побежденных врагов. Это единственные обви-
нения, которые его враги смогли выдвинуть
против его характера, и в этом факте лежит,
быть может, лучшее доказательство его высше-
го морального благородства. Ибо злоба врагов
будет цепляться за любую мыслимую слабость,
и обвинения, выдвигаемые против великого
человека, образуют моральный стандарт, луч-
шую базу для сравнений.
Из этого испытания Сципион — единствен-
ный из великих военачальников древности —
выходит чистым от любых обвинений, предпо-
лагающих моральное пятно. Правда, мы можем
отбросить большинство обвинений; выдвинутых
против Ганнибала, — нечестие, алчность, веро-
ломство, жестокость, выходящие за рамки обы-
чаев тех дней. Но Александр, как либерально ни
относиться к другим обвинениям в его адрес,
остается виновным в недостатке самоконтроля,
в яростных вспышках темперамента и предрас-
судков, в жестокой несправедливости к Парме-
ниду, в амбициозном эгоизме, граничащем с
мегаломанией, и непотребном поведении в пья-
ном виде. Александр запятнан смоляной кистью
Ахилла.
279
Подобным же образом многие великие ка-
чества Цезаря не могут затушевать его сексу-
альную распущенность, политическую коррум-
пированность и интриги, как и своекорыстные
в основном мотивы, вдохновлявшие его труды
и достижения. Между карьерами Цезаря и
Сципиона имеются любопытные параллели.
Сравним Цезаря, получающего Галлию как
провинцию путем интриг и угроз, — и Сципи-
она, получающего Испанию по призыву стра-
ны в тяжелый час. Сравним Цезаря, набираю-
щего и обучающего армию для завоевания
Рима, — и Сципиона, делающего то же для
спасения Рима от чужеземных врагов. Цезарь
переходит Рубикон, Сципион — Баграду: срав-
ните цели. Сравните Цезаря, получающего
триумф за победу над соотечественниками-
римлянами, и Сципиона — за победу над Ган-
нибалом и Сифаком. Наконец, если правда,
что «человек познается по друзьям, которых
имеет», сравните Каталину с Лелием и Энни-
ем. Афоризм Наполеона: «Лавры — более не
лавры, когда они покрыты кровью граждан» —
курьезно звучит в его устах. Ибо амбиции На-
полеона иссушали кровь Франции так же не-
устанно, как амбиции Цезаря лили кровь рим-
лян. Достаточно состричь лавры с их чела и
усилить контраст со Сципионом, всегда и в
первую очередь экономившего кровь и силы в
бескорыстной службе своей стране. Нетрудно
280
предположить, почему Наполеон не включил
его в свой список образцовых полководцев.
По любым моральным стандартам Сципи-
он — уникальное явление среди великих во-
енных вождей, будучи наделен чистотой и
величием души, которых мы ожидаем, но не
обязательно находим среди религиозных и
философских лидеров, но едва ли среди вели-
чайших людей действия. Тот священник, ко-
торый столетие назад был первым английским
биографом Сципиона и работа которого стра-
дает от краткости, исторических ошибок и иг-
норирования всей деятельности Сципиона как
солдата, имел одну вспышку редкой проница-
тельности и афористического гения, когда
сказал, что Сципион «был более великим, чем
величайшие из плохих людей, и лучшим из
тех, кого называют лучшими из хороших».
В последнюю очередь мы обращаемся к Сци-
пиону как к государственному деятелю — к той
части его большой стратегии, которая безуслов-
но относится к области мира. Аббат Серан де ла
Тур, составивший в 1739 г. жизнеописание
Сципиона, посвятил его Людовику XV и в сво-
ем посвящении написал: «Король должен толь-
ко взять себе за образец величайшего человека
в целой римской истории, Сципиона Африкан-
ского. Само Небо, кажется, сформировало чер-
ты этого героя, чтобы преподать правителям
этого мира искусство управления с помощью
281
справедливости». Урок, мы опасаемся, не пошел
впрок Людовику XV — человеку, который за
столом совета «открывал рот, говорил мало и не
думал вовсе», жизнь которого столь же была
полна вульгарных пороков, сколь лишена высо-
ких целей. Мы подозреваем аббата в способно-
сти к тонкому сарказму...
Когда Сципион вышел на историческую
сцену, власть Рима не простиралась даже на
всю Италию и Сицилию, и эта узкая область
находилась под тяжелой угрозой захватов, а
еще более — присутствия Ганнибала. К момен-
ту смерти Сципиона Рим стал неоспоримым
хозяином всего средиземноморского мира, без
единого возможного соперника на горизонте.
Этот период увидел величайшую до тех пор эк-
спансию во всей римской истории, и Рим был
обязан ею либо прямым деяниям Сципиона,
либо их следствиям. Но если в территориаль-
ном смысле он является основателем Римской
империи, то его политической целью было не
поглощение, но контроль над другими среди-
земноморскими народами. Он следовал, рас-
ширив ее, старой римской политике: его це-
лью было установление не централизованной
деспотической империи, но конфедерации во
главе с Римом, в которой Рим имел бы поли-
тическую и коммерческую гегемонию и его
воля была бы верховной. Здесь лежит близкая
параллель с современными обстоятельствами,
282
которая придает исследованию его политики
особый и жизненный интерес. Труды Цезаря
вымостили путь к упадку и падению власти
Рима; труды Сципиона сделали возможным
мировое сообщество независимых государств,
признающих верховенство Рима, но сохраня-
ющих независимые внутренние органы, необ-
ходимые для питания и продолжения жизни
политического тела. Владей его наследники
хоть каплей мудрости и дальновидности Сци-
пиона, Римская империя могла бы принять
курс, аналогичный курсу современной Бри-
танской империи, и, путем создания кольца
полунезависимых и здоровых буферных госу-
дарств вокруг сердца римской власти, варвар-
ские вторжения были бы отражены, ход исто-
рии изменился бы, и прогресс цивилизации
избежал бы тысячелетнего пребывания в коме
и почти стольких же лет выздоровления.
Одни условия мира должны поставить Сци-
пиона на вершину среди других великих заво-
евателей — полное отсутствие мстительности,
мастерское обеспечение военной безопаснос-
ти при минимуме трудностей для побежден-
ных, полный уход от аннексий любых циви-
лизованных государств. Сципионовский мир
не оставлял воспаленных язв мести и оскорб-
лений и подготовлял путь для превращения
врагов в подлинных союзников, крепкую опо-
ру римской власти. В значении имени Сципи-
283
она — «шест, опора» — резюмирована его
большая стратегия в делах войны и мира.
Характер его политики был настроен в уни-
сон с его собственным характером; он прези-
рал мишурную славу аннексий и царской
власти ради чистого золота благодетельного
лидерства. Сципион трудился во имя блага и
величия Рима, но он был не узколобым патри-
отом, но поистине государственным человеком
мирового масштаба. Различие между Сципио-
ном и Цезарем кристаллизовано во фразе:
«Зама отдала мир Риму, Фарсал отдал его Це-
зарю», — но даже здесь Сципиону не полнос-
тью воздается должное, ибо он мог видеть за
величием римской славы величие римских зас-
луг перед человечеством. Не будучи интерна-
ционалистом, он был сверхнационалистом в
самом широком и наилучшем смысле слова.
Аттилу называли «бичом мира», и, различа-
ясь только в степени, большинство великих во-
енных вождей, от Ганнибала до Наполеона, не
имели цели более высокой, чем силой прину-
дить своих врагов — в лучшем случае врагов
своей страны — к покорности. Это привело к
столь же близорукой реакции, заставившей ис-
торика Грина в «Истории английского народа»
написать: «Серьезный упрек историкам состоит
в том, что они превратили историю попросту в
историю резни одних людей другими» и сопро-
водить это абсурдным заявлением, что «война
284
играла скромную роль в реальной истории евро-
пейских наций». Так возникла очень большая
современная школа историков, которые пыта-
ются, совершенно иррационально, писать исто-
рию, даже не упоминая о войне, не говоря уж о
ее изучении. Игнорировать влияние войны как
мировой силы значит отлучить историю от
науки и превратить ее в волшебную сказку.
Большая стратегия Сципиона — это веха, ука-
зывающая истинный путь исторического иссле-
дования. Сципион мог побить противника по
меньшей мере так же эффективно и блестяще,
как любой из великих военных вождей, но он
видел за победой ее цель. Его гений открыл ему,
что мир и война — это два колеса, на которых
движется мир, и он снабдил их осью, которая
соединяет колеса и придает им прямое и рассчи-
танное движение. Право Сципиона на вечную
славу заключается в том, что он был осью, а не
бичом Рима и мира.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение...................................7
Глава 1. Рассвет..........................14
Глава 2. Заря.............................25
Глава 3. Штурм Нового Карфагена...........35
Глава 4. Битва при Бекуле.................48
Глава 5. Битва при Илипе..................61
Глава 6. Покорение Испании................73
Глава 7. Истинная цель.................. 94
Глава 8. Политические препятствия........112
Глава 9. Африка..........................128
Глава 10. Нарушенный мир.................157
Глава 11. Зама......................... 169
Глава 12. После Замы.....................196
Глава 13. Сиеста.........................209
Глава 14. Последний раунд................226
Глава 15. Закат..........................241
Глава 16. Зенит Рима................... 250
Бэзил Лиддел Харт
СЦИПИОН АФРИКАНСКИЙ
Победитель Ганнибала
Ответственный редактор Ю.И. Шенгелая
Художественный редактор И.А. Озеров
Технический редактор Н.В. Травкина
Корректоры О.А. Левина, И.А. Филатова
Подписано к печати с готовых диапозитивов 18.07.2003
Формат 70x100 ’/зг. Бумага газетная. Гарнитура «Таймс»
Печать офсетная. Усл. печ. л. 11,7. Уч.-изд. л. 8,85
Тираж 7 000 экз. Заказ № 2990
ЗАО «Центрполиграф»
125047, Москва, Оружейный пер., д. 15, стр. 1,
пом. ТАРП ЦАО
Для писем:
111024, Москва, 1-я ул. Энтузиастов, 15
E-MAIL: CNPOL@DOL.RU
www.centrpoligraf.ru
Отпечатано с готовых диапозитивов
во ФГУП ИПК «Ульяновский Дом печати»
432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14
800049
0 “212156
ISBN
785952
405516
11€НТРПОЛИГРЙЯР
5-9524-0551
'дом книги" 60.00
III хар» д.
I Сципион
|| Африкан
ский, П
обед...
Оригинальное беллегризованное жизнеописание Сципиона Африкан-
ского - стратега, политика и дипломата. Непревзойденный полководец,
он владел всеми тайнами высокого искусства ведения войн и сочетал в се-
бе эллинскую образованность и суровый стоицизм.
Сципионы - одна из ветвей древнего патрицианского рода Корнелиев,
рода великих полководцев и государственных деятелей. В тяжелый мо-
мент для Римской республики Ганнибал, карфагенский военачальник,
давший в детстве клятву быть непримиримым врагом Рима, угрожал само-
му существованию Вечного города. Публий Корнелий Сципион, исполь-
зуя тонкие ходы тактического мастерства и приспосабливая стратегичес-
кую цель к имеющимся средствам, полностью разгромил непобедимого
Ганнибала. Победа во 2-й Пунической войне превратила Рим в сильней-
шее государство той эпохи.
БЭЗИЛ
ЛИДДЕЛ
ХАРТ | ПОБЕДИТЕЛЬ ГАННИБАЛА